Бессердечные. 3. В плену сердца Тори Майрон
        Бессердечные #3
        - Кто ты такая? - злобно шепчет Адам.
        Быстро, однако, он учуял неладное.
        - Я всё та же Николина, просто более покорная версия. Тебе не нравится?
        - Нет! Ты слишком переигрываешь. Я хочу, чтобы ты перестала притворяться. - Он зол, возбуждён и донельзя растерян.
        Да только расслабься, мой прекрасный Адам. Никакой игры нет. Притворства - тоже. Не в этот раз. Просто перед тобой сидит та, кого ты столь отчаянно желал во мне видеть.
        Так что получай и радуйся долгожданной победе. Ты добился своего! А я… Я просто хочу выдержать твой плен, сохранив себя настоящую. И сделаю это! Вот увидишь.
        Тори Майрон
        Бессердечные. 3. В плену сердца
        ГЛАВА 1.
        ОСТИН
        Похоть.
        Низменная. Бесстыдная. Банальная. Пустая. Не содержащая в себе ничего, кроме жажды немедленного утоления голых инстинктов и страстных желаний.
        Повернёшь голову направо - увидишь циничные, хищные улыбки мужчин, ведущих у столов непринуждённые разговоры, пока профессионалки своего дела, стоя перед ними на коленях, ублажают их смачно накрашенными ртами. Повернёшь налево - встретишь полуголых официанток, одна из которых вместо полирования бокалов в баре уже забралась на колени к пьяному толстосуму и, нырнув рукой в брюки, активно полирует его член. Посмотришь прямо - задержишь внимание на плавных, соблазнительных движениях стриптизёрш, что сжимают ногами вращающиеся пилоны и извиваются в золотых клетках как пойманные кошки - дикие, голодные и настойчиво требующие к себе внимания окружающих их возбуждённых самцов. А метнёшь взгляд вверх на второй этаж клуба - наткнёшься на любителей потрахаться у всех на виду, «уединившихся» в отдельной комнате с полностью прозрачными стенами, возле которых стоят пару дрочунов и вовсю удовлетворяют себя, завороженно глядя на лайв-порно.
        Да… В этом элитном стриптиз-клубе и правда нет места для стыда, стеснения и каких-либо запретов. Нет ничего, кроме похоти. Она везде. Со всех сторон. На каждом углу. В каждом элементе декора и роскошной мебели. В сальных взглядах мужчин. В похабных фразах. В танцевальных битах House музыки, звучащей из всех настенных колонок просторного космического зала. И в задымлённом сигаретами и травкой воздухе, который я непрерывно вдыхаю, неконтролируемо увеличивая адское напряжение в паху и всё обильней наполняя себя всей этой грязью, что на протяжении долгого времени окружала самого дорогого и любимого мне человека.
        «Атриум» - мир плотских грехов и эротических сновидений!
        Как оказалось, именно здесь добровольно каждую ночь находилась, по моему ошибочному мнению, самая чистая, невинная и светлая девушка из всех мне известных, решившая нагло скрыть от меня всю правду о себе. Она выбрала вариант изнурять себя ночной работой, ублажая и выплясывая голой перед толпой мужиков, которые видят в ней исключительно красивую куклу для одноразового использования, вместо того, чтобы просто попросить помощи у меня - человека, готового последнее ей отдать, лишь бы помочь справиться со всеми проблемами. Она решила лгать мне на протяжении долгого времени - о работе, об истинных чувствах ко мне, о каком-то несуществующем парне и непонятной «дружбе» с Марком… Она решила солгать мне, даже когда я заверил, что ей нечего бояться, и я ни по какому поводу не стану её осуждать, а после спросил: «Есть ли ещё что-то, о чём мне стоит знать, Ники?». И она решила солгать… эм… в миллионный раз? Да, скорее всего, так… Когда, прощаясь, позволила мне поверить, что совсем немного - и мы с ней встретимся вновь. В Нью-Йорке. В нашей первой, небольшой, но уютной квартире, в который мы зажили бы новой
жизнью и начали бы вместе двигаться к своим мечтам.
        Вместе…
        Это слово будто едкой кислотой прожигает всю грудную клетку, заставляя обливаться ядом орган, пульсирующий отголосками моих идиотских планов и мечтаний на нашу дальнейшую, совместную жизнь. Мне отчаянно хочется вырвать этот изнывающий болью комок к чертям собачьим, чтобы никогда ничего больше не чувствовать.
        Стать бессердечным - вот оно - моё единственное желание с той самой минуты, как я получил огромное количество мерзкой информации на мою маленькую девочку. Хотя… Какая уж она моя? О чём это я? Конечно, не моя, и никогда ею не собиралась быть, ведь помимо выбора прекрасной работки в самом развратном клубе города, она сознательно выбрала лёгкий вариант выбраться из нищеты и спасти свою конченую мать алкоголичку.
        «…Теперь ты знаешь всю правду обо мне, Остин. Я совсем не такая, какой ты меня всегда видел. И, думаю, после рассказа о моих настоящих рабочих обязанностях в клубе ты поймёшь, что с моей стороны было бы глупо отказываться от столь выгодного предложения враз изменить нашу с мамой жизнь, особенно учитывая, что мой начальник - молодой и очень привлекательный мужчина. Так что, прошу, не жди меня! Я не приеду. Живи своей жизнью, концентрируйся на работе, переключи внимание на другую девушку, нуждающуюся в твоей заботе и внимании, а обо мне не думай. Переживать за меня больше не надо. На целый год у меня есть тот, кто будет заботиться обо мне и превратит мою жизнь в сказку, а после… после я буду богата и смогу сама позаботиться о себе и маме…»
        Десять миллионов, гарантированное лечение матери в лучшей наркологической клинике Нью-Йорка и множество других привилегий во время работы - это, безусловно, приличный гонорар за предоставления услуг, что принесут удовольствие обеим сторонам контракта, и, несомненно, является веской причиной - променять какие-то там чувства к другу детства, с которым достигнуть желаемого было бы в разы тяжелее и дольше. Не так ли?
        Вероятнее всего, вы скажете: «Так», и я бы с вами безоговорочно согласился, если бы всё моё нутро не кричало бы так истошно об обратном.
        Пусть я раз десять просмотрел присланное Ники видео-признание и записи с камер с её смен в клубе, подтверждающие истинный род её трудовых обязанностей, а после до дыр прочёл все условия рабочего секс-контракта, на котором стояла её подпись, я всё равно ни за что не поверю, что Николина опустилась до продажи своего тела, выбрав наипростейший способ начать новую, беззаботную жизнь.
        Называйте меня хоть трижды наивным, по уши влюблённым глупцом, всем сердцем желающим оправдать поступки любимой девушки, но я ни за что не поверю в это после нашей безумной ночи, во время которой соединились воедино не только наши тела, но и шквал взаимных чувств переплетался в бурном вихре, сметающем всё вокруг нас и без слов говорящем, что подобную глубокую связь нельзя променять ни на какие деньги.
          Я считал все эмоции Ники по отношению ко мне и до сих пор ощущаю внутри себя всю колоссальную силу любви и неизмеримой печали, что поглощала её в момент нашего прощания. Её необъяснимо сильная грусть морально убивала меня, призывала остаться и никуда не уезжать. Но я не сделал этого! Не сделал, хотя же чувствовал, что с ней что-то не так. Я же понимал, что с Ники происходит нечто странное и подозрительное. Она смотрела на меня с такой тоской, что я едва держался на ногах, чтобы не сложиться пополам от боли.
        Сейчас, непрерывно прокручивая наше прощание в уме, я чётко понимаю, что её синие глаза навечно отпечатывали мой образ на память, руки обнимали так, будто мечтали пропустить меня сквозь своё тело, а губы… Они заверяли, что с ней всё в порядке, на деле же целовали с таким отчаяньем и страстью, словно пытались зацеловать меня на всю жизнь вперёд.
        Николина прощалась со мной.
        Не на несколько недель, а навсегда. А я - придурок - в очередной раз не придал должного значения её чрезмерной тоске, которую она с поразительным успехом смешивала с огромной палитрой других сильных эмоций, сбивающих меня с толку и мастерски отдаляющих мозг от желания докопаться до правды. Но я до неё докопаюсь… Умру, но докопаюсь. Иначе и быть не может!
        Все доказательства налицо, да и без них я сам вполне могу поверить, что Ники в целях выживания могла решиться на работу в месте сосредоточения эротических, плотских утех и не сказать мне об этом, прекрасно зная, что, даже будучи «просто братом», я, скорее, убью её, чем позволю ей зарабатывать деньги таким отвратительным способом. Но в то, что она добровольно могла согласиться ради денег отдаваться мужчине, которого не любит, я никогда не поверю. Даже ради миллионов и здоровья матери она ни за что не сделала бы подобное - за первым она никогда не гналась, а второе и я бы мог совсем скоро организовать, приедь они с матерью в Нью-Йорк - и Ники об этом знала.
        Поэтому в её решении стать шлюхой для некого богатого бизнесмена должно быть скрыто нечто иное. Принуждение. Шантаж. Угроза жизни. Что угодно, но только не согласие по собственному желанию. Не верю! И не поверю в это до тех пор, пока она лично мне в глаза всё не скажет, а я в её чувствах не прочту, что каждое её слово - правда.
        Но, чтобы сделать это, мне нужно сначала её найти!
        По приезде в Нью-Йорк у меня не было ни одной свободной минуты, поэтому я только на следующее утро заметил, что Ники мне так и не ответила на сообщение и ни разу не позвонила. Все мои непрекращающиеся попытки дозвониться до неё заканчивались автоматическим оповещением о том, что абонент недоступен. Отследить местонахождение по телефону мне тоже не удалось - Ники будто не отключила его, а уничтожила с концами.
        Двое последующих суток я места себе не находил, постоянно переживая и думая, куда она пропала, и при этом с утра до вечера старался не терять концентрацию внимания в учебном процессе на предприятии «Heart Corp», где меня постепенно вводили в курс дела моей работы.
        До проверки своей электронной почты я добрался лишь на третий день после получения файлов о Ники, и как только я неоднократно изучил ошеломляющий и разрывающий сердце емайл, сразу же бросил все дела в Нью-Йорке и рванул обратно в Рокфорд, всё ещё надеясь успеть обнаружить её дома. Но, естественно, добравшись до Энглвуда, Ники с матерью там уже не встретил, зато в их разгромленной квартире наткнулся на ворчливого Баррета, поведавшего мне о случившемся инциденте с Филиппом и о том, что Юна вместе с ним находится в Северной Рокфордской больнице, куда я мгновенно и полетел.
        Правда, конструктивного диалога с Юной, сидящей у койки покалеченного муженька в своём обычном полупьяном состоянии и будто постаревшей еще на лет десять, не получилось. Она рассказала только, что Николина вернулась домой поздно вечером и без причины напала на отчима, чуть ли не убив его, а после сбежала, сообщив, что больше никогда не вернётся обратно.
        Конечно же, все её гневные слова в адрес Ники я автоматом разделил на два, а о существовании веского повода для нападения на Филиппа даже сомневаться не стал и сразу перевёл тему разговора в интересующее меня русло: как зовут щедрого, молодого и привлекательного босса, личная информация о котором была предусмотрительно скрыта в копиях их с Николиной рабочего договора. И представьте моё замешательство, когда в ответ на мои вопросы о богатом мужчине, годовом контракте и наркологической лечебнице Юна отреагировала так, будто слышит об этом впервые. Она лишь упомянула некую Мередит, что почти сутки без разрешения творила с ней какой-то беспредел, и тут же потеряла ко мне всякий интерес, когда заметила, что Филипп начал приходить в себя, издавая хриплые, болезненные стоны.
        Честно, я не злой человек, но, глядя на эту конченную тварь, долгие годы отравляющую жизнь Ники, несмотря на все мои попытки выбросить его на улицу, я не испытывал ни капли сочувствия, а только упоение. Тяжелое сотрясение мозга - меньшее, чего заслуживает Фил. И если я узнаю, что по его вине с головы Ники хоть один волосок упал, без промедлений вернусь и сам лично доведу дело до печального финала.
        После того как от Юны с её ненормальной тревогой о любимом и напрочь пропитыми мозгами мне ничего узнать не удалось, я отправился в детдом, где Ники проводила уроки танцев, чтобы выудить у работниц адрес или хотя бы номер телефона Эмилии Харрисон. Первое мне наотрез отказались сообщать, зато второе с помощью настойчивых уговоров я всё-таки вытряс, да только всё без толку - Эми на всё лето улетела в Париж, поэтому встретиться для расспросов с ней не получится, а наш короткий телефонный разговор она в резкой форме обрубила, стоило мне только заикнуться о Николине. Даже слушать меня не стала. Рявкнула, что они больше не подруги, и бросила трубку. Вот такие вот дела - отстойные. Но мне не нужно было долго гадать, чтобы найти причину негодования Эмилии. Всё и так очевидно.
        Мой «друг» - кобелина Марк Эндрюз, до которого я также раз сто пытался дозвониться, ведь по словам Ники он какого-то чёрта обо всём знал. Он знал, а я - нет! И ни хрена мне не сказал! Шикарные у меня друзья, однако! Мне нечего сказать. Стоит только сделать определённые выводы и пытаться разобраться во всей лжи, в которой они меня совместными силами долгое время топили. Но все вопросы с Марком я также решу позже. На данный момент в приоритете стоит задача выяснить - известно ли этому предателю имя её начальника, что мгновенно облегчило бы мне поиски Николины.
        Но сегодня явно не мой день, потому что телефон Марка вечно находился вне зоны доступа, а сам он - неизвестно где, что не оставило мне других вариантов, как собрать весь свой гнев, боль, отвращение и ревность в кулак и отправиться в место, где мне предстояло вживую лицезреть и впитывать в себя всю атмосферу разврата, тайно являющуюся повседневной средой обитания Ники.
        ***
        И вот я здесь - в самом порочном клубе Рокфорда.
        Сжав челюсть до боли, неторопливо осматриваюсь по сторонам и борюсь с бессильной злостью, помноженной на неподвластное мне возбуждение, что нагревает и скручивает тело до ломоты в костях, до ощутимых спазмов в мышцах. И это, к слову, помимо элементарной нехватки времени является ещё одной основательной причиной, почему я всегда избегал посещения стриптиз-клубов. Попробуйте расслабиться и насладиться выступлениями сексуальных танцовщиц, когда при просмотре ваш член с яйцами разрывает не только от своего собственного накала, но и от вожделения многочисленной публики в клубе. Уж поверьте: это мало приятное состояние, а точнее - исключительно болезненное.
        - Не меня случайно так упорно выискиваешь, красавчик? - тягучий женский голос приятно щекочет мой слух, лёгкий цветочный аромат - обоняние, а представшая передо мной эффектная брюнетка с минимальным количеством ткани на её сногсшибательном теле срабатывает на мне, точно сочный кусок мяса, которым дразняще хлещут по морде изголодавшегося льва.
        Скольжу изучающим взглядом снизу-вверх: длиннющие стройные ноги, обтянутые чулками в пикантную сетку; едва заметные в красноватом свете клуба стринги полностью открывают аппетитные бёдра, что так и манят мощно припечатать к ним ладони; плоский живот, усыпанный мелкими блестками, такое чувство сложенными в слова «слизни каждую из нас, и тогда получишь свой грандиозный приз», который собственно находится чуть выше - третьего, а то и четвертого размера, идеально уместившись в черном кожаном бра с какими-то пайетками, стразами или шипами... не разобрать... с ерундой, в общем, какой-то, которую хочется поскорее сорвать с этих двух пышных прелестей и упасть в них лицом, точно в самые мягкие, удобные подушки на свете.
        - Впервые у нас, сладкий? - томным шёпотом спрашивает девушка, откровенно наслаждаясь моей реакций на её внешний вид, даже не догадываясь, что моё ненормальное перевозбуждение, граничащее с ломкой сунуть *уй в первую попавшуюся дырку, связано далеко не с её сексапильным образом.
        - Так заметно? - глухим голосом выдавливаю я, фактически заставляя себя перевести взгляд с внушительной груди к её лицу, покрытому броским макияжем.
        - Вовсе нет. Просто я непременно запомнила бы тебя, если бы хоть раз видела здесь раньше. Такой хорошенький, прям, не могу… Чего стоят одни лишь твои зелёные глаза… Нефрит - мой любимый камень, между прочим, - мурчит соблазнительница, растягивая алые пухлые губы в мягкой улыбке.
        И как же она умудрилась цвет моих глаз в таком освещении рассмотреть? Суперзрение или же просто наугад ляпнула? Да, впрочем, не важно. Скажу только, что слова с улыбкой, может, и шаблонные, но сейчас вполне себе искренние. Так как мы находимся немного поодаль от всей остальной публики зала, помимо отравляющей меня похоти я безошибочно улавливаю исходящую от девушки симпатию ко мне.
        И не стану отрицать: она поразительно красива и в моей заведённой кондиции непроизвольно вызывает ответную, бурную реакцию тела, однако в целом для меня она - размытое, ничего незначащее пятно. Не за удовольствием я сюда пришёл. Совсем не за удовольствием. Но красотка почему-то решает иначе, воспринимая моё затянувшееся молчание, как зелёный свет к дальнейшим действиям.
        Она делает шаг вперёд, и её руки уверенно опускаются на мои плечи, грудь практически соприкасается с моей. Нежные подушечки пальцев начинают умело массировать мне шею, разминают трапецию, дельты, сползают к грудной клетке и ниже к напряжённым мышцам пресса, ни хрена не расслабляя, а только доводя своими искусными манипуляциями мой член до состояния стали, а меня - до самого настоящего бешенства.
        Пока эта жгучая красотка ощупывает меня, щедро усыпая лестными базовыми фразами, заученными для каждого вошедшего сюда мужика, на её месте я представляю Ники, которая каждую грёбаную ночь занималась тем же: лапала десятки клиентов и позволяла им делать то же, оголялась, соблазняла, часами общалась с незнакомцами, жаждущими её оттрахать, тёрлась своим прекрасным телом о них и доставляла им удовольствие.
        Мне не стоит сомневаться, что Николине в этой обители порока каким-то немыслимым образом удалось избежать секса с клиентами, ведь я был у неё первым. Но ни для кого не секрет, что секс - далеко не единственный способ, как можно успешно ублажить мужчину. И вспоминая горячие кадры о том, какой раскрепощённой и, чтоб её, умелой она была во время нашей первой близости, а в частности - в процессе минета, я без труда могу провести параллели с её работой и сделать соответствующие выводы.
        И, сука, это гадкое, ежесекундно бьющее в висках болью осознание не просто рвёт на куски мою душу, а будто все внутренние органы проворачивает сквозь щеподробилку, после поджаривая эти ошмётки на большом огне. И потому, стоит мне только ощутить, как женская ладонь накрывает мой напряжённый, твёрдый орган и услышать восхищённое: «Вау! Его бы я точно никогда не забыла!», как красноватое освещение помещения в моих глазах затмевает ещё более яркой, багровой вспышкой злости, что своей мощностью также перебивает и противоестественную похоть.
        Один хлопок наращённых ресниц стриптизёрши - и я крепко сжимаю её запястье, отрывая руку от члена. Второй - схватив её за шею, рывком мощно прибиваю девушку к ближайшей стене.
        Думаете, она испугалась моего резкого перепада настроения? Пф… Если бы! Наоборот - восторг, резко взметнувшееся вожделение плюс несколько добавочных очков к уже имеющемуся влечению ко мне - это всё, что я считываю в этой профессиональной шл… работнице сего заведения.
        - Так и знала, что ты не такой уж хороший мальчик, каким показался мне издалека, - проводя кончиком языка по нижней губе, хрипло произносит брюнетка. Она с трудом набирает в лёгкие воздух, однако даже не пытается освободить своё горло от моей железной хватки. Глаза блестят, зрачки расширены, а руки смело ныряют под ткань моей рубашки.
        Значит, и эта тоже любит пожёстче? Прям, как Ники? Та от грубого, по животному дикого секса прямо-таки в облаках всю ночь летала. Они тут все, что ли, такие - с мазохистскими наклонностями, или, постепенно привыкая к несдержанной силе клиентов, в итоге просто забывают, какое оно - нормальное человеческое отношение мужчины к женщине?
          Не имею понятия, а гадать нет ни времени, ни искреннего желания.
        - Как тебя зовут? - оставив между нашими лицами не больше сантиметра, глухо цежу я.
        - Изабелла… но ты можешь называть меня, как тебе угодно, - заискивающе щебечет брюнетка, всё ещё полагая, что сможет сегодня на мне заработать.
        Глупая. Или же явно новенькая здесь. Обольстительница со стажем по одному только отсутствию элегантного костюма и дорогих аксессуаров, которых в изобилии имеется у большинства мужчин в зале, смогла бы определить, что я не лучший источник жирного навара.
        - Тогда ответь мне на один вопрос, Изабелла. - Передвигаю ладонь с её шеи на скулы, продолжая сдавливать их с той же грубой силой. - Разве я разрешал тебе прикасаться ко мне? Вроде бы нет. Так какого чёрта ты распускаешь свои руки? - с нарочитой надменностью бросаю я и сверлю девчонку в упор свирепым взглядом, желая дать ей прочувствовать сполна всю степень своего неуравновешенного и крайне неблагоприятного для общения с ней настроя. И вот же здорово, что она оказывается весьма доходчивой: через пару секунд благоразумно вытаскивает руки из-под моей рубашки и виновато поджимает губки, глядя на меня, точно провинившийся щенок.
        Вот же актриса!.. Внутри злится, как мегера, определённо мечтая обложить заносчивого клиента матом, а на лице - полная противоположность. И чему ещё помимо актёрского мастерства, стриптиза и навыка профессионально ездить мужикам по ушам их обучают в «Атриуме»? Теперь ничуть не удивляюсь столь отточенному умению Николины, нисколько не стесняясь, врать, глядя мне прямо в глаза. Хотя, нужно признать, у Ники уровень даже повыше будет, чем у этой красотки, ведь она не только снаружи отменно держится, но и внутри искусно маскирует присущее людям во время лжи волнение. Талантище, бля*ь!
        - Какие-то проблемы? - наш затянувшийся с брюнеткой поединок взглядов внезапно разрывает звучный мужской голос за моей спиной, что вызывает у моей неопытной соблазнительницы ощутимый скачок страха. Когда же я наконец расслабляю руку на девичьем лице и без промедлений, твёрдо отвечаю: «Я хочу поговорить с менеджером», то её и вовсе сковывает панический ужас.
        Настолько сильно боится потерять это замечательное место работы? Уму непостижимо! В какой же глубинной жопе находится жизнь этой девочки, раз стоит только мужчине подойти к нам ближе, поравнявшись со мной, как её усилившийся страх быть уволенной мигом окатывает и меня с головы до ног ледяной волной?
        - Тони Мэрроу, - представляется мужчина строгим голосом. - Я весь во внимании. - Стреляет подозрительным взглядом то в меня, то в оцепенелую девчонку. И вот уж совсем не знаю, кто из нас двоих сейчас бесит его больше, но настроение управляющего можно смело назвать не склонным к доброжелательному общению.
        Да только вот в чём загвоздка: мне на это абсолютно похер. Миролюбиво или же не очень, я задам ему интересующие меня вопросы, и Тони ответит на них - хочет того или нет.
        ***
        - Добрый вечер! Остин Рид, рад с вами познакомиться, - для начала всё-таки решаю выбрать миролюбивый способ и протягиваю руку мужчине. В эмоциональном плане раздражение Мэрроу мигом сменяется лёгким волнением и некоторым интересом к моей персоне. Внешне же он выглядит немного хмурым и заметно уставшим.
        - Добрый, - приветственно отвечает на моё рукопожатие. - Так в чём проблема? Наша Изабелла чем-то вам не угодила?
        Бедная Изабелла пытается невинно улыбаться, но уверяю - пульс девчонки приближается к максимальной отметке, пока она выжидающе смотрит на меня.
        «Выдохни, сладкая, из-за меня ты точно свою драгоценную работу не потеряешь!» - невербально доношу до неё успокаивающую мысль и перевожу внимание на мужчину.
        - Что вы, конечно, нет! Она потрясающая, как, впрочем, и все остальные девушки, к которым я успел здесь присмотреться, - непринуждённо произношу я, ощущая, как натянутая, точно пружина, работница потихоньку расслабляется.
        - Тогда о чём вы хотели со мной поговорить?
        - Не против, если мы перейдём на «ты»? Терпеть не могу все эти формальности, - предлагаю я, желая снизить градус сосредоточившегося между нами напряга.
        - Не против.
        - Отлично! Мы можем где-то поговорить наедине?
        - Если это нечто серьёзное, то ты выбрал не лучшее время для подобного разговора. Через пятнадцать минут начнётся шоу.
        - Мне хватит и пяти, - настаиваю я, всем своим решительным видом показывая, что не уйду, пока не поговорю с ним.
        Прищурившись, Тони несколько секунд задумывается о чём-то, неумолимо увеличивая волнительный интерес внутри себя, которому в итоге всё-таки поддаётся, и кивком головы просит меня следовать за ним. Мы направляемся в сторону отделённой от главного помещения красноватым стеклом зоны, оказавшись в которой сверхмерная доза похоти мгновенно прекращает изнурять меня.
        - Я слушаю, - скупо бросает Мэрроу, когда мы усаживаемся в мягкие кресла у овального стола. Он закуривает, я следую его примеру.
        - Я хочу поговорить о Николине Джеймс, - не теряя времени, сразу перехожу к теме.
        - И кто это? - Его поддельное недоумение взрывает во мне пороховой заряд злости, но я не подаю виду.
        - Одна из танцовщиц, которая до недавних пор работала здесь продолжительное время. Разве менеджер клуба не должен знать всех по именам?
        - Менеджер, может, и должен, а вот владельцу клуба совершено параллельно на настоящие имена стриптизёрш, - он самодовольно усмехается, выпуская густой клуб дыма. Вальяжно откидывается назад на спинку кресла.
        - Блондинка, синие глаза, средний рост, родинка на подбородке… не спит с клиентами, - сухо перечисляю примечательные детали, которые Мэрроу и так известны.
        - Аннабель, - протягивает он, прикидываясь, что лишь сейчас понимает, о ком идёт речь, заставляя меня жадно затянуться никотином, чтобы сдержаться и не врезать ему по роже.
        Как же я ненавижу, когда из меня делают дебила!
        - И о чём же ты хочешь поговорить? Сам же сказал - она у нас больше не работает, так что, увы, никакие услуги предоставить девчонка тебе не сможет.
        - Я не за услугами сюда пришёл, а за помощью, - мой голос окончательно садится от раздражения. - Она пропала.
        - А я-то чем помочь могу? Полицейский участок немного по другому адресу находится.
        - Мне нужно знать, с кем из клиентов она общалась в последнее время.
        - А кем ты ей являешься, Остин? Повтори-ка, а то я, наверное, не расслышал, - откровенно потешается Мэрроу.
        - Брат, - уверенно вру я - у родственника больше шансов выудить информацию, чем у влюблённого, обезумевшего ревностью парня.
        - Брат, значит… - недоверчиво хмыкает. - Что ж, брат, и почему ты думаешь, что я так просто выдам тебе личные данные хоть кого-то из клиентов? Ты наверняка и сам успел заметить, что большая часть контингента у нас здесь не из простых. Лично мне ни с кем из наших постояльцев проблемы не нужны, уверен, как и тебе тоже.
        - Ты прав: проблемы ни к чему, но я надеюсь на твоё понимание. Имена мне нужны чисто в целях найти её. Я не собираюсь кричать о них направо и налево.
        - Я-то всё понимаю, но с чего мне тебе верить?
        - А почему нет? Думаешь, я без веской на то причины пришёл бы сюда выпрашивать у тебя имена ничего не значащих для меня людей? - парирую я, сверля мужчину неуступным взглядом. Сделав пару глубоких затяжек, он напрягает веки в пытливом прищуре:
        - А с чего ты вообще решил, что она пропала?
        - Четвёртый день её местонахождение неизвестно, а телефон отключен.
        - Всего-то, - насмешливо фыркает Тони.
        - Прежде такого никогда не было.
        - Всё всегда бывает в первый раз. Да и почему ты сразу думаешь, что в этом замешан кто-то из наших клиентов?
        - У меня есть веский повод так думать.
        - Очень интересно послушать - какой. - Мэрроу пристально смотрит на меня сквозь табачное облако. Я глухо выдыхаю, пытаясь контролировать гнев, вызванный воспоминаниями о видео-признании Ники. Не хотел я говорить об этом, но, по всей видимости, придётся.
        - Перед тем как исчезнуть, она упомянула некого состоятельного мужчину, на которого теперь будет… работать. Не имею представления, где бы ещё она могла с ним познакомиться, если не здесь.
        - Так, значит, она тебя предупредила? - удивляется он. - В таком случае вообще не понимаю твоей паники. У нас тут каждая вторая девка рано или поздно находит себе богатого папика или же… щедрого босса, с которым улепётывает за роскошной жизнью. И Аннабель не исключение.
        - Это неправда! - не сдерживаясь, я повышаю голос, сверля мужика острым взглядом. Он же только криво ухмыляется, глядя на меня в ответ, как на наивного ребёнка.
        - Ещё как правда, парень! Когда девушки долгое время находятся в месте, где нет никаких границ, рамок и моральных устоев, а только разврат и удовольствие, за которое можно получить неплохие деньги, хочешь не хочешь, они постепенно привыкают к этому, втягиваются и со временем ломают все свои железные принципы. Аннабель отказывалась трахаться с клиентами по расценкам клуба, но, вероятно, нашёлся тот, кто предложил ей гораздо большую сумму, от которой она не смогла отказаться. Как говорится: у всех есть своя цена, и у твоей сестрички - тоже. Просто она оказалась гораздо выше, чем Анна хоть когда-либо могла заработать здесь. Вот и всё. Понимаю, этот факт принять крайне непросто, но вот тебе мой совет, Остин Рид, - поскорее сделай это, отметай её поиски и сваливай отсюда, пока ты своими ненужными вопросами не нажил себе недоброжелателей! - едко чеканит он, отчётливо проявляя на лице всё нежелание продолжать разговор. Но, сука, столь знакомое мне волнение в нём по-прежнему никуда не исчезает. Тони точно что-то известно, но он врёт, бля*ь. Он тоже врёт! У меня, что, на лбу написано: «Умоляю, соврите мне,
иначе сдохну»?
          Мэрроу впечатывает окурок в пепельницу и порывается встать, однако я делаю это первым и, силой надавив ему на плечо, заставляю сидеть на месте.
        - Ты совсем берега попутал?! - вспыхивает он, а я вдавливаю его в кресло лишь сильнее. Его удивление со злостью я почти не ощущаю из-за собственной ярости.
        - Я пришёл к тебе за именами, Тони, и не уйду, пока не получу их. Правда, я хотел узнать всё мирным путём, но если тебе такой способ не по вкусу, я могу добиться своего иначе.
        - И как же? Бить, что ли, будешь, пацан? Не забыл, где находишься? Одно моё слово - и охрана живо выбросит тебя на улицу.
        - Бить я буду, Мэрроу, в этом можешь не сомневаться, но не по тебе, а по всем компьютерным системам твоего любимого клуба. Ты меня не знаешь, но могу заверить, что для меня ничего не стоит взломать всю базу данных с записями с камер наблюдений, а затем распространить по всему интернету компрометирующие, развратные кадры извращенцев, которые здесь каждую ночь расслабляются.
        - А ты борзой, как я погляжу! Запугать меня вздумал? Тогда придумай что-то получше. Мне, как никому другому, известно, что это невозможно, - сурово бросает Тони, и внутренняя уверенность подтверждает высказанное им мнение.
        - Очень даже возможно, Мэрроу. По-твоему, как у меня оказались горячие видео из главного зала с несколькими разными мужчинами, с которыми общалась Николина? Не веришь? Так я могу доказать, - что я и делаю, заодно пользуясь возможностью проверить - были ли видео изъяты без ведома владельца или нет?
        Вытаскиваю из кармана телефон с сохранёнными в галерее файлами и показываю их мужчине. И судя по тому, как стремительно вытягивается его лицо, а мощнейший шок жалит мою кожу колким ознобом, Тони никак не ожидал такого поворота. Получается, видео он лично сам никому не сливал, а, значит, их точно прислала мне не Ники. Она в жизни не смогла бы получить доступ к ним, взломав защиту клуба.
        - Теперь веришь мне? Я показал тебе всего парочку видео, но на моём компьютере есть гораздо больше, и, если потребуется, я выужу из вашей системы все до единого, выставив их на всеобщее обозрение. Тогда ты точно заработаешь на свой зад немереное количество проблем. Оно тебе надо? - спрашиваю я оторопелого мужчину, убирая телефон обратно и отпуская его плечо.
        Искреннее удивление с нарастающим гневом Мэрроу нападает на меня, словно рой москитов, поэтому, предугадывая его последующие попытки пустить в ход ответные угрозы, сдержанно добавляю:
        - Если со мной что-то случится, и я не доберусь до дома к завтрашнему вечеру, всё содержимое папки на моём компьютере автоматом отправится в сеть, так что… давай просто вернёмся к моему вопросу и побыстрее разойдёмся каждый в свою сторону.
        От злости и осознания безысходности своего положения вся спесь быстро слетает с побагровевшего лица Мэрроу, венка на вспотевшем лбу начинает вздуваться и пульсировать.
        - Мне нечего тебе сказать, - мрачно бросает он, сокрушённо откидываясь в кресле.
        - Так уж нечего? - скептически приподнимаю бровь. - Возможно, имён стриптизёрш ты и не помнишь, но я никогда не поверю, что владелец клуба не знаком лично с самыми прибыльными клиентами своего заведения.
        - А стоит поверить, потому что ещё три дня назад единственной сферой, которой я здесь преимущественно занимался, была постановка шоу. С клиентами я общался по минимуму. И уж тем более не следил, с кем именно проводят ночи танцовщицы. Всем этим занимался мой брат, - недовольно проговаривает Мэрроу. К моему удивлению, правду.
        - Он сейчас в клубе?
        - Нет.
        - А когда будет?
        Тони безрадостно усмехается, закуривая ещё одну сигарету.
        - По предварительным прогнозам лет так через двадцать-тридцать.
        Я смеряю его непонимающим взглядом.
        - Эрик сейчас под заключением в ожидании суда, поэтому вряд ли в ближайшие недели с ним получится поговорить, да и как ты сам понимаешь, ему явно будет не до твоих вопросов, - монотонно проговаривает Тони, но я остро ощущаю его нешуточную тревогу из-за ситуации с братом.
        - Может, кто-то из стриптизёрш ответит мне?
        - Нет, - слишком резко отвечает Мэрроу, с головой выдавая своё волнение. И он сам это понимает. Поджимает губы, устало выдыхает, сдавливая пальцами переносицу. - Слушай, парень, ты действительно явился сюда в самое неподходящее время. За последние двое суток нас и так тут всех непрерывно изнуряла расспросами полиция - как меня, так и девочек. Они устали, напуганы. Им сейчас ещё в шоу выступать, а после до утра в зале работать. Да и заверяю тебя: они ничего тебе не скажут. Если ты правда считаешь, что Анна связалась с кем-то из наших VIP-клиентов, здесь никто помочь тебе найти её не сможет. Ни одна стриптизёрша не захочет зарабатывать себе врага в лице влиятельного мужчины, и тебе самому бы следовало хорошенько подумать о последствиях, которые могут повлечь твои поиски! - В серьёзном тоне мужчины отчётливо сквозит предупреждение, а в беспокойном взгляде загорается просьба прекратить искать… но вовсе не Николину, а того, на кого она теперь работает, что в очередной раз доказывает - Тони известно гораздо больше, чем он мне говорит.
        Он стопроцентно знает, с кем сейчас находится моя девочка! Теперь у меня в этом нет никаких сомнений, но Тони всё равно молчит, даже несмотря на мои угрозы, которые однозначно могли бы навсегда испортить репутацию клуба и ввязать Мэрроу в череду неприятностей с респектабельными людьми Рокфорда.
        Максимально быстро проанализировав его поведение вместе с внутренним диапазоном эмоций, я могу смело выдвинуть аж целых три логических предположения, почему Тони по-прежнему решает держать язык за зубами: первое - он находится в доверительных, дружеских отношениях с этим мужчиной; второе - опасается возможных проблем с ним в разы больше скандалов с негодующими клиентами клуба; третье - оба варианта вместе.
        - Поверь мне, Остин, если бы я владел необходимой тебе информацией, я бы непременно сказал. У меня и так сейчас проблем выше крыши! Вчера мне едва удалось избежать временного закрытия клуба из-за криминальных дел брата. Добавлять ко всему существующему хаосу ещё и утечку компрометирующих видеозаписей наших постояльцев - меньшее, чего мне сейчас хотелось бы, - поспешно заверяет он, преисполняясь отчаянной надеждой в то, что я отступлю.
        Но я не отступлю. Никогда. Не раньше, чем найду Николину и основательно не поговорю с ней обо всём. Однако здесь мне точно делать больше нечего. Я остро чувствую страх и тревожное беспокойство мужика, дающее понять, что у него в самом деле есть веские причины не раскрывать мне правду, а, значит, нет никакого смысла и дальше продолжать выпытывать у него ответы. Пустая трата времени, которого у меня, как всегда, в запасе нет. Да и ни в чём не повинного человека, пусть даже не самого приятного, всё-таки не хочется подставлять, обрушая на него негодование этого чёртового Мистера Неизвестность.
        - Ладно, - выдыхаю я. - Мне можешь ничего не говорить. - Встаю с кресла и направляюсь к стеклянной двери, всем нутром осязая окатившее Мэрроу облегчение. Но оно вмиг притупляется, когда перед уходом я оборачиваюсь к нему и бросаю твёрдым, непоколебимым голосом. - Но в следующем разговоре с ним будь добр передать, что рано или поздно я найду его и, чего бы мне это ни стоило, освобожу Николину от выполнения обязанностей их контракта.
        ***
        Стоит мне выбраться на улицу из шумного клуба, как буквально через пять минут экран смартфона оживает именем моего наставника в «Heart Corp». Он отчитывает меня за внезапный отгул и сообщает, что им стала известна точная дата возвращения президента компании в Нью-Йорк, поэтому к завтрашнему утру мне в строгом порядке необходимо явиться на работу и продолжить вводный курс в проект, чтобы за оставшееся время до его приезда успеть вникнуть в суть всех рабочих деталей. И никакие оправдания в виде неожиданно заболевших родственников больше не проканают.
        Закончив с ним разговор, я в сто пятисотый раз набираю номер Марка. Теперь он - моя единственная надежда найти Николину, но меня вновь на том конце провода встречает облом, как, впрочем, и в остальном тоже: бессмысленный разговор с Мэрроу, полное отсутствие вариантов, где именно мне стоит начинать копать, и крайняя необходимость вернуться в Нью-Йорк, временно отодвинув поиски Ники, - всё это один сплошной облом, что огорчает до глубины души, а свежие воспоминания из развратного «Атриума» не только мелькают перед глазами, но и словно зудят на поверхности кожи, заставляя чувствовать меня грязным, липким, физически заведённым и поникшим до нулевой отметки. И, конечно же, когда мне и так хуже некуда, грозовые, серые тучи, неумолимо затягивающие рокфордское небо, будто бы нарочно добавляют тьмы моему отвратительному состоянию. Однако, несмотря на непогоду, перед отправлением в долгий путь я всё равно решаю прогуляться, чтобы хоть немного прийти в себя и разложить по полочкам имеющуюся в уме информацию.
        Варясь в своих мыслях и бесцельно бредя по городу, я неосознанно добираюсь до набережной. До той самой смотровой площадки, где мы с Ники неоднократно проводили вечера, наблюдая за закатом. И именно здесь совсем недавно я стал случайным свидетелем, как моя малышка, опустив руки на перегородку, склонила голову вниз и в одиночку сильно грустила… или переживала?.. или же пыталась найти способ найти выход? Не знаю.
        Но сейчас, в точности копируя её позу, я вслушиваюсь в равномерное журчание Рокривер и стараюсь понять - почему же Ники мне ничего не сказала? Почему не попросила помощи? Почему не сообщила, что ей угрожает опасность? Боялась и меня поставить под удар? Возможно… А точнее - это единственное разумное объяснение, что приходит мне в голову.
        Тяжело вздохнув, устремляю взгляд к тому месту, где мы стояли с Ники в прошлый раз, и тщательно перематываю кадры нашей встречи…
        - Кто это тебя так сильно хочет? - поинтересовался я, услышав длинную череду звуков входящих сообщений.
        - Не знаю… Скорее всего Эмилия, - выдвинула предположение она, но её мгновенное беспокойство намекнуло, что смс далеко не от подруги. Когда же Ники, прочитав их, начала суетливо озираться по сторонам, будто высматривая кого-то в каждом ближайшем кусте, я окончательно убедился, что Эмилией там даже не пахнет.
        - Что такое, Ники? Кого ты так выискиваешь? - не на шутку озадачился я. Прикоснулся к её щеке, желая её успокоить, но Николина резко оторвала мою руку от себя после прочтения ещё одного присланного ей сообщения.
        Это точно был он… Это он ей тогда писал и запугивал, так же как и в день моего отъезда в Нью-Йорк на собеседование…
        - Боже, Остин!.. - её голос заметно дрожал, как, впрочем, и всё тело.
        - Никс, что случилось? С тобой всё в порядке?
        - Да… Да, всё хорошо… Ты просто застал меня врасплох. - Она стояла полностью мокрая, обхватывала руками своё хрупкое тельце, бегло осматривая меня встревоженным взглядом.
        - Я же вижу, что нехорошо. Ты вся горишь. Кто это был? Он тебе что-то сделал?
        В памяти смутно всплывает мрачный образ солидного мужчины, которой в тот день сильно напугал её. И теперь я точно знаю, что причиной её боязни, нездорового румянца на лице и лихорадочной дрожи был именно он, а не скоростной бег от дождя, как заверила меня в тот день Ники. Это просто была ещё одна долбаная ложь, слетевшая с её языка, помимо всего остального, о чём она тогда нагло мне соврала.
        Напрягаю память, пытаясь более чётко вспомнить его внешность, но ничего не получается. Я видел мужчину всего пару секунд и сквозь расплывчатое из-за капель дождя стекло автомобиля. Да и к тому же я был настолько ошарашен и физически прибит мощью его эмоций, что мне было совсем не до разглядывания его лица. Но, чёрт возьми, ту безумную, неадекватную для одного человека похоть я никогда не забуду. Это было ненормально, сверхъестественно, страшно даже для меня. И всю эту бурю он испытывал к ней, к моей маленькой девочке, которая тряслась после встречи с ним, как при сорокоградусной температуре.
        Неукротимая ярость зарождается где-то под рёбрами, скручиваясь в тугой клубок из колючей проволоки, что царапает меня изнутри с каждым вдохом, воспламеняясь на выдохе. Меня начинает трясти, фактически колотить от мысли, что этот мужик как-то вынудил её согласиться на чёртов контракт и, возможно, прямо в эту секунду причиняет ей вред, мучает, бьёт или чего ещё хуже… А может…
        Дьявол!!!
        Представив, как Ники стонет под ним в наслаждении, не контролируя силы, бью кулаком по бетонной ограде. Разбиваю костяшки до мяса. Кровь стремительно стекает по руке. Но я не чувствую боли. Она смехотворна на фоне той, что горит в грудной клетке, сдавливает лёгкие, лишая способности дышать, здраво мыслить. А трезвый разум мне сейчас нужен, как никогда прежде, поэтому мне ни в коем случае нельзя думать о подобном.
        Я искренне надеюсь, что он не причиняет ей боли, но и представлять, что он доставляет ей удовольствие для меня невыносимо. Я должен отгонять эти мысли или раз за разом повторять и верить - что бы Николине ни приходилось делать с этим мужчиной, она делает это против воли. Я верю моей малышке. Несмотря на всю её ложь, я верю ей. И после всего, что между нами было, я знаю наверняка - будь у неё хоть один малейший шанс избежать этой работы, она воспользовалась бы им. По-другому и быть не может. И ничто не заставит меня думать иначе: ни её видео, ни подпись на контракте, ни убеждения Мэрроу в том, что Ники просто помчалась за богатой жизнью.
          Сильные порывы ветра бьют в лицо, заставляют глаза слезиться, а раскатистый удар грома прямо над моей головой, словно по команде, обрушает шквал проливного ливня. Слышу треск падающих капель по речной глади, визги торопящихся покинуть площадку людей. Набережная стремительно пустеет, пока я, наоборот, подставляю лицо сильному напору шторма и стою, не двигаюсь, пытаюсь успокоиться. Полной грудью вдыхаю любимый запах дождя и вспоминаю то, что некоторое время не мог вспомнить.
        - Думаю, пару часов сна с тобой, и я буду вонять так же, - прошептала она и прижалась к моему телу так, словно я пахну не алкоголем, а самым вкусным в мире парфюмом .
        - Не будешь… ты всегда пахнешь дождиком.
        - Дождиком?
        - Мхм…
        - И как же он пахнет?
        - Как ты.
        - И как же это, гений?
        - Ой… Гений точно не знает… Да и никто точно не знает… Но всем нравится… А я его просто обожаю, - пробормотал я, растворяясь в её крепких объятиях, и не знаю как, но даже с закрытыми глазами и, будучи в стельку пьяным, почувствовал сияющую на её губах улыбку.
        Она согревала.
        Окрыляла.
        Наполняла жизнью.
        Делала меня самым счастливым на свете.
        Счастливее того сонного мгновенья нашей близости я был лишь в темноте хвойного леса, когда она томно прошептала:
        - Ты можешь делать со мной всё что хочешь, Остин. Я - твоя. И душой, и телом. Всегда была, есть и буду. Несмотря ни на что. Запомни это!
        И я запомнил. И, клянусь, никогда не забуду эти откровенные, полные любви и желания слова, что окончательно убеждает меня сейчас - Николина ни за что не променяла бы нас на деньги. Ни за что! Она на такое не способна! А, значит, этому таинственному мужику, насильно принудившему её к этой работе, несдобровать, когда я наконец его встречу.
        А я встречу! Тут без вариантов. И плевать мне, что он - какая-то там важная, влиятельная шишка. Меня это не остановит и уж точно не напугает. В деньгах и власти, конечно, много силы, но они не гаранты стопроцентной победы во всём и всегда.
        Я что-нибудь придумаю. Безвыходных ситуаций не бывает. И в этой я тоже непременно найду выход.
        - Я спасу тебя, малышка… Я обязательно тебя спасу… Тебе лишь нужно немного потерпеть, - тихо одними губами шепчу я мрачным небесам и, как глупый мальчишка, надеюсь, что вместе с гулким раскатом грома они донесут до неё моё обещание.
        ГЛАВА 2.
        НИКОЛИНА
        Две недели спустя
        Гром. Дождь. Серость.
        Стандартный комплект рокфордской погодки, которая после аномального солнцепёка в мае решила начать первые дни лета со своей обычной атмосферы дождливой осени. Этого следовало ожидать. Надолго солнце в наших краях никогда не задерживалось. Но должна признать: в миллион раз приятней наблюдать за зигзагами молний, сверкающих в чернильной пелене туч, и резво скатывающимися по стеклу каплями дождя, когда ты нежишься в огромной пенистой ванне и прямо в ней же поедаешь третий кусок кряду изумительно вкусного карамельного торта.
        В моей личной просторной стильной уборной тепло, чисто, обалденно пахнет маракуйей. На фоне тихо играет джазовый соул, ароматические свечи добавляют уюта, а рядом на полочке лежит невероятно интересный роман, от которого я не могла отлипнуть полночи, и планшет с волшебной программой, что в любой момент может сменить дождливую хмурость за окном на яркую, завораживающую картинку из самых потрясающих мест мира.
        Да… Вот что теперь занимает мою повседневность в заточении четырёх стен: много вкусной еды, расслабление в ароматной водичке, любимая музыка, книги, созерцание наипрекраснейших достопримечательностей, чудес света и природных ландшафтов, а также просмотр популярных сериалов на Netflix. Сплошной пассивный отдых, который был мне крайне необходим, чтобы оправиться после продолжительного недоедания, недосыпа, пребывания в вечно переутомлённом состоянии и огромного количества всевозможных физический повреждений.
        Прошло относительно немного времени, но от мешков под моими глазами и след простыл, цвет лица наконец-таки пришёл в норму, здоровый румянец украшает щёки, которые больше не впадают, как у больных анорексией, а тело приобрело более округлые формы и практически полностью избавилось от синяков и ран.
        Вот что значит не иметь никаких стрессов, проблем, тревожных мыслей, целыми днями чилить, лёжа на удобной кровати, вкусно, обильно питаться и ни о чём не переживать. А я в самом деле ни о чём не переживаю. В голове такое спокойствие, какого ещё никогда не было, тело полностью удовлетворено, а в душе… там тоже полное затишье, которое я планирую любыми способами сохранять до самого последнего дня пребывания на крючке у Харта.
        В общем, неплох мой плен, совсем неплох. Грех жаловаться, не так ли?
        Хотя мне и в голову не приходит жаловаться, ведь, несмотря на принудительное пребывание в заточении, я за всю свою жизнь столько не отдыхала, не спала и не посвящала времени себе любимой, сколько сделала это за минувшие восемнадцать дней - да, я в самом деле их считаю, прям, как выброшенная из морской стихии на необитаемый остров героиня. Правда, нахожусь я в комфортабельном пентхаусе на небесной высоте, а не в забытом Богом месте, но тем не менее с каждым днём всё больше складывается впечатление, будто так оно и есть.
        После бурной, самозабвенной и меняющей мою память ночи с Хартом моими единственными визитёрами были немногословная домработница Сьюзен, трижды в день приносящая мне потрясающе вкусные блюда, и врач, который проверил моё женское здоровье и общее физическое состояние.
        Всё! Сам Адам ко мне так ни разу и не пришёл. Ни разу!
        Почему? Вообще не в теме. Хочу ли я узнать ответ? Да как-то не особо. Мне абсолютно безразличны причины его тотального игнорирования моей персоны. Занят на работе? Трахает других? Всё ещё злится? Или таким образом в очередной раз наказывает меня, заставляя быть в гордом одиночестве не только днями, но и ночами? Без разницы! Просто ровно. И не появись у меня корыстной цели для встречи с ним, только радовалась бы его отсутствию, но поскольку она-таки появилась, мне необходимо встретиться с Хартом как можно скорее.
        Что за цель, спросите вы?
        Банальная до примитивности: доставить ему удовольствие любыми известными мне способами, чтобы после суметь убедить Харта расширить границы моей люксовой «клетки» и, возможно, даже выпустить погулять.
        Здесь пусть и имеется достаточное количество способов, как скоротать мои затворнические будни, однако стены с потолком этой спальни всё-таки начинают надоедать мне и опускать общий настрой на несколько градусов ниже. А мне совсем не хочется из-за продолжительного безделья в закрытом под замок помещении доводить своё безмятежное состояние до вялой апатии.
        Как и любому человеку, мне жизненно необходима обычная смена декораций, общение с другими людьми или хотя бы просто выход на улицу. Я же в этой комнате будто отделена от всего мира: телефон есть, но пароля от wifi нет, на планшете - та же проблема, а из моего единственного источника коммуникации Сьюзен так себе собеседник получается: ответы односложные, вопросов нет, заинтересованности в беседе - тоже.
        Да и бог с ним с этим общением и желанием узнать, что там творится в мире. Мне просто-напросто воздуха свежего глотнуть хочется, а эти сверхумные окна, чтоб их, не открываются. Прикиньте? Они имеют дохренища всяких наворотов, но элементарно открыть их, чтобы впустить в комнату дождливую сырость, нельзя. Удивительно! И смешно. Хотя нет, не смешно. Удушливо. Мне уличный воздух нужен, а Адам во всех смыслах обеспечил мне полную изоляцию от внешней среды.
        И, казалось бы, что ты ноешь, Анна, сиди в шикарных апартаментах да настраивай необходимую температуру и влажность с помощью климат-контроля, да только терпеть даже столь незначительные неудобства - это идиотская привычка другой моей стороны, вечно любящей страдать и забивать на свои «хотелки», но точно не моя.
        Почему я должна мучиться, если я с лёгкостью могу улучшить условия своего пребывания здесь? С какой такой стати мне не получить желаемое? Не вижу совершенно никаких причин, поэтому при первой же возможности мне будет необходимо постараться хорошенько порадовать своего господина, дабы получить его благосклонность и разрешение на выход из дома.
          И вот честно: говорю об этом и нисколечко не злюсь, не раздражаюсь и не испытываю омерзения. И это абсолютный кайф - воспринимать поклонение Харту как обычную работу, а точнее - бесплатное оказание услуг, а настойчивое стремление сделать ему приятно - как простую необходимость в достижении своих целей.
        Он хотел покорную, хорошую девочку для траха - он её, несомненно, получит. Никаких пререканий, возражений и попыток вступить в спор больше не будет. Всё это бессмысленно, и другая версия меня это понимает и безоговорочно принимает, а дикую, буйную Николину со всей сумасшедшей смесью противоречивых чувств к Адаму и долголетней любовью к Остину я оберегаю в непроницаемом бункере, в котором она не ощутит на себе ни одного из моих будущих действий и поступков. Я уж позабочусь, чтобы она ничего не почувствовала и ни за что не выбралась раньше времени наружу.
        В отличие от неё, в Адаме я вижу не сексуального мужчину, дурманящего своей мистической силой и затрагивающего самые глубинные струны души, а такой же неодушевлённый предмет, какими видела для себя каждого клиента в «Атриуме», и какой, по сути, являюсь я сама, поэтому выполнять все его приказы по высшему разряду, при этом ничего не чувствуя, будет легче лёгкого. Главное - постоянно сохранять защитные стены целыми и невредимыми - и тогда у меня всё получится.
        Я выдержу. Я справлюсь. Я освобожусь. И стану счастливой.
        Никогда прежде мне не приходилось абстрагироваться от всех душевных терзаний и телесных ощущений дольше рабочей ночи, но я почему-то уверена, что мне не составит особого труда справляться с этой задачей так долго, сколько мне того потребуется, ведь ситуация на сей раз кардинально иная: мужики в «Атриуме», лапающие меня без остановки наглыми пальцами, вызывали только отвращение, Адам же своей попыткой изменить мою память на свой лад зародил во мне настолько сильный страх, ненависть и желание не допустить сей ужас, что вот уже сколько дней подряд я не чувствую абсолютно никакого напряга в удерживании своего непонятного «щита». Осталось лишь узнать, как дело пойдёт непосредственно во время общения с самим Хартом. И надеюсь, мне уже совсем скоро удастся это проверить.
        Ещё полчаса покиснув в горячей воде, я смываю с себя душистую пену и выбираюсь из ванной. Питаю всё тело маслом, дивно пахнущим экзотическими цветами и покрывающим кожу мерцающими бронзовыми частичками. Лицо оставляю без грамма косметики - в отдохнувшем, здоровом виде оно и так мне кажется вполне прекрасным. Вхожу в свою личную гардеробную, забитую под завал брендовой одеждой и аксессуарами. Надеваю один из многочисленных пикантных комплектов нижнего белья с не менее соблазнительным шёлковым платьем и до идеальности выпрямляю волнистые, слегка пушистые волосы. Никогда так не делала, а, наоборот, закручивала их в крупные спирали, но сейчас почему-то моё нутро требует хоть каких-то перемен в образе. Да и другой мне так больше подходит. Выглядит более дерзко, что ли. Мне нравится. Зачёт!
        А затем я такая вот вся красивая, благоухающая, соблазнительная и готовая во всеоружии весь день смиренно жду звонка или прихода Адама домой, надеясь, что, может быть, именно сегодня он решит вспомнить о моём существовании.
        Вновь читаю книги, смотрю несколько эпизодов «Отчаянных домохозяек», занимаюсь растяжкой, чтобы хоть немного размять непривыкшие к отсутствию физической нагрузки мышцы. И вот так чудо!.. Внезапно слышу приближающиеся к моей комнате шаги, предельно точно зная, что на сей раз Сьюзен ко мне идти не может, так как женщина заранее оповестила, что на пару часов отлучится за покупками. Это точно не она, а значит…
        Неужели мистер Харт наконец соизволил ко мне явиться?
        Ловко поднимаюсь с шпагата, подправляю платье и подбегаю к зеркалу, чтобы проверить свой внешний вид. Убедившись, что по-прежнему выгляжу чертовски сексуально, грациозно заваливаюсь на кровать, якобы с интересом продолжая читать книгу.
        Секунды идут, я вся в предвкушении встречи со своим ключиком от клетки, да только вот же непруха: долбаный ключик что-то совсем не торопится попасть в мои ручки. Судя по звукам шагов в коридоре, мой запропастившийся босс движется не по прямой, а будто бы какой-то извилистой змейкой, сопровождая свой хаотичный путь шумом открывающихся дверей соседних комнат.
        Адам там набухался в хлам, что ли, и забыл, в какой спальне я нахожусь? Очень надеюсь, что его тормознутому путешествию до меня есть другое объяснение, потому как вдрабадан пьяный Харт в мои планы точно не входит - это попахивает работой без поощрения, что меня вообще не воодушевляет. Я его, значит, сейчас ублажу, так сказать, высосу билет на улицу, а он потом проспится и заявит, мол, ничего не помню. Вот уж совсем не хочется подобного сценария. Но ладно. Как будет, так будет… Разберёмся.
        Отбрасываю книгу в сторону и поднимаюсь с кровати, направляясь к двери. Прислоняю к ней ухо, напрягаю слух, желая чётче расслышать шумы, доносящиеся в коридоре. Но там всё те же шаги и всё те же звуки открывающихся дверей спален.
        Может, мне его позвать стоит? Услышит зов и сразу же сумеет найти выход из дебрей леса, в которых он как будто бы там заплутал?
        - Адам?! - вскрикиваю я, и за дверьми мгновенно воцаряется тишина. - Адам, я вообще-то здесь! Ты потерялся в своих гигантских хоромах или просто запамятовал, где я нахожусь?! - добавляю с усмешкой и остаюсь без ответа ещё несколько томительных секунд, по истечении которых неторопливые шаги всё-таки добираются до нужного места. Ручка моей двери тут же начинает дёргаться, но не позволяет долгожданному гостю войти внутрь.
        Да уж… Он точно нажрался!
        - Похоже, о том, что ты держишь меня в заточении, ты тоже напрочь забыл, - протяжно выдыхаю, покачивая головой, и следом вздрагиваю всем телом от неожиданности, когда вместо низкого мужского тона слышу недоумённый девичий голосок:
        - Какого чёрта Адам держит тебя в заточении, Николина?
        ***
        Вот тут я в нехилый ступор впадаю. Такого поворота никак не ожидала. Даже зависаю на пару десятков секунд в усердных попытках по голосу идентифицировать личность девчонки, которая определённо меня знает.
        - Эй! Ты меня слышишь? Ты почему взаперти сидишь? Что это еще за приколы такие? - не на шутку озадачивается она. И не без основания, ведь это никакие не приколы, а моя новая реальность на ближайшие... хренову тучу времени. - Николина! Ты чего замолкла? Почему он тебя закрыл? У тебя там всё в порядке? - А теперь девчонка заметно пугается, повышая громкость голоса, тем самым позволяя мне наконец сообразить, кто стоит по ту сторону двери.
        Камилла Лоретти… или сейчас уже правильней говорить: Камилла Харт.
        Что она тут вообще забыла? Кого-кого, а её я точно не ожидала здесь хоть когда-либо встретить. И вот уж совсем не думаю, что неожиданное появление девчонки благоприятно скажется на мне. Харт, без сомнений, не придет в восторг, если узнает, что я разболтала его нежеланной сестрёнке о наших с ним особенных секс-недоотношениях. А лишний раз злить его - никак не в моих интересах, поэтому…
        - У меня всё отлично, Мил, не переживай! Я просто удивилась услышать тебя. Как ты здесь оказалась? - с деланным радушием интересуюсь я, решая попытаться увести её от ненужной темы.
        - Как-как? На лифте поднялась. Другой вопрос - что тут делаешь ты?
        Блин! Не получилось! А ну-ка попытка номер два.
        - На лифте? И тебя так просто пропустил охранник?
        - Не просто, но пропустил. Сначала выкинуть меня хотел из здания, но, когда увидел в моих документах фамилию Харт и услышал, что я пришла дожидаться возвращения брата с работы у него дома, мигом изменил своё отношение, - с возмущением рассказывает Милла. - Но ты, давай, не увиливай от ответа. - Эх… А так хотелось. - Что случилось? Почему твоя дверь закрыта? Ты можешь её открыть со своей стороны?
        Ха! Могла бы - уже давно бежала отсюда так, что только пятки сверкали бы.
        - Нет, не могу, но ты не переживай - Адам скоро вернётся с работы и откроет. Тут просто с замком что-то произошло. Заклинило механизм или нечто вроде того.
        - А почему ты сказала, что он держит тебя в заключении? - с недоверием спрашивает Милла.
        - Когда Адам сегодня с утра уходил, видимо, так неудачно хлопнул дверью, что замок глюканул - они в апартаментах все электронные. И вот так я тут нечаянно застряла на целый день. Чем тебе не заточение? - добавляю голосу озорные нотки, надеясь, что она поверит.
        - Точно? - но что-то вера не особо слышится в её тоне.
        - Ну, естественно. Ты что же, думаешь, он меня здесь, как в тюрьме, ежедневно держит? - а вот сейчас я искренне усмехаюсь.
        - Нет, конечно, нет... Но... почему ты мастера не вызвала?
        - Я телефон где-то в доме оставила.
        - А компьютер?
        - Его у меня нет. Только у Адама в кабинете.
        - А прислуга?
        Уф... вот же достача!
        - Представь себе, именно сегодня домработница взяла отгул. И тоже должна вернуться домой только в ближайший час. Так что мне повезло, так повезло, - преспокойно вру я, будто заранее готовила ответы. Хоть в чём-то мы схожи с моим альтер-эго. Искусно врать - наша единственная общая способность.
        - Да уж! Не то слово. Я бы повесилась, если бы меня оставили на целый день в закрытой комнате.
        Даже не сомневаюсь - этой торпеде всегда был необходим простор, свобода и движение.
        - Помню, в детдоме за непослушание меня именно так и наказывали: запирали в маленькой пустой комнатушке на несколько суток. Прям, как в карцере. Без окон и света. Только еду приносили с водой, и всё. Это было кошмарно. На всю жизнь запомню этот ужас и суровое лицо моей воспитательницы, которая делала это со мной, - с неприкрытой злостью рассказывает Милла и замолкает, как предполагаю, застревая в неприятных воспоминаниях.
        Вот только её негатива мне сейчас не хватало.
        - Так, а что ты тут делаешь? И почему по соседним комнатам шастала? - желая вернуть Камиллу в её привычный жизнерадостный режим, задаю весьма интересующий меня вопрос.
        - Я?.. Так я... это... Адама искала… Думала, может, он уже пришёл домой, - неуверенно мнётся она, что кажется мне до жути странным.
        - Адама? Зачем?
        - Поговорить.
        - О чём?
        - О кое-чём важном.
        - О чём кое-чём важном? - с улыбкой любопытствую я. Настала моя очередь допытывать её.
        - Это тебя не касается, - выпаливает она. На сей раз уверенно и твёрдо, отчего мне становится лишь любопытней.
        - Неужто со страшим братом решила подружиться? - прислонившись спиной к двери, выдвигаю резонное предположение.
        - Нет... Ну... точнее, это тоже было бы неплохо сделать, но в первую очередь не для этого.
        - А для чего? - не сдаюсь я. А вдруг во второй раз прокатит?
        - Я же сказала, Ники, это тема тебя не касается.
        Не прокатило. Но попытка не пытка. Ничего не потеряла.
        - Ты не знаешь, когда Адам вернётся со встречи? - спрашивает Милла, и по шуршанию с той стороны понимаю, что она тоже прислонилась к двери.
        - Со встречи?
        - Да, я ездила к нему в офис, и его секретарша сказала, что он уехал на важную встречу, а после в офис уже не вернётся. И так как он завтра покидает Рокфорд, у меня не оставалось других вариантов, как прийти сюда и ждать его возвращения.
        - Завтра покидает Рокфорд?
        Вот так новости нежданные приплыли!
        - Ну да, возвращается в Нью-Йорк. Почему ты так удивляешься? Разве ты не была в курсе? Вы же с ним встречаетесь? Или уже живете вместе, я правильно понимаю?
        Не совсем правильно, Камилла, но тебе об этом знать не стоит.
        - Да, конечно я знала об этом. Я же с ним лечу. - Наверное, лечу, если он не забудет меня здесь, как какую-то собачонку. - Просто не заметила, как дни пролетели. Я думала мы уезжаем на следующей неделе, а оказывается, уже завтра! - Удивление в моём голосе всё сильнее закрашивается восторгом, стоит только подумать, что уже завтра, возможно, я не просто выберусь из этой комнаты, но и отправлюсь в один из самых крутейших городов мира.
        Моё настроение только что взлетело ввысь, как тот самый частный Боинг, на котором мы непременно завтра полетим.
        - Здорово! Завидую тебе. По-хорошему, конечно же... Я тоже не прочь куда-нибудь выбраться из Рокфорда, - мечтательно вздыхает Камилла.
        - А почему ты этого до сих пор не сделала? Как-никак, ты же новоиспеченная дочь самого Роберта Харта. Неужели не можешь выклянчить у папки путёвку в какое-нибудь теплое экзотическое местечко?
        - Я же несовершеннолетняя. Я не могу никуда лететь одна.
        - Так в чём проблема? Бери старика собой, и отправляйтесь вместе греть косточки на Сейшелы или Гавайи.
        Я бы с превеликим удовольствием сейчас оказалась бы под палящим солнышком на белоснежном песочке.
        - Он не может, - сдержанно произносит она, но мне удаётся уловить грусть в её голосе.
        - Почему?
        - Потому что ему сейчас не до путешествий... - Милла на мгновенье замолкает. По какой причине - не знаю, но совсем скоро она, тихонько вздохнув, добавляет: - Он с головой ушёл в работу благотворительного фонда.
        - Понятно, - тихо фыркаю я. - Отец с сыном - два сапога пара. Работа - их всё.
        - Да... это точно, - соглашается девчонка вновь как-то уж очень грустно, зарождая во мне праздный интерес развить эту тему дальше, но, увы, не получается. Уже в следующий миг раздаётся звон её смартфона, и она резко отстраняется от двери.
        - Черт!
        - Что такое?
        - Ничего... Просто Роб звонит.
        - Ты забыла, на какую кнопку нажимать, чтобы ответить?
        - Нет... Нет… Сейчас отвечу... Подожди...
        Да куда ж я денусь-то? Ждать - это вообще моё второе имя в последние недели.
        Она отходит дальше от моей комнаты и лишь тогда отвечает на вызов, вынуждая моё ухо намертво прирасти к деревянной поверхности и по максимуму навострить слуховые рецепторы.
        - Да, Роб… Да… Нет… Я скоро буду… Нет… Не злись… Да... Откуда ты знаешь? - немалое удивление с крупицей страха сменяется протяжным выдохом. - Я же просила не следить за мной! Что за недоверие такое?! - а сейчас её напряжённый тон наполняется знакомой мне злостью.
        Подумать только, выходит, Адам действительно точная копия своего папашки - тот тоже, оказывается, любитель приставлять к людям слежку.
        - Да… Я здесь… Ну и что?.. Его дома нет… Не переживай… Я ничего не сделала, а просто принесла ему свой подарок… Да… Да… Что? Ты уже внизу?.. Но… Ладно… Да, поняла… Спускаюсь… Да! Роб! Сейчас же спускаюсь! - Камилла отключает звонок и сдавленно ругается, посыпая Роберта нелицеприятными словечками.
        - Что-то случилось? - напоминаю о своём существовании.
        - Нет, ничего, - тут же отвечает Милла, но её резкий, нервный тон говорит об обратном.
        - Уверена? Роберт тебя там не обижает? Ваш разговор мне показался не совсем дружелюбным.
        - Нет, всё хорошо. Правда. И, конечно, Роб меня не обижает, а скорее наоборот - чересчур усердно опекает. Из-за этого и так сильно бесит.
        Ох, как же мне это знакомо! Излишняя опека Остина меня годами прямо-таки душила, как удавка.
        При воспоминании о нём я непроизвольно прислоняю руку к груди, чувствуя странное колебание между рёбер. Секундное, но крайне ощутимое, человеческое, душевное, мать его, - и это нехорошо. Ой, как нехорошо. Такая слабость мне не свойственна, но очень даже присуще Николине… Так что никаких больше мыслей о Риде - ни к чему мне они. Подобные внутренние реакции позволять ни в коем случае недопустимо.
        - А что за подарок ты принесла? - бросаю ещё один вопрос, чтобы быстрее отвлечь себя от запретной темы.
        - Что? - недоумевает она. Я будто вновь её из своих размышлений вытянула. Всё-таки с этой девчонкой сегодня происходит нечто странное. И как же здорово, что мне по барабану.
        - Ты сказала Роберту, что принесла какой-то подарок. Что это? Или это тоже секрет?
        - А-а, нет, не секрет. Я нарисовала картину. Думаю, и тебе она тоже понравится. Я её у входа оставила, надеюсь, вы возьмёте её с собой в Нью-Йорк. Я очень старалась. Впервые по памяти рисовала, - сообщает Милла, возвращаясь к моей двери. - Слушай, мне нужно бежать, а то Роб ещё сильнее разозлится. Но давай, может, я вызову мастера? Пусть замок посмотрит. Зачем Адама ждать? Неизвестно, сколько тебе ещё взаперти сидеть придётся.
        - Нет, не стоит. Он меня тут запер, так что пусть сам и вызволяет.
        - Ах, поня-я-ятно. Сексуальные ролевые игры устроите? - ошарашивает своим предположением девчонка. - Принц спасает заточённую принцессу, а она его за это великодушно благодарит? - а этой фразой доводит до раскатистого, громкого смеха.
        - Принц? Адам? - сквозь хохот выдавливаю я. - Ну ты, Мил, как скажешь, так хоть стой, хоть падай, - что я и делаю, скользя спиной по двери вниз.
        - А что? Разве это не так? Адам же такой… Такой… Ох… Такой…
        Жестокий?
        Безэмоциональный?
        Козлина эгоистичный?
        - Он такой красивый, высокий, сильный, сексуальный... обалденный! Просто мечта! - с благоговейным придыханием выдаёт Камилла.
        Девонька, как же ты собиралась с ним важные разговоры вести, если расплываешься в кашицу от одного только произношения его имени? Ей богу, смешная.
        - Да уж! Адам та ещё мечта, - усмехаюсь я, но Милла не улавливает моего сарказма.
        - Тебе так повезло, Ники! Наверное, это невероятно - быть любимой таким мужчиной! - восторженно блеет она, продолжая меня изрядно забавлять своими фразами.
        Как быть любимой таким мужчиной - мне неизвестно, зато как быть им затраханной до практически полной потери пульса - очень даже.
        - Как и мне хочется нечто подобного!
        Тсс… Мил, поосторожнее с желаниями.
        - Так хочется безумных эмоций и приключений! Хочу встретить своего красавчика, который смотрел бы на меня так же, как Адам смотрит на тебя. Я частенько мечтаю, чтобы мой герой втайне ото всех взобрался ко мне в спальню и всю ночь напролёт любил бы меня - нежно, ласково, усыпая всё тело поцелуями, и в то же время страстно, глядя в глаза с искренним обожанием, словно я самое важное и прекрасное в его жизни. Это же так романтично! Лучшее, что можно себе представить!
        Ох ты ж боженьки! Милота-то какая! Даже завидую её сладким эротическим фантазиям. У меня таких нет. У меня вообще никаких нет. Фантазировать и мечтать не умею, да и оно мне не надо. Уверена, мне вполне хватит «ролевых игр» с Адамом, в которых однозначно не будет слащавой романтики. Они будут куда грязнее, жёстче, виртуозней, без чувств и исключительно с целью получить как можно больше привилегий во время моего заточения. Так точно! И уже завтра я очень-очень постараюсь заработать первую из них.
        Так что, мистер Харт, жду не дождусь встречи с Вами и обещаю - Вы останетесь полностью довольны своей игрушкой, которую сами же и создали.
        ГЛАВА 3.
        АДАМ
        Две недели назад
        - Мать твою, Харт! - По ушам смачно бьёт негодующий крик Тони. Даже через динамик айфона он обладает оглушительным эффектом.
        - И тебе привет, Мэрроу, в чём дело? - спокойно отвечаю я, параллельно проверяя все условия нового договора с дотошным, но крайне выгодным клиентом Джоном Уитмором.
        - В чём дело?! Ты ещё спрашиваешь?! - возмущение друга лишь увеличивает громкость.
        - Всё верно: спрашиваю. Читать мысли я не умею, - отвечаю и отвожу айфон подальше от уха.
        - Дело в твоей просьбе прикрыть твой зад! - раздраженно бросает Тони, вмиг проясняя, в чём весь сыр бор. Правда, это была не просьба, а скорее приказ в ультимативной форме. И вовсе не для прикрытия «моего зада», а в благоразумном желании - избежать смешивания личных проблем с работой.
        - Поподробнее можно? - ровным тоном произношу я, продолжая сосредоточенно вчитываться в информацию документов.
        - Я только что беседовал с Остином Ридом.
        - Это я уже понял.
        - В крайне неприятном ключе.
        - Это тоже было ожидаемо.
        - Этот сопляк вздумал мне угрожать!
        - А вот это уже интересно!
        - Интересно? - злостное рычание Мэрроу вибрирует в трубке. - Интересно то, что его угрозы отменно на мне сработали!
        Я наконец откладываю листы в сторону и отодвигаюсь в кресле от стола.
        - Ты что, назвал ему моё имя? - цежу сквозь зубы я. Пусть только попробует ответить: «Да» - мигом пожалеет.
        - Нет... Конечно, нет, - тут же заверяет Тони, явно по одной только моей интонации почувствовав невысказанное предупреждение. - Ему просто неслабо удалось меня удивить. Этот парень каким-то образом взломал нашу защиту и украл записи с видеокамер. Он грозился слить их в интернет, если я не расскажу ему всё, что знаю.
        Смекалистый малец, однако. В который раз в этом убеждаюсь. А я вот в свою очередь признаю, что лоханулся, позабыв оповестить Тони о своём причастии к взлому их базы данных. Но мне простительно - под каким углом ни посмотри, последние дни были не из легких: из-за важного сотрудничества с Уитмором в офисе навалилась целая гора дел, требующих обязательного выполнения до отъезда в Нью-Йорк, а дома… там моя изнеможённая пленница, с которой я в ближайшее время не смогу повторить сумасшедший сценарий недавней ночи, как бы того ни хотел, потому что врач после тщательного осмотра Лины для полного восстановления её здоровья строго предписал ей как минимум месяц отдыха.
        Месяц! Как минимум!
        Вначале я знатно обалдел от столь длительного срока и думал уже послать куда подальше все рекомендации врача, однако, когда он начал перечислять нанесённые мной повреждения, я был вынужден с ним согласиться. Но мне ещё радоваться нужно, что Лина не подцепила никаких гадостей после их незащищённого секса с Ридом, иначе бы её восстановление могло бы затянуться ещё дольше. Также повезло, что во время медосмотра у девчонки начался цикл, и необходимость в применении экстренной контрацепции разом отпала, ведь врач наотрез отказывался смешивать таблетку, предотвращающую беременность, с другими лечебными медикаментами, которые пришлось ей ввести из-за ослабленного состояния, а я в любом случае даже и не думал настаивать.
        Мой безрассудный гнев на Лину практически полностью спал после нашей бурной ночи, а в здравом уме для меня её здоровье занимает далеко не последнее место - это главная причина, почему теперь мне приходится всеми силами удерживать себя, чтобы не ворваться к ней в комнату и не ухудшить её состояние ещё больше, чем уже сделал, неосознанно покалечив её в процессе чистки памяти и улётных оргазмов. И, к слову, не нарушить её покой раньше времени мне изрядно помогает неисчезающая картина её осунувшегося лица с впалыми скулами и худенькой, хрупкой фигурки, усыпанной синяками и следами крови, что опять вызывает во мне дурацкое чувство вины. А мне уже известно, какие любовные, не свойственные мне порывы и желания она вызывает, поэтому ни за что не хочу видеть Лину, пока она не перестанет быть похожа на истерзанного мной котёнка.
        - Алло! Ты там заснул? - резкий вскрик Тони обрывает поток тягостных мыслей о дикарке, которая даже издалека разжигает во мне жажду обладать ею. Ведьма!
        О чём он там говорил? Ах да! О секретных видео из клуба, якобы выуженных стараниями Рида. Пусть друг так и продолжает думать. Даже не собираюсь его переубеждать, ведь слушать его ор ещё и по этому поводу абсолютно неохота.
        - И что же ты наплёл парню? - всецело возвращаюсь к немаловажной теме я, желая убедиться, что Тони направил Рида по неверным следам.
        - На самом деле я ничего ему не плёл. Сказал всё как есть.
        Я закуриваю и выслушиваю краткий пересказ их с Ридом беседы.
        - И ему этого хватило, чтобы решить уйти без ответов? - с немалой долей удивления спрашиваю я.
        - Нет. Он ушёл не потому, что поверил в мою неосведомлённость, - Тони на пару секунд замолкает. Похоже, тоже делает глубокую затяжку. - Он, бля*ь, просто сжалился надо мной, - добавляет, безрадостно посмеиваясь.
        - В смысле?
        - В прямом. Я же ни хрена не мастер сдерживать свои эмоции, как вы с Эриком. У меня на лице без всяких слов было написано, что я сейчас плаваю в полном дерьме из-за ситуации с братом, которого, несмотря ни на что, всё ещё надеюсь уберечь от многолетнего заключения. И думаю, после нашего с тобой уговора, если выбирать между будущим Эрика и репутацией клуба, мой выбор вполне очевиден. Никакие угрозы не заставили бы меня рассказать ему о тебе, и Остин каким-то образом не просто быстро понял это, но и оказался, мать его, крайне понимающим парнем, не став продолжать давить на меня, даже будучи абсолютно уверенным, что я лично знаком с начальником его псевдосестрички.
        - Абсолютно уверен? С чего вдруг? - Встаю с кресла, неторопливо подхожу к панорамному окну с видом на даунтаун. Без интереса наблюдаю, как на улице опять какая-то дождливая ересь начинается.
          - Не знаю. Наверное, он очень проницательный или интуиция хорошо работает. Другого объяснения найти не могу. Но Рид полностью уверен в нашем знакомстве, так же как в чистоте и праведности своей любимой. Представь себе, он даже попросил передать тебе кое-что, - усмехается Тони, и мои брови непроизвольно ползут вверх, а губы растягиваются в ироничной улыбке. - Он сказал, что рано или поздно найдёт тебя и чего бы ему это ни стоило освободит Анну от вашего контракта. Вот комедия!
        Да я б сказал не комедия, а настоящий угарище, от которого мне почему-то совсем не хочется смеяться. Рид только через мой труп освободит Лину от несуществующего контракта. Уж поверьте мне на слово!
        - Представляю, как он опешит, когда рано или поздно узнает, что освобождать никого ниоткуда не надо, а скорее лишь доплачивать, чтобы уговорить девчонку сбежать от тебя. Конечно, наша донельзя нравственная девица удивила всех, когда умудрилась отказать и тебе тоже, но раз уж она всё-таки согласилась на твой контракт, то ты ей точно запал в самую душу, в сердце, в мысли и куда там ещё можно запасть у девчат, - с издевательским смешком уверенно проговаривает Мэрроу, даже не представляя, что именно мне пришлось сделать, чтобы окончательно и бесповоротно запасть во все вышеупомянутые им места дикарки.
        ***
        Прошло уже несколько дней, но меня до сих пор потряхивает от пережитого той ночью с Линой, а тело не прекращает бить импульсами мистической эйфории.
        Это был не просто секс. И даже не умопомрачительно горячий, дикий секс, которого в моей жизни было до неприличия много, а настоящее всецелое соединение - ментальное, душевное и физическое, усиленное огнем «очарования», что на пике наслаждения отправляет дух в искристый космос.
        Это было... Мне даже верных слов не подобрать... Полное погружение в иной мир, где существуем только мы двое? Абсолютная синхронизация? Проникновение друг в друга? Под кожу, в кровь, в клетки, во все органы чувств, в мысли... в воспоминания... Но в последние два пункта проникал только я. И слава богу.
        Мне в самом деле несказанно повезло, что эта способность Лине была неподвластна - обладай она помимо своего защитного отражения и этой фишкой моей силы, я бы однозначно не остался в живых. Без шуток. Эта дикая кошка и так во время самозабвенной страсти разукрасила всё мое тело до глубоких царапин, укусов и красных отметин, а увидь Лина хоть одно из моих воспоминаний с другими женщинами, она, без сомнений, вгрызлась бы мне в шею, заставив в предсмертной агонии захлебываться своей же кровью.
        Звучит жутко, правда? Но в подобном печальном исходе для себя я стопроцентно уверен, потому что ей точно не удалось бы контролировать себя так, как делал это я на протяжении всей ночи, пока корректировал все имеющиеся в её памяти эпизоды с Ридом. Я сдерживал себя по максимуму, но всё равно знатно покрыл её ушибами. Мне не хотелось причинять ей физической боли, но, к сожалению, не получилось. Но такого больше не повторится. Однозначно. Потому что менять её память больше не придётся. Я не оставил от Остина Рида и следа. Везде стер её ненаглядного «братца», заменив собой все до единого фрагмента. Теперь, если Лина вдруг решит подумать о нём, она всегда будет видеть моё лицо. Везде. В каждом прожитом моменте буду только я. Его же она просто не сможет вспомнить, в отличие от меня, чёрт побери… Я никогда теперь не смогу удалить из памяти их совместные жаркие кадры. Менять воспоминания себе, к сожалению, я не способен. А жаль.
        Знали бы вы, каких нечеловеческих сил мне стоило не просто просматривать историю их «дружбы», но также пропускать сквозь себя все ощущения, что Лина испытывала с другим мужчиной. Вот это по-настоящему был сущий ад, в котором я будто бы сгорал заживо, задыхался, собственноручно разрезал себя на части тупым ножом, после поливая раны серной кислотой. Злость, ненависть, обида, ревность, задетая гордость, животная похоть, агрессия, боль - каждую секунду проникновений в Лину мне приходилось сражаться со всей этой бомбой чувств и брать их под контроль, чтобы не причинить дикарке непоправимых увечий.
        Вначале держаться было сложнее всего, особенно в моменты их страстной ночи, но позже с каждым исправленным воспоминанием весь ад эмоций и ощущений плавно угасал, пробивая на первый план неземное наслаждение, наполняющее тело живительной силой и отрубающее разум от всей реальности, - и это не просто образное выражение. Так оно и было.
        Некоторые секунды, а то и минуты нашего секса напрочь выпадали из моей головы: в один момент я глубоко и яростно вбивался в Лину, закинув её ноги себе на плечи, а уже в следующий - обнаруживал свой член в её горячем, сладком рту; я мог жестко трахать её сзади, притягивая к себе ближе за шикарные светлые волосы, а через одно моргание век оказаться лежащим на спине и с упоением наблюдать, как моя голодная девочка, оседлав меня сверху, активно двигала бедрами так, что чуть до разрыва аорты меня от экстаза не доводила. Не из-за магии, а из-за созерцания её кайфующих глаз, румяного лица, искусанных губ и звука её громкого крика во время очередного оргазма, который я чувствовал каждым атомом тела так же остро, как и свой собственный.
        - И зачем нужно было так долго бегать от меня, Лина? - пребывая в полусознательном состоянии, едва слышно прошептал я, когда после последних сладких содроганий расслабленное тело Лины упало на меня.
        - Я никуда от тебя больше не убегу, Адам, - осипшим от стонов и криков голосом пообещала она, впиваясь руками мне в плечи, усыпая поцелуями всё лицо и шею.
        - Конечно, не убежишь. Я тебя просто никуда не отпущу, - скользнув пальцами по её влажной спине, я сдавил податливую дикарку в стальные объятия, желая наглядно показать ей, что я говорю серьёзно.
        - Никогда? - взглянув мне точно в глаза с трепетной надеждой, проурчало моё проклятье, гипнотизируя меня своей неподражаемой синевой океана.
        - Никогда… Мне кроме тебя больше никто не нужен, - уверенно ответил я, не осознавая, что за бред несу.
        И, будь я проклят, в тот момент искренне верил в сказанное. А когда миловидное лицо Лины засияло лучезарной улыбкой, и вовсе был готов повторить ей эти слова хоть миллионы раз. Я вновь завис, как идиот, глядя на её манящие, улыбающиеся губы, что неумолимо приближались к моим для поцелуя. Но я опередил её тогда и, несмотря на данное себе обещание не делать этого, сам поддался навстречу её рту, вторгся внутрь языком, сплетаясь со сладким женским воедино, упиваясь её вкусом, запахом, отзывчивостью, страстью, нежностью... и её любовью, мать её, которая мне нахрен не нужна.
        Никогда не была нужна. И никогда не будет. А после Лининых приключений с Ридом и неоднократной лжи - так подавно мне ни черта от неё не нужно, кроме тела, дарующего мне сверхъестественное блаженство.
        Я неустанно повторял себе эти заученные фразы, твердил, как попугай, вбивал себе их голову, точно острые гвозди, однако каждый космический оргазм прибивал своей несоизмеримой мощью все мои убеждения, решения, истинные желания, и я целовал Лину так, будто она - мой воздух, моя вода, моя сила и моё лекарство, без которого я больше не смогу прожить и дня.
        Но, к счастью, этот посторгазмический заскок проходил так же быстро, как и накрывал. Стоило только прийти в себя, как я вновь возвращался к исполнению своего непоколебимого плана.
        Жестоко ли я поступил с Линой?
        Да.
        Заслуживала ли она подобное наказание?
        Скорее нет, чем да.
        Жалею ли я о содеянном?
        Никак нет.
        Освистайте меня за это, если хотите, или же закидайте яростными проклятиями - мне похер. Я уже всё сказал: ни одна женщина не смеет делать из меня идиота, оставаясь после безнаказанной. На этом всё! Тема закрыта.
        - Адам, так мы договорились насчёт Эрика?
        Вновь выплываю из своих размышлений, когда Тони наконец затрагивает тему брата, значительно усмиряя громкость голоса. Новость обо всех ужасах, что творил за его спиной старший близнец, ощутимо ударила по Тони - как в плане репутации бизнеса, так и в личном, однако он всё равно переживает за судьбу мерзкого братца и хочет ему помочь.
        - Разумеется. Всё, как и договаривались. Пусть и не на отлично, но ты свою часть сделки выполнил. Я сейчас же прикажу своему адвокату прекратить вести дело против Эрика. Без его вмешательства у тебя есть хоть какие-то шансы добиться уменьшения срока для него.
        - Хорошо… Спасибо… - сдержанно благодарит Тони и будто бы желает сказать что-то ещё, да только и сам понимает, что это бессмысленно: даже будучи его близким другом детства, я не помогу ему в этом деле. Такие преступники, как Эрик, должны понести соответствующее наказание. Я и так делаю многое для него, отказываясь вмешиваться в судебный процесс. Большего от меня ждать не стоит.
        - Удачи, Тони! Окажешься в Нью-Йорке - звони, - прощаюсь я и, не дождавшись ответа, сбрасываю вызов, тут же набирая следующий.
        Всего пара протяжных гудков - и с того конца провода доносится учтивый голос прежнего руководителя по разработке нашей новой инновационной технологии. Я игнорирую его вежливое приветствие и сразу же перехожу к делу:
        - Билл, объясни мне, пожалуйста, почему вместо усердного ввода в курс дел предстоящей работы в «Heart Corp» Остин Рид шастает по улицам Рокфорда? - сухо интересуюсь я. Само собой, вопрос риторический. И нервозный, прерывистый ответ работника меня совсем не волнует. - Чтобы завтра же он был на месте и начал выполнять свои обязанности! Никакие отгулы больше неприемлемы. Увеличь количество рабочих часов до максимума. Я через две недели возвращаюсь в Нью-Йорк, и к этому моменту Рид должен на зубок знать всю необходимую информацию и быть полностью осведомлённым о всех нюансах нового проекта. Твоя задача - обучить, рассказать, проследить. Если приеду и пойму, что ты не справился - уволю! - строго чеканю я и сразу же отключаюсь, устремляя взгляд в грозовое небо, что уже через пару секунд разряжается мощным шквалом дождя.
        Ну что, Остин, посмотрим, как ты будешь пытаться искать меня теперь, когда в твоей жизни не останется ни одной свободной минуты.
        ***
        Настоящее время
        Возвращаюсь домой лишь к двум часам ночи. Заключительная встреча с Уитмором, проходившая в его излюбленном итальянском ресторане, после окончания всех рабочих моментов передислоцировалась в закрытый мужской клуб, в котором новый клиент «Heart Corp» частенько любит проводить свободные вечера. Как оказалось, занудная и чересчур ответственная сторона Джона распространяется исключительно на работу, в остальном же он вполне сносный мужик, с которым есть о чём пообщаться, вдобавок обзаведясь перспективными для компании контактами, поэтому мы вместе с моим заместителем, который с завтрашнего дня начнёт вести все дела в Рокфорде, без раздумий согласились на его предложение отметить заключение сделки в более приятной обстановке, попивая отменный скотч, в кругу очаровательных девушек.
        Скотч и правда был неплох, а вот девочки… Нет, они, безусловно, были высшего сорта, как и положено в заведениях подобного класса: длинноногие, фигуристые, эффектные, знающие, как себя удачно преподнести и быстро очаровать клиента, однако я смотрел на каждую из подсевших к нам за стол красоток, и все они казались мне какими-то тусклыми, пресными, однообразными, чуть ли не на одно лицо, невзирая на цвет глаз, волос и кожи. И даже несмотря на рекордно долгое отсутствие секса, ни одна из них не вызвала во мне искреннего желания уединиться с ней и с удовольствием снять накопившееся за последние недели напряжение.
