Держи меня, Земля! Елена Лабрус
        Они не должны были встретиться, но столкнулись, чтобы больше никогда не забыть друг друга.
        Любовь, которой не должно было случиться. Ей нет места в их жизни. Они живут в разных городах. Она замужем, он счастливо женат. Он — директор Российского филиала, она — рядовой сотрудник. Она не знала кто он, а он понятия не имел как её зовут… но это любовь.
        Любовь… для которой нет границ. Любовь… когда нельзя вместе и невозможно врозь. Любовь… ради которой стоит рискнуть всем
        Елена Лабрус
        Держи меня, Земля!
        Глава 1
        Если бы Лера знала, что этот день изменит её жизнь навсегда, она не пошла бы на этот семинар.
        Отсиделась бы в номере, а не спустилась в конференц-зал гостиницы. И в Москву бы не полетела. И вообще не устроилась бы медицинским представителем в эту международную фармацевтическую корпорацию.
        Стояла бы в аптеке, подменяясь с мамой «два через два», варила бы мужу вдохновенные борщи, получала гроши и моральное удовлетворение от работы и, может быть, была бы счастлива. По-своему.
        Но она сделала всё с точностью наоборот.
        Лера присела на свободный стул в предпоследнем ряду гудящего, как пчелиный улей, зала и открыла папку с фирменным логотипом компании. Волнительно — всё же первый её семинар. Осмотрелась по сторонам, откинув за спину волосы,  — разновозрастный, многочисленный, сплошь женский коллектив. И пластиковые голубые папочки у каждой в руках и на каждом свободном стуле. Внутри — блокнот для записей, ручка и проспекты по новым препаратам.
        — Вы не знаете, Ингрид Данн точно приедет?  — обратилась к Лере полная женщина лет сорока, отвлекая её от разглядывания буклетов. Женщина сидела через два сиденья. Чтобы Лера её услышала, она слегка наклонилась, прижимая к животу ярко-зелёную кожаную сумку.
        Уже тогда, разглядывая эту несуразную сумку цвета разрешающего сигнала светофора, Лере бы сообразить, что это вселенная посылает ей сигнал: «Беги, Лера, беги! Беги именно сейчас!» Но вместо этого Лера стала вспоминать, что Ирина, её соседка по номеру, тоже говорила, что глава дивизиона безрецептурных препаратов неожиданно решила посетить это рядовое сборище специалистов обширного Российского подразделения.
        — Да, говорят, ждут,  — вежливо улыбнулась Лера коллеге. Она убрала длинный тёмно-каштановый волос, прилипший к лацкану пиджака, вспоминая фото с сайта компании, где коротко стриженая рыжеволосая Ингрид, немолодая и ухоженная, белоснежно улыбалась всем желающим знать её в лицо.
        — Ну, это значит надолго,  — недовольно сморщилась коллега и полезла в сумку за телефоном.  — Вот. Уже ровно, а ещё даже и не думают начинать. Опять просидим здесь до вечера, ни в один магазин не успеем.
        И Лера тоже решила убедиться, что начало задерживают, полезла в карман за своим телефоном и именно в этот момент вспомнила, что не закрыла сейф. Вся Лерина жизнь — содержимое собственной сумки: деньги, документы, билет на обратную дорогу, карта Сбербанка — всё осталось «в свободном доступе», как обычно пишут в полицейских протоколах о краже.
        Лера оглянулась на распахнутую дверь выхода, потом на сцену, где белел один большой экран по центру и два по сторонам от него — на них транслировалось изображение пока пустой трибуны.
        «Успею!» — решила она и сорвалась с места.
        Стартанула что было сил по длинному коридору в сторону лифтов.
        «Как я могла не закрыть сейф? Как я могла?» — задавала она себе этот риторический вопрос снова и снова, стараясь не сильно стучать тонкими каблуками по полу и доставая ключ от номера, словно это помогло бы ей сократить время. Собственно, брать вещи с собой Лера и не собиралась, чтобы не выглядеть так же глупо, как та тётя, обнимая свою потёртую сумку. Но сейф…
        В эту маленькую камеру хранения она всё докладывала и докладывала то ключи от квартиры, то косметичку (сумка целиком не помещалась), то духи — всё, что казалось ей более-менее ценным. Но перед самым выходом, когда замок на дверце забитого под завязку сейфа уже щёлкнул, Лера заметила затяжку на колготках. Пришлось снова его открывать, чтобы достать лак для ногтей.
        Потом пока она дула на никак не засыхающую каплю, позвонил муж. С Артёмом они, как повелось у них в последнее время, не столько говорили, сколько ругались. Вернее, Артём высказывал свои претензии, Лера молча слушала, одной рукой стараясь оторвать колготки, прилипшие пятном лака, от кожи и подтянуть повыше по бедру эту наметившуюся стрелку. В общем, Лера так и вышла с телефоном к уху и про сейф, конечно, забыла. Тяжело вздохнула, когда муж на её робкое возражение, что ей пора идти, бросил трубку. Убрала телефон в карман и так, проглотив обиду, и добралась в своих думах до зала.
        Лифт блякнул, останавливаясь на этаже.
        «Надо же, какая удача!» — прибавила скорости Лера и на всех парах, как опаздывающий поезд, вывернула из-за поворота. Жаль только, что не подала гудок. Иначе эта Анна Каренина, может быть, и не бросилась бы ей под колёса.
        Но здесь провидение уже было бессильно — Лера врезалась в грудь совершенно не ожидавшего встретить так свою судьбу мужчины.
        В последний момент он даже как-то успел отклониться, но этим сделал себе же хуже. Лера скользнула по его белой рубашке, зацепила полу пиджака, стукнулась о согнутый локоть и, запнувшись то ли об его ногу, то ли о собственную, полетела вниз. И полетела не одна — в уютной компании с его телефоном, который она выбила у мужчины из руки.
        Дорогой телефон мало того, что упал экраном вниз, так ещё, пролетев по полу, врезался в стену. И растянувшись во весь рост, Лера почувствовала боль именно этого захрустевшего стеклом аппарата, а не своих ушибленных коленок.
        — Нет, нет, нет,  — поднял покалеченный гаджет мужчина с такой мукой на лице, что Лере в своей горизонтальной позе как-то даже стало неудобно, что она осталась жива.
        — Простите,  — попыталась она оправдаться.
        — Алло, Настя! Настюш, ты меня слышишь?  — умолял почивший айфон мужчина, не видя Леру, не слыша её жалкие оправдания. Не замечая, как она уже встала на ноги и осматривала колготки с большим пристрастием, чем сбитые колени.  — Настя? Алло! Настён?
        Он погладил пальцами разбитый смартфон, сдул с него стеклянную пыль. А потом закрыл глаза рукой и сполз по стене на пол.
        — Чёрт!  — вздохнул он тяжко, провёл ладонью по волосам, последний раз глянул на телефон в своей вытянутой руке, а потом только поднял взгляд на Леру.  — Вот куда вы неслись?
        — К лифту, я…  — Что она могла сказать в своё оправдание, когда на лице у него была такая скорбь? На таком красивом породистом небритом лице и столько искреннего страдания.  — Простите, я не специально.
        Он ничего не ответил. Снова тяжело вздохнул. Снова вцепился рукой в волосы, блеснув часами.
        — У вас кровь,  — показал он на Лерины коленки, словно она сама не видела.
        Лифт снова блякнул, сообщая о прибытии.
        — Ничего,  — махнула она.  — Простите. За телефон.
        Он тоже махнул рукой.
        Двери лифта открылись. Кабина оказалась битком набита людьми. И первой из неё вышла женщина с короткими рыжими волосами и в синем костюме. Неожиданно худая и намного старше своей фотографии на сайте, Ингрид Данн улыбнулась собеседнице, которая что-то ей всё это время говорила, не обратив никакого внимания на Леру. А вот мужчина на полу у стены её заинтересованность вызвал.
        — Кирилл?!  — повернула она к нему длинную шею, безбожно выдающую её возраст, и заговорила на английском, когда её тонкие рыжие брови взлетели вверх от удивления. Лера разобрала из её речи только имя. И из его ответа тоже только «Ингрид».
        — Ты куда?  — схватила Леру за рукав Ирина, когда та попыталась просочиться мимо своей соседки по комнате в освободившийся лифт.
        — Я сейф забыла закрыть,  — прошептала Лера.
        — Я закрыла,  — так же тихо ответила ей Ира, выглядывая из-за спин.  — Что это с ним случилось?
        — Телефон разбил,  — Лера отметила, что мужчина уже поднялся и, кажется, даже отшутился. Ингрид громко рассмеялась, как умеют это делать только уверенные в себе и добившиеся успеха люди, приобняла его и увлекла с собой по коридору.
        — Шикарный мужик,  — потянула Леру за руку Ирина.  — Пятый раз приезжаю, но слышала о нём только сплетни. Вот так вживую — ни разу. Вижу, слухи не врут.
        — А он кто?  — поморщилась Лера заранее виновато.
        — Ну ты, подруга, даёшь,  — ожидаемо недовольно качнула головой Ирина.  — Неверов это. Кирилл, мать его, Александрович. Директор фарм-дивизиона компании по России.
        — А Высоцкая тогда кто?  — показала Лера пальцем в спину женщины, которая была ей известна, как руководитель Российского филиала.
        — Она директор по безрецептурным препаратам, а Неверов — по всему направлению. Эх ты! Начальство надо знать в лицо.
        — Так я же первый раз на рабочем семинаре,  — потупилась Лера.
        — Ещё и опоздать решила,  — опять покачала головой девушка.  — Хорошо, что я не твой непосредственный начальник. Смотри, никаких магазинов вместо учёбы, а то накажут.
        — Да, я и не собиралась вместо,  — откинула Лера волосы, упрямо падающие на лицо, когда она виновато склоняла голову.
        Свои сбитые колени она как следует рассмотрела, когда уже заняла стул. В этот раз она села рядом с Ириной, которая была каким-то региональным директором. Лера, действительно, плохо пока разбиралась в служебной иерархии. Столько информации. Так всё сложно. Но, несмотря на стойкое неприятие мужа её новой работы и первой командировки, Лере пока всё нравилось. Кроме, конечно, сбитых коленок. Но, главное, колготки остались целы, а остальное — заживёт.
        Под громкие аплодисменты на сцену поднялась Ингрид Данн, и Лера тут же забыла про свои мелкие проблемы.
        Проникновенным сильным голосом директор дивизиона рассказывала о том, насколько уверенно компания держит направление на решение глобальных проблем человечества. Как сильно им нужны профессиональные амбициозные сотрудники. И Лере как никогда захотелось соответствовать ожиданиям этой волевой и успешной женщины.
        — Лидерство. Честность,  — звучал в наушниках синхронный перевод мужским, тянущим гласные голосом, переводя красивое контральто Ингрид на русский язык.
        — Гибкость. Эффективность,  — словно в религиозном экстазе повторял за ней зал.
        Лера сполна прониклась общим воодушевлением. Ей нравились ценности этой компании. Ей нравилось всё, о чём так вдохновенно говорили с трибуны.
        О корпоративной политике Ингрид пригласила напомнить Кирилла Неверова.
        Его сочный густой баритон заворожил сплошь женскую аудиторию ещё сильнее.
        Харизмы у руководителей корпорации, конечно, было не отнять.
        Но пока этот высокий обаятельный слегка взлохмаченный директор с идеально-греческим профилем, откинув назад рукой длинную чёлку, без бумажки и суфлёра вещал о ключевой роли сотрудничества со специалистами здравоохранения, Лера думала о том, с кем же он общался, когда она так безжалостно вмешалась в его телефонный разговор.
        — Он женат?  — шёпотом спросила она у Ирины.
        — Конечно,  — кивнула та и склонилась к самому уху.  — Давно и счастливо. Детей вроде нет. Но сейчас кто с этим торопится. Ему ещё и тридцати нет.
        — Действительно,  — согласилась Лера.
        Честно говоря, Ингрид, размахивающая узловатыми пальцами, неподдельным блеском своих чёрных и немного по-птичьи круглых глаз впечатлила Леру больше. А Неверов… Лера поморщилась. В их типично женской отрасли мужику можно было иметь одну извилину, уметь самому завязывать шнурки, и этого было достаточно, чтобы шагнуть по карьерной лестнице так высоко, насколько хватит честолюбия. Если он при этом смазлив и красиво улыбается — всё, его подтянутая задница рано или поздно займёт свой стул в правлении.
        После проникновенной речи Неверова выступила Высоцкая и ещё парочка сошек поменьше. А потом, видимо, желая перевести встречу с руководством на менее официальный уровень, объявили кофе-брейк.
        Ингрид кружком обступили те, кто говорил по-английски. А такой серости как Лера оставалось только плеснуть себе кофе из огромного термоса и пристроиться в сторонке, задумчиво рассматривая белый безликий и тяжёлый фарфор в руке.
        Что бы там ни говорила Ингрид, а новая работа — это всегда трудно. В их городе девчонки шли из врачей и провизоров в медпреды, потому что хорошо платили. Плюс автомобиль, сотовая связь, ноутбук и прочие «плюшки», которые на зарплату рядового специалиста здравоохранения никогда не заработаешь. Пусть все эти блага цивилизации пользовать можно было исключительно в рабочих целях, но ведь и сама работа давала возможность узнать что-то новое, расти, реализовываться. Пока у них с Артёмом не было детей, Лера хотела сделать хоть это: обрести немного уверенности в себе. А то так и останется никем, просто «красивой девочкой», как её чаще всего называли.
        Со стороны сцены послышалась новая волна оживления. Смех. Лера осмотрелась в поисках подноса, на который можно было поставить так и не выпитый кофе.
        «Наверно, на другом столе»,  — резко развернулась она.
        Зал охнул и затих, когда на кипенно-белой рубашке Неверова стала расплываться коричневая клякса. Но то, что видела Лера вблизи, было ещё хуже: тёмное пятно на его серых брюках расползалось от ширинки вниз.
        Кирилл Александрович даже не ойкнул. И кофе, к счастью, остыл. Но теперь в его голубых глазах, не мигая уставившихся на Леру, читалась нескрываемая злость.
        — Прости…те,  — проблеяла Лера, зачем-то заметив, что сахар она размешала плохо и часть его так и осталась на дне чашки. Туда, где находилась теперь остальная его часть, она предпочла не смотреть.
        Неверов опустил глаза вниз, на брюки, а потом тяжело вздохнув, закатив их к потолку.
        — Что же за день-то сегодня такой,  — только и сказал он. Даже выдавил из себя улыбку, когда, ни на кого не глядя, пошёл к выходу из зала. И Ингрид Данн, совсем по-матерински всплеснув руками, поспешила за ним.
        «Чёрт!» — выругалась Лера про себя и ткнула эту проклятую кружку на стол в первое попавшееся место.
        — Ну ты, подруга, даёшь,  — «поддержала» Ирина.  — Ты спишь что ли на ходу? Или мечтаешь?
        — Да, мечтаю,  — кивнула Лера и улыбнулась натянуто.  — Мечтаю выполнять план продаж на двести процентов.
        На тот случай, если Неверов с первого раза её не запомнил, провидение столкнуло их повторно. Видимо, не судьба Лере работать в этой компании. Не зря и муж был против. Явно не судьба.
        Лера устало опустилась на стул.
        Отлично заявила о себе. И судя по перешёптываниям и обращённым на неё взглядам, теперь в компании её запомнят все.
        «Здравствуйте, я — Валерия Мечникова. Не слышали?  — представляла она своё дальнейшее общение с коллегами, опустив глаза в блокнот.  — Ну, девушка, которая облила Неверова кофе. Здравствуйте! Здравствуйте! Да, я. Да, хорошо, что не горячим. Приятно познакомиться».
        То, как материт её сейчас Неверов в туалете, отмывая свои штаны, не хотелось и представлять.
        Глава 2
        Осеннее солнце ещё ласково пригревало, несмотря на приближающийся вечер.
        Долгий насыщенный семинар шёл весь день с коротким перерывом на обед, но Лере очень понравился. Она даже немного сожалела, что завтра уже домой. Так приятно, когда тебя учат, поддерживают, направляют. Так классно чувствовать себя частью высокопрофессиональной команды, восхищаться её лидерами, гордиться своей работой. Да и сама корпорация, выросшая из маленькой немецкой фармацевтической фабрики, вызывала и уважение, и даже почтенный трепет.
        Жаль, что всё хорошее быстро заканчивается. Как к вечеру закончился этот семинар.
        Лера стояла на крыльце гостиницы, осматриваясь по сторонам и ожидая вызванное такси. Ирина со своими подругами не осталась на ужин, уехала сразу. А Лера, узнав у неё, что на такси до ближайшего торгового центра будет хоть дороже, но быстрее и проще, в гордом одиночестве перекусила и сейчас наслаждалась московской погодой.
        У них в городе листья почти облетели и стоял такой холод, что и возвращаться не хотелось. А здесь деревья сочно желтели, радуя глаз ещё густой листвой и яркостью красок. Солнце припекало. И пахло осенью. Домашним вареньем, грибами, лёгкой сыростью, дымом костров.
        Лера не задавалась вопросом, откуда все эти запахи на окраине столицы. Может, они ей пригрезились, но она ещё их чувствовала, забираясь в прокуренный салон такси.
        Машина ползла в плотном потоке, а Лера, откинувшись на мягкую спинку, подсчитывала сколько денег может потратить и гадала, чем больше порадует мужа: парой новых футболок или сигарой. Или купить и то и другое? И решила, что это будет зависеть от того, какой выбор будет в табачной лавке торгового центра, который Лера ради неё и выбрала.
        Она даже полезла в телефон, где у неё хранились фотографии сигар, которые больше других предпочитал Артём, когда машина резко затормозила.
        Водитель, лысоватый пожилой мужик, зло выругался и вышел, хлопнув дверью.
        Ни хлопка, ни удара, ни визга тормозов — ничего, что могло бы натолкнуть на мысль об аварии. Но, судя по тому, что водитель другой машины тоже вышел, а кнопка аварийной остановки противно щёлкала, в аварию они всё же попали.
        Лера оглянулась на объезжавшие их машины, а потом переместилась вперёд, чтобы узнать, что же случилось.
        Видимо, их машина, перестраиваясь, теранула свеженький Фольксваген. И водитель этого чёрного, отливающего перламутром Туарега недовольно размахивал руками. Часы на его руке поблёскивали на солнце, высвободившись из рукава пальто. И что-то знакомое было и в этой руке, и в этих часах, и в этих широких движениях.
        Лера чуть не влезла на водительское сиденье, чтобы увидеть его лицо, и тут же в ужасе подалась назад. Кирилл Неверов. Снова.
        «Только бы он меня не увидел,  — рука привычно прикрыла глаза, и волосы упали на лицо, словно могли скрыть её от Неверова.  — Пожалуйста, пожалуйста, пусть бы они там как-нибудь на месте всё порешали, и я спокойненько поехала в свой магазинчик».
        — Девушка, выходите,  — открыл водитель пассажирскую дверь, впуская шум улицы и выхлопные газы.  — Это надолго. Я вам другую машинку вызвал.
        — А можно я здесь подожду?  — с надеждой в голосе спросила Лера.
        — Можно. Но лучше вон там, в карманчике постоять,  — ткнул он рукой непонятно куда. И Лере ничего не оставалось, как принять его предложение.
        — Спасибо. Я вам что-нибудь должна?  — встала она спиной к Неверову, надеясь, что он её не узнает.
        Водитель отрицательно покачал головой и ещё раз показал ей за спину.
        — Вон там, в карманчике ждите.
        — Хорошо,  — она кивнула, всё ещё надеясь обойти машину с другой стороны, огородами.
        — Да куда ж ты,  — схватил её водитель, развернул и подтолкнул в спину прямо в руки директора фарм-дивизиона.  — Показываю же, вон там, в карманчике.
        — Ты?  — прозвучало у неё над головой удивлённо.  — Опять?
        Лере хватило мужества поднять глаза.
        — Ты решила полностью сломать мне жизнь?  — его прищуренные глаза блестели гневом.  — То есть вот этого,  — он достал из кармана и бросил на капот своей машины разбитый телефон,  — и вот этого,  — он распахнул пальто профессиональным жестом эксгибициониста,  — мне было мало?
        На мятой рубашке остались грязные разводы, и на брюках пятно за те несколько часов, что они не виделись, тоже не исчезло.
        — Я же не специально,  — выдохнула Лера, опустив плечи.  — Кирилл Александрович…
        — Заткнись!  — перебил он.  — Просто заткнись!
        И его раскрытая ладонь так дрожала, что Лера невольно закрылась руками, испугавшись, что он её сейчас ударит.
        — Слышь, парень,  — окликнул его водитель.  — Ты прости, оно, может, не моё дело, но девушка-то чем виновата?
        Неверов шумно выдохнул и отвернулся, не удостоив его ответом.
        — Иди, иди,  — по-отечески мягко подтолкнул Леру водитель.  — В карманчик. В пути уже твоя машинка.
        И Леру больше не нужно было упрашивать. Вызвав на себя шквальный огонь клаксонов, она пересекла две полосы плотного движения и, только оказавшись на фигурной плитке тротуара, облегчённо выдохнула.
        И повернулась, якобы высматривая своё новое такси, на самом деле желая убедиться, что Неверов за ней наблюдает. Так и было — он смотрел ей в след. И демонстративно отвернулся, когда глаза их встретились.
        Почему-то было обидно. Да, Артём тоже постоянно звал её «раззявой» и «безрукой». И, может быть, в том, что летела к лифту очертя голову, и в том, что не посмотрела, куда идёт с полной чашкой кофе, она и была виновата. Но в этой аварии — никак. Только тем, что оказалась в ненужное время в ненужном месте.
        И эта его грубость ничем не оправдана. Разве что нервами.
        Лера ещё раз посмотрела украдкой на широкую спину Неверова. Кажется, он просил у водителя такси телефон.
        «Бедненький, ему же даже позвонить не с чего,  — глядя, как он мучается с непривычным аппаратом, пробилась в Лерино сердце жалость.  — А как бы я себя чувствовала на его месте, если бы вот так?»
        И она вспомнила, как он чуть не заплакал там, у лифта, когда пытался докричаться своей Настеньке.
        Лера пнула подлетевший к ногам листок. А вдруг она и правда сломала ему жизнь? Вот так нечаянно, невзначай, ненароком. Но тут же отогнала эту мысль, поймав его хмурый взгляд.
        Уехать бы побыстрей. Но, как назло, движение на дороге практически остановилось. Вечерняя пробка.
        Лера достала телефон.
        «Не судьба тебя, Тёма, порадовать ни сигарами, ни футболками»,  — закрыла Лера папку с фотографиями. Если верить навигатору, то до торгового центра километров двадцать, а до её гостиницы — шесть. Куда она дойдёт пешком, вопрос не стоял.
        «Может, по ходу что куплю»,  — ещё не потеряла Лера надежду задобрить по приезду мужа.
        К счастью, куривший водитель такси посмотрел прямо в её сторону. Лера, как могла, показала ему жестами, что она пошла, туда, назад, ждать машину не будет. Он, кажется, понял, кивнул. И её сапоги уверенно застучали по тротуарной плитке в сторону своего временного жилья.
        — Девушка! Подождите!
        О том, что это обращались к ней, Лера поняла, только когда её схватили за рукав.
        — Я вам кричу, кричу,  — выдохнул запыхавшийся Неверов.  — Простите, не знаю вашего имени.
        — Валерия,  — ответила Лера машинально.  — Валерия Мечникова,  — добавила она официоза, вспомнив, что он всё же её директор.
        — Валерия, простите, я,  — он замялся.  — Я был как-то неоправданно груб с вами. Сорвался. Простите.
        Он поправил волосы пятернёй, словно не знал, что ещё добавить, что Лере было странно, ведь она точно знала, что язык у него был подвешен как надо. Возможно, ему не часто приходилось извиняться и оправдываться. Он переминался с ноги на ногу.
        — Вы меня тоже простите,  — Лере тяжело было видеть его мучения, а вот оправдываться, напротив, не привыкать.  — Я действительно не специально. И с телефоном, и с кофе, и, конечно, с этой аварией.
        — Да, я понимаю, понимаю. Просто у меня сегодня такой тяжёлый день. Жену положили в больницу, Ингрид прилетела, это собрание. Жена там с ума сходит, а я ни позвонить не могу, ни вырваться. Теперь вот эта авария.
        Он закрыл рукой лицо. И Лера испугалась, что он и правда расплачется. Но он просто опять тяжело вздохнул, горько-горько, обречённо.
        — Что-то серьёзное? С женой?
        Леру толкнули в спину, и он, не задумываясь, отодвинул её в сторону с пешеходной дорожки.
        — Вы же тоже куда-то ехали?  — спросил он вместо ответа.
        — Да,  — в магазин,  — отмахнулась она.  — Ничего важного.
        — Может, посидите со мной в кафе?  — показал он на красивую вывеску на здании рядом.  — Мне из этой пробки уже всё равно не вырваться. А я с утра ничего не ел. Может, поэтому ещё такой злой. Мне, правда, неловко, что я сорвался.
        — Ладно,  — согласилась Лера.
        Он оставил её за столиком, а сам убежал предупредить водителя такси, где его искать, если вдруг приедут комиссары.
        — Заказывайте, заказывайте, Валерия, не стесняйтесь,  — подоспел он как раз к приходу официантки. Сам ткнул в меню стоя, наугад, и поднял на Леру взгляд.  — Может, хоть кофе? Мне кажется, вы свой предыдущий не допили.
        — Капучино,  — ответила Лера на вопрошающий взгляд официантки, едва заметно улыбнувшись его замечанию. Шутник.
        — Давно работаете в нашей компании?  — на вешалку, стоявшую рядом, он повесил пальто и сел, расстегнув пиджак и осматриваясь. Ни пятно на брюках, ни разводы на рубашке его явно не беспокоили.
        — Три месяца,  — опустила Лера глаза на белую матерчатую скатерть, искренне надеясь, что этот разговор не превратится в собеседование, и уже немного жалея, что она согласилась с ним пойти. Чувствовала она себя неловко.  — А вы?
        — Пятый год. Вы замужем?  — он посмотрел на безымянный палец её правой руки.
        — Да,  — поправила обручальное кольцо Лера, словно гладкое простое кольцо могло развернуться неправильно.
        — Дети?
        Она отрицательно покачала головой.
        — Вы врач?
        — Провизор.  — Нет, она ошиблась, это скорее походило на допрос, а не на собеседование.  — А вы?
        — О, у меня образование вообще экономическое. И сам не знаю, как я в этот фармбизнес попал. А детей вот тоже нет. И у жены очередная беременность и внематочная.
        Лера болезненно нахмурилась. Каждая женщина, наверно, понимала, как это плохо.
        — Увезли сегодня на скорой. Сказали, удалят трубу,  — он выдохнул, расправляя на коленях салфетку.  — И это уже вторая неудачная беременность. Выкидыш, теперь вот внематочная.
        — Бедная девочка,  — покачала головой Лера. Она отчасти понимала, почему он делится таким сокровенным, не стесняясь. Особенность работы в женском коллективе. Плюс издержки профессии. Врачи они как священники. Даже Лере в аптеке каких только исповедей выслушивать не приходилось.
        — Она была в ужасе от диагноза. Как раз, когда я телефон разбил,  — поправил он своё обручальное кольцо, блестевшее алмазными гранями, не поднимая на Леру глаз.  — После операции уже накачали препаратами, больше спит. А когда не спит — плачет. И я с ума схожу, не зная, чем её утешить.
        — Ничем,  — уверенно помотала Лера головой.  — Только новой беременностью. Но это теперь не сразу.
        — Да, я уже проконсультировался,  — констатировал он бесстрастно.  — Благо в нашем дивизионе и гинекологов хватает. Прогноз позитивный. Простите, что вывалил это на вас.
        — Ничего,  — отклонилась она, когда перед ней поставили кофе.  — Мне, правда, очень жаль.
        О том, что ей от его откровенности стало ещё хуже, она не стала уточнять. Как-то низко было жаловаться, что ей некомфортно, когда Неверов делился проблемами, которые она же и умудрилась усугубить.
        Судя по тому, как он ковырялся в заказанном салате, аппетита у Кирилла Александровича не было. И за жену он переживал всерьёз.
        Лера свой кофе тоже только пригубила. Она не знала о чём с ним говорить. Да и его задумчивый вид не располагал к беседе, хотя присутствие Леры его не очень тяготило.
        Она машинально отметила, что заказал он мясо, хорошо прожаренное, со специями. И, когда его принесли, пахнущее грилем и пряностями, всё же решил поесть. С вилкой и ножом он при этом справлялся так, словно родился с ними в руках. И, видимо, привык есть больше по разного рода заведениям, чем дома.
        Лере же по-прежнему было неуютно.
        — А вы москвич?  — нарушила она молчание.
        — Теперь — да. Хорошо, когда хоть квартира своя, а не казённая,  — усмехнулся он кисло. Ему, похоже, не нравилась корпоративная политика на этот счёт, но выбора не было.  — А если разрешали бы ездить на своей машине, плюнул бы на эту царапину и забыл. Теперь же буду стоять здесь до ночи, чтобы все документы в контору предоставить, как положено.
        — Думаю, таксист бы вас всё равно не отпустил. У него же тоже машина не личная.
        — Хм, а ведь верно,  — он посмотрел на неё как-то по-новому. Видимо, поступившие в кровь питательные вещества всё же подняли его настроение.  — А вы сами откуда?
        Лера махнула рукой, называя свой далёкий провинциальный город, не заслуживающий внимания да и ничем особо не примечательный.
        — У-у-у!  — протянул он, явно плохо представляя, где это.  — У вас там, наверно, уже зима?
        — Ещё осень,  — улыбнулась Лера.  — Но уже холодная, промозглая, ветреная.
        — Значит, хоть здесь погреетесь пару деньков.
        — Если бы,  — отставила свою чашку Лера, понимая, что кофе всё равно, как всегда, не допьёт.  — Я завтра утром уже улетаю.
        — И я тоже,  — поделился он.  — Правда, в Берлин.
        Он подозвал официантку, рассчитался картой, встал. А Лере стало невыносимо жаль его жену, которая снова останется одна, несчастная, потерявшая ребёнка.
        Когда они вышли обратно на улицу, почти стемнело. Пробка на дороге так и стояла, даже, казалось, стала плотней из-за слепящего света фар. Несильно, но всё же по-осеннему похолодало.
        — Вы дорогу-то обратно найдёте? Я могу заказать такси.
        — Нет, спасибо, я прогуляюсь,  — улыбнулась Лера.  — У меня уже было такси,  — оглянулась она на машину с шашечками и его Фольксваген.  — Пропитаюсь немного осенним настроением.
        — Тогда всего доброго,  — попрощался он, но уходить не спешил.
        — И вам,  — улыбнулась Лера и осталась стоять.
        — А вам когда-нибудь говорили, что у вас красивая улыбка?  — улыбнулся он первый раз за их недолгое знакомство.
        — Никогда,  — засмеялась Лера. А он точно шутник.
        — А глаза? У вас же синие глаза, правда?
        — Серо-голубые.
        — Чёрт,  — всплеснул он руками якобы раздосадовано.  — Не угадал. Но, между нами, безо всякого там, просто как коллега коллеге, вы очень красивая девушка, Валерия. Серьёзно.
        — Я знаю,  — улыбнулась Лера, чувствуя, как заливается краской от такой самоуверенности.
        — И очень скромная,  — заметил он её смущение.  — Удачи вам и в жизни, и на работе.
        — И вам!  — шагнула Лера в нужную ей сторону. И хотела что-нибудь добавить про жену, пожелать им детишек, но не смогла подобрать нужные слова.
        Они всё крутились и крутились у неё в голове — вопросы, что она не задала, фразы, которые она не сказала, речь, что не произнесла. Лера уже дошла до самой гостиницы, зябко кутаясь в капюшон пальто, а так и не смогла красиво сформулировать всё, что чувствовала. Хотя искренне желала ему и его жене счастья. Он показался ей хорошим. Добрым, порядочным, честным, любящим.
        И она хотела ему того же, что и себе.
        К сожалению, в отличие от его жены, Лера от своего мужа не слышала ни слова поддержки. В том, что у них не было детей, Артём считал виновной Леру и только Леру.
        Глава 3
        — Привет! Я дома,  — Лера аккуратно поставила чемодан на пол.
        Её встретило гробовое молчание, хотя она точно знала, что муж дома. Телевизор запел, потом забубнил, подчиняясь пульту. Диван заскрипел, когда Артём сменил позу. И щёлканье семечек демонстративно не прекратилось.
        Лере не надо это даже видеть. Она знала, что он лежит в гостиной в одних трусах на скомканном одеяле, грудь засыпана шелухой, волосы немытые и всклокоченные, и на спинке неразобранного дивана обязательно стоит грязная посуда.
        Она молча разулась. Шкаф-купе загрохотал роликами, принимая пальто. Осунувшееся лицо, жалко улыбнувшись из зеркала в прихожей, напомнило Лере о дороге и двух сутках почти без сна. Но вот о чём оно скажет мужу?
        — Привет!  — она уверенно зашла в комнату. Ей не привыкать!
        — Привет,  — буркнул Артём не поворачиваясь.
        Два цветных пластиковых контейнера с торчащими их них вилками. Значит, мама приходила. Лерина мама. И приходила она специально кормить зятя, вернувшегося с вахты.
        Неизгладимая вина Леры перед мужем заключалась именно в том, что она посмела уехать в командировку в тот день, когда он вернулся. Он отсутствовал шесть недель. Теперь две недели просидит дома. Но пропустить день его приезда она не имела права и была обязана встречать его домашними пирогами, салатами и сексом — всем тем, по чему он так соскучился, монтируя высоковольтные провода где-то в тайге.
        — Пельмени будешь?
        Артёма аж всем телом передёрнуло, так он хмыкнул.
        — А ты можешь предложить что-то ещё?
        — Могу,  — села Лера рядом с ним на диван, заслоняя телевизор.  — Могу суп из сайры сварить, тоже будет быстро.
        Он посмотрел на неё как на досадную помеху и наклонился, делая вид, что ему страшно интересен мелькавший на экране старый советский фильм.
        — Тём,  — заботливо отряхнула Лера волосы на его заплёванной семечками груди.  — Ну не сердись.
        Он мотнул головой, как бодливая корова, не желая смотреть на жену.
        — А я тебе сигару привезла. Кубинскую.
        — Эль Рей дель Мундо?  — переспросил он с недоверием, покосившись.
        — Чойс Суприм,  — закивала Лера, благодаря всех богов за то, что Ира, добравшаяся в отличие от Леры до торгового центра, с пониманием отнеслась к её просьбе. И именно эти сигары там оказались в наличии.
        — Что там насчёт пельменей?  — посмотрел на неё Артём, прищурив один глаз и явно сменив гнев на милость.
        — Если в морозилке нет, то сбегаю к маме,  — чмокнула его Лера в лоб и встала.
        — В морозилке есть,  — крикнул он ей вдогонку.
        «Тем лучше»,  — выдохнула она, стягивая с шеи шарфик.
        И как была, не переодевшись с дороги, стала суетиться на кухне, повязав привычный фартук. Лишь бы только муж был сыт и доволен. Всё остальное — потом. Потом.
        — Мннн,  — развалившись на диване обнюхивал Артём сигару прямо через целлофан, как натренированная на трюфели собака.
        После ужина он значительно подобрел. А сигара и совсем вернула ему прекрасное расположение духа. Сидя на краешке дивана Лера радовалась, что волей случая не накупила одежды. Хотя красиво одеваться Артём тоже любил, сигары не шли с тряпками ни в какое сравнение.
        Горячий душ уже смыл Лерину усталость. Пылесос отгудел в гостиной, возвращая этой «комнате мужа», хоть не идеальный, но всё же порядок. Грязная посуда переместилась в кухню. Потому что сигара перед вручением требовала, как минимум, чистоты. Как вещь культовая, она словно сама напрашивалась на весь этот обряд. Спасибо, что на колено вставать не пришлось, вручая.
        Лера в подробностях знала, что будет дальше. Артём откроет свой хьюмидор — такой специальный кедровый ящик с увлажнителем, в котором он хранил сигарные запасы. И будет перебирать свои сокровища, разглядывая, втягивая трепещущими ноздрями запах, раздумывая, какую бы сигару выкурить сегодня.
        Простой вроде парень, работяга, но вот поди ж ты, нашёл себе такое хобби, дорогое и изысканное. И когда-то Лере нравилось наблюдать за этим священнодействием. Как Артём плеснёт себе в стакан на два пальца виски, усядется в кожаное кресло на утеплённом и богато отделанном под курительную комнату большом балконе, отрежет гильотинкой кончик сигары, будет долго и тщательно её раскуривать…
        — А лучинка?  — поднял он на Леру недоуменный взгляд от пустого пакетика.
        «Чёрт! Кедровый шпон!» — сжалось Лерино сердце знакомым недобрым предчувствием. Озадачивать Иру кусочком шпона, что обычно кладут бесплатно, только надо напомнить, она, конечно, не стала.
        — Ну, неужели трудно сказать два лишних слова?  — лицо мужа скривилось недовольной гримасой.
        — Артём, прости, я просто забыла,  — посмотрела на него Лера умоляюще. Но знала, что это бесполезно. Пусть не к этому, но он всё равно найдёт к чему придраться.
        Потому что… когда-то Лере нравилось наблюдать за этим священнодействием, но только до того дня, когда Артём сделал её частью своего ритуала.
        — Ты вечно всё забываешь,  — отложил он в сторону пустой пакет.  — Тебе вообще на меня плевать. Да?
        Его рука полезла под её футболку. Он встал, подтянул Леру к себе и больно стиснул грудь, заглядывая в глаза. Тёмным, нехорошим взглядом. Если бы только это была обычная ролевая игра, Лере было бы не так горько, но нет, он всегда искал обстоятельства, чтобы обвинить её во всех грехах по-настоящему.
        — Нет, Артём, нет, я не забыла,  — ещё объяснялась Лера, когда он срывал с неё одежду.
        Не важно, что она говорила — важно, чтобы она оправдывалась. Ему нужен повод её наказать. А попросту — трахнуть так, как он хотел. А хотел он в последнее время всегда одинаково — грубо, жёстко, силой. Только надо было довести себя до этого взвинченного состояния. И это тоже стало частью ритуала.
        Повод с отсутствием лучины оказался слаб. Но ревность… ревность работала всегда.
        — Понравилось тебе на твоей конференции?  — он возвышался над Лерой на целую голову, не особо мудря к чему бы ещё придраться. Волосы, схваченные его рукой, тянули голову вниз, заставляя Леру выгибать шею.
        — Много было мужиков?  — плотоядно рассматривал Артём её губы.
        — У нас женский коллектив.
        — Да ладно. Что ни одного плюгавенького мужичонки не нашлось, чтобы на тебя пялиться?
        — Ни одного,  — сопротивлялась Лера, чувствуя, как уже упирается ей в живот его «сокровище» в полных двадцать пять сантиметров. Ужасные, бесконечные, каменные двадцать пять сантиметров, несущие боль. Когда они вставали во весь свой угрожающий рост, Лере казалось, что вся кровь от мозга Артёма приливала к ним — он вообще переставал соображать.
        Муж бросил её на диван, чтобы избавить от оставшейся одежды. И всё ещё был разочарован — привести в полную боевую готовность его «великана» было не так просто. Он уже стянул с неё спортивные брюки, когда его взгляд упал на сбитые колени.
        — Это что?  — он даже растерялся от такой удачи.
        — Я упала. Запнулась,  — Лера с ужасом наблюдала, как разгорается в нём предвкушение.
        — Что же ты врёшь-то, милая?  — поднял он на неё злорадный взгляд, и рука уже потянулась к своему «колу» — помочь. Артём заводился не на шутку.  — Говоришь женский коллектив? Кто же драл-то тогда тебя так? Раком, да на ковре. До стёртых коленей.
        Он кивнул, подначивая, ожидая ответа.
        — Я упала,  — схватилась Лера за обивку, когда он стал подтягивать её к себе. Она ещё надеялась, что задержится хотя бы на диване. Когда Артём сам стоял вот так, на коленях между её ног, не так больно. Но её надежды не оправдались.
        — Не рассказывай мне эти сказки,  — усмехнулся он, спуская её на пол и разворачивая спиной.  — Такие ссадины остаются только от ковра. Уж мне ли не знать. Да, милая?
        Он поставил её точно в такую позу, которую описывал, заставив расставить пошире ноги, прогнуться.
        — Так? Так тебя трахали, дрянь?
        Лера прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, когда он вошёл резко без предупреждения и сразу на всю длину.
        — Так? Отвечай! Кто он? Твой директор, да? Уверен, что директор. И как? Понравилось, сучка? Кончила под ним?
        Он всё долбил, и долбил в одну точку, резко выдыхая и выкрикивая свои вопросы. Но можно было не отвечать. Он не нуждался в ответах. Наращивал темп. И боль, тупая и раздирающая, заставляла Леру думать только о том, чтобы он быстрее разрядился.
        С хрипловатым рыком он излился в неё. И тяжело дышал, прижавшись колючей щекой к спине.
        Если бы только на этом и всё. Но он же не был конченой сволочью. Он был её мужем и свято верил, что она тоже должна получить удовольствие. Поэтому он посадил Леру к себе на колени и опустил руку между её ног.
        — Я упала, Артём,  — Лера откинулась на его плечо.
        — Я знаю, знаю, милая,  — прошептал он уже совсем другим, дрожащим мягким голосом, словно не её, а себя сейчас трогал.
        Она сделала всё, как он хотел. Только не знала, что же было унизительнее: то, как беспощадно он её имел до этого или то, как она стонала, выгибаясь, изображая оргазм, и ритмично сжимала в себе его пальцы, чтобы у него не осталось сомнений в её удовлетворённости.
        — Тебе хорошо? Хорошо?  — выдохнул он в самое ухо.
        — Да,  — бессовестно соврала ему Лера с придыханием, искренне радуясь, что всё закончилось. Она блаженно улыбнулась с закрытыми глазами. И его поцелуй, нежный и сильный,  — то, что она действительно любила — отогрел её замороженную на время душу.
        — Посидишь со мной?  — Артём убрал с её лица волосы, заглядывая в глаза.
        — Конечно, только с посудой разберусь.
        — Я подожду,  — поцеловал он её напоследок и пошёл в душ.
        «Жену трахнуть, не мывшись,  — можно,  — двигалась Лера по кухне автоматически, думая о своём.  — А сигару можно выкурить, только смыв с себя грязь, надев тяжёлый махровый халат, сняв напряжение и расслабившись».
