От ненависти до любви Ирина Александровна Мельникова

        # У Марии Лазаревой совсем не женская должность - участковый милиционер. Но она легко управляется и с хулиганами, и с серьезными преступниками! Вот только неведомая сила, которая заманивает людей в тайгу, лишает их воли, а потом и жизни, ей неподвластна… По слухам, это происки шамана, охраняющего золотую статую из древнего клада. На его раскопках погибли Машины родители, но бабушка почему-то всегда отмалчивалась, скрывая обстоятельства их смерти. Что же хозяйничает в тайге: мистическая власть шамана или злая воля неизвестных людей? Маша надеется, эту тайну ей поможет раскрыть охотник из Москвы Олег Замятин. В возникшем между ними притяжении тоже немало мистики…
        Ирина Мельникова
        От ненависти до любви
        Глава 1
        - У меня все хорошо! Очень хорошо! Лучше некуда!
        Каждое утро, смотрясь в зеркало, я твержу эти слова - даже тогда, когда вижу растрепанную полусонную особу с темными кругами возле глаз, иногда с синяком, а сейчас вот с разбитой губой.
        Вечером пришлось унимать драку на свадьбе, а затем, уже глубокой ночью, сопровождать двух зачинщиков в район. Один из них, Гришка Степанов, съездил мне по физиономии, а потом всю дорогу заливался пьяными слезами, клялся в вечной любви и тут же толкал локтем под ребро своего обидчика, Сашку Корнеева.
        Наконец мне надоели плаксивые вопли, матерки и возня за спиной, и я приказала Гришке перебраться на сиденье рядом с водителем, а сама заняла его место. Перегаром тут воняло сильнее, добавьте к нему не вполне приятный запах пота и сможете представить мои душевные муки.
        Но такова моя профессия. Поэтому я просто опустила стекло и вдохнула теплый ночной воздух. «Нива», за рулем которой сидел мой лучший дружинник Сева Поспелов, с трудом преодолевала колдобины лесной дороги, разбитой тяжелыми грузовиками. Машину раскачивало и бросало из стороны в сторону, но я привыкла к нашим дорогам и наслаждалась свалившейся на меня возможностью хоть ненадолго отвлечься от текущих проблем.
        Запахи цветущей тайги - черемухи и рябины, медвежьей дудки и смородины - не просто расслабляли и завораживали. Они мгновенно вытеснили вонь. И хотя в машину тут же налетели комары, стекло я поднимать не стала. Все-таки от комаров можно отбиться, а от густого перегара одно средство - противогаз.
        Сашка, лишившись соперника, притих и даже засвистел носом. Гришка же продолжал возиться и поскуливать.
        - Заткнись! - не выдержал Сева и для острастки ткнул его кулаком в бок.
        - Марья! Марья Владимировна! - Гришка с трудом развернулся на сиденье и отвлек меня от созерцания неба, щедро усыпанного звездами. - Сними наручники, а? - прогнусавил он и горестно шмыгнул носом. - Страсть как руки затекли.
        - Они б затекли, когда на свадьбе махался, - ехидно заметил Сева и, резко вывернув руль, объехал огромную, отсвечивавшую свинцом лужу.
        - Осторожнее! - вскрикнул Гришка.
        - Не сдохнешь! - весело отозвался Сева. - Тепленьким в «обезьянник» доставим.
        - Марья! Ты серьезно? За простую «хулиганку» на нары? Да я…
        Гришка поперхнулся и, кажется, на мгновение потерял дар речи.
        Даже в темноте было заметно, как заблестели его глаза. Поплакать он, конечно, мастак, особенно под пьяную лавочку. Но я - стреляный воробей, на такие уловки не поддаюсь.
        - Серьезно! - сказала я сердито. - Достал ты, Гришаня, село своими выходками. Драку я оформила протоколом, куча свидетелей имеется, что ты на меня с кулаками набросился. И вещественные доказательства у меня на лице. Говорила же, не лезь!
        - Марья! - Гришка, похоже, окончательно протрезвел, потому что смотрел на меня более осмысленно, а язык у него перестал заплетаться. - Да я… да ты…. Да кто тебя обидит, тот три дня не проживет!
        - Точно! - опять засмеялся Сева. - Лучше нашу Марию не трожь, когда она в форме. А если без формы, то и вовсе не подходи. Так врежет, мало не покажется! - И, видно, непроизвольно приложил ладонь к уху.
        Я усмехнулась про себя. Было дело, Сева пострадал от моей затрещины. На моем участке он самый богатый предприниматель. Держит два магазина: один в селе Марьясово, второй - в Безенкуле, на другом берегу реки. Теперь Сева - мой первый друг и помощник, а когда-то мы долго и безнадежно конфликтовали. Я едва не упрятала его за решетку за систематическое спаивание односельчан фальсифицированной водкой. В деревне ее называют «шмурдяком». Сева завозил ее в свои магазины цистернами.
        В конце концов мы пришли к негласному соглашению: Сева помогал мне ликвидировать все нелегальные пункты продажи спиртного, а я закрывала глаза на то, что он торговал обычной водкой в ночное время.
        Но имелось еще одно обстоятельство, которое заставило Севу протянуть мне руку дружбы. Сева влюбился. В меня. Несмотря на то что я изрядно расшатала ему нервы. Не зря говорят: «От любви до ненависти - один шаг». В нашем случае получилось наоборот. Ненависть незаметно переросла в любовь. Но только с его стороны. Я же не смогла ответить ему взаимностью. Впрочем, и не пыталась.
        С чувствами у меня напряженка, но влюбиться в Севу? Нет! Ни за что! Меня вполне устраивают его дружба, готовность всегда прийти на помощь, но лечь с ним в постель? Брр! Даже озноб пробрал, когда я представила, как он обнимает меня. Не знаю почему, но одно предположение, что я могу вступить с ним в более близкие отношения, вызывало отвращение. Хотя, поверьте, Сева этого не заслуживал.
        Внешне он очень прилично выглядел: крепкий, высокий, одной рукой раз двадцать выжимал пудовую гирю. И невесту подыскал бы себе достойную даже в городе, не говоря уж о нашем селе. А увивался возле меня, и с каждым днем мне становилось все труднее и труднее делать вид, что не замечаю ухаживаний. Что поделаешь, если я терпеть не могла белобрысых парней, да еще если у них тело густо покрыто веснушками, а ресницы и брови и вовсе смахивают на щетину молодого поросенка. Но, скорее всего, это оправдание моего прохладного отношения к мужикам вообще, и к Севе в частности.
        Честно сказать, иногда я даже пользовалась его светлыми чувствами, вот как сегодня, например. Везти задержанных ночью на мотоцикле с коляской - гиблое дело. А Севе только свистни. Он даже джип свой не жалел для милицейских нужд, но сегодня я сама предложила добраться до райцентра на «Ниве», чтобы Гришаня на пару с Сашкой не загадили салон дорогого автомобиля.
        Я поежилась - все-таки ночная сырость пробрала до костей. Впопыхах я забыла прихватить плащ и отправилась в путь в курточке, которую обычно носила вместо кителя. Я постаралась перевести мысли в другое русло, но они почему-то меня не послушались.
        Видно, так и умру в девках: надо же, самый привлекательный во всех отношениях жених нашего околотка абсолютно не интересует меня как мужчина. Поначалу я думала, что в моем организме произошли какие-то сбои на почве несчастной любви, но потом догадалась, что это издержки профессии. Ведь зачастую я наблюдала наших мужиков в самом неприглядном виде - напившихся до поросячьего визга, грязных, облеванных, с размазанной по лицу кровавой юшкой. Видела их замордованных жен, перепуганных детей. Несомненно, мне не хотелось превращаться в жалкое затравленное создание. Ради чего ломать жизнь? Чтобы иметь рядом с собой существо, чье достоинство заключается в умении строгать детей и приносить домой вместо денег одни неприятности?
        Конечно, Сева не шел ни в какое сравнение с этими типами. Он не пил, не ругался матом, не размахивал кулаками. И дом себе построил, чуть ли не самый большой и красивый в районе. И машин у него не одна, не две, а пять.
        У меня в наличии только служебный мотоцикл, но пользовалась я им крайне редко. Свой участок я предпочитала объезжать верхом - на таежные заимки и метеостанцию иначе не пробиться. Мой Воронок знает все козьи тропы в округе. А на занятия в школу я езжу на велосипеде.
        Зимой я иногда запрягала Воронка в сани. Но он этого не любил, мог заупрямиться и встать посреди дороги. Тогда уж - ни тпру ни ну! Очень упрямый, подлец, но я его понимаю: гордость не позволяет превращаться в ездовую лошадку, ведь когда-то Воронок брал призы на областном ипподроме.
        Поэтому зимой я часто встаю на лыжи. Меня никто не принуждает рисковать жизнью в пургу и стужу, но я все-таки пару раз в месяц выбираюсь в дальние деревушки, чтобы их обитатели не забывали: капитан милиции Мария Лазарева всегда на посту.
        Гнусавый Гришкин речитатив снова отвлек меня от копания в собственных проблемах. И слава богу! Этот процесс мог завести в такие дебри!
        - Марья! - затянул свою песню Гришка. - Сними наручники! Куда я сбегу в такую грязюку?
        - Ладно, - согласилась я, чтобы не слушать его вопли. - Давай сюда лапы!
        Гришка с готовностью задрал руки вверх, и я сняла с него наручники.
        - Ох ты! - выдохнул Гришка и принялся растирать запястья с такой откровенной радостью, словно только что избежал казни на электрическом стуле.
        Сашка продолжал сопеть носом и всхрапывать. Хотя по характеру он менее буйный, чем Гришка, я решила не будить его и оставить в наручниках. Спит - и пусть спит. Быстрее протрезвеет. Мне тоже не мешало вздремнуть. По той причине, что днем выспаться вряд ли получится. Я закрыла глаза. Но то ли не прошло возбуждение после схватки на свадьбе, то ли ночные мысли меня растревожили - вздремнуть не получалось. К тому же Гришка никак не унимался. Теперь он принялся клянчить сигарету у Севы. И не успокоился до тех пор, пока тот не бросил ему на колени пачку «Кента» и зажигалку.
        - Только две, - предупредил Сева Гришку. - Арестантам больше не положено! Привыкай помаленьку!
        - Я тебе не арестант! Я - задержанный, - напыжился Гришка. Избавившись от наручников, он вновь обнаглел до крайности. - Я в прокуратуру жаловаться буду. За избиение, - он вытянул руки вперед, - и наручники.
        - Чего? - рявкнул Сева и неожиданно резко остановил машину.
        Сашка стукнулся лбом о спинку переднего сиденья, что-то замычал и выпрямился, тупо мотая головой и издавая нечленораздельные звуки.
        - Сева! - крикнула я сердито. - Предупреждать надо, когда тормозишь!
        От Сашкиной участи меня спасла хорошая реакция: я вовремя ухватилась за спинку.
        Но Сева меня не услышал. Он сцапал Гришку за грудки и притянул к себе:
        - Это на кого ты жаловаться будешь, гнида вонючая? На меня или на Марию?
        - Да я чего? Я ничего, - залопотал Гришка, стараясь оторвать Севины руки от своей рубашки. - Пошутить нельзя, что ли?
        - Брось его! - приказала я. - Куда он побежит?
        - Пусть живет!

«Нива» снова помчала нас сквозь тайгу, навстречу серенькому рассвету.
        Небо все светлело, светлело на горизонте, пока сквозь утреннюю мглу не пробились первые лучи солнца. Они залили золотом верхушки деревьев. Все вокруг заиграло, запело, затанцевало. Тайга плавно уступила первенство березовым рощам, которые разлеглись на невысоких холмах вперемешку с сосновой порослью. В высоком разнотравье полыхали жарки, точно капли глазури светились незабудки, вдоль дороги желтели одуванчики и «куриная слепота». А в поднебесье заливался жаворонок. Я очень люблю раннее утро, когда все вокруг ликует от радости. Темнота отступила, и вновь светит солнышко, синеет небо, а шапочки одуванчиков схожи с облаками, которые повисли над дальними горами.
        - Рассвело! - вздохнул рядом со мной проснувшийся Сашка и робко поинтересовался: - Ты нас в район везешь?
        - Нет, в Америку! На конкурс «Мистер Стальной Кулак»! - опередил меня Сева.
        Я тронула его за плечо, и он замолчал.
        - Везу! - ответила я. - Как ни крути, а поножовщина была!
        - Так меня-то за что? - крайне удивился Сашка и погладил ладонь, перевязанную грязным бинтом. - Меня ведь Гришка пырнул. Я только защищался!
        - Он тебя - ножом, ты его - табуреткой, - вздохнула я. - Какая разница, кто кого чуть не угробил? Вы ж не только друг на друга кидались, но и на окружающих. На счастье, вовремя вас связали. Был бы труп, была б другая песня.
        - Так не было же трупа! - дружно взвыли дебоширы.
        - Слава богу! - столь же дружно откликнулись я и Сева.
        Я покосилась на Сашку. Он виновато улыбнулся и, жалобно шмыгнув носом, попытался вытереть его ребром ладони. Но это у него плохо получилось.
        Тогда я сняла и наручники.
        - Спасибо! - Сашка снова улыбнулся и потер запястья.
        Я промолчала. В солнечных лучах задержанные мужики выглядели совсем уж неприглядно. Одежда - грязная, измятая, физиономии заросли щетиной, а дух - дух такой, словно после газовой атаки…
        Наша машина тем временем выехала на асфальт, и теперь ее не трясло и не покачивало. К райцентру ведет приличное шоссе. Хотя езды до РОВД осталось на полчаса, я откинулась головой на спинку сиденья, закрыла глаза и, кажется, задремала.


        Глава 2
        Привел меня в чувство звонок мобильного телефона. Слава богу, Севиного - звонки на мой мобильник обычно ничего хорошего не сулят. Чаще всего меня тревожит начальство. Ему, известно, требуется от подчиненных одно: хорошие показатели в борьбе с преступностью. Недавно начальство и вовсе решило извести под корень преступность на вверенном мне участке и превратить его в образцово-показательный. Естественно, моими трудами.
        Я, конечно, отвлеклась на мысли об утопических планах отцов-командиров, но все же невольно прислушивалась к тому, что говорил Сева. Впрочем, особой нужды прислушиваться не было: дорога позволяла Севе крутить баранку левой рукой, а правую он прижал к уху и восторженно орал в трубку:
        - Откуда вы нарисовались? Сто лет вас не слышал, не видел!
        Пара секунд ушла на то, чтобы невидимый собеседник что-то ответил, отчего Сева и вовсе захлебнулся от восторга:
        - О чем разговор, Олег Матвеевич! Обязательно встречу! Я тут недалеко! С делами управлюсь, и - на станцию. К поезду успею. В войсках дяди Васи командиров не забывают!
        Он выключил телефон и поймал в зеркале заднего вида мой взгляд.
        - Мария! - Сева радостно прищурился. - Слышала? Комбат мой приезжает! Рыбку половить, по горам побегать. Эхма! - он энергично растер затылок свободной рукой. - Ох, и погуляем мы!
        - Комбат? - удивилась я. - С чего вдруг он тебя вспомнил? Столько лет прошло! И как нашел?
        - Ну, Маша - радость наша, - покачал головой Сева. - Все криминал ищешь? Я ж в ВДВ служил, а там все друг другу братаны!
        - Он что, на поезде приезжает? - спросила я, не понимая, что меня так взволновало. И не просто взволновало - встревожило. Моя ли забота, кто приезжает к Севе в гости? Тем более гость - мужчина, а не женщина. Интересно, какие б чувства я испытала, если бы женщина? Я на минуту задумалась, но Сева мое молчание воспринял по-своему.
        - Будь спокойна! - сказал он бодро. - Прикончишь свои делишки, и заскочим на вокзал. Часа тебе хватит?
        - Мне получаса хватит, если начальство к себе не потребует, - проворчала я - так и не разобравшись, взволновал бы меня приезд Севиной женщины или нет. - А к вечеру мне нужно быть у Мордахина. Что-то ему в выходные не спится! Срочное дело, говорит.
        Мордахин - глава сельской администрации и, скажу вам, форма, вернее, фамилия, как нельзя лучше соответствует содержанию. Я давненько, чуть ли не с первой минуты моего вступления в должность, пребываю с ним в контрах. И мои опоздания на совещания Мордахин воспринимает однозначно: как плевок в свою толстощекую физиономию.
        Сева, видно, прочел мои мысли по глазам, потому что предложил:
        - Позвони ему и скажи, что задержишься в райотделе. Он ведь в курсе, что ты должна определить этих орлов в «обезьянник»?
        - В курсе! - буркнула я. - Но что ему стоит позвонить в отдел? Не хватало, чтобы он поймал меня на вранье!
        - С каких пор ты боишься Мордахина? Скажи лучше, что западло со мной ехать!
        - Всеволод! - сказала я строго. - С чего вдруг я должна перед тобой отчитываться?
        - Хотя бы потому, что на моей машине едешь и двух отморозков везешь…
        - Ну ты осторожнее! Слова выбирай! - взъерепенился Гришка. - Какие мы отморозки? Мы что, убили кого или ограбили?
        - Так лучше б ограбили! - в сердцах произнес Сева и резко вывернул руль, объезжая стадо коров, возникшее на дороге. - Тогда б за вами «воронок» прислали!
        - Между прочим, я не просила везти их в город, - пришел мой черед подняться на дыбы. - Сам вызвался!
        - А кто б тебя, дуреху, повез? - добродушно усмехнулся Сева. - Свадьба в разгаре, все - пьяные в дымину. Или Мордахин твой разлюбезный?
        - Всеволод, - произнесла я сквозь зубы, - останови машину! Как-нибудь сама справлюсь!
        Сева язвительно хмыкнул, но машину не остановил.
        - Мария, - тихо сказал Сашка, - не глупи! Не хватало, чтоб ты нас под конвоем вела. Позору не оберешься!
        - О позоре нужно было думать, когда глаза водкой заливал, - парировала я.
        - Пешком не пойду, - подал голос Гришка. - Нога болит.
        - С чего вдруг? - усмехнулся Сева. - Отсидел, что ли?
        - Куда там! - оживился Гришка. - Давеча у тещи с крыльца сходил, а там ступенька гнилая, вот и грохнулся. С той поры нога как не своя, все время подворачивается.
        - Эх, Гриша, Гриша! - преувеличенно тяжело вздохнул Сева. - У тебя по жизни все подворачивается!
        Впереди показалось длинное кирпичное здание, возле которого, несмотря на воскресенье, стояли с пяток автомобилей с синими милицейскими номерами.
        Гришка и Сашка вмиг словно уменьшились в росте и замолчали. А Сева весело воскликнул:
        - Приехали, господа хорошие! Выгружайся! - и посмотрел на меня: - Тебя ждать или как?
        Мне очень хотелось ответить: «Или как!» - потому что я крепко обиделась и за
«дуреху», и за то, что он хоть и впервые, но упрекнул меня своей помощью. На самом деле не было особой нужды везти Гришку и Сашку ночью в город. Они вполне протрезвели бы и в моем чулане, а утром я вызвала бы машину из райотдела. Тут я вспомнила, почему все-таки согласилась на настойчивое Севино предложение и отправилась в райцентр. Ведь даже насущные проблемы, заботы, дела, обязанности, одним словом - ничто не могло заслонить мое желание снова увидеть Бориса.
        Я вздохнула. Очень хотелось, чтобы Сева не понял, как мне тошно, ведь он то и дело бросал на меня взгляд в зеркало над головой. Похоже, за эти годы я научилась владеть собой и безмятежно произнесла:
        - Подожди! Так и быть, встретим твоего комбата!
        - Ну, спасибочки! - Сева прижал руку к сердцу. - С чего вдруг передумала?
        - Неохота попутку ловить, - улыбнулась я в ответ.
        Какой бы Севка ни был заразой, отношения с ним портить не стоит. Все-таки он единственный человек в округе, который никогда не отказывается помочь с машиной. Да и по мелочам сколько раз выручал! От Мордахина ведь не дождешься.
        Сева остановил машину рядом с милицейской стоянкой. Я открыла дверцу и вышла. И тут же увидела Бориса, точнее, Бориса Михайловича Садовникова - начальника уголовного розыска нашего РОВД. Его «Волга» подкатила почти одновременно с «Нивой» и затормозила всего в паре метров. Первым делом Борис открыл дверцу машины и подал руку красивой женщине в светлом костюме. Своей жене. Я закрыла на мгновение глаза, чтобы не видеть эту сцену.
        Верка, Верочка, Верунчик, теперь - Вера Николаевна Садовникова. Когда-то моя самая близкая подруга. А сейчас? Я тряхнула головой, чтобы не произнести слова, которые выкрикнула ей в лицо тогда, двенадцать лет назад, когда узнала об измене Бориса и предательстве подруги.
        Не удостоив меня взглядом, супруги прошествовали в здание РОВД. Да и с какой стати им обращать внимание на простого участкового, тягловую лошадку милиции. Я, конечно, не подала виду, что это меня не на шутку задело. Никто во всем мире не должен знать, что эти двое когда-то сыграли со мной отвратительную шутку. В первую очередь они сами. У них своя жизнь, пусть здравствуют и наслаждаются на всю катушку. У меня - своя. Пусть не слишком счастливая и благополучная, но зато в ладах с собственной совестью.
        Я обдернула куртку, разгладила складку на юбке, провела ладонью по волосам и скомандовала двум помятым личностям, которые переминались с ноги на ногу возле
«Нивы»:
        - Руки за спину и шагом марш в дежурку!
        Сева тоже вышел из машины и, облокотившись на капот, дымил сигаретой. Выглядел он, как всегда, здорово, словно не провел бессонную ночь за рулем автомобиля. Розовощекий, загорелый, косая сажень в плечах…

«Эх, Сева, Сева, - подумала я с тоской. - Знал бы ты…»
        Но мысли свои не озвучила, потому как Севе не положено знать, о чем я подумала. В любом случае я не расскажу ему о своих переживаниях. Даже под самой страшной пыткой не сознаюсь, насколько мне порой одиноко и трудно.
        - Подожди меня, - сказала я мягко и улыбнулась. - Я быстро!
        Севины глаза радостно блеснули. Как мало нужно мужику, который питает к тебе теплые чувства.
        - Да чего там! - расплылся он в ответной улыбке. - Делай свои дела, еще успеем! - И вдруг произнес скороговоркой, не обращая внимания на развесивших уши Сашку и Гришку: - Ты прости меня, а? За «дуреху» и за то, что машиной попрекнул. Мне не жалко, пойми! - Он прижал руку к сердцу. - Только не обижай! И не командуй!
        - Посмотрим, - сказала я и перевела взгляд на своих подопечных. Они уже достигли крыльца и торопливо курили одну сигарету на двоих.
        - Кончай курить! - прикрикнула я на них.
        Сашка, сделав судорожную затяжку, передал окурок Гришке. Тот обжег пальцы и выронил «бычок» на асфальт.
        - Поднять «бычок»! Отправить по назначению! - приказала я.
        Гришка поднял курившийся сизым дымком окурок и с сожалением пульнул его в урну.
        - Мария Владимировна, - он льстиво улыбнулся, - может, решим все полюбовно? Мы вон с Шуриком все осознали. Надо будет, в дружину твою вступим. И с пьянкой, вот те крест, - он быстро перекрестился, - в один миг завяжем!
        Я покачала головой:
        - Мне ваши клятвы уже поперек горла…
        Я не успела сказать все, что полагается в таком случае, так как дверь, возле которой топтались незадачливые герои криминальной сводки, внезапно распахнулась. Из нее вылетел чрезвычайно взволнованный Борис. Должно быть, случилось нечто из ряда вон. На ходу он натянул форменную фуражку, а под кителем я заметила оперативную кобуру. За ним выскочили двое оперативников в таком же возбужденном состоянии. Гришка и Сашка вовремя отпрянули в сторону. Я же слегка запоздала, и коллеги едва не смели меня с крыльца. Летевший последним грубо пихнул меня, выругался сквозь зубы и на рысях ломанулся к служебной машине, подкатившей к
«Волге».
        Я пошатнулась, ухватилась за перила и оглянулась. Садовников в эту минуту вылез из своего автомобиля и что-то быстро говорил выбежавшим вслед за ним операм. Они успели забраться во вторую машину и, высунув головы в окна, с нетерпением выслушивали инструктаж начальства. Скорее всего, я права: в воскресенье почти весь состав нашего уголовного розыска редко переводят в боевую готовность. Разве уж какое ЧП.
        То ли почувствовав мой взгляд, то ли по какой другой причине, Борис глянул в сторону РОВД. Понятное дело, он сразу определил, что я уставилась на него. В его глазах промелькнуло недовольство. Он скривился, точно я поймала его на чем-то нехорошем, и нырнул в «Волгу».
        Настроение снова испортилось. И с какого перепуга мне вздумалось глазеть. Теперь будет думать, что я специально путаюсь под ногами, а у меня и в мыслях нет. Наоборот, постоянно борюсь с желанием увидеть его.
        На долю секунды мне стало неприятно, что мой вид вызывает у него отвращение. Будь мы один на один, я бы нашлась, что сказать. Но такой случай вряд ли представится, поэтому я молча проглотила обиду и открыла дверь, пропустив вперед Сашку и Гришку. Правда, переступив порог, с трудом перевела дыхание: оказывается, поймав взгляд Бориса, я забыла, что нужно дышать. От неожиданности всякое бывает.
        Когда-то, юная и наивная, я мечтала полюбить героя. Борька подходил по всем статьям: красавец, спортсмен, за словом в карман не лезет… И все было прекрасно, пока на горизонте не появилась Веруня, с которой мы дружили с первого класса. Уверенная, пробивная, победительница по жизни… Она сразу ухватила Садовникова за хобот, да так, что он и пикнуть забыл.
        Возможно, женись он на ком-то другом, я бы не столь болезненно пережила расставание. И не занесла бы его в список негодяев, где он останется до конца и после. Теперь все мужчины для меня либо негодяи, либо ничтожества. Лучше негодяй, чем ничтожество: он хотя бы более предсказуем. Правда, эта точка зрения не блещет оптимизмом. Если все так плохо, зачем любить? Страдать, мучиться, реветь в подушку? Ни один мужик не стоит таких переживаний. Никого не любить - никого не прощать… И расставаться не придется! Разве так не проще жить?
        Взгляд Бориса продолжал преследовать меня. Все же я не безразлична Садовникову. И хотя тут явно не любовь, не признательность, но ведь что-то он испытывает? Значит, не равнодушен, значит, обеспокоен!

«Шалишь, Боря, - подумала я со злорадством. - Все ты помнишь, милый мой! Все до капельки!»
        И на этой жизнерадостной ноте подошла к окошку «Дежурной части».


        Глава 3
        На самом деле мне хватило двадцати минут, чтобы сдать горемык в кутузку. Честно сказать, я не ставила себе цель отправить хулиганов за решетку. У того и другого куча детей - мал-мала меньше. Жены по этой причине не работают. Водворение буянов на нары пусть и избавит их семьи от пьяных дебошей, но временно, а вот на семейном бюджете это скажется непременно. Сашка и Гришка трудились в местном лесхозе и деньги на лесоповале зарабатывали хорошие.
        Впрочем, я не слишком забивала голову подобными рассуждениями. «Виновен? Понеси наказание, чтобы другим неповадно было! Не создавай своим близким и друзьям головную боль, отвечай за свои поступки, живи по совести и не завидуй. От зависти все болезни, несчастья и преступления». Бабушкины слова я запомнила навечно. Они для меня сродни библейским заповедям, и я стараюсь выполнять их неукоснительно. Хотя понимаю, что, по большому счету, все мои беды как раз от упрямства и нежелания действовать в обход неприятностей.
        Я взглянула в зеркало, сообщила самой себе, что жизнь прекрасна, несмотря на разбитую губу, и постаралась сделать все, чтобы изгнать из памяти образ счастливой семейной пары. Наверное, от этого мое настроение улучшилось. Возможно, повлияло и то, что после недели проливных дождей небо наконец-то очистилось от туч, солнце сияло, будто в первый день Творения, и до конца лета так же далеко, как до гор, синевших на горизонте.
        - Едем? - деловито поинтересовался Всеволод и открыл дверцу машины.
        Я отметила, что теперь мне предстоит ехать на заднем сиденье, но вслух ничего не сказала, тем более что преимущество очевидно: можно вздремнуть, а Сева не будет досаждать разговорами. Судя по его счастливой физиономии, он весь в предвкушении встречи со своим бывшим командиром. Странное дело, наверняка во время службы крыл
«батяню» последними словами, да и тот, скорее всего, ему немало крови попортил. А вот приезжает, и Сева радуется, словно пацан первому в жизни свиданию.
        Помнится, бабушка говорила, что самые благодарные ученики получаются как раз из отпетых двоечников и хулиганов. Не знаю, насколько это верно. Возможно, бабушка слегка лукавила. На самом деле ее обожали все ученики, без исключения, хотя она никогда и никому не делала поблажек, не заигрывала, не лебезила, была строгой и требовательной учительницей. Строгой, но справедливой. А справедливость всегда ценится высоко и помнится долго.
        У нее училась добрая половина нашего села и даже дети из Безенкуля, где жили одни староверы. Они - люди строптивые, и если отдали детей в мирскую школу, значит, безгранично доверяли учительнице.
        Вспомнив бабушку, я чуть не всплакнула. Полтора года прошло, как ее не стало. Теперь у меня во всем белом свете нет никого, кому я могла бы пожаловаться на отдельные печальные обстоятельства или обсудить проблемы, которые нельзя развести одним движением руки. Но я борюсь, бьюсь, сражаюсь, иногда побеждаю, иногда нет, и тогда я лишь отражаю нападение, чтобы не погрязнуть с головой.
        Подруг у меня нет, среди сослуживцев - большей частью мужчины, а те женщины, что имеются, старше меня лет на десять. Все они дамы семейные, затурканные нелегкой милицейской службой, детьми, мужьями и прочими родственниками.
        Одна ровесница есть - Верочка Садовникова. Я недовольно поморщилась. Ведь это моя самая большая проблема.
        Иногда мне кажется, что Борис намеренно перевелся в наш РОВД. Понимаю, что это ерунда. Он ни сном, ни духом не ведал, что я служу в милиции. В городе я работала в школе, учительницей начальных классов, и даже в дурном сне не могла представить, что сменю буквари и тетрадки на форму милиционера, да не какого-нибудь, а участкового уполномоченного, в чьем попечении находится территория, равная двум Бельгиям (или Голландиям).
        - Маша, - голос Севы прервал мои мысли, - я у магазина приторможу. - И выразительно щелкнул себя по горлу: - Встречу с командиром полагается обмыть!
        - Тормози, - ответила я. - Мог бы не спрашивать!
        - Марья, - Сева укоризненно покачал головой, - что ты по всякому поводу огрызаешься? Понятное дело, не выспалась. Но на людях зачем дурное настроение срываешь?
        - Ты меня в дурном настроении еще не видел, - пробурчала я в ответ.
        - Прямо! Только при командире, прошу тебя, не опускай меня ниже плинтуса, а?
        - Слушай, иди уже! - рассердилась я, потому что «Нива» на полном ходу чуть не врезалась в крыльцо районного магазина, а какая-то бабуся резво отскочила в сторону и погрозила нам сухоньким кулачком.
        Сева вышел. С минуту я наблюдала, как старушка вправляет ему мозги, а Сева покорно кивает головой, и закрыла глаза. Тихо играла музыка. Нежная, чистая мелодия… Такая грустная, что у меня невольно сжалось сердце. Зачем я опять сорвалась, нагрубила Севе вместо благодарности, что он всю ночь не спал, помогал мне?
        Я вздохнула. Что-то изменилось в моем характере за последние годы, и - самое печальное - в худшую сторону. Конечно, мне не хотелось связывать это со службой. Сильный отпечаток в душе оставили измена Бориса и смерть бабушки. И все-таки жизнь идет своим чередом, а горькие потери совсем не повод превращаться в злобную фурию. Умом я все понимала, но как переломить себя, как пересилить? Как забыть?
        В душе что-то хрустнуло и разбилось, будто старая ваза, в черепки. Как же мне муторно! Сева точно заметил - все от усталости. В последнее время я почти не отдыхала. Хорошо хоть в школе начались каникулы, а то бы у меня окончательно снесло крышу. Если в будущем году районо не найдет учителя в нашу малокомплектную школу, мне снова придется вести уроки параллельно со службой в милиции. А это головная боль, причем сильнейшая! Ко всему прочему раз в неделю нужно непременно выкроить день, чтобы съездить на метеостанцию. У тамошнего начальника сын болен церебральным параличом и не может посещать занятия. В будние дни я частенько занята сутки напролет, поэтому навещаю мальчика по выходным.
        Конечно, я могу отказаться, и когда-нибудь это придется сделать, но кто будет учить ребят? А их пятнадцать человек, да осенью добавятся четыре первоклассника. Если школу закроют, до ближайшей - три десятка километров по глухой тайге. Как детям до нее добираться, уму непостижимо, особенно зимой, когда зарядят морозы и задуют ледяные ветры.
        Учителя к нам не едут. Что им делать в глухомани? Молодежи у нас мало, клуб не работает, медпункт держится на фельдшере Евдокимыче, которому пошел седьмой десяток. Порой для него самого приходится вызывать неотложку из райцентра. А она зачастую не может к нам пробиться то из-за дождей, то из-за снегопадов. Вот и лечится народ доступными средствами: медом да травами, а в большинстве случаев самогоном и водкой. И бабы, бывало, дома рожали, а мне приходилось выступать в роли повитухи. Правда, под присмотром Евдокимыча. У него воспалились суставы, так он советовал мне, что да как, а я принимала роды. Ничего, справилась, хоть и страху натерпелась. Зато по селу уже двое пацанят бегают, крестники мои, получается.
        Хлопнула дверца машины.
        - Ну, все, затарился! - бодро сообщил Сева.
        Я не открыла глаза и не ответила.
        - Спишь, что ли? - опять подал голос Сева.
        - Теперь не сплю, - ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком сердито.
        - Ложись на сиденье. Я тебя курткой прикрою, - не отставал Сева.
        Делать нечего, пришлось открыть глаза.
        - Ага, сейчас. Командир твой в машину сядет, а там баба на заднем сиденье валяется.
        - Вот если б ты голая валялась, - захихикал Сева.
        - Кто о чем, а вшивый о бане, - все же не сдержалась я. - В форме я ложиться не буду.
        - Как знаешь, - ответил Сева и включил мотор. - Тебе не угодишь!
        Я хотела ответить, что и не надо, но подумала, что этим вызову новую словесную перепалку, и промолчала.
        Сева одной рукой передал мне джинсовую куртку.
        - Вижу ведь, продрогла!
        Я улыбнулась в ответ на его быстрый взгляд в зеркальце и накинула куртку на плечи.
        - Спасибо, Сева, - сказала я проникновенно, - ты - настоящий друг!
        Сева расплылся в ответной улыбке.
        - Почему ты редко улыбаешься? - спросил он. - Такая девушка красивая, а как форму натянешь, сам не знаю, в кого превращаешься.
        - Оставь, Сева, - сказала я тихо. - Я прекрасно знаю, в кого. В змею подколодную, в стерву. Ты это имел в виду?
        - Маша, - снова посмотрел в зеркало Сева, - ты ведь знаешь, я так не думаю. Только обидно, со всеми ты лучше некуда, даже с этими поганцами, что машину чуть не заблевали, а со мной точно с врагом заклятым! Что я, рылом не вышел? Не пью, не гуляю, все в дом, все в дом… Жила б за мной, как за каменной стеной. Будто Марья-царевна!
        - Сева, давай не будем! Зачем воду в ступе толочь? Не собираюсь я замуж.
        - Не собираешься! - скривился Сева. - А если соберешься? За кого пойдешь?
        Все мои благие намерения не грубить Севе вмиг улетучились. Кто ж его просил затевать этот разговор?
        - Не твоя забота, Сева! О себе подумай! Вон сколько девок незамужних. Только свистни!
        - И свистну! - с досадой произнес Сева и резко вывернул руль, отчего я чуть не врезалась головой в боковое стекло. - И женюсь!
        - На здоровье! - буркнула я. - Буду очень рада!
        - Ну и дура! - рявкнул Сева и выругался: прямо из-под колес метнулась рыжая дворняга и залилась вслед пронзительным лаем.
        - Может, и дура! - согласилась я. - Ты прав, за тобой, как за каменной стеной… Молодая жена оценит!
        - Так в чем дело? - воскликнул Сева. - Хоть сегодня ко мне переезжай! Там и свадьбу сыграем. Все честь по чести!
        - Нет, Сева, не получится, - я виновато улыбнулась в ответ на его взгляд. - Не трать время. Женись и думать обо мне забудь!
        - Тебя забудешь, как же! - насупился Сева. - Я ж в тебя еще в десятом классе втрескался. Из армии письма писал, только не отправлял. Знал ведь, все равно не ответишь. Фотокарточка твоя у меня в казарме на стенке висела.
        - Откуда? - поразилась я. - Я тебе ничего не дарила.
        - Так я у подружки твоей выпросил, у Верки.
        - У Верки? - опешила я. - Она мне даже не сказала.
        - Это я попросил, чтоб не говорила, - самодовольно усмехнулся Сева. - Я ведь тебя жутко стеснялся. Ты такая была… - Он повертел пальцами перед лицом. - Красивая, недоступная, на парней совсем не смотрела. Правда, и сейчас не смотришь… - вздохнул он и тут же хитро: - С Веркой поругалась, или как? Признавайся, что не поделили? Или кого?
        - Отвяжись, а? - попросила я с надеждой. - Что ты в мои дела нос суешь?
        - Да, бог с ней, с Веркой, - Сева подмигнул мне и снова ухмыльнулся: - Мужика она себе видного отхватила. Кто бы сомневался! Верка что схватит, то не выпустит! Пять копеек вход, рубль - выход! А комбат тогда твою фотку увидел и говорит: «Ишь, глазастая! Из таких, Всеволод, настоящие боевые подруги получаются».
        - Он еще и психолог, твой комбат? - я решила перевести разговор в более нейтральное русло.
        - Не ехидничай, - отрезал Сева. - Комбат мой мужик с понятиями, ему и тридцати не было, когда батальоном командовал.
        - Сейчас, наверно, уже генерал, - улыбнулась я. - С чего его в нашу глушь потянуло?
        - Генерал не генерал, а полковника точно получил. Ему досрочно майора дали. Правда, я уже дембельнулся к тому времени. Они группу боевиков в Дагестане обезвредили. Те хотели то ли школу, то ли клуб во время выборов взорвать.
        - Герой твой батяня, - сказала я искренне. - Вот таких мужиков я уважаю.
        - Спасибо на добром слове! - сверкнул глазами Сева и сообщил: - Приехали!
        Впереди показалось низкое беленое здание станции. Сева посмотрел на часы.
        - Минут пятнадцать до поезда. Я побежал.
        - Беги, - кивнула я. - Только машину закрой. Я прогуляюсь за сигаретами.
        - Не могла сказать, когда я в магазин заезжал? - Сева посмотрел на меня с осуждением. - Вечно все не по-людски!
        - На пачку сигарет я заработала, - сказала я и вышла из машины.
        Сева что-то буркнул под нос и тоже покинул машину. Заметно было, что он рассердился. Ничего страшного, не могла же я сказать ему, что помимо сигарет и желания подышать свежим воздухом у женщин бывают другие потребности?! Обратный путь был не близким. Не тормозить же мне машину среди тайги и бежать в кусты на глазах у мужиков?
        Мы разошлись в разные стороны. Сева чуть ли не вприпрыжку помчался к станции, а я - в сторону привокзального кафе, где имелся туалет для посетителей.


        Глава 4
        Я вернулась к машине в тот момент, когда пассажирский состав прибыл на станцию. Здание вокзала и деревья мешали рассмотреть, что происходит на перроне. Я присела на лавочку под огромным тополем и закурила. Давненько я не позволяла себе так безмятежно взирать на происходившее вокруг. Солнце изрядно припекало, громко чирикали и дрались из-за яблочного огрызка воробьи. На небольшом привокзальном рынке дремали торговки картошкой, огурцами и местным варенцом с такой толстой корочкой, что трудно пробить ложкой. Вспомнив о варенце, я сглотнула голодную слюну. Почему мне даже в голову не пришло перекусить в кафе? Впрочем, вовремя поесть я и дома частенько забывала. Обычно поднимаюсь с первыми петухами, остатки сна разгоняю чашкой крепкого кофе. А дальше как повезет. Бывало, к вечеру начинаю валиться с ног от усталости и понимаю, что, кроме кофе, ничего во рту не держала. И сейчас у меня засосало под ложечкой, только никуда тащиться страсть как не хотелось.
        В крошечном скверике, усыпанном одуванчиками, бомжи сортировали стеклянные бутылки; мимо пробежала стайка хохочущих девчонок; прошел носильщик, толкая тележку, заполненную доверху огромными клетчатыми сумками. «Челночник какой-то из рейса вернулся», - подумала я лениво, приоткрыв на стук колес один глаз. Затем зевнула, подумав, не снять ли куртку. Но представила, во что превратилась форменная рубаха, и отказалась от этой мысли.
        Мимо туда-сюда сновали люди. Пожилые женщины с плетеными сумками, забитыми домашней снедью, спешили к перрону, там они приторговывали по прибытии проходящих поездов. Мужчины же вооружались бутылками пива и, как я, прохлаждались под сенью деревьев или в том же скверике, обеспечивая бомжей постоянной добычей. Понятное дело, вчера была суббота, банный день, пришла пора опохмелиться. Не обремененная школьными заботами детвора гоняла мяч на пыльной лужайке, оглашая воздух звонкими криками. На соседней лавочке устроилась юная парочка влюбленных.
        Я вспомнила себя в тот момент, когда мне сообщили, что Борис женится на Верочке Харламовой. Нет, лучше не вспоминать! Хотя я себя не числила в записных красавицах, но то, что тогда смотрело на меня из зеркала, выглядело «страшно, как моя жизнь!» - так выразилась наша с Верочкой квартирная хозяйка.
        Теперь я понимаю, почему она ходила за мной по пятам, досаждая вниманием и заботой. Видно, думала, что я руки на себя наложу. Или, наоборот, прикончу сладкую парочку. Но даже тогда, когда жизнь окрасилась в черный цвет, я не помышляла о самоубийстве. В жизни у меня оставался самый дорогой для меня человек - больной и почти беспомощный, моя бабуля, ради которой я смогла бы перенести и не такие потери.
        Тут мое внимание привлекли два мужика - невысоких, но крепких, явно не здешних. На вид прилично за тридцать, но густая щетина на щеках всегда прибавляет возраст. Одеты по-походному, в камуфляжной расцветки куртки и штаны. На голове одного - старая армейская панама. Второй - без головного убора, но из кармана куртки выглядывал козырек бейсболки. На ногах - крепкие ботинки с высоким берцем и толстой подошвой. За спинами - большие станковые рюкзаки.
        Туристы как туристы, но что-то заставило меня насторожиться. И не только потому, что они присели на лавочку, которую недавно занимали влюбленные. Мне не понравился взгляд одного из них - быстрый и цепкий, откровенно недружелюбный и подозрительный. Скользнул и ушел в сторону. Я почувствовала тревогу, хотя к туристам всегда испытываю симпатию: добродушный и веселый народ редко нарушал общественный порядок. Разве что песни погорланят на перроне перед отправлением поезда или палатки свои разложат для просушки в скверике. Но это сущие пустяки по сравнению с бродягами или цыганами, которые исправно разбивают свой табор на окраине райцентра.
        Парни с рюкзаками ни к бродягам, ни к цыганам не принадлежали, но и туристами не были. Охотники у нас в это время не появляются, весенний сезон уже закрыт, до осеннего - два с лишним месяца. На рыбаков, у которых обычно приторочены удочки к рюкзакам, они тоже мало смахивали. Может, геологи или топографы? Но те небольшими группами и без своих инструментов тоже не появлялись.
        Пока я строила умозаключения, парни перебросились несколькими фразами, какими именно, я не расслышала. Затем один вскочил на ноги, настиг шуструю бабусю с кошелкой и принялся ее о чем-то расспрашивать. Я старалась не разглядывать их впрямую, но краем глаза заметила, что из-под куртки у второго торчат ножны. Это хороший повод проверить документы, в том числе и на нож, который явно не тянет на перочинный.
        Но меня разморило на солнце, было лень двигаться, а мои подозрения наверняка не имели под собой никаких оснований. Я решила оставить парней без внимания. Подхватив рюкзаки, они двинулись к автобусной станции. Я проводила их взглядом. Привычка - вторая натура. Беспокойство не отпускало. Наверно, следовало узнать, куда они направляются. Понятно, они в наших краях впервые, иначе не стали бы расспрашивать старушку, откуда отходят автобусы. Нормальные люди в первую очередь обращаются с вопросами к сотрудникам милиции. Я сидела на соседней скамейке, но они предпочли меня проигнорировать. Неужели и вправду опасались?

«Нет, все-таки нужно проверить у них документы или, по крайней мере, сообщить патрульным, чтобы присмотрелись к этим типам», - подумала я с неохотой, проклиная в душе собственную верность служебному долгу.
        Я поднялась на ноги и тут же - о спасение! - в двух шагах заметила Севу в компании высокого мужчины, одетого по той же схеме, что и смутившие меня «туристы». И тоже с рюкзаком, но только меньших размеров. Сева нес солидных размеров спортивную сумку и чехол, похоже, с удочками. Из чего я сделала вывод, что комбат приехал в наши края надолго.
        - Маша, - Сева сиял от счастья, - знакомься, Олег Матвеевич, мой командир. - И перевел свой взгляд на гостя. - А это Маша, о которой я вам рассказывал.

«И что же ты успел рассказать?» - подумала я и подала руку Олегу Матвеевичу.
        - Очень приятно! Мария Лазарева, капитан милиции, - сказала я. - Добро пожаловать.
        - Вижу, вижу, что капитан, - улыбнулся бывший Севин комбат. - Просто очаровательный капитан!
        Зубы у него были ровными и белыми-белыми, точь-в-точь как у звезды Голливуда. И сам он оказался симпатичным мужчиной средних лет с короткой стрижкой. Этакий крепыш в выцветшей армейской форме со споротыми нашивками. Из-под куртки у него выглядывала новая тельняшка, рукава же были закатаны, и я разглядела на правой руке, чуть ниже локтя, рубец - след от недавно зажившей раны. И загар отнюдь не пляжный, такой встречается у мужиков, которые долго работают на открытом воздухе. Впрочем, не удивительно, если учесть, в каких войсках он служил.
        - Олег Замятин, - он крепко пожал мне руку, но не так, чтобы свело пальцы, как от Севиного рукопожатия.
        Ладонь у него была сухой, теплой, с твердыми бугорками мозолей.
        - На рыбалку к нам вырвались? - вежливо поинтересовалась я и кивнула на вещи, которые Сева принялся укладывать в багажник. - Сейчас на ловлю рыбы установлены ограничения. На ценную нужна лицензия, а летом охотиться вообще запрещено. Смотри, Сева, если потащишь гостя в горы без лицензии…
        - Ну вот, - снова расплылся в улыбке Замятин, - не успел приехать, а меня уже в чем-то подозревают. Или был прецедент, Всеволод?
        - Ничего не было, - проворчал Сева. - Просто Марии по службе положено профилактику среди населения проводить.
        - Строгая у тебя девушка!
        Замятин скользнул по мне взглядом, профессионально цепким и оценивающим. Мне не привыкать. У нас у каждого сотрудника, даже у тыловиков, взгляд цепкий и оценивающий. Но почему у меня задрожали коленки, а сердце ухнуло куда-то в область желудка?
        По-всякому на меня смотрели: чаще с ненавистью, реже с любовью, кто-то с отчаянием, кто-то с мольбой… Ни от одного взгляда я не терялась, а тут вдруг поняла, что не знаю, как ответить, хотя мне совсем не понравилось замечание про
«твою девушку». Ну, еще будет время обсудить этот вопрос с Севой. Поэтому я промолчала и, воспользовавшись тем, что он открыл машину, скользнула на заднее сиденье.
        - Рассказывай, - сказал Замятин, переключившись на Севу, как только «Нива» тронулась с места. - Чем занимаешься? Институт, надеюсь, окончил?
        - Да как вам сказать… - Сева почесал затылок. - С институтом не получилось, а вот техникум осилил. Торговый. Свое дело открыл, три магазина, кафе… На жизнь не жалуюсь!
        - А что ж до сих пор не женился?
        Замятин сидел вполоборота и, разговаривая с Севой, то и дело поглядывал на меня и улыбался.
        - Вон какая Маша у тебя красавица, а ты волынку тянешь! Смотри, уведут!
        - Не уведут, потому что я не его девушка, - сказала я сухо, чтобы закрыть неприятную мне тему. - Всеволод командует народной дружиной. Хорошо со своими обязанностями справляется, на этом наши отношения и строятся.
        - Ого! - изумился Замятин. - Значит, я ошибся. Прошу прощения! - глаза его сверкнули, и он обратил свой взгляд на Севу. - Чего теряешься?
        - Не идет Марья за меня, Олег Матвеевич!
        Сева не повернул головы, но по тому, как напряглась его спина, я поняла, что ему тоже неприятен этот разговор.
        - Хоть убейте, не пойму, что ей надо, - продолжал Сева. - Все принца ждет на белом лимузине. Только лимузины в наши дебри не пробьются. К нам лучше на вертолете, в крайнем случае, на тракторе. Хоть какая-то гарантия, что в грязи не потонет.
        - Сева, оставь, - попросила я и обратилась к Замятину, чтобы переключить его внимание: - Надолго к нам?
        - Время покажет, - пожал он плечами. - Да и погода, само собой. В принципе, я не спешу. На пенсию меня списали, так что теперь я сам себе хозяин-барин. Поживу здесь, дух переведу, а потом посмотрим, что дальше делать, чем заниматься…
        - Как списали? - вмешался Сева. - Какая пенсия? Вы ж свое не отслужили! И пенсия, наверно, с гулькин шиш?
        - Мне много не надо, - усмехнулся Замятин. - Я ведь один как перст. Жена ноги сделала, когда узнала, что генеральские погоны мне не светят. Детей мы так и не успели родить. Я все больше по командировкам. «Горячие точки», то да се. А ей что прикажете делать? Куковать по общежитиям? Я ее не осуждаю. Молодость проходит, а ей ребенка хочется. Жаль, что не от меня, но что поделаешь, если судьба так распорядилась.
        - Это у вас удочки в чехле? - влезла я. - Не карабин?
        - Не, - серьезно ответил Замятин. - Предъявить?
        - Не нужно, - сказала я.
        - А чего тогда докапываешься? - Сева бросил на меня сердитый взгляд в свое зеркальце и пояснил Замятину: - Натура у нее такая, беспокойная! Мало ей на участке забот, в ночь-полночь поднимают, так еще в школе уроки ведет…
        Замятин окончательно развернулся в мою сторону.
        - Радоваться надо, что девушка энергичная, - он с веселым удивлением посмотрел мне в глаза, отчего мурашки пробежали по коже, а кончики пальцев похолодели. - А ты, смотрю, ее осуждаешь!
        - Ее б энергию да в мирных целях! - проворчал Сева. - Чтобы не надрывалась! Я ей говорю: «Успокойся!» - а она свое гнет. На кого только похожа стала!
        В его голосе проскользнула жалобная нотка, чего за Севой отродясь не водилось. Видно, я впрямь довела его до ручки, если он решил поплакаться в жилетку своему командиру. Я подумала, что у Севы, как и у меня, нет никого на свете, кому бы он мог излить душу. Только мне совсем не хотелось, чтобы это происходило в моем присутствии.
        - Сева, я тебе случайно не мешаю? - спросила я, стараясь не смотреть на Замятина. - Тебе нужно пожаловаться на судьбу?
        Сева сердито хмыкнул, а Замятин прищурился и пожал плечами, но промолчал. Я демонстративно закрыла глаза и сделала вид, что задремала. Пусть болтают о чем угодно, а меня оставят в покое!
        Моим попутчикам, кажется, расхотелось разговаривать. Изредка они перебрасывались словами, но они касались в основном ходовых качеств машины и дороги, которая при дневном свете выглядела во сто крат более грязной и разбитой, чем ночью.
        Я изо всех сил старалась задремать. Машину немилосердно трясло и подбрасывало на ухабах. Пару раз она принималась буксовать, отчего грязь разлеталась веером, покрыв стекла густым налетом. Теперь невозможно разглядеть, где мы находимся, хотя дорогу я знаю как свои пять пальцев.
        На третий раз «Нива» увязла основательно. Мотор надсадно ревел, грязь фонтанировала, Сева хрипло ругался, но все впустую. Наконец мужчины выбрались наружу, оставив меня в салоне наблюдать за их попытками вызволить машину.
        Я приоткрыла дверцу и выглянула наружу. Сева с топором в руках направлялся к зарослям, затянувшим обочину дороги, а Замятин, присев на корточки, заглядывал под колеса. Его ботинки были густо забрызганы грязью, штаны тоже перепачканы в глине. На секунду я пожалела его. Наверняка комбат не рассчитывал на такие приключения. Но жалость вспыхнула и столь же быстро исчезла. С какой стати? Здоровый мужик, с головой на плечах. Надо хорошенько подумать, прежде чем забираться в медвежий угол!
        Сева возился в кустах, кряхтел и ругался, вырубая ветки. Машина одним боком завалилась в оставленную лесовозами глубокую колею, до краев заполненную желтой вязкой жижей вперемешку с кусками коры и крошевом веток.
        Замятин заметил, что я выглядываю из машины, и поднялся на ноги.
        - Осторожнее, - предупредил он. - Мы уж как-нибудь сами управимся.
        - Машину придется толкать, - сказала я строго. - Я переберусь на место водителя. Отвернитесь, а то я в юбке.
        Замятин удивленно приподнял одну бровь. Только теперь я заметила, что ее перечеркнул тонкий, как ниточка, шрам.
        - Я отвернусь, - сказал он, - хотя сквозь стекла все равно ничего не видно. - И улыбнулся.
        Я захлопнула дверцу, а затем задрала повыше юбку и перелезла на место Севы. Замятин направился к нему навстречу, чтобы помочь справиться с мокрой, в клочьях лишайника лесиной, которую тот, чертыхаясь, тащил на плече.
        Мужчины поднесли ее к луже. Лесина оказалась слишком длинной и сучковатой, и они какое-то время тщетно пытались затолкать ее под колеса. Наконец Сева взялся за топор, пытаясь отрубить верхушку. Он перемазался с головы до ног, но уже не обращал на это никакого внимания. Замятину тоже досталось. Лицо его вспотело и покрылось грязными разводами.
        Лезвие топора отскакивало от мокрой древесины, как мячик.
        - Ну, паскуда! - в сердцах ругнулся Сева и оттолкнул ногой лесину. - Листвяг попался. Надо что-то другое поискать.
        - Наруби лапника, - посоветовала я из машины.
        - Где тот лапник, а где я, - с досадой отозвался Сева. - Гляди, тут до макушек все ободрали. Самое гиблое место - Глухая Падь. И хворост весь подобрали. Да, дорога, - почесал он в затылке, - видно, дьявол ее мостил за грехи наши тяжкие!
        - Как же мы ночью эту яму проехали? - спросила я с недоумением. - Даже не заметили.
        - После нас тут лесовозы прошли, - раздраженно пояснил Сева. - Разбили все в хлам, чтоб им колеса оторвало!
        - Лес возят? - поинтересовался Замятин.
        - То, что от него осталось, - буркнул Сева. - Москвичи все леспромхозы в округе скупили. Лес валят, что бреют. Заметь, о восстановлении речи не идет, зато все подчистую, вплоть до опилок вывозят. В Китай! И никто им не указ, даже прокуратура. - Он посмотрел на небо и с досадой сплюнул в лужу: - Опять туча заходит, чтоб ей пусто было!
        Я проследила за его взглядом. Туча еще не закрыла солнце, но краем уже зацепила горы. Едва слышно порыкивал гром, мелькали багровые сполохи. Приближалась гроза, в лесу - сущее бедствие. Хорошенькая перспектива попасть в переделку посреди грязной лужи!

«Собираешься в тайгу, одевайся, как в зиму!» - любил повторять мой сосед дед Игнат, по кличке Шихан. Не знаю, откуда пошло это прозвище. Возможно, от слова
«жиган», а то и «шихан» - так у нас называют одинокую гору в тайге. Дед подходил под все эти определения. Сколько помню - а появился он в наших краях, когда мне было лет пять, - все время жил бобылем, и был не только хитрым и удачливым охотником, но и мастером баек на все случаи жизни. И так мастерски их рассказывал, что не поймешь, где правда, а где тебя очень ловко разводят. Правда, при чужих людях обычно помалкивал. В селе его считали нелюдимым, но мы с ним дружили. Шихан по-отечески заботился обо мне, и много ошибок в начале службы я избежала благодаря его наставлениям или, как он говорил, «поучилкам». Вчера пренебрегла его заветами, не прихватила теплую куртку, а на ноги надела не кроссовки, а туфли, пускай на низком каблуке, но все же обувь для тайги не приспособленную.
        Ветер уже раскачивал кроны деревьев, внизу рокотала река, тайга глухо шумела: первый признак того, что скоро зарядит дождь - и надолго!
        - Ничего себе! - воскликнул Замятин и посмотрел на Севу. - Может, в машине отсидимся? А тем временем какой-нибудь грузовик проскочит. Или те же лесовозы вернутся.
        - Ага, как мы проскочили! - Сева сплюнул в лужу, затем наклонился и заглянул в машину. - Жива еще?
        - Твоими молитвами, - вздохнула я.
        Я лучше Замятина понимала, в какую задницу мы попали. Мне снова стало жалко Севиного боевого командира. Но я не подала виду: Олег Матвеевич не похож на человека, который нуждается в жалости, тем более в сочувствии незнакомых женщин.
        Сева протер грязные руки замызганным полотенцем и снова посмотрел на небо.
        - Придется заночевать в тайге, - сказал он решительно. - Здесь неподалеку заимка охотничья. До нее чуть больше километра. В избушке и печурка есть, и запас дровишек какой-никакой. Обсохнем и согреемся, если какой-нибудь чудило дрова не сжег.
        - В лесу без дров не останемся, - бодро заявил Замятин и направился к багажнику.
        - То и говорю: худо-бедно переночуем, а завтра как бог подаст! - изрек Сева и открыл дверцу машины: - Выбирайся, подруга, пока нас не прихватило!
        Он подал мне руку и дернул на себя, не слишком сильно, но я птичкой перелетела на относительно сухое место. Каблуки увязли в сырой почве. Я представила, во что превратятся мои туфли после ходьбы по таежной тропе.
        Видно, мужчины прочитали мои мысли по глазам, потому что переглянулись, а Замятин покачал головой:
        - Вы ж через сотню метров без обуви останетесь.
        - Что ж делать? - спросила я не слишком вежливо. - Развалятся туфли, пойду босиком!
        - Это не выход! - Замятин покосился на Севу. - Сержанта мы разуть не сможем, он нам нужен живым и здоровым, а вот у меня в заначке есть кроссовки и пара теплых носков. Мы вас переобуем, затянем потуже шнурки, авось доковыляете до заимки.
        Он прошелся взглядом по моим ногам:
        - Надеюсь, вы их не потеряете?
        - Если я в них не утону, - огрызнулась я, потому что мне не нравилось, когда меня окидывают подобным взглядом. Словно прицениваются. Я понимала, кроссовки - лучший выход из положения. Но, если судить по ботинкам Замятина, они размеров этак на шесть больше той обуви, которую я обычно носила.
        Замятин извлек из багажника свой рюкзак, следом - сумку и чехол с удочками. Сева вытащил два огромных пакета с провизией и бутылками.
        - Как знал, закупился по самую макушку! - сказал он весело. - Жалко, что не дома ваш приезд отметим. Там и шашлычки замастырить можно, и ушицу по-сибирски. Но ведь не в последний раз посидим?
        - Конечно, не в последний, - рассмеялся Замятин. - Погощу у тебя с месячишко, не внапряг?
        Он снизу вверх посмотрел на Севу - в этот момент затягивал мне шнурки на кроссовках. Толстые шерстяные носки доходили мне до колен. Вид еще тот! Но кроссовки, бесспорно, удобнее в условиях бездорожья, чем туфли. Да и ногам теплее, а то я совсем продрогла в тонких колготках. Ветер насквозь продувал мою форменную тужурку, и я невольно поежилась.
        Замятин вмиг накинул на меня офицерскую куртку. Он только на мгновение задержал руки у меня на груди, затягивая «молнию», но я заметила, как напрягся Сева. Взгляд его помрачнел, и он отвел его в сторону.

«А ты ревнивец, оказывается?» - подумала я. Хотя какое мне дело до его ревности?
        Замятин закинул сумку на одно плечо, рюкзак - на другое, взял в руки чехол с удочками. Сева захлопнул дверцу машины и подхватил пакеты с продуктами.
        - Давай помогу, - предложила я.
        - Иди уже, - проворчал он, - а то как бы тебя нести не пришлось.
        - Не беспокойся! Уж как-нибудь продержусь! - ответила я с вызовом.
        Сева спорить не стал и двинулся к опушке, обогнув нас с Замятиным. Я молча протянула руку к чехлу с удочками. Замятин, также молча, улыбнулся и отдал его мне. И мы вслед за Севой вступили на едва заметную в траве тропинку.


        Глава 5
        Поначалу я пару раз запнулась и столько же поскользнулась, и всякий раз Замятин успевал подхватить меня под локоть. Но затем приноровилась к чужой обуви и двигалась уже без посторонней помощи. Сева шел первым, быстро, не оглядываясь. Тропа то уходила вниз, то круто взбегала вверх. Постоянно приходилось огибать лужи, россыпи камней, особенно трудно было сладить с корнями деревьев. Мои ноги путались в них и скользили. А еще мешал свежий валежник - результат недавней бури, промчавшейся над тайгой. В одном месте его набросало так густо, что Севе пришлось взяться за топор, чтобы расчистить дорогу. Все это замедляло движение. Путь, который мы могли пройти за полчаса, растянулся на час, а заимка все не показывалась и не показывалась.
        Мне очень хотелось узнать у Севы, не ошибся ли он? Но помалкивала, понимая, что ему и так нелегко. Тяжелые пакеты оттягивали руки, к тому же ему приходилось орудовать топором, и я не хотела напрасно отвлекать его внимание. Вдобавок он то и дело останавливался, отчего я никак не могла поймать ритм ходьбы. Кроссовки плохо слушались, колени ныли от напряжения. В конце концов я запнулась за сучок, потеряла равновесие и едва не растянулась на тропе.
        - Дайте руку, - сказал мне Замятин. - Только сначала надену рюкзак, а то все плечо оттянул.
        Мы остановились. Пока он управлялся с рюкзаком, я перевела дух и огляделась. Глухая тайга расстилалась вокруг. Сама тропа больше напоминала звериную: я не заметила следов человека, кроме наших, естественно.
        - Я готов, - сообщил Замятин.
        Лицо его покраснело, на лбу выступили капельки пота. Нелегко дались Севиному командиру таежные километры, но он бодро улыбнулся и взял меня за руку. Его пальцы сжали мою ладонь, крепко, но не больно, опять же в отличие от Севы, который не прочь продемонстрировать дурную силушку. После его рукопожатий я долго трясу рукой и ругаюсь, а Сева хохочет, отчего я злюсь еще больше.
        Тропа вильнула вправо, и Сева оглянулся.
        - Уже близко! - крикнул он. - Дальше будет легче! - Взгляд его был не слишком любезным, отчего Замятин хмыкнул и отпустил мою руку.
        - Давайте понесем вашу сумку за ручки, - предложила я, - а то она все время сползает у вас с плеча.
        - Ну уж нет, - покачал головой Замятин. - Хватит с вас удочек!
        - Что вы там застряли? - окликнул нас Сева.
        Оказывается, за разговором мы не заметили, что снова замедлили шаг.
        - Вон уже избушка видна! - снова прокричал Сева.
        В этот миг блеснула молния, за ней другая, почти в то же мгновение оглушительно ударил гром.
        - Быстрее! - истошно завопил Сева и со всех ног бросился по тропе.
        Огромная туча закрыла небо над головой, как одеялом.
        - Бежим! - Замятин снова взял меня за руку, но недостаточно крепко. Я сразу запнулась за камень и рухнула на тропу, пребольно ударив колени. Чехол с удочками отлетел в кусты, я попыталась подняться, поскользнулась снова и непременно свалилась бы в грязь, но Замятин в мгновение ока подхватил меня за талию и привел в вертикальное положение.
        Я посмотрела на ноги. Колготкам - каюк! Огромные дыры красовались на коленях, а сквозь них проглядывали ссадины, которые кровоточили и болели.
        - Боже! - Замятин присел на корточки. - Вас нужно срочно перевязать!
        - Только не здесь! - я попробовала сделать шаг, другой. Жгло как огнем.
        Я скривилась от боли. Замятин исподволь наблюдал за мной, а затем решительно сбросил сумку с плеча.
        - Нет, так не пойдет! - сказал он весело и подхватил меня на руки.
        - Что вы делаете? - завопила я. - Тут близко!
        - Разговорчики в строю! - Замятин расплылся в улыбке.
        Его лицо очутилось совсем близко. Тонкие лучики морщинок проявлялись всякий раз, когда он улыбался, а еще я заметила, что на висках у него пробивается седина.
        - Обнимите меня за шею, - приказал он и отвел взгляд, видно, не понравилось, что я слишком пристально его рассматриваю.
        Я покорно закинула руки ему на плечи. И тут хлынул дождь!
        - Е-мое! - вскрикнул Замятин и припустил в сторону заимки.

«Ничего себе, - подумала я, - он еще и бежит с такой-то ношей!»
        Из-за деревьев показался Сева. Он успел избавиться от пакетов и, натянув на голову джинсовую куртку, спешил нам навстречу. Струи дождя секли, как кнутом, а по лицу Замятина вода бежала ручьем. Я вмиг промокла до нитки. Меня трясло от холода, и я прижалась теснее к его груди.
        - Сумку захвати! - крикнул он на бегу, слегка задыхаясь.
        Сева, подобрав сумку, вскачь помчался за нами. Через минуту мы оказались рядом с избушкой.
        - Что случилось? - догнал нас Сева.
        - Вот, девушка поранилась! - Замятин осторожно поставил меня на крыльцо.
        - У девушки имя есть, - буркнула я и, спохватившись, сменила тон: - Спасибо за помощь, а то ковыляла бы до вечера.
        - Быстро в избушку! - приказал Замятин и смерил меня насмешливым взглядом: - Хороша Маша, да не наша!
        Настроение у меня вмиг испортилось. Я эту присказку не раз слышала от Севы и особо не расстраивалась. А тут меня вдруг зацепило. Я даже стиснула зубы, чтобы не разразиться гневной тирадой в адрес Замятина. С чего вдруг, спрашивается? Какое мне до него дело? Как приехал, так и уедет! Вряд ли наши пути пересекутся в обозримом будущем. Так отчего злюсь? Отчего нервничаю?
        Я взялась за ручку входной двери, но Сева перехватил ее.
        - Постой, - сказал он, - я первым войду! Кто его знает, что там?
        Пригнув голову под низкой притолокой, я шагнула следом. Мы миновали крошечные сени с небольшой поленницей дров и рассохшейся деревянной кадкой и перешагнули порог единственной комнатушки. Свет с трудом проникал в стекла единственного оконца, затянутого пылью и паутиной. Но вскоре глаза привыкли к сумраку, и я смогла кое-что рассмотреть. Моему взгляду открылось крохотное пространство, большую часть которого занимали деревянные нары с наброшенным поверх старым ватным одеялом. В правом углу виднелась печка-«буржуйка» с выведенной через окно трубой. А чуть дальше находился стол, сколоченный из грубых деревянных плах. Рядом на стене висел открытый шкафчик из трех полок. На них - стеклянные банки, жестяная коробка из-под чая, закопченный котелок и пара мисок с облупившейся эмалью. На столе - две алюминиевые кружки, помятые, с характерным налетом внутри. Обитатели избушки от души баловались чифирем. Впрочем, в тайге это порой единственный способ поддержать жизненный тонус.
        Сева полез под нары и извлек оттуда допотопную керосиновую лампу «летучая мышь». Удивительно, но стекло у нее оказалось целым, хотя и закопченным. Сева снял стекло, потряс лампу и радостно воскликнул:
        - Ого! И фитиль цель, и керосин не испарился!
        Он поставил лампу на стол и взгромоздил на него пакеты. Я похромала к окну и села на один из трех чурбаков, заменявших здесь стулья.
        - Давай разберусь с продуктами, - предложила я Севе, - а вы пока растопите печку и повесьте куртки сушиться. Вон веревка. - Я показала на бечеву, протянутую от окна до порога.
        - Сначала за водой сбегаю. Тут родник в двух шагах.
        Сева взял котелок и вышел наружу. Я принялась выкладывать из пакетов продукты, прикидывая, что из них можно приготовить. Сева расщедрился, как никогда: дорогая колбаса, копченая семга, балык осетра, банки, баночки, коробки… Три литровые бутылки водки, фрукты, конфеты… Рот у меня наполнился слюной. Оказывается, я жутко проголодалась.
        Замятин возле печки отделял охотничьим ножом от полена щепу - готовил растопку. Дело у него спорилось, словно он всю жизнь только тем и занимался, что растапливал
«буржуйки».
        - С пистолетом никогда не расстаетесь? - спросил он, увидев, что я смотрю на него.
        - Заметили? - усмехнулась я.
        - Да нет, нащупал, - Замятин прищурился. - Оперативная кобура? При Севе не стал спрашивать. Вдруг ему не стоит знать?
        - Ничего страшного! - отмахнулась я. - В тайге нельзя без оружия. Если…
        Я не договорила. Скрипнула дверь, и на пороге появился Сева с полным котелком воды. Под его ногами сразу образовалась лужа.
        - Ну и погодка! - сказал он, отдуваясь. - Надолго, видать, зарядило!
        - Не боишься, что твою машину разденут? - спросил Замятин. Он поднялся с колен и посмотрел на Севу. - В смысле колес, зеркал и прочей требухи?
        - Не разденут! - коротко ответил Сева и поставил котелок на печь, в которой стараниями его командира весело отплясывал огонь. - Мои номера по всей округе знают. Пусть только попробуют. Найду, голову оторву!
        - В такой ливень на дорогу никто не сунется, - добавила я. - Поедут по окружной трассе. Дальше, зато безопаснее.
        - Тогда какого лешего мы сюда сунулись, если есть объезд? - удивился Замятин и подошел к столу.
        - Головой не подумали! Ночью проскочили, как на лыжах, вот и прокололись, - пояснил Сева, стаскивая с себя промокшую насквозь куртку.
        Впрочем, футболка под ней была не суше. Он потянул ее через голову. Голос через мокрую ткань звучал глухо.
        - Кто знал, что лесовозы сегодня пройдут? Обычно они в воскресенье отдыхают. Видать, пока лето, решили весь лес подчистую вывезти!
        Он справился с футболкой и отправил ее вслед за курткой на веревку сушиться.
        - С чего вас понесло в ночь? - продолжал допытываться Замятин.
        Он взял в руки банки с икрой и маслинами, задумчиво повертел их в руках, хмыкнул и вернул на место.
        - Двух хулиганов пришлось доставлять в милицию, - ответила я за Севу. - Вам повезло, что мы оказались в райцентре, а то бы пришлось добираться на автобусе.
        - Так тут еще автобус ходит? - пуще прежнего удивился Замятин.
        - Я же сказала! Кружным путем. Это на сотню километров дальше. Заходит в несколько деревень, к нам прибывает только вечером.
        - Шутите? - рассмеялся Замятин. - Хотя как сказать. Может, и повезло. - И он опять смерил меня тем самым взглядом, который мне крайне не нравился.
        - Олег Матвеевич, - подал голос Сева, - что так поздно позвонили? Я б заранее подготовился. И не на этой развалюхе встретил бы, а на джипе. Как белого человека.
        - А сейчас вроде негра, что ли? - улыбнулся Замятин и кивнул на стол: - С выпивкой - явный перебор, а вот закуска - отменная.
        - Хлеба жалко нет! - Сева огляделся по сторонам. - Посмотреть разве, может, сухари какие остались.
        - Твои сухари давно уже мыши скушали, - сказала я. - Тут, похоже, с зимы живая душа не ночевала.
        - Да нет, дольше, наверно, - отозвался Сева.
        Пристав на цыпочки, он все же осмотрел полки, но, кроме сухого пучка каких-то травок, ничего не нашел.
        - Как Зямка в тайге сгинул, так сюда никто не заглядывает, - сказал он, вытирая руки носовым платком. - Я ж говорю, гиблое место. Глухая Падь!
        - Какой еще Зямка? - удивилась я. - Почему ничего не знаю?
        - Так это еще до тебя было. То есть когда ты в городе училась, - пояснил Сева, как я заметила, с большой неохотой. - Татарин у нас появился неизвестно откуда, лет десять назад. Рыбачил, охотничал, из тайги не вылезал. Все его Зямкой звали. То ли имя у него такое было, то ли кличка. Эту избушку облюбовал и жил в ней, почитай, безвылазно. Она ничейная стояла с тех пор, как хозяин дед Фрол - он из староверов был - помер. Никто не хотел селиться. Говорят, по ночам здесь странные дела творятся. - Сева пожал плечами. - У нас ведь какой народ? До сих пор в лешего верят, в русалок. Зямка говорил, что нечисть его пуще креста боится, но и сам исчез, даже костей не нашли.
        - Фу, страсти-мордасти! - сказала я насмешливо. - Не хватало нам! Ты веришь в эти сказки?
        - Верю, не верю, какая разница? - уклончиво ответил Сева и отвел взгляд. - В тайге всякое случается.
        - Будем надеяться, что твоей нечисти с нами не справиться, - сказал Замятин.
        - Маша, может, подсуетишься? - Сева покосился на меня. - Колбасу нарежешь, сыр. Что-то живот подвело с голодухи. И выпить чуток не мешало бы.
        - Погоди, - остановил его Замятин. - Надо даму в божеский вид привести. Вода уже согрелась. - И кивнул на чурку. - Присаживайтесь, Маша. Будем залечивать ваши раны.
        - Отвернитесь! - приказала я мужчинам, и они дружно повернулись ко мне спиной.
        Избавиться от колготок - минутное дело, правда, они присохли к ссадинам, и хотя я осторожничала, мои раны снова закровили. Я скомкала колготки и бросила в печку. Попутно снова надела туфли и почувствовала себя уютнее и как-то спокойнее, что ли?
        - Все, - сказала я с облегчением, - можете повернуться!
        - Вы зря сняли носки, - строго заметил Замятин, - в них теплее, и можно обойтись без обуви.
        Мне очень не понравились назидательные нотки в его голосе. Ну, чисто школьный педагог в разговоре с нерадивой ученицей. Тут я подумала, что именно в таком тоне сама разговариваю с Севой, и решила промолчать.
        Замятин пододвинул чурку ближе к огню и хлопнул по ней ладонью.
        - Приземляйтесь! - и, взяв с печки котелок с водой, опустился передо мной на колени.
        Сева покосился на мои раны и подошел к столу.
        - Займусь-ка я обедом, чтобы время не терять.
        Замятин порылся в сумке, достал упаковку носовых платков и коробку с аптечкой. Затем осторожно коснулся влажным платком ссадины на колене.
        - Ничего страшного, главное, кости цели.
        - Спасибо, успокоили, - буркнула я, чтобы скрыть странное ощущение, которое я испытывала всякий раз, когда он прикасался ко мне.
        Замятин смерил меня взглядом, но ничего не сказал в ответ. Он быстро и сноровисто промыл ссадины водой, затем достал тюбик с какой-то остро пахнущей мазью и обработал ранки. Я с трудом сдержалась, чтобы не зашипеть от боли.
        - Ничего, - поднял голову Замятин, - жжение скоро пройдет, зато ранки затянутся быстрее.
        И, правда, жжение тотчас прекратилось, а он с той же ловкостью забинтовал оба колена.
        - Вот и все! До свадьбы точно заживет!
        Наши взгляды встретились. Замятин смотрел на меня строго и вместе с тем удивленно. Я оцепенела. Казалось, незримая нить между нами натянулась и зазвенела от напряжения. Я испугалась, что она лопнет, и Сева услышит звон. Стало стыдно, словно меня поймали на чем-то нехорошем. Я отвела взгляд, приказав себе не поддаваться на дешевые провокации.


        Глава 6
        Я уснула, как убитая: сказалась бессонная ночь, да и выпить пришлось немного за приезд Севиного командира. Мужчины вполголоса вели беседы, за окном мерно шелестел дождь, но гроза прекратилась. В избушке было тепло, свет керосиновой лампы едва пробивал темноту. И даже жесткое ложе - я соорудила себе постель на нарах, отдав одеяло мужчинам, - не помешало мне сразу провалиться в сон.
        Но среди ночи меня словно кто-то толкнул под ребра, и я мгновенно, будто по сигналу тревоги, открыла глаза.
        Странный мерцающий свет заливал избушку. Мои попутчики мирно похрапывали на полу. В приоткрытой дверце печурки виднелись красные угли.
        Я прислушалась, не понимая, что меня разбудило. Может, резкий звук? Птица прокричала или раскат грома? Но что-то встревожило меня даже сквозь сон. Тревога не проходила, хотя вокруг стояла тишина. Такая бывает только в тайге, и только после бури. И все же мне что-то мешало сосредоточиться - то ли необъяснимый шум в голове, то ли звон в ушах. Я потерла виски, но шум не исчез. А я вдруг поняла, что он существует отдельно от меня и что источник находится за стенами нашего убежища. То ли Сева, то ли Замятин, я не разобрала, кто именно, что-то пробормотал во сне, перевернулся на бок, храп прекратился. Но странный звук не исчез, правда, и громче не стал. Мне все время приходилось напрягать слух, чтобы понять, в конце концов, откуда он раздавался.
        Похоже, с востока. Он не походил на завывание ветра или крик ночной птицы. Для птицы он звучал слишком долго и непрерывно, ветер тоже налетает порывами, и стоны в дымоходе отличаются от заунывного и монотонного звука, который разбудил меня. Казалось, в глубине леса кто-то задел огромную струну… Нет, не струну, исправилась я. Вообще ни на что, прежде слышанное мною. Оттого, видно, я и встревожилась. Чтобы избавиться от тревог, требуется определить их причину. А для этого нужно выглянуть в окно или, на крайний случай, выйти из избушки. Честно сказать, я не испытывала страха. В чертовщину не верила и считала, что всем чудесам можно найти простое объяснение. Просто не всегда это хочется делать - вера в чудесное неразрывно связана с нашими надеждами.
        На какой-то миг я отвлеклась, и звук, казалось, пропал. Я натянула на себя куртку, спустила ноги с нар. Кто-то из мужчин завозился на полу. Я пригляделась. Это был Сева. Он повернулся на спину, вздохнул, но не проснулся. В свете луны его лицо казалось бескровным. Черные пятна глазниц, провал рта… Я вдруг поняла, что Сева спит с открытым ртом. Лица Замятина я не видела: он лежал ко мне спиной. Тут странный звук снова вторгся в мое сознание, мне показалось, что он стал чуть громче. Я перевела взгляд на окно.