        И мне не нужно было тратить время на поиски причины тотального равнодушия к окружавшим меня весь вечер женщинам. Причина и так уже давным-давно ясна: ни одна из умелых работниц клуба и в подмётки не годится моей буйной кошечке, которая сидит целыми днями в своей комнате и смиренно ждёт моего прихода.
        Смиренность и Николина Джеймс… Подумать только! Раз за разом повторяю в уме это немыслимое комбо и до сих пор не могу поверить в него. Однако, к моему удивлению, домработница ежедневно заверяет, что с девчонкой у неё не создаётся абсолютно никаких проблем. Лина хорошо питается, отдыхает, сама завязывает дружелюбные разговоры и за все минувшие дни ни разу не попыталась устроить бунт и не проявила ни единого порыва поругаться, напасть на женщину и сбежать из пентхауса. Она ведёт себя спокойно, разумно, без своих обычных агрессивных выкрутасов. Её будто подменили, честное слово. Прям, чудеса какие-то творятся!
        Хотя, о чём это я? Никакие это не чудеса. Просто мои угрозы, видимо, до неё наконец дошли, как надо. Боится испортить будущее «братца», лица которого с недавних пор даже не помнит, да сама застрять в тюремной камере на долгие годы не хочет.
        Воплотил бы ли я в реальность свои угрозы?
        Первую - непременно.
        Вторую - никогда.
        Но Лине об этом знать не стоит, дабы не потерять мотивацию продолжать и дальше вести себя в том же духе: тихо, мирно, в вечном ожидании встречи со мной и с полной готовностью сделать мне приятно. И я уже настолько не могу дождаться полного восстановления её здоровья, чтобы наконец добраться до моей заточённой в клетке ведьмы, вкусив весь смак её принуждённой покорности, что каждый вечер, в точности, как и сейчас, вместо незамедлительного погружения в сон после тяжёлого, длинного рабочего дня, я направляюсь к её спальне. Не вхожу внутрь - знаю, что если войду, оказавшись в зоне её «отражения», и увижу Лину, одиноко лежащую в слишком большой для неё кровати, меня будет не остановить, а ей пока противопоказаны мои зверски голодные визиты, поэтому я просто прислоняюсь лбом к её двери и стою так какое-то время, ежесекундно ведя внутри себя беспощадную борьбу с желанием ворваться к кошке и сотворить с ней сумасшедшие вещи уже сейчас.
        И так каждый грёбаный вечер, бля*ь! Рехнуться можно! В который раз! Хотя, если так подумать, я вообще больным на всю голову из-за неё стал. Мне аж самому временами страшно становится, в кого я превратился с момента нашего знакомства - в шантажиста, конченного мерзавца, маниакального преследователя и самого настоящего уголовника. Это клиника. Причём психиатрическая. Сам понимаю, что веду себя ненормально. Здравой частью себя я осознаю всю степень недопустимости своих поступков, но поделать с этим ничего не могу. Ведь, признаюсь честно, несмотря на то, что я пока не могу напасть на Лину со всем багажом сексуальных желаний, я в самом деле кайфую лишь от одной только мысли, что она находится совсем рядом, в прямом смысле скрыта от всего мира. Только моя.
        Я добился своего совершенно не гуманными методами, проигнорировав Линины желания, крики о ненависти, неоднократные отказы, побеги и убеждения в безграничной любви к другому мужчине… Мне на всё это наплевать. Хочу её - и всё тут! И ни за что не отпущу дикарку, пока моя одержимая мания ею с желанием трахать и днём и ночью не исчезнет навсегда.
        Да! Не отпущу и точно знаю, что теперь, когда главная преграда в сознании Лины бесследно стёрта, а все её отрицательные эмоции по этому поводу со временем поутихнут, Лина и сама не захочет никуда уходить. А, может, уже не хочет… Тоже вполне возможно. Ведь я не общался со своей дикой девочкой уже много дней, поэтому не в курсе - может, её чересчур подозрительная покорность вызвана не только страхом перед моими угрозами, но и долгожданным признанием самой себе, что я именно тот, с кем она хочет остаться? Хотя… Зная её бычье упрямство, скорее я когда-нибудь решусь сменить образ своей жизни, чем Лина признает свои истинные чувства и желания.
        Так что завтра во время переезда в Нью-Йорк, когда, наконец, увижу её и лично понаблюдаю за образцовым поведением обычно вздорной девчонки, мне нужно будет безошибочно определить - настолько ли оно образцовое, каким Лина хочет его показать мне, или же она вновь что-то помышляет?
        Успев узнать её достаточно хорошо, я понимаю, что от этой сумасшедшей можно ожидать чего угодно, даже когда вроде бы поводов для опасений и подвохов с её стороны быть не должно. Этот урок я уже уяснил твёрдо: с Николиной Джеймс всё возможно! Я готов ко всему.
          Серьёзно - ко всему!
        ГЛАВА 4.
        АДАМ
        Утро проходит по своему привычному сценарию: ранний подъём, пробежка, после круговая тренировка в тренажёрном зале, душ, кофе, завтрак, в процессе которого я проверяю почту, отвечаю на самые важные вопросы сотрудников и читаю свежие новости информационных технологий.
        Всё как всегда. Ничего необычного.
        Да уж! Было бы, если бы не одно НО в виде раздражающего и никак не подвластного мне чувства восторга, сопровождающего все мои действия с первой же секунды, как я открыл сегодня глаза.
        Чему я восторгаюсь?
        А то вы не знаете?
        Радуюсь прям как маленький ребёнок, что вот-вот встречу свою белокурую ведьму. И радуюсь настолько сильно, что не умел бы я держать в узде свои эмоции, захлопал бы на радостях в ладоши, а затем запел бы в голос, закружив по комнате.
        И это полный досвидос, ребята! Официально: хуже быть просто не может. Влияние Лины и так всегда действовало на меня губительным образом, но, видимо, продолжительное отсутствие секса лишь усиливает моё нездоровое, безрассудное помешательство на ней до абсолютного максимума.
        Мастурбация не помогает. На женщин других смотреть не могу, а если всё же смотрю, то ничего не хочется. По вечерам, словно тоскующий пёс, чуть ли не скулю возле двери её спальни, а сейчас вдобавок ко всему вышеупомянутому ещё и готов радостно завизжать от осознания, что скоро увижу её.
        Да ну нахер! Это кто угодно, но только не я!
        Ни в коем случае нельзя больше допускать подобных перерывов. По приезде в Нью-Йорк сразу же вызову врача для повторной проверки её здоровья. Знаю, месяц ещё не прошёл, но вдруг с Линой уже всё в полном порядке, и я смогу облегчить своё состояние уже сегодня? Очень на это надеюсь, а то в противном случае я скоро сам от себя блевать начну, и уверен, тошнить меня будет розовыми бабочками.
        Ещё вчера вечером я отдал приказ Сьюзен сообщить Лине об отъезде, а минуту назад отправил её выпустить дикарку из комнаты, так как нам пора отправляться в аэропорт. Я полностью уверен, что со мной она не сможет долго играть роль покорной девочки, как делала это все дни с прислугой, поэтому я смотрю сейчас неотрывно в серый городской пейзаж за окном и прыгать не прыгаю, но стереть с губ дурацкую улыбку не могу, предвкушая, как вновь столкнусь с её диким нравом, в котором под напускной, фальшивой смиренностью безусловно царит вселенский хаос; как услышу очередные колкие фразочки, провоцирующие во мне ядерный взрыв ярости; как буду упиваться её демонстративными стараниями дать мне понять, какой я ужасный монстр, которого она не любит, не хочет и всем сердцем терпеть не может, в то время как в её синем взгляде я буду считывать всю истинную правду.
        Говорю же: я точно конченый псих, раз начал торчать от всего этого. С другими женщинами я с подобным возмутительным поведением никогда не сталкивался и всегда был безгранично рад этому, но вечная дерзость дикарки во время исполнения моих приказов - чистая наркота, кайф, нирвана. От одного лишь предвкушения нашей очередной перепалки у меня прям все волоски на теле встают дыбом, точно от мелких разрядов тока, а стоит услышать ритмичное цоканье каблучком по ламинату, что по мере приближения ко мне в разы обостряет все симптомы «очарования», как я вмиг понимаю - моя бедная измученная пленница уже совсем рядом.
        - Привет, - с ходу здоровается Лина. Твёрдо, звучно, с чётко слышимой радостью, вводя меня в некоторый ступор. Неужто вечно негодующая ведьма тоже ждала нашей встречи?
        Отдаю все моральные силы, чтобы не проявить перед вошедшей в гостиную девчонкой весь пи*дец, что она во мне поневоле вызывает, и оборачиваюсь к ней, моментально встречаясь с изумительной картиной, - мало того что Лина ярко и вполне естественно улыбается мне, что на неё никак не похоже, так ещё ни на какую несчастную пленницу и уж тем более замученную бедняжку она и близко не походит. Как и на себя - тоже. Это странно, но я даже не сразу её узнаю.
        Лина всегда казалась мне красивой - будь она в пацанском тряпье или же изнеможённой, бледной худышкой, но сейчас я в прямом смысле дар речи теряю от её сногсшибательной красоты: за всё то время, что я её не видел, изящная фигурка дикарки приобрела более сочные, аппетитные формы, лицо вернуло себе живость и здоровый цвет, обычно волнистые волосы спускаются блестящими ровными прядями вплоть до талии, а сама она в целом прямо-таки расцвела, как грациозная роза, с лепестков которой мне теперь хочется пылинки, сука, сдувать.
        Вот же чёрт! Начинается… А точнее, ещё больше ухудшается. Минута не прошла, а я уже плыву, как масло в сковородке, всего лишь от взгляда на неё. И следом едва не шиплю от резко нахлынувшего в теле жара, когда Лина делает медленный оборот вокруг своей оси, показывая мне со всех сторон свои соблазнительные изгибы, выгодно подчеркнутые элегантным платьем. Кремовая ткань немного не доходит до колен, с широкими бретелями и скромным декольте, которое с лёгкостью можно сделать в разы откровенней или вовсе раскрыть полностью с помощью дразнящей молнии во всю длину платья.
        Расстегнуть. Выбросить тряпку нахрен. Развернуть девчонку задом. Пройтись языком по каждому её позвонку. Достигнуть попки. Сжать. Смять. Отхлестать. Расцеловать. Проникнуть. Умереть от кайфа.
        - Тебе нравится? - вырывая меня из секундного погружения в мир моих фантазий, спрашивает Лина и в ожидании ответа смотрит на меня с искренним интересом, ведь по моему бесстрастному лицу ей никак не прочесть, что мне не просто нравится. Я в полном ауте от её непривычного для дикарки образа светской львицы, а член мой сейчас разорвёт ткань брюк в желании отыметь её в этом платье и без, припечатав к окну, к стене, усадив на стол, бросив на диван, нагнув... ну, в общем, вы поняли. И это настоящая трагедия, потому как я совсем не уверен, что всё это уже могу с ней сделать, не навредив ей.
        - Вполне, - прочистив горло, нейтральным тоном отвечаю я.
        - Вполне? - Лина удивлённо изгибает бровь. Мягкая улыбка играет на женских губах, но я чувствую, что кошка осталась неудовлетворённой моей сухой реакцией. Ну-ну! Сухой... как же!
        - Ты хочешь услышать что-то ещё? - сверлю её миловидное лицо изучающим взглядом, до конца не разбирая, что в нём не так.
        - Хм... - на короткое мгновение задумывается дикарка, хитро прищурив глаза. - Да нет, не хочу. Вполне, так вполне. В следующий раз буду лучше стараться, чтобы поразить тебя, - без тени ехидства заявляет она, чем как раз таки знатно поражает меня.
        - А ты правда старалась? - мои брови непроизвольно взлетают вверх.
        - Конечно. - Лина делает пару шагов ближе ко мне, не разрывая зрительного контакта. - Каждый день старалась.
        Вот же лгунья! Опять в своём репертуаре! Но должен признать: роль пай-девочки она играет сейчас безупречно. Даже не к чему придраться. Нигде фальши не нахожу.
        - Каждый-каждый? - скептично усмехаюсь.
        - Да. - Кладёт руки мне на плечи, взгляд спускает к губам.
        Какого чёрта?!
        - Ждала меня?
        - Круглосуточно. - Смотрит прямо в глаза.
        - Даже так?
        - Даже так. И днём, и ночью. - А теперь на губы, кончиком языка проводя по своим нежно-розовым.
        - Чтобы поразить?
        - Поразить… и не только. - Вновь в глаза. Пристально. Подолгу.
        - Соскучилась?
        - Очень. - Опускает взор вниз на мою рубашку, забираясь руками под пиджак.
        Где правда, а где ложь? Вы что-нибудь поняли? Вот и я нет! И думаю, что и не осилю понять, что за сбой произошел в её уникальной привычке лгать, глядя точно в глаза, пока её пальцы уверенно гладят мой торс, передвигаясь всё ниже и ниже.
        Кровь за секунду вскипает в венах, превращаясь в раскалённый сплав, а разум ещё немного - и норовит покинуть чат, но вот со внутренним зверем моим происходит нечто непонятное: он почему-то остаётся крайне недовольным всем происходящим. Физически он как всегда кайфует от близости и скользящих прикосновений дикарки, но морально... что-то не так. Совсем-совсем не так. Будто он чувствует, что перед ним стоит очередная галлюцинация, а не настоящая Лина, что жуть как странно, ведь это точно она. Ошибки быть не может. Все глюки кончились сразу после проведённой с ней ночи. Так что без всяких сомнений это точно она.
        - Почему ты ко мне не приходил, Адам? - и это точно Лина выдыхает возле моего рта вопрос с неподдельной грустью. - Не хотел меня видеть? - Скользит кончиком языка по губам, приоткрывая их, ладонью поглаживает мой налитый кровью орган. - Или тебе хватило одной ночи, и ты готов меня отпустить? Я больше не нужна тебе, Харт? - Она усиливает хватку на члене, заставляя меня хрипло застонать. Прижимается ближе телом, слегка смыкает зубы на моей губе и этим дразнящим укусом будто некий переключатель во мне задевает.
        И, чёрт подери, тут я не сдерживаюсь: обхватываю Лину за талию, зарываюсь рукой в волосы и с глухим, отчаянным рыком нападаю на её рот с поцелуем - глубоким, требовательным, горячим, как и вся моя кожа, без слов отвечающим, что она мне нужна и никуда я её отпускать не собираюсь, и, чтоб я сдох, раскрывающим мне одну ужасающую правду, которую и близко к мыслям подпускать нельзя: я до смерти скучал по её губам, волосам, голосу, родинке на подбородке, изящному тельцу и маленьким ручкам, что порхают сейчас по моим плечам, массируют, сжимают ткань пиджака, спускаются ниже, вновь устремляясь туда, где всё кипит и уже давно требует её внимания. Я скучал по ней гораздо сильнее, чем думал вначале. Сильнее, чем мог себе представить. Сильнее, чем когда-либо соглашусь признать и принять. Но тогда какого лешего животная часть меня так и продолжает фыркать от недовольства и требует представить ему оригинал, побуждая меня резко оторвать губы от Лининых губ, а её руки - от моей ширинки.
        - Что-то не так, Адам? - Лина недоумённо хмурится, не отводя выжидающего взгляда с моего лица. То же делаю и я: смотрю на неё и не могу найти ответ: что же с ней не так? Что-то точно изменилось, я лишь не могу уловить - что именно?
        И дело тут вовсе не во внешнем преображении дикарки. От него я как раз таки остался в полном восторге. До сих пор налюбоваться не могу. Меня смущает её чересчур приподнятое, как для насильно заточённой пленницы, настроение; слишком несвойственное ей спокойствие и будто бы принятие своего положения, которое я ожидал увидеть через несколько месяцев её показного бунта, но точно не через пару недель. И напоследок, что-то явно не так с её взглядом. Это не объяснить. Вроде тот же цвет, те же голубые мелкие крапинки в окантовке радужки, но глаза будто принадлежат не моей Лине, а некой незнакомке, которую вижу впервые.
        Но это же бред. Полнейший бред!
        По ходу, я точно потерял последние крупицы разума, одурев от ненормальной похоти, раз мне мерещатся какие-то невозможные вещи.
        Это Лина. Моя дикарка. Моя ведьма, вечно запускающая по венам томительный огонь, что порождает лютое возбуждение и миллион других химических реакций в теле. Это она. Стопроцентно. Нет! Даже не сто, а тысяча! Просто эта кошка вновь решила вести какую-то новую, пока ещё непостижимую мне игру. Но я непременно разберусь в её правилах. По-другому и быть не может. И когда сделаю это - как всегда, выиграю её.
        - Так что случилось, Адам? Почему ты остановился? Тебе что-то не понравилось? Скажи мне, как сделать тебе приятно, и я сделаю, - щебечет моя искусная притворщица, одновременно раздражая и восхищая своим высоким уровнем игры. Ну, это уже норма - ощущать противоречивую смесь эмоций во время общения с ней. Так что тут уж ничего нового.
        - Ты сегодня явно проснулась в хорошем расположении духа, раз сама изъявляешь желание сделать мне приятно, - решая подыграть ей, чувственным полушепотом проговариваю я. Аккуратным движением отбрасываю длинные пряди её волос назад, провожу пальцем медленную линию от её ушка до венки на шее. Мерно пульсирующей и едва проступающей на тонкой коже, на которой, к удивлению, я не обнаруживаю ни единой мурашки, покраснения или малейшего намёка на повышенную температуру тела. Что за...? Почему она не горит? Или это я сейчас настолько сильно пылаю, что даже жара её не ощущаю? Да, наверное, так. Иначе быть не может. Чёрт! Что-то я совсем плох. Лечиться поскорее надо.
        - Я теперь всегда в хорошем расположении духа и всегда готова тебя ублажать. Разве не для этого ты меня здесь запер? - не прекращая игриво улыбаться, она обнимает меня за шею, вновь прижимаясь вплотную ко мне. Ток. Огонь. Жара. Дышать нечем. От перевозбуждения член вот-вот отвалится, яйца - треснут, а мозг уже давно превратился в неспособную думать массу.
        - Для этого, - кое-как выдавливаю из себя ответ, пряча руки в карманы брюк. Меньше тактильного контакта с ней - больше шансов не отыметь её до полусмерти прямо в этот же момент.
        - Тогда чему ты удивляешься? Ты мне чётко разъяснил, что меня ждёт в случае неповиновения, поэтому теперь я всегда буду послушной и мечтающий сделать тебе приятно девочкой. И я очень хочу порадовать тебя уже сейчас.
        - Да что ты говоришь? - с каждой секундой я охреневаю всё больше и больше.
        - Конечно. Ведь я и так уже столько времени просидела без дела. Нужно отрабатывать теперь столь огромное количество выходных. Кстати, ты так и не ответил, почему ни разу не пришёл ко мне? - Её пальцы зарываются в мои волосы и приятно массируют затылок. Я едва не прикрываю глаза в наслаждении и не начинаю урчать, как довольный котик, ненавидя себя за эту слабость перед ней. Ненавижу её. И не хочу её испытывать. Не хочу! Хочу полностью владеть своим телом и быть самим собой! А не это всё!
        - Не приходил, потому что не хотел, - отвечаю стальным тоном и тут же ловлю ещё один ступор, когда в реакции Лины не замечаю ни капли обиды или грусти.
        - Зато сейчас я чувствую, что очень даже хочешь, - как ни в чём не бывало ухмыляется она, потираясь телом об мой каменный стояк. - Я с радостью помогу тебе сбросить напряжение, а то ты как-то непривычно сильно зажат, Адам. Это никуда не годится, - констатирует чертовка очевидный факт и напрягает меня ещё сильнее: быстро перемещает руки с моей головы к молнии на брюках и во второй раз за последние минуты порывается расстегнуть её. Однако она даже коснуться язычка на ширинке не успевает, как я строго отрезаю:
        - Нет! Не трогай! - и не верю, что действительно произношу это вслух. Как не верю и в то, что Лина мгновенно слушается и убирает прочь руки.
        Представляете? Она - с первого раза выполнила мой приказ. А я - только что остановил её от моего раздевания. Я в самом деле это сделал. Фантастика!
        Мне бы оттрахать сучку как следует, разом вернув себе состояние адекватного человека, а я отказываюсь от этого. Сам. Добровольно. Почему я так делаю? Да потому, что опять думаю не о своих потребностях, а о её, бля*ь! И не могу поступить иначе. Это выше меня. Как вспомню совсем недавний кадр её изувеченного, окровавленного мной тела, так ни в какую не могу заставить себя нарушить рекомендации врача.
        Понимаете?! Оцениваете весь неизмеримый масштаб катастрофы? Это не я. Не я, чтоб меня, а неизвестный мне тюфяк заботливый, которого нужно выбить из меня как можно скорее.
        - Ты уверен? - Лина сужает веки в подозрительном прищуре. Она явно тоже не до конца понимает, что за жесть со мной происходит.
        - Уверен. Сейчас на это нет времени. Нам пора выезжать, - собрав всю волю в кулак, ровно сообщаю я и, не дожидаясь ответа дикарки, направляюсь в сторону лифта.
        - Я ничего не брала из вещей. Сьюзен сказала, что в этом нет необходимости, - нагнав меня на полпути, сообщает Лина будничным тоном.
        - Всё верно. В апартаментах в Нью-Йорке у тебя будет всё, что тебе нужно.
        - О как! У тебя в каждом городе заготовлена комната для твоих шлюшек? - ни тени злости, негодования или возмущения. Только любопытство с долей насмешки. Кто это девушка, мать её, и что она сделала с Николиной?
        - Не в каждом, - коротко отвечаю я, искоса меряя её недоверчивым взором.
        - Что такое? - она же лишь сильнее расплывается в довольной улыбке.
        - Ничего. Просто не нахожу ни одной причины для твоей столь безмерной радости.
        - Ни одной причины? Серьёзно? - откровенно изумляется дикарка. - Начнём с того, что я впервые в жизни покину этот город и полетаю на самолёте. Это уже целых два веских повода для радости. А третий… посмотрела бы я на твоё настроение, когда, долго просидев в одиночестве в одной комнате, ты наконец бы выбрался на волю. Да сегодня же - настоящий праздник для меня, - её бодрый голос и правда звенит восторгом, а палец жмёт на кнопку лифта так быстро и часто, будто надеется, что это заставит транспорт до её свободы приехать быстрее.
        - Ты же понимаешь, что ты просто переезжаешь из одной комнаты в другую, так ведь? - напоминаю я чрезмерно ликующей девчонке о её неотвратимой участи. Она несколько секунд молчит, словно обдумывает про себя план по захвату мира, а затем вместо ответа переводит взгляд чуть правее от меня и восторженно охает.
        ***
        - Это же подарок Миллы! Чуть не забыли его! - Лина обходит меня и поднимает с пола завёрнутый в подарочную бумагу прямоугольник внушительных размеров.
        - Что за подарок? И какой ещё Миллы?
        - Ну как какой, Адам? - она округляет глаза в недоумении, а у меня, по всей видимости, мозги окончательно замариновались в «очаровании», потому что я реально не понимаю, о ком она говорит.
        - Камилла, сестра твоя новоиспечённая, забыл, что ли? - поясняет дикарка, вовсю пытаясь раскрыть упаковку. А я, честно говоря, в самом деле забыл имя этой девчонки. Новый член «семьи» Роберта меня абсолютно не волнует, однако неожиданная новость о её визите сюда знатно озадачивает.
        - Почему охрана впустила её в дом? И почему мне не сообщили? Уволю идиота за такую безалаберность! Да и что эта мелкая вообще здесь забыла? - помрачневшим голосом спрашиваю я. Двери лифта наконец раскрываются, и мы входим в кабинку.
        - Да расслабься. Никого увольнять не надо. Охранник впустил твою сестру только после проверки документов и выяснения цели визита. А пришла она сюда, чтобы принести тебе лично нарисованную картину и ещё поговорить о чём-то важном, но, к сожалению, так и не дождалась тебя, - тоном моего личного секретаря осведомляет Лина.
        - Она и поговорить со мной?
        Нонсенс.
        - Ага. Я тоже удивилась. Но она так сказала.
        - Так ты с ней ещё и общалась?
        - Ага, - как ни в чём не бывало вновь агакает кошка, продолжая мучиться с раскрытием упаковки.
        - Поподробней можно? - моя суровая интонация всё-таки заставляет Лину поднять на меня взгляд.
        - Когда Камилла пришла, в доме, кроме меня, никого не было. Сьюзен как раз ушла в магазин. Поэтому в поисках тебя девчонка начала блуждать по коридорам. Я услышала шаги, подумала, что это ты пьяный по комнатам бродишь, и решила позвать. Так она и наткнулась на мою спальню. Но не волнуйся, Милла не узнала о моём плене. Я наврала ей с три короба, так что она ни о чём не догадалась, - чуть ли не с гордостью заявляет она, загоняя меня в ещё большее замешательство.
        - Вот, значит, как?
        - Ага. - Заело же девчонку.
        - И ты даже не попыталась с её помощью выбраться из комнаты?
        - А смысл? Ты бы всё равно меня быстро поймал, а лишние проблемы мне ни к чему, - спокойно объясняет она. Неужели действительно так быстро смирилась? Не могу в это поверить. Вот не могу, и всё!
        - Чёрт! Да как же она её запечатала? Я сейчас себе все ногти поломаю! - сокрушается Лина, недовольно поджимая губки. Вижу, как она всё никак не может справиться с распаковкой никому не нужного творения любимой дочки Роберта, и ловко вытягиваю подарок из её рук, одним резким движением разрывая плотную бумагу. И мигом зависаю в удивлении, неподвижно глядя на картину.
        Да уж, по ходу, сегодня настоящий день сюрпризов.
        - Ну что там? - тут же любопытствует Лина. Прижимается ко мне сбоку и устремляет заинтригованный взгляд на наш с ней портрет, на котором мы изображены максимально реалистично, почти как на обычной фотографии, но в то же время с элементами абстракции.
        На картине мы стоим на фоне силуэтов множества людей и пристально смотрим друг на друга, будто никого вокруг себя не замечая. Белоснежные волны Николины, подобно пенному водопаду, струятся по открытым плечам и спине, словно впадая в водную гладь её вечернего платья. Я же сильно контрастирую на её нежном, ангельском фоне, так как изображён в черном строгом смокинге, точно дьявол, полностью объятый огнём, что тянется своими языками пламени к Лине, лишь в нескольких местах касаясь её кожи, а в основном будто бы натыкаясь на незримую стену, выстроенную вокруг дикарки, что возвращает всю мою огненную стихию мне обратно.
        Надо же! Получается, вот она как выглядит, моя сила и отражение Лины вместе? И вот про какой огонь и щит тогда на приёме лепетала эта болтливая и, как оказалось, весьма необычная девчонка?
        Изумительно! Ей в самом деле удалось меня порядком удивить. Я далеко не ценитель и не знаток искусства, но то, что нарисовала Камилла, выглядит поистине завораживающе.
        Мы такие разные с Линой. Вода и огонь. Небо и земля. Север и юг. Точные противоположности. Два не имеющих ничего общего человека. Но почему-то, несмотря на существенное различие, мы создаём впечатление настолько гармоничной, идеально сочетающейся пары, что даже мне самому становится не по себе. Ведь мы с ней вообще не идеальные. И уж точно никакая не пара.
        - О-бал-де-е-еть! - с восхищением протягивает дикарка, аккуратно проводя пальцем по одной из линий огня. - Нехило же тебя там жарит, однако, - весело посмеивается она, разом выводя меня из транса, в который я незаметно впал во время любования картиной. - Милка, конечно, молодец! Так реалистично нарисовать людей, да ещё и по памяти, не каждому дано. У неё бесспорный талант!
        - Да уж. Тут не могу не согласиться, - сдержанно произношу я, чем зарабатываю вопросительный взгляд Лины. - Что?
        - Что-что? Ты хоть когда-нибудь можешь проявить адекватные человеческие эмоции, а не только свой излюбленный покерфейс?
        - Конечно.
        - И когда же?
        - Когда злюсь.
        - Ой, вот не надо. Во время злости твоё лицо вообще превращается в обездвиженный камень.
        Я усмехаюсь.
        - В таком случае, когда ты забавляешь меня своими усердными попытками не улыбнуться мне. Вот тут реально без смеха никак.
        - Тут возможно. Но это совсем ненадолго. Может, есть что-то ещё, что превращает тебя в настоящего, живого человека?
        - Ещё?
        Она молчит и выжидающе смотрит на меня, пока я от её колдовского прицела пьянею настолько, что едва получается удерживать себя на ногах.
        - Ещё когда трахаю тебя во всевозможных позах. После громких фраз о том, как ты меня не хочешь, слушать твои блаженные крики без проявлений эмоций невыполнимо даже для такого мастера сдержанности, как я, - непонятно с чего откровенничаю я и даже не замечаю, как оказываюсь в паре сантиметров от её чуть приоткрытого рта, к которому меня точно примагнитила некая магическая сила.
        - Тогда, может, ты хочешь послушать, как я кричу, прямо сейчас? - многозначительно ухмыляется Лина и снова проявляет инициативу приступить к выполнению своих трудовых обязанностей: начинает медленно водить пальчиками по моему окаменевшему торсу, неотрывно глядя мне в глаза, будто в ожидании приказа продолжить дальше.
        - Я тебе уже сказал, что сейчас у нас нет времени на это, - чересчур сердито чеканю я, ни в какую не понимая причину своего морального отторжения её ласк, пока физически я, как всегда, таю от электрических прикосновений дикарки. Причём таю настолько, что ещё чуть-чуть - и в противовес своим словам я вновь запечатал бы ей рот жадным поцелуем, придавив к стене и жёстко трахнув. Да только двери лифта совсем некстати открываются. Или, наоборот, очень даже кстати. Не могу определить точно. С трудом соображаю от капитального перегрева в теле и противоречивой каши ощущений, что провоцирует во мне сегодня Лина.
        - Ладно, если не сейчас, то в другой раз мы обязательно должны будем повеселиться в лифте, - вкрадчивым шёпотом произносит она, заставляя меня в сотый раз недоумевать от сказанной ей фразы, и мгновенно переводит взгляд с моего лица к выходу из здания.
        Клянусь, она будто видит долгожданный свет в конце тоннеля, навстречу которому резво устремляется, ускоряясь настолько быстро, насколько позволяют ей это сделать туфли на высоченном каблуке. Полминуты громкого цоканья по мраморному полу лобби, полное игнорирование приветствия консьержа и косых взглядов соседей, и Лина выпархивает через раскрывающиеся перед ней автоматические двери на шумную улицу даунтауна, где расставляет руки в стороны и поднимает голову к небесам.
        А что делаю я тем временем?
        Так всё просто: я тоже направляюсь к выходу, но, в отличие от шустрой девчонки, делаю это в донельзя заторможенном темпе, желая по максимуму растянуть путь до улицы, чтобы подольше посмотреть Лине в спину, зависнув в созерцании её изящной, стройной фигурки и, пока она не видит, проявить те самые чуждые мне человеческие эмоции и чувства, что требуют архисрочного истребления.
        И я избавлюсь от них. От всех до единого. Конечно, я сделаю это. Ведь для меня нет ничего невозможного, если я поставил перед собой цель. И проблема с Линой не исключение. Я справляюсь с ней так же, как делал это со всеми предыдущими, хоть когда-либо усложнившими мне жизнь. Просто чуть позже. Я основательно займусь её решением в Нью-Йорке.
        А сейчас… тайком любуясь неподдельной радостью своей выбравшейся на воздух дикарки, я ещё совсем немного позволю себе поулыбаться - глупо, сладко, широко и совсем не в стиле Адама Харта.
        ГЛАВА 5.
        НИКОЛИНА
        Только лишившись чего-то, мы по-настоящему начинаем осознавать, насколько дорога была это вещь, - избитая и старая как мир фраза, но чертовски верная. И под ценной потерей я имею в виду не мою спрятавшуюся за защитными стенами душу. Как раз таки её отсутствие меня нисколько не расстраивает, а только в разы облегчает жизнь. Речь идёт об элементарной возможности в любое время выйти на улицу, увидеть дневной свет и вдохнуть загрязнённый воздух города.
        Как же мне этого не хватало все эти дни, чтоб вы знали. До жути просто! А сейчас, расставив руки в стороны и глубоко вдохнув запах свободы, я ещё более ясно осознаю всю важность этой потери. А как представлю, что мне вновь придётся долгими днями торчать взаперти, так вообще дурно становится. Не хочу и дальше сиднем просиживать штаны в комнате в ожидании Адама, особенно в столь потрясающем городе с огромным количеством вариантов, где можно здорово провести досуг, как Нью-Йорк.
        Мне нужно сделать всё возможное, чтобы по пути до новой клетки суметь вытрясти из моего бесстрастного босса послабление условий домашнего ареста. Это главная и, по сути, единственная задача на это путешествие. Ждать следующей встречи нельзя! С таким непонятным, слабо заинтересованным отношением Харта к вроде как вещице, за которой он так долго гонялся, неизвестно когда она может случиться.
        В самом начале я предполагала, что Адам с его зверскими аппетитами будет приходить ко мне чуть ли не каждую ночь, однако, как я уже рассказывала, он так ни разу и не пришёл. Затем я думала, что, увидев меня сегодня всю такую прекрасную-распрекрасную с уникальной способностью отражать его возбуждающую силу, он мне и слова сказать не позволит, а тут же поставит раком и затрахает за все пропущенные недели. Но вот же чёрт! И здесь я знатно ошиблась. Адам не только не накинулся на меня сам, но и мне не позволил это сделать.
        Почему? Вопрос не ко мне. Мол, времени нет? Да вроде как для крутого босса, который сам решает, когда и сколько работать, это так себе предлог. Не хочет меня? И это бред какой-то. Хочет, конечно. Ещё как хочет - это и дураку понятно, видно, ощутимо. Да и я потрогала, так сказать, лично проверила.
        Однако, несмотря на сверхъестественное желание, он ни трахать меня не стал, ни внешним видом моим не впечатлился. А я ведь действительно старалась: проснулась ни свет ни заря, чтобы к моменту нашей встречи выглядеть как роскошная, точно сошедшая с подиума супермодель. Хотела потрясти, обворожить, по-шустрому ублажить и заработать заслуженное вознаграждение. Мде... Как бы не так. Мой простенький план явно дал досадную осечку, ведь я по глупости не учла один существенный факт - Харт давным-давно привык к неотразимым, эффектным любовницам и, чтобы суметь сразить наповал такого искушённого и избалованного женским вниманием мужчину, как Адам, нужно постараться в миллиард раз лучше. Запомню это и непременно возьму на заметку для нашей следующей встречи.
        - В машину, - неспешно минуя меня, приказывает Харт, и я моментально слушаюсь его. Без промедлений и возражений следую за ним к уже знакомому черному Rolls-Royce, в очередной раз оценивающе поглядывая на высокую, статную фигуру Адама. Он, как всегда, одет с иголочки, в чёрный костюм и белоснежную рубашку. Уверенная походка, снисходительный взгляд. На дьявольском лице ноль эмоций. Мрачный. Невозмутимый. Страшно красивый. И только яркая картина в его руках выбивается на фоне всего его строгого образа.
        - Ты возьмёшь её с собой? - чисто из-за праздного любопытства интересуюсь я. Дождавшись, когда Адам откроет мне дверь, послушно забираюсь в салон автомобиля. Он передаёт произведение искусства водителю и сразу же садится со мной рядом.
        - Не выбрасывать же старания столь талантливой художницы в мусорник, - не глядя в мою сторону, отвечает он. Достаёт телефон и начинает сосредоточенно всматриваться в экран, полностью погружаясь в виртуальный мир интернета.
        Значит, опять врубает полный игнор? Ну ладно.
        Проходит несколько секунд, и машина трогается с места. Я закидываю ногу на ногу, открываю окно и подставляю лицо влажному потоку воздуха. Разглядываю одноликих пешеходов и быстро пролетающие знакомые улицы Рокфорда, по которым столько лет подряд я убегала от царящего в жизни ужаса... Хотя скорее не убегала, а бежала навстречу новым неприятностям, ведь именно в одну из таких «спасительных» пробежек я и столкнулась с самым главным источником моих неудач, который обрушил на меня целый шквал препятствий, мучений, боли и поводов для всепоглощающей ненависти.
        Я её не чувствую. К Адаму, как и к любому другому человеку, я абсолютно безразлична. Но её остро испытывает Николина. С первой же секунды, как мы встретилась сегодня с Хартом, я беспрерывно слышу отголоски яростных криков моей другой стороны. Они очень помогают удерживать переданный мне контроль и сохранять мощную защиту непоколебимой, что позволяет не подпускать к себе мешающие качественно работать эмоции и жить исключительно в своё удовольствие. Ну... или правильней будет сказать: ради удовольствия моего неприступного босса, который так и продолжает копаться в телефоне, не обращая на меня никакого внимания.
        Что ж... Окей. Мне всё равно стоит хотя бы постараться его трахнуть, поэтому давайте-ка попробую так…
        - Я могу открыть люк? - мягким голосом спрашиваю я. Адам, словно прослушав мой вопрос, непонимающе хмурится. - Люк... Я могу открыть? Мне свежести побольше хочется, - повторяю, расплываясь в милой улыбке. Вместо устного ответа он нажимает на нужную кнопку на дверной панели.
        Жду, пока отверстие на крыше автомобиля полностью откроется, и плавно встаю на ноги, по пояс выбираясь наружу.
        Мы ещё не успели выехать на трассу, ведущую в аэропорт, поэтому скорость передвижения по городским пробкам без помех позволяет мне насладиться слабыми порывами ветра, что совершенно не портят макияж и не превращают мои не без труда выпрямленные, уложенные волосы в пушистое птичье гнездо - так, кстати, частенько любил называть мою вечно неопрятную причёску один мурзик.
        Эндрюз… Вот кто сегодня по достоинству оценил бы мой обалденный видок. Марк точно похвалил бы меня за такие старания, бросив порцию похабных шуточек в мой адрес, предложил бы свой любимый «перепихон» и уж точно раз сто уже облапал бы весь мой зад и бёдра, если бы я вертела ими перед его носом так же, как делаю это сейчас с Хартом. А этому роботу хоть бы хны. Невообразимо!
        Да что за муха воздержания его укусила? Где зверь? Где неутомимый трахарь? Где одержимой мной тиран, готовый брать меня часами, наплевав на мои отчаянные мольбы о пощаде и нанесённые травмы? Что за ерунда с ним творится? Не понимаю. С таким его отстранённым и предельно напряжённым состоянием каши не сваришь, а мне перед вежливой просьбой о разрешении погулять крайне важно как следует его растопить, чтобы успешно добиться желаемого.
        - Ещё не надышалась? - спустя всего пару минут моего тщетного задоверчения из салона доносится мужской низкий голос, в котором отчётливо сквозит раздражение.
        Так-так... Интересненько. Моя увеличившаяся на пару размеров задница не пришлась по вкусу боссу... или наоборот - очень даже пришлась? Чтобы узнать ответ наверняка, думаю, стоит это проверить с помощью одного до смеха банального приёма.
        Я медленно опускаюсь обратно в салон, как вдруг, не сумев устоять на лабутенах, «нечаянно» подворачиваю ногу и заваливаюсь прямиком на Адама, а он, как всегда, быстро реагирует и ловит меня в капкан сильных рук.
        - Чёрт, Лина! - зло полурычит-полухрипит мой начальник. Ох, да он весь горит! Ещё немного - и пар от кожи повалит. Как же здорово, что я этого больше не ощущаю. Всё нарадоваться никак не могу!
        - Прости, я не хотела... Просто... ты же знаешь, какая я неуклюжая, - виновато бурчу я, помимо жара чётко осязая под задом твёрдый ответ на мой мысленный вопрос.
        - Знаю, поэтому и не лезь никуда! Разве так сложно полчаса спокойно усидеть на месте? - продолжает возмущённо роптать он, остервенело сжимая пальцы на моей талии, будто насильно удерживая себя от дальнейших действий. Только зачем сдерживаться-то? Хочет же меня! Точно хочет! В чём проблема? Бери сколько влезет.
        - На этом месте я смогу просидеть и дольше, - решая не сдаваться, вкрадчиво произношу я. Быстро приподнимаю подол платья и, расставив колени по обе стороны его бёдер, удобно усаживаюсь на Харта сверху. - Правда, не думаю, что смогу это делать спокойно.
        ***
        Опускаю руки на его плечи, начиная туда-сюда елозить промежностью по его каменной эрекции.
        - Лин... - шумно выдыхает он мне в губы, стискивает челюсть, морщится, словно от боли, а его тело и вовсе в мгновенье ока будто бы железными доспехами сковывается, отчего мой мозг прямо-таки взрываться начинает от непонимания: зачем так сильно напрягаться? Я же наоборот хочу расслабить.
        - Что такое, Адам? Ты сегодня какой-то странный, прям сам на себя не похож, - томно шепчу я, ластясь щекой к его густой щетине.
        - То же могу сказать и про тебя, - хрипотца его исступлённого голоса вибрирует возле моего уха. Не щекочет чувствительные рецепторы. Не возбуждает. Не вызывает ни одной телесной реакции. Они у меня все атрофированы.
        - А что со мной не так?
        - Это ты мне скажи. Что за игру ты опять ведёшь? - Он перемещает руки с моей талии на голые ягодицы и безжалостно сдавливает их в ладонях. Стопудово до красных отметин, а может, и сразу до синяков. Но это мелочи. Главное - лёд тронулся.
        - Игру? О чём ты говоришь? Я ни во что не играю, а просто выполняю твои условия. Разве не такой ты хотел меня видеть? - немного приподнимаюсь и на выдохе опускаюсь вниз, максимально сильно вжимаясь в мужское достоинство, вынуждая Адама испустить сдавленный стон.
        - Такой, но...
        - Никаких но, Адам, - перебиваю его тихую попытку что-то возразить, прикладывая ладони к его лицу. Провожу пальцем по губам, носом касаюсь носа. - Ты выиграл. Ты получил меня. Теперь вся моя жизнь - это ты и твоё удовольствие. И ничто кроме этого. Так скажи мне, зачем нам с тобой сидеть без дела и скучать, если можно провести время в дороге с удовольствием? Ммм?
        Продолжаю плавно подниматься и опускаться на его вздыбленный пах, ощущая ещё более жёсткий захват мужских рук на попке, что то и дело пытаются удержать меня на месте. Да только как-то слабо выходит.
        - Ты же хочешь меня... И я тебя хочу... Так в чём проблема? Почему нам обоим не получить желаемое? - чувственно цитирую его же слова.
        Ничего себе! Мы с ним что? Поменялись местами? Вот так поворот! Никогда не думала, что мне придётся уговаривать Харта оттрахать меня. Вот это уже поистине мистика! Может, я в параллельный мир загремела? Похоже на то, потому что даже сейчас, когда я буквально насаживаюсь на него, имитируя движения секса, и смотрю умоляющим взять меня взглядом в его мутные, расширенные зрачки, Адам какого-то чёрта не делает этого. Мучается, сгорает, говорить от перевозбуждения даже не может, но всё равно не предпринимает дальнейших действий. Что на него нашло? Не понимаю! Но понимать мне и не надо! Мне нужно его добить. Во что бы то ни стало.
        - Давай же, Адам. Я безумно хочу тебя, - отчаянно прижимаюсь к его влажной, раскалённой щеке, грудью - к тяжело вздымающейся грудной клетке. - Ты и так забыл обо мне все эти дни. А я в самом деле скучала. Сильно скучала. По губам твоим, - сладко вру я и так же целую, на пару секунд проникая языком в его рот. - По телу... мне так его не хватало... Особенно по ночам.
        Получая в ответ хриплое, утробное рычание, увеличиваю ритм движений бедрами. И на сей раз руки Адама нисколько не препятствуют моим манипуляциям, а наоборот, подстраивают под свой желаемый темп. Я почти у цели.
        - И по члену твоему очень скучала. Знаешь, сколько раз я представляла его в себе, пока ласкала себя в ванной или постели? Не сосчитать. Мне так хотелось повторения той ночи. Очень хотелось. Нам же было так хорошо вместе. Невероятно… Ты самый лучший… Ты мне это доказал... Много-много раз доказал, а потом оставил одну на долгое время… Зачем ты так? Разве не понимаешь, что ты мне нужен? Я так ждала тебя… И так хочу тебя сейчас, Адам, - с придыханием выпускаю его имя и нежно прикусываю мочку уха, чем тут же покрываю его ненормально горячую кожу мелкой россыпью мурашек. - Боже… А как я по запаху твоему скучала. Сильнее, чем по свежему воздуху, - утыкаюсь в его шею и вдыхаю, водя кончиком носа по ней. - Ты обалденно пахнешь.
        А вот тут я ни капельки не лгу. Пахнет Адам и правда потрясающе. Крышу не сносит напрочь, как раньше, но тем не менее запах его кожи с нотками мускатного парфюма - реально крутая смесь. Занюхаться можно. Что я, впрочем, и делаю: нюхаю жадно, точно одержимая, покрывая его шею поцелуями, издаю блаженные стоны. Смакующие, возбуждённые и самое главное - звучащие до невозможности правдоподобно. В этом я мастер. Уж поверьте. Опыта много. Такие стоны частенько помогали быстрее довести клиентов в «Атриуме» до разрядки, и сейчас они однозначно должны смести с Адама все сдерживающие его преграды.
        Знаю. Точно. Так и будет. Ещё пару-тройку стонов. Дразнящих движений бедрами. Чувственных укусов. Поцелуев. Заискивающих словечек. И вот пальцы Адама в своей любимой манере одним движением рвут мои трусики, а губы смачно впиваются в шею. И он целует. Кусает. Рычит. Что-то шепчет на непонятном языке. Мне или себе - не разбираю, а после глубоко вдыхает запах моих волос. Вдох. Ещё один. И ещё. И когда я, уже полностью уверенная в своей победе, в третий, мать его, раз устремляю руки к его ширинке, Харт внезапно произносит то, что я совсем не ожидаю услышать:
        - А вот ты пахнешь как-то не так. - Он резко тянет за волосы, отрывая меня от себя, настороженно вглядываясь в мою недоумённую физиономию.
        Что, простите? Не поняла.
        - Твой запах, - хрипловато выдаёт он и прижимается носом к щеке. Вдыхает. Морщится. Хмурится. Вновь непонимающе смотрит на меня.
        - Я воняю, что ли? - отвечаю ему не менее озадаченным взглядом. Не может быть такого. Все прошедшие недели я только и делала, что часами кисла в ароматических ваннах. Да я должна быть грёбаным благоухающим цветочком. Не меньше.
        - Нет, не воняешь, - спустя несколько секунд проговаривает он. Голос его звучит уже гораздо твёрже. - Но ты пахнешь не так.
        - Не так, как что? - уточняю я, реально не понимая, что за проблема с моим ароматом.
          - Не так, как ты.
        - Не как я?
        - Да. Не как ты обычно пахнешь.
        А… Вот оно что… Так это потому что я не твоя прекрасная дикарка, Адам. Поэтому и пахну совсем иначе.
        - Это, наверное, из-за духов. Раньше я никогда ничем не пользовалась, - непринуждённо улыбнувшись, заверяю я. Правду Адаму знать не нужно. Желательно как можно дольше. - Если тебе не нравятся эти, в следующий раз попробую другие.
        - Нет. Не надо.
        - Эти или другие не надо?
        - Никакие не надо.
        - Совсем?
        - Да. Мне нужен только твой запах, - с его языка слетает чуть ли не страстная мольба. Адам снова начинает что-то скрупулёзно выискивать в моём лице, с каждой секундой всё сильнее возвращая своему взгляду осознанность. Чёрт! Этого допускать нельзя. Всё же так хорошо уже шло.
        - Ладно, отныне никаких духов. Только я и мой запах. А теперь трахни меня, Адам, я до безумия этого хочу, - «исступлённо» бормочу я и в страстном желании вернуть босса на прежнюю горячую волну приступаю к тому, на чём остановилась: порываюсь освободить его член из штанов.
        - Нет! - и на сей раз вместе с очередным отказом он бесцеремонно сбрасывает меня с себя на соседнее место, словно назойливого зверька. - Сиди спокойно, Джеймс. Это приказ! Сегодня в твоих услугах я не нуждаюсь, - зло чеканит он. Меряет меня недоверчивым взглядом и, больше ничего не говоря, поворачивает голову к окну, всем своим видом показывая, что моё общество ему более не интересно.
        И как это понять?
        В моих услугах сегодня не нуждается?
        Нет, я, конечно, нисколько не обиделась. Этой функции во мне тоже не существует, но вот удивляться я умею только так. И сейчас я в тотальном шоке.
        Что это вообще было? Как такое поведение объяснить?
        Он же фактически кипит от желания, кожа горит, воздух вокруг него искрит, а член Харта твёрже металла. Да и разве не он только что разорвал мои стринги, чтобы воспользоваться мной по своему назначению? И после этого Адам заявляет, что не нуждается в моих услугах? Кому он тут заливает? Или у него всё желание резко отпало всего лишь из-за непонравившегося запаха? Реально?
        Если это так, то ничего себе привереда нашёлся. Почему-то грязную, измазанную во всём чём только можно Николину он обнюхивал и облизывал с головы до ног так, что остановить было невозможно, а от меня - чистенькой и свеженькой куколки - нос воротит. Удивительно! А потом меня ещё дикаркой называет. Ага! Как же! Сам он абориген первобытный со странными предпочтениями.
        Мне в следующий раз к нему немытой и в бомжацких лохмотьях следует явиться? Так, получается? Может, тогда он сразу захочет меня? Не знаю. Видимо, нужно будет и такой вариант поэкспериментировать. Ведь такая красивая, элегантная, соблазнительная обёртка, в которую я упаковала желанное ему «тело», Харту пришлась не по душе. И при таком раскладе чувствую - мой план добиться разрешения погулять по ярким, шумным улицам Нью-Йорка автоматически накрывается медным тазом.
        Печальненько, но ладненько. Нет, так нет! Унывать не стану. Да и сдаваться пока что - тоже. Как-никак впереди у меня ещё есть время попытаться растормошить своего начальника-недотрогу. Вдруг что-нибудь да получится. Если же нет - тоже не страшно. В любом случае я просто возьму и наслажусь по максимуму своей первой в жизни поездкой - долгожданной, жизненно необходимой и навсегда вызволяющей меня из города, в котором ежедневно, год за годом я понапрасну жертвовала собой и отчаянно пыталась выжить.
        ГЛАВА 6.
        АДАМ
        Она покорна, послушна, улыбчива.
        Она не пререкается. Не спорит. Не обижается.
        Она жаждет меня ублажить и сама проявляет инициативу.
        Вроде бы этого я так долго и хотел от неё добиться, да?
        Всё правильно: именно это мне и нужно было от дикарки с самого начала. Да только вот в чём проблема...
        Если в первые минуты нашей встречи у меня закрались лишь абсурдные сомнения, то сейчас я уверен наверняка - эта безумно радостная, игривая, беззаботная, сексуальная, лощёная и враз подчиняющая мои тело и разум красотка - не Лина. И это никакой не прикол. Возможно, конечно, я тронулся умом, но чем дольше я нахожусь с ней рядом, наблюдая за её поведением, жестами, мимикой, вслушиваюсь в интонации голоса, сказанные слова, фразы, тем твёрже и непоколебимей становится моё суждение: она - кто угодно, но только не Николина Джеймс.
        Я всегда знал, что у моей кошки имеются неплохие задатки актрисы, да и опыт работы, несомненно, сказывается на навыке правдоподобно входить в различные роли, однако сегодня я, мягко говоря, обескуражен её искусной игрой. Ни одной фальшиво сыгранной секунды, ни одной напряжённой, натянутой ноты в голосе, ни одного лишнего, резкого движения или негативной эмоции, мигом выдающей её истинное настроение.
        Лине не танцами нужно было заниматься, а в драматический кружок вступать. Однозначно! Такому высокому уровню актёрского мастерства многие всемирно известные актёры могут позавидовать. А ведь она точно играет - по-другому объяснить поведение Лины, что в корне противоречит её дикому, свободолюбивому нраву, я не могу. Нет других вариантов. Только если Николина помимо своей любви к братцу умудрилась скрыть от меня ещё и сестру-близнеца, которая каким-то немыслимым образом могла бы поменяться с ней местами. Но это же невозможно. Подобную деталь её семейного древа я точно не смог бы упустить. Я от корки до корки проштудировал всю её подноготную. Никакой сестры быть не может. А даже если бы и могла, то как бы она узнала, что Лина в заточении?
        Господи! О чём я вообще думаю? Я точно поехал на всю катушку, раз забиваю голову подобными абсурдными мыслями.
        Играет она! Просто отменно играет! И ничего больше. И я обязательно поймаю на притворстве эту хитрую сучку, которая вместо обиды, злости или хотя бы крохотного порыва сдерзить в ответ на мой резкий приказ в машине преспокойно улыбнулась мне и, высунув нос в окно автомобиля, точно ликующий пёс, всю дорогу до аэропорта наслаждалась потоками ветра. А стоило ей увидеть наш частный джет, как губы великой притворщицы мгновенно растянулись в ещё более широкой улыбке. Она пулей вылетела из машины, энергично вышагивала до самолёта, чуть ли не вприпрыжку взобралась по трапу вверх на борт, где с явным интересом осмотрела интерьер и, восторженно выдав одобрительное: «Огонь!», плюхнулась в кожаное кресло напротив Сары, присутствие которой нисколько её не напрягло.
        Хотя должно было. Причём сильно. Ведь я отчётливо помню, как во время заключения контракта дикарка едва сдерживала себя от нападения на мою ассистентку, когда та подходила ко мне ближе, чем на метр. А тут, не прекращая всё так же лучезарно улыбаться (что, если честно, уже начинает изрядно подбешивать), Лина просто приветливо здоровается с ней, чем в энный раз за сегодня удивляет не только меня, но и Сару тоже.
        Несколько секунд мой секретарь удивлённо таращится на светящуюся актрису и, в итоге решив ей ответить всего лишь скупым кивком, сразу же переводит всё внимание на меня.
        - Доброе утро, Адам. Я только что связалась с Майклом. К нашему приезду он вместе со всеми акционерами будет ждать тебя в главном зале совещаний. График с остальными встречами и рабочими моментами, требующими непосредственно твоего внимания, уже тоже составлен. Ознакомься и дай мне знать, если необходимо что-то поменять, - деловитым тоном оповещает Сара, протягивая мне планшет.
        Я сажусь с ней рядом и, пока мы взлетаем, набирая необходимую для полёта высоту, внимательно просматриваю каждый пункт из длиннющего списка неотложных дел, каждые пару минут, сам того не желая, исподлобья бросая взгляды на намертво прижавшуюся к иллюминатору дикарку.
        Она неотрывно наблюдает за меняющейся картиной за стеклом, восхищённо охает, то и дело блеет вслух какие-то комментарии, не обращая абсолютно никакого внимания ни на Сару, поглядывающую на неё с осуждением, ни на меня - мудака зачарованного, что вновь улыбается ничуть не меньше, чем эта радостная ведьма. И на сей раз в моём неуравновешенном состоянии, до которого она меня довела своими настойчивыми приставаниями в машине, этот недопустимый факт не просто раздражает, он окончательно выводит меня из себя.
        - Виски! Двойной! - чересчур резко требую я у вовремя подошедшего к нам стюарда. Да, в небе на меня всегда работают именно стюарды, а не стюардессы. Во время полётов я чаще всего предпочитаю работать, поэтому в обслуживающий персонал выбираю мужчин, чтобы не сталкиваться с текущими бабами, вечно пытающимися расширить спектр своих прямых обязанностей. По той же причине я предпочитаю вести дела с мужчинами и в других сферах работы. Сара же скорее редкое исключение из правил. Она изначально имела высокую «устойчивость» перед моей силой, а спустя годы ежедневной работы вместе практически полностью обрела иммунитет. Однако даже он сейчас не спасает её от моей злости: тело девушки сотрясается мелкой дрожью, бледная кожа покрылась испариной и румянцем, а сама она не может скрыть удивления, что её вечно сдержанный начальник пытается исправить своё заведённое настроение алкоголем. Лина же в свою очередь выглядит абсолютно нормально, без единого признака лихорадки и возбуждения, что озадачивает меня не на шутку. Но попытаться проанализировать эту странность я не успеваю, так как кошка выдаёт ещё один
несвойственный ей перл:
        - Мне тоже виски! И тоже двойной!
        Стюард намеревается уйти, но я жестом руки приказываю ему стоять на месте, острым взглядом врезаясь в милое лицо девчонки.
          - Что опять не так? - коротко вздыхает она на мой безмолвный укор.
        - Ты же никогда не пьешь, - напоминаю я её же слова.
        - Теперь пью.
        - И что изменилось?
        Лина усмехается, отбрасывая волосы назад.
        - Ну как что? Вся жизнь моя изменилась, Адам, разве нет?
        - Так, значит, горе запить хочешь?
        - Горе? - Её звонкий, озорной смех как по волшебству действует точно жаропонижающее. Жаль, всего на пару секунд. - Нет, что ты. Никакого горя. Скорее, наоборот, хочу отпраздновать данный факт. Я же теперь живу, как настоящая принцесса. И плевать, что как заточённая в башне Рапунцель. Я о такой комфортной жизни даже мечтать не смела. Так чем же это не повод выпить? Тем более в компании с кем-то. А то пить в комнате в одиночестве... ну… тут уж точно только за упокой, да и началом алкоголизма попахивает, а мне совсем не хочется превращаться в копию своей мамаши. Поэтому, Адам, разрешишь мне выпить с тобой? Пожа-а-алуйста. Обещаю сильно не буянить... только если сам того не прикажешь делать, - насмешливо заканчивает она, кокетливо изгибая бровь.
        Разрешишь? Пожалуйста? Прикажешь? Полное равнодушие в голосе при упоминании матери, ради которой Лина годами жертвовала собой? И, наконец, никакого злостного огня во взгляде и поджатых в немом негодовании губ от необходимости всячески лебезить передо мной?
        Как возможно так искусно играть? Как?! Ведь она не может не притворяться, ведя себя так! Не может! Никогда не поверю, что за столь короткий срок она примирилась со своим новым положением в моей жизни, напрочь позабыв всё, через что мне пришлось заставить её пройти. За одно лишь стирание лица любви всей её жизни из памяти Николина должна была пылко ненавидеть меня первое время, но ничего этого нет. Ни ненависти, ни злости, ни вечного бунтарства, ни мнимой смиренности, за которой моя дикая девочка скрывала бы весь космос своего истинного отношения ко мне.
        - Мистер Харт? - учтиво подаёт голос стюард, напоминая, что по-прежнему ждёт моего решения. Ещё несколько секунд просканировав Лину скептичным взором, выбираюсь из роя путаных мыслей и позволяю ему уйти.
        Парень послушно кивает и во второй раз порывается отправиться выполнять заказ, однако на сей раз его внезапно останавливает Лина, хватая за руку.
        - Подожди! - она бегло осматривает стюарда, фокусируя взгляд на бейдже на его груди. - Роджер... Ох, классное имя! Прям как у знаменитого теннисиста! - дружелюбно восклицает Лина, улыбаясь от уха до уха, пока с лица паренька вся краска сходит. Он явно на инстинктивном уровне ощутил мою вмиг возросшую ярость, вызванную видом тонких пальцев кошки на мужском запястье. - А еда здесь есть?
        - Есть.
        - Отлично! Принеси мне тогда и поесть что-то.
        - Что вы хотите, мисс? - Роджер довольно быстро собирается, возвращая губам вежливую улыбку. Я же с каждой секундой всё больше начинаю жалеть, что на борту запрещено держать бензопилу, которой бы я сейчас с удовольствием отрубил бы ему руку.
        - Да что угодно. На своё усмотрение. Я всеядная. Главное побольше неси, - просит Лина и наконец додумывается отпустить его запястье, спасая тем самым ни в чём не повинного парня от ампутации. Тот обращается к Саре и, приняв у неё заказ, тут же благоразумно спешит свалить с моего радара.
        Отцепив руки от подлокотников, за которые я всё это время держался, чтобы не натворить кровавых дел, я наклоняюсь к Лине, пальцем маня кошку сделать то же. Интерес мигом загорается в её синих глазах, и она послушно подаётся мне навстречу, да только улыбка её бесящая заметно убавляется, когда я, зарывшись пальцами ей в волосы, давлю на затылок и злобно шепчу на ухо:..
        ***
        - Ещё раз посмеешь прикоснуться к кому-то из мужчин, я тебе при каждом выходе на улицу буду наручники надевать, - встречаюсь с ней взглядом, надеясь найти в нём хоть крупицу того же гнева, что сейчас клокочет во мне, но нет - ничего подобного. В её океанах вновь царит абсолютное безветрие.
        - Честно, я не нарочно. Просто забыла про сумасшедшую ревность, - произносит Лина с сожалением в голосе. Причём с жесть каким правдоподобным, отчего я не верю ей ещё больше.
        - Просто забыла? - сердито фыркаю я.
        - Да, забыла. Прости… У меня и в мыслях не было злить тебя, - виновато опустив ресницы, она проводит пальцами по краям моего пиджака. - Но, если хочешь, я могу постараться искупить свою вину прямо здесь и сейчас. Любыми способами. Только прикажи, - она возвращает к моему лицу взгляд, полный чрезмерного рвения выполнить сказанное, но, чёрт побери, моя Лина никогда бы не сказала ничего подобного со столь неподдельным энтузиазмом, да ещё и без грамма презрения.
        Даже одурманенным разумом я понимаю сей неопровержимый факт, что заставляет меня раздражаться до предела, а моего внутреннего зверя - учуять в кошке непонятный фейк, но в физическом плане мне чихать на всё это хотелось: во рту мгновенно пересыхает, тело простреливает электрическим разрядом похоти, а перед взором начинает проявляться череда горячих кадров с эротичными позами, в которых я по-всякому имею дикарку. И если бы не доносящийся откуда-то сверху зов чудом выжившего стюарда: «Мистер Харт, ваш виски», то я не представляю, как бы удержался от исполнения их в реальности прямо на борту самолёта. Этот Роджер определённо мастер появляться в самый подходящий момент. Искреннее спасибо ему за это.
        Парень ставит на стол бокал с водой для Сары и два стакана с крепким и, молюсь, что хоть немного способным облегчить моё состояние напитком, а затем любезно обращается к Лине:
        - Ваша еда будет готова через несколько минут, мисс.
        - Спасибо, Роджер, ты прелесть. Спасёшь моих спутников от моего гнева. Когда я голодная - та ещё ведьма, - иронично усмехается чертовка, даря пареньку ещё одну очаровательную улыбочку.
        - Лин, я не шутил по поводу наручников, - зло рявкаю я быстрее, чем успеваю подумать. Роджер снова немедленно ретируется.
        - Так разве я его сейчас трогала? - она вопросительно пожимает плечами.
        - Хочешь, чтобы и рот заклеивал? - вполне серьёзно угрожаю я, делая жадный глоток виски. Лина повторяет моё действие и заявляет не менее серьёзно:
        - Я буду рада наручникам, заклеенному рту, поводку и всему, что посчитаешь нужным, Адам, если ты будешь почаще выпускать меня погулять.
        Чего-чего? Выпускать погулять? Ещё месяца не прошло, а она уже на волю просится? Вот хитрая какая! Так быстро заточение её не закончится, пусть даже не надеется.
        - Почаще погулять ты ещё не заслужила, - возвращаю голосу более-менее ровную тональность. Но знали бы, каких титанических сил мне стоит это сделать.
        - А как, по-твоему, я могу заслужить хоть что-либо, если ты ко мне не приходишь, а при встрече отвергаешь? - укоризненно смотрит на меня, чуть ли не поджимая губки от досады.
        Так вот оно в чём дело, что ли?
        - Так ты поэтому так сильно стараешься? - выдвигаю единственное появившееся предположение её нестандартному поведению.
        - Стараюсь?
        - Да.
        - Что именно стараюсь?
        - Заработать выход на улицу, - пытаюсь сконцентрировать всё внимание на её лице, но, сам того не осознавая, спускаю взгляд к её ноге в элегантной туфельке, покачивающейся в нескольких сантиметрах от меня.
        - Ох, ты об этом, - хитро глядя на меня, Лина повторно отпивает виски из стакана. - Представь себе, я ещё даже не начинала стараться, Адам. Но если ты всё же дашь мне шанс, обещаю, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы суметь тебя приятно удивить, - многообещающе мурчит кошка и решает добить меня очередным соблазном: уловив мой голодный прицел на своих стройных ножках, Лина с медлительной изящностью снимает одну с другой и слегка их раздвигает, открывая мне убийственный вид на её гладкую, обнажённую промежность.
        Вот же чёрт! На ней же нет трусов!
        Мне кажется, и доли секунды не проходит, а я уже забываю, как нужно было дышать, слышать, думать, говорить и вообще быть дееспособным человеком. Только ослепнуть, как назло, не получается. Или отключиться. Я словно язык проглатываю и залипаю на её аппетитной девочке, будто в другой мир улетая, где одним стремительным рывком нападаю на неё, разрываю мешающее платье, нещадно сжимаю женские бёдра в ладонях, насаживаю её на свой член и проникаю долго, глубоко, быстро, с варварской жесткостью, наплевав на её боль и крики от нанесения новых травм и усугубления имеющихся. Я в самом деле вижу перед глазами эти яркие, до жути реалистичные, горячие кадры нашего животного совокупления, ощущая, как вся кожа вконец начинает плавиться, щипать, гореть, острое желание охватывает низ пояса, а галстук враз превращается в удавку и перекрывает кислород.
        Да что с тобой происходит, Адам? Кто ты, бля*ь, вообще такой? Не узнаю тебя! Хочешь? Так в чём проблема? Встал, схватил свою шлюху, задрал платье и оттрахал нещадно, получив долгожданное расслабление и космический кайф. Хватит думать о её физическом состоянии. Да и, вероятнее всего, с её здоровьем уже всё в порядке, раз вон как она сама отчаянно просит этого, специально провоцирует, искушает, доводит до помешательства. Давай же! Сделай это! Сделай, мать твою!
        Но, чтоб у меня все конечности отвалились, я опять этого не делаю, потому что мои зверские, плотские желания быстро улетучиваются, сменяясь ненавистным мне кадром изнеможённого тельца на чёрных простынях с серьёзным голосом врача, настоятельно требующего повременить с моими сексуальными планами. И всё! Я буквально сгораю сейчас заживо от перевозбуждения, но заставить себя прикоснуться к ней ни в какую не могу - хоть тресни.
        Убейте меня, пожалуйста! Просто убейте! Или же я сам себя придушу своим же галстуком, а лучше - нахрен выпрыгну из самолёта!
          Несколько туманных, самых неадекватных секунд в моей жизни я и правда помышляю над таким видом спасения, чтобы уже хоть как-то наконец прекратить свои мучения, однако вместо самоубийства я залпом допиваю виски и резко вскакиваю с кресла, устремляясь в сторону уборной. Влетаю внутрь, запираю дверь, сдираю к чертям галстук, расстёгиваю верхние пуговицы рубашки и торопливо смачиваю лицо ледяной водой. Дышу жадно, часто, тяжело. Рычу, проклиная себя всеми известными мне матерными эпитетами.
        Наверное, я точно беспросветный глупец, который сразу же не смог понять одну простую, безусловную истину - раз уж с Линой с самого начала было непросто, то с ней всегда, мать её, так и будет! Это не изменится! Никогда! А вот кто во всей этой возне с ней и меняется стремительно и неумолимо, так это я. И ничего не могу с этим поделать. Что-то происходит. Я не могу найти этому объяснения, но с каждой проведённой с ней минутой я всё острее чувствую нечто сильное, необратимое, бессознательно меняющееся во мне. Словно я уже не я. И это бесит!
        Смотрю в своё отражение и едва сдерживаюсь, чтобы не врезать кулаком по стеклу, расколов на части физиономию незнакомца, которого я всем нутром видеть в себе не желаю. Холодные капли стекают по его лицу, слегка остужая температуру тела. Но лишь на короткое мгновенье, пока влага не испаряется от соприкосновения с моей разгорячённой кожей. Опершись руками на край раковины, стою так некоторое время, пытаясь прийти в норму. Да только я уже забыл, что это такое - норма. С появлением на моём пути этой девчонки, по ходу, мной не было прожито ни одного спокойного дня, не считая тех, что я пробыл в эмоциональной отключке. Все же остальные в той или иной мере состояли из бесконечных мыслей о ней и неудержимого желания поймать бунтарку, чтобы пришить к себе намертво, повелевать ею, обладать, трахать, всецело заполнить её мысли и пользоваться по своему усмотрению.
        И вот когда, казалось бы, все проблемы позади, дикарка находится в полной моей власти и я могу делать всё из вышеперечисленного, я опять не делаю этого, потому что сталкиваюсь с новыми преградами, мешающими мне с головой отдаться своим желаниям и потребностям. И это неконтролируемо! Неподвластно! Против моей воли! Оттого и разрывает меня на части, воспламеняя похлеще «очарования», что сейчас нещадно разъедает моё тело огнём. И вдобавок к вынужденному воздержанию, от которого я и так скоро протяну ноги, эта ведьма вновь умудряется ввести меня в колоссальный ступор, заставляя ежесекундно ломать голову над ребусом - что с ней не так? И самое дерьмовое во всей этой наидерьмовейшей ситуации, что в моём лихорадочном, возбуждённом состоянии я едва мысли могу связать воедино, что уж там говорить о чём-то большем и сложном?
        И как только я собираюсь ещё работать весь день? Не представляю! Головы кого-то из сотрудников, а может, даже и партнёров, без сомнений, полетят сегодня по причине и без, если я не исправлю свою плачевную кондицию. А значит, до начала длинного рабочего дня мне обязательно нужно снизить эмоциональный накал и максимально расслабить тело.
        Ох, и вот тут я сам себе слово даю: по прибытии в Нью-Йорк я непременно сделаю это! Пусть даже в этот раз для снятия сексуального напряжения мне придётся воспользоваться не Линой.
        ГЛАВА 7.
        НИКОЛИНА
        Я чуть не прыснула раскатистым смехом, увидев напряжённо-ошалелое лицо моего босса, когда раздвинула перед ним свои ноги, желая ещё раз подтолкнуть его к великим подвигам. Но, увы, и тут не прокатило.
        Хотя ему даже сдирать с меня больше ничего не нужно. Доступ и так уже полностью открыт. Всего лишь руки протяни... а точнее, кое-что другое, и бери на здоровье, сколько душе угодно. А ведь Адаму и правда стоит подумать о своём здоровье - его физическое неудовлетворение отслеживается уже не только в нервно-раздражённом поведении, но и в наэлектризованной атмосфере самолёта, от накала которой его ассистенточка уже вовсю изнемогает от возбуждения. Если ему самому в кайф мучиться, то подумал бы хотя бы о своей преданной помощнице. Она же вместе с ним страдает. Сочувствую бедняжке. Хотя нет, вру. Не сочувствую. Плевать мне на неё хотелось, так же как и Адаму. Этот беспросветный эгоист, вместо быстрого и лёгкого способа остудить себя и трясущуюся Сару, просто взяв и оттрахав меня, резко вскочил и ускакал куда-то сломя голову. А ведь девчонка ещё немного и, последовав моему примеру, тоже раздвинула бы перед ним свои ноги.
        Интересно, от неё он тоже спасался бы бегством, как сделал это со мной? А он именно спасался. Лучшего определения, чем спасительный побег, его стремительному уходу мне не найти.
        И кто теперь от кого носится? Умереть от смеха можно! Да уж! И в то же время выпасть в осадок и окончательно сдаться. После такой необъяснимой реакции Адама на моё обнажённое интимное местечко я точно умываю руки. Если мужик так улепётывает от того, что стоило бы брать без оглядки, у него явно имеются какие-то личные проблемки, которые мне вряд ли по силам разгадать. Или всё-таки какая-то проблема во мне? Непонятно. И очень жалко - теперь я стопроцентно осознаю, что свободы мне сегодня точно не добиться.
        Но тем не менее это никоим образом не мешает мне вовсю упиваться сложившейся ситуацией. Мой полёт определённо проходит в разы увлекательней, чем я могла себе представить. Издеваться над Адамом и любоваться искажённой недовольством физиономией Сары - наикрутейший способ поднять себе настроение.
        - Может, ты уже наконец сдвинешь ноги? - раздражённо бросает доселе хранящая тактичное молчание секретарша. Чего и следовало ожидать: стоило Адаму оставить нас наедине, как можно сразу выпускать наружу свою истинную сущность мымры.
        - Я тебя смущаю? - в моём голосе ноль интереса или смятения. Чего она там не видела? Да и не так уж сильно я их раздвинула.
        - Это ненормально - ходить без нижнего белья, особенно в платьях. И тем более раздвигать ноги перед людьми. Ты ведёшь себя вульгарно, - возмущённо бурчит, как старая бабка.
        - Так это потому, что я ненормальная и вульгарная. И, к твоему сведению, Адам точно такой же. Ведь это он их с меня сорвал, оставив без белья. Так что попрошу: ко мне без претензий, - ухмыляюсь я, в открытую наслаждаясь её перекошенной мордашкой.
        - И что он только в тебе нашёл? - неодобрительно цокает языком.
        - То, что в тебе не смог.
        Мой ответ изрядно задевает её. От злости презрительное лицо Сариты становится краснее на несколько оттенков, напрочь перекрывая румянец от чар Адама, что сразу раскрывает мне все карты.
        - Так-так-так… - ехидно прищуриваюсь. - Да передо мной сидит не кто иная, как ещё одна по уши влюблённая в него бедолажка, не так ли? - довольно протягиваю я.
        - Бедолажка здесь только одна - и это ты. Я - его помощница, - с непомерной гордостью выдаёт она.
        - Влюблённая помощница, - с насмешкой нарочно вывожу её из себя.
        - Незаменимая помощница, - гнёт свою линию зазнайка. Зло. Сквозь зубы.
        - Незаменимых нет.
        - Это среди вас, шлюшек, - нет. А я с Адамом работаю уже несколько лет и буду работать ещё долго после твоего ухода.
        - Какая уверенность! - театрально закатываю глаза.
        - Да, я уверена в этом. Потому что он мне доверяет и знает, что я никогда не предам. Я полностью подхожу под все его требования, быстро и чётко выполняю каждое поручение и знаю все его привычки и предпочтения.
        Вздёрнуть нос выше, чем сделала это она, наверное, невозможно. Сара в самом деле считает, что занимает важную роль в жизни Адама. Что ж... Быть может, так. Но меня сейчас интересует кое-что другое.
        - Его предпочтения в сексе тоже знаешь?
        - Я не сплю с ним, - твёрдо отвечает Сара, но так ли это на самом деле? Мне нужно знать наверняка.
        - Вообще, что ли? - сверлю её пытливым взором.
        - Вообще.
        - Ни разу?
        - Ни разу.
        - Но вы же почти каждый день вместе.
        - И что? Я не для этого нахожусь в офисе. Адам никогда не смешивает работу с удовлетворением физических потребностей.
        - А хотела бы?
        - Что? - слегка теряется Сара.
        - Потрахаться с ним хотела бы?
        - Я не шлюха, как ты, - она смеряет меня ещё одним презрительным взглядом, от которого мне ни холодно ни жарко.
        - Вопрос был не в этом.
        - Хотела бы, естественно. Кто бы из женщин не хотел? - О, ты даже не представляешь, милая. Есть тут одна такая. - Но так как Адам приемлет лишь один вид отношений, этому никогда не бывать.
        - Значит, предложи он тебе свой счастливый контракт, ты бы отказалась?
        - Конечно, - горячо заверяет она, однако мне достаточно её секундной заминки с выбором правильного ответа, чтобы в уме дополнить: «Конечно, согласилась бы». Тут и к гадалке ходить не надо: «незаменимая помощница», строя передо мной сейчас святую праведницу, только и делает, что сутками напролёт грезит, как когда-нибудь станет одной из счастливиц Харта. Но до её заветных мечтаний мне нет никакого дела. Весь этот опрос я устроила чисто в желании поболтать, ведь порядком соскучилась по человеческому общению, и чтобы понять - была ли Сара той, кто все прошедшие недели ублажал Адама вместо меня? Его точно должен был кто-то расслаблять. Не верю я, что он не приходил ко мне и при этом не трахался где-то на стороне. Другой причины моим затянувшимся каникулам в одиночестве я просто не нахожу. Но раз уж снять напряжение ему помогает не Сара, то должен быть кто-то другой.
          - Если ты у него чисто для офисной работы, тогда с кем ещё Адам может удовлетворять свои потребности? - решаю не идти обходными путями и напрямую задаю интересующий меня вопрос, зарабатывая этим недоумённый, хмурый взгляд секретарши.
        - А ты разве у него не для этого?
        - Для этого, но, возможно, есть кто-то ещё? Не думаю, что Адаму достаточно одной женщины. Предполагаю, он любит разнообразие.
        Она фыркает и смотрит на меня, как на несмышлёного ребёнка.
        - У него времени нет на всё это разнообразие, о котором ты говоришь. Он с утра до вечера работает. Как понимаю, даже на тебя он время найти не может. Куда ему ещё женщины? Или же он по другой причине избегает твоих профессиональных услуг? Неужели Адам так быстро понял, что крупно ошибся при выборе новой шлюхи по контракту? - не без злорадства проговаривает мымра, пока меня изнутри сжирает исключительно любопытство. Я уже который день кряду задаюсь теми же вопросами: на кой чёрт нужно было так долго за мной бегать, принуждать, всячески усложнять мне жизнь, угрожать, пытаться стереть память, запирать в комнате, чтобы потом игнорировать? Где логика? Где?
        - И я вообще-то серьёзно спрашивала у тебя, - недовольно цедит Сара, прерывая поток моих мыслей.
        - О чём?
        - Что такого Адам в тебе нашёл? Не понимаю. Одной внешностью его не возьмёшь - это уже давно известно. Сильной «устойчивостью» тоже не удивить. Манеры у тебя как у несуразного подростка. Такая богиня секса, что ли? За десять миллионов ты наверняка должна невиданные чудеса в постели творить. Но если это так, почему тогда он буквально нос воротит от твоих вызывающих предложений? Да и ещё в комнате тебя держит? Я ведь правильно поняла? Он тебя запер в четырёх стенах за что-то? Ни с кем из других шлюх он так не делал, также как и никому никогда не позволял себя вести в общении с ним подобным образом, каким делаешь это ты. С тобой он сам не свой. Так поведай же мне, Лина, что же в тебе такого особенного, чего не было в других, что заставляет Адама вести себя так странно? - слегка наклонившись вперёд, спрашивает Сара. Ух... если бы её голосом можно было отравлять, я бы уже давно корчилась в предсмертных конвульсиях.
        - Богатый внутренний мир, - забавляясь её нескрываемой завистью, отвечаю на «отвяжись». С кем с кем, а с ней обсуждать свою особенность я точно не собираюсь, как и отвечать на все остальные вопросы.
        - Ну, разумеется, - не удовлетворившись ответом, покачивает головой она. - Грязная, невежественная плебейка, которую не замаскировать в тебе даже самой дорогой одеждой, безусловно, может поразить такого мужчину, как он. Смешно просто.
        Ох, Сарита, а мне-то как смешно... стало... как только мне удалось спрятать свою истерзанную Адамом душу за защитными стенами.
        - Смешно, не смешно, но, как видишь, может, - проговариваю ровным тоном. Её слова меня нисколько не коробят. В то время как моё спокойствие лишь добавляет пороха к её неприязни ко мне.
        - Да, вижу я, как ты можешь. - Она спускает взгляд к моим бёдрам. - Насмотрелась вдоволь. Давай уже прикрывай свой «богатый мир». Передо мной им сверкать точно не надобно.
        - Так, подожди! Я что, пропустила момент, когда спрашивала у тебя, что мне следует делать? Вроде бы нет. Не нравится - не смотри или пересядь куда-нибудь. В самолёте места много. Мне же и так вполне комфортно. Мы - плебейки - сидим только так, как нам удобно, а не так, как того требует этикет, рубишь фишку? - наигранно проговариваю я и вальяжно откидываюсь на удобную спинку кресла, даже не планируя выполнять требование мымры. Однако очень жаль, что буквально через минуту сдвинуть ноги всё-таки приходится, дабы не проявить нечаянно свои красоты перед милым Роджером. Адам точно прибьёт и меня, и бедного паренька, если узнает, что ему повезло что-то разглядеть у меня под платьем.
        - Спасибо большое, - благодарю любезно улыбающегося стюарда, после того как он ставит передо мной поднос с множеством еды: тут и круассаны, и булочки, и аккуратно нарезанные фрукты с ягодами, сыры, йогурт, несколько видов орехов, джемов и много другого, названия чему я даже не знаю.
        Роджер постарался на ура! Молодчинка. У меня за пару секунд полный рот слюней собирается, а живот радостно урчит в предвкушении всё испробовать, будто и не завтракала вовсе всего пару часов назад.
        - Вам повторить, мисс? - парень указывает взглядом на мой пустой стакан, но ответить я не успеваю. За меня это делает строгий мужской голос:
        - Нет. Нам ничего больше не нужно. До конца полёта ты свободен, - не бросив на меня и короткого взгляда, Адам возвращается на своё место и вновь сосредоточенно утыкается в планшет. Внешне он выглядит в разы спокойнее, чем до ухода, но бьющая от него электромагнитная энергия выдаёт его непомерное возбуждение и злость - это я понимаю по резко усилившимся содроганиям влюблённой в него мымры. Сама же, к счастью, я ничего не ощущаю и преспокойно приступаю к поеданию еды.
        ***
        - Господи! Хвала тому, кто придумал сливочные круассаны! - откусив большой кусок кондитерского изделия, мычу я и прикрываю в удовольствии глаза.
        Как только тёплое, мягкое слоёное тесто тает во рту, следом в меня залетают до безумия вкусный ванильный йогурт с мелкими кусочками шоколада и кокоса, какие-то крупные продолговатые орешки, горсть различных сухофруктов, сыр с семечками и огромные ягоды клубники, которые я предварительно мочу в горячем шоколаде.
        - Ты не треснешь? - через несколько минут моего обильного поглощения еды не сдерживается от вопроса трясущаяся Сарита.
        - Не-а! - слизываю стекающий шоколад с ягоды и погружаю вкусняшку в рот. - С недавних пор мне нужно есть за троих, - смакуя идеальную вкусовую комбинацию, бормочу я и поглаживаю себя по животу, сразу же замечая, что мымрочка, даже будучи под воздействием чар Адама, резко бледнеет, а Харт впивается в меня шокированным взглядом.
        - За троих? - едва слышно выдыхает девушка. Её глаза неумолимо наполняются влагой, которую она стремительно пытается остановить. Начальник же так и продолжает напряжённо молчать, просверливая в моём лице дыру своими чёрными агатами.
        - Ну да… За троих. А в чём проблема-то? - замедлив пережёвывание очередной клубнички, недоумеваю я. - Вы чего напряглись так? - попеременно перевожу вопросительный взор то на одну, то на другого. - Разве это был не твой приказ, Адам?
        - Какой ещё приказ? - его низкий голос мне едва удаётся расслышать - настолько он стянут напряжением и… волнением?
        - Что-то ты совсем плох. Ещё и с памятью проблемы прорезались? Ты же сам сказал, что любишь попышнее, так вот - я усердно работаю над этим, - жестом руки указываю на переполненный едой поднос. Ещё с мгновенье похмурившись, он явно вспоминает своё пожелание, высказанное мне той ночью, и тихо выдыхает, заметно расслабляя заострённые черты лица, пока его бледная ассистентка по-прежнему остаётся до крайней степени напряжённой.
        - Так ты беременна или нет? - сипло выдавливает Сарита.
        Что-что? Я не ослышалась? Беременна?
        Хорошо, что я ничего не жевала в момент её абсурдного вопроса, иначе бы точно подавилась, но вместо этого просто зависаю в изумлении. На несколько бесконечно долгих для Сары секунд. А когда наконец догоняю причину её выцветшего, опечалившегося личика и минутного напряга Адама, взрываюсь неудержимым хохотом и смеюсь так, что даже шоколадную клубничку нечаянно роняю прямо себе на грудь.
        - Чёрт! - заливаясь смехом, я ловко раскрываю молнию платья, существенно увеличивая вырез декольте в стремлении попытаться спасти светлую ткань от тёмных пятен. - Во вы даёте! Это ж надо было подумать о подобном?! Беременна! Да ещё и сразу двойней? Бомба! - Убираю ягоду и спешу пальцами стереть шоколад с кожи на груди, пока капли не успели закатиться в бюстгальтер. - И ладно ещё Сарита, но ты-то, Харт, чего испугался? Беременна или нет - какая разница? Всё же решаемо. Ты мне сам чётко прояснил, как именно решишь эту проблему в случае положительного результата, так ведь? - облизывая каждый сладкий пальчик, поднимаю взгляд на Адама в ожидании ответа.
        Но думаю, ответ я буду ждать ещё долго. По голодному, зацикленному на моей испачканной груди взору Харта понятно, что в голове у моего упёртого босса сейчас вертится что угодно, но только не разумные слова.
        Да только пошёл ты к чёрту, Адам, со своим нелогичным поведением. Достал, честное слово! Хочешь ты меня или не хочешь? Разберись же, наконец, а пока не сделаешь это, инициативы с моей стороны больше не получишь. Довольно!
        - Адам? Ты меня слышишь? - машу рукой перед его лицом. - Разве врач не заверил тебя, что всё в порядке? Никакие детишки Рида не помешают нам наслаждаться компанией друг друга, так что переживать не о чем, - дерзко ухмыляюсь я и намертво закрываю молнию, полностью скрыв с его глаз зону декольте.
        Не хочет трогать? Значит, и смотреть не будет! Так-то!
        И вот уж не знаю, что именно приводит Адама в чувство - моё случайное упоминание об Остине, или же резкое прерывание его пристального созерцания моих полушарий, но он, как по щелчку пальцев, возвращает себе свой обычный вид безэмоционального манекена, проявляя весь бушующий в нём гнев только в своих мистических глазах.
        - Ешь молча, Лина, - сухо приказывает он и тут же теряет к моей персоне всякий интерес, переводя строгий взгляд на Сару.
        У неё, по ходу, только что чуть ли конец света не наступил из-за нашего недопонимания, но стоит Харту начать торопливо излагать свои требования, как секретарь быстро берёт себя в руки и настраивается на рабочую волну.
        - Перенеси совещание и все дела на два часа позже, на последнюю встречу скажи отправиться Майклу, свяжись с Виолой и доктором Лэнс. Первой прикажи не уходить никуда из дома до моего приезда, второй - сегодня же прийти ко мне с домашним визитом.
        - Ты болен? - чересчур обеспокоенно спрашивает Сара. Заботливая какая. Переживает за любимого. Да только в ответ на свою заботу девушка мигом получает неодобрительный взор Харта и быстро пытается исправиться: - Лэнс, вероятнее всего, спросит, что тебя беспокоит. Мне нужно будет дать ей какой-то ответ, - забирает у начальника планшет и начинает скользить по нему пальцем. На Адама глаза больше не поднимает.
        - Нет. Она нужна не мне. Пусть Лэнс перед визитом просмотрит свою электронную почту. Лечащий врач Николины Джеймс в Рокфорде обещал выслать ей весь её анамнез.
        - Мой что? - встреваю я, нарушая приказ Харта молчать, быстрее, чем успеваю себя одёрнуть.
        - Твою историю болезни, - поясняет он.
        - А почему мою? Разве я чем-то больна? - озадачиваюсь я. Да так, что кусок сыра чуть в горле не застревает.
        - Обычная проверка.
        - Меня же проверяли совсем недавно.
        - Проверят ещё раз.
        - Зачем?
        - Я же сказал, Лин, ешь молча, - увиливает от темы Харт. Но ничего не выйдет.
        - Я уже доела. Теперь могу говорить?
          - Нет.
        - Но, Адам, если это касается моего здоровья, я должна знать - что со мной не так? - отодвигаю поднос с изобилием еды в сторону и сажусь прямо напротив босса.
        - Если бы было что-то серьёзное, я бы поставил тебя в известность, - выдерживая мой пытливый взгляд, мутно заверяет Адам.
        - Тогда зачем опять вызываешь ко мне врача?
        - Я уже ответил.
        - Я блондинка. С первого раза не дошло, - заставляю себя иронично улыбнуться. И да, в этот раз именно заставляю. Харт что-то скрывает. И мне это совсем не нравится.
        - Тебе и не нужно ничего понимать.
        - Я смертельно больна? - игнорируя его явное нежелание продолжать разговор, не унимаюсь я. И сразу слышу в ответ злобное:
        - Вот дура. Конечно нет.
        - Тогда какая-нибудь инфекция?
        - Нет.
        - Вирус?
        - Нет.
        - Венерическое заболевание? Остин всё-таки меня чем-то заразил? - бросаю я и мгновенно замечаю багровые вспышки ярости в чернильных зрачках.
        Я что, угадала? Или он просто опять так бурно реагирует на имя моего первого мужчины? Мне нужно знать!
        - Я права, Адам? Мой секс с Ридом привёл к неблагоприятным последствиям? Так? - внимательно вглядываюсь в напряжённое лицо Адама, и в голове вмиг созревают логические выводы. - Поэтому ты и не приходил ко мне все эти дни и столь упорно отказываешься от меня сегодня? Не хочешь пачкаться об испорченную вещь? Боишься тоже заразиться? Правильно? В таком случае скажи честно: что у меня? Сифилис? Хламидиоз? Гонорея? Герпес? Мик…
        - Да заткнись же ты, Лина! - вдруг обрубает Харт меня на полуслове так грубо и мрачно, что от неожиданности мы вместе с мымрой одновременно подпрыгиваем. - Нет у тебя ничего из перечисленного. Как и вообще хоть чего-либо другого. Ты чиста. Ваш секс с «братцем» обошелся без последствий. Можешь радоваться!
        - Тогда что со мной не так? - вполголоса рискую нарваться на новую волну злости Адама.
        - С головой у тебя не так! - приглушённо рявкает он.
