За закрытыми дверями Энн Оливер
        Поцелуй — Harlequin #64
        Спустя шесть долгих лет странствий успешный фотограф Джек Девлин возвращается в родной Мельбурн, чтобы проводить отца в последний путь. Клео Ханиуэлл, заботившаяся о Джерри до последнего дня, с трепетом и волнением ожидает Джека. Девушка убеждена — именно он любовь всей ее жизни. Джек, мечтавший о Клео все эти годы, противится чувству, но пламя первой любви разгорается в его душе с новой силой. Долго сдерживаемая страсть бросает влюбленных в объятия друг друга, однако предстоящие испытания способны разбить их мечты о счастье…

        Энн Оливер
        За закрытыми дверями

        Behind Closed Doors
                        
* * *

        С благодарностью моим критично настроенным коллегам Кэти, Триш, Линде и Шэрон, которые помогли мне решиться и сделать это. Также спасибо моему мужу Генри, лучшей подруге Сью, которые в меня верили, и Кимберли Янг за предоставленную мне возможность.

        Глава 1
        Джек Девлин, поправив темные очки, смотрел на двухэтажный дом, в котором провел двадцать один год своей жизни. Последние шесть лет он старался не вспоминать о нем. Возможно, поэтому сейчас пробирался сквозь минное поле своих эмоций. Смерть не снимала вины с отца, однако еще много лет назад Джеку стоило самому попытаться восстановить мир.
        Теперь он не молодой наивный паренек, который когда-то ушел отсюда не оглянувшись. Тот Джек часто взбирался в свою комнату по шпалере в три часа ночи, и мог проделать это с закрытыми глазами. Теперь он стал совсем другим человеком. И женщине, с которой ему предстояло встретиться, тоже не шестнадцать.
        Джек ослабил узел черного галстука, едва ли не физически ощущая удушающую тяжесть воспоминаний.
        Клео Ханиуэлл будет там. Не важно, чем она занималась после их последней встречи. Клео не пропустит похороны его отца.
        Джек поднял сумку и поморщился от боли, прострелившей раненое плечо. Земля покачнулась, и он, чуть не упав, стиснул зубы и прислонился к столбу веранды. Действие болеутоляющих заканчивалось. Вздохнув, Джек убрал очки в карман рубашки, выпрямился и вошел.
        Он опоздал на похороны на добрых два часа, но поминки, по всей видимости, еще не закончились. Пестрая стайка старичков в психоделических нарядах образца семидесятых, в том числе и Бен Харгривс, все еще гудела. Адвокат отца в брюках клеш нацепил лимонно-фиолетовый галстук. На похоронах в яркой одежде? Почему нет, черт побери? Джек улыбнулся уголком рта, уловив одному ему понятную иронию. Подходящий финал для того, кто на самом деле был волком в овечьей шкуре.
        Потом он взглянул на женщину, обнимавшую Бена за шею во время медленного танца. Вид сзади открывался восхитительный. Обтягивающая красно-белая блузка с узором из маргариток с открытой спиной. Юбка, если этот лоскут вообще можно было назвать юбкой, приподнялась на пару дюймов, подчеркнув восхитительные ножки.
        Женщина была невысокой, наверное около пяти футов и двух дюймов, учитывая туфли на платформе. Все изгибы в наличии и именно там, где надо. Эти формы восхищали его как фотографа и возбуждали как мужчину.
        Она слегка повернулась, и он увидел ее профиль.
        Клео.
        Второй раз за пару минут Джека словно ударили в солнечное сплетение. Можно, конечно, убеждать себя в том, что это из-за разницы во времени или выписки из больницы вопреки советам врача. Он улетел из Рима первым же рейсом.
        «Прими это, Девлин, ты так и не смог забыть Клео».
        Те же голубые глаза с поволокой, светлые волосы. Долгие годы Джек представлял их на своей подушке.
        В шестнадцать обиженная на прошлое красавица, с которой можно было лепить статую, была восхитительна. Он не знает о ее теперешних взглядах на жизнь, но внешне она стала еще прекраснее.
        Волосы забраны в высокую прическу, открывавшую шею, благодаря чему Клео выглядела элегантно и одновременно буднично. Пухлые губы, чаще всего недовольно надутые, остались тайной фантазией Джека.
        Сейчас она не дулась, и улыбка была столь же восхитительна, как и та, которую Джек запомнил.
        Глядя на нее, он боролся со злостью, обидой, сожалением и перекрывавшей все это жгучей болью оттого, что потерял когда-то эту девушку.
        Это уже давно история. Джек медленно, устало вздохнул. Чем быстрее он покончит с делами отца, продаст дом и уедет отсюда, тем лучше.

        Он здесь.
        По тому, как на затылке зашевелились волосы, Клео поняла: приехал Джек Девлин. Дыхание перехватило, по спине побежали мурашки.
        Она чувствовала на себе взгляд цвета дымчато-серых глаз. Несомненно, его глаза потемнели. Джек точно не одобрил ее наряд для такого случая. Плевать. Джерри хотел, чтобы в его честь устроили праздник жизни. Именно это она и организовала.
        Да, она не кровная дочь Джерри Девлина, однако он был для нее отцом, и у нее есть право делать то, что она считает уместным. А его единственный отпрыск настолько невежлив, что даже не связался с ней, чтобы обсудить организацию похорон.
        Как это типично для Джека. Вечно занят самим собой и не думает ни о чем, кроме очередного завоевания. Клео усмехнулась. Он, скорее всего, развлекался с какой-нибудь красоткой, пока его отец умирал.
        Клео не сердилась, хотя и чувствовала себя уязвленной. По доброй воле или от отчаяния она улыбнулась, одернула подол юбки и поцеловала Бена в щеку:
        — Спасибо тебе за все. Джерри понравились бы такие проводы.
        — Я был рад сделать это, Клео. Для тебя что угодно, только скажи.  — Бен взял ее руки и сжал их в своих теплых ладонях. Взгляд Бена метнулся к двери, и сердце Клео дрогнуло.  — Я… Да это же Джек!
        Вздохнув, она заставила себя собраться. Обернулась.
        Помятый мужчина в нескольких футах от нее не походил на модного, всегда гладко выбритого Джека, которого она помнила. Широкие плечи перегораживали дверной проем, сам он по-прежнему излучал ленивую неприкрытую сексуальность. Темно-серые глаза не утратили необъяснимой способности обжигать и обдавать холодом одновременно.
        — Джек, мальчик мой, как же здорово видеть тебя!
        Грохочущий голос Бена разрушил заклятие, под которое, казалось, она попала. Взгляд Джека на мгновение задержался на ней, потом скользнул на стоявшего рядом мужчину.
        — Жаль, что при таких обстоятельствах,  — продолжил Бен.  — Мои соболезнования.
        Джек кивнул:
        — Спасибо.
        Пригвожденная к месту, Клео наблюдала за тем, как мужчины обменялись рукопожатиями.
        Небритый Джек выглядел так, словно только что выбрался из постели любовницы. Неухоженные темные волосы кудрями ниспадали на воротник. Брюки выглядели так, словно в них спали, хотя Клео думала, что он оставляет на себе лишь загар, когда отправляется в кровать.
        Неужели он считает, что щетина выглядит сексуально? И все же к ней ужасно хотелось прикоснуться, даже зачесались ладони.
        Внимание Джека снова сконцентрировалось на ней. Она услышала слова Бена:
        — Я вас оставлю, вам надо познакомиться заново.  — И он ушел.
        Клео показалось, что звуки музыки и разговоров стали стихать, а потом и вовсе перестали существовать. Она слышала только свой пульс, только тяжелые удары сердца в груди. И Джека.
        Вздохнув, она заставила ноги двигаться и остановилась на безопасном расстоянии вытянутой руки. На безопасном ли? Его бездонные глаза буквально пожирали, скользили по ее лицу. Она чувствовала его взгляд, как прикосновение. Глаза, щеки. Губы. Если бы Клео не знала Джека так хорошо, могла бы поклясться в том, что…
        Но нет. Он вернулся не из-за нее. Из-за отца.
        Слезы жгли глаза, Клео их сдерживала. «Разве мало боли он тебе причинил? Не думает о тебе, никогда не думал и не будет».
        От Джека пахло самолетом, новой рубашкой и незнакомым мылом. Но за всем этим Клео уловила свойственный только ему аромат, которым грезила много лет.
        Стиснув руки в кулаки, чтобы Джек не увидел дрожи, она подняла подбородок выше:
        — Значит, блудный сын вернулся.
        — Здравствуй, Клео.
        Возможно, потому, что приличия требовали этого от членов одной семьи, Джек поцеловал ее в щеку. Клео затаила дыхание, задрожав от прикосновения. В отличие от последней лихорадочной, безумной ночи в комнате Джека этот поцелуй был холодным и отстраненным.
        И не менее опустошающим.
        Чтобы хоть как-то это компенсировать, Клео беззаботно взмахнула рукой:
        — Ты опоздал.
        — Какая горькая ирония! То же самое ты сказала во время нашей последней встречи.
        На вечеринке в честь его двадцать первого дня рождения.
        Та ночь навсегда запечатлелась у нее в памяти. Разбитый нос Сэма Дентона, которого Джек ударил через окно машины, ярость, с которой он потом вытаскивал ее из автомобиля Сэма. Стыд, когда отец увидел, как Джек ведет ее в свою комнату, прикрывая курткой ее порванную блузку и обнаженную грудь.
        И унижение, пришедшее позже. Клео получила ту реакцию, которую хотела, заплатив за нее сполна. Попытки привлечь внимание Джека, хотя бы разочек, привели к тому, что он исчез из ее жизни.
        — Может, в ту ночь ты солгала мне?
        Голос Джека вернул Клео в реальность. Похоже, он собирался напомнить ей о старых ранах, хотя должен был спросить об отце.
        Он наклонился еще ниже:
        — Или я…
        — Или ты… что?
        — Или я действительно опоздал?
        — О чем ты говоришь?
        Ровный голос, на лице ни намека на удивление.
        — Удобная амнезия, да, Клео?
        Ее словно ударили кулаком в живот. Амнезия стала бы благословением.
        — И ты смеешь говорить об опоздании?!  — Из-за того, что он на похоронах отца так спокойно заговорил о той ночи, голос Клео резко прерывался.  — Ты предал умирающего человека, тебе он, может, и безразличен, но я его любила, а ты не выполнил его последнее желание.
        — Что за желание?
        — Попрощаться с тобой.
        Что-то неприятное промелькнуло во взгляде Джека. Не вина, даже не сожаление.
        — Я приехал сразу, как только узнал об этом.
        Может, это и правда, но Джеку так легко не отделаться. Ни за что. Клео состроила свою лучшую гримаску «Не делай из меня дуру!». Надутые губки, приподнятая бровь. Ее она отточила до совершенства много лет назад и всегда доводила ею Джека до бешенства.
        — Если не возражаешь, Златовласка, я закину вещи и помоюсь. Моя комната все еще моя?
        Давно ли Клео впервые услышала это прозвище и возненавидела его? Во времена Джека.
        Решительно настроенная не облегчать ему возвращение в ее жизнь, она пожала плечами:
        — Если ты все еще помнишь дорогу.
        Наклонившись за сумкой, Джек снова покачнулся, губы его побелели.
        — Что с тобой? Ты болен?  — с тревогой спросила Клео.
        — Никогда не чувствовал себя лучше. Дай мне пятнадцать минут.  — Уголок рта пополз вверх, появилось подобие озорной усмешки, которая всегда заставляла ее девичье сердце биться чаще.
        Клео медленно, глубоко вздохнула. Какое облегчение: Джек повернулся и побрел к холлу.
        От прежнего Джека осталось достаточно, чтобы у нее внутри все гудело. Против желания ее глаза следили за его мускулистой спиной, пока он не скрылся в дверях.
        Клео подавила внезапно возникшее желание прокричать что-нибудь безумное ему вслед и зажмурилась. Ему нет места в ее жизни. Ни сейчас, ни вообще. Она сосредоточится на себе, своих желаниях, нуждах. Забудет Джека.
        Но глаза распахнулись от тяжелого глухого удара, за которым последовало короткое резкое ругательство. Дыхание перехватило. Неудивительно, Джек поднимался по лестнице как пьяный.
        Пробормотав «Извините, я на минутку» для всех, кто мог ее слышать, Клео бросилась через холл по лестнице и, остановившись наверху, шумно выдохнула. Он вернулся всего пару минут назад, а она уже бегает за ним. Снова.
        Когда Клео вошла в его комнату, он стоял у окна, упершись руками в подоконник, и глубоко дышал. Клео словно оглушило. Его запах, близость, интимность обстановки.
        «Назад. Немедленно!» — мысленно приказала себе Клео, однако ноги словно приклеились к полу, а взгляд — к длинным загорелым пальцам Джека. Он вертел фигурку из эмали и бронзы.
        — Это ты сделала?
        Джек стоял спиной к двери, но знал, что она рядом. Он всегда это знал. Клео закусила губу и наконец сказала:
        — Да. У меня своя студия в гараже.
        — Впечатляет.  — Джек поставил статуэтку и обернулся оглядеть комнату.
        Цвет лица у него улучшился, хотя бледность все еще сохранялась. Клео чувствовала, что и ей нехорошо. Джек высасывал весь кислород, поглощал все пространство.
        — Новое покрывало,  — заметил он.
        Ее взгляд скользнул на бордовое с зеленым лоскутное покрывало, потом в сторону. Она не хотела смотреть на кровать.
        — Я сшила его у постели Джерри. Помогало скоротать время.
        Вдруг, как огненный шар, образ обнаженного Джека, скользящего по лоскуткам, промелькнул у нее перед глазами. Ее пальцы прикасались к соблазнительно загорелой коже. Боже милостивый!
        Сцепив пальцы, Клео сделала полукруг и оказалась лицом к лицу с объектом своих страстных фантазий.
        — В этом старом доме почти ничего не изменилось,  — отметил он.
        И не его за это благодарить.
        — Тебя не было шесть лет, Джек. Сбежал, не сказав ни слова.
        Короткая и не очень вежливая интерлюдия переросла в оглушающую тишину.
        — Во-первых, я не сбежал.  — Джек напрягся.  — Во-вторых, мне пора было уйти.
        Их взгляды встретились, и Клео поняла, что они оба погрузились в воспоминания. Она знала, что Джек имел в виду, и все равно не понимала, почему он ушел.
        — Почему не попрощался? Мы этого заслуживали, по крайней мере, твой отец точно.
        — Отец?  — Что-то похожее на злость, сожаление или и то и другое промелькнуло в его взгляде.  — Он сказал то, что должен был сказать.
        Клео сглотнула. Ее взгляд привлек блеск золотой цепочки у него на шее. Грубо обработанный медальон у манящего изгиба ключиц был одним из ее первых изделий, сделанных в старшей школе на занятиях по обработке металла.
        Джек все еще носит его. Сердце затрепетало, но она подавила порыв.
        — Он был твоим отцом, Джек! А ты обращался с ним как с незнакомцем.
        — Ты ему это компенсировала.
        Резкие нотки жалили. Неужели он ее обвиняет?
        — Кстати, о родителях,  — добавил он более спокойно,  — я не видел внизу твою маму.
        Обрадовавшись смене темы, Клео кивнула:
        — У нее случился роман на работе, и она снова вышла замуж.
        — Рад за нее.  — Джек расстегнул ремень и бросил его на кровать к галстуку.  — Она заслужила счастье.
        — Согласна. Они поехали в Новую Зеландию знакомиться с его родственниками и остались там. Она передает свои соболезнования. Я, кстати, съехала с квартиры, чтобы быть ближе к Джерри, так как мамы больше не было рядом.
        — Ты сама заботилась о нем? Здесь?
        — Конечно. Когда у него не было химиотерапии.
        — Тебе кто-нибудь помогал? Ради бога, скажи мне, что ты была не одна, когда он…
        Слово «умирал» повисло в воздухе.
        — В самом конце помогала сиделка. Я сделала то, что должна была. Смерть естественна.
        Он кивнул, продолжая тереть шею.
        — Это большая ответственность.
        Да что он знает об ответственности!
        — Вовсе нет. Он был мне настоящим отцом.
        — Наш подлый дуэт не знал, от чего отказывается, когда отвернулся от тебя.
        — Это было пятнадцать лет назад. Я уже забыла.  — Словно защищаясь, Клео скрестила руки на груди — знакомый и на этот раз бессознательный жест. Она так и не смогла смириться с тем, что ее отец и мать Джека сбежали вместе, хоть всегда утверждала обратное.
        — Они много потеряли, Златовласка.
        Его голос стал мягче и обволакивал, словно теплое виски. Клео почти чувствовала, как тает под взглядом, от которого становилось все жарче.
        Потом он положил руку ей на плечо. Этого явно никто из них не ожидал. Клео услышала свой мягкий вздох и почувствовала, как напряжены пальцы Джека. Его ладонь скользнула к ее шее, согревая обнаженное плечо.
        О чем она думала, почему позволяла ему прикасаться к ней, будто ему не все равно и он наслаждается ощущением, ища в ее глазах самые сокровенные и темные секреты?
        Хотелось верить, что это не просто братская поддержка. Ладонь Джека скользнула ниже, пальцы сомкнулись вокруг руки Клео. Потом вторая ладонь проделала то же самое. Совсем не по-братски.
        Внизу что-то глухо стукнуло, и раздавшийся вслед за этим мужской смех разрушил чувственное ощущение, околдовавшее их. Джек резко отдернул руки, будто прикоснулся к расплавленному металлу.
        — У тебя еще гости.
        Внезапная утрата физического контакта вернула ее в холодную реальность.
        — Поправлю: у нас все еще гости.  — Клео потирала руки в тех местах, где еще оставался обжигающий отпечаток ладоней Джека.  — Это твой дом, Джек, нравится тебе это или нет, и люди, которые сейчас внизу, пришли попрощаться с твоим отцом.
        — За исключением Бена я никого не узнал. Где Джинн? И Скотти говорил, что будет здесь.
        — Джинн ушла рано, а Скотт делает то, что должен был сделать ты, повез домой твою вторую кузину Мойру,  — напомнила Клео, когда Джек посмотрел на нее непонимающим взглядом.
        — А, эта птичница, которая все время разговаривает со своими розовыми какаду. Спасибо, Скотти.  — Джек поежился.
        Клео покачала головой:
        — Я знаю о твоих родственниках больше тебя.
        Это многое объясняло в отношении Джека к семье.
        — Так всегда было. Ладно, я спущусь через десять минут, сейчас у меня свидание с горячим душем.
        Он выдернул рубашку из брюк, расстегивая пуговицы. От одного вида обнажившейся соблазнительной полоски кожи все внутри у Клео завибрировало в предвкушении. Что будет, если она прикоснется к этой полоске прямо сейчас? Руками, губами, языком.
        Проверка связи с реальностью. Джек под запретом для ее же собственной безопасности. И промелькнувшее желание тоже.
        — Ты не оставишь меня?  — Джек замер, задержав руки на рубашке.
        — Конечно. Увидимся внизу.

        Когда последний гость уехал, Клео скинула туфли и принялась убирать, дожидаясь возвращения Скотта. Он собирался заехать узнать, как она, прежде чем отправиться домой. Скотт, сын Бена Харгривса, и Джек были лучшими друзьями со старшей школы. Только Скотт с самого первого дня помогал Клео, поэтому в ее романе был главным героем.
        Через некоторое время на ее плечи легли ладони Скотта. Она обернулась с улыбкой:
        — Привет.
        Вот так просто. Никакого неловкого молчания, никаких трепещущих нервов.
        — Извини, что я так долго. Мойра хотела показать мне вольер. Я не уверен, что эти какаду вообще законны.
        — Она очень одинока. Спасибо, что отвез ее домой.  — Она погладила его по щеке.  — Вернулся Джек.  — Услышав сдавленный звук собственного голоса, Клео отвернулась к столу, накрывая остатки еды фольгой.
        — Джек?  — Голос Скотта повеселел.  — Где он?
        — Наверху. Сказал, что собирается принять душ.  — Клео посмотрела на потолок.  — Это было больше часа назад.  — До этого момента Клео удавалось игнорировать раздражение.  — Пожалуй, надо пойти и проверить.
        — Он появится, когда будет готов. Или не появится. Ты же знаешь Джека.
        Она колебалась.
        — Ты прав. Просто…
        Скотт с волнением обхватил ее лицо ладонями:
        — Ты в порядке?
        — Отлично. С чего бы мне быть не в порядке?
        — С того, что ты всегда по нему с ума сходила. И увидеть его снова спустя время для тебя, должно быть, настоящее потрясение.
        Неужели это очевидно всем, кроме Джека?
        — Сходила по нему с ума? Ты ошибаешься!
        — Неужели?
        — Да.  — Подчинившись безумному импульсу, Клео бросила фольгу на стол и схватила Скотта за рубашку: — Поцелуй меня, Скотт. И я докажу, что ты не прав.
        — Эй-эй, притормози.  — Он улыбнулся и провел пальцем по ее губам, видимо чтобы смягчить отказ.  — Это эмоции.
        Конечно. Джек и эмоции всегда шли рука об руку. Чувствуя жар на щеках, она отступила, взяла тарелку маленьких пирожных и понесла в холодильник.
        — Извини, это так глупо.
        — Забудь.  — Улыбка Скотта стала чуть шире.  — Дело еще и в самосохранении. Готов поспорить, Джек по-прежнему покровительствует младшей сестренке.
        — Я не его сестра!  — Она раздраженно хлопнула дверцей холодильника.  — И уже не маленькая.
        — Ладно-ладно, извини. Ты не его сестра. Он тебе просто небезразличен.
        Клео покачала головой:
        — Если бы все было так просто.
        — Когда вы виделись последний раз, ты была еще ребенком, отношения между вами были невозможны, по крайней мере с точки зрения Джека. Теперь все иначе, и ты не знаешь, что делать.
        — Так вот почему наши отношения не переросли в нечто большее? Ты знал? Извини, это личный вопрос. Забудь о том, что я сказала.
        — Уже забыл.  — Он позвенел ключами.  — Завтра вечером все в силе?
        — Что в силе?
        — Баскетбол.
        — А-а-а…  — Клео приклеила на лицо улыбку.  — Точно.
        — Увидимся завтра!  — Он не поцеловал ее на прощание, как обычно.
        — Пока.
        Раскаленной кожей Клео чувствовала прохладный влажный вечерний воздух. Она приложила горячую щеку к гладкой поверхности холодильника и стояла так до тех пор, пока не стих шум машины Скотта. Сквозь открытые окна доносились трели цикад, слышался лай собаки.
        Только идиотка будет полжизни сохнуть по плейбою вроде Джека, не обращая внимания на спокойного, надежного Скотта. Вздох слетел с ее губ. Скотт был рядом, когда пришло время Джерри. А Джек? Где был он?
        Если верить журнальной вырезке, он вел светскую жизнь в Италии. Клео знала текст наизусть: «В Милане мистер Джек Девлин, восходящая звезда модной фотографии, появился в обществе мисс Лианы Кумовой, восхитительной новой…»
        Чем еще занимался эти шесть лет мистер Джек Каждую-минуту-новая-модель? И надолго ли приехал на этот раз?
        Глава 2
        Время. Клео взглянула на таймер микроволновки. Джек не сдержал обещания, не спустился вниз. Единственному человеку, который мог понять и разделить ее горе, попросту все равно.
        Оторвавшись от холодильника, она пошла к лестнице. Пожалуй, пора кое о чем ему рассказать.
        Дверь его комнаты была открыта, внутри стояла темнота. Затухавший сумеречный свет, просачивавшийся между занавесками, падал на неподвижное тело, раскинувшееся на кровати.
        Клео хлопнула ладонью по двери, открывая ее шире:
        — Джек, проснись. Мне надо с тобой поговорить.
        Он даже не пошевельнулся. Клео скользнула в комнату, с усилием пересекла спальню и включила лампу у кровати.
        Похоже, Джек как упал на покрывало, так и лежал не шевелясь. Светло-коричневый пушок на бронзовой от солнца коже груди отливал золотом в приглушенном свете. Клео понадобилось немало усилий, чтобы удержать руки на месте.
        Цепочка Джека соскользнула, медальон лежал между шеей и плечом. Клео поморщилась, когда увидела жуткую гематому с левой стороны груди, потом заметила под рубашкой еще и грубый шов через плечо.
        «Что же ты на этот раз с собой сделал, Джек?»
        Он всегда ходил с синяками, как с наградами, потому что регулярно ввязывался в драки, причем только из-за каких-нибудь девчонок. Исключений не бывало.
        Клео откинула с его лба непослушные волосы, кожа прохладная и нежная, жара нет, значит, нет и причин прикасаться к нему. Но она всегда чувствовала себя ужасно, когда он страдал. Глупо с ее стороны.
        Тем не менее волнение пробилось сквозь туман эйфории, она осторожно тронула его за плечо:
        — Джек?
        Он дернулся и резко открыл глаза.
        — Это Клео, Джек.
        От звука ее голоса его веки слегка опустились, теперь обольстительные глаза было почти не видно за длинными ресницами. Ей вдруг показалось, что она куда-то летит.
        — Ты в порядке?  — Наклонившись ближе, она уловила слабый теплый аромат его кожи.
        Он вдруг простонал:
        — Клео… Дом…
        И закрыл глаза. Клео вздохнула. Без шансов. Не могли слова «Клео» и «дом» оказаться в одном предложении. По крайней мере, в этой жизни.
        Старательно не обращая внимания на его расстегнутые брюки, она подошла к кровати и стянула с него туфли и носки.
        Боже, даже тонкие пальцы на его ногах сексуальны! Клео в отчаянии покачала головой.
        Клео достала из комода легкое одеяло и накрыла податливое тело. Ясно, в ближайшее время он не придет в себя.
        — О, Джек, как здорово мы проводили время, когда были детьми! Ты был моим лучшим другом. И даже не рассердился, когда я спаяла из твоего конструктора ветряную мельничку.  — Она улыбнулась, вспомнив об этом, но улыбка поблекла так быстро, как появилась.  — Почему все изменилось?
        «Это случилось здесь»,  — подумала Клео, глядя в окно. Вечер начался хорошо. План был таков: отдать Джеку девственность, чтобы он понял, что они предназначены друг для друга. Но все пошло наперекосяк.
        Джек дал задний ход, когда на диске зазвучала медленная мелодия, а потом принялся пить. И выпил очень много. Уязвленная, Клео стала флиртовать с Сэмом, и они как-то оказались на заднем сиденье его машины с бутылкой водки. Потом через окно прилетел кулак Джека.
        Вспоминать об этом было тяжело. Не усидев на месте, Клео встала и принялась мерить шагами комнату. Той ночью она стояла на этом самом месте и так же прижимала руки к груди, только по иной причине. Новая блузка распахнулась, бюстгальтера не было.
        Огни вечеринки снаружи бросали на Джека оранжевые отсветы, черты его лица были резкими. Сквозь звон в ушах Клео слышала беззаботный смех и громкую музыку.
        Пальцы Джека впились в ее плечи, в глазах пылало что-то гораздо страшнее простого раздражения.
        — Что ты, черт побери, наделала?
        — Тебе какое дело?  — Клео попыталась вытереть слезы, но Джек крепко сжимал ее руки и не давал сдвинуться с места.
        — Тебе шестнадцать, Клео! Ты понимаешь, что это значит?
        В тот момент она хотела закричать, прижаться к его широкой груди и, осыпая ударами, умолять заняться с ней любовью. Но этому не суждено было случиться.
        — Ненавижу тебя, Джек Девлин. Найду себе кого-нибудь, кто научит меня развлекаться.  — Ее губы вытянулись в презрительную ухмылку.  — Как следует развлекаться.
        Пальцы Джека сжались крепче, Клео содрогнулась от выражения, промелькнувшего на его лице, испытав чувство, близкое к страху.
        — Хочешь развлечься?  — процедил он сквозь зубы.
        Она едва разобрала эти слова, в голове, словно набитой ватой, пульсировала кровь.
        И он впился в ее губы. Поцелуй был горячим, грубым, резким. Она не могла вырваться, рука Джека лежала у нее на затылке. Едва держась на ногах, она замерла. Еубы Джека скользили по ее губам, зубы впивались в ее мягкую кожу, язык оказался у нее во рту.
        Потом Джек резко отстранился, тяжело дыша, во взгляде застыла мука, прекрасные губы блестели в тусклом свете. Он вытер их, будто вкус Клео был ядом, и пошел к двери.
        — У тебя две минуты на то, чтобы привести себя в порядок и убраться с глаз моих долой, иначе я за себя не отвечаю.
        — Ты опоздал, старший брат!  — крикнула она ему в спину.
        — Я убью его.  — И он хлопнул дверью.
        Ненадолго закрыв глаза, Клео отогнала воспоминания. Потом, глубоко вздохнув и растерев щеки, повернулась к Джеку. Он, слава богу, все еще спал.
        Шесть лет назад он ясно дал понять, что чувствует к ней. С тех пор она его не видела и не слышала.
        Оставив ночник включенным, Клео пошла к двери. Образ Джека обжигал воображение и согревал сразу несколько эрогенных зон.
        Несмотря ни на что, она все еще мечтала о нем.  — Сладких снов, Джек.