«Луна взошла», - подумала я, но тут же вспомнила, что сегодня новолуние, а в наших широтах луна даже в полнолуние не дает такого яркого света.
        Странно, откуда тогда свечение? Чтобы пробраться к окну, мне требовалось перелезть через спящих мужчин. Я решила их не беспокоить - пройти к выходу оказалось легче. Мужчины предусмотрительно устроились так, чтобы не загораживать проход. В голове промелькнула мысль, что не следует выходить в одиночку. Кто его знает, что там может поджидать. Совсем некстати вспомнились слова Севы о нечисти. Я усмехнулась. Как живучи в нас древние страхи! И все-таки, накинув на себя куртку, я не забыла прихватить пистолет. Нечисть там, не нечисть, но надо быть готовой ко всему.
        У порога стояли Севины кроссовки. Он успел их просушить, и я натянула их на ноги, благо была в носках Замятина - он все-таки настоял, чтобы я спала в них.
        Осторожно ступая, я миновала сени и вышла на крыльцо. На улице прохладно, и я сразу озябла. Небо закрыли тучи, но светло, как в полдень. Только свет другой, с желтовато-свинцовым оттенком. Над землей клубился туман, и это тоже показалось странным: после дождя туманов не бывает.
        Я постояла некоторое время на крыльце, вглядываясь в темную стену леса, который начинался метрах в десяти от крыльца. Звук раздавался оттуда. Теперь он звучал иначе, я не могу объяснить, как именно, но словно звал меня, притягивал, и я поняла, что не избавлюсь от чувства тревоги, пока не узнаю причину. Причем это чувство усилилось. Душа моя металась, рвалась, меня даже потряхивало от волнения. Эти необычные, стонущие звуки словно заворожили меня. Я сознавала: происходит что-то неладное, мне даже пришла в голову мысль разбудить мужчин, но ноги сами несли к лесу, к источнику звука, который с протяжного стона перешел вдруг на свист - тихий, без всяких переливов.
        Сердце у меня сжалось, как от предчувствия горькой утраты. Я уже ни о чем не думала, все мысли подчинялись единственной цели - быстрее добраться до места, откуда исходил звук. Мокрая трава хлестала по ногам. Туман клубился на уровне плеч. Я не бежала, а, казалось, плыла по молочному морю, разрезая грудью, будто форштевнем, белесые валы. Странное дело, но я ни разу не запнулась, не подвернула ногу, хотя камней, сучьев и гнилых пней в тайге хоть отбавляй.
        Мрачные ели отводили от меня свои лапы. Я благополучно миновала россыпь камней, чуть не потеряв кроссовки, потому что забыла завязать шнурки. Но и это меня не остановило. Звук усилился, я побежала. Мне показалось, что он вот-вот прекратится, и тогда я умру от горя…
        Я неслась по лесу как оглашенная. Пот струился по лицу, я давно забыла об ознобе. Стало жарко. Очень жарко! Я даже сбросила с себя куртку, а затем расстегнула блузку - так легче дышать.
        Тайга закончилась. Ноги вынесли меня то ли на берег озера, то ли к болоту. Под ногами зачавкала грязь, а сквозь туман проступили метелки камыша. Но я не помнила здесь никакого озера, никакого болота… Правда, это не мой участок… Я удивилась тому, что могу рассуждать здраво. И вдруг поняла, что звук исчез. А вместе с ним свет, туман и… очарование…
        Меня трясло то ли от холода, то ли от возбуждения. Оказывается, я не заметила, как избавилась от блузки. Я обхватила себя руками, пытаясь понять, что происходит. С чего вдруг я рванула в тайгу? Почему вдруг разделась?
        Непроглядная тьма окружала меня. Позади глухо шумели деревья, а впереди тускло поблескивала вода и виднелись редкие чахлые деревца. Странные всполохи огня на горизонте насторожили меня. Где-то я видела подобное. То ли отблески далеких молний, то ли артиллерийский обстрел… Сравнение с артиллерийским обстрелом и вовсе меня доконало. Какой обстрел? Какая артиллерия?

«Маша, уйми фантазии!» - приказала я мысленно и бросила быстрый взгляд по сторонам.
        Среди кустов тоже мигали огоньки. Казалось, кто-то разложил на воде гигантскую елочную гирлянду. Они вспыхивали, мерцали, гасли и тут же вновь загорались. Бледные, с синеватым оттенком. Так светятся гнилушки в лесу. Я сделала шаг-другой и поняла вдруг, где нахожусь. Это ж Поганкина Марь, болото, куда и днем не всякий сунется.
        Я помотала головой, пытаясь избавиться от наваждения. Эвон куда меня занесло! Зачем? До избушки отсюда километров десять. Как мне удалось пробежать такое расстояние и так быстро? Усталости я не чувствовала. Как теперь выбираться? Если я не переломаю ноги в темноте, не раздеру тело ветками, то меня непременно сожрет мошка. Тучи ее вились над головой, облепили спину, лицо, руки… Я сорвала ветку с чахлого куста, пыталась отмахиваться от гнуса, но это было так же бесполезно, как определить в полной темноте нужное направление.
        И тогда я вспомнила строчки из криминальных сводок. В этих местах не раз исчезали люди. Позже находили их обглоданные зверьем останки. Отчего они погибали, так и не удалось выяснить, главное, что все они тоже были без одежды. В прошлом году как в воду канула Мария Федоровна, учительница районной школы: утром не пришла на занятия, дома ее тоже потеряли. Только через неделю случайно обнаружили грибники. С какой стати пожилая женщина отправилась ночью в лес, так и не выяснили. Теперь я понимаю, что ее привело к болоту. Где-то здесь она свернула с тропки, села в мох и умерла. Никто ее не убивал, не грабил. На шее остались золотая цепочка, а на пальце - кольцо. Только вот одежда и обувь исчезли. Несколько ручьев она перешла вброд босиком. Уважаемая всеми учительница, лет шестьдесят ей было…
        Я поняла, что пропала. Боже, неужели я тоже попаду в криминальную сводку? Странное дело - совсем не страшно. Зато стыдно-то как! Что мне стоило разбудить мужчин? Нет, помчалась очертя голову… Тут я вспомнила о пистолете… Кажется, я его посеяла… Вот тогда стало страшно по-настоящему. Потеря табельного оружия сулила такие неприятности, что даже перспектива быть сожранной заживо мелким гнусом казалась на этом фоне более предпочтительной.
        Но прежде чем держать ответ перед строгим начальством, требовалось дожить до утра. И в первую очередь как-то сориентироваться на местности. Я бросила взгляд по сторонам. Увы, положение не завидное. Со всех сторон меня окружала трясина. Убей бог, я не помнила, как преодолела топи, по которым даже зимой нельзя ходить без опаски.
        Призрачные огни, то приближаясь, то удаляясь, двоились, троились в глазах, перемигивались, дрожали, на какой-то миг взмывали вверх, таяли, растворялись в темноте, а через мгновение вспыхивали вновь, уже ближе, и, главное, не отражались в воде! «Что за чертовщина!» - выругалась я и бросила ветку в огонек, который нахально отсвечивал в паре метров от меня. Я не промахнулась, и всплеск воды услышала отчетливо, но огонек не исчез, он словно отскочил в сторону, переместившись еще ближе. Тогда я поняла, что огни берут меня в кольцо.
        Кричать? Звать на помощь? Но зачем рвать глотку, если меня никто не услышит? Я затравленно огляделась. А что, если сотворить молитву? Я не смогла поднести пальцы ко лбу: руку словно накачали свинцом. Озноб пробрал до костей. Я прекрасно знала, что огни эти возникают в местах выхода болотных газов. Но они двигались, как живые, и любой на моем месте почувствовал бы себя неуютно. Впрочем, мягко сказано - неуютно!
        Я обхватила себя руками, тщетно стараясь согреться. Что могут сделать эти огни, призрачные и холодные? Хуже, если окочурусь от холода!
        Снова подул ветер. Он налетал порывами, но зато разогнал мошкару и рассеял огни по болоту. И они вновь повели себя как живые. Стали сбиваться в кучки, образуя подобия клумб, но теперь их пробивали зеленые и даже красные сполохи. Огонь одной из «клумб», самой большой по размерам, внезапно взметнулся вверх, мне показалось, до небес. И я услышала глухой рокот, словно ударили в большой барабан. Звук растекся над болотом, эхо пробурчало за моей спиной, последовал новый удар, за ним еще и еще… Ритм то убыстрялся, то становился медленнее, и тогда барабан звучал тише. Звуки, казалось, шли из-под земли. Я зажала уши ладонями, но звуки от этого не стали глуше. Они будто переместились в мою черепную коробку. Чем сильнее звучал этот бубен - а я не сомневалась, что бьют в шаманский бубен, - тем мощнее они отдавались в висках. Голову просто разрывало от боли. Я прикрыла глаза. Меня тошнило, меня почти выворачивало наружу.
        Удары бубна не прекращались. Сквозь полуопущенные веки я видела какие-то тени. Они метались возле костра. Именно костра - я даже заметила дымок, курившийся над той самой «клумбой», которая уже достигла гигантских размеров, окрасив небо заревом. Не будь я в курсе, я бы подумала, что где-то в тайге полыхает пожар.

«Шаманы камлают», - подумала я отрешенно. Боль слегка отступила, и мной овладела апатия. Шаманы, костры, бубны… Откуда они взялись? Что делают на болоте? Меня это не волновало, как не волновала собственная судьба. Лишь бы только голова не болела да тошнота прошла!
        Мне было плохо, очень плохо, но даже мысли не возникло, чтобы позвать на помощь. Ведь шаманы тоже люди, наверняка вытащили бы меня из болота. Впрочем, судя по ритму, они вне себя и вряд ли различают земные звуки. С другой стороны, все это слишком смахивало на галлюцинации, и если я могла рассуждать об этом, значит, не совсем свихнулась.
        За моей спиной раздался чавкающий звук, словно кто-то приближался ко мне с тыла. Я быстро оглянулась… На меня надвигалось нечто черное, бесформенное, огромное на фоне слегка засветлевшего неба. Я похолодела от ужаса. Вот она, смерть. И от этого уже не отбиться, не убежать, не спрятаться! Я снова попробовала перекреститься, но, как и в первый раз, неудачно. Губы тоже не слушались меня, я с трудом выдавила из себя: «Отче наш!» - но не узнала своего голоса, таким он был слабым и дрожащим.
        Чудище неумолимо приближалось. На миг оно распалось надвое: одна часть побольше и повыше, а вторая напомнила человека в длиннополом плаще с капюшоном. Первая смахивала на лошадь, но кто видел лошадь за два метра с лишком в холке и с горевшими, как печные угольки, глазами?
        - Эй! - выдавила я из себя. - Слышишь? Проваливай! Кому говорю!
        Неизвестный объект продолжал двигаться в прежнем направлении. Я уже слышала тяжелое дыхание и даже почувствовала, не поверите, запах табака. Это меня немного успокоило. Разве болотная нечисть употребляет табак? Кажется, она вообще его боится, как чеснока, можжевельника, богородской травы… Я удивилась своим познаниям. А еще вспомнила что-то про осиновый кол и серебряную пулю… Правда, в моем арсенале ничего из этих средств не имелось, и все же запах табака и добавившийся к нему и вовсе замечательный аромат конского пота воодушевили меня несказанно.
        - Эй! - закричала я снова. - Кто вы? Помогите! Я не могу выбраться!
        Вдруг что-то будто взорвалось в голове. Дикая боль пронзила виски. Я закричала, упала на колени прямо в холодную липкую жижу. Неистовый рокот бубна, дикий и яростный визг, пронзительный свист - все слилось в сумасшедшую какофонию звуков, заполнивших мозг. Спазм сдавил горло, я задыхалась…
        - Твою мать! - прохрипела я, пытаясь подняться на ноги. И с ужасом обнаружила, что подо мной нет дна, и я погружаюсь все глубже и глубже!
        - Мама! - мне показалось, что я закричала во все горло, но оцепеневшие губы издали лишь жалкое мычание. - Помогите! - простонала я через силу.
        Последнее, что я увидела, были взметнувшиеся над моей головой копыта лошади. Они отсвечивали холодным светом, флюоресцировали, как грибы-поганки или те же гнилушки…

«Как жалко!» - подумала я и с головой ушла в погань, которую и водой сложно назвать. Вонючая, мерзкая…


        Глава 7
        - Маша! Маша! - ворвался в сознание чей-то голос.
        Я с трудом разлепила веки. Словно сквозь туман проступили три бледных пятна. Я с трудом сфокусировала взгляд, и пятна превратились в лица людей, смотревших на меня с тревогой в глазах.
        Сева… Замятин… А это кто? Неужто Шихан? Откуда он взялся? Я поняла вдруг, что не лежу, а сижу на нарах, закутанная в то самое одеяло, которое мужчины подстелили себе на полу. Как я здесь оказалась? Как выбралась из болота? Ведь я отчетливо помнила и смрадный дух, который издавала трясина, и ужас, испытанный в тот момент, когда погрузилась в нее с головой. Я подняла руку и ощупала волосы. Слегка влажные, но грязи нет и в помине, руки тоже выглядят чистыми… Неужто меня искупали? Но почему я этого не помню?
        - Маша! Очнулась! - обрадовался Сева.
        Он сел рядом со мной на нары, взял за руки и заглянул в глаза:
        - Что случилось? Как ты оказалась в лесу? Почему нас не разбудила?
        Нужно было что-то ответить, но во рту у меня пересохло, язык налился свинцом. Я с трудом выдавила:
        - Воды… Дайте воды…
        Замятин метнулся в глубь избушки и вернулся с кружкой воды. Я выхватила ее из его рук и принялась жадно пить. Вода была ледяной, у меня заломило зубы, но я выпила все, до последней капли. И попросила:
        - Еще!
        Замятин вновь принес мне воды. С этой кружкой я тоже управилась, но уже с меньшей жадностью. Стало легче дышать. Тугой обруч, сдавивший виски, разжался, теперь я могла без усилия сосредоточить взгляд. Сухость во рту тоже прошла. Правда, меня слегка потряхивало, вероятно, оттого, что я выпила холодной воды. Но тут я заметила свою блузку, грязную, изодранную в клочья, мокрую настолько, что с нее все еще продолжала сочиться вода. Она лежала на чурке рядом с нарами, поверх какой-то тряпки, тоже мокрой и такой грязной, что я с трудом опознала свою куртку.
        - Ну, что? Пришли в себя? - Замятин пристроился на нары по другую сторону, а молчавший до сих пор третий человек примостился на свободную чурку.
        - Кажется, пришла, - с трудом произнесла я. - Что произошло? Почему моя одежда в таком состоянии?
        Мне почему-то не хотелось первой рассказывать о своих приключениях. Знала по опыту: сначала нужно выслушать очевидцев.
        - Так ты ничего не помнишь? - поразился Сева. - И как ночью в тайгу ушла тоже? Этого не может быть! Или ты лунатик? Без памяти ночью бродишь?
        - Брось, Сева! - остановил его Замятин и строго посмотрел на меня. - Мария Владимировна, все серьезнее, чем вы думаете. Скажите, вы действительно ничего не помните?
        - Да так, кое-что помню, но смутно и нечетко, как во сне, - ответила я и перевела взгляд на… Шихана, того третьего мужчину. - Дед Игнат, ты-то здесь как оказался?
        Дед запустил пятерню в седые лохмы на затылке и озадаченно крякнул:
        - Так это ж я тебя в лесу подобрал! Запамятовала, что ли? Гнедко мой с ноги сбился, заржал и пятиться начал. Что за чума, думаю. С коня соскочил, смотрю, человек в кустах лежит. Сначала я тебя не признал. По обличью вижу, баба или девка. Скрючилась, колени под себя поджала. А спина голая… Я к тебе, тык-мык… Гляжу, ни тяти, ни мамы! Что за черт! Бомжиха, что ли, пьяная? Откуда взялась? Тут смекнул про избушку. Наверно, думаю, бомжи ее присмотрели… А потом вгляделся, матерь божья, это ж наша Марья! Я тебя на руки - и к избушке. Парни со сна ничего не поняли, кое-как им растолковал, что к чему. А ты вроде не в себе, а на ноги встала, и сразу на нары, вон его, - кивнул он на Замятина, - куртку на себя натянула, глаза дикие, и зубами - клац, клац! И немудрено, окоченела совсем! Дождь-то как из ведра полоскал. Только сейчас чуть-чуть распогодилось!
        - Дождь? - поразилась я. - А разве ночью дождь не закончился?
        - И все-таки ты что-то помнишь, - с обидой в голосе произнес Сева и отодвинулся от меня. - Просто из упрямства не хочешь говорить.
        - Постой, Сева, - Замятин посмотрел на него и покачал головой. - Дай Маше прийти в себя. Надо ее чаем горячим напоить. Ты печку растопи, а мы тут прикинем, во что ее переодеть. - И обратился уже ко мне: - Как вы себя чувствуете? Не знобит?
        - Нет, - ответила я. - Голова побаливает, но жить можно.
        Сева хмыкнул, направился к печке и принялся возиться с растопкой, то и дело бросая на меня огорченные взгляды. Видно было, что он неподдельно переживал. Я была уверена - мой рассказ еще больше укрепит его позицию, что милицейская служба не для женщин. И все мои бредни - он так и скажет: «Бредни!» - непременно от переутомления. Замятин, ясно-понятно, тоже от меня не отстанет. У него на физиономии читалось, что он приготовился задать мне кое-какие вопросы. Только перед ним я и вовсе не намерена была отчитываться. Поэтому переключила внимание на Шихана.
        - Игнат Прохорович, а ты что в тайге искал в проливной дождь?
        - Так ты не в курсе? - поразился дед. - Тут такие дела творятся. По всей округе охотников подняли… Позавчера близ болот важный мужик потерялся… Вся милиция на ушах стоит. Гэбисты из области нагрянули…
        Тут я все поняла. Вот куда спешил Борис, вот почему его опера неслись как очумелые! А меня стопроцентно ожидает выволочка от начальства. Потому что меня не было на месте, когда объявили тревогу. Теперь попробуй объясни, что все случилось против моей воли.
        - Нашли его? - уточнила я. Честно сказать, когда дед упомянул болото, мне стало не по себе.
        - Нашли, - вздохнул Шихан, - разе я б шатался по тайге в такую лихомань. Ну, вроде распогодилось, слава те господи! - и он размашисто перекрестился.
        - Игнат Прохорович, - поразился Замятин, - так ты из староверов, что ли? Двумя перстами крестишься…
        - Дак что ж, - хихикнул Шихан, - у нас тута по старинке. Не возбраняется вроде?
        - Дед, - сказала я строго, - не отвлекайся. Выкладывай по порядку!
        - Так я и выкладываю, - вздохнул Шихан. - Темное дело, вовсе непонятное. Приехали, значитца, мужики на Оленью речку, на турбазу, стало быть, рыбку половить, в баньке попариться. Говорят, в пятницу с утра заявились. Шишки городские, не чета нам. Вечером возле костра собрались. Песни под гитару пели, водочки под шашлыки, как полагается, выпили. А тот, что пропал, с видеокамерой по лесу бродил, только к ужину не вернулся. Там поблизости еще одна база имеется, вот мужики и подумали, что он бабенку какую приглядел, с ней на ночь и остался. Вроде он что-то такое говорил. Мужик солидный, при деньгах, тайгу как свои пять пальцев знает. Никто особо не обеспокоился. А вот когда он на следующий день не вернулся, тревогу забили. Бросились на ту турбазу, а там его и в глаза не видели. Давай искать, нигде его нет. В воскресенье утром по спутниковому телефону позвонили в райцентр, в милицию. Объявили тревогу по всему району. Собрали чуть ли не сотню человек. Часов десять мы тайгу прочесывали. До самой Макаровки дошли. Деревню энту лет двадцать назад, а то и больше как забросили. Все поля ерником заросли. А нашли
пропавшего в верстах трех от того места, где его приятели костер жгли. В лощине. Ему б на горушку подняться, пламя запросто углядел бы…
        Дед закашлял и вытащил кисет. Затем занялся самокруткой. Пальцы его подрагивали, и он все время просыпал табак.
        - Так его живого нашли? - не выдержала я. - Чего молчишь, резину тянешь?
        - Кабы живого… - вздохнул дед и затянулся самокруткой. Густой запах самосада растекся по избушке. Шихан замахал рукой, чтобы разогнать дым. Взгляд его ушел в сторону, и старик с досадой произнес: - Помер он! А отчего, непонятно! Может, сердце прихватило? Но зачем было догола раздеваться? Штаны, рубашку, ботинки снял, даже от трусов и майки избавился. На пенек все сложил, а сверху видеокамеру поставил. Словно в спальне своей. Доктор, что с нами был, говорит: нетипичная картина, мол, при сердечном приступе. Если прихватит сердчишко, тут уж не до раздевания…
        - М-да, - Замятин покачал головой, - непонятные дела тут у вас творятся.
        - А я что говорю! - подал голос Сева. Он в это время снимал с плиты котелок. - Чертовщина, она и есть чертовщина! Кабы это один случай был, а то за год два-три человека на болотах пропадают. Кого-то находят, а кого-то и нет.
        - И что ж, они тоже раздевались, - быстро спросил Замятин, - те, которых находили?
        - Бывало, что и раздевались, - Шихан снова полез пятерней в давно не стриженный затылок. - Сколько раз говорено: нече шлындать в Поганкину Марь, нет, лезут, как мухи на мед. Что ищут, неведомо. А места там и прям гнилые, заговоренные. Одно слово - ляжина[Трясина (диалект.). - Прим. автора.] . Токо люд сейчас такой пошел, ни в бога, ни в черта не веруют, вот и пропадают почем зря! Да и деревня та, Макаровка, значитца, думашь, от плохой жизни захирела? Куда там! Извели ее, как пить дать, извели…
        - Извели? - лицо Замятина вытянулось. - Кто извел? Власти?
        Дед дробно захихикал.
        - Кабы власти, - дед вытер заслезившиеся глаза носовым платком, затем шумно высморкался. - Совхоз там был передовой, на всю область гремел, а вот… - Он снова поднес платок к глазам.
        Мы терпеливо ждали продолжения рассказа, а дед, словно нарочно, долго протирал глаза, что-то бурчал и, кажется, уже забыл, о чем рассказывал.
        - Не томи, Игнат! - потребовал Сева, подавая мне кружку с чаем.
        Я сделала глоток-другой и почувствовала, как кровь быстрее побежала по жилам. Меня перестало тошнить, и я попросила вслед за Севой:
        - Дед Игнат, не молчи! Видишь, как у Севы глаза загорелись!
        - Да что там рассказывать! - Шихан махнул рукой. - Говорят, в тех местах клад объявился. Заповеданный, проклятый, значитца. Его и раньше искали, токо в другом месте. А он, вишь, в Макаровке показался.
        - Клад? - насторожился Замятин. - Очередная легенда? Или вправду что-то есть?
        - Да кто ж его знает? - удивился Шихан. - У нас в Сибири завсегда хорошо жили. И в тридцатых, когда раскулачивание пошло, тоже кое-что попрятали. Не все за своим добром вернулись. Только эти захоронки пустяки с тем, что в Макаровке объявился. Сказывали: земля там по весне сама по себе обвалилась. А в провале - каменные плиты. Стены ими выложены. Колхозники их растащили, кто на сарай, кто на печку, а на одной вроде как запись нашли. Сейчас много чего говорят, только не дается клад. Видно, зарок наложен, да и в Макаровке после того, почитай, полсела вымерло за полгода или чуть больше. Не приведи господь чужие богатства искать!
        Дед, в который раз за утро, перекрестился.
        - Так, может, эпидемия какая? - опять вмешался Сева. - Стечение обстоятельств?
        - «Обстоятельств»! - передразнил его Шихан. - Фома ты неверующий! Да и недавно это было совсем. Где-то в восьмидесятых, а то в конце семидесятых. Лет тридцать всего и прошло. Ученые тогда в Макаровку приезжали, говорят, золотого идола в провале раскопали. Сразу милиционеров туча наехала, караулы кругом выставили. Значитца, было чё охранять? Только дня через два ученые эти через Кайсым на лодке переправлялись, а мотор возьми и заглохни. И снесло их со всей поклажей прямо в порог, даже костей не нашли. А ты говоришь: эпидемия!
        - Так нашли клад или нет? - спросил Замятин.
        Дед удрученно вздохнул:
        - Темное это дело, столько лет прошло! И каких лет! Все с ног на голову встало. Перестройка, чтоб ее, реформы всякие… Не до идолов. Выживали, как могли. Одно скажу, после тех раскопок стали люди на болотах пропадать. Потом вроде стихло. А сейчас, стало быть, снова пошло-поехало. Видать, растревожил кто!
        - Интересные дела у вас творятся, - покачал головой Замятин.
        - Какие дела? Сказки все это! - засмеялся Сева. - Тем, кто первача хлебнул, спьяну что только не мерещится!
        - Ты это брось! - Шихан, похоже, обиделся. - Вам, молодым, лишь бы зубы скалить. А старики, они, того, многое знали. Только не все сказывали.
        Шихан снова взялся за самокрутку. Мужчины терпеливо ждали. Я тоже. Услышь я этот рассказ раньше, нашлась бы, что ответить деду. Откуда Севе и Замятину знать, что Игнат большой мастак морочить головы. Но после ночных страхов у меня просто не осталось сил, чтобы спорить. Я выпила чай и теперь боролась со сном. Мне хотелось уткнуться головой в подушку.
        Первым не выдержал Сева.
        - Ну, дед, - произнес он нетерпеливо. - Давай дальше!
        Шихан хмыкнул в усы:
        - Ишь, торопкий какой! Про клады оно завсегда так! Токо начни слушать! Смотри, Севка! Погонишься, так без портков останешься! В народе не зря говорят, что клады просто так в руки не даются. То в черепки превращаются, то в навоз. Смеется над человеком нечистая сила…
        - Дед, - недовольно скривился Сева, - ты вроде газеты читаешь и телевизор смотришь, а рассуждаешь, как тюлька[Неученый, мало видевший человек (диалект.). - Прим. автора.] .
        - Эх, Севка, Севка, - покачал головой Шихан, - от уж гунда, как муха осенняя. И чё гундишь, из себя выводишь?
        - Сева, помолчи, а? - подал голос Замятин. - Мне, допустим, интересно! - И похлопал Шихана по плечу: - Сказывай, Игнат Прохорович, не сердись!
        - А что тут сердиться? - пожал тот плечами. - Сами разговор затеяли. Раньше много про чудеса гуторили, и не только гуторили, но и взаправду кое-что видали. И дымы всякие, и огни, и петухов красных. Коль на болоте огни увидишь, значитца, клад объявился, на просушку вылез.
        - Да нет у нас кладов, - не сдавался Сева. - К нам в школу тоже ученые приезжали, лет двадцать назад. Они прям так и сказали: «Нет у вас кладов, враки все! Древние могилы еще в восемнадцатом веке разграбили, а то, что в Макаровке клад нашли, так и вовсе легенда!»
        - Ну, легенда не легенда, тебе, наверно, лучше знать, - нахмурился Шихан. - Только не дай господь ночью на болотах оказаться…
        - И что? - насторожился Сева. - Ты, что ли, там бывал? Что-то видел?
        - А это не твово ума дела, - Шихан сердито сверкнул глазами. - Одно скажу, не хочешь голову покласть, не суйся в Поганкину Марь…
        Мой сон как ветром сдуло. Поганкина Марь! Еще в детстве бабушка строго-настрого мне приказала, чтобы я эти болота за версту обходила. А сколько соблазнов было! Говорили, что клюква там родится крупная, как виноград, вроде оттого, что бьют из глубин целебные ключи. Только до этих ключей на моей памяти так никто и не добрался. Не пропускала трясина даже зимой, пугала местный люд смертельными ловушками. К счастью, мой участок располагался в стороне. Но почему ж мне привиделась Поганкина Марь? И привиделась ли? Отчетливо припомнились мне события прошлой ночи. И запахи, и звуки, и, разумеется, страхи… Нет, это не могло просто так почудиться! И Шихан… Может, он по какой-то причине скрывает, что нашел меня на болоте? Но в то же время как я могла пробежать больше десятка километров, не заметив? А огни, которые сжимали меня в кольцо? А бубны и пляски шамана возле костра? И это тоже всего лишь больное воображение? Но я никогда не страдала галлюцинациями, не видела вещих снов.
        - Не суйся? - громко захохотав, Сева прервал мои мысли. - Кажется, что-то наклевывается. «Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…»
        Мне очень не понравился тон, с которым он произнес последние фразы. Сегодня он точно с цепи сорвался. Но я не одернула Севу. Опять меня что-то остановило. Скорее всего, удивление. Я вдруг поняла, что дед нервничает. Обыкновенно из него при чужих людях слова не вытянешь. А тут вдруг понесло на откровения. Сколько себя помню, ничего подобного не замечала. И перед кем, спрашивается, разоткровенничался? Перед Замятиным, которого он видит впервые… Не знай я, что дед и капли спиртного в рот не берет, приняла бы за пьяного. А Сева? Сева-то с чего разошелся? Дались ему эти клады! Я в жизни не встречала человека, который смог бы похвастаться, что нашел хоть бы одну монетку, спрятанную кем-то про запас. Поэтому ни с того ни с сего затеянный Шиханом разговор насторожил меня.
        Конечно, странные смерти на болотах всегда вызывали пересуды и плодили слухи. Но чтобы это было связано с древними кладами? Такую версию я услышала впервые. Определенно дед пудрил нам мозги. Но не для того же, чтобы просто смеяться? Конечно, он слыл вредным и своенравным стариком, но только не насмешником. Сева явно почувствовал неладное, поэтому и язвил без меры.
        - Ты еще про радугу расскажи, на конце которой - котелок с золотом… - в его голосе ясно прозвучала издевка.
        - А ты, мил человек, не ехидничай, - оборвал Севу Шихан. - Поживешь с мое - и с русалкой повидаешься, и леший по тайге поводит. Я тебе больше скажу: старших почитай, а то беды не оберешься. Знаешь присказку: «О кладах слухать ладно, а найдешь - накладно»?
        - Сколько вы знаете! - покачал головой Замятин. - А сами копать не пробовали?
        - Стар я для этого, - дед поднялся на ноги. - Заговорился тут с вами. Поспешать треба. Марья, - посмотрел он на меня. - Хошь, тебя захвачу? Эти молодцы когда еще машину вытащат! А тебя уже спрашивали. Начальник твой из райотдела. И Мордахин интересовался.
        - Ну, дед, ты даешь! - Я мигом забыла о сне и усталости, а также о своих подозрениях. Час от часу не легче: начальство меня обыскалось, а старый как ни в чем не бывало баланду травит. Но это я решила высказать деду без свидетелей и ограничилась вопросом: - И как мы на одной лошади выбираться будем?
        - Пошто на одной? - удивился Шихан. - Я на всякий случай вторую прихватил. Как знал, что пригодится.
        - Моего Воронка? - удивилась я.
        - У твово Воронка бабка распухла, - проворчал дед. - Гоняшь по тайге - под ноги не глядишь. Видно, поранился где. Я ему мази приложил, чтоб опухоль спала.
        - Я б заметила, если б поранился, - обиделась я. - Ничего у него не было, когда к тебе в стойло ставила.
        - Так у тебя мозги в одном направлении работают, - усмехнулся Шихан. - Где тут у лошади царапину заметить. Себя не видишь!
        Я вспыхнула, открыла рот, чтобы осадить старика, но тут в нашу перепалку вмешался Замятин.
        - Не ссорьтесь, - он смерил меня строгим взглядом и повернулся к Шихану. - Игнат Прохорович, надо подумать, во что Маше переодеться.
        - Дак придумай, - дед смерил его насмешливым взглядом. - Не голяком же ей сквозь тайгу ехать. - И вышел из избушки.


        Глава 8
        Обычно слово «клад» вызывает в воображении таинственные пещеры, кованые сундуки, старинные монеты, сверкающие драгоценности в золотых сосудах, вспоминаются волшебные цветы папоротника и страшные лесные разбойники. Тема скрытых сокровищ - одна из тех вечных тем, что волнуют человечество, и не просто волнуют, а частенько сводят с ума. Вон как загорелись глаза у Замятина, а вроде взрослый, солидный человек. И Сева, у которого по жизни все разложено по полочкам. А как возбудился! Как спорил с Шиханом, точно поставил себе цель: непременно нас разубедить, не дать поверить в стариковские басни.
        Дед ехал впереди. Стоило нам покинуть избушку, разговорчивость его вмиг улетучилась. А меня так и подмывало расспросить его о некоторых странных событиях, свидетелем которых он оказался. Но для этого, по меньшей мере, требовалось ехать рядом, но было узко, на одну лошадь. Едва заметная среди камней и травы тропа вилась сначала по тайге среди гигантских деревьев и непролазного бурелома, затем вывела на дно ущелья.
        Копыта лошадей скользили на камнях, на спусках они приседали на задние ноги, поэтому иногда приходилось покидать седло и вести животных в поводу.
        Как только выдавался более-менее спокойный участок пути, я мысленно возвращалась к ночным событиям, стараясь понять, насколько они реальны. Почему-то не верилось ни в лунатизм, ни в прочие особенности моей психики, которые могли вызвать столь яркие видения. Я уже не сомневалась, что побывала на болоте. Изодранная в клочья юбка и грязная рубаха - лишь косвенные доказательства. Больше всего меня занимали кроссовки. К тому моменту, когда я пришла в себя, они уже были отмыты. Допустим, хозяин позаботился о своей обуви. Не это меня насторожило. В сенках, у самого порога, я заметила лист рогоза - болотного растения. Он был мокрым и весь в грязи, такое впечатление, что кто-то принес его на подошве. Судя по отпечатку - Шихан. Но если дед утверждает, что нашел меня недалеко от избушки, то откуда взялся рогоз в тайге? Выходит, Шихан побывал на болоте? И незадолго до того, как обнаружил меня? Правда, если он на самом деле нашел меня возле избушки…
        Я незаметно подняла этот листик, надеясь, что он послужит вещественным доказательством того, что дед намеренно пытался ввести меня и мужчин в заблуждение. Если б знать, чем все закончится, я, скорее всего, сделала бы вид, что приняла дедовы россказни за чистую монету. Иногда стоит поверить в ложь, чтобы избежать нешуточных неприятностей, поберечь свои нервы и спасти душу от серьезных потрясений.
        Места, сквозь которые вела тропа, были мне абсолютно незнакомы. Таким способом мы сокращали путь километров на двадцать. И лучше уж воспользоваться звериной тропой, чем пилить по разбитой тяжелыми грузовиками дороге.
        Со всех сторон нас окружали заснеженные вершины. В ущелье было сумрачно и холодно, хотя солнце уже часа три как взошло над горизонтом. Узкая полоска ярко-голубого неба без единого облачка подтверждала: сегодня будет жаркий день. И это радовало. Должна же, наконец, погода устояться!
        - Смотри! - прервал мои мысли голос Шихана.
        Я не заметила, что он остановился.
        Оказывается, тропа вывела нас на каменистое, лишенное леса угорье. Горы отступили, образовав скалистый котел.
        Дед спешился. Я последовала его примеру. Омытая ливнем тайга буйно зеленела, а свободные от зарослей склоны гор затянуло оранжевым маревом. То пламенели жарки - чудо сибирской природы и символ ее чистоты. Они распускаются весной и цветут почти все лето, поднимаясь все выше и выше в горы. В августе их можно найти даже у подножия снежников.
        - Узнаешь? - Шихан вытянул руку с зажатым в ней кнутовищем в сторону причудливо изрезанной каменной гряды, края которой виднелись за скальными стенами. - Это ж Хан-Таштык, токо с обратной стороны.
        И я вспомнила, как впервые увидела эти причудливые скалы. Издалека они походили на лежавшего на спине великана в старинном шлеме с шишаком. На шишаке виднелся камень. Снизу посмотреть - не поймешь, на чем только держится…

«Таштык - большая каменная глыба. Каменище необхватное. Их много на курумах, - пояснил мне тогда Шихан, - но Хан-Таштык - всем камням царь… А под ним озеро есть, говорят, дна не достать. Вот как камень тот с шишака свалится в озеро, вода плеснет на богатыря, тогда поднимется Хан-Таштык, и все золото да серебро, что в земле лежит, наружу покажется. Повезет тому, кто в тот час в тех местах объявится. Лопатой можно будет грести. Только чтоб сам Таштык не заметил. Мигом в каменюку превратит…»
        Помню, я долго оставалась под действием рассказа. Впечатлили меня не сокровища. Материальные блага меня тогда мало волновали, а вот помечтать я любила всегда. По ночам долго не могла заснуть. Раз за разом вставали перед глазами резкие очертания скалистой гряды, какими я их увидела впервые - особенно четкие на фоне вечернего неба. Чеканный профиль окаменевшего богатыря напоминал индейского воина в каком-то фильме о Диком Западе. Он был отчаянно красив, этот индеец в исполнении Гойко Митича… И я мечтала, что меня когда-нибудь полюбит такой же красавец, чертовски смелый и благородный… Способный на подвиги и великие жертвы ради моей любви… Но прошло время, я повзрослела и одновременно приобрела стойкую аллергию даже на слово «любовь»…
        - Не бывала тут небось? - снова подал голос Шихан.
        - Не бывала, - призналась я. - Да и зачем? Дальше метеостанции вплоть до Хан-Таштыка жилья нет. Несколько заброшенных зимовий, и все!
        Дед покосился на меня и вытащил из-за пазухи кисет.
        - И то дело! Не бабье это занятие по горам и тайге шастать!
        Шихан опустился на замшелый валун и принялся сворачивать «козью ножку».
        - Перекурить треба! - он снизу вверх посмотрел на меня. - Чего мнешься? Садись! В ногах правды нет!
        - Дед Игнат, - я пристроилась рядом с ним, но с подветренной стороны, чтобы не вдыхать ядреный запах самосада, - что-то я тебя не пойму. Сам меня по тайге таскал, уму-разуму учил, а тут вдруг: «Нечего шастать!» Я ведь и тогда бабой была!
        - Не бабой, а пацанкой, - проворчал Шихан. - Это другое дело. Только не знал я, не ведал, что ты себя заживо в наших краях похоронишь. Бабе нужно семьей жить, детей рожать. А ты че? Мужик в юбке?
        - Дед, - я с удивлением посмотрела на него, - в последнее время я тебя не узнаю. Тебе вроде нравилось, что я порядок на участке навела. Нахваливал даже. Признавайся, что тебя укусило? И с чего вдруг про клады заговорил? Прямо соловьем заливался!
        - Заливался, - кивнул головой дед, - а иначе как мужиков отвлечь? Они ж тебя вопросами засыпали бы. А тебе хотелось отвечать?
        - Не хотелось, - вздохнула я. - Но ты ведь меня на болоте нашел? Правда?
        - Правда, - буркнул дед. - И какая нелегкая тебя туда занесла? Туда ж ни тропы, ни дороги… И смотри-ка, на теле ни царапины…
        - А ты рассматривал, что ли? - возмутилась я.
        - Нужна ты мне больно, - нахмурился дед. - Я и мужиков-то разбудил после того, как ты под куртку залезла. Спали они, как убитые! Самих бы унесли, не заметили.
        - Выпили, видно, крепко, - заступилась я за своих товарищей. - А мне такое привиделось, хоть водки хлебнула всего три глотка, чтобы согреться.
        И я быстро поведала деду о своих приключениях, упустив кое-какие, на мой взгляд, ненужные подробности.
        - Самое печальное, что я посеяла пистолет. А потеря табельного оружия, сам понимаешь, ничего хорошего не сулит.
        - Постой! - Дед с неподдельным изумлением уставился на меня. - Ты ж сама попросила его спрятать. Ты ведь, девка, чуть не грохнула меня. - Он оттянул полу дождевика. - Глянь, дырка какая, слава богу, не в боку!
        - Я? Стреляла? - на мгновение я потеряла дар речи. - Но я точно помню, пистолета у меня в руках не было.
        Дед, хмыкнув, смерил меня насмешливым взглядом и, не переставая дымить, поднялся с камня и направился к лошадям. Отвязав притороченный к седлу «сидор», он перебросил его мне.
        - Глянь! - приказал он. - И патроны посчитай! Три пули выпустила!
        Руки мои дрожали от волнения, когда я, наконец, запустила руку в мешок. Пальцы коснулись холодного металлического предмета. Я вытащила его на свет божий. Точно!
«Макаров»! Я бы узнала его из тысячи, как близкого родственника, как друга. Я вытащила магазин. Трех патронов не хватало!
        - Та-а-ак! - Я посмотрела на деда. - Ты мне никогда не врал. Но я ничего, абсолютно ничего не понимаю! Отчего такое случилось? Откуда этот странный звук, огни, костры… Как я нашла Поганкину Марь, если сроду там не бывала? Но самое главное, что ты делал на болоте ночью?
        Дед снова присел на свой валун и, закряхтев, вытянул ноги в сапогах.
        - Что-то притомился я, - он зевнул и вопросительно посмотрел на меня. - Может, доберемся до метеостанции да передохнем пару часиков? Да и живот с голодухи подвело!
        - С чего вдруг тебя на метеостанцию потянуло? - я с подозрением посмотрела на Шихана. - Туда же добрых километров десять. Я не могу терять время. Сам говорил, начальство меня обыскалось…
        - Перебьется твое начальство, - дед спрятал кисет на груди и с кряхтением поднялся. - Не хочешь, и ладно! - Он из-под руки посмотрел на солнце. - Часа через три будем дома.
        - Начальство не перебьется, - проворчала я и направилась к своей лошади. Проверила, не набило ли ей спину под седлом, подтянула ослабшую подпругу.
        Дед, взгромоздившись на коня, молча наблюдал за мной.
        - Мне голову открутят, - продолжала я сердито. - И за то, что стреляла, отвечать придется. Как ни крути, а я покушалась на твою жизнь. С перепугу, конечно, но теперь придется объяснять, при каких обстоятельствах… Думаешь, мне поверят?
        - А ты не объясняй, - глаза деда сверкнули из-под капюшона, и, как мне показалось, совсем недружелюбно. - Я Севку и этого мужика, Замятина, кажись, предупредил, чтобы не болтали лишнего.
        - Ну, ладно, про болото можно не рассказывать, но как объяснить, почему я стреляла?
        - Дам я тебе патроны, - дед отвернулся и последние слова бросил уже через плечо. - Завалялись у меня как раз штуки три или четыре…
        - Завалялись? - изумилась я. - С каких это щей у тебя завалялись боевые патроны?
        - С таких! - буркнул Шихан, не поворачивая головы, и направил свою лошадь вверх по тропе. - Все тебе расскажи-доложи!
        - А мне интересно, - я заставила свою лошадь прибавить шаг и нагнала деда. - Может, у тебя и пистолет завалялся?
        Шихан резко натянул поводья и остановил лошадь.
        - Марья, - усы его грозно шевельнулись, и он пробуравил меня взглядом, - ты хоть в тайге про протоколы свои забудь! Года два назад охотников я возил на гольцы. Так у одного из них пистолет был. С пластинкой на рукоятке. Именной, значитца. С приятелем он самогона моего надрался, по банкам стрелял. И рассыпал патроны. В коробке они у него хранились. Вот несколько штук между половиц в зимовье и закатились. Я их в прошлом годе случайно нашел. Половица сгнила, я ее начал менять, а там эти, патроны… Я их и подобрал. Или, скажешь, выбросить надо было!
        - Их надо было сдать, - буркнула я.
        Шихан хитро прищурился:
        - И кто б тебя тогда выручил? Вишь, как пригодились!
        - Вон как ловко вырулил, - я усмехнулась. - Мало того, что иду на должностное преступление, так еще и тебе по гроб жизни обязана!
        - Ничего, сочтемся, - дед снова обвел меня взглядом. - По-суседски! Давление когда придешь смерить или лицензию на отстрел медведя подсобишь достать. В прошлом годе мне отказали…
        - Да уж, - покачала я головой, - давление я тебе и так измеряю, а насчет лицензии - не жирно будет за три патрона-то?
        - Три патрона? - усмехнулся дед. - Забирай выше, Марья. Я ведь и проговориться могу! Севка твой уже подкатывался…
        - Так ты меня шантажируешь? - у меня даже перехватило голос от возмущения. - Что стряслось? Сколько раз я тебе помогала? И что? За ответные услуги?
        - Ладно, закипела, как самовар! - Дед вновь направил свою лошадь по тропе. - Пошутить нельзя! Вон, как кошка, когти выставила.
        - Дед Игнат, - покачала я головой, - все равно что-то не так. Раньше из тебя при посторонних слово клещами не вытянешь, а тут то шутишь, то сказки сказываешь! Что случилось?
        - Езжай ужо, да помалкивай! - Дед махнул кнутовищем в сторону Таштыка. - Вишь, тучи в кучку сбиваются. Того и гляди снова ливанет.
        Я посмотрела в том же направлении и ничего, кроме сизой дымки, не заметила, но если Шихан говорит, что скоро пойдет дождь, то непременно так и случится.
        - Поспешай, - прикрикнул дед на меня, - а то перевал закроется! Придется в камнях ночевать…
        Я решила не перечить. У меня еще будет время разобраться со странными отклонениями в повадках Шихана.


        Глава 9
        К своему дому я, как тать в ночи, пробиралась огородами, чтобы не вызвать ненужных расспросов. Соседи у меня зоркие, сразу отметят, что я одета в чужую, не по размеру одежду. Через час это станет известно всему селу, известие обрастет такими подробностями, что только диву будешь даваться полету народной фантазии.
        Я спешилась у околицы, передав Шихану поводья. Он понял меня без слов, лишь посоветовал вечером принять баню и хорошо попариться, чтобы изгнать простуду. Меня действительно лихорадило, да и могло ли быть иначе после того, как я почти голышом носилась в дождь по тайге.
        Мне предстояло встретиться с Мордахиным и узнать, по какому поводу меня разыскивали.
        Я благополучно перелезла через плетень, отделявший огород от леса. Кажется, никто меня не заметил. Пригнувшись, я миновала грядки с морковкой и первой зеленью, отметив по ходу, что их нужно срочно прополоть, и подошла к дому со стороны бани, двери которой были почему-то распахнуты настежь. Возможно, я забыла их плотно прикрыть, такое случалось, и не раз, и их просто отворило ветром. Но тут я бросила взгляд на окно дома, которое как раз выходило в огород, и даже запнулась от неожиданности. Оконную раму кто-то выставил, и теперь она валялась на земле. Сорванная занавеска втоптана в грязь. И кому она помешала?
        Я осторожно приблизилась к окну. Несомненно, кто-то побывал здесь в мое отсутствие. Следов, и явно мужских, вокруг было множество, правда, дождь хорошо поработал над ними. Все же я разглядела: неизвестный злоумышленник, вернее - злоумышленники носили резиновые сапоги этак сорок третьего размера. В некоторых местах отчетливо просматривались оттиски рифленых подошв, но с разными узорами. Из чего я сделала вывод, что преступников как минимум двое. Сапоги были новенькими - рисунок просматривался довольно четко. Но в таких сапогах ходят почти все мои односельчане - первейшая обувь в сезон дождей.
        Я с недоумением огляделась. С какой стати кому-то вздумалось проникать в мой дом? Чтобы ограбить? Но единственная ценность - казенный мотоцикл - стоял в гараже возле опорного пункта, а казенный конь Воронок в мое отсутствие находился в конюшне Шихана. Разумеется, вся округа знала, что у меня отродясь ничего не водилось, даже телевизор и тот еще с советских времен. И хотя я вполне могла купить новый, но не покупала, потому что с трудом выкраивала время на нехитрые домашние дела.
        На крыльце у входной двери тоже виднелись следы, но их замели пучком травы, который валялся возле порога. Замок не взломан. Все-таки преступники поступили осмотрительно. Если бы они копошились возле двери, рано или поздно их мог кто-нибудь заметить. Наверняка соседские собаки подняли лай, и грабители убрались от греха подальше в огород, а там уже без опаски забрались в дом.
        Я пошарила рукой за верхним косяком двери. Ключ оказался на месте. Я открыла дверь, вошла и замерла на пороге. В комнатах, начиная с прихожей и кухни, все перевернуто вверх дном. При одном взгляде на учиненный разгром мне стало понятно: сюда пришли не грабить, а искать.
        Задние стенки книжного и платяного шкафов безжалостно оторваны; растерзанные книги валялись на полу вперемешку с одеждой и постельным бельем. Не пощадили и мою постель, вспоров подушки и бабушкину перину. Когда я вошла в спальню, пух и перья вновь поднялись в воздух. Увиденное потрясло меня настолько, что я даже не смогла выругаться. Везде были разбросаны фотографии, сами альбомы тоже вспороли ножом, и не просто вспороли, а искромсали в клочья. Сервант поставили на попа, не заботясь, что посуда вывалилась на пол и разбилась. Ящики тоже переломали, а половицы, все до одной, старательно отодрали, но хотя бы вернули на место… На кухне проверили все кастрюли, коробки, банки и миски, свалив их в кучу вместе с продуктами, которые, как назло, завелись в моем холодильнике. Залезли даже в берестяные туеса. В одном хранилась мука, а в другом - мед, который по весне Шихан привез мне в подарок со своей пасеки.
        Словом, мой дом кто-то долго и тщательно обыскивал, нисколько не заботясь о том, что хозяйка может в любой момент вернуться. Не один час методично калечил и уничтожал мои вещи, большинство которых уже не подлежало восстановлению. Вряд ли здесь орудовали чужаки. Значит, свои? Но кто из моих односельчан оказался таким смелым и наглым? Откуда им было знать, что я не успею вернуться к вечеру? Почему рисковали? Но главное, что искали в моих скромных пожитках?
        Конечно, человеку неискушенному могло показаться, что кто-то решил мне насолить. Обиженных в селе и ближних деревнях немало, но своих тайных и явных недоброжелателей я знала наперечет. Никто из них даже в припадке бреда не решился бы на столь дерзкий поступок.
        Я не чувствовала страха, не испытывала злости, поэтому, несмотря на усталость, засучила рукава и принялась за уборку. Мордахин подождет, думала я. Сколько раз он заставлял меня маяться в приемной, сколько раз тянул с решением пустяковых вопросов, сколько раз открыто вставлял палки в колеса, словом, относился с очевидной неприязнью. Видно, чувствовал тайную угрозу своей сытой и пока ничем не омраченной жизни.
        Я наполнила осколками и обломками два травяных мешка, но порядка в комнатах не прибавилось. Похоже, труды не закончатся до глубокой ночи. Я снова с безмерной тоской огляделась вокруг. Нет, пора сделать передышку и перекусить. Конечно, если что-то отыщется для перекуса. Я прошла на кухню. Продукты я еще раньше затолкала в холодильник, теперь принялась исследовать его содержимое. Это продолжалось пару минут.
        - Привет! - внезапно раздалось за спиной.
        От неожиданности я выронила банку рыбных консервов. По закону подлости она упала мне на ногу, но боли я не почувствовала, больше того, потеряла дар речи и какое-то время стояла, открыв рот, не веря своим глазам. А тот, кто поверг меня в ступор, спокойно подошел почти вплотную, поднял банку и вручил мне, а затем спросил как ни в чем не бывало:
        - Что случилось? Ремонтом занялась?
        Ремонтом? Я мгновенно пришла в себя. Только он мог задать такой нелепый вопрос. Борис! Но с какой стати он ко мне заявился?
        - Что тебе нужно? - с вызовом произнесла я. И, отправив банку в холодильник, захлопнула дверцу.
        Скрестив руки на груди, я оперлась спиной о холодильник, тем самым отрезав пути для отступления, впрочем, отступать все равно некуда. Борис по-хозяйски основательно устроился на уцелевшей табуретке и окинул меня насмешливым взглядом.
        - Да уж не ради тебя пришел, - процедил он сквозь зубы и прищурился. - Тебе разве не передали, что я здесь с утра? Есть кое-какие вопросы по нашим общим делам.
        - У нас нет общих дел, - парировала я. - Только служебные.
        - А что, я выразился иначе? - Улыбка скривила его губы, а взгляд помрачнел. Он холодно поинтересовался: - Где тебя носило?
        - Я должна отчитаться? - высокомерно спросила я, хотя понимала, что это чревато - если моя бывшая сердечная боль настроена официально.
        - Отчитаешься где надо, - буркнул Борис и бросил взгляд по сторонам. - Мебель-то зачем переколотила? Стрессы, что ли, снимаешь?
        - Не твоего ума дело! - отрезала я. - У себя дома, что хочу, то и ворочу! Зачем пожаловал? Выкладывай! Некогда мне лясы точить.
        - А ты изменилась, - усмехнулся Борис, - говорили мне, что ты дама жесткая, только я не верил. Раньше, помнится, чуть что - и в слезы!
        - Кончились слезы, - я усмехнулась. - Сам знаешь, слезами горю не поможешь…
        - Я знаю, - снова помрачнел Борис, - и сочувствую… Я помню, как ты любила бабушку…
        - Тебя не касается, - оборвала я его. - Давай ближе к делу!
        Борис бросил быстрый взгляд по сторонам.
        - Где бы нам пристроиться? Тут такой кавардак, что негде даже разложить документы.
        Только теперь я заметила портфель возле его ног. Из дорогой кожи, с позолоченной пластинкой, выгравированными на ней словами. Наверняка подарок Верунчика. Она любила, имела возможность и умела делать дорогие подарки. Мне не хотелось думать, что именно это привлекло к ней Бориса.
        Чтобы избавиться от мыслей о Веркиных талантах, я быстро занялась делом: освободила кухонный стол от хлама, протерла клеенку. Все это время я чувствовала взгляд Бориса, но старалась не подавать вида, что он меня тревожит. Я вообще не люблю, когда за мной наблюдают: у меня все валится из рук, я начинаю суетиться и совершать непростительные ошибки. А когда на меня кричат, вообще тупею. В последнее время как-то попривыкла, потому что в службе участковых всякая планерка начинается исключительно с дикой ругани.
        Я принесла стул с пробитым сиденьем. Борис окинул его скептическим взглядом, я сделала вид, что ничего не заметила, но положила на сиденье подушку, чтобы не провалиться.
        - Зачем же стулья ломать? - не сдержавшись, спросил Борис.
        - Не лбы же разбивать, - ответила я не слишком учтиво, чтобы он не расслаблялся и сразу приступил к делу.
        Борис хмыкнул и разложил на столе бумаги. Внушительную, скажу вам, стопку. Я поняла, что разговор предстоит долгий. Но о чем, пока не догадывалась. А нежданный гость рассортировал бумаги на три части и строго, как подобает начальнику, посмотрел на меня.
        - Смотри сюда! - приказал он и, не меняя тона, спросил: - Ты в курсе, что на болотах периодически пропадают люди?

        - Естественно, - ответила я. - Только это не мой участок, а самодеятельность - не мой профиль. Можно и по шапке схлопотать, чтобы не совала нос в чужие дела.
        - Наслышан, наслышан, - усмехнулся Борис, - как ты не суешь свой нос! Но любопытство не порок, если на пользу дела. Ладно, не будем отвлекаться, - он прихлопнул стопку бумаг ладонью. - Здесь - копии протоколов осмотра мест происшествия, заключения экспертов, показания свидетелей, наших сотрудников и спасателей МЧС, фотографии… Куча документов, а как были эти дела «глухарями», так ими и остались. Правда, часть из них достались мне в наследство от Жукова, - назвал он своего предшественника. - При нем - случая два за год, от силы - три. Стоило мне вступить в должность, косяком повалили. Ежемесячно люди пропадают, а за последние две недели уже трое потерялись. Двоих нашли, одного с трудом опознали: зверье постаралось. Третий сгинул две недели назад. С собаками искали, вертолет МЧС запросили - никаких концов. Как корова языком слизнула. Да еще этот, последний случай, - он удрученно посмотрел на меня, - бывший полковник ФСБ, крупный чин в краевой администрации…
        - Да-а? - только и могла сказать я, сразу представив последствия. Печальные, надо сказать, и для самого Бориса, и для нашего общего начальства. Милиция в таких случаях всегда крайняя.
        - И с какого перепуга его в тайгу понесло? Сидел бы возле костра да водку жрал с приятелями. Нет, оказался трезвенником и фотолюбителем. На нашу голову! - Борис впервые при мне выругался, но, кажется, даже не заметил этого.
        Я поняла, насколько он расстроен и даже напуган, а ведь надо сильно постараться, чтобы его напугать.
        - Чем я могу помочь? - спросила я. Какие обиды, если погибают люди и никто не в состоянии понять отчего.
        - Вот хронология событий, - Борис развернул папку с документами. - Самое главное - посмотри на карту: все происшествия странным образом концентрируются возле Макаровки, заброшенного села…
        - Знаю, - кивнула я, - лет двадцать, а то и тридцать как оно исчезло. Мне Шихан рассказывал, там вроде какая-то чертовщина случилась. Вроде клад древний обнаружили, а после этого люди стали умирать.
        - И ты веришь в эти бредни? - скептически скривился Борис. - Что, мало деревень в России, где клады находили? И все вымерли? И кто этот Шихан?
        - Да дед Игнат, сосед мой. Шихан его кличка…
        - Слушай, давай о деле, - перебил меня Борис. Он снова взялся за бумаги. - Я собрал материалы за последние двадцать лет, когда стали фиксировать подобные случаи…
        Борис вдруг озадаченно хмыкнул и посмотрел на меня:
        - Когда, говоришь, Макаровка приказала долго жить?
        Я молча уставилась на него.
        - Ну, да… - смущенно улыбнулся Борис, причем я удивилась его смущению, но снова не подала виду. - Ладно, допустим, совпадение.
        - Может быть, - пожала я плечами. - Но все же, почему именно там?
        - Вот это я и хочу понять! - Борис достал из кармана пачку сигарет и вопросительно посмотрел на меня: - Можно?
        - Пожалуй, составлю тебе компанию, - я потянулась к подоконнику за пепельницей.
        - Ты… куришь? - с изумлением произнес Борис. - Зачем?
        - Затем, - отрезала я и прикурила от его зажигалки. - Все течет, все изменяется.
        - Я тебя не узнаю, - покачал головой Борис. - Конечно, я понимаю…
        - Ничего ты не понимаешь, - я в упор посмотрела на него. - И если я закурила, то не ты тому причиной. Все давным-давно забыто!
        Борис посмотрел на меня печально-печально, но я не отвела взгляда. Он был хорошим опером, мой бывший жених, а еще неплохим актером, что очень помогало ему в работе. Но я не попалась на удочку. Чтобы прекратить лицедейство, уставилась на карту. Там красным фломастером был обведен участок тайги, где обычно пропадали люди. Я сразу отметила, что он похож на каплю: в широкой части находилась Макаровка, затем
«капля» сужалась, охватив всю Поганкину Марь. И самая узкая часть, как стрела, нацелилась в сторону моего участка.
        - Я же говорю, это участок Петровича, - ткнула я пальцем в карту. - Самые глухие места. Даже на лошади не пробраться. Чего ты хочешь от меня?
        - Пока не знаю, - честно признался Борис. - Давай вместе подумаем. Вот тут… - он обвел карандашом самый широкий участок, - наибольшее количество пропавших: за десять последних лет - двадцать семь человек. Шестнадцать трупов людей, погибших странной смертью. Но в последние годы происходит как бы смещение в сторону твоего участка. Причем направление строго выдержано: в пределах определенной зоны, ни вправо, ни влево - никаких отклонений.
        - Похоже на каплю, - изрекла я задумчиво, - которая оторвалась от карниза…
        Борис недоуменно посмотрел на меня, но, видно, не разделил моего лирического настроя. И я предпочла дальше не распространяться.
        - Давай по порядку, - предложил он.
        Я кивнула.
        - Первый нормально задокументированный случай произошел в девяносто третьем году, в июле месяце. Это примерно в тридцати километрах от того места, где позавчера умер или погиб этот гэбист Клочков. Зачитываю показания тогдашнего начальника уголовного розыска нашего РОВД Тихонова. «Вечером компания рыболовов, все люди взрослые, опытные, сидела возле костра. Михаил Исаков, тридцати пяти лет, резко встал и, ничего не говоря, быстро пошел от озера в сторону леса. Его окликнули, но он уже скрылся в темноте. Ну и ладно, подумали: «В туалет мужику приспичило». Примерно через час забеспокоились. Покричали. Сходили в деревню Плетневку поблизости - она тоже нежилая, только дачники по выходным приезжают - нет парня. На следующий день искали его самостоятельно. Вроде бы нашли. Один из товарищей Исакова утверждает, что увидел его издалека. Начал кричать, звать, но Исаков оглянулся на лес, будто его манили оттуда, и опять убежал. Лишь вечером следующего дня рыболовы связались с нами. Опять пришлось прочесывать территорию. Но на этот раз безуспешно. Труп нашел местный охотник спустя два месяца. Тело объел
медведь, но эксперты дали заключение, что хищник перекусывал уже мертвечиной…» - Борис посмотрел на меня. - Понимаешь, как и в случае с Клочковым, мертвец был обнажен. Пропали даже ботинки с носками. Милиционеры специально искали по окрестностям одежду Исакова, но так ничего и не обнаружили.
        Борис вновь потянулся к пачке сигарет, даже достал одну, но не закурил, принялся мять ее, пока табак не посыпался на стол. Но он этого не заметил.
        - Я вчера встретился с Тихоновым, - сказал Борис, - ему за шестьдесят, но он еще крепкий мужик, и, главное, с памятью у него все в порядке. Вот что он мне рассказал. Я записал на диктофон, а потом расшифровал записи. Читай…
        - Сам читай, у тебя почерк - с лупой не разберешь, - отодвинула я бумаги.
        Борис хмыкнул, но принялся послушно читать: «Похоже, это не криминал. У меня создалось впечатление, что у погибших перед смертью «съезжала крыша», им казалось, что стало жарко - одежду они явно сами срывали. В чем причина - не понимаю. Могу допустить, что городские люди растерялись в лесу и запаниковали. Но чтобы местные так странно умирали…»
        - Жарко, говоришь? - мне стало не по себе. Ведь я тоже сорвала с себя одежду, когда бежала по тайге к этому чертову болоту. Почему это случилось со мной?
        - Это лишь догадки, - Борис, кажется, не придал значения моему вопросу.
        Его слова снова заставили меня вспомнить ощущения дикого страха и безысходности, которые я испытала прошлой ночью. Я поежилась. Мне стало по-настоящему жутко. Приближалась ночь, и где гарантия, что странный звук вновь не разбудит меня?
        - Тихонов сообщил в область о странной гибели людей, поставил на уши прокуратуру, - продолжал рассказывать Борис, и это отвлекло меня от воспоминаний о кошмаре. - Поскольку явных признаков преступления не было, дела закрыли. Действия самого Тихонова - прочесывание леса, работа со свидетелями, составление протоколов - признаны грамотными. Тем более что подобные происшествия случались и раньше, и опять же вблизи Макаровки. Об этом мне рассказал бывший прокурор района. Сейчас он тоже на пенсии. По его словам, подобные смерти как-то не связывали в единое целое. А потом с начала девяностых пошло-поехало. Я уже говорил: шестнадцать случаев обнаженных трупов. Еще полтора-два десятка случаев под подозрением…
        Борис открыл вторую папку.
        - Вот лишь несколько примеров. Осенью того же девяносто третьего года обнаружен труп сторожа лесопилки. Обнаженный. Одежда рядом, скинута ворохом. Пуговицы от рубашки отлетели в стороны, будто человек сбрасывал ее второпях, до конца не расстегнув. Эксперты причину смерти не установили - объяснили тем, что у него сердце пошаливало…
        - Вполне могло сердце подкачать, - перебила я Бориса, - если человек сильно испугался…
        - Испугался? - с недоумением посмотрел на меня Борис. - Что можно встретить в наших лесах и напугаться до смерти? Ты что-то знаешь? Слышала?
        - Ничего я не слышала, кроме того, что люди на болотах и вправду пропадают. У нас в Марьясове, да и в окрестных деревнях, подобного не случалось. Лет пять назад мужик в тайге заплутал, но через два дня сам вышел. От стыда чуть не помер, бедняга. Позор ведь - в тайге жить и в ней заблудиться.
        Борис смерил меня взглядом, но ничего не ответил, лишь вновь уставился в бумаги.
        - На следующий год сразу два ЧП в течение месяца. Два местных мужика ходили за ягодами и не вернулись. И вновь вскрытия показали, что следов насильственной смерти нет, содержание алкоголя минимальное. Девяносто четвертый год. Два жителя деревни Крюковка отправились осенью в район Поганкиной Мари за клюквой. Разошлись. Один не вернулся. Через два дня нашли тело. Ягоды рассыпаны. Одежда сложена в корзинку. В том же году в конце сентября нашли труп грибника из города. Сидел на пеньке босиком, опята из корзинки вывалил. Сапоги с носками аккуратно поставил рядом. - Борис перевернул несколько страниц. - Все истории рассказывать не буду. Они большей частью схожи, отличия лишь в несущественных деталях.
        - Может, напрасно ты туман нагоняешь? - осторожно поинтересовалась я. - Прежде чем выдавать на-гора версии, нужно внимательно просмотреть все документы, сведения о погибших. Нужно поговорить со специалистами: врачами, химиками, наконец… Обобщить все сведения, показания свидетелей, заключения ученых и только потом попытаться их проанализировать. Я уверена, объяснение лежит на поверхности. Ну, не чертовщина же в наших лесах завелась?
        - Тебе все шуточки, - смерил меня сердитым взглядом Борис, - а у меня того гляди звезды с погон посыплются. Я ведь в академию МВД собрался поступать. Только, кажется, в ближайшем будущем мне не светит.
        Он с тоской огляделся по сторонам и неожиданно спросил:
        - Выпить у тебя найдется?
        Я молча развела руками.
        - Ну и слава богу, - скривился Борис, - хоть пить не научилась!
        - А тебе-то что за дело? Пью - не пью, курю - не курю! Тебя не касается! Есть свой объект заботы, вот о нем и заботься! А я уж как-нибудь сама!
        - Вижу, как ты сама! - Борис скептически усмехнулся. - Квартиру в бомжатник превратила!
        - В бомжатник? - взвилась я от злости. - Что ты знаешь… - Я махнула рукой. Усталость вдруг накатила со страшной силой, я поняла, что сейчас запросто свалюсь на пол и засну, и ничто меня не остановит, даже присутствие Бориса, который с ошеломленным видом взирал на меня. Мне уже ни о чем не хотелось думать, мечтала я лишь об одном - чтобы Борис Садовников, мой бывший жених и нынешний начальник, убрался восвояси. И по возможности быстрее, чтобы я не успела выйти из себя. Даже сейчас мне не хотелось показывать ему, насколько изменился мой характер.
        - Ты на себя посмотри, - буркнул Борис и медленно, словно задался целью разозлить меня окончательно, принялся собирать бумаги. - На кого похожа? Вон и губа разбита. И одежда будто с чужого плеча…
        - Послушай, - сказала я тихо, - я прекрасно знаю, на кого я похожа. И это тоже не твоего ума дела. Забирай свои бумаги и уматывай. Нужна буду, вызовешь в отдел. Прикажешь, стану работать, а так, по старой дружбе… Ищи дураков в другом месте. Случится что, ты меня первым сдашь, потому что за звезды свои трясешься!
        - А ты еще и поглупела! - Борис защелкнул замок портфеля и с явным презрением посмотрел на меня: - Выходит, я не ошибся, когда выбрал Веру. Она, по крайней мере, не орет, как базарная баба.
        - Ах ты! - я задохнулась от возмущения, замахнулась, но Борис перехватил мою руку.
        Я попыталась вырваться, но его пальцы больно сдавили запястья. Он перевел мои руки за спину, отчего я оказалась прижатой к его телу. Тут у меня и вовсе помутилось в голове: вдруг вспомнилось, как он прижимал меня к себе совсем с другими намерениями. Борис тоже вспомнил. Неожиданно он ослабил хватку, я вывернулась. но он притянул меня за плечи и, чего я никак не ожидала, поцеловал в губы. Причем так, что у меня отпало всякое желание сопротивляться. Некоторое время мы исступленно целовались. Его руки проникли под куртку и принялись бродить по моему телу, затем одна замерла на груди, а вторая спустилась ниже, к бедрам. Он еще теснее прижал меня к себе, я почувствовала его напряжение. Человек, который только что оскорблял меня, сравнивал с другой женщиной, на самом деле страстно хотел уложить меня в постель. Уж в этом-то я никак не могла ошибиться! Впрочем, в такие моменты до постели редко добираются. Вот и Борис подхватил меня под ягодицы, усадил на кухонный стол, потянув с меня куртку, а за ней и спортивные брюки Замятина. И если бы он не запутался в замках и завязках, я бы, наверно, вовсе
рассталась с рассудком. Но он промедлил, и это привело меня в чувство.
        - Нет! - что было сил я толкнула его в грудь. - Проваливай!
        И когда он, отшатнувшись, с каким-то жалобным недоумением уставился на меня, я уже без истерики, твердо сказала:
        - Нет, Борис! Ничего не получится! Езжай домой, тебя жена заждалась!
        - Ну и дура ты! - с досадой произнес Борис.
        Он смерил меня презрительным взглядом, взъерошенную, растрепанную, в расстегнутой чуть ли не до пупа рубахе.
        - Я с тобой по-хорошему хотел, - он постучал в грудь кулаком и совсем неожиданно с тоской произнес: - Не умерло здесь! Понимаешь, не умерло! А ты… - он махнул рукой и направился к выходу из кухни.
        Я продолжала сидеть на столе, схватившись за столешницу с такой силой, что у меня заломило пальцы. На пороге Борис оглянулся. Его взгляд почему-то напомнил мне взгляд соседской собаки, которая попала под колеса мотоцикла и потом долго и мучительно болела. Сосед, в конце концов, пристрелил ее из жалости. Но разве я могла проделать то же самое с Борисом? Даже из милосердия, из сострадания?
        Я отвела взгляд и спрыгнула со стола. За моей спиной хлопнула дверь. И я снова осталась одна. Быстрые шаги простучали по ступенькам, но я намеренно сдержала себя и не подошла к окну, чтобы посмотреть вслед своей любви. Нет, ничего не затерлось в памяти! Слезы набежали на глаза. Я всхлипнула, но взяла себя в руки и набросила куртку на плечи - отчасти, чтобы сохранить тепло ладоней Бориса на своем теле и след его поцелуев на шее и груди. Меня слегка потряхивало от возбуждения, губы продолжали гореть и слегка побаливали от слишком жадного поцелуя, а щеки полыхали, как в огне. Господи, зачем он здесь появился? Чего добивался? Как расценить его поступок? Мгновенное помутнение рассудка, похоть, вожделение?
        Я решительно тряхнула головой, а затем взяла кружку с водой и вылила себе на затылок. Ледяная влага мгновенно привела мои мысли и чувства в исходное состояние.
«Ты абсолютно права, Маша! - сказала я себе. - Борис испытывает к тебе все, что угодно, но только не любовь! И пора уже к этому привыкнуть и не травить душу напрасными надеждами!»
        Взглянув на часы, я всплеснула руками от неожиданности. Боже, уже вечер! Десятый час! Даже не заметила, как пролетело время. Горестно вздохнув, я снова принялась за уборку.


