Любовная мелодия для одинокой скрипки Юлия Лианова

        # Скрипачка, играющая ради заработка в небольшом ресторанчике
        Женщина бальзаковского возраста, давно уже утратившая все жизненные иллюзии
        Она непохожа на картинку из глянцевого журнала
        Она не соответствует эталонам красоты, которые так ценят состоятельные мужчины
        Но разве настоящая любовь вписывается в нормы и стандарты?
        И однажды жизнь дарит ей нежданную встречу с блестящим адвокатом, под маской успеха которого скрываются тоска, одиночество и надежда встретить позднее счастье
        Юлия Лианова
        Любовная мелодия для одинокой скрипки
        Глава 1

        Лето накрыло Москву теплой шапкой дневной жары, смога и духоты. Солнце, еще недавно, весной, радовавшее всех, раздражало, пешеходы укрывались от него в тени домов и поредевших в центре города деревьев. По вечерам где-то в стороне громыхали громы и мелькали зарницы. Но гроза, настоящая московская гроза, в несколько минут затопляющая улицы бурным потоком воды, смывающая все - и грязь, и пыль, и усталость с лиц людей, еще ни разу не ворвалась в город. А редкие поливальные машины только вызывали ностальгию по далекому детскому прошлому, когда можно было искупаться под щедрой струей и бежать за ней, и пританцовывать, и что-то невразумительно кричать...
        Ресторан «У Ариши» прятался в паутине переулков, сбегающих к прославленным Патриаршим прудам в их старомосковской тишине и неторопливости, и не верилось, что в каком-нибудь полукилометре отсюда бурлит вечно перегруженное Садовое кольцо, суетятся люди, устремляясь в подземные переходы и метро, а торговцы нахально навязывают прохожим ненужные им вещи.
        Ресторан был известен лишь постоянным клиентам. Шесть столиков на четыре, как принято говорить, посадочных места и шесть столиков на двоих давали за вечер небольшой, но устойчивый доход его владелице Арине, что позволяло ей время от времени летать в Европу за ресторанными новостями. Правда, главной фишкой ресторана была не кухня, хотя и отличная, а живая музыка: пять раз в неделю здесь играла, а точнее было бы сказать, импровизировала на скрипке по заказам посетителей Каролина Сенчковская, для близких Лина. В ней удивительно сочеталась тихая мечтательная прелесть в грустных глазах и вспышки яркого темперамента, а то и откровенной взбалмошности. Тогда она совершала необдуманные, порой нелепые поступки, ставя в тупик друзей, а подчас и себя. Если прибавить к этому любовь к стихам, которые Каролина вдруг, ни к селу ни к городу, начинала декламировать, а также привычку мысленно иронизировать и комментировать события, что иногда прорывалось в язвительных репликах, то можно понять - такой характер не всякому был по душе. Но ближайшая подруга Сенчковской, Ариша любила ее, а не просто терпела, как
говорили злые языки, поскольку была Каролина редкостной ресторанной музыкантшей. В наше время уже стали забывать, что это такое. Искусство кабацкой музыки, игры между столиками, за которыми едят и пьют случайные люди, пришло к нам с цыганами и стало уходить вместе с ними, когда таборы начали потихоньку, незаметно распадаться на ансамбли, а затем на трио и дуэты. Каролина была, что называется, слухачка от Бога, запоминала с лету огромные куски мелодий и обладала великолепным звуком. Но Московскую консерваторию не закончила, ибо ей приспичило рожать на втором курсе, а потом и на четвертом. Она так и осталась лауреатом какого-то студенческого конкурса в одной из европейских стран, без диплома об образовании и без перспектив. Характер у нее, при всем при том, был мягкий, хотя и взрывной. Так получилось, что ее мужчины, отцы ее детей, быстро догадывались, что могут переложить на нее заботу о своих отпрысках, и один за другим истаивали в загадочной дали, а если выражаться современным языком, попросту сваливали... Каролина безропотно тащила на себе груз содержания семьи из троих детей. Да, уже троих, потому
что как только она собралась сдавать экстерном за полный курс, преодолев невероятные препоны, у нее опять случился роман и опять беременность. Словом, трое детей: Мишка, Дина и Андрей, если по ранжиру, все от разных мужчин - назовем их, из уважения к Лине, мужьями, - сидели на ее шее. Отцы помогали по возможности, от случая к случаю, так сказать, спорадически, ибо эту помощь иначе как пародией назвать было трудно. Много лет назад, когда Каролина залетела в третий раз, Арина спросила, почему бы ей не сделать аборт. Та возмутилась, ответила, что с ее точки зрения аборты противны человеческой природе, Богу и безнравственны и что она любит детей...
        Сегодня, перед работой, она зашла в ОВИР получить заграничный паспорт. Отдел располагался недалеко от ресторана, но она уже два месяца никак не могла набраться мужества туда зайти: знающие люди говорили ей, что там очереди, а она их не любила, больше того, даже боялась, так как в очередях терялась и от закомплексованности хамила, начинала бороться за справедливость. Солидную толику в нерешительность добавляло еще и то, что у нее была постоянная виза в Италию, чудом полученная во время белой Олимпиады благодаря Арине и Союзу рестораторов. Тогда, по рекомендации подруги, итальянцы пригласили ее на неделю, она понравилась, и приглашение продлили, потом сделали визу аж на целых два года. Почему два? А кто их знает, спасибо и за это. И вот теперь она жутко боялась, что при смене паспорта что-то там не так переклеят или переложат и драгоценная виза не сохранится. Каролина никогда не могла понять всех овировских тонкостей, но визой дорожила: она собиралась еще не раз побывать в Италии. Помимо того, что это помогало в финансовом отношении, итальянцы ей нравились, хотя некоторые скептики и говорили, что
туринцы и вообще пьемонтцы замкнуты, высокомерны, не впускают в свой мир. Чушь! Очень обаятельные и доброжелательные, говорила она всюду. Каролина даже начала учить язык, что было легко, ибо, как она сообщила подруге, половина итальянского языка состоит из музыкальных терминов. А остальное можно спеть и показать на пальцах. И потом она, хотя и ездила в Италию уже два раза, нигде, кроме Турина, еще не побывала, а так хотелось! Ей все говорили, что Турин совсем не типичный итальянский город и что обязательно нужно поехать в Тоскану, во Флоренцию - Фиренце, как произносили здесь название всемирно известного города. И еще оставалась вечной мечтой Венеция. Боже, как ей хотелось побывать там, вдохнуть воздух лагуны, чуть гнилостный, сырой, пронизанный запахом водорослей...
        Тяжелы твои, Венеция, уборы.
        В кипарисных рамках зеркала.
        Воздух твой граненый. В спальне тают горы
        Голубого дряхлого стекла.
        Почему вспомнился Осип Мандельштам, когда, на ее взгляд, о Венеции лучше написал другой Иосиф, Бродский?

        В ОВИРе очередей не было, Каролина управилась за полчаса, страшно удивилась и обнаружила, что у нее масса свободного времени. До начала работы в ресторане оставалось еще несколько часов. Ехать на это время домой не имело смысла, тащиться на пруды, кормить лебедей, что она часто делала в перерыв, не хотелось. Она вздохнула и побрела в ресторан - так старая лошадь привычно сворачивает к конюшне, вместо того чтобы побегать по травке. Скрипка в твердом футляре удобно висела на плече, похлопывая ее по аппетитным ягодицам, обтянутым выцветшими джинсами. Туфли на высоких каблуках цокали - ничто не могло заставить ее отказаться от шпилек, хотя, казалось бы, при ее вполне приличном росте пять лишних сантиметров не столь уж и важны. Но, как она искренне считала, слишком длинных ног не бывает. От ног - она ими гордилась - мысли привычно перешли к безнадежности ее положения. Сорок лет, куча детей, нет определенной работы, хотя по нынешним временам, когда стало вовсе не столь уж необходимо иметь диплом, ее взяли бы в оркестр, но... Она не могла себе позволить сидеть в оркестре, ездить на гастроли и получать
пристойную, но все же скудную, ограниченную контрактом зарплату. На такие шиши содержать троих детей невозможно. Вот и приходилось суетиться, играть в ресторане и, смирив гордость, брать щедрые чаевые - футляр от скрипки, приглашающе распахнутый, всегда лежал рядом с ней на пандусе, - а затем мчаться с цыганами куда-то за город, на всю ночь, к очередному олигарху, возжаждавшему тоски и песен... К счастью, цыгане ее не забывали, приглашали часто. Она гордилась тем, что именно ее эти гениальные природные музыканты, рождающиеся со скрипкой или гитарой в руках, выделяли и признавали за свою, равную им в искусстве импровизации. И потом у цыган все было честно: если твоя доля составляла сто долларов, то ты получала именно сто, а не так, как нередко бывало, когда работаешь с каким-нибудь российским жуликоватым продюсером, приехавшим завоевывать столицу из Козлодранска - даже все оговорив, при расчете такой деятель норовил урвать еще десяточку...
        В дверях ресторана ее встретил улыбкой охранник Валера, коренастый качок из бывших десантников, о чем говорил уголок тельняшки, выглядывающий из ворота его куртки. Их взаимная симпатия объяснялась во многом тем, что Михаил, старший сын Каролины, бугай под метр восемьдесят три ростом, служил срочную в ВДВ, о чем мечтал с пятнадцатилетнего возраста. Валера говорил, что Мишке повезло, он успел попасть в элитные войска до того, как их перевели на контрактную основу. Каролина первый год все спрашивала Валеру, как там обстоит с дедовщиной. Охранник смеялся и успокаивал ее, мол, «в ВДВ дедовщины не бывает, не по штатному расписанию дедовщина в десантуре». Во второй год службы Михаил вошел сержантом, и Валера с улыбкой превосходства объяснил ей, что сержант в хорошей части даже выше, чем прапорщик...
        -?Вы сегодня раненько, Каролина Андреевна.
        -?Образовалось окошко, Валера.
        -?Когда сын возвращается?
        -?Послезавтра, если ничего не случится.
        -?А что может случиться?
        Действительно, что может случиться?

«Да все что угодно», - подумала Каролина.
        -?В армии как часы: приказ подписан, и все. - Валера с явным сожалением вздохнул.
        Гражданская жизнь была не по нему, и если бы не семья - он женился в первый же год по возвращении из армии, - то скорее всего стал бы контрактником.
        Треп был пустым, необязательным, но Валера излучал доброжелательность, от него веяло теплой, здоровой силой и надежностью, и еще Каролина женским безошибочным чутьем ощущала, что она, сорокалетняя баба, ему, двадцатипятилетнему мужику, симпатична. А это всегда приятно, хотя и бессмысленно.
        -?Хозяйка явилась? - спросила Каролина, завершая разговор.
        -?Пришла, - отредактировал ее амикошонское словцо «явилась» охранник. - С мужиком, - заговорщицки подмигнул он.
        Арина, красивая молодая разведенка, веселая, добрая и умелая хозяйка ресторана, в личной жизни была до удивления несчастлива. «Видно, в понедельник меня мама родила», - говаривала она. Несложившаяся женская судьба. Правда, за Арину все в ресторане переживали, радовались ее романам, огорчались, когда они заканчивались раньше, чем, по мнению общественности, следовало бы. В смысле, не следовало предложение руки и сердца. А Лину любили, но считали счастливой, самодостаточной женщиной, у которой все есть. Что - все? Куча детей, сорок необратимых годов, крохотная квартирка, где одна комната наполовину занята двухэтажной кроватью, а на вторую половину - стареньким пианино, и другая комнатенка, где она спала с Диной. Именно это обстоятельство до известной степени способствовало высоте ее «облико морале», говаривала она Арине со смехом - пойди разберись, правда это или только привычная шутка. И даже эта крохотная комната вдобавок была перегорожена книжным шкафом, словно сертификатом интеллектуальности, из-за присутствия которого не пригласишь гостей и не повернешься. И никаких перспектив на получение
квартиры. Где она, бесплатная жилплощадь по количеству прописанных членов семьи, что была обещана при Софье Власьевне почти каждому москвичу и надо было только ждать? Сгинула вместе с Горби? О Софье Власьевне Лина не жалела - она почти и не успела пожить при ней и знала только, что в стипендию можно было уложиться, если, конечно, решительно перейти на кефир и макароны. Теоретически. Практически же ей помогала мать, работавшая до последнего часа своей жизни. И была еще пенсия за отца, кадрового офицера, погибшего в Афганистане. Хоть маленькая, но она регулярно поступала на сберегательную книжку при жизни матери...
        Да, рожала Каролина бездумно, но не колеблясь, хотя иногда и называла себя крольчихой. Мать не отговаривала. Единственное, что она категорически не разрешала, - прописывать очередного папашу в их двухкомнатной квартире. И оказалась права. Каролина иногда представляла себе, что было бы, если бы она не послушалась матери и прописала вначале одного, а потом и второго, промелькнувшего метеором мужа в их квартире? Слава богу, хоть квадратные метры сохранила для детей, хотя что для них, четверых, жалких тридцать два квадратных метра жилой, к счастью, довоенной, то есть с высоким потолком, площади? Ей лично уже ничего не светит - многодетность, как основа для требования улучшения жилищных условий, отпала, да и дети выросли, ну а купить за безумные деньги что-нибудь даже на окраине, там, где метры числом поболе, ценою подешевле, она и не мечтала. И вообще, что она будет делать, когда иссякнут силы и уже не будет возможности играть весь вечер перед пьющим и жующим залом, приплясывая, перекидываясь шутками с клиентами и кося глазом на медленно наполняющийся зелененькими бумажками футляр скрипки? Лучшая
подруга, Арина, платила ей номинальную зарплату, да и ту называла зряплатой, и ее семейный бюджет во многом зависел от чаевых. Правда, последнее время дети вдруг стали сами прирабатывать. Дина как-то снисходительно объяснила ей, что студент может, если не дурак, зарабатывать в Москве чуть ли не полтысячи в месяц - зеленых, естественно, и потому не торопится заканчивать вуз. Да, за каких-то пятнадцать лет все изменилось...
        Каролина вошла в малый зал.
        Можно было пройти кружным путем, через служебный коридор и через подсобку за кухню, туда, где располагалась ее гримерная, как громко именовалась каморка с зеркалом и шкафчиком. А можно было пройти через большой зал и прямо проследовать к себе.
        Она так и сделала.
        В большом зале, за столиком на двоих, рядом с крохотным подиумом сидела Арина в изящном французском дневном костюмчике и при полном макияже, а рядом причина этого не совсем уместного днем «намаза» - мужчина в замшевой куртке изумительного, светло-серого цвета. Он оглянулся, и Каролина с ужасом поняла, что пропала.
        Высокий, седой, с моложавым лицом, светлоглазый, - да, Господи, при чем здесь отдельные черты? Это было как удар молнии. Мгновенно она все про себя поняла и, заглянув на века вперед, узнала, что жизнь ее безнадежна, что она нелепая, привязанная к земле курица, и вообще старая дура, коль позволяет себе такую роскошь, как влюбляться с первого взгляда...
        -?Познакомьтесь, это моя скрипачка, Каролина Сенчковская, - донесся до нее, как через вату, голос Ариши.
        -?Алекс, - представился мужчина. Голос у него оказался сочным, звучным, что-то вроде баритонального баса, как раз такой, как надо, чтобы внушать доверие глупым курицам, вроде нее, и демонстрировать мужественность обладателя. - Вы носите скрипку, как омоновец свой «калашников», - улыбнулся он.
        Почему сотни людей видели это и никому в голову не пришло такое простое сравнение? А ведь ей всегда казалось, что оно лежит на поверхности.
        -?У каждого свое оружие, - ответила она.
        -?У вас есть польские корни?
        -?Почему вы так решили?
        -?По звучанию вашего имени.
        -?Я не люблю свое имя. Друзья называют меня просто Лина, - сказала она и пунцово покраснела. Получилось как приглашение в друзья.
        Он так и понял.
        -?Я был бы рад услышать вашу игру, Лина.
        -?Так за чем дело стало? Пять дней в неделю, кроме понедельника и вторника. - Боже, она ли это? Когда она так смело и отвязно разговаривала с мужчиной, если в этот момент не играла на скрипке? Каролина наткнулась взглядом на ставшие вдруг злыми, сузившиеся глаза лучшей подруги и поспешила распрощаться.

«Ничего, - подумала она, - отсижусь в своей конуре, оклемаюсь от шока, почитаю что-нибудь, кстати, там у меня Улицкая недочитанная валяется... А вечером со скрипкой наперевес в зал... И никаких Алексов».


        Глава 2

        К счастью, Алекс в этот вечер в ресторане не появился. Ни он, ни Арина. Каролина играла вяло, никак не могла поймать то вдохновение, когда чувствуешь, что весь зал в твоих руках и повинуется малейшему движению твоей души, переданному смычком. И как сигнал, что играет она плохо, нарастал шум голосов...
        К двенадцати, к закрытию, появилась дочь Дина. Она считала себя обязанной провожать мать домой после того, как какие-то пятнадцатилетние отморозки напали на Каролину и чуть было не отняли скрипку - к счастью, мимо проезжал милицейский патруль...
        В ресторане Динку все обожали - от шеф-повара и до старенькой уборщицы. Впрочем, ничего удивительного - Динка выросла здесь и даже, бывало, уроки делала за разделочным столом, консультируясь со всеми на кухне.
        Она чмокнула мать в щеку, шепнула: «Ты бы им еще Чайковского забацала, смотри, спят все», - и села за столик для персонала. Завсегдатаи к ней привыкли, несколько лет назад наиболее активные начали подбивать клинья к смазливой девчонке, но дитё продолжало расти и когда вымахало за метр восемьдесят и получило какой-то пояс по карате, «активисты» отвалились - что-то было в Динкином поведении такое, что не располагало к заигрываниям. Дикая собака Динка... Вообще, стремительно выросшее дитё оставалось для матери сплошной загадкой. Когда она успевала учиться, где, в какие секции ходила, как умудрялась не только грызть молодыми зубами гранит науки, но и приглядывать за двумя братьями - старшим Михаилом, младшим Андреем, - мать не представляла. Когда старшего призвали в армию, Дина все свои необузданные заботы и немереные силы обрушила на младшего, Андрея...
        Каролина продолжала играть что-то сентиментальное, поглядывая на дочь, и размышляла: как же так получилось, что, несмотря на вереницу приходящих нянек, глупых, вороватых, иногда пьющих втихую, но обязательно недорогих, по ее бюджету, - таких только и могла она себе позволить, - вопреки всем продленкам и спортивным секциям, где гнали результат и не думали о воспитании, все трое ее детей выросли такими замечательными?
        Она удивилась своим мыслям, но потом поняла, что смотрит на детей глазами мужчины, точнее, Алекса. Стало тоскливо, скрипка в ее руках заплакала, жалуясь, она поймала на себе удивленный взгляд дочери и без паузы нырнула в зажигательный ритм чардаша.

        ...Младший, Андрей, уже спал. У него в школе шли экзамены, и, как дисциплинированный человек, он ходил на все консультации, хотя в них не нуждался. Его одежда была аккуратно сложена на тумбочке у двухъярусной кровати, школьный рюкзак стоял у двери - протяни руку перед выходом и возьми, на кухне все прибрано, чай заварен и накрыт допотопной ватной бабой, унаследованной от дедов, замоскворецких водохлебов. Андрей, шестнадцатилетний крепыш, уступающий ростом и старшему и даже Динке, мечтал пойти служить в десантники и потому с десяти лет занимался в секции боевых искусств, хорошо бегал на лыжах, стрелял, увлекся армрестлингом и теперь страшно переживал, что с этого года срочного призыва в десантные войска не будет и части перейдут на контрактную систему комплектования.
        -?Так что сегодня у тебя произошло? - спросила дочь, разливая чай по толстостенным кружкам. - Не отмалчивайся, мать. Я тебя насквозь вижу.
        -?Ничего не случилось, дитё. Не настырничай. Лучше расскажи, как день прошел.
        -?Замечательно.
        У Дины все дни проходили только замечательно. Она перешла на второй курс Плехановского, куда поступила сама, без репетиторов и блата, чем страшно гордилась, училась легко, так же легко «свалила» сессию, сейчас подрабатывала секретаршей в небольшом, но твердо стоящем на ногах банке, летом, подкопив денег, собиралась смотаться во Францию, в Мон Сен-Мишель - была у нее такая мечта, посмотреть на увенчанный замком остров, где располагались самые дорогие в Европе отели.
        -?Шеф строил глазки.
        -?А ты?
        -?А я подошла к нему - он мне как раз по ключицу, погладила по головке и сказала, что я слишком его уважаю, чтобы омрачить нашу дружбу примитивной койкой.
        Каролину уже года два не особенно сильно коробил современный язык дочери.
        -?А он?
        -?А что он? Сказал, что мог бы взять меня в Мон Сен-Мишель.
        -?Откуда он знает о твоей мечте?
        -?Сдуру как-то спикнула, в смысле болтанула.
        -?Ну и что?
        -?А ничего. Не поеду я в Мон Сен-Мишель. Ни с ним, ни сама. А пойду завтра искать новую работу...
        -?Он тебя выгнал? - не сразу сообразила мать.
        -?Я сама ушла. Не люблю, когда меня лапают.
        -?Даже так?
        -?Угу. Усадил, жирная скотина, стал плечики оглаживать, потом по спинке эдак, будто массаж расслабляющий делает, а ручонки горячие и сам сопит. Как он целый месяц держался, виду не показывал, ума не приложу.
        Дина давно не была девственницей, как, вероятно, большинство ее сверстниц. Первым ее мужчиной был тренер по карате, сорокалетний красавец-тяжеловес, знавший, как мать подозревала, все приемы не только в карате, но и в камасутре. Каролина предпочитала об этом не задумываться, но все равно, иногда ее лицо при разговоре с дочерью заливала горячая волна необъяснимого смущения... Два с половиной года назад тренер сломал ногу, что называется, на ровном месте, перелом оказался сложным, что-то не срасталось, не утешали и именитые консультанты, словом, ему пришлось уйти с тренерской работы, и он стал массажистом. Динка не пожелала работать с другим тренером и тоже ушла из секции. С Никичем она сохранила чисто дружеские отношения и иногда заглядывала к нему в массажный кабинет - посплетничать о знакомых спортсменах.
        После Никича, как догадывалась по некоторым признакам Каролина, у дочери было несколько мужчин, и все значительно старше ее...
        -?Жаль, конечно, больно место хорошее, - сказала Динка. - И бабки приличные, и люди в целом человекообразные. Ладно, мать, ты не отвлекайся, рассказывай, что с тобой сегодня?
        -?Ничего. Давай спать...
        -?Давай... Кстати, я сегодня сразу же и расчет полностью получила, на Европу не хватит, так что давай с тобой устроим Мишке шикарную встречу.
        -?В смысле?
        -?Ну, купим фенечки кое-какие. Он же небось ни во что не влезет. Джинсы реальные, тишотку... И встречу в кабаке. Не за столиком для персонала, а за столом на четверых, и чтобы ты не играла. А еще лучше - в другом ресторане.
        -?Ты вначале на работу устройся.
        -?Это-то не волнуйся, устроюсь. Значит, договорились?
        Сопротивляться напору дочери Каролина не умела. И вообще, она несколько терялась перед своим дитём, смотрела на нее, как на чудо, и про себя называла иногда инопланетянкой.
        -?Договорились. Ложись спать, неугомонная. Ничего со мной сегодня не произошло, не выдумывай.
        Они легли. Дина подсунула ладошку под щеку, протяжно и сладко вздохнула, и через минуту Каролина с завистью услышала равномерное дыхание дочери.
        А на нее навалились мысли.
        Она не обманывала себя. Прекрасно понимала, что влюбилась с первого взгляда, безнадежно, так, как никогда еще не влюблялась. Она подумала и честно поправила себя - так, как влюбилась двадцать лет назад в Мишкиного отца... Вспоминать об этом не хотелось, ибо тогда разочарование наступило через год, прорвалось через три года, когда Мишке было уже полтора, а расставание длилось еще год, мучительно, с надрывами, унижениями, просьбами матери не спешить, подумать... Мать сама прошла все круги мучений матери-одиночки, так как отец, красавец-майор, погиб в Афганистане в самом начале этой нелепой, никому не нужной, заранее проигранной войны. Мать, вольнонаемный врач полевого госпиталя, после гибели отца села на иглу. И хотя говорили, что для врача сие нетипично, мать опровергла утверждение своим страшным примером. В Москве она излечилась от пагубной страсти, но восстановить подорванное здоровье уже не могла, да и не хотела, благо Каролина благополучно росла под присмотром бабушки, особых хлопот не требовала, успехами в Центральной музыкальной школе радовала, поступила в консерваторию и вдруг - бац! - роман
на первом курсе, рождение ребенка, академический отпуск, треволнения... Потом развод...

«Боже, сколько же я горя принесла маме, - подумала Каролина. - Счастье еще, что она с Мишкой успела поняньчиться, нацеловаться, наиграться перед тем, как вдруг, неожиданно, умерла от остановки сердца во сне. Вот так: шла, шла и остановилась...
        Мысли начали путаться, но все чаще возвращались к Алексу. Странно, его лица она не помнила, только серую великолепную замшевую куртку. А вместо лица - седые виски. И еще злые глаза Ариши. Так она и заснула, невнятно оправдываясь перед лучшей подругой - в чем, и сама не могла бы объяснить в полусне.

        Проснулась Каролина поздно.
        Детей не было. На кухонном столе лежала записка. Четким почерком Дины было написано, что матери надлежит подготовиться к приезду Мишки и что деньги на праздник она оставила на кухне, в ящике стола. Там и доля Андрея.
        Каролина не удивилась. Последний год Андрей время от времени вносил в семейный бюджет заметные суммы. Сам отмалчивался, но Динка призналась, что он стал ходить в одно место, где тусуются любители армрестлинга - потягаться на локотках. Армрестлингом он увлекся недавно, и неожиданно у него пошло. Многие, покупаясь на его юношеское, покрытое нежным пушком лицо с пунцовым румянцем, выходили против него, закладываясь на солидные суммы. Он часто выигрывал. Но случались и проигрыши. Правда, по словам Дины, баланс получался в его пользу. Каролина тогда разволновалась, решила провести воспитательную беседу, но дочь ее отговорила, пообещав, что будет сопровождать брата в качестве телохранителя и наставника.
        -?Какой из тебя телохранитель, дитё? - воскликнула Каролина.
        -?Мать, может быть, пояс у меня и не черный, но ребром ладони я любого мужика, если он не каратист, положу.
        -?Боже мой, этого мне только не хватало!
        Словом, с детьми было одновременно и спокойно - росли хорошими, без особых хлопот, - и в то же время беспокойно - уж больно один в одного, все оказались боевыми, словно не от разных отцов, а от какого-то бойцовского петуха появились на свет. Она жаловалась подруге, но Ариша успокаивала, говорила, что время такое, когда лучше быть агрессивным, сильным, напористым, чем интеллигентной мямлей, хотя агрессию Каролина ни в ком не одобряла.
        Она приняла душ, позавтракала, посчитала свои деньги в ящике тумбочки и те, что оставила Дина. Должно хватить и на подарки старшему, и на пристойную встречу в ресторане. Подумала, что, может быть, не стоит идти в чужой, незнакомый и шикарный, но как-то так получалось в последние годы, что она привыкла прислушиваться к советам дочери...

        По пути в гримерку Каролина заглянула в зал. Алекса в ресторане не было.
        Каролина уселась перед зеркалом и, оглядев себя критически, выпила рюмочку коньяка, закусив дешевенькой шоколадкой «Аленка». Одна-одинёшенька, словно алкоголик, подумала она. А может, надо говорить алкоголичка? Ну нет, к ней это слово категорически не подходит. Она пила редко, предпочитала красное вино, а коньяк держала, как лекарство. Точнее, как валерьянку - иногда вдруг накатывала на нее боязнь подиума. Откуда, после почти пятнадцати лет выступлений? Однокурсники, среди которых были и лауреаты конкурсов, успокаивали, говорили, что это в порядке вещей.
        Сегодня набросали ей в футляр от скрипки много, - кстати, она так и не решила для себя, что это: чаевые или гонорар? - так что она вызвала такси.


        Глава 3

        Ночью Каролина спала на удивление спокойно. Проснулась против обыкновения рано, когда дети еще дрыхли, приняла контрастный душ, почувствовала себя на десять лет моложе и замешала любимые Андрюшины оладушки с ломтиками яблок. Он проснулся от запаха, высунул голову в кухню, не здороваясь, спросил: «Мишка звонил?» И узнав, что еще нет, исчез в ванной комнате. Потом умял целую миску оладушек, чмокнул мать в щеку, сказал, что все очень вкусно, и спустился во двор с гантелями.
        Старший позвонил с вокзала в Рязани в десять и сказал, что едет одиннадцатичасовой электричкой. Каролина вдруг разволновалась. Почему электричкой? А не в купейном, классным поездом? И почему не сказал, когда прибывает? А вдруг опоздает? Ужасно долго ждать... Что, если с друзьями сразу же пойдет куда-нибудь отмечать, как ей тогда быть? Динка, пылесосившая и без того вылизанную квартиру, цыкнула на нее:
        -?Мать, что с тобой. Два года ждала, не психовала, подожди еще несколько часов. Займись делом.
        Каролина послушно отправилась на кухню готовить праздничный обед, благо продукты дочь закупила еще вчера. Кухню свою она любила. Там было все старенькое, но с тщанием выбранное, испытанное, притертое, как пробка в старом хрустальном флаконе для духов. Она поставила бульон - Динка купила отличную мозговую косточку, умеет выбирать или мясники к ней неравнодушны? И стала шинковать капусту, так, как любит Михаил, мелко-мелко.
        Андрей вернулся, снова принял душ и умчался, сказал, что приедет прямо на вокзал.
        -?Да ты знаешь на какой? - крикнула вдогонку мать.
        -?Знаю, знаю...
        Дочь добродушно рассмеялась:
        -?Ну, мать, и вопросики же задаешь... Ты бы на себя посмотрела.
        Взъерошенная какая-то!
        -?Вот будешь ждать старшего сына из армии, я на тебя посмотрю...
        -?Когда у меня вырастет сын-призывник, никаких армий не будет!
        -?Твоими бы устами...
        Скоро по квартире стал расползаться оглушительно вкусный запах борща, который должен был успеть настояться до обеда, и нафаршированного чесноком мяса с черносливом. Ему надлежало томиться с зеленью в горшочках до самого появления на столе.

        ...Видимо, Алекс больше не появится в ресторане потому, что и тогда это был лишь случайный визит... Вот так всегда... Ну и ладно, больше она о нем не думает.

        На вокзале, расцеловавшись с матерью, братом и сестрой, Мишка стал оглядываться, крутить головой, беспокойно хмуриться. Ехавшие с ним дембели таращились на Динку с нескрываемым восторгом.
        -?Что с ним? - спросила заволновавшаяся Каролина у дочери.
        -?Думаю, девушка его не пришла, - шепнула ей на ухо дочь.
        Андрей ничего не замечал. Он снял с Мишки краповый берет, надел на себя, как маленький, вцепился в рукав куртки старшего брата, закинув его тяжеленный вещмешок за плечо, и все требовал рассказать, какой значок из целой коллекции на груди отставного сержанта что означает.
        В такси Мишка успокоился, смирился, что никто, кроме родных, встречать его не пришел, и принялся с жаром рассказывать какие-то смешные пустяки из последних перед дембелем дней.
        В ванной он долго плескался, наслаждаясь пенным гелем, потом вышел в новом, специально к этому дню купленном Каролиной банном махровом халате, покрутился перед зеркалом в коридоре, с удовольствием натянул тесноватые (по словам Динки - самый кайф) джинсы Levis 501, выбранную братом синюю тишотку, черную безрукавку тончайшей кожи с кучей кармашков на молнии, хотя было жарко, сел по требованию матери во главе стола, налил всем из запотевшей в фризере бутылки густую, как гель, водку, объявил, что вообще-то он не пьет, но на три дня взял time out, лихо опрокинул рюмку и навалился на борщ...
        Каролина смотрела на него, и что-то плавилось у нее в груди - Боже, до чего же красивый парень получился. Даже и не парень, а мужчина. Волевое лицо, твердые скулы, могучая шея. Руки бугрятся мышцами. А глаза остались мальчишескими, голубыми и в белесых ресницах.
        Томленое мясо в горшочках вызвало бурю восторга. Потом был кофе с «опрокинутой шарлоткой», любимым сладким блюдом ребят. Когда-то у матери не получился пирог с яблоками, они провалились сквозь недостаточно крутое тесто, она расстроилась, а дети придумали опрокинуть противень на блюдо так, чтобы яблоки оказались сверху. Быстро и с удовольствием умяли пирог, без конца нахваливая, и заказали навечно впредь для семейных торжеств это лакомство, «опрокинутую шарлотку», - название тут же придумал восьмилетний Андрюша. Вообще, странно - дети трех разных отцов обладали удивительно схожими вкусами. И даже внешне походили: светловолосые, светлоглазые, крутолобые, с прямыми короткими носами английских аристократов, на Каролину совершенно не похожие. У той в бесспорно славянском лице пряталась неуловимая ориентальность, а в серых глазах часто туманилась грусть. Дина говорила со свойственной ей категоричностью, что у матери внешность не для бала, а для будуара. Каролина так и не решила для себя, хорошо ли это.

        В начале восьмого Мишка встал, поблагодарил, извинился, чмокнул мать в щеку и сказал, что хотел бы пройтись по Москве, а может быть, и встретиться с друзьями детства. По своим делам быстро ушел и младший. Динка уселась читать английский детектив.
        Каролина растерялась, оказалось, что ей нечего делать. В ресторане она договорилась, что сегодня будет весь вечер играть на пианино Рита, ее постоянная аккомпаниаторша, талантливая девочка, окончившая в прошлом году Гнесинскую академию. Можно, конечно, присоединиться к дочери и сесть рядом с ней читать под торшером. Дома лежал новый журнал с новым романом Курчаткина, добротным, традиционным, многословным, достаточно интересным, чтобы скоротать вечер, но недостаточно, чтобы примириться с мыслью, что сын, которого она ждала два года, в первый же вечер ушел из дома...
        На книжных полках теснились поэты. Но что-то сегодня на поэзию не тянуло. А может, коль мальчишки разбежались, пойти в ресторан, поработать?
        Она долго мучилась, не зная, как ей поступить, потом решилась, подошла к зеркалу, причесалась, поправила макияж, взяла скрипку и небрежно бросила Динке:
        -?Я на работу.
        Дина, не поднимая головы от книжки, так же небрежно ответила:
        -?Я приду за тобой.
        Каролина даже немного обиделась - она терзалась, не знала, идти - не идти, а дочь восприняла все как обычно... Ну, да ладно. Она ее все равно очень часто не понимала, инопланетянку эдакую...
        -?Возьми такси! - крикнула ей вдогонку Дина.

«Раскомандовалась», - подумала Каролина, однако такси взяла.

        Встретили ее тепло. Расспросили, как Мишка, сообщили, что клиенты Риту плохо слушают, разговаривают, она пошутила в ответ, сказав: если плохо слушают, значит, много кушают, пошла к себе переодеваться и попросила сообщить Рите о своем приходе.
        Алекса в зале не было.
        Не было в ресторане и Ариши.

        Стало грустно, но странным образом она успокоилась, неторопливо переоделась. Длинное синее закрытое платье ей очень шло. Каролина вышла в зал, положила футляр со скрипкой на привычное, известное всем завсегдатаям место на подиуме, раскрыла его, извлекла скрипку. Рита приветственно помахала ей рукой и сыграла несколько бравурных пассажей, нечто вроде выходного марша.
        Несколько верных поклонников зааплодировали. Она улыбнулась, послала залу воздушный поцелуй и заиграла хабанеру...
        Алекс появился около одиннадцати, когда Каролина, по просьбе знакомой пары, играла около их столика любимую ими мелодию.
        Он был один.
        Сердце екнуло и заколотилось так сильно, что она даже сфальшивила, поймала удивленный взгляд Риты, побледнела и пошла на ватных от волнения ногах на подиум, к пианино, словно к спасительному берегу.
        Алекс был в смокинге и белой бабочке, выделяясь на фоне демократично одевающейся публики Аришиного ресторана. Не думая, она почти без паузы заиграла популярную классическую мелодию в цыганской обработке. Алекс поднял голову от меню, уставился на нее, приподняв правую бровь, отчего на лице появилось выражение недоумения и одновременно заинтересованности.
        Ближе к двенадцати из-за углового столика поднялся незнакомый ей молодой мужчина в кожаной куртке, подошел к подиуму, бросил в футляр крупную зеленую купюру и сиплым голосом попросил не очень вразумительно:
        -?Сыграйте танец, знаете, такой грустный... вы в прошлый раз играли, я не успел спросить название, но очень печальный такой...
        Полонез Огинского, догадалась Каролина и взяла первую ноту, уверенная, что Рита поймет с первых тактов... Мужчина расплылся в улыбке и к столику не вернулся, а встал рядом с подиумом, покачиваясь в такт и всем своим видом показывая, что в этой конкретно жизни ему больше ничего не нужно...
        Когда она закончила, ей долго хлопали, словно дело происходило не в ресторане, а в концертном зале. Алекс тоже аплодировал, но Каролине показалось, что как-то снисходительно.
        Вошла Дина, тихонько пробралась к столику для персонала. Каролина взглянула на часы: без четверти двенадцать, а кончает она обычно ровно в двенадцать - дочь, как всегда, точна.
        На прощание она сыграла свою шуточную композицию - немного нахальное сплетение
«Сентиментального вальса» Чайковского и центральной темы из музыки Дунаевского к довоенному кинофильму «Дети капитана Гранта». Ценители обычно слушали с улыбкой. Улыбнулся и Алекс...

        Они вышли с Динкой из служебного входа, помахали прощально дежурящему сегодня Валере и двинулись в сторону Патриарших прудов - там обычно легче поймать такси в это время. Не успели они сделать несколько шагов, как услышали мужской голос:
        -?Мадам Каролина!
        Она обернулась. Их быстрыми шагами догонял Алекс. От двери вразвалку двигался в их сторону Валера. На всякий случай...
        -?Лина! Позвольте предложить подвезти вас, - сказал Алекс торопливо, поравнявшись с ними.

«Запомнил, что для своих я Лина, - подумала она, отмечая легкую неправильность построения фразы. - Значит, волнуется», - решила она удовлетворенно.
        -?Я обычно хожу пешком, - сказала она, как бы отклоняя предложение. - Или беру такси. Познакомьтесь, моя дочь Надежда, - почему она представила ее не как Дину? - Она мой телохранитель.
        -?Дочь? - Удивление было слегка картинным. - Я думал, сестра.
        -?А вы льстец, - с категоричностью молодости объявила Динка. Она была в туфлях на каблуках и слегка возвышалась даже над рослым Алексом.
        -?В отличие от современных молодых людей, нас учили быть вежливыми.
        -?Нас тоже учили вежливости и, между прочим, внушили, что к незнакомым женщинам, не будучи представленным, не подходят с сомнительными предложениями.
        -?Не сомнительными, а с совершенно добропорядочным - подвезти до дома.
        -?Дина, кончай буффонить. Где ваша машина? - вмешалась Каролина в грозивший затянуться шутливый спор.
        Темно-синий «BMW» с тонированными стеклами стоял в стороне от входа в ресторан. Чуть слышно мяукнула снятая охрана, Алекс предупредительно распахнул переднюю дверцу, Каролина села, бережно положив футляр со скрипкой на колени, машина чуть качнулась на рессорах - она догадалась, что это влезла ее дочь-акселератка, рядом опустился на сиденье Алекс, повозился, пристегиваясь, и Каролина упустила момент, когда автомобиль бесшумно тронулся с места, стремительно набирая скорость.
        -?Вы замечательно играли сегодня, - сказал Алекс.
        -?Спасибо...
        -?Вы где учились?
        -?В консерватории.
        В машине повисла пауза. Каролина отлично представляла, какие вопросы проносятся сейчас в голове Алекса. Люди обычно с удивительной бестактностью задавали их, возможно, полагая, что проявляют участие. Как получилось, что она, с ее бесспорной одаренностью, не стала концертирующей скрипачкой? Почему не сидит в оркестре? Почему не попыталась участвовать в каком-нибудь конкурсе, что вывело бы ее на сцену... и так далее. На каждый из них существовал ответ. Сложный и болезненный, ибо так или иначе надо было говорить о несложившейся судьбе. Но Алекс молчал, и Каролина была благодарна ему за это. Машина Алекса неторопливо катилась в редком потоке полуночных автомобилей по Садовому кольцу от Бронной, мимо подъезда дома, где располагалась «нехорошая квартира» из «Мастера и Маргариты», свернула в туннель под Тверской, вынырнула из туннеля за Воротниковским переулком.
        -?Нам надо до Оружейного переулка, - не выдержала Динка и принялась давать указания, как ехать. - Из Оружейного мы повернем на 3-ю Тверскую-Ямскую улицу. Вообще-то это тут, напротив, но, к сожалению, придется ехать до первого разворота. Это который под виадуком у начала Цветного бульвара, знаете?
        -?Смутно представляю.
        -?Сейчас по левую руку покажется театр Образцова, - оживилась Дина, не уловившая иронии. - Нам на виадук не нужно, а нужно под него, где разворот. Я эти места с закрытыми глазами знаю, здесь, в музыкальной школе училась.
        -?Тоже на скрипке?
        -?Фоно...
        -?А сейчас - в училище? Или уже в консерватории?
        -?Сейчас в Плехановском, только что на второй курс переползла.
        -?А мать в каком качестве сопровождаете?
        -?Бодигарда. У меня почти черный пояс по карате.
        -?Почти черный? Это что-то новенькое.
        -?Ну, я должна была получить черный после еще одних квалификационных соревнований, но я ушла. Правее, правее! - закричала вдруг Дина. - Ну, что вы наделали? Я же говорила... А вы на виадук въехали... Я же вас предупреждала, как увидите кукольный театр, так вправо прижимайтесь. Теперь до Склифа никаких разворотов. Вы хоть знаете, где там разворот?
        -?Смутно представляю...
        -?Да как же вы по Москве ездите? - возмутилась Дина, опять не уловившая иронию в словах Алекса. - Что, недавно за рулем?
        -?Недавно... - покорно согласился он, тяжело вздохнув. - А почему вы в консерваторию не стали поступать?
        -?Талантом не в маму пошла... Бренчать могу, играть - нет.
        -?А почему именно в Плехановский? Вас, думаю, в любое модельное агентство взяли бы с удовольствием.
        -?Не мой путь. Десять лет ходить по подиуму «от бедра», а потом сидеть перед зеркалом и думать: «Как хороши, как свежи были розы».
        Алекс рассмеялся и поглядел в зеркало на Дину.
        -?Ну а что вам даст Плехановка? - Он плавно развернулся, точно вписываясь в поворот, и поехал по кольцу обратно к Самотеке.
        -?Вы меня разыгрывали? - воскликнула Динка. - Отлично машину водите...
        -?Что делать - четверть века за рулем, - притворно вздохнул он. - Но вернемся к вам. Что вам даст Плехановка?
        -?Профессию.
        -?А вам известно, что в Москве уже сегодня перепроизводство экономистов, бухгалтеров и плановиков?
        -?Во-первых, я не собираюсь быть экономистом или тем более не дай бог бухгалтером.
        -?А кем?
        -?Менеджером.
        -?А вы уверены, что менеджер из вас получится?
        -?Уверена. Я... словом, мне удалось один месяц поработать секретарем в одной фирме, и я успела кое-что там изменить к лучшему в организации...
        -?А почему только один месяц?
        -?Вам правду сказать или вкусную лапшу на уши повесить?
        -?Правду, только правду, ничего, кроме правды.
        -?Мой шеф, когда я поступала, показался мне человеком, но через две недели стало ясно, что он типичный козел.
        Алекс опять рассмеялся:
        -?И вы ему рога обломали?
        -?Можно и так сформулировать...
        Они миновали поворот на улицу Фадеева, и Динка снова взяла руководство в свои руки.
        -?Вот здесь, за троллейбусной остановкой, поворот направо, а там дальше я покажу. Здесь перемешались старые и новые дома, а когда-то весь микрорайон относился к храму. На его месте построили Дворец пионеров, а теперь я даже не знаю, что там... Нам туда, во двор!

        От предложенного чая Алекс отказался, поцеловал дамам ручки, сказал, что всегда будет рад услужить, - он так и выразился, употребив старомодное слово, - если нужно подвезти, и уехал. Дома их ждали оба брата за накрытым к чаю столом. Остатки шарлотки, маковый рулет из булочной, конфеты - просто пиршество. Каролина пытливо посмотрела на старшего. Он улыбался, но глаза были грустными. Значит, уже узнал, что его девушка не дождалась его. Мать поняла это еще полгода назад, когда та перестала звонить.
        -?А мы познакомились с одним очень любопытным дедом, - объявила Динка, плюхаясь за стол и подвигая к себе маковый рулет.
        -?Какой же он дед, Динуш? - встала на защиту Алекса мать.
        -?Реальный. Он же сам сказал, что четверть века за рулем.
        -?А я четверть века со скрипкой в руках. Значит, получается, что я бабушка?
        -?Нет, правда, чего он ко мне в машине прицепился? Вечер вопросов и ответов...
        -?Кто прицепился? - спросил Миша.
        -?Тип один, из Арининых клиентов. Нас с мамой подвозил. «Почему не в модельном бизнесе, почему в Плехановский...»
        Каролину тоже немного насторожил интерес, проявленный Алексом к ее дочери. Но Дине она объяснила все, как ей показалось, очень логично:
        -?Понимаешь, он тонкий, деликатный человек, насколько я могу судить. Он уловил, что мне неприятно говорить о своей жизни и несложившейся судьбе. Вот он и взялся за тебя...
        -?Разве у тебя не сложилась судьба? - вдруг заинтересовался Андрей.
        -?Сложилась, не сложилась... - отмахнулась от младшего брата Динка. - Вопрос взгляда. Я, например, буду счастлива, если у меня вырастет два таких сына и такая дочь, как я.
        -?Не вырастет, а вырастут, - назидательно произнес Мишка.
        -?Есть - вырастут, товарищ сержант!
        Долго шутливо препирались. Каролина со счастливой улыбкой смотрела на своих отпрысков, веселых, здоровых, жизнерадостных - Боже, как ей удалось вытянуть их, как сумела она преодолеть ту страшную, многолетнюю полосу безденежья, когда бросалась на любую халтуру, а в самые трудные моменты выходила со скрипкой в метро, в переходы, иногда даже брала с собой маленького Андрюшу. Молоденький милиционер, видимо, проникся симпатией или чувством сострадания к ней и не гонял ее, больше того, - охранял от наглых парней, требовавших платить за место...
        -?Миш, ты послезавтра вечер не занимай, - сказала вдруг Дина.
        -?А что?
        -?Будет сюрприз.
        -?Хорошо, не буду занимать, - покладисто согласился Мишка и улыбнулся, но в его глазах мать уловила тоску. - Сюрпризы я люблю.
        Перед тем как заснуть, она шепотом договорилась с Диной, что завтра днем сходят в ресторан «Трианон», где работал знакомый мэтр, закажут столик на шесть персон. По уровню этот ресторан, конечно, не тянул до «Мередит-Отель», но значительно превосходил родной «У Ариши», и, главное, там танцевали.
        -?Почему на шесть фейсов? - вдруг спросила Динка.
        -?Нас четверо, плюс Арина и Рита.
        -?Рита? Она-то при чем?
        -?Она пять лет со мной работает, Мишку с седьмого класса знает...
        -?Тетя Таня из раздаточной Мишку тоже с седьмого класса помнит, - протянула Динка.
        -?Рита тебе не нравится или ты из соображений экономии?
        -?Она мне лису напоминает.
        -?Не выдумывай, Рита красивая, яркая.
        -?Разве лисы не могут быть красивыми? - перебила ее дочь. - Один хвост чего стоит. Ладно, оставляем в списке. Но ты сказала, что Арина уехала куда-то.
        -?На два дня в Нарву за угрями. Завтра вернется.
        Покупку угрей Арина не доверяла никому. В Усть-Нарве - теперь она называлась Нарва-Йыэсуу, язык сломишь - они впервые побывали еще студентками, видели, как рыбаки ставят плетеные из лозы кубари на угрей в быстрые воды не очень широкой реки Нарвы, впадающей примерно через километр в Финский залив Балтийского несоленого мелководного моря. По утрам, когда туман слоился над быстрой водой, извлекали кубари, отмеченные небольшими буйками, проверяли, угрей вынимали, укладывали в специальную цистерну с колотым льдом и отвозили за четырнадцать километров в город Нарву. Там, как помнила Лина, на Петре-плаце, Петровской площади, сдавали оптовику. Часть улова брал местный ресторан, и девочки тогда на всю жизнь полюбили эту удивительно вкусную рыбу, похожую на змею и в первый момент вызывающую неприятие. Теперь у Арины имелся специальный пикап с морозильником, она сама отбирала угрей, весело торговалась с рыбаками, вспоминала прошлое, лихо вставляла крепкие эстонские словечки куда надо и не надо - как известно, мат на чужом языке не мат, а так, фиоритура - и очень любила эти поездки. Рыбаки ее тоже из всех
русских выделяли, может быть, еще и потому, что была она грудастой натуральной блондинкой с голубыми глазами и неистребимыми веснушками на носу и чем-то напоминала известную эстонскую певицу.

