Нянька для олигарха Ирина Мельникова

        Авария на переезде… Надежда не сомневалась, что она была подстроена. Кто-то изрядно раскошелился, чтобы расправиться с этим «олигархом», как себя назвал Андрей Зарецкий. Но почему все-таки она бросилась спасать самоуверенного мальчишку от пули киллера? Сработала профессиональная привычка, ведь Надежда — полковник милиции в отставке, только-только уволилась из органов? Нет, она не должна себя обманывать — просто парень безумно похож на Евгения Меньшикова, первую и единственную любовь всей ее жизни. И вот теперь этот юный нахал предлагает работу: стать его консультантом по безопасности и выяснить, кто заказал покушение. Надежда не хотела связываться с Андреем, не убедившись, что он действительно честный бизнесмен, как утверждает. Но желание увидеть отца «олигарха» оказалось сильнее сомнений…
        Ирина Мельникова
        Нянька для олигарха
        Глава 1
        — Мадам! Белье сдавайте!  — буркнула за ее спиной проводница.  — Через час санитарная зона, закрою все туалеты!  — Последняя фраза напрямую не относилась к Надежде. Проводница проорала ее для остальных пассажиров вагона скорого поезда, следовавшего из Москвы в Белогорск, которые тотчас потянулись по узкому проходу и покорно выстроились в очередь в обоих концах вагона.
        Не обращая внимания на перемещения за спиной, Надежда продолжала стоять возле окна и наблюдала, как мелькают мимо перелески и низкие холмы, поросшие редким лесом. На полях зацветала гречиха, начинали колоситься рожь и пшеница. Сквозь открытое окно долетали медовые запахи трав, цветов, молодого сена, которое косили на полянах крепкие, голые по пояс, мужики, с вздернутыми на лоб сетками накомарников.
        Она намеренно не обратила внимания на слова проводницы. До прибытия поезда на конечную станцию оставалось два часа, чтобы сдать белье потребуется пять минут, не больше. Не надо ей напоминать, она сама привыкла решать, что и когда надо сделать. И терпеть не могла, когда ей указывали, как в этом случае, высоким и пронзительным голосом.
        В проводники им досталась явно истеричная особа. На редкость вздорная и мелочная тетка, чье приближение угадывалось по тошнотворному запаху дешевых польских духов. Она нагло присваивала себе крохотную сдачу за постель, экономила туалетную бумагу и мыло, чай подавала жидкий, даже туалет в вагоне поначалу функционировал только один, пока сосед Надежды по купе, моложавый капитан первого ранга в отставке, не возмутился и не сделал ей замечание. Туалет заработал, сдачу вернули, чай, несомненно, стал крепче, а капитану выдавали с тех пор три кусочка рафинада. Но Надежду проводница моментально зачислила в стан своих врагов, и не иначе, как «мадам» к ней не обращалась, хотя та как раз в конфликты не вступала, разве только намеренно игнорировала ее желание поставить всех на место, и один раз вежливо напомнила, что в русском языке есть очень хорошее слово «пожалуйста».
        Причина была проста, как тот же кусочек рафинада. Отставной капитан первого ранга, не скрываясь, ухаживал за своей соседкой: принес ей постельное белье и одеяло, вдвоем они обедали в ресторане, прогуливались на перроне во время стоянок поезда. А к концу вторых суток, Николай, так звали капитана, подарил ей букет из полевых ромашек, которые с виду беспризорные дети продавали по вагонам. По этому случаю, они тоже на пару распили бутылку армянского коньяка, которая, весьма кстати, оказался у него в чемодане.
        Конечно, если ты едешь в купе один на один с симпатичным мужчиной, который положил на тебя глаз, и вдобавок распиваешь с ним вино и принимаешь цветы, ничего не остается, как лечь с ним в постель. Впрочем, Надежда, не слишком препятствовала традиционному развитию событий, но проводница была другого мнения. Женщина яркая, и судя по взгляду и манерам, одинокая, не привыкшая ограничивать себя в связях, она повела себя с бывшим моряком напористо, выказав явный к нему интерес еще в момент посадки Николая в поезд.
        Но в этот раз ей не повезло. В соседках у капитана оказалась более молодая и красивая женщина, и проводница тотчас возненавидела ее всеми фибрами своей неприкаянной души. В тот момент, когда капитан готов был уже перейти от слов к делу, эта злыдня в форменной пилотке МПС постучалась в двери их купе, и через минуту несостоявшиеся любовники оказались в компании двух молодых киргизов, возвращавшихся в родной Бишкек через Белогорск. Конечно, они оказались весьма милыми молодыми людьми, хорошо говорившими по-русски, и угостившими их отличной дыней и великолепным виноградом, но разочарование, которое испытали капитан и Надежда, уже нельзя было подсластить даже хурмой.
        Правда, в час ночи они ушли в тамбур, где всласть нацеловались, но это было как-то несерьезно, и Надежда чувствовала себя неловко. К тому же хождение из вагона в вагон продолжалось, хотя и менее интенсивно, в ночное время. И все, проходившие мимо них через тамбур в соседний вагон, окидывали парочку или многозначительными взглядами, или весело подшучивали, иногда, то были проводницы соседних вагонов, неодобрительно фыркали. В конце концов, появились два сопровождавших поезд милиционера и вежливо попросили предъявить документы. Правда, ознакомившись, взяли под козырек, пожелали счастливого пути и ретировались в направлении штабного вагона.
        Капитан при этом крайне удивился, потому что милиционеры отнеслись к Надежде с большим почтением, и документы вернули с улыбкой, его же просмотрели крайне небрежно, словно он был рядовым пассажиром.
        — Совсем молодые ребята,  — сказал он, заталкивая удостоверение в карман спортивного костюма.  — Еще не потеряли уважение к учителям.
        Надежда уставилась на него.
        — Причем здесь учителя?  — спросила она, недоумевая.  — Или ты принял меня за учительницу?
        — А что? Разве не так?  — поразился Николай.  — С характером, милая, неглупая! Настоящая учительница литературы, или истории. Математички они жестче, а химички те вообще форменные зануды.  — Капитан явно начитался Конан Дойла, а то Александру Маринину.
        — Господи!  — она закрыла лицо руками и спросила, задыхаясь от смеха.  — Николай! Ты когда в последний раз встречался с учителями?
        Тот пожал плечами, абсолютно ничего не понимая.
        — Лет двадцать назад, если не больше. А что?
        — Дело в том, что я как раз не учительница,  — она вытерла выступившие от смеха слезы на глазах.  — Но, честно скажу, ты мне очень польстил. Учительница литературы… — она вновь рассмеялась.  — Истории… Знал бы ты, какие истории мне приходилось выслушивать.
        Тогда, наконец, до капитана дошло, и он с некоторым сомнением в голосе спросил:
        — Так ты милиционер? Следователь? Или судья?
        — Нет,  — покачала она головой,  — не следователь. И не судья… Но более двадцати лет отпахала в уголовном розыске. А последние семь лет служила его начальником…
        Моряк на мгновение потерял дар речи. Но очень быстро нашелся и обнял ее.
        — Что ж это только подбавило перца в кровь! Надеюсь, мы встретимся в Белогорске? Никогда еще не влюблялся в начальника уголовного розыска.
        — Тебя потянуло на экзотику?  — весело осведомилась Надежда.
        — Отнюдь,  — неожиданно серьезно ответил моряк,  — я сразу почувствовал, что ты необыкновенная женщина…
        — Необыкновенная учительница литературы?  — снова рассмеялась Надежда.
        — Врать не стану, мне очень хотелось узнать, чем ты занимаешься. Но ты молчала, а я никак не мог выбрать подходящий момент, чтобы спросить об этом.  — И тут же, без перехода справился, глядя ей в глаза.  — Скажи серьезно, ты замужем?
        — Нет!  — ответила она быстро, и отвела взгляд в сторону.  — Но это ничего не значит. В Белогорске я проведу не больше суток, а затем уеду в Прохоровку, это село в предгорьях Алтая. Я не была дома тридцать лет. Меня там мало кто уже помнит … Затем я снова вернусь в Путиловск… Через несколько часов мы с тобой расстанемся, а через пару недель вовсе забудем друг о друге. И, скорее всего, никогда больше не встретимся. Ни мне, ни тебе это стопроцентно не нужно. Видишь, я даже не спросила тебя о семье, потому что у меня нет никаких иллюзий в отношении тебя.
        — Понимаю,  — кривая усмешка скользнула по губам моряка. Он пожал плечами.  — Как я мог принять тебя за учительницу? У тебя же ментовский взгляд, и рассуждаешь ты цинично, как и подобает сотруднице милиции. Одного не понимаю, ты ведь была готова переспать со мной? Ведь все шло к тому, и если бы к нам не подселили киргизов…
        — Чему ты удивляешься?  — изумилась Надежда.  — Тому, что я называю вещи своими именами, или тому, что хотела прыгнуть тебе в постель? Но разве мы не взрослые люди, чтобы позволить себе поступать против устоявшихся норм?
        — Мне кажется, ты слишком часто поступала против устоявшихся норм,  — бросил с досадой капитан и закурил.
        — Ты имеешь в виду, что я спала со всеми подряд?  — вкрадчиво спросила Надежда. Бывший каперанг не знал, что хорошо знали ее сослуживцы и бывшие подчиненные. Подобные нотки в голосе полковника милиции Надежды Карасевой означали одно: приличную головомойку, но в этот раз она сдержалась. Все-таки Николай был ей симпатичен, и не стоило омрачать скорое расставание банальной ссорой.  — Хотя, какое мне дело, что ты считаешь? Сказала она небрежно и посмотрела на часы.  — Третий час… Пора спать… Ты идешь?
        — Нет, я еще покурю,  — сдержано ответил капитан, и Надежда поняла, что он не на шутку обиделся.
        Но извиняться не стала. Что такое особенное она сказала, чтобы он принялся на нее обижаться? Озвучила то, что понятно при любом раскладе. Все, как есть на самом деле! Не прибавить, не убавить!
        — Спокойной ночи!  — беззаботно попрощалась она и направилась в купе, хотя знала, спокойной ночи для нее лично не предвидеться. Чего скрывать, капитан ей понравился больше, чем следовало. И она искренне жалела, что им придется расстаться. Но ни при каких обстоятельствах не призналась бы в этом. Зачем подвергать себя соблазнам? Мужчины, как правило, быстрее забывают о мимолетных связях, и не воспринимают легкий дорожный флирт, как повод для продолжения знакомства. Она уже не в том возрасте, чтобы мечтать о великой любви и неземной страсти. Была в ее жизни и великая любовь, и неземные страсти. И что из того? К сорока пяти осталась у разбитого корыта, и рада, если на нее обратит внимание какой-нибудь стареющий ловелас.
        Конечно, она несколько преувеличивала, бывший капитан первого ранга никак не смахивал на ловеласа, тем более стареющего. Но легче быть безжалостной, чем обманутой в своих лучших ожиданиях…
        Надежда всегда считала себя сильной женщиной. Она многого добилась в жизни, правда, не обошлось без потерь, порой весьма горьких и болезненных. Но в отличие от большинства своих знакомых, она никогда не превращала их в трагедию. «Все хорошее не может длиться вечно,  — привычно утешала она очередную приятельницу бедолагу,  — а плохое — это урок, который научит нас ценить и беречь то хорошее, что мы обычно не слишком ценим и бережем!».
        Да, она обычно умела найти слова утешения, которые не смахивали на соболезнование. Впрочем, она могла и отругать, как следует, когда понимала, что надобно изрядно встряхнуть зареванную жертву мужского коварства, вернуть ей здравость рассудка и понимание, что ни один мужик на свете не стоит того, чтобы из-за него топиться в пруду, забывать о полугодовом отчете или ребенке в летнем лагере.
        Она всегда вела себя достойно, отчасти к этому обязывала профессия, мужская, по сути, профессия сотрудника уголовного розыска. Следует заметить, что женщин в оперативных службах не любят, и при случае всяческими способами пытаются от них избавиться. С Надеждой Карасевой это не получилось даже у самых крутых начальников. С первых дней своей службы в милиции она добилась того, что с ней считались. И, когда через четыре года после окончания Саратовской средней школы милиции, наконец, смогла уйти в декрет, то уже через три месяца вернулась в свое подразделение, которое занималось грабежами и разбоями. После рождения дочери Надежда не помнила ни одного дня, чтобы ей не позвонил домой кто-нибудь из начальства или из сослуживцев, и не справился бы, каково ее самочувствие, и не могла бы она на часок объявиться на службе, дескать, возник очередной вопросик.
        Пока она разбиралась с вопросиками, а их порой набиралось под дюжину и больше, кто-нибудь из коллег катал по коридорам управления коляску с Женькой, пел прокуренным басом «Наша служба и опасна, и трудна…», или «Таганку», под которую она засыпала с большим успехом. «Мурка» же и «Гоп со смыком» приводили малышку и вовсе в полнейший восторг, особенно если сопровождались треском погремушек и ударами в детский бубен. Всех сослуживцев матери она с малолетства числила в своих друзьях, и только к годам пятнадцати научилась понимать, что улыбки и ласковые речи отнюдь не показатель доброжелательности и искренних отношений.
        С младенчества Женька привыкла созерцать окрашенные в унылые тона стены уголовного розыска и постоянно протекающий, в желтых пятнах потолок. Привыкла к круглосуточному садику и школе с продленным днем, научилась спокойно воспринимать частые отлучки матери, порой, на двое-трое суток, и поэтому оказалась более приспособленной и подготовленной к взрослой жизни, чем ее сверстники.
        Дочь и мать вместе посещали спортзал, и в шестнадцать лет Женька уже играла в волейбол за сборную управления в одной с матерью команде. Она безропотно сносила полтора месяца летних спортивных лагерей, (другие просто не выносила), потому что знала, следующие полтора месяца они проведут с мамой на море или в турпоходе. Женя росла славной девочкой: послушной, заботливой, ласковой, и при кажущейся нежности и даже хрупкости умела постоять за себя. А в девятом классе вдруг увлеклась дзюдо, и призналась матери только тогда, когда выиграла молодежное первенство области, и ее направили на зональные соревнования, на которых, Женька, к слову, тоже победила.
        Вероятно, по этой причине Надежда не впала в столбняк, когда ее единственная дочь, закончив с золотой медалью элитную городскую гимназию с уклоном в экономику и иностранные языки, заявила о том, что намерена поступать в юридический университет МВД, так как жаждет служить в милиции, и только в милиции. Мать пыталась ее уговаривать, но Женька уперлась, и ни о чем, более престижном и перспективном даже слышать не желала. Причем, служить она намеревалась исключительно в угрозыске, в крайнем случае, в УБЭП. Ее доводы подтверждали, что дочь неплохо разбирается в обстановке, ведь, что ни говори, но борьба с экономическими преступлениями в тот, да и в данный период была, как никогда, злободневна и важна для общества.
        В июле-августе Путиловск потрясли серийные убийства, затем объявилась заезжая банда, поэтому Надежда, как ни хотела того, не сумела поехать с дочерью на вступительные экзамены в областной центр, где находился университет, бывшая школа милиции, которую закончили многие ее сослуживцы. Женя, как медалистка, сдавала всего один экзамен, справилась с ним на «отлично». И вот-вот должна была перейти на пятый курс, по-прежнему, не доставляя Надежде забот и огорчений. Вероятно, она понимала, что у матери хватает неприятностей на службе, но, скорее всего, Надежде просто повезло с дочерью. Она давно уже смирилась с мыслью, что оперативная работа не совместима с удачами в личной жизни. Смирилась, и не верила, что в будущем что-то уже изменится.
        Полтора года назад в ее жизни произошло самое неприятное, что может произойти с полной сил, здоровой, красивой, и как ей всегда казалось, довольно молодой женщиной. Ее отправили на пенсию. Для Надежды этот приказ начальника областного управления милиции оказался сродни удару молнии. Ее взяли, как паршивого щенка за шиворот, и выбросили на обочину жизни. У нее хватило бы сил, здоровья, опыта и сноровки проработать еще, лет пять, как минимум. Но побудил мужской шовинизм. В областном управлении на нее уже несколько лет посматривали косо, но придраться ни с какой стороны не могли. У Путиловского угрозыска всегда был самый высокий показатель раскрываемости преступлений, даже таких безнадежных, как карманные кражи, воровство электропроводов и хищения домашнего скота.
        Она сама очень успешно работала по убийствам и особо тяжким преступлениям, и имела непререкаемый авторитет не только среди коллег, но и у тех, с которыми денно и нощно боролась. Она сбилась со счета, сколько раз ей угрожали, предлагали успокоиться, серьезно предупреждали и пытались подкупить, и каждый раз напрасно, отчего в определенных кругах ее прозвали Багирой. Возможно, за смуглость кожи и черные, как смоль волосы. Возможно, за особый талант раскалывать даже идущих в полный отказ преступников. Возможно, за умение в нужный момент показать зубы…
        На первый взгляд, мало кто мог заподозрить в ней сотрудника милиции. Неудивительно, что капитан тоже не стал исключением. Она умела расположить к себе кого угодно — улыбка у нее была просто потрясающей. И глаза… На эти глаза покупались абсолютно все, кто ее видел впервые, и только потом, кое-кто воочию убеждался, что они могут отсвечивать сталью, наливаться гневом и темнеть, как темнеет грозовая туча, предвещая громы и молнии. И только по телефону она совершенно не научилась разговаривать, не сумев даже за двадцать лет службы выработать командирский голос. Вероятно, потому что так и не прибавила в весе, а форма была лишь на размер больше размера ее дочери.
        — Это что за секс по телефону?  — осведомился у ее зама Виктора Первушина новый начальник управления, когда она первый раз пыталась ответить на его звонок. Услышав в трубке по-девичьи звонкий голосок: «Полковник милиции Карасева…», генерал не понял, бросил в сердцах трубку, и накинулся теперь уже на Первушина.  — Девок развели в оперативном подразделении? Бордель! Где Карасева? Почему не на службе?
        Конечно, недоразумение тут же разрулили, но с тех пор генерал посматривал на Надежду с подозрением, и как только представился случай, нашел ей замену — сына своего однокашника по Омской школе милиции.
        Надежда подозревала, вернее, почти не сомневалась, что существовал еще один подводный камень, о котором генерал не посчитал нужным упомянуть при последней встрече. Он старался быть деликатным, и объяснил Надежде, что это приказ высшего руководства не назначать женщин руководителями оперативных служб. Она и без него все знала, и все же было очень обидно, очень! Надежда действительно никогда не давала поводов, чтобы ее обвинили в слабости, неисполнительности, и в неумении управлять своевольной ордой молодых крепких мужиков. Рука у нее, как раз была железной, и вожжи она никогда не выпускала, правда, редко ругалась матом. И если вдруг взрывалась, то сослуживцы знали, дела обстоят, хоть святых выноси….
        А в жизни случалось всякое! Однажды Надежда целый месяц спала с пистолетом под подушкой, потому что главарь одной из банд, по информации доверенного лица, заявил в близком кругу, что не успокоится, пока не поквитается с этой ментовской сукой. Начальник криминальной милиции, полковник Богучаров велел ей не подходить к двери, а если кто вздумает звонить в нее ночью, не задумываясь, стрелять сквозь дверь.
        В тот раз все обошлось, но два раза ее и впрямь чуть не убили, трижды она была ранена при захвате особо опасных преступников, однажды — очень серьезно, после чего три месяца отлежала в госпитале. И всякий раз, подлечившись, возвращалась в угрозыск. Тогда ей казалось, что сослуживцы и начальство ни дня не способны прожить без нее, вопросики возникали даже тогда, когда она лежала в реанимации с простреленным легким.
        Но бывали и радостные моменты, связанные обычно с успехами дочери, задержанием очередного преступника, ростом процента раскрываемости преступлений… Правда, она не слишком любила праздники. И не только потому, что в эти дни резко возрастала преступность. Тогда ее без лишних церемоний поднимали в ночь-полночь из постели или отрывали от духовки, в которой жарилась курица, или готовился любимый дочкин торт « Прага».
        Праздники она всегда проводила одна по той причине, что одиноких подруг не имела, а в кругу чужой семьи чувствовала себя неуютно. Особенно, если на вечеринку собиралось несколько семейных пар. В конце концов, начинались тихие недовольства, ревности и семейные разборки. Подвыпив, мужики принимались наперебой приглашать ее танцевать, что тут же пресекалось их сверхбдительными супругами. Поэтому Надежда раз и навсегда прекратила визиты в семьи женатых сослуживцев.
        Правда, традицию «выставляться» по поводу присвоения очередного звания или получения награды, не пресекала, и от участия в подобных мероприятиях не отказывалась. Пару-тройку раз пригубив спиртное, она оставляла парней догуливать под их честное слово, что никаких дебошей, завтрашних прогулов и разборок с местными торговцами дешевой водкой они себе не позволят.
        Но именно с этой традицией был связан тот самый «подводный камень», о который она так неосмотрительно споткнулась, поставив крест на своей карьере…
        Начальник областного управления уголовного розыска, ее ученик Вадим Рубич получил звездочку полковника, и это знаменательное событие обмывали в популярном ресторане «Кутаиси». Она пообещала заехать на полчаса, поздравить, и вернуться в Путиловск. Ее ждали неотложные дела: ночью готовился захват банды налетчиков на элитные квартиры. Но так получилось, что впервые захват прошел без нее.
        На торжествах присутствовал сам генерал, начальник управления. Выпив несколько рюмок коньяка, он вдруг проникся к Надежде теплыми чувствами, хотя поначалу посматривал на нее настороженно, если не подозрительно. И, может, второй или третий раз в жизни, Надежда показала, на что способна. Она еще со времен рабочего прошлого великолепно танцевала, особенно вальс и классическое танго, потому что занималась в студии бального танца ткацкой фабрики, где начинала трудиться сразу после окончания школы. Правда, об этом мало кто знал, но ее таланты заставили всех забыть о причинах и виновнике торжества, а она, редчайший случай, позволила почувствовать себя единственной и неповторимой, благо, что других женщин на вечеринке не было…
        Надежда станцевала со всеми коллегами по очереди, и даже рискнула исполнить «лезгинку» на пару с толстым и неуклюжим замом по тылу Водопьяновым. Затем она пела дуэтом с Рубичем, а после с начальником штаба Захарьевым русские романсы под гитару и под фортепиано, и, в конце концов, поднялась на крохотную эстраду и спела уже одна: « Мне нравится, что вы больны не мной. Мне нравится, что я больна не вами…», при этом, спьяну, наверное, она в упор смотрела на генерала, и он, не выдержал, бедный, опустил взгляд…
        Словом, она доигралась, допрыгалась, так сказать… Генерал предложил довезти ее до Путиловска. Что ж, сорок километров не расстояние, тем более, за рулем находился водитель начальника Гена… И она же опять под влиянием винных паров, а скорее, от чувства эйфории, что сумела смутит самого генерала, которого в управлении боялись не меньше шаровой молнии, согласилась…
        А начальник, оказалось, был, как курок, на боевом взводе. Гене пришлось ночевать в машине на стоянке, а у Надежды случилась одна из лучших ночей в ее жизни. Они почти не разговаривали, но разве нужны слова, если мужчине и женщине хорошо вместе? Но утром генерал не смотрел ей в глаза, ретировался в пять утра, даже не выпив чаю, а через месяц нашел ей замену в лице молодого сотрудника.
        Конечно, Надежда никоим образом не надеялась на продолжение отношений, но была потрясена их итогом. Она не привыкла жаловаться, да и кому можно было пожаловаться, что с ней обошлись, как с грязной ветошью: использовали и выбросили. В ту ночь она впервые плакала в подушку. По правде, в самом укромном, замкнутом от самой себя на огромный ключ уголке своего сердца, она хранила надежду, что генерал все-таки вспомнит о той ночи, и как-то объяснит свое решение.
        Что скрывать, он ей понравился сразу, с первой встречи два года назад во время представления личному составу в зале коллегий областного УВД. В то время еще полковник, Михаил Викторович Лихоносов, был от природы светловолосым и кареглазым, высоким, широкоплечим и смуглым, но от загара, потому что много времени проводил вне кабинета в бесконечных поездках по области.
        Через полгода он получил звезду генерал-майора, но на празднества по этому поводу Надежду не пригласили. За столом присутствовали лишь его замы, да областное руководство. Но тогда Надежда узнала, что у Лихоносова — молодая жена, лет на двадцать его моложе, паспортистка визовой службы в том городе, где Лихоносов до недавнего времени работал начальником криминальной милиции.
        Тетки из канцелярии владели всей информацией, и рассказали Надежде, впрочем, как и всем, кто того пожелал, что ради паспортистки их новый начальник бросил жену с тремя детьми, а от новой имеет сыновей-близнецов, двух лет отроду. Тем более было непонятно, почему он вдруг так стремительно бросился в ее объятия, и любил, как человек, давно не знавший женщины?
        А может, ей показалось, и она завысила его способности, потому что сама уже не помнила, когда в последний раз спала с мужчиной, хотя бы для здоровья, как любила говорить ее соседка Зоя. А вот последующая его реакция: слишком старательно делать вид, что ничего вообще не случилась, была как раз той самой, которую она ожидала. Но никак не думала, что от нее поспешат избавиться. Вероятно, чтобы не было повода вспоминать о своем недостойном поступке, чтобы забыть о проколе, который мог дискредитировать генерала перед лицом областной общественности, вызвать нежелательные слухи и сплетни.
        Надежда даже не терялась в догадках, как это свойственно отвергнутым женщинам. Она сама строила свою карьеру, и понимала, каких усилий стоило Лихоносову пробиться наверх, а по слухам, он метил еще выше, в Москву, и никак не мог позволить себе запятнать мундир аморалкой. Впрочем, сейчас это называют «нескромным поведением», но в любом случае, даже если ты кристально чист и идеален, как руководитель, но у тебя нет мощного трамплина в лице влиятельных родственников или друзей, столичный Эверест не осилить, споткнешься еще на подступах к нему.
        Правда, по тем же слухам, Лихоносов мечтал о менее высоких вершинах, порядка пика Победы или даже Эльбруса, но и туда путь мог быть заказан из-за пустяшной, казалось бы, ошибки…
        Вот эту ошибку и подчистили… Вручили на память о боевом милицейском братстве стиральную машинку «Индезит», с пяток голландских роз, памятное письмо с благодарностью министра, а наутро Надежда сдала, куда следует, табельное оружие и удостоверение сотрудника милиции, пожала руку молодому наследнику, попрощалась с бывшими замами и вышла из здания городского ОВД в никуда…


        Глава 2
        Ночью она не спала, почему-то размолвка с капитаном ее огорчила больше, чем полагалось. В такие минуты сильнее всего чувствуются обиды и одиночество. Она лежала на полке, уставив глаза в темноту. Наверху похрапывали киргизы. В купе было душно, приторно пахло дыней… И резко, молодым киргизским потом, но ей не хотелось вставать, чтобы приоткрыть дверь и хоть на время избавится от подобных ароматов. В темноте, она чувствовала себя более защищенной, чем на свету, как истинная кошка, как Багира…
        Николая долго не было. Наконец, он вернулся. Надежде показалось, что навеяло дешевыми польскими духами. Но не придала этому значения, лишь затаила дыхание, чтобы не выдать, что до сих пор не спит.
        Капитан долго возился в проходе между сидениями, раздеваясь и шепотом чертыхаясь, когда задевал столик или верхнюю полку. Затем он лег, но тут же сел и потянулся за бутылкой с минеральной водой. Долго пил жадными глотками.
        Надежда лежала, притаившись, ожидая, чем это закончится. Ничем! Правда, капитан, отставив бутылку, склонился к ней через проход и спросил громким шепотом:
        — Ты спишь?
        Она не ответила, и Николай тотчас отвалился на подушку. Не прошло и минуты, как бывший капитан засвистел носом.
        Но Надежда, как ни силилась, долго не могла заснуть. И лежала, подложив руки под голову, и смотрела в черноту перед собой…
        После отставки она долго пыталась найти себе занятие, которое соответствовало бы ее прежнему темпу жизни, опыту и образованию. Ей предложили теплое место в одной из адвокатских контор, которую возглавлял бывший прокурор города, но Надежда не проработала в ней и полугода, хотя заработала за это время больше, чем прежде за три года вместе с премиями и тринадцатой зарплатой. Конечно, ее поступок выглядел донкихотством, но она отказалась защищать крупного банкира, который заказал двух своих конкурентов.
        Их не успели убить только по той причине, что бывшие подчиненные Надежды очень оперативно сработали, и схватили киллеров на месте преступления, когда те закладывали мины под днища автомобилей своих жертв. Нет, это было не в ее правилах защищать тех, кого она всю жизнь старалась упрятать за решетку. Она так и заявила бывшему прокурору, и ушла, не дождавшись выплаты гонорара за последнюю работу.
        Затем она пыталась организовать частное детективное агентство, и даже получила лицензию после долгого хождения по мукам, вернее, чиновничьим кабинетам. Но, в конце концов, следить за неверными мужьями и женами тоже оказалось выше ее сил. И Надежда, передав бразды правления соучредителю, решила все бросить, и за месяц до того, как ее дочь должна была сдать последний экзамен за четвертый курс университета, и приехать домой на каникулы, отправилась в утомительное путешествие на поезде, чтобы проведать могилы матери и отца в Прохоровке. К тому же она давно хотела побывать, и, если получится, провести несколько дней в Белогорске — в городе, где прошла ее молодость, где она встретила и потеряла свою первую любовь…

        Они познакомились на танцах. Надежда — новоиспеченная студентка вечернего отделения техникума легкой промышленности, Евгений — курсант Новосибирского военно-политического училища. Он был в гражданском, выпил немного пива, но сразу выцепил ее взглядом из кружка девчонок, ее новых подружек. Тогда она абсолютно не умела танцевать, и застеснялась, когда высокий красивый парень подошел и пригласил ее на медленный танец. Со страха она потеряла дар речи, и лишь молча покачала головой, отказываясь от приглашения. Возможно, согласись она с первого раза, во второй раз он бы прошел мимо… Но она отказала ему три раза. И лишь на четвертый призналась шепотом:
        — Я не танцую…
        Надежда прикусила губы, чтобы сдержать слезы. Почему-то ночью они так легко просятся наружу. Почти тридцать лет прошло с тех пор, но она не забыла ни его лица, ни его голоса. Почти тридцать лет она хранила черно-белую фотографию, единственную память о своей первой любви. И сейчас она тоже была с ней… И не было дня, чтобы она не вспомнила его, не бросила, хотя бы короткий взгляд на довольно потертый уже снимок…
        Именно с ней, с ее первой любовью были связаны самые горькие моменты в ее жизни. Первый, когда узнала, что он женится на дочери генерала, возглавлявшего Сибирский военный округ, второй, когда Евгений приехал в Саратов, нашел ее в школе, но он не знал, что Надежда уже неделю была замужем за Карасевым…
        Карасев… Он был красивым, сильным парнем. Девчонки с обеих курсов средней школы милиции были влюблены в него по уши. А он мог выбирать, хотя претенденток на его сердце было не слишком много, человек двадцать на всю школу. И он, кажется, переспал со всеми подряд, прежде чем остановил свой выбор на Надежде.
        Высокая, стройная, с темной гривой волос, внешне она очень выгодно отличалась от других курсанток, и когда шла в форме по городу, вся его мужская половина дружно поворачивала ей головы вслед, или чуть не вываливались из окон автомобилей. Но она ни с кем не дружила, сторонилась шумных компаний, подруг не заводила. Девчонки шептались и передавали друг другу на ухо истории об ее несчастной любви.
        Вариантов было много, но ни один не совпадал с реальным. Курсантки были правы в одном: ее любовь и впрямь оказалась несчастной. Впервые в жизни ее предали, а в юном возрасте это смерти подобно. Надежде казалось, что она навечно умерла для любви, а тот огонек, который всегда в ней горел, который привел ее в милицию, словно накрыли колпачком, и от него остался лишь коптящий фитилек.
        Училась она очень хорошо, старательно осваивала профессию оперативника, но тот энтузиазм, с которым она работала в народной дружине и в комсомольском оперативном отряде, ловила карманников и воевала с дебоширами и пьяницами на родной ткацкой фабрике и в общежитии, участвовала в рейдах по притонам, подвалам, малосемейкам, шефствовала над трудными подростками, он тоже остался в прошлом.
        Она уже не плакала по ночам, как прежде, но все так же, ругая себя и обзывая «последней дурой», тайно ждала, что ее Женя вспомнит о ней, вернется, напишет… Ведь он несчастлив со своей Аллой, это оно доподлинно знала. Хотя никто не говорил ей об этом, а молва донесла, что Евгений служит в Москве, живет в шикарной квартире тестя и разъезжает на «Волге» последней модели. Но письмо так и не пришло, а на втором курсе за ней стал усиленно ухаживать Карасев.
        Он был очень упорным в достижении цели, и если Надежда поначалу столь же упорно избегала его, то после Нового года, когда до итоговой практики оставалось два месяца, впервые согласилась пойти с ним в кино. Через неделю он сделал ей предложение, а через месяц их расписали. Домой из ЗАГСа они ехали на трамвае, а на скромном вечере присутствовали всего два человека — свидетели жениха и невесты. И, видимо, их брак был обречен с самого начала, потому что сразу после свадьбы они поселились в доме номер один на улице с подобающим названием Кладбище, а из окна их комнаты виднелась могила Чернышевского…
        А через неделю появился Меньшиков… Надежду вызвали в дежурную часть, и сказали, что ее при въезде на территорию школы дожидается какой-то военный… Она бежала, не чувствуя под собой ног. И только у ворот перешла на нормальный шаг. И после поражалась самой себе, как не упала в обморок, как не разорвалось ее сердце, при виде того, кого она ждала до последнего, до упора, о ком думала постоянно даже теперь, когда стала замужней дамой…
        — А форма тебе идет!  — сказал он, как ни в чем не бывало, и протянул руку для приветствия.
        Надежда не пожала ее, а лишь молча стояла и смотрела на него. Они не виделись более четырех лет года, а он совсем не изменился. И почему-то вдруг вспомнил о ней…
        — Вот выбрался в Саратов,  — Евгений старался говорить непринужденно, но она по-прежнему молчала, и его глаза приобрели настороженное выражение.  — Специально в командировку попросился. Тут у вас в гарнизоне такие дела творятся!
        — Как ты?  — наконец, спросила она.
        — Все прекрасно!  — пожал он плечами.  — Вот капитана на днях получил.
        Но она и сама заметила четвертую звездочку на его погонах, и так как теперь кое в чем разбиралась, поняла, что получил он ее досрочно. Впрочем, немудрено, та же молва донесла, что его тесть перебрался недавно в Минобороны…
        — Погуляем?  — неожиданно робко предложил он.  — Как ты сегодня вечером? Свободна?
        И тогда она вздернула подбородок.
        — Я — замужем!  — сказала она.  — И теперь моя фамилия не Забавина, а Карасева…
        И ушла. А вечером впервые поссорилась с мужем…

        Нет, как она себя не успокаивала, все-таки уснула только под утро. И с трудом оторвала голову от подушки, когда в окна поезда вовсю светило солнце. Капитан пил чай напротив и вежливо пожелал ей доброго утра. Выглядел он несколько помято, в глаза не смотрел, но переоделся в чистую рубаху, побрился… В купе витал запах его одеколона, благо, что киргизы куда-то улетучились, вероятно, отыскали своих друзей-соплеменников, которых потеряли накануне в суматохе при посадке.
        Надежда умылась, переоделась в джинсы, кроссовки и хлопковую рубашку с короткими рукавами. С капитаном она перебросилась едва ли десятком слов. Николай продолжал обижаться, но теперь ей были глубоко безразличны его обиды, и она уже с недоумением думала о том, как могла клюнуть на его комплименты и ухаживание. К счастью все обошлось, и она не сможет себя упрекнуть, что поддалась соблазнам и уступила едва знакомому мужчине…
        Но эти мысли промелькнули и пропали, сегодня другое занимало ее голову. Впервые за многие годы, она этой ночью увидела Евгения во сне… Честно сказать, от его голоса она и проснулась. Он склонился над ней, поцеловал в голое плечо и сказал:
        — Просыпайся, кошка! Пора вставать…
        Он выглядел точно так же, как тогда возле КПП Саратовской школы милиции. Только во сне она с ним до одури целовалась, а не прощалась навсегда. И поцелуи эти не были поцелуями молоденькой неискушенной дурочки. Она целовала его до исступления страстно, как это делает искренне любящая женщина, выстрадавшая свою любовь, и воспринимающая ее, как заслуженную награду за годы вынужденного одиночества.
        С детства она знала эту примету — поцелуи во сне к расставанию. И все-таки, почему-то он ей приснился. Давно уже Надежда не испытывала подобного душевного трепета. Она была почти счастлива. Почти… Потому что встреча произошла во сне, и у нее не было никаких оснований думать, что она когда-нибудь состоится наяву.
        Лет двадцать назад она потеряла следы Евгения Меньшикова, и не предпринимала ни малейших усилий, чтобы узнать о его судьбе, собрать какие-то сведения. После школы она оказалась в Путиловске, родном городе Карасева, за тысячи километров от Саратова, (Белогорск и вовсе остался на краю земли) и, тем самым, казалось, навсегда вычеркнула его из своего сердца… Но в последние несколько лет вспоминала его все чаще и чаще, и поняла, наконец, что любовь никуда не ушла, лишь затаилась на время. Ведь и дочь назвала его именем, и единственную фотографию не уничтожила…
        Неужели надеялась на чудо? Но что за чудо могло случиться, когда прошло почти тридцать лет, как они расстались? Он наверняка и думать о ней забыл в той гонке, которую выбрал взамен ее любви. Наверняка дослужился до высоких званий и постов, отрастил тяжелый подбородок и приличных размеров живот…
        К тому же одна из приятельниц косвенно подтвердила ее догадки. Сетуя на то, что уехавший в командировку муж, редко звонит домой, она заметила: «Совсем во сне его не вижу! Забыл, чертяка, или кого себе нашел для постели…». Ее слова прочно угнездилось в голове Надежды. Забыл ее Меньшиков, не вспоминает, поэтому она не видит его во снах.
        Правда, оставалась совсем уж крохотная надежда, что не стоит верить приметам слишком безоговорочно. Еще до развода Карасев ушел к своей любовнице, но она очень часто видела его во снах. Он тянулся к ней с поцелуями, пытался обнять, но она отталкивала его, отворачивалась от его губ и ловко увертывалась.
        Даже во сне в ней продолжало жить отвращение, которое она испытала, когда узнала, что Александр встречается с молоденькой помощницей прокурора. Впрочем, тогда она не воспринимала ее молоденькой, потому что сама была всего лишь на два года старше своей соперницы. И, конечно, не тешила себя надеждами, что Карасев думает о своей бывшей жене дни и ночи напролет. Ему было чем занять свои дни, а ночи тем более…
        Тогда она впервые подумала, что судьба ее наказала, только не понимала, за что? В течение семи лет ее бросили двое мужчин. Первый — ради карьеры, второй — ради уюта и покоя в доме. Чего-чего, но этого при своей службе Надежда Карасева никак не могла обеспечить.
        Прокурорская помощница выглядела обыкновенной серой мышкой, с невыразительными, слегка выпуклыми глазами. Она была абсолютно безгрудой, но с аппетитной круглой попкой. И китель на ней висел как на вешалке, зато юбка, чуть не расходилась по швам на бедрах. И, видно, не только борщами-пирогами увлекла она Карасева, если увела его от красавицы жены, которую в тот год признали «Лучшим молодым оперативником области». По показателям она обставила даже более опытных сотрудников, тем более Александра, который пребывал в любовной эйфории и тайком бегал на свидания к Галине, так звали юную сотрудницу прокуратуры.
        Конечно, ей было очень плохо в тот год, хотя свое очередное поражение она пережила более стойко, чем предательство Евгения. Может, потому, что никогда не любила Карасева столь же сильно: до потери пульса, до полного самоотречения, как это бывало с Меньшиковым. Когда он впервые поцеловал ее, Надежда чуть не потеряла сознание. С Сашей все было по-другому. И он чувствовал ее безразличие, когда обвинял в том, что у нее вечно холодные губы — первый показатель того, что женщина равнодушна к ласкам мужчины…
        Через два месяца после развода Карасев перевелся в область. Галина оказалась дочерью заведующего идеологическим отделом горкома партии… Но Надежда старалась не думать об истинных мотивах этой пылкой любви. Слишком все смахивало на первый вариант, но не осуждала мужа. Он и вправду заслуживал большего, чем Путиловск. Уголовный розыск был его призванием, и сыщик из него получился смелый, азартный, бескомпромиссный… Он быстро пошел в гору. И после окончания первого факультета Академии МВД, возглавил сначала криминальную милицию соседней области, затем само УВД. После чего совершил и вовсе великолепный прыжок в Москву, усевшись в сорок четыре года в кресло начальника одного из ведущих Главков МВД.
        Кого-то могла поразить столь стремительная карьера парня из глубинки, но только не Надежду. Она знала, о милиции Александр мечтал с шестого класса, еще тогда, когда бегал доить коров на колхозную ферму вместо больной матери. А фильм «Ко мне, Мухтар!» был его самым любимым фильмом, который он посмотрел более двадцати раз. Потом на смену ему пришел сериал «Место встречи изменить нельзя», и Надежда знала, что Саша тайно, но очень гордился, что внешне смахивает на Володю Шарапова.
        К сорока он заматерел, потерял прежде пышную гриву волос, а взгляд стал жестче и беспощаднее, что ли. Женька даже заметила, наблюдая вместе с матерью по телевизору его пресс-конференцию, что Карасев смахивает на криминального лидера больше, чем те, с кем он обязан бороться по долгу службы.
        Правда, дочь всегда относилась к отцу без особого пиетета: не могла простить ему, что он бросил мать на третьем месяце беременности. Надежда всячески старалась ее переубедить. Она сама виновата, при разводе не сказала Карасеву, что ждет ребенка. Но, когда он узнал, что она родила, и позвонил из области, чтобы прояснить ситуацию, Надежда очень лихо и очень весело объяснила бывшему мужу, что он здесь не при чем. И дочь у нее от любовника, ведь теперь она свободная женщина и вольна завести ребенка, от кого считает нужным.
        Впрочем, о том, что Карасев ее отец, Женька узнала только после выпускного вечера в школе. Она, молча, с побледневшим лицом выслушала Надежду, и нельзя было понять, что Женька думает при этом. Затем она поднялась и ушла в свою комнату. Прошло два часа, за которые Надежда чего только не передумала. Но дочь снова появилась на кухне, где мать почти выкурила пачку сигарет. Она вытряхнула пепельницу в мусорное ведро, села напротив, погладила мать по руке и неожиданно улыбнулась:
        — Знаешь, мама! Ты хорошо сделала, что не сказала ему! Он слишком легко согласился, что я не его дочь! И даже ни разу не приехал, чтобы посмотреть на меня. А вдруг я похожа на него?
        — Не дай Бог!  — улыбнулась в ответ Надежда.  — Я бы не хотела, чтобы ты даже к пятидесяти стала такой толстой и лысой.
        И они расхохотались, как сумасшедшие. После этого Женя никогда больше не спрашивала ее об отце, лишь выключала телевизор, если Карасев появлялся на экране. А когда мать отправили на пенсию, заявила:
        — Я думаю, это он придумал тот приказ, что женщина не может быть начальником уголовного розыска. В пику тебе. Я знаю это, я чувствую…
        — Женька, не болтай ерунду!  — отмахнулась от нее Надежда.  — Прямо у него других дел нет, как мне палки в колеса вставлять.
        Дочь насупилась.
        — Почему же он тогда за тебя не заступился?
        — Посмел бы он это сделать!  — Надежда засмеялась и обняла Женю.  — И зачем ему это нужно? Твой отец и думать обо мне забыл. Небось, не узнает при встрече! Да и вряд ли она состоится!
        — Как же!  — дочка окинула ее скептическим взглядом.  — Дожидайся! Во-первых, ты нисколько не изменилась, во-вторых, сейчас ты выглядишь гораздо лучше, чем в молодости. В третьих,  — последнее заявление Женя сделала с особым торжеством,  — когда меня в университете спрашивают, не родственник ли мне генерал-лейтенант Карасев, я отвечаю, что просто однофамилец…
        И Надежда поняла, что нет, не так все просто с ее дочерью. Она оскорблена и унижена невниманием отца. И все-таки сама никогда не принижала Карасева в глазах Жени, хотя слышала о том, что он изменяет своей прокурорше налево и направо. Легенды о его подвигах проникали даже в глубинку, и обрастали такими подробностями, что им мог бы позавидовать иной известный сластолюбец.
        У Галины от Карасева не было детей, хотя она лет пятнадцать подряд ездила по всяким, даже зарубежным курортам, лежала в престижных клиниках и к каким только целителям не обращалась за помощью, но все напрасно. Надежда не хотела думать, что Бог наказал ее соперницу гораздо сильнее, чем ее, отняв у той способность родить ребенка, а со временем даже прониклась сочувствием к Галине. Что ни говори, у нее есть Женька, а судьба вовремя избавила от мужа, который, кажется, не пропускает ни одной юбки, даже там, почти на Олимпе своей карьеры.
        Что касается внебрачных связей генерала Карасева и его троих детей от молоденьких любовниц, эти слухи Надежду тоже не интересовали, как не интересовали скандалы, что были связаны с его именем: обвинения в коррупции, связь со спиртовой мафией, забеременевшая пятнадцатилетняя модель… Несмотря ни на что, Александр держался за Галину, видно, и впрямь любил ее. И это единственное, что заставляло Надежду относиться к нему с уважением. Что касается остального, она нисколько не сомневалась, Карасев своего не упустит, и будет брать от жизни все, пока не получит по рукам… И получил! Полгода назад его официально отправили на пенсию… Говорят, министр очень нелестно о нем отзывался, и даже не приехал на проводы…
        Честно сказать, этих подробностей Надежда дочери не сообщала. Слишком грязные были подробности, не для нежных девичьих ушей. И Надежда тихо радовалась, что Бог сподобил ее вовремя расстаться с Карасевым, а все стрессы, волнения и обиды выпали на долю прокурорши. Теперь она не воспринимала развод, как наказание, а как подарок судьбы…
        Но, признавшись Жене, кто ее отец, и почему она дала ей собственное отчество, она все чаще и чаще стала вспоминать другого Женю. Единственное, что она не объяснила дочери, так это происхождение ее имени. Но с того момента, еще усерднее, еще старательнее, с почти болезненным тщанием всматривалась в лица военных, если их показывали на экране, будь то Чечня, Таджикистан или зоны межнациональных конфликтов.
        Один раз ей показалось, что она видит знакомое лицо. По телевидению шел репортаж из Косово, и журналист брал интервью у двух офицеров-десантников из группы российских миротворцев, но ведь Женька никогда не был десантником. Хотя в ВДВ тоже были политруки, и кому бы еще позволили дать интервью, как ни офицеру, знающему, что нужно ответить даже на самый хитрый и коварный вопрос…
        Но она застала лишь конец репортажа, и потому так и не поняла, был ли худощавый подтянутый полковник с загорелым и обветренным лицом ее Женькой, или она попросту приняла желаемое за действительность…
        Выключив телевизор, она достала фотографию Евгения, зажгла свечи и часа два сидела за столом, пила красное вино, смотрела на снимок, и плакала… Господи! Ей так ничего не удалось забыть! И после этого она стала вынашивать мысль непременно съездить в Белогорск, пройтись по зеленым улицам, по тем самым, по которым они бродили ночи напролет, и лишь под утро спохватывались, что ей к восьми на фабрику…
        Вагон вдруг резко дернулся, пронзительно заскрежетали тормоза, Надежда едва удержалась за поручень… Кажется, кто-то на полном ходу сорвал стоп-кран? По коридору, с противоположного конца вагона бежала в свое купе проводница и отчаянно ругала пассажиров, которые повыскакивали из своих купе, толпились у окон и возбужденно галдели, строя догадки, что случилось на самом деле. Некоторые пытались высунуть голову в окно и разглядеть, что происходит в направлении движения состава.
        Поезд окончательно замедлил ход. Прекратился отвратительный зубовный скрежет и лязг, зато хорошо стал слышен возбужденный говор пассажиров, и отдельные сердитые выкрики. Похоже, кто-то чуть не упал с верхней полки, а какой-то мужчина сетовал, что порезал руку, потому что в этот момент открывал бутылку пива… Проводница появилась из купе и громогласно заявила:
        — Связалась со штабным вагоном. Машина застряла на переезде. Грузовик… Рванул через пути, думал успеет, а мотор, кажись, отказал.
        — Жертвы, жертвы, есть?  — ринулись к ней самые любопытные.
        Она в недоумении пожала плечами.
        — Про то начальник поезда ничего не сказал. Машинист вроде вовремя тормознул…
        Проводница направилась к тамбуру, часть пассажиров, в основном, мужчины, за ней, и она грозно прикрикнула на них:
        — Не смейте выходить из вагона. Никого назад не пущу, коли отстанете. Я только посмотрю и назад.
        Надежда видела, как она спрыгнула на землю и, придерживая рукой пилотку, побежала вдоль состава к тепловозу.
        — Смотри-ка, сколько машин у переезда скопилось,  — сказал за ее спиной капитан и неожиданно положил ей руки на плечи.  — Даже братки на рожон не лезут, с чего бы это?
        Она не успела приказать Николаю немедленно избавить ее от своих объятий. Ее внимание привлекла группа людей, на которых как раз указывал бывший капитан первого ранга. Они толпились возле трех сверкающих джипов, которые съехали с дорожного полотна на обочину, но, судя по тому, что следующие за ними автомобили трассу не занимали, очереди своей уступать не собирались. Правда, и лезть вперед не старались. К переезду подъезжал огромный трактор, вероятно, он будет стаскивать грузовик с полотна.
        Надежда некоторое время наблюдала за трактором, как он пятится задом, фырча и плюясь сизым облаком отработанных газов. Возле него суетились сотрудники ГИБДД, какие-то люди в железнодорожной форме и в оранжевых жилетах ремонтников. Самого автомобиля из окна не было видно, и Надежда вновь перевела взгляд на группу мужчин возле джипов. Это были крепкие молодые ребята в темных костюмах и светлых рубашках, с короткими, чуть длиннее, чем у бандитов, но короче, чем у нормальных граждан, стрижками и японскими рациями в руках. Смотрелись они вполне цивилизованно, и на бандитов походили не слишком, скорее, на телохранителей какого-нибудь богатея или партийного вельможи.
        Но кто их знает этих богатеев и вельмож, вполне возможно, что сами они как раз из подобного спецконтингента. Обтесались, обтерлись, приоделись, глядишь и не отличишь от вполне законопослушных граждан. Правда, физиономия, как не скрывай, выдает былые пристрастия. И как тут не вспомнить старину Ламброзо с его откровенно буржуазной теорией. Но что поделаешь, если за спиной иного добропорядочного буржуа стоит пара поколений отпетых уголовников…
        Надежда усмехнулась про себя. На ней, как не крути, тоже лежит печать прежних пристрастий, поэтому, видно, и привлекли ее внимание ребята с хорошо развитыми челюстями и мускулами. Оказывается, она не совсем потеряла профессиональное чутье, и не зря, наверно, всей своей закаленной боями милицейской шкурой почуяла вдруг опасность. Теперь она не отводила от этой компании взгляда, стараясь разглядеть, чем занимаются парни в темных костюмах.
        Они стояли полукругом, загораживая широкими плечами и мощными торсами кого-то, явно не любителя посторонних взглядов, а, может, просто о чем-то совещались. И когда они вдруг расступились, Надежда не поверила своим глазам. В следующую секунду она уже мчалась к выходу из вагона, а еще через пару мгновений спрыгнула на усыпанную галькой насыпь…


        Глава 3
        Глубокий ров отделял железнодорожную насыпь от дороги. На дне его стояла вода, метра в полтора шириной, и это препятствие невозможно было преодолеть в прыжке. Противоположный склон рва был не менее крутым, но в отличие от насыпи — глинистым и скользким. Надежда бежала по насыпи вдоль поезда, высматривая, где можно удобнее перебраться на противоположную сторону. Одновременно она не выпускала из поля зрения трех телохранителей, которые сопровождали высокого молодого человека в белых брюках и тенниске. Они быстро шли к переезду, до которого оставалось метров сто, не больше. И тут Надежда столкнулась с проводницей. Та бежала навстречу ей от головы поезда и орала не своим голосом:
        — Назад! Назад! В вагон! Кретинка! Куда прешь?
        Надежда на ходу оттолкнула ее с дороги и тут увидела, что противоположный склон понизился, а на дне рва нет воды. Она скатилась по насыпи, хватаясь за кустики какой-то травы, вскарабкалась наверх и выскочила на дорогу прямо перед мужчиной в белых брюках. И тут же поняла, как опрометчиво поступила.
        Реакция телохранителей была мгновенной. Она успела заметить лишь удивленное лицо молодого человека, вблизи он еще больше смахивал на Меньшикова, вытаращенные глаза его охранников, и тут же оказалась вниз лицом на грязной траве обочины. Руки ей заломили за спину, и кто-то не слишком вежливо принялся обыскивать ее, задирая рубаху и лапая ее за бедра. Она негодующе брыкнула ногой, когда с нее попытались стянуть кроссовки, и, подняв лицо, сердито прокричала:
        — Идиоты! Нет у меня оружия!
        — А это мы еще посмотрим,  — сказал кто-то над ее головой. Ее бесцеремонно перевернули на спину.  — Может, оно у тебя в белье!
        — Я тебе покажу в белье!  — процедила она сквозь зубы. И велела мордовороту с пистолетом в руке, ствол которого недвусмысленно уставился ей в голову: — Убери пушку!  — И, сев, огляделась по сторонам.
        Молодой человек в белых брюках стоял чуть поодаль и с любопытством наблюдал за происходящим. Да, он действительно был лицо в лицо с Евгением, но она хороша, как могло ей взбрести в голову, что этот человек — ее потерянная любовь? За эти два с лишним десятка лет он тоже изменился, тем более что был старше ее на три года. Значит, сейчас ему около пятидесяти, а этому юноше едва ли больше тридцати…
        Телохранители продолжали держать ее под прицелом. И когда она потянулась к нагрудному карману рубахи, чтобы достать удостоверение, один из стражей в черном перехватил ее руку.
        — А ну-ка, что там у тебя?
        — Граната!  — язвительно бросила Надежда и оттолкнула его руку.  — За пазухой у девок своих ищи, а я уж как-нибудь сама.  — Она достала удостоверение и протянула его охраннику, и, не дожидаясь помощи, поднялась на ноги.
        Охранник глубокомысленно и долго изучал ее удостоверение, затем, передавая его человеку в белом, весело хмыкнул:
        — Ну, дает? Пенсионер МВД. Ментура, что ли?
        — Сотрудник милиции!  — хмуро посмотрела на него Надежда и, нагнувшись, принялась отряхивать испачканные джинсы. Затем снова выпрямилась и сухо уточнила: — Вернее, бывший сотрудник милиции! А точнее, бывший полковник, начальник уголовного розыска, тоже, естественно, бывший.
        — Что ж тогда, как коза, через ров сигала?  — Поинтересовался второй охранник.  — Мы ж видели, как ты с поезда спрыгнула?
        — Обозналась,  — сказала она и посмотрела на молодого человека с ее удостоверением в руках.  — Простите, я вас приняла за человека, которого знала, лет тридцать назад. Одного не учла, что он не может оставаться вечно молодым.
        — Сожалею,  — сказал он и протянул ей удостоверение.  — Возвращайтесь к поезду, а то, кажется, это чучело сейчас окочурится от рева.  — И он кивнул куда-то за ее спину.
        Только теперь Надежда вспомнила о поезде и оглянулась. Проводница стояла на подножке, отчаянно жестикулировала и, кажется, вправду, что-то кричала, но ветер относил ее крики в сторону. Чтобы добежать до своего вагона, Надежде надо было миновать не меньше семи вагонов, и она поразилась, как быстро пролетела это расстояние. Но назад добираться будет сложнее, потому что у нее исчез тот душевный порыв, который она испытала при виде молодого человека. Как глупо все получилось! Абсолютно по-детски! Вспомнила свои семнадцать лет, идиотка!
        Она бросила быстрый взгляд по сторонам. За происшествием на дороге наблюдала масса людей: и пассажиров поезда, и тех, кто застрял в пробке перед переездом. Ни разу в жизни она не попадала в столь нелепые ситуации. Ее как последнюю дуреху уложили лицом в землю, да еще обыскивали на виду у прорвы зевак… Расспросов теперь не оберешься, а еще придется выяснять отношения с этой чертовой проводницей…
        Надежда вздохнула и перевела взгляд на переезд. Грузовик уже стянули с рельсов, но на семафоре горел красный свет, а возле головного вагона толпились несколько человек в железнодорожной форме и сотрудники ГИБДД. Что ж, она вполне успеет добраться до своего вагона. Еще она заметила, что дорожное полотно несколько понижалось к головному вагону, там будет легче перебраться на другую сторону.
        — Извините!  — она кисло улыбнулась молодому двойнику Жени Меньшикова, приняла из его рук удостоверение и, заталкивая его в нагрудный карман, подняла голову, чтобы посмотреть, что делается на переезде. И в этот момент увидела двух мотоциклистов с пассажирами на задних сидениях. С ревом они вылетели из-за крохотного леска напротив переезда, и на дикой скорости рванули в сторону скопления машин, но не по трассе, а по расположенной параллельно проселочной дороге. Все четверо были одеты в одинаковые черные куртки и блестящие головные шлемы с опущенными забралами. Облако, мелкой, как порох пыли, скрывало их с головой. Но даже в этом мареве, сизом от выхлопных газов и взвешенной пыли, Надежда разглядела…
        Она подскочила к «Меньшикову», и с криком «Ложись!», оттолкнула его в сторону. То ли от ее толчка, то ли с реакцией у парня было все в порядке, но он вмиг оказался на земле. Охранник не успел ничего понять. Надежда выбила пистолет из его рук, подхватила оружие и выстрелила в первого мотоциклиста в тот самый миг, когда, его напарник выхватил из-за пазухи пистолет-пулемет.
        Ее пуля попала точно в грудь мотоциклиста. Он выпустил руль, нелепо взмахнул руками и повалился на седока за своей спиной. Тот перехватил руль, но успел при этом нажать на спусковой крючок. Только пули ушли в небо, а сам мотоцикл пошел юзом, упал набок, и его закрутило по дороге. Поднимая тучи пыли, он скатился на обочину. А на самой дороге остались лежать неподвижно два тела. Судя по неестественно вывернутым головам и конечностям, они вряд ли когда пройдут по земле своими ногами.
        Второй мотоциклист, резко притормозив, заложил крутой вираж влево, и чуть не потеряв при этом седока, ушел в поле, засеянное овсом, но через сотню метров забуксовал. Черные комья земли летели из-под его колес. И бандиты, даже не заглушив мотор, бросили мотоцикл и ринулись к ближнему лесу.
        — В джип! В джип, давай!  — Заорала Надежда, и, не вернув охраннику пистолет, бросилась к одному из джипов, который уже мчался навстречу.
        Она вскочила в салон внедорожника и приказала водителю:
        — Вперед! Вон за теми ублюдками!
        Она показала в сторону двух убегающих по полю людей в кожаных куртках, которые они пытались снять на ходу. От шлемов они освободились тотчас, как расстались с мотоциклом.
        Джип резво перевалил насыпь, и помчался по полю, оставляя заметную колею, особенно черную на фоне ярко-зеленых посевов. Но это Надежда разглядит после. Сейчас она видела только спины мчащихся во весь опор бандитов. Тут она заметила второй и третий джипы, которые нагнали их, и, приоткрыв дверцу, закричала:
        — В клещи! В клещи берем! Стрелять только по ногам!
        Ее послушались. Один из джипов пристроился сзади беглецов. Второй стал обходить их справа. За рулем этой машины Надежда заметила парня в белом. Ее же машина предприняла обходной маневр слева. Беглецы заметались, и несколько раз полоснули короткими очередями по машинам. Пули противно взвизгнули, ударившись о корпус.
        — Держи меня!  — крикнула Надежда водителю, тому самому охраннику, у которого отобрала пистолет. Он молча облапил ее правой рукой, а левой продолжал крутить баранку. Теперь Надежду меньше мотало по сидению, и она могла более тщательно прицелиться. Она так и сделала. И высунувшись в окно, прокричала: — Бросай! Бросай оружие! Стреляю на поражение!  — В ответ раздалась автоматная очередь, и пули прошили боковое стекло салона рядом с ней. Чудом только они не задели ее и водителя.
        Но Надежда вновь высунулась наружу и выстрелила в ответ четыре раз. Затем сделала паузу и снова выкрикнула:
        — Сопротивление бесполезно! Бросай оружие!
        В ответ не стреляли. И Надежда, не дожидаясь, когда джип затормозит окончательно, выскочила наружу.
        Оба бандита сидели на земле, зажимая руками раны на ногах. Автоматы их валялись на расстоянии протянутой руки. При виде устремленного на них пистолета, они подняли перепачканные в грязи и крови руки вверх. Первого бандита Надежда рывком уложила лицом в пашню, вторым занялись охранники из подоспевших джипов.
        Она присела на подножку одного из них, и вытерла лицо тыльной стороной ладони, забыв, что до сих пор сжимает в ней пистолет.
        — Эй! Отдай ствол!  — к ней подошел водитель ее машины и протянул руку за оружием. Она молча ткнула пистолет ему в ладонь и поднялась на ноги.
        — Стрелков ко мне!  — приказала она так, как всегда умела это делать. Сухо и резко, не давая ни мгновения на раздумья.
        — Сейчас!  — охранник на мгновение вытянул руки по швам, и ринулся к своим коллегам, которые тащили связанных бандитов к соседнему джипу, возле которого стоял парень в прежде белых, а теперь до невозможности грязных штанах. В руках у него был пистолет, а на лбу вспухла приличная ссадина.
        Надежда быстро пошла в его сторону.
        — Башку перевяжи!  — сказала она сердито.  — И этим отморозкам тоже раны перевяжите. Сдохнут от потери крови, потом беды не оберешься!
        Молодой человек как-то странно посмотрел на нее, и приказал подбежавшему к ним охраннику, без пиджака, с расстегнутой оперативной кобурой.
        — Перевяжите срочно этих сволочей, а потом отдайте даме на забаву!
        — По очереди!  — уточнила Надежда.
        — Но… — выпучил глаза охранник.  — Мы их сами прижмем!
        — Никаких сами!  — отрезала Надежда.  — Прав у тебя нет их колоть! А у меня лицензия частного детектива. Имею право допросить по горячим следам. А то потом споются!
        — Понял!  — кивнул головой охранник и все же посмотрел на хозяина.
        — Ладно, чего там! Валяй!  — сказал тот и неожиданно улыбнулся Надежде.  — А ты ничего, тетка! Молодец! Живо срубила, что к чему!
        — Я тебе не тетка, а ты мне — не племянник!  — сухо сказала Надежда.  — Лучше бумагу найди и ручку!
        Молодой человек ухмыльнулся, потянулся в салон джипа и достал кожаную папку. Открыл ее и передал ей стопку бумаг.
        Надежда с недоумением посмотрела сначала на листки, затем на него.
        — Так это ж документы?
        — Ничего, пиши с обратной стороны.
        — Но их, наверняка, придется передать в прокуратуру.
        — А пусть читают,  — отмахнулся молодой человек.  — Абсолютно идиотский доклад. Теперь он никому не нужен, на совещание я все равно опоздал.
        — Ну, смотри,  — она подумала, что слишком быстро перешла с этим молодчиком на «ты». Впрочем, определение «молодчик» не слишком к нему подходило. Но она не любила наглых молодых парней, тем более, никогда бы не позволила им «тыкать». Но здесь был совсем другой случай. Этого парня чуть было не пристрелили на ее глазах, к тому же, он очень походил на Меньшикова, и это в некоторой степени его оправдывало.
        — Будешь допрашивать?  — справился у нее молодой человек.
        — Нет, это дело следователя, я только уточню некоторые моменты, пока они не пришли в себя,  — ответила она так, что у собеседника пропадало всякое желание задавать ей любые вопросы.
        Удивительно, но молодой человек понял, что от него требуется свои вопросы держать при себе, и не стал себя стучать в грудь, как это бывает с людьми, свято уверовавшим в свое особое предназначение. Теперь она знала, что молодого двойника Меньшикова зовут Андреем, так к нему обращались охранники, и она удивилась панибратству, царившему в этой непонятной для нее компании. Притом, что телохранители, явно побаивались своего шефа, но на крутых бандитов не тянули, хотя в какой-то момент у Надежды закралось подозрение, уж не встряла ли она в разборки местных криминальных группировок.
        Правда, лексикон, у парней был большей частью ненормативный, но это могло быть оправдано ситуацией. И изъяснялись они так вдалеке от нее, явно, чтобы не тревожить ее слух непечатными выражениями. Рядом с ней они высказывались весьма деликатно, в их понимании, конечно. И если на расстоянии задержанных киллеров щедро крыли по матушке и уличали в нетрадиционной ориентации, то на подходе к джипу, их, хотя и тащили волоком по земле, но именовали почти весело суками и уродами.
        Когда первого бандита буквально бросили к ее ногам, Надежда мрачно приказала:
        — Всем отойти на десять метров!
        — А мне-то можно?  — ее «крестник» скептически усмехнулся.
        — Тебе тоже нельзя!  — ответила Надежда и обвела взглядом продолжавших толпиться вокруг парней.  — Я кому сказала отойти! Мне надо допросить преступника.
        — А кто ты такая?  — Вылупил на нее глаза охранник, тот самый, кому она честь по чести вернула его оружие.
        Она не успела ответить. «Крестник» поднял руку.
        — Ша! Кому сказал! Тет… — он покосился на Надежду.  — Эта женщина кое-что умеет, заметили, бездельники? И гораздо больше и лучше, чем некоторые!
        Парни, нехотя, ворча и без конца оглядываясь, направились к джипам, и расположились, кто в салонах, кто прямо в овсах.
        Надежда с сожалением посмотрела на истерзанное колесами поле и покачала головой.
        Андрей перехватил ее взгляд.
        — Не боись! Все убытки возместим, да еще от себя тракторок или комбайн подброшу!
        Надежда смерила его язвительным взглядом, но ничего не сказала. Знал бы этот бахвал, сколько означенный тракторок, тем более комбайн стоит… Но вслух спросила:
        — Кому-то надо повторять дважды? Мне нужно допросить преступника!
        — А мне надо знать, кто меня заказал!
        — На суде узнаешь!  — сказала она устало и вдруг, сузив глаза, прошипела яростно: — А ну, вали отсюда! А то не посмотрю, что вокруг подчиненные!
        — А что? Опять мордой в землю?  — спросил он с вызовом.  — Смотри, какую память оставила!  — И он ткнул пальцем в ссадину.
        — Ничего, до свадьбы заживет,  — сказала она и вполне спокойно посмотрела на него.  — Я жду!
        — Ладно,  — сдался Андрей,  — вижу, решила прославиться? Только напрасно все! Не расколешь ты их! Отдай лучше парням!
        — Тогда придется возбуждать в два раза больше уголовных дел, причем по нескольким статьям! Разъяснить, по каким?
        — Это мои внутренние дела!  — буркнул сердито Андрей.
        — Внутренние дела решай без меня, но сейчас на твое счастье здесь оказалась я, поэтому тебя и твоих орлов посадят за решетку чуть позже,  — сухо заметила Надежда вслед молодому наглецу и повернулась к бандиту. Тот сидел, привалившись к колесу джипа, прикрыв глаза. Из-под век виднелась тонкие полоски белков. Рот у него провалился, щеки впали…
        — Будем говорить?  — Надежда присела рядом с бандитом на корточки. Руки неудавшегося киллера были стянуты за спиной ремнем, и она не опасалась нападения.
        Тот приоткрыл глаза, смерил ее равнодушным взглядом, и, скривившись, сплюнул вбок. Затем вновь закрыл глаза.
        — Требую адвоката,  — сказал он лениво.  — Давай мне адвоката!
        — А я для тебя и адвокат, и прокурор в одном лице,  — весело сказала Надежда и выпрямилась. Сверху вниз посмотрела на преступника.  — Что ж, будем сидеть здесь, пока не станешь отвечать на мои вопросы. Только запомни, не сделаем через час противостолбнячную сыворотку, небо в копейку покажется. Будет так тебя ломать и крутить, дыба детской песней покажется.
        — Все равно в камере пришьют… — сказал угрюмо бандит, кадык его судорожно дернулся.
        — И кто ж тебе такое сказал?  — учтиво справилась Надежда.  — Или сам по таким делам мастак?
        — Всяко бывало,  — буркнул бандит и попросил: — Дай сигаретку!
        — Все будет и сигаретка, и вода!  — Сказала она, заметив, как снова дернулся его кадык.  — Небось, горло дерет, голова кружится!
        — Фашистка!  — Скривился бандит.  — Гитлерша!
        — Слава Богу, грамотный!  — восхитилась Надежда.  — Выходит, договоримся.
        — Ни о чем мы не договоримся!
        — А ты не зарекайся!  — Надежда пристроила на коленку папку с бумагами.  — Начинай работать! Чем быстрее все расскажешь, тем лучше для тебя…
        Через полчаса или чуть раньше, к джипам подрулили два милицейских «Жигули» с мигалками. Приехал следователь прокуратуры и оперативно-следственная группа. Всех сразу взяли в оборот, записывали показания, брали объяснения. К ней попытались привязаться, потребовали показать пенсионное удостоверение, затем долго разглядывали его. Можно подумать, кому-то надо подделывать корочки ветерана МВД. Лучше идут удостоверения действующих сотрудников. Но свой сарказм Надежда озвучивать не стала. Тем более, ее попросили предъявить лицензию частного детектива, и только сейчас она пришла в себя. Лицензии у нее при себе не было. Откуда взяться этой лицензии?..
        Надежда мысленно ахнула и едва сдержалась, чтобы не выругаться вслух. Черт побери! Поезд! Она посмотрела на часы! Вот уже час или чуть меньше, как он прибыл в Белогорск! В вагоне остались ее вещи, сумочка, деньги… Она беспомощно огляделась по сторонам. Что делать? И поймала взгляд Андрея. Он стоял в паре шагов и, заложив руки в карманы брюк, с интересом наблюдал, как оперативники треплют ей нервы. Впрочем, она их действия воспринимала вполне адекватно. Сама бы крепко ухватила за жабры странную бабенку без документов и царя в голове.
        Рядом с Андреем стоял какой-то толстый мужик в промокшей от пота рубахе, и что-то оживленно говорил ему. Но ее «крестник», заметив взгляд Надежды, решительно отвел его рукой в сторону и направился быстрым шагом к майору, старшему во вновь прибывшей правоохранительной компании.
        — Ладно, Семеныч, отпусти ее! Это мой человек!  — Он приобнял Надежду за плечи.  — Пошли! Через пару минут отъезжаем!
        — Но я пришлю вам повестку… — озадаченно проводил ее взглядом майор, но противиться, что ее умыкнули у него из-под носа, не стал.
        — Мой поезд ушел,  — Надежда расстроено посмотрела на Андрея.  — Там все: одежда, деньги, документы…
        — Ерунда, найдем!  — расплылся в улыбке ее спутник.  — А не найдем, купим новое!
        — Знаешь, мне не до шуток!  — она сердито дернула плечом, сбрасывая его руку.  — Что уцепился? Я тебе не подружка! Я тебе в матери горжусь!
        — Ишь ты, матушка!  — Он окинул ее взглядом.  — Местами еще за девочку сойдешь, если умыть и приодеть, конечно!
        — Нахал!  — сказала она устало.  — Разговариваешь с пожилой теткой, как с ровней!
        — Ладно, пожилая тетка, ты меня уже достала!  — рассмеялся во весь голос Андрей.  — Ты еще не знаешь, с кем имеешь дело! Я тут вместо олигарха!
        — Вместо олигарха?  — Надежда остановилась.  — А почему вместо? Куда настоящего подевали?
        — А потому вместо, что я еще не сросся с местной властью,  — почти скаламбурил Андрей.  — Но непременно срастусь, в следующие выборы мои люди хорошо поработают, гадом буду, если не срастусь! А можно жениться на подходящей телке…
        — Я тебя умаляю!  — Надежда забыла об усталости. Странно, парень ей был приятен, пусть и хвастлив изрядно, но обаятелен, паразит, тут уж ничего не сотрешь, не припишешь.  — Олигарх!  — Она покачала головой и рассмеялась.  — Заяц-хваста ты, а не олигарх! Зеленый больно! Знаешь хотя бы, что это слово означает?
        — Знаю! Но это я тебе позже объясню.  — Он посмотрел на часы и вдруг взмахнул рукой, как отрубил.  — Все! Кончай базар! Поехали!
        — Куда? Зачем?
        — В Белогорск! Куда еще!  — подмигнул ей спасенный «олигарх».  — Твое барахло искать! Надеюсь, что стащить его не посмеют!