        Глава 10
        Все валилось у меня из рук то ли от усталости, то ли от расстройства чувств. Визит Бориса не просто испортил мне настроение. Он всколыхнул прошлые обиды. Я злилась, и злилась ужасно, что расслабилась и позволила поцеловать себя, выдала волнение, что организм среагировал на его прикосновения вопреки моей воле. Но вопреки ли? Сомнения совершенно выбили меня из колеи.
        Я почти не сомневалась, что Садовников лукавит, но с какой стати? Неужели ему так важна моя помощь? Я - простой участковый, а у Бориса целый штат сотрудников, опытных и сильных мужиков. К тому же это не мой участок. На нем заправляет майор Высотный, которого вся округа еще с лейтенантских погон называет Петровичем. А это несомненный знак уважения и признания. В наших таежных местах участковый и царь, и бог! Конечно, если поступает с сельчанами по-божески, не слишком прессуя, но и не распуская. Авторитет Петровича непререкаем. Любые попытки влезть в его дела Высотный расценит однозначно: как желание его подсидеть. Не секрет, что он метит на место начальника службы участковых. Для этого у него есть все предпосылки: и стаж, и опыт… Правда, показатели у него в последнее время подкачали, да еще один за другим непонятные трупы… Тот, кто раскроет тайну, наверняка получит повышение. И все же, почему Борис решил сделать ставку на меня, а не на соседа?
        Я вспомнила его взгляд вчерашним утром - неприязненный и даже сердитый. Майору Садовникову пришлось не в шутку наступить себе на горло. Видно, и впрямь дела серьезнее некуда, если Борис забыл о том, что нанес мне обиду, которая обжалованию и амнистии не подлежит. Нет, я не намерена спускать на тормозах его грехи. Пусть повертится, как уж на сковородке, подумала я злорадно, тем более в мои должностные обязанности не входит расследование особо тяжких преступлений. Я специализируюсь на административных правонарушениях, на бытовухе, где все обстоятельства ясны, а доказательства очевидны. В дебри не лезу, вероятно, потому, что знаю потенциальных возмутителей спокойствия как облупленных. А соваться в чужую епархию, пусть даже с устного одобрения начальника уголовного розыска… Ну уж нет, увольте…
        Тут я вспомнила, что не заперла за Борисом дверь. А ведь сейчас, как никогда, следовало задуматься о собственной безопасности. Я почувствовала себя неуютно и переложила пистолет в боковой карман. Кажется, эта ночь снова будет бессонной. Я никогда не считала себя трусихой, но, согласитесь, вряд ли найдется человек, который будет беспробудно спать с выбитым окном, в разоренной преступниками квартире.
        Я открыла ведущую в сени дверь. Странный шорох или скрип раздался со стороны улицы. Там царила кромешная темнота, видно, «визитеры» выкрутили лампочку. Все произошло мгновенно, я даже не успела испугаться. Что-то большое, бесформенное двинулось навстречу. Я выхватила пистолет.
        - Стой! Стрелять буду! - выкрикнула я неожиданно пискляво.
        От ужаса у меня перехватило горло, я закашлялась. Но пистолет не выпустила.
        - Маша, - раздался из темноты знакомый голос, - убери ствол! Это мы с Олегом Матвеевичем.
        - Тьфу на вас! - с досадой произнесла я и отступила в сторону, пропуская поздних визитеров. - Откуда вы взялись?
        Выглядели они устало. Видно, нелегко им пришлось, удалось ли вызволить «Ниву» из плена? Я тут же спросила.
        - Выбрались, - ответил Сева односложно. - А что тут у тебя творится? - Он по-хозяйски прошел в глубь комнаты.
        Замятин остался на пороге. Я предложила, словно не расслышав Севины вопросы:
        - Проходите, Олег Матвеевич! Только не обессудьте, - я развела руками, - у меня не прибрано!
        - Не прибрано? - изумился Сева. - Тут же слон танцевал!
        - Танцевал, - вздохнула я. - Кто-то без меня похозяйничал в доме. Правда, я малость прибралась. На остальное сил не осталось.
        - Серьезно? - Сева с озабоченным видом уставился на меня. - Тебя обворовали? То-то я смотрю, милицейская машина от ворот отъехала. Что взяли?
        - Да ничего не взяли, - отмахнулась я. - Все перевернули вверх дном и смылись. А милицейская машина с час уже как уехала. Ты что же, столько времени под моими воротами прохлаждался?
        - Какой час? - Сева опустился на стул. - Мы подъехали, и он сразу с места рванул. Я еще подумал: Марье даже ночью покоя от начальства нет.
        Я ничего не ответила, хотя мне показалось странным, что Борис уехал не сразу. Может, собирался с духом, чтобы вернуться? Ждал, что я успокоюсь и приму его с распростертыми объятиями? А если б я не сумела дать ему отпор? Что бы я чувствовала после?
        Но судьба в виде двух усталых и грязных мужиков распорядилась по-своему. Вовремя они подвернулись и отвели от меня беду.
        - Интересно получается, - Замятин устроился на табурете рядом с Севой, - воры проникли в дом, ничего не взяли, но усердно все разбомбили. Может, это не воры вовсе, а, Маша? Просто кто-то из местных решил вам отомстить?
        - Может быть, - ответила я, чувствуя, что вот-вот упаду с ног от усталости. - Это одна из версий. Но я с этим разберусь, будьте спокойны!
        - Тебе нельзя здесь оставаться, - сказал Сева и снова обвел комнату взглядом. - Ты что-нибудь ела сегодня?
        Я пожала плечами, а мужчины многозначительно переглянулись.
        - Собирайтесь, - поднялся с табурета Замятин. - Поедем к Севе. Там вы будете в безопасности. И вам лучше, и нам спокойнее.
        - Никто сюда не вернется, - я переложила пистолет из одной ладони в другую. - Тот, кто здесь побывал, наверняка не нашел то, что искал. А если вернется, мне есть чем его встретить.
        - Это не дело, - не сдавался Замятин, - не хватало нам стрельбы по головам. Давайте собирайтесь!
        - Не глупи, Мария! - поддержал его Сева. - Поедем ко мне. Душ примешь, переоденешься, поужинаешь нормально.
        - Ну, хорошо, поехали, - согласилась я.
        Возможность принять душ оказалась самым сильным аргументом, и я не стала сопротивляться. Тем более присутствие Замятина некоторым образом оградит меня от любопытных взглядов и лишних вопросов односельчан.
        - Мне нужно собраться, - сказала я. - Подождите в машине.
        - Только быстро, а то до жути есть хочется, - улыбнулся Замятин. - Полдня с машиной провозились, пока вылезли.
        - Ладно, - я улыбнулась в ответ, - помогу вам приготовить ужин.
        Мужчины направились к выходу, а я посмотрела на часы. Двенадцатый час ночи… Нет, не только из-за душа я согласилась переночевать в Севином доме. Я трусила, боясь остаться одна: а вдруг повторятся ночные кошмары. Побросав в спортивную сумку кое-какие вещички, я затянула «молнию». Сквозь полуоткрытую дверь я видела мужчин. Они сидели за столом и что-то обсуждали, склонившись друг к другу. Замятин выглядел озабоченным, а вот Севино лицо я не рассмотрела: оно скрывалось в тени. Я усмехнулась. Все-таки не оставили меня одну.
        Я подхватила сумку и вдруг увидела, как колыхнулось на окне одеяло. Я замерла и тут же успокоилась: обычный порыв ветра. Надо проверить, чтобы успокоиться окончательно. Я шагнула к окну - одеяло висело, как приклеенное. Я осторожно приподняла его за край, но ничего не заметила. Слабое пятно света проявило валявшуюся внизу раму, втоптанную в грязь занавеску. Я вгляделась в темноту: абсолютный покой и тишина. Даже соседская собака, зловредная и брехливая псина, которая по всякому пустяку заливается визгливым лаем, не подала голоса.
        - Маша, - Севин голос заставил меня вздрогнуть, - ты скоро?
        Я торопливо опустила одеяло, но ответить не успела, потеряв дар речи. Я увидела бабушку. Она сидела на постели и держала в руках шкатулку. Массивное деревянное изделие, изготовленное в незапамятные времена. В ней мы хранили документы, бабушкины награды, письма ее отца с фронта, еще какие-то мелочи… Все это валялось на полу, когда я вошла в спальню. Первым делом я проверила, не исчезло ли что-нибудь из семейных реликвий. Вроде ничего, и я убрала шкатулку в верхний ящик комода. Там она и стояла обычно.
        Сейчас бабушка держала шкатулку в руках. Почему-то я не удивилась, даже не испугалась, хотя понимала, что передо мною призрак. Лицо бабушки выглядело помолодевшим. Я не заметила ни одной морщины под глазами, щеки ее округлились, порозовели… Бабуля выглядела почти моей ровесницей, только вот одета более чем странно: серебристый хитон, на голове - то ли легкая шаль, то ли платок…
        - Бабушка, - сказала я.
        Вернее, подумала, потому что не смогла произнести ни слова. Губы одеревенели, язык приклеился к небу. Бабушка услышала меня, подняла взгляд, абсолютно осмысленный, человеческий. Цвет глаз у нее изменился. Прежде карие, сейчас они сияли голубизной, небывало яркой, можно сказать, ослепительной. На миг у меня замерло, а затем вдруг быстро-быстро забилось сердце. Мне бы закричать, позвать в свидетели мужчин, которые тихо беседовали на кухне. Я краем уха слышала их говорок и понимала, что не сплю, и все же в здравом уме и при ясной памяти увидеть в своей спальне привидение… Пусть даже родного и близкого человека…
        - Возьми, - пронеслось у меня в голове.
        Бабушка протянула шкатулку.
        - Береги! - Она пристально посмотрела на меня. И, ручаюсь, все это время ее губы не шевелились.
        Я приняла шкатулку и с недоумением оглядела ее со всех сторон. Все хранилось должным образом. Я ничего не выбросила, не уничтожила, как ненужный хлам…
        - Маша, - раздался Севин раздраженный голос, - шевелись!
        Я оглянулась. Сева с безмятежным видом показался на пороге спальни, словно появление призрака было для него обычным делом.
        - Сева, - произнесла я через силу, - дай поговорить…
        - С кем? - с неподдельным изумлением произнес Сева и шагнул через порог.
        Я мгновенно оглянулась. На кровати - ни бабушки, ни шкатулки в моих руках… Что за чертовщина? Я озадаченно потерла лоб. Вроде не напивалась, и «травку» никогда не курила, отчего же мне постоянно что-то мерещится? Я бросилась к комоду, принялась открывать ящик, но его, как нарочно, заело. Я чуть не сломала палец, зашипела от боли. И Сева пришел мне на помощь. Он без особых усилий выдвинул ящик. Шкатулка на месте. Я все еще не отошла от потрясения и уставилась на нее с таким ужасом, что даже тугодум Сева заметил.
        - Мария! - Он схватил меня за руки и развернул к себе лицом. - Что происходит? С чего ты так побледнела? - и крикнул Замятину: - Олег Матвеевич, Маше плохо! Принесите воды!
        Замятин в мгновение ока оказался рядом со стаканом воды в руке. Я выпила воду. Зубы стучали по стеклу, а руки дрожали так, что я чуть не выронила стакан.
        - Маша, - сказал он строго, - вам просто необходимо хорошенько выспаться…
        - Легко сказать: «Выспаться!» - я провела ладонью по глазам, чтобы стряхнуть охватившее меня наваждение.
        - В отпуск тебе надо, - ворчливо заметил Сева. - Взяла путевку - и к Черному морю. В Турцию. Или в Египет. Зарабатываешь ты неплохо, билет бесплатный, чего мучиться? Не парься зря, завтра подавай рапорт - и отдыхать на юга. А то совсем крыша слетит!
        - Если начальство этот рапорт подпишет! - я хотела съехидничать, но у меня не получилось. Больше того, фраза прозвучала так жалобно, что слезы сами побежали из глаз. Спазм сдавил горло, я закашлялась, но заметила, как мужчины обменялись взглядами.
        - И все-таки что-то случилось! - Замятин в упор посмотрел на меня. - Только что? Мы никуда не поедем, пока вы не расскажете!
        Я отрицательно покачала головой. Не хватало, чтобы меня приняли за сумасшедшую. В здравом уме не видят привидений.
        Замятин мягко улыбнулся и погладил меня по руке.
        - Скажите, вы что-то или кого-то видели?
        Неожиданно его улыбка успокоила меня.
        - Не знаю, - я отвела взгляд, чтобы не прочитать в глазах мужчин насмешку. - Я видела… Свою бабушку. Вернее, это было привидение… В общем, не знаю что. Но она разговаривала со мной… Вернее, я слышала ее голос… Он как бы звучал у меня в голове… - У меня опять перехватило дыхание, и я судорожно всхлипнула. - Ей-богу, не вру. Она велела беречь шкатулку…
        - Шкатулку? - в один голос переспросили Замятин и Сева. И снова переглянулись.
        Мне это совсем не понравилось. Похоже, они решили, что я не в своем уме.
        - Шкатулку, - отрезала я. - И не смотрите так! Крыша у меня на месте! Бабушка говорила о той самой шкатулке, что лежит сейчас в комоде. - Я кивнула в сторону выдвинутого ящика. - Ничего особенного! Шкатулка как шкатулка, для старых документов и фотографий.
        - Вы уверены? - Замятин подошел к комоду и взял шкатулку в руки. Он осмотрел ее со всех сторон, простучал костяшкой пальца днище и крышку. - Старая вещь, вон лак потемнел, и трещины кругом… - Он вынул из шкатулки связанные выцветшей тесьмой пачки писем и фотографий, приложил ее к уху и потряс.
        - Ничего, - произнес он разочарованно и посмотрел на меня: - Вы давно заглядывали в эти бумаги?
        - Недавно, - буркнула я, - часа два назад. Они валялись на полу. Я их подобрала и перевязала. Они так при бабушке хранились.
        - Все на месте? - снова поинтересовался Замятин, не выпуская шкатулку. Он продолжал вертеть ее в руках.
        - Абсолютно! Не думаю, что они кому-то интересны! Так, милый сердцу хлам!
        - Не скажите, не скажите, - задумчиво заметил Замятин. Теперь он заинтересовался узором на крышке шкатулки. И даже попытался поддеть ногтем несколько деревянных завитков.
        Сева следил за комбатом с напряженным вниманием. Он заметил, что я наблюдаю за ним, и мигом отвел взгляд. Глаза его недовольно блеснули, и Сева проворчал:
        - Чушь собачья! Марье с больной головы что только не примерещится. Выспаться ей надо!
        - Что ты зарядил: «Выспаться да выспаться!» - рассердилась я. - Бурчишь, как старый дед! - Я выхватила шкатулку из рук Замятина, но не рассчитала сил, и крышка осталась у него в руках. - Ну, вот! - Я с досадой оглядела шкатулку. - С корнями шарниры вылетели.
        - Выбросить ее пора, - скривился Сева. - Другого места не найдешь для бумажек?
        Я не успела ответить, потому что меня отвлек Замятин. Меня поразило то, чем он занимался. С заинтересованным видом он крутил крышку в руках, а затем присвистнул и окинул нас победным взглядом:
        - А штучка-то непростая, Мария Владимировна! А ну-ка, гляньте, - он протянул мне крышку. - Кажется, с секретом…
        И действительно, крышка была полой внутри, вернее, в ней виднелась узкая щель, больше похожая на трещину. Из нее торчало что-то, смахивающее на бумагу. Замятин зацепил ногтями крохотный уголок и вытащил пожелтевший листок.
        Он снова присвистнул, покачал головой и поднес бумагу к глазам.
        - Какие-то каракули…
        И с недоумением осмотрел находку с обеих сторон.
        - Дайте мне, - я выхватила бумагу у него из рук.
        - Осторожно! - в один голос вскрикнули Замятин и Сева. - Порвешь!
        - Не порву! - буркнула я, рассматривая едва заметные каракули.
        Они смахивали на старославянские буквы, но были написаны все подряд, без единого пробела, словно писавший их был обеспокоен, что они не уместятся на кусочке бумаги.
        - Маша, вы знали о тайнике? - осторожно спросил Замятин.
        - Не больше вашего! - я продолжала разглядывать бумагу, пытаясь разобрать, что на ней написано. - Кажется, бабуля тоже о нем не знала.
        - А если просто не успела рассказать? - Сева огляделся по сторонам. - Тебя же не было рядом, когда она умирала.
        Сева прекрасно знал, как я переживала, что не сумела побыть рядом с бабушкой, когда она умирала. Я даже представить не могла, что она уйдет из жизни так быстро, потому и отправилась на метеостанцию. А тут зарядила пурга, и трое суток мне не удавалось вернуться домой. Конечно, мне тут же сообщили по рации, что бабушке внезапно стало плохо. Инсульт, хотя вроде ничто его не предвещало… Нет, не хочу вспоминать те страшные для меня дни! Я резко перевела дыхание.
        - Маша, вам плохо? - Замятин пристально посмотрел на меня.
        - Нет, нет, все нормально! - я покосилась на Севу. - Что за бред? Бабушка - хранительница секретов? Да она сама давно хотела эту шкатулку выбросить! И с чего вы вообще взяли, что здесь секреты записаны? Может, любовное письмо какой-нибудь молодухи. Спрятала от мужа… Или купец какой записи вел. Ничего же не разберешь!
        - Можно попытаться, - сказал Замятин. - Конечно, специалисты это вмиг прочитают, но почему бы и нам не попробовать? Вон сколько букв знакомых…
        - Да Марья что-то знает, - усмехнулся Сева. - Смотри, как вцепилась!
        - Ничего я не вцепилась, - огрызнулась я и протянула бумагу Замятину. - А бумагу эту после того, как сделали на ней запись, живицей пропитали. Чтобы не истлела.
        - Стала бы молодуха свое письмишко живицей пропитывать, - скептически усмехнулся Сева. - И купец… Разве что клад спрятал… Мария, ты что-то имеешь против клада?
        - Кто о чем, а Сева о кладах, - поморщилась я и махнула рукой. - А, делайте что хотите. Только я уверена, зря время потратите!
        - Это точно! - Сева взглянул на часы. - Поздний ужин скоро перейдет в ранний завтрак. Так мы едем ко мне или уже передумали?
        - Едем, едем, - отозвался Замятин и, вернув бумагу в шкатулку, передал ее со всем содержимым мне. - Маша, это ваше добро. Как вы скажете, так и будет. Но, если не трудно, прихватите ее с собой. У меня лупа где-то в вещах. После ужина попробуем рассмотреть.
        Я пожала плечами.
        - Как знаете. - И затолкала шкатулку в сумку.


        Глава 11
        Правду говорят, что предвкушение дармового богатства способно свести с ума даже самого мудрого и осмотрительного человека. Я в этом убедилась, наблюдая, как Замятин и Сева в упоении пытались разобрать буквы на клочке бумаги, который каким-то невероятным образом оказался в крышке шкатулки. Я прикорнула рядом на диване. Мужчины, стараясь меня не тревожить, включили настольную лампу. Сдвинув головы, они разговаривали шепотом, но я слышала каждое слово. По тому, как они чертыхались, понимала, что дела идут туго.
        Странное дело, стоило моей голове коснуться подушки, как сон мгновенно улетучился. И хотя я падала с ног от усталости, а глаза сами собой закрывались за ужином, сейчас я лежала и созерцала потолок, пытаясь понять, что происходит. Наверно, Сева прав: мозг отказывается воспринимать реальные события. Отсюда глюки, видения, страхи… Видно, и впрямь нужно взять отпуск и поехать в какой-нибудь санаторий, а то по турпутевке. И желательно подальше, чтобы меня не смогли достать звонками…
        - Все-таки это не написано, - Замятин положил на стол лупу. - Это переведено с какого-то твердого предмета, то ли металлического, то ли каменного. Буквы выпуклые, наложили на них бумагу, потерли сверху, вот они и перевелись. Такая своеобразная копирка.
        - А вам не кажется, что надпись была сделана на кресте? - Сева ткнул пальцем в находку. - Смотрите, как бы контуры просматриваются.
        - Вижу, точно крест! Большой, где-то сантиметров тридцать! Восьмилапый, значит, раскольничий, - обрадовался Замятин и снова взялся за лупу. - Мы с тобой, как нормальные люди, пытаемся читать слева направо, а здесь слова идут сверху вниз, затем - снизу вверх…
        Мужчины снова сдвинули головы. По их учащенному дыханию и отрывистым высказываниям я поняла, что дело сдвинулось с мертвой точки. Я вздохнула: теперь тем более не заснуть. Запахнув полы халата, встала с дивана и подошла к столу. Мужчины дружно подняли головы. Глаза их сияли.
        - Вот, - сказал Замятин, - кое-что получается. - И прочитал, слегка запинаясь: -
«Сей крест заветный. Кладена сия казна воеводой Сибирским Терсковым, боярином Московским, в сундук счетом: империалами сто тысяч, полуимпериалами пятьдесят тысяч, монетами тоже пятьдесят тысяч. А к тому положены истукан чистова золота двух пудов весом, сабли бухарские и персидские, каменья драгоценные, да старинные бугровые вещи весом до три на пять пудов. Да кто сей крест заветный найдет, тот и казну воеводскую возьмет…» - Замятин поднял взгляд. - Дальше все расплылось, но последние слова читаются: «…и засыпьте свой завет. Аминь».
        - Чепуха какая-то! - Сева озадаченно потер лоб. - Нам это ни в жизнь не разгадать! Стоит ли голову морочить.
        - Да-а! - Замятин поднес листок к глазам. - Действительно, тут специалисты нужны. Надо показать историкам.
        - Чтобы нас на смех подняли? - скривился Сева. - По-моему, только идиот поверит в эту ахинею.
        - Кто его знает? - пожал плечами Замятин. - А вдруг именно эту бумажку искали в Машином доме?
        - Скажете тоже! - не совсем учтиво отмахнулся Сева. - Простое совпадение, не больше! Да и кто в здравом уме верит в подобные штучки? И вообще, где здесь указано, что клад зарыт в наших местах?
        - А тут уж как посмотреть! - Замятин окинул Севу насмешливым взглядом. - Мало ты, Всеволод, внимания родной истории уделял. А я со школы помню: бумажные деньги ввели при Екатерине Второй. Терсков был воеводой в Белокамском остроге. Ворюга, каких поискать! Его так и прозвали «расканалья-воевода». Помнится, вызвали его в Петербург, пытали, ноздри вырвали, но на кол не посадили - считала Екатерина себя просвещенной правительницей. А вот чинов и званий лишила. Сослали бедолагу в Тобольск, да умер он по дороге… Наверняка сибирские сокровища где-то и припрятал. Не везти же их было в столицу?
        - Ничего себе! - покачал головой Сева. - Откуда только все знаете?
        - А я поначалу историком хотел стать, - улыбнулся Замятин. - Очень уж у нас хороший учитель был. Но потом родители переехали из Омска в Рязань. А там сам бог велел в десантное поступать.
        - Понятно, - сказала я и присела на стул рядом с ним.
        Честно сказать, меня удивило, с какой легкостью Замятин разобрал запись. В институте мы изучали старославянский, но, хоть убей, я не смогла прочитать даже одного слова. Впрочем, зачем морочить голову пустыми занятиями?
        - Если получится вырваться в город, загляну в музей. Может, их это как-то заинтересует, - я хотела положить бумагу в шкатулку, но Сева перехватил мою руку.
        - Оставь пока. Вдруг что-то не рассмотрели?
        - Подожди-ка, - теперь уже Замятин взял у Севы бумагу. - Я о таких кладовых записях читал когда-то. Смотрите, вот эти буквы, похоже, и есть тот «завет», вернее, зашифрованное заклинание. Оно и должно помочь специалисту-«отговорщику» справиться с невидимыми бесами - «сторожами» клада.
        Мы склонили головы над бумагой. «Завет» состоял из вырезанных на семи концах креста старославянских букв КНЬ, МРЬ, Рe, О, еще одно О и МРЪ. Рядом с буквами точки, но разное количество - от трех до десятка или чуть больше…
        Сева недоверчиво посмотрел на Замятина, затем на меня, но ничего не сказал, только взял в руки лупу. Он сосредоточенно и долго рассматривал значки, мало смахивающие на буквы.
        - Ну, и что дает этот «завет»? - произнес он разочарованно и отложил лупу. - Было непонятно, стало еще непонятнее!
        - Давайте лучше спать, - предложила я. - Вы завтра выспитесь, а мне спозаранку на службу. И так два дня впустую прошли! Теперь до конца месяца с делами не разгребусь.
        - Маша, - быстро сказал Сева, - мы с Олегом Матвеевичем на первом этаже ляжем, а ты - в моей спальне. Там телевизор есть. Можешь фильмец какой посмотреть перед сном. И душевая кабинка в порядке…
        - Ты бы проводил девушку, - сказал Замятин, - а то потеряется в твоих хоромах.
        - Само собой, само собой, - засуетился Сева. - Какой разговор? - И посмотрел на меня. - Я попытаюсь скопировать записи. А то случись что, у нас ничего не останется.
        - Как хочешь, - сказала я и, подхватив сумку, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.
        Сева последовал за мной. Дверь в спальню была второй по счету, а всего в узкий коридорчик выходили три двери.
        - Тут у меня кабинет и спальня для гостей, только они еще не обставлены, - Сева открыл дверь в свою спальню и, протянув руку, включил верхний свет.
        Я огляделась. Большая двуспальная кровать и комод. Возле кровати - тумбочка с настольной лампой. Недостаток мебели скрашивали огромный ковер с длинным ворсом и искусственная пальма в углу. Легкие шторы отдернуты, за ними выход на балкон - раздвижные стеклянные двери. Сева подошел и задернул занавеску.
        Я поставила сумку возле кровати и посмотрела на Севу.
        - Спокойной ночи, - сказал он, но не ушел, а стоял возле порога, переминаясь с ноги на ногу. Вид у него был смущенный. Кажется, он хотел что-то сказать, но не решался.
        - Чего тебе? - спросила я.
        - Маша, - Сева переложил фонарик из одной руки в другую и отвел взгляд, - только не сердись! Я хочу… Словом, оставайся у меня… насовсем… В твоей хибаре невозможно жить… Да и ремонтировать бесполезно. Тебе еще не надоело печку топить?
        - Не надоело! - отрезала я. - Прекрати эти разговоры раз и навсегда. Я ведь сказала: замуж не пойду, ни за тебя, ни за кого другого!
        - А, может, ты на Замятина глаз положила? - вкрадчиво спросил Сева и зачем-то включил и выключил фонарик. - Так он сегодня - здесь, завтра - там.
        Я задохнулась от негодования и не смогла ничего возразить. Лишь поднесла кулак к Севиному лицу.
        - Видел? - произнесла я сквозь зубы. - Скажи спасибо, что я у тебя в гостях, а то бы как врезала!
        Сева отшатнулся и с обидой посмотрел на меня.
        - Нет, Марья, как волка ни корми, а он все в лес смотрит!
        Он резко развернулся и шагнул через порог, но я успела крикнуть ему вслед:
        - Пошел ты! Кормилец! Без тебя как-нибудь обойдусь!
        Дверь с грохотом захлопнулась, а я обессиленно опустилась на кровать.
        И чего, спрашивается, взъярилась? Обидела хорошего человека… Чего он лезет ко мне с Замятиным? Я почувствовала, как сдавило сердце. Не по-хорошему сдавило. Не хватало мне сердечного приступа. Я несколько раз глубоко втянула в себя воздух и с силой выдохнула. Тяжесть в груди отступила, и я подумала, что это следствие усталости. Нет, нужно быстрее принять душ - и в постель! И не просыпаться до утра, пусть все вокруг горит ясным пламенем!..
        Я приняла контрастный душ, затем надела ночную рубашку. Пожалела, что не захватила фен, чтобы высушить волосы, закрутила на голове полотенце и перед тем, как лечь в постель, выключила свет и подошла к балкону. Меня удивило, что занавеска отдернута, а я ведь отлично помнила, что Сева ее задвинул. Неужели он опять поднимался ко мне в спальню, когда я была в душе? Но зачем? Может, решил извиниться? Но с какой стати ему вздумалось возиться с занавеской? Я покачала головой. Нет, ты неисправима, Маша. Об этом ли нужно думать сейчас?
        Мне очень хотелось выйти на балкон, подышать свежим воздухом, но погода испортилась окончательно. Дождя не было, сильный ветер уже не просто раскачивал деревья, он размахивал ими, точно великанскими вениками. Мне показалось, что я слышу, как скрипят ветви, а сбитые бурей листья шуршат, опадая на траву.
        Я зябко поежилась и нырнула под одеяло, заметив краем глаза, как поднялась и опала занавеска, то ли от сквозняка, то ли от моих резких движений. Глаза закрылись мгновенно, и я рухнула в сон, как в омут - черный, глубокий омут…
        Но и в эту ночь мне не удалось выспаться. Странный звук, лязгающий, со скрежетом - сквозь сон все звуки кажутся странными - заставил открыть глаза. В полной тишине он прозвучал слишком громко… Как будто провернули огромный ключ в огромном ржавом замке. Так открываются запоры в старинных цитаделях, темницах и где-то там еще - но только не в современных домах с евроремонтом.
        Насторожившись, я даже присела на постели, тишина стояла такая, что слышалось мое дыхание. В горле пересохло, холодная струйка пота сбежала по спине, и это окончательно привело меня в чувство. Чего я испугалась? Я в Севином доме, вокруг меня люди, в любой момент можно позвать на помощь. На всякий случай я сунула руку под подушку. Пистолет на месте. Это удвоило смелость, и я, спустив ноги с кровати, нашарила тапочки.
        Пол показался ледяным. Понятное дело: в доме не топили, а погода стояла не по-летнему холодная. Пить хотелось нестерпимо. Чтобы не спускаться в ночной рубашке на первый этаж, где меня могли застать Сева или, того хуже, Замятин, я решила напиться из-под крана в душевой.
        С кровати я поднялась еле-еле. Мышцы на ногах будто окаменели. Сказалась, видно, ночная беготня по лесу, да вдобавок я хорошенько натрудила спину, стремясь быстрее покончить с разгромом в доме. В комнате было темно, но не настолько, чтобы я не смогла рассмотреть: в ней что-то изменилось, и очень сильно изменилось. Я огляделась: кровать переместилась в противоположный от окна угол, исчезла вся мебель, даже ковер, даже пальма… Как такое могло случится? Что за шутки? Я направилась к двери, покрутила ручку, но она не поддалась: дверь заперта.
        Я помнила точно, что не запирала ее. Значит, кто-то запер ее снаружи? И не этот ли звук поворачиваемого в замке ключа разбудил меня? Я ничего не понимала, но в одном не сомневалась: это проделки Севы. Только зачем понадобилось вытаскивать мебель? В одиночку ему не справиться… Выходит, Замятин тоже поучаствовал в этом спектакле, розыгрыше, лицедействе?.. Не знаю, как называлось это безобразие, но оно чрезвычайно мне не понравилось.
        Я подергала за ручку. О, черт! Что они себе позволяют? Решили выставить меня полной дурой? Или у меня действительно с головой не в порядке? Рядом с дверью я заметила выключатель, но, сколько я ни давила на кнопку, свет не зажигался. Тогда я принялась лупить ногой и кричать противным визгливым голосом - я прекрасно сознавала, что он противный и визгливый, но была вне себя от ярости. Окажись эти два урода рядом, разорвала бы в клочья.
        - Сева! - вопила я. - Открой дверь! Сейчас же! Немедленно! Я кому сказала! Открой!
        Никто не отозвался, дверь не поддавалась, как я ее ни трясла и ни пинала. Кончилось тем, что я ушибла большой палец на ноге, зашипела от боли и только тогда сдалась и вернулась на кровать. Окно светлым пятном выделялось на стене. Я метнулась к нему. Как же забыла про балкон? Возможно, удастся спуститься на первый этаж. И тогда я покажу этим шутникам, как издеваться надо мной! Я рванула шторы в стороны и остолбенела. Вместо выхода я увидела беленую кирпичную кладку и машинально провела по ней ладонью. Старая кладка… Я почувствовала крошки цемента под пальцами… Дьявол! Абсолютная чертовщина! Куда подевались окно и выход? Ведь я хорошо помнила, как бесновались в светлом проеме тени, как колыхались шторы. Сейчас они висели неподвижно.
        Надавив на кирпичи ладонью, я уперлась в них с такой силой, что почувствовала все шероховатости, выбоинки и выступы, но стена не поддалась. Я стукнула кулаком. Бесполезно! Я еще не научилась пробивать каменные стены…
        На всякий случай я оглянулась на дверь. А вдруг шутники незаметно вошли в комнату и потешаются над моими попытками выбраться наружу? Но в комнате по-прежнему темно и тихо. Я чертыхнулась. Что происходит? И откуда струится этот слабый свет, если окно исчезло?
        Я обошла комнату по периметру. Исчезло не только окно, но и дверь в душевую. Вместо нее я обнаружила камин. Час от часу не легче! Неужели я так крепко спала, что не проснулась, когда меня перенесли в другое место? Иного объяснения я просто не находила.

«Замуровали, демоны!» - всплыла в памяти фраза из любимого фильма. Я опустилась на кровать и покатилась со смеху. Со стороны это, должно быть, напоминало истерику. Но я смеялась и не могла остановиться. А потом поняла, что плачу. Какой толк от слез в том идиотском положении, в котором я оказалась? Можно заорать во весь голос, упасть на пол и всласть рвать на себе волосы. Правда, они у меня слишком короткие, поэтому процедура отменяется. Не будет должного эффекта! Я представила эту картину воочию и снова расхохоталась. Эхо ударило меня по барабанным перепонкам. Это случилось так неожиданно, что я закрыла уши ладонями и увидела, как из камина метнулось пламя - огненный сгусток размером с футбольный мяч.
«Шаровая молния!» - промелькнуло в мозгу.
        Я слышала, что при появлении шаровой молнии нельзя шевелиться, иначе ее притянет к тебе движением воздуха. Оцепенев от страха, я, кажется, перестала дышать. А шар замер посреди комнаты, затем сместился влево, потом - резко - вправо, словно выбирая направление движения, и вдруг устремился в мою сторону. Сейчас, сейчас коснется меня, и все… Взрыв! Полетят клочки по закоулочкам. Я зажмурилась. Волосы на коже встали дыбом, даже на голове зашевелились в предчувствии неизбежного. Неужели я умру так нелепо и так бездарно? Я еще сильнее вжалась спиной в стену. И поняла, что читаю молитву: «Пресвятая Богородица, спаси и сохрани меня, рабу твою Марию, тезку твою непутевую…» Я никогда не бывала в храме, никогда не молилась, а тут откуда только слова взялись… Впрочем, на болоте я тоже шептала что-то подобное, даже пыталась перекреститься. Тут мне в голову пришла мысль: я ведь не знаю, крестили ли меня… Ведь я родилась в то время, когда детей вообще не крестили или крестили тайно… Тут поняла, что до сих пор жива и даже предаюсь воспоминаниям…
        Я осторожно приоткрыла один глаз, затем второй… Молния исчезла, но зато я превратилась в костер! Боже! Я все же попыталась перекреститься, но рука до того отяжелела, что я едва-едва поднесла ее ко лбу. На большее не хватило сил. Я тупо таращилась на языки пламени, которые охватили меня с головы до ног. Но только пламя было каким-то чудным. Я совсем не ощущала боли, но из-за отливавших синим сполохов ничего не видела. И вдруг поняла, что нахожусь внутри огненного кокона. Я вытянула руку. Она легко прошла сквозь пламя, но я не почувствовала ожога.
        И тут я вспомнила костер на болоте. Одновременно услышала новый звук, который ворвался в комнату извне. Знакомый и понятный мне - так рокочет бубен шамана.
        Звук то убыстрялся, то почти затихал, а мое сердце все никак не могло попасть в этот ритм. Оно то билось в районе горла, то стремительно падало вниз, куда-то в район диафрагмы. Внезапно удары прекратились. Я не успела перевести дыхание, как вдруг почувствовала, что резко взмываю вверх. Ощущения - как в самолете, который быстро набрал высоту. Я раскинула руки, они прошли сквозь оболочку кокона, но видимость от этого не улучшилась. Я снова выругалась, на всякий случай шепотом. Всегда считала себя атеистом, не верила в потустороннюю чепуху, и - на тебе, очутилась в ситуации, которую не в состоянии логически объяснить. То ли мои ругательства подействовали на «кокон», то ли другие неведомые обстоятельства, только пламя вдруг поблекло, и я поняла, что плыву по комнате в плотном кольце разноцветных огоньков. Они мерцали и перемигивались точь-в-точь как на болоте. Мне даже показалось, что в комнате витают болотные запахи. Показалось всего на миг, потому что меня затошнило, когда я увидела, с какой скоростью подлетаю к стене, к тому месту, где обнаружила кирпичную кладку. Меня перевернуло в воздухе вверх
ногами, отчего ночная сорочка свалилась на лицо, и не успела я опомниться, как перевело в горизонтальное положение. И я, как пушечное ядро, влетела в стену…
        - Ма!.. - заорала я не своим голосом, очень живо представив, во что превратится сейчас моя голова. К счастью, ошиблась! Я вошла в стену, как нож в масло. Все произошло так быстро, что второе «ма» прозвучало уже на выходе.
        В лицо мне ударил ветер, я поперхнулась от неожиданности. Воздух был теплым и вязким, как кисель. Я то ли летела, то ли плыла, задыхаясь и ничего не видя перед собой. Когда удавалось очистить лицо от липкой и скользкой массы, я успевала разглядеть: серое марево - сплошное, без просвета, без малейшего намека на то, что оно имеет края и границы. Откуда взялась эта мерзкая субстанция? Мне показалось вдруг, что она стала гуще, я уже с трудом шевелила руками, но, может, я просто устала?
        Вскоре впереди просветлело, затем в этой массе появились прорехи, сначала редкие, затем больше, и я увидела, что лечу над тайгой. Внизу мелькали речки, озера, вершины деревьев, потом, прямо по курсу, я увидела горы - в синей дымке, с белыми космами облаков на склонах. Они освещались солнцем - скупо, как бывает на восходе или перед самым закатом. Картинка казалась яркой, словно заснятой на качественную пленку. Да и все видневшееся внизу больше походило на кадры из фильма. Но отличие все-таки было: я ощущала запахи, дуновение ветра, а еще меня обдало брызгами с головы до ног, когда я на бреющем полете прошла над водопадом.
        Я не узнавала места: с высоты птичьего полета земля выглядит немного иначе. Но, главное, я успокоилась, словно всю жизнь парила в небесах, мне начинало нравиться, тем более липкая гадость растаяла и ничто не мешало наслаждаться полетом.
        Внизу мелькнуло пространство, похожее на поляну, я разглядела, что это расчищенный от деревьев участок тайги. Более того, увидела какие-то строения: сквозь зелень просматривались тесовые крыши и трубы, из которых курился сизый дымок, огороды с полосками грядок и целые плантации картофеля, огороженные горбылем и плетнями из хвороста. Еще я узрела стадо коров, которое гнал по улице пастух на лошади. И двух собачонок заметила, что метались под копытами бредущих буренок… Сплошная лирика, просто хлеб для певцов пасторального быта…
        Внизу, в узком каньоне, промелькнула река. Бурная, порожистая, абсолютно незнакомая. По левому берегу, как зубы дракона, взметнулись вверх отвесные скалы-останцы. Что-то они напоминали, но мысль мелькнула в голове и пропала, как пропали из поля зрения сами скалы. Я заложила крутой вираж, пронеслась над рекой и резко пошла на снижение. И приземлилась, как вертолет, на большую поляну, окруженную вековыми пихтами и кедрами.
        Я огляделась. Передо мной находился навес, сколоченный из новых, еще не успевших потемнеть досок, а под ним, в окружении грубых лавок, длинный стол, накрытый клеенкой, со стопкой алюминиевых, прикрытых полотенцем мисок. Чуть дальше - настоящая полевая кухня и несколько перевернутых вверх дном огромных кастрюль и сковородок. За кустами виднелись палатки, большие, армейские. Их было штук пять или шесть и еще четыре - обычные походные. Видно, там жили люди, которые обедали за этим столом.
        Я направилась к палаткам, чтобы узнать, куда меня занесло. Странное дело, я не испытывала ни страха, ни удивления, словно это вполне обычное дело - свалиться с небес на голову незнакомым людям. Меня не волновало, что я в ночной рубашке и босиком и меня могут по вполне объяснимой причине принять за сумасшедшую. Среди зарослей я обнаружила тропинку, которая вывела меня к палаткам. За ними лежала бугристая пустошь, поросшая травой и чахлыми кустарниками. И тут я увидела людей. Они копошились на другом конце поля, на опушке березовой рощи. Я прикинула на глаз расстояние: метров двести-триста или чуть больше.
        Пригнувшись, я нырнула в заросли черемухи, которые скрывали довольно глубокую ложбину - русло небольшого ручья. Путаясь в траве, перебралась на противоположную сторону и притаилась в кустах смородины. Теперь могла в деталях рассмотреть, чем же на самом деле занимались люди.
        Где-то с гектар земли разбили тонким шнуром на квадраты, наподобие шахматной доски. Слой зелени на половине участков уже счистили, земля подсохла и побурела, и там трудились люди, снимая один за другим пласты почвы. Похоже, здесь работали археологи, но, убей меня кирпич, я не помнила, чтобы нам об этом сообщали на планерке. Событие, согласитесь, не рядовое, и милицию эта информация не миновала бы. Я постаралась представить, где на территории нашего района могли бы вестись раскопки, но ничего в голову не пришло.
        А может, я попала на территорию соседнего района? Там, я слышала, археологи каждое лето копаются в древних курганах. Но в соседнем районе - сплошные степи, и жалкий кусочек тайги на севере, в предгорьях… Да и далеко это от наших мест, километров триста… Впрочем, сущий пустяк, если я летела со скоростью реактивного самолета. Я сердито фыркнула. Явная глупость! Хотя какая глупость, если действительно летела…
        Я скривилась от досады… Попробуй объяснить это людям, которые так сосредоточены на своей работе, что даже не заметили моего появления. Но если они не заметили, как я свалилась с небес, может, и не надо ничего объяснять? Может, я сюда из деревни забрела? Судя по лаю собак и мычанию коров, она - рядом, за ближними деревьями. Не стоит первой лезть на рожон. Спросят, кто такая, откуда взялась - отвечу, не спросят - и не надо. Попробую сначала осмотреться, разведать обстановку, чтобы понять, куда меня все-таки занесло…
        Я вылезла из засады и медленно обошла поляну. Люди продолжали работать. Они переговаривались, переходили с места на место, собирались группами, расходились; один археолог курил в сторонке; другой, сидя на корточках, детским совком копался в небольшом углублении в земле; третий, приблизив к глазам какой-то обломок, смахивал с него кисточкой пыль, очень бережно, даже нежно, словно держал в руках величайшую драгоценность.
        Мне страшно хотелось пить, но вода в ручье вызывала подозрение: очень уж много виднелось по берегам коровьих следов. Люди же по-прежнему меня не замечали. А я стеснялась подойти ближе и спросить, где тут можно напиться. Может, потому, что разучилась задавать вопросы вне служебных обязанностей, но скорее второе: моя рубашка намокла, подол обвис, да и был он весь в грязи и старых репьях. Меня вполне могли принять за бродяжку или, хуже того, за воришку, положившую глаз на столь замечательные черепки и обломки…
        Тут я вспомнила, что видела под навесом огромный алюминиевый бак, к которому цепочкой была пристегнута кружка. «Вода!» - обрадовалась я. Меня так и подмывало броситься туда со всех ног. Но я не спрямила дорогу, чтобы не мешать археологам, а отправилась в обход нескольких раскопов, тщательно обходя кучи выброшенной земли.
        Ноги утопали в пушистой почве, иногда я наступала на острые камни. То, что я чувствовала боль, только придавало уверенности, что это не сон и все происходившее вокруг - реально и существует помимо меня: птичий гомон в лесу, запахи - свежей зелени и горьковатый, - дымка из трубки одного из археологов, здоровенного рыжего парня в вылинявшей майке. Я прошла так близко от него, что разглядела сухие травинки в его неопрятной бороде и капельки пота на лице. Но он даже не повернул головы в мою сторону. Честно сказать, я не слишком расстроилась, главное, добраться до воды…
        И тут я наткнулась на камень… Скорее, на огромную каменную плиту, красноватого цвета, с пятнами серого лишайника… Среди травы она была почти незаметна. Я попыталась обойти плиту слева, но дорогу преградили заросли шиповника, справа - еще хуже - крапивы… И тогда, недолго думая, я шагнула на камень…
        О-о-о-о-ох! Словно кто-то огромный с трудом втянул в себя воздух и с облегчением его выдохнул. Я не успела испугаться, только заметила, как дальний край плиты вдруг встал на попa, а тот, на который я наступила, резко пошел вниз…


        Глава 12
        Все произошло мгновенно. Я даже не вскрикнула. Слава богу, приземлилась удачно, на кучу песка вперемешку с хворостом. Ногу, правда, слегка подвернула, но это сущий пустяк по сравнению с ситуацией, в которой я оказалась. Темнота вокруг кромешная - абсолютный мрак, как в банке с чернилами.
        Я развела руки и коснулась пальцами влажной земли. Оказавшийся ловушкой камень прикрывал яму, вырытую, надо полагать, или археологами, или местными жителями. Сдвинувшись вправо, я ощупала ладонями стену. Ничего особенного. Ровная, без выступов, торчат лишь корни деревьев да мелкие камни, которые с тихим шорохом осыпались под пальцами…
        Остальные стены ничем не отличалась. Тогда я попробовала исследовать злосчастную плиту над головой, но не смогла до нее дотянуться, даже привстав на цыпочки.
        Внезапно горло перехватил спазм. Все это время я пыталась задушить в себе нарастающую панику, не дать ей взять верх над разумом. Теперь паника победила. Упав на колени, я схватилась за горло, закашлялась. Меня чуть не вырвало, но спазм прошел. Это усилие меня доконало. Я прислонилась к стене, по-прежнему задыхаясь, и старалась унять бешеный стук сердца, и только тут поняла, почему горло свело судорогой. Запах. В яме стояла не просто вонь, которую я смогла бы как-то вынести, а самый настоящий смрад, который издает мертвечина. Он все усиливался.
        Меня снова затошнило. Трясущимися руками я оторвала подол ночной рубашки, прижала к лицу, но это почти не спасло. Я давилась рвотными массами, слезы ручьем бежали из глаз, но я не могла кричать, потому что меня выворачивало раз за разом, словно я съела за ужином слона. Наконец позывы к рвоте прекратились. Я уже плохо соображала, что к чему, лишь отползла в сторону и прижалась спиной к стене, как оказалось, к холодному камню.
        Сил не осталось, чтобы думать, не то чтоб звать на помощь или предпринимать какие-то действия для спасения. Я поджала ноги и прислонилась щекой к камню. Стало немного легче, но тут рука коснулась чего-то твердого и липкого. Боже! Я непроизвольно всхлипнула и отбросила это «что-то». Вернее, я тотчас поняла, что это было. Моя рука наткнулась на человеческий череп! Теперь понятно, откуда здесь невыносимая вонь: я угодила в могилу! Но с другой стороны, почему могила не засыпана, а лишь прикрыта надгробием? Я теперь не сомневалась, что наступила именно на надгробие: археологи наверняка вели раскопки на старом кладбище.
        Усилием воли я заставила себя встать и, чтобы не упасть, уперлась руками в стену моей тюрьмы. Мало-помалу гудение в голове стихло. Я напомнила себе, что надежда умирает последней. Слово «умирает» в моем положении было худшим из всех слов, которые я знала.
        Прижавшись к стене, я встала на цыпочки и вытянула руки вверх настолько, насколько удалось. Я решила начать с этой точки и ощупать каждый корень, исследовать все камни, сектор за сектором, сантиметр за сантиметром… Может, найдется прочная зацепка, за которую я смогу ухватиться и вскарабкаться вверх. Нужно непременно добраться до плиты. А там все получится. Надо лишь слегка сдвинуть ее в сторону и закричать во весь голос… Я надеялась, что времени с момента моего падения прошло немного, и рыжий археолог еще не закончил свою работу.
        А пока, вытянувшись в струнку, я принялась ощупывать пальцами каждую трещинку, каждый бугорок, пыталась проверить на прочность корни, торчавшие из земли, но они рвались в моих руках, как гнилые нитки. Правда, я нашла один корень пальца в два толщиной, но он выступал из земли слишком низко, чтобы я могла подтянуться на нем и достать до плиты. Так прошло какое-то время… Я проверила всё, до чего смогла достать рукой - кроме пола, на котором валялись чьи-то истлевшие кости, - и нигде ни малейших намёков на возможность выбраться.
        Тяжело дыша, я осторожно надавила ногой на тот самый корень, что был толще остальных. Может, попробовать наступить на него? Тогда, вероятно, получится дотянуться до надгробия. Корень сильно пружинил, но вес мой, похоже, выдерживал. Другое дело, что мне не за что ухватиться, чтобы сохранить равновесие. Пальцы скребли по стене, земля осыпалась, пару раз я едва не свалилась, но удержалась и даже смогла вытянуть правую руку вверх и дотронуться до плиты. Это все, что мне удалось. Ноги соскользнули с корня, и я грохнулась вниз, прямо на кости…
        Я быстро вскочила на ноги и закричала, не слишком надеясь, что меня услышат. Я старалась забыть о странных событиях последних двух дней, о костях у меня под ногами, обо всём, кроме своих криков о помощи.
        Пока я кричала, умолкая время от времени, чтобы сделать вдох, в душе словно надломился последний стержень. Затхлый воздух, тьма, невыносимая вонища сделали свое дело. Я запаниковала окончательно. И тогда мои крики превратились в дикие вопли. Я орала и колотила кулаками в стену, пока темнота не накрыла меня с головой… Тяжелая, как крышка гроба, темнота…


* * *
        На меня обрушилась волна - как подарок свыше. Я принялась хватать ртом капли воды, но волна откатилась так же быстро, как и нагрянула…
        Я открыла глаза. В лицо ударил яркий свет, а над собой я увидела человека с кувшином. Я зажмурилась, затем снова открыла глаза, все еще ничего не понимая. Только что я пребывала в зловонной яме, и вот… Неужто мои крики достигли цели? По лицу стекали капли, рубашка на груди промокла. Видно, меня приводили в чувство и просто-напросто плеснули в лицо водой. А мне-то привиделось…
        Но оттого что несколько капель попали в рот, жажда и вовсе стала невыносимой.
        - Воды! Пить! - прохрипела я, с трудом выталкивая слова из пересохшей глотки.
        Тотчас к моим губам прижался край кувшина, и я принялась пить, пить, пить и все никак не могла напиться.
        - Хватит, - раздался знакомый голос.
        Туман перед глазами рассеялся, и я увидела, что кувшин держит в руках Замятин.
        - Еще! - уже внятно произнесла я и потянулась к воде.
        - Хватит, - повторил Олег и поставил кувшин на стол рядом с диваном, на котором я лежала.
        Затем он попытался подсунуть мне под голову еще одну подушку, но я отстранила его руку, села и, обведя взглядом комнату, спросила:
        - Где я?
        - Как где? - с недоумением уставился на меня Замятин. - У Севы в доме. Где ж еще?
        - У Севы? - Я напрягла мозги, но все расплывалось, как в тумане. Я потрясла головой, чтобы прийти в себя окончательно.
        Замятин, видно, догадался, что со мной творится неладное. Он присел рядом и заботливо поправил плед, укрывавший мои ноги.
        - Маша, что случилось? - спросил он, пытливо заглядывая мне в глаза. - Вы так кричали, что я думал, будто вас режут на куски.
        - Кричала? - тупо переспросила я. - Где?
        - В комнате, в которой спали, - терпеливо объяснил Замятин. - Страшный сон приснился?
        - Сон? - поразилась я. - Нет, не сон… - Я поспешно сбросила с себя плед и онемела от изумления. Рубаха выглядела абсолютно чистой, сухой, подол тоже был на месте…
        - Ничего не понимаю, - горло мне сдавил спазм, но теперь уже от волнения. - Это не сон, и все-таки… - я снова перевела взгляд на рубаху. - Все было реально, и цвета, и запахи… Там так воняло!
        - Где? - настал черед Замятина удивляться. - В вашей комнате?
        - Нет, не в комнате, - вздохнула я и тут только заметила, что Замятин в одних трусах и в тельняшке, да еще босиком.
        Олег поймал мой взгляд и смутился.
        - Простите, что я не успел одеться. - Он кивнул на плед: - Позвольте? Я прикроюсь, если вам неудобно.
        - Да ладно, чего там, - отмахнулась я и снова окинула взглядом комнату.
        Это была та самая гостиная, где мы ужинали и рассматривали бумагу из шкатулки. Шкатулку я тоже заметила, а еще свою сумку, которая стояла рядом с диваном.
        - А Сева где? - спросила я, удивившись тому факту, что Замятин спасал меня в одиночку.
        - Сева? - пожал плечами Олег. - Не знаю. Мне как-то не до того было… - Он встал с дивана. - Пойду посмотрю. Странно, неужели так крепко заснул? - Он почесал в затылке. - Правда, перед сном он изрядно принял на грудь. Проводил вас в спальню и вернулся мрачнее тучи. Вы его чем-то сильно огорчили?
        - В очередной раз отказалась выйти за него замуж, - сухо ответила я. - Но он к этому должен бы привыкнуть.
        - Ну, видно, не совсем привык, - прищурился Замятин. - Растравили душу парню…
        - Послушайте, - я строго посмотрела на Замятина, - вот только адвокатов мне не надо. Это дело давно решенное, пересмотру не подлежит.
        - А зря, - усмехнулся он. - По-моему, Сева - очень даже приличная партия!
        - Слушайте, оставьте меня в покое, а? - Я спустила ноги с дивана и спросила: - Который час?
        - Пятый, - снова усмехнулся Замятин. - Петухи уже прокричали. Все ведьмы разлетелись по домам, черти тоже разбежались…
        - О чем это вы? - я с подозрением уставилась на него.
        - Маша, - он снова присел рядом и взял меня за руку, - расскажите. Ведь что-то происходит? Я вижу, вы сама не своя. И тогда в тайге, и сейчас. Не таитесь! По себе знаю, сразу легче станет!
        - Легче? - Я посмотрела ему в глаза. Спокойные, серые глаза, лучики морщинок разбежались к вискам… Не знаю почему, но я и впрямь почувствовала облегчение. Словно долго-долго носила на плечах неподъемный груз и вдруг догадалась, как просто от него избавиться. И начала рассказывать. Подробно, в деталях, порой останавливаясь, чтобы перевести дух или глотнуть из кувшина, который Олег с готовностью подавал всякий раз, как только я протягивала руку. Странное дело, я перестала волноваться, словно пересказывала происшедшее с другим человеком. Возможно, взгляд Замятина так подействовал или то, что он взял меня за руку, и ладони у него были сухими и теплыми. Правда, пару раз я все-таки всхлипнула, непроизвольно, без слез. И самой же стало неловко от своей слабости.
        - Все будет хорошо! - Олег понимающе улыбнулся и коснулся пальцами моей щеки. - Ты - сильная! В жизни так бывает: то чет, то нечет, то черная полоса, то белая. Хочешь, приляг на диване. Еще успеешь выспаться!
        - Нет! - вскинулась я. - Ни за что! Если не трудно, поговори со мной. Я все прекрасно понимаю, только этот нечет слишком затянулся. - Я взяла его за руку. - Олег, не уходи! Я все равно не усну!
        - Хорошо, - сказал он. - Поговорим…

        Это был долгий разговор. О жизни. И смерти. Теперь я слушала, а Замятин рассказывал. Видно, и для него пришло время выговориться. Я иногда вставляла короткие реплики, а он все говорил и говорил. Взгляд его был устремлен поверх меня. Я знала, что он видел за моей спиной, в окне, за которым разгорался рассвет. Он был здесь, рядом, и в то же время там, где смерть успела оставить несмываемый кровавый след. А еще он говорил о страхе. Не о том диком, первобытном, который охватывает человека перед лицом смертельной опасности. Еще страшнее становится от того, что мир вокруг вдруг сменил колею, наплевав на твои планы и желания. Он словно подкупил тебя, заставил поверить, что именно теперь всё будет совсем иначе, так, как мечталось. Но ты боишься, что всё это окажется лишь иллюзией на фоне жуткой, невыразимой тоски. Боишься своих постоянно сбывающихся предчувствий. Боишься и чувств, которые когда-то были самой главной ценностью, а затем превратились в прах…
        Олег говорил, а я вспоминала свои страхи. Нет, не ночные кошмары, а те, которые испытала, узнав об измене Бориса. Мир рухнул в одночасье. Тогда рухнул. А сейчас я вспоминала тот день с недоумением. Все мои переживания показались вдруг такими пустяшными, такой мелочью по сравнению с ужасами войны, о которых рассказывал Олег.
        Но самое главное, я поняла, что он сумел выстоять после - в этом мире, в котором не любят и часто презирают бывших вояк с исковерканной психикой и обостренным чувством справедливости. Олег оказался сильнее обстоятельств, и этим он был необыкновенно близок мне. Рядом с ним я ощущала себя сильной и абсолютно бесстрашной. А еще я чувствовала, что он искренне переживает за меня, хочет добра…
        Мне тоже многого хотелось, но более всего - прижаться к его груди. Почему-то мне казалось, что Олег не оттолкнет меня, обнимет и даже поцелует. Я погладила его по щеке. Она была слегка шершавой от отросшей за ночь щетины. Наши взгляды встретились. И я поняла, что не ошиблась. Глаза Олега блеснули. Он что-то прошептал, потянулся ко мне… я пропала… Он обнял меня порывисто, сильно, так, что голова пошла кругом. Оказывается, я совсем забыла, как это приятно - очутиться в теплом кольце мужских объятий. А когда мягкие губы коснулись моих, то чуть не потеряла сознание от счастья.
        - М-Маша, - произнес он, слегка заикаясь, - Маша! - и снова принялся меня целовать, только уже смелее. Когда его рука проникла под рубашку, а горячая ладонь накрыла грудь, меня словно пронзило током. Я застонала и прикусила его нижнюю губу. Слегка, но Олег понял, что я готова на сумасбродство. Впрочем, я чувствовала, что он тоже переступил черту, когда можно остановиться. Я совсем забыла, что нахожусь в чужом доме и в любой момент может появиться Сева. Впервые в жизни я не боялась, что кто-то меня осудит. Мне было плевать на все, что находилось вне этих поцелуев, ласковых касаний, вне этой, казалось, неожиданной страсти.
        Я потянула с себя рубашку, чтобы ничто не стесняло Олега… Но он остановил меня.
        - Не надо, - прошептал он едва слышно и отстранился. - Мы и так зашли слишком далеко.
        - Далеко? - я мгновенно пришла в себя и ткнула его кулаком в грудь. Она была влажной от пота. Оказывается, Олег избавился от тельняшки раньше, чем я от рубашки. - Признавайся! Ты струсил?
        - Не глупи, - сказал он сердито, но в глазах отразилась страдание. Мне стало стыдно.
        Я уже не могла остановиться. Нет ничего унизительнее для женщины, когда ее отвергают на пике страсти. Я видела, что Олегу тоже не по себе, но меня трясло, то ли от желания, то ли от злости, то ли от того и другого вместе. Словом, мне стало так плохо, так отвратительно! Так пусто и одиноко, что слезы сами потекли по лицу.
        - Негодяй! - вскрикнула я и стукнула его кулаком по плечу. - Поиграть со мной вздумал?
        - Какие игры? - он смерил меня откровенно больным взглядом. - Я чуть с ума не сошел. Ты ж такая… - Он повертел пальцами перед своим лицом. - У меня крыша поехала! Пойми, я бы не остановился… Но мы в чужом доме. А если б Сева нас застал? Ты ж меня бы возненавидела…
        - Прости, - мгновенно успокоившись, я погладила его по руке. - Это я виновата. Спровоцировала тебя…
        - Правда ваша, сударыня, - улыбнулся Олег и, обняв меня за плечи, притянул к себе. - Ты меня с первого взгляда спровоцировала, хотя изо всех сил старалась выглядеть неприступной и строгой. Глаза тебя выдавали… Есть в них такая чертовщинка необъяснимая. Ты случайно не ведьма? Приворожила, завлекла…
        Я рассмеялась в ответ. Надо разобраться, кто кого приворожил!
        Мы стояли на коленях на диване друг против друга, словно нас сковали невидимой цепью. Олег продолжал обнимать меня за плечи, и все-таки между нами была стена, которую невозможно пробить фугасом.
        - Ничего себе! - раздалось вдруг от двери.
        Мы оба вздрогнули и повернулись на голос.
        Сева стоял, прислонившись к косяку. Вероятно, он выходил на улицу или собрался выйти, потому что обулся в резиновые сапоги, а на плечи накинул куртку. И, похоже, слышал наш разговор. Хорошо, если только последние слова… Хотя и в них для него было мало приятного.
        Я быстро села и закуталась в плед, но Замятин ведь был в одних трусах.
        Сева прошел в комнату и, оседлав стул, схватил со стола бутылку с остатками водки и мигом выпил, махнув рукой, снова уставился на нас.
        - Вот так, Мария! - сказал он, смерив меня хмурым взглядом. - Я думал, ты порядочная! А ты… С первым попавшимся… Как шлюха подзаборная!
        - Сева, - голос Замятина прозвучал угрожающе, - выбирай слова! Ничего между нами не произошло!
        - Как же, - скрипнул зубами Сева, - так я и поверил! - И снова перевел взгляд на меня. - И чем я тебе плох оказался? Вчера же замуж звал… Ты меня, как пацана, отчитала, чуть ли не пинками из комнаты выставила… А тут… Он же - птица залетная, не навечно сюда приехал. Погостить! А ты под него готова лечь. Или легла? - Сева вскочил на ноги и сжал кулаки. - Говори, сука, легла? - он подскочил ко мне и замахнулся.
        Лицо его покраснело, глаза налились кровью. Олег перехватил его руку и заломил за спину.
        Сева упал на колени, грязно матерясь и пытаясь вырваться. Замятин не отпускал его. Я застыла на диване, подобрав под себя ноги и прикрываясь пледом, как щитом. Такую ругань от Севы я слышала впервые.
        - Быстро одевайся! - приказал Олег. - Я его придержу, чтоб не натворил дел.
        Что ж, собираться быстро, как по тревоге, у меня давно вошло в привычку. Я взлетела по лестнице на второй этаж. Дверь в спальню была открыта, и когда я вошла туда, первым дело внимательно огляделась. Матрац и подушка валялись возле кровати, а простыня и легкое одеяло - возле порога. Слава богу, в комнате горел свет, я подумала, что его включил Замятин. Он не сказал, в каком я была состоянии. Но если так громко орала, то и выглядела наверняка соответствующе… Я скривилась, представив картинку, которую Замятин обнаружил в спальне. И после этого он целовал меня, обнимал, был готов на большее… Не получилось. А я, как ни странно, продолжала жалеть.
        Я помотала головой, чтобы избавиться от смятения. Что со мной? Я никогда так сильно не хотела мужчину! Или это вполне объяснимая реакция тела на стрессы? Но можно подумать, я никогда не переживала стрессов! Или это отголосок встречи с Борисом? Впервые за долгое время я дала волю чувствам. А Замятин просто оказался под рукой? Мне стало тошно от этих мыслей. Чтобы снять напряжение, я чертыхнулась сквозь зубы и стянула рубашку через голову. Всё произошло слишком быстро, всего за несколько часов. Внезапный визит Бориса, Севино предложение, Замятин с его поцелуями и объятиями… За один день, вернее, за одну ночь. Мне пока не удалось осознать до конца, что поселилось в душе за это короткое время. Почему вдруг все изменилось?
        - Маша! - раздался снизу голос Замятина. - Ты идешь?
        - Иду! - Я быстро натянула на себя спортивный костюм, втиснула ноги в кроссовки.
        Через минуту я стояла рядом с Замятиным, тоже одетым. Возле его ног виднелась не только моя сумка - он собрал и свои вещи. И когда только успел?
        - Уходите? - Сева сидел с мрачным видом за столом и держал в руках початую бутылку водки. Выглядел он абсолютно трезвым, только лицо осунулось и постарело. На миг мне стало его жаль. Все-таки Сева не заслужил, чтобы с ним так поступили, но я приказала себе не расслабляться. Обещаний быть верной и любить до гробовой доски я не давала. Выйти замуж отказалась, поэтому нет повода. Разве можно назвать виной наши с Замятиным объятия? Сейчас вон даже подростки на дискотеке позволяют себе такие шалости, что иным родителям не снились. И что, после этого голову пеплом посыпают? Впрочем, как раз эти шалости становились моей головной болью по праздникам и выходным. Для того моя дружина и дежурила в клубе, не пропуская в зал пьяных и несовершеннолетних, а еще держала под прицелом все темные углы и закоулки, ближайшие кусты и лавочки, где так и норовила укрыться разгоряченная танцами молодежь.
        - Уходим, - ответил Замятин. - Я провожу Марию до дому, а потом постараюсь найти попутку до райцентра.
        - Ну, скатертью дорога! - Сева залпом выпил стакан водки и скривился. - Не думал я, что мой командир мне дорожку перебежит. Да еще под дых врежет. И за что, спрашивается? За то, что я не дал свою бабу трахнуть!
        - А ты свинья, Сева, - сказала я и подхватила сумку. - Я подозревала что-то в этом роде, но не до такой же степени.
        - А ты иди, иди, - Сева сплюнул себе под ноги. - Свинья, конечно! Помогал тебе, ночами не спал, от пьянчуг защищал. - Глаза его налились кровью, он уже не кричал, а хрипел от ярости. - Если б не я, тебя б давно спалили, или окна выбили… - Вскочив на ноги, он пошатнулся, едва не упал, но ухватился за спинку стула и снова мерзко выругался. Слюни веером вылетели у него изо рта. - Думаешь, почему тебя терпели, не трогали? Почему стороной обходили? Да потому что я их всех… Тут… В кулаке…
        Он задрал руку вверх, попытался сжать ее в кулак, но она безвольно упала на стол, а следом и Сева мешком свалился на стул, уткнулся лицом в скомканную салфетку и почти мгновенно захрапел.
        Мы переглянулись и направились к двери, где нас встретило яркое солнце. Начинался новый день, и мне хотелось верить, что он будет лучше предыдущего.


        Глава 13
        Севин дом стоял на горке. С трех сторон его окружал сосновый бор, а село разлеглось внизу, вдоль реки. Противоположный берег - сплошные увалы с рыжими проплешинами обрывов, а поверху - темная, нелюдимая тайга. Сплошной ельник да осины - самые гиблые, непроходимые места. А еще дальше - горные хребты в синей утренней дымке. На небе - ни облачка, лишь на скалистых склонах то тут, то там виднелись космы тумана, которые таяли на глазах под лучами солнца…
        - Маша, - окликнул меня Замятин, - смотри, - и вытянул руку в направлении села. - Там что-то горит или уже сгорело!
        - Горит?
        Не увидав пожарища, я уже поняла, что именно горит… Сердце сжалось. Господи, еще одно наказание!
        - Мой дом! Дом горит!
        - С чего ты взяла? - опешил Замятин.
        Но, бросив сумки, бросился следом за мной.
        - Маша, - он поймал меня за руку возле ворот, - смотри, Севкина машина!
        К счастью, Сева не выключил мотор и даже не вытащил ключ зажигания. Его забывчивость оказалась сейчас кстати. Я ринулась открывать ворота и через секунду уже сидела рядом с Замятиным.
        - Мотор теплый. Он куда-то ездил ночью, пьяный, вот и ключи забыл, - произнес Олег сквозь зубы, резко выворачивая руль, чтобы объехать стадо буренок.
        - С чего ты взял? - удивилась я. Но ответа не дождалась, потому что закричала: - Тормози! Тормози!
        Навстречу нам во весь опор скакал на лошади Шихан. Я никогда не видела деда таким грязным. «С пожара!» - подумала я и, на ходу открыв дверцу, выпрыгнула из машины.
        Замятин резко затормозил, отчего «Нива» пошла юзом, сдирая траву на обочине. И выскочил следом.
        Шихан, заметив нас, спешился и почти бежал навстречу, подволакивая левую ногу.
        - Маша! Маша! - впервые в жизни я видела, чтобы дед плакал. Слезы текли у него по чумазому лицу и терялись в закопченной бороде.
        - Дед, что случилось? - Я схватила его за плечи и встряхнула. - Точно мой дом горит?
        - Живая! - Шихан перекрестился. - А я тебя уже похоронил!
        - Значит, сто лет проживет, - Замятин подоспел следом.
        - Сгорел твой дом, девонька, - Шихан ладонью мазнул по лицу, вытирая слезы. - Под утро полыхнул. Как свечка! Махом! Пока шель-шевель, пока пожарка подоспела… А я, - он махнул рукой, - грешным делом, подумал, вместе с тобой спалили… К Севке вот поскакал. Пожарники к дому не подпускают, пока не потухнет совсем… - Он горестно вздохнул и снова перекрестился. - Все постройки погорели…
        Мы переглянулись с Замятиным.
        - Ты вчера печь топила? - спросил он.
        - Нет, - ответила я, - не успела.
        - Может, проводка?
        - С чего бы? - пожала я плечами. - Проводка у меня новая. И свет я везде выключила.
        - А если поджег кто? - осторожно справился Шихан. - Керосину плеснул, а спичку поднести - велика ли забота?
        - Там, наверно, все следы затоптали? - спросила я, хотя и без того не сомневалась: полсела набежало, топтались все, кому не лень, с жадным любопытством глазели на огонь…
        Я поморщилась, и Олег заметил это.

        - Что? Знаешь, кто поджег дом?
        - На месте посмотрим, - сухо ответила я и перевела взгляд на Шихана. - Дед, давай за нами.
        Минут через пять мы подъехали к пожарищу. Только труба возвышалась над жалким скелетом того, что еще вчера я называла своим домом. Дым уже не клубился, а змеился струйками над порушенным срубом. Бревна, очевидно, растаскивали баграми. Теперь они, покрытые черными струпьями пала, валялись в беспорядке по всему огороду, в палисаднике и во дворе вперемешку с головешками - остатками бани и сараев. Пожарище щедро залили водой, оно превратилось в гадкое месиво, из которого торчали металлические останки кроватей, холодильника, еще чего-то, что я никак не могла распознать. И повсюду - вбитые в грязь обломки мебели, осколки посуды, расплавленные кастрюли, какое-то тряпье, лохмотья книг. Резко воняло гарью, едкий дым разъедал легкие, а в небе кружила ворона и каркала, каркала, видно, и ее гнездо обратилось в прах.
        - Марья приехала! - пробежался шепоток по кучке зевак. Большинство из них - соседи. И все они, как по команде, дружно уставились на меня, кто со страхом, кто с неприкрытым сочувствием. Сочувствие в наших чалдонских краях дорогого стоит. Женщины торопливо крестились, мужики озадаченно хмыкали и переглядывались. Бабка Нюра, соседка справа, первой бросилась навстречу, причитая и вытирая платком лицо с пятнами копоти.
        - Маша, Марьюшка, - она принялась хватать меня за руки. - А мы уж думали…
        Внутри у меня все дрожало, хотелось выть и ругаться. Но кто тут еще способен разобраться, с какой стати полыхнул мой дом? Я собрала волю в кулак и обвела взглядом толпу:
        - Кто-нибудь видел, когда начался пожар?
        - Да какое там! - всплеснула руками баба Нюра. - Спали все… Вон Игнат, - она кивнула на Шихана, - стал в стекло дубасить, тогда и проснулись. А в окне-то - зарево. - Она горестно вздохнула и перекрестилась. - Где ж теперь жить будешь? У меня вон комната свободная, перебирайся. Не обижу!
        - Спасибо, баба Нюра, - улыбнулась я, - подумаю. А теперь прости, мне с пожарными нужно поговорить.
        - Поговори, поговори, - засуетилась соседка. И, бросив боязливый взгляд на двух мужиков, угрюмо взиравших на нас со стороны, прошептала: - Ты этих обормотов поспрошай. Они, вишь, с утра рыбачили на пруду, может, и видали чего.
        Я и сама узнала «обормотов». Давние мои клиенты - рабочие с лесопилки. Из тех, что ни кола ни двора. Судимые, да еще горькие пьяницы. Конечно, у них были причины точить на меня зуб, но с какой стати им оставаться на месте преступления? Давно бы уже смылись…
        Заметив, что я смотрю на них, оба горемыки направились к нам. Лица и брезентовые куртки - в копоти, штаны прожжены в нескольких местах. Рука одного из них, Василия, перевязана грязной тряпкой.
        - Не поджигали мы, - произнес он с мрачным видом. - Мы на тебя, Марья, зла не держим.
        - Васька первым в огонь бросился, - заявил его приятель, тщедушный и кривоногий Ромка. - Мы ж думали, ты там, - он кивнул на пепелище. - Едва успел назад выскочить, крыша тут же рухнула.
        - Спасали они тебя, Мария, - подошел к нам начальник пожарной части Батраков. - Ведь и впрямь думали, что от дыма угорела. Или того хуже…
        - Хуже? Думал, наверно, хлопнули меня? - спросила я сквозь зубы.
        - А что ты обижаешься? По лезвию так и так ходишь! - развел руками Батраков. - Видишь, дотла сгорело! Словно порохом начинили… А следы… Нет следов… Пока добрались, тут уже толпа набежала. Из бочек воду таскали, пытались залить, помпу самодельную притащили. Бесполезно! Эти двое, - он посмотрел на Ваську с Ромкой, - вперед деда, говорят, прибежали. Никого чужого не заметили.
        - Следы были, по росе… - влез Ромка. - Кто-то ходил возле дома после того, как роса упала. Но собаки не брехали… От пруда мы бы услышали.
        - Не брехали, - отозвалась баба Нюра, - а вот прошлой ночью шибко заливались. Дед даже с ружжом выходил, стрелить хотел. Думал, лиса забежала.
        - Прошлой ночью, говоришь? - переспросила я и посмотрела на Замятина. Значит, незваные гости побывали у меня ночью. Что ж, света в окнах не видно, на двери опорного пункта - замок, так что без опаски работали стервецы. Знали, что я в отъезде.
        - Марья! Марья Владимировна! - отдуваясь, ко мне спешил Мордахин. Он принялся трясти мне руку и заглядывать в глаза. - Жива! Счастье-то какое!
        Насчет счастья он, конечно, загнул. Я промолчала, но спросила:
        - Говорят, вчера вы меня искали?
        - А, - махнул он рукой, - из района звонили. Отчитаться надо о работе с несовершеннолетними. - И снова уставился на меня телячьим взглядом. - Куда ж тебя сейчас пристроить? Квартир свободных нет пока.
        - Не беспокойтесь, Иван Дмитриевич, - сказала я, - в опорном пункте есть диванчик. Перекантуюсь как-нибудь.
        - Маша, - подала голос баба Нюра, - я ж говорю, у меня место есть…
        - У меня тоже спальня свободная, - перебил ее Шихан. - Перебирайся ко мне, девонька.
        - Спасибо, дорогие, - я прижала руку к сердцу, - не хочу вас беспокоить. Я ведь и в полночь с участка возвращаюсь, и под утро… Бывает, и ночью работаю…
        - Ко мне переедешь, - раздалось за моей спиной.
        Я оглянулась. Сева, явно протрезвевший, но с опухшей физиономией, стоял в паре шагов от нас рядом с «Ниссаном». Заметив мой взгляд, он быстро подошел и, схватив за руку, силком оттащил за машину.
        - Сдурел? - разозлилась я. - Куда ты меня тянешь?
        Я попыталась вырваться, но Сева еще сильнее стиснул мою руку.
        - Прости меня, - сказал он, отведя взгляд. - Скотина я, конечно. Нажрался до поросячьего визга. Но ты тоже хороша! - И кивнул в сторону Замятина, который разговаривал с Батраковым метрах в пяти от нас. - На свеженькое потянуло?
        - Сева, - процедила я сквозь зубы, - не нарывайся! Я ведь при всех могу приложиться к твоей физиономии.
        Но Сева не обратил внимания на мой грозный тон. И руку не отпустил, хотя я пыталась освободить ладонь из его цепких пальцев.
        - Выходи за меня замуж, - его взгляд помрачнел еще больше, видно, он досрочно прочитал приговор на моем лице. Но сдаваться все ж не собирался. - Я сейчас с Мордахиным договорюсь, живо нас распишет.
        - Нет, Сева! - я все-таки освободилась от его хватки. - Не пойду! Не до того сейчас.
        - А до чего? - взвился Сева. - У тебя ж все сгорело. Небось кроме этого костюма ничего не осталось? Как дальше жить будешь?
        - Твоими молитвами! - огрызнулась я. - И этот пожар - не повод бросаться в чьи-либо объятия. Я уж как-нибудь сама решу, где и с кем мне жить!
        Сева побелел, глаза его сузились, лицо исказилось от бешенства. Честно сказать, я впервые видела его в ярости. Даже застав нас с Замятиным, он не так взбеленился.
        - Ну, сука! Пожалеешь! - выкрикнул он, ничуть не заботясь, что зеваки навострили уши. - Приползешь еще, только поздно будет! Не приму, вот те крест, не приму! - И, рванув на себя дверь внедорожника, почти упал на сиденье. Но прежде чем тронуться с места, в исступлении прокричал: - Машину верни, а то заявлю об угоне! - И громко выругавшись, врубил такую скорость, что из-под колес веером взметнулись комья земли вперемешку с травой и щебенкой.
        Все, кто стояли на пути джипа, бросились врассыпную, а баба Нюра погрозила вслед машине сухоньким кулачком:
        - Ну, ирод, чуть не передавил, как кур! - И тут же заботливо спросила: - Видать, шибко обидел Севка? Лица на тебе нет.
        - Ничего, баба Нюра, мне не привыкать, - усмехнулась я. - У меня иммунитет на таких типов.
        Баба Нюра понизила голос до шепота:
        - Замуж звал? Чего не пошла? Хороший парень. Заводной только! Его понять можно. Сколько вокруг тебя ходит. Жила бы с ним, как сыр в масле каталась. И службу свою бросила бы. Не женское это дело с алкашами да жуликами воевать.
        - Ладно, баба Нюра, я подумаю, - сказала я, чтобы закрыть неприятную тему.
        Мне не хотелось ссориться с соседкой. Я знала, она искренне желает мне добра, не понимает, как это можно добровольно отказаться от сытой и спокойной жизни.
        Но баба Нюра оседлала любимого конька. Она придвинулась ближе, а так как едва доставала мне до плеча, то даже привстала на цыпочки, чтобы донести до меня все прелести замужней жизни. Спасли меня Батраков и Замятин.
        - Ты определилась с жильем? - спросил как ни в чем не бывало Олег. Я отдала должное его такту. Ведь он не мог не заметить, насколько «тепло» мы общались с Севой.
        - Определилась, - ответила я. - Поживу пока в опорном пункте. Удобно: проснулась - и на работе.
        - Ну, не думаю, что удобно, - хмыкнул Олег и спросил чуть тише: - Что с документами? С оружием?
        - Все при мне, как всегда, - я приложила ладонь к карману спортивной куртки. - Слава богу, конечно.
        - А как с деньгами? Могу помочь…
        - Не надо! Есть у меня кое-что на счету. Зарплату тут особенно негде тратить.
        - Это хорошо! - кивнул Замятин. - Но с жильем нужно что-то решать. Начальство твое должно помочь. Я вот с Сергеем договорился, - посмотрел он на Батракова, - подбросит меня до райцентра.
        - Уезжаешь? - спросила я, стараясь не смотреть ему в глаза.
        - Нет, - быстро сказал он и коснулся пальцами моей ладони, - не уезжаю. Остановлюсь у деда Игната. Ты же отказалась. - И улыбнулся. - А в райцентре мне нужно побывать, в военкомате отметиться. Я ведь в отпуск приехал, и надолго. А после военкомата могу зайти в райотдел. Похлопочу за тебя перед начальством.
        - Не нужно! Сама доложу. Вот прямо сейчас пойду в опорный пункт и позвоню.
        - Пожарище будешь осматривать? - спросил Батраков. - Первичный осмотр места возгорания мы провели. Но сам очаг, откуда загорелось, не обнаружили. Водой головехи залили, грязь, сажа! Пусть подсохнет немного!
        - Вижу! - вздохнула я. - Пусть подсохнет. Мне тоже надо все тут осмотреть и протоколом оформить.
        Я снова окинула взглядом то, что осталось от моего дома. Осознание горя всегда приходит чуть позже. Все-все обратилось в прах. Прошлая жизнь, воспоминания, тревоги, радости, старые фотографии, книги… Все ушло в дым, унеслось ветром… Бабушка! Не зря мне было это видение, ох, не зря! Только я не поняла предупреждения! Но шкатулка… Неужто это и есть самое ценное, что я должна беречь как зеницу ока?
        Странное беспокойство, почти страх овладели мной. Огонь! Возможно, он привиделся мне в тот момент, когда мой дом занимался пламенем? Хотя нет! Пожар случился, судя по всему, позже. Значит, еще одно предупреждение. Но откуда я знала? А если б знала, разве смогла бы предотвратить? Смотрелось бы крайне глупо, если б я вздумала ночью бежать через все село, чтобы проверить свои подозрения.

«Стоп! - приказала я себе. - Прекрати накручивать! Все равно не поможет!»
        И перевела взгляд на Замятина.
        - Олег! Я забыла шкатулку у Севы. Нужно срочно забрать. Да и «Ниву» отгоню.
        - «Ниву» я сам отгоню, да и посмотрю, как бы он чего не натворил сдуру. - Замятин нахмурился. - А шкатулку я прихватил. Только она в той сумке, что я в Севкином дворе бросил. Если этот охламон не передавил наши вещи, значит, она в целости и сохранности.
        - Довези меня до опорного пункта, - попросила я. - Все равно по пути!
        - Хорошо! - согласился Замятин. - Заодно узнаю, где тебя искать.


* * *
        В опорном пункте Замятину не понравилось. Это я заметила по его физиономии.
        - Нет, это не жизнь, - сказал он. - Ни холодильника, ни телевизора. И диван короткий. Как ты на нем спать будешь? Надо срочно искать жилье. Я тут заметил несколько домов заколоченных. Может, поговорить с Мордахиным, чтобы тебе дом выделили? Я бы с ремонтом помог.
        - У этих домов хозяева есть. Уехали в город, а избы не сумели продать. Где их в городе найдешь? А без их разрешения нельзя.
        - Если сидеть сложа руки, навечно здесь останешься, - не сдавался Замятин. Он выглянул в окно, затянутое решеткой. - Как в камере… Даже постирать негде.
        - Тебе-то что за забота? - рассердилась я. - Как-нибудь сама разберусь!
        - Разберешься? - Замятин положил руки мне на плечи и привлек к себе. - Все ты встречаешь в штыки. Почему? Кто тебя так обидел, что ты от людей шарахаешься?
        - Олег, - я отстранилась и посмотрела ему в глаза, - зачем повторять дважды? Я все решу сама!
        - Но вдвоем легче!
        - Вдвоем? - опешила я. - Ты снова про Севу?
        - Нет. Но я здесь пробуду месяца полтора. За это время новый дом можно построить.
        - Эка замахнулся! - засмеялась я. - Что-что, но домов ты точно не строил. И вообще, как ты это представляешь? Ты уедешь, в конце концов, а меня запишут в
«соломенные вдовы»? Ты думаешь, уже не заметили, что ты повез меня к опорному пункту. У нас мастера легенды сочинять. К вечеру нас непременно обвенчают.
        - Ты сплетен боишься? - изумился Замятин. - Бабских разговоров?
        - Замятин, - сказала я строго и сняла его руки со своих плеч. - Утром я немного расслабилась. Не играй на этом. И вообще я сейчас при исполнении.
        Я открыла сейф и положила в него пистолет. А затем посмотрела на Олега.
        - Ты не забыл, что нужно «Ниву» отогнать?
        - Не забыл, - он смотрел на меня со странным выражением - то ли с удивлением, то ли с жалостью.
        А я не знала, как реагировать. Молчание затянулось. Тогда я села за свой стол и снизу вверх посмотрела на Замятина.
        - Сейчас ко мне посетители валом пойдут, - сказала я ворчливо, лишь бы прервать молчание.
        - Хорошо, я уйду, - Замятин усмехнулся. - Взрослая женщина, а ведешь себя как ребенок.
        Он прислонился к дверному косяку, достал пачку сигарет, но не закурил.
        - Ты ведь славная! Умница! Что ж ты себя не ценишь? Закопалась в этой дыре…
        - Олег, - я поднялась из-за стола, - мы это уже проходили с Севой. Есть у меня причины здесь закопаться… Но это мои личные дела, и объясняться я не намерена. Так что езжай уже. Мне действительно некогда!
        Замятин хмыкнул, покачал головой, снова посмотрел на меня как на безнадежно больную и вышел из комнаты.
        Я закрыла за ним дверь и почти упала на диван. Кто бы знал, каких трудов мне стоило не броситься ему на шею, не прижаться к груди… И плевать на сплетни-пересуды… Я перевела дыхание. И на кой ляд Олег объявился в Марьясове? Почему не уезжает? Я не верила, что Замятин проникся ко мне теплыми чувствами. Мне - тридцать два, ему сорок или чуть больше. Оба не в том возрасте, чтобы очертя голову менять свою жизнь. Я-то уж точно переступила ту грань, до которой, наверно, еще могла бы безоглядно влюбиться. А после тридцати у женщины больше шансов стать космонавтом, чем выйти замуж, да еще по любви.
        Народ ведь как считает? Народ считает, что жениться на барышне одного с собой возраста мужчина может разве что до двадцати пяти. А потом, ничего не поделаешь, надо увеличивать разрыв. Потихоньку переходить на тех, кто годится в дочки. Затем - кого можно и внучкой назвать. Главное - не приближать к себе ровесниц… Да еще с таким несносным характером, как у меня. Выходит, у меня только два пути: или Шихану глазки строить, или у бабы Нюры мужа отбить!
        Понесло тебя, Маша! Ты забыла, что школьные подруги, хоть и немного их осталось в селе, давно не приглашают тебя в гости? Все вполне объяснимо: каждая замужняя женщина видит в одинокой потенциальную соперницу. Факт остается фактом: если ты не замужем, тебе доверия нет. Либо тебя жалеют, либо боятся… Но я здесь ни при чем. Я никому не перебегала дорогу. И даже с Веркой не стала выяснять отношения, хотя сокурсницы упорно советовали набить ей морду.
        Неужто я до сих пор люблю Бориса? Я прислушалась к своим ощущениям. Нет, сердце не затрепетало, даже чувство обиды не всколыхнулось. А вот досада возникла. Я вспомнила, как целовалась с Борисом, его жадные руки на груди… Все эти неприятные ощущения показались добрым знаком.

