На исходе февраля Александра Васильевна Миронова
        Марина живет, как и миллионы женщин. Махнув на себя рукой, вкалывает на двух работах, чтобы дать возможность талантливой дочери состояться в жизни. Сил не хватает - путь к вершине тернист. Но Марина старается не унывать и находить во всем позитив. За это ее любят друзья и коллеги, а одинокие покупатели небольшого супермаркета, где работает Марина, стремятся перекинуться с ней парой слов. За свою доброту и отзывчивость Марина получает награду, и вот она уже обладательница половины царства, да ещё и прекрасного принца в придачу. Но что с этим всем делать? Смогут ли деньги помочь ее дочери, а прекрасный принц завоевать сердце Золушки? И сможет ли Марина стать по-настоящему счастливой во дворце?
        Александра Миронова
        На исходе февраля
        Тонкая дрожащая игла впилась в измученный мозг. Первым порывом было вскочить, не дожидаясь, пока зазвонит следующий будильник, заведенный на всякий случай и задвинутый в дальний угол. Чтоб наверняка. На исходе зимы вставать было тяжело. Сказывалось отсутствие солнца, витамина Д и мелких радостей вроде набухающих почек, набирающей изумрудность зелени и первого щебетания птах Божьих, неизменно наполнявших ее радостью и оптимизмом.
        Не открывая глаз, Марина села на диване, стараясь удержать от скрипа разболтавшиеся пружины. Усилием воли заставила себя вспомнить, что первой на пол следует опустить правую ногу. Подумано - сделано. На ощупь нашла старые растоптанные тапки, погрузила в них ноги. Посидев несколько секунд, решительно отбросила одеяло и встала. Стараясь не шаркать, двинулась в кухню, по пути с трудом разлепляя глаза и пытаясь сфокусироваться на окружающем мире.
        Сознание потихоньку возвращалось. Понедельник. День вовсе не тяжелый, обычный, начало рабочей недели. Придерживаясь за стены, чтобы не упасть, она бесшумно прокралась мимо комнаты дочери (пусть поспит. Такая уставшая и бледная в последнее время - смотреть страшно!). Зашла в крошечную уютную кухню и осторожно прикрыла за собой дверь. Включила старенький чайник и достала из ящика банку с растворимым кофе. Запасы истощились: содержимого хватит только на утреннюю чашку. Но она дождется акции и тогда уже купит новый, зачем тратить деньги почем зря? Лучше Кирусе гранат прикупит. Или сока какого.
        В ожидании, пока чайник вскипит, Марина умыла лицо холодной водой и энергично растерла его небольшим пушистым полотенцем, аккуратно свернутым возле раковины. Кожу немедленно стянуло и защипало, но она проигнорировала возрастные сигналы организма. Обойдется без лишних телодвижений и похода в ванную за кремом, а то дочь разбудит. В конце концов, нет никакой разницы в том, когда нанести на лицо чудодейственный крем «Ромашка», купленный в небольшом магазинчике под домом. Толку от него все равно будет мало.
        Залив кипятком ложку растворимого напитка, она сделала первый, самый сладкий, глоток и, окончательно проснувшись, открыла холодильник. Настроение потихоньку расцвечивалось радужными красками. Все не так плохо, как могло показаться со стороны, реши сторонний беспристрастный наблюдатель строго взглянуть на жизнь Марины и Киры Бердник.
        Наверное, он пришел бы в ужас от старой квартиры, давно требующей ремонта, которую уже не спасали чистые полы, окна без единого пятнышка и уютные мелочи. От полупустого холодильника с набором самых дешевых продуктов: яйца, маргарин, куриные грудки, две пачки творога и пучок зелени. От растоптанных тапок Марины, на подошве которых уже начинала расползаться дыра. Но это все мелочи, ведь, безусловно, было и хорошее, что этот наблюдатель, возможно, проигнорировал бы, но о чем знала сама Марина и что грело ей душу.
        Сгущенки почти полная банка, и сегодня утром она даже могла пошиковать и добавить в кофе вместо одной ложки - две. Небольшая своеобразная компенсация за зарядивший за окном мелкий дождик, превративший покрытые льдом тротуары в настоящий каток. Ну ничего, выйдет пораньше и постарается идти осторожнее. А чтобы не упасть, наклеит на подошву лейкопластырь. Вчера она урвала целую коробку, которую Зоя собиралась списать, но в последний момент предложила Марине. Повезло.
        Марина тщательно размешала две ложечки сгущенки в кофе и, зажмурившись от удовольствия, сделала несколько мелких глотков. Затем, отставив чашку в сторону, вылила остатки кипятка из чайника в кастрюлю, включила огонь и, дождавшись, пока вода еще раз закипит, добавила туда тщательно промытый рис. Уменьшила огонь, отодвинула в сторону несколько небольших горшочков с травами и присела на подоконник, уставившись в окно на унылый пейзаж, которому, впрочем, желтый свет уличного фонаря придавал флер романтизма.
        Двор дома, в котором Марина жила, сколько себя помнила, был абсолютно пуст: в это время нормальные люди еще спят. Несчастные собачники покажутся не раньше шести. Поэтому сейчас все огромное пространство перед старой пятиэтажкой, уставленное машинами и покрытыми снегом чахлыми кустами, принадлежало ей одной. Можно было представлять в свое удовольствие, как бы она здесь все организовала, будь ее воля. Какие бы деревья и цветы посадила на месте парковок и в какие яркие цвета разукрасила бы стены облезлых домов. Без сомнения, ее двор стал бы образцовым, и люди со всего города стекались бы к ней перенять опыт.
        Представленная картина настолько увлекла, что Марина чуть не пропустила время, когда рис дошел до нужной кондиции. Сняв кастрюлю с плиты, она ловко укутала ее в банное полотенце и все так же, крадучись, вернулась в свою комнату и положила кастрюлю под подушку, прикрыв ее сверху одеялом. Так дольше сохранится тепло. Кируся встанет через час, поест тепленькое, зарядится нужными калориями и отправится на тренировку. А у нее, Марины, свои дела.
        Спустя двадцать минут, быстро приняв душ, одевшись в приготовленные еще с вечера брюки со свитером и накинув старый пуховик, не промокающий даже в проливной дождь, Марина вышла на улицу. Остановилась на пороге подъезда, аккуратно придержала дверь (та жутко громыхала и, наверняка, причиняла массу неудобств соседям на первом этаже) и сделала глубокий вдох. Несмотря на гололед и дождь, уже перешедший в мокрый снег, в воздухе пахло весной. Осталось продержаться совсем чуть-чуть, и наступит любимое время года.
        Приободренная этой мыслью Марина потихоньку засеменила к автобусной остановке. Предчувствия ее не обманули: день действительно вырисовывался удачный. Автобус подошел практически сразу и оказался полупустым. Ее любимое место над задним колесом возле печки оказалось свободным, и Марина почувствовала себя абсолютно счастливой. Взгромоздившись на потертое, местами порезанное несознательными гражданами мягкое сидение и устроившись поудобнее, Марина достала книгу, которую уже три дня не могла дочитать - недорогой дамский роман в мягкой обложке - и погрузилась в волшебный мир британской аристократии, в чьей жизни бушевали нешуточные страсти.
        Автор умело подводил героев к последней черте, и Марина даже пару раз украдкой смахнула слезы. Последнюю страницу она закончила как раз перед тем, как автобус остановился на нужной ей остановке «Приусадебная».
        Она была единственной, кто поспешил на выход. Местные обитатели предпочитали ездить на собственных автомобилях. И ей снова повезло: за время поездки дождь прекратился, и сквозь рваные тучи робко начало проглядывать зимнее солнце.
        Много лет назад «Приусадебная» была обыкновенным дачным пригородом, но затем какой-то предприимчивый делец построил здесь первый коттеджный городок, вокруг которого ему удалось создать элитную инфраструктуру. Словно почки по весне, здесь буквально за ночь вырастали и открывались самые дорогие в городе рестораны, салоны красоты, бутики и все, о чем только могли мечтать состоятельные люди.
        Марине здесь очень нравилось, иногда она даже специально приезжала чуть раньше, чтобы медленно пройтись до нужной ей улицы и поглазеть по сторонам на красивые дома с аккуратными нарядными лужайками, выглядевшими словно декорации к иностранному сериалу. Один раз она даже украдкой попробовала траву (настоящая ли?), уж слишком идеально та выглядела. Ей нравились высокие солидные заборы, увитые плющом или розами, кованые ворота и выглядывавшие из-за них скромные домики для охраны или гостей. Ей безумно нравилась эта атмосфера богатства. Она с удовольствием вдыхала ее, как учили многочисленные гуру эзотерики, и представляла, как в один прекрасный день они с Кирусей купят здесь дом, снесут высокий забор и разобьют клумбы с умопомрачительными розами и гортензиями на радость всем окружающим.
        Этот день обязательно наступит, в этом Марина даже не сомневалась - она верила в свою дочь. А пока она не испытывала ни малейшей зависти к тем, кто сейчас обитал за высокими заборами. Ведь если заборы настолько высоки, значит, их обладателям есть что скрывать и чего бояться. В отличие от них Марина запирала входную дверь только на ночь, считая, что если будет доверять окружающему миру, то и он будет относиться к ней с доверием. Да и брать у них с Кирой было нечего. Разве что старые тапки и банку сгущенки. При мысли о последней Марина хихикнула, окончательно приходя в прекрасное расположение духа.
        Перед тем как позвонить в ворота особняка, украшенные затейливыми вензелями и кованой цифрой «шесть», она осмотрела руки и порадовалась: от пятен не осталось ни следа. Крем, который ей посоветовала Валентина, действительно оказал чудодейственный эффект. Чтобы его раздобыть, подруга даже отправилась к очередному влюбленному в нее дерматологу. При мысли о Валентине и ее бесконечных романах Марина снова широко улыбнулась. Так с улыбкой на лице она и позвонила в небольшой звоночек, спрятанный под вензелем, и бросила взгляд на часы - успела!
        Спустя несколько минут дверь открыла Галя, мимолетно приветливо улыбнулась Марине и тут же шепнула:
        - Хозяйка тебя ждет.
        Марина нахмурилась. Изысканная и тонкая Ксения Львовна крайне редко общалась с персоналом - все указания передавала через экономку Галину. Утренние предчувствия не обманули Марину: сегодняшний день действительно отличался от всех остальных.
        -
        - Сегодня играть не будем,  - коротко бросил Борис Георгиевич, едва запыхавшаяся Кира приблизилась к нему, сделав традиционные двадцать кругов вокруг корта.
        Несколько раз поскользнулась и чуть не упала на мокрой пожухлой траве, но устояла, чем заслужила короткий кивок одобрения со стороны Бориса. Ей было жарко, но куртку снимать нельзя: она защищала от дождя, припустившего с новой силой. Кира остановилась и, пытаясь восстановить дыхание, уставилась на тренера.
        - На тренажеры,  - тот кивнул в сторону поржавевших монстров, которые несколько лет назад некий бизнесмен установил неподалеку от детской площадки в тщетной попытке выиграть муниципальные выборы.
        - А потом пойдем в зал и будем набивать. Прошлая игра была говном.
        Кира опустила глаза и затаила дыхание. Прошлый матч она впервые за долгое время проиграла Анне Середе, восходящей звезде тенниса и ее основной конкурентке. Анна олицетворяла собой все то, чего была лишена Кира.
        Единственная дочь состоятельных родителей, все каникулы проводившая в специализированных лагерях за границей и четыре раза в год катающаяся в качестве зрителя на турниры Большого Шлема. В этих путешествиях ее неизменно сопровождала мать, роскошная Карина Матвеевна, и директор крупнейшей в городе теннисной академии, в последствии разбиравший с Аней каждую игру и затем лично наставлявший тренеров, чтобы те отрабатывали с Анной увиденное.
        Анна была рождена звездой. Несмотря на юный возраст, в кармане у нее уже лежало несколько лакомых рекламных контрактов. Еще бы, увидев девушку на билборде невозможно было остаться равнодушным: всем немедленно хотелось стать похожей на нее.
        Стройная, высокая, идеально сложенная натуральная блондинка, всегда восхитительно одетая в короткие юбки и специальные футболки, регулировавшие температуру ее тела во время игры. Рядом с невысокой тщедушной брюнеткой Кирой, выступавшей в обычной футболке и растянутых спортивных штанах, купленных на рынке, она смотрелась как принцесса рядом с нищей. И рядом с Аней Кира всегда очень остро ощущала собственную ущербность, что немедленно наполняло ее злостью, как сосуд - водой, и заставляло биться до последнего мяча и выигрывать поединки. Но не в этот раз. Что-то пошло не так, и тренеру не терпелось узнать, что именно.
        Пока Кира подтягивалась на ржавом турнике, Борис Георгиевич, которого Кира с матерью между собой прозвали Борисом (с ударением на первый слог) за его удивительное внешнее сходство с Борисом Беккером, перекрикивая дождь, объяснял ее ошибки. Спокойно и рассудительно. Кира не осмеливалась перебивать или перечить. Закусив губу, она превозмогала собственную слабость и продолжала подтягиваться, стараясь не упустить ни слова из сказанного. Пожалуй, единственный человек, которого она безмерно уважала и даже немного побаивалась, был ее тренер.
        Это Борис привел ее в спорт. В прошлом известный теннисист, подававший огромные надежды и даже добиравшийся до полуфиналов престижнейших мировых турниров, он неожиданно ушел из спорта, закрылся от внешнего мира и, словно наказывая себя за что-то, ушел работать простым учителем физкультуры в школу, куда ходила Кира. Казалось, что работа с детьми стала для него своеобразной епитимьей.
        Вначале работа казалась ему тупой и бесперспективной. Одна половина учеников прикрывалась справками от врача, чтобы не ходить на уроки, вторая бесконечно ныла и жаловалась, не в силах отжаться несколько раз. Современные дети тратили энергию не во дворах, а за гаджетами: виртуальный мир был куда более интересней реальности, и это приводило Бориса в отчаяние.
        Наверное, поэтому Кира и привлекла его внимание. У ее матери, замученной бытом, работой и жизненной неустроенностью молодой женщины, просто не было средств ни на липовые справки, ни на гаджеты. Поэтому Кира ходила на уроки физкультуры. Решив немного разнообразить школьную программу, Борис попробовал дать детям несколько уроков тенниса и, увидев силу, ярость, точность и страсть, с которой крошечная Кира принялась бить по зеленому мячику, Борис неожиданно увидел в ней себя.
        В тот же день он переговорил с матерью, ошарашив ее тем, что у дочери есть видимые способности в виде спорта, о котором та только слышала, да и то краем уха. Детское время было упущено: Кире вот-вот должно было исполниться девять - возраст, когда многие теннисисты уже начинают играть юниорские матчи. Но Борис закрыл на это глаза, неожиданно почувствовав знакомый спортивный зуд и азарт. Может быть, эта девочка и есть то, ради чего ему пришлось уйти из большого спорта? Чтобы привести туда Киру Бердник?
        Решение он принял молниеносно. Он лично начнет заниматься с девочкой и приведет ее в нужную форму в кратчайшие сроки. Но он будет суров и беспощаден, о чем и объявил ее матери, красноречиво намекнув на то, что спорт может стать для Киры единственным шансом на красивую жизнь.
        Побледневшая Марина попросила у него вечер на раздумье. Ночь провела без сна. Ее девочка и большой спорт? Эта мысль даже не приходила ей в голову. Кира была подвижным и энергичным ребенком, но сколько таких бегает на улице? Да, дочь была упряма и работоспособна, но Марина мечтала совсем о другом будущем, надеясь, что дочь закончит университет, выберет благородную профессию по душе вроде врача или программиста и всегда сможет заработать копейку. А теннис? Марина знала о нем только то, что это очень дорогой вид спорта. А откуда у нее деньги? Но в то же время мысль о загубленном будущем ребенка из-за неспособности найти нужные средства вызывала слезы на глазах и невольно заставляла задуматься о собственной неудавшейся жизни. Ту ночь она провела в слезах, так и не придя к определенному выводу или решению.
        Все решила сама Кира, утром пришедшая в зал, где ютилась мать, и тихо сказавшая, что хочет попробовать и сделает все возможное, чтобы ее учеба не пострадала. Марина с трудом сдержала слезы, услышав от крошечной девочки вполне взрослые речи, и кивнула. Они попробуют, а дальше будь что будет.
        Конечно, она не сказала этого Кире, но в голове лихорадочно крутился лишь один вопрос: «Где взять на все деньги?» Словно прочитав ее мысли, Борис решительно заявил Марине, что станет заниматься с ее дочерью бесплатно в счет будущих гонораров, в которые он железобетонно верил. Кира была его креатурой, в ней он попытается реализовать все то, что не удалось ему самому. И поэтому он с самого начала был к ней беспощаден. Девочка к этому привыкла и смирилась. Знала, что самое главное - не перечить.
        Разобрав по косточкам ее игру и отметив все ошибки, Борис уставился на Киру. Дождь прекратился, и в наступившей тишине тренер явно ждал ответа от воспитанницы.
        - Я не…  - Кира чуть было не сорвалась, повиснув на скользком турнике и чувствуя, что силы ушли. Но Борису нельзя было об этом говорить, иначе прибавит еще десять упражнений. Сцепив зубы она подтянулась еще два раза и спрыгнула на землю.
        - Ты не что?  - принялся сверлить он ее взглядом, сбрасывая с головы капюшон.
        - Я не расслышала,  - тут же исправилась и соврала Кира, улыбнулась тренеру, не рассчитывая на ответную улыбку,  - может в спортзале еще раз повторите? Из-за дождя плохо слышно.
        - В спортзале будешь заниматься. И чтобы больше я такого на корте не видел,  - подытожил Борис, не сомневаясь - не увидит.
        В прошлый раз девчонке явно было неудобно играть в кроссовках, которые стали ей давно малы, но она боялась сказать об этом матери. Он купил ей новую пару, но отдаст только в конце тренировки. Пусть не расслабляется.
        -
        - Марина, с сегодняшнего дня вы будете работать с новыми средствами. Я внимательно изучила отзывы, и мне кажется, что эта марка более эффективна,  - Ксения говорила таким тихим голосом, что Марине каждый раз приходилось прилагать усилия, чтобы расслышать, что говорит ее работодательница.
        Ей казалось, что именно так и должна разговаривать сказочная фея, на которую была похожа Ксения Львовна. Голосом, похожим одновременно на звук падающей волшебной пыльцы и призрачный звон колокольчика Динь-Динь. В один из дней она поделилась своими мыслями с Галиной, но та, хмыкнув, развеяла ее романтические представления, объяснив, что голос хозяйки просто похож на циркулярную пилу - визгливый и монотонный. Поэтому та и старается говорить полушепотом, чтобы скрыть это от окружающих. Но что можно укрыть от прислуги?
        Марина удивилась - зачем такой красавице что-либо скрывать? Такую даже голос не испортит: розовая матовая кожа, идеальная фигура, пышные блестящие темные волосы, волнами укутывающие бывшую модель. Ксения была идеальна. Глебу Петровичу здорово с ней повезло. Хрупкая жена, похожая на изящную поделку из слоновой кости, железной рукой вела домашнее хозяйство и была чувствительна к малейшим деталям. Несколько лет назад она наняла Марину, чтобы та пять раз в неделю убирала помещения первого этажа - общедоступное пространство, где регулярно закатывались стильные вечеринки для многочисленных гостей. В хозяйские спальни на втором этаже Марину не допускали: там убирала личная горничная Ксении. А Марине нужно было «сохранить белое белым», как изящно выразилась Ксения Львовна, объяснив, что они с мужем выбрали белый цвет как основной цвет интерьера, чтобы оттенить находящиеся в доме предметы искусства.
        Поэтому пять раз в неделю Марина надраивала специальными средствами белоснежную кухню, туалеты и мраморные полы огромного особняка, а раз в неделю тщательно мыла стены. Дом выглядел идеально, и Марина сама получала удовольствие от нахождения в нем: столько воздуха, света, чистоты! Единственным минусом была кожная реакция на действенные моющие средства, которые Ксения закупала где-то за границей. Зуд и покраснения здорово осложняли жизнь Марины, но благодаря Валиному крему реакция быстро проходила.
        С хозяином дома она пересекалась редко, и он наводил на нее священный ужас. Перед красивым статным мужчиной лет сорока, всегда стильно одетым, подстриженным и пахнущим горьковатым парфюмом, Марина цепенела словно кролик перед удавом. Это был человек из другого мира. В последний раз о таком она мечтала еще в балетной школе, когда наивно представляла себя примой Большого театра, к чьим ногам такие вот Глебы Петровичи кидают роскошные букеты и кого ждут на личных лимузинах по окончании представления. Но на мечтах был поставлен крест, когда педагоги заявили Марине, что дать ей больше ничего не могут и для дальнейшего развития ей нужно ехать в столицу и поступать в балетное училище. Для этого у нее есть все данные. Мама об этом, разумеется, и слышать не хотела. Да и сама Марина ни за что бы ее не бросила с лежачей бабулей. Поэтому из балета она ушла, не подозревая, что через полгода и мама, и бабушка уйдут практически одновременно и больше ничто не будет мешать ее карьере. Но момент был упущен.
        Марина улыбнулась и слегка подула, отгоняя с лица выпавшую из аккуратной прически прядь. Ну какая из нее балерина, ей-богу. Так бы и Кирусю не родила. А ведь ее дочь в разы талантливее матери, пусть даже в другом. А Глеб… Ну, пусть будет мужчиной из другого мира, тем более что сердце ее уже занято другим, идеальным. И пускай чувство безответно, это совсем не важно - главное, что у нее на душе тепло.
        - Марина, вы меня слушаете?  - Ксения слегка повысила голос, и Марина вздрогнула - совсем погрузилась в свои мысли и отключилась от разговора.
        - Да-да,  - поспешно закивала она, а Ксения недоверчиво уставилась на прислугу.
        - И что я только что сказала?  - вкрадчиво переспросила она, с трудом удерживаясь, чтобы не закатить глаза. С персоналом всегда так сложно! Глеб должен ценить, что она дает ему возможность пребывать в мире прекрасного, а сама занимается черновой работой.
        - Простите, Ксения Львовна, я не точно запомнила,  - залопотала Марина, чувствуя себя последней дурой.
        - Я сказала, что теперь вы будете работать с этими средствами, а я посмотрю на результат. Две недели применяйте только их,  - терпеливо и назидательно повторила Ксения и, дождавшись, когда прислуга понимающе кивнет, испарилась из комнаты, пояснив: Мне пора на пробежку, а к Глебу Петровичу приехал массажист. Постарайтесь сильно не шуметь и не мешать им.
        Натянув перчатки, Марина приступила к работе. Похоже, хозяйка решила поменять направление и перейти с продукции под этикеткой «био» на термоядерную химию, которая, к слову, действительно оставляла после себя белоснежное пространство. Спустя пять минут Марина почувствовала, что задыхается, а спустя десять руки под перчатками начали немилосердно чесаться.
        Марина ускорилась, чувствуя, что еще немного - и ее просто вывернет на драгоценный мрамор. Ей удалось закончить на полчаса раньше обычного. Отказавшись от любезного предложения экономки выпить чай, Марина буквально выпала на улицу и судорожно вдохнула свежий воздух. Закашлялась и тут же закрыла рот руками, опасаясь, что потревожит хозяина.
        Засеменила к калитке, на ходу доставая из кармана телефон - один пропущенный от Киры. Марина набрала дочь и, стараясь дышать ровно, выслушала, что та уже закончила тренировку и ждет занятий. Пожелав дочери хорошего дня, Марина потрусила к автобусной остановке, пытаясь восстановить дыхание. Руки зудели немилосердно, кожа снова покраснела, и на ней появилось несколько волдырей. Надо будет снова к Валентине забежать - она поможет. Возможно, еще раз поговорит со своим дерматологом и раздобудет какое-нибудь средство посильнее?
        Стараясь не обращать внимание на все нарастающий зуд, Марина села в подошедший вовремя автобус и отправилась на основную работу.
        -
        Утро. В супермаркете традиционно пусто, бродит лишь несколько пенсионеров и молодых мамочек с детьми. Марина бросила быстрый натренированный взгляд на фрукты и овощи и то, что предлагалось сегодня по акции. Помидоры краснодарские и яблоки «Слава Победителю», отлично, главное - не забыть.
        Дружелюбно махнув охраннику Максиму, Марина поторопилась в небольшую подсобку, где персонал переодевался и из которой можно было выйти в курилку. До начала ее смены оставалось пятнадцать минут: успеет поболтать с девчонками и глотнуть немного кофе.
        - Марина!  - Зоя подошла, как всегда, неслышно и почти прошипела ее имя. Марина вздрогнула и чуть не выронила сумку - что за день такой? Все хотят с ней поговорить.
        - Да, Зоечка,  - она повернулась к начальнице и искренне улыбнулась.
        У Зои была непростая жизнь: больная мать и ребенок-инвалид. В отличие от остального персонала Марина относилась к ней с пониманием и не судила за резкие вспышки гнева и придирки. И не сплетничала за ее спиной. Наверное, Зоя это чувствовала (знать наверняка она не могла: в курилку она никогда не ходила, понимая, что ей там не обрадуются), поэтому к Марине она относилась более снисходительно, чем к другим. Хотя критикой не обделяла.
        - Марина, вчера на тебя снова жаловалась клиентка, ты слишком долго обслуживаешь людей и болтаешь во время работы.
        - Знаю-знаю,  - тяжело вздохнула Марина, снимая пуховик и свитер и открывая шкафчик, в котором хранилась ее униформа.
        - Конечно, знаешь,  - не удержавшись, фыркнула Зоя,  - ведь я тебе уже тысячу раз об этом говорила.
        - Зоечка, все знаю, но ничего поделать не могу.  - Так и не надев униформу, Марина повернулась к начальнице и уставилась ей в глаза. Говорила честно, как обычно. Только так можно было достучаться до людей.
        - Он же совсем одинокий, слова молвить не с кем, приходит сюда, чтобы пообщаться!
        - Если так будет продолжаться, я буду вынуждена лишить тебя премии,  - бесцеремонно перебила Зоя подчиненную, стараясь не пропускать через себя ее аргументы.
        В глубине души она тоже была жалостливой и тоже сочувствовала одинокому старику в побитом молью пальто, приходившему в их магазин каждый день, чтобы немного поболтать с кассиром. Но она не могла позволить себе жалость, ведь в ее случае она измерялась в денежном эквиваленте. А для нее каждая копейка могла стать вопросом жизни и смерти.
        Марина ничего не ответила, молча повернулась к шкафчику и достала униформу.
        - Марина,  - неожиданно промямлила Зоя в несвойственной ей оправдательной манере,  - я ведь не хочу тебя денег лишать, я в курсе всего, но что делать, такие правила.
        - Я знаю, Зоечка, и не сержусь,  - натянув униформу, Марина снова повернулась к начальнице и улыбнулась.
        Та несколько минут поколебалась, думая добавить еще что-то к уже сказанному, но затем молча вышла, а Марина, выскочив в курилку, где быстренько выкурила одолженную сигарету и перекинулась парой слов с коллегами, начавшими охать и ахать над ее раскрасневшимися руками, отправилась на рабочее место.
        Проверила крошечные шпаргалки с номерами товаров без штрих-кода, поправила бумажку с датой рождения, от которой отсчитывается возраст тех, кому можно продавать алкоголь с сигаретами, и извечный призыв «ПРОВЕРЬ ДОКУМЕНТЫ», который Зоя лично раздала каждому кассиру, хотя Марина в этом напоминании и не нуждалась. Она была самым «старым» сотрудником, можно сказать, мастодонтом. Обычно люди здесь надолго не задерживались: уж слишком нервной была работа. А те, кто был достаточно стрессоустойчив и настойчив, вроде Зои, начинали двигаться дальше.
        Но Марине продвигаться по службе мешал характер. Вздохнув, она улыбнулась самой себе в крошечное зеркальце, прикрепленное с ее стороны кассы. Время от времени она кидала в него взгляд, чтобы удостовериться в том, что выражение ее лица приветливо и она не забыла про улыбку.
        День покатился своим чередом. Завернуть в целлофан молочные продукты, чтобы не испачкали другие покупки, перепроверить ценники за ребятами из мясного и рыбного (иногда путают название товара), пересчитать пирожки и булочки за кондитеркой, спросить паспорт у подозрительно юных покупателей с бутылкой алкогольного напитка (при этом не перепутать коктейль и энергетик).
        Снова спросить паспорт, но в этот раз у измученных жизнью женщин средних лет и заметить, как вспыхивают щеки и радостно зажигаются глаза.
        И приготовиться ждать клиента, по чьей вине она в этом месяце останется без премии. По Петру Никаноровичу можно было сверять часы. Ровно в полдень пожилой мужчина в потрепанной жизнью и временем одежде появлялся в супермаркете. Брал традиционную бутылку свежего кефира, сладкий творожок, буханку хлеба и немного сыра. Раз в несколько дней разбавлял экономный набор упаковкой сметаны и куриной грудкой. Марина сочувствовала старику - на пенсию не разбежишься - и неизменно пробивала для него по социальной карте скидку «раннего покупателя», хотя та как раз в полдень и заканчивалась. Марина подозревала, что Зоя догадывается о ее мелком нарушении, но молчит, за что была благодарна.
        Петр Никанорович, сколько Марина его помнила, всегда выглядел изможденно: запавшие щеки в синеватых прожилках, которые не скрывала даже седая щетина; ввалившиеся глазницы, из которых он взирал на мир пугающе черными глазами; глубокие морщины, прорезающие лоб словно пиратские шрамы. Старик был похож на человека, резко сбросившего вес и так не вернувшегося в форму. Марина всегда старалась вручить ему листовку с предстоящими акциями и рассказать о том, что выгодно купить именно сегодня, но, казалось, Петра Никаноровича совсем не тревожила еда и все мирское. Единственное, в чем он нуждался, был внимательный слушатель. Каждый день он рассказывал Марине одну и ту же историю. Историю, которую она слышала уже тысячу раз.
        - Здравствуйте, Мариночка, как ваши дела?  - откашлявшись, традиционно поинтересовался Петр Никанорович, подходя к кассе, чтобы оплатить свои нехитрые приобретения.
        Одетый в зимнее пальто, уже давно зиявшее прорехами и утратившее свой первоначальный цвет, выглядел старик устрашающе. Пожалуй, единственное, что не давало спутать его с маргиналом, были чистота и отсутствие запаха. Старик был очень аккуратен и не вызывал чувства брезгливости.
        - Все хорошо, Петр Никанорович,  - бодро отрапортовала Марина, бросая встревоженный взгляд за спину постоянного покупателя.
        Там маячил мужик с тележкой, загруженной сверх меры. Он пытливым взглядом окидывал кассы, решая, куда же ему направиться. Марина очень надеялась, что он отправится к ее коллеге - Заре, но та в этот момент терпеливо объясняла мальчишке, почему не может продать ему алкоголь без паспорта. Нахмурившись, мужик кинул быстрый взгляд на скудный ассортимент Петра Никаноровича в наивной надежде, что тот долго не задержится возле кассира, и направил тележку к кассе Марины. Та подавила вздох - лишения премии не избежать.
        - А как вы поживаете?  - стараясь прогнать грустные мысли и не глядя на подошедшего мужчину, поинтересовалась Марина.
        - Прошло двадцать лет и восемьдесят четыре дня с того момента, как Эллен меня покинула,  - покачал головой Петр Никанорович,  - я ненавижу этот счет, Мариночка. Каждый день напоминает мне о том, что я выторговал время у судьбы. Выторговал, но не понятно, для чего. Я ведь ничего больше в своей жизни не совершил - не родил детей, не спас кому-то жизнь. Зачем было оставлять меня в живых? Чтобы я мучился?
        - Возможно, вы и сами не знаете или не заметили, как сделали что-то хорошее? Или, возможно, еще сделаете,  - наплевав на все, Марина успешно игнорировала взгляд мужика, уже успевшего оперативно выложить товар на ленту и начавшего в нетерпении переминаться с ноги на ногу, а также замаячившую у него за спиной холеную женщину, явно заскочившую в магазин на несколько минут, чтобы перехватить какой-то презент.
        - Мужчина, вы меня не пропустите? Мне только коробку конфет пробить,  - хрустальным голосом поинтересовалась женщина, кивнув на внушительную коробку швейцарского шоколада, уже довольно продолжительное время томившуюся на полке и отпугивавшую местных жителей заоблачной ценой.
        Мужик окинул ее оценивающим взглядом и молча кивнул. Женщина проскользнула мимо него и встала за спиной у Петра Никаноровича, крепко прижимая коробку к груди, словно готовая в любой момент отразить нападение. Марина грустно улыбнулась: попроси она мужика об аналогичном одолжении, наверняка в ответ услышала бы, что он торопится и пропустить никак не может.
        - Нет-нет, Мариночка, ничего такого.  - Старик тем временем не замечал происходящего вокруг и сгущающиеся над Марининой головой тучи.
        Неспешно сложив продукты в потертую матерчатую сумку, с которой он всегда ходил за продуктами, пожилой мужчина дрожащей рукой начал искать в кошельке необходимую мелочь.
        - Знаете, в юности я был убежденным атеистом, но вот теперь, когда конец все ближе, я начинаю верить в Божий промысел. Это Бог меня карает за мои грехи. Оставил в живых, чтобы я страдал и мучился ежедневно. А я слишком слаб и нерешителен, чтобы положить этому конец,  - пожаловался он, ища сочувствия и оправдания и не находя его, потому что чувство вины слишком глубоко укоренилось внутри. Пустило густые вековые корни, проникшие в душу и сердце и ставшие их неотъемлемой частью. Реши кто сейчас это чувство вырвать, ему пришлось бы убить старика.
        - Петр Никанорович, ну не верю я в такое жестокое наказание!  - решительно отмела его предположения Марина, игнорируя острые взгляды, которые посылали в ее адрес и мужчина, и женщина.  - Вы что, серийный убийца?
        - Нет, что вы, Мариночка, я за всю жизнь и мухи не обидел, в прямом смысле этого слова,  - вздохнул Петр Никанорович, тихонько перебирая губами и считая вслух, собирая нужную для оплаты сумму,  - но, знаете, не обязательно убивать кого-то, чтобы тяжело согрешить. Список грехов человеческих весьма разнообразен.
        Выпустив из вида торопящихся покупателей, Марина задумчивым взглядом окинула давнего знакомца. Слова про грехи и вину были чем-то новеньким. Обычно Петр Никанорович ограничивался горестным отчетом срока своего одиночества, словно внезапно сошедший с ума метроном, забытый в парадном зале старого дома на покрывшемся пылью старом рояле. Немного посетовав на жизнь и не дожидаясь ее ответа, старик неизменно желал ей хорошего дня и брел дальше. Про то, что его терзает чувство вины, Марина услышала впервые и попыталась окинуть старика свежим взглядом. Что-то случилось?
        Выглядел Петр Никанорович хуже обычного: совсем отощал, сгорбился, словно грехи тянули его к земле. Глаза покраснели и слезились. Марина почувствовала острый укол жалости.
        - Ну знаете, если бы Бог всех наказывал за грехи, мы бы жили в прекрасном мире. А так не бывает, что бандиты живут счастливо и процветают, а человек, может быть, и совершивший какую ошибку, медленно умирает и ни в чем не находит радости.  - Марина протянула руку и погладила обтрепанный обшлаг рукава стариковского пальто.
        - Девушка, вы скоро?  - с легким презрением и нетерпением в голосе поинтересовался мужик, обменявшись с холеной женщиной понимающими взглядами.
        - Что бы ни произошло,  - мягко продолжила Марина, игнорируя бестактную реплику и нетерпеливых покупателей и полностью сосредоточиваясь на Петре Никаноровиче. Похоже, сегодня бедолаге помощь была нужна больше, чем когда-либо,  - я уверена, что ничего ужасного вы не сотворили.
        - Вы просто ничего не знаете, Мариночка, просто ничего не знаете,  - покачал головой старик, борясь со слезами.  - Все эти двадцать лет и восемьдесят четыре дня я чувствую себя проклятым Агасфером, бредущим в одиночестве и не находящим покоя.
        - Девушка, здесь, вообще-то, еще люди,  - холеная женщина решила поддержать нагруженного мужчину.
        - Я пойду, Мариночка, мешаю,  - засуетился Петр Никанорович. Его руки дрожали сильнее обычного, и он не справился с монеткой, которую держал в руках. Та упала на ленту и с громким звоном покатилась по металлическому покрытию. Марина автоматически протянула руку, схватила беглянку и протянула старику.
        - Никому вы не мешаете,  - громко заявила она и строго взглянула на нетерпеливую покупательницу.  - Женщина, я обслуживаю клиента, подождите, пожалуйста.
        - А что у вас с руками?  - задохнулась та, проигнорировав выпад Марины.  - Вы что, больная? Где тут у вас администратор? Немедленно вызовите! Мало того что треплешься сидишь, так еще и заразу разносишь!
        - Женщина, пожалуйста, не нужно мне хамить. Я ведь с вами на «ты» не переходила,  - не выдержав, все-таки взорвалась Марина, уже понимая, что горько об этом пожалеет.
        -
        - Ох, Марина-Марина, подведет тебя этот дед под монастырь,  - осуждающе покачала головой повар Зина, не забывая положить на поднос Марины вторую булочку к чаю. На обед та вышла раньше, выслушав разнос от Зои и объявление о том, что премии в этом месяце у нее не будет.
        - Да ни причем тут дед,  - буркнула Марина и кивнула Зине в знак благодарности.  - Надоели эти фифы - хозяйки жизни. Две минуты подождать не могут. Ну что у нее случится-то за две минуты? Мир остановится? А для Петра Никаноровича это, может, единственная возможность поговорить с кем-нибудь!
        - Да влюблен в тебя этот Никанорыч. Смелости хватило бы, так пришел бы с предложением,  - это Танька, вечная пересмешница, хихикает. Не удержавшись, Марина улыбнулась, и дурное настроение испарилось. Взяв поднос и подмигнув Зине, она присоединилась за столиком к подруге.
        - Глупости говоришь,  - покачала она головой,  - просто одинокий человек.
        - Ну да, ну да, ты гляди, а то, может, еще раз замуж выйдешь,  - снова хихикнула Татьяна, принимаясь с удовольствием наминать свежий суп, сваренный Зиной для сотрудников,  - а то сейчас модно мужичков постарше в мужья брать.
        - Был бы олигарх какой, так и за девяностолетнего не грех.  - Это Нина кинула рядом с ними пачку сигарет и зажигалку, чтоб никто место не занял, а сама направилась к Зине за своей порцией. Столик, за которым обедали Марина и Таня, неизменно пользовался популярностью: здесь всегда было весело и душевно, поэтому и желающих отобедать с «девчатами», как ласково называли подружек-хохотушек сотрудники, всегда была масса.
        - Ну нет, девяносто - это ты загнула,  - сморщилась Танька, тихонько стреляя из пачки Нины сигарету.  - Что с ним делать-то?
        - Ничего не надо делать, и так хорошо! Помрет быстро,  - захохотала Зина, и к ней присоединился весь обеденный зал, начинавший потихоньку наполняться людьми.
        Плохое настроение улетучилось, как не бывало. Марина с аппетитом доела котлеты с вермишелью и оглянулась на Зину. Та кивнула, поняв подругу без слов. Каждый день она собирала для Марины небольшой тормозок из того, что осталось недоеденным, понимая, что подруге нужна помощь в еще одном благом деле.
        - Да бросьте вы, девочки,  - благодушно проворчала Марина, откидываясь на спинку стула и с удовольствием приступая к десерту - вишневому компоту и свежим булочкам, одну из которых она, впрочем, тут же завернула в салфетку и спрятала в карман униформы,  - просто он одинокий человек, жаль мне его.
        - Да мне тоже,  - неожиданно поддержала подругу Таня, работавшая в мясном отделе и отвешивающая Петру Никаноровичу одну куриную грудку раз в три дня.  - Интеллигентный дядечка такой, вежливый всегда, пару раз даже приятные слова написал в книге нашей. Вот прям такой он…  - Татьяна задумалась, ища подходящее слово,  - из благородных, что ли. А ты знаешь, чем он вообще по жизни занимался?
        - Понятия не имею,  - пожала плечами Марина,  - но мне кажется, он был учителем. Речь грамотная, и голос хорошо поставлен.
        - Эх, лучше б был актером каким,  - пробасила с набитым ртом Нина.  - Что с того учителя взять? Пенсии копеечные.
        - Да ничего я брать не собираюсь,  - снова запротестовала Марина.
        - Ну ты посмотри на нее, мужиками разбрасывается,  - не удержавшись, Зина снова включилась в беседу, воспользовавшись краткой паузой между клиентами.  - Такая уж наша бабья доля: после сорока только мумии и смотрят. Хотя тебе чего жаловаться, у тебя-то вообще-то муж есть.
        - Ага, муж,  - легко кивнула Марина соглашаясь,  - объелся груш.
        При мысли о муже стало тоскливо. Залпом допив компот, Марина кивнула подругам и, отказавшись от традиционной послеобеденной сигаретки, вернулась в зал, к покупателям.
        - Зина-Зина,  - покачала головой Таня, относя грязную посуду к мойке.
        - Ну чё, Зина, виновата я, что она со своими мужиками разобраться не может?  - буркнула повариха, ловким движением кладя порцию макарон на тарелку охранника Максима и отвечая на его тоскливый взгляд:  - Добавки сегодня не будет!
        -
        - Так, стоп!  - резко распорядился Борис и поднял руку вверх, прекращая игру.  - Ты почему такая рассеянная?
        Вместо ответа Кира опустила голову.
        - Иди сюда,  - приказал тренер,  - в таком настроении мы далеко не уедем. Что случилось? Выкладывай!
        - Да ничего, Сергей Валентинович двойку влепил.  - Кира решила не юлить, зная, что Борис все равно добьется правды. Тот нахмурился. С самого начала у них с Кирой была договоренность: до первой серьезной победы на международном соревновании учеба не должна страдать от тенниса.
        - Двойку?  - кратко переспросил Борис, подталкивая Киру продолжить рассказ.
        - Да, за то, что уснула на уроке.  - Девочка отвела взгляд и уставилась на носки новеньких кроссовок, которые Борис без лишних объяснений презентовал ей сегодня утром, объяснив это рабочей необходимостью. Кира коротко сказала: «Спасибо» - и всю послеобеденную тренировку носилась как на крыльях, не замечая усталости (так ей казалось). Но ее заметил Борис.
        - Кира, ты же в курсе, что у нас впереди национальный турнир?
        Вместо ответа Кира кивнула.
        - Я видел Аню на последнем матче,  - без лишних сантиментов продолжил Борис,  - на зимних каникулах она была во Франции в теннисной академии Муратоглу.
        Кира быстро взглянула на тренера, и у того на секунду перехватило дыхание. Худенькая до синевы: наверняка не доедает. Потертая футболка и растянутые штаны, под ними - костлявое тело. Синяки под глазами. Ее бы к доброй бабушке в деревню да на парное молоко и домашние пироги, может, хоть немного стала бы похожа на человека. Но бабушки в деревне у нее нет, а у матери нет средств на парное мясо и домашнее молоко. Поэтому то, что он собирается сейчас сказать, вдвойне жестоко, но выбора у него нет: на таких высотах спорт добрым и сочувствующим не бывает.
        - Так вот, академия дала Ане очень многое, в частности возможность сыграть с сильными соперниками из другой системы. На своих она уже достаточно потренировалась, как и ты. Ты ведь в стране всех знаешь и всех успешно побеждала, включая Аню. Но она сейчас сильнее только потому, что смогла поиграть с иностранцами. Это то, чего тебе очень не хватает, Кира. Ты можешь быть гениальным игроком, но без сильных спарринг-партнеров далеко мы не уедем. На данный момент тебе в рамках страны просто некуда двигаться. Как и Ане, тебе нужно набить руку на иностранцах, это выведет тебя к чемпионату на нужный уровень. И в идеале лагерь тебе нужен уже на этих каникулах.
        Он подошел к объемной сумке, оставшейся еще с прежних, чемпионских времен. Пожалуй, единственная вещь кроме ракетки и формы, которую он оставил из прошлой жизни: уж больно удобной она была. Фирменный красный цвет давно выцвел, а ткань на сумке порядком поистрепалась, как и его собственная жизнь, но Борис все не решался расстаться с верной подругой, прошедшей с ним столько испытаний. Собственно, других друзей-то у него и не было.
        Из бокового кармана, который он расстегнул с большой осторожностью, Борис достал распечатку с информацией о лагере, в которой были указаны цены.
        - Кира,  - он попытался поймать взгляд девочки,  - я понимаю, что сейчас речь идет о больших деньгах, но у нас наверняка есть люди, поддерживающие талантливых детей. Может, стоит обратиться в администрацию, в отдел спорта. Или же поговорить с отцом, возможно, он поддержит? Тебе очень нужен этот лагерь.
        Борис протянул Кире распечатку, та, не глядя, чтобы не разрыдаться прямо при Борисе, свернула ее и засунула в боковой карман школьного рюкзака.
        - Мы с мамой разберемся,  - сдержанно, как взрослая, ответила она.
        - На сегодня все,  - немного подумав, заключил Борис. Девочка была истощена и измотана, уснула на уроке. Завтра он сам принесет на тренировку яблоки и гранаты, пусть хотя бы немного восполнит недостаток сил и витаминов.
        - Придешь домой - поспи, это приказ тренера,  - сурово распорядился он.  - Жду тебя завтра в обычное время.
        - Хорошо,  - кивнула Кира.
        Пожав ему руку и накинув куртку прямо на спортивную форму, она направилась к выходу из спортзала, на ходу набирая номер матери.
        - Мамочка? Я уже закончила, ты дома? Хорошо, я тебя встречу на остановке, помогу с пакетами.
        -
        Антон, по обыкновению, ждал их возле дома. Перетаптываясь с ноги на ногу и держа в руках огромный бумажный сверток. Первой он увидел Киру и, приветливо махнув, поторопился ей навстречу. Марина автоматически отметила, что муж довольно неплохо выглядит: бодрый, подтянутый, веселый, с румянцем во всю щеку, который был не в силах скрыть даже тусклый свет фонарей, тщетно пытавшихся разогнать темноту. В нем Антон выглядел лет на десять моложе, и Марина с трудом подавила горестный вздох: время благоволит мужикам. Ведь она сама даже в кромешной тьме не тянет на двадцать пять, а вот Антон - вполне. Вот что значит человек нашел свое призвание и цель в жизни. В отличие от нее, пустившей свою судьбу под откос.
        - Кируся! Как дела?  - Антон быстро подошел к дочери и клюнул ее в щеку, одновременно протягивая увесистую поклажу.  - Это тебе, доченька, вот, гостинцев принес. Тебе витаминки нужны, поешь.
        - Спасибо, папа.  - После недолгого колебания Кира все-таки взяла пакет, предварительно бросив быстрый взгляд на мать и заметив ее едва заметный кивок.
        - Мариша, ты все тащишь и тащишь, давай помогу!  - В любой ситуации Антон оставался джентльменом, за это она его, наверное, и полюбила в свое время.
        Ей, выросшей в рабочем районе, где мужчины были не приучены открывать перед женщинами двери, пропускать их вперед, дарить цветы без повода и брать на себя часть их ноши, Антон показался чем-то сродни английского принца. И после свадьбы он ничуть не изменился. Так и оставался хорошим, милым чудаком.
        - Антон, ты зайдешь? Чаю попить,  - автоматически предложила Марина.
        - Мариша,  - привычно запротестовал муж в ответ. Но Марина уже нашла необходимые слова:
        - Антош, надо хоть раз в день нормально поесть, не дело это - без горячего. Я твои взгляды уважаю, поэтому принесла тебе то, что у девочек в столовой оставалось. Все равно на выброс собирались отдать, а так всем хорошо.
        Кодовая фраза «на выброс» оказала магическое воздействие на Антона. Расправив и без того прямые плечи и проведя рукой по коротким волосам, он по-военному быстро кивнул и затрусил к подъезду. Марина посмотрела на загрустившую дочь и ласково потрепала ее по плечу, прочитав нехитрые Кирины мысли. Та мрачно зыркнула на мать, но Марина ей улыбнулась и пожала плечами, призывая дочь не сердиться. Родителей не выбирают.
        Спустя двадцать минут вся семья собралась на миниатюрной кухне, где Марина принялась раскладывала еду по тарелкам, предварительно ее разогрев. Антон еще раз сурово осведомился, точно ли то, что ему предлагают, должно было сегодня отправиться на помойку, и, получив утвердительный ответ, с удовольствием принялся за горячий ужин.
        Кира молча последовала его примеру, но спустя пару минут Антон засуетился и, достав из кармана видавший виды телефон, включил на нем допотопную камеру и принялся снимать содержимое тарелки. Затем протянул телефон жене.
        - А ну сними, как я ем.
        Жизнь с Антоном научила ее не задавать лишних вопросов, чтобы избежать дополнительных травм. Марина принялась покорно снимать, как муж показательно ест на камеру. Спустя несколько минут он сделал ей знак прекратить съемку и вернуть телефон.
        - Кстати, Марин, ты умница, такую тему подала. Я ведь про общепиты еще ничего не говорил,  - сообщил он жене, засовывая телефон в карман потертых брюк и тщательно подъедая остатки на тарелке.  - Сколько же всего там пропадает! И, насколько я знаю, остатки запрещают передавать нуждающимся. Интересно, почему? Мне стоит поднять эту тему!
        - Папа, мне нужно поехать в теннисный лагерь во Францию,  - тихо сообщила Кира, аккуратно заканчивая свою порцию и ставя тарелку в мойку. Обернувшись, она уставилась на отца, ожидая ответа. Тот сделал вид, что не услышал ее реплику.
        - Господи, да мы же можем устроить пикет под администрацией и потребовать, чтобы все эти ваши супермаркеты, столовые, рестораны и проклятые кулинарии обязали отдавать излишки нуждающимся! Это же преступление против человечества - выбрасывать столько всего на помойку!  - продолжил разглагольствовать Антон.
        - Папа,  - Кира повысила голос, прерывая поток отцовского красноречия,  - мне очень нужно поехать в этот лагерь до того, как я буду играть национальное первенство. Без него у меня нет шансов.
        Делать вид, что он не расслышал, больше не представлялось возможным. Антон откашлялся и отвел глаза куда-то к окну, словно пытаясь рассмотреть за ним ответ на неудобный вопрос.
        - Дочь, через пять лет наша планета пройдет точку невозврата,  - после затянувшейся паузы сообщил он,  - о чем ты вообще думаешь?
        - Я думаю о том, что мне нужно выиграть национальный турнир. Если мне повезет, то после выигрыша мне дадут вайлд-кард на какой-нибудь крупный международный турнир. И если я там проявлю себя, то наконец-то смогу начать зарабатывать деньги. Часть из которых я отдам на благотворительность.
        Марина с трудом сдержала улыбку гордости. Она отвернулась, чтобы Антон ничего не заметил и не догадался, что им пытаются манипулировать. Ее дочь так быстро и незаметно повзрослела и до стольких вещей дошла самостоятельно, что она и ахнуть не успела. Поняла, какой единственно верный аргумент она может использовать, чтобы убедить отца.
        - Но до этого ты проделаешь несколько дыр в атмосфере, загрязнишь ее ездой на автомобилях и поеданием всего того шлака, который вам дают спонсоры, и тем самым поощришь этих преступников-рекламодателей, провоцирующих мир на избыточное потребление!  - визгливо возразил Антон.
        - Папа, я могу поехать на перекладных, а по пути питаться тем, что ты для меня раздобудешь,  - тут же нанесла ответный удар Кира, и Марина снова отвернулась, чтобы громко не рассмеяться.
        Антон, вопреки обыкновению, тоже заметил издевку в словах дочери.
        - Ну знаешь ли,  - забормотал он, выскакивая из-за стола, аккуратно складывая салфетку, предложенную ему Мариной, и пряча ее в карман. Спустя минуту хлопнула входная дверь, а мать и дочь переглянулись, в очередной раз молча вспоминая, почему теперь они не живут с Антоном.
        Не говоря ни слова, Кира вышла вслед за отцом в коридор, а затем вернулась с преподнесенным им пакетом. Распаковала, задержав дыхание, и, открыв мусорное ведро, выбросила не глядя все содержимое. Немного подумав, запихнула в ведро и сам пакет. Марина, подойдя к дочери и немного отодвинув ее в сторону, достала с небольшой полочки, где хранила чистящие средства, очиститель на основе хлора, открыла мусорное ведро и щедро залила подарок мужа. Затем ловко закрыла мусорный мешок, вышла из квартиры и отправила его в мусоропровод, чудом уцелевший в их доме.
        Вернувшись и тщательно вымыв руки, Марина перевела взгляд на дочь, потупившую взгляд.
        - Рассказывай.
        Вздохнув, Кира принесла матери распечатку, которую передал ей Борис. Та перечитала ее несколько раз, прежде чем подняла глаза на дочь.
        - Мам, я могу и не ехать. Ты же знаешь, я до финала дойду скорее всего и так, просто в финале Аня, а она была в этом лагере на зимних каникулах…  - начала оправдываться Кира, а Марина подняла руку, останавливая поток красноречия дочери.
        - Ничего, доченька, я что-нибудь обязательно придумаю. Надо - значит, надо. Найдем деньги. Я кое-что откладывала на твой день рождения, если что займу, на работе поговорю,  - храбро затараторила Марина, тщательно следя за тем, чтобы в голосе не проскользнула нотка отчаяния.
        Она перевела взгляд на карту желаний, которую они с дочерью смастерили под новый год и повесили на кухне, регулярно пополняя ее понравившимися картинками из журналов. Недолго думая, прикрепила к ней информацию, переданную Борисом. Конечно, она не была столь наивна, чтобы верить, будто бумажка на стене поможет Кирусе отправиться во французский лагерь, но помешать она точно не помешает.
        Стараясь не выдать собственной растерянности и замешательства, Марина коротко попросила дочь:
        - Поставь чайник, Кируся.
        - Мама, а что у тебя с руками?  - Широко раскрытыми глазами дочь уставилась на материнские руки, которые из-за тусклого света лампы не сразу бросились ей в глаза. Выглядели они и правда неважно: красные, опухшие, покрытые странной сыпью вперемешку с созревшими волдырями. Марина мысленно чертыхнулась - зачем выставила на обзор?
        - Ничего, это тетя Валя мне новый крем подогнала,  - сочинила она на ходу,  - а мне он явно не подошел, теперь вот аллергическая реакция. Но пара дней, и все будет в порядке, не переживай.
        - Правда?  - усомнилась Кира.
        - Правда,  - бодро соврала Марина, борясь с желанием почесать распухшие руки и опустить их в лед. Потом, когда Кира уснет.
        - А теперь своими словами, что это за лагерь такой?  - потребовала она.
        - Он принадлежит Патрику Муратоглу.  - Успокоенная материнским враньем, Кира быстрыми привычными движениями заварила чай и принялась разливать его по чашкам. Марина тем временем пристроилась на своем любимом месте возле холодильника.
        - Что за зверь такой?  - хихикнула Марина. Несмотря на внезапно обрушившееся на голову известие, которое, несомненно, влекло за собой новые хлопоты, хорошее настроение возвращалось. В этом была вся Марина, неспособная грустить дольше десяти минут.
        - Это не зверь,  - улыбнулась дочь, расслабляясь и успокаиваясь: мама в хорошем настроении, значит, непременно что-нибудь придумает.  - Это тренер Серены Уильямс.
        -
        Ночь она, ожидаемо, провела без сна, чувствуя себя единорогом на эмоциональной радуге. Разнообразные оттенки чувств и эмоций сменяли друг друга, заставляя то плакать, то смеяться, то корить себя, то подбадривать. Из ямы отчаяния она вдруг взлетала на вершины оптимизма, пыталась себя успокоить и мыслить трезво, но не получалось. Проворочавшись до полуночи на диване, внезапно ставшим жестким и неудобным, Марина тихонько вышла из комнаты и отправилась на кухню. Тщательно притворив за собой дверь, она достала из заначки спички и сигареты, а из холодильника банку - варенья. Включила чайник и, заварив крепкий чай, принялась размышлять.
        Ей нужно четыре с половиной тысячи евро, чтобы отправить Киру в лагерь на две недели. Да, у нее есть жалкие сбережения. Валентина наверняка займет еще несколько сотен. Антона надо будет потрясти основательнее. Принципы принципами, но на кону будущее дочери. По подружкам можно будет стрельнуть, но этого все равно не хватит. Где и как она может заработать? На панель ее явно не возьмут - Марина хихикнула от одной мысли. В тридцать пять лет она ощущала себя полностью вышедшей в тираж.
        Она взглянула в окно, которое сгустившаяся на улице тьма превратила в зеркало. Оттуда на нее смотрела симпатичная худенькая блондинка средних лет. Распущенные на ночь светлые пушистые волосы, добрые грустные глаза - окно не отражало их цвет - светло-серый. Тонкий нос и красиво очерченные губы. Из-за усталости и недоедания щеки давно впали и очертили высокие скулы. Марина критически осмотрела собственное отражение. Нет, безусловно, есть разные извращенцы, но на них она и сама не согласится. Должен же быть какой-то другой способ для честной женщины заработать несколько тысяч евро?
        Кредит она брать боялась: отдавать вместе с долгами подругам будет просто не из чего. Зарплата кассира в супермаркете и то, что она зарабатывала уборкой, практически полностью уходили на их скромные повседневные нужды и оплату турниров, которые регулярно играла Кира. До определенного времени теннис - это только расходы.
        На гонорары дочери пока что рассчитывать не приходилось. За редким исключением юниоры ничего не зарабатывают, деньги начинают приходить, лишь когда игрок оказывается в первых двух сотнях. Но Кира ни за что в жизни туда не попадет, если не будет тренироваться на международном уровне.
        Собственно, выхода у нее было два. Просить Ксению и Глеба об увеличении объема работ и, соответственно, зарплаты и сделать все возможное, чтобы ей выплатили эту повышенную зарплату авансом. В конце концов, она у них работает уже много лет, наверняка они ей доверяют и не откажут.
        А второй - это посыпать голову пеплом, поговорить с Зоей и пообещать ей больше никогда не разговаривать с клиентами. Марине тут же стало грустно: почему из-за ее неспособности заработать деньги должен страдать несчастный старик? Марина попыталась прогнать эти мысли. Ей пора, наконец, подумать о себе и перестать жалеть всех на свете.
        К четырем утра банка варенья опустела, от количества выкуренных сигарет мутилось в глазах и голове, но мышление было на удивление ясным и четким. Возможно, помог адреналин. Она знала, что нужно делать.
        Отварив рис, закутав его и оставив под подушкой, она быстро приняла душ, подкрасилась и отправилась в Приусадебное на первом же автобусе.
        Заспанная экономка шепотом сообщила ей, что хозяева еще спят, но они с Мариной могут выпить кофе в тишине и спокойствии и немного поболтать. Марина чуть было не поддалась соблазну, тем более что сегодня она осталась без традиционной чашки кофе (так и не пополнила запасы), но сумела совладать с собственными желаниями и, перемотав зудящие и опухшие руки эластичным бинтом и натянув сверху две пары перчаток, принялась за уборку новыми средствами.
        К моменту, когда Ксения спустилась вниз, все сияло от чистоты. Хозяйка не ошиблась: новые средства действительно давали чудодейственный эффект, плохо было лишь то, что Марина с трудом дышала и ощущала, как руки раздулись еще больше, и ей казалось, что с них в режиме реального времени слезает кожа. Но хозяйке ни в коем случае не стоило об этом говорить, тем более в свете всего происходящего.
        - Марина, вы сегодня так рано?  - тихо прошелестела удивленная Ксения, запахивая эфемерный халатик, подчеркивающий бесконечные стройные ноги, и тщательно принюхиваясь к запаху после уборки.