        На следующий день Каролина, выходя на подиум, привычно оглядела зал. Алекса не было. Каролина загрустила и весь вечер скрипка в ее руках плакалась о горькой женской судьбе.


        Глава 4

        Алекс относился к числу мужчин, которые любят покопаться в себе. Он посмеивался - одни копаются в машине, другие в своей душе. Лина произвела на него сильное впечатление. Он пытался понять, в чем причина ее обаяния, шарма, воздействия на мужчин? Может быть, это извечный эффект красивой женщины на подиуме? Каких-нибудь тридцать сантиметров, а как много это дает. Она как бы приподнимается над всеми и делается недостижимой и одновременно загадочной. Судя по тому, что они подруги с Аришей, ей должно быть лет около сорока. Это его не беспокоило. Он никогда не гонялся за молодыми, их кратковременное - пока лежишь в постели - преимущество за счет упругой попки и вкусной грудки очень быстро улетучивалось, как только начинался разговор. И не потому, что большинство девиц оказывалась поразительно малокультурными. Встречались и умные, образованные, даже такие, кого можно было бы назвать интеллектуалками. Не в том дело. Просто разделяющие годы, а как правило, это было не менее четверти века, оказывались непреодолимыми - все, что волновало Алекса, находилось там, в прошлом, все, что волновало девиц, - в
настоящем. Поколение пепси... Разговаривая с молоденькими девушками, он часто ловил себя на том, что начинал, сам того не замечая, читать им лекции, то есть рассказывать о прошлом, которое для них было историей, а для него живым воспоминанием. Порой он углублялся и в далекое прошлое, что казалось ему наиболее интересным - Алекс очень много читал, обладал отличной памятью, в истории любил то, что Пушкин и его современники называли «анекдотом», то есть яркие короткие рассказы, основанные на фактах и замешанные на фантазии последующих повествователей.
        Иногда он признавался себе, что мечтал встретить умудренную жизнью, умную, талантливую женщину бальзаковского возраста, обладающую телом двадцатилетней... нет, двадцатипятилетней девушки. И не сухой, мускулистой, поджарой спортсменки, жесткой, как бойцовский петух, с накаченными в фитнес-клубах мышцами, а... Он задумался. Почему-то в голову лезло с юных лет облюбованное благодаря французским романам слово «пулярдка». Именно с «д», как транскрибировали его в старые времена.
        А она, кроме всего прочего, была музыкант от Бога. Это он сразу понял...

        Алекс позвонил Арине. Дома ее не было, по сотовому сообщили, что абонент недоступен, в ресторане ответили, что мадам уехала на два дня в Эстонию.
        Судьба, подумал он и поехал в ресторан.
        Зал поразил его: какой-то глухой, как ему показалось, полутемный и полупустой. Никто не играл. Он спросил миловидную официантку, будет ли сегодня играть Каролина Сенчковская, та не сразу сообразила, переспросила: «Лина?», а когда он кивнул, ответила, что Лины сегодня не будет.

«Так вот почему так пусто и темно», - подумал он.
        Вышел, постоял у входа рядом с молчаливым охранником, крепышом с уголком тельняшки в вороте пятнистой куртки, медленно подошел к свой машине, припаркованной в стороне, сел, не торопясь закрыть дверь, задумался, как убить вечер.
        Подошел охранник, поглядел внимательно. Алекс приветливо улыбнулся ему. Так улыбаются на всякий случай собаке, которая может укусить.
        -?Вы приходили пару раз с нашей хозяйкой, Ариной Васильевной? - спросил утвердительно охранник.
        -?Я.
        -?А позавчера Лину подвозили на машине? - уточнил парень.
        -?Да, точно. У вас хорошая память.
        -?Ее сегодня не будет.
        -?Я знаю, мне сказали.
        Охранник о чем-то задумался, словно решал трудную проблему. Возможно, так оно и было, ибо, подумав, он сообщил:
        -?У Лины сын вернулся из армии. Они решили отметить почему-то в чужом ресторане. И хозяйки не будет...
        -?Не знаете случайно, в каком?
        -?Кажется, в «Трианоне». Впрочем, не уверен.
        -?Спасибо. До встречи...



«Интересно, - подумал Алекс, усаживаясь в машину, - она сказала, что Линой ее зовут друзья. Значит, молоденький охранник друг? Или это обычная для таких качков бесцеремонность? Но почему он тогда посчитал возможным подсказать, где искать Лину?»

«Трианон» не входил в число тех ресторанов, которые обычно посещал Алекс. Во-первых, его клиентуру составляли молодые бизнесмены, самонадеянно относившие себя к «upper middle classes», по блестящему определению, введенному в обиход замечательным писателем конца позапрошлого и начала прошлого века Джоном Голсуорси. Впрочем, Алекс не был уверен, что посетители этого шикарного ресторана читали популярную когда-то «Сагу о Форсайтах». А вот об определении слышали. Во-вторых, там танцевали, и потому было немного шумно, бестолково и амикошонисто.
        В первом зале, с большой эстрадой, перед которой тряслись пары, Каролины и Арины не было. Алекс в сопровождении мэтра прошел во второй зал, поменьше, с неудовольствием отметил, что и здесь есть пятачок для танцев, и, наконец, увидел Лину. Она была в вечернем платье с глубоким декольте, светлые волосы подняты вверх, открывая высокую красивую шею, плечи покатые, как на портрете Авдотьи Панаевой, одной из красивейших женщин Петербурга второй половины девятнадцатого века.
        Алекс поблагодарил мэтра и уверенно направился к столику. Первой его заметила Арина и толкнула подругу локтем. Каролина подняла глаза от тарелки, увидела Алекса и в ее глазах метнулся испуг, смущение, радость, еще что-то, что он сразу не разобрал. Он подошел и поздоровался.
        -?А мы отмечаем возвращение Миши из армии, - улыбнулась ему Дина, как бы узаконивая тем самым его право подойти к ним.
        -?Позвольте представить вам моих детей, - сказала Каролина церемонно. - Старший - Михаил, виновник торжества.
        Здоровенный широкоплечий светловолосый молодец в эдаком былинном стиле поднялся со стула и первым протянул руку.
        -?Очень приятно, - пожал ее Алекс и чуть не охнул. Ему вспомнилась строка из Пушкина: «Тяжело пожатье каменной десницы».
        -?Он пошел в армию не потому, что не смог поступить в университет, - пояснила Динка, - а из принципа. Миша считает, что мужчины должны пройти армию.
        -?Угу, - прогудел басом Миша.

«Любопытно, - подумал Алекс, вглядываясь в правильные черты Михаила. - И совсем не современно».
        -?Я приветствую такие принципы.
        -?Младший, Андрей, - продолжила представление своих детей Каролина.
        -?Очень приятно, - сказал младший, поднялся, но руку протягивать первым не стал, а подождал, пока ему подаст руку Алекс, и пожал ее почти так же крепко, как и старший.
        -?Надежду вы знаете.
        Алекс улыбнулся и заметил, что при этих словах Арина удивленно поглядела на подругу.
        -?А это Рита, моя аккомпаниаторша и коллега, вы ее, конечно, видели.
        Рита приятно улыбнулась ему. Она сидела рядом с Михаилом, и, как отметил Алекс, их стулья стояли немного ближе друг к другу, чем это требовалось.
        -?Какой счастливый случай занес тебя именно в «Трианон»? - не утерпела Арина и задала вопрос, который, видимо, вертелся у нее на языке с первого момента появления Алекса.
        -?Действительно, счастливый... Даже не могу сообразить.
        Наступила неловкая пауза. Все, кроме занятого соседкой Миши, отметили дважды повторенное слово «счастливый» и не знали, как реагировать.
        -?Лина, почему ты задерживаешь Алекса? Он, наверное, шел к своей компании? - спросила Арина.
        -?Я не задерживаю.
        -?Я здесь один.
        Они ответили одновременно и, улыбнувшись этому, так же разом умолкли.
        -?Тогда садитесь к нам, - сказала Каролина и покраснела под взглядом подруги.
        Динка тут же подозвала официанта и распорядилась. Когда Алекс сел перед чистым прибором, она окончательно взяла инициативу в свои руки:
        -?Мы заказали примитивный шашлык из баранины и баклажаны с помидорами на вертеле. Вы как, присоединитесь или станете изучать этот проспект? - В слове «проспект» она неожиданно для себя почему-то подчеркнула раскатистое «р».
        -?Присоединюсь. И... минуточку, - обратился он к официанту, - я читал в рекламном буклете, что у вас есть голицинское шампанское.
        Официант кивнул.
        Алекс посмотрел на Каролину. Она хмурилась, но он все же продолжил:
        -?Вы разрешите, одну бутылку? - Вопрос прозвучал как просьба. Затем добавил: - От меня. - И, не дожидаясь ее ответа, бросил повелительно официанту: - Бутылку шампанского!
        -?Зачем это гусарство, Алекс? - укоризненно спросила Каролина, когда официант бесшумно исчез.
        -?Разве это гусарство? Вот если бы я предложил вам ванну из шампанского или стал бы пить из вашей туфельки...
        -?Так бы я вам и разрешила.
        -?У Лины туфельки итальянские, мы покупали их вместе. Сто лет назад, - уточнила с плохо скрываемой язвительностью Арина.
        Чисто женская шпилька не осталась не замеченной Алексом.
        -?Кариссима, - вкрадчиво произнес он, - а ты знаешь, как пьют из женской туфельки?
        По его тону Арина заподозрила подвох, но какой, догадаться не смогла и только пожала плечами.
        -?Как? - немедленно заинтересовалась Динка.
        -?Снимают с ножки дамы собственноручно туфельку, ставят в нее полный фужер и пьют. Надо выпить, не пролив ни капли, чтобы можно было вернуть туфлю на ногу даме.
        -?Фи, как примитивно, - протянула Динка. - А я всегда думала, что наполняют пенистым напитком, произносят тост и лихо выпивают, держа за каблук.
        -?Это правда? - спросила Каролина.
        -?Да он только сейчас все придумал. Он вообще выдумщик, ни одному его слову верить нельзя! - воскликнула обиженная Арина.
        -?Как жалко... - протянула Динка.
        -?Почему?
        -?Я хотела спросить, что это за голицинское шампанское. Голицинские кондиции - что-то смутно помню со школы, а шампанское - нет. Но раз человек выдумщик, то стоит ли его спрашивать?
        -?Я с удовольствием заполню лакуны в советизированной школьной программе. В отличие от голицинских кондиций, то есть специально оговоренных и перечисленных условий, которые обязана была подписать Анна Иоановна, курляндская герцогиня, и только после этого сесть на русский трон, внезапно освободившийся после безвременной смерти внука Петра Великого, юного императора Петра Второго, голицинское шампанское называется так в честь другого князя Голицина, заложившего в Старом Свете в Крыму великолепную винотеку...
        Но исторический экскурс на этом прервался, потому что заиграл оркестр в первом зале, из невидимых динамиков полилась музыка, Михаил встал и церемонно пригласил Риту. Тогда вслед за ним поднялся и Алекс и столь же церемонно пригласил Каролину. Она испуганно глянула на Арину, наткнулась на ее злой взгляд, но Алекс невозмутимо стоял с протянутой рукой, и она поднялась со своего места.
        Танцевать с ним было легко. Он вел уверенно, и Каролина с наслаждением отдалась его крепким рукам, испытывая почти забытое удовольствие от танца вообще и от объятий партнера. Последние годы она танцевала только с одной партнершей - своей скрипкой. Почему так получилось, она и сама бы не могла сказать, просто в череде мужчин, пытавшихся подойти к ней как в ресторане, так и после, когда она ехала домой, не нашлось ни одного, кто хотя бы ненадолго заинтересовал ее. Она опять наткнулась глазами на взгляд Арины, злой и затуманенный ревностью. «Господи, - подумала она, - надо же такому случиться, единственный мужик за столько лет, и тот Аринин...»
        Когда после третьего подряд танца они вернулись к столику, ни Арины, ни Миши с Ритой не было. Зато стоял сервер на колесиках с серебряным ведерком со льдом, и в нем пряталась бутылка шампанского.
        -?А где Арина? - спросила Каролина Динку.
        -?Ушла по-англицки. А Рита увела Мишку. Ну, прям тебе, как бычка на убой.
        Андрей фыркнул.
        Каролина растерянно посмотрела на Алекса.
        -?Что же делать?
        -?Пить шампанское!
        Официант мастерски открыл бутылку так, что она громко выстрелила, но ни капли драгоценной влаги не пролилось, Алекс предложил тост за отсутствующих, и когда Динка со свойственной ей категоричностью заявила, что за Мишку, как первопричину, она выпьет, а за раскапризничавшуюся тетю Арину пить не станет, пояснил:
        -?Видите ли, великовозрастное дитя, Миша, конечно, первопричина, зато Арина второпричина.
        -?Вроде как вторсырье? - вдруг скаламбурил Андрей.
        -?Совершенно верно. И все же именно она вторая причина, потому что, не приди я с ней несколько дней назад в ее ресторан, не послушай, как твоя мать играет на скрипке, я, наверное, и дальше жил бы спокойно, не зная, что существует Каролина Сенчковская и ее прелестные дети. Посему - за Мишу и за тетю Арину!
        -?Ладно, так и быть, - строптиво согласилась Динка, ей не терпелось попробовать это какое-то особенное шампанское. - Но зачем в один тост все сваливать?
        -?Затем, что потом последует второй тост. Особый.
        Глазастое дитё заметило, что при этих словах ее мать покраснела. Динка с удовольствием сделала глоток и подумала, что в принципе никакой разницы - что советское, что голицинское, только пузырьков больше... Но тут ей вдруг стало весело, она расхохоталась, а когда Алекс спросил, чему она смеется, сказала, что вспомнила Пушкина. За точность не ручается, но примерно звучит так: «Вели открыть шампанского бутылку иль перечти „Женитьбу Фигаро“».
        -?Так что извольте быть нашим Бомарше.
        -?С удовольствием, но прежде выпьем за вашу маму, дети, за прекрасную скрипачку, чья скрипка столь выразительно поет о любви, что ее слушают даже в кабаке, за очаровательную женщину и милую хозяйку стола!
        Каролина выпила, закашлялась, смутилась, опять покраснела, словно девушка на первой вечеринке, и от смущения вдруг выпалила:
        -?И все же она гадина!
        -?Арина?
        -?Да нет, при чем здесь Ариша... Рита. Как она посмела увести Мишку с его торжества, его вечера?
        -?Вы уверены, что она увела, а не он?
        -?Уверена.
        -?Я маму предупреждала, еще когда думали, приглашать ли ее. А мама боялась, что Мишке будет скучно сидеть с двумя старыми тетками. Вот и посидел недолго...
        -?Я сразу заметила, - перебила дочь Каролина, - что у нее глаза после первой же рюмки стали блудливыми и она притулилась к Мишке. Лиса... Мальчик на пять лет моложе ее... Сказала бы я, кто она, только вот перед нашим Бомарше неудобно.
        -?Почему же, - с преувеличенной серьезностью заявил Алекс. - Бомарше не чурался крепкого слова. И в совершенстве владел простонародным языком. Он ведь и сам был сыном часового мастера и в юности работал подмастерьем... Кстати, вы знаете, что именно он изобрел такую важную деталь в часах, как якорь.
        Никто, естественно, этого не знал.
        -?Благодаря этому часы приобрели современный вид... Он вообще был очень талантливым человеком. Сделал многомиллионное состояние, был послом Франции в Англии, получил орден, дающий право на дворянство. Иногда его имя пишут с полным правом «де Бомарше». Сидел в тюрьме, разорился, снова сделал состояние, предсказывал революцию и даже давал советы, как избежать ее, - кстати, очень разумные...
        Пока Алекс произносил свой краткий спич о Бомарше, Каролина немного успокоилась и отошла от обиды, которую нанес ей Мишка. Этому способствовало и то, что она вдруг задумалась - как понимать слова Алекса, что он бы и дальше жил спокойно... Уловив смену в настроении, Алекс пригласил ее танцевать.
        -?Он маме нравится? - спросил сестру Андрей, когда старшие ушли в большой зал.
        -?Кажется, да...
        -?Хорошо бы. Нормальный мэн. И много знает.
        Динка не была уверена, что это так уже хорошо - много знать и немедленно выкладывать эти знания слушателям, но кивнула.

        Возвратившись к столику после пятого танца, Каролина заметила, что дети откровенно скучают. И, собрав всю силу воли, заставила себя сказать, что пора и честь знать, надо собираться домой. Тут произошла маленькая перепалка, Алекс нацелился расплатиться по всему счету, а не только за оговоренное им при заказе шампанское, но Каролина была непреклонна и конец вечера оказался слегка скомканным ненужным препирательством, как будто мало было демонстративного ухода Арины и наглого поведения Риты, осмелившейся увести Мишку с его праздника...
        В уютной машине они помирились и весело болтали всю дорогу, Динка заспорила с Алексом, что он не запомнил дорогу, а тот подыграл и утверждал, что найдет дорогу к дому Лины с закрытыми глазами, и при этом свернул не в Тихвинский, а чуть раньше, у перекрестка под светофором на Палиху. Динка возликовала и стала объяснять, как можно повернуть на Тихвинскую улицу, а оттуда рукой подать до Тихвинского переулка, но оказалось, что в переулке одностороннее движение и им пришлось ехать до Вадковского переулка и затем до Савеловского вокзала, где только и имелся разворот, чтобы ехать обратно. Каролина все смотрела на чеканный в полумраке машины профиль Алекса, не вслушиваясь в болтовню дочери, и мучительно думала, как ей понять поведение этого интересного, яркого, необычного мужчины, свалившегося в ее жизнь из каких-то заоблачных высот, и если интуиция ее не обманывает, то как ей теперь разговаривать с Ариной. Мысли были все больше мрачными, хотя и Алекс и Динка непрерывно смеялись, и даже сонный Андрей вдруг оживился и подавал реплики...


        Глава 5

        Каролину разбудил звонок подруги.
        -?Как я должна все это понимать? - спросила Арина, не здороваясь.
        Поскольку именно об этом Каролина думала ночью, и ни к какому выводу не пришла, она невнятно ответила:
        -?Я сама ничего не понимаю... я ничего не делала...
        -?Ты ничего не делала? Ты кокетничала, как никогда в жизни...
        -?Я не кокетничала, не выдумывай.
        -?Будто я тебя не знаю. Глазки опускала, как святоша, и со скрипочкой своей извертелась...
        -?Не было у меня вчера никакой скрипки.
        -?Не вчера, не изображай дурочку. Ты поступила, как самая последняя дрянь. И то, что ты пытаешься оправдаться, говорит об одном только - что ты сама все понимаешь. А я... в кои веки... Да как только ты посмела! Даже если ты не навязывалась ему... как только ты увидела, что он на тебя запал, ты обязана была, как моя подруга, как моя скрипачка, бежать от него...
        Выражение «моя скрипачка» больно резануло слух Каролины. А подруга продолжала кричать в трубку, распаляясь:
        -?Но не вешаться ему на шею со всеми своими замечательными отпрысками. И Динку втравила. Ты что, не понимаешь, что он с тобой поиграет, а потом на Динку перекинется?
        Эти слова больно резанули Каролину.
        Почему?
        -?Не смей Дину сюда впутывать! - крикнула она в трубку.
        -?Ах, значит, ты смеешь, а я молчи? Она простая душа, проговорилась, что он вас катал на машине после того, как ты для него играла, когда я, дура старя, доверчивая, наивная, слепая, уехала в Усть-Нарву за этими угрями, будь они прокляты! А ты воспользовалась моментом... как последняя шлюха... Как была шлюха, так и осталась!
        -?Я не для него играла, я каждый вечер... - продолжала с разгона оправдываться Каролина, и тут до нее дошло последнее, что выкрикнула Арина, и она умолкла на полуслове, ошалело соображая - когда она была шлюхой?
        А лучшая подруга закончила:
        -?Так вот, ты больше не будешь у меня играть!
        Некоторое время обе молчали. И только электрические разряды доносились из трубки. Потом Каролина спокойным, размеренным голосом промолвила:
        -?Рите вам придется самой сообщить.
        -?Мое дело! - выкрикнула Арина и бросила трубку.
        Каролина долго сидела неподвижно, не отпуская трубку.
        Мысли путались. Метались от Алекса к загулявшему Мишке и к этой наглой девчонке, Рите, так беспардонно уведшей сына с устроенного ему матерью праздника, но неизменно возвращались к словам Арины.
        Значит, шлюха... Как была, так и осталась... Никогда она не была шлюхой, никогда! Какая невероятная злость могла подсказать эти невыносимо оскорбительные слова лучшей подруге?

        ...Арина была на год младше Каролины и училась в Гнесинке. Ее педагог по флейте говорил, что у нее блестящие данные, но короткое дыхание и его нужно тренировать, предложил целый комплекс физических упражнений, но Арина была девицей ленивой и вполне удовлетворялась теми успехами, которых уже добилась. Они с Каролиной подружились на каком-то молодежном фестивале, где обе стали лауреатами. А потом у Лины начался первый роман, родился Мишка, она некоторое время не встречалась с Ариной и вдруг с удивлением узнала, что та ушла из Гнесинки, тогда еще института, и ударилась в бизнес. В те времена как раз началась горбачевская бестолковая перестройка, различные кооперативы стали расти как грибы, к бизнесу рванулись розовощекие правильные комсомольцы, получившие отличную корпоративную тренировку на межсобойчиках в своих райкомах. Арина, как сообщили общие знакомые, через своего бойфренда вложилась в один ресторанный кооператив. Лина позвонила ей, Арина забежала, пришла в восторг от Мишки - он как раз начал самостоятельно садиться, всем улыбался, был как старинный целлулоидный пупс с почти белым непокорным
вихром над выпуклым большим лбом и огромными голубыми глазами. Молодая кооператорша запала на Мишку, часто прибегала с небольшими подарочками, в основном съедобными, - начался период пустых полок в магазинах и горбачевских продовольственных карточек - и все говорила, что хочет такого же. Но у нее что-то не получалось. Бойфренд уехал в Сибирь, где все отчетливее ощущался запах нефти и шальных денег. А Арина при первых же тактах торжествующего марша победившего под руководством Гайдара капитализма приватизировала с партнером кооперативный ресторан, выгодно продала свою долю и купила помещение под кафе, которое через пару лет стало ресторанчиком «У Ариши». В стране менялись премьеры, менялись курсы валют, менялись мужья у Каролины, но ресторанчик подружки процветал, и время от времени Лина играла там, презрев свою гордость и собирая щедрые чаевые - надо было кормить детей. А у Ариши мелькали поклонники, некоторые иногда втихаря клеились к грустной, большеглазой скрипачке, но подруги, не мучаясь ревностью, со смехом их отшивали. Но свой, собственный «Мишка» у Арины все не получался, и она, забегая
накоротке, нянчилась вначале с Мишей, потом с Динкой, дитем совершенно гламурным, а потом и с таким же лобастым, как брат, Андреем.
        Значит, шлюха...
        Одним хлестким, как пощечина, словом, перечеркнуто двадцать лет. Каролина бросила трубку, прошлепала в ванную комнату, напустила воды, выплеснула пару крышечек дорогой пены для ванн, купленной специально для Мишки, - как он посмел уйти с этой? - Каролина хотела сказать «шлюшкой», но вспомнила, что именно так ее обозвала лучшая подруга, и сменила на смягченную «шалаву»...
        Из осевшей и остывшей пены она вылезла с четким и ясным намерением, как всегда неожиданным и необдуманным, уехать к чертям собачьим на юг, бросить детей, тем более что Мишка пристроился, отмокает после армейской монашеской жизни, Андрей едет в летний лагерь воспитателем в младшую группу, а Динку она вызовет, как только решит вопрос с заработком. Лина даже знала теперь, куда поедет...
        Она набросила махровый халат, вернулась в комнату, открыла старинный кованый сундук со звоном, в котором держала скрипку. Этот сундук вскоре после смерти матери стал предметом бесконечных споров, которые при жизни матери и возникнуть-то не могли: он занимал слишком большое место в их маленькой квартире, и дети единогласно постановили выкинуть его. Тогда Каролина набралась мужества и встала на защиту этой реликвии с такой решимостью, которая вообще не была ей свойственна. Сундук был не просто памятью о матери, а живым - именно так она сказала - свидетелем истории многих поколений их предков, к тому же надежной защитой скрипки от всяких случайностей. «Господи, сказали тогда дети чуть ли не хором, какие случайности могут быть в нашем доме!» Каролина, не задумываясь, выпалила: «Пожар, залив соседями сверху, наконец, воровство!» Аргумент оказался беспроигрышным. Споры прекратились, а сундук так и остался жить дальше на своем привычном месте.
        Каролина вытащила футляр со скрипкой, положила на стул, затем открыла маленьким ключиком длинную шкатулку из карельской березы, лежащую на дне сундука. Там хранились ее сокровища: перстень прадедушки, светлоглазого вальяжного обрусевшего поляка, предки которого оказались в России после поражения очередного восстания за независимость Польши. Ценность перстень имел в основном как семейная реликвия. Купленное в Праге широкое колье с такими великолепно сделанными стразами, что даже специалисты издалека принимали их за бриллианты. Серьги... Все не то. А вот и сверток, в нем три кинжала, единственный сохранившийся трофей отца, привезенный из Афганистана. Два в замшевых, расшитых самоцветами ножнах, один в ножнах из змеиной кожи. Все хищно изогнутые, острые, как бритва, не потемневшие за четверть века. Каролина прятала их тщательно, потому что боялась - мало ли кому взбредет в голову накапать, появится милиция, обвинят ее в хранении «холодного» оружия. Да и мальчишкам давать в руки такую игрушку рано... А когда - не рано? Она тяжело вздохнула. Выбрала тот кинжал, что в змеиной коже, зачем-то внимательно
пересчитала мелкие рубины на рукояти, хотя отлично помнила, сколько их, еще раз вздохнула, отложила кинжал в сторону, закрыла шкатулку на ключ, вернула на место скрипку и заперла сундук.
        Скрипка Каролины была необычная. Ее купил в годы Гражданской войны прадед в солнечном городе Ростове-на-Дону, где он жил в ту пору. Вернее, не купил, а выменял на часы с репетицией у какого-то ошалелого от тогдашнего революционного
«бартера» мужика. Прадед немного играл на скрипке, и его привлекла изящность ее форм и прекрасный звук. Придя домой, он внимательно осмотрел приобретение. Каково же было его удивление, когда на внутренней части деки он обнаружил приклеенную полоску пожелтевшей бумаги с надписью, выполненной старинным шрифтом, гласящую, что скрипка сделана мастером из Кремоны Антонио Страдивари в 1723 году. Прадед разволновался, стал хранить инструмент в сундуке, иногда извлекал его, играл, получая невероятное, какое-то сексуальное удовольствие от обладания такой скрипкой с чудесным сильным звуком. В 1923 году его постигло разочарование. Переехав в Москву, он в первый же год не утерпел, отнес инструмент в мастерскую Большого театра, где у него были знакомые, и выяснил, что он владел скрипкой не Страдивари, а очень хорошей подделкой немецкого мастера середины девятнадцатого столетия. Будучи умным человеком, мастер не увлекался количеством, а выпускал на рынок одну скрипку в год, а то и реже. Прадед расстроился, хотя эксперт и убеждал его, что такая подделка в наше время не многим отличается от именных инструментов. Он
предлагал купить ее, прадед не согласился. Так скрипка, вместе с сундуком, оказалась одной из немногих ценных наследственных вещей, оставшихся от Cенчковских и попавших в руки Каролине.

«Наследства у меня нет, - подумала она, - зато наследственность хорошая». Еще вчера она позвонила бы Арине и поделилась новым «мо», но вот же, гримаса судьбы - была подруга и нет ее...

        ...Каролина смутно помнила, что на старом Арбате, том самом, который в дни ее молодости решительно «офонарел», расположились в подворотнях и во дворах многочисленные антикварные лавчонки и магазинчики. Она не сомневалась, что в них не только продают, но и покупают старинные вещи. И предусмотрительно решила не продавать кинжал в первом же месте, где его согласятся купить, а предварительно обойти хотя бы четыре - пять лавочек и сопоставить цены.
        Кинжал она завернула в платок и положила в запирающийся кейс, а его в свою очередь в спортивную сумку - все из опасения, что ее задержат с «холодным» оружием.
        Владелец первого антикварного магазинчика, расположенного во дворе дома, в который она, внутренне перекрестившись, вошла, с любопытством наблюдал за ней, пока она распутывала «упаковку», но, увидев кинжал, оглянулся и, взяв его, быстро прошел в крохотный кабинет за торговым зальцем.
        -?Афган? - спросил он, рассматривая арабскую вязь на лезвии кинжала.
        -?Да... Отцовский трофей.
        Антиквар изучил в лупу рубины на ножнах и большой, грубо ограненный самоцвет на костяной ручке. Каролина считала его разновидностью голубого кварца.
        -?Сколько вы хотите?
        -?Один арабист прочитал мне, что вот здесь выгравирована дата, если перевести на наше летосчисление, получается тысяча восемьсот пятнадцатый год.
        -?Не знаю, - пожал плечами антиквар. - Возможно...
        -?И еще он сказал, что это настоящий дамасский клинок.
        -?Возможно, - повторил антиквар.
        -?В смысле клинок выкован из настоящей дамасской стали, - пояснила Каролина и вдруг, разозлившись, резко потребовала: - Называйте свою цену!
        -?Но вы же продаете, - сказал антиквар, пробуя острие клинка на ногте левой руки. - Ваша и цена.
        Он не смотрел на Каролину, и она внезапно поняла, что вещь эта стоит гораздо дороже, чем она предполагала, и засомневалась, стоит ли продавать ее. Может быть, лучше вернуться и разбить пару, которую составляли два других кинжала. Она всегда считала, что подарит их мальчикам, но теперь заколебалась. Вероятно, разумнее было бы разбить пару и не продавать этот великолепный клинок...
        -?А вы специалист по антиквариату, так что ваше первое слово, - и она протянула руку к кинжалу.
        -?Я могу предложить вам... - Хозяин взял листок бумаги, написал цифру, протянул Каролине, которая уставилась на нее с нескрываемым изумлением.
        -?Зеленых? - тупо спросила она.
        -?Нет, у.е., - позволил себе пошутить антиквар.
        С теми двумя кинжалами это почти половина взноса по ипотеке на однокомнатную квартиру для Миши, подумала она и вернула листок.
        -?Я не продаю.
        Хозяин быстро схватил листок и, зачеркнув первую цифру, написал новую, на тысячу больше предыдущей.
        Каролина взяла кинжал и принялась его тщательно упаковывать.
        -?Это честная оценка. Вам столько никто здесь больше не даст, - ворчливо сказал хозяин. Было обидно - он знал, кому бы мог предложить клинок за очень хорошие деньги.
        -?А я и не буду продавать. Вы, наверное, помните древний анекдот, как цыган клячу продавал? Он кончается великой фразой: эта кобыла мне и самому нужна.
        -?Значит, если бы я предложил вам всего жалкую тысячу, вы бы, поторговавшись, отдали кинжал мне, - со вздохом констатировал хозяин.
        -?Не жалейте, я все равно пошла бы еще в соседний и еще рядышком, поспрашивала бы. У меня есть другой кинжал, поскромнее. Если вы не передумали оценивать первым такие вещи, я сейчас смоталась бы на такси и привезла его.
        -?Значит, я оценю, а вы пойдете к соседу?
        -?Если вы оцените так же честно, как этот, обещаю, что не пойду, - Каролина прямо посмотрела в глаза хозяину.
        -?Договорились.

        Она ехала в такси и думала, что если антиквар с такой легкостью предложил ей на тысячу долларов больше первоначально названной им цены, это означает - истинная цена кинжала по крайне мере в два раза выше, если, конечно, выставлять его на аукцион и приложить заверенный перевод даты изготовления. А с этим действительно можно начинать хлопоты по ипотечному кредиту и рассчитывать на квартиру где-нибудь в Раменском или Долгопрудном. Или даже Мытищах.
        Она все же схитрила: до того, как прийти со вторым кинжалом к уже знакомому антиквару, заглянула в другую лавку, покрупнее, в сотне шагов от первого магазинчика. Ей предложили тысячу двести зеленых, а когда она стала забирать клинок, цена увеличилась до тысячи триста. Она поняла, что маловато.
        -?Не хотите продавать - дело ваше, - с очевидной и непонятной неприязнью сказал владелец лавки. - Между прочим, продавать острые предметы - дурная примета...
        -?А отдавать за бесценок - какая примета? - не осталась в долгу Каролина, однако слова неприветливого антиквара запомнились.
        Хозяин первой лавочки, показавшийся ей симпатичным, сразу же назвал свою цену, предупредив, что он не собирается торговаться, а действует честно, как они и договорились. Каролина отдала клинок, не раздумывая.
        -?А что вы будете делать с тем, первым?
        -?Отнесу на аукцион. Мне нужна однокомнатная квартира для сына. Это будет основа..
        -?Мой вам совет в таком случае: если вы не собираетесь покупать квартиру для сына срочно, не спешите относить кинжал на аукцион. Посоветуйтесь со специалистами. Есть периоды высоких цен, есть периоды низких.
        -?Спасибо вам за все - и за цену и за советы, - поблагодарила Каролина антиквара и поспешила домой.
        Дома ее ждала Динка.
        -?Мать, звонил Мишка и сказал, что ночевать не будет, и велел тебя расцеловать. И еще... - Дина замялась, - объясни мне, что там Рита ему наговорила, будто Арина тебя выгнала и что теперь Рита будет одна играть?
        -?Так, ясно. Быстро дело делается, если это не дело, Динок, а бабий взбрык... - вздохнула Каролина. - Все правильно. Итог нашего вчерашнего праздника - разрыв отношений с Ариной да мое увольнение... Рита, конечно, напрасно надеется, что долго будет солировать, Арина непременно найдет скрипача...
        -?А как же ты?
        -?Я? Понимаешь... Я не хочу какое-то время находиться в Москве...
        -?Из-за Алекса?
        -?Из-за Арины.
        -?Но она тебя выгнала с работы, так подруги не поступают!
        -?А она считает, что я кокетничала с Алексом и что именно так подруги не поступают. Словом, Динок... Я тут кое-что продала из моих ценностей и уеду до конца лета в Джубгу. Вам на жизнь оставлю тысячу зеленых. С тем, что у нас сейчас есть дома, должно хватить на два месяца... Ты останешься за хозяйку.
        -?Джубга, Джубга... Это где-то возле Туапсе?
        -?Да.
        -?Ты, если мне память не изменяет, там бывала уже?
        -?Да.
        -?Без нас? - многозначительно протянула дочь.
        -?Да... Слушай, безнравственное дитя, на что ты намекаешь?
        -?Ни на что, мамочка, просто вспоминаю...
        -?Я туда ездила халтурить, когда у нас было туго с деньгами, а мои цыгане откочевали на большой чес по Дальнему Востоку.
        -?Ты не волнуйся, езжай, отдохни. Я тут за мальчиками послежу, все будет в порядке. Тебе Андрей говорил, что его утвердили воспитателем младшей группы в оздоровительный лагерь?
        -?Нет, он сообщил только, что ему предложили и он согласился.
        - Так вот, утвердили. Теперь насчет Мишки... Понимаешь, мам, у меня такое предчувствие, что он обратно в ВДВ вернется. В Рязанское училище... Может быть, даже заявление уже подал, но никому не говорит, держит пальцы крестом и чертей гоняет. Там, говорят, конкурс больше, чем в иной театральный.
        -?Как же так можно, - охнула Каролина совсем как простая деревенская баба и тяжело села на кровать. - Только что вернулся... И матери ничего не сказать!
        -?Мам, успокойся, он здоровенный взрослый мужик. С четырнадцати лет самостоятельный, по всем этим секциям носился...
        -?Я не об этом. Не посоветовался даже!
        -?Мам, я же только предположила. А насчет того, что не посоветовался, - так ты же его так с детства воспитывала. Сама сколько раз с гордостью говорила, какой он совершенно разумный и самостоятельный, - проявила свои недюжинные дипломатические способности Динка, и Каролина немного успокоилась.
        -?И ты у меня самостоятельная, - со странной смесью гордости и грусти сказала она. - Не занималась я вами.
        -?Мам, ты деньги на нашу ораву зарабатывала. Зато мы всегда одеты были как дети олигархов и на всякие платные секции хватало.
        -?Это да... - Моральная поддержка не-ожиданно вызвала слезы, Каролина отвернулась, пытаясь взять себя в руки и не показать дочери, как она расстроилась. Нахлынули беспокойные мысли.
        Значит, Миша окончательно решил поступать в училище ВДВ. Каролина верила в интуицию дочери, и если она сказала, что подозревает, значит, так оно и есть. Она попыталась понять, к добру ли это решение или нет, что влечет за собой поступление в училище - конечно же речь идет о Рязанском, известном на всю страну, и если она правильно помнит, учатся там три года... Или четыре? Кажется, оно высшее, значит, четыре... И все проблемы с Мишей отодвигаются на четыре года, а там он выйдет двадцатичетырехлетним лейтенантом, а за это время количество горячих точек уменьшится... или увеличится? Традиционно бесконечные материнские заботы вытеснили мысли об Алексе на какое-то время. Он сержант. Значит ли это, что и в училище он будет сержантом? Он как-то говорил, что даже там лычки дают массу преимуществ. Кроме того, он кандидат в мастера спорта - это, наверное, тоже плюс... Форму им дают, но что-то нужно и свое иметь, значит, следует отложить деньги на обзаведение... Квартира... На ближайшее время проблема с квартирой отпадает. Правда, Диночка уже взрослая, ей бы тоже не помешала собственная квартира. Но даже
сама мысль о том, что она будет жить без дочери, неожиданно оказавшейся такой великолепной подругой, не укладывалась в голове.
        А как же Алекс?

«Что Алекс? - злобно спросила себя Каролина. - Не будет никакого Алекса в ее жизни...» И словно противореча здравым мыслям, ее чувственная женская сущность взъерошилась - вспомнилась та восхитительная волна мужского тепла и желания, что окутывала ее во время их танца в ресторане... Она еще раз яростно, со злостью на себя повторила: «Не будет никакого Алекса».
        -?Динок, помоги мне большую спортивную сумку с кухонных антресолей достать! - крикнула она дочери.


        Глава 6

        Она поехала поездом. И дешевле, и спокойнее - особенно после недавней катастрофы аэробуса в Адлере. Каролина хорошо помнила то ощущение тревоги, которое всегда охватывало ее, когда самолет заходил на посадку со стороны моря, нацеливаясь на посадочную полосу, упирающуюся, казалось, во вздыбленную гору.
        Ей повезло. Удалось купить билет в купейный вагон. Если везение продлится, то и с попутчиками должно повезти...
        Каролина любила ездить поездом на юг.
        Подготовку к поездке обычно сопровождали воспоминания раннего детства, когда еще был жив отец. И сладкий ужас, когда он выходил на небольших станциях, чтобы забежать на базарчик: а вдруг не успеет, и поезд уйдет без него и она останется одна... И еще ожидание, что он вот сейчас войдет в купе и принесет что-то необычное, что можно купить только в этом месте со странным и загадочным названием Красный Лиман - удивительно вкусные, сочные, пропитанные жиром свиные шашлычки на деревянных шампурах... А поездки с бабушкой и с мамой? Бабушка выходить на остановках побаивалась и делала покупки, не спускаясь по откидным ступеням с тормозной площадки. Мама выбегала, дразнила бабушку и смеялась над ее страхами...
        Как же так получилось, что после гибели отца за короткое время она осталась практически без родных? Мать умерла скоропостижно, бабушка вскоре последовала за ней. Больше в Москве никого из Сенчковских не осталось. Ростовская тетка незаметно отдалилась, переписка велась от случая к случаю. Троюродных сестер Каролина не знала и не особенно стремилась познакомиться. Мелькнула было мысль задержаться в Ростове на сутки по дороге в Джубгу, но она передумала: стоит ли, тридцать лет не виделись, и вдруг как снег на голову...
        Рыбца, видите ли, захотелось покушать!

        На шумный и немного бестолковый, несмотря на уже третью перестройку, Курский вокзал Каролину провожали Андрей и Дина. Андрей нес тяжелую спортивную сумку, а Дина - гитару в чехле. Да, именно гитару. Как многие струнники, особенно скрипачи, Каролина прекрасно играла на гитаре, а иногда еще и мелодекламировала. Петь она не желала категорически, утверждая, что у нее нет голоса и нечего ей соваться в ряды безголосых, которых и так хватает на современной эстраде. А вот мелодекламация иное дело, тем более что у нее получалось очень хорошо. Стихов она знала множество, сопровождение на гитаре подбирала или импровизировала сама, смело уходя от тех заветных трех аккордов, которых хватало иным бардам на всю жизнь.
        Попутчики оказались приятными людьми, она поцеловала детей и отправила их домой пораньше, велев не дожидаться отправления поезда, чтобы не попали в толкучку.
        Красный Лиман она проспала.
        В Туапсе поезд пришел днем.
        Каролина помнила по прошлым поездкам, что самый удобный транспорт - морской катер. Но оказалось, что все сильно изменилось. И ей пришлось брать такси, что не совсем входило в ее финансовые расчеты. Но что делать? Зато быстро...
        Комнату со всеми удобствами она нашла легко. Море призывно шумело почти под самыми окнами, накатываясь на уникальный джубгинский песчаный пляж. Кровать была широкой и непродавленной, что не часто встречалось в прошлые поездки, и главное, у противоположной стены стоял широченный и очень длинный диван, вполне пригодный для дочери, буде она снизойдет и согласится приехать, если, конечно, вытанцуется дело с выступлениями в местном ресторане. Квартира чистенькая, современный ремонт сделали недавно. Все это хозяин, говорливый седоусый дедок, явно украинского происхождения, выложил ей, с гордостью показывая удобства. Действительно чистенько, отметила Каролина. Она быстро переоделась, дожевала остатки взятых в дорогу бутербродов и выпила чаю, любезно предложенного хозяюшкой, очень соответствующей своим обликом дедку, позвонила Дине, узнала, как дела у детей, доложила, что у нее все о’кей, и, наконец, пошла на море. На платный пляж. Оплатила место под зонтом на месяц вперед, взяла лежак, устроилась. Время было обеденное, народ сбежал обедать, и пустынный пляж, солнечно-песчаный, показался ей вдруг унылым.
Было тихо и тоскливо от ощущения пустоты как вокруг, так и в душе.
        Бог наградил ее замечательной способностью не сгорать на солнце даже после долгого перерыва, конечно, если не совершать «пляжных» безумств и не лежать часами. Ей не требовались ни лосьоны, ни защитные кремы, через несколько дней кожу покрывал ровный, удивительно красивый загар, вызывающий зависть почти всех на пляже. Как ни странно, не отпускавшая последние два дня физическая тоска по Алексу, разбуженная его объятиями во время танцев, ушла куда-то, оставив приятную грусть и мечты о несбыточном.
        Проведя на удобном лежаке почти час, когда отдыхающие уже стали возвращаться, она поднялась, пошла в душ и, постояв под пресной восхитительно-прохладной струей, принялась рассматривать себя в большом, во весь рост, мутноватом зеркале. Конечно, для трижды рожавшей бабы она неплохо выглядела. Даже талия каким-то образом сохранилась. Ни жира, ни целлюлита не было, что неудивительно, - попробуй пять раз в неделю три часа пританцовывать на эстраде или между столиками! А вот тонкий слой соблазнительного жирка был... Покатыми плечами она всегда втайне гордилась. Вот чего бы она пожелала себе, так это изменить рисунок груди. Три жадных рта трех вечно голодных младенцев так основательно поработали над ней, что она слегка обвисла, правда, не утратив определенной упругости. Но кто знает, чего им, мужикам, надо... Последний ее любовник, который случился почти два года назад, очень любил уткнуться носом в ложбинку между грудями, - она фыркнула и поправила себя: между сиськами, - прижимать их к щекам и от этого возбуждаться... Он тогда еще восхищался, что соски у нее розовые, как у юной девочки, и утверждал,
что это говорит о внутренней молодости и вечной женственности. Она приподняла левую грудь и посмотрела - действительно, на сметанной ее незагорелости выделялся девически розовый сосок. И снова подумалось об Алексе, представилось, что он приподнимает грудь и рассматривает... она сжала губы и усилием воли попыталась заставить себя не думать о нем, но тело вдруг покрылось гусиной кожей, и она нырнула обратно под холодный душ в поисках спасения. Заставила себя думать о другом: не вернуться ли туда, под солнце, к равномерному шуму моря и веселым голосам собирающихся на пляже детей? Под душем отпустило, и, слава богу, пробудился зверский аппетит. Она растерлась жестким от крахмала махровым полотенцем, оделась и пошла в знакомый по прошлым приездам ресторан, расположившийся над речушкой Джубга, давшей поселку свое имя. Здесь можно было спрятаться в густой тени деревьев, где даже в самые жаркие дни сохранялась прохлада.