        - Это не новость. А со всем остальным?
        Босс шумно, устало вздыхает. Проводит пятернёй по чёрным волосам, треплет их, устраивая на голове лёгкий беспорядок. Лоб блестит от испарины, желваки ходят ходуном. Спустив взгляд ниже, замечаю, что его галстук исчез, а верхние пуговицы белоснежной рубашки расстёгнуты, позволяя увидеть напряжённую шею с вздувшимися венками. Что-то его вечно безукоризненный образ уже не такой безукоризненный.
        - У тебя было сильное изнеможение, огромное количество ушибов, ран, масса тела граничила с критической отметкой и по женской части ты получила некоторые повреждения, которые для заживления требуют временного отсутствия половой жизни и повторного осмотра врача. Вот и всё! Теперь ты успокоишься, наконец, и прекратишь свой идиотский допрос? - с раздражением выпаливает Адам, накрепко прибивая меня тяжёлым взглядом к креслу.
        Вы это тоже слышали или меня одну сейчас капитально глюкануло?
        Мой бессердечный начальник, который вечно ставит свои желания превыше чужих и никогда ни о ком не думает, оказывается, столько времени горит от перевозбуждения исключительно из-за нежелания мне навредить?
        Что за абсурд? С чего вдруг такие жертвы? Подумаешь, покалечит во время секса. Впервой, что ли? Почему-то в ту ночь, несколько недель назад, когда я пережила целую кучу стрессовых ситуаций, была в край изнурена, ослаблена, голодна, побита и до чёртиков напугана, Адама ничего не остановило от использования меня для своих нужд на протяжении всей ночи. А сейчас, когда я чувствую себя стократ лучше, он опасается усугубить моё физическое состояние?
        Шандарахните мне чем-нибудь по голове, чтобы я убедилась наверняка, что не брежу. Неужели и этот кусок бесчувственного камня хоть немного способен быть человечным? Да ещё и по отношению к кому? К его бесплатной подстилке, которой он ясно дал понять, что воспринимает её как неодушевлённый, ничего не значащий для него предмет?
        Хотя теперь уж моё определение в глазах Харта в точности соответствует истине.
        Я - предмет. Вещь. Пустая оболочка.
        И меня нисколько не волнует его милая и абсолютно ненужная забота обо мне. Меня волнует только моя свобода, периметр которой я очень-очень хочу расширить, сделав в разы больше одной спальной комнаты.
        - И это всё? Ты только поэтому ко мне не приходил? Боялся усугубить мои травмы? - в желании убедиться, что поняла всё правильно, со скептицизмом уточняю я.
        - А разве этого мало? - Резкий изгиб брови выдаёт его неслабое удивление моей беззаботностью.
        - Мне казалось, для тебя да.
        - Неправильно казалось. Ты мне нужна здоровая, а не в состоянии измученной, побитой собаки. Такая ты меня точно не привлекаешь.
        - Да ладно? Не привлекаю? - усмехаюсь я в ответ на его откровенную ложь. Ещё как привлекаю. В любом виде. В любом состоянии. В любом расположении духа. Просто магия не оставляет ему других вариантов. Проверено на самой себе.
        - Конечно, не привлекаешь, - подтверждает уверенно, твёрдо, без единого колебания в низком голосе. Надо же. Оказывается, Адам тоже тот ещё мастер приврать. О чём ещё он мне соврал за всё время нашего знакомства?
        - Но сейчас же я выгляжу вполне себе здоровой. Разве нет?
        - Внешне. Но мне нужно убедиться, что и изнутри тоже.
        - То есть, пока врач не убедит тебя, что я цела и невредима, ты ко мне не притронешься? - произношу вопрос и сама не верю в сказанное. С чего вдруг он так подобрел?
        - Всё верно. Я не хочу трахаться и опасаться, что после меня ты можешь оказаться в больнице, а сдерживаться и осторожничать в сексе я не собираюсь. Я хочу брать от тебя всё по полной, поэтому ты должна быть во всех планах абсолютно здорова.
        Ах, так вот оно что! Теперь всё встало на свои места - для стопроцентного получения своего удовольствия Харт должен быть уверен, что кукла для траха выдержит его натиск без поломок и осечек. Вот в эту версию я охотно верю.
        - Хорошо. Я тебя поняла, - с улыбкой произношу я. - Буду с нетерпением ждать визита доктора Лэнс и надеяться, что со мной всё в порядке. А то я уже дождаться не могу, когда смогу приступить к выполнению своих прямых обязанностей, - без тени лукавства добавляю я и, втайне упиваясь очередным замешательством Харта, не могу удержать себя от желания удивить его ещё сильнее. - Хотя, знаешь, Адам, если ты мне позволишь, кое-что для тебя я могу сделать уже прямо сейчас. Ведь, как ты и сам видишь, мой рот с языком однозначно функционирует как надо, - томно глядя боссу в потемневшие глаза, дразняще провожу кончиком языка по губам, всё ещё ощущая на них шоколадный привкус, слаще которого для меня кажется только вконец изумлённое выражение лица Харта.
        Что? Не может никак поверить, что всецело добился своего? Или по-прежнему думает, что я затеяла некую хитроумную игру?
        Так расслабься, мой прекрасный Адам. Никакой игры нет. Не в этот раз. Перед тобой просто сидит та, кого ты так отчаянно желал во мне видеть. Так что теперь получай, распишись и радуйся долгожданной победе.
        - Сара, иди выполнять мои указания в соседнее помещение, - безапелляционным тоном приказывает Харт, теперь уже изрядно удивляя меня. Неужели я дождалась? Неужели добилась своего? Неужели он наконец позволит мне охладить его, постаравшись с максимальной самоотдачей заработать вознаграждение?
        У-у-х, если что, я готова! Уже давно готова! И ни за что не упущу этот шанс!
        ГЛАВА 8.
        НИКОЛИНА
        По недовольному лицу ассистентки вижу, насколько тяжело и неприятно ей даётся выполнить требование начальника оставить нас одних, но она, как ещё одна послушная овечка, безоговорочно выполняет его: освобождает кресло рядом с Хартом и скрывается за плотной занавеской.
        Я не тороплюсь перебраться к нему поближе, а продолжаю молчаливо сидеть на своём месте. Не двигаюсь, неотрывно смотрю на Адама, ожидая приказа встать перед ним на колени и приняться за дело, однако подобного приказа почему-то не следует. С минуту он просверливает меня с головы до ног каким-то странным, изучающим взглядом - так смотрят на того, кого видят впервые и кто не особо приходится по нраву. А затем Адам сам встаёт и в один шаг оказывается возле меня, возвышаясь над головой, точно могучий великан. Высокий, широкоплечий, идеальный, как отфотошопленная до безупречности модель из рекламы, и поглощающий своим крупным телом и мужской энергетикой всё пространство самолёта.
        Тёмный взгляд меняется с изучающего на снисходительный, а его пах с внушительной выпуклостью, выпирающей из-под ткани брюк, теперь находится точно на уровне моего лица, красноречиво намекая, что мне следует делать.
        Значит, мистер Харт хочет наблюдать за процессом моей работы сверху? Да без проблем. Мне-то без разницы. Как пожелает Его величество. Так даже удобнее. Коленки свои от новых царапин уберегу.
        Для меня не проблема приняться за минет хоть прямо сейчас, однако, подняв на него выразительный взгляд, продолжаю занимать выжидающую позицию. И правильно делаю - потяни я самовольно руки к его ширинке в энный за сегодня раз, вместо одобрения наткнулась бы на очередной облом. Вместо приказа раздеть его на меня с высоты летит грозное:
        - Встань.
        Встать? Он серьёзно? И как, по его мнению, я буду сосать стоя?
        Но от порции вопросов я себя так же благоразумно останавливаю, решая просто дождаться следующих повелений Харта.
        Я встаю, тут же соприкасаясь корпусом с его - горячим, как печь, и твердым, точно металлическим. Руки держу при себе. Ни одного лишнего движения больше не сделаю, пока он не скажет. А он, как будто нарочно издеваясь надо мной, так ничего больше и не говорит, лишь подносит руку к моему лицу. Медленно проводит тыльной стороной ладони по скуле к подбородку, задевает большим пальцем родинку и поднимается к губам, начиная обрисовывать контур едва ощутимым касанием - бережным, аккуратным, содержащим в себе его фирменную убийственную нежность, что вечно покоряла меня, раскладывала на атомы, подчиняла и заставляла наивно верить в сказку, в которой этот «идеальный» мужчина поистине любит меня, а не желает использовать только по одному назначению.
        Как же действует обманчивая ласка Адама на меня сейчас? Барабанная дробь… Бессимптомно! Да! Я спокойно подставляю лицо навстречу его трепетным прикосновениям и не чувствую ровным счётом ничего. Будто меня никто и не трогает вовсе.
        Ещё несколько секунд коварной нежности Харта, которой непонятно чего он хочет добиться, - и я тоже включаюсь в процесс: обхватываю ртом его палец, слегка прикусываю, лижу языком, типа в наслаждении прикрывая глаза. Типа, потому что на деле я бы с радостью сменила его фалангу на очередную вкусную клубничку.
        - Кто ты такая? - глухим полушёпотом ошарашивает Адам, вынуждая мигом раскрыть глаза. Он сканирует моё лицо с такой скрупулёзностью, словно пытается разглядеть, что находится у меня под кожей, явно ощущая некий подвох.
        Хм… Быстро, однако, он учуял неладное. Но я сделаю всё, чтобы по возможности дольше укрыть от него свою тайну.
        - Я всё та же Николина, просто более покорная версия, как ты и хотел. Тебе не нравится? - таким же полушёпотом спрашиваю я, только чуть более чувственным, и вновь вбираю в себя его палец, но Адам резко освобождает его от моих ласк и обхватывает ладонью щёки.
        - Не нравится. Ты слишком переигрываешь. Я хочу, чтобы ты перестала притворяться.
        Вот и всё: от кратковременной нежности Харта не осталось и следа. Привычная смесь из возбуждения и животной агрессии снова бьёт из него ключом. И так всегда. Адам верен себе. С - стабильность.
        - Притворяться? Клянусь, я не понимаю, о чём ты говоришь. Я веду себя так, как ты просил, и всеми силами пытаюсь ничего не испортить, чтобы не оказаться в тюрьме, - настойчиво, со всей имеющейся во мне серьёзностью уверяю я, умышленно не произнося вслух вторую причину, по которой мне приходится быть милой и послушной. - Ты был прав, Адам. В комфортабельной комнате очень даже приятно проводить свои будни, и мне совсем не хочется менять новые условия жизни на нечто ещё более худшее, чем было у меня до. Ни за что не хочу возвращаться к бедности и грязи, потому-то я так и стараюсь тебя не разочаровывать, но насколько понимаю, пока у меня это как-то не особо получается. Ты всё равно остаёшься мной недоволен, - досадно выдыхаю я, стойко выдерживая недоверчивый взор Харта.
        Предполагаю, помимо борьбы с горячкой он сейчас захлёбывается потоком нелепых предположений, и чётко вижу, что всё никак не может решить: верить мне или не верить. Секунды идут, за ними минуты, а мы всё не отводим взгляды друг от друга. Да и мне, в принципе, как главному ждуну этого месяца, ничего другого и не остаётся, как просто терпеливо ждать его дальнейших слов или действий. И они таки наступают: ещё пара минут размышлений - и Адам соединяет наши лбы, сокрушённо выдыхая:
        - Ты когда-нибудь точно сведёшь меня с ума, дикарка, - отчаянно, устало, с надрывом и весомой долей мучения. Но вроде бы поверил. Пока что. Фух… И раз уж сейчас пронесло, нужно пользоваться моментом и спасти несчастного страдальца от перегрева, а то «очарование» скоро совсем его испепелит.
        - Я слышала, что долго быть перевозбуждённым крайне неполезно, а с твоей силой, думаю, это вообще смертельно опасно. Ты весь горишь. Причём ещё с момента нашей встречи. Тебе срочно нужно разрядиться, - забота и беспокойство насквозь пропитывают мой нежный голос, которому вроде как удаётся слегка расслабить Харта. Правда, совсем ненадолго…
          Безрадостно усмехнувшись в ответ на мои слова, Адам начинает неспешно скользить пальцами по моим оголённым рукам - от плеча до самой кисти. Медленно вниз, и так же обратно, но до исходного пункта он так и не добирается, внезапно останавливаясь чуть выше локтя и, сжав мою руку крепче, снова напрягается.
        - А почему ты не горишь? - отстраняясь от моего лба, настороженно прищуривается Харт, продолжая ощупывать мои руки, плечи, шею, лицо. Всё сухое, скорее всего бледноватое и в меру тёплое. Чёрт! - Я думал, мне сначала показалось, но нет. Ты совсем не горишь. Почему? Даже Сару с её «устойчивостью», что ничуть не хуже твоей, сегодня сильно колотит, а тебя - нисколько. Как это возможно, Лина? - его рокочущий негодованием голос понижается на несколько тонов.
        Ха! Не нравится, что кто-то физически не трепещет перед тобой, Адам? Так привыкай, божественный секс-гуру, я больше не допущу порабощения своего тела твоей власти. Но тебе лучше об этом пока тоже не знать. Не в твоём неадекватном состоянии. А то совсем взорвёшься от злости.
        - Адам, прошу, не нервничай без причины. Ты сегодня и так на взводе, - начинаю я умиротворяющим тоном, аккуратно опуская руки на его плечи. - Сара пусть и способна выдерживать влияние твоих чар, так как привыкла ежедневно находиться в зоне их воздействия, но, думаю, ей вряд ли хоть раз за все минувшие годы работы удавалось взбесить тебя настолько, насколько сделала это я, переспав с Остином.
        - При чём тут опять он?! - свирепо рычит Харт, сильнее вдавливая меня в своё тело. Злится зверь. Ревнует. Совсем не контролирует сейчас свои эмоции. Мило.
        - Он-то ни при чём. Прости, что опять упомянула его. Я веду к тому, что после целой ночи пребывания под многократно усиленным воздействием «очарования» твоя сегодняшняя злостная кондиция для меня - сущие цветочки. Я её практически не ощущаю и потому совершенно не горю и не трясусь перед тобой. Но уверяю, у тебя нет повода злиться, ведь даже без мистического допинга я до умопомрачения хочу сделать тебе приятно. Слышишь, Адам? Безумно хочу, - выпускаю лживое признание в сантиметре от его рта и, рискуя нарваться на ещё один от ворот поворот, прикасаюсь к мужскому нахмуренному лицу с похожей лаской, с какой он делал это ещё минуту назад. Поглаживаю щетину, точно шёрстку тигра, с той же осторожностью спускаюсь к шее, массируя пальцами застывшие мышцы. И пока Адам не успевает опомниться, накрываю его горячие губы своими, проникая внутрь языком сразу глубоко, напористо и сладко. Для него сладко - насколько я могу об этом судить по мгновенному ответному гортанному хрипу, что вибрирует на кончиках наших языков, сплетающихся воедино в безумном, страстном танце. Руки его, словно огненные канаты, мигом
обвивают меня, отрывают от пола, обжигают кожу, сцепляя в железные оковы. Жар тела превращает воздух в душное марево, а властные, подчиняющие движения языка высасывают все остатки кислорода из лёгких, обезвоживают клетки, подсаживают разум на свой крючок.
        Необходимо признать: этому наглецу в самом деле не нужна никакая магия, чтобы за долю секунды завести женщину на всю катушку. Тестостерон, секс, сила, роковая притягательность и животные флюиды доминантного самца - весь этот ядерный, обезоруживающий и примагничивающий к себе смерч так и пляшет вокруг Харта, действуя на женщин как возбуждающая наркота. И не была бы я абсолютно фригидной, без сомнений, потекла бы сейчас, как полноводная река, от его мужского запаха, жадных проникновений языка и пылких объятий, не позволяющих мне ни на йоту отодвинуться от аномально горячего босса.
        Но в мои корыстные планы и не входит никуда отодвигаться, а, наоборот - наконец добиться позволения Адама потрогать его так, как ему того необходимо, ублажить, порадовать, доставить удовольствие, сделав его чуточку сговорчивее.
        - Мне нестерпимо смотреть, как ты мучаешься. Я хочу облегчить твоё состояние, Адам. Правда хочу… Позволь же мне это наконец сделать, - поймав момент, когда Харт освобождает мой рот от своего голодного напора, вкрадчивым шёпотом искушаю я.
        - Нет, - коротко хрипит упёртый баран, спускаясь губами к моей шее.
        - Почему нет? - запускаю обе руки в чёрные волосы, ощущая влажный след от его языка под ушком.
        - Потому что тебе нельзя… Сколько раз мне нужно повторить это, чтобы ты поняла, Лина? - не унимающаяся злость вибрирует в сдавленном голосе Адама. Ожидаю, что он вот-вот расслабит руки и сбросит меня на пол, как надоедливую, непонимающую с первого раза игрушку, но, видимо, огненные чары окончательно подпалили мозг Харта. Он не отталкивает меня, а лишь крепче сжимает моё тело в объятиях и начинает усыпать короткими поцелуями всю мою шею и лицо. Даже лоб и кончик носа одаривает до слащавости любовным прикосновением, от которого лично меня никак не торкает, но на неравнодушную к нему Николину на сей раз действует пленительно, дурманяще, как сильнодействующее успокоительное, что ощутимо усмиряет весь её яростный настрой, - и это, чёрт возьми, начинает в разы усложнять мне задачу уберегать защиту от краха.
        Но я защищу её во что бы то ни стало, потому что не нужна мне твоя ненастоящая любовь, Харт. В гробу я её видала. И я не позволю сидящей внутри меня дуре вновь купиться на неё и выбраться наружу.
        - Я поняла, что мне нельзя, Адам, но я же предложила тебе вариант, который никак не навредит моему здоровью, - накрываю его лицо ладонями, вынуждая прекратить обцеловывать меня, словно самую любимую женщину на свете. - Так почему же ты и от него отказываешься? - желая переключить неадекватного босса с царства нежности на нужную мне волну, дерзко ухмыляюсь, прикусывая его нижнюю губу, но вместо желаемого эффекта получаю пропитанное невыразимым отчаяньем признание:
        - Я не хочу так. Мне нужно, чтобы ты была собой, Лина.
        И я не успеваю ничего больше сказать или понять, как оказываюсь поймана в сети чернильного взгляда. Мутного, горящего порочностью и первобытной жаждой, но столь пронзительного, глубокого, будто проникающего в мою кровь, которую мгновенно разбавляет мраком, меняет состав, добавляя в него свои личные вещества и ингредиенты.
        Впервые за сегодня столкновение наших взглядов несёт за собой невидимый взрыв, который я ощущаю каждой клеточкой тела. Щипающие, опаляющие искры разлетаются вокруг нас, прокалывают кожу, пробираясь внутрь мощными вибрациями, что неумолимо сотрясают прочные стены, возведённые вокруг моей души, будто превращая их в ледяные глыбы, что от огненной силы Адама начинают медленно таять.
        Все органы сжимает в тиски, руки и ноги немеют, а сердце заводится с дикой силой и нещадно лупит по рёбрам. Нет, не от мистического возбуждения или благоговейного трепета перед Хартом - благо их я всё ещё не чувствую, а от панического страха, что в любой момент могу вновь их ощутить и совершенно не знаю, как это предотвратить.
        Моё тело находится на весу и прочно окольцовано руками Адама, губы дрожат, в горле - засуха, а взгляд так и остаётся намертво прикованным к его обсидиановым омутам, что закручивают меня в водовороте его противоречивых эмоций, не оставляя ни единого шанса попытаться отвести взор.
        Нельзя так смотреть… Недопустимо. Невозможно. Слишком много для одного чёрствого мужчины намешано в его беспросветной бездне: злость, похоть, нежность, просьба, беспокойство, непонимание, любовь… а точнее, лишь её качественная иллюзия. И где-то там, на самом дне, под толстым слоем магии, похоронены мои сердце и душа, которая мне больше не нужна. Сейчас не нужна. Пока я с ним, в ней нет необходимости. Так что пусть Харт подавится её останками и засунет своё новое желание: «Мне нужно, чтобы ты была собой, Лина» глубоко себе в…
        Но отправить босса в далёкий путь в своих сокровенных мыслях у меня так и не получается. Так же как и придумать способ вырваться из объятий Адама, чтобы рассеять гипноз его мистических глаз, потому что чудесное спасение само ниспадает на меня. Хотя нет. Не так. Скорее, это не спасение, а наша грядущая погибель, ведь кто и падает, так это мы с Хартом, когда неожиданно весь самолёт начинает сильно трясти.
        ***
        От резкого толчка мы теряем равновесие и под аккомпанемент моего испуганного крика начинаем валиться боком наземь. Плотно закрыв глаза, я морально готовлюсь к болезненному удару, трясясь от страха похлеще, чем ходящий ходуном джет. И пока неустанно молюсь о сохранении своей жизни, даже упускаю момент столкновения с полом. Грохот вроде слышу, но боли не чувствую. Жжения или онемения - тоже. Но это, наверное, из-за всплеска адреналина. А осмотреть себя на наличие новых ушибов смелости пока не хватает.
        Всё вокруг сотрясается, где-то вдалеке из динамиков звучит голос пилота и чьи-то тяжёлые шаги, торопливо приближающиеся к нам, а я так и продолжаю прижиматься к Адаму, вцепившись мёртвой хваткой за ткань его рубашки, по-прежнему боясь открыть глаза.
        - Лин, всё в порядке, - его спокойный голос опаляет мне висок. - Мы просто попали в зону турбулентности. Сейчас всё пройдёт.
        - Когда сейчас? Когда об землю треснемся? - боязливо скулю я, впечатавшись лицом ему в грудь, что тут же вибрирует от короткого смеха.
        - Думаю, нам повезёт, и это случится чуть раньше.
        И надо же, буквально через несколько секунд после его ироничного предположения, к моему превеликому облегчению, воздушное землетрясение полностью стихает.
        - Мистер Харт, вы не ушиблись? - над нашими головами образуется взволнованный Роджер.
        - Нет. Всё нормально, - заверяет Адам. - Ты не ударилась? Нигде не болит? - Он ослабляет охват рук на моём теле, в котором до сих пор оберегал меня, как малого ребёнка, и начинает ощупывать на наличие повреждений, постепенно добираясь до головы.
        Я ничего не отвечаю, но наконец решаюсь открыть глаза и осмотреться, в первый же момент осознавая, что не почувствовала боли от удара, потому что Адам умудрился во время падения повернуть нас так, чтобы с полом встретилась лишь его спина, а я завалилась на него сверху.
        Ничего себе у него реакция. Прям десять баллов из десяти. Поразительно!
        - Нет, со мной тоже всё нормально, - сообщаю я вялым голосом, изучая сосредоточенное лицо Харта. - Благодаря тебе, Адам. Спасибо. И прости.
        - За что? - он хмурится.
        - За то, что сильно придавила.
        А теперь усмехается.
        - Чтобы суметь меня сильно придавить, тебе нужно питаться не как за троих, а минимум как за десятерых, Лин. Причём продолжительное время, - с его губ слетает ещё один смешок, что ослабляет мои стены ничуть не меньше его «влюблённого» взгляда, а долбаная, откуда не пойми появившаяся забота Харта и вовсе сокрушает их, как снаряды гранат.
        Чёрт! Да что же такое-то?! Не расклеивайся, Анна. Держи оборону и помни свою цель! Ты сейчас за главную! На тебя вся надежда!
        - Если я буду продолжать и дальше питаться в таком духе без какой-либо физической активности, тогда точно скоро перестану тебя привлекать, - прилагаю немалые усилия, чтобы вернуть голосу прежнюю звучность, а губам - игривую улыбку. - Так что раз ты пока не можешь лично нагрузить меня как следует, может, расширишь территорию моего заточения с комнаты до всех апартаментов, чтобы я могла посещать тренажёрный зал и оставаться в красивой форме? - слегка двигая бёдрами по внушительной выпуклости Адама, решаюсь забросить удочку, чтобы узнать - светит ли мне выклянчить у него хотя бы такую маленькую поблажку.
        Но увы и ах! Не светит. По всей видимости, наше внезапное падение не только уберегло мои стены от окончательного падения, но и ощутимо отрезвило разум Харта. От моей невинной просьбы он мигом меняется в лице, стирая с него все напоминания о любых тёплых эмоций в мой адрес, врубая обычную невозмутимость с налётом надменности.
        - Можешь даже не мечтать так быстро выбраться из своей комнаты, Джеймс, - сурово чеканит он, грубо сдавливая пальцами мой подбородок. - И не думай, что разок-другой выполнишь свои обязанности на высший бал, и я тут же сжалюсь. Не будет этого. Так быстро и просто ты послаблений не заработаешь. Для этого тебе предстоит постараться гораздо усердней и совсем не так, как ты это делаешь сегодня, пытаясь запихать в себя мой член любыми способами. И настоятельно советую тебе поскорее сменить тактику, если хочешь хоть что-то получить от меня взамен, потому как твоё нынешнее «прилежное» поведение меня совершенно не подкупает, а лишь, наоборот, действует на нервы и не вызывает ничего, кроме отторжения, - заканчивает Харт, глядя на меня как навалившийся на него мешок с дерьмом. Пых - и чары рассеялись. Шикарно!
        Моим благодарностям Адаму нет предела. Это именно то, что мне и было необходимо, - увидеть его истинное отношение ко мне - чтобы вновь ощутить в себе силы выстраивать защитные баррикады.
        Вот он - настоящий Адам Харт! И заруби же ты себе на носу, Николина, что всё хорошее, доброе и любовное в нём - это побочный эффект его магии. Хватит уже плыть от первого же милого слова или трепетного прикосновения, иначе потопишь нас обеих!
        Ответив на негативный монолог начальника смиренной улыбкой, я опираюсь на руки, чтобы встать с его крупного тела.
        - Позволите помочь? - любезно вызывается неподалёку стоящий стюард, и я бросаю на Харта вопросительный взгляд. Он сжимает челюсть, но всё-таки одобрительно кивает.
        - Спасибо, - приподнимаюсь на ноги и спешу опустить платье ниже. Трусы же на мне волшебным образом так и не появились.
        Роджер тактично переводит взгляд на Адама и, дождавшись, когда тот тоже встанет с пола и отряхнёт пиджак, обращается к нам обоим:
        - В целях безопасности я попрошу вас занять свои места и пристегнуться. Через десять минут мы пойдём на посадку.
        Мы послушно выполняем его просьбу и весь остаток полёта, а затем и наземный путь до моей новой клетки проводим в полном игнорировании друг друга. Адам с головой уходит в работу, время от времени переговариваясь о чём-то с Сарой, а я сначала молчаливо разглядываю пушистые облака, а после - яркие, шумные, разнообразные и не особо чистые улицы Нью-Йорка, больше не испытывая и толики восторга от пролетающих мимо локаций, ведь мне всё равно ни одну из них не посетить и не увидеть. Харт доходчиво разъяснил мне, что даже крупицу свободы я увижу не скоро, так что единственный городской пейзаж, который я буду созерцать в ближайшем будущем - это вид из окна моей спальни.
        Грусть. Печаль. Тоска. Унынье.
        Ха! Купились? Шучу, конечно, ничего из этого нет. Но разочарование, несомненно, присутствует.
        ГЛАВА 9.
        НИКОЛИНА
        Когда автомобиль останавливается возле одного из тысяч небоскрёбов на Манхеттене, Адам приказывает водителю отвезти Сару в офис, а сам выходит вместе со мной. Тонированные стёкла нисколько не мешают мне ощущать на спине прожигающий взгляд Сариты, которым она провожает нас до тех пор, пока мы не скрываемся из поля её зрения. Однако стоит только распрощаться с одной негодующей мымрой и подняться на верхний этаж высотного здания, как мне тут же везёт повстречать другую - высокую красотку с длинной копной уложенных огненных волос. Стройную, как лань, и аппетитную, точно свежеиспечённый круассан, что я поедала в самолёте.
        Хотите узнать, почему и эта рыжеволосая дива тоже мымра?
        Да потому что мне пары секунд хватает, чтобы учуять исходящую от очередной воздыхательницы Харта неприязнь ко мне. А вот понять, кто она такая и какого чёрта здесь забыла, никак не получается. Особенно учитывая, что секс-бомба (по-другому её просто не назвать) встречает нас у входа в пентхаус при всём параде: платье под названием «создано, чтобы поскорее сорвать с неё этот бордовый бархат, распаковав все изящные формы»; того же цвета лодочки на шпильках, а-ля попробуй пройди сто метров, не подкосив стройные ножки; чувственные, радостно улыбающиеся губы, без слов обещающие выполнить любой каприз мужчины; а её карий взгляд, одержимо впившийся в Адама, - это вообще отдельная история. В нём сверкает захватывающий тизер о том, что она готова прямо сейчас ради него сделать.
        - Добро пожаловать домой, Адам, я так рада твоему возвращению! - мелодичный голос девушки шелестит безграничным счастьем. Она трепещет, как воробушек, и едва сдерживает себя, чтобы не запрыгнуть на Харта и не повиснуть у него на шее. На меня же после нескольких секунд уничтожающего взора ноль реакции. Словно я полностью слилась со строгим интерьером квартиры, ненамного отличающимся от пентхауса в Рокфорде.
        - Комната для новой работницы готова? - пропуская приветствие, будничным тоном спрашивает Адам.
        - Да, конечно, я всё подготовила, как ты и просил.
        - Молодец. Которая из всех?
        - Как всегда: следующая после твоей.
        - Хорошо. - Он небрежно берёт меня за руку и ведёт в нужном направлении.
        - Ты голоден? Я на всякий случай приготовила несколько твоих любимых блюд. - Красотка хвостиком следует за нами, цокая каблучками наперебой со мной.
        - Нет, Виола. Мне ничего не надо. Но позже ты должна будешь узнать у Николины её предпочтения в еде, а пока иди в мою комнату и жди меня там.
        - В твою? - Радость вместе с изумлением Виолы, подобно незримым мотылькам, начинает кружить и жужжать в воздухе, сталкиваясь с моим тотальным недоумением - она что, моя нью-йоркская Сьюзен и ещё одна шлюха Адама в одном комплекте?!
        - Да, в мою. Иди. Я сейчас приду и просвещу тебя о некоторых нюансах пребывания новой счастливицы.
        На его последнем слове усмешка сама слетает с моих уст. Он, должно быть, издевается надо мной. И когда я бросаю беглый взгляд на его профиль, по слегка приподнятому уголку губ понимаю, что права - этот ублюдок издевается. Хочет вывести меня на эмоции, чтобы вновь увидеть буйный нрав своей дикарки.
        И вот что он не уймётся? Зачем ему это? Не его ли он так отчаянно желал усмирить? Ещё один непонятный вопрос из серии «странности Харта», который, по сути, не особо парит. И поэтому… мне что? Проблема подыграть, что ли? Нет, конечно. Почему бы не поприкалываться напоследок. Кто ж знает, когда в следующий раз он ко мне теперь придёт?
        - Я так полагаю, просвещать ты её будешь, жёстко трахая? - злобно язвлю я, после того как довольная шлюха-служанка скрывается в комнате Харта, а он с помощью айфона открывает соседнюю.
        - Разве тебя это должно заботить? - ровным голосом отвечает вопросом на вопрос.
        - Естественно.
        - Ревнуешь?
        Ох, если бы…
        - Мечтай, Адам, - возмущённо фыркаю я. Так же Николина вроде бы делала, да? Но для усиления эффекта лучше добавлю ещё и левую отмазку. - Просто ты не один такой, кто переживает за чистоту своего тела. Мне тоже не хочется подцепить какую-нибудь заразу из-за твоих потрахушек на стороне, - вкладываю в интонацию максимум раздражения. На мой взгляд, получается правдоподобно.
        - Потрахушки на стороне?
        Не вижу физиономии Харта, потому как очень занята разглядыванием дизайна своего нового просторного куба обитания с потрясающим видом на Центральный парк, но что-то мне подсказывает, что его брови подпрыгнули куда-то к волосам от удивления моим высказыванием.
        - Ты явно что-то попутала, Лин. У меня ничего никогда не происходит на стороне, а только там, где я хочу и с кем хочу. А по поводу безопасности можешь не волноваться. Я не такой легкомысленный, как ты. Без защиты я трахаю только контрактных женщин, предварительно убедившись в их чистоте. С остальными я такой небрежности не позволяю, - Адам монотонно выдаёт ещё одну порцию строительного цемента для моего ослабевшего «щита», пока я продолжаю пристально всматриваться в масштабное покрывало из листвы всех оттенков зелёного.
        Да… парк действительно потрясный! Хочу увидеть его осенью в золотисто-оранжевых красках или зимой, когда все деревья укроет снежным покровом и засверкают рождественские огоньки на ёлках. Думаю, картина будет загляденье. Так… Что-то я съехала с темы. О чём мы там? Злость, ревность, раздражение? Да? Поехали!
        
        - Значит, помимо меня ты всегда будешь трахать кого-то ещё, я правильно поняла? - сквозь зубы цежу я. Хорошо, что Адам не видит моего лица - на нём по-любому ярким маркером написано, что мне совершенно похер.
        - Не всегда. Обычно я так не делаю. - Он встаёт прямо за моей спиной, но не трогает, а лишь слегка касается своим горячим телом.
        - Но со мной собираешься делать.
        - Я не обязан отчитываться.
        Ах… Ну, разумеется. Как же я могла забыть?
        - Ясно. Тогда скатертью дорожка.
        - Что ты сказала? - недоумевает он.
        Чего не понятного-то? Или глухой? Плохо слышит? Я же вроде громко буркнула. Ещё громче надо?
        - Я говорю - скатертью дорожка! В клетку ты меня уже завёл, и раз уж в моих услугах ты сегодня не нуждаешься, полагаю, что делать тебе здесь больше нечего, - гневно бурчу я, скрещивая руки на груди. Уфф! Да я настоящая злючка! Оскар в студию!
        - Повернись, - гремит сзади баритон Адама. Он почему-то тоже вмиг становится злючкой. Вновь. Да что же опять не так?
        Продолжая придерживаться образа ревнивой буки, я выполняю приказ босса и неохотно поднимаю на него хмурый взгляд. Но, по ходу, недостаточно хмурый, чтобы беспрекословно поверить в искренность моего негодования, потому что черты лица Адама снова заостряются от злости настолько, что превращаются из страшно в чудовищно красивые.
        - Я не знаю, чего именно ты хочешь добиться своей игрой в непонятно кого, Лина, но если ты будешь продолжать в том же духе, клянусь, ты застрянешь в этой комнате навсегда, - обещает Харт таким тоном, что ни на секунду не позволяет засомневаться в его словах. Дерьмо! Нужно исправлять ситуацию.
        - А в каком духе мне себя вести? Не понимаю! Покорная и инициативная я тебе не нравлюсь. Негодующая ведьма - тоже. Чего именно ты от меня хочешь, Адам? Скажи - и я выполню.
        - В том-то и дело, что ты никогда так просто ничего не выполняешь, - парирует он, вновь исследуя моё лицо будто под магнитным резонансом.
        - Это раньше я так не делала, но сейчас-то ты добился своего, не оставив мне выбора, и хочешь не хочешь мне приходится подчиняться.
        - У меня складывается впечатление, будто ты очень даже хочешь.
        - Вот и славно! Получается, я прекрасно справляюсь со своей ролью, - не подумав, торопливо выдаю я, тут же жалея об этом.
        - Значит, ты всё-таки не отрицаешь, что кого-то играешь? - дьявол прищуривается, точно охотник, следящий за зверем из засады, а мне даже отойти от него некуда, чтобы увеличить между нами расстояние - моя спина накрепко припечатана к окну, а массивное тело Харта отрезает все пути спасения. Но ничего. Без паники. Сейчас всё разрулим!
        - Да какая разница - играю я или нет? - непонимающе развожу руки в стороны. - Ты при любом варианте получаешь желаемое, поэтому совершенно не улавливаю мотив твоих претензий ко мне. То не так, это не так. Ведёшь себя, как баба в период предменструального синдрома, честное слово. Да только я больше чем уверена, что тебе не нравится ничего из того, что я делаю или говорю сегодня, не потому что я кого-то там играю, Адам, а всего лишь из-за твоего физического неудовлетворения.
        - Это никак не связано, - глухим голосом отрицает он.
        - Ещё как связано, - я тут же протестую. - От тебя же током бьёт даже с расстояния, а прикоснёшься - вообще обжечься можно. Как в таком плачевном состоянии можно быть чем-то довольным? Понятное дело - никак. Тебе срочно нужно понизить градус тела, но ты наотрез отказываешься от моей помощи.
        - На этот счёт можешь не волноваться, Лина, и спокойно обживаться в своей новой комнате. Снизить градус сегодня мне поможет другая, - нагло ухмыляясь, заявляет он, разом подтверждая мои догадки о многофункциональности рыжей красотки.
        - А я всё равно волнуюсь, Адам, и не без причины, - копируя его ухмылку, отвечаю я. - Ведь я заведомо могу предсказать, что твоя сногсшибательная… Виола, или как её там, вряд ли сможет тебе помочь в этом деле. Только я способна дать тебе то, в чём ты нуждаешься, вне зависимости от моего поведения и методов, какими я бы доводила тебя до оргазма. Ты и сам прекрасно это знаешь, но почему-то продолжаешь отрицать, - самодовольно улыбаюсь я, излучая уверенность в собственной уникальности, но, к сожалению, всего пару секунд. После мою улыбку «самой обаятельной и привлекательной» разом стирает высокомерный тон Харта:
        - Не переоценивай свою значимость для меня, Лина. Ты, конечно, особенная, но вовсе не незаменимая. Пусть Виола в космос меня и не отправит, но поверь мне, она очень способная девочка не только в домашних делах, поэтому даже без очарования непременно даст мне то, в чём я нуждаюсь, - он намеренно передразнивает мою тягучую интонацию и, больше не желая тратить на меня время, направляется к двери, перед самым уходом добавляя с видом победителя наших сегодняшних баталий: - Пока что твои методы мне угодить совсем не впечатляют, Джеймс, поэтому будь добра на досуге подумать, как ты можешь меня порадовать, не прибегая ни к каким актёрским приёмчикам. Времени у тебя на это будет предостаточно.
        Стоит двери за Адамом закрыться, а замку характерно щёлкнуть, оповещая о том, что клетка заперта, как я напрочь теряю контроль над своим телом. На короткое мгновенье, но его вполне хватает, чтобы схватить первую попавшую под руку декоративную вещицу и яростно швырнуть её в сторону входа, представляя, как она с треском разбивается не об стену, а об голову Харта.
        - Чёрт! - зло рычу я. И на сей раз злость моя стопроцентно настоящая. - Сиди смирно, идиотка! И не смей высовываться! - остервенело вцепляюсь дрожащими пальцами в спинку стула и продолжаю грязно ругать саму себя.
        Нельзя допускать ничего подобного! Ни в коем случае! Даже на пару секунд. Нельзя! Это чревато полным разрушением стен, которые и так удалось изрядно утончить этому надменному, мистическому фрику.
        Никаких больше длительных встреч взглядов, сентиментальной нежнятинки и восприятия его заботливых фразочек как чего-то значимого - всё это действует на моё глупое второе «я» пагубным образом. Она сразу же превращается в неразумное создание, которое начисто забывает о том, кто такой Адам на самом деле, и начинает сама бомбить бункер изнутри. А ни мне, ни ей этого не надо! Хорошо, что хотя бы одна сторона нашей индивидуальности это чётко понимает.
        И теперь, в желании быть максимально готовой к нашей следующей встрече с Хартом, я всеми силами постараюсь убедить врача, что моё нынешнее состояние требует ещё несколько дней воздержания от секса, даже если это в самом деле окажется не так. Ведь мне явно потребуется некоторое время, чтобы вернуть защите абсолютную непробиваемость и утихомирить эту взбалмошную дуру внутри себя, которая злится, кричит, ненавидит его всеми фибрами души и тем не менее всё равно продолжает грустить и обижаться на его резкие слова, таять и захлёбываться счастьем, когда он нежно прикасается, и до озверения ревновать, осознавая, что прямо сейчас Адам в бешеном темпе трахает другую, жадно целует её, шепчет пошлости в порыве страсти, покрывая чужое тело укусами и отпечатками своих пальцев, точно так же, как ещё совсем недавно делал это со мной.
        Откуда такая уверенность, что именно эта жаришка сейчас и происходит через стену от меня? Думаю, несложно догадаться. Блаженные, громкие крики и стоны огненной дивы слышны не только мне, но уверена, что и половине Нью-Йорка.
        Так что слушай их, Ники. Слушай внимательно, глупая девчонка, вспоминай, что именно он пытался сделать с тобой и почему тебе пришлось спрятаться, а затем как следует ещё несколько раз подумай и ответь самой себе на вопрос - правда ли ты хочешь выбраться к тому, кто без сомнений и капли жалости разрушит тебя безвозвратно?
        ГЛАВА 10.
        АДАМ
        - Так! Я сейчас всё повторю, а ты поправь, если я вдруг что-то не так понял, - навеселе проговаривает Майкл. Третий метр водки знатно ударил по мозгам моего друга и по совместительству вице-президента «Heart Corp». Завидую ему. Мне ни водка, ни ром, ни текила, ни виски не помогает захмелеть. Я постоянно будто подшофе только от влияния одной проблематичной ведьмы.
        - Может, обойдёмся без этого?
        - Не обойдёмся! Ты в своём сером Рокфорде целый приключенческий фильм прожил, пока я тут вкалывал как проклятый и скучал по тебе. - Он картинно надувает губу, сдвинув брови домиком. Ещё один артист с погорелого театра нашёлся!
        - Ты не по мне скучал, а по Саре, - заливаю в себя ещё один бестолковый шот и откидываюсь на спинку дивана.
        - Чёрт! Вот тут ты прав - без неё меня совсем тоска охватила. - Театрально прикладывает ладонь к груди. - Пусть она и сохнет по тебе, а от меня то и дело нос воротит, но не видеть её прелестное личико каждый день в офисе было сущим мучением. Я ведь так надеялся её очаровать, пока ты был в отъезде. Думал, врублю на полную мощь всю свою прирождённую харизму и наконец открою дуре глаза на то, что она столько лет такого крутого мужика динамит. Так нет же! Надо было тебе всё мне обломать, вызвав её в Рокфорд. Ты серьёзно не мог пару месяцев справиться без неё? - горячо возмущается крутой мужик. Крутой и очень скромный.
        - Предыдущая секретарша дышать рядом со мной боялась, а на поиски и обучение новой тратить время я не собирался. Так что извиняй!
        - Извиню, но только после полного разбора твоей истории с дикаркой, - радостно потирая руки, ухмыляется Майк, давая понять, что мне ни за что не удастся увести его от этой темы.
        - Ладно. Валяй! - неохотно соглашаюсь, сдавливая пальцами переносицу, готовясь по новой прокручивать в мыслях весь произошедший с Линой трэш.
        - Значит, сначала ты чуть не сбил насмерть эту пацанку.
        - Она сама чуть было не прыгнула под мои колёса.
        - Затем попытался затащить её к себе в машину, а она всячески сопротивлялась этому.
        - Она даже ножом меня порезала.
        - И это тебя не остановило?
        - Нет.
        - И тогда в ход пошёл перцовый баллончик.
        - Да. Я ослеп больше, чем на час.
        - А потом увидел драчунью в стриптиз-клубе.
        - Причём в одном из самых развратных, в которых мне приходилось бывать.
        - Но ей и там удалось от тебя сбежать.
        - Да.
        - Прямо из приватной комнаты?
        - Да.
        - Из твоей постели?
        - Представь себе. Бежала от меня полностью голая как от чумы.
        От воспоминания её побега сжимаю челюсть до скрипа, а доселе посмеивающийся Майкл окончательно срывается, начиная громко ржать как конь. Хотя ослина он редкостный, скорее. Я ему, что? Всё выкладывал, чтобы слушать сейчас его ржание?
        - Честно, не могу представить, - он едва выдавливает сквозь смех слова. - Но очень хотел бы посмотреть на это потрясающее зрелище.
        Около минуты я терпеливо жду, пока придурок усмирит свой гогот, успевая запрокинуть в себя ещё два шота.
        - Хорошо… Так… Я опять в строю. Что там дальше было? Благотворительный приём, на котором ты едва не разбил лицо отпрыску Гарри Эндрюза?
        - Да. И определённо разбил его своему брату.
        - Почти что трахнул её на глазах у Роберта?
        - И чуть не кончил в штаны под боком у всего высшего света Рокфорда.
        - А ночью она убежала ещё раз.
        - Да.
        - Напомни-ка мне, как она это сделала? - Майкл поджимает губы, из последних сил проглатывая обратно подступающие порывы смеха.
        - Она ударила меня.
        - Куда именно?
        - Майк, я тебе сейчас сам туда же с колена вмажу, если не прекратишь издеваться! - вскипаю я, прекрасно зная, что мудак и так всё помнит. Не такой он бухой.
        - Да ладно тебе, Харт! Дай мне хоть раз в жизни повеселиться над твоими неудачами. Сколько мы с тобой знакомы, у тебя всегда полная идиллия с бабами была, а тут всего одна за столь короткий срок целый Армагеддон устроить тебе умудрилась. Когда такое ещё будет? Это же из ряда вон просто! - потешается эта покрасневшая рожа, держась за живот, отчего я в самом деле начинаю жалеть, что согласился на его приглашение засесть у него дома и рассказать, как прошла моя вынужденная поездка в Рокфорд.
        Мне сейчас только его веселья не хватало вдобавок ко всем сложившимся обстоятельствам, которые за последние недели превратили меня в нестабильного, вечно заведённого и катастрофически неудовлетворённого невротика.
        А всё почему? Да потому, что с недавних пор удача точно повернулась ко мне задницей! После повторной проверки моей драной кошки доктор Лэнс сообщила, что Лине крайне необходимо дать ещё две недели отдыха для полного восстановления. И эти, мать их, смехотворных четырнадцать дней ощущаются для меня как целая долбаная вечность, с каждой тягучей минутой которой я становлюсь всё более невменяемым и жалким.
        Нет, вовсе не потому, что я так и продолжаю свою традицию после работы обтирать дверь спальни дикарки, фантазируя, как совсем скоро я распахну её и сотворю с Линой всё, что мне до полусмерти хочется - с этим вопиющим занятием я, к счастью, завязал. Однако теперь я делаю кое-что похуже, а именно - представляю эту кошку в уме, пока нещадно трахаю Виолу.
        Нормально?
        Подо мной каждый вечер стонет потрясающе красивая, горячая, сексуальная и готовая ради меня на любые подвиги женщина, а я вместо неё визуализирую белобрысую актрису, потому что иначе у меня просто не встаёт. А точнее, стремительно падает то, что постоянно бодрствует из-за нехватки Лины в крови, когда с грустью обнаруживает перед собой другое тело, которое не может качественно утолить мою жажду.
        И это ужас! Со мной такого никогда не было. Даже в моментах сильного стресса на работе, переутомления или алкогольного опьянения я всегда был готов потрахаться. Да и в случае с Виолой только у слепого деда на предсмертном одре мог бы не встать. Хотя теперь уж, как оказывается, не только у деда, но и у меня тоже, бля*ь! Катастрофа! Мне страшно за себя. Теперь уже по-настоящему страшно. Помимо всего остального зашквара, который эта ведьма заставляет меня испытывать, теперь она ещё и импотентом решила меня сделать?
        Такого не должно быть! Я должен и хочу желать других женщин тоже, а не только дикарку. И, наверное, именно это страстное рвение - рано или поздно всё-таки почувствовать удовольствие от секса с другой бабой - и побуждало меня звать к себе Виолу каждый вечер на протяжении всей прошедшей недели, что откровенно удивляло её и, без сомнений, радовало.
        За все пять лет работы Виолы на меня я от силы столько же раз пользовался ею для экстрауслуг, которые, по сути, не входят в её рабочие обязанности домработницы. Трахается она со мной исключительно по собственному желанию. Причём ждёт этого редкого момента, как своего дня рождения. Никогда не навязывается первая, а лишь терпеливо ожидает моего приказа, а когда наконец дожидается, выполняет его по высшему разряду. В постели она реально крутая. Одна из лучших, что у меня были. Но члену моему насрать на таланты девчонки. Он её совершенно не хочет, сколько бы я его в неё не пихал. А я пихал долго, по-всякому, куда только можно, и больше чем уверен, что и сегодня после пьянки с Майклом я тоже буду это делать всё с тем же жгучим желанием доказать, что слова белобрысой выпендрёжницы: «только я могу дать тебе то, в чём ты нуждаешься» - неправда.
        Её чрезмерная самоуверенность капитально вывела меня из себя и в той же мере в очередной раз удивила. Не она это говорила. Не она! Как, впрочем, и многое другое, сказанное ею в день переезда. Зачем Лина строит из себя кого-то, кем на самом деле не является - мне ещё предстоит выяснить. До сих пор, сколько бы я ни мозговал над её странным поведением, так ни к каким разумным умозаключениям и не сумел прийти, поэтому просто решил отбросить попытки разобраться в этом вопросе до момента, когда мозг протрезвеет от чар. А сейчас у меня и так других дел навалом, справиться с которыми мне даётся с превеликим трудом. Оставаться внешне сдержанным, а разумом - хладнокровным, пока внутри все органы будто разъедает лава, а нервы натягиваются как струны, не позволяя расслабиться ни на секунду, ох как непросто!
        Хорошо, что у меня есть моя правая рука - Майкл. Без его помощи я бы совсем пропал. Со дня возвращения в главный офис я не раз уже скидывал ему важные встречи или срочные решения проблем, когда понимал, что моя лихорадочная кондиция до добра дело не доведёт. По этой же причине Холланд уже дважды вместо меня ездил на предприятие проверять, как идёт процесс работы над нашим главным проектом, и общался с Ридом. Лично я пока не могу с ним видеться. Боюсь, сорвусь на него и глазом не моргну, поэтому до момента, пока я не проведу долгое и страстное лечение с Линой, отслеживать работу Остина будет Майкл.
        К слову, он же за время моего двухмесячного отсутствия полностью руководил всей работой в Нью-Йорке, и мне нужно признать: Холланд отлично со всем справился. Ни одного замечания моего не схлопотал. Но в его компетентности я даже и не думал сомневаться. Он мне неоднократно доказывал, что на него можно всецело положиться, да я и сам понял, что Холланд - толковый парень, ещё давным-давно, на первом курсе в университете, где мы нашли с ним общий язык буквально с первой же беседы.
        Однако сейчас мне жуть как хочется отрезать, а лучше - вырвать с корнями развязавшийся орган друга, который всё это время моих размышлений беспрерывно и громогласно продолжает излагать нашу безумную историю с дикаркой.
        - Драчунья, лгунья, пацанка, стриптизёрша, да ещё и двадцатилетней девственницей оказалась… Вот это наборчик!
        Сквозь слой мыслей и шум кипения крови в висках слышу его изумление.
        - И решила распечатать свой цветочек не с тобой, а с другим пацаном, которого представила тебе как брата…
        Новым шотом подавляю яростное рычание в груди.
        - А потом ещё хотела убежать к нему от тебя, но вот беда - её похитили, а ты аж целый отряд в кротчайшие сроки умудрился собрать для её спасения. Невообразимо! Рыцари Диснея нервно курят в сторонке, Харт! - Неунимающийся смех Холланда, словно швейные иголки, вбивается в мои барабанные перепонки. - И это после того, как она потрахалась с другим прямо в лесу, даже не добравшись до дома, и…
        Что там хотел ляпнуть этот веселящийся, подвыпивший мудак после «И», так и останется тайной. Его повторное упоминание страстного траха Лины с Ридом на сей раз ярким кадром отпечатывается на внутренней стороне век, нанося мощный удар по моей грудной клетке, что вмиг отрубает в черепе все огни, кроме багрово-алых.
        И я зверею.
        В первый миг ничего не вижу. Только слышу. Звонкий треск стекла, грохот и удивлённое «Ё* твою мать!» Майкла. А уже после начинаю чувствовать боль в руке - несущественную, не сравнимую с той, что раздирает в клочья мне все внутренности, но растекающуюся чем-то жидким, тягучим по ладони. А как только картинка немного проясняется, я обнаруживаю у наших ног разбитый кофейный стол с разбросанными по полу рюмками, бутылками и падающими на бежевый ковёр каплями моей крови.
        Перевожу мутный взор на ошалевшего и больше не смеющегося Майкла, понимая, что он впал в такой шок, словно только что увидел говорящую обезьяну. Но это и не удивительно. Вряд ли ему хоть раз повезло услышать, как я голос на кого-то повышаю, а тут прям разгром его мебели устроил. Мне кажется, Холланд даже протрезвел от моей неожиданной вспышки ярости, а его нижняя челюсть упала примерно туда же, куда ещё несколько секунд назад рухнул стеклянный стол, по которому я знатно треснул кулаком.
        - Я всё возмещу, - спустя несколько секунд я первым нарушаю молчание напряжённым и хриплым голосом. Дотягиваюсь до неподалёку валяющихся салфеток и начинаю стирать кровавые следы с руки. - И не смотри на меня так! - рявкаю вдогонку, ощущая пристальный, изумлённый прицел друга на себе. - Ты должен радоваться, что это не ты сейчас валяешься на полу. Я же тебе сказал, какую лютую ревность вызывает её «отражение». Даже я со своей сдержанностью не могу себя контролировать в этот момент. Зачем нужно было так бурно восторгаться этой опасной темой?
        - Но её здесь нет, - наконец подаёт голос Майк.
        - Кого нет?
        - Твоей пацанки.
        - И что?
        - Как и что? Если её рядом нет, значит, и никакой лютой ревности быть не должно, разве я не прав? - он наклоняется вперёд и опирается локтями на колени.
        - В теории - прав, но на практике, как видишь, всё происходит иначе. С ней всё не так, как со всеми. И это тоже! - с силой давлю на рану, желая найти спасение от гнева в реальной физической боли.
        - И ты до сих пор не понял - почему?
        - Понял бы, думаю, уже давно покончил бы с этой напастью.
        Друг усмехается, удивлённо покачивая головой.
        - Ну что опять?
        - Ты в самом деле сам не понимаешь - что? - с искренним неверием переспрашивает он, пытливым синим взглядом жаля мне лицо. Я шумно вздыхаю, запрокидывая голову назад.
        - Майк, сейчас я понимаю лишь одно: если ты и дальше продолжишь потешаться над всем пиз*ецом, от которого я сгораю и мучаюсь по вине этой безумной девки, то ты просто не явишься завтра на работу из-за сломанной шеи, - угрожающе сообщаю ему неблагоприятные прогнозы на его будущее.
        - Я всё-таки рискну и скажу кое-что ещё, - не унимается пьяный дурак.
        - Холланд!
        - Всего одну вещь.
        - Тебе будет больно, Майк. Я не шучу.
        - А я тоже не собираюсь больше шутить, Харт. Обещаю. Я только хочу произнести тост! - он поднимает с пола початую бутылку водки, глядя на меня без усмешки.
        - Тост? С чего вдруг? В честь грядущего открытия твоего больничного? - в ответ безрадостно усмехаюсь я, стараясь погасить вибрирующий в каждой клетке тела гнев вместе с кровотечением из пораненного ребра ладони.
        - Нет, брат, пить мы будем за тебя, - он открывает бутылку и перед тем, как выпить прямо из горла, торжественно салютует ею. - А точнее, за тот знаменательный факт, что ты наконец впервые в жизни влюбился!
        ГЛАВА 11.
        АДАМ
        Знаете, какой самый отстойный звук на свете?
        Хруст сломанных костей или свернувшейся шеи? Скрежет вилки по доске? Скрип ржавых цепей на качелях? Истеричный плач ребёнка? А, может, неудержимый смех пьяного друга, который прикалывался надо мной на протяжении всего вечера?
        О да! Всё из вышеперечисленного способно знатно поднапрячь, однако самым раздражающим звуком из всех для меня всегда был и будет звон будильника.
        Я в самом деле люблю свою работу и уже на протяжении многих лет с удовольствием ежедневно посвящаю девяносто процентов своего времени ей, но мне, как и любому из вас, не чужда и обычная, банальная лень, которая иногда по утрам призывает меня послать всю компанию в топку и провести в кровати весь день, абсолютно ничего не делая.
        Но как бы мне того ни хотелось, я никогда не позволяю себе пойти на поводу даже у столь невинной слабости, поэтому каждое утро я быстро отключаю звонкий внешний раздражитель и заставляю себя начать новый длиннющий напряжённый день, забитый рабочими делами под завязку, которые к вечеру превращают меня в выжатый лимон.
        Сегодня же мой будильник не просто раздражает, а будто бы пробирается в мой крепкий сон в виде убийственного грохота дрели и, разбудив, продолжает безжалостно изводить мою нервную систему, точно острые гвозди, вколачивая в разум своим бесконечно долгим звоном.
        - Выруби же ты его наконец, Харт! - хрипит мне где-то неподалёку находящийся Майкл. Не открывая глаз, я нащупываю орущий, словно аварийная сирена, айфон и спасаю нас обоих от раскола мозга. - О… тишина… благодать… ещё пять минут… только пять минут… - невнятно умоляет друг. И я с ним полностью солидарен. Обычно я сразу же встаю, не разрешая себе полежать и минуты, но сегодняшнее похмелье ни в какую не позволяет оторвать чугунную голову от подушки.
        Мы всё-таки надрались вчера с Майклом до полной отключки. Я даже не понял, как мне в итоге удалось опьянеть настолько, что я отрубился, сидя с бутылкой в руке. Видимо, моё желание приглушить ломку по Лине вместе с идиотскими «тостами» друга приобрело такую монументальную силу, что мне-таки удалось добиться своего. Да так удалось, что легче было бы сдохнуть во сне, чем ощущать сейчас весь обширный спектр последствий нашего застолья и неудобного сна на гостином диване: каждая кость и мышца в теле гудит и ломит, внутренности сводит тошнотворными спазмами, во рту царит настоящая засуха, и до сих пор ощущается едкий вкус водки. А голову… чёрт, её лучше вообще оторвать нахрен, чтобы не чувствовать происходящую в ней вакханалию.
        Мне так фигово сейчас, что впервые за последние недели вся огненная лихорадка приутихла из-за реального физического недомогания. И как бы странно это ни звучало, сей крайне неприятный факт не может не радовать - готов любую другую телесную хворь терпеть, лишь бы не вечную, одержимую жажду обладать дикаркой.
        Выходит, почаще так упиваться надо? Хотя куда уж чаще? Я и так в последнее время с бутылкой на «ты». Боюсь, такими темпами я скоро в заядлого алкоголика превращусь, - а это совсем безрадостная перспектива.
        Со стоном столетней развалюхи я кое-как заставляю себя перевернуться с живота на спину, готовясь насладиться самыми быстротечными пяти минутами отдыха. Но не тут-то было: они заканчиваются раньше, чем успевают начаться, благодаря новому разрывающему голову на части звону айфона.
        - Да сколько у тебя их там включено?! - мгновенно негодует полусонный Майкл, а я и сам не могу врубиться, почему будильник во второй раз сработал. И, кстати, почему у Холланда не сработал ни один? Он, что ли, на работу сегодня идти не собирался?
        - Выруби! - летит в меня очередная мольба, а вслед за ней и подушка.
        Уе*ан! Иначе его и не назвать. Для меня открыть глаза - это сущее испытание, а он ещё швырять мне в голову что-то вздумал. Всё-таки стоило мне вчера не стол разбивать, а схожим ударом его челюсть или бутылку - об голову.
        Мысленно обкладывая упырка благим матом, я беру телефон в руки и на сей раз перед выключением звона всё же решаю посмотреть на экран.
        И вот тебе на!
        Никакой это не будильник, а входящий вызов моей дорогой Сары. И на кой чёрт я ей понадобился в такую рань? Не знаю. Но явно зачем-то очень важным. По пустякам она меня никогда не тревожит, ведь знает - я этого не приемлю.
        - Алло. - О-о-о… вот это голос у меня! А скорее, тот самый раздражающий скрип ржавых качелей.
        - Мистер Харт? - учтиво уточняет Сара. Да она сама формальность. Не узнала меня, или же рядом с ней находится кто-то из посторонних, что требует соблюдения субординации на рабочем месте?
        - Да, Сара, это я, - прочистив горло, выдавливаю из себя уже более звучно и разборчиво.
        - Надеюсь, я не сильно помешала. Я звоню вам уже который раз, а вы сбрасываете все вызовы.
        - Что случилось? - призываю её перейти сразу же к сути проблемы.
        - Эм… - она зачем-то понижает громкость голоса. - Случилось то, что вас до сих пор нет в офисе, а представители «ТекПром» уже явились и ждут вас, чтобы выслушать всю информацию о новом изобретении. - От её заявления я в мгновенье ока пробуждаюсь быстрее, чем от ушата ледяной воды.
        - Что?! Почему уже ждут?! Встреча же была назначена на одиннадцать! - я резко подскакиваю с дивана, наступая на валяющуюся под ногами рюмку.
        - Всё верно. На одиннадцать. А сейчас уже пять минут двенадцатого.
        - Бля*ь! - срывается с языка, когда, не поверив Саре на слово, я бросаю беглый взгляд на наручные часы, осознавая, что, по всей видимости, будильники мы с Майклом благополучно отрубили ещё четыре часа назад. Оба. Во сне. И это жопа!
        - Что мне передать им? Вы застряли в пробке и будете с минуты на минуту? - с надеждой в вежливом тоне предполагает ассистентка. Она, как никто другой, знает, насколько важно для нас сотрудничество с данной компанией и насколько мизерны будут шансы заключить с ними сделку, если встреча не состоится по нашей вине. А я в свою очередь даже с бодуна отлично понимаю, что ни через минуту, ни через десять, ни через максимум допустимых пятнадцать не смогу оказаться в офисе ни в презентабельном виде, ни такой, какой есть - помятый, грязный, заспанный и со стойким выхлопом перегара, потому что путь от лофта Холланда до работы составляет как минимум полчаса.
        - Нет, меня не будет, - обречённо выдыхаю я, прикладывая руку к вспотевшему лбу.
        Очуметь! Как я до такого докатился?! В каком бы состоянии я ни был, я ни разу в жизни не просыпал и не опаздывал на встречи. И уж тем более не был вынужден сообщать о её отмене в момент, когда люди, у которых, так же как и у меня, каждый день расписан по минутам, уже пришли и ждут моего появления.
        - Как это не будешь, Адам? - Сара вконец переходит на озадаченный шёпот. - Но Майкла тоже нет на месте, а его телефон отключен. И я не знаю, где он.
        Зато я знаю: моя вечно приходящая на подмогу правая рука находится в полном отрубе на соседнем диване, где вовсю пускает слюни на подушку. Хорошо мы, однако, поболтали вчера. Два идиота безмозглых!
        - Его тоже не будет, Сара. Встречу придётся перенести.
        - Перенести? - с неверием переспрашивает она. Да! Моя левая рука тоже в шоке от подобного поворота.
        - Извинись перед Кеннингом и его командой, придумай для них уважительную причину моего отсутствия и предложи назначить день новой встречи.
        - Он вряд ли согласится, Адам. Уважительной причиной для них будет, только если ты при смерти.
        - Этот заносчивый хмырь уже настолько недоволен? - уточняю я, сдавленно ругаясь. Ощущаю я себя, конечно, как выпотрошенный, полувялый зомбак, но до смерти мне ещё далековато.
        - Да. Мистер Кеннинг изначально пришёл не в особо благосклонном настроении, а сейчас вообще сидит с перекошенным лицом.
        Чёрт! Наслышан я о тяжёлом нраве этого магната-изобретателя, и надо же было именно его так продинамить. Я сорвал джек-пот, не иначе!
        - Ладно, это не важно. Всё равно сделай, как я сказал. Я свяжусь с ним чуть позже с личными извинениями и буду сам пытаться всё исправить. Ничего другого нам не остаётся, - не без разочарования и злости на самого себя за такую недопустимую оплошность проговариваю я, сдавливая пальцами виски, пульсирующие острой болью. - Позвони мне сразу же после их ухода, - намереваюсь сбросить вызов, но Сара останавливает.
        - Подожди, Адам!
        - Что такое?
        - Мне кажется, ещё один вариант не отменять встречу только что вошёл в приёмную, - крайне озадачивает она своим неожиданным заявлением.
        - Поясни.
        - Ко мне прямо сейчас направляется Остин Рид, - а теперь неслабо удивляет, заставляя в первый миг напрячься от одного лишь упоминания его имени, а затем врубить умственные процессы на всю мощность с целью максимально быстро сообразить, что мне даёт представленная Сарой информация.
        А она, чёрт побери, как бы мне того ни хотелось признавать, в самом деле даёт немалый шанс не облажаться перед серьёзными людьми и спасти крайне важные переговоры от срыва.
        - Он уже подошёл? - интересуюсь я и вместо положительного ответа ассистентки слышу приглушённый мужской голос:
        - Добрый день, мистер Харт на месте? Мне нужно срочно с ним поговорить, - и по настоятельному, уверенному тону моего нового особенного работника могу судить, что он правда настроен на серьёзный разговор.
        Да только на какую тему, мне интересно знать? Прям очень, если честно. И ответ на этот вопрос я непременно узнаю. Но только позже. Сейчас в приоритете другое.
        - Дай ему телефон, - приказываю Саре, и она незамедлительно выполняет.
        - Вам повезло, Рид, мистеру Харту тоже нужно с вами срочно поговорить.
        - Со мной? - нескрываемое удивление не ускользает от моего слуха.
        - Да, с вами. Он на связи. Не заставляйте его ждать.
        И Рид не заставляет. Всего секунда - и в трубке звучит твёрдое:
        - Я слушаю вас, мистер Харт.
        Слушает он меня… прекрасно! Язык так и зудит от желания высказать ему многое, что неконтролируемо рвётся наружу из меня, да только никогда этому пылкому монологу не бывать! Всё, что надо, я уже доходчиво разъяснил Лине, а впутывать ещё Рида во весь сверхъестественный, съедающий меня хаос, я точно не собираюсь.
        - Сейчас я задам тебе вопросы, а ты быстро и самое главное - предельно честно мне на них ответишь, ясно? - стальным тоном чеканю я.
        - Ясно.
        Хорошо. Сейчас проверим - насколько.
        - Билл уже успел полностью ввести тебя в курс дела проекта?
        - Да.
        - Ты всё понял и во всём разобрался?
        - Да.
        - Есть ли хоть один момент, в котором ты сомневаешься в своей компетентности?
        - Нет.
        - Если я у тебя попрошу сейчас рассказать мне всё от начала до конца о системных и функциональных особенностях новой разработки, ты это без единой запинки сможешь сделать?
        - Да.
        - Уверен?
        - Абсолютно.
        - Точно?
        - Вы просили отвечать честно.
        - И ты это делаешь?
        - Дурной привычки врать не имею.
        - Я этого знать наверняка не могу.
        - Вы хотите, чтобы я начал подтверждать правдивость своих слов по телефону?
        - Нет. В данный момент на это нет времени.
        - Тогда вам придётся поверить мне на слово.
        Сжимаю челюсть от бессильной злости и негодования. Не на Остина - даже если он и бессовестно соврал мне сейчас, не желая признаваться президенту компании в своей неподготовленности. Я дико злюсь на самого себя за то, что из-за своего перманентного, плачевного состояния так смачно прокололся сегодня, что теперь приходится прибегать к помощи последнего человека, у которого хоть когда-либо собирался о чём-то просить.
        Хотя… О чём это я вообще? Я и сейчас не собираюсь ни о чём у него просить.
        - Пусть Сара проведёт тебя вместе с нашими будущими партнёрами в конференц-зал. Твоя задача - доказать, что тебя не зря взяли на должность руководителя без предварительного опыта работы, а если более точно - в красках расписать главе «ТекПром» все преимущества нашего новшества, ответить на все вопросы, хоть немного касающиеся технической стороны инновации, и сделать всё возможное, чтобы у Кеннинга и в мыслях не зародилось желание покинуть офис раньше моего приезда. Я буду в течение часа. Ты меня понял?
        Пять - именно столько секунд на сей раз требуется Риду, чтобы дать мне уверенный ответ:
        - Понял.
        Молодец! Не тормоз. Причём немногословный. Ещё один неоспоримый плюс. И, между прочим, для нас обоих. Ведь слышать его голос для меня - то ещё удовольствие, которое я спешу как можно быстрее закончить: незамедлительно сбрасываю вызов, с остервенением сдавливая смартфон в руках.
        Неадекватное возбуждение по-прежнему о себе не напоминает, но стоит только вспомнить обрывки томных, любовных слов, сказанных вкрадчивым голосом Рида дикарке в их единственную ночь близости, как в груди вмиг начинает печь от безрассудного гнева и ревности, спуская дикий жар к диафрагме, поражая её вместе со всеми соседними органами.
        Я не должен испытывать ничего подобного без «отражения» Лины - тут Майкл был совершенно прав, но во всём остальном мой друг с языком без костей ошибается. Он тоже ошибается - я не влюблён в эту дикую кошку. Никогда этому не бывать! Не допущу. Не приму. Искореню любые симптомы этого романтического бреда, когда наконец доберусь до необходимого мне тела. И если потребуется, рот себе скотчем заклею, чтобы во время полного помутнения сознания не выдавать дикарке немыслимых фраз, по типу: «Мне нужно, чтобы ты была собой, Лина».
        Не нужно. Ничего мне от неё не нужно. Пусть только ноги пошире раздвигает да в рот поглубже берёт. Всё! И хватит об этом!
        Сейчас важнее, как никогда прежде, не умереть от похмелья, сфокусироваться на работе, сгладить непозволительную ошибку с партнёрами и стойко выдержать нежелательное знакомство с Ридом, с которым планировал повременить до лучших времён.
        И, чувствую, единственное, что сегодня сможет спасти паренька от моего всепоглощающего желания стереть его с лица земли - это наглядное доказательство того, что он не такой же наглый врун, какой является его лживая «сестрица».
        ГЛАВА 12.
        АДАМ
        - Уж лучше бы ты мне сломал вчера шею, - ноет Холланд, поправляя идеально сидящий на шее галстук, когда мы спешно выбираемся из машины. - По моей голове словно пассажирский поезд проехал.
        Верю. По моей тоже. Но, в отличие от меня, внешне по Майклу и не скажешь, что ещё сорок пять минут назад он едва дополз до ванной: на деловом костюме, как всегда, ни единой складочки, светлые волосы аккуратно убраны назад, а с лица практически полностью сошла вся сонливость и признаки попойки. Контрастный душ, безусловно, смог привести его в приличную форму. Чуечка подсказывает, что со мной он подобного чуда не свершил. Да и не в своём костюме расхаживать как-то непривычно. Хотя по этому поводу мне ещё следует радоваться: мы с Майклом плюс-минус одной комплектации, поэтому необходимость тратить драгоценные минуты на поездку домой для переодевания отпала.
        Так что вот он я - президент многомиллиардный корпорации - явился к полудню в главное здание «Heart Corp» в чужой одежде, с адской мигренью и, вероятнее всего, яркой надписью на лице о том, как именно я вчера проводил вечер.
        - Расслабься, Харт, ты выглядишь, как топ-модель по-американски, - будто прочитав мои мысли, умудряется пошутить Майкл. Юморист чёртов! Ему всё мало?
        - Будь добр заткнуться хотя бы сейчас, - нетерпеливо поглядываю то на часы, то на циферблат сменяющихся этажей в лифте.
        - Я тебе серьёзно говорю: ты в полном порядке.
        - У тебя просто глаз ещё замылен алкоголем.
        - Неправда.
        - Значит, ты пытаешься меня успокоить.
        - И это неправда. Ты же знаешь, если бы ты выглядел, как урод, я бы не упустил такой уникальной возможности сказать тебе об этом. Да что уж там сказать! Я ещё и совместное селфи на память сделал бы, - шутник расплывается в весёлой улыбке, которую я нисколько не разделяю.
        - Тебя, по ходу, совершенно не волнует наш сегодняшний прокол.
        - Почему же? Очень волнует.
        - По тебе не видно.
        - По тебе тоже, - парирует он, имея в виду мою внешнюю бесстрастность. - Просто у нас с тобой разные подходы к сложившейся ситуации. Не понимаю, зачем лишний раз кипишить, если от нас уже мало что зависит. Теперь вся надежда на Рида. Поэтому, как поёт в песне Эльза: отпусти и забудь. С каждым случается.
        - Со мной никогда такого не случалось.
        - Всё всегда бывает в первый раз, - двусмысленно произносит Холланд, глядя на меня хитрым прищуром.
        - Не со мной, Майкл, - уверенно отрезаю я, чётко уловив резкую смену истинной темы его фразы.
        - С тобой тоже, Адам. И в этом нет ничего настолько ужасного, насколько ты себе это представляешь.
        - Ты в самом деле мне это говоришь после всего, что я тебе рассказал?
        Майкл задумывается на несколько секунд о чём-то известном лишь ему одному, а когда наконец додумывается, задорно усмехается.
        - Не поверишь, но на сей раз я предпочту благоразумно промолчать.
        - Правильное решение. Наконец-то, - коротко выдыхаю Майклу и лифту, который спустя вечность доставляет нас на нужный этаж. Мы оказываемся в моей приёмной, где Холланд при виде Сары, сидящей за своим рабочим местом в конце холла, мгновенно расплывается в лыбе Чеширского Кота.
        - А вот и моя светловолосая рыбачка, что поймала моё сердце на свою удочку и теперь наотрез отказывается отпускать в свободное плаванье.
        - С каких пор трахать каждый вечер разных баб называется не свободным плаваньем?
        - Не преувеличивай. Не каждый. Вчера я никакую бабу не трахал.
        - Потому что ты трахал мозг мне.
        - Ой да ладно! Тебе это было необходимо. Да и я же сказал, что Сара сердце моё поймала. Сердце, а не член. Его я своей ненаглядной отдам, когда она согласится кольцо на пальчик надеть да фамилию мою себе на веки вечные взять.
        - Адам! - заметив наше приближение, Сара отрывается от компьютера и резко вскакивает со стула.
        - Или для начала хотя бы увидит вокруг себя кого-то, кроме тебя, - бормочет он вполголоса и обращается к девушке. - И тебе доброе утро, красота моя неземная! Давай рассказывай, как же ты тут без нас справляешься?
        Сара бросает короткий взгляд на лучезарно улыбающегося Холланда и, проигнорировав его вопрос, сразу переходит к делу.
        - Если что, для людей «ТекПром» причина твоего опоздания - небольшое дорожно-транспортное происшествие. Здесь все необходимые бумаги, которые ты просил подготовить для переговоров.
        - Ты не дала их Риду?
        - Нет, там же нет ничего про технические характеристики проекта и в основном только документы для заключения сделки, а это вряд ли ему как-то помогло бы.
        - Ладно, спасибо, - перенимаю папку, бегло пролетая по информации. - Как он отреагировал на мой приказ?
        - Удивился. Сильно.
        - И всё?
        - Может, испугался. Не знаю. Внешне было заметно лишь небольшое волнение, но, полагаю, оно не мешает ему удерживать внимание Кеннинга. Они до сих пор сидят в конференц-зале.
        - Это обнадёживает, - с некоторым облегчением выдыхаю я, направляясь в сторону комнаты совещаний.
        - Вот видишь, Харт! А ты переживал! - встревает Холланд, следуя за мной вместе с Сарой. - Не всё так страшно, как ты себе накрутил.
        - Я проспал переговоры ценой в сто миллиардов долларов.
        - Ну да. Немного некрасиво получилось, но ты человек, Адам, а не робот, если ты забыл об этом. Каждый может проспать. Подумаешь, опоздал немного и скинул работу на другого. Тебе пора больше начинать доверять своим работникам и делать так почаще, а лучше вообще свалить уже наконец в первый в своей жизни отпуск и как следует расслабиться.
          - Спроваживаешь меня? Так понравилось быть здесь за главного?
        - Честно? Вообще нет! Не представляю, как ты проруководил компанией больше семи лет без единого отгула, не свихнувшись при этом. Но чувствую, сейчас тебе, как никогда прежде, нужен отпуск, а то иначе скоро совсем себя доведёшь такими темпами.
        - Это не я себя довожу, Майкл, и ты это знаешь, - приближаясь к нужному помещению, понижаю громкость голоса.
        - Так ты свою доводилку в ручной багаж собой бери и решай проблему без посторонних помех, а за компанию не переживай: ещё недельку-две мы тут с твоей помощницей и без тебя справимся, правильно, Сара? - Майкл бесцеремонно умещает руку на талию девушки, когда мы останавливаемся в паре метрах от двери. Прижимает плотно к себе, выжимая из неё вместо ответа возмущённый всхлип. - Я так и знал, что ты меня в этом полностью поддержишь, лапа. Ты же тоже хочешь, чтобы наш босс вновь стал красивым и свеженьким.
        - Так, значит, сейчас я всё-таки не такой? - перевожу вопросительный взор с Майкла на оторопевшую ассистентку. - Я имею в виду, по мне сразу понятно, что я далеко не в ДТП попал, а будто из вытрезвителя выбрался?
        - Да нет, я не это хотел сказать.
        - Ты вообще помолчи хотя бы минуту! Ты меня реально достал уже за минувшие сутки, - затыкаю Майкла грозным полушёпотом и возвращаю прямой взгляд на Сару. - Ответить ты: я нормально выгляжу?
        В первый момент секретарь окончательно теряется. Подобных вопросов я ей тоже ещё никогда не задавал. Но вскоре, встрепенувшись, она сканирует меня с головы до ног оценивающим взглядом и робким голосом выдаёт вердикт:
        - Красивый… То есть нормальный. Никто ничего не поймёт.
        Майкл закатывает глаза, покачивая головой.
        - А у неё, значит, глаз ничем не замылен, так?
        Я ничего не отвечаю. Всё, что меня волновало, я уже узнал, а вести и дальше бессмысленные разговоры нет времени.
        Не желая заставлять ждать людей и секундой дольше, я порываюсь войти в зал, но не успею и ручки коснуться, как дверь открывают с другой стороны, и в проёме появляется парень в строгом, чёрном костюме.
        Каждая мышца в моём теле вмиг превращается в сталь, жжение в груди нарастает, а в лёгкие начинает проникать не кислород, а ядовитые пары, поражающие бронхи. Шкала злости непроизвольно взлетает вверх, отчего в стремлении избежать молниеносной атаки я будто дышать перестаю, сильнее впиваюсь пальцами в папку, становясь неподвижным камнем. И, между прочим, не я один. Паренёк тоже застывает, напрягается, врезаясь цепким, острым взглядом в моё лицо, с некой настороженностью изучая его. Мне же изучать не приходится. Этого кадра я ни с кем не спутаю и даже в полном бреду сумею узнать. Ощутить. Почуять…
        Вот мы и встретились с тобой лицом к лицу, Остин Рид. И только посмей мне сейчас сказать, что ты облажался!
        ***
        Мне не определить, какое мизерное количество секунд проходит в реальности, но по моим ощущениям мы пристально пялимся друг на друга вечность, спустя которую Рид первым тихо выдыхает и, отмерев, раздвигает губы в приветственной улыбке.
        - Мистер Харт, вы, как никогда, вовремя, - заявляет он без тени сарказма. - Я собирался сходить за документами, но вижу, вы сами их принесли. - Он спускает взгляд к папке в моих руках и делает шаг в сторону, пропуская в комнату, в центре которой за круглым столом сидят семеро мужчин.
        Невербально транслирую Риду вопрос об исходе встречи и, получив в ответ едва заметный положительный кивок, вполголоса произношу:
        - Хорошо. Дальше я сам. Ты свободен.
        И Остин мгновенно проявляет образцовое послушание: прощается со всеми присутствующими в комнате и покидает её. Я же наоборот здороваюсь с каждым мужчиной и приношу извинения за опоздание.
        - Ничего страшного, Адам, главное - вы целы и невредимы. Насколько вижу, даже без значительных ушибов обошлось. - Несносный Кеннинг приветственно сжимает мою ладонь, со скептицизмом поглядывая на вторую - повреждённую.
        - Да, слава богу, всё обошлось. Всего пару порезов. Мне несказанно повезло.
        - И не только в этом, - выдаёт ещё один комментарий основатель «ТекПром», присаживаясь обратно на своё место. Я смотрю на него вопросительно, ожидая пояснений. - Если у вас все сотрудники подходят к своей работе с таким энтузиазмом, как делает это Остин Рид, тогда не удивляюсь, почему ваша компания с каждым годом набирает всё большие обороты.
        Ого! А вот сейчас мне в самом деле нужно радоваться. Кеннинг запомнил его имя, а это значит, парнишке не только удалось выполнить моё требование, но и по-настоящему впечатлить этого придирчивого и непростого в общении бизнесмена. И полноценно убедиться в этом мне позволяют все последующие полтора часа обсуждений условий сделки, которая по предварительным расчётам не только принесёт «Heart Сorp» баснословную прибыль, но и поможет вернуть прежнюю позицию на мировом рынке.
        Остин всё-таки не соврал, заверив, что успел меньше, чем за месяц, вникнуть во все детали проекта. Во время переговоров мне не пришлось тратить ни одной лишней минуты на повторное разъяснение нюансов новой технологии, что также не могло не порадовать. Видимо, не без повода Майкл постоянно зудит о том, что мне стоит поручать руководителям больше важных встреч и заданий, а не доверять серьёзные дела только себе и ему. И, наверное, он прав. Не зря же каждого из сотрудников при поступлении истязают различными тестами и проверками, а после ещё и я всех до единого лично проверяю.
        Риду же повезло избежать ознакомительной встречи со мной только в связи с моим вынужденным отсутствием в Нью-Йорке и плотно забитым графиком работы в Рокфорде. Однако сегодня ему представилась случайная возможность наглядно доказать свою профпригодность, что он, несомненно, и сделал, без какой-либо подготовки доходчиво презентовав наш будущий продукт группе серьёзных ИТ-специалистов. И ко всему прочему каким-то непостижимым мне образом за жалкие сорок пять минут сумел заручиться благосклонностью Кеннинга.
        Впечатляюще!
        Внушительную премию и мою личную благодарность он однозначно заслужил, и я обязательно сам ему об этом поведаю. Какую бы сильную неприязнь к нему я бы не испытывал, я не могу позволить просочиться ей в работу. Это неправильно. И не в моём стиле. Я всегда не только наказываю в соответствии со степенью нарушения, но в той же мере достойно поощряю за выдающиеся заслуги. И Остин не станет исключением.
        - Внеси отмеченные поправки в тексте, перепроверь документы ещё раз, а затем отправь юристу, - после окончания совещания бросаю драгоценную папку с контрактом с «ТекПром» Саре на стол. - Также созвонись с секретарём Кеннинга и договорись о дне заключения официального договора.
        - Поняла. Всё сделаю.
        - Я правильно помню - следующая встреча у меня только в четыре? - уточняю я.
        - Да. В ресторане «The view».
        - Отлично. Если вдруг появятся проблемы - звони. Я уезжаю на предприятие. До встречи пробуду там.
        - Минуту, Адам! - окликает меня Сара, стоит мне ринуться прочь.
        - Что ещё?
        - Ты случайно не к Риду едешь?
        - К нему.
        - Тогда тебе не нужно никуда ехать. Он ещё здесь.
        - В смысле ещё здесь? - недоумеваю я. Почему он до сих пор не вернулся на своё рабочее место, где сейчас без надзора руководства находится целый штат людей?
        - Да. Остин сказал, что не уедет, пока не поговорит с тобой. Тему разговора он мне выдавать не стал, но заверил, что это крайне важно, и срочно требует твоего внимания.
        - И где же он? - спрашиваю я, оглядев пустую приёмную.
        - Пять минут назад ушёл в курилку, так что в любую минуту должен вернуться обратно.
        Ждать его я не собираюсь, а упоминание курилки откликается в лёгких острым желанием затянуться никотином.
        - Предполагаю, что он в ближайшей - на пятьдесят пятом, - без слов уловив ход моих мыслей, сообщает Сара. И что бы я без неё делал? Другой такой проницательной в офисе нет.
        Спускаюсь на нужный этаж, где размещается не просто отдельное помещение для курения, а просторная зона отдыха, схожая с элитной квартирой, в которой любой из сотрудников «Heart Corp» может с комфортом провести свой обеденный перерыв. И мне везёт попасть прямо на его окончание, когда псевдоквартира становится практически пустой.
        Направляюсь прямиком в курилку, стеклянная дверь которой оказывается открытой, поэтому ещё в коридоре мне удаётся расслышать приглушённый и не совсем дружелюбный диалог мужчин. В желании не выдавать своего приближения замедляю темп и громкость шагов. Тихо подхожу ближе к задымлённой комнате и напрягаю слух.
        - Я же тебе сказал не приезжать сюда! Зачем ты ослушался? - негодует знакомый мне мужской голос.
        - Не забывайся, Билл. Ты мой наставник, а не начальник. Я не должен беспрекословно слушаться, а лишь прислушиваться к твоим советам. И то, если сам посчитаю это нужным. И сейчас как раз-таки не тот случай, - уверенный голос Рида звучит напряжённо, а у предыдущего руководителя проекта он и вовсе пропитан сильным раздражением:
        - Ты не быстро ли зазнался, малец? Что ты о себе возомнил? Мало того, что из-за твоего появления меня убрали с должности, на которой я проработал больше пятнадцати лет, так теперь благодаря твоим выкрутасам я рискую и вовсе потерять работу.
        - Да каким выкрутасам? Я поступил так, как того требовала ситуация. Я руководитель и имел полное право на это. И заметь - это моё решение и мне за него отвечать перед Хартом. Мне, а не тебе! Поэтому не понимаю, почему ты паникуешь понапрасну? Никто тебя не уволит. Ты ничего не сделал. К тому же ты прекрасный специалист и верный сотрудник. Тебе нечего бояться. Так что успокойся!
        - Не успокоюсь. Харт мне ясно дал понять, что любая твоя оплошность выйдет мне боком, а я не могу из-за твоих вопиющих действий терять это место. Мне троих детей ещё кормить надо.
        - Как кормил, так и продолжишь кормить. Расслабься. Я тебе ещё раз повторяю: тебе нечего бояться. О тебе речь вообще не пойдёт.
        - А речь вообще ни о ком не пойдёт. Ты сейчас же возвращаешься со мной на предприятие, отменяешь свой приказ и забываешь о глупых разговорах с Хартом. Незачем отвлекать босса по всякой ерунде.
        - Это не ерунда. Он должен знать. И пусть сам тогда решает, как поступать.
        - Вот когда будут неопровержимые доказательства, тогда и сообщишь ему, а сейчас ты немедленно едешь со мной! - практически рычит Билл, и его торопливые шаги начинают приближаться к двери, однако из курилки ему так и не удаётся выйти, потому как в неё наконец вхожу я.
        - И что же именно мне нужно знать? - слёту задаю вопрос ледяным тоном, заставляя их обоих мгновенно напрячься.
        ***
        А сразу следом мне везёт понаблюдать за двумя разными манерами поведения в момент появления начальства: Остин довольно быстро собирается, тушит недокуренную сигарету в пепельницу, при этом нисколько не скрывая своего недовольства, а доселе негодующий Билл, как по волшебству, натягивает на лицо вежливую улыбку и учтиво произносит:
        - Добрый день, мистер Харт! Рад вас снова видеть в Нью-Йорке. Как прошла поездка в Рокфорд? - его жалкая попытка увести меня от темы не вызывает ничего, кроме всплеска раздражения.
        - Свободен, Билл, ты мне здесь больше не нужен, - строго отрезаю я, но глаза мужчины настолько сильно округляются от испуга, что приходится следом добавить: - Возвращайся на предприятие. Проследи за работой, пока Остин здесь.
        - Так… Мистер Харт… я не могу это сделать один, - нервно мямлит мужик, недобро поглядывая на Рида.
        - Что значит не можешь? Дорогу забыл?
        - Нет… Просто следить там на данный момент незачем.
        - И как это понять? - Теперь и я врезаюсь тяжёлым взглядом в Остина.
        - Перед приездом к вам в офис я временно приостановил все главные процессы разработки, - заявляет он так легко и просто, словно сообщает о преждевременном отключении духовки.
        - Что ты сделал? - переспрашиваю глухим голосом я. Слегка поутихшая после переговоров с «ТекПром» злость возвращается в двукратном объёме, и это вмиг понимают оба моих собеседника: трусливый специалист живо потупляет взгляд в пол, а в край охеревший и, по всей видимости, абсолютно бесстрашный сильно сжимает челюсть и смотрит на меня в ответ не менее гневным взглядом.
        Да только какого черта?! Он-то за что злится на меня?!
        - Я всё объясню, если вы уделите мне немного своего времени, - не без труда выдавливает сдержанным тоном Остин, спеша разрядить напряжённую обстановку, да ни черта не выходит: сейчас из-за меня воздух накаляется настолько, что в курилке даже зажигалка не требуется, чтобы прикурить сигарету. Радует, что мужчинам не дано ощущать побочные эффекты моей силы.
        - Я здесь и с нетерпением жду твоих объяснений. - Взяв всю сумасшедшую злость под контроль, я присаживаюсь на диван и выжидающе сверлю лицо Остина.
        - Я хотел бы поговорить наедине, - просит тот, и Биллу хватает моего короткого взгляда, чтобы свалить отсюда нахрен. - И желательно там, где нас никто не услышит.
        - Закрой за собой дверь, - бросаю приказ в спину уходящего взволнованного экс-руководителя и возвращаю всё внимание к Риду. - Здесь звуконепроницаемые стены. Можешь начинать, или будут ещё какие-то пожелания? - недобро интересуюсь я, наблюдая, как парень отрицательно покачивает головой и поправляет галстук.
        Давит, Остин? Я бы с удовольствием передавил твоё горло сам. И непременно сделаю это, если сейчас же не услышу вескую причину твоему сумасбродному решению.
        - Сразу хочу сказать: я не думал, что заморозить всю работу придётся на целых полдня. Я надеялся поговорить с вами гораздо быстрее.