        Глава 4
        — И что? Ты узнала, кто меня заказал?  — Спросил Андрей, когда вся его кавалькада двинулась с места.
        Он сам сел за руль внедорожника, так что в машине они с Надеждой оказались вдвоем. Правда, машина охраны висели у них на хвосте, а одна шла впереди, причем автомобили все время менялись местами. Подобные маневры навели Надежду на мысль, что ее крестник серьезно озабочен проблемами собственной безопасности. И еще до того, как он задал этот вопрос, Надежда поняла, что приглашение проехаться в машине на пару с ним, без свидетелей, один на один вызвано единственно страстным желанием выведать, что она успела узнать у несостоявшегося киллера.
        Впрочем, напрасно он суетился. Ее желания в этом плане не совпадали с его жаждой познания. Она не слишком переживала, что всю дорогу ей будут докучать вопросами, возможно, угрожать, Надежда знала, как противостоять соблазнам, даже если они явятся в образе толстой пачки купюр с вечно зеленым Линкольном. И жалела не о том, что согласилась на предложение Андрея, доставить ее без проблем в Белогорск. Ее почему-то беспокоило, что она не сумела допросить второго соискателя на «сто пятую», статью Уголовного Кодекса с весьма неприятными пунктами «ж» и «з» (сноска: ст. 105 Уголовного кодекса РФ «Убийство», часть 2, пункт ж) совершенное группой лиц по предварительному сговору; з) из корыстных побуждений или по найму).
        Подоспела милиция, и хотя она успела поговорить со следователем прокуратуры и доложить кое-какие свои соображения, но делиться этими мыслями и подозрениями с Андреем не собиралась. Равно, как не открыла глаза приехавшим стражам порядка на некоторые обстоятельства. Она пока не знала, зачем они ей понадобятся, но на всякий случай решила приберечь их на будущее.
        Возможно, Надежда схитрила по той причине, что не до конца еще уяснила, правильно ли она поступила, ввязавшись в местные разборки. Для нее не имело значения, бахвалится ли Андрей или действительно имеет какой-то вес в регионе. Его доходы тоже интересовали Надежду мало, точно так же, как род его занятий, и личные проблемы. Но что-то ей подсказывало, что в недалеком будущем, если уже не в настоящем, проблем у него появится выше крыши.
        Авария на переезде… Надежда почти не сомневалась, что она была подстроена. В нужном месте, в нужный час… Два киллера с автоматами на мощных скоростных мотоциклах. Кто-то изрядно раскошелился, чтобы расправиться с милым мальчиком Андрюшей. Слишком много потратил и очень сильно рисковал, чтобы убрать обычного предпринимателя.
        Конечно, многое объяснялось, если он не простой предприниматель, а местный криминальный лидер, который перешел дорогу своему конкуренту в каком-либо нелегальном промысле. Хотя незаконным бизнесом занимаются не только криминальные лидеры, а зачастую, на первый взгляд, очень даже законопослушные граждане. Об этом Надежда тоже знала не понаслышке. Но Андрей внешне не смахивал ни на того, ни на другого. Она не могла ошибиться. Глаза у него были по-детски чистыми и ясными, это невозможно изобразить и отработать даже годами тренировок! А еще улыбка! Открытая, на все тридцать два зуба! Так люди с нечистой совестью не улыбаются…
        И все-таки его заказали… Надежда знала это абсолютно точно! Одного только понять не могла, зачем ей понадобилось добывать и ломать голову над подобный, абсолютно ненужной ей информацией. Что ей с того, есть ли проблемы у этого парня, нет ли? А может, ее просто повело не в ту сторону по одной простой причине, что он изрядно смахивает на Меньшикова. Хотя, как сказать! Вот, если бы сравнить по фотографии. Она машинально потянулась за сумочкой, и чертыхнулась про себя… Опять забыла, что сумка осталась в поезде…
        Она бросила быстрый взгляд на Андрея. И все же, кто он на самом деле? Для олигарха мелковат, вроде? Впрочем, кто их знает этих олигархов? Посмотришь на фотографию, юнец юнцом, а уже миллиардами ворочает, миллионные сделки прокручивает… Надежда успела отметить для себя кое-какие детали: милиционеры, и представитель прокуратуры разговаривали с Андреем без подобострастия, но с должным почтением. Значит, не столь велика фигура, как он сам об этом заявляет. Возможно, не приобрел еще должного влияния, возможно из тех мотыльков, что очень быстро сколачивают приличное состояние, и столь же быстро сгорают.
        Андрей заметил ее взгляд и повысил голос.
        — Ты что не слышишь? Чего задумалась? Или спишь? А то смотри, высажу по дороге! Как добираться до Белогорска будешь!
        — Будете!  — Надежда отвернулась и принялась смотреть в боковое окно.  — А еще: «задумались» и «смотрите»! Надеюсь, я понятно объяснила?
        — Не понял?  — он с подозрением уставился на Надежду.  — Что я такого сказал? У меня мужики от радости задыхаются, когда я им «ты» говорю?
        — Я не задыхаюсь,  — ответила Надежда.  — У меня свои принципы. И я не люблю, когда незнакомые люди сходу обращаются ко мне на «ты».
        — Что ж ты сама тогда «тыкаешь»?  — справился Андрей.  — Вон губернатор и то на «вы» меня величает.  — И вдруг как-то по-ребячьи виновато улыбнувшись, почти умоляющее попросил: — Да чего там, прости, если обидел. Но ты тетка… — и, заметив ее угрожающий взгляд, быстро поправился,  — женщина, то есть, молодая, красивая… Тебя приодеть, так за первый сорт сойдешь…
        — Спасибо, за молодую и красивую,  — насмешливо посмотрела на него Надежда,  — а за первый сорт и вовсе поклон до земли. Но, скажи честно, тебя кто-нибудь учил деликатности? Говорил, как надо вести себя с женщинами, которые гораздо старше тебя по возрасту?
        — Знаешь,  — Андрей весело подмигнул ей,  — я как-то с теми, что помладше больше общаюсь, а в конторе у меня только мужики. Бабам по своим делам я не доверяю. С ними в сауне классно перепихнуться, в кабаке посидеть, ну и под одеялом, конечно, покувыркаться. А лучше вовсе без одеяла… — Он расхохотался и снова подмигнул ей.  — Они любят, когда их не деликатно так, не тактично…
        — Дурак ты,  — Надежда поморщилась,  — и язык у тебя без костей. Смутить меня хочешь? Так я, милый мой, столько грязи на своем веку навидалась, десяти экскаваторов не хватит, чтобы вычерпать. А ты еще на свете не жил, ни черта не видел, а мелешь, Бог знает что, и рад до безумия. На твоем месте я бы помолчала, и поразмышляла, почему так случилось: грузовик на переезде застрял, и киллеры появились. Причем на мотоциклах…
        — Ты полагаешь, переезд заблокировали специально?
        Опять «ты»? — подумала Надежда. Похоже, все ее нравоучения пропали даром. К тому же ей расхотелось читать ему нотации. Если человека не воспитали в детстве, вряд ли его теперь исправишь. К тому же, все ей страшно надоело, она устала, и желала одного, скорее доехать до Белогорска. Там будет легче. Она доберется до управления уголовного розыска и найдет, что и как объяснить коллегам. А на помощь этого желторотого нахала она совсем не рассчитывает. Самонадеянный бахвал! Проку от него, как от козла молока!
        Надежда не слишком дружелюбно посмотрела на Андрея. Губы его были плотно сжаты, крепкие ладони свободно лежали на рулевом колесе. Он вел машину подчеркнуто небрежно, но взгляды, которые он изредка бросал на свою пассажирку, подтверждали, он очень заинтересован в ее ответе.
        Заметив, что Надежда смотрит на него, он подобрался. Теперь улыбка окончательно сошла с его лица, и он требовательно переспросил:
        — Специально? Да или нет?
        — Я ничего не могу тебе сказать,  — нахмурилась Надежда.  — Тайны следствия, понимаешь? Одно скажу, все материалы я передала следователю прокуратуры. Однозначно они возбудят уголовное дело. Но не думаю, что они поделятся с тобой информацией. У тебя же на лбу написано, бросишься счеты сводить.
        — Я не бандит,  — произнес сквозь зубы Андрей.  — И не хочешь говорить, не говори! Я и так почти знаю, кто меня заказал. Только доказательства в «воронке» увезли. Но я докопаюсь!  — Он стукнул кулаком по рулевому колесу и снова посмотрел на нее.  — Пойми, время уходит. Мне нужно, чтобы ты подтвердила. Мои орлы… — Он выругался.  — Ладно, это к делу не относится. Но я могу тебе заплатить. Ты таких денег сроду не видала. Сколько хочешь? В долларах, в евро… Пойми, мне во, как надо!  — И он провел ребром ладони себя по горлу.  — У нас ведь так, кто кого опередит! Или он, или я…
        — Чем ты занимаешься? Горючкой или металлом?  — спросила Надежда.
        — Думаешь, с Ходорковским в одной машине едешь? Или с Абрамовичем? Похож, что ли? Анфасом или профилем?
        — Я — серьезно!
        — И я серьезно! Лесом я занимаюсь. Лесозаготовки, обработка древесины, целлюлоза, гофротара… Сайбириан Палп Энтерпрайзез … Слышала небось?
        — Знаешь, нет!  — пожала плечами Надежда.  — Чего-чего, но от леса мои интересы были далеки. Разве труп какой обнаружат в буераке… А так по грибы недосуг было съездить. Разве на лыжах покататься иногда вырывалась, да вот еще группу «Лесоповал» люблю слушать!
        — Да!  — Покачал головой и усмехнулся Андрей.  — Очень узкий специалист!
        — А почему у твоей компании английское название? Выпендреж?  — спросила Надежда.
        — Нет, поначалу у нас партнерами англичане были и австрияки, но мы их вытеснили, а то они слишком вольно себе повели… Диктовать вздумали…
        — Так ты единственный владелец?
        — Нет, я председатель совета директоров, нашей компании принадлежит контрольный пакет акций, а остальные — так… Блошки… Но скажу тебе, очень кусливые блошки… — Он вздохнул.  — Тебе не понять. В лесной промышленности долгое время было спокойно, никаких громких разборок, дикой конкуренции, мы умели договариваться полюбовно и с акционерами, и с конкурентами, и с западными инвесторами.
        — А сейчас что изменилось?
        — Многое!  — ответил Андрей односложно. И с нетерпением в голосе переспросил: — Так как же? Скажешь или нет?
        — Прости, но я не люблю повторяться!  — Сказала Надежда сухо.  — И не советую предлагать мне деньги. Могу рассердиться!
        — Ишь, ты, неподкупная!  — скривился Андрей.  — Можно подумать, ни разу в жизни денег не брала?
        — Как не брала? Брала! У государства. Двадцатого числа каждого месяца. Немного выходило, но зато спала спокойно.  — Она усмехнулась.  — Тебе это неизвестно?
        — Почему же, известно! Я кстати политехникум закончил. Автоматизация и механизация лесоразработок. Технологом в леспромхозе работал. Правда, деньги тогда через пень колоду платили. Раз в полгода, а то и больше. Развалили леспромхозы, растащили…
        — А ты их прибрал к рукам?
        — Хочешь сказать, что захапал? Н-е-ет! У меня все по-честному. Вовремя скупил акции у работяг. Десяток за бутылку водки шли. Такса такая…
        — И это ты называешь «по-честному»?
        — А что? Не я, так другой бы подсуетился. Я хоть за наличку покупал, а кое-кто и впрямь за бутылку бодяги. И я ведь не перепродавал, как некоторые. Я ведь из дерьма эти лесхозы поднимал. И в грязь, и в снег все лесосеки объезжал, и не в этом «сарае», а на драндулете, что в народе «козлом» прозвали… Смотри,  — он оторвал правую руку от руля и протянул ее Надежде,  — видишь, мозоли? Сам за бензопилу брался, и сучья рубил, когда работяги в загул уходили… Привыкли они в советские времена, норма, план… А у меня свой план: работаем до тех пор, пока весь лес по договору не отгрузим. Все до последнего сучка в дело шло. С японцами работал, с китайцами. А они ребята ушлые, даже опилки подбирали. А потом подумал, что ж я, совсем сдурел, желтопузым по дешевке лес отдаю, столько на этом теряю. А отходы так и вовсе за бесценок шли. Закупил оборудование, то да се…Теперь у меня все в дело пошло, и навар, естественно, появился…
        — Понятно!  — протянула Надежда.  — Капиталист, выходит?
        — И что из того? Я хоть и капиталист, а против народа не иду. У меня работяги зубами и всеми конечностями за место держатся. Деньги я плачу хорошие, но насчет пьянки — ни-ни!
        — И что же? Как я понимаю, у тебя теперь не один леспромхоз?
        — Стал бы я сыр-бор городить из-за одного!  — самодовольно ухмыльнулся Андрей.  — Их у меня только по России несколько десятков. Сейчас вот в Казахстан вошли. У них дела хуже, чем у нас были. Сейчас развиваемся помаленьку. Целлюлозой занимаемся, бумагой, картонной упаковкой. Недавно фабрику прикупили по производству гофротары. Два года стояла, у меня заработала.
        — Сколько тебе лет?
        — Двадцать девять,  — усмехнулся Андрей.  — Что маловат для олигарха?
        — Не в том дело,  — улыбнулась в ответ Надежда.  — Само слово не люблю! И к месту, ни к месту, во всех газетах, по телевизору… И в супе, и в каше!
        — Что поделаешь, я тоже не люблю, но у нас невозможно дело вести по серьезному, если с властью не будешь трахаться. Известно, или они тебя имеют, или ты их, за приличные бабки, естественно! Из этого дерьма все наши олигархи и произрастают. Или не так говорю?  — он посмотрел на Надежду.
        — Выбирать надо, или миллионами ворочать и купаться в дерьме, или оставаться нищим, но в белых одеждах. Одно другое исключает.
        — Правильно понимаешь ситуацию,  — выразительно посмотрел на нее Андрей,  — только не знаешь, что я тоже дерьма с детства нахлебался. Мне не привыкать, но ты ведь тоже не в белых одеждах ходила. С чего тогда мораль читаешь?
        — Я? Мораль?  — удивилась Надежда.  — Больно надо! Таких уже моралью не проймешь!
        — А чем проймешь? Пулей?  — скривился Андрей.  — Ты это хотела сказать?
        — Отвяжись!  — в свою очередь рассердилась Надежда.  — И оставь меня в покое! Я ехала отдохнуть, забыть обо всем, а тут ты со своими проблемами. Скажи, мне это надо?
        — Надо!  — бросил Андрей.  — Я тебе работу хочу предложить! При мне! Телохранителем…
        — Рехнулся?  — уставилась на него Надежда.  — Этого мне не хватало!  — Она язвительно хмыкнула.  — Телохранителем! Какой из меня телохранитель… Тебе, что, своих амбалов не хватает? К тому же, сам сказал, женщинам не доверяешь!
        — А ты чего хамишь? Я ведь не каждого приглашаю,  — откровенно, почти по-детски обиделся Андрей и даже покраснел при этом. Видно, привык, что от таких предложений визжат и катаются по траве от восторга.
        — С того и хамлю, что ты совсем меня не знаешь! Первой встречной предлагаешь работу. А вдруг я последняя сволочь или подстава?
        — Ты меня за кого принимаешь?  — покосился на нее Андрей.  — Я ведь только с виду ботаник, а так порву любого…
        — Ладно,  — вздохнула Надежда,  — вопрос исчерпан. Работать на тебя я не собираюсь. У меня квартира в Путиловске, дочь через месяц на каникулы приезжает. Побуду здесь пару недель и обратно домой…
        — Подумай! До Белогорска еще минут двадцать езды, есть время!
        — Все! Подумала!  — сказала, как отрезала Надежда. И, выделяя каждое слово, произнесла: — На тебя я работать не буду! Я все сказала! Окончательно!  — И не сдержалась, язвительно ухмыльнулась: — Телохранителем? Надо же придумать! Спятил, что ли?
        — Да не совсем телохранителем? Понимаешь, мне нужен человек, которому я мог бы доверять, э-э… как бы тебе сказать…
        — Ну, говори! Чего там!
        — А чего говорить, если ты отказываешься!  — Андрей махнул рукой.  — Нет, так нет! Только мне показалось, что тебе можно доверять!
        — Первой встречной? Женщине?
        — Это я уже слышал…
        Некоторое время они ехали молча. С обеих сторон завиднелись дачные домишки, окруженные садами, затем пошли особняки покруче, за ними показались трубы заводов. Начинались пригороды.
        Андрей продолжал молчать, и у Надежды появилось время подумать. Конечно, она нисколько не верила в серьезность его намерений. Кроме того, перспектива работать в коммерческих структурах никогда ее не прельщала. И по опыту знала, что успешный бизнес и соблюдение законов на деле не совместимы. Поэтому и не желала встревать в подобные авантюры, считая это не только ниже своего достоинства, но и предательством по отношению к тем принципам, которых придерживалась всю свою жизнь.
        Но Андрей расценил ее молчание по-своему.
        — Я хорошо плачу людям, а тебя вовсе не обижу,  — сказал он, не сводя взгляда с дороги.  — И с жильем проблем не будет. У нас свой городок. На днях два новых коттеджа сдаем. Один тебе выделим. А дочку, если хочешь, на море отправим. У меня свой санаторий в Крыму. Или куда за границу… Кипр, Испания… Куда захочет, туда и поедет.
        — Никуда она не захочет. Мы ней полгода не виделись. А на море сами без спонсоров съездим!
        — Слушай, почему ты такая упрямая? Я тебе дело предлагаю, а ты артачишься? Цену себе набиваешь?
        — Милый мой,  — произнесла вкрадчиво Надежда,  — ты, верно, не понимаешь, что не все продаются. Даже за бешеные бабки! К тому же, я никогда не работала на хозяина! Никогда не была девочкой на побегушках! Заруби это на носу и отстань, наконец! Я все сказала, и назад свои слова не возьму!
        — На хозяина… — протянул с ехидной усмешкой Андрей.  — А государство, на которое ты пахала? Разве это не хозяин? Только, в отличие от меня, платило тебе копейки, ты же верой, и правдой, от темна до темна… Смотрю, даже мужика не заимела…
        — С чего ты взял?  — опешила Надежда.  — Есть у меня мужик!
        — Да, ладно!  — махнул рукой Андрей.  — Ври да не завирайся! Был бы, так первым делом про него вспомнила, а то квартира в Путиловске… Дочь на каникулы приезжает…
        Он очень похоже передразнил Надежду, и она засмеялась.
        — Ну, вот! Оказывается, ты смеяться умеешь, а не только рычать и драться!  — Андрей отнял руку от рулевого колеса и накрыл ею Надеждину ладонь.  — Ведь угадал, нет у тебя мужика, и не предвидится, а у меня орлы, как на подбор. Глядишь, и жениха присмотришь!
        — Видела я твоих орлов,  — Надежда перестала смеяться и освободила ладонь.  — Хватит меня сватать! Не нуждаюсь! Скажи лучше, зачем я тебе понадобилась?
        — Ну, вот другое дело,  — Андрей удовлетворенно усмехнулся.  — Лед тронулся… Только зачем это, если тебя ничего не интересует? Даже орлы мои для тебя не орлы…
        — Из кого ты охрану набирал? Из спортсменов?
        — Из них, родимых!
        — Значит, кроме бицепсов никакой специальной подготовки?
        — Почему же? У них у всех есть лицензии. Обучение проходили в центре подготовки телохранителей «Кентавр». Московский филиал, кстати…
        — Видела я эти центры,  — вздохнула Надежда.  — А филиалы, тем более… Подготовки там минимум, специальной, тем более. И в деле твоих орлов посмотрела… Нет, милый мой, это не орлы! Это шкафы, комоды и прочая мебель… Их учили раздавать зуботычины, выбивать долги, пугать потенциальных воришек… Твои орлы, Андрюша, очень хорошая мишень. Конечно, в случае чего, они прикроют тебя своими телами. Иногда это неплохо… Но что случилось сегодня, никакой критики не выдерживает. Тебя ведь чуть не угрохали…
        — Ну да,  — хмыкнул Андрей,  — и если бы ты вовремя не подсуетилась…
        — Твой сарказм великолепен, но только не сейчас!  — оборвала его Надежда.  — Послушай, что тебе говорят старшие. Твоим парням не хватает ловкости, но более всего мозгов. Я могла бы рассказать, как целая свора подобных громил не смогла защитить одного-единственного человека, ростом любому из них по колено. Он бы под мышкой у них уместился… Да!  — Надежда махнула рукой.  — Твои ребята больше смахивают на вышибал из кабака. Могучие плечи, могучая грудь… Им двери подпирать спиной, а не сопровождать своего шефа в поездках.
        — Слушай, что ты мне проповедь читаешь?  — рассердился Андрей.  — Без тебя знаю, что толку нет. Сам убедился! Потому и прошу, и учти, я уже лет пять никого не просил, иди ко мне на службу!
        — А откуда ты знаешь, справлюсь я или нет? Таких дубин учить только портить. Учти, у меня нет никакого желания заниматься с ними. К тому же истинный телохранитель никогда не кичится мышцами. Он должен быть незаметен, а не возвышаться над хозяином, как гордый и могучий кипарис.
        — Кончай ликбез!  — фыркнул Андрей.  — Я приглашаю тебя не переучивать мою службу безопасности. Этим займутся другие люди. Ты, если согласишься, будешь работать только со мной. Для всех ты будешь вроде моего референта, и только мы с тобой будем знать, что у тебя несколько другие обязанности.
        — Шпионить за персоналом? Защита коммерческих секретов?
        — Нет,  — поморщился Андрей,  — этим есть кому заняться. Я не заставлю тебя шпионить,  — хотя,  — он пожал плечами,  — думаю, у тебя бы получилось… И на дыбе не расколешься!
        — Что ты обо мне знаешь?  — вспылила Надежда.  — Жалкий зазнайка! Ты видишь меня первый раз и лезешь с такими предложениями. Я могу оказаться, кем угодно!
        — И это мы слышали… — Андрей покровительственно похлопал ее по колену.  — Уймись! Я уже понял, что у тебя за характер! Поэтому ты подходишь мне на все сто! Мне не надо, чтобы мне лизали задницу! Мне надо, чтобы не заглядывали в рот, и не боялись сказать: «Андрюха, сволочь, остановись! Здесь ты совершаешь большую ошибку!». Мне нужен человек, которому я без обиняков могу рассказать, все, что меня волнует. И этот человек должен первым помочь мне выйти из самой гнилой ситуации. Человек, которому я могу доверять, как самому себе!
        — Это не ко мне!  — Надежда выставила перед собой ладони.  — Такой ответственности я на себя не возьму. Ищи дураков в другом месте!
        Но Андрей, словно ее не слышал, и продолжал, как ни в чем не бывало:
        — Мне нужен человек, которому я могу поручить любое дело, и быть при этом уверенным, что он не сдаст меня, что его не перекупят, не подольют в спиртное какой-нибудь чертовщины и не подловят на девках. Потому что на мои деньги всегда найдутся еще большие деньги… Одним словом, ты мне подходишь! Вместе с твоим гнусным характером, с твоим умением говорить всякие гадости, с твоим упрямством…
        — О, боже!  — Надежда воздела руки к небу.  — Какие нежности! Не знаю даже плакать или радоваться такой оценке моих способностей!
        — Слушай!  — опять покосился на нее Андрей,  — но ты же в отпуске. Попробуй, может, понравится. Заработаешь прилично, бабок хватит не только на юг, но и на наряды дочке. Хорошенькая она у тебя?
        — Хорошенькая,  — буркнула Надежда,  — но это к делу не относится.
        — Студентка?
        — Нет! Курсант?
        — Курсант?  — Андрей повернулся к ней всем корпусом, отчего джип резко вильнул в сторону.
        — Смотри на дорогу!  — прикрикнула на него Надежда.  — И что из того, что курсант? Мать всю жизнь в милиции отрубила, почему бы дочь в милицию не пристроить?
        — Ты даешь!  — покачал головой Андрей.  — Сама жизни не видела, и дочке ту же судьбу приготовила, тем более, хорошенькой…
        — А ты о нашей судьбе не беспокойся! Как-нибудь без тебя разберемся.
        — Да, ладно!  — Примиряюще сказал Андрей.  — Сами так сами, но признайся, деньги ведь тебе нужны? На ментовскую пенсию не проживешь!
        — Это точно!  — кивнула Надежда. И неожиданно для себя пожаловалась.  — Год уже ремонт не могу сделать. Мастера только дорогие материалы используют, да за работу еще берут…
        — Ну вот!  — обрадовался Андрей.  — Поработаешь у меня! Денег скопишь! И дочке квартиру отремонтируешь, и здесь без жилья не останешься.
        — Ты, змей искуситель!  — Вздохнула Надежда.  — Фамилия хотя бы есть у тебя, олигарх?
        — А как же! Зарецкие мы! Слыхала?
        — Нет, не слыхала,  — развела руками Надежда.  — Совсем, деревня, однако!
        — Ладно, это мы исправим,  — Андрей явно обрадовался.  — У меня все по-честному! Я свое слово держу!
        Надежда язвительно хмыкнула.
        — Не хмыкай! Сказал, будет жилье, значит, будет! И в деньгах не обижу…
        — Две недели,  — перебила его Надежда,  — только две недели… Не знаю, что я смогу сделать за это время, но на большее я не пойду. Если ты принимаешь мои условия, значит, я согласна.
        — Ты не женщина, Надежда,  — ласково улыбнулся Андрей,  — ты — чертова баба! Сам не пойму, почему иду у тебя на поводу?
        — Будь я на десять лет моложе, я бы сказала, что ты сходу в меня влюбился,  — улыбнулась Надежда.  — Но я попробую догадаться, зачем я тебе понадобилась. Скорее всего, тебе нужна нянька, слезы подтирать, утешать, от злых мальчишек защи…
        Она осеклась на полуслове… И чуть не въехала лбом в ветровое стекло. Спасли привязные ремни.
        — О, черт!  — выругался Андрей, включая тормоза. Джип развернуло поперек дороги, и вовремя, потому что он чуть не въехал в черный «Мерседес», который, обойдя по встречной полосе переднюю машину с охраной, выскочил им навстречу.
        — Батя!  — гневно выкрикнул Андрей и, ничего не объясняя, выпрыгнул из машины.
        Надежда пыталась справиться с привязным ремнем, но тщетно, возможно, потому, что не спускала глаз с Андрея. Странно, но охрана оставалась на своих местах. И хотя все машины свернули на обочину, никто из них даже головы не высунул.
        Из перегородившего им дорогу «Мерседеса» быстро выбрался высокий крепкий мужчина с короткой стрижкой и тоже в темном костюме. Андрей чуть ли не бегом устремился ему навстречу. Мужчина схватил его за грудки, и несколько раз крепко встряхнул. Оба что-то яростно кричали.
        Андрей пытался оттолкнуть мужчину от себя, но тот, Надежда не поверила своим глазам, вдруг развернулся и отвесил олигарху подзатыльник. Не ударил под вздох, не свалил подножкой, не дал тумака, а закатил затрещину. И, видимо, приличную, потому что Андрей даже присел от неожиданности. И, что еще более удивительно, не дал сдачи.
        Просто он тоже стал хватать мужчину за грудки, и теснить его к «Мерседесу».
        — Господи! Опять в разборки попала!  — вздохнула Надежда и, открыв дверцу, выбралась из машины.  — Эй, ребята! В чем дело?  — крикнула она, направляясь в их сторону.  — Что за шум, а драки нет?
        Но мужчины ее не услышали.
        — Ты! Щенок!  — кричал мужчина в черном костюме: — Почему не предупредил меня? Тебя могли подстрелить! Сколько раз я тебе говорил…
        Он пытался освободиться от захвата Андрея, но тот, стиснув его, как любимую девушку, в объятиях, подпихивал к машине и орал при этом не меньше:
        — А кто телефон отключил? Кому было сказано, телефон не отключать?
        — А тебе приспичило?  — огрызался, отдуваясь, мужчина.  — Ни свет, ни заря умчался!
        Мужчина был явно старше Андрея по возрасту. Надежда видела только его затылок, но по седине в волосах определила, что лет эдак на двадцать с гаком.
        — Эй!  — опять окликнула их Надежда: — Что за детский крик на лужайке?
        — Гляди,  — Андрей повернул к ней красное лицо,  — с такими кадрами мне приходится работать! Мой начальник службы безопасности…
        Мужчина попробовал вырваться, но Андрей не слишком вежливо пихнул его к машине.
        — Ишь, спохватился. Я еще разберусь, почему телефон молчал. Небось твоя кошка драная опять отключила? Учти, я ей шею сверну за такие штучки!
        — Не смей!  — Мужчина все-таки сумел вывернуться и оттолкнуть от себя Андрея.  — Не смей обзывать Татьяну. Она как-никак тебе ма… — он развернулся всем корпусом, явив столь же красное и потное, как у Андрея лицо. И поправляя съехавший набок галстук, покосился на Надежду.  — А это что за явление Христа народу?
        Надежда, открыв рот, с ужасом уставилась на него. Этого она никак не ожидала!
        — Это мой референт!  — сухо сказал Андрей и не менее сухо кивнул на того, чей вид привел Надежду в неподдельное смятение.  — Знакомься, мой батя! Легок на помине! Через два часа,  — он посмотрел на часы,  — нет, через три после того, как его сынка чуть не угрохали. Он, видите ли, отключил телефон, который никогда, слышишь? Никогда не должен отключать!
        Андрей сделал новую попытку схватить отца за грудки, но Надежда уже пришла в себя и встала между ними.
        — Давай в машину!  — приказала она сквозь зубы Андрею.  — Что за потеху устроили на забаву охране? Дома разберетесь!
        — Почему эта баба тебе приказывает?  — выкрикнул из-за ее спины проштрафившийся папа.  — Где ты ее подобрал?
        — Не твое дело!  — буркнул Андрей. Удивительное дело, но он послушался Надежду и направился к своей машине. Но, оглянувшись, бросил отцу: — Ладно, поезжай! Но, зуб даю, разбор полетов устрою по полной программе! Ты меня уже достал!
        Они сели в машину, но Андрей не тронулся с места, пока черный «Мерседес» не занял свое место в кавалькаде. Затем посмотрел на Надежду.
        — Ты что побледнела? Испугалась, что бате морду набью?  — Он усмехнулся.  — Стоило бы, но пока до этого дело не дошло. Батя все-таки! Мы частенько с ним бодаемся! Чубы трещат, искры снопом летят… — Андрей махнул рукой.  — Да ты не бери в голову! Он у меня мировой дядька! Только мачеха из него веревки вьет.  — И пожал плечами.  — Только какая она мачеха? Сыкуха на три года меня младше!
        — Он твой отец?  — Надежда, кажется, в первый раз за последние четверть часа перевела дыхание.  — Родной?
        — Роднее не бывает!  — засмеялся Андрей.  — А ты сомневаешься, что ли? Так на рожу посмотри? Ведь один в один!
        — Это точно!  — Согласилась Надежда, но на всякий случай спросила: — Как его зовут?
        — Евгений! Евгений Федорович Меньшиков.
        — Но ты же Зарецкий?  — поразилась Надежда, впервые за многие годы ощущая себя полнейшей дурой.
        — Эге!  — весело подмигнул ее «крестник».  — Мы — Зарецкие, оне — Меньшиковы. Мамка, вишь, меня в девках прижила. Она буфетчицей в военном училище работала, где батя учился. Вот и расстарались. Только батя на ней не женился, у него генеральская дочка была на примете. Словом, рылом не вышла моя маманька.
        — Не только твоя маманька рылом не вышла,  — вздохнула про себя Надежда, и стала смотреть в окно, за которым во всей своей красе раскинулся огромный сибирский город Белогорск.


        Глава 5
        Но направились они не в офис, как думала Надежда. Правда, Андрей приказал охранникам в одной из машин поехать на вокзал и навести справки об оставленном в вагоне багаже. Надежда пыталась протестовать, дескать, железнодорожники не посмеют отдать вещи в чужие руки, и надо самой присутствовать. Возможно, даже придется писать заявление.
        Но на все ее доводы Андрей откликнулся своим коронным:
        — Не боись! Если надо будет, позвоню, кому следует!
        И она перестала трепыхаться. Но почувствовала вдруг, как безмерно, просто чертовски безмерно устала! Поэтому она махнула рукой. Раз уже сказано: «А», надо соглашаться на «Б». И она согласилась. Согласилась молчать, и не допытываться, куда они едут, и зачем, потому что машины миновали город по окружной дороге, и мчались теперь на юг. Там на горизонте поднимались горы со снежными шапками на вершинах.
        Надежда надеялась, что до гор все-таки дело не дойдет, и при виде кирпичных, возникших среди леса довольно претенциозных особняков, поняла, что их путешествие закончилось. Впрочем, догадаться не составило великого труда: в поселок вело единственное бетонное шоссе, перегороженное шлагбаумом. Из будки вышел ражий охранник и бодро взял под козырек. Шлагбаум поднялся, машины не снижая скорости, миновали пост охраны.
        — Ты здесь живешь?  — поинтересовалась Надежда.
        — Не только здесь,  — ответил Андрей и подмигнул ей.  — Скажем так, это одно из тех благословенных мест, где я останавливаюсь на некоторое время.
        Благословенных! Надежда скептически усмехнулась, но промолчала. Ну, хочется мальчику произвести впечатление, и пусть себе! Ей же хотелось просто принять душ, переодеться (она надеялась, что обещания Андрея не пустой звук, и его парни отыщут ее багаж), и пообедать. Ведь она не успела позавтракать, а время уже шло к вечеру. Стоило ей подумать об обеде, как под ложечкой засосало, и она подумала, что на пенсии изрядно избаловала себя. Прежде ей ничего не стоило обойтись в день чашкой чая и бутербродом. Просто тогда, она меньше всего думала о желудке, а теперь он напомнил о себе негромким бурчанием. Надежда сделала вид, что смотрит в окно.
        Но Андрей был верен себе.
        — Проголодалась!  — радостно возвестил он.  — А молчит! Ни слова! Что ты за человек? Могли бы где-нибудь притормозить!
        — Уймись!  — произнесла она сквозь зубы.  — Потерплю! Скажи, я смогу принять душ?
        — Сможешь,  — коротко ответил Андрей,  — а за обедом со всем моим семейством встретишься. Батю ты уже видела, теперь с его давалкой познакомишься. С мачехой, так сказать!
        — Боже упаси,  — Надежда недовольно скривилась,  — я совсем не горю желанием…
        — Брось!  — Андрей хлопнул ее по колену.  — Завтра приведут в порядок твой домишко, а пока придется провести ночь в моем доме. Правда, сейчас в нем живут отец и Танька, но завтра я их сплавлю в новый коттедж. Сожалею, но некоторое время вам придется жить рядом, поэтому лучше познакомиться за столом, чем через забор.
        — Хорошо,  — вздохнула Надежда,  — как-нибудь переживу!
        — Ты не переживай! Танька меня боится, так что скандалов не будет!  — Андрей бросил на нее быстрый взгляд.  — Но после обеда поговорим по существу. Батя еще не знает, какой сюрприз я ему приготовил!
        — Какой сюрприз?
        — Увидишь!  — коротко ответил Андрей.
        И она не стала уточнять, потому что автомобиль вслед за машиной охраны въехал в массивные ворота. Дюжий охранник в камуфляже и с автоматом на груди вышел из своей будки и тоже взял под козырек. В левой руке он сжимал поводок, который удерживал за ошейник огромную черную с палевыми лапами и брюхом овчарку.
        — Да, круто!  — подумала Надежда и бросила быстрый взгляд назад. Только теперь она заметила, что «Мерседес» куда-то исчез. Но спрашивать не стала, какое ей дело, куда он подевался.
        Андрей вышел из машины и галантно распахнул перед ней дверцу.
        — Добро пожаловать в мои апартаменты!
        Надежда заметила, с каким напряжением за ней наблюдают телохранители. Страдают, вероятно, от недостатка информации. Или ждут подвоха? Ведь сегодня они основательно подмочили свою репутацию, и наверняка разбора полетов не миновать. Она внутренне подобралась, и тут же мысленно приказала себе расслабиться! Все! Никаких разборов! Прошло ее время! Теперь она просто-напросто референт, иными словами, секретарь, и то на две недели!
        Сердце ее сжалось! Ну, зачем она согласилась? Знать бы наперед, как все обернется… Ведь кожей чуяла, что здесь что-то не так… Стоило только спросить, не ходит ли Андрей в родственниках Евгения Малышева, или попроще, не знаком ли… И все бы тотчас прояснилось! Правда, она еще не приступила к своим обязанностям, и можно отказаться, пока не поздно… И даже причину не объяснять…
        Она замедлила шаг, чтобы тотчас довести до Андрея свое решение, но он цепко ухватил ее за локоть.
        — Что такое?  — спросил он настороженно.  — Укачало?
        — Вовсе нет,  — Надежда окончательно остановилась и в упор посмотрела на Андрея.  — Видишь ли, я передумала… Я поторопилась… — Она прижала ладонь ко лбу и отвернулась.  — Всплыли некоторые обстоятельства…
        — В чем дело?  — Андрей резко развернул ее лицом к себе.  — Не мути! Что еще за обстоятельства?
        — Прости,  — Надежда помотала головой,  — я не могу тебе объяснить!
        — Испугалась?  — обрадовался своей догадке Андрей.  — Сдрейфила? Думаешь, буду в случае косяка на тебя, как на батю бросаться?
        — Да, сдрейфила!  — Надежда постаралась скрыть, как обрадовалась этой нечаянной подсказке.  — Я ведь тоже не подарок. Могу и сдачи дать! И уступать не люблю! Представляешь картинку, олигарх подрался со своим референтом.
        Андрей рассмеялся и по-свойски толкнул ее в плечо.
        — Кончай придуряться! Я ни с кем не дерусь, и морды бью только на ринге.
        — Так ты боксер?
        — Боксер,  — он подхватил ее под руку.  — Это так, на всякий случай, чтобы не вздумала руками махать. Батя, к слову, тоже боксом занимался.
        — Что ж, а я — рукопашным боем,  — весело сказала Надежда и преувеличенно тяжело вздохнула.  — Теплая компания подобралась.
        Они поднялись на высокое крыльцо, и Андрей бросил через плечо.
        — Всем — обедать и отдыхать, через два часа общий сбор!
        — Андрей!  — один из охранников выступил вперед. Остальные молча стояли за его спиной.  — Как насчет тренировки!
        — Сегодня у меня срочные дела, так что, братцы, без меня!  — Андрей поднял руку вверх.  — Костя, сразу после обеда зайдешь ко мне!
        — Хорошо!  — кивнул тот, кто спрашивал про тренировку.
        Надежда оглянулась. Охранники, как по команде развернулись и, точно пионеры, строем направились к небольшому, скорее всего, служебному флигелю.
        — Почему ты допускаешь панибратство?  — повернулась Надежда к Андрею.  — Почему позволяешь окликать тебя по имени?
        — Так мы из одной команды?  — опешил Андрей.  — Работаем вместе три года, а тренируемся все пятнадцать. Что ж я норку драть буду перед ребятами? Они меня без всякого уважают!
        — Давай договоримся,  — сухо сказала Надежда,  — в семье, в теплой компании, с девкой на пляже ты можешь дозволять называть себя, как угодно, но на службе: в офисе, на совещании, при встрече с деловыми партнерами ты для всех толькоАндрей Евгеньевич , а я — Надежда Дмитриевна! Не принимаешь мое условие, расстаемся сию же минуту!
        — Но ребята обидятся!
        — Скажи, что тебе дороже, интересы компании или обиды приятелей?
        — Они — мои друзья! Я им доверяю, как самим себе!
        — Доверяй! Но скажи, кто из твоих доверенных людей знал, что ты поедешь именно по этой дороге, и именно в это время? Когда это стало известно? До тебя дошло, наконец, что нужно время, чтобы подготовить аварию на переезде, выбрать место для засады… — Она подозрительно уставилась на Андрея.  — Или это твой постоянный маршрут?
        — Слушай, отстань, а?  — Андрей недовольно дернул плечом.  — Оставь свои ментовские штучки! У меня брюхо ломит с голодухи!
        — Хорошо, я отстану, но если ты пригласил работать на тебя, давай сразу расставим все точки над I.
        — После обеда!  — Андрея поднял руки, всем видом изображая смирение.  — После обеда расставим все точки и запятые. Но сейчас — брейк! Все! Никаких служебных разговоров! Разбегаемся! Я тоже хочу под душ и переодеться! Тебе покажут, где можно переодеться.  — Люся!  — Неожиданно рявкнул он во весь голос.  — Где тебя носит?
        Из боковых дверей показалась рослая полная девушка в форменном платье и с белой наколкой в темных волосах.
        — Чего кричите?  — она уставилась на Андрея по коровьи печальным взглядом.  — У Татьяны Борисовны — мигрень. Велела не шуметь!
        — Мигрень?  — хмыкнул Андрей.  — Сейчас мы ее вылечим.
        И отстранив горничную, направился к двери, из-за которой та только что появилась. Но девушка неожиданно резво его обогнала и, расставив руки, встала на пороге.
        — Не пущу!  — сказала она строго.  — Хозяйка отдыхает!
        — Хозяйка?  — Андрей застыл на месте и произнес уже угрожающе: — Хозяйка? Ну, полный звездец! С каких это пор она здесь хозяйка?
        Но горничная, кажется, не слишком испугалась, и позиций своих не сдавала.
        — Вам она, может, и не хозяйка, а мне она деньги за то платит, чтобы не мешали отдыхать!
        — Отдыхать?  — поразился Андрей.  — С каких великих трудов отдыхать?
        — Я же сказала: мигрень у нее!  — перешла вдруг на плаксивый тон горничная.  — С утра приказала не беспокоить?
        — Людмила!  — повысил в свою очередь голос Андрей.  — Дуй отсюда! Покажи лучше Надежде Дмитриевне комнату для гостей. Она должна принять душ… — Он оглянулся и смерил Надежду взглядом,  — подбери ей халат и… спортивный костюм, или платье какое. Поройся в Татьянином гардеробе, там пропасть всякого тряпья.
        — Не надо платье!  — быстро сказала Надежда.  — Достаточно брюк и футболки.
        Горничная бросила на нее откровенно негодующий взгляд и перевела его на Андрея. Открыла было рот, но Андрей ухватил ее за плечо, и произнес с расстановкой:
        — Я кому сказал, иди и помоги Надежде Дмитриевне!
        Горничная дернула полным плечиком, язвительно фыркнула и, не глядя на Надежду, продефилировала мимо. Андрей же, толкнув дверь ладонью, вошел в комнату. Тотчас послышался возбужденный, с истеричными нотками, женский голос.
        Надежда замедлила шаг, но дверь захлопнулась, и голос стих.
        — Вы кто?  — спросила горничная, поднимаясь неторопливо по лестнице на второй этаж.  — По дому работать будете, или во дворе?  — Она вышагивала, важно, как королева, и вопросы тоже задавала важно, не поворачивая головы.
        — Нет!  — коротко ответила Надежда, но так, чтобы горничная поняла, что ее нужно оставить в покое.
        Та оказалась догадливой, и вопросы задавать перестала. Равно как и что-либо объяснять. Молча проводила Надежду до дверей спальни, бросила на постель полотенце и халат, прошла в ванную, покрутила краны горячей и холодной воды, и удалилась с плохо скрываемым презрением на лице.
        Надежда посмотрела ей вслед. Кажется, придется остаться в прежней одежде? Она оглядела себя в зеркало. Вид, конечно, неважнецкий, но если принять душ, вымыть голову, то ничего, сойдет! Здесь не модельное агентство, чтобы демонстрировать свои прелести.
        Ванна ее порадовала. Новомодная, с гидромассажем. К тому же на полочках оказалась масса всякого, приятно пахнущего добра, которого стоит немного добавить в воду, и через полчаса чувствуешь себя посвежевшей, помолодевшей и более терпимой к чужим недостаткам.
        К тому же, по выходе из ванны, она обнаружила в комнате свой чемодан и сумочку. Проверила. Все на месте, документы, деньги, лицензия… Надежда с облегчением вздохнула. Наверняка, Николай подсуетился. И в подтверждение тому обнаружила в кармане джинсовой куртки сложенную пополам бумажку. В ней была всего одна фраза: «Я тебя найду!». Без подписи, без числа. И Надежда улыбнулась. Все-таки ей повезло с попутчиком. Каков молодец, позаботился, чтобы ее багаж не исчез в неизвестном направлении. От этой мысли она несколько повеселела. И когда горничная все-таки появилась, Надежда уже переоделась в светлые брюки и красную маечку без рукавов. Правда, майка слегка задиралась на животе, но, дочь сказала, теперь это не возбраняется. Тем более, если на животе ни одной складки, и он почти прилипает к спине…
        Она снова оглядела себя в зеркало. Долгожданная встреча, на самом деле, совсем не прибавила ей радости. Тот, о ком она мечтала много лет, изменился гораздо сильнее, чем она ожидала, тем более, рядом с ним эта деваха! Татьяна! Надежда шепотом произнесла ее имя и скривилась. А чего, собственно, она ожидала? Что он тотчас ее узнает и бросится на шею, уливая грудь слезами? Да он и думать о ней забыл. Столько лет прошло, все быльем поросло! Впрочем, он никогда не давал ей авансов… Гуляли, танцевали, целовались… Месяц! Всего только месяц! И писем он ей не писал, не просил верно ждать… Надежда всегда это помнила, и сейчас все прекрасно понимала, а тогда? Тогда, почти тридцать лет назад, что она знала в этой жизни, что понимала?
        Евгений уехал в Новосибирск, а она несколько раз на дню справлялась у вахтерши общежития, не поступала ли почта, нет ли писем на ее имя? Только напрасно! Письмо так и не пришло! На следующее лето Евгений вовсе не появился, но она встретила его друга, и тот ей все рассказал, и про генеральскую дочку, и про Москву…
        Надежда рыдала, как безумная, пыталась даже выпить какие-то таблетки, но ее вырвало, а в ванной, где она пыталась придумать, чем перерезать себе вены, ее нашла комендант общежития Вера Артемьевна, лет сорока женщина с редкой красоты лицом и безобразным горбом на спине. Она отвесила ей не столь сильный, сколь оскорбительный подзатыльник, привела в свой кабинет, напоила крепким чаем, а потом отвезла к себе домой.
        В ее маленькой скромно обставленной квартире Надежда провела четыре дня. И навсегда врезались в ее память слова, которые Вера Артемьевна сказала ей на прощание:
        — Никто и никогда, Надька, не сделает нас счастливыми, если мы сами о себе не позаботимся. Только своим трудом, только своим горбом,  — она похлопала себя по искривленному плечу,  — можно добиться чего-то стоящего в жизни. На чужой спине в рай не въедешь! Не жди звездочки с неба, она сама тебя найдет! И не горюй по этому парню! Но не проклинай! Он ничего тебе не обещал! Поэтому чист перед тобой! Отпусти его с Богом!
        — Но мы целовались… — Это был ее единственный аргумент, который после долгих разговоров с Верой Артемьевной, несколько потерял в весе, но именно он не дозволял Надежде успокоиться.
        Комендант покачала головой.
        — Целовались, эка беда! Бога благодари, что не понесла от него!
        Понесла?! Тогда она восприняла это, как оскорбление. Но сейчас только улыбнулась! Те поцелуи и поцелуями нельзя было назвать, так легкое касание губами щеки или мочки уха. Он за руку лишний раз боялся ее взять, не то, что осмелиться на более решительные действия. И это притом, что числился завзятым сердцеедом. Девчонки косились и сплетничали за ее спиной, а иногда, будто случайно показывали ей на какую-нибудь сногсшибательную красавицу и шептали торопливо: «Женькина подружка в прошлом году…», или «А это его позапрошлогодняя. Говорят, жениться хотел…»
        Но вид этих красавиц, таких ухоженных, разодетых, умело накрашенных, неожиданно прибавил ей уверенности в себе и в собственных силах. Она поняла, что ничуть не хуже этих самоуверенных див, а, вернее, даже лучше, если Евгений бросил их ради нее, сопливой, совсем недавно деревенской девчонки. Правда, хватило его всего на месяц. Ее он тоже бросил, как бросал, несомненно, всех, в ком перестал нуждаться. Как эту несчастную буфетчицу, мать Андрея, как генеральскую дочку, которая со временем тоже постарела, и Меньшиков сменил ее на более свежий продукт…
        Надежда вздохнула. Но с какой стати он объявился в Саратове? Откуда узнал, что она поступила в школу милиции? Хотя, какие в том сложности? В общежитии все в вахтерши были в курсе, что она бросила техникум и поступила учиться на милиционера. Единственная девушка на весь Белогорск… В те годы это было сенсацией, не то, что сейчас по десять-пятнадцать человек на место…
        Она опять вздохнула и переступила порог. Как не тяни, а к обеду надо спуститься, и надо вести себя не просто сдержанно, а, крепко стиснув зубы, чтобы никто не заметил, как гнусно, как пусто у нее на душе. Чтобы никто не понял, как разбита она и подавлена. Чтобы никто не догадался, как все-таки она хочет этой встречи, и как отчаянно ее боится! Надежда перекрестилась, набрала полную грудь воздуха и стала спускаться по лестнице на первый этаж.
        Из комнаты Татьяны не доносилось ни звука. Голоса раздавались справа, из-за двухстворчатых дверей. И Надежда решила, что там, вероятно, и расположена столовая. Двери автоматически разъехались, пропуская ее в комнату. Надежда усмехнулась про себя. За хозяином не заржавеет поставить на входе металлоискатель, чтобы не уносили в кармане ложки и вилки. Эта зловредная мысль мелькнула и погасла…
        Первым делом ее взгляд выхватил ослепительной красоты девушку, точь-в-точь такую, какую она бы за все золото мира не хотела бы видеть в своих соперницах. Она была белокура, голубоглаза, с полными, капризно изогнутыми губами. В ярко-голубом, обтягивающем, как чулок, платье с очень высокими почти до талии разрезами на боках она стояла возле открытого окна и нервно курила.
        Надежда вошла, и девушка быстро повернулась в ее сторону. И Надежда почувствовала себя неловко. Зачем забивала себе голову, волновалась, переживала? Куда ей до этой небесной красоты? Молодой, уверенной, с крепкой хваткой! Ушел твой поезд, Надюха!  — Подумала она тоскливо. — Тридцать лет назад свалил и назад уже не вернется!
        Девица молча окинула ее взглядом, выбросила окурок за окно, и прошла к огромному овальному столу, сервированному на несколько человек.
        — Татьяна! Опять твои кабацкие привычки?
        Оказывается, Андрей тоже находился здесь. Его резкий голос раздался с противоположного конца столовой. И немудрено, что она не сразу его заметила. «Олигарх» пристроился в дальнем углу на белом диване среди каких-то растений, покрытых множеством красных цветков с длинными тычинками. «Гибискус» — всплыло вдруг в памяти, но она не знала наверняка, откуда взялось это слово, и есть ли цветы с подобным названием.
        — Еще один окурок за окно, и метлу в руки подметать!  — резко сказал Андрей и поднялся с дивана.
        — Что ты себе позволяешь?  — прошипела Татьяна. Лицо ее пошло красными пятнами.  — Орешь на меня при посторонних!  — Она покосилась на Надежду, которая так и осталась на пороге, не зная, что ей делать. Но Андрей уже шел к ней, широко раскинув руки. И улыбка у него была не менее широкая, и с ней он еще сильнее походил на Евгения, такого, каким она его знала уже не счесть, сколько лет назад. Абсолютно безумно походил! Дьявольски безумно!
        — О! Надежда! Радость моих очей! Ты прекрасна и очаровательна!  — Он обнял ее за плечи и повел к столу, не обращая внимания на испепеляющие взгляды, которые метала в них Татьяна.
        И Надежда подумала, что с этой дамой общий язык ей не найти.
        — Проходи, проходи, Надежда свет Дмитриевна,  — продолжал веселиться Андрей,  — теперь твое место рядом со мной. Во веки веков! Аминь!  — Он перекрестился.
        Надежда хотела отстраниться и сказать все, что она думает по этому поводу. Но поняла, что спектакль рассчитан на Татьяну. Та тоже это поняла, потому что фыркнула, и опустилась на стул следом за ними. С грохотом подтянула его и в упор уставилась на Андрея.
        — Кого ты в дом притащил?  — Она намеренно не смотрела на Надежду, и голос ее дрожал от злости.  — Где ты ее подобрал?
        Надежда внутренне напряглась. Она знала, что и как нужно сказать, чтобы эта девица заткнулась навеки.
        Но Андрей успокаивающе похлопал ее по ладони.
        — Тихо! Тихо! Привыкай! Обычно эта разминка у нас с утра, а сегодня слегка припозднились.
        — Ты что себе позволяешь?  — взвизгнула Татьяна.  — Решил в пику отцу старуху завести? Янка указала тебе на дверь, так ты решил отомстить? Или на молодых уже не стоит?
        Краем глаза Надежда заметила, как побелел Андрей, и как заходили желваки на его скулах. Он отбросил салфетку, которую собирался затолкать за воротник рубашки, и стал медленно подниматься…
        И тогда Надежда поняла, что пришел ее черед.
        — Сядь!  — Приказала она и даже дернула его за руку. И он покорно опустился на стул.  — Милочка,  — Надежда прищурилась и в упор посмотрела на разъяренную девицу,  — разрешите представиться. Надежда Дмитриевна Карасева,  — она бросила беглый взгляд на часы.  — И, насколько мне не изменяет память, с двенадцати ноль-ноль сегодняшнего дня я — референт Андрея Евгеньевича. И попрошу не визжать на меня.  — Не визжать она произнесла спокойно, но с той знаменитой расстановкой, которая для ее бывших подчиненных ничего хорошего не сулила.  — И подобрал он меня на дороге !  — Не сводя с девицы глаз, и в том же тоне продолжала Надежда.  — Там, где его чуть не убили ! Вам понятно? Там, где его чуть-чуть не убили!
        — Чуть… чуть? Не убили?  — Девица вытаращила свои и без того огромные глазищи, которые, как по заказу, наполнились слезами, а губы задрожали.  — Она прижала ладони к щекам и трагическим шепотом произнесла: — Андрюша, это правда?
        — Танька, брось! Не гони картину!  — Неожиданно добродушно сказал Андрей.  — В кабаке своем играй или перед батей выделывайся! А мне арапа не заправляй! Скучно мне!  — Он повернулся к Надежде.  — Ешь, давай! Если будешь на наши скандалы внимание обращать, с голоду помрешь.
        Татьяна в этот момент пришла в себя.
        — Андрюша, как ты можешь? Что я тебе сделала?  — вскричала она, лихорадочно промокая нос платочком.  — Почему ты так со мной разговариваешь при посторонних?
        — Надежда, повторяю для особо тупых, не посторонняя. Надежда — мой референт!  — Надежда могла поклясться, что Андрей говорил с теми же интонациями, что и она за пару минут до этого.  — А ты уже сделала, что могла! И я тебе определенно скажу: если бы отец свалился с балкона, я бы тебя вместе с твоим патлатым жеребцом на куски порвал! И порву, если узнаю, что ты опять по ночным клубам шарилась и водку жрала с Сухостоем!
        — Я? С Сухостоем?  — Татьяна вскочила и, подхватив вазу с салатом, запустила им в Андрея.
        Тот, словно ждал этого броска, и очень ловко отклонился в сторону. Ваза с грохотом впечаталась в стену за их спинами. На обоях расплылось безобразное пятно. Но Надежда этого не видела. Она сделала то, чего сама от себя не ожидала, потому что всегда славилась отменной реакцией. Она рванулась к Татьяне, схватила ее за руки и резко дернула на себя. Та упала грудью на стол. А Надежда, как клещами, схватила ее за шею и прижала лицом к столу. Кажется, там стояло блюдо с какими-то закусками. Но блюдо отлетело влево, попутно круша все, что встречалось на его пути, подставка для салфеток — вправо, а Татьяна заголосила, как резанная, вернее завизжала, и попыталась вывернуться.
        Продолжая удерживать Татьяну, Надежда обошла вокруг стола, и завела ей руки за спину. Та охнула, и снова попыталась вырваться.
        — Успокойся,  — сказала Надежда,  — от меня не убежишь!
        — Сука!  — Закричала Татьяна в стол.  — Старая сука!
        Андрей поднялся из-за стола. Губы его презрительно кривились.
        — Уборка, матушка, за тобой! И пусть только кто посмеет тебе помочь! Уволю к чертовой матери!  — Эта угроза предназначалась уже Людмиле и еще одной женщине в точно таком же форменном платье и с заколкой в волосах.
        Они испуганно таращились с порога на сотворенное в столовой безобразие. Из-за их спин выглядывал охранник в черном берете и с резиновой дубинкой в руках.
        Услышав про чертову мать, он тотчас исчез. А женщины замешкались.
        — Я кому сказал!  — рявкнул Андрей.
        И женщин, словно ветром сдуло.
        «Да,  — подумала про себя Надежда,  — попала в семейку!».  — Она отпустила Татьяну, и та мгновенно вскочила на ноги. На высокой груди повисло содержимое блюда с закусками. Оказалось, рыба в маринаде. Платье было безнадежно испорченно. Татьяна оттянула его, брезгливо стряхнула тушеную морковь и прочие овощи, и всхлипнула. Затем перевела взгляд на Надежду. Руки ее лихорадочно шарили по столу. Надежда наблюдала, но с места не двигалась.
        — Ты… ты… — Татьяне под руку попалась вилка, и она зажала ее в руке.
        — Брось вилку!  — Сказала Надежда спокойно.  — Дороже будет!
        Но Татьяна вилку не отпустила, и продолжала, как заведенная:
        — Ты… ты…
        — Что, пластинку заело?  — вежливо справился Андрей.  — Я ведь ясно тебе сказал: Надежда — мой референт! К тому же полковник милиции, и бывший начальник уголовного розыска!
        Девица побелела, бросила вилку на стол и поднесла сжатые кулаки к лицу, а потом завизжала, точно циркулярная пила на пилораме.
        — Ты! Мусорка поганая! Паскуда! Ментяра долбанная! Как ты смеешь?
        — Смеет! Смеет!  — сказал весело Андрей.  — Еще как смеет! На то она и ментяра! И если ты не заткнешься, повторит этот опыт снова.
        — Андрей,  — Надежда взялась за спинку стула.  — Я не хочу здесь оставаться. Это твои семейные дела…
        — Нет!  — неожиданно грубо сказал Андрей, а возле губ у него проявилась жесткая складка.  — Нет,  — повторил он,  — из-за стола уйдет Татьяна. Не беспокойся, она найдет, где поужинать. А мы останемся! Здесь! В моем доме!  — он хлопнул ладонью по столу и крикнул: — Людмила! Живо убрать со стола и накрыть снова! На двоих!
        Не говоря ни слова, Татьяна опрометью выскочила из столовой.