        ...Каролина неторопливо пила местный, необъяснимым образом сохранивший свои старинные вкусовые качества кефир, когда услышала смутно знакомый голос:
        -?Каролина Андреевна, что же вы приехали и носу не кажете?
        Она подняла глаза. Рядом со столиком стоял Артур, если она правильно помнила его имя, ибо все местные жители, или, как их шутливо про себя именовала Каролина, аборигены, называли его обычно по фамилии. Он был одним из совладельцев ресторана, из туапсинских армян, грузный, седой, чем-то напоминающий Хемингуэя с известной всему миру фотографии и тем ужасно гордящийся. Кремовая полотняная рубашка с расстегнутым воротом открывала широкую грудь с массивным крестом на золотой цепочке, покоящимися на курчавой седой шерсти, иначе и не скажешь, растущей аж до самого адамова яблока. Колоритный мужчина. В свое время наверняка покоривший немало женских сердец и среди местных красоток, и среди приезжих.
        Она обрадовалась.
        Все складывалось замечательно. Именно с ним нужно было провести очень осторожно переговоры о выступлении в ресторане, ибо он заметно выделялся на общем фоне начитанностью, тягой к хорошей музыке и какой-то врожденной культурой. Но и осторожной следовало быть, так как при всем том он оставался дельцом, с хваткой и умением делать копейку даже там, где, казалось бы, есть одни убытки.
        -?Доброе утро, Артур. Рада вас видеть в добром здравии. Дома все в порядке, все здоровы?
        -?Спасибо, дорогая, все хорошо. Когда ко мне заглянете? Теперь я здесь единственный начальник. Избавился от своего профессора.
        У этих слов был свой подтекст: в прошлый приезд Каролина несколько раз играла в ресторане на гитаре, декламировала стихи Цветаевой. Совладельцу, которого Артур за глаза язвительно называл профессором за фантастическую необразованность и при этом абсолютную уверенность в своей компетентности и непогрешимости в вопросах имиджа, это не понравилось. Пришлось отказаться от чтения стихов.
        Значит, Артур дает ей понять, что раз он единственный хозяин, можно начать переговоры о новых условиях. Но пусть он сам первым и сформулирует свое предложение.
        -?Я приехала отдыхать.
        -?Днем, дорогая, днем, я так понимаю. А вечером?
        -?А вечером буду отдыхать от дневного отдыха.
        -?Очень смешно. А мне одна птичка шепнула: когда вы выходили из такси, вещи достал шофер, а вы появились с одним футляром в руках.
        -?Так это же только футляр...
        -?Словом, дорогая Каролина Андреевна, не будем ходить около и вокруг. Так у вас говорят?
        -?В смысле вокруг да около?
        -?В любом смысле. Я вам предлагаю шесть выступлений в неделю с чтением ваших любимых стихов. Так, да? - Артур хитро улыбнулся, почесав свою седую хемингуэевскую бороду. - Сто пятьдесят зеленых с ужином и вином от ресторана.
        -?А цветы? - кокетливо спросила Каролина, состроив глазки.
        -?Цветы от верных поклонников всегда вас будут ждать.
        -?Артур, дорогой, я пошутила, зачем мне цветы, когда все кругом утопает в цветах?
        -?А полторы сотни зеленых? Вы же не утопаете в зелени?
        -?Но в полутора сотнях утонуть трудно.
        -?Хорошо, пусть это будет две сотни.
        -?Да будет так, - с преувеличенной серьезностью заключила этот внешне шутливый, но настоящий торг Каролина.
        Две сотни в неделю - очень хорошо, ибо означает, что она сегодня же может позвонить дочери и пригласить ее на месяц на море!

        Динка бурно возрадовалась приглашению.
        -?Мне нужно несколько дней. Я обязательно приеду.
        -?Может, ты уговоришь Мишеньку?
        -?Попробую. Андрей точно едет в лагерь. Чему несказанно рад. Мне кажется, его туда привлекает одна из воспитательниц старшей группы.
        -?Она старше его?
        -?Группа старшая, это я точно знаю.
        Каролина рассмеялась - Динка не упустит возможности скаламбурить или пошутить. Вся в мать...
        -?Ты все же скажи Мишке. Здесь очень сложно с комнатами, я должна заранее договориться...
        -?Обязательно скажу, мамочка. Но я не уверена.
        -?Он так прикипел к этой сучке, Рите?
        -?Мам, ну зачем ты так, мы ей должны быть благодарны, она сделала доброе дело, помогла ему избавиться от тоски по Люльке.
        Люлька - та самая кареглазая прелестница, что полгода назад перестала звонить. Каролина про себя подивилась взрослой циничности слов дочери. А ей всего девятнадцать...
        -?Кстати, Мишка сказал мне по телефону, что завтра возвращается домой... Насытился. Так что, возможно, твоя задумка вывезти его на море не так уж и невероятна...


        Глава 7

        Внешне ресторан Артура мало изменился за прошедшие годы. Он все так же скрывался в зарослях густой зелени, растущей вблизи реки, к нему вела до сих пор не асфальтированная, но утрамбованная тысячами ног дорога. За тридцать метров до просторной террасы ее сменяла уложенная меленькими бетонными плитками аллея, подходившая вплотную к трем широким ступеням, ведущим на террасу. Здесь начинались столики. Они поднимались еще на одну ступень - терраса как бы делилась на две части так, чтобы каждый клиент мог любоваться великолепным видом на песчаную бухточку и волны, набегающие бесконечной чередой на отлогий берег.
        Во внутреннем зале появился подиум, чего не было несколько лет назад. На стенах висели картины. Если бы Каролина случайно не знала примерной стоимости полотен Сарьяна, то она поклялась бы, что это именно он, великий армянский мастер. Но предположить, что Артур смог купить четыре полотна Сарьяна да еще одно, совсем не большое, до боли знакомое - Айвазовского?
        -?Правда, хорошие копии? - спросил Артур, заметив, с каким интересом она рассматривает его приобретения.
        -?Очень! - Слово «копии» все объяснили.
        -?Студент один в прошлом году за месяц написал, с репродукций. За стол и вино для него и для его девушки. Талантливый мальчик. И Айвазовского он написал - это сверх договоренности, за наличные на обратную дорогу. Очень интеллигентно все получилось. - Артур обвел рукой зал.
        Каролина не поняла, что он имеет в виду под словом «интеллигентно» - обстановку или сделку, но сказала на всякий случай «Да», не кривя душой.
        -?И вполне пристойное пианино приобрел.
        Каролина подошла, открыла крышку, отметив, что лак заботливо восстановлен, но так, что не блестит и не в бросается глаза, взяла несколько аккордов.
        -?У вас теперь и пианист есть?
        -?Пианистов хватает, дорогая, три студента тут на днях свои услуги предлагали. Но. . не тот коленкор - так, кажется, у вас говорят?
        -?Кто теперь эти выражения помнит, Артур.
        -?Я помню. Когда читаю, даже выписываю.
        -?Так то вы. Вы вообще из другого мира, другого времени.
        -?Это хорошо?
        -?Это замечательно. Ныне таких мало.
        -?Скажите, дорогая... Я как припоминаю, вы мельком упомянули, что вообще-то вы скрипачка, а не гитаристка. Почему вы с собой скрипку не взяли?
        -?Видите ли, Артур, скрипка у меня и очень хорошая и очень для меня дорогая - от деда. Да и сама по себе, как инструмент, ценная. Брать на отдых страшновато...
        -?У меня сейф есть.
        -?А в дороге?
        -?Жаль... Я почему-то думаю, вы очень хороший скрипач. - Артур так и сказал,
«скрипач», проявив определенную тонкость.
        -?Я почему-то думаю то же самое... - отшутилась Каролина. - Значит, я прихожу в восемь?
        -?Да, да, раньше никто не собирается.

        ...Ближе к семи часам ее вдруг обуяли сомнения. А вдруг не станут слушать? Вдруг потребуют петь? Конечно, она может сыграть две-три надрывные и одновременно виртуозные пьесы, мастерства достанет. Но ведь этого не хватит на вечер. Без мелодекламации время промчится так быстро, что Артур, такой ласковый, заботливый, просто выгонит ее... Ох, почему она не взяла скрипку?
        Съедаемая сомнениями, она извлекла гитару из старого, заслуженного жесткого фибрового футляра, долго настраивала, прислушиваясь, сыграла классический цыганский перебор.
        Стихов она знала множество.
        Они как-то сами укладывались в память. Были среди них жемчужины, но встречались и такие, что недостойны находиться в таком изысканном окружении. В своем кругу, озорно поводя глазами, она вдруг заводила бесконечные хулиганские частушки, которые начинались всегда одним и тем же куплетом:
        Ой, грустно мне,
        Хтой-то был на мне.
        Сарафан не так,
        И в руке пятак.
        А с чего сегодня начать? Не с частушек, понятно. Но с каких стихов? С любимой Цветаевой? Или не очень любимой, но более доходчивой Вероники Тушновой, обнажающей свое кровоточащее сердце почти в каждом стихотворении позднего цикла? А может быть, Заболоцкого?
        Интересно, что бы ей посоветовал Алекс?
        Она никогда заранее не задумывалась над тем, какой мелодией будет сопровождать стихи. Это рождалось само собой, вместе с первыми словами, словно кто-то всемогущий подсказывал ей и из своей бесконечной музыкальной памяти она извлекала немедленно именно ту, единственную мелодию, что подходила и к этому стихотворению, и к ее настроению. А потом уже никогда не забывала, что выбрала и что удачно прозвучало, а что нет...
        Но чьи стихи взять?
        Ответ пришел сам, помимо предложенных разумом имен, словно подсказанный кем-то извне, - Пушкин.
        И незримо опираясь на его крепкую, миниатюрную, с длинными, нервными пальцами руку, закаленную подниманием тяжеленных дуэльных пистолетов в часы утренних тренировок, она решительно двинулась в ресторан.
        Слыхали ль вы за рощей глас певца ночной,
        Певца любви, певца своей печали?
        Когда поля в час утренний молчали,
        Свирели звук, унылый и простой,
        Слыхали ль вы?..
        После первых слов ее вдруг охватил ужас - а вдруг она ошиблась и начала не с того стихотворения? Вдруг ее не станут слушать?
        Но уже повернулись в ее сторону лица, кто-то поднял голову от тарелки, а в двери, ведущей на кухню, появился Артур, а за ним шеф в высоченном белом колпаке.
        Отступать поздно...
        Она читала, немного распевно, насыщая слова тоской неразделенной любви, и грустная мелодия, как всегда, покорно рождалась под пальцами, извлеченная из сердца, а ее привычный к выступлениям в зале слух уже ловил, как затихают разговоры за столами и как нарастает напряженная тишина...
        Встречали ль вы в пустынной тьме лесной
        Певца любви, певца своей печали?
        Следы ли слез, улыбку ль замечали,
        Иль тихий взор, исполненный тоской,
        Встречали ль вы?
        Стоявший в двери Артур шумно вздохнул, губы его что-то молитвенно шептали, а в больших черных глазах сверкали готовые пролиться слезы.
        В зале стояла мертвая тишина, предвестник громового успеха...


        Глава 8

        Поздно вечером позвонила Дина, и по ее взволнованному голосу Каролина поняла, что в Москве что-то произошло.
        -?С мальчиками все в порядке?
        -?Не волнуйся, все. Андрей уехал, его девочку я видела, не лиса... Нет, правда, хорошая девочка. Мишка, тот гудит на всю Москву... Мам...
        -?Да?
        -?Сегодня вечером меня у подъезда встретил Алекс.
        -?Да? - Что-то заныло в сердце.
        -?Ты не думай, мам, он не меня поджидал. Знаешь, какой первый вопрос он задал мне?
        -?Нет.
        -?Куда твоя мама девалась?
        -?И что ты ему ответила?
        -?Знаешь, я немного подумала и сообразила, что он конечно же к Рите подъезжал с тем же вопросом, и решила не крутить вокруг да около... Словом, все как на духу...
        -?Что как на духу? - сорвалась в крик Каролина.
        -?Что лучшая подруга тебя уволила и ты уехала отдохнуть на юг.
        -?А он?
        -?А он предложил мне пойти с ним на концерт Вадима Репина в Большой зал консерватории, куда надеялся пригласить тебя, когда неделю назад брал билеты.
        -?Пошла?
        -?Конечно, Репин не валяется...
        -?И что?
        -?После концерта за кулисы прошли. Он, оказывается, Репина откуда-то знает, они на
«ты». И вообще, я заметила, что в Консе с ним куча народу кланялась. И на меня пялились.
        -?А ты?
        -?А я была в джинах, но на шпильках, так что всем им с высоты милостиво улыбалась. Он меня до подъезда довез и очень тонко стал выпытывать, вроде в шутку, где ты, на каком юге, русском, или украинском, или абхазском. Я сказала, что русском. Тогда он сообщил снисходительно, что там всего-то полоска вдоль моря на двести кэмэ, и найти тебя не трудно. Тогда я не выдержала и сказала, что искать не нужно, зачем такие сложности. Словом, Зоя Космодемьянская из меня не получилась, я выдала военную тайну и назвала ему Джубгу. Я так располагаю, что он вскоре появится там у вас, весь в белом и с букетом роз. Ты что молчишь?
        -?Думаю.
        -?О чем?
        -?Как мне тебя выпороть по телефону.
        -?Не надо по телефону, я лучше завтра к тебе прилечу.
        -?Если лучше, то тогда поездом.
        -?Почему?
        -?Господи, не знаю... Боюсь Адлера... Как ты билеты достанешь?
        -?Мать, ты меня обижаешь! Скрипку тебе привезти?
        -?Нет.

        Ночью, извертевшись и измучившись, она все же решила, что скрипка ей нужна, особенно если приедет Алекс. А он, судя по словам дочери, приедет... Страшно было и за мелодекламацию, - не сочтет ли он это пошлятиной, - и за то, сумеет ли она еще полтора месяца удерживать интерес клиентов с одной гитарой? Все же двадцать столиков - десять в зале и десять на веранде, - а народ разный заходит...
        Она взяла сотовый и позвонила дочери.

        Утром на пляже к ней подошел невысокий седой человек в полотняном белом кителе и широких, полотняных же брюках, явно местный, приподнял шляпу, поздоровался:
        -?Меня зовут Арслан Мамедов.
        -?Очень приятно. Каролина Андреевна.
        -?У меня к вам дело, уважаемая Каролина Андреевна.
        -?Слушаю вас.
        Но прежде чем перейти к делу, Арслан долго и цветисто расточал комплименты на почти безупречном русском языке, потом столь же долго извинялся. Суть его речи свелась к просьбе: подписать, ни много ни мало, обращение к Президенту.
        -?Кто я такая, чтобы обращаться к Президенту? Я даже не местная, я отдыхающая и не знаю всех ваших проблем.
        -?Вот именно, что отдыхающих эти проблемы касаются в не меньшей степени, нежели нас, местных жителей. Вы слышали, что областные власти склоняются к разрешению продавать участки у моря частным лицам?
        -?Я читала об этом. Кажется, в «Аргументах и фактах».
        -?Представляете, к чему это приведет?
        -?Смутно.
        -?К полному отторжению отдыхающих от дешевых и бесплатных пляжей, к резкому сокращению курортной зоны, - отчеканил Арслан, нахмурив и без того кустистые, нависающие на глаза брови.
        -?Кажется, и в статье об этом же говорилось. - Каролина начала проникаться сутью идеи борьбы за справедливость. - Но что можно сделать?
        -?Мы просим только одного - всю прибрежную полосу сделать государственным заповедником. И только после этого решать проблемы курортной зоны. Срочно, пока не началась распродажа лакомых кусков. Здесь всего двести с небольшим километров, пригодных для пляжной полосы. А в стране сто пятьдесят миллионов жителей. Получается, меньше, чем два каких-то жалких сантиметра пляжа на человека, представляете? И вот даже эти несчастные два сантиметра кучка мафиози хочет отобрать у россиян.
        Сантиметры впечатляли, хотя Каролина не совсем понимала, какое это имеет отношение к проблеме.
        -?Но почему именно я? Я не отказываюсь, просто хотела бы знать.
        -?О вас очень хорошо говорил Артур. Он у нас в инициативной группе. В каждом крупном поселке у нас будет инициативная группа. От Тамани до Адлера. Так вы подпишете?
        -?Да, - решительно произнесла Каролина. Ее опять понесло в неизведанное...
        -?У вас есть какое-нибудь звание?
        -?Нет, - ответила она, но, увидев, как огорчился Арслан, сказала:
        -?Хотя... может быть, сгодится?.. Я лауреат Варшавского конкурса молодых исполнителей, - и добавила, смутившись: - Но это было очень давно...
        -?Замечательно! - просиял Арслан. - Мы так и напишем. Наш президент любит молодых исполнителей!
        Наш президент...
        Это уже граничило с наивной верой в доброго царя, но Каролина почла за лучшее промолчать. Шевельнулось опасение: может быть, не стоило встревать в местные разборки? Но посоветоваться было не с кем. Все же надо будет пристрастно расспросить Артура...

        Динка приехала дневным автобусом из Туапсе и, поскольку Каролина ждала ее только вечерним и не встретила, отправилась прямиком к Артуру - мать о нем говорила ей по телефону, - выяснять, где ее родительница.
        Так она и появилась на пляже: высокая, с темно-серым скрипичным футляром через плечо и огромной, красиво упакованной конфетной коробкой в руках. Рядом с ней семенил комично выглядевший в таком соседстве Артур, а за ними знакомый официант из ресторана нес большую спортивную сумку.
        -?Мама! - закричала на весь пляж Динка. - Какая ты у меня шоколадная, просто объедение!
        Она тормошила, тискала, целовала немного отвыкшую от ее бесцеремонности мать, рядом стоял Артур, умильно улыбался, и было в его выпуклых черных глазах что-то такое, что не понравилось Каролине.
        -?Зачем ты Артура нагрузила? Не могла оставить все в ресторане?
        -?А это тебе, - не обращая внимания на мягкий реприманд, Динка протянула матери огромную коробку. - Догадайся с трех раз, от кого?
        Каролина почувствовала, что краснеет. «Какое счастье, что я загорела и никто не видит», - подумала она, взяла коробку и буркнула:
        -?Идем домой...
        -?Конечно, домой! Артур, дорогой, отведите нас домой! - пропела дочь, подчеркивая немудреную рифму.
        - Джигяр! - восторженно произнес Артур, и брови его поднялись домиком.
        -?Джигяр - это что, женщина-джигит? - сразу же вцепилась в него с вопросом Динка.
        -?Совсем нет. Это означает теплый человек, вкусный, солнечный человек, - пояснил Артур и мягко, сладко так повторил: - Джигяр.
        -?Все, пошли домой, - распорядилась Каролина, надевая халат. - Филологи доморощенные...
        По дороге дочь озабоченно спросила мать:
        -?Но сегодня ты еще будешь играть на гитаре? - И пояснила Артуру: - Я никогда не слышала, как она играет на гитаре и декламирует. Ужасно интересно...
        -?Обязательно будет. Понимаете, Дина, у вашей мамы тут поклонники появились, ради нее в ресторан ходят, шашлык-машлык кушают...
        -?Вам доход приносят, - закончила повисшую в воздухе фразу Каролина.

        Вечером, возвращаясь из ресторана домой, она выслушала комплименты дочери своей игре на гитаре и особенно мелодекламации, не поверила, - не льсти матери! - а потом очень осторожно спросила, чтобы не дай бог не выдать свой интерес:
        -?Алекс расспрашивал обо мне? Или только спросил, куда я поехала?
        -?Мать, я тебе поражаюсь.
        -?Почему?
        -?Как ты вытерпела и за целый день ни разу не спросила меня о нем? Только сейчас..
        -?Не говори глупости, - перебила ее Каролина. - Почему я должна была крепиться?
        -?Думаешь, я не вижу?
        -?Чего?
        -?Колись, мать, - грозно потребовала дочь.
        -?Не смей так со мной разговаривать! - взвилась Каролина. - Что еще за блатной жаргон?
        -?Мамусь, извини! Просто я хотела тебе объяснить, что давно поняла: Алекс тебе нравится. Я такие вещи с лету секу. И очень хорошо, что нравится. Он нормальный мужик, умный, самостоятельный, воспитанный... Андрюха и Мишка его одобряют, что тоже немаловажно в нашем сложном семейном организме.
        -?Хм... - не удержалась Каролина.
        -?Ты чего хмыкаешь?
        -?Моя дочь судит о воспитанности!
        -?Да, сужу. А он молодец, что не заблудился в двух соснах, между тобой и тетей Ариной.
        -?В смысле?
        -?Тебя выбрал.
        -?Что ты несешь?
        -?А родной дочери грубо говорить «что ты несешь» можно?
        И тут Каролина допустила слабинку. Она помолчала и спросила дочь каким-то не своим, тонким голосом:
        -?Почему ты считаешь, что он выбрал меня?
        -?Он всем своим поведением это показывает! И у Арины больше не появляется.
        -?Откуда ты знаешь?
        -?Мне Валера-охранник сказал.
        -?Господи, час от часу не легче. Неужели ты его спросила?
        -?А что? Валера все видит и к тебе неравнодушен.
        -?Он неравнодушен, а ты его об Алексе...
        -?Так он не в том смысле неравнодушен, в каком ты думаешь, а как к артистке. И по-человечески...
        -?А что Алекс тебя обо мне спрашивал? - сдалась наконец Каролина и задала тот вопрос, который - тут ее дочь была права - мучил ее весь день.
        -?Все.
        -?И что ты ему наболтала?
        -?Ничего. Между прочим, сейчас об этом жалею. Знала бы, что ты скажешь
«наболтала», я бы действительно почесала язычком. «Наболтала»!.. Надо же, такое сказать! - И Динка вздернула нос, всем своим видом демонстрируя оскорбленность.
        Каролина пригляделась к ней, облитой лунным светом, и облегченно рассмеялась. Дочь опять буффонила, как с давних пор говорили у них в семье. Валяла дурака. Или, как она сама предпочитала говорить, ваяла дурака.

        Ночь прошла относительно спокойно. Лина в полусне задавала себе вопрос и не могла ответить - зачем я ему нужна.
        Уже через день жизнь вернулась к привычной рутине.
        В семь утра зарядка и пробежка по сонным улочкам Джубги, чтобы не обрастать жиром в ленивом царстве любителей шашлыков и баклажанов с помидорами на вертеле. Потом час на пляже, когда там еще почти никого нет, потом неторопливый завтрак с болтовней - две ложки творога, кефир и - нельзя же во всем себе отказывать, тем более что Динка, наглая дщерь, жрала, словно трактор солярку, и только вкусные вещи - булочка с маком.
        Скрипку посетители ресторана приняли благосклонно. Артур рассыпался в похвалах, а активисты инициативной группы по спасению прибрежной полосы потребовали от него, чтобы он, как один из видных членов группы, выделил бы им на вечер стол, ибо именно под скрипку удобнее всего составлять длинные письма к коллегам по аналогичным группам в других поселках прибрежной полосы, а на ресторанные ужины никаких денег не хватит.
        День за днем Каролина ждала Алекса, но его все не было.
        Идиотская надежда, порожденная легкомысленными словами великовозрастного дитяти, начала подтаивать.
        У Динки появились поклонники: мускулистые ребята из числа тех, кто с утра до вечера играет в стороне от основного пляжа в волейбол на песке.


        Глава 9

        Алекс появился, когда иссякло состояние ожидания и началось безразличие, или, точнее было бы сказать, симулированное безразличие.
        Он вышел из белоснежного катера в белоснежном шелковом костюме, единственный пассажир спецрейса. Матрос вынес его сумку, Алекс небрежно сказал ему что-то, матрос бодро пошел в сторону ресторана. Алекс последовал за ним.
        На всю эту интермедию Каролина смотрела с лежака, как зачарованная. Откуда-то появилась Динка и села рядом, морща облупившийся задорный носик. За ней приперлись два мускулистых волейболиста. Динка молчала и смотрела на мать, волейболисты молчали и смотрели на Динку. Каролина думала, что делать - набросить халатик и идти в ресторан вслед за Алексом или терпеливо ждать здесь, на пляже, изнывая от неопределенности и желания как можно скорее поздороваться с ним и посмотреть ему в лицо.
        Победило женское нетерпение и любопытство.
        Когда они с дочерью подходили к ресторану, из двери навстречу им как раз выходила процессия: Алекс, за ним, отстав на полшага, Артур, за ними матрос с сумкой, за матросом выглядывала глазастая официантка.
        Встречаться с Алексом под любопытными взглядами Артура Каролине совсем не улыбалось. Она отступила в тень разросшихся над речкой кустов и наткнулась спиной на кого-то. Оказалось, за ней уже стояла быстро соображающая и более проворная Динка.
        -?А ты что здесь делаешь?
        -?Почти то же самое, что и ты, - не скрывая ехидства, прошептала Динка. - Куда он его ведет? И откуда он его знает?
        Эти же вопросы Каролина задавала сама себе и ответа на них у нее не было. Оставалось одно - продолжать слежку, боясь, что каждую минуту ее, то есть теперь уже их, могут засечь. Хороша же она будет в пляжном халатике! Сразу все выявится. То, что сопровождающее ее длинноногое существо было в бикини, ее не смущало.
        А Артур тем временем уверенно привел Алекса к самому шикарному в поселке дому, расположенному в прибрежной полосе и спрятавшемуся за высоким забором, увитым какой-то вечнозеленой красотой. Каролина часто любовалась этим домом. Здесь жил Арслан.
        Артур уверенно открыл калитку, не обращая внимания на надписи «Звонить» и «Во дворе злая собака», и вошел. Алекс и матрос с сумкой последовали за ним. Через несколько минут Артур и матрос вышли из калитки.
        На этом отпущенный Динке запас терпения кончился. Она вышла к Артуру и прямо спросила:
        -?Кого это вы опекаете так заботливо, дорогой Артур?
        -?О, это известный московский коллекционер.
        -?Да? А что он коллекционирует?
        -?Картины. Я к нему в прошлом году обращался с просьбой полотно Сарьяна мне достать. Так он посмеялся, сказал, что Сарьян ныне за миллионы зашкаливает, и посоветовал заказать студентам копии.
        Пока Артур говорил, Каролина с ужасом думала, как теперь Динка выберется из щекотливой ситуации, ведь Алекс не станет подыгрывать ей и изображать, что мы незнакомы.
        -?Очень верный совет оказался, - продолжал Артур. - Между прочим, мне уже за эти копии в два раза больше, чем я заплатил, дают. Настоящий коллекционер. Алекс Зильберов.
        -?Алекс? - воскликнула Динка, изображая радость с поистине мхатовской убедительностью. - Так мы с мамой его знаем. Алекс... надо же... А мы забежали мороженого купить, смотрим, вы идете с каким-то пижоном... Все ясно. Бай-бай, Артур! - Динка схватила мать за руку и повела обратно к пляжу.
        - Значит, он коллекционер, - задумчиво произнесла Каролина, когда они вернулись на свои лежаки.
        -?Что означает это глубокомысленное: «Значит, он коллекционер», мам?
        -?Ничего особенного. Просто коллекционер - это особый круг ценителей, знатоков, блестяще образованных людей...
        -?Куда нам, с нашими посконными рылами, вход запрещен, - закончила Динка. - Ты это подумала?
        -?Какая чушь... Коллекционер - такой же шизанутый, как некоторые другие, только на редкой теме.

        ...Коллекционером Алекс стал по наследству, и только потом, с годами в нем проснулась настоящая страсть к собирательству.
        Он появился на свет Божий сорок три года назад в большой, дружной, работящей семье, страшно гордящейся своим происхождением - их пращур Моше Зильберблад в 1816 году был взят в кантонистскую школу при аракчеевском военном поселении, стал примерным кантонистом, вышел в полк трубачом, до семидесяти лет беспорочно служил и последние десять лет был фельдфебелем сверхсрочной службы, хозяином полковой музыкантской команды. Седой, голубоглазый, прямой, как палка, властный, он был известен всему московскому военному гарнизону, в котором прошла вся его служба, если не считать нескольких лет на Кавказе, куда попал по молодости лет и по неизбывной жажде познать все стороны военной службы. В семье существовало предание, что именно он трубил атаку в прославленной битве при Валерике, в которой так блестяще показал себя опальный поручик Лермонтов. Настолько блестяще, что перед Николаем Первым встала нешуточная дилемма: или наградить и вернуть в гвардию с повышением, или... Семейное предание на этот вопрос ответа не давало, в отличие от советской истории литературы, заклеймившей Николая Палкина, как гонителя
Лермонтова. В семье же Зильбербладов государя-императора Николая Первого боготворили за создание кантонистских школ и за то, что туда стали брать детей солдат-евреев. Не правда ли, несправедливо: школы придумал Аракчеев, но Зильберблады возносили благодарность не ему, а Николаю. Впрочем, так часто бывало в истории неблагодарной памяти человеческой...
        Вскоре кантонистские школы стали преимущественно еврейскими центрами начального образования в Российской православной армии. Дети кантонистов получили право селиться, как и все остальные подданные русского императора, где пожелают, то есть в переводе с казенного языка, вне черты оседлости, учиться в университетах, и, главное, им была дарована высокая честь служить в двух полках - московском и петербургском. Это было наследственное право.
        Моше Зильберблад вернулся с Кавказа героем и был представлен советом георгиевских кавалеров к высшей солдатской награде, что еще расширило его права в Российской империи. Настолько, что он решился и обратился к царю во время вручения ему крестика на полосатой ленте с нижайшей просьбой - высочайше разрешить ему сократить свою фамилию и писаться впредь Зильбер, мотивируя просьбу тем, что ему надоело выслушивать от однополчан шуточки на тему его фамилии. Ко всему этому, когда он был просто унтер-офицером, оскорбления касались лично его, а теперь, когда он есть георгиевский кавалер, оскорбляют в его лице всех кавалеров, что непорядок.
        Полковое начальство смотрело на него как на сумасшедшего, однако царь не только не разгневался, а заинтересовался и спросил, как оскорбляют.
        -?Коверкают фамилию, ваше императорское величество! - гаркнул бывший кантонист.
        -?Каким же образом?
        -?Называют Зильберблять, ваше императорское величество! - столь же громко ответствовал он.
        Царь изволил посмеяться, фамилию собственноручно исправил на «Сильверов», попутно и имя на «Михаил», а новоявленному георгиевскому кавалеру жаловал серебряный рубль из только что отчеканенных, сверкающих и еще не истертых в потных ладонях верноподданных.
        Достигнув двадцати одного года, сын кантониста Алексей Михайлович Сильверов пошел служить в армию, в московский, как называли его в народе, Алексеевский полк, в первую роту первого батальона, хотя и был к этому времени студентом Московского университета, юридического факультета и мог бы спокойно «откосить» - но, по настоянию отца и по внутреннему убеждению, от своего наследственного права не отказался, реализовав его и вызвав тем самым изумление как у профессуры университета, так и у господ офицеров полка.
        А его отец, георгиевский кавалер и бывший кантонист, купил на жалованный рубль олеографический портрет благодетеля, Николая Первого, а к нему за свои кровные и тяжелую массивную дубовую раму.
        Так в скромной съемной квартирке, на втором этаже двухэтажного кирпичного домика, затерянного в глубине дворов на Селезневке, где поселился с молодой женой георгиевский кавалер, появилась первая картина.
        Шли годы. Алексей Михайлович Сильверов, отслужив, кончил университет и быстро стал одним из преуспевающих московских адвокатов.
        Как-то незаметно сперва второй этаж дома, а затем и первый перешли в собственность семьи Сильверовых, вместе с каретным сараем и клочком земли, гордо именуемые матерью Алексея палисадником. К портрету в дубовой раме присоединились портреты царской жены, наследника, царских детей, теперь это были уже писанные маслом картины, купленные на выставках у вполне приличных, даже модных художников. Но первый портрет, базарную олеографию в тяжелой безвкусной раме, старый кантонист заменять на писанный маслом портрет государя-императора не разрешал. И Алексей Михайлович в конце концов согласился: традиции надлежит блюсти. Когда старший сын из третьего поколения Сильверовых пошел в армию, портреты членов августейшей семьи и их окружения занимали уже весь коридор, после перестройки дома пронизывающий верхний этаж.
        При третьем поколении Сильверов царская галерея стала стремительно пополняться картинами молодых художников. Им, в подражание Третьякову, покровительствовал отслуживший свое в армии и в свою очередь ставший адвокатом внук старого кантониста.
        Праправнук старого кантониста Аркадий, дед нашего Алекса, как и положено старшему сыну в семье Сильверовых, пошел служить в армию, но уже вольноопределяющимся. Было это накануне революции, в январе 1916 году.
        Он был контужен, вернулся с фронта офицером, прапорщиком военного времени, с большим алым бантом на солдатской шинели и зелеными окопными погонами, на которых были нарисованы по одной звездочке. Политические убеждения бывшего студента юридического факультета, недоучившегося два года, были весьма расплывчатыми и в меру розовыми. Как большинство еврейских интеллигентов, он склонялся к меньшевикам, но фронтовой опыт подсказывал, что на каком-то этапе основная масса окопников пойдет за бескомпромиссными большевиками, обещающими крестьянину землю.
        Так оно и получилось. Аркадий, хлебнувший окопной жизни, разошелся с меньшевиками, вышел из партии, солдатами был избран комиссаром полка и стал одним из самых молодых комиссаров. Впрочем, тогда все почти были молодыми... Он хорошо показал себя на Петроградском фронте, сражаясь против Юденича, был ранен, выжил благодаря тому, что его отец сохранил кое-какие связи в военных госпиталях, вернулся в строй, был вторично ранен, комиссован по состоянию здоровья и получил назначение в Наркомпрос, где шефом был сибарит, эстет, болтун и, бесспорно, настоящий эрудит Луначарский, пользовавшийся полным доверием Ленина.
        Именно к этому времени относится начало создания серьезной коллекции картин.
        Получилось так, что Аркадий оказался свидетелем захвата красноармейцами облюбованного ими для какого-то штаба уютного особняка. Они выбрасывали из дома лишнюю мебель, ненужную утварь и не понравившиеся им картины различных декольтированных дам и девиц, офицеров в ярких мундирах, толстомордых буржуев, причем многие выдирали из роскошных рам портреты, рамы оставляли, а холсты просто сваливали в общую кучу. Среди десятка изуродованных таким варварским обращением картин бывший студент, ныне сотрудник Наркомпроса, углядел несколько полотен, которые сразу же определил как этюды и подмалевки Левицкого к серии картин, запечатлевших смолянок, иными словами, сохранивших для потомства тип лиц русских девушек восемнадцатого столетия. Он вмешался, попытался убедить, что картины необходимо отнести в музей, что это народное достояние, но красноармейцы, все еще горящие ненавистью ко всему дворянскому, громким матом стали доказывать гражданину из бывших, что незачем беречь все эти портреты мамзелей и что костер для них - самое подходящее место. Бежать в наркомат просвещения и доставать грозную бумагу не было
времени, он вспомнил фронтовые митинги, выхватил наган, закричал яростным голосом, что перестреляет всех врагов культуры молодой рабоче-крестьянской республики, и забрал с собой полотна, безжалостно выдранные из рам и подрамников самым варварским образом.
        Он долго мучился, решая, передать ли спасенное народу, но, здраво рассудив, что народ уже в лице своих представителей, бойцов Красной армии отказался от этих сокровищ живописи, оставил все в подвале прадедова дома. Тем более что при ближайшем рассмотрении среди холстов оказалось два шедевра, выпустить их из рук он уже не мог: два прелестных девичьих лица с романтическими прическами и восторгом в глазах.
        В годы НЭПа коллекция значительно увеличилась. Аркадий, как работник Наркомпроса, входил в различные закупочные комиссии, оценивал картины молодых художников. Пользуясь своим служебным положением, он покупал за бесценок те полотна, что были отвергнуты официальными закупочными комиссиями. Через полсотни лет его внук обнаружил, что дед обладал безукоризненным чутьем. Он не торопился покупать полотна русских академических мастеров. И еще он понял, что стоимость коллекции, независимо от его усилий, растет сама, потому что растут цены на произведения искусства. И можно выкраивать большие деньги для новых приобретений, расставаясь с тем, что в данный момент для тебя цены не представляет.
        Чуть ли не в самый последний момент Аркадий получил, благодаря Луначарскому, удостоверение коллекционера. Как, во что это выльется в будущем, сохранится ли его валидити, он не знал. Но предчувствовал перемены и беспокоился за судьбу собрания. А оно росло. Так или иначе, за годы НЭПа у него в коллекции появились Шагал, Кандинский, Тышлер, Вальк - не главные их полотна, но подписанные и заметные, а кроме того, произведения молодых, отклоняющиеся от социалистического реализма в допустимых пределах, - Грабаря, Дейнеко, Рублёва, Ульянова...
        На самом последнем издыхании благословенного НЭПа он исхитрился и сделал замечательное приобретение. В крупном старинном селе Хотьково, недалеко от обезображенного воинствующими безбожниками огромного православного храма он присмотрел дом, принадлежавший до революции церковному старосте. Когда громили храм, не пощадили и жилищ священников и служителей при храме. Дом старосты ограбили, непонятно зачем выломали рамы и двери, потом пытались сжечь, но толстенные красно-кирпичные стены огню не поддались, хотя вся деревянная начинка выгорела дотла. Так и стоял он несколько лет - ломать трудно, поднять и восстановить еще труднее. Размахивая мандатом от Наркомпроса, подтверждая его значимость извечным российским способом, барашком в бумажке, Аркадий добился, чтобы дом и прилегающий к нему большой садовый участок признали дачной застройкой, и он получил его в полную свою собственность, удивляя местных властителей очевидной бессмысленностью приобретения, когда в том же Хотькове можно было купить совершенно пригодные для жизни дома. Но дом старосты стоял на обрыве, спускавшемся к речке Пажа, из его окон
открывался изумительный вид на великолепный железнодорожный мост, одним смелым прыжком соединивший два высоких обрывистых берега реки. Два раза в день по мосту проносились красные и голубые вагоны экспресса - во Владивосток и из Владивостока. Красота необыкновенная...
        Аркадий, не торопясь, превратил дом в двухэтажный особняк с просторными службами и огромным садом, выстроил каменный подвал. Туда, в заказанных в различных частных мастерских несгораемых ящиках он потихоньку перевез свои сокровища - картины. И постепенно слухи о коллекции Сильверова, гулявшие по Москве и очень беспокоившие его, несмотря на своеобразную охранную грамоту за подписью Луначарского, стали умолкать. Он правильно рассудил - с глаз долой, из сплетен вон... А еще он, подумав и посоветовавшись с родителями, самоуплотнился: выделил несколько комнат в своем московском доме остро нуждающимся, живущим в подвалах и развалюхах. Родители перебрались в просторный хотьковский дом и жили там практически круглый год.
        В конце двадцатых годов в разгар Шахтинскоего дела - суда над шахтинскими инженерами, якобы ставшими вредителями, Аркадий тяжело заболел. Его сотрясали жесточайшие приступы экземы. Ничто не помогало. Он едва не сошел с ума. Часами сидел, расчесывая зудящую, покрасневшую, сочащуюся эксудатом кожу.
        Даже бывалые врачи-дерматологи ужасались тому, во что превращалось во время обострения его лицо - сплошная уродливая маска... Через много лет один крупный дерматолог высказал предположение, что эта болезнь возникла у деда на нервной почве: не случайно она совпала с Шахтинским делом, а ее сильнейшее обострение - с началом ежовщины. Бессонница, непрерывная чесотка, мокнущая кожа, присыпки, притирки, лекарства, походы к знахарям и бабкам-шептуньям, которые хоть и не в таком количестве, как ныне, но всегда были на Руси, - ничто не помогало. Дед страдал невероятно, и только сильная воля и жажда жизни, а еще любовь к искусству держали его на этой земле. Несколько раз его вызывали для бесед в различные органы, но, увидев страшную маску, в которую превратилось его лицо, оставляли в покое. Своеобразный жест человеколюбия со стороны органов, обычно оным не отличавшихся.
        Так получилось, что ценой невероятных мучений и благодаря мужеству он избавился от еще более страшных мучений, которые поджидали бы его в лагере. А скорее всего и от расстрела...
        Когда началась война, вспышки экземы, изнурявшие и мучившие его десять с лишним лет, загадочным, если не сказать, чудодейственным образом прекратились.
        И он сразу же, как по мановению волшебства, почувствовал себя совершенно здоровым. Настолько здоровым, что по традиции семьи явился в военкомат и записался в ополчение.
        Его военная карьера продолжалась чуть больше месяца. Контуженный, он попал в госпиталь, где его и застал приказ об увольнении по инвалидности, хотя инвалидность была незначительной. Просто он был уже слишком старым. Армия освобождалась от балласта, чтобы принять молодых здоровых бойцов, чьими телами только и умели в первые месяцы войны останавливать врага наши герои гражданской войны, получившие из рук Сталина маршальские звезды...
        Одним из таких мальчишек, попавших на фронт в неполные восемнадцать лет, был и отец Алекса, носивший традиционное для старшего сына в этой семье имя Михаил. Он родился в 1926 году, когда его отец Аркадий только начинал разворачиваться. Не было ни прислуги, ни дачи, ни тем более машины. В доме царила жесткая дисциплина. Мишку с юных лет тренировал приятель отца, несостоявшийся чемпион по боксу, другой приятель натаскивал его по иностранным языкам. Впрочем, языки, в отличие от бокса, давались Мишке легко. А вот бить приятеля, пусть даже рукой в перчатке, он научился с трудом. Но традиция семьи требовала - будь крепким и умей давать сдачи. По той же традиции он бросил дававший броню институт во имя того, чтобы пойти в армию. Мать Михаила крепилась и не плакала при сыне, отец давал наставления, но кое-кто из обширной родни утверждал, что надо быть «мишугинер», ненормальным, чтобы добровольно идти в армию, откуда непременно попадешь на фронт, что традиция Сильверовых умерла с революцией, что...
        Михаил был непреклонен.
        В 1945 году старший сержант минометчик Михаил Сильверов, кавалер медалей «За отвагу» и «За боевые заслуги», инвалид войны, демобилизовался и вернулся домой. Вскоре он пополнил ряды студентов в гимнастерках, поступил, все по той же старой традиции, на юридический факультет Московского университета. Интеллигентному, умному и хорошо подготовленному юноше - сказывалось воспитание в семье, где все окружение было так или иначе связано с юриспруденцией, - учиться было легко, память не подводила, профессура выделяла, некоторые маститые старики еще помнили его деда, студентки строили глазки высокому, в деда и прадеда голубоглазому фронтовику. Он не снимал гимнастерку, хотя финансовое положение семьи вполне позволяло ему шить костюмы в лучших ателье. Дело в том, что его отец еще до войны, как только экзема отступала, бросался с головой в коллекционирование. Он знал все московские комиссионные, утверждая, что именно в них, а не в нескольких антикварных магазинах, можно наткнуться на интересные вещи. Особенно он любил комиссионный в Столешниковом переулке, что напротив дома, в котором жил знаменитый дядя
Гиляй. В восьмидесятых годах этот комиссионный почему-то закрыли, на его месте сделали ювелирный. Но сразу после войны там кипела жизнь. И если не скупиться на маржу старенькому продавцу, помнившему три поколения Сильверовых, можно было купить удивительные полотна, сохранившиеся в древних особняках Арбата и Бронных, зачастую в квартирах, конфискованных теми, кто ни хрена не понимал в живописи...
        Все эти важные знакомства отец передал по наследству Михаилу. Михаил проглотил кучу книг и по истории живописи, и по реставрации, и монографий об отдельных художниках, и книги на английском и французском, изучив для этого языки.
        Вскоре он мог и сам, не прибегая к услугам реставратора, расчистить картину, если не требовалось восстанавливать утраченную живопись, ориентировочно определить подлинность и время написания по холсту, краскам, мазку.
        И еще непонятным образом у Михаила стали появляться свои деньги, гораздо большие, чем у отца, - своеобразный навар от многоходовых комбинаций.
        Вскоре в Москву начали возвращаться многочисленные генералы, послужившие со смаком комендантами городов и земель в Восточной Германии, те самые, для кого несколько лет старались многочисленные трофейные законные и не очень законные команды. Генералы везли в нищую, не успевшую толком восстановиться после страшной войны Россию «хабар». Картины в роскошных золоченых рамах, тяжелую дубовую мебель и мебель красного древа, полированную до зеркальности, скульптуры из бесчисленных замков и дворцов как древней немецкой аристократии, так и стальных баронов, к которым в тридцатые годы стремительно стали присоединяться фашистские бонзы. Комиссионные в Москве и Ленинграде ломились от сданных на комиссию трофеев. Полотна среднего уровня живописцев и приемники знаменитой фирмы «Телефункен», гобелены и холодильники, ковры и столовые сервизы...
        Нужно было быть дураком, чтобы в этой обстановке не расширить коллекцию. Михаилу всячески помогал отец. В Хотьково была перестроена конюшня, за жилье и пристойную оплату нанят сторож из инвалидов войны, женатый и почти не пьющий, у него была охотничья ижевка и две черные немецкие овчарки. Медленно, исподволь, по вечерам в подвалы по одному перекочевали все полотна из коллекции. Никто не догадывался...
        Два года Михаил гонял на огромном трофейном мотоцикле, вызывая зависть сверстников. Мать каждый раз, когда поздно вечером во дворе раздавался рев звероподобного мотоцикла, - сигнал, что Мишка возвратился в целости и сохранности домой, - шептала тайком от Аркадия благодарственные молитвы Богу... После долгих размышлений Аркадий решил, что машина все же не столь опасна, как этот двухколесный зверь, развивающий безумную по тем временам скорость - двести километров в час. Так у Мишки появился трофейный «опель-капитан», старший брат завоевавшей вскоре сердца россиян «Победы». Став владельцем авто, Мишка, и без того не обделенный вниманием девушек, быстро превратился в эдакого московского плейбоя начала пятидесятых годов. Они были наперечет тогда - сыновья частнопрактикующих гинекологов, урологов, зубных врачей и психиатров. Сыновья высших генералов и министров. Но то сыновья. Мишка же был самостоятельным мужиком, приличным адвокатом и отличным искусствоведом, позволяющим себе время от времени отдохнуть в среде оболтусов. Незаметно подкрались шестидесятые, началась хрущевская оттепель, старшему
поколению с трудом верилось, что Сталин умер. Не физически, как человек, в том никто не сомневался, - слишком памятны были его похороны и особенно прощание с телом, - а как историческое явление. Зато молодежь восприняла многое, что появилось в оттепель, как данность. И кафе, возникшие по всей стране вслед за прославленной «Аэлитой», и чтение стихов у памятника Маяковскому, и вечера поэзии на стадионах с многотысячной аудиторией, и погоня за заграничными шмотками, а если их купить было не по карману, то за приличным самострочем. «Золотая» молодежь прорывалась в круизы вокруг Европы, и уже модным стало обронить так небрежно: в прошлом году, помню, в Марселе я видел Ива Монтана с Симоной, они остановились проездом в Каннах, так Симона была, поверите ли, совершенно трезва.
        А Михаил приближался к своему сорокалетию. Он стал искомым адвокатом и много работал - коллекционеру всегда нужны деньги. Но все свободное время отдавал картинам. Исподволь, не привлекая внимания, перевозил обратно из Хотьково, превратившийся, к сожалению, в небольшой город с местной промышленностью, наиболее интересные полотна в дом на Селезневке, где была восстановлена картинная галерея в коридоре второго этажа.
        Когда мать пыталась выведать у Михаила, скоро ли она может надеяться на свадьбу - уж больно ей, пожилой, немного болезненной, вечно в хлопотах женщине хотелось увидеть внуков, - он отшучивался:
        -?Еще не родилась...
        Если же говорить серьезно, то окружавшие Михаила девушки и женщины его просто удручали. То ли потому, что это были те, кто своей жизненной целью поставил проникновение в избранный круг «золотой» молодежи и на пути к ее достижению растерял даже те немногие качества, какими наделила их природа: красоту, остроумие, свежесть. То ли девицы, принадлежавшие к этому кругу по праву рождения в генеральской, министерской семье или, не дай бог, в среде теневых дельцов-миллионщиков, что на глазах Михаила множились в стране победившего пролетариата, были еще хуже...
        С Инной его свел случай.
        Обычно, имея хорошие связи в мире театра, Михаил получал приглашения на любые премьеры. Он захотел побывать в смело и ярко заявившем о себе в те годы Театре на Таганке и позвонил знакомому администратору, заказал билеты. Тот посоветовал выкупить их заранее, так как в день спектакля у касс творилось обычно черт знает что с участием милиции, дружинников и студенческой самодеятельности. Михаил так и сделал. С очередной пассией договорился о встрече за двадцать минут до начала, собрался, но перед самым выходом его остановил звонок телефона: пассия сообщила, что ей страшно жаль, что она страшно мечтала пойти на Таганку, но что у нее какой-то страшный форс-мажор, поэтому она не сможет приехать и страшно извиняется.
        Четыре подряд «страшно» умилили Михаила, выдав страшную бедность словаря подруги. Он представил, как слушал бы ее восторги, высказываемые с помощью трех десятков слов - сколько было у Эллочки Людоедки? - поздравил себя и с облегчением поехал в театр. Припарковав машину, подошел к толпе, безнадежно выискивающей лишний билетик, и только сунул руку в карман пальто, как ее ухватила с неожиданной силой девичья рука, и он увидел молящие огромные черные глаза и услыхал задыхающийся, наполненный отчаянной надеждой голос: «У вас лишний?» И сразу же, завидя бросившуюся к нему стайку молодежи - тот же голос, но уже с другой интонацией, чуть требовательно: «Я первая к вам подошла, не так ли?» Настроение моментально поднялось, и он ответил, заговорщицки понизив голос: «Да, молчите, идем вместе, а то нас растерзают», взял девушку под руку и повел ко входу. «Но я не одна...» - пискнула девушка, «Но у меня не типография, где печатают лишние билетики», - ответил он, протискиваясь.
        Девушка оказалась прехорошенькой.
        Когда они разделись и гардеробщица унесла верхнюю одежду, девушка сделала робкую попытку расплатиться за билет. По ее неуверенному вопросу: «Сколько я вам должна?» Михаил сделал вывод, что она из интеллигентной семьи.
        -?Нисколько. За моих спутниц я обычно плачу сам.
        -?Но я не ваша спутница, - вздернула точеный носик девушка и откинула волну черных, слегка вьющихся волос. Теперь в ее глазах плавились холодность и гордость.
        -?Посмотрите на путь, который мы с вами уже проделаи вместе. - Михаил указал на дверь с билетерами и толкучку у гардероба. - Мы уже спутники, просто мы еще только в начале пути. Потом у нас общий номерок. - Он потряс номерком на кольце у нее перед глазами.
        -?Но я хочу подождать, может быть, Родику удалось достать билет. Скажите, какие у вас места, и я приду перед самым звонком.
        Михаил отметил слова «какие у вас места» вместо вполне естественного «у нас».
        -?У нас хорошие места, но я подожду вместе с вами, и если Родик достанет лишний, я с вами поменяюсь. Чтобы вы могли сидеть с ним рядом.
        -?Огромное спасибо!
        -?Но мы еще не поменялись.
        -?И все равно, за предложение.
        Михаил подумал про себя, какой же он мелкий гад - у Родика не было никаких шансов достать лишний, можно было смело предлагать все, что угодно. А девчушка вон как разволновалась и переполнена благодарностью.
        Он подумал, не купить ли ей конфетку в утешение, как маленькому ребенку. Но идти в буфет, значит, оставить ее одну, а сориентируется ли она одна в толпе?
        Прозвенел последний звонок, девушка со вздохом отвернулась от двери. Даже ей стало ясно, что Родик не придет.
        -?Вы первый раз на спектакле Таганки? - неожиданно спросила она удивленного Михаила.
        -?Почему вы так решили?
        -?Вы в вечернем костюме, а в вечернем сюда не ходят. И вы спешите на свое место, а здесь никогда сразу после третьего звонка не начинают.
        -?Вы поклонница Любимова? - спросил он, подумав, что немного поторопился, отнеся ее к числу неопытных на Таганке зрителей.
        -?Да! - ответила она со страстью. - Я видела здесь почти все.
        Михаил не стал говорить, что тоже смотрел все, но только на генеральных репетициях.
        -?И вам всегда везет на лишние билетики?
        -?Нет, я была в студенческом активе театра, просто заболела, а тут такие нравы - не зевай. В Москве сотни тысяч студентов, а в зале всего тысяча мест.
        Свет стал медленно гаснуть, и начался истинно Любимовский театр со всеми прибамбасами, находками, излишествами великого мастера, всегда и во всех своих творениях говорящего одно: человек должен быть свободным в выборе своего пути, даже если высшие силы пытаются предопределить этот путь.
        В антракте она сказала:
        -?Можно, я никуда не пойду? Посижу тут.
        Он согласно кивнул и прошел в фойе размять ноги, не хотелось навязывать свое общество вроде как бы облагодетельствованной им девчонке. Да и ей, судя по выражению лица, требовалось побыть одной, переварить увиденное.
        Она смотрела ему вслед, вовсе не думая о спектакле. Какой странный, необычный, интересный человек. «Вот он двигается уверенно в молодежной толпе, выделяясь ростом и костюмом. Вот небрежно кивнул кому-то, вот улыбнулся и, не заботясь о продвигающихся к выходу из зала, остановился, чтобы обменяться парой фраз. Поцеловал спутнице знакомого руку... Черт, чего я на него смотрю?»
        Михаил вернулся в зал за минуту до звонка, рассчитав время так, чтобы не было необходимости погружаться в театральный треп. Но разговора избежать не удалось. Девушка сразу же заговорила:
        -?Вы знаете, я сидела и размышляла.