        - Мне нужны не оправдания, а объяснения, Рид, - перебиваю я, желая быстрее подтолкнуть его к сути. По привычке забираюсь во внутренний карман пиджака за сигаретами, но их там не оказывается. Дьявол! Никотин мне сейчас необходим не только как воздух, но и как болеутоляющее, успокоительное и парацетамол.
        - Хорошо, - вздыхает мой спаситель, протягивая мне свою пачку сигарет, и усаживается в кресло напротив. - Я не мог дать разрешение на переход на следующий этап разработки и тестирования системного обеспечения из-за двоих членов моей команды, которых необходимо отстранить от данного проекта. Я полагал, что владею всеми полномочиями, чтобы самому решать, кто будет со мной работать, а кто - нет, однако Билл заверил, что я не имею никакого права менять отобранный лично вами состав специалистов, поэтому я был вынужден приостановить всю работу и приехать к вам за этим разрешением.
        - Кого ты хочешь отстранить и почему? - глубоко затягиваюсь дымом, но это, к моему глубочайшему сожалению, ни на градус не улучшает ни моё физическое состояние, ни настроение.
        - Питер Доэрти и Джефри Стоун. Причина - недоверие, - коротко сообщает Рид, тоже закуривая.
        - Недоверие?
        - Да. Я работаю здесь совсем недолго, но уже успел в той или иной мере познакомиться с каждым из моей команды. И этим двум я не доверяю.
        - Что они сделали?
        - Пока ничего.
        - Ведут себя подозрительно?
        - Нет.
        - Тогда чем они вызвали твоё недоверие?
        Остин шумно вздыхает, проводя рукой по волосам. Наклоняется чуть вперёд, опирается локтями на колени и смотрит не меня так, словно готовится сказать нечто немыслимое.
        - Вы, наверное, рассмеётесь или подумаете, будто я не в себе, но я не верю им и не могу позволить им работать дальше над проектом только потому, что так чувствую. Вот и всё, - выдаёт он и правда немыслимую чертовщину. Только вот же беда: смеяться мне совсем не хочется.
        - Ты правда мне только что заявил, что я должен уволить двух профессионалов высочайшего уровня, до которых тебе ещё учиться и учиться, всего лишь из-за твоей разыгравшийся интуиции? - мрачно усмехаюсь я, ощущая, как моя неистовая злость смешивается с колоссальным изумлением.
          - Я ни в коем случае не оспариваю их профессионализм и не прошу увольнять, а просто перенаправить на другой менее значимый проект.
        - Я не собираюсь этого делать без веских на то причин.
        - Я уже высказал вам свою единственную причину.
        - Это не причина, а полный бред, из-за которого я уже полдня теряю немалые деньги, - достаю телефон в желании отдать приказ Биллу немедленно сообщить людям о возобновлении работы.
        - Если вы не прислушаетесь к моему бреду, вы потеряете несоизмеримо больше того, что потеряли сейчас! - Уверенность в его убеждении обескураживает настолько, что я всё-таки торможу с нажатием на кнопку вызова. - Мистер Харт, я знаю, что мы с вами пока ещё малознакомы и вам трудно мне доверять, но я призываю вас прислушаться к моим словам. Я уверен, в «Heart Corp» найдутся другие не менее опытные айтишники, чем Доэрти и Стоун. А даже если и не найдутся, уж лучше работать с меньшим количеством людей и чуть дольше, нежели с самыми лучшими специалистами нашей страны, которые в итоге непременно сольют все засекреченные файлы конкурентам, и все наши труды канут в лету.
        - Пит с Джефри работают в компании ещё со времен правления моего отца и запустили в мир не одну инновацию. Они, как никто другой, знают, что виновных быстро найдут, и за слив конфиденциальной информации они одним лишь штрафом не отделаются. С их шестизначными зарплатами им нет никакого смысла идти на подобный риск.
        - Поговаривают: денег много не бывает. Может, кто-то из конкурентов предложил им сумму, которую они за всю жизнь не заработали бы здесь, а также в случае судебных разбирательств пообещали покровительство кого-то из не менее влиятельных людей, чем вы. Всё возможно. Догадок много, какая из них верная - ответить не смогу.
        - Я у тебя требую не догадки мне излагать, а представить неопровержимые факты их виновности. Ты понимаешь, что нельзя просто так обвинять людей в нечто столь серьёзном и очернять их в моих глазах без доказательств? - холодно спрашиваю я, фактически не слыша своего голоса. От усердно сдерживаемого раздражения закладывает уши.
        - Я это прекрасно понимаю, - чеканит Рид не менее леденящим тоном. Да только какого *уя, спрашивается? - В месте, откуда я родом, ты получаешь ножом в живот за пустой трёп и клевету, поэтому делать подобные броские заявления без стопроцентной уверенности я бы никогда не стал. Тем более вам. Но, увы, я не могу представить вам никаких доказательств их гнусных намерений, кроме моих убеждений в своей правоте. И боюсь, в данном случае доказательства появятся только тогда, когда уже будет поздно что-то исправлять. Если вы хотите упустить единственный шанс оправиться после недавно произошедшего взрыва на одном из самых крупных заводов «Heart Corp» и быстро возвести компанию на прежний уровень, то можете прямо сейчас послать меня к чертям со всеми моими бреднями и убрать с позиции руководителя этого проекта, потому что лично я не собираюсь спокойно сидеть и ждать, пока все мои многолетние труды вместе с вашими технологиями уплывут в чужие руки.
        - Мне показалось, или ты мне сейчас ультиматум поставил? - нейтральным тоном уточняю я, стряхивая пепел в пепельницу, хотя на деле хочется вбить в неё окурок со всей дури, разломав и стеклянную чашу, и стол, а после и голову Рида.
        - Вам не показалось, - подтверждает он, не отводя с моего лица донельзя напряженного взора. - Поймите меня правильно, мистер Харт. Я поистине ценю представленную мне возможность и наслаждаюсь каждой минутой работы здесь, какой бы тяжелой и стрессовой она не была, но в случае вашего отказа перевести названных мной специалистов на другой проект, мне придётся отойти от этого дела, забрав следом и все свои разработки. В рабочем контракте чётко указано, что только я владею всеми правами на них и только я могу решать, как ими распоряжаться. И я без промедлений заблокирую доступ ко всем системам, но сделаю это не потому, что хочу, а исключительно в целях не потерять их по вине других людей, которым, по всей видимости, стало недостаточно того, что они имеют. Мне нет никакого резона выдумывать какие-то небылицы и тратить ваше и своё время тоже. Мы с вами в одной команде, так сказать, на одном корабле, однако, если вы решите самолично врезаться в айсберг, о котором я вас заранее предупреждаю, мне ничего другого не остаётся, как спуститься на шлюпке и спастись ещё до момента столкновения, - заканчивает Рид
на поэтичной ноте и, представьте себе, всё-таки вынуждает меня всерьёз задуматься над его словами.
        Не из-за его обещания уйти и забрать все свои системки. Это меня не пугает. Я бы обязательно нашёл бы лазейку, как не допустить подобного, но его убедительная речь о будущем предательстве двух работников озадачивают основательно. Ведь если как следует подумать… Риду действительно нет никакого смысла врать и строить козни против своих же подчинённых. Это абсолютно бессмысленно и не принесёт ему никакой выгоды. Будь я на его месте, получив в столь молодом возрасте должность топ-руководителя, ни за что не стал бы рисковать потерять её таким глупым способом, а, наоборот, из кожи бы вон лез, лишь бы усидеть на этой позиции по возможности дольше, день за днём доказывая, что меня не просто так выбрали из тысяч других профессионалов.
        И Рид безукоризненно делал это весь прошедший месяц. После моего звонка Биллу Остин то и дело рвёт жопу в кровь, контролируя все процессы работы с самого утра до позднего вечера - мне доподлинно известно об этом не только по ежедневным отчётам его наставника и словам Майкла, но и по признакам недосыпа и переутомления на его лице. Одни покрасневшие глаза и заметные синяки под глазами чего стоят. И, тем не менее, несмотря на усталость и, скорее всего, ни на секунду не покидающую тревогу о потерянной «сестрёнке», сегодня он не стушевался и сумел уберечь наиважнейшие переговоры от срыва. Стрессоустойчивость у парня тоже на высоте - и это я ценю в работниках не менее преданности и точного выполнения своих обязанностей.
        Пока я молчаливо докуриваю сигарету, мне так и не удаётся найти ни одной разумной причины, что могла бы побудить Остина врать без веского на то повода, прибегая к обещаниям покинуть место, которое ещё никогда за всю историю существования «Heart Corp» не доставалось двадцатитрёхлетнему мальцу, только что выпустившемуся из университета. Таких причин нет. И быть не может. А значит, какими нелепыми ни были бы доводы Рида о необходимости перевода айтишников, проработавших в компании полжизни и ни разу не давших усомниться в своей преданности, мне, чёрт побери, стоит довериться его интуиции и сделать так, как он просит.
        - Твоя взяла, Остин, ты меня убедил, - соглашаюсь я, с титаническими усилиями сохраняя бесстрастную интонацию голоса.
        - Вы даёте добро на отстранение Пита и Джефри? - Я ожидал услышать неприкрытую радость в тоне Рида, но его вопрос прозвучал так, словно он секунду назад получил отказ и теперь злится на меня за это. Опять. Что за чёрт?! Я его раздражаю так же, как и он меня?
        - Да. И сегодня же я пришлю тебе резюме других кандидатов на их место. Сам выберешь тех, кому сможешь всецело доверить работу. А сейчас мы с тобой оба со скоростью света летим на предприятие. Я сам поговорю с двумя подозреваемыми и сообщу о своем решении, а ты немедленно займёшься запуском всех систем. И на будущее: никогда не смей повторять ничего подобного, предварительно не получив от меня разрешение, понял? - мрачно предупреждаю я, вставая с кресла и направляясь к выходу из курилки. Остин мгновенно делает то же.
        - Понял, - следуя за мной, он выдавливает короткий ответ, но я всем нутром ощущаю, что Остин мог бы мне ещё много чего сказать. В основном матерного.
        - Говори, - приказываю я, когда мы нога в ногу движемся по коридору.
        - Что говорить? - искренне недоумевает он.
        - Чем ты до сих пор не доволен?
        - Я? Я всем доволен.
        - Что-то по тебе не скажешь.
        - Вам кажется. Переговоры с мистером Кеннингом закончились удачно? - резко меняет тему Остин.
        - Да. Партнёрству быть.
        - И у вас для меня нет никаких нареканий?
        - Какие нарекания ты хочешь услышать, если ты спас многомиллиардную сделку от провала? Ты отлично справился, за что получишь щедрое вознаграждение.
        - В таком случае почему вы злитесь на меня так, будто я сделал обратное? - не выразив ни одной позитивной эмоции насчёт новости о денежной премии, выпаливает Рид. Останавливается возле лифта и смотрит на меня в упор пытливым взглядом, пока я зависаю на несколько секунд от немалого изумления его вопросом.
        - А с чего ты решил, что я на тебя так сильно злюсь? - с нескрываемым любопытством интересуюсь я, ведь мне даже сомневаться не нужно, что по моему лицу невозможно понять, какой жуткий балаган творится за моим отточенным годами бесстрастием. Но Рид какого-то лешего понимает. Причём даже больше, чем возможно себе представить.
        - Вы не просто злитесь. Я вам не нравлюсь, - уверенно, чётко, без крупицы сомнений. - И я хочу знать на то все причины, мистер Харт. Не люблю ложь и лицемерие, поэтому, если я провинился в чём-то ещё, кроме несанкционированной остановки работы, пожалуйста, скажите мне об этом прямо, чтобы я смог по возможности быстрее исправиться, - вновь немного резковато, но предельно искренне произносит Рид, добавляя себе в моих глазах ещё несколько очков.
        Да чёрт возьми! Этот гадёныш, как назло, сочетает в себе все качества, которые я всегда ценил в работниках: прямолинейность, трудолюбие, послушание, ум, способность отстоять свои суждения, некую невообразимую проницательность и самое главное - смелость, что помогает ему не стелиться перед начальством, как это делают восемьдесят процентов работников «Heart Corp». И напоследок… Никогда не подумал бы, что скажу подобное, но при других обстоятельствах мы с Ридом запросто могли бы стать друзьями.
        Смешно, не правда ли? Но я в самом деле так думаю. Однако сему чуду бывать только в альтернативной Вселенной или же в другой жизни, потому что произошедшие события со светловолосым демоном, застрявшие в моей памяти невытягиваемой занозой, ни за что не позволят изменить моё негативное отношение к Остину. С ним мне просто необходимо научиться справляться, а также стараться усмирять и контролировать гораздо лучше, чем я это делаю сейчас.
        - Не стану скрывать, Рид, ты меня знатно разозлил своим своевольным поступком, но уверяю, кроме этого у меня к тебе замечаний нет. Просто сегодня я немного не в духе, день не из лёгких, а тут ты ещё с такими новостями навалился, - непринуждённо проговариваю я, входя в кабинку лифта.
        - Вы уверены, мистер Харт? - в интонации грёбаного эмпата я улавливаю неверие, которое надеюсь уничтожить более дружелюбным тоном:
        - Не был бы уверен - не говорил бы. И зови меня по имени. Нас с тобой впереди ждут много долгих рабочих дней бок о бок, поэтому формальность нам ни к чему, - с полуулыбкой сообщаю я и жму на кнопку нижнего этажа.
        - Как скажешь, Адам, - молниеносно перестраивается Остин и, вроде как поверив мне, немного расслабляется, пока я мысленно не перестаю усмехаться абсурдности происходящего: я стою плечом к плечу с человеком, которого весомая часть меня жаждет превратить в ошмётки, наказав за страстную ночь с дикаркой, а он - с главным начальником и мужчиной, которого наверняка отчаянно продолжает искать, чтобы спасти свою похищенную возлюбленную.
        Степень иронии однозначно зашкаливает, и моя задача на ближайшее будущее проследить, чтобы так оно и продолжалось: Остин должен оставаться в полном неведении о моей связи с Линой и отдавать все свои силы на доведение моей компании до ошеломительного успеха.
        ГЛАВА 13.
        НИКОЛИНА
        Осознание, что я слегка погорячилась с игрой в больную перед доктором Лэнс, пришло на пятый день моего пребывания в новой комнате, в которой я, как дикое животное в зоопарке, могу наблюдать за бурлящей жизнью мегаполиса исключительно через непробиваемое стекло. А спустя две недели я и вовсе готова лезть на стенку от скуки, так как мои ежедневные однообразные развлечения уже стоят поперёк горла.
        После переезда поменялся лишь интерьер клетки и вид из её окна, но мои занятия остались неизменными: бесконечное чтение книг, просмотры сериалов и фильмов да отмокание в пенистых ваннах. Из незначительных новинок - только лёгкие силовые тренировки с собственным весом. Ничего более тяжёлого и интенсивного мне сделать не светит. В тренажёрный зал или бассейн мне вход также запрещён. А точнее в принципе перемещение по апартаментам.
        И нужно отметить: терпеть заточение в Нью-Йорке даётся мне в разы сложнее, чем в Рокфорде - там дождливая погода постоянно благоволила сидению дома, а до тошноты надоевшие улицы серого города не манили к себе так, как делает это Пятая авеню, яркий Тайм-сквер, необычный Хай-Лайн парк, расположенный на высоте десяти метров над землёй, Бруклинский мост, по вечерам светящийся неоновыми фонарями, обзорная площадка Эмпайр-стейт-Билдинг и уйма других всемирно известных потрясающих мест, которые я неоднократно видела в экране телевизора, мечтая, что когда-нибудь увижу их вживую.
        Здесь всё для меня ново, красочно, неизведанно и совершенно недоступно, отчего становится ещё более любопытней увидеть и познать всё, что ждёт меня за пределами моего чёртового ящика. Да и к тому же встретивший нас в день прилёта лютый летний зной ни в какую не сбавляет обороты, так и призывая меня надеть купальник и ускакать нежиться под солнышком в каком-нибудь пляжном клубе Нью-Йорка, попивая освежающий «Мохито», лёжа в бассейне на ярко-розовом надувном фламинго.
        Мои желания - сплошная банальщина, но, чёрт побери, я хочу всё это, как и многие другие девочки. Хочу почувствовать на собственной шкуре, какого это быть одной из легкомысленных, богатых фиф из кинофильмов, что целый день могут позволить себе беззаботно отдыхать на свежем воздухе, болтая ни о чём с такими же отполированными деньгами мужей или любовников красотками. Хочу отправиться на расслабляющие тело массажи и другие различные спа-процедуры, зависнуть на несколько часов в элитном салоне красоты, поужинать в шикарном ресторане с вечерним видом на Гудзон, слушая живую музыку, или совершить прогулку по эксклюзивным бутикам, где потрачу целое состояние Харта на покупку абсолютно ненужного мне модного барахла, которого и так навалом.
        Да! Хочу! Хочу! Хочу воплотить в реальность всю эту пустую, праздную белиберду, но вместо неисполнимых желаний единственное, чему я могу порадоваться - это небольшому бонусу в виде открывающихся окон, через которые я могу высунуть наружу носик и поджарить его под палящими лучами солнца.
        Ну… хоть что-то. В Рокфорде у меня и этого не было, так что несите шампанское! Эта новость, безусловно, требует празднества. Хотя, честно говоря, напиться до беспамятства мне хочется только если с расстройства. Но в этот раз никого, кроме себя, в своём затянувшемся сидении в четырёх стенах винить я не могу. В желании выиграть время для восстановления «щита» я конкретно перестаралась, когда охала, кряхтела, морщилась от боли и жаловалась на недомогание во время повторного визита врача. Но кто же знал, что в этом театре не было никакой нужды, так как вернуть себе стопроцентный контроль над сознанием, а запертой Николине - защищающую нас ненависть к Харту, получилось всего за каких-то пару-тройку дней. Да-да, настолько быстро, а всё благодаря неутомимым стараниям моего начальника, который каждый вечер проводил бурную секс-сессию со своей громко стонущей палочкой-выручалочкой Виолой.
        Я специально прижималась к стене, отделяющей меня от спальни Адама, и вслушивалась в каждый полутон наслаждения трахающейся парочки, чтобы навсегда изгнать из безмозглой головы моей дурной стороны воспоминания о «любовных» взглядах и фразах Харта.
        Все они - фальшь, ложь, глюк его магии - именно это я повторяла раз за разом, дабы намертво вбить глупышке мысль, что ей снаружи делать нечего. Она здесь никому не нужна: ни мне, ни тем более Харту. И к нашему общему счастью, Николина это быстро поняла.
        Так что огромное спасибо боссу за неизмеримую помощь в уплотнении «стен». Без него я бы так ловко не справилась. Цены ему нет, как и его модельной домработнице, которая во время приходов ко мне также не забывала в красках описать все подробности их горячих соитий.
        Зачем она это делала? Ха! Да просто она ещё одна помешавшаяся на Харте сука - вот и вся причина. И, между прочим, вечно серьёзная Сарита на её фоне - ещё ангелочек. Эта же рыжая секс-бомба - настоящая лицемерная тварь. В день нашего приезда в Нью-Йорк при Адаме она вела себя как прилежная работница, в его постели, если мой слух не подводит, она тоже - само послушание, но стоит начальнику свалить на работу, а нам с ней остаться наедине, как Виола превращается в зазнавшуюся стерву, которая считает себя не шлюхой-служанкой, а прямо-таки женой Адама и хозяйкой его пентхауса.
        Видели бы вы, с каким надменным лицом она приносит мне еду. Словно не прислуживает мне, что, по сути, она и делает, а приносит паёк подобранной с улицы дворняге. И более лучшего определения, чем мерзопакостная гадость, я не могу найти для той отвратной стряпни, что она для меня готовит.
        Если в Рокфорде я налакомиться не могла кулинарными шедеврами Сьюзен, то здесь Виола нарочно портит один из немногих источников моего удовольствия. Сучка то пересолит еду, то принесёт пресную, то переварит пасту до состояния каши, то сунет мне полусырую картошку, то зальёт всё тонной масла, то скинет на тарелку абсолютно не сочетающиеся между собой продукты. И, кстати, каждодневные перепалки с ней по поводу еды и многих других тем, которые она заводит в желании специально выбесить меня, тоже стали для меня чем-то вроде забавы. Спорить с ней, провоцировать на злость, слушать её огрызания и едкие высказывания в мой адрес в тщетных попытках задеть меня - всё это неплохо разбавляет мои скучные будни.
        
        Однако нельзя не похвалить мымру: разок ей всё-таки удалось добиться своего и вывести меня из себя, когда по вине её очередного недоблюда я полночи склонялась над унитазом и опорожняла желудок. И пока меня несколько часов подряд выворачивало наизнанку, я то и дело клялась самой себе, что сдам эту идиотку Адаму при первой же встрече. Но, увы, сделать этого у меня так и не получилось. Вовсе не из-за внезапно возникшей во мне жалости к ней - подобного чувства от меня тоже никто никогда не дождётся. Просто за все две недели заключения в Нью-Йорке я встречи с Хартом так и не дождалась. Он опять ни разу ко мне не зашёл - даже на жалких пять минуточек. А когда я пыталась докричаться до него через дверь, он нарочно проигнорировал все мои призывы. Козёл!
        Хотя зачем ему это надо, правда? Трахаться со мной он не может, а лишний раз приближаться к очагу своих сексуальных мучений, заведомо зная, что лекарства ему всё равно не получить, абсолютно нелогично. Только себе сделает хуже. И так как Харт всегда думает только о своём благополучии, каждый день мне так и приходится продолжать с опаской питаться тем, что приносит мне рыжий говно-повар.
        Но, клянусь, я сдам гадину со всеми потрохами сразу же, как только период моего липового восстановления истечёт и я встречусь с Хартом. А точнее - уже сегодня. Да! Я не могу в это поверить, но сегодня я, наконец, считаюсь полностью здоровой, и третий визит доктора Лэнс с самого утра официально подтвердил эту потрясающую новость! Совсем скоро я увижусь с Адамом, а может, даже выберусь из комнаты. По крайней мере, я на это искренне надеюсь, ведь что-то мне подсказывает, что, несмотря на каждодневные потрахушки с рыжей, мой ненасытный босс ждал этого знаменательного дня не меньше, чем я.
        ***
        - Жрать подано, кошечка. Топай к своей миске, пока не остыло, - громко бросив поднос с обедом на стол, сцеживает свой яд Виола. Говорю же: я для неё домашнее животное. Дура безмозглая! Не понимает, что ли? Терпение у меня не резиновое вообще-то. Я хоть и не буйная, как Николина, но тоже запросто могу ей рожу расцарапать.
        - Можешь уносить свой шедевр, Золушка. К твоим стараниям я сегодня не притронусь, - мельком глянув на недожаренные куски мяса, парирую я. Мне только ещё одного пищевого отравления не хватало. Нет уж, спасибо.
        - Ещё раз так меня назовёшь, и я тебе вообще ничего приносить больше не буду! - вспыхивает бестия, надвигаясь на меня, точно пыхтящий локомотив.
        - Да бога ради. Мне же лучше. Разгрузочный день устрою.
        - Даже воду не получишь! - шипит где-то над моей головой кобра. Она сегодня явно не с той ноги встала. И я догадываюсь почему - знает, что Адам может позвонить мне в любую секунду.
        - А вот это вряд ли. Одно дело - продукты «случайно» переводить, превращая их в несъедобный шлак, и совсем другое - заставлять погибать меня от жажды. Потерю работы ты себе уже обеспечила, но ты же не хочешь, чтобы Адам тебя уволил без выплаты отпускных, не так ли? - спокойно спрашиваю я, сидя в кресле у окна. Даже не соизволяю поднять взор на возвышающуюся надо мной огненную мымру, продолжая сосредоточенно подпиливать ноготки, делая их поострее. Так, чисто, на всякий случай.
        - Адам меня никогда не уволит! - фыркнув, громогласно заявляет Виола. Ох, ещё одна уверенная в своей незаменимости девка. И сколько ещё таких мне предстоит встретить за всё время рабства на Харта?
        - Уволит, конечно же. И я лично позабочусь, чтобы это случилось как можно скорее. Обещаю, - смотрю на неё с хитрой улыбкой, что окончательно выводит её из себя. Она чуть ли не рычит и резким движением выбивает пилочку из моей руки.
        - Слушай сюда, милая, - наклонившись ко мне, она цедит в паре сантиметров от моего лица. - Ты можешь говорить Адаму всё, что пожелаешь. Он даже слушать тебя не станет.
        - Это ещё почему? - вопрос получается немного глухим. Сука опять сумела меня разозлить. Поздравляю!
        - Я его знаю как свои пять пальцев. Ему всегда было плевать на женское нытьё и разборки. А даже если он и согласится выслушать тебя, то ни за что не поверит бредням, которые ты наплетёшь обо мне.
        - Так никаких бредней не будет. Только правда. И ничего, кроме неё. И вылетаешь ты отсюда как пробка из бутылки. - Оттолкнув от себя поднадоевшую служанку, приподнимаюсь с кресла.
        - Я тоже ему правду выскажу. Свою. И если кто и вылетит отсюда, так это ты. Вот увидишь, из нас двоих Адам однозначно поверит мне и предпочтёт оставить меня, - она гордо расправляет плечи, вздёргивая подбородок вверх. Царица - не меньше. Корона не жмёт, не?
        - Спустись на землю, милая. Ты слишком много о себе возомнила, - копирую её высокомерную манеру общения.
        - Я ничего не возомнила, а говорю так, как будет. Мы с ним живём вместе больше пяти лет, а ты только что появилась, да ещё и ни разу не была использована по назначению. Естественно, Адам скорее заменит тебя новой шлюхой, нежели распрощается с женщиной, которая знает, как ему угодить не только в постели, - с нескрываемым самодовольством проговаривает она, и моя злость плавно уступает место откровенному веселью.
        Господи, что же они все дуры-то такие?! Что Сара, что эта мегера. Одна тупее другой, раз искренне верят, будто из-за безукоризненного выполнения своих рабочих обязанностей, имеют в жизни Адама по-настоящему важное значение. Нет - не имеют! Для Харта никто не имеет значение, кроме него любимого и его работы, на которой он пропадает днями напролёт. И если симпатяжке Сарите с расстояния я глаза на правду открыть не смогу, то моей ежедневной и единственной гостье Виоле - с лёгкостью сумею. Нужно лишь дождаться подходящего момента, и тогда моя месть рыжей стерве за ночь мучений у толчка будет в разы слаще и изощрённей, чем банальное ябедничество.
        - Ладно. Не стану с тобой спорить. Наверное, тут ты права, - миролюбивым тоном произношу я, неслабо удивляя диву. - Ты действительно знаешь Адама дольше и лучше меня, и с большей вероятностью он выберет тебя, поэтому не хочу проверять это на деле, - мои слова рисуют слабый намёк на улыбку на её губах.
        Что? Приятно слышать, как кто-то другой произносит вслух твои глупые и совершенно абсурдные надежды, Виола? Ну порадуйся, сучка, порадуйся как следует. Мне же не жалко. Совсем недолго осталось.
        - Позволь лишь кое-что у тебя спросить, - подхожу к ней практически вплотную, замечая на женской шее потемневшие пятна.
        Опять Харт постарался. Лапами своими грубыми или губами? Не важно. Мне безразлично. А вот Николина в гневе - и это отлично!
        - Скажи, ты всех его счастливиц пыталась отравить и заморить голодом, или же это я одна такая особенная? - ухмыляюсь я, проводя пальцем по одному из синяков на нежной коже. Она замолкает. То ли удивляется моим прикосновениям, то ли не знает, что ответить. А я и не жду каких-либо слов и объяснений. Всё и так написано на её лице, с которого в одно мгновенье исчезают любые напоминания об улыбке.
        Всё-таки Виола не совсем дура. И, конечно же, сразу почувствовала, что я чем-то выделяюсь из множества других женщин Харта, которые жили здесь до меня. Потому-то подлая лиса и ведёт себя в общении со мной таким образом. Чувствует опасность. Хочет избавиться. Уберечь свою территорию. Да только она не догоняет три банальных, но ключевых момента: нет никакой её территории, Адам ей не принадлежит, и срать я хотела на них обоих! Всё, что меня волнует - стойко выдержать пребывание здесь и сделать его максимально благоприятным.
        Виола так и не успевает выдать мне ни один колкий комментарий на заданный вопрос. В комнате раздаётся мелодия моего айфона, и лицо рыжей вконец мрачнеет до цвета грозовой ночи.
        А мне что? Десять очков Гриффиндору! Мне абсолютно ровно на её сильную печалюшку. Я вприпрыжку подлетаю к кровати, на которой лежит телефон, заваливаюсь на живот и чуть ли не визжу от ликования, видя на экране имя Адама.
        - Алло, - быстро отвечаю я, даже не пытаясь скрывать от босса своё прекрасное настроение.
        - Через полтора часа. У меня в офисе. Охранник за тобой сам придёт и отвезёт, - его же бесцветная интонация в трубке звучит так, словно со мной разговаривает механический автоответчик. Ничего нового.
        - И тебе привет, Адам, - довольно протягиваю я. - Рада наконец слышать твой голос.
        На том конце провода на несколько секунд повисает тишина. На миг мне даже кажется, будто связь оборвалась, но нет: ещё совсем недолго - и Харт оживает:
        - Опять начинаешь?
        - Ты о чём?
        - Ты знаешь.
        - Я что, после двухнедельного сидения в одиночестве не могу просто быть рада слышать тебя? Ты и здесь ищешь какой-то подвох?
        И вновь Адам оставляет меня без ответа на некоторое время. Параноик хренов! По всей видимости, размышляет о чём-то. О чём? Вообще по…
        - Через полтора часа в офисе, - повторяет он приказ, будто я несмышлёный ребёнок, который с первого раза не понял. - Без всяких игр, Джеймс. От охранника ни на шаг. И оденься прилично, - добавляет строгим тоном и сбрасывает вызов. Слышу монотонные, прерывистые гудки, но не спешу отрывать трубку от уха.
        - Хорошо, Адам. Я сделаю с тобой сегодня всё, что ты только что перечислил, и порадую тебя ещё круче, чем той ночью в Рокфорде. Я скоро буду. Целую, - вкрадчивым голосом мурлычу я, поворачивая голову к покрасневшей от гнева Виоле. Ух! Красотища какая! Теперь её лицо стало почти тон в тон с её огненной гривой. Изумительная картина, за которой следует ещё более потрясная: едва сдерживая поток слёз, разъярённая мымра резко разворачивается и уносится из спальни прочь, демонстративно хлопая дверью.
        Сценка - как бальзам на душу… которой у меня нет. И того же пожелала бы и Виоле. А то в кайф же бабе так мучиться от ревности к каждой счастливице Адама на протяжении более пять лет. Больная влюблённая идиотка! Счастье, что я владею абсолютным иммунитетом не только от магии, но и от всех человеческих любовных дел.
        Мне это нахрен не нужно!
        Боже! Да вы только послушайте меня. Я же долбаный Харт в юбке! Прям точная копия. И, кстати, о юбках. Босс потребовал одеться прилично? Базара - ноль. Прилично, так прилично. Будет выполнено. А вот насчёт игр ничего не обещаю. Я так истосковалась по развлечениям, что от маленького спектакля я сегодня ни за что не откажусь. И мне без разницы, как потом барин будет наказывать меня. Пусть делает всё, что пожелает, но я до невозможности хочу проучить его за игнорирование криков своей «травмированной» пленницы, подействовав маленько ему на нервы.
        Как? Не имею представления. Никакого плана нет. Да и они обычно ни черта не работают со мной и Хартом. А это означает лишь одно - к чёрту планы! Да здравствуй, моя любимая импровизация, которой невзначай становится… Не поверите - безупречный натуральный блондин!
        ГЛАВА 14.
        НИКОЛИНА
        Когда охранник останавливает машину возле нужного адреса на десять минут раньше назначенного боссом времени, мой взгляд мгновенно приковывается к моей очаровательной цели, беседующей о чём-то с Хартом возле главного входа высотки.
        И, знаете, незнакомый мне собеседник Адама тот ещё горячий экземплярчик. Иначе не скажешь. Светло-русые волосы с выгоревшими от солнца прядями невероятно сочетаются с его смуглой кожей. Цвет глаз издалека не определить, но его белоснежная улыбка - просто космос. За такую и родину не грех предать. Чёрный классический костюм сидит на нём до неприличия идеально, как и рубашка, слегка очерчивающая его весьма спортивный торс.
        Такой же высокий, статный и солидный, как и мой начальник. Только нет в нём никакого пугающего мрака или резких, мужественных черт лица. Хотя назвать его слащавым Кеном, на которого западают девочки-подростки, тоже язык не поворачивается. Он что-то между. Золотая середина. Короче, вывод - красавчик, каких ещё поискать. Главное теперь, чтобы прекрасный незнакомец не успел никуда ускакать, позволив мне немножечко попользоваться им в своих целях.
        - Открывай дверь быстрее! Вон Харт стоит, я сама могу до него дойти. За ручку вести не надо, - тороплю охранника, но он напрочь игнорирует мой приказ. Выходит первым, неспешно огибает капот и лишь потом разблокирует двери, разрешая мне выйти на волю.
        Закатив в недовольстве глаза от степени контроля приставленного ко мне пса, я выбираюсь из машины и тут же обо всём негативе забываю, глубоко вдыхая душный, городской воздух вместе с сумасшедшей энергетикой Манхеттена.
        Смог, шум, гам, смех, сигналы автомобилей, высотные здания, достигающие небес, яркие рекламные вывески, дигитальные билборды и пёстрая толпа снующих туда-сюда людей. Вот он центр! Вот где кипит жизнь! И пусть всего на несколько минут, но я всецело ощущаю себя его частью, заражаясь колоссальной энергией, что улучшает мой настрой до максимума.
        - Мисс Джеймс, - напоминает о своём присутствии охранник, в одночасье руша момент моего блаженства. Так, ладно! Чуток покайфовала - и хватит. Пора переходить к делу, пока оно не уплыло от меня.
        Расправляю плечи, откидываю конский хвост назад и быстро проверяю, не задрался ли подол моего чёрного платья-пиджака, а то в противном случае хозяин меня точно не похвалит, если сотни людей, включая его секси собеседника, поймут, в чём заключается изюминка моего «приличного» наряда.
        Убедившись, что я выгляжу идеально и по требованию Адама - презентабельно, я уверенной, грациозной походкой направляюсь к мужчинам. Цок-цок-цок каблучками по асфальту - и ещё на полпути до них я одновременно обращаю к себе внимание обоих бизнесменов, вызывая своим появлением у каждого кардинально разные реакции: при виде меня и трёх секунд не проходит, как бесстрастное лицо Харта вконец превращается в застывшую маску, а улыбающийся блондин, наоборот, даже не планирует скрывать восторга, округляя свой соблазнительный рот в восхищённое «Вау!».
        Да неужели?! Хоть кто-то не боится проявлять свои эмоции! Этот мужик начинает нравиться мне всё больше и больше.
        - Если это и есть наш новый бухгалтер, о котором говорил Фокс, то я сегодня же перевожусь в финансовый отдел, - эту фразу блондинчик тоже выдаёт, не сбавляя громкости голоса. Ох, а какой приятный у него голос - не передать! Да, в общем-то, он весь очень приятный. Вблизи ещё лучше. Так и хочется потрогать, а в ясно-синих глазах - утонуть с головой.
        Вы только не подумайте сейчас, что меня торкнуло с первого взгляда. Никак нет. Я всего лишь умею по достоинству оценить прекрасное. Не более. Никаких порхающих бабочек, краснеющих щёк, подкашивающихся коленок и влажных трусов красавчик во мне не вызывает. Как, впрочем, и мой неписаный красавец босс, который не спускает с моего лица пристального взгляда, вновь будто выискивая непостижимую тайну в нём. Но, видимо, так ничего и не сумев найти, отвечает блондину нейтральным тоном.
        - Нет, Майкл. Это не бухгалтер. Это моя новая счастливица приехала работать.
        Ого! Надо же какое неожиданное откровение. Признаюсь, в первый миг я неслабо удивляюсь такому честному ответу. Но ещё сильнее меня удивляется Майкл.
        - Подожди… Ты хочешь сказать, что это и есть твоя дикая пацанка? - его пропитанный тотальным изумлением вопрос ясно даёт понять, что он приходится Адаму кем-то более близким, чем обычным коллегой или партнёром. Ему явно многое известно. А, может, даже всё. Что ж, прекрасно. Не нужно будет строить из себя приличную мадам.
        - Я Николина, приятно познакомиться, - улыбаюсь ярче солнышка, нещадно палящего над головой. - Не знаю, что тебе наговорил обо мне Адам, но не такая уж я и дикая. На людей нападаю только по поводу, а кусаюсь так вообще в крайних случаях или же по личным просьбам. В остальном я вполне себе безобидная и, как мне кажется, теперь мало смахиваю на пацанку. - Жестом руки указываю на мой строгий, но весьма женственный образ бизнес-леди. - Я успешно выполнила твой приказ, Адам? Надеюсь, в таком виде я не опозорю тебя перед твоими сотрудниками?
        - Опозоришь? Ты серьёзно?! - поражается Майкл, не дав Харту и слова сказать. - Да наш офисный планктон попадает, как кегли в боулинге, если увидит тебя. Теперь я понимаю Адама. Тут и без магии есть от чего голову потерять, - бурно откровенничает блондинчик, за что получает от молчаливого буки косой, мрачный взор.
        Так, понятно. Значит, мальчики сплетничали обо мне. Как приятно!
        - А передо мной, насколько я понимаю, стоит лучший друг Адама, верно? - приветственно протягиваю ему руку и, нарочно игнорируя Харта, смотрю блондичнику точно в глаза, что в удивлении ещё сильнее расширяются, становясь похожими на синие оазисы.
        - Ты меня видишь? - с неверием интересуется Майкл, конкретно вгоняя меня в ступор.
        - Э-э-э… Конечно. А что, не должна? Ты призрак, что ли?
        Он внезапно начинает посмеиваться, покачивая головой.
          - Нет. Не призрак. Извиняюсь за тупой вопрос. Я просто привык, что рядом с Адамом девушки меня совершенно не замечают.
        - Не может быть такого, - ободряюще усмехаюсь.
        - О-о, поверь мне, может.
        - Что, прям совсем-совсем?
        - Совсем-совсем. Могу хоть догола раздеться и на руках начать ходить, всё равно останусь невидимкой. Все лавры всегда достаются ему, - улыбаясь, он указывает на безучастного Харта, но, на удивление, без капли обиды или зависти во взгляде.
        - Только не говори, что уже проверял этот способ привлечения женского внимания, - без стеснений рассматриваю Майкла с головы до ног, пока мужчины на недолгое мгновенье переглядываются, будто вспоминая о чем-то своём, отчего даже с уст невозмутимого Харта в итоге срывается короткая усмешка.
        - Да ладно?! Ты это делал? - потрясённо выдыхаю. Майкл положительно кивает, и я не сдерживаюсь от смеха. - Вот же блин! Даже представить не могу, как такое возможно, но очень хотела бы на это посмотреть. Голый Аполлон ходит на руках, а глупые женщины вешаются на Харта. Ну точно дуры! Я вот тебя заметила ещё из машины, - выдаю предумышленное признание и опускаю руку на плечо Майкла. - И не будь я сейчас на рабочем задании, собственноручно раздела бы тебя, чтобы лучше рассмотреть твои татуировки. Их у тебя много? - с неподдельным любопытством спрашиваю я, добавляя голосу томности и неспешно подбираясь пальцами к вороту его рубашки, из-под которой виднеется кусочек тёмного орнамента. Но слегка отодвинуть ткань в желании увидеть чуть больше у меня так и не получается: моё запястье резко обхватывает мужская ладонь... Причём Майкла. Прикиньте? Почему-то остановил меня и напрягся всем телом именно блондинчик, а не Харт - чего, в принципе, я и надеялась добиться. Но тот как стоял безэмоциональным столбом, так и стоит. Только не понимаю - где звериные злость и ревность-то? Алло! Я тут для кого стараюсь?
        - А она у тебя та ещё сука, Харт, - быстро раскрыв мои намерения, оглашает свой вывод Майкл. И должна отметить - справедливый. Даже спорить не стану. Но, прошу прощения, и Адам далеко не подарок. Что мне помучать его немного нельзя?
        - Я тебе говорил, - честно отвечает мудак. Говорил, значит? Жаловался, бедненький? Кто же меня сделал такой сукой, а?
        - Но ты мне не говорил, что она не ощущает твою силу, - небрежным жестом отбрасывая мою руку от себя, добавляет враз нахмурившийся мужчина, теперь уж заставляя напрячься меня. Какого чёрта?! Как он об этом-то прознал?!
        - Она ощущает. Просто вокруг нас сейчас целая куча людей, - сдержанно объясняет Адам, заставляя меня осмотреться по сторонам и мысленно соединить свою ладонь с лицом.
        Точно! Толпа! Вот в чём дело! Поэтому Харт и не ревнует, как безумный. Как же я могла забыть об этом? Клуша! Иногда я точно не тем местом думаю, напрочь забывая о важных вещах.
        - Понятно. Ладно. С вами, конечно, хорошо, но я уже опаздываю на встречу. После встретимся в офисе, Харт.
        - Давай, - коротко прощается Адам и пожимает другу руку, несколько секунд ведя с ним безмолвный диалог, который мне понять не дано.
        - Было приятно познакомиться, Майкл! Надеюсь, скоро встретимся снова! - игриво бросаю я в спину красавцу, в открытую проявляя свой интерес. Майкл разворачивается. Ничего не отвечает, а только смеряет меня изучающим взглядом. Правда, на сей раз нет в нём ни капли прежнего радушия и восторга.
        - Идём, - безапелляционный тон Харта вынуждает меня оторваться от разглядывания уходящей фигуры Майкла, а сильная хватка руки на моём локте - незамедлительно пойти за ним следом.
        - Ого! Как здесь круто! - восторженно блею я, рассматривая огромный парадный холл здания, с высоченными потолками, что удерживают множество зеркальных колон. Здесь очень светло из-за стен-окон, впускающих солнце со всех сторон, и также до безобразия чисто. Прямо-таки стерильно. Вряд ли на сером мраморном полу удастся найти хоть одну валяющуюся мушку или пылинку.
        - Это место тоже принадлежит тебе? - любопытствую я, оглядываясь вокруг себя для более детального изучения пространства и внешности серьёзных людей, расхаживающих рядом. Но Адам вновь не отвечает, продолжая вести меня к лифтам в полном безмолвии.
        - Опять со мной говорить не хочешь? Неужели ты совсем не соскучился? - не унимаюсь я.
        А что мне ещё остаётся? Тоже молчать? Ну уж нет! Намолчалась вдоволь за прошедшие две недели.
        - А почему здесь все с такими хмурыми лицами ходят? Ты им плохо платишь?
        Шаг, шаг, шаг - полное молчание.
        - Сколько тебе времени удалось сегодня выкроить на снятие стресса? И есть ли какие-то особенные пожелания? - разговариваю я сама с собой. - А трахаться мы будем прямо в твоём офисе?
        В этот раз Адам сдавливает мне руку до моего тихого писка, после которого я замолкаю на несколько секунд, позволяя ему поздороваться с какими-то мужчинами, вышедшими из лифта.
        - Мог бы просто попросить, а не синяки новые ставить. Мало у меня их, что ли, было? - возмущаюсь я, когда мы входим в пустую кабинку, где Адам не нажимает ни на одну из кнопок этажей, а прикладывает палец к безымянному сенсору. Тот сканирует его отпечаток, раздаётся короткий сигнал, и двери лифта закрываются, отрезая нас от всего остального мира.
        И тут всё меняется.
        ***
        Секунда. Всего один хлопок ресниц. Полудара сердца. Ни одного полноценного вдоха или выдоха - и моё горло оказывается схвачено горячей ладонью Адама. Он жестко прибивает меня к стене, не боясь причинить боли. Радует, что удар затылком о твёрдую поверхность получается не болезненным, а просто ощутимым. Чего нельзя сказать о его хватке на моей шее - она железная, а чёрные глаза в паре сантиметров от моих в мгновенье затягивают в бездну животной ярости.
        - Ещё хоть раз выкинешь на людях нечто подобное, я не просто запру тебя в комнате, Лин. Я убью тебя! Ты меня поняла? Клянусь, убью. Задолбала! Сил моих больше нет бороться с твоими играми! - его горячее дыхание опадает мне на губы, будто запуская удушливый газ в лёгкие, в которых и так тесновато из-за нехватки воздуха.
        - Что я сделала-то? Я же просто пыталась разговорить тебя, - ошарашенная его резкой сменой настроения, хрипло выдавливаю из себя слова, цепляясь пальцами за мужское запястье.
        - Дура! Я не об этом.
        - А о чём?
        - Я про Майкла говорю.
        - А что с ним?
        - Что с ним? Я тебя разве не предупреждал, чтобы ты не смела никого лапать?
        - Ну, потрогала я его немножко. Подумаешь? Мы в толпе стояли. Я думала, тебе безразлично.
        - Не ври, Лина, ты прекрасно знала, что бешеная ревность почему-то работает в столпотворении тоже, и специально заигрывала и пялилась на него щенячьими глазками. - Я непонимающе хмурюсь, отчего он вскипает ещё сильнее. - Вот только не делай невинный вид. Не поверю, что ты забыла благотворительный приём, где хотела убить женщину только потому, что она подошла ко мне поздороваться.
        А я и правда запамятовала о вспышке ревности Николины на том вечере. Получается, Харт всё-таки сходил с ума от моих действий на улице, да только опять в своей фирменной манере, будучи непроницаемым и спокойным как танк, который сейчас, предчувствую, может начать пулять снаряды от любого моего неверного слова или действия.
        - Попробуешь ещё хоть раз с помощью моего друга или любого другого мужика попытаться заставить меня ревновать - и это станет последним, что ты сделаешь в своей никчёмной жизни, уяснила?
        - Адам… мне тяжело дышать… Отпусти! - скулю я и потихоньку начинаю пугаться не на шутку, глядя в его разъярённые зрачки. Это будто не он смотрит, а монстр безжалостный, которого мне-таки удалось вызвать из самых недр преисподней.
        - Повторяю: ты уяснила? - шипит Харт возле лица, лишь усиливая хватку на моей шее.
        - Д-да… уяснила.
        - Ещё хоть раз…
        - Нет. Я не буду.
        - Только попробуй…
        - Нет, Адам… Клянусь… Никогда больше… - слабым голосом обещаю я, ни капли не лукавя. К чёрту такие игры, если после них можно в живых не остаться. - Я дышать не могу… мне больно… Отпусти! - отчаянно умоляю я, впиваясь ногтями в кожу его руки. - Пожалуйста… - выдыхаю еле слышную мольбу, и лишь тогда Харт будто выплывает из яростного забвения: безумный взгляд мгновенно проясняется, он встряхивает головой и резко освобождает моё горло, позволяя сделать глубокий вдох.
        - Чёрт! - сдавленно ругается он, отпрыгивая от меня, словно от огня, к противоположной стене лифта. А когда двери открываются, вылетает из тесного пространства быстрее, чем я успеваю восполнить резервы кислорода.
        Отдышавшись и немного придя в себя, я отлипаю от стены и тоже выхожу из лифта. Ожидаю увидеть офис с преданной собачонкой Саритой возле двери кабинета, но и тут меня встречает сюрприз: вместо рабочего помещения мы оказываемся в шикарной квартире-студии со всем необходимым для полноценного, комфортного житья. Хотя, тут и ежу понятно, что используется она лишь по одному назначению - по-быстрому трахнуть счастливец во время окна в рабочем графике. Правда, вариант «по-быстрому» в случае с Хартом как-то слабо представляется. Уж мне ли не знать.
        - Ничего себе! Смотрю, у тебя всё под боком. Выражение «Работа - второй дом» в твоём случае имеет прямое значение, - первая решаю разбавить напряжённую обстановку, наблюдая, как Харт добирается до бара. - Собираешься пить посреди рабочего дня? А так можно? - спрашиваю я, похоже, у стены. - Хотя о чём это я? Ты же начальник. Тебе всё можно.
        Харт молчаливо достаёт бутылку шотландского скотча, наполняет бокал и медленно поворачивается ко мне, приступая скрупулёзно сканировать меня. Он всё ещё злится. Сильно. Дико. Страшно. Я физически осязаю негодование Адама и без воздействия огненной мощи. Его пытливый, цепкий взгляд пугает меня сильнее душащей пару минут назад руки. Он ощущается, как раскалённая плеть, при ударе рассекающая все слои кожи. Как яд, поражающий самые важные внутренние органы, что вызывает головокружение, онемение в пальцах и металлический привкус крови на языке.
        - Адам, ну прости ты меня, я больше не буду себя так вести, обещаю, - пытаюсь усмирить гнев дьявола миролюбивым голосом, вкладывая в него максимум искренности, на которую, в принципе, способна. Но босс чуть ли не морщится от моих извинений. Не верит? Скотч слишком крепкий попался? Или ему опять что-то не нравится во мне?
        Я оделась, как он просил: неброский макияж, убранные вверх волосы, приличное платье, закрытые элегантные туфли на высоких каблуках, визуально удлиняющие ноги. Я выгляжу на все сто, чёрт побери! А, значит, дело совсем в другом. Интуиция подсказывает мне, что причина его неимоверной злости сейчас уже заключается не только в моей блондинистой импровизации, но и в том, что, хочу я того или нет, но Адам понимает…
        Он понимает, что со мной что-то не так.
        Чувствует, видит, подозревает, ощущает обман, но никак не может найти ему разумного объяснения. И не найдёт. Пусть даже не старается. Сколько бы ни анализировал несвойственное для Николины поведение, сколько бы ни всматривался сейчас в моё лицо, он ничего в нём не найдёт. Или точнее - никого. Я глубоко её спрятала. И теперь ему остаётся довольствоваться тем, что осталось, пока я не решу иначе. И исключительно по моим правилам. И раз уж на то пошло, наверное, довольно разговоров. Пришла пора начать их диктовать самой.
          Отбрасываю маленькую сумочку на кресло. Он молчит. Стягиваю резинку с волос, распуская ровные длинные пряди. Он напрягается. Делаю пару неспешных шагов навстречу ему, начиная расстёгивать пуговицы на платье, и ощущаю, как аура Харта, точно факел, разгорается ещё сильнее, съедая весь кислород вокруг себя. Его ломает. Практически трясёт. Он хочет. И всё равно стоит, словно приклеенный к полу, сдавливая пальцами бокал. Но лишь до момента, когда я справляюсь с последней пуговицей и раскрываю полы платья, наконец показывая заготовленную для Адама шалость - под платьем я полностью обнажена.
        Чёрная ткань сползает с плеч, свободно падает к моим ногам. Я остаюсь перед ним в одних элегантных туфлях и на тысячу процентов уверенной, что все имеющиеся у Харта причины его затяжного бездействия сейчас же превратятся в пепел от возросшего в нём огня. И это так! Я инстинктивно чувствую его неудержимую похоть. Вижу крохотную капельку пота, стекающую с его виска. Слышу тихий, иступлённый выдох, упиваюсь тотальным затмением в чёрных глазах. Он на низком старте. Готовится к рывку, чтобы получить волшебную пилюлю, спасающую его от сверхъестественной ломки. Осталось лишь нажать на спусковой крючок. И я нажимаю…
        Поднимаю взор к его плотоядному взгляду и, растянув губы в многообещающей улыбке, невербально транслирую своему мистическому, горячему и чертовски голодному зверю команду: «Фас!».
        ГЛАВА 15.
        АДАМ
        Это не она.
        Именно эта ненормальная мысль, точно пуля, пробила мне лоб и застряла в центре мозга, когда я увидел Лину, приближающуюся к нам с Холландом с изящностью дикой пантеры. Я не знаю, как это объяснить, но, как и в нашу прошлую встречу в гостиной в Рокфорде, взглянув на девчонку, в первую секунду я не узнал в ней свою дикарку. И всему виной вовсе не её очередное перевоплощение, а незнакомый взгляд - ещё издалека мне показалось, будто на меня смотрит не Лина, а безумно эффектная, но совершенно безразличная мне красотка.
        Однако стоило ей подойти ближе, а мне чётче разглядеть потрясный деловой образ кошки, как измученное жаром тело вступило в спор: «Да она это! Она!» То же милое лицо, те же выразительные синие глазки, те же шикарные светлые волосы, собранные в высокий хвост, который так и хочется намотать на кулак и оттянуть со всей силы, жёстко проникая в Лину сзади, наслаждаясь видом её аппетитной попки и красивого прогиба спины.
        В общем, стоило мне оказаться в зоне её «отражения», как даже посреди толпы сверхъестественное желание враз сменило все до жути странные мысли на развратные порнокадры. Правда, нужно отметить, ненадолго.
        Это не она.
        Вновь раз за разом выдвигал бредовое убеждение некий назойливый голос, пока я из-за всех сил пытался не совершить убийство своего лучшего друга прямо в сердце Манхэттена, когда молчаливо наблюдал, как тупоголовая блондинка, вздумавшая разыграть новый идиотский спектакль, с интересом осматривала его, кокетничала, улыбалась так ярко и искренне, как никогда не улыбалась мне, и под конец распустила свои тонкие маленькие пальчики, которые ещё немного - и я бы мог запросто переломать.
        И тут нужно отдать должное Майклу за понимание и быстрое пресечение Лининой попытки возродить во мне монстра. После этой ситуации я нисколько не жалею, что рассказал другу всю историю и терпел его неоднократные шуточки и насмешки. Не сделал бы я этого, Майкл, будучи в неведении о побочных эффектах «очарования», вряд ли остановил бы дикарку и определённо уже лежал бы в морге. Но он среагировал быстро и чётко, как настоящий друг, - за что респект ему и тысячи благодарностей. Мне же вообще нужно возвести памятник при жизни за недюжинное самообладание. Честно, я сам от себя в шоке и до сих пор не понимаю, как сумел не взорваться на глазах у сотен людей, а после - остановить себя от убийства идиотки прямо в кабинке лифта.
        Хотя нет… знаю…
        Это же она!
        Проскользнуло острым лезвием по оголённым нервам напоминание, когда синие испуганные глаза с мольбой смотрели на меня, а руки пытались освободить своё горло. И я очнулся. Вмиг отогнал от себя лютый гнев и отпустил её. Я не хотел делать ей больно. Да, чёрт побери, я никогда не хотел причинять ей вред, но она, сука, всегда вынуждает меня, нарывается, дразнит того, кого дразнить чревато. А затем как ни в чём не бывало вновь продолжает вести себя словно минуту назад не была на грани смерти от моих стараний и пытается успокоить меня пустым трёпом и извинениями:
        - Адам, ну прости ты меня, я больше не буду себя так вести, обещаю, - до безумия правдоподобно произносит она, но зверь внутри меня начинает с диким рыком бомбить мою грудную клетку от неприятия её слов.
        Ведь он знает, что его кошка никогда не стала бы так просто извиняться, а устроила бы сцену с пылким монологом о том, почему я заслужил её очередную провокацию. Она ни за что бы так быстро не смирилась со своими новыми правилами жизни, которую она сама больше контролировать не может. Не стала бы вести себя столь непринуждённо, сияя и радуясь всему вокруг, будто не она так долго и отчаянно боролась со мной за свою свободу. И она не стала бы сейчас брать инициативу в свои руки и раздеваться перед тем, кому неоднократно кричала о ненависти и презрении, во всей красе проявляя свою округлившуюся фигурку с самыми шикарными сиськами на свете, от вида которых я превращаюсь в безмозглого, одержимого торчка, жаждущего кошку при любых обстоятельствах.
        Она?
        Не она?
        Мне по*уй!
        Всё! Не могу больше. Я слишком долго ждал. И сейчас хочу её любую. И получу! Немедленно!
        Её выразительный взгляд, дерзкая улыбка и звон разбитого бокала, вылетевшего из моей руки, - последнее, что я запоминаю, перед тем как окончательно врубить режим хищника и наброситься на самое заветное тельце в мире.
        Рывок, два шага - и вот она уже в полной моей власти. Губы в губы. Язык как можно глубже. Руками жёстко сминаю её голый зад. Приподнимаю, секунду жду, пока Лина крепко обнимет мои бёдра ногами, и вдавливаю её к моему ноющему паху так, будто надеюсь стать с ней единым целым. Хаотично скольжу пальцами по женской спине, с сумасшедшей скоростью пробегая по гладкой, бархатистой коже. Вбираю в себя её страстные стоны, целую жадно, неистово, словно заживо сожрать желаю, и возрождаюсь, наконец живым себя ощущаю, дышать, мать её, полной грудью начинаю. И ненавижу… Боже! Как же я ненавижу её за всё, что она делает со мной. За то, в кого меня превращает. За то, что стала моей зависимостью, одержимостью, ахиллесовой пятой. Ненавижу и не могу без неё. Не могу больше. Не сейчас. Возможно, позже. Но сейчас нужна мне эта разрушительница нервных клеток и до невозможности сладкая девочка, которую вновь хочу испробовать на вкус, целиком всю искусать, облизать, покрыть поцелуями, сжать, вдавить в себя, намертво приклеить, что я и делаю, припечатав её к одной из стен, не обращая внимания на падающие рядом вещи.
        Лина избавляет меня от пиджака и разрывает все пуговицы на рубашке. Помнит кошка, что я не люблю возню. Знает, что хочу скорее ощутить её кожа к коже. С трудом оторвавшись от её губ, скольжу по шее ниже, не оставляя ни один сантиметр чувствительной зоны без внимания языка, и умираю, слыша её протяжный стон, когда она до дрожи приятно вонзается пальцами мне в спину, прогибается, удачно подставляя моему рту свою пышную грудь.
          И вот же пи*дец - она тоже стала ещё больше. Такая округлая, упругая, с розовыми острыми сосочками, созданная для моих ладоней, идеальная, чёрт возьми! Она вся идеальная, ведьма белокурая! Как такую могла сотворить природа? Невообразимо! Соблазнительное тело - захлебнуться слюной можно. Миловидное личико, скрывающее за собой дьявольщину, - настоящий эталон красоты, а волосы её, длинные, мягкие, точно шёлк, так и просят зарыться в них ладонью или носом и никогда оттуда не выбираться.
        Ни одного долбаного изъяна, кроме придурковатого характера! Так не бывает! Хочу найти хоть какой-то внешний дефект, что помог бы мне открыть глаза и понять, что она обычная баба. Ничего особенного. Хочу перестать видеть в ней само совершенство и оттолкнуть Лину от себя, но вместо этого я продолжаю одержимо ощупывать изгибы идеального тела, сжимаю рукой потрясающую грудь, выкручивая и потягивая соски, кусаю нежную кожу, жёстко всасываю, оставляя фиолетовые метки, и настолько наслаждаюсь её ответными прикосновениями, что ни в какую не могу прозреть, чтобы увидеть всю реальность такой, какая она есть в действительности.
        Дорвавшись до необходимой дозы наркоты, мои мозг с телом полностью абстрагируются ото всех остальных забот и ощущений. Я не помню о своём необъяснимом отторжении новой версии Николины. Не слышу фальши в её томных стонах и исступлённом шёпоте, с которым она выпускает сладкие оды о том, как сильно меня хочет. Не замечаю, что её тело вновь совершенно не горит, не покрывается мурашками и румянцем, а глубоко вдыхая запах её кожи, не улавливаю, что он совсем не тот, что мне необходим. Не тот, что я боготворю всем сердцем.
        Лина опять пахнет по-иному. Словно совершенно другой человек. Но сильно бьёт по моему обаянию чужой аромат незнакомки, лишь когда, озверело целуя дикарку и мечтая поскорее оказаться внутри неё, я ныряю пальцами между нашими телами и добираюсь до её обнажённой плоти.
        Обнажённой. Гладкой. Нежной. Бесконечно желанной. И абсолютно сухой. Сухой!!!
        - Что за чёрт? - незамедлительно разорвав поцелуй, растерянно хриплю я. Мне словно обухом по голове шарахает. Я едва фокусирую взгляд на лице Лины, что так и продолжает потираться сосками о мою грудь.
        - Ты о чём?
        - Ты сухая, - еле слышно произношу я и не верю в сказанное. Даже когда ещё раз провожу пальцами по её тёплой, нежной коже без единого намёка на влагу - не могу поверить, что это правда.
        - А-а… Ты про это… - беззаботно ухмыляется она. - Ты чего опять так напрягся? Это же легко исправить, - она засовывает два пальца в рот и обильно смачивает их слюной, а затем просто-напросто убивает меня, порываясь опустить их вниз между нами.
        - Ты какого хрена делаешь?! - резко перехватываю её запястье.
        - Смачиваю, - как само собой разумеющееся отвечает она.
        - Что ты сказала? - встряхиваю головой в неверии. Мне послышалось? Я сплю? Или сдох, что ли?
        - Ну как что? Себя смачиваю, чтобы сухо не было. Или это хочешь сделать ты? Я не против. Сделаем, как ты скажешь. Твоё слово - закон, - Лина подушечкой пальца проводит по моим раскрывшимся в изумлении губам, без преград забирается внутрь, касается языка и с проступающим весельем в глазах смотрит, как я продолжаю неподвижно стоять в полном а*уе от происходящего.
        - Как такое возможно? - спустя некоторое время выдыхаю я, пытаясь вернуть полный контроль над сознанием, но всё тщетно. Пленительный голос Лины лишь сильнее дурманит мой разум:
        - Разве ты сам не понимаешь как? Вроде взрослый мальчик.
        А я не понимаю! Вот вообще никак не понимаю! За почти три десятка лет жизни я с такой катастрофой ни разу не сталкивался. Такого просто не может быть! Не со мной! Все всегда хотят меня и текут без капли моих усилий. Все! И она тоже должна! Что она здесь опять устроила?!
        - Что с тобой такое, Лина?! Какого чёрта происходит? Ты всё ещё не до конца здорова? Болит где-то? Ты плохо себя чувствуешь? - выбрасываю череду более-менее разумных предположений. Сгребаю густые волосы кошки в кулак, сверля её испытывающим взглядом.
        - Со мной и моим здоровьем всё так, Адам. Не волнуйся, - она нежно проводит ладонью по моему лицу, будто успокаивая. Но хрен я успокоюсь, пока не узнаю.
        - Тогда в чём проблема? Скажи мне, - чуть ли не умоляю я, целуя её пальцы. Мудак!
        Живее приходи в себя, Адам! Что ты вытворяешь? В кого превращаешься опять?
        - Ты в самом деле хочешь знать, или, может, продолжим без разговоров?
        Не продолжим. Хочу знать, что с тобой?! Что тебя тревожит?!
        - Говори, - выжимаю из себя жалкое подобие приказа.
        - Не уверена, что тебе понравится мой ответ. Может, всё-таки не стоит?
        - Я сказал - говори! - и даже мой повелительный низкий тон звучит вяло. Господи! Она точно меня уничтожает.
        - Ну, хорошо, Адам. Пусть ответ и так лежит на поверхности, но мне не сложно ответить, - она крепче обнимает меня за шею, выпуская шёпот в сантиметре от моих губ. - Я просто не хочу тебя, вот и всё.
        - Это бред, Лин, бред. Не ври! - зло рычу я, сильнее впечатывая её своим телом в стену.
        - Я не вру.
        - Врёшь! Ещё как врёшь!
        - Ты же сам потрогал. Какие доказательства тебе ещё нужны? - спокойным тоном пытается достучаться до моего здравого смысла. А никакого здравого смысла нет! А даже если и был бы, он наотрез отказался бы принимать её слова за правду. Ни за что! Потому что это невозможно. Невозможно!
        - Возможно, Адам. И это так, - уверяет дикарка, давая понять, что последнее я произнёс вполголоса.
        - Нет. Невозможно! Такого никогда не было. Ни с магией, ни без. Ни с кем. Да и мы с тобой сейчас наедине. «Очарование» не может позволить произойти ничему подобному. Ты и сама это знаешь. Ты же сама не могла противостоять этому, сколько бы ни пыталась.
        - Верно подмечено, Харт, - я не могла, - уголки её губ дёргаются в хитрой улыбке, а затем Лина смотрит на меня пристально, выжидающе, терпеливо, с неким сладостным предвкушением, будто вот-вот увидит нечто потрясающее, что ни в коем случае не хочет пропустить.
        И я уверен: спустя всего несколько секунд моих упорных попыток связать мысли воедино она дожидается своего - уникального эпизода, когда моё лицо постепенно окрашивается всеми оттенками шока от запоздалого прозрения.
        Она больше не чувствует моё «очарование».
        ***
        Я всё ещё горю и остаюсь возбуждённым до нестерпимой боли в теле, но тотальный шок с недоумением мигом проясняют мои поплывшие мозги. Отрезвевшим взглядом я бегло пролетаю по фигурке в моих руках, ладонями повторно ощупывая умеренно тёплую кожу, и вновь не обнаруживаю ни одного признака огненной лихорадки. Ничего нет. Ни одного симптома. Но и это ещё не всё. Дальше - хуже. Я пытаюсь проникнуть в сеть её эротических фантазий, чтобы считать все её нынешние желания, как делал это уже неоднократно, но ничего не выходит - если раньше мне удавалось проскользнуть внутрь свозь небольшие прорези в её невидимой защите, то сейчас меня останавливает бетонная стена, о которую я бьюсь изо всех сил, а она лишь отталкивает назад, оставаясь абсолютно несокрушимой.
        Что происходит? Почему я не могу считать её? Почему она больше не чувствует? А самое главное…
        - Как? - будто не своим голосом спрашиваю я, наивно ожидая услышать, что это всё какой-то нелепый розыгрыш. Но, увы, это не так.
        - Пока скучала в спальне в одиночестве, немного усовершенствовала свой «щит». Здорово, не правда ли? - откровенно радуется Лина, пока я окончательно теряю способность разговаривать. Бомба мыслей взрывает голову, а не унимающаяся похоть - каждый миллилитр крови.
        - Надеюсь, теперь ты веришь моим словам, которые я повторяла тебе миллионы раз? - она обхватывает ладонями моё ошалелое лицо, вынуждая встретиться с ней взглядами. - Без магии ты не вызываешь во мне и крупицы желания, Адам. Ты не верил, отрицал, убеждал меня и себя в обратном, но вот она, правда, - я не хочу тебя. Никогда не хотела и никогда не захочу. Однако не стоит сейчас так сильно заострять на этом внимание. Свои рабочие обязанности я всё равно намереваюсь выполнить на отлично, и, если я правильно помню, в одном из пунктов контракта говорилось, что удовлетворение моих физических потребностей необязательно. Контракта у нас, конечно, больше никакого нет, но полагаю, что условия моих бесплатных секс-услуг ничем не отличаются. Так ведь? Поэтому давай отставим разговоры в сторону и продолжим то, на чём остановились. Я хочу помочь облегчить твоё состояние. И уж поверь - это моё искреннее желание, которое я выполню с превеликим удовольствием, - заискивающим голосом щебечет Лина, сама того не зная, своим искренним монологом, точно острым кинжалом, заживо вспарывает меня. Не потому, что каждое
произнесённое ею слово в самом деле правда, а потому, что теперь я знаю наверняка - в моих объятиях находится не она.
        Лина хочет меня. Всегда. Несмотря ни на что. Вопреки своим сильным чувствам к Остину. И это не изменится. Никогда. Я в этом абсолютно уверен. А значит…
        Резко сбрасываю кошку с себя до того, как она успевает заткнуть мне рот языком и, продолжая удерживать её за волосы, задаю единственный интересующий меня вопрос:
        - Кто ты такая? - буравлю её испепеляющим взглядом, а ей - хоть бы хны. Улыбается, сука. Туманя мне голову уже не только похотью, но и по новой нарастающим гневом. - Я спрашиваю - кто ты, мать твою, такая?! - оттягиваю её волосы до болезненного стона, приподнимая лицо девки к своему.
        - Тише, Адам, тише. В последнее время ты стал слишком нервным. И ты опять делаешь мне больно. Отпусти. Мы же можем всё по-хорошему обсудить, - её умиротворяющая интонация - самое раздражающее, что я когда-либо слышал.
        - С тобой «по-хорошему» не получается! Ты понимаешь только боль, крики и принуждения.
        - Это раньше так было. Сейчас всё изменилось. Я слушаюсь тебя, мечтаю сделать приятно и на вопросы отвечать могу без применения сил.
        Это не она. Не её слова. Не её желания! Стопроцентно! И зверь во мне яростно вопит в подтверждение моим суждениям.
        - Ты должна ещё спасибо сказать, что я сдерживаю себя. И, если не хочешь узнать, что тебя ждёт, когда моё терпение кончится, прекрати ходить вокруг да около и отвечай - кто ты такая?! И где Николина?! - игнорируя её скулёж, грозно требую я.
        - В смысле где? Я здесь. Перед тобой. Ты совсем перегрелся, Адам? - она прикасается к моему вспотевшему лбу, мгновенно запуская разряды тока по всем системам организма, на долю секунды заставляя поверить её словам, а себя посчитать сумасшедшим. Но нет! Я не сошёл с ума. Это немыслимо, необъяснимо, за гранью понимания даже для такого фрика, как я, но факт остаётся фактом - передо мной стоит не Лина, бля*ь!
        - Хватит врать и притворяться. Я не знаю, что ты сделала с собой, но ты - это не ты. Я это точно знаю, поэтому прекращай делать из меня идиота и ответь честно! Это приказ, Лина! И, надеюсь, ты помнишь о последствиях, что тебя ожидают, если ты вздумаешь ослушаться, - металлическим голосом пускаю в ход угрозы, и надо же: её бесящая улыбка тут же бесследно растворяется.
        Испугалась, милая? Правильно. Ты - не она, а значит, мне ничего не будет стоит засадить тебя за настоящую решётку.
        - Я уже отвечала тебе на этот вопрос. Я та, кем ты хотел меня видеть. И мне, честно говоря, непонятно, что тебя не устраивает? - произносит она заметно помрачневшим голосом.
        - Меня не устраивает, когда со мной играют и врут.
        - Я не делаю ни одного, ни второго.
        - Тогда что ты делаешь?
        - Только то, что ты от меня требуешь.
        - Сейчас я требую правды.
        - Это замкнутый круг, Адам. Ты меня не слышишь.
        - Так ты прокричи, чтобы я расслышал. Ты же это любишь.
        - Не люблю.
        - Всегда любила.
        - Я никогда не… - она осекается. Настороженно смотрит. Явно о чём-то задумывается. И я позволяю. Пусть осмыслит самостоятельно, что от меня ей не удастся ничего скрыть. Так или иначе я обо всё узнаю. Просто для неё же лучше, если она во всём признается сама.
        И, невзирая на сложившееся у меня мнение о ней, девчонка оказывается не совсем дурой. Инстинкт самосохранения всё-таки имеется. Она шумно выдыхает, но не так, словно набирается смелости, а будто её изрядно утомила наша беседа, и наконец договаривает прерванное предложение:
        - Я никогда не любила кричать, дерзить, спорить, драться и всё, что ты ожидаешь во мне увидеть. Это всё любила Николина. А так как её больше нет, наверное, мне стоит представиться: я - Анна - желанное тобой уникальное тело, готовое выполнить любой твой каприз. Без возражений. Без пререканий. И с искренним энтузиазмом. Доволен такой правдой?
        Ещё минуту назад я думал, что в больший ступор впасть я не сумею. Как же я крупно ошибался. Одно дело - вариться в своих подозрениях, другое - убедиться в уме, что они приобрели реальную форму, и третье - услышать собственными ушами окончательное подтверждение им. И неизвестно, сколько бы ещё я простоял, как застывшая статуя, удерживая непонятно кого за белоснежные волосы Николины, если бы моё сознание не оглушила вереница до ужаса тревожных вопросов.
        - Что значит - Николины больше нет? Куда она делась? Как вы сумели поменяться местами? И откуда ты вообще появилась?
        - Я ниоткуда не появилась. Я всегда была с ней, - туманно отвечает Лина… или Анна… хрен тут разберёшься. И моего вконец недоумённого взгляда ей вполне хватает, чтобы добавить: - Мы не менялись с ней местами в физическом плане, Адам. Мы поменялись ментально.
        - Это какая-то ерунда… Это же нереально, - тихо блею я, скорее пытаюсь убедить самого себя.
        - Необычно - да, но вполне реально, - цитирует она некогда сказанную мной фразу, самодовольно ухмыляясь. - Как оказалось, не один ты такой с мистическим прибамбасом. У Николины тоже был припрятан необычный козырь в рукаве.
        - Что ещё за козырь?
        - Я! А если точнее - её защитный механизм, который с первой же секунды нашей встречи отражал твою силу на тебе. Просто до недавних пор рядом с тобой мне не удавалось срабатывать на полную мощность, но всё изменилось. Теперь я не только отражаю «очарование», но и не чувствую его. Как, впрочем, и ненависти к тебе, отвращения от становления бесплатной шлюхой и всего остального, что могло бы помешать мне безупречно выполнять свою работу. Никаких помех больше нет. И я готова хоть прямо сейчас приступить к рабочему процессу. Тебе лишь нужно отдать приказ - и тогда я дам тебе то, чего ты так сильно и долго хотел получить от меня, - чувственно мурлычет незнакомка и, прислонив ладони к моей груди, начинает медленно скользить вниз, рисуя незримые огненные полосы. Её прикосновения, как всегда, обжигают кожу, пробираются мелкими импульсами под, возбуждая каждую клеточку тела до звона в яйцах, до тремора в пальцах. Но животную часть меня не обманешь: она скалится, негодует, всем своим звериным нутром отторгает подделку, заставляя мозг против моей воли полностью с ним соглашаться.
        - Верни себя прежнюю. Немедленно! - отдаю категоричный приказ я, накрывая её шаловливые руки ладонью. Лина хмурится. Поджимает губы. Молчит, играя на моих расшатанных нервах. - Это не обсуждается, Лина. Сейчас же стань собой!
        - Прости, Адам, но на этот приказ я вынуждена сказать - нет. Я не стану прежней, - уверенно парирует она.
        - Ты меня не слышала? Я приказал тебе. У тебя нет выбора, или хочешь, чтобы твой «братец» сегодня же остался без работы?
        - Делай как считаешь нужным. Я не изменюсь, - ещё одно твёрдое заявление слетает с её губ, поражая меня своей непоколебимостью.
        - Я правильно тебя понял? Ты готова своим отказом поставить крест на карьере любимого?
        - Остин - не маленький мальчик. Я уверена, в случае увольнения он сможет позаботиться о себе сам. Но ты не можешь так несправедливо с ним поступить.
        - Это ещё почему? Я тебе вроде высказал новые правила твоей жизни со мной.
        - Да. И я их не нарушаю. Я не отказываю тебе в предоставлении сексуальных услуг, а, позволь напомнить, только и делаю, что откровенно себя предлагаю. Но выполнять приказы, касающиеся моих внутренних настроек, я не собираюсь. Это уже чересчур, Адам. Тебе мало изменения моей памяти? Чего ты ещё хочешь? Чтобы напуганная, неуравновешенная, затравленная твоими угрозами Николина вернулась? Зачем тебе это? Она не сможет доставить и доли того удовольствия, какое смогу доставить тебе я. Что тебя опять не устраивает? Ты хотел тело. Так получай! Вот оно! - она перемещает одну мою руку себе на грудь, вынуждая сжать пышное полушарие. Вторую - вытягивает из волос и укладывает на свою упругую попку. - Всё твоё! Как ты и мечтал. Трогай, используй по назначению, наслаждайся мистическим кайфом, что оно тебе дарует, пока не надоест, и ни о чём больше не думай. К чему лишние проблемы, которые непременно создаст Ники со всей несусветной кашей чувств и заморочек? Тебе же ничего этого не надо. Ты же сам мне это сказал. Много раз. Так вот - я постаралась, чтобы и это твоё желание воплотилось в реальность. Всё для тебя,
Адам, только для тебя. Видишь, какая я покладистая? Почему же ты хочешь от меня избавиться? - выдыхает «Лина» мне в губы и, не теряя времени, целует их, юрко врываясь языком внутрь. А я - безвольный слабак - не могу ей не ответить, даже несмотря на чёткое понимание, что меня просто хотят отвлечь. Не могу не целовать её сладкие губки, особенно когда кошка прижимается ко мне близко, вплотную, обнимает за шею, вновь толкая меня в самое пекло. Туда, где пылают лёгкие, сжигается воздух. Болезненно-сладко мышцы стонут, член - ноет. Где от её жарких поцелуев опять плавится моя воля, и только сердце не заходится, как оно это обычно делало поневоле. Полный штиль. Ровная линия. Никаких колебаний. Безразличие.
        Именно этого я и хотел. Да. Лина права. Хотел! Очень хотел. И, по идее, должен радоваться теперь. Но почему-то вместо радости меня одолевает разочарование - горькое, душащее, немеющее в груди волнами острой боли, что неудержимо несёт за собой мощную вспышку злости, когда Лина тихо произносит:
        - Нам будет весело, Адам. Вот увидишь. Я сделаю всё, что ты пожелаешь. Или, может, просто тела тебе всё-таки недостаточно, а? Признайся, и, возможно, тогда я подумаю над возвращением твоей дикарки. Сделаешь это? Что скажешь? - её ехидный голос с насмешливой улыбкой, словно взрывчатый газ, мгновенно вступают в реакцию с бушующим во мне адским пламенем. И я сатанею. Во мне вновь пробуждается желание придушить её, разом покончив со своими мучениями. Ярость с обжигающей нутро похотью бурным потоком растекаются по венам. Злюсь на себя. На неё. Но в большей мере на себя! За чёткое гудящее в голове понимание, что стерва и тут права: весомая часть меня какого-то хрена жаждет вернуть дикарку. Но я в корне с ней не согласен, потому что уверен - это временно. Всё изменится. Исчезнет, как только я «протрезвею». И, чтобы сделать это, мне в самом деле хватит только тела, готового покорно исполнить любое моё желание. Так было всегда. Есть. И будет. А все сдавливающие грудь ощущения - всего лишь побочка моего неадекватного состояния, в котором я пребываю вот уже которую неделю. И я докажу это! Прямо сейчас!
Докажу и помогу себе наконец-таки, начисто стерев нахальную улыбочку с губ этой стервы.
        ***
        - На колени, - коротко бросаю я бесстрастным тоном, отрывая голую пиявку от себя. Всю кровь с силами она из меня уже высосала. Теперь настояло время высосать весь свой яд, что подчиняет моё тело, меняет разум и порождает непреодолимое желание увидеть в лице дикарки хоть капельку её обычного негодования. Но в нём ничего нет - ни женской обиды, ни возмущения, ни злости.
        - Я думала, ты уже никогда не прикажешь, - торжественно ухмыляется хитрая кошка и послушно выполняет приказ, а меня едва не передёргивает от её ответа, игривой улыбки на чувственных губах и томного синего взгляда, в котором нет и намёка на дьявольский огонёк, что всегда горел в глазах вздорной девчонки. Но похер! Меня это не должно волновать. Не нужен мне никакой огонёк, бля*ь! И её строптивость - тоже! Только лечебная магия её нежных рук, что ловко справляются с ремнём и молнией на брюках, спускают их вместе с боксёрами вниз и начинают ритмично водить по всей длине члена, заставляя меня зашипеть от сверхъестественного кайфа, взрывными ударами расходящегося по телу.
        - Боже… - протяжно хриплю я, впечатывая обе руки в стену, когда к волшебным рукам добавляется рот. - Бля*ь! - срывается с языка практически с каждым проникновением головки в тёплую полость. Там плотно, горячо, охрененно приятно и мокро. Да уж! Хоть тут у неё мокро. Но об этом я подумаю позже. Сейчас важно лишь моё удовольствие. Сброс напряжения. Исцеление.
        Дыхание спирает, ноги слабеют, в глазах меркнет. Я только чувствую, как напряжение в паху сгущается, и слышу свои гортанные стоны, переплетающиеся с влажными характерными звуками вторжения плоти в женский рот. Несмотря на скудный опыт, Лина в этом мастер. У неё, видать, прирождённый талант. Она поглощает меня глубоко и интенсивно, задевая каждую вздувшуюся венку на члене. Лижет, сосёт, дразняще скользит кончиком языка по головке, причмокивает, аккуратно массируя яйца, ещё и наслаждается процессом, как похотливая шлюха. Прямо как в ту ночь. Так же, как делала это со мной и с ним. Сука! Я всё помню. Вижу. Никогда не забуду и не прощу. Не нужна мне она. Не нужна мне эта дрянь лживая! Мне хватит красивой куклы, что сидит сейчас на коленях, с распухшими губами, порозовевшими щеками и с влагой, стекающей по подбородку, и добросовестно выполняет свою работу со всецелой самоотдачей.
        Именно то, что мне надо!
        - Тебе всё нравится, Адам? Или мне нужно как-то исправиться? Скажи - и я сделаю это, - скользнув языком от основания до головки, сучка раздвигает губы в сексуальной улыбке, физически вконец доводя меня до исступления, но морально вновь откровенно раздражает. Но это не помешает мне получить то, в чём я нуждаюсь. Не в этот раз! Не позволю!
        - Исправься: заткнись и соси молча, - сдавленно произношу я и помогаю ей: ныряю рукой в волосы и надавливаю на затылок, насаживая её рот на свой член. Там ему самое место. Сколько недель я мечтал вновь оттрахать вечно болтливую и кричащую пигалицу в рот. Жёстко. Грубо. Не жалея. По самые гланды. Спустив всё накопившееся напряжение ей в горло. И мечты сбываются. Никакой внутренний бунт меня не остановит. Я делаю это, перенимая всю инициативу. Просто трахаю её, используя одно из отверстий уникального тела, как мне того хочется. Полностью управляю её головой, подбираю темп и глубину проникновений, нещадно дёргаю за волосы в порыве безудержной похоти, помноженной на неподвластное мне раздражение.
        Она не стонет, не кричит, не жалуется. Не бьёт, не царапается, не пытается меня остановить. Не просит о пощаде. Идеальная вещица для траха! То, что я заказывал. То, что я так долго хотел!
        Поздравляю, Адам. Ты достиг очередной цели. Трахай, кончай, радуйся и ни о чём больше не думай!
        Не сбавляя ритма мощных толчков, я мысленно раз за разом повторяю это заклинание, и всего через несколько секунд агонизирующий голод, сосредоточившийся ниже пояса, затмевает ослепительная вспышка оргазма. Тело насквозь прошибает сокрушительная волна экстаза, враз охлаждая весь бурлящий огонь и выбивая дух из телесной оболочки. Меня вновь поражает слепота, глухота, лишаюсь способности двигаться. В голове ни одной мысли, воспоминания, нерешённой задачи, лишь калейдоскоп ярких ощущений и текущая по венам нега, охватывающая каждый сантиметр тела. Взвинченные нервы успокаиваются. Сердце с дыханием нормализуют темп. Тело мелко дрожит, но уже не от нестерпимой боли, а от пульсирующих импульсов мистического блаженства.
        Мне сложно сказать, сколько времени я провожу в другой реальности, но, когда спускаюсь обратно на землю, первым ко мне возвращается слух. Звонкий стук каблуков доносится откуда-то слева. Напрягаюсь. Пытаюсь сконцентрироваться. Отправляю все силы, чтобы открыть глаза. Картинка с трудом и долго проясняется, но я справляюсь, отмечая, что, оказывается, во время оргазма свалился на пол, полностью скопировав позу сидящей на коленях Лины. Правда, она так больше не сидит. На полу я один. Кошка же неспешно возвращается ко мне со стороны кухни. И на сей раз помимо цокота элегантных туфель я ещё и вижу их на её стройных, соблазнительных ножках. Они останавливается прямо возле меня, а их обладательница теперь возвышается надо мной точно так же, как ещё совсем недавно это делал я.
        С трудом поднимаю туманный взгляд вверх на Лину. Она стоит, точно величественная богиня, и удовлетворённо улыбается, протирая губы салфеткой.
        - И зачем нужно было так долго отказываться от этого, Адам? - снисходительным тоном спрашивает она, небрежно почёсывая пальцами мою щетину, словно я её питомец, которому перепало немного хозяйской ласки.
        Ой бля… А вот это она зря… И даже не представляет насколько.
        Вмиг нечто лютое пробуждается из глубин моего бытия. И это уже не просто ярость, уязвлённое мужское достоинство или рассвирепевший мистический зверь. Тут что-то сильнее. Мрачнее. Неудержимей. Всепоглощающей. Нечто призывающее сбить всю спесь c этой незнакомой суки раз и навсегда.
        Мне и секунды не требуется, чтобы взять под контроль все функции расслабленного организма. Я вскакиваю на ноги, хватаю обнаглевшую девку за талию и швыряю её миниатюрное тело на кровать. Она взвизгивает, быстро переворачивается на спину, но самодовольно улыбаться не прекращает. Сумасшедшая!
        
        - Босс хочет продолжения? Минета не хватило? - её чересчур сладкий голос пролетает зудом по моей коже. Гнев неумолимо вскипает в жилах, но он резко смешивается с новым притоком похоти, когда Лина отбрасывает назад свои длинные волосы и призывно раздвигает передо мной ноги.
        Это не она. Не она! Но она именно та, что всегда была мне необходима!
        - Мы только начали, Анна, - грозно надвигаюсь на неё.
        И не закончим, пока я не верну себя настоящего.
        ГЛАВА 16.
        НИКОЛИНА
        Мне кажется, это никогда не закончится!
        О чём я сейчас говорю?
        О том самом «веселье» для самых выносливых и развратных, которое началось в рабочей квартире Адама и из ночи в ночь продолжается вот уже целых два месяца. Или всего два! Вроде бы не так много, не так ли? Однако я ощущаю, будто прошло раза в три больше, а моё измученное, перенапряжённое тело - так во все сто.
        И снова нужно сказать спасибо Харту. Он дорвался так дорвался до заветного лакомого кусочка! Не остановить! У меня настолько ломит тело от физического перегруза, что я уже которую неделю сижу и грежу, чтобы мой босс вновь переборщил и нанёс мне какие-нибудь серьёзные повреждения, которые привели бы к необходимости обратиться к врачу. Но нет. Он пусть и жестит частенько, но в монстра, каким был в ночь своей вендетты, не превращается. И ох как жаль! Я бы с радостью недельку-другую посидела бы на больничном, потому что наши ежедневные потрахушки мне уже знатно осточертели!
        Да, я опять ною. Но как тут не ныть, когда каждую божию ночь меня имеют во все отверстия в самых разных позах на протяжении нескольких часов, без возможности перевести дух дольше пяти минут, которые Харт проводит по ту сторону мира. Думаю, от такой интенсивной программы даже ненасытные нимфоманки устали бы, а я - неспособная испытывать ни капли физического удовольствия - так вообще уже не могу смотреть на член Харта.
        Как он у него ещё не отвалился от столь чрезмерного использования? Не представляю! Я, конечно, понимаю, что под вечной дозой «очарования» Адам ощущает себя всесильным и неутомимым, но, блин… Вне зоны моего «отражения» он же тоже должен испытывать ту же усталость и крепатуру в мышцах, что и я, - это без сомнений. Но сей факт почему-то нисколько не мешает ему приходить ко мне снова и снова, не пропуская даже дни менструации. Однако не стоит пугаться - никакого кровавого сношения не происходит. Просто тогда он использует исключительно мой рот. Долго и неоднократно. Чересчур много. Так, что от колоссальной нагрузки на мою ротовую полость и мышцы лица совсем скоро у меня кубики на щеках начнут появляться. Без сомнений. И, если честно, это ни капли не смешно. Не знаю, в чём причина, но Николине достигнуть финала этой изнурительной миссии удавалось несравненно легче и быстрее. Для меня же доводить Харта до оргазма - это тяжкий труд, а делать минет - самая что ни на есть настоящая каторга.
        Но я не жалуюсь Адаму, терплю, смиренно выполняю всё, что он просит, и стараюсь никоим образом его больше не злить. Вообще. После нашего с ним бешеного секса в тот день, когда я ему открыла тайну о том, кем являюсь, я навсегда отбросила все желания хоть немного подразнить его. Адам меня так тогда беспощадно отымел, что дерзкая ухмылка вмиг слетела с моих губ и по сей день ни в какую не хочет возвращаться. Я едва дощеголяла на каблуках до машины, а после весь вечер отмокала в горячей ванне, чтобы хоть немного расслабить перенапряжённые мышцы и приглушить ноющую боль между бёдер.
        И так как я не умалишённая Николина и предпочитаю существовать с начальником в мире и согласии, после того жёсткого поучительного порева я на всё оставшееся время рабства впечатала себе в голову - Адама злить категорически запрещается!
        Он озабоченный, ненасытный, грубый мужлан, который в случае плохого поведения наказывает основательно. Это я усвоила предельно чётко и потому напрочь забыла о каких-либо выкрутасах. Правда, это не шибко мне помогает. Несмотря на моё образцовое послушание, Адам так и продолжает держать меня, как собаку, в одной комнате, где я провожу до тошноты однообразные будни. И не могу не добавить одну необъяснимую странность - я его откровенно бешу. Причём постоянно. Что бы я ни делала и какое бы удовольствие ему ни приносила. Я его раздражаю. Он не говорит мне об этом. Мы с ним вообще толком ни о чём не разговариваем. Но я чувствую. Как интуитивно, так и в процессе секса, во время которого он не щадит ни меня, ни себя. А стоило бы. И сейчас я уже говорю не только о себе, но и о самом Адаме тоже.
        Возможно, одурманенные его чарами женщины и не заметили бы изменений, но я невооружённым глазом вижу, что его вечно потрясающе красивый вид за эти месяцы заметно ухудшился. Да это и неудивительно. Любой бы сдал, живя в таком экстремальном режиме, в каком Адам функционирует последние месяцы.
        Если я после наших изнурительных сессий целый день отдыхаю в комфортной клетке, то Адам, покидая меня посреди ночи, спит от силы пару-тройку часов, а затем проводит весь день на работе. Вот вам и фирменный рецепт синяков под глазами, потускневшего цвета лица и излишней нервозности и агрессии, которую не особо сбавляют даже мистические оргазмы.
        Ах да! Забыла!