        Реклама не соврала - средства почти не пахли, но проветрить все равно не помешает. Она немного подумала, не открыть ли ей окно прямо сейчас, но толком еще не проснувшийся мозг отчаянно сопротивлялся. Ей хотелось побыть в тепле и одиночестве: Глеб снова поздно лег и храпел немилосердно, она не выспалась! Все, что ей нужно,  - это чашка кофе и лента со сплетнями о светской жизни. Принесла ж нелегкая эту Марину с утра пораньше. Ксения с трудом сдержалась, чтобы не поморщиться, но Марина словно прочитала ее мысли и заторопилась:
        - Ксения Львовна, вы извините, если беспокою, я просто хотела узнать, может быть, я могла бы делать еще какую-то работу для вас? Все, что вы скажете. Могу приезжать пораньше и готовить. Сейчас весна, может, в саду что-нибудь сделаю? У меня с растениями хорошо получается,  - забормотала Марина, злясь на саму себя. Сегодня ночью она составила убедительную, как ей казалось, речь, даже написала ее на бумажке и попыталась выучить по пути на работу, но измученный терзаниями мозг просто отказался слушаться, и вместо стройных логичных фраз в голове образовалась жуткая каша.
        - Вам что, нужны деньги?  - слегка поморщилась Ксения, прерывая поток красноречия. Хорошенькая головка начинала болеть, и хотелось, чтобы прислуга убралась с глаз долой. Вот же ж настырная и нечуткая какая! Неужели не видит, как ей плохо?
        - Да, нужны,  - просто кивнула Марина и уставилась на хозяйку, невольно любуясь ее красотой.
        Наверное, они ровесницы, но Ксения на порядок роскошнее и холенее. Ну до чего же хороша - загляденье! Хоть сейчас на обложку журнала. Марина не испытывала ни малейшей зависти и была уверена, что у Ксении наверняка тоже есть собственные проблемы, ведь идеальной жизни не существует. Но она не могла отказать себе в желании полюбоваться такой красотой, как произведением искусства. Хотя дышать ей становилось все труднее. Как и Ксении, ей хотелось вырваться на свежий воздух и глубоко вдохнуть, чтобы немного проветрить легкие.
        - И на что же они вам нужны?  - не удержалась Ксения. Интересно, какие мечты и желания могут быть у прислуги? Купить в кредит недорогую иномарку? Взять ипотеку? Нет, скорее всего, поехать в Турцию.
        - Мне нужно отправить дочь в дорогой спортивный лагерь,  - бесхитростно призналась Марина.
        - Спортивный лагерь?  - Ксения наконец-то проснулась. Она ожидала услышать что угодно, но только не это.  - Ваша дочь, что, спортом занимается?
        - Да,  - кивнула Марина и улыбнулась,  - теннисом. Она сейчас первая юниорская ракетка страны.
        Ксения открыла рот, чтобы что-то сказать, но так и застыла, переваривая услышанное. Дочь поломойки первая ракетка страны? Да быть того не может, откуда у нее деньги? Марина продолжала улыбаться, глядя на нее, и Ксения поняла, что выглядит нелепо. Прикрыв рот, она нерешительно кивнула и после недолгого раздумья предложила:
        - Хорошо, я думаю, вы могли бы и на втором этаже чистить туалеты и ванные.
        В последнее время она была не очень довольна тем, как ее горничная справлялась с работой, а эту Марину можно будет заставить чистить сантехнику зубной щеткой хоть каждый день.
        Вчера она допоздна смотрела британское шоу, в котором одна любительница чистоты именно так поступала со своим унитазом и даже лично облизнула его на камеру в конце чистки, доказывая, что ни один микроб не выжил после хлорки и зубной щетки. Вначале это вызвало чувство гадливости, а потом восхищения: какая же, должно быть, у этой сумасшедшей атмосфера чистоты!
        Сама Ксения, может, и хотела бы, но просто не могла себе позволить сутками убирать и начищать фаянс, ведь надо было беречь руки и вообще соответствовать тому обществу, в котором они с Глебом вращались. А в нем хозяйки понятия не имеют, как зовут прислугу, чистящую унитазы. Но Ксения, помешанная на контроле, втайне от подруг держала весь процесс под неусыпным надзором. Сама отбирала персонал, сама закупала средства, задавала требования и контролировала результат. Такие вещи, как чистота и стерильность, нельзя пускать на самотек.
        - Спасибо вам огромное, Ксения Львовна,  - расцвела Марина, с трудом удерживаясь от того, чтобы кинуться на шею работодательнице и расцеловать ее,  - вы не пожалеете!
        - Надеюсь,  - царственно кивнула та, снова вспоминая о чашке кофе,  - приходите завтра в это же время, я выдам вам новые средства и инструменты. Первая неделя будет испытательной. Я посмотрю, как вы справляетесь.
        - Хорошо,  - снова просияла Марина. От радости цепкие лапки аллергии немного ослабли, и стало возможно нормально дышать.
        Ксения снова кивнула, давая понять, что разговор окончен, и поплыла по воздуху на идеально чистую кухню, чтобы наполнить чашку тонкого фарфора ароматной арабикой.
        - Ксения Львовна, и еще,  - робко пробормотала ей вслед Марина, а Ксения почувствовала, как в висок застучали тонкие молоточки. Нет, все эти домашние хлопоты определенно подорвут ее здоровье!
        - Да?  - пытаясь звучать безукоризненно вежливо (где-то она услышала, что класс человека определяется именно по тому, как он общается с прислугой), она повернулась к Марине и нетерпеливо уставилась на нее, посылая мысленные сигналы ускориться.
        - После испытательного срока - если я его пройду, разумеется - вы не могли бы выплатить мне авансом зарплату за несколько месяцев? Мне очень нужно,  - забормотала Марина, немедленно смутившись. Она так и не научилась просить деньги, даже если они были законно ею заработаны.
        - Авансом?  - от удивления Ксения переспросила нормальным голосом, в котором послышались скрипучие нотки.
        - Да, мне очень нужно, этот лагерь - он будет уже в следующем месяце, и Кирусе надо в него попасть до национального первенства.
        - Знаете, Марина,  - Ксения дернула головой и зябко пожала плечами,  - теннис - это очень дорогой вид спорта, на одних авансах вы долго не протянете.
        - Я знаю, просто сейчас это исключительный случай,  - Марине вдруг стало очень неприятно и захотелось прекратить разговор, хотя ничего такого Ксения и не сказала. Теннис действительно был дорогим видом спорта, это чистая правда. Но почему же она настолько неприятна?
        - Я посмотрю, что можно сделать,  - подытожила Ксения, приходя в себя и снова переходя на полушепот. Повернувшись к Марине спиной, она явственно дала понять, что теперь разговор точно окончен.
        Стараясь не дышать и не производить лишний шум, Марина тихонько попятилась к выходу. Уже возле входной двери вспомнила, что так и не сняла перчатки, в которых мыла пол. Беспомощно покрутила головой в поисках ножниц или любого острого предмета, который помог бы ей избавиться от сдавившей руки резины.
        - Я же говорила, что у нее голос противный.  - Галина беззвучно появилась у Марины из-за плеча и протянула ножницы. Наверняка подслушивала, но Марине было все равно. Впервые в жизни она согласилась с Галиной в оценке хозяйки.
        Взяв ножницы, Марина попыталась поддеть упругую желтую резину, но пальцы не слушались.
        - Давай, помогу,  - засуетилась Галина, а Марина внезапно испугалась, что экономка может увидеть ее руки. Вдруг она тоже решит, что она заразна, и нажалуется хозяйке? Тогда та и на пушечный выстрел не подпустит ее к своим драгоценным унитазам на втором этаже. Вспомнив о том, что ей назначен испытательный срок, Марина с трудом сдержала смешок. Очень ответственная работа, однако, мало кто справится.
        - Да нет, спасибо, не стоит, я сама,  - забормотала она, но экономка, не слушая возражений, ловко поддела край перчаток, сделала надрез и парой ловких движений избавила Марину от резиновых пут. Уставилась на эластичные бинты.
        - Это что такое?  - почему-то перешла она на шепот, со страхом оглядываясь на двери, что вели в кухню и столовую. Оттуда раздавалось мирное журчание кофе машины. Хозяйка делала уже вторую чашку, голова болела, сейчас будет минимум час сидеть на декоративном диванчике в зимнем саду, рассматривать журналы с последними модными коллекциями и читать сайты со сплетнями.
        - Да руки что-то разболелись, к врачу надо, может, артрит,  - отчаянно соврала Марина и покраснела. Нет, она не была святой, но врать не любила. Это всегда заставляло ее чувствовать себя неловко, казалось, что все окружающие догадываются, о чем она врет. А врать в последнее время ей приходилось непозволительно часто.
        Галина тем временем, не слушая слабые возражения Марины, ловко разбинтовала ее опухшие руки (местами бинты промокли и успели присохнуть к ранам, причиняя боль) и уставилась на кровавое месиво, в которое те превратились. Марина сглотнула при виде собственных рук: она и не подозревала, что дело настолько плохо.
        - Матерь Божья,  - не сдержавшись, ахнула Галина,  - это же те дурацкие новые средства, да? Что она тебе дала?
        - Ну, я не знаю, я не уверена, вообще мне надо к врачу.  - Марина попыталась изъять у Галины бинты, но та сделала шаг назад.
        - Ты что, без рук остаться хочешь?  - повысив голос, но стараясь говорить шепотом, прошипела она.  - Или вообще отравиться? Нимфа наша с ума сошла со своей чистотой, сидела бы в барокамере - там микробов нет, что ж она с людьми творит-то? Ты ей скажи, что больше с этим работать не будешь. Угробишь себя.
        - Буду, Галя, буду.  - Вздохнув, Марина сделала шаг по направлению к экономке и, забрав у нее бинты, бестолково запихнула их в сумку.  - Завтра я приеду в это же время. Хозяйка дала мне возможность чистить ее личные туалеты.
        -
        Кофе в тишине попить так и не удалось. Глеб спустился через десять минут после ухода надоедливой прислуги. Ксения только-только прикрыла глаза, цедя сквозь мелкие жемчужные зубки длинный глоток, как супруг вошел в зимний сад, решительно направился к ней, чтобы поцеловать, но в последний момент сменил траекторию, взял с низкого кованого столика свежий журнал (кто в наше время вообще читает журналы?) и присел в кресло напротив жены.
        Опустив крошечную изящную чашечку костяного фарфора, Ксения подняла глаза на Глеба и стала похожа на обиженного олененка Бэмби. В последнее время между ними было все больше недосказанности. Все чаще он оставался ночевать на диване в кабинете (чтобы не беспокоить храпом, но она-то все понимала), все сильнее хмурился, получая ежемесячные счета.
        - Ксюша.  - Прокашлявшись и нервно листнув пару до зевоты скучных страниц делового еженедельника, Глеб отложил журнал в сторону и уставился на жену. Сейчас или никогда.
        - Да?  - прошелестела Ксения, отставляя в сторону чашку и кладя ногу на ногу, не давая ему сосредоточиться.
        - Что это за запах?  - Глеб нервно дернул носом и ослабил галстук.
        Значит, с самого начала ему не показалось. Аромат растений, зимующих в теплице, перебивал мерзостный смрад, в котором он распознал хлорку и еще какую-то дрянь. Именно он помешал поцеловать жену. Ему показалось, что запах исходит от нее самой.
        В последнее время Ксюша просто помешалась на чистоте, заставляя бедных работниц вычищать все до блеска. Доктора говорили, что это часть ее болезни - полного неприятия себя. Вначале была булимия, от которой он ее вылечил. Затем депрессия: Ксюша, весившая сорок восемь килограмм, казалась себе чудовищно толстой, била зеркала и в незадавшейся модельной карьере винила лишний вес. Доктора не справились, пришлось положить ее в клинику. После курса лечения она на некоторое время пришла в себя, впрочем, все так же замещая почти все приемы пищи чашкой кофе, но немного повеселела, и у нее появились другие интересы кроме пищевого дневника.
        Ксюша полюбила чистоту. Причем полюбила ее с такой силой и страстью, что ей становилось физически плохо, стоило заметить хотя бы небольшое пятнышко на идеально чистой поверхности или почувствовать посторонний запах. Дом наводнил штат домработниц, но и сама Ксюша тайком, когда она думала, что ее никто не видит, щедро заливала термоядерными средствами все, до чего могла дотянуться, а затем с упоением терла, скребла, скоблила. Он подозревал, что жена и себя моет с дезинфекторами и с удовольствием вымыла бы его, если бы он только позволил. Каждый раз, стоило ему войти в спальню, она робко интересовалась, принимал ли он душ, хотя это было очевидно - каждый вечер он мыл голову и ложился спать с влажными волосами. Вскоре Глеб понял, что жену смущает даже запах чистого тела, и своими наводящими вопросами она дает понять, что просто не принимает его, боится бактерий, которые он переносит, считает недостаточно чистым.
        Так как мыться хлоросодержащими препаратами он напрочь отказывался и с трудом сдерживался, чтобы снова не отправить жену на прием к очередному специалисту, то ему приходилось все чаще ночевать в кабинете, где жена не могла учуять его запах.
        Ксюша в ответ на столь радикальные меры начала грустить и чахнуть. Это был замкнутый круг, который надо было разорвать, только вот Глеб не знал, с чего начать и как это сделать без помощи психиатров.
        Хотя жена сейчас была не основной его проблемой. Намного больше его смущали потери собственного бизнеса. Вот уже пятнадцать лет компания Глеба занималась строительством жилья. Они строили много и активно, но в их портфолио не было монструозных многоэтажек с крошечными коморками, больше смахивающими на пчелиные соты, чем на место, пригодное для жизни. Нет, Глеб Петрович был эстетом до мозга костей и ни при каких обстоятельствах не согласился бы на такую халтуру.
        Его компания «ГП» специализировалась на строительстве «художественной» недвижимости - элитных клубных домов, которые сочетали в себе современную функциональность и красоту эпохи ренессанса. Они выкладывали мозаикой панно в парадных, выковывали вручную перила, выстилали площадки между этажами лучшими образцами метлаха, а сами квартиры были настоящим произведением искусства. В изразцовых печах прятались современные духовые шкафы, изящная лепнина высоких потолков напоминала старинные дома Петербурга, а огромные залы с наборным паркетом словно приглашали устроить настоящий бал.
        Вначале желающих было много. «Дома от ГП» стали настоящим трендом, на квартиры выстраивались целые очереди, а места в списке ожидания выкупались за несусветные деньги. Но мировой кризис и архитектурные тенденции внесли свои коррективы. Наигравшись, состоятельные люди переметнулись к лаконичному современному дизайну: функциональному, не предполагающему красоты.
        А Глеб не смог перестроиться, потому что ему на глубинном уровне претил подобный подход. К своему огромному сожалению, он унаследовал от отца умение видеть и чувствовать красоту и просто физически не мог заставить себя строить безликие недорогие муравейники. Глеб был уверен, что стоит ему поступиться своими принципами ради денег - он перестанет получать удовольствие от работы. А отец всегда говорил, что человек должен заниматься только тем, от чего получает настоящее удовольствие, и тогда ему будет сопутствовать успех. Конечно же, он ошибался, но успел прошить эту установку на молекулярном уровне Глеба. Наверное, поэтому Глеб и выпал из обоймы удачливых застройщиков.
        Вчера ему отказали в очередном кредите, и сегодняшний счет за новые чистящие средства, щедро закупленные Ксюшей, на который он еще год назад и внимания бы не обратил, привел его в бешенство.
        - Запах?  - удивленно переспросила Ксения, не имеющая ни малейшего понятия о сложностях мужа и том, что на самом деле происходит в его жизни. Она была женщиной-трофеем, женщиной-украшением, а не боевой подругой, с которой делишь горести и невзгоды.
        - Странно,  - она повела изящным переделанным носиком и стала похожа на маленького милого кролика, которого так и хочется потискать и прижать к себе покрепче, оградив от новостей о грядущем банкротстве,  - я ничего не чувствую. Наоборот, я сейчас закупила средства, которые не дают никакого запаха.
        Глеб протянул руку, бесцеремонно взяв чашку жены с остатками кофе, и выпил ее одним махом.
        - Ксюша,  - продолжил он, возвращая чашку на место и поднимая глаза на жену. Та впервые заметила, что муж осунулся, похудел, под серыми глазами залегли такие же серые тени, а в темно-русых коротко стриженных волосах показалась первая седина.
        - Да, Глебушка, пока не забыла.  - Ксюша, обладавшая звериным чутьем, почувствовала неладное и залопотала, не давая мужу возможность обрушить на нее бомбу:  - Наша… э-э-э… помощница Марина попросила дополнительную работу. У нее дочка играет в теннис, представляешь? Ха-ха, кто бы мог подумать. Так вот, Марине очень нужны деньги для какого-то там лагеря, она наивно думает, что дочка и дальше сможет играть в теннис на ее зарплату. Но это ее дело, конечно, она спросила, а я подумала предложить ей мыть наши ванные и туалеты на втором этаже, что скажешь? Разумеется, если она пройдет испытательный срок.
        - Испытательный срок для мытья туалетов?  - ошарашенно переспросил Глеб, глядя на жену. Та, похоже, совсем оторвалась от реальности.
        - Да,  - радостно подтвердила Ксения.  - Так что скажешь?
        - Скажу, что это не очень хорошая идея.  - Откашлявшись, Глеб взял себя в руки и уставился сквозь идеально вымытое окно зимнего сада на улицу, где снова зарядил дождь.  - Я боюсь, что…
        И как в безыскусной мелодраме, зазвонивший телефон не дал ему закончить начатое предложение. По всем законам жанра известие, которое ему сейчас сообщат, было призвано изменить ход событий.
        - Я слушаю,  - ответил Глеб неизвестному абоненту, хотя в последнее время звонки с незнакомых номеров он игнорировал, но сейчас он был рад образовавшейся передышке.  - Да, это я.
        Он встал, сделал шаг в сторону и взялся за спинку кованого стула, словно предчувствуя, что земля может уйти из-под ног.
        - Что?  - только и сумел прошептать он в ответ на известие, сообщенное ему незнакомым казенным голосом.
        -
        Просьба о повышении и эмоциональный разговор с Галиной оставили неприятный осадок, но Марина умудрилась и в нем отыскать что-то хорошее. Уровень адреналина зашкаливал, собственный запас негативных эмоций на сегодняшний день был израсходован, поэтому предстоящий разговор с Зоей был не так страшен.
        В автобусе Марина щедрым слоем нанесла на зудящие руки чудо-крем, который дала ей Валентина. Все-таки вчера он ей помог. К утру отек спал, да и волдыри скукожились, вместо того чтобы надуться и лопнуть. Правда сейчас они снова воспряли духом и выглядели гаже некуда, но Марина все же надеялась, что крем ей поможет. Отыскав в сумке пару тонких перчаток, она натянула их на руки, надеясь, что так крем лучше впитается. Зуд утих, боль отступила, и ей даже удалось немного подремать в теплом автобусе под звук моросящего дождя. Поэтому к супермаркету Марина подходила уже в отличном расположении духа.
        Зоя была на рабочем месте, суровая и неприступная, но перед ней не было необходимости юлить или унижаться, как перед Ксенией Львовной. И ее Марина не боялась. Ведь с Зоей они были в одной лодке: две неудачницы, просто одной из них удалось занять место в тонущей лодке немного повыше. Поэтому о своих нехитрых бедах и печалях она поведала начальнице неспешно и даже с юмором, закончив свой рассказ просьбой о повышении.
        - Старшим кассиром?  - недоверчиво переспросила Зоя, выслушав Марину.
        - Да, если можно,  - кивнула та.  - Мне кажется, я готова. Я ведь здесь дольше всех работаю, все знаю, людей люблю.
        - Да ты давно готова, Марина,  - неожиданно очень по-человечески вздохнула начальница,  - вот только твоя доброта и болтливость не дают тебе двигаться дальше. Ну ты посмотри, кого у нас подняли? Таньку? Да ведь она тупая как пробка.  - Лицо Зои скривилось.
        С Татьяной они по непонятным причинам друг друга ненавидели, и решение о переводе той в старшие продавцы далось Зое нелегко. Но начальство свыше постоянно требовало обучать новый персонал (по весне сотрудники все чаще уходили из супермаркета в поисках других, более перспективных мест, и требовались люди, которые могли бы обучать новичков), а кроме Татьяны повышать было некого: все остальные не задерживались здесь больше года.
        - Зоечка,  - мягко прервала ее Марина, не желая выслушивать жалобы на подругу. Зоя тут же заворчала:
        - Да знаю, знаю, что ты с ней дружишь. Только ты, наверное, и можешь дружить с этой стервой. В любом случае, ты же понимаешь, что если я переведу тебя в старшие, то болтать у тебя ни с кем не получится, даже с твоим кавалером,  - топорно попыталась пошутить Зоя, но Марина не сразу поняла, что это шутка.
        - Он не…  - начала было возмущаться она, но Зоя ее перебила, махнув рукой.
        - Да знаю, знаю, хотя он тобой интересовался, даже спрашивал у меня твое полное имя-отчество и дату рождения,  - подмигнула Зоя.  - Наверное, хотел узнать, не старовата ли ты для него.
        - Ты шутишь?  - обалдела Марина и почувствовала смутное беспокойство.  - Зачем Петру Никаноровичу эта информация?  - Но додумать не успела: Зоя, уже забывшая о старике, деловито продолжала:
        - Сделаю тебя старшей хоть сегодня. У нас два стажера, еще тупее Таньки, у меня на них нервов не хватает…
        - Зоечка!  - Марина чуть не захлебнулась от счастья и в порыве чувств обняла начальницу. Та, явно не привычная к публичным проявлениям нежности, да и вообще к нежности, одеревенела, неестественно выгнулась, а затем покровительственно похлопала Марину по спине.
        - Никакой болтовни,  - снова предупредила она, пытаясь выглядеть суровой, но затем все-таки не выдержала и крепко обняла Марину в ответ.
        Объятия были нужны ей самой, ведь ее так давно никто не обнимал. Смутившись от собственного эмоционального порыва, Зоя так же быстро отпрянула, снова став сухой и неприступной. Пообещала, что отдаст приказ о переводе, рассказала об испытательном сроке и пообещала внимательно приглядывать за Мариной, чтобы ту снова не погубили доброта и болтливость.
        После эмоционального объяснения с начальницей окрыленная Марина направилась в курилку, где тут же поделилась новостью со всеми присутствующими. Выслушав восторженные поздравления от коллег, давно твердивших, что она засиделась, Марина приступила к выполнению новых обязанностей.
        Первая практикантка, Гаянэ, показалась ей очень старательной и милой девушкой, и они быстро нашли язык. Пользуясь отсутствием посетителей, она рассказала Гаянэ про шпаргалки, про документы для покупки алкоголя, про штрафы и провела небольшую лекцию в хлебном и овощном отделах, объясняя разницу между краснодарскими и испанскими помидорами.
        - Как вы их отличаете?  - прошептала оглушенная потоком новой информации Гаянэ.
        - Краснодарские пахнут, а испанские - как пластмасса, но красивые,  - хихикнула Марина, и Гаянэ недоверчиво посмотрела на новую начальницу.
        За несколько месяцев это была ее третья попытка устроиться на работу. На двух предыдущих она все время попадала в ловко расставленную западню, высказывая истинное мнение об ассортименте магазина, за что и была уволена, так толком и не приступив к выполнению обязанностей. Но Марина показалась ей такой теплой и искренней, что девушка решила снова наступить на те же грабли.
        - Точно, есть их невозможно.  - Гаянэ улыбнулась ей в ответ, а Марина, почувствовав вдохновение от столь быстро установленного контакта, предложила девушке вернуться на кассу, по пути раскрывая маленькие хитрости.
        - С семи до двенадцати пенсионерам у нас положена скидка по социальной карте, но я пробиваю ее и после полудня, мне не жалко. Зоя тоже глаза закрывает - делает вид, что не замечает. Нам мелочь, а старикам приятно. А еще я частенько спрашиваю у женщин средних лет паспорт, когда они покупают сигареты или алкоголь,  - начала делиться она.
        - Зачем?  - Гаянэ была сбита с толку: эта теплая солнечная женщина была так непохожа на всех тех, с кем ей приходилось сталкиваться раньше. Ей одновременно хотелось довериться ей и подружиться и в то же время приходилось соблюдать дистанцию, ведь Марина была ее начальницей.
        - Ну, мне это ничего не стоит, а им очень приятно,  - улыбнулась Марина и бросила взгляд на часы - полдень. Сейчас придет Петр Никанорович, и ей предстоит выдержать бой с собственной совестью.
        Марина решила, что быстро обрисует старику ситуацию и объяснит, почему не может больше уделять ему внимание. Так будет честно. Оставалось лишь надеяться, что он поймет.
        Они вернулись за кассу, где Гаянэ прошла первое боевое крещение - пробила товары и правильно обозначила вид сдобы, найдя его код на подсказках.
        Марина бросила встревоженный взгляд на входную дверь. Обычно по старику можно было сверять часы, но сегодня он почему-то задерживался. Неожиданно Марина почувствовала тревогу. А что если ему стало плохо, а рядом никого нет? До ее обеденного перерыва оставалось еще полчаса, но, будучи занятой со стажером, она пропустила две положенные ей пятнадцатиминутные паузы. Воспользуется служебным положением и приплюсует их к обеду, чтобы… Чтобы что? Отправиться на поиски Петра Никаноровича?
        Да что она вообще знала о старике кроме имени? Она не имела ни малейшего понятия, даже где тот живет. Бросая время от времени встревоженный взгляд на часы, она все еще надеялась, что Петр Никанорович просто опаздывает - мало ли дел у человека? Он обязательно придет за своим стандартным набором продуктов. Но равнодушная стрелка часов медленно переползла к часу, а старик так и не появился.
        - Мариш, обедать идешь?  - позвала Танька, подходя к ее кассе и окидывая полным презрения взглядом Гаянэ, немедленно смутившуюся.
        - Кстати, а где женишок-то твой? Сегодня что-то не видать. Почувствовал, наверное, что ты теперь у нас бизнесвумен, ему не по зубам,  - осклабилась подруга.
        - Тань, я отойду на часик, без меня обедай,  - пробормотала Марина, кивая Гаянэ, успешно справлявшейся с поставленными задачами.
        Она вышла из-за кассы и быстро направилась к раздевалке, на ходу снимая униформу.
        - Мариша, случилось что?  - Подруга посеменила за ней, но Марине не хотелось тратить время на разговоры. Тревога все нарастала.
        - Да Петра Никаноровича сегодня что-то нету. Пойду поищу его, он наверняка где-то рядом живет.
        - Да дался он тебе,  - досадливо поморщилась Татьяна, но, увидев взгляд Марины, осеклась и предложила:  - Ладно, иди, прикрою если что, помогу твоей Гюльчатай.
        - Гаянэ.
        - Без разницы.
        Не тратя больше времени на разговоры, Марина положила униформу в шкафчик, оделась и, прихватив сумочку, выскочила из супермаркета. Остановилась на пороге, растерянно вертя головой. Куда идти?
        Магазин был расположен в небольшом спальном районе, плотно утыканном пятиэтажками, по которым со все нарастающей скоростью начинал катиться каток модернизации. Старые дома шли под снос, на их месте вырастали огромные бетонные монстры, нарушая тихое очарование старого района, где во дворах все еще цвели липы, а на бульварах шелестели листвой могучие дубы.
        Естественно, часа ей не хватит, чтобы обойти весь район. Но Петр Никанорович, несомненно, обитал неподалеку и был из старожилов. «Есть»,  - мысленно поправила себя Марина, пытаясь убедить себя, что со стариком все в порядке. Наверняка, если он провел здесь много лет, его должны знать местные кумушки.
        Она решила начать обход с близлежащих домов. Возможно, в этом было и не много смысла, но это все же лучше, чем не делать совсем ничего. Если не получится разыскать его сейчас, то продолжит после работы. Несомненно, Петр Никанорович одинок, ведь будь у него дети, ему бы не пришлось каждый день ходить в магазин за столь скромным набором продуктов.
        Распаленное воображение услужливо рисовало картины одну ужаснее другой. Одинокому пожилому мужчине могло стать плохо, и, возможно, сейчас он лежит на полу в своей квартире и отчаянно молится, чтобы хоть кто-нибудь пришел ему на помощь. Или, может быть, у него десять котов, которые уже доедают его остывшее тело? Хотя, нет, с котами она погорячилась: Петр Никанорович никогда не покупал корм для животных.
        Марина быстрым шагом пересекла паркинг супермаркета, послушно дождалась зеленого сигнала светофора, чтобы пересечь шумный проспект, и зашла в первый же двор, находившийся напротив ее места работы.
        Здесь ей не повезло. Холодный зимний ветер выдул из двора всех местных обитателей, кроме двух скучающих молодых матерей с колясками, вынужденных совершать дневной моцион. Автоматически подкачивая закутанных до самых глаз младенцев, женщины были полностью погружены в собственные телефоны и не заметили появления Марины. Впрочем, одна из них даже не заметила, что ее ребенок уже давно не спит и сосредоточенно рассматривает голубое небо такими же ясными голубыми глазами.
        Марина улыбнулась малышу и обратилась к девице с вопросом о старике. Та пожала плечами:
        - Не в курсе, мы только переехали, но у нас в подъезде только бабка древняя - дедуль нет.
        Вторая мамочка в ответ на вопрос Марины тоже покачала головой. Та, взглянув на часы, припустила в следующий двор, где на детской площадке пара малышей безуспешно пыталась взобраться на грязную мокрую горку под присмотром то ли няни, то ли бабушки. Услышав вопрос Марины, скучающая женщина дала ей подробный отчет о том, что сама живет в другом районе, а здесь у нее дочка поселилась, теперь вот она приезжает помогать пару раз в неделю с внуками, двойней, а еще пару раз в неделю те в сад ходят. Хотя глупость несусветная: неужели в детском саду им лучше, чем с родной бабушкой?
        Марина попыталась пресечь поток красноречия, но женщина не дала ей такой возможности. Видимо, истосковалась по полноценному общению. Но в конце своей эмоциональной и сбивчивой тирады сообщила нечто ценное: в соседнем дворе живет местная сплетница, Антонина Савельевна. Вот уж кто все про всех знает.
        Поблагодарив словоохотливую бабусю, Марина почти бегом кинулась в соседний двор. До конца перерыва оставалось меньше получаса, и ей не хотелось в первый же день на новой должности испытывать терпение Зои.
        Как и предсказала новая случайная знакомая, Антонина Савельевна была на месте: грела старые кости на робком солнышке, сменившем дождь, игнорируя шквальные порывы ветра. Выглядела районная сплетница монументально: грязно-зеленое пальто с меховым воротником, два теплых платка, повязанные поверх него, и внушительных размеров трость, которую она держала перед собой, готовая в любой момент дать отпор людям с грязными помыслами.
        Услыхав вопрос Марины, Антонина Савельевна вначале всплеснула руками, а затем извлекла откуда-то из недр старомодного пальто такой же старомодный огромный клетчатый платок и картинно приложила его сначала к глазам, а затем трубно высморкалась.
        - Вот ведь горе-то какое! Помер Петр сегодня ночью,  - отдышавшись, сообщила она.
        - Как помер?  - Ноги помимо воли подкосились, и Марина, рухнув на лавочку рядом с новой знакомой, едва не задохнулась от запаха старости и плохо промытого тела.
        - Ну так,  - пожала плечами та, говоря жалобно и плаксиво,  - плохо стало ночью, сердце прихватило. Он сам «скорую» вызвал, даже до двери дополз, чтоб замок открыть. Там его и нашли. У двери, значит.
        Несмотря на горечь известия, в голосе соседки проскальзывали нотки откровенного смакования. Чужая трагедия вызывает разные эмоции, и одна из них, как это ни странно,  - эмоция радости. Ликования от того, что это не ее сердце остановилось сегодня ночью. И что это не она была настолько одинока, что некому было открыть эту проклятую дверь и быть рядом в последний момент, держа за руку и пытаясь в последний раз согреть отлетающую душу.
        - Господи,  - прошептала Марина, и слезы вдруг сами брызнули из глаз.
        Она принялась совершенно по-детски смахивать их ладошкой, от чего они, казалось, начинали катиться все быстрее. Может быть, ей надо было навестить его вчера? Сама же заметила, что старик звучит и выглядит по-другому, не так, как обычно. А она отвлеклась на эту опаздывающую хамку, на собственную усталость. Равнодушие. Вот что погубит этот мир, а вовсе не глобальное потепление и пластик, как уверяет Антон.
        - Как же он теперь? Это что же,  - забормотала Марина,  - где же он теперь?
        - А я знаю?  - вновь пожала могучими плечами Антонина Савельевна.  - Приехала машина специальная, вынесли его в мешке закрытом, в морг, наверное, забрали.
        - А потом что?  - всхлипнула Марина, которой стало горько и тошно от такой вот обыденности бытия. Машина, мешок, морг. Это же все не про Петра Никаноровича, это просто какая-то условная сцена из условного фильма.
        - Что «потом»?  - непонимающе переспросила старуха. Она заерзала на лавке, устраиваясь поудобнее и вызывая новый приступ удушья у Марины.
        - Кто же его в последний путь проводит? Он же одинокий. Нельзя же так, чтобы в общую могилу, не по-людски,  - забормотала Марина сквозь слезы, хлынувшие с новой силой.
        Как назло! Где тонко, там и рвется, все одновременно валится. Именно сейчас, когда ей так нужны деньги на лагерь для дочери, ей придется часть из них отдать на похороны чужого ей старика. Впрочем, он не был чужим. В последние несколько лет она видела его чаще, чем собственного мужа. И она совершенно точно не позволит ему завершить свой земной путь в одной яме с бомжами.
        - Да как же одинокий? Вон сын его приехал,  - удивленно ответила Савельевна, кивая на огромную роскошную машину, припаркованную прямо возле подъезда. И тут же спохватилась:  - А вы сами кто ему будете?
        - Сын?  - Марина так и застыла с отвисшей челюстью. У милого Петра Никаноровича был сын, бросивший отца в одиночестве на произвол судьбы? Ну сейчас он у нее попляшет!
        Словно шутиха, запущенная умелой рукой в новогоднее небо, Марина взвилась и громко потребовала:
        - Номер квартиры?
        - Тридцать пять,  - растерянно доложила Антонина Савельевна, решительно отказывавшаяся что-либо понимать.
        Нудный и противный сноб Никанорыч, не жаловавший соседей и цедивший сквозь зубы лишь приветствия при встрече, долгие годы жил в полном одиночестве. А тут вдруг такой крестный ход, не успел покойничек остыть. Неужели наследство какое оставил? Хотя что с него взять? Пальто молью траченное?
        Но любопытство жгло изнутри. Если бы не больные ноги, не дававшие ей подняться выше собственного первого этажа, Антонина Савельевна наверняка последовала бы за странной женщиной, со всех ног бросившейся в подъезд и так и не ответившей на вопрос, кем она приходится покойному, но рыдавшей так искренне, что сомневаться не приходилось - они близко знакомы. Может, любовница? А что, кого сейчас удивишь такой разницей в возрасте? Ай да Никанорыч, ай да сукин сын! Так вот почему он игнорировал все ее попытки свести знакомство поближе.
        Не утерпев, старуха с трудом поднялась с лавки и, опираясь на толстую палку, заковыляла к подъезду в надежде уловить хотя бы драгоценные крупицы потенциального скандала.
        Марина тем временем взлетела на четвертый этаж и решительно толкнула обитую видавшим виды дерматином дверь, рядом с которой красовался облезлый латунный номер 35, и вошла в квартиру.
        Прихожая была под стать обшарпанному дому. Пожелтевшие обои в цветочек, местами отошедшие от стен. Крошечное пространство, где кучно ютились аккуратная подставка для обуви, зеркало и небольшая полочка для мелочей. Рядом с ними - кованый держатель для зонтов. Почему-то этот старомодный утонченный предмет вызвал новый поток слез. Старик стремился к прекрасному, вот только возможностей у него для этого не было.
        Все это Марина отметила автоматически, пока, не снимая обуви, фурией пронеслась через прихожую и ворвалась в зал, посреди которого стоял высокий стройный мужчина. Он смотрел в окно и не обернулся, услышав чьи-то шаги. Руки сцепил за спиной, а голову опустил, словно кающийся грешник. И поделом!
        - Да как же вы могли!  - от всего сердца с негодованием воскликнула Марина и застыла, словно не вовремя обернувшаяся жена Лота.
        Мужчина повернулся, и она оказалась лицом к лицу с Глебом Петровичем, собственным работодателем. Слова застряли в горле, а неизменное непроницаемое выражение лица Глеба сменилось искренним удивлением:
        - Ма…  - Как же ее звали-то, эту тетку, моющую туалеты? Маша, Марина, Марианна, прости господи?
        - Глеб Петрович…  - Та тоже выглядела ошарашенной и, внезапно растеряв всю воинственность, забормотала:  - Я не знала, что вы сын Петра Никаноровича, как же это так… Примите мои соболезнования. Я думала, что он одинок.
        - А что вы здесь делаете?  - Глеб первым пришел в себя и с подозрением уставился на прислугу. Вот уж с кем отец никогда не водил знакомств, так это с поломойками. Не его полета птицы. И все же она здесь.
        - Я… я знала вашего папу,  - пояснила Марина,  - мы с ним каждый день общались.
        - Вы с ним общались?  - растягивая в несвойственной ему манере слова, Глеб сделал шаг по направлению к Марине и оказался совсем близко. У той перехватило дыхание от горьковатого парфюма.
        Холеный красавец Глеб выглядел этакой дверью в Нарнию, через которую из серого и убого крошечного мирка хрущевки, где сегодня утром в одиночестве умер его отец, можно легко шагнуть в удивительную волшебную вселенную, населенную красивыми богатыми людьми. Вселенную, где таким, как Марина, не место. Именно поэтому он так удивился сейчас узнав, что она вообще могла общаться с его отцом.
        - Да, общались!  - с вызовом ответила она. И, уже понимая, что ступает в пропасть, не удержалась:  - В отличие от вас. Все эти годы вашему отцу даже слово было молвить не с кем! Он каждый день приходил в магазин, где я работаю, покупал на жалкие гроши минимальный набор продуктов и разговаривал со мной. Потому что был безумно одинок. И умер он тоже в одиночестве!  - немного повысив голос, Марина все-таки выплеснула накипевшее.
        - Что вы сейчас пытаетесь сказать? Что я дерьмовый сын?  - Глеб слегка нахмурился и стал волшебным образом еще красивее.
        - Я пытаюсь сказать, что нельзя бросать отца в таком возрасте в полном одиночестве! Если бы вы были рядом, возможно, он бы остался жив.
        - Да что вы знаете обо мне и моем отце? Может быть это он был дерьмовым отцом? И кто вы вообще такая, чтобы судить?  - отбросив в сторону светские приличия, рявкнул Глеб, давая себе волю и выплескивая боль, разочарование, стресс и страхи, мучавшие его последние год.
        - Кто я такая?  - захлебнулась Марина и осеклась, горько продолжив после секундной паузы:  - Наверное, в вашем мире я никто. Просто кассир из супермаркета, к которой ваш отец каждый день приходил перекинуться парой слов.
        - Ну надо же, удостоил вас такой чести,  - скривив губы, процедил Глеб, а Марина с трудом удержалась, чтобы не отвесить ему пощечину.
        - Да, удостоил. И я этому рада. Он был прекрасным, умным, интеллигентным человеком, с которым всегда было приятно пообщаться, в отличие от вас,  - с достоинством кивнула она.  - И не вздумайте отправить собственного отца в общую могилу, я прослежу за тем, чтобы его похоронили достойно!
        - Марина,  - Глеб неожиданно вспомнил, как звали нахалку,  - сегодня утром Ксения сказала мне, что вы попросили дополнительную работу? Кажется, моя жена предложила вам мыть туалеты на втором этаже, если вы пройдете испытательный срок.
        Марина с трудом заставила себя поднять глаза на работодателя, уже холодея внутри и предчувствуя беду. Вместо ответа она молча кивнула.
        - Так вот, Марина, я предлагаю вам немедленно заняться поиском нового рабочего места. Мы в ваших услугах больше не нуждаемся,  - отрезал Глеб, скрещивая руки на груди и снова поворачиваясь к окну, давая понять, что разговор окончен. Он и так потратил на ее бред и оскорбления непозволительно много времени.
        - Сволочь,  - тихо прошептала Марина, но Глеб расслышал. Повернувшись, он улыбнулся ей неожиданно мальчишеской улыбкой и кивнул:
        - Может быть, я и сволочь, а ты никто и звать тебя никак. Убирайся.
        Предчувствуя новый поток слез, Марина резко развернулась и бегом бросилась прочь из квартиры. Она не должна позволить этому мерзавцу увидеть свои слезы. Ничего, как-нибудь все решится и без их унитазов. Она обязательно что-нибудь придумает, уж поломойке найти работу не проблема. А за похоронами и последними почестями покойнику она обязательно проследит, как и пообещала Глебу. И если этот мерзавец попробует тихо избавиться от отца, она ославит его на весь город.
        Кипя праведным гневом, Марина бросила взгляд на часы и обнаружила, что до конца перерыва осталось всего пять минут.
        - Что там, милая?  - сочась от нетерпения потребовала Антонина Савельевна, поджидавшая ее на ступеньках лестницы, которую так и не смогла преодолеть в тщетной попытке подслушать будоражащую кровь трагедию.
        Марина резко остановилась и уставилась на пожилую женщину. Сомневаться не приходилось - скажи она что-нибудь ей сейчас, к вечеру об этом непременно узнает половина района. И хотя обычно Марина сплетни не распространяла и старалась их избегать, в этот раз терять ей было нечего.
        - Вы уж проследите, чтоб этот мерзавец отца в общую могилу не отправил, а то он и не на такое способен!  - заговорщицким тоном попросила она, доставая из огромной сумки потрепанный блокнот, выдирая из него лист, доставая ручку и наспех записывая свой номер. Она протянула лист Антонине Савельевне:
        - Если только попробует, сразу звоните мне: я сама обо всем позабочусь!
        - Батюшки,  - всплеснула руками Савельевна, беря лист и отводя его подальше, чтобы попытаться без очков разглядеть то, что там написано.
        Но прежде чем она успела задать тысячу и один уточняющий вопрос, Марина выбежала из подъезда и припустила бегом к супермаркету, стараясь не обращать внимание на моментально сбившееся дыхание и прохожих, оглядывавшихся ей вслед. И на слезы, бегущие по щекам помимо воли. Все пропало. Она за десять минут почти разрушила жизнь дочери. Но, несмотря на сложную ситуацию, на душе отчего-то стало светло и радостно. Словно давно копившееся горе и отчаяние неожиданно покинули ее вместе со слезами.
        Марина и вспомнить-то не могла, когда в последний раз плакала - все больше старалась идти по жизни с улыбкой. Много раз убеждалась, что так легче переносить жизненные трудности. Стоит разрешить себе погрузиться в пучину отчаяния, как та чавкающей трясиной потянет на дно, от которого уже не оттолкнуться. А стоит в ответ на беду глубоко вдохнуть и выдохнуть, после чего силой заставить себя улыбнуться собственному отражению в зеркале, так и трясина беды становится более плотной, и по ней уже можно осторожно доползти до суши.
        Она обязательно что-нибудь придумает. К тому же работа с ужасными химикатами только вредила ее здоровью, давно надо было подыскать что-то другое, а она все тянула. Теперь вот будет стимул заняться. Так что все случившееся однозначно к лучшему.
        -
        Равнодушных не осталось. Даже молоденький Виталик, пришедший всего три дня назад стажироваться на должность охранника, пообещал завтра притащить «сто баксов из заначки» и смутился в ответ на горячие обещания Марины вернуть деньги при первой же возможности.
        Изначально Марина не собиралась никого посвящать в свои проблемы. Обычно это ей все плакались в жилетку, будучи уверенными, что дальше нее информация не пойдет. А тут она сама не выдержала. Прибежала зареванная в последнюю минуту, встала к стажеру на кассу и на первом же перекуре сдалась под напором Татьяны, выведывавшей, что произошло. Спустя полчаса сарафанное радио разнесло новость по всему магазину, а на следующий день люди начали нести деньги. Кто сколько мог, но капля за каплей собиралось вполне себе приличное озеро.
        У Марины кружилась голова. Еще вчера она плакала от отчаяния, а сегодня слезы текли от радости. Поводов было хоть отбавляй: утром она выспалась, сыпь на руках значительно уменьшилась. Некоторые волдыри все же лопнули, но остальные стали заживать. Коллеги все, как один, высказали желание помочь ей. Хотелось порхать и смеяться.
        Еще вчера вечером при разговоре с ближайшей подругой Валентиной она не выдержала и все-таки пожаловалась на полосу невезения, а сегодня с утра ошарашила ту, что жизнь вполне себе прекрасна и налаживается. Валентина, будучи женщиной хозяйственной и практичной, а также всегда приветствующая любое собрание людей, предложила Марине отблагодарить сотрудников за отзывчивость, накрыв стол, причем сегодня же.
        Марина смутилась. Ей, конечно, такая мысль приходила в голову, но она ее решительно отвергла: людей надо принять по-человечески, а денег на это нет, каждая копейка на счету. Но подруга бодро попросила довериться ей: она все организует и еще небольшого барашка в бумажке подбросит. Это будет ее вклад в Кирусино будущее. Марина рассмеялась.
        Какое счастье, что у нее есть Валентина и все эти люди! Какое счастье в принципе, когда есть кому довериться и с кем разделить груз проблем. Она абсолютно счастливый человек!
        Валентина работала удаленно редактором, и вся ее жизнь протекала в обществе двух огромных зажравшихся котов. Впрочем, это, как она утверждала, был выбор самой Валентины ведь реши она обзавестись спутником жизни, ей для этого стоило просто выйти на улицу. Мужчины к ее ногам складывались штабелями, несмотря на пятьдесят второй размер одежды, отсутствие макияжа и полное презрение к собственной внешности.
        Стоило Валентине пойти в поликлинику на прием к врачу, как тот непременно в нее влюблялся. Сантехник всегда возвращался под предлогом забытого инструмента. В издательстве вообще было страшно появляться. После того, как Валентина два раза проехала в лифте с генеральным директором, тот был близок к тому, чтобы бросить молодую жену и предложить руку и сердце Валентине.
        Но она не хотела. Ей было лениво, как она объясняла подруге. Котики и мягче, и приятнее, а главное, жрут молча, что дают, и носки не разбрасывают.
        В перерывах между работой Валентина вдохновенно кашеварила, а Марина стеснялась намекнуть подруге, что если так пойдет и дальше, то в лифт собственного дома Валя скоро войти не сможет. Казалось, здоровье Валю тоже не волновало. Марина не знала, чем руководствуется подруга и на что надеется, но одно она знала совершенно точно - если Валя предлагает накрыть на стол, то можно ни о чем не волноваться: он получится царским и обойдется в три копейки.
        Запасные ключи от их квартирки у подруги имелись, и Марина расслабилась, полностью положившись на Валентину.
        Принимая очередной конверт и аккуратно записывая в тетрадку, кто и сколько денег ей одолжил (о том, как она будет расплачиваться, Марина старалась не думать - Бог не выдаст, свинья не съест), она тут же приглашала добрую душу заглянуть к ней домой на скромное чаепитие. Все с удовольствием соглашались, интересуясь, что принести. Марина решительно отвергала дары и просила человека просто появиться лично. Все обещали, и только Зоя отказалась. Быстро войдя в комнату, где Марина собирала будущие долги, она резко протянула конверт и приказала:
        - Это не обсуждается, я могу себе позволить.
        - Хорошо,  - опешила Марина, хотя Зоя была последней, от кого она ожидала помощи.
        У самой хлопот полон рот, на фоне которых проблемы с заграничными теннисными лагерями казались просто издевательством. Но Марина понимала, что для Зои важно не стать исключением, подтвердить собственную нормальность и состоятельность. Поэтому она не стала спорить с начальницей и лишь озвучила приглашение на вечерний чай. Та в ответ драматично хохотнула:
        - Ты что, хочешь всех гостей распугать? При моем появлении они разбегутся.
        - С чего ты взяла?  - искренне удивилась Марина.  - Ты зря думаешь, что весь коллектив тебя ненавидит. Вовсе нет, к тебе хорошо относятся. Пара ссор с Татьяной не в счет. Она даже со мной иногда ссорится - просто человек такой. Так что не выдумывай и приходи!
        - Я не люблю ходить в гости,  - продолжала держать оборону Зоя.
        - Но нельзя же так,  - мягко возразила Марина.  - Ты молодая женщина, а у тебя работа - дом - работа. Света белого не видишь!
        - Можно подумать у тебя каждый день культурная программа, с театра на концерты перепархиваешь,  - ощерилась Зоя и отвернулась, закусив губу, чтобы не дать волю эмоциям. Кроме Марины никто не знал про ее больную мать и ребенка инвалида.
        - Ну, у меня хотя бы есть разнообразие в виде турниров,  - мягко возразила Марина и примирительно предложила:  - Может, сына с собой возьмешь?
        - Ты что?  - опешила Зоя, словно Марина предложила ей страшную непристойность.  - Чтобы все узнали?
        - Ну узнают, и что?  - горячо принялась уговаривать ее Марина.  - Ты его любить меньше от этого станешь, что ли?
        - Нет, конечно, но как это… нельзя…  - забормотала Зоя, никогда, собственно, не задававшая себе вопрос, почему она скрывает сына-инвалида. Ей было стыдно. Что она такая неудачница, которую бросил муж, и что у нее ребенок не такой, как все.
        - Ты вообще часто с ним выходишь?  - вдруг осенило Марину.
        Она жалела Зою и не держала зла на начальницу, даже если та бывала несправедлива. Но она никогда не задавала себе вопрос, а как Зоя, собственно, живет. На что похожа ее жизнь в четырех стенах с двумя людьми, полностью зависящими от нее? Марине тут же стало стыдно за собственный эгоизм.
        - Выхожу, когда стемнеет,  - кивнула Зоя и настойчиво сунула Марине в руки конвертик.  - Спасибо, но я сегодня не смогу.
        - Зоя, никто не будет смеяться. Наоборот, они поймут,  - мягко, словно неразумного ребенка, принялась уговаривать ее Марина.  - И маму бери. И сыну хоть какое-то развлечение будет. Думаешь, он сам не понимает, что ты его от людей скрываешь?
        Ничего не сказав и так и не обернувшись, начальница вышла из комнаты. Марина хотела было последовать за ней и снова попробовать все объяснить, но тут же зашла новенькая, Гаянэ, и, стесняясь, молча протянула несколько сторублевых купюр.
        - Да что ты, что ты!  - замахала руками Марина. Она знала, что девочка приехала в город из какой-то глуши, снимает угол в коммуналке и в этих деньгах отчаянно нуждается сама.
        - Возьмите, возьмите,  - начала твердить та как заведенная.  - Я как все, пожалуйста, возьмите.
        Поколебавшись, Марина протянула руку, решив, что завтра же что-нибудь соврет и вернет долг девчонке.
        - Приходи ко мне сегодня вечером, чаю попьем.
        - Нет, не надо,  - так же, как и Зоя, забормотала та и залилась жарким румянцем.
        - Нечего стесняться, там пара человек всего будет, все свои!  - тут же решительно махнула рукой Марина, увидев улыбку на застенчивом личике Гаянэ. Та, немного поколебавшись, согласно кивнула.
        По поводу пары человек Марина погорячилась. В их крошечную квартирку набились почти все сотрудники супермаркета. Марина с горечью отметила, что Зои среди гостей нет, но расстраиваться не стала. Это ее собственный выбор, пусть делает так, как считает нужным.
        Разрумянившаяся Валентина, собрав в аккуратную улитку (на кухне все должно быть стерильно!) тяжелые волосы цвета турецкого золота, обещающего вечную любовь, что исчезает на рассвете, сновала между гостями, представляясь тем, кого не знала, и кокетливо стреляя глазками во всех мужчин, появлявшихся на пороге. Словно сошедшая с ума скатерть-самобранка, она метала на стол все новые яства, почти полностью покрыв разносолами поверхность старого раскладного стола.
        Марина распознала домашние заготовки: соленые помидоры и огурцы, на которые Валя была большая мастерица, лечо, маринованные баклажаны, икра из них же (подруга всегда морозила овощи в промышленных масштабах и среди зимы любила порадовать Марину летними и осенними лакомствами), консервированные салаты, морковка по-корейски, гренки со шпротами, кокетливо украшенные веточками петрушки и выглядящие даже более аппетитно, чем традиционные бутерброды с икрой, которых Марина не видела уже много лет. Буйство намазок из самых простых и доступных ингредиентов: плавленых сырков, яиц и еще чего-то, что Маринина фантазия просто отказывалась распознавать. И все это Валентина соорудила за полдня?
        Быстро поцеловав подругу в щеку, она прошептала ей на ухо:
        - Валюша, ты королева!
        - Ой, да брось ты, так, наметала на скорую руку,  - приосанилась она и тут же переключилась на Николаича, начальника охраны:  - Так, мужчина, вот вы, садитесь во главе стола, нам как раз тут красивого мужчины не хватает.
        Марина с трудом сдержала улыбку. Назвать Николаича красивым могла лишь несчастная жертва катаракты. Невысокий, с ушами, торчавшими перпендикулярно лысому черепу, с настороженным взглядом острых мышиных глазок, которые, казалось, сканировали и ощупывали лица всех и каждого, пытаясь рассмотреть на них все пороки мира. Говорил Николаич односложно и в основном междометиями. Наверное, даже собственная мать не отваживалась бы назвать его «красивым мужчиной», а Валентина даже не поперхнулась, чем заслужила пристальный взгляд глазок-буравчиков и легкое движение челюстью, напоминающее крокодилье. Надо будет предупредить Валентину, что Николаич - это не влюбленный ортопед из поликлиники: сожрет и не поперхнется.
        Но не успела Марина додумать здравую мысль, как к ней подошла Кира и, мягко взяв мать за руку, потащила ее в сторону своей спаленки, зашипев на ходу:
        - Мама, что происходит?
        - Ничего, доченька, просто все эти люди решили помочь тебе, ну а мое дело - просто сказать им спасибо,  - тихо прошептала Марина в ответ, плотно притворив за собой дверь в комнату дочери. Конечно, ей стоило сказать Кире все заранее, но она понятия не имела, что Танька бросит клич о помощи и люди так охотно откликнутся.
        - Помочь мне?  - непонимающе переспросила Кира, а Марина, вглядываясь в тоненькое личико, с грустью отметила, что тени под глазами дочери стали гуще, а кожа лица - еще тоньше.
        - Да, видишь ли, так получилось, что вчера я лишилась второй работы. Они об этом узнали и решили дать нам взаймы немного денег, чтобы ты могла поехать в лагерь,  - кратко пояснила она, протягивая руку и отводя прядь волос с лица Киры.
        - Это правда?  - Дочь внезапно сделала шаг назад и побледнела.
        - Да!  - кивнула Марина, уже предчувствуя беду.
        - Мама, но я же не просила тебя побираться! Я могу выиграть и без этого дурацкого лагеря,  - начала заводиться уставшая Кира.
        Тренировка сегодня выдалась особенно сложной, она даже два раза упала на корте в безуспешной попытке догнать ускользающий мяч. Еще и после занятий Борис заставил ее съесть почти килограмм яблок и гранат, которые она ненавидела. Все, чего ей сейчас хотелось,  - это рухнуть в постель и забыться в тяжелом сне до обычного пробуждения на пробежку и утреннюю тренировку, поэтому наличие гостей в доме не обрадовало, несмотря на стряпню тети Вали. Ведь услышав о том, что мать, как нищенка, решила собрать денег с малознакомых людей, Кира моментально лишилась аппетита.
        - Я знаю, милая, конечно, ты можешь выиграть. И я вовсе не собиралась просить денег, я никого не просила, это просто тетя Таня…
        - Мама! Ты понимаешь, что ты натворила?  - вдруг ударилась в слезы Кира.  - Как я себя теперь буду чувствовать? Теперь все будут знать, что мы нищие, и потом до конца жизни будут рассказывать, как помогли мне стать звездой!
        - Ну и что?  - искренне удивилась Марина.  - Пусть рассказывают, что здесь такого? В правде нет ничего постыдного. Мы ведь действительно не миллионеры.
        - Мама, ну как же ты не понимаешь? Это очень страшно…
        Кира не успела договорить, как раздался звонок в дверь. Это слегка удивило, потому что дверь была не заперта и вновь прибывающие вливались через нее в квартиру, уже не заботясь о том, чтобы поставить в известность хозяев. Кто-то выбегал покурить на площадку или поговорить по телефону, дверь хлопала, гоняя сгустившийся воздух. И вдруг звонок.
        Марина ему обрадовалась: хороший повод сбежать и отложить выяснения отношений до того момента, как она придумает веские аргументы для успокоения дочери.
        Кинув извиняющийся взгляд на дочь, Марина поспешила покинуть ее комнату, но Кира последовала за ней. Тишина, наступившая в небольшой гостиной, озадачила хозяйку, но едва та перевела взгляд на распахнутую входную дверь, как все стало ясно.
        На пороге квартиры стояла Зоя, вцепившаяся побелевшими костяшками пальцев в ручки старенькой инвалидной коляски, на которой сидел парень лет шестнадцати. Точный возраст было сложно определить. Неимоверно исхудалое тело сына Зои было изуродовано ДЦП: ноги крепко прижаты друг к другу, а вот руки никак не могли найти удобное место и напоминали лапки кузнечика.
        - Зоя!  - Марина попыталась ничем себя не выдать.  - Я так рада, что вы пришли! Проходите, а это…
        - Это мой сын,  - громче, чем того требовали обстоятельства, с вызовом объявила Зоя и обвела взглядом присутствующих.
        - Павел,  - неожиданно теплым густым голосом, никак не вязавшимся с тщедушным изуродованным телом, представился парень.
        - Так, Павел будет сидеть напротив красивого мужчины,  - распорядилась Валентина, вплывшая в комнату с огромным блюдом в руках, где лежали запеченные овощи, а посередине красовалось нечто, что Марина не смогла опознать, но издававшее такой умопомрачительный аромат, что рот помимо воли наполнился слюной.
        Валя и бровью не повела в отличие от всех присутствующих, которые, казалось, растеряли все приличие и глазели на одиноко стоящую в дверях Зою, продолжавшую судорожно сжимать ручки коляски.
        - Мы пойдем,  - вдруг объявила та и принялась неловко разворачивать коляску сына.
        - Куда это вы собрались?  - бойкая Танька первая пришла в себя. В два шага приблизилась к начальнице и посмотрела ей в глаза:  - Вы что это, Зоя Пална, хотите лишить нас возможности пообщаться с начальством в неформальной обстановке и наконец-то наладить дружественные связи? Нет, мы вас просто так не отпустим. Правда, ребята?
        Она повернулась к гостям и те, словно утки, вдруг загомонили:
        - Правда, правда, Зоя Павловна, оставайтесь, проходите, садитесь.
        - Марина, а ну наливай штрафную,  - залихвацки распорядилась Танька, становясь радом с Зоей и помогая ей вкатить коляску с сыном в крошечную комнату. Мужчины тут же засуетились, расчищая пространство, а Кира, воспользовавшись суматохой, приблизилась к матери и злобно прошептала на ухо:
        - У них ты тоже взяла деньги?
        - Кира, я все объясню,  - залопотала Марина. Она знала, что сын Зои болен, но та никогда не распространялась на эту тему.
        Марина была не в курсе ни заболевания, ни возраста парня и не осознавала весь масштаб катастрофы. Теперь ей было мучительно стыдно за то, что она взяла деньги у начальницы. Если бы она только знала!