        Она стукнула дверцей посудомоечной машины сильнее, чем требовалось. И, пожалуй, это был и весь её протест.
        Там, на утеплённом балконе, в дыму его сигары и в плену его обаяния, Лера всё забудет и будет снова Артёма любить. Любить всем сердцем и всем сердцем прощать. И он будет прижимать её к себе, нежно целовать в шею перед затяжками, шутить, рассказывать какие-нибудь истории. А если выпьет лишний глоток виски, то, может, даже сделает ей шикарный кунилингус, от которого она по-настоящему получит удовольствие. Артём, может, и был бы не против залезть на неё снова, так, как хочет она, но поднять его двадцать пять сантиметров второй раз подряд было просто нереально.
        — Мам, привет!  — Лера прижала трубку плечом, двумя руками пытаясь открутить присохшую крышечку флакончика с лаком. Как бы ни была тяжела поездка, а дополнительные выходные на адаптацию и отдых никто ей не давал — завтра на работу.
        — Только тебя вспоминала,  — бодрый мамин голос. Родной, тёплый, всегда бодрый, хоть посреди ночи её разбуди.  — Как там твой муж? Всё злится?
        — Да ну, брось. Наелся, сигару свою выкурил, счастлив. Телек смотрит.
        Лак открылся. Лера переложила трубку к другому уху, чтобы красить ногти было удобнее. «Надо бы записаться хоть на «гель». Где только время на всё найти».
        — Я там тебе купила, что смогла, после работы. Овощи свежие. Картошки дачной принесла. Всё, что ты просила. Салат нарезала. Ему хоть понравился?
        — Спасибо, мам, выручила. Да, всё видела. Салат понравился.
        — Я надеюсь, эти командировки у тебя не постоянно? Мне не трудно, конечно, занести, но ты же знаешь, не любит он мою простую стряпню. Это ты его всякими изысками балуешь.
        — Брось, мам, какие изыски. Я просто готовить люблю, вот и экспериментирую. И твоя еда ему нравится, не выдумывай. Он, если что, и сам себе приготовит или готовое купит, не маленький. Ты за него не переживай.
        — Да как тут не переживать-то. Ведь как сын уже, столько лет живёте. Но будешь по командировкам мотаться, смотри, бросит. А то и уведут. Не любят мужики это, когда носки возьми сам, ужин приготовь сам. Особенно твой.
        — Мой — никакой не особенный. Как там папа?  — не хотела Лера продолжать этот бессмысленный разговор о своём муже и своей семейной жизни, зная заранее, чем он закончится. Сколько раз она уже это слышала: «Уведут! Береги! Детей нет — ничего его не удержит!»
        «Как будто дети кого-то держат»,  — считала Лера. Но мама считала иначе. Она Артёма разве что не боготворила. Лера с ней и не спорила. Да, высокий. Да, красивый. С широкими плечами, узкими бёдрами, обаятельной улыбкой, спортивный, русоволосый, голубоглазый. Ах, какие красивые должны быть детки!..
        Вот только никто никому ничего не должен, и не получалось у Леры забеременеть. Правда, их с Артёмом пока это не сильно тяготило, в отличие от мамы.
        Мама же словно затаила какую-то обиду, что нет у них детей, и ничего Лера с этим не делает. Словно Лера сама их не хотела. Или было в этом что-то постыдное — сразу после замужества не рожать детей. Несовершенство, бросающее тень на её идеальную дочь. Изъян, с которым мама не могла смириться. Потому что у Леры не может быть изъянов. У Леры не может быть и проблем. У неё всегда всё хорошо.
        Это у папы неоперабельный рак желудка, который его медленно и верно съедает. У мамы тяжёлая работа и хозяин аптеки — идиот. У младшей сестры второй ребёнок от второго мужа, которого то она бросает и живёт у мамы, то он уходит, и она в слезах и с детьми опять прибегает к родителям. А у Леры всё хорошо.
        Она умница и красавица. Школу — с медалью, институт — с отличием, замуж — по любви. Да какого мужика себе отхватила! И дом у них — полная чаша. И дети — будут! Должны быть. Не могут не быть.
        С Лерой с детства никаких проблем. И сейчас она не имеет права никого расстроить или подвести. Поэтому Лера маме никогда и ни на что не жаловалась.
        У Леры всегда всё хорошо. И точка.
        — Да, так,  — ответила мама на Лерин вопрос про отца без особого оптимизма, словно отмахнулась.  — Не устраивает его эта сиделка. Уколы делает больно. Капельницы ставит плохо. Надо новую, наверно, искать.
        — Его только одна сиделка устроит, мам,  — тяжело вздохнула Лера.  — И ты прекрасно знаешь, какая.
        — Не могу я бросить работу. Не могу!  — с чувством ответила мама, как будто Лера её уговаривала уволиться.  — Ты же помнишь, какая у меня зарплата. Её-то ни на что не хватает. Я вот подумываю подработку взять.
        — И будешь отдавать сиделке за лишние часы всё, что сама заработаешь на той подработке. То на то и выйдет.
        — Может быть,  — горестно вздохнула мама.  — Но, может быть, и не всё. А лишняя копейка не помешает.
        Лера не хотела с ней больше спорить. Бессмысленно. И деньги на сиделку больше не предлагала. Молча приносила, сколько могла. Молча оставляла на столе.
        Главное Лера знала: нет у мамы сил ухаживать за отцом, моральных сил нет. Ей проще работать побольше, чтобы оправдать своё нежелание находиться дома. Не вдыхать тяжёлый запах болезни и лекарств, не плакать, видя истощённого, измученного и раздражительного мужа, который из-за её слёз злился ещё больше, чем из-за неловких рук сиделок. Мама стыдилась в этом признаться. Лера же невыносимо жалела отца, которому уже никто не мог помочь, но не меньше сочувствовала и маме, которой со всем этим приходилось жить. И Лера, как могла, щадила её чувства.
        Разговор это был нетелефонный. Ногти Лера уже докрасила и даже высушила — пора спать. Они распрощались до завтра.
        Лера поцеловала мужа и ушла в спальню, чтобы провести ночь в одиночестве.
        «А там сегодня восьмой тур чемпионата Испании. «Реал», кажется, с «Леванте»,  — вспомнила она, ворочаясь без сна в постели. Но Артём не позволит ей смотреть футбол, как возразил и против второго телевизора. Её страсть к готовке муж ещё терпел, а вот интерес к футболу и блага, которые сулила ей новая работа, отрицал категорически.
        До утра он будет смотреть свои передачи, а потом спать до обеда, пачкать посуду и снова продавливать диван — так проводил Артём большую часть времени между вахтами.
        Лера же будет трудиться на благо фармацевтической корпорации и ублажать мужа, пока тот дома. Или только на благо корпорации — пока его нет. Придётся пахать на двух работах, одну из которых она сама выбрала, хотя, по мнению мужа, могла бы сидеть и дома. Но раз она упёрлась, Артём не собирался облегчать ей жизнь.
        Только и Лера не собиралась сдаваться. Если Неверов не приложит руку и её не выгонят, то сама эту работу она теперь ни за что не бросит.
        Глава 4
        К счастью, Неверов Лере не мстил.
        Подписанные им приказы несколько месяцев сыпались на региональные отделения как из рога изобилия, но Леру ни один из них лично не касался.
        — Ты посмотри,  — ткнула пальцем в монитор Даша, её коллега, едва Лера пересекла порог офиса.
        Лера склонилась над столом, стараясь уловить, в чём суть документа. Но мысли никак не хотели собираться в кучу. Она видела только размашистую подпись Неверова и соображала так долго, что подтаявший снег с шубы стал капать на разложенные бумаги.
        — В нашем регионе вводят новую штатную единицу?  — стряхнула Лера воду с меха, прежде чем повесить шубу в шкаф.
        — Ага, её то выводят, то снова вводят. Но она как специально для тебя. И это не по аптекам бегать, а целенаправленно работать с аптечными сетями,  — Дашка сокрушённо вздохнула.  — Жаль, что требуется именно провизор. Я бы, наверно, пошла. Что там на улице?
        — К обеду такая метель поднялась, жуть,  — села Лера на своё место и включила компьютер.
        Дашка отреагировала без особых эмоций.
        «Да, тебе можно равнодушно пожать плечом»,  — отметила Лера.
        В отличие от Леры, Дарья работала в офисе, а утром и вечером её подвозил парень, с которым она жила.
        Лере же, мало того, что приходилось весь день ездить с визитами и дышать выхлопными газами в пробках, ведь выполнять план посещений требовалось при любой погоде, так ещё самой приходилось и машину из сугробов откапывать, и на дорогах обледенелых справляться тоже самой. Страшно, стыдно за свою водительскую неопытность, но там тупи не тупи, плачь не плачь, а ехать надо. Лера даже мешок с песком в багажнике возила. Бывало, выйдет из машины — и давай в своей новой норковой шубе песок лопатой под колёса кидать. А куда деваться?
        — Я пока утром от машины до офиса дошла, думала, заметёт,  — всё же поддержала разговор Дарья.  — Но там, похоже, стало ещё хуже.
        — Да, февраль в этом году, как никогда, снежный,  — набрала Лера пароль на клавиатуре.
        — Зато до нового года снегоуборочной технике ни разу работы не нашлось, хоть её закупили как на Северный полюс,  — уткнулась Даша в монитор, явно листая новости.
        Лера открыла в почте полученный приказ и снова пробежала глазами новую вакансию.
        — Слушай, а ведь ты права,  — нарушила она тишину.  — Это же неплохое предложение. И оклад выше, и должность солиднее, и визитов в день — два. Два, Карл,  — уставилась она на Дашку, осмысливая прочитанное,  — а не мои обычные двенадцать.
        — Есть в ней только один существенный минус,  — снова пожала плечом Дарья, остужая Лерин пыл.  — Командировки.
        — Почему командировки?
        — Потому что региональные сети. Мотаться придётся не по аптекам в городе, а по разным городам. Хотя,  — она опустила глаза в бумаги на столе,  — у тебя детей нет, муж постоянно в разъездах, тебе, наверное, самое то. А у вас, кстати, квартира трёхкомнатная?
        — Да, новой планировки. Артём перед свадьбой купил,  — выдала Лера информацию по максимуму, зная, что любопытная не в меру Даша всё равно не отстанет.
        — Не понимаю, зачем тебе вообще работать,  — хмыкнула она.  — Он же обеспечивает тебя от и до.
        И покосилась на шкаф. Лерина новая шуба, как и квартира, были предметами нескрываемой Дашкиной зависти. Впрочем, как и Лерина внешность, и муж, что произвёл на всех впечатление на скромном офисном Новогоднем корпоративе. Артём ещё и с гитарой пришёл. В последнее время он играл так редко, что Лера в тот день и сама в него заново влюбилась.
        Их все называли красивой парой. Но втайне, наверное, многие считали Леру недостойной Артёма. Особенно Дарья. Ей и самой на внешность грех было жаловаться — стройная миниатюрная блондинка с густыми волосами, которые она всегда собирала в высокий хвост. Такая причёска выгодно подчёркивала и её чистый лоб, и аккуратненький носик, и полные губки. Но было бы желание, а чему позавидовать — всегда найдётся. Как и — что покритиковать. В Лериной внешности Даше категорически не нравился нос, и брови она считала слишком яркими и «арабскими», хотя не имелось в них ни ширины, ни жёсткой графичности, просто густые и тёмные, мягкой плавной дугой. Лера их почти и не подкрашивала — такие достались от природы.
        Объяснить мужу, как и Дарье, с её потребительским отношением ко всему, что работают не всегда только лишь ради денег, но и для самореализации и самоуважения, было сложно. Разговоры про образование и развитие её тоже раздражали, но всё же Лера попробовала.
        — А диплом красный куда засунуть?  — посмотрела Лера в бланк анкеты соискателя, как раз в строку «образование».
        — Ой, да повесь его на стену, раз он тебе так дорог, и пусть висит. Что, кстати, врач-то вам сказал? ЭКО?
        «Да, да, после минутки зависти, как не вспомнить о том, что есть у нас с мужем проблемы, и сунуть туда свой остренький любопытный носик».
        — Да, наверно, будем пробовать ЭКО,  — соврала Лера.
        Не совсем соврала. Рекомендации такие на приёме врач озвучил. Но это была просто первичная консультация, после которой обоим супругам требовалось сдать анализы и пройти обследование, прежде чем делать выводы. А про «ребёнка в пробирке» Артём и слушать не захотел. «Даже название мерзкое — экстракорпоральное оплодотворение»,  — прокомментировал он, не запнувшись ни разу на трудном слове.
        — Буду чувствовать себя неполноценной, если до него дойдёт,  — вздохнула Лера. Зависть коллеги она хоть и видела, но мирилась с ней так же, как и с её любопытством. Поставить Дашку на место, как и вести себя надменно и с превосходством Лере просто не хватало характера. И грубить воспитание не позволяло.
        — Глупости,  — фыркнула Дарья.  — Радоваться надо, что у тебя такая возможность есть — выносить родного здорового ребёнка. У меня вон подруга над суррогатным задумывается, там без вариантов, и счастлива. А ты…
        Она покачала головой осуждающе.
        — А я… вот думаю, а не подать ли заявку на эти сети,  — прищурилась, глядя в яркий монитор, Лера. Но думала она при этом о том, что новая должность — это как раз прекрасная возможность повременить со всеми обследованиями.
        — А сколько лет твоему мужу?
        — Тридцать три будет в мае.
        — А сколько вы уже женаты?  — упрямо настаивала на разговоре о беременности Даша.
        — Пять лет в этом году,  — подсчитала в уме Лера.  — Я на последнем курсе института училась, когда мы поженились. И, кстати, опять о дипломе. Мне тогда секретарь в деканате сказала: «Вот не советую я вам новую фамилию ставить. Диплом — он один и на всю жизнь. А мужей, как и фамилий, у вас сколько угодно может быть. Будете потом мучиться с документами».
        — Мудрая женщина,  — хмыкнула Даша.  — И что? Поставила девичью?
        — Нет,  — улыбнулась Лера.  — Я же выходила замуж по любви и на всю жизнь.
        Но чем дольше она была замужем, тем чаще вспоминала тот случай. Тогда Лера возмущалась, но сейчас всё чаще думала, что секретарь, наверное, и правда была умной женщиной. Хотя со стороны выглядело, что всё у них с мужем хорошо.
        — Пойду в туалет схожу,  — Лера встала, украдкой положив в карман тюбик с заживляющей мазью.
        Всё и было хорошо, только с каждым днём они с Артёмом всё больше и больше друг от друга отдалялись. А ещё Лере становилось всё невыносимее терпеть секс, в котором никак не обходилось без боли и разрывов.
        Какое ЭКО, когда она даже пописать не могла нормально. Стыдно к гинекологу идти. Да и Артёма ходить по врачам можно заставить, если только очень припрёт.
        Заикнуться ему про новую работу тоже страшно, но Лера всё обдумала и решилась.
        — И как часто будут эти твои командировки?  — в дыму сигарного дыма, Артём прижимал к себе Леру, сидящую у него на коленях. Она знала, это — лучший момент для разговора.
        — Не знаю. Может, меня ещё и не утвердят.
        — А ты уже подала заявление?
        — Нет. Жду, что скажешь ты.
        — Скажи, почему у нас нет детей?  — он тяжело вздохнул, а потом выпустил дым через нос, что обычно делал редко.
        — Не знаю, Тём. Надо сдавать анализы. Разные могут быть причины.
        — А ты раньше никогда не беременела?
        — Нет,  — Лера тоже вздохнула, понимая, к чему он клонит. Да, он был у неё не первый, но у неё такое образование, что она знала о контрацепции всё.  — Тём, я тогда уже знала, как и чем предохраняться.
        — А может, ты просто не хочешь от меня детей?  — он поднял её лицо за подбородок, чтобы заглянуть в глаза. И его расширенные зрачки не сулили ничего хорошего.  — Может, ты до сих пор предохраняешься?
        — Зачем? Не проще развестись и уйти, если я даже детей от тебя не хочу?
        — Ну, может, тебе удобно. Деньги есть, а мужа всё время нет — развлекайся, с кем хочешь,  — он отпустил её лицо, но лежать на его плече Лера больше не хотела.
        — Тогда зачем мне эта тяжёлая работа, за которую я так цепляюсь?
        Лера встала и подошла к окну. Протёрла запотевшее стекло. Заснеженный двор. И метель уже замела её поставленную у подъезда машину по самую крышу.
        — Может, потому, что ты думаешь уйти от меня?  — Артём встал рядом и, тоже сделав себе «окошко», выглянул на улицу.  — Будешь сама много зарабатывать. Я тебе буду не нужен.
        — А если, значит, перестанешь зарабатывать, то брошу тебя ещё быстрее?  — усмехнулась Лера.  — Не хочешь попробовать?
        — Слушай, а неплохая мысль. Неужели будешь меня содержать?  — он улыбнулся, и оконное стекло отразило блеск его красивых зубов.
        — Если меня примут на новую должность, то легко,  — подняла на него взгляд Лера.
        — А знаешь что?  — муж наклонился и упёрся в неё лбом.  — А давай купим ещё один гараж? Я видел объявление на доме, продают прямо напротив последнего подъезда. Тебе не придётся откапывать по утрам свою машину из-под снега.
        — Серьёзно?  — отодвинулась Лера, глядя на него с нескрываемым удивлением.
        — Да,  — улыбнулся Артём.  — Я даже уже позвонил. Мы можем себе его позволить.
        — Спасибо!  — кинулась ему на шею Лера.
        — Тихо, тихо, тихо,  — отодвинул он руку с сигарой.  — Обожжёшься же.
        Но второй рукой её подхватил и обнял.
        — Я же люблю тебя,  — смешно сморщил он нос, копируя выражение её лица.  — Там, кстати, такой ветродуй у этого гаража, что даже ворота снегом почти не заметает. Смотри!
        Он широким жестом очистил половину запотевшего стекла для двоих и поставил Леру перед собой.
        — Вон тот, с кривыми цифрами «два» и «восемь»,  — ткнул он пальцем в стекло.
        — Там ещё написано: «Убрать до…»?  — прищурилась Лера.
        — Да, и светло как днём, потому что уличные фонари всегда горят.
        — Я люблю тебя,  — развернулась Лера и прижалась к нему со всей силы.  — Спасибо!
        — Да погоди ты благодарить, ещё ничего не купил.
        Он снова затянулся. Лера чувствовала, как вздымается его грудь, а ещё их близость. Когда-то, в то время, когда она поставила в дипломе его фамилию, ей казалось, что с годами их любовь станет только сильнее. Но в жизни всё часто не так, как мы себе представляем. Сейчас они настолько с Артёмом отдалились, что такие моменты душевной близости стали коллекционно редки.
        «Зато мы стали их больше ценить,  — вздохнула Лера.  — Наверное».
        — И что, мы теперь будем совсем мало видеться?  — Артём прикоснулся губами к её волосам.
        — Нет, Тём,  — подняла Лера голову, подставляя под поцелуи мужа лицо. Это означало «да». Он согласился на её новую работу.  — Ну, может, на пару дней в год меньше.
        — Тогда ребёнка зачать будет ещё сложнее,  — он снова затянулся. И длинный плотный столбик пепла осветился красным огнём.
        — Хочешь пройти обследование?  — спросила Лера с сомнением.
        — Я — нет,  — ещё одна затяжка. Он подошёл к пепельнице, отломил сгоревший конец сигары, стоя, глотнул виски, а потом только продолжил: — От меня девушка беременела. Так что, проблема не во мне.
        Артём сел в кресло, положив ногу на ногу. И снова стал чужим.
        — А ты уверен, что она беременела от тебя?  — усмехнулась Лера.
        — Уверен,  — усмехнулся он в ответ.  — Я бы её убил, только подумай она мне изменить.
        Знай его Лера хуже, она бы решила, что это предупреждение. Но это была угроза.
        — Я же всё равно узнаю,  — улыбнулся он мрачно, глядя на конец сигары.  — И ноги оторву вам обоим.
        — Ты хотел сказать оторвал бы им обоим,  — ответила Лера, прекрасно понимая, что он сказал именно то, что и хотел сказать.  — Она родила?
        — Нет, иначе ты бы знала,  — он посмотрел на неё, прищурившись.  — Сделала аборт. Мы были слишком молоды, чтобы обременять себя детьми.
        — Но всё же вы расстались?
        — Да, ведь я встретил тебя,  — муж склонил набок голову, словно раздумывая.  — Но тебе, если что, тебе я ноги оторву, даже не сомневайся.
        — Скажи лучше, что подарить тебе на Двадцать третье февраля,  — отмахнулась от него Лера и села на подлокотник кресла.
        — Может, вот эту сладкую попку?  — ущипнул он её за ягодицу довольно ощутимо, и Лера спрыгнула на пол.
        — Балда!  — стукнула она Артёма по макушке, хоть он и делал вид, что заслоняется.  — У тебя только одно на уме.
        — Ну, Ле-е-е-ер,  — обернулся он, когда она уже дошла до двери.  — Ну, я же мужик. Мне всегда только одно и надо.
        — Не одно, а два,  — распахнула она дверь.  — Трусы и носки. Вот их и подарю.
        Лере дали новую должность, когда закончились мартовские праздники.
        А в конце апреля она полетела на очередной семинар в Санкт-Петербург. В это раз вместе с Дашкой, а ещё с презентацией, которую Лера должна была подготовить специально для конференции.
        Чистенький, словно вылизанный, серый город встречал их солнцем, солдатами в кузовах старых грузовиков, ехавших с репетиции Парада Победы, чёрной водой в каналах и замороженными туристами, решившими покататься на первых прогулочных катерах.
        Лере, никогда раньше не бывавшей в городе на Неве, всё нравилось. И золотые купола, проступавшие сквозь скелеты деревьев, и невысокие дома, когда они двигались в заказанном компанией такси по центру, и даже забавная вывеска на Гастрономической лавке — «Страшный сон вегана», которая мелькнула в окне.
        Дашка же ужаснулась этому яблоку, пожирающему корову, и осталась довольна только уютным номером на двоих, вкусными пирожными в баре при гостинице, а ещё видом директора Российского фарм-дивизиона в фойе.
        Кирилл Александрович Неверов тоже оказался среди прибывших на этот семинар.
        Глава 5
        — Держи меня, земля! А это у нас кто?  — дёрнула Дашка Леру за рукав, когда та закончила разговаривать по телефону.
        Лера не сразу ответила, приходя в себя. «Папе стало хуже»,  — только что сообщила мама. Врачи давали прогнозы самые неблагоприятные и на самые ближайшие дни.
        — Кирилл Александрович Неверов,  — отрекомендовала директора Лера нейтральнее, чем когда-то ей самой представила его Ирина.
        — А на фотографиях он выглядит хуже,  — ничуть не смущаясь, рассматривала его Даша, пока Неверов общался с двумя женщинами возрастом старше него раза в два. Общался на английском.
        — Слушай, а что ты написала в личных достижениях?  — спросила Дашка, не сводя с него глаз.
        — Карьерный рост,  — пожала плечами Лера и вздохнула. В ушах ещё звучал тихий и подавленный мамин голос.
        — Ну да, ну да,  — обернулась Дашка.  — Точно, у тебя же рост. Опять же амбициозность, лидерские качества проявила, все дела. Слушай, а давай мы заявку на преподавателя английского языка подадим?
        — Заявку? А можно?
        — Конечно. Тебе можно. Это входит в пакет рекомендаций. Ещё и за счёт фирмы,  — она снова развернулась к Неверову.  — Этот-то, как его, Александрович, смотри, как чешет. Я только не пойму с кем это он говорит?
        — Мне кажется, просто иностранные туристки,  — осмотрела Лера удобную обувь женщин и лёгкие сумки через плечо со множеством отделений.  — Видимо, тоже остановились в нашей гостинице.
        — Понаехали,  — фыркнула Дарья.
        Несмотря на то, что она работала в компании намного дольше Леры, её офисная должность была из тех, что считались невыездными. Возможность попасть в северную столицу за счёт фирмы ей бы считать удачей, но Дашка была бы не Дашка, если бы оценила. Она хотела за границу. Поэтому ревниво относилась ко всему, что с этим связанно и, конечно, завидовала всем, у кого такая возможность есть или обязательно будет, как, например, у Леры после её повышения.
        — А я думала он в Кёльне. Там на этой неделе цикловая с продактами.
        — Странно,  — хмыкнула Лера.
        — Странно, что тебя не пригласили в Кёльн на цикловую конференцию с продакт-менеджерами?  — вернула ей ухмылку подруга.
        — Нет, Даша,  — улыбнулась Лера.  — Странно, что ты вообще о нём думала.
        И в этот момент Неверов закончил беседу и пошёл прямо к ним.
        — День добрый,  — улыбнулся он обеим девушкам, но потом посмотрел на Леру.  — Валерия, я надеюсь у вас в руках не кофе?
        — К сожалению, нет, Кирилл Александрович,  — улыбнулась она и предъявила зажатый в руке телефон и скрученные в трубочку проспекты с планом мероприятий, что им уже раздали.  — Но надеюсь, вы взяли с собой запасную рубашку?
        — Как знал, что вас встречу! На всякий случай взял,  — улыбнулся он. Энергичен, подтянут, собран, он выглядел во сто крат лучше, чем в их последнюю встречу.  — Как долетели?
        — Прекрасно,  — ответила Даша, хотя смотрел Неверов по-прежнему на Леру.
        — Спасибо, хорошо. А вы?  — Лера не опустила глаза под давлением его гипнотизирующего взгляда. За эти полгода на новой работе она всё же стала немного увереннее в себе. Правда, с харизмой Неверова ей, конечно, было не тягаться.
        — А я выбирал между Кёльном и Питером,  — он буквально излучал оптимизм и благополучие.  — И сильно сожалел, что не мог оказаться в двух местах одновременно. Хоть разорвись.
        «Наверное, жена беременна»,  — решила Лера, не зная на что списать его цветущий вид. Он словно светился изнутри, заряжая всех своим счастьем. По крайней мере, те две пожилые дамы отошли от него очень довольные. И Дашка, вечно всем недовольная и чаще лишь ехидно усмехающаяся, тоже вдруг весело засмеялась. Немного натянуто и фальшиво, но засмеялась ведь.
        — Интересно, а в Кёльне у нас умные или красивые?  — задрала она свой остренький носик с лёгким вызовом. Кокетка.
        — В Кёльне у нас — царь зверей,  — улыбнулся ей Неверов нейтрально, догадавшись про обезьянку из анекдота. Кивнул обеим: — До встречи на конференции.
        — А конференция у нас когда?  — спросила Дашка у пустого места, оставшегося от Неверова, когда тот подошёл к другой группе девушек. Там тоже неестественно громко засмеялись.
        — Завтра с утра. И я предлагаю пойти спать, потому что меня рубит,  — обернулась Лера и вдруг увидела, что Неверов и оттуда на неё смотрит.
        — Так не удивительно. Это здесь вечер, у нас-то второй час ночи.
        — Что?  — Лера растерялась от его пристального взгляда настолько, что даже не услышала, что ответила ей Дашка. Она поспешно отвела глаза, но всё равно не сразу пришла в себя.
        «Чёрт! Да что за…?  — выдохнула она и смущённо потёрла висок, закрываясь рукой, пока Дашка повторяла свой ответ. И сама же себе ответила: — Просто я хочу спать. Я расстроилась из-за папы. Я не в себе».
        — Девочки, вы у меня в Эрмитаж завтра едете?  — спросила, подходя к ним, организатор, женщина объёмная энергичная и в годах. Она поставила очередную цифру в списке на картонном планшете с зажимом и посмотрела ожидающе.
        — А когда?  — заинтересованно спросила Лера.
        — Завтра после обеда. Двухчасовая экскурсия с гидом. Автобус туда и обратно до гостиницы. Но обратно можете и своим ходом, если решите задержаться и побродить самостоятельно. Уж поверьте, там есть на что посмотреть.
        — Я пас,  — поморщилась Дашка, засовывая руки в карманы.
        — А я поеду,  — Лера протянула висящий на длинной тесьме бейджик с фамилией.
        — Мечникова,  — пробубнила себе под нос организатор, внося Леру в список, и подняла голову.  — Кирилл Александрович, а вы не желаете присоединиться?
        — Эрмитаж?  — взметнулись удивлённо его брови.
        — Мумия древнегреческого жреца,  — вытащила женщина из-под картонки программу экскурсии.  — «Мадонна Бенуа» Леонардо да Винчи, «Даная» Рембрандта, «Возвращение блудного сына».
        Организатор смотрела на Неверова вопросительно.
        — Ну, если только ради «Блудного сына»,  — улыбнулся он.
        — Правильно,  — ткнула организатор в его сторону ручкой и пробубнила: — Неверов.
        — Меня, наверное, тоже запишите,  — вдруг передумала Даша и протянула пластиковый прямоугольник с фамилией, сняв с прищепки.
        Лера сделала вид, что не заметила эту неожиданную перемену решения подруги. Но что-то ей подсказывало, что не Рембрандт был тому виной.
        — А что это за история с кофе?  — спросила Дашка, когда за ними закрылся лифт. Хорошо, что она стояла спиной и не видела, что Неверов проводил Леру глазами до самого лифта.
        И при всём желании Лера уже не могла назвать этот очередной взгляд случайным. Взгляд, который она прочувствовала всей кожей. Покрылась мурашками, как от озноба. Все до единого волоска на теле встали дыбом, как наэлектризованные. И зарядились они от Неверова и отклонялись точно в сторону, где он находился. Только когда лифт преодолел несколько этажей, они улеглись на место, словно потеряв связь с источником энергии.
        — Обычная история. Задумалась и облила его кофе,  — пожала плечами Лера как можно равнодушнее и потёрла предплечья.
        — А он что?  — разглядывала её Дарья, будто она Неверова раненого из горящего дома на себе вынесла, а не одежду его перепачкала.
        — Ничего. Обматерил мысленно, наверное, и пошёл рубашку стирать. А что он должен был сделать?
        — Ну-у-у,  — Дарья загадочно закатила глаза к потолку.  — Мог бы тебя заставить стирать, например.
        Лера промолчала. И потом тоже молчала, когда они уже пришли в номер, а Дашкина буйная фантазия всё генерировала одну за другой идеи, каждая из которых заканчивалась, как минимум, близким знакомством. А как максимум… в общем, любила Даша с размахом помечтать.
        Хорошо, что большего про тот осенний день в Москве Лера ей не рассказала.
        А если бы Дашка не говорила про Неверова весь вечер, то было бы ещё лучше. У Леры и так не шло из головы его странное внимание. Но Дарью, как назло, прямо прорвало. Она всё твердила: «Неверов. Неверов. Неверов», и его улыбка никак не покидала Лерины мысли, пока Дашка не уткнулась в телефон и не забыла, наконец, про Кирилла Александровича.
        Так и прошёл день. Обычные хлопоты. Вечерние, сон, а потом начались утренние.
        Начались тяжело. Разговор с мужем, потом с мамой, потом с сестрой, которая истерила больше всех, то срываясь в слёзы, то вдруг переходя на смех, вспомнив какую-нибудь историю из детства, связанную с отцом.
        — Ань, ну все мы прекрасно знаем, что к этому идёт,  — успокаивала Лера сестру как могла, спустившись в столовую на завтрак.
        Она что-то машинально поставила на поднос. Куда-то села, направляемая Дашкой. Что-то принялась жевать.
        — Аня, ну мама же как-то держится. Я знаю, что из последних сил. Но тебе бы её поддержать, а мы ещё хором тебя успокаиваем.
        Но взывания к совести на сестру не действовали. Она стала пояснять, что ей хуже всех, потому что вернулся её первый муж и она поссорилась из-за него со вторым. И первый её зовёт назад, а второй не отпускает.
        И всё это эмоционально, громко, пафосно. Впрочем, Лера рада была слушать хоть про её одинаково бестолковых мужей, хоть про детей, хоть про лысых кошек, которых она решила завести, причём, тоже парочку, чтобы они не мёрзли, только бы та не рвала Лере душу прогнозами, как они будут жить без папы.
        Нет, Лера не была чёрствой и отца любила, но всё же прагматичность сильно отличала её от сестры. Лера считала, что в том состоянии, в котором отец находился последний месяц, жизнь для него стала худшим наказанием, чем смерть — настолько он и сам уже измучился. Тяжело было об этом думать, но выслушивать сестру ещё тяжелей.
        Аня, наконец, попрощалась и отключилась, а Лера в изнеможении откинулась на спинку стула.
        Дашка уже ушла. Завтрак стоял почти нетронутым. Голова гудела. Сердце болело за маму.
        — Валерия, у вас что-то случилось?  — его мягкий баритон прозвучал тихо, но Лера всё равно вздрогнула.
        «Вот только тебя мне с утра и не хватало»,  — вздохнула Лера, подняла глаза на Неверова и кивнула. Он не позволил себе сесть без приглашения, но смотрел напряжённо и внимательно.
        «Так он ещё на меня не смотрел»,  — отметила Лера иронично, словно она собирала коллекцию его взглядов и только что добавила редкий экземпляр. И проклятые мурашки тут же выползли и дружненько уселись ждать, что же будет.
        Лера невольно оценила и демократичные джинсы, и лёгкий свитер директора. Ему шло, он выглядел доступнее, правда, совсем чуть-чуть, словно не «100», а «99,99».
        Подноса в руках не было. Скорее всего, он уже поел и просто проходил мимо. Только, как назло, не прошёл.
        — Я могу вам чем-нибудь помочь?
        — Думаю, нет,  — она уверено покачала головой и посмотрела на свой почти нетронутый завтрак.  — Не знаю, зачем я столько набрала. И аппетит пропал, и выкидывать жалко.
        — А говорите «нет»,  — усмехнулся Неверов и обернулся к урне, в которую выбрасывали недоеденное.  — Вот об этом точно не стоит беспокоиться,  — он подтянул к себе заставленный поднос.  — Может, хоть булочку заберёте? В номере чай попьёте, когда проголодаетесь.
        Заботливый. И пока Лера заворачивала липкую выпечку в салфетку, одной маленькой проблемой у неё действительно стало меньше, но на одну крупную — больше, потому что Неверов протянул ей руку, чтобы помочь подняться из-за стола.
        Каким-то чутьём, интуицией, шестым чувством Лера и те самые мурашки уже знали, что нельзя к нему прикасаться. Просто нельзя. Запрещено. Табу. «Кирпич».
        Но отказаться было невежливо, и она вложила свои пальцы в его горячую ладонь.
        Неверов не пожал их, не погладил, не сделал ничего, что могло бы заставить её усомниться в его самых благородных намерениях. Он и продержал-то их в своей руке какую-то секунду. Но что бы Лера ни делала, о чём бы ни думала, она теперь чувствовала его пальцы на своей руке.
        Как эпицентр надвигающего бедствия, как место заражения, как случайная мутация. Непредвиденное и необратимое. Лера понимала: что-то произошло.
        Она рассказала Неверову про отца, пока они вместе поднимались в лифте. Он ответил коротко: «Сочувствую вам. Держитесь!» И всё. Обычная реакция нормального человека на чужое горе. И ничего больше.
        Только Лера знала: это не так.
        В воздухе. В атмосфере Земли. В Солнечной системе. Во Вселенной. Какая-то сложная химическая реакция уже случилась. Атомы столкнулись. Аннушка уже пролила масло. Акела промахнулся.
        Лера знала, чувствовала, понимала это, но упрямо гнала от себя эти мысли.
        «Просто сто лет никто ко мне не прикасался, кроме мужа, никто не улыбался, не обращал внимания, поэтому мне и кажется интерес Неверова повышенным»,  — уговаривала она себя, всё списывая на свою мнительность, а ещё на Дашкину навязчивую трескотню.
        — Даша, он женат. Давно и счастливо,  — перебила Лера очередную выдержку из биографии Неверова, которую Даша зачитывала вслух, извлекая из просторов интернета.
        — Да не так уж и давно,  — парировала подруга, фыркнув, но потом нахмурилась.  — Хотя нет, ты права. Расписались они три года назад, но знакомы точно давно. В одном институте учились.
        — Ты уже и жену его нашла?  — покачала головой Лера. Она просматривала последний раз свою презентацию и нервничала перед выступлением. Дашка же её мало того, что отвлекала, так ещё и раздражала «своим Неверовым».
        — По мне так она — «Фу!» — скривилась Дашка.
        — В каком смысле «фу»?  — не выдержала Лера и подошла посмотреть.
        — Да корявая какая-то,  — развернулся экран телефона.  — Скажи?
        — Нормальная девочка,  — пожала плечами Лера, рассматривая фотографию длинноволосой брюнетки.  — Симпатичная, стройненькая, длинноногая.
        «И неплохо рядом с ним смотрится»,  — с облегчением отметила Лера и вслух продолжила защищать и его жену, и сам выбор Неверова:
        — Милая, серьёзная, приятная.
        Лера вернулась на место и посмотрела на часы.
        — Пора нам уже выдвигаться.
        — Милая,  — фыркнула Даша, увеличивая изображение.  — Смуглая, с короткой шеей, нос горбом и, походу, с усами. Фу, терпеть не могу карие глаза.
        — Даша,  — захлопнула свой ноутбук Лера.  — Хватит. Пошли. Тебя послушаешь, так все вокруг страшилы. Кроме тебя.
        — Не, ты тоже ничего,  — лениво потянулась Дарья и встала.  — Но Неверов заслуживает бабу получше, чем эта его уродина. Например, такую, как я.
        — Да уж,  — улыбнулась Лера, проверяя сейф.  — Вот только тебя он забыл спросить, когда женился.
        — Ну, он просто меня не знал,  — гордо продефилировала Дашка к дверям, покачивая бёдрами.  — Но теперь узнает.
        — Ты серьёзно?  — вытащила Лера электронный ключ, и свет, продержавшись секунду, погас.
        — Как никогда,  — развернулась Даша.  — Мне кажется, он на меня запал.
        Глава 6
        После громкого заявления подруги мнительность Леры слегка успокоилась.
        Раз и Дарье показалось внимание Неверова повышенным, значит, не о чем переживать. Значит, энергетика у него такая, когда каждому мерещится, что он относится к нему как-то особенно и выделяет из толпы. Это отличительное свойство всех незаурядных личностей.
        С лёгким сердцем Лера вышла к трибуне и бесстрашно посмотрела на Неверова в первом ряду. Конечно, всё равно она жутко волновалась, но по крайней мере это точно из-за выступления, а не из-за его внимательного взгляда.
        По счастливой случайности для презентации ей достался препарат, который назначали отцу. И Лера вложила так много личного в свой рассказ, что к середине своей речи почувствовала подъём, словно обращалась не к коллегам, а к тем, кто может столкнуться с такой же бедой. А к концу даже перестала дёргаться и осталась довольна, что не сильно спотыкалась.
        — Не первый год работаю в этой компании,  — прокомментировала Лерино выступление Высоцкая, поднимаясь.  — Но первый раз меня пробрало до слёз. Честно: собралась непременно положить пару упаковок в аптечку и всегда иметь под рукой. Коллеги, вот так нужно относиться к продуктам, которые производит наша компания. Спасибо, Валерия! У кого-нибудь есть вопросы?  — обратилась она в зал, когда аплодисменты стихли.  — Кирилл Александрович!
        Она пригласила его протянутой рукой, а сама села на место.
        — У меня два вопроса как у человека, лишь слегка приближенного к медицине,  — поднялся Неверов, вызвав улыбки своим пояснением, но сам остался серьёзен.
        Лера тоже не улыбнулась. Удушливым дымком страха запершило в горле. Не ожидала она, что вопросы будут именно у него. И первый раз почувствовала расстояние, что их на самом деле разделяло. Пропасть между большим начальником и мелкой сошкой из легиона медпредов. Бездну между директором дивизиона и рядовым менеджером.
        — Как вы считаете,  — между тем встал он в двух шагах от неё,  — более плотная рекламная поддержка на этот желудочный и, замечу — безрецептурный, препарат могла бы увеличить его продажи? Я тут пока вас слушал, всё же заглянул в статистику. В России он продаётся очень слабо по сравнению с другими странами. Возможно, на его раскрутку заложили слишком маленький бюджет?
        — Нет,  — уверенно покачала головой Лера, почему-то вспомнив революционеров, что были страшно далеки от народа. Вопросы, которые Неверов решал с высоты своего положения не давали ему внятного представления о том, с чем на самом деле каждый день сталкивались такие рядовые работники, как Лера.
        — Нет?  — он удивлённо склонил голову.
        — Нет. Я считаю, что ежедневная работа, которая проводится с врачами и в аптеках, достаточно эффективна, и её хватит, чтобы этот препарат начали предлагать.  — Лера собралась. Голос прозвучал ровно и твёрдо.  — Он воистину уникален, и, я думаю, сначала заслужит себе доброе имя, а потом будет продавать себя сам.
        — Ну что ж,  — улыбнулся Неверов.  — Теперь я тоже воистину в него уверовал. И это было «во-первых». Ну, а во-вторых, я хочу сказать, что сожалею — мы потеряли в вашем лице очень талантливого сотрудника «в полях» и…  — он сделал эффектную паузу,  — поздравить нас всех с тем, что у компании теперь есть такой перспективный менеджер по ключевым клиентам. Поздравляю вас, Валерия, с новой должностью. Вы её воистину достойны.
        Улыбаясь, он протянул руку, явно довольный произведённым впечатлением. Лера пожала её, такую правую и такую знакомую. И она словно коснулась не только её пальцев, но и чего-то под рёбрами.
        Видимо, центра терморегуляции. Неожиданно стало жарко.
        Не отпуская, Неверов помог Лере спуститься со сцены.
        «Какие горячие у него всегда руки»,  — села она на своё место и стала обмахиваться проспектами, как веером.
        Переволновавшаяся, но как-то пережившая всё это, Лера чувствовала, что в первый раз в жизни уверовала в себя.
        До конца конференции она всё смотрела на лохматый затылок Неверова в первом ряду и думала, как же повезло его жене.
        Получи Лера хоть сотую часть такой веры в себя от собственного мужа, она бы, наверно, крылья отрастила как странствующий альбатрос. Где-то Лера прочитала, что у этой птицы самый большой размах крыльев в мире. И слово «странствующий» казалось ей тоже определяющим.
        «Летать, странствовать, путешествовать по миру, выучить несколько языков,  — размечталась она, но тут же осеклась.  — Эка меня развезло-то».
        Она покосилась на Дашку. Та о чём-то тихо беседовала с девушкой, сидящей от неё с другой стороны.