        К постоянному недосыпу и чрезмерной ночной активности нужно добавить ещё и злоупотребление алкоголем. В последний месяц за Хартом и этот грешок прослеживается. Раз-два в неделю точно. И в такие случаи я особенно сильно насторожена его появлением, потому что пьяный Адам - это сама непредсказуемость, желающая любыми способами вернуть свою дикарку обратно.
        И какого чёрта ему это надо?
        Ответ очевиден.
        Сколько бы он мне ни говорил, что ему нужно только тело - это неправда. Харту нужно текущее и боготворящее его тело, а это никак не про меня. Пусть я и погружаюсь всецело в процесс работы, отвечаю ему иступлёнными стонами, криками, вздохами, двигаюсь и прикасаюсь к нему так, как нас учили в «Атриуме» на занятиях по «обработке» клиентов, но Адам знает, что при этом я не испытываю ни капли возбуждения - а это ух как бьёт по его божественному эго.
        И если первый месяц Харт закрывал глаза на мою фригидность, раз за разом доказывая и мне и себе, что ему плевать на отсутствие желания его секс-игрушки, то потом его будто бы перемкнуло: он внезапно стал заваливаться ко мне в бухущей кондиции и начал предпринимать попытки пробить мою защиту, чтобы добраться до тающей по нему Ники.
          Ох, что он только не вытворял, чтобы довести меня до оргазма. Это было то ещё представление! Его многолетний сексуальный опыт оказался неизмеримо богаче и многообразнее, чем я могла себе представить. У меня и мысли не зарождалось, что эгоистичный Харт, которому всю жизнь и палец о палец ударять не приходилось, чтобы возбудить женщину, может быть таким изобретательным и умелым в этом деле. Но, увы, даже его мастерские приёмчики не помогли ему добиться желаемого. В награду за свои усердные старания пьяный мачо не сумел ни броню мою пробить, ни получить ни одного настоящего оргазма. Как, впрочем, и его имитацию. Этот известный всеми женщинами акт я не рисковала исполнять с Хартом и вряд ли хоть когда-нибудь осмелюсь, ведь нюх у него как у ищейки - он непременно учует фальшь. А для всеми желанного Казановы липовый оргазм будет сокрушительным ударом по его самолюбию, который однозначно срикошетит и в меня. А оно мне надо? Ясен перец - не надо. Поэтому в такие случаи я всеми способами пыталась извертеться и выхватить из его рук инициативу, чтобы довести его до магической разрядки, после которой в
пьяном состоянии он, слава богу, мгновенно отключался.
        И когда Харт наконец понял, что выкурить Ники из укрытия с помощью усердных попыток возбудить меня у него никаких шансов нет, он перешёл к следующему оружию - проявлению, мать её, «любви».
        Знали бы вы, как в один из пьяных приходов Адам донельзя ошарашил меня, внезапно превратившись в образец нежности, заботы и любвеобильности. Сначала я обомлела от шока, а после серьёзно напряглась, ведь все мы знаем, как эта лживая романтичная смесь в исполнении Харта влияет на Николину - крайне губительно.
        Разумеется, успев в полной мере ощутить на себе, каково это быть вещью, которую хозяин каждую ночь трахает как ему вздумается, абсолютно не заботясь о её желаниях, глупышка больше не велась так быстро на его предумышленную нежнятинку. Ключевое слово - быстро. А в этом как раз-таки и заключалась вся сложность, ведь, чёрт побери, с Хартом быстро не получалось ни когда он трезвый, ни уж тем более когда пьяный, поэтому в итоге мне всё равно приходилось усиленно бороться с глупой девчонкой, уговаривая её не рыпаться и сидеть на месте. Однако нужно добавить, что на сей раз я легко могла понять Ники и ни в чём её не обвиняла. Я сама, мягко говоря, поражалась тому, каким Харт может быть милым и ласковым, когда преследует определённую цель. Он как по волшебству отрубал все свои зверские, жестокие повадки и враз превращался в самого любящего мужчину на свете.
        Мне было трудно. Очень. Но хрена с два я бы позволила ему так просто избавиться от меня. Адам не на ту напал! Не будет этого! Я не выпущу Николину на волю раньше, чем сумею освободиться от его сексуального рабства. Ей нельзя сюда. Категорически! Она ведь просто не выдержит всего этого. Не в физическом плане. Жёсткий напор Харта в сексе - это ерунда. Ники морально не сможет справиться с интимной близостью с Адамом. Она сломается. Ей будет мерзко, отвратительно и до смерти больно каждую ночь чувствовать себя безразличной вещью для мужчины, которому когда-то хотела отдать всю себя.
        И потому я не собиралась сдаваться. Ни за что. И не сдавалась. А когда до Адама допирало, что и этот «любовный» метод не приведёт его к успеху, остаток ночи после его тщетных нежностей всегда получался особенно жёстким и несдержанным. В порыве злости Адам будто весь дух хотел выбить. Из меня. Из себя. Из нас обоих. В общем, тяженько мне приходилось. Как ни крути. Но, главное, - мне удавалось удерживать Ники на привязи.
        Однако, думаете, на этом закончились его попытки вернуть себе тающую от каждого его прикосновения идиотку? Я вас умоляю! Это был бы не Харт.
        Свой план по вызволению Ники наружу он продолжил с давления на её буйный нрав. И к этому делу умник тоже подошёл с особой изощрённостью. Какие только нелепые, унизительные вещи он не приказывал мне делать в надежде получить в ответ хотя бы слабый проблеск злости. Мне даже всего не перечислить - слишком долго. Назову лишь самые-самые простенькие из всех: постоять на одной ноге, потом на другой, попрыгать на месте и всё в таком духе. Умно. Но безуспешно. Единственное, что ему удавалось вызвать во мне, - это неуместное веселье, которое лишь сильнее выводило его из себя, побуждая после провала своего плана вновь трахать меня, как зверюга одичалый, чем, сам того не осознавая, наоборот, укреплял мои «стены». Браво!
        В общем, вот оно - моё бесконечное «веселье», которое как под копирку повторяется каждую ночь и вряд ли хоть когда-нибудь закончится: Адам не отступит, пока не добьётся желаемого, а так как для меня его желаемое - это неминуемая моральная погибель, я никогда не позволю этому случиться.
        ***
        - Достаточно. Встань, - расслабленно откинувшись на спинку дивана, приказывает Адам.
        Я приподнимаюсь на ноги после двадцатиминутного извивания в эротичном танце, который неоднократно исполняла на коленях различных мужчин.
        - Тебе не понравилось? - спрашиваю я, внимательно глядя на Харта. Его рубашка расстёгнута, волосы растрёпаны, чёрный взгляд не отпускает меня из-под полуприкрытых век. В одной руке почти пустая бутылка виски, в другой - сигарета. Пепел падает прямо на пол, но хозяину апартаментов до этого нет никакого дела.
        - Понравилось, - недовольный голос же говорит об обратном.
        - Тогда что опять я сделала не так? - вопрос, не требующий ответа. И так знаю, пусть даже Адам мне ни разу в этом открыто не признался. Мне просто нравится слушать его лживые варианты или наблюдать, как он резко уходит от темы. Прямо как сейчас:
        - Ты танцуешь, пока я на работе?
        - Нет.
        - А хочешь?
        - Хочу ли я танцевать?
        - Да.
        - Неужели я наконец заслужила вознаграждение?
        - Заслужила, - ноль убедительности в долгожданном слове, но моё настроение всё равно подпрыгивает вверх.
        - Так ты разрешишь мне ездить на танцевальные занятия?
        - Нет. Хореограф мог бы приезжать к тебе сюда. Спальня у тебя просторная. Тут места для целой группы танцоров хватит. Хочешь?
        Вспыхнувший ярким пламенем восторг перед возможностью хоть куда-нибудь выбраться из клетки мгновенно потухает. Комната, может, и просторная, но я в ней ощущаю себя как в тесном, удушливом склепе. Достало здесь всё!
        - При таком раскладе не хочу, - расстроенно бормочу я, складывая руки на обнажённой груди.
        - Не хочешь танцевать? - удивление проскальзывает в его ровном тоне.
        - Не хочу. Мне с головой хватает нагрузки по ночам. К чему мне ещё бессмысленно тратить энергию днём?
        - Бессмысленно? Разве танцы не были счастьем всей твоей жизни?
        - Они и есть, просто не моей.
        Харт отрывается от спинки дивана, впиваясь в моё лицо пристальным взглядом.
        - Вы во всём с ней разные?
        - Во многом.
        - А чем схожи?
        - Любовью к сладкому, - беру из чаши на столе конфетку и направляюсь к Харту.
        - Ещё?
        - Предпочтениями в музыке, - сажусь на подвыпившего босса сверху, вынимая из его руки бутылку. Хватит ему. А то скоро опять начнёт вытворять какую-то дичь.
        - Ещё?
        - Хм… - кладу в рот карамельную сладость. - Мы обе те ещё бессовестные врушки.
        Он усмехается. Откидывает голову назад. Прищурившись, затягивается сигаретой.
        - А что насчёт Остина? - внезапно выдаёт Адам.
        Мгновенье. Одно имя. И вместо удара сердце делает три. Но я игнорирую.
        - А что насчёт него?
        - Его ты тоже любишь? - чёрный взгляд режет точно острием ножа. Зрачки наполняются опасным мраком.
        - Нет. Я никого не люблю, кроме себя. В этом мы с тобой очень похожи, Адам, - спешу успокоить ревнивца, опуская ладони на его горячую, влажную грудь. Рядом со мной он никогда не перестаёт пылать, как, впрочем, и злиться. Зачем только он масло в огонь ещё подливает?
        - Значит, тебе совсем неинтересно узнать, как он поживает всё это время в неустанных поисках тебя?
        Стоп! Что? Он ищет? Какого чёрта?! После всей грязи обо мне, что Харт послал ему, он должен был возненавидеть.
        - Удивлена? - криво ухмыляется Харт.
        - Немного, - сильно преуменьшаю степень своего изумления, пытаясь сфокусироваться на массаже напряжённых мышц босса, но не получается. Любопытство берёт надо мной верх. - Откуда ты знаешь, что он это делает?
        - Он сам так сказал.
        Моё удивление возрастает вдвое.
        - Вы говорили об этом?
        - Нет. Остин сказал Тони, что не остановится, пока не найдёт тебя, а тот уже передал мне.
        А теперь втрое.
        - Он виделся с Тони?
        - Да, ещё в самом начале твоего плена, когда заявился в «Атриум» и начал ему угрожать.
        Я непроизвольно улыбаюсь.
        - А это тебя нисколько не удивляет? - изумление Адама отражается хмуростью на его лице.
        - Нисколько. Это похоже на него. Почему ты думаешь, что Николина ему о тебе ничего не говорила?
        - Вряд ли ему хоть чем-нибудь удалось бы меня запугать.
        - Зато себе проблем заработал бы уйму.
        Харт усмехается, без слов соглашаясь со мной. Делает последнюю затяжку, гасит сигарету, располагает крупные ладони на моих ягодицах и цепким взглядом врезается в моё лицо. Ох, чувствую, грядёт новое испытание. И оказываюсь права.
        - Так ты точно не хочешь ничего о нём спросить?
        Ну что ж, врубаем режим «безразличие» - и поехали!
        - Нет.
        - Совсем?
        - Совсем.
        - Я бы мог много чего рассказать. Мы с ним каждый день видимся на работе.
        - Неинтересно.
        - Твой «братец» пашет, как проклятый.
        - Он всегда так делал.
        - Остин выдаёт поразительные результаты.
        - Рада за него.
        - И уважение коллектива быстро заслужил.
        - Я в нём не сомневалась.
        - И моё тоже.
        - Поистине достижение.
        - Но в самом большом восторге от него девушки в офисе.
        И вот тут внезапно раздаётся громкий, гулкий грохот. Нет, это не в спальне что-то упало и разбилось. Это моя каменная защита громыхнула, когда Николина начала мощно колотить по ней ногами, заставляя наше сердце зайтись в приступе тахикардии. Вот же ревнивая идиотка! Адам же специально провоцирует. Сменил тактику, чёрт!
        - И этому я тоже ничуть не удивлена. Вокруг него всегда вилось много девушек, - мой голос звучит всё так же безразлично, но значительно тише. Мне приходится отдавать все моральные и физические силы на успокоение Ники.
        - И тебя нисколько не волнует, что в скором времени он найдёт тебе замену и перестанет искать? - глухо проговаривает он, как мазохист, продолжая портить настроение нам обоим. Мне кажется, я даже слышу гневное рычание Адама, вибрирующее в его груди, а моя задница уже точно покрылась новыми синяками от болезненного давления мужских пальцев.
        - Не волнует. Так или иначе, я принадлежу тебе, Адам, и ему не под силу это изменить, - прижимаюсь к Харту максимально близко и провожу конфеткой по его губам. - Я, наоборот, хочу, чтобы он поскорее прекратил мои поиски. Остин - добрый, умный, красивый и видный парень, поэтому заслуживает прекрасную девушку. Совсем не такую, как я, - правдоподобно заверяю я, непроизвольно саму себя в яму зарывая. В порыве злости Николина начинает кричать ещё громче, а по «стенам» бить - в разы сильнее, всячески проявляя несогласие с моими словами. Да только сколько она рыпаться может? Достала! Всё равно же ничего не сможет изменить. Такова реальность: не быть им с Остином вместе. Пусть привыкает к этой мысли уже сейчас.
        И пока я всецело концентрируюсь на успокоении дикарки, порываясь языком заткнуть Адаму его непривычно болтливый рот, я абсолютно не улавливаю факта, что несколько секунд назад совершила одну опрометчивую ошибку, открывающую боссу ещё одну маленькую тайну.
        Но его, естественно, улавливает Харт.
        Мужская ладонь вмиг телепортируется с ягодицы к затылку, схватывает за волосы и резко оттягивает от его губ.
        - А откуда ты знаешь, что Остин - красивый и видный парень? - глухим голосом спрашивает Адам. Но в этот раз он не ждёт от меня ответа. Он и так уже всё понял сам. Я ощущаю, как его тело за считаные секунды накаляется до предела, дыхание учащается, а в пьяном взгляде назревает шторм. Харт смотрит не просто зло, а уничтожающе. Остро. Больно. До самых костей пронзая. Так, что я без слов понимаю - меня ожидает крайне серьёзный разговор, а после до жути жёсткая, изнурительная ночка.
        Вот дура! Как я могла так опростофилиться? Хотя… если подумать… это только к лучшему. Ведь ничто так быстро и качественно не восстанавливает мою «защиту», как его животная агрессия.
        Так что я готова! Пусть пользуется мной сегодня хоть до самого утра. Да пожёстче, грубее и несдержаннее - это именно то, что мне сейчас нужно!
        ГЛАВА 17.
        НИКОЛИНА
        На следующий вечер просыпаюсь разбитая, как корыто, с уже привычной болью в мышцах и ощутимым дискомфортом между ног. И да, я просыпаюсь именно вечером - об этом мне сообщает опустившееся солнце с розово-пурпурным небом за окном и электронные часы на прикроватной тумбочке. Я весь день проспала как убитая. Момент отключки даже толком не помню. Когда ушёл Адам и успел ли он поспать хоть немного - тоже не имею представления. Последнее, что всплывает в моём не до конца проснувшемся разуме, - это лучи рассветного солнца и сдавленный стон Харта вместе с его финальными толчками сзади, сигнализирующими о долгожданном окончании моей рабочей смены.
        Как я и предполагала, минувшая ночь оказалась одной из самых бурных, что были у нас с боссом. Не в смысле страстная, пылкая и чувственная, а самая что ни на есть настоящая е*ля. Извините, но иначе тут не выразиться. Адам и так постоянно находился в неуравновешенном состоянии из-за негодования по поводу моей неспособности возжелать его так, как всегда это делали остальные женщины, а новость о том, что все воспоминания, связанные с Остином, никуда не исчезли, вообще уничтожила в нём последние остатки здравомыслия.
        Как бы я ни пыталась сгладить углы, всячески заверяя пьяного безумца, что сохранение лица Рида в памяти ничего по сути не меняет, он меня совершенно не слушал и в итоге трахал так, словно это помогло бы ему довести до успеха задачу, которая с первого раза потерпела крах. Адам не просто вколачивался в меня членом как ошалелый, но и наносил такие же мощные ментальные удары по моей защите, вновь надеясь проникнуть внутрь, добраться до Ники, до её мыслей, желаний, воспоминаний, чтобы подчинить себе, возбудить, одурманить. А когда у него это раз за разом сделать не получалось, злился ещё сильнее, окончательно превращаясь в свирепого зверя.
        Я уже говорила, что его внешний видок стал слегка помятым, но что творится в его голове - это вообще сложно представить. С ним явно что-то ненормальное происходит. Ему бы к психологу обратиться за помощью не помешало, а то, боюсь, если дело и дальше пойдёт в том же духе, он скоро совсем слетит с катушек, и тогда мне будет по-настоящему больно и опасно находиться с ним рядом. А я хочу жить, оставаясь физически здоровой и морально непроницаемой. Но, чувствую, Адам с каждой новой неудачей, наоборот, лишь больше не разделяет мои желания. И мне страшно даже представлять, что он заготовит для меня сегодня.
        Повалявшись в постели ещё полчаса, я нахожу силы отскрести себя от кровати и отправляюсь в ванную, по пути замечая на столе оставленный поднос с едой, что, по правде говоря, немного удивляет.
        С чего вдруг Виола так подобрела и решила не будить меня? Обычно сразу после ухода Адама на работу эта дрянь врывалась ко мне в комнату и нарочно гремела всем, чем только можно, лишь бы не дать мне спокойно поспать.
        Сучка? Сучка!
        Но что ей ещё остаётся? Ничем другим насолить она мне больше не может. С момента, как Адам начал ежедневно захаживать ко мне, Виола не рискует подсовывать мне испорченную пайку. Всё-таки осознаёт, чем для неё это может кончиться. А так как потерять нагретое возле Харта местечко она совсем не хочет, ей приходится доставать меня другими смехотворными способами.
        Сегодня же я безгранично благодарна стерве за то, что по непонятным причинам она не стала нарушать мой крепкий сон, позволив мне выспаться вдоволь. Мне это было крайне необходимо. Так же, как и расслабляющая ванна с гидромассажем и сытный приём пищи, что в самом деле оказывается вкусной: сочный стейк из лосося с нежнейшим картофельным пюре и обжаренной спаржей, а на десерт мой любимый чизкейк. Вкуснятка!
        Ай да Виола, ай да молодец! Ведь может создать шедевр, когда захочет!
        Доев последний кусочек тортика и запив его крепким чёрным чаем, я чувствую себя в разы лучше и бодрее. Голова полностью отошла ото сна, а тело после релакса в горячей водичке уже скорее не болит, а неприятно ноет. Жаль только, что внешне мне так же быстро от следов Харта не избавиться. Вся кожа вновь в отпечатках этого зверюги плотоядного. Руки бы ему поотрывать да зубы выбить, ей-богу! Сколько можно? Я уже задолбалась смотреть в зеркало и видеть не девочку-припевочку, а покоцанную им шлюхень.
        Не переставая в мыслях желать Адаму «вечного добра и здравия», сбрасываю полотенце и смазываю покалеченные места лечебной мазью, а после всё тело - питательным кремом. Расчёсываю влажные волосы, которые мне также едва удалось распутать после стараний босса, и оставляю их высыхать естественным путём. Надеваю короткий шёлковый халат вишнёвого цвета, наполняю себе ещё одну чашку чая и укладываюсь на диван с целью спокойно почитать в тишине до прихода Адама, который должен явиться уже меньше чем через час.
        Прочитываю главу, затем вторую, третью, и на середине четвертой отвлекаюсь на ещё одну неожиданную странность. Вместо звуков уверенных, мерных шагов Харта моё внимание привлекает щелчок. Короткий. Негромкий. Но столь желанный, что не расслышать его я просто не могла.
        Откладываю книгу и приподнимаюсь на локтях, устремляя недоумённый взгляд к двери. Может, показалось? Я так давно уже мечтаю выбраться наружу, что мне просто могло послышаться? Нужно проверить. Срочно.
        Встаю с дивана и быстрыми, но тихими шагами добираюсь до моих вечно запертых ворот к свободе. С настороженностью прислушиваюсь, стоит ли кто-то за ними. Но нет. Никаких больше звуков нет. И я смелею. Протягиваю руку к дверной ручке, надавливаю, и моё сердце тут же пускается вскачь. От счастья, от неверия, от волнения. Дверь и правда открыта. Она, мать её, открыта! Но только что это означает?
        Знак, что я могу наконец выйти на волю, или же просто сбой в электронной системе дома? Хотя… Какая разница, правда? Ничего не случится, если я выйду и немного погуляю по апартаментам. Замок я не взламывала, а значит, наездов со стороны Адама быть не должно. Так что была не была! Когда ещё выпадет такая возможность?
        Открываю дверь из клетки и неспешно выхожу в коридор. Там никого. Добираюсь до соседней комнаты и, рискуя нарваться на проблемы, пытаюсь войти в спальню Адама, но та оказывается заперта. Ладно. Не беда. Изучать хоромы босса без его ведома не так чтоб уж очень хотелось.
        Иду дальше. Аккуратно, неспешно, пытаясь создавать минимум шума и осматриваясь по сторонам. Никогда не думала, что созерцание стен иного цвета и прикосновения к элементам мебели, отличающейся от той, что находится в моей спальне, уже будет доставлять мне такое наслаждение. Но это так. Я ликую, как маленький ребёнок, даже от таких мелочей. После того единичного случая, когда Адам вызвал меня к себе в офис, мне ни разу больше не разрешалось никуда выходить. Ни разу за два долбаных месяца! С ума сойти! Такими темпами Харт не дикарку свою ненаглядную из бункера выкурит, а меня в одичалого зверя превратит.
        И стоит мне только подумать об этом, как моя дикая, человеческая часть даёт о себе знать, причём так мощно, как никогда прежде не делала. Николина не просто начинает стучать по внутренним сторонам «стен», а устраивает настоящий вселенский бунт, покрывая защиту продольными, мелкими трещинами.
        Хотите узнать, в чём дело? Ха! Да в том, что я неожиданно сталкиваюсь с донельзя пикантной сценой с участием Адама и суки Виолы, пылко обжимающихся на гостином диване.
        Желая остаться незамеченной, я резко прислоняюсь к стене и, едва справляясь с буйством ревнивой идиотки, украдкой наблюдаю за горячей парочкой. Они ещё не трахаются, но всё идёт к этому. На нём только брюки, на ней крохотные стринги. Он вальяжно раскинулся на диване, а рыжая оседлала его точно так же, как вчера это сделала я. Адам с жадностью изучает её обнажённое тело ладонями, скользит по изящной спине, по позвонкам к затылку, зарывается в огненные волосы, а сучка то и дело потирается о его пах.
        Они целуются, страстно переплетая языки, стонут, что-то нашёптывают друг другу, а я даже сдвинуться с места не могу. Просто целиком прячусь за стену и сильно сжимаю кулаки. Закрываю глаза, пытаясь поскорее отогнать из мыслей только что увиденную сцену. Концентрируюсь. Удерживаю контроль над разумом. Дышу. Глубоко и часто, при этом делая это по возможности тише, чтобы не выдать своего присутствия. И даже на секунду не задумываюсь о том, что всё происходящее в гостиной предназначено специально для моих глаз, а дверь в моей спальне открылась не по счастливой случайности. Но всю степень сей подставы я осознаю сразу же, как мою попытку убежать обратно в комнату, пресекает грозное:
        - Стоять!
        И я покорно застываю. Злить его и не повиноваться не имею права, да и наизусть знаю, чем это может обернуться для меня.
        - Подойди, - летит мне в спину следующий приказ. Но тут я не спешу. Ещё раз глубоко вдыхаю. Собираюсь с силами и настраиваюсь на нужную волну. - Смелее, Лина. Незачем втихаря подглядывать. С нами будет веселее. А ты же любишь веселье, не так ли?
        Дьявол!
        По всей видимости, после вчерашней проверки Харт решил повторно надавить не только на буйность, но и на ревность Ники. Просто на сей раз не провокационными разговорами об Остине, а более радикальным способом, прибегнув к помощи наглой, вечно портящей мои будни мерзавки.
        Какой же Адам всё-таки смекалистый урод! Упёртый, подлый и неугомонный не меньше, чем Николина. Мне кажется, даже я потихоньку начинаю его ненавидеть. Или же это чувства Ники уже успели запустить в меня свои ростки? Неважно! Я сейчас же их все с корнями повырываю!
        Безусловно, его влияние на Лину сильно, но я в разы сильнее.
        Он не победит! Не меня! Не в этой игре! Не сегодня!
        Захотелось веселья, милый? Да без проблем! Сейчас устрою! И, раз уж на то пошло, не только тебе, а вам обоим!
        ГЛАВА 18.
        АДАМ
        Я сам не понял, в какой именно момент мой план «Вернуть себя настоящего» сменился на «Вернуть её настоящую».
        Через неделю, две, месяц? А может, подсознательно я с самого начала этого хотел, и сколько бы я ни убеждал себя в обратном, сколько бы ни трахал девчонку, упиваясь мистическим кайфом, так и не смог погасить в себе это желание. Оно острыми иглами раздирало всю мою сущность, с лёгкостью прорываясь как сквозь густую пелену чар, так и сквозь обычное человеческое опьянение. Ничто не смогло уничтожить жажду увидеть Лину прежней, как и избавиться от лютого отторжения послушной, безропотной и абсолютно холодной в постели Анны.
        Нет, она никогда не лежала бревном, безучастно позволяя себя трахать. Каждую ночь поведение девчонки ничуть не отличалось от поведения любой другой боготворящей меня женщины, лишь за одним исключением - она сама не получала удовольствие от секса. Совершенно. Ни разу. Что бы я с ней ни вытворял. А я вытворял такое, чего никогда в жизни ни с одной женщиной не делал и от чего даже дерево бы растаяло и потекло. Но эта девка, видать, черствее столетнего дуба. Её ничто не берёт. И дело не во мне. Я это точно знаю. Не потому, что считаю, будто ни одна женщина не может остаться равнодушной к моим ласкам (хотя к чему скромничать - так оно и есть), а потому что вся проблема именно в Анне.
        Я уверен, любой другой мужик, потрахавшись с ней, остался бы в полном восторге, а меня назвал бы либо зажравшимся идиотом, либо просто конечным безумцем. Однако я, за исключением момента стирающего разум оргазма и пары минут после, всегда чувствую её необычность и никак не могу это изменить.
        Она вроде бы живая, но не одушевлённая. Сексуальная до чёртиков, но опустошённая. Красивая, страстная, раскрепощённая, но точно запрограммированная кукла. Вещь. Робот. И по этой причине секс с ней пусть и космический, но совсем не такой, какой был с Линой. В нём не хватает одного важного звена, а именно - моей дикарки, без которой я не просто не могу достигнуть полноценного восстановления, но вдобавок ещё и довожу себя до конкретного неадеквата. Во всех смыслах этого слова: мозги всмятку, настроение постоянно скачет, как у подростка в пубертатный период. Нервы… Да их вообще уже нет! А тело скулит от переутомления из-за бессонницы, частых попоек и интенсивных секс-марафонов, во время которых я ночь за ночью продолжаю жрать обалденно вкусный кекс, что помимо наслаждения вызывает у меня ещё и острую форму аллергии. Другого определения моей непереносимости Анны мне не найти.
        И, кстати, всему виной вовсе не её фригидность. Дело в том, что, пусть физически я и упиваюсь монументальным спектром ощущений во время нашей с ней близости, морально меня бесит в девке всё: пустой синий взгляд, умелый рот, запах, вкрадчивый голос, беспрекословная покорность и каждое сказанное ей слово. Всё, мать её! И потому из-за вечного морального неудовлетворения я уже вконец превратился в неизвестно кого. На встречах и собраниях я рассеян, в офисе агрессивен и вечно недоволен. Каждый сотрудник меня стороной обходит, когда видит в коридоре, а Майкл не на шутку переживает за меня и всячески пытается уговорить прекратить истязать и себя, и девчонку, пока ещё не поздно. Но я не могу ничего с собой поделать. Я поставил перед собой цель натрахаться вдоволь, чтобы меня наконец отпустило, и не отступлю, пока не достигну этого. Иначе я никогда не поступал и не поступлю и в этот раз. Мне просто необходимо вернуть кошку в нормальное состояние, и нужно сделать это как можно быстрее, потому что с каждым днём мне становится всё херовей и херовей, отчего я беспрерывно продолжаю срываться на Анне.
        Девка и так постоянно вынуждает меня раздражаться, а когда ей раз за разом удаётся отбиться от моего ментального натиска, я вообще взрываюсь от гнева и самолично довожу нас обоих до изнеможения. И за последний месяц подобное происходило чуть ли не каждую ночь.
        Мой приказ стать нормальной она отказалась выполнять, просить её… ну… тут уж, думаю, и так понятно, что подобный вариант я даже не рассматривал. Возбудить её невозможно, на любовную ласку она не повелась. Унизительных поручений, от которых настоящая Лина расцарапала бы мне всю физиономию, оказалось недостаточно, чтобы вынудить её вернуться, но вот попытка вызвать в ней ревность вполне может сработать на ура.
        Анна неплохо держалась вчера во время беседы о её любимом «братце». Я почти поверил в её безразличие, однако на миг поджавшиеся губки и вспыхнувший гнев в синих глазах проявили мою бойкую девочку в этой невозмутимой, беззаботной игрушке. Она там. Она всё слышит, видит, понимает. И она злится, ревнует, возмущается, грустит, обижается и однозначно ненавидит меня за всё, что я с ней делал всё это время, и за то, как я сорвался на ней вчера, когда случайно узнал ошеломительную новость о сохранившемся в её памяти лице Рида.
        Мне и так ежедневно приходилось всячески отгонять из мыслей их с Линой воспоминания, чтобы не захлебнуться ревностью, а осознание, что дикарка тоже все их прекрасно помнит, окончательно выбило меня из колеи.
        Меня перемкнуло так, что от злости я и половины ночи не помню. Очухался только когда удалось выпустить весь пар, а это лишь к утру, к тому самому злосчастному моменту, когда начал звенеть будильник. Но ни его громкий звон, ни моё тяжелое, опавшее на Лину тело не помешало ей отключиться в следующий миг, как я вытащил из неё член. Я вытрахал из неё все силы.
        Почти всегда после секса я оставлял на ней пару-тройку новых отметин, но вчера я слишком переусердствовал. До сих пор перед взором вижу её спящее лицо, опухшие, искусанные до крови губы, растрёпанные волосы с вырванными прядями в моих руках и истерзанное моим бешеным напором тело: синяки, засосы, глубокие укусы - этот стандартный набор целиком разукрашивал её нежную кожу. А на мне ничего. Ни одной грёбаной царапины. Будто моё тело даже её метки отторгает, не оставляя на себе ни одного следа от коготков девчонки.
        Поэтому я верну дикарку обратно. Обязательно верну! Не только в желании получить то, что мне по-настоящему нужно, но и чтобы защитить её. От себя. От моего помешательства, вечных перепадов настроения и яростных забвений. А для этого необходимо раздразнить её внутренних демонов, которых в кошке хоть отбавляй. И вряд ли кто-то может сделать это лучше, чем ещё одна страстная кошечка, что трётся о меня сейчас, извивается, целует так отчаянно, словно я последний мужик на планете, и течёт без крупицы моих усердий, пока я отвечаю ей с тем же запалом исключительно из корыстных целей. На деле же мне абсолютно похер. Что, к слову, также злит до помутнения. Как и вопиющий факт, что единственное, от чего я возбуждаюсь, - это предвкушение момента, когда моя пленница осмелится выбраться из комнаты и придёт к нам.
        И ей много времени не требуется. Дистанционно открыв её дверь, я мысленно дал Лине пять минут. Ей хватило вдвое меньше. Шустрая моя. Да только так же шустро и незаметно сбежать обратно в комнату у неё не получится.
        - Стоять! - грозно бросаю я, отодрав Виолу от своих губ. - Подойди!
        Лина не убегает, но и не торопится раскрыть своё присутствие. Смешная. Я знаю, что она рядом. Я ощутил её ещё когда она тихо шла по коридору. Тело вмиг повысило температуру, а в брюках восстал член, на котором вовсю ёрзала Виола, всецело полагая, что сию твёрдую реакцию вызывает именно она. Пусть думает так дальше. Как и дикарка тоже.
        - Смелее, Лина. Незачем втихаря подглядывать. С нами будет веселее. А ты же любишь веселье, не так ли? - подначиваю я многообещающим голосом, чувствуя, как моя домработница сильно напрягается. Знаю, она невозлюбила мою новую счастливицу с первой же минуты, как увидела, и ежедневно наглядно показывает это ей. Да, я в курсе. В спальне Николины установлены камеры, которые я отключаю только когда прихожу к ней. Но вмешиваться в женские разборки я однозначно не собираюсь. Мне и своих проблем хватает. Лишь сегодня я сделал исключение и тонко намекнул Виоле, что её ожидает, если она помешает Лине восстановиться как следует. Рыжая умело скрыла недовольство, но я знаю, что настроение я ей знатно подпортил. Однако сейчас я предоставляю ей уникальную возможность наверстать упущенное за день и смачно подействовать кошке на нервы.
        Так что выходи скорее, Анна. Мне уже не терпится приступить к вызволению моей прекрасной дикарки.
        ***
        Будто услышав моё пожелание, Анна наконец появляется из-за стены и неспешно приближается к нам. Её походка плавная, расслабленная, на губах мягкая улыбка, а в глазах - как всегда, пустота. Совсем не это я хотел и ожидал увидеть, но всё только начинается. Я уверен, надолго её выдержки не хватит. Как и моей, впрочем. Её красный шёлковый халат, едва прикрывающий зад, действует на меня как тряпка на быка. Внутри вмиг взрывается уже обычный инстинкт наброситься на кошку, содрать ненужную ткань и ворваться в неё без промедлений. И даже осознание, что сегодня торопиться нельзя, не притупляет это всепоглощающее желание.
        - Адам, мне больно, - к счастью, болезненный писк Виолы слегка отрезвляет меня. Я перевожу взгляд с остановившейся в центре гостиной блондинки на рыжую и понимаю, что чересчур сильно сдавил её талию руками.
        - Прости, Ви, я не хотел. Давай пожалею, - не мешкая, заваливаю её спиной на диван, нависаю сверху и, наклонившись к женскому животу, начинаю накрывать губами покренившиеся места.
        Прикосновенье - и нежная кожа усыпается полотном мурашек. Второе - её дыхание превращается в иступлённую симфонию. Третье - Виола и вовсе забывает о любом напряжении из-за появления дикарки и начинает скулить, чтобы я трахнул её сейчас же, обхватывая мои бёдра ногами и придавливая к себе так, что, не будь на мне штанов, член нырнул бы в неё до самого основания.
        Наваливаюсь на неё, обвожу кончиком языка контур ареол, сжимая в ладонях упругие сиськи. Она прогибается, просит ещё и ещё, запускает пальцы мне в волосы, то и дело стонет. Соскучилась девочка. Изголодалась по моему вниманию. Да только меня это нисколько не колышет. Она вообще меня не колышет, бля*ь. Ни её красивое личико, ни сочные губы, ни яркие огненные волосы, ни фигура фитоняшки. Ничего. Вдыхаю запах её кожи и не улавливаю ни одной ароматной нотки. Трогаю её и ничего не ощущаю. Трусь членом об её промежность, а такое чувство, что об стенку. Ноль физических реакций на соприкосновение с женским телом. Все они принадлежат бесящей меня до крайности сучке, что так и продолжает стоять молчаливо в нескольких метрах от нас и безучастно наблюдает за происходящей между нами «химией».
        Как же меня достала эта невозмутимая шлюха! Клянусь, я избавлюсь от куклы, даже если придётся трахнуть рыжую прямо у неё на глазах!
        Рычу и впиваюсь в грудь Виолы с ещё большим пылом, укладывая ладони на её попку. Сминаю, шлёпаю, щипаю, вдавливаюсь пахом в её мокрую промежность. Целую шею, ключицы, слегка покусываю бледную кожу и не собираюсь останавливаться, пока Лина сама не остановит. А она, дрянь такая, ни слова не говорит и ничего не предпринимает. Вот же зараза упрямая! Я скоро оглохну от протяжных стонов Виолы, что с каждым моим действием лишь увеличивают громкость.
        Это же надо как разоралась. Охренеть можно! Почему-то даже притворные стоны Анны меня так не раздражали. С ней было просто неприятие, с Виолой же они слышатся как высокочастотный писк, от которого в ушах звенит и голова раскалывается.
        Я решаю намертво заткнуть девушке рот, приглушая раздражающие звуки жарким, глубоким поцелуем, потому как моя испорченная нервная психика не способна долго выдержать подобные мучения. И вот так чудо! Как оказалось, не только моя.
        - Может, мне всё-таки оставить вас наедине? - сердито спрашивает Анна. Резкость её голоса - настоящая услада для моих ушей. «Неохотно» отлипаю от губ Виолы и поверчиваю голову к ней. Улыбка исчезла, лицо без эмоций, пальцы сильно сжимают край халата. Прекрасно! Мой план работает. Продолжаем.
        - С чего же? Меня на вас двоих запросто хватит, - самодовольно ухмыльнувшись, отстраняюсь от обнажённого тела Ви и тут же отрываю её от дивана. Ставлю на ноги и, обнимая за талию, устраиваюсь сзади.
        - С твоими аппетитами тебя запросто хватит на десятерых, - усмехается Лина. Ехидно, безрадостно, с проблеском неприязни во взгляде, когда видит, как моя рука со стройной талии перемещается на грудь.
        - Хочешь, чтобы я вызвал кого-то ещё? - перекидываю огненные волосы Виолы на одно плечо, прикусываю тонкую кожу на её шее.
        - Если ты того хочешь, - в унисон с блаженным стоном рыжей отвечает кошка.
        - А чего хочешь ты?
        - А это имеет значение?
        - Сегодня имеет.
        - С чего вдруг?
        - Я в хорошем настроении. И хочу сделать своим девочкам приятно, - удерживая на напряжённом лице Лины выразительный взгляд, одной рукой массирую грудь Виолы, второй скольжу пальцами по рёбрам, к впадинке живота и ниже.
        - Ты вроде не пьяный для подобных желаний, - глухо бросает она, обжигая бдительным взором мою ладонь, забирающуюся под тонкую материю женских трусиков.
        - От Виолы можно и без алкоголя опьянеть, - разворачиваю голову поплывшей от чар девчонки лицом к себе и вновь нападаю на её рот, поглощая в себя её томные стоны. Достигаю пальцем клитора, надавливаю, начиная неспешно кружить по нему. - Присоединяйся, Лин, - бросаю я сквозь поцелуй и всё жду, что в любую секунду дикарка вспылит и со злостью вытащит мою руку из чужих трусов, но вместо этого сучка меня удивляет: опускается на корточки и снимает эти самые трусы, облегчая мне задачу ласкать Виолу.
        - С радостью. Вдруг тоже смогу от неё опьянеть, - поднявшись на ноги, выдаёт Анна немного сдавленно, но с похотливой улыбкой на губах, сразу же припадая ими к налитой, покрасневшей груди Виолы. И та на сей раз не просто стонет, а вскрикивает в наслаждении, когда кошка начинает целовать, покусывать, всасывать её сосок в рот, смакуя его, точно конфетку.
        Это далеко не первый раз, когда я развлекаюсь с двумя девушками одновременно, но с Линой - даже если она Анна - всё ощущается и воспринимается по-иному. У меня вмиг вся кровь вскипает в венах, раскалённой магмой концентрируясь в паху от картины, как кошка перемещает губы выше к женской шее, раскрывает полы халата, прижимается к Виоле ближе, потираясь своей грудью об её, и то и дело очерчивает маленькими ладонями изящные изгибы рыжей, заставляя её судорожно извиваться между нашими телами в преддверии скорого оргазма.
          Они обе стонут и начинают пожирать губы друг друга. Лина страстно врывается в рот Виолы, что, потеряв всю связь с реальностью, отвечает ей с тем же пылом. Умещает руки на ягодицах кошки, сильнее вдавливая в себя её обнажённое тело, отчего я намертво застываю в созерцании умопомрачительно горячей лесбийской сцены. Единственное на что меня хватает, пока я усердно пытаюсь не кончить прямо в штаны, - это продолжать обнимать Ви и ласкать её клитор.
        Слегка прихожу в себя, когда Лина накрывает мою руку, усиливая давление пальцев на набухший комочек, и Виола тут же откидывает голову мне на плечо, громко и мощно сотрясаясь в мистическом оргазме.
        - Какая мокрая и чувственная, - довольно полушепчет Анна, продолжая ощупывать влажное тело девушки, особенно сильное внимание уделяя внутренним сторонам бёдер, по которым обильно стекает её возбуждение. - Но для меня ни капли не пьянящая, - переводит острый взор с улыбающегося лица Виолы к моему. - Видимо, меня ни мальчики, ни девочки не вставляют, поэтому, надеюсь, дальше вы справитесь без меня. Если я тебе понадоблюсь, Адам, ты знаешь, где меня найти, - заявляет кошка и торопится спастись бегством, но вот так незадача: успевает сделать всего пару шагов.
        - Я тебя ещё не отпускал! - грозно бросаю я ей в спину, точно камень. Лина вздрагивает и сразу же замирает. Что-то бурчит себе под нос. Что? Не слышу. Но голову на отсечение даю - это был шквал нелицеприятных фраз в мой адрес.
        Думала, что я так быстро оставлю её в покое? Глупая. У меня есть ещё множество вариантов, какие я хочу испробовать. И раз уж ни мальчики, ни девочки эту пигалицу не вставляют, тогда проверим, вставляет ли она саму себя.
        - Сядь на стол.
        Лина заставляет себя обернуться, кидая на меня вопросительный взор.
        - На этот, - указываю на стоящий в нескольких метрах от дивана стол из тёмного дерева.
        - Зачем?
        - С каких пор ты задаёшь вопросы? - насмешливо приподнимаю бровь. Лина не отвечает. Тихо вздыхает и усаживается на край столешницы. - Хорошо. А теперь ноги раздвинь шире.
        И на сей раз кошка без промедлений выполняет приказ. Да только радости своей покорностью не вызывает, потому как следом она с ехидной ухмылкой проводит пальцами по гладкой, розовой коже между ног, показывая, что она абсолютно сухая. Сука! Честно, хочется сломать ей шею и покончить с этой напастью раз и навсегда, но я не сдамся.
        - Шире, - с трудом сохраняя нейтральную интонацию, приказываю я, прижимая расслабленное тело Виолы к себе ближе. С губ Анны вмиг слетает ухмылка, а синий взгляд вновь наполняется недовольством, но она таки умещает целиком свою аппетитную задницу на столе и широко раздвигает ноги, в полной мере проявляя мне не только свои сухие прелести, но и огромное количество синяков на бёдрах.
        - Меня тоже хочешь пожалеть, или эту привилегию заслуживает только Виола? - ядовито подтрунивает Лина, замечая мой виноватый взгляд, осматривающий нанесённые мной увечья.
        - Всё верно: эта привилегия только для самых особенных, и ты не в их числе, - парирую я, усыпая шею Ви короткими поцелуями, ощущая, как моя кожа сгорает от убийственного взгляда дикарки. - Сними халат полностью, - отдаю ей следующий приказ, и красный шёлк резко слетает с изящных плеч, что покалечены не меньше, чем её бёдра. Какой же я урод несдержанный! Я же убить её так однажды могу, если не сумею вернуть свою девочку.
        - Что дальше? - нетерпеливо, с весомой долей злости спрашивает кошка, теперь уже убийственно глядя на Виолу. Не вижу точно выражения её лица, но по приподнявшимся уголкам губ понимаю, что рыжая улыбается. Надеюсь, максимально дерзко и злорадно. Это лишь поможет мне быстрее добиться желаемого.
        - Дальше повторяй за мной, - смяв ягодицы Ви в ладонях, я возвращаюсь на диван, укладывая на себя разомлевшую красотку, что теперь полностью зеркалит откровенную позу Лины. - Прикасайся к себе так же, как я буду прикасаться к ней. Очень хочу посмотреть, как ты себя ласкаешь, - озвучиваю своё пожелание и помещаю руку на истекающее соками лоно, вмиг получая ответную реакцию обеих девчонок: рыжая предсказуемо стонет, начиная беспокойно двигаться на мне, а белокурая кукла ещё сильнее начинает проявлять в себе задатки злющей ведьмы.
        - Может, мне к тебе лучше прикоснуться? Я вообще-то здесь ради твоего удовольствия, а не для своего, - практически шипит моя девочка, с остервенением цепляясь пальцами за края столешницы. Хочет удержать себя, чтобы не накинуться? Так пусть кидается. Именно этого я и добиваюсь.
        - Я же сказал: сегодня мне хочется сделать приятно вам. Это доставит мне удовольствие, так что выполняй, Лина. Ты же видишь, как Виола меня уже радует? Так порадуй и ты меня, - вкрадчиво проговариваю я, прикусывая мочку уха Ви.
        - Ты же знаешь, что таким образом я никогда не смогу тебя порадовать.
        - Ты так в этом уверена?
        - Да.
        - Но мы же можем хотя бы попытаться.
        - Уже пытались сотни раз.
        - Попытаемся сто первый.
        - Бессмысленно, Адам! - прямо-таки вскрикивает Лина, не выдерживая вида моих коварных манипуляций с податливым телом рыжей.
        - Да ну? - недоверчиво хмыкаю я. - Мне кажется, на сей раз у нас всё может получиться, - добавляю голосу уверенности, замечая, как у кошки учащается дыхание, а кожа начинает блестеть от испарины. Она прикусывает губу и сильно хмурит лоб. То ли в попытках сосредоточиться на сохранении защиты, то ли от злости из-за понимания, что её броня начинает неумолимо крушиться. Ещё не настолько, чтобы я мог беспрепятственно проникнуть на ментальном уровне, но вполне достаточно для появлений первых признаков воздействия «очарования». Победа близко!
        - Повторяю: трогай себя так же, как я трогаю Виолу. Ты не видишь, где находится моя рука? Нужно поближе показать? - повелительным взглядом указываю на пальцы, порхающие по влажным складочкам. И, явно не желая подходить к нам ближе, Лина быстро прикладывает руку себе туда же и тихо всхлипывает. - Умница, - с искренним удовлетворением хвалю я. - А теперь расслабься, делай как я и получай удовольствие. Тебе понравится, Анна. Вот увидишь, - многообещающе заверяю я и, начав извращаться над телом Виолы, внимательно слежу за каждым послушным действием дикарки.
        Она касается пальцами клитора, водит по нему, неторопливо рисуя круги по чувствительной точке. Левой рукой проводит линию по ключице, стирая с неё предательскую капельку пота. Достигает груди, едва уместив пышный холмик в своей маленькой ладошке, сминает его, сжимает между пальцами сосок, слегка оттягивает, всячески подавляя подступающие к горлу стоны. И, я уверен, они должны быть настоящими. Если ещё не стопроцентно, как у изнемогающей в моих руках Виолы, то хотя бы на половину. Моя девочка постепенно прорывается сквозь преграды, выстроенные этой бесчувственной сучкой, и мне нужно любыми способами помочь ей выбраться на волю.
        - Боже!.. Адам! Как приятно! - иступлёнными криками помогает мне рыжая, когда я проникаю в её влагу двумя пальцами. - Только не останавливайся! Это нереально! Не останавливайся! - умоляет она, дрожа всем телом.
        - Не остановлюсь, Ви, пока ты ещё раз не кончишь. А затем я больше всего на свете хочу тебя как следует трахнуть, - чувственным голосом запускаю лживое признание возле её уха, всем нутром упиваясь негодованием Лины, которое я ощущаю даже с расстояния.
        - Больше всего? И даже больше её? - еле внятно шепчет влюблённая дура, но сейчас мне это только на руку.
        - Конечно. Ты ещё спрашиваешь? Она же временная шлюха, а ты со мной живёшь постоянно. Тебя я хочу трахнуть первой, - увеличивая интенсивность проникновений в Виолу, выдаю ещё одну провокацию, что мгновенно отдаётся жгучей горечью в моей груди и горле. Но так надо. Если уж у меня эти гнусные слова непроизвольно вызвали такую неприятную реакцию, то на Лине они должны сработать стократ эффективней.
        И так оно и есть.
        Пока моя домработница бурно и громко достигает освобождения во второй раз, я перевожу взгляд на Лину, молчаливо копирующую мои действия, и вижу то, что так долго желал увидеть: яростный шторм в синих глазах, лихорадочный румянец на всём теле и поблескивающую влагу на пальце, который она продолжает вводить в себя.
        Глаза видят эту потрясающую комбинацию, и безудержная радость напрочь застилает разум, молниеносно отсоединяя все кабели между мозгом и телом.
        Я не владею собой, когда небрежно скидываю с себя содрогающееся тело Виолы на диван, вскакиваю и, не отрывая зачарованного взгляда с её промежности, быстро преодолеваю расстояние до Лины, желая поскорее к ней прикоснуться, чтобы убедиться в реальности происходящего.
        ***
        - Не смей трогать меня! - рычит дикарка, перехватывая моё запястье раньше, чем я успеваю дотронуться до её влажной плоти. Голос - лёд, тело трясёт, глаза мечут молнии, а её невидимая защита во многих местах покрылась сквозными пробоинами, но по запаху кожи я за долю секунды понимаю, что она ещё не стала Линой. И это нужно исправлять.
        - А я хочу тебя потрогать, и ты не можешь мне это запретить, - твёрдо произношу я возле её искусанных губ. Встаю между её ног вплотную, собственническим движением сжимая ей попку. - И буду трогать тебя везде, где пожелаю, - поглаживаю сочные округлости, постепенно перебираясь к бёдрам и внутренним сторонам ног. Она всхлипывает. Пытается оторвать мои руки от себя, нещадно повреждая кожу ногтями, а когда понимает, что меня не остановить, вбивает ладони в мои плечи и в попытке свести ноги вместе сдавливает меня ими.
        - Попробуешь засунуть в меня свои пальцы, которые только что побывали в рыжей суке, и клянусь, Адам, я тебе все их переломаю! - с неподдельной злобой цедит она, обжигая моё лицо яростным взглядом, в котором также чётко отражается неукротимая похоть и желание. Моя дикая девочка. Злится и хочет меня. Как я скучал по этому, и ни за что не остановлюсь, пока не вытяну её полностью из своего кокона.
        - Не надо ничего ломать, Анна, у меня есть вторая рука, - умиротворяюще шепчу я, задевая языком выемку на её шее. - А ещё член. Чего хочешь больше? А ты хочешь. Перестань сопротивляться желанию. Ничего же не случится, если ты разок почувствуешь, что значит быть полноценной женщиной, - кончиком языка веду по бьющейся венке, выдающей её зашкаливающий пульс. Наконец-то! Кайф. Я так долго ждал этого. Столь отчаянно и недопустимо сильно, что помимо ликования я ощущаю, как меня захлёстывает злость, перерастающая в уже привычное животное возбуждение.
        С несдерживаемым рычанием я запечатываю губы дикарки до того, как она успевает хоть что-то ответить. Мой язык грубо врывается в её рот, терзает, подчиняет, не позволяя сделать вдох. Мы хрипло стонем, когда кошка, ещё немного поборовшись, сдаётся и включается в дикую схватку языков, смягчая ладони на моих плечах, больше не отталкивая, а притягивая ближе. Она сильнее обхватывает мои бёдра ногами, трётся промежностью о вздувшийся пах, вжимаясь голой грудью в мой корпус, заставляя быстрее циркулировать огонь по венам.
        - Маленькая моя… Я доберусь до тебя, - обхватив белокурый затылок, прерывисто шепчу я. Правда, настолько невнятно, что Лина вряд ли сумела уловить смысл нечаянно сказанных слов.
        Градус возбуждения в крови зашкаливает, разум вновь сдаётся, в неравной борьбе проигрывая инстинктам. Да и похер. Не нужен мне сейчас здравый ум. Цель - довести Лину до оргазма, что наверняка снесёт под ноль все возведённые ей стены, я смогу достигнуть и будучи невменяемым.
        Продолжаю горячо и жадно сплетать наши языки, покусывая податливые губы кошки, что издаёт мурлыкающе-горловые звуки, ёрзает попкой на столе и сексуально прогибается, подставляя свои охренительные холмики под мои жадные ладони. Посасывая сладкий язычок, сдавливаю и растираю пальцами заострённые сосочки, вбирая в себя рваные стоны, сообщающие о её растущем возбуждении. А когда в порыве страсти я таки добираюсь до её мокрой девочки, размазывая тёплую влагу по ней, похоть напрочь выбивает все мысли из головы, кроме одной-единственной, продиктованной первобытной потребностью. Член буквально лопается со всеми моими резервами терпения, и Лина чувствует это. Смотрит на меня, задыхаясь, сквозь пелену одержимого голода и резкими, торопливыми движениями расстёгивает ремень и ширинку.
        Всего пару коротких секунд длиною в целую вечность - и я вхожу в неё, раздувая огонь в крови до настоящего пожара. Пи*дец, как же в ней охрененно! Жарко, мокро, тесно. Моё личное блаженство, которое я заполняю сантиметр за сантиметром, каждой веной ощущая скольжение нежных стенок. Гортанный рык царапает мне горло, когда я вхожу в неё до упора. Лина вскрикивает от наслаждения, обнимает крепче, издавая стоны, а голодный блеск в расширенных зрачках и стекающие по бёдрам капли всецело подтверждают, что все они - правда. И я дурею, окончательно превращаясь в приручённого ею зверя. Начинаю прикасаться, целовать и двигаться в ней так, как она всегда любила: бешено, страстно, быстро, мощно, опять не щадя её хрупкую фигурку. И плевать, что я по-прежнему не могу проникнуть в её фантазии. Я все их помню наизусть. Предпочтения, запреты, любимые позы, эрогенные точки... Всё помню и использую эти знания в самозабвенном желании напомнить ей, от чего она день за днём добровольно отказывается.
        - Адам! Это слишком! Полегче! - бессвязно кричит Анна-Лина, впиваясь ногтями в мои ягодицы. Но не будет никакого «полегче». Если не магией, то мощными толчками члена я добью все защитные преграды, отделяющие меня от моей девочки. Да и что бы сейчас кошка мне ни кричала, ей и самой это нравится. Запрокинутая в удовольствии голова и широко расставленные бёдра, покачивающиеся навстречу моим мощным проникновениям, говорят сами за себя.
        Она кайфует. И хочет больше. И я даю.
        Зарываюсь пальцами в светлые волосы, властно тяну, соединяя наши губы. Звучно шлёпаю по заднице и, чуть ли не отрывая её от стола, ещё больше наращиваю интенсивность вторжений, отправляя нас в потрясающее приключение, состоящее из общих стонов, вскриков, вздохов, синхронных движений и эмоций. Бля*ь! Опять эти чёртовы эмоции! Но мне никак с ними не совладать. К несчастью, когда я трахаю её, меня всегда накрывает особенно сильно. Это же происходит и сейчас: горло сдавливает, а внутренности буквально разрывает на ошмётки от кучи романтического фуфла, пока весь мир сужается до размеров стола, на котором мы превращаемся в единый организм. Как тогда. В ту единственную ночь, когда Лина ещё была собой. И я хочу, чтобы так всё время было. Всегда. Каждый день. Утро. И ночь.
        Только она настоящая.
        Дикая. Буйная. Лживая. Страстная. Неподражаемая. Отзывчивая. Моя.
        
        Всего пара минут непрерывных толчков, и Лина намертво сдавливает меня сразу в трёх точках: шею - руками, бёдра - ногами, а член - плотными, пульсирующими стенками лона, от чего неуправляемая лавина экстаза, обрушившаяся и на меня тоже, не только сметает все непрошеные мысли, но и не позволяет лично увидеть потрясающий момент её оргазма.
        Как всегда, искры из глаз от остроты ощущений, уши закладывает, нервы оголены. Всё светлеет, потом темнеет, усыпая взор калейдоскопом солнечных созвездий. Сильнейший, вышибающий дух разряд кайфа прошивает поясницу, унося тело, потерявшее вес, в искрящуюся, пронзительную высь, где весь жар, похоть, гнев, раздражение, боль сменяются сладостной эйфорией. Мощной. Неконтролируемой. Очищающей разум. И сбивающей с ног.
        Полностью излившись в Лину, я наваливаюсь на неё всем телом. Утыкаюсь носом ей в ключицу, вдыхая густой аромат пота и секса. Не понимаю, вернулась ли дикарка ко мне обратно, потому что не могу так быстро прийти в себя от магического оргазма. Да и в этом бессознательном состоянии для меня не важно, кем она является сейчас. Анна? Лина? Не имеет значения. Я всё равно переплетаю наши пальцы и обцеловываю всю её грудь и шею, нашёптывая девчонке какие-то фразы, которые пока ещё сам не могу расслышать.
        - Ты правда сделаешь всё что угодно, лишь бы я осталась? - её голос первым пробирается сквозь гулкие удары пульса в ушах.
        - Конечно. Всё, о чём ты попросишь, я незамедлительно выполню, - заплетаясь, проговаривает не подвластный мне язык. И, чёрт побери, всё нутро с ним поневоле соглашается.
        - Даже избавишься от неё?
        - От кого?
        - От своей особенной женщины.
        - Ты - моя особенная женщина.
        - Неправда. Ты сказал, что я не вхожу в их число, - грустный выдох Лины путается в моих волосах, нанося болевой удар по грудной клетке.
        - Глупая. Нет никаких их. Есть только ты, - я крепче сжимаю кошку в своих объятиях, прислушиваясь к учащённому стуку её сердца.
        - Значит, Виола для тебя ничего не значит?
        Какая на хрен Виола? У меня в голове сейчас гудит лишь одно имя.
        - Ничего.
        - Абсолютно?
        - Абсолютно.
        - И если я попрошу её убрать из дома, ты это сделаешь?
        - Считай, её уже нет.
        - Серьёзно? Вот так просто? - нотки радости в голосе Лины рисуют улыбку на моих губах, ещё сильнее отдаляя меня от здравомыслия.
        - А что тут сложного?
        - Не знаю. Она же работает на тебя уже много лет. Я думала, она хоть немного дорога тебе.
        Никак не могу очухаться и врубиться, почему мы вообще говорим о ней, но тем не менее честно и уверенно отвечаю:
        - Она - никто, Лин. Просто прислуга. Я с лёгкостью найду новую уже на следующее утро.
        - А я? Я тоже прислуга, которую так просто сменишь?
        - Нет, сладкая, ты не прислуга. Ты моя особенная и единственная девочка. И я никогда не смогу тебя сменить ни на кого другого. Ты и сама это знаешь, - произношу самое слащавое, недопустимое и отвратное мне признание, которое только можно себе представить, и требовательно раздвигаю её губы языком, жадно проникаю в рот, насыщая свои вкусовые рецепторы дополнительной сладостью. Приторной. Тошнотворной. Чужой. Той, что не переворачивает мне всю душу наизнанку, заставляя чувствовать себя живым, а вызывает всецелое отторжение, что мгновенно помогает моим мозговым процессорам заработать в полную мощность.
        Туманная поволока в глазах бесследно рассеивается, и я резко отлипаю от губ Лины. Врезаюсь в её лицо немигающим взглядом и чувствую, как с началом её звонкого смеха что-то надрывается внутри меня, стирая все следы радости и наслаждения.
        - Ну что, тебе понравилось шоу? - победно ухмыляется она, продолжая посмеиваться, пока штормовая синева её глаз, наоборот, покрывается ледяной коркой.
        ГЛАВА 19.
        АДАМ
        - Что? Какое ещё шоу? - недоумённо хмурюсь я. Чёткое осмысление происходящего пока ещё не может добраться до сознания.
        - То, что ты хотел увидеть, разумеется. Мне кажется, это было моё лучшее выступление из всех. Как у меня здорово получилось сыграть злость, ревность, правдоподобно выдать несдержанные фразочки. Ух! Я сама осталась от себя в восторге! - довольно щебечет распластавшаяся подо мной сучка, стопроцентно подтверждая, что моя миссия с треском провалена - Анна по-прежнему здесь и, по ходу, даже не собиралась никуда исчезать!
        Я упускаю момент, когда гнев бешеным вихрем пролетает по кровотоку, побуждая меня быстро встать на ноги и оторвать кошку от стола. Прозреваю лишь, когда мой член выбирается из девчонки, а рука грубо зарывается ей в волосы.
        - Что ты несёшь, идиотка?! - яростно рычу в её приоткрытые губы.
        - Господи! Что ты опять злишься-то? Разве не этого ты добивался? Я же так старалась. Тебе должно было всё понравиться. Виола вон осталась в полном восторге, - кошка переводит насмешливый взгляд мне за спину. Я оборачиваюсь и лишь тогда вспоминаю, что в комнате мы находимся не одни.
        Беззащитно обняв себя за плечи, Виола стоит абсолютно голая и, подрагивая всем телом, неотрывно смотрит на нас. Её грудная клетка часто и тяжело вздымается, будто ей не хватает воздуха. Губы искусаны, глаза покраснели, а по розовым щекам обильно катятся слёзы.
        - Теперь ты веришь моим словам, Ви? - ядовито протягивает Лина. - Ему до тебя нет никакого дела. Никогда не было и никогда не будет. А все сладкие речи о твоей особенности, которые он только что заливал тебе в уши, - не что иное, как обычный инструмент в достижении своей цели. Адам превращается в милого и ласкового только тогда, когда ему от нас что-то нужно. На деле же все мы для него ничего не значащие вещи. И да, Ви, если тебе станет от этого легче, я - не исключение. Я для него точно такое же «никто», как и ты. Просто я это уяснила уже давным-давно, а тебе даже нескольких лет не хватило, чтобы это сообразить. Но, надеюсь, я помогла тебе это сделать. Поэтому прекрати реветь белугой и просто сделай выводы: стоит ли и дальше тратить годы впустую, ожидая взаимности того, кто никогда ею не ответит? - проговаривает Лина, каждым отчеканенным слогом словно остроконечный дротик в меня вкалывая.
        Но ведь она права. В каждом сказанном слове. Все до единого - чистая правда, и я всегда соглашался с ней. Всегда… но не в этот раз. Почему-то сейчас внутри меня всё переворачивается от горечи и неприятия данной реальности. Не только по отношению к сводящей меня с ума дикарке, но и к абсолютно безразличной мне Виоле. Раньше безутешные слёзы влюблённых в меня женщин вызывали полное равнодушие или омерзение, но сейчас этого нет. Есть только сожаление. Глубокое. Искреннее. Досадное. Порождающее бессильную злость на самого себя за то, что в очередной раз причиняю душераздирающую агонию женщине, которая этого совершенно не заслуживает.
        Но если уж я научился бороться со слащавыми чувствами к Лине, то отогнать прочь такой пустяк, как чувство вины перед Виолой, мне не составляет никакого труда. Особенно когда в голове помимо этой хрени творится такая несусветная каша, что я даже не знаю с чего стоит начать, чтобы суметь её расхлебать.
        - Виола, отправляйся в свою комнату, - приказываю рыжей, не поворачивая голову в её сторону, так как сосредоточил всё внимание на ликующем лице стервы. Подтверждение тому, что даже с разбитым сердцем домработница послушно выполняет приказ, я получаю, когда слышу, как с каждым пройденным ею шагом уменьшается и громкость её безудержного плача.
        - Ох, чувствую, нас сегодня ожидает вселенский потоп. Может, уже прямо сейчас вызвать службу спасения? - кукла во весь голос бросает ехидную фразу вслед уходящей Виоле.
        - Закрой рот и приступай к объяснениям! - слегка встряхиваю её, продолжая удерживать за волосы.
        - Так как, по-твоему, с закрытым ртом я что-то смогу объяснить?
        - Лина!
        - Что? - продолжает притворяться инфузорией-туфелькой, хлопая округлившимися глазами.
        - Сама знаешь что! Возвращайся к теме. О каком представлении ты мне тут говоришь? Я же видел твою злость и возбуждение. Я чувствовал его. Это невозможно сыграть. Я бы понял, - уверенно заявляю я.
        - Насчёт злости я уже сказала - это была самая лучшая партия из всех, что я когда-либо играла. А возбуждение… Что ж… Тут ты можешь себя поздравить, Харт. Пусть цели ты своей не добился, но своими манипуляциями с Виолой возбудить неодушевлённый сосуд тебе удалось. Молодец!
        - И что это значит? Ты же не Лина. Ты не можешь его испытывать.
        - Ты прав: я - не она. И никогда ей не буду! Теперь уж точно! Ты своим грандиозным планом вернуть Ники добился в точности обратного, - хитро улыбнувшись, отвечает сучка, ровным счётом ничего не объясняя. Я натягиваю её волосы сильнее, заставляя запищать. - Ау-у-у! Сколько можно делать мне больно?
        - А сколько можно меня бесить?
        - Мне что, дышать перестать, чтобы не действовать на твои нервы?
        - Было бы неплохо, но, так как твой бездыханный труп в квартире мне не нужен, лучше не тяни резину и приступай к полноценным объяснениям. Живо! - усиливаю хватку в её волосах, подгоняя с ответами. Она скулит, болезненно поджимает губы, при этом смотрит на меня с удовлетворением. Точно чокнутая!
        - Что ты хочешь услышать, Адам, а? Что? Ничего нового я тебе не скажу. Ты и сам знаешь, какую реакцию вызвал своими действиями у Ники. Именно на неё ты и рассчитывал. И в первый миг Николина и правда взбесилась, как сумасшедшая, когда увидела тебя с Виолой. Да только ты не учёл один важный факт, что поломал весь твой хитроумный план!
        - И какой же? - непроизвольно встряхиваю её ещё раз, а ей всё похер.
        - А вот такой! Видимо, тебе и в мысли не могло прийти, что ревность и боль, которую она в очередной раз ощутила, может не перерасти, как обычно, в злость, способную помочь ей с лёгкостью снести «стены», а подпитать её и так лютую ненависть к тебе, что имеет в точности обратный эффект. И именно это и произошло. Ты думал, она смотрит на вас с Виолой и бешено ревнует от вида, как ты прикасаешься к другой? Нет, Адам! Ошибаешься! Она смотрела и видела, как ты нагло используешь ещё одну беззаветно влюблённую в тебя женщину всего лишь из-за желания добраться до неё, чтобы впоследствии точно так же использовать. А ей это не нужно. Она боится и не хочет этого испытывать. Она ненавидит тебя настолько, что даже я постепенно начинаю испытывать то же, понимаешь, Адам? Понимаешь, чего ты добился? Она не хочет к тебе ни при каких условиях. И после сегодняшней твоей попытки вытащить её Ники окончательно это поняла. Она не хочет быть использована, как я. Не хочет потом неизвестно сколько восстанавливать себя по крупицам воедино, когда ты натрахаешься и избавишься от неё, как от ненужного шлака. Она хочет совсем
другого. Она хочет безучастно выдержать наше с тобой общение до самого конца, сохранив себя для мужчины, который любит, верит и ищет её, несмотря на то что ему известна вся правда. Она хочет отдать себя тому, кому нужно, чтобы его так же любили, ценили, уважали, устраивали истерики, ревновали и выцарапывали глаза каждой взглянувшей на него бабе. Тебе же всё это не нужно. Тебе нужно совсем другое. И теперь она готова дать тебе это в полной мере, лишь бы ты прекратил любые попытки её вернуть.
        - Что ты имеешь в виду? - в полной растерянности спрашиваю я, наконец отпуская её волосы и отшатываясь от неё назад.
        - Ну как что? - Анна морщится, недолго массируя затылок. - Я имею в виду желание к тебе, которое ты так отчаянно жаждешь во мне возродить. Ты хотел, чтобы я тебя возжелала. По-настоящему. Так вот. Теперь Николина может позволить мне дать тебе это, а точнее, уже позволила. Насчёт возбуждения я не врала, Адам. Да и ты сам всё видел. Я в самом деле всё чувствовала и получала физическое удовольствие во время секса с тобой. А всё потому, что сегодня впервые за все разы нашей с ней борьбы за главенство она не просто сама прекратила свой бунт и затихла, но и усовершенствовала наш «щит» настолько, что сумела, сохраняя душу в защитной клетке, подпустить к телу немного твоей магии, представляешь? Это же гениально! И враз решает нашу с тобой проблему, Адам. Николина больше не нужна, чтобы я хотела тебя, как и все остальные женщины, а значит, ты наконец можешь отбросить свои попытки вернуть её. В этом больше нет необходимости! - неподдельно восторгается Анна, в то время как я нисколько не разделяю её радости, тщетно пытаясь справиться с беспросветным хаосом чувств, что мерзко свербит в каждой клеточке тела,
сдавливает всё в районе солнечного сплетения и опутывает ядовитым облаком разум, гудя в голове мучительным осознанием: «Николины нет. Она ненавидит меня, боится и ни за что не желает возвращаться обратно, потому что хочет сохранить себя для другого».
        Потрясно!
        Всё, как всегда, упирается в Остина Рида. Куда ж без этого идеального парня?!
        Но я так устал от него, от всей этой нескончаемой эпопеи с Линой и от невыносимой, неподвластной мне тоски по ней, что меня сейчас даже злость не берёт. Совершенно. Мне просто становится дерьмово. Так дерьмово и больно, словно я кусок лезвия только что проглотил, а оно, царапнув всю изнанку горла, разрезало трахею и воткнулось прямо в качающую кровь мышцу.
        Не хочу это испытывать, но не могу. Я давно уже ничего не могу контролировать. Я, бля*ь, скучаю по ней, как ненормальный, - это бессмысленно и дальше отрицать. Я скучаю и ненавижу себя за это. Ненавижу и скучаю. И так по кругу, оттого и жажду столь страстно вернуть её обратно. Всю её, а не только способность возбуждаться. Но выдавать своё истинное, разъедающее нутро желание бездушной сучке я ни за что не стану. Ни сейчас. Ни когда-либо вообще. Зачем это надо? Мне самому от него тошно. Оно злит меня, уничтожает, превращает в неуравновешенного психа, а если я скажу что-то ей, Анна сначала не поверит. Потом поржёт. Начнёт бесить меня сильнее. И наша беседа опять кончится болью для неё. Да и не собираюсь я ничто менять в нашем общении. Мне всегда этого хватало. И должно хватать всегда. Я никогда не дам ей то, что она от меня желает… или желала… уже неважно. Сейчас ничего не важно. Я зае*ался.
        - Ты успокоился, Адам? Больше не будешь меня ментально атаковать? Или ты желаешь, чтобы я ещё раз доказала, как сильно хочу тебя? - перейдя на вкрадчивый шёпот, интересуется Анна. Подходит ко мне ближе и начинает скользить рукой по влажному торсу вниз, за пару секунд пробуждая мой член до полной готовности. - Чёрт! Ничего себе! - она сжимает меня крепко ладонью, и я глухо стону. - Я в самом деле завожусь всего лишь от прикосновений. Обалдеть! Ощущается круто. Странно. И по-новому. Мне будет необходимо к этому привыкнуть. Правда сразу предупрежу, что возбуждаться до сверхъестественной степени я всё равно не буду, но до человеческой, чувствую, уже возбудилась. Повторим, Адам? Мне действительно понравился наш сегодняшний секс. Так будет в сотни раз приятней отрабатывать весь срок моего заточения. Как для меня, так и для тебя, - её дыхание касается моей груди, одновременно щекоча и раздражая кожу, а прикосновения губ, языка, томная интонация голоса делают то же самое с нервной системой, пока ритмичные скольжения её ладони по всей длине члена наливают низ живота ненасытной похотью.
        Эта девчонка - моё наказание, пытка, долбаная месть Вселенной за моё многолетнее пренебрежительное отношение к женщинам. Без сомнений. По-другому это не назвать. Но сегодня это издевательство я больше терпеть не намерен. Довольно!
        - Мы ничего повторять не будем, Анна, - строго отрезаю я и обхватываю её запястье, отрывая от члена. Не грубо. Без резкости. Просто отцепляю её проворную ладошку от себя, чем немного её удивляю. - Ты свободна, - добавляю я, и секунды не проходит, как глаза кошки вконец округляются в изумлении, а губы расплываются в лучезарной улыбке.
        - Свободна? Так… Ты что?.. Отпускаешь меня?
        Неверие. Восторг. Ликование. Радужная надежда. И даже её пустые глаза загораются ослепительным блеском, что будто на удочку ловят из моей памяти одно воспоминание, вытягивая его на поверхность.
        - Так, значит… Ты меня отпускаешь? - стоя возле колонны в доме моего отца, вполголоса спросила Лина, чётко проявляя нешуточную тревогу в синем цвете глаз. Красивых. Ясных. Уникальных. Притягивающих к себе. Таких же завораживающих, как и весь её элегантный образ морской богини.
        - Отпускаю? - усмехнулся я её наивному предположению и, не удержавшись, бережно приласкал её щёку ладонью. Я так никогда не делал. Ни с кем. Я это не любил. Но с ней это казалось правильным. Необходимым. - Нет, моя прекрасная дикарка, об этом можешь даже не мечтать! Я же сказал, что никуда тебя не отпущу, а своих решений я никогда не меняю, - уверенным голосом заверил я, и её тихий выдох облегчения пронёсся вихрем счастья по всем моим системам организма.
        Сейчас ситуация вроде бы такая же. Несмотря ни на что, я не намерен её отпускать, а глупая девочка вновь поняла меня совсем не так, как надо, с одной лишь отличительной разницей - когда я поясняю: «Я имел в виду - на сегодня ты свободна. Можешь идти обратно в комнату», никакой радости или облегчения я от неё не получаю. Наоборот - взгляд вмиг потухает, улыбка исчезает, а шумный выдох срывается исключительно из-за негодования. И всё благодаря моим стараниям. Кроме себя, в том, что она ненавидит и хочет избавиться от меня, винить больше некого. Я всё сделал ради этого.
        Однако, думаю, довольно с меня на сегодня чувства вины, сожаления, тоски и вагона других не присущих мне эмоций вместе с раздражающим общением с Анной. Сил моих больше не осталось.
        - Ты куда? - доносится мне в спину недоумённый голос кошки, когда, вернув на место приспущенные штаны, я направляюсь в противоположную от своей спальни сторону.
        Не отвечаю. Не вижу смысла.
        - Ты серьёзно собрался идти к ней? - летит ещё один вопрос. - Я наконец по-настоящему хочу секса, а ты меня вот так обламываешь и идёшь удовлетворять свои потребности к рыжей?
        Я вяло усмехаюсь и молчаливо продолжаю идти в нужном направлении.
        - Боюсь, единственное, на что хватит сил у Виолы, так это потопить вас обоих в слезах.
        Продолжаю и дальше слышать её едкие комментарии и невнятное ворчание под нос, но мне плевать. Не оборачиваюсь. Видеть её не желаю. Ничего объяснять - тоже. Пусть думает что хочет. А точнее, пусть именно так и думает. Ведь бессердечной кукле в любом случае будет абсолютно похер, если узнает, что к Виоле я иду вовсе не за сексом, а с целью освободить влюблённую девчонку из пятилетнего «плена», из которого сама она добровольно никогда не выберется.
        ГЛАВА 20.
        АДАМ
        - Большое-пребольшое спасибо, красота моя. Ты знаешь, что сегодня выглядишь особенно очаровательно? - Майкл улыбается во все тридцать два зуба, не сводя пристального взгляда с моей ассистентки.
        - Прекрати, Холланд. Ты мне это каждый день говоришь, - отмахивается Сара, вытаскивая из пакета коробки с едой, заказанной в офис из ресторана.
        - Да как тут прекратить? Разве я виноват, что с каждым днём ты только хорошеешь да хорошеешь?
        - Этот сладкий сироп ты можешь лить в уши своим многочисленным подружкам. Когда же ты наконец поймёшь, что на меня он не действует?
        - Во-первых, это не сироп, а чистая правда. А во-вторых, неужели кто-то ревнует?
        Не слышу ответа секретаря. Как и их дальнейшую перепалку вместе с чередой тщетных попыток Майкла подкатить к Саре. Не волнует. Неинтересно. Знаю всё наизусть.
        Непроизвольно абстрагируюсь от их бессмысленного диалога, наливая себе в бокал минеральную воду. Да, да, именно воду. С тех пор как я понял, что от Анны мне избавиться не светит, с виски и любым другим алкоголем покончено. Рядом с ней мне нельзя терять здравомыслие, чтобы больше не калечить, да и алкоголиком становиться совсем неохота.
        - Мэр до последнего не хотел уступать нам этот квартал, но, как всегда, деньги всё быстренько решили, - с аппетитом поедая обед и провожая уходящую Сару похотливым взглядом, Майкл докладывает о минувшей рабочей встрече.
        - Хорошо, - кручу бокал в руке, загипнотизированно наблюдая за плескающейся в нём прозрачной жидкостью.
        - Я, правда, не рассчитывал, что этот гад запросит такую огромную сумму, но, ещё раз всё тщательно просчитав, я убедился, что эта взятка - ничто по сравнению с тем, какую прибыль компания получит после постройки ещё одного предприятия.
        - Хорошо.
        - Не хочешь сам всё проверить?
        - Да, потом проверю.
        - А съездить в квартал и лично осмотреть местность?
        - Да, обязательно съезжу.
        - А сумму взятки узнать не желаешь?
        - Да. Сколько?
        - Три миллиарда. Устраивает?
        - Устраивает.
        - Это первая часть, а когда начнётся постройка, ещё столько же.
        - Хорошо.
        - Да? А потом ежегодно пятьдесят процентов от годовой выручки. Тоже нормально?
        - Нормально.
        И вместо следующего вопроса мою щёку внезапно обжигает огнём, отчего я впервые за весь наш совместный обед с Холландом перевожу взгляд с воды на него.
        - Ты какого хрена меня ударил?! - смотрю на придурка с изумлением.
        - Не ударил, а влепил пробуждающую оплеуху, - невозмутимым тоном отвечает Майк и как ни в чём не бывало возвращается к поеданию пищи.
        - Пробуждающую?! По-твоему, я заснул с открытыми глазами во время разговора с тобой?
        - А ты в самом деле со мной разговаривал? Мне показалось, что подсчёт пузырьков в твоём стакане для тебя был куда занятней, чем беседа со мной. Ты же даже не слышал, что я тебе говорю.
        - Всё я слышал.
        - Да неужели? И что же я сказал? - Майк внимательно прищуривается.
        - Ты говорил про встречу с мэром.
        - А поподробней?
        А поподробней… Черт! А вот с этим проблема. Мне нечего сказать. Пытаюсь вспомнить, на какие вопросы друга я только что отвечал, и понимаю, что в голове звенящая пустота.
        - Вот видишь. А говоришь, что слушал. Я тебе такой бред нёс, а ты со всем соглашался. И так происходит всю последнюю неделю, Адам. Восемьдесят процентов времени ты постоянно где-то витаешь, - с беспокойством заключает Холланд.
        - Это не повод лупить меня по лицу! - недовольно рявкаю я.
        - А я думаю, что давно нужно было тебе влепить. Вон хоть голос прорезался. Я уже и забыл, как ты нормально разговариваешь.
        - Не неси чепуху, Майк.
        - Я и не несу. Что с тобой происходит? Что опять случилось с твоей пленницей, раз ты целыми днями как в воду опущенный ходишь? - его лицо становится серьёзней некуда.
        - А почему ты сразу решил, что дело в ней? У меня что, просто не может быть плохого настроения?
        Холланд демонстративно закатывает глаза.
        - Для меня не секрет, Харт, что с момента твоего возвращения в Нью-Йорк регулятором твоего настроения является только она. И если раньше по тебе нельзя было понять - злишься ты или радуешься, то в последнее время у тебя всё на лбу написано. То ты нервный, то злой, то агрессивный, а на этой неделе ты вообще превратился в грёбаного флегму, которого так и хочется треснуть по голове, чтобы очухался. Ты ведь даже не ешь толком, - он указывает на мою нетронутую порцию. - И, по всей видимости, так и продолжаешь не высыпаться. У тебя синяки под глазами размером с Гурон. А ещё на тренировки по боксу забил, со мной в бары перестал заглядывать. В работу с трудом вникаешь либо вообще всё мимо ушей пропускаешь. Поэтому просто поделись со мной, что не так? Что она опять натворила?
        Она? Хм… В том-то и дело, что Она как раз-таки ничего не натворила. Наоборот. Моя уникальная счастливица каждую ночь рьяно даёт мне то, что я всегда мечтал от неё получить. И вдобавок к этому в процессе «работы» наконец сама получает такое несказанное удовольствие, что девчонку прямо-таки не остановить. Распробовала вкус секса, как говорится.
        В общем, к Анне ноль претензий. А вся проблема исключительно во мне. А точнее в моём непроходящем отторжении её персоны, смешанной с беспросветной тоской по Лине, о которой я не то что говорить, а даже думать не желаю.
        - Мне нечем поделиться, - устало выдыхаю я, искренне надеясь, что на этом тема будет закрыта. Но, к несчастью, Холланд считает иначе.
        - Адам, - он отставляет приборы в сторону. Смотрит на меня с насторожённостью. - Я знаю, меня это не касается, но, на мой взгляд, тебе пора завязывать с этой девчонкой.
        - Ты прав, тебя это не касается.
        - Но ты всё-таки послушай меня, пожалуйста. Вы уже третий месяц трахаетесь, и сам видишь, что твой план по своему «излечению» ни черта не работает.
        - Я тебе объяснил почему.
        - Верно. И также ты объяснил, что она не хочет становиться прежней. Ты испробовал всё, что только можно. Поэтому заканчивай с вашим общением! Эта девчонка действует на тебя губительно. Чем дольше ты с ней живёшь, тем хуже тебе становится. Да и уж если на то пошло - не только тебе.
        - Если ты о Николине беспокоишься, то не стоит. Она на беззаботную жизнь не жалуется, особенно после того, как я разрешил ей проводить свободное время не только в своей комнате, но и на территории всего пентхауса.
        - Я говорю не только о ней. Но вообще, ты себя хотя бы слышишь, Адам? Из комнаты девчонку выпустил? Вот же добродетель нашёлся. А ничего, что ты в принципе не имеешь никакого права её держать под замком? Да ты, можно сказать, похитил её и насильно удерживаешь в заточении на протяжении нескольких месяцев. Это уголовная статья, друг мой. А я, между прочим, автоматом становлюсь твоим соучастником, так как, будучи в курсе всего этого беспредела, никак не вмешиваюсь. Если кто-то об этом прознает, у нас будут крупные проблемы.
        - У меня всё схвачено, поэтому никто не прознает, если ты не начнёшь кричать об этом во всеуслышание, - понизив громкость голоса, со сквозящим предупреждением в тоне произношу я.
        - Я ни за что бы не стал этого делать, - резко отрезает Майкл. - Но ты не думаешь, что твоя дикарка может кому-то сообщить о своём заточении?
        - Могла бы, уже давно сделала бы, но она знает, чем для неё это кончится. К тому же я подстраховался на тот случай, если она всё-таки совсем страх потеряет и вздумает открыть рот, - не вдаваясь в подробности, уверенным тоном успокаиваю я паникёра.
        - Очень надеюсь, Харт. Но всё же… Разве никто другой, кроме Остина, из её родственников или друзей её не ищет?
        - У неё никого больше нет. Матери на неё насрать, а с единственной подругой она рассорилась в пух и прах из-за Эндрюза.
        - Кстати, Эндрюз! Он же знает о тебе, а ты вроде говорил, что он близко общается с Остином.
        - Об этом мажоре тоже можешь не беспокоиться. Я о нём позаботился.
        И это правда: пришлось пригрозить начинающему певцу быстрым завершением его карьеры, если вдруг он вздумает проболтаться обо мне своему другу. И, на удивление, эта угроза сработала отменно. Даже ни к чему другому прибегать не пришлось.
        - А Рид? - Майкл продолжает допрос.
        - А что Рид?
        - Что будет, когда он выяснит, из-за кого пропала его любимая?
        - Он не узнает.
        - Я бы не был в этом так уверен, - туманно заявляет друг.
        - Тебе что-то известно? - опираюсь локтями на стол.
        - Не больше, чем тебе. Он не болтливый парень, но по нескольким фразам я сделал вывод, что он до сих пор не прекращает её искать. Это всё. Какими способами он это делает, не имею понятия. Но судя по усталому виду Остина, он занимается этим в любую свободную от работы минуту. Я понимаю, что тебе всегда срать хотелось на всех, кроме себя, но Рид - руководитель самого важного проекта компании. Твоей, мать его, компании, Харт! И это в твоих интересах, чтобы инновация вышла в свет без каких-либо осечек, а для этого нужен здравый, свежий разум этого гения. Сейчас же я вообще слабо представляю, как парень из-за вечных поисков девчонки умудряется на ногах стоять и работать в таком загруженном ритме, при этом ни разу не пожаловавшись. Одумайся, Харт! Что ты творишь?! Покончи с этим. Отпусти девчонку.
        - Я ни за что её не отпущу! - безапелляционно выпаливаю я, ударяя ладонью по столу. - Да и я что-то не понял? Ты на чьей стороне? На моей или на стороне Рида?
        - К чему этот вопрос, Адам? Ты и сам знаешь, что я всегда с тобой. Но в данном случае ты сам себе враг. И я не могу смотреть, как ты сам мучаешься и других людей мучиться заставляешь. Рид - хороший парень. Он этого не заслуживает.
        - Я не заставляю его изнурять себя поисками. Это исключительно его выбор. Давно бы уже мог прекратить.
        - Видимо, в целеустремлённости и упрямстве вы с ним похожи.
        - Не смей меня сравнивать с ним! - голос садится, злость воспламеняет кровь в жилах.
        - Ну уж прости. Я просто веду к тому, что он не остановится, пока не найдёт её, поэтому будет лучше, если ты сам её отпустишь раньше, чем это случится.
        - Майкл, ты совсем недалёкий? Или глухой? Я сказал, что не отпущу её! Разве ты не понимаешь, что, если сделаю это, она сразу же поскачет к Риду, и тогда я убью их обоих! - моё дыхание учащается, ревность сдавливает грудь до острой боли.
        - Так я не говорю отпускать к нему. Позволь ей позвонить Остину, чтобы заверить о своём благополучии и уговорить прекратить поиски, а после отправь её куда-нибудь подальше от вас обоих. В другой город, а лучше в другую страну.
        - Нет. Она останется со мной!
        - Но так будет лучше, Адам.
        - Я. Cказал. Она. Останется. Со. Мной, - чеканю я ледяным тоном. Моё терпение на исходе, но Майкл не сечёт.
        - Господи, Харт! - вскакивает со стула, сокрушаясь. - Да подумай же ты наконец не членом, не сердцем, а мозгом! Рядом с ней ты облегчения не получишь. Твой план априори был провальным. Любовь ты из себя не вытрахаешь, сколько ни пытайся! А вот если она исчезнет из твоей жизни и постели, у тебя будут все шансы разлюбить её быстрее.
        Бам!
        Вот терпению и пришёл конец, а это его уверенное «любовь из себя не вытрахаешь» и «разлюбить её быстрее» сносит следом и всё самообладание.
        - Пошёл вон отсюда! - даже не замечаю, как телепортируюсь к Майклу и хватаю его за грудки.
        - Опа! Оживился! Вот так чудеса! Ну и что теперь? Правда настолько глаза колет, что ударишь меня? - не унимается он.
        - Если ты не заткнёшься и не свалишь отсюда, то придётся, Холланд, - цежу сквозь зубы я.
        - Ты лучше сам об стенку головой побейся. Больше проку будет. Может, тогда дойдёт наконец до ума, что в любви нет ничего ужасного и унизительного.
        - Да ладно? Ничего унизительного? И это говоришь мне ты? - надменно усмехаюсь. - Тот, кто третий год кряду стелется как тряпка перед какой-то жалкой секретаршей, лишь бы заполучить её внимание, а она только и делает, что ноги об тебя вытирает?
        - Заткнись! И не смей так говорить о Саре, иначе я сам тебе врежу! - вмиг вскипает Майкл и, следуя моему примеру, грубо схватывает меня за рубашку.
        - Что? Правда глаза колет? - передразниваю его слова.
        - Уж лучше стелиться перед любимой женщиной, чем заставлять её страдать, как сделал это ты!
        Его слова срабатывают на мне куда сильнее, чем мне того хотелось бы. Гораздо-гораздо сильнее. Так, что в глазах слегка рябить начинает от боли в висках, обострившейся воспоминанием донельзя изнурённой фигуры Лины.
        Ведь это я тогда довёл её до полного изнеможения. Это я заставил её спрятаться от меня за защитными стенами. Это я ежедневно пользовался ей, как ничего незначащей для меня вещью. И это я в попытках вернуть её сделал всё, чтобы она меня возненавидела. По-настоящему, а не только на словах.
        Чувство вины и бесконечное сожаление становится непереносимым, пульсирующим, напрочь затмевающим злость на друга за его никому не нужные комментарии. Встряхиваю головой и, подтолкнув Майкла к выходу, расслабляю хватку на его груди.
        - У нас с тобой кардинально разные мнения на этот счёт, Холланд, поэтому давай договоримся больше не обсуждать данную тему. Так будет лучше для нас обоих. И свали отсюда сейчас же, иначе ничем хорошим мы не закончим, - настойчиво требую я, глядя, как он пытается ладонью разгладить заломы на рубашке.
        - Мне всегда было известно о твоём пренебрежительном отношении к женщинам, но я также знал, что ты никогда не был с ними жестоким. Никогда. Я не узнаю тебя, Адам, и с каждым днём не узнаю всё больше, - удручённо выдаёт друг, смерив меня неприязненным взглядом. Схожим с тем, с каким я вот уже который день смотрю на себя в зеркало.
        - Поверь мне, Майкл, я и сам себя больше не узнаю, но это только мои проблемы, которые тебя никоим боком не касаются. Иди работать и не попадайся мне сегодня на глаза, - ставлю точку в этом разговоре и, желая поскорее выпроводить Холланда из кабинета, сам открываю ему дверь. Но тот какого-то черта абсолютно не двигается с места, а несколько секунд внимательно смотрит вперёд, в сторону приёмной.