«Ладно, хватит изводиться!» - приказала я себе мысленно. Каждую секунду в мире что-то происходит. Люди влюбляются, расстаются, ссорятся, мирятся… Но человечество не перестает верить в любовь. Человечество немножко страдает, а затем опять встает на ноги, вытирает слезы, громко сморкается и идет на кухню выпить чашечку кофе… И вино вновь обретает вкус. И аппетит приходит. И новая любовь… Вот только верить в нее надо… И не втаптывать в грязь, если она только-только с трудом пробилась сквозь толстый слой шлака и пепла…
        Я решительно встала. Последние мысли мне понравились. Кажется, я давно не покупала себе нового платья. Именно платья, потому как вне службы предпочитаю носить джинсы и майки. И еще я просто кожей чуяла: черная полоса должна вот-вот закончиться. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить!


        Глава 14
        День пролетел незаметно. Если не считать пожара, который превратил меня в бомжа, - вполне обыкновенный, рядовой день. Служебные дела быстро оттеснили личные заботы. Первым делом я позвонила в РОВД. Доложила, как положено, о случившемся, чем вызвала шквал вопросов от начальства, на которые попыталась ответить, как сумела. Затем звонки посыпались один за другим. Сочувствующих и просто любопытных оказалось предостаточно. После обеда позвонили из кадровой службы, сказали, что окажут материальную помощь, а еще сообщили, что начальник райотдела решает вопрос с главой администрации о выделении мне служебной квартиры. Оказывается, была в заначке у Мордахина однокомнатная, с печным отоплением комнатенка в двухэтажном бараке. Жилье не ахти какое, но все-таки лучше, чем служебный кабинет.
        Не скрою, приятно, что коллеги озабочены моей бедой, и все же я чувствовала себя не в своей тарелке. Мордахин тоже меня осчастливил. Лично привез раскладушку, матрас, одеяло и два комплекта постельного белья. Попросил относиться бережно, так как все это добро он взял под расписку в общежитии местного профучилища. Через час на радостях я принесла ему справку о работе с несовершеннолетними. Впервые за несколько лет мы поговорили не на повышенных тонах. Мордахин даже предложил мне чаю с домашним печеньем, а в конце, махнув рукой, всучил свой чайник. И это я тоже сочла добрым знаком.
        После обеда я осмотрела пепелище, составила протокол осмотра места происшествия, опросила свидетелей. На это ушло часа два. Затем мне пришлось выяснять обстоятельства кражи яиц у бабки Полины, известной всему селу своим склочным характером. Бабка грешила на соседей - многодетную семью, в которой, кроме детей, богатства не имелось. Но семья слыла непьющей, работящей, и кур в их хозяйстве было раз в пять больше, чем у Полины. В конце концов я обнаружила похитителя в зарослях смородины на задах бабкиного огорода. Воришкой оказалась собачонка Тишка, что ощенилась тайком от хозяйки.
        - Полина Захаровна, - подозвала я бабку, - вот она, преступница!
        Тишка, высунув язык, преданно смотрела на меня. Глазки-бусинки влажно блестели в тени кустов. Недавно прозревшие щенки тыкались в ее брюхо тупыми мордочками.
        - Ой, лишенько мое! - заголосила Полина. - Что ж мне с такой оравой делать? У, зараза! - она присела на корточки и отвела ветку смородины. - Спрятала, проклятая, чтоб не утопила…
        Вся земля вокруг была усыпана скорлупой. Бабка поднялась на ноги, перекрестилась.
        - Господи прости! Грех на душу взяла! Детей оговорила! - Она умоляюще посмотрела на меня. - Ты тоже прости. До наших ли тебе делов сейчас. - И засуетилась: - Ты погоди! Я сейчас молочка тебе, сметанки соображу…

        До опорного пункта я добралась уже под вечер. Еще издали я заподозрила что-то неладное. Крыльцо заполнили банки с соленьями-вареньями, какие-то коробки, мешочки, узелки, кастрюльки и пакеты. Среди этого богатства выделялся мешок с картошкой и большой туес, полный яиц. Я остановилась, не веря своим глазам. Село пришло мне на помощь, а я-то думала…
        Я расчистила себе местечко на крыльце и присела, прислонившись спиной к перилам. Вечерний сумрак окутал дома. Дневная суета уступала место долгожданному покою. Даже лай собак стал глуше, видно, и они поняли, что пришло время помолчать.
        Фонарь на столбе рядом с опорным пунктом рассеивал темноту, но навес над крыльцом загораживал свет. Это позволяло смотреть в небо, на котором постепенно проявлялись звезды. Мириады звезд - крупных, как спелые ягоды, и мелких, точно песок на речной отмели. Они перемигивались, мерцали… У меня закружилась голова, я отвела взгляд. Я не любила темноту - она всегда ассоциировалась с бедой. Наверно, никому на селе не приходилось видеть столько чужого горя, как мне. За годы милицейской службы я не раз смотрела в глаза тех, кто оступился или пережил внезапную потерю родителей, гибель детей или смерть родного и любимого человека… Теперь я понимала, что происходило с ними. Их глаза смотрели на мир, но не видели света. Они вообще ничего не видели, кроме своей боли, от которой однажды ослепли и долго-долго не могли прозреть.
        А я должна была думать о них, чтобы не упасть самой, потому что луч света хрупок и едва различим, а тьма - агрессивна. Настолько, что гасит свечи и стирает звезды. И выбивает опору из-под ног…
        Я глянула на часы. Стрелки приближались к двенадцати. Это ж сколько я просидела на крыльце? Часа два, наверно. Давно уже надо ложиться спать, но я не могла заставить себя переступить порог кабинета. Наверно, зря я отказалась от предложений Шихана и бабы Нюры. Но с другой стороны, если меня вновь начнут колбасить ночные кошмары, где гарантия, что утром об этом не узнает все село?
        Ну, чему бывать, того не миновать! Полчаса ушло на то, чтобы перенести припасы в помещение и растолкать по шкафам. Затем я умылась над цветочным горшком из чайника, переоделась в ночную рубашку и приготовила себе постель на раскладушке. Хм, вполне прилично, если не принимать во внимание казенные плакаты, угрюмые рожи на стенде «Их разыскивает милиция» и стопку официальных бумаг на столе. Чайник вскипел. Я достала из стола кружку, пакет карамелек и пачку печенья. Вполне обычный ужин, одно отличие - на этот раз он проходил не в родных стенах.
        Несколько раз я ночевала в опорном пункте, с грехом пополам умещаясь на жестком диванчике. Сейчас я лежала на раскладушке, уставившись в потолок. И никак не могла заснуть. Я думала о бабушке. Сколько лет она хранила бумагу с кладовой записью? Почему молчала? Чего опасалась? Неужели этот клад существует на самом деле? Но что мне с того? Нужно сойти с ума, чтобы на полном серьезе посвятить свою жизнь поискам кладов. Но все же откуда у бабушки эта бумага? Может, осталась от моих родителей?
        Я села на раскладушке и потерла пальцами виски. Почему бабушка всегда уводила разговор в сторону, когда я начинала расспрашивать ее о родителях? Я знала, что они были археологами и погибли в результате несчастного случая на раскопках. Но где, каким образом? Я абсолютно ничего не помнила, ведь в то время мне и трех лет не исполнилось. Правду ли говорила бабушка? Уж очень похожа эта история на те, которыми пичкают своих детей матери-одиночки. Банальные сказки о папочках - героических покорителях Арктики и Эвереста, бесстрашных капитанах дальнего плавания и пытливых геологах, навечно заплутавших в тайге или в пустыне. Может статься, мои родители - и не археологи вовсе, а запойные пьяницы или, того хуже, преступники? Правда, последнее исключалось. Меня не приняли бы на службу в милицию, если там имелись бы сведения, что мои родители судимы…
        Но с другой стороны, почему бабушка переехала со мной в самую глухомань - в Марьясово? Где мы жили до переезда? Смутно помнила я огромную квартиру с высокими потолками. И окна там тоже были огромными, с широкими подоконниками. И кресло-качалку помню, тоже огромное, с резными, вытертыми до блеска подлокотниками…
        В горле у меня запершило - первый признак того, что слезы вот-вот потекут ручьем. Возможно, и стоило поплакать, чтобы избавиться от напряжения, но слезы - проявление слабости, а она по всем статьям - мой самый большой враг. Словом, я опять собралась с силами и принялась расставлять воспоминания по полочкам, только оказались эти полочки в большинстве своем пустыми.
        После бабушкиной смерти я тщательно просмотрела все ее бумаги и не обнаружила никаких документов, связанных с родителями. Фамилию я ношу бабушкину, получается - мамину девичью. Главное, в моем свидетельстве о рождении в графе «Мать» тоже указана бабушка… Она что-то объясняла по этому поводу… Дескать, после смерти родителей меня ей не отдавали… Но почему? В то время ей было всего сорок пять… Она работала и вполне могла воспитывать меня. Ведь ей же доверили учить и воспитывать чужих детей. Получается, бабушке удалось отвоевать меня, но пришлось для этого удочерить…
        Почему эти вопросы возникли только сейчас? Почему в свое время я не постаралась получить ответы? Или думала, что все разрешится само собой? Мы с бабушкой любили друг друга, и я никогда не страдала от того, что у меня, в отличие от других детей, нет папы и мамы. Но, вернее всего, я боялась причинять бабушке боль, потому что видела, как она страдала после моих расспросов.
        Я снова легла. Оказывается, я ничего не знаю о ее прежней жизни. Где она работала до того, как мы переехали в Марьясово? Тоже в школе? Учительницей начальных классов? В ее бумагах не оказалось трудовой книжки, документов об образовании я тоже не нашла. Боже, что я за дура такая! Я соскочила с раскладушки и принялась мерить шагами кабинет. Я ведь могу обратиться в Пенсионный фонд. Там должны быть сведения о ее прошлой работе. А по ним легко вычислить, где мы жили раньше. А если я узнаю, где мы жили раньше, я могу съездить туда и узнать что-то о родителях…
        Наконец я совсем замерзла и залезла на диван с ногами. Сна ни в одном глазу, так растревожили воспоминания. «Нет, надо срочно ехать в район! - думала я. - Возможно, ее трудовая книжка осталась в районо. Ведь бабушка почти до самой смерти работала в школе…»
        Меня слегка трясло, как в лихорадке, то ли от холода, то ли от возбуждения. Тихий стук в стекло заставил чуть не подпрыгнуть на месте. На фоне штор выделялся темный силуэт. Кто-то заглядывал в окно. Я бросила взгляд на часы. Четвертый час ночи… Кого нелегкая принесла? Меня и раньше частенько будили по ночам, и я знала: ночные визиты сплошь и рядом сулят одни неприятности.
        На всякий случай я достала из сейфа пистолет и осторожно отогнула штору. Ничего, кроме прильнувшего к стеклу бледного пятна - чьего-то лица, - не различила. Человек за окном махнул рукой, показывая на дверь, и что-то крикнул. Я опять не поняла, что именно. В окнах до сих пор стояли двойные зимние рамы. А мне все недосуг было их выставить и вымыть окна. Возможно, сделай я это вовремя, не пришлось бы на цыпочках красться в коридор и, встав за косяк, прислушиваться к шагам на крыльце - тяжелым, мужским. В дверь постучали кулаком, и я поняла, насколько это хлипкое сооружение. Под крепкими ударами дверная коробка заходила ходуном.
        Пистолет придал мне уверенности.
        - Кто там? - спросила я строго.
        - Маша, открой!
        Я не поверила ушам. Замятин! Я никак не ожидала, что он так скоро вернется. Зная наши дороги, ждала его только на следующий день, то есть уже сегодня к вечеру.
        Я открыла дверь.
        - Что случилось?
        - Сейчас объясню, - ответил Замятин и огляделся по сторонам. - Ты одна?
        - Конечно! - Я накинула на плечи спортивную куртку и села на диван. - Свет включить?
        - Не надо! - ответил Замятин и опустился на стул. - Не ездили мы в район, Маша.
        - Но ты же сказал… - удивилась я. - Что-то случилось?
        - Случилось, - Олег потер затылок. - Не хотел тебе говорить, пока не проверю информацию. Батраков сообщил, что ближе к вечеру звонили с метеостанции. Тебя не нашли, поэтому вышли на него. А дело в том, что днем пришли на станцию два мужика. С оружием. Взрослых вежливо попросили не тревожиться и отсидеться в домике радиста, а мальчонку, сына начальника станции, долго допрашивали…
        - Костю? - поразилась я. - Он же больной, церебральный паралич…
        - Не перебивай, - остановил меня Замятин. - Это ноги у него не ходят, а голова, дай бог всякому, работает.
        - И все же давай по порядку. Что за мужики? Что им было нужно? И с какой стати ты влез в это дело?
        - С какой стати? - Замятин пожал плечами. - Видишь ли, я служил в разведке. И мне не нравятся мутные мужики с оружием. Особенно те, кто допрашивает пацанов.
        - Они, что ж, пытали Костю? - Я вскочила с дивана. - Их надо непременно задержать.
        - Они ушли в тайгу еще до того, как мы с Батраковым приехали на метеостанцию. Пытать мальчика они не пытали. Странная история получается, - Замятин почесал в затылке, - насчет допроса я, наверно, переборщил, они расспрашивали его о какой-то Золотой Бабе.
        - Час от часу не легче! Откуда Золотая Баба взялась?
        - Я и говорю: странные дела. Я с Костей тоже поговорил. Все это похоже на вымысел. Мальчишка толковый, с фантазией у него все в порядке. Рассказывает, что последние полгода стали ему необычные сны сниться. Приключенческие. О том, как он участвует в поисках древней святыни, причем все происходит чуть ли не в Средние века. Судя по его описаниям, очень похоже, что не врет. Там у него и казаки, и шаманы, и жертвоприношения… Очень ярко описывал. Я думал, он книжек начитался, посмотрел, что у него в наличии имеется. Ни одной похожей не нашел.
        - Так он в Интернете все время сидит, - вставила я, - лазит по историческим сайтам. Ему четырнадцать скоро, об институте думает… Отец с ним математикой и физикой занимается, я литературой да историей… Родители не хотят отдавать его в специнтернат, а в обычной школе он не может учиться.
        - А лечить пробовали?
        - Николай, его отец, что-то пытается делать, но, похоже, напрасно! Есть, говорят, клиника где-то в Израиле. Но где та клиника, а где Костины родители…
        - Он с рождения болеет?
        - В том-то и дело, что нет, - вздохнула я. - Где-то лет шесть-семь назад это случилось. Летом после дождей реки из берегов вышли. Не смогли к ним пробиться… Только через месяц вывезли его из тайги. Если б сразу взялись лечить, может, и выздоровел бы.
        - Занятный парнишка, - улыбнулся Замятин. - Оказывается, что-то вроде повести написал о поисках Золотой Бабы и выложил в Интернет. На суд читателей, так сказать.
        - Ну, это он любит, - улыбнулась я. - Как-то свои рассказы мне показывал. Неплохие, честно скажу. Но с чего вдруг мужики?
        - Кажется, они приняли его рассказ за чистую монету. И все допытывались, где Золотая Баба спрятана? Костя говорит, заставили его схему начертить, как добраться до того места, где она якобы находится.
        - Идиоты, это ж сказка! Кто всерьез принимает детские фантазии?
        - Но ведь приняли же, - усмехнулся Замятин. - Я тоже думал, что идиоты. Только Костя на полном серьезе утверждает, что нарисовал им схему, как пройти на один из островов где-то в самых топях Поганкиной Мари.
        - Это невозможно, - рассердилась я. - В глубь болот еще никто не ходил. Местные жители туда не суются.
        - Почему?
        - Болота непроходимые. Даже зимой масса ловушек под снегом. Ключи горячие бьют, поэтому отдельные участки не замерзают. Утонуть - раз плюнуть.
        - Я понял, и Батраков что-то об этом говорил. А еще сказал, что места эти заговоренные. Вроде как нечисть всякая водится.
        - Ну да, водится, - засмеялась я, - в мозгах у некоторых.
        И подумала, что нечисть водится и в моем мозгу тоже. Возможно, я неосмотрительно рассказала об этом Замятину.
        Пока он ни единым словом не обмолвился о нашем утреннем разговоре. Самой поднимать тему мне не хотелось. Поэтому я перевела разговор в другое русло, профессиональное.
        - Как выглядели эти мужики? Я так понимаю, раньше их на метеостанции не видели?
        - Обычно выглядели. Как туристы или охотники… Николай говорит, летом к ним частенько туристы заходят, поэтому они не удивились, когда эти типы нарисовались. Оба среднего роста, крепкие. На вид - лет этак за сорок. Небритые, одеты по-походному. Камуфляж, скорее всего, покупали в охотничьем магазине. На голове одного - старая панама военного образца, у другого - бейсболка с надписью «Даккар» по-английски. На ногах - ботинки с высоким берцем и толстой подошвой. За спинами - станковые рюкзаки. У одного - синий с серебристыми вставками, у другого - черный с малиновыми… Я все записал, даже схему попросил парнишку продублировать…
        - Постой, - память вмиг высветила недавние события, - я видела этих мужиков на вокзале. Кажется, они приехали на электричке перед приходом твоего поезда. Я обратила на них внимание, даже документы хотела проверить. А потом, - я махнула рукой, - поленилась, одним словом. У нас столько туристов каждое лето приезжает… А ушли они в сторону автовокзала. Может, совпадение, но вряд ли… Рюкзаки у них яркие, сразу в глаза бросились.
        - Ну, уже кое-что, - внимательно посмотрел на меня Замятин. - Считай, полдела сделано, если ты их лица запомнила.
        - Надо в район сообщить. Пусть разошлют ориентировки гаишникам и на вокзалы, - сказала я. - В тайге их ловить - дело гиблое, но ведь из леса они все равно выйдут когда-нибудь. Если вооружены, то наверняка настроены серьезно. Одного не пойму, неужели полезут в болото? Да у нас отродясь никто об этой Бабе не слышал. Я здесь почти тридцать лет живу, обязательно что-нибудь всплыло бы.
        - Маша, - Замятин придвинул стул к дивану и посмотрел мне в глаза, - тебя не настораживает, что за последние дни слишком много событий произошло, так или иначе связанных с кладами? Вспомни, как Шихана пробило на разговоры. Скажи, ты от меня что-то скрываешь? Ты что-то знаешь об этих кладах, но не хочешь говорить?
        - Олег, - я с изумлением уставилась на него, - я ничего не скрываю. Откуда вдруг полезло? Край наш - кержацкий, люди в основном обстоятельные, солидные, много староверов… Кто тут клады прятать будет? В тайге, в трясине? Для клада ориентиры нужны. А тут спрячешь что-нибудь, заметишь, а лет через пять так зарастет, ничего не узнаешь. А если пал пройдет…
        - Маша, - Замятин внимательно посмотрел на меня, - ты твердо решила показать кладовую запись кому-нибудь из музея?
        - А что? Не стоит? - удивилась я.
        - Стоит, обязательно стоит, - сказал Олег и накрыл мою руку ладонью. - Вдруг за этой бумагой - серьезное научное открытие? Кстати, за находку такого клада приличное вознаграждение полагается.
        - Ой, - рассмеялась я и убрала руку, - вдруг миллионы отвалят? Разбогатею, виллу где-нибудь на Лазурном берегу куплю.
        - Ты не смейся, - пробурчал Замятин и отвернулся. - Вон два придурка даже на детскую сказку купились. Наверняка отправятся Золотую Бабу искать по Костиной схеме.
        - Ну и сгинут в Поганкиной Мари, если вовремя не одумаются, - сказала я и протянула руку. - Дай-ка я на схему взгляну. Надо ж будет этих дураков искать, если так и не объявятся в районе.
        - Ты уверена, что объявятся?
        - Им идти больше некуда. Дальше дорог нет. Тупик. Можно через перевалы в соседнюю Туву махнуть, но это километров триста по горам и тайге. Дед Игнат как-то рассказывал, что есть-де более близкий путь через перевалы: бывшая тропа контрабандистов. Но навесные мосты давно сгнили, а без них - не пройти. Да и вряд ли кто помнит эту тропу, кроме Шихана, конечно. Он и сам на нее случайно наткнулся.
        - Странно! - пожал плечами Замятин. - И непонятно, с чего вдруг суета?
        - Мне самой непонятно, - я взяла у него листок со схемой. - Может, солнечная активность на них действует?
        Развернув бумагу, я хмыкнула от удивления. Кто сказал, что у больных церебральным параличом не развито воображение и они не могут рисовать? Костин рисунок напомнил мне старинную гравюру, настолько изящно были прорисованы все детали.
        - Это он ручкой минут за пятнадцать начертил, - Замятин сел рядом со мной на диван и заглянул в рисунок. - И какой молодчина, так здорово получилось, словно с готовой схемы срисовывал.
        Я промолчала. Меня поразило другое. Многое из того, что было на этом рисунке, Костя просто-напросто не мог изобразить правильно, потому что никогда не бывал в районе Поганкиной Мари. Конечно, некоторые объекты совсем несложно найти на карте, но это всего лишь топографические знаки, и откуда он узнал, как эти сооружения выглядят на самом деле? Вот, к примеру, старая водонапорная башня, что осталась от лагеря военнопленных, который находился километрах в тридцати от Марьясова и был ликвидирован в начале пятидесятых годов. Костя не только изобразил башню во всех подробностях, но нарисовал рядом моток колючей проволоки и подписал: «Бывш. лаг. в/пл.», а затем обозначил давно заросшую дорогу как «Старая дорога, с. Марьясово,
30,5 км». Откуда об этом знать мальчишке, который не способен самостоятельно передвигаться даже по комнате? Отец рассказал? Но я сильно сомневалась, что у Костиного отца есть время лазить по старым карьерам и любоваться полусгнившими водонапорными башнями. Тем более метеостанция совсем в другой стороне от Марьясова. Придется навестить Костю, чтобы он объяснил, откуда ему знакомы подробности.
        Впрочем, на схеме имелось несколько природных объектов, которые Костя не смог бы изобразить даже по рассказам отца. Допустим, таежные тропы и даже лежневки он скопировал с карты, с такой, как у меня, например, простыни-стометровки (для несведущих поясню - это очень подробная карта, один сантиметр - сто метров в реальности). Но вот скала-останец «Коготь» - там как раз, если верить Костиной схеме, начиналась тропа, ведущая к Поганкиной Мари, - выглядела так, будто ее запечатлели с высоты птичьего полета, а это уж и вовсе на грани фантастики!
        - Костя пользовался картой, когда рисовал схему? - спросила я.
        - Нет, - пожал плечами Замятин, - нарисовал и все. Я не стал проверять, думал, детская блажь. Я в его возрасте мечтал стать пиратом и тоже все карты чертил: загадочные острова, таинственные бухты…
        - И все-таки проверим, - сказала я и снова открыла сейф. - Такое впечатление, что Костя бывал в этих местах, и не раз. Но ведь это невозможно.
        Я расстелила карту на столе, и мы склонились над ней.
        - Смотри, сколько совпадений. И тропа, и башня, и карьер… Даже брод указан через реку. И расстояния между ориентирами один в один, словно линейкой их по карте вымерял или курвиметром.
        - Я бы удивился, если б он не на моих глазах эту схему чертил. Уж на что у меня глаз набитый, и то бы по памяти так точно не нарисовал. - Замятин обвел взглядом карту. - Это твой участок?
        - Мой и часть соседнего, - кивнула я. - Там майор Высотный заправляет. Как видишь, территория огромная, большей частью непроходимая. Тайга, горы и болота. С десяток охотничьих избушек, две деревни да наше село - и все к рекам жмутся. Населения - ноль целых три сотых на квадратный километр, а хлопот полон рот!
        Замятин мне не ответил, потому что продолжал всматриваться в карту.
        - Как я понимаю, это Поганкина Марь, - он провел ладонью над обширным зеленым пятном, - но здесь не обозначены острова и холмы, как на Костиной схеме.
        - А кто знает, есть ли они на самом деле? - вздохнула я. - Грешным делом, я сомневаюсь.
        - И это невозможно проверить, - задумчиво произнес Замятин, - а очень бы хотелось. Смотри, - он ткнул пальцем в один из трех островов, изображенных на Костиной схеме. - Получается, тропа все-таки есть. А эта возвышенность, рядом с которой хранится Золотая Баба, - это ж в самом сердце болот! Если она на самом деле существует, то кто-то же спрятал ее там. И этот кто-то знал сокровенные тропы.
        - Шихан как-то рассказывал, до войны на месте болота озеро было, даже рыбу в нем ловили, а потом заросло, грязью затянуло.
        Замятин посмотрел на меня и улыбнулся.
        - Кажется, ты тоже поверила, что Золотая Баба - не выдумка.
        - Ой, не смеши меня, - дернула я плечом, - в болота я даже за трижды золотые коврижки не полезу.
        - Постой, - прервал меня Замятин, - а ведь тропа эта начинается недалеко от Макаровки. Если я правильно понял, это та самая деревня, которая приказала долго жить после того, как там поработали археологи?
        - Ну и память у тебя! - поразилась я. - В дедовы байки поверил?
        - Надо проверить. - Замятин накрыл ладонью карту в том месте, где обозначена Поганкина Марь. - Как я понимаю, на карте только часть болота?
        - Заметь, меньшая, только такая глушь, что я отродясь там не бывала.
        - Если не считать твоих ночных приключений, то, конечно, нет, - задумчиво заметил Олег. - А я вот готов поверить, что все случилось на самом деле.
        - Тебе, конечно, лучше знать, - рассердилась я. - А я говорю, что это мне привиделось. И вообще в Поганкину Марь лучше не соваться.
        Чтобы не быть голословной, я рассказала Замятину о странных событиях, которые ежегодно происходили в районе болота. Обо всех погибших, которых находили раздетыми. После разговора с Борисом информации у меня хватало.
        - Да-а, - только и произнес Олег, когда я закончила рассказ, - просто аномальная зона какая-то. Братьев Стругацких на вас нет.
        Мы достали сигареты и некоторое время молча дымили в открытую форточку.
        Неприятный озноб пробрал меня, на этот раз не от страха, а от сквозняка. Я плотнее закуталась в куртку. Рядом с Олегом я ничего не боялась, и спать мне совсем не хотелось, хотя за окном посветлело, а в форточку проникли первые звуки раннего утра: крики петухов, чириканье воробьев и глухое мычание коров, будивших хозяек на дойку.
        Олег сосредоточенно смотрел в окно. По его лицу я никак не могла понять, какие мысли бродят в его голове. Наконец, он повернулся ко мне и спросил:
        - Что там с пожаром? Удалось узнать, отчего загорелось?
        - Куда там, - махнула я рукой. - Это ж не кино, где улики повсюду валяются.
        - Думаешь, подожгли?
        - Не сомневаюсь. Почти неделю дожди шли, дерево намокло, а вспыхнуло, как факел. Баня и сарай тоже дотла. Повезло, что Воронок у Шихана в конюшне остался, а то бы не спасли…
        - Маша, ты меня прости, - Замятин пристально посмотрел на меня, - но, кажется, ты не слишком расстроилась, что дом сгорел!
        - Не слишком? - опешила я. - Да что ты знаешь обо мне?
        - Я же сказал: «Прости!» - Замятин отвел взгляд.
        Но я вскочила на ноги и, развернув его к себе лицом, встряхнула за плечи.
        - А ты договаривай! Значит, я сама дом подожгла? Ночью сбегала? А потом лапшу тебе на уши вешала, страсти-мордасти изображала? Или, может, наняла кого? Но для чего? Чтобы ютиться в этой конуре?
        - Маша, уймись!
        Замятин попробовал освободиться, но напрасно. Тогда он перехватил мои запястья и сильно их сжал. Я вскрикнула от боли и отступила.
        - Тихо!
        Замятин силком усадил меня на стул и присел напротив. Не отводя взгляда, он продолжал удерживать меня за руки.
        - Успокойся, я совсем так не думаю, - сказал он, когда я наконец справилась с дыханием. - Но спросить обязан.
        - Кем обязан? Батраковым, что ли? Учти, он всего лишь сотрудник МЧС, а хозяйка здесь я! Я отвечаю за этот участок, и все шишки на меня летят в случае чего.
        - Конечно, хозяйка! - улыбнулся Замятин.
        Он поднялся на ноги. Я встала следом. Олег вдруг крепко обнял меня.
        - Хозяйка тайги! Тебе это нравится? - прошептал он.
        - Что? - тоже шепотом спросила я и обняла Олега за шею.
        Он поцеловал меня, и я поняла: вся моя злость от того, что он слишком тянул с этим поцелуем. Олег прижался ко мне щекой и что-то пробормотал. Он так и не успел побриться. Я укололась, но не отстранилась. Меня сводил с ума его запах. Так пахнет от сильных мужчин: солнцем, крепким табаком и еще чем-то неуловимым, чему нет определения. Когда он потянул с моих плеч куртку, я теснее прижалась к нему, забыв о том, что уже утро и в любую минуту кому-нибудь вздумается постучать в дверь или в окно.
        Олег гладил меня по спине, что-то шептал, нежно и взволнованно. Мне нравилось его волнение. Нравилось, что он рядом - не герой моих снов, не экранный супермен, а настоящий, живой, всамделишный мужчина, который хочет меня, который ласкает меня, и от этих ласк у меня подгибаются коленки, пересыхают губы, и от невыносимой нежности щемит сердце. Боже, только теперь я поняла, что нежность способна вызывать слезы. Они копились в горле, грозили вырваться наружу. Но тут Олег поцеловал меня снова - сильно и страстно, так, что я вовсе обмякла в его руках. Он не спешил. Только потом я поняла, что поступи он иначе, пойди в атаку стремительно, сломи меня натиском - ничего бы у нас не получилось. В худшем случае я бы отвесила ему затрещину, в лучшем - лежала бы как полено, мучительно прислушиваясь к шорохам извне и ненавидя себя за слабость.
        Олег понял, что мне сейчас нужно. Он не стал торопиться, дал мне время привыкнуть, справиться со всем, что кипело, бурлило и полыхало во мне, позволил окунуться с головой в его нежность… В комнате все еще хозяйничал сумрак, но я видела его глаза и немой вопрос в них… Зачем вопросы, если я не знаю на них ответов? Не знаю и не хочу знать…
        Мои руки сомкнулись на его спине, и я впилась ногтями в куртку. Не было такой силы на свете, которая оторвала бы меня в этот миг от Олега. Вероятно, он испытывал то же самое, потому что, подхватив меня на руки, опустил на диван и склонился низко-низко, так, что я разглядела морщинки в уголках его глаз. Потом мягкие губы едва коснулись моих губ, и следом ещё раз - уже настойчивей…
        Не знаю, как у него получилось, но через минуту от всего, что было на нас, остался только его серебряный крестик - один на двоих, - и я поняла, что отступать некуда. Его теплые, слегка подрагивающие пальцы скользнули по моей щеке, тронули губы, шею, плечо, осторожно коснулись груди… Целовал Олег так нежно, так заразительно, что страхи вмиг улетучились. Зачем отталкивать, зачем сопротивляться счастью, которое само идет в руки? И я сдалась: ведь счастью нельзя отказывать…


        Глава 15
        Удивительно, как мы уместились на казенном диване, но вдвойне странно, что он не развалился на части, хотя пружинам досталось изрядно. Когда это безумство кончилось, мы тут же уснули. По сути, оба не спали всю ночь, и сон сморил нас мгновенно, словно только и ждал этого.
        Я проснулась первой. За окном уже совсем рассвело. Олег спал, устроившись головой на жестком диванном валике. Он обнимал меня за плечи, словно боялся, что я сбегу, но, поверьте, мне совсем этого не хотелось. Я взглянула на часы, висевшие напротив. Седьмой час. Пора вставать. Олег сладко посапывал у меня под боком, и я подумала, что так может быть всегда: рассвет за окном, дыхание любимого мужчины рядом, мягкая усталость тела от недавней любви. Интересно, что он скажет, когда проснется? А вдруг начнет прятать глаза, смущаться, сбивчиво бормотать оправдания… Дескать, бес попутал, и что он себе никогда не простит… Ведь я ничего о нем не знаю, кроме того, что он когда-то служил вместе с Севой, что он ловок, силен, напорист… А еще может слушать и сострадать… Сомнительно, что он любил меня только из сострадания… И все-таки… Как он жил до встречи со мной? Жизнь пока не давала мне поводов верить ласковым словам и крепким объятиям. Может, все, что случилось, всего лишь красивая обманка, огонек свечи, на котором я, как мотылек, снова опалю крылья?
        Я вздохнула и осторожно коснулась пальцами его груди.
        За окном прогрохотал пустой самосвал. Звякнули стекла и графин на столе. Я представила, что это наш новый и красивый дом содрогнулся от раскатов грома. В книгах частенько пишут о том, как главная героиня и ее любимый сидят возле камина, любуются сполохами огня, пьют восхитительное вино и любят друг друга прямо на ковре. Мои подружки по общежитию обожали любовные романы, в которых все происходило так или слегка иначе, но неизменно романтично и потрясающе красиво. И все же реальность внесла свои поправки в мечты: я вообразила, что мы всю ночь гонялись за опасным преступником, попали под ливень и теперь вот лежим у огня…
        Я привстала и осторожно, чтобы не разбудить Олега, потянулась к графину с водой.
        В этот момент в дверь постучали.
        Я птичкой перемахнула через Замятина, а он даже не проснулся и продолжал спать, пока я в спешке натягивала на себя спортивный костюм и приглаживала взъерошенные волосы…


* * *
        За дверью стоял Батраков.
        - Спала, что ли? - спросил он и сделал шаг, чтобы обойти меня.
        Я положила руку на косяк, не пропуская его дальше порога.
        - Что случилось?
        Я старалась говорить тихо, чтобы не разбудить Олега. Кто его знает, как он себя поведет со сна? Вскочит с дивана и в одних трусах отправится проверять, куда я запропастилась? Картинка совсем не для нервов нашего главного пожарного.
        - Вроде ничего особенного, - почесал в затылке Батраков. - Я сейчас проезжал мимо дома Поспелова, и знаешь… - он замялся, - от его дома отъехал «уазик». Тот самый, на котором он на рыбалку ездит…
        - В чем странность? - перебила я Сергея. - Он всегда на нем ездит. И на рыбалку, и на охоту.
        - Да дело не в том, что он ездит, - непонятно почему рассердился Батраков. - Я издалека, конечно, не разглядел как следует, но в него сели два мужика в камуфляже… Понимаешь, без Севки…
        - Понимаю, - быстро сказала я, - ты думаешь, те самые, что побывали на метеостанции?
        - Так тебе Замятин уже рассказал? - поразился Батраков. - Но когда? Мы же за полночь вернулись, - и он попытался заглянуть мне за спину.
        Но я пресекла его любопытство, прикрыв за собой дверь.
        - Успел и успел, - буркнула я, - тебе-то какое дело?
        - Так я думал, он у Шихана ночует, а он у тебя, что ли?
        - Слушай, Батраков, - теперь уже я рассердилась не на шутку, - что ты свой нос суешь? Нет у меня Замятина!
        - А что ж не пускаешь? - удивился Сергей. - Я думал, прячешь кого.
        - Я, если помнишь, теперь здесь живу, - огрызнулась я. - У меня постель не прибрана и дамские вещи разбросаны.
        - Угу, - сконфузился Батраков, - я как-то не подумал, - и он снова запустил пальцы в густую шевелюру.
        - Ладно, проехали! Говори, с чего ты решил, что это те самые мужики?
        - Лиц, говорю, не рассмотрел, но камуфляж похож, как его на метеостанции описали. Желто-зеленые и коричневые пятна.
        - Куда они поехали?
        - Через бор рванули.
        - Ты считаешь, что Сева как-то связан с ними? А может, он за рулем сидел, вот ты его и не заметил?
        Я расспрашивала Батракова, а в голове роились и сталкивались мысли, одна мрачнее другой. Я и представить себе не могла, чтобы Сева связался с двумя непонятными типами. Если не считать торговли паленой водкой, никаких криминальных наклонностей за ним я не замечала. А вдруг?
        - Слушай, а если Сева ни при чем? И эти сволочи завладели «уазиком» силой? Это вполне допустимо. Живет он на краю села, рядом с лесом. Проникнуть в дом незаметно проще пареной репы. Надо ехать к нему. Вдруг он там раненый лежит, если не хуже…
        Я сплюнула, постучала по косяку и спросила:
        - Ты на машине?
        - На машине, - буркнул Батраков. - Только я сразу к нему подъехал. Ворота заперты, а во дворе собаки спущены. Я и сигналил, и орал. Не отзывается. А собаки беснуются, забор чуть не сносят. Видела его волкодавов? Ростом с телка. Порвут, как портянку!
        Севиных собак я, к счастью, не видела. Наверно, он их где-то запер, когда мы с Замятиным были у него в гостях. Но как попасть в дом? Если Сева и впрямь нуждается в помощи, то любая проволочка может стоить ему жизни.
        - Подожди в машине, - быстро сказала я. - Я сейчас переоденусь и возьму оружие. Вдруг придется стрелять по собакам, если не получится войти в дом.
        - Севка нас убьет, если собак пристрелим, - нахмурился Батраков.
        - А лучше, если он там кровью истечет? - парировала я и подтолкнула его в плечо. - Заводи машину! Я мигом!
        Я вернулась в кабинет. Замятин уже проснулся, успел одеться и даже прибрал мою раскладушку. Заметных следов ночного безумства я не обнаружила и мысленно похвалила Олега за оперативность.
        - Я все слышал, - сказал он, как только я переступила порог. - Что думаешь предпринять?
        - Сначала нужно проникнуть в дом. - Я открыла сейф и достала пистолет. - Возьми ключ и закрой за собой дверь, когда уйдешь. А мы поехали…
        - Нет, - перебил меня Олег, - я еду с вами!
        - Как ты это себе представляешь? - вкрадчиво спросила я. - Я только что соврала Батракову, что тебя здесь нет.
        - Я твои чувства понимаю, - нахмурился Олег, - но ты ж не девочка, чтобы обращать внимание на сплетни. Ничего страшного не произойдет, если я покажусь Сергею. Ну, ухмыльнется про себя, но все поймет! И болтать языком не будет, я тебя уверяю! А вдвоем вам не справиться. Надо ведь и собак отвлечь, и кому-то в дом проникнуть. Думаю, у меня это ловчее получится.
        Я хмыкнула. Что сказать? Что он прав? Да, я боялась гадких смешков за спиной, но разве я могла рисковать Севиной жизнью?
        Мы вышли с Замятиным на крыльцо. Надо отдать должное выдержке Батракова: он даже не моргнул при нашем появлении. Наверняка и раньше не сомневался, что я его обманываю. Мне было неловко, конечно, но Замятин как ни в чем не бывало поздоровался, а затем поинтересовался:
        - К дому можно незаметно подъехать?
        - А чего нам скрываться? - удивился Батраков.
        - Серега, - посмотрел на него Замятин, - а вдруг парни вернулись, пока ты тут с Марией разговаривал? Те или другие, но на всякий случай не стоит отсвечивать. Так есть дорога или нет?
        - Не дорога, тропа в лесу, - буркнул Сергей, усаживаясь за руль, - но как-нибудь проедем. А где не проедем, пешком пройдем!
        До леса мы добрались быстро, минут за пять всего, а затем началось! По сути, тропы не было, так, отдельные участки леса, вытоптанные любителями пикников. Батраков ловко лавировал между деревьев, объезжая пни и выворотни, кучи хвороста и муравейники. Машину подбрасывало, раскачивало, колеса рвали подушку мха на склонах, оставляя за собой черную колею.
        Внезапно Сергей притормозил, и я чуть не врезалась лбом в стекло.
        - Осторожно! - вскрикнула я.
        - Гляди, - сказал Батраков, - кто-то до нас прокатился. Наверняка эти парни на
«уазике».
        Мы вышли из машины. Заметная колея уходила в лес. Я и Олег присели на корточки и внимательно осмотрели след.
        - Похоже, наши друзья отметились, - Замятин стряхнул с рукава сухую хвою, - но с чего вдруг их понесло через лес?
        - На просеку рванули, - сказал Батраков. - Там только на «уазике» и проедешь. И то умеючи! Но зато километров десять до трассы срезают.
        - Очень сомневаюсь, - я посмотрела на Олега. - Я совсем недавно верхом на Воронке едва оттуда выбралась. Заросло все до жути.
        - Ну, это ты зря, - обиделся Батраков. - Там километра два всего не чищено. Просто с нашей техникой туда не подобраться.
        - Чего вы спорите? - остановил нас Замятин. - Думаю, Сева нам все объяснит, конечно, если он дома и в добром здравии.
        - Самое смешное, если это и впрямь его приятели приехали на рыбалку. Кому попало он свои машины не раздает.
        - Да уж помню, как он насчет «Нивы» взбеленился, - усмехнулся Замятин.
        - Так не только насчет «Нивы», - Батраков игриво подмигнул мне. - За своих женщин он тоже пасть порвет, будьте спокойны!
        - И много у него женщин? - Замятин словно не заметил ехидных ноток в голосе Сергея.
        А может, и не заметил, потому что продолжал внимательно рассматривать следы от машинных колес.
        - Да как сказать, - Сергей покосился на меня, а я отвернулась.
        Эти разговоры были мне абсолютно неинтересны. Меня занимало другое: как получилось, что Сева связался с парнями в камуфляже? Или они действительно забрали
«уазик» силой?
        Но Батраков продолжал развивать тему. Вероятно, ему доставляло удовольствие меня подразнивать.
        - Почитай, каждая вторая продавщица в его магазинах.
        Я с трудом не выдала изумления. Еще одна неприглядная сторона Севиной натуры. И надо же, десять лет я считала его хорошим малым и временами даже ругала себя, что не ценю его душевные порывы. И вот, наконец, глаза открылись. Лучше поздно, чем никогда.
        Я почувствовала себя неуютно. По долгу службы я должна знать, кто чем дышит на селе. А сей немаловажный момент - Севины романы на стороне - упустила, проморгала, проворонила. Что еще я упустила? Что прошло мимо меня?
        - Ладно, пошли! - приказал Замятин. Похоже, он взял инициативу в свои руки. Я не обиделась. Силовые захваты больше для мужчин, тут я готова отойти в сторону.
        - Машину оставим в лесу, - продолжал командовать Олег. - К дому подойдем с тыла, на месте посмотрим, что к чему.
        Через пару минут мы оказались перед мощным кирпичным забором с растянутой поверху спиралью из колючей проволоки.
        - Ишь ты, - усмехнулся Олег, - стратегический объект.
        - Там у него гараж и склады, - пояснил Батраков, который лучше меня разбирался в Севиной недвижимости. - Сторожей, кроме собак, нет, вот он и натянул проволоку. И сигнализацию установил. Я сам ему документы подписывал.
        - Ну, сигнализация нам в принципе не страшна, - ухмыльнулся Олег и, подойдя к забору, провел по нему ладонью. - Ничего, и не такие Бастилии брали. Подойди, - махнул он рукой Батракову.
        Тот подошел, Олег ловко влез ему на плечи. Затем накинул куртку на проволоку и быстро перебрался на крышу гаража. Тотчас раздался ожесточенный собачий лай.
        Задрав головы, мы наблюдали, как Замятин перемещался по крыше. Собаки сходили с ума, со злобным ревом бросались на ворота гаража, и те глухо лязгали от ударов лап.
        - Монстры прямо, - пробормотал Батраков. - Зачем Севке такие звери?
        - Богатства несметные охранять, - отозвалась я. - У тебя, Серега, богатств нет, так и собака только блох ловит.
        - Нет, не пробиться ему! - сказал Батраков, когда Замятин перепрыгнул на крышу соседнего строения.
        Собаки уже хрипели от ненависти. Можно представить, какие мысли крутились в их копеечных мозгах. И тут Замятин сделал то, чего я никак не ожидала. Он подобрался к спутниковой антенне, мгновение что-то рассматривал, затем ухватился за кабель, который тянулся от антенны к дому, и скользнул по нему вниз прямо на крышу веранды.
        - А, чтоб тебя! - только и выдохнула я.
        Батраков выругался и потянул из пачки сигарету.
        - Ну, дает! - сказал он, когда наконец справился с зажигалкой. У него - здорового мужика - руки тряслись так же, как у меня. - Сразу видно, профессионал. Я бы не решился.
        Замятин помахал нам рукой и расплылся в улыбке, а затем сложил пальцы бубликом, дескать, все в порядке.
        - Сумасшедший, - пробормотала я и наконец-то вдохнула полной грудью.
        Олег тем временем прошелся по крыше, заглядывая вниз, но собаки были начеку. Он что-то говорил им, видно, успокаивал, но псы лаяли с еще большей яростью.
        - Нет Севки, - сказал Батраков, - а то бы вышел.

        - Может, пьяный в дугу валяется? - предположила я, хотя на душе кошки скреблись.
        Замятин потоптался-потоптался на месте, а затем вдруг сиганул вниз, как мне показалось, в самый эпицентр собачьей злобы.
        - Черт! - вскрикнула я. - Загрызут!
        - Не-а, там вроде балкончика под окном. Курилка, - успокоил меня Батраков.
        - Этим зверюгам как два пальца об асфальт перемахнуть через перила, - угрюмо заметила я. - Хоть бы палку какую прихватил отбиваться!
        Батраков посмотрел на меня с удивлением.
        - Так он без оружия?
        - Хочешь, чтоб я ему табельное отдала? - огрызнулась я. - Мне потом шкуру спустят!
        - Дура ты, Марья! А если псы с него шкуру спустят? - с осуждением произнес Батраков и отвернулся.
        Дура, конечно! На самом деле я просто забыла о пистолете. Замятин тоже хорош! Мог бы напомнить. Каково будет, если его и впрямь порвут собаки?
        Я прислушалась. Лай волкодавов стал тише, словно они забежали за дом. Неужели у Олега получилось отвлечь их?
        Батраков шагал взад-вперед вдоль забора, то и дело останавливаясь и задирая голову. С лица его не сходило озабоченное выражение. Я присела на траву. Время тянулось медленно, как еловая смола. Собаки притихли и лишь изредка, для острастки, взлаивали. Значит - потеряли Олега из виду. Я достала сигарету и принялась искать зажигалку, которая затерялась в карманах. Батраков подошел и сел рядом.
        - Что-то долго он там? - И посмотрел на небо, словно искал ответ в облаках.
        Я промолчала, а Батраков толкнул меня в бок локтем и попросил:
        - Дай сигарету, а?
        Мы закурили, пуская дым в небо.
        Неожиданно собаки воспрянули духом. Их лай снова переместился к веранде. Мы вскочили на ноги и увидели Замятина, который каким-то образом очутился на крыше гаража и втягивал за собой широкую доску. По ней он перебрался через проволоку и спрыгнул в траву.
        - Уф, - сказал он, потирая руки, - ну и приключение! Хорошо у Севки на веранде доски оказались, а то не знаю, как бы вернулся.
        - Ты по доске на гараж перелез? - изумился Батраков, как будто были другие варианты ее использования.
        - Что с Севой? - кинулась я к Олегу.
        - Нет его, - бросил Замятин и как-то странно посмотрел на меня. - Кажется, тоже уехал.
        - Кажется или точно? - продолжала допытываться я.
        - Насчет точно только господь бог знает, - ответил Замятин. - Скажу одно: драки не было, никто твоего Севу не убивал. Очень мирно позавтракали, посуду на столе оставили. По всему видно: трое их было. Выпивать не выпивали, знать, на серьезные дела настроились.
        - С чего ты решил, что на серьезные? - удивилась я. - Записку оставили?
        - Нет, не записку. На кухне я нашел упаковку от металлоискателя.
        - Металлоискателя? - дружно переспросили я и Батраков.
        А Сергей добавил:
        - На кой хрен? Мины искать? Так у нас одни мины - из коровьего дерьма!
        - Не скажи, - покачал головой Замятин. - То, что металлоискатель, или, как его еще называют, металлодетектор, главное орудие кладоискателей, надо знать хотя бы для общего развития. Раньше умельцы собирали его по статьям в журнале «Юный техник». Теперь легко можно купить. Так вот, упаковка от лучшего - фирмы «Минелаб». - И пояснил: - Устроена эта штука просто: игнорирует железные гвозди и фольгу, а на медные и серебряные монеты, золото, напротив, «клюет». Глубина обнаружения до двух с половиной метров. Вот тебе и мины, Серега.
        - Сева купил металлоискатель? - растерялась я. - Зачем? Вчера мы ничего подобного не видели.
        - Так бы он его и показал! - улыбнулся Замятин. - Меня другое удивляет. Выходит, он на самом деле знаком с теми парнями с метеостанции. И определенно уехал вместе с ними. Но мысли о поисках клада не приходят спонтанно. Я тут кое-что в его компьютере обнаружил…
        - Ты копался в компьютере? - всполошилась я. - Если Севы нет дома, то это незаконное вторжение. Мне голову оторвут за то, что без санкции прокурора!
        Олег улыбнулся:
        - За кого ты меня принимаешь? Комар носа не подточит! - И жестом фокусника извлек из кармана несколько листков бумаги. - Оп-ля! Смотрите, товарищ капитан, и удивляйтесь!
        Было чему! Я держала в руках копию кладовой записи, отпечатанную на принтере, и рисунок самого креста - явно сканированное изображение.
        - Надо же! - удивилась я. - Ты записывал расшифровку от руки… А тут распечатка с компьютера… Когда он умудрился? Он ведь с вечера напился до поросячьего визга.
        - Сие нам неведомо, - пожал плечами Замятин. - Из моего кармана вытащить записи точно не мог. Я сплю чутко. Значит, воспроизвел по памяти. Скопировать крест и того проще. Шкатулку мы ведь не прятали. Так и простояла всю ночь на столе. - И покачал головой: - Ох, не прост Сева оказался, ох, не прост.
        - Ничего не понимаю… - Я снова принялась рассматривать бумаги. - Выходит, парни, что побывали на метеостанции, с поисков Золотой Бабы переметнулись на поиски клада Терскова? Но это ж чушь собачья! Чепуха стопроцентная.
        - Это как посмотреть, - сказал Замятин и через мое плечо заглянул в бумаги. - Читай! - Он ткнул пальцем в одну из строчек. - Вчера с устатку мы этот момент как-то упустили.
        Я прочитала:
        - «А к тому положены истукан чистова золота двух пудов весом…». Ну, вот! - Я обвела взглядом мужчин. - Здесь золотой истукан, там Золотая Баба! Я не поверю, чтобы Сева на эту ерунду клюнул. К тому же Костины фантазии и эти записи выеденного яйца не стоят для серьезных людей. А Сева в авантюристах никогда не числился.
        - Ты себя убеждаешь или нас с Серегой? - поинтересовался Замятин.
        - В этой записи нет ничего конкретного, - не сдавалась я. - Клад Терскова может находиться где угодно. А его длина километров двести.
        - Это мы думаем - ничего конкретного, - сказал Замятин. - В его компьютере с десяток адресов сайтов, на которых общаются кладоискатели. И с этими типами Сева наверняка не вчера познакомился. Давно готовились, и крест оказался очень кстати… Хотя… - он замолчал и уставился на меня, словно в первый раз увидел. - Прости, конечно, но ты говорила, что бабушка умерла, когда тебя не было. Но кто-то ж рядом с ней был?
        - Шихан. Она умерла у него на руках.
        - А Севка?
        - Севка появился после. Его баба Нюра, соседка, позвала. Она за бабушкой ухаживала в мое отсутствие. И за Шиханом сбегала. Говорит, бабушка попросила. Севка привез фельдшера, но поздно. Евдокимыч констатировал смерть.
        - Интересно, - глаза Замятина блеснули. - Зачем твоей бабуле понадобился Шихан? Может, хотела что-то ему сообщить? И сообщила?
        Я растерянно пожала плечами:
        - Вряд ли. Он рассказывал, что бабушка была без сознания, когда он пришел.
        - Соседка подтвердила?
        - Слушай, Олег, - рассердилась я, - что за допрос? Мне как-то не до того было, чтобы сверять показания Шихана и бабы Нюры. С какой стати им врать?
        - Все-таки Севка откуда-то знал о кладовой записи, - задумчиво произнес Замятин. - Вспоминаю его реакцию…
        - Я ничего не заметила, - буркнула я.
        - Так ты наверх поднялась, - усмехнулся Замятин. - Севка прямо трясся над бумагой, из рук не выпускал. Я еще посмеялся: «Золотой лихорадкой заразился?»
        Олег с досадой на лице покачал головой.
        - Мы, олухи, преподнесли ему все секреты на блюдечке. А ведь твоя бабушка просила хранить шкатулку как зеницу ока.
        Я сердито фыркнула. Он что, не помнит, при каких обстоятельствах это случилось? Но задавать вопросы больше не стала, потому что Батраков, давно ничего не понимая, переводил растерянный взгляд то на меня, то на Замятина.
        - Тебе обязательно нужно поехать в город, - сказал Олег, - пообщаться с учеными, побывать в музее. Надо спешить, пока удальцы не натворили бед.
        - Мы будем разбираться, а они в трясину полезут, - проворчала я, пряча бумаги в карман куртки. - И на чем я поеду? На мотоцикле или верхом? Другого транспорта не имею.
        - Серегу попросим, - Олег обернулся к Батракову. - Одолжишь машину представителю власти?
        - Можно подумать, у меня есть выбор, - вздохнул Батраков и протянул мне ключи. - Только подкинь меня до пожарной части. И машину не разбей, слышишь?
        - Поезжай по трассе, а не там, где мы застряли, - сказал Олег. - Завязнешь, никто не поможет.
        - Ты разве не со мной? - поразилась я.
        - Прости, - смутился Замятин, - но мне необходимо остаться в Марьясове. Кое с чем придется разобраться. К примеру, куда все-таки они направились.
        - Ты сомневаешься? Вроде понятно: в Поганкину Марь.
        - Кто знает, кто знает! - глубокомысленно заметил Олег, и его лицо расплылось в улыбке. - Это тебе на дорожку. Вроде как молитва кладоискателей. Может, и сгодится при случае. - Он протянул свернутую вчетверо бумагу и, склонившись, поцеловал меня в щеку. - Удачи!
        - Возьми у деда Воронка, - сказала я быстро и коснулась пальцами его груди. - Главное, не лихачь! Кто его знает, что у них в голове? Зароют в тайге, век не найдешь!
        - Тьфу на тебя! - рассмеялся Олег. - Просто так я не дамся. И вообще я на мотоцикл рассчитывал.
        - Учти, техника казенная! - Я взяла его за руку. - Я дам ключи от гаража и от опорного пункта. Полковник, пока меня не будет, присмотри здесь за порядком, а?
        - Слушаюсь, товарищ капитан! - Замятин вытянул руки по швам. - И повинуюсь!
        Я осуждающе покачала головой, но не выдержала и улыбнулась. Замятин все больше и больше нравился мне. Айсберг в моей душе не просто подтаял. На нем появились приличные трещины…
        Мы направились к машине, и я на ходу развернула бумагу.

«Пойду в чистое поле, во леса дремучие, за черные грязи, через окиян-море. А здесь стоит столб, а на нем сидит Спас - Пресвятая Богородица. За болотом немного положено - мне приходится взять. Отойди же, нечистая сила, не вами положено, не вам и стеречь», - прочитала я и посмотрела на Олега.
        - И здесь болото?
        - Что поделаешь? - развел руками Замятин. - Такая вот напасть!
        И уже не таясь, крепко поцеловал меня в губы. А я впервые не смутилась, не запаниковала, словно всю жизнь так вот открыто и беззаботно целовалась на людях.


        Глава 16
        Не стоит, наверно, говорить, чем я занималась в РОВД. Текущие милицейские дела, кому они интересны? Рутина, от которой нет спасения, докучливое начальство, считающее, что нет ничего на свете важнее отчетов, справок и процентов…
        К обеду я уладила большую часть дел, а к пяти часам вечера благополучно добралась до краевого центра.
        В городе я не бывала с того момента, как перешла на службу в милицию. Долго кружила по улицам, не сразу узнавая их и радуясь, узнавая. Тут и там на месте довоенных бараков и серых хрущоб появились яркие и праздничные здания, ухоженные скверы, потрясающе красивые фонтаны и забавные скульптуры. Все вокруг сияло и переливалось, блестело, мерцало, мигало и играло в лучах солнца тысячами радуг. А над этим ослепительным великолепием взметнулись вверх башни высоток. Они перечеркнули знакомое мне пространство: горы, тайгу на противоположном берегу, краны, коммунальный мост, по которому, как и прежде, сновали трамваи.
        Эти башни перечеркнули мое прошлое, и хотя я осталась здесь чужой, я этого не чувствовала. Ну, переместилась на время в параллельный мир - и переместилась! Ничего страшного, я ведь знала, как из него вернуться…
        Музей я отыскала быстро. Старинное здание из красного кирпича почти затерялось среди новеньких многоэтажных зданий, и когда я оставила машину на стоянке неподалеку, часы показывали без четверти шесть. Я бегом преодолела крутое крыльцо и в дверях столкнулась со старичком в парусиновых брюках и таком же пиджачке, но при галстуке, абсолютно нелепом на цыплячьей с острым кадыком шее.
        - Вы куда? - раскинул руки старичок. - Мы закрываемся.
        На вид ему было далеко за семьдесят, и он подслеповато щурился из-под очков, похожих на чеховское пенсне.
        - Мне нужен директор. Срочно! - слегка задыхаясь, сказала я. И показала удостоверение. - Я из милиции!
        - Из милиции? - старичок бросил быстрый взгляд на корочки и распахнул дверь. - Пройдемте! Пройдемте! Мы вас ждали!
        Все это он произнес с обрадованным видом и засеменил впереди меня. И бросил дюжему охраннику, который перекрывал вход в музей:
        - Это со мной! Девушка из милиции!
        И пояснил, когда мы миновали круглый, с куполообразным потолком вестибюль:
        - Я и есть директор. Вам крепко повезло, что застали. Через два дня уезжаю в экспедицию на север.
        Мы миновали длинный и темный коридор, и в самом конце старичок остановился перед дверью в кабинет, судя по вывеске - его собственный.
        - Добро пожаловать в мои пенаты!
        Старичок будто бы задержался в конце девятнадцатого века, и выражался он высокопарно, как, в моем представлении, это делали в те далекие времена.
        Кабинет был заставлен картонными и деревянными ящиками, завален походным снаряжением: палатками, спальными мешками, раскладушками, лопатами, кирками.
        - Видите ли, - старичок устроился за большим столом, покрытым зеленым сукном, - на севере обнаружены остатки старого городища. Неизвестный, по сути, острог, - он довольно потер ладони, - копать там и копать!
        Спохватившись, что я продолжаю стоять, он жестом показал на стул с высокой спинкой, похоже, такой же древний, как и стол:
        - Присаживайтесь, рассказывайте, что за вести нам принесли? Хорошие или плохие?
        Я пожала плечами.
        - Не знаю даже какие. Смотрите! - и выложила на стол бумаги. - Это я обнаружила в шкатулке своей бабушки, здесь перевод текста на современный русский. Честно скажу, не профессиональный. Мне бы хотелось знать, представляет ли эта находка историческую ценность?
        Директор взял в руки лупу, пододвинул к себе бумаги. Вдруг его лицо пошло красными пятнами.
        - Постойте! Как же это?
        Он вскочил с места, снял очки, протер их замшевой тряпочкой и, быстро водрузив на нос, снова уставился в документы. Затем перевел взгляд на меня.
        - Поразительно, значит, была вторая копия… Откуда она у вас?
        - Какая копия? - настала моя очередь удивиться. - Я случайно обнаружила эту бумагу в тайнике, в крышке шкатулки, которая принадлежала моей покойной бабушке - Веронике Андреевне Лазаревой.
        - Веронике? - растерянно произнес директор. - Лазаревой? - его взгляд стал осмысленнее. Он произнес, повергнув меня в изумление: - Машенька? Это вы? Неужели?
        Он обежал вокруг стола, схватил меня за руку.
        - Господи! Вы разве не помните меня? Петр Аркадьевич! Курнатовский! Я с вами играл… Помните? Ладушки, ладушки, испекли оладушки…
        - Вы знали мою бабушку? - Я чуть не свалилась со стула от неожиданности.
        Петр Аркадьевич вернулся в свое кресло и, закрыв лицо руками, пробормотал:
        - Как же так? Столько лет! Она знала…
        - Простите, - собралась я с силами, - объясните наконец, в чем дело!
        - Объяснить? Вы разве не в курсе? - Петр Аркадьевич отнял ладони от лица.
        Красные пятна сошли, но его лицо осунулось, как после тяжелой болезни, а глаза он старательно отводил в сторону, пока не зафиксировал взгляд на карандаше. Им-то он и принялся постукивать по столу, видно пребывая в раздумье.
        - Нет, - твердо сказала я, - и прошу сказать мне, откуда вы знаете мою бабушку?
        - Откуда знаю? - переспросил Петр Аркадьевич. - Странно, что она не говорила обо мне. Ведь мы не только учились вместе в МГУ, но затем и работали лет двадцать вместе. Она заведовала кафедрой археологии в краевом университете, а я там преподавал. Затем ее назначили директором музея, и она пригласила меня своим заместителем…
        - Не может быть, - сказала я тихо, - она никогда даже не заикалась, что была археологом или директором музея…
        - Я ее понимаю, - вздохнул Петр Аркадьевич. - Она так внезапно уехала. Уволилась, бросила квартиру… Как будто сбежала… Но к ней не было претензий… Ведь она не участвовала в экспедиции. Впервые осталась дома в тот сезон. С вами нянчилась.
        - Но что случилось? Какие претензии? О какой экспедиции вы говорите?
        - И этого не знаете? - изумился Петр Аркадьевич. - Ваши родители… - он замялся. - Неужто Вероника Андреевна не рассказывала?
        - Не говорите загадками! - рассердилась я. - Я знаю, что мои родители погибли в экспедиции. Как, где, почему - мне не объясняли! Я думала - это красивая сказка, а позднее просто подозревала, что не все ладно. Но я слишком любила бабушку и не хотела донимать ее расспросами. Она очень болезненно реагировала… А потом внезапно умерла, когда меня не было дома. Возможно, будь я рядом, она что-то рассказала бы…
        - А бумаги? - Петр Аркадьевич пододвинул к себе изображение креста. - Кстати, ваша копия во много раз лучше той, которую у нас недавно украли. Здесь четко видны почти все буквы…
        - Украли? - Я едва не подпрыгнула на стуле от неожиданности. - Но мою копию тоже пытались украсть! Поэтому я здесь! Я даже не подозревала, что бабушка как-то в этом замешана! Выкладывайте, Петр Аркадьевич, все, что вам известно! Я отсюда не уйду, пока не узнаю правду!
        - Хорошо, - сказал директор, - я вам расскажу. Но, возможно, что-то вас сильно огорчит…
        - Ничего, я привыкла к огорчениям, - сказала я.
        - Тогда, может быть, чаю? - предложил Петр Аркадьевич.
        - Спасибо, чуть позже! - отказалась я.
        - Да, я вас понимаю, - кивнул он. - Но позвольте закурить, а то мне не по себе.
        Он встал и открыл форточку, затем вернулся к столу, долго, невыносимо долго копался, пока не достал трубку и пакетик с табаком. Потом столь же медленно возился с трубкой, засыпая в нее табак, крошки которого усеяли зеленое сукно. И Петр Аркадьевич небрежно смахнул их на пол. Я терпеливо ждала.
        - А чем Вероника Андреевна занималась в Марьясове? - наконец подал голос Петр Аркадьевич. - Это ж где-то очень далеко от города?
        - Преподавала в начальных классах.
        - Боже, - покачал он головой. - Блестящий ученый, и вдруг начальная школа… - Его трубка пыхнула сизым дымком. - Да, - вдруг оживился он, - в нашем музее есть экспозиция, посвященная Венедикту Лазареву, отцу вашего деда, мужа Вероники. Слышали о нем? Знаменитейший ученый! Отбывал в юности царскую ссылку в нашем городе.
        - Да? - только и нашлась сказать я. - Впервые слышу.
        - Странно, - удивился Петр Аркадьевич, - никогда бы не подумал, что Вероника и это засекретит.
        - О дедушке она тоже не рассказывала. Знаете, я думала… что она без мужа маму родила… Такое бывает! Я как-то стыдилась задавать подобные вопросы.
        - Они расстались, - неожиданно сухо произнес Петр Аркадьевич. - Анечке, вашей маме, было лет восемь-десять. Знаете, пагубные страсти могут погубить даже гения.
        - Он жив еще?
        - Понятия не имею, - скривился Петр Аркадьевич. - Ваш дед уехал в Новосибирск, в Академгородок. Вероника о нем не говорила, а я не спрашивал. Юрий Венедиктович тоже был неплохим ученым. Работал на оборону, кажется…
        - Да, сюрприз, и еще какой! - Я перевела дыхание. - Постараюсь узнать о нем.
        - Это совсем не сложно, если вы работаете в милиции.
        Петр Аркадьевич вздохнул и снова пару раз пыхнул трубкой.
        - Эх, секреты, секреты… Сколько я от этого натерпелся! Мне бы не хотелось огорчать вас, но ваши родители действительно погибли во время раскопок. Вернее, хотелось бы верить, что погибли.
        Я с немым изумлением уставилась на него.
        - Нет, нет, я не оговорился, - Петр Аркадьевич удрученно вздохнул. - Столько лет прошло, и никаких вестей… Вечером ушли в свою палатку, и все, больше их никто не видел. - Он скривился, как от зубной боли. - Позже мы узнали, что из экспедиционного сейфа исчезла самая ценная находка - золотая гривна, которую мы обнаружили в погребении…
        - Они ее… украли? - задохнулась я от неожиданности.
        - Сие нам неведомо, - развел руками Петр Аркадьевич. - Приезжала милиция, все перерыла, всех опросила. Нашли местного рыбака, у которого ночью пропала лодка. Словом, решили, что они ушли по Кайсыму. Одного не пойму, почему они выбрали реку? Там страшенные пороги, один за другим. Ребята знали об этом… Не могли они так безоглядно рисковать. Я пытался высказать свои сомнения следователю, но в милиции мыслят прямолинейно, и он меня просто-напросто отфутболил.
        - Что-то вас насторожило?
        - Ну, как сказать… - пожал плечами Петр Аркадьевич. - Дело в том, что Володя, ваш отец, накануне поспорил со мной. Вернее, мы поругались по-крупному. Вблизи провала мы обнаружили древнее захоронение. Судя по всему, богатого воина, даже князя. Его похоронили в доспехах с золотыми вставками, впрочем, там много чего было: и конские сбруи, и украшения… И я, как начальник экспедиции, приказал сосредоточиться на нем.
        - А мой отец? - не слишком вежливо перебила я Петра Аркадьевича. - Почему он спорил с вами?
        - Он настаивал на раскопках провала, хотя мы, кроме древнего хлама, ничего в этом месте не нашли, а добрую половину плит, что обрамляли его, растащили местные жители… Но Володя вместо того, чтобы заниматься основным раскопом, рыскал по деревне, выискивал плиты. Основным его аргументом являлось то, что на плитах выбит шифр, по которому можно, дескать, определить местонахождение клада Терскова. А это, мол, более ценная находка, чем старые кости. Он был молод, горяч… И верил, что именно в кладе Терскова находится легендарная Золотая Баба. А найти ее само по себе событие, наверно, мирового значения. - Петр Аркадьевич вздохнул. - Не могли, Машенька, они сбежать просто так, да еще украв драгоценный артефакт. Мои эмоции проиграли логике следователя. Я до сих пор думаю, что их исчезновение как-то связано с чертовщиной, которая творилась на раскопе. Но расскажи я об этом милиции, меня приняли бы за сумасшедшего и отстранили бы от руководства экспедицией. Так что каюсь, согласился с версией милиции… - Петр Аркадьевич приложил ладонь к сердцу и виновато посмотрел на меня. - Но здесь до сих пор болит. Искать
надо было, искать! Не могли они украсть гривну. Зачем она им? В те времена это грозило расстрелом! За границу вывезти - тоже проблематично! А позор какой! Господи боже мой, несусветный позор!
        - Понятно, - сказала я. - Вернее, совсем ничего не понятно! Какой провал, какое захоронение? Что за Золотая Баба? Что за чертовщина творилась на раскопе? Давайте уж с самого начала, и в деталях, пожалуйста!
        Петр Аркадьевич жалобно скривился:
        - Знаете, Машенька, а я ведь чувствовал: настанет тот час, когда придется об этом рассказывать, и очень-очень подробно. Так что слушайте! - Он вздохнул. - В прошлое нужно возвращаться, чтобы понять: все могло быть иначе. - Он взял в руки трубку, повертел в руках и заговорил тихо и слегка устало: - Ваши мама и отец окончили тот же факультет МГУ, что и мы с Вероникой. Учились в аспирантуре, писали диссертации. Мы планировали провести раскопки скифского кургана в Алтайском крае. По этой причине, как я сказал, Вероника в тот раз не поехала, осталась с вами. И тут, как гром среди ясного неба, сообщение из Макаровки о провале, в котором местные жители обнаружили странные каменные плиты.
        - Макаровка? - растерялась я. - Так это ваша экспедиция там работала? Но это же совсем близко от Марьясова! Вернее, относительно близко! Говорят, Макаровка вымерла после тех раскопок. Неужели правда?
        - Кто его знает, - покачал головой Петр Аркадьевич, - в последние двадцать лет масса деревень исчезла. Колхозы распались, население спилось, а те, кто потрезвее, в города подались. Так что исчезновение Макаровки вряд ли связано с раскопом. Но людская молва… Словом, слушайте дальше и сами делайте выводы…
        Он помолчал мгновение, глядя поверх моей головы.
        - На чем я остановился? Ах, да! - Он шлепнул ладонью по лбу. - Плиты… На них были выбиты странные кресты. Один из них, вернее его копию, мы имеем счастье лицезреть.
        - Вы говорите, что была еще одна копия, которую недавно украли?
        - Истинно так! Ее скопировал ваш отец. Очень слабая копия, не все детали просматривались, буквы тем более. Кстати, он расшифровал ее, но, кажется, частично. А через два дня ваши родители, как я уже говорил, исчезли. Поэтому я так удивился второй копии, надо сказать, более качественной, чем первая. Но как эта запись оказалась у Вероники? - Петр Аркадьевич нахмурился. - Неужели все-таки ваши родители живы? Хотя…
        - Что хотя? - быстро спросила я.
        - Володя не успел бы сделать вторую копию по той причине, что плита пропала раньше. Он думал, с моей подачи. Дескать, ее спрятали, чтобы он не морочил себе голову поисками сокровищ. Да, я запретил раскапывать провал, но, я вас уверяю, к пропаже плиты не имел никакого отношения.
        - Но кто же тогда сделал копию, которая хранилась у бабушки? - я потерла виски пальцами. - Кто-то третий? Тот, кто украл или спрятал плиту? Но зачем передавать копию бабушке? Или он с ее помощью хотел найти клад Терскова? Согласитесь, это полнейшая ерунда!
        - Машенька, - мягко улыбнулся Петр Аркадьевич, - вы напрасно ломаете голову над тем, что не поддается логике. У нас есть только начало и конец цепочки, а между ними - пустота.
        - Ладно, вернемся к истокам, - сказала я и включила диктофон на мобильнике. - Придется нашу беседу записать. Если вы надолго уедете, уточнять какие-то моменты не будет возможности.
        - Понимаю, понимаю, - торопливо произнес Петр Аркадьевич. - Вы твердо настроились разгадать тайну?
        - Не люблю тайн, - сказала я, - ничего хорошего они не сулят. Не успокоюсь, пока не узнаю все, что смогу! А пока первый вопрос. Скажите, как вы обнаружили кражу копии кладовой записи?
        - Случилось это еще зимой, - Петр Аркадьевич обратил свой взор в потолок, затем перевел его на меня. - В зале, где экспонировались материалы с макаровских раскопок, проводилась реставрация. Но в тот день отключилось электричество, реставраторы не работали…
        - В зале велось видеонаблюдение? - быстро уточнила я.
        - Велось, конечно. У нас и смотрители в каждом зале. Но я ж говорю, свет отключили. Пока приехали электрики, выяснили, что полетело какое-то реле, мы отменили все экскурсии. Вход в зал еще раньше, с началом реставрационных работ, перегородили ширмой. На ней повесили объявление, что посторонним вход запрещен… Словом, все как полагается обозначили.
        - А почему ширма? В зале нет дверей?
        - Все залы отделяются друг от друга арками, - почему-то смутился Петр Аркадьевич. - Здание ведь старинное, особняк купца Ефремова. Двери убрали, чтобы расширить залы.
        - Получается, что проникнуть в зал, в принципе, не составляло труда?
        - Получается, - вздохнул Петр Аркадьевич и торопливо уточнил: - Но сделать это незаметно практически невозможно, да и стенд, где хранилась копия, застеклен… Стекло, как выяснилось, элементарно выдавили…
        - А версия того, что преступники проникли в музей днем, где-то спрятались, ночью спокойно забрали документ, а утром благополучно ушли, рассматривалась?
        - Рассматривалась, но это маловероятно, - покачал головой Петр Аркадьевич. - У нас не спрячешься. Вечером перед закрытием музея охрана тщательно проверяет все помещения вплоть до туалетов и вентиляционных колодцев. Ночью охранники, их трое, по очереди вдвоем обходят все залы. Эти обходы фиксируются в специальном журнале. Милиция все проверяла, никаких нарушений не нашла.
        - А если в этом замешан кто-то из ваших сотрудников?
        - Что вы, что вы! - замахал руками Петр Аркадьевич. - Всех проверили! Трясли, как грушу! Да я сотрудников как свои пять пальцев знаю. На моих глазах росли! Нет, не поверю, чтоб они… К тому же… Да, ладно! - он шумно высморкался в огромный носовой платок и, видно, сконфузившись, торопливо затолкал его в нагрудный карман.
        - Когда вы хватились, что запись исчезла?
        - На следующий день, когда пришли реставраторы. Они тревогу подняли. Мы вызвали милицию. Та приехала… Никаких следов. Ни одного отпечатка пальцев. Нам сказали, что сработали профессионально, в перчатках, и стекло, прежде чем выдавить, заклеили бумагой. После этого я несколько раз звонил в милицию, но доныне никаких результатов. Я ведь потому и обрадовался, когда вас увидел. Думал, новая информация появилась!
        - Вас встревожила эта кража?
        - Кража - она и есть кража, - вздохнул Петр Аркадьевич. - Выходит, что в музей легко проникнуть. А ведь у нас хранятся и более ценные экспонаты. Кстати, я уже получил выговор за ненадлежащее хранение исторических ценностей.
        - А если кражу совершил кто-то из реставраторов?
        - Их тоже проверяли, - покачал головой Петр Аркадьевич. - Замечу, это люди с безупречной репутацией. Мы сотрудничаем уже лет десять и ничего подобного не замечали. Нет, воры пришли со стороны. Но кого могла заинтересовать кладовая запись? С чего вдруг? Через тридцать лет?
        - Давайте пока оставим кладовые записи в покое, - предложила я. - Лучше вернемся к раскопу. Вернее, к провалу с плитами. Когда он был обнаружен?
        - Весной семьдесят восьмого. Скорее всего, его размыло талыми водами. К несчастью, люди принялись тотчас раскапывать провал, плиты разбросали, как попало, некоторые вообще пропали. Правда, местный участковый вскоре остановил безобразие, поставил охрану и вызвал ученых.
        - Я так понимаю, именно вас вызвал?
        - Да! Меня и двух специалистов из НИИ археологии. Мы определили, что место перспективное. Возможно, как-то связано с древними, еще домонгольскими захоронениями вблизи самого провала. Судя по состоянию курганов, они не были разграбленными. Одно нас смущало: православные кресты на плитах. Словом, мы приняли решение: немедленно начинать раскопки. - Петр Аркадьевич с интересом посмотрел на меня: - Вы бывали в Макаровке?
        - Нет, не бывала. Это не мой участок, и деревня заросла, говорят. Не пройти, не проехать.
        - Заросла, - кивнул Петр Аркадьевич. - Но места там удивительные, странные! В те времена я бы по шапке получил, если б отказался от раскопок. Мы были связаны договорными обязательствами с Госавтодором. Они прокладывали гравийную дорогу от райцентра до Макаровки. Экспедиционные деньги пришлось бы отрабатывать на все сто. Но у нас не получилось… - Петр Аркадьевич скривился. - Конечно, исчезновение ваших родителей сыграло свою роль. Долгие разборки просто выбили нас из графика раскопок. Хотя, чего теперь скрывать, экспедиция не задалась с самого начала… - Петр Аркадьевич удрученно хмыкнул и посмотрел на меня исподлобья. - Представьте, каково мне было бы сообщить начальству из управления археологии, что некий дух всячески мешал работе экспедиции. Это во времена всеобщего атеизма! Мягко говоря, меня бы приняли за больного.
        - Дух? - поразилась я. - Вы серьезно?
        - Серьезнее не бывает, - усмехнулся Петр Аркадьевич. - Поблизости от захоронений находилось сакральное место коренных жителей - березовая роща, в которой время от времени проводились поминальные ритуалы. В советское время шаманизм был под запретом, жители Макаровки тщательно скрывали своих шаманов. Но когда мы приехали к провалу, в селе заволновались. К нам не решались подходить, но участковый предупредил, чтобы в одиночку в село не наведывались да и по окрестной тайге меньше шатались. Дескать, в деревне сплошь охотники живут…
        - Они вам открыто угрожали?
        - Нет, конечно, но взгляды выдавали. В первый же вечер направили к нам делегацию стариков. Я сразу понял: один из них - шаман. Дряхлый совсем, сгорбленный, но от его взгляда становилось не по себе.
        - И о чем же вы говорили?
        - Да об одном и том же. Они просили нас не трогать рощу, а мы разводили руками: дескать, у нас план, не в наших силах что-то изменить. Старики удалились, а мы - я, Анна и Володя - ваш отец - отправились ее осматривать. Для себя решили, что в какой-то степени пойдем на уступки и начнем раскопки вокруг провала, а ту часть, что захватывала рощу, отложим на более позднее время. К тому же участковый пообещал помочь с охраной. И слово сдержал. Каждый вечер в лагере и возле него дежурили трое, а то и четверо дружинников-комсомольцев. Но только наступала ночь, они бросались к костру, и никакая сила не могла заставить их выйти из освещенного круга. К сожалению, мы очень скоро поняли, чего они так отчаянно боялись.
        - Вы отправились в рощу и что-то там обнаружили?
        - Конечно, но не спешите, а то я сбиваюсь с мысли, - попросил Петр Аркадьевич.
        - Хорошо, - кивнула я. - Продолжайте!
        - Мы сразу заметили, что там растут только лиственные деревья - березы, осины, примерно одинакового возраста, где-то от семидесяти до ста лет. Это подтверждало нашу догадку, что они поднялись на месте какой-то пустоши, скорее всего пересохшего озера или болота, на памяти двух-трех поколений. Сама роща оказалась небольшой, но представляла собой практически идеальный круг. Многие деревья имели сильно деформированные стволы и ветви. И характер этих деформаций явно не связан с воздействием человека: ветви многих деревьев росли перпендикулярно стволу, затем изгибались под прямым углом вверх. Причем не только у старых деревьев, мы обнаружили массу молодой поросли с искривленными ветками.
        - А в каком направлении? В одном или все-таки хаотично?
        - Хороший вопрос, - улыбнулся Петр Аркадьевич, - нас это неприятно удивило, но ветки располагались в одном направлении - на север. Там находился курган, который мы раскопали позже.
        - Вас что-то насторожило?
        - Поначалу мы не придали этому значения. Но в самом центре рощи обнаружили круглую поляну, на которой росла черная береза, очень старая, с таким же изуродованным стволом и кроной. На ней кто-то развесил разноцветные ленточки - челомы, - а неподалеку виднелись остатки кострища и кучка обгоревших бараньих костей. Как мы поняли, там недавно проводили языческий обряд. Володя стал подтрунивать над Аней, дескать, это вовсе не бараньи кости, а человеческие. Но Аня его шутки не приняла, рассердилась. Настроение у нее с самого начала было подавленным. Она все время озиралась, держалась к нам поближе. Честно сказать, я и сам испытывал необъяснимое беспокойство. Словом, это был не тот лес, в котором можно прогуляться и получить удовольствие… Аня первой обратила на это внимание. «Послушайте, - сказала она, - здесь совсем не видно птиц. И тишина полнейшая! Сколько идем, я не заметила ни одной бабочки, ни одного, даже плохонького муравейника».
        Мы остановились. Действительно - ни звука, ни шороха, даже листья на деревьях не шевелились, хотя поднялся сильный ветер, когда мы уходили из лагеря. «Пора возвращаться!» - сказал я, и мы повернули обратно. Признаюсь, мне очень хотелось ускорить шаг или оглянуться. Чей-то упорный взгляд буквально буравил мне спину. Но я не мог себе позволить пуститься вскачь на глазах у молодых спутников.
        - Может, эти страхи - всего лишь результат встречи с шаманом? - не вытерпев, спросила я.
        - Первоначально я так и думал, - ответил Петр Аркадьевич и прищурился. - Вы очень внимательная слушательница. Профессия обязывает?
        - И профессия тоже. Но вы первый человек, от которого я хоть что-то узнаю о своих родителях.
        - Ну да, ну да! - Петр Аркадьевич вздохнул. - Чем дальше в лес, тем больше мухоморов. В тот день, когда мы разбили и обустроили лагерь экспедиции, случилось первое происшествие. Вечером, когда все сидели у костра, прямо за нашими спинами неожиданно треснула огромная старая пихта и рухнула, чуть не задев палатки. Слава богу, никого не придавило, но сильно напугало. А дня через два, когда мы начали раскопки, у членов экспедиции появились слуховые галлюцинации. Наши сотрудники пытались не раз набрать воды в источнике, расположенном буквально в пятидесяти метрах от лагеря, в склоне лесного оврага, но, побросав ведра, в ужасе бежали обратно. Никто не описывал причину своих страхов, видно, боялись выглядеть глупо. Просто речь шла о том, что в лесу что-то или кто-то есть. В очередной раз я сам пошел за водой на родник и услышал странный голос, который звал меня откуда-то из леса по имени.
        - Может, кто-то решил вас разыграть?
        - Я и сам поначалу так подумал, но голос не унимался. Он снова повторил мое имя, на этот раз в другой тональности. А затем стал меняться, то на мужской, то на женский, а иногда звучал вовсе как детский. Я быстро понял, что он звучит в голове. И всё настойчивей и навязчивей. У меня вдруг возникло желание уйти в лес.
        - Вы точно помните, что голос окликал вас по имени? Может, это птица кричала или ветер в деревьях шумел? - спросила я, хотя прекрасно понимала: старый ученый говорит правду. Ничего ему не почудилось, и его тогдашние ощущения сродни моим недавним.
        - Знаете, я прежде всего ученый, - пожал он плечами. - И если сталкиваюсь с чем-то необъяснимым, стараюсь найти причину. Но тут я растерялся, потому что эти голоса были против всякой логики. Я никогда не верил в сверхъестественные явления и скептически относился к религиозной практике. И в тот раз попытался объяснить все жарой и усталостью. Словом, собрал волю в кулак, набрал воды и вернулся в лагерь в некоторой задумчивости. При этом обратил внимание, что абсолютно все члены экспедиции сидели у костра возле построенной нами накануне «кухни». То есть никого из них в лесу на тот момент не было.
        - Может, шутники быстрее вас вернулись?
        - Не думаю, - покачал головой Петр Аркадьевич и хитро прищурился. - Я к ним в миски заглянул. Повариха раздала гречневую кашу. У всех было съедено примерно одинаково. Я решил поинтересоваться у других членов экспедиции, слышат ли они нечто подобное возле родника? И все в один голос утверждали, что да, а при этом возникает ощущение ужаса, сильная слабость, желание уйти в лес. Поверьте, я нисколько не преувеличиваю.
        - Я вам верю, - тихо сказала я. - Вы пытались расспрашивать местных жителей, того же участкового?
        - Расспрашивали, но безуспешно. - Петр Аркадьевич развел руками. - Местные, как только мы пытались что-то разузнать, делали вид, что вообще позабыли русский язык, а те, кому по службе не положено, разводили, как я сейчас, руками, охали и отвечали: дескать, проделки злых духов. Надо, мол, обряд провести. «Чур меня» называется, или «сек-сек» по-ихнему. Заметьте, это говорили люди с партийными билетами в карманах.
        - А старики, которые к вам с делегацией приходили? К ним не пытались обращаться?
        Петр Аркадьевич почесал седой затылок и смущенно хмыкнул:
        - Пытались, только никого из них в селе не оказалось. То по родственникам разъехались, то на летние выпаса. Сдается мне, просто прятались от нас. А потом участковый выбрал момент и по секрету сообщил, что самый дряхлый дед, звали его Хурулдай, слыл в округе сильнейшим шаманом. Он очень рассердился, когда узнал, что вблизи древнего кладбища, где похоронены его прапредки, начались археологические раскопки. Именно он навел на нас порчу, вызвал злых духов - айна. Они невидимы, но проявляют себя в мире живых через стук или плач. И частенько появляются в виде вихря. По старинным поверьям, овраг, нора, пещера являются входом в Нижний мир. Айна всеми способами, чаще обманом, стараются заманить туда человека. При встрече с ними человек нередко слышит голоса незнакомых людей и чувствует вокруг себя хаотичное движение. Но разглядеть айна может только шаман. Он же и управу на них находит.
        - Это участковый рассказал? - удивилась я.
        - Рассказал. Более примитивно, конечно. Сам-то он русским был, из казаков, но всю жизнь прожил в Макаровке. Естественно, во все верил. Впрочем, у нас не было оснований думать, что он кому-то подыгрывает. Когда видишь чертовщину собственными глазами, невольно забываешь о законах марксизма-ленинизма.
        Он встал и несколько раз прошелся по комнате, покачивая головой и что-то бормоча под нос. Мне показалось, что он совсем забыл про меня.
        - Петр Аркадьевич, - напомнила я о себе, - может, смерть моих родителей как-то связана с этими… айна?
        - Нет, айна тут ни при чем, - на полном серьезе ответил ученый. - Ваш отец меньше всего виноват перед злыми духами. Он хотел раскапывать провал, а это в стороне от захоронений и священной рощи.
        Петр Аркадьевич посмотрел в окно.
        - Смотрите, на улице стемнело. Вы определились с ночлегом?
        - Пока нет, - пожала я плечами. - Попробую в гостиницу УВД устроиться…
        - А знаете, не надо искать, - оживился Петр Аркадьевич. - Я вас к себе приглашаю. Тут недалеко. Живу я один, бобылем. Жена давно умерла, дети разъехались. А мы и поужинаем, и чайку попьем, и поговорим. Как вы на это смотрите?
        - Положительно, - улыбнулась я. - И такси брать не придется. Я на машине.
        - Вот и славненько!
        Петр Аркадьевич убрал какие-то бумаги в сейф, оглядел кабинет и посмотрел на меня.
        - Поехали?
        - Поехали, - ответила я.
        И мы вышли из кабинета.