        — Мне сказали, что он… ну, сама знаешь, кто… занимался горными лыжами,  — зашептала ей Дашка в самое ухо, когда они уже сели в автобус, заказанный до Эрмитажа.  — Но в прошлом году сломал ногу. Да так, что до сих пор прихрамывает. Не замечала?
        — Нет,  — Лера уверенно покачала головой.
        — А ещё компания сняла ему люкс в нашей гостинице.
        — Но ты, я надеюсь, туда не пойдёшь?  — Лера пристально посмотрела на Дашку, очень уж заинтересованно это прозвучало.
        — Нет, конечно,  — хмыкнула та.  — Это на тот случай, чтобы ты знала, где меня искать, если что. Он сам меня туда пригласит.
        Двери с шипением закрылись. И Лера даже не заметила, едет ли с ними Неверов или нет. И уж лучше бы «нет». Кто знает, зря ли бахвалится её подруга? Устоит ли Неверов перед Дашкиным неотразимым обаянием? Хотя не просто, наверное, занимая такую должность, удержаться в сплошь молодом и женском коллективе от случайной интрижки.
        Так не хотелось усомниться в его порядочности и верности жене. С другой стороны, жаль Дашку. Потерпит фиаско, ведь будет чувствовать себя униженной.
        «Уж лучше бы ты молчала»,  — покосилась Лера, как та высматривает за высокими спинками «сама знаешь кого». Видеть её нездоровую активность было неприятно.
        И жаль, если Неверов не устоит. Какой бы ни была его жена, уж точно она не заслужила такого отношения, раз он её выбрал и женился. Да и Дашкин Валера тоже. Спокойный парень, добрый, заботливый. Обидно за него.
        Лера горестно вздохнула. Чужая семья, как и душа,  — такие потёмки. Но сами разберутся. У Леры и своих забот невпроворот.
        Пока между монументальных колонн фойе Эрмитажа их группа ждала экскурсовода, Лера позвонила маме. И чуть не проворонила начало экскурсии, отойдя в уголок с телефоном.
        Именно Неверов её и позвал, хотя до этого Лера его не видела.
        — Как отец?  — спросил он тихо, пока они поднимались по красной ковровой дорожке парадной Иорданской лестницы Зимнего Дворца.
        — Без изменений,  — вздохнула Лера, краем уха слушая, что им рассказывает экскурсовод.
        Он ободряюще пожал её руку чуть выше локтя и отошёл.
        «Скоро на мне, как на карте, можно будет красными флажками отмечать, где он ко мне прикоснулся,  — усмехнулась Лера, задрав голову на белый мрамор балюстрады.  — Но, может, оно так принято в столицах?»
        Серый камень колонн, роскошная позолота гипсовой лепнины, размах фантазии Растрелли — всё здесь поражало воображение. И Атлант с декоративной скульптуры эпохи Древнего Рима посмотрел на Дашку так же печально, как и Лера. Та же следила за Неверовым так же тщательно, как боги Олимпа взирали на толпы смертных с огромной картины на потолке.
        — О чём он тебя спросил?  — притиснулась Дашка поближе.
        — Не соглашусь ли я провести с ним ночь в люксе,  — ответила Лера невозмутимо.
        — Дура,  — ткнула её Дашка в спину и побежала вверх по лестнице, куда Неверов уже поднялся впереди всей группы.
        Прогулка по Эрмитажу обещала быть долгой, но, судя по скорости, с которой неслась их экскурсовод, большую часть времени они планировали именно бегать.
        Первая остановка — у золотых часов. К сожалению, подойти к ним оказалось практически невозможно. Лера предпочла разглядывать большое панно из флорентийской мозаики на полу, чем толкаться у стеклянного куба с этим «Павлином».
        — Вот за это и не люблю «Эрмитаж»,  — Неверов, словно прочитав её мысли, тоже заглядывал за ограждение мозаичного круга.  — Огромные расстояния и везде толпы народа.
        — А у фонтанчика никого нет,  — переместилась Лера к закреплённым на красном мраморе белым ракушкам и подставила ладони под воду, которой там не было.
        — Сфотографировать вас?
        — Не, я не любитель,  — Лера сделала вид, что пьёт из ладоней. И засмеялась, когда Неверов, воровато оглядываясь, сделал вид, что плескает в подмышки, подыграв ей.
        — Лера, пошли,  — крикнула ей недовольно Дашка. Она, наоборот, привыкла быть везде в первых рядах, а потому пробилась к самому стеклу часов и теперь выбиралась из толпы, махая Лере рукой.
        — Как она за вами следит,  — усмехнулся Неверов.
        — Так это она не за мной,  — улыбнулась Лера.
        — Мн-н-н…. За экскурсоводом?  — кивнул он многозначительно.
        — Да, да, и за её сверкающими пятками,  — ответила она на ходу.  — А вы, значит, в Эрмитаже были уже?
        — И не раз. Жена его обожает. А мне здесь, к сожалению, не нравится. Я думал, вдруг хоть в этот раз проникнусь. Народу будет поменьше. Но вижу — нет. Всё то же. И скука смертная.
        — Не любите искусство?
        — Просто не умею его готовить,  — улыбнулся Неверов.  — И, кстати, про кошек. Вы же в курсе, что эрмитажные коты тоже относятся к его достопримечательностям?
        — Нет,  — засомневалась Лера, не шутит ли он.  — Настоящие коты? Живые?
        — Да, лохматые, полосатые,  — он провёл рукой по волосам и замедлил шаг, чтобы Лера за ним успевала.  — Коты — неотъемлемая часть истории музея. Говорят, официально установлен лимит в пятьдесят наглых усатых рож, но их больше, что-то около семидесяти. Причём у каждого есть собственный паспорт с фотографией, ветеринарная карточка, и они числятся специалистами по очистке музейных подвалов.
        Лера оглянулась, ей показалось, что под ногами действительно пробежал кот. Неверов проследил за её взглядом и понизил голос, слегка к ней наклоняясь.
        — Им запрещено гадить в музейных залах,  — он показал рукой на решётку в широком плинтусе, а потом на следующую.  — Видите, все выходы перекрыты. Вроде только раз в году в День эрмитажного кота, весной, их выпускают на публику и открывают для посещения чердаки и подвалы, где они обитают. Кстати, сами сотрудники музея называют их «эрмики». И можно даже записаться в Клуб друзей котов Эрмитажа.
        — Серьёзно?  — засмеялась Лера.  — Такой существует?
        — Конечно. Этим котам со всего мира приходят письма, им шлют подарки, а когда специалистов-мышеловов становится слишком много, их отдают в добрые руки. И счастливый владелец эрмика получает не только особенного кота с Петербуржской душой, но и пожизненный сертификат на бесплатное посещение музея.
        — У меня ощущение, что вы такого уже приютили.
        — Я честно хотел, но там такой строгий конкурс, собеседование в три тура,  — улыбнулся он.
        — В общем, кота вам не доверили.
        Он развёл руками и с сожалением вздохнул, когда они остановились у огромных малахитовых чаш.
        Там их уже поджидала Даша, которая тут же перехватила инициативу, и разговор потёк совсем в другое русло.
        — Кирилл, я слышала, ты тут не первый раз? А что тебе нравится в Эрмитаже больше всего?  — Дашка плевать хотела на субординацию.
        — Честно говоря, мне и сам-то Эрмитаж не нравится. К сожалению, он так и останется, видимо, недооценённым мной по достоинству.
        — Почему?  — надула губки Дарья, словно обиделась за Эрмитаж.
        — Мне здесь неуютно. Но,  — он поднял вверх палец, словно вспомнил,  — действительно есть кое-что, что мне здесь нравится.
        Неверов опустил глаза и провёл пальцем по камню прямо возле таблички «Руками не трогать».
        — Я покажу, если вам интересно.
        И была такая великолепная двусмысленность в том, как он ответил и как посмотрел на оставшийся на полированной поверхности след, что Лера невольно восхитилась Неверовым.
        Можно долго гадать, что он хотел сказать этим «нравится», но то, что он не приветствует «панибратство», Лера уловила точно.
        В следующем зале под стеклом висела та самая «Мадонна Бенуа», что упоминалась в программке.
        — Леонардо да Винчи было двадцать шесть лет, и уже шесть лет, как он стал самостоятельным живописцем,  — вещала экскурсовод нудным голосом. Вроде и молодая девушка, и симпатичная, но такая строгая и неулыбчивая, что общее впечатление о себе создавала неприятное.  — Он первый начал использовать технику масляной живописи…
        Шариковой ручкой, зажатой вверх колпачком, она ткнула в сторону картины.
        И размером, и формой бесценный экспонат походил на большую разделочную доску. Лера нагнулась ближе к стеклу, которое отсвечивало, и заметила большую трещину на поверхности, что только усилило для неё сходство шедевра с кухонной утварью.
        — Наверное, я должна устыдиться, но она похожа на старую рассохшуюся деревяшку с облупившейся краской,  — вздохнула Лера, вставая рядом с Неверовым и уступая место другим желающим подойти поближе.
        — Боюсь, и мне придётся смириться со своей невежественностью,  — невозмутимо пожал плечами Неверов.  — Но я вижу то же самое.
        — И за державу как-то обидно. Неужели мало отечественных гениев в сокровищнице Эрмитажа.
        — И я больше люблю наших художников.
        — Конечно, вопиющее неуважение к кисти гения,  — сцепила Лера руки на груди,  — но, к сожалению, не зацепило.
        — Поддерживаю, коллега,  — отзеркалил её жест Неверов.  — Ничего не могу с этим поделать. Не моё.
        Они так и стояли, пока к ним не подошла Дарья.
        — Эта картина — твой любимый экспонат?  — обратилась она к Неверову, показывая на бессмертную доску. Их разговор Даша явно не слышала, и, в отличие от Леры, не поняла и предыдущих намёков, продолжая «тыкать».
        — Нет. В живописи я совершенно не разбираюсь,  — ответил он.  — Ориентируюсь исключительно на «нравится» или «не нравится». Как и во всём остальном. Вот этот Да Винчи мне не нравится. И вообще, когда говорят, что кто-то в двадцать шесть лет уже создавал бесценные шедевры, я чувствую себя несколько…
        — Униженным?  — проявила Даша инициативу, но Неверов отрицательно покачал головой.
        — Может, обделённым?  — высказала свою версию Лера.
        — Пожалуй,  — кивнул он и прищурился.  — Как будто мне чего-то недодали. Эх, надо искоренять в себе это тщеславие. И зависть. Зависть особенно. И… это… ну, вы помните…  — обернулся он к Лере,  — невежество.
        — Кирилл Александрович,  — отвлекла его девушка, имени которой Лера не знала.
        Он перешёл к другой группке своих сотрудниц и тоже стал подробно отвечать на их вопросы. Лера видела, как он поддёрнул рукава свитера, как незаметно глянул на часы. А потом потеряла его из вида.
        В следующем зале она так заинтересовалась какой-то жуткой картиной с подвешенными на дереве животными, что и совсем забыла про него.
        — Вот что мне здесь нравится больше всего,  — напомнил он о себе и неожиданно подмигнул Лере, пока она в лёгком смятении наблюдала, как непринуждённо он встал за спиной у Дарьи, положив руки на плечи и пододвинув её к той же страшной картине.
        — Эта картина?  — обернулась Дарья.
        Лере нестерпимо захотелось прикрыть глаза рукой. Похоже, её подруга вообще не слушала, что он говорил.
        — Наклонитесь поближе к полотну,  — прошептал Кирилл Александрович Дашке очень даже интимно, но сам убрал руки и сделал шаг в сторону.
        И в тот момент, когда Дарья доверчиво ткнулась носом в стекло, раздался громкий резкий звук, крякнувший, как полицейская сирена.
        — Что за…?  — отпрянула она, испугавшись.
        — Сигнализация,  — улыбнулся он, а потом даже рассмеялся на Дашкин ужас.  — Больше всего в Эрмитаже мне нравится сигнализация. Это ответ на ваш вопрос.
        — Ну, спасибо!  — Дашка недовольно фыркнула и ушла с гордо поднятой головой в соседний зал. По её губам Лера прочитала: «Дебил!»
        Звук привлёк к ним повышенное внимание, но, когда ничего не произошло и вооружённая охрана не прибежала, все присутствующие с прежними скучающими лицами разошлись, а они с Неверовым остались у картины одни.
        Вернее, Лера осталась, а Неверов протянул к полотну только руку.
        И сирена уже не крякнула, она заорала, как при пожаре, когда он с невозмутимым видом перешёл к другой картине и уставился на цветные квадраты, словно ничего интереснее в жизни не видел. И только его довольный взгляд светился озорством.
        Фейспалм. Лера всё же закрыла рукой глаза. И это директор целого дивизиона! Балуется, как мальчишка.
        Она ждала, что её сейчас точно арестуют. Но пока лишь пара любопытных зевак осмотрела их закуток с недоумением и ушла.
        — Скучно в Эрмитаже, так решили отсидеться в комнате охраны?  — спросила Лера громко, пока сигнализация ещё орала.  — Если меня схватят, я буду всё валить на вас.
        — Они и так всё видят,  — показал он пальцем на камеру и улыбнулся.  — Вам стыдно за меня?
        — Очень,  — покачала она головой назидательно.  — Что это было, Кирилл Александрович?
        — Это — отчаяние, Валерия Владимировна,  — нагнулся он к самому уху, чтобы это сказать, а потом ушёл в следующий зал, не оглядываясь.
        Лера не знала, что же больше её озадачило: его ответ или то, что он знает её отчество. Она помедлила, пытаясь угадать, что он имел в виду, а потом пошла за ним.
        Оказалось, что они уже беседуют с Дашкой, причём довольно оживлённо, и Лера не стала им мешать.
        Экскурсовод, дававшая всем дополнительное время для самостоятельного осмотра, помахала рукой от двери. Лера двинулась за ней, и только ко второму или третьему залу обнаружила, что ни Дашки, ни Неверова с ними больше нет.
        Не пришли они и в автобус. И только когда водитель предупредил, что через пять минут отправление, Лера позвонила.
        — Ой, Лер, забыла предупредить, я не поеду,  — по Дашкиному голосу было слышно, что она только что смеялась, а сейчас прикрывала рукой трубку.
        — Решила задержаться в Эрмитаже?
        — Ну, можно и так сказать,  — хихикнула та.  — Не жди меня. Встретимся в гостинице.
        Только не вернулась Дашка ни вечером, ни ночью. Лишь утром, когда Лера уже чистила зубы и раздумывала, не позвонить ли ей, её соседка по комнате ввалилась в дверь. Всклокоченная, с курткой в руках, словно пришла откуда-то не издалека, она завалилась на кровать, не раздеваясь.
        — Даш, у нас лекция, а потом поездка на завод,  — растолкала её Лера.
        — К чёрту лекцию! К чёрту этот завод! И срать мне на его жену,  — пьяно отмахнулась Дашка.  — Я же сказала, что оторвусь в этой поездке по полной.
        Она хохотнула, отвернулась к стене и отрубилась.
        Плохая девочка Даша осталась спать в номере. А хорошая девочка Лера в одиночестве позавтракала, узнала от мужа последние новости из дома и в просторном конференц-зале послушно села слушать специалиста здравоохранения вместе с другими хорошими девочками. Неверова не было.
        Новостей из дома тоже пока было немного. Без изменений. Но на душе всё равно стало серо и промозгло, точь-в-точь как за окнами зала этим ранним питерским утром.
        Глава 7
        Лера не упрекала Дашку, не осуждала Неверова. Ей просто было грустно, что она так плохо разбиралась в людях. Что, дожив до своих двадцати семи, она до сих пор считала: брак и семья — это свято. Наивно надеялась, что есть верные мужчины. Была убеждена, что порядочность не атавизм. В общем, верила в сказки, хоть и была уже большой девочкой.
        Знала она в себе эту особенность — видеть в людях лучшее. А может, просто люди интуитивно поворачивались к ней этой своей безгрешной стороной. Даже Неверов ведь говорил с ней о котах, о музее, о жене. С уважением говорил, не морщился. И никаких намёков, неприличных шуток, скабрёзностей.
        Жаль, что на тёмной стороне его души, которую Лере было не видно, похоже, имелись оправдания и для измен. Может, они и весомые. Он же не делился, как они живут. Опять же, детей нет. Может, это и есть то самое отчаяние, от которого пускаются во все тяжкие. Да и работа у него такая, что он вечно в разъездах. Значит, устраивает это их с женой. Леру же устраивает. И мысли, которые так настойчиво внушала ей мама, её опасения, уже не казались Лере несерьёзными.
        «Детей нет. Всё время в разъездах. Ничего не держит».
        Она даже головой замотала, отгоняя мысли о том, что, возможно, и Артём поступает как Неверов.
        «Нет, нет, нет. Он мне не изменяет. Он работает там на своей вахте. Тяжело, много, на жаре, на морозе, на высоте в десятки метров над землёй. Просто работает, чтобы мы жили в достатке. У них и женщин-то там нет, если только повариха. Я же ему не изменяю!»
        Она посмотрела на выступавшего докладчика, а потом перевела взгляд в зал. И вздохнула, не увидев лохматого затылка в первом ряду.
        «Наверное, его жена убеждает себя так же. А он отсыпается сейчас, как и Дашка, после бурной ночи»,  — горько усмехнулась она.
        Чёрт знает, зачем она проводила эти параллели между Неверовым и своим мужем, но, видимо, эта солидарность с его женой и заставляла Леру всё время о нём думать.
        Ей даже мерещился его голос, когда в перерывах они выходили в фойе поболтать, познакомиться с коллегами, обсудить новости.
        И в стерильных залах завода, куда их повезли познакомить с процессом производства лекарств, Лера ощущала какую-то вселенскую пустоту из-за того, что Неверов оказался хуже, чем она о нём подумала. Или это потому, что его с ними не было?
        Такая мысль тоже пришла ей в голову.
        Лера скучала. Но по нему ли? Скорее, по дому. И по мужу. К тревожной тоске, связанной с состоянием папы, просто добавилась какая-то тихая осенняя грусть.
        Осень в душе, на которую так стала похожа эта холодная весна в Питере.
        Лера вышла из автобуса, что привёз их с завода, но в гостиницу не торопилась. Жалко было тратить вечер на просмотр какого-нибудь бездарного сериала, который наверняка смотрела в номере Дарья.
        — У нас завтра свободный день. Нагуляешься ещё и в музей свой сходишь,  — фыркнула она в ответ на Лерино предложение пройтись.
        Лера заходила в номер перед поездкой, от которой Дашка заведомо отказалась. О минувшей ночи Лера спрашивать не стала. Да и времени не было. Впрочем, как и желания.
        А Лера сходила бы в Русский музей. Только, оказалось, не с кем. Дашка уже договорилась ехать на Невский, в Пассаж, в Гостиный двор, чёрт знает ещё куда, что можно назвать двумя словами: «по магазинам». Лера же хотела в Храм Спаса на Крови, к «Девятому валу», на Фонтанку к Чижику-Пыжику.
        Она покрутилась на месте, но в чужие компании даже прогуляться напрашиваться постеснялась. Просто пошла, куда глаза глядят. Одна.
        И хоть весна в Питере была прекрасна, но слишком уж промозгла. Лера так быстро замёрзла, что зашла в ближайший же к гостинице супермаркет.
        Ценники приятно радовали.
        «Вина что ли купить?  — замерла она перед витриной с алкоголем.  — Хоть погреться да тоску разогнать».
        — Отличный выбор!  — бутылка чудом не выпала у Леры из рук, когда над ухом раздался до боли знакомый голос.
        — Считаете?  — повернулась она, чтобы убедиться, что не ошиблась.
        — Уверен,  — улыбнулся Неверов. У него был красный нос, красные уши, словно он долго стоял на улице, но какой-то сумасшедший счастливый взгляд.
        На язык лезло неприличное слово, как эвфемизм к культурному «нагулялся». И теперь блеск в его глазах Лера уже никак не могла связать с интересным положением жены.
        — Я взяла наугад,  — усмехнулась Лера злорадно, заметив, что его ещё и слегка потрясывает от холода.
        — Только так и надо выбирать. Не задумываясь. А лучше с закрытыми глазами.
        — Вы, видимо, фаталист?  — поставила она бутылку в жёлтую пластиковую корзину. Её и саму уже слегка трясло, но скорее от негодования.
        «Ну, ты-то выбрал с открытыми. Дашка — девка симпатичная. Хотя думал точно недолго».
        — Я, скорее — волюнтарист,  — ответил он, протягивая руку к корзине. Лера не стала с ним бороться за её широкие ручки, отдала молча.  — Предлагаю добавить съестного, чтобы это сухое красное было чем закусить.
        Стыдно было признаться, но Лера понятия не имела что значит «волюнтарист», и, следуя за Неверовым по пятам, как тот доктор Айболит твердила, правда, не одно слово, а два: «Волюнтарист. И кобель. Кобель и волюнтарист». Чтобы оба не забыть.
        — Держите,  — они уже вышли, когда Неверов протянул пакет с продуктами, за которые он заплатил. И вздрогнул.  — В Кёльне всё же намного теплее.
        — Вы были в Кёльне?
        — Да, вчера позвонили, как раз в Эрмитаже. Пришлось срочно улететь. У вас на завтра какие планы?
        События развивались слишком быстро, чтобы Лера успевала соображать.
        — Свободный день. Вроде, никаких семинаров не запланировано.
        — Нет, не у компании,  — улыбнулся он.  — Лично у вас какие планы?
        — Я хотела в Русский музей и…
        — Отлично,  — он даже не дал ей договорить.  — Значит, выходите завтра в половине десятого, садитесь в такси, и оно отвезёт вас в «Русский музей и…»
        — В какое такси?  — обернулась Лера, потому что он уходил в сторону, противоположную гостинице.
        — Такое, с шашечками,  — остановился он, а потом снова пошёл, поднимая на ходу воротник пальто, и затерялся среди прохожих.
        Лера потрясла головой, совершенно сбитая с толку. Если бы не пакет, врезавшийся в пальцы тонкими ручками, она поверила бы, что Неверов ей пригрезился.
        — Держи меня, земля! А в честь чего банкет?  — доставала Дарья на стол нарезку колбасы и сыра, фрукты, хлеб, вино.
        — В честь погоды в Кёльне.
        Дашка посмотрела на неё подозрительно, но ничего не поняла и промолчала.
        — И вперёд поскакал Айболит! И одно только слово твердит,  — продекламировала Лера, снимая куртку.
        — Ого, мать,  — покосилась на неё подруга.  — Эка тебе голову-то надуло. Нагулялась без шапки?
        — Волюнтарист. Волюнтарист. Волюнтарист,  — улыбнулась Лера. Она и правда чувствовала себя немножко безумной. И немножко счастливой. Мир словно стал чище и светлее.  — Это ты, мать, нагулялась без шапки. Ну, сознавайся, где вчера была?
        — Так в люксе,  — показала Дашка пальцем вверх и гордо вздёрнула носик.  — Или ты сомневаешься? Может, тебе доказательства предъявить?
        — Нет, нет,  — примиряюще улыбнулась Лера.  — Оставь их при себе. Я верю тебе на слово.
        И только когда они с Дашкой вылакали бутылку до дна, заглянула в интернет.
        «Волюнтарист — тот, кто руководствуется только личной волей, рассматривая её в качестве высшего принципа бытия. В аллегорическом смысле является своего рода борьбой личности с обстоятельствами».
        Лера с обстоятельствами бороться не умела. Но ею двигало любопытство. Поэтому ровно в девять тридцать утра она вышла из фойе гостиницы на улицу.
        День обещал быть пасмурным. Голова болела от вина и хронического недосыпа. И, глядя на вереницу такси, припаркованных у крыльца, всё вчерашнее показалось Лере глупой шуткой. А она себе — точно не прелесть какой дурочкой, а ужас какой дурой.
        «Садись, милая, в такси,  — её внутреннее «я» сегодня говорило угрожающим голосом мужа.  — Оно довезёт тебя куда надо. Хоть в музей».
        Она усмехнулась над своей доверчивостью, спускаясь по ступеням, когда на лобовом стекле одной из машин вдруг увидела прижатый дворником жёлтый резной лист.
        Белое такси с оранжевым капотом. Шашечки, три семёрки и… осенний лист.
        Лера неуверенно подошла к водителю.
        — В Русский музей?  — невозмутимо переспросил грузный мужчина в кепке, как у Фиделя Кастро, выходя из машины. Лера кивнула, и он сам открыл ей заднюю дверь.
        — Я же говорил, такое, с шашечками,  — улыбнулся Неверов.  — С добрым утром!
        — С добрым,  — Лера села на скрипнувшее сиденье и тут же запаниковала.
        «Уходи, Лера! Беги!» — бесновался голос мужа, выкрикивая оскорбления. Но она медлила, наблюдая какую-то странную рассинхронизацию.
        Мысли её проносились со страшной скоростью. От подозрения, что её заманили в ловушку, до осознания, что она пришла сама, и никто её не заставлял, прошло не больше миллисекунды. Но происходящее вокруг в то же время замедлилось настолько, что между движением, когда водитель кинул жёлтый лист и до момента, когда тот коснулся сиденья, прошло полгода. Минимум, до следующей осени.
        Криво вырезанный из рекламного проспекта супермаркета, в котором они вчера встретились, лист упал на потёртую обивку. Лера представила, как Неверов сражался с ножницами, и очнулась от его голоса.
        — Я боялся, что вы не придёте,  — прозвучал голос тихо и очень серьёзно.
        — Я и не пришла,  — покачала она головой.  — Честное слово, не знаю, что на меня нашло. Это не я. И будет лучше, если я уйду.
        — Нет, нет, нет, пожалуйста!  — взмолился Неверов, когда Лера оглянулась на дверь, и поднял руки ладонями вперёд.  — Только не на ходу!
        Она видела в нём сейчас одновременно и змея-искусителя, и Мефистофеля, и источник всех смертных грехов. И винила за то, что такси уже двигалось, за то, что водитель беззаботно включил музыку. И в том, что она не ушла сразу, а села в это такси, виноват был тоже Неверов. Она посмотрела осуждающе, но он не дрогнул.
        — Клянусь, я чувствую то же самое. Что это не я,  — он осторожно опустил руки, словно боясь её спугнуть.  — Не я полетел обратно через Берлин, когда билетов на Франкфурт не оказалось. Не я час простоял на крыше дома напротив гостиницы.
        — На крыше?!  — она покачала головой.  — Вы сумасшедший?
        — Да,  — кивнул Неверов уверенно. Он сидел так далеко, как будто боялся оказаться ближе. Забился в самый угол.  — Я и сам пожалел. Там такой был холод.
        — А в вестибюле, например? Нет?  — Лера недоверчиво покачала головой.
        — Я вообще-то в Кельне. И женат.
        — А я замужем. И вы мой директор.
        — Я не забыл,  — болезненно сдвинулись его брови.  — А ещё у вас такая агрессивная подруга, которой никогда не понять, что люди могут просто поехать в музей, потому что им нравится одно и то же. Мы просто едем в музей. И я уже ничего не могу с этим сделать. Но вы всегда можете развернуться и уйти. В любой момент, если я нечаянно сделаю что-то не так.
        — А как же борьба с обстоятельствами? Волюнтаризм?  — изучала его Лера внимательным настороженным взглядом. Он боялся, что она передумает.
        — Вы даже не представляете себе, как я с ними борюсь.
        Он казался ей искренним. В конце концов, не обрушится небо на землю, если они просто сходят вместе в ещё один музей.
        — А как вас пустили на крышу?
        — Это было нетрудно,  — выдохнул Неверов с облегчением.  — Вот с листиком я намучился.
        Лера протянула руку и достала его, это вырезанное маникюрными ножницами произведение искусства.
        — А можно ещё про крышу,  — она покрутила лист в руках и даже понюхала, хотя он ожидаемо пах типографской краской.
        — Можно,  — Неверов чуть-чуть выдвинулся из своего угла.  — Я просто очень люблю крыши. А питерские крыши — это целая история. Они такие дикие, опасные. Дымоходы, антенны, ржавое железо. В блокаду с них вели наблюдения за городом и высматривали вражеские самолёты. И они все под наклоном, не то, что в Стокгольме, например.
        — В Стокгольме?
        — Карлсона, который живёт на крыше, помните?  — он передвинулся ближе ещё немного, поправил пальто.  — В общем, в Питере главное знать жильца, у которого есть ключ от чердака. И я его знал, поэтому поднялся.
        — А в Стокгольме какие крыши?
        — Там словно отдельный мир. Мансарды, башенки, шпили, флажки, трубы. Всюду лестницы и карнизы,  — дополнял он свой рассказ жестами для наглядности.  — Но натянуты тросы, и туристам выдают скалолазную экипировку. В Питере — полный экстрим и адреналин. А в Стокгольме была такая мука перекидывать страховочный трос. Правда, гиды сначала гордо похвастались, что у них никто не падал, но потом слёзно просили русских туристов не портить им статистику.
        — Вы пытались идти без страховки?
        — Хуже, мы пытались проверить её надёжность.
        — А про Карлсона что-нибудь неизвестное они вам рассказывали?
        — Увы, про Карлсона они больше узнали от нас. Пеппи-Длинный-Чулок в Швеции, например, популярна. Правда, чуть меньше, чем Икея,  — его идеальные зубы блеснули в полумраке салона.  — А вот мужчину в полном расцвете сил совсем не почитают.
        — Вы были там с женой?  — Лера решила не забывать о той, что всё равно постоянно присутствовала в её мыслях.  — Как она, кстати?
        — Хорошо,  — кивнул он спокойно, уверено.  — Прошла курс восстановительной терапии после того случая. Сейчас назначили дополнительные обследования. Но мы настроены очень оптимистично.
        — Очень рада за вас. А вы давно женаты?
        — Мне кажется, этой информации столько на моей странице, что я теряюсь, когда мне до сих пор задают этот вопрос,  — он откинулся на спинку и засмеялся.
        «То есть, ты считаешь себя настолько неотразимым? Что все без исключения тобой интересуются? У тебя и в мыслях не было, что я не залезла в соцсети?» — склонила Лера голову укоризненно, но тут же вспомнила, что хоть не своими руками, но она открывала его страничку, да и вопрос задала, ответ на который знает. Устыдившись, она прикрылась листком.
        — Чёрт, мы так давно вместе, что я забыл, как давно женат,  — удивил он её ответом.  — К тому же мы не празднуем день свадьбы. Года три, четыре, наверно, как официально расписались. А вы давно замужем?
        — Лет пять-шесть,  — пожала плечами Лера, принявшись рассматривать обрезанные надписи на бывшей рекламе супермаркета. «Оказывается, была скидка на бананы»,  — перевернула она бумажку, но цена так и осталась для неё тайной.
        — Вы выглядите счастливой.
        Она усмехнулась, но промолчала.
        — Я всё понял. Про мужа лучше не говорить,  — Неверов наклонился вперёд, стараясь её не задеть, чтобы рассчитаться с водителем.
        Машина остановилась у музея.
        — Нет, нет, наоборот. Я им очень горжусь,  — отстранилась Лера, чтобы ему не мешать.
        — Тогда я тоже рад за вас,  — Неверов открыл дверь машины, но ещё не вышел.  — Расскажете мне о нём?
        — А надо?
        Лере дверь снова открыл водитель такси.
        — Конечно,  — ответил Неверов, огибая машину, и жестом пригласил её в ворота.
        Решетчатые, чёрные, с золотым двуглавым орлом, они стояли, приветливо распахнув кованые створки.
        В руках у Леры так и остался вырезанный лист. Не увидев на огромной, расчерченной квадратами площади ни одной урны, она положила его в сумку.
        Молча они поднялись на крыльцо, что охраняли два невозмутимых льва, и только там выяснили, что центральный вход закрыт. В жёлтое и строгое здание с белыми колоннами предлагалось зайти через подвал.
        На полутёмной лестнице Неверов вдруг остановился.
        — Похоже на переход в другой мир, правда?
        Лере так не показалось. Просто лестница, просто темно. Но его загадочный вид заставил её насторожиться.
        — Только в этом музее, пожалуйста, никаких сигнализаций,  — пригрозила она пальцем.
        — Я согласен,  — кивнул он уверенно.  — Тем более, их там толком и нет. Стоит в каждом зале по старушке и у каждой в мозолистой руке тревожная кнопка.
        — Правда?  — удивилась Лера, делая шаг по ступенькам вверх.
        — Понятия не имею,  — Неверов не двинулся с места.  — Но у меня есть предложение.
        — Старушек не провоцировать?
        — Да,  — кивнул он.  — А ещё перейти на «ты».
        — На «не ты»?  — улыбнулась Лера блеску в его глазах.
        — Точно. Пусть это будет переход в тот мир, где есть место для тех самых «не ты» и «не я». Кирилл,  — он протянул ей руку.  — Но друзья зовут меня просто Кир.
        — Лера, приятно познакомиться,  — слегка пожала она его горячие пальцы.
        — Лера,  — произнёс он так, что все её волоски снова дружненько встали дыбом.
        — Кир,  — потрясла она его ладонь, чтобы скрыть неловкость, и потянулась к шее за шарфиком, словно его срочно потребовалось поправить.
        Кирилл поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и открыл тяжёлую дверь.
        — Прошу в наш новый совершенный мир.
        Глава 8
        — Экспозиция огромная,  — Кирилл помог Лере сдать одежду в гардероб.  — Что именно будем смотреть? Айвазовский, Брюллов, Бруни, Поленов?
        — Айвазовского, конечно,  — пожала Лера плечами, поправляя перед зеркалом волосы.
        — Держи схемку,  — протянул Кирилл ей бежевый листок, который ему вручили в кассе.  — Нам туда.
        Он шёл так уверенно, словно был тут не один раз.
        — Полезная вещь — виртуальные туры,  — остановился он, пропуская вперёд группу школьников.  — Жаль, что не у каждого музея они такие же безупречные, как у Русского. Если я тебе ещё с этим не надоел, у Эрмитажа, например, даже сайт неудачный. Тебе, кстати, понравилась экскурсия?
        — Совсем не понравилась. Ни экскурсия, ни экскурсовод, ни Зимний дворец. Я поняла: меня угнетают высокие потолки и огромные залы.
        — Я, честно говоря, даже рад. Потому что это значит, что здесь тебе должно понравиться. И нам нужен второй этаж, четырнадцатый зал. Там Айвазовский и Брюллов.
        — Брюллов — это «Последний день Помпеи»?  — едва поспевала за ним Лера.
        — В четырнадцатом зале — да,  — Кирилл обернулся и, увидев, что она отстала, остановился.  — Ещё там, рядом, «Медный змей» Бруни. «Христос и грешница» Поленова, правда, на первом этаже, но мы тоже зайдём.
        — Чувствую, жена провела тебя по этим залам не один раз,  — выдохнула Лера на последней ступеньке.
        — Не угадала. Она терпеть не может этот музей, считая его приземлённым и слишком домашним. Ей нравится, чтобы пышно и торжественно или необычно. А ещё зарубежные художники. Она, например, преклоняется перед Рембрандтом, Вермеером, Босхом. Театр-музей Дали мы посещали раза три. А здесь, как ты понимаешь, никакого Дали нет и быть не может.
        — Честно говоря, я вообще в этом ничего не понимаю,  — осматривалась Лера в небольшом уютном зале с красновато-коричневыми стенами. Он совсем не казался ей домашним. Но мягкий свет, проникающий сквозь украшенный лепниной застеклённый потолок, делал его уютным.
        — Это же классно,  — подтянул повыше рукава свитера Кирилл.  — Значит, я смогу тебе всё это показать. «Девятый вал».
        Широким жестом фокусника он махнул влево.
        — Такой маленький,  — удивилась Лера, подходя к полотну в широкой золочёной раме, густо украшенной растительным орнаментом.
        — Столько хочется всего сразу сказать про «маленький»,  — Кирилл улыбнулся.  — Но я, пожалуй, промолчу. Кстати, двести двадцать один на триста тридцать два сантиметра. Так что, не так уж и мало,  — прочитал он.
        — Если мерить в сантиметрах, то конечно,  — улыбнулась Лера в ответ. Что она там говорила про грубоватые шуточки? Придётся изменить своё мнение. И сама красноречиво повернула голову к обнажённой скульптуре рядом с картиной.
        — Он ещё мальчик,  — шепнул ей Кирилл на ухо.  — Вырастет.
        И Лера не пошла читать табличку под статуей хрупкого юноши, лишь покачала головой. «Мужики они такие мужики».
        — Кстати, Айвазовский писал не только море,  — Кирилл стоял у неё за спиной,  — Он был художником Главного морского штаба и состоял на службе государства. Раньше же телевидения и фотоаппаратов не было. Вот он рисовал и батальные сцены, и портреты. Очень интересно женился.
        — Интересно — это как?  — Лера пошла к следующей большой картине, пропустив две маленьких и краем глаза отметив, что Кирилл идёт следом.
        «Волна» — прочитала она под большим, холодным и мрачным полотном. Пронизанный солнцем «Девятый вал» казался таким позитивным на её фоне. А здесь — свинцовые тучи, разбитый корабль. Но именно эта мрачность и понравилась Лере. Она не могла оторвать взгляда от моря, поглощающего людей.
        — Айвазовский в один из проездов в Петербург был представлен весьма знатной вдове, обе дочери которой были «на выданье»,  — тем временем рассказывал Кирилл.  — Обе девушки пожелали учиться живописи. И художник очень ответственно отнёсся к занятиям, стал часто засиживаться допоздна. Вдова уже гадала, кому же из её дочерей он сделает предложение.
        — А он, случаем, не саму ли вдову выбрал?  — Лера ненароком прикоснулась к Кириллу плечом и отпрянула.
        — Хорошая попытка,  — он посмотрел на неё и не шевельнулся, словно ничего и не заметил.  — Велико же было её удивление, когда он сделал предложение гувернантке.
        — Серьёзно? Надеюсь, у них был счастливый брак?  — Лера наклонилась прочитать размеры картины и год создания и, убирая руки за спину, скользнула по его обнажённому запястью. «Какой он горячий,  — невольно отметила она.  — Даже слишком горячий. Или мне показалось?» Она развернулась и приложила пальцы к его руке.
        — Увы, совсем неудачный,  — Кирилл замер от неожиданности. Его грудь приподнялась, набирая воздух. Он шумно выдохнул. Но Лера уже успела сделать выводы, убрала руку, и он продолжил как ни в чём не бывало: — Она родила ему четырёх дочерей. Кстати, «Волну» он написал в семьдесят два года. А второй раз счастливо и по любви женился в шестьдесят шесть на женщине, что была моложе его на сорок лет. Моя жена, когда это узнала, сказала, что у меня ещё всё впереди.
        — Конечно, впереди. Она же ещё не родилась.
        — Сильно сомневаюсь, что я столько проживу,  — улыбнулся он.  — Айвазовский, кстати, умер в восемьдесят два.
        Лера тяжело вздохнула, тут же вспомнив о своих родителях.
        — Прости, я даже не спросил, как отец,  — прочитал Кирилл её мысли. Его ладонь легла ей на плечо и легонько сжала. Теперь Лера от неожиданности сделала слишком резкий вздох.
        — Ему пятьдесят восемь,  — выдохнула она.  — Он даже до пенсии ещё не дожил,  — она опустила взгляд на уложенный «ёлочкой» паркет.  — Плохо. Уже не приходит в сознание.
        Она сняла его руку со своего плеча и сжала в своих ладонях.
        — Мне кажется или ты какой-то подозрительно горячий?  — она отпустила руку, а потом подняла на него взгляд. И только тогда заметила и нездоровый румянец, и какой-то болезненный лихорадочный блеск в голубых глазах Кирилла.
        — Есть чуть-чуть,  — приложил он тыльную сторону ладони к своему лбу.  — Простыл, похоже, вчера. Так замёрз, что до сих пор немного знобит.
        — Может, вернёшься в гостиницу?
        — Да прекрати ты,  — отмахнулся он.  — Мы одну картину посмотрели.
        — Две,  — справедливости ради отметила Лера и показала за спину,  — сейчас посмотрим на «Помпеи» и езжай.
        — Не выдумывай. Когда ещё тебе удастся выбраться в музей с таким гидом, как я?  — он улыбнулся и сел на уютный диванчик, обитый красным бархатом, предложив Лере присоединиться.
        — А про Брюллова ты что-нибудь знаешь?  — не стала она спорить.
        — Конечно,  — он посмотрел на неё сверху вниз, а потом показал рукой в левый угол картины.  — Что вот здесь он изобразил себя, ты, наверно, в курсе?
        — Первый раз слышу,  — честно призналась она.  — А что ещё?
        — Он написал эту картину после посещения Италии, где лично бродил по руинам Помпеи,  — Кирилл почесал затылок.  — Что же ещё? Графиня Самойлова, с которой у него в юности были романтические отношения, изображена здесь трижды: с двумя детьми, разбившаяся насмерть на дороге и с кувшином на голове.
        Кирилл показывал рукой.
        — Откуда ты всё это знаешь?
        — Я очень любознательный,  — он хитро улыбнулся.
        — Сознавайся.
        — Честное слово, не в чем,  — пожал он плечами.  — Наверно, память хорошая. Вот про Брюллова, например, нам рассказала гид в Помпеях. Я и запомнил.
        — Понравилась?
        — Кто? Гид?  — засмеялся он.  — Нет, на мой вкус — худовата. Но книжка у неё была классная. Там на каждую фотографию руин накладывался сверху полупрозрачный пластик, где был прорисован оригинал, как это могло бы выглядеть до извержения Везувия. Жаль, не продавалось таких, я бы купил.
        — И правда, жаль,  — кивнула Лера.  — Я бы тоже купила. И в Помпеи бы съездила. И на Везувий посмотрела.
        — Вот на Везувий не советую. У нас на Камчатке вулканы и выше, и красивее, и активнее. Одна Ключевская сопка чего стоит. Не была?
        — Нигде пока не была,  — вздохнула Лера.  — Но на следующей неделе уже поставили в план.
        — Завидую, что тебе только предстоит это увидеть. Я бы с удовольствием ещё раз слетал,  — Кирилл жестом пригласил её идти дальше.
        Они так и переходили из зала в зал. Лера спрашивала, Кирилл рассказывал. Пришлось, правда, прибегнуть к помощи интернета, но его это не смутило. В конце концов, не мог же он знать всё.
        В любом случае, с ним было настолько интересно, что когда они вышли на улицу, Лера даже расстроилась, что эта прогулка так быстро закончилась. Пора расставаться.
        Погода совсем испортилась. Свинцовые тучи с картины Айвазовского словно переползли на настоящий небосвод. Накрапывал дождик.