        Глава 6
        Обед, вернее, ранний ужин прошел в полном молчании, лишь изредка они перебрасывались короткими фразами. Андрей предлагал ей то одно, то другое блюдо. Надежда из вежливости не отказывалась, но абсолютно не чувствовала вкуса. У нее окончательно пропал аппетит, и ела она по той причине, что понимала: после того как волнение уляжется, голод проснется с удвоенной силой, и неизвестно, какие порядки в этом доме, удастся ли поесть еще раз.
        От вина она тоже отказалась. После вина ее непременно развезет, скажется усталость, которую на время удалось снять. Но Надежда уже чувствовала, как она подкрадывается снова. Конечно, лучший вариант поваляться с часок в постели, и если даже не получится заснуть, то будет время обдумать все, что с ней произошло по новой, с учетом сложившихся обстоятельств. Та респектабельность и неспешность бытия, которая, по ее мнению, должна была бы присутствовать в подобном доме, где все пахнет большими деньгами, здесь напрочь отсутствовала. Да и что можно ожидать от людей, у которых внешний глянцевый лоск не скрывает убогость души и дикость нравов.
        Надежда быстро окинула столовую взглядом. По долгу службы ей не раз приходилось бывать в домах богатых толстосумов, но этот на несколько порядков превосходил все виденное раньше. Она мысленно прикинула стоимость отделки одной только столовой, цену мебели… И выругалась про себя. Не слишком сильно. Просто подумала: «О, черт! Пожаловалась дура, что денег на ремонт не хватает… Стыдоба сплошная! Здесь один диван стоит столько, сколько мне нужно на ремонт всей квартиры!»
        От этого ей стало еще хуже, хотя инцидент с женой Евгения, как ни странно, поднял ей настроение. Она никогда не была мстительной, и не слишком верила, что у нее есть шансы, как-то обратить на себя внимание Меньшикова-старшего. Но то, что она поставила эту красотку на место, и показала, кто есть кто, на самом деле, вызвало у нее чувство глубокого удовлетворения. И она, опять же про себя, улыбнулась. Этими словами она обычно завершала ежедневные оперативные совещания, когда подразделениям было чем похвастаться.
        — Чему улыбаемся?  — деловито спросил Андрей.  — Настроение похорошело?  — Он отодвинул в сторону тарелку с парочкой куриных косточек.
        На них Надежда посмотрела с удивлением. Право слово, она не заметила, что на ужин подавали курицу.
        А Андрей расхохотался.
        — Здорово ты Таньку приложила! А то совсем берега потеряла!
        — Что им негде жить?  — спросила Надежда.
        — Есть, конечно! Отец в городе недавно квартиру купил, да у нее своя осталась — однокомнатная. Из советских, правда, но ничего, приличная. Но я их к себе забрал. Отца жалко! Танька его в бараний рог скрутила. Он потому и пить начал. Ревнует ее дико, а она, стервь такая, еще масла в огонь подливает. До отца у нее приятель был, слышала уже, Толька Сухостой. Владелец ночного клуба, где она раньше отплясывала. В прошлом году Сухостой разорился, а, может, разорили, я в эти дела не вникаю. Теперь ошивается по кабакам, а на какие деньги гуляет, то никому не ведомо. То ли какая заначка осталась, то ли на содержании у кого. Иногда в казино появляется, играет, порой немного выигрывает. Только неделю назад мои орлы мне доложили, что Танька опять встречается с Сухостоем. Причем на своей квартире… Каюсь, рассказал все бате. Думал, выгонит он ее к чертовой маме, а, нет, седина в голову, бес в ребро! Не могу, говорит, без нее! Последняя любофф, так сказать.  — Андрей с силой ударил кулаком по столу, так что зазвенели приборы.  — Доконает она его, мразь такая! Мало того, что деньги тянет, так еще и жилы на кулак
мотает.
        — Они давно вместе живут?  — быстро спросила Надежда.
        — Недавно, с зимы! Полгода еще не прошло.
        — Расписаны?
        — Чего нет, того нет, хотя батя, старый дурак, и в ЗАГС собрался ее вести, и даже венчаться надумал. Еле-еле удержал его. Говорю, она тебя в гроб загонит, и крышку метровыми гвоздями забьет. Ты будешь в земле гнить, а молодая вдова — жить наслаждаться. Твои денежки просе…
        Надежда отвела взгляд в сторону. Окно было открыто. И ветер играл легкой занавеской. Чуть дальше просматривались кусты отцветшей сирени и высокие сосны, стволы которых розовели в лучах заходящего солнца. И ей вдруг нестерпимо захотелось пройтись по дорожкам парка, одной, чтобы никто не стоял над душой, и поразмыслить, в какой капкан она сама себя поймала. Женя любит свою девицу, и если у нее оставалась хоть какая-то надежда, что он вспомнит ее, узнает… Но теперь она окончательно поняла, что нельзя вернуть то, что не заладилось с самого начала. Когда-то она тоже была молоденькой и хорошенькой. Он обратил на нее внимание и неплохо провел оставшиеся до конца отпуска дни. Только и всего, любовью здесь и не пахло! Но зачем тогда нашел ее в Саратове? Чтобы окончательно испортить ей жизнь? А теперь у него любофф , и ей вообще ничего не светит.
        — Надежда?  — Андрей потрепал ее за плечо.  — Чего надулась? Скандалы не любишь? Так это не всегда! Просто сегодня день такой! С утра все покатилось! Батя вместо того, чтобы меня встретить, помчался эту сучку искать. Добрые люди всегда найдутся, позвонили, что она с Сухостоем на квартирке. Батя водяры хлебнул и через соседний балкон в ее квартиру полез, и чуть не сорвался. С пятого этажа. Это ему водка мозги замутила, а так он еще ого-го! Я на ринг против него не выхожу.  — Андрей вздохнул.  — И чего я на него наорал? Думал, специально телефон выключил. Или эта сука постаралась!  — Он кивнул на дверь, за которой скрылась Татьяна.  — Иногда мне ее удавить хочется, а батя все ей прощает! И жалко мне его, и злость берет! Ведь умный мужик, а свихнулся на этой почве!  — Он искоса посмотрел на Надежду.  — И как вам, бабам, это удается? Мужика в тряпку превращать и ноги об него вытирать?
        — Это не ко мне!  — Надежда поморщилась.  — Я в такие игры не играю!
        — Вот потому и мужика не имеешь! Развелась или вдова?
        — Развелась,  — сказала Надежда с той интонацией в голосе, от которой у спрашивающего обычно пропадал всякий интерес узнавать подробности ее личной жизни.
        Но Андрея это не остановило.
        — Давно?  — спросил он, затем достал сигарету и закурил.
        — Давно! Двадцать лет.
        Андрей вместе со стулом развернулся к ней.
        — Врешь! Ты же удивительно красивая женщина,  — он окинул ее оценивающим взглядом и расплылся в улыбке,  — особенно в этой маечке. Подозреваю, отчего еще Танька взбеленилась!
        — Я ей не соперница. Она мне в дочери годится.
        — Соперница?  — Андрей озадаченно хмыкнул и снова окинул ее взглядом, но уже задумчивым.  — А что? Стоит подумать!  — сказал он многозначительно и не выдержал, рассмеялся.  — Жаль, батя за столом не появился!
        — Где он?  — равнодушно спросила Надежда и кивнула на чистый прибор.  — Это для него?
        — А,  — махнул Андрея рукой,  — скоро явится! Небось, на коттедже пиво пьет! Я уже звонил ему, а он меня выругал и попросил оставить его в покое! Будто я виноват, что он со своей красотулей разобраться не в состоянии.
        — А другое ты не предполагаешь? Может, он переживает? Ведь тебя едва не убили?
        — Переживает! Я знаю!  — Андрей серьезно посмотрел на нее.  — Кофе на ночь пьешь?
        — Да какая ночь?  — удивилась Надежда.  — Еще солнце не село.
        — Тогда велю подать кофе в кабинет. И вина… У меня хорошее вино! Настоящее, французское! Ты какое предпочитаешь? Белое? Красное?
        — Мне все равно! Кофе выпью с удовольствием, а насчет вина подумаю.
        — Ладно, я уже понял!  — усмехнулся Андрей.  — На мое усмотрение… Хорошо, что доверяешь!
        — Нам надо поговорить.  — Надежда поднялась из-за стола.  — Пора ввести меня в курс дела и определить круг моих обязанностей. И учти, если я пойму, что ты занимаешься грязными делишками, работать с тобой я не стану.
        Андрей исподлобья посмотрел на нее.
        — Я не занимаюсь грязными делишками . Но с недавних пор появились люди, которым захотелось влезть в наш бизнес грязными ногами. Честно скажу, для нас это было неожиданно. Поэтому на первых порах растерялись, и чуть не потеряли контроль над ситуацией. А сейчас развернулась настоящая битва… Но об этом я расскажу тебе в кабинете. Кое-какие бумаги покажу.
        — Андрей, погоди,  — Надежда придержала его за руку,  — ты поступаешь опрометчиво. Ты меня абсолютно не знаешь, а вдруг я очень умелая подстава? Казачок, которого подослали конкуренты?
        — Знаешь, я бы в это поверил,  — Андрей серьезно посмотрел ей в глаза,  — если бы мысль о референте не пришла ко мне спонтанно. Это не те люди, которые могут разыгрывать многоходовые комбинации. Да, у них сильная команда. Но в логике они слабоваты. Они силой давят. Пока нам удавалось сдерживать их аппетиты, но уже есть первые потери…
        Надежда посмотрела на него. Кое-что начинало ее удивлять. А кое-что уже поразило. Но она не озвучила свои мысли, но почувствовала, что ее слегка потряхивает. Так всегда бывало, когда поставленная задача казалась, на первый взгляд, абсолютно невыполнимой. Но пока она ничего не поняла из объяснений Андрея.
        Вернее, поняла, что есть «плохие дяди», которые решили вдруг потеснить, если вовсе не отобрать бизнес у сладкого мальчика Андрюши. Она покосилась на «олигарха». И с чего она взъелась на него? Какой он сладкий мальчик? Молодой красивый мужчина. Со своими причудами, но что тут поделаешь? Кровь играет! И с этим придется считаться.
        Внезапно она осознала, что думает о своей работе, как о деле решенном, и уже, независимо от настроения настроилась на предстоящий разговор. Кажется, здравый смысл окончательно покинул ее, но разве не было в ее жизни случаев, когда она поступала вопреки здравому смыслу? Неужели никогда не рисковала и не действовала наперекор инструкциям и приказам строгого начальства? И почему забыла то чувство, чувство глубокого удовлетворения , то удивительнейшее, на грани эйфории состояние, которое она испытала однажды, когда узнала, что «какой-то офицер ожидает ее на КПП».
        Вкус победы не менее сладок и заманчив, и все же он сродни наркотику: единожды ощутив себя на вершине успеха, хочется ощущать его снова и снова. И здесь мало быть просто везунчиком. Здесь надо пахать и пахать, с утра до позднего вечера, стоять до конца свою смену, и рубить уголек собственным кайлом, и не забывать, что в стремнине твоей жизни найдется и множество подводных камней, и подлых мелей, и черных омутов… Этого добра в ее прежней жизни встречалось предостаточно.
        И, видит Бог, она совсем не стремилась разнообразить свою дальнейшую жизнь новыми победами. Ей хотелось мира, а получилось, вновь ввязалась в войну…

        В кабинете было прохладно, даже изрядно прохладно, работал кондиционер. Надежда продрогла и поэтому подошла к широким распахнутым настежь дверям, которые, как она думала, выходят на балкон, а оказалось, на галерею, протянувшуюся вдоль всего второго этажа особняка. Но самое главное, с галереи спускалась лестница прямо в парк. Даже не в парк, а в настоящий лес. Приличный участок его огородили забором, посыпали бывшие тропинки песком, и это были единственные признаки посягательства цивилизации на живую природу. Остальное осталось без изменений: маленькие поляны, заросшие сиреневой геранью и желтой «куриной слепотой», кружевные зонтики папоротников, запах грибов и брусничного листа, алые капли костяники и заросли шиповника с оранжевыми плодами… А над ними взметнулись вверх высоченные сосны. Корабельные сосны под самое небо. А небо — одного цвета с геранью. Именно того самого цвета, который никогда не увидишь в городе…
        — Нравится?  — Андрей подошел сзади и обнял ее за плечи.
        И она не дернулась, не рассердилась. Так не хотелось разрушать очарование позднего вечера, когда природа уходит в ночь и нежится под последними лучами заходящего солнца.
        — Нравится,  — сказала она и глубоко вдохнула в себя запахи леса.  — Как здорово, наверно, кататься здесь на велосипеде.
        — Будет тебе велосипед,  — живо откликнулся Андрей,  — завтра распоряжусь!
        — Андрей, я ничего не имела в виду! Просто сказала, что очень место подходящее, можно кататься на велосипеде.
        — И я просто сказал: завтра уже прокатишься.
        — А я не откажусь!  — сказала весело Надежда, затем вышла на галерею и облокотилась на перила. Внизу располагались цветники и большая беседка, затянутая вьюном и конским каштаном.  — Славно как!  — снова не сдержалась она.  — Я тебе завидую. Каждый день просыпаться и слушать, как поют птицы.
        — Поют,  — согласился с ней Андрей.  — Еще как чирикают! А на озере утки кричат и кулики. А за озером кукушка, а рядом с домом дятел стучит.
        И, словно в подтверждение его слов, раздался вдруг мерный стукоток по сухому дереву, и следом почти автоматная очередь дробных ударов.
        — Смотри, вот он,  — Андрей вытянул руку,  — на дереве, справа.
        Но Надежда уже и сама заметила крупную серую птицу с черно-красными перьями на крыльях и длинным носом. И некоторое время заворожено наблюдала за ней.
        — Все, это дерево не жилец, раз дятел прилетел. Просто поразительно, как он трухляк определяет.
        Даша посмотрела на него.
        — Тебя дятлы консультируют, какие деревья вырубать?
        — Мы вырубаем взрослые деревья,  — сказал назидательно Андрей,  — а не трухлявые. А это большая разница. Очистка леса от валежника не наша забота.  — Ладно, засмеялся он,  — кончай отлынивать. Буду вводить тебя в курс проблем.
        — Послушай, Андрей, так серьезные дела не делаются.  — Надежда вошла в кабинет и присела в кресло рядом с огромным письменным столом, на котором ничего кроме компьютера не было.  — У тебя есть служба безопасности. И прежде, чем взять меня на работу, они должны узнать обо мне все, что можно узнать, проверить всю информацию, которую я предоставлю о себе… Ты когда-нибудь нарвешься…
        — И как ты это мыслишь?  — Андрей остановился перед ней, и, заложив руки в карманы брюк, склонился и заглянул ей в глаза.  — Ты отвела мне две недели. Разве не знаешь, сколько времени займут эти проверки?
        — Знаю,  — вздохнула Надежда,  — и все же не понимаю, какую ценность я для тебя представляю? Зачем я тебе, притом всего на две недели?
        — Ценность?  — Андрей прошел к своему креслу и опустился в него. Задумчиво потер лоб.  — Твоя ценность в том, что за последние годы я впервые встретил человека, который не знает меня абсолютно, но чуть ли не прикрыл меня грудью, а потом бросился в погоню за этими отморозками. И если бы не ты, неизвестно, чем бы все закончилось.
        — Ты забыл, где я служила?  — осведомилась Надежда.  — У меня рефлекс выработался хватать всякого, кто стреляет. А после разбираться, кто прав, а кто виноват.
        — Твои хватательные рефлексы как раз мне и подходят. К тому же характер у тебя взрывной, ты — резкая, прямая… Пока ты приводила себя в порядок, я навел кое-какие справки. Женщина — начальник уголовного розыска, для России явление практически исключительное. А я люблю исключения из правил.
        — Что ж, я тебя предупредила,  — Надежда покачала головой и вздохнула.  — С какой только Луны ты на мою голову свалился?
        — Тебе это надо знать?
        — Просвети, если не трудно!
        Андрей смерил ее долгим взглядом.
        — Что конкретно ты хочешь знать?
        — Во-первых, откуда ты ехал, куда? Во-вторых, кто знал, что ты именно сегодня поедешь этой дорогой?
        — Ехал я на совещание регионального союза промышленников и предпринимателей. Там я вице-председатель. Вопрос стоял важный, идти ли нам под крышу краевого совета по промышленности и экономическому развитию. Я категорически был против. Губернатор давно лелеет мечту взять нас под свое крылышко. Скоро выборы губернатора, и ему нужна наша поддержка.
        — А почему ты против?
        — Потому что лично я ни под кого не собираюсь ложиться. Есть масса других контролирующих органов, которые сидят у меня в печенках. И всех надо кормить, поить, стимулировать… Конечно, союз с губернатором сулит множество приятных моментов, но зависимость — враг свободы. Я не собираюсь плясать под его дудку, даже в угоду интересам региона. Потому что под этими интересами он частенько понимает свои личные интересы. И аппетит у него на несколько порядков выше, чем у всей чиновничьей шушеры вместе взятой. Промышленник должен быть свободен, но в рамках закона, а не по велению чьих-либо личных интересов… На последнем заседании совета я выступил категорически против создания этого тандема… Кое-кому это не понравилось… В союзе я, естественно, не один такой, но есть люди, которым выгодно ходить под губернатором. Дескать, в случае чего отмажет… Вчера мне позвонили и сообщили, что мое мнение принципиального значения не имеет. Губернатор решил с нами не связываться. Поэтому я и отдал тебе эти никчемные бумажки, потому что все, что я хотел сказать, уже никакой роли не играло.
        — Выходит, с этой стороны тебе ничто не угрожало?
        — Абсолютно, губернатор сделал ставку на другого человека, Осипа Деренталя…
        — Осип Деренталь? Алюминиевый магнат?
        — Не только алюминиевый… Самолетный, автомобильный, угольный, стальной…
        — Ишь, какой всеядный,  — усмехнулась Надежда.  — Но у него и без вашего губернатора сильные позиции. Связи в столице, в высших правительственных кругах. Что ему нужно в Белогорске?
        — Многое,  — односложно ответил Андрей и достал из стола пачку сигарет.  — Будешь?
        — Буду!
        Они закурили. Надежде показалось, что тема Деренталя Андрею не слишком приятна, и временно решила перевести разговор на другие рельсы.
        — Ладно, оставим временно губернатора и Деренталя в покое!
        — Хотелось бы!  — Андрей затушил окурок о дно пепельницы.  — У тебя есть еще вопросы?
        — Если позволишь! Тебе кто-нибудь угрожал? Ты ведь сказал, что наверняка знаешь, кто тебя заказал!
        — Честно сказать, иногда по таким пустякам заказывают… Жену увел, по морде съездил… Сотню поводов можно найти…
        — Нападение тщательно готовилось, пустяками здесь не пахнет.
        — Знаю, что не пахнет. Для этого ты мне и нужна, чтобы понять, кем это инспирировано.
        — Инспирировано?  — Надежда с еще большим интересом посмотрела на своего «крестника».  — Но для этого ты должен быть предельно откровенным. Например, я хочу знать, где ты провел ночь, и с кем?
        — Ночь я провел на Чулпане. Один, не считая охраны.
        — На Чулпане?
        — Ну, да! Это озеро. С соленой водой. Промилле (сноска: единица измерения количества соли в воде) почти как в Мертвом Море. Неподалеку вовсе горячие ключи бьют. Их здесь аршанами называют. У меня на Чулпане несколько домов, вроде хутора, на самом берегу. Там раньше фактория была. Пушнину принимали. Еще до революции. В советские времена турбазу открыли, а лет десять назад закрыли. Не ехали туристы в наши края… Если бы не купил, разбомбили бы до основания. Окна и двери все унесли. Стены стали рушить на кирпич… Представляешь, сто лет дома стояли, а тут в одночасье могли разрушить. Купил за бесценок, теперь кое-кого жаба душит. Разборки устроили, почему продали, отчего дешево, не дал ли кому на лапу? А когда все в руинах лежало, всем было наплевать. А теперь додумались, памятник архитектуры районного значения . Так он потому и стал памятником, что я хутор чуть ли ни с нуля восстановил, кое-как чертежи в архиве отыскали. Вот кое-кто теперь ночами не спит, все думает, как его к рукам прибрать. Только кишка тонка. Озеро-то целебное, а только часть берега доступна для купания. Это я дно расчистил, старые
вонючие кошары снес, песку завез на пляж, купальню соорудил…
        — И кто ж такой прыткий?
        — Да бугор местный, глава районной администрации. Эта фактория до революции вроде бы его прадеду принадлежала. Но о народном достоянии он как раз больше всех и базлает. И о бандитах-бизнесменах, обо мне, значит!
        — Думаю, бугор твой отпадает,  — Надежда потерла пальцами виски.  — Вряд ли ему по силам подобная операция: заблокировать переезд, остановить поезд, мощные мотоциклы… Один стоит больше, чем весь районный бюджет. У него есть какие-то источники дохода помимо зарплаты?
        — Нелегальные, что ли?
        — На легальные таким смелым не будешь? Или авторитетная крыша?
        — Да доит помаленьку местных, только удои слабоваты. В районе особо ловить нечего. Те, что крупнее, золотой прииск и угольный разрез, давно в оффшорах. Может, и имеет с них что-то, но вряд ли. Там ребята крутые, сами кого угодно за вымя возьмут.
        Надежда хмыкнула, а вслух сказала:
        — Ладно, займусь я твоим бугром. Как, кстати, его фамилия?
        — Лутошников. Дмитрий Андреевич. Бывший директор школы.  — Только,  — Андрей махнул рукой,  — несерьезно это. По-моему, ложный след.
        — Ложный не ложный, а проверить стоит.
        — Честно сказать, меня другое волнует,  — Андрей нахмурился,  — и здесь как раз нужны будут твои хватательные рефлексы.  — Он выдвинул ящик стола, достал тонкую папку и подтолкнул ее Надежде.
        Она открыла папку. В ней лежала вырезка из газеты. Все до единой строчки были подчеркнуты красным фломастером, а на полях пламенели восклицательные знаки.
        — Что это?  — удивилась Надежда.
        — Это из отдела по связям с общественностью постарались. Завтра я тебя с пресс-секретарем познакомлю.
        — У тебя есть пресс-секретарь?
        Андрей насупился:
        — Ты что, меня за пацана держишь? У меня серьезная контора.
        — Я уже поняла.  — Она взяла в руки вырезку.  — Это надо прочитать сейчас? Или ознакомиться на досуге?
        — Сейчас! А на досуге я тебе еще кое-что подброшу. Не возражаешь?
        Надежда покачала головой:
        — Кажется, досуг мой на эти две недели откладывается.
        — Правильно кажется,  — согласился Андрей и требовательно произнес.  — Читай, а после я тебе кое-что объясню.
        Надежда прочитала заголовок вслух:
        — «Лесопромышленная компания „Континент Вуд Инвест“ стала миноритарным акционером ОАО „Целлюлозно-картонный комбинат «Баргузин“, —и подняла глаза на Андрея: — Боюсь, это не для моего слабого ума. Что значит, «миноритарный акционер»?
        —Тот, у кого ничтожное количество акций в количественном и в процентном отношении,  — буркнул Андрей.
        Он отошел к выходящим на галерею дверям и снова закурил.
        А Надежда принялась читать дальше. Времени ушло немного, сообщение было довольно коротким:
        «Лесопромышленная компания „Континет Вуд Инвест“, одним из портфельных инвесторов которой является группа „Основной элемент“, стала миноритарным акционерам ОАО „Целлюлозно-картонный комбинат „Баргузин“. Об этом корреспонденту газеты «Российский коммерсантъ“ сообщил в среду представитель Союза лесопромышленников Ф. Ячник.
        В настоящее время ЛПК «КВИ» ведет переговоры с акционерами комбината об увеличении своего пакета акций до контрольного. При этом новые собственники считают ключевым вопросом необходимость коренной реконструкции и экологической модернизации производства, что позволит резко повысить конкурентоспособность продукции комбината».
        Она еще раз пробежалась взглядом по статье. Жирно были подчеркнуты название фирмы «Континент Вуд Инвест» и словосочетания: «ведет переговоры с акционерами комбината об увеличении своего пакета акций до контрольного » и «считают ключевым вопросом необходимость коренной реконструкции и экологической модернизации производства». Возле них наблюдался самый мощный конвой из восклицательных знаков.
        Надежда отложила вырезку в сторону.
        — Думаю, мне потребуются сейчас ручка и блокнот. Открываем ликбез для экономически безграмотных теток.
        — Теток?  — поднял в удивлении брови Андрей.  — С чего вдруг?
        — Знаешь, в экономике я — полная тетка, — улыбнулась Надежда,  — по уголовщине — милиционер ,  — а по жизни все-таки женщина !
        — Понял!  — расплылся в ответной улыбке Андрей.  — Будет тебе белка, будет и свисток, женщина!


        Глава 7
        — Насколько я понимаю, комбинат «Баргузин» очень дорог тебе,  — Надежда кивнула на лежавшую на столе газетную вырезку.
        — Как ты угадала?  — скривился Андрей.  — Это мало сказать, что дорог… Дело в том, что «Сайбириан Палп Энтерпрайзес» принадлежит контрольный пакет акций «Баргузина», более 60 процентов. Но эти люди,  — он ткнул пальцем в газету, желают его у нас отобрать. И действуют при этом крайне нагло и агрессивно.
        — Деренталю мало алюминия?
        — А падение цен на алюминий тебе о чем-то говорит? Упущенную прибыль ему надо было как-то компенсировать. Вот и принялся искать новый бизнес, чтобы по рентабельности не уступал алюминию.
        — А как же автомобили, самолеты, шахты, заводы, пароходы?
        — Знаешь поговорку «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Пять лет дела у них не просто шли, а вскачь неслись, и все в горку. Только не вечно счастье под луной. Приобрели они один, ну о-очень крупный автозавод на Волге, да вскоре поняли, что он им не по зубам. Его целая дюжина воров в законе контролируют, и позиций своих сдавать не собираются. А Деренталь туда своего человека внедрил, замом гендиректора. Тот мужик, конечно, крутой, горячих южных кровей, думал войнушку устроить и всех в одночасье в бараний рог скрутить, да не вышло. На его крутизну господа покруче нашлись. Кишки дружку Деренталя выпустить не успели, но напугали изрядно, так что бежал он с завода быстрее лани. Теперь в Федеральном Собрании заседает, естественно, лоббирует интересы алюминщиков. Верная рука — друг Деренталя. Так что вместо доходов понесли алюминиевые хлопцы прорву убытков, да еще головную боль приобрели: что теперь с этим заводом делать. Хотели выпуск итальянских машин наладить, только итальянцы решили не плодить конкурентов и отказали в инвестициях. А к ВАЗу их даже на пушечный выстрел не подпустили.
        — А нефть? Газ? Может, стоило побороться?
        — Н-е-е-т! Тут и вовсе никакой перспективы! Этот самый лакомый кусок давным-давно поделили. И с нефтегазовыми быками бодаться, самому копыта откинуть. Деренталь в нефтегазовый бизнес не пойдет, что он идиот самому себе могилу рыть?
        — И куда он подался?
        — Догадайся с трех раз!
        — В лесную промышленность?
        — А ты толковая,  — Андрей прошел к креслу и сверху вниз посмотрел на Надежду.  — Хорошо мыслишь! Только Деренталь не хуже тебя соображает, и догадался об этом еще два года назад.
        — Два года назад у меня были другие интересы,  — огрызнулась Надежда,  — и другие проблемы. И Деренталь мне был до лампочки!
        — Вот-вот! У меня тоже были другие интересы и другие проблемы. Никто подумать не мог, что он в нашу отрасль полезет. Даже не полезет, а попрет, как танк, напролом. Конечно, мы знали, что он кое-где уже успел нагадить. У Деренталя ведь так, скупает на корню то, что плохо лежит, запускает свою команду, и если черед год от очередного проекта отдачи не наблюдается, отпускает все на произвол судьбы. Или высосут все до капли, и тоже бросают. Им плевать, что производство загнулось на корню, тысячи людей остались без работы, что их детям жрать нечего. Они свое взяли, и поминай, как звали.
        — И что же его привлекло, если не секрет?
        — Да какой там секрет?  — Андрей опустился в кресло.  — Во-первых,  — он загнул палец,  — наша отрасль довольно стабильно развивается, никаких потрясений, никаких катаклизмов. И с этой стороны, конечно же, очень привлекательна.  — Во-вторых, сырьевая база восполняется, в-третьих, неплохие производственные мощности. Что касается выработки целлюлозы, так здесь и вовсе дела обстоят нормально. В-четвертых, спрос на продукцию постоянно растет, а в-пятых,  — Андрей загнул большой палец,  — это стратегическое сырье. И победа здесь зависит оттого, чью позицию поддержит государство. Отсюда эта демагогия!  — Он пристукнул кулаком по столешнице, и вырезка спланировала на пол. Надежда едва успела ее подхватить.
        — Заметила, что они заявляют? Необходимость коренной реконструкции и экологической модернизации производства… Здесь еще простенько, без всяких обещаний социальных благ: поднять зарплату, построить жилье и прочий соцкультбыт… Было дело, кое-кто купился на подобную туфту, теперь локти грызут. Только ничего не поделаешь, хорек уже в курятнике. Теперь пока всех кур не передушит, не успокоится.
        — На хорьков капканы есть!
        — На таких хорьков капкана мало будет!
        — Выходит, Деренталю удалось потеснить конкурентов?
        — Знаешь, он не сразу сунулся. У него целая команда специалистов по поглощению компаний работает. К тем, кто выпускает бумагу, они не полезли. Там все схвачено давно и навечно. Компании мощные, надежные, репутация на мировых рынках не подмочена. Наша «Альфа», австрийская Neusiedler, International Paper, кое-какие еще… Правда, поначалу алюминщики к ним тоже сунулись, разведать решили, что почем, и получили по мордасам… Год не рыпались, присмирели, а после оказалось, что они с силами собирались, и теперь уже новый план разработали: поглотить те предприятия, которые выпускают целлюлозу и упаковку.
        — Твои, в том числе?
        — И мои, в том числе,  — согласился Андрей.  — И частично им это удалось.
        — Каким образом?
        — Схема вхождения в леспром была проста, как три копейки.  — Андрей включил компьютер и предложил: — Садись рядом, сейчас наглядно все покажу.
        Надежда покорно устроилась рядом. Засветился синим экран монитор. Андрей давил на клавиши и щелкал мышью, пока не проявилась на нем разноцветная многоступенчатая схема. Надежда выхватила взглядом уже знакомое сочетание «Континент Вуд Инвест». И кивнула на экран.
        — Враг номер один?
        — Можно сказать и так! Когда-то мы с господином Стечкиным за руку здоровались.
        — Стечкиным?  — переспросила его Надежда.  — Фамилия какая говорящая.
        — Стечкин? Очень говорящая! Он и вправду скорострельный товарищ, во всем, что касается быстрой прибыли без проблем. Его компания была не слишком большой, но и не маленькой. Он первым лег под Деренталя. Волчата Осипа определили слабое звено в нашей цепи и вовремя подсуетились. Конечно, наглости они безмерной. Успех вскружил голову. Я уже говорил, что за последние пять лет у них почти ни одного поражения. Ни одного достойного противника… Переход Суворова через Альпы… Перли, как слоны Ганнибала… Только они не учли, что не всегда дорожка ровной бывает. Есть на ней и повороты, и кочки, и ямы, и грязь по самое люблю… А замахнулись они сразу далеко и высоко, решили подмять под себя «Сайбириан Палп Энтерпрайзес», нас, значит. Думали быстро салазки нам загнут, оказалось на самом деле, быстро только шлюхи дают.
        — И в чем беда, если они не справились с вами?
        — Беда в том, что они хотя и не справились, но и не отступили. Позиционная война продолжается, с переменным успехом. Нам кое в чем уже пришлось уступить. Сама знаешь, как вороны на поживу слетаются.
        — Давай более конкретно!
        Андрей достал из стола еще одну папку. Толщиной этак с первый том романа «Война и мир». Надежда на глаз прикинула, сколько потребуется времени, чтобы ознакомиться со всеми документами. И обольщаться, что эта папка — единственная, тоже не стоило. Она успела заметить в столе еще три подобных папки и усмехнулась про себя: «Полный боевой комплект! Граф Толстой может отдыхать!».
        Андрей заметил ее взгляд и среагировал вполне адекватно.
        — Это и есть твое занятие на досуге. Завтра я к тебе приставлю своего главного пиарщика Стаса Добронравова. Он объяснит все, что непонятно.
        Надежда положила ладонь на папку, посмотрела Андрею в глаза и честно сказала:
        — Андрюша, корпоративные войны — не моя специальность.
        — Я понял,  — Андрей накрыл ее ладонь своею.  — Но я не хочу, чтобы пролилась кровь. А к этому, судя по всему, все идет.
        — Выходит, мотоциклисты на переезде все-таки Деренталь?
        — Нет, сам он вряд ли свои руки станет марать. Он теперь где-то на Канарах, а то на Антильских островах… Молодая жена, наследник… Стечкин, скорее… Его работа… Я у них, как кость в горле. Встала, и ни туда, и ни сюда…
        Надежда молча смотрела на него.
        Андрей усмехнулся.
        — А ты говоришь: Чулпан. Тут скоро «черный тюльпан» впору заказывать… Нет, нет, нет!  — поднял он вверх ладони, словно загораживаясь от ее негодующего взгляда.  — Никаких разборок! Никаких стрелялок! Но ты должна выяснить, кто стоял за этими пацанами на мотоциклах. Если Стечкин, то обещаю, мало ему не покажется.
        — Понимаешь, Андрей,  — Надежда закусила нижнюю губу и медленно, обдумывая каждое слово, произнесла: — Киллеры задержаны, но это не значит, что милиция сумеет выйти на посредников, часто их бывает несколько, а на заказчиков, тем более. Скорее всего, в ближайшее время кого-то собьет машина, или догонит пуля, или утонет, бедолага, в вонючем пруду, но цепочка прервется. И пусть ты стопудово будешь уверен, что заказал тебя Стечкин, доказать это будет невозможно.
        — Без тебя знаю. У него в компании службу безопасности еще тот волчара возглавляет. Не чета бате. Генерал-лейтенант милиции Карасев, чуть ли ни бывший замминистра, а в замах у него бывший гэбист, тоже генерал подвизался, а еще из таможни, налоговой полиции всякие шишки. Они же все ходы и выходы знают. А у меня батя, да вон,  — кивнул он на окно, за которым слышались звонкие удары по мячу и не менее громкие вопли футболистов,  — орлы…
        — А что генералы?  — неожиданно весело сказала Надежда.  — Карасев какой-то! У тебя есть я, и этим многое сказано.
        — Ну, женщина, ты от скромности не умрешь! Между прочим, я тебя пригласил не с генералами бодаться… Постой?  — Он замер на полуфразе, по-детски открыл рот, и некоторое время с изумлением взирал на Надежду.  — Постой! Ты ведь тоже Карасева?
        — Карасева? И что здесь такого?
        — Ты — его жена?
        — Бывшая, конечно, если ты о том самом Карасеве говоришь.
        — Но он служил в МВД? Александр Карасев? Здоровенный такой, лысый, сутулится слегка?
        — Служил, только не заместителем министра, а начальником нашего Главка.
        — Мне это по барабану!  — отмахнулся Андрей.  — И давно вы с ним разбежались?
        — Давно, Андрюшенька, давно! Я уже и забыла, что была когда-то замужем.
        — А дочка его?
        — Что ты привязался?  — разозлилась Надежда.  — Это никакой роли не играет. У нас уже двадцать лет ничего общего. И лет пятнадцать, как минимум, я его только по телевизору и в газетах вижу.
        — Что ж, совсем не общались?
        — Представь себе! Не созванивались, не переписывались. Ничего нас не связывает. У него жена, любовницы, внебрачные дети… Не было у него забот меня вспоминать.
        — И все-таки дочь его?
        — Я понимаю Андрюша, почему ты докопался до меня. Думаешь, не станет ли воздействовать на меня Карасев через Женьку? Да, она его дочь, только Карасев об этом ни сном, ни духом. Женьку я одна воспитала, и с ним делиться не собираюсь.
        — Она о нем знает?
        — Андрей,  — произнесла Надежда угрожающе,  — я покончу с твоими делами прежде, чем она приедет в отпуск. Поэтому с этой стороны никакой опасности.
        — Ее Женя зовут?  — быстро спросил Андрей.
        Надежда насторожилась.
        — Евгения! И что с того?
        Андрей улыбнулся.
        — А меня мать тоже хотела Женькой назвать, да бабка уговорила Андреем. Боялись они, что мамулю из буфета выгонят, если узнают, что с курсантом гуляла. Училище политруков готовило.  — Он ухмыльнулся, и поднял кулак в характерном приветствии «Рот Фронта».  — Руссо комиссаро! Облико морале! Так что мы с твоей Евгенией почти тезки!
        — Моя Евгения здесь не причем!  — Сказала строго Надежда.  — И больше эту тему не поднимай!
        — Все! Не хочешь, не надо! Забудем!  — Андрей преувеличенно покорно кивнул, и все же не сдержался, подмигнул: — Фотографию покажешь?
        — Андрей,  — Надежда покачала головой.  — Какой ты олигарх? У тебя же девчонки еще на уме? Мы здесь зачем собрались? Фотографии моей дочери разглядывать? Давай работать! Я хочу перед сном к озеру прогуляться, иначе не засну.  — Она посмотрела в окно.  — Смотри, уже темнеет.
        — Я тебя провожу, и сам прогуляюсь. Дом твой покажу. Здесь недалеко, метров триста через лесок.
        — Дом?  — удивилась Надежда.  — Зачем мне дом? Мне комнаты хватит. И провожать меня не надо. Я одна хочу пройтись.
        — Тебе не угодишь,  — обиделся Андрей.  — Я как лучше хотел. Думал, местность незнакомая, заблудишься вдруг.
        — Я, Андрюша, выросла в тайге, и заблудиться мне сложно будет.
        — А ничего, если я вас провожу?  — раздалось вдруг от порога, и они, как по команде, уставились, на мужчину, который, похоже некоторое время наблюдал за ними.  — Что же ты, сын, со столь замечательной дамой меня не знакомишь?
        И это был Меньшиков-старший собственной персоной. Надежда почувствовала, что в комнате стало вдруг нестерпимо жарко, а кровь прилила к щекам. Она ждала эту встречу, и все-таки она стала для нее неожиданностью.
        — Она не дама,  — буркнул сын,  — она бывший начальник уголовного розыска.  — Надежда Дмитриевна Карасева.
        Брови Евгения несколько приподнялись и вновь опустились.
        — Надежда? Очень славное имя!  — и повернулся к Андрею.  — Надежды нам сейчас как раз не хватает.
        А у нее сердце свалилось куда-то в живот, а кончики пальцев заледенели. Меньшиков ее не узнал!!! Пока она размышляла, хорошо это или плохо, он снова посмотрел на нее:
        — Ну, так как? Позволите себя проводить?
        Надежда окинула его быстрым взглядом. Несомненно, Меньшиков выглядит сейчас иначе, чем утром. Светлые брюки, белая футболка — в этой семье большие любители рядиться в белые одежды… Черные, с заметной сединой волосы коротко подстрижены… Тщательно выбрит, ухожен… Совсем не похоже, что вчерашней ночью, он чуть не свалился с балкона, а утром небритый, в мятом костюме отвесил затрещину главе мощной компании, почти олигарху… Тут Надежда на мгновение представила рядом с ним Татьяну, как он обнимает ее, целует, и ей стало до неприличия тошно. Ей показалось, что ее вывернет наизнанку прямо на его шикарные светлые туфли, наглаженные брюки…
        — Познакомься, Надежда, это — мой зам по безопасности, и по совместительству отец, Евгений Федорович Меньшиков,  — весьма сухо сказал Андрей, и, не поднимая взгляда от столешницы, спросил: — Куда подевался? Тебя не волнует, что меня чуть не угрохали? Я тебя предупреждал, родственные чувства не повлияют на твое увольнение! Если узнаю, что опять в кабаке тоску заливал… У тебя было последнее предупреждение. Помнишь?
        — Я все помню,  — улыбка сползла с лица Меньшикова,  — но попрошу при посторонних мне не указывать. Проколы бывают у всех…
        — Прежде всего, запомни,  — Андрей поднял глаза на отца,  — Надежда здесь не посторонняя, с сегодняшнего дня она — мой референт. И она будет заниматься теми вопросами, до которых у тебя никак не доходили руки. Охрана среагировала на киллеров позже, чем эта женщина,  — кивнул он на Надежду.  — Если бы она не подсуетилась, валяться бы мне сейчас с дырками в голове на радость врагам и горе родителям! Ты в милиции был? В прокуратуре?
        — Был!  — вполне спокойно ответил Меньшиков и, не особо спеша, проследовал к третьему креслу в углу кабинета как раз напротив телевизора. Взял в руки пульт, который лежал на подлокотнике, и включил телевизор.  — Смотри! Журналюги уже пронюхали. Рвались взять у тебя интервью, я к ним Стаса выпустил. Он им толково все объяснил, дескать, сейчас ты на важном совещании, жив, здоров, не кашляешь.
        На экране мелькнула каша-мала, из которой тянулись руки с микрофонами по направлению к молодому человеку, крепышу в светлом костюме с ясными голубыми глазами и сердитой складочкой на лбу. Молодой человек, отвечал на вопросы журналистов, и, видимо, был тем самым Стасом, которого ей завтра собирались представить.
        Но послушать, о чем пресс-секретарь беседует с журналистами, ей не дали.
        — Выключи!  — приказал Андрей.  — И без того знаю, какие вопросы зададут, и как Стас ответит. Мне интересно, что по этому поводу думает Овсиенко?  — и, взглянув на Надежду, пояснил: — Генерал, начальник милиции.
        — Овсиенко думает, что преступление будет раскрыто, прокурор советует не беспокоиться и потерпеть неделю. Якобы киллеры заговорили…
        — Знаю я их отмазки!  — раздраженно бросил Андрей.  — Через неделю другое запоют! А мне надо знать точно, это Стечкин подсуетился, или кто-то еще! Он еще в городе?
        — Да, остановился в «Белогорье». Номер «люкс» четырехкомнатный. Поселился в нем с молоденькой любовницей, всем представляет ее своим… референтом ,  — последнее слово Евгений произнес с едва заметной язвительной интонацией.
        Но Андрей, кажется, ее не заметил и продолжал допытываться:
        — Чем занимается?
        — Да ничем! В музее побывали вместе с референтом, на озеро съездили, на яхте покатались, на водных мотоциклах… С ними продюсер какой-то американской кинокомпании. Вчера подъехал. По слухам, Стечкин перекупил ее и собирается вложить деньги в съемки фильма. Вроде как выбирали натуру для съемок.
        — Ну, ему в самый раз сейчас фильмы снимать,  — хмыкнул Андрей и снова требовательно посмотрел на отца.  — Что еще? Не темни! Я тебя знаю, самое приятное на конец оставляешь!
        — Карасев утром прилетел, а с ним зам его, Гроздев, тоже бывший генерал, только из ФСБ, а также Овчинников, бывший зам Карасева, и его водила Хасанов.
        — Но Овчинников после отставки Карасева остался на своем месте.  — Подала голос Надежда.  — Неделю назад я читала в «Щите и мече» интервью с ним. Когда он успел уйти в отставку?
        — По нашим сведениям ни в какую отставку он не уходил.  — Ответил Меньшиков.  — Но сейчас он в отпуске, и Карасев возит его с собой для внушительности. Два месяца назад случился скандал, когда эта команда пыталась незаконно войти на одну из наших бумажных фабрик. Карасев вел себя очень агрессивно, потрясал удостоверением, представлялся действующим генерал-лейтенантом милиции, начальником Главка, пытался давить на местную милицию, прокурора замордовали… Но начальник УВД не сломался, и когда Карасев принялся откровенно наезжать на него, пригласил бойцов СОБР, и в их присутствии приказал предъявить документы. И когда Карасев предъявил только пенсионное удостоверение, его взяли под белы руки и вывели из кабинета начальника. С той поры он поумнел, и возит за собой Овчинникова, как охранную грамоту.
        — С какой целью он появился?
        — Цели выяснить не удалось, вернее всего разведывают обстановку. Ходят по кабинетам. С губернатором целый час беседовали, в комитете по природопользованию побывали, в МЧС, у экологов…
        — С Овсиенко встречались?
        — Нет, пока, но у прокурора засветились… Недолго, минут десять… Видно, что-то не заладилось… — пояснил Меньшиков.
        — Да нет, скорее договорились где-нибудь в неформальной обстановке встретиться… Важные дела в кабинетах не решаются,  — сказал Андрей и снова обратил свой взор на Надежду.  — Что ты думаешь?
        — Я думаю, что я ничего не думаю,  — ответила она.  — В деталях я ваших дел не знаю. Не знаю, каковы ваши и каковы их интересы в крае, чего конкретно хотите вы, и чего хотят они. Пока ты познакомил меня с верхушкой айсберга, а что скрывается под водой мне неизвестно.
        — Хорошо! Отец!  — Андрей перевел взгляд на Евгения.  — Сообрази что-нибудь накинуть Надежде на плечи, проводишь ее до озера. А я ей назавтра кое-что подготовлю, да и сейчас подкину информацию для размышления, пока ты ходишь. Чтобы врубилась, что почем.
        — Но… — попыталась возразить Надежда, но Андрей ее прервал. Вероятно, он подумал, что ей не хочется возиться с бумажками.
        — Сейчас прочитаешь и просчитаешь интервью со Стечкиным. Из него кое-что станет понятно, а что не дотумкаешь, отдельно объясню.
        Надежда покачала головой.
        — Андрей, кроме техникума ты где-нибудь учился?
        — Учился. Госакадемия экономики и права. И стажировка в Торонто и в Финляндии. А что?
        — Я так и знала,  — Надежда тяжело вздохнула.  — Свалился ты на мою голову!
        — Тебе что-то не понравилось?
        — Все понравилось! Особенно слова «инспирировано» и «миноритарный акционер»… — улыбнулась Надежда.  — Еще тогда я подумала: «Все, Надежда! Век тебе свободы не видать! Такие мальчики своего не упустят».
        — Но ты мне поможешь?  — спросил Андрей тихо, и сейчас он более всего походил на мальчишку. Самонадеянного, хвастливого, дерзкого и упрямого, но все-таки мальчишку.
        И опять Надежда сказала совсем не то, что собиралась сказать минуту назад:
        — Постараюсь! Если пойму, что смогу это сделать!


        Глава 8
        — Вот, ознакомься,  — протянул ей газету Андрей и ткнул пальцем в подвал. Газета «Российские Ведомости». От двадцатого апреля этого года. Интервью с самым главным жуликом. Роман Стечкин, председатель совета директоров «Континент Вуд Инвеста». Смотрела фильм «Челюсти»? Так вот это из той же оперы. Бешенная акула в наших спокойных водах. Рвут всех, кого попадя!
        Надежда покорно прочитала выделенный жирным шрифтом заголовок:
        «Процесс консолидации компаний происходит не так быстро, как хотелось бы. На это потребуется три, пять, а то и десять лет», — затем смерила взглядом размеры газетного материала и перевела его на Андрея.  — Это все следует прочитать? Так много?
        — Читай! Я подожду, а по ходу можешь уточнять, если что непонятно.
        — Хорошо!
        Надежда углубилась в чтение, а Андрей сел в кресло, которое совсем недавно покинул Меньшиков, развалился, закинув ногу на ногу, и закурил уже четвертую сигарету за вечер. Конечно, Надежда не знала, сколько всего сигарет он выкуривает за день. И все же предположила, что он волнуется. Но решила пока не отвлекаться и вникнуть в то, что в принципе, ее никогда не интересовало, разве только в связи с уголовными разборками со стрельбой и тяжкими телесными повреждениями.
        Здесь же, похоже, пахло не просто тяжкими телесными, при видимом благообразии и законопослушании, эти господа вели себя как завзятые уголовники. И ей предстояло разобраться в причине, по которой Андрей помешал этой компании. Она не слишком верила в то, что ее «крестник» и есть тот самый, единственный в лесной отрасли Белый рыцарь в сверкающий доспехах, который спасает бизнес от козней христопродавцев. Но требовалось все-таки отделить мух от котлет, чтобы добраться до истины… Она еще раз окинула взглядом интервью. Оно занимало добрую половину газетного листа, и, вооружившись ручкой, чтобы подчеркивать то, что требовало разъяснений, она снова погрузилась в чтение…
        «Молодой и агрессивной лесопромышленной компании „Континент Вуд Инвест“, представляющей „лесные“ интересы алюминиевого магната Осипа Деренталя и питерского банкира Владислава Рубана, пока не удалось отобрать у холдинга „Сайбириан Палп Энтерпрайзес“ оперативный контроль,  — жирно отчеркнула она,  — над двумя крупнейшими в России ЦБК — Коржавинским (Белогорский край) и Северо-Ангарским, собственником которых „Континент Вуд Инвест“ считает себя. Несмотря на это, „Континент Вуд Инвест“ ведет консолидацию других активов „в лесу“ и, имея годовой оборот под двести миллионов долларов, уже является серьезным игроком в этой отрасли».
        Надежда посмотрела на Андрея:
        — Кто такой Рубан?
        — Владелец банка «Сибирская Пальмира» бывший наш большой друг и акционер. В прошлом году продал нам свой пакет акции, а теперь переметнулся в лагерь нашего злейшего врага. Самое главное, что он был в курсе всех наших дел, и, самое главное, держал под контролем наши реестры. Словом, поступил, как последний перебежчик, сдал все секреты не за понюшку табака.
        — Как я понимаю, консолидацию своих активов Стечкин ведет за счет вашей компании?
        — Сказал бы я тебе про эту «консолидацию» и про этих «серьезных игроков»,  — отозвался сердито Андрей,  — да присутствие дам не позволяет. По правде, они за последние месяцы уже прихватили кое-какие предприятия из тех, что плохо лежали в Карелии, в Коми-Пермяцком округе, в Архангельской области. Деренталь подкинул им Центрально-Сибирский ЦБК, тот, что в Красноборске недавно, итай, намеренно обанкротили. Но это крайне мало, чтобы серьезно заявить о себе. Тем более, что везде прокукарели о том, что к концу мая выйдут на годовой оборот за миллиард долларов.
        — Понятно, но они явно просматривают какие-то положительные для себя результаты, если речь идет о конце мая?
        — Просматривали, только, если помнишь, сегодня на дворе июль.
        Надежда хмыкнула и принялась читать дальше. Роман Стечкин охотно рассказывал о собственных достижениях и строил радужные прогнозы на будущее, и эти прогнозы, вернее всего, не вписывались в планы Андрея.
        Она отложила газету и посмотрела на Андрея.
        — Все понятно! Ясно, что статья заказная. Хотят показать, какие они белые и пушистые?
        — И, заметь, успешные и цивилизованные. Нам перекрыли кислород во всех СМИ, накат идет беспримерный, а они по-прежнему белые и пушистые.
        — Да, если не знаешь истинного положения дел, можно в это легко поверить. Но заметь, корреспондент их дальше слегка поддевает. Про миллиард долларов… — И Надежда зачитала: — «То есть пока айсберг у вас недостроенный. Но ведь еще прошлым летом декларировалась цель сделать „Континент Вуд Инвест“ крупнейшей лесопромышленной компанией с оборотом в один миллиард долларов. Достижимали такая цель без приобретения активов, которые сейчас принадлежат „Сайбириан Палп Энтерпрайзерс“?
        — Все верно! Даже этот продажный писака понимает, к чему Стечкин клонит? И в делах разбирается не хуже нашего. Но кто платит за ужин, тот девушку и танцует.
        — Правильно, дальше все по схеме. Деловито, конкретно, именно о том, ради чего эта статья затевалась: разъяснение передовой общественности ситуации с вашей компанией.
        — А им пришлось разъяснять, после того, как их щелкнули по носу. Хотели войти на одну из наших бумажных фабрик, да получили по носу. Не учли, что не все местные силовики клюнут на былые заслуги твоего Карасева. Как бы он ни пыжился, не махал ксивой, показали им от ворот поворот. Ты читай дальше, про активы особенно. Я тебе после объясню, как они их к рукам пытались прибрать.
        — А Стечкин как раз тебе возражает,  — улыбнулась Надежда.
        — А что им остается делать? Только черного кобеля не отмоешь добела!
        Надежда хмыкнула язвительно и прочитала вслух:
        — « C «Сайбириан Палпом» мы еще с конца прошлого года постоянно ведем переговоры о том, чтобы купить их бизнес, и весь вопрос только в цене. Вы считаете, что есть активы, которые невозможно купить в России или где-то в мире?» И все-таки, как они умудрились подвинуть вас? Не без помощи Рубана?
        — Не сомневаюсь. Именно он подсказал им, где хранятся наши реестры. Только началось это гораздо раньше. В декабре они попытались нанести первый удар по компании. Сначала запустили мощную пиар-машину, даже не машину, а бронепоезд. Через газеты, телевидение обрушили на нас целый водопад инсинуаций. Причем, абсолютное вранье подавалось под сладким соусом радения за государственные интересы. Мы якобы наносим громадный ущерб государству, социальной сфере, рабочим, регионам, где находятся наши предприятия. Предрекали экологические катастрофы, социальные бунты и даже отставку правительства, продажного только потому, что один из замов премьера поддержал нас в своем интервью для «Российского Коммерсанта».
        — И что же они вам инкриминировали?
        — Многое чего. По принципу: чем больше грязи, тем быстрее захлебнутся. И учти, все это аппелировалось к государству. Заявили, например, что наши менеджеры выводят ликвидные активы Северо-Ангарского лесокомбината в специально созданную для этих целей фирмочку, а комбинат, дескать, превращаем в своего самого крупного должника, проще, незаконно банкротим. Дальше принялись вопить, что у нас громадные задолженности перед местной энергокомпанией, а в ней сорок процентов принадлежит государству. Сечешь, чем это для нас завоняло? Затем принялись утверждать, что мы не платим в местные бюджеты, хотя эти бюджеты за наш счет только и держатся. Из той же песни, что мы не инвестируем средства в развитие предприятий региона, хотя за полгода до этого, премьер правительства отметил нас как самых добросовестных и порядочных инвесторов в своей отрасли.
        — То есть на вооружение взята отъявленная демагогия? Сила солому ломит?
        — Да, и последней каплей навоза стало заявление, что к нам масса претензий и у Министерства по налогам и сборам, и у Счетной платы, и у ГенПрокуратуры… Уже не говоря про МЧС, экологов, медиков и кого-то там еще, сейчас всех не упомню… — Андрей уже не сидел в кресле. Он мерил кабинет шагами, и курил, роняя пепел на ковер, не замечая этого.  — Я не скажу, что журналисты у нас не брали интервью, не посещали наши пресс-конференции, не принимали наши заявления для печати… Но Станислав подсчитал, что за два месяца «прессной» войны со стороны Стечкина прошло более шестидесяти материалов и в федеральных, и в региональных СМИ, а у нас — два, в специальных изданиях, и то чисто информационные, в десять строк, не более. Ко всему прочему, появилась информация, что я скрываюсь за границей, и нахожусь в федеральном розыске. Все это было напечатано крупным шрифтом на первых страницах нескольких самых известных газет, информацию слили в Интернет, а вот опровержение напечатали крошечным шрифтом, где-то над сообщением о тираже издания.
        — На это кто-то официально прореагировал?
        — «ОсЭл» пытался натравить на нас кое-какие структуры, но никого это не заинтересовало. Правда, иркутские налоговики решились сыграть на стороне Деренталя и Стечкина, но здесь им вышел полный облом. Ничегошеньки они нарыть не сумели.
        — И ваши «друзья» осерчали?
        — Осерчали! А когда дурная кровь ударяет в голову, сама знаешь, прут, как быки, рога в землю…Схема у них проста, и была сначала опробована на Усть-Тулимском комбинате. Его к рукам прибрали бандюги, с которыми у Деренталя свои счеты, потому он и поддержал Стечкина. Бандюгов они вытеснили, зашли на комбинат, а он в долгах, как в шелках… Но об этом позже. Сначала схема, как они это проделали, сначала в Усть-Тулимске, затем на нашем Северо-Ангарском комбинате.
        Андрей присел за стол рядом с Надеждой, пододвинул к себе лист бумаги и стал покрывать его кружками и стрелочками. Алгоритм получался презанятный. Надежде ничего не оставалось, как только качать головой, и разбавлять тирады Андрея редкими междометиями.
        — Смотри,  — ткнул Андрей ручкой в первый кружок.  — Скрытые этапы подготовки этой операции мы пропускаем, они на совести лохотронщиков Деренталя — Бурового и его помощницы Сурвеняйне, специалистов по поглощениям. Готовились они, конечно, тщательно. Но, в конце концов, вышли из подполья и принялись действовать. Первый звонок практически всегда одинаков. Какому-нибудь вшивому акционеру с парочкой акций на руках, тому самому миноритарию, вдруг приходит в голову, что руководство комбината работает из рук вон плохо, не выполняет какие-то там, чаще инвестиционные условия, и он требует немедленно сменить это насквозь прогнившее, проворовавшееся и зажравшееся руководство. Следом этот хмырь болотный моментально подает заявление в суд в какой-нибудь Тмутараканской области, за тыщи верст от комбината. И хотя эта сволочь в реестрах наших акционеров не значится и даже не знает, где расположен комбинат, суд в мгновение ока выносит определение в пользу этого акционера. Причем, претензии составляют обычно астрономические суммы. К примеру, в случае с Северо-Ангарском суд в отсутствие ответчика, то есть нашей
компании, вынес решение оценить и продать шестьдесят процентов акций на сумму около семидесяти миллионов долларов.
        — Ужас!  — сказала Надежда.  — Акционер с двумя акциями посягает на семьдесят миллионов? Андрей, ты и впрямь какие-то сказки рассказываешь? Как такое возможно? Это ведь грабеж среди ясного дня? Вам откровенно залезли в карман! Судью, без всякого сомнения, купили! Где были твои юристы, служба безопасности, почему прошляпили сей немаловажный момент?
        — Спроси что-нибудь полегче!  — Нахмурился Андрей и в сердцах выбросил окурок в открытую дверь. Проследил за ним взглядом.  — О, черт! Своим башку продолбил за это, и туда же… — И махнул рукой.  — Ладно, завтра сам за метлу возьмусь, физический труд облагораживает.
        — Не отвлекайся,  — попросила Надежда,  — поздно уже! И ты искурил всю пачку.
        Андрей с недоумением посмотрел на и вправду пустую пачку, смял ее и бросил в пепельницу. Взгляд его потяжелел.
        — Юристы, говоришь?  — Он покачал головой.  — Я ведь сказал, нас вообще не удосужились поставить в известность! Я ведь не могу в каждом суде расставить по своему человеку? Не здесь, так там найдется продажная морда в судейской мантии и оприходует заявление в четверть часа. И даже не соизволит вовремя донести до нас это решение. Его пошлют по почте, а это порой две-три недели. И тогда открывается полный простор для беспредела. Объявляется, что комбинат в финансовом прогаре и не в состоянии оплатить многомиллионные иски, и хотя на счетах достаточно средств, арест абсолютно незаконно накладывается на акции, которые очень быстро реализуются, заметь без нашего участия.
        — Но ведь они реализуются по тендеру?  — Удивилась Надежду.  — По закону реестродержатели или, кто там, Фонд ценных бумаг, словом, тот, кто этим официально занимается, должен разместить объявление в прессе о предстоящем аукционе, чтобы привлечь возможных покупателей…
        — В самом законе масса ловушек, но ты разве не поняла из интервью намек Стечкина, что в этом мире все покупается, и активы, и акционеры, и реестродержатели. После нам пытались пудрить мозги, что информация о продаже пакета акций Северо-Ангарского комбината была напечатана в одной малотиражной местной газетенке накануне аукциона. Нас, конечно же, опять не поставили в известность.
        — Андрей,  — Надежда в недоумении посмотрела на него.  — Вас развели, как лохов. Осип Деренталь, светило и надежда российского бизнеса, и так опуститься? Как низко и пошло? Что же творится в нашем государстве?
        — Творится, причем под святыми знаменами изгнания злобного беса, то бишь нашей компании из лесного бизнеса. Но это еще не все. Акции переоформляются на дружественное предприятие, тот самый «Континент Вуд Инвест», физический контроль над комбинатом «ОсЭл» заполучил в считанные дни, а затем на счет предприятия должны, конечно же, поступить деньги, уплаченные за акции. То есть деньги из одного кармана Деренталя переплыли бы в другой. С этой целью, в некий «час икс» на комбинате появилась мадам Кубайкина, одна из директоров комбината. Мы в свое время уволили ее за некрасивые дела, а она своевременно перебежала в «Континент Вуд Инвест». С ней прибывает толпа милиционеров и судебных приставов с автоматами, и происходит, сама понимаешь, чуть ли ни вхождение Жанны д' Арк в Париж. Кубайкина свергает руководство предприятия, тут же устраивает пресс-конференцию, обещает, само собой, сплошной позитив: повышение зарплаты, выдачу премий, заботу о социалке…
        — Одним словом, профессионально вешает лапшу на уши?
        — Конечно! Причем, радужные перспективы рисуются как раз для журналистов. Работяги в такие посулы особо не верят, знают эту мадам, как облупленную, но им-то как раз и не давали слово. На следующий день во всех центральных газетах — от «Известий» до «Труда» появляется соответствующие победные реляции: «Юридические владельцы восстанавливают нормальную работу комбината!». Если учесть, разницу во времени и что номера следующего дня формируются, в основном, к трем часам дня, можно предположить, что «ОсЭл» разместил в прессе заранее подготовленные тексты. Пока нам сообщили об этом, пока мы отошли от шока и вылетели в Северо-Ангарск, прошло некоторое время.
        — На каком основании было свергнуто руководство?
        — На основании решения суда, который восстановил Кубайкину в должности и одновременно запретил проводить Совет директоров предприятия. Она зашла на комбинат в пятницу и тут же отправила тоже заранее заготовленные заявления на имя премьера, начальника УФСБ, министра МВД, спикера ГосДумы и Генерального Прокурора. Свои действия она обосновала законами, судебными решениями и объясняет исключительно радением за интересы государства. О социально значимых целях тоже не забыла. Если судить по времени, когда было отправлено это заявление, в Москву оно не попало даже к концу рабочего дня. Негодяи учли даже пятичасовую разницу во времени. И получили два дня, чтобы изучить бумаги, которые они добыли в кабинетах старых директоров.
        — И вы сдали им комбинат?
        — Не сдали, но понесли большие потери. Конечно, мы были в шоке. Столько лет работали спокойно, и таким масштабным, заметила, абсолютно незаконным нападкам никогда не подвергались. Собрали Совет директоров «в изгнании», но пиарщики «ОсЭла» почему-то не придали этому значения. Затем прошляпили информацию о письме рабочих комбината на имя Президента и Председателя Федерального Собрания… А зря! Мы тоже пошли в атаку! Через две недели постановлением вышестоящих судов Санкт-Петербурга и Екатеринбурга были признаны незаконными решения региональных судов по искам миноритариев, и оспорены полномочия нового руководства комбината. А еще через неделю Арбитражный суд Северо-Ангарска признал действия судебных приставов незаконными.
        — Молодцы! Оперативно сработали!
        — Не совсем молодцы! Мы сработали по факту, а не на опережение, поэтому победа оказалась пиррова! Деренталь ушел с комбината, но с одним условием, что мы должны выкупить у него Усть-Тулимский лесокомбинат. Пришлось выкупить, с массой долгов, огромной кредиторской задолженностью, заплатить все долги «Иркутскэнерго»… Влетел он нам в копеечку… Ослина вонючая!  — Андрей выругался и снова закурил.  — Фарцовка паскудная! Как когда-то часами-трусами с лэйблами приторговывал, так себя и в бизнесе ведет. Купил, продал, навар в карман… Купил, продал…
        — Но они не оставили надежды поглотить вас. Смотри… — и Надежда прочитала еще один вопрос корреспондента газеты: —И, тем не менее, покупка каких активов помимо «Сайбириан Палп» сделала бы «Континент» крупной лесной корпорацией? Вы еще к чему-то присматриваетесь, ведете переговоры? Может быть, есть что-то интересное в списке приватизации на следующий год? — то есть, они по-прежнему к вам присматриваются?
        — Конечно, это довольно дешевый трюк, свисток, чтобы привлечь к себе внимание, чтобы поверили в их состоятельность, но кое-какую гадость они нам готовят. В этом я стопроцентно уверен. Завтра Стас тебе обо всем доложит, а я не буду испытывать твое терпение.
        — И кто этот таинственный Стас, про которого ты мне уже в десятый раз повторяешь?
        — Не обольщайся, у него жена три дня назад родила, поэтому сегодня он у меня отпросился. А завтра увидишь во всей красе. Глазки не строй, бесполезно! Стас из нас самый стойкий семьянин.
        — Так ты женат?
        — Да ну тебя!  — засмеялся Андрей.  — Я еще молодой, не нагулялся! Сколько девок красивых вокруг, а как женишься, сразу на цепь посадят! Жениться всегда успею! А то насмотрелся я на батину семейную жизнь, воротит дальше некуда.  — Он неожиданно подмигнул Надежде.  — А то, давай, к твоей дочке присмотрюсь! Хотя, свят! Свят! Свят!  — он комично вытаращил глаза и несколько раз перекрестился.  — Убереги меня от жены-милиционера. Она же не на цепь, она сразу на нары посадит.
        — Оставь мою дочь в покое,  — рассердилась Надежда,  — ты ее мизинца не стоишь!
        — Ну, бросилась, сейчас заклюешь, как клушка за цыпленка,  — рассмеялся Андрей. А Надежда поняла, что он ее дразнит. Возможно, помогает тем самым избавиться от сонливости. Все-таки она плохо спала ночью, а день какой выдался суматошный? Она снова опустила взгляд в газету, но Андрей забрал ее и вернул в папку.
        — Остальное уже не интересно, Пустое бахвальство! Все рассчитано на публику, авось кто-то купится и поверит, что «Континент Вуд Инвест» — это звучит круто!
        — Так! Очень весело!  — Надежда поднялась со стула и прошлась от входных дверей до выхода на галерею и обратно, чтобы размять затекшие мышцы. Минуло три часа с тех пор, как они с Андреем вошли в кабинет. За окнами окончательно стемнело, а она даже не заметила это. Она остановилась напротив Андрея, отметив для себя, что лицо у него осунулось. Видимо, этот день тоже был нелегким для него.
        — Кажется, для меня кое-что вырисовывается. В вашем болоте поселился новый крокодил, огромадный и ненасытный, по фамилии Стечкин, за спиной которого и вовсе стегозавр Деренталь.
        — Да, крокодильчик был маленьким и слабым, пока не бросился в объятия Деренталя. Но за два года вырос в приличную скотину,  — раздраженно произнес Андрей.  — Как ты поняла, он бы не кинулся в атаку, если бы не поддержка «ОсЭла». К тому же на их сторону перекинулся Рубан, бывший наш акционер. Товарищ он скользкий, но банкир хороший, и как только понял, что нас прессуют, быстро слинял. Ему принадлежали сорок процентов акций «Сайбириан Палп». Два года назад он вышел из состава учредителей и добровольно продал нам свой пакет. Наша стратегия, видите ли, показалась ему неубедительной. Но я думаю, он уже тогда готовил запасной аэродром. В 2000 году аудиторы оценили компанию в четыреста миллионов долларов, из них Рубан получил свою долю. А через год в связи с тем, что мы активно заработали с инвестиционными институтами, капитал вырос. Мы снова провели аудит, и оказалось, что мы стоим уже шестьсот миллионов зеленых. Рубан почувствовал себя обманутым и вслух заявил о своем союзе с Деренталем. До этого Деренталь делал только попытки влезть в лесной бизнес.
        — Успешные попытки?
        — Не совсем! Поэтому он и принялся за поиски союзников. И Стечкин со своей конторой подвернулся, как нельзя кстати. Ты не смотри, что он так ловко заливает про миллионы и миллиарды. В компании всего двенадцать штатных сотрудников. Но зарплату свою они отрабатывают, будь здоров.
        — Наверняка Рубан пришел к Деренталю не с пустыми руками. Вероятно, сдал какую-то информацию. Ведь он хорошо ориентировался в лесном бизнесе?
        — Само собой, не с пустыми. Ведь под его контролем была центральная регистрационная компания в Питере, которая вела наши реестры. Он владел полной информацией о состоянии дел в «Сайбириан Палп».
        — И что дальше?  — спросила Надежда.
        — А дальше под крышу к ним перешел Стечкин. Он попросил помощи у Деренталя, чтобы войти на тот самый Усть-Тулимский ЛПК, который нам пришлось купить у Деренталя. Там заправлял старый противник Осипа криминальный авторитет Леонид Чернавый. И Деренталь не упустил случая вставить ему клизму с гвоздями.
        — Андрей,  — сказала тихо Надежда,  — «клизма с гвоздями» плохо сочетается со стажировкой в Торонто.
        Андрей на мгновение опешил, явно не понимая, что она имеет в виду, затем помрачнел.
        — Это я еще культурно выражаюсь, и, заметь, ни разу не выругался матом. Только иносказательно! Желаю пощадить твои нежные уши.
        — Верю, что это продлиться недолго,  — улыбнулась Надежда.
        — А это уж как масть пойдет. Мое изящное канадское образование перпендикулярно неизящному российскому воспитанию. Так что мирись, если вылетит нечто родное, непечатное.
        Надежда развела руками и преувеличенно тяжко вздохнула.
        — Продолжаю!  — Андрей окинул ее внимательным взглядом, и спохватился.  — Ты не устала?
        — Устала, не устала, сейчас не об этом разговор. Рассказывай дальше.
        — Ладно, я вижу, что устала. Завтра тебя Станислав так и так ведет в курс проблем.
        — Значит, Стечкин вошел на Усть-Тулимский комбинат только с помощью Деренталя, который преследовал там свои интересы?
        — Вошел! Там впервые был претворен в жизнь сценарий силового захвата предприятия. Он удался. В обмен за услугу Стечкин продал часть своих акций «ОсЭлу».
        — Все, заканчивай политинформацию!  — на пороге появился Меньшиков с толстым свитером в руках.  — Позволь даме прогуляться. Ты, Андрей, сходи с ума, но в одиночку, а красивых дам не принуждай! А то с первых шагов и сразу в карьер!
        Он подошел к Надежде и, не спрашивая позволения, накинул свитер ей на плечи.
        — На улице прохладно, а возле озера комарья полно.  — Он отошел на шаг и весело отрапортовал.  — Разрешите доложить, товарищ полковник, ваш верный страж готов сопровождать вас во время прогулки.
        Надежда бросила быстрый взгляд на часы, затем на открытую дверь. Почти полночь. На улице хоть глаз выколи. Кроме того, она не знала, что делать. Ей хотелось на свежий воздух, но она понимало, что это чревато последствиями. Красавица Танька могла отреагировать неадекватно. А Надежде совсем не хотелось стать причиной дрязг и скандалов в этом доме.
        Но прежде, чем отказать Евгению, она решила прояснить существенный для нее вопрос и снова обратилась к Андрею:
        — Прости, спрашиваю в последний раз! И все-таки, чем я буду конкретно заниматься в твоей фирме? Насколько я понимаю, ты меня пригласил не разгадывать стратегические ходы и выходы в вашем бизнесе. Я это просто не умею, а информацией владею только с твоих слов.
        — Давай договоримся таким образом: ты более детально входишь в курс дела. Знакомишься с сотрудниками… А завтра вечером встретимся здесь же, на этом месте.  — Андрей устало потер лоб, и перевел взгляд на отца.  — С чего вдруг осмелел? Танька узнает, кудри тебе причешет.
        — Во-первых, я не вижу ничего криминального в том, что провожу Надежду Дмитриевну до озера, во-вторых, Татьяны дома нет. Мне велела передать, что ночует у подруги, оставила телефон, так как в доме ей создали невыносимую обстановку,  — ответил Меньшиков вполне спокойно, но Надежда заметила, как заходили у него желваки на скулах. И подумала, что, косвенно, но опять стала причиной ссоры отца и сына.
        Андрей скептически скривился.
        — Чья бы корова мычала! А ты, небось, опять помчишься ее уговаривать? Отец, не сходи с ума!
        — Я не схожу с ума,  — буркнул Евгений и, повернувшись к Надежде, расплылся в улыбке.  — Я хочу пригласить прогуляться очаровательную женщину, и ты мне нотации не читай! Сейчас я не на службе! Так что, отбой, господин начальник!
        — Ладно, проваливайте, но смотри, батя, чтобы эта очаровательная женщина сегодня выспалась, как следует. Не убалтывай ее и не обхаживай! Через две недели она нас все равно покинет!
        — Что ж, это вполне достойный срок,  — в глазах Меньшикова, Надежда могла дать руку на отсечение, вспыхнула искра и погасла.  — И мы его проведем с пользой для дела. Пошли?  — сказал он просто.
        И Надежда поняла, что не откажется.
        — Пошли!  — сказала она в ответ.
        И не противилась, когда он слишком уж по-домашнему расправил свитер у нее на плечах, а рукава завязал на груди.
        Они вышли из кабинета. Надежда впереди, Евгений — на шаг сзади. Она не видела, что ее провожатый оглянулся и подмигнул Андрею, а тот молча показал ему не менее внушительный, чем у отца, кулак.