        Кира, заметив ее замешательство, покачала головой и, скользнув мимо матери, подошла к Павлу. Уставилась парню в лицо, а затем, осторожно взяв его руку, пожала ее кончиками пальцев:
        - Кира. Ты правда хочешь тут тухнуть, или пойдем ко мне что-нибудь посмотрим?
        - Что-нибудь посмотрим,  - мгновенно отозвался парень и сделал попытку улыбнуться.
        Ему это не удалось: лицо словно исказила гримаса боли, а у Киры на краткий миг защемило сердце. С присущим подросткам эгоизмом еще несколько минут назад она была уверена, что на всем белом свете нет человека несчастнее нее: ее мать вынуждена ходить с протянутой рукой, чтобы оплатить ее обучение. Но стоило ей увидеть Павла, как где-то внутри, на задворках сознания, раздался вполне взрослый стук, потрясший девочку. Нет, оказывается, она не самая несчастная в этом мире. Она жива, здорова, у нее есть руки, ноги, голова и талант. Да, денег не хватает, но это дело наживное, иногда можно и наступить на горло собственной гордости и взять протянутую руку помощи. А вот Павел… Дальше она не хотела думать.
        - Моя комната там,  - она кивнула тете Тане, и та вместе с матерью Паши покатила коляску в указанном направлении.
        - Ты не против?  - вспыхнула Зоя, поравнявшись с Мариной.
        Ей нелегко далось это решение. Она полдня обдумывала слова Марины и поняла, что в них есть резон. Да и Пашенька, целыми днями сидевший возле окна и глядевший на мир, которого был лишен, все больше вызывал жалость. И сама она тоже не помнила, когда в последний раз была в гостях и говорила с кем-то кроме безумной матери и сына. Их никто не приглашал, а самой открывать двери и приглашать посторонних в свой личный ад не очень-то хотелось.
        По пути к Марине она несколько раз чуть не свернула с намеченного пути, будучи истерзанной любопытными и бестактными взглядами прохожих. Затем отчаяние сменилось глухим упрямством и желанием действовать наперекор всему миру. У ее сына здоровый дух, просто он заключен в нездоровом теле, но Паша тоже имеет право на маленькие радости.
        Зоя не была слепой и не могла не заметить неприкрытый восторг сына: мама впервые решилась взять его куда-то кроме больницы среди бела дня, не скрываясь в темноте, словно каждый раз, выходя из дома, они совершали что-то нелицеприятное, постыдное, что необходимо было скрывать. Павел был настолько воодушевлен этим фактом, что не замечал происходящего вокруг - бестактных жестокосердных людей и их без ножа режущих сердце взглядов - и лишь сыпал вопросами: эта Марина, кто она? Почему она их пригласила? Будет ли там много людей? Чем занимается ее дочь? Она действительно настолько крута, что ей нужно ехать за границу? В конце концов Зоя не выдержала:
        - Давай ты все вопросы задашь сам, когда мы туда придем?
        Почувствовав настроение матери, Паша примолк, и остаток пути они проделали молча. Парень лишь жадно глазел по сторонам, стараясь впитать мельчайшие детали: как выглядят обшарпанные здания, как зеленеет первая трава, пробиваясь сквозь серую грязь и слякоть на том, что было задумано как газон. Как одеты люди, что они несут в руках. Тысячу оттенков белого и синего, разукрасивших зимнее небо. Все это он будет потом вспоминать и перетирать годами, пытаясь вновь ощутить деликатное касание ветра и легкие солнечные лучи. Зоя это прекрасно знала и понимала, хотя сын никогда не жаловался на жизнь и, в отличие от нее, был оптимистом, умудряющимся разглядеть хорошее даже в самых мрачных жизненных ситуациях.
        Ожидая ответа, Зоя тяжелым взглядом уставилась на Марину.
        - Почему я должна быть против?  - пожала плечами та.  - Паше будет интереснее с Кирой, да и она нудится со взрослыми. Пусть идут, ну, а тебе штрафная.
        Спустя полчаса крошечная квартирка напоминала кастрюлю с варящимся супом. Все кипело, бурчало, переливалось, а порой и выплескивалось за край. За первой штрафной подтянулись тосты. Многие пришли со своими горячительными, что пришлось как нельзя кстати, потому что скромные запасы Марины истощились за полчаса.
        Женщины разрумянились, а мужчины раздухарились (даже Николаич позволил себе расстегнуть пуговичку воротника, что в его случае было немыслимой фривольностью). И лишь бабушкина вышивка, украшающая обшарпанные стены, с укором взирала на все происходящее.
        - Спастическая диплегия?  - Кире с третьего раза удалось повторить то, что сообщил ей Паша. И в третий раз это прозвучало даже уважительно.
        Вначале она пожалела парня. На него все пялились как на экзотическую зверюшку в зоопарке, разве что палочкой не тыкали. На долю секунды она вдруг почувствовала, что чувствует Павел, и кинулась на его защиту, ведомая каким-то таинственным инстинктом.
        Сначала Кира подумала, что у человека с неработающими руками и ногами непременно должен страдать и мозг, и ей захотелось защитить его от окружающих, как маленького ребенка. Но вскоре выяснилось, что мозг Павла намного превосходит ее собственный и парень относится ко всему происходящему с пониманием и даже неким здоровым цинизмом.
        - Это моя комната,  - неловко сообщила Кира, когда за Зоей и мамой закрылась дверь.  - Я играю в теннис.
        Она махнула рукой на стену с навесными полками, уставленными различными кубками, медалями и увешанную портретами прославленных теннисистов. Поймав укоризненный взгляд Рафаэля Надаля, Кира вдруг устыдилась. Зачем она говорит об этом Паше? Где он, а где теннис? Нашла тему для разговора, идиотка! Нужно срочно придумать что-то другое.
        - А это мой компьютер,  - невпопад ляпнула она, махнув неопределенно в сторону стола в неловкой попытке сменить тему.
        - Компьютер?  - слегка нараспев переспросил Павел, и Кира тут же пустилась в объяснения:
        - Да, я на нем домашнее задание иногда делаю, ну или в интернете лажу.
        И вдруг Павел рассмеялся. Веселый беззаботный смех никак не вязался с убогой фигурой в инвалидной коляске. Кира повернулась и уставилась на парня:
        - Что смешного?
        - Не переживай, голова у меня работает, у меня сохранный интеллект,  - вдруг совершенно нормальным голосом сообщил он,  - только ноги и руки подкачали. Так что я знаю, что такое компьютер и что с ним делают. Я сейчас начал программирование изучать. Уже есть несколько идей, какие приложения можно сделать. Я надеюсь, что так смогу немного подработать и помочь маме. У нее кроме меня еще бабушка есть, а с ней совсем тяжко.
        Паша поведал все это таким безыскусным будничным тоном, что Кира моментально почувствовала, как исчезает неловкость и напряжение от общения с незнакомым больным подростком. Вдруг показалось, что она знает Пашу целую вечность и что это просто друг, с которым у нее уже давно не было возможности поболтать.
        Разом растеряв всю воинственность и выдохнув, Кира села на старенькую кровать:
        - Круто,  - подумав, объявила она,  - а моя мама только и тратит на меня, я ничего пока не могу заработать. И не знаю, когда смогу. Вот приходится у людей деньги просить, а мне стыдно.
        - Чего стыдиться? Когда люди помогают, они делают это в первую очередь для себя. Им от этого хорошо. А если человек не хочет помогать, то он и не станет,  - убежденно возразил Павел.
        - Наверное,  - задумалась Кира, обдумывая сказанное. Она никогда не смотрела на этот вопрос с такого ракурса. Просьба о деньгах казалась ей унижением собственного достоинства.
        - Да точно тебе говорю, каждому приятно знать, что он помог пробиться таланту. А ты, когда станешь первой ракеткой мира, осыплешь свою маму миллионами в благодарность, ей ведь просить еще сложнее, чем тебе,  - пошутил Паша и попытался улыбнуться, но улыбка снова вышла похожей на оскал.
        - Я никогда не стану первой,  - грустно покачала головой Кира, переводя взгляд на стену, откуда ей лучезарно улыбалась юная Мария Шарапова.  - Просто я маме этого не говорю, чтобы не расстраивать. У нас нет денег на поездки за границу, а без денег, лагерей и тренировок в теннисе делать нечего.
        - Зачем же ты тогда этим занимаешься? Тренируешься каждый день, ездишь по соревнованиям?  - серьезно спросил Паша, а Кира перевела удивленный взгляд с Маши на парня.
        - Потому что я хочу стать первой,  - терпеливо пояснила она очевидное.
        - Но ты же говоришь, что не станешь. Зачем тогда тратишь время и силы? Лучше сейчас все бросить.  - Павел неловко пожал плечами, словно дивясь такой нелогичности.
        - Не буду я ничего бросать, я могу стать лучшей,  - упрямо повторила Кира.
        - Ну нет, без денег это невозможно. Нужно ездить на международные соревнования и в лагеря, а раз ты этого не делаешь, считай, что тебя уже обошли другие,  - повторил Павел сказанное за пару минут до этого самой же Кирой.
        - Ну и что? Я все равно стану, я талантливая,  - Кира повысила голос, стараясь предупредить дальнейшие возражения и аргументы со стороны нового знакомого,  - ты просто ничего в этом не понимаешь!
        - Нет, я понимаю.  - И снова оскал, на этот раз показавшийся Кире пугающим.  - Это ты не понимаешь. Ты можешь и станешь первой ракеткой, ты же сама в этом уверена, да и меня уже убедила. При таком настрое ничто и никто не сможет тебе помешать. А деньги - это ерунда. Сегодня их нет, а завтра есть.
        Кира осеклась, а через секунду рассмеялась. Парень внезапно показался ей очень симпатичным и вызывал желание продолжить беседу.
        - А что с тобой?  - немного поколебавшись, она неопределенно мотнула головой в сторону инвалидного кресла. И тут же смутилась:  - Не хочешь - не говори.
        - А мне скрывать нечего,  - снова усмехнулся Павел,  - спастическая диплегия. Это самая распространенная форма ДЦП. У меня поражены участки мозга, которые отвечают за двигательную активность. Поэтому у меня полностью парализованы ноги, а руки не всегда слушаются.
        - Это лечится?  - задала идиотский вопрос Кира и тут же обругала себя: ну что она к нему пристала?
        - Я бы мог тебе сказать «нет» так же, как ты сказала мне. Но я не буду этого говорить. Я надеюсь, что в скором времени найдут решение и меня вылечат. Или, если бы я мог пойти в университет, я бы сам его нашел.
        - А почему ты не пойдешь?  - удивилась Кира. Пару минут назад ей казалось, что с такой силой воли больному парню все подвластно.
        - Потому что я учусь дома, а для поступления в хороший университет нужны сильные репетиторы, на которых у мамы не хватает денег. Я бы хотел учиться где-нибудь за границей. Для этого мне нужно выучить английский и уже на английском учить остальные предметы.
        Оба впали в задумчивость. Спорадические взрывы хохота, доносившиеся из гостиной, слились для них в монотонный гул, служивший отличным фоном к размышлениям. Каждый думал о своем. Кира - о том, как ей повезло быть здоровой. На фоне Пашиной жизни ее проблемы с лагерем вдруг показались сущей ерундой. А Павел размышлял о том, что как же здорово поговорить с кем-то кроме мамы и бабушки. И вообще с кем-то поговорить, ведь мама целыми днями пропадала на работе, а бабушка большей частью пребывала в другом мире.
        Синхронные размышления подростков прервал звонок в дверь.
        Кира и Паша переглянулись.
        - Кто-то еще пришел,  - махнула рукой Кира и осеклась.
        Уж слишком быстро за дверью ее спаленки воцарилась тишина: что-то явно происходило. Быстро взглянув на Пашу, она пробормотала:
        - Я посмотрю.
        Подойдя к двери, она тихонько приоткрыла ее и уставилась на мужчину невысокого роста, дорого и несколько вычурно одетого. Он смотрелся совершенно чужеродным элементом в их скромной квартире.
        Этакая претензия на морского волка в льняном пиджаке, наподобие тех, что носят возрастные модели в рекламе парфюма с ароматом морского бриза. Белоснежная рубашка и идеально отглаженные брюки. В руках мужчина держал портфель, а на мизинце правой руки поблескивала печатка. Мужчина выглядел настолько картинно и нереально, что на миг Кире показалось, что это актер, случайно забредший к ним с киностудии, находившейся в нескольких кварталах от их дома.
        - Госпожа Бердник Марина Сергеевна?  - мягким баритоном поинтересовался морской волк.
        - Это я,  - оторопело кивнула мама, которую никогда в жизни не называли «госпожой», да и вообще не величали по имени-отчеству.
        - Костаниду, Александр Константинович,  - представился мужчина. Плавным скользящим жестом он извлек из кармана визитницу и протянул Марине матовую визитную карточку цвета слоновой кости. Та бестолково уставилась на плотный прямоугольник картона.
        - Нотариус?  - не поняла она.
        - И душеприказчик покойного Петра Никаноровича Кречетова. Я не застал вас на работе, поэтому простите - пришлось явиться к вам домой без приглашения.
        Из всей витиеватой речи Марина уловила лишь «Петр Никанорович». Она с удивлением уставилась на нежданного гостя.
        - Петр Никанорович умер вчера утром,  - грустно сообщила она.
        - Я знаю, Марина Сергеевна, увы, поэтому и приехал к вам. Завтра в полдень в моем офисе состоится оглашение завещания покойного. Вы приглашены, и я рассчитываю на ваше присутствие.
        - Завещания?  - бестолково переспросила Марина, а Танька, отодвинув растерянную подругу плечом и не сводя внимательного взгляда с импозантного нотариуса, заголосила:
        - А я тебе говорила - дед твой тот еще миллионер подпольщик! Надо было его при жизни присматривать!
        - Помолчи, Татьяна.  - Марина пришла в себя и покачала головой, поднимая глаза на нотариуса.  - Но причем тут я? У Петра Никаноровича есть сын, Глеб Петрович. Правда выяснилось это только после смерти отца,  - не удержалась она от колкости.
        - Марина Сергеевна, все подробности я смогу раскрыть вам завтра. Жду вас в полдень по адресу, указанному на визитке. Всего доброго.  - Мягко улыбнувшись, импозантный Александр Константинович пропустил колкость мимо ушей.
        - Может быть, чаю выпьете?  - Валентина, забыв о красивом мужчине Николаиче, словно огромная баржа, рассекла людской поток и подплыла к нотариусу, не сводя с него внимательных глаз, в которые подпустила тумана.  - У нас и сладости домашние имеются, и пирог яблочный.
        - Благодарю, дамы, но вынужден вас покинуть.  - Кире даже показалось, что странный дядька отвесил небольшой поклон прежде чем раствориться за дверью.
        - Вот это да!  - Первой пришла в себя Татьяна.  - А прикинь, Никанорыч твой и правда Корейко какой-то!
        - А тебе бы все чужие деньги считать, Татьяна,  - осекла ее Зоя.  - Нет чтоб порадоваться за подругу! Может, ей наконец-то в жизни повезет.
        - Ой, девочки, я была у него вчера дома,  - вздохнула Марина, обреченно махнув рукой.  - Что там оставлять? Разве что долги за коммуналку.
        - Ну, квартира - это тоже неплохо,  - неожиданно поддержала Таньку рачительная Зина.  - Продашь и отправишь свою звезду куда захочешь.
        - Так выпьем же за будущие миллионы!  - пьяно рассмеялась Татьяна, игриво подмигивая молодому охраннику.  - А ну, налей даме рюмку!
        Гости разошлись за полночь. Остаток вечера все дружно гадали, что же такое завещал Маринке старик в побитом молью пальто и как изменится ее жизнь после обретения несметных богатств. Расставались с пьяными объятиями и поцелуями под заверения, что долг, возможно, получится вернуть быстрее, чем рассчитывала,  - все будет зависеть от наследства. Не обошлось без наставлений и пожеланий Кире «надрать задницу всем соперникам».
        Кира же обменялась с Пашей номерами и договорилась созваниваться, если мама не сможет больше привезти его к ним. Про себя парень честно сказал, что пригласить Киру в гости не может: дома больная бабушка. А Кира и не настаивала, хотя общение с Пашей хотелось продолжить. Ей не хватало друзей и подруг, а парень оказался внимательным слушателем, к тому же он был очень смешным и умным. Пожалуй, знакомство с Павлом - это лучшее, что случилось за ней за долгое время. После кроссовок, презентованных Борисом.
        Едва за гостями закрылись двери, как Валентина, решившая остаться с ночевкой и помочь Марине убрать после банкета, жарко прошептала подруге на ухо:
        - Знаешь, мне кажется, этот Николаич в меня влюбился. Я думала, просто сожрет глазами.
        - Мне тоже так кажется, Валюша. Да и нотариусу ты тоже приглянулась, я заметила, как он на тебя смотрел,  - устало улыбнулась Марина подруге, а та, пригладив растрепавшиеся волосы, расцвела:
        - Правда? Мне он тоже понравился. Может, завтра вместе пойдем в его контору? Я подожду в приемной, если что.
        - Почему бы и нет?  - Мысль показалась Марине здравой: в Валиной компании ей самой будет намного спокойнее и веселее. В отличие от нее Валентина всегда сохраняла спартанское спокойствие и мыслила здраво. Марина крепко обняла подругу и словно окунулась в материнское тепло.
        - Спасибо тебе, Валюш, ты меня просто спасла. И стряпня твоя была восхитительна!
        - Да что уж,  - засмеялась довольная Валя, крепко обнимая подругу в ответ.
        Спустя несколько минут она уже громыхала посудой на кухне, а Марина тихонько постучала Кире в комнату.
        - Кирюша, не спишь?
        - Входи, мам,  - откликнулась та.
        Марина вошла в комнату дочери, держа в руках стопку разномастных конвертов и открыток, одна из которых бодро гласила: «С днем рождения!»
        - Спасибо тебе, что уделила внимание Паше,  - мягко начала Марина, присаживаясь на уже разобранную кровать,  - его маме было очень приятно. Знаешь, он целыми днями сидит дома. Они ведь живут на пятом этаже в доме без лифта, и, чтобы выйти на улицу, Зое нужно вначале спустить вниз инвалидную коляску, а потом Пашу, на руках,  - тяжело вздохнула Марина, напоминая самой себе, что она счастливая и везучая женщина: ее здоровая дочь бегает по корту и готовится стать лучшей в мире, в то время как сын Зои никогда даже на ноги встать не сможет.
        - Я знаю,  - кивнула Кира.  - Паша прикольный вообще-то, мы с ним будем общаться.
        Вместо ответа Марина обняла Киру и вдохнула родной аромат. Ее девочка больше не пахла молоком и печеньками - у нее появился свой, взрослый запах. Она больше не ребенок, она независимый человек, но от этого стала лишь дороже. Марина могла говорить с Кирой как с равной, обсуждать интересные темы и часто прислушивалась к ее мнению, здравому и взвешенному. Каждый день эта новая привязанность росла и крепла, и Марина не могла скрыть чувство гордости за собственную дочь. Та была не только трудягой, но и человеком с большим сердцем.
        Стараясь не превращать трогательную минуту в сопливую сентиментальность, Марина, разжав объятия, начала выкладывать на кровать дочери содержимое конвертов и поспешно оправдываться:
        - Я надеюсь, ты на меня больше не сердишься. Я ведь не просто взяла деньги, я их заняла, а в долге нет ничего плохого, это ведь временно. Каждый дал сколько мог, а я все верну, обязательно. Ты же слышала, мне наследство перепало.
        - А кто это тебе его оставил?  - искренне удивилась Кира.
        - Клиент один,  - улыбнулась Марина и покачала головой. Как, в сущности, мало у человека настоящих потребностей. Еда, питье, крыша над головой и пару минут простого человеческого общения, за которое ты готов отдать все самое ценное.  - Петр Никанорович, так его звали, много лет ходил в наш магазин и мы с ним просто болтали. Он ужасно переживал из-за смерти жены, очень ее любил. Уже столько лет прошло, а он все никак не мог оправиться. Я была уверена, что он одинок, и мне было его жаль, поэтому, хоть Зоя на меня и сердилась, а клиенты ругались, я всегда старалась переброситься с ним парой слов. А теперь, когда он умер, вдруг выяснилось, что у него есть сын.
        - Сын был где-то далеко? Поэтому не общался с отцом?  - не поняла Кира.
        - Нет, к сожалению,  - покачала головой Марина, решив не приукрашивать правду жизни,  - сын все это время жил в получасе езды. Так бывает.
        Чтобы еще глубже не погрузиться в печальную тему и не разреветься, Марина принялась пересчитывать то, что ей удалось собрать. Мысленно добавила к получившемуся свои скромные сбережения и пару сотен, которые ей сунула в карман Валентина. До нужной суммы ей не хватало еще около тысячи евро. Марина с трудом подавила вздох разочарования. Все было зря. Сроки поджимают, денег взять негде. На аванс от Глеба рассчитывать явно не приходится.
        - Кирюша…  - попыталась начать она так, чтобы голос не дрогнул.
        - Я поняла, мам, в лагерь я не поеду.  - Кира не выглядела опечаленной, скорее наоборот, звучала оптимистично. Марина подняла на дочь удивленный взгляд.
        - Это ничего, мама, я все равно стану первой ракеткой мира, и ничто не сможет мне помешать,  - заверила она, поворачиваясь к молчаливой Шараповой и объявляя ей:  - Я выиграю чемпионат, вот увидишь, а после этого у меня появятся спонсоры, и я смогу ездить в лагеря. Поверь, все будет хорошо.
        Кира крепко обняла мать, и Марина поверила.
        -
        Планы дочери по завоеванию мира стали понятны на следующее утро. Воспользовавшись временным отсутствием второй работы, Марина решила себя побаловать и поспать на часок дольше обычного, но ее разбудила Кира, попытавшаяся тихонько прокрасться мимо ее дивана в направлении выхода из квартиры.
        - Кирюша, ты куда?  - сонно пробормотала Марина, открывая один глаз и поглядывая на будильник. Тот показывал пять утра. Марина подскочила на диване, протестующе скрипнувшем от такого бесцеремонного обращения, и сразу же впала в панику:  - Что случилось?!
        - Ничего, мам, тише, тетю Валю разбудишь!  - шикнула Кира, кивнув в сторону кухни, где устроилась на ночь Валя.
        - Куда в пять утра?  - драматическим шепотом потребовала объяснений Марина. Сон слетел, как шелуха с лука в руках умелой хозяйки.
        - Я просто хочу побольше потренироваться, мне нужно. Сейчас на пробежку и турники, а потом к Борису.
        Марина с глухим стоном рухнула в уютную, мягкую постель, положив голову на подушку, все еще хранящую тепло и форму ее головы. Манящую, обещающую еще несколько минут драгоценного покоя и безмятежности, прежде чем проблемы нового дня атакуют с новой мощью. Несколько секунд она полежала с закрытыми глазами в тщетной попытке продлить удовольствие, но затем все-таки нашла в себе силы. Решительно откинув одеяло, она нашарила тапки и попыталась встать.
        - Я с тобой,  - объявила она дочери.
        - Куда?  - Кира замерла от удивления, а затем сдавленно хихикнула:  - На пробежку?
        - Нет, во двор, или где ты там будешь бегать? Ну не пущу же я тебя саму в пять утра на улицу!  - С первой попытки встать не удалось, и Марина схватилась рукой за спинку дивана.
        - Все будет в порядке!  - с подростковой уверенностью в собственном бессмертии зашептала Кира, косясь в сторону кухни.
        - Будет, конечно, но я с тобой.  - Марине наконец удалось встать, и она принялась оглядываться вокруг в поисках старого спортивного костюма, в котором ходила дома.
        - Мам, ну ты что, поспи!  - запротестовала дочь, пятясь к двери. Участие мамы, которая и так не высыпалась, в ее утренних тренировках она не планировала. Наоборот, хотела побыть в одиночестве, подумать и сконцентрироваться.
        - Давай так: я пока разомнусь в подъезде, тихонько похожу по лестнице с первого на пятый, приседания сделаю, потом полчаса пробежки по двору, а потом уже на обычный маршрут, в шесть, как обычно. Хорошо?
        - Хорошо,  - немного поразмыслив, кивнула Марина.
        С дочерью она предпочитала не спорить по пустякам, зная, что, если та упрется, сможет работать Титаном, держащим Землю на своих плечах - с места не сдвинешь. Да и спать ужасно хотелось: вчерашние два бокала вина были явно лишними, в сон клонило неудержимо, и Марина смалодушничала. Их подъезд закрывается на кодовый замок, в нем тихо и спокойно, все соседи живут в своих квартирах годами. Кире ничего не угрожает. А с шести на улицах уже появляются собачники.
        Едва за дочерью закрылась дверь, как Марина залезла под одеяло, все еще хранящее тепло. Немного повозилась, устраиваясь поудобнее, и прикрыла глаза в попытке снова уснуть.
        Ей не удалось. Мысли, как черви, закопошились в голове. Да, Кира может тренироваться хоть сутки напролет. Но все, чего она этим добьется,  - это перетренировка и хроническая усталость, так ей когда-то объяснял Борис. На том уровне, которого она достигла, ей нужны игры с сильными соперниками, чтобы набивать руку и расти. Просто тренировок и физической подготовки недостаточно. В стране у нее есть лишь одна сильная соперница - Анна. Но та вряд ли захочет тренироваться с Кирой в школьном спортзале. Где же взять денег на необходимое?
        Марина снова и снова задавала себе этот риторический вопрос, но ответа не находила. Оставалось только надеяться на чудо. А вдруг ей повезет? Надо купить лотерейный билет хотя бы. Кто-то же выигрывает в лотерею, почему бы не выиграть ей? Или, может, Петр Никанорович завещал ей миллионы? Марина невольно улыбнулась, да так и уснула с улыбкой на губах.
        Из крепкого безмятежного сна ее вырвал требовательный звон будильника. Марина подскочила как ужаленная и заметалась, чуть не упав с узкого дивана. Первой пришедшей в голову мыслью было то, что она прозевала Киру, не досмотрела, и с дочкой что-то случилось.
        Марина резко вскочила и тут же увидела, как на пол спланировал белый лист бумаги, все это время лежавший поверх ее одеяла. Марина схватила листок и попыталась прочесть написанное, но буквы скакали и расплывались. Она зажмурилась, затем несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, а потом открыла и прочитала текст, наконец собравшийся в буквы: «Мама, все в порядке. Я позанималась, рис сварила, поела и ушла на тренировку. Целую, Кира».
        Марина обессиленно рухнула на диван и тихонько засмеялась: ее девочка оказалась умнее и собраннее, чем собственная мать. Все сделала и ушла, чтобы не беспокоить. Как же быстро она выросла! Хотя, секундочку, что значит «сварила рис»? А Валентина? Где она? Почему не разбудила Марину?
        - Валя?  - Марина заглянула на кухню, но подруги там не обнаружила.
        Раскладной диванчик, приютивший Валю на эту ночь, был аккуратно собран, постельное белье лежало стопочкой с краю. На обеденном столе красовалась большая тарелка, накрытая сверху другой тарелкой. Поверх них - кусочек бумажного полотенца с размашистой надписью: «Съешь меня».
        Что за день такой - все пишут записки? Марина приподняла верхнюю тарелку и обнаружила под ней несколько аккуратных бутербродов с сыром и шпротным паштетом, кокетливо украшенных кудрявыми веточками петрушки. Но стоило ей протянуть руку к одному из них, как тут же зазвонил телефон: на дисплее высветилось имя «Валюша» и знак сердца рядом (Кирина работа).
        - А ты куда пропала?  - с моста в карьер начала Марина, открывая рот, чтобы откусить бутерброд.
        - Как это куда? Ушла приводить себя в порядок, разумеется! Где мы с тобой встречаемся? На остановке или прямо у этого Александра Константиновича?
        Марина с трудом сдержалась, чтобы не чертыхнуться. Она совсем забыла! Положив на тарелку бутерброд, который так и не донесла до рта, Марина бросила встревоженный взгляд на часы - до встречи с нотариусом оставалось всего полчаса.
        - Давай сразу там,  - сдавленно прошептала она.
        - Ты забыла!  - торжественно провозгласила организованная до жути Валентина. Она-то уж наверняка стоит возле входной двери и наносит парфюм - одета, накрашена, уложена и выглядит так, будто собралась на королевскую свадьбу.
        - Нет-нет,  - зачем-то соврала Марина, покраснела и, наспех попрощавшись с Валентиной, бегом бросилась в ванную, по пути судорожно вспоминая, что надо бы предупредить Зою про опоздание, и тут же вдогонку вспомнив, что уже сделала это вчера.
        Стремительно приняв душ и уже не успевая наложить макияж, Марина в последний момент решила распустить волосы и надеть единственное более или менее приличное платье. Короткие рукава прикрыла кофточкой.
        В глазах мерзавца Глеба почему-то не хотелось выглядеть совсем сироткой, которой нищий старик оставил последние копейки, и она с готовностью и благодарностью их принимает. Она глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь успокоиться и унять бьющееся сердце. Главное, сдержать себя и не поругаться с Глебом прямо у нотариуса. Это совсем ни к чему.
        Схватив в прихожей сумку и накинув осеннее пальто, Марина выскочила на улицу и тут же раскаялась в легкомысленном выборе одежды: ледяной ветер моментально забрался под распахнутые полы и схватил корявой рукой за сердце. Марина, запахнув пальто поглубже, посеменила к остановке, стараясь удержать равновесие и не растянуться на схватившемся за ночь льду.
        Хотелось плакать. Старика было ужасно жаль. Насколько же одиноким он себя чувствовал при живом сыне и невестке, чтобы внести в завещание незнакомую женщину из супермаркета, которая просто перекидывалась с ним парой общих фраз? Неужели Глебу было так сложно заезжать к отцу хотя бы раз в неделю на чай? Не говоря уже о том, чтобы привозить его время от времени в свой роскошный дом, усаживать в белоснежной гостиной возле камина и выделить час из своего занятого графика, чтобы послушать про нехитрые радости и печали отца?
        Ладно Глеб, бездушный черствый мужчина, а его жена? Теперь Ксения уже не казалось ей такой уж прекрасной феей. Она даже была готова согласиться с Галиной, что в бывшей хозяйке проскальзывало нечто хищное. Возможно, природа наградила ее скрипучим голосом именно для того, чтобы внешние ухищрения не вводили в обман и предупреждали об истиной природе этой женщины? Ну, как яркая шкурка лягушки сигнализирует об ее опасности для внешнего мира.
        Как можно было позволить мужу бросить отца на произвол судьбы? Марина с грустью вспомнила покойную свекровь, не принявшую ее с первого же дня, почуявшую в будущей невестке угрозу собственной мирной жизни с «ее мальчиком». В итоге свекровь умерла у Марины на руках, потому что именно она досматривала ее, категорически отказавшись от услуг хосписа и решительно заявив, что никто не должен проводить свои последние дни вот так - среди других обреченных, в запахе смерти и безысходности. Именно Марина в полной мере прочувствовала на себе болезнь Людмилы Викторовны, или мамы Люды, как она стала впоследствии ее называть, в то время как любимый мамин мальчик упоенно жалел себя и с головой ушел в борьбу за будущее планеты. За это мама Люда назвала ее доченькой за пару часов до смерти, а Марина еще год пыталась прийти в себя и хотя бы немного набрать потерянный вес и нервы.
        Погруженная в невеселые воспоминания, Марина сама не заметила, как добралась до офиса нотариуса. Тот с комфортом разместился в недавно возведенном роскошном небоскребе, и Марина невольно поежилась при виде стеклянного гиганта, возвышающегося над городом. В непосредственной близости от современного здания она в своем старомодном дешевом наряде смотрелась как инородное тело. Золушкой, обманом попавшей на королевский бал.
        В огромный паркинг небоскреба въезжали дорогие блестящие машины. Наверняка на одной из них приехал Глеб. При мысли о последнем настроение совсем испортилось. На короткое мгновение малодушно захотелось сбежать. Что будет, если она не потребует свою долю наследства? Отдадут государству? Или оно автоматически перейдет Глебу с Ксенией? Наверное, последнее. Ну уж нет, нельзя нарушить волю покойного и доставить сыну мерзавцу такую радость. Впрочем, кто знает, что ей завещал Петр Никанорович. Может быть, коллекцию книг или чучело любимой собачки? Впрочем, чтобы это ни было, она примет его с благодарностью и ни за что не отдаст Глебу. Это было бы предательством покойного.
        - Маринка, где тебя носит?  - Корпулентная фигура лучшей подруги возникла прямо перед носом. Еще шаг, и Марина бы уткнулась носом в необъятную грудь Валентины.
        В вязаном пончо, отделанном мехом, подруга напоминала гигантскую австралийскую летучую мышь. Волосы уложены в замысловатую прическу, губы подкрашены, глаза сияют. Вся переливается, как новый пятак, словно это на нее саму свалилось неожиданное наследство.
        - Мы уже опаздываем.  - Схватив топчущуюся на одном месте Марину, Валентина без лишних размышлений поволокла ее к сверкающему на фоне пасмурного зимнего неба гиганту-небоскребу.
        Улыбнувшись молодому парню, стоявшему на входе и сделавшему шаг, чтобы преградить им путь, Валентина царственно обронила:
        - Мы к Александру Константиновичу.  - И, увидев непонимание на лице охранника, добавила для пущей убедительности:  - Костаниду, нотариусу. Вы наверняка знаете.
        На лице охранника застыло недоумение.
        - Да он не знает всех, здесь миллион офисов!  - шепнула Марина подруге, продолжавшей лучезарно улыбаться охраннику.
        - Как это не знает?  - громче, чем требовалось, возмутилась Валентина.  - Я уверена, что молодой человек профессионал своего дела и отлично знает всех, кто находится под его охраной. Я права, молодой человек?
        Молодой человек немного смутился от столь грубой лести, но с удовольствием принял ее, кивнув в знак согласия и наверняка соврав. Порозовев, он сделал шаг в сторону и указал на рецепцию, сверкавшую монохромом сквозь идеально вымытые стекла:
        - Там Лена вам пропуск выпишет.
        - Спасибо за помощь,  - от всего сердца поблагодарила Валентина и, не рискнув воспользоваться боковой дверью, выглядевшей слишком узкой для ее роскошного тела, дождалась, когда огромная крутящаяся машина центрального входа повернется к ней передом, вплыла в нее, увлекая за собой подругу и не сводя глаз с озадаченного охранника, смотрящего им вслед.
        - Видела, как он на меня смотрел?  - прошептала она Марине, а та с трудом улыбнулась, возвращаясь к реальности.
        - Ты ни одного мужчину не оставляешь равнодушным,  - нервно прошептала она подруге, а та, словно крейсер Аврора, уже подплыла к рецепции, представилась и потребовала сообщить, где именно в огромном блестящем муравейнике можно отыскать Александра Константиновича Костаниду.
        Справившись с формальностями и получив по белой пластиковой карточке, обеспечивающей временный доступ в обитель успешных и богатых, Марина и Валентина зашли в скоростной лифт, за несколько секунд доставивший их на восемнадцатый этаж.
        Выйдя из лифта, Марина чуть не зажмурилась от блеска окружающей ее роскоши. Хромированная сталь, надраенные до прозрачности окна, современные картины на стенах. Красивые женщины и мужчины в дорогих костюмах.
        Сердце сжалось. Марине захотелось как можно скорее схватить книгу или, возможно, картину или какую-то другую памятную вещь, которую оставил ей Петр Никанорович, и убежать отсюда. Возможно, не пойди с ней Валентина, она бы именно так и поступила. Такие места не для нее. Ее ареал обитания - это небольшой бюджетный супермаркет, расположенный среди облезлых дворов. Несчастные пенсионеры, которым не с кем и словом перемолвиться, нетерпеливые залетные обитатели, пацанва, половина из которой сопьется или умрет от шприца. И такие же неудачницы, как она сама, чья жизнь на каком-то определенном этапе свернула не туда. Кто без жилья, кто без мужа, кто без детей, а кто и с инвалидом на руках.
        При мысли о Зое Марина заставила себя расправить плечи и прекратить себя жалеть - у нее в жизни не все так плохо! Точнее, нет, у нее в жизни все просто прекрасно. У них с Кирой собственная уютная квартира, есть деньги на еду, одежду и нехитрые развлечения. У нее умная талантливая дочка, сама она еще молода и здорова. Уж кому-кому, а ей точно не стоит гневить Бога, комплексовать и бояться хама Глеба. Да, пусть на ней не висят украшения стоимостью в годовой бюджет небольшого города и одета она не в модные тряпки, но ей нечего стыдиться. Она никогда в жизни не крала, не подставляла и не бросала родителей на произвол судьбы.
        Валентина тем временем, чувствуя себя на редкость уверенно и расковано в коридоре шикарного офисного здания, отыскала нужную дверь и подтолкнула к ней подругу:
        - Не дрейфь, Мариш,  - прошептала на ухо и толкнула дверь,  - прорвемся.
        Они очутились в небольшой приемной, обставленной стильно и лаконично. Белая глянцевая мебель, абстрактные картины в ярких рамках, два рабочих стола, за которым восседали безупречно одетые девицы, которых Марина вначале приняла за близнецов: обе блондинки, обе в белых блузках, массивных очках в темной роговой оправе и при красной помаде. Впрочем, при ближайшем рассмотрении некая расхожесть все же наблюдалась. Та, что справа, была чуть полнее и ниже ростом, если можно так сказать о девушке за метр восемьдесят, одетой в наряды сорок второго размера. Девушка слева была еще стройнее и выше. Возможно, Александр Константинович подбирал себе помощниц в модельном агентстве? Впрочем, почему бы и нет? Если уж он мог позволить себе офис в таком месте, почему бы и не разориться на моделей?
        - Марина Сергеевна Бердник?  - сверкнув белоснежной улыбкой, расплылась от радости блондинка справа.
        - Да, это я,  - кивнула Марина, мысленно обругав себя за то, что ответ прозвучал жалко и заискивающе. Словно она изначально была в невыгодном положении.
        - Пожалуйста, пройдемте, Александр Константинович вас ожидает.  - Девушка встала из-за стола, и Марина снова искренне удивилась: что такая красавица делает в приемной у нотариуса? Ей бы по подиуму ходить где-нибудь в Париже.
        - Чай, кофе?  - это уже вторая, «повыше», обращается к Валентине.
        Марина бросила затравленный взгляд на подругу. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Валентина пошла с ней, но она не знала, допустимо ли это. Ведь она никогда раньше не бывала на оглашении завещания, а спросить было боязно. Перед космическими красавицами не хотелось выставлять себя полной дурой, но каким-то образом сопровождающая Марину блондинка умудрилась прочитать ее мысли:
        - Ваша подруга может к вам присоединиться, если вы желаете. По закону при оглашении завещания должны присутствовать два свидетеля. Обычно эту роль исполняем мы, но если вам будет более комфортно в сопровождении близкого человека…  - прочирикала она.
        - Естественно, ей будет комфортнее,  - решительно прервала ее Валентина и тут же обратилась ко второй девушке тоном, не оставляющим сомнений - она привыкла к обслуживанию самого высшего класса.  - Мне и моей подруге, пожалуйста, капучино. Я надеюсь, он у вас не из ужасных капсул?
        - Нет, что вы, только кофе-машина и свежее молоко! Если хотите, могу сделать с миндальным, овсяным, рисовым или соевым,  - послушно перечислила девушка, продолжая сиять лучезарной улыбкой. Марине даже захотелось подойти к красавице и потрогать - настоящая ли?
        - Боже упаси!  - ужаснулась Валентина.  - Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на подобную дрянь. Мне только натурпродукт и две ложки сахара.
        Послушно кивнув и не переставая улыбаться, девушка поплыла по воздуху к кофе-машине, стоящей в небольшом, отгороженном от остального помещения уголке, где занялась приготовлением напитков.
        - Позвольте ваше пальто?  - тем временем вежливо попросила девушка, сопровождающая Марину.
        Первой мыслью было не отдавать. Вдруг она увидит надпись на китайском языке на потертом лейбле? Истончившуюся подкладку? Потертые рукава и воротник? Но входить в стареньком пальто в кабинет нотариуса было еще большим унижением, и Марина покорно кивнула.
        Девушка помогла ей снять пальто с нарочитой осторожностью, словно это была соболиная шуба, повесила его на вешалку, а затем, не переставая улыбаться, толкнула белую глянцевую дверь, ведущую в кабинет ее начальника.
        Глеб был уже на месте, его сопровождала Ксения. Марина попыталась не встречаться с ними взглядом, лишь сдержанно кивнула в знак приветствия, а в ответ физически ощутила волну презрения, которой ее окатили эти двое. Она была нищенкой и самозванкой в их красивой жизни, из которой ей следовало убраться как можно скорее. Впрочем, ей и самой не хотелось задерживаться.
        - Добрый день, Марина Сергеевна, рад, что вам удалось к нам присоединиться,  - красиво окрашенным голосом поприветствовал ее нотариус, одетый сегодня в льняной пиджак глубокого синего цвета и небесно-голубую рубашку. На рукавах, само собой, сверкнули запонки. Красавец-мужчина перевел взгляд на Валентину, заполонившую собой половину обширного пространства его кабинета.
        - Валентина,  - представилась та без приглашения и с презрением взглянула на удивленно смотрящего на нее Глеба и саркастически поджавшую губы Ксению.
        - Можно открыть окно?  - капризно попросила та.  - Воздуха не хватает.
        - Сделайте девушке атмосферу,  - ядовито попросила Валентина, усаживаясь в массивное кожаное кресло, жалобно пискнувшее, когда она попыталась устроиться на нем поудобнее.
        Марина уловила мелькнувшую на лице нотариуса улыбку и отчаянно позавидовала подруге: как ей удается еще и шутить в такой обстановке? Сама она даже говорить не могла. Язык распух и занял собой весь рот. Стук сердца отдавался где-то в ушах, перед глазами все плыло. Хотелось некультурно выкрикнуть: «Дайте уже мне его сувенир» - и убежать отсюда.
        Между тем, кажется, и Ксения с Глебом не очень уютно себя чувствуют. Словно боятся, что Петр Никанорович мог как-то их обделить. А впрочем, чего им опасаться? Люди, владеющие такими домами, явно не зависят от завещания пенсионера.
        - Ксения Львовна, к сожалению, я не могу открыть окно: в здании центральная система кондиционирования,  - мягко кашлянув, покачал головой Александр Константинович.  - Предлагаю приступить к оглашению завещания, чтобы покончить с формальностями как можно скорее. После чего у вас будет возможность подышать свежим воздухом. Впрочем, если хотите, вы можете нас покинуть. В таком случае свидетелем со стороны Глеба Петровича выступит одна из моих сотрудниц. А супруг затем ознакомит вас с содержанием завещания.
        - Я потерплю,  - сквозь зубы процедила Ксения и цепко схватила руку мужа тощей, как у кузнечика, лапкой.
        Глеб молча кивнул нотариусу, как бы приглашая того начать. Александр Константинович перевел взгляд на Марину. Та тоже дернула головой, выражая согласие.
        Валентина посмотрела на нее с сочувствием и царственно распорядилась:
        - Начинайте.
        Марина рухнула без сил на ближайший к подруге стул.
        - Вы заказали напитки моей помощнице?  - любезно поинтересовался нотариус. Марина вначале нервно покачала головой, но, опомнившись, кивнула. В этот момент открылась дверь, и на пороге появилась девушка, держа в руках серебряный поднос с изящно сервированным капучино. Поднос она поставила перед Валентиной, словно инстинктивно признавая в ней главную, и, кивнув начальнику, испарилась.
        - Мы покончили со всеми формальностями или ждем еще какую-то поломойку?  - Голос Ксении прозвучал на редкость скрипуче, и Марине даже показалось, что холеный Александр Константинович поморщился.
        Ей самой вдруг захотелось зажать уши руками, только чтобы не слышать его. Интересно, а как Ксения разговаривает с Глебом? Слышит ли он при общении с супругой райский голосок экзотической птички? Или противное движение пенопластом по стеклу, вызывающее зубную боль?
        - Все наследники на месте,  - вежливо-равнодушно ответил нотариус, а Марина, наконец отважившись, принялась шарить взглядом по его столу.
        Где то, что завещал ей Петр Никанорович? Пусть поскорее отдадут, и она уйдет в свой скромный мирок, подальше от этих спесивых богачей. К сожалению, на столе ничего не обнаружилось, кроме тонкого конверта, который нотариус взял в руки. Марина почувствовала, как скрутило желудок, и попыталась равномерно дышать. Вонзила короткие ногти в ладони. Главное, не расплакаться и не показать, что они ее чем-то задели. И не стошнить на этих холеных господ.
        - Можем приступать,  - продолжил Костаниду.
        - Да, пожалуйста.  - Спазм наконец-то отступил, и Марина смогла сделать вдох. Пусть это закончится как можно быстрее.
        - Что, не терпится миллионы заграбастать?  - снова каркнула Ксения, а Глеб положил свою руку на руку жены, призывая ее замолчать. Ему и самому не терпелось покончить со всем этим как можно скорее. Что за цирк отец решил устроить под конец жизни?
        Александр Константинович нажал на небольшую кнопку на столе. Тут же дверь распахнулась и в кабинет снова вплыла одна из его помощниц, держа в руках блокнот и ручку.
        - Мой ассистент составит протокол,  - пояснил он всем присутствующим, после чего встал и, подойдя к Глебу, продемонстрировал ему конверт:
        - Прошу вас, удостоверьтесь в подлинности документа. Вот моя печать, вот подпись вашего отца.
        Глеб внимательно осмотрел конверт, а затем кивнул, после чего нотариус направился к Марине и продемонстрировал конверт ей. Та понятия не имела, как выглядит подпись Петра Никаноровича, о чем и попыталась сообщить нотариусу, но язык не слушался: вышло какое-то невнятное мычание, давшее Ксении повод снова закатить глаза.
        Секретарь нотариуса проверила документы у присутствующих, внесла всю информацию в протокол, и нотариус наконец приступил к оглашению завещания.
        Вскрыв плотный конверт, он принялся читать вслух формальную часть. Спустя три минуты слова слились в монотонный гул, и Марина утратила нить происходящего. Она и так плохо воспринимала информацию на слух, а уж когда вникать в детали приходилось в такой напряженной обстановке, все слова влетали в одно ухо и вылетали из другого, не задерживаясь в голове.
        Марина прикрыла глаза, пытаясь унять разгулявшуюся головную боль, и выпала из реальности. Пришла в себя от громких криков. Кажется, кто-то скандалил. Она что, уснула? В удивлении открыв глаза, она увидела Ксению, растерявшую все волшебство и ставшую похожей на базарную бабу, отчаянно отстаивающую собственные интересы.
        - Это фальшивка!  - визжала она, а Глеб даже не пытался утихомирить разбушевавшуюся супругу.
        - Этого не может быть,  - твердил он как заведенный,  - просто не может быть, отец был не в себе, когда писал завещание.
        - Я выступаю гарантом того, что ваш отец пребывал в здравом уме и твердой памяти во время составления документа,  - пытался утихомирить разбушевавшихся супругов нотариус.
        Марина перевела удивленный взгляд на Валентину, но та сидела с приоткрытым ртом, словно тоже не веря в происходящее и глядя во все глаза на разворачивающуюся трагикомедию.
        Марина потрясла головой - что она пропустила?
        - Да ты просто в сговоре с ней! Это что, твоя любовница, да?  - ринулась Ксения к нотариусу. Ее голос сорвался на высокие ноты и неприличный визг.
        - Ксения Львовна, я прошу вас держать себя в руках,  - строго одернул ее нотариус, но ту уже несло. Марине даже показалось, что она сейчас набросится на Александра Константиновича.
        - Что случилось?  - одними губами прошептала Марина, снова переводя взгляд на подругу. Та, продолжая как зачарованная смотреть на беснующихся наследников Петра Никаноровича, так же одними губами прошептала в ответ:
        - Маринка, мне кажется, ты богата.
        Окончание фразы потонуло в вопле Ксении Львовны:
        - Я вас засужу!
        -
        Три квартиры, загородный дом и порядка миллиона долларов на счету.
        Марина в тысячный раз перечитала тот пункт завещания, которым Петр Никанорович Кречетов сделал обычного кассира из супермаркета богатой женщиной. Родному сыну он оставил лишь литографию Репина и письмо.
        - Этого не может быть,  - только эту фразу и могла вымолвить Марина с того момента, как они с Валентиной покинули офис нотариуса, договорившись встретиться с ним еще раз для того, чтобы утрясти все формальности.
        Сейчас узнать какие-либо подробности и задать вопросы не представлялось возможным: Ксения Львовна и Глеб Петрович впали в такую истерику, что помощницам нотариуса пришлось даже вызвать скорую помощь, чтобы оставленным без гроша наследникам вкололи успокоительное.
        - Этого не может быть,  - в сотый раз повторила Марина, перечитывая строчки завещания (копию ей любезно предоставила одна из блондинок). Валентина, вздохнув, подлила в треснутую кружку подруги немного вина.
        - Купи себе нормальную посуду, миллионерша,  - хмыкнула она и, немного подумав, выпила душистое вино сама, залпом.
        - Обалдеть,  - хохотнула Валентина, когда вино ударило в голову.
        - Этого не может быть, это какая-то ошибка,  - словно дурацкий китайский котик, продолжала кивать Марина, отказываясь верить написанному и услышанному.
        Петр Никанорович Кречетов был потомственным ювелиром. Более пятидесяти лет успешной практики. Принадлежащие ему две мастерские он продал несколько лет тому назад, когда решил удалиться на покой. На вырученные деньги, добавив кое-что из своих сбережений, купил квартиру в центре и загородный дом с гектаром леса. Сам предпочел жить в крошечной квартире, некогда принадлежавшей покойной жене. Его же собственная квартира в доме дореволюционной постройки, в котором его семье принадлежал целый этаж, пустовала, дожидаясь новых хозяев.
        И все это он оставил Марине.
        - Мам, что случилось?  - На кухне показалась заспанная Кира. Жмурясь и почесываясь, она в недоумении уставилась на мать.
        Марина не хотела тревожить дочь, поэтому сразу после оглашения завещания она, сказавшись на работе больной, поехала к Валентине и просидела с ней до того времени, когда Кира обычно ложится спать. После чего засобиралась домой, но Валентина не пустила ее одну в таком состоянии. Решив шикануть (в счет будущих миллионов), подруга прихватила из дома бутылку грузинского вина, вызвала такси и доставила Марину прямо в квартиру.
        Осторожно, чтобы не разбудить уснувшую до их прихода девочку, подруги пробрались на кухню. Валентина заварила крепкий чай и разлила вино по щербатым кружкам, но отдуваться ей пришлось за двоих: Марина была не в состоянии сделать и глоток. Лишь монотонно раскачивалась на стуле и повторяла, как попугай:
        - Этого не может быть, просто не может быть, это ошибка.
        - Чего не может быть?  - с недоумением переспросила Кира, переминаясь с ноги на ногу и щурясь на яркий свет.
        - Доченька,  - Марина перевела взгляд на дочь и попыталась сформулировать невероятную правду.
        Как лучше сказать девочке? Мы богаты? Тебе больше не нужно вставать в пять утра на тренировки? Я отправлю тебя в самые лучшие школы? Мы будем жить в шикарной квартире? Или, возможно, переедем в дом с собственным лесом и наймем себе водителя, который будет возить тебя в школу?
        Мысли путались. Марина беспомощно взглянула на подругу, но Валентина и сама пребывала в том редком состоянии, когда ей было нечего сказать.
        - Кто-то умер?  - Остатки сна слетели, и Кира с тревогой уставилась на мать.
        - Нет,  - бурно запротестовала Марина, а потом осеклась:  - Хотя, да, умер. Петр Никанорович, тот человек, который оставил мне наследство, я тебе говорила.
        - Кстати, ты не сказала, почему он умер? Он болел?  - искренне расстроилась Кира, даже не задавшись вопросом, а что, собственно, ее мать получила в дар от неожиданного благодетеля.
        Одним из многих даров, которыми Господь столь щедро наградил ее девочку при рождении, был дар сопереживания. У Марины каждый раз сжималось сердце, когда она смотрела на дочь, кормящую бродячее животное или отдающую свои скромные карманные деньги приюту для животных. Кира чувствовала чужую боль и проживала ее, как собственную, и именно это, а не только целеустремленность и упорство, делали ее такой особенной.
        - Сердце,  - пояснила она дочери,  - и возраст. Петр Никанорович прожил долгую и непростую жизнь.
        Переключившись на знакомую тему, Марина вновь обрела почву под ногами. Она легко и просто могла говорить о своем благодетеле: о его одиночестве, самоистязании, тоске и боли по столь рано покинувшей его жене. Она, несомненно, расскажет дочери все, что знает о нем, но, в конце концов, ей все равно придется сказать Кире о его последней воле. Ведь сколько дорожке ни виться, конец все равно близок. Столь неожиданно обрушившееся на ее голову богатство не получится долго скрывать, ведь вся их жизнь теперь изменится, перевернется с ног на голову. Киру надо к этому подготовить, но самое главное, дочка должна понимать, кому они всем обязаны, и помнить об этом до конца своих дней. Кира тем временем направилась к холодильнику, чтобы налить себе традиционную чашку ночного молока.
        - Ясно. Жалко его. Мам, я спать, завтра рано вставать.  - Выпив молоко залпом, Кира ополоснула чашку под краном и поставила ее рядом с мойкой.
        - Кируся,  - все-таки решилась Марина, останавливая дочь и бросая беспомощный взгляд на Валентину, словно ожидая ее одобрения. Та кивнула, благословляя.
        - Да, мам?  - Заспанная дочь снова зевнула и уставилась на мать. Слегка покачнулась от усталости и автоматически схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. У Марины сжалось сердце - как только появится такая возможность, она накупит Кире самых лучших овощей и фруктов! И не у них в супермаркете, а на базаре, у гостей с солнечного Кавказа. Багровых гранат с налитыми зернами, что лопаются от одного неосторожного прикосновения; мясистых фиолетовых слив, сочащихся соком; румяных наливных яблок, ароматных груш и абрикосов, пахнущих солнцем. Обязательно повезет Киру на море - впервые в жизни! Купит ей самую лучшую форму, ракетки и даже телефон с планшетом, о которых Кира столько времени мечтает.
        - Мам?  - поторопила ее Кира, мечтающая вернуться в кровать и снова погрузиться в короткий сладкий сон.
        - Кируся, мне кажется, ты все-таки поедешь в лагерь.  - Марина вдруг не сдержалась и улыбнулась.
        Она всегда верила в сказки и чудеса, несмотря на все заверения скептиков, что жизнь - боль. И оказалась права - с ней случилось чудо. Она действительно стала героиней сказки, в которой ей неожиданно воздалось за все добро.
        - Что?  - Кира выглядела все такой же заспанной и не особо заинтересованной.  - Кто-то еще занял денег?
        - Нет,  - Марина тряхнула головой и бросила триумфальный взгляд на Валентину,  - нет. Мы больше не будем занимать деньги, и я раздам все долги завтра же. У нас с тобой есть собственные деньги, чтобы отправить тебя в лагерь. И даже не на неделю, а на две. Или, может быть, даже на три.
        - В смысле?  - не поняла Кира, а Валентина уже подскочила к девочке, обняла ее за плечи и силой усадила на стул.
        - Мать твоя, святая женщина,  - заголосила она,  - с дедом этим, Никанорычем, общалась каждый день, когда родные дети бросили. Вот он помер и ей кучу всего завещал, вы теперь богаты.
        - Это шутка?  - рассмеялась Кира, но улыбка так и замерла на губах, когда она поймала растерянный, затуманенный взгляд матери. Та, улыбнувшись, покачала головой.
        - Нет, Кируся, Петр Никанорович оставил нам три квартиры, дом и много денег. Очень много денег.
        Марина, продолжая улыбаться, внимательно всматривалась в лицо молчащей дочери в тщетной попытке поймать первую реакцию. Радость. Кира непременно должна обрадоваться, ведь сбудутся все ее нехитрые мечты. Но к огромному удивлению Марины лицо дочери вдруг исказила гримаса, как в детстве, стоило ей столкнуться с по-настоящему большим детским горем. Глаза заблестели, и Кира вдруг разрыдалась, навзрыд.
        Марина вскочила с места и кинулась к дочери, обнимая ее, прижимая к себе и неожиданно присоединяясь к ней в плаче. Спустя несколько мгновений мать и дочь упоенно рыдали в объятиях друг друга, грозясь перебудить всех соседей. Впрочем, плевать: совсем скоро у них будут новые соседи.
        - Дуры, как есть дуры.  - Валентина смахнула слезу, глядя на рыдающих Марину и Киру и покачала головой:  - Надо же, какие дуры!
        -
        Форму Кирусе Марина заказала в интернете, из заграницы. У ее доченьки должно быть все самое лучшее, она это заслужила. Кроссовок, таких как у Ани, сразу две пары и форму, которую рекламировала Маша Шарапова. Кроссовки из ее коллекции Марина тоже заказала, просто чтобы Кира ходила в них в школу.
        Были куплены новые ракетки и специальная теннисная сумка, с которой невысокая Кира смотрелась немного нелепо, ведь та была почти такого же размера, как и сама девочка. Лагерь во Франции был оплачен, будущее начало подсвечиваться розовым цветом, жизнь налаживалась вместе с погодой.
        Зиму неожиданно выключили, и весна за одну ночь смыла с улиц все напоминания о ней. Проливной дождь окончательно растопил лежалый снег, смыл грязь с тротуаров, умыл деревья и кусты, на которых буквально на глазах начали набухать почки и проклюнулась первая молодая листва.
        Около недели Марина маялась, не зная, что купить в подарок Борису, чтобы отблагодарить за все то внимание и усилия, которые он годами вкладывал в ее дочь. И за те кроссовки, что он так деликатно подарил Кире, зная, что у самой Марины ни за что не хватит на них денег. Она тогда долго думала над тем, как ей стоит отреагировать - возмутиться или, наоборот, поблагодарить? В итоге смалодушничала и просто удостоверилась, что Кира сказала «спасибо» за подарок. Ведь кроме «спасибо» других возможностей для благодарности у них раньше особо не было.
        Зато теперь этот момент настал. Марина может позволить себе купить любой подарок, вот только она ничего о Борисе не знает. Что может понравиться почти божеству? Деньги - слишком низменно, да и вряд ли идеальный Борис снизойдет до того, чтобы их принять. Только оскорбится. Подарок? К сожалению, о его личных вкусах и пристрастиях она ничего не знала, хоть и очень хотела бы узнать. В начале их сотрудничества с Кирой она пробовала задавать дочери наводящие вопросы, чтобы через нее разузнать побольше о благородном спортсмене, с первого дня встречи казавшимся ей идеалом мужчины. Но Кира была нечувствительна к интересу матери, да и сам Борис особо о себе не распространялся - общался с девочкой только на спортивные темы. Марина даже пыталась разыскать его в социальных сетях, но нашла лишь заброшенные фан-страницы. Похоже, сам Борис не особо стремился явить себя миру, ушел в тень и закрылся от всего.
        Что можно подарить такому человеку? У нее не было ни малейшей идеи. В итоге, проклиная собственную примитивность и отсутствие воображения, Марина купила бутылку дорого коньяка и, оплатив покупку, сразу же раскаялась. Ни ума, ни фантазии - покупать спиртное бывшему спортсмену. Хотя почему бывшему, и кто сказал, что спортсмены совсем не употребляют алкоголь? Никто же не заставляет его хлестать коньяк из горла? Наверняка к Борису приходят гости, женщины…
        При мысли о последних стало грустно. Марина сама себе не признавалась, но тренер дочери давно и прочно завладел ее сердцем. Впрочем, свои эмоции она всегда старалась загнать поглубже, мыслила реально: у нее нет ни малейшего шанса. Красавец Борис, побывавший на вершине мировой спортивной славы, и кассир из супермаркета. Ха-ха, смешно и нелепо. Он даже не знает, как ее зовут - почему-то Марина была в этом уверена. Надо искать шапку по Сеньке, а Борису просто сказать «спасибо». Ведь если бы не он, Кира никогда бы не нашла свое призвание.