        — Может, зайдём куда-нибудь, поедим?  — спросил Кирилл, поднимая воротник пальто. И снова этот взгляд, внимательный, вопрошающий. Снова этот страх, что она откажется.
        «Да что ж такое-то?» — выдохнула она, понимая, что ей и жаль его расстраивать, и расставаться с ним не хочется.
        — Я ещё подумывала сходить в храм Спаса на Крови и к Чижику-Пыжику,  — Лера не сводила с него глаз. Он облегчённо выдохнул, но выглядел по-настоящему больным.  — Кир, спасибо тебе большое, но тебе, правда, лучше бы в гостиницу. Ты такой уставший.
        — Забудь,  — заявил он уверенно.  — Пойдём к храму. Здесь недалеко. И по дороге полно всяких едален. Зайдём в любую, какую выберешь.
        Судя по карте, храм Спаса на Крови находился совсем рядом. Но по иронии судьбы повернули они не в ту сторону и вместо храма вышли на набережную Фонтанки к Государственному цирку, закрытому на ремонт.
        — Чёрт,  — выругался Кирилл и откашлялся. Голос у него садился.  — Ведь чувствовал, что не туда идём. Как я мог ошибиться?
        — Это я повернула не туда, прости,  — успокаивала Лера, прокладывая в навигаторе маршрут обратно.  — Тут и возвращаться-то. Всего пятнадцать минут.
        — Да, недолго,  — согласился он,  — но дождь усиливается.
        — Ничего, не сахарные, не растаем. Ты как себя чувствуешь?  — она приложила руку к его обнажённой шее. По сравнению с окружающим воздухом кожа была как кипяток.
        — Терпимо,  — Кирилл подождал, пока Лера уберёт руку, и слабо улыбнулся.  — Правда, терпимо. Но я не прощу себе, если ты из-за меня не посмотришь то, что хотела.
        И они второй раз повернули к Храму. И в этот раз дошли. Промокли, замёрзли, но дошли.
        Собор Воскресения Христова, как было написано на табличке, не встретил их теплом, но внутри, по крайней мере, было сухо. К счастью, на входе всех желающих ждали бесплатные экскурсоводы.
        К счастью, потому что Кириллу не пришлось уже осипшим голосом рассказывать Лере, как императору Александру Второму чудесным образом удалось избежать восемь покушений. Хотя Лера была уверена — Кирилл знал. Только последняя попытка заговорщиков увенчалась успехов — император был смертельно ранен. Собственно, именно на месте последнего нападения и был построен потом храм На Крови. На крови Александра Второго.
        Лера и сама посмотрела документальный фильм в самолёте, но экскурсовод добавила к её познаниям много нового и про мозаику, про внутреннее убранство. Этой новой информации было даже слишком. Лера не запомнила и половины, но добрая и очень глубоко знающая историю женщина всё рассказывала и рассказывала, а взгляд Кирилла всё тускнел и тускнел.
        Когда они вышли на Набережную Мойки, дождь стал лить, словно небо прохудилось.
        — А я ведь подумывал накормить тебя пирогами, которые пекут здесь недалеко уже вторую сотню лет. Но идти ещё минут двадцать и в другую сторону.
        — Забудь,  — вернула ему Лера его же высказывание.  — Давай, к метро.
        Даже смотреть на него было больно. Кирилл стал похож на взъерошенного мокрого воробья.
        — Нет, нет. Ещё Чижик-Пыжик,  — стал сопротивляться он и потянул Леру в сторону Фонтанки.
        — Кир, уже не в этот раз,  — прижала к своей щеке его руку Лера. Словно раскалённый утюг прислонила. Кирилла потрясывало от озноба.  — Спасибо за эту замечательную прогулку. Я отлично провела время. Но тебе нужно выпить что-нибудь жаропонижающее и лечь.
        — Давай просто зайдём куда-нибудь в тепло,  — он стал вытирать капли дождя с её лица.  — Я не хочу отпускать тебя голодной. Я и вообще не хочу тебя отпускать, но этого ты не слышала. Когда температура спадёт, я буду всё отрицать.
        — Боюсь, меня уже даже в такси не посадят, а ты про еду,  — усмехнулась Лера. В том, что она чувствовала то же самое и без температуры, Лера даже себе боялась признаться.
        Потоки воды лились с её тоненькой и промокшей насквозь куртки и действительно оставляли слабую надежду добраться до гостиницы с комфортом.
        Кирилл ничего не ответил. За руку и почти бегом перевёл её через мост и остановился под козырьком входа в какое-то здание с красной вывеской и первым словом «комитет».
        — У меня есть предложение,  — он поднял голову к небу, словно ждал, что дождь внезапно прекратится. Но не дождался, тяжело выдохнул и посмотрел на Леру, которую тоже уже слегка потрясывало от холода.  — Давай зайдём ко мне, здесь недалеко, обсохнем, и я вызову такси. По крайней мере, хоть машину ждать на таком холоде не придётся.
        — К тебе?  — Лера ничего не понимала.
        — Сейчас,  — он вытащил телефон и, уже ожидая соединения, привлёк к себе Леру одной рукой, стараясь согреть.  — Алло, Ирина, здравствуйте! Да, Кирилл,  — он откашлялся,  — Фонтанка, двадцать шесть. Встретьте нас, пожалуйста! Да, можно сказать, что передумал.
        Он отключился, убрал аппарат в карман и обнял Леру двумя руками.
        — Не переживай только,  — он прижал её к себе, откашлялся, но не помогло — голос окончательно сел и стал хриплым.  — Я не планировал никакого похищения. Я снял эти апартаменты, потому что Настя должна была приехать. Но меня срочно выдернули в Кёльн, у неё тоже приехать не получилось, а бронь отменять уже было поздно. Поэтому я оплатил эту квартиру на три дня, но она так и осталась стоять пустая.
        — Знаешь, если я за что-то и переживаю сейчас, так это только за твоё здоровье,  — и Лера не кривила душой. Его температура вызывала у неё серьёзные опасения. Его знобило так, что даже зубы постукивали.
        — И за это не волнуйся. Отлежусь и буду как огурчик. А тебе когда на самолёт?
        — Завтра в обед.
        — Ну, вот и чудесно. Точно не опоздаешь, можно и об этом не беспокоиться.
        Но беспокоиться Лере всё же пришлось. И не за самолёт.
        Девушка, что встретила их в машине у решётки запертой подворотни, вручила ключи и уехала.
        И то, что Кирилл не попросил Леру, трясущуюся от холода, нигде воровато спрятаться, чтобы их не увидели вместе, а так и прижимал к себе, поясняя в открытое стекло машины, что останется на все три дня, скорее вызвало у Леры больше доверия, чем насторожило.
        В большой и холодной квартире на третьем этаже старого дома был сделан отличный евроремонт. Хотелось срочно залезть в маленькую джакузи, набрать воды погорячее, напустить пены. Но нашлись дела поважнее.
        Из лекарств в аптечке оказался только градусник. И он показывал почти сорок.
        — Я ничего не хочу слышать,  — пресекла Лера попытки Кирилла возразить.  — Раздевайся и ложись.
        Она перерыла собственную сумку в поисках медикаментов — тоже ничего, чем можно сбить температуру.
        — Молчи и постарайся заснуть, пока я надеюсь справиться собственными силами,  — Лера накрыла его вторым одеялом под его настойчивые протесты, хоть уже и не такие уверенные.  — Будешь возмущаться, вызову скорую.
        На включённом тёплом полу в большой ванной она разложила портативную сушилку и развесила его промокшую насквозь одежду. Её куртке просохнуть пока была не судьба.
        Лера заглянула в девственно чистый холодильник на предмет еды — пусто. Заглянула в шкафы на предмет посуды — полный комплект. И, взяв связку ключей, побежала в аптеку с заходом в магазин, не обращая внимания ни на дождь, ни на холод.
        Вернулась, как смогла, быстро. Кирилла трясло, но теперь она точно знала, чем и как ему помочь.
        — Аллергия на лекарства есть?  — спросила она строго, вскрывая ампулы.
        — Пока не было,  — он тревожно выглядывал из-под одеяла.
        — Я, конечно, извиняюсь, но вариантов у тебя нет,  — красноречиво показала она наполненный литической смесью шприц.  — Могу завернуться в простыню как в белый халат, чтобы тебя не смущать, но, мне кажется, это лишне.
        — Ты уверена, что для этих игр в медсестру подходящее время?  — прохрипел Кирилл в ответ.  — Может, оставим как-нибудь до следующего раза?
        — Разворачивайся,  — вытащила она пропитанную спиртом салфетку из упаковки.  — А то следующего раза у тебя может не быть.
        — Неужели всё так плохо, доктор?  — неохотно, но всё же лёг он на живот, откинув одеяло.
        И Лера, конечно, могла бы на Неверова и не смотреть, но кто же ей запретит, когда он стыдливо уткнулся носом в подушку. Да и много ли надо времени, чтобы оценить напряжённые плечи, красивую спину с ровной матовой кожей, покрытые густыми русыми волосами ноги, розовые шрамы на икре правой ноги. И руку с рельефными мышцами, которая слегка приспустила вниз широкую резинку бирюзовых «боксеров».
        Почему-то цвет трусов Леру насмешил.
        «Наверно, подходят к его глазам»,  — усмехнулась она, пользуясь тем, что он не видит.
        — Уже неплохо. Надежда есть, больной,  — воткнула Лера в его упругую ягодицу иглу и надавила на поршень.  — Держи.
        Она прижала его пальцы к салфетке. На месте укола даже кровь толком не выступила. Пока Лера выбрасывала упаковки, пока несла воду и таблетки, которыми ещё стоило его пропоить, Кирилл уже развернулся. И больше не спорил. Доверчиво проглотил всё, что лежало на протянутой ладони, и послушно лёг.
        Невыносимо хотелось чмокнуть его в лоб как маленького — так беззащитно он сейчас выглядел, но Лера сдержалась, чтобы ещё больше его не смущать. Укрыла его одеялами до самого подбородка и ушла варить ему бульон.
        Даже самым упрямым и самым сильным мужчинам порой требуется забота. И Лера не могла отказать Кириллу Неверову в том, в чём он сейчас так отчаянно нуждался.
        Глава 9
        Кирилл проснулся от телефонного звонка.
        Заиграла музыка, потом зазвучал его хриплый голос, кашель в сторону, скрип кровати.
        Несколько раз за вечер Лера заходила в спальню его проверить. Но когда температура начала спадать и он заснул глубоким спокойным сном, закрыла поплотнее дверь и ушла на кухню. Готовить.
        Лёгкий куриный бульон с овощами, как полагается больному.
        Мясо с пряностями на рёбрах, запечённое в духовке — кажется, именно такое ему понравилось, когда он прошлый раз заказывал его в кафе. Это если будет аппетит. Артём, например, даже с температурой никогда не останавливался на бульоне.
        Ну и салат с рукколой и кедровыми орешками, потому что должна же и Лера что-нибудь поесть.
        Плюс по мелочам: булочки, масло, джем, яйца.
        Наполнив квартиру ароматами готовой еды и теплом от работающей духовки, Лера сидела в гостиной, укрывшись пледом. За запотевшими окнами на город опускалась холодная питерская ночь. Поставив звук в телевизоре на минимум, Лера смотрела футбол.
        — Нет, в Кёльне погода стояла отличная. Тепло, солнце,  — покашливал Кирилл, прочищая горло.  — А в Питере такой стал дубак… Да, думаю, простыл… Меня тут коллега уже подлечила… Напился таблеток да спал.
        Лера усмехнулась. Ну, надо же! Он даже не врал. Рассказывал жене всё, как есть. Даже в лучшие их годы жизни с Артёмом не было между ними такого доверия. Да и сейчас, в отличие от Кирилла, Лере пришлось выкручиваться.
        Дашке она сказала, что не пойдёт на корпоративный ужин, потому что уехала в Колпино. Там жила какая-то дальняя мамина родственница. Лера обещала съездить, если у неё будет время. И разговор о Колпино был. Кто бы знал, что пригодится. Дашку Лера предупредила, что, скорее всего, заночует у этой тётки, но пока не была в этом уверена.
        Она глянула на часы. Не хотелось сбегать, пока Кирилл спал, не хотелось бросать его больного, а теперь вроде как и поздновато возвращаться в отель. Уже даже ресепшен не работает. Общественный транспорт, наверное, попрятался в депо, мосты развели. Лера плохо представляла себе, как устроено движение в Питере, но в любом случае, если она вернётся ночью, а не утром, вызовет у Дашки больше вопросов. И на все придётся отвечать.
        — У тебя какие новости, родная?
        «Хм, родная». Лера своего мужа звала «солнце моё» или «дорогой». И всегда это звучало скорее иронично.
        — Родной,  — произнесла она шёпотом, примеряя к Артёму.
        Чёрт, а она и правда по нему скучала. По тому, прежнему, нежному, заботливому, волнующему, каким он когда-то был. До сих пор ещё звучала в нём мелодия, что заворожила её в первую встречу, только уже не убедительным сочным мотивом, а едва слышными бледными нотами, что ещё извлекала Лера из глубин его души.
        — Что сказал доктор?!.. Серьёзно?! Так отличные же новости!  — матрас прогнулся с характерным хрустом, словно Кирилл резко сел. И даже хрипеть перестал.  — Как называется врач? Гематолог?.. Я понял, специалист по крови. Странно, что раньше тебя к нему не отправили.
        Видимо, далее шёл рассказ жены со всеми подробностями. Лера слышала только его «Ага!», а потом как коротко он попрощался:
        — Целую. Пока.
        Кирилл вышел, закутавшись в одеяло. Оно тащилось за ним по полу, как мантия за голым королём.
        — Привет!  — улыбнулся он с порога комнаты, завалился рядом на диван, подобрав одеяло. Влажные и слипшиеся волосы торчком. Бледное осунувшееся лицо.
        — Как себя чувствуешь?
        — Хорошо. Словно заново родился,  — он провёл рукой по волосам и поморщился. Почесал густую щетину.  — Ужасно выгляжу, наверное, да?
        — Отлично выглядишь. Только бледный.
        — Слабость,  — он откинулся на спинку дивана.
        — Не удивительно,  — Лера засунула ноги в тапочки.  — Ты последний раз когда ел? Вчера?
        — Представляешь, Насте сказали, что проблемы с беременностью, скорее всего, из-за вязкости крови,  — подогнул он под себя одну ногу.  — Нормальный показатель чего-то там должен быть до трёхсот двадцати, а у неё около двух тысяч.
        — Ого,  — округлила глаза Лера.
        — И это лечится,  — выдохнул он.  — Блин, я бы сейчас чего-нибудь выпил. Пятый год ходит по врачам, и все только руками разводят, мол, всё нормально, не видим никаких причин. Ну, попейте вот это лекарство. А если не поможет, то вот этот препарат поколите. И наконец поставили диагноз,  — Кирилл оглянулся, словно что-то искал.  — Надо, наверное, действительно хоть еды заказать, а то мне с голодухи мерещится, что пахнет жареным мясом. И ты голодная сидишь. Чёрт, телефон остался в спальне.
        — Я не голодная,  — пододвинула Лера журнальный столик и улыбнулась — Но у тебя, подозреваю, пищевые галлюцинации. Садись удобнее. Отметить твои хорошие новости нечем, да и не советую в твоём состоянии. А вот покормить мне тебя есть чем.
        — Серьёзно?  — он посмотрел на неё с сомнением.
        — Как-то нелогично тебя лечить, а потом бросить умирать с голоду, не находишь?
        Он хотел ответить, но поперхнулся, закашлялся.
        — Сейчас принесу тебе телефон.
        — Не надо телефон. В душ можно, доктор?  — просипел он жалобно вдогонку, но она услышала.
        — Ни в коем случае!  — крикнула она.  — Ещё грохнешься там со своей слабостью, собирай тебя потом по частям.
        К тому времени как Лера налила суп, подогрела в тостере ломтик хлеба, намазала его маслом, и, составив всё это на поднос, вернулась в комнату, из-под одеяльного кокона уже торчали две волосатые ноги, а в руке Кирилл держал пульт.
        «Видимо, и этот матч не досмотрю,  — подумала Лера на ходу, оставив телевизор за спиной.  — Ох уж мне эти узурпаторы. Первым делом хватают пульт и давай тыкать».
        Громкие крики болельщиков и голос комментатора известили об очередном забитом голе, когда Лера протягивала Кириллу полотенце, чтобы он постелил на колени.
        «Ну, надо же! Да он просто добавил звук».
        — Левандовский красавчик,  — обернулась она, как раз, чтобы посмотреть повтор.  — Второй мяч за игру.
        Она уважительно хмыкнула и не сразу поняла, что у Кирилла с лицом. Он всё ещё держал в одной руке полотенце, а в другой пульт, и открыл рот, словно хотел что-то сказать, но так и не сказал, застыл.
        — Ты смотришь футбол?  — наконец прохрипел он на её удивлённый взгляд.
        — Лига Чемпионов. Четвертьфинал. Конечно, я смотрю.
        — А кто вышел в полуфинал?  — он откашлялся.  — Я с этими командировками всё пропустил.
        — Однозначно — «Барса» и «Ювентус». Завтра будет ясно «Реал» или «Атлетико». И, судя по сегодняшнему счёту,  — она небрежно махнула в сторону экрана,  — явно «Бавария», никак не «Порту».
        Лера принялась составлять с подноса тарелки. Не столько потому, что на столе они смотрелись лучше, а скорее, чтобы опустить глаза — Кирилл её смущал своим потрясённым видом.
        — И ты сварила суп?  — он показал в тарелку.
        — И он сейчас остынет, если будешь болтать. Ешь!
        Она сама расстелила на его коленях полотенце, забрала у него пульт и, присев на краешек дивана, уставилась в телевизор.
        — Пять — один, мне кажется, серьёзная заявка на победу,  — прокомментировала она счёт.
        — Мне кажется, я брежу или ты мне снишься. Какое-то странное чувство,  — ложка стукнула о дно тарелки. Кирилл лишь попробовал, но скорее замычал, чем заговорил: — Блин, как вкусно! И всё же у меня в голове не укладывается, что ты любишь футбол. А готовишь ты часто?
        — Как все,  — повернулась Лера.  — Каждый день. И готовить я тоже люблю.
        — У меня такие же ощущения, как были рядом с той картиной Да Винчи. Словно меня чем-то обделили. Но теперь я дико завидую не Леонардо, а твоему мужу.
        — Хочешь сказать, что твоя жена готовит не вкусно?  — Лера прищурилась подозрительно.
        Кирилл отрицательно покачал головой, активно работая ложкой.
        — Она вообще не готовит.
        — Даже по праздникам?  — подала ему Лера салфетку.
        Он снова отрицательно помотал головой, вытирая рот.
        — Иногда может, но через силу. Ненавидит готовку. А ещё мы живём с её мамой, поэтому кухней полностью занимается тёща.
        — Кажется, я начинаю понимать, почему ты вечно в командировках,  — улыбнулась Лера.  — Мой муж тоже терпеть не может мамину стряпню.
        — Моя тёща — замечательная женщина,  — виновато поморщился он,  — но меня от её еды, мягко говоря, тошнит.
        Он отставил тарелку и ещё раз потёр салфеткой подбородок.
        — Спасибо большое. Никогда в жизни не ел такого вкусного супа.
        — Вот только не преувеличивай. Ещё?  — Лера переставила посуду на поднос и встала.  — Или второе? Как по ощущениям?
        — А есть второе?  — Кирилл сделал бровки «домиком».
        И тут Алонсо великолепным ударом со штрафного забил шестой мяч в ворота «Порту».
        — Охренеть! Ты только посмотри, как он обвёл стенку!  — тут же забыл Кирилл, о чём спрашивал.
        — Держи меня, земля!  — воскликнула Лера, когда начался повтор. Удар был просто феерический, она бы ещё раз на это посмотрела.
        — Как ты сказала?  — улыбнулся Кирилл, когда она повернулась к нему.  — Держи меня, земля?
        — Так моя Дашка всё время говорит,  — подхватила Лера посуду.
        — Та самая Дашка?  — Кирилл хотел встать, чтобы ей помочь, потом вспомнил, что он в одних трусах, и, успев поймать падающее одеяло, сел.  — Чёрт!
        То, что торс у него обнажённый, его не сильно волновало. А вот Леру — да, хоть и совсем немного. Она старалась лишний раз не смотреть ни на его непривычно гладкую грудь, ни на аккуратные кубики пресса, чтобы не представлять то, чего представлять не следует.
        — Та самая,  — занялась Лера разглядыванием цветного пластикового подноса в своих руках.  — Заявилась вчера утром на бровях. И не сознаётся, где была.
        — Так они же с ещё одной девушкой, Люсей, познакомились в Эрмитаже с иностранцами,  — подтянул Кирилл одеяло с ног и запахнул его, как набедренную повязку.  — Не знаю, как они там дальше друг с другом общались — парни кое-как по-русски, девчонки со школьным английским. Но раз пришла на бровях, видимо, разобрались.
        — А ты откуда знаешь?
        — Она попросила меня уточнить, правильно ли поняла, где они остановились. Ну, и ещё мне пришлось решить кое-какие организационные вопросы. Честно говоря, мне особо и некогда было с ними, я уже опаздывал на самолёт. Даже не понял, то ли парни из Дании, то ли из Голландии,  — развёл он руками.
        — Так, никуда не уходи. Я сейчас,  — помчалась Лера на кухню. Она переживала, что пропадёт у Кирилла аппетит, пока он болтает. А нежнейшее мясо заслуживало того, чтобы он его попробовал. Оно и так уже остыло. Пришлось греть, пока Лера собирала свежую порцию салата.
        — Всё, «Бавария» однозначно в финале,  — радостно сообщил Кирилл, когда Лера вернулась.  — Или ты болела за «Порту»?
        И он снова открыл рот, когда она поставила перед ним тарелку.
        — Я вообще ни за кого не болею. Мне нравится процесс,  — она присела рядом.
        — Вот ты коварная. Сказала, что у меня пищевые галлюцинации,  — укоризненно покачал головой Кирилл, глядя на мясо.
        — Я надеюсь, ты не передумал?
        — Я бы ни за что не передумал. Мяско, с пряностями,  — он довольно потёр руки, а потом поднял глаза на Леру.  — А сама что? Мне как-то даже неловко, что я один.
        — Я поела, пока ты спал,  — кивнула Лера.
        — Точно поела? Или просто нанюхалась?
        — Не сомневайся.
        — Ну, судя по твоей фигуре, я недалёк от истины. Что же, интересно, тебе нравится в готовке, когда сама ты так мало ешь?
        — Процесс,  — пожала она плечами.  — А ещё кого-нибудь кормить. Это прямо особый шик.
        — Я уже говорил, что завидую твоему мужу?  — Кирилл отрезал кусочек мяса, засунул в рот, прикрыл глаза от удовольствия.  — Мн-н-н…
        — Никогда,  — улыбнулась Лера в ответ.
        — Расскажи мне про него,  — он открыл один глаз.  — Ты обещала.
        — Что именно?
        — Какой он? Если одним словом.
        — Если одним словом,  — она задумалась.  — Наверно, ревнивый.
        Кирилл перестал жевать и покосился на неё.
        — Мне уже бояться? Сильно ревнивый?
        — Очень. И вспыльчивый, зараза. Сначала бьёт, а потом спрашивает.
        — Тебя бьёт?  — он положил вилку и уставился в упор на Леру.
        — Нет, нет, господи,  — всполошилась она.  — Вижу, неудачно я пошутила. Я вообще имела в виду, что он как сухой порох. Вспыхивает моментально. Но руку на меня никогда не поднимал, нет, ты что.
        Кирилл облегчённо выдохнул, словно не дышал всё то время, пока она говорила.
        — Просто я так хорошо запомнил, как ты закрылась тогда руками, когда я сорвался на тебя у машины. Словно боялась, что я тебя ударю. Я потом так много об этом думал.
        — О чём?  — удивилась Лера.  — Смог бы ты ударить на самом деле?
        — Нет,  — он уверенно покачал головой.  — Однозначно бы не смог. Но я думал, как это смотрится с той стороны. Когда здоровый дядя вот так выходит из себя.
        — Страшно. Когда на меня орёт мой двухметровый муж, мне порой страшно.
        — Двухметровый?  — Кирилл было взялся за вилку, но снова отложил.  — Чувствую, зря я расслабился. Во мне всего метр восемьдесят два. Бояться всё же стоит. Вспыльчивый ревнивый двухметровый мужик. Есть о чём задуматься. А чем он у тебя занимается?
        — Монтирует высоковольтные линии электропередач. Только не спрашивай меня, что это такое. Я понятия не имею.
        — Охотно верю,  — он подхватил на вилку салат, отправил в рот.  — Потрясающе вкусно. Без шуток. И мясо изумительное.
        — Которое снова остыло, пока ты болтаешь.
        — Оно не стало от этого хуже,  — он отрезал кусочек.  — Сколько лет вы женаты?
        — Пять, Кирилл, пять. А как ты познакомился со своей женой?
        — Это нечестно, я первый спросил.
        — Тогда не так. Какая она? Одним словом.
        — Мн-н-н…  — он задумчиво жевал.  — Пожалуй, строгая. Такая ответственная, принципиальная, серьёзная, очень основательная. Но «строгая» подходит ей больше всего.
        — Даже не могу представить,  — откинулась Лера на спинку.
        Она как-то внезапно устала. Всё же день выдался насыщенный.
        По спортивному каналу началась подборка лучших голов Рональду. Не то, чтобы ей не нравился Криштиану, но комментатор оценивал его достижения как нападающего по рейтингу Форбс. Это Лере стало не интересно.
        Она потянулась к пульту и тыкала по каналам, пока Кирилл ел и рассказывал про жену.
        — Мы учились в институте в одной группе. И она была старостой группы, а я вечно болтался где-то в отстающих и прогуливающих,  — он улыбнулся.  — Не веришь?
        — Просто слушаю.
        — И она меня вечно отчитывала и поучала. И мы как-то вместе отдыхали в одной компании, где в шутку кто-то сказал, что из нас вышла бы идеальная пара. Но шутки шутками, а мы именно с той вечеринки с ней и вместе.
        — Так и держит тебя в строгости?  — улыбнулась Лера.
        — Ещё как,  — засмеялся Кирилл.  — На самом деле, она хоть и строгая, но очень умная. С ней интересно. И она такой танк или буксир, в хорошем смысле слова. Всё время заставляет меня расти, меняться, к чему-то стремиться, двигаться.
        Он тяжело откинулся на диван рядом с Лерой.
        — Фух! Вот это называется заморил червячка,  — он повернул голову.  — Очень вкусно. Спасибо!
        — Не за что,  — Лера хотела подняться, чтобы убрать со стола, но Кирилл остановил её рукой.
        — Не суетись. Посиди со мной. Не надо меня обслуживать. Я сейчас передохну и сам всё уберу. Ты и так простояла у плиты весь вечер, пока я там отсыпался.
        — Кир, да мне не трудно. Даже наоборот. Я люблю готовить. Мне хотелось сделать что-нибудь для тебя.
        — Вот и сделай. Просто побудь со мной,  — он отпустил её руку и, отодвинув посуду, сложил ноги на стол.  — А то сейчас уберёшь и сбежишь.
        — Не сбегу. Меня уже и в гостиницу-то не пустят.
        — Ты даже не представляешь, как я рад это слышать.
        — Как раз представляю,  — вздохнула Лера.
        Кирилл хотел что-то сказать в ответ, но у неё в кармане зазвонил телефон, и Кирилл замолчал, давая ей возможность поговорить.
        Лера всё поняла по первому же маминому вздоху, что раздался в трубке. И всё, что она говорила потом, было уже не важно. Лера отключилась, отложила телефон и закрыла лицо руками.
        — Папа умер.
        Глава 10
        Лера плакала на плече Кирилла, подложив угол уже промокшего от слёз одеяла под щёку.
        Наверное, чувствуя рядом живое человеческое тепло, переживать горе легче, чем уткнувшись в равнодушную подушку. Застань Леру эта новость в гостинице, выбор бы и не стоял. Но печальное известие настигло её здесь и сейчас, и Кириллу досталась нелёгкая участь принять на себя этот первый удар Лериной скорби.
        Как Лера ни настраивалась, как ни ждала этих страшных слов, а всё равно они прозвучали оглушительным выстрелом. И грудь болела, словно пробитая насквозь. И слёзы душили. Но дружеское плечо и простые слова поддержки — лучшее, что помогает в такие минуты. А то, что это были надёжное мужское плечо и сильная мужская рука — просто стечение обстоятельств.
        — Пришёл в себя на пару секунд, посмотрел на маму и умер,  — всхлипывала Лера.
        — Они долго прожили вместе?  — Кирилл обнимал её двумя руками, сцепив их в замок.
        — Всю жизнь. Почти тридцать лет. Но жили по-разному. И в общаге ютились, и перебивались с хлеба на квас. Было время, когда отец пил. Но взял себя в руки, бросил. Другим человеком стал. Квартиру ему дали на заводе. Должность хорошая, зарплата. Казалось бы, именно сейчас жить да жить, но диагноз, в который так не хотелось верить, оправдался.
        — Почему-то именно так и бывает. Лучше всего как раз в тот момент, когда всё и заканчивается. Самое тихое время всегда перед грозой. Самый тёмный час — перед рассветом. Самый пронзительный миг — перед расставанием.
        Кирилл перехватил руки, сильнее прижав Леру к себе.
        — Скажи, а что ты имел в виду, когда сказал в Эрмитаже: «Это — отчаяние»?  — Лера хоть и смыла косметику, но поднять на Кирилла опухшие от слёз глаза не рискнула.
        — Лучше тебе пока не знать,  — прижался он к её волосам щекой.  — Не сейчас.
        Она кивнула, словно понимая, о чём он говорит. Но эти «пока» и «не сейчас» звучали так, как будто у них будет «потом». И именно от этого почему-то стало легче.
        — Я там видела в ванной халаты. Переоденусь, да пора, наверное, спать. Как ты себя чувствуешь?  — она прижалась губами к его лбу, безжалостно склонив к себе его голову. Кириллу пришлось расцепить руки.  — Температуры нет.
        — Мне хорошо. Правда, намного лучше.
        — А где твои вещи?  — Лера сдвинулась к краю дивана, собираясь встать.
        — Я же не планировал сюда приезжать. Если бы не этот дождь, если бы не холод,  — он вздохнул, но что значил этот вздох, Лера не поняла.  — Они в гостинице, недалеко от вашей.
        Про то, что не только приезжать, но и вообще он ничего «не планировал», Лера поняла ещё, когда развешивала его вещи. Из кармана брюк выпали только права, банковская карточка и немного наличных. Если бы там вдруг оказался презерватив, она бы, не раздумывая, уехала. Оказала бы ему первую помощь и сбежала. Но то, что ничего компрометирующего и подозрительного ей под руку в его карманах не попалось, вызвало доверие. И она искренне верила, что он его оправдает.
        — Я постелю себе здесь, хорошо?
        — Могу уступить тебе кровать.
        — Тебе надо выспаться,  — покачала Лера головой и встала, собирая посуду.  — А я боюсь, что толком всё равно не усну.
        — Я уберу,  — перехватил он её руку.  — Иди, не трать на это время. Там где-то и полотенца должны быть, и щётки одноразовые.
        К тому моменту, как она вышла из душа, поплотнее запахивая мягкий махровый халат, Кирилл уже перемыл посуду, постелил ей в гостиной постель, и сам сидел в кресле, не смея мять чистое бельё.
        — Там же есть ещё один халат, да?
        Лера кивнула, вытирая слегка намокшие под целлофановой шапочкой волосы.
        — Спокойной ночи,  — ободряюще улыбнулся Кирилл и ушёл.
        Она слышала, как в душе лилась вода. Гудел фен. Дверь ванной стукнула о стену, когда Кирилл её открыл. Потом закрылась с мягким щелчком дверь в спальню. Кровать скрипнула.
        Лера отвернулась к спинке дивана и тяжело вздохнула.
        Хорошо, что она попрощалась с папой, когда уезжала. Как бы она себя чувствовала, не сделай этого? Наверное, ещё хуже. Наверное, совсем плохо. Хотя ей было так плохо, что хуже уже, наверное, и некуда.
        Она кое-как подавила порыв позвонить мужу. Артём не выносил, когда она плачет. Его почему-то это злило. Вместо того, чтобы её успокоить или пожалеть, он начинал психовать, орать, выкрикивать оскорбления. Словно это могло помочь. Словно «Соберись, тряпка!» — волшебное заклинание, решающее все проблемы. На самом деле становилось только горше. И Лера просто уходила, чтобы не мозолить мужу глаза, и плакала, забившись в какой-нибудь тёмный уголок, чаще всего — включив посильнее воду в душе.
        От этих воспоминаний к горлу снова подступил ком. Лера закусила уголок подушки, давясь рыданиями, и даже не услышала, когда пришёл Кирилл.
        — Пойдём.
        Он ни о чём её не спрашивал, просто просунул руки под шею и согнутые колени и поднял на руки.
        — Тс-с-с, тихо,  — ответил он на её попытки возразить.
        Донёс до спальни, аккуратно уложил на кровать и укрыл своим ещё тёплым одеялом.
        Лера словно так и осталась лежать. На том же боку, что и на жёстком диване, так же щекой на подушке. Но всё было совсем не так. Кирилл лёг поверх одеяла, слегка подоткнув его, и, придавив Леру тяжестью руки, прижался к её спине.
        — Я буду рядом на тот случай, если ты опять захочешь поплакать. Не обязательно делать это в одиночестве,  — прозвучал его голос у неё над головой.
        Лера вытащила руку, вытерла влажные глаза. Вдох получился неровным, прерывистым.
        — Когда умер мой отец, мне было четыре года,  — Кирилл продолжил говорить ей в макушку.  — Я не понимал, что это значит, но помню, как его ждал, когда он уже не мог прийти. Мне казалось, он обязательно вернётся. Откроет дверь, заснеженный, с мороза, не раздеваясь, поднимет меня на руки и будет колоть холодной жёсткой бородой. Это единственное, что я запомнил про отца из того, чего нет на семейных фотографиях. Его колючую бороду, снег, таявший на меховом воротнике. Эти воспоминания очень дороги мне.
        — Что с ним случилось?  — Лера помедлила, а потом засунула свою руку под подушку, подальше от его руки.
        — Какой-то нелепый случай,  — Кирилл не шелохнулся.  — Полез в уличную драку, и его пырнули ножом. Мне рассказали, когда я уже подрос. Тогда, в детстве, меня даже на похороны не взяли. Но мне кажется, я до сих пор не понимаю, что такое смерть. Не чувствую, не осознаю её окончательности. До сих пор мне кажется, что раз мы помним, храним в наших сердцах эти воспоминания, значит, дорогие нам люди живы. Только судьба забросила их в другое место, где нас, нынешних, нет. Но в том мире до сих пор живёт маленький мальчик Кирюша, которого отец на вытянутых руках поднимает к потолку и колет бородой.
        — Иногда мне кажется, что вообще мы живём там, где наши воспоминания.
        — И находимся в том месте, о котором думаем,  — Кирилл подпёр голову, облокотившись на подушку.
        — А мама вышла снова замуж?  — Лера прижимала к себе руку, боясь расслабить мышцы и коснуться его локтем.
        — Нет. У меня был старший брат, душевнобольной.
        Он замолчал, задержав дыхание, Лера тоже перестала дышать.
        — Знаю, как это звучит,  — выдохнул он,  — поэтому никогда об этом не рассказываю.
        — Звучит как горе,  — вдохнула она, поправив за ухо волосы.  — Горе в семье, а особенно для матери.
        — Мама посвятила жизнь тому, чтобы за ним ухаживать. А заодно растила меня. Он умер несколько лет назад. И она до сих пор чувствует себя потерянной. Отца нам заменил дед. Он и сейчас мне вместо отца.
        — Сколько же ему лет?  — удивилась Лера и, забывшись, положила свою руку рядом с рукой Кирилла.
        — Под восемьдесят,  — Кирилл отодвинул свою руку, уступая ей место.  — Но он бодрячком. Отгрохал себе коттедж в Подмосковье, ещё когда мы на севере жили. Он там на металлургическом заводе крупной шишкой был. Начальником отдела по научной работе. Можно сказать, он нас всю жизнь и содержал. Каждый год с мамой и Игорем на море вывозил. Первое время мама работала, с Игорем бабушка занималась. Потом бабушка умерла, мама уволилась.
        — Намного он был тебя старше?
        — На десять лет. И он был самым светлым и чистым человеком из всех, кого я когда-либо знал. Тихий, улыбчивый, послушный, добрый, очень домашний. Мама его даже читать по складам научила, хотя ей говорили, что он безнадёжен, и предлагали отдать в интернат. Один только был у него недостаток — очень кушать любил. А мама его хоть и пыталась ограничивать, но жалела. Лишний вес его и сгубил. А может, Москва.
        — Не понравилось ему в Москве?
        — Совсем. Шумно, беспокойно, всё чужое. Звуки, запахи, квартира маленькая, не те хоромы с распашными дверями старой планировки, где мы жили до этого. Игорь начал нервничать, плохо спать,  — Кирилл вздохнул.  — В общем, что теперь гадать. Как случилось, так случилось.
        — А дед живёт один?
        — Нет,  — покачал Кирилл головой и стал теребить пальцами ткань одеяла.  — У него вторая жена после бабушки. Она его на двадцать лет младше. Секретаршей его раньше была.
        — И что, официально женаты?
        — А то,  — усмехнулся Кирилл,  — там такая профурища, палец в рот не клади, по шею откусит. Надо бы деда навестить. Что-то давно я к нему не наведывался. И вообще в последнее время видимся редко.
        — Почему?  — Лера восхищалась его рукой в голубоватом свете луны. И хоть видела только одну, то, что она видела, давало основание считать, что безупречны обе. Красивые мужские руки с выпирающими венами, выпуклыми костяшками. Мягкие, тёплые — это она скорее помнила. Правда, так тянуло в этом снова убедиться.
        — Мой дед не выносит мою жену.
        Лерины брови уползли на лоб к самым волосам, и она тут же забыла про его руку.
        — Почему?
        — Да кто ж его знает. Просто не понравилась. Так же бывает,  — пожал Кирилл плечами.
        — Бывает,  — легко согласилась Лера.  — Моя свекровь меня тоже терпеть не может. Но у той, правда, есть ответ, почему.
        — И почему же?
        — Недостойна я её «золотка». Не понимает она, что он во мне нашёл. Я мягкотелая, по её мнению, безвольная, никакая. Сама она — женщина энергичная, деятельная, пробивная.
        — Ты сейчас случайно не про дедовскую профуру рассказываешь?
        — Может быть,  — улыбнулась Лера и закрыла глаза, когда Кирилл накрыл ладонью её пальцы. От его прикосновения даже по коже головы побежали мурашки. Лера содрогнулась, сильно надеясь, что Кирилл не заметил.  — Только моя — женщина одинокая. И в вечном поиске, потому что с ней никто не уживается и надолго не задерживается.
        — А где вы познакомились с мужем?
        — На дне военно-воздушных сил.
        — Он у тебя десантник?!  — теперь, похоже, глаза Кирилла поползли на лоб, и он демонстративно поднял руку, словно не рискуя больше к Лере прикасаться.
        — Угадал. Хотя ВВС и ВДВ разные рода войск. И праздники у них разные. Но к тому, как мы познакомились, это не имеет отношения.
        — Чёрт! Вот что значит не служить в армии. Ведь перепутал,  — расстроился он и подтянулся ещё выше, почти к изголовью, не заметив, как потянул за собой Лерины волосы.  — Хотя и угадал. Ревнивый двухметровый десантник. Слушай, тебе домой не страшно приходить?
        — Нет,  — засмеялась Лера.  — Он, когда сытый, добрый.
        — Теперь, кажется, понимаю, почему ты так любишь готовить. Ну, рассказывай, мне очень интересно как же ты его укротила.
        — Это было несложно,  — Лера попыталась убирать волосы, которые натянулись. Кирилл спохватился, освободил пленённую им прядь, поправил.  — В общем, нас с подругой пригласил её товарищ, военный лётчик, на концерт в военном городке. Он сам и его друзья сидели с нами в зале, а Артём пел под гитару со сцены,  — Лера слегка повернулась.  — Кстати, моего мужа зовут Артём.
        — Я понял,  — улыбнулся Кирилл.  — Двухметровый ревнивый десантник с гитарой. Зовут Артём.
        — Ты знаешь,  — она села, не обращая внимания на его шутливый тон.  — Это было как… наваждение? Не знаю. Озарение?
        — Откровение?  — он тоже сел, спустившись с подушек.
        — Да. И песню он пел такую… грустную-грустную. Про фламинго.
        — А слова помнишь?
        — Все до одного. Сейчас,  — Лера прочистила горло, закрыла глаза и запела тихонько слегка дрожащим голосом.  — Пугливая птица фламинго… ты от стаи отбилась и машешь… розоватыми крыльями длинно… рукавами нарядной рубашки… И летишь ты от края до края… по маршрутам в которые веришь… может выбьют не сердце, а перья…из тебя на пути, дорогая…. Флими-и-нго, флами-и-нго… флами-и-и-нго.
        Глаза невольно снова наполнились слезами.
        — Не слышал?  — Лера опустила голову.
        — Никогда,  — ответил Кирилл тихо.
        — Она очень старая. И я до сих пор не могу её слушать без слёз,  — Лера упала на подушку навзничь и вытерла глаза.  — Артём терпеть не может мои слёзы, поэтому поёт её очень редко,  — Лера вздохнула и улыбнулась. Кирилл сидел, положив подбородок на согнутое колено, и смотрел на неё, не отрываясь.  — В общем, я так прониклась на том празднике и исполнением, и исполнителем, что им ничего не оставалось, как пригласить Артёма с нами. Так и познакомились. Так и остались вместе. И на все праздники до сих пор он дарит мне розовые цветы. В честь фламинго.
        — Ты любишь его?
        — Да,  — Лера кивнула уверенно, но потом почему-то засомневалась и добавила: — Наверное.
        Кирилл улыбнулся.
        — Очень красивая история.
        — Обычная,  — отмахнулась Лера.  — Артём говорит, что тоже заметил меня в зале. И пел только для меня. Но я не верю. Сейчас он гитару вообще в руки почти не берёт. Редко-редко, и то, если я сильно прошу.
        Кирилл ничего не ответил. Тяжело вздохнул.
        — Ты счастлива в браке?  — спросил он после долгой паузы.