        Джек знал, что спит, но от этого происходящее не казалось менее реальным. Он вертел головой, дыхание учащалось. Под молочно-белым небом расстилалась коричневая запекшаяся земля. Было холодно. Дрожа от ветра, продувавшего мокрую от пота рубашку, Джек поднял камень у развалин, которые когда-то были примитивным жилищем.
        Он слышал женские рыдания, дети в обносках с грязными лицами, как молчаливые привидения, смотрели на него пустыми глазами. Деревня превратилась в груду камней. Пахло разлагающимися телами.
        Вдруг откуда-то раздалась стрельба. Послышались крики. Горячий металл пронзил его плоть, тело с глухим ударом упало на твердую землю.
        Его окружила темнота. И где-то в этой темноте, наполненной болью, знакомый голос произнес его имя.
        Прохладные ладони прикасались к его лицу, гладили руки. Он почувствовал аромат жасмина, когда она легла рядом с ним.
        А потом наступила тишина. И его до глубины души объяло спокойствие.
        Должно быть, он попал в мир иной. Смутные воспоминания об ангеле дразнили разум. Совсем не святом ангеле с голосом сирены в прикроватном аду. До сих пор витал аромат жасмина. Джек нахмурился. Ангелы пользуются туалетной водой?
        Он открыл глаза и увидел ее, лохматого сонного ангела по имени Клео, который свернулся калачиком в кресле возле его постели. На соседней подушке небольшая вмятина. Значит, какое-то время она спала возле него.
        Клео вздохнула, но глаз не открыла, полностью скрытая хлопковым покрывалом. Это хорошо, ибо ее тело слишком большой соблазн для мужчины, недавно выписавшегося из больницы.
        К несчастью, воображение Джека было здорово как никогда. И с тестостероном тоже все обстояло хорошо. Кровь загустела, стала вязкой и начала скапливаться ниже пояса. С хриплым вздохом Джек спустил одеяло до бедер в надежде охладить лицо и грудь.
        От одной мысли об ее изящных изгибах разум обратился к тому, к чему сам он обращаться не хотел.
        Тогда он заставил мозг представить Клео в персиковом шелке под цвет ее кожи. Затем представил ее тело, прикрытое лишь ворохом опавших листьев, золотые отблески в ее волосах, подчеркнутые великолепием осени.
        Но Джеку не удалось избежать сценки, в которой холодный осенний ветер разрушил его искусную работу, разметав листья и обнажив набухшие от холода розовые соски.
        Он тихо выругался. Надо как-то отвлечься. Джек приказал вялому телу двигаться, но ноги не слушались. В то же мгновение его охватила паника.
        Он посмотрел вниз. Чуть ниже колен гора из белого меха начала увеличиваться в размерах.
        — Это что такое?
        — Не что, а кто,  — поправила Клео.
        Джек посмотрел на нее. Веселье, искрившееся в ее глазах, вместе с хриплым от сна голосом окончательно разрушили его уже пострадавшую уверенность в себе. Он снова посмотрел себе в ноги и хмуро спросил:
        — И кто же это?
        — Его зовут Константин. Ужасно избалованный и наглый гибрид перса, считает себя человеком.
        — Чем ты его, черт побери, кормишь? Он огромный!
        — Когда его последний раз взвешивали, было семь килограммов. Иди сюда, Кон.
        Злобное недовольное урчание завибрировало в ногах у Джека, когда Клео откинула покрывало и встала.
        — Ой-ой! Осторожно, у него плохое настроение! Будь внимателен.
        Она наклонилась над кроватью и потянулась к коту. Все внимание Джека было приковано к ее груди, она просто загипнотизировала его, покачиваясь под крошечным топом с изображением звезд и луны.
        Когда Клео скинула гору меха на пол, раздалось недовольное урчание, в воздух поднялось облако шерсти. Клео поправила волосы и проводила взглядом уходящего кота, хвост которого походил на метелочку из перьев.
        — Проблема в том, что он обычно спит со мной.
        — Должно быть, вам тесновато.
        Персиковые щеки Клео порозовели. Схватив покрывало, она плотно завернулась в него, как в хлопчатобумажную броню, и что-то гораздо сильнее злости вспыхнуло пламенем в ее голубых глазах.
        — Ты ничего не знаешь обо мне и моей жизни. Ни разу не удосужился со мной связаться! Так что моя жизнь тебя не касается!
        Неужели она подумала, что он имел в виду «тесно в постели»?
        — Я пытался сказать…  — Джек вовсе не собирался выяснять, как она спит, меньше всего на свете хотел думать об этом!  — Забудь.
        Она манипулировала парнями с тринадцати лет — с тех пор, как созрела. Это была постоянная головная боль. Наверное, теперь, в двадцать два года, Клео сама научилась с этим справляться.
        Джек перевернулся на бок и подложил больную руку под голову:
        — Ты здесь всю ночь?
        — Тебе, видимо, приснился кошмар. Я уже собиралась в постель и зашла проверить, в порядке ли ты. И уснула. Если думаешь, что здесь кроется что-то другое, ты безумнее, чем я считала.
        Улыбка расцвела на губах Джека.
        — Несколько дней отдыха — и я в порядке. Но все равно спасибо.
        Подбородок Клео поднялся еще выше.
        — Да не за что. Я привыкла спать сидя. Часто приходилось у постели Джерри.
        А это шип специально для Джека. Прямо в цель. Ведь она взяла на себя его обязанности.
        Он хотел думать, что приехал бы домой и попытался помириться с отцом, если бы узнал о его болезни раньше, но шрамы в их отношениях были слишком глубоки, до самой кости. Если бы Джек и приехал, то исключительно ради Клео.
        — Джерри любил, чтобы я читала ему, пока он не уснет,  — мягко сказала Клео.  — А на рассвете, когда боль усиливалась…
        Ее глаза увлажнились. Схватив салфетку с ночного столика, она шмыгнула носом.
        — Долго отец болел?
        — И этот вопрос задает мне сын. Еще два года назад он знал, что смертельно болен. Все было не так уж и плохо, только последние три месяца нам обоим дались тяжело. Он хотел умереть дома.  — Ее слезы пригвоздили Джека к кровати.  — Умирая, он хотел, чтобы ты был рядом.
        Эти слова ужалили так, словно Клео провела по нему инструментом по металлу, который он у нее видел.
        — Прости меня, Златовласка.
        Она уставилась на него. Повисла тишина. Джек готов был поклясться, что в комнате стало жарче.
        Клео резко высморкалась и пошла, волоча за собой покрывало, в примыкавшую к спальне ванную выкинуть салфетку, а когда вернулась, сказала:
        — Это не я тебя просила.
        — Я не знал, что он умирает.
        — Кто в этом виноват?
        Скотти, единственный, с кем Джек поддерживал связь, ничего не сказал, но он его не винил. Сам виноват, надо было спросить.
        — Почему ты не наняла сиделку раньше?
        — Сиделку?  — Глаза Клео сверкнули, и она плотнее завернулась в покрывало.  — Сиделка не заменит семью. Но ты об этом не знал? Когда-нибудь, Джек Девлин, ты пожалеешь о том, что повернулся спиной к людям, которые думали о тебе, даже когда не знали, где тебя черти носят, потому что ты не удосужился сообщить нам об этом, не звонил и не писал.
        Джек заслужил все слова, которые она ему бросила. Нет, отец тут ни при чем. Решив уйти, он знал, что не пожалеет об этом. Он заслужил это, потому что избегал Клео, не был с ней рядом, заставил ее страдать.
        Но она никогда не видела всей картины целиком, потому что смотрела в объектив, когда основное действие разворачивалось за камерой.
        Джек хотел, чтобы все так и осталось.
        — Иногда вещи кажутся черно-белыми, хотя на самом деле это не так.
        — Ты не лучше тех родителей, которые нас бросили, даже хуже, потому что знаешь, что чувствуют люди, когда их бросают!
        Висок снова запульсировал. Джек не помнил, когда ел последний раз.
        — Клео, я не хочу сейчас из-за этого ссориться. Извини, но мне надо принять наконец душ.
        — А мне надо кофе.  — Клео остановилась у двери.  — Помочь тебе перевязать плечо? И эта ужасная гематома…  — Она скользнула взглядом по его телу, отвернулась.  — Ты был у врача?
        — Я справлюсь. И у врача был.
        — Она того стоила?  — Клео снова посмотрела на Джека. Этот взгляд был таким же холодным, как и голос.
        — Почему ты решила, что это была женщина?
        Клео рассмеялась, и резкие звуки ее смеха кусочками льда осыпали тело Джека.
        — А ты как думаешь? Просто у тебя такая репутация. Ты ведь взял ее с собой, когда уходил?
        — Без нее я бы и не ушел.  — Его вполне устраивало то, как она все поняла.
        Но спокойствие, которое он излучал, было напускным. Напряжение сковывало шею и плечи, когда он провожал ее взглядом.
        — Да, я ушел из дома, но это не означает, что я о тебе не думал.  — Джек тут же обругал себя. Зачем сказал?
        — Ну да, конечно.  — Клео смотрела на него, вытянув губы в тонкую линию.  — А вот я уже давно о тебе не думаю.
        Буквально на секунду в ее глазах мелькнул испуг. Именно этот взгляд маленькой испуганной девочки видел Джек, когда ее отец объявил, что влюбился в его мать, и они, оба археологи, через два дня уезжают на раскопки. Клео тогда было семь лет. С того дня Клео не сказала ни слова о биологическом отце. Будто похоронила его. Джек понимал ее боль. Этот ублюдок сбежал с его матерью.
        Неужели она и его похоронила в той же черной дыре? Не то чтобы он винил ее, особенно после провала в их последнюю ночь.
        Джек откинул одеяло и опустил ноги на ковер.
        — Не надо.  — Она подняла руку.  — Не говори ни слова.  — Покрывало распахнулось шире, теперь он видел полоску упругой гладкой кожи между малюсеньким топом и неприлично короткими шортами.  — Ты теперь часть истории, Джек. Можешь считать себя даром, который Бог преподносит другим женщинам. Но женщина, стоящая перед тобой, не такая, она хочет не одноразового секса с прощальным поцелуем.
        Обнаженная Клео в постели с безликим мужчиной. Этой картинки Джек всегда старался избегать.
        — Очень на это надеюсь.
        Клео кивнула и указала на себя:
        — Хорошо. Потому что эта женщина хочет найти мужчину, который не боится быть рядом ради семьи и делать то, что должен.
        Именно этого он боялся больше всего.
        — Я не очень-то хорош, когда дело касается семьи и обязательств. Учителя были прекрасные.
        Она фыркнула:
        — Если ты забыл, я тоже была здесь, но твоей антипатией не прониклась. Не вини других в собственных недостатках и страхах.  — Ее прервало недовольное «мяу», и кот принялся точить когти об обивку мебели где-то в холле.  — Пойду выпущу Кона. Я знаю, он, как и большинство мужчин, считает, что мир вращается вокруг него.
        Джек подождал, пока Клео уйдет, и встал с кровати.
        Голова закружилась, он снова сел и, вцепившись пальцами в край матраса, сделал несколько медленных глубоких вдохов. Пара минут на то, чтобы прийти в себя, и все будет хорошо. Ведь он дома, целый и почти невредимый.
        До этого его спасала камера. Независимый фотограф, он ездил по свету, и это помогало не думать о том, чего у него быть не могло, направляло мысли в более продуктивное русло. Четыре года назад Джек променял блеск и гламур на зоны военных действий, стал жить настоящим и думать только о задании, над которым в тот момент работал. Лучше уж так, чем корить себя за то, чего не можешь изменить.
        Теперь необходимо разобраться с финансовыми делами отца, продать дом.
        Все не так просто, как он себе представлял. Джек поморщился: напряженные мышцы отказывались повиноваться. Значит, Клео больше не живет в квартире. Нет, она расположилась в этом доме.
        Преодолев приступ волнения, возникший при мысли о том, что придется жить так близко к девушке, о которой мечтал почти всю жизнь, Джек подошел к окну и взглянул на сад, где росли розы всех цветов радуги. У Клео есть полное право жить здесь. Она заботилась об отце, следила за домом и ухаживала за садом. Одна. Джек не мог просто попросить ее уехать.
        Он потер шею. Может, она согласится снова переехать в квартиру, конечно же бесплатно. А он сделает так, чтобы Клео могла использовать гараж в качестве мастерской до тех пор, пока не найдется другое помещение.
        Чувство вины острой занозой засело в груди. Черт, он ведь даже не знал, не пришлось ли Клео бросить свое занятие, получилось ли продать что-то из того, что она сделала, оставил ли ей отец денег.
        Нет, богатства Джеку не нужны. По крайней мере, для себя. Он потратил бы деньги на зарубежные проекты по восстановлению, которые поддерживал.
        Но Клео… Серьезная проблема. До тех пор, пока не удастся найти способ погасить этот долг, надо сидеть здесь, в самой опасной зоне, и без прикрытия с воздуха.
        Глава 3
        Джек не спеша смыл пот. Пар для тела стал бальзамом, напряженные мышцы расслаблялись от тепла. Он снова чувствовал себя почти нормальным человеком.
        — Бывало, и лучше выглядел,  — пробормотал он, глядя в зеркало.
        С глазами ничего не поделаешь, потому Джек принялся соскребать щетину, отросшую за несколько дней.
        Покончив с этим, очень осторожно снял с плеча повязку. Помощь не помешала бы, но, представив маленькие аккуратные ручки Клео на своем теле, Джек решил, что справится сам. На вид рана была отвратительной, да еще и горела огнем. Он промыл и перевязал ее. Потом натянул джинсы и старую черную футболку, мягкую и не терзавшую измученное тело, провел расческой по слишком длинным волосам. Поморщился, взглянув на свое отражение. Действительно, бывали и лучшие времена.
        Он вышел из спальни и отправился вниз, почти бесшумно ступая босыми ногами по гладкому паркетному полу. Перила и ступени сияли чистотой, слабый свежий запах лимонной полироли смешивался с ароматом кофе. Позвякивала посуда. Уютные домашние звуки.
        Сделав два шага вниз, Джек замер и уставился на статую у основания лестницы. Металлические прутья, стремясь вверх, сплетались и причудливо изгибались. Вырисовывались очертания скрещенных рук, груди. Как он вчера не заметил этот эротический шедевр из металла? Наверное, работа Клео.
        — Какие люди! Давненько мы не виделись!
        Джек обернулся, услышав голос Скотта.
        — Скотти!  — Друг детства стоял в прихожей в легком костюме от Армани, благоухающий на весь холл дорогой туалетной водой. Теперь он выглядел более стильно, чем тот студент, которого запомнил Джек.  — Как обычно, безобразен!
        Скотт улыбнулся:
        — Не так безобразен, как ты.  — В три шага он преодолел разделявшее их расстояние и схватил Джека за обе руки.
        — Тут я вынужден с тобой согласиться.  — Джек вздохнул с облегчением после такого радушного и простого приема.  — Так, и что вырядился?
        — Еду к клиенту.
        — А, ну конечно! Скотт у нас теперь юрист. Отец и сын, одна команда.
        При упоминании родственных связей Скотт почувствовал себя неловко и качнулся с носка на каблуки:
        — Мне жаль твоего отца.
        — Да ничего.  — Другого ответа Джек придумать не смог.
        — Каково это, вернуться?
        — Скажу тебе, когда тело придет в норму.
        Скотт внимательно оглядел его:
        — Ты почти не изменился. Пожалуй, только немного отощал.  — Взгляд Скотта скользнул по волосам Джека.  — Там, откуда ты приехал, не было ножниц?
        Джек провел рукой по влажным прядям:
        — Не было времени.
        — Джинн может подстричь тебя. У моей сестрички теперь свой салон.
        — Рад за нее.  — Клео была чем-то занята на кухне, и Джек боялся, что она их услышит.  — И на чем сегодня ездят крутые юристы?
        — У меня «джип-чероки-спорте».
        — Давай-ка посмотрим.
        Они вышли через переднюю дверь и пошли к подъездной дорожке, где отливала на солнце серебром машина Скотта.
        Приблизившись к автомобилю, он открыл крышку капота. Мужчины для видимости уставились на двигатель. Джек знал, что им есть о чем поговорить.
        — И давно она у тебя?
        — Четыре месяца.
        — Когда-нибудь возьму такую на тест-драйв.  — Джек провел рукой по кузову.  — Ты не сказал мне, что отец болен.
        — Я забрал себе некоторых клиентов отца, когда у него случился сердечный приступ. Джерри был среди них. Он дал мне четкие инструкции не искать тебя, пока все не закончится.
        Джек горько улыбнулся. Клео отец об этом не рассказал. Наверное, хотел выставить сына бессердечным чурбаном.
        — Значит, он не знал, что мы общаемся?
        — Нет. Никто не знал. А нашей девочке пришлось немного наврать. Я сказал ей, что нанял детектива.  — Скотт покачал головой.  — Ближний Восток, Джек. Всякий раз, когда я слышал о том, что похитили иностранца, думал о тебе.
        Джек внутренне содрогнулся от нечетких воспоминаний о перелете в Рим после того, как его состояние стабилизировали в полевом госпитале, и заставил себя улыбнуться:
        — Жизнь на грани.
        О последних нескольких неделях не хотелось рассказывать никому, даже Скотти.
        — Валяться в больнице вошло у тебя в привычку?
        — Нет, прошлый раз в больницу я попал еще здесь.
        И снова память перенесла его на вечеринку в честь дня рождения, только на этот раз он вспомнил кулаки отца.
        — Надо было подать заявление, Джек. Два сломанных ребра, множественные гематомы. Это не в первый раз.
        — Зато в последний.  — Он поежился, чтобы прогнать боль, пронзившую его из-за воспоминаний.  — Забудь, теперь все в прошлом. Лучше расскажи мне про Клео.
        — У нее все хорошо. Мы сблизились в последние годы.
        В голове у Джека тут же возникла неприятная картинка, внутри все сжалось.
        — Насколько сблизились?
        Скотт улыбнулся:
        — Мы просто друзья, ничего больше.
        Джек положил руки на затылок и сцепил пальцы, чтобы облегчить напряжение, тянувшее мышцы между лопаток.
        — Как ты думаешь, они с Сэмом…
        Скотт рассмеялся:
        — После той ночи? Да нет же!
        В своем воображении Джек триумфально потряс кулаком в воздухе, но внешне остался спокоен.
        — Наверное, она общалась с такими типами просто для того, чтобы позлить меня.
        — И преуспела. Ты из-за нее не в одну драку ввязался!
        — Да уж! Она была ребенком-катастрофой.
        Закрыв с металлическим щелчком капот, Скотт пронзил Джека взглядом, поколебавшим внешнее спокойствие:
        — Она больше не ребенок.
        — Я уже понял, что она вполне может постоять за себя.
        — Ребят, вы идете завтракать или нет?!  — крикнула Клео в открытую дверь.
        — Идем!  — крикнул в ответ Скотт и похлопал Джека по плечу: — Пошли поедим.
        Когда Джек вошел на знакомую солнечно-желтую кухню, Клео разгружала посудомоечную машину, одетая в джинсы с радужными карманами и в севшую от стирки фиолетовую майку, обтягивавшую грудь. Наверное, не очень удобную. Набухшим соскам, казалось, хотелось вырваться на свободу.
        Джек представил, как прикасается кончиком языка к коже на ее животе, медленно поднимается вверх, забирается пальцами под ткань и получает доступ к двум крошечным задорным бутончикам.
        Клео замерла на полпути, когда поймала на себе его взгляд.
        — Налетайте.  — Она закрыла посудомоечную машину.
        Джек глубоко вздохнул. Отчего рот наполнился слюной, а кровь побежала быстрее? От запаха еды или от вида этой женщины? Недостаток и того и другого обострил чувства, он тяжело рухнул на ближайший стул.
        Скотт, похоже, прекрасно ориентировался на кухне и уже разливал кофе по кружкам.
        — Ну что, доверишься Джинн?
        — А почему бы и нет?
        Скотт достал мобильный телефон.
        — Отличная идея.  — Клео села. Ее рука, словно сбрызнутая тоненькими золотистыми волосками и пахнувшая жасмином, пролетела прямо перед носом у Джека.  — Впрочем, это добавляет тебе какой-то необузданности. Некоторым женщинам нравится.
        — А что же нравится тебе? Лоск и утонченность?
        Клео пожала плечами:
        — А разве тебе это не нравится?
        Джек откусил большой кусок пиццы и принялся жевать, но вкусовые рецепторы утратили остроту.
        Интересно, какие мужчины теперь нравятся ей? Джек уже смирился с тем, что какие-то мужчины все же у нее были. Но он видел, в какую женщину Клео превратилась, повзрослев. Он дышал с ней одним воздухом, наслаждался ее запахом. Из-за этого уже сама мысль о том, что другой мужчина прикасался к ее персиковой коже, была изощренной пыткой, к которой необходимо быстро привыкнуть.
        — Мы не меня обсуждали,  — ответил он наконец.  — Ты, к счастью, стала не только взрослее, но и умнее.  — Вот теперь он точно говорил как старший брат.
        — Я записал тебя на десять.  — Скотт отложил мобильный телефон.  — Джинн не терпится снова тебя увидеть.
        — Спасибо, Скотти.
        — Что ж, Джек,  — Клео отрезала себе большой кусок торта,  — расскажи нам о себе. Ты жил в Риме, правильно? Я, кажется, читала в каком-то журнале.  — Она приподняла плечо и сделала большой глоток кофе.  — Фотографировал всех этих итальянских красоток. Тяжело, должно быть, жилось.
        — Я…
        Загудел мобильный Скотта. Он что-то коротко ответил и положил трубку.
        — Итальянские красавицы подождут. Мне пора бежать.  — Встав, он допил кофе.  — Клео, ты не могла бы потом отвезти Джека в торговый центр?
        Она немного поколебалась:
        — Хорошо.
        Джек понимал ее сомнения и готов был уже все отменить и отправиться обратно в постель. Возможно, Клео хотела провести этот день с кем-то другим.
        — Я и сам дорогу найду,  — сказал он, глядя на нее поверх кружки.  — Если у тебя дела…
        Клео резко перебила:
        — Не смеши меня, тебе в таком виде нельзя за руль. Я отвезу тебя, и точка.  — Она пожала плечами и слизала крем с пальцев.  — Все равно больше заняться нечем.
        Но, наблюдая за тем, какими резкими и быстрыми движениями она убирала тарелки со стола, Джек понял, что она согласилась только из-за Скотта. На ее плечах по-прежнему лежал груз обиды.
        Джек посмотрел на сад сквозь стеклянные двери, открывавшиеся во внутренний дворик.
        — Старая мимоза все еще растет.
        Под ее густой листвой по-прежнему было укромное местечко для объятий и поцелуев.
        — Под ней ты ближе познакомился с некой Салли Эдвардс,  — напомнила Клео.
        — Благодаря тебе этот момент вспоминать неприятно.
        Оставаясь незаметной для него, Клео наблюдала за происходившим сверху. И когда дошло до самого интересного, кинула в Джека туфлю. К несчастью, Салли ничего забавного в этой ситуации не увидела.
        Клео повернулась к Джеку:
        — Помнишь, я тогда смогла залезть выше, чем ты.
        — Это было нечестное состязание, верхние ветки не выдержали бы моего веса.
        — Да ладно! Зато ты был выше. Готова поспорить, тебе сейчас это не под силу.  — В ее голосе явственно слышалась насмешка.
        Он уловил прежний состязательный дух и встретился с Клео взглядом:
        — Это подозрительно похоже на вызов.
        Наполняя раковину, она рассмеялась:
        — Да нет же. Для человека в твоем состоянии…
        Ее глаза сияли триумфальным блеском.
        — Ладно. Только у меня есть кое-что лучше.
        Кое-что, чего не следует делать человеку, восстанавливающемуся после контузии и ран. Но на кону его честь.
        — И что же?
        Он подошел к стеклянным дверям, открыл их. Во взгляде Клео читалось волнение.
        — Ты идешь?
        — Джек, стой!  — Она пыталась догнать его уже перед домом.  — Что бы ты ни задумал, не делай этого!
        Джек позволил себе одно мгновение насладиться беззаботным весельем, когда поставил босую ногу на первую перекладину шпалеры, чтобы подняться к окну своей комнаты. Клео схватила его за руку и впилась ногтями в кожу. Ему было приятно, что она его так крепко держит.
        Определенно беззаботный. И даже временно безумный. Так он сказал себе, быстро поцеловал Клео в приоткрытые губы и полез вверх.
        — Если разобьюсь, пусть мой прах развеют.
        — Заткнись и слезай, иначе я сама тебя убью!
        Губы жгло от соприкосновения с соблазнительными и неожиданно горячими губами Клео. Джек стиснул зубы и поморщился, боль пронзила тело.
        — Это как кататься на велосипеде,  — пробормотал он себе, пробираясь сквозь густые заросли плюща. То, что одна рука почти не работала, значения не имело. Но зато какой душевный подъем!..
        Однако голова кружилась, и все же он сумел влезть в окно и даже помахал рукой стоявшей внизу Клео. Губы у нее побелели.
        Потом он рухнул на пол и закрыл глаза. Комната качалась. Плечо горело. Пульсация в виске стала невыносимой.
        Насладиться болью в одиночестве не удалось. В следующее же мгновение влетела Клео и склонилась над ним. Ее взгляд был безумен.
        — Ты идиот!
        Джек улыбнулся бы, если б остались силы. Уже давно никто не проявлял по отношению к нему сильных эмоций. Он закрыл глаза:
        — Привет, Златовласка. Быстро бегаешь.
        — Заткнись, Джек.  — Она говорила быстро и нетерпеливо. Как возбудившаяся женщина. Прохладные пальчики задрали футболку на груди и стали ощупывать каждое ребро.
        У Джека перехватило дыхание. Слишком легко было представить, как эти пальчики спускаются ниже и ныряют под ремень джинсов, которые вдруг стали слишком тесными. Он не готов признаться в том, насколько ему больно. Но, по крайней мере, живой. Пока.
        — Пара пустяков,  — сказал он, садясь, чтобы скрыть отягчающие обстоятельства ниже пояса.  — Я раньше часто так делал, не переживай.
        — И не подумаю тратить на это время.  — Клео оттолкнула руку, которую Джек, повинуясь инстинкту, поднес к ее лицу, и встала, упершись кулачками в бедра.  — Мы выезжаем в девять сорок пять. Не опаздывай.
        — Буду готов.
        «Больше никаких твоих гениальных идей, Джек». Правда, вскоре он понял, что всегда, когда дело касалось Клео, эмоции одерживали верх над здравым смыслом.

        В освещенном множеством ярких ламп салоне Джинн шумели фены и ножницы, в воздухе витали ароматы шампуней и лосьонов. Привлекательная и темноволосая, как и брат, Джинн наносила финальные штрихи на прическу клиентки.
        Джинн издалека увидела Клео с Джеком и улыбнулась им.
        Единственный стул на безопасном расстоянии от Джека находился у противоположной стены, но сесть на него было бы невежливо, потому что рядом с ним имелось свободное место. Понимая это, Клео опустилась по правую сторону от Джека.
        Их руки и бедра соприкасались. Клео нахмурилась. Почему она чувствует себя такой слабой, такой… распаленной? И что с этим делать?
        «Не забывай о том, как он поступил!» — мысленно приказала она себе.
        В надежде отвлечься Клео заставила себя отвести взгляд и открыла «Космополитен» на случайной странице. Джек перевернул лист, его рука скользнула по ее коже, плечо охватила дрожь. «Джинн, ну давай же быстрее!» — взмолилась она.
        Клео нужна была работа на то время, пока она не сможет обеспечивать себя за счет украшений и изделий из металла. Владельцы нескольких магазинов уже брали ее вещи на реализацию, а скульптуры стояли в паре галерей, но на жизнь не хватало.
        Клео перевернула страницу и поднесла журнал ближе к глазам. Женщина на фотографии была одета в серебристый ансамбль — трусики и перья. Бедрами она обхватила шест, одну руку завела за голову так, что волосы струились сквозь пальцы.
        «Член правления днем, стриптизерша ночью». Клео не сознавала, что прочитала это вслух, до тех пор, пока Джек не подвинулся и не заглянул к ней в журнал, сказав:
        — Неужели ничего лучше придумать не смогли?
        Она заметила, что снимок привлек и его внимание. Он почти не моргал, пока рассматривал фотографии. На одной женщина в строгом темно-синем костюме держала в руках портфель, на другой красовалась знойная длинноногая блондинка.
        Джек перевернул страницу в своем журнале.
        — И ракурс неудачный.
        Клео закатила глаза.
        — Просто способ заработать дополнительные деньги.  — Джек поднял голову и прищурился. Этого оказалось достаточно, чтобы спровоцировать Клео.
        — А ты прямо все знаешь о том, как фотографировать голых женщин, да?
        — Я не фотографирую голых женщин.
        — Я видела доказательства, Джек.
        В четырнадцать лет это была слишком личная и болезненная тема. Даже спустя много лет она неприятна. Клео едва успела взглянуть на небрежно разбросанные по столу фотографии с обнаженной женщиной, прежде чем отец Джека убрал их, извиняясь за сына. Правда, она заметила фотографию, на которой та же женщина обнимала Джека. Одетый в смокинг, он улыбался, как Чеширский кот.
        — Не понимаю, о чем ты.  — Джек пожал плечом и перевернул страницу.
        Нет, он, наверное, действительно не вспомнил, поглощенный своим занятием. Клео тоже сконцентрировалась на журнале.
        — Шери говорит, это экзотические танцы. Они помогают ей оплачивать аренду жилья и сохранять гибкость.
        Джек прочистил горло:
        — Хочешь сохранить гибкость, попробуй йогу.
        — Я уже занимаюсь. А еще играю в баскетбол и раз в неделю хожу на джаз-балет. Все это здорово, но не помогает оплачивать счета. К тому же, Джек, я думаю, ты видел немало гибких женщин, и они вряд ли занимались йогой.
        Джек стиснул зубы и ничего не ответил.
        — Ну, по крайней мере, у нее есть фигура, в отличие от тех вешалок, с которыми ты водишься.  — Он нахмурился, а Клео пожала плечами.  — Я видела фотографию или даже несколько, не помню где.
        Женщина, которую Джек обнимал на журнальной фотографии, была высокой, светловолосой, очень красивой. И стройной.
        Клео продолжила читать.
        — Тут написано, что танцами она заработала достаточно, чтобы окончить бизнес-школу. Вот как она добилась того, что имеет сегодня.
        — И что же у нее сегодня? После того как ее лицо напечатали в журнале, кто будет серьезно воспринимать ее как бизнес-партнера?
        — Я сомневаюсь, что кто-нибудь смотрит на ее лицо, когда она танцует.
        — Деньги не проблема,  — сказал Джек.  — Мы устроим тебя куда-нибудь, и ты сможешь…
        — Устроим? Меня? Куда-нибудь?  — Она произнесла каждое слово по отдельности сквозь стиснутые зубы. Потребовалось собрать силу воли, чтобы не вскочить с места.  — И не надо говорить, что деньги для меня не проблема, у меня нет богатых родственников, как у тебя.
        Черты его лица стали резче.
        — Есть. И я хлебнул с ними горя.
        — Я сама буду принимать решения. Я больше не ребенок!
        — Нет, больше не ребенок.  — Взгляд Джека был прикован к губам Клео. Она физически чувствовала, как жадно он скользит по ним.  — И именно поэтому отнесешься к этой ситуации спокойно и рационально. Нам надо кое-что прояснить, пока я здесь.
        Нам? Мистер Спокойный-и-отстраненный-возьму-на-себя-ответственность-Девлин вернулся, чтобы отомстить. Отложив журнал в сторону со спокойствием, которому в такой ситуации можно было только позавидовать, Клео встала. Это дало ей небольшое преимущество в росте и создало иллюзию того, что она держит ситуацию под контролем. Раздражение и разочарование, растекшиеся по венам, диктовали слова.
        — Нам многое надо прояснить. Но решения я буду принимать сама. Как только представится возможность, я выйду на работу. Может, даже узнаю в местных клубах, не нужна ли им танцовщица.
        Внешне Джек остался спокойным, только глаз дернулся.
        — Сядь, не устраивай сцен.
        Она понимала, что последние слова произнесла слишком громко, а Джинн тут работает. Только поэтому Клео сделала так, как просил Джек. Но она еще не закончила. Заносчивого Джека надо поставить на место.
        Клео наклонилась так, чтобы ему было видно ложбинку между ее грудей, и тихо спросила:
        — Как ты думаешь, Джек, получится из меня экзотическая танцовщица?
        Сняв сандалию, она забралась босой ножкой под штанину Джека и провела по его ноге. Он вздрогнул. Его растительность щекотала ступню Клео, и от этого вверх, к ее бедрам поднималось тепло.
        — Вот и вся твоя зрелость,  — пробормотал Джек и отклонился влево.
        — Или, может, мне у шеста танцевать?  — продолжила Клео не смутившись.  — Мне кажется, это отлично тонизирует. Все эти повороты и прогибы. Это, наверное, прибыльное дело. Надо будет все разузнать.
        Довольная тем, что Джек должным образом простимулирован, она взяла журнал и сделала вид, будто читает.
        Из-за Джека и противоречивых сигналов, что он ей посылал, она словно каталась на эмоциональных американских горках. Ладно, правило номер один: не дави, и никто не пострадает. Она не собиралась снова пройти через душевные страдания.
        — Привет, Клео! И Джек!
        Джинн практически напрыгнула на Джека. Он встал и обнял ее, а потом уверенно поцеловал в губы. Клео обдало жаром. Ее Джек не обнимал и не целовал так, словно хотел съесть живьем. И это называется приветствием!
        — Джинн!  — воскликнул Джек, отпустив ее, и сделал шаг назад.  — Дай-ка на тебя посмотреть!
        Джинн сделала пируэт, раскинув руки.
        — А ты выросла.  — Джек рассмеялся низким, грудным смехом.  — Не могу поверить в то, что сейчас доверю свою голову маленькой Джинн! Будь осторожна!
        Она рассмеялась в ответ:
        — Обещаю, буду очень аккуратна!
        Клео знала, что за заигрываниями Джинн ничего нет, но все равно почувствовала себя как шоколадный эклер на тарелке с креветками и потому похлопала подругу по руке:
        — Я, пожалуй, вас оставлю.
        — Клео, разве не здорово, что он вернулся?  — Джинн приобняла Клео за плечо.  — Возьмешь его сегодня с собой на игру? Чтобы у меня была возможность еще немного с ним пофлиртовать.  — Она похлопала ресницами и широко улыбнулась.
        А Клео собиралась избавиться от его общества на пару часов.
        — Не думаю, что…
        — Я приду,  — ответил Джек.
        — Отлично! Я, может, даже форму смогу найти.
        Сердце Клео пропустило один удар. «Ну, спасибо, Джинн!» Она не хотела видеть мускулистое, загорелое, блестящее от пота тело Джека в свободной футболке и невероятно коротких шортах. К тому же он нездоров.
        Но, к ее радости, Джек ответил:
        — Не сегодня. Думаю, мне лучше примкнуть к зрителям. Да я и играть-то, наверное, разучился.
        — Ладно, развлечение на вечер придумали.  — Джинн поманила Джека пальцем: — Пойдем со мной, Джек.
        — Я вернусь через полчаса,  — предупредила Клео.
        Она дошла до кафе, которое располагалось в паре минут ходьбы, и, заказав сок, села за столик на улице. Воздух был свеж и пах летней травой. Воробьи сновали меж посетителей и клевали крошки. Полосатые навесы лениво хлопали на ветру. Официантка принесла высокий тонкий стакан.
        Почему между Джинн и Джеком все так просто? И почему Джинн так тепло его встретила? Она ведь в курсе того, сколько боли он причинил Клео, хотя и не знала всей истории. Может, Джинн не устояла перед его взглядами и шармом?
        Впрочем, Клео сомневалась в том, что перед его грубой, почти примитивной привлекательностью могла устоять хотя бы одна женщина моложе восьмидесяти.
        Сердито размешивая сок соломинкой, она размышляла. Надо съехать при первой же возможности. Нельзя нормально жить в доме, где днем и ночью находится Джек и в воздухе витает его запах. Его стройное тело на софе, выражение лица за завтраком… Нет, только не это.
        Клео постучала беспокойными пальчиками по столу. Несправедливо, что он может просто вернуться в ее жизнь, перевернуть все с ног на голову, вытащить на поверхность все, что, казалось, она уже давно забыла. И его хриплый голос, и вызовы, которые они постоянно бросали друг другу с самого детства, и то, как он за нее боролся, даже если она этого не хотела.
        А потом ушел.
        Ее пальцы крепче сжали стакан. «Не забывай об этом неприятном неопровержимом факте».
        Клео приложила стакан ко лбу, чтобы утихомирить метавшиеся мысли, и сказала себе:
        — Забудь об этом.
        Однажды она уже смогла это сделать. Значит, сможет и теперь. Это вопрос воли.
        Глава 4
        Клео провела запястьем по брови и уперлась руками в колени. Скотт в прыжке отправил мяч в корзину и заработал еще два очка. Запах застоявшегося пота и резины наполнял зал с четырьмя площадками. Свистки судей и крики зрителей и игроков эхом отражались от стен.
        Клео, конечно, слышала, как перед их уходом Джек разговаривал по телефону на беглом сексуальном итальянском, только что с того? Она поняла лишь слова «Ciao, bella». Если бы подошла к телефону первой, знала бы больше.
        Клео пробежала по полю вслед за Скоттом, который вел мяч. Каждый раз, оглядываясь на Джека, она видела, что он внимательно следит за ней, и потому теперь приказала себе сконцентрироваться на игре и не обращать внимания на темные глаза, которые смотрели только на нее.
        Но теперь, коротко подстриженный, он был похож на того Джека, которого она помнила, из-за этого что-то странное творилось с ней, несмотря на все ее старания сохранять самообладание.
        — Клео!  — крикнула Джинн, но уже было поздно.
        Она упустила мяч, и он молнией пронесся мимо плеча. Черт побери!
        Судья засвистел.
        — Замена! Сорок второй уходит. Тринадцатый, на поле!  — прокричал тренер Майк и указал пальцем на Клео.
        Расстроенная, обозленная и, что самое неприятное, униженная («Спасибо, Джек!»), она направилась к скамье.