«Хотел бы я с такой же легкостью сказать о себе „размышлял“, подумал он.
        -?Я потрясена...

«Удивительно оригинальное заявление».
        -?Но я не совсем согласна...

«Ишь ты, она не совсем согласна. С чем же, интересно?»
        Но действие началось, и он отложил вопрос на потом.
        В гардеробе она протянула ему руку и просто сказала:
        -?Огромное спасибо! А теперь я побегу.
        -?Вы думаете, что Родик ждет вас?
        -?Пусть только попробует не ждать!
        -?В таком случае держитесь за мной, я попытаюсь протолкаться как можно быстрее.
        Она благодарно взглянула на него, он попытался понять, что таится в глубине этих огромных темных глаз - легкая ирония, интерес, раздражение, но не додумал, так как пришлось действительно поработать локтями и плечами. Они вышли в переулок, девушка сразу же стала оглядываться в поисках Родика. Михаил стоял рядом и терпеливо ждал. Он бы и сам не мог сказать, почему ему не хотелось, чтобы Родик, эдакий верный рыцарь, вдруг появился сейчас здесь. И Родик не появлялся. Они сделали круг у театра, перешли на сторону станции метро, посмотрели там, девушка раздраженно сказала Михаилу, что не держит его, что он может идти, Родика она сама дождется, не надо ее опекать, она совсем не такая маленькая, как он думает!
        -?А как вы будете добираться до дома?
        -?Мне на метро, - коротко ответила она.
        Михаилу не хотелось, чтобы она вот так, на метро уехала из его жизни.
        Он так и сказал.
        -?Вы знаете, я вот этого и боялась весь спектакль.
        -?Чего этого?
        -?Что вы захотите получить плату за билет.
        -?И что тогда?
        -?Я изменю о вас мнение и сбегу в метро.
        -?Какое мнение?
        -?Воспитанный, приличный, солидный...
        -?Почти молодой человек.
        Она фыркнула.
        -?Ну вот, вы улыбаетесь, и я осмеливаюсь признаться, какую плату я бы мечтал получить: вы дадите мне ваш номер телефона, и я приглашу вас в любой театр на любой спектакль по вашему выбору. А сейчас, коль скоро Родик так и не появился, мы сядем в мою машину, я отвезу вас домой, доведу до вашего подъезда и, если разрешите, поцелую ручку и откланяюсь.
        В машине она огляделась, рассматривая кожаную обивку сидений, и спросила:
        -?Вы театральный администратор?
        -?Почему вы так решили?
        -?Ну, вы сказали: в любой театр на любой спектакль...
        -?Театральные администраторы обычно в чужие театры не ходят.
        -?А куда ходят?
        -?Если есть время, в Сандуновские бани.
        Она помолчала, обдумывая:
        -?Это вы серьезно?
        -?Разве можно говорить о чем-либо серьезно после такого трудного спектакля? Мозгам нужен отдых.
        Она опять помолчала.
        -?Поскольку я совершенно нагло хочу в любой театр на любой спектакль, - вдруг сказала она стремительно, словно боясь, что передумает, - и уже решила, что оставлю вам мой телефон, давайте знакомиться. Меня зовут Инна, я студентка. Тут я вас разочарую - студентка самого непрестижного института, Московского областного педагогического, будущий педагог-историк.
        -?А почему вы думаете, что я надеялся обрести в вас студентку института международных отношений? И вообще, кто вы такая? Какой-то попугайский счастливый билетик.
        -?Что-что?
        -?Знаете, билетик, который вытаскивает попугай, сидящий на плече старика-шарманщика. Вот вы и есть мое попугайское счастье. Вы не сказали мне, куда ехать...

        ...Если бы не таинственный Родик, то скорее всего Михаил расстался бы с Инной у ее подъезда и не стал бы звонить и предлагать поход в театр. Но что-то зацепило его. Через три встречи он понял, что увлечен застенчивой и одновременно раскованной, эрудированной и бесцеремонной, временами замкнутой, умненькой и очень хорошенькой девушкой. Дочь педагогов, она без ужаса думала о будущей работе учителем и согласна была даже начать преподавать в областной школе. Правда, у нее имелась тема, облюбованная для защиты кандидатской диссертации, и некая смутная мечта о работе в каком-нибудь научно- исследовательском институте. И еще она была страстная театралка. Михаил в шутку подначивал ее, допытываясь, как же она сможет ходить в театр, если будет преподавать в области?
        -?Придется смириться и пользоваться моими услугами, я смогу возить вас на машине туда и обратно.
        -?Куда - обратно? Неужели вы думаете, что я смогу жить в областном городишке? Я в любом случае буду ездить домой.
        -?К маме и папе?
        -?А может быть, к Родику... - Инна многозначительно улыбнулась.
        После этого разговора Михаил понял, что Родику уже уготовлена отставка и что дело только за ним, за его решительными действиями. Но он не торопился. Было удивительно приятно смотреть на девушку и знать, что ты в любой момент можешь начать говорить ей самые важные слова в ее жизни. Что она ждет их и даже удивляется, почему он до сих пор молчит. И что он сам ждет от себя решительных слов и тоже удивляется, почему до сих пор не произнес их, и пытается понять, что мешает ему - уж не ощущение ли, что между ними почти двадцать лет разницы в возрасте и что эти двадцать лет непреодолимы не только для него, но и для нее?
        Интересно, думал он, когда Родик будет извлечен из ножен памяти, как оружие, способное заставить его все же произнести решающие слова?
        Инна познакомила его с родителями - дань традиционному ритуалу, предшествующему этим самым словам, хотя еще и не произнесенным.
        Мать Инны, Берта Витальевна, оказалась молодой красивой женщиной с живыми карими глазами, пышными темными волосами, подтянутая, стройная, с едва намечающейся полнотой. Если хотите представить жену в будущем, вглядитесь в ее мать, сказал кто-то. Мать его устраивала. Пожалуй, во всем, кроме одного, - неизбывного учительского тона, безапелляционного и наставительного. Боже, ведь и Инна станет педагогом, если не защитится. Значит, моя задача - сделать все, чтобы она защитилась...
        Он поймал себя на этих мыслях и понял, что внутренне уже все решил и что дело только за подходящим случаем, чтобы произнести сокровенные и банальные слова:
«Будьте моей женой!»
        Он еще немного потянул и познакомил Инну со своей матерью. Мать все сразу поняла, разволновалась и мгновенно прониклась нежными чувствами к матери будущих внуков. Михаил смотрел на двух женщин и думал, что только в старых еврейских семьях возможно такое безоговорочное принятие будущей жены. Хотя почему в еврейских? Он как-то не задумывался над национальностью Инны. Она происходила из старой интеллигентской еврейской семьи, перебравшейся в Москву из Риги перед самой войной и до сих пор благославляющей того начальника, который это решил, иначе быть бы им в концлагере. И в то же время, понимая, что чудом избежали судьбы тысяч своих соплеменников, они с удовольствием вспоминали замечательную довоенную жизнь на берегу Балтийского моря, рядом с прославленным курортом.
        Прибалтийское происхождение родителей проглядывало в неуловимом акценте, тяге к немецкой культуре и воспитанной на протяжении нескольких поколений пунктуальности и аккуратности.
        Он познал, говоря языком Библии, жену свою Инну только в ночь свадьбы. Было многолюдно, шумно, друзья по плейбойской молодости были уверены, что свадьба лишь формальность и что все уже давно произошло, и потому не торопились уйти и оставить молодых на пороге спальни. Михаил почувствовал, что все не совсем просто, когда, полуобняв жену, вдруг ощутил, что ее колотит самая натуральная жуткая дрожь. Она подняла на него глаза, ставшие от волнения как две черные пропасти, он, все еще не понимая, налил ей серебряный стаканчик коньяка, она выпила, но дрожь не унималась, и тогда он догадался...
        Да, она была девственницей, несмотря на свои двадцать два года, студенческие межсобойчики, танцульки, флирты, песни у костра и Родика. Он взял ее с превеликой осторожностью и нежностью, вдруг осознав, что любит эту странную, доверившуюся ему домашнюю девочку с удивительным гибким телом, словно созданным для того, чтобы обвиваться вокруг него...
        Они любили друг друга так, как никто до них не любил. По крайней мере, оба были в этом убеждены. Слилось воедино полное духовное родство и неистощимое физическое влечение, временами настолько сильное, что Михаил вдруг внезапно, среди бела дня начинал со все возрастающей страстью целовать жену, и Инна, юная, но уж все понимающая в «науке страсти нежной» женщина, отвечала ему, и сама увлекала в спальню или на диван в его кабинете... Время шло, но эти взрывы чувственности не утихали. Возрастало и духовное единство.
        Инна закончила университет, но аспиранткой, как мечтала когда-то, не стала, хотя две кафедры предложили ей вакансии. Она увлеклась делом Сильверовых, а именно коллекцией картин. Михаил нашел в ней самую дотошную и одновременно тонкую исследовательницу. Она с таким воодушевлением погрузилась в новый для себя мир изобразительного искусства, с такой скоростью поглощала книги и знания, что Михаил не мог нарадоваться. Училась она главным образом, не выходя из дома, благо у Сильверовых собралась великолепная библиотека по всем вопросам искусства. Но иногда она днями пропадала в музеях Москвы, мчалась в Петербург или другие российские города, обладающие серьезными собраниями. Она так вдохновенно создавала описания картин, что Михаил отдал полностью эту важную часть собирательства в ее руки. Собрание зарубежных художников тоже увеличивалось, несмотря на запредельные цены, сложившиеся в последние годы на аукционах. Но все же главное дело, как считал Михаил, заключалось в том, чтобы искать, находить, сохранять и открывать миру произведения талантливых, но зачастую погубленных в советское время живописцев.
Он был своим человеком в мастерских старейшего кооператива художников в доме на Верхней Масловке, его, как своего, принимали в Профкоме художников, том самом, что прославился «бульдозерной» атакой на свою выставку. Тонкий вкус, чутье и готовность рисковать, сразу же выкладывая значительные суммы за только что родившиеся, не имеющие «истории» полотна делали его желанным гостем во многих мастерских. Он почти никогда не ошибался, стоимость купленных им картин неизменно росла, полотна заполонили все специально оборудованное подвальное помещение в доме на Селезневке. Кстати, в свое время, благодаря нужным связям, он сумел избавиться от тех «подселенцев», которыми его отец самоуплотнился в трудные времена, и дом снова стал полностью принадлежать их семье. Огромные запасники позволяли ему широко маневрировать, продавать и покупать, при этом у него оседало самое интересное, что он находил у современников.
        Через пять лет после рождения Алексея, по-домашнему Алекса, Михаил скончался от саркомы головного мозга. Он умирал мучительно, в полном сознании. Перед смертью взял с Инны клятву, что она вырастит из Алекса настоящего Сильверова, мужественного, принципиального, верного заветам многих поколений предков. И настоящего коллекционера.
        Инна все исполнила. В шесть лет отдала Алекса в секцию карате, в семь лет впервые привезла его к «моржам» и сама, показывая пример, нырнула в прорубь. К десяти годам Алекс забыл, что такое насморк и кашель. К этому времени его пояс стал менять свой первоначальный цвет, отражая его успехи. Дома он учил английский с педагогом, в школе - французский. Единственное, что огорчало Инну, - Алекс был совершенно лишен каких-либо способностей к рисованию. Зато обладал великолепным слухом, быстро научился играть на рояле, в школе его обожали за то, что никогда не отказывался побренчать и дать возможность девчатам потанцевать под живую музыку. Он окончил школу в семнадцать лет, легко поступил на юридический факультет Московского университета, где фамилию Сильверов помнили многие, а через год пошел по стопам отца и деда, явился в военкомат. Бабушка, Берта Витальевна, пыталась протестовать, но безуспешно. Инна, помня заветы мужа, хранила молчание. Сильного, крепкого, отлично подготовленного парня направили в погранвойска. Второй, дембельский год он провел, перекрывая наркотрафик, в перестрелках и ночных выходах.
В одной из стычек с боевиками был ранен. Инна примчалась в военный госпиталь, добилась разрешения ухаживать за ним. Его оперировали, он выздоровел, был уволен по ранению в запас и получил медаль «За боевые заслуги». А начальник госпиталя, полковник медицинской службы, отличный хирург и талантливый человек, влюбился в Инну. Он приехал в Москву и по всей форме сделал Инне предложение. В сорок с небольшим лет она выглядела на тридцать: всегда ухоженная, в строгом брючном костюме. Военный врач был не единственным, кто мечтал повести ее к алтарю. Она всем отказывала. Мягко, но не оставляя надежды. Однажды, когда она отказала талантливому физику-теоретику, моложавому, остроумному, коллекционирующему палехские шкатулки и в силу этого уже до известной степени родственной душе, Алекс не выдержал и спросил:
        -?Мать, ведь замечательный же человек?..
        -?Замечательный, - вздохнула Инна.
        -?И мне он нравится.
        -?Я не сказала нравится. Я не собираюсь выходить ни за кого.
        -?Может быть, из-за меня?
        -?Нет. Я не представляю, как кто-то, пусть самый распрекрасный и замечательный, войдет в наш дом и сядет за наш стол, туда, где сидел твой отец. Поднимется в галерею и станет рассматривать его картины...
        -?Но вовсе не обязательно жить в этом доме, - не очень уверенно сказал Алекс.
        -?Ты меня прогоняешь? - спросила Инна вроде бы в шутку, но в глазах ее появился тревожный вопрос.
        -?Что ты, мать! - воскликнул Алекс. Он не подумал, что его простое практическое предположение вызовет такую острую реакцию, тем более что проблем с покупкой квартиры уж не существовало. - Это твой дом!
        -?Да, - сказала Инна. - У меня есть память, у меня есть ты и у меня есть дом. Его дом.
        Алекс поглядел на нее, удивился, что знакомый до мельчайших подробностей нежный рисунок материнских губ вдруг стал жестким, таким, каким он его никогда не видел, подбородок выдвинулся упрямо вперед, а в глазах возникло что-то похожее на фанатический блеск, и почувствовал, с одной стороны, беспокойство, с другой - жалость к матери. Однолюбка, определил он безошибочно.
        Именно после этого короткого, но памятного разговора у него появилась гарсоньерка, уютная однокомнатная квартира в старинном, дореволюционной постройки, дважды перепланированном доме в Телеграфном переулке, одним из главных преимуществ которой был кирпичный кооперативный гараж. Когда друзья спрашивали его, почему однокомнатная, он насмешливо улыбался непонятливости приятелей и отвечал, что двухкомнатная уже наталкивает на мысль о семейном счастье.
        Инна внешне довольно легко смирилась с тем, что теперь он время от времени не ночевал дома. И требовала только одного - звонить, если не возвращается домой. Какая буря бушует у нее в душе, он мог только догадываться. Постепенно и это вошло в рутину. Больше того, однажды Инна решила, что он уже достаточно сеял свои дикие семена и пора подумать о внуках. Бабушка бурно поддержала ее, и Алексу пришлось ответить словами отца: «Она еще не родилась».

«Но ты уже состарился!» - воскликнула мать, и Алекс не понял, сердится она или смиряется, но, вполне возможно, в глубине души и радуется, ибо, несмотря на гарсоньерку, а может быть, именно благодаря ей он оставался ее и только ее сыном.
        Сорокалетие Алекса отмечали в ресторане «Метрополь» по давней традиции. Собрались все друзья плейбойской молодости и коллекционерской зрелости. Не было только очередной пассии, а во главе стола рядом с сыном сидела Инна, и незнающие легко могли принять ее за пассию, так молодо она выглядела в специально сшитом ко дню рождения сына вечернем платье, с изумительными серьгами в крохотных ушках со столь крупными бриллиантами, что временами, когда на них падал луч света, они вспыхивали и ослепляли своим блеском собравшихся.

        Если бы Каролина могла видеть это торжество матери, она наверное, призадумалась бы, прежде чем обращать на Алекса внимание. Впрочем, разве можно влюбиться и призадуматься? Вот уж действительно вещи несовместимые...


        Глава 10

        Каролина сидела на лежаке, как на раскаленной крыше. Вы видели когда-нибудь, как кошка идет по нагретой солнцем, крытой красным кровельным железом раскаленной крыше? Она словно пляшет, изгибается, поджимает лапы, но все же идет туда, к самому краю, чтобы заглянуть оттуда в пропасть...
        Алекс появился на пляже в шортах и каком-то непонятном балахоне, что-то вроде пончо из легкой белой ткани, в шляпе из тончайшего белого войлока с широкими обвислыми полями. Он нес ласты и небольшую пляжную сумку.
        Каролина хотела было подождать, пока он сам увидит ее и подойдет.
        Очень многое зависело от того, как он подойдет, но отвязное дитё вскочило, замахало длинными руками и заорало, словно здесь была площадка пляжного волейбола.
        -?Алекс, сюда!
        Он подошел, начал церемонно раскланиваться, Динка с потрясающей непосредственностью заявила:
        -?А мы вас видели! Вы шли с Артуром к этому местному богатею с таким видом, словно приехали проводить инспекцию. И какой-то холуй волок за вами стопудовую сумку.
        Алекс рассмеялся и сказал, что он хотел сделать сюрприз, но, как всепонимают, сюрприза не получилось. Он поцеловал дамам ручки, сбросил свое пончо и уселся непринужденно на Каролинин лежак.
        У него было мускулистое, сухое белое тело теннисиста и бегуна, и Каролина вдруг задохнулась от желания погладить его по бугрящейся мышцами груди, слегка опушенной светлыми волосами.
        Чушь несусветная... Ей всегда были неприятны волосы на груди мужчины - атавизм какой-то.
        -?Вы любите плавать с ластами? - спросила она и подумала: «Идиотка, человек пришел с ластами, а ты спрашиваешь, вы любите...»
        -?Нет, не люблю, но таскаю их с собой из оригинальности, - ухмыльнулся Алекс. - А если серьезно, я их всегда беру с собой, они придают великолепную свободу, ощущаешь себя эдаким Ихтиандром. Я люблю и подводную охоту с аквалангом, но не здесь.
        - А где? - немедленно полюбопытствовала Динка.
        -?Лучше всего в Красном море. Изумительная прозрачность и относительно мало купающихся. Но мне больше нравится на Сицилии, под Марсалой, там почти такой же прозрачности вода и дивный скалистый берег.
        Каролина подумала, что Алекс говорит как по рекламной туристической брошюрке читает.

«Ну что ты его недостатки подмечаешь, - сварливо сказала она сама себе. - Самообороной заниматься поздно...»
        Алекс встал, подхватил ласты и пошел к морю. У самой кромки надел ласты, вошел в воду не глубже, чем по колено, и легко нырнул, скользнув над самым песчаным дном.
        Поймав вопросительный взгляд дочери, Каролина встала и, прихватив свои ласты, пошла к морю.
        Алекса она нагнала около буйков.
        -?Вы хорошо плаваете, - сказал он.
        Ей не понравилась снисходительность, прозвучавшая в похвале.
        -?Вы тоже... недурно.
        Получилось по-ребячьи. Она рассердилась на себя и умолкла. Когда они вернулись на свое место, Динки не было. Скорее всего ушла играть с загорелыми парнями в пляжный волейбол. Площадку они разметили для себя чуть выше и в стороне, где кончался песок. Каролина почувствовала облегчение. Присутствие дочери ее непонятным образом сковывало.
        -?Артур пригласил меня вечером в ресторан, пообещал, что играет очень интересная гитаристка. Играет и мелодекламирует потрясные в ее устах стихи. Он так и сказал.
        Каролина промолчала. А что было говорить? Кричать, как та ворона на дубу: это я читаю потрясные в моих устах стихи?
        -?Я подозреваю, что эта гитаристка вы?
        Вот же седой болтун, Артур...
        -?Я...
        Он помолчал и очень мягко, осторожно спросил:
        -?А мелодекламация зачем?
        -?Вы против мелодекламации?
        -?Не стану утверждать категорически, но меня это всегда немного настораживает. Знаете, вроде как приглашение на помощь - ме-ло-дек-ла-ма-ция. Я как бы один не справлюсь, но вдвоем с музыкой как-нибудь потянем...
        -?Вам не приходилось слышать, как Михаил Казаков читает стихи Бродского в сопровождении рояля?
        -?Нет.
        -?Я понимаю, вы подумали: так то Казаков...
        -?Я слышал вашу игру на скрипке и так не подумал.
        Черт, до чего же приятен этот косвенный комплимент...
        -?Хотя песни Вертинского ведь тоже, по сути дела, мелодекламация, - задумчиво произнес Алекс. - Мы не застали пик увлечения Вертинским. Но я рос в семье, где им восхищались, где его пластинки собирали еще в те времена, когда их привозили из-за границы. Были такие, с собачкой, сидящей у граммофона, фирмы «His master's voice».
        -?Знаю, у нас они тоже есть, но я с вами не согласна. Вертинский певец. Он пел, а никак не мелодекламировал.
        Алекс с удивлением посмотрел на нее. Каролину его взгляд обидел - вроде как на букашку поглядел, ишь ты, возражать осмеливается.
        -?Если вы хотите сказать, что я не очень хорошо представляю себе его исполнение, вы ошибаетесь. Во-первых, я профессиональный музыкант и прекрасно разбираюсь во всем, что касается музыки, включая и вокал, поэтому могу сказать совершенно определенно, что отсутствие классических вокальных данных еще не означает, что человек не может петь. Вот когда подобный исполнитель думает, что обладает певческим голосом и ведет себя соответственно, тут начинается другая проблема, психологическая. Но Вертинский, будучи невероятно музыкальным человеком с отличным слухом, никогда не пытался надевать на себя фрак вокалиста, он просто пел. Именно пел! Тем голосом, какой имел. А во-вторых, я очень его люблю, знаю почти все его песни и, когда есть настроение, декламирую. Может быть, следует сказать
«мелодекламирую» - под рояль и под гитару. Даже могу под скрипку!
        -?А под водку?
        -?Не остроумно! - отрезала она, но подумала, что сама напросилась на эту насмешку - кто так говорит: «под рояль»?
        -?Не обижайтесь и извините.
        -?Я не обижаюсь.
        Мимо их лежака прошли две загорелые девицы, нахально виляя практически голыми, смачными задницами - нити супермодных бикини совершенно скрылись в играющих половинках.
        -?Оживились, - не удержалась Каролина. - До вашего появления моя персона никого не интересовала.
        -?Новенькое тело видно издали, - его слова, констатирующие очевидное - появление незагорелого человека на пляже, - прозвучали двусмысленно и почему-то обидно. Значит, ее тело старенькое?
        -?Вы после обеда отдыхаете или возвращаетесь на пляж? - ловко сменил тему разговора Алекс.
        -?Отдыхаю.
        -?А обедаете у Артура?
        -?Да.
        -?Вы разрешите на правах старого знакомого напроситься в соседи?
        -?Это вы-то старый?
        -?Ну не молодой же.
        -?Я не в том смысле.
        -?Если не в том, то для пляжного знакомого я тоже со стажем.
        Небольшим, увы, но дающим некоторые основания надеяться на приглашение.
        -?Вернется Динка, и мы обсудим.
        -?Тогда я уверен, что получу приглашение.
        -?Почему? - Каролина сама удивилась шевельнувшейся ревности к дочери.
        -?Потому что она мой засланный казачок в вашем лагере.
        -?Когда же вы ее успели завербовать?
        -?Когда мы с нею ходили в консерваторию.
        -?Понятно... - Что было понятно, Каролина сказать бы не смогла. Мимо них пробежала, поднимая тучи песка, Динка, с разбега нырнула в море, поплыла классическим кролем, буравя воду ногами, нырнула, развернулась под водой, подплыла к берегу, вышла из воды, отряхнулась как гончая, подошла к лежаку, бесцеремонно взяла материнское махровое полотенце, крепко растерла начинающее загорать поджарое, стройное тело и плюхнулась рядом на песок.
        -?Валенки! Продули...
        -?Кто валенки?
        -?Эти, с мускулами, качки недоделанные. Мышцы есть, ума не надо... Пошли обедать!
        -?Проголодалась?
        -?Как зверь... Вы с нами?

«Как все просто, - подумала Каролина, - а я тут целую церемонию вокруг приглашения к нашему столу развела».
        -?Конечно, - взяла она на себя инициативу. А то больно расхозяйничалась доченька..


        Послеобеденный отдых превратился в кошмар. Каролина мысленно перебирала все, что она наговорила там, на пляже, и констатировала с грустью, что более глупой и неостроумной она никогда не была. А теперь никак не могла сосредоточиться и решить, что она сегодня вечером будет «мелодекламировать» - господи, зачем она согласилась? Играла бы на скрипке, благо она лежит в сейфе у Артура...
        Действительно, что?
        Она перебрала любимых поэтов. Из современников? Бродский? Почему, чуть что, Бродский? Вероника Тушнова? Или вечно задыхающаяся своими эмоциями и оттого невразумительная Белла Ахмадулина? Ее Каролина недолюбливала, хотя иногда читала для публики. А может быть, пойти в ином направлении? У нее была приготовлена интересная, смелая композиция. Начиналась стихотворением Есенина «Шаганэ ты моя, Шаганэ», а заканчивалась неизвестными стихами Николая Тихонова, написанными на смерть Есенина: «Он не приедет к милой Шаганэ С больной душой и непонятной болью..
        Сергей, Сергей, а как же дальше мне Влачить всю жизнь тоскующей юдолью? Легла на грудь пудовая вина, Шумят неугомонные витии, Все так же много в кабаках вина. Но нет поэта, лучшего в России...»
        И музыка Свиридова, великого и, на ее взгляд, недооцененного щедрого мелодиста. Подумав, решила, что не стоит, - кто его знает, как Алекс относится к Есенину? К тому же она знала стихи Тихонова по памяти и не была уверена, что правильно помнит слова.
        Может быть, взять Марину Цветаеву, любимую, понятную в каждом трагическом вздохе, нескладную и прекрасную, влюбчивую и невезучую? Но ей казалось, что Цветаева скорее женский поэт, а сегодня она должна читать для Алекса и ни для кого иного, провались они, клиенты Артура, пропадом... Ахматову она тоже недолюбливала, что-то было в этой царственной глыбе такое, что задевало ее женственность. «Мой Пушкин»..
        Почему ее? Он всехний и мой. И нельзя быть столь ревниво несправедливой к Натали, ты вот роди пятерых за шесть лет, не успевая опростаться, снова ходи с пузом. Ни балов тебе толком, ни летнего отдыха, и денег вечно не хватает на все, что так хочется иметь. А этот, африканец неуемный небось каждую ночь ласкает и жадно исцеловывает, будто слизывает сливки ее бесподобной белой кожи и пьянеет от этого и забывает, что клялся и обещал быть осторожным и не брюхатить ее каждый раз, как она останавливает молоко... Господи, как она хорошо чувствовала Натали! Вот именно, не понимала, а чувствовала...
        И тут ее осенило.
        Конечно, нужен Пушкин!
        Сами собой выплыли из памяти строки: «Чертог сиял, гремели хором певцы под звуки флейт и лир...»
        Она любила эту удивительную маленькую повесть «Египетские ночи», любила, как и все, написанное Пушкиным, но еще и потому, что некоторые строки удивительно совпадали с ее самоощущением: как точно уловлен момент, когда начинается то, над чем она сама не властна... «Но уже импровизатор чувствовал приближение бога...»
        Решение найдено - она будет читать эти стихи.
        Свершилось: куплены три ночи,
        И ложе смерти их зовет.
        ...В общем, обошлось.
        Слушали внимательно, даже аплодировали и только потом, словно опомнившись, заказали столько еды, что Каролина подумала - до глубокой ночи кухне не справиться. Даже два мускулистых поклонника Динки, которых она пока еще не научилась различать, притихли. Хотя, вполне может быть, она просто прикрикнула на них.
        Когда Каролина вышла из своей каморки, Алекс уже ждал ее с цветами. Она спросила:
«Зачем?», но тут же уткнулась носом в пахучие не по-московски розы, противореча своим словам.
        Она словно чувствовала, что Алекс предложит ей немного погулять, и гитару оставила в ресторане на попечении Артура.
        Они пошли за речку, к обрывистому берегу, где при полной луне открывался изумительный вид на море и куда редко поднимались отдыхающие, обычно кучкующиеся возле нескольких ресторанов, баров и кафе.
        -?Признаюсь, я не ожидал, - сказал Алекс, когда они постояли над обрывом и Каролина уже стала думать, что ему не понравилось настолько, что он даже не может заставить себя произнести несколько ни к чему не обязывающих пустых слов. - Я немного скептик по натуре. А тут мелодекламация... Но хорошо, ей-богу хорошо! Поздравляю!
        Поздравление показалось ей немного прохладным и снисходительным, но все равно было приятно.
        -?Однако вы понимаете, что это хождение по проволоке под куполом цирка без лонжи?
        -?Почему? - насторожилась Каролина. Вот он, скрытый шип.
        -?У вас своя публика... Она вас принимает и готова слушать, идти за вами. Но это ресторан. Достаточно зайти какому-нибудь быдлу, жаждущему культурно выпить и развлечься, и все может пойти наперекосяк.
        -?Пока не заходили, - сухо заметила Каролина.
        -?Вы сами сказали - пока.
        -?Вы считаете, что Динка права, привезя мне скрипку?
        -?Да.
        -?Но ведь и под скрипку может появиться эдакое быдло, как вы изволили элегантно выразиться.
        -?Со скрипкой вы всегда можете сбежать в какую-нибудь зажигательную венгерку. Кстати, почему вы отдаете ее в сейф Артуру? Я слушал вас в Москве, инструмент хороший, но не Страдивари же, чтобы так прятать.
        -?Да, не Страдивари, но почти Страдивари.
        -?Как это у вас получается, семейное, что ли? Пояс у дочери почти черный, скрипка у матери почти Страдивари, - с игривой улыбкой заметил Алекс.
        -?Видите ли, - еле сдерживая себя, начала Лина, оскорбленная пренебрежительным отношением к своему любимому инструменту-кормильцу, - эта скрипка - великолепная подделка немецкого мастера ХIХ века. На деке есть наклейка, где написано, что сделана она Страдивари. Однако специалисты знают, чья это на самом деле работа. Точно так же они признают великолепное качество подделки и отличный звук, в чем у вас была возможность убедиться. Вам, как коллекционеру, должно быть известно, что хорошая подделка порой стоит не намного меньше подлинника.
        -?Что, Артур уже доложил о моем хобби?
        -?Угу...
        -?Вот же язык на шарнирах.
        -?А это секрет? - удивилась Каролина.
        -?Конечно нет, просто я коллекционер из другой епархии.
        Они умолкли.
        Море лениво шуршало волнами далеко внизу, лунная дорожка играла и искрилась, доносилась ритмичная музыка из дискотеки.
        Алекс стоял совсем рядом, в полушаге, но не проявлял ни малейшего поползновения взять ее за руку.
        -?Пора возвращаться, - сказала она.
        -?Еще рано...
        -?Не хочу Динку будить.
        -?Вы думаете, она уже дома?
        -?Она ушла сразу же, как я закончила.
        -?Не заметил.
        -?И признаюсь, мне захотелось есть. - Вот так, и никакой романтики, подумала она и продолжала: - Сразу после выступления ни о какой еде и думать не могла, а сейчас поняла, что поступила неосмотрительно. Дома ни кусочка хлеба, ничего...
        -?У меня есть местный кефир, - сказал Алекс. - Я всегда пью на ночь.
        Так, напросилась...
        -?Нет, нет, спасибо, не хочу лишать вас привычного ритуала.
        -?Тогда вернемся к Артуру. Уверен, у него найдется какой-нибудь легкий ужин.
        -?Обычно он оставляет мне творог с кизиловым вареньем.
        -?Как заманчиво, я бы тоже не отказался. Наверняка он к вам неравнодушен.
        -?Он неравнодушен к тем посетителям, кого я приманиваю своей мелодекламацией. Или он думает, что я приманиваю.
        -?Откуда эта самоуничижительная нотка?
        -?От вашей похвалы.
        -?Вы обиделись на мои сдержанные восторги?
        -?На критику не обижаются.
        -?Разве я критиковал?
        -?Сдержанность тоже критика.
        -?Линочка, поймите меня правильно. Декламация - это не мое.
        Когда в театре актер порой заигрывается и начинает декламировать, вместо того чтобы просто играть свою роль, меня начинает коробить. А уж мелодекламация... Но вы смогли заставить меня переломить мое неприятие, и это уже очень много. Правда, не обижайтесь.
        -?А скрипка?
        -?Ну а с нею вы - своеобразное явление искусства.
        -?Своеобразное? Интересно. А почему? Как прикажете понимать? Это похвала?

        В ресторан возвращались молча. Творог с кизиловым вареньем ждал Каролину, они поделили обильную порцию на двоих и поужинали, мило болтая о пустяках. Алекс проводил ее до дома, церемонно поцеловал руку, она прошла на цыпочках в комнату. Динка мирно спала.
        Забираясь голышом под простыню, она подумала: может быть, стоило принять приглашение и пойти к нему пить местный кефир?


        Глава 11

        Днем на пляже к Лине подошел одетый в легкий чесучовый китель Арслан и торжественно сообщил, что инициативные группы возникают по всему побережью и что местная группа уже связалась с центральной в городе Туапсе.
        Алекс, который обзавелся собственным лежаком и зонтом, внимательно слушал, не проронив ни слова. Когда Арслан ушел, он задумчиво произнес:
        -?Мне не очень нравятся ваши дела с моим квартирным хозяином.
        -?Почему?
        -?Зачем вам понадобилось проявлять инициативу?
        -?Я ничего не проявляла. Только подписала обращение с призывом создавать такие группы.
        -?Не важно. Это местные дела.
        -?А когда всю прибрежную полосу захватят спекулянты, чьи это будут дела?
        -?Не волнуйтесь, у кого бы эта полоса ни была в руках, к морю мы пройдем. Может быть, чуть больше придется платить.
        -?Вам, возможно, чуть больше, мне по моим доходам - гораздо больше. И вообще, это мое дело.
        -?Сегодня утром по Интернету на местном сайте сообщили, что в Макопсе был избит один из активистов, участник какой-то инициативной группы, и ведется следствие.
        Каролина нахмурилась и упрямо отрезала:
        -?Я уже дала согласие!
        -?Очень жаль... Что-то я Дину не вижу сегодня? - покладисто сменил тему разговора Алекс.
        -?Она со своими мускулистыми чичисбеями, имена которых я не могу запомнить, умотала в Лермонтовку, а оттуда в горы, на экскурсию.
        -?Вот уж чего не мог никогда понять - приехать на море и записываться на всякие поездки, экскурсии, походы и тому подобные мероприятия, направленные, словами Ильфа и Петрова, на отъем денег у граждан, - сказал Алекс. - А мускулистых чичисбеев зовут Лёсик и Веня, из города Ростова, дети богатых родителей, но не настолько, чтобы посылать отпрысков на Канары. Вот и мучаются дурью. Различить их просто: Лесик посветлее, Веня потемнее.
        -?Откуда вы все знаете?
        -?Мне вчера Дина в паузах между мелодекламацией доложила.

«Бедная девочка, - подумала Каролина. - Она из-за меня поехала на эту идиотскую экскурсию, чтобы не мешать маме вешаться на шею мужику... Стыд какой! Интересно, он просек?»
        -?Надеюсь, к ужину вернется, и мы с ней послушаем, наконец, одну замечательную скрипачку...
        Не просек, решила с облегчением Каролина.

        ...Потянулись пляжные будни.
        К Лесику и Вене прибавился Илья, будущий театровед, студент четвертого курса знаменитого в свое время ГИТИСа, ныне академии. Он так увлекательно рассказывал о нравах закулисья, об актерах и особенно об актрисах, что на какое-то время пляжный волейбол был забыт, тем более что Илья, несмотря на свой почти волейбольный рост, был неуклюж и тонкие руки болтались у него не в лад с головой и уж тем более мячом.
        Алекс походя обидел его, заметив, что в театроведы идут те, у кого нет таланта, чтобы стать актером, и характера, чтобы попытаться стать режиссером. Лесик, проявив неожиданную эрудицию, ринулся на защиту сверстника и заявил, что в Соединенных Штатах успех спектакля наполовину, если не больше, зависит от ночных рецензий ведущих критиков-театроведов.
        -?Я читал об этом в одном романе. Очень подробно описано, как они действуют.
        -?Кто они? - с вызовом спросил оживившийся в предчувствии спора Алекс. Его вопрос прозвучал словно удар рапиры.
        -?Ну эти, театральные промоутеры.
        -?Промоутеры, или критики, или продюсеры - кто?
        -?Я правда читал, - растерялся Лесик. - Я вспомнил название романа: «Я выбираю Манхэттен».
        Теперь Алекс насмешливо улыбнулся:
        -?Типичная женская сентиментальная стряпня. Хотя, нужно признать, автор, миссис Кларк, как жена продюсера, знает, о чем пишет.
        -?Вот видите! - воскликнул Лесик.
        Алекс поудобнее устроился на лежаке, из чего Каролина, успевшая достаточно изучить его привычки, заключила, что последует еще одна интересная, тут же сымпровизированная лекция.
        -?Во-первых, надо еще дожить, когда наши газеты эти ночные рецензии станут печатать, - как всегда, несколько снисходительно начал Алекс. - Во-вторых, надо, чтобы и у нас широкая публика, подобно американской, научилась создавать собственное мнение вне зависимости от мнения критика. И в-третьих, надо, чтобы выросли зубастые критики. - Это был выпад в сторону Ильи.
        Каролина случайно взглянула на дочь. Та слушала и смотрела на Алекса с восторгом. Нет, не то слово, с обожанием! Нет, опять не то слово. И тут у Каролины возникло ощущение, что ее Динка, дикая собака Динка, сейчас, глядя на Алекса, застучит преданно хвостом по земле от полноты чувств. Образ мелькнул и пропал.

«Неужели ревную?» - испугалась Каролина.

        После обеда к ним присоединились голозадые девицы. Они довольно быстро разобрались, кому достанется Лесик, кому Веня, Илья остался Динке, а «старики», естественно, были предоставлены сами себе.
        И еще один вечер они гуляли над обрывом.
        Каролина уже ничего не ожидала от Алекса, более того, и ее увлекло это неторопливое, старорежимное ухаживание...

        ...Утром подошел чопорный, как всегда, Арслан и сообщил, что их дело ширится. Алекс в разговор не вмешивался и держался со своим квартирным хозяином отчужденно. Арслан поговорил о погоде и удалился.
        -?Я могу только повторить, - негромко произнес Алекс, - что не рекомендую вам втягиваться в эту самодеятельную затею с протестом. Как юрист со стажем, я сталкивался со многими случаями, когда пройдохи поднимают протесты, чтобы за этим обделать свои делишки.
        -?Видимо, Артур ошибся, сказав, что вы коллекционер? - Каролина попыталась увести разговор в сторону от неприятной ей темы.
        -?Коллекционер - хобби, юрист - профессия. И то и другое потомственное. Точнее будет сказать, наследственное. Так что поверьте наследственному, вернее, в данном случае потомственному юристу.
        -?Я вам верю, но не люблю брать свои слова обратно. Я обещала Артуру... Значит, вы зарабатываете, как юрист, а тратите, как коллекционер.
        -?Не совсем. Редко какой юрист может заработать столько, чтобы ныне, при бешеных ценах на полотна, покупать что-то стоящее. Мы вернулись к бартеру. Но в его стоимостном выражении.
        -?Очень любопытно, но не совсем понятно.
        Алекс задумался, с чего начать ликбез, ликвидацию неграмотности, но тут прибежала Динка.
        -?Мам! - по обыкновению закричала она на весь пляж. - Мы записались на экскурсию в Афон через Пицунду, с ночевкой в монастырской гостинице.
        -?Кто мы?
        -?Илья, Лесик, Веня и эти девицы, они вполне ничего оказались.
        -?Что я могу сказать?..
        -?Я позвоню.
        -?Свитер не забудь взять. И ветровку!
        -?Не забуду, не забуду, - пообещала Динка, чмокнула мать в щеку и стремительно исчезла.

        Вечером Каролина играла на скрипке, жутко волновалась и осталась крайне недовольной собой, хотя публика принимала все на ура. Она закончила любимой слушателями хабанерой Бизе, повторила на «бис», поглядывая на Алекса, ускользнула в свою каморку, переоделась и вышла на улицу. Алекс ждал ее у входа. Не сговариваясь, они двинулись в сторону обрыва над морем, он молчал, и ей было уютно в его молчании, ни о чем не хотелось думать, но мысли все время возвращались к тому, что дочери нету дома... И наверное, потому, прыгая с одного камня на другой над самым обрывом, она оступилась и сорвалась бы вниз, если бы Алекс не подхватил ее крепко и не прижал к себе. Она подняла голову, чтобы сказать спасибо, но он поцеловал ее, и поцелуй длился так долго, что она опять чуть не сорвалась в обрыв. И тут поняла, что да, сорвалась, но не в обрыв, а в пропасть и что все ясно, и нет никаких сомнений, и она взяла его за руку и повела вниз, к своему дому, не замечая, что ускоряет шаг.
        Войдя в комнату, они повели себя как юнцы из американского фильма: торопливо раздевая друг друга, замирали на мгновение, чтобы поцеловаться, и, наконец, рухнули обнаженными в постель...
        Отдышавшись от первого, самого безумного за всю ее жизнь соития, она хотела встать, чтобы сбегать в душ, но Алекс нежно придержал ее и прошептал что-то насчет вкусного ее аромата, аромата любви, и она почувствовала, как его губы ласкают ее плечо, спускаются к выбритой, словно специально, сегодня до блеска чуть влажной подмышке, замирают на мгновение и двигаются к груди...
        Они опять долго лежали без сил, потом он приподнялся на локте и прошептал:
        -?Я люблю тебя...
        Это прозвучало так неожиданно, что она замерла, а потом шепнула в ответ:
        -?Наконец я нашел время и место сообщить тебе... - и они оба закатились смехом, вспомнив старый-престарый анекдот.
        Но отсмеявшись, Алекс вдруг замолчал, и она с испугом почувствовала, что что-то не так...
        -?Ты обиделся?
        -?Ты отшутилась, надо сказать, очень мило, но не ответила.
        -?Я ответила тебе еще там, над обрывом, разве ты не расслышал?