        Глава 9
        Колючие звезды перемигивались сквозь тонкую кисею облаков. За далекими горами всходила луна. Небо там посветлело, но вокруг стояла кромешная темнота, еще более глухая оттого, что они миновали последнее, освещенное фонарем пространство. Впереди матово отсвечивало озеро. От него тянуло сыростью, пахло лягушками, тиной и рогозом, а может, чем-то иным, но Надежда вспомнила, что точно также пахло вблизи пионерского лагеря, в котором она как-то раз отдыхала в детстве. Там тоже было озеро с прозрачной чистой водой, со старыми неохватными березами, росшими вдоль всего берега, звонкими камышами и голосистой водоплавающей птицей.
        Надежда вздохнула. И к чему все это вспомнилось? Лет тридцать не вспоминалось, а тут вдруг нахлынуло, навеяло… Об этом ли сейчас думать? Она искоса посмотрела на Евгения, он шел слева, поддерживал ее под локоть и освещал дорогу фонариком. Молчал, но она тоже молчала, уставившись под ноги, где луч света выхватывал то вспухшие, словно вены, корни деревьев, то островки избитой ногами травы, то россыпи старых сосновых шишек, и все это было густо усеяно сухой и рыжей прошлогодней хвоей.
        Она подумала, что без свитера было бы зябко, но в лесу всегда теплее, а у озера — прохладнее. И Надежда остановилась.
        — Что?  — почему-то шепотом спросил ее Евгений. Пальцы сильнее сдавили ее локоть.
        — Свитер хочу надеть,  — сказала она чуть громче, и поняла, что этого не следует делать. Сразу пропадало то очарование, которое она испытала, очутившись вдруг в ночном лесу, в этом ограниченном крошечным световым пятном пространстве.
        — Помочь?  — спросил Евгений. Неожиданно он оказался напротив, чуть ли ни лицом к лицу, и положил руки ей на плечи. Вполне объяснимо, если он хотел развязать узел на ее груди.
        — Не надо,  — сказала она едва слышно и убрала его руки со своих плеч.  — Я сама.
        Свитер был великоват. Рукава пришлось закатать, а по длине он был чуть выше колен. И она поняла, что это свитер Меньшикова. От него исходил тот самый запах, присущий только мужчинам: эдакая возбуждающая смесь хорошего одеколона, табачного дымка и теплой от солнца свежевыбритой щеки. Она вдохнула этот запах, и задохнулась вдруг оттого, что, наконец, осознала: рядом с ней тот, о ком она в последнее время мечтать боялась, чтобы не впасть в окончательный маразм… Ее идея фикс, которая, возможно, на всю жизнь оставила ее одинокой. Но он не узнал ее, а она была не из тех, кто напоминает о себе. И все же было обидно! Эта обида заставляла ее почувствовать свой возраст, которого она раньше не замечала. И старые комплексы, которые иногда просыпались, когда по утрам она видела в зеркало свое лицо. Особенно тогда, когда всю ночь пришлось провести на ногах в силу каких-то скорбных, но привычных профессиональных обязанностей.
        — Осторожнее!  — Евгений снова подхватил ее под руку.  — Здесь спуск!
        Тропинка пошла под уклон, стала более скользкой, комаров тоже заметно прибавилось. Так что Надежда в душе обрадовалась, что Меньшиков снабдил ее свитером, а она вовремя натянула его на себя.
        Теперь они опять поднимались вверх. Деревья расступились, и внизу открылось озеро. Оно находилось чуть ниже, и с увала, даже при слабом мерцающем, исходившем от воды свете, смотрелось впечатляюще. Огромное, километра три в поперечнике. Дальний берег скрывался в дымке над горизонтом, а волны были ленивыми и тяжелыми: озеро было еще и глубоким. Слева разлеглись камыши, скрывая подступы к воде. Справа берег был чист. Там виднелись мостки, к которым было причалено несколько лодок, а на самой границе леса располагалась ажурная беседка, точная копия той, которую она заметила под окнами особняка Андрея.
        — Красиво!  — Надежда полной грудью вдохнула влажноватый воздух.  — Свежо!
        — Пойдем в беседку!  — Предложил Евгений.  — Там ветерок, комаров поменьше!
        Они спустились к беседке. Надежда пыталась понять, что происходит в ее душе. Похоже, там затаился крохотный щенок, и тихонько поскуливал оттого, что ему нечаянно придавили лапку. Это было ее истинное состояние с тех пор, как она увидела Татьяну. Она никогда не тешила себя иллюзиями. И понимала, что ей вскоре будет совсем не до амуров. Но раненное самолюбие давало о себе знать. И впервые, наверно, Надежда осознала, что отстучали ее женские часы, пришла пора уступить свое место, и против природы, как не упирайся, не попрешь! Именно возраст, а не Татьяна, был ее соперницей. И что бы ни говорил Евгений про ее красоту и очарование, Надежда прекрасно понимала, что это всего лишь дежурные комплименты, из которых все равно ничего не вырастет. Потому что у него молодая, красивая жена… И этим все сказано!
        -Осторожно! Здесь ступеньки!  — Евгений неожиданно притянул ее к себе.  — Не споткнись!
        — Я вижу!  — сказала она и отстранилась. Обращение на «ты» ее уже не удивляло. Яблочко от яблоньки недалеко падает. Но Надежде не хотелось спорить. Она устала, и разговаривать особо тоже не хотелось. Евгений на разговорах не настаивал, поэтому она простила ему фамильярность, возможно, еще потому, что они были когда-то знакомы и почти одного возраста. «Опять этот возраст!» — подумала она тоскливо. Впереди у этой девицы столько всего, а у нее все далеко за плечами. Любовь, работа, молодость, которая ушла безвозвратно, и не вернуть ее уже ни подтяжками, ни инъекциями, ни дорогущими кремами и масками…
        Мысли текли неспешно, и грусть почему-то не выжимала слезы, и на душе было спокойно и мирно, хотя предстоящие дни ничего хорошего в этом плане не сулили. Сегодняшние, хотя нет, уже вчерашние события наводили на мысль, что это лишь увертюра, главное беспокойство просматривалось впереди. Но это не огорчало ее. Похоже, она возвращалась к тем скоростям и ритмам, к которым привыкла за двадцать с лишним лет службы в милиции. И это ей нравилось.
        Она не выдала Андрею, какие на самом деле чувства овладели ею. Возможность сразиться с сильным противником заставила кровь быстрее побежать по жилам. Судьба уготовила ей странный подарок. Карасев и Меньшиков. Двое близких ей мужчин сразу и в одном флаконе. Нет, не в одном! Они по разную сторону баррикад! Но обеим она должна доказать… Но что именно доказать: как жестоко они ошиблись, когда выбрали другую жизнь, других женщин? Только кто сказал, что они несчастливы со своими женщинами? И так ли уж нужны им эти доказательства? А ей самой, нужны ли они?
        Конечно, присутствие Евгения ее волновало, но еще больше будоражила мысль о схватке с Карасевым. Эта извечная тяга доказать, победить, наказать живет в сердце обманутой женщине до тех пор пока она не докажет, не победит, не накажет того, кто заставил ее испытать горе, унизил изменой, низко предал и оскорбил… И тогда ненависть уступит место равнодушию.
        — Присаживайся,  — Андрей опустился на деревянный диванчик по одну сторону стола с изрезанной любителями автографов, столешницей.
        Надежда присела по другую сторону.
        — Ну, вот, и впрямь дипломаты за столом переговоров!  — Усмехнулся Евгений, и неожиданно вытащил из кармана спортивной куртки плоскую бутылку и сверток в промасленной бумаге. Все это водрузил на стол, осветил его фонариком, и смахнул бейсболкой какой-то мусор.
        Надежда молча наблюдала.
        — Выпьем за встречу!  — предложил Евгений, отвинчивая пробку с бутылки.  — Водка — хорошая, не паленая. На себе не раз опробованная! Я вот бутерброды с бужениной прихватил. Великолепная закуска!
        — Я не буду,  — сказала Надежда.  — Завтра много работы.
        — Работы не бывает мало, особенно, если попадешь в зубы моему отпрыску. Одно не пойму, почему он так в тебя вцепился?
        — Я сама этого не пойму. А если вас это сильно интересует, узнайте у Андрея? Честно сказать, я мало представляю, чем я буду заниматься? Две недели… Что за это время успеешь сделать? Или у вашего Андрея денег куры не клюют?
        — Не обольщайся! Твои красивые глаза здесь не причем! Андрей явно что-то задумал. И ему нужен свежий человек, который не примелькался «Континенту». Видно, готовит Андрюша какой-то финт, о чем даже отцу не торопится сообщить. И рассчитывает как раз на две недели… А, может, думает раззадорить тебя, и ты останешься в его команде. С людьми он умеет работать. Единственно, меня удивляет, почему ставку делает на женщину. Раньше он с вами не связывался.
        — Об этом он тоже мне не доложил,  — сухо сказала Надежда, наблюдая, как Андрей достал из того же кармана два пластиковых стаканчика, расставил их друг против друга и вопросительно посмотрел на Надежду.  — Ладно, налейте,  — согласилась она.  — Пять граммов, чтобы согреться.
        — Замерзла, что ли?  — Меньшиков плеснул водки в ее стаканчик и пододвинул ей один из бутербродов. Затем поднял свой стакан.  — За встречу!
        — За знакомство!  — сказала она и сделала несколько быстрых глотков. Водка и впрямь была хорошего качества. Она даже не поперхнулась, но все-таки быстро заела ее бутербродом.
        — А пить все-таки не научилась!  — констатировал Евгений, и лихо опрокинул содержимое стаканчика в рот. Но, в отличие от Надежды, закусывать не стал. И снова подлил в стаканчики.
        — Все-все! Я — пас!  — Твердо сказала Надежда и накрыла стакан ладонью.  — Довольно!
        — А я буду!
        Евгений снова выпил, и исподлобья посмотрел на Надежду.
        — Рылом, что ли для тебя не вышел, госпожа полковник? Вижу, не по нраву я тебе, в глаза не смотришь… Пить отказываешься…
        — Пора возвращаться,  — она посмотрела на часы.
        — Подожди…,  — Меньшиков накрыл ее руку своей ладонью.  — Не обижайся! Посиди немного… — И достал из кармана пачку сигарет.  — Закуришь!
        — Закурю!
        Надежда взяла сигарету. Евгений поднес зажигалку. Затем подкурил сам.
        — А раньше не курила,  — сказал он и, откинувшись на спинку диванчика, выдохнул струйку дыма.  — Но это тебя не портит.
        Надежда молча смотрела на него, ожидая продолжения.
        Евгений вернулся в исходное положение, и, положив локти на стол, пристально посмотрел на нее.
        — Надя, это я! Женька Меньшиков! Неужели не узнала?
        — И что? Я должна была броситься на твою грудь и зарыдать от счастья?
        — Ну, могла бы обрадоваться!  — Меньшиков пожал плечами.  — Все-таки были когда-то знакомы…
        — Не вижу повода для радости,  — сказала Надежда и поднялась с диванчика.  — Если хочешь, оставайся! А я пойду, надеюсь, что не заблужусь.
        — Сядь!  — неожиданно рявкнул Меньшиков, и дернул за руку, принуждая сесть.  — Конечно, я скотина, что не сказал тебе про невесту, но ведь я ничего тебе и не обещал. Ты была славненькая, добрая девочка. Но на таких, как ты, не женятся, если за спиной нет крепкого тыла. С такими женами один путь — в Забайкалье! В Борзе или в Оловянную!
        — Я тебе давала повод подумать, что хочу за тебя замуж?  — вкрадчиво спросила Надежда.  — Это в чем-то проявлялось?
        — Но любая девчонка, если встречается с парнем, мечтает выскочить за него замуж,  — непритворно удивился Меньшиков.
        — Ты слишком хорошего о себе мнения,  — Надежда неожиданно развеселилась. И этого самонадеянного, тупоголового типа она любила всю жизнь? Ждала, надеялась… — Учти, я неплохо провела время с тобой, но ты уехал, и я приняла это, как должное. Всю жизнь не любила смазливых мужиков, которые заняты только собой и своей карьерой.
        — А ты злая!  — покачал головой Меньшиков.  — А ведь, я думал, ты любила меня. И часто вспоминал тебя. Я ведь приезжал в Белогорск. И вахтерша сказала, что ты ушла с фабрики, и поступила в школу милиции. Уехала в Саратов. Тогда я готов был все бросить, и забрать тебя…
        — В Забайкалье?  — рассмеялась Надежда.  — Сейчас-то зачем врешь? У тебя было теплое место в Москве, влиятельный тесть, жена-красавица… И вдруг решил все бросить ради жалкой деревенской девчонки вроде меня? Врешь ты все! Только не знаю, зачем?
        — Я тоже так подумал, зачем? Жена-милиционер! Этого мне не хватало!
        — И ты приехал в Саратов, чтобы сказать мне об этом? Что только жены-милиционера тебе не хватало? Почти пять лет прошло, и ты приехал, чтобы сообщить мне эту гадость? Долго же ты собирался!
        — Но ты можешь понять, что я тебя помнил все пять лет, что мы не виделись. Не понимал, что происходит, но помнил, пытался узнать, где ты, что с тобой…
        — Евгений Федорович,  — строго сказала Надежда,  — давайте раз и навсегда забудем то, что было. Я вам поводов не давала заподозрить меня в глубочайшей любви! Выйти за вас замуж не стремилась, и встреч не искала. И не стоит оправдываться, вы ни в чем не виноваты. Я вас не осуждаю. Мне абсолютно безразлично, были ли у вас какие-то чувства ко мне, или вы их выдумали. Правда, одного не пойму, по какой причине? Хотите расположить к себе, рассиропить, заставить пускать слюни по поводу несостоявшейся любви? Не получится! Ностальгия и прочие ахи не по моему адресу. Обратите свои вздохи на мать Андрея. Она этого больше достойна, чем ваша голубоглазая телка!
        — Вера умерла шесть лет назад! Мы с ней дружили еще до того, как я познакомился с Аллой… и с тобой.  — Евгений отвернулся, и, заложив руки в карманы брюк, отошел от стола. Некоторое время он стоял молча, разглядывая сквозь решетку беседки озеро. Луна окончательно взошла над горизонтом, наполнив мир призрачными тенями. Над озером стлался низкий туман, лунная дорожка на воде едва просматривалась. Стало еще прохладнее, и Надежду не согревал даже свитер.
        Тогда она взяла в руки стакан, взболтнула содержимое, и залпом выпила.
        — Все!  — сказала она резко.  — Пошли! Я замерзла! И не против забыть этот разговор! Думаю, не стоит сообщать Андрею, что мы были когда-то знакомы. Это к делу не относится, и вызовет только нежелательные расспросы. У тебя — своя жизнь, у меня — своя, и не стоит смешивать одно с другим.
        — Господи! Какая ж ты была красивая в этой отвратительной форме!  — Неожиданно сказал Евгений.  — Я поначалу тебя не узнал… Я терпеть не могу милицейскую форму, но как здорово ты в ней смотрелась!  — Он резко повернулся и в два шага оказался около стола. Налил себе водки и тоже залпом выпил. Затем опустился на диванчик и обхватил голову руками. И, раскачиваясь из стороны в сторону, замычал, как от зубной боли.  — Ну, зачем ты появилась? Уезжай!
        — Ты пьян!  — сказала Надежда и, взяв полупустую бутылку, запустила ее в открытую дверь беседки.  — Хватит! Давай возвращаться!
        — А ты и вправду зверь!  — Меньшиков прекратил раскачиваться, отнял руки от лица и посмотрел на Надежду. Белки глаз казались особенно яркими на темном от загара лице. Евгений Меньшиков до сих пор оставался классным, сильным, красивым мужиком. Андрею еще расти и расти до своего отца. Хоть и вымахал ростом под притолоку, но шириной плеч пока не дотягивает, и выправкой, и статью особой, которая выдает бывалого вояку. Сразу понятно, что Меньшиков-старший не привык кланяться пулям, и тем более ползать на коленях перед женщиной…
        И от этого у нее пересохло в горле. И более всего ей хотелось немедленно броситься, к нему, обхватить за шею, прижаться к теплой, колючей щеке. Надежда сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. И судорожно перевела дыхание. Нет, ни в коем случае она не должна показать ему, как жалеет, что у них не сладилось, не слюбилось… И в первую очередь, не по ее вине!
        — Такая нежная, добрая девочка! И вдруг милиция! Что она из тебя сделала?  — Меньшиков горестно вздохнул и пожал плечами.  — Удивляюсь, как только Карасев к тебе подход нашел? Я ведь видел, тогда в Саратове, какая ты гордая появилась, недоступная… По-человечески поговорить не захотела…
        — Женя, брось!  — Неожиданно мягко сказала она.  — С чего тебя повело? Оба мы были молодыми и глупыми. Давай забудем! У тебя сын, у меня дочь. Нам надо жить ради них.
        — А если я хочу и для себя пожить? Что я видел в этой жизни?  — Евгений скрипнул зубами и выругался.  — Смотри!  — Он распахнул куртку, задрал рубаху на животе и ткнул пальцем в крестообразный шрам.  — Почему думаешь, я из армии ушел? Все прекрасно складывалось, пока на Балканах меня не подстрелили. Среди бела дня, из толпы албанцев, и все потому, что мы уговаривали их не изгаляться над сербами. Жахнули из обреза. Теперь у меня кишки на треть короче. Скажи, кому я был нужен? Алла меня еще в девяносто пятом бросила. Нашла себе англичанина, теперь где-то на краю света в какой-то Мамбии вместе с ним в госпитале работает… Тоже любовь! То воду из-под крана боялась пить, теперь вонючему ручью рада.
        — А ты откуда знаешь?
        — А,  — Меньшиков махнул рукой,  — друг мой в Мамбии этой в посольстве служил, рассказывал…
        — Нет такого государства Мамбия!
        — Да и хрен с ним, что нет. У меня и жены нет!
        — А Татьяна?
        — Танька?  — Евгений захохотал.  — Танька — жена?
        — Что ж тогда по балконам к ней лез, чуть не сорвался? Жить надоело? Не терпелось посмотреть, как она с любовником кувыркается? Или опыта набирался?
        — Ты еще и сука!  — печально сказал Меньшиков.  — Не зря тебя Карасев бросил! Две суки в одной конуре не уживутся!
        — Ты осторожнее!  — Надежда не на шутку разозлилась.  — Кто кого бросил, это наши с ним дела. А ты разберись поначалу со своей телкой, а потом ко мне клинья подбивай!
        — Я? Клинья?  — Меньшиков вскочил на ноги.  — Кому ты нужна. А тебя, видно, сильно заусило, когда Таньку увидела? Что ж ты так неделикатно ее? Мордой в заливное! Сердечко взыграло? Заревновала?
        — Дурак ты, Меньшиков,  — сказала устало Надежда.  — Мне абсолютно на тебя наплевать! Ты мне неинтересен! Танька твоя меня не волнует. Только точно знаю, твои рога скоро сквозь дверь не пройдут. Таким девкам каждый день и по три раза требуется, и ты уверен, что с ее запросами справляешься? Зуб даю, не уверен, иначе не по балконам скакал бы, а за сыном приглядывал.
        — Дался тебе этот балкон,  — Меньшиков вдруг расхохотался.  — Андрей паразит рассказал. Во, дает! Отца не за понюшку табака заложил!
        — Все!  — Надежда вышла из-за стола и направилась к выходу из беседки. На пороге остановилась.  — Так ты идешь, или останешься раны зализывать?
        — Иду!  — мрачно отозвался Меньшиков.  — Зачем бутылку выбросила?
        — Терпеть не могу пьяных,  — весело ответила Надежда.  — Встанешь утром свеженький, как огурчик, меня же будешь благодарить.
        — Спасибо, что в вытрезвитель не сдала,  — Меньшиков вновь поддержал ее под руку, когда они спускались с крылечка беседки.
        Надежда не ответила. Голова ее была занята другим. Все рухнуло в одночасье. Она сама выслала свой путь трупами. Уничтожила любовь, веру, надежду! Поставила крест на себе самой, потому что знала, ей не суждено больше влюбиться ни в какого другого мужчину. Слишком много сил, эмоций, нерастраченных чувств отдано человеку, который оказался этого недостоин. Так всегда бывает, когда усердно строишь и сам же разрушаешь воздушные замки, забывая, что не так уж много нам отмерено на этой земле.
        И как легко, оказывается, избавиться от иллюзий! Хватает одной фразы, порой даже слова, чтобы пелена с глаз упала, явив свету совсем не то, что ты жаждал увидеть. И от этого еще больнее, еще горше! Разочарование гораздо страшнее, чем предательство, воровство или обман. Все это можно простить, всему отыскать объяснение. Но разочаровавшуюся женщину трудно заставить поверить в искренность чувств и благородство помыслов. И равнодушие приходит к нам как раз через разочарование.
        — Надя!  — Евгений внезапно остановился и, схватив ее за руки, развернул к себе лицом.  — Что мы делаем, Надя? Нельзя же так! Это подарок судьбы и невозможно так бездарно им распоряжаться! У меня совсем крыша поехала!  — Он перехватил ее за талию и прижал к себе.
        Надежда почувствовала горячие губы на своей щеке.
        — Надюха,  — шептал он, лихорадочно целуя ее в нос, в щеки, а руки уже проникли под свитер, скользнули к груди…
        И тогда Надежда извернулась, и с силой оттолкнула Меньшикова от себя.
        — Проваливай!  — закричала она, забыв о том, что звуки по воде разносятся очень далеко.  — Прекрати меня лапать! Еще раз сунешься, голову оторву.  — Она стянула с себя свитер и бросила его Меньшикову.  — Забирай свое тряпье. Как-нибудь обойдусь!
        Он не ответил. Лишь скомкал свитер и отшвырнул его в сторону. И, не оглядываясь, пошел по дорожке. Надежда выждала некоторое время, и направилась следом. Шла она медленно, и вскоре спина Евгения скрылась среди деревьев. Похоже, он пошел напролом, без дороги. Но одной в лесу было совсем не страшно, потому что небо заметно посерело, а на востоке робко пока проклюнулась заря…


        Глава 10
        Меньшиков дожидался ее возле ворот.
        — Без пропуска тебя не пропустят,  — сказал он хмуро.  — Охрана еще не знает тебя в лицо.
        — Спасибо за заботу,  — ответила она, отметив для себя, что выглядит он неважно. «Ничего, голубчик! Это тебе за мои слезы!  — подумала она мстительно.  — И за напрасные надежды».
        Они поднялись на крыльцо. Евгений открыл дверь своим ключом, потому что ключа у нее тоже не было, и на прощание буркнул:
        — Спокойной ночи!
        — Приятного сна!  — ответила она, и стала подниматься по лестницы на второй этаж. Евгений остался внизу и направился в столовую. Уже на пороге крикнул:
        — Пожевать хочешь?
        — Нет, я спать хочу!
        В несколько прыжков он догнал ее на лестнице, схватил за руку, заглянул в глаза.
        — Постой, я не хочу, чтобы ты злилась на меня.
        — Я не злюсь! Но не стоило вспоминать о том, что случилось сто лет назад.
        — Мне не надо было тебя узнавать? Но я в такие игры не играю. Плохо это или хорошо, но я не мог не признаться, что помню тебя. Не слишком удачно получилось…
        — Не слишком удачно!  — согласилась она.  — Но не стоит афишировать, что мы были когда-то знакомы. По сути прошло столько лет, и неважно знали ли мы друг друга раньше, или познакомились только вчера… Какое это имеет значение?
        — Никакого! Думаю, так будет легче. Всего две недели… Андрей сказал, что тебе отдадут новый коттедж. Его строили для одного из наших директоров, но он… — Меньшиков махнул рукой.  — Словом, слинял он от нас! Я хотел туда переехать, но Андрей предложил свой старый коттедж…
        — Так переезжай, мне никаких коттеджей не надо! Ни старых, ни новых!
        — А жить где будешь?
        — Я с Андреем улажу! Мне одной комнаты хватит!
        — Нет, на это он не пойдет! Если он что-то вбил в голову…
        — Извини, но это мне решать. И, честно сказать, к коттеджам я не привыкла. Но ведь у тебя квартира в городе, в чем проблема? Обязательно жить за городом?
        — Да! Все Танька! Андрею нужно, чтобы я всегда был под рукой. А ее в городе одну не оставишь, обязательно во что-нибудь вляпается! С трудом уговорил у Андрея пожить, пока коттедж не сдадут. Даже не знаю, как сказать, что нас в другом поселят.
        — Что за глупости!  — поразилась Надежда.  — Создаете проблемы на пустом месте.
        Меньшиков вздохнул.
        — Это для тебя проблемы, а для меня проблемищи. Мне завтра за Танькой с утра придется ехать, как я скажу, что нас в старый коттедж переселяют. Танька его терпеть не может. Там человека убили.
        — Как это убили?  — опешила Надежда.  — Кого убили?
        — Да сторожа! Метили в Андрея, караулили его. А этот придурок его свитер надел, вышел на крыльцо… Ну, и хлопнули его из винтовочки. Но это я так думаю, а милиция… Что милиция! Так ничего не нашли. Говорят, этот сторож по чужим документам жил, потому-то и сторожем устроился, чтобы нигде не светится… Оказывается, он в Казани такие дела вершил! Вот, дескать, и хлопнули его подельнички. То ли не поделили что, то ли отомстили.
        — Ну и дела!  — Надежда опустилась на ступеньку.  — Чем дальше в лес, тем больше браконьеров. А ты о своих подозрениях милиции сообщил?
        — Зачем?  — удивился Евгений.  — Подозрения подозрениями, а факты где? Фактов у меня не было! Думали на кое-кого, да только вскоре он вместе с машиной взорвался.
        — Конкурент?
        — Нет, бандюган. Мы под его крышу не пошли, наезжал, стращал…
        — Ну и дела!  — Надежда снизу вверх посмотрела на Меньшикова.  — Что ж тогда заливаете, столько лет жили спокойно, никого не трогали… Стечкин с Деренталем, как снег на голову свалились!
        — С тех пор как эта тварь на воздух взлетела, никто не трогал. Но то криминальные разборки, а здесь законом прикрываются. С бандитами проще, они силу понимают, а с этими что делать? На одну доску с ними становиться?
        — Давай завтра поговорим конкретно. Хорошо?  — она поднялась на ноги и положила руку ему на плечо.  — Прости меня! Честно сказать, я рада, что мы встретились. А на озере накатило, прости.
        — И ты меня прости!  — Евгений накрыл ее ладонь своею, и сжал пальцы.  — И я не сдержался. Я ведь соврал, сначала я тебя не узнал. Вы с Андреем разговаривали, а я с порога наблюдал за вами. Думал, надо же, где Андрей такую красивую бабу откопал. А потом, когда Андрюха тебя представил, у меня словно глаза открылись. Ты совсем другая стала. И взгляд изменился, и все… Ты сейчас гораздо красивее, Надя! Какой-то шарм особый… Я не могу это объяснить…
        — Ладно тебе! Встретились, так встретились!  — Надежда улыбнулась и убрала руку с его плеча.  — Спать хочу. Глаза уже слипаются.
        — Ты не обижайся, что к тебе полез. Злость меня накрыла! Я ведь помню, как ты на меня смотрела… Тогда на танцплощадке. Из-за подружки выглядывала… А потом раз пригласил, другой…
        — А я все отказывалась, отказывалась, потому что до этого ни с одним парнем не танцевала.
        — Теперь-то танцуешь?
        — Танцую, после твоего отъезда специально в студию бального танца записалась.  — Она засмеялась.  — Думала, покажу, на что способна, когда снова в отпуск приедешь.
        — Надя, прости, что не сложилось! Прости!  — Евгений обнял ее за плечи и прижался лицом к ее груди.  — Так паскудно сейчас! Я ведь в тебя тогда по-настоящему влюбился. Но Алка… В ноябре должна была состоятся наша свадьба… Квартира, машина, престижное распределение. Каюсь, сломался я. Подумал, ну что я с этой девочкой помимо горячей любви буду иметь? Всю жизнь по гарнизонам, общежитиям, хрущобам. В этих хрущобах вся любовь и заканчивалась.
        — А как же мать Андрея? Ты ведь ее тоже бросил?
        — Там другое!  — Евгений отстранился.  — Она славная была, но одна нога короче другой. Никто ее замуж не брал, а ребенка очень хотела родить. Вот получилось… — Евгений виновато посмотрел на Надежду.  — Она никогда ни на что не претендовала. И я им, чем мог, помогал. Алла даже предлагала Андрюшку к себе забрать, когда Вера слегла. Саркома у нее была, страшное дело. Андрюшка тогда в техникуме учился. Его потому и в армию не взяли, что мать болела. Но он на меня не в обиде… Я это точно знаю. Когда меня ранили, он в госпиталь ко мне приехал. «Выкарабкивайся!  — сказал.  — А после ко мне переедешь!»
        — Твоя жена знала, что у тебя есть сын?
        — Знала, я этого не скрывал. Своих же не было. Поначалу она не хотела, то кандидатская, то докторская, то один конгресс, то другой. А когда захотела, какие-то проблемы по-женски обнаружились, операцию сделали. Она страшно переживала, потом своего англичанина встретила, и успокоилась. Вот такие дела. Всю свою жизнь за полчаса пересказал.
        — Но у тебя есть Андрей, Татьяна…
        — Татьяна?  — Меньшиков с горечью посмотрел на нее.  — Лучше ничего нет, так Татьяна!
        — Чем она тебе плоха? Молода, красива, энергична…
        — Ее бы энергию да жернова крутить, сколько бы муки намолола! Война у них с Андрюхой. Он ее на дух не выносит, а она ему тем же отвечает. Сама видела, как они за ужином сцепились…
        — Все, я поняла. Давай прощаться, а то не выспимся.
        — Давай!  — согласился Евгений и побежал вниз по лестницы, на нижней ступеньке остановился, обернулся и коротко бросил: — Только я вряд ли усну.  — И скрылся в столовой.
        А Надежда проводила его взглядом и поднялась по лестнице в свою спальню.

        Проснулась она от звонка будильника. Не от того мелодичного, лет пять выводившего в ее спальне: «У моря, у синего моря, со мною, ты рядом со мною», а от резкого, пронзительного, требовательного, и потому гнусного, советских еще времен звона.
        Но «море» как раз и не настраивало на рабочий лад, поэтому она и устанавливала будильник на десять минут раньше запланированного подъема, чтобы немного поваляться в постели, продлевая то сладкое состояние полусна-полуяви, когда думается только о хорошем. Возможно, в такие моменты наши мозговые клетки очищаются от скопившегося в них негатива… Впрочем, Надежда не слишком об этом задумывалась. Она знала, если проснуться мгновенно (а это случалось гораздо чаще, обычно глубокой ночью, когда выезд на место преступление для начальника угрозыска был обязателен), то весь день будешь чувствовать себя разбитой и станешь даже без повода бросаться на подчиненных. Правда, поводов всегда хватало, и все-таки эти десять минут бесцельного валяния в постели настраивали на благодушный лад, и утренние оперативные совещания проходили тогда без особых эксцессов.
        Спать хотелось немилосердно, поэтому этот звонок пробудил в ней все ее худшие качества. «К чертовой матери!»,  — пробурчала она, сердито дрыгнув ногой, и натянула одеяло на голову. Никакие силы не смогут поднять ее с кровати! Ни за что!
        Но все-таки она проснулась, и характерный звук завода, скрежещущий и не менее омерзительный, чем тот, который издает стекло, если провести по нему куском поролона, заставил Надежду еще глубже зарыться в подушку. Но тут же раздался новый звонок, прямо над ее ухом, а чья-то рука потянула с нее одеяло.
        — Что за идиотство!  — Надежда вынырнула из-под подушки и быстро села. И как она забыла про этого негодяя?
        Андрей стоял рядом с кроватью и откровенно забавлялся. Рот растянут до ушей, глаза прямо сияют от восторга.
        — Чего веселимся?  — она окинула его хмурым взглядом. Раньше даже любимый кот Самурай понимал, что в такие моменты под руку хозяйке лучше не попадаться. Но Андрей вряд ли догадывался о заработанном собственными боками опыте Самурая. Вернее, он и вовсе плевал на какие-то правила, тем более правила приличия. О чем Надежда не преминула поинтересоваться:
        — Как ты думаешь, это прилично врываться без предупреждения в комнату едва знакомой женщины?
        — А как тебя можно было разбудить?  — поразился Андрей.  — Десять уже. Завтракать давно пора, а ты все дрыхнешь. Скажи спасибо, что сегодня решил вас побаловать. На работу отправимся после обеда.. Так бы вообще в шесть поднял.
        — Вот он проклятый капитализм, во всей красе!  — Пробурчала Надежда. Она подогнула ноги в коленях и натянула одеяло до подбородка.  — С восходом солнца на хлопковые плантации.
        — Не-ет! Загибаешь! Хлопковые плантации — это уже непосильный труд и рабство! Но спать, когда за окном столько солнца!  — Андрей подошел к окну и распахнул сначала тяжелые шторы, а затем потянул на себя оконную створку.  — Стыдно валяться в постели, когда лето на дворе. Да еще какое лето!
        Пылинки весело плясали в длинном солнечном луче, который протянулся от окна к ножкам ее кровати. За окном щебетали птицы, в комнату натянуло запахи свежескошенной травы, тополиной листвы и мокрого газона. Надежда зажмурилась, подняла руки вверх и потянулась. Длинные рукава ночной рубашки скользнули вниз, обнажив руки до локтей.
        — Фу-у!  — разочарованно произнес Андрей.  — В какой гадости ты спишь? Что это за балахон, недостойный красивой женщины?
        — Нормальная фланелевая рубаха! Мягкая и теплая!
        Надежда спустила ноги с кровати и многозначительно посмотрела на Андрея. Но это не произвело на него никакого впечатления.
        — Ноги у тебя красивые!  — голос его звучал одобрительно.  — Я когда вошел, они у тебя из-под одеяла торчали! А вот в рубахе ты точно мать Тереза! Чепец бы еще нацепила.
        — Надо будет, нацеплю,  — огрызнулась Надежда и приказала: — Брысь отсюда! Дай переодеться.
        — Я отвернусь!  — Андрей отошел к окну.  — Быстро переодевайся, мне с тобой надо поговорить.
        — Мне тоже нужно поговорить, но сначала я хочу принять душ.
        — Как вы, женщины, любите в воде плескаться,  — буркнул Андрей.  — Впрочем, можешь спуститься в бассейн. Там сейчас никого нет.
        — У тебя есть бассейн?  — Надежда остановилась на пороге ванной.  — Что ж ты молчал?
        — Какой же олигарх без бассейна!  — самодовольно поведал «олигарх».  — У меня и зимний сад есть, и оранжерея.
        — Это обнадеживает! Я начинаю догадываться, что ты очень умело задурил мне мозги,  — отозвалась Надежда, включая воду.
        — Чем я их тебе задурил?  — Андрей уже стоял за дверью и силился перекричать звук льющейся воды.
        — Выйду, популярно объясню. Только не жди меня под дверью, уйди, ради Бога. Можно мне полчаса обойтись без надзирателя?  — проорала она, не слишком надеясь, что Андрей разобрал все слова. Впрочем, с него станется заявить, что он не разобрал ни единого.
        Но он что-то буркнул и, кажется, отошел от двери. И все же она с опаской выглянула из ванной прежде, чем покинуть ее пределы. Андрея в комнате не наблюдалось. И она с облегчением прошлепала по полу босыми ногами к платяному шкафу.
        — Ты помылась?  — штора отодвинулась, и Андрей выглянул из-за нее. Боже, она и не знала, что в комнате есть балкон!
        — Тупица!  — закричала она истошно, прикрываясь полотенцем.  — Сгинь отсюда! Кому я сказала! Проваливай!
        — Да ладно! Чего там!  — он, кажется, впервые сконфузился и снова исчез за шторой.  — Я на тебя не смотрел!
        — Что ты за бестолочь!  — кипятилась Надежда, спешно натягивая на себя белье, джинсы и свежую футболку.  — Ворвался без спросу в комнату, разбудил, чуть в ванну не заперся! Теперь нате вам, пялится, когда я переодеваюсь! Пацан! Абсолютно дикий невоспитанный пацан. Тебя в твоих Канадах и Финляндиях не учили разве хорошим манерам? Что за хамство!
        Наконец, она полностью оделась и обулась. Теперь она чувствовала себя более защищенной, и поэтому скомандовала:
        — Вылезай!
        — В Канадах и Финляндиях меня учили, как бизнес развивать, а не манерам, но ты прости!  — Андрей тотчас возник на пороге балкона. Сейчас он смотрел виновато.  — Я как-то не очень привык с женщинами общаться.
        Теперь пришел черед Надежды застыть с открытым ртом.
        — Что ты имеешь в виду?
        Андрей, кажется, понял, что сказал, потому что засмеялся:
        — Да нет, с этим у меня в порядке. Недавно жениться хотел, но не получилось.
        — Почему?
        Он пожал плечами.
        — Не ту выбрал… Но это к делу не относится. Пройденный этап.  — И без перехода.  — Ты, кажется, на велосипеде хотела прокатиться?
        — Я выспаться хотела,  — вздохнула Надежда.
        — А кто тебе мешал?  — удивился Андрей.  — До утра прогуляла, а теперь жалуешься.
        — Отец доложил?
        — Не-а, не доложил. Слышал, как вы на лестнице любезничали.
        — Ты еще и подслушиваешь?
        — Так получилось, голоса среди ночи услышал, вышел из комнаты, а вы на лестнице. Я сразу ушел.
        — Не удивлюсь, что ты неслучайно вышел. Нет, Андрей, кажется, я зря согласилась. Что это за слежка?  — Надежда почувствовала, как снова закипает.  — Из деликатности мог бы промолчать. Мы с Евгением Федоровичем не дети, и наше дело, когда мы ложимся спать. Следи, если требуется за отцом, а за мной не надо. Я эти игры не люблю, и не хочу, чтобы со мной играли.
        — А я люблю, чтобы все по-честному. Я ведь мог промолчать, но я ведь не промолчал? И мне все равно, чем вы на лестнице занимались!
        — Андрей! Всему есть предел! Не хватало, чтобы меня в шашнях с твоим отцом уличали! Все, я уезжаю! Мне надоело!  — она схватила дорожную сумку и принялась заталкивать в нее вещи.  — Так дела не делаются? Ты каждое утро будешь врываться в мою спальню? Ты кого здесь собирался обнаружить? Батю своего драгоценного? Что за свинство!
        — Прости!  — Андрей подошел к ней и потянул сумку на себя.
        Но Надежда держала крепко и рванула сумку на себя.
        — Отпусти!  — крикнула она.  — Отдай сумку!  — когда поняла, что он не собирается выпускать ее из своих рук.
        — Уймись!  — сказал он тихо.  — И прости! Час назад привезли для тебя велосипед, и я хотел тебя обрадовать.
        — Велосипед?  — Надежда села на кровать.  — Ты добрая фея, которая исполняет желания бедных девочек?
        — Ну, вроде того,  — Андрей почесал в затылке.  — Первый опыт оказался неудачным.
        — Нет, конечно, ты меня обрадовал, но как бы тебе сказать… — она мгновение помолчала,  — поступаешь ты, мягко говоря, нетрадиционно. И от этого слегка крыша едет. В следующий раз, когда захочешь кого-то порадовать, не врывайся к нему в спальню или в ванну. Люди тебя не поймут.
        — Я совсем не хотел тебя обидеть!
        — Ладно, проехали! Я тоже погорячилась!  — Надежда поставила сумку и поднялась с кровати.  — Веди, показывай свой велосипед.
        — Он тебе понравится,  — совсем по-мальчишески обрадовался Андрей.  — Он на улице. Я велел осмотреть его, освободить от смазки. Хоть сейчас садись и катайся. После обеда я отвезу тебя в офис, надо обсудить кое-какие проблемы со Станиславом. Только позавтракаем, отец уже дожидается в столовой, а потом бери велосипед, и — айда!
        — Так он не поехал за Татьяной?
        — Собирался, а потом что-то раздумал. Я его спросил, а он говорит: «Не твое дело!». Я в их дела стараюсь не лезть, только если уж паленым запахнет.  — И покосился на Надежду.  — Как батя тебе? Показался?
        — Нормально показался!
        — Терпеть не могу это слово! Что значит нормально? Нормально — хорошо, или нормально — плохо?
        — Нормально значит, что он нормальный человек, и хорошего в нем, наверно, больше, чем плохого. Мы славно с ним поболтали.
        — Сегодня утром он сказал, чтобы я к тебе бережнее относился, с чего бы?
        — Я его об этом не просила,  — Надежда строго посмотрела на своего работодателя.  — Учти, я не привыкла к допросам и хождениям вокруг да около. Хочешь спросить о чем-то конкретно, спрашивай!
        — Я и спросил: «С чего бы?».
        — А этот вопрос не ко мне. Я же хочу спросить тебя о коттедже. Какая в том необходимость, чтобы селить меня в отдельном доме? Мне достаточно номера в гостинице или такой комнаты, как эта. Две недели не слишком большой срок, чтобы обращать внимание на какие-то неудобства. Я человек непривередливый.
        — Дело не в этом. Чтобы хорошо работать, надо хорошо отдыхать. Мне хотелось, чтобы тебе никто не мешал, когда ты вернешься домой. В моем доме тебе покоя не будет, видишь, какие у меня заскоки! А там тихо, спокойно, озеро рядом.
        — Но в этом доме должен был поселиться твой отец! Я — одна, могу, если настаиваешь, пожить в твоем бывшем коттедже. Чем он хуже?
        — Ничем не хуже! Но он стоит на краю поселка, за ним сразу лес, а за лесом — воинская часть. Железнодорожники. А там нравы вольные. Мои орлы уже не раз ловили их на территории поселка.
        — Это — единственное, чего ты боишься? Что они залезут в дом и перепугают меня до смерти?
        — Залезть они не залезут, я об этом позабочусь,  — с явной неохотой произнес Андрей.  — Я не хотел тебе говорить, но тебе рано или поздно расскажут…
        — Что в доме убили сторожа?  — перебила его Надежда.  — Как видишь, уже рассказали. И у меня невроз не развился по этому поводу. К тому же я хотела бы узнать кое-какие детали. В частности, твое мнение, по какой причине его пристрелили?
        — Опять батя постарался?  — хмуро поинтересовался Андрей.
        — Неважно! Но если ты хочешь, чтобы я тебе помогла, ты должен мне рассказать и про этот случай тоже!
        — Разумеется! Я и не хотел этого скрывать. Просто до этого не дошло дело. Но я все-таки не хочу, чтобы ты жила в том доме.
        — А отец, значит, должен.
        — Должен!  — сказал, как отрезал, Андрей.  — Пока не разбежится со своей девахой, он будет жить в том доме, а ты — в новом! И давай, не спорь!
        Он улыбнулся и обнял ее за плечи.
        — Ох, Надежда Дмитриевна! Надежда Дмитриевна! Если твоя дочь хоть наполовину такая красивая!  — И поинтересовался.  — Парень у нее есть?
        — Андрюша! Пустой разговор затеваешь! Зачем тебе моя Женька? Уверена, вокруг тебя «мисски» стаями кружат, стадами бродят! Девицы представительского класса. А Женя у меня девочка строгих правил, она подобных мальчиков-мажоров на дух не переносит.
        — Я не мажор, и не мальчик. Мне тридцать скоро! И если б я только и делал, что прикалывался, то не владел бы самой стабильной и крупной в России лесопромышленной компаний. Я понимаю, хочешь оградить свою девочку от разнузданного повесы? Не бойся. Просто, какой я мужик, если не интересуюсь женщинами.
        — Ладно, мужик,  — Надежда шлепнула его по спине,  — не обижайся! Веди, показывай свой велосипед.
        — Сначала завтрак!
        — Нет, велосипед, а потом — завтрак!  — И Надежда, не оглядываясь, вышла из комнаты. Знала, что Андрей двинется следом. И не ошиблась.


        Глава 11
        — Ну, и где твой велосипед?  — спросила Надежда, спускаясь с крыльца.
        — Вот он! Красавец!  — Андрей забежал вперед и подвел к ней сверкающий краской и никелем велосипед.  — Немецкий. Последней модели. Зверь на ходу. Прогулочный, видишь, шины шире, чем у спортивного. И сидение удобное.
        — Спасибо! Красный, как пожарная машина. Но мне нравится!  — Надежда придирчиво оглядела велосипед.  — Надеюсь, не свалюсь на первой кочке!
        — А ты умеешь кататься?  — подозрительно посмотрел на нее Андрей.  — Попробуй-ка сделать кружок по двору.
        — Умею, умею!  — Надежда положила руки на руль и снизу вверх посмотрела на Андрея.  — Экзамены сдавать не собираюсь. И учти, умение кататься на велосипеде остается у человека на всю жизнь, как и умение плавать!
        — Спасибо за политбеседу, но я должен быть уверен, что через час тебя не принесут с пробитой головой. А то батю пригласить, чтобы тебя сопровождал? У него тоже велосипед имеется, советский еще.
        — Нет,  — поспешила отказаться Надежда,  — я уж как-нибудь сама…

        Завтракали они втроем. Окинув взглядом стол, Надежда заметила:
        — Слава Богу, Андрей, что ты не нанял меня посудомойкой. Я бы одурела каждый день столько посуды мыть. Хотя это даже лучший вариант: в тепле, всегда поесть найдется…
        — Но, но! Что за упаднические настроения?  — Андрей постучал ножом по тарелке.  — В нашем полку утро начинается бодрым смехом. Меланхоликов и пессимистов отправляем двор мести!
        Меньшиков-старший сосредоточенно работал ножом и вилкой, и участия в их разговоре не принимал. Лицо его было безучастно. Надежда украдкой бросила на него взгляд. Кажется, он плохо спал ночью. Под глазами мешки, и вообще выглядит, как с тяжелого похмелья. Вполне вероятно, приложился к бутылке, после того, как они расстались. Хотя по аппетиту это не скажешь, правда, выпил, чуть ли ни литр томатного сока…
        Она тоже обошлась чашкой кофе и маленькой булочкой. Но все-таки Евгений ее обогнал, первым поднялся из-за стола, вытер рот салфеткой и коротко бросил Андрею.
        — Я в город! Скоро буду!
        — Смотри, не опаздывай,  — предупредил его Андрей,  — в час мы с Надеждой едем в офис.
        — Не опоздаю,  — буркнул Меньшиков и вышел из комнаты.
        — Кажется, не в настроении,  — сказала Надежда, чтобы что-нибудь сказать.
        — Это его проблемы,  — отозвался Андрей.  — Сам их создает, сам пусть и расхлебывает.  — И спросил: — Наелась?
        — Наелась. Очень вкусно,  — она опять окинула взглядом стол,  — и обильно! Я к такому не привыкла.
        — Я понял,  — улыбнулся Андрей.  — Кофе и булочка… Фигуру бережешь?
        — Берегу!  — Надежда поднялась из-за стола.  — В каком направлении советуешь прокатиться?
        — Налево и по дороге. Она огибает озеро, там есть, где можно отлично поплавать.
        — А это идея! Сейчас захвачу полотенце и купальник.
        — Только не заплывай далеко, в некоторых местах бьют холодные ключи, сведет судорогой ноги, не выплывешь.
        — Спасибо!  — Надежда остановилась на пороге.  — Не хочешь составить мне компанию?
        — Увы!  — Андрей развел руками.  — Нужно сделать несколько звонков, и разобраться с бумагами. В офис надо приехать во всеоружии. А ты что боишься кататься одна по лесу?
        — Нет, конечно! Просто мы могли бы поговорить о делах.
        — Ладно! Ладно! Иди уже! О делах поговорим по дороге в город и в офисе. Набирайся сил перед долгим трудовым днем, а вечером поужинаем в ресторане. Да,  — спохватился он,  — захвати на всякий случай мой сотовый,  — и он подал ей трубку, лежавшую рядом с ним.  — У меня другой есть. В меню мой номер под ником «серенада». Если что, звони мне на трубу.
        Надежда взяла телефон и затолкала его в карман куртки.

        Ей хватило четверти часа, чтобы переодеться в шорты и майку. Прихватила она купальник и полотенце, а еще панамку и очки от солнца. Если получится, она и впрямь искупается, а после чуть-чуть позагорает, в Путиловске с этим неважно. Река Путиловка загажена отходами многочисленных, расположенных по ее берегам заводов, а пляжа, как такового вообще нет: узкая полоска берега, и песка там меньше, чем бутылочных осколков, использованных презервативов и пивных пробок.
        К своему удивлению, она достаточно хорошо держалась в седле велосипеда. И сама машина была просто замечательная, покорно слушалась руля, с тормозами тоже все было в порядке.
        Шины мягко шуршали по широкой грунтовой дороге, легко форсировали мелкие лужицы. Воздух еще не утратил утренней свежести, и Надежда полной грудью вдыхала его, густой, круто замешанный на ароматах июля, как говорят, верхушки лета. Дорога вилась между высоченных сосен и густого подлеска. Терпко пахло смолой и муравьиным спиртом. Недалеко у дороги Надежда заметила большой муравейник, чуть дальше — второй. Оба муравейника были заботливо огорожены невысоким заборчиком из хвороста. У Надежды потеплело на душе. Приятно вдруг отыскать свидетельство того, что хомо сапиенс не только гадит себе под ноги, но иногда проявляет свои лучшие качества.
        Справа замелькало озеро. С этой стороны лес стал ниже, сосны исчезли, и им на смену пришли березы и ракиты. А чуть дальше виднелись сплошные заросли камыша, сквозь них проглядывали оконца воды, виднелись черные обломки стволов. Подходы к озеру были сильно заболочены. Надежда остановилась, оперлась ногой о землю и оглядела из-под ладони горизонт. Где здесь обещанные Андрюшей пляжи? Правда, она знала о существовании одного, но, во-первых, не хотелось возвращаться, во-вторых, непременно бы вспомнились некоторые обстоятельства встречи с Евгением, а она и так по этой причине долго не могла заснуть.
        Надежда посмотрела на часы. Что ж, в запасе еще с часок времени. И если на обратном пути приналечь на педали, то можно проехать еще с пару километров. Она поймала себя на мысли, что когда-то уже бывала в этих местах, и Андрея тоже знает тысячу лет. И совсем неплохо, что она согласилась поработать на него пару недель, тем более, если трудовые будни будут перемежаться такими чудесными велосипедными прогулками. Неважно, утром или вечером. Главное, что они будут. И этот лес, и это озеро тоже будут, и никуда не денутся, если она решится уехать.
        Правда, у нее останется всего неделя, чтобы съездить в Прохоровку на родные могилы, иначе она опоздает, и Женька приедет в отпуск без нее. То-то она удивится, не застав мать дома. А ведь они собирались съездить на Селигер. Об этой поездке они мечтали два года, а еще хотели побывать в Ярославле, Угличе и Суздали… И тут только Надежда сообразила, что не позвонила дочери и не сообщила об изменениях в своей судьбе. Надо будет узнать у Андрея, как это лучше сделать: из офиса или из дома.
        Дорога скользнула вниз и вывела ее к неширокой реке, через которую перекинулся деревянный мостик. Надежда остановилась, постояла, облокотившись на перила, посмотрела на медленно текущую воду, сквозь которую просматривалось дно и длинные темные водоросли. Подступы к реке заросли все теми же камышами и чахлым кустарником. Надежда опять огляделась по сторонам. Зря она переоделась в купальник. До подходящих для купания мест ей уже не добраться. Она посмотрела на часы и решила возвращаться. Возможно, Андрей что-то перепутал, и ей следовало повернуть направо, а не налево.
        Она развернулась, съехала с мостика и покатила в обратную сторону. Ладно, не повезло, но она расспросит Андрея, и завтра утром постарается найти это заветное местечко. Дорога незаметно шла под уклон, и почти не требовалось усилий, чтобы крутить педалями. Внезапно впереди показался еще один велосипедист. Он ехал навстречу и одет был так же, как Надежда, в шорты и майку без рукавов. Только на голове у него сидела бейсболка козырьком назад, а на лице — очки от солнца. Что-то в нем показалось Надежде знакомым, но это был явно не Евгений, тем более, не Андрей.
        Они поравнялись. И велосипедист внезапно притормозил. Он вытянул руку, преграждая ей дорогу.
        — Надя? Ты? Неужели?
        Он снял очки, и Надежда поняла, почему он показался ее знакомым. Расплывшись в улыбке, на нее смотрел Николай, о котором она умудрилась забыть, несмотря на его записку.
        — Вот видишь!  — Радость на его лице сменилась неподдельным восторгом.  — Я говорил, что найду! И нашел! Как чувствовал прямо. Давно не садился на велосипед, а тут словно заставило что-то отправиться на прогулку. И, смотри-ка, не зря!
        — Николай?  — она не скрывала своего удивления.  — Откуда ты взялся? Здесь? Кого-кого, но я никак не ожидала тебя увидеть!
        — Я понял!  — Николай подвел к ней свой велосипед.  — Но как ты тут оказалась! И велосипед, смотрю, приобрела. Дорогущий! Я думал, ты в Белогорске, а потом, кажется, хотела поехать в Прохоровку?
        — Хотела и хочу! Поеду, но чуть позже. А ты что здесь делаешь?
        — Я здесь живу!  — ответил Николай.  — В городке. Я, знаешь ли, работаю в лесопромышленной компании. Коммерческим директором. Сегодня последний день в отпуске. Вот, решил провести его с пользой для здоровья.
        — Ты работаешь у Зарецкого?  — Надежда чуть не потеряла дар речи.  — Почему же ты не узнал его, когда остановился поезд?
        Николай нахмурился.
        — Узнал! Только не успел тебе сказать, ты же мгновенно рванула из вагона. Что ты там заметила? Я видел, как тебя повалили, потом эти мотоциклисты… Я толком ничего не разобрал. Поезд пошел, я хотел сорвать стоп-кран, но проводница принялась орать, оттолкнула меня, пригрозила милицией. Но я твои вещи сдал в руки начальника вокзала, а в справочной оставил записку, где они находятся. Ты же не дала мне свои координаты. Ты их нашла?
        — Андрея чуть не убили,  — сказала тихо Надежда.
        — Да, да, я уже слышал об этом.  — Он хлопнул себя по лбу.  — Постой! Так это ты организовала охоту на киллеров? Ну да! Конечно! Кто же еще! С твоими талантами.  — Он окинул ее взглядом.  — Не пострадала?
        — Нет, обошлось. А вещи нашли и привезли мне охранники Андрея.
        — Ага! Андрея! Он, что же, забрал тебя с собой?
        — Как видишь! И даже работу предложил. Чиновником по особым поручениям. Вернее, референтом. Теперь это так называется?
        — Референтом? Ой, не смеши меня!  — Николай в удивлении покачал головой.  — К нему же невозможно подступиться. Крайне подозрительный и осторожный тип.
        — Ну, не знаю. Он мне предложил, я не отказалась. К тому же, всего на две недели.
        — На две недели?  — еще больше поразился Николай.  — Вообще ничего не понимаю. Какой ему прок брать тебя на две недели? Он уже сказал, чем ты будешь заниматься?
        Надежда пожала плечами.
        — Пока не сказал, но сегодня обязательно скажет.
        — Так ты будешь конкретно при нем? Или тебя отдадут в отдел по связям с общественностью?
        — Николай, я уже сказала, что сама ничего толком не знаю! Как скажет Андрей, так и будет!
        — А зачем тогда согласилась, если до сих пор не знаешь своих должностных обязанностей?  — Николай недовольно поморщился.  — Или не хочешь мне говорить?
        — Слушай, что за допрос ты мне устроил?  — рассердилась Надежда.  — Работу мне предложил сам Андрей, возможно, из благодарности. Понял, что мне надо подзаработать. Что в этом плохого?
        — Плохого?  — Николай улыбнулся.  — Конечно, ничего плохого. Это даже здорово. Деньги никогда не бывают лишними. Но он уже ввел тебя в курс наших проблем?
        — Да так, немного!
        — Он говорил, что Стечкин и Деренталь хотят оттяпать у нас Коржавинский ЦБК?
        — Николай,  — Надежда вновь оседлала свой велосипед,  — совсем неподходящее место ты выбрал для допросов и планерок. Я поехала подышать свежим воздухом, а тут ты со своими производственными заморочками. Сам-то как в компании оказался?
        — Пути Господни неисповедимы! Куда было податься бедному моряку! А тут говорят, чем дальше в лес, тем больше дров. Деньги платят хорошие, вовремя, и премии приличные. Так что на жизнь хватает. Я уже забыл, как моя пенсия выглядит. Идет себе на книжку, и идет.
        Он тоже развернул свой велосипед и вопросительно посмотрел на Надежду.
        — Можно с тобой? Поболтаем еще!
        — Поболтаем,  — согласилась Надежда,  — только не о проблемах компании. Чую, они меня еще достанут.
        Они медленно крутили педали. Чувствовалось, что Николаю не терпится, продолжить разговор. Но она намеренно смотрела вперед и не обращала на него внимания.
        Наконец капитан не выдержал.
        — Ты не рада, что мы встретились?
        Надежда бросила на него короткий взгляд.
        — Честно сказать, не ожидала. Но спасибо тебе за вещи! Ты разве не поинтересовался, забрала ли я их?
        — П-поинтересовался,  — несколько поперхнулся Николай.
        — И тебе не сказали, кто именно их забрал?
        — Сказали!  — неожиданно вспылил Николай.  — Решила расколоть меня, или как это у вас называется? Да, я знал, что вещи забрали люди Зарецкого. И что из того? Он мог поступить по-джентльменски, довезти тебя до вокзала и приказать охране отыскать твои вещи.
        — Но ты ведь откуда-то узнал, что Андрея чуть не убили. И наверняка тебе рассказали, что я ввязалась в это дело. Что ж, ты изображаешь здесь удивление. Признайся, что ты специально поехал следом за мной?
        — Никакой в тебе романтики, Надежда,  — вздохнул Николай.  — Сразу в лоб, и девки не пляшут! Ты не представляешь, как я обрадовался, когда узнал, что ты здесь. У меня коттедж напротив дома Зарецкого. Я за тобой в бинокль наблюдал, а ты не заметила.
        — Ну, блин, ты и Штирлиц!  — Надежда покосилась на него.  — А не мог с вечера заглянуть к Зарецкому? Так, мол, и так, позвольте выразить мое почтение и поздороваться с попутчицей. И не надо было бы пускаться в авантюру с велосипедом.
        — К Зарецкому я не ходок!  — буркнул Николай.  — Не те у нас отношения. К тому же он терпеть не может, когда к нему заходят без приглашения.
        — Крутой, что ли?
        — А, вывеска одна! Молодой, дури много! На прошлой неделе один из сотрудников запорол какую-то сделку, так он его вверх ногами из окна выкинул. Благо первый этаж, не покалечился.
        Надежда присвистнула.
        — Ты меня предупреждаешь? Чтобы должно выполняла свои обязанности?
        — Ну, с тобой он не посмеет. Женщина все-таки.
        — Обнадеживает,  — усмехнулась Надежда.  — Выходит, для женщин у него особые льготы?
        — Так ты обрадовалась мне, или нет?  — Николай вновь перешел на интересную ему тему.
        — Обрадовалась?  — Надежда посмотрела на него в упор.  — Нет, скорее, удивилась. Честно скажу, я не слишком верю в случайности.
        — Да, я забыл, с кем имею дело,  — кисло улыбнулся Николай.  — Но мне показалось, что ты на меня рассердилась в поезде. И утром так отчужденно себя вела!
        — А мне показалось наоборот.  — Впереди завиднелись первые дома, и Надежда быстрее закрутила педалями.  — Мне показалось, что ты быстро утешился, и не слишком горевал, что я тебя покинула.
        Руль дернулся в руках у бывшего моряка, а переднее колесо сильно вильнуло. Он чуть не упал, но выровнял велосипед и догнал Надежду.
        — О чем ты?  — спросил он с обидой.  — Где это я утешился? Ресторан уже не работал.
        — Я не это имела в виду.  — Надежда обогнала его на полкорпуса и оглянулась.  — Польские духи. Они так отвратно воняют.  — И прибавила ходу.
        Оглянувшись на повороте, Надежда весело помахала Николаю рукой.
        — Пока, мореплаватель! Встретимся еще!
        Николай спешился и с досадой выругался. Затем поднес ладони к лицу и понюхал. Они пахли лосьоном после бритья. И тогда бывший моряк выругался во второй раз.
        — Дьявол! Ищейка она и есть ищейка!


        Глава 12
        — Андрей, мне надо позвонить дочери,  — Надежда посмотрела на часы.  — Она сегодня сдает первый экзамен. К тому же я должна сообщить ей о некоторых изменениях в моей судьбе. Где это лучше сделать?
        Они сидели на заднем сидении бронированного «Мерседеса», впереди за звуконепроницаемым стеклом — два крепких затылка водителя и охранника. Сегодня Меньшиков настоял, чтобы они отправились в офис под надежной охраной. В гараже «Мерс» тщательно проверили на предмет обнаружения мины. На этом настояла Надежда. Она не слишком верила, что заказчики убийства настолько серьезны, что способны проникнуть сквозь стены гаража, это скорее характерно для спецслужб. И все же лучше перестраховаться, чем после винить себя за халатность.
        В машине работал кондиционер, поэтому пуленепробиваемые тонированные стекла тоже были наглухо задраены.
        На коленях у Андрея лежал внушительный портфель. Сегодня на нем строгий темный костюм и рубашка с галстуком. Соответственно случаю, Надежда тоже переоделась в темный брючный костюм и туфли на высоких каблуках. Конечно, промелькнувшее на лице Андрея одобрение, ей пришлось по душе, но глаза Меньшикова закрывали очки от солнца, и она не поняла, как он воспринял ее перевоплощение в строгую деловую леди.
        Сегодня Меньшиков ехал следом за ними в обыкновенном джипе, но тоже с охраной, еще одна машина шла впереди. Подобный выезд сам по себе тоже опасен, потому что Белогорск не столица, и проезд кавалькады дорогих автомобилей приковывает к себе внимание не только зевак. Всегда можно найти продажного гаишника или постового, который сообщит по рации о появление нужных машин на городских улицах. Поэтому Надежда посоветовала выбрать запасной, который раньше не использовался, маршрут.
        Меньшиков хмыкнул, но перечить не стал. Не захотел связываться на глазах у Андрея, или действительно посчитал ее предложение разумным? Впрочем, те приказания, которые он отдавал своим подчиненным, были довольно толковыми и оправданными в данной ситуации. Он не обращался к ней за помощью, но если Надежда встревала со своими замечаниями, то не посылал ее в известные места, а молча выслушивал ее доводы, и так же молча кивал головой — соглашался.
        Но Надежда не злоупотребляла советами. Тем более, при подчиненных Меньшикова. Ей не хотелось, чтобы ее приняли за хвастливую всезнайку. Она предпочитала, чтобы дела говорили за нее. Но пока таких дел не наблюдалось, поэтому она свои профессиональные знания и умения держала в узде, справедливо полагая, что будет гораздо лучше, если она не применит их вовсе.
        Андрей помалкивал, явно что-то напряженно обдумывал, и Надежда его не отвлекала, хотя после встречи с Николаем на лесной дороге, у нее появились к нему вопросы.
        Прежде всего, ее озадачило то обстоятельство, что бывший моряк не выскочил из вагона следом за ней. Поезд тронулся уже после того, как произошли некоторые события. И Надежда знала точно, что состав пришел в движение уже после появления киллеров, потому что пути освободили от грузовика буквально за несколько мгновений до того, как они выскочили из зарослей.
        Николай признался, что узнал Зарецкого, и просто не успел ее предупредить.
        Но он видел, как ее повалили на землю, как обыскивали… Почему не бросился на выручку? Побоялся отстать от поезда, или ретивая проводница грудью заслонила выход из вагона? Возможно, она не права, подозревая его в трусости… Ведь весь эпизод с задержанием бандитов занял не более пятнадцати минут. Это ей он показался вечностью, и вряд ли стоило Николаю даже из солидарности дергать стоп-кран. Все равно в этой истории от него ничего не зависело.
        И чтобы отвлечься от этих мыслей, она и сообщила Андрею, что ей нужно позвонить дочери.
        — Это срочно? Ты беспокоишься, что дочь не сдаст экзамен?  — спросил Андрей.
        — Насчет экзаменов я как раз не беспокоюсь. Но я обещала Жене, что отправлю ей телеграмму, когда доберусь до Белогорска. Обычно я это делаю сразу, на вокзале. Она наверняка беспокоится.
        — По приезде в офис составь текст телеграммы, ее отправят из секретариата. У нее есть сотовый?
        — Есть.
        — Тогда можешь в любой момент позвонить ей на трубку. Даже из машины. У них сейчас одиннадцатый час.  — Он посмотрел на свой «лонжин». Если судить по тебе, то твоя дочь уже сдала экзамен.
        — Что значит, «судить по тебе»?  — удивилась Надежда.
        — То и значит. Твое желание во всем быть первой. Уверен, у твоей дочери это наследственное.
        — Спасибо,  — усмехнулась Надежда.  — За уверенность и комплимент моей дочери.
        — На комплименты я — мастер,  — Андрей подмигнул ей.  — Покажи фотографию дочери. Не жлобись!
        — Без проблем! За показ денег не берем!  — Она раскрыла сумочку и выудила оттуда тоненький фотоальбом с четырьмя своими самыми любимыми фотографиями дочери. На одной они вдвоем на собственной кухне. Женька в шортиках и в маечке с Самураем на руках. На второй — в нарядном платье с выпускного еще вечера. На третьей — в парадной милицейской форме с первой звездочкой на погонах. Это — с офицерского бала, в тот день, когда курсантам четвертого курса присвоили звание младшего лейтенанта. И четвертая — самая впечатляющая. На ней Женька в камуфляже, в бронежилете и с автоматом наперевес.
        Андрей слишком долго, на ее взгляд, разглядывал фотографии, качал головой, хмыкал, к некоторым возвращался несколько раз.
        — Да-а! Звезда!  — наконец, с удивлением протянул он.  — Я подозревал нечто подобное, но действительность превзошла все ожидания. Твоя дочь и вправду так красива?
        — Нет, не правда!  — обиделась Надежда.  — На самом деле это Бритни Спирс.
        — Спирс — блондинка, и притом у них с твоей дочурой нет ничего общего!
        — Естественно, потому что она моя дочь! И она не яркая пустышка! Она отлично учится, и умеет отшивать назойливых парней.
        — Я понял! Гордая амазонка, от одного взгляда которой парней закручивает винтом. Красавица, спортсменка, гордость родной милиции! Ты воспитала ее точным своим подобием?
        — Меня жизнь такой воспитала, и я надеюсь, что Женя не испытает даже доли того, что я испытала. Но у нее есть характер! И этот характер мне нравится.
        — Слава Богу, она похожа на тебя, а не на Карасева. У твоего бывшего супруга, Надюша, кстати, весьма отвратная физиономия.
        — Не знаю,  — Надежда опешила. Она давненько не задумывалась о внешности Карасева. Ей было безразлично, как он выглядит. Об этом она и сообщила Андрею. И еще спросила, почему его так занимает внешность ее дочери?
        — А, может, я женюсь на ней!  — Андрей рассмеялся.  — Может, мне такой девушки как раз и не хватает в жизни!
        — Шути, да знай меру,  — оборвала его Надежда.  — Я тебе уже говорила, моя Женька не для тебя. Ты привык к случайным связям, непродолжительным любовям. Ты считаешь, что все продается и покупается. Тебе кажется, что любая девушка по первому зову прыгнет к тебе в постель. А я не хочу, чтобы моя единственная дочь страдала в замужестве от измен своего легкомысленного мужа. Деньги в жизни не главное, Андрюша.
        — Но без них невозможна нормальная человеческая жизнь,  — усмехнулся Андрей и посмотрел на Надежду.  — Тебе виднее, но, может, стоит попробовать и пригласить Женю сюда. Возможно, ты убедишься, что несколько преувеличиваешь мои способности, моя любимая и нежная будущая теща.
        — Не болтай ерунду!  — Надежда забрала у него фотографии и спрятала альбом в сумочку.  — Хватит того, что ты задурил мне голову. Дочь сюда не приедет! Ищи себе невест в других местах. Кстати, почему ты поссорился со своей девушкой? Если это секрет, извини за любопытство.
        — Нет, какой там секрет. Просто она спала со мной, выуживала у меня деньги, и одновременно с этим трахалась с одним уголовным типом, криминальным авторитетом. Попутно сдавала ему кое-какую информацию о моих делах. Вот он и подсуетился: скупил векселя одного бумажного комбината раньше меня. Просто предложил большую цену, чем предлагали мы. А информацию ему сдала, как ты говоришь, моя девушка. Вот и вся любовь-морковь.
        — Ее звали Яна?
        Андрей насторожился.
        — Откуда ты знаешь?
        — Просто Татьяна за обедом что-то про нее кричала.
        — Ну, да!  — кивнул Андрей.  — Вспомнил! Обе одной породы бл… Только я теперь ученый и не буду ждать, когда Танька бате свинью подложит. Есть информация, что помимо Толика Сухостоя, она еще с одним типом встречается. В нашем городе появился недавно. По фамилии Пряхин. Ходит в ковбойской шляпе, в ковбойских сапогах и кожаных штанах. Колоритная личность. Похоже, Танька переметнулась к нему. Их пару раз видели в бильярдной и в ночном клубе в центре развлечений «Амигос».
        — Отец знает об этом?
        — Нет пока! Ему хватает Сухостоя. К тому же, если он будет заниматься слежкой за своей шалашовкой, ему работать будет некогда. Я его просто уволю.
        — Ты хотел бы, чтобы я пригляделась к нему? Но с какой целью? Оградить Таньку от ухаживаний приезжего ловеласа?
        — Нет, это меня не заботит,  — Андрей серьезно посмотрел на Надежду.  — Но этот жиголо очень сильно смахивает на одного опера, бывшего помощника твоего Карасева. Просто поразительное сходство.
        — Вот оно что? Теперь мне понятно, зачем я тебе понадобилась. Но, как я понимаю, Татьяна в плане информации вряд ли представляет какую-то ценность. В чем дело, Андрюша? Выкладывай все до конца.
        — До конца пока не получается. Но есть подозрения, что он личный киллер Карасева.
        — К-киллер?  — Надежда даже подавилась воздухом от неожиданности.  — Что за чушь? Не может быть!
        — Вот и проверь, может или не может.  — Андрей откинулся головой на спинку сидения и отвернулся к окну.  — Я тоже не хочу верить, что они перешли на бандитскую тактику, но чем черт не шутит, когда бог спит.
        — Откуда ты взял, что этот тип киллер? Есть конкретная информация?  — спросила Надежда.
        — Я не сказал, что этот ковбой именно тот человек, которого мы принимаем за киллера, но очень похож.
        — Послушай, из своего опыта я знаю, что киллер обычно старается жить незаметно, скрывается, чаще его просто прячут. И одевается он так, чтобы на него не обращали внимания, а тут, сам говоришь, кожаные штаны, шляпа, сапоги… Странно все это!
        — Дай Бог, чтобы мы ошиблись,  — Андрей повернулся к ней.  — Но ты проверь, ладно? Стас тебя познакомит с дополнительной информацией.
        — Я проверю,  — кивнула головой Надежда,  — есть у меня кое-какие связи. А что конкретно по Пряхину? Какие у вас доказательства, что он киллер Карасева?
        — Я же тебе говорю, мы пока не уверены, что Пряхин это киллер Карасева. Не думаю, чтобы он так примитивно стал светиться. Можно поверить в простое совпадение, если бы не некоторые подозрительные странности. Настоящая фамилия помощника Карасева Сиплов, по кличке, естественно, Сиплый. Касательно его у нас до недавнего времени имелись только подозрения. А неделю назад мы получили конкретное тому подтверждение. Но давай по порядку. Сначала, судя по всему, они убрали Кубайкину, помнишь ту даму, которая заходила на Северо-Ангарский комбинат директором. Она исчезла через два дня, после того, как выполнила свою миссию. И только через месяц ее нашли в реке с пулей в затылке. Вторым стал глава «Белогорскпромстройбанка» Тучков. «Континент Вуд Инвест» попросил у него десять миллионов долларов по подложному контракту. Тучков имел глупость пожаловаться на Стечкина Деренталю. Через три дня Тучкова просто-напросто шлепнули у ворот собственного дома.
        — И вы сразу догадались, кто это сделал?
        — Разумеется, нет. Хоть это и грешно, но я просто порадовался, что число наших врагов убывает. Потом только понял, что радоваться рановато. Все в нашем мире относительно. Места погибших заняли еще более рьяные исполнители. Прокуратура возбудила уголовные дела по фактам убийства, но ни исполнителей, ни заказчиков до сих пор не нашли.
        — Официально это как-то объяснялось?
        — О чем ты говоришь? Версии какие-то выдвигались, даже убийство из ревности хотели на жену банкира повесить, он еще тот котяра был, но всем слишком хорошо и давно было известно: у Тучкова имелась масса врагов, потому что сам он был препорядочным дерьмом. А дерьмо к дерьму, как известно, липнет.
        — А причем тут Сиплов?
        — Сиплова в день гибели Тучкова видели недалеко от дома банкира. Нам известно, что его появление в том районе ни у кого подозрений не вызвало, и допрашивали его только, как свидетеля. Он якобы находился в соседнем доме в гостях у подружки, слышал выстрелы, и даже, кажется, заметил какую-ту машинешку, отчаянно удиравшую с места происшествия. Подруга и ее соседи, кстати, его алиби подтвердили.
        — И это все?
        — Нет, не все. Факт третий. В марте этого года, когда нашему краевому прокурору Быкову стала грозить пенсия за развал нескольких громких дел, в том числе, связанных с убийством Кубайкиной и Тучкова, он решил участвовать в выборах губернатора. Все реверансы закончились, когда он попросил у Деренталя и Стечкина денег на выборы. Много денег. Гораздо больше, чем надо было, чтобы выиграть выборы. По нашей достоверной информации Деренталь при личной встрече с Быковым в одной из московских гостиниц сказал ему, что сумма чрезмерно завышена. Тогда Быков намекнул, что «ОсЭл» ему кое-чем очень обязан. Деренталь возразил, что Быков «ОсЭлу» обязан, куда больше. Потому что за услуги ему прилично заплатили. Лично Быкову сто тысяч долларов. Возможно, это не очень большое, но достаточно приличное подношение. Он ответил, что Деренталь обязан ему кое-чем большим. «Чем же?» — возмутился Осип. И тут Быков сказал, что оперативники вышли на исполнителя убийства Тучкова. А Быкову, дескать, с трудом, но пока удается ставить кое-какие преграды на пути следствия, поэтому его усилия должны быть вознаграждены.
        — Он назвал именно Сиплова?
        — Нет, не назвал, только Быкова через месяц шлепнули, там же в Москве, когда он выходил из ювелирного магазина вместе с любовницей. Девице тоже прилетела пуля в живот. Она прожила чуть дольше прокурора, и кое-что успела рассказать. Эта история даже попала в газеты.
        — Что конкретно рассказала девушка?
        — Она рассказала, что за пару недель до покушения познакомилась с молодым человеком, который очень настойчиво добивался ее взаимности. Она не устояла против натиска, и наставила своему прокурору рога. Так вот этот человек поразительно, по ее описанию, напоминал Сиплова. К тому же, несколько человек видели, как после выстрелов в Быкова и его любовницу, некий молодой человек, очень похожий на приятеля любовницы, торопливо сел в машину и смылся. Версия убийства основывалась опять же на ревности. Только этого таинственного влюбленного так и не нашли.
        — Разве Сиплова не арестовали?
        — Его задержали, но у него оказалось железное алиби. В момент покушения он сидел в кресле зубного врача. Это подтвердили многочисленные свидетели.
        — Что ж, это даже забавно! Выходит, у этого Сиплова есть двойник, или кто-то очень похожий на него. Его пытались отыскать?
        — Сия тайна покрыта мраком. Мы со своей стороны пытались это сделать, но напрасно. И вот появился этот Пряхин. Липнет к Таньке…
        — Надеюсь, вы его не успели спугнуть?
        — Нет, о нем знают только Стас и я. Батю я пока в курс не вводил. Добронравов его ущучил в тот момент, когда они с Танькой выходили из «Амигос» неделю назад. Нам все еще не удалось выяснить, где он живет. Тебе придется им заняться.
        — Ты думаешь, хотят убрать твоего отца? По тому же сценарию… Ревность и так далее. Но зачем им светить одного и того же человека. Глупость какая-то. Хотя,  — Надежда задумалась,  — возможно, Сиплова готовят к более серьезной акции, и тогда понятна роль двойника. О нем уже знают в милиции и в прокуратуре, он серьезно засветился, и когда Сиплов выполнит задание, чуть позже, обнаружат труп двойника, на него и спишут убийство… Вполне возможно, с помощью приятелей Карасева. Он ведь хотя и ушел из Главка, но связи у него в регионах наверняка остались.
        — Знаешь, в твоих словах есть резон. Надо разобраться, действительно ли это так. Я думаю, если этот Пряхин появился в Белогорске и крутится возле Таньки, они замышляют что-то более радикальное против «Сайбириан Палп».
        — Возможно, хотят обезглавить вашу компанию. И операция на переезде была лишь генеральной репетицией. И, скорее всего, начнут с твоего отца, чтобы выбить тебя из колеи. Если не пойдешь на уступки, возьмутся за тебя.
        — Да, перспективы мрачнее некуда,  — усмехнулся Андрей.  — Прикажешь окружить себя взводом автоматчиков?
        — Автоматчики в таком случае не всегда помогают. Нападать всегда лучше, чем защищаться. Поэтому мы должны от защиты перейти к нападению.
        — Это хорошо, что мы ,  — улыбнулся Андрей,  — это обнадеживает. Кажется, ты полностью прониклась нашими проблемами.
        — Пока не полностью, но это становится мне интересным. Единственно, когда Карасев узнает, что я действую на стороне врагов, он насторожится и примет меры. Поэтому за очень короткий срок надо многое успеть.
        — У нас есть кое-что, вернее, кое-кто, кого они считают погибшим. Он готов дать показания против Сиплова. Именно Сиплов чуть его не прикончил, причем, представлялся действующим сотрудником МВД России, старшим оперуполномоченным по особо важным делам, показывал свое удостоверение.
        — Что ж, это подарок для управления собственной безопасности МВД. Там работает мой бывший ученик, очень, скажу тебе, порядочный парень. Искренне верит, что милицию можно избавить от подобных недоносков.
        — А от этого порядочного парня не избавятся, когда узнают против кого он работает?
        — Не думаю. У начальника Управления давние контры с Карасевым. Наверняка обрадуется вставить ему фитиль.
        — Нет, Надежда,  — Андрей покачал головой,  — я думал, ты — золото, а ты самый настоящий бриллиант, чистейшей воды бриллиант.
        — Погоди хвалить, пока дело не сделано! В русском языке есть хорошая пословица…
        — Знаю, знаю, не говори: «Гоп!», пока не перепрыгнешь!
        — Истинно так!  — улыбнулась Надежда. И все-таки расскажи мне, что случилось с тем человеком, которого пытался убить Сиплов. Я ведь правильно поняла: он остался жив?
        — Да, каким-то чудом. Его фамилия Дорин. Владелец фирмы «Промстройэнерго». Он скупил несколько векселей Коржавинского ЦБК. А «Континент Вуд Инвест» их у него изъял незаконным способом, чтобы иметь еще одно орудие воздействия на «Сайбириан Палп Энтерпрайзес». Сначала они вели с ним переговоры, но Дорин крепкий мужик и совсем не хотел с нами сориться, поэтому отказался продать им векселя. На следующий день в офис его фирмы нагрянула налоговая полиция. Изъяли документы, опечатали все кабинеты. А через час после обыска приехали за самим Дориным. Два мента в форме. Известный нам Сиплов и еще один, с майорскими звездочками. Дорина взяли без всякого постановления на арест, но объяснили, что его задерживают, как особо опасную криминальную личность. Одним словом, надели на него наручники, затолкали в милицейскую машину и — поминай, как звали. По дороге майор из машины испарился, а Сиплов завязал Дорину глаза и вывез его из города.
        Они приехали куда-то на дачи, но у Дорина хорошая память, он узнал это место, потому что поблизости находится Утиное озеро, где он охотился по весне. Сиплов столкнул Дорина в колодец, к счастью там было немного воды, и несколько раз выстрелил вниз.
        Но Дорин выкарабкался. Его даже не ранило, лишь ногу сильно ушиб. Отсиделся в колодце до ночи, а потом вылез. Поймал машину, уехал в соседний с Коржавино поселок Ямбовс, там у него брат, а оттуда перебрался к дальним родственникам в Екатеринбург. Отлежался, подлечился, поразмышлял на досуге и понял, что всю жизнь за печкой ему не отсидеться. И позвонил мне. Сейчас мы прячем его в надежном месте. Он готов дать показания, что не продавал векселя «Континент Вуд Инвесту». Если на векселях есть передаточная подпись, значит, она фальшивая. Векселя были у него в офисе, их изъяли во время обыска.
        — Мне надо будет встретиться с Дориным,  — сказала Надежда.  — А фотография Сиплова у вас есть?
        — Конечно!  — Андрей весело подмигнул ей.  — Оч-чень интересный из себя мужчина! Стас тебе все покажет и расскажет.  — Он выглянул в окно.  — А вот и он собственной персоной. Все-таки обогнал начальство, мерзавец.
        Они подъехали к старинному особняку, судя по добротности исполнения и обилию лепнины, принадлежавшего когда-то богатому белогорскому купцу.
        — Бывшее здание Купеческого собрания,  — подтвердил ее догадку Андрей и с гордостью добавил: — Солидной фирме достойное помещение!
        Они вышли из машины. У крыльца офиса их дожидался среднего роста широкоплечий парень с мягким интеллигентным лицом, голубые глаза прятались за очками в модной оправе. Но Надежда узнала Добронравова и без подсказки, запомнила его выступление перед журналистами, которое вчера смотрела по телевизору.
        — Знакомься, Стас,  — сказал Андрей,  — Это Надежда Дмитриевна Карасева, мой референт. У меня нет от нее никаких тайн. Обрисуешь ей ситуацию с Коржавинским ЦБК и ответишь на все ее вопросы. Понял?
        — Понял,  — улыбнулся Стас и пожал Надежде руку.  — Надеюсь, я сумею ответить на эти вопросы.