        Они победили благодаря трехочковому броску Скотта перед финальной сиреной. Когда игроки разошлись, Джек присоединился к Джинн и Клео, которые собирали вещи.
        — Эй, Джек, еще не потерял форму?!  — крикнул Скотт, подбегая к ним.
        Слишком поздно Клео заметила брошенный им мяч. Метнулась вперед, чтобы перехватить его, но он все же ударил Джека в грудь.
        Она поморщилась, увидев, как он отшатнулся.
        — Скотт, он…
        — В полном порядке,  — прохрипел Джек, но лицо побледнело. Он строго посмотрел на Клео: — Просто давно не тренировался — Он поднял мяч и бросил обратно Скотту: — Дай мне пару недель.
        — Будем ждать,  — ответил Скотт и принялся запихивать спортивную форму в сумку.  — Ладно, сейчас нас ждет огромная пицца! Я просто умираю с голоду.
        Все вместе они шли по стоянке. Во влажном воздухе витали запахи горячего асфальта и выхлопных газов. После нескольких хитрых маневров Джинн села вместе со Скоттом вперед, Клео пришлось разместиться вместе с Джеком на заднем сиденье.
        — Как вам стрижка Джека?  — спросила Джинн, пристегиваясь.
        — Хорошая работа,  — одобрила Клео, глядя прямо перед собой.
        — Лучше, чем просто хорошая.  — Джинн повернулась к ним: — Он теперь прекрасен как кинозвезда.
        Выезжая со стоянки, Скотт взглянул в зеркало заднего вида:
        — Наш старый Джек вернулся.
        Практически против воли Клео украдкой взглянула на Джека. Он действительно был похож на ее прежнего друга, и она во второй раз за два дня напомнила себе, что внешний вид бывает обманчив. В теле кинозвезды, под полинявшей от стирки футболкой…
        Прищурившись, она увидела, как темное пятно расползается по ткани на плече Джека, тут же забыла о том, что надо сохранять дистанцию, и наклонилась ближе. В полутьме машины было видно, что мышцы на лице Джека напряжены, руки сжаты в кулаки, а на верхней губе выступила испарина. Однако едва Клео открыла рот, он бросил на нее предостерегающий взгляд.
        — Скотт, знаешь, я, наверное, пропущу ужин,  — сказала она.  — Я себя не очень хорошо чувствую. Надо лечь пораньше, и все пройдет.
        — Ладно,  — ответил Скотт.  — Хочешь, Джинн…
        — Джек составит мне компанию.  — Она нахмурила брови и посмотрела на Джека: — Правда, Джек?
        Скотт снова посмотрел на Клео в зеркало:
        — Я думал, мы с Джеком можем…
        Но быстрый и не очень-то скрытный толчок Джинн его оборвал.
        — Джеку тоже так себе, Скотт, ты что, не видишь?
        Джек едва слышно прочистил горло.
        Пять минут спустя Клео разыграла целое шоу, медленно тащась вверх по ступеням у передней двери. Идея оказалась неудачной, потому что рядом, откуда ни возьмись, появился Джек. Его уверенная теплая ладонь легла на форменную майку, и Клео, словно обжегшись, подпрыгнула.
        Как только автомобиль Скотта скрылся из вида, она отшатнулась:
        — Прекрати.
        — Ты сделала это для меня.  — Его дыхание согревало ее щеку.  — Ты не больна.
        — А вот ты через минуту точно упадешь. Ты слишком упрям, чтобы признать, что тебе нужна помощь. Поэтому сегодня, хочешь или нет, ты ее получишь.
        Клео пошла на кухню, включая везде по дороге свет. Аптечка лежала в шкафу над раковиной.
        — Сядь,  — приказала она не оборачиваясь. Не думать о привлекательном теле Джека было легче, когда она сосредотачивалась на том, что делает.
        Она поставила коробку в раковину и принялась искать бинт и лейкопластырь. Сердце то замирало, то неслось вскачь.
        — Когда это ты научилась так командовать?
        — Когда начала заботиться о твоем отце. Снимай футболку.
        — Мне не нужна медсестра. Просто дай аптечку.
        — Изображай героя перед теми, кому это интересно.  — Она налила антисептик в миску с чуть теплой водой.  — Я хорошо тебя знаю, Джек Девлин. Тебе никогда не была нужна медсестра. Так что теперь придется потерпеть. Возможно, будет больно.
        О Боже! У нее перехватило дыхание. Джек снял футболку. Обнаженное тело. Мужское тело. Кожа насыщенного бронзового цвета, как полированное дерево. Он излучал волны тепла, которые проникали сквозь ее кожу, от этого ей было и жарко и холодно одновременно.
        — Мне кажется, тебе это понравится.  — В его голосе слышались нотки веселья.
        Его прекрасную кожу обезображивали гематомы, из-под повязки на плече сочилась кровь. Бинты высохли и накрепко прилипли к телу. Клео поморщилась:
        — Ой!
        — Клео!  — Резкий голос Джека отвлек ее.  — Ты уверена, что справишься?
        Сама по себе кровь Клео не пугала. Ее пугало то, что это его кровь.
        Чтобы отогнать нервозность, Клео поежилась. Закусив губу, она сняла затвердевшую от крови повязку.
        Джек выдохнул сквозь зубы, потом изобразил на лице улыбку:
        — Между удовольствием и болью очень тонкая грань.
        — Неужели?  — Клео сняла с плеча Джека последнюю марлевую салфетку.
        Дыхание замерло. Она, казалось, не могла отвести взгляда от маленькой, аккуратно зашитой ранки и кровоподтека вокруг.
        — Это… то… о чем… я думаю?
        Джек посмотрел на рану, потом на Клео:
        — Не знаю. Смотря о чем ты думаешь.
        — В тебя стреляли?  — Ее тело ослабло. В груди образовался комок льда. Чуть ниже и правее, и Джек никогда бы не вернулся домой…  — Что ты такого сделал, почему в тебя стреляли? Ревнивый муж?  — Она подняла руку.  — Хотя нет, не говори. Не хочу ничего знать.
        Клео распечатала стерильную повязку и отрезала два куска лейкопластыря.
        — Вот.  — Дыхание Джека согревало руку.  — Какое-то время продержится.
        — Клео, посмотри на меня.  — Он поднял ее подбородок и посмотрел ей в глаза. В его радужке сияло серебро.  — Не было никакого ревнивого мужа.
        — Значит, не смог выбрать одну из двух любовниц?
        Зачем она его пытает?
        — Я никогда не встречался с двумя женщинами одновременно и не собираюсь этого делать.  — Он ущипнул ее за подбородок и убрал руку.  — Одной мне вполне достаточно.
        Во рту у Клео пересохло, сердце забилось тяжелее. Она сделала шаг назад, охваченная ревностью. Кто же эта единственная?
        — Понятно.  — Она принялась собирать аптечку.  — Иди надень чистую футболку. Эту я постираю.
        — Да забудь ты про футболку и аптечку!  — Он резко схватил ее за запястье и сильно его сжал.  — Знаешь, что меня реально бесит?  — Джек говорил тихо, но Клео почувствовала в его словах стальное копье с ледяным наконечником.  — Когда близкие люди не верят моим словам. Не верят мне. Так поступал отец и…  — Он вдруг резко смолк и отпустил ее руку. Она увидела разочарование в его глазах, прежде чем он успел отвернуться.
        Возможно, ему было не наплевать на отца. Просто между ними что-то произошло, и это причинило немало боли. Что бы то ни было, он не хотел об этом рассказывать.
        Светлая легкая грусть охватила Клео. «Я хочу поверить тебе. Ты даже не представляешь, как сильно хочу!» Но она, повинуясь инстинкту, сделала шаг назад, дальше от его обнаженной груди с печатью боли.
        Сквозь пелену слез Клео наблюдала за тем, как Джек скомкал футболку и пошел к двери. Все его движения были выверенными, так же как и выражение на лице, когда он повернулся и одно долгое напряженное мгновение смотрел на Клео. А потом ушел.

        На следующее утро Клео застала Скотта и Джека за обеденным столом, заваленным ворохом документов. Скотт тоже выглядел не очень. Похоже, нервничал.
        Со строгим лицом он напряженными пальцами листал бумаги.
        — В твое отсутствие, Джек, Джерри назначил нас с тобой своими душеприказчиками.
        Джек откинулся на спинку стула, словно желал дистанцироваться от всего этого, и махнул рукой:
        — Оставь подробности, расскажи в двух словах суть, Скотти.
        — Он хотел, чтобы перед оглашением завещания я прочитал тебе это.  — Глядя на Джека, Скотт развернул лист бумаги, на котором было что-то написано от руки.  — «Надеюсь, что ты, Джек, пожалеешь умирающего старика, простишь его и вернешься домой».
        Клео увидела, как губы Джека вытянулись в тонкую линию, и поняла: не такой уж он жестокосердный, каким хотел казаться, и сразу же почувствовала к нему симпатию. Закусила губу, стараясь не заплакать. Но слезы все равно потекли.
        — Клео,  — Скотт коснулся ее локтя через стол,  — ты в порядке?
        Она кивнула.
        — Ну ладно.  — Скотт выпрямился и посмотрел сначала на Джека, потом на Клео.  — Джерри оставил богатое наследство. Очень богатое.  — Он сложил документы на столе и вздохнул: — Клео, ты единственная наследница Джерри. Его банковские счета, ценные бумаги, дом и прилегающая территория отходят тебе.
        Горло сдавило, она сглотнула. Мгновение ушло на то, чтобы осознать слова Скотта и представить последствия.
        — Все?  — Ее голос дрожал.  — И дом, и деньги — все мне?
        Она потерла ладонью грудь. «Джерри, как ты мог так поступить? Со мной. С Джеком».
        Боясь того, что может увидеть, Клео подняла взгляд на Джека. Если он расстроился или рассердился, то этого не показал. Она вообще ничего не увидела в его темных глазах. И это пугало больше всего.
        — Это неправильно, Джек.  — Скрыть дрожь в голосе было непросто.  — Я знаю. И ты знаешь.  — Она решительно подтолкнула стопку документов к Джеку: — Это твой отец. И твое наследство.
        Он покачал головой, глаза по-прежнему ничего не выражали.
        — Семья — это не только кровные родственники. Ты это доказала за последние несколько лет.  — Другой ответил бы резче. Но не Джек.  — Дело в заботе, сопереживании, самопожертвовании. Ты это заслужила.  — Он пролистал бумаги так, словно это были рекламные письма за прошлую неделю. В этом беззаботном движении Клео увидела столько страдания, что у нее защемило сердце.  — Благодаря этому мне не придется заниматься продажей дома, и я смогу уехать, как только мы покончим со всеми формальностями.
        Холодная простота его слов ледяной волной растеклась по венам. Она сжала руки под столом. Если Джек уедет оскорбленным и униженным, отношения между ними никогда не наладятся. Надо что-то делать. Но что? Ничего не могло сгладить того факта, что его отец оставил все ей.
        Пальцы Скотта скользили над бумагами, взгляд смягчился, он явно сочувствовал другу. Ничего удивительного в том, что бедный парень выглядел так, словно предпочел бы в этот момент оказаться где-нибудь в другом месте.
        — Джек, на официальное утверждение завещания судом может уйти около четырех недель.
        Джек прошел к окну, Клео вздрогнула и подняла глаза, едва сдерживаясь, чтобы не броситься следом.
        Ей хотелось, чтобы Джек помог разобраться со всеми юридическими трудностями, возникшими после смерти отца, а потом уехал. Видит бог, он в долгу перед ней за все те годы, что провел вдали от дома. Она будет рада его отъезду, после того как все закончится. Так она себя убеждала. Как говорится, не вижу и не брежу. Но не хотела, чтобы все заканчивалось так. Ни за что не хотела.
        Клео поднялась на дрожащих ногах:
        — Я вполне могу сама о себе позаботиться, Джек, но не хочу, чтобы ты уезжал, когда между нами все это.  — Он не ответил. Тогда она собралась с силами и подошла к нему.  — Я разрешаю тебе остаться, Джек Девлин.
        Джек поморщился. Он чувствовал, как глаза Клео, словно два лазера, сверлят затылок. Миниатюрность, изящные изгибы тела. Она стояла слишком близко, и от этого было слишком жарко. Остаться на месяц? Об этом и речи быть не может. Да ему и на день остаться тяжело!
        — Ты победила, Златовласка.
        — Победила? Дело не в том, кто победил, Джек! Дело в том, хватит ли у тебя мужества помочь мне сделать все правильно. Не хочешь разрешения, тогда я прошу тебя, останься, помоги мне.
        Ее тихий искренний голос пробирал до глубины души. Невозможно было устоять перед этим голосом, перед этим женственным ароматом.
        Но не было ли все это спектаклем? Такая мысль вдруг возникла в мозгу и засела болезненной занозой. Может, Клео уже знала о завещании?
        Яд ярости побежал по венам. Он сжал кулаки и повернулся к Клео. Может, жестокие руки его отца, сломавшие ему ребра, ласкали это нежное женское тело? Может, Джек тут единственный, кому ничего не известно?
        Он стиснул зубы, поборол злость и горечь, охватившие его при виде ее невинного лица.
        — Только подумай, через несколько недель ты станешь хозяйкой этого дома.
        Ее лицо побледнело, прекрасные голубые глаза расширились, тело напряглось. Она вздохнула и, прищурившись, сказала:
        — Подожди минутку, ты меня удивил.
        Усмешка заиграла на его губах.
        — Значит, я не один здесь удивился.
        — Ты четко дал понять, что не хочешь иметь ничего общего с Джерри, а теперь ведешь себя так, будто это я уговорила его оставить дом мне.
        — А что, разве не так?  — Джек не успел себя остановить, и слова сорвались с языка.
        Словно получив пощечину, Клео отшатнулась:
        — И ты осмеливаешься задавать такие вопросы?  — Из ее глаз брызнули слезы, она вытерла щеки тыльными сторонами ладоней.  — Да как ты мог! Я продам дом. Если хочешь, забери деньги. Или я их отдам на благотворительность. В любом случае они ничего не значат. Деньги никогда для меня ничего не значили!
        Ее обида только разжигала его злость. Сомнения и вопросы теснились в голове. В глазах потемнело, в виске снова запульсировало.
        — К несчастью, сейчас это не выход.  — Она это знала.  — Если понадоблюсь, ищи в мотеле «Закат» вниз по улице.
        Он направился к лестнице.
        — Подожди, Джек, остынь.
        Джек замедлил шаг, услышав голос Скотта, но не остановился.
        — Отстань.
        Он услышал, как Скотт закрыл двери в столовую.
        — Мне жаль, Джек. Это тяжело, но у тебя есть обязанности. Нам нужно разобраться с документами. Ты должен остаться.
        Джек резко повернулся, их взгляды встретились.
        — Ты соисполнитель завещания и юрист, сам справишься.
        — А его личные вещи? А куча бумаг в кабинете, которые надо изучить. Ты свалишь все это на Клео?
        Преисполненный злости и гордости, черт бы ее побрал, Джек мерил шагами холл. Значит, отец не только лишил сына наследства, но еще имел наглость ткнуть его в это носом.
        Джек подумал о школе, которую помогал восстанавливать перед тем, как его ранили, и о новых колодцах, что они выкопали. Свежая вода и знания там, где в этом отчаянно нуждаются. Тут деньги могли бы помочь.
        Старик рассчитывал, что он посмотрит на все это сквозь призму своих чувств к Клео. Даже если бы ему в сердце всадили целый барабан пуль, было бы не так больно. Отец знал, что он чувствует к Клео, и презирал за это.
        Проходя мимо столовой, Джек увидел сквозь стеклянные двери Клео. Она по-прежнему стояла у окна и смотрела на лужайку перед домом, обнимая себя руками. Солнце подсвечивало волосы, создавая ореол вокруг головы.
        У Джека внутри все сжалось. Опять она как чертов ангел! Даже если и была любовницей отца, он не мог забыть про свои чувства к ней, как не мог отрубить себе руку. Но это не значит, что он обязан остаться и страдать.
        — Джек?  — тихо окликнул Скотт.
        Не готовый к решению, Джек ударил кулаком в ладонь:
        — Я с тобой свяжусь.
        Хлопнула задняя дверь, и он отправился туда, куда всегда приходил со своими проблемами, к старой мимозе. Под ее ветвями витал аромат лета и сухих листьев. Опустившись на землю, Джек прислонился к стволу, согнув ноги в коленях.
        Джек не услышал Клео, скорее почувствовал, как чувствуют грядущее изменение погоды. Его окутал аромат жасмина и женщины. Он хотел запомнить этот запах, сохранить в сердце до конца своей никчемной жизни. Своей одинокой и никчемной жизни.
        — Джек…  — Клео окликнула его мягко и нерешительно, словно заранее боялась ответа. Он почувствовал, как она присела перед ним на колени.  — Это что-то новенькое,  — продолжала она.  — Ты всегда такой активный. А тут я почти поверила в то, что ты спишь.
        Не открывая глаз, он наслаждался ее бархатным голосом.
        — Только… если ты спишь, не услышишь моих извинений.
        Извинения? От Клео? Еще одно напоминание о том, что она теперь не ребенок, а взрослая женщина. Вопрос в том, за что она попросит прощения. Джек открыл глаза и тут же пожалел об этом.
        Как мужчине избегать стресса, не говоря уже о том, чтобы думать рационально, когда девушка его мечты сидит перед ним на коленях?
        — Богом клянусь, Джек, я ничего не знала о доме.
        — Да забудь ты об этом чертовом доме. Это просто дом.
        Клео наклонилась ниже, и сквозь декольте топа клубничного цвета Джеку открылся прекрасный вид на манящие округлости и тени. А потом Клео — боже милостивый!  — положила тонкие изящные ручки ему на колени.
        — Это не просто дом. И я не собираюсь о нем забывать. Нам надо поговорить.
        Ее пальцы обжигали кожу сквозь ткань джинсов, и от этого горячие лучи удовольствия — или боли?  — поднимались по ногам. Джек представил, как эти пальчики скользят по обнаженному телу, медленно взбираясь все выше и выше. Он прочистил горло и похлопал по земле рядом с собой:
        — Ради бога, сядь.
        К его облегчению, Клео тут же сделала, как он просил. Солнечные лучи, падавшие сквозь листву, заиграли на ее коже, когда она склонила голову и внимательно посмотрела на него.
        — Ты стал совсем другим человеком, Джек, и я тебя теперь не знаю. Но очень хочу узнать. Мы оба сильно изменились. Может, сможем что-нибудь придумать и познакомимся заново?
        — Я обмозгую это.
        Если сумеет привести голову в порядок. Потому что в тот момент там крутились лишь мысли о них обоих в постели.
        Клео обхватила руками колени:
        — Знаю, я раньше была не подарок. Но и с тобой общаться было нелегко.
        Джек почти оттаял. Невероятно хотелось открыться ей и рассказать о том, почему он был таким. Но последние полчаса все изменили.
        Глядя на него широко открытыми, немного сонными глазами, Клео ждала ответа, который, возможно, доказал бы, что Джек может при желании пойти на контакт. Однако ее предыдущее замечание было справедливым, разговаривать с Джеком тяжело.
        Черты ее лица стали резче, привлекательные губы вытянулись в линию.
        — Судя по твоему угрюмому виду, ответ «нет»?
        — Я же сказал — подумаю. Чего ты хочешь? Письменное обязательство?  — Клео в недоумении заморгала, и Джек почувствовал укол вины.  — Дай мне передышку, Клео.
        — Дать тебе передышку?  — Клео выпрямилась и отклонилась вбок. Стальные нотки в ее голосе доказали Джеку, что она была гораздо сильнее, чем он считал.  — Ты хоть понимаешь, что сказал там, в доме? Мне не нужны деньги твоего отца. И вот что, Джек, я не потерплю оскорблений ни в свой, ни в его адрес! Если собираешься продолжать в том же духе, отправляйся обратно в Италию!  — И добавила, уже чуть мягче: — Я хочу, чтобы ты остался. По крайней мере, до тех пор, пока суд не утвердит завещание.  — Она немного помолчала, словно взвешивала слова.  — Ты мне нужен.
        Джек отвернулся к кустам, чтобы скрыться от полного надежды чувственного взгляда Клео, который напомнил о том, что воображение ведет его по пути саморазрушения. Джек тяжело вздохнул. Он останется здесь на четыре недели. Двадцать восемь долгих дней. Двадцать восемь бесконечных, тоскливых ночей.
        — Подумай об этом, Джек. Мы потом еще поговорим.
        Он остался сидеть, где сидел, озлобленный, нахмурившийся, взглядом провожая ее обтянутые джинсами бедра и золотистые волосы, рассыпавшиеся по нежным обнаженным плечам. На мгновение ему вдруг захотелось пойти следом, еще раз вдохнуть ее аромат.
        Он обхватил пальцами тоненькую веточку и понюхал серебристые листья, потом ударил кулаком в ствол мимозы. «Не будь дураком!» Сколько мужчин пало жертвой этих голубых глаз и пухлых губ, пока его не было? Отец все наследство ей оставил! Разве это ни о чем не говорит?
        Но сердце отказывалось слушать голову. Защитный барьер, который Джек возвел вокруг себя из-за Клео, только она одна и смогла преодолеть.
        Будь все проклято, если скоро тайное не станет явным.
        Глава 5
        Джек шел за Клео на безопасном расстоянии к пристройке позади гаража, где располагалась мастерская. Он видел, как она достала из кармана ключ, отперла дверь и скрылась внутри. Может, собирается раскалить паяльник, чтобы в одиночку отметить получение наследства?
        Образы, охватившие разум, рвали на части. Его отец и Клео. Он так живо представлял, как душит отца, что вошел в мастерскую не постучавшись.
        В нос ударил запах металла и пыли. Джек оглядел царивший там беспорядок. Совсем как в зоне боевых действий. К стене были приставлены куски труб и железный лом. В углу на полу валялись велосипедные колеса, рядом с которыми стояло с полдюжины металлических скульптур. Очевидно, незаконченные работы.
        Склонившись над куском проволоки с инструментом, похожим на кусачки, Клео сидела на стуле. На ней были защитные очки, обычную одежду скрывала серая роба, из-за которой хрупкое женское тело казалось особенно уязвимым.
        Джек подвинул перевернутый ящик так, чтобы было лучше видеть Клео, и уселся.
        — Не успеваю с заказами,  — объяснила она, не поднимая головы, взяла маленький молоточек и принялась выстукивать по металлу.
        Джек внимательно посмотрел ей в лицо:
        — Некоторым людям будет любопытно, почему Джерри Девлин оставил дом и все свои сбережения не сыну, а тебе.
        Ритмичные удары не смолкали, выражение лица Клео не изменилось.
        — Скорее всего, они объяснят это тем, что Джеку Девлину было наплевать на все и он не приехал домой когда нужно. На самом деле никто не спросит. Мы со всем этим разберемся, пока никто ничего не узнал.
        — Между вами нет кровного родства. Ты молодая привлекательная женщина. Наверняка поползут слухи.
        Пальцы крепче стиснули молоточек, рот приоткрылся, она прочистила горло. Джек ждал ответа. Секунду. Две. Три.
        Медленно и осторожно Клео положила молоточек, сдвинула защитные очки на лоб и посмотрела на Джека. Синяя молния взгляда пронзила его на расстоянии. В этих глазах не было ни вины, ни хитрости. Только искренняя ярость.
        Хороший ответ.
        — Что ты хочешь этим сказать?  — Она произнесла все слова по отдельности, будто отрезала кусачками.
        На щеках разлилось два одинаковых ярких пятна, сильно выделяясь на бледном лице. К злости примешалась боль. Джек получил ответ.
        Какое облегчение! Внешне он остался невозмутим и принял решение.
        — Это именно то, чем кажется, надо пресечь необоснованные слухи. Вот еще одна причина мне задержаться здесь.
        — Чушь какая-то!  — Долгие пять секунд она смотрела на него, он был вынужден отвернуться.  — Все, кто знал Джерри и меня, скажут: это полная ерунда, а мнение других меня не волнует.  — Ее пальцы снова взялись за молоточек.  — Тебя тоже касается. Деньги — это одно. Но то, что ты сейчас сказал,  — рука замерла на полпути к очкам,  — еще одна причина задержаться?
        — Я останусь до тех пор, пока все не разрешится.
        Повисла тяжелая тишина. Клео коротко кивнула в ответ и, опустив очки, принялась яростно ковать проволоку.
        Джек не мог пошевелиться. Он обидел, сделал больно, оскорбил ее чувства. Он вытер влажные ладони о джинсы, сжал в кулаки признание вины и проглотил извинения. Подвинься он на дюйм ближе, прояви хоть малую часть эмоций, пропал бы. Он бы прижал к себе напряженное, скрытое робой тело Клео так быстро, что она не успела бы отреагировать.
        — Мне помощник не нужен.  — Она бросила один молоточек и взяла другой.  — Если не исчезнешь через секунду, не знаю, что я сделаю с этим молотком.
        Не глядя на нее, Джек встал и вышел на свежий воздух. В горле саднило, грудь что-то сдавливало, на коже выступила испарина. Он прислонился к стене пристройки, глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и медленно побрел к дому.
        Клео может как следует поработать молотком в душной мастерской, чтобы вместе с потом вышли все эмоции. А что было под силу ему в его состоянии?
        В гостиной он вытянулся на диване, обитом коричневой кожей. Раньше Джек и Клео часто проводили время в этой комнате, смотрели фильмы, играли в компьютерные игры, слушали музыку.
        Он взял подушку и засунул ее под голову. Он уже давно не думал о том, что такое ответственность, забыл, каково это — взвалить ее себе на плечи. Но теперь, когда дошло до дела, оказалось, что решением всех проблем может стать простой план из трех пунктов.
        Остаться здесь на пару недель.
        Помочь Скотти разобраться с делами отца.
        И уехать.
        Потом зазвонил телефон. Пока он включал мозг и вставал, Клео ответила. Он проверил время. Два часа пролетело!
        Джек чуть не зарычал. Замечательно! Клео видела, как он валяется на диване перед телевизором, а она никогда не упускала возможности укорить его за этот грех. Он подошел к книжной полке.
        Золотистые лучи солнца отражались на декорированной вручную позолоченной шкатулке, которая стояла на полке у стены возле стопки старых виниловых пластинок.
        Снедаемый любопытством, Джек перенес ее на кофейный столик. Решив, что в ней нет личных вещей, раз она стоит в гостиной, он открыл лакированную крышку. Внутри оказался фотоальбом. На обложке было оттиснуто золотом «21». Джека охватила знакомая тоска, сердце пропустило один удар.
        Он очень жалел о том, что не смог присутствовать на торжестве в честь совершеннолетия Клео, хотя она и в шестнадцать выглядела вполне взрослой. Подчинившись внезапному порыву, он анонимно отправил ей букет роз в тот особенный для нее день. Единственный раз вышел на связь. И теперь был рад через объектив другого фотографа узнать, как она отметила двадцать первый день рождения.
        — Ты не спишь. Ой!
        Джек поднял голову и увидел испуганный взгляд Клео, прикованный к альбому. По крайней мере, она больше не сердилась.
        — Это личное?
        Она покачала головой:
        — Я принесла его в ту ночь, когда умер Джерри. Альбом лежал в моей комнате с тех пор, как я его оформила. Его еще никто ни разу не видел.
        — Даже отец? Почему?
        — Я хотела, чтобы ты был первым.
        Джека охватил жар. Не стоит искать в ее словах смысл, которого там нет. Или все-таки есть?
        Что скрывает этот ясный взгляд? Они всегда были близки, пока Клео в одночасье не превратилась в длинноногого подростка. Джек ее не узнавал. Внезапно перестал понимать и ее, и себя. Братская привязанность переросла во что-то очень опасное, и он стал проводить больше времени с приятелями и девушками своего возраста, ценой героических усилий продолжая относиться к Клео как к сестре. А иногда, что гораздо хуже, строил из себя ее родителя.
        Клео вся как-то подобралась и вытянулась.
        — Джек, это альбом не о моем дне рождения, а о твоем.
        Все эти годы она хранила его частичку. У Джека перехватило дыхание. Он был готов поклясться, что в тишине, которая внезапно опустилась на комнату, их сердца забились в унисон.
        Он поерзал, отгоняя эмоции.
        — Зачем ты его сохранила? Я думал, уже давно сожгла.
        — Собиралась это сделать. Просто я наивно верила в то, что ты вернешься домой.
        Все это время Джек думал, что Клео была рада его отъезду, он превратил ее жизнь в ад.
        — Теперь я не так наивна.  — Она прошла через комнату, села рядом с ним. Тепло ее бедра обожгло его сквозь джинсы, когда она потянулась за альбомом.
        На первой странице красовался большой портрет. Клео, Джек и отец. Отец и юная Клео восторженно смотрят на молодого Джека Девлина. Его охватила буря эмоций. Как часто он мечтал вернуться в тот самый день и начать все заново!
        — Ты очень на него похож,  — сказала Клео, глядя в лицо Джерри.  — Тоже, чуть что, бодаешься.
        — Ну да.
        Но Джек думал не об отце. Листая альбом, он то и дело обнаруживал на фотографиях Клео. В шестнадцать она выглядела почти как женщина, ее ярко накрашенные глаза сияли, на губах играла улыбка.
        Клео улыбалась ему.
        Почему он этого не замечал? Слишком уж заботился о своем либидо, чтобы обратить внимание на нее. А под ее мне-на-тебя-плевать отношением скрывалось нечто большее. Она разглядела в нем что-то стоящее.
        А он лишил себя этого, когда ушел из дома. Ради ее же блага. Может, теперь она повзрослела, да. Но отношения между ними все равно невозможны, причин много. Семья и привязанность. Эти слова эхом раздавались у него в голове.
        Ни к тому ни к другому он не готов и уже только поэтому не хотел начинать с Клео то, чего не собирался заканчивать. А еще не был уверен в том, что не унаследовал отцовскую жестокость. Во сколько драк он ввязался, чтобы защитить Клео? Да ради ее безопасности он был готов сгореть в адском пламени!
        Джек сжал ее ладонь:
        — Замечательные фотографии. Спасибо, Златовласка.
        — Я сделала это не для тебя,  — убрав руку, холодно ответила Клео.  — Я сделала это для себя.
        И он вдруг заметил, что под альбомом на дне шкатулки лежала вырезка из газеты, поздравительные открытки и бережно высушенная одинокая желтая роза, которую он подарил ей в ту самую ночь.
        — Кроме фотографий, у меня после тебя ничего не осталось.  — Клео убрала альбом в шкатулку.
        Джек ожидал злость и даже был бы рад ей, но она растворилась под мягким покорным смирением.
        — У меня были причины.
        И понял, что не хочет их обсуждать.
        Подобрав под себя ноги, Клео положила локоть на спинку дивана и повернулась к нему лицом:
        — Я тебя слушаю.
        Стараясь избегать ее внимательного взгляда, Джек пытался сочинить полуправду, которая бы устроила Клео, потому что сам себе пообещал: всей правды она не услышит.
        — После вечеринки отец устроил мне аудиенцию в кабинете, чтобы поговорить о тебе.  — Это случилось перед рассветом. Джек все помнил.
        — О!  — Румянец залил шею Клео и перекинулся на щеки.
        — Он был очень зол. Та ситуация на лестнице…  — Джек понимал, как это выглядело со стороны.  — Я сказал, что все на самом деле совсем не так.  — Ну почти. Он хотел Клео так сильно, что испытывал физическую боль. Воспоминания о том бунте, о девочке-женщине, которая все в его жизни перевернула с ног на голову, по-прежнему преследовали его.  — Отец был пьян и пришел в ярость. Мы поругались. Он сказал, что убьет меня, если еще раз увидит.
        И это было прямо перед тем, как его железный кулак отправил Джека на пол. «Давай, Джек, давай, мальчик мой, дерись как мужчина!» Закрытые окна, опущенные шторы, тихий голос. Никто и никогда не слышал, чтобы в ярости Джерри Девлин переходил на крик. Джек пытался восстановить дыхание. К тому времени, когда он смог доползти до телефона и позвонить Скотти, отец уже спал.
        Клео задумалась, словно пыталась соотнести то, что сказал Джек, с тем, что знала о Джерри. С ее губ сорвался резкий смех и разбил тишину.
        — Ну не надо! Мы с тобой прекрасно понимаем, что он был просто пьян! Ты мог подождать и вернуться, когда он проспится. Когда вы оба проспитесь и остынете. Почему ты так не сделал?
        — Доверие и уважение, Клео. Ни того ни другого я от отца не видел.  — И Джек солгал: — Я собрал вещи и сел на первый самолет до Сиднея.
        Клео наклонилась вперед, Джек уловил легкий аромат жасмина. Ее глаза сверкнули словно электрический разряд, который пробирал до костей.  — Ты мне рассказал далеко не все.
        Не зря он от нее отворачивался. Она очень проницательна. Джек снова отвел глаза:
        — Так, значит, ты у нас психолог.
        — Нет, я просто женщина.
        И не поспоришь. Ему вдруг страстно захотелось поддаться искушению, вобрать в себя всю энергию женственности, которую она источала, попробовать на вкус ее губы, прикоснуться к ней. Вместо этого он саркастически улыбнулся:
        — Мужчине нечего противопоставить такой мощной логике.
        Клео хлопнула ладошкой по дивану:
        — Ну вот, ты опять надо мной смеешься и ведешь себя так, будто мне шестнадцать.
        — Тебе никогда не было всего шестнадцать.
        И в этом корень всех проблем.
        — Да что ты вообще обо мне знаешь? У тебя на меня никогда не было времени. Разве что на издевательства минутку находил!
        — Это не значит, что я тебя не замечал.
        — Замечают зубную боль и как-нибудь реагируют.
        — Я отреагировал — ушел со сцены.  — И переживал эту утрату так же тяжело, как будто это была смерть.  — Дело не в тебе, а во мне.  — Он увидел в ее взгляде муку. И недолго думая прикоснулся к ней. Можно мириться с ее злостью, но не со страданиями.  — Я не хотел сделать тебе больно.
        Клео смотрела на него. Глаза жгло. Мягкое прикосновение его руки, теплой и грубой, не облегчало боли в сердце. Как мог умный, разбирающийся в женщинах мужчина быть таким глупцом?
        — Ты правда ничего не понимаешь, да?
        Или он притворяется, отрицая то, что заметил бы и слепой, взглянув на нее? Надо смотреть фактам в лицо. Джек игнорировал ее, потому что в ней нет ни капли гламура. Но признать это слишком унизительно. И если она сейчас не сделает хоть что-нибудь, растворится в разочаровании и жалости к себе. Клео поклялась, что на этот раз не поддастся его влиянию. Но сердце отказывалось слушаться.
        Она заставила себя выпрямиться, встала с дивана и пошла к двери, подальше от мужского тепла.
        — Чего ты от меня хочешь?  — бросил Джек вслед.
        Клео обернулась. Дневное солнце сквозь окна лило свет ему на плечи. В темной футболке Джек казался воплощением ее самых сокровенных фантазий.
        — Ничего. Совсем ничего.  — «Если ты не готов дать мне это добровольно».
        И, ужасно боясь чем-нибудь выдать царившее внутри отчаяние, Клео отвернулась. Прежде чем он ответил, убежала в комнату его отца, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Руку все еще жгло теплое прикосновение Джека.
        Аромат одеколона, которым Джерри пользовался до самой смерти, казалось, пропитал в комнате все. На мгновение время повернуло вспять, и он вернулся. Снова сидел на диване лицом к окну. И Клео смотрела в окно. Сменялись времена года, летели дни рождения. А она ждала Джека.
        Ее пронзила боль, подступили слезы. Упрямство двоих мужчин лишило их самого драгоценного момента в жизни, возможности попрощаться. Джек, должно быть, ошибается. Джерри не мог сказать, что не хочет больше видеть родного сына.
        Воздух был теплым, но Клео потерла вдруг замерзшие руки. Срочно надо чем-нибудь заняться. Только тяжелая физическая работа могла унять набиравшее силу чувство разочарования, от которого можно взорваться.
        Ванная Джерри. Не то чтобы там надо было убрать, в последние несколько дней Клео вылизала весь дом. Однако работа с водой всегда помогала избавиться от плохого настроения.
        Через час, израсходовав полбутылки чистящего средства, Клео сняла резиновые перчатки, откинула с лица влажную прядку, взглянула в зеркало. Вид так себе. К счастью, рядом никого нет.
        Вернувшись в спальню Джерри, она была поражена царившими там покоем и тишиной, и чтобы хоть как-то исправить ситуацию, тихонько включила проигрыватель. Битлы запели о вчерашнем дне. Она открыла окно.
        Свежий ветерок тут же остудил лицо и шею. Клео опустилась на диван. Пальцы скользнули по мягкому шерстяному покрывалу, она поднесла его к щеке.
        — Теперь ты свободен. Свободен от боли.
        Клео не плакала у постели Джерри Девлина, когда он испустил последний вздох, слишком велико было горе. Она не плакала на похоронах, Джерри хотел, чтобы их превратили в праздник. Теперь глаза защипало от невыплаканных слез, она их больше не сдерживала. Они бежали по щекам, остывая под дуновением бриза.
        Всхлипывания прервал щелчок поворачиваемой дверной ручки. Размазывая слезы по щекам, Клео представила Джека, стоявшего в коридоре. Одна рука на дверном косяке, босые ступни утопают в ковре, темные глаза внимательно смотрят на нее.
        А она рыдает.
        Крепче стиснув покрывало, Клео закрыла глаза. Она опозорена. Смущена. Разочарована.
        — Уходи, Джек.  — Он не ответил.  — Не видишь, мне надо побыть одной.
        Он выключил проигрыватель, и в комнате снова повисла тишина.
        — Я повсюду тебя искал.
        Воздух накалялся, Джек не уходил. Клео очень хотела, чтобы он в этот момент оказался в тысяче миль от нее. Впрочем, Джек все всегда делает наоборот.
        Он положил руки ей на плечи и на мгновение сдавил их. От прикосновения она подпрыгнула, как кролик. Волнение охватило ее. Она чувствовала его запах, тепло, дыхание. Подушка дивана подалась вниз, когда он сел позади нее.
        — Я должен был остаться здесь ради тебя, Златовласка.
        — Должен был, но не остался. А я осталась. Ладно, проехали.
        — Думаешь, ничего никогда не изменится, и люди, которые есть в твоей жизни, никуда из нее не исчезнут. А потом — бац, однажды утром просыпаешься, все изменилось, и уже поздно говорить то, что хотел сказать, поздно делиться мыслями и вспоминать счастливые времена.
        Клео давно похоронила наивную романтичную мечту о том, как Джек однажды утром проснется и поймет, что все это еще может у них быть. Где она сама окажется к тому времени? Скорее всего, в доме престарелых.
        Его ладони скользнули с ее плеч и сомкнулись перед ней. Она положила голову ему на плечо. В тот момент хотелось, чтобы он просто поддержал ее.
        — У меня никогда не было отца, которого я хотела бы запомнить,  — сказала Клео и удобнее устроилась в объятиях Джека, который крепче сцепил пальцы.  — Не было отца, который проводит с тобой время и любит тебя такой, какая ты есть. Джерри дал мне все это.
        — Я знаю.
        Она почувствовала, что Джек немного изменил позу. Так, значит, он пренебрежительно окрестил ее Златовлаской просто потому, что ревновал к отцу.
        — Мы оба знаем, что он слишком много пил. Любимая женщина сбежала, а сын…  — Что она могла сказать о Джеке? Сначала казалось, он безразличен к нему, но с годами безразличие переросло в нескрываемую неприязнь.  — Ты был груб, все время пропадал с друзьями или девушками.
        — Ты не лучше.
        Клео понимала: Джек имеет в виду плохую компанию, с которой она общалась, чтобы привлечь его внимание. Уж лучше так, чем оставаться совсем незамеченной.
        — Я была несносна, признаю.
        — Мы с тобой два сапога пара. Твоему отцу было плевать, как его поступки отразятся на дочери. А я из-за него потерял мать, которую очень любил.
        В голосе Джека слышалась горечь, Клео повернулась взглянуть ему в лицо. И увидела отражение собственной боли. Они оба страдали из-за того, что натворили их родители.
        — Джек…  — Движимая инстинктами, Клео прикоснулась к его лицу, чтобы показать, что понимает его, помнит все это и страдает вместе с ним.
        От этого прикосновения дрогнуло сердце. Она наслаждалась волшебным теплом его кожи, чувствовала мягкую щетину.
        — Я тоже потеряла родителя.  — Желая успокоить, Клео провела кончиками пальцев по его щеке и подбородку.
        Мышцы на лице Джека напряглись. Он хрипло вздохнул, во взгляде промелькнуло что-то опасное.
        Оперившийся в душе Клео сладкий восторг камнем полетел вниз. Джек не хочет ее. Щеки вспыхнули. Как и прежде, отказ. Он не любит, когда к нему прикасаются. По крайней мере, когда это делает домашняя девочка Клео Ханиуэлл, почти сестра. За шесть лет ничего не изменилось.
        Быстро заморгав, чтобы отогнать подступившие слезы, она сжала руку в кулачок и прижала его к груди:
        — Клянусь, Джек, ты ничего не почувствуешь, даже если у тебя задница загорится!
        — Клео…
        — Молчи.  — Она оттолкнула его.  — Ничего не хочу слышать.  — Она могла бы двинуть ему за унижение, сквозь которое он заставил ее пройти, но в ту минуту черты его лица были тверже гранита.
        — Задняя дверь была открыта.
        Знакомый голос заставил обоих обернуться. Клео не поняла, кто первый вскочил с дивана — она или Джек.
        — Скотт! Привет.
        Скотт стоял в дверях, строгая рубашка расстегнута у шеи, галстук ослаблен.
        — Привет.  — Поигрывая ключами, он переводил взгляд с Джека на Клео и обратно.  — Я не вовремя?
        — Вовремя.
        Ей было больно и стыдно. Много ли слышал Скотт? Она старалась не смотреть на Джека, но все равно чувствовала, как от него во все стороны разбегаются волны раздражения.
        — Привет, Скотти.  — Хриплый, глубокий голос Джека немного дрожал.
        — Так. У вас двоих планы на вечер?
        — Нет,  — выпалила Клео. Она все еще чувствовала кончиками пальцев кожу Джека и ощущала его запах. Отказ был для нее глубокой рваной раной, которую надо обработать.  — Я собираюсь принять ванну, немного побаловать себя. И никаких мужчин.
        — Ну, я вообще-то за Джеком. Не возражаешь, если я украду его на несколько часов?
        Клео чуть не рассмеялась. Ее, оказывается, и не собирались приглашать.
        — Да, пожалуйста, забирай.
        Краем глаза она видела: Джек ссутулился и засунул руки в задние карманы джинсов.
        — И что ты задумал?  — спросил он.
        — Мне кажется, пора тебе отказаться от образа странствующего фотографа и прикупить немного новой одежды. Я задумал этим вечером провести тебя по магазинам в центре. Можем взять такси, чтобы потом поужинать и выпить пива. Как в старые добрые времена.
        Джек кивнул:
        — Отличный план. Возьму бумажник.
        Как только он вышел, Скотт спросил:
        — Я помешал?
        — Ты ничему не помешал. Хорошо вам провести время.
        Избегая внимательного взгляда, Клео пошла к выходу.
        Скотт коснулся ее плеча и мягко сказал:
        — Не жди нас.
        — И не собираюсь.