        ...Алекс был нежен, неутомим и непредсказуем в ласках.
        Эту ночь Каролина только позволяла ласкать себя. Все еще будет... Она почему-то была уверена, что все еще будет... будет... И когда Динка вернется, она станет ходить к Алексу, не скрываясь, и пропади они все пропадом, местные ревнители нравов...
        Они проспали и утренний выход к морю, и завтрак. Ее разбудил звонок Динки.
        -?Мам, как дела? - И, не дожидаясь ответа, затараторила: - Афон потрясный, а я тут договорилась на поездку в сталактитовые пещеры, так что мы задержимся еще на ночь и приедем завтра к середине дня. Вы там не очень соскучились без нашей шумной команды? Мам? У тебя все в порядке?
        Лине хотелось заплакать от выплеснувшейся на нее в торопливых словах невероятной любви и заботы взрослой дочери-подруги, но она смогла только сдавленно прошептать - «да».
        -?Правда-правда? - как в детстве спросила Динка. Конечно, наглая девчонка не удержалась, чтобы не схулиганить: - Привет Алексу, и если он недалеко, чмокни его!
        Каролина сладко потянулась, повернулась к проснувшемуся Алексу, поцеловала его, шепнув: «Велено тебя чмокнуть», и принялась медленно, раздумчиво целовать его, ставшего в одну ночь единственным, неповторимым и навеки необходимым...


        Глава 12

        ...Молодежь вернулась к полднику следующего дня, сметнула все молочное у Артура и засиделась за столами до прихода стариков из инициативной группы. Беспокойный Арслан рвался собирать, информировать, заносить в протокол, выносить постановления и связываться с коллегами из других поселков.
        Несмотря на просьбы Алекса не ходить на эти собрания стариков-энтузиастов, Каролина отправилась в ресторан к назначенному часу. Увидела вернувшихся из поездки голодных, сразу же набросившихся на еду ребят, подбежала к Динке, небрежно бросив футляр со скрипкой на стол, обняла, поцеловала и, глядя в ее вопрошающие и, как ей показалось, повзрослевшие глаза, кивнула, давая понять, что все в порядке..
        Перед рестораном взревели, тормозя, два мотоцикла.
        Каролина подняла голову. Огромные черные машины, мотоциклисты в черном, на лица натянуты черные маски из вязаных шапочек.
        Бред какой-то... Голливуд...
        В руках одного появился автомат.
        Мгновенно вспомнились предостережения Алекса.
        -?Ложись на пол! - крикнула она, сталкивая со стула Динку.
        Прогрохотала автоматная очередь, и тут Каролина увидела, что на столе лежит беззащитная ее скрипка! Она всхлипнула, подхватила ее и уже падала на пол, когда прогрохотала вторая, совсем короткая очередь. Как потом на следствии выяснилось, нападавшие стреляли поверх голов стариков из инициативной группы, сидевших в нижней части террасы, потому все пули пошли в верхнюю половину ресторана, возвышавшуюся над открытой верандой.
        Каролина почувствовала, будто кто-то ударил ее палкой по бедру, с удивлением увидела, как вырвался из ее рук футляр со скрипкой и в его боку образовалась рваная дыра, а внутри что-то звякнуло. Лина стала падать. Во дворе взревели мотоциклы и мгновенно исчезли, а она все еще падала и падала, не понимая, что с ней, пока не услыхала пронзительный, какой-то незнакомый вопль Динки:
        -?Мама, не умирай!

        Единственный, кто сохранил присутствие духа, был прибежавший на выстрелы Алекс. Он выхватил сотовый, крикнул остолбеневшему Артуру: «Как звонить в поселковую больницу?», вызвал «скорую помощь», все это время поддерживая голову Каролины.
        -?Скрипку... скрипку... - прошептала женщина синеющими от боли и потери крови губами.
        -?Да, да... потом... Сейчас надо остановить кровь...
        Но когда он попытался самодельным жгутом, тут же свернутым из скатерти, захлестнуть ногу выше бедра, Каролина дико вскрикнула и потеряла сознание.
        -?Скорее всего болевой шок, - со знанием дела сообщил Арслан.
        -?А вы бы помолчали, любезный, - громко и неприязненно огрызнулся Алекс. - Это все ваши инициативы... Я предупреждал, на сайте милиции уже о трех покушениях писали..
        -?Кто же мог предположить...
        -?Я предупреждал! - повторил Алекс. - Но сейчас не об этом надо думать. Кто-нибудь, кто сильный, приподнимите ее так, чтобы я мог наложить жгут.
        Когда жгут наложили, примчалась, завывая, машина «скорой помощи», выскочил фельдшер, сразу все понял, без суматохи достал дежурный врачебный чемоданчик, вкатил противостолбнячную сыворотку, обезболивающее, снотворное, наложил шину, фиксирующую в неподвижности ногу, и вдвоем с Алексом погрузил в машину обмякшее тело бесчувственной Каролины. Машина с красными крестами уехала в Туапсе. Арслан принялся названивать в поселковый милицейский пост, в Туапсе, в Сочи...

        Все, что там смогли сделать, - заново перевязать, перелить кровь и сделать рентген. Кость в верхней трети бедра оказалась раздробленной. Хирург со всей откровенностью сказал Алексу, что без оперативного вмешательства не обойтись, но тем не менее скорее всего Каролину ждет хромота.
        С этим Алекс согласиться не мог.
        Всю ночь он говорил по сотовому. Вызванивал друзей, друзей друзей, связывался с медицинскими светилами из Ростовского военного госпиталя, из Московского госпиталя имени Бурденко, звонил домой знакомым врачам, несмотря на поздний час. Кто-то из друзей дал ему телефон хирурга из Центрального института травматологии и ортопедии имени Приорова. Словом, как говорится, поставил всех на уши.
        Каролина, к счастью, спала под капельницей.
        К десяти часам утра Алекс обладал следующей информацией: в Италии, в Турине есть великолепный Центр травматологии и ортопедии, в котором стажировался приятель его друга. Он настоятельно рекомендовал ехать туда и довериться тамошним специалистам, которые владеют новейшими методиками. Главное, на что он обратил внимание Алекса, так это великолепный послеоперационный уход за пациентом, прекрасно отработанный восстановительный период и вышколенный средний медицинский персонал, от которого судьба больного зависит ничуть не меньше, нежели от искусства врача. «Поймите, соперировать - это далеко не все. Вы2ходить - вот в чем фокус!» Так и сказал - фокус.
        Но теперь возникла другая проблема - загранпаспорт и виза. Как в создавшейся ситуации организовать все это?
        Решение пришло так быстро и просто, что можно было лишь пожелать, чтобы все дальнейшее устроилось с такой же легкостью:
        -?У мамы есть заграничный паспорт с итальянской визой! - неожиданно воскликнула Динка.
        -?Это точно? - Алекс с сомнением взглянул на нее.
        -?Точно, точно! Я знаю!
        Алекс на мгновение задумался, сосредоточенно уставясь в одну точку, словно прокручивал на своем мозговом компьютере весь дальнейший ход событий, и решительно заявил:
        -?Тогда мне все ясно. Мы справимся.

        ...Каролина вынырнула из спасительного сна с тяжелой головой, пересохшим ртом, неподъемными опухшими веками и легкой болью в бедре. В ногах у нее сидела Динка с книгой в руках. Над кроватью нависал кронштейн с двумя капельницами, тоненькие трубочки змеились к руке, выше кронштейна грязновато белел больничный потолок, из окна слабо тянул теплый, солоноватый на вкус, пыльный ветерок.
        Вспомнились сосредоточенные, решительные, полные боли за нее глаза Алекса, когда он вносил ее в карету «скорой помощи» вместе с деловитым фельдшером, затем, как при перемотке видеопленки, события разворачивались в обратном порядке: ее падение под стол, жалобный звон разбитой скрипки, удар по ноге, выстрелы, крики и грохот мотоциклов.
        Она, видимо, шевельнулась, потому что Динка подняла голову, улыбнулась и спросила участливо:
        -?Проснулась?
        -?Нет, я сплю, и ты мне снишься, - привычно отшутилась она.
        Динка, привстав, порывисто поцеловала ее.
        -?Мам, ты шутишь, значит, все в порядке.
        -?Где мы?
        -?Адлер, медпункт в аэропорту.
        Некоторое время Каролина мучительно соображала, при чем здесь Адлер, потом, с трудом связав расплывающиеся куски событий в памяти, удивилась:
        -?Почему Адлер? Почему мы не в больнице? А где скрипка?
        -?Мам, ты забросала меня кучей вопросов, не знаю, с какого начать.
        -?А где Алекс?
        -?Давай ты полежишь спокойно, а я все тебе расскажу по порядку. Скрипку надо отдавать в ремонт. Этим займется Алекс, когда, как он сказал, поставит тебя на ноги. Мы в Адлере потому, что ждем вылета в Москву, как раз этим сейчас занимается Алекс.
        -?Куда меня положат, в Склиф?
        -?Нет, мы полетим в Италию, в Турин. Алексу сказали, что там лучшие специалисты.
        -?Что-то не так с ногой?
        -?Мам, ты только не волнуйся, все будет в порядке. Алекс уже консультировался по телефону с итальянским профессором, которого ему рекомендовал хороший приятель. Они говорили на французском, прекрасно друг друга поняли.
        -?Подожди, не тарахти. Значит, Алекс развил бурную деятельность...
        -?Да, представляешь...
        -?И пока я спала, все за меня решил.
        -?Не ждать же, мам!
        -?Ты не ответила, что с ногой? Почему в Италию? Наши врачи не справятся?
        -?Наши справятся, но они сами сказали, что в Турине лучшие специалисты.
        -?Ты опять не отвечаешь.
        -?Понимаешь, кость перебита, и нога может остаться чуть короче. А там...
        -?Понятно, - перебила ее Каролина и умолкла, представив себе, как она выйдет на эстраду и будет шкандыбать со скрипкой, прихрамывая, и слеза выползла из ее глаза.
        Динка заметила, склонилась, поцеловала, погладила по щеке, шепнула:
        -?Мам, не смей, все будет в порядке, Алекс все устроит, вот увидишь. Он так умело и ловко всем распоряжается, словно не раз попадал в подобные ситуации.
        -?Алекс, Алекс, - с внезапным раздражением проворчала Каролина. - Мне помнится, что в ситуацию попала я, а не он.
        -?Попала ты, а он добровольно последовал за тобой, - попыталась пошутить Динка.
        Но обычная шутливая перепалка не отвлекла Каролину от грустной мысли, да и как можно отвлечься от нелепой картины - хромая кабацкая скрипачка. А начавшаяся любовь? Кончится бурная деятельность Алекса, и куда утечет его чувство? В песок проклятой Джубги? Надо говорить, не молчать, беседа хоть как-то отвлекает. О чем спросить дочь?
        Самой задавать вопросы не пришлось, не тот Динка человек, чтобы оставить ближнего без информации.
        -?Алекс уже придумал, что нужно делать.
        -?Вот как...
        -?Да, представь себе. Он закажет для меня индивидуальный тур в Италию.
        -?А паспорт? Ты забыла, что у тебя нет загранпаспорта.
        -?Он и это предусмотрел. За дополнительную плату паспорт можно получить быстро.
        -?Замечательно. А денег у нас хватит?
        -?Алекс не дает потратить ни копейки.
        -?Вот это напрасно.
        -?Мам, сейчас главное в другом.
        -?В чем же?
        -?Как можно скорее отправить тебя в Италию. В Шереметьево к нам приедут и Мишка и даже Андрей, я их вызвонила. Они привезут твой паспорт.
        -?Когда ты успела?
        -?А целая ночь и утро?
        -?Господи, и все это на его голову! Одни билеты чего стоят... - снова заволновалась Каролина.
        -?Мам, ты не думай, он от чистого сердца, и потом у него золотая кредитная карточка, говорит, что она всегда при нем - мало ли какая картина и где подвернется.
        -?Вот, подвернулась моя нога, - грустно пошутила Каролина.
        Появилась санитарка с подносом, поставила на тумбочку рядом с кроватью.
        -?Что это? - встрепенулась Каролина.
        -?Гранатовый сок для крови и свежая печенка для гемоглобина, из ресторанной кухни, - объяснила санитарка.
        -?У меня в рот ничего не полезет. Не хочу, спасибо...
        -?А вы через не хочу, девушка. Ваш жених на кухне такой шум поднял, когда они сказали, что нет печенки с кровью.
        -?Кто?
        -?Жених, ваша сестра сказала, что его зовут Алексом, - уверенно ответила санитарка.
        -?Ну, если жених... - И теплая волна, смывая ужас и боль, окатила ее душу и сердце. Она подвинула поднос к себе. - Вы идите, моя сестра вам вернет поднос, спасибо. Неужели я выгляжу такой молоденькой, что меня принимают за твою сестру? - спросила она Динку, как только женщина скрылась за дверью. - Я почему-то думала, что от боли стареют.
        -?Значит, не все, мам. Ты ешь, остынет, Алекс старался. Жених... - протянула Динка.
        Каролина уловила какой-то особый оттенок в том букете интонаций, который заключался в одном-единственном слове, произнесенном дочерью, и что-то ей не понравилось, но она так и не смогла уловить, что именно, да и не время было сейчас выяснять. Она принялась за еду. Недожаренная печенка с большим количество лука и капелькой острого соуса была действительно очень вкусной, и она не заметила, как съела все, даже нагло подчистила тарелку кусочком хлеба.
        Динка унесла пустой поднос. Каролина блаженно откинулась на подушку. Жених... Это как же прикажете понимать? Конечно, для персонала и облегчения хлопот по транспортировке моей персоны. Персонал и персона...
        Вошел Алекс, подошел к кровати, положил на тумбочку крохотный букетик фиалок, склонился и поцеловал в губы. Несмотря на непрерывную, хотя и незначительную боль, что-то шевельнулось в душе Каролины и застучало сердце.
        -?Я люблю тебя, - шепнул Алекс.
        И тут Каролину прорвало - обильные слезы вдруг потекли из глаз, она порывисто вздохнула, приподнялась и, не обращая внимания на вспышку боли, обняла его и крепко поцеловала.
        -?Все будет хорошо, не плачь.
        -?Я не плачу, я промываю слезные каналы.
        -?Вот и чудненько. Ты промывай, а мы пойдем с Диной пообедаем-поужинаем. Самолет через два с половиной часа.
        -?Спасибо тебе за все, - проговорила Каролина, сдерживаясь, чтобы не заплакать снова.
        -?На здоровье, - улыбнулся Алекс. - Так я пошел?
        -?Конечно, представляю, какой ты голодный.
        Алекс вышел, и сразу же в палате появился врач. Сменил капельницу, сказал несколько ободряющих слов Каролине и пообещал, что боль скоро пройдет.
        Действительно, через несколько минут она перестала чувствовать боль и погрузилась в неглубокий сон.

        ...В Москву они прилетели вечером.
        Два дюжих мужика перевезли Каролину в медицинскую комнату. Алекс и Дина шли вслед за каталкой. Мишка и Андрей уже ждали их там, взволнованные, растерянные, с немым вопросом на лицах.
        Только тут Каролина окончательно проснулась и потянулась к детям.
        Посыпались беспорядочные вопросы: «Как ты?», «Тебе очень больно?».
        Она улыбалась, отвечала, стараясь шутить, а сама краем глаза ловила внимательный взгляд Алекса - он изучал мальчишек. Судя по всему, они ему нравились.
        Каролина стала беспокойно оглядываться.
        -?Ты что-то ищешь, мам? - сразу же заботливо спросила Динка.
        -?Скрипка, где моя скрипка?
        -?Зачем она тебе?
        -?Я хочу отдать детям, пусть отвезут домой, мне спокойнее будет, а когда вернемся, я сама отдам мастеру...
        -?Мам, ради бога, не волнуйся, мы с мальчиками все сделаем, - не стала спорить с матерью Динка.
        Неожиданно в медицинской комнате появилась среднего роста женщина в легком летнем элегантном костюме, подтянутая, со светлыми, аккуратно уложенными волосами, ощутимо властная, хотя и с мягкой улыбкой на умело подкрашенных губах. На вид ей можно было дать от сорока до пятидесяти лет, не больше, но когда Алекс подошел, поцеловал в гладкую щеку и назвал ее мамой, Каролина поняла, что ошибается и что этой женщине должно быть не меньше шестидесяти пяти. Инна Евгеньевна, - догадалась Каролина, и все в ней напряглось.
        -?Познакомься, мама, это Каролина, Лина...

«Моя невеста» он не сказал, отметила Каролина и мило улыбнулась маме Алекса.
        -?Инна Евгеньевна, - мама протянула руку, погладила плечо молодой женщины и сказала с подчеркнутой, как показалось Каролине, нежностью: - Бедная девочка...
        Казалось бы, все очень мило, душевно и деликатно, но Каролина вдруг почувствовала, что атмосфера в комнате изменилась, она ощутила неприятие к этой ухоженной женщине и почти официальным тоном, словно на каком-то приеме, сказала:
        -?Познакомьтесь, Инна Евгеньевна, мои дети: Михаил, Надежда и Андрей.
        Дети чинно расшаркались, и ни один, к счастью, не протянул первым руку, как ныне принято у молодежи.
        -?У вас очень красивые дети. - Слова на этот раз прозвучали более искренне.

«Попробовала бы сказать, что не красивые. Сейчас она произведет разведку боем и постарается узнать, в каком качестве я принимаю все эти заботы от ее дорогого единственного сына».
        -?Алекс так трогательно умеет заботиться...
        -?Даже если я останусь хромой, я обязана ему по гроб жизни.
        Повисла чисто театральная пауза.
        -?Господи, хромой, какой ужас! Алекс мне не говорил!
        Алекс метнул в Каролину быстрый, укоризненный взгляд и сказал с легкой улыбкой:
        -?Мама, в Италии есть хорошие врачи, меня уверили. Я навел все справки.
        Полчаса поговорили ни о чем, Инна несколько раз очень внимательно поглядывала на Динку, словно оценивала, потом пришла к какому-то выводу, сдержанно ей улыбнулась, попрощалась, пожелала Каролине скорее выздоравливать, мазнула губами по ее щеке, попрощалась кивком с детьми, вышла.
        Алекс вышел следом, проводить ее.
        -?Да, невеста, я к тебе в долю не иду, - протянула дщерь.
        -?Кто невеста? - сразу же отреагировал Андрей.
        -?Мать.
        --то есть?
        -?Алекс назвал себя ее женихом, следовательно, наша мама - невеста.
        Мальчишки вытаращили глаза и неуверенно заулыбались.
        -?Для разрешения транспортных проблем, - уточнила Каролина.
        Братья задумались.
        -?Так я же сразу сказал - нормальный мен, - наконец, придя к выводу, гордо сообщил Андрей. - Так держать, мамуля!
        -?Мишенька, ты твердо решил идти в училище? - задала она давно беспокоивший ее вопрос.
        -?Мам, ну не сейчас же об этом говорить. Успеем еще обсудить сто раз. Ты, главное, держись и поскорее выздоравливай.
        -?Не виляй, сын, я чувствую, что ты уже принял решение.
        -?Да, принял... - смутился Миша.
        -?Но ты вроде собирался на программиста?
        -?Программисты нужны и в ВДВ.
        -?А если после окончания училища тебя упекут служить в какую-нибудь Тмутаракань?
        -?Мамуля, меня сам командующий училищем приглашал и обещал оставить на кафедре, и мне светит тогда адъюнктура.
        -?Ух ты, ух ты... Иди ко мне, я тебя поцелую... - сказала Каролина и подумала: «Но ведь это все равно Рязань...»


        Глава 13

        Инна ехала в своем «Вольво», не торопясь и не раздражаясь оттого, что медленно движется в сплошном потоке машин. Губы ее были поджаты, сейчас она выглядела гораздо старше, чем показалось Каролине.
        Она как чувствовала...
        Когда Алекс стремительно собрался в эту Богом забытую Джубгу - кто ныне ездит в такие места, если чуть немного больше лёта и можно нырять в прозрачные воды какой-нибудь бухточки на Лазурном берегу, укрытой от посторонних глаз нависающей скалой и балконом шале, а по вечерам съездить в Ниццу, поесть пиццу... Она улыбнулась старой мальчишеской шутке Алекса и опять крепко сжала губы. Да, когда он так стремительно собрался, она что-то почуяла. А ведь у него как раз начал складываться грандиозный обмен нескольких, ставших ему неинтересными полотен.
        Трое детей...
        Это означает - прощай мечта о внуке! Разве эта хромоножка осмелится рожать, да и зачем ей, у нее вон, орда!
        И нечего даже думать, что Алекс быстро остынет, как не раз случалось в прошлом.
        Не таким был его взгляд, брошенный на хромоножку, который она перехватила.
        И потом, пока он будет спасать ее, возвращать к жизни, может быть, даже возить по больницам и курортам, он вылепит ее по образу и подобию своему. А в каждом мужчине живет что-то от Пигмалиона, и обычно они Галатей своих не бросают. Вот Галатеи их бросают, но не эта. По глазам видно: всю жизнь ждала, уже потеряла надежду и - вот, привалило!
        Инна сама не ожидала от себя столь резких, грубо выраженных словами мыслей. Удар был слишком силен. Но мы еще посмотрим...

        ...Алекс вернулся в медпункт через час. Веселый, открытый, ясный, до ужаса любимый. Он так хорошо смотрелся рядом с мальчишками.
        -?Скоро наш самолет, так что, прощайтесь, мужики. И вот, - он достал деньги, - возьмите на такси и на жизнь первое время.
        -?Ну что вы, у нас есть... - дружно запротестовали братья, и младший пунцово покраснел.
        -?Действительно, Алекс, у меня есть, я же и копейки не потратила, - сказала Динка торопливо.
        -?О тебе речь не идет. Ты прилетишь через пару дней.

«Значит, они уже на „ты“, - ревниво отметила Каролина. - Или только Алекс?»
        --то есть как это? Разве возможно так быстро? - удивилась Динка.
        -?Завтра ты поедешь в турагентство вот по этому адресу, - Алекс протянул Дине листок бумаги, - там тебя ждут с российским паспортом, фотографиями... словом, здесь все написано. Заплатишь деньги - сколько, кому и куда, тоже все в этой бумажке. Главное, сделай все точно, как я расписал, и все будет в порядке. Потом, когда паспорт с визой будет у тебя на руках, позвонишь мне в Турин, я к тому времени сам найду наиболее удобную для тебя авиафирму и закажу билет.
        -?Как вам удалось так быстро договориться?
        -?Очень просто. У меня есть волшебное слово. Я говорю: мне нужно сейчас. А мне отвечают: завтра. Тогда я произношу волшебное слово... - И Алекс таинственно, немного театрально умолк.
        -?Какое? - не выдержал Андрей.
        -?Дабл.
        -?Что - дабл? - не понял Андрей.
        -?Двойная оплата.
        -?А-аа... И помогает?
        -?Обычно помогает.
        -?Неужели можно так быстро сделать индивидуальный тур? - спросил медлительный Михаил.
        -?Тур купить не номер, вот паспорт, это да. Здесь нужен почти Воланд. - Алекс лучился мальчишеской радостью, был невероятно собой доволен.

«Неужели потому, что это для Динки?» - подумала Каролина, но сердито отогнала нелепую ревнивую мысль, мелькнувшую впервые, когда она внимательно наблюдала за Инной и Динкой...

        В Турин они прилетели поздно вечером. Каролину перевезли сложными системами подъемников в «Амбуланс», машину «скорой помощи». Алекс водрузился рядом с Каролиной.
        -?Мы едем в ЧиТиО, дорогая, - сказал он Каролине.
        -?Почему «чи»? - заинтересовалась она.
        -?Потому что в итальянском языке «ц» перед некоторыми гласными произносится как
«чи»... Потерпи, все узнаешь! Сейчас не время. Я постараюсь договориться в центре, чтобы меня пропустили в палату, несмотря на поздний час.
        Каролина смутно помнила путь до Турина, а дальше все было внове: въезд в огромное здание, долгие переходы на каталке, которую неторопливо вез брат милосердия из
«Амбуланс», бесконечный коридор, уютная палата на две койки - одна пустая, - потом мгновенный ужас при мысли, что сейчас ее будут мучительно переваливать с каталки на кровать. Но все произошло как-то легко и просто. Появилось трое в белых куртках - две молоденькие, улыбчивые женщины и мужчина чуть постарше, с крепкими, обнаженными по локоть руками.
        -?Буона сэра! - сказала старшая и сразу же, не дожидаясь ответа, озабоченно добавила: - Тутто бене?.. - в смысле: все в порядке?
        Каролина обрадовалась знакомому с Зимних олимпийских игр такому вкусному, многообразному выражению и слабо улыбнулась в ответ:
        -?Си, си, тутто бене!
        Алекс что-то сказал по-французски, сестра весело ответила, они взяли за четыре конца плотную, полотняную простыню, сестра скомандовала:
        -?Уно, дуэ, трэ!
        И Каролина, почти не почувствовав боли в бедре, оказалась в кровати, широкой, умеренно мягкой, удобной, сразу ставшей своею. Но это оказалось не все - столь же ловко, не причинив ни малейшего беспокойства, все четверо невероятным образом извлекли из-под нее простыню, принадлежащую «Амбуланс», санитар распрощался и ушел. Ушли и местные медсестры и медбрат.
        -?Ну вот, - сказал Алекс, усаживаясь в ногах кровати в удобное кресло, - примерно так я себе это и представлял.
        -?Что - это? - спросила Каролина, хотя и сама догадалась, что имел в виду Алекс.
        -?Порядок. Знаешь, как в футболе говорят? Порядок бьет класс. Может быть, у нас в военном госпитале и еще кое-где врачи и лучше, но порядок... - Он не договорил.
        В сопровождении двух медсестер вошел дежурный врач, на ходу натягивая резиновые перчатки, пощупал пульс, оттянул веки, взглянул на склеры, зачем-то поводил перед носом пальцем, как невропатолог, и что-то быстро сказал Алексу на французском. Потом дал указания сестрам. Улыбнулся Каролине, бросил «Буона нотте», ушел. Вскоре вернулись сестры, катя перед собой шкафчик на колесах. На нем в строгой последовательности располагались лекарства, перевязочный и подсобный материал и многое другое, что Каролина не рассмотрела.
        -?Дотторе сказал, - соизволил наконец сообщить Алекс, - сегодня после такого трудного переезда тебя не будут полностью переодевать, только умоют лицо и руки, сменят капельницу и уложат спать. Все начнется завтра.

        Рано утром Каролина смутно, сквозь сон, почувствовала, что ей поставили градусник, потом забрали, вдруг появился дежурный врач и спросил совершенно понятно: «Тутто бене?» Она кивнула, уползая в дрему, но не удалось, ибо медицина, что называется, по-шла в атаку по всем направлениям. Принесли какие-то капли и порошки, затем веселая маленькая женщина заглянула, спросила: «Те? Кафе-латте?» Каролина догадалась, попросила кафе-латте, что должно было, видимо, означать кофе с молоком. И действительно, принесли бадью кофе с молоком, с двумя прелестными сухарями, выдвинули из тумбочки поднос, поставили прямо перед физиономией, удобно. Затем приехала уже знакомая установка с лекарствами, заранее приготовленными протирками, дезинфекционными средствами, водой в кувшинах, пачкой белья, - словом, все что нужно для утра. Пришли две новенькие, но не менее жизнерадостные медсестры, ловко раздели ее, не причинив боли, с ног до головы вымыли - не протерли, а именно вымыли, обильно смачивая тело и не обращая внимания на простыню, потом столь же мягко и ловко извлекли влажную простыню из-под нее и заменили на
новенькую, хрустящую, казалось, только из магазина, укрыли, поулыбались, спросили «Руссо?», Каролина благодарно ответила «Си, грацие», немного полежала с закрытыми глазами, ни о чем не думая, и тут появилась целая процессия: знакомый дежурный врач, заведующий отделением, куча медбратьев и медсестер. Каролина успела заметить, что они различались по старшинству - у одних курточки оторочены синим, у других зеленым. У врачей бирки с именами и маленькими фотографиями. Оказалось, со знанием музыкальной терминологии и школьным английским можно как-то объясняться. Во всяком случае, оба врача понимали ее. А она их - нет. Но говорить ей почти не пришлось. Очень долго завотделением диктовал сестре, дублируя свои слова в крохотный микрофон, видимо, назначения, анамнез, свои наблюдения. Сестра записывала. Потом все ушли, а сестра стала заполнять ее карточку, задавая вопросы. Все было понятно. Наме - имя, читта - город... Не успела она передохнуть - вошел медбрат с электрокардиографом, ловко сделал кардиограмму, уехал, а ее принялись возить прямо в ее собственной кровати с ее собственной капельницей с этажа на этаж
- рентген, магнитнорезонансная съемка, еще что-то, потом УЗИ сердца - что-то их заинтересовало, и молодой врач пригласил врача постарше...
        К приходу Алекса она была почти без сил и тихонько дремала.
        Алекс уже разговаривал с заведующим отделением, на первое время курс был определен, врач посоветовал поискать переводчика, владеющего медицинской терминологией, чтобы легко связывать трех собеседников - пациента, врача и мужа.
        Каролина подумала, что еще один посторонний человек войдет в ее мир, хотела запротестовать, но в чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не лезут.

        От обеда из ресторана Каролина отказалась - хотелось узнать, как кормят в больнице, которую здесь называли госпиталем, «оспитале», в отличие от России, где слово «госпиталь» - всегда военное учреждение. На первое оказалась обязательная паста, но зато к ней полагался пакетик с натертым сыром, вкуснейшим «пармеджано». На второе - свиной лангет с вкусной, домашней подливой - к нему гарнир, тушеные овощи, на третье - груша.
        -?Эдак я отсюда откормленной гусыней выйду, - грустно пошутила Каролина.
        -?Главное, выйти, а уж госпитальный жирок мы с тебя быстро сгоним, - успокоил ее Алекс.
        -?Что сказал врач, когда операция?
        -?Когда соберут все данные и наметят стратегию.
        ...Странно, разговаривать в больнице оказалось не о чем. Домашних новостей нет, больничных пока тоже нет.
        После обеда Алекса бесцеремонно выставили, и он появился только вечером, поцеловал, покопался в купленной уже здесь большой красивой сумке, достал книгу в жестком переплете и яркой суперобложке и сказал:
        -?Коль скоро ты теперь моя невеста, - это прозвучало слегка насмешливо, что ей не понравилось, не та тема, чтобы веселиться в такой момент, - я решил немного тебя образовать - что есть коллекционирование и с чем его едят. Прочти, - он протянул ей книгу, - очень неплохой роман английского автора. Детективный. Я считаю, что начинать надо именно с детективов, они незаметно вовлекают.
        Каролина взяла книгу и прочитала название: «Охота на Сезанна», Томас Свон.
        -?Если что непонятно, спрашивай. Хотя тут все ясно. Автор много лет занимался расследованием преступлений в области коллекционирования и торговли картинами.
        После ухода Алекса Каролина попыталась почитать, но не смогла, буквально рухнула в сон, а когда проснулась, прибыл очередной набор заботливо разложенных таблеток, опять появились медсестры и весело, расспрашивая о Москве, повезли в турне по очередным кабинетам.
        С переводчицей никаких проблем не возникло. Алекс легко нашел русскую молодую женщину, Светлану. Она в совершенстве владела итальянским и, что немаловажно, знала английский и французский, была аккуратна, подтянута, достаточно интеллигентна. Так показалось по первому знакомству Алексу.
        Каролину заинтересовало, как Светлана оказалась в Турине. Ответ был прост. Когда они немного разговорились, ожидая приема у очередного консультанта, выяснилось, что муж ее итальянец, работает на заводе «Фиат». Она, как сразу уловила Каролина обостренным женским чутьем, очень его любит. Светлане нравился Турин и область Пьемонт, словом, Северная Италия. Она расписывала ее преимущества: такие же теплые, отзывчивые люди, как во всей Италии, зато иной климат, не так жарко, и уровень культуры в Подании, областях, расположенных по течению реки По, гораздо выше, чем, к примеру, в южных областях. Но главное, как утверждала Светлана, люди, общительные, открытые и расположенные. Она приехала двенадцать лет назад по туристической путевке - попрактиковаться в итальянском языке, который учила в инязе, встретила Антонио, тогда инженера в одном из цехов Фиата, и тут же влюбилась. Да и трудно было не влюбиться. Антонио был аристократичен - какие-то предки даже имели титул, - обаятелен, воспитан, спортивен, машину водил как бог. Они объездили за три уикенда половину Италии, он показывал исторические места и
вздыхал, сожалея, что русские визы не имеют силы шенгенских, а то бы во Францию... Он был красив - что-то кондотьерское в профиле с крупным, слегка горбатым носом, светло-карие глаза, на солнце становящиеся медовыми, и ранний перец с солью в темных, чуть волнистых волосах. Разве можно устоять! Позже у Светланы создалось впечатление, что здесь красивых мужчин гораздо больше, чем красивых женщин, и с годами оно крепло, но даже при этом Антонию выделялся. А вот с красивыми женщинами дело обстояло, на ее взгляд, значительно хуже, поделилась она своими наблюдениями с Каролиной. Нет слов, итальянки пластичны, общительны, ярки, но все это быстро исчезает с возрастом. Даже повальная мода красить волосы в светлые тона большинству итальянок не помогает. Хотя, если приглядываться, есть что-то в девушках притягательное. Но они быстро стареют, кожа грубеет из-за глупейшего злоупотребления загаром, покрывается пигментными пятнами. И была еще одна сторона, о ней Светлана догадалась не сразу: телевидение, реклама и шоу-бизнес буквально высасывали, как пылесос, всех девчонок, кто хоть в какой-то мере обещал в скором
будущем превратиться даже не в красивую, даже не в хорошенькую, а просто в смазливую, но обязательно яркую девицу. Оказавшись в этом кругу, такие девушки исчезали из обыденной жизни.
        На себя Светлана смотрела критически. Но у нее было то, что есть почти у всех относительно чистокровных россиянок, если они не испорчены ранней тяжелой работой и отвратительным питанием, а иногда и попросту склонностью к обжорству.
        Она была в меру длиннонога, с тонкой талией, высокой грудью, длинной шеей, достаточно рослая, чуть ниже обычного для итальянцев хорошего мужского роста в пределах ста семидесяти сантиметров, все на ней выглядело элегантно. Джинсы сидели на ней как влитые. Немного тусклые волосы оживляла подкраска, серые, чуть грустные глаза сверкали. Антонио ее обожал.
        Узнав, что Каролина не чужда музыке, Светлана с восторгом стала рассказывать, что в Турине непрерывно кипит музыкальная жизнь. Регулярно приезжают великие и просто известные дирижеры, исполнители, коллективы - оперные и симфонические. Здесь можно было пойти на Гергиева, Темирканова, Плетнева. Да, это стоило денег. И не только, чтобы купить билеты, не дешевые, следует признать. Но и на бэбиситтер, с коей можно было бы оставить без хлопот ребенка на вечер, ибо даже в патриархальной Италии, здесь, на севере, родители молодых семейных пар все чаще жили отдельно.
        У коренных туринцев, как правило, были родственники, дядюшки, тетушки, бабушки, дедушки, и то там, то здесь открывалось наследство. Вдруг появлялся из ниоткуда дом, а то и скромное шале в горах или вилла на побережье Лигурийского моря. Такие, с точки зрения россиянина, сказочные чудеса в Италии, так же как и в любой стране Западной Европы, происходили по одной простой причине: здесь никто и никогда, даже в пору войн, не отбирал частную собственность. Поэтому когда умирали старики, то их имущество переходило самым законным образом к наследникам.
        Так, у бездетной тетушки Антонио была собственная вилла недалеко от Сан-Ремо, в Сан-Лоренцо-аль-маре - одно название чего стоит! Часть ее она сдавала в летний сезон, но часть оставалась свободной, и тетушка беспрерывно зазывала многочисленных родственников в гости. Именно им она уже завещала свою виллу, поделив ее по собственному усмотрению.
        -?Если вы захотите, мы сможем поехать туда после выписки, покупаемся, и вы быстро придете в себя! - любезно предложила Светлана.
        -?Это возможно? - спросила Каролина.
        Светлана снисходительно улыбнулась.
        -?Здесь все очень просто, никаких сложностей. Тетушка сдает апартаменты. Если нужно, можно нанять прислугу, у тетушки есть специальный местный справочник, по которому весь сервис, включая доставку еды, покупку продуктов, химчистку и прочее, она вам организует, не выходя из дома. Кстати, у нее не так дорого, как в самом Сан-Ремо, где цены запредельные. Хотя на машине до центра цивилизации, так сказать, каких-то двадцать минут по красивейшему побережью.

        Наконец прилетела Динка, и с ее появлением Каролина почувствовала себя в больнице как дома. Много ли матери надо?


        Глава 14

        ...В доме на Селезневке вдруг стало неуютно. Все так же хлопотала кухарка Катя на просторной, оборудованной по-современному кухне. Все так же горничная Маша каждый день пылесосила галерею на втором этаже, а потом натирала пол специальной мастикой - бабушка Берта Витальевна терпеть не могла лаков, полы должны дышать, лучиться теплом под солнцем, а если на улице мразь, создавать солнечную атмосферу. Приходили гости, звонили друзья, коллекционеры, поклонники моложавой и все еще привлекательной Инны, но что-то неуловимо исчезло из старого, обжитого дома. Началось все, когда она вернулась из Шереметьева, куда по просьбе сына ездила, чтобы передать ему паспорт и познакомиться с таинственной женщиной, о существовании которой до той поры ничего не знала.
        Что насторожило в ней Инну? Материнский инстинкт зарычал, как сторожевой пес, рецепторы вздыбились, как шерсть на загривке, и вся она превратилась в комок нервов. Необходимо было что-то предпринять, чтобы эта женщина со своим великовозрастным выводком осталась бы эпизодом в жизни Алекса, но не дай Бог - женой. Нет, конечно, Инна мечтала увидеть сына в роли главы семейства, отца своих детей, порой даже представляла себе свою будущую невестку, которая неизменно виделась ей точно такой, какой была она сама в юности. Ну а внуки были вершиной всех ее мечтаний. Только не эта скрипачка, только не эта скрипачка - как заклинание повторяла она в уме.

        Зазвонил телефон.
        Инна бросилась к нему, полагая, что звонит Алекс.
        -?Привет! - Это была Вика, подруга, бывшая однокурсница.
        Инна вздохнула. С момента отъезда Алекса в Джубгу весь отлаженный, как швейцарские часы, стиль жизни стал давать едва заметные, но тем не менее обидные сбои, чего прежде никогда не случалось. Как можно было забыть - третья суббота июля! Почти сорок лет назад в этот день они, четыре однокурсницы, сдав последние экзамены последней для них сессии, отправились в Сандуновские бани, взяли отдельный кабинет, и показался он им, скорее всего по молодости лет, ну абсолютно потрясным, хотя и был самым обычным, с убогим набором предлагаемых услуг и перекрахмаленными простынями. В итоге было принято решение - сделать посещение сауны в этот день традицией. Вскоре традиционному дню, дабы не возникало путаницы, определили быть третьей субботой июля, а сбору - к двенадцати неукоснительно, без уважительных причин и пардонов.
        За все эти годы они только один раз собрались не в полном составе - кому-то из них - сейчас и не упомнишь - приспичило рожать именно в этот «святой» день.
        Последние несколько лет они собирались у Валентины, с тех пор как ее муж, олигарх, удостоенный даже упоминания в списке «Форбса» со своими двумя с чем-то миллиардами зеленых, выписал финских мастеров, и они ему построили потрясающую сауну в подмосковной усадьбе. Езды туда было примерно час сорок, если не влипнуть в пробку на выезде из города.
        -?Спасибо, что напомнила, а то у меня голова последние дни что-то плохо работает.
        -?У тебя все нормально? Ты не заболела?
        -?Здорова, просто мысли одолевают.
        -?Мысли - это прекрасно. А как там Алекс? Ты говорила, что он уехал отдыхать в старую добрую Джубгу.
        -?Уже отдохнул, причем основательно, - вздохнула Инна.
        -?Ин, я что-то не поняла...
        -?Да все в порядке. Он улетел по своим делам в Италию, - решила не вдаваться в подробности Инна.
        -?А мой оболтус переутомился, ничего не делая все лето, и улетел на Гавайи отдохнуть, - сообщила Вика и тоже вздохнула.
        -?Один?
        -?Разве она его отпустит одного?
        Она - это многолетняя любовница Викиного сына, все еще надеющаяся отвести его под венец, хотя всем уже давно стало ясно - не пойдет. Уперся.
        Поездка к Валентине всегда доставляла особую радость Инне - не только предстоящим блаженством в сауне и бесконечным перекрестным трёпом с подругами, но и самой дорогой. Гнать по шоссе ранним утром, не особо опасаясь гаишников, которые в такую рань еще не заняли своих традиционных злачных постов, всегда доставляло Инне истинное удовольствие. Она выжимала из мотора максимальную скорость и приезжала в усадьбу обычно в отличном настроении. Алекс всегда поражался - откуда у его матери эта страсть к скорости? Инна и сама не смогла бы объяснить, хотя точно знала, что впервые почувствовала это во время поездки с сыном на машине в Зальцбург, на очередной моцартовский праздник.
        Современные автострады Австрии были безукоризненны, и Алекс позволил себе отвести душу после российских дорог, которые в большинстве случаев так и не стали автострадами. Инна попросила руль, вцепилась, утопила педаль акселератора, машина послушно прыгнула вперед, и Инна поняла, что вот эта скорость - ее!

        Она приехала предпоследней. С удовольствием выпила чашечку крепкого чая с медом, почувствовала себя отдохнувшей, перекинулась парой слов с подругами, вышла на высокий балкон, увидела, как вкатывает во двор заслуженный внедорожник Вики - менять его она категорически не желала и мирилась с его несовременной скоростью в какие-то полторы сотни кэмэ.
        Раздевались все вместе, искоса поглядывая друг на друга - за прошедшее время никто не располнел, вон Вика даже подтянулась немного, тела у всех были чуть прихваченные солнцем, чуть-чуть, не больше, чтобы не старела кожа.
        Поострили. И хотя за варьирование бессмертного «тела давно минувших дней» уже давно стали брать фанты, Вика не удержалась и попыталась внести нечто новенькое:
«тела давно минувших дел».
        -?Насчет давно минувших дел - это у тебя теория или наступающая на горло унылая практика жизни? - поинтересовалась Инна.
        -?Лексическая забава.
        -?А не подсознательное ли бунтует?
        -?Девки, кончайте вымахиваться, интеллектуальные словеса голой бабе не личут.
        -?А что личит?
        -?Матюжок...
        Инна обвела взглядом подруг. Все ухоженные, моложе своих лет, устроенные, при мужьях, кроме нее, но так уж карта легла... У всех были или даже есть сейчас любовники. Кроме нее. И опять же - так уж карта легла. Алекс несколько лет назад иносказательно спросил, почему мать и думать не хочет о браке, давая понять, что ему не будет обидно. А что ответить? Сказать, что у нее есть он и память? Прозвучит выспренно, но что делать, ежели оно так и есть? Он и память... Может, с той только разницей, что еще несколько лет назад формула была «память и он». Правда, - и это была самая страшная ее тайна - она раз в месяц позволяла себя эротический массаж. Для здоровья. Женская натура требовала своего.
        Делал массаж бывший тренер по восточным единоборствам, могучий, по-мужски красивый мужик, заметно прихрамывающий. Пару лет назад он неудачно выполнил показательный захват, сломал ногу и вот уже два года ходил, хромая, меняя процедуры, но никак не мог добиться полного срастания. Массажем он стал заниматься для заработка, на то время, пока не мог работать активным тренером, а оказалось, что он прекрасный массажист. Инне его рекомендовал ее предыдущий массажист, ставший мелким бизнесменом и расставшийся со всеми клиентками. Удивительно сильные пальцы нового массажиста могли становиться нежными, как прикосновение заячьей лапки, и, главное, когда он делал эротический массаж, Инна чувствовала, как и сам он возбуждается, что придавало всему удивительно острое ощущение, которое она даже не могла бы описать. Потом она долго лежала с закрытыми глазами, вспоминая и ненавидя себя за то, что вспоминается в такие моменты...
        Этого массажиста она никому не рекомендовала. Кабинет у него был скромный, он работал в основном со спортсменами, мечтал вернуться к тренерской работе, и клиентов у него было немного. Взять ее он согласился только потому, что затеял грандиозный ремонт своей двухкомнатной холостяцкой квартиры. Зачем затеял - он и сам уже не мог бы объяснить. А ремонт влетал в копеечку...
        Он ее вполне устраивал. В глубине души Инна признавалась себе даже, что больше, чем устраивал. Тем более что здесь ее пути никак не могли пересечься с богатыми подругами, массажисты которых относились к числу самых высокооплачиваемых и принимали в кабинетах, поражающих роскошью.
        Да, в финансовом отношении подруги были благополучнее ее. Валя и Вика во всяком случае. Обе миллиардерши - одна зеленая, другая деревянная. Не они, конечно, их мужья. Возможно, потому и любовников заводят, что их мужья из бесконечных битв за миллиарды домой возвращаются со щитом финансовой победы и одновременно на щите импотенции...
        Любопытно, что Алекс так ни разу и не сказал, сколько у них в семье денег. Сколько было, когда умер муж, она, естественно, знала. Все было в ее руках. Но прошло много лет. И как-то незаметно все перешло к сыну, и она с этим смирилась. За ней остался дом. Алекс все время покупал, продавал, консультировал, ездил на аукционы. . Да и от крупных адвокатских дел не отказывался. Так что теперь, может быть, ей как раз место между зеленой и деревянной миллиардершами. Неужели она им завидует? Алекс, выходя из дому, кредитных карточек не меньше, чем на миллион, берет. Говорит, никогда не знаешь, на каком суку Веласкес висит... Пять лет назад, будучи по адвокатским делам в каком-то богом забытом Никольске, вошел в дом к клиенту, простому фермеру, и первое, что увидел на стене, - Петров-Водкин, масло, 54 на 28, из списка утраченных в годы революции, в тяжелой позолоченной раме, закопченный, но прекрасный. Алекс мог бы сэкономить, обыгрывая отсутствие подписи - какие-то бандиты, воруя картину из музея, так торопились, что косо срезали полотно со старого подрамника и отхватили бо2льшую часть подписи, хотя
кое-что осталось, - но не стал пользоваться незнанием владельца. Заплатил хорошую цену. Фермер рассказал, что картина хранилась в семье со времен прапрадеда, когда тот, уверовав в Столыпина, переселился в Сибирь и стал богатеть, становиться на ноги. Как она появилась у прапрадеда, фермер не знал. Алекс предположил, что просто была куплена за гроши у грабителей, а уж где они ее прихватили, даже вообразить было трудно. Последний раз картина фигурировала в каталоге выставки на Нижегородской ярмарке. Когда Инна собственными руками расчистила ее от копоти, грязи, налипшей пыли, от всего того, что напластовалось, почитай, за сотню лет в доме с печкой, которую топили дровами раз в день, и она и Алекс были поражены, как сохранилась живопись.
        Теперь картина украшала собрание. Алекс шутил, называл автора «сорокоградусный Петров» и говорил, что «этот Петров благодаря дополнению Водкин оказался крепче к невзгодам революции, чем многие иные». Атрибутировать спасенное полотно он не спешил, утверждая, что знатоку и так ясно, кто автор, а продавать или выставлять на обмен эту прелесть он не собирается. Может быть, надо говорить «не собирался»? Кто его знает, что решит эта тихоня со скрипочкой, которая умудрилась так удачно попасть под пулю? «И что он в ней нашел? - в который раз спросила себя Инна. - Да еще трое детей - ведь это надо специально искать по всей Москве...»
        -?Что с тобой сегодня? - вернул Инну к действительности вопрос наблюдательной Вики.
        И хотя еще минуту назад Инна была уверена, что никому ничего рассказывать не следует - слишком долго подруги завидовали тому, какой у нее сын, и нельзя, чтобы Алекс вдруг так бездарно утратил в их мнении лицо, - она дрогнувшим голосом выложила всю тривиальную историю о мужике, для которого нашлась баба... Вика слушала, кивала и делала сочувствующие глаза. Инна видела, как той приятно все это слышать, но остановиться не могла и говорила, говорила...
        -?Мне кажется, ты напрасно волнуешься. Сколько уже девиц перебывало у него в гарсоньерке? И что? Где они теперь?
        -?«Где вы теперь, кто вам целует пальцы...» - без тени юмора протянула Инна.
        -?Просто он чувствует вину перед раненой женщиной, и отсюда у тебя такое ощущение, будто все очень серьезно.
        -?Никакой вины он не чувствует. Больше того, он мне по телефону сказал, что несколько раз выражал свое неудовольствие ее буйной подписной деятельностью.
        -?Не знаю, не знаю...
        -?И потом, ему не тридцать лет, а мне не пятьдесят. Пора о внуках думать.
        -?Тебе?
        -?Ему еще рано... - хмыкнула по привычке юморить Инна.
        -?А зачем тебе внуки?
        -?Поняньчить. И знаешь, есть еще один пустяк: роду кантонистов Сильверовых скоро двести лет. Не будет внуков - пресечется род.
        -?Перестань, это даже не смешно.
        -?Я не смеюсь. Меня Михаил гордиться научил. И Алекс гордится.
        -?Чем? - Подруга постаралась придать своему голосу язвительность. - Тем, что царь-батюшка своим евреям в черте оседлости жить и служить солдатчину среди белых людей дозволял? Не от сего ли проистекает ваше кантонистское высокомерное презрение к нам, простым миллионерам?