        - Это вы зря придумали,  - Борис хмуро посмотрел на элегантную серебристую коробку, в которой его ожидал подарок - баснословно дорогой коньяк одной из лучших марок.
        - Ну что вы! Я вам очень благодарна, вы даже представить не можете, как,  - засуетилась Марина, немедленно зардевшись от стыда и злости на саму себя. Ведь знала же, что идея неудачная, надо было купить что-то другое.
        - Вы не пьете?  - вдруг выпалила она.
        - Я про другое, Марина,  - прищурился Борис, по-прежнему игнорируя коньяк, а Марина обомлела от радости - он знает ее имя!
        Борис кивнул в сторону Киры, сосредоточенно набивавшей мячик об стену. Новенький спортивный костюм, дорогущие кроссовки, лучшая ракетка - Марина невольно залюбовалась дочерью. Сняв с себя ужасные растянутые вещи и одевшись в дорогую одежду, дочь стала настоящей красоткой. Миниатюрная, с точеной фигуркой.
        - А про что?  - бестолково спросила она.
        - Про то, что Кире это все не нужно. Она и так показывает отличные результаты, потому что у нее есть стимул. Лагерь будет для нее отличным подспорьем, поможет ей выиграть чемпионат и привлечь внимание международных специалистов, а вот все остальное не имеет никакого значения. Мало того, я считаю, что это может ей лишь помешать.
        Марина скосила глаза на дочь, сделавшую перерыв в тренировке, жадно пьющую воду и одним глазом косящую в новенький айфон, презентованный ей матерью на днях.
        - Вы про телефон?  - удивилась Марина и пожала плечами.  - Я поговорю с ней, чтобы она не доставала его на тренировках. Но вы поймите, Борис, что подросток ее возраста в наше время без хорошего телефона чувствует себя ущербным.
        Усмехнувшись, Борис покачал головой:
        - Боюсь, вы не поняли, о чем я. Ну, дай Бог, никогда и не поймете.
        Легкий снисходительный тон слегка резанул по сердцу, но Марина взяла себя в руки. Может, она и не самая умная и догадливая женщина в этом мире, но она мать, которая точно знает, что может помочь, а что - навредить ее ребенку. В отличие от бездетного холостого Бориса. Она снова неловко сунула ему коньяк:
        - Вот, возьмите, спасибо вам большое за все.
        - Пожалуйста,  - кивнул Борис и взяв подарочный пакет, не глядя отложил его на скамейку, где уже стояла его старая потертая сумка. Может быть, стоило купить ему новую? Марина тут же прогнала эту мысль: это слишком интимно. Плюс сам может себе купить, если понадобится, не маленький.
        - Извините, нам нужно тренироваться,  - кивнул Борис и, развернувшись, направился к Кире, окончательно ушедшей в виртуальную реальность.
        - Никаких телефонов на тренировке,  - одернул он девочку,  - десять кругов вокруг корта.
        Та вздрогнула, чуть не выронив вожделенный гаджет, и без лишних слов засунула его в боковой карман новенькой сумки.
        Немного полюбовавшись дочерью, Марина решила предоставить ее тренировкам, а самой наконец-то заняться тем, на что так долго не хватало времени и денег - собой.
        Два дня тому назад Марина уволилась с работы. До того момента, как у нее появилась возможность жить, не думая о завтрашнем дне, она и не подозревала насколько же она устала.
        Устала вставать по утрам и тащиться на работу то в холодных, то в невыносимо жарких маршрутках. Устала от грубых хамовитых клиентов, устала от стажеров-идиотов. Даже от мелких профессиональных интриг устала. Нет, ей по-прежнему доставляло удовольствие сидеть в курилке, слушать Танькину болтовню и есть Зинины котлеты, но она вдруг осознала, что вполне сможет без всего этого обойтись.
        У нее появилась возможность, о которой она так давно мечтала,  - пойти по магазинам, салонам красоты и даже, о Боги, поесть в ресторане!
        Еще вчера план казался упоительным. Марина легко представила, как все это будет. Вот она заходит в самый дорогой салон красоты, принадлежащий жене местной футбольной звезды и обслуживающий знаменитостей локального разлива. Свысока кидает холеной девушке на рецепции, что она желает все! Да-да, все, она не ослышалась. Хотя, что именно «все», она и сама толком не знала, но что в этом сложного? Наверняка ее покрасят и подстригут, сделают маникюр и педикюр, коррекцию бровей и эпиляцию. Дальше этого ее воображение и познания в современных процедурах красоты не распространялись. С того момента, когда она последний раз была в салоне красоты (на третью Танькину свадьбу, состоявшуюся пять лет тому назад), индустрия красоты шагнула далеко вперед. Поэтому безопаснее всего будет действительно попросить «все, что у них есть» и что они смогут сделать, скажем, за семь часов. Хотя, почему за семь? За четыре. Надо продемонстрировать, что она занятая женщина. Впрочем, кому это надо? Признайся честно, у тебя просто нервов не хватит сидеть целый день в салоне среди всех этих фиф, которые, казалось, рождаются с
укладкой, аккуратными ногтями и идеальными бровями.
        Наверняка в этом салоне уже сложившийся междусобойчик. Мастера и клиентки знают друг друга тысячу лет и будут с недоумением коситься на пришлую гостью. Долго она такие взгляды не вытерпит. Ведь даже уборщица способна заметить, что Марина не принадлежит к этому миру. Пока. Но со временем она обязательно займет в нем свое место.
        Салон красоты, называвшийся в честь хозяйки «Маргарита», располагался в тихом центре и делил солидный особнячок с единственным в городе частным детским садом и студией йоги, что было необычайно практично и удобно.
        Жены сильных мужчин их небольшого мирка по утрам могли играть в заботливых мамаш и отвозить детей в сад самостоятельно, не поручая это няне. После чего сплоченной стайкой перепархивали в студию йоги, а затем отправлялись наводить красоту к Маргарите.
        Марина любовалась их жизнью. Смотрела на нее издали через страницы журналов. Все это казалось ей чем-то придуманным, нарисованным, словно матрица, которая никогда не пересечется с ее реальностью. А теперь эта жизнь гостеприимно распахнула перед ней свою дверь, приглашая войти, вот только Марина почему-то топчется на пороге, не решаясь сделать первый шаг.
        Хотя что ей, собственно, мешает жить, как эти женщины? Пускай у нее нет малыша, нуждающегося в детском саде, но у нее есть дочь, которую нужно возить на тренировки (накануне Марина решила получить права и купить себе машину, на которой сможет с комфортом доставлять Киру на турниры, вместо того чтобы трястись с ней в неудобных автобусах, частенько выезжая затемно, чтобы успеть к началу первой игры).
        Так вот, она может утром закидывать Киру на тренировку, а затем отправляться на йогу и в салон красоты. Почему бы и нет?
        При мысли о физических нагрузках тело отозвалось сладкой болью. Ей, отдавшей все детство и юность танцам, отчаянно не хватало хороших тренировок и растяжек. Все, решено, покупает абонемент в самый лучший клуб города! Будет заниматься йогой, как это сейчас принято. Но вначале наведет красоту.
        Решительным шагом Марина направилась к крыльцу, но, не доходя пары метров, споткнулась и упала. Какая неуклюжая! Внезапно почувствовала, что ногам стало прохладно, перевела взгляд на сапоги - у правого отвалилась подошва.
        Вздохнув, Марина поднялась и досадливо поморщилась. Ну какая же она дура! Переживала, как ее примут в таком роскошном месте, и при этом не озаботилась приличной одеждой, обувью и сумкой. В таком виде решительно невозможно даже приближаться к обители богатых и стильных. Ведь как ни крути, а встречают все равно по одежке. Поэтому сначала магазины, а потом все остальное.
        Развернувшись, Марина трусливо нырнула в ближайший переулок и остановилась, пытаясь сориентироваться, где расположен магазин обуви. Направилась было к центральной улице, где в тени вековых лип уютно устроился самый дорогой обувной бутик города, но дойти до него не хватило духу. Нет, она еще не готова к оценивающим взглядам продавщиц, или, как их сейчас называют, консультантов. Надо набраться опыта и храбрости, а пока что отправится в более демократичное место.
        Марина свернула в небольшой торговый центр и, подволакивая ногу, чтобы оторвавшаяся подметка не бросалась в глаза, направилась прямиком в обувной магазин, наполненный людьми. Там, игнорируя удивленные взгляды продавщиц на распавшийся на части сапог и замирая от собственной смелости, она купила себе пару разрекламированных итальянских кроссовок, которые, по обещанию производителей, должны были «дышать».
        Решительным жестом отправив сапоги в ближайшую урну (хотя на секунду мелькнула подлая мысль о том, что их еще можно починить), она скользнула в светло-кремовые кроссовки (продавщица сумела убедить ее, что это самый трендовый цвет сезона) и, сделав пару шагов, чуть не застонала от удовольствия. Ощущение было сравнимо с ее старыми растоптанными тапками. Обувь мягко обнимала и поддерживала, создавала ощущение легкости и парения по воздуху. Неужели так бывает? Неужели есть обувь, которая не давит, не натирает, не промокает и не теряет вид после первой же прогулки по реагентам?
        Конечно, судить еще рано: может быть, эта красота тоже долго не продержится,  - но пока нужно насладиться легкостью, мягкостью и стилем.
        Впрочем, к стилю были вопросы. С ее заношенным пуховиком новенькие кроссовки не особо монтировались, но окрыленная и воодушевленная первой успешной дорогой покупкой Марина без особых раздумий направилась в небольшой магазинчик, мимо которого часто возвращалась домой с работы, любуясь витринами и симпатичными небанальными нарядами, в которые были одеты стоящие в них манекены. Наверняка цены в этом магазине были заоблачными, ну и что? Она может себе позволить. И только решительно потянув на себя стеклянную дверь бутика, Марина поняла, что погорячилась.
        Девушки-консультанты выглядели как модели, запорхнувшие в бутик на фотосессию. Высоченные, стройные и стильные. Чем-то неуловимо похожие на ассистенток нотариуса, только эти девушки были брюнетками.
        Короткий оценивающий взгляд в сторону Марины и вышколенная улыбка.
        - Могу я вам чем-то помочь?  - поинтересовалась одна из девушек, приближаясь к Марине и глядя на нее в упор.
        - Нет,  - запнулась та и моментально стушевалась. Интересно, что подумает девушка, если прямо сейчас Марина развернется и выбежит отсюда?  - Я просто посмотреть.
        - У нас сейчас скидки,  - любезно сообщила девушка,  - до семидесяти процентов. Вот там.
        Она махнула рукой в направлении дальнего угла магазина, где виднелась одинокая рельса с несколькими болтающимися на ней вешалками с пальто.
        Марина хотела было возразить, что она вовсе не охотится за скидками, а ищет что-то, что одним махом превратит ее в дорогую и ухоженную женщину, но не отважилась. Пока не тянет, ну да ладно, все постепенно. Возможно, спустя пару месяцев, пообтесавшись в студии йоги и салоне красоты, она зайдет сюда и встретит уже другое обращение?
        Марина покорно затрусила в угол скидок. Первое же пальто выглядело по-настоящему весенним. Белое в желтую клетку. Но в голове привычно завелся противный голос, загудевший словно надоедливая муха: «Ну и сколько ты проездишь в белом пальто в маршрутке?», «Как ты будешь его чистить?», «На химчистке разоришься!» Марина одернула было руку, чтобы отодвинуть симпатичную вещицу в сторону, но вдруг остановилась. Что это она, в самом деле? Она же может позволить себе купить даже два таких пальто, чтобы носить их по очереди! И ездить ей в маршрутке необязательно. Во-первых, некуда, а во-вторых, она может взять такси или вовсе нанять водителя с машиной, пока не разживется собственной. Она теперь может все благодаря Петру Никаноровичу.
        Решительно схватив пальто с вешалки и убедившись в том, что это нужный ей размер, она слишком громко, даже немного вызывающе, сообщила продавщицам:
        - Я хочу примерить.
        - Конечно,  - растеряв к ней всякий интерес, сообщила вторая девушка, махнув рукой на небольшую дверь, находившуюся прямо в «скидочном уголке». За ней, по всей видимости, располагалась примерочная.
        Но не успела Марина направиться в указанном направлении, как колокольчик на двери звякнул и в магазин, распространяя удушливый запах парфюма, вплыла молодая женщина, карикатурно держащая под мышкой крошечную дрожащую собачку.
        Красиво уложенные волосы, бесконечные стройные ноги, подчеркнутые черными штанами, облегающими девушку словно вторая кожа. Коротенькая белоснежная шубка (вот уж кто даже не подозревает, что такую можно испачкать в маршрутке. Впрочем, знает ли она, что такое маршрутка?) и сапоги на таких умопомрачительных каблуках, что Марина невольно позавидовала ее чувству равновесия.
        - Елена Вячеславовна, здравствуйте! А у нас как раз новая коллекция. Мусечка, девочка, прекрасно выглядишь, сейчас принесу тебе водички,  - наперебой засюсюкали продавщицы над собачкой и ее хозяйкой, а Марина, облегченно вздохнув, что избавлена от внимания, нырнула в примерочную и, сбросив надоевший за семь лет пуховик, надела пальто.
        Уставилась в зеркало и замерла. Оттуда на нее смотрела молодая женщина, при определенном освещении все еще способная сойти за девушку. Натуральная блондинка с небрежно собранными волосами. Тонкие черты лица, которые ничуть не портил небольшой залом между бровей, по которому Марина провела пальцем, едва касаясь. Морщинки вокруг глаз. Впрочем, не гусиные лапки, выдающие возраст, а скорее застывшие смешинки, говорящие о том, что эта женщина всегда готова улыбнуться и посмеяться над хорошей шуткой. Светлые глаза, стройная фигура, ровная спина и плечи - лучшее, что она вынесла из балета.
        Немного подумав, Марина сделала то, чего не делала уже много лет: распустила волосы, и те тяжело рухнули на плечи. Марина помотала головой, как в детстве, и вдруг улыбнулась самой себе в зеркале. Сколько лет она вот так избегала смотреть на себя? Трусливо обещая, что вот-вот, Кирочка подрастет, подпишет рекламные контракты, начнет себя обеспечивать, а она сможет потратить свои скромные заработки на какую-то понравившуюся вещь или даже на поход к косметологу. Сколько лет она боялась признаться себе в том, что молодость и красота уйдут, пока она сможет себе «позволить»? Сколько раз она решительно отвергала то, что нужно было ей самой, чтобы обеспечить ребенка? Сколько?
        Как хорошо, что сейчас у нее есть возможность остановиться, вздохнуть и подумать о себе. Купить красивую одежду, привести в порядок волосы, избавиться от надоевшего залома между бровями, накрасить ногти ярким лаком, не думая о том, что через два дня он облезет.
        Спасибо, Петр Никанорович. Надеюсь, что тебе хорошо и мягко там, где ты сейчас есть, и тебе удалось встретиться с женой и вымолить у нее прощение, в чем бы ты ни был перед ней виноват.
        Марина слегка нахмурилась, вспомнив похороны.
        К счастью, Глеб оказался не последним мерзавцем: купил отцу место на центральном кладбище и даже заказал более менее приличный гроб. Марина сухо сообщила, что сама займется памятником Петру Никаноровичу, выслушала поток оскорблений от Ксении, не сумевшей сдержаться и проявить уважение даже на кладбище. Впрочем, Бог ей судья. Своему благодетелю Марина была готова поставить и десять памятников, и этого все равно было бы недостаточно, чтобы отблагодарить человека, изменившего ее жизнь навсегда.
        -
        «Глеб,
        Я обойдусь без обращения „Дорогой сын“, ведь в той точке, куда мы с тобой зашли, оно было бы неуместно. Видит Бог, я бы хотел, чтобы все у нас с тобой было по-другому, но есть вещи, над которыми мы не властны.
        Я надеюсь, что к моменту, когда ты откроешь это письмо, первые эмоции утихнут, и ты сумеешь прочитать его с холодным сердцем и ясным разумом и понять, почему я распорядился так, как распорядился.
        Наверняка ты не знаешь, но все эти годы, что мы провели вдалеке друг от друга, я не упускал тебя из виду. Признаюсь, что даже прибег к услугам специальных людей, которые периодически рассказывали мне о том, как ты живешь, строишь карьеру и преуспеваешь в жизни.
        Знаешь, сын, я тобой горжусь. Ведь ты достиг всего самостоятельно, без моей помощи. Надеюсь, что это именно я дал тебе удочку, которой ты смог наловить столь жирный улов. Если нет, то прости меня. Я действительно хотел дать тебе самое лучше и сразу подготовить к жизни без меня. Родители, видишь ли, не вечны. И уходя они должны быть уверены, что дети справятся без их помощи.
        А еще родители должны оставлять после себя теплые воспоминания в сердцах детей. К сожалению, это у меня не получилось, поэтому я снова совершу подмену: вместо своей любви, которая бы согревала тебя до конца дней, я дарю тебе картину Репина.
        Я знаю, что ты любишь русскую живопись, и я надеюсь, что эта картина пробудит в тебе теплые чувства. Это единственное, что я могу сделать для тебя и для себя. Я прошу тебя не продавать ее во имя того хорошего, что у нас было. А я верю, что было.
        Я уверен, что ты удивлен моим решением оставить все, что у меня есть, этой милой женщине из супермаркета. Наверняка ты был возмущен и задавал себе вопрос, почему я не завещал все тебе, чтобы хотя бы частично попытаться компенсировать то, что натворил. Я бы на твоем месте задавался точно такими же вопросами.
        Я объясню.
        Видишь ли, деньги не приносят счастья сами по себе. Они делают счастливым только того, кто сам их честно заработал. И того, кто умеет делиться и с их помощью делать жизнь других людей чуточку лучше.
        Я знаю, что мои капиталы не принесут тебе счастья: ты просто разбазаришь их на всякую ерунду, чтобы не быть мне „должным“. Ты ведь этого боялся всю жизнь, не так ли? Поэтому я оставил их этой Марине. Она добрая женщина и всегда была внимательна ко мне. За то короткое время, что мне посчастливилось с ней пообщаться, у меня сложилось впечатление, что если дать ей крупную сумму, она просто потратит ее на кратковременные удовольствия и на помощь другим. А затем ее жизнь вернется на круги своя - в ней практически ничего не изменится, как это бывает с теми, кто выиграл крупную сумму в лотерею. Деньги сделают ее лишь чуточку счастливее на короткое время и не заставят страдать. Но на всякий случай я прошу тебя присмотреть за ней и удостовериться, что мое наследство не сделает ее несчастной. Этого я хотел бы меньше всего. Надеюсь, что могу на тебя в этом положиться, и благодарю тебя.
        Будь здоров и счастлив, сын.
        Всегда любящий тебя,
        твой отец».
        Глеб с трудом подавил желание скомкать письмо в руке и бросить его в камин, чтобы сжечь дотла. Безусловно, глупый листок, наполненный пафосом, сгорит, но как быть с воспоминаниями? К своему огромному сожалению, Глеб обладал слоновьей памятью, поэтому даже преврати он прощальное письмо отца в пепел, он все равно будет помнить каждую строчку, каждое слово, вплоть до запятой, до самой смерти.
        Да и при всем внешнем цинизме и даже жесткости Глебу Петровичу было не чуждо ничто человеческое. Что-то, впитанное с молоком матери, а быть может, переданное генетической памятью, мешало так просто избавиться от последней воли отца, который, безусловно, писал это письмо, лишившись остатков разума. Просьба проследить за этой торговкой звучала как издевательство. Он еще и удостовериться должен, что ей хорошо живется на его собственные деньги? О чем отец только думал?
        Интересно, чем таким она его покорила? Обычная, ничем не примечательная, рано состарившаяся женщина. Серая и бесцветная. Впрочем, на Марину он зла не держал. Ведь, по зрелом размышлении, она ни в чем не виновата. Насколько он мог судить по ее реакции на оглашении завещания, последняя воля отца стала для нее самой огромным потрясением. Придя в кабинет нотариуса, она явно не рассчитывала выйти из него богатой женщиной. Оглушенная новостями, она что-то там лопотала о том, что думала, будто ей положена какая-то вещица из наследия отца. Да она и не знала, кто он такой и что у него есть деньги. Конечно, всегда оставался вариант, что она искусно притворяется, корча из себя невинную овцу, а на самом деле она профессиональная мошенница, вошедшая в доверие к одинокому пенсионеру. Ну тогда ей впору было давать Оскар и парочку Золотых глобусов за такое исполнение роли ошарашенной наследницы. Скорее всего, она просто оказалась в нужное время в нужном месте. Если кого и винить во всем, так это отца. Он всегда отличался эгоизмом и эксцентричностью.
        Следил он за его жизнью, видите ли, и был уверен, что у него все хорошо! Что же не потрудился узнать, что дела у Глеба идут вовсе не так радужно и сейчас перед ним стоит вопрос продажи собственного дома? Единственное, что могло бы ему помочь расплатиться с долгами и как-то вернуться в строй,  - это наследство отца.
        В последнее время бизнес шел из рук вон плохо, а они с Ксюшей привыкли жить на широкую ногу. Ах, папа-папа, ну почему же, почему? Как бы ему сейчас помогли эти миллионы. Всего одна проданная квартира в центре дала бы возможность вернуть долг, а вторая послужила бы мощным вливанием в бизнес. Он бы сдался, перепрофилировался, начал строить уродливых многоквартирных монстров и жил бы себе припеваючи. А для красоты у него есть Репин, в конце концов.
        Погруженный в невеселые мысли, Глеб не услышал, как открылась дверь и в кабинет впорхнула Ксения. Он лишь почувствовал ее запах. Чистоты и моющих средств. Последнее время запах отбеливателя сопровождал жену повсюду и поначалу даже нравился ему. Потом стал немного раздражать, но со временем Глеб к нему привык и даже забыл, что женщина может пахнуть по-другому.
        - О чем задумался, милый?  - Ксюша скользнула к нему на колени и обняла, разворачивая лицо к себе.
        Глеб с трудом подавил тяжелый вздох и попытался сохранить нейтрально-приветливое выражение лица. Утром он встал пораньше, чтобы спокойно посидеть и подумать в одиночестве, что ему делать дальше. Обычно Ксюша его не беспокоила. Жена вставала поздно, пила кофе, листала ленту новостей. Но в последнее время у них все шло не так.
        Ксению он никогда не посвящал в свои проблемы, не собирался этого делать и впредь. Впрочем, недавно он отказался купить ей новую машину и сообщил, что в этом году они не потянут месяц в пяти мальдивских звездах, из чего жена сделала вывод, что что-то происходит. Ксюша была достаточно умна, чтобы не заподозрить в наступившем охлаждении другую женщину. Об истиной причине - проблемах в бизнесе - она догадалась сразу, но не стала изводить мужа вопросами и причитаниями. Предпочла сразу предложить решение проблемы.
        - Нужно забрать наследство у этой дуры,  - неожиданно четким голосом произнесла супруга, пытаясь поймать его взгляд.
        Глеб вздрогнул. Ксюша никогда не разговаривала громко и внятно, большую часть времени предпочитала шептать, что было частью старательно создаваемого имиджа. За долгие годы совместной жизни Глеб даже позабыл, что жена умеет говорить по-другому. Ведь шепот как нельзя более точно соответствовал ее хрупкому образу этакой феи дождя и весенней росы. Поэтому от ее резкой фразы Глеб вздрогнул.
        - Папа распорядился по-другому,  - обнимая и привлекая к себе жену, пояснил Глеб. Под рукой он немедленно ощутил выпирающие кости. Интересно, она вообще что-то ест?
        - Какая разница, как он распорядился?  - фыркнула Ксюша.  - Он должен тебе, должен очень многое за все эти годы. Просто вредный старикан даже в последний момент решил напакостить.
        - Ксюша, ты говоришь о моем умершем отце,  - усмехнулся ей в волосы Глеб и покачал головой. Хоть в глубине души он и был согласен с женой, мама научила его блюсти приличия и вести себя в соответствии с обстоятельствами.
        - Ну и что?  - передернула хрупкими плечиками жена.  - Между прочим, эта дурацкая фраза, про «о мертвых либо хорошо, либо ничего» на самом деле звучит как «о мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды». А правда заключается в том, что твой отец был негодяем, но как отец он обязан был подумать о тебе перед уходом.
        - Знаешь,  - Глеб откинул с лица жены темную прядь и всмотрелся в фарфоровые голубые глаза. Интересно, откуда она знает полную цитату? За годы семейной жизни он никогда не видел у жены в руках ничего кроме глянцевого журнала или мобильного телефона. Впрочем, где-нибудь в глянце и вычитала наверняка,  - как оказалось, папа следил за мной все это время. И был уверен, что у меня все хорошо. Он посчитал, что его деньги не принесут мне счастья, раз уж я смог всего добиться сам.
        - Вот уж глупости,  - фыркнула Ксения, с трудом удерживая голос на уровне шепота,  - его дело было завещать, а ты уже сам разберешься со своим счастьем.
        - Знаешь, что-то в этом есть.  - Чмокнув жену в гладкий лобик, Глеб откинулся на спинку мягкого кожаного кресла.  - Одари он меня сейчас миллионами, и я захочу кинуть все то, что создал, и уехать куда-нибудь на Бали, проводить дни в безделье.
        - Ты так говоришь, как будто это что-то плохое,  - искренне изумилась Ксения,  - мы же с тобой обсуждали покупку домика на Сицилии.
        - Это было несерьезно, милая, потому что хорошего в таком безделье мало,  - покачал головой Глеб.  - Пару недель, возможно, месяц, мы с тобой покайфуем, поплаваем, позагораем, поедим свежие фрукты, а потом что? Появится слишком много свободного времени, нам станет скучно, мы начнем раздражаться, ругаться и в итоге станем отчаянно несчастны. Кто-то из нас захочет вернуться, а тут уже ничего нет: дом продан, бизнес закрылся.
        Ксения хлопнула глазами, и Глеб понял, что жена его не услышала. В ее картине мира праздное безделье у бассейна было эквивалентом счастья, и на последствия ее мысли не распространялись.
        - Надо забрать наследство,  - упрямо повторила она.
        - Как ты себе это представляешь?  - вздохнул Глеб. Сколько бы он ни разглагольствовал о воле отца и своем к ней уважении, в душе он понимал - деньги ему нужны позарез. И чем скорее, тем лучше.
        - Вряд ли кассирша отдаст миллионы добровольно. Я бы не отдал,  - усмехнулся он.
        - А ты ее к этому подтолкни,  - нежно, словно фея Динь-Динь, прочирикала Ксения.
        - Каким образом?  - Глеб уставился в лицо Ксении и даже на секунду замер.
        Какая же она красивая. Просто совершенство. Огромные голубые глаза, идеально розовая кожа без единого изъяна. Точеная фигурка в дорогом шелковом халате. Под ним, наверняка, белье Ла Перла. Эту марку жена предпочитала всем остальным и ежемесячно тратила на нее астрономические суммы. Поддержание всей этой красоты обходилось в копеечку, и если он, Глеб, не сможет поддерживать ее жизнь на достойном уровне, Ксения просто найдет другого. Она не из тех женщин, кто будет рядом «и в горе, и в радости». Она трофейная жена, и Глеб отлично это знал, делая ей предложение, и не ждал от нее исхода в Сибирь вслед за ним. Но он любит ее такой, какая она есть. Совершенной. И сделает все, чтобы она не знала о его проблемах.
        - Влюби ее в себя,  - лучезарно улыбнулась Ксения, а Глеб от неожиданности поперхнулся и закашлялся.
        Жена вспорхнула с его колен и принялась заботливо хлопать тоненькой ручкой по широкой спине Глеба.
        - В каком смысле?  - с трудом поборов приступ кашля, поинтересовался Глеб.
        - Милый.  - Ксения погладила его по голове и, присев на корточки, заглянула в лицо. Сам же Глеб сосредоточился на кружевном бюстье и его содержимом, кокетливо выглянувшем из кружевного халатика.  - Ты же красивый мужчина. В тебя любая влюбится, стоит тебе лишь захотеть. А влюбившись, мы, женщины, способны на глупости, не говоря уже о том, чтобы отдать все тому, кого любим.
        - Ксюша,  - скривился Глеб. Жена была слишком оторвана от реальности и наивна: из-под крыла состоятельного отца она сразу же перешла к нему - жизни толком не видела.
        - Дослушай, милый.  - Ксюша взяла его руку и прижала к губам.  - Я не надеюсь, что она все возьмет и отпишет тебе, и даже не прошу ради этого гладить ее утюгом,  - улыбнулась она, сверкнув жемчужными зубками. Глеб снова поперхнулся, но Ксюша, легко поднявшись, снова умостилась на его коленях и, обняв за шею, принялась излагать свой план, над которым размышляла прошедшие несколько дней:  - Скажем, она влюбится в тебя, а потом ты заболеешь. Лично я отдала бы на твое лечение все, что имею,  - прошептала Ксюша прямо в ухо мужа, а тот, немного отклонившись, взглянул на нее - жена была предельно серьезна. И без того огромные глаза стали бездонными, как озера.
        - Ксюша, ты о чем сейчас говоришь?  - бестолково спросил Глеб. Она что, хочет, чтобы он вначале охмурил поломойку, а затем изобразил смертельную болезнь, чтобы раскрутить на деньги недалекую тетку? Впрочем, в словах жены был некий резон. Небольшой обман, который может одним махом решить все его проблемы и вернуть привычную жизнь. А почему бы, собственно, и нет? Чем он рискует? Тем более жена дает «добро». Последнее внезапно обеспокоило Глеба: ей что, настолько плевать на него?
        - Милый, это просто идея,  - залепетала Ксюша, прижимаясь к нему теплым телом, словно прочитав его мысли.  - Просто это твой отец, и он тебе должен. Ведь он и так кинул тебя на произвол судьбы и лишил нормальной жизни. А тетке этой подарим картину, на память. Репин, знаешь ли, тоже совсем неплох.
        Ксения поцеловала Глеба, и тот попытался заглушить голос совести. В конце концов, он не собирается никого убивать или грабить - он лишь попробует получить то, что и так ему причитается. Деньги ведь никогда этой Марине не принадлежали и не должны были принадлежать. Знай его отец истинное положение вещей, он бы никогда не отдал их незнакомке. В этом Глеб был уверен. Так что это даже не обман, а просто возвращение своего.
        -
        Звонок Глеба застал Марину врасплох. Она только что закончила вторую тренировку в студии и переодевалась, сидя поодаль от остальных, все еще не решаясь заговорить первой со стайкой воздушных красавиц, щебетавших в своей тесной компании и лишь искоса поглядывавших на пришлую гостью.
        Тело с радостью откликнулось на нагрузку, и с тайной гордостью Марина отметила, что фигурой ничуть не уступает тем, кто тратит огромные деньги и истязает себя спортом в ежедневной борьбе за стройность. Балетное прошлое дало ей массу преимуществ: стройные ноги, сухощавое подтянутое тело, проработанные мышцы, которые благодаря ее тяжелому материальному положению не покрылись слоем жира от деликатесов и нездоровой пищи. Только с сигаретами пришлось расстаться: дыхание было ни к черту, да и в кругу ее новых знакомых никто не курил - берегли цвет лица.
        Влезая в новенькие узкие джинсы, все-таки купленные в том бутике, в который ей было страшно зайти еще две недели назад, Марина не глядя ответила на звонок, будучи уверенной, что услышит или Валентину, или Татьяну.
        - Марина?  - неуверенно поинтересовался приятный баритон, а Марина, чувствуя на себя взгляды разнокалиберных фей и нимф, легкомысленно прощебетала в ответ:
        - Да, это я.
        - Это Глеб беспокоит,  - сообщил баритон.
        - Какой Глеб?  - не сразу сообразила она, натягивая свитер.
        - Глеб Петрович.
        Марина так и замерла, нелепо выглядя со свитером на голове, из-под которого ей удалось лишь пафосно пробурчать:
        - Что вам угодно?
        - Простите, плохо слышно,  - не понял ее бормотаний Глеб.
        - Я спрашиваю, что вам угодно,  - выкрикнула Марина, натягивая свитер и оказываясь под перекрестным обстрелом любопытных глаз.
        - Я хотел бы пригласить вас на ужин,  - вкрадчиво начал Глеб, но Марина его тут же перебила:
        - Мне некогда.  - И собралась было дать отбой, как из трубки понеслось:
        - Послушайте, Марина, я хочу обсудить с вами памятник отцу. Я знаю, что ему бы это пришлось по душе. Да и вы высказывали интерес.
        Мерзавцу удалось подыскать правильный код. Марина замерла, на секунду перестав обращать внимание на сверлящих ее глазами девиц.
        - Памятник?  - растерялась она.  - Но ведь рано еще, через год ставят.
        - Да, Марина, я в курсе, но я сам заказал макет известному скульптору, и он предложил мне несколько вариантов. Это последнее, что я, к сожалению, могу сделать для папы.  - Глеб подпустил в голос светлой грусти, а Марина смутилась, окончательно стоя в наполовину надетом свитере. Она присела на лавочку и неловко сжалась, стараясь уменьшиться в размерах и прикрыть обычный хлопчатобумажный лифчик, который еще не успела сменить на дорогое белье, как у щеголявших шелком и кружевами девиц в раздевалке.  - Так вот, мне бы хотелось, чтобы вы одобрили его,  - просительным тоном закончил Глеб.
        - Хорошо, хорошо,  - быстро забормотала Марина.
        - Вот и славно,  - обрадовался Глеб.  - Тогда я заеду за вами сегодня вечером, и мы где-нибудь поужинаем.
        - Вместе с Ксенией?  - закашлявшись, уточнила Марина.
        - Нет, только мы с вами. Ксения не имеет никакого отношения к моему отцу,  - решительно отрезал Глеб.  - Сбросьте, пожалуйста, мне адрес.
        - Улица…  - начала было Марина и смутилась окончательно.
        Месяц тому назад они с Кирой переехали в одну из квартир, оставленных ей Петром Никаноровичем. Ту, в которой он когда-то жил с женой. Квартира располагалась в небольшом особнячке дореволюционной постройки, каким-то чудом сумевшем сохранить все прелести старинной архитектуры: богатое парадное, высокие потолки, лепнину и даже изразцовую печь - жемчужину их квартиры. Квартира сама по себе была произведением искусства. Марина еще не успела изучить и десятую часть всех ее сокровищ и пока еще стеснялась приглашать туда гостей. Она чувствовала себя самозванкой и каждый день ей казалось, что придет настоящий владелец и выгонит ее оттуда.
        Ей даже было странно и немного неудобно диктовать адрес Глебу, ведь, судя по фотографиям на полках и в фотоальбомах, которые Марина с интересом пролистнула, именно в этой квартире прошло детство Глеба.
        - Сегодня я не могу, завтра. Я сброшу адрес,  - скомкано пообещала она и закончила разговор. Наспех попрощавшись с Глебом Петровичем, она отправила ему адрес. В ответ Глеб прислал смайлик.
        Быстро собрав вещи и выскользнув из клуба, Марина заторопилась было к магазинам, чтобы присмотреть себе новое платье для завтрашнего ужина, но, почти достигнув цели, остановилась - ну вот еще! Зачем ей наряжаться для этого мерзавца? Он же ей совсем не интересен. Скорее наоборот, просто омерзителен. Не будет она ради него предпринимать никаких усилий. И ужинать с ним тоже не будет, еще чего! Просто выпьет кофе, посмотрит макеты памятников (отказываться нельзя из уважения к покойному) и пойдет домой, проведет вечер с дочерью. Та как раз завтра вечером возвращается из заморского лагеря.
        При мысли о Кире на душе стало радостно. Вчера они созванивались, и в голосе дочери звучал такой неприкрытый восторг, какого Марина не слышала с тех времен, когда Кира была совсем крошкой. Когда ей исполнилось три года, они с Антоном купили недорогие воздушные шары и, пока дочь спала, надули их и украсили комнату. А в качестве подарка Марина испекла свой фирменный Наполеон и украсила его симпатичной свечкой. Проснувшись, Кира пришла в такой восторг, что целый день хлопала в ладоши и смеялась.
        Вот и теперь таким же звенящим от счастья голосом дочь взахлеб поведала ей, что подружилась с девочками из Дании, Португалии и Омана, живущими с ней в одной комнате. Они пытаются общаться между собой на английском - не всегда хорошо получается, но подружиться все равно удалось. Да и английский у нее значительно улучшился. Они по очереди слушают любимую музыку друг друга, танцуют, обменялись контактами в социальных сетях, а одна из них, датчанка, уже успела влюбиться в подающего большие надежды юниора.
        При упоминании о влюбленности Марина слегка нахмурилась: первые чувства были сейчас некстати - на кону важные турниры. И тут же одернула себя: ее дочь - живой человек, а не машина по зарабатыванию медалей. Когда влюбляться, как не сейчас? Но Кира, не заметив повиснувшей паузы, продолжала восторженно щебетать: вчера у них был выходной, и их повезли в Монако, они даже были возле княжеского дворца. Нет, самого князя не видели, но там и без него было неплохо. А вечером они устроили игры в бассейне. И на ужин было небольшое отступление от режима - кусок торта. И еще она, кажется, видела саму Серену Уильямс. Но она не уверена - будет сегодня еще выглядывать.
        Незамутненная радость дочери наполнила и саму Марину ликованием. Как же все здорово складывается! Годы в нищете закалили ее девочку, никакие деньги уже не смогут ее испортить. Финансы просто дадут ей возможность взять максимум того, что способна предложить современная спортивная индустрия, и поднять Киру на самую вершину.
        Завтра дочь возвращается, и надо ее достойно встретить. Приготовить что-нибудь из того, что она любит. Как это ни странно, но дочь обожала оливье, который у них в доме готовили лишь раз в год - на новогодние праздники. И когда Марина спросила, чего бы Кире хотелось по приезде, та традиционно попросила приготовить ей салат. Чем Марина сегодня и займется: подготовит все ингредиенты, мелко нарежет, а завтра уже добавит огурцы с горошком и заправит. Может быть, еще и ватрушки напечь? А что, отличная мысль! Кира их обожает.
        Вечер Марина провела в приятных хлопотах, готовясь к возвращению дочери и время от времени мыслями возвращаясь к Глебу. Да, она не будет наряжаться на этот ужин, но ведь все равно надо прилично выглядеть. Они же не кофе с беляшами возле метро будут есть, в конце концов. К тому же Глебу нужно продемонстрировать, что она не просто везучая Золушка - она тоже кое-что из себя представляет.
        Остановив выбор на черном брючном костюме и кружевном топе, который продавщица уговорила ее купить за несусветные деньги, Марина решила сходить завтра в салон на укладку. До недавнего времени она и не подозревала, что многие женщины ходят в парикмахерскую, просто чтобы помыть голову и красиво уложить волосы. Ей казалось, что такое событие возможно лишь на праздники - дни рождения, свадьбы, юбилеи. Но ее новые подруги постоянно щебетали о салонах красоты и мерялись парикмахерами, из чего Марина сделала вывод, что дома они только принимают душ, а все остальное отдано в руки профессионалов. Были даже те, кто каждое утро ездил в салон на макияж.
        Вначале это поставило ее в тупик: неужели так сложно вымыть волосы дома и уложить их феном? Не говоря уже о том, чтобы самой накраситься. Но затем она начала видеть в этом рациональное зерно. Если у тебя столько денег, что ты не знаешь, куда их девать, почему бы и не укладывать волосы в салоне и не делать там же макияж? Все равно профессионал сделает это лучше, чем ты сама. Надо будет обязательно обсудить это с Валентиной.
        Не успела Марина додумать фразу, как в дверь позвонили. Марина бросила взгляд на часы - начало девятого. Интересно, кто это? Валя бы позвонила, прежде чем приехать. Возможно, соседи?
        Наспех вытерев руки стареньким кухонным полотенцем (одна из немногочисленных вещиц, которую Марина взяла с собой в новую жизнь, ежедневно обещая купить себе новое, более подходящее к этой помпезной кухне из мореного дуба), она поспешила в коридор.
        Хотела было открыть дверь не глядя, но затем одернула себя: это не ее двушка, где ветер гулял и куда постоянно кто-нибудь вваливался без приглашения. В таком месте нужно обязательно смотреть на гостей, прежде чем впустить их в дом.
        За дверью маялась Танька. Марина удивилась, увидев подругу, и тут же загрохотала замками, пытаясь вспомнить, давала ли она Татьяне свой адрес.
        - Танюша,  - начала она, распахивая двери, а Татьяна, немного бесцеремонно отодвинула ее в сторону и ужом скользнула в прихожую, словно опасаясь, что Марина может передумать и выставить ее вон.
        - Привет, а я тебя сегодня в центре видела, еще думаю ты или не ты, совсем не узнала тебя, подруга, богатой будешь. Впрочем, ты и так богатая,  - делано-весело защебетала Танька и полезла к Марине с поцелуями. Та почувствовала легкий запах алкоголя и пристально посмотрела на нее. Так и есть - Татьяна выпила.
        - Что-то случилось?  - нахмурилась Марина, позабыв об открытой двери.
        - Мы так и будем тут разговаривать, или, может, на кухню хотя бы впустишь?  - уперев руку в бок, с вызовом поинтересовалась Татьяна.
        - Да, конечно, проходи,  - растерялась Марина и, отойдя в сторону, махнула рукой куда-то в длинный коридор, в конце которого находилась кухня.
        - Ну ни фига себе,  - присвистнула Татьяна и прошла, не снимая обуви, в кишкообразное помещение, с любопытством оглядываясь по сторонам.
        Коридор был длинным и каким-то бесконечным. По обе стороны многочисленные тяжелые дубовые двери вели в разные комнаты: гостиная, хозяйская спальня, две детские (интересно, зачем? Ведь у покойных супругов был всего один сын), кабинет, гостевые и комната с роялем. Марина даже придумать не могла, на какие нужды ей придется выделять все эти восемь комнат. Возможно, когда все утрясется, она будет приглашать подруг с ночевкой и сможет выделить им собственную комнату вместо хлипкого диванчика на кухне. Да и Кирочка подрастет - у нее появятся друзья, молодой человек. Они будут приводить компании, и Марина будет всех размещать со вкусом и комфортом.
        Марина так погрузилась в мечты о счастливой будущем, что впервые не заметила ни давящей темноты коридора, увешанного портретами незнакомых ей людей, ни завистливый взгляд Татьяны, скользящий по картинам, дубовым дверям и тяжелым панелям, которыми на манер загородного дома был обшит коридор. Острый взгляд Татьяны отметил все, что до сих пор не успела заметить Марина: хрустальные люстры и бра, вовсе не чешские, некогда остро-модные, из-за которых Танина мать однажды заставила всю семью голодать целый месяц, потому что взяла в долг, чтобы купить вожделенный предмет интерьера. Нет, этот хрусталь был намного старше и явно попал в квартиру из очень дорогих и старинных интерьеров. Татьяна и сама не смогла бы объяснить, как она это поняла, ведь в антиквариате она не разбиралась. Наверное, просто почувствовала. Как чувствует обыватель, стоит ему набрести на настоящий шедевр. Это и тонкость огранки, и преломление света, и мягкая позолота, уже успевшая покрыться легкой патиной. Одна такая люстра наверняка стоит больше, чем Татьяна зарабатывает за год.
        Зайдя на кухню, Татьяна не сдержалась и охнула. Кухня была огромной. Наверное, как половина ее квартиры. Одну стену занимали окна, впускающие в просторное помещение потоки лунного света с легкими танцующими в них пылинками. За ними шуршали гигантские деревья, создавая густую тень и охраняя сокровищницу от обывательских взглядов. Если закрыть глаза и прислушаться, то создается впечатление, что ты находишься где-нибудь в Провансе. Почему Татьяна, никогда не бывавшая нигде дальше Турции и Египта, так решила, она и сама не могла сказать, лишь присвистнула:
        - Ну ничего себе, подруга!
        - Я сама никак не могу привыкнуть,  - счастливо рассмеялась Марина и направилась к немного старомодной, но все еще добротной солидной кухне, выполненной на заказ из цельного массива дерева.
        Она только несколько дней назад разобралась, как функционирует итальянская духовка, стоящая отдельно и стилизованная под старину. И лишь с помощью интернета сумела понять, как управлять кофе-машиной. Не новой, но выглядящей так, словно ее доставили в квартиру ювелира прямиком из итальянской кофейни. Впрочем, Марина не удивилась бы, узнав, что так все и было.
        - Кофе, чай?  - предложила она подруге и открыла шкафчик, висящий над кофе-машиной.
        Одно из немногих мест в квартире, которое она начала считать своим. Она очистила его от всего, что принадлежало прошлым хозяевам (с кухней это было легче всего, ведь у всех запасов давно истек срок годности) и заставила собственными запасами.
        - Кофе,  - пискнула Танька, присаживаясь на краешек дубового стула, стоящего возле массивного стола - неожиданное решение разместить обеденную мебель на кухне.
        В детстве Марины за такими столами собирались только по большим праздникам и исключительно в «большой» комнате, где обеденный стол большую часть года стоял в сложенном состоянии. О том, чтобы разместить подобную роскошь на кухне, даже речи быть не могло, ведь в крошечные кухоньки ее детства такая мебель просто не влезла бы. А здесь, посреди всей этой роскоши и на таком метраже, красота резного дуба смотрелась на редкость уместно и лишь добавляла особого шарма.
        - Богато живешь, подруга!  - присвистнула Татьяна, оглядевшись по сторонам и заметив картины на стенах кухни - запредельная роскошь! Это тебе не карта желаний из прошлой жизни.
        - Да я толком и не живу тут, Танюша,  - начала Марина, беря две чашки кофе, аккуратно ставя их на блюдца, а те, в свою очередь,  - на специальные подставки (одна мысль о том, что на шикарный стол что-то прольется, повергала ее в священный ужас).
        Открыв холодильник, Марина задумчивым взглядом окинула нехитрые припасы деликатесов: чем бы угостить гостью, чтобы та задержалась подольше? Ей очень нужно было поговорить хоть с кем-то о тех странных чувствах, которые она испытывала, переехав в эту богатую и такую чужую квартиру.
        - Понимаешь, здесь как-то все не так, как у меня,  - нерешительно начала Марина, доставая сыр, колбасу, масло и набор французских джемов. Аккуратно начала складывать все на специальный поднос, чтобы поставить угощение перед гостей.
        - Конечно,  - хихикнула Танька и словно дикий зверек принюхалась к чашке с кофе, поставленной перед ней. Сделала первый аккуратный глоточек и зажмурилась от удовольствия:  - Да, это тебе не наше растворимое дерьмо.
        - Ну почему, со сгущенкой было неплохо,  - слабо попыталась возразить Марина, вспоминая приторный вкус, некогда так ей нравившийся.
        Татьяна фыркнула, и брызги кофе веером разлетелись по всей поверхности стола, который Марина вчера вечером аккуратно натерла специальным средством.
        - Аккуратнее, это дорогая мебель!  - не сдержавшись, воскликнула она и тут же прикусила язык, поймав взгляд Татьяны.
        Та отставила чашку в сторону и собралась было сказать что-то резкое, но в последний момент передумала. В один миг почувствовав себя неуютно, решила сразу перейти к делу:
        - Марина, дай мне денег,  - в лоб выпалила она.
        Марина, схватившая было салфетку, чтобы избавить стол от следов вандализма, так и застыла с ней в руке. Татьяна же, отведя взгляд в сторону, зачастила:
        - Ну, в смысле не дай, а займи, я тебе потом как-нибудь отдам. Дело жизни и смерти, мне очень надо!
        - Что-то случилось, Танюша?  - Стараясь загладить свою резкость и поскорее оставить в прошлом неприятный эпизод, Марина присела к столу и участливо заглянула подруге в глаза.
        - У нас с Толиком все плохо.  - На глаза Татьяны набежали слезы, и она всхлипнула:  - Загулял он!
        - Как это загулял?  - ахнула Марина и, протянув руку, погладила подругу по руке с немного облупившимся ярким маникюром.
        Этот маникюр мгновенно привлек ее внимание: женщины, окружавшие ее в новой жизни, никогда бы не позволили себе ходить с такими ногтями - они бы скорее из дома не вышли.
        Подняв взгляд на подругу, Марина словно впервые ее увидела: дешевая стрижка, пудра, забившаяся в морщинки и еще более подчеркнувшая их, неаккуратные брови и волосы, сожженные краской. Таня производила впечатление женщины, отчаянно проигрывающей битву времени. Неудивительно, что ее Толик свернул налево. Впрочем, последний тоже был далеко не красавец и страдал от лишнего веса. Хотя в нашей стране для мужчины это не помеха, ведь Толик работал в ГАИ и считался завидной партией.
        - Откуда ты знаешь?  - поторопилась спросить Марина, опасаясь того, куда могут завести ее подобные рассуждения.
        - А что тут думать?  - снова всхлипнула Татьяна, нашаривая на столе салфетку и аккуратно прикладывая ее к густо накрашенным глазам.  - На работе задерживается, денег почти не дает, только на продукты, и то недовольно спрашивает, куда я все растрынькала. Постоянно в телефон смотрит, звонит ему кто-то, Мариночка, а он от меня в ванной прячется.
        Не выдержав, Татьяна разрыдалась, а Марина, вскочив, бросилась к подруге, привлекла ее к себе и крепко обняла. Какая же она дура бессердечная - ударило богатство в голову! Таня переживает трагедию, а она ее брызгами на столе попрекает.
        - Ну-ну, подожди, мало ли? Вожжа под хвост попала, временно, может, он же тебя любит,  - залопотала Марина в неловкой попытке утешить подругу.
        - Ага, любит, как же! Я у него четвертая жена,  - сквозь рыдания провыла Таня, а Марина не смогла не признать справедливость замечания. Толик, несмотря на неказистый вид, отличался повышенной любвеобильностью.
        - А деньги тебе зачем?  - вдруг спохватилась Марина.
        - Операцию сделаю,  - вытирая слезы и решительно поджав губы, сообщила Таня.  - Грудь увеличу, жир с попы откачаю, морду подтяну.
        Татьяна взглянула Марине в глаза, и та прочитала в них решимость. Кажется, Таня давно обдумывала план по возвращению блудного мужа в семью и выбрала вот такой идиотский способ.
        - Ты что, правда думаешь, что Толик загулял, потому что у тебя грудь второго размера?  - только и смогла ошарашено спросить Марина.
        - У меня еще жопа толстая,  - покачала головой Танька и снова собралась разрыдаться.  - И морщины!
        - Тань, ты что, дура?  - не выдержав, выпалила Марина.  - Ты понимаешь, как это опасно? Да мужику все равно, какие у тебя объемы, если ты ему мозг не выносишь!
        - А ты, можно подумать, большой специалист по мужикам!  - окрысилась Татьяна.  - Твоему шизику, может, и все равно, к тому же с такими деньжищами тебя и такой любить будут, не надо париться, а мне что делать?  - выплюнула Татьяна и, утерев слезы, уставилась на подругу:  - Дашь денег? Мне тысяч шестьсот-семьсот, а лучше давай сразу миллион: гардероб обновить надо, бельишко прикупить. Ну так что?
        - Нет, не дам,  - покачала головой Марина после краткого раздумья и уставилась ошарашенной отказом Татьяне в глаза.  - Глупость ты затеяла, к тому же опасную. Ты знаешь, какой это риск для здоровья?
        - Ой, ну вот не надо,  - закатила глаза Таня, все еще не веря в серьезность отказа,  - сама решу, не маленькая. Ну не жлобись, Маринка, смотри, сколько у тебя всего. Да тут одной картиной можно всю мою личную жизнь исправить.
        - Нет, Таня,  - уже более уверенно отбила удар Марина,  - ты не вернешь мужа, натянув глаза на лоб. А если и вернешь, то не нужен тебе такой муж, понимаешь? Не будешь же ты до старости по пластическим хирургам бегать и переживать из-за каждого разговора в ванной.
        - Нет, ну ты посмотри какая моралистка нашлась!  - завелась Татьяна, до которой начала доходить горечь поражения.  - Что, стала богатенькая, так теперь тебе не до нас, да? Сволочь ты, Маринка, последняя. Как тебе для доченьки твоей бездарной деньги нужны были, так уси-пуси, дорогие, любименькие, приходите, всем рады, угостим, чем можем. А как другим, так хрен без соли?
        Дышащая яростью, покрасневшая и взмокшая Татьяна начала надвигаться на Марину, тесня ее к антикварной плите, но Марина устояла. Возможно, она бы и сдалась, усиль Татьяна напор и начни взывать к ее совести, но то, что та обозвала Киру «бездарной» и упрекнула ее саму в двуличии - этого Марина вынести не смогла. Неужели подруга и все остальные действительно так считают? Это надо было осмыслить и пережить.
        - Уходи, Таня,  - тихо попросила она.
        - Что?  - вначале не расслышала впавшая в гнев Татьяна.
        - Уходи,  - чуть громче повторила Марина и отвела глаза,  - не надо меня оскорблять в моем собственном доме.
        - В твоем доме? Да ты самозванка, никто! Нищенка, которой просто повезло, что этот дед сумасшедший тебе на уши присел! Сволочь ты последняя, Маринка,  - выплюнула последнюю порцию яда Танька и, резко развернувшись, унеслась в темный коридор. Спустя несколько секунд хлопнула входная дверь, да так, что задрожали картины на стенах.
        Марина, захлебываясь в рыданиях, опустилась на пол и залилась слезами. Почему все так сложно? Неужели вот она, людская зависть, и правду говорят, что друзья познаются вовсе не в беде, а в счастье? С трудом нашарив в кармане телефон, она не глядя выбрала нужный ей номер и спустя несколько секунд, услышав теплое и родное «алло», прорыдала в трубку:
        - Валечка, приезжай!
        -
        - Ну все, чемоданы собраны, утром приму душ, положу косметичку с зубной щеткой, пижаму, и шофер отвезет меня в аэропорт,  - с легкой грустью вещала Кира, проводя для Паши виртуальный тур по своей комнате и демонстрируя чемоданы.
        - А с кем ты полетишь?  - поинтересовался друг, приближаясь к экрану старенького компьютера, чтобы лучше рассмотреть драгоценные крупицы информации, которыми Кира снабжала его каждый день из лагеря в перерывах между тренировкам.
        Вначале звонки были частыми: девочке было неуютно среди других игроков, свободно щебечущих на английском и французском. Но вскоре ей удалось подружиться с девочками из комнаты и с теми, с кем она тренировалась, барьер был преодолен, и из глубин памяти всплыло нечто большее, чем «Лондон - столица Великобритании». Звонить Паше она стала реже, разговоры стали короче, но тем не менее ей каждый день удавалось найти время для друга. Им было легко и просто, словно они были знакомы всю жизнь. Два одиночки, заключенные каждый в собственную тюрьму, почти всегда поймут друг друга. В те моменты, когда Кира не тренировалась, она слала Паше фотографии всего, что только попадалось под руку (ей и самой отчаянно хотелось разделить свой восторг с кем-то, для кого это было бы в новинку). Почти все девочки, попавшие в смену вместе с ней, уже не в первый раз приезжали в лагерь, и их никак не трогала невероятная красота Лазурного Берега, супер-современный тренировочный комплекс, вежливые тренеры и даже спортсмены из первой десятки. Они снисходительно-вежливо бросали «привет» тем, кого сама Кира видела только по
телевизору и даже не мечтала встретить в реальной жизни, и бежали на корты, больше заинтересованные в самих себе, чем в окружающем мире. А Киру просто разрывали восторги неофита, и она щедро делилась ими с Пашей, для которого стала окном в другую жизнь.
        Она показывала ему свои завтраки, обеды и ужины, свою комнату, душевую и даже туалет. Рассказывала шепотом в пятиминутных перерывах о тренерах, о турнирах, на которые ее возили, о невероятной природе. Вначале отправляла ему фотографии, но затем, вдохновленная неподдельным интересом друга, стала проводить прямые трансляции.
        - Девочки, поздоровайтесь с моим другом.  - Она перевела камеру на девчонок, занятых упаковкой вещей.
        Датчанка Сага вежливо махнула рукой в камеру, поздоровалась и снова вернулась к своему чемодану, который укладывала по строгой системе. Девочка из Омана - Нури - застенчиво кивнула и продолжила безуспешные попытки запихнуть вещи в сумку, которую в лагерь ей складывала мамина помощница по дому. И как только у той получилось не просто все сложить, а сложить так, что в сумке еще оставалось место? Надо будет ей позвонить, пусть хотя бы по телефону секретом поделится. И только португалка Мария подскочила к телефону, выхватила его из рук растерявшейся Киры и затарабанила:
        - Привет, я Мария, а ты бойфренд Киры? Круто, а она нам говорила, что у нее нет бойфрен…  - Закончить фразу она не успела, растерявшись: на открытом во весь экран видео она заметила, что парень выглядит странно и сидит в инвалидном кресле.
        - Пока,  - скомкано попрощалась она, а Кира, заметив напряжение, поспешила закончить разговор:
        - Ну, ладно, я тебе завтра позвоню. Меня в аэропорту встретит стюардесса сопровождения, отведет в зал ожидания, и я тебе оттуда наберу. Чао.
        - Чао,  - криво усмехнулся Паша (но Кира уже не замечала этой кривизны) и дал отбой.
        - Твой парень что, инвалид?  - Увлажнившимися от избытка эмоций глазами Мария взглянула на странную русскую девочку.
        Неловкую и угловатую, но дававшую им всем фору на корте. Кира напоминала дикого зверька, поначалу всех сторонившегося и пытавшегося скрыть, что она впервые в лагере и чувствует себя здесь неуютно, но потом немного оттаявшую и даже пошедшую на общение, правда, на ужасном английском. Мария и представить не могла, что у такой холодной и прагматичной девушки может быть парень инвалид.
        - Это мой друг,  - пожала плечами Кира, уже жалея, что устроила трансляцию в присутствии других девчонок. Но это был последний вечер, и кто знает, будет ли у нее еще возможность побывать в этом лагере. Ей хотелось всем поделиться с Пашей.
        - О, Боже, как это мило, Кейра, ты дружишь с инвалидом!  - Нури, оставившая попытки запихнуть вещи в сумку и предоставив им возможность вывалиться из нее на манер вулканической лавы, с восхищением смотрела на Киру.
        Ей тоже иногда хотелось помогать обездоленным, она даже как-то сказала родителям, что хотела бы быть волонтером в приюте для животных. Но те идею не одобрили: сказали, что от животных одна зараза и чтобы даже не думала к ним приближаться. На этом ее энтузиазм иссяк.
        - Ты поддерживаешь инвалидов?  - поинтересовалась практичная Сага, закрыв чемодан и с удовольствием оглядев чисто убранное место. Она готова.
        - Это очень разумно, в будущем поможет. Ты знаешь, люди любят тех, кто заботится о других,  - резюмировала она.
        - Я не поэтому общаюсь с Пашей,  - вспыхнула Кира.
        - Ты в него влюблена?  - догадалась эмоциональная Мария.  - О, это так романтично. А что твои друзья думают об этом?
        - У меня…  - «нет друзей» хотела было закончить Кира, но остановилась. Ни к чему посвящать их, не знавших большей беды, чем скользящие по покрытию кроссовки, в особенности своей жизни.
        - Паша классный,  - неопределенно ответила она и отвернулась к давно собранному чемодану, давая понять, что разговор окончен.
        - А что это с ним?  - не поняла намеков Мария.
        - Я не знаю, как это по-английски,  - буркнула Кира, открывая чемодан и заглядывая туда с непонятной целью.