        Для Клео лучшим лекарством от депрессии была горячая ванна, бокал вина и гора шоколада. Времени впереди предостаточно, чтобы смыть плохое настроение.
        В ванной Клео из подвешенных горшков спускались листья папоротников, стены гармонировали с полотенцами персикового цвета. Стояли сумерки, и небо еще не потемнело, но кто сказал, что свечи зажигать рано? Нарушая правила, она зажгла пять штук, добавила в ванну эфирные масла розмарина, лаванды и герани, разделась и погрузилась в теплую ароматную воду, прихватив высокий тонкий бокал с шампанским и миску шоколадных трюфелей.
        Она сказала Джеку, что забыла о нем, после того как он уехал. На самом деле в глубине души сохранила маленький ящичек Пандоры, полный надежды, верила: однажды Джек вернется домой и скажет, что скучал по ней, она повзрослела и он допустил ужасную ошибку.
        Он вернулся. А насчет остального… Клео почти убедила себя в том, что на все остальное ей плевать, но из-за Джека старания пошли прахом.
        Это она допустила ошибку.
        Клео залпом выпила бокал шампанского. Теперь она привязана к этому дому любовью к Джерри и необходимостью выполнить его последнюю волю.
        Когда вода остыла и шоколад закончился, Клео вытерлась и надела розовую пижамку с коротенькими шортиками. Легкий воздушный хлопок мягко скользнул по коже.
        Заложенное облаками вечернее небо потемнело и стало сине-фиолетовым. Клео подошла к окну, подняла раму выше, взглянула на городские огни, мерцавшие вдалеке, и вдохнула аромат мокрой листвы и плюмерии, выключила свет и забралась в постель.
        Было только девять тридцать, Клео знала, что не уснет. В предательском воображении вновь и вновь возникали образы высокого мускулистого Джека, который своим теплом будет согревать простыни в нескольких футах от нее, когда вернется домой. Каково это — почувствовать его тепло на коже? При мысли об этом по телу побежали мурашки, а внизу живота запульсировало. Она отбросила одеяло и вздохнула сердито и грустно.
        Если Джек вернется домой… Двое свободных и привлекательных мужчин отправились в город, надо быть готовой к тому, что он не вернется до утра.
        Глава 6
        — И все-таки я вам помешал,  — усевшись на заднее сиденье такси, сказал Скотт. На его хмуром от смущения лице читалась готовность слушать.
        Джек уставился в окно.
        — Разошлись во взглядах на семейные проблемы,  — пробормотал он.
        За городом грозовые облака затягивали малиновый горизонт. Кондиционер в салоне такси остужал лицо, но не тело. Клео как-то удалось преодолеть выставленный им защитный барьер.
        Джек поерзал, ощутив дискомфорт оттого, что утонул в теплых воспоминаниях.
        — Я так понимаю, вы говорили о твоем отце.
        Джек кивнул:
        — Он много для нее значил. Я не сумел сразу вывалить всю правду. Не думаю, что Клео справилась бы с этим. Да она и не должна.
        Скотт прищурился, взглянув на солнце, которое пряталось в пелену облаков.
        — А какие у тебя планы на потом?
        — Ты имеешь в виду, что я буду делать, когда завещание утвердят? У меня есть незаконченные дела за границей.
        Ничего не изменилось. Он мог снова заняться фотографией. Или вернуться в город, который помогал восстанавливать, когда его ранили.
        — Незаконченные дела,  — повторил Скотт, нарушая ход его мыслей.  — Кто-нибудь особенный? Нам следует о ней знать?
        Кто-нибудь особенный. Аромат Клео все еще туманил разум, воспоминания о ее прикосновениях будоражили кровь. Чтобы отвлечься, Джек приоткрыл окно. Воздух с примесью запахов выхлопных газов и горячего асфальта засвистел в ушах.
        — Ты же меня знаешь, всех не перечесть,  — грустно рассмеялся Джек.
        — Я знаю тебя, возможно, даже лучше, чем ты сам себя знаешь. Если ты сблизишься с Клео, а потом оттолкнешь, ей будет больно.
        — Я ее и пальцем не тронул. И хочу, чтобы все это скорее закончилось. Я ей только жизнь испорчу.  — Он пожал плечами в ответ на внимательный взгляд Скотта.  — Меня удивило то, что она одна. Есть же у нее знакомые мужчины. Вот ты, например.
        Было бы больно узнать, что между Скоттом и Клео что-то есть. Но тогда Джек смог бы вздохнуть почти спокойно.
        — Я?  — Скотт покачал головой.  — Да она на меня даже не смотрит.  — Он изогнул бровь.  — А вот с тебя глаз не сводит. И так было всегда.
        Джека словно катком переехали и бросили израненного и бездыханного. Он видел это сегодня и на фотографиях, чувствовал, когда они с Клео сидели на диване. Женский взгляд. Женское желание. Не важно, насколько сильно Джек хотел заполнить пустое место в душе, которое оставил специально для Клео, только для нее. Он должен задушить в себе все чувства к ней.
        — Ты же знаешь, я нигде надолго не задерживаюсь.  — Он скрыл сожаление за небрежным жестом.  — Семья, дом — вот чего хочет Клео. И заслуживает. А после всего того, через что я прошел в детстве, семейная жизнь не для меня.
        — Погоди немного, Джек.
        Он задушил образ, шедший от самого сердца.
        — Я здесь надолго не останусь.
        Два часа спустя он все еще думал об этом, рисуя на полированной столешнице мокрые круги запотевшим стаканом пива. Это уже четвертый. Или пятый? Кому какое дело? Если ему хочется напиться, это касается только его. Он пожал плечами и сделал большой глоток.
        Мелькали лучи лазера, бухали басы. Музыка была горячей, развлечения еще горячее. Джек смотрел на танцпол и думал о расстроенной женщине, которую бросил одну.
        Он не должен оставаться в этом большом старом доме вместе с Клео. Но выбора нет, предстоит разобраться с делами отца.
        Как Клео на него смотрела! Этот взгляд трогал до глубины души. Даже слегка обезумев от ревности и алкоголя, Джек считал, что шесть лет назад видел в этом взгляде не отвращение. Клео хотела его. Но он сделал ей больно. А она все равно от него не отступилась.
        Должна была. Но не отступилась.
        И это все только разобьет ей сердце. Джек не готов остепениться, а даже если и согласился бы осесть на одном месте, то только не в этом старом доме, полном воспоминаний.
        — Скотти, будь другом, принеси нам по паре стопок виски, а?
        Пока Скотт пробивался сквозь толпу у бара, Джек, оказавшийся в самом центре событий, стал еще мрачнее.
        — Наслаждаешься талантами?  — Скотт поставил перед ним выпивку.
        Джек залпом выпил стопку.
        Скотт положил руку ему на плечо:
        — Утром ты об этом пожалеешь.
        — Может, не пожалею.
        — Нам пора, приятель.  — Скотт оттолкнул стул, закинул руку на шею другу и повел к выходу.  — Поехали домой. По дороге заглянем ко мне в офис, заберешь свои покупки. Может, даже протрезвеешь немного к тому времени, как мы там окажемся.

        Джек не помнил, сколько выпил, и очень злился на Скотта, который выглядел совсем трезвым, когда они приехали домой. Раньше Джек всегда мог его перепить. Что это? Последствия операции? Он потрогал повязку. По крайней мере, выпивка приглушила боль в плече. Правда, только в плече.
        Фары выхватили из темноты дом. Внутри было темно, только фонарь снаружи зажегся, когда подъехало такси. Проклятье, который час?
        Покачиваясь, Джек выбрался из машины и уставился на окна второго этажа. На конкретное окно. Теплый вечерний ветерок шелестел листьями и приятно ласкал лицо. Точно так же днем его ласкала Клео.
        Должно быть, она уже спит. Он представил ее изящное тело под одеялом, облако золотых волос. Интересно, что на ней надето? Шелк, кружево, хлопок? Или совсем ничего?
        Неровной походкой Джек пошел к дому, ища в кармане ключ. Звезд на небе не было. Где-то вдалеке рокотал гром. Воздух словно загустел.
        — Джек, погоди!
        Он повернулся, заметив при этом, что дрожат ноги, покосился на Скотта, который шел к нему с пакетами.
        — Спасибо!  — Джек взял пакеты и, исполненный хорошего настроения, обнял друга.  — Ты хороший парень.  — Он снова посмотрел на окно Клео.  — А ну-ка, подсади меня, Скотти.
        Тот проследил за его взглядом:
        — Не самая хорошая идея, мой нетрезвый друг.
        — Думаю, ты прав.
        — Я знаю, что прав. Ты не можешь подняться по лестнице традиционным путем?
        — Конечно. Все как в старые добрые времена, да?
        — Точно.
        — До скорого!  — Джек поднял на прощание руку и, прислонившись к столбику веранды, проводил Скотта взглядом.
        Друг сел в такси, машина покатила вниз по улице и растворилась в ночи.
        Да, все как в старые добрые времена. Только вот днем все изменилось. Джек набрал полные легкие теплого вечернего воздуха, чтобы рассеять алкогольную дымку в голове. Неизменно одно — его чувства к Клео. Из-за нее внутри все крутило, сердце замирало. И эта боль стала уже такой привычной, что он воспринимал ее частью себя.
        Джек сунул ключ в замок. Увидеть Клео снова. Подсознательное желание прикоснуться к ее нежной, как лепестки цветов, коже, прижать к себе, спрятать лицо в ее чудно пахнущих волосах не поблекло. Стало только сильнее.
        Когда дверь открылась, в кустах что-то зашуршало.
        — Привет, Конт… Константин.  — Язык, как резиновый, совсем не слушался.  — Развлекался весь вечер с дамами?
        Кон выбрался из кустов, потерся о ноги Джека и метнулся в дом. Джек включил свет в холле, чтобы легче найти путь наверх, и проводил взглядом шерстяной шар. Кон остановился у спальни Клео и взмахнул хвостом, явно недовольный тем, что дверь закрыта.
        — Как мы с тобой похожи,  — пробормотал Джек.
        Должно быть, Клео приняла ванну, он почувствовал в воздухе свежие нотки, добавившиеся к знакомым запахам полироли и дерева.
        На лестнице горел свет, и от этого в холле лежали длинные тени. Джеку хотелось открыть дверь в спальню Клео и узнать, верны ли его догадки относительно того, в какой позе она предпочитает спать. Он недостаточно трезв для того, чтобы думать об этом, и недостаточно пьян для того, чтобы на это решиться, поэтому Джек просто немного постоял под дверью, вдыхая ее аромат. Кон сидел рядом, его глаза разного цвета смотрели выжидающе.
        — Если я не могу, то и ты не можешь,  — сказал ему Джек. Он не собирался открывать дверь даже коту. Особенно коту.
        Получив отказ, Кон пошел вниз, подергивая хвостом.
        — Ладно. Пора спать.  — Скрипнула половица, и Джек, прислонившись к стене, разулся.  — Ш-ш-ш! Нельзя будить Кл…
        Почти неуловимый щелчок дверной ручки пригвоздил его к месту. Дверь открылась, на свету сверкнула копна спутанных волос, потом появилось элегантное плечико.
        Задержав дыхание, Джек любовался этой картиной, в его голове крутились тысячи запретных мыслей, каждая из них об этом обнаженном теле.
        — Ублюдок,  — тихо выругалась Клео, а потом заметила Джека.
        На ней были светлые шортики, открывавшие гладкие кремовые ноги, и маечка в тон, плотно обтягивавшая грудь. В мягком желтом свете цвет пижамки почти сливался с цветом кожи, казалось, Клео обнажена. Боже, помоги!
        Ее рука взлетела к горлу.
        — Джек, что ты здесь делаешь?!  — Похоже, она не рада его видеть.
        Он не то улыбнулся, не то скорчил гримасу:
        — Шатаюсь без дела. Привяжи меня к своей кровати, вырви из меня признание.
        — Заткнись! Имей совесть. Если приводишь с собой подружек, хотя бы не шуми.
        Джек нахмурился:
        — Что-что?
        — Я про женщину, которую ты привел и с которой разговаривал.
        — С которой я… О… Кон. Я разговаривал с Коном.
        И тут, как по сигналу, мохнатый хитрюга вышел к ним из комнаты Джека.
        — О…  — Клео опустила голову и покраснела.  — Вот ты где, непослушный мальчик. Извини. Мне не следовало вот так на тебя набрасываться.
        — Как на мед с горячим шоколадным соусом.
        — Что?
        Неужели он и над своим неповоротливым языком утратил контроль?
        — Ничего. Не надо извиняться, все в порядке.  — Джек шагнул и наткнулся на свои ботинки, о которых забыл. Черт! Не успев восстановить равновесие, качнулся вперед и припечатал Клео к стене.
        Ее грудь прижалась к его груди, их взгляды встретились, глаза Клео в таком свете казались почти зелеными. Джек видел, как бьется жилка у нее на шее в такт с его пульсом.
        Руки Джека почти касались Клео. Ему хотелось скользнуть ладонями к ее запястьям, прикоснуться к шелковистой теплой коже, взглянуть в ее расширившиеся от этого прикосновения глаза, но он продолжал упираться руками в стену.
        Надо было сделать шаг назад и пойти в свою комнату, но Джек будто окаменел. Утонув в аромате Клео, глубоко вдохнул:
        — Ты пахнешь садом.
        — Чего не скажешь о тебе. Разит как от пивоварни.
        Ее дыхание коснулось его лица. Он перевел взгляд на ее слегка приоткрытые пухлые, чувственные губы. Клео будто ждала чего-то.
        По небу прокатился гром. В окно спальни ворвался порыв мокрого ветра. Клео едва заметно вздрогнула, соски набухли под майкой, как два бутона. Джек чувствовал это сквозь футболку. Вдруг стало жарко, он подумал, что вот-вот растает. На лбу выступила испарина, руки задрожали. Тубы Клео оказались так близко. Джек утратил контроль.
        Первый поцелуй был сродни прикосновению к проводу под напряжением. Волна ощущений пробежала по каждому нерву и закружилась в голове. Джек давно представлял себе, как проведет рукой по волосам Клео, и наконец сделал это. Шелковистые пряди ласкали его ладонь.
        Он спустился ниже. В ответ Клео слегка повела бедрами, прижимаясь к нему, и мурлыкнула, как кошка. Джек почувствовал, что ее губы стали мягче и податливее, и, не преминув воспользоваться представившейся возможностью, скользнул языком ей в рот.
        Он знал ее вкус, когда к нему не примешивалась горечь обиды, утонченный, сладкий, пьяный и насыщенный, как у вишневого ликера, который его отец держал для особых случаев.
        Вот оно, возвращение домой.
        Вот чего Джек жаждал все эти годы, чего не смог найти ни с одной женщиной. С Клео все казалось правильным.
        Он утратил способность думать. Да и не хотел ничего анализировать, открывая для себя шелковистую нежность кожи у нее под подбородком и на шее, исследуя маленькую ложбинку над ключицей, где бился пульс.
        Обжигая сквозь одежду, теплые ладони Клео скользнули по спине Джека и легли ему на талию. Она сменила позу и выгнулась.
        Желая большего, он спустился к женственным изгибам, скрытым под маечкой. Его пальцы скользнули по упругим соскам, натянувшим ткань. С чувством, близким к благоговению, он принял в ладони соблазнительную грудь Клео.
        Ее резкий вздох и стон, сорвавшийся с губ, выдернули его из чувственного забытья. Что он, черт побери, делает?! Хватаясь за остатки здравого смысла, Джек отшатнулся. Легкие жгло, губы горели, эрекция пульсировала словно рана.
        Клео заморгала, испуганная этим резким движением, длинные золотистые ресницы затрепетали. Она с удивлением взглянула на Джека. Что-то темное и страстное тлело в этом взгляде, было и кое-что еще. Страх.
        Ничего удивительного. Похоже на повтор сцены из старого фильма. С той лишь разницей, что на этот раз Джек не остановился на поцелуе, а накинулся на Клео, как озабоченный подросток. Его одурманенный алкоголем разум отказывался признавать, что она ответила взаимностью.
        Клео. Девочка, которая вымазала вареньем его велосипед, потому что была слишком маленькой и он не брал ее кататься. Девочка, которую Джек успокаивал, когда она разбила коленку, тайком взяв тот самый велосипед и выехав на нем на дорогу.
        Девочка, которая всегда была частью его жизни и никогда не выходила у него из головы. Девочка, к которой он никогда не смел прикоснуться. И до сих пор не смеет, потому что сам себе пообещал не делать этого.
        Руки дрожали, Джек опустил их и сжал кулаки. Отступил назад, теша себя надеждой, что она не почувствовала его возбуждения.
        Она никогда не узнает, что все это для него больше чем просто секс. И в предыдущие разы было точно так же. Боль злобно накинулась на его сердце.
        — Извини, мне стыдно.
        Глаза Клео расширились, два прозрачных океана промерзли до дна. Губы, которых жаждал Джек, вытянулись в тонкую линию. Рука взметнулась вверх, удар ладони обжег щеку Джека.
        В удушливой тишине пощечина прозвучала как выстрел. Пятясь в спальню, она обнимала себя за плечи. В глазах стояли слезы, она даже не пыталась это скрыть, губы, все еще влажные от поцелуев, дрожали.
        — Клео…
        Но она снова занесла руку для пощечины, и Джек вынужден был остановиться.
        — Просто чтобы ты знал.  — Она говорила хрипло, прерывисто.  — Это за извинение.
        Прежде чем до него дошел смысл этих слов, дверь спальни хлопнула, и три акварели, висевшие на стене, задрожали.
        Мгновение он просто стоял и растирал горевшую от удара щеку. За что? За извинение?
        Джек снова изменил их отношения. Неизменно одно — его чувства к ней. Теперь одного взгляда на ее губы достаточно, чтобы он вспомнил их вкус на пике страсти.
        И захотел снова им насладиться.
        Скотт прав. Утром Джек Девлин себя возненавидит.

        Прислонившись к двери, Клео поникла, не замечая ни вспышек молнии за окном, ни первых больших капель дождя, застучавших по листве.
        Тело было словно разбитое, слабое, беззащитное, охваченное огнем. От чувствительных губ, которые все еще покалывало после поцелуя Джека, до босых ступней. Влажное тепло собралось внизу живота. Она прижала дрожащие пальцы ко рту и всхлипнула.
        Джек хотел ее. Она видела это в его взгляде, тлевшем и готовом в любой момент вспыхнуть, слышала в неровном дыхании, чувствовала в напряженных мышцах, когда он к ней прижался.
        Ярче всего об этом свидетельствовало его мужское естество, возбужденное и отвердевшее. Клео, может, и не очень много знала о мужской эрекции, однако поняла, что коснулось ее живота, и задрожала от одной мысли о том, как Джек нетерпеливо входит в нее.
        Из-за воспоминаний о его горячих требовательных ладонях обтянутая пижамкой грудь напряглась и отяжелела, соски, все еще твердые и округлые, стало покалывать.
        Клео стиснула зубы. Сквозь теплое марево пробилась мысль о том, что сделал Джек, и ярость снова стала набирать силу. Джек извинился. Не хотел признавать то, что между ними произошло.
        Он разжег огонь, скрывавшийся внутри ее, но тут же погасил его. И извинился.
        Как он мог так поступить? Сволочь. Стыдился того, что пьян, или того, что поцеловал ее?
        Не нужно ждать, чтобы узнать ответ. Хоть что-то было у нее под контролем. А вот все остальное… Клео шумно вздохнула. Живущая одним мгновением, она для него все равно что расплавленный металл. Его ловкие пальцы, губы, тело.
        Нет, надо лечь.
        На подгибавшихся ногах Клео дошла до кровати. Кожа на внутренней поверхности бедер стала очень чувствительной из-за грубой ткани брюк Джека.
        Кон сердито отмахнулся лапой, когда она его подвинула, и пошел спать в ноги. Типичный самец, хочет, чтобы все было так, как ему нравится.
        Взбив подушку, она рухнула навзничь и в плотной ночной тишине уставилась в потолок:
        — У меня для тебя новости, Джек. Завтра наступит час расплаты.
        Глава 7
        С первыми малиново-золотыми лучами рассвета Клео проснулась. Ночную грозу унесло, и наступавший день обещал быть ясным. Из-за Джека Клео не смыкала глаз почти всю ночь, зато с утра созрел план.
        Она не обсуждала с Джеком пришедшую ей вчера в голову идею чем-нибудь позаниматься вместе, решила, что они сумеют бок о бок потрудиться над созданием маленькой мемориальной клумбы с солнечными часами.
        Натянув шорты, в которых работала в саду, и трикотажный топ, Клео принялась рыться в шкафу в поисках старых кроссовок. Она знала, что испытает неловкость, когда снова увидит его, поэтому хотела на чем-нибудь сконцентрироваться.
        Это все вина Джека. Чего стыдиться ей? Она замерла, не завязав шнурков. Неудивительно, что к нему женщины в очередь выстраиваются, он знает, как сделать так, чтобы каждая почувствовала себя единственной. «Опасный навык»,  — решила Клео, взглянув на дверь спальни Джека, и спустилась на кухню.
        Покормив Кона, Клео взяла персик. Откусывая кусочки от сочного фрукта, она старалась не думать о том, что мужчина, который прижал ее вчера к стене, лежит сейчас на кровати наверху. Такие мысли опасны, могут помешать реализации плана заставить Джека заплатить за все этим утром. Она надеялась, что он почувствует себя в аду, когда проснется. Извинения не принимаются.
        Клео бросила в кружку пакетик травяного чая и залила кипятком, едва не ошпарившись при этом. Интересно, Джек согласится на ее предложение?
        Она поежилась. Почему бы и нет? Ему все равно нечем руки занять, так пусть сделает что-нибудь полезное. Клео вдруг вспомнила, как он занимал руки вчера вечером, и соски тут же набухли.
        Почувствовав предательскую реакцию, она стиснула зубы, завязала волосы в узел и, спрятав их под старой бейсболкой, вышла на свежий утренний воздух.
        Не нужно об этом думать. Джек наверняка и не моргнет, когда снова ее увидит. Нужно сделать вид, что ничего страшного не произошло. Тогда он не поймет, насколько она неопытна. Клео справилась с этим в шестнадцать, справится и сейчас. А ему не следует знать, что кроме той не очень-то и запомнившейся ночи через пару месяцев после его отъезда она не пускала парней дальше первой базы.
        Клео пошла к садовому сараю. Хотелось начать до того, как наступит жара. Деревянная дверь скрипнула по каменному полу, в нос ударил землистый запах. Она стала собирать инструменты и складывать их в тачку.
        Клумбу Клео решила разбить прямо перед домом, в центре газона. С помощью колышков и бечевки наметила круг, выкопала неглубокую канавку. Опершись о черенок, вытерла пот. Циферблат часов и гномон для них она сделала из металлического лома и куска кованой решетки, которую спасла при сносе какого-то дома. Можно будет попросить Джека выбрать цветы, и если плечо ему позволит, он сам их посадит. Так они оба приложат руку к увековечению памяти Джерри.
        Мысли снова вернулись к ране Джека. Чем таким он занимался, что в него стреляли? Придется выпытывать медленно и очень осторожно.
        Но будить его медленно и осторожно Клео не собиралась. Она взглянула на часы и пошла в дом, мысленно потирая руки в предвкушении мучений, которые Джек испытает из-за того, что вчера перебрал. Или из-за того, что слишком рано остановился.
        Зажмурившись, она медленно досчитала до десяти. На китайском. Потому что снова задумалась об этом. О том, о чем думать нельзя. О смятых в поцелуе губах, слившихся телах. Если они будут работать над ее задумкой вместе, она должна сохранять равнодушие, а это непросто, если он опять станет смотреть на нее так, как вчера, будто хочет съесть.
        Прошлой ночью Джек явно себя не контролировал. Восстанавливается после ранения, неизвестно как полученного, и не собирается впускать ее в свое прошлое. В прошлое, к которому хочет вернуться. Разве это ни о чем не говорит? Он просто не хочет становиться частью ее жизни.
        Решение разок тихонько постучаться, а потом резко открыть дверь вполне соответствовало настроению, в которое Клео сама себя вогнала. Чтобы глаза привыкли к полумраку, на мгновение она замерла на месте, стараясь не вдыхать слишком явно витавшие в воздухе запахи алкогольных паров и мужского тела.
        Джек спал на животе, свесив руку с кровати. Одеяло было скомкано в ногах. Восхищение горячей волной прокатилось по телу Клео, задержавшись внизу живота. Она права: отправляясь спать, Джек Девлин оставляет на теле только загар.
        Ее ладошки зачесались от желания прикоснуться к широкой загорелой обнаженной спине Джека. Она не устояла перед соблазном и скользнула взглядом по упругим ягодицам, между которыми залегла глубокая тень, заметила меж мощных бедер намек на одну из особенностей мужской анатомии. Внизу живота стало еще теплее, пульс ускорился. Осознание того, что перед ней нечто запретное, только добавляло ощущениям пикантности. Чувство такта и приличия были забыты.
        Она облизнула губы. Нестерпимо хотелось пройтись языком по упругой горячей коже. Как тут сохранить эмоциональную дистанцию? Клео никогда больше не сможет, глядя на Джека, не вспомнить обо всем этом.
        Наконец она неохотно перевела взгляд на подушку. Его восхитительные пухлые губы были расслаблены во сне. Она прекрасно помнила вкус их прикосновений. В поцелуях он хорош.
        Расстроенная, она засунула зудевшие ладошки в задние карманы шортов и сказала:
        — Я стучалась!
        Темные ресницы Джека даже не вздрогнули.
        — Проснись! Время не ждет!
        Клео подошла к окну и раздвинула занавески. Они тихонько зашуршали. Прохладный свежий воздух ворвался с улицы. Комнату затопил солнечный свет.
        — Проклятье,  — донесся хриплый голос с кровати.
        Она с удовлетворением заметила, как он поморщился.
        — Нет, боюсь, это просто Клео пришла возвестить тебя о позднем подъеме.
        — Я не просил меня будить,  — пробормотал он.
        — Проснись! Нам пора приниматься за работу.
        Джек начал переворачиваться и замер:
        — Эй, я вообще-то голый.
        — Отлично. По крайней мере, ты в здравом уме. Если хочешь позавтракать, жду тебя через десять минут внизу.
        Выходя из спальни, она на полную громкость включила радио, настроенное на волну тяжелого рока. Если кое-кто и выругался, Клео ничего не слышала.
        Двадцать минут спустя, когда Джек наконец спустился, стало ясно, что на разговоры он не настроен. Его осунувшееся лицо было зеленоватого цвета. Зато он принял душ и теперь пах чем-то свежим и пряным. На нем были длинные шорты и старая футболка, по всей видимости извлеченная из запасов шестилетней давности.
        — Я не буду завтракать,  — сказал он откровенно жалким голосом и наполнил кружку водой из-под крана.
        — Неужели?  — Поймав на себе хмурый взгляд, Клео указала на холодильник.  — При похмелье хорошо помогает томатный сок.
        — Не нужно,  — прорычал Джек, сунул в кружку чайный пакетик и отправил в микроволновку.
        — Рада слышать, потому что нас с тобой ждет работа.  — Она встала.  — Заваривай свой чай, и пойдем.
        Спустя несколько минут они стояли на лужайке, где Клео наметила круг. Секунду Джек молчал. Его лицо ничего не выражало.
        — Клумбу? А пруд ты тут не запланировала?
        — Нет. Это будет памятная клумба с солнечными часами. Наш с тобой общий проект.
        Джек нахмурил темные брови, уголки губ опустились вниз. Случись это вчера, она бы положила ему на плечо руку, но сегодня утром положение изменилось, и она уперлась руками в бока:
        — У тебя есть идея лучше?
        — Солнечные часы просто так не сделаешь.  — Джек повел кружкой.  — Нужно найти север, определить широту. Ты не можешь просто…
        — Все уже сделано.  — Рассердившись на него за то, что он подумал, будто она не подготовилась, Клео скрестила руки на груди.  — Тебе нужно только помочь с клумбой.
        — Гм…  — Джек, прищурившись, оглядывал намеченную клумбу.
        — Я знаю, твое плечо еще не зажило, и могу копать сама.
        — Я не инвалид.  — Он повращал плечами, а когда согнул руку, мышцы на ней вздулись как канаты.
        — Хорошо.
        Он стоял слишком близко. Хмурый. Взъерошенный. Пахнущий мылом и мужчиной.
        — Тогда я принесу шланг и полью землю, чтобы стала мягче.
        Клео отвернулась, чтобы отойти от него, но Джек уверенным движением схватил ее за руку и бросил кружку на землю.
        — Не так быстро.  — Сильные пальцы сомкнулись вокруг ее запястья. Сопротивляться было бесполезно.  — Сначала надо разогнать тучи.
        Клео взглянула в темные глаза цвета стали:
        — Разогнать тучи?  — Она чувствовала, как воздух вокруг густеет и электризуется.
        — Мне не следовало тебя так целовать.
        — Как — так?
        — В таком состоянии. Я вернулся не в лучшем виде.
        — Плохо.  — Клео мысленно вздохнула. Интересно, а какой он в лучшем виде? Ей не суждено это узнать. Чтобы не усугубить ситуацию, она погладила Джека по футболке, выцветшей и мягкой после многочисленных стирок, и, улыбнувшись, сказала: — Я тоже была не в форме.
        Что-то опасное промелькнуло во взгляде Джека, и Клео обдало жаром. Мышцы пресса напряглись, она попыталась сделать шаг назад, но Джек держал ее стальной хваткой.
        — Если играешь во взрослые игры, как шесть лет назад, будь готова к последствиям.
        При воспоминании о том случае румянец пополз по ее шее.
        — Теперь я выросла и вполне могу играть во взрослые игры, Джек.
        Он нахмурился и крепче стиснул ее запястье:
        — Не надо пытаться меня завоевать. Будь осторожнее, Клео.
        Несмотря на его показное благочестие, так хорошо знакомое, она заметила в его взгляде ту же искорку, что и вчера.
        Боже милостивый, неужели Джек ревнует? Она чуть не рассмеялась. Неужели ревнует ее к несуществующим мужчинам? Искорка вдруг вспыхнула сильнее. Сердце Клео забилось чаще, и по телу пробежала волна дрожи.
        — Женщины никого никогда не завоевывают. Мы для этого слишком высокоразвитые существа.
        — На моем дне рождения ты вела себя так, что чуть меня не обманула.
        Потому что его невнимательность заставила ее сделать то, чего она никогда раньше не делала,  — подойти к парню первой.
        — Ты тоже отличился, не забывай.
        Фотографии в стиле ню и снимок, что был спрятан в ящике у Клео,  — лучше бы она этого не видела. Лучше бы забыла.
        — Все это было давно. А теперь наступил новый день, и я прозрел.  — Джек поглаживал запястье Клео грубым пальцем и смотрел на нее так нежно, что ей захотелось вздохнуть.
        Неожиданно его губы оказались совсем близко, теплое дыхание пахло чаем. У Клео подкосились ноги, пересохло во рту. Рука, которую Джек сжимал, плетью висела вдоль тела. Он притянул Клео к себе и провел пальцем по ее губам, взбудоражив нервные импульсы на коже. Горячая волна дрожи прокатилась по ее спине. Где-то зажужжала газонокосилка, воздух наполнился запахом свежескошенной травы.
        — Джек…
        Его губы медленно прокладывали дорожку по ее подбородку. Все разумные мысли тут же улетучились, она закрыла глаза, наслаждаясь поцелуями. Его голова закрыла от нее солнце, и теплые лучи больше не падали на веки. Клео задрожала в предвкушении продолжения.
        Губы Джека спустились на шею, обеими руками он стал поглаживать Клео по спине. Ось мира покачнулась, потом все прекратилось. Он резко вздохнул и сделал шаг назад. Она тоже вздохнула, только медленно. И сердито.
        — Вот проклятье,  — тихо выругался Джек и отвернулся.
        Пальцы Клео дрожали, когда она поправляла бейсболку.
        — Вчера вечером ты поцеловал меня. Может, и под воздействием алкоголя, но ты точно меня хотел.
        Сделав несколько шагов в сторону, Джек провел рукой по волосам и обернулся.
        — Клео…  — В его голосе слышалось ужасное, зловещее предчувствие конца.
        Он снова пошел к ней и остановился на расстоянии вытянутой руки. Клео видела, как задрожало адамово яблоко, когда он сглотнул.
        Да, он ее хотел. Но не любил. Не любил так, как она того желала. Сможет ли она с этим смириться?
        Клео долго ждала, пока Джек откроет глаза и посмотрит на нее. К горлу подступили рыдания. Она опустила козырек бейсболки ниже, спрятав в его тени глаза, не хотела, чтобы он видел, как она плачет. И его самого видеть не хотела.
        Он подошел ближе и положил руки ей на плечи:
        — Я не хочу начинать то, что не смогу закончить. Ты для меня слишком много значишь, Златовласка, но я приехал не навсегда, а только на время, чтобы уладить дела отца.
        Она знала. Всегда знала.
        Отчаянно желая скрыть боль, Клео поежилась, но руки Джека даже не шевельнулись у нее на плечах. Он стоял и смотрел на нее с высоты своего роста.
        — Правильно, Джек. Не позволяй привязанности к домашней девочке встать на твоем пути к реализации великих целей.
        Глаза Джека потемнели.
        — Не оскорбляй себя и то, что есть между нами.
        — А что между нами есть?
        Сомнение. Напряженность.
        — Не знаю.
        Клео оттолкнула его руки и взорвалась от злости:
        — Ты был невнимателен, Джек!
        — Нет, я как раз был внимателен! Ты четко дала мне понять, что не одобряешь ни мои взгляды, ни мой образ жизни. Поэтому я должен думать за нас обоих! Тот поцелуй вчера вечером…
        — Что — поцелуй? Я сама за себя думаю. И когда решу, что для меня хорошо, дам тебе знать!