        Глава 13
        Глаза у нее безмерно устали. За три часа она изучила добрую гору документов, и, кажется, до нее дошло, в какой переплет она попала. Но разве ей привыкать попадать в переплеты?
        Надежда отодвинула бумаги и посмотрела на Стаса. Добронравов все время, пока она знакомилась с документами, или разговаривал по телефону, или что-то распечатывал с компьютера, или выходил из кабинета, чтобы поговорить с посетителями, которые то и дело заглядывали в кабинет. Андрей приказал, чтобы Надежде не мешали, и Стас прилежно исполнял его приказ. Сейчас он сидел на подоконнике и курил. Но теперь она тоже могла позволить себе перекур, потому что прояснила для себя ситуацию с Коржавинским ЦБК до конца, или почти до конца. Тем более, что весь спектакль развивался по хорошо известному сценарию: некий миноритарный акционер, по фамилии Тюлькин, сильно обиделся на «Сайбириан Палп», которая не выполняет свои инвестиционные обязательства, нарушает его права, как акционера, в результате он несет громадный материальный ущерб.
        — Это владелец десяти акций? Огромный ущерб? Что за чушь?  — Надежда покачала головой.
        — Количество акций у этого мерзавца никого не интересует.  — Отозвался Стас.  — Главное, что акционер волнуется, и ему нужно помочь успокоить нервы. То есть возместить ему потерянные в ходе наших якобы жульнических операций деньги. У Стечкина имелась информация, откуда, мы сейчас с этим разбираемся, что таких денег на наших счетах не находилось, поэтому взыскание решено было обратить на акции СПЭ.
        — Но по закону взыскание должно вначале налагаться на денежные средства, затем на имущество и акции.  — Вмешалась Надежда.  — Почему вы не опротестовали это решение?
        — Вы абсолютно правы,  — кивнул Стас, соглашаясь.  — Кроме того, ответчику по закону дается время на добровольное исполнение решения суда. Деньги на счетах у нас, конечно же, были. Я считаю, что судью намеренно ввели в заблуждение по поводу нашей неплатежеспособности. К тому же, нас не уведомили о решении суда, а взыскание на акции наложили прямо-таки молниеносно. Говорят, что судья самарского суда, которая рассматривала жалобу Тюлькина, поначалу категорически не хотела принимать решение в его пользу. Но на нее надавили компроматом. Ну, а дальше все понеслось галопом. Акции реализовали по бросовой цене, правда, Стечкин приобрел их не напрямую, а через посредников, через структуры, дружественные «ОсЭлу».
        — А как же Фонд федерального имущества? Они должны были предварительно объявить о продаже акцией, или все-таки не сделали этого?  — Она достала пачку сигарет, но не закурила, дожидаясь ответа на свой вопрос.
        — Малинин, глава этого Фонда утверждает, что информация о комиссионной продаже была представлена на их официальном сайте, однако обнаружить физическое подтверждение этого факта не удалось.  — Пояснил Стас.  — На следующий день после продажи акций сайт был поставлен на реконструкцию. В газетах же никаких объявлений тоже не появлялось. Наша служба отслеживает практически всю экономическую информацию в печати.
        — А что за история с двойными реестрами?  — Продолжая сжимать в руке пачку сигарет, Надежда пододвинула к себе одну из бумаг, наиболее щедро украшенную вопросительными знаками.
        — Не история, а еще один просчет Деренталя и Стечкина,  — усмехнулся Стас.  — Разведка у них сработала из рук вон плохо. Когда Рубан сделал ноги из нашей компании, мы поняли, что он способен подложить нам хорошую свинью с реестрами, поэтому договорились о переводе реестров из Петербургской инвестиционной компании в другую, независимую компанию «Энергорегистратор». Мы еще в апреле заключили с ней официальное соглашение. Эти волки опоздали со своими манипуляциями буквально на два дня. Первый реестр сейчас сторожит сам Нестеренко, бывший шеф службы безопасности Рубана. В прошлом он фээсбэшник и, по слухам, имеет выход на Президента. В их офисе отключили Интернет, чтобы не потерять реестр в результате хакерской атаки. Но просчитались. На самом деле, этот реестр уже недействителен.
        — А какова реакция Деренталя на этот прокол?
        — Деренталь пришел в ярость, когда узнал об этом. На нас вылили целый водопад помоев, пытались обвинить в финансовых махинациях, мошенничестве и прочих грехах. Не исключено, что в ближайшие дни центральные газеты снова набросятся на Зарецкого с массой разоблачений нашей преступной деятельности. Но журналисты почти всех краевых и городских изданий отказались размещать заказную чернуху на Коржавинский ЦБК и «Сайбириан Палп».
        — Но стоит ли замалчивать эту информацию? Вас же и обвинят в том, что вы скрываете подлинное состояние дел.  — Надежда чирнула зажигалкой и прикурила сигарету.
        — В том то и дело. Но оправдываться, печатать опровержения значит, изначально превратить себя в виноватую сторону. В прессе последних месяцев — масса грязи о Коржавинском ЦБК и «Сайбириан Палп». Было бы смешно и нелепо тиражировать ее на страницах собственных газет. Кстати, все хорошо понимают, что это небезопасно с точки зрения закона.
        — Да, вы запросто сможете «раздеть» любое средство информации за распространение клеветы и заведомо ложных сведений. Когда у ваших юристов освободятся руки, через суды можно снять со всех, кто клеветал на вас, немалые суммы… — Надежда улыбнулась.  — Разденете их до штанов, чтобы неповадно было гавкать.
        — Этим мы обязательно займемся. Но самое интересное, что из компании Деренталя никто в открытую не признается, что это он украл акции Коржавинского ЦБК или захватывал Северо-Ангарский ЛПК? Причастность к этой авантюре все отрицают, во всяком случае, публично.
        — С прессой все понятно. Теперь про реестры. Надеюсь вы доказали законность тех, что находятся теперь в «Энергорегистраторе»?  — Надежда выдохнула струйку дыма, и проследила взглядом, как она, вытянувшись узкой ленточкой, направилась в сторону открытого окна.
        — В начале июля Арбитражный суд Московского округа подтвердил законность нашего реестра. «Энергорегистратор» признан единственным законным реестродержателем Коржавинского и Северо-Ангарского ЛПК.
        — Выходит, у Деренталя и его братии нет никакой юридической перспективы?
        — Нет, никакой. Но они не отступают. Они хотят вернуть свои деньги, которые они заплатили за акции. Они бы их вернули даже с прибытком, если бы вошли на комбинат, но их туда просто не пустили. Деренталь пытался предложить Андрею Евгеньевичу заплатить отступного, а это несколько миллионов долларов, дескать, тогда они уберутся восвояси. Но мы решили драться до конца, чтобы эти ребята навсегда забыли дорогу в наш огород. Дело в том, что у нас разное представление о цивилизованном бизнесе. Однажды мы с ними договаривались, и они нас обманули. И когда мы спросили, почему вы нас обманули, знаете, что нам ответили? «Мы настоящие русские бизнесмены, а вы — лохи, и вас надо учить!» Поэтому нам трудно искать с ними компромисс. А им очень нелегко бороться с «Сайбириан Палп». Мы заняли легальную и открытую позицию, и постарались придать ей максимальную публичность.
        — Все понятно,  — вздохнула Надежда.  — Вам пытаются сломать хребет через колено, а вы гнетесь, но не поддаетесь. И все-таки, что за тип этот Сергей Тюлькин? Откуда он взялся?  — спросила Надежда и закурила вторую сигарету, ведь она так долго обходилась без курева.
        — Явная подстава, приятель некоего Олега Рудкова, весьма темной личности, трижды судимого, специалиста по угонам автомобилей.  — Стас оставил подоконник в покое и занял кресло по другую от Надежды сторону стола.  — Именно Рудков подавал жалобу по Северо-Ангарскому ЛПК. А Тюлькин «ратовал» уже за Коржавинский ЦБК. Мы выяснили, что он дважды судимый: в свое время сбывал машины, украденные Рудковым. Между прочим, Тюлькин решил снять с ситуации двойной навар: предложил нашим адвокатам отозвать свою жалобу на «Сайбириан Палп» за хорошее вознаграждение.
        — Как я понимаю, вы на это не пошли?
        — Мы в подобные игры не играем. Считаем, что в правовом поле тоже можно добиться успеха.  — Стас усмехнулся.  — Хотя это намного труднее, но эффективнее. И это чистая победа. С сухим счетом.
        — Но вы пока не победили,  — покачала головой Надежда,  — поэтому про сухой счет не стоит говорить.
        — А мы им уже устроили одно Бородинское сражение, но в отличие от Кутузова Москву, то бишь, Коржаву не сдали.
        — Насколько я знаю,  — сказала Надежда,  — Стечкин сейчас в Белогорске. Ищут новые варианты захода на комбинат?
        — Надежды, скажем так, они не потеряли. Похоже, готовят новый плацдарм. Особенно суетится Карасев…
        — Это мой бывший муж.
        — Я знаю,  — кивнул Стас,  — вы с ним в разводе. Думаю, ваше появление в стане противника станет для него сюрпризом.
        — Вряд ли! Мы давно с ним чужие люди. Практически не виделись с того момента, как развелись.
        — А с дочерью он разве не встречается?
        Надежда криво усмехнулась.
        — Что вам всем далась моя дочь? Карасев ее в глаза ни разу не видел и никогда ей не интересовался. Он ушел еще до ее рождения, и я сказала ему, что забеременела от другого мужчины.
        — Простите,  — Стас покраснел,  — я ничего дурного не имел в виду. Просто Андрей сказал, что вы ждете свою дочь на каникулы.
        — Я? Жду? Дочь на каникулы?  — Надежда едва не потеряла дар речи от неожиданности.  — Откуда он взял? Даже речи не может быть, чтобы она сюда приехала.
        — Но,  — Стас и вовсе растерялся,  — но я сегодня оформил ей вызов от вашего имени, Андрей так распорядился, ей даже выслали деньги на самолет.
        — Деньги? На самолет?  — Надежда поднялась на ноги и сжала кулаки. Ее трясло от бешенства.  — Мальчишка! Что он себе позволяет?  — Она достала сотовый, нашла в телефонной книге слово «серенада», нажала кнопку вызова и стала ждать соединения с номером Андрея. Но голос в трубке вежливо сообщил, что абонент временно не доступен.
        — О, черт!  — выругалась Надежда.  — Куда он подевался?
        — Андрей сейчас на совещании у губернатора,  — не менее вежливо, чем оператор мобильной связи, сообщил Стас.  — Будет не раньше семнадцати ноль-ноль.
        — Ладно, я сама с ним разберусь,  — произнесла сквозь зубы Надежда.  — Вздумал со мной в игрушки играть!  — И посмотрела на Стаса.  — Мне надо срочно позвонить дочери. С какого телефона это можно сделать?
        Стас подал ей трубку, от стоявшего на его столе радиотелефона.
        — Пожалуйста, звоните! Я сейчас уйду.
        Он вышел из кабинета и аккуратно закрыл за собой дверь. Надежда проводила его взглядом, бросила беглый взгляд на часы. Женька наверняка еще в университете. И набрала номер ее мобильника. Дочь отозвалась сразу, и очень удивилась, когда услышала голос матери.
        — Мама, привет? Ты где?  — голос ее звучал весело.  — Я тут смотрю, номер не определился. Откуда ты звонишь?
        — Я в Белогорске, а телефон мне дали на время. Как экзамены?
        — Мамуля, у меня два экзамена прошли автоматом, один сдала досрочно на «пять», сегодня еще один, тоже на «пять»,  — затараторила в трубку дочь,  — послезавтра сдаю последний.
        — Так ты досрочно уйдешь в отпуск?  — поразилась Надежда.  — Как же так?
        — Если и последний экзамен сдам на пятерку, то отпустят досрочно. Начальник университета обещал. А ты когда домой вернешься?
        — Женя,  — охнула Надежда,  — как же так? Я на это не рассчитывала!
        — Мама,  — строго спросила дочь,  — ты не рада, что я приеду в отпуск? Давай уже, бросай свой Белогорск и возвращайся. У меня почти два месяца отпуска намечается. Ты забыла, что мы собирались на Селигер?
        — Не забыла,  — сказала упавшим голосом Надежда,  — только я тут влетела в одно дельце… Словом, я устроилась на работу.
        — На работу? В Белогорске? Мама! Ты думаешь, что говоришь? Какая еще работа?
        — Знаешь, весьма неплохая работа. Понимаешь, я согласилась всего на две недели. Решила немного подзаработать. Давно хочу заняться дома ремонтом.
        — Мама, не темни! Говори, что за работа? Связана с тем, чем ты занималась?
        — Точно пока не знаю,  — Надежда старательно подбирала слова и пыталась, чтобы ее голос звучал бодро. На самом деле, она очень расстроилась, что дочь вернется в Путиловск без нее.  — Но что-то вроде этого.
        — Мама, куда ты сунула свою голову? Что за фирма? Чем занимается? Надеюсь, их бизнес не связан с криминалом?
        — Их бизнес связан с лесом. Фирма называется «Сайбириан Палп Энтерпрайзес». Одна из ведущих в России лесопромышленных компаний.
        — И они не могут обойтись без тебя?
        — Они сейчас сражаются с Деренталем. «ОсЭл» хочет оттяпать у них крупный целлюлозно-бумажный комбинат.
        — Деренталь? Алюминиевый магнат? С чего его в лес потянуло?
        — Женечка! Это долгая история. Боюсь, у тебя деньги закончатся.
        — Ничего, у меня на счету еще пять долларов,  — заверила ее дочь.  — Рассказывай!
        — Нет, я тебе лучше вечером позвоню на домашний телефон, и поговорим тогда без спешки.
        — И все-таки я не пойму, зачем ты им понадобилась. Там что, просматриваются уголовные делишки?  — не отставала дочь.
        — Женя, я почти ничего не знаю,  — рассердилась Надежда.  — Меня сейчас вводят в курс дела. Потом ты знаешь, такие разговоры не для телефона. Я говорю из офиса, и где гарантия, что телефоны здесь не «грязные».
        — Это сложно проверить?  — поинтересовалась дочь.
        — Здесь есть, кому проверять!  — огрызнулась мать.  — И если честно, я не собиралась перед тобой отчитываться. И позвонила по другому поводу. Женя,  — она попыталась говорить таким образом, чтобы дочь сразу поняла, насколько это серьезно.  — Женя, тебе придут деньги и сообщение от моего имени, что я приглашаю тебя приехать в Белогорск. Но это неправда! Я тебя не приглашаю.
        — Мама! Ты с ума сошла? Я ни разу не бывала в Белогорске. Почему ты не хочешь, чтобы я приехала?
        — Женя, это владелец компании мается. Новый русский! Бзик ему в голову ударил, меня осчастливить твоим приездом!
        — Он за тобой ухаживает?
        Надежда засмеялась:
        — Попробовал бы!
        — Мамуля!  — Женькин тон сменился на умильный, что бывало лишь в исключительных случаях.  — Это так здорово! Побывать в Белогорске! Ты мне все обещала, обещала… Тут такая возможность появилась, а ты мне не разрешаешь. Да не разорится твой владелец! А я тебе помогать буду! Что мне делать в Путиловске? Без тебя мне скучно будет.
        — Женя, я тебе запрещаю!  — резко сказала Надежда.  — Я постараюсь не задерживаться. А деньги, как получишь, немедленно отошли обратно!
        — Ой, мамочка, все, все! Меньше доллара ос… — голос дочери в трубке оборвался на полуслове, И Надежда так и не поняла, дошли ли ее слова до Женьки. Но у нее был еще один шанс достучаться до нее вечером. Все-таки Женя была послушной девочкой и почти никогда не перечила матери.


        Глава 14
        — Надежда Дмитриевна, я вам не помешал?  — Стас появился на пороге, едва Надежда успела вернуть трубку на место.
        — Нет, я уже поговорила с дочерью,  — ответила Надежда и пододвинула себе бумаги.  — Продолжим?
        — Простите меня, пожалуйста,  — глаза у Стаса смотрели виновато.  — Получается, я невольно сдал Андрея Евгеньевича. Но я думал вы в курсе, и рассказал все без задней мысли. Как ваша дочь отнеслась к предложению приехать сюда на каникулы?
        — Что взять с девчонки? Она, конечно, в восторге. Но я запретила ей даже думать об этой поездке.
        — Почему?  — удивился Стас.  — Это ж редкий случай, когда Андрей Евгеньевич кого-то приглашает. Она сможет отдохнуть на нашей базе отдыха. Чудесное озеро, горы, тайга!
        — Мы с ней чудесно отдохнем на Селигере,  — сухо сказала Надежда.  — У нас давно это запланировано. К тому же она всего недельку поживет одна. Ничего с ней не случится.
        Стас пожал плечами.
        — Жаль! Зарецкий теперь устроит мне выволочку, что проболтался.
        — Зарецкому совершенно не нужно знать о нашем разговоре. Я могла узнать об этом предложении от дочери. Разве не так?
        — Вообще-то так!  — Стас снял очки, подышал на стекла и протер их носовым платком.  — Все равно как-то некрасиво получилось.
        — Ладно, не казнитесь!  — улыбнулась Надежда.  — Я сама улажу эти дела с Андреем Евгеньевичем. А теперь вернемся к нашим баранам. Каким образом планировался заход людей Деренталя на завод? По старой схеме или появилось что-то новенькое?
        Стас передал ей газету.
        — Это вчерашний номер «Коржавинского бумажника». Так наши газетчики отреагировали на ситуацию с комбинатом.
        — «Коржавинский ЦБК и Коржавино накануне серьезных потрясений. Вместе мы можем противостоять захвату градообразующего предприятия. Сегодня ты выбираешь, где будешь жить: в стабильном государстве с сильной экономикой или в „паханате“. Украдены акции Коржавинского ЦБК. В августе в Москве назначен суд, который даст оценку этой беспрецедентной ситуации. Значит, на комбинате надо ждать непрошеных гостей… — прочитала Надежда и посмотрела на Стаса. — Это уже какой-то мыльный сериал получается.
        — Да уж! Сериал!  — Скривился Стас.  — Хотя все развивается по законам этого жанра. Негодяи умело рядятся в белые одеждs? А мы отбиваем удары по мордасам. Правда одно хорошо, что главный судебный пристав края не дал «добро» на вход в заводоуправление до окончательного разрешения конфликта в суде. Но в пятницу в здание управления попыталась проникнуть мадам Воробьева. Она представилась председателем нового совета директоров. Ее сопровождали охранник и адвокат Олег Баранов. Баранов, тот самый тип, который в период захвата Северо-Ангарского ЛПК возглавлял его юридическую службу и оформлял сделки по незаконному выводу средств со счетов предприятия; ущерб комбината тогда составил более двадцати миллионов долларов.
        — Они что-то предъявили в обоснование своего присутствия на комбинате?
        — Предъявили. Протокол внеочередного собрания акционеров от десятого июля…
        — Собрание состоялось на самом деле?
        — Состоялось. На прошлой неделе, на птицефабрике двоюродного брата Рубана Юрия Скворцова в поселке Дербунки недалеко от Белогорска. Интересы ЦБК представляли Стечкин и Рубан. Всю эту свору тоже охраняли люди Рубана — «деловые, собранные, без внутренних комплексов ребята» — так их описали журналисты, которые наблюдали за собранием. Журналисты спросили у Скворцова, знают ли новоявленные акционеры о решении судов, которые запрещают проводить собрание владельцам спорного пакета акций. Он изобразил удивление: на птицефабрике о подобных решениях не слышали. Но когда ему и Стечкину показали копии судебных бумаг, говорят, они заволновались.
        — Волноваться волнуются, но от планов захватить комбинат не отказываются.
        — Нам…
        Стас не договорил. Без стука распахнулась дверь, и в кабинет буквально влетел Андрей в сопровождении Меньшикова.
        — Надежда, Стас! Собирайтесь! Едем немедленно! Есть информация, что завтра готовится силовой захват комбината. Мне только что звонил директор. Они предприняли кое-какие меры. Распустили по домам рабочих и управленцев, чтобы не допустить жертв, если эти мудаки вздумают ворваться на комбинат. Перекрыли все основные входы тяжелыми грузовиками и трелевочными тракторами.. У здания управления развернута палатка, представители цехов вместе с охраной дежурят у главного входа.
        — На войне как на войне,  — сказал Меньшиков. Сейчас он выглядел по-боевому, в камуфляже и в солдатских ботинках-берцах.  — Вам тоже следует переодеться,  — он посмотрел на Надежду.  — В туфлях будет неудобно. Но домой ехать нет времени.
        — Подберите мне униформу,  — сказала Надежда.  — Так мне даже привычнее.
        — Но, возможно, придется вступить в переговоры,  — сказал Андрей.  — Ты, батя, захвати для нее камуфляж на всякий случай.  — И обратился уже к Надежде.  — Поезжай так, как есть. Скорее всего, придется встречаться с начальником милиции и с прокурором. Они привыкли, что на них давят мужики, а тут сюрприз, очаровательная женщина.
        — Я думаю, их не очаровывать надо,  — сказала Надежда,  — а очень крепко посадить на задницу.
        — Что мы и пытаемся делать,  — улыбнулся Андрей.
        — Я думаю, Андрей, тебе не стоит ехать в Коржавино,  — сказала Надежда,  — неизвестно, чем это пахнет. Тебе лучше остаться в городе, а мы разведаем, что к чему, и сообщим тебе.
        Андрей наклонил голову и посмотрел на нее исподлобья.
        — Я должен быть на комбинате, и отсиживаться за спинами охраны и своих сотрудников не собираюсь. И не стоит меня убеждать в обратном.
        — Хорошо! Поехали!  — вздохнула Надежда.  — В машине все объяснишь в деталях.
        Они вышли из офиса. У входа их дожидались две машины. В одну сел Андрей и пригласил с собой Надежду. Во второй, кроме Евгения и Стаса, находились еще два охранника.
        — Объясни, что случилось?  — попросила Надежда, как только машина тронулась с места.
        — Ситуация гаже некуда,  — Андрей мрачно посмотрел на нее.  — Со вчерашнего дня в гостиницах Коржавино и соседнего городка Устюжанска под измененными фамилиями расселились более восьмидесяти человек из охраны «ОсЭла», «Континент Вуд Инвеста» и нескольких частных охранных предприятий. Они усиленно изучают обстановку вокруг ЦБК, пытаются встретиться с руководством, с расспросами пристают даже к простым работягам. Директор говорит, что подозрительные личности шмыгают возле постов, которые расставили вокруг комбината, пытаются провоцировать скандалы. Нам известно, что они встречались с начальником районной милиции, прокурором, пробивались к главе администрации, но он предусмотрительно смылся в командировку. Но это не все. В соседних областях они прорабатывают вопросы заключения договоров с частными охранными предприятиями для направления вооруженных людей на наш ЦБК. Тебе это о чем-нибудь говорит?
        — Ты прав, они действительно готовят силовой захват. Не зря эти люди появились в Белогорске. Карасев тоже в Коржавино?
        — Естественно. И по нашим сведениям организация силового захвата комбината возложена именно на него. Затем, его зам Гагаркин, тоже бывший генерал, но таможенник, Барягин, бывший гэбист из Архангельского управления. И еще один генерал, Овчинников — бывший зам Карасева.
        — Ишь ты,  — покачала головой Надежда,  — весьма крутые парни! Не удивляюсь, что рабочие забаррикадировали входы на комбинат. Эти ребята хуже танка.
        — Ну, на каждый танк свой фугас найдется,  — усмехнулся Андрей.  — Честно сказать, я еще не знаю, что предпринять. Осмотримся на месте.  — Он выглянул в окно.  — Подъезжаем. На горизонте Коржавино.
        За разговорами Надежда не заметила, что дорога идет через чудесный сосновый бор с прямыми, как свечки, соснами, чьи красноватые стволы уходили прямо в небо, а густые кроны купались в золотых лучах, скатившегося к западу солнца. Затем пошел густой березняк, дорога вбежала на высокий увал. Надежда увидела внизу довольно большой, населением тысяч в тридцать городок. На дальних его окраинах располагались корпуса комбината. Дымили высокие трубы, отсвечивали окна производственных корпусов.
        Надежда никогда не бывала в Коржавино, но слышала, что здесь расположен крупнейший в России целлюлозно-бумажный комбинат. Но его размеры поразили ее воображение, хотя в Путиловске находилось несколько крупных заводов: сталелитейный, тракторный (вернее, танковый) и еще один, значившийся под секретным литером, но для широкой публики больше известный, как телевизорный.
        — Красавец!  — гордо произнес Андрей и внезапно приказал водителю: — Притормози!
        Надежда удивилась. До Коржавино оставалось чуть больше двух километров. Каждая минута на счету, а Андрею вдруг приспичило полюбоваться на панораму города и завода. Но тут же она поняла причину остановки.
        На самой вершине увала чуть в стороне от дороги красовалась огромная береза с более темной корой, чем у ее соседок. Черная береза! Священное дерево местных жителей.
        Все ветки березы почти до самой вершины были сплошь увешаны разноцветными ленточками, выцветшими и совсем новыми, яркими. Таким образом, по местным обычаям, увещевали злых духов и привлекали к себе внимание добрых.
        Впрочем, не только ленточки являлись данью духам, а значит залогом грядущего успеха и удачного решения дел. В корнях валялись бутылки из-под водки и пустые стаканы, лежали обглоданные кости, и слипшиеся конфеты… Духов здесь кормили часто и обильно. И Надежда вдруг представила, как они вьются над проезжающими, словно голуби на базарной площади, невидимые и бестелесные, протягивают лапки и клянчат подаяние, точь-в-точь медведи в зоопарке.
        Она улыбнулась, не представляя, как цветная ленточка на березовой ветке может повлиять на исход событий на комбинате. Но Андрей настроен был серьезно. Он приказал всем выйти из машин.
        Видимо этот обряд проводился не впервые, потому что все, и Евгений, и Стас, и даже охранники повязали на ветки вслед за Андреем какие-то ленточки, шнурки, и только Надежда не приняла в этом участие.
        Андрей повернулся к ней.
        — А ты, что же?
        Надежда пожала плечами.
        — Я в это не верю.
        — А кто в это верит?  — удивился Андрей.  — Но масса людей здесь останавливается и задабривает местных духов. Кто их знает, может, в этом что-то и есть. Дело несложное, так что, Надюша, не отставай от коллектива!
        Надежда открыла сумку и достала ленточку, которой иногда стягивала волосы. Ленточку подарила ей Женя, поэтому она загадала на удачу не только себе, но и дочери.
        Евгений тем временем принес из машины бутылку водки и пластмассовые стаканчики. Выпили все по глотку, оставшееся Андрей вылил в корни березы, оставив в бутылке граммов пятьдесят, пояснив, что тоже для духов, которым не чужды вредные привычки людей.
        И хотя Надежда с определенной долей скептицизма восприняла этот обряд, но, странное дело, когда черная береза осталась за спиной, на душе посветлело. Она подумала, что все будет хорошо, и с ней, и с Женей, и с Андреем. Почему-то ей перестало грезиться мрачное будущее, и те наказания, которые ей пошлет судьба за столь необдуманный поступок. Она даже решила отнести на более позднее время выяснение отношений с Андреем.
        Впереди их ждали более серьезные испытания. И не стоило отвлекаться на личные проблемы. Она и так их почти уладила. Надежда не сомневалась, дочь не посмеет ее ослушаться. Этого просто не должно быть! И в тайне даже позлорадствовала, представив себе физиономию Андрея, когда она сообщит, как прикончила его инициативу еще на корню.
        Автомобили выехали на улицы города, и Андрей приказал водителю:
        — К комбинату.
        Городок был старинный, купеческий. В центре — неизменный памятник Ильичу, и типовое серое здание с высоким крыльцом и плоским козырьком над ним, явно бывший райком партии, а ныне местонахождение районной администрации. Рука Ильича простиралась на реку Коржаву, по которой бежал катерок с гордым названием «Витязь», выведенным аршинными буквами по ржавому борту.
        Впереди виднелись высокие трубы комбината и гигантские корпуса, в открытое окно нанесло специфическим запахом, и Надежда подумала, что для городка и реки Коржавы, ЦБК не слишком приятное соседство. Но с этим приходится мириться, потому что кроме как на комбинате достойных рабочих мест в городке явно не найти, разве что в бюджетных организациях, где высокий доход весьма проблематичен.
        Уютные деревянные домишки, утопавшие в зарослях черемухи и сирени, с палисадниками, где полыхали первые гладиолусы и зацветали георгины, и узкие, почти деревенские улицы, заросшие мягкой гусиной травкой и подорожником, уступили место современной магистрали, вокруг которой выстроились пяти — и девятиэтажные дома. Здесь проживала большая часть работников комбината. Но сам комбинат стоял километрах в трех от города ниже по течению реки…
        Перед управлением комбината раскинулась большая площадь, обсаженная цветами. Ближе к входу, как в старые добрые времена, располагалась «Доска Почета» с огромными цветными фотографиями, явно недавнего происхождения. Справа — автостоянка, обнесенная металлическим забором. Машин на ней было немного, большая часть территории пустовала.
        Белесый дымок тянулся рваным шлейфом над головами, солнце хотя и скатилось к западу, но до заката оставалось больше трех часов. Жара спала, наступило, наверное, самое благодатное время суток, когда отступает суета, и природа расслабляется в предчувствии долгожданного отдыха.
        Но перед заводоуправлением царили совсем другие настроения. Все подъезды к нему были загорожены бетонными блоками, четыре «КамАЗа», груженных тоже бетонными кубами, перегородили площадь, так что машинам Андрея пришлось останавливаться при въезде на площадь, на которой там и сям виднелись группы людей, оживленно жестикулирующих и переходящих из одной группы в другую.
        Их было не меньше двух сотен, и, судя по тому, что люди почти беспрестанно подходили и подъезжали к зданию управления, работники комбината уже знали, что готовится его силовой захват. Увидела Надежду и знаменитую палатку, установленную прямо у входа в управление. Возле нее дежурили с десяток парней в камуфляже, с резиновыми милицейскими дубинками в руках, очевидно, охранники. Но рядом с ними безотлучно находились крепкие мужики с решительными лицами, человек этак двадцать, в джинсах и в рубахах с засученными рукавами. «Это уже из работников комбината»,  — подумала Надежда. Оружия в руках у них не наблюдалось, но пудовые кулаки говорили сами за себя. А над всем этим полыхал огромный кумачовый плакат, на котором огромными буквами был выведен лозунг, который Надежда уже видела в газете: «Сегодня ты выбираешь, где будешь жить: в стабильном государстве с сильной экономикой или в «паханате»!»
        — Круто!  — Восхищенно произнесла она: — Обуховская оборона. Революция Пятого года.
        — Смотри,  — Андрей, казалось, не обратил внимание на ее скептицизм,  — на прошлой неделе профсоюз проводил на площади митинг, собралось, чуть ли ни полгорода, все газон потоптали. Приняли они резолюцию обратиться с письмом к губернатору и представителю Президента в Сибирском округе, чтобы прекратили этот беспредел, так пресса такой вой подняла, дескать, Зарецкий платил по пятьсот рублей каждому, кто пришел на митинг, а у проходной расставили ящики с водкой и наливали каждому желающему по стопарю. Теперь видишь, они здесь не за стакан водки стоят. А на митинге предлагали вообще «сухой закон» в городе ввести, пока обстановка вокруг комбината не нормализуется. И кажется, что им с того, что паны дерутся? Стой себе и наблюдай со стороны, как мы друг друга по мордасам хлещем. Только работяга у нас не быдло, он прекрасно понимает, что с приходом нового руководства, тем более, укравшего акции у настоящего владельца, многое может измениться в их судьбе.
        — Но во всех газетах трубят, какое благо для предприятия, если оно попадает в руки Деренталя. Теперь я понимаю, что у него мощный штат пиарщиков, и все-таки без поддержки сверху, у него вряд ли получилось бы захапать столько предприятий.
        — Они на одни взятки по тридцать-сорок миллионов долларов в год выделяют. Губернаторов покупают, или убирают, одним щелчком, как пешек, что тогда говорить об исполнителях рангом пониже. Это сейчас Деренталь со своей братвой за лес взялся, а раньше, где только не засветился. Десять лет назад они своих противников и конкурентов просто убивали, теперь ведут себя «интеллигентнее», с помощью продажных ментов и прокуратуры фабрикуют уголовные дела. Упрятать человека за решетку у нас плевое дело! Посуди сама, директор Новокузнечного алюминиевого завода Дружинин в бегах за границей, его обвинили в покушении на убийство губернатора, ставленника Деренталя. Бывший компаньон Осипа Хайдоров, у которого, мягко сказать, оттяпали медный комбинат в Кучкунаре, пытается добиться правды в Штатах.
        — И добился?
        — Пока нет. Но старается, может, что и получится, если не убьют.
        — Есть предпосылки?
        Андрей выразительно развел руками.
        — Есть, конечно, но что ему остается? Комбинат захватили, причем схема захвата похожа, и проста, как гривенник.Сначала предприятие путем не слишком хитрых комбинаций отстраняют от рынка сбыта и лишают доступа к наиболее важным ресурсам, оставляют коллектив без зарплаты. На директора обязательно заводят уголовное дело, даже если оно полностью сфабриковано. Активно, по дешевке скупают акции у голодных рабочих, убеждают их же, что директор — вор. Затем приходят в виде управляющего от кредиторов и говорят: «Мы сделаем лучше!» Делают: увеличивают производство в два раза, персонал сокращают в три, налоговые отчисления уменьшают в пять, а зарплату поднимают на десять процентов, но очень дифференцировано, только для управленцев и тех, кто «стучит» начальству, остальным снижают. Внедряют потогонную систему. Аналогично действуют по главам самоуправления, прочим руководителям. Выстоять могут очень немногие, как правило, только те, кто действительно не трусит, не прокалывается с законом и не ворует.
        — Но это может пройти один раз, два, десять, но, в конце концов, люди поймут, чем это пахнет.
        — В нашем случае они наткнулись не на голодных работяг, которые несут свои акции за пару бутылок водки. Нас поддерживает практически весь коллектив комбината, хотя перебежчики тоже имеются, но это, как и везде.Мы уже провели комплексные проверки соблюдения коммерческой тайны и защиты информации в отделах внутреннего аудита, декларирования, отгрузок и продаж, отделе заказов, финансово-экономической службе и в других подразделениях. Утечка коммерческой информации была, чего скрывать, частично по халатности, частично злонамеренно. Кое-кто за это крепко поплатился, а мы сейчас имеем то, что имеем. Но не скрываем от коллектива своих проблем. И рабочие понимают, что без боя мы не сдадимся. А пока комбинатское начальство будет воевать, зарплаты им как своих ушей не видать. Простая житейская смекалка. Как говорится: «Нам хочется жить хорошо и спокойно, а тот, кто мешает, получит в рыло, чтобы неповадно было».
        — А губернатор как-то отреагировал на обращение коллектива?
        — Отреагировал. Пообещал разобраться, но я же тебе говорил, что в декабре он переизбирается на второй срок, и ставку сделал на Деренталя. Это никто даже не скрывает. Сегодня я хотел с ним встретится, но мне сообщили, что он вылетел в командировку в Москву. Возможно, специально, потому что знает о подготовке силового захвата комбината. А его замы и помощники разводят руками. Мол, ничего не знаем, ничего не ведает. Словом, запустили козла в огород.
        — А Президент? Его поставили в известность?
        — Это уже в том случае, если ничего не сможем поделать. Представитель Президента, по его словам, конечно, на нашей стороне. Но Деренталю, похоже, на это плевать, за ним силы покруче и помощнее.
        — Я где-то читала, что Деренталь на самом деле владеет ничтожным пакетом акций, истинные хозяева управляют им из-за рубежа.
        — Скорее всего, так. Главный хозяин сидит в Израиле. Миша Белый. Изображает из себя альтруиста и мецената. На самом деле замешан в очень некрасивых делишках: убийства, подлог, мошенничество. Жалуется, что власти отобрали у него паспорт, и теперь он невыездной. А его партнер, откровенный уголовник и мафиози, из наших, московских авторитетов, якобы разбился, когда прыгал с парашютом в Южной Америке. Правда, даже фотографии его трупа никто не видел. Но есть свидетельства, что это элементарная деза, просто на первый план выдвигают более чистенького Деренталя. Сам Осип это отрицает, но некоторые его поступки заставляют задуматься, так ли уж он свободен в своих решениях. Но это отдельный разговор.
        Машина остановилась. Охранник распахнул дверцы, и они вышли. Все собравшиеся на площади люди, как один, повернулись в их сторону.
        Андрей шумно выдохнул воздух и весело посмотрел на Надежду.
        — Что ж, пойдем общаться с рабочим классом!
        Их нагнали Меньшиков и Стас. Евгений по-прежнему смотрел хмуро и молчал, а Стас наоборот был взволнован.
        — Андрей Евгеньевич! Только что мне позвонили из Москвы, завтра в Белогорск прилетает группа иностранных журналистов. Берман не подвел, подготовил все, как следует.
        И тогда Андрей второй раз подмигнул Надежде.
        — Ну, вот, а говоришь, что черная береза пережитки прошлого!


        Глава 15
        Валентин МАРТЬЯНОВ. Газета «Ведомости Сибири».
        СВАДЕБНЫЙ ГЕНЕРАЛ ПРИХОДИТ НЕ ОДИН…

        В мае этого года российский Союз лесопромышленников в своем открытом письме выразил крайнюю озабоченность участившимися в последнее время случаями нецивилизованного передела собственности в лесном комплексе России.
        Своей подписью под письмом выразил «крайнюю озабоченность» и Роман Стечкин, председатель Совета директоров «Континент Вуд Инвест». Может, конечно, правая рука не всегда знает, что делает левая, однако в тот же день, когда группа «из Дербунков» попыталась проникнуть на Коржавинский ЦБК, в отдел внутренних дел Коржавино явился заместитель генерального директора «Континент Вуд Инвеста» по безопасности Александр Карасев. Он сообщил, что в Коржавино прибывает «группа физической защиты» из девяноста пяти человек, которая будет обеспечивать «получение оперативного управления», а проще — силового захвата Коржавинского ЦБК. При этом Карасев просил милицию оказать содействие его боевикам. Может, господину Стечкину стоит после таких шагов его подчиненных убрать свою подпись под открытым письмом лесопромышленников?
        А для самого Александра Карасева обращение к силовым методам — вполне нормальное дело. Имея звание генерал-лейтенанта, он в течение почти двух лет возглавлял один из ведущих Главков МВД России. Это был как раз тот период, когда руководство Главка практически полностью комплектовалось ставленниками «серого кардинала» МВД, бывшего советника министра внутренних дел Александра Коршунова. И как раз в тот период стараниями Орлова и его «братьев по оружию» МВД превратилось из правоохранительного органа в огромную коммерческую структуру. Здесь продавалось и покупалось все: должности, генеральские лампасы, уголовные дела. Людей кидали за решетку, а бандитов выпускали на свободу.
        Сейчас Коршунова нет в России. Весной 2001 года по подложным документам он сбежал за границу. Естественно, Карасев расстался с МВД без права восстановления, но к тому времени уже заслужил у Деренталя право на теплое место в его структуре. Это, впрочем, и не удивительно — ведь в МВД России Александр Карасев попал с поста министра МВД Южно-Енисейской республики, вотчины Деренталя.
        Как же все связано в этом мире…
        Роман Стечкин отбросил в сторону газету. Он был в ярости. И Александр Карасев это понял.
        — Ты мне скажи, как этот материал попал в газету?  — Стечкин стукнул кулаком по столу, отчего лежащая перед ним курительная трубка подпрыгнула и проехала по гладкой поверхности.  — Ты знаешь этого писаку? Как он смог прорваться с подобным материалом? Ты же говорил, что с редактором у тебя полный консенсус? Какой к дьяволу консенсус? И тебя, и меня изваляли в дерьме по самые бакенбарды.
        — Наверняка Мартьянов — это псевдоним,  — раздраженно произнес Карасев,  — но я разберусь!
        — Что теперь без толку кулаками махать?  — скривился Стечкин и, взяв трубку, принялся набивать ее табаком.  — Теперь надо как-то отмазываться.  — Он бросил взгляд на статью.  — Ишь, ты! Свадебный генерал… В твой огород камешек! Так что найди этого мерзавца и заставь его сожрать статью, чтобы неповадно было. И выясни, за сколько перекупили твоего хваленого редактора? От Деренталя уже звонили. Спрашивали, как дела с прокурором?
        Карасев посмотрел на часы.
        — Встречаемся через двадцать минут. Только у меня не совсем приятные новости, Роман Сергеевич!
        — Тебе не кажется, генерал, что в последнее время, ты меня приятными новостями вообще не балуешь? На комбинат не сумели войти, теперь эта статья… Осип дал нам три дня сроку… Ты понимаешь? Три дня! А твои бойцы валяются в номерах. На постели, в камуфляже, в ботинках. Из гостиницы уже звонили, жаловались. Что за бардак? Еще день, и начнут водку жрать, и девок местных трахать! Тогда и вовсе огородами придется отползать.
        — Я с этим уже разобрался. Одна закавыка, в городе знают, что у них автоматы, а по «Закону о частных охранных предприятиях» запрещено вооружать охрану автоматами. Как бы это нам боком не вышло?
        — Ты что, первый раз замужем, Карасев?  — Стечкин приподнялся из-за стола и смерил своего зама уничижительным взглядом.  — Это приказ Осипа! Понимаешь? Осипа Деренталя! А он знает, что делает!
        — Против безоружных мужиков и баб автоматы? Я вас уверяю, это плохо закончится!
        — А это уже не твоего ума дело!  — рявкнул Стечкин.
        Он сел и попытался закурить трубку. Получилось у него только со второго раза. Все это время Карасев стоял перед ним и, молча, наблюдал за действиями шефа. Тот, наконец, справился с трубкой, и, пыхнув несколько раз ароматным дымком, откинулся на спинку кресла.
        — Твои страхи по поводу автоматов и есть неприятное известие?  — спросил он более добродушно, но глаза по-прежнему смотрели настороженно.
        — Нет,  — нахмурился Карасев. Он чувствовал себя неловко, потому что шеф не предложил ему присесть. А бывший генерал отвык стоять перед кем-либо навытяжку, как проштрафившийся курсант-первогодок. Но в последнее время, такое случалось все чаще. Проблемы с Коржавинским комбинатом стали той самой черной кошкой, которая пробежала между Карасевым и Стечкиным. Конечно, Александр знал несколько больше о состоянии дел, но не спешил выкладывать всю информацию начальству. Кое-что он придерживал на тот случай, если ему совсем уж крыть будет нечем и придется пойти на решительные меры.
        В душе он не раз жалел, что пошел на службу в коммерческую структуру. Но в милиции ему остаться не позволили даже с понижением. А он все ждал, надеялся, что прежние заслуги перевесят, и он получит новое назначение. Приказ об увольнении на пенсию озвучили как раз накануне его юбилея, и он не зря посчитал это первым тревожным звонком. Второй звонок прозвучал, когда новый министр не соизволил поздравить его с пятидесятилетием, а приглашенные на банкет бывшие сослуживцы под разными предлогами не явились на него.
        Но Карасев не сдавался. Сначала ушел в отпуск, отгулял все недогулянные за время службы деньки, затем лег в госпиталь… Только ничего не получилось. Через полгода он влился в ряды пенсионеров МВД, естественно, без торжественных прощальных речей, дорогих подарков и трогательных напутствий…
        — Конкретно? В чем проблема?  — Насупился шеф.
        Он был на добрый десяток лет младше Карасева, но вел себя с бывшим генерал-лейтенантом, как с ровней, как со швейцаром, который открывает и закрывает двери в ресторане. Правда, сам Карасев иногда чувствовал себя именно швейцаром, который, правда, закрывает не двери, а проблемы. Те, по прежним его представлениям, бешеные деньги (в месяц он теперь получал столько, сколько раньше и за два года не зарабатывал) он отрабатывал с лихвой. Только этого «с лихвой» вполне хватало на приличные сроки по нескольким статьям Уголовного кодекса. И Карасев знал, что стоит ему проколоться, бывшие коллеги его не пощадят и с удовольствием отправят на нары баланду хлебать. И паршивые газетенки, которые солидно дотировались из кармана Деренталя, первыми взвоют и примутся топтать его. Припомнят все, что было и чего не было…
        Карасев твердо взглянул на Стечкина, этого сытого и самодовольного малого, ничтожество, перед которым он должен ежедневно прогибаться.
        — Проблема в том, что в Коржавино появился Зарецкий со своей командой. Сейчас они на комбинате, проводят совещание с Генеральным директором.
        — Как?  — Стечкин вскочил с кресла, подавился дымом и закашлялся.
        Карасев бесстрастно наблюдал за потугами начальства продышаться.
        — О, черт!  — наконец, с трудом произнес Стечкин и вытер покрасневшие глаза платком.  — Хуже не мог придумать? Как их посмели пропустить на завод?
        — Посмели, и по моей информации, с большой помпой встретили, в отличие от нас.
        Стечкин насупился и выбил пепел из трубки в пепельницу.
        — Ладно, пусть совещаются. А ты иди! И смотри, прокурора нужно дожать, но не до инфаркта, понимаешь?
        — Понимаю, но вчера Зарецкого чуть не подстрелили. Наш человек сообщил, что нападение совершили четверо человек на двух мотоциклах, когда он возвращался в город. По этой причине он не присутствовал на совещании союза промышленников.
        — На Зарецкого было покушение?  — Стечкин побледнел.  — Надеюсь, не с твоей подачи?
        — Эка вы загнули, Роман Сергеевич,  — усмехнулся Карасев,  — без ведома руководства мы такие акции не затеваем.
        — Что с киллерами?
        — Два погибли в перестрелке, двоих схватили. Но самое интересное, в тот момент рядом с Зарецким оказалась баба, бывший начальник уголовного розыска. Она и организовала захват киллеров…
        — Баба? Кто такая?
        — Уточняем. Насколько мне известно, женщин в угрозыске у нас раз-два и обчелся. Но самое интересное, что по нашим сведениям, она приехала в Коржавино вместе с Зарецким.
        — Ну, это он умеет, приголубить, обогреть. Только зачем она ему? Или не доверяет отцу?
        — Мотивы пока неизвестны, но есть возможность во всем разобраться в ближайшие дни.
        — Ближайших дней, может статься, и не быть,  — сухо сказал Стечкин.  — Выясни все немедленно, и доложи мне вечером. Я сейчас созвонюсь с Рубаном и Деренталем. Вполне возможно, придется брать их баррикады штурмом.  — И он кивнул на окно, за которым виднелись трубы комбината.  — И учти, сегодня сам пройдусь по номерам, и проверю, все ли в порядке…
        — Ребята маются без дела,  — глянул мрачно Карасев,  — мы не позволяем им выходить в город, чтобы не вызвать осложнений. Тут любой чужак на виду.
        — Объяви им готовность номер один, и чтоб никаких самоволок и утечки информации. Головой отвечаешь!
        — Есть!  — ответил Карасев.  — Разрешите идти?
        — Иди,  — разрешил Стечкин.  — Не уломаешь прокурора, пеняй на себя!
        Карасев сверкнул глазами, но ничего не ответил. Совсем не нужно знать начальству, что он при этом подумал. Свои мысли он привык держать при себе.
        Стечкин хмыкнул, и проводил его взглядом. Затем поднял трубку и набрал номер, который знали не больше пяти человек: номер прямого телефона Осипа Деренталя.

        Разговор с Генеральным директором комбината Борисом Львовичем Покровским оставил у Надежды гнетущее впечатление. Человек был в панике, хотя и скрывал это, и поэтому появление команды Зарецкого воспринял, как тот буек, который вдруг появляется перед тонущим человеком. Он не хватался за сердце, но в кабинете витал запах лекарств, а в приемной сидела строгая женщина в белом халате, видно, к ее помощи прибегали не в первый раз.
        — Черте что происходит!  — Генеральный нервно крутил в руках зажигалку.  — Сегодня мне звонил Стечкин, предлагал место, только на другом комбинате. Говорит, не согласишься, вышвырнут с «волчьим билетом». Возле дома вынужден был выставить охрану, с работы и на работу езжу с почетным караулом. Раньше в администрацию пешком ходил, теперь непременно на машине. К заму пытались ворваться в квартиру два типа в масках. Жена едва успела захлопнуть дверь. У бухгалтера ночью подстрелили собаку во дворе… Вчера автобус с рабочими едва не угодил в «КамАЗ»…
        — Они специально создают нервическую обстановку. Это и ежу понятно!  — сказал Андрей.  — Теперь у кого первыми нервы сдадут. Явно провоцируется конфликт. Нам надо продержаться несколько дней.
        — Сегодня мне позвонила директор гостиницы,  — Покровский отбросил зажигалку в сторону.  — Все номера забиты братвой с автоматами…
        — Это нам известно,  — кивнул головой Зарецкий.  — По этой причине мы и приехали.
        — Они вооружены автоматами?  — удивилась Надежда.  — Частную охрану запрещено вооружать автоматами.
        — Для Деренталя это не указ,  — покосился на нее Покровский.  — Они их не слишком демонстрируют, замотали тряпками, но одна из горничных разглядела все-таки. Теперь весь персонал в панике.
        — Каково отношение прокуратуры и милиции к тому, что в центре города полно вооруженных людей, причем, незаконно вооруженных?  — спросила Надежда.
        Покровский снова покосился на нее. И только тогда Андрей спохватился.
        — Прости, Львович, не познакомил тебя со своим референтом. Надежда Дмитриевна, бывший начальник уголовного розыска, полковник милиции, это тебе не комар чихнул.
        — Да-да,  — слабо улыбнулся Покровский,  — а то я смотрю, дама, а вопросы не дамские задает.  — И ответил уже без прежней мрачности во взоре: — Милиция и прокуратура тоже подвергаются давлению. Карасев везде представлялся действующим генералом, пока начальник милиции не насмелился попросить у него удостоверение. После этого генерал несколько порастерял свой пыл, а наши газетчики мгновенно раструбили об его проколе. Я разговаривал с прокурором и начальником милиции. Можно пригласить ОМОН и СОБР, и взять их тепленькими, но гостиница не слишком удобное место для задержания.
        — Завтра прибывают иностранные журналисты,  — Надежда посмотрела на Стаса,  — надо как-то выманить боевиков из гостиницы, чтобы газетчики засняли момент их захвата. Это должно выглядеть впечатляюще.
        — Но прежде надо уломать прокурора, чтобы дал санкцию на арест. И начальника ГУВД, чтобы привлек ОМОН и СОБР. Главное, чтобы жертв не было,  — сказал Андрей.  — Думаю, Овсиенко мне не откажет.
        — Они не дураки пальбу открывать, и, думаю, оружие сдадут безоговорочно. По сути, это 222 статья УК «Незаконное хранение оружия».  — Пояснила Надежда.  — А Карасеву грозит обвинение в организации незаконного вооруженного формирования. Словом, прокурору будет, где развернуться. Конечно, можно взять, их на более грязных делишках, в тот момент, когда они постараются прорваться на комбинат, но это, может, обернуться кровопролитием. Поэтому их надо брать без шума и пыли, на глазах у журналистов.
        — Надо срочно выходить на прокурора и начальника милиции.  — Андрей нахмурился.  — Я немедленно позвоню Овсиенко. Пусть подтягивает свой спецназ. В условленное место, в условленный час. Он хороший мужик и уже однозначно подтвердил, что на нашей стороне. Правда, попросил поддержку на губернаторских выборах. Решил выдвинуть свою кандидатуру.
        — Андрей Евгеньевич, я думаю, мне следует взять на себя разговор с прокурором и начальником милиции,  — сказал Стас,  — дипломатии я обучен, а потом вместе подумаем, как эту братию выманить из гостиницы.
        — Нет, с прокурором и начальником милиции я буду разговаривать сама.  — Сказала твердо Надежда.  — Они меня не знают, для них будет неожиданностью иметь дело с женщиной. К тому же, я, как бывший их коллега, по некоторым вопросам могу говорить более убедительно.
        — Но как мы сумеем выманить боевиков из гостиницы?  — спросил Покровский.  — Как бы нам не спровоцировать беспорядки?
        — Между прочим. Это тоже статья,  — улыбнулась Надежда,  — а Карасев в них прекрасно ориентируются. В совокупности ему может набежать лет десять лишения свободы, и здесь даже деньги Деренталя не помогут. Уверена, в случае прокола генерала, он первым откажется от него.  — Надежда поднялась со стула.  — Давайте расставим все точки и запятые. Андрей Евгеньевич, вам необходимо вернуться в Белогорск. Занимайтесь своими делами, а мы со Стасом останемся здесь. Надеюсь, у вас найдется, где переночевать?  — она посмотрела на Покровского.
        — Конечно, конечно! Мы отведем вам директорский «люкс». Располагайтесь, живите, сколько хотите,  — закивал тот с готовностью головой.  — Без проблем!
        — Хорошо! Не думаю, что займем номер надолго! Два дня от силы. Когда приезжают журналисты?  — посмотрела она уже на Стаса.
        — Берман обещал, что автобус прибудет к одиннадцати прямо к комбинату,  — ответил пресс-секретарь.  — Обычно он не обманывает.
        — Кто такой Берман?  — спросила Надежда.
        — Директор Московского Агентства независимых журналистских расследований. Мы вместе учились в МГУ. У него связи в Би-Би-Си, в «Нью Йорк Таймз», в немецких изданиях… Обещает привезти человек двадцать. Я уже распорядился разместить их сегодня на нашей базе отдыха на Чулпане. Андрей Евгеньевич, вечером они жаждут встречи с вами. Проведем пресс-конференцию, а публикацию материалов они обещают немедленную.
        — Уже не вечером, а ночью,  — усмехнулся Андрей,  — но я готов встретиться с ними.
        — Евгений Федорович,  — посмотрела Надежда на Меньшикова,  — нет нужды объяснять, что автобус с журналистами должен проследовать в Коржавино без задержек, инцидентов и с хорошей охраной. Желательно, задействовать две машины ГИБДД. Если вы с Овсиенко в хороших отношениях, то вполне можно обеспечить автобусу с журналистами на всем пути продвижения «зеленую улицу»: расставить на светофорах и перекрестках регулировщиков движения. Нам необходимо, чтобы газетчики появились в Коржавино к моменту задержания боевиков Карасева.
        — Ну, ты стратег!  — восхищенно произнес Андрей.  — Теперь я понимаю, что прокурору и ментам не отвертеться. Генерала Овсиенко я беру на себя. Но как ты думаешь выманить боевиков?
        — А это уже мои проблемы,  — усмехнулась Надежда.  — И мои секреты, позвольте их не разглашать.
        — Ну-ну,  — это были первые слова, которые произнес Меньшиков за вечер. Глаза его насмешливо блеснули.  — Не слишком ли много берете на себя? Как бы вас после не пришлось разыскивать! Хлопцы у Карасева — шустрые ребята, или надеетесь, что он вас по старой памяти не тронет?
        — Надеюсь не доставить вам много хлопот, Евгений Федорович,  — произнесла сквозь зубы Надежда.  — Я привыкла обходиться собственными силами, а если и прошу помощи, то у тех, кому доверяю.
        — Ах, доверяете?  — Даже сквозь загар стало заметно, что Евгений покраснел.  — Мне, получается, вы не доверяете, и сами решили лечь грудью на амбразуру?
        — А кто тебе, батя, не позволяет лечь рядом с ней? Только в другом месте?  — весело удивился Андрей и развел руками: — Все! Брейк! Брейк! Разошлись по своим углам.  — Он посмотрел на отца.  — Не кипятись! Надежда дело говорит. Оставляем ее и Стаса здесь, а сами возвращаемся в Белогорск. Займешься охраной и сопровождением журналистов. Чтоб пылинки с них сдувал, чтоб ни один волосок с их головы не упал…
        — Слушаюсь,  — мрачно сказал Меньшиков и отвернулся.
        — Борис Львович, вы домой?  — Спросил Андрей.  — Мы вас подвезем.
        — Нет, я здесь, на комбинате,  — развел руками директор.  — Я, как капитан, последний с корабля…
        — А это отставить!  — резко сказал Андрей.  — Что за пораженческие настроения?  — Он обнял Надежду за плечи и пропел: — А завтра, завтра, наконец, последний бой… Хотя вряд ли? Но Сталинградская битва, как минимум…

        — Андрей, подожди! Мне надо поговорить с тобой. Отойдем на пару минут,  — сказала Надежда, когда они вышли из здания управления и подошли к машинам.
        — Что-то важное?  — удивился Андрей, когда она, ухватив его за рукав, отвела в сторону.
        — Важнее некуда!  — сказала Надежда.  — Товарищ олигарх, что за фокусы вы вытворяете? Что за благотворительность, черт возьми? Тебя кто-то просил вмешиваться в мои дела?
        — А что?  — На лице Андрея появилось глуповатое выражение.  — О чем вы, тетенька?
        — Я тебе покажу сейчас тетеньку! Зачем послал Женьке деньги? Я тебя спрашиваю!  — Надежда едва сдержалась, чтобы не схватить молодого нахала за грудки.  — Я велела Жене немедленно вернуть эти деньги! Она сюда не приедет! Ты понимаешь это? Она не приедет!
        — Не кипятись! Вон покраснела вся! Отец косится, того гляди, на защиту бросится. Не хватало вам сцепиться на виду честного люда,  — кивнул Андрей на толпящихся в стороне рабочих комбината.  — Давай, завязывай! Я тебе подарок хотел сделать, а ты, словно белены объелась. Никто на твою дочь не посягает! Не приедет, и ладно.  — Сказал, примиряюще, Андрей. И не сдержался, поросенок, расплылся в улыбке.  — Только, если захочу с ней познакомиться, ты ведь даже не узнаешь.
        — Только попробуй!  — Сказала устало Надежда.  — Тебе все игрушки, а девчонке надо университет заканчивать.
        — А что, думаешь, не устоит перед моей красотой и обаянием?  — озабоченно спросил Андрей, только в карих его глазах прыгали лукавые чертики.
        — Устоит! И перед красотой! И перед обаянием! Она терпеть не может самоуверенных типов, если не сказать больше!
        — Понятно! Наглых не любит! Что ж, будем исправляться.  — Андрей похлопал ее по плечу.  — Честно сказать, проняла ты меня! Заставила задуматься о растраченных впустую годах. Жизнь нужно прожить так, чтобы не было мучительно стыдно перед кредиторами и налоговиками?
        — Не кривляйся!  — оборвала его Надежда.  — Не мне тебя воспитывать. Жизнь всему научит, когда пару раз в лобешник прилетит.
        Андрей неожиданно нахмурился.
        — А мне уже не раз прилетало. И в лобешник, и по почкам, и в печень. Я ведь смеюсь, кривляюсь, как ты говоришь, а душа, может, на части рвется. Может, я тоже хочу на комбинате остаться, как Львович, как эти мужики… — кивнул он на крепких парней возле проходной.  — А мне морду лица надо сохранять, итить ее за ногу. Миндальничать с этими скотами, переговоры вести… Да я лучше стенка на стенку и до первой крови… Так честнее, без обмана.
        — Ладно! Все! Заканчиваем дебаты! Поезжайте уже.  — Надежда неожиданно для себя быстро перекрестила Андрея.  — Осторожнее, не гоните, как сумасшедшие. Особенно на перекрестках. Люди Карасева наверняка в курсе, что ты в Коржавино. В кустах можно запросто спрятать бензовоз, или «КамАЗ». Выскочит из засады, не увернетесь. Оружие у тебя при себе?
        — Ну, если бензовоз выскочит, то тут уже мой «ПМ» не поможет,  — усмехнулся Андрей и обнял Надежду.  — Себя береги! Смотри, не лезь на рожон. Карасев — мужик подлючий. Может случиться, что он тебя не узнает.
        — А это мы посмотрим!  — лихо подмигнула ему Надежда.  — Пока мы в лучшем положении. Мне о Карасеве известно почти все, а ему обо мне — ничегошеньки!