        Глава 17
        Петр Аркадьевич жил недалеко от музея, поэтому уже через полчаса мы сидели у него на кухне и ужинали. В холодильнике у старого ученого нашлось с десяток яиц, пара помидоров и «Докторская» колбаса. Я быстро соорудила яичницу, а хозяин достал из шкафчика початую бутылочку коньяка.
        - Надо выпить за знакомство, - сказал он и разлил коньяк в крошечные стопки. - Неожиданно все получилось.
        Мы выпили и взялись за яичницу, перебрасываясь редкими, ничего не значащими фразами о погоде. За окном снова пошел дождь, предоставив прекрасный повод поговорить о том, что лето нынче не задалось. На дворе - конец июня, а погода - точно весенняя. Ни тепла тебе, ни радости.
        Покончив с ужином, мы вышли в лоджию, чтобы покурить. Я - сигарету, Петр Аркадьевич - трубку. Я не находила места от нетерпения. Видно, Петр Аркадьевич понял мое состояние. Мы вернулись в кухню. Петр Аркадьевич вышел и вскоре возвратился с толстым альбомом для фотографий, обтянутым сиреневым бархатом, и таким старым, что, казалось, он вот-вот развалится у него в руках.
        - У меня сохранились фотографии с тех раскопок, - произнес он и положил альбом передо мной.
        - Тут есть снимки моих родителей? - спросила я, почувствовав необъяснимый страх.
        В бабушкином альбоме хранилась только одна фотография дочери. Маме на ней лет десять-двенадцать. Очень некачественная любительская фотография девочки в пионерском галстуке. А папиной фотографии вовсе не было. Да и бабушка не слишком распространялась о моем отце. Я еще маленькой думала, что он, видно, очень сильно ей насолил. Хотя и представить себе не могла, что такое можно сотворить, чтобы бабушка вообще не заводила разговор на эту тему.
        - Вот они, - Петр Аркадьевич ткнул пальцем в первую же фотографию. - Как раз на раскопе.
        Мои родители улыбались мне с пожелтевшей фотографии. Боже, оказывается, я - вылитый отец, а не мама, как всегда предполагала. Он - в распахнутой на груди ковбойке, стареньких шортах и в пилотке из газеты. Она - в выцветшей майке и неказистой панамке. Тоже в шортах. Оба - дочерна загорелые, с ослепительными улыбками. Очень молодые и счастливые. Они сидели на камне, папа обнимал маму за плечи, а рядом на корточках пристроился - я не поверила глазам - тот самый рыжий археолог, которого я видела во сне. Даже на черно-белом снимке я прекрасно разглядела веснушки, густо усеявшие его лоб и щеки.
        - Кто это? - спросила я, едва справившись со спазмом, сдавившим горло.
        - Это? - Петр Аркадьевич склонился к фотографии. - Это наш археолог. Волвенкин. Трагически погиб через год после той экспедиции. Выехал на мотоцикле на встречную полосу и - под грузовик! Его друг рассказал, что до самой гибели Волвенкин носил бронзовый перстень, который, вероятно, украл во время раскопок. На нем были какие-то знаки, я так думаю, магические. Считается, что они отпугивают посланцев Эрлик-хана - владыки подземного мира, или злых духов, которые похищают иногда души умерших. Но, видать, не отпугнули.
        Петр Аркадьевич покачал головой и печально улыбнулся:
        - Вас поразила его гибель?
        - Нет, - едва выдавила я. - Здесь - другое! Он очень похож на моего знакомого…
        Я так и не призналась своему собеседнику, при каких обстоятельствах видела этого человека. Наверно, побоялась, что он примет меня за сумасшедшую?
        Но теперь я не сомневалась, что каким-то образом заглянула в прошлое. Но почему не видела родителей? Почему только рыжий бросился в глаза? Случайность ли это? Или знак свыше? Почему провидение, этот промысел божий, или, наоборот, чей-то непонятный умысел позволил мне побывать на раскопе? И что же такого страшного совершили мои родители, что их поступок до сих пор аукается дочери?
        Раскрыть тайну тридцатилетней давности почти невозможно, если ее не смогли распутать по горячим следам. И все же я очень внимательно слушала Петра Аркадьевича, надеясь найти хоть какую-ту зацепку, но пока безуспешно.
        Я чувствовала: он искренне верит, что произошла ошибка. Отец и мама невиновны. Возможно, они всего лишь жертвы роковых обстоятельств. Решили вдруг покататься на лодке, она перевернулась… А кто-то воспользовался случаем, свалив кражу на моих родителей. Скорее всего, следователи отрабатывали и такую версию… И все же стоило обратиться в архив, чтобы поднять уголовное дело. По крайней мере, я смогу убедиться, что Петр Аркадьевич не вводит меня в заблуждение.
        Занятая размышлениями, я на какое-то время потеряла нить разговора. Но Петр Аркадьевич тут же заметил, что я не слушаю.
        - Маша, вам плохо? - спросил он осторожно. - Устали?
        - Нет-нет, все хорошо! - смутилась я и попросила: - Продолжайте, пожалуйста!
        - Вслед за слуховыми у сотрудников все чаще стали появляться визуальные галлюцинации. - Петр Аркадьевич горько усмехнулся. - Я не стал исключением. Во время очередного похода за водой я вдруг почувствовал, что за мной пристально наблюдают. Боковым зрением я увидел темное пятно. На высоте примерно пяти-семи метров от земли передвигалось нечто, отдаленно смахивающее на человека, закутанного в ткань. Очертания его были слегка размыты, но при движении пятно изменяло пространство перед собой, и стволы деревьев искажались. Казалось, что я вижу отражение в воде…
        - Боже! - сказала я. - Как долго это продолжалось?
        - Секунд этак пять-шесть. Но мне чудилось - время остановилось. Ноги приросли к земле, я оцепенел от ужаса, но не мог оторвать взгляд от призрака.
        - Днем?
        - Призрак, фантом, зрительные галлюцинации… Как это ни обзови, факт остается фактом. Вернулся я в лагерь с трясущимися руками, без ведра, в полной прострации. На вопросы о том, что со мной приключилось, ничего не ответил, опасаясь возникновения паники в отряде.
        - А для этого были предпосылки?
        - Конечно, все были напуганы удивительными событиями, но до поры до времени это не вырывалось наружу. Нервозность присутствовала. Ко всему прочему мы с вашим отцом стали ссориться. Причину я вам объяснил - расхождение наших взглядов в оценке важности раскопов. Повторяю, он настаивал на разведке провала. В первое время я даже выделил ему трех сотрудников. Но почвы на провале оказались никуда не годные: глина, плывун. Ничего там не нашли, кроме старых бревен, вероятно, остатков перекрытия какого-то помещения. Я полагаю, что клад Терскова существовал на самом деле, но его то ли вывезли, возможно, по приказу владельца, то ли разграбили неизвестные бугровщики лет этак двести назад. А плиты за ненадобностью побросали.
        - Но ведь они выстилали стены провала?
        - Это мы знали только со слов участкового. К тому времени, когда мы появились на провале, там оставались три плиты, которые валялись в беспорядке. Позже ваш отец отыскал еще с десяток, но тоже не все. Я ж говорил, местные жители растащили их на свои надобности. А раскопки на древнем могильнике недалеко от провала продвигались весьма успешно. Мы обнаружили многочисленные погребения с богатым инвентарем. Это, поверьте, важнее, чем поиски мифических сокровищ. Я бы просто вылетел с работы, если бы пошел на поводу у ваших родителей.
        - Мама полностью поддерживала отца?
        - Естественно, но тем не менее большую часть времени она отдавала раскопкам на могильнике. Кстати, именно она обнаружила ту самую золотую гривну - знак княжеской власти. В тот же день у нас состоялся крупный разговор с Володей. Мы сильно поскандалили. Я показал ему находку - наглядное доказательство важности раскопок. Он вспылил, обозвал меня ретроградом. Я тоже не сдержался. Пригрозил, что выгоню его из отряда… Володя в сердцах написал заявление… Я его порвал… Словом, разбежались в разные стороны. Вечером он не пришел на ужин, но я видел: Аня отнесла ему миску с кашей в палатку. Она была сильно расстроена, прятала глаза, но я все равно заметил, что она плакала.
        Петр Аркадьевич вздохнул и потянулся к трубочке. Затем, взглянув на меня, махнул рукой:
        - Да курите уже, Машенька! У меня тут запросто. Ворчать некому.
        Он помолчал долю секунду и заговорил снова:
        - А ночью произошло и вовсе необъяснимое событие. - Петр Аркадьевич потянулся к бутылке с коньяком: - Надо выпить. Как вы, Маша?
        - Выпьем, - кивнула я. - Не помешает!
        Петр Аркадьевич разлил коньяк по стопкам. Мы выпили, но старый ученый, не выпуская из рук пустую стопку, снова уставился в стенку над моей головой. Лицо его осунулось, черты лица обострились, и я подумала, что совершаю преступление, заставляя пожилого человека вспоминать о самых неприятных мгновениях его жизни.
        - Простите, - сказала я и забрала у него стопку, - может, не стоит вдаваться в подробности? Одно я хотела уточнить. Где находился сейф, из которого исчезла гривна? Кто к нему имел доступ?
        - Сейф? - переспросил Петр Аркадьевич. - В моей палатке. Ключ хранился у меня лично. Доступа не имел никто. Вдобавок каждый вечер я опечатывал сейф.
        - Но как воры вскрыли сейф? - поразилась я. - Вы так крепко спали?
        Петр Аркадьевич закрыл глаза, и мне на мгновение показалось, что ему плохо. Я схватила его за запястье, но он открыл глаза и осторожно освободил руку из моих пальцев.
        - Со мной все в порядке, - сказал он тихо и улыбнулся. - Я семижильный старик. Держусь, знаете ли! - Опять помолчал долю секунды. - Сейф, говорите? Не было меня в ту ночь в палатке. И так случилось, что я даже ключи оставил в рабочей штормовке. Но в ту ночь никто не спал… Только ваши родители не вышли из палатки. Я еще подумал: «Ишь, какие гордые! Точно придется отчислять из экспедиции!» - Петр Аркадьевич виновато посмотрел на меня: - Простите, Машенька, но я не мог допустить бунта на корабле. Или ты работаешь со всеми, или - уходи!
        - Но что ж все-таки случилось в ту ночь? Новые видения? Голоса? - не слишком вежливо перебила я старика. Он отвел взгляд.
        - В ту ночь у нас дежурили и участковый, и три его дружинника. Они пришли засветло. Я еще удивился, с чего вдруг усиленный караул? Но так и не спросил: весь вечер находился под впечатлением ссоры с вашим отцом. А ближе к полуночи, когда все разошлись по палаткам, я тоже направился к себе. Долго не мог заснуть, ворочался, вставал, курил, снова ложился… Затем плюнул, зажег фонарь и занялся экспедиционными документами. Я так зарылся в бумаги, что едва не свалился со стульчика, когда в палатку ворвался участковый. Глаза его были круглыми от ужаса. В руке он сжимал пистолет.

«Петр Аркадьевич, - сказал он, заикаясь, - в роще что-то происходит!»

«В роще?» - удивился я.
        Мы выскочили на улицу. Дружинники бросились к нам. Здоровенные парни буквально тряслись от ужаса.

«Что случилось?» - спросил я в недоумении.

«Смотрите!» Участковый вытянул руку в сторону рощи. Над ней полыхало зарево. Очень сильное, вполнеба. Вначале я подумал, что там бушует пожар. Но тотчас услышал низкий рокот. Казалось, он шел из-под земли. Но это был ритмичный рокот, словно кто-то стучал в огромный барабан. Затем на какое-то время звук распался: зазвучали несколько барабанов. Какие-то - глуше, какие-то - громче, отчего сердце у меня забилось в непривычном ритме. Мне стало жутко.

«Шаманы камлают, - тихо сказал участковый. - Большой костер жгут».
        Тут я заметил, что сотрудники тоже выбрались из палаток и окружили нас тесным кольцом. Женщины на грани истерики, мужчины выглядели не лучше. И уж здесь-то я не мог показать, что у меня поджилки тряслись не меньше, чем у них.

«Что случилось? - спросил я строго. - Чего всполошились? Местные обряд справляют. Не слышали разве барабанов? Костров не видели? Расходитесь по палаткам! Завтра трудный день!» - Петр Аркадьевич перевел дыхание и едва заметно улыбнулся. - Вспоминаю, и до сих пор - мороз по коже…
        - А дальше?
        - Никто мне не подчинился. Более того, люди начали роптать. Кто-то выкрикнул:
«Уезжать надо к чертовой матери!» Я понял: надо спасать ситуацию, и предложил отправиться в рощу, чтобы своими глазами увидеть: ничего особенного не происходит. Со мной согласились. Дружинников решили оставить с женщинами, а участковый и несколько добровольцев из мужчин двинулись вслед за мной в рощу. Да, перед этим я открыл сейф и достал пистолет. Руководителю экспедиции полагалось оружие. Было очень душно. Я снял штормовку и бросил ее на кровать. Помню, как звякнули ключи. Но мне, поверьте, в то время было не до ключей и не до сейфа.
        - Кто-нибудь присутствовал в палатке, когда вы открывали сейф?
        - Никого! Я забежал на несколько минут и быстро вышел.
        - Вы сказали, что взяли добровольцев из мужчин. Значит, кто-то остался в лагере, кроме моего отца и трех дружинников?
        Петр Аркадьевич нахмурился.
        - Да, остались. Тот самый Волвенкин, которого вы видели на фотографии. Он накануне сильно ушиб ногу, свалившись нечаянно в раскоп, да еще пара очень пожилых археологов.
        - А как же мои родители? Никак не отреагировали на суматоху? Или сделали это намеренно?
        - Машенька, я не знаю, - развел руками Петр Аркадьевич. - Намеренно, не намеренно, честно сказать, мне было не до них. Я заметил, свет в их палатке не горел.
        - А если их уже не было там? Вдруг они ушли раньше?
        - Машенька, повторяю, мне в то время даже в голову не пришло проверить, на месте они или куда-то исчезли. Я рассердился на вашего отца и воспринимал его затеи как каприз несформировавшейся личности. В науке частенько наступаешь на горло собственной песне, а ваш отец отказывался это понимать. Словом, мы миновали палатку ваших родителей и направились к роще. Я, конечно, расслышал несколько реплик, которыми обменялись сотрудники. Они не меньше моего недоумевали, почему Замятины не вышли наружу…
        - Что вы сказали? Замятины? - вскрикнула я от неожиданности. - У отца фамилия Замятин?
        - Ну да! Замятин! - с не меньшим удивлением уставился на меня Петр Аркадьевич. - А вы разве… не знали?
        - Откуда? - сердито спросила я. - Я всю жизнь была Лазаревой. Бабушка и здесь все засекретила!
        Петр Аркадьевич осуждающе покачал головой:
        - Странно все это! Как-то не вяжется с Вероникой, которую когда-то знал. И что греха скрывать, даже влюблен был немного, - он махнул рукой, - но это к делу не относится. Не сердитесь, Машенька…
        Хорошо говорить: «Не сердитесь!» Если бы он знал, на кого я реально рассердилась. Замятин! Однофамилец? Но такое случается только в дешевых сериалах!
        - А отчество? Отчество моего отца? - выговорила я через силу, приготовившись к самому худшему. - Вы помните его отчество?
        И не ошиблась.
        - Матвеевич, - с недоумением произнес Петр Аркадьевич. - Вы и этого не знали?
        Я сжала виски ладонями. Голова разламывалась от невыносимой боли. Брат отца! Мой дядька! А я спала с ним! Господи, за что мне такое наказание?
        - Машенька, Машенька, - засуетился старый ученый, пытаясь всунуть в руки стакан с водой. - Что случилось? Вам плохо? Выпейте водички…
        Голос его дрожал. Я оттолкнула стакан и принялась качаться на стуле. Мне хотелось завыть во весь голос, но я лишь стонала сквозь зубы, не в силах отогнать жуткие видения… Замятин рядом в постели, его руки на моей груди, его поцелуи… И главное… Наша близость… У меня перехватило дыхание. Нет, я одна, одна виновата в том, что случилось… Кинулась, как безумная, в объятия первого встречного, ни о чем его не расспросив… Боже, почему это выпало мне? За какие грехи? И каково будет Замятину узнать, что переспал с собственной племянницей?
        Стекло коснулась губ, струйка воды скатилась по подбородку. Это неожиданно отрезвило меня. Я схватила стакан и залпом выпила воду с привкусом какого-то лекарства. В глазах немного прояснилось.
        - Валерьянки накапал, - пояснил Петр Аркадьевич, принимая пустой стакан.
        Я кивнула головой и стиснула зубы так, что заломили челюсти. Ничего, я вытерплю! Впервой, что ли? Переживу с божьей помощью, а потребуется, и сдачи дам - мало не покажется!
        - Рассказывайте дальше, - попросила я, с трудом справившись с всхлипом, который рвался из груди. - Не обращайте на меня внимания. Сразу столько всего!
        - Бедная девочка, - пробормотал Петр Аркадьевич и тоже отхлебнул из моего стакана. Оказывается, там еще осталось. На донышке… И поинтересовался: - Так ли вам нужно знать, что с нами случилось в роще? Ведь к вашим родителям это не имеет никакого отношения?
        - Я хочу знать все, - может, чересчур нервно ответила я.
        Петр Аркадьевич вздохнул:
        - Хорошо, слушайте! Но, с вашего позволения, я закурю. Только сигарету. Где-то тут у меня завалялись… - Он выдвинул ящик кухонного стола.
        Но я протянула ему свою пачку:
        - Курите!
        Петр Аркадьевич вытянул сигарету. Руки у него дрожали. Я подумала, как бы эти воспоминания не довели старика до сердечного приступа.


        Глава 18
        Некоторое время мы курили, думая о своем. Петр Аркадьевич первым затушил сигарету в пепельнице и вопросительно посмотрел на меня.
        - Я слушаю, - сказала я и тоже затушила сигарету.
        - Ночью дорога через луг оказалась не такой гладкой, как днем, - снова начал свой рассказ Петр Аркадьевич. - Кочки, высокая трава, да еще роса легла… Поэтому, когда мы добрались до рощи, на нас живого места не было. Чем ближе мы подходили, тем сильнее хотелось повернуть назад. Это ясно читалось на лицах моих спутников, да и я, вероятно, выглядел не лучше. Но именно я затеял ту бесшабашную вылазку и поэтому не имел права показать трусость. На подходе к опушке из-за туч выглянула луна, стало светлее, но барабаны, а может, бубны, звучали все громче и громче, и мы, сбившись в кучу, продолжали движение, ориентируясь на звук и свечение. Оно было таким ярким, что деревья казались угольно-черными на его фоне. В какой-то момент я пожалел, что не прихватил солнцезащитные очки.

«Стойте! - Участковый внезапно остановился и поднял вверх руку. - Пригнитесь!» Он вовремя предупредил. Свет костра почти ослепил нас, мы не заметили, что лес впереди поредел. Пригнувшись, перебежками от дерева к дереву мы приблизились к поляне, на которой вздымался огромный костер. Мне показалось, высотой с пятиэтажный дом. Самое странное, что возле костра никого не было. А барабаны звучали. Громко, без устали!
        - А с чего вы решили, что людей там не было? - спросила я. - Возможно, вы их не разглядели из-за пламени? Или они заметили вас и спрятались в роще.
        - Я этого не исключаю, - пожал плечами Петр Аркадьевич, - но зачем прятаться, если барабаны выдавали их присутствие?
        - Логично, - настал мой черед пожать плечами. - Шум ведь стоял на всю округу?
        - Мало сказать «шум». Настоящая артподготовка! - вздохнул Петр Аркадьевич. - У нас заложило уши от грохота. Сердце билось в диком режиме. Дальнейшее я помню, как сон… - Он потер пальцами виски. - Я бы и принял это за сон, но на следующий день мы сравнили свои впечатления. Практически все видели одно и то же. В тот момент я думать забыл о своих сотрудниках. Страх, как ни странно, исчез. Я впал в необычное нервическое состояние. Все внутри напряглось и подрагивало, липкий пот слепил глаза, во рту пересохло. Я сжимал пистолет с такой силой, что заломили пальцы.
        Петр Аркадьевич отхлебнул остывший чай и продолжил рассказ:
        - Но тут барабаны смолкли. Так вот - раз! - и замолчали. Стало тихо. Мне показалось, что лопнули барабанные перепонки и я оглох. Ощущения, скажу вам, мерзопакостные: тошнит, голова разрывается от дикой боли, слабость как после приступа лихорадки. Ни рукой, ни ногой не шевельнуть, пот холодный, б-р-р! Глаза выедает… Но я ведь ученый, - Петр Аркадьевич развел руками и смущенно улыбнулся, - а жажда познания порой сильнее страха смерти. Словом, хоть поджилки и тряслись, но прилег за пнем, и, как оказалось, кстати. Шквальный порыв ветра пригнул деревья, разметал огонь; костер рухнул, подняв столб искр, и тут - я не поверил глазам - вихрь закрутил пламя, оторвал от земли. Огненный сгусток метнулся вверх. Ну, точно шутиха из детства, только в разы больше. И на фоне неба вдруг проявилась голова женщины: языки огня вместо волос, пустые глазницы, бездонный, открытый в безмолвном крике рот. «Алтанхас, - выдохнул кто-то за моей спиной, - Золотая Баба!
        Я оглянулся - участковый. Он стоял на коленях, вытянув руки вверх.
        - Золотая Баба? Откуда участковый знал о ней? - удивилась я.
        - Вопрос закономерный, - усмехнулся Петр Аркадьевич, - но меня, однако, его крики не поразили. С легкой подачи вашего отца, Машенька, о Золотой Бабе из клада Терскова в отряде знали все. Но при чем тут огненная фигура, которую я посчитал за обман зрения?

«Николай!» - окликнул я участкового, но он меня не расслышал, а пополз вдруг на коленях в сторону, что-то бормоча и покачивая головой. И я понял, что он мне не помощник. Пламя продолжало бесноваться в небе, угли в костре подернулись черным, жар спал, и я тоже пополз… Именно пополз, чтобы подобраться ближе - ноги не держали: подгибались в коленках. Боль в голове не проходила, но к ней добавилось гудение. С каждым моим движением оно становилось сильнее и сильнее. Словно неведомый мотор набирал обороты. Я так и не понял: пульсировала ли это кровь в сосудах или снова забили барабаны? Ободрав руки и колени, я все же добрался до костра. Но пламя в небе не исчезло. Оно отодвинулось, как это бывает с радугой. Вроде и близко, а не дотянешься. Одно я заметил: фантом не менял своих очертаний. Он болтался из стороны в сторону, изгибался, раскачивался; языки пламени развевались, как флаги, но - те же пустые глазницы, раззявленный рот! Впрочем, в тот момент мне было не до деталей. Я вдруг увидел старика в полном шаманском обличье. На голове - лисья шапка с маральими рогами, на плечах - длинная рубаха в бляхах и
колокольчиках. Он сидел, поджав ноги, с обратной стороны костра, поэтому мы его и не разглядели. На коленях у него лежал бубен, рядом - топорик, похожий на те, что мы находили в древних захоронениях, деревянная чаша с кусками вареного мяса и еще что-то, чего я не рассмотрел как следует. То ли волосы, то ли кожаная бахрома закрывали его лицо.

«Эй, - крикнул я, - послушайте! Что здесь происходит?»
        Шаман не отозвался, но поднял голову. Я узнал его. Хурулдай. Глаза его блеснули красным, он взметнул руки с бубном вверх, что-то выкрикнул. И я, к своему ужасу, увидел, что это вовсе не старик, не шаман, тем более не Хурулдай. Сгусток черного дыма возник на том месте, вытянулся, приобрел очертания человека и двинулся на меня, скользя над землей, как на лыжах. Безумно злые глаза, казалось, прожигали насквозь. Фантом заслонил собой и пламя в небе, и луну на горизонте - значит, субстанция была плотной. Но этот вывод я сделал позднее. В тот момент я думал лишь о спасении. Я даже крикнуть не мог, хрипел что-то бессвязное. Тут я вспомнил про пистолет, прицелился, но спусковой крючок не поддавался, видно, я не снял пистолет с предохранителя. А фантом вдруг стал уменьшаться в размерах - и как в воду канул. Огонь в небе тоже пропал, только угли в костре светились синим. Я вскочил на ноги и, откуда силы взялись, бросился бежать. Последнее, что я помню: глухой удар, боль и темнота… Очевидно, я запнулся за камень, упал и потерял сознание. Очнулся утром на койке в своей палатке. Оказывается, в лагерь меня
притащил участковый, следом подтянулись все, кто побывал в роще. С множеством ссадин, с ожогами, синяками, подавленные и испуганные, но, слава богу, живые! Огненного идола видели все, но шамана и черный фантом - почему-то я один. Но события в роще тут же отошли на задний план. Я заметил распахнутую дверцу сейфа и… понеслось! Вдобавок мне сообщили, что исчезли ваши родители, так что я и думать забыл об Алтанхас и Хурулдае… С неделю мне было не до раскопок. Меня вызвали в город. Написал кучу объяснений в прокуратуре, в милиции, крайкоме партии, собственному начальству. Вскоре работы вообще свернули из-за ненастной погоды. В раскопах вода стояла выше колен. Пришлось срочно выбирать находки, снимать лагерь и возвращаться в город. Сам я сразу по возвращении поехал в палеонтологическую экспедицию, в Макаровку больше не возвращался. Но обстановка в музее сложилась тогда препоганая. Еще не забылась история с исчезновением ваших родителей и необъяснимым увольнением и отъездом Вероники. Сплетничали, домыслы строили: сбежали, дескать, за границу, виллу купили - живут припеваючи… Только на ту гривну, я вам скажу,
за границей не проживешь…
        Петр Аркадьевич махнул рукой и виновато улыбнулся:
        - Дуракам объяснять - только время тратить. Я и не пытался. Со временем в музей пришли новые люди, молодежь… История позабылась.
        - Петр Аркадьевич, второй час ночи, - я взглянула на часы, - завтра рано вставать, но я вас очень прошу: еще пару слов о Золотой Бабе. Что это? Легенда? Идол, которому поклонялись язычники?
        - Легенда? - Петр Аркадьевич смерил меня задумчивым взглядом. - Наверно, вы правы. Никто из ученых ее в глаза не видел. - Он помолчал долю секунды. - В столе вашего отца я нашел любопытные записи. Оказывается, он всерьез занимался этой темой. Поэтому так стремился найти клад Терскова. И верил, что золотой идол среди сокровищ сибирского воеводы и есть мифическая Золотая Баба. Фанатично верил, фанатично искал…
        - Оттого совсем непонятно, зачем ему понадобилось воровать гривну, - сказала я тихо. - Он же понимал, что это навсегда закроет ему дорогу к раскопкам.
        - Кто бы сомневался, - вздохнул Петр Аркадьевич. - Но я склоняюсь к тому, что не зря в ту ночь камлал Хурулдай, и видение то было не случайно… У кого теперь что узнаешь? Николай, участковый, через два года разбился, упал с кедра. Хурулдай исчез, видно, родственники прятали где-то, да и умер он, наверно, давно… Ну, не будем ломать голову, - он встал со стула. - Лучше я принесу записи.
        Петр Аркадьевич вышел из комнаты, я отключила на время диктофон, но телефон из рук не выпустила. Я внимательно слушала старого ученого, но не могла отделаться от желания позвонить Замятину. Я понимала: глупо выяснять по телефону отношения, тем более связь плохая. Замятин наверняка ничего не поймет, потому что я не сдержусь и обязательно накричу на него. Но в чем он виноват? Откуда ему знать, что племянница носит фамилию Лазарева? Я накручивала себя и накручивала, чтобы заглушить отчаяние, но пересилить себя не смогла и набрала номер Замятина. В ответ услышала, что абонент не доступен. Даже обрадовалась. Нет, такие вещи нельзя доверять телефону. Только как дожить до утра? Как не сойти с ума?
        К счастью, Петр Аркадьевич быстро вернулся в кухню, не то бы я совсем загнала себя в угол. В руках он держал толстую тетрадь в клеенчатой обложке и первым делом показал мне первую страницу.
        - Вот видите, фамилия вашего отца: Владимир Матвеевич Замятин, студент четвертого курса… Значит, он еще в университете Золотой Бабой заинтересовался, но почему-то ни с кем не делился. И тема диссертации у него тоже была далека от этих исследований. Но в советское время полезнее было изучать историю становления колхозов, чем языческие верования. Почти все, что касалось религии, являлось табу, и не всякому ученому удавалось его преодолеть.
        Петр Аркадьевич говорил, а я всматривалась в фиолетовые строчки, кое-где расплывшиеся, кое-где выцветшие. В груди росло и крепло понимание: нет, не мог отец так просто расстаться с мечтой! Не тот человек, чтобы из-за грошовой наживы рискнуть репутацией, пустить под откос карьеру ученого, и того больше, собственную судьбу, судьбу жены и единственной дочери. Полагаю, он нас любил, но кто его знает? Известна масса случаев, когда фанатики от науки готовы были проститься с жизнью - и прощались - во имя истины. Порой совершенно напрасно! На потеху толпе - жестокой, грубой, необразованной…
        Я закрыла тетрадь и вернула ее Петру Аркадьевичу.
        - Рассказывайте, - сказала я твердо. - После все внимательно прочитаю, но сейчас мне важно знать самую суть. Я действительно хочу разгадать тайну исчезновения моих родителей. И сделаю это непременно!
        - Умница! Молодчина! - Петр Аркадьевич снял очки и протер линзы носовым платком. - Я не сомневался. К сожалению, могу вас поддержать только морально. Хоть и хорохорюсь, знаете ли, но силы уже не те. Вот собираюсь в экспедицию и думаю, а доживу ли до следующей? Годы, проклятые годы! - Он шумно высморкался в тот же носовой платок и бросил на меня смущенный взгляд: - Уж простите старика! Расчувствовался! Хотелось бы узнать правду об Ане и Володе, прежде чем отойти в мир иной…
        Он надел очки и раскрыл тетрадь.
        - В наши края Золотая Баба попала, по преданиям, из-за Урала. Спасаясь от искателей наживы, идолопоклонники постепенно все дальше и дальше увозили ее в глухие края. Вполне возможно, ее обнаружил Терсков, и он то ли отобрал ее у инородцев, то ли купил, но, скорее всего, золотой идол его клада - нечто другое. Два пуда - небольшой вес для огромного идола.
        - А если это просто копия? - спросила я. - Да и сомнительно, чтобы идол был целиком из золота.
        - Пока никто не может сказать, что он представлял собой на самом деле. Вернемся к записям вашего отца. Вот выписка из книги австрийского барона Зигмунда фон Герберштейна, посла в России в середине шестнадцатого века. Слушайте, Маша!
«Золотая Баба есть идол у устьев Оби, в области Обдоре. Рассказывают, что этот идол Золотой Бабы есть статуя, представляющая старуху, которая держит сына в утробе, и что там уже снова виден другой ребенок, который, говорят, ее внук. Кроме того, уверяют, что там поставлены какие-то инструменты, которые издают постоянный звук вроде трубного. Если это так, то, по моему мнению, ветры сильно и постоянно дуют в эти инструменты». - Петр Аркадьевич посмотрел на меня. - Чуете, Маша? И здесь трубный звук.
        - Я понимаю, - сказала я, - Золотую Бабу привезли в Сибирь, но откуда? Кто ей поклонялся? А может, идолов было несколько? В разных местах?
        - Никому не ведомо, - Петр Аркадьевич смерил меня внимательным взглядом. - Вашему отцу, Маша, удалось найти людей - стариков в основном, - которые смогли рассказать кое-что о Золотой Бабе. Так, в годах пятидесятых прошлого века эвенк Данила Сургучёв сказал приемщику рыбы Антону Кадулину, что старики-шаманы привезли самого главного «золотого идола». Кадулин заинтересовался и стал расспрашивать однофамильца Данилы - Григория Сургучёва. Люди говорили, что он один из главных хранителей Золотой Бабы. Но Григорий твердо сказал, - Петр Аркадьевич перевернул страницу и прочитал: - «Золотую Бабу никому никогда не сыскать. Есть маленький остров среди болот. К нему можно только по топям пройти. Но дорогу ту уж никто не знает. Есть, правда, к нему одна ворга[Оленья тропа (диалект.). - Прим. автора.] , ее можно найти лишь по катносам[Тайным знакам (диалект.). - Прим. автора.] . А знак такой: стрела, перекрещенная двумя другими».
        - Стрела? - удивилась я. - Нет, таких знаков я в наших местах не встречала.
        - Никто не встречал, - вздохнул старый ученый, - да и есть ли они вообще в природе?
        - Этот идол, как я понимаю, должен олицетворять очень сильное божество?
        - Естественно, Маша, естественно! - кивнул Петр Аркадьевич. - В представлениях северных народов Золотая Баба или Калтась - жена или сестра верховного бога Нуми-торума. Родоначальница всего живого на земле. - И протянул мне тетрадь. - Это все, что имеется. Более поздней информацией не обладаю. - Он скривился, снял очки и приложил платок к глазам. - Может, вы разгадаете… А то такая тяжесть на душе… Вы понимаете, речь идет не об этом идоле.
        - Я постараюсь, - сказала я тихо. - Спасибо вам!
        - У вас получится, - старик неожиданно обнял меня. - Я вижу, вы упорная! Как ваш отец! И как бабушка! Она ведь хотела уберечь вас от слухов и злых домыслов. Боялась, что вы сломаетесь… Я думаю, напрасно!
        - Напрасно! - кивнула я и улыбнулась старику. - Я выстою! Обязательно!


        Глава 19
        Из города я выехала на рассвете. Хотя спала часа два, чувствовала себя вполне сносно. Петр Аркадьевич напоил меня кофе и снабдил в дорогу бутербродами. Выглядел он неважно: лицо пожелтело, резче выступили морщины, под глазами проявились отеки. Я справилась об его здоровье, но он бодро ответил, что все прекрасно. Когда я стала прощаться, старый ученый обнял меня и прослезился.
        - Машенька, удастся ли еще свидеться?
        - Удастся, удастся, - заверила я. - Мы с вами коньячку выпьем, когда из экспедиции вернетесь. Вы ведь позвоните мне?
        - Обязательно позвоню, - вздохнул он и похлопал по нагрудному карману своей курточки. - Ваш номер у меня в записной книжке, а она всегда при мне. Да и вы позванивайте в музей, если не трудно.
        Я пообещала. На том мы и расстались.
        К полудню я была уже в Марьясове. К счастью, распогодилось, и я добралась домой гораздо раньше, чем предполагала. В дороге связь то пропадала, то появлялась, я несколько раз пыталась набрать номер Замятина, но он по-прежнему был не доступен. Чертыхнувшись, я позвонила Батракову, но тот и вовсе оказался вне зоны действия сети. Ладно, с пожарным понятно, мог выехать со своей командой в какую-нибудь глухомань, но что с Замятиным? Может, просто спит еще и отключил телефон, чтобы его не будили? Но ведь мы договорились, что он все время будет на связи. Или аккумулятор сел? Так почему не зарядит? А если намеренно отключился, чтобы я не звонила? С какой стати? Он ведь не знает, какой сюрприз я ему приготовила!
        Я подъехала к опорному пункту. На дверях висел замок, а возле гаража, где хранился казенный мотоцикл, я заметила свежую колею - значит, Замятин им таки воспользовался. Но куда его унесло? Неужто отправился в погоню за Севой и его приятелями? Это ж полное безрассудство для человека, не знающего тайги!
        Я решила отогнать «Ниву» к дому Батракова. Может, Люба, его жена, в курсе, куда подевались мужчины?
        По дороге я заглянула к Шихану. У ворот его дома заметила бабу Нюру. Лицо у нее было встревоженным. Я вышла из машины, и старушка бросилась навстречу.
        - Маша, - она быстро перекрестилась, - слава богу, вернулась. А тут такое, такое… - Баба Нюра махнула рукой и, спохватившись, достала из кармана фартука ключи от опорного пункта. - Возьми, Олег наказал тебе передать. Они с Батраковым еще до солнца умчались на мотоцикле.
        - Куда? - спросила я, заглядывая через забор.
        Воронок отозвался на мой голос недовольным ржанием. И с чего ему радоваться, если хозяйка и думать о нем забыла?
        - Я ж говорю: такое творится!
        - Кто бы сомневался? - буркнула я. - На день нельзя уехать!
        - Мальчонка потерялся, - горестно вздохнула соседка. - На метеостанции. Тот, что ходить не может…
        - Костик? Не может быть!
        - Я, голубушка моя, совсем мало знаю, - запричитала бабка. - Вроде в тайгу ушел и не вернулся. Тута всех по тревоге подняли. И Батраков своих пожарных, и в администрации мужиков, и в леспромхозе. Человек пятьдесят собрали. Часов в пять уехали… А Олег велел тебе ключ передать.
        - Постой, баба Нюра, - перебила я наконец словоохотливую соседку. - С чего ты взяла, что именно Костик ушел в лес?
        - За что купила, за то и продаю, - поджала губы бабка. - Сама слышала, как Сережка в трубку кричал, что мальчик в лес ушел… Ночью…
        Я недоверчиво посмотрела на нее: что-то баба Нюра напутала. Спорить не стала, легче самой отправиться на метеостанцию и на месте разузнать, кто же ушел в лес на самом деле. Кроме Костика, там еще двое детей. У радиста - погодки Митька и Никитка. Два и три года. Может, кто-то из них? Пацаны шустрые, с них станется. А Костик без помощи взрослых не в состоянии шага с крыльца ступить… Если только… У меня похолодело в груди… Если только его не похитили! Этого мне еще не хватало!
        - Ты че побледнела? - участливо поинтересовалась бабка Нюра. - Небось опять с утра не ела? Пойдем, покормлю!
        - Спасибо, некогда мне, - я снова посмотрела поверх забора. - Дед тоже на поиски уехал?
        - Нет, он вчерась еще ускакал. Ближе к вечеру. Сначала долго по гари лазил, в саже весь перемазался, а потом вскочил на коня и поскакал. Я даже спросить не успела, че он там искал?
        - Искал? - удивилась я и оглянулась на черное пожарище. Пепел уже прибило дождем, запах почти улетучился. Зрелище еще больше испортило мне настроение. Я отвернулась и снова посмотрела на бабку Нюру.
        - Если дед вернется, передай, что я Воронка забрала, а «Ниву», это машина Батракова, загоню во двор. Надо и мне ехать на метеостанцию. Вдруг там какой криминал?
        - Думаешь, помер мальчонка? - всполошилась соседка.
        - Боже упаси! - крикнула я, пытаясь взобраться на забор, так как ворота были заперты. - Не заводись и, главное, панику не сей!
        - Дык Сережка меня предупредил! Только уже все село знает, если столько народа подняли!
        Я не ответила, потому что сидела на заборе и решала, как лучше спуститься во двор. Спрыгнуть я не насмелилась. Забор был высоким, не хватало в столь ответственный момент подвернуть ногу. С горем пополам я сползла на бревна, лежавшие под забором, открыла ворота и загнала машину. Бабка не уходила. Придерживая створку ворот, она охала и вздыхала, затем, ни слова не говоря, подхватила юбку и бросилась бежать. Но мне было не до нее. Я вывела из сарая Воронка. Тот на радостях принялся толкать меня мордой в плечо, косить глазами и вообще не стоял на месте, так что я с трудом надела на него сбрую и седло.
        - Успокойся! - я потрепала его за гриву. - Застоялся, дружок?
        Я напоила жеребца и присела на корточки, чтобы осмотреть бабки. Правая была забинтована, я ощутила запах дегтя. Я провела коня по двору, он не хромал, это обрадовало. Предстояло одолеть тридцать километров по глухой тайге. А это - серьезное испытание, если нога не залечена. Воронок уже тянул голову в сторону ворот. Я вскочила в седло, выехала со двора и привязала коня за уздечку к палисаднику. Под седлом Воронок тоже вел себя нормально. Я совсем успокоилась и мысленно поблагодарила Шихана. Это у него в крови: ни за что не поставит лошадь в стойло, пока не осмотрит с головы до ног. А я вот, каюсь, забывала!
        Процедура закрывания ворот изнутри и преодоление забора в обратную сторону заняла минут десять. И тут снова появилась баба Нюра с небольшим «сидором» в руках.
        - Возьми, - протянула она мешок. - Я тут сальца копченого положила да каравай. Утром испекла. Да баклажку с молоком! Перекусишь в дороге, а то путь, чай, не близкий!
        - Спасибо, баба Нюра, - сказала я проникновенно. - Честно, сама бы не догадалась!
        Я приторочила мешок к седлу, вскочила на коня и, бросив на ходу: «Ладно, до встречи!» - направила Воронка к опорному пункту.
        Собралась я, как полагается, быстро. Переоделась в камуфляж, вместо кроссовок надела высокие ботинки на толстой подошве. Наученная горьким опытом, прихватила теплую куртку, в который раз похвалив себя за предусмотрительность. Если б я не хранила форму в опорном пункте, она бы тоже сгорела. А отправляться в тайгу в спортивном костюме я бы уже не осмелилась.
        На этот раз я решила взять с собой карабин. Обычно обхожусь пистолетом, не было случая, чтобы кто-то напал на меня в тайге, да и встреч с диким зверем благополучно удавалось избегать. Все же лет пять назад я получила охотничий билет и купила карабин «Сайга», тот, что создан на базе автомата Калашникова и внешне сильно его напоминает. Купила по совету Шихана. «В тайге нельзя без карабина! Всякое случиться может. А твой пистолет - пукалка супротив медведя!» Вот и уговорил. Интуиция подсказывала, что история с исчезновением Кости намного серьезнее, чем я предполагала.


* * *
        Чтобы сократить путь, я направилась к метеостанции напрямик через увалы.
        Тропа вилась сквозь густой ельник. Седые лохмы лишайника на хвойных лапах висели неподвижно, лужи отсвечивали оловом. Здесь всегда было сумрачно и зябко даже в жару. Воронок привычно лавировал между лужами и камнями, переступал через поваленные стволы, лишь иногда отвлекался, хватал на ходу мягкими губами молодую траву на редких, подступивших к тропе полянках.
        Я его не торопила. При любом раскладе я выгадывала пару часов, к вечеру все равно доберусь. Несмотря на неприятности, я чувствовала себя намного бодрее, чем накануне. Лишь воспоминания о Замятине вызывали гадливое чувство. Меня тошнило от мысли, что придется с ним объясниться, а значит, снова ворошить то, что произошло между нами. Честно сказать, я боялась. Снова придется страдать, ведь, что ни говори, я почти влюбилась в него. И вновь испытать разочарование?
        С Замятиным будущего у меня не было. Наверняка он будет потрясен не меньше. И все же на любви я однозначно поставила крест. Окончательно и бесповоротно. Не стоит травить душу, распалять себя пустыми страданиями, маяться и переживать.
        Я вздохнула и спешилась. Начинался самый крутой участок тропы, и я пошла пешком, чтобы не нагружать больную ногу жеребца. Я вела его под уздцы и думала о том, что же на самом деле произошло на метеостанции. Бабе Нюре я не слишком поверила. Я своими глазами видела, как Костя передвигался по дому в коляске, как отец сносил его на руках с крыльца, чтобы мальчик подышал свежим воздухом. Он ведь не мог самостоятельно даже стоять на ногах. Но был очень сообразительным ребенком: хорошо учился, и руки у него, не в пример ногам, работали отлично. Он всегда прекрасно рисовал, лепил. Да и заниматься с ним одно удовольствие! Учился он на пятерки, порой ставил меня в тупик вопросами. Это я посоветовала родителям купить ему компьютер. Он освоил его самостоятельно, а когда появилась возможность выходить в Интернет через спутник, счастью Кости не было предела. Затем вдруг он начал писать стихи, надо сказать, не по-детски серьезные, а его рассказы вообще удивляли меня и глубиной, и легкостью слога, и взрослым осмыслением жизни. Так что мои представления о больных церебральным параличом существенно изменились.
        Костик не воспринимался как инвалид, может, потому, что заболел недавно, в семилетнем возрасте. Странно как-то, ни с того ни с сего… Как рассказывали его родители, он сидел возле раскрытого окна, когда в дом при абсолютно ясной погоде влетела шаровая молния. Сварились цветы на окнах, перегорел утюг… Костик, говорят, даже не испугался. Молния вылетела в дверь и исчезла. Но на его руке осталось красное пятно, как от ожога, хотя и отец, и мать клялись в один голос, что молния пролетела мимо, метрах в трех от мальчика. Со стула он уже не смог встать. И пятно осталось. Я видела его собственными глазами. Небольшое, размером с рублевую монету, с четко очерченными краями…
        Врачи долго не могли поставить диагноз. Наконец, сошлись во мнении, что это детский церебральный паралич. На вопрос, почему он проявился так поздно, только пожимали плечами…
        Воронок вдруг заржал за моей спиной, и я вскинула голову. Ели неожиданно расступились, и от высоты, словно впервые, перехватило дыхание. Впереди открылась широкая панорама горных хребтов, заросших щетиной тайги. Кое-где на гребнях торчали одинокие скалы - останцы, еще дальше терялись в синеватой дымке ребристые хребты с размытыми очертаниями. Я перевела взгляд влево, туда, где возлежал Хан-Таштык, и не поверила глазам.
        С запада сплошной стеной, будто прорвав плотину, на меня надвигался гигантский облачный вал. Занятая своими мыслями, я не заметила, как замерло все живое: перестали кричать птицы, даже сварливая кедровка притихла, найдя укрытие в пихтовых лапах. Ветерок и тот стих: такое бывает перед бурей. До сих пор для меня остается загадкой, почему я сразу не повернула назад? Какой азарт увлек меня вниз? Ведь умом я прекрасно понимала, какое скоро начнется светопреставление и чем это может закончиться!
        Клубясь, как лавина, огромная туча вползала темным брюхом на ближние горы. Я закинула карабин за спину и вскочила в седло. Воронок сердито фыркнул, но мне было не до сантиментов. Я спешила скорее миновать спуск в долину, верхом сподручнее. Но я поспешила и совершила ошибку. Воронок заартачился, видно, дала знать рана на ноге, а может, почуял неладное. Не знаю почему, но с полпути он начал приседать на задние ноги, недовольно крутить головой, а когда я сердито прикрикнула на него, и вовсе остановился, сердито прядая ушами. Встав поперек тропы, он нервно переступал ногами, косил фиолетовым глазом на дальний ельник и напряженно втягивал ноздрями воздух. Я потянула жеребца за повод, но он ощерил зубы и уперся, словно его вели на живодерню.
        И тут я совершила еще одну ошибку. Я отпустила повод, присела, чтобы осмотреть ногу Воронка, но он, резко рванув в сторону, чуть не зашиб меня копытами. Я упала на спину и увидела, что жеребец уходит вбок, в камни. Еще мгновение - и он скрылся в редком кедраче.


        Глава 20
        - А чтоб тебя! - с досадой сказала я, поднимаясь на ноги. Слава богу, карабин остался при мне, но «сидор» с бабкиными припасами исчез вместе с жеребцом. Что его напугало? Я огляделась по сторонам и среди елей и высокой травы заметила вдруг длинное туловище, поросшее темной шерстью и почти такую же длинную, опущенную к земле шею.
        Лось?! Но с чего Воронку пугаться лося? Я сняла с плеча карабин и, пригнувшись, двинулась в сторону ельника. Надо знать, что за опасность таилась в зарослях. Это был не лось, а огромный медведь. Он поднял лобастую, похожую на закопченный чугунный казан голову и посмотрел крошечными глазками в мою сторону. Затем голова так же медленно опустилась. Ветер дул с его стороны, зверь не учуял враждебные ему запахи. Я же присела в нерешительности. Спускаться вниз опасно. Медведь останется за спиной. Что ему взбредет в голову?
        Я окинула быстрым взглядом небо: угольная чернота поглотила горы, накрыла тайгу, и сквозь нее слабо маячила вершина Хан-Таштыка. Сильнейший порыв ветра пригнул вершины деревьев, полетели сучья, в камнях что-то загрохотало. Резко стемнело. Но вот все шумы слились в один нарастающий гул. Все ближе, все яснее. Казалось, навстречу мчался табун диких лошадей. Я слышала звонкий перебор, цоканье копыт по россыпи…
        Град!..
        Где укрыться? Впереди темнел ельник, но там медведь! Позади, в глубине ложка, камни и густой стланик. Со всех ног я бросилась назад.
        Слева, справа, впереди, все чаще и ближе, рвались, разлетались вдребезги на камнях ледяные комки, будто наводчик нащупывал цель. Я набросила на голову капюшон. Град больно бил по плечам, по рукам, которыми я прикрывала лицо, по коленям. Что-то теплое стекало по лбу, по щеке и солоноватым привкусом копилось на губах.
        Кровь… Только бы не свалиться!
        Я нырнула под дерево. Ветви почти касались земли. Здесь было сухо и теплее, чем снаружи, граду не удалось пробиться сквозь густую сетку ветвей, но мысль о грозном соседстве не давала покоя.
        Решив найти среди веток «окошко» для прицельной стрельбы, я уже смелее высунулась из-под лапника. Но медведя и след простыл! Ветер стих так же внезапно, как и начался, лишь тайга глухо шумела, не могла успокоиться после шквала. До станции оставалось километров десять. Если поспешить, то вполне можно добраться до наступления темноты. Не особо надеясь на удачу, я несколько раз громко позвала жеребца, но он не откликнулся, видно, отмахал с перепуга не один километр.
        Воронок, конечно, не пропадет. Дорогу к дому он знает, поэтому побродит, поскитается и вернется в родное стойло быстрее, чем я доберусь до метеостанции. Лишь бы ногу не сломал.
        Я выбралась из своего убежища. Стараясь не наступать на сучья, я медленно двинулась вниз по тропе. Миновала бугор, который закрывал голову и ноги зверя. Трудно сказать, от какого из чувств - страха или охотничьего азарта, - сердце стучало, как молот. Из-за любой черневшей корнями валежины мог подняться зверь. Не дай бог - медведица с медвежатами!
        Мне никогда не приходилось встречаться один на один с бурым хозяином тайги. Поэтому я сомневалась, удастся ли остановить его одним выстрелом, если зверь вдруг бросится на меня из засады? Но больше опасалась нападения со спины. Шихан не раз рассказывал, что это излюбленная тактика медведя, особенно если это голодный шатун. Но медведь не смахивал ни на больного, ни на голодного. Скорее всего, как и я, бросился искать укрытие от града, а может, просто перешел на другое место.
        Все же я продолжала красться по тропе, не снимая пальца со спускового крючка. Небо немного посветлело, но в лесу было по-прежнему сумрачно, словно уже наступил вечер. Я знала, что до полной темноты еще часов шесть, и не слишком беспокоилась. Под ноги я не смотрела и очень удивилась, когда вдруг уткнулась в камни. Тропа пропала. Видно, увлекшись мыслями о медведе, не заметила, как ступила на отвилок тропы, вероятно, звериной, так как дальше она терялась среди камней и мхов горной тундры. Я с досадой сплюнула под ноги. Ну, кулема! Не хватало еще заблудиться!
        Впереди что-то темнело. Я вгляделась. Метрах в десяти от меня на фоне хилого редколесья виднелась настоящая избушка на курьих ножках. Вернее, нога была одна. Старый маленький сруб стоял на высоком пне, который вцепившимися в землю корнями действительно напоминал гигантскую птичью лапу. Проклиная себя за любопытство, я все же полезла в камни и через несколько минут оказалась возле избушки. Постояла, прислушиваясь, нет ли поблизости кого живого, затем обошла вокруг покосившегося ветхого строения. На гладком, сизом от времени пне, под самым срубом со всех сторон были видны глубокие борозды от медвежьих когтей. Береста на крыше покоробилась и кое-где провалилась. Окон не было. С трудом дотянувшись, я зачем-то постучала стволом карабина в грубо сколоченную деревянными гвоздями дверь. Если б в ответ раздался старушечий голос, я, наверное, не слишком бы удивилась. Но никто не отозвался.
        Тогда, подобрав сухую сучковатую лесину, я приставила ее к порогу и забралась наверх. Дверь поддалась неожиданно легко, но вместо скрипа я услышала нежнейший
«малиновый» звон. Чудеса продолжались. Только сейчас я увидела небольшой, величиной с детский кулак, колокольчик. Он висел под коньком на длинной кожаной тесемке, которая порвалась, как только я за него взялась. На колокольчике, покрытом зеленовато-сизой патиной, было выбито: «Заводъ Филарeта Горeлова».
        Я почти по-пластунски преодолела порог, как вдруг на голову мне прыгнула какая-то мохнатая тварь. Заорав от страха, я отпрянула назад, сорвалась и заскользила, сшибая сучки, вниз по жерди. Приземлилась в мох и сквозь летавший вокруг пух узрела отброшенную мной связку из трех глухарей, успевших превратиться в мумии. Видно, висели они здесь с незапамятных времен.
        Я выплюнула забивший рот пух, и тут на зубах у меня что-то скрипнуло. Мне показалось - камушек. Я сплюнула его на ладонь и обомлела: золото!.. Подхватив карабин, снова влезла наверх. Под крышей висели связки полуистлевших соболиных и беличьих шкурок. Несколько десятков. Я не ошиблась. Это был заброшенный охотничий лабаз. Но главное, на пыльном полу под шкурками виднелась кучка желтого песка! Я, как старатель, осторожно сгребла крупицы золота в ладонь и переложила на оказавшийся под рукой кусок бересты. Оставшееся богатство собирала уже на ощупь, среди шерсти и пыли. Наверняка часть все-таки завалилась между щелястыми половицами. Ползая на коленях, я обследовала все вокруг, и тут на глаза попалась небольшая, похожая на женский ридикюль сумочка или, скорее, кисет из оленьего камуса. На ней с удивительным вкусом мелким бисером был вышит орнамент. Светлый мех сумки красиво сочетался с окантовкой из синего и оранжевого фетра, выцветшего и запыленного.
        Я раскрывала ее медленно, как страстный картежник последнюю, решающую карту, боясь вспугнуть удачу. Есть! И здесь золото. Почти половина кисета! Вот сюрприз так сюрприз!
        Я запустила руку в кисет. В нем хранились самородки крупнее. Некоторые из них достигали размеров с горошину, а некоторые - с бобовое зерно! Но это было не все. Вперемешку с самородным золотом я разглядела на ладони несколько потемневших золотых монет, но не круглых, а удлиненных, похожих на лепестки цветов. И еще странную фигурку, тоже золотую, что-то вроде медальона, грубой ручной работы.
        Чтобы рассмотреть находку получше, я поднесла ее под пыльный луч света, проникавший сквозь дыры в крыше. Женская головка. Пышные волосы, рот раскрыт, словно в крике, вместо глаз - отверстия… Мне стало жарко, потому что я тут же вспомнила рассказ Петра Аркадьевича. Золотая Баба? Это слишком! Я машинально достала сигарету и присела на пороге. После двух затяжек елки перед глазами поплыли, и я снова чуть не свалилась с лабаза. Видно, с голодухи, ведь ничего не ела с раннего утра.

«Интересно, чей это лабаз?» - рассуждала я. Почему его оставили без внимания охотники, тот же Шихан, наконец? Ведь он излазил всю тайгу до Хан-Таштыка, наверняка и дальше бывал. Лабазом давно не пользовались. Судя по ветхости шкур, лет этак десять или двадцать. Не иначе хозяина - охотник то был или дикий старатель - смерть подстерегла где-то в тайге. В противном случае он бы вернулся за своими сокровищами.
        Я выглянула наружу. Дождь прекратился, сквозь серую мгу проступили участки ослепительно-голубого неба. Так частенько бывает в горах. То грянет чуть ли не зимняя пурга, то свалится грозовая туча. Погрохочет, поблистает молниями, щедро омоет дождем тайгу и горы, а глядишь, тут же опять засияло солнце, и все вокруг ожило, заиграло, запело, радуясь жизни.
        Загасив окурок о подошву ботинка, я вернула золотую головку в кисет, спрятала его в нагрудный карман, застегнула на пуговицу и, спрыгнув на землю, отбросила лесину подальше. Через сотню шагов оглянулась. Все ж не дурак был тот охотник, что соорудил этот лабаз. В таких дебрях его можно рассмотреть разве что с воздуха, и то случайно. Солнце, склонившись к западу, светило сквозь легкую дымку - все, что осталось от недавней тучи. «Надо торопиться!» - подумала я, пробираясь среди камней и вглядываясь в маячившую впереди темную чащу.
        Странное беспокойство не покидало меня. Возможно, потому, что я шла по незнакомым местам, или оттого, что слишком долго не появлялась знакомая тропа. Я отошла от лабаза с полкилометра. И пень, и сруб давно скрылись из глаз. Но я по-прежнему ничего не узнавала и даже засомневалась: неужто иду вдоль тропы?
        Наконец я остановилась, пытаясь сориентироваться, куда двигаться дальше. Беспокойство переросло в тревогу. Почти физически ощутимая, она, как перед страшной грозой, витала в звенящем от тишины воздухе. Будто по дьявольскому сценарию, откуда-то снизу, из ущелья, донесся жуткий крик птицы, похожий на младенческое «у-а-а! у-а-а!»…
        Я устремилась вперед, решив обогнуть нагромождение камней - курумы, усеявших склон горы. Я карабкалась, хватаясь за гибкие ветви стланика, на огромные глыбы, а то скользила по ним вниз, но каменная «река» не кончалась. Пару раз я переходила ручьи, довольно полноводные, и с тревогой поняла, что они мне не знакомы.
        И тут в месиве камней, мхов и сухих веток заметила большую кучу хвороста: толстенные ветки, почти деревья, были сложены как попало, но именно сложены, а не нападали сами собой. Возможно, кто-то заготовил их на дрова? Я присмотрелась. Более мрачного места я еще не видела. Разве что Поганкину Марь во сне. От этих воспоминаний стало еще страшнее.
        Я потянула за ветку и, вскрикнув от неожиданности, отпрянула в сторону. На меня в упор смотрела человеческая глазница! Желтые зубы скалились в злорадной усмешке. Дальше показались клочья одежды и торчащие ребра. Грудная клетка у бедняги оказалась развороченной. Такую рану мог нанести только медведь. Страшная смерть.
        За спиной вдруг раздался негромкий звук, похожий на вздох. Бросив руку на цевье карабина, я резко обернулась. В метре от меня плавно покачивалась пихтовая ветка. Может, птица взлетела или бурундук пробежал… Окаменев от страха, я смотрела на нее, а ногой уже нащупывала под мохом длинный предмет. Еще не нагибаясь, я догадалась, что это ружье. На ложе виднелись следы медвежьих клыков и когтей. Затвор намертво приржавел к патроннику.

…Ну, кто же ходит на медведя с берданкой 32-го калибра! С ней только на белок охотиться. Местные охотники стараются вообще не задевать медведя, он для них - тотемное животное. Если случайно и убивают, то устраивают целый ритуал с песнопениями и танцами вокруг головы и все валят на безбашенных русских…
        Выше на холме лежал полуразвалившийся ящик, срубленный из бревен лиственницы. Только увидев прислоненные рядом к дереву полусгнившие лыжи, выступавший из-под моха остов волокуши, на которой охотники когда-то перетаскивали до зимовий нехитрый скарб, и висевшие над лыжами остатки шаманского бубна, я поняла, что это не простой сруб.
        Коренные жители этих мест, по обычаю предков, не закапывают умершего шамана, а заворачивают в шкуры и кладут с ружьем в деревянный саркофаг, который устанавливают на том самом месте, где когда-то камлал шаман и где обитает дух - хозяин священной горы. Рядом оставляли его вещи, развешивали на дереве одежду и шаманские атрибуты, которые должны понадобиться в иной жизни и не должны оставаться там, где жил шаман.
        Подавив отвращение, я бросила взгляд на бренные останки. Значит, медведь достал шамана после смерти? Вдруг появилось чувство, что я нахожусь у входа в потусторонний мир и пытаюсь заглянуть в замочную скважину.
        - Ко-ко-ко-ко… - по-куриному закричала впереди глухарка. Я вздрогнула от неожиданности.
        Подул ветер и снова принес дождь. Я ускорила шаг. Одна-единственная мысль билась в голове: скорее, скорее вырваться из жутких камней и бурелома. Тайга вокруг скрипела, кряхтела, стонала. Чтобы уберечь глаза, я прикрывала лицо от веток прикладом, выставленным вперед, как щит.
        Провалившись в один ручей по колено, в другой - по пояс, я полезла напролом, проклиная и дождь, и ветер, и тайгу, и свою работу. Склон не кончался. Судя по времени, я прошла не меньше десятка километров. Но где же проклятый Хан-Таштык? Разумом я понимала: на этой горе невозможно заблудиться, но на меня все чаще накатывала паника.
        Быстро и неотвратимо сгущались сумерки. Вдруг я увидела следы на узкой, в лужах тропе. Она проявилась у меня под ногами, как по заказу. Было похоже, что прошли люди, но в какую сторону? Ямки следов на глазах заливало водой. Я подула на пальцы. Они совсем закоченели под холодным дождем. Слегка отогрев их таким способом, я выстрелила из карабина. Ответом был все усиливающийся свист ветра.
        Я огляделась. Придется ночевать в тайге. Надо подыскать подходящее дерево с густой кроной, чтобы устроить под ним ночлег. Но что это? Прямо возле ног я разглядела знакомую лесину с обломанными сучьями, а чуть дальше темнел огромный пень… Бог мой, все это время я ходила по кругу, и счастливо обретенная тропа вновь вывела меня к лабазу! Я выругалась сквозь зубы. Черт! Это были мои собственные следы!
        Делать нечего - лабаз так лабаз. Мне очень не хотелось забираться в него, тем более что из-за щелей в крыше и стенах он продувался насквозь. Но я вспомнила о запасах бересты и по той же лесине вскарабкалась наверх. Растолкала куски бересты, приготовилась спрыгнуть вниз. Хотелось скорее разжечь костер, согреться, но тут какая-то сила заставила меня посмотреть в ту сторону, откуда я только что пришла. Сначала мне показалось, что упал туман. Белесый, тонкий, как кисея, он струился над землей, затягивая пространство вокруг лабаза. Я не успела удивиться, как вдруг заметила странную фигуру: старик с длинной седой бородой, в мохнатой шапке с рогами и в развевающихся одеждах двигался сквозь туман среди редких елок и камней. Даже не двигался, а словно плыл по молочному морю. Да вдобавок еще махал рукой, будто приглашал подойти.
        Мурашки пробежали по телу. Я подтянула карабин, трясущимися руками подняла его, прицелилась в видение - я четко сознавала, что шаман мне мерещится, - и нажала на спусковой крючок. Грохот выстрела ударил по ушным перепонкам, а в лицо - наотмашь - сильный порыв ветра. Я завалилась на спину. Падая, услышала далекий выстрел. И это было не эхо. Кто-то ответил мне. Следом взлетела ракета. Зеленая! Я поняла, что спасена! Я вскочила на ноги и принялась палить в воздух, пока не кончились патроны. Тогда я опустилась на колени, прижалась щекой к теплому стволу. И через некоторое время невдалеке послышались громкие голоса и крики: «Маша! Маша! Ты где?
        - Я здесь! Здесь! - закричала я во весь голос и от радости едва не вывалилась из лабаза.


        Глава 21
        На этот раз мне повезло. - чудом попала на тропу и бросилась навстречу людям, которые поднимались снизу. Я снова закричала, отозвался мужской голос. Я узнала его - Шихан.
        - Дед Игнат! - завопила я что было мочи. Ноги вдруг подкосились. Я упала, но чьи-то руки заботливо подняли меня. И сквозь то ли слезы, то ли капли дождя я разглядела лицо Шихана. Он что-то ласково гудел в бороду, заботливо стряхивая с моей куртки сухую хвою, обирал какие-то веточки, гладил по голове, а затем, обернувшись, крикнул в темноту:
        - Нашел, нашел Марью! Жива-здорова!
        Я разглядела, что следом за ним поспешает еще кто-то - высокого роста, с окладистой бородой. Я присмотрелась и узнала деда Маркела из Безенкуля. Старую веру он не исповедовал: курил злой самосад, не прочь был приложиться к бутылке, слыл знатным охотником. В Марьясово наведывался частенько, сдавал пушнину в лесхозе, отоваривался на вырученные деньги в магазине, а затем шел к приятелю Шихану.
        - О! И дед Маркел здесь! - сказала я, шмыгая носом. - Ты-то откуда взялся?
        - Знамо дело! - отозвался тот степенно. - Мальчонку искали!
        - Нашли? - быстро спросила я.
        - А как же? - переглянулись деды. - У самого болота… У Поганкиной Мари!
        - У болота? - обомлела я от неожиданности. - Костик? Не может быть! Как он туда добрался? Там же горы, перевал… Взрослому пешком не одолеть…
        - То господу ведомо, как он перевал прошел, - дед Маркел перекрестился. - Но своими ногами!
        - Какими ногами? - рассердилась я. - Он же не ходит!
        - Мария, - строго сказал Шихан, - говорят тебе: прошел! Я на пасеке был, ничего не знал, а под вечер возвращаюсь, смотрю, кто-то в камышах бредет, грязь под ногами чавкает. Присмотрелся - свят, свят! - а это мальчонка с метеостанции. Я не меньше твово удивился. А он мне рассказывает, что к острову идет, а то, дескать, какие-то люди захотели похитить Золотую Бабу и он должен их непременно остановить. Иначе плохо будет всем! Ну, я ему в ответ, что болото непроходимое, никаких там островов нет, тем более Золотой Бабы. А он свое твердит: «Пойду!» - и все тут! Кое-как уговорил его на станцию вернуться. Посадил на коня, до перевала не доехали, глянь, навстречу куча людей. А с ними и Серега Батраков, и постоялец мой, и Никола, родитель, значитца, мальчонки… Оказывается, его с раннего утра ищут.
        Мысленно я прикинула расстояние, которое больной ребенок преодолел за несколько часов. Это не поддавалось разумению.
        - Дома он своими ногами пошел?
        - Своими, - кивнул Шихан. - С лошади спрыгнул, когда подъехали, к матери побежал!
        - Ну, чудо какое-то! - покачала я головой. - Даже не верится!
        - Господь все видит! - Маркел вновь перекрестился. - Значитца, нужно ему было, чтобы пацан пошел!
        - Ну и слава богу, если так! - я посмотрела на дедов. - А меня с каких щей искать вздумали?
        - Так лошадь твоя прям на станцию прискакала, - пробурчал Шихан. - Часа три назад или четыре. В пене вся, брюхо подвело. «Сидор» возле седла с припасами. Мы думали, сбросила тебя. Не чаяли живой найти!
        - Не сбросил он меня! - обиделась я. - Сама повод упустила. Испугался медведя.
        - Медведя? - переглянулись старики.
        А Шихан принялся сердито отчитывать меня:
        - Марья, ты в своем уме? У него же гон сейчас, порвет и не заметит! И убежать невозможно, по любому бурелому мчит быстрее твоего Воронка.
        - Все обошлось, - махнула я рукой. - Убрался куда-то в камни. А я пока мишку выслеживала, тропу потеряла. Вот бродила кругами, словно мне голову кто заморочил.
        - А что? Она тайга такая! Захочет - заморочит, захочет - одарит… - заметил глубокомысленно Маркел.
        - Да, да, одарит! - Я вспомнила о своей находке и извлекла из кармана кисет. - Смотрите, что я нашла. Золото! И самородки, и рассыпное. А еще какие-то монеты, Кажется, старинные…
        И рассказала своим спасителям о лабазе и могиле шамана.
        Шихан с недоверчивым видом принял у меня кисет, осмотрел со всех сторон, зачем-то понюхал, а затем запустил в него пальцы.
        Я с трудом различала его лицо, но все же поняла: что-то не так!
        - Золото, говоришь? - хмыкнул Шихан. - А по мне - табак!
        Он высыпал мне на ладонь щепотку темного вещества. Ядреный дух самосада ударил в нос. Одновременно с Маркелом мы звонко чихнули.
        - Табак? - опешила я. - Что за чертовщина? Я ж сама в руках золото держала… Монетки… Головку золотую…
        Я забрала у деда кисет, раскрыла его шире и нырнула уже ладонью. Пальцы уткнулись в мягкую смесь, и я снова чихнула от забористого запаха.
        - Правда, табак, - согласилась я растерянно. - Но ведь я не спала! И лабаз этот видела лучше, чем вас сейчас. Днем же дело происходило!
        - Да ладно, чего там! - отмахнулся Шихан. - Пригрезилось тебе с устатку, в тайге чего не бывает! Забудь!
        - Как забудь? До него тут метров сто всего! А ну, пойдем! - Я потянула Шихана за рукав дождевика.
        - Уймись, - строго сказал дед. - С какой дурнины в каменья полезем? Если есть лабаз, то с утра и посмотрим! А сейчас место надо искать посуше да костер разводить. Ночью по тайге лучше не шарахаться! Я вот ракету запалю, чтоб мужики на станцию возвращались. Они ж по всей тайге рассыпались, тебя ищут!
        Он достал из кармана сигнальную ракету. Хлопок, шипение, красная ракета ушла в небо, осветив на мгновение поляну и черневшие вокруг деревья.
        - Ну, вот и слава богу, - сказал он умиротворенно. - Сейчас чай вскипятим, супчик сварганим! Проголодалась небось?
        - Ой, проголодалась! - Я передернула плечами. - И замерзла, спасу нет!
        - Во молодежь пошла, - подал голос Маркел. - В тайге, с ружжом, а с голодухи помирают! Глухаря б какого подстрелила, что ли!
        - Хватит уже! Проехали! - рассердилась я. - Давайте место искать для ночлега.
        - Дык нашел я. Сюда идите! - отозвался Маркел. - В камнях можно укрыться. Только лапнику натаскать, и спи себе на здоровье.
        Я удивилась, как он сумел отыскать в темноте подходящее «местечко». Но спорить не стала, отправилась за Шиханом.
        - Сухую б растопку найти, - сказал Маркел, когда мы приблизились к скоплению больших камней. Под ними угадывалось что-то вроде грота.
        Задрав куртку, я вытащила из-за ремня несколько кусков бересты. В отличие от золота, в табак она не превратилась.
        - Вот, как раз из лабаза, - с гордостью произнесла я. - Так что не сказки я вам рассказывала.
        Старики не ответили. Маркел тут же сложил шалашиком несколько веток, которые нашлись под камнями, подсунул под них бересту, и уже через минуту заиграло-затрещало пламя, заплясали тени, а я протянула руки к огню, чувствуя, как тепло обволакивает, согревает, да и душа у меня тоже почти оттаяла.
        Шихан тем временем ушел в темноту, следом раздались удары топора, и вскоре он вернулся с огромной охапкой пихтовых лап. Я разложила их в гроте. Там было тесновато, но лучше спать в тесноте, чем под открытым небом. Шихан еще пару раз сходил за лапником. Постель получилось высокой, мягкой, а когда я накрыла ее сверху плащ-палаткой, которую дед достал из вещмешка, то ложе вышло хоть куда! Вдруг страшно захотелось спать, но есть мне хотелось не меньше. К тому же я понимала: нужно высушить одежду и обувь, иначе ночью замерзну намного сильнее, тогда простуда обеспечена. А болеть мне не полагалось.
        Деды суетились возле костра. Дело у них спорилось. В подвешенном над огнем котелке варился таежный суп. Маркел покрошил в воду вяленое мясо, крупно порезал с пяток картофелин, сыпанул сухих травок. Запах разлился просто необыкновенный! Я сглотнула слюну, а дед уже колдовал над вторым котелком. Бросил в него несколько веточек смородины и отставил в сторону, чтобы чай настоялся как следует.
        - Прошу, гости дорогие, к столу! - И забренчал железными мисками и кружками, которые достал из «сидора».