        — Еще один день с нашим весельчаком Джеком, и я с ума сойду!  — Клео помешала кофе и посмотрела на Джинн, сидевшую напротив нее.  — Наши с тобой поздние воскресные завтраки просто спасение!
        Джинн улыбнулась:
        — Что, не дает тебе Джек вздохнуть спокойно?
        — Ни минутки!
        Улыбка Джинн поблекла.
        — О…
        — Он дома уже неделю, а я до сих пор не знаю, каков настоящий Джек Девлин.
        — Разве мы хоть кого-нибудь по-настоящему знаем?  — Джинн откусила кусок от слойки с яблоком.  — Тебе просто надо к нему привыкнуть. Его долго не было.
        — Наверное.
        Нахмурившись, Клео поднесла к губам чашку. Они с Джеком сумели договориться и вместе работали над клумбой. Вскапывали землю, устанавливали часы, сажали петунии. И обменивались при этом только односложными репликами.
        Так заново не познакомишься.
        — Я так понимаю, ты чувствуешь к нему то же самое,  — сказала Джинн.
        Клео в ответ только замотала головой.
        Джинн погладила подругу по руке:
        — Да ладно, выговорись. Ты ведь здесь с тетушкой Джинни.
        — Это неловко. И даже унизительно.
        — Но ради бога, почему?
        — Ну-у-у…  — протянула Клео, не зная, с чего начать. И сомневаясь в том, стоит ли вообще начинать.  — Я наблюдала за вами. Вы отлично ладите.
        — Конечно. Он же друг, но…
        — Он обнимал тебя. Целовал.
        Джинн кивнула:
        — Вполне нормально так приветствовать друга, которого не видел шесть лет.
        — Меня он так не обнимал.  — Клео не смогла сдержать улыбки.  — Так легко и тепло.
        — Ой, Клео, не злись на него. Мы с Джеком всегда были близки.
        — В том-то и дело. Вы так легко и естественно общаетесь.
        — Да, нам комфортно вдвоем. Но искры между нами нет. Мы с ним как брат и сестра. А вот вы… Когда вы вместе, от вас летит столько искр, что мне становится жарко! Ты была ребенком, когда Джек последний раз тебя видел, но уже тогда я обратила внимание на то, как он на тебя смотрит. Он просто был слишком правильным и потому не воспользовался твоей молодостью и неопытностью.
        — И что? А теперь я повзрослела и набралась опыта.  — Клео покачала головой.  — А он ни тем ни другим так и не воспользовался.
        Она, конечно, стала старше. Но вряд ли опытнее. Ее личная жизнь стояла на паузе с тех пор, как уехал Джек.
        — Он все еще знакомится с повзрослевшей тобой.  — Джинн сняла ложку пенки со своего капучино.
        Клео подперла голову рукой. Перед глазами пронеслись воспоминания о том, как именно Джек «знакомился» с ней.
        — На днях он поцеловал меня. Был пьян в стельку, но все-таки поцеловал.  — Она до сих пор чувствовала его прикосновение.
        Джинн просияла и явно заинтересовалась. Даже подалась вперед, не донеся ложку до рта.
        — И что?
        — А потом извинился.
        Джинн издала звук, означавший одновременно сочувствие и удивление.
        — Бедный Джек.
        — Это Джек бедный?!
        Предательница Джинн улыбнулась:
        — А что потом?
        — Ничего. Хотя нет, я влепила ему пощечину.  — В ответ на озадаченный взгляд Джинн Клео махнула рукой.  — За извинения. На следующий день мы об этом поговорили. И поссорились. Джек сказал, что должен думать за нас обоих. Будто у меня вообще нет права голоса.  — От одной мысли об этом Клео объяла злость.  — Теперь ни поцелуев, ни разговоров. И ничего уже не сделаешь.
        — Я ничего не сделаю, а вот ты вполне можешь.
        — Я?
        — Да, ты.  — Джинн пристально посмотрела на нее.  — Ничего ведь не мешает тебе взять инициативу в свои руки.
        Клео нахмурилась, обдумывая предложение.
        — Кажется, нет.
        Но разве может домашняя девочка Клео Ханиуэлл тягаться с женским идеалом Джека? Хочет ли она знать ответ на этот вопрос? И сможет ли потом с этим ответом жить? Есть только один способ это выяснить.
        Джинн принялась стучать ногтями по столу и отвлекла Клео от ее мыслей.
        — Если он тебе нужен, сделай что-нибудь. Пусть он точно знает, чего ты хочешь. А остальное предоставь ему.

        Еще ни разу Клео не отказывалась принять брошенный вызов. Теперь она стояла у шпалеры, прикрепленной к стене дома под окном Джека, и, закусив губу, играла с молнией черного обтягивающего костюма. Кожа от нового кружевного комплекта ужасно чесалась.
        К счастью, раньше никто не просил ее о чем-то невозможном или хотя бы опасном.
        До недавних пор.
        Теперь она сама себе бросила такой вызов. Ради Джека. Ради того, что может между ними произойти, если он позволит.
        Клео знала, что рискует разбить себе сердце, а взглянув вверх, решила, что может еще и шею свернуть. Но оно все же того стоит.
        Луна на ее стороне. Слабый свет, пробивавшийся сквозь листву, освещал ее собственную лестницу на небеса. Клео сорвала цветок плюмерии и воткнула в волосы. Взглянула на часы. В комнате Джека было темно уже пятнадцать минут.
        Она хотела дать ему время расслабиться и успокоиться, поскольку последние несколько дней холодный и погруженный в себя Джек брал верх над Джеком, которого она за две недели видела всего пару раз мельком. Теперь только от нее зависит, появится ли второй Джек.
        Веселый Джек, который взобрался в это самое окно в первое утро после приезда. Внимательный Джек, который утешал ее и разговаривал с ней в комнате Джерри после оглашения неприятного завещания.
        Пьяный, всклокоченный и однозначно опасный мужчина, который прижал ее к стене и поцеловал. Вспомнив это, Клео почувствовала, как тепло собирается внизу живота.
        Если он не собирается ничего предпринимать, она сама сделает следующий шаг к близости. К близости, которая будет значить гораздо больше, чем просто секс. Станет нерушимой связью, куда бы Джек ни поехал и как бы ее ни отрицал.
        По коже бегали мурашки, в животе крутило, но Клео полезла вверх.
        — Ладно, Джек.  — Она поставила босую ступню на первую перекладину.  — Готов ты или нет, я иду.
        Глава 8
        Клео подтянулась вверх. Сердце бешено стучало, тело объяло нервное возбуждение. Она упорно поднималась, стараясь не глядеть вниз. Джек сделал это с больным плечом, значит, не так уж это и сложно.
        Ладони вспотели. К горлу подкатил ком. Ветви тихонько стучали в окно первого этажа. Где-то на вечеринке играла музыка, тяжелые басы ухали в воздухе, и кровь в голове пульсировала им в такт. Оставалось еще несколько футов.
        Вот черт! Не то окно! Из двух окон в его спальне Джек оставил открытым не то, которое нужно.
        «Только не смотри вниз!»
        Но Клео посмотрела вниз. Голова жутко закружилась. Спуститься теперь точно возможности не было. Одной рукой она вцепилась в шпалеру так, что пальцы побелели, другой постучала в окно.
        — Джек!  — Ее голос был не громче шепота. Почему-то казалось, что, если она заговорит громче, свалится вниз. Клео стиснула зубы и попыталась еще раз: — Джек!
        На этот раз получилось громче. Тело напряглось как сжатая пружина. Даже мышцы заболели, так крепко она держалась.
        В окне появилось лицо. Слава богу! Она чуть не застонала от облегчения.
        — Что за черт?!
        Эффектное появление!
        — Это я, Джек! Открывай!
        Рама со скрипом поднялась, Джек, перегнувшись через подоконник, выглянул наружу:
        — Боже! Ты спятила?
        Теперь Клео могла разглядеть лицо. И тело. Обнаженное тело.
        — Просто помоги мне залезть.  — Спокойный, ровный голос. И далеко не столь спокойный пульс.
        Две сильных руки высунулись из окна и втянули ее внутрь с такой легкостью, будто она весила не больше окружавших ее теней.
        — Спасибо.
        Ее героическая попытка появиться красиво потерпела крах. Ноги превратились в желе. Грудь болела, легкие горели огнем. Клео вцепилась в спасшие ее руки.
        — Что ты тут устроила, черт побери?  — Его низкий голос не сулил ничего хорошего. Выражение лица тоже.
        На плечах, руках и груди Джека лежала полоска лунного света, дымчато-серые с серебром глаза блестели в полумраке.
        — Я хотела увидеть тебя.
        Клео опустила глаза. Замерла в восхищении. Кровь в венах превратилась в ртуть. Его тело было великолепно. И на ее глазах становилось все великолепнее.
        — Мои поздравления.  — Голос Джека был низким и недовольным.  — Думаю, можно сказать, что это твое достижение.
        Он взял ее за подбородок, и у Клео не осталось выбора. Теперь она вынуждена была смотреть ему в глаза, не видя действа, разворачивавшегося внизу.
        — Выслушай меня, Клео, выслушай внимательно. Никогда больше не делай ничего подобного. Даже не пытайся.  — Он крепче сжал ее подбородок.  — Поняла?
        — Нет, не поняла.  — Она оттолкнула его руку.  — Себе ты рисковать позволяешь, а мне нет?
        Тубы Джека вытянулись в линию, тонкую, как лезвие ножа.
        — Ладно. Пусть будет по-твоему. На этот раз.
        — Я…  — Ее голос дрогнул и оборвался. Клео вздохнула. От непростого подъема и встречи с символом мужественности голова закружилась, тело задрожало.
        — Давай садись, пока не упала.
        Подхватив Клео, Джек посадил ее на кровать и умудрился в это же время прикрыть бедра простыней. Потом дрожащими руками включил лампу, и по комнате разлилось мягкое янтарное сияние.
        Он медленно вдохнул и выдохнул, глядя на нее. От этого взгляда по телу побежали мурашки.
        — Если так хотела меня увидеть, могла бы воспользоваться традиционным способом и войти через дверь.
        — Это испытание. У меня не осталось выбора.
        — И кто же…
        — Я сама себе бросила вызов. Подумала, что так ты наконец обратишь на меня внимание.
        Он покачал головой, выражение лица смягчилось, уголок рта поднялся вверх.
        — И кто же ты у нас, Женщина-Кошка или Барби с тропических островов?  — Джек прикоснулся к цветку, о котором Клео уже и забыла.
        — Барби?
        — У тебя волосы как у Барби, которая была у тебя в детстве. Это все, конечно, просто визуальные ассоциации,  — поспешил объяснить он.  — Сказываются годы работы с фотоаппаратом.  — Он наклонился вперед и вдохнул, потерев кончики пальцев.  — Но запах только твой.
        — Ого. Спасибо.
        Джек склонил голову:
        — Ты как юная Голди Хоун. Те же волосы. И глаза с поволокой, будто сонные.
        — Я сейчас не сонная.
        Нужно было сделать с волосами что-то другое. Клео вовсе не собиралась создавать образ Барби или Голди. К тому же и та и другая на много десятилетий старше ее. Она хотела предстать перед ним гламурной и утонченной, походить на моделей, которых он снимал. Впрочем, все старания все равно оказались бы напрасны из-за слишком маленького роста и округлой груди.
        Но ведь неделю назад он смотрел на нее и даже поцеловал.
        Он ее хотел. И она его тоже. Поэтому решение отступить раньше Джека стало настоящей пыткой. Но Клео это сделала.
        Теперь просто не надо спешить и давить. Она прикоснулась к бегунку молнии между грудей. Представила, как на ее руки ложатся ладони Джека.
        Он медленно, дюйм за дюймом, опустит бегунок, вскоре откроется кружевной бюстгальтер. Длинные пальцы лягут ей на грудь, погладят, скользнут под кружево. Он будет делать все не спеша, чтобы Клео сходила с ума от нетерпения. Но она подождет, пусть удовольствие длится как можно дольше. Джек коснется соска, она застонет, он сожмет его подушечками пальцев, отодвинет кружевную ткань, его соблазнительные пухлые губы потянутся вниз и… Да!
        Нет. Клео проглотила стон разочарования. Словно прочитав ее мысли, Джек откинулся назад и оперся на руку.
        — Так,  — начал он,  — ты хотела меня видеть, чтобы…
        — Поговорить о нас.  — Внутренний голос шептал, что все идет не по плану, но она не обратила на это внимания и продолжила: — Я думала сама за себя и поняла, что для меня хорошо.
        Она соблазнит Джека.
        О боже, нет! Неужели Клео действительно об этом подумала? Внутри все перевернулось. Дважды. Соблазнить Джека?! Который знает о соблазнении все, у которого было множество прекрасных женщин. Который живет по своим правилам!
        Джек сейчас был немного смущен появлением Клео, ее коротенькой речью. И смыслом, в нее вложенным.
        — Думаю…  — Он потер шею.
        — Стой.  — Клео потянулась к его медальону. Случайно коснувшись волос у него на груди, почувствовала, как по телу пробежала волна жара. Теплый металл тускло поблескивал в свете лампы.  — Не думай и ничего не говори. Просто слушай. Почему ты до сих пор носишь эту штуку? У нее неровная форма и края плохо обработаны.
        Джек уже открыл рот, чтобы ответить, но Клео за цепочку притянула его ближе к себе. Теперь она чувствовала на лице его дыхание.
        — Я сказала — слушай.
        Глаза темнее ночи смотрели на нее в упор, когда она прижала медальон к его сердцу.
        — Куда бы ты ни ехал, я всегда была с тобой. С какой бы женщиной ты ни спал, я всегда была между вами. Но ты не снял медальон, носишь его у самого сердца. О чем это говорит?  — Она чувствовала, как быстро бьется его сердце.
        — Клео…
        — Я еще не закончила. Хочу, чтобы ты вспомнил ту ночь.  — В животе крутило так, будто вертелись ветряные мельницы, но зато Клео чувствовала, что Джек в еще более невыгодном положении, и это было приятно.
        Она наклонилась еще ближе. Он подался назад. Клео чувствовала запах мыла и кожи, видела, как мышцы на животе напрягаются из-за того, что он старается сидеть прямо. Еще немного, и она добьется желаемого: Джек ляжет на спину.
        Клео положила ладонь ему на пресс, почувствовала, как он напрягся. Ее ладонь поползла вверх, к свежей повязке, затем сдвинулась вбок и прошлась по растительности на груди и плоскому соску.
        Едва уловимый стон сорвался с губ Джека, когда Клео провела кончиком ногтя по нежной ареоле.
        — Ты ведь помнишь ту ночь? Я ждала тебя. Ты не думал о том, кто принес в твою машину шампанское и плед? Кто сделал так, чтобы заиграл диск «Лучшие медленные танцы», когда пришла моя очередь танцевать с тобой?
        — Кажется, понял.  — Джек сомкнул пальцы вокруг ее руки так, что Клео больше не могла к нему прикасаться. Его большой палец поглаживал ее ладонь. Это была сладкая пытка.  — Но потом ты решила, что Сэм — вариант получше.  — В голосе Джека слышались злость и обида.
        — Я использовала Сэма. Без зазрения совести. Не подумав. Теперь понимаю, как это выглядело. Я просто хотела, чтобы ты меня заметил.
        — О, и я заметил!
        Клео провела рукой по волосам Джека и поцеловала его в уголок рта.
        — Я хотела разбудить в тебе ревность. Неужели ты не понял?
        — У меня не было права ревновать тебя.  — На последнем слове рука, державшая ее ладонь, сжалась крепче.
        — А ты ревновал, Джек?
        — Ради бога, Клео! Тебе было шестнадцать!
        — Ты не ответил на мой вопрос.
        Джек отпустил ее руку, чтобы потереть шею.
        — Тебе было шестнадцать. Вот мой ответ.
        — Мой милый Джек.  — Клео положила ладонь ему на грудь.  — Как всегда упрям.  — От легкого толчка Джек безвольно упал на спину.
        Откинув простыню быстрым движением, Клео почувствовала, что тело ослабело. Руки упали. Во рту пересохло. Пульс участился. Она была в восхищении.
        Возбужденный Джек был умопомрачительно мужественен. Все в нем дышало мощью и сексуальностью, не только широкая грудь и подбородок.
        Он излучал леность, но она чувствовала скрытый за этим смертельный подтекст, увидела льва, готового к прыжку. И уязвимость.
        Глядя ему прямо в глаза, Клео дрожащими пальцами расстегнула молнию до пупка, открыв кружевное белье. Джек никак не отреагировал. Он не сводил глаз с лица Клео, и что выражал этот взгляд, не ясно. Однако на шее напряглась жилка, его дыхание стало хриплым и прерывистым.
        Клео медленно наклонилась и, позволив инстинктам вести ее, прижалась к нему, скользнув животом по его бедру. Губы Джека беззвучно зашевелились. Словно он ругался. Или молился. Его взгляд стал безумным и диким.
        Клео лихорадило от неведомой прежде восхитительной женской силы, набиравшей мощь внутри.
        — Мне больше не шестнадцать,  — с придыханием сказала она и поцеловала Джека.
        Его соблазнительные губы были упругими и теплыми. Клео готова была съесть его с тостом на завтрак. Единственным барьером, разделявшим их, стал ее костюм из искусственной кожи, но он не мешал прижиматься к отвердевшей плоти.
        Джек комкал простыню, не отвечал на ласки, хотя и не пытался отстраниться. Воодушевленная этим, Клео провела кончиком языка по его губам, вытянутым в тонкую линию.
        Джек не шелохнулся, не осмелился. Отступать поздно. Любое движение могло запустить цепную реакцию, о которой он даже думать не хотел. Он был возбужден сверх всякой меры, а Клео продолжала мучить его и дразнить, из-за этого каждый мускул, каждый квадратный дюйм кожи, каждая клеточка — все горело огнем.
        Она наклонила голову и снова поцеловала его. Скользила и извивалась на нем как угорь, прижимая теплые бедра к бедрам Джека, мягкие груди к его груди. Эти ласки были изощренной пыткой.
        Вот он, его ангел в чувственном облачении.
        Ее губы были сладкими, как сам грех, этот вкус пробуждал в любом смертном мужчине желание грешить снова. И снова. И снова. Джек тешил себя надеждой, что в его объятом пламенем теле осталась хоть крупица твердости, но Клео скользила языком по его губам, и ее вкус, насыщенный, богатый, был невероятно соблазнителен, и он почувствовал, что сдается. Их языки сплелись в глубоком медленном поцелуе, словно в танце. Она почувствовала, что ему хочется большего.
        Ее рука спустилась с его лица, прокладывая извилистую дорожку по груди, мимо сосков, по животу. Джек вздрогнул от первого прикосновения и тут же скатился в настоящее безумие.
        Он оторвался от ее губ и, задыхаясь, словно утопающий, прошептал:
        — Клео…
        Она повернула голову и прижалась к нему. Ее волосы в лунном свете переливались как шелк.
        — Да,  — шептала она.  — Это я.
        Потом, как опытная соблазнительница, Клео поднесла влажные пальцы к губам и облизнула кончиком языка один за другим.
        — А ты хорош на вкус, Джек.
        У него рот открылся от удивления, и все рациональные мысли тут же улетучились из головы. А Клео — пресвятые небеса!  — снова прикоснулась к его восставшей плоти.
        — Остановись!
        Еще секунда, и он выплеснет все ей прямо в ладонь. Джек резко сел.
        Клео замерла:
        — Я сделала тебе больно?
        — Нет. Да. Нет. Проклятье!
        — Я все делаю неправильно… Я не… Я…
        Она уставилась на него сияющими, полными страсти глазами.
        Джек схватил Клео за запястье и отвел его так далеко, как только позволяла дрожащая рука. Неужели Клео солгала ему той ночью в его комнате?
        Несколько долгих напряженных секунд они лежали не двигаясь, не сводя друг с друга глаз. Он был готов взорваться. Дыхание сбилось, рука, сжимавшая ее запястье, дрожала.
        — Сдерживать себя вредно для здоровья, Джек.
        — Но необходимо.  — Джек прочистил горло.  — Бросить себе вызов — одно дело. А это… Это…
        — Это то, чего хочу я. И чего хочешь ты.
        Он только вступил в битву и уже проигрывает. Джек покачал головой. Он все равно собирался уехать, как только завещание будет одобрено и все проблемы решатся. Если бы не это, можно было поддаться Клео.
        — Златовласка…  — Он расслабил пальцы, сжимавшие ее запястье, и погладил нежную руку. Клео разрумянилась в предвкушении, губы порозовели от поцелуев, которых не должно было быть. И не было бы, если бы Джек среагировал раньше.  — То, чего я хочу, и то, что правильно и справедливо,  — разные вещи.
        Желание в ее глазах превратилось во что-то темное, рука напряглась под его ладонью.
        — К черту все это!  — Клео указала взглядом на его эрекцию, отчего желание стало только сильнее, снова посмотрела Джеку в лицо.  — Ты не хочешь, чтобы я ушла.
        — Мы не будем этого делать.  — Отказ прозвучал хрипло и неестественно.
        Воздух в комнате раскалился от жарких эмоций и незавершенных дел.
        Клео ссутулилась. Ее боль эхом отдалась в теле Джека.
        — Что ж, я пришла к тебе, и в этом нет твоей вины, но, когда дошло до дела, оказалось, что я недостаточно хороша.
        Она ошибалась. Это убивало Джека, проверяло, насколько он тверд в решении отказать ей.
        — Клео, Златовласка, это неправда. Ты…
        Костюм Женщины-Кошки тихонько зашуршал, когда она соскользнула с кровати. Слезы стояли в глазах и крошечными бриллиантами блестели на ресницах, она даже не пыталась этого скрыть. Но во взгляде пылало синее пламя.
        — Не надо ничего объяснять. Я знаю, тебе не нравятся домашние девочки из родного города.
        Пальцы Джека жгло — так хотелось осушить ее слезы. И если честно, это не единственная причина. Он совершенно искренне себя ненавидел за то, что представлял, как прикоснется к Клео по-настоящему, когда она сидит рядом, оскорбленная и униженная. Но лучше ей не знать, что он чувствует, какую боль испытывает.
        Клео погладила его по руке, отчего Джек почувствовал себя настоящим ублюдком.
        — Я ухожу. У меня всегда отлично получалось выставлять себя перед тобой полной дурой. Пора бы уже к этому привыкнуть.  — Она встала, прижала кулачки к бокам.  — Подумай обо мне, когда останешься один сегодня ночью. Ты теперь до конца жизни можешь считать себя правильным и справедливым. Только ты останешься один.  — Дойдя до двери, она покачала головой: — Впрочем, мне кажется, один ты будешь не долго, ведь так, Джек?
        Пока его разум пытался настроиться на тело, она ушла.

        Джек вытащил последнюю коробку из отцовского гардероба, сел на пол и принялся разбирать вещи. Последние две недели он много работал, отбирал одежду для благотворительной организации, часами сидел на телефоне и в офисе Скотта, разбираясь с документами, приводя их в порядок для Клео.
        Много бегал по району и еще больше времени проводил в спортзалах, истязая себя до тех пор, пока не утрачивал способности мыслить.
        Плечо заживало хорошо, Джек даже принял участие в баскетбольном матче неделю назад. Клео, сославшись на мигрень, игру пропустила.
        С ней он виделся только за обеденным столом. Они ели вместе, но разговаривали при этом как посторонние люди, вежливо и отрешенно. Тема их отношений была под запретом, но Джек понимал, что должен разобраться с ней до отъезда. Он не мог уехать, не вернув Клео веру в себя.
        Джек скучал по этой необычайно солнечной и прямолинейной девушке. Кроме нее, никто не мог поставить его на место. Он скучал по ее улыбке за завтраком, потому что теперь она почти каждый день еще до шести утра уходила в мастерскую, а когда там появлялся он, куда-то исчезала.
        Мог ли он ее винить? Тяжело вздохнув, Джек открыл коробку. Журнал Rolling Stone и какие-то личные вещи. Он отложил все это в сторону, чтобы сдать на переработку, и заглянул глубже.
        Фотографии. Черно-белые. Отец предпочитал драматичную игру света и тени, тогда как Джек больше любил живость и яркость красок. Талант к фотографии у него с детства. Пожалуй, единственное хорошее свойство, доставшееся от отца.
        Он просмотрел несколько фотографий в стиле ню. Везде одна и та же женщина, хорошо сложенная брюнетка.
        Чье это? Отца? На последней фотографии брюнетка обнимала восемнадцатилетнего Джека в смокинге. Обнаженная. Что за… Джек не верил своим глазам. Отцовская работа, монтаж. Тот любил экспериментировать и свел два кадра. Но зачем?
        Джек вспомнил разговор с Клео. Что она сказала? «А ты прямо все знаешь о том, как фотографировать голых женщин. Я видела доказательства». Он скомкал фотографию и бросил в стену. Отец пытался очернить его в глазах Клео. Ублюдок!
        Его переполнило отвращение. Где предел скрытым талантам этого мужчины? Мужчины, который был его отцом.
        Не менее ужасная мысль промелькнула у него в голове. И не впервые. Он унаследовал гены отца. Лжи в фотографиях Джека не было. Но вот насилие…
        Взволнованный, он подошел к окну. Разве он не избивал всех, кто пытался притронуться к юной Клео? Как, например, того придурка, который рассказал Скотту, что хочет с ней сделать. Удовлетворение от удара. Запах теплой крови. Можно ли считать его жестоким человеком?
        Однозначно. Он сжимал прижатый к раме кулак до тех пор, пока ногти не впились в ладонь. И не важно, что тот парень ударил первым. Ничего не знавшая о предыстории, Клео была шокирована поведением Джека, когда все вскрылось. Отец и бровью не повел. Яблочко от яблоньки…
        Вот еще одна причина держаться подальше от Клео.
        Никто не был для нее хорош, потому что Джек сам хотел ее заполучить.
        Поэтому ушел шесть лет назад.
        Поэтому уйдет снова.
        Потому что сам для нее недостаточно хорош. Семья и привязанность.
        Сегодня было легко сохранять дистанцию, потому что еще утром Клео куда-то упорхнула, и с тех пор Джек ее не видел. Он посмотрел на часы. Четыре.
        Интересно, где она сейчас?

        — Нам надо устроить девичник,  — предложила Джинн, когда они с Клео шли по торговому центру, облизывая вафельные рожки с мороженым. По субботам Джинн закрывала салон в час, и они проводили весь день вместе.
        Клео рассказала о неудаче с Джеком, Джинн чувствовала, что должна поднять подруге настроение.
        — Хорошая идея,  — ответила Клео, чувствуя, что обязана принять предложение, хотя предпочла бы провести вечер в постели с книгой или с бутылкой заглушавшего мысли красного вина.
        — Проведем девичник дома или пойдем куда-нибудь?  — Джинн лизнула шоколадное мороженое с орешками пекан.
        — Пойдем. Однозначно,  — откликнулась Клео и откусила кусочек от клубничного рожка.  — Прошло три недели с тех пор, как Джек со Скоттом раскачали город. Теперь наша очередь.
        — Хочешь, чтобы все было чинно и благородно или жарко и неприлично? Жарко и неприлично, как в ночном клубе,  — уточнила Джинн.
        К гормонам добавился образ Джека. С голым торсом и лоснящейся на солнце бронзовой кожей он помогал копать клумбу под солнечные часы. Она вспомнила костюм Женщины-Кошки. Гормоны бушевали. Джек недосягаем. Хватит с нее унижений.
        — Лучше чинно и благородно. Не думаю, что готова к чему-то жаркому и неприличному.
        Но это не означает, что одеваться надо скромно. Увидев розовый топ с глубоким вырезом и пышную шифоновую юбку в тон, Клео остановилась перед витриной.
        И уставилась на собственное отражение. Скука, скука, скука, скука. Топу, надетому на ней, не меньше четырех сезонов. Она вообще не вылезала из джинсов и мешковатой одежды. Когда на ней в последний раз было что-то женственное, что-то такое, от чего у Джека глаза бы на лоб полезли?
        Клео пожала плечом. Не то чтобы ее волновало, что он думает. Лгунья. Правильнее сказать: хотела бы, чтобы он увидел, что теряет.
        — Интересно, а у них есть эти вещи моего размера?