        Что он там такого увидел, мне интересно знать, раз застыл, как статуя? И особенно интересно становится, когда Майкл вдруг переводит на меня насмешливый взгляд:
        - А вот и подкрепление прибыло.
        Ни с того ни сего Холланд расплывается в приветственной улыбке. Любопытство окончательно берет надо мной вверх, и я незамедлительно становлюсь рядом с Майклом. Устремляю недоумённый взгляд вперёд и тут же встречаюсь с темными глазами мужчины, которого ни при каких обстоятельствах не ожидал увидеть в Нью-Йорке.
        - Здравствуй, Адам, - постаревшая копия меня едва заметно приподнимает уголки губ в улыбке, и кто теперь зависает в удивлении, так это я.
        Что за чёрт?! Вот только его мне здесь не хватало!
        ***
        - Очень рад вас видеть, мистер Харт. Вы как никогда вовремя, - разбавляя повисшую между нами паузу, с искренним радушием произносит Майкл и протягивает ему руку.
        - Вижу, что рад только ты один, - Роберт отвечает на рукопожатие, неотрывно изучая моё лицо, по которому, несомненно, и без слов понятно, что его неожиданное появление для меня сродни застрявшей кости в горле.
        - Что ты здесь делаешь? - вместо приветствия сразу бросаю интересующий вопрос, но ответ получаю не в устной форме, а, заметив, как отец с Майклом на секунду переглядываются. - Я не понял… Это ты, что ли, его сюда вызвал? - обращаюсь к Холланду, выдвигая нелепое, но, по всей видимости, верное предположение. И оказываюсь прав.
        - А что мне ещё оставалось? - умник виновато разводит руки в стороны. - Самостоятельно ты прийти в себя не можешь, и я тоже не в силах до тебя достучаться.
        - И ты решил позвонить ему? Серьёзно? Мы что, в детском саду? - безрадостно усмехнувшись, в полном неверии переспрашиваю я. И в большей степени меня поражает вовсе не вопиющая самодеятельность Майкла, а немыслимый факт, что Роберт соизволил выбраться из своего Рокфордского дворца и впервые за два года примчаться в Нью-Йорк.
        - Не злись на друга, Адам. Он тебе добра желает, - монотонно выдаёт Роберт и уверенной походкой входит в кабинет.
        - В таком случае, за добром он точно не по адресу обратился, - съедаю Майкла укоризненным взглядом. - Да и ты зря приехал, Роб. У меня скоро встреча, поэтому поучительный разговор придётся перенести на… - бросаю задумчивый взгляд на наручные часы. - Никогда, - направляюсь к столу и начинаю выискивать необходимые для встречи документы. И, как назло, не могу вспомнить, куда их запихнул.
        - Все бумаги у меня, Адам, - подаёт голос стоящий возле двери Холланд.
        - И какого черта они делают у тебя?
        - Потому что на эту встречу пойду я, а ты останешься здесь и спокойно поговоришь с отцом, - категоричным голосом не спрашивает, а ставит меня в известность. Он совсем забылся, бля*ь? Кто кому здесь отдаёт приказы - я или он?
        - Ступай, Майкл, я сам с ним разберусь, - встревает Роберт до того, как я успеваю поставить Холланда на место, и по-хозяйски усаживается в моё кресло.
        Невербально призвав меня к спокойствию, друг-идиот благополучно ретируется, а я про себя ругаюсь и возвращаю внимание к отцу.
        Роберт медленно проводит рукой по столу, отодвигает в сторону коробки с недоеденным обедом и с некой скрупулёзностью рассматривает каждый предмет рабочей поверхности: лэптоп, папки с документацией и отчётами, ручки, печать, степлер… А когда, видимо, устаёт от изучения обыденных канцелярских вещей, откидывается на спинку кресла, прикрывает глаза и со слабой улыбкой на губах протяжно выдыхает.
        - Ты ко мне отдохнуть зашёл, или ностальгия по работе нахлынула? - не выдерживая затяжного молчания, язвлю я, чем только усиливаю его улыбку.
        Черт! Эту уже его седьмая улыбка в моём присутствии за всю мою жизнь. Неужели пришла пора прекратить вести подсчёт этим редким моментам и привыкнуть к тому, что на старости лет Роберт научился-таки проявлять хоть крупицу живых эмоций?
        - Как ты считаешь, на тебя не нахлынули бы воспоминания о том, чему ты посвятил почти сорок лет своей жизни? Особенно, если это единственное, из чего в принципе состояла твоя жизнь? - ровным голосом спрашивает отец, по-прежнему не раскрывая веки.
        Конечно, нахлынули бы. Тут и думать не надо. Для меня работа так же, как и для него, - эпицентр жизни. У меня был хороший учитель. Слепил себе достойного наследника, сделав из меня свою точную копию. Но я решаю ему ничего не отвечать. Молчаливо присаживаюсь в кресло, вытаскиваю сигарету и с удовлетворением жадно затягиваюсь. Без алкоголя доза никотина - единственное моё успокоение.
        - И что за жуть Холланд тебе наплёл обо мне, раз сумел убедить примчаться сюда по первому зову? - решаю сразу перейти к теме, чтобы поскорее избавиться от сей неприятной мне компании. - Сказал, что я пью на рабочем месте? Срываю встречи? Совершаю ошибки и порчу репутацию компании? Так могу успокоить тебя, Роберт, это неправда. Пусть в последнее время я в самом деле немного не в себе, но это никоим образом не вредит «Heart Corp». Из-за меня компания точно не пострадает. Твоё детище в полной безопасности и скоро вновь взлетит на вершину успеха, так что можешь прямо сейчас со спокойной душой возвращаться в Рокфорд. Если нужно, все отчёты, подтверждающие мои слова, я вышлю тебе по электронной почте, - деловитым тоном уверяю я.
        - Я прилетел в Нью-Йорк не ради компании, Адам, - отец наконец открывает глаза. Смотрит пронзительно, изучающе, оставляя незримые порезы на коже. Только он так умеет.
        - А ради чего? Показать своей приёмной дочурке достопримечательности Большого яблока? - выдыхаю густую струю дыма вместе с зудящим во мне презрением.
        - Я приехал сюда ради тебя, - оглушает меня размеренный голос Роберта.
        - Ради меня?
        - Да.
        - Вот так новости! - ноль радости.
        - Ты не веришь?
        - А должен?
        Роберт несколько секунд смотрит мне в глаза, без труда считывая по моему острому взгляду одну хорошо известную нам обоим правду: он никогда ничего не делал ради меня, а только использовал как послушного солдата для достижения своих целей и желаний.
        - Нет. Не должен, - без колебаний соглашается он.
        Верно, Роб, верно. Я ничего тебе больше не должен. Уже давно всё отдал с лихвой.
        - Но тем не менее я прошу тебя поверить мне, Адам. Я здесь только из-за тебя, - на сей раз его нелепое признание не просто удивляет, но ещё и веселит.
        - Ты - и просишь? - нервно посмеиваюсь.
        - Да, я прошу тебя, - уверенно повторяет Роб и внезапно закашливается, начиная рукой отгонять от лица сигаретный дым, что кажется мне до боли странным.
        Роберт - заядлый курильщик с полувековым стажем. Он и его кубинские сигары - неразделимые друзья. И потому ещё одна странность в виде отсутствия в его руках портсигара также вынуждает меня нахмуриться.
        - Ты что, бросил курить? - недоумеваю я и изумляюсь ещё больше, когда сквозь сильный кашель слышу хриплое:
        - Да.
        - Почему?
        - Потому что в моем возрасте нужно думать о здоровье.
        - Не поздновато ли? - подставляю ему стакан с водой. - О здоровье нужно было думать гораздо раньше, а сейчас уже не уверен, что избавление от вредных привычек имеет какой-то смысл.
        - И тем не менее я хочу продлить свою жизнь по максимуму.
        Я усмехаюсь.
        - Ты сказал это таким тоном, будто уже завтра умирать собрался. Тебе всего шестьдесят.
        - Шестьдесят один, - поправляет он, ненароком напоминая, что на днях был его день рождения.
        - Точно. Как же я мог забыть? С прошедшим! - с фальшивым сожалением поздравляю я и салютую бокалом, мечтая, чтобы безвкусная жидкость в нём превратилась в виски, так страстно, как ещё ни разу за минувшие дни не мечтал.
        - Тебе тоже не помешало бы последовать своим же словам и поберечь своё здоровье. Не думал, что такое возможно, но выглядишь ты паршиво, Адам, - сообщает он очевидный факт. Даже не поспорить. - Майкл сказал, что ты сильно изменился за прошедшие месяцы. Как внешне, так и в поведении. Первое я и сам уже вижу, а насчёт второго… - он ещё пару раз кашляет и затем продолжает. - Я хочу, чтобы ты рассказал мне всё, Адам.
        - Что всё? - глухо спрашиваю я, хотя и так знаю, что именно Роберт имеет в виду, отчего желание прихлопнуть Майкла за его болтливость лишь возрастает.
        - Всё во всех подробностях о той девушке, что была с тобой на моём приёме. Ты же из-за неё в таком плачевном состоянии?
        - Я не собираюсь с тобой ничего обсуждать, - непреклонно отрезаю я, с силой вдавливая окурок в пепельницу.
        - Почему? - спокойней его только мёртвый.
        - Ты ещё спрашиваешь? Мне с головой хватает ежедневных нравоучений Холланда, я не намерен слушать ещё и твои. Да и с каких это пор мы с тобой баб обсуждаем? Хотя подожди… О чём это я? С каких пор мы с тобой вообще обсуждаем хоть что-либо не касающееся работы? Мы никогда этого не делали, и я предпочитаю, чтобы так оно и оставалось.
        - А я нет, Адам, - мигом возражает он. - Согласен, мы никогда этого не делали, но что нам мешает это сделать сейчас?
        - Мешает моё нежелание с тобой разговаривать. Весомая причина?
        - Почему ты не хочешь хотя бы дать мне шанс? - устало выдыхает Роберт.
        - Дать шанс на что?
        - Узнать тебя лучше.
        Приглушённо фыркаю, охреневая от его очередной заявы.
        - Ты опоздал на пару-тройку десятков лет.
        - Но сейчас же я здесь.
        - Я должен скакать и прыгать к тебе на шею от счастья?
        - Нет. Просто расскажи мне всё, что с тобой происходит. Я хочу знать. Для меня это важно. И уверяю, я не стану ничему тебя поучать или упрекать. Я просто хочу тебя выслушать. Только и всего, - будничным тоном заявляет некто, лишь внешне похожий на вечно равнодушного, молчаливого и чёрствого Роберта Харта, которого я всегда знал.
        Я с подозрением прищуриваюсь, внимательно вглядываясь в отца, и в первый миг не замечаю ничего необычного. Та же давящая мощная энергетика, что в детстве пугала меня до икоты, те же чёрные глаза и волосы с лёгкой проседью по бокам, те же острые черты лица, по которым невозможно считать ни одну эмоцию, но взгляд… В нём присутствует нечто незнакомое, что я никогда не видел прежде.
        Участие. Беспокойство. Интерес. Но читайте: что-то нереальное, немыслимое, невообразимое. Потому что так оно и есть.
        - Что эта девчонка с тобой сделала? - не сдерживаюсь от любопытного вопроса о Камилле, при упоминании которой Роберт вмиг начинает добродушно улыбаться. Опять! Это невозможно - хотел бы я в очередной раз сказать, да только не могу. Если несколько месяцев назад я наотрез отказывался верить в её влияние на Роба, то сейчас в его существовании сомневаться нельзя.
        - Я обязательно отвечу на это чуть позже, ну а пока главный вопрос совсем в другом, Адам, - покровительственным голосом произносит он, сбивая меня с толку.
        - В чём? - со всем вниманием смотрю в его чернильные зрачки.
        - В том, что же с тобой сделала твоя девчонка?
        ГЛАВА 21.
        АДАМ
        Как бы мне того ни хотелось признавать, но сильнее влияния Лины на меня всегда сказывалось и, черт побери, до сих пор сказывается влияние лишь одного человека.
        Моего отца.
        Хотя, как всем нам уже известно, называть Роберта отцом язык не поворачивается. Скорее боссом, диктатором, учителем в работе или хозяином дома, в котором мне долгие годы приходилось ходить по струнке и делать только так, как он приказывал. Да, именно приказывал. Роб никогда не просил, не разговаривал со мной без веского на то повода, не спрашивал о желаниях, не интересовался моим мнением, не волновался о самочувствии или причине плохого настроения.
        До начала моего посвящения в мир семейного бизнеса я для него был блеклым, ничего не значащим пятном, а после всё, что его заботило, - выполнил ли я все обучающие задания, которые он мне велел сделать в течение дня. И каждый раз, когда мой ответ был: «Да», а это было всегда, он с бесстрастным выражением лица проверял проделанную мной работу, указывал на ошибки, подробно разъясняя, как их исправить и каким образом их возможно избежать в следующий раз. А если ошибок не имелось и Роберт понимал, что я справлялся с заданиями на отлично, он просто молчаливо выдавал мне список с новыми и уходил. Всё.
        Никаких поощрений, одобрительных улыбок, похвал в виде скупого «молодец» и уж тем более совместного времяпровождения - ничего из того, что всегда происходит в нормальных отношениях отца и сына, у нас с Робертом не было. Только работа. Всегда. Ежедневно. На протяжении многих лет. Со дня моего тринадцатилетия вплоть до сегодняшнего дня, когда в Роберте вдруг откуда ни пойми появилось абсурдное желание узнать меня лучше.
        Бред. Бессмыслица. Нелепость, которой непонятно чего он вообще хочет добиться. Но вместо того, чтобы воспользоваться этим уникальным шансом - плюнуть ему в рожу самым что ни на есть искренним фактом, что теперь я - тот, кто совершенно не нуждается в его заботе и общении, какого-то хрена я сам не замечаю, как поддаюсь его уговорам и начинаю выдавать Робу все подробности своей жизни, произошедшие за последние месяцы.
        Что ещё могло бы вынудить меня начать выкладывать ему всё, если не отголоски воздействия властного отца на вечно желающего угодить ему сына, которые берут свои истоки из давно забытого детства, не так ли? Так. И я непременно пожалею о своих обильных откровениях позже, но сейчас, беспрерывно куря сигарету за сигаретой, я во всех подробностях рассказываю Роберту о моей дикарке, о её неустанных попытках избежать контракта и моём решении посадить её под замок, о Риде, о Тони, о мерзких криминальных делах Эрика, о неожиданно появившейся Анне, о моей непереносимости её, о тщетных попытках вернуть Лину назад. Обо всём том, что уже рассказывал Майклу, вновь проживая всю историю от начала до конца.
        Мне кажется, чем чаще я прокручиваю все события в памяти, тем сильнее меня начинает пожирать долбаное чувство вины за все совершённые мной действия, которое вгоняет меня в ещё более сильное унынье. Но даже оно не сподвигает меня заткнуться, и я продолжаю говорить дальше, пока Роберт, в свою очередь, за весь мой невообразимо долгий монолог даже не думает смеяться или вставлять насмешливые комментарии, как делал это Холланд. Он вообще ничего не говорит, а только слушает. Сосредоточенно, внимательно, ни разу не перебив и не задав ни одного вопроса. И если бы время от времени он не моргал, а мой голос не приглушался его кашлем, то я подумал бы, что он и вовсе отключился.
        - На этом всё, - устало выдыхаю я, когда, закончив пачку сигарет одновременно с самоличным ковырянием в теме, которую желал бы никогда ни с кем не развивать, встаю с кресла и подхожу к окну.
        Несмотря на то, что солнце заметно опустилось, погрузив тысячи небоскрёбов в вечерний оранжевый цвет, оно по-прежнему слепит глаза и, без сомнений, нещадно нагревает улицы.
        Лето в Нью-Йорке - моё самое нелюбимое время года. Пусть я и предпочитаю жару холоду, но в раскалённых сплошь бетонных джунглях выдерживать её невыносимо. Воздух сухой, удушливый, ветра практически нет, а вечная необходимость ходить в костюмах лишь усложняет задачу пережить летний зной. Именно поэтому в период всеми долгожданного времени года меня всегда особенно радовало постоянное пребывание в офисе, где можно с лёгкостью спрятаться от жары под кондиционерами. Лишь сейчас из-за желания поскорее завершить эту внезапную «семейную» встречу я бы был не прочь свалить из этой прохлады даже в городскую августовскую жаровню. Но вместо этого зачем-то жду того, что же умного-разумного мне выдаст Роберт в ответ на мой рассказ. Хотя чего жду? Сам не понимаю. Чего, в принципе, стоит ожидать услышать от человека, который на протяжении жизни ни одного напутственного слова не произнёс и сам постоянно творил куда более недопустимые вещи, чем я натворил с Линой.
        Роберт вёл себя, как бессердечная сволочь, не только с женщинами, но и с сотрудниками, провинившейся прислугой, конкурентами и любыми перешедшими ему дорогу людьми. Ах, да… И со своими детьми тоже. Так что не уверен, что желаю услышать от него хоть что-либо. Он просил всё рассказать. Я неохотно, но все-таки это сделал. И, наверное, на этой ноте мы можем смело заканчивать.
        - Её звали Виктория, - неожиданно прямо за моей спиной раздаётся его низкий голос, дающий понять, что заканчивать Роб не собирается. Секунда - и он равняется со мной, слегка касаясь плечом моего плеча, и вновь замолкает, задумчиво глядя на приближающийся к Манхэттену закат.
        - Кого её? - спустя пару минут ожидания нетерпеливо спрашиваю я.
        - Обычную, необразованную, на первый взгляд неприметную, но крайне жизнерадостную девушку, которая приехала из маленькой, никому неизвестной деревни в Нью-Йорк без гроша в кармане, но с огромной мечтой стать художницей. Много лет назад она днями мыла посуду в убогом кафетерии в Квинсе, по ночам работала уборщицей в «Heart Corp», а в редкие свободные минуты вместо отдыха выходила на улицу рисовать за деньги смешные карикатуры прохожих. И всё ради того, чтобы суметь накопить необходимую сумму на обучение в колледже искусств, попутно пытаясь свести концы с концами в городе, где у неё не было ни родных, ни друзей, ни постоянного места жительства. Она ночевала то в общагах, то в дешёвых хостелах, то прямо на работе. Однажды Виктория заснула во время смены в моём кабинете. Представляешь моё удивление, когда я с утра пришёл в офис и наткнулся на спящую, развалившуюся на диване уборщицу? - Роберт еле слышно усмехается, явно вспоминая этот момент. - Как позже выяснилось, она частенько оставалась ночевать в одном из кабинетов, когда все остальные уборщицы заканчивали работу и уезжали домой. Просто именно в
тот раз её будильник по непонятной причине не сработал, и потому вместо него её разбудил я. А затем…
          - Роберт, я уже понял, что у тебя сегодня настрой поностальгировать о былых временах «Heart Corp», но объясни: на черта ты сейчас рассказываешь мне о жизни какой-то бедной уборщицы? - резко перебиваю рассказ отца, поворачивая к нему голову. Он же так и продолжает смотреть вперёд на вид вечернего города. Его профиль напряжён, словно вылит из стали - ни одна мышца или морщинка на лице не приходит в движение, но по последующему тяжёлому выдоху Роберта я понимаю, что эта тема даётся ему с трудом. Да только почему?
        - Потому что эта бедная уборщица - единственная женщина в моей жизни, которую я любил, - отвечает он одновременно на мой произнесённый и мысленный вопрос, поражая меня до полного онемения в теле. Даже язык отказывается приходить в себя и подчиняться мозгу, чтобы задать бурно вспыхивающие в голове вопросы: это шутка? Прикол? Папаня века повеселиться надо мной на старости лет решил? Какая любовь? О чём он говорит? Он не умеет это делать. Он вообще не умеет чувствовать. Ни любовь, ни сострадание, ни жалость, ни угрызения совести ему неведомы. Ничего. Да и о какой любви к уборщице может идти речь? Мне ли не знать его надменное, снисходительное отношение ко всем людям, стоящим хотя бы на одну ступень ниже его социального круга. А уборщица и любой другой обслуживающий персонал для Роберта всегда находился не то что несоизмеримо ниже него, а валялся на самом дне социальной пирамиды, где он запросто мог на кого-то наступить, раздавить и даже не заметить этого.
        ***
        - Вижу, сейчас ты в ещё большем шоке, чем когда я сообщил, что твоя мать - цыганская ведьма, - бросив на меня короткий оценивающий взгляд, Роб вновь возвращает внимание к городскому пейзажу. - И, вероятно, ты думаешь, что я просто придумал это с целью поддержать разговор. Но это не так, Адам. Я не вру. Хотелось бы мне, чтобы это было выдумкой. Настолько сильно хотелось, что на протяжении долгих лет я упорно внушал себе, что мои чувства к серой невзрачной уборщице были всего лишь немыслимым сдвигом по фазе, похотью или же жгучим желанием попробовать нечто нестандартное, что должно было пройти сразу же, как я заполучу её. Но все мои убеждения были ничем иным, как страшным самообманом, который стоил прекрасному человеку счастливой жизни. Я влюбился в Викторию более двадцати пяти лет назад, но признаться себе в этом смог совсем недавно. Сделай я это ещё тогда, я бы не уничтожил все мечты и планы девушки, к которым она шла медленно, сквозь кровь и пот, берясь за любую грязную работу, но зато с высоко поднятой головой и невероятной любовью к жизни.
        - Что ты сделал? - хриплым голосом спрашиваю я, пребывая в какой-то прострации. Меня всё никак не отпускает ощущение, будто я галлюциногенных грибов наглотался и вся беседа с Робертом мне просто мерещится.
        - Я много чего сделал, Адам. Слишком много. И если бы я мог вернуться в прошлое, то самолично пустил бы себе пулю в лоб, лишь бы суметь предотвратить свои действия, - с горечью произносит он.
        - Но ты тогда её не уволил, насколько я понимаю?
        - Нет, не уволил. Не смог.
        - Что значит не смог? - я смеряю его недоумённым взглядом.
        - Что ты всегда видишь в сотрудниках, которых застукал за чем-то непозволительным на рабочем месте? - в своей излюбленной манере Роберт отвечает вопросом на вопрос.
        - Страх, попытки оправдаться, обещания не повторять ничего подобного и жалостливые просьбы не увольнять их, - быстро и чётко выдаю стандартную, наизусть выученную схему.
        - Вот именно. Так происходит всегда. Но ничего из этого Виктория не сделала. Когда она открыла глаза и поняла, что над ней грозно возвышается президент компании, я не увидел в ней ни тени страха или сожаления, что сначала ввело меня в ступор, а спустя несколько секунд заставило сильно раздражиться. Я собирался уже без разбирательств выставить девчонку из кабинета прямиком в отдел кадров, однако вместо этого просто завис на месте, наблюдая, как эта сонная, далеко не самая симпатичная мышка с растрёпанными волосами и красной полосой на щеке после сна преспокойно встала на ноги, вытянулась, зевая во весь рот, а после протянула мне руку для приветствия и беззаботно выдала: «Доброе утро, мистер Харт. Меня зовут Виктория. Безумно рада наконец встретить вас в жизни. Прошу прощения, что нечаянно воспользовалась вашим диваном. Но должна сказать: проведённая ночь на нём определённо стала лучшей в моей жизни», а затем она расплылась в такой лучезарной улыбке, что сработала на мне, как электрошокер, что за долю секунды подпалил мне все мозги. Не иначе. Девчонка просто улыбнулась, а для меня она вмиг
превратилась в самую красивую женщину, которую я только видел. А видел я их не меньше твоего, Адам, тебе ли не знать. Но ни одну из моих сногсшибательных любовниц, не считая твоей матери, я не хотел так сильно, как захотел эту простецкую девчонку. Я уже молчу о том, что за дикие мысли завертелись в моей голове после её слов о лучшей ночи в жизни, проведённой на моём диване. В тот момент я мог думать только о том, как избавлю Викторию от её грязной униформы и покажу, что на самом деле значит самая лучшая ночь. О её увольнении я напрочь забыл, как и вообще о каком-либо наказании. Хотя для неё было бы лучше, если бы я тогда от неё избавился, а не разрешил впредь пользоваться моим диваном, сколько ей того захочется.
        Мои брови взлетают к потолку, и, мне кажется, вряд ли хоть что-либо сможет их оттуда сейчас спустить.
        - Да, да. Не смотри на меня так, - кивает Роберт. - Я и сам не понял, как смог сморозить ей подобное, но тем не менее сделал это. А она даже и не подумала воспринимать это как шутку. Искренне обрадовалась, назвала меня добрейшей души человеком и добавила, что её счастью не было бы предела, если бы по утрам её будил я, пояснив сие желание тем, что нет ничего прекраснее, чем начинать утро со встречи с красивым мужчиной.
        - А девчонка времени зря не теряла, - усмехаюсь.
        - Я бы тоже так подумал, будь в её голосе хоть капля флирта. Но его не было. Виктория не заигрывала со мной, не соблазняла и не пыталась понравиться, как делали это до неё другие мечтательницы быстро озолотиться. Она просто говорила всё, что было у неё на уме, даже не задумываясь о двусмысленности многих её фраз. Она была до смеха простой, но при этом оставалась для меня непостижимой загадкой. С первой же нашей встречи её абсолютно не волновало ни то, что мы с ней из разных миров, ни наша разница в возрасте. Ей было девятнадцать, мне - тридцать три. Она бездомная уборщица, радующаяся, как ребёнок, каждой мелочи, я - безжалостный бизнесмен. Но ей на всё это было плевать. Она совершенно не видела в нас разницы и общалась со мной на равных, нисколько не стесняясь своего низкого уровня жизни. Она была по-детски наивной. Всё в ней кричало о чистоте, неиспорченности и невинности, несмотря на то, что девчонка уже была не девственницей. Она умудрялась сочетать в себе в корне противоположные черты характера, от которых я не раз приходил в недоумение. Она вообще была единственной, кто всего за час общения
мог вызвать во мне больше эмоций, чем я испытывал за всю свою жизнь. И я не удивлю тебя, сказав, что с каждой нашей встречей по утрам это начинало бесить меня всё больше. Меня раздражал вечный трепет и дурацкая радость от предвкушения встречи с ней. Раздражала вялость в ногах и сбой дыхания, когда я заходил в кабинет и видел её спящей. Раздражало желание послать всю работу к чёрту и весь день пялиться, как идиот, на её вечно улыбающееся лицо, трогать мягкие волосы, нежную кожу и сухие, огрубевшие от тяжёлого труда пальцы рук. Всё это порхающее, окрылённое состояние и желание сорвать для Виктории все звёзды с неба вызывали во мне лютый гнев, потому что это напоминало мне дурман Мирэлы, отрезвев после которого я поклялся себе, что ни за что в жизни больше не позволю опьянить себе голову. Ни магией, ни тем более какими-то там чувствами. Я не собирался вновь становиться жалким, одержимым, нуждающимся в ком-то, как в воздухе, и словно не принадлежащим самому себе и потому зарёкся, что мой мир никогда больше не будет вертеться вокруг женщины. Ни одна не подчинит меня себе и не станет использовать, как ей
заблагорассудится. Я ни за что не мог вновь позволить потерять себя и свой привычный уклад жизни.
          - И, насколько я могу судить, тебе это удалось, - констатирую неоспоримый факт, разворачиваясь и прислоняясь спиной к окну.
        - Да… удалось, но какой ценой? - Роб не двигается с места. Будто бы даже не дышит.
        - Так что ты сделал? - повторно спрашиваю о главном.
        - То же, что и ты.
        ***
        Вопросительно смотрю на отца в ожидании пояснений.
        - Решив, что меня непременно отвернёт от Виктории сразу же, как я напользуюсь ею всласть, я расторгнул контракт с существующей любовницей и предложил Виктории заключить новый.
        - И она согласилась?
        Роберт усмехается, отрицательно покачивая головой.
        - Она заехала мне кулаком по лицу. Да так, что рассекла губу и чуть не выбила передние зубы. Так и верь после такого удара в обманчивый образ маленьких слабых и милых девочек. Сил у них хоть отбавляй.
        А теперь усмехаюсь я. Это уж точно: у моего милого демона рука жуть какая тяжёлая. Проверено! Не раз!
        - Виктория была слишком гордой, правильной и свободолюбивой. Да, она пахала на нескольких работах, кочевала из одного места в другое, но она наслаждалась своей жизнью, никогда не жаловалась и хотела своими силами добиться поставленных целей. Она считала это приключением, которое желала пройти сама от начала до конца, поэтому никакая сумма денег не смогла изменить её решение. Она наотрез отказалась от контракта и настолько оскорбилась моим предложением, что решила уволиться по собственному желанию, лишь бы больше никогда со мной не пересекаться. Я видел, что делаю ей больно. Знал, что на тот момент она уже была сильно в меня влюблена и мечтала получить приглашение на свидание, но никак не то, что я ей предложил. Однако меня это не волновало. Я никогда не вступал в отношения с женщинами, а с неотёсанной девчонкой и подавно не собирался этого делать. Я хотел быстро получить своё, чтобы потерять к ней весь интерес, и, естественно, даже не думал менять свои планы из-за её отказа. Жаль, она этого сразу понять не смогла. Высказав мне бурную гневную речь и покинув «Heart Corp», Виктория даже не
предполагала, что ей не удастся избежать контракта. И если бы она знала, что её ждёт, то без колебаний сразу же подписала бы все бумаги. А так она это сделала лишь спустя месяц. В отличие от твоей ситуации с Николиной у меня не было возможности надавить на неё при помощи кого-то из родственников. Виктория была сиротой. Поэтому для достижения желаемого мне пришлось подпортить жизнь именно ей. И я делал это безжалостным жестоким способом. Лишил её работы в кафетерии и на корню обрубал все шансы устроиться на новое место. Приказал своему человеку украсть все её кисти, краски и мольберт, чтобы она больше не могла заработать на рисовании. Вынудил ночевать на вокзалах, в парках, просить милостыню у прохожих, а в конце, когда и это не сработало, я выставил её воровкой и засадил в тюрьму. Представляешь, Адам? Я без сожалений засадил любимую женщину за решётку. И она выдержала там целых две недели. Целых две! Молоденькая, ни в чем неповинная, хрупкая девочка провела из-за меня две недели среди мерзких опасных преступниц. Наверное, она до последнего надеялась, что я сжалюсь, одумаюсь и выпущу её без согласия на
контракт. Но я оставался непреклонным, и она все-таки сдалась и позвонила мне. Был ли я счастлив победе? Безгранично. Но ликование моё бесследно исчезло сразу же, как увидел, в кого я превратил её за этот месяц. Она была изнурена, побита, крайне истощена, а взгляд её, вечно светящийся, был пустым и потухшим. Тогда впервые в жизни я в полной мере ощутил, что такое чувство вины, сожаления, раскаяния и угрызения совести. Однако, думаешь, это заставило меня извиниться перед ней, признать, что я конечный мудак и всё-таки отступить от своего решения заполучить её? Нет… Я ничего из этого не сделал и не проявил перед ней и толики истинных эмоций, потому что категорически запрещал себе раскисать, то и дело напоминая себе, кто я есть на самом деле. Я никогда никого не жалел и её жалеть не собирался. До и после Мирэлы я ни ради кого не отказывался от своих желаний. Все всегда должны были делать только так, как я хочу, и Виктория не была исключением. Она этого сразу не поняла, за что в итоге и поплатилась, - Роберт замолкает, опуская взгляд вниз. Сжимает кулаки, тяжело дышит. Мне требуется какое-то время, чтобы
переварить услышанное, поэтому я тоже молчу и даже не думаю торопить его с продолжением рассказа, что до сих пор почти полностью идентичен с нашей с Линой историей.
        Меня нисколько не удивляют его отнюдь нечеловеческие поступки, о которых он только что рассказал мне, ведь я всегда знал, что Роберт вытворял мерзости и похлеще. Однако это действительно на грани фантастики - воочию видеть, с каким трудом ему даётся копаться в этих воспоминаниях.
        - Я не запирал её в комнате. В этом плане ты переплюнул даже меня, - минуты через три гнетущего молчания Роберт снова начинает говорить. - Мы заключили рабочий договор, и он ничем не отличался от всех предыдущих контрактов, за исключением двух пунктов: он был бессрочным, и к Виктории всегда должна была быть приставлена охрана. Она и шагу из дома ступить не могла без моего ведома и разрешения. В остальном же всё было, как и со всеми другими моими любовницами. Мой план был вообще никак не выделять Викторию. Я хотел доказать, что она для меня ничего не значит. И мне это удавалось, правда только внешне. По мне нельзя было понять, что рядом с ней я таял, как сопливый малолетка, и в той же мере возбуждался, стоило нам оказаться наедине. Она не догадывалась, что каждый день на работе я не мог дождаться встречи с ней, а ночами мечтал, чтобы утро никогда не наступало. Я не говорил ей, что мне ни с кем не было так хорошо, как было с ней. Не усыпал комплиментами. Не признавался, что мне нравится в ней всё - от запаха до кончиков пальцев. Не рассказывал ничего из происходящего на работе и не спрашивал, как
прошёл её день, пока меня не было дома. Я не делал ничего из того, что делал с Мирэлой, когда благодаря её стараниям влюбился в неё по уши, а только трахался с Викторией, как с другими контрактными шлюхами, раз за разом уверяя себя, что скоро моё помешательство на ней пройдёт и я вновь смогу почувствовать себя трезвым, адекватным и свободным. Но время шло, я жил по своему излюбленному сценарию: работа, бесконечные встречи, собрания, сделки, командировки, а в свободное время секс, секс, секс и ничего, кроме секса, причём не только с Викторией, но временами и с другими женщинами всё с той же глупой надеждой, что у меня получится… Как ты там выразился?.. Излечиться, - он искоса смотрит на меня с насмешкой. - Но, увы, излечиться так и не удалось ни через месяц, ни через два, ни через полгода. И чем дольше я пытался перенасытиться и устать от Виктории, тем сильнее я злился, когда этого не происходило. И в итоге это привело к тому, что ко всей несусветной гамме чувств к ней добавилась ещё и ненависть, которая особенно сильно проявлялась, когда я ловил на себе её влюблённый взгляд. Эта глупышка продолжала
любить меня, невзирая на всё, через что я заставил её пройти. Она любила, несмотря на ежедневные слёзы из-за моего потребительского отношения к ней. Любила, несмотря на то, что я лишил её свободы и права самой принимать хоть какие-либо решения в своей жизни. Да, я снабдил её комфортом и деньгами, но не этого она хотела от меня. Она любила и не переставала наивно надеяться, что я всё-таки изменюсь и захочу ей дать больше… внимания, заботы, общения, взаимности. И этот её щенячий взгляд, попытки поговорить со мной, просьбы провести время вместе где-то, кроме постели, бесили меня лишь сильнее, потому что я не собирался ей ничего этого давать. Не собирался создавать с ней семью, не собирался брать совершенно ненужные мне обязательства и оправдывать её глупые женские надежды. Мне хотелось поскорее стать к ней безразличным, чтобы избавиться от неё. Я хотел отпустить её, но не мог. Я любил её и ненавидел себя за эту слабость, отчего сходил с ума и мучал нас обоих. И я больше чем уверен, что продолжал бы мучать нас так до бесконечности, если бы не моя командировка в Рокфорд, где Виктория наконец встретилась с
тобой.
        ***
        - Со мной?
        Что я там говорил о своих взлетевших от удивления бровях? Теперь они не на потолке. Они пробили его насквозь.
        - Да, Адам, с тобой. Ты этого не можешь помнить. Тебе было чуть больше года. Мы приехали в особняк, где ты жил под присмотром Фреда и остальной прислуги, и Виктория влюбилась в тебя с первого взгляда. Женщины не могли от тебя отлипнуть, ещё когда ты был младенцем. Понятное дело, ты их не возбуждал, но притягивал точно магнитом. Вот и она не смогла перед тобой устоять и не упускала ни одного удачного случая понянчиться с тобой, даже несмотря на мой строгий запрет подходить к тебе. Я не хотел подпускать её ни в одну из сфер своей жизни, кроме спальни, но чуть позже мне предстояло узнать, что она неоднократно нарушала мой приказ. Ты стал её радостью и одновременно горьким напоминанием о том, что со мной она никогда не сможет иметь детей и создать семью. За пару недель, что мы провели в Рокфорде, Виктория успела привязаться к тебе настолько, что была готова заботиться о тебе, как о родном. Видел бы ты, как она умоляла меня забрать тебя собой в Нью-Йорк. И знаешь… мой категоричный отказ на все её мольбы я смело могу добавить в копилку неверных решений, за которые мне следует просить у тебя прощение,
Адам. Из-за своего эгоизма и трусости принять свои чувства к этой женщине я лишил тебя самой замечательной матери на свете. Я сам не давал тебе того, что обязан давать каждый отец своему ребёнку, и Виктории не позволил окружить тебя любовью. Я разбил ей сердце в миллионный раз, когда мы вернулись в Нью-Йорк без тебя, и после разбивал его ежедневно, пока упрямо продолжал использовать исключительно по одному назначению, параллельно раздражаясь её вечными просьбами либо отпустить её, либо начать относиться к ней не как к кукле для утех. Я бесился и не понимал, почему она всё никак не может успокоиться? Любая другая на её месте, даже самая нравственная, уже давно смирилась бы и привыкла к подобному положению вещей. Да и благоприятные условия жизни с огромной суммой денег, которая ожидала её в конце работы, должна была приглушить любые душевные страдания. Но Виктория была не как все. Я уже говорил, что деньги никогда не были для неё поводом для счастья. Она могла начать улыбаться от уха до уха, всего лишь увидев бабочку с редкой расцветкой крыльев или же распустившийся из бутона цветок, но от всех моих
предложений купить ей машину, украшения и любую другую безделушку, которые обычно любят женщины, она мрачнела за долю секунды, потому как знала, что таким способом я пытался откупиться от её бесконечного нытья. За весь период контракта Виктория приняла от меня только всё необходимое для рисования. И ничего больше. Правда этот подарок не особо ей пригодился. За всё время работы на меня она смогла написать всего одну картину. И сделала это только после встречи с тобой. До этого, по словам прислуги, она могла часами смотреть в пустой белый лист и так ничего и не нарисовать. Видимо, своим пренебрежительным отношением я убил всё её вдохновенье, которое тебе удалось в ней возродить. Предполагаю, она так сильно скучала по тебе, что решила нарисовать твой портрет, и делала это на протяжении трёх месяцев, во время которых ни с того ни с сего подозрительно затихла, полностью перестав просить меня о чём-то большем, кроме секса, или же наоборот требовать её освободить. И вот тут моей крупнейшей ошибкой было не придать этому особого значения, наивно решив, что Виктория все-таки сумела смириться с видом наших
отношений и впредь перестать надеяться увидеть во мне любящего заботливого мужчину. Но, чёрт побери, как же я крупно ошибся, - голос Роберта леденеет до пролетающей волны холода по коже. Так всегда происходит, когда он зол на кого-то, кто посмел пойти наперекор его приказу. - Я всегда говорил, что любовь превращает людей в идиотов, способных совершать донельзя глупые, опрометчивые поступки, и Виктория в очередной раз это доказала.
        - Что она сделала? - спрашиваю я и по блеснувшей злости в отцовском взгляде заведомо понимаю: что бы это ни было, девушке удалось пробудить в его чёрствой душе всех демонов до единого.
        - Она забеременела, - цедит сквозь зубы Роберт, подтверждая моё предположение. - Я не представляю, как Виктория додумалась до такого, но, уяснив, что отпускать я её не намерен, она решила в тайне от меня прекратить принимать противозачаточные препараты, чтобы спустя несколько месяцев сообщить «прекрасную» новость, с помощью которой надеялась добиться долгожданных изменений в наших отношениях. Она думала, что будущий совместный ребёнок смягчит меня и я прекращу видеть в ней только желанный предмет для секса, но добилась исключительно моего праведного гнева и грандиозной ссоры между нами, что закончилась крайне плачевно.
        - Она потеряла ребёнка?
        - Нет. Это был бы хороший исход… Для неё хороший, - заработав мой укоризненный взгляд, добавляет Роберт. - Она не потеряла ребёнка во время ссоры. И также отказалась исполнять мой приказ незамедлительно сделать аборт. Я собирался насильно заставить её пойти на это, но она поклялась, что покончит с собой, если я убью нашего ребёнка. И по её отчаянному бешеному взгляду я видел, что она не блефует. Она сделала бы это. Непременно. И потому мне пришлось сдаться. Но только насчёт аборта. В остальном же я не собирался во второй раз совершать ту же ошибку, что совершил с Мирэлой, будучи под её чарами. Во второй раз наиглупейшая идея с помощью беременности попытаться добиться от меня желаемого со мной, увы, не прокатила.
        Я непроизвольно сжимаю челюсть, подавляя в себе желание вставить нелестный комментарий в адрес отца, и это не ускользает от его внимания.
        - Извини, Адам. Я знаю, что слышать подобное неприятно. Но я рассказываю тебе о той ситуации с точки зрения Роберта Харта многолетней давности. Уверяю, сейчас я так не считаю.
        - Неважно. Я всегда знал, что жив только благодаря твоему одурманенному состоянию. Ничего нового для себя я не услышал. Продолжай. Что произошло дальше?
          Роберт прищуривается на короткое мгновенье, словно пытается найти в моем лице какой-то ответ, а после, с тяжестью вздохнув, произносит:
        - Я выгнал Викторию.
        - Выгнал?
        - Да. Я многократно говорил ей, что я не буду другим, а она раз за разом не верила, из-за чего и осмелилась попытаться изменить меня таким способом. Но ничего не вышло. Я не собирался меняться и тем более держать в своём доме беременную женщину, которую совсем скоро не смог бы использовать по своему назначению, а после родов вдобавок к ней ещё одного ненужного мне ребёнка, поэтому я в тот же вечер разорвал с ней контракт и выкинул её на улицу, в оплату за её труды швырнув ей всю наличку, что лежала у меня в кошельке. Да. В тот момент меня одолела такая сильная злость и ненависть к ней за её проступок, что это напрочь перекрыло все мои чувства к ней. За почти год её вынужденной работы на меня я заплатил ей всего каких-то жалких пару тысяч и вышвырнул её беременную, зарёванную, бледную, одинокую, как мусор, за то, что нарушила мои планы пользоваться ей, пока не осточертеет. Я без колебаний захлопнул двери перед её носом и оставался полностью равнодушным к её громким рыданиям и мольбам одуматься. Мне не было жаль её. Я считал, она заслуживала наказания. Беременность была её обдуманным решением. Её
ошибкой. А за свою глупость нужно платить, - низкий голос Роберта срывается, и он берёт недолгую паузу, плотно прикрывая веки и слегка мотая головой, словно пытается отогнать от себя воспоминания. И на сей раз его руки не сжаты в кулаки. Они дрожат, словно его охватила лихорадка, а грудная клетка вздымается ещё тяжелее и чаще.
        - Ты же нашёл её после того, как успокоился и пришёл в себя? - мой вопрос звучит, скорее, как утверждение, потому что я уверен - отец не стал бы так просто отпускать её. Но он меня в очередной раз за сегодня удивляет.
        - Нет. Не нашёл. И даже не пытался искать.
        - Почему?
        - Потому что понял, что я должен воспользоваться сложившейся ситуаций и вычеркнуть её навсегда из своей жизни. Мне бы не хватило ни сил, ни духа выгнать её в здравом уме. Но неожиданная новость о её беременности сработала, как триггер. Она отправила меня на два года назад, когда ко мне так же пришла твоя мать и начала выдвигать свои требования своему верному очарованному псу. Вот я и осатанел. Да так, что мне удалось наконец избавиться от Виктории с завидной лёгкостью. Однако остыв, я знал, что если увижу её снова, то не смогу устоять и вся ненужная мне любовная возня с ней начнётся заново. А я этого не хотел. Как и Виктория тоже. Успокоившись, она явно поняла, что это её единственная возможность прекратить ежедневно страдать от неразделённой любви в контрактных отношениях и обрести долгожданную свободу, поэтому она ни разу не попыталась встретиться со мной.
        - И ты в самом деле её совсем не искал? Не хотел узнать, что с ней стало?
        - Хотел, конечно, очень хотел, но всячески отгонял от себя это желание, потому что знал - так будет лучше для нас обоих.
        - А как же ребёнок?
        - А что ребёнок?
        - Как ты узнал, что она его потеряла?
        - А с чего ты решил, что она его потеряла?
        На долю секунды мне кажется, будто пол начинает проваливаться подо мной. И если бы я не стоял, прислонившись спиной к окну, то, вероятнее всего, пошатнулся от бури влетевших в голову мыслей, которые я упорно пытаюсь связать сейчас в более-менее логичную картину.
        Художница. Жизнерадостная. Свободолюбивая. Вечно улыбающаяся.
        Так это что получается? Внезапно появившаяся Камилла всё-таки является его родной дочерью? Поэтому Роберт так трепетно, по его меркам, к ней относится? Нет… Минуточку… Что-то не сходится. Их история с Викторией происходила на десять лет раньше рождения этой девчонки, так что их дочерью она быть никак не может. Но если это не она, тогда…
        ***
        - Лиам, - еле слышно выдыхаю я, глядя на Роберта с неверием, и он тут же одобрительно кивает.
        - Всё верно. Лиам - наш с Викторией сын, от которого я отказался в первую же минуту, как узнал о беременности. И только через тринадцать лет после неожиданного звонка Виктории я соизволил его признать.
        - Но подожди… Если это он, то, значит, Виктория…
        - Мертва, - я не расслышал его ответа, лишь прочитал по губам. - Рак головного мозга. Но ты и сам это знаешь. От меня не скрылась новость о расследовании, которое ты заказал провести в желании узнать, откуда появился Лиам.
        - Да, я проводил, но это было так давно, что её имя начисто стёрлось из моей памяти, - в полном недоумении сдавливаю пальцами виски, пульсирующие болью от количества шокирующей информации.
        - Понятное дело, стёрлось. Столько лет прошло, да и к чему тебе было запоминать имя обычной мимолётной интрижки отца, которая привела к непредвиденным последствиям в виде младшего брата, верно? - вяло усмехается Роб, чётко давая понять, что много лет назад он позволил мне выяснить об этой женщине только то, что ему хотелось.
        - Да уж… Та ещё интрижка получилась… Длиною в целую жизнь, - добавляет он ещё тише, горько сглатывая. - Виктории давно уже нет, а я по-прежнему не могу её забыть. И как бы я ни пытался игнорировать свои чувства к ней все эти годы, ничего не вышло. Игнорировать, отрицать, прикидываться, что их нет, не значит не любить. Хотя мои чувства вряд ли можно назвать любовью. Мне не ведомо, что это такое. Говорят, когда любишь человека, то мечтаешь сделать его счастливым даже наперекор своим желаниям. Я же из-за своего эгоизма и личных проблем испортил ей до ужаса короткую жизнь, не дав прожить её так, как она мечтала. Она приехала в Нью-Йорк с неутомимой жизнерадостностью и грандиозными планами на своё будущее, а что получила? Целый месяц боролась с трудностями, которые на неё сбрасывал безжалостный мужлан, год провела с ним в роли его шлюхи, затем на протяжении тринадцати лет выживала, пытаясь вырастить сына в одиночку, и в конце умерла в самом расцвете лет в убогой грязной комнатушке, в которой они жили вдвоём с Лиамом в пригороде Сан-Франциско. И, самое ужасное, после расставания с ней вплоть до недавних
пор я продолжал чувствовать себя абсолютно правым и винил в подобном печальном исходе исключительно её глупость. Но вина лежит только на мне. Если бы не я, Виктория, возможно, могла бы быть ещё жива. Я - монстр в этой истории. Жаль, что осознал я это лишь сейчас, а не тогда, когда ещё мог хоть что-то исправить, поступив иначе. Мне следовало отпустить её ещё в самом начале. До того, как она в полном отчаянье решила попытаться достучаться до меня с помощью ребёнка. А ещё лучше - сразу же, как понял, что мои чувства к ней не пройдут, сколько бы я её ни трахал. Я должен был отпустить её. Должен был поступить правильно, но не сделал, потому что вновь подумал только о себе и своих желаниях, и теперь мне ничего другого не остаётся, как яростно ненавидеть себя и жить с этим грузом до конца своих дней, - с протяжным выдохом заканчивает Роберт, пока нечто крохотное внутри меня до сих пор надеется, что вся его история - выдумка. Но нет. Каждое сказанное им слово - правда.
        Это горестное осознание обвивает ядовитым плющом мою грудь, беря в смертельный захват шею и разум, когда отец поднимает на меня такой усталый взгляд, будто он только что не рассказывал историю о Виктории, а прожил её заново. И, если честно, я ощущаю себя так же - устало, разбито, гадко, тяжело, словно на плечи погрузили несколько сотен футов вязкой грязи, что пропитывает каждый дюйм кожи, отравляя кровь.
        Мы никогда не были с Робертом близки, и уж тем более между нами не было некой ментальной связи, но сейчас я стопроцентно чувствую весь спектр гнетущих, разрывающих грудь изнутри эмоций, что снедают его. Почему? Всё просто… Я чувствую то же. Ведь я не так уж далеко отстал от Роберта, причинив дикарке не меньше зла. И если я буду и дальше продолжать в том же духе, всё непременно кончится плохо. По-другому быть не может. У меня есть прекрасный пример. А точнее - самый ужасный, какой только можно представить, но зато чертовски отрезвляющий и мигом вставляющий мозги на место.
        Стоит мне только подпустить к мыслям хотя бы один процент вероятности, что мои дальнейшие действия в нашем противостоянии с дикаркой могут привести к подобному ужасному финалу, какой был у Виктории, как я задыхаться начинаю. Ни одного полноценного вдоха сделать не получается. Словно едкий, колющий горло ком весь воздух мне перекрывает, а сердце будто и вовсе останавливается, прекращая качать по венам кровь.
        Я не могу допустить подобного. Ни за что. Моя девочка из-за меня так не пострадает. Она уже и так натерпелась вдоволь. Хватит с неё. Лина своё отработала. Поэтому, как бы мне того ни хотелось, как бы громко зверь во мне ни выл бы сейчас в яром протесте, я должен сделать то, что много лет назад не сделал Роберт.
        - Я должен отпустить её.
        ГЛАВА 22.
        АДАМ
        Стоит произнести эти слова вслух, и тело вмиг начинает слабеть, неметь, неумолимо опустошаться. Словно все жизненные силы разом покидают его при мысли, что совсем скоро я больше не смогу ежедневно видеть дикарку. А сразу после это опустошение наполняется неудержимым гневом, потому что знаю: она, без сомнений, будет каждый день проводить с другим.
        Сжимаю кулаки до хруста, прикрываю глаза и, чувствуя, как ревность с злостью закипают в теле, норовя найти освобождение, изо всех сил пытаюсь устоять на месте, а не рвануть к рабочему столу, чтобы смести к чертям с него все вещи. И, к моему превеликому удивлению, справиться с этой нелёгкой задачей мне внезапно помогает рука Роберта, опустившаяся на моё плечо.
        В желании убедиться, что мне не показалось, я быстро открываю глаза и, правда, вижу на себе его ладонь с массивным перстнем на пальце, сильнее которой меня удивляет его сосредоточенный взгляд со слабой улыбкой на губах.
        - Нет, Адам. Ты ошибаешься. Ты не должен её отпускать, - уверенно заявляет он, вконец вводя меня в замешательство.
        - Что значит не должен, Роберт? Я ни за что не хочу повторения вашей с Викторией истории. Моя ситуация с Линой и так практически идентична с вашей. Но конца того же я для неё не желаю.
        - У вас не будет того же конца, Адам. За это можешь не волноваться, - выдаёт он таким тоном, словно является ясновидцем, умеющим точно предсказывать будущее. Но это не так!
        - Конечно, будет. Тут даже сомневаться не надо. Я же твоя грёбаная копия. Я непременно уничтожу Николину, если и дальше продолжу держать её рядом.
        - Ты не прав, Адам. Ты - не моя копия.
        - Серьёзно? - сокрушаюсь я. - Как ты можешь такое говорить после всего, что я тебе рассказал? И после всего, что рассказал мне ты? Мы же одинаковы. Во всём. В поступках, решениях, мыслях, жизненных устоях. Да я же в прямом смысле проживаю ту же жизнь, что и ты. Работа, секс-контракты, шагание по чужим головам исключительно ради достижения своих целей, и даже с Николиной, сам того не зная, я умудрился поступить точно так же, как ты поступал с Викторией. Ты вылепил из меня второго себя, Роберт, а я без возражений позволил тебе это. И ты сам знаешь почему. Я всегда старался стать тобой, и, как видишь, у меня это отлично получилось, поэтому не говори мне сейчас, что мы непохожи. Я такой же бесчувственный монстр. Разница лишь в том, что у меня ещё есть возможность отступить и всё исправить, а у тебя нет. Викторию уже не вернуть.
        Моя последняя фраза отражается болью в его чернильном взгляде - адовой, сокрушительной, нестерпимой, но Роб почему-то всё равно продолжает слабо улыбаться, глядя на меня, как на несмышлёного ребёнка.
        - Ответь мне, Адам, ты смог бы спокойно засыпать по ночам, зная, что твоя любимая женщина в это время по твоей вине сидит в сырой грязной тюремной клетке? - спрашивает он и наконец отходит от меня, медленно шагая в середину кабинета. Я не тороплюсь отвечать, а Роберт, походу, и не ждёт ответа, потому как почти сразу задаёт следующий вопрос:
        - А смог бы выкинуть Николину на улицу, если бы она вдруг сообщила, что беременна? - он разворачивается ко мне лицом, а я, черт бы меня побрал, непроизвольно перевожу внимание на стену, лишь бы не встречаться с его проницательным взором. - А смог бы потом преспокойно жить дальше своей обычной жизнью, зная, что где-то там она в одиночку пытается вырастить твоего сына? Смог бы совершенно не терзаться вопросами о том, не голодают ли они? Есть ли у них крыша над головой? А здоров ли твой сын? А здорова ли Николина? Не нужна ли им твоя помощь? Смог бы, Адам? Ответь, смог бы? - он понижает голос до громового баса, обжигая моё лицо выжидающим взглядом. А я так и продолжаю смотреть куда угодно, но только не на Роберта, не желая видеть, как он считывает меня, точно раскрытую книгу, даже не смотря на мою внешнюю бесстрастность.
        Не смог бы! Ничего из трёх не смог бы. И скажу даже больше, бля*ь! Будь Николина беременна от Рида или любого другого мужчины, я всё равно не смог бы вышвырнуть её на улицу. Сам захлебнулся бы злостью, прибил бы обрюхатевшего её мужика, но её ни за что не тронул бы. Она осталась бы со мной.
        - Я так и знал, - с удовлетворением заключает Роберт, так и не услышав от меня ни единого слова. - Вот видишь, Адам. А ты говоришь, что мы похожи. Чёрта с два! То, что ты всю жизнь пытался подражать мне и перенял все мои жизненные принципы и суждения, не делает тебя мной. И то, что ты научился мастерски скрывать свои эмоции, не значит, что их у тебя нет, как у меня. И это так, Адам. Меня смело можно называть эмоциональным импотентом. Я с самого детства был таким. Мне не нужно было, чтобы ко мне проявляли чувства, так как сам этого сделать не был способен. Я всегда был холоден с родителями, никогда не нуждался в друзьях, к женщинам испытывал лишь физическое влечение и даже к собственным детям оставался полностью равнодушным. Всю жизнь мной двигало лишь желание добиться успеха и обрести власть, и в процессе я всегда был безразличным ко всем окружающим меня людям. Ситуации же с Мирэлой и Викторией - это просто из ряда вон выходящие случаи. Мирэла пробудила во мне целую бомбу эмоций, применив магические зелья, а Виктория… просто потому, что была такая, какой была, и появилась в моей жизни, чтобы
напомнить, что я тоже могу быть живым, способным чувствовать человеком. Она заставила меня испытать нечто сильное, неприсущее моей холодной, чёрствой натуре, а я вместо совершения шага навстречу этим чувствам решил оттолкнуть их из-за желания поскорее вернуться к прежней жизни. И я сделал это. С трудом, потерями, жертвами, но сделал и прожил много лет безэмоциональным сосудом, коим я и являюсь. Но ты… Ты, Адам, не такой. Как бы ты ни хотел казаться мной, у тебя никогда не получится это сделать в полной мере. Ты не равнодушен к людям в твоей жизни. И если с женщинами из-за моих напутствий ты никогда не вступал в серьёзные связи, то посмотри хотя бы на свои отношения с друзьями. С Майклом, с Тони и многими другими, с кем ты дружишь много лет. Ты дорожишь ими, а они - тобой. У меня такого никогда не было, да и мне это не было нужно.
        - Это ничего не значит. И совершенно не отменяет факта, что я навредил Николине не меньше, чем ты Виктории, - уверенно парирую я, но звучный голос Роба тут же меня перебивает:
        - Да, согласен, ты немало дел наворотил. Особенно с попыткой изменить её память ты знатно перестарался. Но я уверен, что ты уже сто раз успел об этом пожалеть, не так ли? - он бросает на меня цепкий взгляд и тут же продолжает дальше, снова в открытую показывая, что мой ответ ему и так известен. - Ты можешь сколько угодно внешне оставаться спокойным и сдержанным, но тебе не изменить свой бурный темперамент. Хочешь ты это принимать или нет, но им ты пошёл в Мирэлу, а эта женщина, уж поверь, в порыве гнева могла полмира спалить, а радуясь, визжать так, что с другой планеты было слышно. И ты такой же. Как ни крути. В детстве ты был именно таким, а потом я рассказал тебе всю правду и начал вбивать в твой мозг свои жизненные понятия. А ты - мальчик, задетый до глубины души поступком матери и желанием отблагодарить за спасение равнодушного отца, - как губка впитывал всё, что я тебе говорил. Вот и результат. Но сколько ни пытайся, из кота никогда не сделать собаку. И тебе никогда не стать мной, даже несмотря на твоё отточенное умение прятать свои эмоции, от которого теперь тебе нужно как-то пытаться
отучиться. Забудь о том, что я говорил тебе из года в год про то, что эмоции мешают жить и проявляют нашу слабость. Я был неправ. Ужасно неправ. Слабость заключается не в их проявлении, а в отказе признавать их, день за днём отрицать и держать в себе то, что так рьяно рвётся наружу. Слабость - это поступать только так, как ты хочешь, даже если знаешь, что другие люди будут от этого незаслуженно страдать. Слабость - это не признавать свои ошибки, а искать виноватых вокруг. Слабость - это бояться подпустить к себе нечто новое, незнакомое и пугающее, при этом всячески истязать любимого человека и скрывать от него свои чувства. И, самое главное, слабость - это врать самому себе. И я всё это делал. Я струсил перед тем, что могло подарить мне ни с чем не сравнимое счастье, потому что оказался слабаком. Но ты не слабак, Адам. Ты надменный, временами подлый, до жути самовлюблённый, упрямый, как баран, но ты не трусливый и не слабый. Ты - не я. И потому, если ты чувствуешь что-то, не бойся проявлять это. Если ты ощущаешь радость - смейся, если грусть - поплачь. Если злишься - не копи это в себе, а ругайся,
кричи громко и разрушь рядом стоящую мебель. А если любишь, то люби свою женщину так, чтобы она ни на миг об этом не забывала. А я знаю, что ты её любишь. Ты и сам знаешь. И дело не в магии. С самого начала дело было не в ней, я прав? Конечно, прав. Просто признайся себе уже в этом наконец и прекрати издеваться над вами обоими.
        - Так это я и хочу сделать - прекратить издеваться и отпустить её.
        - Нет, Адам, я говорю не об этом, - вновь протестует отец, подходя ко мне ближе.
        - А о чём тогда?
        - Я учил тебя никогда не отступать от желаемого, и от этих слов я не отказываюсь.
        - Ты сам себе противоречишь, - устало выдыхаю я.
        - Вовсе нет. Я не говорю тебе отступать, а всего лишь изменить способ, каким ты будешь достигать цели.
        - О какой цели ты вообще говоришь?
        - Сделать так, чтобы твоя пленница захотела остаться с тобой добровольно.
        ***
        - Она никогда не захочет добровольно быть моей шлюхой по контракту, - отрезаю со стопроцентной уверенностью.
        - Забудь к черту об этом проклятом контракте! Я имею в виду совсем другое.
        - Отношения? - нервно усмехаюсь.
        - Именно.
        - Роберт, ты совсем поехал? Ты же знаешь, что отношения и всё прилагающееся к ним розовое дерьмо не для меня.
        - А что для тебя? Одна сплошная работа целыми днями и пустой секс с собственноручно созданной куклой, от которой тебя воротит? От этого ты ловишь кайф, да? А выглядит иначе. Ты в зеркало когда в последний раз смотрел, Адам? На довольного своей жизнью человека ты совсем не похож.
        Поджимаю губы от негодования и неспособности что-то возразить. Ведь прав мерзавец. Опять прав! Я давно уже забыл, что такое чувство полного удовлетворения.
        - То-то и оно. Так что прислушайся к моим словам, Адам, к которым я, к сожалению, пришёл лишь на старости лет, - бизнес не должен быть смыслом жизни. Её смыслом должна быть сама жизнь. Работа никуда не денется, да и ты всем уже всё давно доказал, превратив созданную мной компанию в настоящую корпорацию, поэтому, как бы ты ни любил «Heart Corp», тебе нужно посвящать время и чему-то другому. И прекрати говорить, что отношения - это не твоё, ещё до того, как попробовал. Не повторяй мою ошибку. И хотя бы попытайся добиться Николины.
        - Прости, что ты сказал? Добиться?
        Я уже говорил, что от непрекращающегося изумления брови давно летают где-то наверху, но теперь ещё и глаза норовят выскочить из глазниц.
        - Да, ты всё правильно расслышал. Я сказал: попытайся добиться её, как делают это все обычные мужчины, когда хотят завоевать внимание женщины.
        - Ты, должно быть, издеваешься надо мной.
        - А что такое?
        - Я никогда никого не добивался, Роб, и ты это знаешь, - раздражённо цежу я.
        - И? Обожаемый всеми женщинами Бог не может снизойти до смертных и поухаживать за любимой женщиной? - ехидничает Роберт, откровенно провоцируя меня на грубость.
        - Я не собираюсь добиваться той, что неоднократно врала мне и трахнулась с другим.
        - А ты с ней прям сама честность, что ли? Чувствуешь одно, а говоришь другое. Да и будь добр ответить: со сколькими ты потрахался за время вашего общения?
        - Это не имеет никакого значения.
        - В таком случае какое имеет значение, с кем потрахалась она? - парирует Роберт, и я снова не нахожусь с ответом. И как, мать его, ему вечно удаётся завести меня в тупик?
        - Так, понимаю, с этим моментом разобрались, - довольно констатирует Роб. - Есть какие-то ещё преграды для того, чтобы начать действовать?
        - О-о-о, их дохренища! - порываюсь достать пачку сигарет и раздражаюсь ещё сильнее, когда вспоминаю, что всю уже скурил. Чёрт!
        - Я слушаю, - Роберт же спокойнее некуда. На фоне его сдержанного образа я сейчас похож на дёрганого наркомана.
        - Начнём с того, что Николины нет, и выбираться из своих защитных стен она не собирается.
        - Я не сомневаюсь, что ты найдёшь способ решить эту проблему. Дальше.
        Усмехаюсь в ответ на его непоколебимую уверенность. Мне бы такую.
        - Дальше? Хорошо… Даже если она выберется, то ничего хорошего не выйдет. Лина - не твоя Виктория, которая души в тебе не чаяла, несмотря ни на что. Она ненавидит меня. Сильно. Я всё сделал ради этого.
        - Где-то слышал, что от любви до ненависти один шаг, так что это тоже легко решаемо, - он беззаботно пожимает плечами.
        - А то, что она всю жизнь влюблена в другого? Тоже легко решаемо?
        Роберт на миг задумывается.
        - Нет, это не легко, но так даже будет интересней, - загадочно ухмыляется он.
        - Интересней?
        - Конечно. Ведь подумай сам, Адам. Даже без магии тебе было бы до скуки просто влюбить в себя любую девчонку, какую пожелаешь, а вот свершить сей подвиг с той, что тебя ненавидит, любит другого да ещё и спряталась внутри себя, оставив за главную бездушную суку, - это уже другое дело. Так сказать, игра на самом сложном уровне, которую после многочисленных лёгких раундов с женщинами жизнь сама подкидывает тебе. Всё как всегда: видишь цель - идёшь к ней, просто на сей раз тебе нужно выиграть, не применяя запрещённые приёмы и жестокие методы. Вот и всё. И, мне кажется, будет крайне глупо с твоей стороны упускать такой шанс, ведь что-то мне подсказывает: награда за победу, безусловно, обещает быть грандиозной, - произносит он, улыбаясь лишь уголками глаз, в сотый раз за последний час поражая и беся меня до невозможности. Поражает, потому что я до сих пор гадаю - кто этот человек, учащий меня сейчас уму-разуму? А бесит, потому что вижу его триумфальный взгляд, который красноречиво заявляет, что Роб заведомо знает: моя азартная натура не сможет устоять перед новым и крайне непростым вызовом, даже
несмотря на мою уязвлённую гордость и хроническую неприязнь ко всем романтическим штучкам.
        Роберт всегда умел заставить меня слушать, слушаться, бояться, делать так, как он хочет, и изменить моё мнение даже тогда, когда, казалось бы, оно было несгибаемым. Но он всё равно его сгибал, менял и перестраивал на свой лад. И когда я был ребёнком, и подростком, и молодым пареньком, и сейчас, мать его, он тоже с завидной лёгкостью это делает. Видимо, будь я хоть трижды акулой бизнеса, решения которого никем и никогда не подлежат оспариванию, рядом с Робертом я вновь превращаюсь в того маленького мальчика, что беспрекословно слушается отца.
          - И с чего ты мне посоветуешь начать? - окончательно капитулируя, неохотно выдавливаю из себя вопрос, заставляя отца засмеяться. Да, прямо-таки засмеяться в голос. То ли от моего перекошенного лица, то ли… хрен знает от чего ещё… Но от звука его смеха я зависаю в изумлении, словно только что ожившую статую увидел.
        - Вот тут уж ты нашёл у кого спрашивать! В этом я тебе точно не советчик, - сквозь веселье произносит он. - За всю жизнь я, как и ты, ни за одной женщиной не ухаживал, так что с этим вопросом обращайся к Майклу. Пусть даст тебе полезные напутствия, или же сам найди в Google какую-нибудь инструкцию для начинающих ухажёров. Не знаю, что ещё тебе сможет помочь.
        - В Google? Инструкцию? - ошалело повторяю я, и стоит мне только представить себя за этим абсурдным, «познавательным» занятием, как я не сдерживаюсь и тоже начинаю смеяться - немного нервно, обречённо, но искренне… Впервые за последние месяцы и впервые за всю жизнь с отцом. Это ощущается странно, непривычно, будто в параллельной Вселенной, и крайне быстротечно, потому как всего через несколько секунд смех Роберта сменяется очередным приступом кашля, что вынуждает меня озадачиться.
        - Ты в порядке? Я уже давно не курю, а твой кашель всё равно не проходит. Ты заболел? - спрашиваю я и, присмотревшись повнимательней, замечаю нездоровую испарину на его лице.
        - По всей видимости, да, - откашлявшись, подтверждает он. - Всё-таки простыл из-за чёртовых кондиционеров, которые Милла врубает по всему дому на полную мощность. У этой девчонки шило в заднице. И минуты на месте усидеть не может, постоянно занимается чем-то, носится целыми днями туда-сюда, из-за чего ей вечно жарко и дышать нечем, а я страдаю в холоде, - сетует Роберт. Но без злости или капли раздражения, а с несвойственной для него мягкостью в голосе.
        - Получается, Камилла так действует на тебя, потому что она напоминает тебе Викторию? - выдвигаю единственное логическое предположение.
        - Нет, Адам, она не просто напоминает. Камилла - её точная копия, - сообщает он, зарабатывая мой недоумённый взгляд. - Я имею в виду не наружное сходство, а внутреннее. Внешне Милла - полная противоположность Виктории. Та была хрупкой, миниатюрной, невзрачной серой мышкой, а Камиллу ты и сам видел. Мужики её уже сейчас издалека глазами пожирают. Что будет дальше, когда ей стукнет восемнадцать и эти кабели начнут нападать на неё, даже боюсь представить. Поубиваю всех, наверное, - выдаёт Роб, и в этом его заявлении я не слышу ни тени иронии, что вновь навевает мне нехорошие мысли, которые стоит сейчас же развеять.
        - Ты же не ревнуешь её как женщину, верно? И между вами ни…
        - Нет! - на полуслове резко перебивает Роберт. - Камилла - моя дочь. Не кровная, но дочь! Сколько мне тебе ещё раз повторять это, Адам, чтобы ты выкинул из головы весь лишний бред? Я, конечно, много дерьма в жизни натворил, но совращение девочки, что мне во внучки годится, - даже для меня перебор. Да, она один в один, как Виктория: по характеру, интересам, мыслям, мечтам, любимым фразам. Даже мимика и походка такая же. Она жизнерадостная, энергичная, непосредственная, тоже сирота и художница, но я не люблю и уж тем более не испытываю к ней сексуальное влечение, какое испытывал к Виктории, потому что Милла - как будто её детская копия.
        - Где ты её вообще откопал? - задаю ещё один любопытный вопрос.
        - В своём саду, - на полном серьёзе отвечает Роб. - И её откопал не я, а нашёл один из охранников. Милла тайно забралась на территорию особняка и залезла на одну из яблонь, чтобы сорвать себе первую за несколько дней еду. Там её охранник и заметил, поймал и за шкирку притащил ко мне. Естественно, я даже разбираться не собирался с тем, что за грязная дворняжка забрела на мои владения, и планировал передать её в руки полиции, но она всего парой предложений обрушила на меня всю тяжесть чувств, эмоций и воспоминаний, от которых я годами искусно прятался.
        - Что она сказала? - подталкиваю продолжить я, когда вновь напавшая ностальгия заставляет Роберта замолчать.
        - Она сказала… Сказала: «Добрый вечер, мистер Харт. Меня зовут Камилла. Безумно рада с вами познакомиться. Так много о вас слышала. В Рокфорде вы та ещё крутая шишка! Вы уж простите меня за то, что я без разрешения сорвала ваши яблоки. Но должна признать: ваши яблоки оказались самыми вкусными в моей жизни», - с трудом проговаривает Роберт с дрожащей улыбкой на губах, пока в глазах с новой силой начинают сверкать грусть и сожаление.
        Камилла сказала ему до боли схожие слова, что некогда при первой встрече произнесла Виктория, тем самым разбередив старые раны, о которых он мечтал навсегда забыть.
        Теперь мне стала понятна причина всех его поступков за последние месяцы и кардинальных изменений в поведении. С помощью этой девчонки Роберт тщетно пытается искупить хотя бы часть своих грехов. Поздно спохватился, конечно, но что ему ещё остаётся? Старых ошибок уже не исправить, но зато с Камиллой он может не совершить новых и поступить правильно, дав ей не только то, чего она была лишена всю жизнь, но и того, чего были лишены мы с Лиамом, - отцовской заботы и любви.
        ***
        - Лиам знает? - решаю перевести разговор с Камиллы на другого своего недородственника. Роберт поднимает на меня вопросительный взгляд. - Он знает всю вашу историю с Викторией?
        Отец задумчиво хмыкает.
        - Предполагаю, если бы Виктория рассказала ему всё, то после её смерти он предпочёл бы жить в детдоме, а не со мной. И я очень рассчитываю на твоё молчание, Адам. У меня и так хватает недоброжелателей. Я не хочу вновь добавлять к их числу ещё и сына, с которым мы только-только сумели наладить отношения.
        - Наладить отношения? Хочешь сказать, тебе таки удалось вымолить у него прощение? - со скептицизмом интересуюсь я, наотрез отказываясь верить, что Лиам так просто смог простить отца за все его поступки. А зря.
        - Представь себе. Лиам оказался более благосклонным ко мне, чем ты, и без особых дискуссий согласился забыть все давние обиды и пойти на примирение. Он очень изменился за годы отсутствия. Возмужал, стал более сдержанным и рассудительным. Научился контролировать агрессию. Мне бы очень хотелось, Адам, чтобы вы сумели найти общий язык. Как-никак, вы же родные братья и, кроме подростковых ссор, ничего друг другу плохого не сделали. Никто из вас не виноват в том, что ваш отец - бессердечный отморозок, который всегда обделял вас вниманием и не сумел помочь вам подружиться. Поэтому было бы здорово, если бы после решения всех своих проблем с Николиной ты нашёл бы свободное время и приехал домой. Мы были бы рады тебя видеть.
        - Лиам что, снова живёт с тобой?!
        Выносящие мозг новости вообще кончатся сегодня, или как?!
        - Да. Ещё полтора месяца назад он перебрался в Рокфорд. Не навсегда, разумеется, а только на время, пока у него дела по работе в городе не закончатся. Он собирался снимать квартиру, однако я заверил, что это совершенно ни к чему, так как в его распоряжении целый особняк с пустующими комнатами.
        - Из которого ты когда-то его выгнал, как непослушную собаку, - не удерживаю себя от колкого комментария, не понимая, как Лиам сумел так легко забыть об этом?
        - Видимо, твой брат не такой злопамятный, как ты, Адам.
        - Он мне не брат! - мгновенно протестую. - И я больше чем уверен, что Лиам считает так же. И можешь даже не пытаться нас подружить. Ничего не получится, - с несокрушимой уверенностью добавляю я, ведь о наших «братских» отношениях мне известно гораздо больше, чем Роберту. Одними подростковыми ссорами мы, увы, не ограничились, и потому в нашем случае даже спустя годы Лиам вряд ли соизволит зарыть давний топор войны. А мне этого и не нужно.
        - Ладно, как скажешь. Насчёт Лиама настаивать не стану, но, может, ты хотя бы постараешься изменить своё отношение к Милле. С ней у тебя уж точно никаких конфликтов не было, и она безумно хочет познакомиться с тобой поближе. Я бы сказал, уж слишком поближе, - усмехается Роб, неодобрительно покачивая головой.
        - Слишком поближе не обещаю, но об остальном подумаю, - недолго помолчав, спокойным тоном отвечаю я, получая ещё одну усмешку отца, а следом замечаю, как его крупная фигура начинает покачиваться от плохого самочувствия. - Мне кажется, довольно разговоров, Роберт. Тебе пора идти лечиться. Ты едва на ногах стоишь.
        - Да… Есть такое дело, - быстро соглашается он, но так и продолжает стоять на месте, слегка пошатываясь и глядя на меня каким-то странным взглядом. Никогда в нём такого не видел, и никак не могу дать определение ему сейчас. Меланхоличный? Изучающий? Пытающийся что-то найти во мне? Или всё вместе? Не знаю. Но под его немигающим прицелом мне становится как-то не по себе. Мне и на него смотреть неуютно, и взгляд в сторону почему-то отвести не могу. Так и стою молчаливо в ожидании каких-то слов отца, которые он явно хочет сказать мне, да только что-то ему сильно мешает.
        Секунда, две, десять, а за ними и минута проходит, а я так и продолжаю бездейственно позволять Роберту сканировать моё лицо, как одну из его антикварных вещиц, что годами красуются на его полках в кабинете. А ведь я она и есть - одна из его реликвий, за которые он некогда отдал баснословную сумму денег. От всех остальных его побрякушек меня отличает лишь одно - купил Роберт меня необдуманно, а, можно сказать, по пьяни. Вот и всё. Ничего больше.
        Я узнал об этом в одиннадцать и на протяжении восемнадцати лет изо дня в день жил с этим прискорбным осознанием, которое я отчаянно пытался забыть, игнорировать, свыкнуться или уничтожить. И мне действительно казалось, что мне в итоге это удалось. Но ни черта подобного! Не удалось! И никогда самому это сделать не получится, как ни пытайся. Только тот, кто нанёс эти глубокие, незатягивающиеся раны, способен их залечить. И представьте себе: он это делает.
        Как?
        Самым элементарным и самым неожиданным способом из всех, что только можно себе представить: Роберт внезапно заключает меня в объятия - крепкие настолько, что я чувствую, словно меня обмотали металлическими цепями. Он будто ждёт, что вот-вот я его оттолкну, и потому вцепился в меня мёртвой хваткой, дабы предотвратить это. А я ни оттолкнуть, ни подвигаться, ни вдохнуть не могу. Я в тотальном шоке и абсолютно не знаю, что мне делать? Я тысячи раз справлялся с самыми сложными проблемами и находил выход даже из самых безвыходных ситуаций, но сейчас, будучи в объятиях отца, понимаю, что в голове царит бесконечная пустота - ноль вопросов и ответов, ноль вариантов для дальнейших действий. Только тело неумолимо наполняется чем-то тёплым, согревающим, чуждым. Тем, что давно умерший мальчик во мне ежедневно жаждал получить. Тем, что мне - взрослому мужику - казалось никогда не будет нужно. Тем, что на короткий миг напрочь перекрывает все обиды, поводы для ненависти и неизменный факт, что мой отец - самый страшный человек в моей жизни. И тем, что всё-таки помогает мне спустя несколько секунд отмереть и обнять
Роберта в ответ - неуклюже и крайне неуверенно, но я обнимаю его впервые за почти двадцать девять лет, упорно пытаясь справиться с нахлынувшим сгустком незнакомых ощущений.
        - Я не буду больше просить у тебя прощения, Адам. Не потому, что не хочу его получить, а потому что знаю, что я его не заслуживаю, - продолжая сжимать меня до хруста, вполголоса проговаривает Роберт. - Я просто хочу, чтобы ты знал, что я безумно сожалею. И хочу попросить тебя не забывать всё, что я тебе рассказал сегодня, и никогда не идти по моим стопам. Не уничтожай любимую женщину, что бы ни случилось. Даже если она в итоге выберет другого. Отпусти. Для отступления тоже нужно иметь смелость. И уверяю, ты будешь гораздо счастливее видеть её счастливой с другим, нежели несчастной с тобой.
        - По твоим недавним напутствиям мне показалось, что ты полностью уверен в моей победе, - сдавленно произношу я. Не только из-за цепкой хватки отцовских рук, но и от секундной мысли, что Лина достанется Риду.
        - Когда дело касается любви, ни в чём нельзя быть уверенным на сто процентов, - наконец он расслабляет руки, отодвигается и смотрит мне прямо в глаза. - У тебя, безусловно, есть преимущества перед этим пареньком, но у него есть её любовь, а это действительно самая сильная магия из всех существующих. Она способна помочь устоять перед богатством, беззаботной жизнью и твоими огненными чарами. Любви подвластно всё. Но думаю, ты уже и сам успел в этом убедиться, - напоследок Роберт выдаёт ещё одну порцию поучений и неспешно направляется к выходу. - Я очень надеюсь, что у тебя всё получится, Адам. И если я тебе ещё буду нужен, то двери семейного особняка всегда будут для тебя открыты. Помни это… И помни, что я буду тебя ждать, - он бросает на меня беглый взгляд, как всегда, едва заметно кивает на прощанье и скрывается за дверью, оставляя меня наедине со своими мыслями о самом долгом разговоре с отцом, который мне ни переварить, ни осмыслить сейчас не по силам. Единственное, что громко и отчётливо гудит в моей голове, - это одни из последних слов отца: «Любви подвластно всё».
        Приторные, слащавые, будто вытянутые из мыльной оперы, но, чтоб мне провалиться, именно эти слова озаряют меня последним существующим способом, который смог бы заставить мою девочку вернуться. Если уж я и решусь кого-то добиваться, то только своей драной кошки, а не её пустой оболочки. Мне нужна она, а не Анна. И я её верну.
        Главное, теперь тщательно продумать план и сделать всё правильно. Второй попытки у меня не будет. Я не имею права ошибиться, иначе не только не добьюсь своего, но и потеряю Лину безвозвратно. А этого я допустить не могу! Ни за что!
        ГЛАВА 23.
        НИКОЛИНА
        Аллилуйя! Я всё-таки добилась своего!
        Нет, естественно, я пока ещё не дождалась окончания своего сексуального плена, но зато значительно улучшила его условия - а это настоящая победа!
        После нашей эпичной схватки с Хартом, во время которой мне удалось не только остаться главной у штурвала, но и обрести полную гармонию с моим вторым «я», босс наконец соизволил расширить территорию моей клетки с одной спальни до всего пентхауса. Ура! Счастью моему нет предела! Честно. Ведь я уже было потеряла всякую надежду дождаться хотя бы таких маленьких послаблений. Но я дождалась! Я добилась своего! А точнее - это сделала Ники. Моя вздорная, буйная сторона сумела сотворить невообразимое, подпустив к нашему телу крупицу чувствительности. И должна признать: тут она удивила даже меня. Такое мы с ней никогда прежде не практиковали.
        Каждый раз, когда Ники прибегала к моей помощи во время контакта с клиентами, дабы не блевануть на их дорогие пиджаки из-за мерзких прикосновений или же необходимости самой ублажать их рукой, я всегда полностью защищала её - как морально, так и физически. Я перенимала весь контроль на себя и, пока справлялась с поставленной задачей, не чувствовала на себе ни душевных терзаний Николины, ни её телесной восприимчивости к мужским прикосновениям. Но всё изменилось! Моя внутренняя умница после вспышки гнева и ревности, которые Адам вызвал в ней своими стараниями с Виолой, сумела найти гениальное решение, что разом осчастливило нас всех.
        Босса - потому что он тоже добился своего. Пусть и не так, как он рассчитывал, но цель - возродить во мне желание - в любом случае достигнута, отчего он спокойно смог прекратить попытки добраться до дикарки. Николину - потому что ей больше не нужно волноваться за свою безопасность. И, наконец, меня - потому что я и представить не могла, насколько это охрененно - трахаться и ощущать каждый полутон удовольствия. Это же лучшее, что я когда-либо испытывала!
        Наслаждение от вкусной еды, расслабляющих ванн или нарочных попыток подействовать Адаму на нервы ни в какое сравнение не идёт с наслаждением, которое с недавних пор приносит мне близость с ним. Я готова трахаться с Хартом вечно. Я не шучу. Если ещё неделю назад я втихаря молилась, чтобы он поскорее кончил и прекратил меня драть во всевозможных позах, то теперь я умоляю его во весь голос, лишь бы он даже не вздумал останавливаться.
        Если бы я раньше могла испытывать то, что испытываю сейчас во время секса с мужчиной, я без раздумий сама бы заперла Николину внутри и, подцепив в «Атриуме» какого-нибудь симпатяжку, отправилась бы с ним в приватную комнату, где и денег бы наварила нормально, и удовольствие получила бы несказанное.
        Это же работа мечты! Никак иначе! И чего это Николина вечно отказывалась от подобного? Из-за своей безответной любви к Остину? Или дурацких принципов? Смешно просто. Что первое, что второе. Разве это веские причины, чтобы добровольно отказываться от возможности заработать быстро и легко, особенно учитывая, что ты годами живёшь в полной жопе?
        Она ночами могла за деньги танцевать голой да тереться об мужиков, надрачивая им, а заработать в разы б?льшую сумму с удовольствием и пользой для тела - фу, гадость?! Где логика? Не въезжаю. Ладно, ещё в случае с Адамом я могу понять: поджаривать себя морально и ходить после окончания контракта безжизненным овощем даже с миллионами неохота, но в остальном… Странная Ники баба. И глупая. Слава богу, я не такая. У меня подобных заморочек нет.
        И вот же удача, что бразды правления над телом уже три месяца принадлежат мне, и так будет продолжаться до тех пор, пока Адам меня не отпустит. А я, признаюсь, больше не горю желанием, чтобы это произошло как можно скорее. Сейчас, когда секс с боссом стал моим новым любимейшим делом, я вовсе не против побыть его шлюхой подольше. Может, в будущем ещё и подзаработать на этом сумею. Кто знает. Всё возможно. Если Харт уже выпустил меня из спальни, то смею предположить, что и другие наградки за хорошее поведение не заставят себя долго ждать. И очень надеюсь, что среди них будут деньги.
        Ну а что? Кто-то же должен позаботиться о нашем будущем после освобождения. И кто это будет, если не я? Николине, конечно, не привыкать ходить бедной, ободранной и голодной, но лично меня совсем не радует перспектива оказаться на улицах Нью-Йорка без гроша в кармане. И потому теперь помимо задачи выклянчить у Адама разрешение на прогулку, мне ещё необходимо зародить в нём желание подкинуть мне деньжат.
        Каждый труд должен быть оплачен - и об этом неоспоримом факте мне нужно будет как-то ненавязчиво ему напомнить. И я обязательно сделаю это. Просто с данным вопросом не буду спешить. Я всего неделю кайфую от своих обязанностей и стопроцентно даю Адаму то, что он так долго от меня хотел получить, - а это слишком короткий срок, чтобы начать выпрашивать у босса денежное вознаграждение. Сначала нужно добиться его полного удовлетворения моими услугами, а потом уже что-либо просить.
        Именно поэтому я пока об этом даже не заикаюсь, а просто наслаждаюсь теми новшествами, что теперь мне доступны в свободное время: куча спален с разным видом из окна и выходом на террасы; просторная кухня, где я могу собственноручно приготовить себе любое блюдо; тренажёрный зал, огромный бассейн, сауна и комнаты с бильярдным столом и роялем. И плевать, что ни в одно и на втором я играть не умею, самое важное - это знание, что я имею возможность это сделать.
        В общем, жизнь пленницы постепенно налаживается, и неожиданный бонус в виде отсутствия в апартаментах Виолы лишь добавляет моему прекрасному настроению несколько баллов.
        Теперь вместо роковой рыжей стервы моим ежедневным собеседником является немногословный божий одуванчик лет пятидесяти - Лорен. Причём настолько немногословный, что её и собеседником назвать будет слишком громко. Даже скупая на разговоры Сьюзен на фоне неё теперь кажется болтушкой. Та хоть давала односложные ответы. Эта же чаще всего просто кивает и уходит продолжать выполнять работу по дому, в которой я, к слову, совершенно ей не помогаю, даже несмотря на вагон свободного времени. Зачем оно мне надо? В своё время я уже наубиралась вдоволь после вечных пьянок Филиппа и Юны. На всю жизнь хватит. Поэтому сейчас мой максимум - это приготовление еды для себя любимой. И то не всегда, а лишь когда появляется настроение для готовки.
          В основном же новая программа моих затворнических будней состоит из обалденного секса по ночам с шикарным мужчиной; крепкого, сладкого сна до полудня; принятия солнечных ванн, развалившись в шезлонге на террасе; вкусных и сытных приёмов пищи без боязни схлопотать отравление; интенсивных силовых тренировок с весами, по которым моя задница заметно истосковалась; и моего самого любимого занятия - плаванья в бассейне, во время которого я окружаю себя оконной визуализацией различных морей и океанов.
        Я бы, конечно, могла обойтись и без ярких, до жути правдоподобных курортных иллюстраций, в которых в ближайшем будущем мне побывать не светит, но Николина всегда мечтала увидеть и поплавать в море, поэтому я хочу её побаловать небольшой игрой воображения, особенно после её подарка мне в виде возможности кайфовать от секса.
        Взамен за такой неожиданный апгрейд мне ничего не стоит каждый день забираться в тёплую воду, проплывать пару десятков кругов, а затем вытягиваться на спине звездой и представлять, как окружающая меня водная картинка превращается в настоящую.
        В первый раз я нежилась в самом чистом море из всех, в каком можно купаться, - в Красном. Во второй - в самом глубоководном, Филлипинском. После мысленно улетала в Чёрное, Андаманское, Коралловое, Средиземное, а сейчас, предварительно налюбовавшись бирюзой Мёртвого, я прикрываю глаза и парю, словно невесомое пёрышко, в самом солёном море на свете, в котором невозможно утонуть. (Всю эту информацию мне кратко выдавали многофункциональные окна перед началом каждой видеоиллюстрации.)
        Представления о том, что я нахожусь за тысячи километров от пентхауса, на пару с ласкающей тело водой знатно расслабляют меня и уносят в некую блаженную прострацию, а запертую Николь несказанно радуют. По крайней мере я на это очень надеюсь, ведь знать это наверняка больше не могу - уже целую неделю я её практически не чувствую.
        Ники вроде бы есть, но спрятана настолько глубоко, что временами мне кажется, будто я в самом деле осталась одна.
        Никакого буйства, споров, борьбы за главенство я от неё больше не получаю, и этот радостный факт наконец позволяет меня удерживать полный контроль над «щитом» и испытывать абсолютное спокойствие за своё существование.
        Но, чёрт побери, эта была бы не моя жизнь, если бы это блаженное затишье и ощущение полной безопасности не закончилось так быстро, неожиданно и трагично, как в эпизоде классического триллера, когда сильные руки резко хватают меня за шею и начинают топить.
        ***
        От испуга хочу закричать, но истошный крик не успевает вырваться из горла. Меня с головой погружают под воду, и та моментально забивается в нос и рот. Начинаю брыкаться что есть силы, кричу, пытаюсь ударить, поцарапать или оторвать от себя руки возвышающегося надо мной убийцы и настолько увлекаюсь спасением своей жизни, что не сразу улавливаю, как меня вытаскивают на поверхность.
        - Смотри-ка, как жить хочешь!
        Громкий, раскатистый смех оглушает и окончательно дезориентирует в пространстве. Паника хлёсткими волнами продолжает накрывать меня с головой, пока опустившиеся лёгкие пытаются восполнить дефицит кислорода.
        - Да тихо ты, Анна, успокойся. Это всего лишь я, а не маньяк-убийца, - весело добавляет знакомый низкий голос, и леденящий страх за мою жизнь мгновенно сменяется жгучей злостью на урода, решившего надо мной так тупо прикольнуться.
        - Адам! Ты совсем придурок?! Что это за шутки такие?! - возмущаюсь я, жадно хлебая ртом воздух и пытаясь откашляться, а он лишь сильнее начинает смеяться. - Не маньяк ты, а идиот! Я думала, меня утопить хотят! - Сильно бью Харта по его горячей, крепкой груди и отплываю от него на пару метров.