        — А ты?
        — Наверное,  — ответил он, точь-в-точь повторяя её интонацию и даже плечом так же пожал.  — Уже не знаю.
        — Просто чем дольше с кем-то живёшь,  — подпёрла Лера голову рукой,  — тем больше накапливается таких моментов, что начинаешь сомневаться,  — она поднялась выше на подушку, чтобы лучше видеть Кирилла. В темноте глаза его блестели так грустно.  — Но это не значит, что ты несчастлив. Иногда просто приходится напоминать себе о хорошем.
        — Возможно,  — он выдохнул, и лёг рядом навзничь, положив руки под голову.
        Лера потрогала его лоб и покачала головой. Ожидаемо, температура опять поднималась.
        — Я сейчас.
        Она ушла в кухню за таблетками. А когда вернулась, Кирилл так и лежал, глядя как по потолку ползёт свет от фар заехавшей во двор машины.
        Он молча проглотил таблетки, выпил всю воду из стакана и так же безропотно укрылся одеялом, которое Лера принесла с дивана.
        — Прости, если я тебя расстроила,  — легла Лера под своё одеяло лицом к Кириллу.
        — Ты не расстроила,  — провёл он большим пальцем по её подбородку.  — Спокойной ночи!
        — Спокойной,  — улыбнулась ему Лера.
        Кирилл улыбнулся в ответ и отвернулся к окну.
        Так невыносимо захотелось прижаться к его спине, обнять, зарыться лицом в его волосы, вдохнуть их запах и просто забыть обо всём, но в голове так настойчиво звучало…
        Флами-и-нго, флами-и-нго… флами-и-и-нго…
        Глава 11
        Утро только начало сереть, когда Лера выскользнула из-под одеяла и, обернувшись на спящего Кирилла, осторожно закрыла за собой дверь.
        Нашла тапочки, так и оставленные у дивана, почистила зубы, оделась. И только когда кофемашина сердито отшипела, рискуя перебудить весь дом, Лера решилась позвонить мужу.
        — Привет! Не разбудила?
        — Кого там, только пришёл,  — голос его звучал вымучено, устало. Такой родной, такой любимый голос.
        — Как там мама?
        — Плохо.  — Тяжёлый вздох. Бульканье жидкости в ёмкость.
        — Пьёшь?
        — Издеваешься?  — Артём хмыкнул.  — Это молоко. И хотел бы выпить, но кто ж тогда твою маму завтра по похоронным делам возить будет. Ей сегодня скорую вызывали. Кололи успокоительное.
        — О, господи,  — вздохнула Лера.  — Хорошо, хоть ты не на вахте.
        — Да. С твоей сестры ожидаемо толку никакого. С её мужей — тем более,  — холодильник закрылся с характерным хлопком.  — А ты во сколько завтра прилетаешь?
        — Около трёх дня,  — ответила Лера и автоматически заметила, что для неё это уже сегодня.
        — Я тебя встречу.
        Лера удивлённо открыла рот. Неожиданно.
        — Я с Дашкой.
        — Значит, встречу вас с Дашкой. Ты сама как?
        — Терпимо. Но душа всё равно не на месте.
        — Да это понятно. Ладно, держись там. Пошёл я, лягу. До встречи.
        Он отключился, не услышав так и не сказанное Лерой: «До встречи, родной!» Сегодня ей хотелось назвать его именно так. Именно душевное родство с ним, таким далёким, таким уставшим, она ощутила, как никогда сильно. Или это просто привычка?
        Как жена декабриста за ним она отправилась бы и в ссылку. Пошла бы босиком по снегу, по горящим углям, по битому стеклу. Поползла бы на коленях, если бы идти уже не смогла. Потому что она дала клятву. Потому что она любила его, каким бы он ни был… или думала, что любила. Для неё это звучало одинаково. Ещё совсем недавно.
        Только со вчерашнего дня к её дистиллированной уверенности зачем-то стало цепляться это мутное «наверное». Как репей к капроновым колготкам, жестоко напоминая, что это — не настоящий загар. Впивалось колючками, зудело, а пытаешься убрать — оставляло затяжки, липкие следы и сомнение: а стоит ли соблюдать в своей жизни этот дресс-код? Стоит ли делать вид, что всё хорошо, когда на самом деле всё не так?
        Лера поставила на огонь сковородку, привычно, методично, словно кухонный комбайн, обжарила бекон, разбила четыре яйца. Одно за другим, все четыре куриных яйца, которые она купила, потому что точно знала, что будет готовить завтрак. Потому что где-то там, бледной, не прикрытой смуглым капроновым загаром кожей, была уверена, что не сможет уйти. Что он будет держать её. Нет, не силой. Как раз наоборот. Мучительной боязнью спугнуть. Трепетным беспокойством разрушить её доверие. Тот, в чьём лексиконе рядом со словом «счастье», тоже появилось это «наверное». Тот, кто прилетел ради неё из Кёльна, согревал под дождём своим теплом, утешал, слушал, как она поёт. Тот, кто только что прошлёпал босыми ногами в ванную.
        Лера разложила по тарелкам яичницу, нарезала хлеб, достала масло, сыр, оставшийся с вечера салат.
        В свитере, в брюках, в носках, в общем, при полном параде, Кирилл Александрович Неверов опёрся головой о косяк двери. «Которой нет,  — отметила Лера.  — Косяк есть, а двери нет, что очень неудобно. Иначе я бы не провоняла всю квартиру едой. Даже чаю не попьёте?» — подняла она на него глаза.
        — Кофе? Чай?  — спросила вслух.
        — Всё равно,  — Кирилл отлепился от стены и улыбнулся. Улыбнулся так, словно опухшая, ненакрашенная, растрёпанная женщина в джинсах и мятой футболке — красивейшее из зрелищ, которое он когда-нибудь видел. Как бамбуковый лес в Японии. Как лавандовые поля в Провансе. Как рассвет над Конго.
        Питер не Конго, но небо над ним тоже светлело, неумолимо и туманно.
        — Сахар, сливки сам?  — поставила Лера на прозрачный стол чашку, и она звякнула даже через подставку. Потому что рука у Леры дрогнула под взглядом Кирилла.
        «Ни за что не стала бы ставить на кухне стеклянный стол»,  — забивала она голову всякой ерундой, лишь бы только не смотреть на Неверова, такого молчаливого сейчас.
        — Хорошо,  — он сел, выдохнув, словно плетёное сиденье проделало в нём дырку, и он сдулся. И ни к чему на столе не притронулся.
        — Как ты себя чувствуешь?
        — Хорошо.
        — А другие слова знаешь?  — посмотрела Лера, как он поддёрнул рукава.
        — Очень хорошо,  — он всё же взял кофейник.  — Тебе налить?
        — Хорошо,  — улыбнулась она.
        — Только держи крепче, а то я не взял с собой запасные штаны,  — наполнил он чашку, а потом только посмотрел на неё исподлобья.
        «Ну и кто ты после этого?» — говорил её взгляд.
        — Закажешь мне такси?
        — Конечно,  — Кирилл замер на секунду, а потом только посмотрел на часы.  — На сколько?
        — На сейчас. Поедим и поеду.
        — Тогда давай поедим, а потом закажу,  — отломил он кусочек хлеба и ткнул в желток.
        Лера посмотрела на него и сделала то же самое.
        — Сколько ни пытался научиться, у меня никогда не получается так жарить яйца, чтобы белок прожарился, желток растекался,  — он отправил в рот кусочек бекона,  — а бекон хрустел.
        — Это фамильный рецепт, он передаётся из поколения в поколение.
        — Так и знал, что-то есть, какой-то секрет, доступный только посвящённым.
        Кирилл ещё с аппетитом жевал, похрустывая беконом. А Лера уже чувствовала себя как Му-му-самоубийца. Она словно сама уже повесила себе на шею камень. Впору только пойти и утопиться. Наесться в последний раз досыта — она уже наелась.
        В последний раз посмотрела, как мужчина сам помыл посуду. В последний раз почувствовала крупную вязку его свитера, когда столкнулась с Кириллом в прихожей. В последний раз окинула взглядом эти гостеприимные апартаменты.
        — Ничего не забыла?  — спросил Кирилл, когда сообщение о приезде машины уже пришло. Они стояли в прихожей, он — спиной к двери.
        — Вроде нет,  — заглянула Лера в сумку, проверить телефон.  — Таблетки я тебе отдала. Ничего не перепутаешь?
        — Один раз в день,  — ответил он.  — И вторые только при температуре и на ночь.
        — Значит, всё,  — она подняла на него взгляд. На хмурую складку между его бровей. На тревожно сдвинутые брови.
        — Прости меня,  — сказал он, не сводя с неё глаз.  — Но другого раза у меня просто может не быть.
        И быстрее, чем Лера успела понять, что он хочет сделать, его руки скользнули под куртку, а губы накрыли её приоткрытый для невысказанного вопроса рот.
        Она забыла, что хотела спросить, когда он привлёк её к себе… но это единственное, что она забыла.
        Лера упёрлась руками в его грудь. Мягко, но решительно. Он моментально отстранился.
        — Прости,  — сделал он шаг назад, упёрся затылком в дверь и закрыл глаза.  — Ничего не говори.
        Лера опустила руки, глядя как вздымается его грудь, и промолчала.
        — Понял. Зря. Зря я это сделал,  — он со всей силы ударил головой в дверь, потом распахнул её рывком и выбежал на лестницу.
        К тому времени как Лера всё закрыла и спустилась, Кирилл стоял на улице, подняв лицо к небу, и холодный сырой ветер шевелил его волосы.
        — Ключи,  — протянула Лера связку.
        Он поднял руку, но вместо того, чтобы их взять, сгрёб её в охапку. Обнял двумя руками и с силой прижался губами к волосам. Словно боялся сболтнуть что-нибудь лишнее. И окна всех домов этого маленького квадратного питерского дворика смотрели на них. Может, и осуждающе, но Лере показалось, что просто грустно.
        — Знаю, я не должен был,  — наконец, нарушил Кирилл молчание.
        — Забудем?
        — Да,  — кивнул он.  — Прости меня, если сможешь. И забудь.
        — А ты?  — посмотрела Лера на него с недоумением.
        Он усмехнулся.
        — А я уже не смогу.
        Он открыл Лере дверь такси, когда в смятении, преодолев небольшое расстояние до подворотни, она подошла к припаркованной у самой решётки машине.
        — Не возражаешь, если я поеду с тобой? Надо забрать вещи из гостиницы. Там чек-аут до десяти. А нам по пути.
        Кирилл словно оправдывался, стараясь на Леру не смотреть. Разве могла она возразить? И она совсем не понимала, что он сейчас чувствует. Она себя-то не понимала. Ей бы разгневаться, как полагается порядочной замужней женщине. Может, дать ему пощёчину. Может, послать его матом и куда подальше. Но это было не про неё. Единственное, о чём она сейчас сожалела, так это о дурацком вранье. Сказала, что посетила одинокую престарелую тётку, а сама и понятия не имела, жива ли она.
        — А почему ты сразу не остановился здесь?  — спросила Лера, когда такси уже тронулось.
        — Квартира была оплачена со вчерашнего дня,  — Кирилл снова забился в самый угол.  — А я вернулся позавчера.
        — Да, ночевать на крыше было бы не очень удобно,  — улыбнулась Лера миролюбиво. А почему не в нашей гостинице? У тебя же там люкс.
        — От него отказались, когда вызвали меня в Кёльн. И для некоторых я до сих пор в Кёльне.
        — А я так глупо соврала,  — тяжело вздохнула Лера.  — Мне надо было съездить к родственнице в Колпино. Мама просила. А я не поехала, хотя Дашке сказала, что ночевала сегодня там. Ненавижу врать. Что теперь буду рассказывать?
        — Так давай съездим,  — оживился Кирилл и обратился к водителю: — Скажите, а до Колпино вы нас отвезёте? Туда-обратно.
        Молодой водитель удивлённо вскинул брови, секунду-другую подумал, не сбавляя скорости, а потом свернул в карман, и машина остановилась.
        — Адрес скажите,  — ткнул он пальцем в навигатор на приборной панели.
        — Сейчас,  — полезла Лера в сумку. Ей казалось, она возится непростительно долго, но ни один из мужчин и слова не сказал.
        — Это сколько займёт по времени?  — спросил Кирилл, когда Лера наконец передала исписанную маминым почерком бумажку.
        — Около часа в одну сторону,  — вернул записку водитель.
        — Самолёт у тебя во сколько? Ты успеешь?  — развернулся к Лере Кирилл, но она и сама уже подсчитывала, сколько времени может провести у родственницы, сколько понадобится, чтобы сложить чемодан, на который час назначен сбор в фойе отеля.
        — Успею,  — ответила она уверенно.
        — Поехали, командир,  — улыбнулся Кирилл.
        — Я тогда запрошу у диспетчера стоимость,  — потянулся водитель к телефону.
        — Это мы потом с тобой обсудим, хорошо?  — остановил его Кирилл.
        — Как скажешь,  — включил водитель сигнал поворота и встроился в плотный поток машин.
        «Я живу как кукушка в часах,  — усмехнулась Лера.  — Не завидую птицам в лесах. Заведут — и кукую». И Лера тоже начала отсчитывать время. Ещё не зная, что оно станет её проклятием — время. Часы, минуты, секунды, что остались у них на двоих с Кириллом. И вечность, что потом медленно потечёт без него.
        — Как долетели?  — сухо ткнулся Артём в Лерину щёку. На людях он всегда вёл себя сдержано.
        — Хорошо,  — ответила Лера.
        — Ужасно,  — фыркнула Дарья, борясь с ручкой чемодана, которую она наконец выдвинула.  — Весь полёт воняло носками, дед в соседнем ряду храпел, еда безобразная, шея болит.
        Она активно покрутила головой в подтверждение своих последних слов.
        — Неудобные сиденья?  — удивлённо посмотрел на неё Артём.
        — А в самолётах бывают удобные?  — фыркнула Дашка.
        — Ну, мне, например, всегда неудобно, но по другой причине,  — он забрал у неё чемодан, задвинул в одно движение ручку, с которой она столько мучилась, и поднял.  — У меня ноги упираются в соседнее кресло. И в проход не выставишь — там вечно то стюардессы с тележками, то другие пассажиры.
        — Даш, да нам грех жаловаться, мы летели в бизнес-классе,  — открыла Лера мужу дверь, выпуская его с двумя чемоданами на улицу.
        — Жаловаться никогда не грех. Бизнес, не бизнес, а мне было неудобно. Интересно, а за рубеж такие же убогие самолёты летают?  — спросила Дарья, уже забираясь в машину.
        — Ещё хуже,  — ответил ей Артём, занимая водительское сиденье своего просторного минивэна. Он купил его как раз для того, чтобы с его исполинским ростом размещаться с комфортом. Лера согласилась с выбором мужа, хотя ей категорически не понравился дизайн.  — На чартерных рейсах обычно используют старенькие Боинги, ещё и напихивают дополнительные ряды сидений. Я один раз летал в Тай, проклял всё на свете.
        — Он летал без меня. До меня,  — уточнила Лера, зная, что Даша не отстанет со своими вопросами, и обратилась к мужу.  — Как мама?
        — Вроде взяла себя в руки,  — тяжело вздохнул он.  — Держится. Мы всё заказали, оплатили. Похороны через два дня. И она настояла на отпевании. Что-то никогда не замечал за твоей матерью особой набожности, а тут упёрлась.
        — Да пусть делает что хочет,  — махнула рукой Лера.  — Будет потом себя корить, что нас послушала. Мне кажется, всё это и надо больше живым, чем мёртвым. Раз ей надо — пусть отпевают.
        — А у тебя какие-нибудь пожелания есть?
        — Артём, да какие у меня могут быть пожелания?
        — Может, по кафе? А то там Анька предложила какое-то. Я, конечно, позвонил, цены узнал. Но не вижу смысла переплачивать за этот пафос, можно и подешевле для поминок найти.
        — Ну, Аня у нас любит и пыль в глаза пустить, и на широкую ногу,  — хмыкнула Лера.  — Я посмотрю кафе сама. Там и будут-то папины друзья, сослуживцы и родственники. Им бы выпить да закусить, а не на парчовые шторы дивиться.
        — Лер,  — робко прошептала с заднего сиденья Дашка.  — Лер, а можно я на отпевание приду? Или там только для своих?
        — Это же церковь. По-моему, там все желающие могут присутствовать,  — обернулась Лера.  — Тебе-то зачем?
        — Да пусть приходит человек, раз хочет,  — вмешался Артём.  — Что ты, я не знаю: «Зачем? Почему?» Я вот, наоборот, не пошёл бы, но понимаю: надо. А ей, может, нравится всё это: церкви, обряды.
        — Я только на отпевание,  — всё так же вкрадчиво напрашивалась Дашка.
        — Приходи, Даш, приходи, раз хочешь. Я сообщу тебе время.
        — А ты что, на работу завтра не выходишь?
        — Нет, я взяла три дня,  — смотрела Лера в окно на грязные улицы. На мусор, что лежал на жухлой траве газонов, на ямы на асфальте, что виртуозно объезжал Артём.
        — Куда едем-то?  — спросил он через плечо, обращаясь к Даше.
        — Черт, я же забыла тебе назвать Дашкин адрес,  — встрепенулась Лера.
        — Так похоже на тебя,  — качнул Артём головой и демонстративно съехал в карман, когда она назвала улицу.  — Нам в другую сторону.
        — Нет, зачем,  — растерялась Лера.  — Можно же было по…
        — Может, ты сама сядешь за руль?
        — Хорошо, хорошо,  — подняла Лера руки, только чтобы с мужем не спорить. Дорога, которую он выбрал, ничем не выигрывала по сравнению с той, которую хотела предложить она. Лера точно это знала, ведь она моталась по этим улицам каждый день. Но что-то доказывать Артёму было себе дороже.
        Она отвернулась в окно и с какой-то выносимой тоской вспомнила того, кто всего несколько часов назад поцеловал её в висок на прощание. Провёл большим пальцем по её щеке и вышел из машины, ни слова не сказав.
        Глава 12
        Три дня прошли как в лихорадочном бреду.
        Лера словно завязала себя в тугой узелок и не позволяла ни о чём думать, кроме похорон. Кроме текущих дел, которые ожидаемо легли на Лерины плечи и требовали немедленного решения.
        Первый день она выслушивала маты мужа, который взялся её возить. И целый день разминала ногу, которой давила на несуществующую педаль тормоза на пассажирском месте: когда Артём злился, то очень опасно водил машину. А на следующий — Лера просто вывела из нового гаража свою машину и сама села за руль. Хоть дел и не уменьшилось, по крайней мере, никто не выносил ей мозг.
        Лера почти не запомнила отпевание. Как во сне обнимала маму на кладбище. В полной отключке смотрела, как опускали в могилу гроб. Не проронив ни слезинки, она словно пропустила мимо себя все три беспокойных дня. Цвета, запахи, звуки, эмоции — всё словно скрылось за плотной туманной завесой от Лериного восприятия. Но на поминках Лера вдруг очнулась.
        — А я думала, она померла давно,  — вывел Леру из оцепенения голос маминой глуховатой тётки, которую на похороны из деревни привёз внук, симпатичный серьёзный и взрослый. Бабка обратилась к нему, повысив голос: — Тётя Лиза из Ленинграда, представляешь, Виталик, ещё жива!
        Виталика слегка перекосило от того, как она заорала ему в ухо, а ещё потому, что звали его Виктор. Только бабка тридцать с лишним лет, с самого его рождения, считала, что это одно и то же.
        — Санкт-Петербург, МарьМихална,  — поправил он громко, намеренно назвав её по имени отчеству, и отвернулся к Дашке, которая всё же увязалась с ними до самых поминок и теперь сидела слева от него.
        — Да какая разница,  — махнула рукой женщина, теперь обращаясь к Лере.  — Как она там живёт?
        Лера вопросительно посмотрела на маму. Она же уже всё рассказала. И не раз, и даже не два. Каждому, буквально каждому родственнику, мама обязательно докладывала, что Лера ездила к тёте Лизе. Всех достижений которой, что она вышла замуж за грузина-краснодеревщика и уехала в Ленинград. Это произошло ещё до Лериного рождения и до переименования города обратно в Санкт-Петербург. Детей у них не было. Грузин её умер несколько лет назад. Вот и всё, что родственники знали о тёте Лизе, которую повезло навестить Лере.
        — Она живёт в пригороде,  — пояснила Лера в очередной раз.  — Не в самом Санкт-Петербурге. В Колпино.
        — Ой, да оно там езды-то!  — с удовольствием возразила мама, настолько посвящённая в подробности Лериной поездки, что бралась спорить.  — Для такого города, что этот час?
        — Мам, Питер не Москва,  — возразила Лера.  — Там живёт всего пять миллионов человек против двенадцати в столице. И площадь города почти в два раза меньше. Полторы тысячи квадратных километров против московских двух с половиной. Так что час езды — это приличное расстояние для Питера.
        — Откуда ты только всё это знаешь?  — подозрительно хмыкнула Дашка.
        Или Лере показалось, что подозрительно. Каждый раз, когда Лера снова и снова повторяла свой рассказ, каждый раз она мысленно облегчённо выдыхала, что на самом деле туда съездила. Пусть и пробыла там всего минут сорок. Но главное, что навестила она тётю Лизу и даже привезла в подарок деревянную шкатулку, сделанную в своё время тётиным мужем. Искусно украшенная орнаментом коробочка с крошечным синим камешком по центру угловатого цветка — единственное, что Лера достала из так и не разобранного до сих пор чемодана.
        Что бы она врала, и сколько бы пришлось врать, не сподвигни её Кирилл на эту поездку, страшно было и думать. Энциклопедическими знаниями, которыми Лера сейчас легко сыпала, тоже поделился с ней он.
        — Интернет тебе в помощь,  — улыбнулась она любопытной подруге.
        — Замуж она там заново не вышла?  — хохотнула МарьМихална, имея в виду тётю Лизу, конечно.
        И Лере стало даже обидно за эту интеллигентную скромную женщину, бережно хранящую память о своём муже. Даже за то недолгое время, что они общались, так и не притронувшись к принесённому Лерой торту, купленному по дороге, Лера почувствовала какую-то душевную близость с ней. Но сейчас она, конечно, не стала высказываться. Не время и не место. И родственников не выбирают. Зато прекрасно поняла, почему тётя Лиза уехала и ни с кем из них всю жизнь не общалась, избегая этих праздных вопросов и о своём замужестве, и о бездетности.
        — Где она только этого грузина-то нашла?  — высказалась МарьМихална снова, получив отрицательный ответ.  — Мы ведь думали поматросит он Лизку и бросит: вернётся девка, утирая сопли. А она, гляди ж ты, сколько с ним прожила.
        — Володька тоже Лерке говорил, чтобы не шла она за этого шайтан-батыра,  — вдруг подал голос папин старый друг дядя Наиль, уже находящийся в изрядном подпитии.  — А она вон вышла, и ведь сколько уже живут.
        Артём засмеялся громче всех.
        — Что, правда?  — наклонился он к Лере, но она не успела ответить.
        — Ну, давайте, за Володьку,  — поднял дядя Наиль рюмку, пока Лера то ли бледнела, то ли краснела от неожиданно вылезших подробностей её разговоров с отцом.  — Пусть земля ему будет пухом.
        Он выпил совсем по-русски, занюхав водку хлебушком, хотя на вид был татарин-татарином. Артёму пришлось поддержать его тост.
        — Так что там говорил на счёт меня твой отец?  — вспомнил он, когда все волнения этого дня остались позади.
        Он лежал в спальне навзничь, подложив руку под голову, и ждал, пока Лера выйдет из душа. Как она ни тянула, надеясь, что он уснёт, но алкоголь всегда вызывал в нём скорее повышенную активность, чем сонливость. А пил он на поминках много, поэтому её дождался.
        — Ничего особенного не говорил,  — нырнула Лера под одеяло.  — Просил не торопиться, подумать.
        — Так, я не понял,  — потянул он на себя Лерину майку.  — Это что? А это что?
        Кружево на трусиках натянулось, впиваясь в кожу.
        — Ты вообще мужа собираешься ублажать или как? Каталась где-то, каталась. Потом ладно, похороны, понимаю, но уже всё,  — он стягивал одеяло, за которое Лера пыталась цепляться.  — Пора бы и честь знать, яйца-то болят.
        — Точно, чуть про мужа не забыла,  — попыталась отшутиться Лера, загибая пальцы.  — Этому дала, этому дала, а муж остался не…
        — Продолжай,  — подтянул её к себе Артём, снимая с неё бельё и садясь в ногах. Лера даже с облегчением вздохнула, когда он подложил ей под поясницу подушку и лёг сверху, упираясь тем, что ещё полностью не встало, в лобковую кость.  — Кому ты там дала?
        — Да был один… директор,  — схватилась она руками за прутья кровати над головой.  — Затащил меня в люкс. Распластал вот так на кровати. Подушку под задницу.
        — Говори, говори,  — выдохнул Артём ей в ухо, активно двигаясь сверху, отчего Лера тоже начала заводиться.
        — И драл меня всю ночь,  — прошептала она, подстраиваясь под его движения,  — огромным толстым инструментом, которым сначала тёрся по всей длине…
        Артём делал в точности, что она говорила.
        — … а потом засунул медленно и любя, с каждым толчком двигаясь всё глубже и глубже, всё быстрее и быстрее.
        Она замолчала, закусив губу. Его было так много, но, по крайней мере, он не раздирал её на части, входя всё резче и сильнее. И Лера знала, что скоро и совсем перестанет это замечать. Она засунула руки под копчик, чтобы стало ещё выше и, сжимая ягодицы в такт движениям мужа, наконец, почувствовала, как внешние ощущения стали заслонять внутренние. Как горячее тепло стало разливаться по бёдрам и вверх по животу. И как в один воистину прекрасный момент судорогой прострелило всё тело и сознание затопило благодатное расслабление.
        Артём зарычал как раненый орк, сотрясая и кровать, и воздух, дёрнулся ещё пару раз и затих.
        О том, что не мужа Лера представила, когда благодарным глубоким поцелуем он приник к её губам, она не призналась бы и под страхом смертной казни.
        — Слушай, а Дашка снимает хату или это её хоромы?  — Артём парковался возле Лериного офиса, когда Дашка, пробегая мимо, помахала им рукой.
        После секса Артём обычно становился шёлковым на несколько дней. Даже Леру предложил подвести на работу. И она согласилась, благо, день у неё выдался полностью офисный.
        — Снимает, а что?  — отстегнула Лера ремень безопасности.
        — Просто я, когда чемодан заносил, обратил внимание, какая грязная и обшарпанная квартира. Но теперь понятно, раз снимает,  — смотрел Артём Дашке вслед.
        — Она и редко-то там бывает, чаще у парня своего живёт. До вечера!  — чмокнула его Лера в щёку.  — Спасибо!
        — Стоять,  — поймал он её за руку.  — Спасибо — и это всё?
        — Тём,  — посмотрела Лера на мужа укоризненно.
        — А поцеловать?  — посмотрел он жалостливо, но уже тянул её к себе. И впился в губы поцелуем горячим и страстным.
        Лера кое-как отбилась, когда он ещё и блузку стал расстёгивать.
        — Всё, всё, всё,  — открыла она дверь.  — До вечера. Не забудь вытащить курицу, а то останешься без ужина.
        Лера влетела в офис ровно в девять. И хоть их вроде никто строго не контролировал, Лера предпочитала не опаздывать. К тому же, замечала, как Дарья обычно смотрит на часы, кто бы из сотрудников, во сколько бы ни приходил, значит, ведёт учёт.
        — Ну, ты как, подруга?  — повернулась та от окна с пустой лейкой.
        — Лучше,  — бросила Лера сумку на стол и включила компьютер.
        — Всегда легче, когда уже в землю опустят. По себе знаю.
        — Новая блузка?  — оценила Лера яркую бирюзовую кофточку, когда Дарья прошла мимо неё.
        — Это пока ты ходила по своим скучным музеям. А что привезла ты? Магнитик, что купила в Пулково?
        — Не только. Ещё две новых сигары Артёму,  — улыбнулась Лера, потому что цвет Дашиной блузки напомнил ей трусы Неверова.
        Дарья хмыкнула и ушла в туалет за водой, а Лера всё улыбалась, вспоминая, как они с Кириллом выбирали эти сигары. И кедрового шпона он выторговал целый рулон.
        «Господи, сколько денег он потратил на меня за эту поездку,  — покачала она головой.  — Стыдись, Лера, стыдись». Но стыдно не было. В конце концов, она предлагала свои кровные, но он великодушно и категорично отказался.
        — С чего же начать?  — произнесла она со вздохом, уставилась в переполненную папку «входящие» и поймала себя на том, что ищет копию с ящика Неверова. Хоть новым его распоряжениям и неоткуда было взяться, ведь он собирался на эти дни остаться в Питере.
        — Прикольные у тебя родственники,  — отвлекла Леру Дарья, вернувшись на своё рабочее место.
        — Мне показалось, или ты уехала с поминок с Витьком?  — с интересом наблюдала Лера, как та начала перекладывать бумаги.
        — Ты хотела сказать с Виталиком?  — даже не подняла на неё взгляд подруга, что могло означать только одно — Лере не показалось.
        — Нет, Даша, его зовут Виктор. Он, кстати, давно разведён. И должность занимает неплохую. Из всех моих братьев-сестёр он вообще самый путёвый. И самый симпатичный,  — хитро улыбнулась Лера.
        — Ты мне его сватаешь что ли?  — посмотрела на неё исподлобья Дашка.
        — Что ты! Это так, для информации. Ты же сейчас начнёшь расспрашивать, так я тебе заранее весь анамнез.
        — С чего бы мне расспрашивать,  — хмыкнула та.  — Что зарабатывает неплохо, так по джипу видно. И по костюму. Бабка только эта ваша,  — Дарья сморщилась,  — блин, я его, как она, называла весь вечер Виталей.
        — Думаю, он привык, уже и внимания не обращает. Она его с детства упорно так зовёт.
        — Он, кстати, о муже твоём как-то так выразился…
        Дарья подняла глаза к потолку, припоминая, а Лера внутренне напряглась: «Что это ещё за «кстати»?»
        Да, у Вити с её мужем возник как-то конфликт. Лера с Артёмом тогда только расписались и ездили по родственникам знакомиться. Лера так поняла, что источник неприязни, как всегда у Артёма, заключался в банальной ревности. Хотя это и показалось Лере крайне глупым, муж пресёк все попытки Леры узнать подробности. А с Витей они не настолько близки, да и не в его характере это, чтобы с сестрой обсуждать её мужа.
        — В общем, суть в том, что он не такой, как кажется,  — снова уткнулась Дарья в монитор.  — Даже не так,  — она передумала и посмотрела на Леру,  — что ты думаешь о нём лучше, чем он есть.
        — Вот как?  — удивилась Лера её заявлению, но ещё больше тому, что Витя вдруг стал откровенничать про Артёма с Дарьей. Да и когда? Не при МарьМихалне же он делился.
        Но тут зазвонил рабочий телефон, Дарья сняла трубку, Лера занялась разбором почты, и как-то к этому разговору они больше и не возвращались. Работы накопилось много, девочки-медпреды весь день приезжали и приезжали, клиенты звонили и звонили, письма летели и летели.
        И только, когда Дашка после звонка абонента, разговор с которым она продолжила в коридоре, неожиданно заявила, что ей нужно уйти пораньше, у Леры появились прежние подозрения.
        Её рабочий стол стоял далеко от окна. Но в офисе уже никого, кроме неё, не осталось. И Леру чёрт дёрнул подойти и выглянуть на улицу, когда Дарья убежала.
        Знакомая машина проехала мимо здания как раз в этот момент. Не остановилась у крыльца, но Дашины каблучки застучали по тротуару в ту же сторону. К тому же дорога мимо их офиса заканчивалась тупиком, и буквально через несколько минут джип проехал обратно. Ярко-бирюзовое пятно на переднем сиденье подтвердило Лерины догадки.
        Она лишь покачала головой, возвращаясь за свой стол. Но Витя — мальчик взрослый, сам разберётся. Только то, что Даша так навязчиво лезла в Лерину жизнь, ей совсем не нравилось. Промелькнула какая-то смутная мысль об Артёме, но Лера её тут же отогнала.
        До конца рабочего дня оставалось всего несколько минут, когда вновь зазвонил весь день неумолкающий рабочий сотовый. «Да что же вам надо-то сегодня всем от меня?» — посмотрела Лера на код Москвы. Это явно по работе.
        — Алло,  — откинулась она на спинку стула, подавив тяжёлый вздох.
        — Доброе утро!  — сказал приятный мужской голос.
        Лера недовольно качнула головой: «Ох уж эти москвичи! Они проснулись, значит, у всех утро», а потом вдруг замерла, с запозданием, но всё же узнавая этот голос.
        — Валерия Владимировна?  — переспросил он.
        Лера открыла рот, но ничего не могла сказать.
        — Если я не вовремя, просто скажи: «Нет»,  — подсказал Кирилл, когда так и не дождался ответа.
        — Да,  — выдохнула она в трубку и закрыла глаза.
        — Ты можешь говорить?  — удивился он.
        — Да,  — улыбнулась Лера.
        — А другие слова знаешь?  — улыбнулся он в ответ.
        — А они нужны?
        — Да,  — засмеялся Кирилл.  — Хотя нет, можешь просто дышать, мне этого достаточно.
        Лера набрала воздуха в грудь, чтобы ответить, но на столе зазвонил личный сотовый.
        — Чёрт!  — выругалась она, увидев, что звонит муж, и потянулась к телефону.
        — Я подожду, ответь,  — предвосхитил Кирилл её просьбу.
        — Аллё,  — сказала она Артёму.
        — Я подъехал. Ты ещё долго?
        — Тём, я сегодня последняя, Дашка пораньше убежала. Сейчас всё закрою, поставлю на сигнализацию и выйду.
        — Тебе помочь? Подняться?
        — Нет, нет, я сама,  — отказалась Лера, наверное, излишне поспешно, но Артём, кажется, ничего не заметил.
        — Хорошо, тогда жду,  — ответил он спокойно и отключился.
        Лера выдохнула, проверила, выключила ли она телефон, а то с ней бывало — бросит трубку, а муж на том конце слушает, чем она занимается — и потом только поднесла к уху вторую.
        — Ты ещё здесь?
        — Конечно. Слышал, ты торопишься. Скажи, во сколько завтра позвонить?
        — А во сколько тебе удобно?
        — Я выезжаю на работу около восьми и где-то час стою в пробках. Если я позвоню в этот промежуток времени, пойдёт?
        — Да, вполне,  — теребила Лера бегунок молнии стоящей на столе сумки.
        — Ты вообще, как? Как похороны?
        — Вроде хорошо. Если хочешь, завтра тебе расскажу.
        — Хочу. Очень хочу,  — прошептал он.  — Тогда, до завтра?
        — До завтра,  — замерла Лера, ощущая, как все волосы на теле встали дыбом. И с облегчением выдохнула, когда Неверов первый нажал отбой.
        И какие-то доселе неизвестные ей инстинкты заставили Леру встать и пойти к входной двери. Она открыла её рывком и даже не удивилась, когда упёрлась в широкую грудь мужа.
        Глава 13
        «О, боги!  — отступила Лера, освобождая Артёму дорогу.  — Надеюсь, я не сказала ничего предосудительного».
        — Привет!  — улыбнулся Артём, словно сказал: «Сюрпри-и-из!».  — Как давно я у вас тут не был.
        — Здесь ничего и не изменилось,  — всем своим видом показывая, что она не специально заставляет его ждать, побежала Лера закрывать окна.
        И пока она поворачивала пластиковые ручки, задвигала жалюзи, приставляла к столам стулья, мешающие ей по дороге, Артём развалился в её кресле и со скучающим видом ковырялся в её сумке. В том, что в оба телефона, лежащие на столе, он уже заглянул, Лера даже не сомневалась.
        — А это что?  — удивился он, доставая вырезанный из рекламы кленовый лист.
        — Да делать было нечего,  — глянула Лера мельком и начала переобуваться с равнодушным видом, хотя сердце застучало в груди как там-там.  — Сидела, кромсала в гостинице.
        Артём покрутил лист в руках, почитал вслух про скидку на бананы, а потом равнодушно кинул в корзину.
        — Готова?  — он встал и задержался по пути у Дашкиного стола.
        — Почти,  — распихивала Лера телефоны, боролась с молнией на сумке. И пользуясь тем, что муж стоял к ней спиной, достала из урны и положила в нижний ящик стола выброшенный лист.
        — Дарья Поветкина, координатор отдела…  — читал Артём визитку, взяв верхнюю из стопки в пластиковой подставке.  — Ну и мудрёные же у вас должности. КАМы, продакты, медпреды. Написали бы просто — офис-менеджер.
        — Она не просто офис-менеджер,  — поясняла Лера, разыскивая офисные ключи, которые оказались в дальнем углу возле принтера.  — Она занимается административной поддержкой: организовывает командировки, оформляет договора, оплачивает счета, ведёт реестр документации отдела,  — открыла Лера дверь и улыбнулась тому, с каким кислым лицом Артём её слушал.  — Вперёд!
        — Как у вас всё сложно,  — с этими словами он вышел.
        — Мне тоже поначалу было сложно,  — Лера спускалась вслед за ним по лестнице.
        — Чёрт!  — обернулся Артём у машины, уже пискнув брелоком сигнализации.  — Я же курицу забыл достать. Может, тогда к маме?
        — Ну, к маме, так к маме,  — села Лера в машину, улыбаясь его жалобному выражению лица.  — Кстати, пока я тоже не забыла. Я завтра поеду сама, так что можешь с утра спать.
        — С кем ты разговаривала, когда я пришёл?  — спросил Артём, обнимая Леру за плечи, когда, поставив машину в гараж, они шли к маминому дому. Мама жила минутах в пяти ходьбы.
        — Да познакомилась с девочкой одной, ещё в прошлую поездку. Она из московского офиса,  — ответила Лера уверенно. Она ждала этот вопрос.  — В этот раз столкнулись с ней опять, разговорились про отца. А сегодня она звонила по работе, заодно и спросила, как дела.
        — Ясно. Как всё же много тебе звонят,  — то ли посочувствовал он, то ли высказал недовольство.
        — Да, сегодня вообще кое-как отбилась,  — просунула Лера свои пальцы в его ладонь.  — На следующей неделе лечу на Камчатку. Привезти тебе чего-нибудь? Сигары там вряд ли есть, а вот вяленая камбала, говорят, зачётная.
        — Если хочешь, привези, а вообще не обязательно. А надолго летишь?  — сжал он её руку.
        — Надо у Дашки спросить. Дня на три, кажется, или на четыре. Она билеты заказывала.
        — Жаль,  — вздохнул Артём.  — Я тоже на следующей неделе выдвигаюсь.
        — Как на следующей? Ты же говорил, к концу мая только уедешь. А день рождения?
        — Встречу в лесу с медведями,  — улыбнулся муж, набирая код на двери маминого подъезда.  — Мне не привыкать.
        — Надеюсь, связь там будет,  — вздохнула Лера.
        Если бы ей пришлось встречать свой день рождения в глухой тайге, она бы, наверное, расстроилась. А может, наоборот: хоть раз не пришлось бы стоять два дня на кухне. На праздники, положа руку на сердце, все приходили к ним вкусно пожрать.
        Сегодня Лере, благодаря забывчивости мужа, не пришлось готовить ужин. Они пошли к маме доедать то, что забрали со вчерашних поминок. Хоть Артём не хотел. С ужином или без, а маму Лера навестила бы в любом случае.
        — Мам, скажи, а МарьМихална ни у кого вчера не решила задержаться?
        Сидя на уютной маминой кухне, Лера листала альбом с фотографиями.
        Мама такая красивая. Папа такой молодой. Невозможно было не улыбаться, глядя на их счастливые лица, хотя видеть эти пожелтевшие снимки и грустно. Словно целая эпоха закончилась. Целая жизнь осталась позади. Навсегда. Жизнь, что её родители прожили в любви и согласии.
        В квартире ещё привычно пахло лекарствами. На столе стоял флакончик с корвалолом. В комнате, где Артём после ужина смотрел фильм, орал телевизор.
        — Да вроде к Ленке она собиралась,  — мама, уставшая, с опухшими от слёз глазами, выглядела потерянной. Нервно теребила платок, стараясь держаться, но то и дело вздыхала.
        — Так и осталась она её любимой невесткой,  — кивнула Лера, стараясь отвлечь маму разговором. Галю, мать Вити, вторую свою невестку, МарьМихална не любила. И даже после смерти сына охотнее общалась с его первой бывшей женой.
        Лера сделала однозначные выводы. Значит, Вите не пришлось везти бабку обратно в деревню за триста километров от города. Он отвёз её к Ленке, а сам поехал фестивалить с Дашкой.
        — А эту фотографию помнишь?  — ткнула мама в снимок.  — Тебе тут год, не больше. Это мы ездили на похороны деда Ефима.
        Конечно, Лера помнила. И эту фотографию, и все остальные, бережно вклеенные мамой в потёртый от времени альбом, но всё равно рассматривала с интересом.
        — А это кто? Справа от тебя?
        — Погоди, погоди,  — нацепила мама очки, пряча платок в рукав.  — А! Так это ж Наиль.
        — Дядя Наиль?!  — выпучила Лера глаза, не узнавая папиного друга.  — Они уже тогда дружили?
        — Ну, ты что! Они с армии не разлей вода,  — сняла мама очки и держала в руках.  — Наиль же из-за Вовки сюда и приехал. Да так и остался. Отец его на завод к себе пристроил. Язык бы только этому Наилю покороче, а так — золотой человек.
        — А что не так?  — удивилась Лера.
        — Как что?  — оглянулась мама на дверь и понизила голос.  — Давай на поминках откровенничать при Артёме. Да мало ли какую херню там отец ему по пьяни говорил, зачем вспоминать-то?
        — Да ничего он не сказал особенного,  — перевернула Лера страницу и улыбнулась.  — Ой, помню эту съёмку. Нас нарядили для фотосессии, а я наступила на подол платья и кружево оторвала, поэтому Анька везде стоит передо мной, чтобы закрывать прореху.
        — Если бы ты видела лицо своего мужа в этот момент, ты бы так не говорила,  — не поддержала мама разговор о платье. Потянулась к футляру, положила очки на место. Зло щёлкнула, закрывая.
        — Мам,  — посмотрела Лера строго.  — Ты прекрасно знаешь, что отцу Артём никогда не нравился.