        - Он попал в автокатастрофу?  - продолжала допытываться Мария. На ее взгляд это было бы очень романтично: они любят друг друга, затем он попадает в автокатастрофу, а она ухаживает за ним.
        - Нет, Мария, он не попал в автокатастрофу. Послушай, я не знаю, как это объяснить, и давай оставим эту тему,  - взвилась Кира, неожиданно осознавшая, что кроме несчастного инвалида у нее нет других друзей. Да и непонятно, дружит ли с ней Паша по собственному желанию или же просто у него нет других вариантов. Скорее всего, второе, но Кире не хотелось себе в этом признаваться.
        - Ну, хорошо,  - слегка обиженно протянула Мария, возвращаясь к своей кровати, на которой горой была навалена одежда.
        Повисла неловкая пауза.
        - Мой папа перечисляет в фонд помощи детям-инвалидам какую-то сумму каждый месяц,  - рассудительно сообщила Сага, беря толстую книгу, которую она почти дочитала до конца.  - Так что это круто, что ты тоже им помогаешь.
        - Да,  - кивнула Кира и, погрузившись в телефон, решила отправить несколько фотографий маме.
        Теперь ее жизнь изменится. У нее появятся новые друзья, да даже эти девчонки - возможно, они продолжат общение и будут встречаться на соревнованиях. Она будет нормально одеваться, у нее уже появились телефон, планшет, беспроводные наушники. Она станет такой, как все, и у нее появятся другие друзья помимо Паши. И в следующий раз она будет общаться с ними, чтобы такие, как Мария, не задавали дурацких вопросов.
        -
        - Дура твоя Танька,  - безапелляционно заявила Валентина, протягивая всхлипывающей Марине очередную салфетку, которой та безуспешно пыталась остановить льющиеся ручьем слезы.  - И ты тоже дура, Маринка.
        - А я почему?  - прошептала та, будучи не в силах успокоиться.
        Валентина примчалась, не успели Маринины слезы высохнуть. С порога извинилась за опоздание - в нее влюбился курьер, которого она никак не могла выставить из дома!
        Усадив Марину за драгоценный стол, который рачительная Валентина прикрыла отыскавшейся в высоком пенале льняной скатертью, подруга на скорую руку пожарила яичницу, настрогала балык и колбасу и из бездонной сумки извлекла бутылку водки.
        - А это зачем?  - слабо запротестовала Марина, увидев, как Валентина засовывает водку в морозильник и начинает рыскать по шкафам в поисках стопок.
        - Твой Никанорыч непьющий был, что ли?  - проигнорировав вопрос, поинтересовалась Валентина, обнаружившая на полках лишь пузатые бокалы для коньяка.
        - Такие, как он, водку не хлещут,  - всхлипнула Марина, с тревогой наблюдая за действиями подруги.
        Та по-хозяйски орудовала в шкафах, до которых сама Марина еще не добралась. Ей почему-то стало страшно, что Валя может разбить один из цветных бокалов тончайшего стекла, стоящих на дальней полке, на которые она сама лишь посмотрела издали, полюбовалась и закрыла дверцу, решив отложить их мойку до лучших времен. Но памятуя, как Татьяна отреагировала на ее замечание относительно стола, Марина решила промолчать.
        - Да ладно тебе, Маринка, думаешь, если человек стены картинами увешал, так ему было чуждо все человеческое?  - отмахнулась Валентина.
        С сомнением понюхав коньячный бокал она поставила его в мойку и все-таки распахнула дверцу шкафчика, где дожидались своего звездного часа цветные бокалы.
        - Ой, красота-то какая! Это что же такое?  - Валентина решительно схватила один из бокалов, протянула руку к ярко горящей люстре и залюбовалась преломленными в гранях бокала лучами.  - А старик знал толк в красоте,  - протянула она с уважением.
        - Валя, поставь, пожалуйста, на место, давай просто выпьем из кружек.  - Марина, не усидев, встала, подошла к подруге и забрала у нее бокал. Немного подержала в руке, любуясь тонкой работой и глубоким винным оттенком стекла. Затем поставила бокал на место, после чего открыла шкафчик, который выделила для собственных щербатых чашек, и достала одну из них.
        - Ты что, не выбросила эту дрянь?  - искренне удивилась Валентина, уставившись на треснувшую щербатую чашку, доставшуюся Антону от матери и затем почему-то перешедшую к Марине.  - Да ты что, подруга! Один раз живем, а тебе еще и такое везение на голову свалилось. Наслаждайся жизнью, дурочка,  - ласково попеняла она и снова достала бокал с полки, прихватив с ним второй, сливового цвета.
        Под ревностным взглядом Марины, следящей за каждым ее движением, Валентина быстро ополоснула бокалы под водой и снова критически посмотрела сквозь них на свет.
        - Надо будет содой почистить,  - буднично заметила она, а Марина ахнула, с трудом борясь с желанием отобрать у Вали бокал:
        - С ума сошла! Такие нельзя содой!
        - А что с ними будет? Наверняка обычное богемское стекло, просто какая-то особая серия,  - пожала плечами Валентина, оглядываясь в поисках полотенца, находя и начиная вытирать бокалы.
        - Много ты знаешь,  - вдруг по-настоящему разозлилась Марина и, выдернув из рук подруги бокалы, поставила их на место.
        - Будем пить из чашек,  - распорядилась она.
        - Ладно,  - после короткой паузы кивнула Валентина,  - из чашек так из чашек. И раз уж ты так дорожишь своими сокровищами, зачем ты Таню в дом впустила?
        - А что мне теперь, вообще с людьми не общаться?  - огрызнулась Марина и, открыв морозилку, достала бутылку.
        Валентина, вынеся урок, достала из шкафчика старые разномастные тарелки и чашки, поставила на стол. Разложила остывшую яичницу, рядом положила приборы.
        - Общайся, но домой не приводи - в этом мире слишком много зависти,  - вздохнув, пояснила она, присаживаясь за стол.
        - Откуда ты знаешь?  - снова завелась Марина, словно отпуская какие-то внутренние вожжи и давая лошадям нести.  - К тебе вообще никто не приходит, кроме меня.
        Валентина метнула в ее сторону убийственный взгляд, но смолчала.
        Ловко открыла бутылку, разлила немного по чашкам и залпом выпила свою порцию.
        - Что случилось? Рассказывай,  - потребовала Валентина, решив пропустить мимо ушей хамство подруги.  - Это ты из-за Таньки так расстроилась?
        - Да нет, она просто добила меня,  - пробурчала Марина, поднося к носу чашку с водкой и морщась от запаха. Затем, зажмурившись, сделала глоток.
        - А откуда такие нервы?  - Валентина деловито отрезала кусок яичницы, одним махом отправила в рот и уставилась на подругу, медленно жуя.
        - Меня Глеб в ресторан пригласил,  - призналась наконец Марина в том, что не давало ей покоя целый вечер. Встречаться с хамом не хотелось, но и отказаться от обсуждения памятника было бы верхом неприличия и неблагодарности. Она не знала, что делать, и ей нужен был дружеский совет.
        - Этот мерзавец?  - ахнула Валентина.  - Я так и знала, что он в тебя влюбился с первого взгляда!
        Спиртное ударило в голову, и Марина не сдержалась:
        - Валя, не говори глупости! Вечно у тебя все друг в друга влюбляются. Он просто хочет обсудить макет памятника!  - отрезала она.
        - Ага, памятника. О чем ты, подруга? Земля еще на могиле благодетеля твоего не осела, царство ему небесное,  - усмехнулась Валентина, щедро накалывая на вилку новый кусок яичницы и отправляя в рот. Прожевав, указала вилкой на тарелку подруги:  - Ешь, совсем остынет, а тебе закусить надо, а то ты не в себе.
        - Он хочет обсудить макет,  - снова буркнула Марина, беря себя в руки и следуя совету подруги. Она взяла в рот кусок остывшей яичницы, вяло пожевала и совсем не ощутила вкуса.
        - Ну, раз это просто макет, то я иду с тобой!  - решительно заявила Валентина, наливая себе водки и нацеливаясь на кусок вяленого мяса. Марина тут же отвергла эту безумную идею:
        - Ну ты что, как это будет выглядеть? Ладно на оглашение завещания мы пришли вместе, но в ресторан обсуждать памятник? Ты ведь Петра Никаноровича даже не видела никогда!
        - Зато я таких мерзавцев, как это Глеб, видела!  - решительно обрубила Валентина.  - Где и когда ты с ним встречаешься? Я буду!
        Марина почувствовала, как раздражение накатило волной и захлестнуло. Вместо легкого расслабляющего эффекта алкоголь оказал возбуждающее действие.
        Почему все считают ее идиоткой? Такой, что просто возьмет и выложит миллион рублей на дурацкую затею подруги, понимая, что никогда этих денег снова не увидит? Той, у которой можно отобрать случайно доставшееся ей богатство? Той, которая не умеет жить и получать удовольствие от жизни? Но ведь она не такая. Она не дура! Если Глеб придумал какую-то западню, она просто не будет в нее попадаться, и все. Не будет же он ее травить, в самом деле. К тому же ему это все равно ничего не даст. Ее наследница Кира. Что бы ни произошло с Мариной, деньги покойного отца в любом случае Глебу не достанутся.
        - Я тебя знаю,  - продолжала тем временем вещать Валентина, не обращая внимания на молчание собеседницы,  - тебя же обмануть проще, чем ребенка! Лапши навешает, бумажку какую-нибудь подсунет, ты и подпишешь, а потом все, прости-прощай. И снова с протянутой рукой на паперть, просить Кирочке на обучение. Нет, я точно иду с тобой!
        - Валя, я справлюсь,  - неожиданным для самой себя стальным тоном объявила Марина, а Валентина, замерев с кружкой в руках, удивленно уставилась на нее. Никогда прежде Марина с ней так не разговаривала.
        - Ты что, влюбилась в него и хочешь провести романтический вечер?  - потрясенная собственной догадкой прошептала она.
        - Господи, да прекрати ты глупости говорить! Почему у тебя вечно все влюбляются?  - повысила голос Марина не в силах все это больше выносить.
        Что с ними случилось? Почему Танька такая завистливая, а Валентина настолько глупая? Они же раньше такими не были, что же стряслось за такой короткий срок?
        - Потому что это правда,  - сухо ответила Валентина, отставляя в сторону чашку и кладя на блюдо очередной кусок мяса, который она передумала есть.
        - Знаешь, я уже давно хотела тебе сказать,  - начала Марина, вздернув подбородок и уставившись подруге прямо в глаза. Алкоголь окончательно поработил разум и спустил с тормозов все то, что тщательно держалось в узде.  - Это все твое воображение. Никто в тебя не влюбляется с первого взгляда!
        - Нет, влюбляется,  - Валентина опустила голову и метнула исподлобья убийственный взгляд в Марину.
        - Нет, не влюбляется,  - с нажимом повторила та.  - А знаешь почему? Потому что сейчас время других женщин. Стройных, ухоженных, заботящихся о себе, делающих укладку и макияж в салонах, а не таких, как мы.
        - Каких «таких»?  - тихо уточнила Валентина. Внезапно ее бросило в жар, и в огромной кухне стало душно.
        - Таких…  - «толстых и некрасивых» собиралась было сказать Марина, но в последний момент все-таки сумела себя остановить,  - жрущих и пьющих бесконтрольно из щербатой посуды.
        - Ясно, спасибо, что просветила, буду знать.  - Валентина поднялась из-за стола и осторожно, чтобы ничего не задеть, направилась к выходу из кухни. Марина наблюдала за ней, не зная, что делать: то ли заорать от злости и недопонимания, то ли кидаться вслед за подругой и умолять о прощении.
        Валентина облегчила ее выбор. Почти дойдя до выхода из кухни, она вдруг резко развернулась и с неожиданным проворством направилась к навесному шкафчику с разноцветными бокалами. И прежде, чем Марина успела открыть рот и остановить ее, Валентина достала вымытый бокал, тот самый, который Марина два раза у нее отбирала, и, развернувшись к подруге, высоко подняла руку и разжала пальцы.
        Стукнувшись о кремовую плитку, бокал разлетелся на мелкие разноцветные осколки.
        - Что ты делаешь?!  - захлебнулась от ужаса Марина.
        - Ой, прости, я такая неловкая. Ужасно несовременная, как ты и говорила. Надеюсь, что ты сможешь купить себе новые бокалы. Они вроде как продаются, в отличие от друзей.
        Резко развернувшись и задев подолом широкой юбки осколки, разлетевшиеся от ее движения по всей кухне, Валентина направилась к выходу.
        - Дура!  - заорала ей вслед Марина, упав на стул и тупо глядя на осколки, в ярком свете хрустальной люстры похожие на капли густой венозной крови. Словно на ее кухне кого-то убили.
        -
        Заснуть ей удалось только ближе к утру.
        Марина уже довольно давно ни с кем не ссорилась и вообще ненавидела конфликты, но после получения наследства ей показалось, что окружающие стали относиться к ней по-другому, словно провоцируя на недружелюбные действия.
        Большинство вдруг резко отстранилось. Например, Зоя. Бывшая начальница даже ничего не съела на прощальном фуршете, который Марина устроила, уходя с работы, и отказалась поднять бокал, сославшись на головную боль. Лишь сухо попрощалась и пожелала всего самого лучшего. Хотя Марина знала, что ее сын общается с Кирой и они почти каждый день болтают.
        В глубине души Марина понимала Зою, поэтому и не стала навязываться. Еще неизвестно, как она бы себя повела, будь у нее на руках сын-инвалид и тяжело больная мать, а на голову ее подчиненной, которую она благоденствовала время от времени, вдруг свалилось миллионное наследство. Удалось бы ей от всей души порадоваться за счастливицу? Марина боялась честно отвечать на этот вопрос - просто малодушно сворачивала в размышлениях на другие темы.
        Так что Зою она не осуждала, а вот Татьяна ее действительно удивила. Ей всегда импонировала ее прямота и простодушие, за которые коллегу многие не любили. Когда Марина вернула ей деньги, которая та занимала на Кирин лагерь, Татьяна презрительно сморщилась и заявила, что конечно же миллионеры копейками брезгуют. Шокированная и обиженная Марина даже не нашла что ответить. Вначале попробовала бестолково объяснить, что дело вовсе не в этом: она благодарна за помощь и за то, что некоторые буквально последнее отдавали,  - но Танька не пожелала ее слушать. Выхватила свои деньги и, демонстративно положив их в кошелек, заверила Марину, что к ней она за помощью обращаться не будет, пусть не переживает. Марина окончательно расстроилась, начала что-то бормотать, но Танька, подхватив Зину под руку, повернулась к ней спиной и, бросив через плечо скупое пожелание всего самого наилучшего в новой жизни, удалилась из курилки в наступившей тишине. Марина была уверена, что бывшую подругу она больше никогда не увидит и не услышит. Так же, как и других коллег.
        Прощание с ними вышло скомканным и не таким душевным, как это себе представляла Марина. Словно кто-то переписал сценарий игры и за несколько часов превратил всех ее героев в отрицательных персонажей.
        Каждый день Марина мысленно возвращалась в тот вечер, когда она пригласила всех к себе, чтобы сказать «спасибо». Вспоминала ту теплоту, веселье, радость и чувство дружеского плеча. Совсем недавно она ведь искренне считала себя счастливым человеком, потому что ей посчастливилось встретить таких замечательных людей. И что же произошло сегодня? Два близких ей человека, которых она некогда любила и ценила, ушли из ее жизни, предварительно нагадив.
        Параллель между двумя днями была удручающей. Помочь нуждающемуся было готово гораздо большее количество людей, чем порадоваться его же счастью. Может быть, поэтому богатые люди часто одиноки?
        Она так и уснула с невеселыми мыслями, утром встала поздно, в плохом настроении, не озаботившись выбором ноги, которой ступила на пол. В последнее время все ее дни были стабильно тяжелыми, «не с той ноги». Сделав кофе, показавшийся отвратительным на вкус и запах (а растворимого, как и сгущенки, в ее доме больше не было), немного послонялась по огромной квартире, избегая смотреть на укоряюще глядящие со стен портреты, посылающие ей молчаливое сообщение: «Ты самозванка и никогда не станешь одной из нас». Затем зашла в кабинет Петра Никаноровича.
        Это помещение нравилось ей больше всего. Огромные окна зашторены, в комнате пахнет пылью и знаниями. Классический английский кабинет (как Марина себе это представляла). Дубовые стеллажи от пола до потолка забиты книгами на всевозможные темы: от философии и истории искусства до художественной литературы на трех языках. Впрочем, среди этой литературы не нашлось дешевых романов в розовых обложках, которые некогда так любила читать Марина. Им больше не место в ее жизни, пора начинать вырабатывать художественный вкус, чтобы попытаться осознать весь масштаб доставшихся ей сокровищ.
        Массивный стол, здорово смахивающий на антикварный, огромный стул ему под стать и в углу глубокое кожаное кресло словно из детективного романа. Порядком просиженное и потертое, но все еще уютное. Рядом с ним - высокая лампа на затейливой ножке, бросающая на кресло круг теплого уютного света.
        Марина забралась в кресло с ногами, включила лампу и закрыла глаза. Неужели это все ее? Все эти невероятные вещи? Многочисленные картины, которыми квартира была набита под завязку, коллекция фарфоровых статуэток, стоящая в специальной витрине в одной из комнат - красота невероятная, но Марина ничего в этом не смыслила. Раритетные книги, посуда, даже несколько скульптур имелось. Ее новое жилье смахивало на пещеру Али-Бабы, но она была не в состоянии самостоятельно оценить все то, что таила в себе сокровищница, а приглашать внешних экспертов ей не хотелось. Она не могла объяснить почему. Наверное, просто не было желания делиться привалившим ей счастьем и выглядеть в их глазах везучим необразованным ничтожеством. Вон с коллегами и лучшей подругой поделилась, и чем все закончилось? Однако, если так пойдет и дальше, она просто превратится в Голлума, чахнущего над своим кольцом.
        Посидев некоторое время и прислушавшись к себе - есть не хотелось, пить тоже,  - Марина направилась в душ, а затем решила пойти в салон красоты. А что, она тоже вполне может позволить себе укладку и макияж перед важной встречей. Интересно будет посмотреть на этого напыщенного Глеба, который узрит ее сегодня в новом имидже. Ведь для него она всего лишь безликая поломойка, замученная и зачуханная. Будет неплохо его удивить и щелкнуть по носу. Эта мысль заставила ее слегка улыбнуться, но тяжелые думы не развеяла. Не в силах больше переносить давящую тишину и одиночество, Марина решительно встала с кресла, направилась к себе в комнату, оделась и, тщательно заперев дверь на все замки, вышла из дома и направилась в салон.
        Молодой вертлявый парень, чьи брови и укладка были гораздо более совершенны, чем Маринины, тарахча словно заведенный, уговорил ее подстричься и немного «подсветить» ее натуральный цвет волос. Марина кивнула - на душе и сердце было тоскливо, и ей захотелось перемен.
        Дав стилисту разрешение делать с ней все, что ему заблагорассудится, Марина откинулась на спинку мягкого кресла и прикрыла глаза. Даже если что-то пойдет не так, волосы не зубы - отрастут. В конце концов, всегда можно заколоть спасительный хвостик.
        Но то ли парень был действительно талантлив, то ли сегодня кто-то сверху решил компенсировать ее отвратительное самоощущение небольшим моментом радости, но, когда задремавшая Марина открыла глаза и посмотрела на себя в зеркало, она ахнула.
        Блестящие здоровые волосы, стекающие по плечам, сразу забрали у нее несколько лет, а вместе с ними и вечную замотанность и пренебрежение к собственному виду. Из зеркала на нее смотрела молодая красивая женщина. Чуть уставшая, но все можно исправить сном и удачным макияжем. Марина с удовольствием отметила, что она все еще довольно привлекательна.
        Воодушевленная результатом, она обратилась к молодому человеку с просьбой сделать ей макияж и полчаса спустя выпорхнула из салона настоящей красавицей.
        Молодая стройная женщина в дорогом брючном костюме, в элегантной обуви на высоких каблуках не имела ничего общего с поломойкой в старом потертом пуховике, развалившихся сапогах и с руками, покрытыми волдырями. Краем глаза она заметила, как обернулись ей вслед несколько проходящих мимо мужчин, а водитель разбитой шестерки, горячий южный мужчина, даже притормозил и выкрикнул что-то про красавицу. Марина засмеялась, и ей захотелось раскинуть руки и покружиться, подставив лицо солнцу. Все-таки жизнь прекрасна, несмотря ни на что. Она все еще может нравиться мужчинам и, возможно, сумеет понравиться тому самому. Или даже встретить нового. А что? В конце концов, на Борисе свет клином не сошелся.
        Того, кстати, факт ее неожиданного богатства никак не впечатлил. Он отказался от денег за дополнительные уроки, которые она попыталась взять у него для Киры, и ничего не поменял в режиме тренировок, не одобрив очередную порцию спортивной экипировки, которой Марина буквально завалила Киру. Впрочем, это ее дело, что она покупает своему ребенку. Его дело - тренировать.
        Немного приосанившись, Марина зашагала по направлению к ресторану, в котором они с Глебом договорились встретиться в два часа. Марина предложила обед вместо ужина, дав понять, что встреча будет сугубо деловой и короткой. Встретиться они должны были прямо на месте: предложение Глеба заехать за ней Марина решительно отвергла.
        Небольшое камерное заведение для своих, специализировавшееся на итальянской кухне, располагалось неподалеку от салона красоты. Путь к нему лежал через гомонящий бульвар, а затем тенистую аллею. Марина с удовольствием прошлась по улице, наслаждаясь восхищенными взглядами мужчин и завистливыми взорами женщин.
        Вначале было сложно снова обрести равновесие в обуви на каблуках, но вскоре нужные навыки сами всплыли в голове. Расправив плечи, она сменила свой обычный шаркающий шаг на легкую пружинистую походку, которая так нравилась парням во времена ее юности. Надела солнечные очки, чтобы спрятать неуверенность во взгляде. И крепко прижала к телу небольшой клатч с кошельком и телефоном. Словно пританцовывая, она приблизилась к ресторану и увидела Глеба, сидящего на террасе и что-то с хмурым видом рассматривающего в телефоне.
        Марина подошла к нему с уверенностью, которую раньше никогда не ощущала в его присутствии. Словно всю предыдущую жизнь они вращались на разных полюсах, а теперь эти полюса неожиданно сблизились, и оказалось, что они вполне себе на одной прямой.
        Еще несколько месяцев назад Марина была уверена, что Глеб - это человек из другого мира, в котором такие, как она, могут лишь мыть туалеты. Но теперь все изменилось. И она, Марина, никогда в жизни больше не будет драить чужие унитазы. Да и свои собственные тоже не будет.
        Бросив быстрый взгляд на руки, на которых не осталось и следа от тех веществ, которыми его безумная жена травила себя и окружающих, Марина, не дожидаясь, пока Глеб заметит ее, сама отодвинула стул и присела за столик.
        - Здравствуйте,  - как можно более сухо и отстраненно произнесла она.
        - Тут за…  - недовольно начал Глеб, поднимая глаза на нахалку и застывая, неожиданно узнавая в эффектной молодой красавице несчастную поломойку, униженно выпрашивавшей у его жены дополнительные часы работы, чтобы свести концы с концами.
        Что с ней произошло? Где эта опущенная голова, заискивающий взгляд, невразумительная прическа и вид человека, ожидающего от судьбы очередной пакости? Как она могла так быстро измениться? Непроизвольно он приоткрыл рот, да так и замер, не в силах ничего сказать.
        - Марина?  - глупо поинтересовался он, когда прошел первый шок, и вдруг нелепо засуетился:  - Извините, я вас не узнал, вы очень изменились, что вы будете пить? Закуски закажем, или чуть позже?
        - Я буду только кофе,  - царственно обронила она и даже сама немного испугалась.
        Сейчас она вела себя как ее новые подруги из студии йоги. Говорила, словно роняла жемчужины, свысока, будучи уверенной в том, что каждое ее слово - это драгоценный дар для мужчины, к которому оно обращено.
        - Ну что вы, Марина, давайте пообедаем, я ведь отнял у вас время. К тому же так быстро такие вопросы не решаются,  - мягко попробовал надавить Глеб. Быстрая деловая встреча в его планы не входила.
        - Тогда давайте приступим к обсуждению прямо сейчас, чтобы не терять времени зря,  - все так же свысока предложила Марина, окончательно выбив почву из-под ног Глеба.
        Он не стал спорить. Лишь неопределенно махнул официанту. Тот через пару секунд уже был возле их столика и, немного согнувшись в почтительном поклоне перед Мариной, поинтересовался:
        - Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
        - Можете,  - разрешила Марина и махнула рукой, на которой красовался внушительный перстень в виде лягушки. Несусветная глупость и роскошь, но им Марина вознаградила себя за все годы прозябания в супермаркете.  - Двойной эспрессо без сахара.
        И, не ожидая ответа официанта, перевела глаза на Глеба:
        - Ну что, показывайте, что у вас есть,  - распорядилась она.
        - Мне то же самое,  - кинул Глеб официанту и немного прокашлялся, очищая горло.  - Марина, вы извините, что я вытянул вас под таким предлогом. Уверен, скажи я вам правду, вы бы ни за что не согласились сюда прийти.
        - Вы хотите сказать, что никакого макета не существует?  - вспыхнула Марина и только собралась встать со стула, как Глеб схватил ее за руку и потянул вниз.
        - Существует. Марина, прошу, дайте мне две минуты, а затем вы сами решите, уходить или пообедать со мной. Я не буду вас удерживать насильно, обещаю.
        Мысли заплясали в голове в нелепом хороводе. Сразу же вспомнилась Валя. Она, кажется, была права, говоря, что этому мерзавцу нельзя верить. Ей тут же возразил другой голос(новый, незнакомый, и сама Марина не могла толком разобрать, приятен он или нет): «Да что Валентина может знать о жизни? Не вылезает из своей квартиры с котами и глупо считает, что все мужчины валятся к ее ногам. Фантазерка. Ей бы не редактировать, а писать романы. Любовно-фантастические».
        Марина снова сделала попытку встать, но Глеб продолжал крепко держать ее за руку и одновременно лучезарно улыбаться сидящей рядом паре средних лет, с недоумением взирающей на происходящее:
        - Да сядьте вы, бога ради, не буду я вас есть,  - прошипел он, чувствуя себя идиотом. Все сразу пошло не так, как он планировал.  - Мне просто надо с вами поговорить,  - взмолился он.
        Несмотря на прибавившуюся вместе с деньгами уверенность в себе, почва под ногами Марины была по-прежнему зыбкой и неустойчивой. За долгие годы привыкшая к покорности, она не решилась на открытый бунт. Выразительно посмотрев на руку Глеба, сжимающую ее запястье, кивнула. Глеб разжал хватку и, откинувшись на спинку стула, посмотрел в сторону, собираясь с мыслями.
        - Мне нужно кое-что вам рассказать, это займет время. Поэтому очень рекомендую вам закуски из морепродуктов. Здесь они всегда свежие и очень вкусные.
        Марина промолчала, глядя на красные следы, оставленные на ее хрупкой руке сильными пальцами Глеба. Тот проследил за ее взглядом и смутился:
        - Простите, я не хотел. Просто боялся, что вы убежите.
        - У вас десять минут.  - Марина бросила демонстративный взгляд на старенькие мамины часы, которые еще не успела сменить на новые (хотела подойти к процессу выбора с особой тщательностью), и, сняв солнечные очки, перевела взгляд на Глеба.
        Тот закашлялся и, схватив бокал с ледяным белым вином, уже стоявший перед ним на момент Марининого прихода, сделал долгий глоток. Глаза у бывшей поломойки были пронзительно-голубого цвета. То ли макияж создавал такой эффект, то ли просто в полумраке дома он раньше не мог их рассмотреть, но Марина неожиданно оказалась настоящей красавицей, и это даже облегчило Глебу стоящую перед ним задачу. Соблазнять ее будет не только полезно, но и приятно.
        Прокашлявшись и сделав тайный знак официанту (в этом ресторане он обедал минимум пару раз в неделю, и персонал отлично знал его предпочтения), Глеб дождался, пока перед ними поставят тарелки с закусками, разольют по бокалам белое вино и испарятся до новых распоряжений. Стараясь не смотреть на Марину, скрестившую руки на груди и выжидающе вглядывающуюся в его лицо, она начал исповедаться:
        - Понимаете, я ведь любил отца.  - После этой фразы, которую он избегал говорить даже самому себе, ему снова понадобился глоток вина.
        - Я это заметила,  - фыркнула Марина, все-таки переводя взгляд на тарелку и вдруг ощутив, что чертовски проголодалась. Закуски выглядели очень аппетитно и, поддавшись искушению, Марина поддела кусочек розовой прохладной креветки. Обмакнув ее в соус из авокадо, аккуратно положила в рот и прожевала, прислушиваясь с ощущениям и ничего не почувствовав: слишком велико было волнение.
        - Вы имеете полное право сомневаться,  - покачал головой Глеб, с облечением заметив, как Марина потихоньку начала увлекаться содержимым тарелки. Пару минут назад он был уверен, что она сейчас встанет и уйдет, но местный шеф действительно волшебник - мог остановить даже самого требовательного клиента.  - Да, вы можете сомневаться,  - повторил он, снова делая глоток вина и чувствуя, как оно ударяет в голову,  - но я любил отца и искренне им восхищался. Его талантом видеть настоящие драгоценности без специальных приборов. Его способности создавать невероятные вещи из бездушных камней. Мне очень хотелось быть похожим на него, но Бог не дал мне такого таланта, не поцеловал меня при рождении. Поэтому я выбрал недвижимость. В этой отрасли все куда более прозаично, но в тоже время есть все-таки небольшой простор для творчества.
        Марина молча кивнула, побуждая Глеба продолжить рассказ.
        - Как вы знаете, отец был женат только раз, на моей маме. Мы оба боготворили ее. Мама была невероятно красивой женщиной, а еще она была доброй и посвятила себя нам, всю без остатка. Каждое утро она вставала на рассвете, чтобы приготовить нам с отцом горячий завтрак, погладить одежду и подготовить к наступающему дню. Когда мы просыпались, в доме пахло домом… Черт, я не знаю, как это объяснить,  - внезапно смутился Глеб, испугавшись собственной сентиментальности.
        - Я понимаю, о чем вы,  - неожиданно пришла ему на помощь Марина, увлекшаяся рассказом. Интересно, что произошло? Петр Никанорович каждый день скорбел о ранней смерти жены, но никогда не рассказывал, что же случилось на самом деле, от чего та умерла. И словно в ответ на ее невысказанный вопрос Глеб вдруг обрушил на Марину признание:
        - А потом отец ее убил.
        - Кого убил?  - бестолково переспросила та, застыв с вилкой в руках и недоуменно хлопнув ресницами.
        - Маму. Отец убил маму,  - повторил Глеб и, отложив приборы, уставился на прохожих, спешащих мимо террасы пафосного ресторана.
        Несмотря на то что трагические события давно остались в прошлом и их детали уже успели покрыться легким инеем и забытьем, боль от утраты была по-прежнему сильна, и, казалось, немыслимо было исповедоваться под легкомысленные закуски и вино. Свежайшие морепродукты и ледяное шабли плохо монтируются с трагическими признаниями.
        Глеб скрестил руки на груди и с трудом, словно переступая через что-то внутри самого себя, продолжил, стараясь не смотреть на собеседницу, лишь краем глаза отмечая, что ему удалось полностью завладеть вниманием Марины. Та молча уставилась на Глеба, безмолвно приглашая продолжить рассказ.
        - Отец с мамой отправились на дачу в ее день рождения. А я, восемнадцатилетний эгоист, с ними не поехал, потому что пригласил на свидание девушку, которая мне очень нравилась. Мы договорились, что отпразднуем с родителями дома вечером, когда они вернутся. А днем у них были запланированы шашлыки с друзьями на той самой даче. Так вот, папа выпил и поддался на уговоры мамы разрешить ей самой сесть за руль на обратном пути. Она как раз накануне получила права, сделала себе подарок на день рождения, но опыта вождения у нее не было никакого. До этого она только с инструктором по тихим улицам ездила. Папа прекрасно знал, что дорога с дачи имеет свои сложности: пара неожиданных поворотов, местные жители, лихачащие по поводу и без. К тому же пошел дождь. Мама села за руль, и…
        Закончить он не смог. По горлу словно нож полоснул. Вначале дыхание перехватило, а потом стало тепло и липко, как от пролившейся крови. Он загнал эти воспоминания глубоко в себя, думал, что справился и может жить дальше. Никому об этом, кроме Ксении, не рассказывал, да и той только раз, на заре отношений. Кстати, она и была той самой девушкой, которую он пригласил к себе в мамин день рождения.
        Вначале он ее возненавидел, ведь если бы она не ломалась так долго и не оттягивала момент первого свидания, в тот день он бы сам поехал с родителями на дачу и не разрешил бы маме сесть за руль. Но Ксения не обиделась на его крики, полные боли и отчаяния от потери самого дорогого человека.
        Мама всегда была ему ближе отца. Всю свою жизнь она отдала ему, бросила работу, потому что он родился семимесячным, слабеньким, с целым букетом заболеваний. Выхаживала как могла: делала массажи, возила в бассейн, когда никто еще и не слышал о плавании грудничков, читала книги, играла, была впереди многих педагогов в том, что касалось детского развития. И выходила. Успешного бизнесмена почти два метра ростом. Она его уберегла, а он ее - не смог.
        В те ужасные дни он повторял это Ксюше тысячи раз, а она жалела как могла, гладила по голове, приносила ему горячий чай, согревала ночью, пела колыбельные, как мама. Через сорок дней он сделал ей предложение. Ему казалось, что со временем рана заросла. Но смерть отца и его несправедливый поступок вновь ее расковыряли, выпуская наружу гной и кровь. Он и не подозревал, что все еще так больно.
        Повинуясь странному порыву, Марина положила свою руку на мощную руку Глеба:
        - Я вам сочувствую,  - искренне сказала она,  - но это был несчастный случай, глупое стечение обстоятельств.
        - Нет, отец должен был все предусмотреть,  - упрямо покачал головой Глеб, косясь на хрупкую ладонь Марины. Неброский маникюр, одно кольцо. Интересно, она замужем? Что он вообще о ней знает кроме того, что Марина мыла полы у него в доме и, по всей видимости, очень нуждалась. Кажется, у нее есть ребенок. Вроде он чем-то занимается, поэтому Марине так нужны были деньги, чтобы все это оплатить.
        - Понимаете, Глеб,  - Марина вдруг стала серьезной, но при этом словно открылись некие шлюзы, через которые хлынула теплота,  - ведь ваш отец о ней позаботился в тот день. Он сам не рискнул сесть пьяным за руль именно потому, что боялся беды.
        - Все равно,  - взъерепенился Глеб, инстинктивно одергивая руку и тут же жалея о своей импульсивности. Конечно, это объяснение приходило ему в голову тысячи раз. Но это горькое знание неизменно влекло за собой другое: если бы он сам поехал тогда на дачу, мама была бы жива. Поэтому он и валил все малодушно на отца, назначив его виновником трагедии. Так было проще.
        - Извините,  - пробормотала Марина, смутившись своего порыва, одергивая руку и беря сумочку,  - наверное, мне пора.
        - А памятник?  - помотал головой Глеб, приходя в себя и беззвучно ругаясь на чем свет стоит.
        Зачем он разоткровенничался? Ведь он должен был соблазнять и охмурять ее. Легко, красиво и с куражом, а он разнылся как юная барышня.
        - Знаете, Глеб Петрович…  - Марина открыла сумочку и начала судорожно рыться в ней в поисках ручки и куска бумаги. Вспомнила, что все это она носила в старой сумке, а в новую решила положить лишь кошелек и мобильный телефон, так, как делали ее новые знакомые. Она захлопнула клатч и уставилась в упор на Глеба:  - Запишите мой электронный адрес, пришлете макеты по почте.
        - Но зачем же по почте? У меня все с собой.  - Глеб нелепо схватил одну из папок, лежащих рядом с ним на стуле, и начал в ней рыться. А когда поднял глаза, Марины уже не было.
        Он с недоумением посмотрел по сторонам, поймал взгляд знакомого официанта, легко кивнувшего на входную дверь, через которую птичка упорхнула из клетки, и, откинувшись на стул, покачал головой. Идиот. Зачем он ее спугнул? Что теперь делать?
        Марина же удалялась в сгущающуюся духоту майского города, ускоряя шаг и с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.
        Когда Глеб начал свой рассказ, он показался ей искренним и ранимым. Наверное, нелегко было остаться без матери в столь юном возрасте. Свою Марина тоже потеряла совсем рано, и ей было сложно справиться с потерей, как и Глебу. Ведь, судя по всему, он очень любил маму. Но затем, когда он обвинил в ее гибели отца, у Марины в один миг пропало сочувствие.
        Обвинение было глупым и инфантильным. Смерть его матери была несчастным случаем, трагедией самой по себе, а он только все усложнил, забрав у отца не только жену, но и сына. А себя лишив остатков семьи и любящего отца. В том, что Петр Никанорович любил Глеба, она не сомневалась.
        Чувствуя, как внутри закипает гнев, Марина остановилась и сделала глубокий вдох. Почувствовала легкую вибрацию в сумочке - звонил телефон. Вряд ли кто-то из подруг, которых у нее и не осталось. Неужели Глеб?
        Морщась, Марина достала из сумочки телефон и уставилась на экран - Кира!
        - Кируся?  - радостно выдохнула она в трубку.
        - Мама, я дома, сюрприз!  - закричала дочь, а Марина не смогла сдержать улыбку и слезы. Какое же счастье, что Кира вернулась. Вдвоем они выстоят против целого мира.
        -
        - Я не буду это есть,  - в третий раз повторила Кира изумленной матери и для пущей убедительности даже отодвинула от себя тарелку с вареным рисом подальше,  - меня уже тошнит от него. Сколько можно? Я же не слон, да даже им дают банановые листья для разнообразия! Этим дурацким рисом никто сейчас не питается.
        - А чем питается?  - недоуменно спросила Марина, впервые услышавшая в голосе всегда разумной и рассудительной Киры капризные детские нотки.
        - Мама, в идеале диетолог должен составить мне специальное меню с балансом КБЖУ,  - вздохнув, медленно и доходчиво начала Кира, словно пытаясь объяснить маленькому ребенку устройство мира.
        - КБЖУ?  - бестолково переспросила Марина, вдруг отчетливо ощущая собственную ущербность и отсталость от жизни.
        - Калории, белки, жиры и углеводы. Все должно быть в балансе с упором на белки и полезные жиры. Нужно пить специальные биодобавки. Ты же понимаешь, теннисисты - это не спринтеры,  - с легким презрением фыркнула Кира,  - мы проводим на корте по несколько часов и за день можем потерять два-три килограмма.
        - Сколько?  - снова тупо переспросила Марина и тут же обругала себя: почему она никогда не задумывалась о физической стороне того, что происходит на корте?  - Разве это полезно для здоровья, такие потери веса?
        - Мама, профессиональный спорт вообще не очень полезен для здоровья, но это то, чем я хочу заниматься, поэтому давай сейчас не будем отвлекаться на патетику,  - жестко отрезала Кира и снова с тоской посмотрела на миску с рисом.
        Есть хотелось жутко, но одна мысль о надоевшем до чертиков рисе вызывала рвотный рефлекс. В лагере она наслаждалась едой. Не понимала капризных скандинавок и арабок, морщивших нос при виде фруктовых салатов или обычных салатов из зелени, щедро заправленных оливковым маслом и лимонным соком. Ей они казались необыкновенно вкусными. Впрочем, учитывая ее предыдущий скудный рацион, ей все казалось необыкновенно вкусным.
        - Патетику?  - как дурной попугай повторила Марина и вдруг поймала на себе раздраженный взгляд Киры. Раньше дочь на нее никогда так не смотрела. Это что же, лагерь для богатых деток так подействовал?  - А почему ты со мной так разговариваешь?  - тихо спросила она, и Кира, ее нежная Кира, быстро встала со стула и обняла мать, превращаясь в прежнюю покладистую и разумную дочь.
        - Мам, ну прости, я не хотела тебя обидеть,  - ласково попросила она,  - просто рис достал, честное слово. Мы же можем теперь позволить себе что-нибудь другое?
        - Можем, конечно,  - кивнула Марина, выдыхая: нет, показалось, все в порядке. Кира все та же Кира.
        - Что бы ты хотела? Точнее, нет, что тебе нужно есть?  - Марина потянулась за телефоном (и откуда у нее взялась эта дурацкая привычка чуть что сразу хвататься за телефон?). Открыла приложение «Заметки» и приготовилась записывать.
        - На завтрак можно омлет или яичницу,  - послушно принялась перечислять Кира то, чему ее учили в лагере.
        За время обучения она слушала специальные лекции диетолога и с жадностью впитывала в себя все, что могло привести ее к желанной вершине. Питание, как оказалось, было тоже очень важным моментом, и Кира чувствовала себе дурой деревенской, тайком разглядывая специальные протеиновые батончики и энергетические напитки, которые поглощали ее новые подруги во время тренировок, чтобы поддержать силы и пополнить энергию. Казалось, весь мир об этом знал, кроме нее. Чтобы не выглядеть идиоткой-аматором, Кира старалась держать рот на замке и слушать, вкладывая в голову максимум информации. Кое-что даже записывала украдкой, чтобы не забыть. Она понимала, что теперь у них с мамой есть деньги и она еще не раз сможет вернуться в модный лагерь, потрясший ее до глубины души, но где-то глубоко внутри она до сих пор не верила, что все это по-настоящему и надолго. Поэтому лучше было запомнить и записать.
        И хотя Паша убеждал ее, что теперь это ее новая жизнь и день ото дня она будет становиться лишь лучше, Кира все еще боялась поверить в реальность происходящего. Иногда она просыпалась ночью с криком и всепоглощающим страхом, что все это ей лишь привиделось, что сейчас ей нужно вставать на тренировку - на улице темень, ей предстоит съесть тарелку теплого риса и отправиться на пробежку. Но затем разум пробуждался, сознание включалось, и она, закрыв глаза, падала в теплые мягкие подушки со сладким ощущением того, что все хорошее - реально. Мысль успокаивала и убаюкивала, как мама в детстве. Возможно, именно поэтому дурацкая тарелка риса вызвала у нее такие сильные эмоции и отвращение. Она была символом прошлого, которое Кира уже успела отчаянно возненавидеть.
        - Мне можно нежирные творог и йогурт, котлеты паровые, но я не очень хочу их есть на завтрак. Можно блины с медом, бананы, шоколад, но это лучше на перекус или полдник,  - принялась деловито перечислять она, вспоминая все услышанное от диетолога.  - Утром еще кашу можно, мюсли с молоком, только они должны быть без добавления сахара. Тост с сыром, рыбу малосольную, авокадо.
        - Хорошо, доченька, я все тебе куплю. Извини, не успела пополнить запасы к твоему возвращению. Хотя, думаю, сыр у нас найдется.  - Марина заторопилась к холодильнику, открыла его и уставилась на полупустые полки.
        Первое время она накупала еды больше, чем они с Кирой могли физически осилить, и продукты начали портиться. Марина ощущала физическую боль, отдавая готовые покрыться плесенью деликатесы Антону, призывающему на ее голову все кары мира за подобное легкомыслие и угоду пустому потреблению. Впрочем, балыки и колбасы он брал весьма охотно и истреблял немедленно, спасая мир от перепотребления и окончания срока годности.
        Но когда дочь уехала в лагерь, Марина приняла волевое решение не покупать ничего по акции на две недели вперед. Будет лучше брать понемногу раз в два или три дня. Сколько ей одной надо? К тому же она теперь особо ничем не занята, может себе позволить пойти в магазин за покупками в любое время. Тем более что в соседнем доме располагался супермаркет «Для гурманов». Судя по ценам, все гурманы этого города работали исключительно на еду. Но Марина могла себе позволить двести грамм итальянской ветчины или швейцарского сыра, не глядя на ценник. Именно эти продукты и лежали сейчас у нее в холодильнике.
        - Мама?  - одернула ее Кира, бросив встревоженный взгляд на часы. До начала тренировки с Борисом оставалось полчаса, а тренер не любит, когда она опаздывает.
        - Да, милая,  - встрепенулась Марина, находя в холодильнике тот самый кусок сыра.
        Наскоро соорудив дочери бутерброд, сунув ей с собой в сумку пару бананов и закрыв за Кирой дверь, Марина отправилась в душ. Сейчас соберется, пойдет на спорт, затем в салон красоты на укладку, а затем в магазин: купит продукты из тех, что перечислила Кира. Возможно, заедет в спортивный магазин и возьмет там дочери специальные напитки и батончики. Так и дел на целый день наберется и не придется оставаться наедине с самой собой и своими мыслями.
        Голова кружилась. Удивительное ощущение, когда утром не нужно вставать и спешить на работу, и у тебя есть целый день, который можно посвятить чему угодно, но нужные занятия почему-то не находятся.
        Моя по утрам полы в доме Глеба и Ксении, а затем сидя на неудобном стуле в супермаркете, Марина иногда фантазировала, чем займется, когда сможет себе позволить не ходить на работу. Конечно же, она будет читать. Прочтет все те многочисленные новинки, которые записывала в длинный список в голове и до которых вечно не доходили руки. Электронными книгами она так и не научилась наслаждаться, а покупать новенькие, бумажные, восхитительно пахнущие и хрустящие, в солидных переплетах, вечно было жаль денег. Поэтому, да, начнет она с чтения. Зайдет в книжный и сметет все с полок.
        Затем придет черед сериалов. Все то, что она собиралась посмотреть уже несколько лет, но на что катастрофически не хватало сил и времени. Ведь вечером она засыпала, едва голова касалась подушки. Да и к тому же звук работающего телевизора мог разбудить Киру, которой требовался нормальный сон для восстановления. А на планшет с наушниками денег у Марины не было.
        После того как она все перечитает и пересмотрит, она пойдет на процедуры красоты и постарается нагнать пропущенные годы. А затем она начнет путешествовать. Увидит Вену, где отправится в местную оперу и художественный музей. Будет сидеть часами на мягких красных диванах и любоваться мировыми шедеврами. Затем будет Париж с кофе в небольших кафе-вагончиках. Круассаны, изысканная французская кухня под бокал прохладного белого вина. Она потратит несколько дней на Лувр и, конечно же, Версаль. Затем будет крошечная Бельгия и разгульная Италия с ее вечным Римом. Потом наступит очередь пьянящей Испании и пряной Португалии.
        Объездив юг, она подастся на север, к скандинавам. Исполнит давнишнюю мечту - отправится в круиз по норвежским фьордам, посетит шведские музеи и искупается в горячих гейзерах Исландии. Дальше Исландии ее воображение не простиралось: ей казалось, что и этих стран ей хватит с головой до конца ее дней.
        Став богатой женщиной, Марина даже просмотрела заманчивые предложения от туристических агентств, но дальше просмотра дело так не зашло. Реальность внесла коррективы.
        Неделю она читала, безудержно засыпая на диване даже под самые интересные книги. Впрочем, большинство оказалось распиаренными однодневками и скорее расстроили, чем подарили сладостные минуты фантазий и мечтаний. Оказалось, что героиням розовых бульварных романов она сопереживает куда больше, чем сложносочиненным скандинавским детективам с душевными травмами.
        Затем пришло время сериалов. Три дня она смотрела их в запой, на четвертый обнаружив, что уже не помнит, как называется то, что она смотрит, и она не в состоянии сказать, с чего началась история. Сериалы наскучили.
        Несколько дней Марина уделила салонам красоты, перепробовав весь ассортимент, который предлагает современная индустрия. Но, приведя себя в минимальный порядок, поняла, что лежать по шесть-восемь часов, подвергаясь различным манипуляциям,  - едва ли не самый скучный способ прожигания собственной жизни. С этим умением нужно родиться. Она, Марина, начинала отчаянно скучать уже на втором часу. Было невыносимо лежать в темной прохладной комнате под заунывную музыку, которую считал своим долгом включить каждый первый специалист и которая носила название «музыка для релаксации». Марина категорически не могла под нее расслабиться - лучше уж радио включили бы или аудиокнигу какую-то.
        Послонявшись по салонам красоты, Марина чуть было не зашла в туристическое агентство, чтобы купить себе тур в Вену, но остановилась на пороге. Куда она сама поедет? Она не говорит на иностранных языках. Приставленный к ней гид или переводчик будет только раздражать. Путешествовать хотелось с кем-то, кто мог бы разделить ее эмоции. В ее случае это была дочь, но та как раз отправилась в лагерь. У Валентины не было загранпаспорта, и предложение Марины купить ей тур и помочь оформить документы подруга восприняла в штыки. Обидно сказала про подачки и про то, что сама все сделает, когда будет нужно.
        При мысли о Вале защемило сердце. Подруги отчаянно не хватало. Ее легкости, неубиваемого оптимизма и железобетонной уверенности в завтрашнем дне. Больше всего на свете ей хотелось сейчас обсудить с Валей те нотки, которые она услышала в голосе Киры, и услышать заверения в том, что ей не о чем волноваться. Что девочка просто растет и у нее затянувшийся период сепарации, а вовсе не проклюнувшиеся замашки богатого избалованного ребенка.
        С Валей надо помириться. Возможно, она купит ей подарок, что-нибудь съестное, или бутылку хорошего вина. Впрочем, Валя может обвинить ее в том, что таким образом Марина завуалировано намекает на ее бедность и неспособность самой приобрести деликатесы.
        На душе стало мерзко и противно. Сквозь шум льющейся воды Марина услышала, как открывается входная дверь. В первую секунду испугалась, но тут же выдохнула. Это же Нина. Ее домработница, которую она наняла в агентстве для персонала. Это была ее первая настоящая богатая «покупка». Так же, как и Кира, которую затошнило при виде риса, Марина даже думать больше не могла о самостоятельном мытье полов и унитазов. Намылась. К тому же в огромных хоромах ей бы пришлось этим заниматься целыми днями, а Марина категорически отказалась тратить на уборку свою дальнейшую жизнь.
        Нина приходила три раза в неделю и убирала всю квартиру. Занималась также стиркой и глажкой. Может быть, попросить ее еще и готовить для Киры? А что, это мысль. Так у Марины освободится еще больше времени для зияющей пустоты, которую раньше заполняли заботы о дочери и о добыче лишней копейки. Что делать с этой новообразовавшейся пустотой, она еще не придумала, но обязательно придумает. Главное, что забивать ее мытьем полов и заботой о хлебе насущном не придется.
        -
        - Так, стоп, что это такое?  - В голосе Бориса послышалась неприкрытая злость. Подача Киры, которой они так гордились раньше, идеальная и почти всегда приносившая ей победы в розыгрышах, изменилась.  - Разве этому я тебя учил?
        Борис подошел к Кире и уставился ей в глаза. Та смело вернула взгляд. Девчонка изменилась - буквально две недели в международном лагере сделали из нее другого человека.
        - Нас в лагере так учили, нельзя же все время играть по одной схеме, нужно варьировать игру, чтобы сбивать с толку соперника,  - неожиданно смело отбила она замечание Бориса.
        - Чем ты собралась удивлять соперницу? Мячом в сетку?  - издевательским тоном поинтересовался тот.  - Хотя, да, ход действительно неожиданный.
        - Да хоть бы и в сетку, немного собью напряжение и готовность,  - пожала плечами Кира и, повернувшись к тренеру спиной, снова подала мяч.
        Это утро они посвятили подачам, и у нее получалось не так хорошо, как в лагере, что злило и расстраивало одновременно. Отправляясь утром на тренировку, она надеялась, что Борис похвалит ее, оценит ее труды и старания, скажет, что теперь они свернут горы.
        Но с момента, как она закончила разогрев и принялась привычно набивать подачи, тренер становился все мрачнее и в конце концов взорвался. Киру это разозлило. Да, в конце концов, кто он такой, чтобы спорить с тренерами из лагеря? Они постоянно держат руку на пульсе, изучают новые тенденции и стили игры, а Борис закопался в своем болоте, теннис нормальный разве что по телевизору теперь видит и тренирует только ее. Его техника безнадежно устарела. С тех пор как он сам был на корте, теннис значительно продвинулся во всех отношениях (и в технике в том числе). Кто лучше знает, в конце концов? Тренеры, обучающие первую десятку, или рядовой школьный преподаватель физкультуры?
        Кира вложила в удар всю злость и отчаяние, и мяч улетел за пределы поля. Борис, стоя за ее спиной, молча наблюдал за второй подачей. Та тоже оказалась неудачной - мяч попал в сетку.
        - Две двойные за последние три минуты, тебе не кажется, что многовато?  - ровным тоном поинтересовался он.
        - Федерер их за один гейм по две штуки лепит, и ему это не мешает,  - огрызнулась Кира и снова подняла руку с ракеткой, отправляя мяч в сторону, противоположную нужной.
        - Это тебе тоже в лагере рассказали, про Федерера?  - хмыкнул Борис у нее за спиной, снова сбивая с толку и приводя к очередной двойной ошибке.
        - Да, именно.  - Кира резко обернулась не в силах сдерживать раздражение и даже ярость. Это он виноват в ее ошибках: стоит за спиной и сбивает с толку.  - Отойдите, пожалуйста, я не могу подать нормально, когда у меня за спиной стоят.
        - Да пожалуйста.  - Борис поднял обе руки в примирительном жесте и отступил, качая головой и чему-то улыбаясь.  - Я вообще могу уйти, чтобы не мешать тебе играть.
        - Ой, началось,  - закатила глаза Кира и опустила ракетку.  - Не надо уходить.
        - Не надо? Ты разрешаешь мне остаться?  - Стараясь ничем не выдать разочарование и злость, Борис начал спокойно складывать ракетку в потрепанную сумку. Остро ощутил собственную незначительность и даже услышал гудок ушедшего поезда. Девчонка права: мир не стоит на месте, каждый день появляется что-то новое, а что он? Просто неудачник, даже не выигравший ни одного большого шлема в отличие от Федерера, лепящего по две двойные в одном гейме. Что он пытался доказать и чего достичь, тренируя Киру? Вернуться в большой спорт на коне? Получить миллионные контракты с топовыми спортсменами, если у него получится вырастить чемпионку? Доказать всем, что он не пустое место? Фигня все это. Он сам разрушил свою жизнь и должен заплатить за это. Девчонка ни при чем. Не пропадет: у ее матери теперь есть деньги, чтобы оплатить ей лучших тренеров и академии. Отправит к тому же Муратоглу или в Америку, к Баллотьери,  - те и будут лепить звезду. Если вылепят, конечно. Учащихся сотни - восходят единицы.
        Застегнув молнию, он взял сумку и направился к выходу из спортзала:
        - Знаешь, я, пожалуй, пойду. Мне больше нечему тебя учить, ты уже всему научилась. Пока, Кира, удачи тебе,  - нашел в себе силы обернуться и посмотреть на девочку Борис.
        Та неожиданно стала маленькой и растерянной. Похожей на воробушка, застигнутого врасплох ветром и холодом. Распушила перья, хорохорится, но бороться с бурей не в состоянии.
        - Мы сегодня не будем тренироваться?  - растерянно уточнила она.
        - Мы больше вообще не будем тренироваться, Кира, можешь передать маме. Мне кажется, ты переросла своего тренера.
        И, не оглядываясь, Борис вышел из спортивного зала, с трудом поборов желание хлопнуть от души дверью.
        -
        Как так получилось, что она не знает, где он живет?
        Впрочем, Борис всего лишь тренер ее дочери, откуда бы ей это знать? Хотя лукавить не стоило: Марине много раз хотелось найти предлог или получить от Бориса приглашение увидеться с ним в неформальной обстановке. Возможно, даже дома. Было страсть как любопытно увидеть его логово. Но приглашений не поступало, а сама Марина не могла найти предлог. И вот он появился. Вернувшаяся после школы домой, Кира сообщила матери, что Борис не будет ее больше тренировать.
        - Как это?  - не поняла остолбеневшая Марина.
        Она только что вернулась из магазина, купив все то, что требовалось Кире, и отдала Нине. Стараясь не звучать подобострастно, попросила ее приготовить для дочери сбалансированный обед и ужин с упором на белки и полезные жиры. Невольно отдала дань уважение Ксении: это ведь особое искусство разговаривать с персоналом так, чтобы он тебя уважал и делал именно то, что ты просишь, а не то, что считает нужным. Марине еще предстояло этому научиться.
        Она отчаянно боролась с желанием заварить свежий чай и пригласить румяную приятную Нину выпить с ней по чашечке и закусить свежими ватрушками. И поговорить о жизни. Определенно сказывалась нехватка Валентины, которой она так и не отважилась позвонить. И вот теперь новости про Бориса! Да что же это такое происходит?
        - Он сказал, что я его уже переросла и мне нужен другой тренер,  - отводя глаза в сторону, пробурчала Кира, стаскивая носком одного кроссовка другой и швыряя его в сторону. Марина открыла было рот, чтобы сделать замечание, но тут же вспомнила про Нину: поставит, как нужно. К тому же у девочки явно стресс, а тут она со своими поучениями о порядке в доме.
        - Но ведь он не собирался от тебя отказываться! Наоборот, говорил, что нужно поехать в лагерь перед чемпионатом, чтобы вы с ним могли лучше подготовиться.  - Марина пошла вслед за дочерью в ее комнату.
        Кира достала из кармана телефон, разблокировала его и, погрузившись в интернет, проигнорировала последнюю реплику матери. Остановившись на пороге своей комнаты, она вопросительно подняла на Марину взгляд, приглашая ее остаться за дверью и дать ей возможность отдохнуть. По окончании лагеря они с девочками создали чат в одном из мессенджеров и теперь постоянно делились в нем своими результатами и фото. За то время, что Кира провела на тренировке сегодня утром и проторчала в школе, где не разрешали пользоваться мобильными, девчонки настрочили кучу сообщений, которые ей не терпелось прочитать. А тут мама с дурацкими вопросами. И хотя разговор с Борисом оставил неприятный осадок и ноющее чувство где-то в области груди, Кира заняла оборонительную позицию: она ни в чем не виновата, он сам так решил.
        - Ну?  - поторопила ее Марина.
        - Что «ну»?  - непонимающе спросила Кира, косясь одним глазом в телефон.
        - Ты слышала, что я только что тебе сказала?  - с легким раздражением поинтересовалась Марина. Да что с ее дочерью сегодня такое?
        - Ты про что?  - не отрывая взгляда от телефона, равнодушно поинтересовалась Кира. Марина резко протянула руку, чтобы забрать у нее телефон, но Кира оказалась проворнее. Отскочила подальше и спрятала руку за спину.
        - Это мой телефон,  - нахохлилась она.
        - Что значит «твой телефон»?  - возмутилась Марина.  - Вообще-то это я его тебе купила!
        - Это подарок!  - неожиданно заорала Кира.  - Ты не имеешь право его забирать. А я имею право на личное время и пространство!
        И не успела Марина и рта открыть, как Кира захлопнула дверь у нее перед носом и закрылась изнутри на ключ.
        Ошарашенная Марина стояла перед дверью в комнату дочери и бессмысленно хлопала глазами, пытаясь осознать, что только что произошло. Краем глаза заметила, как тенью метнулась Нина, привлеченная шумом и тут же скрывшаяся с глаз долой, чтобы ее не уличили в подслушивании.
        К щекам прилила кровь. Марина подняла руку, чтобы постучать в комнату Киры, но в последний момент остановилась. Прежде чем ругаться с дочерью, нужно поговорить с Борисом и узнать, что произошло. При этой мысли сердце пропустило удар - теперь у нее есть повод с ним пообщаться в неформальной обстановке. Правда, захочет ли он с ней разговаривать?