        - Я тебя точно не утопил бы. Живая ты мне больше радости приносишь, - хохочет он, откровенно забавляясь моим негодованием.
        - Тогда какого чёрта ты так пугаешь меня?!
        - Я не пугал, а просто решил разбудить.
        - По-твоему, я спала лёжа в воде?
        - Ну, знаешь ли, от тебя всего можно ожидать.
        - Ты издеваешься?! - шлёпаю ладонью по водной глади, пытаясь угомонить злость с разогнавшимся от страха сердцем.
        - Вовсе нет. Ты не услышала, как я пришёл, не ответила, когда звал тебя неоднократно, и не реагировала на меня всё то время, пока я раздевался и подплывал к тебе. Что мне ещё было думать? Я решил, что ты отключилась.
        - И чтобы разбудить, ты ничего умнее не придумал, как перепугать меня до смерти?
        - Откуда же мне было знать, что ты так испугаешься? Обычно тебе на всё параллельно.
        - Ты прав: на всё, кроме своей драгоценной жизни, поэтому не смей так больше делать! - довольно резко выпаливаю нечто похожее на приказ и тут же поджимаю губы, готовясь встретиться с злостью Адама.
        Но злости нет. К удивлению. Однако его хитрая улыбка и неспешно надвигающаяся фигура напрягают меня ничуть не меньше.
        - Ничего не обещаю, - произносит Харт, и в его вкрадчивом голосе я также не улавливаю ни одной гневной ноты.
        - Что это с тобой сегодня? - с подозрением интересуюсь я, непроизвольно отплывая от босса назад.
        - А что со мной? - он приподнимает одну бровь.
        - Во-первых, ты вернулся домой на три часа раньше обычного.
        - Это плохо?
        - Нет. Просто неожиданно. Мог бы предупредить. Как видишь, я не была готова к твоему приезду.
        - А мне кажется, ты очень даже готова, - он опускает чёрный взгляд к моей груди, прикрытой тонким треугольником бикини, сквозь который проступают заострённые соски.
        - Ладно, - гребу руками, отплывая от него дальше. - Тогда вторая странность - ты улыбаешься.
        - Ты говоришь об этом таким тоном, будто я летать научился на твоих глазах, - проговаривает босс и улыбается ещё шире. Что за аномалия с ним сегодня случилась?
        - Ну, вообще-то, твоя улыбка удивляет примерно так же.
        И ведь правда: я лишь сейчас осознаю, что даже вспомнить не могу, когда в последний раз видела его широкую улыбку или слышала смех.
        - У меня просто хорошее настроение.
        Он проводит ладонью по лицу, убирая со лба влажные пряди, а я нечаянно залипаю на его умопомрачительный мокрый торс. К этому совершенству невозможно привыкнуть, сколько ни смотри. Красивый засранец! До безобразия красивый. Даже со всеми признаками усталости на лице.
        - Опять? - встряхиваю головой, сбрасывая наваждение слизать всё до единой капельки с аппетитного тела Адама. - В прошлый раз твоё хорошее настроение чуть было не закончилось тройничком. Что на сей раз меня ожидает? - нервно усмехаюсь я, упираясь лопатками в борт бассейна.
        Адам быстро настигает меня, вбивает руки по обе стороны от моей головы и замыкает в жаркой клетке своего тела, на которое моё ожившее женское начало мгновенно откликается: во рту пересыхает, дыхание сбивается, а низ живота стягивается горячим узлом от острого желания ощутить его в себе.
        Интересно, я когда-нибудь привыкну к этим новым реакциям организма во время возбуждения? Пока всё кажется слишком сильным, необычным, неконтролируемым и потрясающим.
        - Сегодня будет только то, чего захочешь ты, Анна, - шёпот Харта возле моего уха насылает на тело табун покалывающих мурашек, а произнесённые слова радуют меня в той же мере, в какой и озадачивают.
        - Да что ты говоришь? - напрягаю веки в пытливом прищуре, начиная изучать его чересчур дружелюбное лицо. Что он опять задумал?
        - Не напрягайся так. Никаких скрытых целей на сей раз я не преследую. Ты и сама знаешь, что в этом больше нет необходимости, - будто прочитав мои мысли, заверяет он, нежно опуская губы на моё плечо.
        Ага! Конечно. Уже бегу и верю. Особенно когда он вот так, как сейчас, трепетно целует мою кожу, слегка прикусывает, скользит языком ближе к моей, как выяснилось, эрогенной зоне на шее, одной рукой ловко развязывая верёвочки на лифчике, а второй - на трусиках.
        ***
        Ощущение некоего подвоха ни на секунду не отпускает, но его чрезвычайно приятные прикосновения меня физически расслабляют. Судорожно всхлипываю и тихо усмехаюсь мысли, что купальнику, погрузившемуся на дно бассейна, сегодня повезло куда больше, чем восьмидесяти процентам разорванной Хартом одежды, в которой я его встречала.
        Может же быть аккуратным и милым, когда захочет. Важно лишь узнать новую причину его мимимишности.
        - А зачем тогда ты это делаешь? - спрашиваю за секунду до того, как из горла вылетает новый всхлип.
        Мужские ладони по-хозяйски обхватывают мою грудь, язык слегка касается чувствительной вершинки. Настолько чувствительной, что я блаженно стону и запрокидываю голову назад, ощущая, как каждое соприкосновение соска с тёплым ртом отдаётся томительной пульсацией между бёдер.
        - Просто потому, что так хочу, Анна. Только и всего, - на секунду оторвавшись от моей груди, выдыхает Адам, и вновь начинает сминать её в ладонях, целовать, покусывать и облизывать языком, как самый вкусный десерт в мире.
        Он обожает мои сиськи. Прям очень-очень. Мне кажется, они - его фетиш. А я и не против с недавних пор. Пусть тискает своих любимиц на здоровье. Пусть всю меня излапает. Я хочу того же… И многое-многое другое.
        - Ты никогда ничего просто так не хочешь, - сквозь стоны с трудом проговариваю я, прогибаясь навстречу его умелым манипуляциям.
        - Не веришь мне? - усмехается, схватив под водой мою задницу.
        - Ты ещё спрашиваешь?
        Зарываюсь пальцами в его мокрые волосы и обнимаю ногами пояс, понимая, что перед тем, как войти в бассейн, Адам разделся полностью. Даже боксёры не оставил. Об этом мне сообщает мой новый лучший друг, упирающийся прямо в мою промежность. Всего одно соприкосновение с его твёрдостью, и я начинаю скулить от простреливающего всё тело возбуждения, пока Адам глухо рычит, как предполагаю, по той же причине.
        - Спрашиваю, потому что поводов мне не верить нет. Из нас двоих любитель соврать здесь ты, а не я, - произносит Харт и вновь рычит, когда я специально начинаю дразняще тереться об его эрекцию, в разы усиливая наше общее мучение.
        - Не припомню, чтобы я тебе о чём-то врала. Утаивала - да. Но не врала. Ты меня путаешь с Николиной. Хотя и она тебе, по сути, ни о чём не врала. Про Остина так точно она всегда говорила правду. Они в самом деле с детства были друзьями. Кто ж знал, что он признается ей в чувствах и решит трахнуть прямо в последний день перед контрактом? - скользнув языком по его уху, полушёпотом намеренно провоцирую в Адаме ярость. Зачем? Да потому что не фиг из меня дуру делать! Пусть побыстрее завязывает со своей лживой доброжелательностью и покажет мне своё истинное лицо.
        И долго ответной реакции ждать не приходится: хватка рук на моих ягодицах становится жёстче, дыхание Харта превращается в глубинный рык, а животный гнев в его глазах заворачивается в воронку. Ту самую, бездонную, взрывную, что непременно перемнёт мне все кости и выплюнет на берег умирать. Но я сама нарвалась, так что не жалуюсь. Готова к любым последствиям. К жёсткому траху, вырванным прядям и новым ссадинам, которые только-только начали заживать. К любой расплате готова. К любой, но только не к той, что следует через секунду: Адам с удвоенной силой сжимает меня в объятиях и запечатывает мой рот своим, завязывая нешуточную войну между нашими языками. Без зверской агрессии и злобы, но где-то на грани… отчаянно, страстно, жадно, не жалея нежной кожи. До наших хриплых стонов, саднящей боли и привкуса крови. До онемения в теле, исступления и нехватки кислорода.
        Это же надо так целовать! Словно в прямом смысле всю душу испить желает. От его напора у меня аж волоски на теле дыбом встают, а ниже пояса совсем всё начинает изнывать от желания. Так хочу, чтобы он вошёл в меня прямо сейчас глубоко и мощно, что не удерживаюсь от жалобного стона, когда Харт вдруг резко отрывает моё тело от себя, беспощадно разрывая столь отпадный поцелуй.
        - Анна, давай мы с тобой договоримся раз и навсегда, что тему Рида больше никогда не станем затрагивать, - соединив наши лбы, хрипловатым голосом произносит он, пока я пытаюсь отдышаться практически с тем же трудом, с каким делала это после его дурацкой шутки с утоплением. - Всё, что было, то прошло. К чему ворошить прошлое? Я хочу забыть об этом, чтобы сделать наше с тобой общение более приятным и перестать вредить тебе в порыве злости. Но я не смогу это осуществить, если ты специально будешь провоцировать меня. Поэтому сделай нам обоим одолжение: постарайся впредь контролировать свой развратный язык, - он впивается в мои губы, ненасытно втягивая нижнюю, после медленно отпуская на свободу. - Мы договорились? - возбуждённо шепчет, проводя пальцами бережные линии по моей скуле.
        Открытый, томный взгляд, нежные прикосновения, слабая улыбка на губах… Мде… И он хочет, чтобы я так легко поверила в чистоту его желания - просто сделать наше общение приятней?
        Фиг ему с маслом! Так просто я ни за что не поверю этому подлому хитрюге, однако вслух об этом говорить не стану. Не имею понятия, что за новый план исполняет Адам, но я обязательно его узнаю, а пока… мне ничего не стоит вовсю попользоваться его «хорошим настроением» и посмотреть, насколько его хватит.
        ГЛАВА 24.
        НИКОЛИНА
        - Хорошо, Адам. Договорились. Свой язычок я придержу для более приятных дел, - многообещающе скольжу им по своим губам, опуская руку между нашими телами. - Но скажи мне: я правильно тебя расслышала? Сегодня ты сделаешь всё, что я пожелаю?
        Ловлю в воде его член, обхватываю ладонью и начинаю неспешно скользить от основания до головки, упиваясь звуками его хриплых стонов.
        - Всё верно, - из-за тяжёлого, частого дыхания я почти не слышу его ответа.
        - Получается, я главная?
        Мой вопрос срывает с его губ короткий смешок, и Харт положительно кивает.
        - И могу тебе приказывать?
        Ещё один кивок. Что за чёрт?!
        - Значит, я говорю, а ты выполняешь?
        На долю секунды он сжимает челюсть, но тем не менее выдыхает исступлённое:
        - Да.
        Охренеть! Что на него нашло? Переработал? Жара повлияла? Или опять напился? Хотя алкоголем от него вроде не пахнет, да и язык не заплетается. В общем, мистика, да и только! Которой я никак не могу не воспользоваться.
        Продолжая гладить окаменелый член, другой рукой обвиваю напряжённую шею Адама и страстно припадаю к приоткрытым губам. Всасываю их, оттягиваю, кусаю. Смакую ответные, напористые движения языка, впуская в себя гортанные стоны босса. Чувствую, как от каждого движения он ещё сильнее твердеет в моей руке; как частота рваных выдохов увеличивается вдвое; как Адам инстинктивно подаётся бёдрами навстречу мне, без слов требуя продолжать в том же темпе. И я послушно выполняю, совершая активные движения сомкнутых пальцев вдоль его каменной плоти, но лишь до момента, когда понимаю, что Адам вот-вот кончит, и как последняя сука решаю не дать ему финишировать первым: освобождаю его раздразнённый орган из руки, другой зарываясь пальцами в угольные волосы и, сжав их сильно в кулаке, отстраняю от себя голову Адама.
        - Хочу твои губы, - требовательно выдыхаю в паре сантиметров от его рта, до дна выпивая протяжное мужское разочарование.
        - Они твои, только руку верни на место. Быстро! - летит в ответ мне категоричный приказ вместе с неистовым, горячим поцелуем.
        - Эу! Ты же сказал, что сегодня исполняются мои желания, а не твои, - вновь потянув его за волосы, напоминаю я.
        - А разве я не исполняю? Исполни же и ты мои. - Повторно атакуя губы, он толкается бёдрами в мой живот. Неодобрительно рычит, когда я не выполняю требование. - Руку верни на член, иначе трахну прямо в бассейне, а от секса в воде ты мало удовольствия получишь, - пускает в ход угрозы, откровенно веселя меня.
        Вот и доброте конец? Так быстро? Сейчас проверим.
        - Нет, Адам… Ты не понял… Я хочу почувствовать твои губы там, - опускаю быстрый взгляд вниз. - После обретения чувствительности ты ещё ни разу этого не делал, а я очень хочу понять, каково это, ощущать твой язык между своих ног. Так что исправься и выполни мой приказ, - ухмыльнувшись, смотрю на неудовлетворённого босса выжидающе, порочно, с предвкушением того, как ещё немного - и он пошлёт меня со своим приказом далеко и надолго, врубит обычный гневный режим и перейдёт к исполнению только что брошенных угроз. Однако меня ждёт ещё один колоссальный сюрприз.
        Вместе с протяжным, шумным выдохом выпустив тихое «Сука», Адам хватает меня за талию, с лёгкостью вытягивает из воды и усаживает на край бассейна так, что моя промежность теперь оказывается на одном уровне с его лицом.
        Идеально!
        Ракурс что надо. Вид - загляденье. Сердце заходится от ликования и ощущения власти. Оказывается, командовать очень даже весело. Особенно если потом везёт понаблюдать, как при исполнении приказа похоть в обсидиановых глазах дьявола разбавляется злостью, черты его лица заостряются, желваки играют на скулах, а он сам, неотрывно испепеляя моё лицо взглядом, касается горячим дыханием внутренней поверхности бедра.
        Всего один его выдох - и волна мурашек проносится по всему телу. Одно прикосновение губ - и кровь буквально закипает, в двойной дозе разнося удовольствие по венам. Одно влажное скольжение языка по мокрой коже - пальцы рук и ног начинает покалывать мелкими иголками, а похоть электрическими импульсами нагревает сердцевину бёдер, к которой Харт подбирается мучительно медленно, по пути слизывая скатывающиеся капельки, смакуя кожу, стискивая её зубами, вынуждая меня изнывать от томительного нетерпения.
        - Быстрее, Адам! - не в силах больше ждать, приказываю я. Он ухмыляется, поглаживает ладонями мои ягодицы, продолжая кусать и всасывать меня не там, где надо. - Давай же! Быстрее, - шиплю уже с раздражением, чем забавляю его ещё сильнее.
        - Какая ты нетерпеливая, - низкий голос оставляет вибрации на коже. Они пробираются по нервным окончаниям прямо в точку между ног.
        - А ты непослушный. Я сказала - не тормози!
        - Не нравится, когда с первого раза не выполняют приказы? - к пленительному тембру голоса Харта добавляется ещё и чарующий смех.
        - Не нравится, - цежу я и прогибаюсь в удовольствии навстречу крупной ладони Адама, прокладывающей путь от моей груди по животу к лобку.
        - Тогда теперь ты понимаешь, каково мне было всегда во время нашего общения, - он едва ощутимо задевает большим пальцем клитор, усиливая моё возбуждение до боли.
        - И опять ты путаешь меня с ней.
        Мои слова мигом стирают с лица босса все напоминания об улыбке.
        Не знаю, что именно ему не понравилось в них, да и узнавать не собираюсь. Главное - я наконец получаю то, в чём отчаянно сейчас нуждаюсь. Адам припадает губами к набухшей горошинке, проникая в меня сразу двумя пальцами. Целиком. Свободно. Без затруднений. Потому что я мокрая, как никогда прежде.
        Экстаз резью бьёт по зрению и всем жизненно важным системам, сворачивая каждый миллилитр крови, простреливает артерии. Опираюсь на ладони, откидываю голову назад и раздираю горло блаженным стоном, дурея всё сильнее и сильнее от всего спектра ощущений, что приносят мне мужские прикосновения.
        И как только я существовала раньше без этого? Уму непостижимо. Это бесподобно! Ни с чем несравнимо! Остро. Больно. Горячо. Хочу ещё, ещё и ещё! О чём и не прекращаю сообщать Адаму между стонами, вздохами и бесконечными охами. Зарываюсь пальцами в его смоляные волосы, ощущая, как свободной рукой он ласково пробегает по моим рёбрам, талии, несильно сжимает попку и снова устремляется вверх, к животу, где поглаживает напряжённые мышцы. Закидывает мою ногу себе на плечо и продолжает вылизывать, как кот сметану, провоцируя меня содрогаться от напористых движений языка.
        Он истязает клитор, всасывает, нежно прикусывает, активно тараня пальцами плоть, ни на секунду не разрешая мне оторвать взгляда от его чернильных зрачков. Смотрю в них сквозь томную поволоку и вижу, как они полностью сливаются с радужкой от той же похоти, что жгучими узлами стягивает всю область моих бёдер.
        - Боже! Как же хорошо! - восторженно блею я, когда Адам, сделав ещё несколько поступательных движений пальцами, оставляет их внутри и начинает усиленно стимулировать верхнюю стенку лона, разом повышая децибелы моих постанываний.
        Я уже чертовски близко. До пика осталось совсем немного. Дрожу и еложу попкой по мокрому кафелю, из последних сил удерживая вес корпуса на одной руке, что начинает слабеть и трястись, как хрупкая веточка, в преддверии приближающегося оргазма.
        Мне нужны были всего парочка интенсивных надавливаний на чувствительную точку, и я бы кончила, громко вскрикнув и разлетевшись на осколки блаженства, но вместо этого с моих губ слетает истошный стон возмущения, потому что Адам вдруг ни с того ни сего вынимает из меня пальцы, обрубая мне разом всё наслаждение.
        - Какого чёрта ты остановился?! - шиплю, точно кошка, которой наступили на хвост, глядя на него с недоумением.
        - Мне кажется, я уже выполнил твоё желание. Разве нет? - он раздвигает губы в издевательской усмешке.
        Око за око, значит? Решил ответить мне тем же обломом? Молодец какой. Но не бывать этому!
        - Моё желание подразумевало довести дело до закономерного финала. Поэтому не тупи и заставь меня кончить, - грубовато и твёрдо выдаю я, уже полностью наплевав на то, что могу взбесить Адама. Он сам сказал: я сегодня главная. За язык его никто не тянул, так что пусть теперь работает им.
        - Как скажешь, Анна, - без колебаний и тени злости отвечает Харт, вновь вводя меня в замешательство. А сразу следом окончательно сбивает с толку, когда в противовес своим словам не возвращает пальцы и язык к моей раздразнённой плоти, а подтягивается на руках и ловко выбирается из бассейна.
        - Что ты… - я не успеваю до конца задать вопрос, как Адам порывистым движением отрывает меня от пола и поднимает на руки. - Куда ты меня несёшь? Что ты опять задумал? - вцепившись пальцами ему в шею, недовольно бурчу я.
        - Как что? Исполнять твоё желание...
        ***
        - Как что? Исполнять твоё желание. - Он быстро добирается до дивана-кровати, находящейся с другой стороны бассейна, и аккуратно укладывает меня на неё. - Тут трахаться будет гораздо удобней, чем на твёрдом полу, не думаешь? - Харт разводит мои ноги в стороны и нависает сверху, упираясь головкой члена в мой влажный вход.
        - Но я не сказала тебе меня трахать, а продолжить то, что ты начал, - возмущённо ропщу я.
        - Да? А я вот что-то не помню такого. В следующий раз учись излагать свои желания более точно. Ты приказала заставить тебя кончить, а каким способом не уточнила, поэтому я выбрал более подходящий для себя, - полушепчет мне в губы самодовольный умник и с хлюпающим звуком загоняет в меня свой ствол, напрочь вытесняя из разума всё негодование, злость и желание продолжить наш диалог.
        К чёрту разговоры! К чёрту мой каприз кончить на его пальцы. К чёрту наше очередное, глупое противостояние! И к чёрту даже странное поведение Харта! Обо всём подумаю позже. Сейчас, когда он погружается в меня с шумным выдохом и начинает постепенно наращивать ритм, доводя нас обоих до звериных криков исступления, мне совсем не до этого. Облизываю пересохшие губы и тянусь ими к Адаму. Обхватываю его точёные скулы и ненасытно целую, раздвигаю языком рот, жадно проникаю внутрь, переплетая наши прерывистые стоны и дыхания. Не контролируя силы, впиваюсь ногтями в спину - сильную, широкую и влажную уже не только от воды, но и от собственного пота, который я слизываю с его шеи и плеч, захлёбываясь своими же вздохами.
        И я нисколько сейчас не играю. Делаю всё то же, что обычно делала на протяжении двух месяцев во время секса с ним, но больше не играю. Теперь я правда всё это ощущаю, сладко упиваясь каждым новым откликом тела, что мгновенно реагирует на все действия мужчины.
        Я по-настоящему балдею от запаха его кожи и парфюма - пряного, терпкого, сексуального, пробирающего до мурашек, что окружает меня со всех сторон. От хриплого голоса с рычащими нотками в момент, когда Адам бессвязно что-то бормочет. От любого прикосновения, поцелуя, укуса, шлепка, тяжёлых, налитых силой мышц, придавливающих меня к матрасу… и пульсирующего члена, что вколачивается в меня в безумном ритме до предела, будто наполняя всё тело раскалённым железом и приближая к вершине наслаждения, которую через несколько мощных ударов плоти о плоть мы достигаем вместе - громко, бурно, одновременно, дрожа всем телом и сменяя глубокое сплетение языков на жгучие укусы.
        Я уверена, мы оба останемся без губ. Но разве эта мелочь может заботить, когда в глазах, в венах, между ног и в каждой конечности взрываются сплошные фейерверки блаженства? Конечно, не может. Потерявшись в удовольствии, я вообще ни о чём не волнуюсь. Но нет, я не улетаю в космос вслед за Адамом, ведь ощущаю его магию лишь процентов на десять, однако и тех хватает, чтобы на несколько секунд рассыпаться на молекулы в пространстве, не имея возможности пошевелить ни руками, ни ногами, а подумать о чём-то - так подавно. Только тело превращается в миллиарды чувствительных нервных окончаний, умоляющих как можно дольше не прекращать тактильный контакт с Адамом.
        Мы целуемся неистово, беспрерывно, задыхаясь. Мои соски щекочет от трения о грудную клетку Харта, пока я наслаждаюсь его последними, инстинктивными толчками. Кайфую от чувства наполненности, упираюсь пятками в его ягодицы, крепче сжимая бёдра ногами. Обнимаю, вожу пальцами по мокрой коже, ощупывая бугристые мышцы спины. И под конец тихонько скулю, когда Адам грузно меня придавливает, сковывая в капкан цепких рук, в котором моё сердце отбивает пикантный ритм танго, а моторчик Харта и вовсе норовит выскочить из груди, словно он только что пробежал скоростной спринт. Сверхприятный спринт, который мне хочется повторять снова и снова.
        - Я обожаю тебя, Адам. Обожаю… Обожаю, - качаясь на стихающих волнах оргазма, раз за разом повторяю я, впервые за прошедшую неделю произнося ему вслух эту правду. Да, всё именно так! В моих словах нет ни толики фальши, ведь моё тело теперь поистине его обожает.
        - Я тебя больше, - хрипло признаётся Харт, глядя на меня поплывшим взглядом. Проходится по моим губам большим пальцем и вновь нападает на них, сильно сминая мои волосы на затылке.
        А вот в его словах нет ничего необычного. Всё по стандартной схеме: бурный секс, улётный оргазм, а после парочка минут любвеобильности босса, которая заканчивается сразу же, как его зачарованный мозг возвращает себе работоспособность.
        Знаем. Умеем. Практикуем.
        Да только сегодня, мать его, точно день каких-то из ряда вон выходящих странностей. Проходит три минуты, пять, десять, а Адам всё не спешит вытаскивать из меня член, продолжая нежно ощупывать моё влажное тело, поглаживать налитые холмики, сжимая между пальцами затвердевшие соски. Усыпает короткими поцелуями ключицы, шею, лицо. Переключается на подбородок, терзает его любовными укусами, разливая по моему телу новую порцию томящейся похоти.
        Признаюсь честно: останавливать затянувшуюся нежность Адама совсем неохота, а, наоборот, хочется перевести её в очередной секс-раунд, однако затаившееся во мне подозрение помогает не расплыться от его размеренных ласк.
        - И всё-таки ты сег…
        - Ты же продолжаешь пить таблетки? - внезапно перебивает Адам, на мгновенье вводя меня в ступор.
        - Что, прости? - фокусирую взгляд на его сосредоточенном лице.
        - Ты продолжаешь регулярно принимать противозачаточные? - уточняет он, слегка касаясь носом моего, а чуть позже мягко целует кончик.
        - Конечно, принимаю. Строго как предписал врач. Мне от тебя дети не нужны. А почему ты спрашиваешь?
        - Просто. Хотел убедиться. От тебя мне дети тоже не нужны, - чуть помрачневшим тоном отрезает Харт, и я жду, что он сейчас отстранится, как всегда это делал после секса, наконец освободив меня от немалого веса своего тела.
        Но нет - он и дальше продолжает нарушать все привычные устои: обнимает крепче, зарывается лицом в мои волосы и глубоко вдыхает, издавая хриплый стон. Тяжёлый. Неудовлетворённый. Немного злой. Ему вновь не нравится, как я пахну. Я знаю это. Чувствую. Но мне плевать. Сейчас важно другое.
          - Так ты ответишь мне, что с тобой такое? А лучше - что опять ты от меня хочешь?
        - Я ничего от тебя не хочу, Анна, - спокойно заявляет он и опирается на предплечья по обе стороны от моей головы, значительно облегчая мне задачу вбирать воздух. - Я уже сказал, что хочу прекратить тебя калечить и наладить наши отношения.
        - И ты думаешь, я так просто в это поверю?
        - Просто - нет. Но тебе ли не знать, что я упрямый и могу долго и упорно тебя в этом убеждать, - скользнув языком по моей щеке, он добирается до губ, проводит кончиком по саднящей ранке на нижней и начинает снова двигать бёдрами, выходя почти полностью и вновь заполняя меня до упора.
        - А тебе ли не знать, что я упрямая не меньше, чем ты, и могу продолжать не верить тебе до бесконечности, - слова переплетаются с сиплыми стонами, спровоцированными ощущением, как член внутри меня быстро становится твёрже.
        - Не сможешь. Я всегда добиваюсь своего.
        ***
        Уверенность его голоса на сей раз не злит, а только подстёгивает нарастающее возбуждение и запускает лёгкую дрожь по телу.
        - Не всегда, - тихо выдыхаю я и тут же всхлипываю, когда Адам резко приподнимается на колени, притягивает меня за бёдра ближе, меняя угол проникновений.
        - Всегда, - он умещает палец на влажный, набухший комочек между ног и начинает стимулировать его, вместо ответа заставляя меня громко стонать и выгибаться в экстазе.
        Я вскидываю руки вверх, прикрываю глаза и снова погружаюсь в сладкий омут удовольствия, что откладывает все вопросы с подозрениями на потом, оставляя сейчас только глубокие, частые толчки Харта вместе с его умелыми пальцами.
        - Ты нереально красивая, - продолжая мощно проникать в меня, едва слышно хрипит Адам, но его слова отдаются громким эхом в моей голове. Я в удивлении приоткрываю глаза и вижу, с каким благоговением его взгляд блуждает по каждому сантиметру моего тела.
        Это ещё что такое? Он никогда так на меня не смотрел. И никогда не говорил ничего подобного. Он вообще никогда не говорил мне ни одного комплимента или доброго слова. Возможно, Николине - да, но не мне. Ни разу. Что за ерунда с ним творится сегодня? Не понимаю! И осмыслить как следует Адам мне не позволяет, вскоре отрывая меня от кровати. Сам усаживается на неё и умещает меня на себя сверху.
        - Давай. Сама руководи процессом. Ты же сегодня главная, - иронично посмеивается он и, опершись на локти, жадно разглядывает меня снизу.
        А мне дважды говорить не надо: я опускаю руки на его плечи и начинаю двигать бёдрами, подбирая тот ритм, что подходит лично мне. Сначала медленно поглощаю дюйм за дюймом его твёрдую плоть, постепенно увеличивая темп и остроту ощущений. Поднимаюсь и опускаюсь на член с рядом сорванных вздохов и звуков влажных шлепков, ощущая, как бесстыдно мокро в точке соединения наших тел. Врезаюсь ногтями в его напряжённые дельты, пьянея до восторга от его голодного взора, которым он мысленно поедает мою подпрыгивающую грудь. А чуть позже и не только мысленно. Харт долго бездейственно усидеть не может. Ладонями сжимает налитые полушария вместе, густой щетиной приятно царапает кожу, пока его губы нападают поочерёдно на каждый из сосков, втягивают в себя, словно любимую вкусняшку норовят слопать.
        - Сука… Нельзя быть такой оху… - его фраза остаётся недосказанной, превратившись в нечленораздельное рычание, когда я сменяю быстрые скачки на члене неспешными круговыми движениями таза, полностью поглотив его в себя.
        Я и сама начинаю грязно материться, упиваясь тем, как головка достигает до самого конца, задевая все эрогенные точки. Рычу и сталкиваю наши языки в развратной хватке, когда мужские руки до боли вцепляются в мои ягодицы, массируют, раздвигают попку и касаются пальцем тугого колечка. Но не толкаются внутрь, а лишь слегка надавливают, отчего пульс в висках выбивает все здравые мысли, а тяжесть внизу живота, достигшая своего апогея, в один миг взрывается мощнейшим оргазмом.
        Я кричу, проваливаясь в пучину ослепительного кайфа, но не слышу этого. Уши заложило. Почти ничего не вижу. В этот раз удовольствие ещё сильнее: перед глазами простирается мгла, а тело состоит из сплошных вибрирующих атомов, что взлетают вверх, высоко-высоко, где, подобно невесомой снежинке, кружатся в искрящемся, разноцветном вихре, чтобы спустя мгновенье осыпаться на бренную землю, растаяв и бесследно исчезнув.
        Я обмякаю как тряпичная кукла, опадая на Адама. Даже обнять его сил не хватает. Просто перекидываю руки через его плечи и утыкаюсь лицом в шею, утопая в мужском терпком запахе, подрагивая в его жарких объятиях.
        Сижу неподвижно, пытаясь восстановить сбитое дыхание, успокоить сердцебиение. И ладони Харта мне в этом изрядно помогают, тем что ласково поглаживают по спине, ни один позвонок не оставляя без внимания пальцев.
        - Ты не кончил, - вялым голосом констатирую я, осязая, что член внутри меня нисколько не расслабился.
        - Нет, ты одна такая быстрая, - усмехается он и начинает губами жалить мои плечи и шею.
        - Дай мне парочку минут прийти в себя, и я смогу продолжить, - заверяю я, хотя, по правде говоря, второй оргазм высосал из меня все силы.
        - Мы не будем продолжать, Лин. Ты еле живая. Тебе нужно отдохнуть, - умиротворяющим тоном произносит Адам и, проложив подушечками пальцев медленную, до безумия приятную линию от поясницы до затылка, начинает гладить меня по голове.
        Так, всё! Стоп! Это уже, знаете ли, слишком!
        - Да что на тебя сегодня нашло? Тоже каким-то альтер эго обзавёлся?
        Отодвинувшись от его шеи, сверлю босса испытывающим взглядом, но, кроме мягкой улыбки на губах, не нахожу в его лице ничего необычного.
        - Нет. Раздвоение личности - это твоя фишка. Я такой способностью не владею. И я тебе уже ответил на этот вопрос. Причём дважды. Но ты не веришь.
        - Не верю. И даже тысячи оргазмов не заставят меня поверить, Адам. Не после всех твоих попыток вернуть Ники.
        Хочу слезть с Харта, чтобы наконец выпустить его член на свободу, однако его руки, крепко обхватившие меня за талию, не позволяют это сделать.
        - Оргазмы, может, и не заставят, но одна маленькая новость, которая у меня есть для тебя, вполне способна развеять твоё недоверие ко мне, - загадочно ухмыляется Адам, спуская ладони с талии на ягодицы, по-собственнически сминая их.
        - Что за новость?
        - Уверена, что хочешь сейчас услышать, или, может, до завтра потерпишь?
        - Уверена.
        - Точно?
        - Точно, - чересчур быстро отвечаю я, рисуя на лице Адама довольное выражение.
        - Ну хорошо, тогда слушай, - он зарывается рукой в мои волосы и подталкивает голову ближе к себе, сокращая расстояние между нашими лицами до считанных миллиметров.
        Его дыхание тает на моих губах, встречается с судорожным выдохом, обжигает кожу щеки и касается мочки уха вместе с самыми невероятными словами, которые я только могла ожидать услышать:
          - С завтрашнего дня ты сможешь выбираться из дома.
        Если бы у меня был хвостик, то он сейчас, без сомнений, отвалился бы, не выдержав той интенсивности, с какой я бы им завиляла.
        Снова и снова прокручиваю его слова в голове и не верю. Вот так просто? Даже зарабатывать, просить и умолять не нужно? Не может быть такого!
        - Ты серьёзно? - я всё ещё жду подвоха, бегло разглядывая лицо Харта, но голос мой уже вовсю звенит от несказанного счастья.
        - Серьёзно. Сможешь выходить, куда захочешь.
        - Куда захочу? - а теперь сердце начинает трепетать от восторга.
        - Да. Куда угодно, но только с охраной и предварительно предупредив меня, - уточняет Адам условия, но мне на них наплевать.
        Я смогу выйти из дома! Смогу погулять по Нью-Йорку! Смогу побывать во всех местах, которые Николина жаждала увидеть всю жизнь, а я - пока днями напролёт умирала со скуки в комнате. Это же потрясающая новость! Самая невероятная и долгожданная! Заставляющая меня засиять в лучезарной улыбке, заёрзать на Харте и радостно завизжать, начав обцеловывать всё его лицо, как обезумевшая влюблённая девчонка.
        А он какого-то чёрта не останавливает меня и не злится из-за такой бурной реакции, а только подставляет своё лицо навстречу моим губам, улыбается так, что глаза слепит да голова кружиться начинает, и чуть ли не урчит в удовольствии от каждого моего короткого поцелуя и объятий.
        Романтическая любовная идиллия, скажете вы?
        А я скажу: ни черта подобного!
        Возможно, так оно выглядит со стороны, да только мы с Адамом оба знаем правду: никакой любви и романтики между нами нет и никогда быть не может. Даже если Харт в самом деле ничего не задумал и правда всего лишь хочет улучшить наши отношения, они никогда не выйдут за границы рабочего секса, который рано или поздно порядком наскучит ему, и тогда он наконец меня отпустит.
        Когда-нибудь мы разойдёмся и навсегда друг о друге забудем.
        Без колебаний. Без сожалений. Без грусти и разбитых сердец.
        Потому что ни мне, ни ему, кроме секса, ничего больше не нужно.
        Потому что он бессердечный, а я ещё бессердечней.
        Потому что мы оба пусты и не способны на чувства.
        И это единственное в «нас», в чём я на сто процентов уверена.
        ГЛАВА 25.
        НИКОЛИНА
        Наступили первые дни, когда летний зной начал постепенно уступать место запаху осени. Солнце всё ещё ежедневно ярко светит, но уже не накаляет так сильно город, а по вечерам и вовсе прекращает греть, вынуждая натягивать на себя одежду и ботинки потеплее.
        Вот и сейчас вечерние порывы ветра, покрывающие моё тело гусиной кожей, побуждают меня надеть кашемировый свитер, чтобы было комфортнее продолжать прогулку по Центральному парку.
        Я столько дней кряду смотрела из окна на это масштабное живописное произведение искусства, умирая от желания здесь оказаться, что с момента, как моё заточение окончилось, я прихожу сюда каждый день. А сегодня перед встречей с Адамом глоток свежего воздуха мне особенно сильно необходим, потому как я полдня просидела в парикмахерском кресле в душном облаке химикатов.
        Игнорируя вечное присутствие охранника, вставляю в одно ухо наушник с любимой музыкой и неспешно шагаю по центральной аллее в сторону террасы Бетесда. После выхода из салона красоты чувствую себе неотразимой, отчего широко улыбаюсь всем встречным прохожим, попивая купленный по пути карамельный латте, и рассматриваю высокие раскидистые деревья по обе стороны дороги.
        Несмотря на хорошую погоду, природу не обманешь - она малу-помалу начинает желтеть и скидывать с себя старое одеяние, что шуршит под ногами от каждого пройденного шага. И я уже предвкушаю, какая багрово-золотая красота воцарится в парке через пару-тройку недель, когда вся территория заиграет насыщенными, пёстрыми красками. Такими же, какими с недавних пор заиграла моя жизнь.
        Прошли вот уже три недели, как период моего заточения в четырёх стенах официально закончился, и теперь у меня есть всё, чего я так долго желала добиться: комфортные условия жизни в шикарных апартаментах с ненавязчивой и молчаливой прислугой, которая быстро и качественно выполняет любое моё пожелание; возможность выйти из дома и отправиться на люксовом автомобиле в любую точку города, где могу весело и интересно провести досуг; безлимитная карточка, позволяющая мне купить хоть целый остров в море; и уйма свободного времени, которое я могу посвятить исключительно себе.
        Ну чем не сказка, а?
        Всё же я ещё раз убеждаюсь: кто умеет ждать, всегда дожидается желаемого. А кто очень-очень хорош в этом деле, тот дожидается в разы больше, чем мог рассчитывать вначале. И этот кто-то я! Ведь помимо вышеперечисленного я всё никак не могу нарадоваться способности, которую даровала мне Николина, превратившая меня из обычной куклы в настоящую, чувственную женщину.
        Хотя нет, настоящей меня всё-таки назвать нельзя. Ведь будь я таковой, то непременно нашла бы повод, чтобы время от времени закатывать Адаму истерики, выносила бы ему мозг по поводу или без, ныла бы о том, как сильно по нему целыми днями скучаю и делала бы ещё кучу другой девчачьей херни. А так я только трахаюсь с ним каждую ночь, как в последний раз в жизни, всячески извращаюсь и придумываю новые способы, как бы сделать ему приятно, постоянно пребываю в прекрасном настроении и беспрекословно выполняю всё, что он мне велит.
        Нет, я не настоящая женщина, а идеальная, чёрт меня дери!
        И самый прикол в том, что теперь мне даже не приходится прикидываться покладистой и миролюбивой. Я в самом деле такой являюсь, выполняя всё, что Адам говорит, с искренним удовольствием и энтузиазмом. Прям как он того хотел. Больше никакого притворства, игр, лжи, провокаций. Никаких ссор, споров, злости и вспышек агрессии. Не верится, но наконец все звёзды сошлись, и мы делаем друг друга по-настоящему счастливыми.
        Естественно, я далеко не сразу перестала выискивать второе дно в новом, не побоюсь сказать, добродушном поведении Харта. Так же как не сразу купилась на его внезапное решение отменить все запреты, превратив мой плен в обычные будни, какие были у всех его контрактных счастливиц.
        Наслаждаясь всеми открывшимися для меня возможностями, я продолжала держать ухо востро и не позволяла себе дать слабину на тот случай, если Адам таким способом всё-таки преследует какие-то эгоистичные цели. Однако этот красивый самоуверенный поганец и правда умеет добиваться своего. Он мастерски и довольно быстро сумел убедить меня в прозрачности своих намерений. И сделал это не столько с помощью постоянного ошеломительного секса, что стал гораздо сдержаннее и нежнее, а значительно изменив наше общение в целом.
        Мы с ним какого-то чёрта стали больше бывать вместе. Да-да, я сама в шоке, но это так. Теперь мы встречаемся не только по ночам в постели, но и ужинаем в компании друг друга. Несколько раз обедали в ресторанах после бурных, энергозатратных сессий в его офисной квартире. Трижды Адам звал сопроводить его на деловых встречах, один раз - на званом приёме, а вчера и вовсе пригласил присоединиться к ним с Майклом посетить финал турнира по теннису. И да, он именно пригласил, а не властно приказал, чем в сотый раз за минувшие недели удивил и дал повод скакать с визгами от радости.
        Пусть в теннис я сама ни разу в жизни не играла, но зато ещё с детства обожала смотреть по телевизору теннисные матчи. И потому я не могла напрыгаться от счастья перед невероятным шансом вживую увидеть противостояние первых ракеток мира, побывав на турнире Большого шлема в крупнейшем теннисном стадионе в мире, вместимостью более двадцати трёх тысяч зрительских мест. Это же просто с ума сойти можно, какая махина! Какая энергетика и атмосфера спорта! А оказаться во всей этой грандиозной движухе в компании двух совершенно разных, но в равной мере красивых мужчин - это просто верх мечтаний. Кто бы на моём месте отказался? Вот именно: таких дур нет! А если и есть, то я однозначно не в их числе.
        ***
        Я провела незабываемый вечер: громогласно болела за любимого теннисиста, отбивала себе все ладони, пока хлопала после каждого ошеломительного розыгрыша, чуть инфаркт не схлопотала, когда неподалёку от наших мест заметила сидящего Ди Каприо, а в перерывах между сетами смеялась до колик в животе от вечной болтовни и шуток Майкла.
        Как они с Адамом умудрились подружиться, для меня тайна, покрытая мраком. Они же совершенно разные. Как внешне, так и характерами. Адам сдержанный и немногословный, Майкл же, наоборот, выплёскивает свои эмоции, как фонтан шампанского из открывшейся бутылки, и может не закрывать свой рот ни на секунду.
        Сколько он вчера рассказал мне интересных историй, случившихся с ним, - не сосчитать! Не уверена, что все из них были правдивыми, но то, что невероятно весёлыми, - это факт. Майкл - реально бесподобный рассказчик. Ему не в бизнесмены нужно было идти, а в стендап-артисты. Аншлаги бы на своих выступлениях собирал только так. Мне кажется, за вчерашний вечер я на всю жизнь наперёд насмеялась. Чего нельзя сказать об Адаме. Он нашего веселья нисколько не разделял. Пусть его настроение и не было плохим, но на фоне нашего с Майклом приподнятого его можно было назвать спокойным. Хотя тут уж нечему удивляться.
        Несмотря на подобревшее отношение Харта ко мне, в общем и целом, он ни в чём больше не изменился. Адам как ходил невозмутимой глыбой, так и продолжает ходить - это неизменно. И кроме редких случаев улыбки по его лицу ничего ни понять, ни прочесть невозможно. Лишь парочку раз мне удавалось поймать момент, когда он не видел, что я за ним наблюдаю, и заметить в нём проблески живых эмоций, а именно - грусть и раздражение.
        Первое - это явно что-то нереальное, ведь о чём в принципе может грустить чёрствый мужчина, у которого нет никаких проблем? Вот и я думаю, что ни о чём, а значит, его отчуждённое поникшее выражение лица я просто неверно интерпретировала. Но вот для раздражения причин может быть хоть отбавляй, однако какая из них верная - меня не заботит. Главное, чтобы ею была не я. Остальное меня не касается и в мои обязанности не входит. Да и не думаю, что Адама бы обрадовала моя лживая забота о нём. Только разозлила бы. А оно мне не нужно. Быть сукой и дразнить его нарочно больше нет нужды. Теперь я действительно стараюсь делать всё возможное, лишь бы не давать ему поводов на меня сердиться. Даже в общении с Майклом вчера я постоянно держала свои руки при себе, чтобы ни в коем случае не прикоснуться к блондинчику, дав тем самым боссу вескую причину для ревности, а следовательно - для моего наказания.
        Нет, нет, нет! Это не в моих интересах. Я хочу во всём угождать Харту в благодарность за всё, что от него получаю. Особенно учитывая, что с каждым новым днём список моих привилегий лишь возрастает. И после окончания теннисного турнира он пополнился на ещё один крутой бонус, о котором мне даже просить не пришлось: осознав всю степень моей любви к данному виду спорта, Адам сам поинтересовался, хочу ли я научиться играть в теннис. А когда я восторженно ответила «Хочу!», он заверил, что найдёт мне отличного тренера, который будет проводить со мной частные занятия.
        Вуаля! Быстро, просто и легко. И так со всем, что я пожелаю. А взамен за любую мою хочушку мне всего лишь нужно раздвинуть перед боссом свои ножки. Что я и сделала вчера раньше, чем мы успели добраться до дома. А точнее, у меня просто не оставалось выбора.
        Как оказалось, всё то время, что я задорно общалась с Майклом, моего невозмутимого зверя всё-таки пожирала нечеловеческая ревность, поэтому стоило нам распрощаться с его другом и сесть в машину, как он сразу же накинулся на меня, разорвал одежду и вошёл до конца без каких-либо прелюдий. Да и они мне, в общем-то, и не нужны. Для него я всегда готова. Без разогрева, поцелуйчиков и всех нежностей, что любят девчонки.
        Всунул, вышел и пошёл - это определённо моя тема. Никакой траты времени и лишних сил, а только удовольствие.
        Да уж… Всё-таки до статуса настоящей женщины мне как до Луны пешком. Но я не парюсь. Да и чего тут, собственно, париться?
        Адам доволен. Я получаю приятные бонусы. Он постоянно летает в космос. Я живу в раю. Все счастливы! Все в восторге! Никаких проблем. Никаких заё*ов. И всё, о чём я сейчас страстно мечтаю, - чтобы эта благодать продлилась ещё очень-очень долго!
        И посему магия магией, но я также каждый вечер стараюсь чем-нибудь удивлять Адама, лишь бы подогревать его сексуальный интерес ко мне. Разумеется, это задача не из лёгких, ведь Харт ух какой искушённый любовник, но хочу напомнить, что и я не из монастыря вчера вышла, а являюсь выпускницей «Атриума» по курсу «Пятьдесят оттенков разврата». Поэтому ни одну из наших ночей нельзя назвать скучной или обыденной, и я буду продолжать вываливать весь свой рабочий опыт на босса, пока все фишки на нём не испробую, в процессе пытаясь извлечь для себя максимум выгоды, чтобы после окончания сотрудничества у меня были бы все ресурсы для начала новой беззаботной, обеспеченной жизни.
        И, думаю, сегодня я удивлю свою мистическую безлимитную карточку как никогда прежде. Но на сей раз не заготовленной сексуальной программой на ночь, а своим новым внешним образом, ради создания которого я просидела в салоне красоты более пяти часов.
        Во время работы в клубе мне с остальными стриптизёршами частенько приходилось перевоплощаться для шоу в развратных, вульгарных бестий, но каждый раз наряд, причёску и макияж для всех строго создавал Тони. Он даже цвет помады нам запрещал самим выбирать. Перфекционист чёртов! К счастью, больше такого контроля нет, и я наконец смогла сделать с собой всё, что хотелось именно мне. И я осталась в восторге от результата. Всё никак не могу налюбоваться, глядя на себя в отражение гигантского зеркала в своей личной гардеробной: вместо светлых прядей, достигающих поясницы, теперь моё лицо обрамляет удлинённый боб-каре насыщенного кофейного оттенка, что идеально гармонирует с подзагоревшей кожей и синим цветом глаз; из косметики только дымчатые, тёмные тени, тушь на ресницах, бордовая помада и немного бронзовых румян, выделяющих линию скул; а тело упаковано в облегающую ночную комбинацию из эластичной сеточки с тонкими перекрещивающимися лямками, открытой спиной и с интересным переплетением на груди, который Адам стопроцентно разорвёт первым.
          Недавно невзначай задалась вопросом: зачем я вообще надеваю для босса все эти красивые, дорогие вещички, если он в большинстве случаев превращает их в рваные клочья? И ответ не заставил себя долго ждать: я делаю это не для него, а для себя, потому что мне очень даже понравилось выглядеть красиво, сексуально и аппетитно, как с картинки из журнала для взрослых. И раз уж у меня есть такая возможность - постоянно наряжаться в пикантные комплекты белья, то почему бы ею не воспользоваться?
        Завершаю свой образ элитной шлюхи чёрными туфлями на высоком каблуке и ещё раз делаю оборот вокруг своей оси, с удовлетворением отмечая, что с новым цветом и длиной я выгляжу взрослее и не так мило, как прежде. Как будто дремлющий внутри меня демон наконец выбрался наружу, не оставив от ангельской внешности и следа. Круто! Надеюсь, Адам придёт в тот же восторг, что и я.
        И я узнаю - так ли это - прямо сейчас.
        ГЛАВА 26.
        НИКОЛИНА
        Отлипнуть от своего отражения мне помогает звук открывающейся двери в мою спальню, а после - несколько мерных шагов. Бросаю взгляд на настенные часы, отмечая, что Харт сегодня припозднился. В последние недели он взял за привычку возвращаться домой не позже семи, но, видимо, в этот раз работе всё-таки удалось задержать его в офисе. И не только задержать, но и вымотать трудягу основательно. Это я понимаю, когда выхожу из гардеробной в комнату и вижу его, завалившегося спиной на кровать прямо в костюме.
        Адам не спит. Глаза открыты и смотрят в потолок. Он слышит стук моих каблуков, но не обращает внимания. Ничего не говорит и даже голову в мою сторону не поворачивает.
        - Устал? - задаю вопрос чисто из-за желания узнать: он всего лишь изнурён или по какой-то причине явился не в духе?
        - Есть немного, - спокойным голосом отвечает он.
        Понятно. Значит, первое. И это хорошо.
        - Проблемы на работе?
        - Нет. Просто много дел разом навалилось. Тяжёлый день, - вздыхает Харт.
        На меня по-прежнему ноль реакции. По ходу, потолок сегодня ему кажется в сто раз занимательней, чем полуобнажённая женщина, готовая наизнанку вывернуться ради его удовольствия.
        - В таком случае тебе нужно поскорее расслабиться, - мягко произношу я и решаю взять всё в свои руки. Неспешно подхожу к изножью кровати, забираюсь коленями на матрас и по-кошачьи подползаю к бёдрам Харта.
        - Я не в настроении сегодня для этого, Лин, поэтому давай просто полежим, - ещё один тяжёлый вздох слетает с его губ, и Адам прикрывает веки.
        Что-что?! Не в настроении для этого?! Давай просто полежим?! Это нечто новенькое и совсем не радующее меня. У нас не было ни одной ночи без секса, и эту я тоже не собираюсь проводить… эм… лёжа. Просто полежать Адам может и в своей спальне. Какого чёрта он тогда сюда припёрся? Мне в постели всю ночь подобное вялое мясо не нужно. Да и я потрахаться очень хочу, а значит, нужно растормошить его любыми способами.
        - Ты можешь лежать, а я пока сделаю тебе приятно. И вот увидишь: у тебя и усталость пройдёт, и настроение появится, - заискивающим тоном мурлычу я и опускаю руку на ремень, намереваясь его расстегнуть. Однако Адам явно не разделяет моё мнение и ловко накрывает мою ладонь своей, заметно раздражаясь.
        - Я же сказал, что сегодня не…
        И тут он разом зависает, а его доселе сонные глаза недоумённо расширяются, когда Харт наконец отрывает голову от подушки и обращает взгляд на меня.
        Так… взбодрить и удивить мне его точно удалось. Осталось лишь узнать: в хорошем ли смысле?
        - Что ты с собой сделала? - ошарашенно моргает он, будто желает устранить возникшую перед взором галлюцинацию.
        - Сменила имидж. Пришлось полдня проторчать в салоне красоты, но оно того стоило, правда? Я считаю, мне так очень идёт. Тебе нравится? - спрашиваю я, наблюдая, как Адам касается пальцами моих тёмных кончиков, пристально рассматривая их.
        Черты его лица остаются расслабленными, губы слегка приоткрыты, а в мистических зрачках не разражается война. Что ж, это хороший знак. Значит, жить буду.
        - Нравится, но ты выглядишь очень непривычно, - закончив изучать меня, спустя минуту отвечает он. Правда, дикой радости и ожидаемого восхищения я в боссе не отмечаю.
        - Разве это плохо?
        - Нет, не плохо… просто… теперь ты совсем на себя не похожа.
        Адам вновь замолкает и неотрывно разглядывает меня. Я замечаю, как между его бровями и на лбу появляется складочка, делающая его не столько хмурым, сколько грустным.
        Это что ещё за реакция такая? Ещё чуть-чуть и расплачется, что ли? Такого я точно не ожидала. Восторг ждала, удивление - тоже, негодование за мою своевольность - ещё куда ни шло. Но печальки босса своими изменениями я никак не рассчитывала добиться. Такими темпами я его настроение точно не подниму. А поднять надо. Очень надо.
        - Я вообще-то для тебя старалась, - расстроенно сообщаю я. Подползаю к нему ближе и перекидываю ногу через бёдра, усаживаясь сверху.
        - Для меня?
        - Конечно. Хотела тебя удивить. - Полностью снимаю полуразвязанный галстук с его шеи.
        - О-о, поверь, ты удивила.
        - Хотела порадовать тебя. - Расстёгиваю пуговицы на рубашке.
        - Ты и без этого каждый день меня радовала.
        - Хотела соблазнить. - Наклоняюсь к мужской груди, веду языком тропинку выше к треугольнику между ключицами, задеваю кончиком кадык и потираюсь щекой о густую щетину. Обожаю её. Особенно когда Харт щекочет ею меня между ног.
        - А ты считаешь, будто я ещё не соблазнён тобой? - усмехнувшись, он издаёт хриплый стон, хмурясь на сей раз не только от непонятной грусти, но и от твердеющего под моим задом возбуждения, об которое я легонько потираюсь. Есть! Настрой налаживается!
        - «Очарование» не считается. Помимо него я сама хочу каждую ночь тебя соблазнять, - прикусываю его нижнюю губу, слегка оттягиваю, покрываясь мурашками от приятного трения груди об горячую кожу Харта.
        - Для этого не нужно было превращаться в роковую брюнетку, - он покусывает мои губы в ответ и укладывает ладони на ягодицы, прижимая крепче к паху.
        - А что нужно?
        - Ничего.
        - Совсем?
        - Совсем.
        - Не может быть такого. Я должна что-то делать, чтобы не надоесть тебе.
        - Надоесть мне? - он обхватывает пальцами мои скулы, заглядывает прямо в глаза. Тихо усмехается. - Ты надоела мне ещё в нашу первую встречу, но, как видишь, ты всё ещё здесь.
        - И мы оба знаем, в чём причина, - выдыхаю ему в губы, перебирая пальцами чёрные волосы. - Но рано или поздно тебе и магия приестся, и потому я готова на многое, лишь бы оттянуть этот момент как можно дольше.
        - Надо же, как ты заговорила, - он властно сминают мою попку ладонями. - Сказал бы тебе кто-нибудь четыре месяца назад, что ты так запоёшь, ты бы без промедлений сломала бы этому бедолаге нос.
        - Николина сломала бы. Однозначно. Но тогда я сидела на скамейке запасных, а сейчас всё изменилось. Теперь я решаю, что для меня лучше. И я считаю, что мне лучше с тобой.
        - И Николина с этим согласна?
        - А это неважно, Адам. Её здесь нет, поэтому она не помешает мне делать с тобой всё, что я пожелаю… и всё, что пожелаешь ты, - ласково шепчу я, но вместо достижения желаемого эффекта, наоборот, возвращаю Адаму угрюмость, что пробивается даже сквозь его излюбленную бесстрастную маску.
        Я не понимаю… что на этот раз я сказала не так? Всего-то сообщила, что о моей буйной стороне можно не беспокоиться - наслаждаться друг другом она нам больше не помешает. Что не так опять?
        Есть, конечно, у меня одно предположение, но оно настолько бредовое, что даже к мыслям его незачем подпускать. Не может же Адам тосковать по этой дикарке, правда? Естественно, нет. Эта сентиментальная ерунда ему не присуща. Да и о какой тоске к «вещи» может идти речь? Верно? Так точно! Без сомнений. Поэтому крайне глупо с моей стороны забивать себе голову подобной бессмыслицей.
        Но, чёрт возьми, тогда почему он сейчас продолжает обжигать моё лицо до жути меланхоличным взглядом, от которого совершенно абсурдный вопрос сам слетает с моего языка:
        - Ты что, соскучился по Ники? - произношу это вслух и тут же начинаю посмеиваться над нелепостью сказанного.
        Ну смешно же! Смешно! Однако по мере того, как Адам не торопится с ответом, мой смех постепенно сходит на нет, сменяясь страхом.
        - Только не говори, что ты опять хочешь её вернуть! Мы же вроде уже всё обсудили. Всё выяснили. Прекратили ссоры. Нам с тобой так хорошо. Зачем ты снова хочешь всё испортить? Зачем? Я не…
        - Тихо, Анна. Успокойся, - Харт низким шёпотом перебивает мой быстрый лепет, на несколько секунд запечатывая рот поцелуем. - Ты чего так разволновалась? Никого я не собираюсь возвращать. В этом нет никакой нужды. Ты делаешь даже больше, чем я от тебя требую. Зачем же мне от тебя избавляться?
        - Не знаю. Ты мне скажи, что тебе ещё не хватает?
        - Мне всего хватает, - без колебаний заверяет он. - И в ближайшее время мне никто другой, кроме тебя, не нужен. Тем более Николина. Она с тобой не сравнится.
        Я отрываю корпус от Харта. Выпрямляюсь, но продолжаю сидеть на его паху, недоверчиво глядя на босса сверху.
        - Ты говоришь правду? - моему взгляду позавидовал бы даже самый зоркий ястреб.
        - Конечно. Зачем мне тебе врать? Да и разве я уже не доказал, что меня всё устраивает в нашем общении? Ты получаешь всё, что хочешь. Или я тебя где-то чем-то обделил?
        - Нет, не обделил. Я как сыр в масле катаюсь. Просто… твой взгляд… он…
        - Что мой взгляд? - Харт прищуривается, передвигая одну ладонь с ягодицы на мой живот под сетчатую ткань ночнушки, где также ловко забирается пальцами под полосочку трусиков.
        - Не знаю… Ерунда какая-то, но, клянусь, на миг мне показалось, будто ты грустишь и скучаешь по ней, - голос срывается на стон, когда Харт достигает клитора и начинает выписывать подушечкой пальца круги по чувствительной точке.
        - Я не по кому не грущу и не скучаю, Анна. Никогда. Я просто устал. Вот и всё. Хотя, должен сказать, твои светлые волосы станут первыми, по чему я очень сильно буду тосковать, - уголки его губ дёргаются в слабой улыбке, и он второй рукой накрывает мою грудь. Не сжимает, а едва поглаживает, дразня сосок и усиливая пульсацию между ног.
        - В таком случае… если не хочешь по ним скучать… не прекращай наше общение по возможности дольше, - чередую слова с тихими стонами, двигая бёдрами в такт ласкающих прикосновений пальца, которые внезапно прерываются.
        - Что ты имеешь в виду? - сдвинув брови к переносице, Адам с недоумением ожидает пояснений.
        И я решаю больше не томить и раскрыть наконец начальнику правду, надеясь, что это хоть немного его приободрит: забираюсь под тёмную гриву пальцами, отцепляю невидимые заколки и аккуратно снимаю с головы парик, обрушивая на плечи и спину густой водопад моих натуральных волос.
        ***
        - Ты правда думал, что я без твоего разрешения совершу столь кардинальные изменения во внешности? - расплываюсь в миролюбивой улыбке и слегка встряхиваю головой.
        - Ты этого не сделала? - с облегчением выдыхает Адам то ли вопрос, то ли констатацию факта.
        - Естественно, не сделала. Я обожаю свой цвет и длину и ни за что бы их не обстригла и не покрасила.
        - Тогда что ты делала в салоне столько часов? Водитель доложил мне, что чуть не уснул в ожидании тебя.
        - А ты разве не видишь? Делала процедуру по выпрямлению волос. Я запарилась каждый день выпрямлять свои дурацкие волны утюжком. Вот и решила избавиться от них. А обработать такой немалый объём, как у меня, требовало времени, поэтому я и проторчала в парикмахерской полдня. Но зато волосы теперь ровные, здоровые и блестящие прям как из рекламы шампуня. Всё налюбоваться и натрогаться не могу.
        - Я тоже, - вполголоса признаётся Адам, заворожённо глядя на меня.
        Вот это другое дело! Теперь я однозначно вижу в его лице неприкрытый восторг, пока руками он ныряет в светлые волосы и сквозь пальцы пропускает идеально ровные пряди. А когда пропускает до конца, и секунды не проходит, как я оказываюсь перевёрнута на спину и плотно придавлена телом Харта.
        - И зачем ты устроила этот маскарад? - беззлобно спрашивает он, упираясь твёрдым бугром в мою промежность, отчего я жалобно скулю - слишком много лишней одежды. Нужно срочно от неё избавиться.
        - Представь себе: прямо по соседству с парикмахерской находился магазин с париками. Видимо, на тот случай, если у мастеров день рабочий не задастся, и они кому-нибудь спалят всю шевелюру. - Мы одновременно усмехаемся. - Так вот, я увидела его и не смогла пройти мимо. Решила купить один и перевоплотиться сегодня в секси-брюнетку, устроив тебе с ней горячую ночку.
        - Дурочка, - с улыбкой отпускает Адам, продолжая поглаживать мои волосы, будто всё никак не может убедиться, что они на месте.
        - Почему сразу дурочка? Мы с тобой каждую ночь проводим вместе, и я хотела внести нечто новое в наше общение. Думала, ты обрадуешься моему новому образу. Откуда же мне было знать, что брюнетки, судя по твоей реакции, не особо в твоём вкусе. Но ничего. Первый блин всегда комом. Я не унываю. И тебе не советую. В следующий раз могу стать для тебя платиновой блондинкой или же огненной фурией, как Виола. Она-то вроде бы тебя вставляла.
        Снимаю с его плеч пиджак сразу вместе с рубашкой и впиваюсь в горячую кожу губами, оставляя на ней красные следы от помады.
        - Ты не понимаешь, что меня вставляешь ты, Лин? Такая, какая есть. Мне не нужны никакие фурии и платиновые блондинки, - глухо проговаривает он и, присев на колени, начинает быстро избавляться от одежды.
        - Надолго ли? - помогаю ему, торопливо расстёгивая ремень и ширинку. - Мне совсем не хочется завтра или через неделю услышать, что ты меня отпускаешь из-за желания получить что-нибудь свеженькое.
        - Этого не будет. Ни завтра, ни через неделю.
        - Допустим, через месяц.
        - Ни через месяц, ни через два, ни через три этого тоже не будет. Я никуда не отпущу тебя.
        Уверенности в каждом слоге хоть отбавляй, но, увы, мне этого мало. Сжимаю рукой его налитый похотью орган, отчего Харт стонет, в удовольствии запрокидывая голову назад, и я ловлю этот момент, чтобы вновь уложить его на спину, а сама устраиваюсь в районе его бёдер.
        - Ты мне это можешь гарантировать? - касаюсь языком пухлой головки, слизывая солоноватую капельку на конце, а затем обхватываю её ртом и посасываю словно конфетку.
        - Что гарантировать? - едва слышно выдавливает слова Адам.
        Ох, похоже, его разум потихоньку прощается с реальностью. Сегодня быстро, однако. Но мне только на руку.
        - То, что не избавишься от меня в скором будущем, - несколько раз проталкиваю член глубоко в рот и наружу, с нетерпением мечтая, как после он так же глубоко будет проникать в меня. - Так можешь мне гарантировать это, Адам? - повторно напоминаю торчку суть беседы.
        - Могу… и гарантирую, - хрипит он и красноречиво намекает, что разговор стоит оставить на потом: надавливает ладонью мне на затылок, насаживая на себя до упора. И я не противлюсь.
        Вести переговоры с удовлетворённым мужчиной будет в разы продуктивней, поэтому я покорно начинаю вбирать его гиганта в себя глубоко и активно, пытаясь расслабить горло и дышать только носом, лишь бы максимально облегчить себе эту отнюдь не самую лёгкую часть своей работки.
        Правда, сегодня мне несказанно везёт - Адам кончает относительно быстро. Скулы даже не успевают онеметь, а челюсть не сводит от боли. Неужто новость о сохранившихся белых прядях его так знатно торкнула? Не знаю. Но вот бы так почаще. Может, тогда бы моя ненависть к минетам поубавилась бы.
        Пока Харт летает в забытье, я успеваю вытереть капли спермы с губ, попить водички, чтобы смочить отработавшее на славу горло, и вернуться обратно в постель, где вытягиваюсь прямо возле босса, уместив подбородок ему на грудь.
        - Ты вернулся? - тихо щебечу я, обводя указательным пальцем контур его губ.
        - Вернулся, - он целует мой пальчик, по-прежнему не раскрывая глаз.
        - Тогда мы можем перед началом нового раунда быстренько закончить разговор?
        - Что ты хочешь? - вернув голосу звучность, сразу переходит к делу Харт.
        Отлично. Я тоже не хочу терять попусту время, которое лучше потратить на секс.
        - Я хочу контракт, - твёрдо выдаю я, и в комнате мгновенно повисает гробовая тишина. Настолько, что мне без напряга удаётся расслышать бойкий стук сердца Адама.
        - Ты хочешь контракт? - монотонно переспрашивает он. Полное отсутствие эмоций в его голосе. Ни злости, ни удивления, ни радости, ни негодования, что, если честно, нервирует не по-детски. Когда он превращается в застывший манекен, добра ждать не стоит, - уже проверено.
        Но тем не менее я всё равно решаю рискнуть и выдать уверенное:
        - Да, хочу.
        - И зачем тебе это? - Харт пристально смотрит на меня из-под опущенных ресниц.
        - Я уже сказала: мне нужны гарантии, что ты от меня не избавишься.
        - Я и с контрактом смогу от тебя избавиться.
        - Верно, и потому помимо ежемесячной зарплаты мне бы хотелось внести в него ещё один пункт о денежной компенсации в случае преждевременного расторжения договора.
        - Так ты денег хочешь? - искренне поражается Харт. - Сейчас недостаточно? Мне кажется, ты при всём желании не сможешь потратить доступную на карте сумму.
        - Это твои деньги, Адам. Твои, а не мои. Чувствуешь разницу? А я хочу заработать что-то своё, чтобы после окончания нашего сотрудничества мне было на что начать новую жизнь. Не спорю: сейчас ты позволяешь мне жить как королеве, но мало ли что в один прекрасный день тебе может взбрести в голову, и ты решишь выбросить меня на улицу без копейки денег. А я такого допустить не могу. Поэтому и прошу: давай всё оформим официально, заключив контракт, чтобы мне было спокойно за своё будущее. Мне кажется, за проступок Николины я уже заплатила сполна, отсидев больше двух месяцев в запертой комнате, при этом ублажая тебя каждую ночь. Тебе не за что на меня больше злиться. Да и жаловаться вроде тоже. Я же всё делаю, как ты хочешь. И планирую продолжать радовать тебя и дальше. Никаких подвохов от меня ждать не стоит, и я тебе это уже не раз доказывала, - серьёзным тоном заверяю я, всем нутром заклиная Вселенную, чтобы она убедила Харта согласился на мою просьбу.
        И надо же: она это делает!
        - Ладно. Раз хочешь, будет тебе контракт, - спокойно, без возражений обещает Адам.
        - Да? - в неверии уточняю я. Как-то всё просто получилось. Прям подозрительно просто.
        - Чему ты так удивляешься? Вроде бы не одна ты в последнее время вся такая хорошая, что даже не прикопаться. Твои просьбы, между прочем, тоже исполняются одна за другой. Я прямо-таки сказочный джинн из бутылки, да только без ограничения в количестве исполняемых желаний.
        Что правда, то правда. Но именно это и странно. Уж слишком он хорош ко мне в последние недели. Моего босса будто подменили, отчего усыплённый Адамом скептик во мне едва уловимым голоском начинает напевать предупреждение: «Что-то здесь нечисто», которое разом приглушается следующим вопросом Харта:
        - Прежняя сумма тебя устроит? - деловито интересуется он.
        - Десять миллионов? - с тихим восторгом выдыхаю.
        - Да.
        - В месяц?
        Босс ловит неслабый ступор от моей наглости, и я тут же прыскаю смехом.
        - Да шучу я, Адам, расслабься, - чмокаю его в уголок губ. - Десять миллионов за контракт меня более чем устраивают. Спасибо. Ты самый щедрый и сговорчивый начальник на свете, - а теперь из-за переполняющего меня ликования я начинаю благодарно обцеловывать Харта: его грудь, шею, подбородок, достигаю рта, в который юрко забираюсь язычком, встречаясь с его горячим.
        Хочу его язык и член сейчас же! В себя. Не в рот, а туда, где всё давно пульсирует и истекает влагой.
        - Думаю, нам стоит закрепить нашу сделку умопомрачительным сексом. Что скажешь? - шепчу сквозь поцелуй, желая дотянуться рукой до члена, чтобы вновь пробудить его до нужной мне кондиции, однако слова Харта вынуждают меня притормозить:
        - Скажу, что сделку мы будем закреплять завтра в моём офисе каждый своей подписью, а сегодня мы идём спать.
        И после этого неожиданного заявления он просто переворачивается на бок, натягивает поверх наших тел одеяло и, перекинув руку через мою талию, намертво прижимает к себе.
        - Спать? - не скрывая разочарования, блею я.
        - Всё верно: спать.
        - Но мы никогда просто не спали.
        - Мы и сегодня не просто спим. Ты выполнила свою работу. Я остался доволен.
        - А как же я?
        - А что ты?
        - Я возбуждена. Очень. И тебя хочу вообще-то.
        Моя прямолинейность срывает усмешку с его губ.
        - Ну ничего не поделать, сладкая. Работа сегодня высосала из меня все соки, а ты после ещё и добила своим ротиком, поэтому придётся тебе на сей раз лечь спать неудовлетворённой. Так что спокойной ночи, - вполголоса выдаёт он и закрывает глаза, прекрасно зная, что после заключённой договорённости о контракте я и слова лишнего сказать не посмею.
        Какой же он всё-таки засранец! И ещё большим засранцем Харт становится, когда его губы касаются моего виска, а руки будто обматывают всю меня своей раскалённой паутиной, в которой ни пошевелиться, ни вдохнуть, ни выдохнуть не получается. Моё лицо плотно впечатывается в его горячую грудь, что схожа с врубленным на полную мощность радиатором, а невероятный запах мужской кожи лишь подсыпает перца моему разыгравшемуся либидо.
        И о какой спокойной ночи Адам мне тут заливает? Это же сущая пытка - в возбуждённом состоянии спать в его объятиях, в которых он сжимает меня как любимую игрушку. Не мог, что ли, свалить в свою комнату и оставить меня одну? Я бы хоть сняла раздражающее напряжение между ног пальцами, а так приходится сначала терпеть его и задыхаться в плену сексуального тела Харта, потом, когда он засыпает мёртвым сном, тщетно пытаться выбраться из его рук-захватчиков, а поняв, что это бестолковое дело, начать мысленно представлять нечто мерзкое, чтобы хоть немного утихомирить похоть.
        С горем пополам примерно через час я всё-таки достигаю желаемого и, обхватив в ответ руками босса, наконец засыпаю - неудовлетворённая, прямо в косметике и до невозможности сексапильном белье, которое Адам, к слову, совершенно не оценил. Но плевать. Завтра всё изменится. И мне больше не нужно будет париться на тему, как же его поразить. Счастливый контракт будет подписан, и я смогу просто выполнять указанные в нём обязанности, нисколько не боясь лишиться всего комфорта, что доступен мне сейчас.
        ГЛАВА 27.
        НИКОЛИНА
        Десять миллионов.
        Это и впрямь достойный гонорар за все стойко вытерпленные мной трудности во время заточения в четырёх стенах и жёсткого общения с Хартом. После окончания контракта лишь придётся немного попотеть, чтобы убедить свою гордую, принципиальную часть оставить себе деньги, и тогда эта кругленькая сумма безусловно поможет мне зажить на широкую ногу и исключительно в своё удовольствие. Но это всё мелочи, с Ники я разберусь. Важно, что главного я уже добилась.
        С этой прекрасной мыслью я просыпаюсь на следующее утро в пустой постели и, несмотря на нелёгкое окончание вечера, чувствую себя превосходно. Самочувствие на высоте, настроение там же, а когда я замечаю записку с чёрным бархатным футляром на соседней подушке, оно и вовсе пробивает стратосферу.
        «Больше никаких перевоплощений, Анна. Я не хочу ничего в тебе менять, а лишь дополнять твою ангельскую красоту.
        P. S. Буду ждать тебя в офисе в семь вечера для подписания контракта, и обещаю - после я обязательно искуплю свою вину за вчерашнее».
        Губы расплываются в такой широкой улыбке, что аж щёки начинают болеть. Искупать вину, значит, будет. Замечательно! Это не может не радовать.
        Отложив записку в сторону, открываю подарок и невольно охаю от восхищения, зависая в разглядывании благородного блеска металла и роскошного сияния драгоценных камней. Вытаскиваю тонкий браслет из белого золота и спешу примерить его на своё запястье.
        Идеально! Мне кажется, моя рука была создана именно для того, чтобы носить подобные изысканные украшения. И если вчера я не могла наглядеться только на свои блестящие волосы, то сегодня к ним добавится ещё и подарок Адама.
        А он, оказывается, у нас тот ещё романтик. Подумать только. Умеет же засранец извиняться. Я вмиг забываю о каком-либо негодовании, а предвкушение многообещающей встречи с ним побуждает меня бодро вскочить с кровати и запрыгать от радости по всей спальне.
        Да уж… В последнее время я вообще только и делаю, что скачу от переполняющих эмоций, как заведённый зайчик. Отвечаю: если когда-нибудь мир перевернётся и Харт по-настоящему полюбит женщину, то эту везучую сучку без прикрас можно будет назвать победительницей по жизни! Может же быть нормальным мужиком, когда хочет. Вот может же! И, возможно, кому-нибудь повезёт добиться от него подобного отношения к себе без магии, контрактов, вечных противостояний, ссор, прохождения сквозь огонь и воду и отчаянной борьбы со своим внутренним «я». Мне же с моей степенью удачи, понятное дело, так не повезло и, чтобы заполучить временный доступ к этой райской жизни, пришлось проходить все эти препятствия лично. Но, к счастью, эта чёрная полоса в прошлом. Теперь меня ждут исключительно белые.
        Продолжая широко улыбаться от радости, я вприпрыжку направляюсь в ванную комнату, где при взгляде на своё отражение подпрыгиваю от испуга ещё выше.
        Если вчера мой макияж придавал глазам томности, а губам - объём, то сегодня он превращает меня в Джокера. Жесть. Ну и видок! Надеюсь, Адам не перепугался спросонья, когда увидел рядом такое размалёванное произведение искусства. Но чёрт! Он сам же в этом и виноват. Не надо было, как клещу, впиваться в меня своими ручищами, не дав возможности ни раздеться, ни смыть косметику перед сном. Вот и результат. Сейчас я точно ни на какого ангелочка не похожа. И даже мои ухоженные волосы не спасают ситуацию. А её надо исправлять. Хочу прийти на встречу с Хартом во всём великолепии. И именно такой, какая есть. Такой, как нравится боссу.
        Благо на подготовку у меня есть целый день, поэтому я, никуда не торопясь, смываю с лица косметику, переодеваюсь в спортивную форму и отправляюсь на пару с охранником на пробежку.
        Да, бедному мужику, соблюдая дистанцию, приходится повсюду за мной шастать. И утренние пробежки не исключение.
        После глотка свежего воздуха я прямиком прыгаю в бассейн. Совершаю пару десятков кругов и только потом отправляюсь в душ. Мылюсь, скраблюсь, питаю тело ароматными кремами, которое за всё время пребывания в плену уже привыкло к хорошему уходу и качественной косметике.
        Начистив пёрышки, приказываю Лорен приготовить мне пышный омлет с грибами и сыром вместе со свежевыжатым апельсиновым соком и под смешные видео на YouTube наслаждаюсь завтраком.
        Насытившись вкусным блюдом и насмеявшись вдоволь, решаю основательно подготовиться к встрече с Хартом, в первую очередь составив список всех условий, которые хочу видеть в нашем рабочем контракте, и только после занимаюсь поиском подходящей одежды. К счастью, на это времени уходит немного: спустя всего полчаса копаний в просторной гардеробной мой выбор падает на бежевое платье из шёлковой ткани. В нём я выгляжу мило, женственно, элегантно и чуть-чуть провокационно за счёт выреза декольте. А вместе с элегантными лодочками на высоком каблуке, шлейфом белокурых волос и лёгким естественным макияжем, который я наношу буквально перед самым выездом, оно превращает меня в саму невинность с маленькой перчинкой.
        И это то, что надо.
        Сегодня Адам точно останется мной доволен, и никакое плохое настроение не помешает ему оттрахать меня прямо на рабочем столе. Мы даже до офисной квартиры не доберёмся. Я уверена, так оно и будет.
        Упиваясь будоражащим предвкушением горячего секса, с которого мы начнём наше официальное сотрудничество, я еду всю дорогу в офис с ясной улыбкой на губах, до сих пор не веря, что моя жизнь наконец стала настолько прекрасной: беззаботные будни, роскошь, комфорт, деньги, свободное передвижение по самому лучшему городу мира и жаркие ночи с мужчиной, о котором грезит вся прекрасная половина человечества.
        
        Неужели я наконец сорвала куш? Не верю! Это слишком круто, чтобы было правдой. Не верю, что всё это теперь моё. И не только на время работы на Харта, но и после, когда буду жить припеваючи без него.
        ***
        С этим окрыляющим чувством нереальности происходящего я поднимаюсь на нужный этаж высотного стеклянного здания «Heart Corp», где в приёмной меня встречает недовольный взгляд Сары. Лишь на сей раз нет в нём того презрения, какое было в нашу первую встречу в Рокфорде, когда я пришла к Адаму побитая, изнурённая, в джинсовом сарафанчике из массмаркета. И даже нет в нём той неприязни, какой симпатяжка одаривала меня во время полёта в Нью-Йорк. Сейчас я вижу только зависть. Настолько сильную, что, будь мы в мультике, лицо Сариты позеленело бы, став похожим на лицо Гринча.
        Ещё бы! Перед ней теперь стоит не бедная замухрышка, а отполированная до безупречности красотка в брендовых шмотках и с брильянтовым браслетом, стоимостью превышающем все мыслимые пределы.
        Я этого точно не знаю, ведь в драгоценностях ни черта не разбираюсь, но по широко раскрывшимся глазам мымры, которыми она в изумлении впивается в моё запястье, могу судить, что Адам раскошелился на этот подарок неслабо.
        «Да! Насосала, милая, я насосала. И поверь мне, с габаритами Харта это ни хрена не лёгкое дело», - мысленно транслирую ей это признание, однако вслух произношу:
        - Привет, красавица. Позволь узнать, по каким дням на твоём лице можно увидеть улыбку? Явно не по пятницам, что очень странно. Ты же должна радоваться вовсю, что сегодня конец недели, да ещё конец рабочего дня, а у тебя такое лицо опять, словно ты тухлое яйцо только что съела и тебя вот-вот вырвет, - весело произношу я и следом сразу морщусь в отвращении, потому что именно это Сара и делает: быстро наклоняется под стол к мусорному ведру и начинает опустошать желудок.
        Ого! Так, получается, позеленела она вовсе не от зависти, как я предположила вначале, а от рвотного позыва?
        - Ничего себе приветствие! Неужели ты меня настолько на дух не переносишь? - пытаюсь иронизировать я, да только тут же понимаю, что совсем не кстати.
        Закончив избавляться от обеда, Сарита поднимается из-под стола, являя мне своё лицо - бледное как смерть и грустное до собравшихся в глазах слёз, что ещё немного и норовят вырваться на волю.
        - Эй, ты чего, тут плакать собралась? Подумаешь, стошнило. С кем не бывает. Отравилась чем-то? - дружелюбным тоном спрашиваю я, вытаскивая из сумочки салфетку и протягивая её девушке.
        - Уж лучше бы я отравилась, - тихо всхлипывает она, а затем её прорывает: Сара прикрывает лицо руками и начинает заливаться горькими слезами.
        Так. Ясненько. Вот оно, в чём дело. Вечно недовольная голубка залетела и, по всей видимости, совсем не планировала пополнения в семье. А ещё, по ходу, она так долго сдерживала внутри себя рыдания, что следующие пять минут ни у меня, ни у неё остановить их никак не получается.
        - Да успокойся же ты. Нашла из-за чего плакать. Это же всего лишь ребёнок, а не рак четвёртой стадии, который невозможно излечить, - присев на край столешницы возле плаксы, продолжаю успокаивать я.
        - Но мне не нужен этот ребёнок, - сквозь слезы выдавливает тихо она.
        - Ну так в чём проблема? Не хочешь рожать, не рожай. Никто же не заставляет.
        - Я не могу так.
        - Как так?
        - Я не могу от него избавиться.
        - Почему?
        - Что значит почему? Это же живой человек, у меня рука не поднимется убить его, - шмыгает носом Сарита, а я закатываю глаза.
        - Ну он пока ещё не совсем живой, но дело твоё. Переубеждать не стану. Просто прекрати так плакать. Это не конец света.
        - Для меня конец. Я не хочу этого ребёнка. Не сейчас. Не от него.
        - От кого от него? - задаю вопрос, совершенно не ожидая услышать на него честный ответ, однако Сара в порыве рыданий совсем не контролирует свой язык.
        - От Майкла, - с беспросветным отчаяньем выдаёт она.
        Вот так новости! А блондинчик-то молодец! Оказывается, сумел уложить свою ненаглядную, о которой мне все уши прожужжал во время турнира. И самое поразительное: Майкл так много тараторил о ней, а о самом важном умолчал. Счастье любит тишину, да? Не удивлюсь, если даже Харт не в курсе их служебного романчика, что повлёк за собой нежелательные последствия.
        - Боже… - дрожащим голосом блеет Сара, явно только сейчас осознав, что ляпнула лишнее. - Я не… не хотела… Чёрт! Только не говори Адаму. И Майклу тоже. Никому вообще не говори. Пожалуйста, - сипло умоляет она, поднимая на меня влажный, испуганный взгляд.
        - Да не парься. Я в чужие Санта-Барбары лезть не собираюсь. Буду нема как рыба, - провожу пальцами по губам, изображая закрывающуюся молнию. - Но сейчас, когда я знаю, кто папанька, ещё больше не понимаю причину твоих слёз. Майкл же - мечта всех женщин.
        - Тихо! Не произноси его имя. Тебя могут услышать, - шикает мымрочка, прикладывая указательный палец к губам.
        - Так кто нас услышит-то? Здесь никого нет, кроме нас, - оглядываюсь назад в пустое помещение приёмной.
        - Всё равно. Не произноси. Никто не должен знать. - Сара нервно стирает с щёк последние скатывающиеся слезинки. Ну наконец-то водопад прошёл.
        - Ладно-ладно. Не волнуйся так. Тебе это противопоказано сейчас, - насмешливо успокаиваю нервную секретаршу. - Ты, главное, сама ему расскажи поскорее.
        - Нет! Я не хочу ничего говорить. Я не люблю его и не хочу связывать свою жизнь с ним, как и он тоже. Это была случайность! Ошибка!
        - Ошибка, о которой ему нужно знать, Сара. Такое нельзя утаивать. Вы вообще-то вместе принимали участие в процессе, так что теперь вместе всё должны и решать. Да и я уверена, когда Майкл узнает, он будет на седьмом небе от счастья!
        - Холланд? - искренне поражается она. - Не смеши меня. Да он наверняка первым меня на аборт потащит. Ему такая обуза ни к чему. Майкл ни за что не променяет женские трусики на детские подгузники. Я не буду ему ничего говорить. По крайней мере, до тех пор, пока не станет виден живот, - уверенно выпаливает Сара, а я, мягко говоря, хренею от степени её слепоты.
        - Дорогая моя, ты либо дура, каких ещё поискать, либо слепее крота, если в самом деле веришь в сказанное. Этот мужик без ума от тебя!
        - Это неправда! Единственное, от чего он без ума, так это от бесконечной вереницы баб, которых он меняет каждый божий вечер, - возмущённо цедит белобрысая ревнивица со взрывом ярости во взгляде, мигом открывая мне глаза на правду.
        - Не любишь, говоришь? - хитро прищуриваюсь.
        - Конечно, нет. Ты же знаешь, что для меня существует лишь один мужчина, и это не Майкл, - продолжает врать самой себе упрямица. А может, она реально не догоняет?
        - Значит, для тебя существует только Адам? - смотрю ей точно в глаза.
        - Да, - без колебаний.
        - И ты правда уверена, что любишь его?
        - На все сто процентов.
        - И при этом ты спокойно воспринимаешь тот факт, что я сейчас войду в его кабинет и мы будет долго трахаться у тебя под боком?
        - Позволь напомнить: не ты первая, кто это делал, и не ты последняя. За долгие годы ко всему можно привыкнуть, - помрачневшим тоном выдаёт она.
        - Хм… Согласна. Привыкнуть можно ко всему, - делаю короткую паузу, чтобы встать на ноги, неспешно обойти стол и опереться на него руками прямо напротив Сары, слегка наклонившись к ней корпусом. - В таком случае, если Майкл тебя совершенно не волнует, может, расскажешь, какой он в постели? Горяч? Ненасытен? Мне очень хочется знать, что меня ждёт после окончания контракта с Адамом. С тобой всё понятно, Сара, твоё сердце принадлежит Харту, но лично я такого мужика, как Майкл, ни за что упускать не собираюсь. Как минимум раз переспать я с ним хочу, а если он и чего больше предложит, то точно отказываться не стану.
        - Только посмей потянуть к нему свои руки! - Сара резко вскакивает с рабочего кресла, испепеляя меня карим взглядом.
        - И что будет? - нисколько не тушуюсь я.
        - Станешь калекой!
        - Вот, значит, как? И с чего вдруг? Мне кажется, ты мне только что точно дала понять, что Майкл тебя не волнует.
        - Не волнует, но тебя рядом с ним я видеть не желаю!
        - И чем ты это аргументируешь?
        - Ты мне не нравишься! И я и так уже сыта по горло всеми остальными его пассиями на ночь… А теперь… теперь я сама по дурости стала одним из его одноразовых развлечений. Да ещё и забеременела.
        Вот и всё. Весь воинственный запал Сариты разом иссякает, сменяясь новым наплывом слёз.
        Господи! И почему я всё ещё с ней разговариваю? Давно уже могла бы с удовольствием скакать на Харте, а вместо этого слушаю чужое, абсолютно неоправданное нытьё, наполняя себя негативом. Но так уж и быть: моё настроение сегодня настолько шикарно, что мне ничего не стоит побыть ещё немного добродушной матерью Терезой и поутешать беззвучно рыдающую бедняжку.
        ***
        - Ох, Сара, Сара. Видимо, Адам со своим «очарованием» и огромной нагрузкой на работе вконец распотрошил твои умные мозги, раз ты не видишь очевидных вещей. С чего ты вообще решила, что для Майкла ты одноразовое развлечение? Никогда не поверю, что он сам лично тебе это сказал.
        - Нет, не сказал… Но я знаю, что это так.
        - И откуда?
        - После меня он уже на следующей день ушёл с работы с новой ассистенткой, - хлюпая носом, она вводит меня в замешательство.
        Пусть сама я не могу зарождать в себе эмоциональную привязанность к людям, но чётко видеть её в других - без проблем умею. И по яркому блеску глаз блондинчика, который появлялся при каждом упоминании о Сарите в нашей беседе, точно можно было понять, что она для него чуть ли не центр Вселенной.
        - Вот так просто ушёл с другой? Ничего не объяснив? Вы с ним хотя бы поговорили наутро после секса? - интересуюсь я, желая найти разумное объяснение поведению Майкла.
        - Нет.
        - Что, совсем не говорили?
        - Нет. Я сбежала домой раньше, чем он проснулся, чтобы не дать ему возможности выпроводить меня из своей квартиры, как всех остальных его любовниц.
        - А потом?
        - Что потом?
        - Хочешь сказать, что потом Майкл тебя не нашёл и не потребовал объяснений твоему побегу?
        - Потребовал. И я сказала, что всё случившееся между нами - ошибка, которую я ни за что не повторю снова и хочу забыть, будто её и не было. А Майкл с лёгкостью согласился и просто ушёл. И вечером свалил домой с другой. Разве он поступил бы так, значь я для него хоть что-то? Конечно, нет! А он поступил, чем лишь ещё раз доказал, что я была абсолютно права насчёт своей роли в его жизни и сделала всё верно, избавив его от неловкого разговора со мной о сохранении чисто рабочих отношений, - выдаёт Сара, в который раз заставляя мои глаза закатиться.
        Во дура! Сама же мужика отшила, а потом обиделась на него за то, что он быстро нашёл ей замену. Классическая баба! Ни отнять, ни добавить.
        - Мне дико нравится, как ты всё перекрутила, Сара, но давай теперь на минуточку представим себя на месте Майкла и посмотрим на данную ситуацию с его стороны. Готова? Тогда слушай меня внимательно. - Я пару раз прокашливаюсь и начинаю прояснять насупившейся блондиночке обратную сторону медали. - Он на протяжении нескольких лет безответно влюблён в тебя, а ты в свою очередь не видишь вокруг себя никого, кроме его лучшего друга. И каждый день ему приходится сталкиваться с этой реальностью, которую не в силах изменить, как бы ни пытался. А он ведь пытался, правильно? Майкл мне поведал, что и на свидание тебя неоднократно приглашал, на что вечно получал отказы, и подарками задаривал, и комплиментами усыпал, и шутки разные идиотские отвешивал, лишь бы просто увидеть твою улыбку.