        — Да уж, помню, как он тебя отговаривал замуж выходить.
        Лера мысленно усмехнулась. Интересно, что бы мама сказала, если бы знала, что отец до самой смерти не смирился с Лериным замужеством. Даже в последний их разговор и то сказал: «Дочь, решать, конечно, тебе. Но, если однажды ты будешь стоять перед выбором: уйти от него или остаться, и тебе будет нужен совет, помни, что я всегда был за «уйти».
        К горлу подступил ком — это был их с папой секрет. Глаза защипало, Лера тяжело вздохнула, но справилась со слезами.
        — Ты всегда была его любимицей. Ты кого бы ни выбрала, он бы отцу всё равно не хорош был,  — мамины губы задрожали, голос рванул в фальцет, но она тоже справилась.
        Встала, налила себе воды прямо из-под крана, выпила. Бухнула на плиту чайник.
        — Витька Артёма тоже вон невзлюбил. Что не поделили? Зыркали друг на друга, как два врага.
        Лера ничего такого на поминках не заметила. С удивлением, застывшим на лице, она смотрела, как мама щёлкнула ручкой горелки. Газ взметнулся синим пламенем, облизывая круглые металлические бока посудины.
        — Может, по работе что было,  — села мама на место.
        — По какой работе?  — сменилось непониманием Лерино удивление.
        — Так работали же они вместе.
        — Что значит вместе? Когда?  — отложила Лера альбом.
        — Ты не знала, что ли?  — мама развернула к себе альбом, но так и не открыла.  — Да вы уже тогда вроде сошлись,  — пожала она плечами,  — или, может, раньше? Они с Артёмом часто пересекались. Витина компания вроде как заказчиком выступала, а Артём со стороны субподрядчика работал. Или наоборот, я толком не помню.
        — А ты-то откуда это знаешь?
        — Оттуда,  — встала мама очередной раз, чтобы достать чашку.  — Я, в отличие тебя, с родственниками общаюсь, морду не ворочу. Чай будешь?
        — Нет. Ну, скажи мне тогда, раз ты такая общительная,  — улыбнулась Лера.  — Витя квартиру купил или снимает?
        — Здрасьте,  — всплеснула мама руками и снова села, прихватив с собой кружку с пакетиком чая внутри.  — Витя квартиру купил ещё хрен знает когда. Тогда у него кроме этой квартиры однокомнатной ничего и не было. Да и то, нашлась же эта Светка на его голову. Им он свою квартиру и оставил. Бывшей жене да дочке. И ушёл в чём был. Жил у Ленки в гараже всё лето.
        — А к матери почему не пошёл?
        Историю с разводом Лера помнила, но вот подробности что-то запамятовала.
        — У матери своя жизнь. Ему там некуда было. А может, стыдно — не знаю. А Ленка — добрая душа. Знаю только, что уже после развода он зарабатывать-то хорошо начал. Светка та поди все локти теперь искусала уже, а всё, поздно. Хотя деньги с него, стервочка, до сих пор тянет как бездонная бочка. Есть деньги — разрешает с ребёнком общаться, нет — пошёл нафиг, деньги неси.
        Лера с сомнением пожала плечами. Видела она ту Светку ещё до развода много раз. Ничего стервозного в ней не заметила. Обычная. В меру общительная, в меру симпатичная. Раньше была худенькой, после родов немного поправилась, но тоже умеренно. Улыбка у неё очень красивая. И вообще она приятная, располагающая. Но Лера плохое вообще редко видела в людях, поэтому с мамой спорить не стала.
        — То есть сейчас он квартиру снимает? Или новую купил?  — уточнила Лера.
        — А! Так новую недавно купил,  — махнула мама рукой.
        Чайник закипел, мама встала, выключила газ.
        — Ну вот с этого и надо было начинать,  — улыбнулась Лера. Нет для Даши более привлекательного качества в мужчине, чем собственная жилплощадь.  — А то «Здрасьте!», «С родственниками не общаешься!». Оно мне зачем, если я всё у тебя могу узнать?
        — А чего это ты Витькой-то вдруг заинтересовалась?  — подозрительно прищурилась мама и села за стол с дымящейся чашкой в руках.
        — Видела машину его сегодня возле своего офиса. Подозреваю, замутили они с Дашкой.
        — Вот с этой?  — показала мама пальцем в то место, где Дарья сидела относительно неё за столом. Мамины брови удивлённо уползли вверх, когда Лера кивнула.  — Слушай, до чего неприятная девица. Не знаю, как ты с ней дружишь.
        — Да никак, мам. Мы просто работаем вместе.
        — А ей, похоже, везде свой нос сунуть надо. На отпевании я её что-то не заметила, не до того мне было. А вот на поминках обратила внимание. Значит, Витьку нашего взяла в оборот? То-то она с ним всё курить выходила.
        — А, может, это Витька её, в оборот взял,  — улыбнулась Лера.  — Он, может, только с виду скромняга, серьёзный да молчаливый. В таких тихих, знаешь, какие черти водятся!
        — Таким тихим обычно нравятся вот такие пустые и жадные финтифлюшки. Бывшая жена вон до сих пор, как липку обдирает. И дочь так же воспитывает. Та только звонит: «Папа купи. Папа дай»,  — изобразила мама капризного ребёнка и как накликала.
        В дверь позвонили, за ней слышался звонкий голосок старшей Лериной племянницы Миланы.
        — Мам, Витькиной Диане уже лет десять, а ты всё вспоминаешь её маленькой.
        — Так я её с той поры и не видела,  — подскочила мама и тяжело вздохнула.  — Анька. Явилась не запылилась.
        — Бабуля, сматли что я тибе налисовала,  — с порога протянула четырёхлетняя Милана рисунок.
        — Ты ж моя умница,  — присела перед ней бабушка.  — Спасибо! Где была?
        — В садики. Потом у папи,  — разувалась девочка.  — Потом мама меня забьяла.
        — Не у папи, а у папы,  — поправила дочь Аня, пока Лера брала у сестры её вторую малышку.
        — Привет, Веточка-конфеточка,  — сюсюкала Лера, пока Анька разувалась.
        Годовалая Виолетта счастливо улыбнулась и тут же потянула ручки к маме.
        Обе Анькины девочки, светленькие, голубоглазые, были как две капли воды похожи на мать и на бабушку. Лера пошла совсем не в их породу, в отца.
        — Привет,  — вышел поздороваться Артём.
        Он встал, подперев плечом стену, и когда Лера отдала малышку, и началась вся эта суета с бегающей Миланой и вопящей Виолетой, шепнул:
        — Пойдём домой, а?
        Уже дома, на диване перед телевизором, он обратился к Лере, лежащей у него на плече:
        — Не могу сказать, что я не люблю детей, но твои племянницы меня дико раздражают.
        — А как с ними мама устаёт,  — вздохнула Лера.  — И Аньке бесполезно говорить, что маме сейчас не нужны ни эта суета, ни шум. Тяжело ей, покоя хочется, выплакаться в тишине. Аня же считает, что маме будет не так тоскливо, если она на детей будет отвлекаться.
        — А знаешь что? Может, нам пора уже завести своих?
        — Ты надумал насчёт обследования?  — насторожилась Лера.
        — Надумал. Насмотрелся на Анькиных спиногрызок за эти дни и решил, что пора.
        — Надо тогда звонить, записываться.
        — Записывайся. Насколько сестра тебя младше? На четыре года?  — он покачал головой.  — И беременеет, как кошка, от каждого встречного.
        — Да, я не кошка,  — усмехнулась Лера.  — Хотя, если бы от каждого встречного, может, и я бы смогла. Надо попробовать.
        — Я тебе попробую,  — стиснул муж Лерину шею в сгибе локтя, легонько, но ощутимо. Шутки на эту тему Артём не выносил. Но и Лере не нравилось, что он каждый раз предъявлял ей плодовитость сестры как упрёк.
        — Артём!  — упёрлась Лера в него рукой и закашлялась.  — Прекрати!
        Она упёрлась ещё сильнее, но муж лишь усилил захват. Вырвалась она, только тогда, когда Артём сам её отпустил.
        — Терпеть не могу, когда ты так делаешь,  — подскочила Лера с дивана и ушла, хлопнув дверью.
        «Достали эти его армейские замашки»,  — бегала она по комнате, в которой планировалась детская, но пока её использовали в качестве гардероба. Зло выхватывая из чемодана вещи, Лера что-то бросала в корзину для стирки, что-то, так и ненадёванное, вешала обратно на плечики, что-то откладывала для намечающейся следующей поездки.
        Дойдя до мятой футболки, в которой ей пришлось провести почти сутки, она остановилась, расправила её, увидела пятно от брызнувшего масла, и сердце сжалось такой тоской, что хоть плачь. Лера села на маленький диванчик и прижала её к лицу. Казалось, она ещё пахнет и жареным мясом, и беконом, и Питером.
        — Лер,  — прозвучал взволнованный голос мужа совсем рядом.  — Лер, прости меня.
        Он встал рядом с ней на колени и обнял.
        — Прости, я знаю, что бываю грубоват,  — погладил он её по голове, прижимая к плечу вместе с зажатой в руках футболкой.  — Но я не хотел тебя обидеть.
        — Грубоват?!  — отпрянула она, чтобы заглянуть мужу в глаза.  — Ты называешь это «грубоват»? Ты же насилуешь меня, как лошадь в стойле, только что за поводья не привязываешь. Трахаешь, как последнюю рабыню. И ходишь потом неделю довольный, а я неделю не могу ни сидеть, ни пописать так, чтобы не взвыть от боли.
        — Нет,  — недоверчиво покачал он головой.
        — Да, Артём,  — смотрела Лера на него упрямо.  — Только не говори, что ты не знал. Что я никогда не просила тебя быть осторожнее. Что ты не чувствуешь, что во мне с трудом помещаются твои сантиметры. Не видишь кровь. Не понимаешь, как это больно. Нет?
        — Лера,  — Артём сел на пол, привалившись к дивану спиной. Потёр лоб.  — Да, я догадываюсь. Но мы уже говорили об этом. Я не могу по-другому.
        — Нет, ты можешь. Просто тебе по-другому не нравится. Не те ощущения.
        Она взмахнула руками и скрестила их на груди, откинувшись к спинке.
        — Да, мне не нравится,  — повернулся муж.  — И, ты помнишь, я пытался. Но у меня не встаёт, если нежно, постепенно, аккуратно. Даже если я так начинаю, то потом всё равно не могу себя контролировать.
        — Ты не можешь,  — она развела руками.  — Да, не можешь. И мне проще раз в неделю потерпеть, зато будет, как ты хочешь. О каких детях мы тогда говорим, Артём? Меня же гинеколог заставит заявление в полицию отнести, стоит мне залезть в таком виде на кресло.
        — Мне-то что делать, раз такой вырос?! Я же не могу половину отрезать!  — он тяжело вздохнул, упёрся головой в руку.  — Лер, клянусь, я не виноват. Я не умею на полшишечки.
        Голова Артёма легла Лере на колени.
        — Я люблю тебя. Ты нужна мне. Я хочу наших детей. Но я не знаю, как быть.
        Лера вздохнула и взъерошила его волосы. Да, они это уже проходили. Не первый раз проходили. С обезболивающими смазками, с выбором поз, в которых им обоим более-менее нравилось. С надеждой, что со временем у неё всё растянется под его размер и станет проще. Но время проходило, в ней не становилось просторнее, и Артём всё равно возвращался к тому виду сексуального поведения, который устраивал его. А Лера смирялась, как с неизбежным. И терпела, терпела, терпела…
        Иногда она доходила до такого отчаяния, что на языке крутилось предложение, чтобы он нашёл себе женщину, которая ему подходит. Лера даже не будет против, если местом встреч они сделают их дом. Но так ни разу это предложение и не озвучила.
        Глядя бессонными ночами в потолок, она представляла, как муж будет приводить домой девицу, укладывать её на их кровать, как эта баба будет визжать от наслаждения, а Артём шлёпать её по целлюлитной заднице и кричать: «Йя, яй, зер гуд! Натюрлих!» Лере становилось смешно. А потом, как это обычно бывает во время ночных бдений, ей начинало казаться, что она и сама так сможет. Чем она хуже? Зачем ему эта целлюлитная? И следующий секс уже не казался ей таким уж и страшным.
        «Может, и правда я слишком зажимаюсь?  — поцеловала она его в висок.  — После вчерашнего я же чувствую себя отлично».
        — Я тоже люблю тебя, Тём. И с подушкой мне совсем не больно.
        — Пойдём с подушкой?  — поднял он голову.  — С утра безумно тебя хочу.
        — Неожиданно. Второй день подряд?
        Лера встала, но Артём поднял её на руки и отнёс в спальню.
        — Сам в шоке. Давай, сделаем маленького.
        Он нежно-нежно целовал её в шею, раздевая. И это был, пожалуй, лучший секс за всю их совместную жизнь.
        Глава 14
        Многое изменилось с того дня, как Артём решил, что им с Лерой нужен ребёнок. Неизменным к концу дождливого душного августа осталось одно: Лера так и не забеременела.
        Она припарковала машину в подворотне возле Перинатального центра, где они с Артёмом проходили обследование, потянулась к телефону и чуть его не выронила, когда он зазвонил.
        Звонок раздался неожиданно.
        Снова неожиданно. Всегда неожиданно. Хотя Лера держала телефон в руке, смотрела на него, ждала этого звонка, но всё равно вздрогнула. Знакомый номер. Она уверенно нажала «ответить».
        — Алло? Лер?  — первым спросил Кирилл в трубку, потому что Лера промолчала. Потому что слушала его голос, его дыхание, звуки музыки в салоне его машины.
        Она знала: у него кожаный коричневый салон с декором из натурального эбонитового дерева. А на пассажирском сиденье пятно от кетчупа, потому что он пытался есть на ходу, когда раздался телефонный звонок, на который он не мог не ответить, бросил хот-дог и… вот.
        Лера узнала о Кирилле так много за эти четыре месяца ежедневного общения и о себе рассказала не меньше.
        — Привет!  — она сползла пониже на спинку сиденья машины, потому что знала, что разговор будет долгий и единственный на сегодня. Когда возвращался Артём, Лера могла разговаривать с Кириллом только в обеденный перерыв.
        В открытое окно врывалось настроение города: запах выпечки из ближайшего кафе, звуки проезжавших мимо машин, музыка и гомон из детского парка через дорогу. Ещё стояло лето, но в холодном ветре, в шуме крон уставших тополей, в тяжести сырого воздуха уже ощущалась осень.
        — Привет,  — облегчённо выдохнул Кирилл.  — Как ты сегодня?
        — Нормально,  — слегка преуменьшила Лера состояние своих дел. Потому что не хотела слишком откровенно радоваться. Потому что боялась сглазить, настолько сегодня всё было хорошо. Она проснулась счастливая, она неслась на работу, она порхала по офису. Сегодня подтвердили, что в сентябре она летит в Барселону. И это буквально через пару недель.
        Лера вытянула вперёд руку. Рука тряслась как у алкоголика. Они встретятся.
        — Мы же встретимся? В Барселоне?  — на всякий случай уточнила Лера.
        — Нет,  — ответил Кирилл, и, до того, как её сердце упало и разбилось, добавил: — Мы встретимся раньше. В Москве.
        — Ну и кто ты после этого?  — выдохнула Лера с облегчением и улыбнулась.
        — Я руководитель фармасьютикалз дивизиона, которому нечего делать на вашем тренинге,  — улыбался Кирилл.  — Совещание с аналитиками — ещё куда ни шло, но тренинг… это без меня.
        — Ты будешь на совещании?  — спросила она, хотя вопрос: «Тебя не будет в Барселоне?!» и возник первым, и звучал куда актуальнее.
        — А ты не хочешь меня там видеть?
        — Я же буду волноваться, Кирилл.
        — Ты и так, и так будешь волноваться. Со мной или без меня. Но ты летишь на день раньше, чем все твои медпреды, знаешь почему?
        — Потому что у меня совещание с аналитиками?
        — Потому что я буду встречать тебя в аэропорту.
        Лера замерла. Стук её сердца сейчас заглушал все звуки во вселенной, и у неё не хватало слов, чтобы выразить… но что? Бесконечную радость или всё же панический ужас?
        — Не понял, где бурный восторг? Я, можно сказать, превысил свои полномочия, чтобы вырвать тебя из лап твоего десантника на день раньше, и не заслужил даже громогласного «ура»?
        — Ура,  — сказала Лера тихо.  — Ты опять рискуешь? Тебе мало выговора за то, что на должность менеджера по работе с ключевыми клиентами ты запросил требование — высшее фармацевтическое образование?
        — Было бы у тебя экономическое, я бы запросил его. И это был не выговор, а так, замечание. И то, что ЭчАры нажаловались и выступали против твоей кандидатуры, потому что у тебя было маловато опыта, так я нашёл железные контраргументы. И лучше тебе не знать какие, иначе собиралась бы ты сейчас не в Барсу, а в Красноярск.
        — Я только что из Новосибирска,  — выдохнула она тяжело.  — Спасибо!
        — Наконец-то!  — сказал Кирилл с чувством.  — Я дождался «спасибо»!
        — Кирилл, я боюсь.
        — Чего ты боишься, Лер? Или кого? Меня? Мужа?
        — Всего,  — вздохнула она.  — Артём что-то на удивление спокойно стал относиться и к моим бесконечным командировками, и к задержкам на работе. Может, осознал, что деньги просто так нигде не платят. Может, повзрослел, конечно. Но я не верю ни в первое, ни во второе, и сама не знаю, чего боюсь.
        — Ничего не бойся,  — ответил Кирилл уверенно. И его спокойный тон, и сам голос уже подействовали на Леру ободряюще.
        — Как там моя подруга Даша, с которой у меня до сих пор бурный роман в эпистолярном жанре?
        Лера улыбнулась.
        — Сегодня зла, как никогда. Но, чтобы ты знал, это всё не потому, что она не едет с нами на тренинги. Не потому, что мы впятером летим заграницу, а она — нет. Всё из-за тебя. Ты очень расстроился, что вы не встретитесь. Разозлился так, что и её разозлил и даже уволил свою секретаршу. У тебя, кстати, есть секретарша?
        — Целых две,  — хмыкнул он.  — И за что я одну из них уволил?
        — Подготовила не те документы и вообще всё время тупит.
        — Хм,  — он задумался.  — И правда что ли уволить? Хотя нет, переведу-ка я её, пожалуй, в общий отдел. Пусть тупит там.
        — Что, правда?
        — А почему нет? Беспокоит меня эта Даша. Не в меру настырная девица. И ведь до чего последовательна в своём вранье.
        — Ну, не знаю, не знаю, враньё ли это. Я свечку не держала. А вот содержимое бара, шампунь, мыло и прочие тапочки из твоего люкса видела.
        — Поверь мне на слово: меня в том номере с ней не было,  — засмеялся Кирилл.  — У меня большой опыт в отваживании похотливых девиц.
        — Да, да,  — засмеялась Лера в ответ,  — у тебя же их целый фармасьютикалз дивизион.
        — Но зато теперь я знаю, как эта Даша попала в люкс. Я поднял счета из отеля, когда ты сказала, что у неё столько «доказательств». Мини-бар входил в стоимость номера, тапочки тоже одноразовые, а вот разбитый стакан, недостающие халат и полотенце включили в счёт.
        — Кирилл, для меня это неважно.
        — А для меня важно, Лер. С некоторых пор я вообще очень подозрительный.
        — Я думаю, она просто стащила всё это с тележки горничной.
        — Если бы. Я просто знаю, насколько эти сетевые отели дорожат такими крупными клиентами, как наша компаниями. Я халат не крал. Стаканы стояли целые. И сам отель мне лишнего не приписал бы.
        — Может, горничная? Или садовник?  — улыбнулась Лера. Её забавляло, что Неверов целое расследование затеял и отнёсся так серьёзно к Дашкиной лжи. Настолько беспокоился о своей репутации? Или что? Лера не понимала.
        — Помнишь девицу, вместе с которой твоя Дарья познакомилась с иностранцами?  — вывел Кирилл Леру из раздумий.
        — В лицо не запомнила, но твои слова — да.
        — Так вот, я на неё тут нечаянно наткнулся и всё понял. Эта Люся, или Люси, как она представилась в Эрмитаже, офис-менеджер из центрального московского офиса.
        — Тоже офис-менеджер? А, ну точно! Их же в Питере всех потому и собирали, что для «офисов» отдельный тренинг был.
        — Да, да,  — снова улыбнулся он.  — И в Эрмитаже я ей лично в руки отдал ключ от своего люкса, потому что вечно забываю их сдавать. Чемодан у меня был с собой, а ключ я нечаянно прихватил. Номер был оплачен до утра, я улетел. Думаю, они там с твоей Дашкой и бухали.
        — С иностранцами?
        — Валерия Владимировна! Я свечку не держал,  — произнёс он с укоризной.  — Но судя по рассказам твоей Дашки, со мной.
        — Точно,  — стукнула она себя ладонью по лбу,  — это же ты для всех улетел и был в Кёльне. А сам огородами прокрался обратно. Значит, это от Люси до сих пор Дашка про тебя всё так подробно узнаёт?
        — Скорее, от ей подруги, той самой моей «тупой» секретарши.
        И столько злорадства прозвучало в его голосе, что Лера поняла: уволит. Точно уволит! И, видимо, обеих.
        Лера увидела прилипший к подошве лист и стряхнула его, приоткрыв дверь.
        — Ты в машине?  — неожиданно встрепенулся Кирилл, услышав хлопающий звук.  — Видеорегистратор отключила?
        — Чёрт, опять забыла,  — потянулась Лера к приборчику на лобовом стекле, который кроме картинки записывал и звук. Ей это и в голову не приходило, что записи с их разговорами в машине можно послушать, пока однажды её не спросил о регистраторе Кирилл.  — Всё. Отключила.
        — Умница. Если надо, могу тебе и об этом напоминать.
        — Напоминай,  — улыбнулась Лера. Он и так каждый раз спрашивал, отключила ли она утюг, замкнула ли дверь, убрала ли в холодильник суп. Лера сама его к этому приучила, умиляя своей рассеянностью и пугая возгласами посреди разговора: «Чёрт! Забыла на почту зайти!»
        А время летело неумолимо.
        Они словно ни о чём и не поговорили. Так, немного о Лериной прошлой командировке. Она не любила жаловаться, но, когда по прилёту едешь на встречу, не успев принять душ, а возвращаешься, увидев город только из окна такси, устаёшь неимоверно. И она поделилась этим. Кирилл показал йоркширского терьера, которого он купил маме — на снимке щенок казался таким большим и таким серьёзным. Обсудили Аньку, бросившую обоих мужей ради очередного романа. Лера вздохнула, что мама пока так и грустит, часто плачет, даже на работе. Кирилл посетовал, что в Штутгарте начался первый тур Бундеслиги, чемпионата Германии по футболу. А он не попал на матч в Мерседес-Бенс-Арену, хотя жил совсем рядом в Хилтоне. Казалось, слышал даже крики болельщиков со стадиона, но работы было столько, что он и из гостиницы не выходил.
        — И даже СПА не посетил?  — спросила Лера иронично, уже зная о его страсти к отельным СПА-салонам и фитнес-залам.
        — Посетил,  — довольным голосом протянул Кирилл.  — Даже в биосауне посидел.
        Он замолчал. И Лера по едва уловимым шорохам знала почему: или перестраивается, или сложная ситуация на дороге, или уже паркуется.
        — Я приехал,  — грустно подтвердил Кирилл её догадку.
        Лера в смятении посмотрела на часы — даже не верилось, что прошёл час.
        — Хорошего дня,  — ответила она.
        — Жаль, что не могу сказать до вечера. Я невыносимо скучаю по твоему голосу.
        — Не выдумывай,  — отмахнулась Лера. Хотя чувствовала то же самое — пронзительное желание слышать его голос, его дыхание на том конце трубки двадцать четыре часа в сутки.
        — До завтра?
        — Как всегда.
        Он отключился. Как всегда, первый. Как всегда, оставив после себя щемящую пустоту, которая не заполнялась ничем другим, кроме следующего его звонка.
        Они начали общаться с робких пятнадцати минут, потом им стало мало часа, потом они стали созваниваться по несколько раз за день. Иногда, чтобы просто сказать друг другу пару слов.
        — Я смертельно устал!  — падал Кирилл ничком на кровать, освещаемую огнями одного ночного города.
        — Хочешь, расскажу тебе на ночь сказку?  — отвечала Лера, суетясь с утра на кухне другого.
        Она слушала, как Кирилл сопел, заснув ещё до того, как Красная Шапочка встретилась с господином Серым Волком, и тихонько отключалась.
        Если была возможность, иногда Кирилл выходил на видеосвязь. Даже устраивал для Леры целые экскурсии, например, из дома деда, или показывал воду в каналах Венеции. И бутылочная зелень Гранд-канала была Лере не менее интересна, чем первые огурцы у деда в теплице.
        Лера стёрла его звонок из памяти телефона и завела машину.
        Иногда они говорили в машине, иногда она просто бродила по улице, показывая ему город. Иногда садилась в каком-нибудь кафе. Лето, солнце, зелень, жара, Кирилл — это стало неотделимо. Это стало тайной. И трещиной в фундаменте её замужества. Лера не сомневалась: рано или поздно, она обязательно расползётся. Но будет ли это фатально, как землетрясение или потоп, или удастся отделать косметическим ремонтом здания и зацементировать её навсегда — теперь зависело от этой встречи в Москве.
        — Скажи, куда ты ездишь каждый день в одно и то же время?  — встретила её в офисе озлобленная на весь мир Дашка.
        — У меня законный час на обед. Разве я должна отчитываться, где его провожу?  — миролюбиво пожала плечами Лера и прошла мимо Дарьи на своё место.
        — Я пыталась тебе дозвониться и на личный, и на рабочий, но один был всё время занят, а второй ты не взяла.
        — Что-то срочное?  — Лера бросила на стол сумку.
        — С кем ты всё время треплешься?  — не удосужилась ответить офис-менеджер, продолжая свой допрос.
        Лера прошла мимо Дашки в обратную сторону.
        — Я же предупреждала, что отключаю телефоны. Просто личный выдаёт такой сигнал, как будто он всё время занят,  — всё так же дружелюбно пояснила Лера, открывая входную дверь.
        Но, намыливая в туалете руки, подумала, что координатор их отдела Дарья Поветкина явно запрашивала распечатку Лериных служебных звонков. И, судя по её недовольству и настойчивым вопросам, ничего не обнаружила в ней подозрительного. Что неудивительно: ведь они с Кириллом говорили по личному номеру. Но то, что Даша так настойчиво интересовалась всем, что касалось Леры, саму Леру уже стало изрядно беспокоить.
        О том, что её пронырливая «подруга» может запросить распечатку рабочих звонков, Леру тоже предупредил Кирилл. О том, что координатор может вывести отчёт о передвижении рабочей машины, Лера догадалась сама. Поэтому выбирала для парковки места, которые могла в случае чего объяснить. В случае чего. Потому что оправдываться и делиться с офис-менеджером подробностями своей личной жизни она больше не собиралась.
        — Что же это за секретность такая, что ты уезжаешь в одно и то же время, отключаешь все телефоны и молчишь?  — продолжала настаивать Даша, когда Лера вернулась.
        — Я же не спрашиваю тебя: с кем ты выходишь говорить,  — возразила Лера мягко.  — Откуда возвращаешься с утра во вчерашней одежде? И что отвечать Валере, когда он приезжает встретить тебя после работы, а тебя уже нет?
        Лера только протянула руку к мышке и уже поняла, что Даша полазила и в её компьютере.
        — Валере?!  — испуганно уставилась та на Леру.  — А когда он приезжал? Он мне даже ничего не сказал. А почему ты мне ничего не сказала?
        — А что я должна была тебе сказать?
        Лера открыла историю просмотров браузера. Чёрт! Когда Кирилл был в Венеции, она читала про Венецию, когда в Кёльне — про Кёльн. Даже местоположение дома деда она нашла на гугл-картах и рассматривала его со спутника. Последним запросом был Штутгарт, из которого Кирилл прилетел вчера. Если очень постараться, то нетрудно связать рабочий график Неверова с запросами Лериного поисковика, а Даша, упорствуя в своём виртуальном романе с ним, знала про Неверова многое, в том числе и географию его поездок.
        — Как минимум, что Валера приезжал,  — фыркнула Дарья, швырнув на стол бумаги.  — Подруга называется.
        — Даш, откуда же я знала, что вы не обсудили это недоразумение? Я только не пойму, зачем ты парню мозги пудришь. Там у тебя Неверов,  — у Леры даже получилось не улыбнуться.  — Здесь у тебя Витя. Валера тебе зачем?
        — Сука он!  — одним движением Дашка сбросила со стола бумаги прямо под ноги вошедшей девушке.  — Привет, Кать! Поговорим ещё про Витю,  — зло сверкнула Дашка глазами на Леру,  — так и знала, что он не удержится похвастаться сестре.
        «Господи, было бы чем хвастаться»,  — покачала Лера головой.
        Рассмотрев в подробностях отель Хилтон Гарден Инн в Штутгарте, Лера почистила историю браузера, сменила пароль и занялась отчётом, который ей ещё предстояло подготовить к поездке в Барселону.
        Это только со стороны кажется, что едет Лера отдыхать — солнечный сентябрь, ещё тёплое море, Европа, столица Каталонии. На самом деле это была работа. Тяжёлая, изнуряющая, требующая постоянного напряжения работа.
        Для менеджера по работе с ключевыми клиентами, кем теперь Лера являлась, её профессиональные навыки, которыми она обязана была обладать для достижения бизнес-целей компании, стали очень объёмны. А обязанности и того больше: планы Sell-Out (поступление в аптеки), планы Off-take (продажи из аптек), развитие стратегических партнёрских отношений с клиентами, навыки переговоров, анализ потенциала территории, оценка рисков и их нивелирование, эффективность использования бюджета и т. д. и т. п. Поэтому к семинару Лере поручили подготовить презентацию по развитию территории или по какой-либо из best practik по увеличению продаж. Осталось только выбрать по какой и, собственно, подготовить.
        — Лера, к тебе!  — крикнула Даша, открывая дверь в пустующий кабинет.
        Лера так заработалась, что и не заметила своего преподавателя английского.
        — Проходите, проходите,  — кивнула ей Лера, здороваясь.  — Я иду.
        Эта миловидная девушка, приходящая три раза в неделю в офис, тоже стала предметом лютой Дашкиной зависти. Хоть Дарья сама и настояла, но её расчёт состоял в том, чтобы нанять преподавателя Лере, а заниматься вдвоём. Но преподаватель резко возразила против второго ученика, отказавшись даже от доплаты.
        Дашка вроде пошла на английские курсы сама, презрительно высказываясь, что эта «студенточка» учит слабенько. Но Лера с грехом пополам уже могла даже ответить на международный звонок, а Даша дальше нескольких избитых фраз, судя по всему, пока не ушла.
        — Нет, нет, брат женился, а не вышел замуж,  — поправила Леру преподаватель, когда, составляя очередную фразу о родственниках, Лера вдруг подумала о Вите.
        «Ведь действительно, он же — мой брат! Почему бы не поговорить с ним и о Дашке? Да и об Артёме заодно». Хоть это было и не её дело и, возможно, Лера и сама не сможет сказать Вите ничего плохого, но почему бы просто не пригласить его в гости? А там как получится.
        — Мам, а ты знаешь, как связаться с Витькой?
        Лера сидела в зале, единственной комнате, в которой было свободное место от игрушек, горшков и детских вещей, но заваленной другими бесценностями — мамиными воспоминаниями.
        Старые письма, папина кружка, фотографии, теперь вытащенные из альбома и разложенные на гладкой поверхности большого журнального стола, стали неотъемлемой частью маминого досуга. Всё время, что она не работала, не готовила и не возилась с внучками, она посвящала перекладыванию своих сокровищ и самоедству.
        — Где-то был у меня телефон,  — встала она и пошла вдоль мебельной стенки, заглядывая в ящики.  — Отец просил, чтобы Витя приехал. Поговорить с ним, попрощаться. Я у МарьМихалны и узнала.
        — Он приезжал?
        — Приезжал,  — грустно повесила мама голову и вздохнула.  — Полдня с отцом провёл.
        — Что-то ты даже не рассказала,  — удивилась Лера, переписывая номер с маминой записной книжки в телефон.
        — Не рассказала, Лерочка, не рассказала,  — устало опустилась она рядом с дочерью на диван.  — Меня и дома-то не было толком. Я же всё работала, всё норовила уход отцу получше обеспечить, всё от дома старалась подальше, пока он болел.
        — Мам, ну, зачем ты опять?  — вздохнула Лера. Она протянула к ней руки, обнять, когда мамины губы затряслись, и она достала свой неизменный мятый платок из рукава и прижала к глазам.  — Вот зачем ты себя изводишь?
        — А как не изводить? Как?  — плакала на её плече мама.  — Виновата я перед ним. Он, наверное, думал, глаза бы мои его не видели. Думал, что смерти я его жду.
        — Господи, мама, да что ты такое говоришь,  — гладила её по спине Лера, вытирая свои слёзы.  — Никогда он так не думал. Никогда. Наоборот, переживал, что стал тебе обузой. Не казни ты себя за то, чего не было.
        Но, как и все предыдущие разы, толку от Лериных слов не было. Мама успокаивалась, чтобы завтра начать эту песню сначала.
        Глава 15
        В центральном зале аэропорта было шумно. Хоть время летних и отпусков закончилось, а людей много. Снуют туда-сюда с чемоданами, с колясками, с озабоченными лицами. Пьют кофе из автоматов, толкаются у сувенирных ларьков, прощаются, держа в руках посадочные талоны.
        Лера тоже прошла регистрацию на свой рейс до Москвы и ждала приглашения на посадку, давая последние наставления мужу.
        — Артём, ты хоть заходи к маме, пока меня не будет,  — погладила она футболку на его широкой груди.
        — Лер, не могу я,  — дёрнул головой Артём, словно прогонял навязчивую муху.  — Ты же знаешь, не выношу я женские слёзы, а твоя мама, что ни скажи — ревёт.
        — Я уже думаю, может, к психологу её отправить. Сама не пойдёт, так за руку поведу. Приеду, наверно, займусь.
        — Не выдумывай. Какой психолог. Обычно она себя ведёт. Скорбит, скучает. Скажи мне лучше, месячные у тебя начались?
        — Артём!  — испуганно оглянулась Лера в многолюдном зале.  — Давай, здесь не будем это обсуждать. Да и рано ещё.
        — А где будем?  — усмехнулся он.  — Ты тест сделала? Я просил.
        — Сделала. Отрицательный,  — вздохнула Лера.
        — А где он?
        — В ванне лежит. Говорю тебе, рано,  — она понизила голос до шёпота. На самом деле — нет, не рано. В этом месяце она опять не забеременела, но не стала нагнетать их и без того непростые отношения с мужем перед отлётом.  — Овуляция вот только прошла.
        — Ничего себе вот только,  — возмутился он.  — Я уже и забыл, когда это было.
        Объявили посадку. И Лера даже вздохнула с облегчением. Говорить о зачатии ребёнка ещё и на людях совсем не хотелось.
        С тех пор, как доктор сказал, что нет у них никаких проблем со здоровьем (спермограмма Артёма — хоть в учебник помещай, и у Леры, кроме небольшой эрозии ничего не нашли, даже банального герпеса), у Артёма появилась новая навязчивая идея — зачатие наследника. Они перешли на какой-то новый этап отношений. Полицейский. Регламентированный.
        И секс стал академическим, как балет. С соблюдением всех классических поз, только именно солистке опять достались самые замысловатые и сложные па. И фуэте крутить опять приходилось только Лере. Особенно после того, как доктор посоветовал Артёму обращаться с женой бережнее.
        Муж беспрекословно послушался и ушёл в другую крайность, когда важнее стал результат, а не процесс. Теперь он подсовывал свои двадцать пять сантиметров Лере под нос, а потом, помогая себе сам, тыкался в неё, как слепой котёнок, перед самым завершением.
        И третий месяц ходил за ней с тестами на овуляцию, а потом на беременность. Вёл учёт, отмечал дни в календаре. Артём даже график своих командировок изменил так, чтобы самую нужную неделю быть в полной боевой доступности. К счастью, Лерины командировки пока не выпали на эти «нужные» дни. Она серьёзно опасалась, что муж запретит ей работать, если придётся выбирать между ребёнком и работой. Но забеременеть боялась ещё больше.
        Сухо, с тяжёлым вздохом, Артём поцеловал жену на прощанье.
        — Ну, давай, отдохнуть там тебе хорошо. За двоих,  — улыбнулся он.
        — Ты не возражал,  — на всякий случай напомнила Лера, что, когда она заикнулась, не взять ли ей отпуск и не приурочить ли к рабочему семинару ещё и неделю отдыха в Барселоне, Артём её поддержал.  — И мог бы полететь со мной. Успел бы даже «шенген» сделать.
        — Обойдусь,  — отмахнулся он и даже не выглядел обиженным.  — Аккуратнее там только с испанцами. Они парни горячие.
        Муж улыбнулся.
        — Тём, жаль, что мы летим не вместе,  — и Лера даже не кривила душой. Как всё было бы проще, полети он с ней. Никаких соблазнов. Никаких сомнений.
        Но он отказался. И у неё впереди была работа, неделя отдыха на Средиземноморье и… Кирилл.
        Лера ещё раз чмокнула мужа, помахала ему через стеклянные двери и, вздохнув, словно перенеслась в другой мир. В мир, где у неё в сумке завибрировал телефон и голос, мужской, мягкий, знакомый и взволнованный, вырвал её из раздумий:
        — Я не рано?
        — Как раз прошла в накопитель.
        — Как знал,  — выдохнул Кирилл. Лере показалось: он меряет шагами кабинет. Три шага. Зашуршал по полу колёсиками отодвинутый стул.
        — У тебя два часа ночи,  — посмотрела она на часы с недоумением.  — Ты до сих пор на работе?
        — Нет, нет, я дома. Я пытался играть, но не могу сидеть на месте. Я бы уехал в аэропорт прямо сейчас.
        Лера кивнула знакомой женщине, прижала трубку к уху плотнее, оглянулась, не сидит ли рядом с ней ещё кто знакомый. Волнение Кирилла передалось и ей. Только её желание было прямо противоположным — бежать из этого аэропорта. Лера непроизвольно потянулась к шее — горло сдавило. Паника.
        «Держи меня, Земля! Я — сумасшедшая!  — вынесла Лера себе печальный вердикт.  — Что я делаю? Что я буду делать, когда он окажется рядом?»
        Пока Кирилл был лишь голосом, картинкой на экране, воспоминаниями, кем-то, кого отделяли от неё тысячи километров, Лере было так легко с ним, свободно, спокойно. Безопасно.
        Все эти тайные звонки, общение на расстоянии, игра в прятки просто привносили в Лерину жизнь яркость, остроту ощущений, риск. Но готова ли она встретиться с Кириллом на самом деле? Готова ли потрясти древо своей семейной жизни настолько? А к новым разочарованиям — готова ли? Особенно сейчас, когда она знает о Кирилле так много, когда он знает о ней почти всё. Когда её сердце замирает от его простого «Привет!» Когда его голос дрожит, произнося её имя в трубку.
        Как? Как они с этим справятся, когда окажутся рядом, глаза в глаза?
        В зале словно стало невыносимо жарко. Лера обернулась на буфет.
        — Интересно, а в вашем аэропорту пол-литра воды тоже стоят двести рублей?  — поползли её глаза на лоб у витрины.
        — Понятия не имею,  — признался Кирилл и начал рассказывать курьёзный случай про запрет провоза жидкостей, когда одна дама пыталась пронести под платьем два пакета с редкими рыбками.
        Лера расплатилась, открыла бутылку, сделала глоток, откинувшись на сиденье.
        — Надеюсь, при проведении операции по спасению ни одна рыбка не пострадала?  — спросила она. А собственные мысли всё не давали покоя.
        «Какая же я всё-таки трусиха!» — выдохнула она, сделав ещё глоток воды, и даже покачала головой, сокрушаясь, что ей так сложно всегда сделать выбор. Если бы кто-то решил за неё: родители, муж, обстоятельства, природа…
        — А ещё я как-то прочитал, что в аэропорту Мюнхена…
        Лера понимала, что Кирилл тоже волнуется, потому что слышала скороговорку, что появлялась в речи Кирилла каждый раз, когда он перебирал с кофе, и частые поверхностные вздохи, выдающие его нервозность.
        Так же коротко и часто набирал он в лёгкие воздух, когда последний раз рассказывал Лере о жене.
        Он ещё держал Леру в курсе своих семейных дел после того, как врачи нашли наконец причину, по которой Настя не может забеременеть, и препараты стали помогать, снижая вязкость крови. Поделился, что после внематочной беременности доктора всё равно решили перестраховаться и настояли на ЭКО. Но после того, как на сохранение было отправлено двенадцать оплодотворённых яйцеклеток, Кирилл перестал об этом говорить.
        Лера как-то спросила. Он ответил, что после первой «подсадки» — ничего. Но по тому, как он ответил, как судорожно сглотнул, проглотив ставший в горле комок, как вибрировал воздух, когда он резко выдохнул, Лера всё поняла. Он больше не хотел делиться с ней этой частью своей жизни. И Лера не стала его больше мучить расспросами. Она находилась в таком же положении, как и он. Беременность стала единственной темой, о которой они больше не говорили.
        — … пыталась провезти в бюстгальтере новорождённых змеек,  — вырвал Леру в настоящее его голос.  — И постоянные попытки поправить интимный предмет туалета, и навели таможенников на подозрения.
        Она хмыкнула в ответ, но ничего не сказала.
        — Пора прощаться, да?  — правильно оценил Кирилл её немногословность и громкое объявление, приглашающее пассажиров на посадку.
        — Я буду в джинсовой куртке,  — произнесла Лера в трубку голосом бодрящегося старого клоуна, которому давно не смешно. Таким тоном ещё говорят последние слова перед расстрелом.
        «Пожалуйста, запомните меня такой! Верной, порядочной, с принципами, потому что, чёрт побери, я же погибну в его руках». Хотелось даже крестик нарисовать на груди, куда целиться, чтобы долго не мучиться, чтобы получить свои смертельные девять граммов в сердце с первой попытки, понять насколько Кирилл ей дорог и принять это или забыть о нём навсегда.
        — У меня в руках будет табличка с твоим именем,  — улыбнулся в ответ Кирилл.  — Мимо не пройдёшь.