        Глава 16
        До здания районной прокуратуры они добрались на такси. Машину они взяли на стоянке недалеко от комбината, и поэтому всю дорогу слушали рассказ водителя, который, как и все жителя Коржавина, был в курсе непростых событий, происходящих вокруг комбината. Причем показал такую осведомленность в некоторых деталях, что заставил Надежду и Стаса несколько раз переглянуться. Таксист знал и о боевиках с автоматами, которые обосновались на втором и третьем этажах гостиницы, и о том, что команда «захватчиков» кочует по замкнутому треугольнику: районная прокуратура — милиция — администрация, и, кажется, по третьему или четвертому заходу, но пока безрезультатно. И о свояке рассказал, которого хотели за ящик водки и тысячу рублей превратить в штрейкбрехера, и про дочь, которая работает в больнице. Оказывается, медики запаслись перевязочным материалом и кровью, необходимой для переливания, а местные таксисты негласно сговорились убрать стоянку от гостиницы, чтобы чужаки не воспользовались их услугами, а одному отщепенцу, кто пренебрег этим, кто-то проколол все четыре колеса…
        Словоохотливый водитель сослужил им неплохую службу, подтвердив, что город настроен решительно. Никакими деньгами и ласковыми посылами нельзя заставить людей делать то, во что они не верят. А в Коржавино не верили Деренталю и его компании. И если бы Стечкину или самому Деренталю вдруг вздумалось прокатиться на такси с таким вот разговорчивым водителем, то, вероятно, они бы задумались, сколь неперспективно задуманное ими мероприятие.
        Они решили вступить в схватку с конкурентами, а, получилось, на их пути встал весь город. А водитель неожиданно перешел к другой теме. Кивнув на серое, невзрачное здание, перед которым в крошечном садике, огороженном чугунной решеткой виднелись несколько каменных стел (их устанавливали на древних курганах — захоронениях местных князей и родовитой знати), он многозначительно произнес:
        — Наш музей. Недавно археологи раскопали древний город недалеко от Коржавино. Говорят, столица древнего государства. Сам Чингис-хан три года под его стенами стоял, измором хотел народ взять. Не получилось. Повел свои орды в обход его на запад. Только через тридцать лет, уже сыновьям Чингиса удалось обманом зайти в него. Все жители от мала до велика полегли, но не сдались. Какие люди были!
        Надежда и Стас переглянулись. Похоже, история никого ничему не научила…

        Здание районной прокуратуры располагалось в двухэтажном кирпичном здании. Шел десятый час вечера, солнце наполовину скрылось за горизонтом, но возле крыльца центрального входа стояли несколько машин, одна из них прокурора, как сказал Стас, и два крепких молодых человека с мощными затылками, плавно переходящими в спину. Они пристроились рядом с урной и курили, не спуская взглядов с подъехавшего такси.
        — Стас, дождешься меня в машине,  — сказала Надежда и обратилась к водителю.  — Я вас попрошу проехать чуть дальше, чтобы не мозолить глаза этим громилам.
        — Понял,  — оживился водитель.  — Я правильно догадался, вы из наших?
        — Из ваших,  — усмехнулся Стас и придержал Надежду за рукав.  — Не дурите, я пойду вместе с вами. Мало ли что!
        — Стас, тебя здесь знают,  — мягко сказала Надежда.  — Только ты покажешься из машины, эти молодцы тотчас найдут причину, чтобы к тебе привязаться. Со мной это сделать труднее!
        — Но вы даете слово, что не станете обострять обстановку?
        — Стас!  — посмотрела на него укоризненно Надежда.  — Это не в наших интересах. Я ведь не маленькая девочка, чтобы лезть на рожон.
        — Что вы хотите предпринять?  — спросил тихо Стас.
        — Пока не знаю, но постараюсь достучаться до прокурора. Его нужно убедить, что он должен согласиться с нашим планом. Я знаю, как умеет давить и запугивать Карасев, поэтому вряд ли прокурор легко согласится на это. Но попытка, не пытка!  — она открыла дверцу и вышла из машины, бросив через плечо.  — Поезжайте и ждите меня до последнего. Не думаю, что на меня тотчас наденут наручники, но все-таки…
        Она не договорила фразу, и, одернув пиджак, накинула на плечо ремешок от сумочки.
        — Все! С богом!  — скорее, для себя самой решительно произнесла Надежда и направилась к крыльцу. Она слышала, как отъехало за ее спиной такси, и она осталась в одиночестве. Теперь следовало полагаться только на себя. Путь ее лежал мимо двух амбалов, молча наблюдавших за ней от урны. Курить они бросили, и взгляды их особым дружелюбием не отличались.
        Она миновала парней спокойным деловым шагом, словно проходила этим маршрутом тысячу раз, и два угрюмых типа волновали ее не больше, чем заплеванная урна и валявшиеся вокруг нее окурки. Парни, по-прежнему молча проводили ее глазами, один даже снял темные очки. И только, когда Надежда стала подниматься на крыльцо, тот, что выглядел более внушительно и очки не снял, лениво процедил:
        — Гражданочка, куда идем, если не секрет?
        Надежда остановилась на верхней ступеньке и удивленно приподняла брови:
        — В чем проблема, ребята?
        — Это, в общем-то, прокуратура,  — парень вразвалку направился к ней,  — и вход по пропускам.
        — А вы, как я понимаю, вахтер?  — сказала Надежда, мило улыбнувшись.
        — Нет, я не вахтер,  — сказал парень, поднимаясь к ней, но не дошел, остановился двумя ступеньками ниже. Правда, и так оказался, чуть ли ни на голову выше Надежды. Его пальцы щедро украшали вытатуированные на них кольца.  — Только прокуратура уже не работает.
        — Ах, вы сторож!  — и вовсе ласково улыбнулась Надежда.  — Ночной?
        — Нет, я…
        — На нет, и суда нет, дорогой!  — Усмехнулась она и, кивнув на его руки, поинтересовалась: — — Сто шестьдесят вторая или сто шестьдесят третья? (СНОСКА: СТ. 162. «РАЗБОЙ», СТ.163. «ВЫМОГАТЕЛЬСТВО» УК РФ). А зона ума не прибавила?
        Громила быстро спрятал руки за спину, и, видно, устыдившись этого жеста, покраснел и набычился.
        — Сидела, что ли?
        — Нет, милый, я таких, как ты, задерживала и баланду хлебать отправляла! И весьма успешно! Так что отойди от греха подальше! Сторож!
        Она развернулась и направилась к входу в прокуратуру. Сопения за спиной не раздавалось, значит, первый заслон она прошла удачно. Вторая преграда случилась уже в здании. Охранник здесь оказался солиднее и взрослее, лет сорока мужик в милицейской форме, с виду, бывший боец спецназа. Он с шумом прихлебывал чай из огромной фаянсовой кружки, косился в маленький телевизор, где шел матч по футболу, и одновременно ручкой прописывал буквы в сканворде. При виде Надежды он мгновенно вскочил на ноги.
        — Вам к кому, гражданочка?  — спросил он, окидывая ее подозрительным взглядом.  — Рабочий день давно закончился.
        — Мне к прокурору!  — Спокойно сказала Надежда.  — Видите ли, я супруга Александра Ефимовича Карасева, знаете такого?
        — Знаю!  — буркнул часовой и снова смерил Надежду взглядом.
        — Кажется, он сейчас на совещании у Геннадия Васильевича. Мне надо забрать у него ключи от номера в гостинице. Знаете, приехала и не могу попасть… — вдохновенно врала Надежда, удивляясь, как это ей пришло в голову назваться супругой Карасева. Ведь она даже не была уверена, здесь Карасев или уже покинул священные прокурорские пенаты. Оказалось, что угодила в точку. Взгляд охранника смягчился.
        — Здесь они! Второй час уже заседают. Вы бы подействовали на них, гражданочка! Геннадий Васильевич сегодня без обеда и ужина.
        — Хорошо!  — Надежда улыбнулась.  — Вы не подскажите, как мне пройти в его кабинет?
        — Подскажу,  — улыбнулся в ответ охранник и даже вышел из-за своего барьера.  — На второй этаж подниметесь, повернете налево, третья дверь направо.
        — Спасибо!  — Надежда протянула ему руку.  — Обещаю, скоро ваш Геннадий Васильевич отправится ужинать.
        — Погодите,  — неожиданно спохватился охранник и смущенно почесал в затылке.  — Я должен вам пропуск выписать, порядок такой. У вас при себе документы?
        — Да, конечно!  — Надежда протянула ему пенсионное удостоверение.
        Охранник глянул в него, и губы его разъехались в широкой улыбке.
        — О! Вы, оказывается, свой брат, мент! Где служили, если не секрет?
        — В уголовном розыске,  — ответила Надежда, принимая от него удостоверение.
        — Опером?  — охранник доброжелательно смотрел на нее.
        — Да, опером, а потом — начальником!  — ответила Надежда, хотя в редких случаях сообщала незнакомым людям о таких подробностях своей служебной карьеры. Но в этом случае, ей надо было сразить мужика наповал. И, похоже, у нее это получилось.
        Охранник захлопал глазами и только успел произнести:
        — Редкая вы женщина,  — как Надежда перебила его:
        — Так я бегу?
        — Бегите, бегите!  — закивал поспешно головой охранник. И не заходил за свой барьер, пока она не поднялась на второй этаж. Затем он вернулся в свой закуток, что-то бормоча себе под нос и удивленно покачивая головой. Из чего Надежда сделала вывод, женщины-опера, скорее всего, в Коржавино не водились.

        Надежда быстро шла по коридору, стиснув зубы, и стараясь унять неприятную дрожь в коленках. Она еще не знала, как поступит, но понимала, что должна идти напролом, чтобы перехватить инициативу до тех пор, пока Карасев не успел уломать прокурора. А тот, несомненно, не уступал позиций, если «бригада» до сих пор находилась в его кабинете.
        В приемной никого не было, кроме пожилой женщины, поливавшей цветы на подоконнике. Возле нее стояло ведро с тряпкой и швабра. «Уборщица»,  — с облегчением подумала Надежда. Наличие секретаря затруднило бы быстрое проникновение в кабинет.
        Уборщица вопросительно уставилась на нее.
        — Меня пригласили,  — буркнула Надежда.
        Не снижая скорости, она миновала приемную и повернула ручку двери, ведущей в кабинет прокурора. И еще в тамбуре услышала громкие раздраженные голоса, и, удивительное дело, разобрала среди них голос Карасева.
        Она решительно надавила на дверь, так, что та распахнулась настежь. Надежда возникла на пороге. В кабинете стоял дым коромыслом. Сизые клубы заволакивали комнату, и поэтому лица повернувшихся на шум мужчин показались ей бледными размазанными кляксами. Три крепких широкоплечих мужика, ее взгляд сразу выхватил Карасева, развалились на стульях перед столом прокурора. А тот оказался совсем еще молодым человеком. Лицо его покраснело при виде Надежды, глаза сердито сверкнули.
        — Спокойно, пресса!  — громко сказала Надежда и выбросила вперед руку с зажатым в нем удостоверением, и столь же быстро спрятала его в карман.  — Центральное телевидение.
        — Вон!  — Неожиданно басом заорал прокурор.  — Выйдете вон! Кто приглашал?
        — Вы что, не поняли?  — Надежда уставилась на Карасева и его соратников.  — Пошли вон! У нас интервью с Геннадием Васильевичем.
        Она сказала это и поняла, что через секунду ее вынесут вперед ногами. Но мужчины вдруг молча поднялись, и, не оглядываясь, вышли из кабинета. Надежда подошла к столу и опустилась на стул. Обхватив голову руками, прокурор затравленно смотрел на нее.
        — Откуда вы еще на мою шею?  — почти простонал он.  — Какое к дьяволу Центральное телевидение?
        Надежда усмехнулась.
        — Нет, я не с Центрального телевидения. Ваша охрана попросила скорее отправить вас поужинать. Вот я и попробовала избавить вас от визитеров.
        — Как ловко у вас получилось!  — усмехнулся прокурор.  — А ведь я на вас заорал!
        — Я поняла!  — кивнула Надежда.  — Но что мне оставалось делать? К тому же, я не привыкла, чтобы меня выталкивали взашей.
        — Кто вы, отчаянная женщина?  — улыбнулся прокурор.
        Он поднялся, подошел к окну и открыл его, пропуская в комнату поток чистого воздуха. Надежда не успела ответить, потому что в дверь постучали.
        — Войдите!  — крикнул прокурор и многозначительно посмотрел на Надежду.
        Она внутренне подобралась. Дверь приоткрылась, и в узкую щель просунулась голова уборщицы.
        — Геннадий Васильевич!  — Она виновато улыбнулась.  — Простите! Может, вам чайку вскипятить? Я сегодня пирожки пекла. С капустой. Свеженькие…
        — Ох, спасибо тебе, Герасимовна!  — Прокурор радостно потер ладони. Лицо его приобрело нормальный цвет и выражение.  — И, правда, вскипяти чайку. А пирожки твои знаю, неси, сколько не жалко!
        Уборщица кивнула и скрылась за дверью. А прокурор присел на подоконник и с веселым удивлением уставился на Надежду.
        — И все-таки расскажите, откуда вы упали на мою голову?
        Надежда протянула ему удостоверение и пояснила.
        — Я — референт Зарецкого. Надежда Дмитриевна Карасева.
        Лицо прокурора сморщилось, словно он отведал кислого.
        — Господи, когда все это закончится? Не одно, так другое.  — Но тут, видно, до него дошло, что фамилия ему слишком хорошо знакома. И он вопросительно посмотрел на Надежду.  — Карасева? Это что? Совпадение?
        — Если вы имеете в виду фамилию, то нет, не совпадение. Я — бывшая жена Александра Ефимовича. Но мы давно в разводе, и лет двадцать вообще не встречались.
        — И сейчас по разную сторону баррикад? Теперь я понимаю, почему они покинули кабинет. Я заметил, Карасев поднялся первым. Вы его шокировали своим появлением. Он не сумел вовремя сориентироваться.
        — Возможно,  — пожала плечами Надежда,  — но теперь это не имеет значения.
        — Господи,  — прокурор тяжело вздохнул,  — что за наказание на меня свалилось! Я в Коржавино всего три месяца, и каждый день, как на вулкане. Так и ждешь, когда он взорвется.
        — Пришла пора слезть с вулкана,  — сказала Надежда.  — И от вас зависит, как скоро вы это сделаете.
        Прокурор поднял на нее тяжелый взгляд.
        — Мне самому интересно, только не получится. Этот Карасев не отстанет, пока не доконает меня. Они уже и подкупить меня пытались, и юристом в свою компанию приглашали, и угрожали… Понимаете, районный прокурор это не та фигура, которая может долго держать оборону против таких монстров, как Деренталь. В конце концов, меня просто переведут в другое место, а сюда придет более сговорчивый товарищ.
        — Не придет, если вы выслушаете меня и согласитесь с нашими предложениями. Вы в курсе, что городская гостиница битком набита вооруженными боевиками?
        — Ну, боевиками, это громко сказано!  — возразил прокурор.  — Частная охрана. Документы у них в порядке. Мы проверяли…
        — Какое, к черту, в порядке?  — взорвалась Надежда.  — Они вооружены автоматами. Это и есть в порядке?
        Прокурор отвел глаза.
        — Знаю, но их почти сотня. Может, вспыхнуть перестрелка…
        — Вы перестрелки боитесь? А скандала не боитесь? Это же незаконное вооруженное формирование. Или вас не волнует, что наверху скоро узнают, как рядом с прокуратурой уже два дня отирается вооруженный отряд, чуть ли ни бандитского толка, а если пресса разнюхает?
        — А вы не в курсе, что у Деренталя вся охрана вооружена автоматами? Ему все позволено! Сами знаете, кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево! Так вот слесари — это мы с вами. Выше головы не прыгнешь!
        — Ладно, хватит прибедняться, Геннадий Васильевич!  — Сказала Надежда и хлопнула ладонью по столешнице.  — Есть у нас некий план, как оторвать этой гидре голову. Слушайте! Завтра в Коржавино приезжает большая группа иностранных журналистов. Мы хотим приурочить захват охранников к их приезду. Милиция обещает прислать СОБР и ОМОН, возможно, еще спецназ УИН. Главное, чтобы вы были на нашей стороне, и когда потребуется, подписали бы постановление на арест. Криминальных моментов в этой истории предостаточно, главное, перехватить у банды инициативу.
        — Вы представляете, что случится, если милиция ворвется в гостиницу?  — глаза прокурора полезли на лоб.  — Этого ни в коем случае нельзя допустить! Там же полно нормальных постояльцев проживает! А персонал? Внизу ресторан… Все разнесут к чертовой матери!
        — Не разнесут,  — улыбнулась Надежда,  — охранники добровольно выйдут из гостиницы. Это я вам обещаю. А их захват произойдет на глазах у журналистов. Мы все продумали. Единственно, чуть позже вам придется дать интервью для телевидения и газетчикам. А им нравятся люди с твердой позицией. Она ведь твердая у вас?
        — Как алмаз!  — усмехнулся прокурор.  — Только объясните мне, что будет, если ваша авантюра не удастся?
        — Это не авантюра,  — строго посмотрела на него Надежда.  — Это хорошо продуманная, тщательно спланированная и перспективная операция. Причем, аналогов она тоже не имеет.
        — Да уж,  — озадаченно крякнул прокурор,  — задачку вы мне подкинули! Но я готов вам поверить, при условии, что задержание будет проводиться вне гостиницы. Не хватало нам кровопролития! Коржавино не Чикаго, знаете ли!
        — Кровопролития никто не допустит! Это не в интересах Зарецкого!
        — Я все прекрасно понимаю. Честно сказать, для меня неважно, кто придет на комбинат. Для меня главное, чтобы это было законным способом. Людям Деренталя запрещено заходить на комбинат, но ваш Карасев требует, чтобы я отменил решение судебных приставов. Я не могу отдавать предпочтение ни той, ни другой стороне, пока не буду иметь на руках решения суда о признании законным владельцем неважно Зарецкого, или Стечкина… Я уже сказал, мне все равно.
        — Речь сейчас идет не о комбинате. Речь идет о выдворении из города незаконного вооруженного формирования. Милиция готова нам помочь. Овсиенко эта ситуация, как кость в горле. В случае чего, головы полетят у всех.
        В дверь опять постучали, и на пороге возникла уборщица с подносом в руках. На нем стояли чашки с чаем, вазочка с вареньем, и горкой лежали большие с золотистой корочкой пирожки.
        — Чудесно, Герасимовна!  — радостно воскликнул прокурор и, устремившись навстречу уборщице, принял у нее поднос.  — Золотце вы наше! От голодной смерти спасли!
        Уборщица смущенно махнула рукой.
        — Ладно вам! Невелик труд! Слава Богу от обормотов энтих избавились! Задымили весь кабинет, ироды!  — Она испуганно посмотрела на прокурора.  — Скажите, Геннадий Васильевич! В городе судачат, дескать, вот-вот стрельба начнется? Кто-то уже спички и соль закупает!
        — Неправда! Стрельба не начнется! Мы этого не допустим! Закон не допустит! Спички и соль тоже скупать не стоит. Не сорок первый, отобьемся!  — строго сказал прокурор.  — И этих молодчиков скоро выдворим из города!
        — Слава Богу!  — перекрестилась Герасимовна и ласково посмотрела на Надежду.  — Кушайте на здоровье! Надо будет, и чайку долью, и пирожков донесу.
        И она вышла из кабинета. Прокурор поставил поднос на стол перед Надеждой, сам уселся напротив.
        Взгляд его помрачнел.
        — Угощайтесь, а то на голодный желудок хорошие идеи не приживаются.
        — Так вы согласны выслушать меня?
        — Согласен,  — вздохнул прокурор, и потянулся одновременно за чашкой с чаем и пирожком.


        Глава 17
        — Давай, я пойду,  — сказал Стас.  — Ты — женщина! Мне Андрей Евгеньевич не простит.
        Они как-то незаметно перешли на «ты», но в случае со Стасом, Надежду это не шокировало. Тем более, сейчас им было не до официоза. Они спорили, кому отправиться в пасть тигру. Надежда настаивала, что она с этим справится гораздо лучше. Стасу не нравилось, что он остается в стороне, когда женщина, по его понятиям, откровенно рискует жизнью.
        — Скажи, ты в армии служил?  — спросила Надежда.
        — Служил, в окружной газете,  — ответил Стас, не понимая, к чему она клонит.
        — То-то и оно! А я всю жизнь под седлом, и с таким контингентом работала, что тебе и не снилось. Пойми, дипломатия здесь не причем! Из тебя признания кулаками примутся выбивать. Очень уж ты им насолил, Стас! К тому же, не люблю я с журналистами общаться, и Бермана твоего не знаю! Поэтому — тебе журналисты! Мне — Карасев! Ох, как чешутся у меня на них кулаки, Стас! Но меня они вряд ли тронут. Не думаю, что опустятся до подобного свинства.
        — Смотри, Надежда Дмитриевна! Тут дело тонкое! Как ты думаешь от них после уйти?
        — Это мои заботы!  — Весело сказала Надежда.  — Запомни, даже у стен есть уши! Встретимся завтра!
        — Нет, я не могу!  — Не сдавался Стас.  — Давай, я попробую вызвать такси, и когда они отъедут, тихонько двинусь за вами.
        — Успокойся! Они в момент тебя вычислят и схватят. А кто тогда завтра журналистов будет встречать? Кто будет проводить пресс-конференцию на комбинате? И не смей подглядывать за мной в окно. Их машина стоит напротив! Тебя сразу засекут.
        — Но они точно нас пасли? Ты не ошиблась?
        — Стас, за кого ты меня принимаешь?  — улыбнулась Надежда.  — Они почти этого не скрывали. Только что бампером меня под задницу не поддевали, когда я шла к такси. Затем они проводили нас до милиции и после, до комбинатовской гостиницы. И въехали бы на ее территорию, если бы перед их носом не опустили шлагбаум. Наглые стервецы!
        — Но почему ты раньше не сказала, что нас сопровождают?  — поразился Стас.  — Зачем эти тайны?
        — А потому не сказала, что ты вольно или невольно принялся бы крутить головой, ерзать на сидении, тебе бы не терпелось посмотреть в зеркало заднего обзора… Ты бы выдал, что мы знаем о преследовании. Но работали они не слишком профессионально, или на самом деле бараны с лицензией, или намеренно решили мне показать, что на самом деле, серьезно меня не воспринимают. Зря, конечно!
        — И все же это рискованно! Ночью, одна…
        — Я просто добегу до киоска с сигаретами.
        — Но ведь они понимают, что я сразу подниму тревогу. И потом, это как-то неестественно: женщина бежит ночью к киоску за сигаретами, а мужик отсиживается в номере.
        — Брось ты! В отличие от тебя эти люди не склонны к анализу.
        — Надежда Дмитриевна, я должен позвонить Зарецкому…
        — Стас, прекрати! Все дело выеденного яйца не стоит!  — рассердилась Надежда.  — Хуже будет, если они уберут наблюдение.
        — А если они не решатся тебя схватить?  — начал по новой Стас.
        Надежда фыркнула, с осуждением посмотрела на него и направилась к двери.
        — Телефон возьмите, Надежда Дмитриевна,  — жалобно произнес вдогонку ей Стас.  — Хотя,  — он махнул рукой,  — его у вас сразу отберут.
        Надежда остановилась на пороге.
        — Телефон я возьму, и если они меня схватят, я успею нажать кнопку вызова.
        — Понятно,  — вздохнул Стас и пожелал: — Счастливо!  — Затем, видно понял, что счастьем здесь и не пахнет, исправился: — Ни пуха, ни пера!
        — К черту!  — ответила весело Надежда и вышла из номера.
        Сидевшая за стойкой администратор поднялась при ее появлении и спросила:
        — Вы уходите?
        — Я до киоска, сигарет купить.
        — У нас есть сигареты в продаже,  — сказала администратор.  — Какие вы курите? Могу напитки предложить…
        Такого поворота Надежда не ожидала.
        — Хорошо, я куплю, когда вернусь. А сейчас просто подышу свежим воздухом.
        — Но в вашем номере лоджия, зачем гулять по темным улицам?  — еще больше удивилась администратор.  — У нас ночью неспокойно. Недалеко городской парк. Шпана шляется.  — Она посмотрела на охранника, молча взиравшего на них со своего поста возле дверей.  — Правда, Миша?
        — Правда!  — ответил тот.  — Опасно сейчас. Я бы не советовал вам выходить наружу.
        Надежда выругалась про себя. Неужели придется спускаться со второго этажа на простыне? Глупость сплошная!
        — Не беспокойтесь!  — расплылась она в улыбке.  — Я быстро! Одна нога здесь, другая — там!
        — Ну, смотрите!  — посмотрел на нее с сомнением охранник.  — Если что, кричите меня. На шлагбауме парни тоже крепкие дежурят. Помогут, если чего. Только не отходите далеко!
        — Хорошо! Я мигом!  — снова пообещала Надежда. И подумала: знали бы эти двое, что она сама рвется влезть в серьезные неприятности. Добровольно, по собственной инициативе.
        — Смотрите, если кто-то начнет приставать, кричите!  — опять предупредил охранник.  — А я позвоню на пост при въезде. Пусть приглядят за вами.
        Он направился к дверям, Надежда — следом, и подумала, что в другом случае, она бы поразилась подобной заботе о своей безопасности. Конечно, гостиница ведомственная, а их поселили вдобавок в номере для особо важных гостей. Поэтому забота персонала вполне объяснима, но чрезмерную опеку над собой Надежда всегда не выносила, а сейчас, тем более, беспокойство персонала ее крайне раздражало. Время шло, а она не могла выбраться наружу. Стас наверняка извелся от нетерпения, ожидая ее сигнала.
        Наконец, двери распахнулись, и она, торопливо поблагодарив охранника, выскочила на улицу.
        Шлагбаум загораживал проезд автомобилей, но ей ничего не стоило миновать его. Охранник лишь вытянул шею, чтобы посмотреть, кто болтается столь поздно возле его будки. Но, видно, прошмыгнувшая мимо женщина не произвела на него впечатления, потому что он не удосужился даже окликнуть ее, и вернул шею в исходное положение.
        Шел второй час ночи. Та машина, которая проводила их до гостиницы, могла давно уехать, а та, что виднелась недалеко от табачного киоска, скорее всего, принадлежит кому-нибудь из постояльцев гостиницы или ее обслуживающего персонала. И все же стоило попробовать. Надежда мысленно пожелала себе удачи. И, пан или пропал, смело шагнула в темноту. За спиной осталось освещенное пространство автомобильной стоянки, впереди маячило слабое световое пятно — витрина киоска, и Надежда, придерживая в кармане мобильник, направилась к нему мимо серой «Тойоты». В ней сидели два человека и курили. И когда она, не оглядываясь, прошла мимо, из окон автомобиля вылетели по крутой траектории два незатушенных окурка.
        Тихо заурчал мотор. Надежда, не снижая темпа, шла в направлении киоска. Она затылком чувствовала, что «Тойота» сдвинулась с места. Шуршание шин за спиной подтвердило ее догадку: машина та самая, и до киоска ей дойти не позволят, значит, она и вправду останется без сигарет.
        «Тойота» обогнала ее на пару корпусов, водитель резко вывернул руль, и автомобиль преградил ей дорогу.
        — Эй! Что за шутки?  — выкрикнула она, и, как всякая, напуганная неожиданным маневром женщина, отскочила в сторону.
        Из «Тойоты» вышли двое мужчин. Она просчиталась. Вместе с водителем их было трое. Но сути это не меняло.
        — Пройдите в машину!  — сказал один из мужчин. По голосу — совсем молодой, но весьма крепкого телосложения.
        — В какую еще машину?  — вежливо спросила Надежда.  — Мальчики, вы не за ту меня принимаете! Я из гостиницы… Мне нужно сигарет купить. Понимаете, у меня сигареты закончились…
        — Не шумите,  — сказал второй,  — если не хотите, чтобы мы применили силу.
        — Ребята,  — Надежда осторожно попятилась назад,  — у вас глаза есть? Я — не девочка по вызову. Я — довольно пожилая тетка, у которой закончились сигареты.
        Но с ней уже не разговаривали. Просто заломили руки, и головой вперед затолкали в машину. Она и пикнуть не успела, но кнопку вызова нажала за секунду до того, как захватчики направились к ней…

        Ее зажали с двух сторон, и крепко держали за руки, словно она могла что-то предпринять в свою защиту в подобной тесноте. Шерстяная шапочка, которую ей натянули на лицо, отвратительно воняла чужим потом и кололась, лицо вспотело, но она терпела. В ее положении это оказалось не самым страшным, потому что с ней обошлись более вежливо, чем она предполагала.
        Ехали недолго, минут пятнадцать. Машина остановилась, и кто-то из ее похитителей буркнул:
        — Выходи!
        Надежда выбралась наружу. Руки у нее были свободны, и она попыталась стянуть с лица шапочку. Но тот же голос приказал:
        — Шапку не трогай!  — и взял ее за плечо.  — Шагай!
        Судя по тому, что она ощущала под своими ногами, они шли по дорожке, уложенной керамической плиткой. Даже сквозь вонючий трикотаж шапочки она ощущала сильный аромат петунии, душистого горошка и шафранов. Значит, по бокам дорожки располагались цветники. И то, что похититель держался сзади, тоже говорило о том, что дорожка узкая. Вероятно, ее привезли в какой-то загородный дом. И лай собак, лязгавших неподалеку цепью, подтверждал ее догадки, что это сторожевые собаки, и охраняют весьма важный объект.
        Она занималась дедуктивными выкладками, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, боялась сглазить. В ее жизни всякое бывало, и с блеском задуманные операции иногда с треском проваливались из-за ничтожного просчета. Сейчас она старалась не думать об успехе, потому что ей предстояло сразиться с Карасевым… Она так предполагала… Но, ведь могло случится, что он здесь не причем. И ее схватили его помощники. С ними будет труднее…
        — Ступеньки,  — буркнул за ее спиной провожатый.
        Если не сняли шапочки, значит, предполагают, что она сумеет смыться, подумала Надежда, или все-таки отпустят, когда выудят нужную им информацию… Вариантов было несколько, она, правда, старательно отгоняла от себя мысли о самом неблагоприятном. Имея в наличии массу негативной информации о Карасеве, она все же надеялась, что он не утратил некоторые человеческие качества, на которых она могла бы сыграть… Конечно, если он решит встретиться с ней. Но Надежда не была уверена, что он узнал ее. Прокурору с больной головы могло показаться все, что угодно. Скорее, эта шатия-братия не хотела попасть в объектив и засветится на всю Россию. Отсюда столь поспешное отступление. У Карасева, на самом деле, было не слишком много времени, чтобы разглядеть ее…
        — Порог,  — объявил провожатый, и следом.  — Лестница…
        Лестница вела вверх, а не в подвал, значит, времени они терять не будут. Немедленно примутся ее прессовать, хорошо, если словесно, но есть еще масса недозволенных способов, причем простое избиение жертвы — не самый худший вариант…
        Они завернули налево, и некоторое время шли прямо, явно по коридору, затем конвойный придержал ее за плечо и постучал в дверь.
        — Порог,  — снова прозвучал его голос. И Надежда усмехнулась: забота палача, чтобы идущий на эшафот не повредил себе голову прежде, чем ее отрубят.
        Ее провели в комнату и усадили на стул. И после этого стянули с головы шапочку. Она зажмурилась от яркого света, ударившего прямо в лицо. И посидела так пару секунд, чтобы глаза привыкли к освещению.
        Настольная лампа стояла на единственном в этой комнате огромном письменном столе о двух тумбах. Все остальное пряталось в тени, так же, как и лицо человека, сидевшего за столом. Но по фигуре и некоторым другим признакам, она определила, что это не Карасев. Мужчина в тени был гораздо меньших габаритов и, кажется моложе. Он разглядывал содержимое ее сумочки, вернее, изучал ее удостоверение. Наконец, он кивком велел сопровождавшему ее амбалу покинуть комнату. Тот вышел, и в комнате воцарилось молчание.
        Пальцы человека за столом выбивали неторопливую дробь на столешнице, а Надежда, сделав вид, что ей абсолютно наплевать на его пристальный интерес к своей персоне, бросила взгляд по сторонам. Ничего особенно, чей-то кабинет, хотя обстановка говорила о состоятельности его владельца. Тяжелый кожаный диван в углу, глубокие кресла, добротные книжные шкафы, дорогой компьютер на столе и чучело рыси в углу. Рыси, приготовившейся к прыжку. Зеленые глаза отсвечивали во мраке, как живые, а в лапах — жертва, мертвая уже птица.
        Тяжелые шторы, шевелились от сквозняка, вероятно, за ними находился выход на балкон…
        — Карасева Надежда Дмитриевна,  — произнес незнакомец.  — Надеюсь, вам объяснили, почему вас привезли сюда?
        — Объяснили? Вы что издеваетесь?!  — Надежда приподнялась со стула, но человек движением ладони показал, чтобы она вернулась на место.
        Она подчинилась, но продолжала говорить не менее запальчиво.
        — Никто и ничего мне не объяснял. Это я пыталась объяснить, что ваши мальчики приняли меня не за ту особу. Я выскочила из гостиницы купить себе сигарет, и вдруг меня хватают какие-то отморозки, толкают в машину… Кто вы такой, черт возьми! Зачем меня сюда привезли? Вы за это ответите!
        — Вас, наверно, предупреждали, что по темным улицам ходить опасно! Глубокой ночью за сигаретами! Разве в гостинице не нашлось сигарет?
        — Нашлось, но таких, которые я курю, не было,  — ответила Надежда.  — По вашей милости я вообще осталась без курева. К тому же ваши гориллы оттоптали мне ноги. Не приучены они у вас, гражданин хороший, к обращению с дамой.
        — Прошу прощения, но сюда вас привезли не как даму,  — усмехнулся человек за столом.  — Мы наслышаны о ваших талантах, поэтому парни вели себя соответствующе.
        — Короче, выкладывайте, зачем я вам понадобилась?  — сказала Надежда и, закинув нога на ногу, обхватила колено руками.  — Быстро, конкретно, без лишних подходов к теме.
        — Хорошо! Надеюсь, и на вопросы вы будете отвечать также быстро, конкретно, без виляния?  — спросил мужчина.
        — Сначала представьтесь и перестаньте прятаться в тени. Я в такие игры не играю.
        — Насколько я понимаю, для вас не секрет, с кем вы имеете дело?
        — Вы меня за дуру держите? Ваши люди сидели весь вечер у меня на хвосте. И теперь я должна поверить, что меня похитил неизвестный воздыхатель. К вашему сведению, я буду разговаривать только с Карасевым.
        — Я здесь по его поручению,  — мужчина поднялся и вышел из-за стола. Он был высоким и поджарым, с явной военной выправкой, лет сорока или чуть больше. Но глубокие залысины на лбу и редкие волосы делали его старше. А еще у него был курносый нос и круглые темные глаза под густыми, домиком, бровями.
        — Вы — серьезная женщина и должны понимать, что мы нуждаемся в помощи подобных людей.
        — Мы — это кто? Вы говорите от своего имени или от лица хозяев?  — уточнила Надежда.  — И какой такой интерес я могу представлять для вас лично или ваших хозяев?
        — Нам известно многое. И то, что вы со вчерашнего дня референт Зарецкого. И то, что вы спасли его от пули киллера. Мы тоже нуждаемся в самоотверженных людях, поэтому мне поручено передать вам предложение. Вернее, несколько предложений на выбор. В юридическом отделе, в службе безопасности, и в отделе по связям с общественностью есть …
        — Боже!  — засмеялась Надежда.  — У вас новая метода набора персонала? Отлавливаете ночью, как бродячих собак, заламываете руки, и — в машину? Оригинальный способ, нечего сказать!
        — Это — исключительный способ,  — сказал мужчина.  — Если гора не идет к Магомету, то Магомет…
        — Как я понимаю, вы не Магомет,  — оборвала его Надежда,  — поэтому буду разговаривать только с Магометом.
        — Но Карасев тоже не Магомет…
        — Но его наместник на земле,  — усмехнулась Надежда.  — И поверьте, я быстрее найду общий язык со своим бывшим мужем, чем с незнакомым человеком.
        — Я его заместитель.
        — Догадываюсь, но не для того я сижу здесь ночью, когда мне дико хочется спать, не для того я вдыхала миазмы, которая источала шапчонка, которую мне натянули на физиономию, не для того, я уже почти час обхожусь без сигарет, чтобы со мной разговаривал человек, который ровно ничего не решает, а озвучивает чужие предложения.
        — Понятно,  — не похоже было, что ее собеседник обиделся. Вероятно, привык и не к таким выпадам своих клиентов. Он достал из кармана мобильный телефон.  — Я должен посоветоваться.
        — Советуйтесь,  — сказала Надежда,  — а я пока подремлю.
        Она закрыла глаза, и тотчас тяжелая дрема навалилась на нее. И чтобы не заснуть, Надежда через силу произнесла:
        — Пачку сигарет мне, будьте добры. «Мальборо-лайт», и чашку кофе. Черного, без сахара!


        Глава 18
        Заместитель Карасева вышел из кабинета, но взамен него из-за шторы, закрывающей балкон, появился парень в черном, тот самый, которого она видела у входа в прокуратуру.
        — А, сторож!  — весело приветствовала его Надежда.  — Хозяева боятся, что я сигану с балкона?
        Ее страж ничего не ответил. Устремив взгляд поверх ее головы, он застыл, скрестив руки, точно Адам, только что отведавший запретный плод.
        Надежда усмехнулась про себя и снова закрыла глаза. И чего взъелась на парня? Она здесь не для того, чтобы задирать часовых.
        Через минуту появился второй охранник. В одной руке он держал чашку с кофе, в другой — пачку сигарет и зажигалку.
        — Превеликое мерси!  — обрадовалась Надежда.  — Ребята, мне начинает здесь нравиться.
        Но второй охранник тоже промолчал, правда, щелкнул зажигалкой, когда она достала из пачки сигарету. Надежда прикурила и с удовольствием затянулась ароматным дымком. Сигареты были, похоже, настоящими, а не местным плохой набивки «самопалом», к тому же, из дешевого табака.
        «Зам — наверняка Гроздев, бывший гэбист,  — подумала она,  — манеры у него не ментовские. Но вряд ли Гагаркин, тот таможенник… — Она посмотрела на дверь, за которой скрылся бывший гэбист.  — Интересно, долго еще они будут советоваться?
        Весь расчет был на любопытство Карасева. Вполне объяснимая человеческая слабость! Они столько не виделись, неужели ему все равно, как она жила все это время? Ведь он по-своему ее любил когда-то… И что бы там не говорили, воспоминания молодости, если они связаны с приятными моментами, на склоне лет воспринимаются с особым, щемящим чувством… Хотя она могла ошибаться. Карасеву пришлось долго и упорно драться за место под солнцем, а в таких боях черствеет душа, забываются прежние моральные установки… И все же стоило попробовать! Ради этого она рискнула проникнуть в стан врага и вступить в схватку с очень сильным и, скорее всего, коварным противником. Главное, чтобы Бог услышал ее молитвы, и позволил свершиться тому, что должно свершиться!
        Надежда представила, что происходит сейчас в другой комнате, где бывший гэбист, несомненно, уже доложил Карасеву о ее требовании, и сейчас они кумекают, как поступить дальше, пойти ли у нее на поводу, или продолжить допрос в прежнем исполнении. Она не думала, что в такой ситуации у Карасева хватит терпения отсиживаться в другом месте. Если уж ее доставили сюда, значит, они заинтересованы в той информации, которой она, по их разумению, владеет. И, прежде всего, людей Стечкина интересует, зачем она появилась у прокурора, и каковы итоги их беседы…
        Она докурила сигарету и вопросительно посмотрела на охранника. И тот, молча, протянул ей пепельницу. Надежда затушила окурок и принялась за кофе, который, в отличие от сигареты, был так себе. Дешевый растворимый напиток, кисловатый, отдающий жженой пробкой. И все-таки он взбодрил ее. Дремота отступила, Что ни говори, но и кофе, и сигарета оказались кстати: помогли обрести ей второе дыхание и избавиться от скопившейся за день усталости.
        Скрипнула, открываясь, дверь. Надежда не повернула головы, но внутри нее вздрогнула и затрепетала каждая жилка. Она поняла: в комнату вошел Карасев. Он не произнес ни слова, но охранники торопливо вышли гуськом из комнаты.
        — Здравствуй, Надежда!  — его голос она могла узнать бы из тысячи. Он почти не изменился, разве стал немного ниже и гуще.
        — Здравствуй, Саша!  — сказала она спокойно, словно они недавно расстались.  — Рада тебя видеть!
        Он хмыкнул и прошел к столу. Некоторое время они молча разглядывали друг друга.
        — Знаешь, я ведь сначала не узнал тебя,  — сказал Карасев.  — Думал, вот чертова журналюга, баба бешеная… Ты так неожиданно появилась.
        — А я тебя сразу узнала. Хотя ты очень увеличился в размерах.
        Карасев удрученно крякнул.
        — Беготни хоть и много, но питаешься, как попало, вот и прет в разные стороны. А ты почти не изменилась, ни капли дородности в тебе. Все такая же тонкая и звонкая! Вошла в комнату, как влетела!  — Он пристально посмотрел на нее.  — В милиции очень редко удается остаться красивой женщиной. Тебе это удалось.
        — Старалась,  — пожала она плечами.  — Сам понимаешь, оперу очень сложно совмещать службу с лишним весом. Женщине особенно. Я ведь не любитель отсиживаться в глубоких креслах.
        — Я тоже не любитель,  — сухо ответил Карасев,  — а в последнее время, даже сплю на бегу.
        — Сочувствую,  — усмехнулась Надежда,  — но не понимаю. Что тебя заставило затесаться в эту компанию?
        — Те же причины, что и тебя в компанию Зарецкого. Сразу скажу, ты не на ту лошадку поставила.
        — В этом я могу с тобой поспорить,  — улыбнулась Надежда,  — но меня ведь привезли сюда не для того, чтобы сообщить о моем плохом выборе?
        — Естественно,  — сказал Карасев и достал из кармана пачку «Парламента».  — Закурим?
        — Нет, с меня довольно. Женька мне уже всю плешь проела за то, что я выкуриваю больше пачки в день. Решила уменьшить норму наполовину.
        — Похвально,  — отозвался Карасев.  — Женька — это твоя дочь?
        — Дочь,  — ответила Надежда, но осталась недовольна, что это прозвучало с заметным вызовом.
        И Карасев это понял, потому что усмехнулся.
        — Я так и не сумел вычислить, от кого ты ее нагуляла. Вроде все на виду, как ты умудрилась сходить от меня налево. Двадцать лет прошло, просвети, кто мой счастливый соперник?
        — Конспирации у тебя училась, милый мой! Ты свои связи тоже не слишком афишировал.
        — Говорят, она в Питере в Университете МВД учится?
        — Да, сейчас за четвертый курс экзамены сдает. Весьма успешно!
        — Есть в кого, я думаю,  — Карасев выпустил через ноздри густой клуб дыма и задумчиво добавил.  — Наверняка на тебя похожа?
        — К счастью!  — Ответила Надежда.
        — А почему замуж за этого парня не вышла, или кто-то из семейных тебе дочуру заделал?
        Надежда покраснела, а руки ее непроизвольно сжались в кулаки.
        Недоносок! Чертов ублюдок! Как он смеет? И подумала: да, смеет! Она сама скрыла от Карасева, что Женя его дочь. И, скорее всего, он воспринял известие об ее измене менее равнодушно, чем она предполагала до встречи с ним. Но каков мерзавец! Ведь ни разу не поинтересовался, не разузнал по своим каналам, так ли это на самом деле, или в то время ему было выгодно поверить ей на слово?
        И снова прежняя обида захлестнула ее. Карасеву никогда не понять, что испытывала она, когда выписывалась из роддома. В отличие от соседок по палате, ее не встречал любящий муж с букетом цветов, и рыдающие от счастья родственники. Домой ее привез водитель начальника розыска. Все ее сослуживцы были в разгоне, и первую неделю лишь по телефону справлялись о ее самочувствии и предлагали свою помощь, от которой она всякий раз отказывалась, потому что хорошо понимала: у ребят своих забот выше крыши. Близился конец года, и начальство требовало «палок» — с раскрываемостью преступлений после ухода Карасева поначалу было неважно.
        Она с плохо скрываемой неприязнью посмотрела на Карасева, и он отвел взгляд.
        — Ладно, чего там! Дело прошлое! Но я удивляюсь, что ты осталась одна!
        — Тебе что, нечему больше удивляться? Своих проблем не хватает?
        — Хватает,  — согласился он.  — Жаль, конечно, но Галина так и не смогла родить.
        — Как я думаю, проблема не в тебе,  — язвительно усмехнулась Надежда,  — слышала, что у тебя есть внебрачные дети?
        Карасев блеснул на нее мрачным взглядом исподлобья.
        — А вот это тебя не касается.
        — Ради Бога,  — Надежда выставила перед собой ладони.  — Каждый кует свое счастье, как умеет. Я, к примеру, счастлива, что у меня прекрасная дочь, независимо от того, кто ее папаша.
        — Чью фамилию она носит? И отчество?  — неожиданно спросил Карасев.
        — Мое отчество, но твою фамилию,  — пожала плечами Надежда,  — я думала, тебе это не помешало, тем более алиментов я не требовала.
        — Надя, хоть сейчас не ври,  — неожиданно тихо сказал Карасев.  — Скажи честно, она моя дочь?
        Надежда выпрямилась на стуле. Глаза ее сузились.
        — Нет, Женя — моя дочь! Только моя, и ничья больше.
        — Неужели она никогда не спрашивала, кто ее отец?
        — Она знает, кто ее отец, но не слишком желает с ним общаться!  — ответила резко Надежда.  — И давай прекратим трепаться на отвлеченные темы. Меня сюда не за этим привезли.
        Карасев смерил ее внимательным взглядом.
        — Прекратим! Я вижу, ты готова поговорить на конкретные темы. Например, рассказать, чем ты занимаешься у Зарецкого?
        — Пока ничем! Вхожу в курс дела. Что я могу рассказать, если я сегодня второй день на работе?
        — Уже третий,  — посмотрел на часы Карасев.  — И зная тебя, скажу, за эти дни ты срубила больше информации, чем Би-Би-Си за неделю работы.
        — Спасибо за подобную оценку моих способностей,  — церемонно склонила голову Надежда.  — Раньше ты не опускался до комплиментов.
        — Не передергивай карты, дорогая,  — Карасев вновь закурил,  — я много слышал о твоих талантах. Ты была хорошим начальником угрозыска, просто не надо было спать с Лихоносовым. Ты его изрядно напугала своим темпераментом.
        — Я знала, что мужики трепачи,  — вздохнула Надежда,  — особенно в нашей системе. Он что рапорт написал, или явку с повинной?
        — Да нет, по пьяни проговорился. Дружку своему старому повинился, что отправил тебя с глаз долой. Боялся голову потерять. Заусило мужика. Пришлось выбирать: карьера или амуры с офигеной начальницей угрозыска. Выбрал карьеру.
        — Врешь ты все, Карасев!  — вздохнула Надежда.  — У него жена молоденькая, и двое детей малых. Какие амуры, так, мгновенная вспышка, и больше ничего. Как ты говоришь, по пьяни.
        — Не скажи, не скажи!  — покачал головой Карасев.  — Такая лошадка, как ты борозды не портит.
        — Слушай, тебе не кажется, что наша беседа приняла фривольный оттенок? Я не хочу обсуждать твои постельные дела, тем более, свои.
        — Я согласен, давай перейдем к другим темам.
        — Хочу только спросить, зачем я вам нужна? Или наоборот не нужна! Ты понимаешь, похищение людей — крайне неприятная статья. А твои люди меня нагло похитили…
        — Надя,  — Карасев усмехнулся,  — не выдавай себя за простушку. И не думай меня провести. Ты намерено шла к нам в руки. Зачем? Ты ведь поняла, что за тобой наблюдают, нет, поперлась среди ночи за сигаретами. Тут не хочешь украсть, украдешь. Да еще такую женщину!
        — Карасев! Для тебя я уже давно не женщина, а бывшая жена. Но ты прав, я намеренно пошла на то, чтобы твои люди схватили меня. Как иначе я могла с тобой встретится? Когда-то мы были вместе, и, знаешь, мне твоя судьба не совсем безразлична.
        — А что? Судьба как судьба, не хуже, чем у других. Только откуда вдруг такое желание. Двадцать лет не встречались, а тут вдруг воспылала?
        — Я знаю, ты — старый, хитрый мент. Ты во всем видишь подвох. Жизнь нас свела во второй раз. И, может, это судьба. Я не имею в виду того, что было. Этого уже не вернешь. И ты прав, я действительно, кое-что узнала. Это ты, Саша, поставил не на ту лошадку. Ты верой и правдой отрабатываешь свой бутерброд с черной икрой, но при этом напрочь забыл, отмел, переступил через то, что прежде ставил во главу угла.
        — Все понятно! Ты решила наставить меня на путь истинный?  — Карасев нахмурился.  — Учти, я все для себя решил. Мне моя жизнь нравится. Я почти полгода был без работы, а здесь я снова почувствовал себя человеком.
        — Человеком? И при этом ты смеешь называть себя человеком? Ты — цепной пес, Карасев! Хозяин командует тебе «фас» и ты рвешь всякого, кто становится у вас на пути. Ты думаешь, Стечкин и Деренталь в случае твоего косяка защитят тебя? Черта с два! Они открестятся от тебя руками и ногами! И ты это понимаешь лучше меня. Ты…
        — Ты много на себя берешь,  — перебил ее Карасев и поднялся из-за стола.  — Много себе позволяешь! Я сам определяю, как мне поступать! И ты, как и прочие радетели, мне не указ. Как-нибудь сам разберусь.
        — Сам разберусь… — передразнила его Надежда.  — Ты рассуждаешь, как ребенок. Первый класс, вторая четверть. Ты уже столько наворотил! Столько накуролесил.
        — Надежда, ты не прокурор, а я — не обвиняемый. Смотрю, хватка у тебя железная. Но у нас с тобой разные пути-дороги.
        — Разные, но ты не можешь не понимать, что твоя дорога — прямиком на нары. Я не говорю о такой мелочевке, как неприкрытое давление на прокурора и начальника РОВД. А сколько раз ты незаконно выдавал себя за действующего сотрудника МВД, причем, начальника Главка? Может, следует перечитать Уголовный Кодекс, вспомнить, что подзабылось?
        — Слушай,  — Карасев побагровел,  — ты решила меня пронять? Заставить повиниться в содеянных злодеяниях? Учти, это не пройдет!
        — Думаешь, от всех откупишься? Только от совести откупиться не получится. Ты замешан в таких делах, что лучше сейчас идти с повинной…
        — Все! Хватит! Смотрю, ты много на себя берешь! Позволь мне самому разобраться со своими делами.
        — Разбирайся! Давно пора! К примеру, почему твои киллеры не столь удачны, как тебе бы хотелось. Конечно, удачи у них случаются, равно как и неудачи. Тебе фамилия Дорин ничего не говорит?
        Карасев покачал головой.
        — Абсолютно ничего! Первый раз слышу.
        — Напомню, если вылетело из головы. Дорин — глава фирмы «Промстройэнерго», у которого вы наглым образом отобрали векселя Коржавинского ЦБК. Это уже не просто грабеж, это разбой. А покушение на убийство?
        — Какое покушение?
        — Покушение на Дорина. Твой человек вывез его за город, столкнул в колодец, но не убил, только ранил. Теперь Дорин оклемался и дает показания. И знаешь кому? Ребятам из Управления собственной безопасности МВД. Потому что твой человек до сих пор служит в милиции.
        — Чушь! Конкретная чушь!  — пробормотал Карасев.  — Первый раз слышу об этом Дорине.
        — Это уже твои проблемы. Не слышал, тем хуже для тебя. Слышал, намотай себе на ус. Хуже, если наезд на Дорина был совершен с твоей подачи. Ты, вижу, в таких делишках преуспел. Видела сегодня, как вы прессовали прокурора!
        — О чем вы с ним договорились?  — быстро спросил Карасев.  — Ты провела у него больше часа.
        — Мы с ним пили чай и закусывали пирожками с капустой. Вы ж его чуть голодом не уморили!
        — А ты, выходит, спасла? И вышла от него с крайне довольным видом.
        — И это тебе доложили? Что ж, я польщена!
        — И все-таки, зачем ты побывала у прокурора, а затем у начальника милиции? Ты хотела перетянуть их на свою сторону?
        — Нет, милый мой! Это твои приятели во главе с тобой пытались уломать их! Заставить, не мытьем, так катаньем закрыть глаза на ваши половецкие пляски вокруг комбината. Слава Богу, они понимают, что им выгоднее соблюдать закон, чем манипулировать им в угоду некоторым изрядно зарвавшимся олигархам. Оно ведь так, сегодня олигарх, а завтра «Матросская тишина», небо в клеточку и роба в полосочку.
        — По-о-онятно!  — протянул Карасев язвительно.  — А ведь я поначалу не придал значения, что в окружении Зарецкого появился новый человек. Баба — бывший начальник угрозыска. Баба, которая отбилась от киллеров. Нет, Надежда, ты даже не мина, ты фугас под нашим бронепоездом.
        — Бронепоезд ваш на дутых шинах, Карасев. Хватит гвоздя, чтобы притормозить его, а после уничтожить прямой наводкой.
        — И что за гвоздь ты нам приготовила?
        — Гвоздь ты сам себе приготовил. Тот, который в гостинице. Почти сто человек, с автоматами. Если вы ринетесь на завод, ты себе подпишешь окончательный приговор. Я тебе советую, завтра до часу дня незамедлительно убрать своих бойцов из Коржавино. К двум часам дня здесь появится Овсиенко с СОБРом и ОМОНом. Незаконное вооруженное формирование… Ты знаешь, чем это пахнет? Хочешь поиграть в войнушку? Увы, не получится, товарищ генерал-лейтенант!
        — Ты меня хочешь предупредить? Зачем?
        — По той простой причине, что Зарецкому не нужны подобные схватки в центре города. Прокурор опасается, что разнесут гостиницу, начальник милиции побаивается беспорядков. Так что убирайтесь подобру-поздорову, пока вас не принудили к этому силой. Представь только, какой вой поднимется в прессе!
        Она поднялась со стула.
        Карасев с недоумением посмотрел на нее.
        — В чем дело?
        — Я устала, хочу спать. Пусть твои мордовороты отвезут меня обратно. И не надо натягивать мне шапку на лицо. Мне абсолютно неинтересно, где вы тасуетесь. В городе без вашей конспирации знают, где штаб-квартира Стечкина. Тоже мне, Ленин в Разливе!
        — А если мы тебя не выпустим?  — поинтересовался Карасев.
        — В колодец, что ли, как Дорина, спустите? Не советую! О том, что меня увезли твои люди, известно Добронравову. Если я не вернусь к утру, об этом доложат Овсиенко, прокурору и журналистам. Вы такой им карт-бланш в руки дадите! Учти, разнесут не только гостиницу, но и эту дачку. Говорят, тесть Стечкина очень любит здесь отдыхать? Или не тесть? Зять? Не суть важно. Спецназ свое дело знает. Раскидают все по кирпичику.
        — Ты думаешь, мы тебя здесь оставим?
        — Смешной ты человек, Карасев, вернее, абсолютно тупой!  — развела руками Надежда,  — И так, и этак тебя убеждаешь! Поступай, как хочешь, но позволь заметить, новых лавров ты себе не заработаешь, а вот статью, обязательно!
        — Но ты проболтала больше двух часов, и так ничего не сказала. А мне нужно знать, что замышляет Зарецкий? Чего готовит?
        — А тайна сия мне как раз не ведома. Не тот я человек, чтобы Зарецкий делился со мной своими планами. И как мне кажется, у вас есть свой человек в окружении Зарецкого, иначе, откуда тебе знать, что баба, которая помогла его охранникам задержать киллеров, бывший сотрудник уголовного розыска?
        — В новостях вечерних услышали по телевизору.
        — Врешь, там про это и словечком не упомянули. В Белогорской прокуратуре вряд ли проболтались, значит, есть казачок в наших рядах. И я, учти, выведу его на чистую воду.
        — Ну, и семь футов тебе под килем,  — добродушно сказал Карасев.  — Недостаток движения заменяешь бесцельным барахтаньем? Создаешь видимость бурной деятельности? Что ж, мне это знакомо! Только смотри, как бы динамо-машина не сгорела!
        — Я не думаю, что наша встреча оказалась бесполезной.  — Надежда подошла к столу и довольно бесцеремонно стала собирать в сумочку вещи, разбросанные гэбистом по столешнице. Подумав секунду, прихватила пачку «Мальборо». Зря, что ли, страдала? Всю ночь не спала, Карасеву мораль читала, как записной педант. Какой-никакой трофей, компенсация за нервотрепку и душещипательные разговоры с Карасевым.
        Некоторое время они стояли и молча разглядывали друг друга. Их разделял стол и двадцать лет развода. И все же Надежде стало на мгновение жалко Карасева. Все ж, она обманула его. И как повернулось бы дело, узнай он о ее беременности? Впрочем, это сейчас она думает о нем без зла, а тогда она готова была растерзать его в клочья! Но время лечит. Женька навсегда ее дочь, а он? С кем останется он? И с чем?
        Надежда накинула ремень от сумочки на плечо.
        — Прощай, Карасев! Очень славно поболтали! Не ожидала, что поднимем столько интересных тем!
        Карасев некоторое время буравил ее тяжелым взглядом. Тонкие губы сжались и вовсе в незаметную глазу полоску.
        Надежда стойко выдержала его взгляд. И даже безмятежно улыбалась при этом.
        — Ладно, тебя сейчас отвезут!  — махнул он, наконец, рукой.  — Надеюсь, все эти разговоры останутся между нами?
        — Как прикажете!  — улыбнулась Надежда, и уже при выходе из комнаты, сказала: — Запомни, Саша! До-рин! И про гвоздь, что у тебя в ботинке, тоже не забывай.


        Глава 19
        Надежда быстро миновала комнату и остановилась возле ванной.
        — Стас! Я приму душ, и посплю пару часов. Все равно люди Карасева нескоро уберутся из города. Думаю, твоей Берман со своей гвардией вовремя подоспеют. Но ты все-таки предупреди Андрея Евгеньевича, чтобы они выехали раньше.
        — Мы уже переговорили с Берманом по телефону. Ему очень понравилась идея с захватом охранников. Главное, чтобы получилось.
        — Милиция уже здесь?  — спросила Надежда.
        — Да, разместили их в здании технического лицея в двух кварталах от гостиницы. В самой гостинице тихо, значит, не подозревают о захвате. Главное, чтобы они не убрались до приезда журналистов.
        — Конечно, это будет хуже. Но милиционеры проведут оперативную съемку, можно будет поделиться с газетчиками. А прокурор и начальник РОВД после дадут интервью. Надеюсь, Овсиенко не откажется прокомментировать эту операцию?
        — Вряд ли откажется. Ссориться с Зарецким ему не с руки,  — улыбнулся Стас.  — Хотя, как сказать. Шибко осторожный генерал. Четко чувствует, откуда ветер дует. Новые звезды ему не светят, на пенсию жить неохота, поэтому кресло губернатора очень для него привлекательно.
        Надежда открыла дверь в ванную.
        — Отпусти меня, Стас, Христа ради! Иначе прямо в ванне засну.
        — Да, да, конечно,  — засуетился Стас.  — Я ухожу. Буду дожидаться журналистов на комбинате. За мной уже машину прислали и охранника.
        — Все равно, будь осторожнее,  — предупредила Надежда.  — И как только Берман объявится, сразу буди меня. Мне надо переброситься с ним парой слов. И учти, всю эту братию будут брать на выезде из города, чтобы не затевать бои в самом центре. Поэтому автобус газетчиков должен дожидаться рядом с постом ГИБДД. Милиция выставила своих наблюдателей недалеко от гостиницы, и как только придут автобусы, чтобы вывезти из Коржавина эту банду, все ближайшие улицы перекроют. Поэтому журналистам, сам понимаешь, лучше в город не заезжать.
        — Слушаюсь, товарищ полковник!  — Стас вытянулся по стойке «смирно».  — Ваш приказ выполним точка в точку.
        — Да, ладно тебе,  — засмеялась Надежда.  — Это у меня в крови. Хлебом не корми, а дай проинструктировать.  — Она постучала костяшками пальцев по косяку.  — Боюсь сглазить, но Карасев, кажется, мне поверил.
        — Говорят, в ярости он зверь зверем.
        — Не знаю, на себе не испытала,  — пожала плечами Надежда.  — Но, думаю, после этой истории он будет на меня в обиде.
        Она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Боже, как она устала! Почти сутки на ногах. И столько событий, разговоры на нервах, и хотя она не подала виду, встреча с Карасевым для нее дорого стоила. После нее она почувствовала себя резиновым мячиком, по которому проехалась машина. Не осталось ни сил, ни желаний, хотелось просто упасть лицом в подушку и отключиться на некоторое время. Она разделась, открыла душ и встала под прохладные струи, затем включила погорячее, а после и вовсе холодную воду.
        Тугие струи секли тело, она подставляла под них лицо, не замечая, что плачет. И сама не могла объяснить, почему. Возможно, всплыли в памяти самые печальные моменты в ее жизни, и виной этому была встреча с Карасевым. Или по той причине, от которой плачут одинокие уверенные в себе женщины, понимающие, что достигли в жизни всего, что можно достичь, не испытав при этом подлинно женского счастья…

        Она почувствовала на себе чей-то взгляд и проснулась мгновенно, как по тревоге. Открыла глаза и тотчас увидела Меньшикова. Он сидел рядом с кроватью на стуле и пристально смотрел на нее.
        — Ну, вот,  — сказала она охрипшим со сна голосом,  — это уже входит в привычку. Сначала сынок, за ним — папаша… Вы что сговорились по очереди будить меня?
        — Меня Андрей прислал,  — Евгений никак не отреагировал на ее выпад.  — Журналисты уже на месте, а люди Карасева до сих пор еще в гостинице.
        — Который час?  — спросила она.
        — Девятый,  — коротко ответил Евгений.
        — Двух часов не поспала,  — вздохнула Надежда.  — Совесть у вас есть, господа хорошие?
        — Мы тоже почти не спали. Журналистов подняли в шесть, а эти сволочи даже не чешутся. Ты сказала, что Карасев тебе поверил? Почему тогда не выводит своих людей?
        — Во-первых, я сказала: возможно, поверил . Я ему привела ряд убедительных доказательств.
        — Не думал, что ты так наивна,  — скривился Меньшиков.  — Стопроцентно он тебе не поверил. Ты явилась к нему из вражеского лагеря. Где гарантия, что твои доказательства не были элементарной провокацией?
        — Это его проблемы! Я его просто предупредила, что не стоит переходить на мордобитие. К двум часам, дескать, должны подъехать журналисты и ОМОН, поэтому вся эта братия должна, как можно раньше, то есть до их появления, исчезнуть из города. Провокация, не провокация, не об этом он думает сейчас. Даже, если он уверен, что я гнала пургу, он не станет рисковать. Боевиков из гостиницы он вывезет. Предполагает, что временно, пока не уберется милиция и газетчики, но вывезет обязательно. Уверена, с минуты на минуту подадут автобусы, и боевики оставят гостиницу в покое. Главное, чтобы милиция не подвела и вовремя провела захват.
        — Они уже и так на боевом взводе,  — буркнул Меньшиков и смерил ее тяжелым взглядом.  — А ты, гляжу, весьма самоуверенная дама. Самого Карасева решила перехитрить?
        — Не знала, что ты относишься к нему с пиететом,  — усмехнулась Надежда.  — Но он слаб в коленках, потому что рыло в пуху. И, как пуганая ворона, всякого куста боится. Я его не убеждала. Я его слегка припугнула. Намекнула, что знаю кое-что интересное про его делишки.
        — Про это все знают,  — не сдавался Меньшиков,  — а он в первую очередь, и гораздо больше, чем мы с тобой.
        — Женя,  — ласково сказала Надежда,  — самое главное, меня за дуру не держи. С чего ты злишься? Ты против того, что Андрей пригласил меня на работу? Жаба давит, или что? Так это не надолго! Всего две недели. А потом все в твоих руках. Воюй, не хочу!
        — Жаба, говоришь?  — Евгений окинул ее оценивающим взглядом.  — Думаешь, я ревную тебя к Андрею?  — Он быстро встал и пересел на постель рядом с ней.
        Надежда отодвинулась к стене, но Евгений схватил ее за руки и резко притянул к себе. Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. Сердце Надежды бешено колотилось. Пальцы Меньшикова все сильнее и сильнее сжимали ее плечо. Наконец, она не выдержала и попыталась вывернуться. Но он не позволил, обнял и принялся целовать иступлено, жадно, не давая ей перевести дух. Впрочем, в этот момент она тоже обо всем забыла. Слишком неожиданным был этот порыв, и слишком долго она старалась не показывать виду, насколько этот человек ее занимает. Она и сейчас делала слабые попытки, чтобы вырваться. Но он уже отбросил в сторону одеяло. Горячая рука скользнула под футболку, в которой она спала, коснулась груди…
        Надежда охнула.
        И в этот момент он быстро отодвинулся на край кровати и, как ей показалось, с испугом посмотрел на нее.
        — Надежда… — сказал он севшим голосом,  — не морочь мне голову. Одевайся быстрее, а то, черте что получается…
        Конечно, она испытала неподдельное разочарование, потому что не ожидала столь скорого отступления. Вероятно, он сам не ожидал подобного порыва, и корил себя за недостойное поведение. Или за что-то еще, впрочем, ей неведомое. Но по его лицу было заметно, что он в растерянности и не знает, как себя вести.
        — З-зачем ты появилась?  — Евгений помотал головой, словно избавляясь от наваждения.  — Так все было славно! Никаких тебе любовий, никаких тебе привязанностей. Увидел тебя, и словно бес поддел под ребро, ни о ком другом, кроме тебя думать не могу.
        — Так уж не можешь?  — язвительно спросила Надежда.  — А твоя молодая жена? Красавица, каких поискать? Забыл? Или при случае, любая сойдет? Только учти, я — не любая, и спать с тобой не собираюсь, даже если бесы тебя на дыбе вздернут! У меня тоже другие заботы и интересы!
        — Чего ты кричишь?  — болезненно скривился Меньшиков.  — Всех на ноги поднимешь! За дверью — Стас и наш коммерческий директор Шведов.
        — Случайно его не Николаем зовут?  — спросила Надежда.  — И он бывший моряк?
        — Николаем,  — посмотрел на нее Меньшиков.  — Вы с ним знакомы?
        — Мы ехали в одном купе. Он, кажется, ездил на встречу с друзьями?
        — Вроде бы, я точно не знаю. Очередной отпуск, в этом нет ничего подозрительного. По закону положено, а уж где ему отдыхать, каждый решает по-своему.
        — Но он не сказал тебе, что мы знакомы?
        — А это имеет значение?  — покосился на нее Меньшиков.  — Или у вас роман?
        — Почти,  — засмеялась Надежда,  — железнодорожный, на колесах. Кажется, он неплохой человек.
        — А по мне — скользкий тип, до которого у меня пока руки не доходят.
        — Как такое может совмещаться, коммерческий директор и скользкий тип?  — изумилась Надежда.  — Ты в первую очередь должен проверить, если человек вызывает у тебя сомнения.
        — Ничего, я и до него доберусь,  — Евгений посмотрел на часы.  — Ладно, закругляемся! Быстро одевайся, и выходим. Извини, пока не до завтрака. По дороге перехватим чего-нибудь. У меня после вчерашнего голова раскалывается. Андрея до трех ночи журналисты не отпускали, а в пять уже поднялись.
        — Андрей здесь?
        — На комбинате. При захвате ему не стоит присутствовать. Он узнает про это якобы постфактум.
        — Хорошо, я мигом соберусь. Только выйди из комнаты, пожалуйста.
        Меньшиков некоторое время смотрел на нее, затем спросил:
        — Ты нарочно заставляешь меня ревновать?
        — Ты серьезно?  — Надежда покачала в удивлении головой.  — Какая ревность? Я в эти игры не играю. Не в том возрасте.
        — Хорошо, если так! А то я подумал, ты намеренно меня злишь.
        Надежда накрыла его ладонь своею и заглянула в глаза.
        — Женя, успокойся, это не входит в мои планы. Я ведь сказала: у меня сейчас другие заботы. И амуры в их списке не значатся.
        — Ладно, поживем — увидим,  — Евгений нахмурился.  — Полчаса тебе хватит? Мы будем ждать тебя в машине.
        — Хватит с лихвой!  — кивнула Надежда.  — Только… — Она огляделась по сторонам.  — Ты обещал мне достать камуфляж. В нем удобнее, чем в костюме и на каблуках.
        — Если пообещал, значит, достал,  — Евгений взял со стула яркий пластиковый пакет и подал ей.  — Здесь, все, что требуется. В ремне я две дополнительные дырки проделал. У комсостава талии несколько толще, чем у некоторых дам.
        — Спасибо,  — засмеялась Надежда.  — Твоя забота меня радует.