«Боже мой, да она завидует! Чему?» - подумала Инна и спрятала глаза, чтобы не выдать себя тем самым высокомерным презрением. Кто его знает, может, по глазам и читается... И чтобы прекратить становящийся тяжелым разговор, спросила:
        -?Ополаскиваться пойдешь?
        Вика кивнула.

        ...Они сидели за низким чайным столиком в укромном уголке просторной сауны, потягивая густой, янтарный чай - Инна с лимоном, Вика - и с сахаром вприкуску, и с лимоном, и с вареньем, поданном на прозрачном фарфоровом блюдечке.
        -?Представляешь, даже консерваторию с грехом пополам закончила, бесконечные академические...
        Вика согласно кивала. В их кругу представить, что человек никак не мог получить диплом, было невозможно.
        -?Ты много о ней знаешь.
        -?Не стану скрывать - обратилась в детективное агентство, - призналась Инна даже с вызовом.
        -?И что?
        -?Ты же сама отметила, что я много о ней знаю.
        -?Ну так в чем изюминка? - допытывалась подруга, и по ее лицу было видно, что она ужасно заинтересовалась всем, что узнала.
        -?Ни в чем. Нет изюминки. Все такое аморфное.

«Вот именно, что аморфное. Лучше бы она была женщина-вамп», - подумала Инна, откидываясь на подушку.
        -?Аморфное - мне кажется, это самое сложное.
        -?Для чего? - спросила Инна, хотя ответ знала.
        -?Для борьбы с ней.
        -?Ты уверена, что я намерена бороться?
        -?Ты уже начала, - со свойственной ей категоричностью заявила подруга, знающая Инну более сорока лет.

«Да», - мысленно согласилась с нею Инна...


        Глава 15

        ...Анестезиолог, элегантно-небритый и на вид несерьезный, расспрашивал Каролину вечером накануне операции не менее часа, хотя, на ее взгляд, все его вопросы уже так или иначе ранее ей задавались. Света переводила, постреливая глазами в дотторе. Впрочем, как успела заметить Каролина, Света, любящая своего мужа, не отказывала себе в удовольствии стрелять глазками во всех, без исключения, мужчин. Потом небритый дотторе так ловко «загрузил» раненую, дал коктейль из транквилизаторов, что она спокойно проспала ночь, с трудом разодрала утром глаза, что-то кому-то отвечала, потом куда-то ехала, потом не заметила, как ее перевалили из приемного отделения через специальную амбразуру в собственно операционное отделение, потом врачей стало так много, что она уже не могла за ними следить - а зачем следить? - подумала она и закрыла глаза. Как ей сделали спинно-мозговой наркоз, она тоже не заметила, хотя - вот же неврастеничка! - за день до операции начала волноваться и представляла себе, как игла входит в позвонки...
        Каролина пришла в себя в реанимации. Небритый анестезиолог задал ей несколько вопросов, на которые она, собрав весь свой музыкально-госпитальный словарь, с грехом пополам ответила, и удалился. Каролина снова погрузилась в сон...

        В палату Каролина вернулась как к себе домой.
        Из окон открывался необыкновенный вид на холмы, сплошь покрытые парками. Поднимались они довольно круто над зеленой, на вид густой и маслянистой лентой реки По. На стене, на двух кронштейнах, висел телевизор, на который она прежде не обратила внимания. А у кровати появилось кресло на колесиках. Здесь его все называли на английский манер «вилчер», и Каролина не сразу сообразила, что если написать латиницей, то получится: «wheelchair».
        Около часа она лежала, прислушиваясь к себе, - боли не было. Вернее, что-то еле слышно скреблось в бедре, но по сравнению с той, непрерывной, то заглушаемой лекарством, то вырывающейся на волю болью, это было даже приятно.
        Перед ужином пришли Динка и Алекс - дочь ворвалась, а любовник степенно вошел, прячась за прелестный букет цветов, созданный с таким художественным вкусом, что буквально просился на полотно.
        Начались будни выздоровления.
        На десятый день появился молодой человек, которого представили физиотерапистом - как здесь, в Италии, называют специалиста со средним медицинским образованием, который занимается и руководит такими процедурами, как массаж и лечебная физкультура. Он проделал массаж, показал серию упражнений, для начала помог проделать весь комплекс два раза. Еще через день Каролину посадили в «вилчер», и перед ней открылся неизведанный простор длиннющего коридора. Он заканчивался окном, откуда открывалась перспектива Турина. Появилась даже возможность контрабандно сесть в лифт, спуститься на первый этаж, покрутиться среди беспорядочно снующих пациентов, посетителей, врачей, сестер и понюхать оглушительный запах крепчайшего кофе, что варили для всех желающих в кафе, отгороженном стеклянной перегородкой от огромного холла.
        Когда Алекс узнал о Линином вояже, он разволновался и очень строго просил ее больше не рисковать. Динка подмигнула матери, улучила момент и сунула ей в карман несколько мелких монет, мол, удерешь - попей кофе.
        Еще через две недели Лину вновь провезли по всем кабинетам, от рентгена до УЗИ. Обследовали так же тщательно и всесторонне, как перед операцией, сделали все анализы и нашли, что у нее слишком низкий гемоглобин. Тут же поставили капельницу и стали переливать кровь. Никаких разговоров о наличии или отсутствии донорской крови даже не возникло. Динка, грешным делом, решила, что это организовал Алекс. Но оказалось все не так: в Италии достаточно доноров - и тех, которым платят, и волонтеров, поэтому проблем с кровью нет.

        Вскоре лечащий врач порекомендовал перевести Каролину в специальный реабилитационный госпиталь для полного восстановления. В Турине подобных заведений было множество, и Алексу предложили выбрать самому. Для этого ему предоставили небольшой каталог, где были указаны адреса, подробно описаны условия, окружающая природа, устройство палат и еще много других деталей. Один, самый востребованный госпиталь располагался в прекрасном особняке, чуть ли не прямо перед окнами ее палаты, но на другой стороне реки, на склоне горы, в густой зелени парка. А она-то думала, разглядывая его из окна, что это дворец какого-нибудь миллионера.
        Каролина загадала: если попадет туда, все будет в порядке. Повезло - врач связался по телефону и сообщил, что есть вакантное место и можно направить ее именно туда. А на новом месте ей сразу же повезло еще раз с физиотерапистом: молодой, веселый, с зелеными глазами, в каждом из которых дремало по мартовскому коту, он был всеобщим любимцем и отличным специалистом. Ходил он легкой, танцующей походкой и всегда что-то напевал себе под нос. Каролине Флавио достался не только потому, что оказался в это утро свободным, но еще и потому, что знал по полсотни слов из шести, а может быть, и семи языков, в том числе из русского. Уже потом Каролина выяснила, что он плавал несколько лет на сухогрузе, объездил множество стран, копил деньги на институт, но по легкомысленности характера позволял себе расслабляться чуть ли не в каждом порту и потому процесс собирания нужной суммы для образования несколько затянулся.
        Он входил в палату, здоровался, объявлял, что «тудей из гуд дей» и, подкатив специальную тележку, за которую можно было держаться и катить впереди себя, сопровождал Каролину по длинному, широкому коридору в физиотерапевтический зал, где стояли специальные лесенки со ступеньками разной высоты, изогнутые змейкой перила, вдоль которых следовало идти, держась и заворачивая в разные стороны, чтобы повторять каждый их изгиб, стол с мелкими предметами специально для тех, кто перенес инсульт и теперь восстанавливал движения рук, и много других хитроумных приспособлений для возвращения к нормальной жизни. Занятия начинались с сорокаминутной разминки лежа, потом врач позволял вставать и заниматься на снарядах. Как-то незаметно пришел день, когда Флавио буднично сказал: «Сегодня ходи соло!»
        Оказалось, что соло - это ходить, опираясь на один костыль с подстраховкой в лице Флавио, следящего за ней, как нянька за младенцем, недавно вставшим на обе ноги. Очень здорово!
        Перед обедом пришли Алекс и Динка. Несмотря на категорический запрет Каролины, сто раз повторившей, что она будет есть только больничную еду, очень вкусную и специально низкокалорийную, дабы не толстеть, жизнерадостная парочка принесла судочки из соседнего ресторана и взялась соблазнять ее, разворачивая утеплители и демонстрируя всякие вкусности.
        Каролина сдалась и принялась поглощать, приговаривая, что никакие новые кости не выдержат веса той бабы, которую после таких излишеств выпишут из госпиталя.
        -?У нашей Светы оказывается есть друг, барон, - сообщила вдруг, ни с того ни с сего Динка.
        -?Друг-барон - это звучит. Насколько друг?
        -?Нет, мам, он именно друг. Она любит своего Антонио. А барон - очень дальний родственник Антонию. Маурицио - так зовут барона - очень молод и очень беден, хотя и относится к младшей ветви древнейшей фамилии Монферратских. Он служит в муниципалитете и много лет добивается, чтобы его разваливающийся замок внесли в список исторических зданий, дали ссуду на ремонт. Тогда он сможет отреставрировать часть замка, приглашать туда туристов и получать доход хоть и небольшой, но достаточный, чтобы поддерживать замок в приличном состоянии и продолжить его реставрацию. Словом, ему срочно необходим хоть какой-то стартовый капитал. Замок находится в Тоскане.
        -?Все это, конечно, очень интересно, но я не совсем понимаю, почему ты мне так подробно рассказываешь о незнакомом бедном бароне, - удивилась Каролина. Ей что-то не понравилось в несколько искусственном оживлении дочери.
        -?Я же сказала, барон мечтает отремонтировать свой замок. А Света рассказала, что у него в замке небольшая портретная галерея предков.
        -?Галерея портретов, - поправил Динку невозмутимо слушавший ее до сих пор Алекс.
        -?Пусть будет галерея, - покорно согласилась Динка. - Все картины очень старые, конца семнадцатого века, все полотна и доски черные, многие, по словам Светы, скорее всего погибли. Ничего удивительного, замок полуразрушен, открыт всем стихиям, да и не замок это, одна башня торчит, и сохранилась, по ее словам, только часть рыцарского зала. Он хочет продать свои картины, чтоб получить живые деньги.
        -?Можешь не продолжать. Конечно, Алекс немедленно заинтересовался рассказами о картинной галерее семнадцатого века и едет туда осмотреть их?
        -?Мам, ты Шерлок Холмс и доктор Ватсон в одном флаконе! С одним только уточнением - мы едем.
        -?Мы? - На секунду в воздухе повисла пауза. - Я могу только благословить вашу поездку.
        -?Но ты не заскучаешь?
        -?А если заскучаю, вы не поедете? Кстати, почему Алекс доверил тебе рассказывать, а сам загадочно молчит?
        -?Ты его сама спроси.
        Алекс вызывающе улыбнулся, словно подначивал: «Спроси, спроси!»
        Каролина махнула рукой и изрекла:
        -?Коллекционер он и есть коллекционер.
        -?Что сие должно означать?
        -?А то, Динок, что у мужчин должны быть игрушки. У кого охота, у кого рыбалка, у кого футбол. У некоторых даже такая игрушка, как делание денег. У Алекса - коллекционирование.
        -?Умница, - изрек Алекс. - Все поняла. Значит, договорились, мы едем всего-навсего на два дня...
        -?Значит, вы едете...
        И столько горечи было в этом «вы едете», что Динка нежно погладила мать по щеке.

        Они выехали в шесть утра на машине барона. Он оказался добродушным молодым человеком, смешливым, общительным и сразу же стал ухаживать за Динкой, очень смешно произносил ее полное имя по-русски: «Надешда», возмущался, что не учил русский в свое время и даже обвинял в этом Светлану, жестикулировал, выпуская руль, и все время отвлекался от дороги, так что Динка даже немного заволновалась, доедут ли они. Барон рассказал, что бывает в замке очень редко, чаще всего с компанией друзей и с ночевкой, чтобы позволить себе, как говорит Светлана, оторваться по полной и не садиться в таком виде за руль.

        Флоренцию они обогнули по широкой внешней дуге. Алексу пришлось даже прикрикнуть на расстроившуюся Динку, мол, все еще успеет посмотреть, не надо комкать впечатление, мчаться галопом по европам, поверь, мы специально соберемся и поедем, мама ведь тоже не бывала, и ей интересно.
        Упоминание мамы подействовало, и все же Динка минут двадцать сидела притихшая. Окончательно успокоилась она, только увидев в легкой дымке на холмах волшебные очертания загадочного средневекового города с высокими башнями, ломаной линией стен и храмами. Название Динке ничего не говорило, хотя она считала, что неплохо знает все достопримечательности Тосканы, но звучало таинственно и увлекательно - Чертальдо. Для русского уха что-то от черта.
        Машина барона с трудом вписывалась в узенькие улочки города. Они вскарабкались, ревя мотором, по улице вверх, к церкви с распахнутыми дверями. Светлана с таинственным видом пригласила войти. Поставили свечи. Постояли, рассматривая аскетическую обстановку.
        -?Теперь посмотри под ноги! - с загадочной улыбкой сказала Динке Светлана.
        Динка опустила голову.
        Полуистертая надпись на одной из вытоптанных плит пола гласила: «Боккаччо»!
        -?Как? - охнула Динка. - Вот так совсем просто и в глубокой провинции?
        -?А чему удивляться? Он здесь родился, здесь жил и писал, здесь и умер. И не такая уж это была провинция по тем временам.
        Динка долго, как зачарованная, смотрела на плиту, под которой покоился прах великого писателя четырнадцатого века, о котором она, по молодости лет, только читала.
        Они пообедали в очаровательном ресторанчике, в двух шагах от церкви. Барон разговорился с хозяином, тот с видом заговорщика принес пару запыленных бутылок, вино оказалось отличным, с тонким букетом, жареная баранина таяла во рту, настроение поднималось, барон рассыпался в любезностях перед Диной. Алексу ничего не оставалось, как ухаживать за Светой, и вот в таком восхитительном состоянии они просидели еще пару часов и уже перешли к опробованию местных сортов граппы, как вдруг Светлана вспомнила, что еще предстоит не менее трех часов езды по проселочным дорогам, и все закончилось самым прозаическим образом: Алекс и барон заспорили, кому платить. Победил Алекс, как заметила Динка, без особого труда. Он немного задержался, рассчитываясь карточкой, и когда вышел, у него в руках был большой сверток.
        Динка не заметила, где и как пересекли автостраду, а может быть, и не пересекали, а съехали с нее, во всяком случае, когда она вынырнула из полудремы, то обнаружила, что едут они по узенькой асфальтовой полоске, карабкающейся между деревьев и кустарников в гору. Светлана объяснила, что вся эта немного диковатая местность носит вкусное название горы Кьянти, но она не знает, отсюда ли произошло знаменитое вино, и даже барон не знает, хотя это уже его родные места, и до замка осталось совсем не много.
        Быстро темнело. Динка упустила момент, когда впереди, над верхушками низкорослых деревьев, возникло что-то остроконечное, устремленное к небу.
        Замок!
        Правда, как и было обещано, он оказался маленьким, с одной башней, возвышающейся над полуразвалившейся крепостной стеной, переходящей в стену жилого дома с контрфорсами и узкими окнами. Барон долго возился у огромного висячего замка на воротах, наконец замок уступил, хрипло звякнул, дужка отскочила, барон повесил его на специальный крюк и с помощью Алекса отворил противно скрипевшие ворота.
        Они въехали во двор замка. Динка смотрела во все глаза. В центре двора высилась ограда колодца, чуть в стороне виднелся навес, остаток бывшей конюшни, а сам дом - барон гордо назвал его шале, - выходил во двор широкой лестницей. И все это на нескольких десятках квадратных метров. Рядом с навесом высилась поленница дров. Барон загнал машину под навес, деловито набрал охапку дров и поднялся по лестнице. Пнул ногой дверь в дом, та скрипнула и отворилась, он вошел, оглянувшись, приглашая всех следовать за ним.
        Алекс тоже набрал охапку дров и поднялся к двери по стертым мраморным ступеням. Динка помедлила немного и вошла. Ее охватила кромешная тьма, но постепенно глаза привыкли, и она разглядела показавшуюся ей большой залу с зевом камина. Светлана чиркала спичками, пытаясь зажечь самый настоящий факел, укрепленный на стене. Он вспыхнул, тьма отпрыгнула в дальние углы, а под балками потолочного перекрытия захлопали крыльями проснувшиеся голуби.
        Несмотря на лето, в помещении было прохладно и сыровато. Барон свалил дрова у огромного, в полстены, камина, весело сообщил, что это средневековое сооружение жрет за день чертову уйму дров, а тепла почти не дает, откуда-то достал тесак и принялся строгать полено, набирая тонкие, закручивающиеся стружки для растопки.
        Алекс, сбросив свой груз поленьев, двинулся, как сомнамбула, в темный угол, где были довольно беспорядочно развешаны потемневшие от старости, а потому мрачные картины в столь же мрачных темных, когда-то позолоченных рамах. Он долго рассматривал полотна, подсвечивая лучом привезенного предусмотрительно с собой мощного ручного фонаря, снова и снова возвращался к первой, самой закопченной картине и протирал ее в уголке носовым платком. Насколько могла рассмотреть Динка, это не давало никаких результатов, полотно оставалось темным. Динка не вытерпела и подошла к нему.
        -?Что-нибудь интересное?
        -?Никогда не задавай этого вопроса, пока переговоры не закончены! - прошептал Алекс.
        -?Прости... Но переговоры будут?
        -?Посмотрим.
        Тут же подошел барон, словно почувствовал, что речь идет о самом для него главном.
        -?Удалось что-нибудь высмотреть? - спросил он по-французски.
        -?Картины в ужасном состоянии, - уклончиво ответил Алекс.
        -?Но что-нибудь вам подходит?
        -?Еще рано говорить.
        -?Алекс, не мучьте ребенка, - шутливо сказала Светлана, подходя к ним. - Обнадежьте его.
        Алекс не торопился ответить. Еще раз оглядел все черные полотна, освещая их фонарем, и обратился к Светлане:
        -?Скажите ему вот что: я могу себе позволить взять не более двух полотен при условии, что мы не станем проводить предварительную экспертизу. Так сказать, риск коллекционера против риска владельца. Но я заплачу достаточно, чтобы у него образовался искомый стартовый капитал.
        Барон очень внимательно выслушал Светлану, переводившую почти синхронно слова Алекса, и сказал:
        -?Согласен!
        -?Замечательно.
        --за это надо выпить! - вдруг объявил барон. - Здесь, недалеко есть небольшая траттория, давайте отправимся туда.
        -?Наш человек, - усмехнулась, переведя его слова, Светлана. - И где он этому научился?
        -?Никуда не надо отправляться, - заявил Алекс, - все уже готово. Я прошу барона сопроводить меня к машине, я там кое-что оставил.
        Они с бароном спустились во двор, подошли к машине, и Алекс извлек тот самый пакет, что прихватил в ресторане в Чертальдо.
        -?О! - восторженно произнес барон, пораженный предусмотрительностью гостя. Он тут же направился в темный закуток дома и приволок небольшой столик бог знает какого полузатертого века, сплошь пораженный древесным точильщиком. Перед этой древностью любой антиквар застыл бы бессловесным изваянием.
        Алекс развернул сверток. На самом деле это была сумка из плотной бумаги с нарисованным на ней фасадом ресторана, фамилией его владельца и адресом. Совместными усилиями из сумки были извлечены две бутылки красного вина, ростбиф, сыр, хлеб, оливки в пластмассовой коробочке... Господи, чего только не было в этой сумке, показавшейся в первый момент не такой уж вместительной.
        Барон притащил стулья, расставил их полукругом перед камином так, чтобы каждый сидящий мог наслаждаться разгорающимся огнем. Стулья, судя по всему, были ровесниками столика.
        Динка уселась на один из них и, как в плохой комедии, тут же очутилась на полу.
        -?Ты не ушиблась? - бросился к ней Алекс.
        -?Пи-пи-пи пи, - пропищала Динка.
        -?Что с тобой?
        -?Считай, что я высказалась. Знаешь, как по телику, скрытым текстом.
        Алекс рассмеялся и объяснил ее странное поведение барону и Светлане.
        -?Но сидеть действительно нельзя, - заключил он.
        -?Может, только на том, который я выбрала? - предположила Динка.
        -?Думаю, что с любым из этих антикварных изделий результат будет такой же, - заключил Алекс.
        Барон долго извинялся и объяснял, что обычно они с друзьями возлежат на надувных матрасах.
        -?Знаете, - улыбнулся он, - как римские патриции. Я просто не решился предложить вам такую фривольность.
        -?Давайте, тащите ваши матрасы! - бесцеремонно потребовала Динка. - Лучше фривольно валяться, чем падать на каменный пол.
        Барон удалился и вскоре появился, волоча два надувных матраса, сбросил их на пол и пошел за второй парой.
        -?Надувайте ртом, к сожалению, насоса нет, - сказал он смущенно.
        Они возлежали перед камином и неторопливо, получая удовольствие, потягивали вино. Есть уже никто не был в состоянии. Потом барон встал, скрылся в темноте и вернулся с бутылкой граппы.
        -?Ну и ну! - воскликнул Алекс. - Из какого века вы извлекли эту бутыль?
        -?Не волнуйтесь, - не понял юмора барон. - Это хорошая граппа, прошлогодняя.
        Алекс, Дина и Светлана засмеялись.
        -?Я что-то не так сказал? - растерялся барон.
        Светлана перевела, после чего мужчины выпили граппу и, по достоинству оценив ее, налили по второй.

«Конца этому не будет», - подумала Динка и категорически от самогонки, как она выразилась, отказалась. Светлана чуть пригубила и тоже не стала пить.
        -?Я спать хочу! - громко объявила Динка и для ясности добавила на своем школьном английском: - Ай вонт ту слип!
        -?Кто тебе мешает, спи! - бросил ей Алекс, и по его тону она поняла, что он основательно поднабрался, соревнуясь с этим чертовым бароном. Почему-то стало обидно - весь день Алекс был заботлив, в его внимании проглядывало нечто, что волновало и беспокоило, и вдруг такая грубость. А почему, собственно, грубость? Может быть, просто она правильно предположила: он перебрал. Но ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке... Его слова можно понять просто - заткнись и спи. Вот завтра проснусь и полюбуюсь на их прекрасные с перепоя физиономии, ухмыльнулась она и с этой мыслью заснула.
        ...Проснулась Динка от того, что кто-то ее целовал и пытался забраться рукой в джинсы. Густо пахло перегаром. Первая, совершено паническая мысль была: Алекс! Ее мгновенно охватило восхитительное безволие, и она позволила нахальной руке проникнуть под ремень джинсов. Но тут нежную кожу щеки ожгло колючее прикосновение небритого мужского подбородка, а Алекс всегда брился и ненавидел моду на артистическую небритость. Значит - барон! Все в ней вздыбилось, взъерошилось, она несильно ударила ребром ладони, своим излюбленным приемом, барона за ухом, тот обмяк, она вскочила, подняла безвольную тушу и отбросила в сторону так, что он упал на Алекса.
        -?Что такое? - вскочил Алекс, ничего не понимая, и отбросил от себя барона.
        Тот скатился с него на пол.
        -?Ничего особенного, барон ошибся матрасом.
        Алекс мгновенно протрезвел.
        -?Какой подлец! Я убью его!
        -?Стоит ли? - протянула Динка. Было так приятно ощутить искреннюю мужскую злость и ревность Алекса.
        -?Он у меня получит!
        -?Не надо, Алекс, он уже свое получил и придет в себя не раньше, чем минут через пять.
        -?Что ты с ним сделал? - донесся сонный голос Светланы.
        -?Выключила не надолго, - ответила Динка, не обратив внимания на то, что Светлана обращалась к Алексу.
        -?Я так и знала, когда он граппу достал. Есть в нем что-то чисто русское, Бог знает откуда. Ну точно как в России, где мужики вечно озабочены вначале, как бы добавить, а потом - с кем бы подраться.
        -?Он не собирался со мной драться, - уточнил Алекс.
        -?Это я его стукнула, - объяснила Динка.
        -?Боже мой, этого еще не хватало.
        -?Ничего страшного, проспится и не вспомнит, а вспомнит, промолчит - кому приятно быть нокаутированным девчонкой, - рассудительно сказала Динка. - Мне кажется, он уже приходит в себя. Точно... Давай-ка положим его на его матрас, а то еще простудится на каменном полу.
        Они взяли барона и перенесли его на матрас, он сразу же свернулся калачиком, покрутил головой, устраиваясь без подушки и тихонько захрапел.
        -?Барон, а храпит, - сказала Динка. - Давайте спать.
        -?С тобой все в порядке? - Голос Алекса прозвучал почти трезво и на удивление виновато.
        -?Все, все... Успокойся.
        Динка легла, закрыла глаза, глубоко вздохнула, но вместо того, чтобы заснуть, вдруг ощутила опять тот восхитительный миг бессилия, когда подумала, что это Алекс. Она рассердилась на себя, приказала себе спать, но мысли вертелись вокруг одного и того же, и она все спрашивала себя, что с ней и почему ее так взволновало ночное происшествие.
        Наконец, со всей безжалостностью девятнадцати лет она поставила диагноз: в ней просыпается отнюдь не дочернее чувство к Алексу. Она приняла решение - завтра же, нет, послезавтра возвращается в Москву. Полегчало. Она положила ладошку под щеку и уснула.

        Утром барон, как и предположила Динка, повел себя так, словно не помнил ничего, что произошло ночью.
        Алекс держался скованно, и Динка боялась, что он сорвется. И потому, когда барон пожаловался на головную боль, Динка предложила ему проверенное русское средство - опохмелиться. К ее удивлению, идею подхватил Алекс и пояснил механизм опохмелки барону.
        Они выпили по чарочке граппы так торжественно, словно это были кубки мира. Алекс, подмигнув дамам, сказал барону по-русски: «Ты меня уважаешь?», Динка зашлась в нервном смехе, барон ничего не понял, и тогда, спасая положение, Света, как могла, объяснила эту тривиальную и традиционную присказку. Барон сделал вид, что понял, но, видимо, для него так и осталось загадкой - почему надо уважать друг друга только после выпивки.
        Мужчины перешли к разговору о картинах. Они говорили на французском, поэтому Динка и Светлана ушли, объявив, что хотят подняться на башню.


        Глава 16

        Динка и Алекс появились в госпитале сразу же после ужина. Они только заскочили в гостиницу, чтобы переодеться и что-нибудь перехватить, и помчались к Каролине. Она сидела в кресле и читала детективный роман о преступлениях в мире коллекционеров картин. Тот самый, что ей рекомендовал Алекс, но до которого как-то не доходили руки со всеми процедурами, занятиями, тренировками и визитами.
        Расцеловались. Каролина первый раз при дочери крепко, в губы, не торопясь поцеловала Алекса. И почувствовала, как вдруг напрягся Алекс, и крепко прижав ее, не спешил отпустить.
        -?Все получилось? - спросила она, найдя в себе силы отстраниться.
        -?Да. У барона девять портретов, две сценки на кабаньей охоте, пейзаж, семейный портрет и вид на замок. Всего четырнадцать картин. Пять кипарисовых досок и девять полотен. Все в ужасном состоянии. Я остановился на двух, почти вслепую, выбрал точно кота в мешке. Но если окажусь прав...
        --то что?
        -?Ничего, молчу...
        -?Пальцы скрести.
        -?Обязательно.
        -?И что теперь?
        -?Я уже звонил юристу из компании, которая занимается оформлением вывоза произведений искусства за рубеж, договорился о встрече завтра. Как только получу разрешение на вывоз - переведу барону деньги. Могу только повторить, если я не ошибся, овчинка стоит выделки.
        -?Что значит - не ошибся?
        -?Картины в таком удручающем состоянии, что сказать что-либо об их художественной ценности невозможно. Так что в полном смысле слова покупаем кота в мешке. Но надеюсь, что дорогого кота.
        Потом Динка красочно рассказала о своих впечатлениях и об удивительном городе Чертальдо, словно сошедшем на холмы из иллюстрации к средневековому роману, и о ведущих к замку дорогах в горах под красочным названием Кьянти, и о самом замке, его разваливающейся башне, увитой плющом, и старых стенах, и огромном камине, перед которым она спали на современных надувных матрасах.
        -?Я завтра уезжаю домой, - неожиданно закончила она свой рассказ.
        -?Прости, в Москву? - спросил Алекс.
        -?Нет, в Милан, у меня там дворец рядом с цитаделью, две остановки на метро.
        -?Перестань буффонить! Дома что-то случилось? - заволновалась Каролина.
        -?Нет, мам, ничего, мальчишки в порядке, я только сегодня утром разговаривала с Михаилом. Он уже в Рязани, но каждый день перезванивается с Андрюхой.
        -?Так в чем дело?
        -?Мам, извини, я вела переговоры, не сказав тебе. Ну ты знаешь, я иногда тоже чертей гоняю, чтоб не сглазить. Меня берут в группу подготовки менеджеров при Грефе.
        -?Это еще что такое? - спросил Алекс.
        -?Греф не что, а кто. Ты, Алекс, мог бы и знать.
        -?Зачем тебе это?
        -?Очень хорошие перспективы.
        -?А не будешь ли потом говорить, что тебя Греф попутал?
        -?Не буду.
        -?И все же... что-то я о подобной группе не слышал.
        -?Алекс, что ты привязался к ребенку, - вступилась за Динку Каролина. - Она лучше знает, что ей нужно. Я пришла к этому выводу уже четыре года назад и еще ни разу не пожалела. Иди ко мне, дочурка моя двухметровая...
        -?Не преувеличивай мои достоинства, мам, я всего однометровосьмидесятисантиметровая! Во какой неологизм случайно сочинился!
        -?Мне будет очень грустно без тебя, - сказала Каролина.
        -?Мне тоже, но надо, мам, надо. Чеслово!
        Каролина смотрела на дочь и ей казалось, что та что-то недоговаривает. Что-то произошло там, в горах Кьянти, в старинном замке. Материнское сердце никогда не ошибается... Но что?
        -?У меня к тебе будет просьба, - неожиданно заговорил просительно Алекс. - Ты не могла бы по приезде в Москву позвонить моей маме и встретиться с ней?
        -?Зачем?
        -?Рассказать о нашей жизни. Все же - живые впечатления...
        -?Ты рассказываешь ей раз в день по телефону, и твои впечатления не менее живые, чем мои.
        -?Ты не хочешь встречаться с ней?
        -?Прости, Алекс, но я отвечу тебе «нет». Не хочу.
        -?Почему?
        -?Потому что я ей не понравилась.
        -?Вы виделись всего несколько минут.
        -?Для настоящей женщины этого достаточно.
        -?Ты - настоящая женщина?
        -?Во всяком случае, считаю себя таковой.
        Вскоре посетители ушли. Каролина осталась одна. Она долго лежала на спине, пытаясь понять, что скрывалось за возникшей при ней перепалке дочери и Алекса, и еще - почему вдруг решила уезжать Динка. В рассказ о группе будущих менеджеров она не поверила. Было бы это правдой, Динка по свойству своего характера давно бы проговорилась и похвасталась. Кольнуло в сердце. Она сделала несколько глубоких вдохов, но тяжесть не прошла. Пришлось позвать сестру.
        Она посчитала пульс, измерила давление, ушла за дежурным врачом, они вернулись втроем, с аппаратом ЭКГ, сняли кардиограмму, сказали общепринятое «О’кей». Ушли. Вскоре вернулась сестра, принесла кучу таблеток, каждая на отдельном лоскуте бинта. Каролина покорно приняла, запивая водой из бутылки. Захотелось спать. Подсунули легкое снотворное, сообразила она, но сопротивляться ему не стала, закрыла глаза и заснула.

        Динка улетела, как и собиралась, утренним рейсом «Аэрофлота» из Милана, куда она поехала автобусом, чтобы никого не тревожить.
        Алекс приходил к Каролине два раза в день, рассказывал, как идут дела с оформлением картин, прохаживался с Каролиной по коридору, хвалил ее успехи, но было видно, что все его мысли там, где решается судьба пробудивших его любопытство полотен.
        Коллекционер, вздыхала про себя Каролина, что с ним поделаешь. Покупка старых картин - почти как игра в рулетку: начать расчистку до того, как договорились о цене покупки - безумие, вдруг это окажутся если не шедевры, то замечательные произведения неизвестных художников далеких веков? Тогда цена полотен взлетит до небес. А не начать - вдруг окажется мазня? Помимо всего, Каролина уже знала, что расчистка и реставрация - процесс медленный, занимает длительное время, так что приходится терпеть. С другой стороны, можно, конечно, расчистить уголок и хоть что-то увидеть, но Алекс не хотел рисковать и теперь дергается, как карась, на сковороде своего нетерпения и ни о чем ином, даже о ней, думать не в состоянии. Хотя, видит Бог, внешне все обстоит великолепно.
        Но почему так стремительно уехала Динка?
        Каролина ни на минуту не поверила в придуманную на скорую руку версию с таинственной группой. Динка умела фантазировать, но врать не научилась, к счастью. Какая группа? Если и есть группа, то она давно уже собрана. И потом - не из второкурсников же. Что могло произойти там, по дороге в замок или в самом замке? Барон повел себя непристойно? Но с ним до сих пор поддерживают самые лучшие отношения. К тому же Динка не та девушка, с которой можно повести себя непристойно и не получить по заслугам. Каролина помнила, как однажды, провожая ее вечером, Динка дала отпор троим подвыпившим парням, одному сломала руку, и он дико орал от боли, а Динка презрительно сказала: «Заткнись, будь мужиком, иди в больницу». Тогда Каролина поразилась ее жестокости, но, поразмыслив, поняла, что это не жестокость, а обостренное чувство справедливости и самоуважения.
        Без Динки было скучно. Алекс регулярно приходил, приносил что-нибудь вкусненькое, вспоминал всякие интересные случаи из своей юридической практики или просвещал Каролину в делах коллекционирования, начал рассказывать об истории своей коллекции, но без Динки даже из его рассказов что-то ушло, словно солнце в палату перестало заглядывать.

        Наконец Флавио сообщил Каролине, что он с чистой совестью отпускает ее на все четыре стороны. Это была радость неописуемая - именно так сказала она Алексу, когда он пришел. У него тоже была новость: вопрос с разрешением вывоза картины практически решен, загвоздка лишь в бюрократической системе оформления необходимого документа.
        -?Давай поедем с тобой на это время к Светланиной тетушке, снимем у нее квартиру, покупаемся в море, - предложил Алекс.
        -?А мне можно?
        -?Я говорил с врачом, он не возражает.
        -?А как же Светлана?
        -?Она нас только отвезет и познакомит с тетушкой, а там мы сами управимся. Чтобы позагорать и покупаться в море - переводчик не нужен. Ты согласна? - Алекс нежно поцеловал Каролину и прошептал на ухо: - Я так соскучился по тебе...
        -?Я тоже. - Она нежно прижала его голову к себе и опасливо оглянулась на дверь палаты.
        -?Застенчивая ты моя, - улыбнулся Алекс. - Так мы едем?
        -?Мы едем, едем, едем... - весело затараторила Каролина.

        В эту ночь Каролина долго не могла уснуть. Она вдруг поймала себя на мысли, что панически боится возобновления близости с Алексом. Ее буквально трясло, когда она представляла, как он увидит безобразный шрам на ее ноге. Несколько раз Каролина вставала и рассматривала себя в зеркале в ванной комнате. О чем она вчера думала? Нужно было сразу сообразить и отказаться от этой поездки. Впрочем, ничего бы не изменилось - они все равно поселились бы в гостинице в одном номере. Там разве что нет пляжа. Так и так - он все равно увидит эту проклятую ногу и уродливый шрам. Может, он и не такой уродливый и со временем пройдет? Но сейчас... Шрамы украшают мужчин, вспомнила она расхожую формулу - кто это сказал? Да какая разница... Но никто же не говорил, что женщин они украшают тоже...
        Она попыталась заснуть, но теперь новые сомнения начали ее одолевать: примет ли она его так же радостно и открыто, как там, в Джубге? Да, она любит его, любит даже сильнее прежнего, но как все это проявится в интимных отношениях?

        Но все опасения оказались напрасными. На пляже никто не смотрел на нее, а вечером, когда они наконец остались одни, Алекс не торопил ее. Он терпеливо ждал, пока она бесконечно долго плескалась в ванной, потом ни слова не сказал, когда она, выйдя из ванной в махровом халате, погасила свет, хотя она хорошо помнила, что в Джубге он с удовольствием следил за тем, как она, сбросив халат, неторопливо идет к постели. И когда она наконец нырнула под легкое одеяло, он, силой любви проникнув в тайну ее страхов, долго ласкал, целуя, шрам на ее бедре, потом, когда она немного успокоилась, стал целовать грудь, пока она не задрожала, и не в силах сдерживать охватившее ее желание, прильнула к нему всем телом...


        Глава 17

        Звонок из Турина прервал счастливую, безмятежную неделю на море - разрешение на вывоз картин готово. Алекс на радостях решил отметить это событие, и они вместе с тетушкой Светланы отправились в ресторан, а потом рано легли спать.
        В пять утра он выехал из Сан-Лоренцо-аль-маре в сторону Генуи, промчался вдоль побережья пустынной в ранние часы дорогой мимо роскошных вилл и дворцов, охвативших драгоценным ожерельем эти благословенные края, свернул на автостраду, ведущую к Турину, и, выжимая до ста тридцати километров, подгоняемый нетерпением, полетел вперед.

        Без Алекса Каролина не рискнула выходить на пляж. Она побродила по балкону, выходящему на море, полюбовалась никогда не надоедающим видом яхт и лайнеров. Подошла к пианино, стоявшему в гостиной, начала играть что-то грустное и протяжное. Пришла тетушка Антонио, села рядом в глубокое кресло, подперла голову сухой рукой, глаза ее стали грустными. Каролина спросила себя, почему она до этого не играла, ведь пианино всегда было здесь? Она подумала, что после первой ночи с Алексом была слишком счастлива, чтобы обращаться к музыке, подруге тоскливых дней, но почему тогда сегодня ей вдруг захотелось поиграть? Неужели интуиция подсказывает, что не все так гладко в Датском королевстве?

        Интуиция не обманула: последний день на море был омрачен спором. Алекс мимоходом, как само собой разумеющееся сказал, что они едут прямо к нему.
        -?Нет, - ответила, не успев подумать, Каролина. А поразмыслив, сказала со всей определенностью: - Ты отвезешь меня домой.
        -?Почему, любимая? Я представил тебя матери как невесту.
        -?Можешь считать меня мещанкой, но ты сам все сказал - ты представил меня как невесту. А невеста входит в дом не жениха, а мужа, став женой.
        -?Я не хочу считать тебя мещанкой, - попытался перевести все в шутку Алекс, - и потому мы сразу же едем ко мне.
        -?Ты матери об этом сообщил?
        -?Нет.
        -?Напрасно.
        -?Ты считаешь, что мы должны встать на колени и просить родительское благословение?
        -?Ну не на коленях...
        -?Прости, Лина, но ты что-то не понимаешь. Я глава семьи, я принимаю решение, я...
        -?Если бы я тебя так не любила, то должна была бы насторожиться, услышав из твоих уст три «я» подряд.
        -?Что ты хочешь этим сказать?
        -?Ничего. А что касается твоей мамы, то я достаточно взрослая женщина, чтобы понять отношение к себе другой женщины.
        - И что?
        -?Я твоей маме не понравилась.
        -?Ты ничего не понимаешь. Она просто очень сдержанный в проявлениях чувств человек.
        -?Вот мне бы и хотелось, чтобы истинный смысл этих чувств проявился не только для меня, но и для тебя.
        -?Ты видела мою мать только тридцать минут.
        -?Поверь, иногда достаточно трех минут. И я не понимаю, о чем мы спорим. Инне Евгеньевне не понравились мои дети и то, что их трое. Ей не понравилось, что ты любишь меня настолько, что готов мчаться на край света, чтобы спасти мне ногу. Ей не понравилось, что я никто - какая-то ресторанная то ли певичка, то ли скрипачка. . И вообще, ей не понравилось, что мне столько лет. И скажу тебе по секрету: я ее понимаю. Я тебе не пара. Но коль скоро уж так случилось, что мы любим друг друга..
        Алекс, родной, единственный, самый любимый на свете - мне не надо ехать в твой дом!
        -?Почему? - упрямо повторил Алекс, хотя, как показалось Каролине, он уже все понял.
        -?Хотя бы потому, что в доме не может быть двух хозяек. Сейчас хозяйка - Инна Евгеньевна. Ты готов лишить ее этого?
        Трудный разговор закончился бурным примирением в постели. Алекс сдался. Но Каролина до утра лежала без сна, размышляя, не одержала ли она Пиррову победу? Может быть, следовало согласиться с ним и въехать в его дом, поставив Инну Евгеньевну перед фактом и потом уже налаживать отношения?

        Последнюю ночь в Турине они провели в отеле в разных номерах.
        Алекс решил не затеваться с переменой и переносом вещей, а просто взял одноместный номер для Каролины. Они не удержались, «попрощались» в номере Алекса, намереваясь разойтись рано, памятуя, что завтра, чуть свет предстоит ехать в Миланский аэропорт. Но прощание с Италией затянулось, кровать была соблазнительно широкой, а ночь казалась упоительно длинной. Алекс заснул первым, откатившись от нее, а она вернулась в свой номер.
        ...Каролина лежала в кровати, но сон не шел, ей не хватало ставшего уже необходимым ощущения, что рядом самый любимый человек, не хватало его тепла, его запаха, его легкого, такого милого посапывания, - хотя, Бог мой, как такое же посапывание раздражало ее когда-то у Андрюшкиного отца...
        К утру она приняла решение.
        Долой Пиррову победу! Она согласна ехать к Алексу и будь что будет!.. О чем она думала, когда яростно спорила с ним? Какое затмение нашло на нее? Или, может быть, в тот момент она еще не ощутила со всей силой то изумительное чувство покоя и защищенности, что возникало в его объятиях? Да сама мысль, что его не будет с ней каждую ночь, была страшнее любой женской нелюбви. В конце концов, когда свекрови любили невесток?
        Каролина тихонько вернулась в номер Алекса, нырнула под одеяло, прижалась к его теплой мускулистой спине и принялась тихонько целовать в шею там, где курчавились завитки светлых волос.
        Он проснулся, сел, покрутил головой, спросил сиплым со сна голосом:
        -?Я проспал будильник?
        -?Нет, я хочу тебе что-то сказать.
        -?А утром нельзя?
        -?Можно, но уже утро. Будильник зазвонит через полчаса...
        -?Да? Самый сон...
        -?Прости... но я не спала всю ночь и поняла, что я дура.
        -?Стоило ли ради этого не спать ночь? - не смог удержаться сонный Алекс.
        -?Ты можешь быть серьезным?
        -?Могу.
        -?Я поняла, что ты был прав и что мы должны ехать к тебе... - выпалила она и замерла в ожидании его реакции. Действительно, такая рань - не самое лучшее время для таких заявлений.
        -?Вот и умница... - Он лег, обнял ее и притянул к себе: - Сколько, ты сказала, до будильника?
        -?Полчаса, - недоуменно ответила она.
        -?Я думаю, нам хватит времени, чтобы парафировать достигнутое соглашение.
        -?Алекс, ты можешь хоть когда-нибудь говорить серьезно?
        -?Иногда могу. - И его рука скользнула по ее телу вниз, к животу.
        -?Алекс, варвар, с каких пор это называется парафированием?
        -?С сегодняшнего утра.

        В аэропорт они приехали за пятнадцать минут до начала регистрации. Стойка
«Аэрофлота» располагалась в самом дальнем конце огромного зала, никого еще около нее не было. Алекс посадил Каролину в одно из кресел, что стояли у входа в отдел регистрации, а сам ушел рассчитываться за взятую напрокат машину. Вернулся, помахивая букетиком цветов. «Он всегда где-то обнаруживает цветы», - подумала Каролина и благодарно поцеловала его руку, когда он вручал ей оглушительно пахнущие гиацинты.
        -?Ну что ты, смотрят...
        -?Ну и пусть! Я люблю тебя!

        Ровно в девять тридцать по московскому времени Алекс позвонил домой.
        -?Мама? Доброе утро! Мы в Миланском аэропорту. Будем в Москве в пять по московскому. У меня просьба - распорядись, чтобы подготовили гостевые комнаты на втором этаже: спальню для нас и отдельную комнату для Лины. Ты меня слышишь?