        — Кир, попробуй, пожалуйста, хоть немного поспать. Мне ещё семь часов лететь.
        — Лер, мне проще выйти и идти пешком, чем заснуть. И я, конечно, идиот, что всё это говорю тебе, но… Лер, я помню, всё помню, все эти наши разговоры про дружбу, про семью, про обязательства, но сейчас, пока я ещё всё не испортил, умоляю тебя… дай мне шанс.
        Нестерпимо хотелось оторвать маленькие ручки тому коварному Купидону, что промахнулся своей кривой стрелой и попал в грудь женатому мужчине, который только что у замужней женщины попросил невесть что.
        И если бы в этом зале не было столько народа. Если бы Лере не казалось, что она уже стоит у стены для расстрела. Если бы Лера не чувствовала, не слышала эту дрожь в его голосе все четыре месяца, отрицая, отрекаясь от этих вибраций, что она в ней вызывала в ответ, возможно, она бы сказала что-нибудь другое. Возможно, произнесла бы кучу важных проникновенных слов, каждое из которых начиналось бы с частички «не». Но, сидя на перфорированном металле лавочки накопителя, за семь часов до того, как Лера посмотрит Кириллу в глаза, она сказала: — Он у тебя есть.
        — Ты даже не представляешь, как важно мне было это услышать,  — голос Кирилла прозвучал так, будто он его только что потерял.  — Спасибо!  — сказал он на прощание и отключился.
        Могла ли Лера думать о чём-нибудь другом? Нет. Хотела ли она думать о другом? Тоже нет. Весь полёт ей словно не хватало воздуха и всё никак не удавалось набрать полную грудь пропахшей освежителем озонированной субстанции, что летела на неё через вентиляцию.
        Из-за этой семичасовой нехватки кислорода Лере казалось, что она упадёт в обморок, когда вместе с другими пассажирами ступила на прорезиненную финишную полосу, ведущую к выходу. Но дошла. И ноги снова чуть не отказали, когда увидела Его. Но и с эти Лера справилась.
        Кирилл выглядел даже лучше, чем она запомнила. Матовый летний загар. Чуть иначе подстриженные волосы. Кирилл поправил их, стоя за ограждением. Лера подумала, что он её ещё не заметил. Но он уверенно провёл по волосам пятернёй, тряхнул головой и посмотрел прямо на Леру.
        Она могла бы поклясться, что слышала этот щелчок. Так стыкуются части космического корабля — мягко и безупречно точно. Так встретились их взгляды, когда с десяти шагов Лере уже стало ясно — она не погибнет. Она уже погибла.
        Три шага, два, один…
        — Привет,  — сказал Кирилл и сам сделал те полшага, что Лера не дошла.
        — Привет,  — прошептала она его плечу, почти теряя сознание от его близости. Она обняла Кирилла двумя руками, чтобы не упасть. Вдохнула его запах. Почувствовала тепло его тела под тонкой тканью рубашки. Его руку на своей спине. Она словно вернулась домой. И чуть не расплакалась, услышав его родной голос.
        — Боже, как я скучал.
        И его губы, замершие на её виске, как в момент их расставания, были убедительнее тысячи слов. Они словно начали ровно с того, на чём закончили. Только это было лучше. Потому что это был не конец, а начало.
        — Мне должны были заказать такси,  — смущённо прошептала Лера.
        — Я отвезу тебя сам.
        — Но мне же в офис.
        — Я знаю дорогу,  — улыбнулся он
        И, не сводя с неё глаз, Кирилл развернулся так, чтобы Леру не толкали.
        — Чуть не забыл,  — он достал из-за спины розу.  — Не стал особо оригинальничать с цветом.
        — Спасибо.
        Лера опустила глаза на бархатные густо-бордовые лепестки, но не успела понюхать. И даже сразу не почувствовала, как впиваются в ладонь шипы, когда под взглядом сотен пар любопытных глаз Кирилл её поцеловал. Нежно, но решительно. Бережно, но настойчиво. Его губы словно всегда знали эту дорогу и приникли мягко, но со страстью умирающего от жажды, припавшего к роднику.
        Лера успела сделать только один короткий вдох перед тем, как Кирилл коснулся её губ. Но, закрыв глаза, больше не хотела дышать. К чёрту этот воздух, когда так кружится голова. Когда так изумителен вкус этого поцелуя. Когда его руки лишь сильнее прижались к её спине, а тело уже предательски затребовало большего.
        Нет, жизнь не готовила её к тому, что её грехопадение будет таким стремительным, а уж к тому, что расплата станет столь незамедлительна — тем более. Розовые шипы напомнили о себе болью. Лера шевельнула рукой, и Кирилл в ту же секунду отстранился.
        — Чёрт!
        — Утюг, газ, дверь, что?  — спросил он тревожно.
        — Я проткнула руку,  — Лера поморщилась, выдёргивая из ладони шипастый стебель, и хотела слизать выступившую кровь, но Кирилл поймал её пальцы.
        — Куда! Честное слово, как маленькая, сразу всё в рот. Пойдём,  — перехватил он её за талию.  — В машине есть аптечка, обработаем.
        — А багаж?  — оглянулась она.
        — Блин,  — остановился Кирилл и выдохнул разочарованно.  — Ещё багаж.
        — У меня есть с собой бактерицидные салфетки,  — полезла Лера в сумку, чтобы он не переживал.
        К тому времени как транспортёр выплюнул её чемодан, кровь уже давно перестала течь. А Кирилл оставил на её губах ещё один поцелуй, словно убеждаясь, не показалось ли ему.
        Не показалось. И Лера снова не возразила, чутко прислушиваясь к своим ощущениям.
        «Стыд, совесть, гордость, где вы, чёрт побери?» — взывала она к этим зубастым стражам нравственности. Но они забились в самый тёмный уголок её сознания, поджав хвосты, струсив перед этим сильным, чистым и правильным чувством, которое даже самый упорный голос в её голове — комплекс вины — не посмел бы назвать порочным.
        И второй поцелуй оказалось прервать ещё сложнее. И ведь не хотелось, просто пришлось.
        Кирилл не оставил Леру ни на секунду, даже когда забирал её багаж. Пока шли к машине, он так и держал её за руку, словно боясь потерять. И отпустил не Леру, а её чемодан, щелкая брелоком и открывая багажник. Кирилл освободил её пальцы из своего надёжного захвата, только когда открыл ей дверь машины.
        Лера замерла, прежде чем сесть. В реальности эта рыжая кожа салона была намного красивее, чем она себе представляла. Даже машину с их прошлой встречи она запомнила иначе. Пятно от кетчупа оказалось больше. А вот эбонитовые панели — всего лишь пластиковыми, изображающими полосатость древесины, но не передающими ни её матовость, ни натуральность.
        Чего Лере катастрофически не хватало в его рассказах и фотографиях, так это — запахов. Откинувшись на эргономичное сиденье, Лера восполнила этот пробел. Пахло кожей, чем-то химическим, чем-то новым. Лера нагнулась и с удивлением обнаружила в кармане двери останки яблока.
        — Затрудняюсь назвать сорт,  — улыбнулась Лера, поднимая коричневый сморщенный огрызок за хвостик.
        — Вот зараза,  — расстроился Кирилл и, недолго думая, вышвырнул его в окно.  — Вечно ест свои яблоки и везде бросает.
        — Жена?  — усмехнулась Лера и подавила вздох, остро почувствовав, что она на чужой территории.
        — Жена.
        Кирилл отвернулся к открытому окну, чтобы выбрать удачный момент и выехать, но Лера понимала, что он просто прячет глаза. Поэтому она дождалась, пока Кирилл на неё посмотрит, и тогда только задала свой вопрос:
        — Любит яблоки?
        Он кивнул. Этот разговор тяготил его. Но такова была правда жизни: Кирилл женат, Лера замужем. Они не могут делать вид, что их не существует — его жены, её мужа. Лере всегда нравилось, как уважительно он говорил про свою жену. Ни одного дурного слова, эта «зараза», пожалуй, стало самым резким за всё время их общения, да и то он произнёс его мягко, любя…
        Только раз уж Кирилл начал с такой горячей встречи в аэропорту, Лере хотелось как-то определиться с этой темой.
        — Я знаю, ты не хочешь об этом говорить,  — начала она, но Кирилл её перебил.
        — Лер,  — он посмотрел в зеркало заднего вида. Может, просто опять прятал глаза.  — Не о чем пока говорить.
        Кирилл привычно перехватил руль, включил сигнал поворота, благодарно кивнул уступившему дорогу водителю, и шины так взвизгнули по асфальту, что наверняка на нём остались следы от покрышек, когда Кирилл вжал в пол педаль газа.
        — Вижу, и правда, не о чем,  — улыбнулась Лера его резкому манёвру. Злится или сам по себе тот ещё Шумахер? Как много ещё Лера о нём не знала!
        — Этот разговор совсем несложный,  — ответил он спокойно и протянул руку раскрытой ладонью вверх.  — По крайней мере, для меня. Просто пока не время.
        Лера вложила свою ладонь, и их пальцы сплелись.
        — У тебя рабочее совещание,  — он поцеловал её руку и прижал к груди.  — У меня деловая встреча. Но я обещаю, мы к нему вернёмся. И мне есть, что тебе сказать.
        — А мы где?  — удивилась Лера, рассматривая красивое здание, возле которого Кирилл припарковался.
        — Ну, неужели ты думаешь, что я повёл бы тебя кормить в корпоративную столовку?  — открыл он ей дверь и подал руку.  — Прошу!
        Глава 16
        За едой говорили о работе. Хотя заказали они одно и то же — салат, яичницу, кофе — для Леры это был обед, а для Кирилла — завтрак.
        Кирилл поинтересовался, что Лера подготовила, внимательно слушал и ненавязчиво давал советы: о чём лучше сказать в первую очередь, а о чём — только если спросят. И обсуждать с ним детали предстоящего совещания оказалось так же легко, как и хрустеть салатом в его присутствии.
        Правда, справляться приходилось одной рукой: вторую он так и не отпускал. Словно питал силы в этом физическом контакте или, наоборот, отдавал их Лере. И Кирилла не казалось много. Ни его мягкого взгляда, ни его тёплой руки, ни его губ, которые то и дело касались её кожи, словно проверяя температуру.
        «Я в норме, в норме»,  — всё время хотелось ответить Лере. Хоть она и накалялась от его прикосновений, как разгорающиеся угли. На неё тысячу лет никто не смотрел так. Как сладкоежка на самое вкусное в мире лакомство, как пират — на сокровище, узник — на свободу. Она чувствовала себя мечтой, безумной фантазией, зыбким миражом, наркотической галлюцинацией, воплощённой в плоти и крови, в которую Кирилл всё никак не мог поверить.
        Когда Лера уже встала с мягкого диванчика, Кирилл поправил упавшие ей на лицо волосы, поцеловал её в уголок губ и, обняв за плечи, привёл снова к машине.
        Со стороны они вели себя вполне адекватно, но по всем внутренним признакам их, как трясина, уже затягивало это безумие. Особенно это стало явно, когда Кирилл начал целовать Леру на подземной автостоянке. Молча, сосредоточенно, гипнотизируя её своим дрожащим дыханием, съедая её блеск для губ.
        Лера была готова услышать, что он сейчас застонет, потому что она сама готова была застонать. Никогда ни для кого она не была такой желанной. Никого и никогда она не хотела так, чтобы наплевать на всё, и отдаться здесь и сейчас, таким невыносимым спазмом свело низ живота.
        Кирилл упёрся в спинку кресла позади Леры и отодвинулся, прилагая усилия.
        — Надо идти,  — выдохнул он.
        — Скажи куда, какой этаж,  — тяжело дыша, ответила Лера.
        — Я провожу тебя,  — поморщился он, прищурив один глаз. Лера понимала, где у него сейчас болит, но Кирилл выдохнул, справился и вымученно улыбнулся.  — Как коллега коллегу.
        Хотелось поправить испорченный макияж, припудрить носик, убедиться, что не перекошена блузка, но увидеть себя в зеркале ей повезло только в лифте.
        Губы слегка припухли. И она едва успела стереть свою помаду с губ Кирилла, когда лифт, похожий на межгалактический лайнер, остановился, чтобы принять на борт пассажиров.
        — Кирилл Александрович,  — поздоровались с ним две девушки.
        Он кивнул и подмигнул Лере, когда они отвернулись.
        — Валерия Владимировна,  — представил он Леру, пропустив вперёд себя в огромную дверь из матового стекла с логотипом корпорации.  — Прошу не обижать и всячески беречь наши бесценные кадры с периферии. Я присоединюсь к вам позднее,  — он посмотрел на часы,  — если успею.
        — Кирилл Александрович,  — кинулся к нему высокий пухловатый парень, когда тот уже отправился к выходу.
        Лера не слышала, о чём они говорили. Устраивалась за столом, знакомилась с коллегами, но всё же поймала взгляд Кирилла, перед тем как за ним закрылась дверь. Ничто никогда не вдохновляло её так, как этот его спокойный и уверенный взгляд. Кирилл посмотрел даже не с восхищением — с гордостью.
        Но, к сожалению, не вернулся на их заседание, которое к концу стало похоже не на рабочее совещание, а на непринуждённую беседу старых друзей. Даже немного посплетничали, обсуждая решения руководства. Но Неверов предупредил Леру, что будет такой момент, и посоветовал особенно не откровенничать, хотя ей и покажется, что все настроены доброжелательно. Что бы она ни сказала, это всегда потом используют. Поэтому Лера больше помалкивала и улыбалась. Когда же обращались лично к ней, старалась отвечать нейтрально и уклончиво.
        По окончании долгих часов деловой встречи все стали прощаться и расходиться, и Лера растерялась, что ей делать дальше. Оказалось, Кирилл позаботился и об этом.
        Очень милая девушка Наташа, которая представилась как его секретарь, пригласила Леру на обед в корпоративную столовую. Пока они вместе ели, Наташа развлекала её рассказами о своём парне и курьёзными случаями их новой жизни в Москве, из чего Лера сделала вывод, что работает девушка в компании совсем недавно. А когда обед закончился, Наташа лично привела Леру в приёмную к Неверову.
        Коротая время, Лера переписывалась одновременно с мамой, мужем и Дашкой, объяснив, что не может говорить. А Наташа хватала трубки, словно у неё не две, а минимум, четыре руки, как у индийской богини, и стучала по клавиатуре со скоростью профессионального хакера.
        Вторая девушка, тоже Наташа и тоже бойкая и расторопная, больше бегала, выполняя какие-то поручения, которые давали ей по несмолкающему телефону.
        Взмыленный Неверов забежал в кабинет буквально на одну секунду, махнул рукой Лере, и пока она шла к двери, отдавал обеим секретаршам распоряжения.
        — Встречу на семнадцать отменить. Гессманну скажите, что документы готовы. А этому белорусу,  — он покрутил в воздухе пальцем.
        — Ларикову?  — переспросила Наташа номер один.
        — Второму. Шарикову.
        — Шамоткину,  — подсказала вторая Наташа, улыбнувшись.
        — Да. Отправьте весь пакет требований по новому производству,  — он почти вышел.  — Международный пакет, не российский. Пусть прочувствует разницу. Всё. Я на связи.
        Лера едва успевала за ним по лестнице, когда, не дожидавшись лифта, Кирилл рванул вниз. И взвизгнула от неожиданности, когда на последнем пролёте он подхватил её за талию и буквально снёс вниз.
        — Не бойся,  — улыбнулся он, щекоча её щетиной.
        — Ты куда-то торопишься?
        — Да,  — тянул он Леру за руку, широко шагая по бетонному полу подземной стоянки к своей машине.  — Спешу увезти тебя отсюда.
        Лера обернулась к несчастному цветку, пролежавшему весь день на заднем сидении, пока застёгивала ремень безопасности. Роза на удивление неплохо держалась без воды. «И я тоже вроде неплохо держусь»,  — оценила своё состояние Лера как удовлетворительное.
        — Мы сейчас куда?
        — Отвезу тебя в гостиницу. Отдыхай. День выдался тяжёлый.
        — А ты?
        — У меня, к сожалению, ещё полно работы. Но я заеду вечером,  — он не посмотрел на неё. Их ослепил яркий свет с улицы на выезде с парковки. Лерино сердечко ёкнуло и, когда её мысли уже заметались испуганными кроликами, добавил: — Ненадолго. Или как получится.
        Кирилл поцеловал её у машины, вручая чемодан, когда Лера, задрав голову, рассматривала сталинскую высотку, как из фильма «Москва слезам не верит», возле которой они стояли. Прошлый раз Лера жила тоже в Хилтоне, но совсем в другом.
        — Тебя проводить?  — спросил Кирилл, наклонившись к её уху. И улыбнулся, садясь в машину, когда Лера уверенно отказалась.  — Не скучай!
        В лёгком трансе она пребывала и в шикарном вестибюле отеля. Рассматривая бронзовые люстры, позолоченный потолок, высотой не меньше десятка метров в вестибюле, Лера всё ждала, что ей откажут, что Кирилл привёз её сюда по ошибке. Но девушка с ресепшен вручила ей ключи так быстро, что не пришлось даже посидеть на синих плюшевых диванчиках. Счастливо избежав встречи с бронзовым тигром, который бросился под ноги вместе со своим мраморным постаментом, Лера наконец поднялась на указанный поднебесный этаж.
        И там уже с облегчение выдохнула. Обычный одноместный номер. Тесноватенький. С жёлтыми стенами. Рабочий уголок. Два кресла с велюровой обивкой. Но кровать шикарная, двуспальная. Лера упала на неё, не раздеваясь, прямо поверх белизны заправленной постели и удивилась мягкости матраса. Вставать не хотелось, но в её часовом поясе уже наступил поздний вечер, и она боялась уснуть, так и не добредя до ванной.
        Почему-то вспомнилась Дашка. Как та пришла пьяная, держа в руках куртку, в которую, оказывается, были завёрнуты «подарки» отеля. Вспомнился и их последний разговор про Лериного брата.
        — Короче, Лер,  — Дашка сидела на своём столе лицом к Лере и грызла заусенец.  — Он, походу, козёл.
        Всегда, когда разговор был неприятный, Дарья выбирала такой развязный грубоватый тон, словно она не в офисе при костюмчике, а в подворотне на корточках и с семечками.
        — С чего вдруг такие выводы?  — не поняла её Лера.
        — В общем, он меня трахнул, вызвал такси и выставил. В час ночи. Открыл дверь: «Адьёс!».
        — Так лето на дворе, не замёрзнешь,  — пожала плечами Лера.  — Опять же — такси вызвал.
        — Это было в первый раз. Ещё весной. И за такси я платила сама,  — она сплюнула откушенный заусенец на пол точь-в-точь как шелуху.
        — А были и следующие?  — не сказать, чтобы Лера удивилась этому, знала, что были. Но то, что Дашка после такого обращения повелась на второй раз… Лера не стала строить предположений, ждала.
        — Второй раз позвонил через неделю, как ни в чём не бывало. Сам забрал меня по дороге, привёз, трахнул и снова выставил. Даже не встал с постели. Лежит, скотина, курит: «Дверь по-прежнему там».
        — А в третий раз?  — Лера ничего не понимала, пытаясь привязать образ своего брата к образу, который рисовало воображение.
        — А в третий раз я пришла сама.
        Хорошо, что последний глоток чая Лера уже сделала, иначе она бы подавилась.
        — Ждала его на ступеньках у квартиры три часа. Уже хотела уходить, думала, не приедет. А он нарисовался, хрен сотрёшь.
        Лера хлопала глазами, но поражало её даже не Витино поведение, Дашкино.
        — Даже до кровати не дошли. Трахнул меня прямо в коридоре.
        — И снова выставил?
        Если бы Лера щелкала семечки, то сейчас явно жевала бы кожуру, а ядрышки выплёвывала.
        — Нет, переоделся, душ принял и поехал на какую-то тусу. Меня по дороге на автобусной остановке высадил. Я походу, дура, да?
        — Не-е-е-ет,  — уверено покачала головой Лера.  — Ты, походу, втрескалась.
        — Да ну тебя,  — махнула на неё рукой Дашка, обогнула стол, села, прижала лоб к ладоням.  — И никогда трубку не берёт, сволочь. И перезванивает, только когда ему удобно. А я, идиотка, сижу и целыми днями, жду звонка. Ещё он может и просто так, без звонка, взять и ко мне заявиться. И ни коробки конфет, ни занюханного цветочка…
        Лера подскочила с кровати, резко возвращаясь в действительность — несчастная роза так и лежала на чемодане, ждала. Лера про неё совсем забыла.
        К сожалению, ничего похожего на вазу в номере не оказалось, только широкая стеклянная ёмкость с искусственными цветами на столике между кресел, да на письменном столе — две запечатанные бутылки с водой. Вот в одну из них Лера и поставила бордовую красавицу, предварительно хорошо намочив — где-то Лера прочитала, что розы дышат листьями. Конец стебля обрезать тоже было нечем, пришлось расщепить его маникюрными ножницами, а чтобы их найти — раскидать половину чемодана. В общем, к тому времени, когда Лера навела первозданный порядок, разделась и, захватив припасённые из дома халат и ночную сорочку, зашла в ванную, уже и спать-то расхотелось.
        Встала напоследок под струи похолоднее, чтобы окончательно взбодриться, и услышала стук во входную дверь. Насторожившись, Лера выключила воду, чтобы убедиться, что ей не показалось. И вздрогнула от неожиданности, услышав голос Кирилла:
        — Лер, ты здесь?
        — Я в душе!  — крикнула она, запоздало понимая, что дверь в номер не заперла.
        — Понял!  — крикнул он уже откуда-то из центра комнаты.
        Лера снова включила воду. И снова вздрогнула, теперь от ледяной воды. Смело повернула кран на погорячее. Сейчас уже она была бодрее некуда и судорожно соображала, не раскидано ли по кровати нижнее бельё и… почему Кирилл вернулся так быстро.
        Он поговорил по телефону. Раз, потом ещё раз. Потом, кажется, включил телевизор. Лера стояла посреди ванной, феном приводя в порядок волосы. Они уже сильно рисковали окончательно превратиться в пересушенный гербарий, но Лера никак не могла собраться с силами, чтобы выйти.
        Последний раз она выдохнула, берясь за ручку, и открыла дверь.
        — Я не смог далеко уехать,  — поднялся Кирилл из кресла навстречу, но замер, ближе не подходя.  — И я закал ужин в номер. Прости, что не спросил. Может, ты хочешь спуститься в ресторан?
        Лера отрицательно покачала головой. Такое странное чувство. Когда она стояла там, за дверью, выйти было так мучительно страшно, но вот сейчас она смотрела на Кирилла и не чувствовала и следа былого волнения. Может потому, что Кирилл нервничал больше, чем она. Может потому, что ей так приятно было видеть это его волнение.
        — В общем,  — он поднял папочку с меню ресторана, не сводя с Леры глаз,  — я скажу тебе, что заказал, ты можешь добавить, что захочешь, я им перезвоню.
        — Хорошо,  — протянула Лера руку к меню, только чтобы заполнить эту неловкую паузу.
        Ничего она не собиралась добавлять. Она и буквы-то с трудом разбирала, просто бесцельно перелистывала, сидя напротив Кирилла в кресле, пока он так же неосознанно произносил какие-то названия из меню.
        — Я полностью согласна с твоим выбором,  — улыбнулась Лера.
        — Я рад,  — выдохнул Кирилл, но до той непринуждённости, с которой он держался совсем недавно, было ещё так далеко.
        Они пытались о чём-то говорить, но разговор не клеился.
        — Может, я тебе позвоню?  — наконец, не выдержал Кирилл. Встал, тяжело выдохнув.  — Я же несу всякую фигню.
        — Позвони,  — проводила Лера глазами его спину. Немного мятая рубашка навыпуск. Чёрные джинсы.
        И её телефон тут же завибрировал. Она поднялась с кресла, улыбнулась высветившемуся абоненту и ответила:
        — Алло.
        — Привет!  — Кирилл опустил голову, стоя у окна перед тонкой белой занавеской.
        — Привет!  — улыбалась Лера его затылку.
        — Можешь говорить?
        — Подожди, регистратор выключу, дверь запру, утюг выдерну из розетки.
        — Ты одна?
        — Нет. Со мной один парень, смешной такой, робкий. Но он нам не помешает.
        — Слушай, гони его, а?
        — Кажется, он уже и сам уходит.
        — Я так тебя ждал,  — выдохнул Кирилл.
        — Я уже здесь,  — обняла его Лера со спины.  — Эй! Это же я.
        Она упёрлась подбородком ему в плечо и вытянула вперёд руку с включённой фронтальной камерой.
        Кирилл взъерошил волосы, показал язык и поднял Лерину руку так, чтобы её лицо тоже стало видно. Улыбнулся её улыбке и нажал «пуск».
        Глава 17
        — Ты знаешь, а у меня тоже есть тост,  — подняла Лера бокал с шампанским.
        Второй бокал. Когда прикатили столик с ужином, первый они выпили за встречу. На Лерино беспокойство, что Кирилл за рулём, он, разливая шампанское, улыбнулся, что лучше возьмёт такси, потому что ему надо выпить. И срочно.
        — Тост? Интересно,  — он больше не держал Леру за руку, но их ноги сплелись под острым углом поставленных рядом кресел.
        — Да. Тебя же Дашка бросила.
        — Как?!  — Кирилл привстал в деланом ужасе.
        — Жестоко. Заявила, чтобы ты ей больше не звонил и не писал, и вообще проваливал из её жизни.
        — Так это, значит, грустный тост?  — удивлённо вскинул он брови.
        — Это ты мне скажи,  — улыбнулась Лера.
        — Или нет?  — посмотрел Кирилл на неё с сомнением.  — Это же я, выходит, теперь свободен?
        — Тогда за твою свободу!
        Шампанское приятно шумело в голове. И напряжённость, что вроде возникла поначалу, постепенно улетучивались вместе с пузырьками. Даже из-за того, что на Лере нет нижнего белья, она уже перестала дёргаться, хотя точно знала, что Кирилл заметил, когда она наклонялась за упавшей вилкой.
        — Чем же я ей так не угодил?  — взгляд Кирилла проследил за её рукой, когда Лера откинула назад волосы с груди.
        На самом деле разговор этот с Дашкой, перед самым Лериным отъездом, начался не из-за Кирилла. Дашка рыдала у Леры на груди, потому что её бросил Валера. Её добрый, безотказный, молчаливый, всё прощающий Валера неудачно приехал, когда у Дашки был Витя. Он молча усмехнулся, забрал свои вещи и ушёл.
        Дарья его даже зауважала за этот поступок, но всё равно ей было невыносимо грустно, ведь она к нему уже привыкла и даже, наверное, по-своему любила.
        Тогда же, после несколько бутылок шампанского, которое пили в офисе в честь отъезда, Дашка, оставшись с Лерой один на один, «поделилась», что с Неверовым она «порвала».
        — Ей не нужны такие отношения «Пусть ищет себе кого поближе или кто может к нему мотаться, раз сам он приехать не в состоянии»,  — слово в слово передала Лера слова Дарьи.
        — Даже так,  — усмехнулся Кирилл и как-то недобро качнул головой.  — Лишилась источников информации и сдалась. И решила выйти из игры, сохранив лицо.
        А Лере тогда стало её жалко. Так и подмывало сказать, что всё она на самом деле знает: не звонит ей Неверов, не пишет, не было у них ничего в люксе, но не стала. Иначе как сама Лера объяснила бы свою осведомлённость.
        — Кстати, с теми иностранцами у них ничего не вышло,  — сделал Кирилл глоток, поставил на место бокал и протянул Лере руку.  — Наобещали парни много, а сами благополучненько слиняли. Я был прав: напивались они в номере с Люськой вдвоём.
        — Значит, тоже не срослось,  — легла её ладонь в руку Кирилла.  — И ты её отшил.
        — Я её не отшил,  — уверенно покачал он головой.  — Я всего лишь мягко намекнул, что это не ко мне.
        — Да, я заметила, ты очень дипломатичен. И очень вежлив всегда.
        — Воспитание,  — развёл он руками.  — Как тебе, кстати, моя новая секретарша?
        Лера засмеялась.
        — Симпатичные. Обе. Я одобряю твой выбор, если ты этого от меня ждёшь.
        — А какие бойкие, ты заметила?  — засмеялся Кирилл в ответ.
        — Тебе видней. Но, вижу, ты делаешь то, что обещаешь. Старую уволил?
        — Как обещал. И Люсю тоже. Ещё?  — он протянул руку к её пустому бокалу. Лера кивнула.
        — Жалко девчонок.
        — А мне ни капли. Все начинают с мелочей. Но оставишь это безнаказанным, потом начнут по-крупному информацию конкурентам сливать. И вообще, зачем иметь в близком окружении крысят?  — Кирилл протянул Лере полный бокал.  — Жизнь и так слишком сложна. Я думаю, твоя Даша должна быть следующей.
        — Нет, Кир,  — испугалась Лера и посмотрела на него умоляюще.  — Она теперь девушка безобидная, потому что несчастная.
        — Сказал бы я тебе по поводу «безобидная», но промолчу. Значит, с твоим братом, у неё всё серьёзно?  — прищурился он, давая понять, что не согласен.
        — У неё-то серьёзно, а Витя над ней, походу, просто издевается.
        Кирилл одобрительно хмыкнул, когда Лера рассказала подробности.
        — Троллит он её. Причём красиво.
        — Совсем этими отношениями не дорожит,  — укоризненно покачала головой Лера и отняла руку, чтобы достать из бокала соринку. Ох, уж эта мужская солидарность!  — Мы договорились встретиться с Витей после отпуска. Сомневаюсь, конечно, что разговор вообще зайдёт о Дашке, не в тех я отношениях с братом. Но всё равно, думаю, хорошо проведём время. Мы так давно не общались. Артёма как раз не будет. Я тут нечаянно выяснила, что у них с Витей какая-то давняя вражда.
        Кирилл иронично улыбнулся.
        — Большие мальчики что-то не поделили в песочнице. А Вите сколько?
        — Тридцать пять. Может, больше,  — почесала Лера затылок и виновато пожала плечами.
        — Ты такая смешная,  — улыбнулся Кирилл, протягивая свой бокал.  — За тебя.
        — Может, за нас?  — посмотрела Лера на него внимательно и тут же струсила.  — За нашу дружбу?
        — Ну, за дружбу — так за дружбу,  — он сделал глоток.  — А твоя подруга Даша, вот увидишь, тебе свою откровенность не простит. Так что, ты с ней поосторожнее. И я бы её, от греха подальше, всё же уволил.
        — Вот любите, вы, господа начальники,  — сердито опустила Лера бокал.
        — Я понял, понял,  — примиряюще протянул Кирилл к ней свой бокал ещё раз.  — Пусть работает. Пока. За дружбу!
        И вроде болтали они непринуждённо, словно старые друзья, что давно не виделись. И общих тем для беседы находилось достаточно. Но в то же время Лера чувствовала, что Кирилл словно отдалился. Вроде и сидит совсем рядом, и ноги её держит, крепко зажав в своих. Но что-то невидимое ускользает от них, теряется. Они всё время двигаются вокруг да около основного, главного, самого важного. Кружат в замысловатом танце, но никак не перейдут эту невидимую черту.
        Недоеденный ужин остыл. Шампанское закончилось. Кирилл заказал вторую бутылку, но лёд в ведёрке таял, а они её так и не открыли. Кирилл посмотрел на часы и поднялся с кресла.
        — Спасибо за чудесный вечер,  — он вздохнул, оглянулся, сходил за телефоном. Лера тоже встала.  — К сожалению, мне пора идти.
        Кирилл слегка обнял её за талию, одной рукой, прикоснулся легко, как летний ветерок и так же невесомо поцеловал в щёку.
        — Спокойной ночи.
        — Спокойной,  — проводила Лера его глазами до двери, а потом пошла следом.
        — Во сколько у тебя самолёт?  — Кирилл уже вышел, но остановился, опёрся на косяк.
        — В девять утра,  — застыла Лера под его внимательным взглядом.
        — Я позвоню?
        — Хорошо.
        — Пока?
        — Пока.
        Она ещё пару секунд держалась за полотно двери, которое медленно закрывалось. И в тот момент, когда Кирилл опустил глаза, щёлкнул замок.
        Кровать не шелохнулась, не скрипнула и вообще не издала никаких звуков, кроме шлепка, когда Лера упала на неё ничком. Хотелось плакать. Нет, рыдать. Выть. Что-нибудь разбить. Сбросить с этого треклятого пятнадцатого этажа.
        Что-то пошло не так. Что-то не сложилось, ускользнуло, незаметно истаяло.
        Лера ударила по постели кулаком, потом двумя. Даже зарычала, впившись зубами в белоснежный хлопок одеяла. Развернулась. Села.
        Только что этот мир был совсем другим. Цветным, живым, красочным. И вдруг стал монохромным и пустым. Без Него.
        «Господи, как мне его не хватает»,  — Леру шатало по дороге в ванную, словно в ней резко не осталось сил.
        Она почистила зубы, умылась, но вода не бодрила. И Лера долго стояла, подставив руки под ледяной поток, словно вода могла заморозить или хотя бы смыть ту зелёную тоску, что прорастала в душе, как плесень. Лере казалось, Кирилл больше не позвонит. И в Барселону, о которой она так мечтала, о которой они так и не поговорили, не прилетит. Не вернётся уже никогда.
        «Почему я не остановила его?» У Леры не было ответа на этот вопрос. Она даже и не струсила. Но от этого ощущения, что она сделала что-то не так, бездарно всё испортила, разочаровала Кирилла, всё живое в душе словно засасывало в чёрную дыру, пугая безысходность, беспросветностью, надвигающимся ничем.
        Выйдя из ванной, Лера побрела к входной двери, потому что не смогла вспомнить, закрыла ли она замок. Опёрлась на ручку и вдруг что-то… нет, не почувствовала, потому что нет такого органа чувств, который среагировал. Не назван, не обнаружен учёными, хотя Лера теперь точно знала, что существует.
        Она рывком открыла дверь… на пороге стоял Кирилл.
        Так и стоял, упёршись локтем в стену, а лбом в руку.
        — Кир!  — выдохнула она.
        Он не дал ей договорить. Запрокинул её голову, впиваясь в губы жадным поцелуем. Пинком закрыл дверь и дёрнулся, когда Лера обняла его под рубашкой.
        — Какие холодные у тебя руки,  — зашептал он, изгибаясь, уходя от этих ледяных прикосновений.
        — Прости,  — сжала Лера кулаки, чувствуя и сама, как сильно выстудила руки под краном.
        — Можно я в душ?  — прошептал Кирилл ей на ухо.
        — Конечно,  — так же тихо ответила она.
        — Я быстро,  — даже не поцеловал, а облизал он её губы на прощание. И, похлопав себя по карманам, протянул презервативы, совершенно определённо заявив свои намерения. Так просто.
        Лера засунула все три штуки под подушку. Сама открыла шампанское, пока он там плескался. Хотела выпить бокал до дна, но смогла только пару глотков — слишком оно оказалось колючим. Телевизор на музыкальном канале еле шептал, и Лера немного добавила громкость. Даже предвкушение уже наполняло её душу каким-то шальным счастьем. Ни страха, ни неловкости, ни чувства обречённости. Ничего.
        Лёгкость. Безумие. Мечта.
        Лера откинула тонкую занавеску с окна, как раз, когда Кирилл вышел из ванной.
        — Боже, какая красота!  — воскликнула Лера, увидев вечернюю Москву.
        — То, что вижу я, ещё лучше,  — прошептал Кирилл, развязывая пояс её халата, целуя её в шею, а когда халат упал на пол — в обнажённое плечо.
        Он тяжело дышал. Видимо, действительно торопился. Лера вздрогнула — капля воды упала ей на спину и медленно потекла по позвоночнику. Лера тихо выдохнула, закрывая глаза. Тёплые руки Кирилла сдвинули одну тонкую лямку рубашки, потом другую. И когда и эта ненужная деталь её туалета упала к ногам, скользнули по талии и поднялись к груди.
        Лера откинула голову Кириллу на плечо, едва сдерживаясь, чтобы не застонать — так нежно, так любя ласкали её грудь его руки. Так бережно и трепетно поглаживали набухшие соски, что первый раз в жизни Лера закусила губу от наслаждения.
        — Я с ума схожу от тебя,  — прошептал Кирилл.
        И ещё одна тряпка упала на пол. Теперь мокрое полотенце, что было завязано у него на бёдрах.
        Его рука заскользила вниз по её животу и то, чем Кирилл упёрся в неё сзади, Лера тоже чувствовала. И первый раз не было страшно.
        Когда его пальцы опустились вниз, там было уже так влажно, что ещё пара таких поглаживающих движений, и они не дойдут до кровати.
        Лера развернулась и, сцепив руки на шее Кирилла, поцеловала его сама. И как-то автоматически отметила, что выемка между её бёдер словно специально существовала для того, чтобы там поместился горячий и твёрдый предмет, делающий возвратно-поступательные движения в таком темпе, что отрывистое дыхание Кирилла стало просто невыносимо терпеть.
        За мгновенье до того, как Лера хотела сделать шаг к дивану, Кирилл уже мягко положил её на разобранную постель.
        Наверное, когда-то в другой жизни они это репетировали, иначе слаженность, с которой Лера протянула презерватив, а Кирилл зубами его открыл и позволил ей надеть, сложно было объяснить. Лера всего на секунду напряглась, раздвигая ноги, но испугаться не успела, как он уже оказался внутри. И двигался, двигался, двигался… ровно, приятно, глубоко, ритмично, заставляя Леру стонать в голос от надвигающегося удовольствия.
        — О, боже!  — выгнулась она, подаваясь вперёд, прижимаясь к Кириллу так сильно, что мышцы свело судорогой. Только кто бы это заметил, когда совсем иным спазмом, невозможным, затяжным, всепоглощающим пронзило всё тело. До кончиков пальцев.
        Кирилл не застонал, нет. Лера почувствовала, как он замер, как последние его толчки совпали с сокращениями её мышц. Но он даже к кровати Леру не придавил. Так и завис над ней, опираясь на локти и только его горячее, неровное дыхание обжигало её шею.
        — Я уже говорил, что люблю тебя?  — прошептал он, целуя её в шею.
        — Никогда,  — прижимала его к себе Лера, заставляя лечь, умирая от прикосновения его влажной гладкой груди.
        — Я люблю тебя. Я безумно тебя люблю.
        Он не дал ей ответить. Поцеловал. И целовал, словно не мог остановиться. Жадно, неистово, безудержно, заставляя забыть все только что пережитые ощущения. Не останавливаясь, заходя на второй круг.
        Они даже позу не изменили. С проворством фокусников поменяли резинку. И Лера просто пожалела уставшие мышцы Кирилла, когда перекатила на спину, чем в этом действительно была необходимость. Зато у неё появился такой простор для импровизации, а у рук Кирилла столько вариантов применения.
        Второй раз, наверное, слышали все семнадцать этажей. Но Лера и не подозревала в себе такие таланты — так орать.
        Но невозможно было не выплеснуть переполнявшие её эмоции. Это был не оргазм. Это было что-то из медиативной практики. Расширяющее границы сознания. Уносящее к основам мироздания. Честное слово, она видела, как улыбался бог. А потом — как улыбался Кирилл.
        — Это что-то… с чем-то,  — вытер пот Кирилл, откидываясь на подушки.  — У меня даже нет слов, чтобы как-то это назвать.
        — Наверно, для этого ещё не придумали слов,  — упала рядом Лера, но он тут же сгрёб её в охапку.
        — Я не знаю, как это назвать, но я хочу этого ещё,  — Кирилл подтянул Леру повыше, укладывая на себя. Хотя, соприкасаясь, их тела мокро скользили, но и в этом был какой особый, ни с чем не сравнимый кайф. Не хотелось ни помыться, ни даже вытереться. Хотелось извозиться друг в друге до потери рассудка.
        — Ты словно только что из тюрьмы или из армии вернулся,  — улыбнулась Лера, слизывая потёкшую вниз по его виску каплю пота.
        — Я скажу тебе больше: я словно только что вернулся в жизнь,  — Кирилл облизал её солёные губы.  — И ты можешь возражать, но я не отдам тебя никому. Никогда. Ни за что. Ни мужу, ни богу, ни чёрту, плевать. Никому. Ты — моя. Понимаешь? Моя. Я не буду тебя ни с кем делить.
        — Только с женой?  — усмехнулась Лера, поднимая голову, чтобы посмотреть в его глаза.
        — Ни за что,  — он упёрся лбом в её лоб, а его пальцы скользили по её рёбрам, как по волнам.  — Мы уже расстались.
        — В твоём воображении?  — поцеловала его Лера, потому что не смогла удержаться. Она этого не сказала, но чувствовала то же самое: он словно был создан для неё. Создан единожды и навсегда. Но он, кажется, что-то сказал про жену.
        Лера отстранилась и улыбнулась, как обиженно Кирилл скривился, что она разорвала поцелуй. Он тоже уже увлёкся и забыл, о чём говорил.
        — Ты сказал, вы расстались.
        — Да, вчера, перед твоим прилётом.
        Лера пыталась сползти на постель, но он не отпустил, а лишь крепче прижал к себе и снова потянулся к её губам.
        — Кир.
        — Да,  — выдохнул он и уже заскользил языком, раздвигая её губы.
        — Кир!  — Лера попыталась отодвинуться.
        — Я слушаю тебя, счастье моё,  — он вдыхал воздух, что она выдыхала.
        — Расстались до того, как мы поговорили или после?
        — После, любовь моя.
        — То есть, если бы я сказала «нет», то вы бы не расстались?
        — Но ты же сказала «да»,  — Кирилл оценил её решительный вид и добавил: — И это ничего не меняет.
        — Я каждое слово буду из тебя вытягивать?
        — Пойдём в душ,  — сказал он вместо ответа и сел вместе с Лерой, прижав её бедра к своим ногам.
        — У нас последняя резинка.
        — Сейчас закажем ещё,  — Кирилл бережно убрал за спину её прилипшие к груди влажные волосы.  — На всякий случай.
        — Серьёзно?  — она посмотрела на него с недоверием.
        — Запросто. Мы же в отеле, здесь всё запросто.
        Он подхватил её под ягодицы, и ей пришлось обнять его ногами.
        — Так и будешь со мной ходить?
        — Ты мне не мешаешь,  — Кирилл улыбнулся и посадил Леру на рабочий стол, одной рукой набирая номер ресепшен.  — Девушка, добрый вечер! Будьте добры двенадцать контрацептивов, желательно,  — он назвал марку, о которой Лера даже не слышала,  — ещё бутылку шампанского, фрукты и бордовых роз штук пятьдесят.