        Мучительно захотелось позвонить Валентине и рассказать ей о происходящем, но это было бы странно. Вот так вот свалиться с неба и плакаться о жизни, дав ей повод думать, что как только у Марины в жизни все разладилось, она сразу же вспомнила о подруге, потому что других желающих послужить жилеткой не нашлось. Потом ей позвонит, когда все выяснит. И для начала надо встретиться с Борисом.
        Марина нашла его номер в телефоне, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, попыталась успокоиться и, только удостоверившись в том, что она спокойно дышит, нажала на значок вызова.
        Борис ответил после второго гудка.
        - Борис? Это Марина, мама Киры,  - забормотала она, боясь, что он сейчас просто повесит трубку. Наверняка сегодня что-то произошло, из-за чего они с Кирой разругались и он отказался ее тренировать. Борис был человеком с непростым характером, впрочем, чего еще ожидать от топового спортсмена?
        - Я понял, Марина,  - на удивление спокойно и немного протяжно ответил Борис, и у нее даже мелькнула мысль о том, что тот выпил. Но она тут же отмела ее. Пить в три часа дня?
        - Кира сказала, что вы отказались ее тренировать,  - беспомощно пролопотала Марина, не зная, как навести его на мысль о личной встрече.
        - Именно так,  - любезно подтвердил Борис.
        - Мы… мы могли бы встретиться и обсудить это?  - набравшись смелости, попросила Марина.
        - Отчего же не обсудить?  - неожиданно согласился Борис.  - Приходите на футбольное поле за школой, я буду там в течение ближайшего часа. Там и поговорим.
        И не успела Марина ответить, как он повесил трубку. Схватив сумочку Марина метнулась к выходу. До школы было недалеко - двадцать минут пешком, но не будет же она бежать на каблуках? А показаться Борису нужно при полном параде. Отчаянно хотелось, чтобы он оценил и, возможно, восхитился ее новым образом. Ведь, в конце концов, выглядит она сейчас намного лучше, чем раньше.
        Марина тут же одернула себя: о чем она думает? Тренер Киры отказался от нее накануне первенства страны, а она мечтает произвести на него впечатление! Дура.
        Погруженная в собственные мысли, Марина быстрым шагом покинула дом, не заметив внушительный черный джип, припарковавшийся во дворе. Здесь, в отличие от ее родного двора, дорогие машины не вызывали ни у кого удивления и на их водителей никто не обращал внимание. А зря.
        За рулем автомобиля сидел Глеб, уже взявший в руки большой букет цветов и повторяющий в уме покаянную речь, которая должна была привлечь Марину на его сторону. Тот неудавшийся обед и ее побег задели его за живое.
        Глеб весьма высоко оценивал свои данные - как внешние, так и финансовые. Время от времени он, как и все его друзья и бизнес-партнеры, мог позволить себе поддаться мимолетному порыву и закрутить небольшую интрижку, которую, впрочем, всегда тщательно скрывал от жены. Ксения его полностью устраивала в качестве супруги - организованная, аккуратная, холодная и рассудительная. Ему не нужны были страсти и чтобы кто-то занимал его мысли круглыми сутками. Любовь отвлекает от дел, а дела у Глеба Петровича были всегда на первом месте. Тем не менее побег Марины озадачил и раздосадовал его. К такому он не привык. Как и не привык бегать за девицами и уговаривать их обратить на него внимание.
        Ксения, которой он откровенно рассказал, как прошло «свидание» (впрочем, умолчав о собственной слабости и неуместной откровенности), удивилась фиаско мужа, и это тоже его задело. В глубине души ему даже захотелось, чтобы Ксюша все отменила. Признала глупость затеи и просто отказалась бы от планов на новую машину и Мальдивы, пообещав ему, что они выстоят и обойдутся без отцовского наследства. Впрочем, он знал, что пройдет время и он признает правоту жены и правильность ее решения. А чтобы не растягивать все это неприятное мероприятие, он сегодня же должен охмурить эту дуру, чего бы это ему ни стоило.
        Вчерашний вечер он провел, сочиняя покаянную речь, но она улетучилась из головы при виде Марины, выпорхнувшей из подъезда, и резво заторопившейся вдаль.
        Выглядела она, чего скрывать, потрясающе. Высокая, стройная, с отличной осанкой, длинной шеей и благородным поворотом головы. Все это было естественным и шло изнутри - ни грамма фальши, ни одного наигранного движения. Длинные светлые волосы, бледное лицо скрыто большими солнцезащитными очками, но даже они не могли скрыть от человека, выросшего в окружении искусства, тот факт, что Марина неожиданно оказалась похожей на «Весну» Сандро Боттичелли. Такая же нежно-розовая с золотистым оттенком. Столь же легкая и недосягаемая. Если бы картины могли оживать и переноситься в наше время, то эта самая пресловутая «Весна» выглядела бы как Марина Бердник.
        Потрясенный этим неожиданным открытием, Глеб, не отпуская букета, вышел из машины и направился вслед за Мариной, решив сократить дистанцию перед тем, как окликнуть ее по имени.
        Но Марина шла довольно быстро, и Глеб никак не мог за ней угнаться. Интересно, куда это она так торопится? В магазин, тратить деньги его отца?
        Но Марина миновала квартал с дорогими бутиками и салонами красоты и направилась в направлении своего предыдущего места жительства - жуткого спального района.
        Почему не вызвала такси? Глеб не успел додумать, как Марина неожиданно резко остановилась, и он едва успел отскочить за угол одного из домов, чтобы она его не заметила. Идиот. Надо было окликнуть ее, как только она вышла из собственного двора! Тогда бы это выглядело естественно и понятно. А теперь она подумает, что он следит за ней, испугается, и это еще больше оттолкнет ее. Глеб внезапно осознал, что так и идет с букетом в руке, вызывая любопытные взгляды.
        Выбросив ненужные цветы в урну, он выглянул из-за угла дома и увидел, как Марина, достав из сумочки небольшое зеркальце, тщательно осматривает себя. Увиденное почему-то поразило Глеба. Марина явно направлялась к мужчине. У нее что, есть любовник? У этой вот поломойки?
        Впрочем, сейчас Марина ничуть не напоминала ту женщину средних лет, которая старательно намывала полы в его стерильном доме. Почему бы мужчине и не появиться в ее жизни? Мало ли желающих на красивых женщин с деньгами? А может быть, у нее все это время кто-то и был.
        Неприятно пораженный собственной догадкой, Глеб продолжил следовать за Мариной, но действовал уже осторожнее. При любом замедлении шага Марины или ее попытке оглянуться он испуганной ланью скрывался за любым мало-мальски приличным укрытием, чертыхаясь и проклиная саму идею слежки.
        Зачем он пошел пешком? Ехал бы себе в машине, она бы ничего и не заметила. И как вообще сыщики целыми днями следят за своими объектами? Ну и работка. Это ж последних нервов можно лишиться.
        Впрочем, скоро мучениям Глеба пришел конец. Марина подошла к школе, и он вздохнул с облегчением и чуть не рассмеялся - ну, конечно, какой любовник? В школу наверняка вызвали. Деточке миллионы сорвали крышу. Вспомнив о том, как он сам вел себя в подростковом возрасте, Глеб невольно покраснел. Эти воспоминания ему не хотелось ворошить. Бедные родители настрадались.
        Глеб мотнул головой, отгоняя мысль об отце, которому частенько приходилось глубокой ночью объезжать всех друзей Глеба в поисках сына, не явившегося домой ночевать. С другой стороны, как говорил бородатый святой, «кто из вас без греха, пусть кинет в меня камень». Неизвестно, что сам отец творил в подростковые годы.
        Глеб с удивлением заметил, как Марина миновала вход в школу, завернула за угол и направилась к невысокому зданию, стоявшему справа от школы и на первый взгляд напоминавшему хозяйственную пристройку, но при ближайшем рассмотрении оказавшемся тиром. Миновав его, Марина направилась к футбольному полю. «Побегать решила?» - мысленно хихикнул Глеб и размотал тонкий элегантный шарф, укрывавший горло.
        Солнце пригревало на полную мощность. Глеб с удивлением заметил, что землю уже вовсю покрывает зеленая трава и на деревьях вполне себе распустились цветы. Ничего себе! Приход весны, которую так любила покойная мать, он пропустил. Впрочем, как и в прошлом году и в позапрошлом. И во все годы после маминой смерти. Был слишком занят делами.
        Покачав головой, Глеб на мгновение остановился возле одного из деревьев и уставился на нежный бело-розовый цветок. Яблоня? Нет, скорее всего, вишня. Впрочем, ботаник из него никакой, да и не до этого ему сейчас.
        Глеб снова вернулся к наблюдению за Мариной, неожиданно подошедшей к краю футбольного поля и оглядывающейся по сторонам. Интересно, кого она ждет? Учителя физкультуры?
        Не успел Глеб додумать, как на поле появился высокий стройный мужчина, одетый в спортивный костюм. В руках он держал теннисный мячик, который с деланной небрежностью подбрасывал в руке. Его лицо неожиданно показалось Глебу знакомым. Он попытался вспомнить, где мог видеть этого мужчину, но не смог.
        Интересно, зачем им встречаться? Точнее, нет, гораздо более интересно, зачем Марине так тщательно готовилась к этой встрече? Хотя мужчина был очень хорош собой, этого Глеб не мог не признать. Неужели она в него влюблена? А может, это и есть ее любовник?
        Глебу было досадно, что он не может подойти поближе и бесстыдно подслушать их разговор. Устроившись за низким зданием так, чтобы говорившие не могли его видеть, Глеб принялся наблюдать за Мариной и Борисом, не подозревающими, что стали объектами слежки.
        - Борис, извините, что я вас побеспокоила, но я бы хотела узнать, что случилось. Это Кира, да? Она какая-то странная после лагеря,  - забормотала Марина, избегая смотреть тренеру в глаза.
        Она не могла не заметить его удивленный и восхищенный взгляд, когда он увидел ее новую и преобразившуюся, и смутилась. Она одновременно и злилась на себя за собственную неловкость, и ликовала, что ей удалось его поразить. Одного лишь не понимала - почему в присутствии Глеба ей удавалось хранить ледяное спокойствие, а при виде Бориса она ведет себя как глупая девчонка, которую впервые пригласили на свидание? Впрочем, какое это имеет значение: если он сейчас откажется тренировать ее дочь, они больше никогда не увидятся.
        - Нет, это не Кира,  - усмехнувшись, покачал головой Борис,  - это я. Я думаю, что не могу дать вашей дочери то, что ей нужно. В лагере она прекрасно поняла, что за то время, что я сам держал ракетку в руках, теннис ушел далеко вперед. Ее научили новым приемам, технике и тактике, которых я не знаю и не понимаю. Надеюсь, с ними у нее будут лучшие результаты. Первенство покажет.
        - Но у нее и так прекрасные результаты! Я вчера читала обсуждение на одном форуме, большинство считает, что Кируся выиграет!  - эмоционально воскликнула Марина.
        - Шансы у нее есть,  - пожал плечами Борис.
        Неожиданно захотелось закончить этот разговор. Даже если девчонка и выиграет первенство, в чем он сомневался, то вряд ли упомянет о нем как о тренере. Все лавры достанутся тому, кто ее подхватит сейчас. Может быть, не стоило ему так жестко? Потерпел бы немного, не маленький. Но его взбесило и разозлило то, что Кира поверила какому-то тренеру, которого видела всего две недели, и приняла его сторону, признав именно его технику верной, вместо того чтобы прислушаться к Борису. К тому, кто привел ее в теннис и довел до нынешних высот. Он отвернулся и закусил губу. Его дурной характер его погубит, он с этим уже смирился. Но что удивило его самого, так это то, что если сейчас эта новая Марина попросит его остаться, то он, пожалуй, наступит на горло собственной песне и подготовит Киру к первенству.
        - Кира проиграет, если сейчас уйдет от вас!  - словно прочитав его мысли, воскликнула Марина.  - Она не хочет менять тренера, да и мне кажется, что вы отлично сработались. Если дело в деньгах, то я буду платить больше, конечно. Сколько вы скажете. И хорошо вас отблагодарю. К тому же мне нужно вам заплатить за все, что вы для нас сделали.
        Вот это бормотание про деньги все и решило. Она что же, думает, что он вымогатель, вставшая в позу примадонна, которой просто надо больше платить?
        - А вы теперь все измеряете деньгами?  - резче, чем ему хотелось, ответил Борис и, не прощаясь, развернулся и направился к спортзалу, давая понять, что разговор окончен. Растерянная Марина смотрела ему в спину и неожиданно для самой себя бросилась вслед, схватила за руку, потянула, развернула и заставила посмотреть в глаза.
        - Борис, да подождите вы!  - эмоционально воскликнула она.  - А вы теперь чуть что сразу в позу становитесь?
        Ошеломленный Борис уставился на руку Марины, судорожно вцепившуюся в рукав его куртки. Оба по-прежнему не замечали Глеба, растерявшего всяческую осторожность и в открытую выглядывавшего из-за тира. Марина, опомнившись, убрала руку и смутилась своего эмоционального порыва:
        - Ну что мне сделать, чтобы вы снова тренировали Киру?  - в отчаянии воскликнула она и смутилась еще больше, настолько недвусмысленно это прозвучало.
        - Вам? Ничего,  - спокойно, глядя Марине прямо в глаза, ответил Борис.  - Этого должна захотеть сама Кира. Всего доброго, Марина.
        И, больше не говоря ни слова, Борис удалился в спортзал, дверь которого выходила прямо на футбольное поле. Марине захотелось плакать. Тут еще и некстати разгулявшееся солнце принялось слепить глаза так, что и солнцезащитные очки не спасали.
        Отвернувшись, она принялась вытирать глаза рукой. Глебу в последний момент удалось проворно отскочить за угол здания, и она его не заметила. Необходимо было ретироваться как можно скорее: если Марина пойдет домой той же дорогой, что пришла сюда, то она непременно его заметит.
        Глеб заметался в бесполезных поисках укрытия. Школьный двор был пуст и гол: разгар уроков, на улице нет прохожих. Единственным укрытием был сам тир. Глеб принялся беспорядочно открывать все двери, попадавшиеся ему под руку, и наконец одна из них поддалась. Он ввалился в полутемное помещение и аккуратно прикрыл за собой дверь.
        Пытаясь отдышаться, прислонился головой к облезлой холодной двери и тут же вздрогнул от голоса за спиной, любезно поинтересовавшегося:
        - Могу я вам чем-нибудь помочь?
        Глеб подскочил словно ужаленный и столкнулся нос к носу с тем самым красивым мужчиной, выяснявшим отношения с Мариной.
        - Я…  - запнулся Глеб, внимательно вглядываясь в лицо мужчины, показавшееся ему таким знакомым.
        И тут его осенило - да это же Борис Войцеховский! Их гордость, бывшая первая ракетка страны, подававший огромные международные надежды.
        Но что он здесь делает? Он ушел из большого спорта, а что произошло дальше? Глеб не мог вспомнить причину ухода Войцеховского. Тот ушел на самом пике карьеры, когда, казалось, случится неизбежное и он возьмет Большой Шлем. Подробности стерлись из его памяти, хотя большой теннис он любил - сам играл каждую субботу и турниры Большого шлема смотрел в обязательном порядке.
        Внезапно все детали мозаики встали на свои места. Ну, конечно же, ребенок Марины занимается каким-то спортом. Наверное, теннисом, и Войцеховский ее тренирует!
        Борис тем временем с любопытством продолжал рассматривать дорого одетого мужчину, неизвестно каким ветром занесенного в их скромный спортзал. Возможно, это кто-то из родителей?
        - Мне нужны уроки тенниса,  - неожиданно для самого себя ляпнул Глеб и уставился на Бориса.
        Тот собрался было открыть рот и сказать, что он уроки не дает, но тут же вспомнил о Кире, о Марине, и в груди зашкворчало что-то недоброе. Если даже скромная и забитая Марина так преобразилась, получив деньги, то почему бы ему не попытаться вылезти из той ямы, в которую он сам себя загнал, и не вернуться к прежней жизни? Попытаться снова стать нормальным человеком? Частные уроки по высокой цене вполне могли бы дать ему приличный уровень жизни. В конце концов, в родной стране на сегодняшний день он самый титулованный теннисист.
        - Сто долларов в час,  - пожал плечами Борис, уверенный в том, что незнакомец откажется, вопрос будет закрыт, а его собственная совесть успокоится тем, что он пытался, но ничего не вышло.
        - Подходит,  - неожиданно кивнул Глеб.  - Начнем сегодня же?
        - Я свободен в 19:00.  - Борису неожиданно показалось, что ему бросают вызов.
        - Отлично, где?  - Глеб даже сделал шаг по направлению к нему, словно собираясь помериться ростом.
        Борис собрался ответить, но запнулся. Не будешь же такого тренировать в школьном спортзале? Он же сразу поймет, что Борис сбитый летчик без собственных кортов. На ум пришел пафосный спортивный комплекс, открытый прошлым летом неподалеку. Вначале там был целый наплыв желающих сделать фото в модной локации и подчеркнуть в разговоре, что они плавают, играют в теннис и занимаются пилатесом в дорогом месте. Но вскоре непомерные ежемесячные взносы стали многим в тягость. Те, кто могли их легко оплатить, не занимались спортом на регулярной основе, а проводили время в разъездах. Поток желающих похвастаться членством в клубе постепенно начал иссякать, и в конце концов спорткомплекс стал сдавать помещения в аренду за небольшую оплату. Но, естественно, не афишировал этого, боясь растерять последних лояльных клиентов. Об этом Борису сообщила то ли Ната, то ли Тата, с которой он крутил краткосрочный роман этой осенью. Точнее, это она с ним крутила.
        - Я тренирую на кортах в «Пифагоре», знаете место?
        - Естественно,  - фыркнул Глеб, обретая уверенность и почву под ногами.
        Да, пускай перед ним был титулованный теннисист, но ведь, будь в его жизни все прекрасно, он бы не работал в школе физруком и не давал бы уроки всем желающим. Его расписание было бы забито на месяцы вперед, и в нем значились бы молодые перспективные спортсмены, а не заскучавшие бизнесмены. Впрочем, какая разница? Главное, разузнать хоть что-нибудь про Марину, что поможет ему хоть как-то к ней приблизиться. Этот Борис наверняка с ней хорошо знаком. Вон как эмоционально разговаривали.
        Договорившись о месте и времени тренировки, Борис и Глеб расстались настороженно, словно два кота, встретившиеся на нейтральной территории и пристально обнюхивающие друг друга, чтобы оценить, насколько силен соперник. Осторожно раскланявшись, они разошлись в разные стороны. Глеб выглянул на улицу и, не обнаружив там Марины, вышел под окончательно сошедшее с ума солнце. И что ему теперь делать? Собирался подкатить к жертве с шикарным букетом, а вместо этого получил ненужный теннисный урок. Хотя почему ненужный? Наверняка он сможет что-то, да узнать о Марине и поймет, на какой козе к ней лучше подъехать.
        -
        Борису удалось оперативно договориться об аренде корта. Один звонок обиженной подружке, несколько обкатанных годами фраз, подаренное прощение - и корт оказался в его распоряжении.
        Глеб появился ровно в семь, полностью готовый к игре: дорогая экипировка, модная ракетка и специальная обувь. Бросил сумку на лавку, приступил к разминке и кивнул Борису в качестве приветствия.
        Тот с интересом смотрел на клиента - явно чувствует себя уверенно, не новичок, значит, уже с кем-то тренировался или, возможно, тренируется. Решил сменить тренера?
        - Вы умеете играть?  - поинтересовался Борис, набивая мячик ракеткой и ожидая, когда Глеб закончит разминку.
        - Разумеется,  - пожал тот плечами.
        - Где учились?
        - Везде понемногу.  - Глеб принялся высоко задирать колени, растягивая мышцы ног. По уверенным отработанным движениям чувствовалось, что он отлично знает, что делает.
        - Почему решили нанять меня?
        Глеб на секунду остановился, пораженный вопросом. Почему он об этом не подумал и не подготовился? Вместо этого придумал, как вывести разговор на Марину и Киру, а о самом главном не потрудился задуматься.
        - Потому что вы лучший,  - обтекаемо ответил он.
        - Кто сказал?  - усмехнулся Борис. Интересно, от кого Глеб мог получить информацию о его тренерских качествах, если он никого, кроме Киры, не тренировал. Кто-то из подружек бывших напел?
        - Вы тренируете дочь одной моей хорошей знакомой,  - осторожно ответил Глеб, беря ракетку, подходя к задней линии и давая понять, что разговор окончен - пора перейти к делу.
        Борис, вынув свою ракетку из потертой сумки, направился на другой конец корта и легко подал мяч.
        - Небольшая разминка - посмотрим, над чем нужно поработать,  - кратко пояснил он.  - А как зовут знакомую?
        Глеб легко взял мяч и отбил его. Борис сделал еще один пасс, Глеб отбил более агрессивно, потихоньку вкладывая силу в удар. Борис все так же отбил, не двигаясь с места.
        - Марина,  - после краткой паузы сообщил Глеб.
        - Марина?  - Борис ударил по мячу сильнее, чем изначально рассчитывал, и тот чуть не попал Глебу в лицо. Он отскочил в последний момент и отбил наотмашь, заставляя Бориса наконец-то двинуться с места и побежать за мячом в дальний конец корта. Он ловко взял мяч и подал Глебу под сетку.
        - Марина? Мама Киры?  - уточнил он, наблюдая за тем, как его новый ученик срывается с места, добегает до сетки, берет мяч и мягко отбивает его, подавая под самую сетку в попытке поразить Бориса его же оружием. Но тот уже был готов.
        - Именно, очень вас хвалила.  - Глеб ступил на тонкий лед.
        А что если они и правда любовники? После тренировки Борис вполне может набрать Марину и спросить у нее, кто такой Глеб. Но даже если это и так, Глеб рассчитывал, что в глазах Марины это лишь добавит ему очков, ведь он предпринял усилие, чтобы узнать, как можно больше о ее жизни и о жизни ее дочери, что говорит о серьезности его намерений. В их стране подобный интерес все еще не карается судом, а некоторым женщинам даже льстит.
        - Забавно.  - Борис сделал удар над головой, со всей силы вонзая мяч в корт и лишая соперника малейшей возможности отбить удар. Глеб чертыхнулся под нос, останавливаясь и тяжело дыша.  - Я больше не работаю с Кирой.  - Борис подошел к сетке и уставился прямо в глаза вспотевшему Глебу.
        - Правда? Марина ничего об этом не говорила.  - Тот отвел взгляд, подошел к скамейке и, достав из сумки полотенце, слегка промокнул лицо.
        - Наверное, я не играю настолько важную роль в ее жизни,  - усмехнулся Борис, вспоминая ту новую Марину, которая явилась к нему сегодня.
        Почему она раньше никогда так не одевалась? Красивая же женщина. Впрочем, ответ был очевиден - раньше у нее не было таких средств. Да и таких друзей, как этот Глеб, наверняка тоже не было. Интересно, откуда они знают друг друга. Он бросил быстрый взгляд на руку Глеба - обручальное кольцо. Любовник?
        Борис вдруг остановился, пораженный собственной догадкой. С другой стороны, почему бы и нет? Новая Марина и не таких способна привлечь. Ну почему же, почему он сам заметил ее лишь сейчас, потеряв возможность общаться? Хотя, если бы она так выглядела все время, решился бы он на интрижку с ней (ведь серьезных отношений он принципиально не заводил)? Ответ был очевиден - нет. Тогда какое ему дело до того, кем ей этот Глеб приходится?
        - Ну почему же не играете?  - Глеб снова вернулся на корт, демонстрируя готовность продолжить тренировку.  - Марина очень вами восхищалась и хвалила.
        - Правда?  - Неожиданно стало приятно, и Борис даже позволил Глебу взять мяч и красиво отбить его. И хотя у него была возможность перехватить удар и отправить в незащищенный угол, он не стал этого делать. Разрешил мячу упасть и коротко кивнул:
        - Хорошо.
        - Что хорошо? Что Марина хвалила, или ударил хорошо?
        - Все хорошо,  - кратко резюмировал Борис и снова приблизился к сетке.  - А вы с ней близко знакомы, как я посмотрю.  - Он остановился, ожидая ответа. Зачем-то задержал дыхание.
        - Ну, не так близко, как хотелось бы,  - усмехнулся Глеб,  - но это лишь вопрос времени.
        Борис неожиданно подбросил мяч и, приложив значительную силу, направил его сопернику. Не ожидавший подобного Глеб не успел увернуться, и мяч ударил его в плечо.
        - Эй!  - возмутился он.
        - Урок первый. На корте нужно всегда находиться в боевой готовности.
        -
        Марина с Кирой остановили свой выбор на клубе, где тренировалась заклятая соперница - Аня Середа. Впрочем, выбора особого и не было. Это был единственный клуб в городе, тесно сотрудничающий с федерацией тенниса и профессионально готовящий будущих спортсменов.
        Марина знала о том, что мама Ани не вылезает из директорского кабинета, но понятия не имела, насколько они с директором близки. И не понимала, что делать лично ей - пытаться налаживать связи, подружиться с директором или остаться в рамках деловых отношений?
        Конечно же, она купила ему хороший подарок и оплатила годовой контракт, но особого тепла и интереса в директорском голосе не почувствовала. Скоро стало ясно - в этом клубе может быть только одна звезда, и это не Кира.
        Да, она выиграла несколько тренировочных матчей у Ани, после чего ее перевели в другую группу, к более слабым игрокам, а Марине пояснили это необходимостью «психологического спокойствия девочек». Заверили, что Кира в прекрасной форме и смена группы пойдет ей только на пользу. На фоне остальных она почувствует себя уверенно, и тренировки с Аней не превратятся в выяснение отношений.
        Сама Марина не особо разбиралась в том, как нужно готовиться к чемпионатам. Безусловно, она часто бывала на турнирах, где болела и переживала за Киру, но она смотрела на все со стороны, как обыватель, а не как профессионал, слепо доверяя Борису во всем, что касалось процесса обучения. Поэтому объяснение о психологическом спокойствии показалось ей достаточно убедительным.
        Сама же Кира новой группе обрадовалась - с Аней они на дух друг друга не переносили. К тому же она немедленно стала центральной звездой, и этот статус ей очень льстил. Кире нравились занятия в академии, отдаленно напоминающей академию Муратоглу (если закрыть глаза, можно представить, что ты во Франции), вдобавок у нее появилась собственная свита, и она оказалась вовлеченной в процесс дружбы «против Ани». Раньше ничего подобного в ее жизни не было. Она всегда была сама по себе, одиночка, ее и не задевали, и не приглашали ни в какие группировки. Поэтому ощущение принадлежности к группе стало для нее открытием, подарило крылья за спиной, дало возможность ощутить себя нормальной.
        Она проигнорировала советы Паши держать нейтралитет и не примыкать ни к каким группировкам - что друг может знать об этой жизни? И чем настоятельней он ей рекомендовал никуда не лезть и думать только о тренировках, тем меньше ей хотелось ему звонить. Их разговоры становились все реже, а прямые эфиры и вовсе прекратились: не будет же она вести их из родного города? Да и зачем ей Паша, когда у нее есть реальные друзья, а не виртуальные.
        Она по-прежнему продолжала изредка присылать ему интересные фотографии, но рассказы о себе становились все короче. Кира наслаждалась реальной жизнью, чувствовала себя пловцом, который долго готовился к заплыву на суше, в спортзале, в пустом бассейне, а теперь вышел в настоящий океан, и его с головой накрыло водой и чистым восторгом. Вот она какая, реальная жизнь, которая ей нравилась все больше и больше.
        Марина пару раз намекала дочери, что было бы неплохо все-таки помириться с Борисом и, возможно, немного потренироваться с ним перед началом первенства, но натыкалась лишь на глухой взгляд и молчание Киры, после чего та неизменно утыкалась в телефон. В последнее время с гаджетами она проводила куда больше времени, чем с родной матерью.
        Это расстраивало Марину и приводило в отчаяние. Дочь отказалась от традиционных ежевечерних чаепитий с вареньем (плохо отразится на спортивной форме, плюс быстрые углеводы на ночь - это зло!). Перестала она и делиться тем, что происходит в жизни. Ей стали писать и звонить новые друзья, но Кира ничего про них матери не рассказывала, ограничиваясь лишь кратким «это из академии, ты не знаешь».
        Что это? Подростковый бунт? Тяжелый период? Или же вся правда об их взаимоотношениях? Возможно, она никогда и не была по-настоящему интересна дочери, их тесное общение было вынужденным в силу того, что у Киры просто физически не было возможности общаться со сверстниками в соцсетях?
        Марине отчаянно требовался разумный собеседник и мудрый советчик, но поблизости такого не оказалось (робкие попытки перезвонить Валентине не увенчались успехом: в последний момент Марина трусила и выключала телефон), и она сдалась. Не хочет Кира заниматься с Борисом - она не будет его навязывать. Дочь достаточно взрослая и опытная, чтобы оценить свои шансы на победу. К тому же, если она проиграет, это станет хорошим уроком. Из которого Кира, по идее, должна извлечь пользу. В конце концов, в ее жизни будет еще не одно первенство, а вот преданные своему делу тренеры на дороге не валяются. Пришло время отпустить ребенка и дать ему упасть, набить шишки, окрепнуть и пойти своей дорогой.
        В отличие от Марины Кира ничуть не волновалась о своем будущем. Ее фан-клуб, словно мухи над медом, кружился вокруг Киры и зудел, дурманил, убеждал, что она намного лучше соперницы и кубок непременно достанется ей.
        Чемпионат приближался к концу. Кира с легкостью прошла квалификацию и уже играла матчи в основной сетке, раз за разом без особого труда побеждая соперниц и дойдя до финала, не встретив особого сопротивления. Каждый раз ее победа отмечалась громким кутежом с фан-клубом, транслированием победы в Интернет, где она завела аккаунты во всех возможных социальных сетях, и сбором лайков и восхищенных комментариев.
        Конечно же, находились уроды, советовавшие Кире сосредоточиться на игре вместо гульбы и уверенные в том, что победит именно Аня, транслирующая в сеть лишь видео со своих тренировок. Но Кира просто банила хамов и выбрасывала их из головы. Как говорила тетя Валя, собака лает - караван идет.
        -
        Ксюша вошла, когда он принимал ванну. В руках - дезинфицирующее средство и рулон бумажных полотенец. Немедленно покрыла ровным слоем разноцветных пузырьков душевую кабинку, в которой он мылся утром, и тут же вытерла их полотенцем.
        - Ксюша, ты не могла бы…  - досадливо поморщился Глеб, резко садясь в ванной и морщась.
        В результате тренировки с Борисом болело все тело, а удар от мяча расплылся уродливой гематомой по плечу. После того как он кинул фразу о Марине и своих планах на нее, Борис загонял его так, что Глеб с трудом выполз с корта, волоча за собой ноги и жадно глотая воздух. Но он выстоял, не сдался и не замолил о пощаде. Лишь назначил следующую тренировку через несколько дней. Сейчас тело молило о долгожданном покое. И покой, по его скромному мнению, никак не ассоциировался с Ксюшей и ее средствами дезинфекции.
        Та, пропустив слова мужа мимо ушей, присела на край ванной и уставилась на гематому:
        - Что это?
        - Пострадал в борьбе за наследство,  - криво усмехнулся Глеб и начал было опускаться под воду, чтобы спрятаться от жены: возможно, та поймет намек и уйдет.
        - Эта поломойка такая фурия в постели?  - будничным тоном поинтересовалась Ксения, а Глеб от возмущения слишком глубоко вдохнул, и мыльная вода хлынула в нос и в рот. Он закашлялся, покраснел и почувствовал, что задыхается. Ксюша похлопала его изящной ладошкой по спине.
        - Что?  - просипел Глеб, с трудом ловя воздух и восстанавливая дыхание.
        - Это же она оставила след?  - переспросила Ксюша. Лицо ее было безмятежно, как погожий майский день.
        - Ты что, решила, что я с ней сплю?  - задохнулся от возмущения Глеб. Одно дело быть пойманным на собственных шалостях, а другое - быть обвиненным в том, чего не совершал.
        - Знаешь, милый, я стараюсь об этом не думать,  - передернула плечиком Ксения.  - Но я не маленькая девочка и понимаю, что обольщение - это не только прогулки под луной.
        - И ты об этом так спокойно говоришь?  - Глеб наконец-то отдышался и уставился на жену, не веря своим ушам.
        Изначально, когда они говорили о плане по соблазнению Марины, они не обсуждали физическую сторону вопроса. Глеб, естественно, об этом задумывался, но пообещал самому себе, что даже если что-то и произойдет, жене он об этом никогда не скажет. Однако сам он предпочел бы вести игру исключительно на платоническом уровне. И то, что жена так спокойно говорила о том, что ее муж, возможно, спит с их собственной домработницей, неприятно его поразило. Ксюша тем временем заметила пятно на плитке за головой мужа. Ласково отодвинув его в сторону, она брызнула средством на предательское пятно, заставив Глеба снова закашляться.
        - Ксюша, я ненавижу твою стерильность,  - прокашлявшись, сообщил Глеб.
        - А я ненавижу микробов. Придется тебе как-то с этим жить,  - пожала плечами жена и направилась к двери.  - Ладно, оставлю тебя в покое.
        - Почему так рано?  - не выдержал Глеб.  - Может, и меня в хлорке искупаешь?
        - Только после того, как ты сдашь анализы после этой своей…
        Ксюша аккуратно (резкие звуки она тоже ненавидела) закрыла за собой дверь, а Глеб, закрыв глаза, погрузился под воду с головой.
        Надо найти средства и купить ей машину. Вся эта история из легкого мошенничества превращается в омерзительную дрянь, с которой следует покончить как можно скорее. Иначе он рискует и в хлорке не отмыться, и брак не спасти.
        -
        В день финала Марина осталась дома, так решила дочь. Сказала, что присутствие матери будет ее отвлекать. Изначально Марина даже обрадовалась. Матчи Киры всегда плохо отражались на ее нервной системе и неизменно вызывали головную боль и бессонницу, вне зависимости от результата. К тому же иногда Марине казалось, что своими мыслями она просто может помешать дочери.
        Мир тенниса был не очень большим, и в результате регулярных многолетних поездок на турниры Марина знала в лицо и по имени всех соперниц дочери. Да, Кира была сильнее большинства из них, но в этом и заключается прелесть тенниса - иногда и чемпион может проиграть неофиту. Зная об этом, перед соревнованиями Марина частенько не спала, переживая, что соперница Киры на предстоящем матче будет слишком сильна и это может дочь демотивировать. Как результат подобных переживаний - соперница или вообще не являлась на игру, или вместо ожесточенной борьбы легко сливала матч, не предпринимая ни малейших усилий, чтобы побороться за победу.
        Но стоило Марине подумать, что игра будет легкой и с турнира они уедут через несколько часов, как соперница начинала проявлять чудеса техники, матч затягивался и Кира проигрывала. В конце концов Марина пришла к выводу, что мысли материальны, и, даже если ей приходилось везти дочь на турнир, она предпочитала проводить время где-то поблизости, но не на самих кортах, боясь спугнуть.
        В этом году Кира впервые участвовала в первенстве страны, и Марина знала, насколько для нее это важно. Не только выиграть у заклятой соперницы, но и доказать прежде всего Борису, что она все сможет и без него. Что она не его продукт, она талантливый самостоятельный спортсмен, а он просто оказался в нужное время в нужном месте и дал ей необходимый толчок. И хотя сама Марина считала это неблагодарностью и даже набралась смелости и высказала свое мнение дочери, все равно сердце болело, и Кире она желала победы.
        Марина попросила дочь сразу же написать о результатах, сама же закрылась дома, тихонько включила музыку и, старательно подпевая, чтобы избежать ненужных мыслей и переживаний, принялась наконец осматривать квартиру и хранящиеся в ней сокровища, параллельно бросая встревоженный взгляд на часы. Игра началась, оставалось только дождаться результатов.
        По ходу осмотра отметила, что домработница не дорабатывает. Обходит вниманием плинтуса и дальние углы полок - там уже скопилась пыль. Что делать? Вежливо указать на недостатки? Ткнуть носом? Оштрафовать? Как бы поступила Ксения Львовна в таком случае? Наверняка просто выгнала бы косорукую прислугу, и все, не стала бы разбираться. Но не сама, разумеется, а сделала бы все руками домоуправительницы. Не царское это дело - касаться таких мелочей.
        Наверное, с барскими замашками надо родиться - у самой Марины ничего не получается, она даже замечание толком не может сделать. Раздумывая над возможными мерами наказания Нины, Марина уже знала, что вместо того, чтобы высказать все и испортить отношения с домработницей, она просто возьмет тряпку и вытрет пыль сама.
        Настроение было гаже некуда. Почему Кира не звонит? Они должны были начать игру в десять часов, а было уже двенадцать. Конечно, никто не ждал, что все закончится за один час. Силы были равны, и Анна не та соперница, которая сдаст игру без боя, но прошедшие два часа говорили о том, что игра идет за каждый мяч и, скорее всего, соперницы ушли в третий сет. Это было одновременно и хорошо, и плохо. Значит, ее девочка борется, значит, у нее есть шанс на победу. И без Бориса.
        Упоминание Бориса отозвалось тупой болью внутри, но Марина тут же отмела ее: разнылась, как девчонка. В тридцать пять пора бы уже и трезво смотреть на жизнь. С Борисом они больше никогда не увидятся. Ее судьба - это Антон, которого ей, похоже, придется волочить на своих плечах до конца жизни. И еще Глеб, развивший непонятную активность, и не вызывающий ничего, кроме глухого раздражения. Неужели он считает ее такой дурой, способной поверить в его искренний интерес?
        Мысли о мужчинах еще больше испортили настроение. Каждые две минуты она смотрела на молчащий телефон. Почему Кира не звонит?
        Утром дочь была спокойна и равнодушна. Сказала, что сама объявится, как закончит игру, и что мать со своими нервами будет только мешать ей. И ушла. Ни поцелуя на прощание, ни объятий. Это больно задело. Головой она понимала, что Кира выросла и больше не будет ластиться как котенок, но все внутри протестовало против такого быстрого отдаления. Надо было, наверное, ничего ей не говорить, а просто поехать и устроиться на трибунах. Кира бы и не заметила.
        Мучительное ожидание выматывало и сводило с ума. Смотреть на затейливые безделушки и рассматривать надписи на картинах покойного не было никакого настроения. Наверняка Кире, занятой подсчетом очков и борьбой, было легче на корте, чем ей в этой огромной пустой квартире, так и не ставшей ее. Несмотря на несколько месяцев жизни в царских хоромах, Марина по-прежнему ощущала себя здесь чужой. Это была квартира Глеба, вот уж кто чувствовал бы себя здесь как рыба в воде.
        Вчера вечером он ей несколько раз звонил. После третьего звонка Марина отключила телефон. Может быть, им стоило поговорить? А вдруг у него действительно что-то связанное с памятником?
        И словно в ответ на ее мысли телефон разразился залихватской трелью. Дрожащими руками Марина схватила его, ожидая увидеть имя дочери, но экран снова явил ей имя «Глеб». Удивительно, но в данный момент она даже обрадовалась. Ей надо отвлечься, чтобы не сойти с ума.
        - Слушаю,  - слишком радостно воскликнула она. Сам Глеб, казалось, оторопел от такого энтузиазма.
        - Марина…  - Он почему-то закашлялся, потом прочистил горло и повторил уже нормальным голосом:  - Марина, могу я вас пригласить на кофе и нормальный разговор?
        - Можете, прямо сейчас,  - выпалила Марина, выдохнула с облегчением и тут же расстроилась: ну до чего она дошла? Слова молвить не с кем. Ни одной подруги не осталось. Цепляется за любую возможность пообщаться с человеком, пусть даже с чужим и неприятным.
        - Прямо сейчас?  - Глеб был явно ошарашен такой оперативностью.
        Он настроился на борьбу и уговоры, ожидал, что Марина попросит оставить ее в покое, ведь вчера она даже не ответила на его звонки, а потом и вовсе отключила телефон. Поэтому сегодняшнюю речь он репетировал целое утро и даже подъехал к ее дому, чтобы в случае игнорирования с ее стороны просто позвонить в дверь и попросить о разговоре.
        Внезапно все подготовленные слова выветрились. С ней надо быть честным. Она не искушена в светских играх и правилах поведения. Она явно не в курсе, что нельзя вот так стразу соглашаться на встречу с мужчиной, а то он еще, чего доброго, подумает, что она не занята и не востребована. С другой стороны, она не имеет на него никаких далеко идущих планов, и от этой мысли стало грустно. Неужели прошли те дни, когда ни одна женщина не могла устоять под его напором?
        - Да, почему бы и нет? Вы где-то далеко?  - В звенящем голосе Марины прозвучало отчаяние, и Глеб, сам не ожидая от себя, выпалил:
        - Под вашим домом.
        Он ожидал, что Марина удивится и заинтересуется, что он здесь забыл, но она отреагировала на удивление спокойно, словно вовсе не обратила внимание на этот странный факт.
        - Тогда поднимайтесь, кофе я вас угощу, так и быть.
        Характерный сигнал известил об открытии двери, и Глеб вошел в полутемный подъезд, освященный мягким светом витражных окон. Старинный особняк по-прежнему хранил свое очарование. Глеб никак не мог понять, почему отец не захотел здесь жить после смерти мамы. Было слишком тяжело?
        Ему казалось крайней степенью эгоизма вычеркнуть из жизни все, что было связано с некогда любимой женщиной. Опечатать, закрыть чехлами и отдать на откуп тем, кому изящные предметы не будут причинять боли и в то же время не вызовут теплых воспоминаний.
        После того как погибла мама, отец переехал в спальный район, в ужасную квартиру, где мама жила до встречи с ним и доставшуюся ей от какого-то дальнего родственника. А сам Глеб старался обходить дом, в котором вырос, за несколько кварталов. Потому что все еще было больно.
        Он решил подняться пешком, скользя рукой по теплым, истертым временем дубовым перилам, легко прикасаясь к изящной ковке, на которую опирались монументальные перекладины, мягко ступая по обтесанным временем ступеням. Не удержавшись, остановился возле окна между вторым и третьим этажом, присел на подоконник и выглянул во двор сквозь витраж, изображавший какого-то святого, побеждающего дракона. Кажется, это святой Георгий? Глеб не был уверен. Забыл.
        Покойная мать увлекалась сказками и мифами, искала в них глубинный смысл и даже написала диссертацию о том, кто такой на самом деле змей Горыныч. Маленький Глеб обожал слушать на ночь ее рассказы вместо сказок. Уже став взрослым, он понял, как ему повезло, что мать убаюкивала его увлекательными историями про Зевса и Геру вместо традиционной Курочки Рябы или Колобка. Возможно, именно этим и объяснялся его невероятно высокий интеллект. Впрочем, что толку в интеллекте, если сам он упал до уровня банального брачного афериста, пытающегося обмануть доверчивую женщину? Просто Остап Бендер и мадам Грицацуева.
        Устыдившись самого себя, Глеб чуть было не повернул обратно, смирившись и покорившись отцовской воле, но в последний момент передумал. Он еще не решил, заберет ли он у этой случайной женщины то, что принадлежало ему по праву, или оставит все ей. Но в одном он был уверен - надо восстановить собственное мужское реноме. Еще никто не давал ему такой от ворот поворот, как эта Марина.
        Глеб вздрогнул, услышав, как наверху открылась дверь и удивленная Марина выглянула в подъезд в его поисках.
        - Глеб?  - неуверенно позвала она.
        - Марина? А я тут, знаете ли, решил поностальгировать,  - начал он делано-оптимистично, вставая с подоконника и продолжая свой неспешный ход, но, увидев Марину, разом растерял всю удаль.
        Она была бледна, растрепана, в джинсах и рубашке словно с чужого плеча. Стояла на холодном полу босыми ногами и смотрела огромными глазами. Марина была похожа на растерянного ребенка, уже застывшего в предчувствии беды, но еще не в силах до конца объяснить, что же произошло.
        - Что случилось?  - выпалил Глеб, с трудом поборов глубинное желание обнять хрупкую женщину и прижать к себе. И почему она когда-то казалась ему непривлекательной? Точнее, как он мог раньше ее не замечать?
        - Пока еще ничего,  - с трудом улыбнулась Марина и отвела глаза, отбрасывая с лица длинную прядь.  - Моя дочь играет сейчас национальное первенство. Уже третий час. Обещала перезвонить, когда все закончится. И не звонит. Мне… мне кажется, что все очень плохо.
        - Пойдемте, Марина, вам надо выпить, да и мне не помешает,  - распорядился Глеб, подхватывая Марину под тонкий локоть и вводя в прихожую.
        Тут же убрал руку - не стоит перебарщивать. Сейчас она явно растеряна, расстроена и эмоционально нестабильна, но быстро придет в себя, как только дочь объявится. И решит, что он воспользовался ситуацией.
        - У меня ничего нет,  - забормотала Марина, но Глеб уверено направился в сторону отцовского кабинета, с удивлением отмечая, что Марина ничего в квартире не изменила: здесь все точь-в-точь, как во времена его юности.
        Размашистым шагом он преодолел темный коридор, решительно открыл дверь отцовского кабинета, подошел к старинному бюро, в которое Марина никак не решалась заглянуть, повернул ключ в замке, откинул поверхность, которую отец использовал для работы с документами (сопротивлялся современности как мог), и, открыв внутренний ящик, показал Марине небольшой бар, плотно уставленный бутылками с дорогим коньяком.
        - Ничего себе!  - ахнула Марина и тут же засомневалась:  - А это еще можно пить?
        - Еще как, с годами все стало только лучше,  - усмехнулся Глеб, доставая одну из бутылок, так и не начатую, и смахивая с нее тонкий слой пыли.  - Вы что, сюда даже не заглядывали?
        - Все руки не доходили,  - смутилась Марина, а Глеб, по-хозяйски открыв дверцу узкого пенала, стоящего рядом с бюро, извлек на свет пару пузатых бокалов. Подул на них, смахивая пыль, и посмотрел поверх тонкого стекла на Марину, пораженный неожиданной догадкой.
        - Вы что, не разобрали вещи в квартире?
        - Нет,  - смутилась еще больше Марина.
        - Не чувствуете себя здесь хозяйкой?  - ухмыльнулся Глеб.
        По лицу Марины все читалось как по открытой книге. Закусив губу, она покачала головой.
        Глеб разлил душистую жидкость по бокалам и протянул один Марине:
        - За победу?
        - За победу,  - кисло усмехнулась та, хотя внутренне чувство подсказывало - победы не будет.
        -
        Конечно же, они ушли на третий сет. Первый выиграла Кира. С трудом, на тай-брейке. Ей просто повезло. Аня разволновалась и попала в сетку, а затем запульнула мяч в аут, таким образом подарив сопернице победу. Но во втором сете Анна успокоилась и собралась. И размазала Киру со счетом 5:1. Когда сопернице оставался один гейм до выигрыша, Кира заметила на трибунах Бориса. Он явно пришел увидеть ее поражение. Доказать, что со всеми новомодными техниками она не сможет достичь таких высот, которых достигала с ним. И Кира собралась. Смогла отыграть до счета 5:5, и затем им снова пришлось уйти на тай-брейк. Но в этот раз удача оказалась на стороне Анны. Точнее это была не удача, а Кирина техника. Она слишком старалась, чтобы продемонстрировать Борису то, чему ее научили в лагере и академии. Доказать, что он ошибся. Сделать так, чтобы в конце игры он подошел к ней и пожал руку, признавая свою неправоту. И чтобы они помирились.
        Вооруженная и вдохновленная этими мыслями, Кира сделала две двойные ошибки подряд, подарив сопернице второй сет. Впервые за долгие годы игр и тренировок ей захотелось бросить ракетку на корт, разрыдаться, взять медотвод и уйти с корта, придумав более или менее уважительную причину. Конечно, все бы поняли, что она просто побоялась проиграть, но официально ничего не смогли бы сказать.
        Кира старательно отводила глаза, чтобы не увидеть никого из своего фан-клуба. Никого из тех, кто уверил ее, что она, безусловно, выиграет. Из тех, кто подталкивал ее к проигрышу, день ото дня отвлекая от тренировок, рассеивая внимание, внушая лишнюю уверенность и эмоции, которые в теннисе только вредят.
        Больше всего на свете хотелось к маме и к Борису. Но она не могла себе этого позволить. Ведь оба говорили ей, что так нельзя, что это путь в никуда. Она не может позволить им оказаться правыми. У нее есть еще третий сет, она отыграется, обязательно. Докажет всем, что права.
        Аня уже тяжело дышала, она устала. В глазах мелькал страх. Она слишком долго училась в академии, она ездила в международные лагеря, у нее были самые лучшие тренеры, у нее было больше опыта, чем у Киры. Она должна была выиграть этот матч. Но у Киры был кураж Давида, вышедшего против Голиафа. У Киры был напор, мощь и страсть. Это как лед и пламень, игра, в которой сложно предсказать победителя.
        Даже трибуны замерли, понимая всю важность и торжественность момента. Изредка, конечно, раздавались одинокие ободряющие крики, но под осуждающим взглядом судьи они тут же сникали, и на трибунах воцарялась тишина. Начался третий сет.
        -
        - Знаете, Глеб, я ведь совершенно этого не умею,  - слегка заплетающимся языком сообщила Марина, прикончив второй бокал коньяка, наконец-то успокоивший ее натянутые, как струна, нервы. В голове посветлело, ком, стоящий в груди, растопило тепло ароматной жидкости, и даже мерзкий Глеб Петрович показался приятным собеседником. Может, она неправа, и он все-таки неплохой человек? Мало ли какие у него обиды и травмы детства?
        - Чего всего?  - хихикнул Глеб, расслабленно сидящий в кресле отца и распустивший галстук.
        - Вот этого,  - Марина обвела шикарный кабинет рукой, держащей бокал,  - я не знаю, как всем этим пользоваться. Эти вещи… Я понимаю, что они стоят целое состояние, но я даже не могу ими насладиться, потому что я ничегошеньки о них не знаю, и мне страшно к ним притронуться или как-то навредить.
        - Плевать, Мариночка, плевать!  - Глеб неожиданно встал и, подойдя к Марине, присел на подлокотник мягкого кресла, в котором она сидела. Ее первой реакцией было вскочить и отбежать подальше: что он себе позволяет? Но потом она почувствовала тепло, простое человеческое тепло. Его всегда дарила Кира, обнимая мать. Но в последнее время объятия дочери стали редкостью. А ей так их не хватало. Поэтому Марина осталась там, где была, а Глеб наклонился к ней и пьяно зашептал в ухо:
        - Мариночка, все тлен и суета. Ну что тебе эти картины и мебель, просто куски холста и дерева. Хочешь, я тебе расскажу о них? Я все знаю. Все мое детство папа рассказывал мне про картины, мебель и драгоценности. Он этим бредил, а я просто слушал и впитывал. Я много чего знаю, чего не знают даже специалисты. Я могу на глаз отличить подлинник от подделки. Ну и что, принесло мне это счастье?
        - Ну да, наверное,  - неуверенно выдавила Марина, с трудом пытаясь распутать собственные мысли.
        - Ты видела у меня дома антиквариат?  - выпрямившись, поинтересовался Глеб.
        - Я была только на первом этаже,  - напомнила Марина.
        - Ну даже если бы ты поднялась на второй и на третий…  - назидательно начал Глеб, но Марина бесцеремонно его перебила, воскликнув:
        - У тебя есть еще и третий?
        - Чердак,  - хмыкнул Глеб и вернулся к начатому:  - Если бы ты поднялась туда, ты бы не нашла ни одной гребаной старой вещи. Только новодел. Только современное искусство. Потому что это старье испортило мне жизнь.  - Он залпом выпил бокал и скривился.
        - Знаешь, кажется, мне тоже все это портит жизнь,  - немного помолчав, призналась Марина.  - Может, действительно, у вещей есть история, память и собственные предпочтения, да и дома принимают только тех, кто им нравится? Этому я точно не нравлюсь, я его недостойна. С тех пор как я сюда переехала, все пошло наперекосяк,  - прошептала Марина, и непрошенная слеза скатилась по щеке.
        Не надо было ей пить, знает же, как алкоголь на нее действует - сразу становится слабовольным нытиком. Но давление было слишком велико, а нервы и без того расшатаны за последнее время. Никакие деньги не могли подарить ей спокойствие и хорошее настроение.
        - А еще я не могу построить…  - Марина запнулась, не в силах произнести слово «прислуга». Ну какая Нина ей прислуга? И какая из нее барыня? Просто Нина человек, которому Марина платит деньги, чтобы она делала то, что сама она делать не любит.
        - Что построить?  - не понял Глеб.  - Ты что, строитель?
        - Нет,  - улыбнулась Марина,  - не «что», а «кого». Помощницу по хозяйству. У меня в углах пыль и паутина,  - пожаловалась она.
        - Понимаю, я тоже не могу разговаривать с персоналом,  - вздохнул Глеб,  - у нас этим Ксюша занимается.
        - И она не может,  - хихикнула Марина,  - все передает через экономку.
        - Вот видишь,  - пожал плечами Глеб и пьяно посмотрел на Марину. Та показалась ему настоящей красавицей. Этакая Аленушка с полотна Васнецова. В детстве эта самая Аленушка, которую мама показывала в художественных альбомах, казалась ему нереальной красавицей. Какое-то время он даже думал, что Ксюша на нее похожа. Такая же хрупкая, эфемерная. Но теперь, глядя на Марину, Глеб не понимал, как он мог так ошибиться. Вот же она, его Аленушка. И сам не отдавая себе отчет в том, что делает, он вдруг наклонился и поцеловал Марину, ожидая в ответ чего угодно, кроме ответного поцелуя.
        -
        На счете 6:6, на корте воцарилась мертвая тишина. Даже Анина мама, любящая в неподходящий момент подбодрить дочь криками, сидела молча, закрыв глаза и молясь всем Богам о победе дочери. А за Киру молиться было некому. Новому тренеру она была, в общем-то, безразлична. Весь матч он смотрел в телефон, изредка поднимая голову во время пауз и многозначительно кивая Кире, создавая видимость того, что все под контролем. Ему все равно, выиграет она или нет. Впрочем, выигрыш даст ему право побывать на пресс-конференции и с важным лицом рассказать, как им удалось так быстро прийти к нужному результату. О Борисе он, разумеется, ничего не скажет. А вот если Кира проиграет, он тут же умоет руки и объявит, что сотрудничал с ней слишком мало, но вот на следующий год… Хотя кому нужен этот следующий год, победа нужна прямо здесь и сейчас.
        Глубоко погрузившись в мысли, Кира подала красивый сильный мяч, который соперница не смогла взять. 7:6 в ее пользу. Сердце забилось сильнее, чем хотелось, и следующий мяч улетел в сетку. Вторая подача, и снова сетка. Черт, она же сделала все точно так, как учили в лагере, почему же мяч не желает лететь туда, куда нужно?
        Кира подняла глаза на Анну и прочитала в ее лице то, о чем уже догадывалась на подсознательном уровне.
        Соперница выиграет. А она проиграла, хотя игра еще не закончена. Проиграла, отказавшись от корней. Проиграла, попытавшись вырваться и начать жить другой жизнью, наплевав на тех, кто был с ней рядом и всегда стоял за нее горой. Слезы застлали глаза, и она не увидела мяч соперницы, летящий прямо в нее.
        -
        Марина пришла в себя первой. Они были в полутемной спальне, из которой бесформенные тени уже потихоньку изгоняли дневной свет, делая все, что произошло между ней и Глебом, иллюзорным. Фантазией на грани сна, чем-то придуманным, неправдивым, из другого измерения. Ведь в реальной жизни такие, как Глеб, никогда не спят с такими, как Марина. Ну разве что им экстрима захочется. Может быть, и сейчас захотелось.
        Марина вскочила, пораженная ужасной догадкой, и слишком резко дернула одеяло, сдергивая его с Глеба. Тот недовольно заворочался и, открыв глаза, непонимающе уставился на Марину. Осознание пришло не сразу. А когда пришло, он тоже резко сел на кровати и, покосившись на Марину, судорожно прижимающую простынь к груди, потянул на себя одеяло. Взгляды встретились, оба открыли рот, но Глеб успел первым, внезапно испугавшись:
        - Ты чего? Тебе не понравилось?
        - Нет…  - Марина запнулась.  - В смысле, все нормально, только…
        - Только что?  - Глеб поплотнее закутался в одеяло, внезапно почувствовав, что замерз.
        - Есть очень хочется,  - жалобно пропищала Марина, а Глеб уставился на нее в неверии и не сразу понял, что она говорит. А когда понял, рассмеялся. Есть? Господи, он не слышал этого от Ксюши уже двадцать лет!
        - А еда у тебя есть?  - фыркнул он.
        - Обижаешь. У меня же ребенок дома!  - Не успела Марина договорить и испугаться, что от ребенка до сих пор нет новостей, как в замке повернулся ключ, и уставший голос Киры возвестил:
        - Мама, я дома!
        Марина, слишком резко вскочив, запуталась в одеяле и упала на пол, вызвав нервный смешок Глеба - все, как у людей, честно слово. Это тебе не бесплотная фея.
        - Что смешного?  - огрызнулась Марина и тут же закрыла рот рукой, потому что голос Киры раздался совсем близко:
        - Мама, ты здесь?
        Широко распахнутыми от ужаса глазами Марина с отчаянием посмотрела на Глеба, а потом, с трудом сдерживая нервный смех, вызванный идиотизмом всего происходящего, махнула ему в сторону шкафа. Глеб резво подхватил свои вещи и, вздохнув, открыл дверцу массивного одежного монстра, загромождающего спальню и так и стоящего наполовину пустым. Юркнул в середину и проворно закрыл за собой дверь как раз вовремя: дверь в спальню распахнулась, и на пороге появилась Кира. С удивлением уставилась на мать, сидящую на полу, закутанную в одеяло.
        - Мама?
        - Доченька,  - неловко кутаясь, Марина поднялась с пола и уставилась на Киру. В глазах застыл вопрос, но сформулировать она его не успела. Дочь кивнула и с вызовом заявила:
        - Да, я проиграла и не хочу об этом говорить.
        И, резко развернувшись, она вышла из спальни, зачем-то хлопнув дверью. Марина вздрогнула и постояла еще некоторое время, прислушиваясь к удаляющимся шагам Киры. Услышала, как хлопнула входная дверь. Куда она пошла?
        Дверь шкафа приоткрылась, и Глеб, уже успевший бесшумно одеться, выглянул наружу:
        - Опасность миновала?
        - О Господи,  - выдохнула Марина и рухнула на кровать. Что она натворила? Во что превратилась? Сидит в спальне со случайным любовником, который ей даже особо не симпатичен, вместо того чтобы быть рядом с единственной дочерью и поддерживать ее. Она ведь знала, что для Киры значит этот проигрыш.
        - Вот только давай ты не будешь говорить, что это было ошибкой,  - за бравой фразой Глеба вдруг послышалась искренняя горечь, и Марина с удивлением подняла на него взгляд:
        - Я и не собиралась.  - Она попыталась выглядеть циничной и равнодушной. Ну не рассказывать же ему, что у нее кроме мужа никого и не было? Пусть думает, что она прожженная щучка. Так легче.
        - Мы же взрослые люди,  - многозначительно добавила она и не сдержалась:  - Судя по твоей сноровке, умению прятаться и молниеносно одеваться, ты такое проделывал уже не раз.
        Глеб проигнорировал ее выпад. Он не собирался с ней обсуждать свою личную жизнь, да и почему-то хотелось сохранить то, что произошло, для себя. Потом обдумать в тишине, вспомнить подробности, задуматься.