* * *
        Костер отбрасывал пламя в черное небо. Я развесила для просушки куртку и носки, вытащила стельки, расшнуровала ботинки и поставила их ближе к огню. Шихан одолжил мне чистые портянки. В них было по-домашнему тепло и уютно. Мы сидели рядком на длинном чурбаке, который Маркел отыскал в камнях, пили чай и молчали, пока я вновь не затронула больную для меня тему.
        - Одного не пойму, - сказала я, отставив пустую кружку, - как могла принять табак за золото. Я ж его руками собирала. И ни разу не чихнула. Ерунда какая-то!
        - Значитца, не твой это клад был, - подал голос Маркел. - Это ведь такое дело: не то слово скажешь, и нет ничего. В труху превратится или в черепки битые. Клад вообще не всякому дается. Тут уж слово особое нужно знать или молитву читать «Отче наш» сорок сороков. А еще он тяготы несет. Сегодня сладко ешь и мягко спишь, а завтра снова полный шиш. А бывало и страшнее. Золото возьмет бедолага, да и сам не рад: и месяца не пройдет, как вся семья сподряд вымрет.
        - Уймись, Маркел! - оборвал его Шихан. И, с аппетитом зевнув, перекрестил рот. - Спать пора. Завтра по заре вставать!
        - Подожди, дед Игнат, - остановила я Шихана, - вспомни, как ты мозги нам заправлял в избушке про клады заповедные? А сейчас что, не нравится?
        - Та пусть брешет, коли не лень, - сердито бросил Шихан. - И охота тебе слушать?
        - Тебя же слушала, - огрызнулась я и снова обратилась к Маркелу: - Что-то не замечала я у тебя тяги к кладоискательству.
        - Так какие твои годы? - ухмыльнулся Маркел в сивые усы и запустил пятерню под солдатскую шапку-ушанку. - Тебя и в зачине не было, когда я мары копал, могильные курганы, так скажем. Где-то в пятьдесят третьем к артели пристал. Золото бергалы[Дикие старатели (диалект.). - Прим. автора.] мыли в тайге. Только не к душе мне это пришлось. Так и смотри, чтоб за кроху золота кто не порешил. А потом старик один - он давно золотишком баловался, только остарел совсем - решил от энтого дела отойти и меня с собой позвал. Дескать, были у него на примете мары, где еще никто не копал. Ушли мы рано, до росы, чтоб не прознали, куда двинулись. Вот и вывел меня дедок через месяц в те места заповедные. А пока шли, вечерами он все сказки-побаски рассказывал, что, мол, в курганах энтих древних и деньги золотые можно найти, и прочие дорогие вещи. Эти клады не опасны, около них нет чертовщины, а если при которых и есть, то самая малость, одной воскресной молитвы достаточно, чтобы оборониться. Молод я тогда был, в голове ветер гулял, думал без труда разбогатеть. Но только дошли мы до места, дед мой, то ли от усталости, то
ли от болезни какой, дух испустил. И остался я один-одинешенек. Не бросать же начатое, притом хитростям кое-каким он все-таки меня обучил. Принялся я за это дело усердно…
        - Маркел, - окликнул его дед Игнат, - не забивай девчонке голову! И ты, Марья, чепуху поменьше слушай!
        - Пусть рассказывает, - отмахнулась я. - Все ночь быстрее пройдет!
        - Одно слово, - продолжал как ни в чем не бывало Маркел, - изрыл-ископал я маров довольно, но ни черта не нашел путного, кроме человечьих костей, битых кувшинов, ржавых копьянок[Наконечников стрел (диалект.). - Прим. автора.] да разной, с позволения сказать, фунды, ни к чему для нашего брата негодной. Только не знал я, что не будет фарта, не откроется ценный клад, если берешь всякую мелочовку. А еще счастье не любит жадных. И болтливых тоже. Не зря говорят: «Нашел - молчи, потерял - молчи».
        - Маркел, - снова подал голос Шихан. Он достал найденный мной кисет и уже свернул приличных размеров самокрутку. - Запалим Машиного самосада, да на боковую. Вишь, у девки глаза слипаются!
        - Не хочу я спать, - с досадой отмахнулась я. - Не мешай! - И заторопила Маркела: - Давай, рассказывай. Так и не нашел своего богатства?
        - Было, да однажды всего, - дед перекрестился на огонь. - И не все удалось взять. То ли сам поспешил, то ли заклятье какое на том кладе лежало. Работал я тогда скотником на втором отделении Макаровского совхоза. Как-то шел полем, не дошел-то версты полторы до деревни, решил перекусить чем бог послал. Присел на холмушечку и вижу, рядом суслик столбиком стоит. Отщипнул я кусочек калача и бросил ему. Суслик схватил и скрылся в нору. Через минуту или две гляжу - тихонько выкатывает из норы вместе с песком серебряную копеечку, за ней другую, третью, четвертую… За полчаса накатал целую горсть. Сотворил я молитву, сгреб их и пошел домой как ни в чем не бывало.
        Шихан подбросил дров в костер и повесил над огнем котелок с чистой водой. Маркел полез в кисет и принялся медленно сворачивать самокрутку. Я терпеливо ждала, пока он справится с «козьей ножкой». Наконец, дед неторопливо затянулся, выпустил через нос струйку дыма и так же неспешно заговорил:
        - Со следующей ночи принялся я раскапывать курган. Сряду три ночи работал, от вечерней до утренней зари. Дорылся до свода из листвяга. Но что под сводом-то? Вот запятая! Разломал я его: а там вход вроде норы. Ну, прополз я по норе - смотрю, а там стена еще одна - каменная. Нажал на нее, а потолок стал осыпаться, рушиться. Выбрался я оттуда от греха подальше. И взять не взял ничего путного. А серебряные копеечки, что суслик накатал из норы, променял на корову Кильдибеку, местному дархану[Кузнецу (диалект.). - Прим. автора.] . Копеечки те были не круглые, а продолговатые, на иных и слова были видны, но не наши, а какие-то мудреные, с закорючками.
        - Слушай, дед, так в кисете тоже монетки были, длинные. И значки на них виднелись, вернее, не значки, - исправилась я, - арабские буквы…
        - Марья, помстилось тебе! - усмехнулся Шихан. - Табак ты нашла, какие там монетки? - И спросил: - Чаю налить?
        - Не надо, - отказалась я и снова обратила внимание на Маркела. - Дед, ты что-то про Макаровский совхоз поминал. Это не Макаровка, случайно?
        - Ну да, Макаровка, - Маркел перекрестился. - Теперь туды лучше не соваться. Гиблое место, нехорошое.
        - Это мне и без тебя известно. Скажи лучше, знал ли ты местного шамана Хурулдая?
        - Хурулдая? - в один голос переспросили старики, и я заметила, как они переглянулись.
        - Ну да, Хурулдая, - сердито сказала я. - Говорят, он морок всякий напускал, когда там археологическая экспедиция работала. Может, боялся, что Алтанхас найдут? Золотую Бабу?
        - Какую Золотую Бабу? - Глаза Шихана настороженно блеснули из-под седых бровей.
        - Но ты ж сам рассказывал, - я изобразила почти святую невинность, - что идола там вроде золотого нашли… Золотую Бабу… И ученые вроде погибли, когда через Кайсым переправлялись…
        - Про идола рассказывал, и про ученых, - с недовольным видом согласился Шихан, - а про Золотую Бабу - ни-ни… С чего ты взяла?
        - Так говорят, что Золотую Бабу, Алтанхас другими словами, у нас на болотах прячут или прятали. Тебе даже Костик пытался об этом сказать…
        - Мало ли что пацану от болезни в голову взбрело? - рассердился Шихан. - И ты туда же… Утомилась, что ли?
        - Я в своем уме! - разозлилась я. - Есть тому свидетельства, что Алтанхас - сильное божество у местного народа. Обряды возле него шаманы справляют. Жертвы приносят. Всегда огонь возле нее горит. Считается, если идол пропадет, то вымрет весь народ.
        - И откуда ж такие подробности? - Шихан даже отставил в сторону кружку с чаем.
        - Из достоверных источников, - ответила я, решив особо не распространяться, кто же являлся источником.
        Но деды или сами что-то знали - зачем бы им тогда переглядываться? - или я их просто-напросто огорошила своими познаниями.
        - Может, потому Макаровка и обезлюдела, что Алтанхас кто-то выкрал? - продолжала допытываться я.
        - Марья, - покачал головой Шихан, - чушь городишь! На каких болотах этого идола прячут? Сколько лет тут живу, ничего не слышал. Сказок наслушалась?
        - Да не сказки это, - не сдавалась я. - Мой отец искал Золотую Бабу в наших краях… А сейчас вон и Севка с приятелями отправился в болота на ее поиски!
        - Твой отец? Севка? - Дед Шихан поперхнулся чаем и закашлялся.
        Я несколько раз ударила его по спине.
        - Что тебя поразило? Что у меня был отец? Или что Севка клад ищет?
        - Откуда ты узнала? - Шихан растерянно смотрел на меня. Это было более чем удивительно.
        - Об отце или о Севке? Неважно. Узнала, и все! Мои родители работали в той самой экспедиции, которая проводила раскопки в Макаровке. И не истукана там нашли, а золотую гривну и кое-что по мелочи…
        - Ты была в музее? - Шихан поднялся на ноги. - Больше никто не мог сказать, только Курнатовский.
        - И что в том крамольного? Или криминального? - Я поднялась следом и в упор посмотрела на Шихана. - Дед Игнат, ты все знаешь, не отпирайся! И Курнатовского, и о моих родителях! Я ведь вижу! Скажи, почему бабушка скрывала, как они погибли?
        - Не сейчас! - Шихан отвернулся. - Это долгий разговор. - И тихо добавил: - Вернемся в село, поговорим!
        - Хорошо, - я снова села, - дольше ждала, подожду еще немного.
        - Пойду, дровец поищу!
        Шихан подхватил дождевик, топор и торопливо ушел, растворившись в темноте.
        Я с недоумением посмотрела ему вслед. Какие дрова? Что сейчас можно найти, если в двух шагах ничего не видно! Но тут поймала взгляд Маркела.
        - Слухай сюда, - произнес он скороговоркой. - Я ведь не все рассказал. Игнат шибко ругается, когда про клады завожусь. Не верит он в них. «Ерунда, - кричит, - выдумка!» Но тебе скажу быстренько, пока старый дровец ищет. - С видом заговорщика Маркел поманил меня пальцем, чтобы села поближе. - Через пару дней вернулся я в тот курган с одним приятелем, - начал он рассказ с видом заговорщика. - Кирки прихватили, лопаты, даже лом не забыли. Хотелось посмотреть, что за той стеной прячется. Только обвал там случился, завалило вход. А мы все равно копать взялись. Через метр примерно наткнулись на настил из листвяжьих чурбаков. Вытащили мы их, чуть не надорвались. Через метр - еще один настил. А под ним комната - не комната, плитами выложена, а на них кресты выбиты. Православные… Но только мы одну плиту вверх потянули, как загудело все, засвистело… И земля как в воронку стала проваливаться… Ветер кругом поднялся! Деревья как спички ломал! Мы кирки побросали, лопаты… и - оттуда со всех ног… А потом слышал: провал там образовался… Громадный, но мы больше туда ни ногой!
        У меня похолодело в груди, но я сдержалась и спросила спокойно, хотя почти не сомневалась в его ответе:
        - В каком году это случилось?
        - Да в конце семидесятых, наверно, - дед поднял глаза к небу, - врать не буду, точно не помню, в каком годе. Но экспедиция тогда на провал приезжала. Кто там работал и что нашли, сказать не могу.
        - Что они могли найти, если там дед Маркел кайлой прошелся, - усмехнулась я. - Но ты говоришь: плиты не вытаскивал?
        - Нет, - отмахнулся дед, - только попробовали, и как началось!
        - Что ж раньше не рассказывал?
        - Так никто не спрашивал! - удивился Маркел. - А клады рыть - штука заразная! Бывало, старую монету в руки возьмешь, и дух захватывает. Где, думаешь, тот хозяин, что ее в руках держал? Небось уже и косточки сгнили! И имя забылось! А вот полушка или денежка, что он во дворе своем потерял, столько веков в земле пролежала, и надо же - ничего ей не сделалось! Игнат этого не понимает, аж зеленеет весь! Вон в позапрошлом годе встретили копателей, так он ружжо на них наставил и орет: «Убирайтесь к чертовой матери!» - а сам побелел, словно нечисть какую увидел! Ну, те свои орудия подхватили и бежать!
        - Копатели? - удивилась я. - Где это было?
        - Да в тех же краях! Недалече от Макаровки… Там который год кто-то копает…
        - И сейчас, что ли?
        - Не, в этом годе не знаю. Давно мы там с Игнатом не бывали.
        - Как эти копатели выглядели?
        - Ну, как выглядели? - Маркел задумался. - Мужики и мужики. Трое их было. Молодые вроде, крепкие. Мундирование у них нехитрое: куртки брезентовые, как у геологов, да сапоги резиновые. Лиц-то я не разглядел, в накомарниках они были. Мы их когда заметили, сразу не поняли, чем занимаются. То ли косят, то ли сеют. Идет по полю мужик и машет длинной трубой с тарелкой на конце, а за ним двое тянутся - с лопатами.
        - С металлодетектором работали, - сказала я, - вроде миноискателя.
        - Ну да, вроде, - кивнул Маркел. - Тебе виднее…
        За нашей спиной раздался шорох, а затем словно камушки мелкие посыпались. Мы с Маркелом дружно оглянулись. Я подумала: «Шихан возвращается!» Никого! Я продолжала с тревогой вглядываться в темноту. Куда подевался этот вздорный старик?
        - Да ничего с Игнатом не случится! - Маркел, видно, заметил мое беспокойство. - Иди, ложись! Я его дождусь. Чайку похлебаю, табачка твово всласть покурю. Игнат небось за лошадьми пошел. Мы их недалече, в полуверсте отсюда оставили, чтобы по каменюгам ноги не ломать.
        - За лошадьми? - поразилась я. - Кого он в темноте найдет?
        - Дак то Игнату не помеха, - с гордостью произнес Маркел. - Он ночью лучше видит, чем ты днем. Волчара, одним словом…
        - Волчара? - пробормотала я, устраиваясь на пихтовом ложе.
        Дед что-то сказал в ответ, но я уже не разобрала, что именно. Я заснула. Мгновенно! Впервые за последние дни без тяжких раздумий и даже угрызений совести.


        Глава 22
        Проснулась оттого, что замерзла. Села, натянула куртку, огляделась. Ботинки мои стояли в изголовье, тут же лежал карабин. Я обулась и выползла из укрытия. Дедов не было и в помине. Костер горел еле-еле, но на чурбаке лежал какой-то сверток. Я развернула его и хмыкнула. Ломоть хлеба с куском вяленого мяса и еще что-то отдельно, в носовом платке. Развернула и его. Надо же! На ладонь скатились три патрона для «макарова». Не забыл Шихан о своем обещании. Выручил! Значит, деды мне не привиделись. Только куда испарились? Судя по всему, убрались потихоньку с рассветом. Но с какой стати? Что за спешка?
        Я оглядела поляну вокруг костра. Ничего не забыли старые, кроме меня. Или пожалели будить? Но почему не подумали, как буду выбираться?
        При свете дня, разумеется, легче ориентироваться, но все вокруг затянуло туманом. Я чертыхнулась и посмотрела на часы. Начало шестого. Часа три нужно ждать, пока солнце поднимется выше и растопит туман.
        Что за невезение такое! Я накинула на себя плащ-палатку Шихана, чтобы куртка вновь не намокла. Подкинула дров в костер, отметив, что дед все-таки вернулся ночью с дровами, вставила новую обойму в карабин и, вытянув ноги к огню, принялась перебирать в голове вчерашние впечатления.
        Больше всего меня занимало чудесное превращение золота в табак. Что ни говори, но я не находила тому объяснения. Я все прекрасно чувствовала, была в добром здравии и при памяти. Не мог мне привидеться лабаз, тем более - дважды. Ладно, шаман - куда ни шло, даже медведь, даже развороченная могила… Но лабаз… И отчего вдруг табак? Ведь им пересыпают одежду и меха, чтобы не завелась моль. Так, может, именно табаком были пересыпаны шкурки? Но ведь я держала на ладони золотые самородки! Я форму их помню, а головку женщины и вовсе до мельчайших подробностей. По памяти могу нарисовать…
        Я потерла виски пальцами. Неужто это всего лишь галлюцинации? Шизофрения? Этого мне не хватало!
        Если б я была шизофреником, меня не приняли бы на работу в милицию! Сколько я комиссий прошла, тестирование… И при поступлении на службу, и ежегодные. Везде - отличные результаты. Никаких отклонений, никаких патологий. Иначе меня и близко не подпустили бы к оружию. Значит, дело не во мне. Но в ком тогда? Или в чем?
        А вчерашние разговоры? Что так насторожило и даже встревожило Шихана? Байки Маркела? Или известие о том, что я узнала кое-что о своих родителях? Но о кладах он и сам на заимке соловьем заливался. А тут постоянно одергивал Маркела, старался отвлечь нас от этих разговоров, сердился. Что ему не понравилось? И что дедам понадобилось в Макаровке? Сказал же Маркел, что они там не раз бывали. Почему Шихан прогнал кладоискателей? Его ли это забота? Мог бы и мне сообщить. Я предупредила бы Петровича, а он бы непременно разобрался, чем ребята занимались на вверенной ему территории. А вдруг это не кладоискатели вовсе, а какие-нибудь геологи? Но у геологов должны быть разрешительные документы. А эти смылись без выяснения отношений. Выходит, занимались чем-то незаконным?
        Я ломала себе голову до тех пор, пока в висках не заломило от напряжения, но ничего путного так и не придумала. Солнце тем временем пробило туман, сразу ожили краски, проснулись запахи и звуки. Я решительно забросила карабин на плечо и двинулась в сторону тропы, привычно озираясь по сторонам. Вчера я перепрыгнула здесь через ручей, тут содрала ботинком слой мха на камне, а там нырнула под пихтовую лапу и, задев стволом карабина, сломала сухую ветку…
        А вот и тропа! Следы копыт двух лошадей вели вниз, и я пошла по ним. И не ошиблась! Выбралась на основную тропу и удивилась, как умудрилась уйти в сторону. Вот же они - знакомые ориентиры, и даже Хан-Таштык показал свою верхушку из-за деревьев. Как я могла заблудиться? Бывалая таежница! Нет, что ни говори, а с тайгой шутки плохи!
        Все же настроение несказанно улучшилось. Ноги сами несли меня вниз. Сияло солнце в бездонном небе, выводили рулады на все голоса птицы, и даже крики кедровки меня не раздражали, хотя не любила я эту птицу за скандальный нрав. Но тут заверещала ее товарка ниже по тропе. Я остановилась. Кто-то поднимался мне навстречу. Явно человек, потому что на зверя кедровки кричат по-другому. Я благоразумно сошла с тропы и укрылась за раскидистой елью.
        Прошло минут пять, прежде чем я разобрала стук копыт по камням. Значит, всадник! Неужто Шихан вернулся?
        Но это был не Шихан. Из леса выехал человек на гнедом жеребце. Я присмотрелась. Вот так сюрприз! Замятин! А в поводу - мой Воронок.
        Все могла ожидать, только не этой встречи! Я замерла в укрытии, но все решил за меня Воронок. Вздернул голову и радостно заржал, паршивец! Мне ничего не осталось, как выйти навстречу Олегу.
        - Маша! - вскрикнул он радостно и, спрыгнув с коня, бросился ко мне, но остановился за пару шагов, словно на что-то наткнувшись.
        - Что с тобой? - спросил он в недоумении.
        - А ты не знаешь? - вкрадчиво поинтересовалась я. - Заблудилась и всю ночь провела в тайге!
        - Мы тебя искали. Все здесь прочесали на несколько рядов, но ты как в воду канула!
        - Шихан с Маркелом нашли, - сказала я сухо. - С ними заночевала, а под утро они смылись незнамо куда.
        - А красная ракета? Кто-то в небо ее пульнул, когда мы уже на станцию возвращались.
        - Это Шихан, - сказала я, - знак подал, дескать, нашли меня.
        - Нашли? - Что-то изменилось во взгляде Замятина. - Если он хотел знак подать, то должен был две ракеты пустить - красную и зеленую. А одна красная означает - никаких следов.
        - Что за чушь? - поразилась я. - Зачем ему скрывать, что нашел меня?
        - Есть причины, - взгляд Замятина потемнел. - Я как чуял, с утра решил еще раз тропу проверить.
        - А почему ты один? Ты ж наших мест абсолютно не знаешь.
        - А толку в том, что ты их знаешь! - скривился Олег. - Мальчонка дома, слава богу. Людей, что на поиски поднимали, распустили, так что тебя искали я да мужики с метеостанции. Но вот если б я тебя не нашел, опять бы пришлось поднимать народ. Мы с Батраковым уже договорились.
        - Не ты меня нашел. Я сама нашлась.
        - С чего ты злишься? - Замятин потянулся ко мне, но я отступила в сторону.
        - Не подходи! - и выставила перед собой карабин.
        - С ума сошла? - с обидой произнес Замятин. - Объясни, что происходит? Я всю ночь не спал, думал, жива ли?
        - Как видишь, жива и здорова! - Я отвела карабин. - Скажи, у тебя был старший брат Владимир?
        - Ах, это? - протянул Замятин с видимым облегчением. - Был, но это ни о чем не говорит.
        - Не говорит? - Я все же не сдержалась и сорвалась на крик: - А ты в курсе, что он мой отец, а ты, выходит, дядька? Ты со своей племянницей спал!
        Я замахнулась, но Замятин перехватил мою руку и насмешливо произнес:
        - Разберись, прежде чем кидаться! - И перехватив вторую руку, крепко сжал запястья. - Стой и слушай! Внимательно! Володя мне не родной брат. Мама долго не могла родить, вот и взяли малыша из детдома. Я появился на свет через пятнадцать лет. В тот год Володя поступил в МГУ. Я его почти не знал. Сначала он учился, затем пропадал в экспедициях. Когда он погиб, мне десяти не было. Мои родители даже с его женой, твоей мамой, не успели познакомиться. Они в то время работали на БАМе. Отец строил тоннели. Мама умерла в Тынде. Отца перевели сначала в Омск, затем в Рязань. Но я уже об этом говорил.
        Он рывком притянул меня к себе и поцеловал. А я мгновенно забыла, что недавно готова была убить его. Не оттолкнула, не отпрянула, а теснее прижалась к нему, любимому, ненаглядному, кого так долго ждала и уже не надеялась встретить! Я обняла его - и все перестало существовать, кроме теплых настойчивых губ и взволнованного дыхания.
        Наконец мы оторвались друг от друга.
        - Давай присядем! - Олег ласково погладил меня по щеке. - Честно, ноги не держат!
        Очень кстати пришлась плащ-палатка Шихана. Я расстелила ее под деревом, выбрав участок с сухой хвоей. И села, привалившись спиной к дереву. Я сидела и жмурилась, то ли от солнца, то ли от счастья, наблюдая, как Олег привязывает коней поодаль, на лужайке, чтобы те пощипали траву, пока мы заняты более важными делами.
        Наконец он устроился рядом, снова обнял за плечи и посмотрел в глаза.
        - Сегодня ночью совсем не спал, - сказал он тихо. - Боялся, что с тобой случилось что-то страшное!
        Олег провел ладонью по пуговицам куртки, они, словно сами по себе, расстегнулись. Его пальцы проникли под рубаху, коснулись груди… Я застонала от наслаждения. Ведь я мечтала об этом все время.
        Олег прошептал что-то, но земля уже ушла у меня из-под ног… Она раскачивалась, как колыбель, все свернулось в тугую спираль - и небо над нами, и тайга вокруг, и время… Вдруг спираль лопнула. Я закричала, выгнулась навстречу Олегу, прижалась к нему всем телом… Его движения во мне нарастали, но мне было мало, мало, мало… Я, наверно, вопила как резаная, разогнав всю живность в округе, колотила его по спине. Когда Олег, вскрикнув, казалось, насквозь пронзил мое тело, у меня в голове словно взорвался огненный шар…
        Затем мы лежали на плащ-палатке под одной курткой. Рука Олега ласково гладила мою грудь. При этом я испытывала не возбуждение, а такую нежность, что впервые в жизни у меня покалывало сердце. Разве я могла признаться в этом? В одном могла поклясться чем угодно: никогда еще я не была так счастлива. Счастье переливалось через край, и я не боялась утонуть.
        Олег повернулся на бок. Некоторое время мы пристально смотрели в глаза друг другу. Я не выдержала и отвела взгляд первой. Олег засмеялся и притянул меня к себе за плечи.
        - Вчера Костик читал мне стихи. Не свои, а, как он сказал, любимые. Просто так читал, видел, наверно, что мне плохо. Стихи я всегда воспринимал как нечто обязательное, то, что надо насильно учить, заставляя и пересиливая себя. А тут я лежал и слушал про то, что нужно радоваться жизни, ее обыденным дарам. Мало их у меня было, обыденных даров. Отец всю жизнь мосты да тоннели строил. Мы с ним страну вдоль и поперек изъездили. Я школ поменял пять или шесть, сейчас и не вспомню. Затем училище, потом служба. А это начало девяностых. Из Афгана ушли, так собственные «горячие точки» полезли одна за другой. Карабах, Фергана, Приднестровье, Чечня, само собой. В Югославии тоже пришлось повоевать… В принципе, легко там отделался, ранение в руку да легкая контузия. Два месяца в госпитале прокантовался, потом к отцу с мачехой - на побывку. Грибы собирал, на охоту ходил. Ружье возьму, в лес зайду подальше и сижу где-нибудь на пеньке. Мачеха мне знакомых девушек сватала, отец, видно, поговорил с ней, перестала. Совсем я заскучал, а тут Федор меня нашел, друг мой закадычный еще по училищу, к себе пригласил в
Управление по антитеррористической деятельности. Я согласился…
        - Постой, - я приподнялась на локте, - так ты, получается, не рыбу ловить приехал?
        - С отдыхом придется завязать, - улыбнулся Олег, - а вот рыбу ловить… Скорее не рыбу, а волка. Прости, что не открылся, хотя мне сразу сказали, девушка ты толковая, положиться на тебя можно.
        - Ты уже положился, - я сердито пихнула его в грудь. - Учти, я тебя пристрелю, если узнаю, что использовал меня в оперативных интересах.
        - И строгая вдобавок. - Олег усмехнулся. - У меня к тебе личные интересы. Но они не должны заслонять служебные.
        Я села и закуталась в куртку.
        - Выкладывай, зачем к нам пожаловал.
        Олег тоже сел. Достал из кармана пачку сигарет, закурил. Я терпеливо ждала.
        - Дело тут такое, - наконец заговорил он. - Я здесь по поводу тем самых смертей в болотах. Я должен узнать, что влияет на поведение людей перед смертью и почему они умирают.
        - Как ты собираешься узнавать? Тут прорва работала, и все впустую.
        - Не совсем. - Олег внимательно посмотрел на меня. - Кроме милиции и ФСБ, ученых-физиков подключили. Они заметили, что электромагнитное поле в районе болот постоянно колеблется, а среди прочих сигналов устойчиво пробивается один со строго постоянной амплитудой. Этот сигнал может неожиданно пропасть на два-три дня, а то на неделю. Потом так же неожиданно снова дает о себе знать. Стали думать и гадать - откуда берутся эти импульсы? Навезли приборов и выяснили - поступают со стороны Хан-Таштыка. Вот тебе головоломка: раз есть сигналы, значит, должен быть источник. Какой?
        - Понятия не имею, - я пожала плечами. - Я не сильна в физике. Может, это как-то связано с геологией?
        - Ученые тоже сначала предполагали, что дело в особенностях горных пород, - продолжал Замятин. - Но, изучив показания приборов, дали безапелляционное заключение: сигналы в районе Хан-Таштыка никакого отношения к природным не имеют. Импульсы такой частоты с устойчивой амплитудой колебаний способен генерировать только искусственный излучатель. Но откуда ему взяться в глухой тайге? Военных объектов рядом нет - наводили справки. Рация? Быть такого не может. Пришельцы? Вообще фантастика… Ученые столкнулись с непонятным маяком, работающим по непонятной программе. Его сигналы пробивают даже скальные породы, а время фиксации импульсов в точности совпадает с моментом появления у людей нервозности, подавленного состояния, переходящего в панический ужас. Стали сопоставлять факты, оказалось - в это самое время беспорядочно начинали метаться птицы, домашние животные: коровы, собаки, лошади. Раньше на это просто не обращали внимания. Провели эксперимент: взяли в район излучения несколько моллюсков. И как только пошли сигналы, те стали съеживаться, будто в них тыкали раскаленными иглами…
        - И что? Твои ученые не смогли обнаружить этот маяк?
        - А им и не ставилась задача найти маяк, - сказал Олег, - но ученые тоже люди. Им пришлось несладко в этой экспедиции. Кто-то заработал инфаркт, кто-то инсульт. Импульсы эти низкочастотные, а инфразвук с частотой около девяти герц может вызывать чувство неописуемого ужаса. Психика не выдерживает, а семь герц вообще смертельны. Внезапно останавливается сердце - и все! Инфразвук высокой интенсивности нарушает работу внутренних органов, люди погибают от остановки сердца или разрыва сосудов. Я разговаривал со специалистами. Они говорят, что раскаты грома, рев речного порога, шум моря могут вызвать у человека подобные ощущения. Не зря мы испытываем чувство тревоги перед грозой. А британские ученые уверены, что инфразвук вызывает странные впечатления, которые мы воспринимаем как встречу с привидениями. Вспомни, ты рассказывала про густой туман, сквозь который бежала. Так вот известно, что инфразвук может быть причиной густого, как молоко, тумана. Он быстро возникает и так же быстро исчезает.
        - А рокот барабанов? На болоте я слышала бой барабанов и на себе испытала, как меняются ритмы сердца.
        - Ты права. Если ритм кратен полутора ударам в секунду и сопровождается мощным инфразвуком, то способен вызвать у человека экстаз. При ритме же два удара в секунду, и на тех же частотах, тот, кто это слышит, впадает в транс, который сильно смахивает на наркотический. Шаману достаточно колотить в свой бубен сто двадцать раз в минуту, чтобы довести окружающих до умопомрачения.
        - Это я знаю. Читала. Мелодии и ритмы рок-музыки взяты из практики африканских шаманов. Вот почему так заводится толпа.
        - Теперь ты поняла, что, скорее всего, тоже попала под раздачу. Нам с Севкой повезло: спали как убитые после дозы спиртного. Но, получается, заимка тоже находится в зоне излучения?
        - Я видела карту того района, где большей частью странно терялись или погибали люди. Если этот участок очертить, то он напоминает каплю или воронку. И острие ее действительно где-то здесь, вблизи Хан-Таштыка, а вот самая широкая часть - в районе Макаровки. Очень похоже на пучок излучения. Я, когда карту рассматривала, заметила эту особенность. Выходит, источник нацелен на Поганкину Марь и Макаровку. Курнатовский, директор музея, к которому я обращалась по поводу кладовой записи, рассказывал, что на раскопе у них творилась форменная чертовщина. Думаешь, случайное совпадение?
        - На каком раскопе? - быстро спросил Замятин. - Там, где погибли твои родители?
        - И это знаешь? - с обидой спросила я.
        - Маша, я серьезно подготовился, прежде чем приехать. Поднял кучу документов, встречался с людьми. Вот с Курнатовским не удалось поговорить. Он был на научном конгрессе. Но, думаю, ты восполнишь этот пробел.
        Я посмотрела на Олега. Он глядел на меня исподлобья - ждал моего согласия.
        Тогда я подробно, в деталях рассказала все, что узнала от старого ученого. Вспомнив, достала мобильник и включила диктофон, чтобы рассказ звучал убедительно.
        - К сожалению, я оставила тетрадь с записями отца о Золотой Бабе в сейфе. Не тащить же толстенную тетрадь в тайгу. Впрочем, я в нее толком не заглянула. Вся информация со слов Петра Аркадьевича…
        - Очень нужная информация, - задумчиво произнес Олег и неожиданно спросил: - Ты давно знаешь Шихана?
        - Шихана? - изумилась я. - Всю жизнь!
        - Он всегда опекал вас с бабушкой?
        - При чем тут опекал? - обиделась я. - У нас были очень хорошие соседские отношения. Да, он много помогал нам. Бабушка умерла у него на руках.
        - Тебе не кажется это странным? Дед практически ни с кем не знался и не знается до сих пор. Ты с бабушкой да старый Маркел - вот и весь круг общения.
        - Не пойму, на что ты намекаешь? - рассердилась я. - Он очень уважал бабушку, ну, может, влюблен был. Мы ведь приехали в Марьясово, когда бабушке и пятидесяти не исполнилось. Довольно молодая, красивая женщина. И Шихан тогда не очень старым был. Только я такими вопросами никогда не задавалась…
        - Ты многими вопросами не задавалась, - Олег прищурился. - Не обижайся, но разве тебя не интересовало, почему бабушка увезла тебя, сменила фамилию?
        - Я многое хотела бы изменить. Но после разговора с Курнатовским кое-что поняла. Она пыталась оградить меня от сплетен и прочих гадостей, которые способны сломать жизнь. Возможно, все пошло бы по-другому, знай я правду о родителях. Но неизвестно, в лучшую или в худшую сторону. Оставим эту тему.
        - Мы ведь искали тебя под фамилией Замятина, - задумчиво произнес Олег и неожиданно спросил: - Кстати, что ты знаешь о своем деде, Юрии Венедиктовиче Лазареве?
        - Ничего, - буркнула я. - Петр Аркадьевич только и сказал, что дед с бабушкой расстались, когда мама была совсем маленькой. Вроде был он видным ученым, работал на оборону, то ли в Новосибирске, то ли еще где… Расстались они, видно, из-за пьянки. Курнатовский так и сказал, пороки, мол, слабости… - Я умоляюще посмотрела на Олега: - Очень прошу, отстань! Тебе это незачем знать!
        - Есть зачем! - парировал Олег не менее сердито. - Не хочу тебя огорчать, но Шихан, похоже, не тот, за кого себя выдает.
        - Дед? - я расхохоталась. - Ему до смертинки две пылинки!
        - Ничего, он еще нас с тобой переживет! Ты видела, как он по тайге бегает? Молодому не угнаться!
        - И что? - удивилась я и в упор посмотрела на Олега. - Давай, не ходи вокруг да около.
        - Хорошо. Будем начистоту? - Олег не отвел взгляда. И этот взгляд насторожил меня.
        - Начистоту, - кивнула я. - Не тяни, я слушаю.
        - Предупреждаю, ты услышишь не очень приятные вещи.
        - Чему бывать, того не миновать.
        Я удобнее устроилась на плащ-палатке и приготовилась слушать.
        - Твой дед никогда не был пьяницей. Но страсть у него была, вернее, зависимость, сильнее наркотической. Всю жизнь он искал клады. Очень преуспел в этом и даже разбогател по-крупному на тайных сделках с драгоценными камнями и золотом.
        - Клады искал? - поразилась я. - Неужели на этом можно разбогатеть?
        - Еще как, - усмехнулся Олег. - Если искать с умом. А у твоего деда - отличные мозги. Только не тому достались.
        - Откуда ты об этом знаешь? - тихо спросила я.
        - Все очень просто, - сказал Олег. - В конце семидесятых твоим дедом вплотную заинтересовался КГБ. Юрий Венедиктович ведь не только клады искал, но еще и работал в секретной лаборатории в Киеве, которая занималась созданием акустического оружия. На Украину он перебрался из Новосибирска. Чекистов насторожили связи Лазарева с иностранцами. В первую очередь его, конечно, подозревали в шпионаже в пользу западных стран, в частности Великобритании. Но оперативную разработку не довели до конца. Твой дед исчез… А затем Украина стала суверенным государством, и дело благополучно забылось. Благодаря старым связям мне удалось раскопать его в архиве.
        - Исчез? - поразилась я. - И ты… Ты считаешь, что это Шихан? Дед Игнат? Но посмотри, он ведь совсем не похож на человека, который когда-либо занимался наукой? Поведение, разговор… Да и с какой стати ему было объявляться в Марьясове? Они же давным-давно расстались с бабушкой!
        - А вот это нам и предстоит выяснить, - Олег посмотрел на часы. - Сейчас мы отправимся на метеостанцию. Мне нужно серьезно поговорить с Костиком и его родителями. Тебе не кажется странным его внезапное исцеление и эти фантазии по поводу Золотой Бабы?
        - Мне все кажется странным! И почему его нашел Шихан, а не кто-то другой? И Сева с его мутными приятелями! И эти импульсы в тайге. Неужели они как-то связаны с прежней работой деда?
        - В том-то и дело! Похоже, ему удалось создать прибор, над которым бьются ученые многих стран.
        - Для этого нужны аппаратура, энергия, в конце концов. Научная лаборатория в глухой тайге, чуть ли не в берлоге? Фантастика! Гиперболоид инженера Гарина!
        - Да нет, не фантастика, - усмехнулся Олег, - и про гиперболоид ты точно заметила. Лабораторию пытались засечь с военного спутника, но он получил удар такой силы, что сошел с орбиты и столкнулся со спутником связи. Беспрецедентное событие! Причем импульс настолько мощный, что полностью вышла из строя вся электроника. И все-таки приблизительно, но удалось вычислить место, откуда произошел выброс энергии. Оно находится в густой тайге, среди скал на склонах Хан-Таштыка. Кстати, для работы излучателя вполне хватит мощности двигателя внутреннего сгорания.
        - Зчем ему понадобилась строить излучатель? Губить людей? Может, он маньяк?
        - Вряд ли, скорее всего, он хотел отпугнуть народ: охотников, рыбаков, грибников от какого-то объекта. Подозреваю, что от Макаровки или от болота. Вероятно, в тех местах скрыто нечто, что крайне его заинтересовало. По какой-то причине он не в состоянии это нечто заполучить!
        - Клад Терскова?
        - Умничка, - улыбнулся Олег, - мы мыслим в одном направлении. Завтра отправимся на поиски таинственной лаборатории.
        - Думаешь, ее просто найти?
        - Непросто, но мы постараемся. И выведет нас к Шихану тропа контрабандистов.
        - Дед говорил, что тропа разрушена.
        - Вот и поглядим, насколько, - весело заметил Олег. - Придется идти пешком. Выдержишь?
        - Теперь я понимаю, почему он столько времени проводил в тайге. Охота, пасека - всего лишь отговорки, чтобы скрыть темные делишки. В детстве он частенько брал меня в тайгу. Несколько раз я просилась с ним на пасеку, но у него всегда находились причины, чтобы не взять меня с собой.
        - Вот видишь… - Олег заглянул мне в глаза. - Теперь тебе представится повод спросить с него по полной.
        - Разве мифический клад стоит того, чтобы положить на него свою жизнь, жизнь других людей? Зачем столько ухищрений? Ради чего?
        - Или кого… - Олег отвел взгляд. - Стопроцентно ради тебя старается. Хочет обеспечить безбедную жизнь!
        - Какие глупости! - Я задохнулась от возмущения. - Думаешь, я запрыгаю от счастья?
        - Маша, не кипятись, - Олег взял меня за руку. - Только сам Шихан сможет нам объяснить, чего он хочет.
        - Что-то не слишком я верю в эту затею. Шихан хитер, как бес. Даже Маркел называет его Волчарой.
        - Вот видишь? Волчара! Оборотень! Все один к одному! Я при первой встрече, когда он двумя перстами перекрестился, подумал: «Хитер дедок! Актер и фокусник, каких поискать!»
        - Меня беспокоит, с чего он вдруг сорвался утром? Чего-то испугался?
        - Допустим, испугался, - кивнул Олег. - Ты же сказала ему, что встречалась с Курнатовским.
        - По мне, его больше взволновало то, что я знаю о непонятном исчезновении родителей. Он растерялся, теперь я понимаю. Обещал что-то рассказать, но один на один. А утром смылся на пару с Маркелом.
        - Похоже, Маркел в курсе части его занятий. Понять Шихана можно. Без помощника ему бы туго пришлось.
        - Маркел тоже по молодости клады искал. Правда, не так успешно, как Шихан.
        - Вот и встретились два одиночества, - засмеялся Олег и заторопил меня: - Ехать пора! Если поспешим, к ужину успеем!
        Вскоре мы уже двигались верхом по тропе. Освещенная с одной стороны солнцем, вершина Хан-Таштыка смахивала на позолоченный шлем былинного богатыря, который стоял дозором и над этими горами, и над бескрайней тайгой, и над болотами - над всем миром стоял и взирал из-под огромной десницы на бескрайние просторы, терявшиеся в синей дымке над горизонтом.
        Полыхал вполнеба багровый закат. Стихало в тайге. Кукушка, не торопясь, прокуковала первый вечерний час.
        Олег ехал первым и тихонько насвистывал. Иногда он поворачивался и смотрел на меня. В его глазах стоял немой вопрос. Но я отводила взгляд. Тошно мне было, как никогда в жизни. Я не сомневалась: все, что рассказал Олег, истинная правда. К тому же я вспоминала некоторые слова, жесты, поступки Шихана. Им я когда-то не придавала значения… Обрывки невольно подслушанных его разговоров с бабушкой… И все-все подтверждало: догадки Олега правильны. Шихан мой дед! Но почему он не открылся после смерти бабушки? Чего опасался? Кстати, зачем вообще появился в Марьясове? Неужто только ради кладов? А жена и внучка так и остались на втором плане?
        Задумавшись, я не заметила, что Олег остановился. Воронок негодующе фыркнул, когда Замятин перехватил у меня повод.
        - Маша, не переживай, - мягко улыбнулся Олег. - Ты ни в чем не виновата. А что касается деда… Теперь ты понимаешь, от чего или от кого на самом деле хотела защитить тебя бабушка? Она боялась, что ты наследуешь пагубную страсть деда, подкрепленную увлечениями отца.
        Я ничего не ответила. Но для себя все решила. Я пойду сквозь тайгу. Я найду лабораторию и этот излучатель даже в том случае, если отступит Олег, если обрушится небо и сам Хан-Таштык вздумает встать на моем пути. Я разозлилась, и уже ничто не заставило бы меня сойти с этого курса. Разве только смерть. Но умирать я как раз не собиралась. По крайней мере, еще лет этак пятьдесят. Как минимум!


        Глава 23
        На метеостанции первыми нас встретили лайки. Они лениво приподнялись на лапах, а вожак по кличке Кучум зевнул во всю пасть и снова улегся, подав знак честной компании, что беспокоиться не о чем.
        Мы спешились возле крыльца бревенчатого коттеджа, где Костя жил с родителями. В окно выглянула Зоя, мать мальчика, и быстро скрылась за занавеской. Я успела заметить, что глаза у нее заплаканы. Следом вышел Николай.
        - Нашлась? - спросил он с мрачным видом.
        - Как видишь, - ответила я и поднялась на крыльцо.
        Я ожидала, что Николай пригласит нас пройти, но он не тронулся с места.
        - В чем дело? - спросила я. - Не пустишь в дом?
        - Маша, тут такое дело, - смутился Николай. - Зойка белугой ревет…
        - Что-то с Костиком? - испугалась я. - Снова ноги отказали?
        - Нет, другое! - Лицо Николая исказила мученическая гримаса. - Ерунда! Поверить не могу. Но вам лучше с ней поговорить.
        Я оглянулась. Олег стоял возле крыльца, и я могу поклясться - был похож на человека, готового к прыжку. Заметив мой взгляд, он переступил с ноги на ногу, напряжение на лице спало.
        - Николай, - сказал он добродушно, - что за слезы? Водку надо пить, радоваться, что пацан снова бегает.
        - Поговорите с ней, - сдавленным голосом произнес Николай. Глаза его покраснели, и он отвернулся, чтобы скрыть слезы.
        Олег быстро вбежал по ступенькам и встал рядом со мной.
        - Веди в дом! - приказал он таким тоном, что мне стало не по себе. Что происходит? Почему Олег раскомандовался?
        - Что ты нюни распустил, как баба? Есть проблема, выкладывай! Вместе будем решать! - продолжал он тем же манером, буравя взглядом Николая.
        Я ткнула Замятина локтем в бок и глазами показала: «Уймись!» - но он так зыркнул на меня из-под бровей, что я невольно отступила в сторону.
        А Николай тоскливо произнес:
        - Эх, кабы все просто развести! - но распахнул перед нами дверь.
        Мы вошли в дом. Я бросила быстрый взгляд по сторонам. В кухне Костика не оказалось, а дверь в его комнату была плотно закрыта. Тогда я посмотрела на Зою. Оказывается, она успела накрыть на стол и теперь стояла возле плиты, промокая опухший нос краем фартука. Ее черные, точь-в-точь как у сына, миндалевидные глаза были полны слез.
        - Присаживайтесь, ужинать будем, - произнесла она через силу, и слезы тут же выплеснулись наружу. Она закрыла лицо фартуком и почти бегом выскочила с кухни.
        - Мойтесь пока! - Николай бросился следом. - Попробую ее уговорить. - И скрылся в спальне.
        - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил сквозь зубы Олег, подходя к рукомойнику.
        Вместо ответа я открыла дверь в комнату Костика. Мальчик сидел возле компьютера, при моем появлении поднялся со стула и, улыбаясь, направился ко мне.
        - Мария Владимировна, вы видите? Я хожу и даже бегаю! Как будто и не болел вовсе!
        Я обняла его, мы вместе присели на пеструю софу.
        - Я так рада за тебя, но почему мама плачет? Что случилось?
        - Мама плачет… - мальчик неожиданно строго посмотрел на меня. - Она плачет оттого, что я буду шаманом. Очень сильным шаманом, как дедушка Хурулдай. Хранителем Алтанхас.
        Я потеряла дар речи. Краем глаза заметила, как Олег застыл на пороге. Выглядел он, наверно, не менее потрясенным, чем я.
        - Что ты сказал? - сумела я вымолвить наконец. - Какой шаман? Снова фантазируешь? Откуда ты знаешь о Хурулдае?
        - Костя, замолчи!
        Оттолкнув Замятина, Зоя влетела в комнату, схватила Костика за руку и потянула его за собой.
        - Пойдем отсюда!
        Но на пороге остановилась и бросила с укором:
        - Ребенка-то зачем пытаете? У него и так судьба… - и вновь захлебнулась слезами.
        - Ну, так дело не пойдет! - Замятин взял Зою за плечи и развернул лицом к себе, затем мягко освободил из ее пальцев ладонь Костика и велел ему: - Посиди пока в комнате, а мы с твоей мамой поговорим.
        - А вы ее не обидите? - мальчик требовательно посмотрел на меня. - Мама ни в чем не виновата!
        - Малыш! - я погладила его по голове. - Я тебя когда-нибудь обманывала? Но нам ведь нужно понять, почему она плачет? И если получится - помочь!
        - Я - не малыш, - тихо сказал Костя, - поэтому и плачет, - и закрыл за мной дверь.
        Мы сели за стол. Николай, который уже поджидал нас в кухне, разлил по стопкам водку, но никто к ней не притронулся. Опустив голову, Зоя заговорила. Видно было, что это далось ей нелегко. Голос ее подрагивал, а пальцы теребили фартук.
        - Я ведь не чисто русская, - сказала она, сглатывая слезы. - Отец у меня русский, а я вот - метиска. И в Костике хоть и четвертинка, наверно, но нашей крови. Хурулдай ему прадед, далекий прадед… Как это называют? Пращур, что ли? Ему ведь лет сто уже, если не больше.
        - Хурулдай жив? - чуть ли не в один голос воскликнули мы с Олегом. - Не может быть!
        - Жив, - кивнула Зоя. - Он не умрет, пока на смену ему не придет новый Хранитель.
        - Костик? - тихо спросила я.
        - В том-то и дело, - отозвался Николай.
        - Боже, - я посмотрела на Зою. - Что это значит? Неужели Алтанхас существует на самом деле?
        - Да, но она потеряла свою силу. Ее у нее украли. Давным-давно, никто уже не помнит когда. Один Хурулдай помнит. Он не умрет, пока сила не вернется к Алтанхас. Если он умрет, погибнет наш род. Через три года, когда Костику исполнится шестнадцать, он станет Хранителем, а Хурулдай спокойно уйдет в мир иной. И тогда… - Зоя закрыла лицо руками, - мы Костика больше не увидим! - И зарыдала, уткнувшись в плечо мужа.
        - Господи! - Я беспомощно посмотрела на Олега, затем перевела взгляд на Николая. - С чего вы взяли, что ваш сын шаман, да еще будущий Хранитель Алтанхас? Он же едва выздоровел. Вам бы радоваться, а не морочить голову дурацкими предположениями.
        - Они не дурацкие, - нахмурился Николай. - Зойка знает, что говорит. Нам и самим не хотелось верить, когда Костик родился. Ведь на ноге у него шесть пальцев. А по их поверьям, у шамана что-то лишнее должно быть в организме. Ребро там, или палец… Но потом он заболел, и это было, наверно, лучше, чем вовсе уйти от людей и охранять какого-то идола. Красное пятно на руке - знак Хранителя. Теперь Зойка говорит, что не болел он вовсе. Силу в себе копил. Особую… Дело в том, что шаманом не становятся. Шамана избирают сами духи, которые вселяются в него и подвергают его душу перерождению, отчего человек часто болеет, очень сильно. После этого шаман приобретает сверхъестественные способности.
        - Что теперь с этими способностями делать? - вздохнула я.
        - А ведь Костик хотел доктором стать. Детей лечить… - Зоя наконец оторвалась от мужниного плеча. - Но ослушаться нельзя…
        - Зоя, - я взяла ее за руку. - Ради бога, объясни все по порядку. Что это за Алтанхас такая? Она что, и впрямь из чистого золота?
        - Сама я не видела. Женщинам не положено, - Зоя вытерла слезы и выпрямилась. - Но бабушка рассказывала, что она - деревянная, внутри ее - каменная фигура человека, ее ребенка, а в нем должна храниться золотая. То есть ребенок ребенка. Получается - внука Алтанхас. Но это еще и ее сила, которая бережет все живое. Исчезнет сила, все вокруг превратится в пепел. Считалось, что пока в роду есть Золотая Баба, будут в достатке и скот, и звери в округе. Такие страшные болезни, как чума и оспа, обойдут стороной. Поэтому Алтанхас поклонялись, приносили ей жертвы, дарили меха…
        - Но ведь силу у нее украли? Почему же тогда все живы? - спросил Олег.
        - Украли, но далеко не унесли. - Зоя перевела взгляд на окно, за которым догорал закат. Голос ее стал тише, а взгляд затуманился, словно переместился в прошлое, когда она совсем маленькой слушала бабушкины сказки, не подозревая, что многие из них окажутся былью. - Русские по озеру пришли. Казаки! Убили шамана - Хранителя Алтанхас. Забрали золотого идола. Кто им показал дорогу - неведомо. Теперь Алтанхас обессилела, так и будет лежать, пока не вернется сила. Пока не будет принесена последняя жертва, Хранитель будет находиться при ней неотлучно, пока не найдется человек, который снова вдохнет в нее жизнь.
        - Так, с этого места подробнее, - прервал Зоин рассказ Олег. - Я понял, силу Алтанхас украли казаки. Когда это случилось?
        - Давно, я ж говорю, никто не помнит когда. Но, по поверьям, не смогли унести далеко. Так она и лежит где-то возле Кайсыма.
        - Про какие жертвы ты упоминала? - спросила я, а внутри у меня все замерло от плохого предчувствия.
        - Я точно не знаю, - Зоя пожала плечами. - Я совсем еще девчонкой была, слышала, как старики говорили: две жертвы Алтанхас приняла, еще одна осталась.
        - Две? - по коже откровенно пробежали мурашки. - Человеческие?
        Зоя растерянно улыбнулась:
        - Я ведь нечаянно услышала. А бабушку спросила, она на меня закричала…
        - Зоя, где это было? - Я с трудом сдерживала волнение. - В Макаровке?
        - В Макаровке, - эхом отозвалась Зоя. - Лет тридцать назад. Мне шесть лет только-только исполнилось.
        Я быстро посмотрела на Олега.
        Он не глядел в мою сторону. Его взгляд был устремлен на Зою.
        - Ты в курсе, что на раскопе в Макаровке исчезли родители Маши? Не их ли принесли в жертву твои сородичи, чтобы спасти Алтанхас? - спросил он. - Это было как раз лет тридцать назад.
        Зоя с испуганным видом уставилась на него.
        - Я ничего не знаю, так люди говорили. Про раскопки я плохо, но помню. Мы бегали с братом смотреть, как работают археологи. Тогда Хурулдай провел последнее камлание и после него навсегда ушел в болота.
        - Неужели живых людей принесли в жертву? - продолжал допытываться Олег.
        - Нет, нет, - отчаянно замотала головой Зоя, - такого не может быть! Знаю, баранов приносили. Кормили духов айраном, поили аракой[Молочная водка (диалект.). - Прим. автора.] . Но чтоб живого человека! Это ж преступление!

        - Теперь вряд ли узнаешь, - Олег посмотрел на меня. - Маша, не бери в голову, хотя, сдается мне, исчезновение твоих родителей как-то связано с последним камланием Хурулдая. Интересно знать, почему оно было последним? О каких жертвах говорили в Макаровке?
        - Отец и мама погибли, - сказала я, - это бесспорно! Но где, при каких обстоятельствах? Может, их смерть как-то связана с поисками золотого идола?
        - Нужно искать Хурулдая, - Олег с решительным видом поднялся из-за стола. - Надо поговорить с Костей. Похоже, он знает гораздо больше, чем мы.
        - Не трогай пока, - я потянула его за рукав и заставила сесть. - Давай поужинаем, а потом вместе обсудим, как поступить дальше.
        - И то дело, - засуетилась Зоя. - Все уже остыло!
        Она метнулась к плите и достала из духовки пирог.
        - Угощайтесь, - слабая улыбка тронула миловидное лицо. - С хариусом. Твой, Маша, любимый. - И, присев рядом со мной, тихо добавила: - Я знаю, ты вернешь силу Алтанхас и спасешь моего сына.
        - Что значит спасешь? - поразилась я. - Ты ведь сказала, что он в любом случае станет шаманом!
        - Если к Алтанхас вернется сила, ему не придется жить на острове постоянно. Раз в год он будет проводить камлание, а в остальное время будет учиться и работать как обыкновенный человек. А Алтанхас сама защитит себя.
        - Что ж она не защитила себя, когда пришли казаки?
        - Казаки слово знали. Кто-то их научил. Теперь это слово забыли. Старики все умерли, а молодым этого не надо. Это слово только Хурулдай знает. И Костик будет знать. Этого достаточно!
        - Но с чего ты решила, что я могу вернуть силу Алтанхас?
        Зоя пожала плечами:
        - Не спрашивай откуда, но знаю.
        Я посмотрела на Олега.
        - Ты слышал? Я должна вернуть силу Алтанхас.
        - Слышал, - ответил он, - только если золотого идола не найдут раньше тебя. Ты забыла про Севу и его приятелей?
        - Болото плохих людей не пропустит, - Зоя встала и подошла к окну. - Тропа не откроется. Она откроется только тому, кто пойдет по ней с благими помыслами. Но сначала Алтанхас возьмет третью жертву.
        - И кто это будет? - посмотрел на нее Олег. На его скулах выступили желваки. - Не получится ли так, что Маша?
        - Нет, не Маша! Маша не погибнет!
        Олег хмыкнул:
        - Какая гарантия? К тому же мы представления не имеем, где искать этого идола. Район Макаровки большой. Там сам черт ногу сломит. Горы, болота, тайга…
        - Олег, - остановила я его, - вспомни! Отец и мама ушли ночью. Вероятно, у отца были какие-то догадки, версии, где спрятан клад. Для освещения у них были фонари, на крайний случай факелы. Наверно, это близко от раскопа.
        - Мы этот раскоп в глаза не видели, - не сдавался Олег. - Ты знаешь, куда они направились? Какими ориентирами пользовались?
        - А кладовая запись? С какой стати бабушка хранила ее? Может, мы плохо смотрели? Может, разгадка лежит на поверхности?
        - Сомневаюсь, - Олег покачал головой. - Если б лежала на поверхности, то Шихан давно бы ее разгадал.
        - Я не уверена, что бабушка показывала запись Шихану, - продолжала я стоять на своем.
        - А как она попала в руки бабушки? Почему она прятала ее от тебя?
        - Ты задаешь вопросы, на которые я не знаю ответа, - рассердилась я.
        Тут я заметила, с каким напряженным вниманием за нами наблюдают Зоя и Николай. В споре мы совсем забыли о хозяевах.
        - В любом случае, мы должны сначала встретиться с Шиханом. Будет ли он рад этой встрече, дело десятое. Но на кое-какие вопросы ему придется ответить! - твердо сказал Олег, поднимаясь из-за стола. - Пора спать ложиться! Завтра рано вставать! - И посмотрел на Николая: - Ты обещал подходы к тропе контрабандистов показать.
        - Зря ты это дело затеял, - покачал тот головой. - Лучше через перевал по конной тропе.
        - Через перевал не хотелось бы, - Олег улыбнулся, - наверняка нас ждут на перевале, а мы напрямик, козьими тропами.
        - Я вам постелила в светелке на втором этаже, - поднялась вслед за нами Зоя.
        - А банька? Я ведь баньку протопил, - Николай резво вскочил на ноги. - Подстыла, конечно, но плевое дело подогреть. Сейчас дровец подброшу. Минут двадцать - и готово!
        Мужчины вышли, а Зоя задержалась. Мне показалось, что она что-то хочет сказать, но не решается.
        Я хлопнула ладонью по стулу рядом с собой:
        - Садись, вижу ведь, поговорить хочешь.
        - Маша, ты меня послушай, Олег - твой человек. Не отталкивай его, - быстро сказала Зоя и оглянулась на дверь. - Он тебя любит.
        - Любит? - переспросила я. - Но пока не говорит об этом. Только он ведь уедет. У него работа в Москве, а здесь… Что ему делать здесь?
        - Так поезжай с ним, - Зоя взяла меня за руку. - Голову не морочь ни себе, ни ему. Позовет - поезжай!
        - А если не позовет?
        - Не беспокойся, время придет - позовет! Поверь мне, скоро!
        - Зоя, куда я поеду? Милиция без меня обойдется, но на кого я школу оставлю? Знаешь ведь, учителей нет.
        - Найдут, - улыбнулась она, - как задницу припечет, сразу найдут. А тебе свою жизнь строить надо, детей рожать.
        - Все ты правильно говоришь, но почему-то страшно мне. А вдруг не сложится? Видишь, какой он! Командир! Так и я - командирша!
        - Ой, Маша, - Зоя погладила меня по руке, - он - твоя защита и опора. Ты себя женщиной почувствуешь. Поверь, это гораздо приятнее, чем командовать.
        - Уговорила, - засмеялась я. - Лишь бы позвать не забыл. А я, наверно, соглашусь.
        - Я вам вместе постелю, - поднялась Зоя со стула.
        - Ой, - испугалась я, - не надо! Неудобно как-то! Что Николай скажет?
        - Да ничего не скажет, - махнула рукой Зоя, - только порадуется. - И хитро прищурилась: - Зачем мужика ласки лишать, да еще после баньки? Он же с тебя глаз не сводит! Как пацан!
        - Придумала тоже! - я почувствовала, что краснею.
        Зоя покачала головой:
        - Я тебе завидую. Такой красивый, сильный мужик. Упустишь, всю жизнь каяться будешь.
        - Ты думаешь, все будет хорошо?
        Зоя посмотрела в окно.
        - Луна сейчас молодая. По нашим верованиям, все, что начинается на молодую луну, хорошо заканчивается. Завтра, и послезавтра, и еще день-два тебе очень трудно придется. На грани жизни и смерти балансировать будешь, но справишься, потому что Олег рядом.
        - Он не погибнет? - быстро спросила я.
        - Но ты же его не бросишь? - Зоя усмехнулась. - Все исключительно от тебя зависит. Уж постарайся!
        - Постараюсь, - сказала я. - Только отчего ты так уверена, что все будет хорошо?
        - Я тебя знаю лучше, чем ты думаешь, - Зоя смерила меня взглядом. - Только не жалей того, кто тебе в любви поклянется. Не Замятин, другой человек. Он захочет тебя убить. Ударь первой!
        - Я должна его убить? - ужаснулась я.
        - Он сам себя убьет! - Зоя выставила ладони, словно защищаясь. - Не спрашивай больше. Я и так много сказала. Ты должна быть ко всему готовой, чтобы вернуть силу Алтанхас. Я тебя заклинаю, не отступай! - Она сложила ладони в молитвенном жесте и умоляюще посмотрела на меня. - Спаси Костика! Я хочу, чтобы он жил, как все люди живут, а не хоронил себя на болоте.
        - Я сделаю все, что могу, - сказала я, - правда, не представляю, каким образом. Будем надеяться, что получится.
        Зоя не успела ответить, потому что на пороге показался Николай.
        - Банька готова, - и протянул полотенце. - Иди, Олег уже парится.
        Я перевела взгляд на Зою, та ободряюще улыбнулась.
        На пороге я оглянулась. Зоя и Николай стояли ко мне спиной, обнявшись, и смотрели в окно. Узкий месяц заглядывал сквозь стекло. И я подумала, что все будет хорошо. Только почему вдруг защемило сердце?


        Глава 24
        Предрассветный сумрак едва пробивался сквозь стекла, но мы уже были на ногах. Хотя почти не спали ночью, чувствовали себя на удивление бодро. Я, правда, пыталась напомнить Олегу, что утром рано вставать, но стоило ему прикоснуться ко мне, мигом рассталась с остатками разума. Конечно, мы осторожничали, в гостях ведь, но чувства от этого стали лишь острее и изощреннее, что ли. Банька словно добавила жару в нашу кровь. Когда он все-таки заснул, я долго лежала с открытыми глазами. И так, и этак пыталась осмыслить то, что сказала Зоя. Удивительные, воистину мистические совпадения немного пугали меня. Но за последние дни столько свалилось на мою голову, что я перестала воспринимать их как чудо. Усталость все же взяла свое. Я уснула, и когда утром Олег разбудил меня, не сразу поняла, где нахожусь.
        Зоя молчала, накрывая стол к завтраку, а Николай суетился, проверяя снаряжение. Я оценила, как умело мужчины подготовили все необходимое для перехода по тайге. Когда-то в детстве Шихан не уставал мне повторять: «Не ленись таскать с собой котомку: в тайге ее тяжесть - помога». Вот она, житейская истина! Сколько раз я уже бывала наказана, и все не впрок!.. А ведь пора, кажется, запомнить за долгие годы жизни в этом неприютном краю: отходишь от лагеря хоть на десять метров - бери ломоть хлеба, проверь, есть ли с собою спички…
        Олег решил взять в дорогу самое необходимое: минимальный запас продуктов, двадцатиметровую капроновую веревку, альпинистский молоток и крючья - этого добра у Николая навалом! И оружие - два карабина. В тайге без него - никуда. Встретиться с медведем на таежной тропе - плевое дело. Но во стократ опаснее встреча с незнакомыми людьми, у которых неизвестно что на уме. Севина бригада с непонятными намерениями тоже бродит где-то поблизости. Кроме того, мы не знали, как поведет себя дед, когда узнает, с какими вопросами мы пришли.


* * *
        Николай довел нас до реки, которая брала начало где-то в гольцах и несла свои воды мимо Хан-Таштыка, и попрощался. Тропа пробивалась сквозь мешанину веток и корней, змейкой ползла в гору. На камнях она совсем захирела, затем пропала, а ведь, по словам Николая, именно в этих местах когда-то проторили дорогу контрабандисты. Шли они с тяжелым грузом из Китая через Монголию, Туву и дальше, перевалив Хан-Таштык, до Енисея. Несли дефицитный товар: банки дешевого спирта, пачки хорошего чая, табака, тюки материи и одежды. А назад - меха и пушнину, панты, медвежью желчь и мускус кабарги, золото с сибирских приисков, а еще раньше ревень, который в Китае ценился дороже алмазов.
        Дорогу преградил ручей.
        - Отдыхаем!
        Олег остановился, снял рюкзак, помог мне избавиться от ноши.
        Я потерла плечо, натертое лямкой рюкзака.
        - Устала? - он смерил меня взглядом. - Как ноги? Мозоли не набила?
        - Все в порядке, - ответила я и попросила: - Дай карту.
        Некоторое время мы всматривались в сплетения разноцветных линий. Как будто идем верно. Я подумала, что Шихан не обманывал, когда говорил, что тропа контрабандистов полностью заросла. Ведь прошло почти семьдесят лет, когда ею пользовались в последний раз. В сорок четвертом Тува вошла в состав СССР, границы отодвинулись, нужда пропала.
        Олег посмотрел по сторонам.
        - Посиди пока, а я пробегусь, посмотрю, что к чему.
        - Карабин возьми, - сказала я.

        Олег закинул винтовку на плечо.
        - Я мигом, - он улыбнулся и скрылся в зарослях выше ручья.
        Некоторое время я слышала, как стучат камни у него под ногами, затем все стихло, только ручей ворчал у моих ног да птицы перекликались в чаще.
        Прошло минут двадцать. Я сидела в тени, солнце пригревало все сильнее и сильнее, я разнежилась и даже задремала. За спиной посыпались камни. Я вздрогнула и оглянулась. Олег весело улыбался.
        - Спишь на посту? - он подхватил рюкзак. - Пошли. Тропа идет чуть выше.
        Подниматься пришлось по руслу ключа. Мы с трудом протискивались между огромными, покрытыми черной слизью глыбами. С нависших над руслом кустов капала вода.
        Вот и совсем не осталось прохода, и мы взобрались наверх. Теперь нас окружал густой непролазный стланик, прикрывавший крупную россыпь.
        В стороне от ручья, в редком ельнике я заметила охотничью избушку, вернее, то, что от нее осталось. Сквозь кусты и траву едва просматривались пара полусгнивших столбов и часть стены. На деревьях вокруг виднелись затянутые смолой зарубки; на земле валялись старая железная печь, проржавевшая бочка, ствол от старинного ружья, непонятная рухлядь.
        Пять минут ушло на то, чтобы перевести дыхание и оглядеться. Затем мы снова полезли вверх. Теперь путь указывали затеси на кривобоких, побитых ветром деревьях. Оказалось, что не так уж плохо передвигаться по переплетенным стволам стланика на четвереньках. Я удивлялась, как согласованно работали ноги и руки, только вот рюкзак постоянно тянул вниз, да карабин, висевший на груди, цеплялся за ветки. Его приходилось освобождать, это замедляло движение.
        На первой прогалине мы остановились передохнуть.
        - Поражаюсь, как здесь ходили люди, - сказал Олег. - Еще груз на себе несли. Лошадь тут не пройдет.
        - Пограничники мигом бы вычислили караван на лошадях. Тут же раньше заставы стояли, - пояснила я Олегу то, что знала от Шихана. - А изба - наверняка перевалочная база. Одни контрабандисты оставляли здесь груз. Дальше его несли другие. Таких было много на тропе.
        - Да, чего не сделаешь ради наживы, - вздохнул Олег и первым тронулся в путь.
        Тропа вывела нас к верховому болоту. Его пришлось обходить по кромке. Я заметила, что Олег не пропускает ни одного следа, но попадались только звериные - старые и свежие. Человеческих мы так и не нашли.
        Под ногами разлегся зеленый ковер вековых мхов да разноцветные лишайники - желтые, зеленые, красные, серебристые. Шли мы почти по наитию, выбирая сухие места: среди кочек тропа окончательно пропала. Чем ближе, тем величественнее выглядел Хан-Таштык. Его опоясывали исполинские зубчатые скалы. Высокие, черные, они, как древние крепости, защищали голец от холодных северных ветров.
        От гольца нас отделяло глубокое ущелье. На дне его, будто нитка елочного
«дождика», - ручеек и крошечное озерцо, обрамленное волнистым кантом из крупных камней, а по склонам - зеленые полянки, стланики, осыпи. Сверху все это казалось несерьезным, игрушечным, но я догадывалась, сколько нам предстоит попотеть, чтобы преодолеть еще одно нешуточное препятствие. Ведь несколько дней назад именно этим ущельем мы возвращались вместе с Шиханом с заимки. И не ручеек течет внизу, а бурная, своенравная речка.
        Я сказала об этом Олегу. Он с интересом посмотрел вниз.
        - Выходит, ущелье имеет выход в Глухую Падь, к заимке? А там до дороги пара шагов? - спросил он и развернул карту.
        Мы присели на камень, расположив ее на коленях.
        - Да! Вот дорога, где мы застряли на «Ниве», здесь Глухая Падь и ручей, возле него - заимка. Почти сразу от нее начинается тропа. Она идет через падь, поднимается на перевал, и дальше, минуя метеостанцию, - прямиком до Марьясова, - пояснила я, прочертив пальцем по карте наш с дедом маршрут.
        - Интересно! - Олег, закусив губу, вглядывался в карту. - Что-то мне подсказывает: неспроста появился Шихан на заимке.
        - Он же меня на болоте нашел, - заступилась я за деда.
        - Да случайно все вышло, - отмахнулся Замятин. - По другой причине он там шатался. Эх, надо было заимку осмотреть!
        - Ты прав, - покачала я головой. - Зачем он вторую лошадь привел? Груз какой-то забрать?
        - Скорее всего, - улыбнулся Олег. - Нам бы до дедова схрона добраться. Там уж ему не отвертеться! Сам все расскажет! - И легко вскочив на ноги, подал мне руку. - Поднимайся! Пора найти место для палатки.


* * *
        Устроились мы на открытом берегу небольшой реки, стекавшей с отрогов Хан-Таштыка. Тут ко всем прелестям леса добавился речной ветерок - он всю ночь будет отпугивать комаров.
        Пока я собирала дрова и разжигала костер, Олег поставил палатку, вытащил из рюкзаков спальники, а затем принялся помогать мне: нарубил на ночь хвороста, принес воды в двух котелках, укрепил их над костром. Я занялась приготовлением ужина.
        Тем временем словно невидимая рука гасила последние блики света на макушках елей, на бурых утесах противоположного берега. Хан-Таштык натянул на себя, точно папаху, серую тучу. Над рекой поплыли клочья тумана.
        Вот и закончился длинный путь к Хан-Таштыку - это смягчало усталость. Казалось, все трудности остались позади. Завтра поутру мы пройдем ущелье, а там…
        Я давно взяла за правило ничего не загадывать наперед. Вдруг наши догадки - пустой вымысел? И Шихан вовсе не мой дед? Правда, Олегу о своих сомнениях не сказала, доверившись целиком его опыту и интуиции. В тайге и горах он вел себя великолепно. Военная сноровка чувствовалась в том, как он ориентировался на местности, как преодолевал нешуточные препятствия. Порой он чуть ли не за шиворот втаскивал меня на скалы, умело подстраховывал на сложных участках. К концу дня я почти валилась с ног от усталости, а он подбадривал меня шутками, хотя ему досталось больше, чем мне.
        Поужинав, мы долго сидели у жаркого костра, пили чай. В ночи растворялись, исчезали тени. В синеве над головой прорезались звезды. Мне было тепло и уютно в объятиях Олега. Мы молчали, словно боялись нарушить окружавший нас покой. Вот Олег встал, чтобы подбросить дров в костер, и я сразу озябла. Он понял, набросил мне на плечи свою куртку и засмеялся:
        - Замерзла, что ли? - И плеснул мне в кружку из фляжки, которую достал из нагрудного кармана.
        Запахло коньяком.
        - Что ты? Я не пью, - испугалась я. - С утра голова заболит!
        - Ничего страшного. - Олег опустился на бревно рядом со мной и сделал пару глотков.
        - Лишь бы опять ничего не привиделось, - произнесла я сердито.
        - Сюда «пушка» Шихана не достанет. - Олег посмотрел в сторону гольца. - Мы зайдем к нему с тыла, откуда он нас не ждет.
        - Знаешь, я все-таки сомневаюсь насчет учености Шихана, - сказала я, - вернее, даже не учености, а этой его… «пушки»! И мои галлюцинации очень просто объясняются.
        - Например?
        - Болотный газ… Страшная отрава! Помнишь фильм «Сибириада»? Там, где герой Михалкова на вездеходе заехал на заброшенные нефтяные вышки, и у него начала ехать крыша. Просто мороз по коже…
        - Что ж, и это допускается, - задумчиво посмотрел на меня Олег. - Днем ветер разгоняет эту мерзость, а вот ночью, когда затишье, застаивается, особенно в низинах, и тогда запросто можно надышаться до галлюцинаций и психоза. Между прочим, есть еще газ радон. От него тоже бывают галлюцинации.
        - У нас на болотах багульник растет, - сказала я. - От запаха его цветов точно бывают глюки. Как-то Маркел рассказывал, что ему кикимора болотная привиделась, трехметрового роста. Зеленая, с красными глазами… Говорил, багульника надышался.
        - Он ее с бодуна увидел, - засмеялся Олег. - А как ты на Поганкину Марь попала? Тоже багульника нанюхалась? Или болотного газа?
        - Не знаю как, - рассердилась я. - Тебе смешки, а мне плакать хочется.
        - Ты, оказывается, плакса? - Олег теснее прижал меня к себе. - Успокойся, скоро все выясним.
        - Думаешь, легче станет?
        - Нет, не думаю. Неприятные моменты пережить придется однозначно. Но неужели тебе не хочется узнать, что случилось с твоими родителями?
        - Очень хочется! Только, Олег, давай не будем о них. Сначала разберемся с Шиханом.
        - Ты - умница. - Олег, как маленькую, погладил меня по голове. - Багульник багульником, но акустическую «пушку» нельзя сбрасывать со счетов. Я ведь очень серьезно готовился к поездке, изучил массу документов. Наши ученые уже лет пятьдесят бьются над созданием оружия, которое могло бы корректировать поведение населения. В восемьдесят шестом году даже приняли закрытое Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР о создании генератора специальных физических полей. Эта аппаратура, если вывести ее на космическую орбиту, охватила бы лучом территорию, равную Краснодарскому краю. А потратили на проект около пяти миллиардов долларов… Это в те времена, когда население получало продукты по карточкам.
        - Выходит, дед испытывал свое изобретение на людях? Но это ж бесчеловечно! Лет двадцать назад его бы к стенке поставили за такие опыты!
        - Сейчас ему тоже немало светит, если получится доказать, что он намеренно уничтожал людей.
        - А внучка, как птичка в клюве, поднесет ему приговор, - я поежилась от неприятных предчувствий. - Оттого он и сбежал, наверно. Знает, старый пень, что не отступлю.
        - Тебе его не жалко? - Олег посмотрел мне в глаза. - Все-таки единственный родной человек…
        - Родной? - я даже всплеснула руками от негодования. - Душегуб и маньяк! Чего ему не хватало? Денег?

        - Денег никогда не бывает много! - усмехнулся Олег. - Но славы он не ищет, это точно! - И увлек меня к палатке. А перед самым входом в нее прошептал на ухо: - Не бойся, никто тебя не утащит сегодня. Ни кикимора, ни водяной.
        - Я не боюсь! - засмеялась я. - Ты же рядом. А еще два карабина. Отобьемся!