        Она спустилась вниз через пятнадцать минут. Меньшиков сидел в черном «Мерседесе», один, за водителя. При ее появлении он вышел из машины и открыл ей дверцу.
        — А где Стас?  — удивилась Надежда.
        — Стас с журналистами. Уже на посту ГИБДД. Только что поступила информация: к гостинице подали четыре автобуса. Карасев и Гроздев тоже появились, но в гостиницу не поднялись. Эвакуацией руководит Гагаркин.
        — Что я тебе говорила,  — сказала Надежда, усаживаясь на сидение рядом с ним.  — Получается все отлично.
        — Дай-то Бог,  — сказал Евгений и покосился на нее.  — А форма тебе идет. Все подошло?
        — Ботинки чуть великоваты, но я надеюсь, что мне не придется в них бегать.
        — Ты вообще не выйдешь из машины. Да и на комбинате не стоит появляться.
        — Почему? Мне интересно, как пройдет пресс-конференция.  — Она опять посмотрела на Меньшикова.  — А Шведова куда подевал?
        — Отправил на комбинат. Ему и вовсе нечего делать при задержании.
        — Это понятно. Непонятно другое, почему ты против, чтобы я поехала на комбинат. Не хочешь, чтобы я встречалась со Шведовым?
        — Причем тут Шведов?  — недовольно буркнул Меньшиков, поворачивая ключ зажигания.  — Просто я хотел отправить тебя в Белогорск, чтобы отдохнула. Вечером, Андрей всех собирает на совещание в узком кругу. Тебе надо выспаться. А то смотрю, побледнела, круги под глазами.
        — Спасибо, но я выспалась. Если задержание охранников пройдет без сучка и задоринки, исчезнут и бледность, и круги под глазами.
        — Коттедж тебе уже приготовили,  — сообщил Евгений,  — вещи тоже перевезли, и велосипед. Андрей распорядился.
        — Коттедж? Я ведь сказала ему, что обойдусь без шикарных апартаментов.
        — Но он говорит, что завтра к тебе приезжает дочь.
        — Дочь уже не приезжает,  — ответила сердито Надежда.  — Я поговорила с ней по телефону и убедила, что делать ей в Белогорске нечего.
        — Зря, она хорошо бы здесь отдохнула. И тебе веселее будет.
        — Мне и без этого весело,  — усмехнулась Надежда.  — К тому же я не привыкла к подачкам. Я не считаю нужным, чтобы моя дочь приезжала в Белогорск. И не хочу вести разговоры на эту тему.
        — А мне кажется, что ты намеренно выдаешь себя за робота. В смысле, хорошо выполняешь свои должностные обязанности, а личное, дескать, не про тебя.
        — Ты прав, когда я работаю, личное для меня не имеет значения.
        — Врешь ты все. Ты — обыкновенная женщина, из плоти, и крови. Только сознательно ломаешь себя, пытаешься казаться бесчувственной, резкой, неуступчивой. Но я ведь вижу, я почувствовал, как ты среагировала, когда я тебя целовал. У тебя губы были горячими! Ты ведь хотела меня, такое не скроешь. И сейчас, и тогда, на озере.
        — Мне плевать, что ты почувствовал.  — Неподдельно рассердилась Надежда, еще и потому, что он был стопроцентно прав. И среагировала, и хотела. Но никогда не признается этому заносчивому типу, что испытала на самом деле. И произнесла резко, так, чтобы закрыть ему рот.  — Я просто не хочу обсуждать эту тему! Мне она не интересна!  — Звучало это гордо и решительно, но знал бы этот бесчувственный чурбан, каких усилий ей стоило выговорить этот десяток слов, всего две не слишком длинные фразы. Как она старалась, чтобы голос не дрогнул при этом, и не выдал ее с головой, не выказал ее смятение и даже страх. И ей это удалось, потому что у него желваки заходили на скулах, глаза сузились, но с выдержкой у ее соседа тоже было в порядке. Надежда поняла это по голосу.
        — Не хочешь, не надо,  — равнодушно ответил Евгений. Хорошо, что не добавил: «Баба с воза…», этого она бы не простила, но тогда бы совесть ее была чиста, и она смогла бы отточить на нем весь свой арсенал язвительных замечаний. Но он прервал ее мысли, бросив коротко:
        — Приехали!
        Автомобиль вывернул на улицу, которая вела к обсаженной елями городской площади, той самой с бронзовым Ильичем в центре, и притормозил у бордюра в метрах ста от нее. Оказывается, гостиница располагалась неподалеку, на берегу Коржавы. Надежда определила это по вывеске и четырем «ПАЗам», возле которых крутились несколько человек в черной униформе. Но сами автобусы были еще пусты. Надежда посмотрела на часы. Почти десять, журналистам осталось совсем недолго ждать…
        Автобусы подогнали не вплотную к крыльцу гостиницы, Евгений объяснил, что въезд на площадь запрещен с сегодняшнего утра по причине детского праздника, который состоится здесь после обеда, но она и сама заметила запрещающий знак. Но ее больше заинтересовало другое: чуть дальше за автобусами Надежда разглядела серебристый внедорожник. Она выхватила взглядом крупную фигуру Карасева, он разговаривал с тем самым человеком, который допрашивал ее первым.
        — Это Гроздев, тот, который рядом с Карасевым?  — спросила она на всякий случай.
        — Да,  — коротко ответил Меньшиков и поинтересовался: — С ним тоже познакомилась?
        — Познакомилась,  — пожала плечами Надежда.  — Особого впечатления он на меня не произвел.
        — Тебе повезло. На самом деле, гнида, каких поискать. И все же он — зам, а твой Карасев — начальник. Более ретивый и покладистый в исполнении приказов своего начальства.
        — Ты полагаешь, они причастны к покушению на Андрея? Карасев и Стечкин?
        — Не полагаю, а точно знаю, что без Карасева здесь не обошлось. А Стечкин вряд ли. Явный слабак, из тех, что без «крыши» чувствует себя ничтожеством. В особо деликатных случаях приказы своим клевретам спускает сам Деренталь, вернее, делает это через Аркана Зурабова, начальника своей контрразведки. Говорят, он служил в морпехе, выше майора не поднялся, но сейчас второй по влиянию человек в «ОсЭле». Официально его должность называется советник по конфиденциальным вопросам. Вот Андрей и попал под их конфиденцию .
        — Знаешь, я допрашивала киллеров, и один признался, что их натаскивал человек в маске с заметным кавказским акцентом.
        — Это не доказательство, конечно. Инструктором мог быть, кто угодно, но я не исключаю самого Зурабова. Андрей — слишком лакомый кусок, чтобы он решился доверить это дело кому-то другому. Но он же не знал, что на его пути встанет баба-милиционер. Да еще с такими задатками!
        — Какая я баба?  — возмутилась Надежда.  — Бабы на базаре шмотками торгуют.
        — На базаре тоже приличные женщины попадаются,  — отозвался Евгений,  — но про бабу я совсем не в обиду сказал. Ты неожиданно смешала их планы. Они все просчитали, но не учли одного, что ты бросишься на выручку Андрюхе. По правде, я до сих пор не знаю, зачем ты выскочила из поезда?
        — Это к делу не относится,  — нахмурилась Надежда.  — Просто мне не хочется об этом вспоминать.
        — Зато Зурабову ты крепкую ножку подставила. Представляю, сколько стульев он переломал.
        — Стульев?  — удивилась Надежда.  — Зурабов ломает в ярости стулья?
        — Еще как! И не просто ломает, а крушит все подряд. Хватает за спинку и с размаху лупит в стенку или о стол, что под руку подвернется. Бывает и в сотрудников швыряет, и в окна. Горячий парень! Бабуин кавказский! Ты ему такую песню испортила! Этого он не простит. Думаю, Карасева ждут крупные неприятности, особенно, если Аркан узнает, что генерал отпустил тебя. А если еще парней задержат и поместят в ИВС… — Он бросил быстрый взгляд на Надежду.  — Тебе его не жалко?
        — Кого?
        — Карасева, кого! Зурабов по твоей вине с него три шкуры спустит.
        — А тебе что с того, жалею я, или нет? Что сделано, то сделано! Я давно ни о чем не жалею. Если б я все время мучилась угрызениями совести, то не служила бы в оперативном подразделении.
        — Железная ты леди,  — усмехнулся Евгений.  — Можно подумать, ничего не боишься?
        — Боюсь, только идиот ничего не боится. За Женьку свою боюсь, за Андрея твоего. Он — славный парень. Я взялась ему помогать, и делаю все, что умею, чтобы не допустить беспредел.
        — Мы все стараемся не допустить беспредел,  — сказал тихо Евгений и движением головы показал ей на гостиницу.  — Смотри! Пошли бандерлоги!
        На крыльце показались крепкие парни, все как на подбор в спортивных костюмах с большими сумками в руках. Очень быстро, без суеты они погрузились в автобусы.
        — Приготовились,  — бросил в трубку мобильника Евгений.  — Груз на подходе. Четыре коробки с помидорами.
        — Стасу сообщил?  — спросила Надежда.
        — Да,  — ответил Евгения, выруливая следом за автобусами, которые, фыркнув сизыми дымками, направились к выезду из города. Следом за ними двинулся внедорожник с Карасевым и Гроздевым на борту.
        В зеркало заднего вида Надежда заметила еще один автомобиль, старенькие «Жигули», которые обошли их на светофоре и заняли позицию между «Мерседесом» Меньшикова и «сараем» Карасева.
        — Специалисты по сбору томатов,  — пояснил, усмехнувшись, Меньшиков в ответ на ее молчаливый вопрос.  — Менты твои драгоценные.
        — Думаешь, Карасев не заметит слежку?
        — Так менты тоже не дураки, скоро поменяют машину, а мы тащимся сзади всех. Нас не должны заподозрить.
        — Менты не дураки, я согласна, но твой «Мерс» слишком заметен, даже если будет тащиться позади, как старая кляча. Может, стоит обогнать автобусы по параллельной улице? Все равно теперь никуда не денутся. Лучше дождаться их на точке. Ты город хорошо знаешь?
        — Дело говоришь,  — согласился Евгений и вывернул руль вправо.  — Менты их держат на поводке, а мы с тобой рванем напрямик, чтобы успеть на представление.


        Глава 20
        Пришлось ждать минут десять, прежде чем автобусы показались на мосту через Коржаву. С высокого пригорка у трассы, ведущей на Белогорск, где располагался пост ГИБДД, хорошо просматривались четыре оранжевых пятнышка, смахивающих на ползущих по руке божьих коровок. Если не считать стоящих чуть в отдалении у здания придорожного ресторанчика двух микроавтобусов и трех легковых автомобилей, трасса впереди была пуста. И когда навстречу автобусам вышел в развалку высокий плотный гаишник и махнул жезлом, приказывая остановиться, водители подчинились приказу.
        Надежда из окна ресторанчика наблюдала за тем, как водители вышли из машин. Они столпились возле гаишника, а тот отошел на обочину и принялся просматривать документы. Пассажиры автобусов оставались на своих местах. Джип с Карасевым и Гроздевым, проехал чуть дальше поста. Из него вышел Гроздев и направился к ресторанчику, на ходу вытаскивая из кармана кошелек.
        И в этот момент, словно что-то лопнуло в воздухе. Из-за ресторанчика, из-за поста ГИБДД, из-за пригорка, из-за трансформаторной будки и просто, будто из-под земли, выскочила масса людей в камуфляже и в касках, в черных масках и с автоматами наперевес. Они вмиг окружили автобусы и внедорожник. Последнее, что увидела Надежда, как Гроздева за шиворот волокли по земле. Сидевшие чинно за столиками человек двадцать, журналистов вмиг сорвались с места и оттолкнули ее от окна. Они возбужденно галдели, отпихивали друг друга локтями. Сполохи вспышек, щелканье фотоаппаратов, жужжание видеокамер — на этом фоне вопли Стаса: «Всем оставаться на местах! Опасно! Не выходить!» были едва слышны. Кое-кто пытался прорваться на улицу, но на пути возбужденной толпы газетчиков встали три охранника с каменными лицами. Оттолкнуть их не получилось, и журналисты вновь метнулись к окнам.
        С улицы тоже раздавались резкие крики, треск, грохот, нецензурная ругань, приказы: «Лежать!», «Не двигаться!», «Кому сказал, твою мать, руки на капот!», но, самое главное, не прозвучало ни единого выстрела.
        Надежда попыталась продвинуться ближе к окну, но не тут-то было. Журналисты стояли стеной. Пробившиеся к нему счастливчики не подпускали, тех, кто оказался в этой схватке слабее. Те же подпрыгивали, тянули фото — и телекамеры вверх, пытаясь хотя бы таким способом отснять то, что происходило на улице.
        Стас и Меньшиков с угрюмым видом наблюдали за тем, что творились у окна. В глубине зала прижались друг к другу две молоденьких официантки. Бармен с бледным лицом быстро составлял бутылки со спиртным на пол. Мрачного вида кавказец, скрестив волосатые руки на груди, стоял у входа в подсобное помещение.
        — «Хозяин»,  — подумала Надежда и тотчас забыла о нем. На улице стало тише, раздавались лишь отдельные выкрики, и журналисты клином рассекли преграду на своем пути, оттеснив охранников к стене. Впрочем, на этот раз они тоже пытались, но не слишком рьяно задержать рвущуюся наружу толпу иностранцев. Правда их усилия пропали напрасно. Гомонящая орава рыцарей пера и ноутбука вывалила на площадку перед рестораном.
        Стас что-то быстро сказал Меньшикову, тот посмотрел на Надежду и махнул ей рукой. Они тоже вышли из ресторана.
        Милицейский спецназ справился с задачей на «отлично». Задержанных в наручниках рассаживали в сопровождении вооруженных «собровцев» и «омоновцев» по автобусам. Для этих целей подогнали еще три «ПАЗика». На кусках брезента было разложено конфискованное оружие: несколько десятков АКМ и пистолетов Макарова, запасные обоймы, боевые ножи и резиновые дубинки. Среди этого арсенала она заметила парочку помповых ружей и подумала, что бы случилось, если бы боевики применили все это оружие в деле.
        Журналисты торопливо снимали и захваченные трофеи, и самих задержанных, и крепких парней в камуфляже, лезли им под ноги, и парни не слишком лицеприятно отталкивали их с дороги.
        Надежда спиной почувствовала чей-то взгляд и оглянулась. На нее смотрел Карасев. Он стоял рядом с человеком в синей прокурорской форме, вероятно, следователем, и не сводил с нее глаз. Надежда усмехнулась и показала ему большой палец. Глаза Карасева сверкнули бешенством, и он отвернулся. Гроздев рядом с ним отсутствовал, в джипе его не наблюдалось, вероятно, его тоже затолкали в автобус,  — решила Надежда и снова переключилась на Карасева. В эту минуту к бывшему генералу подошел высокий широкоплечий боец «СОБРа» и что-то ему сказал. Карасев достал из кармана корочки и ткнул их в руки парня. Но тот, даже не взглянув на них, затолкал удостоверение в карман куртки и требовательным жестом показал Карасеву на автобус.
        — Вон оно что,  — подумала Надежда,  — Карасева тоже решили задержать. Ну, молодцы, нечего сказать!
        Журналисты тем временем окружили прокурора, и тот принялся что-то им объяснять, кивая на автобусы с задержаными. К Надежде приблизился Стас. Лицо его раскраснелось, глаза сияли. Он снял очки, протер стекла кусочком замши и довольно улыбнулся.
        — Кажется, управились!  — сказал он и пожал Надежде руку.  — Все прошло, как по маслу. Если не считать нескольких ссадин и парочки разбитых носов, то почти без крови. Я уже позвонил Андрею Евгеньевичу. Он ждет нас на комбинате. Через час должна начаться пресс-конференция, но мы решили перенести ее на более позднее время. Журналисты хотят встретиться с прокурором города и начальником РОВД. Все отмечают, что операция прошла на высоком профессиональном уровне. Думаю, уже сегодня информация пройдет по центральным каналам и местному телевидению. Это не просто пинок, это удар по печени господам Деренталю и Стечкину.  — Он с чувством потряс ее руку.  — Спасибо, Надежда Дмитриевна, если бы не вы…
        — Оставь, Стас,  — сказала она,  — мы все старались понемногу…
        — Зарецкий доволен результатами. Напрямую, правда, не сказал, но я понял по его голосу,  — сообщил Стас и, оглянувшись, окликнул невысокого полного мужчину в вельветовой панаме с черной щетиной на лице.  — Игорь, подойди!  — И когда тот подошел к ним, сказал: — Познакомься, это и есть Надежда Дмитриевна.
        — Берман,  — пожал ей крепко руку Игорь,  — все мои коллеги в восторге! Никто не ожидал, что им преподнесут такой подарок. Материал замечательный! И как ловко сработала милиция! Как на учениях. Честно сказать, приятно удивлен!
        — Самое замечательное, что обошлось без стрельбы. Задержанные вели себя довольно спокойно, иначе им пришлось бы отвечать за сопротивление властям. Теперь дело за прокуратурой. Осмелятся ли они пойти до конца, вот в чем вопрос?
        — Звучит почти по Шекспиру,  — улыбнулся Берман,  — но даже, если прокурор не возбудит уголовное дело, сей факт запечатлен на камерах. От этого свидетельства ему уже не отвертеться. И, самое главное,  — он посмотрел на Стаса,  — журналисты убедились в незаконных методах борьбы Деренталя с конкурентами, думаю, что материалы будут позитивными, в вашу сторону, естественно.
        — Ты уже знаешь их мнение?  — спросил Стас, кивнув в сторону газетчиков, переключившихся на бойца СОБР с полковничьими звездами на лычках.
        — Я его вам передаю,  — улыбнулся Берман,  — хотя до последнего ни в чем нельзя быть уверенным. Но процентов восемьдесят — восемьдесят пять гарантирую. Кроме того, наше Агентство выпустит Пресс-релиз с подробным изложением и комментариями событий, которые происходят вокруг комбината. Сегодня утром мы беседовали с рабочими, которые дежурят на баррикадах. Мужики настроены весьма решительно.
        — Баррикады можно будет разобрать, а людей отправить отдыхать. В ближайшее время эти субъекты на комбинат не сунутся. Им потребуется время, чтобы отдышаться и зализать раны. Но, главное, они тотчас примутся искать способы, как ответить на наш удар. Ответить адекватно, чтобы сразу повалить нас на обе лопатки,  — сказала Надежда,  — поэтому покой нам только снится, господа-товарищи! Нужно готовиться к новой атаке, более мощной и изощренной.
        — Вам и карты в руки,  — весело сказал Стас,  — теперь я не боюсь, что эта банда застигнет нас врасплох. Пока с нами Надежда Дмитриевна…
        — Вот именно, пока,  — Надежда мило улыбнулась в ответ.  — Не подлизывайся! Я знаю, на что ты намекаешь.
        В этот момент к ним подошел Меньшиков. Не в пример ее собеседникам, он смотрел хмуро и недружелюбно. Молча пожав руку Берману, сказал:
        — Давайте по машинам. Прокурор города ждет вас. А мы,  — он посмотрел на Надежду,  — едем на комбинат. Андрей Евгеньевич срочно требует к себе на ковер.
        — Что-то серьезное?
        — Обычный разбор полетов,  — Меньшиков пожал плечами. В этот момент Стас и Берман направились к журналистам, и Евгений уже тише добавил: — Не терпится дитяти узнать все в подробностях.  — И одобрительно посмотрел на Надежду.  — Не ожидал, честно сказать не ожидал. Все-таки Карасев тебе поверил.
        Они проводили взглядом отъезжающие друг за другом автобусы с задержанными, затем тронулись машины сопровождения, автомобили с прокурором и оперативно-следственной бригадой, последним стартовал микроавтобус с журналистами. Стас помахал им из окна.
        — Все! Кончен бал, потухли свечи!  — вздохнула Надежда.
        Их взору открылось вновь обезлюдевшее шоссе и парочка гаишников на обочине. На крыльце ресторанчика толпились зеваки: все те же официантки, бармен и жгуче-черный брюнет — хозяин. Когда дорога опустела, они поплелись обратно, а Надежда взяла Евгения под руку.
        — Пошли, Женя! Пора докладывать хозяину.
        Меньшиков неожиданно наклонился и поцеловал ее в щеку. Надежда засмеялась и снизу вверх посмотрела на него.
        — Не трави гаишников, смотри, уставились на нас.
        И тогда он обнял ее за плечи и повел к машине. Высоко в белесом от жары небе заливался жаворонок, пахло полынью и бензином, из расположенной рядом с рестораном палатки наносило ароматами жареного мяса, специй и горьковатым — дымка, курившегося над мангалом. И только сейчас Надежда почувствовала, как она проголодалась.
        — Женя,  — сказала она просительно,  — давай возьмем по шашлычку, а? Ты же обещал меня накормить.
        — О, черт!  — он с досадой хлопнул себя по лбу.  — Совсем из головы вылетело. Сейчас и шашлыка отведаем, и винца. Как ты, не возражаешь против бокала хорошего винца?
        — Не возражаю,  — лихо ответила она,  — и шашлыков, пожалуй, съем парочку.

        В Белогорск они возвращались в девятом часу вечера. Жара спала, длинные тени деревьев пересекали дорогу. Транспорту на трассе было немного, поток дачников миновал свой пик, встречались лишь отдельные машины, в основном, легковые. Правда, они миновали несколько фур со скотом, и два лесовоза с огромными пучками бревен, перетянутых цепями, перегнали их километрах в десяти от Коржавина.
        Они обошли их на спуске, и Надежда с опаской проводила взглядом лесовозы. Сидевший рядом Андрей заметил ее взгляд.
        — Боишься?  — спросил он.
        — Побаиваюсь,  — ответила Надежда.  — В детстве видела, как мужика завалило бревнами на лесопилке. Подняли мешок костей. А мать моей подружки убило хлыстом на дороге, из проехавшей мимо точно такой же машины.
        — По трассе лес в хлыстах сейчас не перевозят,  — пояснил Андрей,  — опасно. Только бревна и пиломатериалы.
        Надежда не ответила, а закрыла глаза и откинулась головой на спинку сидения. Ей не хотелось не только говорить, но и что-то обсуждать, или о чем-то спорить. Она думала сейчас о ванне, полной горячей воды, о пушистых полотенцах и мягкой постели. Она заснет мгновенно, и гори все вокруг ясным пламенем, не проснется до утра…
        На огромном, поросшем ромашками и льнянкой поле паслись лошади… Над высокими зонтиками борщевика летали бабочки, звенели пчелы… Трава была зеленой, а небо синим. И по нему плыло облако. Одно-единственное, похожее на перышко…
        Она нагнулась. В траве, словно капельки крови, отсвечивали ягоды земляники. Она никогда не видела такую яркую землянику. С опаской протянула руку. И ягодки вдруг лопнули под пальцами, оросив ладонь теплым соком. Сок стекал по ее пальцам, вязкий, как кровь, и она поняла вдруг, что это на самом деле кровь… Она испуганно встряхнула ладонь…
        — Ой, чего дерешься!  — вскрикнул кто-то рядом, и она открыла глаза. И первым делом посмотрела на ладони. Они были абсолютно чистыми.
        — Ничего ты меня саданула?  — Андрей потирал бок.  — Что-то приснилось?
        — А разве я спала?  — удивилась Надежда, хотя понимала, что да, спала, не могла же она грезить наяву.
        — Еще как посапывала,  — с довольным видом провозгласил Андрей.  — Минут пятнадцать. А потом вскрикнула и заехала мне локтем под ребра.
        — Прости!  — Надежда выглянула в окно и удивилась.  — Почему стоим?
        — Батя позвонил, говорит, у журналистов колесо спустило. Вот вернулись, ждем, когда заменят. Если хочешь, выйди, прогуляйся.
        Надежда зевнула, прикрыв рот ладонью. И, правда, лучше выйти да побродить по пригоркам березового леса, густо поросшим куриной слепотой и таежной геранью. Минуя подножку, она спрыгнула на землю и потянулась. Приятная теплота окутала землю. Легкий ветерок шевелил ветки берез…
        Автобус, в котором ехали журналисты, стоял ниже по склону, и водитель на пару с одним из охранников откручивали гайки на поврежденном колесе. Два автомобиля охраны стояли на противоположной стороне дороги. Охранники сидели на траве и резались в карты. Надежда поискала глазами черный «Мерс» Евгения. Оказывается, он проехал чуть дальше и вверх по трассе. Меньшиков стоял рядом со Стасом. Оба курили и что-то живо обсуждали. Евгений выглядел помолодевшим, весело улыбаясь, он хлопал Стаса по плечу, а затем вдруг обернулся и посмотрел в ее сторону. И Надежда поняла, нет, ничего не прошло, и долго еще не закончится. Именно о таком взгляде она мечтала долгие годы, но сейчас поспешно опустила глаза: испугалась выдать себя, или чего-то другого, чему не могла найти объяснения. И для страховки отвела взгляд в противоположном направлении.
        Большая часть журналистов расположилась на высоком, поросшем травой взгорбке над дорогой, двое, мужчина и женщина, бродили по густой траве среди берез. Кто-то курил, кто-то попивал пиво, кто-то сидел, привалившись к стволу спиной, и, подставив лицо ласковым лучам заходящего солнца, дремал, как Надежда за пару минут до этого. Кто-то успел запалить костерок. И трое мужчин поджаривали на огне ветчину, нанизав ее на палочки. Надежда знала, один из них, белобрысый в очках и в дурацкой панамке,  — корреспондент финской газеты с трудно произносимым названием, впрочем, фамилию финна она тоже не сумела запомнить, второй наш, российский, Дима Полетаев — корреспондент «Сибирского коммерсанта», и третий — Ричард, канадец, по фамилии Гришкофф. Далекие предки канадского газетчика были выходцами с Украины. На обеде, устроенном руководством комбината после пресс-конференции, канадец пытался петь «Запрягайте, хлопцы, коней», возможно, поэтому и приснились ей лошади на зеленом лугу…
        Она улыбнулась и стала подниматься вверх по откосу, хватаясь за обнаженные корни деревьев и стебли травы. Сверху был виден довольно протяженный участок дороги. Надежда села и, обхватив колени руками, принялась наблюдать за происходящим внизу. Андрей тоже вышел из машины и стоял теперь рядом с отцом. И Надежда знала, что они обсуждали, о чем спорили. О футболе. О том, победит ли сегодня московский «Спартак» питерский «Зенит»?
        Охранник, ехавший с ними в машине, присел неподалеку на корточках, и дымил сигаретой. Покой и благость разлились над миром, и все эти люди, казалось, вмиг забыли о том, что всего несколько часов назад являлись свидетелями захвата чуть ли не сотни боевиков с оружием. И только, вероятно, по счастливой случайности не пролилась кровь… Кровь! Надежда брезгливо передернулась, вспомнив как спелые капли стекали с ее ладони… Нет, что бы не думали о ней, что бы не говорили, но к виду крови она так и не смогла привыкнуть.
        Где-то раздраженно прокричал кобчик, вероятно, упустил добычу, в ближних кустах нежно проворковала горлица. Тишина стояла полнейшая, если не считать стрекотания кузнечиков и шума берез. Рев идущего на подъем грузовика разорвал это очарование, он был чужеродным в окружавших Надежду звуках, и потому показался ей угрожающим. Она насторожилась. Люди у дороги не обратили на этот звук никакого внимания. Никто даже не повернул головы в его сторону. Но она вскочила на ноги и прислушалась. Она не ошиблась, грузовик поднимался навстречу, на перевел. Тяжело груженый грузовик, дальнобойная фура или лесовоз…
        И через минуту она действительно увидела огромный лесовоз, кажется, именно он обогнал их на выезде из Коржавина… Он миновал самый крутой участок подъема и, натужно, ревя мотором, взобрался на перевал. Облако синих отработанных газов взвилось в воздух. И тут ей показалось, что лесовоз несколько осел назад, словно огромный зверь, который, приседая на задние лапы, готовится к прыжку. Безотчетный страх накрыл ее с головой. Грохот катившихся бревен и дикий, нечеловеческий крик… Она бросилась вниз к дороге. Только бы успеть, только бы предупредить!
        Она не сознавала, что кричит. Дико, страшно, и люди внизу ее услышали. «Назад! С дороги! Убирайтесь!» — орала она не своим голосом, а лесовоз уже мчался по склону. Прицеп с бревнами мотало из стороны в сторону. Но грузовик миновал уже «Мерседес» и «Ландкруизер», и теперь приближался к автобусу… На обочине застыли охранники, водитель рванулся к обочине вслед за своим помощником, но, видно, растерялся, забыл бросить колесо, и сейчас бежал вместе с ним, неуклюже, боком…
        — Бросай колесо!  — Дружно заорали ему с увала.
        Но водитель запнулся и чуть не упал, и только тогда выпустил колесо из рук. Но поздно! Лесовоз налетел на микроавтобус, поддел его бампером, и тот, словно детская игрушка, отскочил в сторону, накрыв собой несчастного. Люди на пригорке закричали от ужаса. Лесовоз повело в сторону, развернуло поперек дороги и завалило набок. Раздался резкий хлопок, то лопнули стягивающие бревна цепи, и пакет развалился…
        Бревна с грохотом летели на асфальт, на микроавтобус, крышу которого вдавило внутрь, как консервную банку от удара каблуком. Одно из бревен ударило по капоту машины охраны, и тотчас ее бензобак взорвался. Над дорогой вспучилось, а затем взметнулось выше деревьев огненное облако, а следом за ним взлетел черный шлейф дыма. И только тогда ударил по барабанным перепонкам страшный грохот. Надежда присела, зажав уши руками. И тут рванул бензобак микроавтобуса…
        Пламя вмиг перекинулась на бревна и лесовоз. Из его кабины пытался выбраться человек, но не сумел, повис на дверце. Огонь моментально охватил его. Что-то черное извивалось, корчилось в огне. Что-то, что совсем недавно было человеком. Надежда стиснула зубы, чтобы не закричать от бессилия, никогда она не ощущала себя столь беспомощной. Здесь, на горе не было даже воды, чтобы залить страшный костер. И в этот момент, точно гигантский воздушный шар лопнул — взорвался бак лесовоза. Горячая взрывная волна ударила ей в лицо, и Надежда упала на колени. Она почти ничего не понимала: ей что-то кричали, били по щекам, затем подхватили на руки и куда-то понесли. Пришла она в себя оттого, что кто-то настойчиво предлагал ей попить, а затем холодная влажная ткань коснулась ее лица.
        Надежда открыла глаза. Рядом с ней стоял на коленях Стас, он поддерживал ее под голову, а худенькая женщина, из журналистов, осторожно протирала ее лицо влажным платком. Американка, вспомнила Надежда. Кажется, ее звали Сабрина…
        — Что там?  — спросила Надежда и села. А затем переспросила более требовательно.  — Что происходит? Все живы?
        Стас отвел глаза в сторону.
        — Водителя нашего убило, того, что вез журналистов. И тот, что в лесовозе… Сгорел… Ничем не смогли помочь…
        Только сейчас Надежда разглядела, что лицо у Стаса в копоти, рубаха в грязи и в нескольких местах прожжена насквозь.
        — Андрей?  — спросила она быстро.  — Как он?
        — Мы успели отскочить, когда вы закричали. Чисто инстинктивно. Даже не успели ничего подумать. Просто сиганули, как зайцы.  — Он посмотрел в сторону дороги, где трещало пламя, черными зловонными клубами поднимался в небо дым. Отвратительно воняло горелой резиной, раскаленным металлом и чем-то еще сладковато-тошнотворным, отчего спазмы стянули горло, и Надежду чуть не вырвало. Она поняла, что это за запахи…
        — Они метить в автобус,  — сказала Сабрина.  — Грузовик мог его объехать, но не сделал этого. Я считаю, это устроили намеренно, чтобы напугать нас.  — Темные глаза ее гневно сверкнули.  — Жалко водитель, он был замечательный человек. Парни сейчас растаскивать бревна, но на дороге полыхать настоящий костер. Бензин, это как сказать, разливаться по асфальту… Огонь может переходить на лес…
        — Мы уже сообщили о катастрофе в милицию, и в МЧС. Обещали выехать немедленно,  — сказал Стас.
        — Я тоже считаю, что это подстроили нарочно. Точно знаю, что видела этот лесовоз, когда мы выезжали из Коржавино,  — сказала Надежда, обращаясь к Стасу.
        Сабрина, пытаясь вникнуть в быструю русскую речь, напряглась. И Надежда заговорила медленнее.
        — Я запомнила его номер, потому что с детства побаиваюсь лесовозов. Представляете, если бы все наши машины в этот момент двигались по шоссе? Сейчас бы мало кто остался в живых, если бы вообще кто-то остался. Даже джипы раздавило бы в лепешку. Не машиной, так бревнами.
        — Вы многих спасти, когда кричали,  — сказала тихо Сабрина и подала ей маленькую серебряную фляжку.  — Выпейте, здесь хороший коньяк. Вам надо выпить.
        Надежда сделала пару глотков и даже не почувствовала вкуса спиртного. Но в голове прояснилось. И она, правда, с помощью Стаса поднялась на ноги. И посмотрела на Сабрину.
        — Случайно, никто из ваших не снял на пленку момент появления грузовика?
        — Игорь Берман и Петер из «Альгемайне Цайтунг», сняли все-все, как было, а потом остальные опомнились, тоже схватились за камеры.  — Она похлопала по чехлу цифрового фотоаппарата, висевшего у нее на шее.  — Здесь все зафиксировано. Я вам обещаю, эти кадры очень скоро появиться в газете.
        — Одного не пойму,  — сказал Стас, поддерживая ее под руку, и стараясь попадать в ногу с Надеждой,  — он что, смертник был, этот мужик, шоферюга на бензовозе? Или все-таки случайность, тормоза отказали?
        — Нет,  — твердо сказала Сабрина, она поддерживала Надежду с другой стороны.  — Не случайно! Я видела, а Петер и Игорь успели снять на камеру, как грузовик вильнул в сторону, ударил по автобусу и проехал по нашему водителю. И только потом стали рушиться бревна.
        — Вот, Сабрина! Вы тоже приняли боевое крещение!  — усмехнулась Надежда.  — Никто не ожидал, что месть Деренталя настигнет нас так скоро. Оперативно работают мерзавцы. Нечего сказать.
        От дороги навстречу к ним поднимался Меньшиков. Выглядел он раза в два хуже Стаса. Камуфляж его основательно прогорел в нескольких местах. Лицо покрывали сажа и копоть, на лбу виднелась изрядная ссадина. Руки тоже были сбиты в кровь, одна из них перевязана грязным бинтом… И Надежда тотчас вспомнила свой сон… Нет, не даром ей приснилась кровь… Противник ответил ударом на удар, и хотя они понесли жертвы, враг все-таки просчитался, подарив журналистам еще одно убедительное доказательство того, что позиционная война за комбинат переросла в настоящее сражение.
        — Как ты?  — спросил Евгений и, отстранив Стаса, взял ее под руку.  — Дойдешь до машины?
        — Дойду,  — сказала она и спросила: — Какие у нас потери?
        — Погиб водитель автобуса. Тело его пока не достали. Тяжело ранены два охранника, кроме автобуса потеряли машину охраны, а вторая серьезно пострадала от взрыва. «Мерс» и джип Андрея стояли выше, так что остались целы. Есть еще пострадавшие среди журналистов, в основном, с ожогами рук. Они вместе с нами пытались растащить бревна, но все бесполезно, огонь мешает. Покрышки горят, сажа хлопьями летит, а дым такой, что глаза и легкие разъедает. Старались затушить огонь огнетушителями, но тоже не получилось…
        Но Надежда видела это и без его пояснений. Правда, огонь уже не взмывал выше сосен, но все-таки полыхал вовсю. На трассе скопилось уже с десяток машин с той и другой стороны. Люди бегали вокруг кострища с огнетушителями, пытались забрасывать огонь землей, но пока мало чего добились.
        От автобуса и машины охраны остались лишь искореженные взрывом и огнем остовы, а грузовик все еще полыхал, подступиться к нему мешал завал из бревен, тоже охваченный огнем.
        — Сюда бы парочку пожарных машин,  — сказал Евгений, и, словно в ответ на его слова, послышался разноголосый вой сирен, и со стороны Коржавино показались две пожарные машины, а также несколько милицейских с проблесковыми маячками на крышах, и автомобиль скорой помощи.


        Глава 21
        До Белогорска они добрались уже поздней ночью. В «Мерседесе» было тесновато. С одной стороны сидел Меньшиков, с другой Андрей, а Надежда — между ними. Стас остался на трассе, занимался эвакуацией журналистов. Часть из них отправили милицейскими машинами, женщинам Андрей уступил свой джип.
        Она не противилась, когда Андрей сообщил, что ее подвезут прямо к дому. Меньшиков вызвался ее проводить, она не отказалась. Сил не было сопротивляться и выяснять отношения. Она с трудом доплелась до крыльца, и если бы Евгений ее не поддержал, она бы не одолела даже первой ступеньки.
        Первый этаж сиял огнями. Двери были распахнуты настежь, а в прихожей их встретила горничная. Та самая Людмила, с которой она столкнулась в первый день своего пребывания в качестве референта. Сегодня она выглядела на порядок дружелюбнее.
        — Проходите, Надежда Дмитриевна, проходите,  — засуетилась она, не выказав удивления, что ее провожает Меньшиков.  — Я все ваши вещи разложила по шкафам. Халатик приготовила, полотенца…
        — Я разберусь,  — сказала Надежда,  — спасибо вам за заботу. Я в ванну, а потом спать.  — Последнюю фразу она адресовала уже Меньшикову.
        — Поспать пока не придется,  — сказал он,  — Андрей приглашает на часок. Надо будет отметить по горячим следам, если не победу, то хотя бы счастливое спасение. Как ты, выдержишь?
        — Выдержу,  — вздохнула Надежда.
        — Тогда через полчаса я зайду за тобой.
        — Заходи,  — покорно сказала Надежда и посмотрела на Людмилу.  — Покажите мне, где ванна…

        Через полчаса Надежда сидела в гостиной и сушила феном волосы. На этот раз она переоделась в платье, то самое, которое ей подарила Женя на день рождения, и в котором она свела с ума Лихоносова. Только сегодня она никого не собиралась сводить с ума, просто хотелось выглядеть несколько лучше, чем в камуфляже и солдатских ботинках. Притом, в этом платье здесь ее никто не видел, после ванны нервное напряжение спало, и она предвкушала, как удивиться Меньшиков, когда увидит ее преображенной в красивую женщину, которой ничто человеческое не чуждо, даже маленькое черное платье с открытыми плечами.
        Людмила уже ушла, и когда в дверь постучали, Надежда прошлепала босыми ногами в прихожую и открыла ее сама. Но за дверью стоял не Меньшиков. Абсолютно непроизвольно она открыла рот от удивления. Уж чего-чего, но она никак не думала, что объявится ее попутчик, да еще так поздно.
        — Не ожидала увидеть?  — его улыбка была чуть кривоватой, а глаза смотрели настороженно.
        — Откуда ты узнал, что я здесь?  — Она стояла на пороге с феном руках, и не знала, как поступить, пропустить бывшего капитана в дом, или отправить его восвояси.
        — Видел, как вы подъехали. Не боишься одна?  — кивнул он в глубину полутемного холла.
        — Не боюсь,  — ответила она,  — или ты пришел скрасить мое одиночество? Так я не долго буду одна, сейчас за мной зайдет Меньшиков, и мы пойдем ужинать к Зарецкому.
        — Ужинать?  — усмехнулся Николай.  — Скорее уже завтракать.  — И положил ей руку на обнаженное плечо.  — Ты меня впустишь в дом? Я ненадолго. Уберусь еще до прихода Меньшикова. Честно сказать, я его терпеть не могу.
        — Взаимно,  — хотела сказать Надежда, но произнесла другое: — Руку убери!  — И не дожидаясь, когда он выполнит приказ, дернула плечом.
        Николай поспешно убрал руку.
        — Прости! Я просто хотел предупредить тебя. Зря ты это дело затеяла, благодарности никакой, а неприятностей не оберешься. Слышал сегодня, что случилось на трассе…
        — А я видела,  — сказала Надежда,  — и, прости, но в доброхотах я не нуждаюсь.
        — Зарецкому против Деренталя не выстоять,  — глухо сказал Николай, и, опершись на косяк ладонью, посмотрел ей в глаза.  — Дни его сочтены. Всем известно, что Деренталь теперь даже отступного не возьмет. Вы его сильно разозлили.
        — Он тебе это сам доложил?  — вкрадчиво спросила Надежда.  — Интересно, когда успел?
        — Тут не надо сообщать, тут надо мозгами шевелить. А твой Зарецкий на рожон попер, устроил шоу с журналистами…
        — Еще неизвестно кто и какое шоу устроил,  — произнесла Надежда сквозь зубы,  — с лесовозами, например. Думаю, в прокуратуре это дело не замылят. Покушение на жизнь иностранных граждан, это можно расценить как теракт. А за теракты сейчас крепко спрашивают, не так ли?
        — Тебе лучше знать,  — Николай отвел глаза.  — Теперь неприятностей не оберешься…
        — Ты-то что беспокоишься, коммерческий директор? Твое дело не стратегию боевых действий разрабатывать, а коммерческие сделки совершать, договоры, заключать, переговоры вести. А ты в парламентеры подался. На меня то зачем вышел? Изложил бы все претензии самому Зарецкому, а то Меньшикову. Наверно, они тебя внимательно выслушают.
        — Как же, разбежались. Меня к Зарецкому только на ковер вызывают, на прошлой неделе две сделки с Китаем запороли, не по моей вине, я в отпуске был, а мне сегодня выговор вынесли, с предупреждением. А ты говоришь «выслушают».
        — И все же, не лез бы ты со своими предупреждениями. Честно сказать, дурно они пахнут, паникерством,  — уже более мягко сказала Надежда.  — И заботиться обо мне не надо, как-нибудь сама со своими делами разберусь.
        — Но Зарецкому, как не крути, придется сдать комбинат. У Деренталя связи в правительстве, а Стечкин недавно в одном самолете с премьером на какое-то совещание летал в Финляндию.
        — Сдать, говоришь, комбинат?  — Засмеялась Надежда.  — А знаешь, что говорит мой давний приятель опер Слава Миронов по такому поводу? Сибиряки сами не сдаются, но и в плен никого не берут! Так что, Шведов, не попадай в плен, пощады не дождешься!
        — О чем ты?  — уставился на нее капитан.
        — Сам знаешь о чем,  — засмеялась Надежда.  — Лучше меня знаешь!
        — Я к тебе очень хорошо отношусь,  — Николай снова отвел взгляд.  — Тебе нужно подумать о дочери.
        — Ты и о дочери знаешь?  — Надежда похлопала его по плечу.  — Это уже не удивляет, это уже настораживает. Я не знаю пока, в какие игры ты играешь, моряк, но лучше тебе плыть своим курсом. Пока не поздно!
        — Ладно, я тебя предупредил,  — Шведов, наконец, оторвался от косяка и в упор посмотрел на Надежду.  — Я понимаю, кое-кто тебе свет затмил, но у него жена есть. Учти, в два раза тебя моложе. Так что здесь тебе не пройдет, никакой перспективы.
        — А с кем перспектива? С тобой что ли? Милый, ухоженный, обходительный… При деньгах, вероятно? Ты что думаешь, я так изголодалась, что под любого мужика лягу?
        — Так ведь чуть не легла,  — глаза его зло прищурились.  — Тогда, значит, хорош был? В поезде…
        — Проваливай,  — сказала она тихо и сжала кулаки.  — Слишком много ты сдал информации, голубь мой сизокрылый! Только надо посмотреть, кому и сколько! Не боишься на ваших и наших работать?
        — Дура,  — сказал устало Шведов,  — я думал ты — женщина, а ты ментяра забабашенная!
        И тогда Надежда молча ударила его под вздох. Она сама не ожидала, что ударит, но слишком уж она не любила, когда ее называли ментярой.
        — С-сука!  — Николай схватился за живот. Согнувшись, он ловил открытым ртом воздух и силился что-то сказать. Наконец, справился с дыханием, и хотя его лицо перекосило от боли, снова схватился за косяк и с трудом, не сказал, а выдохнул ей в лицо: — Поплачешь еще… Умоешься слезами… Кровавыми…
        — Иди уже!  — Она брезгливо отряхнула ладонь.  — Сейчас Меньшиков придет. Не хочу, чтобы он тебя кривого здесь видел.  — И, не оглядываясь, ушла в гостиную.
        Через пять минут появился Меньшиков. Все это время она сидела с включенным феном в руках и тупо смотрела в зеркало.
        — Что здесь Шведов делал?  — спросил он прямо с порога.  — Выскочил из ворот, даже меня не заметил. Матом ругается и за брюхо держится.
        — Это его проблемы,  — сказала она устало и снизу вверх посмотрела на Меньшикова — Есть еще вопросы?
        Он подошел и встал рядом. Заложив руки за спину, несколько мгновений внимательно изучал ее лицо, затем спросил:
        — Что с тобой? Он к тебе приставал?
        — Тебя это так интересует?  — Она поднялась и потянулась за ажурной шалью, которая висела на спинке стула.
        Но Евгений перехватил ее руку, и крепко сжал своими пальцами.
        — Он к тебе приставал?  — повторил он уже более настойчиво.
        — Отпусти меня,  — сказала она.  — Мне больно,  — и попыталась освободить руку.
        — Нет,  — он притянул ее к себе, и как тогда, в гостинице, принялся жадно целовать.
        Она закидывала голову, изворачивалась, пыталась оттолкнуть его руками, но все бесполезно. Ее сопротивление только распаляло его, и он, уже не церемонясь, спустил с ее плеч платье, и оно как-то само вдруг свалилось на пол.
        — Женька! Сдурел! Сейчас кто-нибудь войдет!  — прошептала она, переступив через платье и собирая по крупицам всю свою волю.  — Отпусти меня! Я не хочу! Не надо!
        — Не ври! Хочешь!  — пробормотал он и стянул с нее бюстгальтер. А затем поднял на руки и понес к широкой тахте у окна.
        — Окно!  — охнула она.  — Окно открыто.
        — Плевать!  — проворчал он и навалился на нее сверху.
        И хотя все случилось против ее воли, она перестала вырываться, и приняла, как должное и ласки его, и поцелуи. У него это славно получалось, даже лучше, чем она это представляла. И не шло ни в какое сравнение, что она испытывала в объятиях других мужчин. Надежда обхватила его за шею, и молила только об одном, чтобы у него все получилось, чтобы не видеть после его виноватую физиономию. Стрессы, усталость… Ведь, если не получится, она потеряет его навсегда! Конфуза он не перенесет! Правда, она попыталась сделать все, чтобы этого конфуза избежать. Но и он постарался! Она забыла и про открытое окно, и про то, что в дом в любую секунду может зайти посторонний. С Андрея станется послать кого-нибудь из охраны разведать, почему батя и референт задерживаются.
        — Надюха!  — прошептал он.  — Надюха!  — И подхватив ее под спину, совершил то, отчего женщины заходятся в крике, но она лишь глухо застонала, а после прижала ладонь зубами, чтобы не испугать своими воплями всю округу.
        И когда он лег рядом, она погладила его по влажному плечу и поцеловала в нос.
        — Женя,  — прошептала она,  — что я тебе сделала? Зачем ты? Я почти забыла тебя, а теперь все по-новому.
        — Ты не уедешь,  — он обнял ее и прижал к себе.  — А если сбежишь, я найду тебя в твоем раздолбанном Путиловске и привезу сюда силой.
        — Но у тебя Татьяна! Она молодая, красивая… А я что? Мое время проходит…
        — Теперь оно будет проходить рядом со мной,  — засмеялся он и опять опрокинул ее на спину.  — А то давай не пойдем на ужин? Что-нибудь объясним Андрюхе, а?
        — Прекрати,  — сказала она строго,  — шустрый какой! Сплошные стрессы сегодня, устал до чертиков, а все неймется! Не знала я, что ты такой резвый?
        — Резвый — это хорошо или плохо?  — засмеялся он и погладил ее по груди.  — Смотри, какая упругая, как у девочки.  — А затем прижался губами к ее уху и прошептал: — Я тебе понравился?
        Она счастливо засмеялась:
        — Понравился! Еще как!
        — Тогда после ужина сразу сюда?
        — А сыну что объяснишь?
        — Вот еще, буду я ему объяснять,  — он прикусил мочку ее уха, слегка потянул и выпустил. А затем заглянул ей в лицо и озабоченно спросил: — Ты как это представляешь? Скажем, Андрюша благослови нас?
        — Не дури! Он молодой, не поймет, почему у нас так быстро сладилось. И еще я не хочу, чтобы он знал о том, что мы были знакомы когда-то.
        — У молодых еще быстрее ладится,  — проворчал Евгений.  — И что были знакомы когда-то, все равно на свет выплывет. Но как знаешь! Не хочешь, чтобы узнал, не узнает, если первой не проговоришься.  — Он посмотрел на часы.  — Ладно, как не верти, а надо закругляться.  — И в этот момент зазвонил мобильник.
        Меньшиков потянулся к брюкам и достал трубку.
        — Идем уже, идем!  — Он подмигнул Надежде.  — Я тут твоему референту небольшой массаж сделал, а то сам понимаешь, после ванны развезло женщину, пришлось поднимать тонус.
        Андрей что-то быстро сказал в трубку, на что отец весело ответил:
        — Щенок!  — и выключил трубку.
        Надежда постучала себя согнутым пальцем по лбу.
        — Какой массаж? Сдурел? Болтаешь, что попало! Думаешь, он не догадался?
        Меньшиков вдруг внимательно посмотрел на нее.
        — Скажи, ты и вправду меня вспоминала?
        Что она могла ответить? «Да, я думала о тебе постоянно. Да, я назвала твоим именем дочь. Да, я затерла до дыр твою фотографию… Да, да, да…».
        Слишком много было да, чтобы сказать «Нет!». Чтобы он не подумал, что все подстроено специально, что она искала с ним встречи, и работать на Андрея согласилась с единственной целью: затащить его на себя…
        Зловредное самолюбие не позволяло ей быть искренней и правдивой, и поэтому она отвернулась, чтобы не видеть его лицо в эту секунду, и сказала:
        — Не обольщайся, я оговорилась. По правде, я тебя забыла, как только узнала, что ты женился на генеральской дочке.
        — Понятно,  — сказал он и стал одеваться.

        Но в доме Андрея Надежду ждал неприятный сюрприз. Чуть ли ни с порога навстречу им бросилась Татьяна. Повисла на шее у Меньшикова и стала покрывать его лицо поцелуями.
        — Женечка! Женечка! Я так беспокоилась!  — Слезы текли по ее лицу, она шмыгала носом и задыхалась от перенесенных волнений.  — По телевизору сказали… Тебя чуть не убили… Ужас! Ужас!
        Надежда быстро миновала их и прошла в столовую. На входе ее встретил Андрей.
        — Прости, что не дал отдохнуть,  — он взял ее за руку и поцеловал в щеку.
        За ее спиной продолжала всхлипывать Татьяна, и бурчал Евгений:
        — Зачем приехала? Поздно уже! Одна, на машине…
        Более всего Надежде хотелось развернуться и уйти из этого дома навсегда, куда глаза глядят, только чтобы не слышать этого воркования, этих нежностей, которые расточала Татьяна своему супругу.
        — Лапочка, на кого ты похож? Совсем себя не бережешь! Разве можно так?  — последние фразы были произнесены чуть громче, с явным расчетом на то, что Андрей их услышит.
        — Прекрати!  — Евгений тоже повысил голос.  — Я просил тебя не приезжать. Сейчас мне не до тебя.
        — Что ты городишь?  — взвизгнула Татьяна и зарыдала.  — Бесчувственная скотина! Я мчалась, как сумасшедшая, через весь город! А тебе безразлично! Или нашел кого? Говори, нашел?
        — Отстань!  — рявкнул Евгений.  — Прекрати мне устраивать сцены!
        — Ну, началось!  — скривился Андрей.  — Татьяна, прекрати орать! Думал, хоть сегодня без твоих истерик обойдусь.
        — Что ты понимаешь?  — Татьяна подскочила к нему и оттеснила Надежду от Андрея.  — Твоего отца чуть не убили…
        — Никто меня не убивал, и даже не пытался,  — Евгений подошел к ним и взял Татьяну за плечо.  — Иди в столовую, нам надо поговорить.
        Всхлипывая и размазывая по лицу слезы, Татьяна уставилась на него.
        — Я жена тебе или нет? Почему ты со мной так разговариваешь?
        — Ты мне не жена, ты мне — сожительница,  — бросил Евгений и подтолкнул ее к входу в столовую.  — Кому сказал, иди и жди меня в столовой!
        — Ты…, ты… — Татьяна плаксиво скривила губы.  — Чурбан! Кому ты нужен!  — И, гордо вскинув голову, продефилировала мимо них в столовую.
        Надежда старательно не смотрела в сторону Евгения.
        — Андрей,  — сказал Меньшиков,  — оставь нас на минуту!
        Тот поднял удивленно брови, покачал головой и направился в столовую. Евгений закрыл за ним дверь и подошел к Надежде.
        — Прости, глупо получилось. Я не ожидал, что Танька приедет…
        — И ты меня прости, Женя,  — сказала она тихо,  — но я не желаю становиться причиной ваших скандалов. Уволь меня от этого, пожалуйста. Решай свои проблемы без меня.
        — Надя,  — он привлек ее к себе.  — Одно твое слово, и Таньки здесь через минуту не будет!
        — Ну, уж нет,  — она уперлась ему в грудь руками.  — Осталось полторы недели, и я смотаюсь отсюда навсегда. А Татьяна тебе еще ребеночка родит, глазастенького, губатенького, точь-в-точь, как она.
        — Не надо мне ребеночка, тем более от нее. Мне одного Андрюхи хватает.
        — Пускай не родит! Меня это не заботит. А пока оставь меня в покое. Я на тебя не в обиде! Все было прекрасно и удивительно, но в первый и в последний раз. Не хочу я, понимаешь, не хочу влезать в эти дрязги. Я ведь уеду, а Татьяна останется. Так что не усложняй, иди и помирись с ней!

        Они прошли в столовую. Надежда первой, Евгений следом за ней. И оба заняли свои места: Надежда рядом с Андреем, Меньшиков уселся напротив. Татьяна нервно курила возле окна.
        — Ну, все в сборе,  — сказал оживленно Андрей.  — Батя, наливай, сегодня нам есть, что отметить.
        Меньшиков потянулся к бутылке с вином. Татьяна отошла от окна, и смерила их презрительным взглядом.
        — Порядочные люди в это время не пьют.
        — Присаживайся, поборница строгой морали,  — усмехнулся Андрей.  — Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Или в ночных клубах теперь после полуночи не подают?
        Татьяна фыркнула и села напротив Надежды, но не рядом с Меньшиковым. Она упорно отводила взгляд от своей визави, и не прикоснулась к бокалу с вином, который Евгений поставил рядом с ней. Облокотившись на спинку стула, она закинула нога на ногу и с демонстративным видом закурила.
        Андрей смерил ее тяжелым взглядом, но ничего не сказал. Они выпили втроем, молча, без восторженных речей и тостов.
        Надежда поняла, что ей абсолютно расхотелось есть. Ее раздражало присутствие Татьяны, вполне объяснимое чувство в ее положении. Евгений уткнулся в тарелку, Андрей пытался вызвать ее на разговор, но Надежда отделывалась короткими фразами, наконец, он понял, что что-то не так. И, кажется, догадался, в чем причина их непонятной скованности, потому что обратил свое внимание на Татьяну.
        — Если тебе не интересно в нашей компании, шла бы ты спать, голуба! Не слишком приятно взирать на твою недовольную физиономию.
        — Мне давно на тебя неприятно взирать,  — парировала Татьяна.  — Я жду своего мужа.  — И она ласково посмотрела на Меньшикова.  — Ты скоро?
        — Нет,  — буркнул он,  — иди спать. Нам надо поговорить.
        — А что, при мне уже западло разговоры вести?  — взвилась Татьяна.  — Я вам мешаю? Рожей не вышла ваши секреты слушать?
        — Иди!  — с нажимом произнес Евгений, по-прежнему не глядя в сторону своей супруги.  — Это деловые разговоры, и они тебя просто-напросто не касаются.
        — Ишь, ты!  — Татьяна резко поднялась со стула.  — Я, выходит, здесь лишняя? А эта совершенно посторонняя баба, выходит, не лишняя? Ей почет и уважение, а меня пинком под ж…?
        — Не выводи меня,  — процедил Евгений и уставился на Татьяну тяжелым взглядом.  — По-хорошему прошу, уйди! Не доводи до греха.
        — А вот и не уйду!  — С вызовом произнесла Татьяна и отошла к окну. Отдернула тяжелую штору, распахнула окно и устроилась на подоконнике.  — Давайте, болтайте, мне на ваши разговоры наср… и подтереться.
        — Не хамите, девушка,  — Андрей поднялся из-за стола и сердито отбросил салфетку.  — Кажется, ты совсем распоясалась.
        — Сядь, Андрей,  — сказала тихо Надежда,  — не видишь разве, она специально тебя провоцирует.
        Андрей послушно сел, и залпом допил вино.
        Татьяна язвительно усмехнулась, ничего не ответила на ее замечание, но вытащила из пачки сигарету и снова закурила.
        — Закрой окно, комары летят,  — сказал, не обернувшись, Евгений.
        — Ничего, не съедят, что-нибудь да останется,  — Татьяна сделала пару затяжек и выбросила окурок за окно, затем с вызовом посмотрела на Андрея.  — Не нравится, да? Окурки бросаю за окно, по ночным клубам шатаюсь… А вам-то что за дело? Думаете, при деньгах, так всех купили? Всем свои условия диктовать можете? Так нашлись люди, что вас не боятся! И не они, а вы будете плясать под их дудку!  — Она бросила взгляд на настенные часы, и перевела его на Надежду.  — Заимели Цербера в юбке. Разве это баба? На кого она похожа?  — Она по-мужски сплюнула за окно.  — Думаешь, Андрюшенька, она тебя защитит, когда приспичит? Как же, ей бы только бабло срубить, и поминай, как звали. И ты, старый пень, туда же!  — Она подошла к Евгению, схватила его сзади за плечи и сильно встряхнула.  — Вспомнишь еще свою Таньку! Думаешь, мне не муторно с тобой? Думаешь, ты свет в окошке? Последний раз говорю, не уедешь отсюда, больше с тобой ни за какие коврижки не лягу. Умолять будешь, на коленях ползать, только фиг тебе! Трахайся со свое старухой позорной!  — Она с ненавистью посмотрела на Надежду и вдруг, закрыв лицо руками,
расплакалась.  — А пошли вы все… — И снова метнулась к окну. Но перед этим снова бросила взгляд на часы. Очень быстрый взгляд, не отнимая ладоней от лица. Просто слегка их раздвинула и посмотрела.
        Надежда это заметила, и поняла, что обвинительные речи, истерика и слезы — хорошо поставленный спектакль, обычный трюк. Девчонка явно чего-то ожидала. Чего-то или кого-то?
        Надежда посмотрела на Андрея. Он сидел как раз напротив окна. Ей стало нехорошо.
        — Андрей,  — быстро сказала она,  — пересядь на другое место.
        — Зачем?  — удивился он.
        — Я сказала, пересядь!  — требовательно произнесла она.  — Рядом с отцом.
        — Во, во,  — захихикала Татьяна.  — Из тебя уже, Андрюшенька, веревки вьют. Туда сядь, сюда…
        — Закрой окно!  — приказала Надежда.  — И задерни шторы!
        Татьяна изобразила непристойный жест.
        — А это видала?
        Тогда Надежда встала и направилась к окну. Татьяна с визгом отскочила в сторону. Не обращая на нее внимания, Надежда потянулась за оконной створкой. И в этот момент раздался хлопок, и что-то горячее ударило ее в плечо. Надежда покачнулась, но, схватившись за штору, удержалась на ногах. Правда, комната вдруг закружилась перед глазами, потолок почему-то вознесся вверх, а ковер на полу приблизился к глазам. Она вскрикнула и схватилась за плечо. Пронзительная боль, чьи-то сердитые крики, новый хлопок и звон разлетевшегося вдребезги стекла — были последними ощущениями, которые она испытала, и звуками, которые она услышала…


        Глава 22
        — Докладывай,  — взгляд Стечкина не предвещал ничего хорошего,  — как твои идиоты опять прокололись! Мне это начинает надоедать! Вернее, надоело!  — Он стукнул кулаком по столу.  — Тебе платят большие деньги за профессионализм! А профессионализма я как раз не вижу. Через три часа сюда прилетает Зурабов! Ты знаешь, чем это пахнет? Деренталь в ярости! Ему пришлось объясняться с Премьером, и с Генеральным прокурором! Тебе этого не простят! Как это понимать? Почему ты поверил этой чертовой бабе? Почему не доложил, что она твоя бывшая жена?
        — О том, что это Надежда, я сам узнал несколько часов назад,  — буркнул бывший генерал. Он опять стоял перед Стечкиным навытяжку, и понимал, что в любом случае, стоять придется долго, пока у начальства не истощится запас бранных слов.
        — А твоя агентура? Мне прикажешь учить тебя работать с агентурой?
        — Шведов оказался никчемным, трусливым человеком,  — Карасев повел на Стечкина тяжелым взглядом.  — Слишком долго прикидывал, на чей стороне выступить…
        — А ты не знал, как к нему подступиться?  — Стечкин побагровел.  — Все миндальничаешь? Или сам лыжи навострил? Учти, теперь это вряд ли получится. А этому ублюдку я сам напомню, с чьей помощью вытащили его недоноска из тюрьмы. Пускай теперь служит, как собака! На задних лапах и руки облизывает!
        — Ему пришлось уйти,  — Карасев не опускал взгляда, хотя понимал, что Стечкину это не нравилось. Его шеф любил покорных и виноватых.  — После неудачного покушения на Зарецкого…
        — Неудачного?  — взвизгнул Стечкин, лицо его приобрело синюшный оттенок.  — Провального ты хочешь сказать, покушения? Три попытки, ты понимаешь, три попытки за неделю, и все — курам на смех. Причем таких бездарных попыток еще свет не видел! Я просто диву даюсь, Карасев, как ты умудрился все провалить?
        — К происшествию на переезде мои люди не имеют никакого отношения. По моей информации, это Зурабов…
        — А про Зурабова я не слышал!  — завопил Стечкин и полез в карман за трубкой.  — Главное, что вы засыпались с лесовозом… Зачем было давить автобус журналистов? Зачем устраивать этот вселенский погром? Почему твои наблюдатели проср… тот момент, когда Зарецкий остановился на подъеме? Чему тебя учили в твоей ментуре?
        — Убивать в милиции меня не учили,  — желваки проступили у него на скулах, Карасев напрягся и сжал руки в кулаки.  — Я занимался розыском преступников, убиц и насильников, но не устраивал преступления.
        — А твой Сиплов? Твой доверенный ублюдок? Почему он опростоволосился на этот раз?
        — Все было продумано, все отработано. Пряхин обеспечивал ему алиби в кафе. После покушения, они должны были поменяться: Сиплов оставался догуливать в кафе, Пряхин убирался восвояси. Алиби как всегда стопроцентное. Но всего не предусмотришь. Мои люди подготовили ему гнездо на дереве. Завербованный нами человек по сигналу открыл окно, Зарецкий оказался на линии огня, но в тот момент, когда Сиплов выстрелил из винтовки, к окну сунулась Надежда. И пуля попала в нее…
        — Опять эта чертова баба!  — Стечкин буквально упал на стул и закрыл лицо руками.  — Как получилось, что Сиплова грохнули?
        — Отец Зарецкого выстрелил на вспышку, почти мгновенно. Все-таки он служил в спецназе, и реакция у него отменная. Правда, он, похоже, только ранил Сиплова, просто тот неудачно свалился с дерева и сломал себе шею. Но милиция взяла Пряхина. И если он заговорит, то откроются все обстоятельства покушения и на прокурора, и сами понимаете… — Карасев помолчал мгновение и выложил последнее.  — К тому же, как недавно выяснилось, Дорин остался жив. Сейчас им занимается прокуратура и УСБ (СНОСКА: УСБ — УПРАВЛЕНИЕСОБСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ МВД).
        — Д-дорин?  — У Стечкина перехватило голос, и из сине-багрового, его лицо стало белым, как мел.  — Почему я узнаю об этом последним?
        — Теперь это не меняет дела!  — спокойно сказал Карасев.  — Надо трезво оценить обстановку и думать, как выбраться из тупика.
        — Если ты не найдешь выхода, Карасев, то тебе здесь не работать. Вернее, тебе не жить, генерал!  — Стечкин снизу вверх посмотрел на своего заместителя.  — В последнее время у меня сложилось впечатление, что ты у себя на уме. Или нашел более доходное место? Поделись, не скрывай! Только учти, в этом случае ты покинешь свое кресло вперед ногами.
        — Я это слышал,  — спокойно сказал бывший генерал, и прищурил серые глаза,  — не забывайте, Роман Сергеевич, мы с вами — в одной упряжке. И если со мной что-то случится, вам не поздоровится. Просто вас некому будет защищать. Гроздев — человек Зурабова, вы это известно лучше, чем мне. Скажу больше, хотя вы не желаете об этом знать, это его люди готовили покушение на Зарецкого у переезда. Подчеркиваю, по личному приказу Зурабова . Меня никто не поставил в известность, потому что я — ваш кадр, а вы в этой системе новый человек. Гроздев приставлен следить за нами обоими. И только потому, что люди Зурабова облажались на переезде, мне поручили вторую попытку устранить Зарецкого. До сих пор у Сиплова это получалось, и неплохо… Просто в этот раз ему не повезло!
        — Нам не простят эти проколы, Александр Ефимович,  — сказал устало Стечкин и принялся набивать трубку табаком, но, справившись с ней, отложил ее в сторону, и стал загибать пальцы.  — Гляди, первое, переговоры с прокурором и начальником РОВД в Коржавино проиграли в сухую, второе, на комбинат зайти не сумели. Сплошные скандалы, словно рок какой-то. Третье, охрану, почти сто человек, закрыли в СИЗО, виданное ли дело. Четвертое, журналистов не просто проворонили, а устроили им шоу-балет на чистом воздухе. Пятое, авария с лесовозом никакого эффекта не принесла, разве что журналистам подкинули новые доказательства против нас. Шестое, хлопнуть Зарецкого не сумели. Скажи, что тебе цифра «шесть» напоминает?
        Карасев молчал.
        — А я скажу! Петлю она мне напоминает! На твою и мою шею!  — Стечкин вскочил на ноги и нервно заходил по кабинету.  — И Зурабов как раз везет нам веревку, кусок мыла, да крюк в придачу. А табуреточка у нас уже есть! Та самая, что выбьют у нас из-под ног. И мы сами ее сколотили. Я потому, что поверил в твои таланты душить противника, ты — потому что спокойно отпустил эту бабу. Видите ли, ретивое взыграло! Светлые чувства, бля!  — Он вдруг резко остановился и без перехода спросил: — Что с завербованным вами человеком?
        — Ее арестовали! Но она конкретно ничего не знает, и когда ей показали труп Сиплова, она признала в нем Пряхина. Честно сказать, она даже не в курсе, по какой причине ее попросили открыть окно. Она очень много задолжала своему бывшему сутенеру Сухостою, на этом ее мои люди и подловили.
        — Эта девка — жена Меньшикова?
        — Сожительница,  — ответил Карасев,  — но Шведов сообщил, что между ними пробежала черная кошка. И эта черная кошка, кажется, моя бывшая супруга.
        — Это не черная кошка, Карасев, это пантера.
        — В милиции ее звали Багирой.
        — А я о чем говорю?  — удивился Стечкин.  — Мистика какая-то! Сглаз! С ее появлением, у нас все рушится. Сколько она референтом у Зарецкого? Меньше недели? А сколько дел натворила. Скажи, чем она тебя взяла? Почему ты ей доверился?
        — Я ей не доверился. Автобусы подогнали гораздо раньше, но я не мог предполагать, что на это все было рассчитано. Впрочем, часом раньше или позже, исход был бы один. Милиция сидела в засаде с утра. Парней, однозначно, могли взять еще под утро, тепленькими, прямо в гостинице. Но присутствие журналистов, естественно, усугубило ситуацию.
        — Я не могу озвучить то, что мне сказал Деренталь,  — Стечкин махнул рукой.  — Я уже сказал, скоро здесь будет Зурабов. Этот тип ничего не прощает, и оправданий не слушает. Если мы не придумаем, как обезвредить эту бабу, не найдем способа заставить ее убраться с комбината, не сумеем убедить Зарецкого, что его упорство ни к чему хорошему не приведет, не сносить нам головы, Александр Ефимович! Думай, что делать, думай! У нас в запасе чуть больше двух часов! Знаешь поговорку, лучше к Петрову на Майорку, чем к майору на Петровку? Так вот, это Осип Деренталь отправится на Майорку, а нам светит Петровка, если не хуже!
        — Есть некоторые соображения,  — Карасев сделал шаг к столу и, не спрашивая позволения, опустился на стул.  — Шведов сейчас в вашем предбаннике. И он сообщил мне… — Он нагнулся и прошептал пару фраз, не больше, но глаза Стечкина засияли.
        — А это идея, только надо провести все осторожно. Если эта чума ходячая, твоя бывшая супружница встанет на дыбы… Сам понимаешь, этого нам точно не простят. Кстати, что за ранение у нее? Может, она надолго вышла из строя, и не стоит весь сыр-бор затевать?
        — Сквозная рана плеча,  — ответил Карасев,  — но по нашей информации она лежит дома. Зарецкий приставил к ней личного доктора и медсестру. Небольшая потеря крови и болевой шок, но этим Надежду не проймешь. Думаю, к вечеру будет на ногах.
        — Так действуйте, пока она не очухалась! Живо! Одна нога здесь, другая там!