        Марина очень отличалась от Ксении. Были в ней искренность, страсть и чистота, которых не хватало жене. В техническом плане они были, конечно, как истребитель и кукурузник, но вот почему-то в полет на истребителе тянуло все реже и реже. Расслабиться на крутых виражах не получалось. А в кукурузнике было как в детстве. Когда земля большая, потрясающе красивая, а ты суперпилот, которому все по плечу.
        - Я позвоню,  - бросил он, выходя из комнаты, и, не удержавшись, взглянул на Марину. Та была похожа на греческую богиню. Удивительно, как меняет женщину одежда или ее отсутствие.
        - А поесть?  - удивилась Марина.
        - Давай в другой раз.
        И еще одна закрывшаяся дверь. Марина прилегла на кровать, откинулась на подушки и сама не заметила, как на лице появилась улыбка, хотя предмет размышлений был невеселым - Кира и ее проигрыш. Кто в нем все-таки виноват? Ведь Марина сделала все возможное: оплатила Кире заморский лагерь, перевела в лучшую академию. Безусловно, все это было намного лучше, чем просто тренировки в школьном спортивном зале с человеком, у которого и тренерского образования не было. Так почему же Кира проиграла, и куда она пошла? Надо бы позвонить ей и поговорить. Додумать Марина не успела, соскользнув в пучину сна и впервые за долгое время засыпая глубоким ровным сном.
        -
        Глеб взял первый сет. Даже подумал, что Борис ему поддался, но, заметив злость и разочарование в глазах тренера, понял - нет, не поддался. Что-то произошло, надломилось.
        - Может, не будем играть, просто понабиваем?  - дружелюбно предложил Глеб, отдышавшись и выпив воды.
        - Нет, доиграем,  - уперся Борис, чувствуя ничем не объяснимый детский задор и ослиное, никому не нужное, упрямство.
        Зачем ему выигрывать у человека, платящему ему деньги за тренировки? Чтобы дать тому возможность почувствовать себя ничтожеством? Но после этого Глеб наверняка пойдет искать себе другого тренера, их пруд пруди. А он, Борис, окажется совсем без работы и, что еще страшнее, без цели в жизни.
        - Хорошо,  - неожиданно миролюбиво согласился Глеб и без предупреждения подал мяч. Борис успел отреагировать в последний момент и, взяв мяч, дал его сопернику под сетку. Тот оказался не готов и не добежал с задней линии.
        - Ноль-пятнадцать,  - мрачно объявил Борис, становясь на подачу и запуская следующий мяч.
        Это смешно. Он, почти обладатель Большого Шлема, соревнуется с каким-то мужиком, игравшим в теннис когда-то в молодости. Причем не на самом профессиональном уровне, иначе он бы обязательно его знал. Ему ничего не стоит его разбить и поставить на место. Так как он мог проиграть ему первый сет? Борис почувствовал знакомый азарт и желание победить любой ценой.
        К сожалению, эта страсть всегда быть первым, игнорировать сигналы собственного организма, упорное нежелание подарить сопернику даже один гейм - все это его погубило и пустило жизнь под откос. Из спорта он уходил адреналиновым маньяком.
        И после ломка растянулась на долгие месяцы и годы. Что он только ни пробовал - от саморазрушения до медитации,  - ничего и близко не могло принести ему такого же удовольствия, как игра под тысячами взглядов.
        И вот сейчас, впервые за долгое время, он почувствовал нечто похожее на то, что чувствовал тогда на корте.
        Он выиграл пять геймов подряд и почти взял шестой, когда Глеб, готовящийся принять подачу, между делом обронил:
        - Привет от Марины.
        - Марины?  - не сразу сообразил Борис, а когда понял, то остановился. Так вот в чем дело. Это все как-то связано с Мариной и, возможно, с Кирой. Но как и, главное, зачем?
        - Да, Марины, мамы Киры,  - пояснил Глеб, триумфально глядя на Бориса, а тот почувствовал, как что-то нехорошее и горькое зашкворчало внутри.
        - Спасибо, ей тоже привет.  - Борис вернулся на подачу и сделал ошибку. А за ней еще одну. Глеб улыбнулся, и Борису почему-то захотелось стереть с его лица эту гадкую улыбочку победителя. Он опустил ракетку и подошел к сетке.
        - Что вы все время пытаетесь мне сообщить? Что вы ее друг?  - глухо поинтересовался он, глядя в упор на Глеба.
        Хотя зачем он это спрашивает, какое ему дело до Марины? Та годами ходила у него под носом - он ее не замечал. Точнее, замечал, конечно, что измученная женщина красива, стройна, добра и веет от нее спокойствием и доброжелательностью. Но все свои наблюдения он держал при себе. В них не было никакого смысла. Он давно уже сбитый летчик, и не хватало еще безотказной Марине, тянущей на себе талантливую дочь и, по слухам, бестолкового мужа, еще впрягаться и тянуть Бориса. Такие, как она, ужасно любят неудачников. С удовольствием приводят их в свою жизнь, а потом молча страдают, раздавленные непосильной ношей.
        - Друг?  - переспросил Глеб и ухмылка стала шире.  - Ну, наверное, можно и так сказать.
        - Зачем ты меня нанял?  - Борис опустил ракетку, с его лица исчезло старательно удерживаемое выражение симпатии.
        - Я видел вас вместе. У вас с ней что-то было?  - Глеб подошел к сетке и, перегнувшись через нее, приблизил лицо к Борису.
        - Ты думаешь, если бы было, я бы тебе об этом сказал?  - усмехнулся Борис, продолжая сверлить Глеба глазами.
        - Нет,  - помотал головой Глеб,  - не сказал бы, но я бы сам догадался.
        - Каким образом?
        - Просто понаблюдав за тобой.
        - А тебе это зачем?  - Борис, став предельно серьезным, сделал шаг по направлению к Глебу. Они стояли совсем близко. Казалось, еще немного, и начнется бой, из которого каждый выйдет с кровавыми ранами.
        - Потому что у меня на нее большие планы,  - так же серьезно ответил ему Глеб.
        - На нее или на ее деньги?  - уточнил Борис.
        - Мне не нужны ее деньги, в отличие от тебя,  - неожиданно подмигнул Глеб Борису и в последний момент успел отскочить. Кулак Бориса зацепил только воздух.
        - Мне они тоже не нужны,  - выкрикнул тот, наблюдая, как Глеб разворачивается к нему спиной и направляется к скамейке, давая понять, что урок окончен.
        Притворяться больше не имело смысла. Играть с Борисом было слишком тяжело: тот ведь все-таки чемпион, пусть и бывший, а Глеб никогда не участвовал в соревнованиях и не собирался делать это и в будущем.
        Совершенно очевидно, что у этого физкультурника с Мариной ничего не было, да и быть не могло. Борис не дурак, понимает, с кем можно заводить интрижки, а с кем все должно быть серьезно. А раз сегодня в спальне Марины оказался он, значит, Борис там никогда не бывал.
        От этой мысли стало неожиданно приятно и захотелось немедленно позвонить Марине, а еще лучше заехать. Привезти пирожных из французской кондитерской, шикарный букет и, сидя на диване, посмотреть смешной фильм, попивая вино и закусывая пирожными. При этом не переживая по поводу крошек, падающих на пол, и возможных пятен от вина на светлой обивке. И не заботясь о набранных двести граммах.
        Мысль о маленьком бунтарстве против порядков Ксении принесла чуть ли не больше удовольствия, чем все произошедшее. Глеб не имел привычки врать самому себе: ему было очень хорошо. И ему снова хотелось оказаться рядом с Мариной. Вовсе не ради воплощения своего плана в жизнь. А ради нее самой.
        Не обращая внимания на Бориса, сверлящего ему спину взглядом, Глеб собрал вещи и, не поворачиваясь, направился к выходу с корта, махнув рукой и крикнув:
        - До скорого.
        - До очень скорого,  - не сдержавшись, крикнул ему вслед Борис.
        А что, если и вправду сделать аванс в сторону Марины? Нет, плохая идея: она наверняка решит, что ему нужны ее деньги.
        Борис направился к своей лавочке и принялся собирать вещи в разваливающуюся на части сумку. Ну что он за человек такой? Столько лет эта Марина была рядом, на расстоянии вытянутой руки, а он смотрел непонятно куда, на временных подружек, а теперь, когда она поднялась куда-то в область Олимпа и стала недосягаема, он вдруг решил обратить на нее внимание. Чтобы что? Утереть нос Глебу? Безусловно, и это тоже. Но ответ крылся глубже, и Борис его уже знал - он осознал, насколько дорога ему Марина с ее милыми авансами и застенчивой улыбкой, лишь потеряв ее.
        И самым большим вопросом было, как вернуть все назад без того, чтобы она посчитала его альфонсом? И как отодвинуть в сторону Глеба? Ответов на эти вопросы у него не было. Зато была бутылка марочного коньяка, презентованная ему самой Мариной. Возможно, спиртное подскажет несколько хороших идей?
        -
        - Ну что, празднуем?  - Антон ввалился в дверь без приветствия, нагруженный пакетами, с улыбкой на лице.
        Счастливый человек, живущий без телевизора и нормального телефона, свято верящий в собственную дочь и понятия не имеющий, что та проиграла.
        Зайдя в прихожую, Антон принялся по-хозяйски раздеваться и комментировать все, что видел:
        - Что-то у тебя тут света маловато, Мариночка, так нельзя. Организму нужен витамин Д.
        - При помощи электрического света он не вырабатывается,  - пожала плечами Марина, подхватывая легкую куртку мужа с неожиданно модным шарфом, которые тот аккуратно положил прямо на пол. Открыла дверь гардероба, выполненного на заказ из цельного массива красного дерева, и аккуратно повесила одежду на плечики. Невольно принюхалась: уже много лет бывший муж покупал одежду исключительно на распродажах в секонд-хенде, но исправно стирал ее вручную при помощи мыльных орехов, не загрязняющих окружающую среду. Затем сушил на улице в любое время года и носил не гладя. Марина все боялась того момента, когда Антон в своем помешательстве вовсе перестанет заботиться о собственном внешнем виде, но тот замер на определенном уровне, ниже которого не давал себе опускаться. Одежда была чистой.
        - Ничего себе,  - присвистнул бывший муж, заходя в мрачный коридор и оглядываясь по сторонам.  - Это что за перцы такие?  - без должного уважения кивнул он на многочисленные портреты, с немым укором взирающие на странного гостя. Марине стало неожиданно стыдно перед ними: мало того, что сама самозванка, так еще и любителей помоек в гости водит.
        - Не свисти - денег не будет,  - автоматически попросила она, а Антон хихикнул:
        - Зачем тебе столько денег, Мариночка? Отдай их на благотворительность и живи себе счастливо. Ты что, плохо жила, что ли? Вспомни, сколько хорошего в жизни было. Все проблемы - от консьюмеризма.
        Прихватив полотняные сумки с дарами, Антон резво затрусил в сторону кухни.
        - Кира, Кируся, иди сюда! Поцелую чемпионку,  - позвал он, а Марина инстинктивно вжала голову в плечи. Надо ему сказать.
        - Антон…  - начала было она, но дверь Кириной комнаты распахнулась, и в коридоре показалась она сама. Растрепанная, зареванная и похожая на шаровую молнию, от которой хотелось держаться подальше, а то убьет. Домой она вернулась, когда Марина спала, и не сказала с того момента ни слова.
        - Что, папа?  - выкрикнула она.
        - Иди поцелую, детка, ты умница у меня! Вот если б еще об окружающем мире заботилась…  - Антон, аккуратно поставив сумки на пол, открыл объятия, приглашая дочь подойти и обнять отца. Та действительно подлетела к нему, но вместо объятий вдруг толкнула отца в грудь. Тот от неожиданности пошатнулся, взмахнул руками и в последний момент смог удержать равновесие.
        - Кира, ты что?  - задохнулась Марина, а дочь завизжала:
        - С победой пришел поздравить? Да тебе вообще на меня плевать! Ты даже не знаешь, что я проиграла!
        - Проиграла?  - растерянно переспросил Антон.  - Ну прости, доця, ты же знаешь, я новости не смотрю. Я был уверен…
        - Уверен он был. Да ты эгоист, которому на всех плевать!  - вошла в раж Кира, надвигаясь на отца и тесня его к выходу.  - И на маму плевать, и на меня! Только помойки свои любишь!
        - Доця, ну ты чего?  - Антон поднял руки в примирительном жесте и сделал шаг по направлению к дочери.  - Ну проиграла, я понимаю, неприятно, но все, что нас не убивает, делает нас…
        - Заткнись,  - снова завизжала Кира, зажмурив глаза и закрывая уши руками.
        - Что это с ней?  - Антон в шоке уставился на Марину, бестолково смотрящую на дочь и ничего не понимающую.
        - Антон, мне кажется, тебе сейчас лучше уйти,  - одними губами прошептала Марина, борясь с желанием одновременно обнять дочь и дать ей по губам.
        Да, Кира выросла, и нельзя требовать от нее поведения маленькой послушной девочки, но и хамить родителям и поднимать руку на отца тоже нельзя разрешать.
        - Но я чай хотел выпить, гостинцы принес,  - растерянно сообщил Антон в наступившей тишине.
        - Давай в другой раз,  - покачала головой Марина, а Кира, опустив руки, в какой-то момент уставилась на отца, а затем бросилась к его сумкам:
        - Убери отсюда эту дрянь! Мы не питаемся с помойки!
        - Что, стали богатыми, так брезгуете?  - оскорбился Антон.  - А раньше брали и благодарили еще!
        - Мы никогда ее не ели…
        - Кира!  - воскликнула Марина, пытаясь удержать дочь от тонкого льда, но ту уже несло:
        - Мама все выбрасывала, эту дрянь никто не жрет, кроме тебя. Ты сумасшедший!
        И не успел Антон опомниться, как Кира схватила его сумки и, кинувшись к входной двери, раскрыла ее ногой и выбросила сумки на лестничную площадку. Из них щедро посыпались продукты: просроченные йогурты, неоткрытые нарезки, хлеб, слегка покрывшийся плесенью.
        - Убери свое дерьмо!  - заорала Кира.
        - Кира!  - не выдержала Марина.  - Прекрати немедленно!
        - А то что?  - дочь подбежала к ней и уставилась прямо в глаза. Красная, растрепанная, злая.
        - Я тебя накажу,  - твердо пообещала Марина, а Кира вместо ответа расхохоталась ей в лицо. Затем бросилась в свою комнату и хлопнула дверью так, что ошеломленные родственники Петра Никаноровича едва не попадали со стен.
        - Это правда, Марина?  - тихо спросил Антон.
        Худой, растрепанный, растерянный. Враз растерявший оптимизм и уверенность в собственной точке зрения. Он был таким жалким, что Марине невольно захотелось обнять его.
        - Антон…  - залопотала она.
        - Это правда, Марина?  - повысил голос бывший муж.
        Вместо ответа та кивнула и отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом. Тихонько, стараясь не дышать и уменьшиться в размерах, чтобы ничего не задеть в драгоценной квартире, где таким, как он, не было места, Антон побрел к двери. Аккуратно прикрыл ее за собой. Марина, не двигаясь с места, слышала, как он возится на площадке, собирая все, что выпало из его пакетов, а затем, шаркая, спускается вниз по лестнице.
        После чего она сползла на пол и разрыдалась.
        -
        В своей комнате Кира, захлебываясь от рыданий, продолжала твердить Паше, которого набрала впервые за долгое время:
        - Он сумасшедший, он таскает еду с мусорки, мне стыдно даже рассказывать о нем!
        - Но он твой папа, и он тебя любит, он ведь хотел как лучше,  - продолжал твердить Паша, пробуя достучаться до подруги. Проигрыш он не комментировал, хотя знал о нем. Сейчас было не до тенниса.
        - Лучше б у меня вообще папы не было!  - эмоционально воскликнула Кира и, испугавшись, что мать услышит, понизила голос:  - И мама тоже не в себе в последнее время.
        - Ты не понимаешь, что говоришь,  - насколько это было возможно, Паша покачал головой, а Кира внезапно почувствовала отвращение к нему. Не человек, а недоразумение! Похож на кузнечика.
        - Это ты ни хрена не понимаешь!  - огрызнулась она.
        - Знаешь, я был бы рад, если бы мой отец хотя бы просроченные йогурты приносил. Но он бросил меня прямо в роддоме и больше ни разу не появился,  - все так же резонно, не теряя терпения, продолжал уговаривать ее Паша.
        - Мой меня тоже бросил - ушел на свои помойки,  - продолжала бурчать Кира.
        - Ты не права, Кира. Твой отец участвует в твоей жизни, просто его взгляды не совпадают с твоими, вот и все.
        - Да ты вообще ничего не понимаешь!  - не сдержавшись, закричала Кира и захлопнула крышку компьютера, чтобы больше не видеть и не слышать Пашу с его тошнотворно разумными доводами. Чего он вообще к ней привязался? Надо позвонить кому-то другому! И лишь осознав, что звонить ей больше некому, Кира бросилась на огромную кровать с балдахином, и снова разрыдалась в многочисленные шелковые подушки.
        -
        - Кира, нам надо поговорить.  - Марина тихонько поскреблась в массивную дубовую дверь, отделяющую ее от дочери.
        Впрочем, отделала их не только дверь, и Марина это прекрасно понимала. Третий день подряд дочь выходила из комнаты только в те моменты, когда самой Марины не было дома.
        Она пыталась спросить Киру о школе, в которую та перестала ходить, но дочь лишь сделала музыку громче. Вопрос о тренировках заставил стены содрогнуться, а когда она спросила о Паше, ей показалось, что от децибел сейчас рухнет весь дом.
        Марина даже подумала обратиться за помощью к психологу, но тут же разозлилась на себя. Ну что она за мать такая, совсем беспомощная? Она же знает свою дочь как никто другой, сама разберется!
        Начинать нужно с мелочи - заставить Киру выйти из комнаты и подставить лицо солнцу, которое после продолжительных дождей уже второй день безостановочно целовало прохожих, щедро рассыпало веснушки на их лицах и вселяло в душу ощущение радости и уверенность в том, что все будет хорошо.
        - Кира, открой, пожалуйста, нам надо поговорить, я тебя очень прошу.  - Марина навалилась всем телом на дверь, словно пытаясь просочиться сквозь нее. И когда Кира резко дернула ручку, открывая, она чуть не упала на дочь. Удержалась в последний момент, схватившись за косяк.
        - Что?  - неприветливо потребовала Кира и, скрестив руки на груди, уставилась на мать.
        С удивлением отметила, что та очень изменилась внешне. Помолодела, что ли? Выбросила свои ужасные платья, купила джинсы в обтяжку и широкие рубашки, волосы нормально покрасила и уложила. Выглядела красоткой. Кира почувствовала одновременно и гордость за мать, и отчаяние от того, что сама она, невысокая и несуразная, так на нее непохожа - пошла в отца. Марина тем временем во все глаза смотрела на дочь, впитывая ужасные подробности: бледная, под глазами синяки, волосы давно не мыты, резкий запах подросткового пота.
        - Кируся, пойдем, погуляем?  - робко предложила она, решив отложить важный разговор на потом.  - Ну или по магазинам. В кафе - мороженое поедим, хочешь?
        - Нет,  - отводя глаза в сторону и плотнее скрещивая руки на груди, отрезала Кира, всем своим видом давая понять, что мать ее отвлекает и мешает и что она разговаривает с ней только из чувства долга.
        - А что хочешь?
        - Хочу, чтобы меня оставили в покое.
        И не успела Марина и слова произнести, как дубовая дверь чуть не ударила ее в лицо. Через минуту из комнаты дочери снова послышалась музыка. Марина закусила губу. Отчаянно нужен был совет, но чей? Вале она все-таки позвонила после всего произошедшего, но та не взяла трубку и так и не перезвонила.
        Глеб приезжал каждый день, но виделись они мельком: быстро пили кофе в ресторане и расставались - вести его в дом, когда там была дочь, Марина не хотела. Глеб, понятное дело, тоже не горел желанием везти Марину к себе. А снимать номера в гостиницах было ниже ее достоинства. И вообще, вся эта связь не имела никакого смысла, и, конечно же, надо было положить ей конец, но сейчас Марина была не в состоянии это сделать. Иначе осталась бы в полном одиночестве.
        Был лишь один человек, который мог ей посоветовать, что делать в такой ситуации. Борис. Марина обрадовалась было новой возможности с ним поговорить, но тут же вспомнила, как они расстались в прошлый раз. Впрочем, плевать. Ей нужно вытащить дочь из пучины депрессии, куда та начала скатываться, и если для этого нужно будет унизиться и пойти на поклон к Борису, значит, так она и сделает.
        Обрадованная тем, что у нее появился пусть призрачный, но план действия, Марина решила не откладывать его в долгий ящик. Наспех одевшись и причесавшись, она отправилась на поиски бывшего тренера дочери.
        В школе его не оказалось. В учительской ей сообщили, что Борис Георгиевич приболел. Марине удалось разжиться его домашним адресом, выложив секретарю всю правду, что Борис тренер ее дочери и что это дело жизни и смерти. К счастью, девушка оказалась сердобольной и нарушила ради нее служебные инструкции.
        Борис жил в партийной семиэтажке. Много лет назад, как раз на пике его карьеры, квартиры в таких домах считались самыми престижными. Высокие потолки, огромный метраж. Тогда еще никто и помыслить не мог, что вскоре в городе появятся элитные жилые комплексы с закрытыми дворами, собственными паркингами и охранниками, сидящими на въезде во дворы. Поэтому было логичным, что на свои призовые Борис купил себе квартиру именно в этом доме - добротном, внушительном и отчаянно старомодном. Он все еще мог привлечь внимание состоятельных людей, но уже начинал потихоньку проигрывать битву.
        Марина подошла к деревянной двери, ведущей в нужный ей подъезд. Но не успела протянуть руку, как дверь отворилась и на улицу вышла кукольная старушка, ведущая на поводке пожилого французского бульдога, тоже выглядящего кукольно, несмотря на солидный возраст и душераздирающие хрип и кряхтение.
        Старушка придержала дверь, а Марина кивнула:
        - Спасибо!
        - Пожалуйста, милочка, а вы, наверное, к Боречке?
        Марина открыла было рот, чтобы возразить и сообщить, что она направляется к Борису Георгиевичу, как вдруг сообразила, что старушка, вполне вероятно, так фамильярно величает Бориса.
        - Я к Борису Георгиевичу,  - все-таки неуверенно сообщила она.
        - Ну я и говорю, к Боречке,  - кивнула старушка, деликатно поправляя розовый вязаный берет, который она надела, несмотря на пригревающее солнце. Он прекрасно сочетался с темно-синим пальто, украшенным диковинной розовой брошью и потертыми розовыми перчатками. Пожилая дама удивительно подходила этому дому. Интересно, кто она? Соседка Бориса, или родственница? «А может быть, мать?» - чуть не ахнула Марина, осознавая, что она вообще ничего не знает о Борисе, кроме тех скупых сведений, которые ей удалось почерпнуть на заре их знакомства на спортивных сайтах. Там о матери и других родственниках не было ни слова. Пик карьеры Бориса пришелся на доинтернетовскую эру.
        - А вы его…  - неуверенно начала она.
        - Соседка, Марта Леонидовна,  - церемонно представилась старушка, а бульдог, захрипев так, словно собирается отдать концы прямо здесь и сейчас, в одно мгновение наложил на тротуаре зловонную кучу.  - Простите, простите,  - засуетилась Марта Леонидовна, доставая из старомодного ридикюля небольшой пакетик и неловко сгребая продукты жизнедеятельности питомца,  - он у меня сегодня с утра нестабилен на желудок.
        Марина почувствовала приступ тошноты. Не в силах утешить и поддержать приветливую старушку, она скользнула в подъезд и вдохнула сыроватый и затхлый воздух. Подъезду требовался капитальный ремонт: внутри следы запустения были более заметны, чем снаружи.
        Чтобы немного успокоиться и привести мысли в порядок, Марина отправилась пешком в поисках нужной ей квартиры. Что она ему скажет? Ответ лежал на поверхности - правду. Такому, как Борис, нельзя врать: разве можно врать Богу? Поэтому она скажет ему правду.
        Звонок не работал, а рядом с дверью не было номера. На площадке было пять квартир, но Марина сразу поняла, где нужная ей.
        Черная, лаконичная, мужская. Марина постучала и прислушалась. Изнутри не доносилось ни звука. Надо было спросить у приветливой старушки, дома ли Борис.
        Марина постучала снова, на этот раз громче, немного подождала и, не дождавшись никакой реакции, забарабанила изо всех сил.
        - Что случилось?  - дверь резко распахнулась, чуть не стукнув Марину по лицу (что за день сегодня такой?), и на пороге появился заспанный Борис. Точнее, Борис после тяжелого похмелья.
        Мысли о том, как ему снова привлечь Марину и увести ее у противного хлыща Глеба, подтолкнули его к бутылке, к которой он уже очень давно не прикасался. Он даже никогда не покупал спиртное, но раз уж дома имелся подарок Марины, то он решил нарушить собственные правила. Алкоголь расслаблял и иногда вносил ясность в мысли. Но в этот раз чуда не произошло. По мере приближения ко дну бутылки он просто уснул. Проснулся каким-то чудом, услышав сквозь тяжелый алкогольный бред будильник, набрал номер школы, заплетающимся языком сообщил, что заболел, и снова отключился.
        Он уже очень давно так не спал. Наверное, с тех пор, как ушел из спорта. И, видимо, организм решил взять свое. Сон с короткими промежутками, во время которых он только пил холодную воду, продлился почти трое суток, но не принес ему никаких продуктивных мыслей. И стоило Борису увидеть на пороге квартиры Марину, как он тут же решил, что она просто плод его алкогольного воображения.
        - Уходи,  - сообщил он расплывающейся фигуре, одетой в джинсы и свободную белую рубашку, обдав ее облаком перегара.
        - Никуда я не уйду,  - сердито возразила фигура и сделала попытку войти в квартиру. Борис преградил ей путь, но фигура была непреклонна:  - У меня дочь в депрессии.
        - Ха! Ты врешь!  - торжественно возвестил Борис.  - Твоя дочь прекрасно себя чувствует в своей модной академии с новым тренером и друзьями!
        - Нет,  - покачала головой фигура, разом теряя запал и обретая очертания,  - она уже третий день лежит на диване и не выходит даже в школу.
        - Проиграла,  - полувопросительно констатировал Борис, облокачиваясь о косяк, чтобы не упасть. Алкогольные пары потихоньку выветривались, и он понял, что перед ним та, о ком он думал последние три дня, время от времени выпадая из алкогольного бреда.
        - Проиграла,  - кивнула Марина и с надеждой посмотрела на Бориса. Они что, так и будут тут разговаривать? Но Борис не спешил пригласить ее в дом, хотя отчаянно хотел, но стеснялся того, во что превратилась его квартира. Уборщица уже много лет сюда не заглядывала, а он сам обитал на крошечном пространстве кухни и дивана, стоящего в гостиной. Лишь только ванную с туалетом содержал в образцовом порядке - все остальное покрылось толстым слоем пыли. И ему не хотелось, чтобы Марина это видела. Надо ее как-то убрать, он сейчас не в лучшей форме для общения. Так она разочаруется и уйдет навсегда.
        - Так ей и надо,  - язвительно выпалил он и для пущей убедительности добавил:  - Кире.
        - Возможно,  - погрустнела Марина и тяжело вздохнула.  - Я пришла за советом. Конечно, вы можете меня выгнать, но мне больше не к кому обратиться. Я теряю свою девочку и не знаю, что мне делать.
        - Входите,  - после краткого размышления вздохнул Борис, делая шаг в сторону и впуская Марину, внутренне замирая, дожидаясь ее реакции. Но она ничего не заметила. Лишь вопросительно посмотрела на хозяина.
        - На кухню,  - пригласил он и потрусил вслед за ней, мучительно размышляя, чем бы ее угостить. Его собственный рацион был более чем аскетичен, поэтому кроме чая ему и предложить было нечего. Впрочем, вряд ли она пришла пить чай.
        Марина зашла в просторное помещение, чистое и безнадежно устаревшее. Тарахтящий, как трактор, старенький холодильник, которому требовалась регулярная разморозка. Старомодная газовая плита, пожелтевшие от времени кухонные шкафчики из шпона. Возможно, это квартира его родителей или даже бабушки и дедушки. Впрочем, какая разница? Зайди она сюда еще пару месяцев назад, непременно начала бы впитывать все детали, чтобы потом тысячу раз обдумать и прокрутить их в голове. Искала бы следы женского присутствия, расстроилась, если бы нашла, или, наоборот, испытала радость при их отсутствии. Но сейчас все это казалось совершенно неважным. Ведь на кону стояла жизнь ее дочери, и Борис был ее последним шансом.
        Борис молча кивнул на одну из табуреток, стоящих возле стола, подпирающего выложенную старомодным кафелем стену. Марина обессиленно рухнула на сидение и сразу перешла к делу:
        - Я не знаю, что с ней делать. После проигрыша она нахамила отцу и даже толкнула его, после чего закрылась в комнате и не выходит оттуда. Не хочет со мной общаться, не ходит в школу, даже поесть выползает, когда меня дома нет или глубокой ночью. Я чувствую, что стала ей врагом. Но самое ужасное, что я не знаю, как и чем ей помочь,  - выпалила Марина и разом обмякла. Словно грузчик, тащивший на своей спине непомерный груз и наконец нашедший возможность от него избавиться.
        - Дать пинка?  - непедагогично предположил Борис, почесывая несвежую голову и отчаянно зевая. Тут же спохватился:  - Простите.
        - Боюсь, что уже поздно,  - горько усмехнулась Марина.
        - Да я не…  - попытался оправдаться Борис, но Марина его перебила, подняла глаза и уставилась в упор:
        - Я понимаю, я просто не знаю, что мне делать. Может быть, вы можете что-то посоветовать? Вы ведь столько лет с ней работали и видели ее не с той стороны, что я.
        Борис задумался, мозг с трудом справлялся с поставленными задачами, мысли путались. Зачем он пил? Судьба дала ему такой шанс, приведя Марину прямо к нему домой, а он выглядит полным идиотом!
        - Знаете, для меня в свое время лучшим лекарством от проигрыша была новая тренировка. Я всегда очень злился, когда проигрывал. Бывала и агрессия, не буду скрывать. И вот эту злость и агрессию очень важно было обратить на соперника, а не на себя. После каждого проигрыша непременно бывает выигрыш, это закон жизни. А Кира, она такая же, как и я. Поэтому ей надо вернуться к тренировкам как можно скорее,  - заключил он, садясь на табуретку и откидываясь на прохладную стену. И тут же спохватываясь:  - Чаю будете?
        - Нет, спасибо,  - покачала головой Марина.  - Как она вернется на тренировки, если она не выходит из комнаты?
        - Тренер должен вывести ее оттуда,  - пожал плечами Борис, протрезвевшим глазом косясь на Марину. Удивительно, как одежда и прическа меняют человека. Да она настоящая красавица. Или это любовь? От этой мысли стало неприятно, и он поморщился.
        - Ее новый тренер не появлялся у нас дома и не звонил. Я даже не знаю, как он выглядит,  - призналась Марина,  - я общалась только с директором академии. Борис, вы можете помочь?  - вдруг выпалила она.
        - Я?  - искренне изумился Борис.  - Каким образом?
        - Я знаю, что она вас по-своему любит, очень уважает и искренне привязана. И что этот разрыв ей дался нелегко.
        - Это она вам сказала?  - с трудом сдерживая радость в голосе, поинтересовался Борис.
        - Нет,  - не стала врать Марина,  - я просто знаю. Если бы вы пришли и поговорили с ней, возможно, это бы ей помогло.
        На кухне воцарилась тишина. Борис старательно обдумывал эту мысль. Крутил, вертел, обнюхивал и взвешивал. Затем пришел к выводу:
        - Хорошо, я попробую,  - кивнул он, а Марине показалось, что она ослышалась. Но затем она подняла взгляд, уставилась на серьезного Бориса и просияла:
        - Вы серьезно?
        - Вполне. У Киры есть талант. Знаете, легче всего зарыть его в землю. И сейчас она может очень легко это сделать, ведь больше вы не нуждаетесь.  - Он усмехнулся и покачал головой:  - Ей не нужно напрягаться, у нее все будет, стоит лишь этого захотеть.
        - Ну, вы преувеличиваете,  - слабо запротестовала Марина,  - мы же не стали Ротшильдами.
        - Это неважно, до этого вы даже форму не могли ей нормальную купить.  - Борис увидел, как вспыхнула Марина, и тут же мысленно себя обругал: зачем он это сказал?
        - У меня не было возможности,  - забормотала Марина, а Борис с трудом подавил желание положить руку на ее тонкую ладонь и как-то утешить.
        - Я знаю,  - тихо сказал он,  - и ни в чем не упрекаю. Я к тому, что когда у вас были… более скромные финансовые возможности, то мотивации Киры вырваться и жить полной насыщенной жизнью, ни в чем себе не отказывая, была куда сильнее. А сейчас… сейчас она у нее пропала, понимаете?
        Марина упрямо покачала головой, не желая признавать справедливость сказанного. Да быть такого не может. Как деньги могут за столь короткий срок испортить неизбалованного ребенка? Просто ее девочке нужно адаптироваться, наиграться во все эти новомодные игрушки. Ощущение новизны уляжется, она заскучает и снова станет прежней Кирой. Глупости, нельзя разлюбить то, что ты любишь, просто потому что у тебя появились деньги.
        - Возможно,  - уклончиво ответила Марина, не желая злить Бориса и отталкивать его.  - А когда вы сможете с ней поговорить?
        - Да хоть сейчас,  - пожал плечами Борис.
        Марина немного опешила от такой оперативности, и мысли сразу же лихорадочно заметались: достаточно ли чисто у нее дома, есть ли, чем угостить? Затем одернула себя: у нее есть домработница, поддерживающая чистоту, а в холодильнике лежат новомодные закуски. Впрочем, сильно уступающие тому, что когда-то готовила Валентина. Куда с большим удовольствием Марина пригласила бы Бориса к домашнему столу, исполненному подругой, но такие, как он, наверняка, больше ценят хамон и сыры с плесенью.
        - Идем,  - кивнула Марина, вставая и направляясь к выходу.
        - Дайте мне пять минут,  - попросил Борис, спохватываясь, что ему не мешало бы принять душ и почистить зубы.
        - Хорошо, жду вас на улице.
        Марина даже время засекла, ради интереса. Будет любопытно узнать, насколько Борис пунктуален. Странно, что ее мечта стать ближе к объекту своей тайной влюбленности сбывается именно здесь и сейчас при таких обстоятельствах. Наверное, действительно, редко что в жизни происходит вовремя.
        Дойти до конца в своих философских размышлениях ей не удалось. Ровно пять минут спустя дверь подъезда отворилась и на пороге показался Борис. Со все еще влажными волосами, одетый в джинсы и узкую футболку. Марина на мгновение залюбовалась его прессом и тут же стыдливо отвела глаза, натягивая на лицо солнечные очки. Борис последовал ее примеру, скрывая за стеклами глаза и душу. Молча они направились к выходу со двора, держась на расстоянии друг от друга.
        Молчание было неловким. Почему-то в давешних робких мечтах Марина всегда представляла, как они с Борисом, взявшись за руки, идут по длинной дороге где-нибудь в Провансе (почему в Провансе?) и молчат в унисон, погруженные в одинаковые мысли. Какой же наивной дурой она была, представляя себе такие картины! Она ведь понятия не имеет, о чем он вообще думает, а он не из тех людей, которые спешат поделиться своими мыслями с миром. Да и серые дворы, через которые они шли к дому Марины, ничуть не напоминали французскую сельскую местность. Серые, обшарпанные, с уродливыми нашлепками застекленных балконов и угловатых запыленных кондиционеров.
        Борис метался, не зная, как нарушить это неловкое молчание. Наверняка этот хлыщ Глеб не испытывает сложностей с поиском тем для разговоров с понравившейся ему барышней, а он, Борис, из-за спорта пропустил важную страницу своей жизни - первую любовь, разговоры ночи напролет, флирт, обольщение, обучение игре «мужчина и женщина». Вся его жизнь прошла на корте. Он научился наносить фантастические удары, уверяя себя, что все успеет потом. Станет первым номером и сможет получить лучших девушек и друзей, ведь все же хотят дружить с чемпионами. О том, насколько это будет искренне и по-настоящему, он старался не думать. Точнее, такие мысли даже в голову ему не приходили. Он же не знал жизни.
        Свою фатальную ошибку он осознал, только уйдя с корта. Мало кому везет встретить настоящих друзей в зрелом возрасте. Цементирует дружбу только совместное взращивание внутренних тараканов, поэтому в большинстве случаев настоящие друзья приходят из детства. Которого у него не было и которого он пытается лишить Киру.
        Может, ей и не нужен этот спорт? Мать разбогатела, купит ей диплом, посадит дочь куда-нибудь в теплое местечко, выдаст замуж, потом будет нянчить внуков. Борис поморщился, словно откусил кусок кислого лимона. С внуками он, пожалуй, погорячился.
        - Кира сильно расстроилась?  - поинтересовался он.
        - А вы как думаете?  - усмехнулась Марина, чуть ускоряя шаг, чтобы приноровиться к быстрому темпу, которым Борис преодолевал пыльные улицы.
        - Думаю, что да, но это было ожидаемо,  - уверенно заявил Борис, не сбавляя шага.
        - Потому что она ушла от вас?  - не выдержала Марина.
        В сумочке завибрировал телефон, Марина приоткрыла ее и взглянула на экран в тайной надежде, что это кто-то из подруг. Экран сообщил, что звонит Глеб. Марина нахмурилась и с удивлением отметила, что случись с ней такой роман пару лет назад, она бы только и думала, что о Глебе и о том, что произошло. Размышляла бы на тему того, что для него все это значит, и, может быть, это любовь? Но потом постаралась бы убедить себя, что это просто ошибка, надо забыть все поскорее, чтобы не ранить сердце. А сейчас она вспоминала о своей интрижке лишь в те моменты, когда Глеб сам давал о себе знать. Как она могла так быстро измениться?
        - Ответите?  - усмехнулся Борис, косясь одним взглядом на телефон, словно чувствуя, что на другом конце соперник.
        - Нет, не сейчас,  - пробормотала Марина, сбрасывая вызов и закрывая сумочку.
        Остаток пути они преодолели молча.
        Кира была дома. Едва Марина открыла дверь, как их с Борисом оглушила музыка.
        - Всегда она так?  - поморщился Борис, с интересом оглядываясь по сторонам и моментально чувствуя собственную ущербность.  - Интересно у вас. Как в музее.
        - Это не моя квартира.  - Марина почему-то почувствовала настоятельную потребность все объяснить.
        - А чья?  - удивился Борис, аккуратно разуваясь и ставя обувь у входа. Марина отметила это краем глаза, и ей это понравилось. Глеб, к примеру, не сильно заботился о том, что может испачкать чужое пространство. Точнее, он наверняка об этом даже не думал, разбрасывая обувь как попало. Ведь у него всегда были такие Марины, которые с детства за ним подтирали.  - В смысле, теперь она моя, но мне ее завещали,  - пояснила Марина, повышая голос, чтобы перекричать музыку.
        - Как это прекрасно - иметь богатых бездетных родственников,  - хмыкнул Борис и, кивнув головой в сторону источника звука, поинтересовался:  - Надеюсь, соседи относятся к вам с симпатией.
        Молча они преодолели широкий темный коридор, со стен которого на них строго смотрели мрачные мужчины и женщины, за несколько последних дней помрачневшие еще больше.
        - Ваши родственники?  - ухмыльнулся Борис, а Марина покачала головой.
        - Нет, просто картины.
        - Вам они нравятся?  - Борису было действительно любопытно. Марина не производила впечатление человека, серьезно увлеченного живописью.
        - Не очень,  - вздохнула она.  - Знаете, мне вообще мало что здесь нравится,  - призналась она во внезапно наступившей тишине.
        Кира, очевидно, услышала какое-то движение в квартире и убавила звук, чтобы прислушаться. Она еще не дошла до той стадии, когда подростки грохочут музыкой, только чтобы насолить родителями.
        - Тогда почему вы здесь живете. Или почему обстановку не поменяете?  - удивился Борис.  - Знаете, менее подходящего места для вас и представить нельзя.
        - Потому что рожденный ползать летать не может?  - не выдержав, все-таки обиделась Марина.
        Даже ее идеальному терпению пришел конец. С самого утра он подпускал какие-то шпильки в ее адрес, которые она старательно игнорировала, но чаша ее терпения переполнилась. Ей все яснее становилось, почему Борис одинок. Кто сможет терпеть такое? Похоже, светлый образ героя и чемпиона, который она себе нарисовала, никак не соответствовал действительности.
        - Глупости, Марина.  - Борис остановился и резко повернулся, становясь так, чтобы не видеть мрачных лиц с портретов.  - Я совсем не это имел в виду. Я ведь вас совсем не знаю, но мне вы всегда виделись окруженной семьей и друзьями, в такой теплоте, кучности, не знаю, как это правильно описать. Когда дверь не закрывается и знакомые-друзья без предупреждения заскакивают и для каждого найдется чашка чаю и ложка варенья. Я понятно выражаюсь?
        Слова Бориса попали в самое сердце, и Марине даже пришлось отвернуться, чтобы не расплакаться.
        - Поговорите с Кирой,  - севшим чужим голосом попросила она.
        Борис молча кивнул. Они остановились перед потемневшей дубовой дверью, ведущей в комнату Киры - огромное сорокаметровое помещение, уставленное сделанной на заказ мебелью, центральное место в котором занимала кровать с балдахином. Борис громко постучал.
        - Мама, я не хочу есть,  - тут же отреагировала Кира.
        - Я не мама и есть тебе не предлагаю,  - после небольшой заминки сообщил Борис и уставился на дверь, гадая, захочет ли Кира с ним общаться.
        Впрочем, игнорирование пускай бывшего, но тренера было бы полным хамством: он ведь не сделал ей ничего плохого. В конце концов, она сама от него ушла. Кира вряд ли на такое решится.
        Но ничего не происходило. Дверь оставалась по-прежнему закрытой. Марина открыла было рот, чтобы потребовать от дочери ее открыть, но Борис словно предугадал ее намерение. Поднял руку, останавливая, и прошептал одними губами:
        - Она должна сама.
        Еще несколько минут они подождали, после чего Борис развернулся и по темному коридору направился к выходу. Внезапно захотелось на воздух, подальше от затхлого запаха антиквариата, от суровых молчаливых людей с потемневших полотен. Кем надо быть, чтобы тащить к себе в дом изображения мертвецов?
        - Может быть чаю?  - Марина робко направилась вслед за ним, но не успели они покинуть коридор, как дверь комнаты Киры распахнулась и дочь показалась на пороге.
        Одетая в пижаму, несмотря на то что время близилось к полудню, растрепанная и неумытая. Марина с трудом сдержалась, чтобы не сделать ей замечание.
        - Что?  - неприветливо поинтересовалась она.
        - Я тоже рад тебя видеть.  - Борис резко развернулся и уставился на Киру, отметив, что та похудела и осунулась. Выглядела чужой и отстраненной, но таким же ребенком, по-прежнему нуждающимся в помощи взрослого, которому стоило быть умнее и сдержаннее и не вестись на подростковые попытки пошатнуть авторитет старшего.
        - Здрасте,  - пробормотала Кира.
        - Привет. Ну, поздравляю тебя с выходом в финал.  - Борис сделал несколько шагов по направлению к девочке.
        - Не с чем поздравлять,  - угрюмо фыркнула Кира и скрестила руки на груди.
        - Нет, есть. Ты в двойке лучших игроков страны, тебя увидели и заметили. То, что ты не выиграла, ни о чем не говорит. Выиграешь в следующий раз.
        Кира закатила глаза к потолку и с деланным равнодушием принялась рассматривать похожую на гроб люстру в стиле ар-деко, в котором была обставлена вся квартира, навевая мысли о сходстве с логовами партийных бонз времен застоя.
        - Если ты по-прежнему хочешь тренироваться…  - Борис запнулся, затем откашлялся и посмотрел в сторону.
        Взгляд упал на портрет носатой женщины, с укором глядящей на молодого мужчину, который был не в состоянии подобрать правильные слова для общения с маленькой девочкой.
        - …То я готов тебе помочь. Если ты хочешь, конечно.
        Он по-прежнему смотрел на носатую тетку, которой совсем по-детски захотелось показать язык или что-то более неприличное. Ожидание ответа было мучительным. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Кира нерешительно ответила:
        - Спасибо, но нет.
        - Кира!  - в отчаянии воскликнула Марина. Ей казалось, что если сейчас дочь согласится вновь вернуться к тренировкам с Борисом, это символически вернет все на круги своя. Все снова станет так, как прежде. И она наконец обретет долгожданные счастье и покой, которых не чувствовала с того самого дня, как переехала в эту квартиру и открыла дверь в новую жизнь.
        - Оставьте, Марина, Кира может сама решить, если ей комфортнее в академии с новым тренером…  - покачал головой Борис, но не успел закончить, как Кира запальчиво перебила:
        - Нет, дело не в тренере! Мне не очень нравится в академии, и я бы к вам вернулась. Но дело в том, что я больше не хочу играть в теннис.
        - Что?  - только и сумела выдавить Марина, в шоке и непонимании глядя на дочь.
        Теннис ведь был мечтой всей ее жизни. Единственным, что делало ее по-настоящему счастливой. Неужели все эти годы размышлений и мечтаний о том, как она станет номером один, как они купят красивый дом без забора, в котором обязательно будет отдельная комната для кубков Большого шлема, что и как она будет рекламировать и какую академию откроет по завершении карьеры - неужели все это ничего не стоило? Было просто химерой, глупыми мечтами нищей женщины и ее дочери-неудачницы?
        - В смысле? Ты хочешь совсем бросить спорт?  - уточнил Борис, удивленный услышанным.
        Да, он прекрасно знал, что около восьмидесяти процентов юных спортсменов уходит из спорта до достижения пятнадцати лет, но те, кто остаются, остаются всерьез и надолго. Кира была из таких. Влюбленная в теннис и горящая им, живущая на корте, полностью сконцентрированная на игре, добровольно прилагающая невероятные усилия, чтобы достичь высот, которых она все-таки достигла без особых капиталовложений со стороны матери, что в элитных видах спорта сродни чуду. И тут вдруг решила бросить? Скорее всего это временное помутнение, огорчение и разочарование от проигрыша. Требовалось вмешательство и поддержка, чтобы не дать девчонке совершить ошибку.
        - Да. У меня не было детства, я ничего не видела,  - зачастила Кира, словно она репетировала объяснительную речь часами.  - Я хочу общаться с друзьями!
        - У тебя есть друзья?  - не выдержав, воскликнула Марина. Неужели Кира настолько глупа, что причисляет к друзьям тех, кого встретила за последние несколько месяцев в академии?
        - В том-то и дело, мама,  - горько усмехнулась Кира,  - что у меня нет друзей.
        Фраза ранила в самое сердце. Марина снова отвернулась, с трудом сдерживая слезы. Она искренне пыталась дать своей дочери все, что сможет сделать ее счастливой, но, видимо, ей это не удалось. Кире пятнадцать, а у нее по-прежнему нет друзей.
        - А как же Паша?  - только и пробормотала она. В ответ Кира лишь покачала головой и отвела глаза.
        - Кира,  - и снова Борис проявил такую чуткость, что удивил самого себя,  - мама же в этом не виновата, это был твой собственный выбор.
        - А я ее и не обвиняю,  - жарко возразила Кира,  - просто я говорю, что хочу друзей и нормальной жизни. Хочу путешествовать, отдыхать, ходить в кино. Я больше не хочу тенниса.
        - Ясно,  - после паузы коротко ответил Борис и кивнул.  - Ну что же, тогда желаю тебе удачи в твоей новой жизни.  - Подойдя к Кире, он протянул ей руку, которую та с удивлением пожала.
        - И это все?  - шокированная Марина перевела взгляд на Бориса, почему-то считая его предателем, хотя тот никого не предавал и сдержал свое общение - предложил снова тренировать Киру.
        - Ну, это же выбор вашей дочери,  - с трудом борясь с разочарованием, пожал плечами Борис,  - я не могу ее заставить тренироваться, она должна хотеть этого сама.
        - А я не хочу,  - подтвердила Кира.
        Спустя несколько секунд неловкого молчания Борис развернулся и вышел из давящего коридора, со стен которого на него укоризненно смотрели незнакомцы. Он надеялся, что Марина что-то сделает с обстановкой и внесет хотя бы немного радости и света в свою жизнь. Так же, как и Марина, он чувствовал себя предателем, но что делать и говорить в такой ситуации, он не знал. Он был просто игроком, а не спортивным психологом.
        Возможно, он отыщет специалиста и предложит Марине с ним проконсультироваться. Но никакой специалист не сможет помочь, если игрок не хочет играть. Подобную горечь и разочарование он испытывал лишь раз в жизни - когда сам объявил о завершении своей карьеры, хотя все внутри кричало и молило об обратном.
        Все мечты о мелкой мести Глебу и обольщении Марины резко отошли на второй план. Кира была талантом, это он прекрасно понимал, как и все остальные, кто видел ее на корте. Талант, умноженный на мотивацию, способен творить чудеса. Может быть, его миссия в этой жизни и смысл собственной бездарной жизни, приведшей его в обычную среднюю школу, заключаются в том, чтобы не дать таланту погубить себя? Но как это сделать?
        -
        Эту ночь она снова не спала. Бессонница уже начинала входить в привычку. Марина ворочалась с боку на бок, перекатывая в голове мысли, идеи и раздумья. К утру у нее созрело решение. Тяжелое, но правильное. Ей с самого начало надо было так поступить.
        С первыми лучами солнца она встала, приняла душ, сделала чашку душистого кофе и начала слоняться по квартире-музею, с угрюмых стен которой на нее снова смотрели чужие люди, во взгляде которых сквозило презрение и сообщение, что она самозванка и неудачница.
        Выпив залпом кофе, она направилась в кладовку, где хранились оставшиеся после переезда коробки. Вытащив их в коридор, Марина принялась снимать картины со стен и складывать их, одну за другой, в дешевый картон. Наверняка нельзя так обращаться с полотнами, но она человек далекий от искусства и не знает, как можно и как нельзя. Она отдаст эти картины Глебу, да и вообще все отдаст. Он сможет обо всем этом позаботиться гораздо лучше нее самой. А ей станет легче. Так она и поступит, но при одном условии.
        В восемь утра, закончив все манипуляции, она собралась было набрать его номер, но осеклась. Что если Ксения рядом? Надо повременить, пусть уедет в офис. Господи, да она ведет себя как самая настоящая любовница, вынужденная скрывать роман от чужой жены. Ладно, позвонит ему ближе к обеду, или же он наберет ее.
        Стены коридора смотрели на нее пустыми глазницами светлых пятен, оставшихся после снятия картин. Так дело не пойдет. Надо красить коридор или же сменить обои. Здесь вообще нужно все переделать. Хотя нужно ли?
        Кира застала мать в размышлениях. Та сидела на стуле в огромной кухне перед накрытым по всем правилам столом. Свежая скатерть, тарелки из очередного антикварного сервиза, в конце концов обнаруженного в одном из массивных дубовых буфетов. Вторая чашка натурального кофе уже успела остыть. Как и первая, она показалась ей безвкусной. К сливочнику со свежими сливками Марина так и не притронулась. Просто сидела, глядя в окно, из которого открывался вид на уютный зеленый дворник, не требовавший никакой переделки в отличие от ее родного двора, и думала. Стоя на краю грандиозного решения.
        - Мама? Что-то случилось?  - Кира, кажется, так и не переоделась со вчерашнего дня. Спала все в той же пижаме. Не умыта и не расчесана.
        - Ты в школу думаешь идти?  - Марина перевела спокойный взгляд на дочь. Теперь, когда она все решила, ей было легко говорить. Чем быстрее она с этим покончит, тем проще и легче будет для всех.
        - Я не хочу в школу. Позвони и скажи им, что я заболела,  - почесываясь, Кира направилась к чайнику, включила его и открыла холодильник. Окинув задумчивым взглядом полки, погрузилась в размышления, чем бы ей позавтракать. Предложи ей кто даже год назад на завтрак сыр, ветчину, мюсли с молоком или сырники, она бы с радостью умяла все, а сейчас ни один из продуктов не вызывал ни малейшего желания.
        - А когда захочешь?  - почти равнодушно поинтересовалась Марина, но в душе все равно теплилась надежда, что сейчас дочка скажет что-то, что изменит ход событий, и ей не придется идти на крайние меры.
        - Не знаю,  - пожала плечами Кира, делая выбор в пользу сыра и оглядываясь по сторонам в поисках хлеба.
        - А что ты дальше собираешься делать? Играть ты больше не хочешь, школа тебя не интересует. В пятнадцать лет закончишь учебу и пойдешь учиться на парикмахера?
        - Почему на парикмахера?  - искренне удивилась Кира, найдя хлеб и неспешно делая бутерброд. Худенькая, даже тощая, в слишком большой пижаме, она опиралась на одну ногу, другой почесывая опорную щиколотку.
        - А чем ты собираешься заниматься?  - поинтересовалась Марина, немного раздражаясь и с трудом перебарывая в себе желание подойти к дочери, отобрать у нее кусок сыра, который Кира начала беспощадно терзать ножом, и сделать ей нормальный бутерброд.
        - Ну не знаю.  - Отрезав толстый ломоть хлеба, Кира бросила на него криво порезанный сыр и, откусив смачный кусок, плюхнулась за стол.  - Вначале попутешествую, посмотрю, как люди живут, поищу себя, пойму, что мне интересно, а потом решу. Какие проблемы? Если что, потом в колледж какой-нибудь пойду или в университет. Да и вообще, высшее образование в жизни не главное, вон у скольких миллиардеров его нет.
        - Да, наверное,  - кивнула Марина и вздохнула. Чуда не произошло.  - А как ты собралась путешествовать?
        - Ну что значит «как»?  - удивилась Кира, разговаривая с набитым ртом.  - Куплю билеты, забронирую гостиницы и поеду путешествовать. Точнее, мы поедем. Тебе придется поехать со мной, я ведь несовершеннолетняя. Только я хочу куда-нибудь в экзотику. В Непал или, там, в Бутан с Мустангом, там круто, и мало кто туда ездит. В Бутане вообще, говорят, королевство счастья есть.
        Марина, как бы она ни храбрилась и ни уговаривала себя, что поступает правильно, так и не отважилась поднять глаза на дочь, прежде чем прервать ее нехитрые размышления и обрушить бомбу. Перевела взгляд в окно, уставилась на нахальную ветку старого дерева, щекочущую листвой чисто вымытые стекла.
        - Интересно,  - равнодушно прокомментировала она, не особо вслушиваясь в болтовню дочери.
        - Надо сделать загранпаспорта, сейчас можно вообще за три дня все сделать,  - откладывая бутерброд в сторону и загораясь энтузиазмом, объявила Кира.
        - Это не горит, доченька.  - Сейчас или никогда.
        Марина перевела взгляд на Киру и словно по-новому увидела дочь. Еще совсем маленькая и неразумная. Может, не стоит так? Живут же как-то дети богатых родителей и даже преуспевают в жизни. И совсем необязательно те, у кого нет средств, пробивают себе дорогу наверх.
        - Почему не горит? А чего ждать?  - не поняла Кира.  - Летом там сезон дождей - не проедешь. Весна - самое то.
        - Не горит, потому что у нас нет средств на такие поездки,  - тихо, но так, чтобы дочь услышала, прошептала Марина.
        - В смысле «нет»? А куда они делись?  - не поняла Кира, с искренним недоумением глядя на мать.
        - Их нет, потому что я решила отдать все деньги на помощь талантливым, но бедным детям. Знаешь, талантам ведь надо помогать. Как говорится, бездарность сама пробьется.
        - В смысле «отдать»?  - Кира, не двигаясь с места, расширившимися от непонимания и шока глазами, не мигая, смотрела на мать.
        - Понимаешь, когда Петр Никанорович решил оставить нам наследство, я очень обрадовалась. Мы с тобой и так нормально жили, но эти деньги помогли бы тебе расти в теннисе, подниматься к вершинам. Это было, пожалуй, единственная причина, по которой я во все это ввязалась. Но тебе ведь больше не нужен теннис…
        Марина не успела договорить, когда Кира вскочила так, что массивный дубовый стул, на котором она сидела, перевернулся и упал на пол.
        - Ты что, шутишь?  - заорала она, резко проведя рукой по столу и сбросив на пол антикварное блюдце, немедленно разбившееся вдребезги. Еще месяц назад Марина бы непременно отругала дочь за такую небрежность, а сейчас лишь подумала, что туда этому блюдцу и дорога.
        - Нет,  - покачала она головой,  - я не шучу. В мире полно талантливых детей, нуждающихся в помощи. Я надеюсь, что хотя бы им эти деньги помогут.
        - Ты… ты…  - Кира задыхалась, не находя подходящих слов и не в силах бороться с предательскими слезами, выступившими на глазах.
        - Ну что я, доченька?  - Наконец-то Марина осмелилась встретиться с дочерью взглядом.  - Я дала тебе все. Ты сама решила не брать.
        Казалось, что Кира сейчас выплюнет на мать целый поток ругательств и проклятий. Она раскачивалась из стороны в сторону и выглядела ужасно. Волосы растрепаны, лицо покраснело, в глазах полопались сосуды. Марина даже отпрянула, чтобы не попасть под горячую руку, однако помыслить о том, что дочь ее ударит, она не могла.
        Кира сдержалась. Просто резко выбежала из кухни, и через несколько минут застывшая на месте Марина услышала, как громко хлопнула входная дверь. После чего она обмякла, спрятала лицо в руки, как в дешевых мелодрамах, и разрыдалась. Кажется, она сделала все только хуже.
        -
        К вечеру Кира домой не вернулась. Марина обзвонила всех, кого знала из прошлой жизни дочери, набрала директора и классного руководителя ее новой школы и позвонила в академию - ее дочь никто не видел.
        Отважившись, она набрала номер Бориса. Тот тоже не видел Киру и сразу обеспокоился, начал задавать вопросы о том, что случилось. Марина не стала ничего рассказывать по телефону, договорившись встретиться с ним через полчаса в центре, возле драматического театра. Борис хотел принять участие в поисках Киры, а Марине очень нужно было плечо, на которое она могла бы опереться.
        По пути к театру ей позвонил Глеб, и Марина решила ответить. Торопливо рассказала ему о том, что дочь исчезла, и объяснила свое решение отдать все на благотворительность.
        - Только картины из квартиры и дома отца забери, я думаю, они тебе нужнее и важнее. А вообще, знаешь что? Забирай все вещи.
        - Ты сейчас где?  - только и сумел вымолвить ошарашенный Глеб, прорвавшись через поток сознания рыдающей Марины.
        То, что он так старательно гнал от себя последнюю неделю - сравнение Марины с женой (не в пользу последней),  - снова помимо воли всплыло в голове и отдалось в сердце. Отдать свалившееся на голову богатство талантливым детям? Да Ксюше бы это даже в страшном сне не приснилось. И не только талантливым. Отдать кому-то что-то, что принадлежит ей,  - такого не могло быть просто потому, что быть не могло. Она бы скорее наняла бригаду строителей, которые каждый день красили бы дом в белый цвет.
        - Я сейчас встречаюсь с ее тренером,  - с трудом сдерживая рыдания, сообщила Марина, а Глеб, не задумываясь, выпалил:
        - С Борисом?
        - Откуда ты знаешь?  - остолбенело спросила Марина, а Глеб чуть не выругался - идиот!
        - Я тебе потом расскажу, сейчас это не самое главное,  - отрезал он и объявил:  - Я еду.
        - Но…
        - Никаких «но»,  - решительно приказал Глеб и, развернув машину, направился в старый центр, где посреди большого сквера, излюбленного места прогулок горожан, стоял драматический театр.