        В квартире Джинн Клео переоделась. Джинн одернула воздушную многослойную юбку и отступила назад с улыбкой.
        — Сногсшибательно с большой буквы «С». Уверена, что не хочешь пойти в какое-нибудь более людное место, всем показаться? По-моему, глупо есть морепродукты «У Ритци», когда можешь отправиться в ночной клуб с доброй старой Джинн. Все мужчины будут у твоих ног.
        Клео медленно повернулась перед зеркалом, чтобы взглянуть на себя со спины.
        — Мне не нужны мужчины у ног.
        — Ладно, пусть не у ног.
        — Ха-ха.
        Клео чувствовала себя Золушкой, собирающейся на бал. Топ сидел как перчатка, открывая соблазнительную ложбинку между грудей и намекая на большее. Тонкая, украшенная блестками линия начиналась на единственной узкой бретельке, спускалась на топ и вилась по нему вокруг тела. Образ завершали розовые босоножки на шпильках, состоявшие из тоненьких ремешков, а под одеждой скрывались специально купленный бюстгальтер без бретелек подходящего цвета и ярко-розовые стринги. Последние были импульсивным приобретением. Многослойная шифоновая юбка, заканчивавшаяся чуть ниже колен, добавляла оригинальности.
        По телу теплой волной разлилось удовольствие. Неплохо. Совсем неплохо. Она взглянула на свое лицо. И настроение сразу ухудшилось. Она не Золушка, а по-прежнему Клео Ханиуэлл. И что самое ужасное, Златовласка.
        — Мне нужна фея-крестная с волшебными ножницами.  — Она повернулась к Джинн.  — Ты не подстрижешь меня?
        — Конечно. Немного подравнять кончики не поме…
        — Нет, подстриги коротко. Я серьезно. Совсем коротко.  — Клео развела большой и указательный пальцы, показывая, сколько состричь. Но не стала говорить о фотографии, на которой к Джеку липла та девушка Лиана — с короткой стильной стрижкой.
        Златовласке — Барби придется исчезнуть.
        — Боже!  — Джинн выпрямилась, удивившись.  — Да я бы убила за твои волосы, а ты хочешь их отрезать! Хорошо подумала? А что скажет Джек? Он с ума сходит по твоим волосам!
        Клео отвернулась к зеркалу и увидела бунт в своем взгляде.
        — Я делаю это не для Джека.
        — Конечно. К черту Джека. Он ведь идиот. Женщина имеет право поступать так, как ей хочется. Но это все равно радикальные перемены.
        — А мне как раз этого и хочется.  — Клео предвкушала перемены. Сняла новую одежду.
        Джинн бросила ей старую рубашку:
        — Ладно, начнем.

        Несколько часов спустя Клео стояла перед собственным зеркалом и рассматривала новый образ с ужасом и радостным возбуждением.
        Возвращаясь домой, она спрятала волосы под шляпой от солнца, но в этом не было необходимости, Джек дремал перед телевизором, пока Швеция и США сражались за кубок открытого чемпионата Австралии по теннису.
        Боже! Клео поднесла руку к волосам. Точнее, к тому, что от них осталось. Джинн осветлила некоторые прядки, уложила их с помощью геля и теперь они напоминали легкие взъерошенные перышки.
        Клео оценила результат. Короткая стрижка красиво подчеркивала глаза. Они словно стали светлее и ярче. И теперь наконец было видно маленькие блестящие сережки-гвоздики.
        Все это было совершенно из ряда вон, так же как пирсинг или татуировки. Она громко рассмеялась. Интересно, что из этого будет следующим? И хотя она, скорее всего, ни на что не согласится, потому что это было сопряжено с болью, настроение все равно поднялось. Приятно сознавать, что она может все. Если захочет.
        Сегодня она сделала что-то исключительно ради собственного удовольствия. И почувствовала приятный вкус свободы. Однозначно надо баловать себя чаще. Клео вытянула руку с вешалкой, на которой висела новая одежда, и снова рассмеялась. И начать надо прямо сегодня вечером.
        Два часа спустя, посвежевшая после долгой ароматной ванны, с тщательно продуманным макияжем, она наблюдала за Джеком из угла гостиной. Лохматый, в мешковатых шортах и футболке с оторванными рукавами он лежал на полу, положив под голову подушку. Поверх длинных ступней, немного загораживавших экран, с пивом в руке смотрел новости.
        Пока Клео наблюдала за ним, он свободной рукой задрал на груди футболку и лениво почесал бронзовую грудь.
        Она сразу представила, как длинные пальцы плавно скользят по ее животу, и кровь тут же стала горячее. Клео вздохнула, чтобы успокоиться. Один раз. Другой.
        — Джек, меня сегодня не будет. В холодильнике пара готовых замороженных ужинов, можешь разогреть себе в микроволновке.
        — Гм. Ладно.  — Он так и не оторвался от спортивных новостей.
        — Не жди меня.
        Он посмотрел на нее и будто окаменел, рука с пивом замерла на полпути ко рту.
        «Подожди ровно столько, сколько нужно, чтобы он смог как следует разглядеть тебя, но не успел ни о чем спросить».
        Клео буквально чувствовала, как по ней скользит его взгляд. От осветленных прядок до только что накрашенных ногтей на пальцах ног. И обратно. Джек удивленно изогнул бровь, глаза потемнели, вспыхнули. По коже Клео побежали мурашки.
        — Твои волосы…
        — Джинн отлично поработала, правда?
        Рот открыт, дар речи утрачен. Впервые для Джека Девлина.
        Придерживаясь своего плана, Клео посмотрела на часы:
        — Ого! Уже так поздно! Мне пора.
        — Подожди!
        Но она уже прошла половину холла, цокая каблучками.
        — Ты куда? Давай я тебя отвезу.
        Оглянувшись через обнаженное плечо, Клео одарила Джека сияющей улыбкой:
        — Спасибо, сама доберусь. Пока!  — и закрыла за собой дверь.
        Она не знала, бросится ли он ее догонять, зато не сомневалась в том, что он смотрит из окна ей вслед, шея просто горела. Это хорошо! Замечательно! Никогда еще удовлетворение не казалось таким сладким.
        Такого хорошего настроения у Клео уже давно не было. Не оглядываясь, она подошла к машине.
        — Приятного вечера, Джек! У меня-то он точно будет приятным!
        Глава 9
        Джек в очередной раз взглянул на часы и ударил кулаком в стену. Два часа ночи. Где ее черти носят? С кем она? И самый неприятный вопрос: что делает?
        Он снова подошел в темноте к окну, надеясь, что машина Клео вот-вот покажется. Легкий ночной бриз играл с занавеской, слегка холодя его взмокшую грудь. На крыльце валялся Кон, как большое пушистое поленце с усами. Тишину изредка нарушали лай собаки и трели ночной птицы.
        Клео не появлялась. Мобильный был выключен. Почему? Снедаемый нетерпением, Джек зарычал и, сев на пол, прислонился спиной к стене.
        То, как она выглядела сегодня вечером, запечатлелось у него в голове словно фотография. Сколько раз он с тех пор ее рассматривал?
        Она подстриглась. К чему бы это? И ее одежда… Он присвистнул. Гормоны разыгрались при мысли об этом. Он никогда не видел Клео такой женственной, такой ослепительной, такой… не Клео.
        В ее голубых глазах он заметил отблески печали. Будто она знала что-то, что ему неизвестно. Он похрустел пальцами. Ситуация ему неподконтрольна, и это ужасно раздражало.
        Два десять. Тяжело вздохнув, Джек уставился на стену, где из-за уличного освещения играли тени. С тех пор как он вернулся, Клео ни разу не была на свидании, только несколько раз встречалась с Джинн.
        Неужели это свидание? С кем? У нее есть кто-то постоянный? Джек совсем не знал ее взрослую.
        Эту женщину.
        Женщину, которую всего несколько ночей назад сжимал в объятиях. Женщину, которая отвесила ему пощечину, а потом взобралась ради него по стене. Почему его не тронула эта удивительная спонтанность?
        Но да, он будет стоять в стороне и смотреть на то, как Клео уходит с кем-то другим. Так лучше для нее.
        Но почему же он сидит на полу, ноги уже онемели, и считает минуты?
        Шуршание шин заставило его вскочить. Сердце радостно забилось от облегчения. Но облегчение было кратковременным. Выглянув наружу, он увидел старую «тойоту-короллу» с вмятиной с пассажирской стороны. Машина подъехала к дому, зажглась лампочка у входа.
        Джек вытянул шею, машина стояла прямо под окном, ничего не было видно, только два нечетких овала лиц в полумраке салона.
        Вцепившись в подоконник, Джек ждал. Минута. Две. Три. Почему медлила Клео? Ответ на этот вопрос стал ясен, когда два светлых пятна на пару секунд слились в одно.
        Две секунды, слишком долго. Джека вдруг бросило в жар. Это не ревность. Но и она струилась по венам. Он продолжал стоять у окна, не в силах отвернуться.
        Скрипнул усталый металл, открылась пассажирская дверца, из машины вышла Клео, смеясь над какой-то шуткой своего спутника.
        Свет фонаря освещал ее. Стройная, с короткими волосами, она казалась юной и хрупкой. Одно душераздирающее мгновение Джеку даже казалось, что Клео пригласит мужчину войти, но она захлопнула дверцу машины и скрылась на веранде.
        Джек отцепился от подоконника, разжал крепко стиснутые зубы и приказал себе успокоиться, принять холодный душ и лечь в постель.
        Хотелось увидеть ее. Просто увидеть.
        Он пошел к двери и стал ждать, когда Клео поднимется в свою комнату.
        Но она все не поднималась. Джек принялся мерить шагами спальню, а потом — к черту все!  — решил спуститься вниз. Он нашел Клео на кухне, она наливала молоко Кону, пока тот терся о ее прекрасные ножки. У Джека тут же возникло безумное желание опуститься на пол и сделать то же самое. При виде ее обнаженной кожи он мог думать только о теплом молоке и меде и о том, какая сладкая на вкус и гладкая у нее кожа.
        Он нахмурился, прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди:
        — Зачем тебе мобильный, если ты его не включаешь?
        Клео вздрогнула и пролила несколько капель молока на пол и себе на руки.
        — Джек!  — Она внимательно посмотрела на него и сконцентрировала все внимание на коробке молока, которую убирала в холодильник.  — Ты еще не спишь?
        — Нет.  — Будто сама не видела! Чтобы скрыть некое неприличное обстоятельство, Джек поставил правую ногу перед левой и уставился на Клео. Смотрел до тех пор, пока она снова на него не взглянула.  — Так что с телефоном?
        — А-а-а. Я включаю его только в случае острой необходимости.  — Ее язычок, быстро мелькнув, слизал молоко с руки. Взгляда она при этом не отвела. Будто знала, что происходит немного ниже, но была не в настроении на это смотреть.
        Джек прочистил горло:
        — Как ты узнаешь о том, есть ли острая необходимость тебе позвонить, если ты его не включаешь?
        — Я другое имела в виду. Например, когда у меня машина сломается или что-то вроде того.  — Она оторвала кусок бумажного полотенца и стала вытирать молоко с пола.
        Кон опустошил миску и с гордым выражением на морде отправился к лестнице.
        — И что, у тебя сегодня сломалась машина?  — с укором спросил Джек.
        Клео медленно встала, подошла к мусорному ведру и выбросила полотенце. А потом прислонилась к кухонному столу:
        — Нет. Но мне не нравится, как ты об этом говоришь. Слишком резко.
        — Резко?  — Она что, пытается переложить вину на него? Джек взбесился, тем не менее взял себя в руки.  — Ты не на своей машине приехала.
        — Я немного выпила. И оставила машину у Джинн.
        — У Джинн?
        В голубых глазах вспыхнуло раздражение.
        — Почему ты переспрашиваешь? Да еще и бровь поднял.
        Джек пожал плечами. Она сама себе яму выкопала.
        — Тебя не Джинн привезла.
        — Не Джинн.  — Клео долго и внимательно смотрела на него, и ему показалось, что на ее лице промелькнуло не то сожаление, не то боль, а потом его выражение стало нейтральным.  — Джек, ты четко дал мне понять, что не хочешь видеть меня в своей постели.
        — В постели?  — Обнаженная Клео под ним на черных шелковых простынях. Прежде чем эротическая фантазия успела овладеть его разумом, Джек резко взмахнул рукой: — Разве я говорил что-то про постель? Только подвезти предлагал.  — И он пошел прочь с кухни, теперь уже не просто рассерженный. К раздражению примешались боль, злость и еще множество неопределенных чувств.
        Клео скинула сначала одну босоножку, потом вторую и сразу стала на несколько дюймов ниже.
        — Я не думала…
        — Конечно не думала!
        Без каблуков, растрепанная, в мятой юбке, она была похожа на маленькую растерянную девочку. Джеку хотелось обнять ее и все исправить. Трясти ее до тех пор, пока она не расскажет правду.
        И еще сильнее хотелось поймать ее любовника и затолкать ему в глотку его же шары.
        — Ты поэтому так припозднилась? Потому что была в постели у другого мужчины?
        Клео подошла к раковине, взяла с сушилки стакан, налила воды и выпила все, стоя к нему спиной.
        — Прежде чем ты меня грубо перебил, я хотела сказать, что не думала, будто для тебя это имеет какое-то значение. Я про свои поступки. В конце концов, ты ведь меня не хочешь.
        Пока она мыла стакан, он смотрел на ее открытую шею. Не хочет ее? Он должен испытывать облегчение, даже радость. Он ведь достиг того, к чему стремился.
        Так почему же ему не хотелось наброситься на ближайший доступный объект?
        Клео обернулась, взяла полотенце и стала старательно вытирать стакан.
        — Так что это тебя не касается, Джек.
        — Нет, черт побери, касается!  — Злость вцепилась в сердце. Он злился на себя и на нее. На нее за то, что заставила его забыть нечто важное.  — Ты часть моей семьи, поэтому касается!
        — Нет. Я Клео Ханиуэлл. Я сама по себе.  — Она снова повернулась к нему спиной.  — И мои поступки никого не касаются.
        — Это не так!  — Он ударил ладонью по столу.
        Ее слова ножом резали ему душу, и он сам в этом виноват. Клео возвела вокруг себя стену, чтобы спрятаться от боли. И от Джека Девлина.
        Его злость обратилась на него самого. Он протянул руку вперед, желая помириться, уронил ее, и она безвольно повисла вдоль тела.
        — Мне всегда есть до тебя дело, Златовласка.
        — Черта с два мне это поможет, когда ты уедешь на другой континент!  — крикнула в ответ Клео. Такой силы голоса Джек не ожидал от девушки ее сложения.  — Да и не нужна мне твоя забота!
        Как молния он метнулся вперед и оказался у нее за спиной. Он чувствовал, как бьется сердце Клео, видел каждый крошечный золотой волосок на ее шее. Едва уловимый букет женских ароматов — духи, шампунь, косметика — дурманил голову и лишал здравого смысла.
        Джек чувствовал только одно. Желание.
        Клео обернулась и резко вздохнула, когда их тела соприкоснулись. Огромные испуганные глаза смотрели ему в лицо. Ее грудь упиралась в грудь Джека, крошечные хрусталики впивались ему в кожу, которая вдруг стала чересчур чувствительной. Если простые стекляшки производили такой эффект, что же произойдет при соприкосновении с обнаженной кожей, с твердыми сосками?
        Ладони Джека скользнули вниз по округлым нежным плечам. Он схватил Клео за руки, поднес их к губам и провел по ладоням кончиком языка, спустился к запястьям, где чувствовалось бешеное биение пульса. Вкус у Клео был именно таким, каким Джек себе представлял: слаще меда, нежнее молока.
        Он смотрел ей прямо в глаза. «Я хочу продолжать до тех пор, пока не попробую на вкус каждый дюйм твоего тела». И увидел, как ее взгляд становится резче, темнее. Понял, что она разгадала безмолвное послание.
        — Зато у нас есть настоящее,  — прошептал он.
        Отпустив руки Клео, Джек обхвалил ее лицо ладонями. Она тоже была возбуждена, щеки заливал румянец, рот приоткрылся в предвкушении. Он посадил ее на стол. Теперь их глаза были на одном уровне.
        И Джек поцеловал ее. У настоящего не было начала. У настоящего не было конца. Кроме этого настоящего, Джеку ничего не нужно, только это мгновение, только эта женщина и ее скользкий язычок.
        Клео мягко застонала, и поцелуи Джека стали глубже. Она схватила его за медальон и притянула к себе.
        Эта женщина была у него в голове, в сердце, в душе. И даже теперь, в резком сиянии лампы у ночного кухонного окна, полностью одетая, она обволакивала его.
        Сдавленный стон сорвался с губ Джека при первом, легком как перышко, прикосновении ее пальчиков к его груди. За первым прикосновением последовало второе, а потом — о боже!  — Клео сжала ноготками его соски.
        Здравый смысл вылетел в окно. Давно сдерживаемая страсть набирала силу.
        Ближе. Больше. Кожа к коже. Рука Джека дрожала, когда он спускал единственную бретельку с плеча Клео.
        Все чувства были прикованы к ярко-розовому кружеву и нежной коже. Хрипло дыша, он расстегнул бюстгальтер, отбросил в сторону и принял в ладони тяжелую округлую грудь Клео.
        Положил руки ей на ягодицы, придвинул ее к краю стола. И проведя ладонями по нежной коже бедер, раздвинул их и шагнул вперед. Возбужденный член коснулся ее влажных трусиков.
        — Джек.
        Его имя на ее губах, произнесенное с придыханием, требовательно, довело желание до отчаяния. Руки Клео сомкнулись у Джека на затылке, она запрокинула голову.
        Он поцеловал ее в шею, туда, где под нежной кожей пульсировала кровь, стоны Клео стали музыкой для его ушей.
        Он сделался глух, слеп и невосприимчив ко всему, кроме нее. Голос разума становился все тише и тише и наконец совсем смолк. Впрочем, не было ни сил, ни желания обращать на это внимание.
        И он услышал голос Клео, почувствовал ее дыхание на своей щеке.
        — Живи настоящим, Джек. Единственный раз в жизни не сдерживайся.
        Голова у нее кружилась. Может, это сон? Разве не Джек выставил ее из своей спальни несколько ночей назад? Не дыша, Клео положила руки ему на плечи и заставила отклониться так, чтобы можно было посмотреть на него. Взгляд Джека пылал.
        Все вышло так, как ей хотелось. Она даже усилий не прилагала. Знала, что сможет уложить его в постель, если он не будет думать о последствиях и обо всем прочем, о чем думал рядом с ней. И сейчас все было именно так.
        От непреодолимого желания почувствовать его обнаженное тело на себе и в себе Клео лихорадило. Снедаемая страстью, терзаемая предвкушением, она извивалась, чтобы приблизиться к нему. Ее разгоряченные бедра прилипали к столу.
        Не сводя с нее глаз, Джек проник ей в трусики. Клео почувствовала, как его палец скользит меж влажных складок, пробираясь все глубже, и застонала. Взгляд Джека вспыхнул от страсти и желания. Он ласкал ее быстрыми легкими движениями, и вскоре внутренние мышцы Клео сократились. Вожделение переполняло.
        — Не здесь,  — едва смогла сказать она.
        — Где?
        От животного рыка Джека сердце Клео забилось тяжело, как молот.
        — В гостиной.
        Она обняла его за талию дрожащими ногами и ухватилась руками за шею. Джек снял ее со стола и, покачиваясь, дошел до двери.
        Ее грудь была прижата к его груди. Клео поерзала, чтобы контакт стал еще теснее. Ей хотелось большего.
        Джек прижал ее к косяку и жадно впился в губы, потом отпустил. Она соскользнула вниз, зажатая между прохладным гладким деревом и его горячим твердым естеством. Джек положил руку ей на плечо и крепко стиснул пальцы.
        — Я из-за тебя ослабел.
        Его торс сиял в косой полосе света, падавшего из кухни. Он вовсе не походил на ослабевшего. Наоборот, зацепил пальцем ее трусики и потянул вниз. Клео почувствовала, как мягкий шелк и грубая ладонь скользят вниз по внутренней стороне бедра. Когда крошечный предмет одежды опустился к ее ногам, она откинула его в сторону.
        Джек стянул боксеры и… Боже! Это было заряженное и полностью готовое к бою орудие! Клео не сомневалась: под его натиском пало немало женщин.
        Прекрасных опытных женщин, с каждой из которых Джек переспал. Сама она неопытна, некрасива. И поэтому вдруг испугалась. А если Джек решит, что она для него недостаточно хороша?
        Хотя в тот момент это его, кажется, совершенно не волновало. В свете кухонной лампы он напоминал бронзовую статую. Неприлично прекрасную и соблазнительную копию мужчины, которая может сделать с ее телом множество неприлично прекрасных и соблазнительных вещей.
        Ноги стали ватными. Клео сохраняла вертикальное положение лишь благодаря его руке.
        Твердое и горячее, как раскаленная сталь, бедро давило на чувствительную плоть, растительность на коже Джека только усиливала ощущения, когда он покачивался вместе с ней, дыша резко и прерывисто. Она томилась в предвкушении.
        Руки Джека взлетели вверх к ее груди. Ласкали, слегка сдавливали, массировали. Клео вцепилась ему в плечи, кожей чувствуя напряженные канаты его мышц.
        Джек выругался резко и почти обидно, Клео на мгновение поддалась панике, испугавшись, что он снова откажет ей, и тогда придется его убить. Но он прильнул к ее губам и, не прерывая поцелуя, поднял и закружил по комнате в безумном эротическом вальсе.
        Потом они упали на ковер, и контакт разорвался, но лишь на секунду. По полу тянуло холодом, стоявшие на кофейном столике летние розы источали слабый аромат. Клео поняла, что теперь всегда, чувствуя их запах, будет вспоминать о Джеке.
        Свет из кухни падал ему на спину, поэтому лицо было в тени. Только глаза сияли в темноте. Стекло часов отразило луч лампы, когда Джек поднял ей юбку до талии и скользнул руками вниз по груди, через живот, к бедрам.
        И еще ниже.
        Быстрые умелые пальцы глубоко проникли в ее лоно. От этого неожиданного вторжения дыхание у нее перехватило, она издала звук, похожий одновременно на стон и мурлыканье. Жаждала продолжения, хотела большего.
        Ее бедра поддались атаке и раскрылись. Джек умел обращаться с женским телом. Знал, где действовать нежно, где грубо. Боже! Он скользил по ее трепещущей плоти до тех пор, пока она не оторвала бедра от пола.
        — Джек!
        Ее разрывало на части, несло на край света, она не знала, сможет ли найти дорогу обратно. И чтобы удержаться на месте, схватила Джека за руку.
        Их губы снова слились в поцелуе, жестком, резком. В движениях языка Джека было столько отчаяния, будто он сражался в войне, в которой не хотел принимать участия. Клео прогнулась, желая, чтобы он любил ее, готовая довольствоваться только этим.
        Резко выпрямившись и загородив широкими плечами свет, Джек приподнялся и лег на Клео. Его тяжелые бедра заставили ее раскрыться еще шире. Она почувствовала, как его гладкий, влажный и горячий член прикоснулся к ее набухшей плоти.
        Джек взглянул на нее, и, словно в стоп-кадре, они снова стали детьми, которые должны были вот-вот утратить невинность.
        Одним долгим движением он вошел в нее. Шокированная этим, Клео шумно выдохнула, мышцы внутри сократились.
        Джек замер. Она чувствовала его тепло, пульсировавшее внутри ее. Его ладони крепко сжимали ее бедра, взгляд потемнел.
        — Почему ты мне не сказала?
        — Все хорошо. Я в порядке. Пожалуйста.  — Клео выгнулась, впуская его глубже.
        Ей хотелось снова испытать горячий всплеск чувственной энергии.
        Джек медленно отвел бедра назад, заставив ее этим плавным движением томиться в ожидании, и снова глубоко вошел в нее. Да! И еще раз.
        Она двигалась вместе с ним, подстраиваясь под ритм его тела, словно созданная для него, только для него. Джек уронил голову ей на грудь, требовательные губы осыпали ее чувственными ласками, бедра покачивались в унисон.
        Клео провела рукой по голове Джека и вцепилась в короткие шелковистые волосы, когда нити удовольствия пронизали все ее тело.
        Она хотела, чтобы это длилось вечно и они с Джеком, скрытые покрывалом ночи, не останавливались, а Джек навсегда остался узником ее тела.
        Испарина выступила на ее коже, стало жарко, ужасно жарко. Тем не менее она дрожала при каждом движении языка Джека, каждом прикосновении руки. С каждым новым ощущением удовольствие становилось все острее, Клео взмывала все выше и выше.
        Резче, быстрее, глубже, с идеальной синхронностью. Они словно танцевали под музыку, которой, кроме них, никто не слышал. Темп нарастал, эхом отдавался в пульсе Клео, и вскоре весь мир прекратил существование. Остался лишь Джек, его влажная от пота кожа и прерывистое дыхание.
        Он вдруг замер, глядя на нее. Мышцы рук, державших вес тела, дрожали, жилы на плечах и шее взбухли, как канаты.
        Нити удовольствия, пронизавшие ее, собрались внизу живота и свернулись в спирали. Клео снова оказалась на краю света, но на этот раз не одна. И когда она была готова сделать финальный бросок, Джек низвергся на ее пульсировавшее тело и они унеслись вдаль вместе.

        В предрассветном полумраке Джек смотрел на спящую Клео. Светлокожая, она сияла, как жемчужина на темном бархате. Ее голова лежала у него на плече, ладонь, сжатая в кулачок,  — на груди. Совсем недавно он принес ее наверх, в его руках она сделалась послушной, как тряпичная кукла.
        Черты его лица стали резче, тело пронзила боль. Смятая одежда Клео напоминала Джеку о том, что они наделали. Что он наделал.
        В окна лился прохладный воздух, пахнувший росой, в доме стояла абсолютная тишина, такая же реальная и ощутимая, как и презрение Джека к себе. Он не только позволил телу взять верх над разумом, он и не воспользовался защитой.
        Он не воспользовался защитой.
        Нет, конечно, когда Джек спускался вниз, он не знал, что у него будет секс. Просто увидел склонившуюся над котом Клео. Рациональная часть мозга отказала.
        От вида ее ножек под ярко-розовой юбкой, которая не столько скрывала, сколько намекала, дыхание участилось. Разве он не сдержался, когда чуть не захлебнулся слюной, увидев ее обнажившуюся после стрижки шею.
        Только потом Клео вывалила на него всю эту чепуху из серии «я-сама-по-себе и это-никого-не-касается».
        И все его разговоры и благородные намерения вылетели в трубу. Он обо всем забыл, вот так просто.
        А ведь он всегда переживал за Клео, с того самого дня, как впервые увидел ее, тощую семилетнюю девочку с хвостиками, голубыми глазами, огромнее которых он не встречал, и настоящим мужским ящиком инструментов для работы по металлу.
        За последние шесть лет ни дня не прошло, чтобы он не подумал о ней. Джек всегда приглядывал за Клео, считал это своей обязанностью после того, как ушел из дома.
        Так что ему есть до нее дело.
        И сейчас нет причин что-то менять. Правда, накануне вечером Скотти сказал ему, что завещание утвердили, Клео оставалось лишь расписаться в бумагах, чтобы наследство перешло в ее собственность. Она стала богатой независимой женщиной.
        Но это не означало, что он обязан удалиться. Это означало лишь… Он медленно выдохнул. А что это означало?
        Очевидно, теперь все изменилось.
        Глава 10
        Нежась в полудреме, Клео улыбалась. Тело походило на сияющее золото, Джек, как ювелир, переплавил обычный слиток во что-то прекрасное.
        Когда он немного подвинулся, она ответила инстинктивным «нет», хотела еще немного насладиться его весом на себе, близостью с ним. Нет, не немного — много. Мягкие руки Клео плавно поднялись и легли на широкие плечи Джека.
        — Так вот из-за чего весь шум,  — сказала она, пряча лицо у него на груди и вслушиваясь в биение его сердца.
        Они занимались любовью.
        По-настоящему.
        Если бы только сегодняшнее настоящее длилось вечно.
        Она вдохнула мускусный запах их тел и открыла глаза. Полудрема рассеялась. Розоватый яркий утренний свет уже заливал комнату.
        Комнату Джека.
        Кровать Джека.
        Тело Джека. Рядом с Клео, не в ней.
        — Ты позволил мне заснуть!  — возмутилась она, все еще не до конца проснувшаяся. Наверное, ей не хватало кислорода из-за того, что лицо было прижато к его груди.  — Я что-нибудь пропустила?
        Она приподнялась выше, теперь они лежали лицом к лицу. Их бедра соприкасались. И не только бедра. Настроенная по-хулигански, Клео провела пальчиком по телу Джека, нежно обвила его рукой.
        Кое-что тут же уперлось ей в бедро, будто живое существо, наделенное разумом. Наверное, именно поэтому говорят, что мужчины думают своим…
        В груди у Джека зарокотало, он положил ладонь на ладонь Клео и поднес ее руку к губам.
        — Клео.  — Их пальцы сплелись.  — Нам надо поговорить.  — Он сказал это так, будто предстояло обсуждать экономику, а не наслаждаться теплом друг друга.
        Не обратив на это внимания, Клео поцеловала подбородок Джека, покрытый сексуальной щетиной.
        — Разговорам — нет!
        — Разговорам — да!
        В груди у нее зашевелилась неуверенность.
        — Даже не смей извиняться!
        — Ты могла забеременеть от меня!
        — Ах, это…  — От облегчения напряженные мышцы расслабились.  — И все?
        — И все? Ты не думаешь, что за это надо извиниться?
        — Вероятность беременности нулевая, я на таблетках.
        Выражение его лица не стало мягче. Он по-прежнему был напряжен. Возможно, даже стал еще мрачнее.
        Она снова напряглась:
        — После ситуации с Сэмом и моего подъема по шпалере ты, наверное, сделаешь определенные выводы, и это понятно. На самом деле у меня просто проблемы с гормонами. Врач сказал, таблетки все исправят, и они действительно исправили. Я…
        — Ты… Ты была…  — Джек, похоже, не мог подобрать слов.  — Прошлой ночью… Я был первым?
        Прошлая ночь была жаркой, стремительной, страстной. У стены, на полу…
        Блаженство…
        Но Клео испугалась, что Джек станет корить себя, если решит, что она девственница, а это отчасти правда. Она сжала губы:
        — А вошел-вышел считается?
        Она чуть не рассмеялась, увидев, как Джек напрягся и нахмурился.
        — Не хочешь объяснить?
        — Да чего тут объяснять? Вошел-вышел.  — Она поежилась от воспоминаний о своем неудачном первом опыте.  — Этого оказалось достаточно.
        Взгляд Джека помрачнел.
        — Сэм?
        Клео замотала головой, но Джека это не успокоило.
        — Он сделал тебе больно?
        — Нет.  — Физически — нет, а вот душевно…  — Я думала, что хочу этого, и если закрою глаза и представлю…
        — Представишь что?
        «Что это ты, идиот». Но Клео только пожала плечами:
        — Уж и не помню, что именно.
        После той ужасной унизительной ночи она поняла, что следующий раз у нее будет только с тем, кого она любит. А любила она Джека Девлина. Только его. Причем так сильно, что сама не понимала, как сердце до сих пор не выпрыгнуло из груди.
        «Так расскажи ему об этом»,  — зашептал тоненький голосок в голове.
        Но как он отреагирует на это неожиданное известие? Как оценит свои чувства к ней по любовной шкале? Клео не хотела знать ответов на эти вопросы, что бы Джек ни сказал, он все равно не хотел серьезных отношений, это ей известно, а отношения на расстоянии не подходили ей.
        — Кто был у тебя первой, Джек?  — Она поглаживала его ключицу, чтобы отвлечься от затаившейся внутри боли.
        Он улыбнулся, вспоминая:
        — Китти Картрайт.
        — О боже!  — Клео не смогла сдержать улыбки.  — Помощник фотографа! И кто у вас кому помогал?
        — Сама догадайся. А ты не расскажешь, кто был первым у тебя?
        — Ни за что на свете. Считай, что мой первый раз был вчера ночью.  — Она встретилась с ним взглядом. Жар и движения этой ночи все еще эхом отдавались в ее нервных окончаниях и вибрировали в воздухе.
        Джек положил ладонь Клео на лицо:
        — Я не должен был действовать так грубо.
        — Я сама хотела, чтобы было грубо, просила, чтобы было грубо. Мне даже кажется, я молила об этом.
        — Ах, Клео! Мне казалось, это я молил.
        Словно извиняясь, он подарил ей долгий чувственный поцелуй, от которого у нее перехватило дыхание.
        Его крепкое мускулистое тело навалилось на нее, мягкие пухлые губы стали осыпать поцелуями шею и подбородок, жадно прильнули к губам.
        Клео таяла от прикосновений его рук, которые согревали и дразнили. Но на этот раз Джек не был груб. Не спеша, с нежностью, он выискивал места, где Клео хотела почувствовать его, ласкал ее груди, соски, ложбинки над бедрами и чуточку ниже.
        — Джек?  — Это был голос Скотта. Он заглянул в открытую дверь.  — Ты закончил с…  — и прочистил горло: — Привет.
        Застигнутая врасплох, Клео замерла. Сама же пригласила Скотта на завтрак и вот теперь лежит как основное блюдо. Обволакивавшая теплота исчезла. На ее место пришли неловкость и смущение.
        Клео попыталась сесть и прикрыться, но Джек ей помешал. Даже не взглянув на гостя, замер и, чуть приподняв голову, выругался:
        — Тебя не учили стучаться, Скотти?
        — Извини. Я сварю кофе. Привет, Клео!
        — Не торопись. Как он вошел?  — Совершенно не смущенный тем, что застигнут в неловкой ситуации, Джек продолжил ласкать Клео.  — И что он делает тут в девять утра в воскресенье?
        — У них с Джинн есть ключи. У обоих. И я пригласила его, вернее, их вместе на завтрак. Но Джинн не смогла прийти.
        Джек целовал ее грудь, Клео было тяжело сконцентрироваться.
        — Мы втроем,  — ее дыхание стало прерывистым,  — часто собираемся по воскресеньям на поздний завтрак.
        — Я думал, поздний завтрак начинается не раньше одиннадцати.
        — Э-э-эм…  — Разочарованная вмешательством, Клео вздохнула.  — Джек…
        — Ты не хочешь сейчас продолжать.  — Это было утверждение, а не вопрос. Джек потер ее руку и съехал на бок.
        — Я не могу, пока Скотт бродит внизу.
        Он, скорее всего, уже наткнулся на ее нижнее белье. Новое сексуальное нижнее белье.
        Волшебное утро после ночи любви было подпорчено. Внезапно Клео почувствовала себя не просто обнаженной. Казалось, она выставлена на всеобщее обозрение, и Клео захотела оказаться в родной и знакомой спальне.
        — Я приму душ.  — Она встала и стянула с кровати простыню, потому что не собиралась разгуливать по коридору без всего.
        — Знаешь, мы могли бы принять его вместе.  — Джек соблазнительно изогнул бровь.
        Клео замерла, поправляя простыню на плече. Заманчивое предложение. Они могли бы запереться в ванной и…
        Его взгляд лениво скользнул по скрытому простыней телу Клео.
        — Я мог бы потереть тебе спинку.
        — М-м-м…
        Это, конечно, очень заманчиво, Джек мог бы ей не только со спинкой помочь, но она готова была принять то, что предложено.
        И Клео совершила собственное маленькое зрительное путешествие по еще плохо знакомому телу Джека, упругой загорелой коже, мимо пупка и дальше вниз, к нескромному выражению мужественности, на которое живо откликнулась каждая клеточка в ее совсем недавно познавшем женственность организме.
        Взгляд его серых глаз был ей знаком лучше, но и он возбуждал не меньше, потому что теперь стал совсем иным, пронзительным, завораживающим.
        Совсем как прошлой ночью.
        Если Клео задержится еще хоть ненадолго, взглядами дело уже не ограничится. Она заставила себя пойти к двери и бросила кокетливый взгляд через плечо.
        — Я принесу свое мыло.
        Несколько минут спустя, сжимая в охапке собранную в спешке одежду, она шла обратно к Джеку. Звук его голоса заставил ее замереть у порога. Он говорил по мобильному телефону тем тоном, каким обычно общался с женщинами.
        — Нужно разобраться с кое-какими семейными трудностями.  — Он кивнул в ответ на слова собеседника и соблазнительно рассмеялся.  — Да, мне все еще интересно. Очень интересно.  — Пауза.  — Завтра?  — Еще пауза.  — В одиннадцать пятнадцать в кафе «Медичи». Буду ждать. Да, еще кое-что. Можно это пока останется между нами?
        Сердце Клео сжалось. Она сглотнула. Сделав шаг назад, она развернулась и, прижимая вещи к груди, бросилась в свою комнату. В воздухе витал аромат мыла «Ив Сен-Лоран», которое она берегла для особых случаев. Это стало болезненным и все же необходимым напоминанием о том, что для такого плейбоя, как Джек, это, возможно, не особый случай. Горбатого могила исправит.
        Клео зашла в ванную и включила душ на полную мощность. Это, наверное, умопомешательство, но она решила подождать и посмотреть, не посвятит ли Джек ее в подробности своей тайной встречи. «Ладно, посмотрим, какую игру ты ведешь. А потом решим, что делать».