«Она тебя слышит, - подумала Каролина. - Она переваривает... Как он сказал просто, но категорично: спальню для нас - и все!»
        -?Да, мама. Да, я так решил. И пожалуйста, скажи Анатолию Андреевичу, чтобы он взял мою машину и встретил нас в аэропорту. Он знает, не в первый раз. Да,
«Аэрофлот», миланский рейс, номер двести восемьдесят шесть. Целую, до встречи. - Он сунул сотовый в карман. - Анатолий Андреевич - наш автомеханик, но, если нужно, и шофер. В основном для моей бабушки, Берты Витальевны.
        -?Дай, пожалуйста, телефон, я хочу позвонить Динке, пока мы не сели в самолет. Хочу, чтобы она встретила нас. Я ее сто лет не видела, страшно соскучилась. И если Андрей дома, пусть едут вместе...
        -?Знаешь, странно, но я тоже соскучился... казалось бы, без году неделя знакомы... - отозвался Алекс и протянул Каролине сотовый.
        -?Прости, милый, но мы с тобой тоже без году неделя знакомы.
        -?Мы с тобой познакомились на несколько часов раньше, чем ты с Динкой.
        -?Это ты к чему?
        -?К тому, что ты сказал «странно».
        -?С каких пор ты придираешься к словам?
        Каролина не ответила, но подумала, что с того момента, как приняла решение ехать к нему.

        Динка, как всегда, буффонила, кричала милые глупости и сказала, что обязательно приедет и будет стоять с табличкой «Свежие картины на любой вкус».
        -?Может, не стоит?
        -?Почему?
        -?Не обидно ли ему покажется?
        -?Что ты, мам. Ладно, я другую табличку придумаю...
        -?Не надо. Мне кажется, Алекс на эту тему юмор не воспринимает.
        -?Хорошо, будет не на эту тему...

        Но никаких картонок с обидными или шутливыми надписями не было, а были восторги и даже, как показалось Каролине, подавленные слезы. Андрюшка показался ей ужасно повзрослевшим и немного подросшим. Она целовала и тискала детей и не могла успокоиться.
        В машине они уселись на заднем сиденье, Каролина между детьми. Алекс сел рядом с водителем. Время от времени он оглядывался и смотрел на них с довольной улыбкой.
        -?Алекс, вы объясните водителю, как ехать к нам? - спросила беспокойная Динка.
        -?Не объясню, - ответил Алекс, посмеиваясь.
        -?Почему?
        -?Не хочу.
        -?Алекс, - протянула Динка, и чуткое ухо Каролины уловило в ее голосе игривый упрек и легкое кокетство.
        -?Потому что мы едем сейчас ко мне. Будет торжественный обед, а потом Анатолий Андреевич отвезет вас домой, и ты уже сама будешь ему показывать, куда и как ехать. Селезневка не так далеко от Ямских, так что никак не заблудишься.
        Динку что-то насторожило в информации Алекса, и она задала матери разведывательный вопрос, даже не вопрос, а так, необязательное утверждение, замаскированное вопросительной интонацией:
        -?Мы с Андрюхой не успели все к твоему возвращению приготовить...
        -?Мама не возвращается. Она остается у меня, - пояснил Алекс как нечто само собой разумеющееся.
        Несколько мгновений Динка сосредоточенно молчала, переваривая полученную информацию, потом обняла мать, поцеловала в щеку и сказала:
        -?Вот и хорошо. А то у нас с Андрюхой не нашлось глаженой простыни для тебя - лентяйничали, не очень-то занимались хозяйством, а когда спохватились, поздно было затевать глажку.
        Теперь задумалась Каролина. Приписать эти слова о простыне, вместо поздравления, наивности Динки? Что-то плохо верится... Значит, не сдержалась и уколола - но почему? Неужели она все же права в своих подозрениях и Динке нравится Алекс настолько, что даже сейчас это проявилось? В таком случае понятен и ее поспешный отъезд из Италии в Москву.
        Каролина обняла за плечи дочь и шепнула:
        -?Я ужасно боюсь...
        -?Чего? - немедленно среагировала Динка.
        -?Не чего, а кого. Мать и бабушку...
        -?Чушь какая, - сказала мудрая взрослая дочь и добавила философски: - Бояться надо себя.

        ...Встреча была торжественной.
        Инна вышла к машине в сопровождении горничной Маши и кухарки, как королева со своей свитой. Она была в шелковом платье, которое вновь входило в моду после долгого пребывания в забытьи, элегантная, с легким макияжем на лице, с относительно скромными, но явно очень дорогими - Каролина женским взглядом мгновенно определила это - бриллиантовыми серьгами на тонких платиновых нитях, чуть покачивающимися в ушах. Она обняла сына, мазнула губами по щеке Каролину, сдержанно поздоровалась с Динкой и улыбнулась Андрею.
        -?Милости прошу, - широким жестом указала на новую, роскошную парадную дверь. Она сделала небольшой ремонт, заменила старую, о чем давно мечтала, и теперь с интересом ожидала реакции Алекса. Но Алекс был занят Каролиной, вдруг оробевшей.
        -?Анатолий Андреевич, не откажите в любезности, вещи занесите в гостевые комнаты на второй этаж, вы знаете, - распорядилась Инна. - Маша, помоги Анатолию Андреевичу, не стой. - И к Каролине: - Вам не трудно будет подниматься на второй этаж после операции?

«Так, первая парфянская стрела», - подумала Каролина. Страх улетучился, и она ответила как можно более жизнерадостно:
        -?Что вы, Инна Евгеньевна, когда мы были на море, то гуляли даже по скалистому берегу...
        В прихожей их встретила бабушка Берта Витальевна. Несмотря на свои восемьдесят лет, прямая, седая, с чуть подкрашенными в голубой цвет, хорошо уложенными в причудливую прическу волосами, в строгом закрытом платье, заколотом у шеи старинной - это Каролина тоже отметила - камеей, с изуродованными артритом пальцами, унизанными кольцами. Она внимательно оглядела Каролину, обняла, прижалась на мгновение нежной, несмотря на морщины, щекой к щеке, и обратила свое внимание на Динку. Что-то ее заинтересовало в Динке, она скупо улыбнулась, рассматривая ее, и сказала, что именно так она себе и представляла манекенщиц.
        -?Она не манекенщица, бабушка, - сказал Алекс.
        -?Я знаю, - ответила Берта Витальевна. - Но могла бы ею быть. Очень хорошая профессия. Из манекенщиц, как я читала, выходят в жены олигархов или во владелицы модельного бизнеса. Я думаю, деточка еще найдет своего Кардена.
        -?У Кардена уже есть Майя Плисецкая, - не совсем к месту заявила Динка, не умеющая долго молчать. - А в жены олигарху я не хочу и не собираюсь.
        -?Майя Плисецкая великая балерина, но я ее не люблю. Она слишком много говорит о своем величии, - изрекла бабушка и пригласила всех в ванную освежиться с дороги.
        -?А затем - к столу, - перехватила инициативу Инна Евгеньевна.

        Торжественный обед прошел без парфянских стрел и мелких колкостей. Берта Витальевна задала, правда, один скользкий вопрос:
        - Когда будет свадьба? - но Алекс отшутился:
        -?Не волнуйся, бабушка, тебе мы сообщим второй.
        -?Почему второй? - последовал умело запрограммированный им вопрос бабушки.
        -?Потому что первой узнает мама.
        Завершилось все сюрпризом не только для всех, но и для Каролины. Алекс перешел из столовой в гостиную, все за ним последовали, а он сел за рояль, и только тут Каролина увидела, что на полированной крышке кабинетного «Блютнера» лежит ее скрипка. У нее замерло сердце. Она застыла, издали разглядывая футляр. Она отлично помнила, что он был раздроблен... Нет, целый, но безусловно, ее собственный. Она сделала несколько стремительных шагов к роялю, схватила футляр, достала скрипку, придирчиво осмотрела - ни малейших следов страшного увечья. Не то что у нее, вспомнила она шов на бедре.
        -?Как это возможно? - только и смогла спросить она, разглядывая лакированное тело своей «подруги». Не осталось ни намека на страшные щели. Она пробежала чуткими пальцами по струнам, и сочный звук наполнил комнату.
        Алекс сделал приглашающий жест рукой, в такой обстановке отказываться было невозможно, она подошла к роялю, взяла ноту, настроила скрипку, осторожно, словно боясь, что вдруг все рассыплется, оказавшись просто миражом, опустила смычок на струны и заиграла...
        Наградой ей были каменные лица двух женщин.

        После долгих ласк и бурной близости Каролина спала как убитая, без мыслей и сновидений. Только один раз среди ночи внезапно проснулась, проверила, рядом ли Алекс, положила руку ему на плечо и вновь провалилась в здоровый крепкий сон.


        Глава 18

        В самом начале сентября на Москву обрушились дожди. В первый день все почувствовали облегчение - как по волшебству, унесло отвратительный, замешанный на выхлопных газах и тонкой строительной пыли московский смог, листва деревьев, еще не начавшая желтеть от жары, словно умылась, стала вдруг зеленой и праздничной, и даже нависшие над самыми крышами высоток лохматые тучи не портили радостного ощущения. Но утром следующего дня дождь продолжился, и праздничность стала отступать перед его монотонностью, на третий день сырость начала проникать в квартиры, влажные вещи не успевали за ночь высохнуть, и все в природе приобрело какой-то серый, блеклый вид.
        Настроение стало под стать дождливой погоде, и казалось, что уже никогда не проглянет сквозь тучи солнышко...
        А может быть, причина совсем в другом?
        Всю ночь после импровизированного и абсолютно неожиданного концерта Инна не сомкнула глаз.
        Ее душила ярость. Она никогда раньше не думала, что может так яростно ненавидеть и, что греха таить, - по-бабьи завидовать. В этой зависти прихотливо сплелось материнское чувство к сыну, влюбленному бог знает в кого, и чувство женщины, долгие годы ради сына отказывавшей себе в плотских радостях, соглашавшейся на суррогат. Во имя чего? Зачем он устроил этот концерт в первый же день? Демонстрировал? Что, таланты кабацкой скрипачки? А она ждала, что он расскажет о картинах, купленных в загадочном, романтичном замке где-то в горах Тосканы...
«Господи, что они там делают, сколько можно спать?»
        Инна приняла решение: чтобы хоть как-то восстановить если не душевное, то хотя бы физическое равновесие, она должна немедленно поехать к массажисту Никичу. Позвонить и поехать. Поехать и все!
        Она с трудом дождалась девяти утра, когда бывший тренер приходит в свой массажный кабинет, вздохнула и набрала номер:
        -?Доброе утро, Никич, это Инна.
        -?Доброе утро. - От его низкого, спокойного баритона по всему телу пробежала дрожь.
        -?Я не могла бы приехать к вам сегодня? Я понимаю, время неурочное, но... мне трудно объяснить... словом... - Чуть ли не в первый раз в жизни она мучилась, собирая расползающиеся слова, и никак не могла связать их в четкую фразу. - Да, хорошо... конечно... Не беспокойтесь... я с удовольствием проведу время в сауне, ожидая окошка в вашем расписании... - Она даже не знала, что у него есть кроме кабинки с душем, дающим жесткую струю, и сауна... - Я буду к одиннадцати...
        Она взглянула на часы. Девять десять. Встречаться с сыном и этой женщиной не хотелось. Она торопливо приняла душ, в надежде смыть ночные вожделения, не помогло, но чуть полегчало, вышла на кухню, где в сверкании хрома и мрамора вот уже десять лет царила Катя. Выпила чашечку кофе с молоком.
        -?Если будут спрашивать, что сказать, Инна Евгеньевна?
        -?Ничего не говори... Или... скажи, что звонила Вика.
        -?Хорошо, Инна Евгеньевна. К обеду будете?
        -?Возможно...
        -?Алексею Михайловичу кофе наверх подавать? - По утрам Катя иногда подменяла горничную.
        -?Если попросит...
        -?А жене?
        Вот он, главный вопрос, во имя которого Катя затеяла дипломатический разговор.
        -?Она не жена.
        -?А кто?
        -?Любовница...
        -?Надо ж... Что же Алексей Михайлович ее сюда привез, а не в свою гарсоньерку?
        О гарсоньерке знали все в доме, даже дворник, работающий на полставки.
        -?Вот отнесешь кофе и спроси.
        Катя улыбнулась, представив, что задаст этот вопрос.
        -?Может, бутерброд сделать?
        -?Нет, спасибо, Катюша, я побегу...

        Задрапировавшись на римский манер в огромную махровую простыню, Инна полулежала на теплых, источающих тонкий аромат досках настила, и бездумно смотрела в воду крохотного бассейна... Внутри что-то подрагивало, время от времени слезы подкатывали к горлу, и на смену злости приходило нетерпение, ее охватывало возбуждение, то самое, которое Никич умело создавал своим массажем, но сегодня оно возникало от самой обстановки и внутреннего состояния и словно впитывалось в кожу.
        Она услышала его голос: «Инна Евгеньевна!» - подумала, что смешно: она лежит практически голая, а он называет ее Инной Евгеньевной; спустила ноги с настила, но идти не хотелось: теплая нега уже овладела ею и она тихонько позвала его, не думая, как он воспримет ее призыв:
        -?Спускайтесь сюда...
        Он спустился вниз, вошел, прихрамывая, высокий, могучий, красивый, с бугрящимися мышцами рук и почему-то тоже задрапированный в махровое полотенце. Подошел, приподнял ее, легко перевернул на живот, сбросив при этом простыню - обычно она лежала у него на массажном столе в трусиках, дань стыдливости и приличия, а тут вдруг оказалась пред ним совершенно обнаженной - и прошелся по мышцам спины горячими, сильными пальцами от шейных позвонков до самых ягодиц и раз, и два, нащупывая эрогенные точки. Она застонала, повернула голову, приподнявшись на одном локте так, что грудь бесстыдно открылась, и взглянула ему прямо в глаза. Он поднял ее - было удивительно приятно почувствовать себя маленькой девочкой Машей в объятиях медведя, - положил на спину, поцеловал возмутительно затвердевший сосок, а руку подсунул под ягодицы и надавил на точку, ту, что у нее обозначена ямочкой. Ее выгнуло, как от удара электрического разряда, и она больше ничего не соображала, не помнила и не хотела помнить...


        Глава 19

        К удивлению Каролины, первый выпад сделала бабушка. Через несколько дней, за завтраком они остались вдвоем - Алекс уехал по делам растаможивания картин, а Инна исчезла, не утруждая себя дать кому-либо объяснения, что последнее время делала часто и всегда возвращалась, словно помолодевшая, - и бабушка спросила, когда все же состоится свадьба.
        -?Когда решит Алекс.
        -?Но он молчит.
        -?И пусть молчит, меня это не волнует.
        -?Вы понимаете, что его молчание ставит вас в некрасивое положение.
        -?Если честно, не понимаю.
        -?Вы - любовница...
        -?Очень приятное состояние, - перебила Берту Витальевну Каролина. - Женой я уже бывала. Три раза. А вот любовницей не приходилось. Мне нравится...
        -?Не думаю, что это хорошая тема для шуток, деточка.
        -?Не я начала.
        -?Видите ли, традиции семьи Алекса... Он вам рассказывал?
        -?В самых общих чертах.
        -?Шесть поколений Сильверов служили царю и России, за что были не раз награждены и получили при царе право жить в Москве и служить в самом престижном московском полку... Шесть поколений! Не всякая дворянская фамилия может похвастать тем, что точно знает историю своих шести поколений.
        Каролина разозлилась. «Тоже мне, снобы, - подумала она. - Судя по фамилии, выходцы откуда-то из Силезии и в Россию попали через Польшу примерно в восемнадцатом, если не девятнадцатом, веке».
        -?А вот Сенчковские шесть поколений назад не приобрели, а утратили право называться шляхтичами по приговору царского суда за участие в восстании против России. - Каролина вздернула подбородок. - Но никакой суд не может лишить дворянина его принадлежности к благородному сословию, если он сам себя своим поведением не лишил этого! Род же Сенчковских восходит к тринадцатому веку и своим родоначальником считает рыцаря Зена Кривая Подкова!
        Берта Витальевна пожевала сухими, чуть подкрашенными губами и сварливо сказала:
        -?Поляки всегда были антисемитами.
        -?Стоит ли обижать целый народ такими огульными обвинениями, Берта Витальевна? Кстати, после высылки из Польши все мои предки женились на русских или украинках. Даже одна еврейка была. Так что у нас только фамилия польская, - сказала она и подумала, что сделала это напрасно. Словно оправдывалась неизвестно за что.
        -?Я поняла вас, вы не хотите заключать брак в синагоге. Это значит, что вы прервете вековую традицию семьи... Впрочем, это не имеет никакого значения, ибо сын от жены не еврейки не считается евреем, будь его отец хоть самим московским раввином! - С этими словами Берта Витальевна ушла, и Каролина поняла, что здесь она никогда не найдет поддержки и симпатии.

        Наконец Алекс привез из таможни две купленные в Италии картины.
        Все собрались в гостиной. Приехала даже Динка, сдержанная и чинная. Ее пригласил Алекс, отчего в душе Каролины опять шевельнулся червячок подозрения, и она его постаралась безжалостно задушить, стыдясь ревности к собственной дочери.
        Две почти черные картины были установлены на специальных треногах и подсвечены софитами, отчего выглядели еще более непрезентабельно. Но Алекс сиял. Он успел размыть на одной картине уголок, из-под слоя копоти и окаменевшей грязи сверкнули яркие краски, сохраненные великолепным древним лаком от вредного воздействия тепла, дождя, открытого очага и человеческих испарений.
        Презентация была устроена специально, чтобы заснять все на видео. Кроме того, каждую картину со всех сторон Алекс снял современным цифровым фотоаппаратом и уже вечером рассчитывал прогнать все через компьютер. Инна выразила готовность участвовать в расчистке. Алекс попросил ее обучить всему, что она умеет, Каролину, но Инна тут же возразила, ответив, что сама слишком мало умеет, чтобы учить. Презентация, так хорошо начавшаяся, закончилась безрадостно.
        Каролина ушла с Динкой к себе. Комнату, которую ей выделили, она назвала будуаром, объясняя, что всегда пыталась представить себе, как это должно выглядеть, и теперь постарается свое представление воплотить в жизнь. Будуар, независимо от того, насколько он соответствовал каноническому представлению о нем, уже получился на славу, и, по мнению Алекса, это была самая уютная комната в доме.
        -?В отношениях напряженка? - спросила Динка, устраиваясь у камина в глубоком кресле, облюбованном Алексом.
        -?Есть грех... Сама видишь.
        -?Кто задает тон?
        -?Обе дамы. Бабушка выражает свою неприязнь без особых затей в словах, а мадам - поджав губы. Понимаешь, с ней что-то происходит. Она почти не бывает дома. Алекс говорит, что у нее активная светская жизнь, много знакомых и подруг, они часто встречались и раньше. Но я чувствую, что ей не сидится дома.
        -?А как ты?
        -?Вживаюсь...
        -?Нога не беспокоит?
        -?Практически нет...
        -?Почему практически, а не просто нет?
        -?Немного отекает.
        -?Врачу показывала?
        -?Нет.
        -?Алексу говорила?
        -?Нет.
        -?Мать, ты у меня словно из лесу вышла. Кто же так поступает? Надо врачу показать, посоветоваться.
        -?Ох, не хочется мне! Как подумаю, опять эти белые стены и милые пустые улыбки.
        -?Не клевещи на итальянцев, у них были вовсе не пустые улыбки, а от души.
        -?Ну, то у итальянцев. Да и не хочется Алекса от его новой игрушки отрывать.
        -?Знаешь, мать, - задумалась Динка. - Помнишь, у меня был тренер по боевым единоборствам?
        -?Такой могучий и красивый? И виски седые?
        -?Разглядела?
        -?Чего там было разглядывать - в глаза бросалось. И не мне одной.
        -?Чего же ты молчала? Я бы вас познакомила... - игриво ухмыльнулась наглая дочь. - Но это все так, разминка. А вспомнила я его вот почему. Он сломал ногу, что-то у него там не зарастает толком, ему пришлось уйти с тренерской работы, и он сейчас стал массажистом. Ребята говорят, замечательный. Давай, я тебя покажу ему.
        -?Не знаю...
        -?Мам, всего-то делов - на такси туда-сюда, сорок минут. Ему можно верить. Если возьмется, считай, ты в надежных руках. Его все зовут Никичем.
        -?Не знаю... - повторила Каролина, понимая, что уже согласилась.

        ...Они подъезжали к массажному кабинету, когда от его дверей отъехала знакомая машина.
        -?Интересно... - протянула Каролина, провожая машину взглядом.
        -?Это ты о чем?
        -?Ты знаешь, чья это машина?
        -?Какая?
        -?Ну которая отъехала от той двери?
        -?Не знаю.
        -?Инны. Она никогда не ездит с водителем. Всегда сама за рулем. Я ее машину хорошо запомнила.
        -?От какой двери, ты сказала, она отъехала?
        -?Вон от той, - Каролина показала. - Там еще знак стоит, что стоянка запрещена. Типичная Инна - она считает, что такие знаки не для нее...
        -?Это вход в массажный кабинет Никича.
        -?Что же получается, - удивилась Каролина, - она тоже ходит сюда? Любопытно!
        -?Почему любопытно? Просто его популярность достигла и светских кругов мадам.
        -?Ты же сама говорила мне, что он берет только спортсменов.
        -?Да, и мне пришлось его уговаривать.
        -?Вот я и говорю, любопытно. Хотя всяко бывает. Пошли?

        ...Никич долго мял бедро Каролины в месте, где после операции остался рубец. Руки у него были горячие, сильные и нежные одновременно.
        -?У вас больших проблем не будет. Думаю, восьми сеансов нам с вами хватит.
        -?Как скажете. - Каролина успокоилась и прониклась абсолютным доверием к этому человеку.
        -?Никич, мне кажется, маме неплохо было бы сделать и общий массаж, - вмешалась Динка. - Все же столько времени в больнице провела.
        -?Я как раз хотел спросить, где вас лечили?
        -?В Италии.
        -?Вы не хромаете. А кость была задета?
        -?Раздроблена. Пуля калибра семь шестьдесят две, все разнесло, собирали по осколочкам.
        Никич долго молчал, потом вздохнул, смущенно улыбнулся и спросил:
        -?Как вы туда попали?
        -?Все организовывал... муж. Но я могу узнать.
        -?Мое любопытство не праздное. Как вы заметили, у меня застарелая травма, и врачи никак не могут ничего сделать.
        -?Дина рассказывала.
        -?Я был бы вам очень признателен, если бы вы все разузнали у вашего мужа.
        -?Хорошо. А когда мне приходить на первый сеанс?
        Никич проверил в своем органайзере. Что-то черкнул.
        -?Через семь дней в это время можете?
        -?Конечно можем, - уверенно подтвердила Динка. - Да, мам? Чем скорее начнем, тем лучше. А сегодня вечером ты расспросишь все у Алекса.
        -?Хорошо, через неделю мы обязательно приедем. В это же время, - согласилась Каролина.
        -?Удивительно обаятельный мужик, - сказала она, когда шла с дочерью к ожидающему их такси.
        Динка только затаенно улыбнулась.
        Алекс бы назвал ее улыбку улыбкой Джоконды...

        Когда через неделю они с Динкой подъехали на десять минут раньше назначенного Никичем времени, - так получилось, что часть Садового кольца они проскочили на зеленый свет почти без остановок - от дверей массажного кабинета отъезжала машина Инны. На этот раз Каролина хорошо разглядела ее за рулем. Никого, кроме Инны, в машине не было.
        -?Странно, - сказала она дочери, - судя по тому, где она паркуется и что мы встречаем ее второй раз, она его постоянная клиентка. Тогда почему она ни слова не сказала ему об итальянской больнице? Она же все знает с первого дня нашей поездки.
        - Чужая душа потемки, - отделалась Динка дежурной фразой, но Каролина задумалась над своим собственным вопросом.


        Глава 20

        Наконец в Москве наступили солнечные дни, бабье лето не обмануло ожиданий и явилось подсластить горькую пилюлю пасмурных дней. Ясные вечера баловали москвичей легкой прохладой. Вот бы всегда так, но, увы, на то оно и бабье лето, чтобы промчаться быстро и долго вспоминаться. Если бы не бесконечные хвосты медленно ползущих автомашин на улицах и пробки у перекрестков и разворотов, все было бы хорошо. Два раза Алекс и Каролина выезжали в свет: в театр и в Большой зал консерватории. Каролина вспомнила замечание Динки, что его многие знают, приготовилась к расспросам, любопытным взглядам, усмешкам, но, видимо, знакомые Алекса привыкли к тому, что он время от времени появляется с новой пассией, и особенно ему не докучали. Это показалось обидным. Она сама немного удивилась своему состоянию, вернее, готовности обижаться. «Хотя в нашем возрасте с бабами всяко бывает», - подумала она...

        В этот день Каролина занималась в мастерской под руководством Алекса расчисткой второго полотна из итальянской коллекции, когда неожиданно ожил ее сотовый. Она привыкла, что днем никто ей не звонит, дети связываются с ней вечером, поэтому не сразу взяла трубку.
        -?Лина? Я уж подумала, что ты сменила номер сотового... - узнала она чуть хрипловатый голос Арины. - Ты... это... прости меня... - без подготовки выпалила та, словно стремилась как можно скорее сказать главные слова, и, что было совершенно неожиданно, шмыгнула носом.
        -?Это ты прости меня... - Теперь и у Каролины дрогнул голос.
        -?Две идиотки, чуть не зачеркнули двадцать лет дружбы из-за какого-то внезапного мужика...
        -?Не какого-то, а самого лучшего.
        -?Прости, это я так... Конечно, лучшего.
        -?И учти, - Каролина прикрыла трубку рукой и прошептала: - Я его люблю до безумия!
        -?Поняла. Иначе мы не умеем. А почему шепотом? Он рядом?
        -?Да.
        -?И шепот - в воспитательных целях? Чтобы не зазнавался?
        -?Все-то ты понимаешь.
        -?Так ведь двадцать лет.
        -?Вот именно.
        -?Я знаю, ты за него вышла замуж, - сказала Арина.
        -?Нет еще...
        -?Не имеет значения. Главное, вы любите друг друга и живете вместе. Слушай, может, посидим, поболтаем?
        -?С удовольствием, - ответила Каролина, не задумываясь. Радость от того, что из небытия вынырнула Арина и что они говорят на своем, дурацком и не очень понятном посторонним языке так, как будто ничего не произошло, наполняла ее, и она готова была ехать куда угодно, лишь бы снова сесть рядом с подругой и слушать ее сентенции.
        -?Это Арина? - догадался Алекс.
        -?Да.
        -?Привет ей от меня. Послушай, пусть она приезжает к нам. Прямо сейчас, не откладывая!
        -?Алекс говорит, пусть приезжает прямо сейчас. Приедешь?
        -?Я уже в машине. Говори адрес.
        ...Арина ничуть не изменилась.
        Подтянутая, с высокой грудью и тонкой талией, она была хороша, оживлена и такая родная, что Каролина растрогалась и расцеловала ее от всей души в обе щеки и в чуть вздернутый носик. Отстранила, вгляделась - у подруги в глазах стояли слезы.
        -?Ничего домик, - небрежно сказала Арина. - Снаружи вроде неказистый, а внутри...
        -?Пойдем, с Алексом поздороваешься. Он в мастерской.
        -?Столярничает?
        -?Почему столярничает?
        -?Говорят, сейчас это модно...
        -?Нет, это не про нас. Он картины расчищает. Ты знаешь, он оказался страстным коллекционером. Мы в Италии купили своеобразного кота в мешке: два полотна в ужасном состоянии. Вот он сейчас и расчищает их. Это ужасно длительная, нудная и тонкая работа, не дай бог испортить. Но очень интересная. Нам на второй этаж.
        Они поднялись по широкой мраморной лестнице и вышли в длинный коридор с картинами.
        -?О, да тут целая Третьяковская галерея! - воскликнула Арина. - Боже, а это что за мазня? - Она с удивлением воззрилась на олеографию, висящую чуть в стороне от остальных картин. - Никак Николай Первый?
        -?Он самый. Пойдем, потом все расскажу. И не вздумай при Алексе брякнуть о мазне. Нам вон туда, вниз по этой винтовой лестнице. Мастерская Алекса в пристройке.
        Они спустились в мастерскую, залитую ярким светом. Мигал огромный профессиональный компьютер. Смотрел на мир темным оком осциллограф, чуть в стороне стоял огромный принтер, за ним телевизор. Алекс перед мольбертом с великим тщанием возился с картиной. На нем был фартук, рукава засучены, на нос сползли очки в простой оправе, их он надевал, только когда работал с картинами.
        -?Рад тебя видеть, Арина, - сказал он и сделал приглашающий жест рукой. - Вот, посмотрите, девочки, какая сочная зелень выглядывает. Если все полотно сохранилось в таком отличном состоянии, цены ему нет!

«Девочки» подошли, с видом крайней заинтересованности поглядели на небольшой участок полотна, покрытый действительно яркой зеленой краской, наложенной грубым, резким мазком, важно покивали, пожелали Алексу успехов и вернулись по винтовой лестнице в коридор.
        -?Когда он возится со старыми картинами, он невменяем.
        -?Я заметила.
        -?Мы с Динкой только в Джубге узнали, что это у него наследственное хобби. У них в семье покупать картины - традиция, которой уже двести лет. Они вообще тут все немного сдвинулись на традициях, особенно бабушка Алекса.
        -?А как к тебе относятся? Как к нарушению традиций?
        -?Ты попала в самую точку, подруга, - сказала Каролина, входя в свой будуар. - Тут мое царство, и никто, кроме моих друзей, сюда не вхож.
        -?Даже так? Здесь очень мило... Но почему ни одной картины нет? Неужели в знак протеста?
        -?Нет, просто я жду. По моему замыслу, здесь будет висеть одна из тех картин, что мы привезли из Италии.
        Каролина усадила подругу в кресло, подвинула столик, достала из небольшого бара пару хрустальных бокалов, спросила, что она будет пить.
        -?Водочки у тебя, конечно, в таком изысканном будуаре нет?
        -?Обижаешь, подруга. - Каролина с гордостью извлекла из встроенного в бар холодильника бутылку запотевшей водки, разлила.
        Они чокнулись.
        --за тебя, - сказала Арина.
        -?Лучше за нас.
        Выпили. И начался тот удивительный женский - лучше сказать, бабий - разговор, когда ничего не договаривается до конца, но все понятно, настроение витает над словами, и чувства мгновенно создают настроение...
        Через полчаса, пройдясь по всем знакомым острым язычком иронии и лукавства, они вернулись к прозе жизни.
        -?Как твоя нога?
        -?Хорошо. Немного отекала, но я делаю массаж. Кстати, и общий.
        -?Зачем?
        -?Телеса подтянуть. Обрюзгла слегка на больничной койке.
        -?Может, и мне подтянуть?
        -?Ради Бога. Массажист у меня классный. Надумаешь - звони, сразу же и поедем...
        -?А правда, мне Динка сказала, что в тебя стреляли из-за того, что ты с каким-то протестом выступила?
        -?Ох, подруга, слушай ты ее... Просто я подписала один протест против тех, кто наживается на спекуляции приморскими земельными участками.
        -?Тебе, конечно, больше всех надо. Динка сказала, ты там в местном ресторане на гитаре играла, а потом и на скрипке.
        -?Болтушка.
        -?А ко мне не вернешься?
        -?Позовешь - подумаю.
        -?Зову.
        Каролина приставила палец ко лбу.
        -?Думаю...
        Когда прощались, уже в машине Арина вдруг спросила:
        -?Так когда ты меня к своему массажисту отвезешь?
        -?Послезавтра я у него буду, постараюсь договориться.

        Никич сначала не соглашался принять Арину, объясняя, что общим массажем он, как правило, не занимается, просто сделал для Каролины исключение. Кроме того, у него и времени-то свободного нет. Для наглядности Никич стал листать свой органайзер, демонстрируя Каролине отсутствие лакун.
        -?У меня ведь всего четыре сеанса осталось с ногой, вот и получится окно для Арины, а пока, пожалуйста, уж как-нибудь впихните ее в ваш график, - упросила его Каролина.
        -?Ну хорошо, - согласился наконец Никич. - Приезжайте в следующий раз вместе с ней, я посмотрю, определюсь и попробую найти для нее время.

        Подруги приехали в назначенное время. Машину вела Арина. Не успела она припарковаться, как неожиданно Каролина повела себя, словно робкая девочка.
        -?Слушай, может, подождем? Пусть она уедет.
        -?Кто она?
        -?Понимаешь, это машина матери Алекса, Инны Евгеньевны. Мы с Динкой ее заметили еще в первый мой приезд сюда, но я как-то не связала, не подумала, что и она делает массаж у Никича. Не хочу здесь с ней встречаться.
        -?Почему?
        -?Не знаю сама. Что-то не в кайф.
        -?Во-первых, не комплексуй. Во-вторых, уже твое время, ты в своем праве, тебе же надо расслабиться, подготовиться, никто не приезжает минута в минуту в назначенное время. Идем!
        Женщины вышли из машины.
        -?Подожди... - никак не могла решиться Каролина.
        -?Что еще?
        -?Странно, мы все почему-то оказались клиентами именно Никича...
        -?Значит, он хороший массажист. Идем!
        И в этот момент из двери массажного кабинета вышла Инна.
        -?Каролина? - На лице ее явно проступил испуг, оно покрылось непривычными для нее красными пятнами, глаза вильнули в сторону незнакомой машины, но она быстро взяла себя в руки и поздоровалась.
        -?Мы сегодня уже виделись, Инна Евгеньевна.
        -?Да, да... Я немного удивилась.
        -?Познакомьтесь, моя ближайшая подруга Арина Юльевна.
        -?Очень приятно.
        Арина молча поклонилась.
        -?Я хочу рекомендовать ее Никичу.
        -?Понятно... Кстати, а кто вас рекомендовал?

«А твое какое собачье дело?» - подумала Каролина, но ответила:
        -?Дочь. Она была в его группе, когда он еще работал тренером, до того, как сломал ногу...
        -?Мир тесен... - вздохнула Инна и, кивнув, стремительно пошла к своей машине.

        Каролина не выдержала и первая позвонила Арине:
        -?Привет, подруга, что же ты не звонишь? И носу не кажешь? Я, можно сказать, с ума схожу от любопытства.
        -?Я как раз собиралась тебе звонить.
        -?Неужели?
        -?Я пропала, Лина.
        -?Куда?
        -?Не задавай идиотских вопросов. Я влюбилась.
        Что-то словно щелкнуло в мозгу Каролины, и она спросила:
        -?В Никича?
        -?Да! - не удивилась догадливости подруги Арина. - Как вошли мы тогда с тобой в его массажную, он посмотрел на меня и - все...
        -?А я ничего не заметила.
        -?Два дня до назначенного сеанса я была как сама не своя. Со мной такого еще не бывало.
        -?С тобой всегда такого еще не бывало...
        -?Я серьезно!
        -?А потом?
        -?А потом я пришла в назначенное время, стала раздеваться, а руки трясутся. И тут я вдруг поняла, что не хочу, чтобы он делал мне массаж.
        -?Почему?
        -?Неужели непонятно? Роман с массажистом... Но отказываться было уже поздно. В общем, взгромоздилась я на стол, он прошелся всеми пальцами по спине как пианист, и мне захотелось, словно собачонке, у его ноги, восторженно повизгивая, крутиться. .
        -?Подожди, подожди... собачонкой не надо. А он? Что он?
        -?Чуть улыбнулся и назначил восемь сеансов.
        -?Восемь - это хорошо. Вот если бы семь...
        -?Перестань идиотничать, не то я с тобой рассорюсь на всю жизнь, окончательно, бесповоротно и навсегда... Почему твоя свекровь на меня волком смотрит?
        -?Когда ты ее видела?
        -?Сегодня встретились. Она выходила, я приехала. Знаешь, такие глаза, словно она меня убить хотела. Будто Никич ее собственность, а я покушаюсь. - Арина внезапно умолкла и задумалась. - А может, она так и считает?
        -?Что ты, ей за шестьдесят.
        -?В самый раз в массажиста влюбиться.
        -?А тебе?
        -?А мне в красивого мужика. Не сравнивай, обижусь! Я, собственно, чего звоню... Я несколько раз заикалась насчет того, что неплохо было бы вне массажного кабинета встретиться...
        -?И что?
        -?Улыбается и молчит. Он с тобой-то хоть разговаривает?
        -?Иногда, хотя он не говорун.
        -?У меня возникла идея. Не может ли Динка его под каким-нибудь предлогом в мой ресторан привести?
        -?А ты не боишься?
        -?Чего?
        -?Что он на нее западет?
        -?Не боюсь. Ты спроси, ладно?
        -?Спрошу, - без особой уверенности ответила Каролина.

        ...Динка фыркнула, как рассерженная кошка, сказала, что и не подумает, и повесила трубку.
        Но через час позвонила.
        -?Мамик, я вот что подумала. Ты ведь обещала Никичу разузнать у Алекса, как попасть в Туринский госпиталь...
        -?Конечно. Просто сейчас Алекс настолько занят картиной, что ему трудно сосредоточиться на чем-то другом, и я не хочу, чтобы разговор был чисто формальным. Нужны детали, подробное описание всех документов, направлений, не знаю чего... Я ведь сама ни во что не вникала, поэтому могу просто перепутать. Дней через восемь-десять, когда работа с картиной станет относительно рутинной для Алекса, я усажу его и все спокойно разузнаю и запишу.
        -?У меня есть другая идея. Не надо расспрашивать Алекса. Я позвоню Светлане и все разузнаю. А ты пригласишь Никича в ресторан, извинишься, что долго молчала, и все ему по полочкам разложишь.
        -?А почему я, а не Ариша?
        -?Не впутывай сюда тетю Арину. Она не имеет никакого отношения к Туринской больнице.
        -?Тогда лучше ты.
        -?Могу и я, но ведь ты, а не я, ему обещала у Алекса узнать.
        -?Ух ты, мой стратег, вот тебе и карты в руки.
        -?Нет, я не могу.
        -?Почему?
        Динка долго молчала.
        Ей вспомнился ее безумный роман с Никичем, безоглядная связь шестнадцатилетней девчонки и сорокалетнего красавца-тренера, о которой знали все в секции и все завидовали. Горы вранья, что ей пришлось нагородить матери. Ужас, когда он сказал ей, что им необходимо расстаться. А потом эта трагедия - перелом ноги. Нет, в сердце ее ничего давно не осталось от первого, замешанного на восхищении и ученической подчиненности чувства, может быть, только легкий, всех смущающий или удивляющий, вроде бы наигранный цинизм. Никича она вспоминала часто, обычно с благодарностью, иногда забегала к нему посплетничать о знакомых спортсменах, поболтать - он был мудрым, как и положено быть тренеру, но еще и начитанным, точнее было бы сказать, эрудированным не только в своей области, но и в широком смысле слова. Она искренне радовалась, что смогла рекомендовать его матери и что он понравился ей и как массажист, и как человек. Ее немного удивляло появление у него Инны. Судя по всему, та была давней и преданной клиенткой, не понятно, как она оказалась в мире Никича.
        -?Хорошо. Если ты не можешь, скинем этот разговор на Арину, тем более что она меня вот уже неделю умоляет привести Никича к ней в ресторан, - предложила Каролина.
        -?Разве она сама не способна пригласить?
        -?Она-то способна, но Никич не соглашается.
        -?Почему?
        -?Она и сама не понимает. Он благодарит и отказывается...
        -?Скажи, она действительно им увлечена или это очередной взбрык тети Арины?
        -?Кто ее знает... Но тебе удобно? Он отказывает ей, а ты его заманишь?
        -?Вот поговорю с ним и решу. И все же, мам, проще всего было бы тебе взять все в свои руки: позвони сама Светлане, все точно разузнай, запиши и, как обещала, растолкуй Никичу.
        -?Я не могу разговаривать с ним во время массажа.
        -?Поговори после, что за проблема!
        -?Ты же знаешь, что у него один пациент наползает на другого, просто нет ни минуты продыха.
        -?Ну так пригласи его в ресторан, - посоветовала Динка.
        -?Так мы с этого и начали. Я так и сделаю.

        Но как часто случается, жизнь повернула все по-своему.
        На следующий день около двух часов, как раз перед семейным тягостным обедом, Каролина услыхала, как фыркнула машина Инны, въезжающая в гараж. «Значит, будет восседать за столом», - подумала Каролина с привычной неприязнью, но в этот момент в дверь ее будуара постучали, и сразу же, не дожидаясь ответа, вошла Инна.
        С первого взгляда Каролина поняла, что та на грани истерики.
        -?Скажите, зачем вы привели к Никичу свою подругу? Чего вы добиваетесь?
        -?Ничего. Ей был нужен хороший массажист, и я...
        -?Она ломает мое расписание!
        -?Она или Никич?
        -?Он - из-за нее! Сегодня он вообще отменил, перенес мой сеанс на завтра... Я требую... нет, я прошу вас, поговорите с ней, с Никичем... я не могу так...
        -?О чем?
        -?Он изменился ко мне! - Инна тут же спохватилась, что у нее вырвались неосторожные слова, и добавила: - В смысле пунктуальности... - Она резко повернулась и, не сказав больше ни слова, вышла.

        К обеденному столу Алекс пришел прямо из мастерской, извинился, что в халате, сел, потирая руки. Катя принесла супницу с наваристым, как любил Алекс, мясным борщом, Инна налила первую тарелку и передала ее сыну. Ритуал, немного нарушенный появлением Алекса в рабочем халате, заработал.
        Каролина не спускала глаз с Инны. Действительно, та была явно не в себе. Неужели только из-за того, что Никич перенес сеанс на другой день? Вырвавшиеся у свекрови слова «он изменился ко мне» не выходили у нее из головы. Так не говорят только потому, что отменен массаж. Она явно испугалась, что проговорилась, и попыталась прикрыться другими словами. Неужели она влюбилась на старости лет в массажиста? А что тут такого? Могла же влюбиться в него Ариша... Да, но Инна знает Никича не первый день, она его давнишняя клиентка. Вопросы возникали и оставались без ответа.
        Обратил внимание на состояние матери и Алекс - даже он, погруженный в мысли о картине, заметил, что та сидела бледная, с остановившимся взором, поджатыми губами и практически ничего не ела.
        -?Мама, у тебя все в порядке? - заботливо спросил он ее.
        -?Немного голова болит...
        -?Может, выпьешь бокал вина? Я с удовольствием составлю тебе компанию, Каролина нас поддержит.
        -?Нет. Впрочем, я согласна...
        Маша проворно поставила бокалы, Алекс тем временем достал из бара бутылку очень хорошего «Саперави», привезенного из Тбилиси еще до того, как начались все эти винные глупости с подачи санитарного врача, ловко открыл, разлил сам, опять же нарушая традицию, сказал: «Чтобы у тебя никогда не болела голова» - и выпил маленькими глотками, смакуя вино, которое считал одним из лучших столовых и ставил его впереди многих итальянских и французских вин.
        -?Хорошо сегодня работалось? - спросила Берта Витальевна.
        -?Отлично... Я наконец взялся за чтение истории рода баронов, которую переслала мне Светлана. Очень полезное чтение. Многое проясняет. Мне нужно было бы начинать с этого еще до того, как ехать в замок. Оказывается, хотя они и самая младшая ветвь знаменитой фамилии, в конце шестнадцатого и в первой половине семнадцатого веков они переживали расцвет. Тогда они жили от шпаги, а не с земли. Совершили несколько удачных походов, а позже успешно участвовали в сомнительных, но прибыльных операциях на Карибских островах. В те годы эти острова были прибежищем пиратов. Это позволило не только поправить дела, но и восстановить замок, разрушенный противниками в середине пятнадцатого века. Правда, восстановить удалось только башню. И тогда же барон Алессандро заказал несколько портретов своих родителей и, конечно, свой одному из самых дорогих художников. Так написано в очерке. Дорогих или талантливых - вот в чем всегдашняя дилемма. Я расчистил самое начало подписи... - Алекс сделал театральную паузу.
        -?Ну? - непроизвольно воскликнула Каролина.
        -?Проявились буквы.
        -?Говори же!
        -?Три буквы, видимо, от имени и одна от фамилии художника.
        -?И кто? - спросила Берта Витальевна.
        -?Бабушка, дорогая, под эти буквы можно половину художников Италии подставить.
        -?Как интересно!
        -?Сто лет назад шел фильм, в котором была одна гениальная фраза: «Терпение, Вилли, терпение...»
        -?«Подвиг разведчика»! - воскликнула бабушка. - Ох, какой там был Кадочников красивый...
        Во время этого, немного шутливого разговора Инна сидела с мертвым лицом. Именно мертвым. После обеда, выходя из столовой, она будто случайно задержалась и, поравнявшись с Каролиной, шепнула:
        -?Если вы отговорите вашу подругу делать массаж у Никича, я для вас все сделаю.
        Ночью, свернувшись калачиком в теплых объятиях привычно посапывающего Алекса, Каролина пыталась разобраться в истинном смысле таинственной реплики свекрови. Что она хочет сделать для меня? Разве я ее о чем-нибудь просила? Да мне ничего от нее не надо!