        Как он будет объясняться с Мариной, он не думал. Сейчас это было неважно, главное, найти девчонку.
        Однако спустя пятнадцать минут, когда все стороны самообразовавшегося треугольника пялились друг на друга в неловком молчании, Глеб уже не был столь уверен в правильности своего поступка. Но выяснять отношения и расставлять все по своим местам было не время. Ему действительно хотелось помочь Марине, даже зная, что по ее вине отцовское наследство уйдет к каким-то там неизвестным детишкам, которые то ли состоятся в жизни, то ли нет.
        - Что произошло?  - косясь на Глеба и дивясь странности ситуации, поинтересовался Борис. На сердце было неспокойно. И не только потому, что Кира пропала - девчонка очень напоминала его самого в юности, поэтому он мог предположить пару мест, где ее стоит поискать,  - а потому что рядом с Мариной был Глеб. Интересно, как далеко у них все зашло?
        Он покосился на обручальное кольцо на руке Глеба. Тот интуитивно спрятал руку в карман легкого льняного пиджака и ответил вместо Марины:
        - Марина сказала Кире, что все средства отдает на благотворительность,  - пояснил он.
        - Однако…  - удивленно хмыкнул Борис, приподняв бровь.  - Ты думала, что это поможет изменить ситуацию?
        Марина прекрасно услышала это «ты», как и явный намек на то, что с Борисом они ближе, чем это было на самом деле, но все эти мужские разметки территории доходили до нее с трудом, словно сквозь густую вату. Она была в тумане от горя и злости на саму себя: ну зачем она это сказала? Надо было оставить все как есть. А вдруг в этом самом Непале или Бутане, или куда там Кира еще собиралась, дочь нашла бы просветление и все бы наладилось? Само собой вернулось бы на круги своя?
        - Не надо было мне,  - снова залилась слезами Марина, ругая себя на чем свет стоит,  - надо было все оставить.
        - Да, надо было,  - поддакнул Глеб, делая шаг к Марине, опережая Бориса, и обнимая ее за плечи.
        - Нет, ты все правильно сделала,  - покачал головой Борис, и мужчины с ненавистью уставились друг на друга.  - Но давайте не будем сейчас об этом. Я попросил бывшего классного руководителя Киры обзвонить ее одноклассников и узнать, видел или слышал ли ее кто-нибудь сегодня. Все сказали, что Кира не объявлялась. Где еще она может быть? У вас есть родственники? Возможно, в других городах?
        - Нет у них никаких родственников,  - снова встрял Глеб, почувствовавший досаду на фоне такой кипучей деятельности Бориса.
        - Отец есть, но к нему она не пойдет,  - пробормотала она.
        - Почему?  - поинтересовался Борис.
        - Они поссорились,  - коротко пояснила Марина и утерла льющиеся слезы рукавом.
        - Надо идти в полицию,  - пробормотал Глеб.
        - Вряд ли они даже заявление примут. Кире пятнадцать, поссорилась с матерью и ушла из дома. Попросят подождать три дня,  - уверенно заявил Борис и тут же неожиданно покраснел, вспоминая, сколько нервов он попортил собственным родителям такими вот выходками. Стало мучительно стыдно. Жаль только, что родители не дожили до того дня, когда он по-настоящему раскаялся во всем, что натворил. Его уход из спорта здорово их подкосил. Наверное, поэтому Борис так хорошо понимал все то, что происходит сейчас с Мариной.
        - Ну, можно критиковать идеи, а можно предложить что-то свое,  - рявкнул Глеб, еще крепче обнимая Марину.
        - С кем она общалась?  - спросил Борис, стараясь игнорировать действия Глеба.
        - Ни с кем, вы же знаете,  - помотала головой Марина.
        - Совсем?  - Борис не хотел сдаваться. Да, Кира, безусловно, была одиночкой, но в последнее время у нее наверняка появилось много новых друзей и знакомых в новой школе и академии. Должен же быть хоть кто-то?
        - Я уже спросила у учителя и тренера, никто ее не видел.  - Глаза Марины снова наполнились слезами.
        - Тогда нужно ехать на вокзал, может быть, она села в поезд,  - заявил Глеб, но Борис тут же парировал:
        - У нее нет паспорта, она бы не смогла купить билет, к тому же сколько у нее с собой денег?
        Этого Марина не знала и моментально почувствовала себя дерьмовой матерью. Вместо ответа она молча покачала головой и отвернулась.
        - Я поеду на автовокзал, там она теоретически могла сесть в автобус,  - сообщил Глеб, чувствуя настоятельную потребность принести пользу.
        Марина кивнула. Глеб уставился на Бориса:
        - Можешь поехать со мной, вдвоем мы быстрее справимся.
        - Нет,  - неожиданно возразила Марина и с мольбой посмотрела на Бориса,  - вы можете пойти со мной к одному человеку?
        - Я могу пойти с тобой,  - тут же вызвался Глеб, но Марина яростно замотала головой, понимая всю неуместность визита Глеба к Зое.
        Она представляла, насколько это смутит и расстроит бывшую начальницу: та держала личную жизнь под замками и никого в нее не пускала. А тут Марина явится с каким-то хлыщом, который столь же неуместен в крошечной квартирке Зои, как колибри на птичьем дворе, смутит ее и еще больше расстроит. К тому же с Глебом они встретились уже в новой жизни, и Марине совсем не хотелось пускать его в старую, демонстрировать собственную былую ущербность.
        Куда проще ей было с Борисом, который знал и видел ее такой, какой она была на самом деле. Его наличие знакомой с больной матерью и сыном-инвалидом совсем не удивит и не смутит, в этом Марина была уверена. К тому же выглядел Борис в джинсах, футболке и растоптанных кроссовках как парень с соседнего двора.
        Идти самой без Бориса было боязно: она физически не могла сейчас остаться одна. А вдруг по пути ей кто-нибудь позвонит и сообщит страшные новости? Конечно, был еще Антон, но смотреть в глаза бывшему мужу после той грандиозной ссоры, когда вся правда вышла наружу, ей было стыдно. Позвонит ему завтра утром, если Кира не найдется.
        От одной мысли, что к утру этого может не произойти, подкосились ноги, Марина пошатнулась, но Глеб удержал ее.
        - Тебе нельзя никуда ехать!  - воскликнул он, почувствовав, как Марина обмякла в его руках. Одновременно с этим его посетило странное чувство настоятельной потребности заботиться о ком-то, служить силой и опорой.
        - Я о ней позабочусь,  - отрезал Борис, подходя к Марине, решительно беря ее за руку и отводя подальше от Глеба.
        - Но…  - попробовал было возмутиться тот, но Марина мягко остановила его:
        - Пожалуйста, поезжай на вокзал и на автовокзал, ты на машине, тебе проще и быстрее. Если вдруг что-нибудь узнаешь, позвони мне. Фото Киры я тебе сейчас пришлю, спроси людей. Она ушла из дома в пижаме, наверняка на нее обратили бы внимание.
        - Хорошо.  - Под пристальным взглядом Бориса Глеб чмокнул Марину в щеку и, злобно зыркнув на шустрого теннисиста, направился к припаркованной в отдалении машине.
        Некоторое время Марина и Борис смотрели ему вслед. У Марины голова шла кругом, словно ее мозг отказался переваривать все то, что валилось и валилось на него неиссякаемым потоком в последние несколько дней.
        Годами она жила словно муха в янтаре, застывшая, ожидающая чуда. А сейчас она чувствовала себя неопытным лыжником, которого судьба по странному стечению обстоятельств занесла на модный лыжный курорт. Вставшим на трассу и легко заскользившим по примитивному маршруту. Но трасса вдруг начала усложняться, лыжника понесло, и вдруг на него обрушилась лавина, не давая глотнуть воздуха и погребая под собой.
        Раньше она одну только фразу Бориса обмусоливала бы месяцами, ища в ней намеки и подсказки, а также робкие обещания счастливого будущего. А теперь два премиальных самца, как выразилась бы Валентина, чуть ли не подрались из-за нее, а она воспринимает это как должное. Точнее, совсем не воспринимает, потому что все меркнет перед мыслью, что ее девочка в беде.
        - Куда мы идем?  - полюбопытствовал Борис, отпуская руку Марины.
        - Мы идем к Зое и Паше,  - прошептала Марина, разворачиваясь и отправляясь в знакомом направлении - к супермаркету, где когда-то ей было тепло, спокойно и уютно и где теперь она была чужой.
        Адреса Зои она не знала, но рассчитывала еще застать ту на работе. Супермаркет закрывался через двадцать минут, но начальница всегда задерживалась после смены, заканчивая все, что накопилось за день.
        По дороге она вкратце рассказала Борису историю бывшей начальницы, ее матери и сына. Тот оказался прекрасным слушателем: не перебивал, не судил, не делал скоропалительных выводов. Когда она закончила, лишь уточнил:
        - Кира подружилась с Пашей?
        - Да. Удивительно, правда?  - спросила Марина.
        - Ничего удивительно, оба одиноки,  - пожал плечами Борис, ускоряясь при виде супермаркета и бросая взгляд на часы. Марина едва поспевала за ним.
        - Но я не хотела, чтобы она была одинока!  - Она резко остановилась и снова ощутила настоятельную необходимость расплакаться.
        - Господи, да никто тебя и не обвиняет!  - не выдержал Борис и, вернувшись на несколько шагов назад, приобнял Марину и потряс ее за плечи.  - Все знают, что ты делала для дочери все, что могла. Просто ей пятнадцать, просто она запуталась, просто ей на голову свалились деньги, и она сама не знает, что ей со всем этим делать. А ты взрослая, умная и ответственная, ты должна ей помочь.
        Марина, не выдержав, расплакалась, а Борис обнял ее и принялся укачивать, как маленькую.
        - Ну перестань, все образуется, я обязательно что-нибудь придумаю.
        Так их и застали Танька с Зиной, вышедшие на улицу после рабочего дня, чтобы покурить на открытом воздухе перед возвращением домой.
        - Марина?  - робко окликнула ее Зина, стараясь на замечать злобный Танькин взгляд.
        Она так и не поняла, что произошло между бывшими лучшими подругами, но после ухода Марины и неожиданного богатства, свалившегося той на голову, Танька оборвала все связи с подругой и объявила, что та «жлобиха и вообще человек-говно». Наверняка просила деньги, а Марина отказала. Что было в общем-то удивительно: Марина никогда не казалась Зине скрягой, и она неоднократно видела, как та помогала людям, чем могла. Скорее всего, причина заключалась в самой Таньке: неизвестно, на что она просила деньги. Наверняка на какую-то ерунду. В этой непонятной ситуации Зина была на стороне Марины и, увидев ту плачущей в объятиях видного мужчины, немедленно кинулась на помощь. Доброе сердце в мощной груди забилось в ожидании драмы: сейчас она этому негодяю устроит! Альфонс несчастный. Почему, собственно, альфонс, она и сама не могла толком объяснить, но это казалось логичным: кто еще мог прибиться к одинокой состоятельной женщине в столь короткие сроки?
        - А ну-ка отойди от нее,  - рявкнула Зина, отбрасывая недокуренную сигарету и кидаясь грудью на амбразуру. Танька, шокированная и немедленно привлеченная увиденным, ринулась вслед за ней и заголосила с тайной радостью, все еще помня об обиде:
        - Мариночка, он тебя обижает? Ах ты сволочь, все вы мужики такие, а ну-ка, отошел от нее, быстро!
        Зина и Танька ввинтились между рыдающей Мариной и растерянным Борисом словно ледоколы, бороздящие просторы Антарктики.
        - Дамы, вы все неправильно поняли,  - попытался было объяснить Борис, но Танька, почуяв азарт и знакомое чувство жалости, которое всегда было основным двигателем их с Мариной отношений, тут же набросилась на него:
        - А что тут понимать? И так все ясно, обидел ее!
        - Нет, нет, девочки! Кира пропала!  - в отчаянии крикнула Марина.
        Зина и Танька, уже готовые броситься на Бориса и показать ему, где на самом деле зимуют раки, застыли, а потом наперебой кинулись к непутевой подруге, которой даже при наличии денег не везло (и в этом было большое облегчение и утешение). Перебивая друг друга, принялись расспрашивать, что да как.
        Спустя десять минут все бывшие сотрудники, среди которых Марина разглядела и несколько новых лиц, были в курсе происходящего, наперебой предлагали свою помощь и излагали теории, где же может быть ее дочь.
        Новый охранник вспомнил, как прошлой весной нашел труп в лесу, гуляя с собакой, но на него сразу же зашикали, а Гуля даже любовно стукнула в массивное плечо, глазами сигнализируя, что подобные воспоминания неуместны.
        Звучали и дельные предложения: обратиться на телевидение, распечатать листовки и развесить их на столбах. Две молоденькие продавщицы предложили разместить объявление в социальных сетях. Борис стоял в стороне, пораженный той кипучей энергией и симпатией, которую испытывали к Марине люди. А ведь все они были с ней задолго до того, как она разбогатела. Что же случилось после? Неужели Марина отвернулась от них? Он не мог и не хотел верить в подобное. Не желал разочарований. Марина рисовалась ему этаким наивным идеалом, не чинящим зла и плывущим по течению, будучи совершенно не способным справиться с бурлящими волнами. Одной из них ее в результате вынесло на незнакомый берег и чуть не расплющило о скалы.
        - Зоя,  - улучшив момент, тихонько шепнул он на ухо растерявшейся Марине.
        - Да, точно,  - тряхнув головой, опомнилась она и обвела взглядом толпу - Зои среди собравшихся вокруг сотрудников не было.
        - А Зоя…  - начала было Марина, но Танька тут же перебила ее:
        - В отпуске она, неделю уже носа на работу не кажет, хоть отдохнем от нее.
        - А кто-нибудь знает, где она живет? Мне очень нужно поговорить с ее сыном,  - в отчаянии воскликнула Марина.
        Толпа загомонила, выясняя, кто в курсе места обитания начальницы, и лишь новенькая из отдела кадров предложила вернуться и посмотреть информацию в личном деле.
        К дому Зои подошли гомонящей толпой. Каждый хотел помочь и поучаствовать, и все это невольно заставляло Марину вспомнить о том дне, когда она собирала деньги для злополучного лагеря. Удивительно, как беда объединяет людей. Но, несмотря на массу сочувствующих, идущую рядом с ней, Марина сомневалась, что в ней много настоящих друзей, ведь все они пропали после ее неожиданного везения. Хотя сейчас было не время размышлять об этом. Надо было поблагодарить всех за поддержку и решить, как их удержать подальше от жилища Зои, ведь той совсем не понравится столь пристальное внимание всего коллектива. Проще говоря, вряд ли она когда-нибудь простит Марине, если все в магазине узнают, как она живет.
        - Стойте.  - Словно Моисей в пустыне, Марина остановилась и, раскинув руки, попыталась остановить толпу, следующую за ней.  - Стойте!
        - Что случилось? Кируся позвонила?  - вскинулась Танька, но Марина покачала головой.
        - Дальше я пойду сама,  - решительно заявила она.
        - Почему мы не можем заглянуть к Зое?  - удивилась Зина, а Танька тут же захихикала:
        - Сейчас как выяснится, что Зойка наша с миллионером живет и на Порше ездит, так мы тут все и умрем от зависти!
        - Почти,  - серьезно кивнула Марина, а Танька с удивлением посмотрела на нее, а потом на Зину, открывшую рот.
        - Правда, что ли?  - с сомнением переспросила та.
        - Вы близки к истине,  - туманно ответила Марина. Пусть уж лучше завидуют Зое, чем жалеют.
        Гомонящая группа поддержки остановилась, а Марина с мольбой посмотрела на Бориса. Тот понял ее без слов.
        - Так, дамы и господа,  - распорядился он,  - идем со мной вон туда,  - он кивнул в направлении небольшого сквера.  - Откроем штаб на ближайших лавочках. Марина быстро заглянет к Зое, поговорит с ее сыном и присоединится к нам, а вы поможете мне создать объявление в сети и распространить его. Кто тут умеет красиво выражаться?
        - Я стихи пишу,  - застенчиво призналась Зина и покраснела, поймав на себе взгляд грузчика Анатольевича.
        - А у меня, между прочим, в школе пятерки были по сочинениям,  - приосанилась Танька, подходя поближе к Борису и наваливаясь на него полной, недавно все-таки сделанной, грудью.  - А что писать-то?
        - Я все объясню,  - коротко кивнул Борис и увлек Таньку за собой, подмигнув над ее головой Марине.
        Та, дождавшись, когда толпа схлынет, почти бегом бросилась к дому Зои, ежеминутно оглядываясь, чтобы убедиться в том, что за ней никто не следует. Спустя пять минут петляния по дворам Марина была на месте.
        Все было еще хуже, чем она себе представляла. Типичная пятиэтажка-«хрущевка» без лифта с узкими лестничными проходами, с которыми не смогла бы справиться даже самая модная инвалидная коляска, которую Марина в порыве щедрости предложила подарить Паше. Сейчас ей стало стыдно за свое предложение. Тоже мне, миллионерша-благодетельница, принялась сорить деньгами, не разобравшись в ситуации.
        На подъезде не было кодового замка, и едва Марина потянула на себя растрескавшуюся дверь, как в нос ударил стойкий запах мочи и кислых щей. Она чуть не задохнулась и попыталась дышать ртом. Господи, какой ад! И Зоя живет в этом вместе с сыном-инвалидом и больной матерью. Стараясь не касаться грязных перил и вздрагивая от звуков пьяной ругани, периодически раздающейся из-за дверей, Марина поднялась на пятый этаж и выдохнула. Ужасно, просто ужасно, и она еще обиделась на Зою, что та не захотела продолжать общение и приходить к ней в гости.
        Она позвонила в дверь и обнаружила, что звонок не работает. Постучала и прислушалась. Никакого движения. Постучала еще раз более настойчиво и, припав к двери без глазка, обитой потрескавшейся искусственной кожей, расслышала легкие шаги.
        - Зоя, я знаю, что ты дома,  - потребовала она,  - нам надо поговорить.
        - Я же сказала, что все заплачу через неделю, когда дадут зарплату.
        Сердце защемило: она что, еще и денег кому-то задолжала?
        - Зоя, это я, Марина, мне нужно поговорить с Пашей, Кира пропала.
        Бесконечные несколько секунд, спустя которые раздался звук поворачиваемого в замке ключа, и дверь распахнулась.
        Зоя выглядела ужасно: синяки под глазами, повисшая мешком одежда на истощенном теле и полностью седая голова.
        - Зоя,  - только и смогла вымолвить Марина, приходя в ужас от увиденного и на мгновение забыв о собственной беде.
        - Ну что «Зоя»?  - вздернула подбородок та и сразу же перешла в атаку:  - Ты думаешь, я не пыталась? Да мое резюме уже год висит по всему интернету. Только вот никто не интересуется и не отвечает! Никому я такая не нужна.
        И неожиданно для самой себя Зоя протянула руки и упала в объятия Марины:
        - Мама умерла неделю назад.  - Не выдержав, она все-таки залилась слезами при виде единственной женщины, которую с натяжкой, но могла назвать подругой. И которая легко бы ею стала, захоти этого сама Зоя.
        - Зоя, Зоечка!  - Марина, сама отчаянно нуждающаяся в утешении, вдруг почувствовала настоятельную потребность утешить бывшую начальницу.  - Мои соболезнования, моя хорошая. Почему ты не сказала? Я бы помогла.
        - Прости.  - Зоя резко отпрянула и принялась вытирать слезы рукавом.  - Это временная слабость, все хорошо, нам не нужна помощь.
        - Да, да, я знаю, ты сильная,  - усмехнувшись, покачала головой Марина.  - Это мне нужна твоя помощь. Кира пропала.
        Зоя запнулась, отвела глаза, сделала небольшой шажок назад, и душу Марины затопила радость:
        - Она у вас?
        Вместо ответа Зоя кивнула.
        -
        Паша и Кира уже несколько часов сидели молча, одновременно уставившись в экран ноутбука, который Кира сегодня принесла другу, потратив на него все оставшиеся деньги.
        Паша не удивился, увидев ее на пороге в пижаме, не высказал никаких эмоций, словно и не было ссоры, словно она его и не предавала, словно они расстались всего несколько часов назад, когда Кира решила буднично выбежать в магазин, чтобы купить им чипсов «под кино», а Паша остался ее ждать и выбирать интересный фильм.
        Он был уверен, что она вернется. Точнее, нет, он убеждал себя в собственной уверенности, но в глубине души до дрожи боялся, что этого не произойдет. Зачем Кире несчастный инвалид? Она восходящая звезда спорта, у нее новые друзья, она будет ездить по всему миру, получит лучшую жизнь из всех возможных, а он? Он сможет лишь раз в месяц выбираться из своего дома глубокой ночью - на большее у мамы сил уже не хватает. Смерть бабушки, а особенно ее последние дни, совсем ее подкосили. И она просто физически не может тащить вниз тяжелую коляску, а затем, на руках, тяжелого Пашу.
        - Не включишь?  - робко поинтересовалась Кира, кивнув на ноутбук, который так и стоял на столе среди оберточной упаковки, выглядя нелепым и нежеланным.
        Кира знала, что Паше очень нужен новый компьютер, почему же она не подарила его раньше? Почему бросилась покупать себе гаджеты, шмотки, ходить с друзьями по ресторанам, не думая, что единственному другу так нужна хорошая связь с внешним миром? Ответа у нее не было. Только лишь когда мама сказала, что у них больше ничего нет, она вначале распсиховалась и расстроилась, но затем вспомнила про Пашу и то, о чем сама думала в начале их знакомства. О том, что у нее есть в стократ больше по сравнению с ним. И о том, что она очень перед ним виновата. Идти просить прощения с пустыми руками было боязно, а его прощение было ей жизненно необходимо.
        - Включу, но попозже,  - неловко дернулся Паша.  - Скажи, если бы твоя мама так не поступила, ты бы не пришла?
        Кира задумалась, посмотрела в окно, не обнаружила там ничего интересного, затем уставилась на воротник Пашиной рубашки - теплой, байковой (друг все время мерз). Воротник был истерт почти до дыр.
        Пришла бы она, если бы поднялась на вершину мира и встретила там модных гламурных людей, которые даже не догадываются о тех, кто всю жизнь сидит в своих башнях, вовсе не похожих на башню Рапунцель? Тех, кто носит одни и те же рубашки годами, пока они не превратятся в лохмотья, и кто отчаянно страдает от недостатка общения? Ответ был очевиден, но Кира смалодушничала:
        - Не знаю,  - выдавила она.
        Сейчас он попросит ее уйти, и ее последняя надежда на настоящего друга, который может поддержать в самый сложный момент жизни, рухнет. Вместо ответа Паша толкнул рукой колесо коляски и, подъехав к столу, кивнул на компьютер:
        - Можешь включить?
        - Ты меня не выгоняешь?  - искренне удивилась Кира.
        - Даже не надейся,  - криво усмехнулся Паша.  - Чего мне тебя выгонять?
        - Ну за то, что я так сказала, что не знаю,  - растерялась Кира.
        - Если бы ты сказала, что все равно дружила бы со мной, попивая шампанское после выигрыша Большого шлема, я бы тебе не поверил. А так на правду не обижаются. Надеюсь, что на мою ты тоже больше обижаться не будешь.
        Кира с трудом поборола желание броситься Паше на шею и расцеловать его. Больше никогда она не сделает такой ошибки и никогда не откажется от единственного друга, способного сказать ей правду.
        - Говори, что делать,  - робко попросила она.
        Под Пашиным руководством она подключила компьютер к сети и начала совершать непонятные ей священнодействия, добиваясь того, что было нужно другу, когда раздался звонок в дверь и она услышала голос мамы.
        Кира дернулась, словно ее ударили хлыстом по лицу, и со злостью посмотрела на Пашу:
        - Твоя мама меня выдала?  - прошипела она.
        - Дай мне руку,  - потребовал Паша.
        - Что?  - не поняла Кира.
        - Руку дай,  - снова потребовал он, и Кира, поколебавшись одно мгновение, вложила в его искалеченную руку свою - жесткую от мозолей, оставленных ракеткой.
        - Твоя мама все сделала правильно,  - медленно, словно неразумному ребенку, раскапризничавшемуся и не желающему идти на контакт со взрослыми, твердо заявил Паша.
        - Правильно?  - Кира чуть не задохнулась от возмущения и попыталась вырвать руку, но парень держал ее на удивление крепко.
        - Да, правильно. Она не дала тебе разрушить себя. Когда у вас не было денег, ты научилась самому главному - добиваться своих целей, работать и расти, несмотря ни на что. У тебя была мечта - стать первой, и ты к ней шла. А потом появились деньги и стали у тебя на пути. Они дали тебе все, и тебе больше не нужно становиться первой. И, знаешь, что? Ты потеряла себя и свою мечту.
        - Я себя не теряла,  - уже менее воинственно хмыкнула Кира, тщетно пытаясь переварить то, что ей говорил Павел. Его умение отстраниться и посмотреть на вещи с другой точки зрения всегда удивляло и восхищало ее.
        - Да? И чего же ты хочешь от этой жизни?  - снова криво улыбнулся друг, но Кира даже не заметила гримасы. Запальчиво она воскликнула:
        - Я хотела путешествовать и искать себя!
        - Вот!  - Паша ослабил хватку, и Кира могла бы забрать руку из его искалеченной ладони, но не стала этого делать. Она как никогда сейчас остро нуждалась в тепле и человеческом участии.
        - Что «вот»?  - снова не поняла она и заглянула в глаза друга, силясь найти там ответ.
        - Ты не знаешь, чего ты хочешь,  - триумфально подытожил друг.
        - Слушай, Паша, может, я, конечно, и дура в твоих глазах, но что бы ты делал на моем месте?  - Не усидев на стуле, Кира вскочила и зачем-то рванула в другой угол комнаты, где стояла узкая кровать аскетического вида, по-армейски заправленная серым одеялом, единственным украшением которой служил потрепанный одноглазый медведь. Схватив медведя, Кира нервно затеребила его и обратилась словно к суду присяжных, призывая понять ее и войти в сложное положение:
        - Если бы тебе вначале дали кучу денег и пообещали, что исполнят все твои желания? Ну, там, не знаю, чего ты хочешь - дом собственный купить, чтобы ты мог нормально на улицу выходить и гулять каждый день. К докторам повезти, чтобы могли чем-то тебе помочь, в универ крутой отдать, чтобы ты мог учиться. Не знаю, какие там у тебя еще желания? А как только ты бы настроился, что теперь у тебя все будет хорошо, у тебя бы все забрали. Как бы ты отреагировал?
        - Плохо,  - без малейших раздумий ответил Паша.
        - Вот видишь,  - начала было просиявшая Кира, но друг ее перебил:
        - Я бы плохо отреагировал, Кира, потому что я инвалид и у меня не так уж много возможностей в нашей реальности, давай будем откровенны. Но если бы я был здоров и талантлив, как ты, я бы позлился и успокоился. Потому что ты нормально жила и без этих денег и также нормально сможешь жить дальше. А может быть, даже лучше, потому что всего достигнешь сама и никто не сможет тебя упрекнуть, что все твои достижения на самом деле - заслуга мамы.
        Последняя фраза повисла в воздухе, потому что дверь распахнулась и на пороге появилась заплаканная Марина. За ее спиной маячила Зоя, уставшая бороться с собственными слезами и разрешившая им литься безостановочно, чтобы выплакать всю ту боль, которую она годами держала в себе.
        - Мама,  - только и смогла всхлипнуть Кира, как Марина открыла объятия и сама бросилась навстречу дочери.
        - Доченька, прости меня,  - залилась она слезами.
        - Осталось только привести слона,  - хмыкнул Паша, неловко дернувшись и отъезжая назад, подальше от плачущих женщин.
        - Какого еще слона?  - недоуменно всхлипнула Кира, глядя на друга поверх материнского плеча.
        - Ну чтоб все было как в индийском кино. Хэппи-энд, все плачут, обнимаются, танцуют, поют, а потом появляется слон.
        - Дурак,  - вытирая слезы, хихикнула Кира.
        -
        Они так и вышли из дома обнявшись. Марина крепко держала дочь, словно вознамерилась больше никогда не отпускать от себя.
        - Ты меня простишь?  - безостановочно вопрошала она.
        - Прощу, конечно,  - бесконечное количество раз заверяла Кира и целовала мать.
        У Марины постоянно звонил телефон. Кто-то, не дождавшись ответа, принялся забрасывать ее сообщениями, но Марина уже знала, кто - Глеб. Улучшив момент, она отправила ему коротенькое сообщение: «Кира нашлась»,  - и выключила телефон, не сообщив, где именно она находится.
        Думать о нем не хотелось, вообще не хотелось думать ни о чем, кроме Киры и ее будущего. Самым главным было то, что дочь ее простила, а это означало, что все остальное тоже обязательно наладится.
        Увидев Марину и Киру, толпа сочувствующих начала квохтать, удивляться, окружать, трогать руками и пытаться прижать к сердцу. Но во всем хаосе происходящего Марина увидела только бледного Бориса, необычайно серьезного и растерянного. Неужели так перенервничал? Это было неожиданно приятно.
        - Марина,  - тихо позвал он, но она услышала его даже в гомоне толпы.
        Странную интонацию в голосе бывшего тренера расслышала и Кира. Повернулась к Борису и уставилась на него враз потемневшими серьезными глазами.
        - Что случилось?  - в горле пересохло и некое чувство где-то между желудком и сердцем предательски подсказало ответ.
        - Кира, я только что получил…  - Рука почему-то дрогнула, когда он доставал телефон из кармана и протягивал его Кире.
        Та взглянула на экран и не сразу поняла, что там написано. Сообщение было на английском языке с огромным количеством официальных вводных и цветистых фраз, которые ей сложно было понять.
        - Что это?  - изменившимся голосом спросила она, почувствовав, как рука стала влажной, а голос задрожал.
        - Это вайлд-кард на открытый чемпионат Америки.
        - Для Киры?  - тупо переспросила Марина.
        - Для нее,  - кивнул Борис.
        - Но она же не выиграла первенство?  - отказываясь принимать реальность, возразила Марина.
        - Это ничего не значит, организаторы решили дать ей шанс попробовать себя в квалификации турнира Большого шлема.
        - Не может быть,  - прошептала Кира.
        - Жаль, что только сейчас,  - горько усмехнулся Борис,  - когда ты решила уйти из тенниса.
        - Но я не…  - Кира запнулась, а затем посмотрела на мать и, с трудом сдерживая слезы, прошептала:  - Даже если бы я не ушла, у нас нет денег на подготовку.
        Марина почувствовала, как перехватило дыхание.
        - Да,  - с трудом кивнула она,  - очень жаль. Но кто мог знать?
        - Никто,  - покачал головой Борис и спрятал телефон в карман.  - Я рад, что ты нашлась, Кира. В следующий раз, даже если ты очень обидишься на мать, хотя бы пришли ей сообщение, что ты жива и здорова. Так будет правильно.
        - Мама,  - Кира беспомощно взглянула на Марину, но та лишь развела руками и отвернулась, закусив губу. Снова захотелось плакать и прислониться к широкому плечу. Можно позвонить Глебу, он-то уж точно в поддержке не откажет.
        - Марина.  - Она вздрогнула, осознав, что Борис стоит совсем близко.  - Марина, ты все правильно сделала.
        - Я забрала у нее будущее,  - одними губами, чтобы дочь не услышала, прошептала Марина.
        - Нет. Ее будущее в ее руках - если оно ей нужно, она придет и возьмет его. А если нет, то все деньги мира ей не помогут.
        И, не говоря ни слова, Борис развернулся и отправился в направлении дома, стараясь избежать назойливого внимания Таньки и Зины, уже обсудивших все произошедшее и снова переключившихся на личность Бориса.
        - Какой красавчик,  - шепнула Зина Марине, а Танька оценивающим взглядом ощупала фигуру удаляющегося Бориса.
        - И в плавках, наверное, Бог. И без них тоже,  - хихикнула она, а Марина гневно посмотрела на бывшую подругу, но ничего не сказала - лишь покачала головой. Та жарко зашептала:  - Кто такой? У вас с ним серьезно? Он тебя бьет, да?
        - Нет, он меня не бьет,  - вздохнула Марина.  - Он мне вообще никто, это тренер Киры. Бывший.
        - В смысле бывший?  - затараторила Танька.  - Это вот тот самый из школы, про которого ты говорила, что он талант разглядел? Звезда наша, как его зовут, тьфу, забыла. Но что значит «бывший», кто ее сейчас тренирует?
        - Никто,  - тихо ответила Марина, уже жалея, что поддалась панике и известила всех о происходящем.
        - Что значит «никто»?  - удивилась Зина.  - Кира что, больше не играет?
        - Нет.  - Это становилось невыносимым.  - Спасибо за помощь, девочки, скоро увидимся. Возможно, я вернусь на работу.
        - Работу?  - Танька с Зиной непонимающе переглянулись.  - Зачем тебе работа, у тебя же есть деньги?
        - Деньги я отдала талантливым детям,  - усмехнулась Марина.
        И, не говоря больше ни слова и крепко взяв Киру за руку, Марина направилась к дому. Оттуда она позвонила Глебу и попросила приехать забрать картины.
        Тот примчался с цветами, тортом и забавными пирожными для Киры, но та, мрачно его оглядев, попросила хотя бы кольцо обручальное снять перед тем, как приставать к ее матери. Марина задохнулась от смущения, а Глеб ничего не успел сказать до того, как Кира удалилась в свою комнату и тщательно прикрыла дверь.
        - Подросток, она подрастет и поймет.  - Он попытался бодро улыбнуться Марине и поцеловать ее, но та уклонилась.
        - Спасибо тебе за помощь сегодня. Я очень тебе благодарна. И хочу напоследок попросить тебя еще об одной услуге.
        - Проси что хочешь, но только я не пойму, что значит «напоследок»? Я никуда пока не собираюсь.  - Глеб по-хозяйски снял легкий пиджак и небрежно кинул его на тяжелую медную вешалку. Символический жест, которым он пытался застолбить территорию и показать, что он здесь свой. И что эта женщина его, и что вообще он дома.
        - Кира права, Глеб, это неправильно,  - вздохнула Марина, снимая пиджак с вешалки и протягивая его Глебу.
        - Мариш, ну ты чего?  - Он резко привлек ее к себе и погладил по волосам.  - Мы же современные люди…
        - Вот именно, Глеб.  - Марина вывернулась.  - Поэтому то, что между нами произошло, вовсе не повод продолжать отношения.
        Глеб застыл. От Марины он ожидал услышать что угодно, но только не это. Время, которое он провел в поисках ее дочери, дало ему возможность прислушаться к собственным чувствам. Врать не было смысла - он искал Киру не ради возможность вернуть наследство отца. Не ради того, чтобы охмурить Марину окончательно и что-то с этого поиметь. Даже не ради того, чтобы утереть нос Борису. Он искал ее, потому что Марина была ему небезразлична. Потому что он даже думать не хотел о том, что она будет страдать, если с ее дочерью что-то случиться. Потому что ему хотелось выглядеть в ее глазах героем, сворачивающим горы. Потому что он влюбился.
        - А если я уйду от жены?  - тихо спросил он.
        Марина с недоумением уставилась на Глеба, а затем рассмеялась:
        - Не надо, не обманывай ни себя, ни меня.
        - Я не обманываю, Марина. Я серьезно - наши отношения с Ксюшей себя изжили.
        - Да брось, Глеб, такие, как ты, никогда не уходят от Ксений к таким, как я,  - грустно покачала головой Марина.
        - Значит, я буду первым,  - твердо заявил Глеб и сделал шаг по направлению к ней.
        - Нет, не будешь.  - Она сунула ему пиджак в руки.  - Пожалуйста, тебе сейчас лучше уйти.
        - А картины?  - Глеб вцепился в последнюю возможность хоть немного задержаться.
        - Потом заберешь.
        - Ну, а одолжение? Ты хотела о чем-то попросить,  - с отчаянием воскликнул он.
        - Прежде чем ты заберешь картины, я хочу попросить тебя найти в интернете резюме одного очень хорошего человека и нанять его на работу,  - немного подумав, попросила Марина.
        - Все что скажешь!
        - А одну из картин продать и заплатить первый взнос за новую квартиру в доме, который ты строишь. Только квартира эта должна быть на первом этаже.
        - Что это за человек такой?  - не понял Глеб, отчаянно цепляясь за последнюю возможность задержаться.  - И почему квартира должна быть именно на первом?
        - Я тебе потом объясню, а сейчас уходи. Мне правда нужно побыть одной.  - Марина подняла на Глеба ясный спокойный взгляд, и тот понял - лучше не спорить.
        Еще некоторое время она постояла, прислушиваясь к затихающим на лестнице шагам. Вяло попыталась подумать о том, что, наверное, надо было как-то помягче: поговорить, объяснить, а не требовать одолжений. Но Глеб ее действительно мало волновал сейчас - все мысли были о дочери и ее будущем. Убедившись в том, что он действительно ушел, Марина направилась к комнате дочери и тихонько поскреблась в дверь:
        - Кируся, будешь чай с вареньем?
        Дверь распахнулась моментально, словно Кира стояла под ней и ждала:
        - Абрикосовое еще осталось?
        - Найдем!  - просияла Марина.
        -
        Утром ее разбудил звук хлопнувшей входной двери. Вскочив с постели, толком не проснувшись и не сообразив, что происходит, Марина чуть не упала, споткнувшись о стоящие возле кровати тапки, и хотела было закричать, позвав дочь, но ничего не вышло: сердце билось как сумасшедшее, а горло сдавило.
        Она бросилась в комнату Киры, поскользнувшись и снова чуть не упав уже на пороге. Распахнула дверь, уже понимая, что комната пуста.
        - Кира!  - наконец-то смогла выдавить она, глубоко вдохнула и заорала изо всех сил:  - Кира! Кира!
        Огромная квартира отозвалась гулкой тишиной. Марина побежала в коридор, толкнула входную дверь - заперта. Чтобы хоть немного выиграть время и попытаться остановить дочь, Марина ринулась на кухню, распахнула окно, выходящее во двор, и изо всех сил закричала, наплевав на покой соседей:
        - Кира! Кира! Стой!
        Дочь была уже во дворе. Одетая в спортивный костюм и кроссовки, она начинала пробежку. Ошарашенная Марина повернулась, чтобы посмотреть на старинные часы, висящие на кухне - пять утра.
        - Мама, все в порядке,  - крикнула Кира и помахала ей рукой.
        Спустя несколько мгновений дочь выбежала со двора.
        Марина засмеялась. Вначале это был тихий смех, но уже вскоре он перешел в судорожный, мешавший дышать и вызывающий слезы на глазах хохот.
        Марина попыталась закрыть рот руками, но вскоре поняла всю тщетность своей затеи. Опустившись на пол, она захохотала как безумная. Судорожно выплескивая всю горечь последних дней и впуская такое долгожданное счастье. Она так и уснула на полу, улыбаясь.
        -
        Борис был на школьном стадионе и, казалось, не удивился, увидев Киру. Та, в глубине души желавшая, чтобы он оказался на месте, и в то же время понимающая, что тренера там не будет, чуть не закричала от счастья при виде знакомой фигуры. Перешла на шаг.
        Борис, уставившись на девочку в упор, приподнял брови:
        - Чего стоим? Десять кругов для разогрева. Начинай, времени мало.  - Он выразительно посмотрел на часы.
        - Вы будете меня тренировать?  - Кира все-таки решила удостовериться в том, что все происходящее не сон.
        - Ну ты можешь, конечно, потренировать меня, но мне кажется, еще рановато,  - пожал плечами Борис, а Кира счастливо улыбнулась, а затем снова сникла:
        - Простите,  - прошептала она.
        Борис вместо ответа кивнул головой:
        - Нечего прощать. Ну, так и будем стоять?
        Киру не пришлось уговаривать. Она сорвалась с места и, отбежав от Бориса на безопасное расстояние, выкрикнула:
        - Мама прогнала Глеба.
        Борис, с трудом сдерживая улыбку, поинтересовался:
        - Ты зачем мне это сейчас говоришь?
        - Просто, чтоб вы знали,  - донеслось уже с другого конца стадиона.
        Борис с удовольствием наблюдал за подопечной и был уверен: эта девочка еще всех сумеет удивить.
        -
        Валя открыла после третьего звонка, и Марина замерла на пороге, держа в руках шикарный букет цветов и бутылку белого вина, не в силах вымолвить ни слова из тщательно отрепетированной речи, которую готовила два дня.
        Валентина ничуть не изменилась. Все такая же теплая, румяная, возможно, чуть более раздобревшая. Волосы цвета апельсинового меда собраны в аккуратную улитку, на носу очки - работала. Возле ног крутятся два огромных кота, готовые в любой момент кинуться на защиту хозяйки. Единственный островок стабильности в мире бушующего хаоса, в который превратилась жизнь Марины.
        - Можно я войду?  - в конце концов тихо попросила она.
        - Зачем? Чтобы напомнить мне о моем несовершенстве?  - Валя скрестила руки на груди и заполонила собою проход.
        - Нет, Валюша, это не так. Это я из зависти сказала,  - покачала головой Марина, отводя взгляд.
        - Из зависти?  - Этого Валя явно не ожидала услышать и с интересом уставилась на подругу.
        - Да,  - кивнула Марина, чувствуя себя немного увереннее: по крайней мере Валя не захлопнула у нее перед носом дверь.  - Ты же знаешь, что у меня с мужчинами не складывается,  - шепотом начала она.
        - Удивительно,  - фыркнула Валентина и не удержалась от крошечной порции яда:  - Ты же такая, как они сейчас любят: стройная, современная.
        - Нет, Валюша, не любят они таких,  - покачала головой Марина.  - Не в стройности и не в современности дело.  - Она протянула подруге букет и бутылку вина.
        - Это тебе от Александра Константиновича.
        - Какого еще Александра Константиновича?  - не сразу вспомнила Валя, косясь на шикарный букет, который Марина сама составляла вместе с флористами, включив в него все цветы, которые обожала подруга: пионы, розы, ранункулюсы.
        - Нотариуса, помнишь? С объявления наследства,  - пояснила она.
        - Допустим,  - кивнула Валентина.
        - Так вот, он в тебя влюбился и попросил меня передать тебе этот букет и вино,  - выпалила Марина, снова протягивая дары подруге.
        - Что же сам не пришел?  - усмехнулась Валентина, все еще колеблясь и не опуская рук.
        - Женат,  - вздохнула Марина.
        - Это правда?  - уточнила подруга, легким движением ноги отодвигая котов от порога и делая шаг к Марине.
        - Конечно. А я… я просто тебе позавидовала.
        - Ладно, дура ты завистливая, входи.  - Валя протянула руки и взяла букет с вином, придирчиво оглядела их и осталась довольна:  - А он ничего такой, мужчина со вкусом.  - Затем внимательно посмотрела на Марину:  - Пирог будешь? Сегодня утром наметала по-быстренькому.
        - Буду,  - кивнула Марина,  - конечно буду. Ничего вкуснее твоих пирогов в жизни не ела. Понятно, почему в тебя все влюбляются.
        - А я тебе сколько говорила - учись готовить,  - фыркнула Валентина, разворачиваясь и увлекая Марину за собой в глубину квартиры, где упоительно пахло свежей сдобой, кофе, спокойствием и любовью,  - но ты ж у меня не только завистливая, но еще и косорукая. Хорошо, что у тебя есть я!
        - Да, Валюша, как хорошо, что у меня есть ты,  - с трудом сдерживая слезы, согласилась Марина.
        -
        Пройдя квалификацию, Кира, в отличие от Анны, тоже получившей приглашение на турнир, дошла до четвертьфинала и стала мировой сенсацией. Интервью, контракты и даже две обложки спортивных журналов. Они обе - и Марина, и Кира - одновременно не могли и боялись поверить в реальность происходящего.
        Рядом был Борис. На матчи прилетел и Глеб, все еще не оставляющий надежды добиться своего и заполучить Марину. И даже обиженный Антон добрался на другой конец мира на перекладных, оправдав собственную «неэкологичность» тем, что игры дочери и трибуны, которые видят миллионы людей, станут для него дополнительной площадкой для выступления.
        Так и получилось. Как это ни странно, но Антон и его безумные идеи лишь добавили Кире очков в глазах зрителей, и трибуны радостно ревели при каждой ее удаче и даже освистывали соперниц. После поражения в четвертьфинале (очень достойного, в котором Кира боролась за каждый мяч и проиграла лишь на тай-брейке, основательно измотав именитую соперницу) трибуны аплодировали новорожденной звезде большого спорта стоя.
        Голова у Киры кружилась. Вокруг были люди, которых до этого она видела лишь по телевизору и издали в лагере и к которым мечтала прикоснуться, но и представить себе не могла, что ее мечта все-таки станет реальностью. Они здоровались с ней, хлопали ее по плечу и обещали большое будущее. А она замирала от счастья, боясь дышать и поверить в то, что всего этого она достигла сама, своим упорным трудом.
        Борис был рад вернуться. И хотя он успешно занимался самообманом многие годы, убеждая себя, что перевернул страницу большого тенниса, атмосфера турниров Большого Шлема затягивала и засасывала, как болото, проникая в кровь. Он увидел много знакомых лиц и снова почувствовал прилив адреналина. Люди радостно удивлялись, обнимали, трепали по плечу, просили совместные фото и поздравляли с находкой в лице Киры. Поступило даже несколько предложений о тренировках.
        Марина, все это время внимательно за ним наблюдавшая, так и не могла найти ответ на мучавший ее столько лет вопрос: почему же Борис ушел? Как смог все это оставить? Зачем он добровольно спустился с вершины, на которую столько времени упорно карабкался, и погреб себя в какой-то дыре?
        Правда открылась случайно. Точнее, ее принес Глеб, мастерски владеющий английским и способностью втираться в доверие к людям.
        - Это допинг,  - сообщил он Марине, задержавшейся на трибуне после вечерней тренировки и нежащейся в последних лучах солнца, готовящегося ко сну.
        Закрыв глаза она пыталась медитировать, представляю себя на море, куда они обязательно поедут с Кирой, когда турнир окончится. Ведь ее дочь уже заработала призовые, первые в своей жизни, и пообещала матери, что повезет ее на море. Они еще не решили, куда именно, но у них была впереди целая вечность, чтобы выбрать направление.
        - Что?  - Марина вздрогнула, возвращаясь в реальность.
        Во время чемпионата они с Глебом проводили много времени вместе. Борис был занят на тренировках, Антон безостановочно вел прямые эфиры и собирал возле себя неравнодушных людей, увидевших в нем практически нового мессию. Кажется, он даже провел один прямой эфир с местных помоек (Марине не хотелось вдаваться в подробности действий мужа). Они помирились, и он простил ее неблагодарность и обман. Антон по сути своей был добрым и бесхитростным, и Марине вовсе не хотелось его оскорблять. Оставалось лишь верить, что своими убеждениями он никак не навредит Кире.
        Для времяпровождения между матчами у Марины оставался лишь Глеб, с которым она коротала время, чтобы не сойти с ума от волнения. Глеб взял машину и возил по окрестностям, показывая ей первую заграницу. Марина была в восторге от всего увиденного и прекрасно проводила время, мастерски уходя от всего, что могло бы снова вернуть их с Глебом к теме взаимоотношений. Впрочем, тот почувствовал ее уклончивость и не настаивал, решив не давить и дать время. Марине нравилось, как он себя вел. А когда он сообщил, что все-таки ушел от Ксении, продал те жуткие картины, которые, как оказалось, стоили целое состояние, сдержал данное ей обещание и даже поправил свои дела, она поиграла с мыслью об их совместном будущем.
        Как они могли бы жить вместе? Глеб, отпрыск благородной интеллигентной семьи, образованный, состоятельный, говорящий на нескольких языках, цитирующий Ницше и никогда не путающий Мане и Моне, и она, незадавшаяся балерина с девятью классами образования, продавщица из супермаркета, обожающая романы в розовых обложках и засыпающая на второй странице философского трактата? Впрочем, в отличие от Бориса Глеб не был идеален: у него были свои недостатки, которые он и не скрывал. Именно эта неидеальность и делала его ближе к Марине. В конце концов, какое количество пар обсуждает на ежедневной основе Ницше и Моне? Ведь, как говорит Валентина, залог счастливой семейной жизни - это просто умение не выносить друг другу мозг. Наверное, ей стоит дать ему шанс. А вдруг? Ведь с идеальным Борисом шансов на счастливое будущее у нее еще меньше, как бы ей этого ни хотелось.
        - Допинг,  - еще раз повторил Глеб и ухмыльнулся, стрельнув глазами в сторону корта, где Кира с Борисом уже закончили тренировку и собирали мячи.
        - Что «допинг»?  - не сразу поняла Марина.
        - Никуда он сам конечно же не уходил, его выпихнули из тенниса из-за допинга.
        - Кого?  - отчаянно цепляясь за собственные идеалы и все еще отказываясь понимать, переспросила Марина.
        - Бориса. Его поймали на употреблении допинга. Но уж не знаю, как, ему удалось договориться не обнародовать эту информацию. Вместо этого он сам заявил об уходе и ушел добровольно. Говорят, у него была любовница в высоком чине в антидопинговом комитете,  - не удержался Глеб.
        - Что ты такое говоришь?  - забормотала Марина, одновременно и ужасаясь, и радуясь. Идеальный Борис вовсе не так идеален, как ей казалось?
        - То, что слышала. Его поймали на допинге, как раз во время больших соревнований,  - терпеливо повторил Глеб,  - но ему удалось выкрутиться и уйти без скандала.
        - А зачем ты мне это говоришь?  - Марина выпрямилась и посмотрела Глебу в глаза, загадав, что если он сейчас скажет правду, то у них есть шанс.
        - Ну, он тренирует твою дочь, ты должна об этом знать,  - после краткой заминки ответил тот. Не говорить же Марине, в самом деле, правду, что он просто хочет потопить соперника.
        Несколько минут Марина так пристально смотрела на него, что ему показалось - сейчас она наконец сломает лед, возьмет его за руку и обнимет. Но она поднялась и улыбнулась:
        - Спасибо, что сказал. Предупрежден - вооружен.
        - Что ты делаешь сегодня вечером?  - Глеб почувствовал, как что-то неуловимо изменилось.
        Марина готова была ответить, что сегодняшний вечер она хочет провести спокойно, в подготовке к завтрашним волнениям вместе с дочерью, если та, конечно, захочет. Или просто закажет в номер еды и будет смотреть бубнящий на непонятном языке телевизор. Но она остановила себя.
        Ей только тридцать пять, даже половина жизни еще не прожита. Она в Америке, на одном из самых престижных теннисных турниров мира. На трибунах она видела несколько звезд первой величины и даже кое-кого сфотографировала.
        Живут они в прекрасной гостинице, которую им обеспечили спонсоры, и сегодня у нее есть шанс провести вечер не в душном номере, а в роскошном ресторане с симпатичным мужчиной. Она молода, она свободна. И пускай она не умеет наслаждаться жизнью с деньгами и правильно разговаривать с домработницей - никогда не поздно начать учиться жить со вкусом. Не боги горшки обжигают, в конце концов.
        - Сегодня вечером я иду с тобой в ресторан,  - улыбнулась Марина и подмигнула Глебу.
        -
        Кира проиграла. Но ее проигрыш сопровождался овациями трибун, отдавших ей честь стоя. Кира уезжала победительницей, поверившей в себя и знающей, что ей не нужны деньги незнакомца, чтобы состояться в жизни. Все, что ей нужно, у нее уже есть.
        - Что вы чувствуете, Кейра?  - поинтересовался в прямом эфире сразу по окончании игры спортивный корреспондент одного из ведущих американских каналов, ослепив Киру улыбкой.  - Стоя здесь, на этом корте, думали ли вы когда-нибудь, что ваша мечта станет реальностью?
        - Я - нет, но мой друг был в этом уверен,  - после небольшой заминки ответила Кира, с трудом подбирая слова.
        - Ваш друг?  - удивился корреспондент и на мгновение даже перестал улыбаться.
        Ответ был не по шаблону. Обычно все спортсмены благодарили свои семьи, команды, фанатов. Рассказывали, как они счастливы, а эта странная русская девочка вдруг заговорила о друге.
        - Да, мой друг, Паша,  - кивнула она.  - Он не выходит из дома, потому что он инвалид и смотрит на мир издалека. Он знал, что я буду здесь, когда я сама еще этого не знала. И еще мой отец, он тоже верил в меня. А еще папа спасает планету. И я хочу сказать ему за это спасибо.  - Кира смутилась собственного порыва и своего английского. Ей хотелось сбежать с корта, но трибуны притихли, и все глаза были устремлены на нее.
        - Погодите, Кейра, это очень интересно, про вашего отца, спасающего планету. Но вначале про друга - почему он не выходит из дома?  - не понял корреспондент.
        - Потому что у него не было такой возможности, простите.  - Кира окончательно смутилась, быстро пробормотала слова благодарности и почти бегом бросилась к выходу с корта, ругая себя последними словами и одновременно радуясь, что таким своеобразным образом передала привет Паше и теперь для него это будет впечатление на всю жизнь.
        Она точно знала, что друг не спит и смотрит игру. До начала матча он прислал ей слова поддержки, а еще фотографии их новой квартиры на первом этаже, куда они с мамой должны были скоро переехать. Зоя сменила работу и ушла работать бухгалтером к крупному застройщику. А в этой компании для новых сотрудников были огромные скидки на жилье. История звучала фантастически, но Кира поверила в нее и была настолько счастлива за друга, что ничуть не расстроилась, проиграв. И на радостях сказала про Пашу корреспонденту.
        Назад они все летели одним рейсом, что было неудивительно. Хотя Глеб предлагал ей задержаться, наплевать на все, взять машину и уехать куда-нибудь к морю или в Диснейленд. Но Марина отказалась. Она уже сделала шаг, открыла новую дверь и была уверена, что за ней ее ждет масса всего интересного. Надо лишь поверить в себя. И будет у нее еще и Америка, и море, и даже Диснейленд.
        Получив отказ, Глеб удивился, но решил не сдаваться. Новая Марина зацепила его еще сильнее прежней. В ней вдруг почувствовалась легкость, и она наконец-то выпустила на волю собственное жизнелюбие и способность получать удовольствие от каждой мелочи. И находить во всем позитив.
        Поэтому он взял билет на тот же рейс, чтобы лететь вместе с ней и не оставить ни шанса сопернику. Впрочем, в том, что Борис по-прежнему соперник, он уже не был уверен. Кажется, Марина не сказала тренеру ни слова с того момента, когда узнала правду про допинг.
        - Знаешь, Марина, это просто неприлично, собирать всех своих ухажеров в одном месте,  - неожиданно заявил Антон, проведший прямой эфир из туалета аэропорта и снова попросивший прощения у подписчиков за то, что ему придется немного засорить атмосферу перелетом.
        С того момента, как Кира сказала о нем в прямом эфире американского канала, у него прибавилось больше двадцати тысяч подписчиков (Антон оперативно переименовал свой канал в «Канал папы Киры Бердник»). Он уже успел пройтись по всем кафе и на ломаном английском попытаться узнать, как у них обстоят дела с отходами. Мысль о том, что он будет есть свежую еду в самолете ему претила, и он хотел хотя бы немного защитить собственное реноме.
        Продавцы не понимали, чего от них хочет странного вида мужчина, но, чтобы он оставил их в покое, отдавали ему по одному-два сэндвича, в которые он активно тыкал рукой. Набрав целый пакет продуктов, довольный Антон решил попробовать свой улов, распаковал один из промышленных сэндвичей и скривился:
        - Какая гадость, из чего это сделано? Это же не разлагается, отравляет все, что можно,  - немедленно забубнил он, а Марина, расслабленно щурящаяся на разгулявшееся за окном солнце, тщетно пытающееся пролезть сквозь бронированные окна аэропорта, рассмеялась:
        - Антош, ну хватит, давай не будем, это уже не смешно.
        - Не смешно - это когда приличная с виду замужняя женщина путешествует по миру с мужем и любовниками,  - тихонько, чтобы не услышала Кира, раздающая первые в жизни автографы, шикнул Антон и тут же почувствовал, как его сильно тряхнуло. Открыл рот, чтобы заорать о землетрясении, и вдруг осознал, что причины неустойчивой земли под ногами рукотворны.
        - Извинись,  - тихо потребовал Борис, стоявший неподалеку и прекрасно слышавший то, что прошептал Антон.
        - Чего это?  - огрызнулся Антон.  - Я что-то не так сказал?
        - Ты все не так сказал,  - кивнул Глеб, стоявший рядом с Борисом, и вдруг ошарашил:  - Любовник у твоей жены только один. И тот скоро мужем станет.
        Глеб отскочил в последний момент, и Борис, бросивший Антона, просто не успел до него дотянуться. То, что давно зрело в воздухе, наконец выплеснулось наружу. Марина ввинтилась между мужчинами и, схватив Бориса за руку, обернулась к Глебу:
        - Нет здесь никаких любовников, и мужей тоже никаких нет. Разве что один бывший,  - твердо заявила она, покосившись в сторону приосанившегося Антона, и Глеб, уже раскаиваясь в собственной несдержанности, кивнул.
        - Да, прости, я неудачно выразился. Твой новый мужчина здесь всего один,  - поправил он сам себя.
        - Нет здесь ни любовника, ни нового мужчины,  - настойчиво повторила Марина,  - есть просто случайный эпизод и ошибка.
        - Марина,  - угрожающе начал Глеб, но Борис его перебил, не сдержавшись:
        - А новый шанс есть?
        - Возможно,  - кивнула Марина, взглянув в окно, где нахальное солнце упорно сигнализировало о том, что все будет хорошо.
        Антон, увидевший, как какой-то подросток открывает только что купленный сэндвич, откусывает кусок и затем выбрасывает его в мусор, ринулся по направлению к ничего не подозревающему парню с намерением спасти планету и того самого от непоправимой ошибки. Глеб, качая головой, отошел к окну, чтобы продышаться, прежде чем он снова продолжит разговор.
        Марина и Борис странным образом оказались одни посреди аэропорта.
        - Значит, с милым возможен рай и в шалаше? Как это романтично,  - не выдержав, ухмыльнулся Борис.
        - Ну, если милый атташе, то почему бы и нет?  - хихикнула Марина.
        - К сожалению, скромный учитель физкультуры не вписывается в концепцию атташе,  - вздохнул Борис.
        - Да и богатая наследница не вписывается в концепцию шалаша,  - не в силах сдержать улыбку парировала Марина, ловя удивленный взгляд Бориса.
        - Ты сейчас о чем?  - не понял он.
        - О том, что я соврала и тебе, и Кире, и всем остальным. Точнее, не сказала всей правды. Иногда это к лучшему.  - Она посмотрела на Киру, делающую селфи с толпой китайских туристов.
        - Неужели бедные талантливые дети останутся без поддержки?  - уточнил Борис, с интересом глядя на Марину. Вот уж не ожидал, что она еще многограннее, чем ему казалось.
        - Ну почему же? Я уже выставила на продажу квартиру и действительно все деньги от продажи отдам детям. И стану и дальше помогать им по мере сил и возможностей, надо же мне чем-то заниматься.
        - А вы с Кирой где будете жить? Вернетесь к себе?  - с сомнением уточнил Борис.
        - Нет, мы переедем в загородный дом: мне он гораздо больше по душе, и там нет жутких картин.
        - Он вам еще и дом завещал?  - хмыкнул Борис.
        - Да. И еще две квартиры. Ну что?  - не выдержала Марина, ловя насмешливый взгляд Бориса.  - Мы с Кирой тоже бедные талантливые дети!
        - Да ничего. Все мы неидеальны,  - пожал плечами Борис.
        - За что и любимы,  - кивнула Марина.
        - Да, за что и любимы,  - согласился с ней Борис.