        — Это то, что я думаю?  — спросил Скотт, когда на кухню вошла Клео.
        Она подхватила с пола трусики, взяла со стола бюстгальтер, пряча при этом глаза от мужчины, который слишком много знал, и вздохнула:
        — А у тебя есть какие-то сомнения?
        — Ну, вообще очень похоже на торт «Черный лес».
        Клео подняла взгляд. Скотт стоял перед открытым холодильником, облизывая палец.
        — И на вкус как «Черный лес».
        — Угощайся. Хоть весь съешь,  — сказала она, ища место, куда можно спрятать нижнее белье, но сдалась — какой смысл?  — и положила все на стул.
        Скотт отрезал себе кусок торта:
        — Хочешь?
        — Нет, я буду кофе и фрукты.
        — Это не похоже на ту Клео, которую я знаю.
        — А я, может, не та Клео, которую ты знаешь.
        Она взяла нож и тарелку, подошла к барной стойке и стала резать апельсин.
        — Я все думал, на кого ты похожа с короткой стрижкой. На фею Динь-Динь.
        — Отлично.  — Очень стильно.
        — А что думает Джек?
        — Понятия не имею.  — Клео больше ничего не знала наверняка о том, в чем замешан Джек.
        — Так.  — Скотт поставил на стойку торт и сел на стул рядом с Клео.  — Вы с Джеком…
        Клео резала апельсин, в воздухе витал свежий аромат цитрусовых. Можно сделать вид, что все в порядке, но эту тему она со Скоттом обсуждать не хотела.
        — Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь…
        — Ты куда пропала, Златовласка?  — Как ни в чем не бывало Джек влетел на кухню и поцеловал ее в шею. Запах мыла напомнил о душе, который они принимали не вместе. Потом он прошептал ей на ушко: — Избавься от Скотта, я хочу с тобой кое о чем поговорить.  — И схватил дольку апельсина.
        Она смотрела на него, пока он, наливая кофе, покусывал апельсин. Высокое стройное тело скрывала будничная одежда, футболка и шорты, но перед глазами стояла вчерашняя картинка. Джек у двери, буквально в ярде от того места, где стоит сейчас. Раздетый, дикий, возбужденный. Плейбой.
        Вчера он с таким же энтузиазмом покусывал ее саму. Горячая волна пробежала по телу от этих воспоминаний.
        Клео все еще смотрела на него и вспоминала, когда Джек вдруг замер, наполнив кружку лишь наполовину. Его внимание привлекло что-то за окном.
        — Скотти,  — он указал подбородком в направлении взгляда,  — чья это машина?
        — «Королла»? Моего друга. Я одолжил ему свою на выходные, он повез мать к сестре в Балларат.
        — Так это ты привез Клео вчера вечером? Спасибо.
        — Да не за что.
        И Джек продолжил наливать кофе. Клео заметила, что он расслабился. Он вообще выглядел очень довольным. И самоуверенным.
        Неужели этот мужчина всегда получает то, что хочет?
        — Я буду в гараже,  — сказала она, взяла кофе и встала.
        Джек тут же посмотрел на нее:
        — Эй, а я думал…
        Она встретилась с ним взглядом и тут же поняла, что он хотел сказать.
        — Я не успеваю с заказами, надо наверстать время.
        «А ты должен мне кое-что рассказать. Должен ведь?»
        Он соблазнительно улыбнулся:
        — Может, я смогу помочь?
        Клео кивнула:
        — Может, и сможешь.
        — Подождите,  — вклинился Скотт и потянулся к папке, лежавшей рядом с ним на столе.  — Подпишите бумаги, прежде чем оба исчезнете. Тогда с наследством будет покончено, и я вас до конца дня оставлю в покое.
        Понимая, какое унижение и боль испытывает Джек, Клео стиснула зубы и аккуратно поставила чашку на стол. Этим утром все снова приняло неприятный оборот.

        Джек сидел в большом кожаном кресле отца и смотрел на бумаги, которые держал в руке. Эту комнату он всегда избегал, потому что, оказавшись в отцовских владениях за закрытыми дверьми, всегда подвергался словесному или физическому насилию.
        Так почему же он теперь сидит в этом жутком кабинете, когда в тридцати секундах ходьбы находится женщина всей его жизни?
        Потому что эта женщина сказала, что ей надо поработать над украшениями. Джек понимал ее желание уединиться на время. Одна подпись, и она стала невероятно богата. Он все понимал.
        Но разве это ее беспокоило? Они оба знали счет игры, и Джек с ним уже смирился. Но Клео все равно казалась напряженной, когда он спустился на кухню.
        Может, дело в том, что они занимались любовью? Джек покачал головой. Для Клео это не впервые. Он улыбнулся, вспомнив ее признание, и в то же мгновение проникся ненавистью к парню, который взял то, что Джек так долго оберегал.
        Нет, не то. Он… Он что-то заметил в голубых глазах Клео, когда она уходила в мастерскую. Может, это из-за «тойоты»? Она хотела сохранить в тайне то, что ее привез Скотт, а Джек разгадал маленький секрет.
        Другой причиной, мешавшей ему выйти из кабинета и попытаться снова затащить ее в постель, было обещание Скотту, данное еще неделю назад. И теперь Джек должен до вечера найти для друга кое-какую информацию.
        К несчастью, для этого надо было рыться в документах отца и в его столе. Джек даже попытался начать, но потом бросил это дело и сел, закинув ноги на стол.
        Голова была забита образами Клео и мыслями о ней. О том, как его смогли околдовать талантливые руки ювелира, и о том, что рядом с ней он чувствовал себя на месте. О вкусе и запахе нежной бледной кожи. О стонах в финале. Эти стоны, пожалуй,  — одно из самых прекрасных событий в его жизни.
        Этого могло бы и не случиться, если бы Джек не увидел ее в незнакомой машине и не запаниковал. Правда, оказалось, что в машине был Скотт, которому Джек безгранично доверял и которому был по гроб жизни обязан.
        Клео домашняя девочка, крепко пустившая корни в родном городе, а Джеку надо вернуться в Рим. По крайней мере на несколько недель. Он тоже связан обязательствами. Взять хотя бы Доменика и Кармелу. Кармела сказала, что старику уже ничего не угрожает. И Джек, сам почти восстановившийся, хотел на него взглянуть.
        Но где его дом? Точно не в Риме. Правда, для Джека, спасибо отцу, понятие «дом» навсегда связано с негативом. И «семья» тоже. Он любил путешествия за их свободу, за то, что сам себе хозяин, и за возможность следовать принципу «поматросил и бросил», по которому он жил первые несколько лет после отъезда.
        Работа в горячих точках изменила его взгляды на жизнь. Он почувствовал, что обязан остаться и помочь, хотя не ожидал обнаружить в себе нечто подобное.
        Он задрожал в предвкушении вызова.
        Удастся ли от всего этого отказаться? Если удастся и он останется, будет ли это справедливо по отношению к Клео? С унаследованной от отца жестокостью и полученной от матери тягой к перемене мест он тот еще подарок.
        Прошлой ночью холодная и жестокая реальность показала ему Клео с другим мужчиной в полумраке машины, и это вывело его из себя. Он убрал ноги со стола и принялся мерить шагами комнату. Он совершил промах, причем значительный. Утратил над собой контроль. Как отец. Джек ударил кулаком по шкафу, тот открылся с резким металлическим звуком. Нет, надо со всем этим разобраться и проваливать к чертям из отцовского кабинета!
        Когда бумажная работа была сделана, Джеку оставалось лишь открыть конверт, который Скотт передал перед уходом. Он разрезал бумагу, и из конверта выпал ключ с биркой, на которой было написано «Нижний ящик стола». Напряжение сдавило шею длинными пальцами, когда он взглянул на ключ:
        — Ладно, старик, что за сюрприз ты приготовил мне на этот раз?
        Однозначно ничего приятного, в этом Джек не сомневался.
        Он вставил ключ в замок, открыл ящик и нашел письмо, написанное рукой отца. Неприлично выругавшись, он решил было выбросить находку, но передумал. Возможно, там что-то важное насчет Клео или наследства.
        Судя по дате, письмо написано за шесть недель до смерти.
        «Джек,
        когда ты будешь читать это, Клео уже вступит в права наследования и ты ей наверняка в этом поможешь. Я знал, что могу рассчитывать на твои чувства к ней.
        Понимаю, почему ты не вернулся раньше, а Клео, скорее всего, нет. Я совершал ошибки, и на то были свои причины».
        — Что, существуют объективные причины избивать своего сына?  — процедил Джек сквозь зубы.
        «Я влюбился в твою мать, зная, что для нее отношения со мной — просто способ забыть другого. Через месяц мы поженились, а еще через семь месяцев родился ты. Но вскоре я понял: домашняя жизнь не для Атты. Она постоянно уезжала в экспедиции и даже дома продолжала исследования.
        После тринадцати лет семейной жизни она сообщила мне, что ее и Джона Ханиуэлла связывает не только страсть к науке. Эта экспедиция в Антарктиду была придумана только для того, чтобы одурачить вас, детей. Они вроде как забыли забрать вас по возвращении.
        А потом еще один сюрприз. Много лет назад после рутинного обследования я узнал, что бесплоден. Я не твой отец, Джек. Возможно, это объяснит мою нелюбовь к тебе. Я сразу почувствовал сердцем то, в чем потом убедился.
        А Клео… Кто же может ее не любить? К тому же она была единственным человеком, который принимал меня таким, какой я есть. Ты угрожал этим отношениям, и я сделал то, что должен был, чтобы их сохранить.
        После того как узнаешь, что ты мужчина лишь наполовину, твои взгляды на жизнь меняются. Мне нужна была женщина. Мне нужна была Клео.
        Тебе, наверное, интересно, почему я не отправил тебя к матери, когда узнал, что ты не мой сын. Так вот. Тебе было уже восемнадцать, и Клео тебя обожала. Если бы ты ушел, она бросилась бы следом. Я не мог этого допустить. Но если бы я смог убедить Клео в том, что ты недостоин ее любви…»
        Пальцы Джека скомкали бумагу. Он родился двадцать семь лет назад.
        «Как ты всем этим распорядишься и что скажешь Клео, решать тебе. Может, проклянешь меня за то, что я рассказал, а может, поблагодаришь».
        Дальше Джек читать не стал. Бумага дрожала. Глаза не могли сфокусироваться. В голове кружились даты.
        «Думай!» Но он не хотел думать. Думать — означало знать. Он ударил кулаком по столу. Стеклянная лампа задрожала. На пол полетели бумаги, он сгреб их рукой.
        Знать — значило понимать, на что способен отец. Часть про Джона Ханиуэлла должна быть ложью. И где-то в глубине души Джек знал, что это ложь, но отец — не отец вовсе — заставил его сомневаться. Джек отказывался это делать.
        Но он должен знать наверняка.
        А чтобы узнать, надо найти мать. Даже если Ханиуэлл не был ее любовником двадцать восемь лет назад, Джек не мог сказать Клео, что собирается встретиться с матерью. И не мог объяснить, зачем ему это. Клео будет больно.
        Coup de grace[1 - Последний удар (фр.).] отца. То есть Джерри. Отец Клео, возможно, и его отец тоже. Это предположение оглушило Джека, его жизнь распадалась на части, и он не знал, сумеет ли снова собрать ее и жить дальше.
        — Клео.
        Ее имя дрожало у него на губах. Она единственная ниточка, которая могла его спасти.
        Он повозился с телефоном и со второй попытки дозвонился Скотту:
        — Это Джек.  — Он, словно паровой каток, раскатал веселое утро друга.  — Бросай то, что ты там делаешь, мне нужна твоя помощь.
        Спустя пятнадцать минут у него уже была сумка с вещами, билет на ближайший рейс до Северного Квинсленда и слово Скотти, который обещал держать язык за зубами.
        Джек не знал, что его ждет, и потому на всякий случай готовился оборвать все нити. Клео сможет начать новую жизнь, она еще будет счастлива. Без него. Эта перспектива терзала сердце до тех пор, пока там не осталось ничего, кроме боли.
        Джек вызвал такси, отнес сумку к входной двери и глубоко вздохнул. Оставалось лишь сказать Клео, что он уезжает.

        Это лечит. Так успокаивала себе Клео, ударяя по листу металла. Ковочный молот приятно оттягивал руку во время работы. Она все могла контролировать, и это настоящее спасение от эмоций. Наверное, такой же эффект производила боксерская груша.
        Следовало бы взяться за серебряное ожерелье с аметистом, над которым Клео трудилась уже много недель, но оно требовало тонкой, кропотливой работы, а ей хотелось тяжелой физической нагрузки.
        И все это, естественно, из-за Джека. Клео получила то, что должен был унаследовать он. И потому теперь хотела слышать, как металл лязгает при ударе о металл и как этот звук эхом поднимается по руке. Она хотела все изменить, как только Джек закончит с бумагами.
        Прошло уже полчаса, а он так и не пришел рассказать о своей встрече за кофе. Снова лязгнул металл. Как он мог заниматься с ней любовью, словно она единственная женщина на земле, договориться о встрече с другой и промолчать? Может, у нее паранойя? Вполне вероятно.
        — Тук-тук.
        Услышав серьезный голос Джека, Клео чуть не выронила молот. Подняла голову и улыбнулась:
        — Привет.
        — Надеюсь, не отвлекаю.
        Он говорил очень серьезно. Тень легла на ее лицо, улыбка исчезла. Клео взяла щуп и, исследуя поверхность металлического листа, сказала:
        — А разве это имеет значение?
        — На этот раз нет. Я пришел сказать тебе, что…
        — Уезжаешь.  — Клео закрыла глаза.
        Одиночество! Она снова остается одна.
        Джек снова вычеркнет ее из своей жизни и пойдет дальше. Как в прошлый раз. Нет, не как в прошлый раз, теперь он не просто забирал с собой ее разбитое сердце, а увозил воспоминания об одной чудесной ночи, проведенной вместе, потому что Клео об этом даже думать больше не хотела. Никогда.
        Он забирал надежду. Ее надежду на будущее с ним, на совместную жизнь в уютном доме, на детей, которых они могли бы родить.
        Осторожно, чтобы Джек не заметил дрожи в руке, Клео сменила щуп на молот и ударила им пару раз по ладони.
        В тишине было слышно, как звенит на улице покачиваемая ветром музыкальная подвеска из металла, шумят электроприборы у соседей, едут машины и поют птицы. Уютные домашние звуки. Джеку некогда остановиться и прислушаться.
        Клео заставила себя взглянуть на него в последний раз перед тем, как выкинуть из своего сердца и головы навсегда. Он смотрел на нее тяжелым и, кажется, обеспокоенным взглядом. Веселый влюбленный парень, спустившийся к завтраку, скрылся за каменным фасадом.
        Джек перевел взгляд на молот, о котором Клео уже забыла. Она снова захлопала им, на этот раз сильнее, каждый удар отдавался в руке до самого плеча.
        — Кто-то более красивый предложил тебе что-то больше, чем просто любовь, да, Джек?
        От этих слов он поморщился. Клео увидела, что по каменной стене пробежала тоненькая трещинка, взгляд заволокла грусть, которую сменила злоба.
        — Не выводи меня из себя такой ерундой! Я вернусь, и мы поговорим.
        — Знаешь, Джек, я вообще не хочу с тобой больше разговаривать! Никогда! Хочу вывести тебя из себя! Так разозлить, чтобы ты никогда не вернулся. А если ты каким-то чудом все же вернешься, меня здесь не найдешь, я не стану тебя ждать. Я люблю тебя, Джек Девлин! Люблю так сильно, что не могу описать словами, так сильно, как тебя никто и никогда любить не будет. Но даже если я стану перед тобой на колени и буду, унижаясь, умолять остаться или взять меня с собой, ты ведь не останешься, правда, Джек?
        Он стиснул зубы и на мгновение закрыл глаза. Потом поднял руку, и она тут же упала.
        — Клео, я…
        — Я так не думаю. И ждать тебя больше не буду. Прощай, Джек.
        Закусив губу, чтобы не дрожала, Клео отвернулась и принялась ковать.
        Она не слышала, как он ушел. Только через несколько минут, когда рука уже горела от усталости, а заготовка была разбита вдребезги, Клео поняла, что осталась одна.
        Это ее ужасно опечалило. Она так отчаянно хотела любить его и быть любимой, что трижды громко прокричала: «Идиот!» Запустила молот через всю мастерскую и, схватив с верстака кусок трубы, отправила следом.
        Джек никогда не говорил о любви. Он не умел любить. Даже не скорбел по отцу. Ясно лишь одно: она здесь оставаться больше не могла. И не собиралась. Не хотела ждать Джека, даже если он вдруг надумал бы вернуться.
        Глава 11
        — Спасибо, что разрешил нам с Коном здесь остаться, Скотт. Ты настоящий герой!  — Клео стояла на четвереньках и безуспешно пыталась выманить мохнатого увальня из-под дивана Скотта с помощью миски мелко порубленной ветчины.
        — Да без проблем.
        Скотт, стоявший в дверях, скрестив руки на груди, сказал это мрачно. Клео, взглянув на него, увидела складку меж бровей.
        — Как ты думаешь, Джейз не станет возражать?  — Что-то подсказывало, что сосед Скотта недолюбливал кошек. И ее саму тоже.
        — Эта квартира наполовину моя, все в порядке.
        Не на такой ответ она надеялась, но в крошечной квартирке Джинн, где всего одна спальня, держать животных запрещалось. А Клео однозначно не могла сегодня спать одна в доме. В ее доме. От этой мысли делалось еще грустнее.
        Клео сдалась и толкнула миску в сторону двух глаз, сиявших в полумраке меж комочков пыли.
        — Надеюсь, лоток он найдет. Он не привык все время быть в помещении.
        — Найдет.  — Скотт отошел от двери.  — Иди сюда, сядь. Нам надо поговорить.
        Сдвинув ворох одежды в угол дивана, Клео тихонько вздохнула и усмехнулась:
        — Дашь мне выговориться и подставишь плечо?
        — Нет. Говорить буду я, и ты должна выслушать.
        Все ее внимание теперь было приковано к незнакомцу, который стоял в центре комнаты, никогда еще Скотт не разговаривал с ней так. Это был не тот парень, который появился с бананово-карамельным пирогом через пару часов после отъезда Джека и спас ее от нее самой. Подозрительность заставила ее прищуриться.
        — Джек рассказал тебе о своей сегодняшней встрече, да?
        — Он очень за тебя переживает.
        Клео фыркнула:
        — Видимо, недостаточно, раз не остался и не рассказал о своих планах.  — Она выпрямилась и добавила: — Извини, что навязалась тебе. Сейчас позвоню в кошачью гостиницу и забронирую себе номер в мотеле.
        — Как хочешь. Но сначала выслушай меня.  — По взгляду серых глаз было ясно: возражения не принимаются. Он ткнул в сторону Клео пальцем. Совсем не похоже на него.
        Удивление превратилось в волнение, внутри все напряглось. Клео села. Скотт остался стоять. Ясно, дружеского плеча, на которое можно опереться, не будет.
        — Ладно. Что ты хотел мне сказать?
        — Это насчет Джека.
        Клео подняла руку в предупреждающем жесте:
        — Если бы он хотел, чтобы я знала, сам бы рассказал.
        Скотт покачал головой:
        — Не рассказал бы.
        Его голос изменился, Клео разволновалась не на шутку. Сердце сдавило. Что бы Скотт ни собирался сказать, Клео и слышать ничего не хотела.
        — Проблема с Джеком в том, что…
        — Закрой рот, Клео.
        От неожиданности она повиновалась.
        — Хотя бы раз в жизни взгляни на все с его точки зрения.  — Скотт медленно подошел к окну. На пригород опускались сумерки.  — Все началось примерно тринадцать лет назад.

        Обхватив руками колени, Клео застыла в отчаянной попытке избавиться от боли в сердце. Диван прогнулся, рядом сел Скотт. Он долго говорил, и теперь, казалось, у него не осталось слов. Клео тоже молчала, потому что в горле стоял ком.
        Человек, которого она любила как отца, оказался вовсе не таким, каковым она его считала. Клео оцепенела, словно ей снился ночной кошмар, в котором она убегала от чего-то, но убежать не смогла, и потому это что-то затянуло ее вниз. Она упала и очень больно ударилась, пробуждение на этот раз спасти не могло. Сегодня Клео потеряла не одного любимого мужчину, а двоих.
        Она стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони. Хотелось на кого-нибудь сорваться. На кого угодно. В особенности на слепую Клео Ханиуэлл.
        — Я должна была это заметить.
        — Не вини себя, Клео.  — Скотт сжал ее плечо, чтобы как-то утешить. Но это не помогло. Ничего не могло помочь.
        — Я должна была догадаться, что что-то не так.
        Что синяки у Джека не только из-за драк на заднем дворе, а происходило нечто более страшное.
        Виной всему его отец.
        Человек, который истязал плоть от плоти своей.
        — Никто ничего не знал. Джек делал все для того, чтобы сохранить это в тайне. И Джерри тоже,  — закончил Скотт.
        Все эти годы Джек молчал. Слезы жгли глаза Клео. И все из-за того, с чем ему пришлось столкнуться. Но он остался, чтобы присматривать за ней. За непослушной девчонкой, которая использовала любую возможность насолить ему. А когда он ушел, теперь она понимала почему, по его просьбе о ней стал заботиться Скотт. Джеку было до нее дело.
        Как же она ошибалась насчет него!
        Точно так же, как и его отец, она велела ему не возвращаться.
        Клео поднялась с дивана, растирая руки. Вечер стоял теплый, но ей было ужасно холодно.
        — Ты знаешь, где он. Скажи мне, я должна все между нами исправить.
        Или хотя бы попрощаться.
        — Не могу. Я дал слово.
        Потерпев поражение, Клео закрыла глаза и кивнула. Скотт ни за что не нарушит тайну. Оставалось только принять это.
        — Дай ему время, Клео, ему это нужно. Он вернется, когда будет готов.
        — Думаешь, вернется?  — Почему он ей ничего не рассказал? Даже страдая, Джек не держал ее на расстоянии вытянутой руки. С болью в сердце Клео взглянула в окно. Высоко в небе мигали огоньки самолета. Может, его сердце принадлежит кому-то на другом континенте? Она подумала о встрече в кафе, которую он назначил. Может, кто-то другой стал ему дорог? Клео ударила ладонью себя по бедру: — А я совершенно ничего не могу сделать.
        — Ты его любишь.
        Она все еще смотрела в окно.
        — Я ждала Джека полжизни. Ждала, пока повзрослею, пока он обратит на меня внимание, пока вернется. И это не секрет ни для кого, кроме него.
        — Это тяжело, да? В смысле, ждать. И мечтать о ком-то.
        Уловив едва заметный намек, Клео обернулась. Скотт сидел, опираясь локтями на колени. Его на удивление напряженный взгляд был направлен на нее.
        Ничего себе! Скотт? Как Клео это пропустила? Он уставился на свои руки, сжал кулаки и потер их друг о друга.
        — Ты смотрела и, наверное, не заметила реакции Джека тогда, много лет назад. Но он всегда о тебе думал.
        Эти слова тронули Клео до глубины души.
        Скотт улыбнулся уголком рта и добавил:
        — Только скрывал это, не забывай.
        — Скотт, я…  — Она закрыла глаза и мысленно представила первый вечер после его возвращения, когда она попыталась поцеловать Скотта, чтобы доказать, что Джек для нее ничего не значит. Глупая, глупая!  — Ты старший брат, которого у меня никогда не было. Джек не стал бы им для меня из-за того, что я к нему чувствовала.
        И что она чувствует к нему.
        Скотт за прошедшие шесть лет ни разу не взглянул на нее как на женщину. Его вполне устраивала роль рыцаря Круглого стола прекрасного сэра Галахада.
        Почему?
        И вдруг Клео озарило. Когда Скотт говорил о тяжестях ожидания и мечтах, он имел в виду не ее… Раздираемая противоречивыми эмоциями, она почувствовала внутри странное тепло.
        — Ты… мечтал… о Джеке.
        Их тревожные взгляды встретились, Скотт кивнул:
        — Джек об этом не знал. Да и я не готов был разбираться со своей ориентацией, последние несколько лет пытался это отрицать, но пять месяцев назад встретил Джейсона.
        — Джейсон. О, Скотт!  — Клео опустилась перед ним на колени и взяла его за руки.  — А Джинн знает?
        Он не ответил. Клео стиснула пальцы крепче.
        — Сегодня такое не редкость, я уверена, Джинн примет тебя и Джейсона.
        Скотт кивнул и вздохнул:
        — Пожалуй, сейчас самое подходящее время, чтобы открыться. Мы с тобой получили хороший урок и теперь знаем, что секреты до добра не доводят.  — Он повернул к ней открытые ладони, их пальцы сплелись.  — Ладно, хватит на сегодня. У тебя был непростой день. К тому же Джейс скоро вернется, а я не хочу, чтобы он слышал наш разговор.
        — Прости, Скотт, но мне не хочется уезжать отсюда. Все эти ужасные секреты — часть дома Джерри. Не думаю, что готова снова столкнуться с ними один на один. По крайней мере, сейчас.  — Она опустила голову на их сцепленные руки.
        — Разве не я тебя сюда пригласил?  — поцеловав ее в макушку, сказал Скотт.  — Располагайся в большой спальне, там отдельная ванная. Тебе будет удобно. И никто не помешает. А мы с Джейсом займем свободную комнату. Дай мне только пару минут забрать туалетные принадлежности.
        Клео была слишком уставшей и измотанной, чтобы спорить.
        — Спасибо.
        Скотт на мгновение крепче сжал ее руки, отпустил их и встал:
        — Оставайся сколько хочешь. Увидимся завтра после работы.

        Ночью Клео лежала в темноте, вдыхая мужские запахи, царившие в комнате, и прислушиваясь к телевизору, висевшему на стене напротив.
        Ее мир распался на части. Взгляды на семью, жизнь и любовь были повержены. Глаза открылись. Наивное представление о мире навсегда изменилось.
        Но Джек… Сердце Клео сжалось так сильно, что чуть не раскрошилось. Много лет назад с его представлениями о жизни обошлись еще более жестоко и несправедливо.
        Неудивительно, что он не верит в семью.
        Неудивительно, что он не хочет любви.

        Для того чтобы успокоиться, она устроила в квартире Скотта генеральную уборку, просмотрела вакансии. Когда дом вернется к Джеку, ей понадобится работа. По идее Клео должна была устать, но последние несколько ночей в ее сны врывались фрагменты реальности. Образы Джека, покрытого синяками, не давали спать и заставляли мерить шагами комнату.
        Любовь, доверие и семья не выдумки, и она должна как-то доказать это ему. В своем новом мире она уверена лишь в своих чувствах к нему, поэтому во всем остальном собиралась отталкиваться от них.
        Это не означало, что она не злится на него за скрытность. Перед тем как разобраться тем или иным способом в их отношениях, Клео собиралась четко дать понять: он должен быть с ней откровенен, и это не обсуждается.
        На третий день, когда рассвет озарил небо, она принимала душ, долго наслаждалась струями, массировавшими тело, не надевая бюстгальтера, накинула удобную фланелевую рубашку Скотта.
        Часы показывали пять тридцать, когда Клео тихонечко пробралась на кухню, заварила успокаивающего чая с ромашкой и отправилась с ним обратно в постель.
        Длинные узкие полосы розового и фиолетового цвета расчертили небо, она наконец вытянулась на кровати и пожелала себе крепкого сна.