        Женя искала глазами мать, и не находила. С одной стороны, она побаивалась этой встречи, с другой стороны ее беспокоило, что матери нет, а она абсолютно не знает ее адреса. Она посмотрела на часы. Прошло двадцать минут, как она ступила на Белогорскую землю, успела получить багаж и даже расстроиться по поводу того, что решила лететь в форме. В кителе было жарко, а форменная рубашка наверняка измялась… Поэтому снять китель она не решилась.
        Она бросила быстрый взгляд по сторонам и направилась к выходу из аэровокзала. Пассажиров было немного, и она никоим образом не могла пропустить появление матери в зале. К тому же Женя была не из тех девушек, которые могут затеряться в толпе. Так получалось, что толпа перед ней расступалась, ей улыбались, смотрели вслед, а кое-кто из самых отчаянных молодых людей пытался даже заговорить. Но она привыкла к подобному вниманию и относилась к его проявлениям весьма равнодушно.
        Девушка почти достигла выхода, когда прозрачные двери распахнулись, и в зал навстречу ей почти влетел высокий молодой человек в потрепанных джинсах, кроссовках и белой майке. Он был крепким, черноволосым и весьма симпатичным. И совсем не того типа, который Женя на дух не переносила.
        Его взгляд моментально выхватил Женю из небольшой толпы стремившихся к выходу пассажиров, и молодой человек расплылся в улыбке.
        — Женя? Карасева?
        — Да, Карасева,  — девушка остановилась и настороженно посмотрела на него.  — Что вам нужно?
        — Вы мне нужны!  — весело сказал молодой человек.  — Я от Надежды Дмитриевны. Она очень занята, поэтому не смогла приехать. По этой причине прислали меня.
        — Так вы ее водитель?  — догадалась Женя.
        — В некотором роде,  — улыбнулся водитель и протянул ей руку.  — Давай знакомиться? Я — Андрей!
        — А я — Женя,  — весело ответила девушка и пожала ему руку.  — Значит, мама получила мою телеграмму?
        — Конечно, получила,  — ответил ее новый знакомый и перехватил у нее дорожную сумку.  — Позволь, я донесу. До машины пять шагов. Если в пробку не попадем, то к вечеру встретишься с Надеждой Дмитриевной.
        — Как она?  — спросила Женя.
        — Что ты имеешь в виду?  — Андрей уставился на нее живыми темными глазами.
        Женя пожала плечами.
        — Просто хотела узнать, как она прореагировала на мою телеграмму.
        — Нормально прореагировала,  — улыбнулся Андрей.  — Обрадовалась. Говорит: «Лети, Андрюша, как птица, и привези скорее мою ненаглядную дочь!» Вот я и полетел.
        — Так прямо и сказала?  — поразилась Женя.  — Что-то не верится. Я ведь без разрешения прилетела. Понимаешь, она запретила мне приезжать. А я подумала, подумала и решила приехать. В Путиловске сейчас скукота! Не обеднеет ее начальник!
        — Зарецкий, что ли?  — спросил Андрей. Они подошли к светлой «девятке», и Андрей открыл багажник, чтобы положить в него сумку.
        — Я даже не знаю, как его зовут. Просто пришел перевод на Университет, меня вызвали в канцелярию, вручили извещение…. Смотрю, десять тысяч, перевод из Белогорска. Сначала, думала, какая-то ошибка. Нет, смотрю, от мамы. Думаю, где она такие деньги взяла? А потом, она мне звонит и запрещает ехать. Оказывается, это ее придурковатый начальник распорядился. А она не хочет принимать от него подачки.
        — Она так и сказала «придурковатый»?  — спросил Андрей, открывая перед ней дверцу машины.
        — Нет, конечно! Просто она была недовольна, что он так поступил. Без ее ведома!
        — Твоя мама — странная женщина,  — усмехнулся Андрей, устраиваясь на водительском сидении.  — Человек решил сделать ей приятное, пригласил дочь отдохнуть, а она сердится.
        — Он что за ней ухаживает?  — Женя посмотрела на Андрея.  — Прости, что задаю такие вопросы, но водители всегда в курсе проблем своих начальников.
        — Хитрая какая!  — засмеялся Андрей.  — Все тебе расскажи! Я потому долго здесь и работаю, что без причины языком не болтаю.
        — Ну, вот!  — обиделась Женя.  — Я тебе сходу все рассказала, выходит, я — болтунья, а ты — кремень, рот на замке.
        — А я тебя боюсь,  — Андрей бросил на нее быстрый взгляд, но глаза его смеялись.
        И Женя поняла, что он шутит. И спросила в том же духе.
        — Чем же я тебя напугала? Формой? С детства милицию боишься?
        — Не милицию! Маму твою боюсь! Скажу что-то не так, а она меня пинком, под зад. А место хорошее, спокойное. Такое вряд ли найдешь!
        — Спокойное?  — Женя покачала головой.  — Первый раз вижу того, кто хвалит свою работу. Обычно жалуются на начальников, на непосильный труд… Нет, что-то странное ты говоришь! Там, где мама, покоя не бывает.
        — Это точно!  — бодро заметил Андрей.  — Покой нам только снится! И днем, и ночью! Двадцать четыре часа в сутки!
        — Но чем она занимается, это можно хотя бы узнать?
        — Можно! Надежда Дмитриевна работает референтом у Зарецкого, местного олигарха, так сказать!
        — Олигарха!  — фыркнула Женя.  — Прямо помешались на этих олигархах. И в супе, и в каше эти олигархи. Я научную работу писала по этой теме, и теперь понимаю, что у нас реальных олигархов раз два и обчелся. Хлопонин, скорее всего, да Абрамович. Потому что они — губернаторы, обладают не только крупным капиталом, но и властью. На самом деле в России правят бюрократы, а не магнаты. Понимаешь, «олигархия» в переводе с греческого означает «власть немногих», «правление меньшинства», а «олигархи» — «немногие, которые властвуют», «правящее меньшинство». Поэтому меня всегда коробит утверждение «власть борется с олигархами». На самом деле это звучит дико. Как может власть бороться с правящим меньшинством ? «Опальные олигархи» — это что-то вроде «безногих бегунов», а еще в газетах любят писать: «равноудаление олигархов от власти», Это уж точно полная бессмыслица, типа «равноудаление хоккеистов от хоккея».
        — Ох, как ты их не любишь!  — покачал головой Андрей.  — Они тебе чем-то лично насолили?
        — Лично мне пока не успели,  — нахмурилась Женя,  — но кто поверит, что человек за десять лет честно сколотил состояние в несколько миллиардов долларов? Ты этому веришь?
        — А я вот недавно видел хороший фильм. Так и называется «Олигарх». Мне он лично понравился.
        — Это в нашем прокате он шел, как «Олигарх»,  — парировала Женя.  — А во Франции он назывался «Новый русский», а в Штатах и вовсе «Тайкун». В переводе с японского, это что-то вроде магната бизнеса. В другом случае, французы бы подумали, что речь идет о Березовском, или о Черномырдине, даже Брежнева можно в какой-то степени назвать олигархом.
        — Ну, ты даешь! Сравнила нашего Зарецкого с Брежневым,  — засмеялся Андрей.
        — Это вы его сравниваете, а я хочу тебя убедить, что это абсолютно разные понятия. Вот станет ваш Зарецкий губернатором, тогда и будете называть его олигархом.
        — Не дай Бог!  — вздохнул Андрей.  — Твоя матушка больше для этой роли подходит.
        — Мама?  — поразилась Женя.  — Моя мама — в губернаторы? Да она ни за какие коврижки даже в депутаты не пойдет! Что я свою маму не знаю?  — Она помолчала мгновение.  — А вообще удивительно, что ваш Зарецкий не рвется во власть? Сейчас почти все магнаты лезут в исполнительную власть, баллотируются один за другим в губернаторы: хотят стать реальными олигархами.
        — Это так важно стать реальным олигархом?  — тихо спросил Андрей, не отводя взгляда от дороги.
        — Для них важно,  — серьезно ответила Женя,  — На самом деле, наша истинная олигархия та, которой принадлежит власть в стране. Она же и создала этих магнатов. Сама их контролирует, и любого из них в любое время может порвать в клочья. Ты ведь знаешь историю с Березовским и Гусинским? И неизвестно, кто еще на очереди… Может, Ходорковский, может Абрамович, Фридман или Деренталь…
        — Честно сказать, мне по барабану, кто и кого давит,  — лихо сказал Андрей и улыбнулся.  — Лишь бы мне не мешали работать, не давили и не вытирали об меня ноги. А деньги… Денег я заработаю. На жизнь хватит… — Он повернулся к Жене и неожиданно спросил: — А парень у тебя есть?
        — В каком смысле?  — насторожилась Женя.
        — В прямом. Когда познакомишь маму с будущим зятем? Или этот момент пока отодвигается?
        — Вот, прямо так тебе все и выложила! Много хочешь знать! И если даже осчастливлю, тебе-то какое дело?
        — Да, вот думаю, девушка красивая, умница, все про олигархов знает. Наверно, от женихов отбоя нет. Что скажешь? Не так?
        — А если не так, то жениха мне подыщешь?  — улыбнулась Женя.
        — Почему бы и нет? Я вот чем не жених?
        — Ты моей маме расскажи, как в женихи ко мне набивался. Она тебя живо в чувство приведет.
        — Это точно! Приведет!  — сказал Андрей удручено.  — Получается, что мы с тобой ни-ни, иначе Надежда Дмитриевна мне кудри расчешет? А я тебя хотел в кафе пригласить! Или просто на машине покататься. У меня своя есть, лучше этой.
        — Андрей,  — строго сказала Женя,  — мне не нравятся твои разговоры. Я тебе не давала повода думать, что меня кто-то интересует. Я просто хочу повидаться с мамой. Я ее полгода не видела. Давай, перейдем к другим темам?
        — Да шучу я, шучу! Думаешь, мне интересно знать, есть ли у тебя парень? Спросил ради приличия.  — Андрей снова расплылся в улыбке.  — Скажи лучше, экзамены на пятерки сдала?
        — На пятерки,  — Женя улыбнулась в ответ.  — Может, это смягчит мамино каменное сердце!
        — Так ты боишься, что она отправит тебя обратно?  — догадался вдруг Андрей.  — Не бойся! Увидишь, как она обрадуется, когда тебя увидит.
        — Надеюсь,  — тихо сказала Женя и выглянула в окно.  — Какой красивый у вас город! Зеленый! А цветов сколько! Фонтанов! А у нас в Питере пасмурно, ветер… Когда я улетала, то третий или четвертый день подряд дожди лили. А у вас солнце, небо голубое! Красота!
        — Хочешь, я тебя на озера свожу, в горы! Там чудесно, воздух — дышать не надышаться. Снежники все лето не тают, водопады, тайга. На Чулпане у меня заимка есть…
        — У тебя? Заимка?
        — Ну, да! Избушка! Маленькая такая, но от дождя спрятаться можно. Там природа — закачаешься. Зарецкий в озере форель разводит. Я тебя угощу ухой, пальчики оближешь! Поедешь?
        — Не знаю,  — с сомнением в голосе произнесла Женя,  — это от мамы зависит. Если разрешит, может, и поеду.
        — Слушай!  — Андрей посмотрел на часы.  — У нас есть еще часок-полтора времени. Надежда Дмитриевна все равно раньше девяти не возвращается домой. Давай завернем в кафешку, перекусим, поболтаем… А потом я тебя попутно на озеро завезу, можно будет искупаться.
        — Нет, Андрей,  — Женя отрицательно покачала головой.  — Озеро пока подождет. А вот, на счет перекусить, я согласна. Что-то в самолете есть совсем не хотелось, а сейчас я съела бы чего-нибудь и довольно много. Только, учти! Гамбургский счет! За себя я расплачусь сама!
        Они вышли из машины. Рядом, на тротуаре, в тени старых кустов сирени расположились бабушки с букетами цветов. Женя прошла вперед, а Андрей замедлил шаг. И нагнал ее уже с букетиком ромашек.
        — Цветы тебе можно подарить? А то я что-то пролетел! Тех, кто приезжает, всегда цветами встречают!
        — Спасибо!  — сказала Женя.  — Цветы я люблю. Особенно ромашки…
        — Значит, угадал!  — Андрей забежал вперед и открыл перед ней дверь в небольшое кафе — пиццерию.  — Добро пожаловать, мадемуазель младший лейтенант!
        — Сдурел?  — глаза Жени весело блеснули.  — Какая я тебе мадемуазель? Я товарищ! Товарищ младший лейтенант…
        — Но заметь, очень красивый лейтенант!
        Они прошли в кафе. Поднялись по ажурной металлической лестнице на второй этаж. Почти все столики пустовали. Лишь за одним из них сидели два парня и девушка. Пили пиво и весело что-то обсуждали.
        — Подожди, я сделаю заказ!  — Сказал Андрей.  — Что бы ты хотела?
        — На твое усмотрение. Только не надо ничего горячего. У вас просто удивительно жарко!
        — Ничего, сейчас остынешь! Я тебе окрошки закажу. Здесь ее готовят просто замечательно!  — Он взял из ее рук цветы и поставил в стоявшую на столе вазочку с анютиными глазками.
        — Окрошку я люблю!  — Женя опустилась на стул и серьезно посмотрела на него.  — Знаешь, у меня такое чувство, что я тебя откуда-то знаю. То ли видела где, то ли… Не пойму почему, но твое лицо мне знакомо. Но я никогда не бывала в Белогорске.
        — Поразительно!  — восхитился Андрей.  — Сразу раскусила!  — Он склонился к ней и прошептал.  — На самом деле я — Леонардо ди Каприо! Знаешь такого?
        Женя засмеялась и легонько шлепнула его по лбу.
        — Сиди уже! Леонардо! Сладкий, смазливый мальчик! Терпеть таких не могу!
        — Это обнадеживает!  — Андрей накрыл ее ладонь своей ладонью.  — Я тоже терпеть не могу манерных девиц. А ты мне сразу понравилась…
        — Андрей,  — Женя осторожно освободила свою ладонь.  — Мы сюда заехали пообедать, а не обмениваться комплиментами.
        Андрей покачал головой.
        — Ну, точь-в-точь моя будущая теща! Строгая и принципиальная до ужаса! У нее даже на лбу написано: «Душу прекрасные порывы!»
        — У тебя есть девушка?  — Жена сделала вид, что ее занимает салфетка. Она ее развернула и тщательно расправила на коленях.
        — Нет пока!  — беззаботно ответил Андрей. Он развалился на стуле и сосредоточенно изучал склоненный профиль девушки.  — Вернее, есть, но она еще не знает, что она — моя девушка.
        — А ты весьма самонадеянный товарищ,  — Женя подняла голову и смерила его скептическим взглядом.  — Из тех, кто любит хвастаться своими победами?
        — Я не хвастаюсь,  — сказал Андрей и посмотрел ей в глаза.  — Эту девушку я полюбил с первого взгляда, задолго до того, как мы познакомились. И при встрече, я понял, что не ошибся.  — Он засмеялся.  — Представь, она ни разу не обозвала меня балбесом. А вот будущая теща… — Он махнул рукой.  — Всякое бывало, но тет…, женщина она замечательная.
        Женя молча теребила край салфетки. Удивительное дело, она видела этого парня в первый раз, но почему-то расстроилась от известия, что у него есть любимая девушка. Совсем немного, но это ее задело. Вернее, она пыталась себя убедить, что немного. На самом деле, задело ее прилично!
        — Посиди пять минут, я сделаю заказ и вернусь.  — Сказал Андрей, его глаза как-то по-особому блеснули. И хотя в зале работал кондиционер, Жене стало жарко. Что-то этот парень не договаривал. И вел себя странно. Когда он исчез из поля зрения, она решила разобраться с тем, что же ее насторожило. И поняла, что? Руки! Руки у Андрея мало смахивали на руки водителя. Правда, они у него были загорелыми, крепкими, и выдавали отнюдь не графское происхождение. Она даже разглядела пару белесых шрамов на них, но они были ухоженными , и скорее походили на руки клерка, сотрудника престижной фирмы, чем на руки простого парня.


        Глава 23
        Впервые в жизни Надежду кормили с ложечки. Конечно, если исключить детство. Но сейчас она давно была взрослой, и ее крайне забавляло, как старательно Меньшиков справляется с обязанностями няни. Аккуратно подносит ложку к ее губам, тщательно вытирает салфеткой ее подбородок и справляется при этом:
        — Тебе удобно? Я не слишком быстро?
        Правая рука у нее висела на перевязи. Каждое движение отзывалось болью, но голова у Надежды больше не болела, ее не тошнило и от слабости не тянуло в сон. Незадолго до ужина ее осмотрел врач, медсестра сделала перевязку, и она чувствовала себя более комфортно, чем утром.
        Наконец, она сказала:
        — Все, Женя, довольно! С меня хватит! А то растолстею.  — И улыбнулась.  — Спасибо! Я не привыкла к такому обращению.
        — Одним спасибо не отделаешься,  — он расплылся в ответной улыбке.  — Все тебе зачтется, когда выздоровеешь.  — Меньшиков наклонился и поцеловал ее в щеку.  — Ляг, полежи!  — И посмотрел на часы.  — Что-то Андрюха задерживается!
        — Ты его отпустил одного?  — поразилась Надежда.  — После всего, что случилось?
        — Во-первых, не одного, а с охраной, во-вторых, Карасев вряд ли осмелится в скором времени на какие-то ответные действия. Дружину его выпустили из изолятора под подписку о невыезде, но уголовное дело возбудили, Пряхина взяли, труп Сиплова налицо, Дорин, Татьяна… Сегодня прилетел Зурабов, приятель Деренталя и ближайший его сподвижник. Вернее, Малюта Скуратов.
        — Про Зурабова я уже слышала от Андрея. И подозреваю, что это его люди отличились на переезде.
        — Я в этом не сомневался,  — кивнул Меньшиков.  — Сейчас они втроем укрылись на даче Стечкина.
        — В той самой, где я побывала?  — уточнила Надежда.
        — Да, в той самой. Похоже, Аркан приехал с твердой установкой Деренталя согнуть всех в бараний рог. И губернатора, и Овсиенко, если получится. Говорят, пробивался к Представителю Президента, но тот отказался его принять.
        — Твои источники работают прекрасно,  — Надежда погладила его здоровой рукой по плечу.  — Зурабов явно провел разбор полетов. Нужно ожидать каких-то результатов.
        — Стас доложил, что катастрофа на дороге проняла даже самых недоверчивых журналистов. Думаю, материалы получатся впечатляющими. Захват охранников показали по всем российским и европейским телеканалам в блоках новостей, начиная с утренних, причем неоднократно. Вечером, думаю, их подадут уже с комментариями. Скорее всего, Президент тоже скажет веское слово. Кстати, министр экономики, уже откликнулся. Весьма нелицеприятно отозвался о бизнес-политике Деренталя.
        — Все это прекрасно!  — Надежда покачала головой.  — Но мне до сих пор стыдно, что мы расслабились, слишком быстро успокоились! Возможно, будь мы осторожнее, жертв удалось бы избежать.
        — Не вини себя,  — сказал мягко Меньшиков и бережно, чтобы не задеть раненую руку, притянул к себе.  — Ты сделала больше, чем от тебя ожидали. Деренталь сегодня, как нашкодивший первоклассник, оправдывался перед Президентом. Говорят, его вызвали на ковер уже в семь утра по Москве.
        — А что с Татьяной?
        Лицо Меньшикова закаменело.
        — Забудь! Она добилась того, чего хотела. Страдала по красивой жизни? Получила ее сполна! Я разговаривал с прокурором! Семь лет ей светит за соучастие, а то и восемь. Что касается Пряхина и Сиплова… Двоюродные братья. Очень похожи. Сиплый убивал, братец обеспечивал ему алиби. Нагло действовали, хорошо посмеялись над органами. Этого Пряхину не простят, тем более он тоже мент, только бывший. Да, еще одна, более приятная новость, Берман передал вдове водителя от имени журналистов полторы тысячи долларов. Андрей тоже приказал выплатить семьям погибших по пять штук зеленых. Еще им выделят квартиры в новом доме…
        — Это хорошо, что семьи что-то получат,  — пробормотала Надежда,  — но здесь даже огромные деньги не помогут. Людей уже не вернешь.  — Она отстранилась и в упор посмотрела на Меньшикова.  — Послушай, самое главное упустила. Шведов. Мой бывший попутчик. Его надо срочно задержать. По-моему он «казачок» Карасева. Я хотела заняться им с утра, чтобы не портить ужин. И забыла за своими болячками. Его нужно найти и привезти сюда. Я хочу поговорить с ним без обиняков.
        — Так это он «казачок» Карасева?  — Меньшиков, казалось, не удивился этой новости.  — Помнишь, я говорил тебе, что не доверяю ему?
        — Помню,  — ответила Надежда.
        — Так вот, в прошлом году его отпрыск, молодой и без тормозов влетел по-крупному. Его задержали с приличной партией наркотиков. Шведову понадобились большие деньги на адвоката. Он попросил у Андрея, а он уперся, дескать, на что угодно дам денег, но только не на спасение наркоторговца. Шведов обиделся, уехал в Питер, а оттуда вернулся предовольный: сынка отпустили. На мой вопрос, откуда деньги взял на адвоката, ответил, что продал свою квартиру в центре города, вот и наскреб адвокатским детишкам на молочишко.
        — И ты не проверил, правда ли это?
        — У нас в то время закрутилось с Северо-Ангарским комбинатом, поэтому до личных проблем наших работников руки не доходили. Возможно, он перекинулся. И сдавал им информацию,  — мрачно посмотрел на нее Меньшиков.  — Каюсь, прошляпил. Честно сказать, морской офицер… Как-то трудно это совмещается. Правда, в последнее время, какой-то суетливый он стал, нервный. Это меня и насторожило. Но руки и правда не дошли, другие заботы покоя не давали.
        Надежда укоризненно покачала головой.
        — Считай, мы оба прошляпили Шведова. Ты знаешь, почему он вчера за брюхо держался, когда от меня уходил? Пытался уговорить меня одуматься, даже припугнуть меня попробовал. Скажи на милость, откуда он узнал, что у меня есть дочь? Лично я такого ему не говорила. Не тот кадр!
        — Крысы есть на любом корабле!  — Меньшиков погладил ее по щеке.  — Мы с ними разберемся. Сегодня я скажу Андрюшке, что ты останешься. Останешься со мной. И я не хочу, чтобы ты работала на него. Хватит!
        — Женя, ты все решил за меня, но я к этому не привыкла. Признай, что мы почти не знаем друг друга. Все эти мгновенные вспышки, только вспышки эмоций, и ничего более. У меня никуда негодный характер, я привыкла быть сама себе хозяйкой. Терпеть не могу на себя давления, бываю часто резкой, нетерпимой к чужим промахам. Я — несносный человек, Меньшиков. Тебе будет со мной несладко.
        — Надюха!  — протянул он ласково и провел пальцами по ее щеке.  — Только не накручивай! Не надо! Я ведь вижу, ты просто боишься, что тебя обвинят в слабости. Но какая же слабость в нежности, в любви… Мне плевать на твои угрозы. Я такая, я сякая… Да люблю я тебя, хочу тебя, и если бы не твое плечо… Пойми, это так давно началось. Мы встретились, это слишком редкий подарок судьбы, и не разочаровались друг в друге. Ты ведь не разочаровалась?
        Надежда засмеялась и уткнулась ему в грудь головой.
        — Не разочаровалась! Но ты соблазнитель! По-армейски, раз, два и — в дамки! Закружил бедной женщине голову!
        В кармане Евгения зазвонил мобильник. Надежда отстранилась и посмотрела на него.
        — Андрей?
        — Андрей,  — кивнул Евгений и спросил в трубку.  — Куда пропал, паршивец? Два часа пытаюсь до тебя дозвониться?
        Надежда слышала голос Андрея, но не поняла ни одного слова. А лицо Меньшикова вытянулось, и он быстро бросил в трубку:
        — Не сносить тебе головы, я за это ручаюсь! Поднимайтесь! Но готовься!
        — Что случилось?  — насторожилась Надежда.  — Говори, не томи душу! Что значит, готовься?
        — Надюша,  — Меньшиков ласково улыбнулся.  — Этот паразит приготовил тебе сюрприз. Но очень приятный, Ты только…
        В дверь постучали. Меньшиков быстро подошел и распахнул ее настежь. Надежда открыла рот. Сюрприз, да еще какой! Женька, ее драгоценная дочь, стояла на пороге и улыбалась!
        — Мама!  — она шагнула в комнату.  — Только не ругайся! Я так по тебе соскучилась! Ты получила мою телеграмму?
        — Какую телеграмму?  — Надежда с трудом пришла в себя от неожиданности.  — Я не получала никаких телеграмм?  — Она посмотрела на Меньшикова.  — Разве была телеграмма?
        Тот пожал плечами.
        — Первый раз слышу,  — и с веселым удивлением уставился на Женю.  — Насколько я понимаю, это твоя дочь?
        — Правильно понимаешь,  — сухо ответила Надежда.  — Познакомься с моей непослушной и своевольной дочерью.
        — Женя,  — протянула ему руку девушка.  — Видите, какая у меня мама? Очень строгая и сердитая.
        — Это нам знакомо,  — улыбнулся Евгений и в свою очередь представился.  — Евгений Федорович Меньшиков. Давний друг вашей мамы… И ваш тезка!
        — Тезка?  — Женя закусила губу и посмотрела на мать.
        Та отвела взгляд в сторону и спросила.
        — Как ты нашла меня? Я ведь не сообщила адреса?
        — Телеграмму я отправила на адрес компании, который был указан в переводе. А что, я неправильно что-то сделала?
        — Но компания находится в Белогорске, каким образом ты нашла меня здесь?
        — Мама, я тебе удивляюсь?  — Женя прошла в комнату и села на стул, на котором до этого сидел Меньшиков.  — Во-первых, я могла этот адрес узнать в компании и доехать сюда на такси, во-вторых, все оказалось значительно проще. Твой водитель встретил меня в аэропорту и привез сюда. Только я не понимаю,  — она посмотрела на Меньшикова,  — он сказал, что ты получила телеграмму, очень ей обрадовалась. И совсем не сердишься, что я прилетела без спросу.
        — Я не получала никаких телеграмм! И что за водитель? Нет у меня никакого водителя.  — Надежда с удивлением глянула на Евгения.  — Ты что-нибудь понимаешь?
        — Т-а-ак!  — Меньшиков покачал головой.  — Женя, а где вы оставили этого водителя?
        — Он внизу,  — Надежда с недоумением уставилась на мать, затем перевела взгляд на Меньшикова.  — Я не знаю, конечно, но вы с ним очень похожи, Евгений Федорович. Это не ваш сын? Его зовут Андрей.
        Надежда вспыхнула.
        — Андрей? Говоришь, его зовут Андрей? Тогда понятно, что это за водитель! Женя,  — обратилась она к Меньшикову.  — Пожалуйста, найди этого балбеса, пока он не смылся. Я хочу поблагодарить его! От всей души!
        Меньшиков хмыкнул, снова покачал головой и вышел из комнаты. А Надежда строго посмотрела на дочь.
        — Женька, я тебя отлуплю, как сидорову козу. Что ты себе позволяешь? Если б все было так просто, я бы с радостью тебя пригласила.  — Она неловко повернулась, охнула от боли и схватилась за плечо.
        Только теперь до дочери дошло, что мать встречает ее в постели, а ее плечо и руку охватывает повязка.
        — Мама! Что случилось? Ты ранена?
        — Ерунда! Бандитская пуля,  — махнула рукой Надежда.  — Только это как раз подтверждение того, что ты должна была остаться в Путиловске. Здесь происходят не слишком красивые события. Кстати, твой папаша тоже отирается в Белогорске. По другую сторону баррикад. На стороне Деренталя.
        — Корпоративные войны?  — спросила ее умная дочь.  — Но я не знала, что он работает на Деренталя.
        — Лучше вообще про это не знать,  — вздохнула Надежда.  — Кстати, я его очень разозлила.
        — Я не удивляюсь!  — улыбнулась Женя.  — А это кто?  — она кивнула на дверь, за которой скрылся Меньшиков.  — Что-то мне его лицо знакомо?
        — Он давний мой знакомый,  — неохотно призналась Надежда.  — Еще с молодости.
        — Постой!  — Женя подозрительно посмотрела на мать.  — Этот не тот парень с фотографии, что я видела у тебя? То-то мне его сынок показался знакомым!
        — Ну, Женька,  — улыбнулась мать,  — ничего от тебя не скроешь.
        — Так ты из-за него осталась?  — поразилась дочь. Тут новая догадка пришла ей в голову.  — Ты меня поэтому назвала Женей? Из-за этого Меньшикова? Ты его раньше любила? Еще до Карасева? Надеюсь, он не мой отец?
        — Твой отец Карасев,  — огрызнулась Надежда.  — Меньшиков здесь не причем.  — Она в свою очередь подозрительно посмотрела на дочь.  — Тебя что-то напугало? Не понравился Меньшиков, или что?
        Дочь пожала плечами и отвела взгляд в сторону.
        — Какие-то проблемы с водителем?  — продолжала допытываться Надежда.  — Он к тебе приставал? Делал некрасивые предложения?
        — Ну, мама,  — расстроилась дочь,  — о чем ты говоришь? Нормальный парень, веселый, общительный! Показал мне город, пообедали в кафе. К тому же у него девушка есть. Говорит, что влюбился в нее еще до того, как в первый раз ее увидел. И не разочаровался.
        — Влюбился?  — Надежда даже поперхнулась от неожиданности.  — Не разочаровался? А что еще он тебе рассказывал?
        — Сказал, что в отличие от его будущей замечательной тещи, девушка ни разу не обозвала его балбесом.
        — И это все?  — Надежда покачала головой.  — Ну, нахал! Ну, негодяй!
        — Мама, что ты такое говоришь?  — расстроилась Женя.  — Он ко мне совсем не приставал! Цветы подарил! Ромашки!
        — Ромашки… — начала было Надежда, но в это время в дверь снова постучали.
        — Войдите!  — сказала она.
        На пороге возник Меньшиков, из-за его спины выглядывал Андрей.
        — Проходи, водитель,  — сказала Надежда.  — Рассказывай, как получилось, что телеграмму мне не показали? Почему я узнала о приезде дочери последней? Что за игры, Андрей? За твоей головой охотятся! За последнюю неделю тебя трижды пытались убить, а ты раскатываешь по городу в одиночку. Куда подевалась охрана? Что за безответственность, черт побери!
        — Надежда Дмитриевна,  — Андрей молитвенно сложил руки,  — только не увольняйте! Я исправлюсь!
        Надежда покраснела от гнева. Женя испуганно переводила взгляд с матери на провинившегося водителя, с него на Меньшикова, и обратно. Она ровно ничего не понимала.
        — Я тебя предупреждала, моя дочь сюда не приедет!  — Надежда обратила свой взор на Меньшикова.  — Есть сегодня рейс на Москву?
        — Мама,  — взмолилась дочь,  — прости меня! Можно я останусь? Я буду тебе помогать!
        Но Надежда ее не слышала.
        — Больше того, я здесь тоже не останусь! Я не могу работать с человеком, который ни в грош не ставит мои советы! Который решил приударить за моей дочерью, и устроил так, чтобы она приехала. Против моего согласия, против моего желания!
        — Надя,  — робко подал голос Евгений,  — не надо решать дела впопыхах. Давай разберемся…
        — Разберемся,  — неожиданно спокойно сказала Надежда и посмотрела на дочь.  — Ты знаешь, кто на самом деле этот горе-водитель?
        Женя побледнела.
        — Нет!  — она посмотрела на Андрея, а он смущенно улыбнулся и развел руками.
        — Прости, Женя, я ничего дурного не имел в виду.
        — Не имел,  — усмехнулась Надежда.  — Я тебя, милый мой насквозь вижу. Я тебя предупреждала, что моя дочь не для тебя?
        Женя окончательно растерялась. Но мать, похоже, никого не хотела жалеть.
        — Этот горе водитель, Женя,  — произнесла она голосом обвинителя на судебном процессе,  — на самом деле, мой начальник, Андрей Евгеньевич Зарецкий, тот самый местный олигарх, который выслал тебе деньги на дорогу.
        — З-Зарецкий?  — Женя побледнела.  — Ты на самом деле Зарецкий?
        Андрей развел руками.
        — Прости, я хотел как лучше!
        Женя подошла к нему и, что было сил, закатила пощечину.
        — Какая ж ты свинья, Зарецкий!  — выкрикнула она и выбежала из комнаты.
        Андрей покачнулся от удара, лицо его приняло растерянное выражение. Он прикрыл ладонью щеку, на которой пламенел след от пощечины. Очень яркий и заметный след. Рука у Жени была тяжелой. А он совсем не ожидал подобной реакции.
        — Вот,  — сказал отец,  — что и требовалось доказать!
        Сын потерянно посмотрел на него и тоже выскочил из комнаты.
        Меньшиков осуждающе покачал головой.
        — Надя! Зачем ты влезла? Он же втюрился, не видно, что ли?
        — Только не в мою дочь! Он привык к легким победам! К доступным девицам! Я не хочу, чтобы он испортил Женьке жизнь.
        Меньшиков подошел и сел рядом с ней на постель.
        — И все-таки, пусть они сами разбираются! А ты лучше скажи, я правильно догадался? Ты дочь назвала Женей не случайно?
        — Абсолютно случайно,  — Надежда нахмурилась,  — как тебе могло прийти в голову…
        — Господи, Надюша,  — Меньшиков воздел руки к небу,  — ну, почему ты меня изводишь? Я ведь знаю, ты любила меня и до сих пор любишь. Я по тебе схожу с ума, как зеленый пацан! Тебе этого мало? Скажи, ты дочь назвала Женей, потому что всегда вспоминала меня.
        И тогда Надежда сдалась.
        — Хорошо! Помнила! Не забывала! Любила! И Женьку назвала твоим именем! Теперь ты доволен?
        — Доволен!  — расплылся в улыбке Евгений.  — И если бы твое плечо не болело, доказал бы на деле, как я доволен!  — И осторожно обнял ее.

        — Женя,  — Андрей догнал девушку и попытался взять ее за руку. Но она выдернула ладонь и ускорила шаг.
        — Извини, я не хотел тебя обидеть. Но я очень хотел с тобой познакомиться,  — От Андрея не так-то легко было отделаться.
        — Спасибо, уже познакомился.  — Женя остановилась и неприязненно посмотрела на Андрея.  — Ты сам не понимаешь, что унизил меня. Эти деньги…
        — Прости!  — Андрей покаянно сложил ладони.  — Я не подумал. Но твоя мама… Она была против твоего приезда. Но она столько сделала для меня и для компании. Это простая благодарность, я ничего не имел дурного в виду.
        — А по мне это просто каприз. Каприз всесильного магната.  — Женя гневно сдвинула брови.  — И я совсем не завидую твоей девушке. Очень трудно полюбить человека, который привык потакать своим капризам.
        — Ты думаешь?  — спросил Андрей.  — Ты думаешь, что моей девушке это будет неприятно?
        — Конечно, если она любит тебя по-настоящему.
        — Похоже, что не любит,  — вздохнул Андрей.  — Но у меня есть шансы исправиться.  — И он снова попытался взять ее за руку.  — Погоди, не убегай. Я так ждал этой встречи.
        Женя отступила на шаг и с подозрением посмотрела на «олигарха».
        — Что за разговоры? Ждал, не ждал? Причем тут я? Это моя мама работает на тебя, а я тут слева….
        — Пойми, не знаю, как тебе объяснить,  — еще больше стушевался Андрей.  — Я видел твою фотографию. Мне показалось…
        — Что тебе показалось?  — Жена нахмурилась.  — Я похожа на легкодоступную девицу? На ту, с которой можно весело провести время?
        — О чем ты говоришь? Сейчас мне как раз не до веселья. Мне показалось, что ты меня поймешь, и тебе неважно, кто я на самом деле.
        — И это все ты разглядел на фотографии?  — Женя покачала головой.  — У меня, что на лице написано, какая я понятливая?
        — Ты очень похожа на Надежду Дмитриевну, и я решил, что характером вы схожи. Это для меня главное.
        Женя фыркнула.
        — Как известно, у моей мамы совсем не ангельский характер. А, как известно, яблочко от яблоньки…
        — Да, понял я, понял,  — с досадой сказал Андрей и потрогал щеку.  — На собственном опыте убедился. Наверно, рукопашным боем занимаешься?
        — И как ты догадался?  — Усмехнулась Женя.  — К твоему сведенью, кандидат в мастера спорта.
        — К сведенью принимается,  — сказал Андрей и неожиданно робко посмотрел на Женю.  — Забудь, а? Честное слово, я лоб готов разбить, чтобы ты меня простила.
        — Андрей,  — строго посмотрела на него девушка.  — Дело здесь не в прощении. Ты посмеялся надо мной, а я этого не люблю. Никто еще так гадко надо мной не подшучивал. Ты прекрасно понимаешь, мы в разных весовых категориях. Если бы не эти злополучные десять тысяч…
        — И что тогда?
        — Если бы ты их не выслал, я бы, наверно, сумела посмотреть на тебя другими глазами, а так…
        — Я тебе не понравился?  — Андрей заглянул ей в глаза.  — Совсем?
        Женя вспыхнула.
        — Причем тут это? Ты только что рассказывал мне о своей девушке, о будущей теще. Как мне может понравиться чужой парень? Извини, но я не заглядываюсь и не беру то, что принадлежит другим.
        — Нет никакой девушки,  — ответил глухо Андрей и отвернулся.  — И тещи нет…
        — Тем более я тебя не понимаю,  — рассердилась Женя.  — Или ты — болтун, любитель почесать языком? Знаешь, но я таких тоже не уважаю!  — Тут только она заметила, что Андрей все-таки завладел ее рукой, и они стоят слишком близко друг к другу. Она снова выдернула ладонь из его рук.  — К твоему сведению, я не уеду. Мама ранена… — Она спохватилась.  — Как это случилось? Она сказала: «Бандитская пуля!».
        — Так получилось! Стреляли, кстати, в меня. Считай, она три раза спасла меня за эти дни. Вернее, четыре… — Он просительно заглянул ей в глаза.  — Твоя мама все равно ничего тебе не расскажет, а я расскажу, что произошло на самом деле. Только, давай сегодня поужинаем вместе, и я честно отвечу на все твои вопросы.
        — Не дождешься!  — Женя вздернула подбородок.  — Оставь меня в покое! Я хочу принять душ, переодеться. Думаешь, мне не надоела форма? Думаешь, мне не жарко?
        — Да, да, конечно!  — непривычно для себя засуетился Андрей.  — Но вечером… Если не ужинать, так давай прокатимся до озера. Я ведь предлагал тебе…
        — Предлагал, но я не согласилась.  — Строго сказала Женя.  — Уверена, у тебя есть дела, которыми нужно заняться в первую очередь.  — И она неожиданно пропела: — Первым делом, первым делом самолеты, ну, а девушки, а девушки потом!
        — Женя… — Андрей потянулся к ней.  — Послушай…
        — Нет!  — сказала, как отрезала, Женя.  — Занимайся своими самолетами, а я хочу привести себя в порядок и побыть с мамой.
        — Ладно,  — согласился Андрей,  — но учти, я от тебя не отстану!
        — Посмотрим!  — засмеялась девушка.  — Но ты тоже учти, я терпеть не могу, когда ко мне пристают парни, у которых самомнения больше, чем мозгов в голове.  — И, развернувшись, направилась снова в комнату матери.
        Андрей проводил ее взглядом. Дверь перед Женей распахнулась, и навстречу ей вышел Меньшиков. Он посторонился, пропуская ее в комнату, и тут заметил сына.
        — А что ты здесь делаешь?  — расплывшись в улыбке, спросил отец.
        — Ты не догадываешься?  — нахмурился Андрей.
        — Догадываюсь! Получил от ворот поворот?
        — Получил! Пока!  — с вызовом произнес сын.  — Но ты меня знаешь, я не отступлю!
        — Только дров не наломай!  — Почему-то шепотом сказал отец, и оглянулся на дверь, за которой скрылась Женя.  — Очень уж она напоминает мне одну девушку из моей далекой молодости.
        — Тоже облом получился?  — сочувственно спросил сын.  — Не сумел добиться взаимности? А я думал, что у тебя до сих пор неплохо получалось сбивать девушек с толку.
        — Получалось, да не тех, кого хотелось.  — Неожиданно тоскливо сказал Меньшиков и закурил.  — Лови, сын, птицу счастья, только держи ее покрепче, и из рук не выпускай ни на минуту. А Женя твоя и впрямь на ту девушку похожа… Один в один…
        — Постой,  — Андрей достал сигарету, но не успел закурить, и с подозрением посмотрел на отца.  — Что ты имеешь в виду? На какую девушку она похожа? На твою бывшую жену?
        — Причем тут жена?  — с досадой буркнул отец.  — Говорю же, поймал, да не ту птицу… Видишь, ли я давно тебе хотел сказать, но Надежда не позволяла… Дело в том…
        — Все понял! Можешь не рассказывать. У твоего сына мозги пока на месте. Надежда — одна из твоих бывших пассий?  — Он шлепнул себя по лбу.  — И как я не догадался? То-то ты перед ней выплясываешь, словно тетерев.  — Погоди,  — Андрей побледнел,  — только не говори, что Женя твоя дочь!
        — Успокойся,  — поморщился отец,  — с Надеждой все было по-другому…
        — Слава Богу,  — облегченно вздохнул Андрей и, наконец, прикурил сигарету.  — Теперь я понимаю, почему она сиганула с поезда. Она же меня за тебя приняла. Так и сказала: «Извините, но я вас приняла за человека, которого знала много лет назад…».
        — А ты не врешь?  — Меньшиков покраснел.  — Ты не шутишь?
        — А с чего ты запылал, как маков цвет? Или старое вспомнил?  — Андрей шутливо толкнул отца в плечо.  — Признавайся, ты на моего референта глаз положил? И как она? Отвечает взаимностью?
        — Тише ты!  — прошипел отец.  — Услышат!
        — Ну, батя, ты даешь!  — Покачал головой Андрей.  — Выходит, не мы, а нас поймали за хобот? Но я тебе скажу, эту девушку я терять не собираюсь, даже если она порвет меня в клочья. Я женюсь на ней, и очень скоро!
        — Пожалуй, я это сделаю быстрее!  — улыбнулся Меньшиков.  — Как ты смотришь на то, чтобы заполучить будущую тещу в мачехи?
        — Да уж!  — Развел руками Андрей.  — Кажется, я об этом только и мечтал. Похоже, эти мерзавцы на переезде не подозревали, какой подарок нам подкинули.  — Он покрутил головой и расхохотался в голос.  — Телеграмму им, что ли, послать с благодарностью?


        Глава 24
        — Мамочка! Я прокачусь возле дома пару раз и сразу обратно!  — Вот уже битых полчаса Женя уговаривала мать, чтобы та позволила взять ее велосипед. Она сразу заметила это чудо в прихожей, и ей не терпелось его опробовать. Но мать сопротивлялась, и Женя никак не могла понять, по какой причине. Наконец, она рассердилась.
        — Надеюсь, ты меня не будешь держать взаперти? Я не маленькая, чтобы опекать меня! Я сто лет не каталась на велосипеде! И хочу осмотреть окрестности. Андрей сказал, что тут неподалеку пляж. Я хочу искупаться и позагорать. Или ты хочешь, чтобы я смахивала на бледную поганку?
        Мать осуждающе посмотрела на нее.
        — Могла бы побыть с матерью. Все-таки полгода не виделись.
        — Мамуля! Но пока солнце не зашло, могу я прогуляться? А потом я ведь не на один день приехала? И тебе надо отдохнуть! А то я смотрю этот Меньшиков чуть ли не прописался у нас. Он что, влюблен в тебя?
        — Женька! Как ты разговариваешь с матерью?  — ужаснулась Надежда.  — Мы с ним хорошие друзья. На его глазах меня подстрелили…
        — Да ладно тебе!  — рассмеялась дочь.  — У него же на лице написано, как он к тебе относится. Но я рада за тебя! И не буду против, если ты выйдешь за него замуж. Только,  — она закусила губу,  — как тогда с этим… олигархом? Он станет моим братцем?
        — А что?  — невинно посмотрела на нее мать.  — Он же тебе понравился. Веселый, общительный.
        Женя сердито сверкнула глазами.
        — Жулик он, а не олигарх. Издевался надо мной, как над последней дурой.
        — Это что-то новенькое,  — удивилась Надежда.  — То хвалила его, теперь злишься. Что значит, издевался? В принципе, он неплохой парень. Я имею в виду, порядочный.  — И быстро поправилась.  — Порядочный в тех рамках, в которых он занимается бизнесом. Но к женщинам у него отношение легкое. Он привык, что девушки вокруг него табунами ходят, сами в руки идут.
        — Что-то не заметила я этих табунов,  — Женя недоверчиво посмотрела на мать, и на всякий случай, уточнила: — Выходит, он про девушку тоже соврал?
        — И про тещу, и про девушку.  — Улыбнулась Надежда, сама того не зная, подтвердив, что Андрей не солгал ее дочери — Верь ему больше!  — И поинтересовалась.  — Он у тебя попросил прощения?
        Женя нахмурилась.
        — Просил… Поужинать приглашал, и прогуляться. Но я отказалась. Понимаешь,  — ее губы задрожали,  — я ему по дороге чуть ли ни лекцию про олигархов прочитала. А он так внимательно слушал, удивлялся, вопросы задавал. Знаешь, как мне стыдно сейчас, нашла, кого учить! И ударила его тоже, как последняя истеричка!
        — Ну, и поделом ему!  — вздохнула мать.  — Пусть знает наших! Теперь наверняка подумает прежде, чем руки распускать!
        — Лучше бы он был водителем,  — неожиданно тоскливо произнесла дочь.  — Первый раз встретила нормального парня, и тот оказался богатым Буратино. И что за невезуха такая!
        — Какие твои годы,  — усмехнулась Надежда.  — Встретишь еще своего золотого, серебряного.
        — Но ты ведь не встретила? Всю жизнь одна.
        — Я — не одна. У меня есть дочь, которая уже довела меня своими просьбами прокатиться на велосипеде,  — притворно строго сказала Надежда.  — Ладно, уломала. Иди, прокатись! Только далеко в лес не заезжай. В километре отсюда воинская часть, говорят, солдатики любят наведываться в соседние огороды.
        — Я отобьюсь,  — заверила ее дочь, и вскочила на ноги.  — Все, побежала переодеваться!
        — Будь осторожнее,  — бросила вдогонку мать.  — От пьяной орды не отобьешься.
        Женя послала ей воздушный поцелуй и выбежала за дверь.
        Надежда вздохнула и взяла в руки телефон.
        — Стас, как дела?  — Спросила она в трубку.  — Дорина доставили?  — И через паузу приказала: — Давай его ко мне!

        Через двадцать минут Женя выехала за ворота усадьбы и чуть не влетела в Меньшикова, который с огромным букетом роз в руках попытался войти во двор.
        — Осторожнее!  — закричала Женя, и едва не свалилась ему под ноги. Но Меньшиков схватился за руль свободной рукой и предотвратил падение.
        — Спасибо,  — сказала Женя и кивнула на букет.  — Маме?
        Меньшиков улыбнулся.
        — Ты против?
        — Я-то как раз полностью за. Но вам придется очень сильно постараться, чтобы уговорить ее выйти замуж. Но вы не отступайте. Она ведь для виду артачится! Я знаю.
        — Спасибо!  — озадаченно протянул Меньшиков.  — Выходит, у меня появился союзник? Здорово! Не ожидал!
        — А я сама не ожидала!  — Женя весело подмигнула ему.  — У вас ровно два часа в запасе, чтобы уговорить маму! Я вернусь, и вы мне доложите, как обстоят дела.
        — Слушаюсь, товарищ генерал! Уговорим и доложим!
        — Я не генерал,  — засмеялась Женя.  — Это мама у нас почти генерал, а я пока младший лейтенант.
        — Лейтенант, а уже моего Андрюху построила!  — Меньшиков в свою очередь подмигнул ей.  — Ты уж не обижай его, ладно?
        — Хорошо, я подумаю,  — девушка помахала ему рукой.  — Удачи!  — и оседлав велосипед, быстро покатила по дороге.
        Меньшиков проводил ее взглядом, затем достал из кармана мобильный телефон и сказал в трубку.
        — А ну, живо! Она поехала на велосипеде в сторону озера!

        Женя весело крутила педалями. Впереди слева от дороги показалось озеро. Она собиралась свернуть к нему, когда из-за поворота навстречу ей выехала «Тойота» белого цвета и перегородила дорогу. Женя притормозила и с недоумением посмотрела на двух мужчин, которые вышли из машины. Один высокий, черноволосый, мило ей улыбнулся.
        — Ба! Дочура Надежды Дмитриевны! Наслышаны, наслышаны!  — Он с одобрением окинул стройную девичью фигурку в коротких шортах и маечке.  — Красавица! Вся в маму!
        — Вы кто?  — удивилась Женя.  — Откуда вы меня знаете?
        — Мы мать твою знаем,  — отозвался второй, крепкий парень с бритой головой, в черной футболке и в джинсах. Он жевал жвачку и выдувал огромные пузыри.
        Черноволосый подошел к ней вплотную, взялся за руль велосипеда. Второй быстро переместился ей за спину. Женя беспомощно оглянулась.
        — Тихо!  — Сказал черноволосый.  — Быстро в машину! И не орать!
        Но заорать ей так и так не позволили. Парень быстро зажал девушке рот, и через секунду ее втолкнули на заднее сидение машины, в которой сидел еще один человек. Черноволосый и парень с бритой головой заняли передние места, пассажира и водителя соответственно.
        А велосипед так и остался лежать на дороге. Видно, похитители Жени не слишком заботились, что о похищении девушки быстро узнают. Андрей не успел совсем немного, минут на десять, не больше. Он обнаружил знакомый ему велосипед, который валялся возле обочины, след автомобиля, который перекрывал узкий, велосипедный, и следы ног на песке… Мужские туфли поверх девичьих кроссовок…
        Через четверть часа Андрей ворвался в комнату Надежды, где она разговаривала с невысоким человеком в спортивном костюме, тем самым Дориным, которого незадолго до этого привезли люди Андрея. Следом за сыном вошел Меньшиков.
        — Надежда,  — Андрей был в ярости.  — Зачем ты отпустила Женю одну? Почему не предупредила?
        — Что случилось?  — Надежда уставилась на него.
        — Ты еще спрашиваешь?  — устало сказал Андрей и, опустившись в кресло, закрыл лицо ладонями.
        — Кажется, Женю похитили,  — тихо сказал Меньшиков, стараясь не встретиться с Надеждой взглядом.  — Андрей чуть-чуть опоздал. Мы можем только догадываться, кто это сделал, и с какой целью…
        Дорин испуганно переводил взгляд с него на Надежду и обратно. Он словно уменьшился в росте, лицо его посерело.
        — Вы… вы… обещали безопасность… — заикаясь, наконец, вымолвил он. Губы его плаксиво скривились.  — А сами…
        — Заткнись!  — Рявкнул Андрей.  — С твоей головой как раз ничего не случится.  — Но если они хоть пальцем тронут Женю, я…
        — Сядь!  — резко сказала Надежда.  — Распустил сопли! Дай телефон! Ты забыл, что она — моя дочь! Но, кажется, пришло время поговорить с Карасевым.  — Она взяла мобильный телефон, и в этот момент раздался звонок.
        Она поднесла трубку к уху.
        — Да! Я — Надежда Карасева,  — сказала она и многозначительно посмотрела на Андрея.  — Здравствуйте, я вас слушаю. Я уже поняла, что речь пойдет о моей дочери….

        Женя посмотрела на своего соседа. И похолодела от страха, правда, постаралась не выдать себя. Это был огромный детина кавказской или среднеазиатской национальности. Холеный, в дорогом костюме, на руке массивная золотая печатка.
        — Что вам от меня нужно?  — спросила она холодно.  — Зачем вы меня похитили?
        — Ты нам не нужна,  — спокойно сказал кавказец.  — Нам нужно, чтобы твоя мама убралась из Белогорска. И ты вместе с ней. Нам своих ментов хватает.
        — Мама?  — поразилась Надежда.  — Чем она вам помешала? И вообще, кто вы такой?
        — Неважно, что ты меня не знаешь,  — усмехнулся кавказец,  — зато твоя мама знает. Ей наверно уже рассказали, что со мной ее шутки не пройдут.  — Он подал Жене телефон.  — Звони своей маме, скажи, что ты в наших руках. И скажи, что если она не уберется из города, то никогда тебя не увидит. Ты на нее рассердишься и уедешь жить в другой город.
        — В какой еще город?  — нахмурилась Женя.
        — В какой-нибудь, турецкий, например!  — расплылся в улыбке кавказец.  — Там такие учебные заведения есть, бордель называется. Освоишь науки по полной программе. Там любят русских девочек, особенно таких красивых, как Женя Карасева,  — и он попытался ущипнуть ее за щеку.
        И Женя, недолго думая, навернула ему мобильником между глаз. Кавказец выругался, схватился за нос. Из-под его толстых волосатых пальцев поползла по губам и подбородку тонкая струйка крови.
        Женя отшатнулась в угол и сжалась в комок. Но кавказец лишь злобно сверкнул глазами, зажал нос платком и коротко бросил водителю:
        — Давай, двигай, чего плетешься, как беременная черепаха!

        Карасев нервно ходил взад вперед по комнате и потирал левую сторону груды. С утра пошаливало сердце, он не находил себе места от дурных предчувствий. С утра его вызывали к прокурору, чуть позже на него наорал Деренталь, затем долго и тщательно «размазывал» Зурабов. Идея с захватом дочери Надежды уже не казалась Александру столь привлекательной. Ему хотелось слегка припугнуть свою бывшую супругу, отомстить за тот позор, который ему пришлось пережить за несколько последних суток. Она провела его, как последнего лоха, да еще посмеялась над ним. Он вспомнил ее жест, тогда, когда его парней растаскивали по автобусам, и заскрипел зубами.
        Он уже знал, что Надежда ранена. Надо же, и здесь сумела подлезть под пулю, которая предназначалась Зарецкому. Карасев готов был поверить, что эта женщина послана ему в наказание за прошлые грехи. И он решил ее проучить. Нет, он не собирался издеваться над ее дочерью. А после вызова к прокурору даже хотел отказаться от своих планов. Но Стечкин поспешил прогнуться перед Зурабовым и сообщил ему о том, что они замыслили. И Аркан против своих обычаев отправился за девочкой лично, правда, в компании Шведова и своего телохранителя. И Карасев понял, что запустил в ход камнедробительную машину.
        За дверью послышались шаги, и она распахнулась настежь. На пороге возник Зурабов. Не обращая внимания на Карасева, он по-хозяйски прошел вглубь кабинета и опустился в широкое кожаное кресло. В то самое, в котором когда-то сидела Надежда. Следом за ним вошел охранник. Он удерживал одной рукой за плечо, а другой за длинные волосы высокую красивую девушку. От одного взгляда на нее, сердце заболело еще сильнее, и Карасеву нечем стало дышать. Одного взгляда ему хватило узнать ее. Надежда, вылитая Надежда. Точно такая, какой он помнил ее в молодости.
        Девушка гневно сверкнула на Карасева глазами, и попыталась вырваться из рук охранника. Но тот держал ее крепко и силой усадил пленницу в другое кресло.
        — Вот, гляди!  — сказал лениво Зурабов.  — Очень послушная девочка. Нос мне разбила, Гришу,  — кивнул он на охранника,  — по ноге пнула, этого, как его, Шведова, назвала некрасивыми словами. Маме звонить не хочет, телефон мне сломала… Теперь желает только с тобой разговаривать, Александр Ефимович. Что ж, поговори, а мы рядом подождем, а?
        Зурабов и охранник покинули кабинет, а Карасев, заложив руки в карманы, подошел к девушке. Она поправила растрепавшиеся волосы и снизу вверх посмотрела на него.
        — Я понимаю, вы таким образом решили встретиться со своей дочерью, Александр Ефимович?  — произнесла она с вызовом.  — Долго же вы собирались! Или приспичило?
        — Вы — не моя дочь,  — сказал Карасев,  — и не стоит давить на жалость. Я вам все равно не поверю.
        — Не верьте,  — легко согласилась девушка.  — Я знаю, что мама из-за непомерной гордости наговорила вам всякой ерунды. Она мне только четыре года назад сказала правду. И я, честно сказать, не горела желанием встречаться с вами. Мне стыдно, что я ношу вашу фамилию. Если бы не мама…
        — Погоди,  — Карасев присел в кресло напротив,  — ты не блефуешь? Надежда призналась тебе, что я твой отец?
        Женя язвительно хмыкнула.
        — Я вам в дочери не набиваюсь и не слишком горю желанием общаться в будущем. Но. Если со мной что-то случится, вы будете отвечать перед собственной совестью. Вам это не сойдет с рук.
        — Выходит, я не ошибся. Ты и вправду моя дочь!  — Задумчиво произнес Карасев.
        Сердце у него перестало болеть, и дышать стало, несомненно, легче. Он встал с кресла, подошел к столу, достал из ящика пистолет, и кивнул Жене.
        — Пошли!
        — Куда?  — побледнела Женя.
        — Не закудыкивай дорогу,  — улыбнулся Карасев.  — Верну тебя маме.
        — И вы не боитесь, что эти бугаи,  — кивнула она на дверь, за которой скрылись Зурабов и охранник,  — оторвут вам голову, да и мне попутно?
        — Плохо ты знаешь своего отца, Женя,  — улыбнулся Карасев.  — Меня трудно напугать.
        — И как вы думаете отсюда выбираться?  — хмыкнула Женя.  — Тут же повсюду часовые.
        — А мы через балкон и по пожарной лестнице,  — подмигнул ей отец.  — Или слабо?
        — Так тут второй этаж всего.  — Женя подошла к окну и посмотрела вниз.  — Я даже спрыгнуть могла бы.
        — Прыгать отставить! Твоя мать не простит мне, если ты вернешься со сломанной ногой.  — Он подошел к двери и быстро повернул ключ в замке. Затем посмотрел на дочь и скомандовал.  — Давай живо! Спускаться будешь за мной. Затем быстро, но не бегом пройдем через сад к забору. Там у меня машина. Я, как знал, не загнал ее в гараж…

        Все прошло даже удачнее, чем они ожидали. До машины беглецы добрались без осложнений. Они так и не узнали, в какое неистовство пришел Зурабов, когда после получасового ожидания, решил вернуться в кабинет, но дверь в него оказалась запертой. Через пять минут два дюжих охранника выбили ее ногами. Но в кабинете никого не оказалось. Дверь на балкон была распахнута, и Зурабов, схватив стул, в ярости запустил его в окно…

* * *
        — Я позвонил Зарецкому,  — Карасев первым нарушил молчание.  — Они встретят тебя на двадцатом километре. Тут недалеко, пройдешь несколько десятков метров через лес, потом немного по проселочной дороге и выйдешь к трассе.
        — Папа, а как же ты?  — тихо спросила Женя.  — Как ты вернешься? Как ты объяснишь этим… что отвез меня обратно? У тебя будут неприятности.
        — Будут, но теперь мне все равно! Я рад, Женечка, что у меня есть дочь, и что мы встретились, а остальное неважно.
        — Папа… Ты прости меня,  — Женя заглянула отцу в глаза,  — мы, правда, еще встретимся. И маму прости!
        — Я ее простил,  — улыбнулся отец,  — передай ей, чтобы она тоже простила меня,  — он скривился и потер грудину.  — Черт, опять защемило.  — Заметив обеспокоенный взгляд дочери, Карасев толкнул дверцу с ее стороны и торопливо сказал: — Все! Иди, иди! Тут недалеко.
        — До встречи, папа!  — Жена помедлила секунду, затем обняла отца и поцеловала его в щеку. Распахнув дверцу, она ободряюще улыбнулась ему: — Держись, папка! Еще увидимся!  — И торопливо пошла по едва заметной в сумерках тропинке, при этом она несколько раз оглянулась. Отец помахал ей рукой.
        Вскоре дочь скрылась за поворотом, а Карасев достал из кармана пистолет, и некоторое время вертел его в руках. Затем перевел взгляд на лобовое стекло. Там ползала большая ночная бабочка. Толстая, с короткими крыльями, очень похожая на Зурабова, а, может, на него самого. И Карасев поднял пистолет…

* * *
        За гулом пролетающих мимо машин Женя выстрел не услышала. В это время она вышла на тракт. И почти сразу заметила знакомую «девятку». Машина, несколько раз мигнув фарами, круто развернулась и остановилась. Следовавшие за ней два джипа проделали тот же маневр, но проехали метров на десять дальше. Из них высыпали крепкие парни в темных костюмах и белых рубашках. Но Женя их не заметила. Она бежала к «девятке». Из нее с разных сторон, но одновременно выскочили мама, Андрей, Меньшиков и незнакомый светловолосый парень в очках. Андрей обогнал всех, и Женя влетела прямо в его объятия.
        Надежда подбежала последней, все-таки раненое плечо давало о себе знать. Андрей прижимал Женю к груди и гладил ее по голове.
        — Женя, как ты?  — спросила Надежда, задыхаясь.
        — Нормально, все в порядке!  — Женя счастливо улыбнулась.  — Все обошлось!
        — Как тебе удалось уйти?  — спросил Андрей.  — Тебя отпустили?
        — Мне папа помог,  — сказала Женя и виновато посмотрела на мать.  — Я ему все рассказала. Прости.
        — Это твое право!  — сказала тихо Надежда.  — И он тебе поверил?
        — Он сказал, что никогда в этом не сомневался! И очень жалеет, что поздно со мной встретился.
        — Надежда Дмитриевна,  — Андрей взял Женю за руку.  — Я клянусь, что больше ни одного волоска не упадет с головы вашей дочери.  — И посмотрел на девушку.  — Ты веришь?
        — Верю,  — сказала она просто и улыбнулась.
        Надежда беспомощно посмотрела на Меньшикова. А он вдруг тоже взял ее за руку и произнес:
        — Я знаю, почему ты спрыгнула с поезда? Ты приняла Андрюху за меня?
        — Что тут поделаешь, крыша немного поехала!  — Надежда посмотрела ему в глаза, и, кажется, нашла там ответы на все свои вопросы.
        Впрочем, Меньшиков не растерялся.
        — Андрей,  — возвестил он торжественно,  — эти барышни теперь никуда от нас не смоются. Надежда Дмитриевна только что согласилась выйти за меня замуж.
        Что произошло дальше, уже неважно. Главное, никто из присутствующих не пострадал.


        Глава 25
        — Вот, свеженький пресс-релиз,  — Стас пододвинул ей стопку распечатанных на компьютере бумаг.  — Наши переводчики потрудились.
        Надежда выхватила взглядом напечатанный жирно заголовок:
        — САБРИНА ТАБЕРНАЙЗ. «NEWYORKTIMES». КОНСОЛИДАЦИЯ ПРОМЫШЛЕННЫХ ИМПЕРИЙ МЕНЯЕТ РОССИЙСКУЮ ЭКОНОМИКУ,-а затем подняла взгляд на Стаса.  — Мне очень понравилось, как Сабрина вела себя во время нападения на наш обоз. Смелая женщина!
        — А ты дальше читай,  — посоветовал, улыбнувшись, Стас.  — Язычок у нее тоже, дай Бог всякому, острее жала!
        Надежда принялась читать. Она то и дело одобрительно хмыкала и отмечала ручкой ключевые фразы.
        Статья на самом деле была небольшой, но острой, а местами даже беспощадной.
        — Молодчина! Потрясающая статья!  — сказала Надежда, оторвав взгляд от страницы.  — Просто мастерский удар по авторитету Деренталя за рубежом.
        — Полностью с тобой согласен. Смотри, как она описывает захват охранников. Наши писаки все-таки постеснялись подать это в деталях. Тут и про покушение на Андрея, и про лесовоз, что раздавил автобус и его водителя. Ничего не упустила. Молодчина просто!  — Стас пододвинул Надежде еще одну стопку распечаток.  — По сути, во франкфуртской «Аллгемайне Цайтунг» Петер Крафт пишет то же самое, только упоминает о нашем письме Президенту. Вот, читай!
        «Кремль, в свою очередь, дал распоряжение Министерству юстиции, Генеральной прокуратуре и Министерству экономического развития провести расследование конфликта. Министр уже признал, что в данном случае имели место методические и практические нарушения. После этого, Деренталь заявил газете „Ведомости — плюс“, что, по его мнению, такие министры не должны больше заниматься экономическим реформированием России».
        — Ну, наглец! Министра экономики решил уму разуму поучить!  — Усмехнулась Надежда.  — Но эти статьи подтверждают одно: мы на правильном пути. Но это первый шаг, и не стоит обольщаться, что и дальше все пойдет, как по накатанной дорожке. Надо готовиться к затяжным боям, и ждать адекватный ответ от Деренталя.
        — Вы остаетесь?  — осторожно спросил Стас.
        — Остаюсь, куда от вас денешься?  — Надежда вздохнула.  — Женька только меня беспокоит. До сих пор простить себе не может, что оставила отца одного. Говорит: «Он из-за меня погиб!». Спасибо Андрею, не дает ей покоя. Тоже загрузил работой.
        — Я знаю,  — улыбнулся Стас.  — Что-то она там накопала по криминальным связям Зурабова и Стечкина с главой Федерального Фонда Малининым.
        — Скажешь тоже, накопала!  — усмехнулась Надежда.  — Так кое-что нашла. Опыта у нее пока маловато!
        — Но хватка у нее железная!  — Стас поднес Надежде пачку с сигаретами и чиркнул зажигалкой.  — Закурите?
        — Не подлизывайся,  — сказала Надежда и взяла сигарету.  — Давай работать. Через час мне на доклад к нашему «олигарху»… Дорин дал показания следователю прокуратуры, но что толку, если исполнителя и посредника уже нет в живых…

* * *
        Прошел месяц после описываемых событий. В ресторане «Белогорье» собрался весь цвет компании «Сайбириан Палп Энтерпрайзес». Друзья, соратники, единомышленники. Те, кто боролись и победили в нелегкой борьбе с акулой отечественного бизнеса Осипом Деренталем, жадной и ненасытной акулой. Московский арбитражный суд признал незаконными операции, которые провел «ОсЭл» при попытке захватить Коржавинский комбинат. Конечно, свою роль сыграли публикации в зарубежной и российской печати. И постепенно, но произошел поворот общественного мнения в сторону непростой проблемы, сложившейся в лесопромышленном комплексе России. Случай с попыткой незаконного захвата одного из крупнейших целлюлозно-бумажных комбинатов страны приобрел большой резонанс. Правительство вынуждено было поднять этот вопрос на одном из своих совещаний, его включили в повестку дня заседания Государственной Думы.
        Деренталь пытался сопротивляться, его пресс-служба постаралась организовать мощную пиар-компанию в средствах массовой информации, но момент был упущен, и все эти попытки увенчались провалом. Тогда Деренталь предложил провести переговоры, и попросил триста миллионов долларов отступного, объясняя это тем, что он потерпел большие убытки. Но Зарецкий не уступил ни на йоту. И тогда Деренталь заявил, что борьба продолжается, и «ОсЭл» будет отстаивать свою правоту до победного конца. Андрей пожелал ему удачи.
        Конечно, все в этом зале понимали, что впереди еще предстоят бои, и бои нешуточные. Но был еще один повод, по которому Андрей Зарецкий собрал этих людей в лучшем банкетном зале городе. Сегодня он объявил о скорой женитьбе и представил обществу свою будущую жену.
        — Это Женя, моя невеста!  — Сказал он просто.  — Не удивляйтесь, она будущий сотрудник милиции. Впрочем, я сам этому удивляюсь! Никогда не думал, что настолько полюблю милицию. Вы не представляете, как это здорово, чувствовать, что милиция всегда рядом.  — Он посмотрел на Надежду, стоявшую рядом с отцом и улыбнулся.  — Это необыкновенное счастье ощущать ее заботу, ненавязчивую опеку, и железную руку… Мне несказанно повезло, что в моей жизни… — он сделал паузу,  — и в жизни моего отца появилась красивая, сильная, и мудрая женщина, бывший полковник милиции Надежда Дмитриевна Карасева. Я рад, что нас теперь связывают не просто дружеские, а родственные отношения…И я счастлив, что у Надежды Дмитриевны есть такая замечательная дочь…
        Женя подняла на него абсолютно счастливые глаза и прошептала:
        — Прекрати болтать. Люди уже истомились.
        — Я люблю тебя!  — быстро, одними губами сказал Андрей и обвел взглядом собравшихся в банкетном зале. Затем слегка прокашлялся и улыбнулся:
        — Сначала торжественный спич, а потом остальное веселье.
        Тишина в зале стояла полнейшая.
        — Дамы и господа!  — Сказал Андрей.  — Было время, когда мне льстило, что меня называют «олигархом», каюсь, иногда даже представлялся им.  — Он покосился на Женю, и она весело подмигнула ему.
        Андрей тотчас напустил на себя торжественно-строгий вид.
        — Но теперь это в прошлом.  — Сказал он.  — Надеюсь, с этих пор вы никогда не будете отождествлять меня с той категорией людей, которые по-прежнему гордятся тем, что входят в олигархическую верхушку. Время показало, можно бороться с их стремлением прибрать к рукам все, что дает стабильный доход. Прибрать, не считаясь с законом, общественным мнением, интересами государства, наконец. Единственный их кумир — толстый кошелек. И чем толще он, тем лучше. Толще за чужой счет. Эти люди привыкли действовать грязными методами, благодаря продажным средствам массовой информации, лоббирования своих интересов в Правительстве и в Государственной Думе. Но мы с вами сумели создать прецедент, когда проблемой с Коржавинским ЦБК ознакомились не только депутаты всех уровней, но и международные бизнес-ассоциации, инвестиционное сообщество. Дело в том, что захватчики отчасти похожи на вампиров — боятся света и правды. И дело не в деньгах, которые были затрачены на сопровождение конфликта, дело в принципах. Сегодня наше государство изменилось, и продолжает меняться в лучшую сторону, и технологии прошлого века, на которых
выросли наши олигархи, уже не работают. Деловое сообщество устало от двойной морали, а административный ресурс в руках подобных мошенников стал сдерживающим фактором для развития российской экономики. Сегодня в России слишком много значит административный ресурс. Его можно приравнять к природному, и порой с ним также трудно бороться, как с природным бедствием.
        Андрей улыбнулся. И в зале тотчас вспыхнули аплодисменты. Он поднял руку:
        — Рано, братцы, я еще не все сказал.  — И продолжил: — Мы сумели доказать и подтвердить на практике, что правовые методы — альфа и омега в разрешении любого конфликта. Два года назад вопрос был бы безболезненно закрыт не в нашу пользу. Сейчас в стране новый Президент, и силовики попадают в зону влияния президентской вертикали, а не отдельных кланов. Есть надежда, что страна меняется. В своем выступлении на Российско-американском деловом совете я сказал, что есть две России: одна Россия с жуткой коррупцией, со всеми ужасами постельцинской эпохи; вторая — ликвидная, где можно вкладывать деньги, где есть интересные специалисты, перспективные для сотрудничества компании, которые ведут свои дела открыто. Надо просто выбирать. И выбирать уже есть из чего!
        К чете Меньшиковых подошел Стас и склонился к Надежде.
        — Только что получил информацию: Деренталя не пустили в Давос, а Штаты ему и Зурабову отказали в визе. Думаю, статья в «Нью Йорк Таймз» сыграла свое дело.
        — Но, говорят, Деренталь подал в суд на журналистов?  — спросила шепотом Надежда, не сводя взгляда с Андрея.
        — А что ему оставалось делать? Не зарываться же в грязь лицом! И еще! Смотри.  — Стас сунул ей в руки небольшую бумажку с компьютерным текстом.  — Информация из Интернета. Пять минут назад скачали.
        Надежда, чтобы не вызывать расспросов, опустила руку и, отставив ладонь чуть в сторону, прочитала (Меньшиков при этом заглядывал ей через плечо):
        — «С главы Российского Фонда Федерального Имущества (РФФИ) Владимира Малинина взята подписка о невыезде.
        Как сообщают центральные СМИ, в настоящее время завершился допрос В.Малинина. Генпрокуратура России избрала меру пресечения главе РФФИ в виде подписки о невыезде. Напомним, что В.Малинину предъявлено обвинение в злоупотреблении служебными полномочиями, повлекшем тяжкие последствия (ч.3 ст.286 УК РФ). В Генпрокуратуры уточняют, что обвинение главе РФФИ предъявлено в рамках уголовного дела о попытке хищения 61% акций ЗАО «Коржавинский ЦБК». По этому делу обвинение также предъявлено бывшему главе лесопромышленной компании «Континент Вуд Инвест» Роману Стечкину, который находится сейчас под арестом. Ему инкриминируются следущие преступления: по двум положениям ст. 159 УК РФ (причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием и хищение путем мошенничества в крупном размере), ст. 199 (уклонение от уплаты налогов) и ст. 315 (неисполнение судебного решения)».
        — Великолепно!  — прошептала Надежда.  — Еще один шаг к победе! Правда, Зурабову и Деренталю удалось на этот раз отвертеться. Крайним, как и следовало ожидать, оказался Стечкин.
        Меньшиков сжал ее руку.
        — А ты сомневалась, что мы победим?
        Надежда улыбнулась.
        — Не сомневалась. Сегодня, возможно, мы вышли в четверть финала. А это еще не победа.
        — Ничего, и в финал попадем, и выиграем его!  — Меньшиков обнял и притянул ее к себе.  — Просто стыдно не победить, если у нашего «олигарха» такая нянька!
        А Стас расплылся в улыбке и показал ей большой палец.