        - Он делал это только, чтобы…
        - Замолкни, Сара! Я ещё не договорила, - обрубаю её жалкий скулёж. - Так вот… Куда уж Майклу со всей этой романтической ерундой тягаться с чёртовой магией Харта, которую никакими ухаживаниями практически невозможно перебить. Практически, потому что, как нам с тобой обеим известно, ему всё-таки удалось затащить женщину своей мечты в свою обитель, из которой ты просто-напросто сбежала с утра, а затем бросила ему в лицо факт, что всё произошедшее между вами ночью, о чём он грезил с момента вашего знакомства, для тебя всего лишь глупая ошибка, о которой ты хочешь поскорее забыть. И вот скажи мне, Сара, какой реакции ты от него ожидала? Думаешь, после сказанных тобой слов хоть один нормальный, уважающий себя мужчина стал бы продолжать стелиться перед тобой? Бегать? Что-то доказывать? Вот уж не думаю, милая. У любого мужика, даже самого влюблённого, рано или поздно кончается терпение, и у Майкла, по всей видимости, оно кончилось именно в этот момент. Так что кто тут и лопухнулся во всей этой истории, так это не он, а ты. А всё потому, что ты трусливо сбежала, не поговорив обо всём с ним нормально, чем в
очередной раз обидела мужчину, который в тебе души не чает. Он же любит тебя! А ты этого не видишь и динамишь его столько лет, думая, что ему только секс от тебя нужен. А ему ты нужна, курица слепая! Потому-то он так часто и меняет женщин, ведь ни в одной из них не может найти то, что есть в тебе. И его поступок с ассистенткой после вашей бурной ночки тоже вполне понятен. Ты же его своим заявлением и вынудила продолжить искать утешение с другими женщинами. Собственными словами и действиями. В общем, хорошая моя, ты сама что-то себе напридумала и сама же заварила всю эту кашу. И если кому и нужно перед кем-то извиняться, так это тебе перед Майклом, - заканчиваю монолог размеренным тоном, давая изумлённой девчонке время, чтобы как надо утрамбовать услышанное в её светловолосый кочан.
        - Так это что получается?.. Майкл в самом деле любит меня? - тихо пищит Сарита спустя минуту размышлений, срывая с моих губ смешок.
        Дошло до утки на пятые сутки!
        - Конечно, любит. У него же это на лбу написано. И вот тебе мой совет: признайся же и ты себе наконец, что умудрилась втюриться в него по самое не хочу, даже будучи ежедневно под воздействием чар Адама. Магия - это же всего лишь иллюзия. Она создаёт только ощущение влюблённости, но никак не само чувство. И думаю, всего одна ночь с Майклом ясно дала тебе почувствовать разницу. Не так ли? - сверлю выжидающим взглядом задумчивое лицо Сары, по которому без слов понятно, что я права.
        - Боже, я такая дура! Я сама всё испортила, - делает верный вывод она, намереваясь вновь начать плакать. Вот уж нет! Достаточно.
          - Не вздумай опять лить слёзы. Ещё не всё потеряно. Главное, что ты поняла свою ошибку, а это уже целое дело.
        - Да уж… Поняла… Да только что толку? Майкл со мной больше не общается после того разговора. Только здоровается при встрече, а дальше делает вид, будто меня не существует. Я всё испортила, - грустно бурчит Сарита себе под нос.
        - Так в чём проблема всё исправить?
        - Да как тут исправить? Мне кажется, он даже слушать меня не захочет. Не после всего, что я ему наговорила тогда.
        - Во-первых, тебе опять неправильно кажется, а во-вторых, кто у него спрашивать будет, чего он хочет, а чего нет? Ты сейчас же поедешь к нему и всё выскажешь, даже если придётся прокричать в громкоговоритель, - хватаю девушку за руку и вынуждаю обойти стол.
        - Что? Нет! Я никуда не поеду! - противится она, пока я продолжаю тащить её в сторону лифта.
        - Ещё как поедешь, если хочешь вернуть себе самого лучшего папаньку для своего сынишки или дочурки.
        - Ты с ума сошла? Я так не могу. Не так сразу. Мне же подумать как следует надо перед тем, как ехать к нему.
        - Ой, вот этого как раз таки не надо, Сара. Ты уже надумалась вдоволь. Теперь просто езжай к нему и говори всю правду.
        - Нет. Не могу. Мне же ещё работать надо. Адам меня не отпускал.
        - Об этом не беспокойся. Я всё улажу.
        - И всё равно нет! Не могу! - протестует зануда, вырывая запястья из моей руки.
        - Ну что ещё? - цокаю языком я, начиная уставать от неё.
        - А если он дома не один? Если я приеду и застану Майкла с женщиной. Это же будет настоящая трагедия!
        А если, а если, а если… Сколько их у этой девчонки?
        - Ты права: это будет трагедия, но не для тебя, а для той несчастной, что окажется в его квартире.
        - О чём ты? - подкусив дрожащую губу, недоумевает Сара.
        - О том, что, если она по-хорошему уйти не захочет, то за волосы её и на выход. И вся проблема будет решена, - на полном серьёзе даю напутствие я и, заметив её порыв возразить мне, тут же его пресекаю: - И вот только не надо мне говорить, что ты так не можешь. Ещё как можешь. Ты меня ещё пять минут назад одним лишь взглядом чуть не убила, стоило мне заговорить о Майкле. Так что у девушки, если такая вообще будет, нет никаких шансов. Да и представь, какой Майкл эстетический оргазм получит, видя, как его любимая женщина за него готова глотку любой разорвать. Ух! Он сразу падёт к твоим ногам. Без вариантов. Так что давай, дуй с песнями и ничего не бойся! Я в тебя верю, Сарита.
        Опускаю руку на её плечо, отмечая, что девушка после моей вдохновляющей речи прямо-таки приободряется на глазах, а губы её вытягиваются в благодарную улыбку.
        ***
        - А ты не такая сука, какой кажешься, - выдаёт вердикт мымрочка, заставляя меня засмеяться от её интересного способа сказать мне «спасибо».
        - Поверь мне, такая, просто тебе сегодня повезло попасть на моё хорошее настроение, - нажимаю на кнопку лифта и перебрасываю всю копну волос на одно плечо, отчего лицо Сариты вновь сильно бледнеет.
        Я и глазом моргнуть не успеваю, как она подбегает к рядом стоящему горшку с растением и начинает обильно удобрять землю.
        - Прости… Просто твои духи… Не могу их вынести, - виновато скулит она, закончив во второй раз опорожнять желудок.
        - Да ничего, я всё понимаю, - заверяю я, в действительности даже близко не представляя, каково ей сейчас, и, если честно, представлять не хочется. - Ты только перед выездом зайди в уборную и приведи себя в порядок, - советую я, с сочувствием глядя на её неважный вид. Зрелище не из приятных. Как представлю, что она сейчас такая явится к Майклу и начнёт облёвывать все углы его квартиры, так сразу стрёмно становится.
        Может, я погорячилась с советом - поехать к нему прямо сейчас? Хотя ладно. Что уж там. Поздно идти на попятную. Пусть едет. Зато сразу же проверят свои чувства на прочность. Как там говорится? И в болезни, и в здравии, да?
        - Я сейчас же схожу умыться, - подаёт слабый голосок Сара, отодвигаясь от бедного растения. - И ещё уборщицу позову, чтобы она поскорее убрала за мной, пока Адам не увидел. И ты ему не говори, пожалуйста. Я сама сообщу чуть позже.
        - Да не переживай ты так. Я же сказала, что от меня он ничего не узнает. К тому же у нас с Адамом есть куда более важные темы для разговоров, чем твой случайный залёт. И вообще, мне давно пора идти. Я и так тут с тобой задержалась. Думаю, Харт меня уже заждался, - намереваюсь уйти, однако Сара внезапно хватает меня под локоть, останавливая.
        - Что такое? - вопросительно смотрю на девчонку, что неуверенно поджимает губы, будто что-то ещё хочет мне сказать, да всё никак не решается. - Я слушаю, Сара. Или говори, или отпусти.
        - Прости, - она расслабляет пальцы на моей руке. - Я просто хотела сказать «спасибо», - наконец произносит она со странной грустью во взгляде, разбираться в которой мне совсем неохота.
        - Да не за что. Ты, главное, прекрати печалиться без причины и Майкла завоёвывать беги с ясной улыбкой. Тогда будет больше шансов на победу. И не забудь потом прислать приглашение на вашу свадьбу. Буду с нетерпением ждать, - на прощание подмигиваю ей и, больше не теряя и секунды, устремляюсь к кабинету Адама с донельзя тёплым чувством между рёбер.
        Как оказалось, бескорыстно помогать другим людям ничуть не менее приятно, чем всегда думать только о себе любимой. Возьму себе на заметку. И может быть, в редких случаях буду прибегать к ней. А пока же на весь остаток вечера у меня в приоритетах стоят исключительно мои желания, которые босс обещал воплотить в реальность.
        Ух! Как подумаю об этом, так от нарастающего возбуждения аж кончики пальцев начинают неметь, а трусики - стремительно пропитываться влагой.
        Вот же чёрт! Сейчас чётко понимаю, что не смогу дождаться момента, когда мы обговорим все детали контракта и приступим с самому приятному, поэтому, открыв дверь в кабинет главы компании и увидев его сидящего на краю стола с планшетом в руках, в котором он сосредоточенно что-то изучает, я фактически с разбега налетаю на него с объятиями и впиваюсь в губы жадным поцелуем.
        - Смотрю, кто-то сильно соскучился, - не без удивления констатирует Адам, освободив свои язык с губами от моего голодного натиска.
        - А ты думал, что будет как-то иначе? После того, как ты оставил меня вчера без десерта, я весь день ждала нашей встречи, - ныряю ладонями под ткань его пиджака, как одержимая скольжу пальцами по напряжённым мышцам.
        - Значит, мне стоит почаще так делать, чтобы ты всегда была настолько ласковой, - ухмыляется Харт, получая за это лёгкий щипок под рёбрами.
        - Вот уж нет. Надеюсь, это был первый и последний раз, когда ты поступил так со мной. Я вообще-то мучилась очень, Адам. Да и что это ещё за высказывания? Разве я недостаточно ласкова с тобой?
        - Я шучу, Николина. Ты предел моих мечтаний, - уместив ладонь на мою поясницу, чувственным голосом произносит Харт несвойственное для себя признание. Но чертовски верное. Я ведь и впрямь девушка-мечта!
        - А ты моих, - искренне отвечаю тем же я, ластясь щекой к его щеке. - И большое спасибо за подарок. Мне безумно понравился браслет. Я его теперь ни за что не сниму. Надеюсь, он останется у меня и после контракта?
        - Естественно. На то он и подарок. Всё, что я тебе подарю, будет твоим.
        - А ты собрался мне ещё что-то подарить? - с восторгом любопытствую я.
        - Всё, что ты попросишь, - со всей серьёзностью обещает Харт и так смотрит на меня, что разом стирает все мои сомнения в правдивости его слов.
        И я верю ему. Я стопроцентно верю. Целую вновь со всей имеющейся во мне страстью и ликованием и верю!
        Да! Моя жизнь удалась! Теперь у меня есть свой личный волшебник, который по щелчку пальцев исполнит всё, что я пожелаю. А я взамен исполню каждый его приказ.
        И, наверное, на этой радостной ноте мог бы закончиться какой-нибудь романтический фильм или же любовный роман, в котором герои, преодолев все невзгоды, наконец заживут вместе долго и счастливо. Или в нашем с Адамом случае до окончания контракта.
        Да. Вполне могло бы быть и так.
        Да только моя жизнь - не слащавая мелодрама или книжечка для любительниц хэппи-эндов. Моя жизнь - это череда долгих и мучительных подъёмов вверх, в конце которых меня ждёт вовсе не упоение достижением желаемой цели, а незамедлительное падение наземь - без страховки, без шанса зацепиться за выступ, без надежды на то, что меня кто-то поймает внизу, и что самое печальное - без возможности разбиться насмерть, что позволило бы мне не чувствовать всего, что последует после.
        Да… Жизнь мне не раз уже доказывала, что счастье до жути быстротечно, но, видимо, я настолько глупая и наивная идиотка, которая отчаянно хочет верить в обратное, что судьба-злодейка решила напомнить мне об этом ещё раз.
        Каким образом?
        Да тем же самым: с помощью мистического дьявола, которому сначала по глупости доверилась Николина, а теперь ещё и я.
        Опылённая его заботой, деньгами, крышесносным сексом и возможностями, что он мне любезно предоставил, я правда была готова ублажать и боготворить его так долго, сколько он того потребовал бы, напрочь позабыв, что этот дьявол никогда ничего не делает просто так. Ему настолько удалось ослепить меня, что я во второй раз как последняя дура поверила, будто за каждым его добрым поступком по отношению ко мне не стоит ничего эгоистичного, корыстного, причиняющего другим людям вред и страдания. Ему опять удалось приглушить мой предостерегающий голос, который всегда напоминал мне, что Адаму плевать на всех, кроме своего божественного «Я».
        Этому дьяволу чужды сострадание, жалость, милосердие. Ему не ведомы честность, порядочность и доброта. Он не знает, что такое любовь, благородство и раскаянье. Ему важна лишь победа, а какой ценой - не имеет значения. И я снова совершила роковую ошибку, стерев из сознания эту безусловную истину, из-за чего всё это время слепо верила в чистосердечную благосклонность Харта.
        Именно эта ошибка также побуждает меня сейчас потянуться руками к ширинке Адама в самозабвенном желании поскорее его раздеть, чтобы доставить сверхъестественное удовольствие. Она же вынуждает вопросительно нахмуриться, когда Харт почему-то решает пресечь мои грандиозные планы, перехватив мою руку и резко сменив свой тон на более строгий:
        - Не сейчас, Лина. Тебе нужно будет немного подождать. Мы ещё не закончили работать.
        Эта же ошибка не сметает с моих губ широченную улыбку, когда я задаю ему недоумённый вопрос:
        - Вы? Ты о ком?
        И она же заставляет меня в ожидании ответа продолжать смотреть на своего «Бога» всё с тем же слепым восхищением, нетерпеливо пробегая пальцами по его твёрдому торсу. Но лишь до тех пор, пока Харт не устремляет свой чёрный взгляд куда-то за мою спину, вынуждая от любопытства быстро обернуться назад и увидеть в противоположном углу комнаты молчаливо сидящего за столом парня, который ошарашенно сканирует меня с головы до пят.
        И всё!
        Одна секунда. Один решающий поворот. Одна встреча с ясной зеленью родных глаз, в которых густо пестрят все оттенки боли, шока и презрения, - и на этом моей короткой, лживой сказочке приходит конец. Как и мне в целом.
        - Остин, - не своим голосом выдыхаю я за мгновенье до того, как запертая душа с истошным криком вырывается к нему навстречу, одним мощным ударом разрушая все стены и заполоняя собой каждую клеточку тела и сознания.
        ГЛАВА 28.
        ОСТИН
        Больше всего на свете я ненавижу ложь и неопределённость. И по иронии судьбы именно в этом отвратительном сгустке я прожил почти четыре месяца. Хотя… Вряд ли я могу винить в этом судьбу. Или Ники. И уж тем более Адама Харта. Скорее только свою глупость и непоколебимую веру в то, что самый родной и близкий человек никогда не променял бы «нас» на деньги.
        Я слепо верил в самую крупную ложь в моей жизни, когда впервые увидел видеопризнание Ники. Верил, когда раз сто пересмотрел его. Верил, когда неоднократно изучал её рабочий контракт вместе с присланными кадрами из клуба. И верил каждый долбаный день, пока тщетно искал её.
        Как я это делал?
        До жути мучительным для себя способом. И последним оставшимся после того, как выяснилось, что ни одной из коллег Ники, которых мне удалось подкараулить возле клуба, не было известно имени необходимого мне мужчины, а единственный человек, который стопроцентно его знал, покинул Рокфорд и бесследно исчез.
        За всё лето Марк не ответил мне ни на один звонок и сообщение. Так же как и во всех социальных сетях от него я получал полный игнор, что не оставило мне иного выбора, как всё-таки взломать базу данных «Атриума».
        К сожалению, личной информации клиентов я там нигде не обнаружил, поэтому мне пришлось собственноручно выискивать среди всей кучи записей с видеокамер те, где была заснята Николина с различными мужчинами, и по их внешности пытаться идентифицировать их личность, после надеясь найти её в компании кого-то из них.
        С какой стороны ни посмотри - задачка передо мной стояла не из лёгких. А если более подробно: крайне муторная, утомительная, переполняющая меня злостью, ревностью, отвращением и занимающая огромное количество времени, которого у меня практически не было.
        По будням я с утра до вечера был полностью занят работой в «Heart Corp», поэтому на поиски Ники мне оставались лишь ночи и выходные. И чтобы суметь найти мою девочку как можно скорее, я использовал всё свободное время по максимуму: каждый день не спал по полночи, занимаясь просмотром десятков развратных видео с Николиной в главной роли, а когда удавалось выловить кадры, где лица мужчин были хорошо различимы, принимался за идентификацию с доскональным изучением их жизни, чтобы в выходные поехать в Рокфорд для личной встречи с теми, кто подходил под критерии: миллионер и холостяк.
        Первый критерий был обязательным, ведь мужчина без данного статуса однозначно не стал бы платить шлюхе десять миллионов долларов, а вот второй был временным. Я просто решил сузить диапазон возможных претендентов до более вероятных, в первую очередь начав проверять именно неженатых постояльцев «Атриума». Но если бы холостяки в итоге закончились, я бы и до женатых добрался, так и продолжая изнурять себя этими абсолютно ненужными поисками, мотаниями между Нью-Йорком и Рокфордом, неприятными встречами с негативно настроенными ко мне мужчинами, которые раз за разом заканчивались полным провалом.
        Я бы так и продолжал разочаровываться, злиться, расстраиваться, ругать себя за то, что вновь искал не того, кого надо, непрерывно умирая от мысли, что Николина всё это время страдает. А всё из-за наивной веры, будто она стала жертвой обстоятельств, которые создал для неё некий влиятельный мужчина в целях любыми способами получить от неё желаемое.
        Да уж! Жертва! Такой жертве можно только позавидовать: лощёная, эффектная, элегантно одетая и светящаяся счастьем, как новогодняя ёлка.
        В первый миг я даже не узнал её.
        Это не она - завопило всё нутро, стоило мне увидеть, как Николина без стука врывается в кабинет и с лёту повисает на шее Адама, впиваясь в его губы.
        Это не может быть она - отчаянно застонала всё та же идиотская вера, когда я услышал родной, любимый голос, по которому тосковал с момента нашей разлуки, как одинокий волк.
        Нет! Это точно не она! - в протесте застучало любящее до беспамятства сердце, пока я воочию наблюдал, как моя девочка с неподдельной страстью целует другого, воркует с ним, прижимается, ласкает его тело и произносит слова, в которые я так долго отказывался верить. Но она сказала их. Сказала так радостно, томно, искренне… добровольно, отчего мой влюблённый разум начал стремительно трезветь, обрушая на голову всю гадкую правду.
        Да! Это она! - окончательно добила кричащая в агонии душа, когда мы встретились с Николиной взглядами.
        Секундное столкновение с родной синевой, которую я узнал бы даже в темноте среди миллионов, и во мне больше не осталось никаких сомнений.
        Не гений ты, Остин Рид, а идиот! Глупец. Влюблённый придурок. Слепец, который наотрез отказывался верить, что Николина продалась, напрочь игнорируя все факты, кричащие об обратном. Ты добровольно обманывал себя, находил ей оправдания, искал веские причины её поступку и даже умудрялся обвинять в принуждении и шантаже её начальника, лишь бы не принимать расчленяющую тебя на куски истину - твоя любимая малышка, вечная ходячая проблема, белокурая девочка, которую ты годами считал самым чистым и невинным созданием, - самая обычная продажная шлюха, с лёгкостью отказавшаяся от настоящих чувств ради богатства и беззаботной жизни.
        - Остин, - панические ноты её голоса разрезают всё пространство между нами и, точно стрелы, простреливают мне насквозь грудь. - Остин… - повторяет она тише и хватается за предплечье Адама, дабы предотвратить своё падение.
          Да только ниже падать некуда, Никс. В моих глазах так точно.
        Горечь от осознания реальности неумолимо растекается по венам. И, бля*ь, становится так больно, что дышать едва получается. Будто оба лёгких разом отказывают. А вслед за ними атрофируются и все соседние органы. Один за другим. Неудержимо. За считанные секунды внутри образуется всепоглощающая пустота, что вытягивает из меня все силы. Ничего не чувствую. Словно всю жизнь высосали. Лишь только тело почему-то мелко вибрирует и накаляется, будто меня резко охватила лихорадка. Это я начинаю ощущать, как только прихожу в себя после первых, самых сокрушительных секунд прозрения.
        Короткие, но мощные по силе импульсы пульсируют под кожей, воспламеняют кровь, что собирается со всех частей тела и приливает к паху. И с каждым новым вдохом я понимаю, что дышать становится труднее уже не только от непереносимой боли в груди, но и от беспричинной, лютой похоти, вмиг пробуждающей член до полной готовности.
        Сжав с остервенением кулаки, я кое-как заставляю себя перевести взгляд от подрагивающей в шоке шлюхи на её… пардон… на нашего молчаливого босса, в чёрных зрачках которого отображается та же звериная, дикая сущность, что уже в следующий миг прорывается из глубин моего бытия. Она моментально начинает скрести по натянутым нервам, туманит разум, перехватывает контроль над телом, превращая меня в первобытное, голодное животное, жаждущее совокупиться лишь с одной-единственной самкой, которую я никак не должен хотеть. Не после того, что увидел и услышал.
        Что за дичь со мной происходит? А точнее, что за дичь происходит с ним? Это же его сумасшествие я сейчас впитываю в себя. Как и тогда. На улице. Возле подъезда.
        Лицо Харта как всегда запечатано маской бесстрастия, но мне ли не знать, что она - всего лишь мишура. За ней он всегда чувствует слишком много и слишком сильно, а то, что клокочет в нём сейчас, вообще не передать словами.
        Одна сверхъестественная похоть чего стоит - она нещадно прокалывает мне кожу, словно сотни тысяч огненных иголок, возбуждая каждый половой рецептор и одновременно причиняя ему боль. А за похотью, точно танком, меня придавливают такие же аномальные ревность, злость и одержимое желание схватить Ники, сжать, забрать себе, спрятать ото всех, трахать, любить, оберегать, уничтожать всех на своём пути, кто посмеет посягнуть на моё.
        Это ненормально. Чересчур много для одного человека. Чересчур много даже для десятерых человек. И уж точно это чересчур много для меня. Я такого прежде не испытывал. И если для Харта это, может, и нормальная реакция на близость Николины, то для меня это точно ненормально. Я не могу оставаться спокойным и адекватным, пока жуткие эмоции вместе с огненной лавой вслед за телом пожирают все клетки мозга, отметая всю мою боль за поступок Ники на второй план, сменяя её нестерпимой потребностью - подлететь к застывшей парочке и на хрен отбросить Адама подальше от неё, а затем погрузить девчонку себе на плечо и унести как можно дальше отсюда.
        И, чёрт меня дери, я не могу ничего с собой поделать. Тело само резко вскакивает с кресла, а ноги стремительно ведут меня к ним.
        ***
        - Стой! Остин, пожалуйста! Остановись! Держись! Не делай этого!
        Помещение наполняет истошная мольба Николины, что возвращает мне совсем маленькую крупицу здравого смысла. Однако полностью я осознаю всю степень недопустимости своих грядущих поступков, когда она делает шаг навстречу мне и выставляет вперёд руку.
        Я выплываю из секундного морока и резко останавливаюсь в полуметре от неё, не желая соприкасаться с её ладонью, словно боюсь обжечься или испачкаться. И, видимо, на моём лице чётко отображается переполняющее меня отвращение к ней, потому как Ники сама отдёргивает руку, в ужасе прижимая её ко рту.
        И смотрит так… словно весь её мир только что рухнул. Словно не она минуту назад лучилась радостью. Словно не она распылялась в благодарностях за дорогой подарок, сверкающий брильянтами на её запястье. Словно не она прискакала сюда, чтобы выполнить свои трудовые обязанности. Словно ей не всё равно. Словно ей тоже больно. Словно её сердце разбито не меньше моего.
        Да только зачем ты всё это играешь сейчас, Ники? Зачем строишь из себя испуганную, сожалеющую о содеянном невинную овечку? Ты не такая. Теперь я это точно знаю. Иначе не сделала бы того, что ты сделала.
        - Я думаю, на сегодня мы всё-таки закончили, Остин, - нарушая потрескивающее от напряжения молчание, наконец подаёт голос Харт - низкий, твёрдый, не терпящий возражений.
        Я вновь с трудом перевожу взор с Николины на него и лишь тогда замечаю, что он так же, как и я, напрягся всем телом и будто из последних сил держится, чтобы не наброситься на меня прямо сейчас.
        - Да. Ты прав. Мы закончили, - с неприкрытым недовольством соглашаюсь я, глядя Харту точно в глаза.
        Мне невыносимо находиться сейчас с ним рядом, хотя в целом к нему у меня претензий нет. Он мне ничем не обязан. И ни в чём не виноват. Однако один непонятный вопрос, прорвавшийся сквозь весь рой хаотичных мыслей, у меня к нему всё же имеется.
        - Почему только сейчас? - спрашиваю я без уточнений. Да и они не требуются. Адам и так понимает, о чём я. С самого начала нашего знакомства он не мог не знать, кем я являюсь для Николины и то, что я не прекращаю её искать. И всё равно молчал.
        - Опасался, что узнай ты раньше, это смогло бы помешать запуску проекта, - ровно отвечает он.
        - Проект ещё не запущен, - тут же бросаю факт, напрочь лишающий смысла его объяснения.
        - Но все главные стадии разработки уже пройдены. Без тебя это сделать было бы в разы сложнее и дольше. Да и после всей проделанной работы вряд ли какие-нибудь личные проблемы вынудили бы тебя покинуть «Heart Corp».
        Понятно. Значит, перед тем, как открывать всю правду, Харт должен был убедиться, что плану по возвращению его бизнеса на былые высоты ничего не угрожает. Что ж… Это не удивляет. И вполне логично. Рисковать успехом компании из-за конфликта с бывшим своей шлюхи никто не будет. И тем более президент этой самой компании. Как, впрочем, и я ничего лишаться из-за неё не намерен.
        - Об этом ты мог не переживать. Я профессионал. И ни за что не позволил бы личным проблемам помешать работе.
        - Я не мог этого знать наверняка.
        - Теперь знаешь.
        - Теперь знаю, - мрачно цедит он, не разрывая со мной зрительного контакта.
        И чем дольше мы опять сверлим друг друга недобрыми взглядами, находясь рядом с застывшей между нами Николиной, тем сильнее я чувствую, как помимо ненормальной похоти в венах закипает злость. Однако я больше чем уверен, что не злюсь на него в самом деле. Скорее это он по своему обычаю продолжает злиться на меня, а я это просто впитываю.
        Но по крайней мере, теперь мне понятна его вечная, беспричинная неприязнь ко мне. Я всё гадал: в чём же дело? А дело оказалось в той, что я искал на протяжении всего лета, более десятка раз бессмысленно мотаясь в Рокфорд. Хотя всё это время никуда ездить не нужно было. Она всегда была прямо под боком. Трахалась с моим начальником, ублажала его, несомненно, сама получала от этого удовольствие, наслаждалась богатой жизнью, красиво одевалась, радовалась украшениям, подаркам, знакам внимания и совершенно не думала обо мне. Николина просто вычеркнула меня из жизни. А я, как последний дол*оёб, изводил себя из-за одержимости найти её. Подыхал ежедневно от неизвестности. Накручивал себя, волновался, представлял, как она страдает, корил себя за неспособность помочь ей и что-либо исправить. А исправлять ничего не надо. Исправлять нечего. Никаких «нас», придуманных мной, давно нет. Всё затмили деньги. А может, и не только они.
        Со стороны Ники не знаю. Она вновь намертво закрылась от меня. Я её не чувствую. Но Харта… его нечеловеческие по силе эмоции я почувствовал бы за километр даже посреди толпы. Их много. Настолько, что все разом не разобрать. Но они есть. Безусловно. И они такие же мощные и всепоглощающие, как и стягивающая до боли весь низ живота похоть. Потому-то я ему и не нравлюсь на уровне инстинктов. Ведь он стопроцентно в курсе произошедшей между мной и Ники близости. В этом и сомневаться не стоит. Такие, как он, всегда тщательно проверяют своих работников перед тем, как нанимать их на работу. А тех, кого планируют впустить в свою койку, так подавно.
        Вот же дерьмо! Зря я опять про койку подумал. Для меня и так было невыносимо представлять, как Николина каждую ночь стонет под каким-то мужиком, а в данной неуравновешенной кондиции я вообще практически теряю рассудок и едва справляюсь с порывом въехать Адаму по физиономии, отчего снова крепко сжимаю кулаки, будто готовлюсь к атаке, - и этот жест не ускользает от внимания Харта.
        Он по-прежнему ничего не говорит, но впервые за сегодняшнюю встречу не может полноценно скрыть эмоции на своём лице, а именно - крайне сильное недоумение.
        - Не смотри на меня так! - не контролирую резкости голоса, чем ещё сильнее удивляю Адама. Но мне плевать. Не могу я сейчас иначе. - Я не собираюсь драться из-за неё. Она того не стоит. Я просто чувствую всё, что чувствуешь ты, поэтому мне нужно поскорее отсюда убраться, чтобы не начать попусту махать кулаками, - приложив титанические усилия, проговариваю я и наконец отступаю обратно к столу, чтобы забрать свои вещи.
        - Остин… пожалуйста… выслушай меня. Я хочу объясниться, - внезапно отмирает Никс, и её дрожащий, тихий голос словно коленом под дых со всей силы меня ударяет, а после окатывает новой волной ядерной злости Адама.
        Держись, Остин. Держись. Никаких сцен, скандалов и драк в офисе. Ты об этом пожалеешь. А у тебя и так будет достаточно поводов для сожалений, когда ты выберешься отсюда и останешься один.
        - Остин, умоляю… Я…
        - Заткнись, Джеймс! - строго рявкаю я, еле справляясь с дрожью в пальцах, пока складываю лэптоп со всеми документами в кейс. - И не говори ничего. Мне объяснять ничего не нужно. И так всё понял. Лучше начальнику своему подробней расскажи о моей особенности. Как видишь, сам я сейчас этого сделать не способен, а он явно недопонял, что именно я имел в виду.
        Бросаю короткий взгляд на озадаченное лицо Харта, подтверждая свои предположения.
        - Прекрасного вам обоим вечера. До понедельника, - сдержанно прощаюсь с боссом и, не бросив на Николь и мимолётного взгляда, пулей вылетаю из кабинета, буквально сразу же слыша за спиной строгий приказ Адама:
        - Лина, стой!
        Но разве она хоть когда-нибудь умела слушаться? Идиотка!
        - Остин, подожди!
        Меня передёргивает от её очередной мольбы. Слышу её как сквозь толстый слой ваты и ускоряю темп шагов.
        - Не уходи так… Пожалуйста, давай поговорим!
        Это последнее, что я сейчас хочу делать.
        - Да остановись же ты!
        Я останавливаюсь, но только потому, что добираюсь до лифта и начинаю неоднократно давить на кнопку.
        - Остин, я хочу поговорить. Не уходи, - через пару секунд настигает меня её голос вместе с цокотом каблуков. - Прошу, повернись и посмотри на меня.
        Да как же она не понимает? Я не хочу на неё смотреть. Слишком больно смотреть в некогда родные глаза и видеть там неприятную мне незнакомку. Не хочу и не могу этого сделать, однако её рука, схватившая меня под локоть, вынуждает резко развернуться и, вспыхнув новым взрывом ярости, устремить на неё презрительный взгляд.
        - Что в моих словах «мне не нужны твои объяснения» тебе непонятно, Николина?! Что? Как мне яснее разжевать, что меня тошнит от тебя? Я ни слушать, ни видеть, ни дышать одним воздухом с тобой не желаю. Ты сделала свой выбор. А я делаю свой: с этого дня ты для меня мертва, слышишь? Мертва! Но уверен, тебя эта новость нисколько не расстроит. У тебя новая, шикарная жизнь, которую ты выбрала сама. Меня же ты оставила в прошлом, даже не сумев набраться храбрости сказать обо всём вживую. Видимо, ничего больше, кроме отправленных мне файлов с мерзкой правдой о тебе, я не заслуживаю. Ну и ладно! Уже неважно. В них ты мне всё досконально разъяснила. Добавлять больше нечего. И это только моя вина, что я так долго отказывался в это верить. Но зато верю сейчас. Верю, вижу и осознаю, каким идиотом всё это время был. Но, к счастью, с этим покончено! Поэтому, будь добра, руки от меня свои убери! Мне противны твои прикосновения, как и ты в целом. И возвращайся поскорее к Адаму отрабатывать свой немалый гонорар. Нехорошо заставлять босса ждать. Хотя бы его не разочаровывай, ладно? - выплёвываю я едко ей прямо в
лицо, заставляя её вздрогнуть, как от выстрела, а затем замереть на месте, продолжая держаться за мою руку как за спасательный круг.
        Она не пытается больше ничего сказать, а только дышит тяжело и часто, словно вот-вот задохнётся, взглядом блестящим бегает по моему лицу.
        Да только что она в нём ищет? Не знаю. Да и похер мне, если честно. Меня трясёт как в ознобе, кровь ухает в ушах, а сердце колотится так быстро, будто жаждет набиться вдоволь перед вечной отключкой. Мне нужно свалить отсюда подобру-поздорову, и её морские глаза, неумолимо заполняющиеся влагой, которая никогда не сможет пролиться, не помешают мне это сделать.
        Остатки души рвутся на куски, вся грудная клетка сдавливается болезненными спазмами, но я не поведусь больше на её отменные актёрские таланты, да и видеть её новый спектакль нет никаких сил.
        Не дождавшись ни лифта, ни каких-либо слов или действий Николины, я сам вырываю локоть из её руки и чуть ли не бегом устремляюсь к выходу к лестницам. Мне нужно поскорее исчезнуть из приёмной главы «Heart Corp». Подальше от неё. Подальше от него. Подальше от его сумасшедших эмоций и ощущений. И подальше от боли из-за безвозвратно растворившейся лжи, в которой я варился последние четыре месяца.
        ГЛАВА 29.
        ОСТИН
        Всю дорогу до дома я помню короткими отрывками. Вот я несусь, как лавина с горы, по лестничным пролётам, а уже в следующий миг, будто телепортировавшись, оказываюсь в парадном вестибюле «Heart Corp». Вроде только выхожу на улицу, секунда - и я уже стою возле высотки, в которой месяц назад приобрёл новую квартиру, и не чувствую ни боли в ногах, ни усталости, ни сжимающих ощущений в области лёгких из-за одышки после бега вниз с шестидесятого этажа, а затем ещё четыре квартала по многолюдным улицам Нью-Йорка.
        Всё тело до сих пор перевозбуждено до предела, а кожа зудит и пылает, вызывая желание содрать её вместе со всей одеждой. Что я и пытаюсь сделать, когда врываюсь в душ, поспешно сбрасываю с себя чёртов костюм с рубашкой и встаю под ледяной напор воды, начиная интенсивно натирать мочалкой тело. И слава богу, совсем немного, но режущий холод капель облегчает моё состояние.
        Неудержимая похоть никуда не исчезает, но хотя бы зуд с огненной пульсацией прекращает так сильно раздражать кожу и зарождать во мне крайне недопустимое желание вернуться обратно в офис и оттрахать эту белокурую шлюху до беспамятства.
        Да, чёрт возьми, именно её, а не какую-нибудь другую!
        Я возбуждён сейчас в той же мере, в какой был возбуждён во время посещения «Атриума», но тогда, если бы я всё-таки решил это сделать, мне было плевать, в какую девку спускать всё напряжение. Сейчас же тело, разум и всё моё нутро гудят и требуют именно её - Николину - девушку, что лишь внешне отдалённо напоминает мне мою малышку, внутри же она не кто иная, как лживая, продажная шваль.
        Сука! Я ненавижу её! Ненавижу так, как никого в своей жизни не ненавидел. За то, что она оказалась совсем не той, кем я всю жизнь её считал. За то, что, как многие другие, повелась на деньги. За то, что так долго врала мне о своей работе, чувствах, от которых в итоге так просто отказалась, и о многом другом. За то, что хочу её сейчас как полоумное животное. И за то, что продолжаю любить, несмотря ни на что.
        Я не хочу это чувствовать. Она недостойна моей любви. Да и мне не нужна эта любовь к ней. Я вообще это чувство больше испытывать не желаю. Ни к кому. Никогда. Ничего хорошего оно всё равно не приносит. Только негатив и проблемы. Мне этого не надо.
        Жил же до этого прекрасно без всего свербящего дерьма в душе и не жаловался. Проводил приятно время с понравившимися девушками. Трахался с ними без ощущения окрылённости, состояния свободного падения и порхающих бабочек в животе. И всё было шикарно. И самое главное - безболезненно и без вреда для себя.
        А что сейчас? Что мне эта хвалёная всеми любовь принесла?
        В кого она меня превратила?
        Я же за эти месяцы буквально стал живым мертвецом. Как внешне, так и внутренне. Одной лишь работой да поисками жил. Света белого не видел. На себя и своё здоровье полностью забил. Иногда даже есть и пить забывал. Или просто на это не было времени. Спал по минимуму, почти круглосуточно сидел у экрана компьютера, из-за чего лицо уже давно стало бледным, осунувшимся и усталым, тело ещё сильнее исхудало, а мышцы, которые мне с таким трудом приходилось наращивать годами, сдулись, сказав мне «До свидания».
        В то время, как она преспокойно жила и бед не знала, трахаясь каждый день с мечтой всех женщин.
        - Ты предел моих мечтаний.
        - А ты моих.
        Отголоски их разговора эхом разносятся в моей голове, стуча по стенкам черепа словно удары гонга. Я сам не осознаю, как мой кулак начинает неоднократно врезаться в кафельную плитку душа, пока цепь мучительных вопросов заполоняет мозг.
        Почему она так поступила? Почему продалась ему? И почему я всё никак не мог вспомнить его внешность? Почему даже мысли не подпустил, что этим неизвестным мужчиной может быть Адам? Он богат, молод, красив - всё, как говорила на видео Ники. К тому же я ведь знал, что он ездил в командировку в Рокфорд. И предполагал, что с его загруженностью на работе вряд ли у него есть время на полноценную личную жизнь.
        Так почему же я просто-напросто не поверил, что в жизни могут случаться настолько поразительные совпадения? Почему я так зациклился на поисках мужчин среди клиентов «Атриума», что не додумался проверить его тоже? Почему, бля*ь?! Сделай я это, смог бы гораздо раньше прекратить уничтожать себя ради той, кто этого совершенно не заслуживает. Но я не сделал. И день за днём продолжал бессмысленно изнурять себя до изнеможения.
        Хотя, наверное, вот оно - вполне исчерпывающее объяснение моей опрометчивости: учитывая тот ритм, в каком я жил последние месяцы, мне нужно ещё радоваться, что у меня хотя бы на работе голова варила как надо. О большем мечтать и не стоило.
        Продолжая ругать себя за идиотизм, наношу удар за ударом, разбивая костяшки пальцев, а легче всё равно не становится. И больно тоже. Физически я по-прежнему ничего не чувствую. Полное онемение. Мышечная атрофия. Но зато от вида капель крови на руке я наконец выплываю из своих мучительных раздумий и замечаю, что дрожу. Но на сей раз не от жара в теле, а наоборот, от холода - ледяной поток воды до сих пор ниспадает мне на голову.
        Выбираюсь из душа, голышом шлёпаю в гостиную, где глаза тут же цепляются за ещё один лэптоп, за которым я сиднем сидел каждую свободную от работы секунду, просматривая сотни мерзких видео с Николиной.
        Сексом она, может, и не занималась, но зато в прелюдии у неё опыт чертовски богатый. Я такого насмотрелся в её исполнении, что нисколько не удивляюсь, почему Адам пребывает от неё в полном восторге, бля*ь!
        
        Ну вот… ещё один скачок в пространстве и времени не заставляет себя долго ждать: мгновенье, взор застилает красной пеленой, и я из одного угла просторной комнаты оказываюсь в другом, где хватаю ни в чём не повинный компьютер и вдребезги его разбиваю об поверхность стола.
        По*уй! Это всего лишь вещь. Нужно будет - куплю новый. Теперь деньги - и для меня не проблема.
        Мне и на зарплату грех было жаловаться, но вознаграждение за проведённую встречу с Кеннингом превзошло все мои ожидания.
        Как оказалось, мистер Харт до боли щедр не только со шлюхами, но и со своими сотрудниками, которые безупречно выполняют работу. По этой же причине у меня появилась возможность так быстро перебраться из небольшой съёмной квартирки в Бруклине в свою первую приобретённую недвижимость в центре Манхэттена совсем рядом с работой.
        Николине нужно было ещё совсем немного подождать, и она получила бы от меня всё, что пожелает. Я хотел превратить её жизнь в сказку, исполнить каждое её желание, окружить комфортом и благосостоянием и сделать всё возможное, чтобы вытащить её непутёвую маму из дерьма, в котором она живёт, отправив алкоголичку в лечебницу.
        Но она не дождалась. Она выбрала более быстрый способ и миллионы другого. А всё потому, что просто не верила в то, что я смогу быстро чего-то добиться. Она не верила в меня. А теперь уже оно мне и не надо. Теперь я тот, кто никогда не поверит ей.
        Превратив компьютер в груду не подлежащих восстановлению обломков, я грузно опускаюсь на диван. Опираюсь локтями на колени, прикрывая руками лицо.
        Так паршиво я себя ещё никогда не чувствовал. Даже после смерти Мэгги почему-то было не так больно. Хотя так не должно быть. Не должно! Бабушка была для меня всем. Как и Николина. Но первая - умерла, а вторая - предала. Это не сопоставимые вещи. Мне не должно быть так херово. Но именно так и есть. Я голый, мокрый, опустошённый и, так же как и мой компьютер, вдребезги разбитый. И только члену - всё море по колено. Как стоял столбом, так и стоит. Никакой холод, ненависть и полный раздрай в душе не приносят ему успокоение. По ходу, угомонить его сможет только женщина. Он уже давно забыл, что это такое. И хрен знает, когда удастся вспомнить.
        Ведь тут можно смело вернуться к вышеупомянутой проблеме: из-за всей жути, впитанной мной от Адама, мне никого не хочется. Хотя мне и до этого никого, кроме Ники, не хотелось, однако сейчас даже сама мысль о сексе с кем-то другим вызывает всецелое отторжение. И это надо исправлять. Как-то. Но как? Не имею представления. Но нужно сделать это как можно скорее.
        Не собираюсь я и дальше из-за неё жертвовать собой и отказываться от удовольствий жизни. Достаточно! Я и так слишком много упустил за последние месяцы. Ни одного дня я больше не потрачу ни ради неё, ни ради кого-то другого. И это, к слову, будет сделать до боли элементарно всего по одной простой причине: у меня больше никого не осталось. Сейчас я официально один.
        Без семьи, без любимой девушки, без друзей.
        Полное обнуление.
        Прям лучшего момента, чтобы начать новую жизнь, и не придумаешь, правда?
        Да только жить что-то уж совсем не хочется. Всё сейчас кажется бессмысленным, пустым, ненужным. И даже деньги, которых у меня теперь предостаточно, ни на грамм не облегчают ноющую боль, что с каждой секундой всё сильнее поглощает всю мою сущность.
        Стоит только вновь ощутить, как от переизбытка горьких чувств в лёгких будто весь воздух исчезает, я вскакиваю с дивана, надеваю чистые боксёры, джинсы, чёрную рубашку, носки, обувь и спешу выбраться из пустой квартиры в гущу людей в надежде найти спасение в потоке чужих эмоций.
        Но, увы, как и в прошлый раз, когда я увидел Ники с Марком, никакого облегчения не следует. Когда дело касается её, эмоции других людей окружают меня, но ни в какую не могут затмить моих собственных. Совсем. Что ещё раз убеждает меня: Харт точно, как и я, обладает какой-то неординарной способностью, раз ему со своей похотью, злостью и звериной энергетикой удалось это сделать. Жаль лишь, что это не помогло мне, а наоборот, обострило каждый из полутонов моей личной агонии, которую не имею понятия, как сумею приглушить.
        ***
        - Тяжёлый день, друг?
        Сквозь громкие биты музыки до меня долетает мужской голос, что заставляет наконец оторвать взгляд от одной точки на барной стойке.
        Да! Я каким-то образом оказался в баре. Зачем? Вопрос на миллион. Пить я ни за что не буду, ведь в прошлый раз лично проверил, что алкоголь в этом деле - самый херовый помощник.
        - Не день, а скорее год, - не поворачивая головы в сторону мужчины, с усталым выдохом отвечаю я, всем своим видом показывая, что не хочу ни с кем разговаривать. Но этот товарищ, по ходу, не умеет правильно толковать намёки.
        - В таком случае тебе сегодня определённо требуется собеседник, и представь, тебе невероятно повезло: я добродушно и совершенно бескорыстно вызываюсь на его роль! - бодро заявляет он и присаживается на соседний стул, слегка задевая меня плечом.
        Собираюсь далеко не в самой дружелюбной форме сообщить ему, что мне на хрен не сдался никакой собеседник, но заминаюсь, когда обращаю свой взор на него: полностью выбеленные волосы, озорной взгляд, полуулыбка на губах, а голубая рубашка с замысловатыми узорами почти наполовину расстёгнута, оголяя его накачанную грудь.
        Не понял: я, что ли, в гей-бар по случайности нагрянул? Только этого мне сейчас не хватало для полного счастья.
        Бегло оглядываюсь по сторонам, отмечая, что контингент вокруг вроде как обычный. И женщин, и мужчин приблизительно поровну. И их внешний образ на первый взгляд не подтверждает мои опасения.
        - Кого-то выискиваешь? - пепельный блондин возвращает к себе моё внимание.
        Смотрю на него пристально и всё никак не могу понять: для чего именно он тут плюхнулся со мной рядом? Несмотря на первое впечатление, интуиция подсказывает, что он нормальный мужик, но вот эта его не сползающая с губ улыбочка меня знатно напрягает, поэтому я предпочитаю больше не гадать, а просто сразу же пресечь наше короткое общение:
        - Я никого не выискиваю и ни с кем не знакомлюсь. Давай, ты по-хорошему найдёшь кого-нибудь другого себе на вечер.
        Только я успеваю договорить, как нарушитель моего одиночества начинает задорно смеяться и опускает руку на моё плечо, тем самым напрягая ещё сильнее.
        - Не волнуйся, красавчик, ты не в моём вкусе, - елейным голосом «успокаивает» он, наклоняясь к моему лицу ближе. - Открою тебе секрет: я люблю девушек, - а вот это он уже добавляет резко пониженным тоном без тени улыбки на лице.
        И надо же: теперь ни его выбеленные волосы, ни голубая рубашечка с узорами нисколько не убавляют его мужественности.
        - Да расслабься ты уже. Я не кусаюсь. И точно не тот, за кого ты меня принял. Не слышал, что нехорошо вешать на человека ярлыки только по внешнему виду? - он убирает руку с моего плеча, чуть отодвигаясь.
        - Слышал. Просто мне кажется очень странным, что в пятничный вечер мужик изъявляет желание познакомиться с другим мужиком. Это, знаешь ли, навевает определённые мысли.
        - Согласен. Навевает. Но я к тебе подсел только потому, что захотел поддержать. Уж больно убитым ты мне показался.
        - Благодарен за неравнодушие, но мне не нужна компания.
        - Уверен? Мне не раз говорили, что из меня очень хороший слушатель получается.
        - Я не хочу ни о чём говорить. Тем более с незнакомцем.
        - А зря. Иногда незнакомцу гораздо легче излить душу, нежели самому близкому человеку. Давай закажем выпить, и ты мне расскажешь: кто она и что сделала?
        Не дождавшись моего ответа, он подаёт бармену знак, чтобы тот подошёл к нам.
        - Откуда ты знаешь, что дело в девушке? - сдавленно спрашиваю я у проницательного прилипалы.
        - Я не знал, а просто ляпнул самую популярную причину, почему молодой парень с разбитыми костяшками может сидеть один до смерти грустный в баре. Только должен отметить: ты как-то неправильно грустишь, друг мой. Сейчас мы это исправим, - он заказывает у подошедшего бармена одну из самых дорогих бутылок бурбона.
        - Я не буду пить, - категорично отрезаю я.
        - О-о, не переживай, я угощаю.
        - Да не в этом дело. Я не буду пить. Алкоголь мне не поможет, а только хуже сделает.
        - Это потому, что ты явно не тот алкоголь пил и не в той компании.
        Он наполняет два рокса янтарной жидкостью и подталкивает один мне.
        - Пей. Станет легче.
        - Не станет. В прошлый раз наутро я сдохнуть хотел.
        - Да ты и сейчас не особо похож на желающего жить, так что пей, - он делает глоток, глядя на меня со всей серьёзностью.
        - Ты не прав, я похож на желающего, чтобы меня оставили в покое. Мне не нужны ничья жалость и поддержка. Я просто хочу посидеть молча.
        - Так в чём проблема, друг мой? Давай посидим и помолчим вместе, - непринуждённо заявляет он и замолкает, неспешно смакуя бурбон.
        Я недовольно хмурюсь. Какой я ему друг? И какого чёрта он привязался ко мне? Заняться, что ли, больше нечем, кроме как сидеть над душой и непрерывно пялиться на меня, действуя на нервы?
        Я возвращаюсь к разглядыванию столешницы барной стойки, однако присутствие незваного «дружка» и его выжидающий взгляд, въевшийся в моё лицо, не позволяют мне отвлечься от реальности.
        ***
        - Ты всегда так открыто нарываешься на то, чтобы тебе вмазали? - не выдержав его пристального внимания, спустя пару минут поворачиваюсь к блондину всем корпусом.
        - Нет, только когда вижу, что кому-то необходимо выпустить пар, - ухмыляется он.
        - Мне ничего не нужно. Я уже выпустил.
        - Видимо, этого было недостаточно.
        - Предлагаешь мне себя ударить?
        - А ты хочешь?
        - Честно? Хочу, а после разнести весь этот бар до основания, но не буду.
        - Почему? - он недоумённо щурится.
        - Даже не знаю, - усмехаюсь. - Наверное, потому, что перспектива проснуться завтра утром в полицейском участке меня радует куда меньше, чем мучиться от жуткого похмелья.
        - В таком случае я предлагаю тебе ещё один способ, что поможет тебе выпустить из себя всю негативную энергию без последующих проблем и вреда для здоровья.
        Блондинчик игриво поигрывает бровями, явно намекая на секс, чем вновь заставляет меня до предела напрячься. И он это замечает, театрально закатывая глаза.
        - Господи! Да угомонись же ты наконец. Не подкатываю я к тебе. И трахнуться я тебе не с собой предлагаю, а с кем-нибудь из них, - он стреляет взглядом через моё плечо.
        Я оборачиваюсь и вижу в конце бара столик, окружённый десятком девушек на любой вкус и цвет.
        - Девичник, - с упоением протягивает он. - Что может быть прекрасней пьяных, весёлых, расслабленных и жаждущих приключений женщин? Это же наилучшее лекарство от всех любовных дел.
        Без особого интереса мажу взглядом по каждой из красавиц и не чувствую ни единого внутреннего отклика, чётко понимая, что это лекарство мне, к сожалению, не поможет.
        - Увы, сегодня я не в настроении для целой оравы верещащих девиц, - уверенно заявляю я, слыша за своей спиной восторженные визги.
        Блондин на несколько секунд поджимает губы, словно задумываясь о чём-то. Опустошает стакан, наполняя его снова, а затем протяжно выдыхает.
        - Ладно. Понял. От моей помощи ты сегодня наотрез отказываешься. Твоё право. Но тогда сделай одолжение и помоги мне.
        - О чём ты?
        - О том, что, в отличие от тебя, я не собираюсь упускать таких конфеток. Однако одному мне всех их не потянуть. Я, конечно, выносливый, но десять на одного - это многовато даже для меня, поэтому на сегодняшний вечер мне однозначно требуется второй пилот.
        - И чего ты от меня хочешь?
        - Как чего? Выручи по-дружески и стань им.
        Этот странный мужик не перестаёт меня удивлять. От абсурдности его просьбы я даже посмеиваться начинаю.
        - Ты меня явно недопонял, друг, но так уж и быть - повторю: сегодня я не в состоянии покорять горизонты. С таким унылым вторым пилотом, как я, ты далеко не улетишь.
        - А далеко лететь и не придётся. Всего-то пару десятков метров до того очаровательного столика, - мачо вновь устремляет взгляд за мою спину, подмигивая кому-то из намеченных целей.
        - И всё равно я вынужден отказаться, - устало произношу я, желая поскорее от него отвязаться. Но легче было бы назойливую муху с закрытыми глазами поймать, чем отвертеться от этого незнакомца.
        - Да ладно тебе! Ну что ты в самом деле, как хилый старик себя ведёшь? Реально собрался и дальше киснуть в одиночестве, уткнувшись носом в стол, пока рядом сидят такие красотки? Ты можешь не рассказывать, что у тебя стряслось, но хотя бы ответь на один вопрос: твоя любимая сейчас так же убивается горем из-за вашей ссоры, как и ты? Если ты уверен, что это действительно так, то хорошо: я отстану, ты погрустишь, а завтра вы с ней помиритесь и снова заживёте счастливо. Но если же всё гораздо серьёзней, то прекрати портить себе пятничный вечер из-за какой-то бабы и подумай о себе. Забудь обо всех проблемах на одну ночь, расслабься, выпей, но не до беспамятства, а чисто для поднятия духа, и проведи весело время в компании красавиц и мегазадорного другана, которого тебе посчастливилось сегодня встретить, - на одном дыхании с улыбкой выпаливает он и, подняв мой нетронутый стакан со стола, протягивает мне.
        Я смотрю на него задумчиво, но всего несколько секунд, которых с лихвой хватает, чтобы понять: блондин абсолютно прав - как бы херово мне сейчас ни было, мне нужно хотя бы попытаться вытянуть себя из вязкого болота душевной боли и отключить голову.
        Чтобы забыть о том, что она сделала. Забыть, что сегодня разбились все мои мечты. Забыть, что она сейчас наверняка вовсю трахается с другим, пока меня здесь скручивает такая адская мука, словно все внутренности безжалостно вырезают.
        Я выхватываю рокс из руки незнакомца и залпом выпиваю содержимое, мгновенно ощущая, как горло обжигает крепость напитка, а к лицу приливает жар.
        Не привык я пить такое. Да что уж там. Я вообще не привык пить. Но пряный, терпкий вкус с медовыми нотами оказывается в разы приятней, чем я мог рассчитывать. Даже морщиться от неприязни не пришлось.
        - Ну? Легче становится? - одержав победу, блондин улыбается от уха до уха и с явным любопытством ждёт от меня ответ.
        Да только что он хочет услышать?
        Глупо надеяться, что одна порция бурбона враз сумеет склеить моё сердце воедино. Я знаю, что даже литры алкоголя не помогут мне. Не исцелят, не сотрут память, не даруют временного облегчения. Однако, к моему превеликому удивлению, я почему-то отвечаю:
        - Да.
        И что ещё поразительней - я ни капли не вру. Мне в самом деле за считанные секунды становится лучше: на сей раз градус алкоголя не просто согревает тело и слегка даёт по мозгам, а срабатывает на весь организм как обезболивающее и сильный энергетик.
        С моих плеч и груди будто центнеровый груз спадает, мысли о Николине развеиваются в небытие, саднящие раны на руке прекращают болезненно ныть, всё тело наливается силой, губы сами расплываются в улыбке, а зрение обостряется настолько, что позволяет видеть тусклый мир перед глазами в более ярких красках.
        Что за фигня находилась в стакане, раз меня так сильно торкнуло? Этот мужик мне что-то подсыпал? И почему меня это нисколько не волнует? Как и всё остальное, что меня волновало ещё минуту назад?
        Работа. Все планы проекта. Огромная куча организационных задач, требующих моего внимания. Зря потраченное время в поисках той, кого искать не нужно было. Адам. Николина. Сцена их поцелуя. Слова. Взгляды. Его ненормальная похоть. И лживые синие глаза, вновь пытающиеся слезами обмануть меня.
        Ничего нет. Всё пропало. Растворилось, словно никогда и не было. Теперь мне легко, свободно, просто, обалденно. Никаких забот, проблем и горечи. А только желание жить в своё удовольствие и развлекаться до самого утра.
        - Я же говорил, что помогу тебе, а ты не верил.
        Мой новый друган с довольной улыбкой смотрит на меня, и я отвечаю ему тем же, готовый без раздумий согласиться на всё, что он предложит.
        - А теперь идём со мной, Остин. Я уверен: нас с тобой ждёт незабываемая ночка!
        И я полностью с ним соглашаюсь! С отличным настроением и бурным приливом сил направляюсь к той самой группе красоток, совершенно не парясь по поводу одной необъяснимой странности: я не называл блондину своё имя, а оно ему откуда-то известно.
        Этот момент должен был меня насторожить, взволновать, возможно, даже напугать и однозначно навлечь крайне нехорошие подозрения о том, что незнакомец, подсевший ко мне, сделал это вовсе не по доброте душевной.
        Но разве хоть что-то из этого я испытываю?
        Пф… Не смешите!
        Сейчас меня волнует лишь одно: кого же именно выбрать из всех весёлых, сексуальных девчонок? Брюнетку, блондинку или рыженькую? Все красотки - аж глаза разбегаются. И всех до безумия хочется. Да… наконец мне хочется их, а не ту, что от одного глотка целительного зелья напрочь вылетела из моей головы.
        О-о-ох, чувствую, мой новый странный друг абсолютно прав - это ночка будет незабываемой. И будь я проклят, если хоть в чём-то откажу себе сегодня!
        ***
        ГЛАВА 30.
        АДАМ
        Я опять это сделал.
        Я опять поступил эгоистично.
        Но обещаю, это было в последний раз. Ну… или, по крайней мере, надеюсь, что в последний, ведь, чёрт побери, не умею я думать о других. Не умею! И уже много-много лет не хотел этому учиться. Но теперь всё изменилось. Теперь я хочу. Или хотя бы хочу попытаться это сделать, чтобы исправить те ошибки, которые уже совершил.
        Но, само собой, сначала нужно было вернуть мою девочку обратно. И для выполнения данной задачи я выбрал эгоистичный, относительно быстрый и, на мой взгляд, единственный рабочий метод достижения цели: я максимально усыпил бдительность Анны, предоставив ей доступ ко всему, что пожелает её ду… то есть оболочка, и заставил поверить, будто она - именно та, что мне необходима, чтобы потом, в момент, когда она совсем не будет ожидать от меня подвоха, столкнуть девчонку с её единственной слабостью, которая смогла бы вытянуть Николину из своих защитных стен.
        И я оказался прав: Остин Рид, как и полагается лучшему работнику последних месяцев, в очередной раз справился с поставленной задачей на ура!
        Я ощутил резкий энергетический скачок в кабинете в тот же миг, как Николина встретилась с ним взглядом. Это не передать. Не описать. Это нужно почувствовать, впитать, пропустить сквозь себя, чтобы точно понять весь спектр химических реакций в теле, какой я испытал в момент её возвращения.
        Своим камбэком она словно бетонную плотину внутри меня пробила, что все последние месяцы преграждала путь не только воздуху, но и любым живительным силам, без которых я день за днём всё больше превращался в жалкое подобие человека.
        Не представляете, каких трудов мне стоило притворяться с Анной нормальным: сдерживать агрессию, не проявлять перед девчонкой мою хроническую аллергию к ней и при этом больше проводить с ней времени, чтобы быстрее заработать её доверие и убедить в своих благих намерениях. Мне кажется, это был самый сложный вызов, какой я бросал себе в жизни. И даже космический секс с ней, который всегда был единственным, что хоть немного приглушало моё отторжение, в последние дни перестал облегчать мне задачу.
        Я не знал, как долго ещё смогу терпеть эту пытку, но был готов это делать до победного потому, что, во-первых, мне нельзя было торопиться и приступать к финальному пункту своего плана до того, как я не обрёл бы стопроцентную уверенность в своём успехе, а во-вторых, я просто-напросто боялся, что даже эта уверенность не сможет гарантировать мне, что из-за своего поступка я не потеряю Лину и не ввяжусь в неприятности с Ридом, которые «Heart Corp» сейчас совсем ни к чему.
        И вчерашний вечер как раз таки стал той самой последней каплей в чаше моей выдержки. Все силы терпеть её кончились.
        До смерти загруженный день на работе, практически полное отсутствие желания трахаться с Анной, её неожиданный и, к счастью, липовый сюрприз с изменением внешности моей белокурой кошки, в которой я никогда ничего не хочу менять, а под конец, как вишенка на тортике, её просьба о заключении рабочего контракта.
        Здравствуйте, приехали! Контракт она, видите ли, захотела. Гарантий. Уверенности в будущем. Денег. Если кому я всё это и дам, то только Николине, а не этой суке запрограммированной. Да и контракт бы с ней я не подписал, даже если бы изъявил подобное желание, потому что в нём нет никакой необходимости: наш первый контракт и так является действительным. Ведь я только Николине сказал, будто уничтожил его, на деле же договор с нашими подписями, которые мы поставили ещё в Рокфорде в присутствии Сары, до сих пор хранится в моём сейфе.
        Зачем? Чисто для подстраховки. На тот случай, если бы Николина всё-таки попыталась выбраться из заточения и начала бы выдвигать мне уголовные обвинения. С помощью контракта я бы с лёгкостью выставил бы её наглой лгуньей, которой десяти миллионов стало недостаточно и она додумалась таким способом навариться ещё больше.
        Подло? Не спорю. Но ей бы эта подлость никак не навредила, а мне нужно было иметь запасной план для предотвращения проблем с полицией. Радует, что он так и не пригодился. Анна ни разу не пыталась выбраться, даже будучи в закрытой комнате, а после освобождения вообще изъявила желание продлить наше общение как можно дольше. Да ещё и официально.
        Боже упаси! Только через мой труп. Я готов был ей в разы больше заплатить, лишь бы она свалила на хрен туда, откуда появилась, добровольно вернув Николину назад, но знал, что в этом случае деньги никак не сработают. Моей девочке на них плевать. Как и на меня с моими эгоистичными желаниями сделать её своей любыми способами.
        Но я точно знал: ей не плевать на него. На свою многолетнюю любовь, из-за которого неоднократно отказывала мне. Именно поэтому вопреки всем моим опасениям и всецелому нежеланию поступать так, как я поступил, мне пришлось воспользоваться этой любовью, чтобы спровоцировать её самой выбраться наружу.
        И мне это удалось.
        Счастье, неверие, бурный всплеск сил, помноженные на несказанное облегчение, окатили меня в долгожданный момент Х. Но всего на короткие, почти незаметные секунды, по истечении которых я услышал её полный ужаса голос, а затем увидел, как она смотрела на него и как он смотрел на неё в ответ.
        Меня точно огненной секирой надвое распилило, а сразу после, не дав прийти в себя от боли, насквозь прошили животная похоть, ревность, злость и желание выбросить Рида из окна, чтобы не смел на неё так смотреть, будто она принадлежит ему. Будто он имеет на неё какое-то право.
        Я в обездвиженный камень превратился, лишь бы ничего не испортить, сорвавшись с места и убив его в ту же секунду, как с губ Николины сипло сорвалось его имя. Я правда хотел это сделать, проигнорировав то, что Остину в разы больнее, чем мне. То, что он ни в чём не виноват. То, что это именно я организовал их встречу, выставив всё в том свете, в каком было выгодно только мне. Но, разумеется, я сдержался. Я же в этом спец. Чего нельзя сказать о Риде.
          - Я чувствую то же, что чувствуешь ты.
        Что за чертовщину он мне выдал - не имею понятия, но по его безумным глазам, резко проступившей испарине на лице и покрасневшей коже я в неё незамедлительно поверил.
        Поверил, но углублённо разобраться в ней не смог, ведь в состоянии, в котором я пребывал рядом с Линой и Ридом, думать адекватно - это как дышать полной грудью возле кратера вулкана, поэтому этот вопрос мне явно стоит добавить в папку «необъяснимых явлений», которая с каждым месяцем становится всё толще и толще.
        Стоит ли говорить, что счастью моему не было предела, когда Остин на всех парах вылетел из кабинета? Думаю, и так понятно. Но, увы, и это счастье продлилось всего пару секунд, потому как Лина буквально сразу же ринулась за ним следом, чуть было не потянув меня за собой, будто бы привязав моё тело к себе незримыми нитями. Да ещё и зверь, спустя долгое время учуявший свою настоящую кошку, чуть не разорвал меня изнутри в попытках заставить остановить её. Но я не остановил. Чуть не сдох в борьбе с внутренним хаосом, но не побежал за ней. Мне нужно было позволить Риду выполнить свою миссию до конца, самолично поставив финальную точку в их отношениях.
        И он сделал.
        Сделал всё даже лучше, чем я предполагал: кошку вернул, личное с работой смешивать не стал, мне претензий не выдвинул, да ещё и Лине в жёсткой форме высказал, что знать её больше не желает.
        Я могу ликовать! Мой риск оправдался с лихвой. И, бля*ь, я совру, если скажу, что не ликую. Услышав весь его прощальный монолог и наконец дождавшись его ухода, я в самом деле испытал упоение своей победой.
        И нет, в этой ситуации я не совсем уж жестокий, бесчувственный человек, которому совершенно не жаль ни в чём не повинного Рида. Мне жаль. Честно. Он один из немногих людей, кому мне действительно было неприятно причинять вред. Я не хотел заставлять его проходить через всё это. И уверяю, была бы у меня возможность добиться своего, не впутывая Остина, я бы непременно это сделал бы. Но, к сожалению, без его вмешательства я не справился бы. Это точно. Лина ни за что не выбралась бы иначе. А я не мог больше жить и притворяться паинькой с её альтер эго, от близости с которым ещё немного - и я бы сошёл с ума.
        Но с этим покончено. Её больше нет. И теперь я хоть весь мир вверх дном переверну, лишь бы никогда не допустить её возвращения.
        Стоило Риду покинуть приёмную, как я приказал охраннику проводить замершую на месте Лину в мою офисную квартиру. Я знал, что её ступор - это временное явление, которое в любой момент может смениться истерикой, а её в офисе я допускать не собирался. Пусть на этаже уже, вероятнее всего, не осталось ни одного работника, но рисковать столкнуться со случайными зрителями во время разборок с Линой мне было совсем неохота.
        Я планировал подняться к ней сразу же, как немного приду в себя, однако внезапный звонок Кеннинга, на который я не мог не ответить, задержал меня в кабинете дольше, чем я рассчитывал. Лишь минут через тридцать мне, наконец, удалось завершить с ним беседу так, чтобы тот не ощутил, будто я желаю от него отвязаться.
        - Мистер Харт, я надеюсь, вы едете наверх?! - не на шутку встревоженным тоном спрашивает охранник, встретивший меня на пороге лифта.
        - Наверх, - недовольно отвечаю я. - И я не понял, какого чёрта ты не там?! Я же тебе сказал, чтобы не уходил от неё, пока я не приду. Что непонятного?
        - Всё понятно, но вы уж простите: она совсем с катушек слетела, а так как вы настрого запретили к ней прикасаться и подходить ближе чем на пару метров, я не мог её остановить. Я звонил вам несколько раз, но всё время было занято, поэтому взял на себя смелость спуститься за вами или же получить разрешение её успокоить, - торопливо оправдывается он, вместо злости вызывая на моих губах улыбку.
        С катушек моя дикая слетела. Ну наконец-то! Это самое лучшее известие, какое я получал за последние месяцы.
        - Мистер Харт, вы слышали, что я вам сказал? - напоминает о своём присутствии охранник, с недоумением глядя на мою реакцию.
        - Да слышал. Ничего страшного. Я же тебя предупреждал, что такое возможно. Молодец, что не посмел остановить её.
        - Но вы, наверное, не поняли меня. Она реально в неадекватном состоянии.
        - Это её нормальное состояние.
        - Но она там вещи ваши крушит, как сумасшедшая.
        - Прекрасно. Пусть крушит. Пусть хоть все тарелки вдребезги разобьёт. Мне не жалко, - всё с той же идиотской улыбкой успокаиваю его я.
        - Там далеко не только о тарелках нужно беспокоиться, - нервно сообщает он, но я продолжаю подниматься на лифте на несколько этажей вверх, улыбаясь как полоумный, совершенно не беспокоясь и не воспринимая всерьёз предупреждения охранника.
        И очень зря.
        ***
        Что можно успеть сделать за каких-то полчаса?
        Пробежать четыре мили? Посмотреть одну серию ситкома? Приготовить ужин? Или, как сделал я, обсудить несколько важных вопросов с партнёром? Да, безусловно, это всё можно успеть.
        Но спросил бы меня кто-то: хватит ли тридцати минут, чтобы разнести всю квартиру настолько, словно в ней произошёл ядерный взрыв, в ответ я бы покрутил пальцем у виска. Однако стихийный вихрь под названием «Николина Джеймс» разом опроверг моё непоколебимое убеждение.
        - Я же вам говорил, - пожимает плечами охранник, когда я от изумления зависаю с приоткрытым ртом и не тороплюсь проходить в квартиру, в которой складывается впечатление, будто взрыв уничтожил всё и всех.
        В каком-нибудь фильме ужасов в такие напряжённые, тихие моменты всегда с опаской ждёшь, что вот-вот из ниоткуда выскочит чудище и заживо сожрёт тебя. Но меня эта зловещая тишина, нагнетающая нехорошие мысли, наоборот, побуждает наконец выбраться из лифта, чтобы поскорее найти среди всего невероятного балагана его виновницу.
        - Дальше я справлюсь сам. Можешь уезжать, но будь постоянно на связи, - отдаю приказ охраннику и начинаю ступать по осколкам разбитой посуды и вещей вглубь квартиры.
        Я прекрасно помню, когда вернувшиеся эмоции во главе с безрассудной ревностью из-за Лининого поцелуя с Марком сподвигли меня разнести свой пентхаус. Так сейчас я без преуменьшений могу заявить, что на фоне устроенного Линой хаоса тогда я порядок в доме навёл.
        Здесь разрушено всё. Начиная с посуды, бокалов, бара, зеркал, рамок от картин и заканчивая деревянными стульями и дверцами от подвесных полок на кухне, которые даже мужику потребовалось бы приложить усилия, чтобы вырвать с корнями из петель.
        Плазма разбита, светильники - тоже. Стол с диваном перевёрнут, подушки от него разорваны, и та же участь постигла и всё постельное бельё на кровати. Белые перья разбросаны по всей квартире, а стойкий запах алкоголя из разбитых бутылок, наверное, выветрится ещё не скоро.
        Но на весь причинённый урон моей квартире мне глубоко параллельно. Меня волнует лишь одно: где прячется моя безумная и всё ли с ней хорошо?
        Не морально - с этим всё и так понятно - там сейчас полный пи*дец, который я всеми силами буду пытаться исправить. Мне важно, чтобы физически она не причинила себе вред, ведь кто знает, на что она способна в таком состоянии.
        Именно этот страх заставляет меня выйти из оторопи и в темпе осмотреть всю кухню и спальную зону студии, однако, сделав это, нигде её не нахожу. В туалете и ванной комнате - тоже, после чего влетаю в гардеробную, где я всегда храню не меньше одежды, чем у себя дома, и шумно с облегчением выдыхаю.
        Она здесь. Моя ненормальная кошка здесь.
        И вовсе не сидит уставшая, забившись где-то в углу комнаты, как я предполагал, а с диким, растрёпанным видом продолжает выпускать весь свой гнев на мои рубашки, а точнее, на те обрывки, которые от них остались.
        - Лин, - зову её максимально спокойным голосом, пока внутри меня закручивается нечто несусветное: волнение, страх, счастье, нетерпение, тоска, жажда, трепет - всё смешивается в один сплошной ком, что встаёт поперёк горла, затрудняя мне задачу говорить.
        - Лина, - зову её ещё раз, но она будто бы вообще не замечает моего появления, так и продолжая яростно рвать мои вещи. И делает это она тоже по-особенному. По всей видимости, с помощью того, что оказалось под боком - шпильки на туфлях.
        - Тебе принести нож или ножницы? Легче же будет, - иронизирую я, вновь не сдерживая улыбки и до сих пор не видя ничего катастрофичного. Но моё несвоевременное веселье быстро проходит, когда она наконец поднимает на меня свой синий взгляд.
        Моя радость от встречи с ней, ликование за свой успех, дурацкая улыбка из-за её нелёгких попыток испортить мою одежду - всё уничтожает царящая агония в любимых глазах, которые я мечтал увидеть последние четыре месяца.
        Лина ничего не говорит, но я чувствую, будто мои барабанные перепонки лопаются от её немого крика боли. Она не плачет, не скулит, не всхлипывает, но мне и без слёз видна вся широкая палитра её страданий. Она ничего в меня не швыряет, не нападает и даже не подходит ближе, но от её острого, арктического взгляда, который она быстро возвращает обратно к одежде, я ощущаю, словно на лице и теле остаются кровавые следы от её ногтей.
        И я хочу их. Хочу её криков. Хочу её ударов, порезов, царапин. Хочу ощутить её боль на себе. Всю забрать себе. Без остатка. Всю, что причинил за всё время, пока издевался над ней. Всю, что причинил ей сегодня. И всю, что наверняка ещё причиню.
        ***
        - Хватит, Лин, - твёрдо произношу я и за три шага сокращаю между нами расстояние. Обхватываю оба её запястья, пресекая её порыв порвать очередную рубашку.
        - Не трогай меня! - шипит она, мгновенно начиная вырываться, и так морщится, словно мои прикосновения причиняют ей нестерпимую боль. - Отпусти! Не трогай! И уходи!
        - Нет, тебе нужно успокоиться.
        - Именно это я и делаю! Ты разве не видишь?
        - Вижу, но одежда тебе не поможет, как и не помогла вся остальная разрушенная мебель.
        - Твоё присутствие здесь тоже нисколько не помогает!
        - Ошибаешься.
        - Ну, конечно! - злобно фыркает она. - Ты же всегда всё знаешь лучше всех.
        - Всё верно. Поэтому отстань от вещей и срывайся на мне. Это же я виноват в твоей истерике.
        - Истерике? Ты считаешь, это просто истерика? Да у меня… у меня… Я не… - тяжело дыша, Лина заминается, не находя слов, точно описывающих её состояние.
        Налитые гневом глаза начинают бегать по комнате, словно в поисках спасения, а когда не находят, возвращаются к своим дрожащим рукам, сцепленным моей крепкой хваткой.
        - Отпусти меня и свали отсюда на хрен! Иначе я точно никогда не приду в себя! А тебе же скоро захочется воспользоваться моими услугами, так ведь? Да, Адам? Конечно, да! И я должна буду как всегда покорно раздвинуть ноги! А я не смогу этого сделать и правдоподобно исполнять свою роль, как делала это она, если не выпущу всю ярость.
        - Так ты выпускай её на мне. Бей, сколько хочешь.
        - Я не буду тебя бить.
        - Будешь, - твёрдо стою на своём. Ей это надо. Даже если сама этого не понимает.
        - Не буду, Адам! Я не желаю к тебе прикасаться, пока ты не потащишь меня в койку и начнёшь приказывать это делать. Или ты и сейчас приказываешь?
        - Нет, Лин, я…
        - Раз нет, тогда отпусти меня немедленно! Я доуничтожаю твои вещи и приду в норму. А после в наказание за их порчу можешь опять запереть меня в комнате. Что уж там. Два месяца отсидела за свой тяжкий грех перед тобой, и за это отсижу, сколько посчитаешь нужным! Так что отпусти! Сейчас же! Это в твоих же интересах, - она по-прежнему не кричит, но в её голосе больше яда, чем в укусе тайпана, что нещадно травит нас обоих: сердце сдавливается ледяными тисками, кровь сворачивается в венах, а мышцы сковываются до предела. И это больно. Чертовски больно, однако я хочу больше.
        - Конечно, в моих интересах, и потому я хочу помочь тебе поскорее прийти в норму, - нарочно пускаю в ход провокацию, на что вместо ответа наконец получаю нечто похожее на рычание и ещё одну попытку вырвать запястья из моих рук: ногти в кожу до крови, до режущей боли, но мне нужно ещё больше. И ей тоже.
        - Давай лучше пытайся, детка. Неужели потеряла сноровку за время отсутствия? - наклонившись к её лицу, с издевательской улыбкой интересуюсь я.
        - Не смей меня так называть, ублюдок! И отпусти!
        Секунда - и её лоб врезается в мою переносицу. Да так, что в глазах начинает рябить.
        - И это всё? Не так уж ты хочешь осво…
        Мою фразу перебивает второй удар, пришедшийся в то же место, отчего на сей раз кровь начинает течь носом. Умница. Уже лучше. В награждение выпускаю её руки, но лишь для того, чтобы дать дикарке больше воли.
        - Ну давай! Покажи, что ещё ты умеешь, - продолжаю ухмыляться я, ощущая вкус крови на губах.
        - Ты больной, Адам?!
        - Не меньше, чем ты. Давай!
        - Что тебе давать?! Что ты этим добиваешься? Я сказала, что не хочу к тебе даже пальцем прикасаться. Я и так насквозь пропитана тобой. Боюсь, мне никогда не вытравить твой запах из своей кожи. Он во мне. Везде. Даже задержав дыхание, я его ощущаю. Я чувствую себя грязной. Использованной. Помеченной тобой. И я такая. Грязная шлюха, которую месяцами трахали до изнеможения. Поэтому… Поэтому ему даже смотреть на меня было противно. Ты добился своего. Что ты ещё хочешь? Зачем продолжаешь злить меня ещё больше? Не видишь, что мне и так хуже некуда? Тебе всё мало?.. Мало того, что ты сделал? - её голос предательски срывается, а мне нужно обратное.
        - Конечно, мало. Мне всегда всего мало. И твоих страданий тоже. Так что дай мне больше, детка. Я же знаю, ты сама этого хочешь.
        - Что я хочу, Адам?! Что?!
        Она толкает меня в грудь, когда я предпринимаю попытку подойти к ней вплотную.
        - Ты ни черта не знаешь, чего я хочу! И никогда не знал!
        Ещё один толчок. Я не отступаю.
        - Я не хотела работать на тебя! Я не хотела быть одной из твоих шлюх! Я не хотела всего этого!
        Лина порывистым движением проводит по своему платью, а после срывает мой подарок со своей руки и отбрасывает браслет в сторону как какую-то проклятую вещь.
        - Не хотела быть твоей подстилкой! Не нужны мне были ни твои деньги, ни роскошь, ни чёртова магия!
        Толчок, толчок, толчок. И Лина сама не замечает, что её крики становятся громче, а удары - сильнее.
        - Я хотела, чтобы ты оставил меня в покое! Только и всего! Но ты не сделал этого! Не сделал! Ты меня не слышал! А точнее, не хотел слышать и сбрасывал на меня проблемы, которые мне было не по силу решить! А потом пытался стереть мою память, только потому что твоя уникальная шлюха посмела позволить себя трахнуть другому. Вот так катастрофа! Я однозначно заслужила назначенное тобой наказание. Я заслужила и изменение памяти, и все твои угрозы, и заключение в комнате тоже! Конечно! Всё справедливо! Да что уж там?! Мне вообще благодарить тебя надо, босс! Такие шикарные условия работы мне устроил, под которую мне пришлось подстроиться! И я сделала это, чтобы защитить себя! Переключилась, спряталась, дала тебе ту, что ты всегда желал во мне видеть! Я сделала всё возможное и невозможное, Адам, лишь бы угодить тебе, выдержав наше общение без последующего выгорания. Но тебе и этого оказалось недостаточно! Тебе зачем-то понадобилось избавиться от неё!
        Она сжимает кулаки и теперь не просто толкает, а на каждом слове с силой бьёт меня в грудь, сопровождая все удары криками.
        - Зачем?! Скажи: зачем ты это сделал?! Она же выполняла всё, что ты хотел от меня! Всё! В любую позу вставала! Любое желание исполняла! Танцевала вокруг тебя, трахалась, сосала и даже ноги тебе целовала! Что тебе в ней не хватало?! Зачем нужно было возвращать меня?! Зачем нужно было разбивать меня ещё раз?! А зачем его страдать заставил?! - долгая череда ударов резко прекращается, и Лина хватает голову руками. - Боже! - всхлипывает, а после словно задыхаться начинает. - Зачем ты так с ним?! Зачем ты так с нами?! Что мы тебе сделали?! Что?! Почему ты поступил так?! Ужас… Он так смотрел на меня… Так смотрел… Он никогда не простит меня… Никогда не поверит!
        Её глаза наполняются влагой, что снова вспыхивает яростным огнём, подстёгивающим кошку нанести следующую атаку по моему лицу. Звон от увесистой пощёчины оглушает на пару секунд, а щека немеет от боли.
        - И это всё из-за тебя, Адам! Всё как всегда только из-за твоего желания побеждать! Всё-таки не смог смириться, что Анна выиграла и осталась, решив сменить тактику и избавиться от неё иначе! Обманув её! Обманув меня! Ты вновь разыграл потрясающий спектакль! А как всё просчитал-то чётко! Подумать только! Браво! Молодец!
        Вторая, а за ней и третья оплеуха не заставляют себя долго ждать.
        - Да только сколько можно играть другими людьми в угоду своим прихотям, Харт?! Моя жизнь не игра! И жизнь Остина тоже! Мы не твои долбаные игрушки! Я не твоя игрушка! Пойми же это! Сколько бы ты меня ни трахал, сколько бы ни заплатил, я не твоя игрушка! Анна - да! И она хотела этого! Но не я! Я не смогу с тобой делать всё, что делала она, при этом мило улыбаться! Я не смогу быть ей! Тебе нельзя было меня возвращать! Нельзя! Я не выдержу этого! Не выдержу! - кричит она, надрывая голос до хрипа, и обрушивает на меня ещё несколько хлёстких, обжигающих кожу пощёчин.
        Отлично! Это то, что нужно нам обоим. Пусть выпускает всю злость на меня. Пусть всё, что её гложет, выпускает. И Лина делает это теперь уже без каких-либо моих слов и провокаций. Она в них больше не нуждается.
        ***
        Кошка бьёт меня, рычит, кричит, покрывает проклятиями, раз за разом толкая меня от себя в сторону стены, а я смотрю в её зрачки безумные и беспрепятственно ей это позволяю. И, чтоб меня, кайфую, как умалишённый от каждой нанесённой мне ею раной. От каждого прикосновения её ладошки об моё лицо. От каждого полуоттенка боли, что заставляют испытывать её кулаки и брошенные в порыве злости фразы.
        Да, я однозначно больной. Совсем е*анулся, связавшись с этой полоумной. Но если это означает чувствовать себя таким живым, каким я чувствую себя сейчас с ней в эту минуту, то я готов хоть до конца своих дней жить с этим плачевным диагнозом.
        И я был бы готов сколько угодно позволять ей отбивать своё лицо с телом, как боксёрскую грушу, лишь бы помочь ей избавиться от всего гнева до конца, однако, получив энный по счёту смачный удар кулаком по челюсти, я слышу крайне неприятный костный хруст. И нет. Это не мои кости взывают о помощи, а костяшки Лининых побитых пальцев, что всё-таки вынуждает меня перед следующим ударом перехватить её руку, резко развернуть к себе спиной и крепко сжать в объятиях, чтобы предотвратить любую возможность вырваться.
        - Отпусти меня! Отпусти! Я ещё не закончила! - словно в беспамятстве кричит дикарка и продолжает пытаться избавиться от кольца моих рук.
        - Закончила, Лин. Иначе сломаешь себе все пальцы. Тебе не нужны новые травмы.
        - Меня не волнуют травмы… Меня не волнует боль… Мне уже больно… так больно… слишком больно… хуже быть уже не может, - она прислоняет ладони к груди и жалобно стонет, прокручивая мне всю душу сквозь мясорубку. - Отпусти.
        Но я не отпускаю. Распадаюсь на молекулы от ощущения её сильной дрожи, непрекращающихся просьб и мучительных стонов, но продолжаю держать маленькую цепко, пресекая все попытки ударить меня или вырваться из объятий. И держу так вплоть до тех пор, пока её силы не начинают иссякать, а голос вконец не превращается в усталый, тихий шёпот.
        - Я ненавижу тебя, Адам. Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу, - Лина меняет пластинку с криками о свободе на более тихую, но наносящую раны в разы болезненней, чем принесли мне все её удары вместе взятые. От того отчаянья и искренности, с какой произносятся её слова, всё внутри сжимается, рвётся, уничтожается, разливая по телу непреодолимую слабость.
        Продолжая обнимать дикарку со всей силы, я вместе с ней сползаю спиной по стене, переворачиваю к себе лицом и умещаю её на свои бёдра как ребёнка. А она больше не сопротивляется и позволяет мне всё это делать. Но не потому, что не хочет вырваться. А потому, что не может - последние силы покинули её.
        Лина сворачивается калачиком, впивается пальцами в мою рубашку и, уткнувшись носом мне в шею, едва слышным шёпотом запускает трепетную дрожь по всему телу и одновременно расчленяет его:
        - За что ты так со мной? Зачем ты меня вернул? Что тебе в ней не хватало?
        - Тебя, Лин. Мне не хватало тебя, - твёрдо отвечаю ей прямо на ухо, но она не воспринимает всерьёз или же просто-напросто не слышит, продолжая наносить мне сокрушительные удары словами.
        - Я ненавижу тебя, Адам… Ненавижу… Ненавижу.
        И я это заслужил. Целиком и полностью. Изрядно постарался. Однако пусть ненавидит меня сколько влезет. Пусть кричит, дерзит, дерётся, истерит и рушит всё вокруг себя. Пусть вытворяет всё, что пожелает, но только остаётся собой. Всегда. Только она. Никакой проклятой Анны я больше видеть не желаю. О чём я ей так же сообщаю, не переставая поглаживать волосы, целовать щёку, пачкая её багровыми пятнами, и даже сквозь густой запах крови и пульсирующую боль в носу без труда улавливаю неповторимый аромат Лининой кожи.
        Её аромат. Именно её. Мой любимый запах весеннего дождя, от одного лишь вдоха которого мурашки сковывают всё тело, в груди запускается карусель эмоций, а разум дуреет похлеще, чем от наркоты, алкоголя или «очарования».
        Я сам не замечаю, как зарываюсь носом в её волосы и начинаю занюхиваться ею, как какой-то пёс, продолжая жадно вбирать в себя её запах до тех пор, пока от этого увлекательного собачьего дела меня не отвлекает очередная порция её сиплых слов:
        - Никакой Анны не будет. Больше нет. Ты всё равно не позволишь ей остаться, а бороться с тобой у меня больше нет сил. Ты опять выиграл, Адам. Добился того, чего хотел. И опять разбил меня. Опять разбил, отняв то единственное, что было дорого мне. Поздравляю.
        - Я не хотел…
        - Всё ты хотел. Иначе не сделал бы, - она пресекает мою попытку объясниться.
        - Нет. Ты не права. Я не хотел делать тебе больно, Лин. Но по-другому было никак. Ты бы не вернулась иначе. Но я всё исправлю. Обещаю тебе. Теперь всё будет иначе. И ничего подобного больше никогда не повторится, - обхватываю рукой её лицо, заставляя посмотреть мне в глаза. Хочу убедиться, что она слышала каждое моё слово и осознаёт, о чём именно я ей говорю.
        - Конечно, такого больше никогда не повторится, - почти беззвучно соглашается она и, не разрывая со мной зрительного контакта, неожиданно мягко прикасается ладонью к моей щеке. - А знаешь почему?
        - Потому, что я не позволю больше подобному случиться, - выдыхаю я, склоняя голову к её руке, пытаясь хоть немного успокоить своё бешеное сердце, что ещё немного и точно проломит мне на хрен рёбра. Но у меня ничего не получается. Зато это удаётся сделать ей.
          - Нет. Такого больше не повторится, потому что мне больше нечего терять. Потому что теперь мне абсолютно безразлично, что со мной будет, когда ты решишь от меня избавиться. И самое главное: потому что в третий раз я ни за что не совершу ту же ошибку. Я больше никогда не поверю тебе, Харт, - она из последних сил выпускает из себя обещание, точно чередой выстрелов пробивая мне грудь. А после затягивает моё бренное тело в пучину своего синего взгляда, в котором нет надежды, нет любви, нет похоти, нет намёка на прощение. Там только черти беснуются и всепоглощающая ненависть царит.
        Которую я посеял. Я же взрастил. Я же превратил её в нечто монументальное. И теперь мне же нужно будет как-то её искоренить.
        Но как это сделать? Ума не приложу.
        Но я обязательно что-то придумаю. По-другому и быть не может.
        Я справлюсь. Как и всегда со всем справлялся. Только без подлостей, лжи, манипуляций и жестокости. А теми способами, которые ещё никогда ни с кем не использовал.
        Но с ней я готов их попробовать - все до одного, потому что ничего другого мне не остаётся. Мои обычные методы на ней не работают. И я в этом уже не раз убедился.
        Она особенная.
        Не для всего мира, а именно для меня. Поэтому и подход к ней должен быть особенный. Не такой, какой был со всеми. Не такой, к которому я привык.
        Необходимо лишь его найти.
        И я найду. Рано или поздно я всё исправлю и, мать её, завоюю свою девочку, превратив её ненависть в нечто иное. В то, что уже единожды было моим.
        Время для этого у меня не ограничено, и помех на пути никаких нет. С Ридом всё решено. Всё кончено. «Братец» мне больше помешать не сможет, а кроме него, мне опасаться некого.
        Так что всё получится. Я выиграю самую важную игру в своей жизни, заполучив в награду не игрушку, как считает Лина, а самую придурковатую женщину из всех, что я встречал на своём пути.
        Не приз, а сущее проклятье и гарант вечного выноса мозга, но, как выяснилось после моря отрицаний и всех видов страданий, другого мне не надо.
        Другая мне не нужна.
        Только она.
        Только Николина.
        Только моя прекрасная дикарка.
        И она полюбит меня заново. Клянусь, я сделаю всё ради этого!
        КОНЕЦ