        Глава 25
        Мы проснулись ни свет ни заря, все вокруг затянуло туманом. Ежась от сырости, мы развели костер. Пока завтракали, ветер постепенно расправился и с туманом, и с моросью. Выглянуло солнце, и мы, не мешкая, направились к ущелью.
        На седловине ветер гудел, как в трубе. Осторожно ступая по мокрым камням, мы вышли к левому склону и под защитой огромного камня остановились, чтобы оглядеться.
        Туман снежной лавиной лежал на дне пропасти. Солнце прижимало его к земле, боковые отроги отрезали пути к отступлению. Виден был только склон хребта да край леса в глубине ущелья. Кое-где сквозь пелену торчали голые макушки утесов да вершины одиноких пихт.
        - О, черт! - с досадой произнес Олег. - Опять задержка!
        Он подошел к краю ущелья.
        - Да, придется навешивать веревки. На мокрых камнях вниз загреметь - раз плюнуть! А если дождь начнется?
        И с тоской посмотрел на небо. На нем - ни облачка, но за вершину Хан-Таштыка зацепилась одинокая тучка, а это, как ни крути, к перемене погоды.
        - Давай спускаться, - предложила я. - Здесь всегда то дождь, то туман! Можно неделю ждать хорошей погоды.
        Олег с сомнением оглядел меня с головы до ног.
        - Я не за себя боюсь, - сказал он с мрачным видом, - и не по таким горам бегать приходилось. Ты-то как? Справишься?
        - Я была тебе в тягость? Что-что, а по тайге шла не хуже тебя!
        - Не злись, - улыбнулся Олег. - Сейчас навесим веревки и начнем спуск. Я пойду первым, ты - за мной…
        Не буду рассказывать, с каким трудом мы достигли дна ущелья. Раз десять приходилось снимать и по новой навешивать веревку. Сыпались камни под ногами, в руках рвались ветки, за которые мы цеплялись на крутых участках. Я чуть не потеряла рюкзак, зацепилась ремнем карабина за корень, освобождала его, повиснув на веревке. Болели руки и ноги от напряжения, по лицу текла вода вперемешку с потом, а у меня, быть может, со слезами. Страшно было, охватывало отчаяние оттого, что проклятый склон все не кончается, а силы уже на исходе и закоченевшие пальцы вот-вот разожмутся…
        Снизу раздался голос Олега, и я почти свалилась на него. Он крепко стоял на ногах и, подхватив меня - мокрую, грязную, - расплылся в улыбке. Ох, как я любила эту улыбку!
        - Все, все! Добрались! - сказал он, освобождая меня от снаряжения. - Только сниму веревку, и можно двигаться дальше.
        Вокруг громоздились глыбы базальта, тихо журчал ручей. Я подложила под спину рюкзак и устроилась между камней. Надо мной нависали кусты - все хоть какое-то укрытие от той мелкой гадости, что сочилась из тумана.
        Олег вернулся быстро. В отличие от меня он не раскис и не потерял присутствия духа.
        - Устала? - спросил он заботливо, сматывая веревку и закрепляя ее на рюкзаке. - Ну, отдохни чуток, а я сбегаю на разведку.
        Я проследила взглядом, как ладная фигура мелькнула среди камней и скрылась в тумане, и с облегчением закрыла глаза. Пять минут! Мне нужно всего пять минут, чтобы восстановить силы…
        Очнулась я от того, что кто-то тормошил меня и весело приговаривал:
        - Просыпайся, соня! Солнышко проспишь!
        Я вскинула голову. Олег сидел передо мной на корточках и улыбался.
        - Выспалась?
        - Ой, - смутилась я, - даже не заметила, как задремала.
        - Смотри, а день-то разгулялся, - не менее весело сообщил Олег.
        И правда, сквозь клочья тумана пробивались лучи солнца, а в окошках над головой синело небо.
        - Ты что-то нашел? - спросила я, поднимаясь с камней.
        - Нашел, - с довольным видом сообщил Олег. - Есть тропа! Пошли! - и подал руку, помогая мне преодолеть ручей, бежавший среди камней. - Совсем недалеко!
        Через полчаса мы и впрямь вышли на тропу, вернее, ее подобие, бежавшее вдоль реки. Топкий берег зарос ольхой. Ботинки чавкали по грязи и весили едва не больше рюкзака. Олег постоянно оглядывался, иду ли я следом. Он не торопил меня, но в его глазах читалось нетерпение, и я старалась не отставать, хотя в душе и чертыхалась, проклиная тот день, когда согласилась на авантюру. Я не отдала Олегу рюкзак и карабин, хотя он и настаивал. И не жалела об этом, заметив уважение в его глазах.
        Наконец мы выбрались на сухое место. Олег скинул рюкзак, помог мне освободиться.
        - Привал! - коротко бросил он. - Десять минут!
        Я обвела взглядом склоны ущелья. Тишина стояла мертвейшая, если не считать бурчания речного потока. Не шелестела листва, не пели птицы, лишь откуда-то с высоты прокричал ястреб и тут же смолк, словно чего-то испугался.
        Мне показалось, будто кто-то пристально за мной наблюдает, и невольно подступила ближе к Олегу. Наверно, он почуял то же самое, потому что передвинул карабин на грудь и быстро оглядел россыпи, крутые скалы, нависшие над ущельем кусты.
        - Тихо, - вдруг приказал он и увлек меня в скопление камней в стороне от тропы.
        Некоторое время мы молча прислушивались. Олег снял карабин и устроился в камнях. Я поняла: в случае опасности будет стрелять. На всякий случай я тоже приготовилась к стрельбе. Но Олег, заметив, что я вожусь с винтовкой, приложил палец к губам и скорчил свирепую гримасу.
        Совсем близко хрустнул сучок под чьими-то тяжелыми шагами. Спина Олега напряглась, он слегка приподнял руку: не шевелиться. Снова до слуха долетел треск сломанных сучьев, а за ольховыми кустами закачалась вершина молоденькой пихты. Меня тряс озноб не то от холода, не то от волнения. Невдалеке громко закричал ворон, точно ударил в жесть: «Дзинь!.. Дзинь!..»
        - Не пойму, - шепотом произнес Олег, - кто там топчется?
        Ветки кустов вздрагивали то в одном, то в другом месте, но заросли были настолько густыми, что как мы ни силились, разглядеть ничего не смогли.
        - Так можно всю жизнь просидеть! - Олег поднялся из-за камня. - Схожу-ка я, посмотрю!
        - Нет, - я потянула его за куртку. - Вдруг там медведь?
        - Я осторожно… - Олег посмотрел на меня сверху вниз. - А ты следи за тропой. Ну и стреляй в случае чего!
        - Я тебя не пущу, - произнесла я сквозь зубы и осеклась.
        Из кустов показалась фигура человека в сером дождевике с накинутым на голову капюшоном. Пригнувшись, он нырнул в камни, и мы увидели дуло карабина, смотревшее в нашу сторону. Заметил!
        - Что за черт? - выругался Замятин и крикнул: - Эй, ты! Выходи!
        - Марья, - раздалось из-за камней. - Не стреляйте!
        Я тотчас узнала этот голос.
        - Дед Маркел! - крикнула я. - Что ты, как заяц, по кустам прячешься?
        Он поднялся из-за камней, направился в нашу сторону и, не дойдя десятка шагов, остановился на тропе. Карабин держал на изготовку, словно опасался чего-то.
        Я хотела выйти навстречу, но Олег придержал меня рукой.
        - Сиди, - приказал он и одним прыжком, перемахнув камни, оказался рядом с Маркелом.
        Пара минут ушла на переговоры, но я, как ни прислушивалась, не разобрала ни единого слова. Наконец Олег махнул рукой, и я выбралась из-за камней.
        - Посланец, - скривился Олег. - Встречать нас вышел.
        Маркел ухмыльнулся и закинул карабин на плечо.
        - Игнат вас заждался. Все глаза проглядел, пока вы тут по ущелью шарахались. Потом не вытерпел, меня навстречу послал. Пройдут мимо, не догонишь, сказал!
        - Он нас видел, что ли? - поразилась я. - Каким образом?
        - Что я тебе говорил? - усмехнулся Олег. - У него, оказывается, целая система слежения налажена. Прибор на приборе. Сидит в своем логове, все ущелье - как на ладони.
        Я уставилась на Маркела, но дед развел руками:
        - Есть такое дело!
        - Как узнали, что мы с Марией придем? - спросил Олег.
        Маркел неопределенно пожал плечами:
        - Вчера вас ждали. Не дождались! Небось на метеостанции ночевали?
        Мы переглянулись с Олегом. Зачем старому знать, по какой причине мы задержались?
        - Пошли, что ли? - Маркел двинулся по тропе и на ходу предупредил: - Поверху, здесь ловчие ямы да западни. Попадетесь, Игнат мне голову снесет.
        - Много людей поймали своими ловушками? - спросил Олег.
        - Тут редко кто ходит, - неохотно сообщил Маркел. - А медведь как-то по осени попал. Шатун! Мясо его собаки не жрут.
        Олег хмыкнул и выразительно посмотрел на меня, затем перевел взгляд на нашего проводника.
        - Долго еще?
        Дед Маркел оглянулся и с кривой ухмылкой произнес:
        - Ишь, торопкий какой! Тебя-то Игнат меньше всего ждет! Бога благодари, что с Марьей идешь! А то б до ущелья не дошел!
        Олег нахмурился:
        - Пугаешь, что ли?
        Маркел, не оглядываясь, махнул рукой:
        - А что пугать? Кончились наши страшилки!
        И внезапно остановился перед отвесной скалой, сплошь затянутой кустарником.
        - Сюда давай! - И, пригнувшись, нырнул в самую чащу.
        Олег раздвинул ветки, мы последовали за стариком. Он уже ждал нас возле входа в узкую расселину. Протискиваться в нее пришлось боком, волоком втаскивая за собой рюкзаки и оружие. Наконец мы оказались в низкой пещере и дальше передвигались чуть ли не на четвереньках. Со стен сочилась вода, пол покрывали острые камни. В темноте я чуть не расшибла лоб о скальный выступ, но тут впереди забрезжил свет, и вскоре мы очутились на небольшой площадке, окруженной со всех сторон густыми зарослями.
        Путь продолжался по выбитым в камнях ступеням. Слева маячила пропасть, справа возвышалась скальная стенка. Я старалась не смотреть вниз, просто карабкалась со ступеньки на ступеньку, устремив взгляд на ботинки Олега, и, казалось, пересчитала все заклепки на его подошвах.
        В конце концов, закончилось и это. Мы оказались на более-менее ровной поверхности.
        - Перекур, - сказал Маркел и присел на ближний камень.
        Олег опустился рядом и достал сигареты. Вопросительно посмотрел на меня, но я покачала головой - что-то пропала у меня охота. Мужчины закурили: дед самокрутку, Олег - сигарету.
        Я отошла в сторону, чтобы осмотреться и понять, где мы находимся. Прямо по курсу возвышалась отвесная скала, черная, с ржавыми проплешинами лишайников. Что-то знакомое почудилось мне в ее очертаниях. Так ведь это «шишак» Хан-Таштыка! Как я не догадалась! Все время мы крутились вокруг да около гольца. Но так близко Хан-Таштык я видела впервые, поэтому немудрено, что не сразу узнала.
        Маркел и Замятин о чем-то переговаривались, судя по их лицам, не особенно дружелюбно.
        - Долго еще идти? - спросила я.
        - Да вон, на скалу подниметесь - и на месте, - сообщил Маркел и кивнул в сторону мрачного отрога Хан-Таштыка.
        - Ничего себе! - я с сомнением оглядела скалу.
        Маркел усмехнулся.
        - Отсюда ничего не увидишь!
        Минут через десять мы стояли у подножия скалы. Под ногами - неустойчивая россыпь угловатых камней, заросли стланика. Среди них я разглядела следы копыт и конский помет. Выходит, есть-таки другая тропа, по которой деды добирались сюда верхом. А нас протащили по всем кругам ада! Черт бы побрал старых конспираторов!
        - Эй! - крикнул Маркел. - Пришли!
        - Вижу! Вижу! - донеслось сверху. - Включай!
        Оторопев, я посмотрела на Олега. Он пожал плечами и пробурчал:
        - Помесь инженера Гарина и капитана Немо. Заигрались дедушки!
        Маркел смерил Олега сердитым взглядом, но ничего не сказал. Я же наблюдала за его манипуляциями. Дед отодвинул лежавший на уступе камень. Под ним оказалась ниша, а в ней - самый настоящий пульт с двумя кнопками - красной и синей. Он нажал на красную. И тотчас сверху раздался шорох и крик Шихана:
        - Принимай!
        Где-то с высоты пятого этажа спускалась на тросах сплетенная из веток корзина. Самая настоящая, только больших размеров.
        - А выдержит? - Олег подошел к корзине, которая зависла сантиметрах в двадцати от земли.
        - Двоих выдержит, а я внизу посторожу, - отозвался Маркел.
        Дождавшись, когда мы загрузимся в корзину, он нажал на синюю кнопку. Доморощенный лифт плавно понес нас вверх.
        - У тебя нет ощущения, что все идет слишком гладко? - быстро спросил Олег.
        Я пожала плечами:
        - Ты хотел по-другому?
        - Что-то не верю я в его порывы, - с сомнением произнес Олег. - Столько лет скрывался и вдруг решил все рассекретить? Нет, что-то здесь неладно!
        - Поживем - увидим! - ответила я. - Оружие не отобрали, значит, дед нас не боится.
        Олег хмыкнул:
        - Разве посмеет он родную внучку тронуть?
        Корзина тем временем поднималась все выше и выше. У меня захватило дух от открывшихся глазу дымчатых далей, слитых с бледно-голубым небом.
        Мягкий толчок отвлек меня от созерцания гор. Корзина «причалила» к каменному выступу. Никто нас не встречал. Делать нечего, мы выбрались из корзины, и она тотчас пошла вниз, отрезая пути к отступлению.
        - Черт! - выругался Олег. - Я так и знал!
        - Эй! - крикнул снизу Маркел. - Идите по тропе влево. Только осторожнее! Скала осыпается!
        - Час от часу не легче, - проворчал Олег, закидывая на спину рюкзак. Карабин он повесил на грудь. - Кажется, мы никогда не доберемся до чертовой лаборатории.

        Набитая тропа провела нас вдоль скалы, завернула направо, и мы остановились как вкопанные. Широкая терраса, заросшая густым лесом, открылась внезапно, словно мы вошли в распахнутую дверь. В кустах журчал ручей, распевали птицы, а на поляне мы разглядели штук двадцать ульев. Выходит, не обманывал Шихан, когда говорил, что уезжает на пасеку. Другое дело, с чем на самом деле совмещал он это мирное занятие.
        Тропа бежала через лес. Воздух насыщен был винным запахом листьев, ароматами смородины и папоротников. Яркие полосы солнечных лучей, пробившись сквозь кровлю деревьев, рассеивали плотный сумрак, и тайга, пронизанная серебристым светом, казалась еще более величественной и строгой.
        - Смотри, - остановился вдруг Олег. - Ветряки!
        Помимо крутившихся лопастей двух ветряков я разглядела над деревьями столбы с проводами, а чуть дальше - три спутниковые антенны.
        - Неплохо устроился дедок! - присвистнул Олег. - Все по высшему разряду.
        - А что? Ветра здесь дуют круглый год, так что ветряки не простаивают.
        Деревья расступились. Мы вышли на поляну и сразу увидели бревенчатую избу, окруженную забором из высоких заостренных кольев. Калитка в воротах была распахнута. Нас ждали, но почему Шихан до сих пор не показался? Что за фокусы?
        Мы остановились возле ворот. Я заметила, как подобрался Олег. Глаза его сузились, и он снова напомнил мне хищника, готового к броску. Быстрым движением он проверил наличие патронов в магазине, щелкнул предохранителем.
        - Здесь подожди! - бросил Олег через плечо и странным манером, почти прижимаясь спиной к створке калитки, проник во двор. Карабин он держал перед собой стволом вверх. Мне стало не по себе. Я увидела вдруг бойца, готового к схватке. И тогда я решительно шагнула следом, чтобы у Шихана не возникло желания устроить перестрелку.
        Глазам открылась чертовски мирная картина: дворик, поросший мягким спорышом; новая банька, из трубы которой вился дымок; несколько березовых поленниц под навесом и десяток кур, безмятежно разгуливавших по двору под началом рыжего петуха. При виде нас он встрепенулся, вздернул голову и заголосил «кукареку», а я вспомнила: добрая примета, когда петух поет пополудни.
        Олег махнул рукой от крыльца, и я быстро вбежала вслед за ним по ступенькам. Мы миновали просторную, с большими окнами веранду. И опять я подивилась обыденности обстановки: холодильник, кресло-качалка, небольшой столик, накрытый клетчатой скатертью, только в углу громоздились картонные коробки с иностранными надписями. Возможно, пустая упаковка или какое-то оборудование.

        - Ай, молодцы! - раздался от порога знакомый голос. - Быстро управились!
        Мы разом оглянулись. Я оторопела. Голос, несомненно, принадлежал Шихану, но вместо него перед раскрытой дверью стоял пожилой джентльмен в шикарном костюме с галстуком-бабочкой, аккуратно подстриженный и выбритый. Меня удивило и то, что верхняя часть лица у него сильно загорела, а нижняя смотрелась намного светлее, словно никогда не видела солнца.
        - Проходите в дом! - сказал джентльмен.
        Я очнулась. Ведь это Шихан! Собственной персоной! Без бороды!
        Шихан усмехнулся, заметил, видно, мои вытаращенные глаза.
        - Недурно вы устроились, Юрий Венедиктович, - сказал Олег, - только забрались к черту на выселки. Прячетесь все! Не надоело?
        - Надоело! - развел руками Шихан. - Вот решил с внучкой напоследок побеседовать.
        - Что значит напоследок? - Едва переступив порог, я остановилась как вкопанная. - В бега решил податься?
        - Проходите, проходите!
        Дед словно не расслышал вопроса и, миновав большую кухню, провел нас в просторную гостиную с французскими окнами, из которых открывался потрясающий вид на далекие горы.
        Обстановка вывела меня из равновесия. Белые кожаные диваны, красный пушистый ковер на полу. В углу огромная пальма. Настоящая!
        Даже не пальма меня сразила. На стенах висели фотографии в рамках. Много фотографий. Забыв обо всем, я направилась к ним. Вот знакомые: моя, на ней мне семнадцать лет. Сфотографировалась перед отъездом в институт. Бабушкина - в школе с учениками. А эту никогда не видела, но сразу догадалась: на ней молодые дед и бабушка, а крошечная девчушка на высоком стульчике - мама. На фотографии ей от силы два года. А рядом снимок тоже мне хорошо знаком. Подобный я видела у Петра Аркадьевича: мои родители на раскопках…
        - Вот видишь, - Шихан развел руками, - так получилось. Не хотела бабушка, чтоб я тебе признался. Строго-настрого приказала. Не посмел я ослушаться. - Он тяжело вздохнул и опустился на диван.
        Я поняла, что его бравада - напоказ, а он всего лишь старый, несчастный авантюрист. Почему-то мне не было его жалко. Если бабушка не простила, значит, он того заслуживал.
        - Рассказывай, - приказала я и села в кресло. - Выкладывай начистоту!
        - Может, перекусите сначала? - с надеждой спросил дед. - Чай, целый день не ели?
        - Успеем! - отрезала я. - Не за обедами шли!
        - Ну, смотри!
        Шихан как будто съежился. Поник, плечи опустил. Скопившаяся обида поставила жалости прочный заслон. Я собралась с силами и приготовилась слушать. Что бы ни сказал сейчас этот старик, я выдержу, не проронив ни слезинки, чтобы он почувствовал наконец, как глубоко я его презираю!


        Глава 26


…Каждое лето Юрко жил в селе под Киевом у бабушки. Первый клад нашел при помощи заклятого врага, бабушкиной свиньи Фроськи. Мальчишке вменялось в обязанность следить, чтобы Фроська не забредала в огород и не портила грядки, а хрюшка так и норовила прошмыгнуть именно к морковке и укропу.
        В тот день Юрко зачитался в саду «Фрегатом «Паллада» и спохватился, только услышав раздраженный Фроськин визг. Свинья уже вскопала треть огорода, но наткнулась на что-то пятачком и поранилась. Свинопас в ужасе кинулся загонять животное в хлев, но в яме под ее рылом заметил что-то странное. Юрко принес лопату и продолжил начатые Фроськой раскопки. На свет божий явилась небольшая шкатулка с замком. У мальчишки перехватило дыхание. Клад!
        Пока он счищал с находки комья глины, неожиданно подъехали родители. Решили навестить в воскресенье сына. Шкатулку раскрыли, увидели полуистлевшие документы, письма и сверток, в котором оказались несколько золотых перстней с драгоценными камнями, серьги и сто пятьдесят золотых николаевских червонцев. Родители и бабушка всю ночь совещались, а утром отец с матерью уехали в Киев, строго-настрого запретив Юрку рассказывать о находке. Бабушка не пустила внука вместе с друзьями на речку, зато рассказала, откуда взялась шкатулка.
        В Гражданскую войну в доме Юриного прадеда, бабушкиного отца, прятался офицер армии Пилсудского. Когда в город входили красные, офицер ночью ушел и уже не вернулся. Должно быть, он и зарыл свои небольшие сокровища в огороде. Настроение у бабушки было мрачное: «Попомни мои слова, Юрко: клад всегда выкупа требует. Как бы теперь чего плохого не случилось».
        Родители вскоре вернулись довольные. Они нашли в Киеве знающих людей и с выгодой распродали червонцы, выдав их за дедово наследство. Было это сразу после войны. Город лежал в развалинах. Люди ютились в коммунальных квартирах, в частных хибарах. Семья смогла купить в Киеве хороший дом с садом, о чем давно мечтала. Вот только бабушка умерла накануне переезда…
        С той находки жизнь Юры круто изменилась. Он уже твердо знал, какое образование поможет в его будущем занятии. Юра решил, что станет кладоискателем. Родители эту идею сначала высмеяли, потом, видя Юрино упрямство, встревожились. Отец хотел, чтобы он стал математиком или физиком. Но как ни объяснял он, что клад дается судьбой раз в жизни, сын верить в это не желал. Запойный книгочей, Юра доказывал родителям, что главное - найти возможные места захоронения кладов, а их можно вычислить, если знать историю.
        Уступив требованиям отца, Юрий поступил без особого труда на физический факультет Московского университета, но в то же время всерьез увлекся археологией. Каждое лето ездил на работу в археологические экспедиции. В Крыму и Причерноморье он сам убедился, какие сокровища надежно хранит земля. Ценность найденного измерялась головокружительными цифрами. Там же, в университете, Юрий нашел единомышленников и постепенно узнал все подпольные барахолки, где коллекционеры тайно пополняли свои собрания через кладоискателей.
        Вскоре он понял, что клады можно найти в любом старом доме. Подвалы и чердаки жители охотно захламляют, но вот чистят и разбирают крайне редко. Там скапливаются настоящие археологические пласты рухляди, среди которой попадается и нечто интересное. Ценность определяют коллекционеры и оценщики антикварных магазинов. Каждый предмет может найти своего покупателя: кокарда от юнкерской фуражки, аптечный пузырек конца XIX века, кипа полуистлевших журналов.
        Если поднять доски пола в таких домах, найдется и старинное оружие, припрятанное хозяевами на всякий случай.
        Каждую неделю Юрий отправлялся на промысел в старые пустующие дома, предназначенные на слом, - в Москве их хватало. На вырученные деньги безбедно жил и учился. Милиция к Юре присматривалась, но сделать ничего не могла: ну, нашел парень где-то забавный пузырек или царский пятак. Разве это клад? А что удается эту рухлядь продать, так мало ли помешанных, готовых купить даже обгорелую спичку. Не придерешься.
        Первый свой настоящий клад Юрий вычислил в Куйбышеве, нынешней Самаре, который давно наметил себе как волжскую Голконду. На месте усадьбы зажиточного купца XVIII века стоял дом, построенный в конце девятнадцатого века. Дом обветшал, но в нем все еще ютились жильцы, в основном старики. Юрий приехал в город к студенческому приятелю и по ночам навещал подвал облюбованного дома. Первый угол не дал результатов. Во втором на глубине двух метров он наткнулся на погребицу - метод не подвел. Она состояла из трех уровней. На верхнем нашелся истлевший кошель с екатерининскими монетами, на втором - кубышка с золотыми червонцами. А на нижнем уровне покоились три безвозвратно истлевшие иконы в богатых окладах - золотых с самоцветами.
        Уложив добычу в рюкзак, Юра тщательно закопал яму и в тот же день уехал из Куйбышева. Распродав находки по коллекционерам, оказался обладателем огромной по тем временам суммы - пятидесяти тысяч рублей. С большими деньгами он триумфально вернулся домой: его страсть оправдала себя. Жаль только, что часть пришлось истратить не на квартиру в центре Киева, как хотел Юрий, а на похороны матери. Клад потребовал жертву…
        Юрий долго не мог прийти в себя. В дурную силу клада верят все кладоискатели. Кто ищет свой оберег от злого рока, кто ставит свечи в церкви, лишь бы отвести беду. Юрий в эти меры уже не верил: клад все равно возьмет свою плату. Третий его клад, найденный под знаменитым «Русалкиным домом» в Киеве, совпал с обширным инфарктом у отца…
        Юрий нашел в киевских архивах упоминания о добротном многоуровневом фундаменте дома, куда по распоряжению хозяина был вмурован сейф. После года подготовки он сумел пробраться в здание, где в то время размещались небольшие учреждения: просто зашел туда к концу рабочего дня по пустяковому вопросу, а затем прятался в туалете, дожидаясь, пока все уйдут.
        На втором уровне подвала отыскался замурованный сейф. Старинная конструкция оказалась очень надежной, пришлось попотеть с набором слесарных инструментов. Однако содержимое сейфа оказалось весьма богатым. Вместе со старинными ценными бумагами, в том числе документами на вклады в лондонских банках, в сейфе оказалось немало дорогих ювелирных украшений.
        Это случилось в начале семидесятых. Раньше, в пятидесятом году, в двадцать лет он женился на студентке исторического факультета, с которой познакомился в археологической экспедиции. В пятьдесят втором у них родилась дочь. Вскоре жена ушла, не выдержала страсти мужа к кладоискательству, а может, боялась, что следующими жертвами окажутся она или дочь. Юрий зажил один, как бирюк. Он не хотел снова стать виновником чьих-либо бед. Но, честно сказать, так ему было легче скрывать свое богатство. А стал он баснословно богат даже по сегодняшним меркам…
        Шихан замолчал. Лицо его страдальчески сморщилось. Он взял со стола упаковку с таблетками и положил одну под язык.
        - Сейчас пройдет, - произнес он едва слышно и приложил ладонь к груди. - Надорвалось сердчишко!
        - Так, может, отложим разговор? - предложила я.
        - Нет, нет, - замотал он головой. - Откладывать нельзя. - И резко выдохнув, снова заговорил, правда, тише, чем прежде:
        - Поиски кладов - как болезнь. Деньги, которые выручают за находки, тратятся на поиски новых кладов. Когда человек держит в руках находку, он чувствует себя победителем. А если это пахнет большими деньгами, то готов на все: даже душу заложить дьяволу. И плевать на страдания близких. На карту поставлено все! Пан или пропал! А как он рискует! И милиция не дремлет, и конкуренты готовы прихлопнуть, и старые перекрытия того гляди рухнут и завалят. Понимаешь, у кладов есть еще и мистическая цена - счастье, здоровье или сама жизнь. Но блеск зарытых сокровищ притягивает и просто так не отпускает. И меня не отпустил. Я старался, видит бог, старался! Правда, не получилось…
        Шихан выпрямился. Я заметила слезы в его глазах. Что-то дрогнуло в груди, но я лишь крепче стиснула зубы. Нет, не поддамся. Слишком много горя этот человек причинил моей семье. Не он ли первооснова наших с бабушкой бед?
        - Знал я, что за каждый найденный клад нужно платить. Здоровьем и даже жизнью близких людей. Бабушка, мама, отец… Они ушли из жизни по моей вине. Затем Анечка… Этого я не мог снести… - Он обхватил голову и принялся раскачиваться, как маятник. - Если б не тот проклятый клад, они с Володей остались бы живы…
        Неожиданно он схватил меня за руку:
        - Маша! Все для тебя! У меня много денег! В заграничных банках и здесь, в России…
        Я вырвала руку и закричала, забыв, что дала зарок не поддаваться эмоциям:
        - Много? А ты подумал, какой ценой они тебе достались? Вырядился в костюм, бабочку нацепил! Другим человеком от этого стал?
        - Маша! - Замятин силком усадил меня в кресло. - Успокойся! Не стоит он твоих слез!
        - А чего он стоит? Пули в лоб? - Я схватила карабин, но Замятин вырвал его из моих рук.
        - Тихо! - процедил он сквозь зубы. - Ты сюда истерить пришла?
        - Что ж, я другого не ожидал, - с тоской произнес Шихан. - А пули, внучка, экономь! Я и без того скоро загнусь! Саркома у меня. От силы месяц протяну, а может, и того меньше.
        - Вот оно что? Исповедаться решил напоследок? - Меня трясло от ненависти. - Так говори, сколько душ загубил на своем веку? Или со счета сбился?
        - Маша, - Замятин снова взял меня за руку, - он же дед твой!
        - Какой он мне дед? - Я дернулась, чтобы освободиться, но хватка у Олега была железной.
        - Юрий Венедиктович, - обратился он к Шихану. - Я в курсе, что когда-то вы работали над созданием акустического оружия. Есть все основания полагать, что вы его создали и по этой причине причастны к гибели людей на болотах.
        - Грешен, Олег, грешен! - Шихан перекрестился, но не двумя перстами, как прежде. - Не рассчитал силу импульса. Единственно, чем могу гордиться, так что довел разработки до ума. Презанятная штука получилась!
        Глаза его заблестели, и я поняла, что этот шизофреник и впрямь гордится своими достижениями.
        - Энергии для генератора излучений нужно немного. Пары ветряков достаточно. А один и вовсе работает на батареях.
        - Сколько на самом деле излучателей?
        - Четыре на скале за домом, а пятый, что на батареях, я в Зямкиной избушке установил, на крыше. На днях его Маркел снял, чтобы в чужие руки не попал. Территория охвата увеличивалась, от наложения импульсов мощность излучения удваивалась. Зямка первый на себе испытал, бедолага, - глаза деда самодовольно блеснули. - Правда, и тебе, Маша, досталось, не взыщи, - он развел руками. - К счастью, батареи подсели…
        - К счастью? - взвилась я. - Внучку до общей кучи?
        - Ну, не знал я, что вы там объявитесь! Я тебя спас, из болота вытащил. Словно почувствовал, крюк сделал! Я ведь новые батареи на заимку вез!
        Шихан потянулся за кисетом. Джентльмен джентльменом, а привычку курить самосад никаким образом не вытравить. Он долго сворачивал «козью ножку», затем закурил. Сделав несколько затяжек, отложил самокрутку.
        - Вижу, не терпится осмотреть мою мастерскую. Увы, ничего вы там не найдете. Записи я уничтожил, информацию с компьютера стер. Сами генераторы интереса не представляют. Просто коробки, уже без начинки. А начинке тоже кранты.
        Он снова потянулся за тлевшей в пепельнице самокруткой, затянулся и выругался:
        - Черт! Решил ведь не курить! Может, на неделю дольше проживу! Хотя зачем такая жизнь?
        На мгновение он задумался, а затем заговорил снова. Спокойно, уверенно, тоном профессора, знающего предмет досконально.
        - В семидесятом году в лаборатории под Киевом мы разработали действующее устройство, которое посылало инфразвуковой импульс частотой десять герц, размером с бильярдный шар. Мощность его достаточна для нанесения человеку тяжелого поражения, вплоть до летального исхода, на расстоянии в сотни метров. Но особых достижений в этой сфере тогда достигнуто не было. Оказалось, что подобные устройства были слишком дорогими, довольно сложными и, главное, не обладали необходимой направленностью действия.
        - А вам, я понимаю, удалось достичь большего? - спросил Олег.

        - Несомненно! Правда, на это ушло десять лет. Вот здесь, в кабинете, - он указал на дверь, которая вела в соседнюю комнату, - я провел многие часы, дни, годы, чтобы довести генератор до совершенства. Поначалу радиус действия излучателя не превышал двух километров, затем я увеличил дальность до десяти километров. Сегодня я мог бы четырьмя излучателями покрыть территорию, равную небольшому государству. Мой прибор достаточно установить на высокой скале, вышке или вертолете и отрегулировать частоту. От ста до десяти герц. Радиус действия до ста - ста пятидесяти километров. Это, я вам скажу, уникальное оружие…
        - Зачем? - перебила я деда. - Зачем, спрашивается, оно тебе нужно? Погубить людей, чтобы потешить собственное самолюбие?
        - Это не ради самолюбия, - скривился Шихан. - Поначалу я преследовал другие цели. Я хотел отвадить людей от конкретного района. Они не понимали, лезли туда, как мухи на мед. Погибали случайно, но без жертв в науке не обойтись. А я понял: это оружие страшнее бомб и снарядов. От них хотя бы можно укрыться, а инфразвук убивает бесшумно… От этих лучей не убежать, не спрятаться в траншее. Поэтому я уничтожил генераторы. Вовремя, иначе такие, как он, - кивнул он на Олега, - воспользовались бы ими в бесовских целях. Нет, гэбистам мои излучатели в руки не попадут!
        - И за что вы так нас не любите? - усмехнулся Олег. - Не дали за рубеж смыться в свое время?
        Шихан посмотрел на него исподлобья.
        - Заруби себе на носу: Юрий Лазарев секретов не продавал, против своих не шпионил, а если и якшался с иностранцами, то лишь по части антиквариата и всякого драгоценного барахла, чтобы свой гешефт получить в долларах, а не в советских деревянных. В смысле денежных знаков я - не патриот, но страну свою не предавал. А она мне статью расстрельную… Гэбисты на пятках сидели. Вот и пришлось стать дедом Игнатом…
        - Эх, дед, дед! - покачал головой Олег. - Скажи спасибо, что первыми на тебя вышли спецслужбы, а не террористы! Как бы ты запел тогда? И где гарантия, что информация о твоем изобретении не просочилась за рубеж?
        - Не просочилась! - гордо вздернул голову Шихан. - Не могла просочиться, потому что большей частью она здесь. - И постучал себя пальцем по лбу. - А то, что может гореть, давно уже ветер развеял.
        - Ну, хорошо, если так! - вздохнул Олег. - Но можно поинтересоваться, от какого района ты хотел отвадить людей? По всему получается, от Макаровки?
        - От Макаровки, - насупился дед. - Только об этом позже! Разговор долгий, а мне укол нужно поставить. Мочи нет сидеть. Я с полчаса после него полежу, а ты, Маша, похозяйничай на кухне. Там все для ужина есть. Готовился я, ждал гостей дорогих!
        Мы отправились на кухню. На пороге я оглянулась. Дед стоял возле бабушкиной фотографии. По лицу его текли слезы.


        Глава 27
        - Легко сказать - забыть! Это ведь не папироска: выкурил и выбросил. Прошлое присосалось, как пиявка, бьет до сих пор. И больно! Сил нет терпеть! И болезнь моя - расплата за грехи. Ведь знал, там, в глубине сознания, что чужое богатство до добра не доведет. Но разве просто отказаться от благополучия, научиться иначе думать? И все же я ушел. А вот забыть прошлое не смог. Так и брел по обочине жизни, спотыкался на ухабах, как слепой мерин. А чего бы не жить спокойно?
        Шихан говорил, а мы с Олегом молчали, понимая, деду нужно выговориться. Очевидно, впервые за многие годы одиночества он так широко и обстоятельно рассказывал о своей жизни.
        - Вероника написала мне из Марьясова, что Аня погибла. Я чуть с катушек не слетел, ведь за полмесяца до этого нашел свой последний клад, около пуда золотых монет. Вот, думаю, расплата! Хотел руки на себя наложить, а потом раскинул умом: шалишь, Юрко! У тебя же внучка маленькая, кроха совсем. И жена с ней в какой-то дыре… Маются! Вот и поехал… Документы новые выправил и поехал… Вероника мне от ворот поворот показала, но властям не выдала. И на том спасибо! Вот и покатилась дальше жизнь. Сначала - ни шатко ни валко, а потом - как мяч под горку. Под чужой фамилией жил, чалдона из себя корчил. Денег Вероника не приняла, гордая была. Слава богу, с внучкой общаться позволяла. Правда, строго-настрого приказала: Маше ничего не рассказывать. Я памятью Анечки поклялся, что буду для тебя только соседом, дедом Игнатом.
        - Что бабушка сказала перед смертью? - спросила я. - Ты ведь был рядом, когда она умирала.
        - Она просила Анечку и Володю найти и похоронить по-человечески! Но куда кладовую запись спрятала, не успела сказать… - Шихан перекрестился. - Господи, пусть земля ей будет пухом!
        - Кладовая запись? - переспросила я. - Она хранила ее в крышке шкатулки.
        - Так ты нашла? И как я не догадался! Ты ведь для этого к Курнатовскому ездила?
        - И для этого тоже.
        - А я-то все пепелище обшарил. - Шихан удрученно вздохнул. - Конечно, не шибко верилось, что найду. Но попытка не пытка.
        - Откуда она взялась у бабушки?
        - Так я собственноручно ей показал. Скопировал с одной плиты, а она забрала и велела забыть. Боялась, что за кладом полезу и новые беды накликаю.
        - Так вы разгадали запись? - вмешался в наш разговор Олег. - Знаете, где клад?
        - А тебе что с того? - нахмурился дед. - Я ведь Аню с Володей искал, случайно на плиту наткнулся. Похоже, спрятал ее кто-то.
        - Так ты нашел папу с мамой? - быстро спросила я.
        - Найти не нашел, но, кажется, знаю, где они смерть приняли, - вздохнул дед.
        - Где это место? Далеко от раскопа? - снова подал голос Олег.
        - А ты пойдешь, что ли? - скривился дед. - Не советую.
        - И не надо! Обойдемся без твоих советов! - разозлился вдруг Олег. - Не забывай, Владимир не только Машин отец, но и брат мой, хоть и не кровный. И Маша не твою фамилию носить будет, а ту, что ей по закону положена. Фамилию отца! И никого больше.
        - Ишь, не понравилось! - глянул исподлобья Шихан. - Иди, кто тебя держит? Но говорю: клад тот с большими хитростями зарыт, а Володя с Аней не знали, пошли наобум. Видно, ловушка сработала! Какая, не знаю. Сгнило все, камни ходуном ходят. Копателей там много объявлялось. Как только не искали! Но не дался им клад. Да и я к тому руку приложил. Чтобы не шлялись, не тревожили косточки…
        - Дед, ты даешь себе отчет, сколько людей загубил? - спросила я. - Тех, кто и не помышлял о кладе? А ведь они чьи-то родственники. Кто-то их оплакивал, от горя с ума сходил… Тебе ж их родным в лицо придется смотреть на суде!
        - А нечего было лезть куда не положено… - Шихан помрачнел. - С весны по самую осень и грибники там шатались, и охотники. Откуда мне знать, что им в брошенной деревне надобно? А эти, с миноискателями, словно взбесились… Так и прут, так и прут…
        - И как теперь мне поступить? - спросила я тихо. - Я ведь должна тебя задержать и сдать, куда полагается.
        - Сдашь, не сдашь - вилами на воде писано, - усмехнулся дед. - А что самого клада касается, так не нужен он вам. Идола вы ищете, что воевода у инородцев силой отнял. Вернуть на место хотите. Мне ведь мальчонка, которого я на болоте встретил, все рассказал.
        - Ищем - сильно сказано. Хотелось бы найти, но не знаем, как к этому кладу подступиться.
        Дед смерил меня взглядом. Затем перевел глаза на Олега. Долго молчал, а мы терпеливо ждали, когда он заговорит снова.
        - Ладно, - сказал он наконец, - все к тому шло. Сдуру полезете и тоже головы сломите…
        Он тяжело вздохнул и опять, словно совета спросил, посмотрел на фотографии.
        - Запись с собой? - спросил он сердито.
        Я с облегчением вздохнула. Дед сдался. Я протянула ему бумагу. Лицо Шихана сморщилось, как печеная картофелина.
        - Ишь, - сказал он, - целехонька!
        Он перекрестился и бросил на меня мрачный взгляд.
        - Смотри сюда! Буквы на концах креста не завет вовсе, а ориентиры, как воеводский схрон отыскать. А точки - расстояние в саженях. Каждая точка - сто саженей, но сажень та не обычная. Во времена Терскова около десятка разных было. Эта - церковная, метр восемьдесят шесть сантиметров. Копатели, видно, брали за основу ту сажень, которая только лет через сто в обиход вошла, в два метра шестнадцать сантиметров. Вот и посчитайте: с каждой разница в тридцать сантиметров. А если несколько верст, и каждая верста в шестьсот саженей?
        - Как ты догадался, что сажень церковная? - спросил Олег. - Я тоже слышал, что разные существовали, и свыше двух метров, и меньше.
        - Так, почитай, тридцать лет гадал, - прищурился Шихан, - вот и дошло наконец. - И ткнул пальцем в бумагу. - Гляди дальше: КНЬ - это Камень, утес на берегу Кайсыма. По сю пору так называется. Восемь точек от него на север, выходит восемьсот саженей, а по нашим меркам - без малого полтора километра. Далее идем по солнцу. Направление на восток: три точки - триста саженей, а это как раз МРЬ - марь, та самая священная роща.
        - При чем тут марь? - удивилась я. - Даже на карте она обозначена как лесок.
        - Роща расположена на бывшем болоте, - терпеливо пояснил Шихан, - а Поганкина Марь в те времена была огромным озером и называлось, соответственно, Поганкино озеро. Рыбу там добывали сотнями пудов. - И посмотрел на меня из-под бровей. - Слушать дальше будешь?
        - Буду, - буркнула я, недоумевая, почему Олег и Сева не додумались до таких простых объяснений. Впрочем, у Олега было мало времени, чтобы заниматься расшифровкой. А вот Сева, может, и догадался…
        - Рe - это река, - продолжал Шихан, - О и еще одно О - два озерка, которые сейчас почти заросли, а МРЪ - «мар», или могильный курган, как сейчас говорят. Тот самый, который археологи раскапывали. Чтобы не плутать попусту и не высчитывать все эти версты-сажени, скажу вам: по всему выходит, клад рядом со старой каменоломней. Маркел доведет до нее. Обойдете карьер справа. В скале - щель. Узкая, едва протиснешься, среди кустов ее трудно заметить. А над ней грот. Из него ход вниз идет, тупиком заканчивается. И крест на скале выбит, точь-в-точь такой же, только что без букв. Сдается мне, где-то там вход в тайник. Я дальше не пошел. Не рискнул. Боялся, что завалит. Порода на честном слове держится, тронь, и посыплется! Потому и предупреждаю: если что, не суйтесь!
        - Дед, а как же отец и мама? Ты нашел хоть какие-то следы?
        Шихан посмотрел исподлобья.
        - По всему совпадает, в гроте они той ночью были, когда Хурулдай в последний раз камлал. Я два года назад случайно обнаружил Володину записку. Он ее в трещину сунул. Прочитать я ее прочитал, а на свет вынес, рассыпалась. Но куда они из грота делись? Там кругом скала! Я проверял…
        - И что отец написал? - тихо спросила я.
        - Ничего особенного. Число, месяц, год и подписи - его и Анечки, - сказал Шихан и перевел взгляд на Олега.
        - Марью не пускай! Сам иди! Если получится, клад не трогай, иначе худо будет. На костях он лежит. Пусть там и остается. Идола заберешь - и назад!
        - На каких костях? - поразилась я. - Что ты такое говоришь?
        - То и говорю, - неожиданно рассердился Шихан. - Всех, кто клад тот зарывал, воевода порешил. Чтоб никто не разболтал. Практика раньше такая была.
        - С чего ты решил, что вход в тайник где-то в гроте или рядом с ним? - не отставала я от деда. - А как же ход, который Маркел раскопал? С плитами?
        - А тот ход или потайной был, чтоб хозяин мог незаметно наведываться да погребицу свою пополнять, или обманка…
        - А где гарантия, что эта запись не обманка?
        - Маша, - покачал головой Шихан, - чего вцепилась? Нет никакой гарантии. Но чую я золото. Близко оно лежит! - и усмехнулся. - Но зло и золото от одного корня. Не забывайте!
        Шихан потянулся и достал из шкафчика бутылку коньяка.
        - А теперь давайте по стопке выпьем. Русский человек без стопки на дорожку - что лодка без весел.
        - Дед, тебе же нельзя! - вскинулась я.
        - Мне, Маша, все теперь можно, - вздохнул Шихан. - Приплыла моя лодка. Сам не ожидал, что так быстро…


* * *

…Я долго стояла на крыльце. Глухая ночь раскинулась над землей. Олег продолжал беседовать с дедом в кухне. Они и выпить успели, и закусить. Я не лезла в их разговоры. Главное я узнала, а остальное меня не тревожило. Я слишком устала, чтобы вникать в интересы столичных спецслужб. Мне бы свою кашу расхлебать!
        Я глубоко вдохнула прохладный воздух. Сразу мысли потекли в другом направлении. Нет, я не думала о том, что нас ждет в Макаровке. Я думала об Олеге. О том, что люблю его. О том, что мы снова проведем ночь в одной постели…
        В черном, как вакса, небе трепетно и ярко мерцали крупные звезды. Далеко в потемневшей тайге бубнил филин. Со скал подкрался туман, разлегся на траве, затопил кусты. Зябко! Я вздрогнула от озноба и вошла в дом.
        Олег и Шихан, сомкнув головы, склонились над картой. Я обняла Олега за плечи, прижалась щекой к его затылку.
        - Все выяснили?
        - Кажется, все, - Олег притянул меня за талию и посадил к себе на колени. - Пошли спать, завтра рано вставать.
        Тут я поймала взгляд Шихана. Боже, почему я раньше не замечала, что он болеет? Воспалившиеся глаза, впалые щеки. Все это скрывала борода, а теперь я увидела, какой же старый, какой несчастный мой дед! И ненависть вдруг отступила. Нет, я его не простила. Просто вдруг пожалела…


* * *
        Рассвет мы снова встретили в тайге. Я и Маркел ехали верхом, а Олег шел пешком, в этот раз налегке. Шихан отдал своего коня, и поначалу тот плохо слушался меня: взбрыкивал и пытался укусить. Но затем мы приноровились друг к другу, и жеребец смирился.
        В руках у Олега «пальма» - что-то вроде топора на длинной палке-рукоятке. Наблюдая за ним, я поражалась, как ловко он орудовал ею, если приходилось прорубать дорогу в чаще. Но больше меня удивляло, каким образом Маркелу удавалось находить нужное направление в непроходимом лесу.

«Чужая тайга для сильного не в радость, а слабому и вовсе не стоит с ней связываться. Запутает след, заведет в чащу, разденет, разует, лишит огня, пищи, потом начнет мучить, посылать то туда, то сюда… силы отнимет - и конец», - всплыли вдруг в памяти давние «поучалки» Шихана, и еще горше стало на душе. Я вспомнила его взгляд при прощании. Не решился обнять меня старик. Лишь перекрестил торопливо. И фразу бросил: «Придет время, помолись за меня!»
        Ночью я спала плохо. Всякие мысли приходили в голову, одна тяжелее другой. Нехорошие предчувствия рвали душу. То ли дед растревожил меня своими откровениями, то ли вравду что-то назревало впереди, но встала я утром, не выспавшись, хмурая и сердитая на весь мир. Потому, видно, и побоялся дед подступиться ко мне. Днем мрачные думы постепенно рассеялись, только горечь в сердце осталась.
        За этими мыслями я не заметила, как наш маленький караван благополучно перевалил сопку, и Маркел остановился. Кряхтя, слез с коня и пробурчал:
        - У лисы одна думка - заяц, а у меня одно горе - старость!
        И долго смотрел вперед на широкую речную долину, сдавленную с боков плоскими горами. На дне ее в густых ельниках вилась река.
        - Вот вам и Кайсым, - сказал он задумчиво, не отрывая взгляда.
        Темная тайга, перехлестнув отроги, стелилась рваным покрывалом. По ней вяло ползли тени обтрепанных ветром облаков. Казалось, вся долина дышала покоем, излучая тишину и безмятежность.
        Вдруг справа раздался подозрительный шорох. Маркел насторожился, задрал ухо старой армейской ушанки, с которой не расставался даже летом. Заволновались лошади, Олег передернул затвор карабина.
        Снова тишина, и снова треск…

«Ух-ух-ух…» - совсем близко послышался испуганный крик медведя.
        Вздернули головы и заржали лошади.
        - Ох, долго жить буду! - с облегчением улыбнулся Маркел. - Аба[Медведь(ХАКАС.). - Прим. автора.] шибко меня боится.
        Мы переглянулись с Олегом и рассмеялись. А старик огляделся по сторонам.
        - Надо бы место посуше выбрать да чаю попить.
        - Да и перекусить бы не мешало, - оживился Олег.
        - Вон у той кедрушки остановимся, - показал дед на высокое дерево, что росло на краю поляны метрах в ста от нас.
        Лошадей мы вели в поводу вдоль кромки леса и уже подходили к поляне, когда Маркел вдруг замедлил ход и стал беспокойно озираться по сторонам. Не понимая, что случилось, мы тоже остановились. Старик торопливо вскочил на коня, дернул поводья и спешно миновал поляну.
        - Дед, раздумал, что ли? - в недоумении крикнул вслед ему Олег.
        - Эка не видишь? Место худое! - бросил Маркел, скрываясь за перелеском.
        Мы переглянулись и, не сговариваясь, направились к кедру.
        Это было старое дерево, толстое, сучковатое, но нижняя ветка росла перпендикулярно стволу, а затем где-то на середине изгибалась, устремляясь вверх под прямым углом.
        Я посмотрела на Олега:
        - Тебе это ничего не напоминает?
        Он пожал плечами. А я пояснила:
        - Изуродованное дерево. Точь-в-точь как в той роще, о которой мне рассказывал Петр Аркадьевич. Помнишь?
        - И ты веришь в эту ерунду?
        - Верю, не верю, какая разница? Только Маркел не зря смылся.
        Олег хмыкнул, но взял из моих рук повод, и мы отправились на поиски нашего проводника.
        Оказалось, старик остановился сразу за перелеском. Когда мы подошли, он уже разложил костер.
        - Напрасно ушел от кедра, - сказал Олег, - лужайка там сухая, без кочек. Чего испугался?
        Дед вскинул на него печальные глаза и, медленно выговаривая слова, сказал:
        - Слушай: дурное там место. Видел дерево? Непременно в нем айна, черт местный, живет. А с ним шутки плохи. Старики раньше сказывали: нельзя на таком месте огонь разжигать, топором стучать, даже землю ногами топтать - нехорошо. Рассердится айна, беды не оберешься. Понимаешь?
        - Дед, - покачал головой Олег, - ты ведь православный, а в духов веришь. Не по-христиански это.
        - Не твово ума дело! - рассердился старик и в сердцах отшвырнул сучок, который собрался подложить в огонь. - Молод меня учить. В этих местах испокон века и духов привечали, и лбами возле икон стучали. Одно другому не помеха, если по уму жить. Поди лучше воды принеси.
        Олег хмыкнул, но взял котелок и направился к ручью. А я спросила:
        - И что же, с айна нельзя бороться?
        - Можно, почему ж нельзя? - откликнулся Маркел. - Старики говорят, нужно стрелить в него, если баловать зачнет. Только заместо пули взять нижнюю пуговицу рубашки. А еще круг вокруг себя обвести и ждать, когда он уберется.
        - И помогает?
        - А что ж не помочь? - усмехнулся дед. - Сам не пробовал, а доведись такое дело, пуговицу не пожалею.
        Он вдруг оглянулся и быстро перекрестился.
        - Фу, помстилось! Будто падалью нанесло! А это, - дед многозначительно поднял палец, - хозяин местный, дух, однако, предупреждает: «Покорми меня, а то морок какой наведу, испужаю до смерти!»
        - Дед, не выдумывай, - рассмеялась я. - Страху нагоняешь?
        - Да какие ж то страхи? - Он быстро нырнул рукой в карман дождевика, достал плоскую фляжку и, что-то приговаривая, плеснул на четыре стороны света, а затем, тоже бормоча - в костер. Тот отозвался веселым всплеском пламени!
        - Так не накормил же, а подпоил, да еще самогоном! - улыбнулась я, уловив знакомый запах первача.
        - Духи тоже выпить не дураки, - подмигнул Маркел. - Только подавай! Но теперь айна вовсе не подойдет, дух огня его не подпустит. - Дед протянул мне фляжку. - Хлебни. Устаток как рукой снимет.
        Я отрицательно покачала головой и отвела его руку.
        - Ну, смотри! - Маркел приложился к фляжке, крякнул. Глаза его заблестели. - Эх, великое дело первачок! До пяток пробирает! Для сугреву - в самый раз!
        - А ты замерз, что ли?
        - Кровь теперь по жилам не быстро бежит, да и кровь это разве? Водица, - вздохнул дед и задумчиво посмотрел на костер. - Духи здешние - привереды великие. И шутковать горазды. Вон как с тобой получилось. Табак с золотом спутала. Не иначе как дух подсмеялся. А может, рассердился, что не поблагодарила его, и настоящее золото в табак превратил.
        - Да ладно тебе! - отмахнулась я. - Устала я сильно, вот и померещилось.
        - Ну, померещилось так померещилось, - дед подбросил хворосту в костер и снизу вверх посмотрел на меня. - Думашь, зря аба у нас на пути объявился? Небось дух Хурулдая знак подал, чтоб торопились, значитца.
        - При чем тут Хурулдай? - удивилась я.
        - Хурулдай все мог, - довольно туманно ответил Маркел. - Даже аба прикинуться.
        - Ну тебя, дед! - фыркнула я. - Мозги пудришь сказками.
        - Не веришь, и ладно! - примирительно сказал дед и посмотрел в сторону кустов, за которыми скрывался ручей. - Куда-то твой гэбист подевался? Не заплутал ли?
        - Где тут плутать? - удивилась я. - Сейчас появится…
        Словно в ответ на мои слова, над зарослями ольхи показалась голова Олега.
        - Идите сюда! - крикнул он и скрылся в кустах.
        - Кажись, что-то нашел! - Маркел посмотрел на меня. - Пошли, что ли?
        И, прихватив ружье, направился к зарослям. Я - следом.
        Когда мы приблизились к ручью, то заметили метрах в десяти Олега, который, присев на корточки, рассматривал что-то среди камней.
        Подошли ближе. Олег поднял голову.
        - Тут кто-то недавно побывал. Окурок видите? - И протянул деду «бычок». - Совсем свежий, даже затвердеть не успел. И следы… - Он вытянул руку в сторону ручья. - Там, отпечатки подошвы… Кто-то шел по воде…
        Маркел молча осмотрел окурок. Затем, не проронив ни слова, быстрым шагом направился к ручью, склонился над потоком. Лицо его приняло недовольное выражение. Он хмыкнул и из-под козырька ладони оглядел горизонт. Я, пристроившись рядом, разглядывала следы: довольно четкие отпечатки подошв резиновых сапог этак сорок третьего размера.
        - С болота они шли, - наконец сказал дед. - Небось браконьерничали.
        - Шли? - удивилась я. - Я думала, кто-то один!
        - Разуй глаза, - не очень учтиво посоветовал дед. - Трое их было. Следы похожи, но по размеру разные.
        Я пожала плечами. Большой разницы в следах я не заметила, но решила промолчать. Зачем спорить с человеком, который в этом деле смыслит лучше меня. К тому же Олег поддержал деда:
        - В одном сельпо сапоги покупали. Уж не в магазине ли нашего с тобой приятеля, Маша?
        - У Севки? - удивилась я. - С какой стати? Он же вроде на Поганкину Марь собрался?
        - Так тут до мари рукой подать, километра два всего, - вмешался в разговор Маркел и махнул рукой в сторону курчавых зарослей по другую сторону поляны. - Прям за кустами - старая лежневка. По ней когда-то из Макаровки на покосы ездили. Хорошие тут травы были, ох, хорошие!
        Склонившись, он прошел вверх по ручью, остановился и посмотрел на нас.
        - Понятное дело, с болота шли на Макаровку.
        - Скорее всего, там у них машина, - заметил Олег.
        - Ты хочешь сказать, что Сева с приятелями сейчас там? - спросила я.
        - Кто их знает? - Олег нахмурился. - Но настроены они решительно.
        - Что ты имеешь в виду?
        - А ты не догадываешься? - Олег в упор посмотрел на меня. - Думаешь, они нам обрадуются?
        - И что ж теперь? Повернуть обратно? Или дождаться, когда они уедут?
        - Ждать не будем! Но осторожность не помешает! Вот перекусим, чаю попьем и двинем. А там уж по обстоятельствам…
        Олег обнял меня за плечи и притянул к себе:
        - Не дрейфь, подруга! Мы о них знаем, они о нас - нет. И в этом наше главное преимущество! - И окликнул Маркела: - Дед, далеко еще?
        - Часа два шкандыбать, - охотно отозвался тот. - На лошадях здесь несподручно. Сразу заметят. Тут рядом старый пастуший стан. Лошадей оставим, а сами налегке быстрее дойдем.
        - Лады! - Олег с довольным видом потер ладони и подмигнул мне: - Чует мое сердце: не ждет сегодня Всеволод гостей! И стол вряд ли накроет.


        Глава 28
        Всякие я видела деревни. И где жильцов раз-два и обчелся, в основном глубокие старики да старухи. И «пьяные» - сплошь из алкоголиков. Там избы наполовину разобраны, а огороды заросли чертополохом в рост человека. И брошенные, где от домов остались одни фундаменты. Макаровка выглядела иначе. Казалось, ее покинули совсем недавно. Добротные бревенчатые дома неплохо сохранились, лишь краска на наличниках облупилась и крыши мхом поросли. На окнах виднелись выцветшие занавески, во дворах - детские качели, над крышами сараев - скворечники, поленницы дров под навесами. Лишь заборы повалились да огороды затянуло крапивой и вездесущим кипреем. И ни одного звука, обычного для деревни: ни крика петухов, ни мычания коров, ни веселой перепалки соседок… А что вы хотели? Брошенная деревня - она, как покойник, тихая…
        Мы ни на минуту не забывали, что где-то поблизости находились люди - чужаки с неизвестными намерениями да Сева к ним в придачу. По этой причине мы осторожничали: передвигались перебежками от одного дома к другому, пригибаясь и озираясь по сторонам. Попутно заглядывали во дворы и палисадники, прислушивались, присматривались, но свежих следов не обнаружили.
        Улица вывела к заброшенному кладбищу. Мы обошли его стороной. Заросшая грунтовая дорога миновала развалины длинных строений, похоже, коровников, и нырнула в лесок. Все это время Маркел плелся сзади, но мы его не торопили. Понимали: устал старик. Но, упрямый ведь, отдохнуть наотрез отказался.
        Я иногда оглядывалась. Опустив голову, Маркел довольно резво перебирал ногами в стоптанных ичигах. Вместо посоха он приспособил палку с крючком на конце. Замедлив шаг, я пристроилась рядом.
        - Дед, далеко отсюда до священной рощи?
        - А тебе зачем? - Маркел с подозрением покосился на меня.
        - Говорят, там раньше шаманы камлали. Хурулдай обряды проводил…
        - Дался тебе Хурулдай, - скривился дед. - Не понятно разве: помер он давно!
        Я не стала разубеждать Маркела, что, по некоторым сведениям, шаман скорее жив, чем мертв, потому что сама не очень в это верила, но продолжала допытываться:
        - С рощей ничего не случилось? Не высохла, не выгорела?
        - Что с ней сделается? - буркнул Маркел. - Мы с Игнатом завсегда ее огибали. Чертовщина там творится!
        - Сам что-нибудь видел?
        Маркел пожал плечами:
        - Может, и видел. Давно это было. Уже и забыл, поди!
        И, поправив на плече карабин, ускорил шаг.
        - Расскажи, - не отставала я. - Отчего это? Видения разные, голоса… Я понимаю - галлюцинации. Но в чем причина? Когда работала экспедиция, Шихана с его излучателями здесь и в помине не было.
        - Что я тебе скажу, если у меня пять классов за плечами? - буркнул дед. - Игната и спрашивай.
        - Так нет здесь Игната, - не сдавалась я. - Один ты, все видишь, все знаешь.
        - На болоте та роща стоит, - с неохотой произнес Маркел, - а наперед озеро там было. И вроде лет триста, а то и пятьсот назад битва возле него случилась лютая. Князьки местные пастбища, что ли, не поделили? Или с какой другой стати, точно не знаю. А озеро людской кровью захлебнулось. Не зря старики говорят: «Нельзя из-за земли драться. Земля останется, а людей не будет». Вот и озеро то не приняло кровушку. Заросло, затянулось… Трясина получилась… Люди, говорят, долго слышали и стоны, и крики, и звуки сечи… Потом утихло все, а на месте трясины деревья выросли. Только души убиенных не успокоились. И шибко не любят, когда их тревожат. Напасть всякую наводят, морок, чтоб убрались восвояси. Одного Хурулдая не трогали. Находил он с ними общий язык. Шубу свою шиворот-навыворот нацепит, в бубен колотушкой вдарит, и пошла потеха: прыгает, скачет вокруг костра, вопит… А потом замертво свалится, лежит час, два… А все тихонько сидят вокруг, не шелохнутся. Ждут, когда в себя придет и…
        Маркел вдруг замолчал на полуслове и вытянул шею, пытаясь что-то разглядеть поверх травы.
        Я посмотрела в том же направлении и резко остановилась. Нет! Это невозможно!
        - Что с тобой? - с тревогой посмотрел на меня Маркел.
        Спазм мешал говорить. Слова пришлось выдавливать, как пасту из тюбика.
        - Это… Это поле я уже видела. Во сне… Раскоп… Там, где работали археологи…
        Дед нахмурился.
        - Какой раскоп? Заросли ямы ерником, обвалились! Мы его сторонкой обойдем. Доведу вас до карьера - и айда домой! Дальше сами разбирайтесь, как знаете.
        - Так ты не поможешь нам? Не останешься? - поразилась я.
        - Нет, на таковские дела я не подписывался! Не приведи господь с чертовщиной тягаться!
        - Так ты вроде ладишь с чертями? Самогоном поишь их, кормишь…
        - Тьфу на тебя, Марья! - рассердился дед. - Я духов кормлю. Оне водку как жертву принимают, очищаются ею, веселятся. А черти - те черти и есть. От водки лютуют. Спьяну такого нагонят, век маяться будешь! - И перекрестился.
        - Маша! Дед Маркел! Что случилось?
        Олег быстрым шагом возвращался обратно.
        - Чего остановились? - спросил он, поравнявшись с нами.
        - Да вот Марья говорит, что поле это во сне видела, - неохотно пояснил дед.
        - Видела, в том сне, где летала. Я хочу побывать на раскопе. Может, яму найду, в которую упала…
        - Зачем? - в упор посмотрел на меня Замятин. - Лишний раз убедиться, что тебе ничего не привиделось? Хочешь, пойдем. Только не забудь, почему мы здесь! И что для нас важнее!
        - Все! Вопрос исчерпан! - махнула я рукой. - Больше к нему не возвращаемся!
        - Странно, но Севка с приятелями, кажется, и впрямь убрался. Никаких следов! - Олег окинул взглядом поле. - Может, и не заглядывали в Макаровку?
        Я с удивлением посмотрела на него.
        - Переживаешь?
        - Нет, - Олег прищурился, - не люблю, когда все идет как по маслу. В конце концов такую клизму получишь - с патефонными иголками! - И посмотрел на Маркела: - Ближе дороги нет до каменоломни?
        Дед запустил пятерню под шапку, почесал затылок.
        - Есть одна тропа. По берегу Кайсыма. Километров на пять короче. Вы сразу в камни полезете?
        - Вряд ли, - сказал Олег, - сначала нужно осмотреться.
        - К вечеру до места дойдем, а поутру осмотритесь. Мнится мне, что к вечеру дождь зарядит.
        Дед вскинул на одно плечо винтовку, на другое - «сидор» и двинулся в противоположную от раскопа сторону. Мы молча последовали за ним.


* * *
        Короткая дорога не значит легкая. Старая заброшенная тропа вилась над обрывом. Внизу бушевал Кайсым, бился в порогах. Глядя на огромные буруны, я подумала, что только в безумии можно решиться преодолеть его на лодке.
        Маркел шел первым. Шел быстро и лишь иногда останавливался: предупреждал об опасности. Большей частью путь нам преграждали осыпи. По ним мы передвигались чуть ли не бегом, чтобы те не пришли в движение. Пару раз пришлось обходить кучи огромных камней - следы обвалов. Но вскоре тропа пошла в гору, заросшую чахлым лесом. Идти стало легче, и мы ускорили шаг.
        Медленно подкрадывался вечер. Небо затянули тучи. Маркел то и дело с беспокойством поглядывал вверх.
        Перевалив сопку, тропа затерялась в траве. Минут через десять дед оглянулся и крикнул:
        - Смотри!
        Взгляду открылся лысый бок горы. Казалось, кто-то огромный откусил приличный кусок склона, разжевал его и выплюнул. На каменных отвалах проросли березы, а щебенку затянули заросли крапивы и кипрея. Но зелень не смогла скрыть уродство, сотворенное людьми за долгие годы добычи камня.
        - Нужно срочно лагерь разбивать. Того и гляди гроза вдарит, - сказал дед и предупредил: - Под ноги смотрите. Тут ямы на каждом шагу. Порода проваливается…
        Спуск занял у нас с полчаса. Тем временем погода заметно испортилась. Подул холодный ветер, закрутил листья на деревьях. Дед и Олег первым делом бросились устанавливать палатку, а я перетащила вещи под выступ скалы. На всякий случай, если начнется ливень.
        Олег боролся с палаткой. Ветер надувал ее, как парус, и рвал из рук. Наконец Маркел не выдержал и гаркнул:
        - Брось! Без нее обойдемся! Разведем костер, лапника натаскаем вон под ту скалу, - кивнул он в мою сторону. - Марья, вишь, правильно место выбрала. И от ветра защита, и от дождя.
        Мужчины занялись костром, благо, что хвороста валялось вокруг в изобилии. А когда огонь запрыгал по поленьям, у меня окончательно спало внутреннее напряжение. И хотя впереди нас ждала ночь, а завтрашнее утро было столь же туманным, как и перспектива отыскать клад, на душе у меня полегчало. Может, в предвкушении отдыха? Или по той причине, что в тот вечер я была не обременена заботами и могла исподтишка наблюдать за Олегом? В последнее время это доставляло мне неописуемое удовольствие.
        Что бы он ни делал, все у него получалось ловко, сноровисто, быстро. Со стороны казалось, что он и дрова рубил играючи, и чай у него мигом закипел, и банки консервные вскрыл чуть ли не одним взмахом ножа. Над поляной растекся запах тушенки и лаврового листа. Это Олег вывалил мясо в котелок и добавил немного воды для бульона. Блюдо на скорую руку, но зато вкусное и сытное!
        Увлекшись подглядыванием за Олегом, я забыла обо всем на свете. Яркий росчерк молнии ударил по глазам, и следом - будто небо обрушилось - грохнул гром и сразу привел меня в чувство. Я вскочила на ноги. Все кругом загудело, налетел ливневый шквал. Сквозь мутную завесу не пробивался даже свет молний.
        Олег подхватил котелок и бросился в укрытие. Один, потому что Маркел исчез. Только что крутился в поле зрения, разжигал костер - и в мгновение ока словно корова языком слизнула! Я вглядывалась в сплошную стену воды, падавшую с уступа, но бесполезно! Деда и след простыл!
        - Во дает! - весело прокричал Олег и вдруг обнял и крепко поцеловал меня в губы.
        Я тотчас забыла о Маркеле. Оказывается, так классно целоваться под дождем! Плевать, что ветер пробирает до костей, а холодные брызги обдают с головы до ног. Главное, что губы у любимого теплые и нежные, а руки - сильные и надежные.
        Не знаю, сколько прошло времени, но, опомнившись, мы с удивлением обнаружили, что дождь прекратился. Тучи, отступая на север, все еще сотрясали раскатами небо, а в их глубинах блистали разряды молний. Уже проглянуло небо необыкновенно густой синевы. Тут и там сверкали первые звезды - крупные, точно хризантемы, которые Сева подарил мне на день рождения…
        Это воспоминание крайне мне не понравилось. С чего вдруг Сева? Какие цветы?
        - Что с тобой? - быстро спросил Олег.
        Беспокойство промелькнуло в его глазах. Мне показалось, что он прочитал мои мысли.
        - Маркел куда-то пропал, - сказала я, чтобы отвлечь его от разглядывания моей физиономии.
        - Дед! - негромко позвал Олег. - Где ты? - И затем громче: - Маркел! Куда подевался?
        Дед не ответил. Мы с беспокойством вглядывались в наступавшую по всему фронту темноту.
        - Этого я боялся, - глухо сказал Олег. - Абсолютно непредсказуемой ситуации. Откуда нам знать, куда испарился Маркел? Просто сбежал или грохнулся на мокрых камнях и теперь лежит где-нибудь в кустах без сознания.
        Олег бросил взгляд на залитое водой кострище.
        - Черт! Костер не разжечь! И туман этот вдобавок!
        И правда, по-воровски тихо подкрался туман.
        Олег обнял меня.
        - Ничего! Выкрутимся! Соединим спальники в один. Тесновато спать, но зато теплее.
        - А как же Маркел? - беспокойство не оставляло меня. - Вдруг ему помощь нужна?
        - Смотри! Где его «сидор» и карабин? - усмехнулся Олег. - С собой прихватил. Зачем?
        - Дед говорил, что доведет нас до каменоломни и уйдет. Но что за спешка? Мог бы спокойно до утра переждать.
        - Интересно, как он дорогу в этом «молоке» найдет? - сказал Олег и, приложив ладони ко рту, крикнул пару раз: - Маркел! Маркел!
        Видно, для очистки совести. А затем, потянув меня за руку, предложил:
        - Давай перекусим, а то супчик уже остыл.
        Мы быстро похлебали холодное варево. Тайгу, камни, кусты вокруг - все поглотила желтовато-грязная мгла, оставив нам крошечное пространство под каменным козырьком. Ничто не нарушало, казалось, вязкой на ощупь тишины. Не ухал филин, не шелестела листва, не журчал ручей, не подавал голос зверь. Только тяжелые капли, падая с выступа, мерно, как метрономы, стучали о камни, отсчитывая секунды нашей жизни.
        Олег достал сигареты, но они отсырели и ломались, так что перекур перед сном не удался.
        Мы забрались в спальник. Увы, охапка лапника не спасала от острых камней. Кое-как мы устроились: полусидя, привалившись спинами к скале.
        - Постарайся уснуть, - Олег обнял меня и прижал к себе. - Кожей чувствую, завтра придется попотеть.
        - Не сомневаюсь! Тридцать лет пропасть народа искали клад, не нашли. И тут мы! Раз - и в дамки! Так не бывает!
        - Маша, - я почувствовала, что Замятин улыбается, - я верю Шихану. Если сказал старый проходимец: «Здесь!» - значит, клад близко. Может, в двух шагах от нас. - Наклонившись, он поцеловал меня в щеку. - Не будем ломать голову! Утро вечера мудренее!
        - Не будем, - сказала я и пристроилась на его плече. - Утром, конечно, все по-другому смотрится. Но меня беспокоит Маркел. С чего он вдруг сорвался? Странно это!
        - Пока тепло, спи! - приказал Олег. - Я покараулю! Мне его уход тоже не нравится! Очень смахивает на побег.


        Глава 29
        Мне показалась, что я на миг закрыла глаза, и тут же кто-то встряхнул меня за плечо.
        - Вставай!
        Протерев опухшие со сна глаза, я огляделась. Туман стал реже: тут и там проступали темные пятна - кусты, окружавшие наше убежище. Посветлело. Значит, мы с Замятиным дожили до утра!
        Олег сидел рядом на корточках и настороженно прислушивался, удерживая карабин на коленях. Вид у него был крайне озабоченный.
        - Что? - спросила я одними губами, выбираясь из спальника.
        Потянулась к карабину, но Олег прижал палец к губам и грозно посмотрел на меня.
        Но я все-таки взяла винтовку и осторожно приблизилась к нему.
        - Кто-то ходит! - прошептал он едва слышно и показал на выступ, нависший над нашими головами.
        - Маркел? - тоже шепотом спросила я.
        - Вряд ли, - покачал головой Олег. - Он бы голос подал.
        Тут я сама услышала тихое постукивание камешков: кто-то осторожно спускался по склону вниз.
        Олег метнулся вправо, а мне махнул: «Налево!» Но я не успела. Что-то большое и черное прыгнуло на Олега сверху. Зверь?! Нет! На камнях, вцепившись друг в друга, боролись двое мужчин.
        Я бросилась к дерущимся, но они чуть не сбили меня с ног. Я отлетела в сторону. В этот момент Олег вывернулся, вскочил на ноги и, схватив мужика за грудки, рванул на себя. Тот беспорядочно замахал руками, но Олег ткнул его кулаком под ребра, а затем нанес ребром ладони рубящий удар по шее. Нападавший мешком свалился ему под ноги.
        Олег подхватил карабин, но тут из тумана выскочил второй и ударил Олега ногой в живот. Замятин согнулся, шагнул назад… Мужик сцапал его за воротник и, подтянув к себе, ударил по лицу. Олег застонал, тело его обмякло, и мужик, видно, ослабил хватку. И тут же, получив резкий удар ногой, охнул от боли. Он отшатнулся, выхватил пистолет и…
        - Олег! - заорала я и что было сил навернула прикладом по голове нападавшему. И хоть удар пришелся по касательной, он упал, а я по инерции вылетела наружу, приземлившись на камни. И зашипела от боли. Мои колени! Еще не зажили ссадины, которые я заработала на пути в заимку. Шум за спиной вмиг отвлек меня от собственных ран. Под скалой опять кипела драка. Я успела удивиться, насколько живучим оказался мой пациент. Видно, инъекция прикладом оказалась не так сильна, как мне хотелось. Морщась от боли, я поднялась на ноги, оглянулась…
        Грохнул выстрел. При вспышке я успела разглядеть Севу и пистолет, который он навел на Олега. Еще увидела, как заваливается на спину Олег, как падает на камни, дергается и затихает, раскинув руки. А на тельняшке проступает темное пятно, которое расплывается, расплывается…
        Я кинулась к нему.
        - Олег!
        Сева перехватил меня и завернул руку за спину так, что я закричала от боли и снова упала на колени.
        - А, кричишь! - проговорил он злорадно. - Ничего, это еще цветочки.
        Он дернул меня за руку, отчего сердце мое чуть не остановилось, а по подбородку побежала теплая струйка. Видно, я прокусила губу.
        - Отпусти, - прошептала я, задыхаясь.
        Севины глаза побелели от ярости.
        - Просишь теперь? - прошипел он и заломил мне вторую руку так, что я уткнулась лбом в колени. - Забыла, как я просил?
        - Отпусти, говорю! - закричала я в исступлении и попыталась вырваться.
        Но не тут-то было! Сева схватил меня за волосы, развернул лицом к себе. Я почувствовала запах перегара и, видно, поморщилась.
        - Не нравится? - захихикал он. - Морду воротишь? - и грубо ткнул меня дулом пистолета в щеку. - В глаза смотри, кому сказал! - И ударил меня по лицу. Рот наполнился солоноватой слюной. Я сплюнула. Нет, не слюна! Кровь!
        - Мерзавец ты, Севка, - сказала я устало. - Слава богу, не вышла за тебя!
        - Ишь, раскатала губу! Не вышла… - Сева рывком поставил меня на ноги. - Клад мне был нужен, лахудра! Вот и подкатывал к тебе! - и толкнул меня пистолетом в спину. - Пошла! Кому сказал? Пошла! Показывай дорогу!
        - Какую еще дорогу?
        - Дурой не прикидывайся! - взвился Сева. - Вы ж за кладом сюда пожаловали. Маркел все рассказал!
        - Маркел? - опешила я. - Где он?
        - Не твоего ума дело!
        Сева перебросил пистолет из одной руки в другую. Я поняла, что он нервничает.
        - Покажу я тебе дорогу! - сказала я твердо. - Но при условии…
        - Ах, ты! - Сева сжал кулаки и подступил ко мне. - Еще диктовать будешь?
        - Ты больше во мне нуждаешься, чем я в тебе! Я не пойду, пока не перевяжу Олега. Твоих дружков тоже нужно осмотреть…
        - Осмотреть?
        Сева навел пистолет на лежавшего рядом с Олегом мужчину и выстрелил ему в голову, затем столь же хладнокровно расстрелял второго.
        - Перевязка не нужна! - растянул он губы в ухмылке.
        Я тупо уставилась на лужу крови, которая подтекла под его ботинки.
        - И тебе помогу… - нагнувшись, Сева приставил пистолет ко лбу Олега. - Ну, что? Жить хочешь, комбат!
        - Отпусти Машу, - с трудом шевеля губами, произнес Олег.
        - Тебе-то что? Все равно сдохнешь! - Сева передернул затвор. - Была Маша, да вся вышла! Недолго ж ты ее трахал, комбат! - И, выпрямившись, пнул Замятина в бок.
        Олег приподнялся на локтях, но, застонав, упал на спину и выругался глухо, сквозь зубы.
        Я присела рядом с ним на корточки и снизу вверх посмотрела на Севу.
        - Побойся бога! Он же кровью изойдет!
        - Не изойдет! - Сева навел на него пистолет. - Сейчас в жмурики сыграем!
        - Сева! - закричала я не своим голосом и заслонила Олега. - Оставь его! Ты ж говорил: «В десантуре все братаны!»
        Сева смерил меня тяжелым взглядом и махнул рукой:
        - Черт с ним, перевязывай!
        Он отошел на пару шагов и, присев на спальник, закурил, но пистолет не опустил, так и держал на изготовку. Я не сомневалась: он выстрелит, не задумываясь, если заподозрит неладное. Поэтому я вела себя осторожно, понимая, что провоцировать Севу сейчас неосмотрительно, он и так на взводе.
        Я достала из рюкзака аптечку, но Сева вырвал ее из моих рук и бросил на грудь Олегу.
        - Ничего, здоровый бугай! О себе позаботится!
        - Урод ты, Сева! - Я забыла об осторожности и бросилась на него.
        Но он оттолкнул меня. Я упала рядом с Олегом и тут заметила пистолет под одним из убитых. Я потянулась к нему, но Сева с размаху ударил меня каблуком по руке. Я закричала от боли, пытаясь освободить руку. Сева несколько секунд наслаждался моими воплями, затем убрал ногу и поднял пистолет. Осмотрел его и затолкал за брючный ремень.
        Я села. Ладонь распухла и посинела на глазах. Жуткая боль не отступала! Сволочь, наверняка переломал мне пальцы.
        - У-у, на кого ты похожа! Алкашка с помойки! - Сева ухмыльнулся и сплюнул мне под ноги. - Я ведь и вправду хотел на тебе жениться! Вовремя бог отвел!
        - Врешь ты все! - Ненависть распирала меня, искала выход, но пока безуспешно. - Тебе клад нужен был, а не я. Сам только что сказал!
        - Для чего ж я твою хибару спалил? Хотел, чтоб ко мне переехала, чтоб жила по-людски, а не в этом сарае.
        - Спалил? - Я чуть не потеряла дар речи от неожиданности. - Ты в своем уме? - Я повертела пальцем у виска. - Я, по-моему, четко сказала: замуж за тебя не пойду!
        - Ты сейчас куда угодно пойдешь, - Сева ткнул меня пистолетом в плечо. - А будешь брыкаться, я твоему дружку самое драгоценное отстрелю, чтоб ублюдков не плодил. Так покажешь или нет? Учти, я ведь и сам найду, если постараюсь.
        - В гроте я не бывала и вряд ли быстро его разыщу, - предупредила я, втайне надеясь, что поиски продолжатся недолго. За короткое время я должна была придумать, как избавиться от Севы и вернуться к Олегу, чтобы перевязать его. Все же я надеялась перетянуть одеяло фортуны на свою сторону, хотя счет был пока не в мою пользу.


        Глава 30
        Каждое резкое движение отзывалось невыносимой болью в руке. Я прижимала ее к груди, а левой цеплялась за кусты, с трудом сохраняя равновесие на мокрых камнях. Мысль «как бы не упасть!» подавила остальные.
        Как назло, мы долго не могли отыскать грот. И только обследовав узкую щель в каменистом склоне, обнаружили лаз, забитый песком и камнями. Повсюду валялись кости животных, отчего мы сначала приняли его за волчье логово, но ошиблись. Сева расчистил вход, открыв низкий туннель, который вел вглубь. С большим трудом мы протиснулись в него.
        - Показывай, что дальше делать! - Сева ткнул меня в бок пистолетом.
        - Шихан сказал: если пойти по лазу вниз, увидишь крест, выбитый на скале. Больше я ничего не знаю!
        - Ах ты! - Сева замахнулся, но не ударил меня. - Темнишь все!
        - Пойди и сам убедись! Только Шихан предупреждал, что все здесь на соплях держится!
        Словно в подтверждение моих слов, с потолка посыпались камни. Это немного протрезвило Севу.
        - Вместе пойдем, - сказал он неожиданно спокойно.
        Из кармана куртки он достал фонарь и включил его. Луч света скользнул по грубо обтесанным стенам и ушел вниз, в темноту.
        - Грот вроде вручную вырубали, - пробурчал он. - Значит, не врал Шихан!
        Я промолчала. Сева шел первым и заслонял собой свет, поэтому я двигалась интуитивно, стараясь не разбить голову о низко нависшие каменные глыбы, не споткнуться и не упасть.
        Если кто-то и прорубил туннель в скале, то случилось это давно. Сейчас он был засыпан обвалившейся породой почти до самого потолка. Передвигаться поэтому приходилось на четвереньках, а кое-где почти ползком. В одном месте я заметила остатки деревянных свай. Видно, они когда-то подпирали потолок, а сейчас, разбитые в щепу, торчали из-под завала. Судя по аккуратным кучкам камней, сложенных вдоль стен, туннель кто-то недавно расчищал, но самую малость. Похоже, Шихан постарался, отметила я. Больше некому!
        Мы прошли-проползли метров двести, а туннель все не кончался. Только стал еще уже и ниже: одному человеку едва-едва протиснуться. Со стен сочилась вода. Дышалось все тяжелее и тяжелее. Некстати я вспомнила про газовые «мешки», которые образуются в старых шахтах и пещерах. В них скапливается углекислый газ, отчего гибнут шахтеры и старатели…
        Сева вдруг остановился, поднял руку и скомандовал:
        - Стоп!
        Я по инерции уперлась лбом в его спину и заглянула через плечо. Неужели добрались?
        - Тихо! - недовольно сказал он. - Слышишь?
        Я услышала слабый треск, как будто рядом сломали несколько спичек, а следом - громче, непонятный скрип и шорохи.
        Мы замерли, затаив дыхание. Я не сразу заметила, что Сева схватил меня за здоровую руку, и его пальцы заметно подрагивали.
        Вновь воцарилась тишина, и я спросила шепотом:
        - Что это было?
        - Старое дерево. Камни на него давят, вот оно и кряхтит, - так же шепотом ответил Сева. - Тайник где-то рядом.
        Он прижался к стене и пропустил меня вперед. Здесь туннель расширялся, образуя небольшой зал с низкими изогнутыми сводами. Луч фонаря высветил каменную стену, которая преградила нам путь. В отличие от стен туннеля она была абсолютно гладкой, не просто обтесанной, а будто отшлифованной. Сбоку на камне виднелись знакомые очертания креста. И ничего больше!
        - Все, тупик!
        Сева подошел к стене вплотную, внимательно осмотрел крест, исследовал его пальцами. В недоумении пожал плечами.
        - Пусто!
        И, схватив за грудки, принялся трясти меня и орать:
        - Что это? Говори! Провести меня хотели? Только дудки вам! Я сам слышал, как Шихан твоей бабке рассказывал, что клад нашел, но не взял!
        - Когда ты слышал?
        - Когда… Когда… Умирала твоя бабка. Я фельдшера привез. А дед ей все руки целовал, прощения просил. Он с ней спал, что ли?