        Когда самолет нырнул под облака на подлете к Мельбурну, Джек перевел взгляд с утренней дымки на фотографию, которую держал в руке. Это был маленький портрет с загнутым уголком. Смотревшего в камеру мужчину вполне можно было принять за Джека — те же темные волосы, оливковая кожа и ямочка на подбородке. Его звали Стив Джексон.
        Отец Джека.
        Джек жалел о том, что не был с ним знаком. Стива Джексона убили еще до его рождения, и мать назвала сына в его честь. Она не удосужилась сообщить об этом ни самому Джеку, ни Джерри, и Джек теперь ему даже почти сочувствовал. Почти.
        Мать выглядела болезненной и хрупкой после многих лет работы на открытом воздухе, поэтому он не сказал, с чем ему пришлось столкнуться после ее ухода. Джек крепче сжал фотографию. Встреча с матерью взбаламутила странные чувства в его сердце, что-то похожее промелькнуло и в ее взгляде, когда он, повинуясь представлениям о долге, поцеловал ее на прощание.
        Она выбрала свою дорогу, пусть идет по ней. А Джеку Девлину пора выбрать свою. Решительность преисполнила его, когда он подумал о Клео. Она, наверное, еще будет спать, когда он вернется, а значит, можно тихонько прокрасться в дом и разбудить ее.
        Пульс ускорился, когда Джек представил себе, что будет потом. Джинсы стали слишком тесны, когда он подумал о длинных ресницах Клео и ее хриплом со сна голосе. О том, как она соблазнительно, по-кошачьи выгибает спину, словно ждет, что ее приласкают, как тем утром, когда они проснулись вместе.
        Сердце в груди трепетало, когда он думал об этой женщине. О женщине, которая идеально ему подходит. Лучше и лучше узнавая ее, Джек открывал что-то новое или хорошо забытое старое. От оригинального способа складывать немытые тарелки до нежности, которую Клео скрывала глубоко внутри себя.
        Одним взглядом она могла превратить его в лед или растопить. В ней чувствовался характер. Она упряма, и уж если чего-то хотела, сбить ее с пути было невозможно. Ей не чуждо сострадание и сочувствие, она забывала о себе, помогая другим. Да взять хотя бы его самого и Джерри.
        Джеку нужно было все в комплекте.
        «Семья, Джек. Но ты ничего об этом не знаешь».
        Он еще раз посмотрел на фотографию и засунул ее в карман. Может, теперь и знает. По крайней мере, точно уверен в том, что будет стараться.
        Клео ужасно злилась, когда Джек уезжал, и он ее понимал, зная, что такое боль. Она всегда была вспыльчивой и прямолинейной, и это тоже нравилось Джеку. Скотти с ней отлично ладит. Он верный друг и сможет ее переубедить.
        Она знает, что Джек к ней чувствует. Они ведь всего несколько дней назад занимались любовью, страстно, упоительно. Он вернется, хотя не рассказал о причинах отъезда, не хотел усложнять. Клео, не понимая ситуации, слишком бурно отреагировала. Любая другая женщина на ее месте повела бы себя так же.
        Клео ждет. Она ведь сказала, что любит его. Точнее, прошипела. На губах Джека заиграла улыбка, он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Тело трепетало. Все будет хорошо, когда он объяснится.
        Шасси глухо ударилось о бетон, самолет заревел, тормозя, и стал подруливать к терминалу, на стеклянных стенах которого играло бронзовое солнце.
        Через невероятно долгий час Джек расплатился с таксистом и взглянул на окна спальни Клео. Как обычно, окно открыто, занавески плотно задернуты. Да, еще спит.
        Джек почти не сомневался в том, что нервничает. Он заскочил к флористу, чтобы было что преподнести в знак примирения, и теперь аромат гвоздик с длинными стеблями смешивался со знакомым запахом травы, мокрой от утренней росы. Сороки трещали в ветвях эвкалипта. Джеку пришлось сдерживать себя, иначе он бросился бы к входной двери бегом.
        Это возвращение домой сильно отличалось от того, что было несколько недель назад. Он возвращался домой — в смысле к женщине. К семье. К своей семье. Приятное тепло разлилось по телу, словно согретое утренним солнцем. Так и должно быть.
        Образ Клео с животиком, в котором был его ребенок, заставил Джека остановиться. Их ребенок. Он выдохнул. «Стоп, не торопись. Потихонечку». Сначала извинения и объяснения.
        Открыв дверь, он бросил сумку на пол. И сразу же заметил — тишина, пустота. Ни Кона, ни уютных ароматов завтрака.
        Хорошее настроение как ветром сдуло. Все это не к добру.
        С бешено бьющимся сердцем он бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Пустая кровать подтвердила догадку. Джек крепче сжал цветы. Клео любила этот дом. Она владела им.
        Где она, черт побери?
        Джек практически скатился с лестницы, схватил ключи и бросился к «даймлеру» Джерри, молясь о том, чтобы в баке осталось топливо. Номера Джинн у него не было, поэтому он позвонил Скотту. Голосовая почта. Джек выругался, оставил сообщение и бросил телефон на сиденье.
        Взвизгнули шины, он вылетел на улицу, направляясь к квартире Скотта, которая располагалась в пяти минутах езды. Джинн уже наверняка ушла в салон, до Скотта ехать ближе. Завернув на стоянку, он увидел, как от дома отъехала машина соседа Скотта, Джейсона.
        Джек надавил на звонок и подергал дверную ручку. Не заперто, он вошел и, ориентируясь по запаху тостов, пошел на кухню, где, судя по звукам, явно кто-то находился.
        — Джек!  — Увидев его, Скотт бросил в раковину бумажное полотенце, которым вытирал что-то на полу. Похоже, остатки кошачьей еды.  — Я думал, ты позвонишь.
        — Я звонил. Ты не ответил. А где…
        Открылась дверь спальни Скотта, и на пороге появилась женщина с заспанными глазами. На ней, судя по всему, была только фланелевая рубашка. Слишком большая для нее.
        — Клео!
        Он услышал, как она резко вдохнула, и увидел ее огромные глаза.
        — Джек!
        Но облегчение было непродолжительным, оно превратилось во что-то горячее и резкое, словно Джека пронзили ножом. Он внимательно смотрел Клео в глаза, хотел прочитать в них правду. И отвлечься от голых ног и ложбинки между грудей.
        Не может быть сомнений. Клео не любила его и не дождалась, она выполнила свою угрозу и ушла к Скотту, его лучшему другу. Из-за двойного предательства Джеку захотелось ударить что-нибудь. Что угодно. Вместо этого он крепче сжал цветы, по-прежнему глядя на Клео, аккуратно и очень осторожно положил их на кофейный столик:
        — Сюрприз!
        На мгновение Клео будто замешкалась, услышав в голосе Джека злобу, которую он даже не пытался скрыть, оглядела себя с ног до головы и подняла руку к единственной застегнутой на рубашке пуговице:
        — Я… спала… Я…
        Этот хриплый со сна голос, который всегда заводил Джека, на этот раз только сильнее разозлил. Он сделал шаг назад, все еще не понимая, что происходит. Перед ним словно разыгрывалась сцена из какой-то мыльной оперы. Он посмотрел на Скотта, на Клео, снова на Скотта:
        — Что здесь, черт побери, происходит?
        Скотт подошел к столу и засунул в портфель какие-то бумаги:
        — Ты делаешь неправильные выводы.
        Джек посмотрел на диван. Ночью там точно никто не спал.
        — Да неужели?  — Между Джеком и Скоттом стояла Клео, и только это помешало ему сделать то, о чем он впоследствии наверняка пожалел бы. Или не пожалел?  — Здесь есть еще только одна кровать. Хочешь сказать, что ты гей, Скотти?
        Бывший лучший друг и Клео обменялись странными взглядами.
        — Мне надо быть в суде через час,  — застегнув портфель, сказал Скотт.  — Я вас оставлю.  — Он остановился у двери.  — Расскажи ему правду, Клео. Всю.
        И дверь со щелчком закрылась.
        Правду? И как далеко заходит эта правда? Джека обволокло холодом, как саваном, он чуть не задохнулся. Его предали люди, которым он доверял, которые были ему дороже всех на свете.
        Он думал, что еще в молодости уяснил себе правило: оставляешь сердце нараспашку, значит, сам хочешь, чтобы его растоптали. Именно поэтому он выбрал роль зрителя и смотрел на жизнь через объектив камеры. Одинокий, холодный, с целым сердцем.
        Но, похоже, он все-таки ничему не научился.
        — Так в чем правда, Клео?  — Он удивился своему странному голосу. Или, может, это звук его разбитого сердца? Окончательно и бесповоротно.
        Клео подошла к окну. Она избегала его взгляда и его самого. Солнце роняло на нее золотые полосы сквозь вертикальные жалюзи, и от этого она казалась еще недоступнее.
        — А правда в том, что я не могла оставаться одна в доме, Джек, после того…  — Она словно уменьшилась в размерах, обхватив себя руками.  — После того, как Скотт рассказал мне о твоем отце.
        Отлично. Просто замечательно. Джек потер шею, где из-за скопившегося напряжения зарождалась головная боль.
        — Забудь об этом. Я уже забыл.
        Клео любила Джерри, и Джек хотел скрыть от нее жестокие подробности.
        — То, что он сделал с тобой…  — Она наконец повернулась к нему лицом. В загадочных глубоких голубых глазах теснились эмоции.  — Мне жаль.
        — Мне не нужна твоя жалость.
        — А я тебя и не жалею,  — парировала Клео. Сжимая плечи побелевшими пальцами, она смотрела на Джека.  — Я хотела сказать, мне жаль, что ты со мной не поделился этим. А на тебя я злюсь. Почему ты никогда не сопротивлялся? У него я никогда не видела синяков!
        Джек покачал головой:
        — Кулаками и вообще насилием никогда ничего не решить. К тому же его ужасно бесило, когда я не давал отпор. Озлобленность и несчастье в его взгляде всегда дарили чувство удовлетворения, когда я уходил.
        — Тебе не приходило в голову, что я имела право знать? Все время ты позволял мне любить этого человека.
        — Он тебя тоже любил. Я не хотел сделать тебе больно.
        — Ты скрыл от меня правду. Солгал! Уехал, не сказав ни слова, все держал в себе. Вот что обидно!
        — Я…
        — Шесть лет твоей жизни для меня загадка.  — Она разрезала рукой воздух, задев жалюзи, и заставила Джека замолчать.  — Ты никогда не доверял мне настолько, чтобы открыться. Вот что обидно! Ты как серебряный браслет, который я делаю, красивый, крепкий, уникальный и замкнутый!
        Клео закрыла глаза, но слезинка все-таки скатилась по щеке. Джек ужасно хотел прижать ее к себе, поймать слезинку кончиком языка, почувствовать соленый вкус и рассказать о своей боли, которая в тот момент разрывала его сердце на части.
        Да, он скрыл правду о Джерри. И сделал бы это снова. Но он действительно слишком много утаил от Клео. Джерри — одно дело, а шесть лет собственной жизни — совсем другое. Тут молчание равносильно измене. Он позволил Клео поверить в то, что жил, потакая своим слабостям и развлекаясь с женщинами, исключительно для того, чтобы удержать ее на расстоянии, но это все равно ложь.
        Он идиот. И если Клео искала у Скотта не просто утешения, винить в этом Джек должен только самого себя. Со Скоттом он разберется потом, а прямо сейчас надо вернуть Клео. Он должен убедить ее в том, что они предназначены друг для друга. Но не здесь.
        — Собирайся, мы едем домой.
        Влажные ресницы затрепетали, и Клео посмотрела на него. Голубые, словно озера, глаза были полны печали.
        — Ты по-прежнему можешь называть это место домом?
        — Сейчас у нас больше ничего нет. Иногда, Златовласка, надо разбираться с проблемами там, где они возникли.
        Клео уставилась на Джека. Металл в голосе, взгляд как кремень. Но смысл в его словах… «Мы едем домой». То, как он произнес эти слова, пробудило надежду в ее сердце. Только бы… Она так хотела в это поверить! Но понадеяться не отважилась. Пока.
        — А моя машина, Кон…
        — Одевайся. С Коном я разберусь. Машину потом заберем.
        От взгляда, которым Джек скользнул по рубашке Скотта, Клео поежилась.
        — Я не…  — начала было она, но Джек уже отвернулся и принялся искать кота.
        Спустя пять напряженных минут, проведенных в молчании, Клео сидела в машине Джерри и смотрела на дом, который получила в наследство. Во рту пересохло, тело с каждым ударом сердца напрягалось все сильнее. Раньше ей и в голову не приходило, что здесь она почувствует себя чужой.
        Теперь она везде была чужой. И для всех.
        Рядом сидел Джек. Его знакомый запах обволакивал. Она понимала, почему Джек хочет вернуться в Рим. У него там новая жизнь. По крайней мере, разумом понимала, хотя сердце этого не принимало. Теперь она повзрослела и находила вполне разумным желание Джека жить дальше без плохих воспоминаний.
        А она сама — часть этих плохих воспоминаний.
        Ноги едва держали, когда она вышла из машины, открыла дверцу переноски и выпустила Кона. Он тут же бросился бежать, потом посмотрел на Клео из-под своего любимого куста.
        — Прости меня, пухлячок,  — тихо сказала она.
        Хоть кто-то рад сюда вернуться.
        Оглянувшись, Клео увидела Джека, который наблюдал за ней с водительского места. Из-за солнечных очков он казался отстраненным.
        Как только он открыл входную дверь, Клео бросилась в свою ванную и закрылась там. Схватив щетку, принялась чистить зубы, чтобы избавиться от кислого вкуса страха и вновь обрести подобие нормальности.
        Вскоре вместе с нетерпеливым стуком в дверь раздалось:
        — Если ты не выйдешь через минуту, я сам войду.
        От этого ультиматума по спине побежали мурашки. Она прополоскала рот, вытерла насухо губы и, открыв дверь, скрестила руки на груди. И оцепенела от того, что увидела.
        Джек Девлин, с щетиной на подбородке, в узких синих джинсах и белой футболке, мужественный и прекрасный, окруженный розовым атласом и кружевами, лежал на ее кровати.
        Сильнее всего поразил его взгляд. Казалось, он пронизывал до глубины души. Темные глаза словно контролировали сердце и волю Клео.
        Поддавшись этому магнетизму, она прошла через комнату и остановилась в центре розового половичка из овечьей шерсти. Легчайший бриз разносил по спальне запахи утра. И аромат Джека.
        Мышцы на его руке вздулись, как канаты, когда он взбил подушечку с кружевными оборками и положил себе под голову:
        — Раз уж нам надо поговорить, почему бы не устроиться удобнее?
        Поговорить. Если честно, Клео уже наговорилась. Она хотела физического контакта. И подольше.
        В ответ на ее молчание Джек улыбнулся уголком рта:
        — Разве вам, женщинам, не хочется все время разговаривать? Нет? Изливать душу, препарировать, анализировать, пересказывать.
        Наблюдая за его умелыми руками, разглаживающими покрывало, Клео ощутила желание. Ей хотелось ощутить его нежные, чувственные пальцы на своей коже.
        — Прямо сейчас мне совершенно не хочется разговаривать. Ты сам-то этого хочешь?
        Вспышка пламени в его взгляде скрылась за чем-то темным, словно молния мелькнула за грозовыми облаками.
        — Это только начало.  — Он указал пальцем на кровать.  — Садись. Я уже придумал, что скажу, и теперь хочу, чтобы ты была рядом.
        Клео подошла и села на самый краешек кровати, накрытой покрывалом с розами. Сложила руки на коленях. Вздохнула. Сглотнула:
        — Я слушаю.
        Джек потер затылок:
        — Я встречался со своей половинкой нашего подлого дуэта.
        От удивления Клео часто заморгала. Никогда ни один из них не пытался узнать местонахождение глубокоуважаемых сбежавших родителей.
        — Зачем?
        — Взгляни на это и скажи, что думаешь.  — Джек протянул ей смятое фото, нагревшееся от лежания в его кармане.
        Она увидела красивого темноволосого мужчину с ямочкой на подбородке.
        — Вылитый ты,  — медленно проговорила Клео, сравнивая мужчину и Джека.  — Твой родственник?
        — Мой биологический отец. Умер больше двадцати восьми лет назад.
        Шок. Она была не в силах поверить в то, что их обоих предали.
        — Джерри… Джерри не твой отец?  — Каждое слово ей приходилось выдавливать из себя.
        — Нет. Джерри оставил мне кое-какую информацию. Надо было ее проверить.
        Холодный невыразительный тон, глаза как из обсидиана. Такого Джека Клео еще не видела.
        — Какую информацию? Джек, ты меня пугаешь.
        — Вот именно поэтому я тебе ничего и не сказал. Меня она тоже напугала. Он поведал, что моя мать общалась с твоим отцом незадолго до того, как я родился. Мне надо было наверняка убедиться в том, что это ложь.
        Мгновение Клео думала и делала выводы.
        — Он думал, что мой отец и твой отец тоже?  — Во рту было так сухо, что она с трудом говорила. Грудь сдавило.
        — Он так не думал.  — Лицо Джека стало суровее.  — Джерри просто нравилось издеваться надо мной. Таким образом наказывал меня за свою стерильность и за то, что много лет воспитывал чужого ребенка.
        — О!  — Сочувствие к преданному Джеку, усиливаясь, росло как снежный ком в сердце, и вскоре там не осталось места для Джерри.
        — И еще кое-что…  — Джек поставил фотографию на ночной столик возле кровати Клео.  — Я не был с тобой откровенен. Одна из причин, по которой я не рассказывал о прошедших годах, заключается в том, что эти годы были не из приятных.
        — Ничего,  — подбодрила Клео и придвинулась ближе.  — Я хочу знать. Все.
        Он потер рукой лицо:
        — Модным фотографом в Риме я проработал всего два года. А потом уехал в командировку на Ближний Восток. Своими глазами видел, что война делает с семьями, детьми, жизнями. И это так на меня подействовало, что я остался помогать с восстановлением.
        Клео нахмурилась:
        — Но Скотт сказал, что ты был в Риме, когда он с тобой связался.
        Джек кивнул:
        — Я был в больнице, когда он позвонил.
        Огнестрельная рана. Он был в зоне военных действий. Пыльная пустыня, ужасные звуки стрельбы, запах горячего металла, холодные объятия страха. Клео очень живо все представила и на одно жуткое мгновение оказалась вместе с Джеком в том страшном месте, больше похожем на ад.
        Взволнованная, она не могла сидеть спокойно, вскочила и стала мерить шагами комнату. Клео почти обвинила Джека в том, что он был с другой женщиной, когда увидела его плечо, а он ни слова не сказал в свое оправдание. Захотелось отвесить хороший пинок по его сексуальной и очень упрямой заднице.
        Она повернулась к нему лицом, в сердце кипели злость и гордость, восхищение и любовь.
        — Глупый, упрямый мужчина. Ты был в опасности, а я…
        Джек пожал плечами, как бы извиняясь:
        — Ты предпочла бы, чтобы я ушел, сделав вид, что ничего не заметил?
        Какая ирония! Клео чуть не рассмеялась:
        — Разве не так ты поступил со мной, с нами?  — Ее разрывало на части, но она смогла протолкнуть слова сквозь ком в горле.  — Разве не это ты собираешься сделать сейчас?
        Джек отрицательно покачал головой, глядя на Клео, она утонула в чувственном тепле его взгляда, как в глубокой реке.
        — Сейчас я сделаю то, что хотел сделать очень-очень давно.
        Глава 12
        Ей не нужны были слова, чтобы понять его желания. Они займутся любовью. Медленно и очень нежно. Именно об этом полжизни мечтала Клео.
        Почему же ей хотелось плакать? Потому что такая любовь шла от самого сердца. Ну, по крайней мере, так писали в книжках. Такая любовь шла вместе с искренними чувствами и нежной привязанностью.
        Но Джек не верил ни в любовь, ни в привязанность.
        Клео верила в любовь. И, несмотря на трудное детство, верила в привязанность. И теперь очень хотела показать Джеку, как любовь залечивает старые раны. Очень хотела выпустить на свободу то, что он скрыл от всего света. Дать ему повод остаться.
        И снова признаться в любви, только теперь без злости.
        И услышать то же самое в ответ.
        На глаза навернулись слезы, Клео заморгала. Спокойствие исчезло, Джек наморщил лоб:
        — Что-то не так?
        Однозначно. Совершенно точно. «Будет слишком больно, когда ты уйдешь». Клео сглотнула боль, стоявшую в горле комом, и выдавила:
        — Ты очень умный, сам все поймешь.
        Он посмотрел на нее с мольбой:
        — Ни черта в голову не приходит. Или, может, я ошибся той ночью.
        Клео сидела слишком далеко, чтобы прикоснуться к нему, но достаточно близко, чтобы чувствовать теплый запах его кожи и видеть царапины на медальоне и серебристый отблеск в глазах.
        — Той ночью, когда мы занимались любовью, я думала…  — «Я думала, что ты меня любишь». Она покачала головой. Наивные и глупые мечты.  — Я не думала. Мы оба не думали.
        — Не всегда нужно очень серьезно все обдумывать,  — мягко заметил Джек и прикоснулся к ней.
        Наверное, в этом и заключается горькая правда. Клео отодвинулась еще дальше:
        — Я не знаю, как в это играть. Отношения не самая сильная моя сторона.
        Джек наклонился к ней:
        — Давай начнем с того, что ты пересядешь ближе.
        Клео замешкалась, раздираемая желанием броситься к нему и убежать. Ни то ни другое не принесло бы желаемого облегчения.
        — Иди сюда, Златовласка.  — В голосе Джека слышался вызов.  — Или боишься?
        — Ты играешь нечестно, Джек.
        — Клео,  — тихая боль омрачала его взгляд,  — ты исцелила меня, оттолкнула, соблазнила и отвергла. А теперь просто убиваешь.
        И это не вызов, не испытание. Это мольба, от которой сердце Клео сжалось. Она снова осторожно села на край кровати. Глупо думать, что с другими женщинами у него все происходило как-то иначе. Ах, если бы только она могла переубедить его!
        — Наши отношения всегда напоминали езду на американских горках.
        — Что за поездка!  — Джек сел прямо.
        Клео чувствовала его дыхание у себя на щеке и тепло, волнами исходившее от его тела.
        — Ты наконец готова признать наши отношения. Я тоже готов.
        Он нежно прикоснулся к ее затылку.
        — Мы выросли вместе. Конечно, у нас есть отношения.
        — Очень близкие, очень личные и очень интимные отношения.
        Палец Джека медленно спускался вниз, отчего каждый позвонок словно обволакивало огнем. Клео задрожала от этого обжигающего чувственного удовольствия, закрыв глаза и покачивая головой.
        — Ты сам отрекся от этого, когда ушел.
        — Зато теперь не отрекусь.  — Его переполняли эмоции, и голос из-за этого стал хриплым.  — Скажи «да», Златовласка. Скажи, что хочешь меня.
        Клео таяла, словно металл под паяльной лампой. С мозгом дела обстояли не лучше. Она никак не могла вспомнить, почему считала, что прикосновения любимого мужчины — ужасная вещь.
        — Да. Да, Джек. Я тебя хочу.
        Джек поцеловал ее в нежную ямку над ключицей. Она почувствовала, как задрожали ноги, когда он заставил ее встать, сам встал, их бедра соприкасались, его руки согревали ее живот.
        — Я хочу заниматься с тобой любовью, хочу, чтобы ты выкрикивала мое имя, когда тебе будет хорошо,  — прошептал он и притронулся кончиком языка к мочке ее уха.
        Эти слова словно вино разлились по телу. Джек хотел Клео Ханиуэлл.
        Сквозь мягкий хлопок она чувствовала, как его горячие ладони спускаются ниже. Чувствовала грубость его мозолистой кожи, когда он кончиками пальцев скользнул по ее животу и спустил шорты и трусики. Они мягко упали к ногам.
        Внизу живота проснулось желание, увлажнив ложбинку между ног и заставив трепетать в предвкушении.
        — Джек…
        Ее руки стали ужасно тяжелыми, когда она подняла их, провела по своим коротким волосам и сомкнула пальцы на шее у Джека, по-прежнему стоявшего позади. От этого поднялись и тяжелые груди.
        Клео ужасно хотелось, чтобы Джек прикоснулся к ним, но он этого не сделал. Пока. Еще раз скользнул ладонями по ткани, обвел кончиком пальца ее пупок и только потом потянул топ вверх. Ее грудь, набухшая и отяжелевшая еще сильнее, оказалась на свободе.
        — Без бюстгальтера!  — промурлыкал Джек.
        — Я торопилась.
        Пульс громом гремел в ушах, Клео как на иголках ждала продолжения. Она слышала шуршание одежды у себя за спиной.
        Наконец он повернул ее к себе. Их взгляды встретились. Клео увидела желание в темных, полных эмоций глазах Джека, почувствовала желание в его трепетавших мышцах. Ощутила желание, твердое и горячее. Почувствовала себя женственной, могущественной.
        Джек избавил ее от иллюзий, когда подхватил на руки и положил на кровать так легко, словно она весила не больше облачка. Он явно контролировал ситуацию, однако и трепетал сильнее всего.
        Висевшую на окне стеклянную подвеску с витражом качнул легкий ветерок, и в комнате заиграла радуга, высвечивая рыжеватые пряди в его волосах. Одно долгое мгновение Джек и Клео просто смотрели друг на друга. Она буквально впитывала в себя длинные четкие линии его тела, от широких мускулистых плеч до тонкой талии и того, что располагалось чуть ниже.
        Джек глубоко вздохнул:
        — У тебя самое прекрасное тело. Прекраснее я не видел.
        Впервые в жизни Клео почувствовала себя красивой. Почти такой же красивой, как модели, с которыми Джек работал. Он, наверное, умел читать мысли, потому что сказал:
        — Я хочу сфотографировать тебя. Такой, как сейчас.
        — Правда?  — Клео поерзала на прохладном покрывале. Обещание удовольствия в его хриплом голосе не давало покоя. Она изнывала под пламенным, чувственным взглядом.
        — Правда.  — Джек опустился вместе с ней на кровать, ее бедра оказались между его колен. Он держал ее лицо в ладонях словно драгоценность.  — Но это потом,  — прошептал он и поцеловал ее.
        Поцелуй неожиданно нежный. И греховно соблазнительный. Джек покалывал щетиной щеку Клео и согревал ее своим дыханием — воплощение ее самых сокровенных желаний.
        Его горячее мужское естество прижималось к ее животу, крепкое мускулистое бедро лежало между ее бедер. Клео обхватила мощные плечи Джека и, прижавшись набухшими сосками к его груди, услышала собственный стон.
        Почувствовав желание, Джек мягко оттолкнул ее назад:
        — Позволь мне.  — Он взял в ладони ее груди и медленно скользнул пальцами по соскам. Это сводило Клео с ума.  — Такая упругая… Прекрасная…
        — И такая огромная,  — прошептала Клео с прежней уязвимостью.
        — Ну нет.  — Джек накрыл ее груди руками.  — Видишь? Идеально подходит.
        И снова склонился над ней. Влажные губы ласкали ее сосок, рука нежно поглаживала ее живот, медленно спускаясь к бедру. Потом он перешел к другому соску, рукой спустился в ложбинку между ее бедер и скользнул пальцем внутрь. Потом еще раз. И еще. Неспешная мягкость Джека и волнение в его движениях растопили Клео.
        И расстроили. Одурманенным разумом она чувствовала за этим трепетом напряжение. То же и в дыхании Джека. Он явно сдерживался.
        — Джек…
        Он застонал:
        — Хотя бы раз в жизни не спорь со мной.
        — Но, Джек… Прямо сейчас…  — взмолилась Клео.
        — Какая требовательная женщина,  — прошептал он, она услышала в его голосе улыбку.  — Придется поучить тебя терпению. Особенно в спальне.
        — На это уйдет немало времени.
        В ярком дневном свете его двухдневная щетина резко выделялась на фоне загара, и это напоминало Клео о том, через что пришлось пройти Джеку в последние два дня.
        Но теперь он был рядом, и она наслаждалась его теплой тяжестью. Наслаждалась тем, как скользили их тела. Ароматом утра и запахом разгоряченной кожи, наполнявшим мускусный воздух между ними. Приподняв бедра и схватив Джека за руки, Клео раскрылась ему навстречу, страстно желая слияния тел и душ. Самоконтроль мог изменить в любую минуту.
        Глядя ей прямо в глаза, он медленно вошел, наслаждаясь моментом, наполняя ее своим теплом и силой. Ее мышцы сократились, втянули его трепещущую плоть глубже.
        Джек пробормотал что-то неразборчивое, не то проклиная Бога, не то благодаря, и, по-прежнему глядя Клео в глаза, медленно вышел, чтобы снова ворваться в нее.
        Хриплый стон, сорвавшийся с его губ, стал музыкой для ее ушей, она эхом откликнулась на него. Их сердца бились в унисон в дуэте страсти. Джек наполнял Клео, дополнял ее.
        Их руки встретились, ладонь к ладони, пальцы сплелись, и Джек утянул Клео за собой в бархатные глубины чувственности, чтобы потом вернуть к свету и жизни. И любви.
        Эмоции нахлестывались на эмоции, вокруг кружились галактики прекрасных, как драгоценные камни, чувств, и каждое из них было уникальным. Клео ухватилась за нить, вившуюся спиралью к звездам, и понеслась вверх. Ей хотелось, чтобы это путешествие никогда не кончалось и она могла бесконечно долго собирать эти драгоценности, сохраняя их в своем сердце.
        Но Джек не из тех, кто искал вечность.
        Зато у Клео настоящее.
        Маленькое пятнышко на ее счастье исчезло, когда он завел ее руки за голову.
        Дыхание смешалось. Тела покрыла испарина. Они соприкасались каждым дюймом кожи.
        Джек сделал одно резкое движение, потом второе, и Клео заполнило жидкое тепло. Он содрогнулся и, хрипло прошептав ее имя, забрал с собой к звездам.
        Клео спустилась на землю, назад к реальности, туда, где у Джека была работа за границей и жизнь за пределами мельбурнского пригорода. Но сам он пока лежал рядом с ней и не собирался ничего менять.
        Она закрыла глаза, заново переживая случившееся, чтобы сохранить это в памяти. Но стоп. Разве он не сказал: «Придется поучить тебя терпению»? Лучик надежды вспыхнул для Клео. Может, это значит, что Джек задержится ненадолго здесь с ней?
        Он приподнялся на руках, словно прочитав эти мысли. Когда она открыла глаза, он лежал рядом, подпирая голову рукой. Серьезные глаза. Серьезное выражение лица. И никакого физического контакта.
        — Клео.
        Покачав головой, она села. Жаль, что нет простыни, чтобы прикрыться.
        — Не надо.
        «Не порти то, что нас объединило, не отнимай это у меня».
        Джек схватил ее за запястье:
        — Послушай, ты нужна мне не только в постели. Моя жизнь без тебя скучная, черно-белая.
        Что? Что он такое говорит?
        — Повтори.
        — Ты привносишь цвет в мою жизнь, Златовласка.  — Джек тоже сел и взял ее лицо в свои ладони.  — У тебя есть убеждения, ты верна и мужественна, полна оптимизма. Прекрасна изнутри и снаружи. Прекраснее тебя я никого не встречал.
        Клео надеялась, что не услышит никаких но, и заставила себя улыбнуться ради собственной гордости и сердца.
        — Это самый приятный комплимент из всех, что мне делали.
        Джек нахмурился, и она поняла, что он задет.
        — Я сейчас серьезен и жду того же от тебя.
        — Ладно. Продолжим на серьезной ноте.  — Клео собрала все свое мужество.  — Я случайно услышала, как ты на днях назначал встречу в кафе «Медичи». И смеялся при этом так, как смеешься, когда разговариваешь с женщиной.  — Она проигнорировала его вопросительно поднятые брови.  — Ты сказал кому-то, кто бы он ни был, что заинтересован. А мне об этом не рассказал, и я подумала… В общем, что ты пытаешься мне сказать, Джек? Я совершенно ничего не понимаю.
        На мгновение он задумался, улыбнулся:
        — Так вот почему ты отменила наш душ! Я договаривался насчет должности фотожурналиста. В Австралии.
        Австралия! Лучик надежды стал ярче, но прежде чем бить чечетку, надо знать больше.
        — Но зачем тебе это? И что насчет других твоих интересов?  — Клео внимательно рассматривала лицо Джека в поисках подсказок.  — «Ciao, bella» — это тебе ни о чем не говорит?
        Последовала еще одна непродолжительная пауза.
        — Кармела. Кармела и ее муж Доменик. Я снимал у них комнату, когда только получил работу в Италии. Сейчас он болен, и Кармела рассказывала, как у него дела.
        — Не Лиана?  — Неужели Клео произнесла это вслух? Ой! Большая ошибка вспоминать о прежних любовницах.
        — Какая Лиана? А, дизайнер из Армении. Много лет ее не видел.  — Он прищурился.  — А ты о ней откуда знаешь?
        — Э-э-э… Из журнала.
        — Да, в Милане.  — В его глазах вспыхнул озорной огонек.  — Значит, ты меня ревновала?
        Клео ударила Джека в плечо:
        — А ты как думаешь? Я люблю тебя, Джек, безумно люблю. Это не мой выбор, просто так вышло. Но не расслабляйся, я все равно ненавижу тебя за то, что ты уехал. Дважды.  — Она ткнула его в грудь.  — И за то, что не рассказал про работу в Австралии.
        — С этим все решилось за час до того, как я прочитал письмо Джерри. А ты за завтраком была на взводе, и мне показалось, что время для разговора не…
        — Это из-за того телефонного звонка!  — перебила Клео и еще раз его стукнула. На этот раз сильнее.
        — Но я ведь этого не знал! Хотел тебе рассказать обо всем за праздничным ужином.  — Джек помрачнел и сам себя оборвал. Он нервничал. Однозначно нервничал.
        — Эй,  — мягко окликнула Клео и потянула его за руку.  — Скажи сейчас. Мы обнажены, самое время обнажить мысли.
        Джек кивнул и, откинув прядку волос с лица Клео, поцеловал ее в лоб:
        — За несколько прошедших недель я многому у тебя научился. Твоя верность семье и внутренняя сила придали мне мужества, и я заглянул внутрь себя. И нашел кое-что сильнее страха. Любовь.
        Комок подступил к горлу Клео. Она смотрела в глаза, которые так хорошо ее знали. Теперь их ничто не затуманивало, в них светилась надежда. Клео прижала ладонь к любимому лицу:
        — Рада, что помогла.
        Джек накрыл ее руку своей:
        — Только ты и смогла помочь.
        — Значит, теперь ты готов вернуться домой.
        — Я хочу провести остаток жизни с тобой. И не важно где. Мой дом там, где ты.
        Его губы нашли ее, он выразил все эмоции в одном долгом чувственном поцелуе. Приподнял голову, чтобы взглянуть Клео в глаза:
        — Я люблю тебя, Златовласка. И всегда любил.
        Ее сердце запело от радости. Эти слова дороже бриллиантов.
        — Можно мне подтвердить это в письменном виде?  — прошептала она, не отрываясь от губ Джека.
        — Конечно.
        Обняв его за шею, Клео прижалась к нему, губы к губам, кожа к коже, сердце к сердцу. И почувствовала его руки, мозолистые, ищущие, требовательные. Они легли ей на талию, поднялись по спине к плечам, наконец опустились на ноющую грудь.
        Джек откинулся назад, горячая волна страсти и любви накрыла Клео.
        — Благодаря тебе я стала самой себе нравиться,  — прошептала она.  — Даже чувствую себя сексуальной и желанной.
        — Даже?  — Джек покачал головой.  — Уясни это своей прекрасной и упрямой головкой, Клео. Ты действительно сексуальная и желанная. И даже больше. И дело не в одежде или стрижке, дело в тебе.  — Он посмотрел ей в глаза.  — Выходи за меня замуж, Клео, и я остаток жизни буду доказывать тебе это.
        Сексуальный рокот его голоса эхом отозвался в ее сердце, заполняя пустые уголки души, которые мог заполнить только он. Из глаз брызнули слезы.
        — О, Джек, да! Да, я выйду за тебя замуж! Только не хочу ждать.  — Она потянула к себе его стройное и невероятно соблазнительное тело.  — Начни мне это доказывать прямо сейчас.
        Намного позже, когда они, разгоряченные и пресыщенные, лежали в обнимку, Клео крутила в пальцах медальон Джека.
        — Значит, ты никогда не забывал о своих корнях? После всего, что случилось, приехал, не восстановившись после ранения. Значит, тебе было не наплевать?
        — Я вернулся к тебе, Златовласка.  — Джек поцеловал ее в шею.
        Клео наслаждалась своим счастьем, переливавшимся через край, когда он прошептал:
        — Месяца достаточно, чтобы организовать свадьбу?
        — Если я успею найти платье, от которого ты потеряешь дар речи, нижнее белье и что-нибудь на ночь.
        Если на ночь вообще что-нибудь понадобится. От замелькавших образов у Клео закружилась голова.
        — Кстати, о сексуальных нарядах,  — сказал Джек, словно откликнувшись на ее мысли.  — У тебя остался костюм Женщины-Кошки? Я бы хотел еще раз попробовать снять его с тебя.
        Наслаждаясь новой ролью соблазнительницы, Клео провела ножкой по его ноге, его тело тут же на это откликнулось.
        — Думаю, это можно устроить.
        Эпилог
        Он ждал, пока жена вместе с Джинн закончит ходить по магазинам дьюти-фри в Мельбурнском международном аэропорту. Клео не позволила Джеку сопровождать ее, сказав, что не сможет ничего выбрать, если он будет дышать ей в шею. Он собирался заняться этим позже. Ночью.
        Его жена. Он безуспешно пытался стереть с лица глупую улыбку. За последние несколько недель она, кажется, уже вошла в привычку. Они с Клео поженились около пяти часов назад. Состоялась скромная гражданская церемония. Джек до сих пор не мог до конца в это поверить.
        Они выставили дом на продажу и теперь ехали в Италию повидаться с Домеником и Кармелой перед тем, как осесть в пригороде Мельбурна. Давно не крашенный беленький заборчик уже маячил на горизонте.
        Но Джека это не смущало.
        Он повернулся к своему шаферу:
        — Скотти, у вас с Джейсоном очень ответственное задание: заботиться о Константине.
        Он никак не мог привыкнуть к тому, что Скотт и Джейсон пара, но никогда еще не видел своего друга более счастливым.
        — Не переживай за пухлячка,  — отозвался Скотти.  — Он в надежных руках. А вот и твоя жена!
        Джек обернулся. И увидел ее. Пять футов два дюйма соблазнительных изгибов, белые брюки, изумрудный жакет, конфетти в волосах, глаза, искрящиеся счастьем, взволнованное лицо.
        Он знал, что и без фотографий запомнит этот момент навсегда. Как и тот, когда она в своем восхитительном платье обменивалась с ним клятвами. Тем не менее на всякий случай сделал кадр перед тем, как сказать «Привет!».
        — Привет!  — с придыханием ответила Клео.
        Ее хриплый голос пробирал до глубины души где угодно и когда угодно. Джек шагнул ей навстречу и освободил от горы пакетов.
        Их взгляды встретились, руки соприкоснулись. Воздух стал жарче.
        Они стояли в центре шумного многолюдного зала, ярко горел свет, звучали объявления, но внимание Джека было сконцентрировано на едва уловимом запахе кожи Клео и на ее улыбке.
        Где-то слева громко закашлялась Джинн:
        — Слушайте, вы двое, идите уже в самолет, пока мы все тут не растаяли.
        — Уже уходим.  — Джек не сводил глаз с Клео, поднес к губам ее руку и поцеловал золотой перстень с рубином, окруженным бриллиантами, и тоненькое обручальное колечко филигранной работы, которое Клео сделала сама. Парное кольцо Джека мерцало в свете ламп аэропорта.
        — Готова?  — спросил он.
        Клео кивнула. Ее голубые глаза напоминали теплое летнее небо.
        — О да, готова.  — Она улыбнулась шире.  — Давным-давно готова.
        Их взгляды на мгновение задержались на сплетенных пальцах. Джек улыбнулся в ответ, переполненный любовью к женщине, которая стала его женой.
        — Тогда вперед!
        notes

        Примечания

        1
        Последний удар (фр.).