        Глава 21

        Очередная шальная идея пришла в голову Каролине, когда она уже почти заканчивала делать макияж перед выездом в ресторан.
        Почему бы ей не взять скрипку и не появиться на знакомом подиуме в своем старом качестве? Сюрпризом!
        Она приехала на такси, прошла через служебный вход, стала тихонько пробираться в свою гримерку, но ее заметили и сразу же окружили все, кто был на кухне. Поздравляли, расспрашивали, целовали и требовали, чтобы после окончания работы она пришла к ним. Она растрогалась и подумала, какая же она скотина, что до сих пор не выкроила время и не приехала к друзьям. Прибежала и Рита, неожиданно всхлипнула, и черные ресницы потекли полосками по ее щекам.
        -?Я хочу немного поиграть, ты не возражаешь?
        Последнее время, насколько было известно Каролине, Рита играла одна. Как сказали бы итальянцы, соло.
        -?О чем ты говоришь! Я буду рада! - Рита убежала в зал.
        Каролина закрыла на секунду глаза и по-шла следом за ней.
        Динку и Никича она увидела сразу. Они сидели за столиком, давно уже облюбованным Динкой, - у дальней, глухой стены, в стороне от подиума. Каролина не успела дойти до подиума, как ее заметили немногие завсегдатаи и зааплодировали. Она кивнула залу, вскинула смычок, опустила его на струны и заиграла.
        При первых звуках скрипки Динка подняла голову, мгновение смотрела на мать с недоумением, затем все поняла и что-то негромко сказала Никичу. Он посмотрел на Каролину, широко улыбнулся и в знак приветствия поднял руку. Закончив играть под аплодисменты - на этот раз уже не только завсегдатаев, - она подошла к их столику.
        -?Вы замечательно играете и так же замечательно выглядите на подиуме, - галантно сказал Никич, целуя ей руку.
        -?Когда хвалят таким светским тоном, я начинаю думать, что это не похвала, а лесть.
        -?Помилуйте, зачем бы мне вам льстить? Я очень рад увидеть вас именно в этом качестве. Теперь я понимаю, что имела в виду Дина, когда несколько лет назад рассказывала мне о вас с восторгом.
        Только сейчас Каролина поняла, что затея со скрипкой, как бы эффектна она ни была, ставит ее в сложное положение. Ей придется играть, ибо, как известно, назвался груздем... А сейчас должна появиться Арина, она обещала быть в ресторане точно к девяти часам. Арина - человек пунктуальный.
        -?Ты успела рассказать Никичу о больнице?
        -?Да, и я горю желанием услышать подробности, - вместо дочери ответил тренер.
        -?Подробности вы услышите, когда я закончу играть. - Каролина отошла от столика и направилась к подиуму.
        Она была в середине задумчивого, лирического вальса Свиридова, когда в зале появилась Арина. Вот когда Каролина получила удовольствие от своей выдумки - Арина в полном смысле слова застыла на пороге зала, ничего не понимая, потом до нее дошло, она улыбнулась, глаза ее заметались по столикам, наконец, она обнаружила Никича и Динку, просияла и двинулась к ним, огибая стулья и покачивая бедрами. Арина была в длинном платье, глубокое декольте открывало нежную, гибкую, возмутительно гладкую для ее тридцати восьми лет шею, на ней уютно лежало, намекая на высокую грудь, сверкающее ожерелье, в ушах покачивались бриллианты, глаза искрились, соперничая своим блеском с серьгами.
        -?Позвольте представить вам хозяйку этого милого ресторана, - сказала церемонно Динка обусловленную заранее фразу, но ее серьезности не хватило до конца, и она фыркнула.
        -?Чему ты смеешься, наглая девчонка? - спросила Арина.
        -?Тому, что сегодня мы обрушили на Никича град сюрпризов, а он сидит, невозмутимый, как каменный идол.
        И тут Каролина увидела все происходящее как бы со стороны и ужаснулась бессмысленности затеянного ими, хоть и с лучшими намерениями, представления. «Боже мой, что он о нас подумает? И это вместо того, чтобы помочь Арише. А я-то, старая кобыла со скрипочкой...»
        Она быстро вернулась к столу.
        -?Никич, я должна принести вам извинения. Вместо того чтобы по деловому рассказать вам все, что вас так интересует, мы затеяли какое-то дурацкое действо.
        -?Ну что вы, все было очень симпатично, а играете вы замечательно, - добродушно и слегка снисходительно произнес Никич, бросая заинтересованные взгляды на преобразившуюся Арину.
        -?В таком случае Динка вам быстро все доложит, а я только хотела сообщить, что уже разговаривала со Светланой, переводчицей, и предварила ваш звонок самыми лучшими рекомендациями.
        -?Спасибо.
        -?Мне же, как говорится, пора и честь знать, ибо вышел на эстраду - играй. - Каролина приложила скрипку к плечу, опустила смычок на струны и пошла по залу, играя и улыбаясь посетителям.
        -?Никич, не пялься на маму, у нее есть Алекс, - сказала Динка.
        -?Я не пялюсь, я просто любуюсь. Посмотри сама - ее ритмичные движения соразмерны, как движения кикбоксера в момент хорошо подготовленной атаки и ничем не напоминают о пережитой травме. Мне лестно, что тут есть и моя доля участия.
        -?О, Боже! Тетя Арина, вы когда-либо слышали такой комплимент?
        -?Нет, но надеюсь, что когда-нибудь и я удостоюсь. - Арина солнечно улыбнулась Никичу.
        -?Вы что, тоже собираетесь ломать ногу?
        Все засмеялись.
        Динка достала из сумочки заранее приготовленный листок бумаги.
        -?Никич, вот тебе телефоны Светланы, факс, е-мейл, домашний и офисный адреса. Ее мужа зовут Антонио, он немного понимает русский. Светлана очень пунктуальная, четкая и надежная. И услуги ее стоят по-божески. Впрочем, это мнение Алекса. А я пошла.
        -?Куда? Может, посидишь с нами? Я тебя сто лет не видела, ты очень повзрослела.
        -?Нет, тетя Арина, у меня дела. Привет!
        -?Постой, ты не сказала, сколько это может примерно стоить?
        -?Увы, Никич, это тебе может сказать только Светлана после того, как проконсультируется с профессором. Но Алекс предупредил, что тебе необходимо заранее послать в Италию свои рентгеновские снимки. Впрочем, она сама тебе все скажет. Чао! - Динка помахала матери рукой и направилась к выходу, но по пути задержалась у пианино, чтобы перекинуться парой слов с Ритой. Пианистку интересовали дела Мишки, а Динка не могла отказать себе в удовольствии рассказать лисе, что у брата все замечательно.
        Никич проводил ее взглядом. Динка была понятна и очевидна ему, как и десятки других, таких же длинноногих, смазливых и красивых спортивных девочек, может быть, умнее их, может быть, ярче. Что-то было в ней, что слегка царапало Никича, - неужели память о стремительном романе, удивление тому, что выросло из той, не-складной очаровашки, сожаление о минувшем... Нет, скорее всего это был тревожащий его порой вспыхивающий в ее глазах загадочный отсвет глубоко упрятанной драмы. Впрочем, какая может быть драма у девчонки в этом возрасте? Особенно такой победительной, как Динка!
        -?Я предлагаю тост за всех исцеленных вами пациентов! - провозгласила Арина.
        Невольно внимание Никича переключилось на нее. Что привлекло его в этой женщине, появившейся у него неделю назад, привлекло настолько, что он отказал - правда, не облекая отказ пока в категоричные слова, - Инне Евгеньевне? И почему вдруг почувствовал острую необходимость прервать такие необременительные и, признаться, казавшиеся ему какое-то время приятными отношения со все еще привлекательной и щедрой клиенткой, согласной платить безумные деньги?
        У него было много женщин. И более красивых, чем Арина, и менее, он давно понял, что тайна притягательности женщины не во внешней красоте и даже не в ее теле, хотя это один из важнейших компонентов того пьянящего напитка, который именуется страстью. Когда был моложе, пытался разобраться. С возрастом понял, что эта тайна, волнующая мужские умы уже не одно тысячелетие, разгадке не поддается, и смирился, как смирились миллиарды мужчин до него, и стал просто ждать, когда появится она, та самая, что для него, именно для него одного, обладает могучей и тайной притягательностью...
        ...Каролина заиграла вальс Штрауса. Если Никич не ошибался, это был легкомысленный и мелодичный вальс, который звучал в древнем американском кинофильме, название которого он никак не мог вспомнить. Там еще любовники просыпались в Венском лесу, и звуки пробуждающегося леса складывались в мелодию вальса.
        Задумавшись, он не заметил, как вальс Штрауса незаметно стал перетекать в музыку Хачатуряна к драме «Маскарад».
        Каролина играла увлеченно, самозабвенно, отдаваясь ритму. Появление в ресторане Алекса она не сразу заметила. Увидела его, только когда он уверенно пробирался между столиками к пианино, где задержалась, беседуя с Ритой, Динка. Дочь сделала шаг ему навстречу. Он протянул ей руку, она очень серьезно поглядела на него, потом улыбнулась так, как умела только она - шаловливо, загадочно и одновременно открыто, - и сбросила туфли на шпильках. Это было так неожиданно, что Каролина чуть не сфальшивила. А Динка женственным, волнующим движением скользнула в объятия Алекса, и они поплыли в танце. Ее взгляд не отрывался от взгляда Алекса и был насыщен чувствами, для Динки необычными, в нем было и затаенное волнение, и беспокойство, и даже едва угадывающееся страдание.
        Что руководит выбором мелодии? Какие необъяснимые, подсознательные нервные импульсы посылают сигналы в кончики пальцев, заставляя их играть ту или иную мелодию? Почему искрящийся радостью вальс Штрауса вдруг превратился под смычком Каролины в тревожную, насыщенную трагическим предчувствием мелодию вальса Хачатуряна?
        Каролина закончила играть и вернулась к столику. Динка и Алекс тоже подошли. Дочь скромно стояла рядом с матерью, так и не надев туфли. Не похоже было, что совсем недавно она собиралась уйти. Арина торжественно познакомила Никича с Алексом. Они были чем-то похожи, не внешне, а скорее тем уверенным мужским началом, которое в обоих проступало очень явственно.
        -?Как ты догадался, что мы здесь? - спросила Каролина.
        -?А куда ты еще могла пойти со скрипкой? - усмехнулся Алекс.
        -?Но ты же работал в мастерской!
        -?Мама видела, как ты уходишь.
        Каролина сомневалась одно мгновение. Лучшего повода, чтобы обнародовать имя еще одной клиентки Никича, не сыскать, подумала она и, не решив, нужно ли ей, чтобы Алекс узнал о походах матери к Никичу, или не нужно, что из этого может произойти, она небрежно бросила:
        -?Конечно, Инна Евгеньевна все видит и все замечает. - Она полагала, что довольно редкое сочетание имени и отчества привлечет внимание Никича.
        Но все пропустили ее слова мимо ушей.

        Вечер прошел незаметно. Алекс острил, Никич рассказывал смешные эпизоды из тренерской практики, Каролина время от времени играла, отвечая настойчивым требованиям посетителей, и прибегала к столику, словно боялась что-то важное пропустить.

        ...Из ресторана вышли все вместе. Машины у Никича не было, он сказал, что поймает такси, и Арина пошла проводить его до стоянки. Каролина быстро нашлась и непререкаемым тоном заявила, что Арина отлично может отвезти его сама. Подруга повеселела, сообщила, что недавно заправлялась и бензина хватит хоть до Италии, побежала, как девчонка, к своей машине, распахнула правую дверцу, приглашая Никича.

        ...Домой Каролина вернулась возбужденная и игрой, и тем, как успешно, по ее мнению, развивается роман Арины, и тем, как она ловко отправила их вдвоем домой, и даже тем, что судя по всему, Инне будет теперь полная отставка.
        -?Насколько я могу судить, ваша маленькая интрига с Никичем имеет все шансы на успех? - заметил Алекс, неторопливо раздеваясь, чтобы идти в душ. - Мне он показался симпатичным.
        -?Как твоя расчистка?
        -?Успешно.
        -?Я завтра включусь.
        -?А я тут, внимательно читая историю рода барона, понял одну важную особенность коллекции: свои портреты предки барона начали заказывать в первой половине семнадцатого столетия, когда они еще процветали. Но неожиданно временное благосостояние семьи пришло в упадок, замок больше не достраивали, картин не заказывали, бароны перебрались на север, в Ломбардию, а затем в Турин, ко двору герцогов Савойских. Отобранные мною два полотна очень старые, одно, как мне кажется, конца первой половины семнадцатого века, может быть даже, самого начала..
        Так что в любом случае мои приобретения стоят очень дорого. И буде я захочу продать даже одну, я полностью оправдаю все затраты на поездку в Турин и твое лечение...
        Каролину больно кольнули слова «полностью оправдаю затраты на твое лечение», она хотела возмутиться, но, подумав, сочла за лучшее промолчать.
        -?Там остались двенадцать картин шестнадцатого и семнадцатого веков. Я даже примерно не могу представить, сколько все это может стоить! Даже если их писали второстепенные по тем временам художники. Барон может не только отремонтировать, но и выстроить новую башню, если захочет.
        Каролина не выдержала:
        -?Все же ты меня иногда удивляешь, Алекс. Вроде такой тонкий ценитель прекрасного, такой эрудированный человек, а говоришь о картинах в категориях их рыночной стоимости. «Полностью оправдал затраты на мое лечение...» Надо же!
        -?Почему - вроде тонкий ценитель? Я действительно тонкий ценитель. Не был бы таким, давно разорился бы, а так моя коллекция непрерывно прирастает новыми приобретениями. И пора бы тебе понять, что картины имеют две стоимости. Одна - по счету искусства, она вечна и от конъюнктуры на рынке прекрасного не зависит. Другая же - по счету аукциониста, то есть ее покупная стоимость на сегодняшний день. Я, как коллекционер, обязан учитывать обе стоимости. - Алекс ушел в душ, оставив Каролину решать, надо ли и дальше демонстрировать свою обиду и есть ли основания для этого.
        Но тут ей в голову пришла мысль позвонить по городскому телефону Арине и проверить таким образом, вернулась ли она домой. Арины дома не оказалось. Поразмыслив, она все же решила немного помучить Алекса. Хамство какое - говорить, что оправдал затраты! Так что, когда легли спать, она демонстративно отвернулась от него. Алекс усмехнулся, обнял Каролину и тихонько поцеловал в шею. Противиться предложению перемирия, сделанного в такой форме, она не смогла, и все закончилось ласками.
        Утром Каролина опять позвонила по городскому телефону подруге. Той не было дома. Все складывается замечательно, подумала она и спустилась в мастерскую, где уже работал Алекс. По дороге вниз она заглянула на кухню и получила у Маши пару бутербродов и стаканчик йогурта, благо Берты Витальевны там не оказалось.
        Алекс с удовольствием подкрепился предложенным ему бутербродом, благодарно поцеловал Каролину и вернулся к работе.
        Только через неделю Каролина дозвонилась подруге.
        -?Ты что же не звонишь? И не отвечаешь?
        -?Ой, Линочка, я безумно счастлива!
        -?Так счастлива, что и позвонить не смогла. Забыла, кто вас познакомил?
        -?Виновата, виновата... Но я все объясню. Он звонил Светлане в Турин, все выяснил, это стоит безумных денег, но мы решили, что нужно рискнуть, сообщили ей, чтобы начала переговоры. Будем оформлять для нас тур.
        -?Для вас? Ты тоже едешь?
        -?Конечно, а как же? Он сделал мне предложение!
        -?А ты согласилась?
        -?Ну не отказывать же такому хорошему человеку, - хихикнула Арина, и в ее игривой интонации Каролина сразу же узнала прежнюю подругу.
        -?Я вижу, в смысле, слышу, что ты счастлива.
        -?Я же сказала - безумно! И это не для красного словца... Словом, мы решили так: он продает массажный кабинет...

«Привет, Инна Евгеньевна!» - подумала Каролина мстительно.
        -?... я беру ссуду в банке под ресторан, и мы едем вместе в Турин. Это выяснилось окончательно только сейчас, я как раз собиралась тебе звонить.
        -?Свадьба здесь?
        -?Здесь. Но до отъезда мы не успеем, все состоится после нашего возвращения. Я так счастлива!
        -?Поздравляю, Аришенька, от всего сердца поздравляю!
        -?Может быть, встретимся сегодня в ресторане?
        -?Алекс! - позвала Алекса Каролина. - Пойдем сегодня к Арише в ресторан? Они с Никичем нас приглашают. У нее масса новостей.
        -?Если масса новостей - пойдем, - согласился он, не поднимая головы от полотна.
        -?Когда прикажешь быть? - спросила она Арину.
        -?В восемь, хорошо? И не бери скрипку, поняла?
        -?Поняла, пока.
        Каролина отключила сотовый.
        -?Кстати, как Никича, если по-человечески, зовут? Для вас он Никич, вам можно, вы перед ним почти голенькими лежите, а мне неудобно так к нему обращаться.
        Каролина с удивлением уловила оттенок ревности в голосе Алекса.
        -?Алекс, неужели ты ревнуешь?
        -?Не выдумывай...
        -?Ревнуешь! Знаешь, очень приятно, когда тебя ревнуют! Я счастлива! А зовут его Николай Никитич. Ни-кич.


        Глава 22

        Утром после похода в ресторан к Арине, где они несколько переусердствовали с поздравлениями и тостами, Каролина почувствовала себя нехорошо.
        -?Ничего удивительного, - буркнул страдающий похмельем Алекс, не привыкший к излишествам. - Пить бургундское, мешая с белым рислингом, запивать противным ликером «Амаретто» и завершать коньяком - да это у бомжа начнутся колики и тошнота.
        Но и на следующий день ее поташнивало.
        И на следующий...
        Каролина была слишком опытной, чтобы не понять - она беременна.
        И сразу же встал главный вопрос: когда говорить Алексу. Удивительно, но она ни разу не задумывалась о такой возможности, как беременность. Первым поползновением было позвонить Арине и посоветоваться. Всласть потрепаться. Но потом она подумала, что, ослепленная любовью, Арина конечно же все немедленно выболтает Никичу, и поползет слух... Даже если и не поползет, ей не хотелось, чтобы Никич узнал раньше Алекса. Значит, все снова вернулось к тому же: когда говорить? Надо ли подготавливать?
        Еще полгода назад она, наверное, не задумываясь, посоветовалась бы с дочерью, давно ставшей взрослой и умной подругой. Но что-то удерживало ее. Копаться в себе, доискиваясь причины, не хотелось...
        Вечером все решилось само собой. Алекс, вернувшись из мастерской, обнаружил, что жена уже лежит в кровати, заботливо спросил, прекратилась ли тошнота, и, не дожидаясь ответа, заявил со свойственной ему решительностью, что в любом случае ей следует пойти к специалисту, заодно оформить карточку в одну из лучших платных поликлиник Москвы, где он сам состоял на учете уже много лет.
        -?Не надо мне ни к какому специалисту, - завелась Каролина от слов «в любом случае». - Все очень просто. Я беременна.
        Сказала и, только тогда сообразив, что она проболталась, так ничего и не решив, не подготовив его, как хотела бы, в испуге уставилась на Алекса.
        -?Как беременна?
        -?Обыкновенно, - разозлилась на идиотский, чисто мужской вопрос Каролина.
        По лицу Алекса расползлась глупейшая, но абсолютно счастливая улыбка.
        -?Ты уверена?
        -?Вполне... Не первый раз! Токсикоз начался, - сварливо пожаловалась Каролина, но, посмотрев на его улыбку, поняла, что за нее она готова простить ему все, что нуждается в прощении в прошлом и что будет нуждаться еще в будущем, добавила: - Можешь меня поцеловать, если у тебя, конечно, есть такое желание.
        Желание было.

        ...Арину и Никича они проводили через две недели. В Шереметьево Арина была весела, обворожительна и одновременно на удивление озабочена, хотя летала в Италию не менее десятка раз. Никич был собран, сосредоточен, казалось даже, что он хромал немного меньше обычного. Они стояли в хвосте длинной очереди, подруги пикировались, Арина в шутку обвиняла Алекса в том, что они приехали провожать только потому, что боятся за целость презентов для профессора и двух хирургов. Презенты действительно были очень ценными: Алекс чудом достал из каких-то невероятных тайных складов, пользуясь своими фантастическими знакомствами, три бутылки тридцатилетнего армянского коньяка, еще той, советской закладки.
        -?Ох, ох! - дурачилась Арина. - Вы боитесь, что, если вас не будет рядом, а бдительные стражи, согласно новым порядкам, извлекут из багажа драгоценные бутылки, они достанутся им, и ваши презенты выпьют какие-то таможенники, а не те, кому они предназначены.
        -?Объясняю для недопонимающих, - назидательно проговорил Алекс, - это не наши презенты, а так сказать, скрытые ваши, в том смысле, что я все доставал, дабы смочить коньяком ваш путь в госпиталь. Нам с Каролиной уже не нужно.
        -?Я это постараюсь втолковать ей в самолете, - с преувеличенной серьезностью объявил Никич. - Думаю, трех часов полета хватит.
        -?Вполне, - согласился Алекс.
        За две недели они с Никичем сошлись и даже подружились, если можно говорить о возникновении дружбы в сорок лет. Алекс подмигнул ему и продолжил с серьезным видом втолковывать Арине:
        -?А хирургам надо объяснить, что прославленный британский премьер Черчилль, великий знаток всяческих бренди, пил только армянский коньяк три звездочки и что Сталин специально посылал ему чуть ли не ящик в неделю. А это - не три звездочки, а в десять раз больше!
        Они в последний раз пожелали Никичу успеха. Каролина расцеловалась с Ариной, с трудом удержалась от слез, помня о ресницах. Затем они с Алексом проследили, как отъезжающие встали в очередь к окошку паспортного контроля, в последний раз помахали им и поехали домой.
        Еще одна страница жизни была перевернута.
        А впереди - испытание.
        Сегодня, по замыслу Алекса, за ужином предстояло сообщить о беременности - вчера Каролина была в консультации, и врач все подтвердила.
        Новость сообщил Алекс.
        Берта Витальевна приняла известие с таким видом, словно давно подозревала что-то подобное. Но ей хватило такта тепло поздравить и внука, и Каролину. А вот Инна, за последнее время заметно постаревшая, осунувшаяся, так и не нашла иных слов, кроме сухого безличного: «Поздравляю».
        И никто не задал вопроса, которого опасалась Каролина, - когда свадьба.

        Динка, выслушав новость, только на мгновение словно застыла, а потом, совсем как в недавние времена, бросилась на шею матери с воплем: «Мам, как здорово, поздравляю!
        - и завалила ее на просторную софу, целуя и тиская.

        Началась счастливая, ленивая, наполненная бездельем и любовью жизнь. Выяснились и намерения Алекса относительно свадьбы: как только он закончит расчистку первой картины и убедится, что его предположения верны и у него в руках действительно полотно семнадцатого века, он снимает самый большой зал в самом большом московском ресторане.
        -?Почему самый большой? - забеспокоилась Каролина.
        -?Потому что я хочу пригласить всех наших знакомых, - Алекс подумал и уточнил, ради истины, - почти всех.
        -?Ты с ума сошел... Меня никто не знает...
        -?Вот и узнают.
        -?А при чем здесь картина?
        -?Ты у меня совсем поглупела или только прикидываешься? Она будет стоять рядом с тобой.
        -?Догадываюсь - как портрет единственного мужчины, к которому ты бы мог приревновать меня, если бы он не жил триста лет назад?
        -?Фи...
        Кольнуло в сердце.
        Последнее время Каролина уже несколько раз чувствовала странную тяжесть на сердце, но не придавала этому значения. Вспомнились рекомендации кардиолога из ЧиТиО: стараться вести размеренный спокойный и здоровый образ жизни. Интересно, как считать беременность - здоровым образом жизни или нет? Что касается спокойствия, то она его имеет в избытке, особенно во время совместных обедов и ужинов. К счастью, семейные традиции сильно расшатались.
        Динка устроилась на работу на телевидение кем-то в продюсерской группе. В своей академии перешла на заочный. Как это ей удается? Хочет - на очном, хочет - на заочном. В свое время Каролина чуть ли не пузом восьмимесячным пробивала академический отпуск, а тут раз - и все получила.
        -?Зачем тебе работать, ребенок?
        -?Я не хочу брать деньги для себя и Андрюхи у тебя, мам. Извини. Когда ты зарабатывала сама, было одно. Теперь же, по сути, мы берем у Алекса.
        Каролина об этом не подумала. И промолчала.

        Неожиданно позвонил Андрюша. Долго и путано поздравлял - с чем? Наверное, Динка ему все рассказала. Потом перешел к делу:
        -?Мам, у меня новость.
        -?Интересно.
        -?Но это не телефонный разговор.
        -?Приезжай в любое время.
        -?Мы с Динкой, ладно?
        -?Конечно.
        -?Сегодня вечером, ладно?
        -?С нетерпением ждем.
        Брат и сестра пришли так, чтобы не попасть к ужину. Андрюша преподнес скромный букетик цветов, Динка расцеловала мать и шепнула, что она чудесно выглядит.
        Из мастерской поднялся Алекс, поцеловал на итальянский манер, два раза, Динку в щеки, крепко пожал руку Андрею, сел в любимое кресло.
        -?Докладывайте, дети, - распорядился.
        Андрей смутился и растерянно посмотрел на сестру.
        -?К ним в зал, где они занимаются армрестлингом, - пришла брату на помощь Динка, - время от времени приходят всякие помощники и помощницы режиссера по кастингу. Отбирают мускулистых парней для массовок. Вы, наверное, заметили, последнее время появилась тенденция снимать накаченных? Ищут их в спортзалах и типа того... Недавно и на Андрюху одна такая третья помощница пятого начальника обратила внимание. Оставила визитку, просила позвонить. Он не отреагировал. Через день появляется, и не одна, а с какой-то вполне презентабельной девицей лет под тридцать, выговаривает Андрюхе, почему не позвонил, а девица тем временем его рассматривает, словно цыган лошадь на базаре. Кончилось все это тем, что они сунули его в машину и повезли на киностудию, там он долго ждал, потом его показали лохматому типу, и тот разохался: мол, портретно похож. Вызвали фотографа, тот минут десять щелкал, через полчаса принес пачку сырых снимков, и все опять ахали - портретно похож. Я правильно излагаю?
        -?Угу...
        -?Короче, оказалось, что он портретно похож на императора всея Руси Петра Второго, внука Петра Великого. А лохматый, по имени Валера - ассистент режиссера фильма об императрице Елизавете, в котором юный Петр будет играть важную роль, ибо, как явствует из истории, у него с Елизаветой, тогда цесаревной, был роман...
        -?Ребятки, - взмолилась Каролина, - может кто-нибудь связно рассказать? Я ничего не поняла.
        -?Все очень просто, - сказал Алекс. - Фильм о Елизавете Петровне. Как я понял, режиссер считает, что ее до сих пор недооценили, хотя она и была героиней некоторых фильмов, и решил сделать свой фильм. Важную роль в ее истории играет роман с внуком Петра Великого, юным императором Петром Вторым. Наш Андрюша портретно похож на Петра, в чем мы сейчас попробуем убедиться. Минутку... - Алекс встал и пошел в свой кабинет. Там он достал с полки фолиант, быстро пролистал его, вернулся, раскрыл и прочитал: «Петр Второй, Император Российский, сын Великого князя Алексея Петровича и принцессы Софии Шарлотты Вольфенбюттельской, портрет кисти неизвестного художника XVIII в. Холст, масло, музей-усадьба Кусково».
        -?Да покажи наконец! - воскликнула нетерпеливо Каролина.
        Алекс передал ей книгу.
        Каролина взглянула и даже руками всплеснула, настолько очевидным оказалось сходство.
        Короче говоря, по словам Динки, в тот же день лохматый Валера потребовал, чтобы Андрей переоделся в костюм юного царя, в котором брата долго снимали на пленку, - причем свет ставил настоящий художник, - потом просматривали все на телеэкране. Оказалось, параллельно снимали и для ТВ. Потом привели очаровательную девицу в декольтированном бальном платье, и Андрюше пришлось говорить ей различные нежные слова и целовать ручки, вернее, как показал лохматый Валера, самые кончики пальцев. Это была актриса, которая будет играть Елизавету в юности. Андрею она понравилась, а он понравился лохматому, и тот даже спросил, играл ли Андрей до этого хоть раз. Оказалось, что они несколько месяцев не могли найти актера на роль Петра Второго, и уже режиссер-постановщик начал паниковать и требовать что-то там менять в сценарии, ибо взрослые профессиональные актеры ему категорически не годились.
        -?Он говорил, что они все замуслены участием в других фильмах настолько, что зритель уже не понимает, кто они и какую роль играют. Одни и те же физиономии, - пояснил Андрей, внезапно преодолев свою застенчивость.
        -?Мне кажется, что ваш лохматый Валера толковый человек, - заметил Алекс.
        -?Мне тоже так показалось, - согласился Андрей. - Он очень интересно рассказывал о замысле Виктора Ивановича, постановщика.
        -?Интересно, я угадал или нет? - оживился Алекс.
        -?Виктор Иванович считает, что Елизавете крайне не повезло и в российской, и в советской истории. Нам ее изображали, как ленивую, распутную, вечно танцующую и пьющую бабу, умершую от излишеств. А она знала пять иностранных языков, иностранные послы писали о ее глубоком уме... - Андрей говорил, словно цитировал слова своего режиссера. - Она была верна петровским заповедям, обожала не только балы, но и театр, благословила театр Волкова и при ее участии родился великий Московский университет.
        -?Ну, одно другому не мешает, - покладисто согласился Алекс, довольный тем, что практически угадал замысел режиссера.
        Андрей непонимающе посмотрел на него. Каролина решила вмешаться - она знала разъедающую силу скепсиса Алекса, а сейчас, как ей казалось, нужно было укрепить веру сына в режиссера.
        -?Я поняла Андрея совсем иначе... Режиссер говорит о многосторонности ее натуры, а наши историки видят в ней распущенную бабу, - вмешалась она.
        -?И сам Петр Второй в его трактовке совсем не такой, как о нем обычно пишут, - добавил Андрей, обращаясь теперь к матери. - Принято считать, что он был порочным юношей, пил, имел любовниц в пятнадцать лет... Вот... Но тогда непонятно, как могла влюбиться в него Елизавета, если он был таким заурядным. Мама, мне дали на студии письмо в школу и нужно, чтобы теперь и ты написала заявление и пошла бы к директору, - без перерыва выпалил он главное, зачем приехал.
        -?О чем заявление? - не поняла Каролина.
        -?Чтобы меня... чтобы мне дали свободное посещение в связи со съемками фильма. Ты сходишь?
        -?Конечно, о чем речь.
        Андрей просидел до поздней ночи. Каролине было интересно болтать с выросшим и очень поумневшим сыном, а когда Алекс вызвался отвезти его и Динку домой, она обрадовалась. Только в самый последний момент, когда дети прощались, ей показалось, что Динка странно напряжена. Но мало ли что бывает, подумала она, отгоняя от себя недостойную мысль.

        ...Через неделю из Турина позвонила Арина и ликующим голосом сообщила, что операция прошла удачно, что профессор обещает скоро перевести в реабилитационное отделение, что Никич счастлив, всех целует и благодарит.
        Каролина не отказала себе в удовольствии сообщить Инне о звонке из Италии, выбрав момент перед обедом, когда Алекс по обыкновению задержался в мастерской. Если взгляд мог бы убить, Каролина лежала бы мертвой рядом с накрытым столом...

        ...Ночью позвонила Динка.
        -?Мам, ты прости, что я тебя бужу, но уже третий час, а Андрюшки все нет. Он сказал, что вернется часов в восемь вечера. И до сих пор его нет... Я звонила на студию, никто не может толком ничего сказать, его мобильник не отвечает, я ужасно волнуюсь!
        Закололо в сердце.
        Проснулся Алекс, сонным голосом спросил:
        -?Что-то случилось?
        Каролина в двух словах передала все, что успела сказать ей Динка.
        -?Дай телефон! - Он сел в кровати и взял трубку. - Динусь, ты не волнуйся, я сейчас поеду на студию и все выясню... Успокойся, я немедленно выезжаю!
        Каролину поразила заботливость, даже нежность, с какой Алекс успокаивал ее дочь. Но эта мысль возникла и исчезла, вытесненная нарастающим беспокойством о сыне - что могло случиться? Когда? На студии? По дороге домой? Динка так просто волноваться не станет, у нее потрясающая интуиция.
        Боль в сердце усилилась. Не помог и испытанный валидол. К счастью, позвонил Алекс и сообщил, что все выяснил, что ночные съемки назначили внезапно и не в своей студии и что надо было такому случиться, что у Андрея сел сотовый... А попросить у кого-либо он постеснялся.
        Кроме того, Алекс сказал, что как только Андрей освободится, он сам отвезет его домой, а сейчас позвонит Динке и успокоит ее.
        -?И ты, пожалуйста, тоже не волнуйся, ложись спать, - добавил он.
        Боль в сердце немного успокоилась.

        ...Из Италии вернулись Арина с Никичем, и всевозможные события, мелкие и крупные, помчались веселым галопом. Арина устроила «презентацию целой ноги» в своем ресторане. Было весело, пришли коллеги Никича, Каролина играла на скрипке и даже спела под гитару «Возьмемся за руки, друзья» - слова знали, как выяснилось, все, для всех эта песня Булата Окуджавы была чуть ли не символом далекой молодости, и когда умолкли последние аккорды гитары, всем стало немного грустно...
        Неожиданно Инна заявила, что решила на время слякотной, насыщенной вирусами осени переехать в Хотьково вместе с Бертой Витальевной.
        Алекс не возражал.
        Горничную Машу они забрали с собой. В доме воцарился незримый, но ощутимый для Каролины покой. Но так продолжалось недолго, потому что вскоре Динка, не выносившая Инну и при ней не баловавшая их своими визитами, стала регулярно приходить и помогать Алексу расчищать картину. У нее были удивительно мягкие, точные движения, работа с ее появлением двинулась вперед быстро и, как шутил Алекс, качественно. Помогала и Каролина. Именно в эти часы совместной работы, когда все почему-то приглушенными голосами неторопливо переговаривались, возникшее у Каролины уже давно ощущение, что ее дочь неравнодушна к Алексу, утвердилось и превратилось в уверенность.
        И это было ужасно.
        Каролина по ночам не могла отделаться от мысли, что Динка страдает, что совместная работа только усиливает ее страдания и что она великолепно понимает, как с каждым расчищенным сантиметром полотна приближается день свадьбы - хотя, какое имеет значение свадьба в нынешней ситуации? - и тем не менее работает. И еще что-то неуловимо изменилось в ее поведении. Уже не столь часто взрывалась она смехом, меньше острила и реже подкалывала. Иногда Каролина думала с горечью: какой ужас, ревновать к собственной матери. А может быть, ужас в том, что собственная мать сознает всю драматичность, безнадежность увлечения взрослой дочери и рвется ей посочувствовать, но не может, не говоря уж о том, что бессильна помочь.
        А тут еще в Алексе вдруг проснулась удивительная чувственность, можно сказать, жадность на ласки, он был неистощим на выдумки, и Каролине иногда казалось, что он, как мальчишка, днем украдкой просматривает «Камасутру», а потом ночью воплощает все в жизнь. Корила себя, но отвечала всем его фантазиям...


        Глава 23

        Наконец картину расчистили, и Алекс собрал коллег, реальных, как теперь принято говорить, коллекционеров. Немногих. Их, реальных, и было-то в Москве, несмотря на бум коллекционерства, не так много. Правда, не пришел самый успешный и самый известный Михаил А., зато появилось несколько именитых экспертов и реставраторов, что с его точки зрения было важнее.
        Алекс долго не мог решить, предварять ли показ картины рассказом о ее приобретении и сообщать ли, что у него есть еще одно полотно, относящееся примерно к тому же времени, но еще не расчищенное, и решил ограничиться краткой историей приобретения.
        Демонстрация происходила в гостиной.
        -?Прошу, господа, - сказал Алекс, включая подсветку. Картина стояла на мольберте. - Масло, 65 на 42, подпись не сохранилась полностью, ориентировочно вторая половина семнадцатого века.
        Все дальнейшее поразило Каролину: почтенные знатоки повели себя как мальчишки, столпились вокруг картины, обменивались торопливыми замечаниями, из которых она ничего не поняла. Кто-то нахально разглядывал невнятную подпись в огромную, неизвестно где до того прятавшуюся у него в пиджаке лупу, кто-то чуть ли не вынюхивал, изучая мазок... Один из приглашенных, представительный и, как показалось Каролине, самодовольный, немедленно спросил, обращался ли Алекс в научно-реставрационный центр имени Грабаря.
        -?Пока нет, - ответил Алекс. - Нет необходимости. О продаже или обмене я даже не думаю.
        Он стоял в стороне, удовлетворенно посмеиваясь.
        -?Они всегда себя так ведут? - спросила Каролина.
        -?Нет, только в тех случаях, когда полотно старше трехсот лет...
        -?Я серьезно спрашиваю.
        -?А я серьезно отвечаю. Если настоящая редкость.
        -?Почему ты Динку не пригласил?
        -?Я приглашал, она отказалась, сослалась на занятия.
        -?И что теперь?
        -?Теперь свадьба в «Метрополе».
        -?Почему ты так упорно называешь именно этот неуютный «Метрополь»? Ты даже не спросил меня!
        -?Потому что, во-первых, это традиция Сильверовых. Во-вторых, я консерватор и не люблю новые рестораны, все эти мередиты. В-третьих, из старых осталось всего несколько. Но «Прагу» я не терплю, это какая-то коммунальная квартира, «Савой» и
«Националь» - для другой публики.
        -?Сколько же ты хочешь человек пригласить?
        -?Еще не решил, но много. Сядем, составим список и будем знать.
        А коллекционеры и эксперты все спорили и спорили. Алекс пригласил всех в столовую, где был накрыт стол а-ля фуршет, гости не торопились наливать себе вина и разбирать изысканные закуски, ибо продолжали с увлечением спорить.

        Свадьба состоялась в ноябре. Удивительно, но Каролине удалось каким-то чудом, лаская и уговаривая, льстя и умоляя, поломать затею с «Метрополем». Пожалуй, одним из решающих аргументов было то, что она предложила как контрвариант - «Трианон».
        Алекс мучительно колебался, но когда мать непререкаемым тоном заявила, что недопустимо забывать о традициях семьи Сильверовых, он вдруг впервые в жизни внутренне ощетинился, протестуя против ее постоянных указок, и согласился с Каролиной.

        ...Было пасмурно, ветрено, и Каролина надеялась, что в такую погоду из Хотьково, да еще в какой-то «Трианон» Инна и Берта Витальевна вообще не приедут.
        Увы, они приехали и даже поздравили с поджатыми губами. Их сумрачный вид и вообще само присутствие немного отравили радость.
        Зато приехал Миша. Алекс съездил в Рязань, договорился с командующим училища, и Михаила отпустили на три дня домой. Удивительное дело, даже за те несколько месяцев, что прошли с памятного возвращения сына со службы, когда был куплен новый костюм для торжественного похода в ресторан, он умудрился немного пополнеть на казенных харчах. Купленный совсем недавно, к празднику по случаю демобилизации пиджак чуть-чуть, самую малость, обтягивал его мощные плечи. Алекс критически и, как показалось Каролине, с симпатией оглядел Мишу, вынес заключение: Динка едет с братом и покупает ему вечерний костюм. Белый пиджак и черные брюки. Под пиджак рубашку с пластроном и галстук-бабочку.
        -?Его примут за официанта, - попыталась возразить Каролина. Ей не понравилось, что Алекс собирается тратить еще и на одежду для ее сына...
        -?Не примут, - отмахнулся Алекс. - Забыла, что в «Трианоне» официанты в бордовом?

        ...Гости начали съезжаться задолго до назначенного времени. Строгие вечерние костюмы, белые галстуки, пестрые бабочки. Декольтированные дамы, бриллианты, жемчуга. Огромный стол отвели под цветы, и вскоре он стал напоминать не то клумбу, не то оранжерею - цветов оказалось угрожающе много. У Каролины мелькнула мысль, что столько цветов бывает обычно только на похоронах. Она тут же отогнала ее, удивляясь, почему вдруг такое пришло ей в голову.
        Застолье с множеством тостов и поздравлений на время прервалось, потому что оркестр заиграл «Вальс цветов» Чайковского, и Алекс пригласил невесту на танец.
        Молодожены проплыли мимо столиков, мимо поднимающих бокалы гостей, мимо горы цветов - к будущему и неминуемому счастью. Свадебное платье было сшито так, что даже самый внимательный и ревнивый женский взгляд не увидел бы, что молодая в положении, а их было много, этих взглядов, потому что Алекс пригласил всех женщин, кто когда-то побывал в гарсоньерке, и почти все из любопытства пришли.
        Чуть позже он подал знак официанту, тот принес скрипичный футляр, Каролина испуганно замахала руками, но Алекс был непреклонен. Он взял микрофон, призвал к вниманию и произнес спич, суть которого сводилась к тому, что в его лице и лице новобрачной сливаются два великих искусства, оба бессловесные и потому обреченные существовать вечно.

«Ах ты гад, - подумала Каролина и взяла скрипку. - Баб своих наприглашал, сюрпризики заготовил! Я тебе устрою шокинг, ведь я - кабацкая скрипачка, забыл?»
        И в зал полились надрывные звуки ее собственной, годами отточенной, безошибочно трактирной вариации на тему романса Фомина «Дорогой длинною» в исполнении Вертинского.
        Но никакого шокинга не произошло.
        Уже через пару минут гости стали подпевать, дамы поводили плечиками, мужчины покачивались в такт, потом и оркестр на подиуме подхватил под сурдинку мелодию.
        Завела и этих, с удовлетворением подумала Каролина и соскользнула в испытанный чардаш.
        Закончила она под гром оваций, причем таких, каких никогда не удостаивалась у Ариши.

«Ну и шут с вами, ничего вы не понимаете», - подумала она и заиграла незатейливый вальс «Амурские волны».
        Алекс подхватил Динку. В светло-голубом платье с огромным треном, который она - чертовка, когда научилась? - ловко подхватила, Динка была на зависть хороша, и только тут Каролина разглядела, что ее дочь пришла в туфлях без каблуков.
        Бедная девочка, как же ей хотелось танцевать с Алексом! Заранее обо всем подумала. Она встретилась взглядом с сидевшей рядом Ариной, в глазах подруги плавилось беспокойство и вопрос. В ответ Каролина улыбнулась, как ей казалось, счастливо.
        Закончилось торжество только под утро.
        Как и когда уехала Инна, Каролина не заметила. А та предпочла не прощаться. Ну и бог с ней. Пусть живут там, в Хотьково!

        Уже на лестнице, целуя на прощание Каролину, Арина прошептала:
        -?Знаешь, ничего не было заметно, я специально смотрела... Ну что, весной, значит, родим?
        -?Если все будет нормально...
        Но все было не совсем нормально: часто прихватывало по вечерам сердце. Каролина отмахивалась от Алекса, каждый раз начинавшего осыпать ее заботами и советами - господи, троих родила, о чем беспокоиться! А сердце поскулит и перестанет. Тем более что кардиограммы ничего серьезного не показывали.

        ...Роды, как она и надеялась, прошли относительно легко. Относительно, потому что, как известно, легких родов не бывает. Мальчишка появился на свет под утро, крупный, 3.900, крикливый и лысый.
        Каролина поцеловала его сразу же после первого в его жизни утреннего туалета, гордо сообщила дежурному врачу, милой, полной уютной женщине, которая конечно же великолепно знала ее историю болезни, что это у нее четвертый, и задремала. Когда в ее отдельную палату вошли нагруженные цветами, кино- и фотоаппаратами, с кучей подарков Алекс и дети, - Мишка успел приехать вечерним электропоездом из Рязани, - она крепко спала.

        Появление крикливого, вечно голодного, бурно растущего человечка в доме на Селезневке в одно мгновение сломало весь налаженный годами быт, распорядок и даже порядок.
        Алекс проводил время в мастерской, только когда наследник, маленький Алекс, или Алекс-два, спал. Все остальное время он крутился в детской, мешая и восхищаясь. Катя с кухни и горничная Маша забегали при каждом удобном случае. Даже Берта Витальевна снизошла - несколько раз заглянула в детскую, когда Каролина выходила из комнаты, видимо, полагала, что никто о ее визитах не догадывается. Каролина даже видела однажды, как старуха сделала козу, забыв, что младенец еще ничего толком не различает. Динка забегала каждый день, и было непонятно, когда она собирается учиться. Пеленала и присыпала тальком, тетешкала и баюкала. Каролина смотрела на нее и думала, что материнские инстинкты у дочери проявились уже давно, когда она почувствовала себя старшей по отношению к братьям, но с Алексом-маленьким она вела себя прямо как настоящая мать. Или как дикая собака Динка с единственным щенком.

        В этот день сердце начало беспокоить прямо с утра по непонятной причине. Вернее, без всякой причины. Каролина прибегла к домашним средствам, валидолу и нитроглицерину, заглянул Алекс, принюхался, уловил запах валидола, озабоченно спросил, в чем дело.
        Каролина успокоила его, мол, так, потягивает.
        Последнее время, чтобы не пугать мужа, она придумала или вспомнила из того, что говорила ее мать, всевозможные нестрашные слова, которыми можно было описать недомогание сердца, не пугая мужа такими заявлениями, что болит за грудиной или появилась тупая боль под лопаткой. Потягивает, ноет, скулит, пошаливает. Так она и сказала мужу. А домашние средства, как всегда, помогли.
        К обеду пришла Динка.
        Каролина передоверила ей спящего Алекса-маленького и спустилась к Алексу-большому в мастерскую. Было почему-то беспокойно, и она, посидев полчаса, пошла наверх. Беспокойство нарастало. Она заторопилась и была на середине большой лестницы, когда вдруг в сердце ударила острая непривычная боль. Каролина вскрикнула, села на ступеньки, сверху прибежала Динка, снизу выглянул Алекс и тоже торопливо поднялся к ней. Они помогли ей добраться до будуара, усадили на кушетку. Динка бросилась за валидолом, Алекс сказал, что вызовет «скорую».
        -?Нет, нет, сейчас все пройдет...
        Однако время шло, боль не только не проходила, но, как казалось Каролине, нарастала, а беспокойство превратилось в ничем не объяснимую панику.
        -?Вызывай «скорую», - прошептала она Алексу.
        Прошло двадцать минут, «скорая» все еще не появилась, боль росла, и вдруг Каролина со всей отчетливостью, будто ей кто-то сказал, поняла, что умирает.
        -?Динка! - позвала она.
        -?Да, мама.
        -?Алекс тут?
        -?Да...
        -?Я здесь, Лина, - склонилось над ней лицо Алекса.
        Каролина закрыла глаза.
        Огромная воронка медленно вращалась, затягивая ее, но она каким-то чудом оставалась на границе туманного, клубящегося ее чрева. Вдали смутно виднелось светлое пятно. По краю воронки в медленном вальсе скользили две светлые, неясные человеческие фигуры, но Каролине не нужно было напрягаться, чтобы разглядеть их - она знала, что это дочь и муж там, в ресторанном зале танцуют под трагический вальс. Она опустила смычок, и вращение воронки, а вместе с тем и движение танцующих прекратилось. Еще сильнее потянуло туда, вовнутрь, светлее стало пятно в дальнем конце видения...
        Каролина открыла глаза.
        -?Динка...
        -?Я здесь, мама, - повторила Динка.
        -?Возьми Алекса за руку...
        Динка подчинилась, ни слова не говоря. Рука Алекса была холодной и твердой.
        -?Я умру... выходи за Алекса замуж!
        Рука Алекса ощутимо дрогнула.
        -?Не выдумывай, сейчас приедет «скорая»...
        -?Я знаю... Вы обещаете?
        Долгое молчание было ответом.
        -?Что ты придумала? - сбивчиво заговорила Динка. - Все обойдется, ты поправишься, и мы...
        -?Я знаю, что говорю... Не спорь... Скорее, сейчас я опущу смычок... закончится Хачатурян... я уйду туда, в свет... Я жду! Вы обещаете?
        Никто не понял, при чем здесь Хачатурян, но Динка выдохнула:
        -?Да, мама!
        -?Алекс?
        -?Да, Лина...
        В дверь позвонили.
        -?«Скорая»! - крикнула Динка и бросилась встречать. - Потерпи, мамуля! - донесся с лестницы ее звонкий голос.
        -?Лина, не уходи, Лина, не уходи... - повторял Алекс, покрывая поцелуями руки Каролины.
        -?Помни, вы обещали...
        Вошли врач и фельдшер с аппаратом ЭКГ, Каролина слабо улыбнулась им и потеряла сознание.
        В карету «скорой помощи» с ней села Динка, Алекс поехал за ними в своей машине. Он едва успел помахать жене рукой, когда санитары увозили ее в отделение интенсивной терапии.
        Поздно ночью вышел врач и сказал, что у Каролины обширный инфаркт, но боль удалось снять, она спит.
        Утром вышел тот же врач с красными от усталости и бессонницы глазами и сказал, что у Каролины был второй инфаркт и что ничего сделать они не смогли...


        Эпилог

        Поразив всех, даже сына, Инна Евгеньевна выразила желание присутствовать в ЗАГСе при заключении его брака с Динкой. Они расписались в книге свидетелей: Инна Евгеньевна и Миша. Арины не было - так попросила Инна Евгеньевна, не скрывавшая острую неприязнь к той, и так решил в конце концов Алекс: долго и мучительно выбирая между единственной подругой жены и своей матерью, он отдал предпочтение матери.

        В свадебное путешествие по желанию Динки молодые поехали в Италию. Туда, в горы с вкусным названием Кьянти, где уже который век потихоньку разрушался старинный замок - тот самый, на холодном полу которого Динка впервые поняла, что любит Алекса.
        Впрочем, это уже глава из иной истории, истории о безумной любви двух людей, казалось бы, не предназначенных Судьбой друг для друга.