        - Бога побойся! Одна грязь на уме!
        Я оттолкнула его руки и застегнула куртку, на которой не хватало половины пуговиц. Сева ухмыльнулся:
        - Точно! Не спал! Поди, как я, рылом не вышел?
        Я не ответила, а Сева продолжал откровенничать, словно наступил вдруг тот момент, когда язык перестал умещаться за зубами от хранимых там секретов.
        - Еще он просил кладовую запись отдать. Но бесполезно, бабка твоя сознание потеряла. Знаю, дед ее искал, не нашел. Я тоже твою хибару обшарил, когда ты из села уезжала. Деликатно, чтобы не заметила. Бесполезно! Потом мужики все обшмонали. Они, если помнишь, не церемонились. Но запись тоже не нашли. А ты взяла и сама ее поднесла. Царский подарок прямо!
        - Ты намеренно застрял в луже?
        - Так получилось! Грех было не воспользоваться. Я парням позвонил, когда на ручей за водой ходил. Дал наводочку на твой дом.
        - Откуда они взялись?
        - Что? Допрашивать меня вздумала!
        Сева замахнулся. Я отпрянула в сторону. Он пакостно захихикал:
        - Не попадут мои слова в твой протокол. У этого туннеля один выход. И у тебя - один…
        - И все же, где ты их откопал? - перебила я его довольно грубо.
        - Кореша они, по техникуму. Нашли друг друга в Интернете, списались, встретились по зиме… Один из них, Виталька Волвенкин, давно этот клад искал….
        - Как ты сказал? Волвенкин?
        - Ну да, Волвенкин! Только был он да вышел, корешок мой, - Сева глумливо усмехнулся, подкинул на ладони перстень грубой ручной работы и натянул его на палец. - Вот, перстенек на память остался!
        - Постой! Его отец был археологом? И погиб в автокатастрофе? - спросила я, не сводя взгляда с перстня, а сама лихорадочно припоминала, что же такое Петр Аркадьевич рассказывал о нем.
        - Ну да, - Сева уставился на меня. - А ты откуда знаешь?
        - Оттуда. - Я решила не распространяться об источниках своей осведомленности. - Волвенкин узнал о кладе от отца?
        - От отца, - эхом отозвался Сева. - У того тоже была кладовая запись, только пропала куда-то. Виталик ведь совсем еще пацаненком был, когда батя разбился. А несколько лет назад баню на даче разбирал, а там, в срубе, тайник. И в нем этот перстень и дневник отца, где он рассказал о кладе воеводы. Вот и решил Виталик его найти. А третий наш кореш охранником в музее работал…
        - И спер кладовую запись?
        - Ну и спер! Великое дело! Только ту запись хрен прочтешь! - Сева навел луч фонаря на часы. - Ого, почти три часа копаемся!
        - Толку-то, - я подошла к стене и попросила: - Посвети!
        Он навел луч фонаря на скалу, а я тщательно, сантиметр за сантиметром, обследовала ее. Ни трещинки, ни выбоины, ни выступа. Над этой плитой хорошо потрудились камнетесы, но для чего рядом с ней выбит крест? Может, здесь кроется разгадка?
        - Осмотр места происшествия? - скривился Сева. - Что-нибудь видно?
        - Нет, ничего, - ответила я, пытаясь живее шевелить мозгами. Правда, неудачно. Вероятно, Севино присутствие тлетворно на меня действовало.
        Я перевела взгляд на потолок. Там сохранилось нечто, похожее на деревянную перемычку. Но луч света был слишком слабым, и я не смогла разглядеть, так ли это на самом деле.
        - Посвети на пол! - снова попросила я Севу и присела, чтобы осмотреть основание плиты. И увидела! Из-под нее торчали какие-то лохмотья. Я потянула за них. Бесполезно!
        - Свети! - крикнула я и, присев на четвереньки, попыталась рассмотреть, что же находится под плитой.
        Мой радостный вопль «Есть!» всполошил летучих мышей. Они пронеслись над нашими головами, создав слабое подобие ветра.
        - Смотри! - я ткнула пальцем в основание плиты. - Это ловушка! Плита сдвинулась с места и отрезала моим родителям пути спасения.
        - При чем тут твои родители? - опешил Сева.
        - При том! - отрезала я. - Они с Волвенкиным работали в одной экспедиции.
        - Твои родители погибли. Я слышал, как бабка просила Шихана похоронить их по-человечески.
        - Они погибли где-то здесь! Я на сто процентов уверена, за этой плитой. Видишь, из-под нее торчат лохмотья. Это измочаленное дерево. Видно, падая, плита смяла деревянные стойки.
        - И как ее поднять?
        - Хотелось бы знать, - вздохнула я и принялась изучать пол, расчищая грязь и камни под ногами. Напрасно! Я оглянулась в растерянности. Получается, ловушка захлопнулась навечно? А все наши попытки попасть в тайник бесполезны? Об этом я сказала Севе. И добавила: - Надо возвращаться!
        - Возвращаться? - заорал Сева. - Куда возвращаться? На нары? Ну уж нет, я эту плиту зубами грызть буду, но до клада доберусь! - Он дернул меня за руку. - А ты останешься со мной! Если что, сдохнем вместе!
        Возбужденно дыша, Сева прижал меня к скале, полез под куртку, больно стиснул грудь, а затем укусил за шею. Я изловчилась и что было сил толкнула его. Но не рассчитала толчка. Сева упал на спину, выругался и стал подниматься на ноги, хватаясь за камни. Я прижалась к плите. Бежать некуда! Гримаса на лице Севы не сулила ничего хорошего. Сжимая в одной руке фонарь, в другой - пистолет со взведенным предохранителем, он приближался ко мне на полусогнутых ногах. Я лихорадочно шарила взглядом по сторонам, но только чудо могло спасти меня от пули в тесном закутке.
        Вдруг луч Севиного фонарика осветил крест на стене, а под ним узкую каменную полку. Клянусь, несколько минут назад ничего там не было в помине. А может, я не разглядела ее из-за слабого освещения? В тот момент мне было не до загадок. Я думала, как посильнее врезать Севе, чтобы отключить его на время. На полке виднелся плоский кирпич, как раз по моей руке. Я схватила его и на миг забыла о Севе и опасности. Под кирпичом обнаружилось круглое отверстие с намертво забитым в него каменным клином. Я в этом убедилась, когда безуспешно попыталась его вытащить. Правая рука у меня бездействовала, а левой я управлялась с меньшим успехом.
        Сева навис надо мной. Глаза его нехорошо блеснули, он по-кошачьи плотоядно облизнулся. А мне недостало размаха, чтобы ударить его.

«Конец тебе, Маша!» - подумала я и с досады хватила кирпичом по камню, торчавшему из отверстия. Нет, он не вылез наружу, но утопился, как кнопка.
        Все вокруг затряслось, завибрировало, загудело, отчего я совершенно перестала что-то соображать. Послышался жуткий и долгий скрип, почти стон, и затем - тяжелый удар. Все вокруг содрогнулось. С грохотом посыпались камни. Мне почудилось, что плита проваливается вниз. Хватаясь за камни, я пыталась удержаться на ногах, отчаянно старалась не потерять сознания, но чувствовала, как оно меня оставляет…
        Наверно, я что-то кричала. Возможно, звала маму. Не помню… Новый толчок - и пол ушел из-под ног, а я полетела в черную бездну. Мне показалось, что перед этим я услышала еще один звук: странный, задыхающийся, очень короткий, больше смахивающий на кашель или судорожный всхлип. А затем кряхтящий, капающий шум, будто сжали огромную влажную губку…


        Глава 31
        Я пришла в себя в кромешной темноте и попробовала встать. Что-то металлическое загремело и покатилось по камням. Без света я не могла разобрать, что именно. Я осторожно ощупала здоровой рукой пространство вокруг себя. Какие-то ящики… Бочки… Неужто я в воеводской ухоронке?
        Меня это не обрадовало. Все случилось так внезапно, а вокруг было так темно, что меня захлестнула паника.
        - Сева! - позвала я тихо. И второй раз, намного громче: - Сева! Ты здесь?
        Я прислушалась. Абсолютная тишина! Осторожно ступая и вытянув перед собой руки, я принялась исследовать окружавший меня каменный мешок на ощупь. Периодически я звала Севу, хотя понимала, что не получу ответа. Темнота давила, я задыхалась в замкнутом пространстве. Под подошвами что-то хрустело, звякало, глухо стучало. А еще вокруг витали запахи: старого тряпья, плесени, гнилого дерева и истлевшей кожи. Так воняло в лавке старьевщика, который лет пять назад собирал всякий хлам по деревням моего участка. Однажды мне пришлось обыскивать его хибару на предмет укрывательства ворованного барахла, так что эту вонь я запомнила надолго.
        Но я обращала мало внимания на то, что извне. Главное - мое внутреннее состояние. Что толку сходить с ума? В безумной ярости рвать на себе волосы и крушить все, что попадет под руки? Все равно ничего не изменишь! Эти камни слишком прочные, чтобы пробить их головой. Рано или поздно, но конец все равно придет. Без воды я протяну в лучшем случае пару дней…
        Почему-то я думала об этом без особого сожаления. Видно, на самом краю, без капли надежды на спасение смерть воспринимается без истерик и рвущих душу страданий, как что-то неизбежное, как избавление от бoльших мучений.
        Вдруг нога утонула в чем-то мягком, и я инстинктивно отпрянула в сторону, ударившись плечом о стенку. Она была гладкой. Ни щербинки, ни выбоинки. Чем не кладбищенское надгробие! А еще я подумала, что размеры моей темницы не так уж и велики. Правда, намного просторнее обычной могилы! Но эти ассоциации опять же не слишком меня расстроили. Вероятно, потому, что я не до конца осознала реальность происходящего.
        Что-то подкатилось под ноги. Я машинально нагнулась. Фонарик? Значит, Сева тоже здесь? Но почему не отзывается? Я снова позвала его и включила фонарь. Он светил слабо, видно, села батарейка. Я, понимая, что свет скоро погаснет, принялась озираться по сторонам и орать как оглашенная:
        - Сева! Сева!
        Даже эхо не отозвалось на мои вопли. Зато теперь я смогла разглядеть, куда занесла меня нелегкая. В воздухе висела пыль, а фонарь светил все слабее и слабее. Я лихорадочно водила лучом по всему пространству сокровищницы и пару раз протерла глаза, прежде чем поняла, что же открылось моему взгляду. С детства я помню иллюстрации к сказке «Али-Баба и сорок разбойников». Детские впечатления вернулось с новой силой, когда я, вытаращив глаза, уставилась на кучи бочек, коробок, ларцов, сундуков и ящиков, заполнивших тайник до высоты человеческого роста.
        Когда-то эти сокровища были бережно упакованы и аккуратно сложены. Но время взяло свое - ларцы и бочки развалились, и из них вытекли потоки золотых и серебряных монет. Из полусгнивших сундуков высыпались драгоценные камни. Даже при слабом свете они отбрасывали на стены «зайчики», сверкали, искрились, переливались, как тысячи звезд. Напротив возвышалась гора истлевших ковров и тюки материала, очевидно, шелка. Теперь он превратился в лохмотья черной пыли, которую пронизывало множество золотых нитей. Рядом громоздились десятки небольших деревянных ящиков. Стенки их зияли дырами. Сквозь них виднелись массивные золотые слитки - сотни, может быть, тысячи слитков, плотно прижатых друг к другу.
        На полу валялись кожаные сумки разных форм и размеров. Они почти истлели и раскрылись, явив взгляду золотые кресты и церковную утварь, иконы в драгоценных окладах, толстенные фолианты, чьи переплеты щедро инкрустированы золотом и драгоценными камнями.
        Что ж, наворовал Терсков изрядно! Не знаю, каков был бюджет Российского государства при Екатерине Великой. Но в том, что сегодня этих сокровищ с лихвой хватило бы на год безбедного существования нашего края, не сомневалась.
        Наклонившись, я старалась разглядеть, что хранилось в сумке, на которую я чуть было не наступила. Я не специалист в оценке древностей, но поняла, что лежавшие у моих ног сокровища бесценны. И добыты они «бугровщиками» вроде деда Маркела, только три века назад, в древних курганах-захоронениях. Фигурки фантастических животных, украшения, оружие, золотые и серебряные кубки составили бы гордость любого даже очень знаменитого музея. Значит, отец был прав, когда спорил с Петром Аркадьевичем. В тайнике воеводы и впрямь спрятаны несметные исторические сокровища.
        Но если мои родители проникли в сокровищницу, то они где-то здесь. Вернее, их останки…
        Меня пробрал озноб. Нет, не напрасно приснился мне полет над Макаровкой. Был тот сон и подсказкой, и предупреждением. И Волвенкин не зря привиделся. Я почти не сомневалась, что он знал, куда подевались мои родители. Но почему молчал? По какой причине?
        Я понимала, что никогда не получу ответы на свои вопросы, но они отвлекали меня от мыслей о скорой смерти. «Зло и золото - слова одного корня», - прозвучал в голове голос Шихана, как бы напомнив мне, зачем я здесь.
        Золотая Баба! Я бросила взгляд по сторонам. Где искать идола? Ведь фонарь вот-вот погаснет.
        Меня качало от слабости, но я снова обошла по периметру свою темницу и наконец нашла то, что искала. Фигурка идола лежала, прикрытая рассыпавшейся в прах дерюжкой. С трудом я извлекла ее из ящика и присела на бочку, чтобы разглядеть внимательнее. Она и вправду была золотой и непомерно тяжелой. Довольно грубое изделие около полуметра длиной. Туловище едва обозначено, руки сложены на груди, а вот лицо очень живое и выразительное. Лицо азиатской женщины. Спокойное, умиротворенное, с легкой улыбкой, совсем не похожее на то, что я видела на перстне Волвенкина. Да и кто сказал, что на перстне лик Алтанхас?
        Я провела пальцем по лицу идола. Неужели все напрасно и мне отсюда не выбраться? Костику теперь придется всю жизнь провести на болотах, охраняя ослабевшее божество? Но ведь Зоя уверяла, что все обойдется. И, похоже, знала, что говорила…
        Я вздохнула и осторожно прислонила идола к стене. Только тогда разглядела, что поставила его в лужу. Большая черная лужа матово отсвечивала в слабом свете фонаря. Откуда она взялась? Я наклонилась, и меня затрясло, как при ударе током. Я поняла, что лужа не черная, а красная. Это кровь, просто невероятное количество крови…
        Словно парализованная, я стояла и смотрела, как она растекается, разбегаясь по впадинам на полу, как заполняет трещинки…
        Я собрала силы в кулак и нашла взглядом источник. Все поплыло у меня перед глазами, тошнота подступила к горлу. Из-под стены торчал окровавленный ботинок, а из него выпирала белая с алыми прожилками кость. Фонарь выпал у меня из рук. Я еще услышала, как треснуло стекло, и мгла вновь накрыла меня с головой.


* * *
        Мне почудилось, что кто-то зовет меня по имени, и я с трудом разлепила веки. Кровь так сильно стучала в висках, словно там работал отбойный молоток. Воздух напоминал вонючее одеяло, в которое меня завернули с головой. Я с трудом села и прислушалась. Тишина! Тогда я прислонилась к холодной стене, исчерпав все лимиты на страх и надежду. В горле саднило от криков. Память о том, что случилось со мной и Севой в туннеле за этой плитой, снова вернулась, но я была слишком измучена, чтобы восполнить недостающие кусочки мозаики. Одно знала точно: я попала в ловушку.
        Тут я снова услышала голос. Глухой, далекий, как из подземелья. Он звал меня по имени. Это я разобрала довольно быстро. Но кто это мог быть? Разве что Сева? Если он по какой-то счастливой случайности до сих пор не погиб от болевого шока.
        Я попыталась крикнуть в ответ, но из горла вырвался слабый хрип. Оказывается, я сорвала голос. Тогда я застонала и опустилась на корточки рядом с Алтанхас, проехав щекой по холодному камню и пытаясь до конца прояснить сознание. Голос извне не думал умолкать.
        Я отвернулась от стены и напрягла слух.
        Голос донесся снова.
        - Эй! - нерешительно крикнула я, не слишком рассчитывая, что мой слабый, охрипший вопль пробьется сквозь каменные бастионы.
        - Маша, где ты? - явственно донесся ответный крик. Звучал он слишком бодро для истекавшего кровью человека. Но если это не Сева, то кто же тогда? Замятин? Невозможно! Маркел? С какой стати?
        Все же сердце радостно забилось. Если меня нашли, то непременно вызволят из этого затхлого склепа. Возможно, вызовут спасателей МЧС. Им не привыкать извлекать людей даже из-под более страшных завалов. Я ощупала стены, пытаясь сориентироваться в темноте. Казалось, звук доносился откуда-то сверху, но точно не из-за плиты, которая придавила Севу.
        - С тобой все в порядке? - спросил голос. Сейчас он звучал громко, но гулко, словно говоривший опустил голову в большую бочку.
        - Нет! - заорала я не своим голосом. - Нет! Я в ловушке!
        Казалось, голос то исчезал, то появлялся снова. Мне почудилось, что я вновь на пороге беспамятства и разговариваю сама с собой.
        - Как ты туда попала? - услышала я.
        - Как? - я помедлила, не зная, как объяснить. Ведь я почти ничего не помнила. - Вы нашли Севу? - спросила я, чтобы убедиться, что это не слуховая галлюцинация.
        - Нашли, - прозвучало сверху. - Можно сказать, что нашли. Его задавило плитой.
        Я вытерла ладонью холодный пот, струившийся по лицу. Сева погиб! Но еще неизвестно, чья участь хуже. Хоть умер мгновенно…
        Голос не дал мне возможности поразмышлять о превратностях судьбы.
        - Маша, - донеслось сверху, - мы нашли вентиляционную шахту. По ней нельзя выбраться. Может, ты вспомнишь, что произошло перед тем, как плита обрушилась? Что вы делали? Говори громче, а то тебя почти не слышно.
        Я рассказала. Громко, насколько позволяло охрипшее горло. И про крест, и про кирпич, и про клин, вбитый в отверстие…
        - Ты можешь определить, где та стена, которая обрушилась? - снова спросил голос.

«Еще бы я не смогла определить, - с горечью подумала я. - Там ведь торчит Севина нога…»
        Но крикнула лишь:
        - Определила!
        - Подойди ближе к стене! - скомандовал голос. Мне послышались знакомые интонации. Но это же не Олег! Я сама видела, как он истекал кровью.
        В полной темноте я подползла к стене. Попала рукой в лужу полузапекшейся крови. На этот раз восприняла ее как добрый знак, что не ошиблась. Но прошло очень много времени, мне показалось, целая вечность, прежде чем я услышала уже знакомый вздох, а следом скрип, треск, будто провернули огромный колодезный ворот. Я прижалась к Алтанхас, и мне показалось, что она тихонько вибрирует. Вернее, дрожит, совсем как живая.
        - Потерпи, потерпи! - шептала я, не сознавая, кого на самом деле успокаиваю.
        Движение воздуха, слабое, едва заметное, заставило меня замолчать. Я замерла, прислушиваясь. И вдруг все вокруг пришло в движение. Задрожал пол, затряслась стена, я схватилась за фигурку идола, как за спасательный круг. Рядом со мной что-то падало, звенело, трещало, валилось и разбивалось. Я вжалась в стену и шептала трясущимися губами: «Боже! Боже! Спаси!..»
        Вдруг возле меня возникла светлая линия. Она ширилась, ширилась… Я поняла, что это свет проник в темницу, что это поднимается плита.
        Боже! Чего я медлю? Я бросилась на пол… То, что я увидела, любого человека повергло бы в шок… Б-р-р! Ботинку повезло гораздо больше, чем его хозяину. Но что делать? Сева, прости! Я перекатилась через то, что от него осталось… И жадно вдохнула воздух, теперь уже не спертый и не ядовитый…


* * *

…Из ниоткуда возникли свет, звуки, голоса. Мне показалось, будто я только что проснулась, там, под скальным козырьком. Я поднесла руки к лицу. Грязь и кровь!
«О, черт!» - выругалась я, только вместо звуков горло издало слабые хрипы. Нет, это совсем не похоже на сон и тем более на пробуждение. Я подняла голову на свет, пытаясь сфокусировать взгляд на расплывчатом пятне за фонариком. Встав на четвереньки, сморгнула и увидела, что пятно раздвоилось. Два человека смотрели на меня: Маркел и Замятин. На лице деда я разглядела несколько ссадин и запекшуюся под носом кровь. Тельняшка Замятина тоже была в темных пятнах, из-под нее выглядывала грязная повязка…
        - Это вы? - спросила я и махнула рукой. Дескать, привет! И свалилась на камни. Сил не нашлось на более длинную речь. Олег и Маркел подхватили меня под руки и мигом вынесли из туннеля. Я очень удивилась этому обстоятельству, вспомнив, как долго мы с Севой пробирались по лазу. Оба моих спасителя упали на траву рядом со мной. Они хватали широко открытыми ртами воздух. Олег закашлялся и, схватившись за грудь, скривился от боли.
        - Давай! Давай! - закричал вдруг Маркел. - Быстрее!
        Они вновь подхватили меня под руки, но я вырвалась.
        - Что еще? Не инвалид! Сама дойду!
        - Постой, - Олег снова прижал руку к груди и поморщился. - Мы сорвали рычаг, который поднимал и опускал плиты…
        - Плиты? - удивилась я.
        - Да, там три плиты, три ловушки. - Он говорил точно астматик, задыхаясь. - Тебе повезло, что упала первая из них. Если бы упали сразу три, тебя завалило бы вместе с тайником. Но сейчас все висят на волоске - на ржавых тросах. Они лопаются, как гнилые нитки… Надо бежать… Тут что угодно может случится!
        - Алтанхас! - я бросилась к лазу.
        - С ума сошла? - Олег перехватил меня за руку.
        - Я нашла Золотую Бабу! - я попыталась освободить руку. - Не уйду без нее!
        - Нельзя, понимаешь, нельзя! Сейчас плиты полетят вниз! Многотонные плиты! Представляешь, какой тарарам будет!
        - Успею, - не сдавалась я. - Только отпусти меня! Я обещала Зое…
        Внутри горы глухо громыхнуло. Один раз, затем второй… Казалось, кто-то дважды хлопнул огромной дверью. Земля под ногами вздрогнула, загрохотали камни в карьере, со змеиным шипением скользнула по склону осыпь, а над сопкой поднялось облако то ли дыма, то ли пыли.
        - Две упали! - крикнул Маркел. - Щас третья рванет!
        И мы побежали!
        На этот раз судьба нас пощадила. Мы отбежали с полкилометра, когда упала третья плита. Наверно, самая тяжелая, потому что от удара вершина сопки вспучилась и тут же с грохотом провалилась. Вместе с ней в провал ушли и лес, и камни, и тропа, по которой мы недавно спускались. Взметнулся в небо столб пыли, нервно вздрогнула и качнулась под ногами земля. Тучей поднялись над лесом птицы. Эхо многократно повторило грохот обвала, и все столь же мгновенно стихло. Только птицы продолжали метаться в небе и громко, взволнованно кричать.
        Дед и Олег с ошалевшим видом взирали на то, что осталось от горы, напоминавшей сейчас вулкан, над кратером которого курился слабый дымок. Я же только сейчас разглядела своих спутников как следует. Грязные, оборванные, с изрядными ссадинами и синяками. Особенно досталось Маркелу. Слева на его лице красовался огромный синяк, а глаз совсем заплыл, осталась лишь узкая щелка. Разумеется, я выглядела не лучше, но Олег, заметив мой взгляд, обнял меня и с облегчением произнес:
        - Фу! Просто не верится, что мы тебя вытащили! - и поцеловал.
        - Ты-то как? - Я коснулась пальцами повязки.
        - Ребро у него сломано, - подал голос Маркел. - Это лучше, чем пуля в боку.
        - Не поняла, - я отстранилась от Олега. - Я же видела кровь. Такое пятно огромное. Темное…
        - Так я тож подумал: кровь, - засмеялся Маркел, - а то коньяк. Пуля во фляжку вошла. Там и застряла.
        - Шандарахнуло так, что я и впрямь подумал: подстрелил меня Сева! - Олег покачал головой. - Не принято о мертвых плохо говорить, но очень уж по-свински он с нами поступил. Маркелу вон бланш под глаз поставил. А приятелей с какой дури замочил? Или все, думал, клад уже у него в руках?
        - Как же ты обмишулился? - Я посмотрела на Маркела. - Врасплох захватили, что ли?
        - Врасплох, - вздохнул дед, - иначе я б им не дался. Стволом в кадык тыкали, все узнать хотели, зачем пришли. Утек я от них, - здоровый глаз Маркела горделиво сверкнул. - На скале всю ночь просидел, а этим оборотням не дался.
        - Они нас еще на подходе к Макаровке засекли, - сказал Олег. - А деда в плен взяли, когда он по надобности отлучился.
        - С карабином и «сидором»? - спросила я язвительно.
        Дед смутился и отвел взгляд в сторону.
        - Я ведь в стороне от вас хотел переночевать. Че, думаю, молодым мешать!
        - Хоть бы предупредил, - пожурила я деда и посмотрела на Олега.
        - Что будем делать? На руках два трупа, а что мы предъявим вместо Севы? Как объясним, отчего стрельба? Где оружие, из которого стреляли? И вообще, зачем нас понесло в эту Макаровку?
        - Маша, - Олег глянул на меня исподлобья, - расскажем все, как есть.
        - Что значит «как есть»? - возмутилась я. - Кто нам поверит? Даже клад этот проклятый не сможем предъявить. Сева там же, где и клад. В чертовой заднице! Родителей я тоже не нашла. Обошла весь тайник - и ничего!
        - Они не попали в сокровищницу, - сказал Олег. - Иначе б на вас с Севой грохнулась вторая плита. Впритирку к первой. Раздавила бы как муху…
        - Спасибо большое, - прижала я руку к сердцу. - С чего ты это взял?
        - Из дневника твоего отца, - Олег скривился. - Там действие ловушек в деталях описывается. Вот только не предугадал он, что гора провалится и клад ухнет вместе с ней.
        - Кабы камень не взрывали, то и гора устояла бы. - Маркел снял шапку и выбил ее о ствол дерева. - Потому порода и посыпалась, что крепко ее потревожили!
        - Откуда этот дневник взялся? - поразилась я.
        - Я нашел его в рюкзаке сына Волвенкина, - ответил Олег. - Ты сама все прочтешь. И о кладе, и о Золотой Бабе, и, главное, о ловушках. Твой отец все рассчитал. Но в ту ночь они с твоей мамой не клад искали. Они ушли в священную рощу, чтобы встретиться с одним из Хранителей Алтанхас, помощником Хурулдая. Встречались ли, о чем говорили - об этом ни слова. А затем в нем стал писать Волвенкин…
        - Подожди, - я помотала головой, - если мои родители не погибли в тайнике, то куда они подевались? Кроме того, Шихан говорил о записке, которую отец якобы оставил в гроте в ту ночь…
        - Их убил Волвенкин, и записку он оставил, чтобы отвести от себя подозрения. - Олег печально улыбнулся. - Все в этой истории предельно просто и объяснимо. Он действительно подвернул ногу, но не так чтобы сильно. И когда Курнатовский и большинство его коллег умчались на камлание, он проник в палатку, вскрыл сейф и украл гривну, но на выходе столкнулся с Замятиными. Володя заподозрил неладное, бросился на Волвенкина. Завязалась драка. Вовка был здоровым малым. Скрутил горе-грабителя. Но тот выхватил пистолет и застрелил обоих. Трупы погрузил в лодку и пустил ее в порог. Он ведь знал, что от лодки даже щепы не останется. Гривну продал зубному технику за три тысячи рублей. Мотоцикл японский купил… Только, похоже, он не случайно под «КамАЗ» угодил. Сам пишет в дневнике, дескать, является к нему каждую ночь дух черта-душителя Муунчаха в образе женщины с петлей на шее. Велит вернуть гривну и перстень…
        - Перстень? Был у него перстень, - кивнула я. - Петр Аркадьевич о нем рассказывал. Дескать, обладал тот магической силой. Видно, Волвенкин украл его во время раскопок. Похожий я видела у Севы. Он надел его как раз перед тем, как обрушилась стена.
        - Может, и есть в этом что-то, - усмехнулся Олег, - но лучше не экспериментировать.
        - Сева сказал, что у Волвенкина тоже имелась кладовая запись, но где-то затерялась.
        - Твой отец, Маша, зря грешил на Курнатовского. Плиту спрятал не он, а Волвенкин. И даже запись скопировал, но прочесть не сумел. Видать, не судьба!
        - Что толку в том, что мы ее прочитали? И даже подходы к тайнику обнаружили? Терсков оказался хитрее всех. Но ведь сам-то наверняка хотел за кладом вернуться. Там даже сотая часть сокровищ сделала бы его богатейшим человеком.
        - Для Терскова имелся другой ход, вымощенный плитами. Тот самый, где побывал Маркел. Но кто ж предполагал, что его размоет талыми водами. А ловушки были рассчитаны на любителей легкой добычи. Об этом твой отец раньше всех догадался. - Олег вытащил из кармана пачку сигарет и спросил: - Закуришь?
        - Нет, - я покачала головой, - пропала охотка!
        - Ну, хоть что-то хорошее в этой куче дерьма, - сказал Олег и снова обнял меня за плечи. - Давай, приводи себя в порядок, а мы с Маркелом гору осмотрим по горячим следам. Вдруг что-то интересное найдем!
        - Я с вами, - быстро сказала я. - Умыться всегда успею!
        - Тогда пошли, но учти, я уже сообщил в милицию и прокуратуру о случившемся. Скоро они здесь появятся. У нас в запасе часа три-четыре…
        - Тем более надо спешить, - сказала я и первой направилась к горе.


        Глава 32
        Ветер отнес облако пыли, зависшее над сопкой, а солнце, умытое недавними дождями, сияло, как надраенная медная сковородка. Мы карабкались по камням, сами не понимая, что хотим найти. Однозначно не сокровища, которые лежали под страшным завалом горной породы, земли, искореженных деревьев.
        Мы двигались в гору вдвоем. Маркел не прошел и половины пути до провала. Присел, отдуваясь, на камень. Лицо его покраснело, и дед то и дело вытирал его шапкой, оставляя на лице грязные полосы.
        - Я вас здесь подожду, - крикнул он, задыхаясь. - Сердчишко что-то зашлось!
        - Тебе помочь? - я остановилась чуть выше.
        - Иди, иди! - махнул шапкой дед. - Маленько отсижусь и вниз пойду. Костер разведу, чайку вскипячу.
        - И то дело, - отозвался сверху Олег. - С вечера во рту ничего не держали.
        Я поняла, почему меня покачивает из стороны в сторону. От голода! Но я промолчала. Что толку, если я сообщу об этом Олегу? Он не в лучшем состоянии. Я отделалась ссадинами да ушибами, и хотя пальцы пока сгибались плохо, но рука уже почти не болела. А у Олега сломано ребро. И ничего, держится молодцом, да еще меня и Маркела подбадривает. Только ему одному известно, какие чувства испытывает, какие мысли витают в его голове.
        Наконец мы очутились на краю огромной ямы метров этак пятидесяти в диаметре и глубиной, наверно, не меньше.
        - Ого! - вырвалось у меня. - Вот это сила!
        Было чему удивляться. Вершину сопки будто вмял гигантский кулак. Я мысленно перекрестилась. Ведь я могла лежать под завалом на пару с Севой…
        Я ничего не сказала Олегу. Мы поняли друг друга без слов. Спускаться вниз не было смысла. На дне провала уже скопилась вода. Со временем здесь должно появиться новое озеро.
        - Жаль, - сказала я, - пропала Алтанхас.
        - Успокойся, - Олег взял меня за руку, - главное, ты жива-здорова…
        Он еще что-то говорил, и в другой раз я бы не пропустила ни слова, но странное возбуждение, никак не связанное с Олегом - это я знала абсолютно точно, - росло, росло во мне, и когда достигло критической точки, я вырвала руку и побежала по камням вниз. Куда я неслась? На что надеялась? До сих пор не знаю, как называлось то чувство, которое заставило меня забыть об опасности. Оно было сродни сумасшествию…
        - Маша! Стой! - кричал Олег. - Осторожнее! Камни могут поплыть!
        Эти предупреждения я пропускала мимо ушей. Вперед, вперед! Душа рвалась, стремилась к чему-то неведомому, разум явно не поспевал за ней.
        Стоп! Я остановилась внезапно, словно наткнулась на колючую проволоку. Что там такое? Что болтается на ветке кедрового стланика? Отчего вдруг подпрыгнуло сердце?
        Мне очень хотелось обмануться, махнуть рукой, даже выругаться от досады, дескать, чудится всякая ерунда… Но я наклонилась. И обомлела! Нет, совсем не ерунда! На ветке болтался колокольчик. Очень похожий на тот, что я держала в руках в том странном лабазе. Он тоже был покрыт зеленовато-сизой патиной, а надпись «Заводъ Филарeта Горeлова» совпадала и вовсе один в один.
        Я озадаченно хмыкнула, сняла колокольчик с ветки и внимательно его осмотрела.
        У входа в лабаз я лишь глянула на него и тотчас забыла. Не помнила даже, куда он подевался.
        Я присела на камень, качнула колокольчик. Чистый хрустальный звон разбудил тишину. Я огляделась по сторонам. Почему неохота уходить отсюда? Так бы и сидела, слушая эти чистые звуки: звон колокольчика, шум ветра в скалах, ропот горного ручья…
        К знакомым звукам прибавился вдруг новый, похожий на звучание флейты. Донесся он со стороны провала. Я насторожилась, прислушалась и неожиданно уловила тот же звук, но шел он сбоку из глубокой ложбины… Нет, это не запоздалое эхо и не крик филина. До ночи еще далеко, часов шесть как минимум.
        Налетел холодный ветерок и сразу пробрал меня до костей. Я поежилась и поискала взглядом Олега. Он сидел на камне метрах в пяти выше меня и курил.
        - Собирайся, - сказал он, заметив мой взгляд. - Нужно возвращаться.
        Я бросила последний взгляд в провал и ахнула от неожиданности. Даю голову на отсечение, пять минут назад на большом камне, который находился чуть ниже меня, ничего не было. Как раз над ним висел колокольчик, и я бы обязательно заметила…
        - Алтанхас, - я чуть не заплакала, обнимая золотую фигурку. - Откуда ты взялась?
        Я опустилась на колени, провела пальцем по тугой щеке. Она была теплой, видно, нагрелась от солнца.
        - Что там? Что случилось? - крикнул сверху Олег.
        - Смотри, - я отступила в сторону. - Это она, сила Алтанхас.
        И, повесив на шею статуэтки колокольчик, завязала шнурок бантиком.
        Олег заторопился ко мне.
        - Откуда она взялась?
        - Понятия не имею, - пожала я плечами. - Приходится верить в чудеса. Иначе не объяснишь.
        Олег присел рядом с золотой фигуркой на корточки, внимательно осмотрел ее, ощупал, повертел… Но когда попытался поднять, охнул:
        - Ничего себе! И впрямь килограммов тридцать будет.
        - Ничего, - я погладила идола по голове, - донесу как-нибудь в рюкзаке.
        - Не выдумывай, - Олег резко поднялся на ноги. - Статуэтку сдадим по акту как исторически ценную вещь. А все сказки забудь, как страшный сон.
        - Я пойду в Поганкину Марь, - сказала я тихо. - Что бы ты ни говорил, как бы ни убеждал, но я понесу туда Алтанхас, чего бы мне это ни стоило.
        - Маша, не сходи с ума, - Олег взял меня за руку. - Я тебя не пущу. Там же сплошные топи.
        - У меня есть Костина карта. Он обозначил тропу.
        - По этой тропе еще пройти надо…
        - Ничего, у меня молитва есть.
        Я достала из нагрудного кармана замызганный листок бумаги и прочитала:«…За болотом немного положено - мне приходится взять. Отойди же, нечистая сила, не вами положено, не вам и стеречь».
        - Господи, вразуми дурочку! - Олег воздел руки к небу. - Это же смертельно опасно, тяжело, в конце концов. Не забывай, скоро здесь будут милиция и прокуратура. Что я им отвечу? Что капитан милиции Лазарева с двумя пудами золота отбыла в неизвестном направлении? Учти, это чистейшей воды авантюра, и по закону…
        - А по совести? - Я снизу вверх посмотрела на Олега. - Если не поможешь, так хоть не мешай… А?
        Олег нахмурился, лоб его перечеркнула глубокая складка.
        - Решайся! - сказала я. - Впрочем, тебе и прикрывать меня не придется. По карте до острова километров пять. Если она не врет и там есть тропа, я обернусь часа за три.
        - Складно у тебя получается, - пробурчал Олег, отводя взгляд. - Севку с приятелями болото не пропустило, а ты вдруг пройдешь, аки посуху. Там без груза ходить - большая проблема, а ты два пуда потащишь. Не отпущу! Потом всю жизнь корить себя буду, что не удержал.
        - Слабый ты уговорщик, Замятин, - засмеялась я. - Не убедил меня!
        Олег схватил меня за руку, больно стиснул запястье.
        - Отпусти, - сказала я тихо и аккуратно разжала его пальцы. - Испортить все легко…
        - Ты уже испортила, - сказал он и отвернулся. - Даже не предложила идти вместе. Как одна справишься, думала?
        - Думала, - я коснулась его плеча. - Встречай милицию и прокуратуру, отчитывайся, рапортуй. У меня есть запасной аэродром. Выгонят из милиции, займусь школой. Участкового найдут, а учительницу вряд ли. Так что проживу!
        - О чем ты говоришь? - Олег привлек меня к себе. - Это же подсудное дело! Тебе лет десять впаяют за хищение в особо крупных размерах!
        - Впаяют, если ты доложишь! - Я посмотрела ему в глаза. - И посадят, если докажут кражу. Алтанхас, кроме нас двоих, никто не видел…
        - Ладно, иди, - сказал он глухо. - Дай бог, чтоб ты успела вернуться до приезда следаков.
        - Постараюсь, - сказала я и посмотрела на Алтанхас. Только сейчас мне пришло в голову, что фигурка может называться по-другому. Ведь это не сама Золотая Баба, а как бы ее внучка. Впрочем, какое мне дело, как она называется на самом деле. В памяти моей она останется навсегда под именем Алтанхас.


        Глава 33
        - Однако утка кричит, марь близко, - сказал Маркел, останавливаясь и прислушиваясь. Не знаю, по какой причине, но он вызвался проводить меня до Поганкиной Мари. Привел из пастушьего стана лошадей, помог приторочить к седлу рюкзак с идолом. Пару раз за время пути мне показалось, что он хочет заговорить со мной. Но так и не решился, а я не настаивала… Вот и ехали молча, занятые своими думами, пока не услышали утиный крик.
        Утка не обманула: лес внезапно оборвался, мы вышли к болоту. Пестрыми хлопьями копились в небе облака, по долине лениво ползли их причудливые тени. Впереди разлеглось поле с редкими кочками, прикрытое темно-зелеными мхами. Ни деревца, ни кустика. Никаких следов. Звери, должно быть, обходили его стороною. Только вдалеке виднелись одинокие деревья, чахлые, горбатые, измученные непосильной борьбой с ветрами и зимними стужами.
        Мы спешились. Я сняла и поставила на землю рюкзак с золотой фигуркой Алтанхас. Только сейчас, рядом с болотом, которое мне предстояло преодолеть пешком, я помаленьку стала понимать, какую непосильную ношу в прямом и переносном смысле взвалила себе на плечи.
        - Ну что, Мария, прощаться будем? - дед покосился на меня. - Я б пошел с тобой, только нет мне хода к Хурулдаю! Не пустит он меня…
        - Ты вернешься в Макаровку? - спросила я. - К Олегу?
        - А что Олег? Младенец сопливый? - нахмурился Маркел. - К Игнату вернусь. Ему несладко теперя… Родная внучка не приняла…
        - А ты как хотел? Он столько всего натворил!
        - Вас, молодежь, раззе поймешь? - махнул рукой Маркел. - То денег вам мало, а коль на голову упадут, бери - не хочу, опять на дыбы!
        - Не нужны мне его деньги! Сколько можно повторять? - рассердилась я. - Шихану впору о душе задуматься! Об остальном прокурор позаботится!
        - И-эх! - протяжно выдохнул Маркел. - Дело твое! Чуток больше, чем нужно, ты на себя взвалила. Гляди - не надорвись.
        Я сделала вид, что не поняла намека, и сказала, стараясь, чтобы голос звучал бодро:
        - Ничего, потихоньку, полегоньку, доберусь, не беспокойся!
        - Не получится полегоньку, - вздохнул Маркел и перекрестился. - Не простит мне Игнат, что оставил тебя.
        - Не казнись, - сказала я строго, - все обойдется. У меня же карта есть.
        - Дак какая ж то карта! - Маркел даже крякнул от досады. - Потонешь в зыбуне, а Игнат меня пристрелит. Ему теперь все равно!
        - А ты не каркай на дорожку!
        Маркел с хмурым видом наблюдал за моими попытками справиться с рюкзаком. Затем сердито буркнул что-то, сплюнул и направился к лошадям.
        Еще минута, и мы разошлись в разные стороны. Дед - держа в поводу двух лошадей, я - с тяжеленным рюкзаком, который то и дело грозил опрокинуть меня на спину.
        - Ничего, жить можно!
        Я стукнула посохом о землю. Его почти силком всучил мне Маркел. Чуть позже я поняла, насколько дед был прав, когда уверял, что посох придаст мне дополнительную точку опоры. Кто бы спорил? Сверившись с картой, я отметила, что не ошиблась: именно от скалы «Коготь» начиналась тропа, которая должна была вывести меня к Хранителю Золотой Бабы.
        Но только где она? Куда ни кинь взгляд, повсюду один и тот же пейзаж: лохматые кочки, кривые березки по закрайкам мари и лысые от давнего пожара бугры. А впереди и вовсе страшное место - Поганкина Марь, и ни одного ориентира…
        Я махнула рукой. Будь, что будет! Только в висках, будто молоточки, стучали тревожные мысли. Зачем Маркел снова завел разговор о Шихане? Разбудить мою совесть решил? Так она и без того забыла, когда спала спокойно.
        Высокие кочки из торфа, туго переплетенные корневищами осоки, пружинили и оседали под моим весом. Ноги скользили, но сами несли меня вперед. В правильном направлении или нет, об этом я уже не думала. Главное - не упасть! Упадешь - не встанешь! Меж кочек прятались предательские ямы, «окна», залитые водой. Я ступала крайне осторожно, нащупывая безопасный проход палкой Маркела, но вскоре в моих ботинках захлюпало, а через полчаса мне казалось, что вообще иду босиком. Кочки попадались все реже и реже. Иногда приходилось перепрыгивать с одной на другую, и всякий раз я с трудом сохраняла равновесие. Выручал посох Маркела.
        Впереди замаячили чахлые заросли: тот самый перелесок, который я заметила с берега. Закоченевшие ноги тяжелели и тяжелели, не осталось уже ни сил, ни желания идти дальше. На автопилоте, с почти отключившимся сознанием я добралась до первой березы, кривой и низкорослой. Схватилась за нее, ноги подкосились, рюкзак потянул вниз. На уровне глаз проявился вырезанный на стволе знак. Тот самый, о котором упоминалось в записях отца: стрела, перекрещенная двумя другими.
        Кажется, я заплакала… От счастья!
        В редких вершинах берез зашумел ветер, зашелестел осокой и черноголовником. Его холодные волны бежали к далеким розовеющим горам. Там Макаровка, там Олег… Но почему-то в этот раз я подумала о Замятине без привычного волнения. Или просто устала? Или более важные заботы очистили мой мозг от второстепенных проблем? Я ведь нашла тайный знак, значит - иду верно!

…И снова под ногами кочки, вода, ямы… По влажному мху идти легко и мягко, как по пружинному матрасу, и я обрадовалась временной передышке. Спохватилась, но поздно - ведь это зыбун! Бросилась назад, но хилый покров тут же просел под ногами. В черной луже вокруг забулькал болотный газ. А я стояла по колено в воде, чувствовала, как рвется подо мною тонкий слой растительности, и ничегошеньки не могла поделать, чтобы спастись. Рюкзак тянул вниз, и я все глубже и глубже погружалась в холодную, липкую пучину.
        Опасность словно утроила силы. В безумном рывке я метнулась вперед, упала грудью на мох, раскинув руки с зажатым в них шестом, чтобы создать большую площадь сопротивления. Сознавая, что под ногами бездна, готовая в любой момент проглотить меня, как козявку, я лихорадочно искала глазами, за что бы схватиться.
        Бесполезно! Ни кочки, ни деревца! Тогда постепенно, без резких движений я стала освобождаться от рюкзака: сняла с плеча одну лямку, вторую… Потом поползла по мху, стараясь не попасть в «окно». Рюкзак с трудом тащила следом вместе с пудовой тяжестью прилипшей к нему глины. А где-то впереди, наводя еще большую тоску, стонала и ныла какая-то птица.
        Наконец, где лежа, где на четвереньках, добралась до края темно-зеленых коварных мхов. Подтянув к себе рюкзак, некоторое время лежала, уткнувшись в мокрый брезент, не в силах поднять голову и оглядеться. Пройди я немного дальше, где растительный покров, прикрывавший топи, еще тоньше, пожалуй, и не выбралась бы. Видно, судьба у меня такая - все время попадать в ловушки для ротозеев!
        Слегка отдышавшись, я подняла голову и огляделась. Краски вокруг, словно выгорев на солнце, поблекли, а над горизонтом висело похожее на НЛО лиловое облако. «Вот и вечер подкрался», - подумала я равнодушно, и тут кто-то словно огрел меня нагайкой. В голове просветлело. Какой вечер? Скоро стемнеет, а я так и не добралась до более-менее приличного участка суши, где могла бы развести костер, обогреться.
        И снова, согнувшись в три погибели, я побрела по болоту, почти бессознательно передвигая отяжелевшие ноги. Запутавшись в осоке, упала и почувствовала: уже не поднимусь. Посох я давно потеряла, теперь не на что было опереться. Полное безразличие овладело мною, ненужными стали костер, тепло. Хотелось прижаться к твердой, надежной земле и забыться в долгом-долгом сне. Эта минута слабости почти совсем отключила сознание. Все остальное я воспринимала сквозь туман, затопивший мозг. В мареве возник передо мной, точно мираж, покосившийся столб, а на нем опять знакомый знак: две стрелы на третьей… Это меня не обрадовало. Зато столб находился на сухом взгорке, выступившем над топью. Здесь же нашли приют несколько измочаленных непогодой березок.
        Прижавшись спиною к корявому стволу, я натянула капюшон куртки на лицо, чтобы не сожрали комары, спрятала руки в рукава и тотчас погрузилась в сон. Но это был не сон, а тяжелое забытье. Сквозь дремоту проплывали перед глазами горы, болота, беспросветная тайга, громоздились камни, шуршали осыпи, с грохотом что-то ломалось и падало…
        В темноте кто-то фыркнул и ленивой поступью, неохотно обошел меня справа. Я уже не знала, то ли мне почудилось, то ли взаправду хищный зверь бродил поблизости в надежде на легкую добычу… Попыталась встать, но ноги подвели, я рухнула на землю… Слабые звуки флейты вторглись в сознание, теплый ветерок коснулся лица, но сил не хватало даже открыть глаза… На смену флейте пришли бубны. А может, так сильно стучало мое сердце, отбивая последние удары?
        Неимоверным усилием я раздвинула веки. Яркие сполохи ослепили меня, но я разглядела лицо старика, склонившегося надо мною: темное, как ольховая кора, лицо, глубокие морщины… Он поднес к моим губам деревянный сосуд, и рот наполнился чем-то кисловатым, с молочным привкусом…

«Айран!» - первое, что пришло в голову, но сознание слегка прояснилось. Я села, тряхнула головой, огляделась. Нет, ночь еще не наступила. Серый сумрак сочился сквозь клочья тумана. А чуть в стороне возле костра сидел на корточках тот самый старик, что напоил меня айраном, и смотрел в мою сторону.
        - Хурулдай, - то ли подумала, то ли прошептала я.
        И тут пламя костра взметнулось, мне показалось, до неба. Бубны зазвучали громче, десятки бубнов, и я увидела огромную статую женщины, точную копию той, что я несла в своем рюкзаке. Она горела, переливалась, слепила глаза небывалым блеском, словно соткана была из огненных сгустков и золотых нитей. А вокруг в нее, как в хороводе, плясали, вертелись, порхали десятки, сотни разноцветных огоньков…
        - Алтанхас! - прошептала я и потянулась к рюкзаку. Но он был пуст.
        И тогда я поползла к идолу. Мне казалось жизненно важным коснуться ее, рассмотреть поближе. Но я не проползла и пары метров, как что-то меня остановило. Я будто уперлась в стену: теплую, упругую, прозрачную. Хурулдай и сверкающий идол были совсем близко, а я все никак не могла пробиться сквозь препятствие. Я сходила с ума от бессилия, а старик по-прежнему безучастно наблюдал за моими попытками приблизиться к Алтанхас. И это в благодарность за то, что я вернула им силу?
        - Хурулдай! - потеряв выдержку, закричала я не своим голосом: - Черт побери! Я зря рисковала? Зря вашего идола через топь несла?
        - Уходи! - вдруг тихо сказал Хурулдай. - Ты - женщина! Пойдешь к Алтанхас, много силы заберешь!
        - Я вернула силу! - рассердилась я. - Зачем мне ее забирать?
        - Уходи! - Хурулдай поднял руку, и костер плюнул огнем. Огненный вихрь рванулся навстречу первым звездам, как стрелой пронзив небосвод. Вновь зазвучали бубны, к ним присоединились барабаны. Низкий утробный рокот поплыл над землей, а мне почудилось, что это заворчали старые скалы, закряхтели деревья, забурчала река…
        Я упала на землю. И подумала, что умру сейчас, если не засну…


* * *

…Ярко-красное солнце медленно спускалось к хребту, заросшему темно-зеленой тайгой. Я шла по березовому перелеску, обходила заросли шиповника и малины. Тут и там открывались мне голубые чаши озер - ровные, спокойные, окаймленные буйными зарослями аира. На зеркальной глади воды виднелись чудесные кувшинки, раскрывшие навстречу теплу бледно-желтые восковые лепестки. Но я не пыталась добраться до них. Напрасное это занятие. Дно в озерах топкое, заросшее, а сама кувшинка - недолговечное создание, только сорвешь, а она - глянь! - уже завяла…
        - Маша, - кто-то окликнул меня.
        Я оглянулась. Никого! В этот момент меня сильно встряхнули. Я открыла глаза. Спала, что ли? И встретилась взглядом с Олегом. Он смотрел на меня с тревогой.
        - Фу! Напугала меня! - сказал он весело, но тревога из глаз не исчезла.
        Вместо ответа я приподнялась на локтях и огляделась. Я лежала на спальнике под тем же каменным уступом. Стрелял искрами костер, возле которого валялся пустой рюкзак. Тот самый, в котором я несла Алтанхас, грязный и мокрый. Это и было, наверно, главным доказательством того, что все случившееся - не плод моего воображения.
        - Как ты? - спросил Олег и присел рядом со мной.
        - Я сама пришла? - спросила я на всякий случай, стараясь понять, каким образом сумела преодолеть обратный путь. Судя по засохшей на одежде грязи и мокрым ботинкам, в болоте я все-таки побывала.
        - Понятия не имею! - пожал плечами Олег. - Тебя Маркел привез на лошади. Говорит, нашел в том же месте, где оставил.
        - Он же ушел! - поразилась я.
        - Нет, говорит, дожидался твоего возвращения.
        - А где он? - Я завертела головой в надежде увидеть деда.
        - Отпустил я его, - Олег отвел взгляд. - У них с Шиханом наверняка другой схрон имеется… Пусть уходят! Бог с ними!
        - Но ведь они преступники! Их судить надо!
        - Надо! - кивнул Олег. - Но они сами себе приговор вынесли! Сколько им осталось?
        Я смерила его взглядом. Что случилось в мое отсутствие, о чем передумал Олег, прежде чем прийти к этому решению?
        Но тут я вспомнила главное! Утро уже, а где вертолет? Где оперативная группа?
        - Вчера дождь помешал им прилететь, - Олег посмотрел на часы. - Жду с минуту на минуту. - И вдруг сунул мне в руки толстый пакет, перетянутый резинкой. - Держи! Это Маркел передал! От твоего деда!
        Я с недоумением посмотрела на него. Что такое? Развернула пакет. Фотографии! Те самые, что висели на стене дома Шихана, но среди них с десяток, которые я видела впервые: мамины, бабушкины… Только одна с дедом - там, где он рядом с молоденькой еще бабушкой держит на руках маленькую маму…
        Рассматривая фотографии, я забыла о том, что в пакете есть еще один - поменьше и тоньше. Наконец я развернула его и обомлела. Стопка сберкнижек на предъявителя! С очень большими суммами денег на каждой!
        - Ничего себе! - потрясенно произнес над моим ухом Олег. - Ты теперь богатая невеста!
        - Тебя это напрягает? - рассердилась я.
        - Почему же? - смутился Олег. - Нисколько!
        Низкий, похожий на стрекот кузнечика звук отвлек меня от созерцания богатства, свалившегося мне на голову. Я посмотрела на небо. Над горой возникло черное пятнышко. Оно стремительно приближалось.
        - Летят! - сказал Олег и обнял меня. - Ты не волнуйся! Все будет хорошо!
        Через считаные минуты воздух заполнило глухое постукивание мощных моторов. Вертолет резво пролетел над нами, затем заложил крутой вираж и вернулся. Поток воздуха пригнул кусты, столбом взметнулась пыль и лохмотья травы…
        Олег прижал меня к себе. И так, слегка пригнувшись и заслоняя глаза от пыли, мы стояли и наблюдали, как открылась дверь вертолета и на землю один за другим стали спрыгивать люди в камуфляже, милицейской форме, в обычной гражданской одежде. Последним спрыгнул человек с крупной немецкой овчаркой в поводу, вероятно, кинолог.
        Мы переглянулись и направились навстречу прибывшим. В кармане куртки что-то звякнуло. Я непроизвольно сунула туда руку и охнула от неожиданности. На ладони лежал старый знакомый - колокольчик с надписью «Заводъ Филарeта Горeлова».
        Я улыбнулась и переложила его в нагрудный карман. Поближе к сердцу.


        Глава 34
        Возле вокзала толкалась масса народа. Взмыленные тетки с чемоданами и сумками, их распаренные от духоты мужья громко разговаривали, перебивали друг друга, пересчитывали багаж, детей, бестолково выстраивались в очередь ко всем подъезжавшим машинам в надежде найти такси. Значит, поезд уже пришел, а стоянка у него - пять минут. Я прибавила шаг, а затем побежала, не слишком вежливо расталкивая провожающих и спешащих к поезду пассажиров, успевших закупить пиво и колбасу в привокзальном магазине. Как назло, нужный мне вагон оказался чуть ли не в конце состава. Я опаздывала, безбожно опаздывала. Тогда я сняла туфли и припустила бегом.
        Олега я заметила издалека. Он нервно ходил по перрону, курил и напряженно вглядывался поверх голов людей, заслонявших нас друг от друга.

«Граждане пассажиры! До отправления скорого поезда Владивосток - Москва остается одна минута. Пассажиры, просьба занять свои места!» - гнусаво возвестил репродуктор.
        Я перешла на рысь. Одна минута, только одна минута…
        Под ноги я уже не смотрела и разрезала толпу, не обращая внимания на ругань и крики. Остался всего один вагон, и тут я запнулась за чемоданы. Если бы меня не придержали за руку, я свернула бы шею.
        - Маша, куда мчишься? - на меня с удивлением смотрел Николай, а рядом с ним стояли, улыбаясь, Зоя и Костик.
        Я не успела ответить, а Зоя затараторила, перехватив меня за рукав, пока Николай с Костиком показывали билеты проводнице и поднимали чемоданы в вагон:
        - Видишь, на море выбрались! Давно мечтали съездить, да все не получалось!
        - Счастливо отдохнуть! - я улыбнулась в ответ, освободила руку и быстро спросила Костика: - Ну, как ты?
        - Спасибо, Мария Владимировна, - посмотрел он на меня по-взрослому серьезно. - Извините, я ведь не слишком верил, что у вас получится.
        - А у меня получилось? Ты правду говоришь?
        Костик едва заметно улыбнулся:
        - Правду… Вам же колокольчик вернули. Хозяйка велела…
        - Какая хозяйка? - опешила я.
        Костик хитро прищурился.
        - Хозяйка тайги - Алтанхас…
        Краем глаза я заметила, что Олег уже стоит на площадке, а проводница поднимает подножку. Бросив последний взгляд на перрон, он скрылся в вагоне. Мне стало плохо. За прошедшую неделю мы виделись всего раза два, да и что это были за встречи? Мы ни разу не остались наедине, лишь вчера вечером он позвонил и сообщил, что уезжает, и попросил, чтобы я обязательно пришла на вокзал. И все! Ни слова больше!
        - Простите, - я прижала руку к груди и рванула от счастливого семейства. Поезд тронулся. Быстрее, быстрее застучали колеса. Я бежала так, как никогда не бегала в жизни. И все же не добежала. Я остановилась, провожая взглядом вагоны. Что же я наделала? В кармане куртки зазвонил телефон. Я глянула на номер! Олег! И быстро поднесла трубку к уху.
        - Ты специально не пришла? - услышала я его голос. - Я, как пацан, метался по перрону…
        - Ради бога, прости, - сказала я, едва сдерживая слезы, - автобус задержался. Я чуть-чуть не добежала до твоего вагона.
        - Понятно! - голос его звучал сухо. У меня все сжалось внутри. Уехал. И больше я никогда, слышите, никогда его не увижу!
        - Я тебе из Москвы позвоню! - продолжал он в том же духе, а я уже знала: не позвонит! Ни за что.
        Олег первым отключил телефон, а я стояла на перроне, тупо уставившись на погасший экран, и больше всего мне хотелось шмякнуть телефон об асфальт, чтобы навсегда покончить со своей неприкаянной любовью, с пустым ожиданием его звонков.
        Заморосил дождь. Я побрела обратно, и только когда почувствовала под ногами острые края брусчатки, поняла, что плетусь босиком по привокзальной площади, забыв о туфлях в руках.
        Я присела на лавочку. Она была мокрой, но я и без того промокла и продрогла до костей. До отправления автобуса в Марьясово оставалось часа два. Их надо было где-то переждать. Я обулась, огляделась по сторонам. Площадь опустела до прибытия следующего поезда, лишь торговки томились под зонтами, укрыв товар прозрачной клеенкой.
        Прошли неполные три недели с того дня, когда мы с Севой встречали здесь Замятина. Кто знал, чем эта встреча для нас обернется? А если бы приехал не Замятин, а кто-то другой? Тогда все могло бы повернуться по-другому. А еще я подумала, как бы развивались события, не поленись я проверить документы у двух типов, показавшихся мне подозрительными.
        Что толку гадать? Что случилось, то случилось! Видно, не было у судьбы других вариантов. Я вздохнула, сильнее запахнула куртку и направилась в привокзальное кафе. Утром я так спешила, что не позавтракала, поэтому решила наверстать упущенное.
        В зале все столики были заняты. Физиономии большинства посетителей смахивали на те, что мелькают в криминальных сводках. Меню здесь никогда не отличалось разнообразием, а скатерти на столах - особой свежестью. Но не ехать же в самом деле в центр городка, чтобы быстро перекусить? В этот раз я была не в форме, и поэтому никто не обратил на меня внимания. С трудом отыскав место возле окна, я села за столик, стараясь быть незаметной. Одинокие женщины в этой забегаловке воспринимались однозначно.
        Подошла толстая официантка. Я сделала заказ и стала смотреть в окно, которое выходило в скверик, заросший чахлыми кустами сирени…
        - Марья Владимировна! - радостный вопль за спиной заставил меня вздрогнуть. Я оглянулась. Боже! Гришка и Сашка! Те самые, кого я сдала в милицию в день приезда Замятина. Радостно возбужденные мужики возвышались надо мной, удерживая по паре кружек пива в каждой руке.
        - Можно к вам? - спросил Сашка.
        Гришка, не дожидаясь моего согласия, приземлился рядом на свободный стул.
        - Откуда взялись, орлы? - спросила я.
        - Как откуда? - переглянулись мужики. - Припаяли нам пятнадцать суток. Вот и отпахали мы их на стройках капитализма. Вернее, восемнадцать. Тика в тику!
        Гришка наклонился ко мне, прищурился и, похлопав себя по нагрудному карману, доверительно сообщил:
        - И деньжат заработали, детишкам на молочишко.
        Сашка кивнул, соглашаясь, а от себя добавил:
        - Барыге одному гараж построили. Вот он и заплатил маненько.
        - Какой барыга? - возмутилась я. - Вы ж на общественных работах должны были трудиться.
        - Так барыга милицейский, - виновато посмотрел на меня Гришка. - Большой начальник. Помогли, поработали. А совесть он не совсем пропил, заплатил неплохо, почти как на воле. Так вот он, сюда идет!
        Гришка приподнялся. Лицо его приняло испуганный вид. Он засуетился:
        - Пошли, Санька, пошли! Вдруг что не так!
        Забыв проститься, мужики подхватили пиво и юркнули в толпу.
        - Деньги не пропейте! - бросила я им вслед, но они, похоже, меня не услышали.
        - С кем воюешь? - раздалось рядом.
        Я подняла голову и обомлела. Этого еще недоставало!
        Голос принадлежал Борису. Он стоял, заложив руки в карманы куртки, рот кривился в ухмылке.
        - Не рада, что ли? - Он плюхнулся на стул, где только что сидел Гришка, и попытался обнять меня за плечи.
        Я оттолкнула его руки и прошипела:
        - Что ты себе позволяешь? Уймись!
        - Ой, какие мы гордые! - глумливо засмеялся Борис и пересел напротив. - Небось хахаля своего провожала?
        - Тебе-то что с того? - не очень любезно ответила я, отметив, что выглядит Садовников неважно. Помятая рубашка, не первой свежести джинсовая куртка. Да и взгляд какой-то не такой, менее наглый, что ли? Глаза будто неживые, остекленевшие, и язык с трудом ворочается. Только учуяв запах перегара, я поняла, что он пьян. И крепко!

«Вот угораздило тебя, Маша! - подумала я с досадой. - Ни раньше, ни позже в кафе завалилась!»
        - А я вот не успел! - Лицо Бориса сморщилось. - Сбежала Верка! Тю-тю! Не догнал я ее!
        - Как сбежала? - оторопела я. - Куда?
        - К любовнику своему! - Борис обхватил голову ладонями. - Нашла мешок с деньгами! В Израиле! И укатила в теплые края!
        - Не может быть! - Я не верила своим ушам. - У вас вроде…
        - В том-то и дело, что вроде, - Борис махнул рукой официантке. - Катя, еще водки!
        - Борис, - сказала я мягко, - хватит уже.
        - Что ты заладила: «Хватит!» - неожиданно разъярился Борис и стукнул кулаком по столу. Задребезжала посуда. Сидевшие за соседними столиками люди стали коситься в нашу сторону и оживленно перешептываться. Я не ошиблась, здешние посетители знали начальника уголовного розыска в лицо.
        - Замолчи! - приказала я. - Мало тебе неприятностей на работе?
        - У тебя их тоже хватает. Что, попросили из милиции?
        - Я сама рапорт подала, - сказала я, сжав под столом кулаки. Это сдерживало мое желание заорать ему прямо в лицо. - Пройдет служебная проверка, и уйду!
        - Это ты Шихана проворонила! - свистящим шепотом произнес он. - Просмотрела! - Он повертел пальцами у меня перед лицом. - А может, ты с ним заодно?
        - Дурак ты, Садовников! - сказала я устало. - Искать надо было лучше! Это твоя служба просмотрела! В мою компетенцию такие дела не входят! Прокуратура свои выводы сделала! ОСБ[Отдел собственной безопасности. - Прим. автора.] шкуру с меня снял и наизнанку вывернул, а состава преступления не нашел. Так что умойся, дорогой друг! Ты это лучше моего знаешь! А увольняюсь я из органов по той причине, что уезжаю! Глаза бы мои на ваши рожи не смотрели, и на твою в том числе!
        - А чем я рожей не вышел? Тем, что московской регистрации нет? - Борис склонился ко мне, лицо его побледнело, губы тряслись от ярости.
        - При чем тут это? - отрезала я, понимая, что сама нарываюсь. Разве можно что-то доказать или в чем-нибудь убедить пьяного в стельку человека? А вот вывести из себя - раз плюнуть!
        - Я ведь знаю, тебя хахаль твой московский отмазал! - В уголках губ у Садовникова от бешенства пузырилась слюна. - А меня некому отмазать! Плакала моя академия, и второй звезды не видать!
        - Значит, судьба такая! - Я разозлилась не меньше. - Слюнтяй ты, а не мужик! И Верка не зря тебя бросила! Поняла, что ты уцененный товар!
        - По больному бьешь? - Борис вскочил на ноги и принялся лапать карман куртки, затем задрал майку. За поясом брюк торчал пистолет. Он выхватил оружие, навел на меня….
        - Не подходи! - заорал он, заметив двух дюжих охранников, которые пробирались к нам между столов.
        Шум в кафе смолк. Все посетители без исключения повернули голову в нашу сторону, а самые осмотрительные уже спешили к выходу.
        - Брось пистолет! - сказала я тихо. - Брось, если не хочешь больших неприятностей!
        - Товарищ майор, - подал голос один из охранников, - спрячьте оружие! Не дай бог, выстрелит! Эвон сколько людей в кафе!
        - Пошел вон! - заорал Борис и повел пистолетом над головами посетителей.
        Завизжали женщины, вскочили со своих мест мужики, роняя пивные бутылки и пепельницы. Несколько секунд, и вся толпа, вопя и ругаясь, кинулась к выходу. Борис захохотал и выстрелил по барной стойке. Зазвенели разбитые пулей бутылки. Заголосив от страха, буфетчица и официантка нырнули в подсобное помещение.
        Один из охранников схватился за телефон, видно, вызывал милицию, второй бросился на Бориса. Тот отшвырнул его. Парень ударился спиной о стол и с грохотом полетел на пол, увлекая за собой стулья. Борис повернул ко мне перекошенное лицо, белки его глаз покраснели. Рот перекосила судорога.
        - Сука! - прохрипел он. - Я ведь любил тебя! А ты… На кого ты меня променяла?
        - Ты забыл. - Меня трясло от волнения, но я нашла в себе силы ответить ему спокойно: - Это ты меня променял.
        - Он уехал! Нет его! Верка тоже смылась!
        - И что? Предлагаешь занять ее место? - уже не сдерживаясь, закричала я.
        На полу закопошился сбитый с ног охранник, а второй, убрав телефон, ринулся ему на помощь.

        - Не подходи! - завопил Борис и снова навел на них пистолет.
        - Не стреляй! - истошно закричала я, но он уже нажал на спусковой крючок.
        Пуля попала в столешницу. Зато я не промахнулась: хотя правая рука еще плохо слушалась, я с размаху огрела Садовникова стулом по голове. Он даже не вскрикнул и мешком свалился под ноги охраннику.
        Меня затошнило. Я схватилась за горло и бросилась к выходу. Скорее, скорее на свежий воздух, под холодный дождь, чтобы охладил пылавшее огнем лицо, остудил расходившиеся нервы. Меня покачивало из стороны в сторону. Я едва не упала, запнувшись за порог, но кто-то обнял меня и не позволил упасть. Я открыла глаза и задохнулась от неожиданности.
        - Ты?
        И зарыдала, уткнувшись в плечо самого родного и любимого человека. А он гладил меня по спине и шептал:
        - Успокойся! Прошу тебя, успокойся!
        Какие-то люди в форме сновали вокруг нас, кричали, приказывали, пытались задавать вопросы, но он что-то сердито говорил им, и наконец от нас отстали.
        Наконец я спросила сквозь всхлипы:
        - Откуда ты взялся? Я же видела, ты уехал.
        Олег улыбнулся.
        - Решил вдруг, что могу улететь в Москву на самолете. Сошел на первой же станции, поймал машину - и вот я здесь! Как оказалось, вовремя!
        Я уткнулась в его грудь лицом и прошептала:
        - Ты всегда вовремя!


* * *
        Видно, автобусу было суждено уехать в Марьясово без меня. В кафе набежала пропасть милицейских и прокурорских начальников. Как же, ЧП, да еще какое! Можно на всю Россию ославиться! Бориса увели в наручниках. Он что-то мычал, крутил головой. Лицо его было залито кровью. Фельдшер «Скорой помощи», перевязавший его, сказал, что майор легко отделался, удар пришелся вскользь. Содрало кожу, но видимых повреждений черепа не было. Это меня успокоило. Правда, еще добрых полчаса меня мурыжили следователи, но в глазах начальства я, как ни странно, выглядела героиней: не позволила пьяному майору натворить еще больших бед. Но объяснения с меня взяли. Так что в уголовном деле я буду фигурировать обязательно, к счастью, как свидетель.
        Все это время Олег был со мной, подбадривал, поддерживал, пресекал попытки облобызать меня за достойное выполнение служебных обязанностей. Начальник РОВД даже намекнул, что не прочь дать обратный ход моему рапорту. Дескать, обидно расставаться с хорошими сотрудниками.
        Объяснения, комплименты, внимание начальства чрезвычайно меня утомили, и тогда Олег, бросив на ходу пару фраз, вывел меня из кафе. Через пятнадцать минут мы сидели в номере крохотной районной гостиницы, пили горячий чай и молчали. Что-то должно произойти. Мы оба это чувствовали, но не решались начать разговор. А я думала, насколько все просто было в тайге, в горах: и как трудно сейчас заговорить о том, что слишком важно для нас обоих.
        Олег не выдержал молчания первым:
        - С чего вдруг Садовников к тебе привязался?
        Я пожала плечами:
        - Его бросила жена. Моя бывшая подруга. Еще он вспомнил, что когда-то был в меня влюблен…
        - И что? Решил вернуться к старому?
        Я резко повернулась и в упор посмотрела на Олега:
        - Может, и решил! Но у нас с ним разный обмен веществ. А сейчас я поняла, что дышали мы тоже разным воздухом.
        Олег смерил меня взглядом исподлобья.
        - Тебе не кажется, что нам нужно поговорить?
        Я пожала плечами и сказала:
        - Давай, - опустила глаза и уточнила: - Ты, наверное, ждешь от меня объяснений? Борис мне изменил, женился на подруге. Она его бросила. Сегодня я поставила жирную точку в наших отношениях.
        - Вколотила мозги в задницу, - Олег едва заметно улыбнулся. - Ты точку на его карьере поставила.
        - Ты о Борисе хотел поговорить? - тихо спросила я.
        В душе медленно поднималась, росла злость. Чего он тянет? Почему не объяснит внятно, с какого перепуга сошел с поезда, зачем вернулся? Еще мне не нравилось, что он не сводит с меня взгляда. Я уже видела себя в зеркале. Лицо бледное и усталое, губы припухли.
        - Нет, не только, - произнес он медленно. - Я не ослышался? Ты сказала, что хочешь уехать? Куда?
        - В город, - я отвернулась, чтобы не видеть его глаза. - Куплю небольшую квартиру, устроюсь в школу. А на деньги Шихана построю часовню в Марьясове.
        - Ты все спланировала, только обо мне забыла…
        - Как я могла забыть? - сказала я холодно. - Ты у нас герой и не приучен бросать женщин и детей в беде…
        - Ты обиделась? - удивился Олег. - За Садовникова? Я все понимаю, не стоит к нему ревновать. Только не держи меня за пацана. Я мужик не ревнивый, но до определенного момента. Я тебе и так помогу, только врать незачем.
        - Когда я тебе врала?
        - Ну не врала, а умалчивала. Почему о том, что у вас был роман, раньше мне не сказала?
        - Когда? - поразилась я. - Разве у нас было время на подобные откровения? Я ведь о тебе тоже почти ничего не знаю! Так, жалкие крохи! И разве наши прошлые романы могут повлиять на наше будущее?
        - Слушай, - Олег взял меня за руку, - почему так получается, когда все страшное позади, мы сидим и оттачиваем клыки друг на друге? Может, хватит уже?
        Он протянул руку, обхватил меня за талию и подтащил к себе. Я сердито упиралась и упорно отворачивала лицо, пока он не стал целовать меня по-настоящему. Потом отпустил, одернул платье, которое неприлично задралось, чуть ли не до пупка. Я молчала, только часто дышала. Честно сказать, Олег разочаровал. А он отвернулся и сказал холодно:
        - Что тебе нужно? Скажи! Или думаешь, вернусь в Москву и тебя побоку?
        - Как ты догадался? - произнесла я с вызовом. - Именно так я и думаю.
        - Боже! - Олег покачал головой. - Я ведь ненадолго. Улажу дела и сюда - в отпуск. Почти на два месяца. Тебе ведь хватит два месяца, чтобы собраться?
        - Куда? Зачем? - тупо спросила я.
        - Затем! - заорал он и повалил меня на постель. - Жениться на тебе хочу! Люблю, понимаешь?
        - Любишь? - Я вывернулась из-под него, оседлала верхом и принялась лупить подушкой. - Чего молчал? Чего душу тянул?
        Олег хватал меня за руки, уклонялся от ударов и хохотал во весь голос. Я отбросила подушку и потянулась к нему. А он обхватил меня за спину, прижал к груди и принялся целовать мягкими, теплыми, пахнущими хорошим табаком губами. Долго сопротивляться в таком положении невозможно. Мое платье задралось до пояса, Олег обхватил руками мои бедра и прошептал, целуя ямочку у основания шеи: «Ох, как я соскучился по тебе!» У меня засбоило дыхание. Ничего не соображая, я потянула платье через голову…
        В этот момент дверь номера с грохотом распахнулась. Мне показалось, ее вышибли ногой. На пороге выросли два крепких парня в черных костюмах с перекошенными лицами и пистолетами в руках. Я мигом одернула платье и скатилась с Олега. Он лишь слегка приподнял голову.
        - Что случилось? - спросил он строго.
        Парни сконфуженно переглянулись:
        - Извините, нам велено вас охранять, товарищ генерал-майор. А тут, слышим, крики! Мы ж не знали, что у вас дама!
        - Хороши охранники, - вздохнул Олег и за плечи притянул меня к себе: - Эта дама моя жена. А теперь брысь! И чтобы до утра не тревожили!
        Парни помялись и снова переглянулись:
        - Тут такое дело… Приказано оказывать вам помощь, в случае чего.
        Олег посмотрел на меня и улыбнулся:
        - Пока сам справляюсь.
        Парни еще раз извинились и отступили за дверь.
        - Генерал-майор? - Я задохнулась от возмущения. - Так ты меня обманул, что полковник?
        - Я сам только два часа назад узнал, что Президент приказ подписал, - засмеялся Олег. - Отметили заслуги перед Отечеством! А приятели из Конторы мгновенно подсуетились! Охрану вон приставили, придурки!
        - И за Шихана тебя отметили?
        - Нет, за Шихана меня еще будут драить с песочком. Такой ценный кадр упустил. - Олег махнул рукой. - Забудь! Все обойдется!
        Он встал с кровати, подошел к двери, повернул ключ в замке.
        - Вот что происходит, когда забываешь дверь закрыть, - и ехидно улыбнулся: - Между прочим, это ты на меня набросилась. И появись бойцы парой минут позже, неизвестно, что еще увидели бы. Но я не прочь повторить поединок на подушках.
        Я засмеялась:
        - Ну уж нет.
        Придвинувшись к нему, я положила голову на теплое широкое плечо и тихо сказала:
        - Олег, я не знаю, как у нас с тобой дальше сложится, но я сразу, как только тебя увидела, поняла, ты - настоящий. Такой, какой есть на самом деле. Помнишь, ты перевязывал мне коленки в избушке? Чаем поил? Если совсем честно, я тогда уже поняла, что мы будем вместе!
        Я потерлась носом о плечо Олега, а он снова схватил меня, опрокинул на спину, завис коршуном и грозно прорычал:
        - Ах ты, коварная соблазнительница! Почуяла, что я неравнодушен к женским коленкам! - Он надавил пальцем на мой нос и засмеялся: - Маше Лазаревой кто-нибудь говорил, что у нее замечательный, но курносый нос?
        Я дерзко ответила:
        - На свой посмотри! - и потрогала нос. С чего вдруг курносый?
        Олег погладил меня по щеке и прошептал где-то возле уха, медленно, лениво растягивая слова, отчего у меня перехватило дыхание:
        - Очень красивый, но чуть-чуть курносый нос.
        - И пусть. Буду хоть чем-то отличаться от других, - проворчала я и прикусила ему нижнюю губу.
        - Ну, держись! - пригрозил Олег.
        Я засмеялась и вновь потянула с себя платье.
        Оно понадобилось мне только на следующий день…

        notes
        Примечания


1
        Трясина (диалект.). - Прим. автора.

2
        Неученый, мало видевший человек (диалект.). - Прим. автора.

3
        Оленья тропа (диалект.). - Прим. автора.

4
        Тайным знакам (диалект.). - Прим. автора.

5
        Дикие старатели (диалект.). - Прим. автора.

6
        Наконечников стрел (диалект.). - Прим. автора.

7
        Кузнецу (диалект.). - Прим. автора.

8
        Молочная водка (диалект.). - Прим. автора.

9
        Медведь(ХАКАС.). - Прим. автора.

10
        Отдел собственной безопасности. - Прим. автора.