        Лера пыталась подслушать, что ему отвечают, и он чуть-чуть отодвинул трубку от уха, чтобы ей было удобнее.
        — …нет, есть Дюрекс.
        — Годится,  — Кирилл подтянул к себе ногой передвижной столик, оторвал виноградинку и накормил ею Леру, из-за чего она прослушала, что ему ответили, но поняла по его ответу.  — Наличными. Спасибо!
        Трубка легла на место. На столе осталось влажное пятно, но Кирилл продолжил своё движение по номеру с Лерой на руках.
        — А можно попросить, чтобы убрали грязную посуду?  — спросила она по пути, глядя на фуршетный столик.
        — Тебе всё можно,  — Кирилл тут же развернулся и, зацепив одной рукой, выставил ненужный предмет за дверь.
        — Кир,  — спряталась Лера лицо на его голой груди, оказавшись на секунду в коридоре,  — ты совсем сумасшедший.
        — Да,  — прошептал он ей на ухо, закрывая дверь.  — Я — сумасшедший. И я люблю тебя.
        Глава 18
        В душе помыться сразу тоже не получилось. Там от горячей воды и ещё одного бокала шампанского разморило Леру.
        — Серьёзно?  — удивился Кирилл, когда она стала тереться об него мыльными ягодицами.  — Ну, иди сюда.
        И поставил её лицом к стене.
        — Не боишься, что мы так за день всё переделаем?  — он ритмично выдыхал, и в такт его движениям Лерины ладони скользили по кафелю.
        — Тебя же целых три дня не будет… А-а-а-а!  — Лера выгнула спину дугой, как кошка, потому что его пальцы опустились ниже лобка.
        — Попалась,  — улыбнулся Кирилл, но недолго радовался, прижался к её спине, дёрнулся и всё же застонал, завершая этот парный танец.
        — Проболтался, партизан,  — засмеялась Лера.
        — Ты прямо прелесть какая ненасытная,  — Кирилл ещё тяжело дышал, и Лера слышала, как быстро бьётся сердце в его груди, когда он развернул её к себе поцеловать.
        Лера потянулась к гелю для душа наугад. Попался шампунь, и она вытрясла его из жёсткого пластикового бутылька на голову Кириллу.
        — Слушай, а пойдём в бассейн?  — он отплёвывался он пены, пока Лера намыливала его волосы.  — Там и джакузи должна быть. Полежим в горячей водичке. Расслабим мышцы.
        — А пойдём,  — легко согласилась Лера.
        Она хотела спросить, зачем он заказал столько роз, ведь она утром всё равно улетает, но не стала. В конце концов, она же ему не жена, пусть делает что хочет. Хотя, лёжа в щекочущих пузырьках гидромассажной ванны, она всё же вернулась к вопросу, ответ на который Кирилл так и не дал.
        — Сложный был разговор с женой?
        — Нет, счастье моё, совсем не сложный,  — Кирилл держал Леру за руку, чтобы она не отплывала, да и вообще — просто держал.  — Во-первых, к этому шло. Во-вторых, мы это уже проходили. А в-третьих, если бы ты имела возможность познакомиться с моей женой, то поняла бы, что с ней всё просто. Она не закатывает истерик, не устраивает скандалов, реагирует обычно сухо и сдержано. Да. Нет. Всё строго. Всё по существу.
        — Не верю,  — покачала головой Лера с чувством. Ну, ни дать, ни взять, Станиславский.  — Я помню, когда разбила твой телефон, в каком ты был отчаянии. Как её успокаивали лекарствами.
        — В том-то и дело, что сильные эмоции для неё так необычны, что у меня аж руки тряслись, когда она прошлый раз стала истерить.
        — Сейчас не трясутся?  — усмехнулась Лера и спиной плотнее прижалась к бьющей под давлением струе воды.
        — Трясутся,  — вытянул он вперёд одну руку.  — Лер, за что ты со мной так?
        Кирилл посмотрел так грустно, пряча руку под воду.
        — А ты со мной, Кир? За что?
        — Как?  — кажется, искренне не понимал он.
        — Ты, значит, свободный человек? Считай, отпросился. Официальное разрешение получил. Но я-то девушка замужняя.
        — Так и я — не свободная касса,  — он поцеловал тыльную сторону её ладони.  — Да, мы поговорили. Да, я расставил приоритеты. Но до развода пока далеко. Потому что есть одна неразрешимая проблема.
        — Она беременна?  — посмотрела Лера в его глаза и замерла, ожидая ответа.
        — Нет,  — не отвёл Кирилл взгляда.  — Но восемь законсервированных оплодотворённых яйцеклеток дают слишком большой процент вероятности, чтобы об этом не думать. И основная сложность в том,  — он опустил глаза, посмотрел на разбегающиеся по горячей воде волны.  — Что я не могу отказать женщине, смысл жизни которой — в материнстве. Не могу.
        Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о чём он говорит. Раньше или позже, а его Настя забеременеет, даже если он будет жить в другой галактике. И Кирилл не откажется от своего ребёнка.
        «А от кого ей ещё беременеть, если не от родного мужа?» — Лера тяжело выдохнула. Восемь — это ещё минимум четыре «подсадки». Да, вариант стопроцентный, что в ближайшие несколько месяцев мечта этой девочки осуществится. И речь о разводе не зайдёт, пока она не родит. А встречаться с женатым мужчиной…
        «Господи, о чём я вообще?» — ещё успела Лера подумать, когда Кирилл посадил её к себе на колени.
        — Для меня это ничего не меняет,  — прижал он её к себе, словно боялся, что она сбежит, и играл языком с мочкой её уха.  — Я уже всё решил.
        — Кир, давай всё это отложим на потом,  — отстранилась Лера. Шампанское, горячая вода, пять утра по её времени. У неё не осталось сил даже на мысли.  — Пошли спать.
        — Не возражаю,  — но Кирилл всё же оставил на губах ещё один долгий, пахнущий хлоркой и несбыточными мечтами поцелуй.
        Огромный бордовый букет стоял в вазе посреди маленького номера, делая его уютным.
        Под благоухание цветов они заснули. Под звуки будильника и с головной болью — проснулись.
        Утро навалилось похмельем и тоской перед предстоящим расставанием.
        Кирилл помогал Лере собирать чемодан.
        — Вес багажа небольшой, всё влезет,  — заворачивал он в её халат бутылку, которую они вчера так и не открыли.  — Откроем её в Барсе. Будет символично. Заведём такую традицию.
        — Какую?  — заканчивала Лера макияж, краем глаза наблюдая, как ловко он раскладывает её вещи и нюхает, сволочь, её бельё.
        — Будем пить шампанское, привезённое из одного города, на крыше какого-нибудь следующего.
        — Значит, следующий наш город — Барселона?
        — Однозначно!  — Кирилл обернулся.  — Есть что ещё сюда сложить?
        — Да, да, косметичка,  — протянула Лера и улыбнулась замеченной распечатанной пачке Дюрекса в недрах чемодана.  — Контрацептивы тоже будем из города в город возить?
        — Думаю, одной странной традиции нам достаточно. Но что-то мне подсказывает, что они нам пригодятся,  — Кирилл захлопнул крышку. Щёлкнул кодовый замок.  — Готова?
        — Как пионер,  — открыла Лера дверь, осматривая последний раз комнату.
        И всё же вытащила из вазы букет и ту единственную розочку, что стояла в бутылке, засунула в середину и вытерла стебли полотенцем. Кирилл не возражал.
        И только, уже пристёгивая ремень безопасности в машине, посмотрел на цветы на заднем сиденье.
        — На всякий случай. Тебя не пустят с ними в самолёт.
        — Я знаю,  — всё ещё тёрла Лера влажной салфеткой пятно от кетчупа, чем она и занималась всё то время, пока Кирилл оплачивал на ресепшен счета.  — Будешь смотреть на них все три дня и вспоминать обо мне.
        — Иди сюда, глупышка моя,  — забрал он у неё салфетку, кинул на пол и продолжил шёпотом после долгого поцелуя: — Я не забыл тебя с прошлой осени. Я не забуду тебя никогда.
        — Мы не опоздаем?  — уклонилась Лера от очередного поцелуя, понимая, что он будет фатальным.
        — Ещё успеем сделать коротенькую остановочку,  — протянул ей Кирилл презерватив, осматриваясь достаточно ли пусто на парковке в шесть утра.
        В общем, розам пришлось потесниться, камере, висящей на фасаде, видимо, на время отвернуться, редким прохожим — делать вид, что они ничего не замечают, а Лере на время забыть о своих недавно открытых громогласных талантах.
        Уже сидя в кафе в аэропорту, Кирилл давал Лере последние наставления.
        Одной рукой он, как всегда, держал её пальцы, а второй тыкал в телефон, периодически бросая его на стол, чтобы сделать глоток кофе.
        — Чек-инн в гостинице с десяти утра. От корпоративного отеля возьми такси. Покажешь таксисту адрес,  — Лерин телефон пискнул, принимая прилетевшую от Кирилла фотографию,  — и всё, ты на месте. Отель на побережье. У тебя будет день до вечера. Море. Уверен, солнце. Купайся, загорай. Можешь, побродить по городу. В общем, я думаю, найдёшь, чем заняться. Я прилечу поздно вечером.
        Лера кивала, дожёвывая свой бутерброд. И всё идеальное совершенство мира сейчас для неё заключалось в трёх вещах: в том, как Кирилл отпивал кофе, как скользили его пальцы по экрану телефона, и в тепле его руки. В том, с какой лёгкостью он заполнял собой её жизнь даже не вызывало у неё недоумения. Он словно всегда в ней был, как кислород в воздухе. Просто теперь его стало больше.
        — Я за всё заплатил,  — он полез в карман и протянул Лере банковскую карточку.  — Но всё равно держи.
        — Кир, прекрати,  — шарахнулась Лера от неё, как от осы, вызвав его улыбку.  — У меня есть деньги. И карточка тоже есть.
        Он засмеялся.
        — Я знаю, знаю. Но это на тот случай, если ты передумаешь. В Барсе очень демократичные цены, это не Париж, не Женева, но всё же это — еврозона, не рубли. А ты первый раз за границей.
        — Я не рассчитывала на тебя, когда взяла отпуск.
        — И всё же это я на нём настоял.
        — Нет,  — улыбнулась она хитренько.  — Я даже собиралась поехать с мужем.
        — Коварная,  — покачал Кирилл головой.
        И продолжил этот разговор, когда Лера уже прошла регистрацию.
        Они стояли недалеко от зоны контроля. Пора было расставаться.
        — У тебя есть три дня подумать обо всём без меня,  — Кирилл прижимал к себе Леру, судорожно втягивая в лёгкие воздух, словно не мог надышаться.  — Могу тебе даже не звонить.
        — Нет, нет, ты что! Я умру без твоего голоса,  — прижалась Лера щекой к его рубашке, ещё хранящей лёгкий ненавязчивый запах его мужских духов.
        — Согласен,  — погладил Кирилл её по спине, прощупывая пальцами, перебирая позвонки, вдыхая запах её волос.  — Я тоже не могу без твоего голоса. И я не шутил, когда сказал, что люблю тебя. Мне кажется, я вообще всю жизнь тебя люблю. Может, даже не первую жизнь, просто забыл на время об этом. Но встретил тебя и вспомнил.
        — Кир, я…  — подняла к нему лицо Лера.
        — Ничего не говори. Пожалуйста,  — он приложил палец к её губам.  — Не надо. Я понимаю, что давлю. Но не хочу, чтобы ты сказала что-то, о чём будешь потом жалеть. Я хочу, чтобы ты просто подумала: ты со мной или нет. И мы останемся вместе или … расстанемся,  — ему тяжело далось последнее слово, но он всё же его повторил.  — Расстанемся, если ты так решишь. Обещаю, я больше тебя не потревожу, если «нет». Я просил один шанс, и ты мне его дала. Как мог, я его использовал. Теперь решение за тобой.
        — Кир, одного дня вместе так мало, чтобы принять решение,  — вздохнула Лера, оглянувшись, словно её позвали. Время поджимало.
        — Мне хватило одного взгляда,  — Кирилл прижал её к себе крепко-крепко, не рискнув целовать.  — И всё же подумай об этом. Я позвоню. Как всегда. До встречи!
        Лера помахала ему рукой, войдя в таможенную зону, едва сдерживая слёзы.
        Он говорил о себе, но Лера чувствовала то же самое. Теперь он был для неё всем: дождём и солнцем, светом и тьмой, свободой и тюрьмой, счастьем и бедой, небом и звёздами, целым миром, огромной вселенной — человеком, которого она любила.
        Глава 19
        Прошёл целый день. Целый долгий бесконечный день в сказочном отеле, в потрясающем городе, в невероятной стране. Он ворвался в Лерину жизнь безоблачным светло-голубым небом, ровными дорогами, узкими чистыми улицами, пальмами, закруглёнными фасадами домов, горячим соленоватым воздухом, шумом, запахами незнакомой еды, толпами людей в шортах.
        По площади Каталонии мимо торгового центра El Corte Ingles темнокожий парень катил пианино. Это было последнее, что Лера запомнила от первого знакомства с Барселоной перед заселением в отель. А дальше была трескотня её девчонок, конференц-зал, обед в шикарном ресторане при отеле, и всё то же самое в обратном порядке: конференц-зал и потрясённые девчонки, влюблённые, как и Лера, с первого взгляда в этот отель, в этот город, в эту страну.
        Вечером впятером они сидели на крыше отеля на мягких диванах, пили розовое вино и терялись в ощущениях — так их было много. Восхищались видами ночного города. Наслаждались запахами гриля у бассейна и звуками испанской гитары. Удивлялись шумным туристам и местным раскрепощённым жителям, которые со всех улиц в округе распевали песни, что-то выкрикивали, смеялись и громко переговаривались друг с другом на своём щекочущем нёбо языке.
        Лера украдкой поглядывала на телефон. Прошёл целый безумный день, но Кирилл так и не позвонил.
        И лёгкое беспокойство уже переросло в тревогу, когда, сидя на бортике закованной в зелёный мрамор ванной, Лера смотрела на экран молчавшего телефона. На цифры номера, которые она знала наизусть, но так и не набрала. Экран тух и снова загорался, когда она прикасалась к нему пальцем, а в голове у неё крутилась только одна мысль: «Я же ни разу не звонила ему сама».
        Кирилл просил подумать. Но о чём? У Леры было только три вопроса, и на все она ответила себе ещё в самолёте.
        Нужен ли ей Кирилл?  — Да.
        Любит ли она его?  — Да.
        Согласна ли она…?  — Да. Она на всё согласна, что бы он ни предложил. Но даже если он ничего не предложит, Лера поняла главное: с Артёмом она жить не будет.
        С пятнадцатого этажа гостиницы в Москве, с крыши отеля в Барселоне, с высоты десяти тысяч метров над землёй под крылом воздушного судна, уносящего её из родного города, Лере открылась простая, как вода, истина: её брак — ошибка. Тюрьма, в которую она сама себя заточила. Нацистские застенки. Крепостные стены, загаженные некрасивыми пятнами её бесконечной лжи по мелочам, как помётом птиц. Эти белёсые потёки — единственное, что будет видно ей из окон своей темницы, если они скрепят свой брак с Артёмом ещё и детьми.
        Лера пока понятия не имела, как скажет об этом мужу. И сердце словно покрывалось ледяной коркой, когда она представляла себе его красивый лоб, прорезанный двумя хмурыми глубокими складками. Нет, леденела она не от страха. От чувства вины. Как опытный манипулятор Артём же прибегнет именно к этому средству: будет давить на жалость, будет вспоминать все лучшие моменты, что случились в их совместной жизни, будет нежен, будет мил, обходителен, соблазнителен…
        Телефон зазвонил. Лера дёрнулась и, как живой, он выскользнул из руки.
        Как же долго длилось это мгновенье, пока он летел. Медленно и неумолимо рисовал в воздухе идеальную параболу, целился металлическим боком в блестящий кафель, лишая Леру единственного смысла жизни.
        Но инстинкты влюблённой женщины оказались сильнее законов двух точных наук. Презрев и геометрию, и физику, Лера сдвинула ногой напольное полотенце, обеспечив парящему смартфону пусть не безопасную, но всё же мягкую посадку.
        Её приземление со всего размаха на пятую точку мягким назвать было нельзя даже с трудом. Но что есть отбитый копчик, когда на том конце провода — Он.
        — Аллё,  — ответила Лера сдавленным голосом, корчась на полу от боли и ликуя от радости, что телефон уцелел.
        — Что случилось? Лера! Лера, что с тобой?  — вопрошал Кирилл в панике.
        — Всё хорошо, Кир,  — выдохнула Лера, проверяя ещё и ушибленный о бортик ванны затылок.  — Уже всё хорошо.
        Он молча слушал, как она кряхтит. Наверное, даже не дышал.
        — Упала. В ванной.
        — О, боже,  — Кирилл выдохнул.  — Жива? Руки, ноги целы?
        — Ударилась головой, но ничего серьёзного не повредила,  — улыбнулась она, крутя шеей, которая болела, но, главное, поворачивалась.  — Как ты?
        — Только освободился. Такой сумасшедший был день,  — что-то заскрипело под его весом. Что-то незнакомое.  — Телефон сел. Зарядкой из машины поделился с товарищем. И только когда кинулся её искать, вспомнил, что Стёпа, зараза, мне её так и не вернул. Что там твоя голова?
        — Нормально,  — покачала Лера из стороны в сторону и услышала тоненькое и пронзительное тявканье.  — А ты где?
        — Я у мамы.
        — Проведать заехал?  — ревниво прислушалась Лера к тому, как повизгивает от восторга щенок, которого Кирилл явно тискал.
        — Нет, счастье моё. Ушёл из дома. Поживу пока у мамы, а там разберёмся.
        Лера даже не знала, что и сказать.
        — А как Настя?  — спросила она первое, что просилось на язык.
        — Можно мы не будем про Настю?  — щенок пыхтел где-то совсем рядом с телефоном. Кажется, Кирилл уворачивался от его настойчивого языка. Тихонько прозвучало «Тьху!», а потом Кир продолжил говорить, потому что Лера забыла, что он, наверное, ждал ответа: — Нет, если ты, конечно, хочешь. Я расскажу. Настя ожидаемо и встретила, и проводила меня гробовым молчанием. А вот тёща, пока я собирал вещи, особо на эпитеты не скупилась.
        Лера тяжело вздохнула. Её всё это ждало впереди.
        — Ты сказал, что вы это уже проходили?
        — Да, я однажды уже уходил,  — стул или кресло, с чего Кирилл там встал, снова заскрипело.
        — Лер, с тобой там всё нормально?  — вдруг раздался через дверь голос Кати, Лериной соседки по номеру.
        — Да, тебе освободить ванную?  — прижала Лера к груди трубку.
        — Нет, нет, сиди,  — ответила она, уходя.  — Я спать.
        Лера не стала ей отвечать, машинально кивнула, снова подняла к уху телефон.
        — Прости, я уже час в ванной, соседка забеспокоилась. Я тоже переживала, что ты молчишь. Честно говоря, уже сама хотела тебя набрать.
        — Я был бы рад,  — улыбнулся он.  — Жаль только, ты бы расстроилась, что не смогла дозвониться.
        — Извини, я тебя перебила. Ты сказал, что уходил от жены?
        — Да, пару лет назад,  — теперь он отвлёкся. Зашумела вода. Потом стихла. Стук. Его выдох, а потом он продолжил: — Как-то навалилось всё разом. На работе неприятности, деда на операцию положили, мама плохо себя чувствовала, и дома такая тоска, что хоть волком вой. И тишина гробовая, густая как дым, хоть топор вешай, а дышать нечем.
        — А почему тишина?
        — Это любимый способ моей жены уходить от проблем — молчать. Нет, можно было, конечно, поговорить. Но это были не разговоры. Сплошные пенальти. Мне очередной раз пришлось бы слушать, что по статистике каждая пятая женщина теряет ребёнка, даже не узнав о том, что беременна. И очередной раз за ужином внимать, что кроме генетических нарушений у плода, гормональных нарушений у матери, инфекций и физического воздействия, что являются самыми частыми причинами выкидышей, немаловажную роль могла сыграть внезапная перемена климата. Это было выше моих сил. А ни о чём другом, кроме несостоявшейся беременности, говорить Настя не хотела. Ведь это я потащил её в ноябре на Канары.
        — Насильно потащил?  — подложила Лера под ушибленный копчик полотенце.
        — Нет, конечно,  — усмехнулся Кирилл, и Лера услышала, кажется, зашипевший рядом с ним чайник.  — И она меня как бы ни в чём и не упрекала. Просто обычно она хандрит поздней осенью, когда уже начинается холод. И я решил подарить ей пару недель солнца, моря, тепла.
        — Не сбылось?
        — Сбылось. Съездили вроде неплохо. Ну, как мне показалось. Но буквально на следующий день по прилёту у неё случился выкидыш, и всё… разверзлась такая бездна,  — Кирилл тяжело вздохнул.  — Да, я виноват. Надо было остаться. Надо было её спросить, прежде чем покупать горящую путёвку. Но я поставил жену перед фактом, она не стала меня расстраивать. В общем, это — замкнутый круг, по которому мы бегаем, как лошади в загоне, уже не первый год. И я смертельно устал от этой компании под названием «Настина беременность». Уже тогда устал. Все эти обследования, тесты, больницы, врачи. Я молчу про деньги, сколько бы это ни стоило,  — громыхнула дверь и звук телевизора, что до этого был отчётливо слышен, почти затих.  — Молчу про время, которое нужно было выкраивать между командировками, или на то, чтобы подрочить в баночку между совещаниями. Это стало второй работой. И не дай бог где-нибудь передёрнуть в гостинице под просмотр порноканала. Не дай бог!
        — Это-то она как проверяла?  — засмеялась Лера.
        — Ну, скажем так: она просто предупредила, что ни одна капля генетического материала не должна пропасть даром,  — усмехнулся он.  — Ни одна.
        — Всё в хозяйство, всё в семью?  — Лера боялась его обидеть, но не засмеяться не смогла.  — И секс по расписанию?
        — Если бы только секс,  — Кирилл явно улыбнулся. И Лера представила, как заблестели его зубы. О, боги! Теперь она знала, даже как он смеётся.  — Питание, физические нагрузки, сон и отдых — всё было регламентировано и строго учтено. Ведь даже от количества жидкости, которую я выпивал, зависела вязкость эякулята. А это, знаешь ли, одна из причин бесплодия.
        — Бедненький ты мой,  — вздохнула Лера.
        — Повтори, пожалуйста, ещё раз.
        — Что? Бедненький мой?
        — Особенно второе слово,  — понизил он голос до вожделенной хрипоты.  — Хорошо, что закрыл дверь. Я просто умираю, когда ты говоришь «мой».
        — Не умирай, пожалуйста, мой больной и хромой, бедненький заинька мой.
        — М-м-м-м…  — промычал он, словно находился где-то совсем рядом, словно зарылся в её волосы.  — Я скучаю. Невыносимо. Просто сдыхаю без тебя.
        — Приезжай!  — улыбнулась Лера.  — Здесь классно.
        — Уже считаю часы. Осталось семьдесят один.
        Чайник, наверное, уже остыл, но Лера только сейчас услышала, как Кирилл взял кружку. Стукнула дверца шкафа, потом донышко о стол.
        — Чай? Кофе?  — спросила она.
        — Чай. Мама у меня не пьёт кофе. А тот, что держала для меня — отсырел. А я купить не успел. Тебе, наверно, спать уже пора?  — спросил Кирилл.
        — Тебе, наверно, тоже,  — Лера хотела пошутить про его режим, но не стала. Наверно, с того дня как материал был собран, применён по назначению и законсервирован, строгий режим был снят.  — А почему ты вернулся? К жене?
        — Я не вернулся,  — Кирилл шумно вздохнул.  — В ту же зиму я сломал ногу. Это, конечно, отдельная история. Но я потом тебе как-нибудь её расскажу. Сейчас только самый финал. В общем, с ногой — это было весело. Аппарат Илизарова, каждое утро врач заходит в палату с гаечным ключом — Господи! Как я его ненавидел!  — костыли, все прелести. Настя приехала меня навестить, потом стала приезжать каждый день, а потом забрала из больницы. Даже с мамой моей повздорила из-за этого. И все четыре месяца больничного со мной возилась. Я потом ещё месяца два на работу как фраер с водителем ездил, с палочкой ходил. А потом поправился, но так и остался. И понеслась эта свистопляска с очередной беременностью. Ну, дальше ты всё уже знаешь.
        Лера тоже вздохнула. Что-то ей подсказывало, что свистопляска эта ещё не закончилась. И никогда не закончится. И Настя его просто так не отпустит.
        — А из-за чего они повздорили с мамой?  — Лера вытянула затёкшие ноги и, сдёрнув с умывальника ещё одно полотенце, легла и положила его под голову.
        — Мама хотела увезти меня из больницы домой. Она тогда уже мне говорила: «Уходя — уходи», иначе вечно будут находиться причины остаться. Но я,  — он выдохнул и, кажется, стукнулся затылком о стену,  — не знаю. Может, проявил слабость. Может, инертность. Уступил, поддался. В общем, не возразил.
        — А, может, это чувство вины? За тот выкидыш?
        — Ты, знаешь, сейчас, когда Насте поставили диагноз и врач сказал, что при такой густоте крови каждая беременность заканчивалась бы одинаково, я, наверно, и не должен бы чувствовать себя виноватым. Но ты права. Хоть жена меня ни в чём и не обвиняла, но она так страдала, что я просто не мог остаться равнодушен.
        Он замолчал. И Лера тоже задумалась, даже закрыла глаза, устав от света лампы на плохо прокрашенном потолке. С их опытом долгих разговоров они с Кириллом научились молчать и не тяготиться этим. Лера слышала, как зашуршал фантик шоколадки или конфеты, как Кирилл сделал глоток. Нестерпимо хотелось его обнять. Прижаться к его плечу, почувствовать тяжесть его руки на своём теле.
        Но чем больше он раскрывался, тем Лере становилось страшнее. Чем больше она узнавала о его жизни, тем яснее проступала истина — в какой заднице они на самом деле. Оба.
        Его жена не стенка, она — крепостной вал. Не танк, как Кирилл её назвал,  — противотанковый ров. Не стальной таран, не остроконечный выступ в носовой части корабля, она — капитан этого корабля. Лера же — пробоина в судне их семейной жизни. И сильно сомневалась, что она — тот самый айсберг, что потопит их Титаник, которым рулит Настя и столько лет уже держит на плаву.
        — Ты сказал обо мне жене? Или просто ушёл и всё?
        Он сделал ещё один глоток, а потом только ответил.
        — Я сказал. Жене, тёще, маме, деду. Даже Степану, которого материл за зарядку пару часов назад.
        Лера закрыла ладонью глаза. «Это фиаско, братан!»
        — Я боюсь даже предположить, что именно ты сказал. Особенно Степану. Кто это, кстати?
        — О! Стёпа,  — его голос потеплел.  — Мой друг, товарищ и брат. Порядочная сволочь, скажу я тебе. И за те десять с лишним лет, что я его знаю, такой и остаётся. Я сказал ему, что встретил девушку, которую искал всю жизнь.
        Если бы Лера уже не накрыла рукой лицо, ей пришло бы сделать это ещё раз. Теперь от смущения.
        — Завидую ей. А она об этом знает?
        Кирилл рассмеялся так громко, что Лере пришлось отодвинуть от уха телефон.
        — Он спросил меня то же самое. И хоть это неважно, но я приеду и обязательно скажу ей об этом,  — Кирилл отвлёкся,  — через шестьдесят девять часов и пятьдесят пять минут.
        — Боже, мы уже целый час болтаем,  — Лера посмотрела на экран и снова поднесла трубку к уху.  — У меня сейчас отключится телефон.
        — Тогда спокойной ночи, девушка моей мечты. Я люблю тебя. И целую во все места, до которых ещё не добрался.
        И третий фейспалм.
        — Спокойной ночи, моя.
        — Ау-у-у-у,  — завыл Кирилл тихонечко.  — Обещай, называть меня так всегда.
        — Обещаю, моя…
        Телефон отключился. Но в голове так и звучало несказанное.
        Моя… неожиданная удача. Призрачная надежда. Мучительная радость.
        Моя безрассудная любовь.
        Глава 20
        Как Лера прожила эти оставшиеся семьдесят часов до встречи с Кириллом, она забыла в тот самый миг, когда увидела его в зоне прилёта.
        По гладкому глянцевому полу, блестящему, как только что начищенный лёд катка, он шагал уверенно и Леру не видел. Прижимал к уху телефон и что-то пояснял, довольно резко. Строгий, собранный, деловой, неожиданно в костюме (видимо, не было времени переодеться) и бесконечно уставший.
        Лера поняла это по тому, как он выдохнул, неожиданно остановившись, как поправил на плече сумку, когда продолжил движение, как откинул рукой волосы, потряс головой, стараясь или вытряхнуть из неё ненужное, или просто взбодриться.
        Кирилл не знал, что Лера ждёт его в аэропорту. Лера и сама не думала, что приедет. Но чем стремительнее приближалось время его прилёта, тем сложнее было усидеть на месте. Теперь она точно понимала его состояние, когда он ей говорил, что ему проще пойти пешком в аэропорт, чем ждать. Она извелась, приехав за час до посадки его лайнера, но и это тоже забылось, стоило ей только увидеть его русую голову среди спешащих пассажиров.
        — Да,  — снова остановился Кирилл.  — Я сам решу этот вопрос, если Самсонов не сможет, но только после отпуска. Нет, Сергей, потому что это не заканчивается никогда. Ингрид не считает этот вопрос срочным. Хартмут даже предложил перенести на весну. И только ты продолжаешь настаивать.
        Он снял с плеча свою мягкую кожаную сумку, осмотрелся, словно в поисках места, куда её бросить, и Лера застыла, когда взгляд его скользнул мимо неё.
        «Не заметил»,  — расстроилась она. Опустила плечи, рассматривая новые босоножки. Какой бы ни была мягкой кожа обуви, а на большом пальце намечалась мозоль. И зря, наверно, Лера приехала. Странное чувство, будто она подсматривала и подслушивала. И припёрлась, когда её совсем не просили.
        Лера подняла голову и растерялась — Кирилл исчез. Она испуганно осмотрелась в почти пустом зале. Редкие спешащие по своим делам люди, но Кирилла и след простыл.
        «Отлично!  — выдохнула она и всплеснула руками.  — Встретила! Пораньше. Наряжалась битый час. Ехала. Ждала».
        — Девушка! Вы кого-то потеряли?
        Лера медленно повернулась на каблуках. Кирилл стоял, привалившись плечом к колонне, и улыбался, сволочь. Улыбался.
        — Кир! Но как ты…
        Он не дал ей договорить, подхватил, прижал к себе, зарылся в волосы.
        — Ты правда думала, что я тебе не замечу?
        Голова предательски закружилась.
        — Кир…
        — Ты же самая красивая девушка в мире. Я и захотел, мимо не смог бы пройти.
        Лера целовала его в нос, в глаза, в щёки, лизнула в губы, не давая ему говорить.
        — Фу, плохая собака,  — он смешно сморщил нос и засмеялся.  — Счастье моё, я на целую неделю весь твой, только давай отсюда уже уедем.
        И это было не счастье, это было безумное всепоглощающее безбрежное счастье, накрывшее их с головой.
        — Хоть на обзорную экскурсию вас свозили?  — сидя в просторном зале ресторана при гостинице, спросил Кирилл, с аппетитом поглощая какие-то закуски из глубоких белых ложек, похожих на маленькие ладьи.
        — Мы покатались на автобусе. Такой двухэтажный, красный,  — Лера больше разглядывала, что же им принесли, чем пробовала. Всё было таким непривычным.
        Честно говоря, она вообще сегодня уже не хотела снова одеваться, куда-то идти и вообще выползать из-под Кирилла, но он сказал, что их кровать никуда не денется, и Лера ему поверила.
        — С аудио экскурсией в наушниках, я понял, Туристик Бас,  — протянул Кирилл Лере крошечный хлебный рулетик. До того, как он оказался во рту, Лера успела увидеть только побеги спаржи, торчащие изнутри и шарики красной икры сверху.
        — Мн-н-н, вкусно,  — облизала она оставшийся у него на пальцах соус.  — Это как называется?
        — Понятия не имею,  — улыбнулся Кирилл, не сводя с неё глаз.  — Но не делай так больше, а то мы уйдём, не дождавшись десерта.
        — К чёрту десерт, заберём с собой. У нас есть вообще какие-нибудь планы?
        — Ай-яй-яй,  — укоризненно покачал он головой.  — Именно это я и пытаюсь выяснить. Что тебе предложить. Хотя бы Гауди вы посмотрели на этой автобусной экскурсии? Дом Мила? Саграда Фамилиа? И есть у тебя какие-нибудь пожелания?
        — Только одно,  — подняла Лера вверх брови, когда перед ними поставили огромное блюдо с морепродуктами.  — Чтобы ты не был там со своей женой.
        Кирилл засмеялся, а потом наклонился через стол и взял её за руку.
        — Значит, я всё правильно сделал. Есть минимум три места, где я никогда не был ни с бывшей женой, ни с какой-либо другой женщиной. Стадион Камп Ноу,  — он дважды целовал каждый палец, который загибал. Сначала в ноготок, потом в фалангу.  — Кулинарные курсы.
        Кирилл остановился, когда Лерины глаза уже не могли стать шире от невысказанного удивления и восторга.
        — И?  — наклонила она голову.
        — И эта гостиница, счастье моё,  — он перецеловал остальные пальцы.  — Но, если не возражаешь, в Храм Святого Семейства мы всё же сходим. Гений Антонио Гауди,  — сделал он ударение на последний слог,  — всё же стоит того.
        И именно с Гауди они и начали следующий день.
        Хотя нет, начали они его с чудесного пробуждения на неприлично большой кровати. С моря. Настоящего, солёного, Средиземного и уже холодного в середине сентября. Кирилл всё же затянул Леру в ледяные волны. А потом отогревал под душем.
        — Ну, я сделал всё, что смог,  — смеялся он, тяжело дыша и отплёвываясь от льющейся тропическим ливнем воды.  — Надеюсь, ты согрелась.
        — Немного,  — улыбалась в ответ Лера, сползая вниз по чёрному кафелю стены в изнеможении.
        А потом за столиком в ресторане Лера бессовестно объедалась бутербродиками и пирожными с кавой, каталонским игристым вином.
        Что бы там ни говорили про аристократов и дегенератов, оказывается, шампанское на завтрак — это так вкусно и так приятно. Лере всё не верилось, что его действительно всегда выставляют в ведёрках со льдом к завтраку.
        — Так во всех приличных отелях Европы,  — пояснял Лере Кирилл, поглощая свой любимый хрустящий бекон и яичницу.  — Потому что яйцо убивает вкус вина, обволакивая рецепторы и придавая ему металлический привкус, а яйца — это же основа большинства завтраков. Пузырьки же убирают этот налёт с вкусовых рецепторов, делают гастрономические ощущения ярче, да и вообще поднимают с утра настроение.
        — Откуда ты всё это знаешь?  — протянула ему Лера бокал.
        — Не знаю, где-то прочитал, кажется в журнале Forbs,  — пожал Кирилл плечами и поддержал Леру своим бокалом.  — Вроде даже эта традиция пошла от Людовика Четырнадцатого, потом её продолжили разгульный Филипп Орлеанский и маркиза де Помпадур. Она подсадила на шампанское вечно скучающего Людовика Пятнадцатого, а его последняя фаворитка, бывшая куртизанка, мадам Дюбари, приучила уже весь французский двор к игристому напитку по утрам.
        — Я даже не слышала про такую,  — Лера смотрела на Кирилла с таким восторгом, словно он и сам был из Бурбонов.
        — Очень интересная была личность. Людовику тогда исполнилось пятьдесят восемь. А она разгуливала по дворцу в полупрозрачных платьях, не пользовалась косметикой, не делала пышных причёсок, но, главное, не начинала день без шампанского. Только я расскажу тебе о Франции потом, когда мы поедем во Францию,  — улыбнулся он.  — А пока — Каталония, её вечная борьба за независимость и её бессмертная архитектура.
        После завтрака, не торопясь, от отеля они пошли пешком.
        И остановились на небольшой площади с фонтанами, чтобы сделать несколько снимков. Но там, по кольцу, оказалось такое оживлённое движение, что у Кирилла никак не получалось сделать фотографию, чтобы в кадр перед Лерой не влезла какая-нибудь Ауди, мотоцикл, а то и грузовик. И Лера, торопясь, пока на светофоре загорелся красный, перебегала на другое место, споткнулась о бордюр и растянулась во весь рост на асфальте.
        — Какая знакомая мизансцена,  — помог ей подняться Кирилл.
        Лера ждала, как минимум, насмешек. Как максимум, в голове зазвучал голос мужа: «Раззява! Ну, ты как всегда! У тебя глаза на заднице, что ли?». Она внутренне сжалась, и вдруг снова захотелось закрыться руками. Но Кирилл усадил Леру на бордюр, а сам сидел перед ней на корточках и расстроенно разглядывал её коленки в порванных джинсах.
        И слёзы сами, непрошенные, вдруг защипали глаза. Нет, не от боли — от какой-то унизительной беспомощности, от этого вечного, словно врождённого чувства вины, что снова она совершила оплошность, что за неё стыдно.
        — О, боже! Сильно ушиблась?  — Кирилл сел рядом и прижал её к себе.
        — Нет,  — покачала головой Лера, не в силах сдержать этот солёный поток.  — Прости.
        — За что?  — спросил Кирилл тихо, баюкая её как маленькую на глазах у сотен проезжающих мимо испанцев, но о которых подумала, похоже, только Лера.
        — За то, что я такая… неловкая,  — всхлипывала она.
        — Тебе не за что извиняться,  — погладил он её по голове.  — Не за что. Даже будь ты самой неловкой девушкой в мире. Просто закупим побольше пластырей и зелёнки, перейдём на ударопрочные телефоны — и всё.
        — Я джинсы порвала,  — засунула Лера палец в дыру и вздохнула.
        — Купим тебе новые джинсы. Главное, коленки целы,  — Кирилл попытался заглянуть в образовавшуюся прореху, и ткань легко расползлась до самого шва.  — Упс!
        — Ну, рви тогда и вторую,  — рассмеялась Лера, глядя на его обескураженное лицо. Вытерла остатки слёз на щеках.
        — Лёгким движением руки брюки превращаются…  — Кирилл прилагал усилие, двумя руками растягивая прорезиненную ткань. Оказалось, порвать её не так уж и просто, но он справился.  — Брюки превращаются… в элегантные драные брюки.
        Он посмотрел на результаты своего труда, склонив голову, и остался доволен.
        — Тебе очень идёт,  — подал он Лере руку, вставая.  — Ты такая сразу бандитка. Но я тебя на всякий случай больше ни на секунду не отпущу.
        — Нас же неправильно поймут,  — оглянулась Лера смущённо, когда он прижал её к себе, засунув руку под майку.
        — Наоборот,  — показал он пальцем на двух целующихся парней.  — В этом космополитичном городе нас поймут очень правильно.
        Уже после посещения храма и плотного обеда Лера, сидя за столиком в небольшом кафе, рассматривала фотографии, которые они сделали.
        — Чудесный город, потрясающий храм, невероятный талант, и такая грустная история жизни, наверно, как у всех истинных гениев.
        Конечно, Кирилл столько успел рассказать и про город, и про храм, и про архитектора, что Лера и хотела бы, а не смогла остаться равнодушной.
        Она искоса поглядывала на Кирилла, словно сличая с оригиналом. На некоторых снимках он вышел такой забавный, лохматый, взъерошенный. Лера почти везде вышла не очень, но Кирилл категорически запретил удалять фотографии.
        — Это всё, что у меня останется, когда ты уедешь,  — он смотрел на неё такими влюблёнными глазами, что Лера боялась встретиться с ним взглядом.
        — Куда мы пойдём дальше?  — она вернула телефон.
        — Куда хочешь. За новыми джинсами?  — Кирилл хитро прищурился.
        — Не,  — уверенно покачала головой Лера.  — На такие муки я тебя не обреку. Если только тебе что-нибудь нужно купить…
        — Муки?  — улыбнулся Кирилл загадочно.  — Какие муки! Это же весело.
        И он повёл Леру по торговым центрам.
        И оказался прав. Это было даже лучше, чем шампанское с утра.
        H and M, Zara, Mango, Bershka, Beneton — это то, что Лера ещё запомнила. Потом она даже и названия не читала и перестала считать фирменные пакеты, из каждого магазина выходя с очередным.
        Они с Кириллом просто видели очередную витрину, заходили, набирали полную сумку вещей, и самое интересное начиналось в примерочной.
        Лера переодевалась, выходила к Кириллу, развалившемуся на пуфе, и по выражению его лица понимала, что ей с этим делать. Он закрывал глаза руками, выглядывал сквозь пальцы, кривился, делал вид, что засовывает два пальца в рот, падал лицом на колени, не в силах сдержать смех, скрещивал запястья, морщился, словно ел лимон, иногда задумчиво складывал руки на груди, почёсывая мефистофелевскую бородку, и наконец одобряюще поднимал вверх большой палец.
        И Лера уже устала, а Кирилл тянул её в следующий магазин, и всё повторялось сначала.
        — Вот как я пойду в этом платье?  — крутилась Лера перед зеркалом уже в гостиничном номере, стоя на десятисантиметровых каблуках. Из всех своих покупок именно это платье и эти туфли она решила примерить снова.
        — Ну, как тебе сказать,  — смотрел на неё Кирилл, присев на стол и пряча улыбку за согнутыми пальцами.  — Я точно знаю, как ты в нём не пойдёшь.
        — Как?  — перекинула она волосы с обнажённой до самого копчика спины на грудь, критически оценивая, ловко ли оно сидит на ней без белья.
        — Ты точно не пойдёшь одна,  — легла рука Кира на покрытые свежим загаром лопатки, а потом заскользила вниз, вниз, вниз.  — И я знаю, чего этому платью не хватает.
        — Правда? Тебя?  — повернулась Лера, чтобы не смотреть на него в зеркало, которое искажало изображение. Но Кирилл мягко развернул её к себе снова спиной и расправил волосы.
        — Закрой глаза,  — шепнул он в самое ухо и, хоть Лера и так беспрекословно послушалась, добавил: — Не подсматривай!
        Зашуршал пакетик, что-то щёлкнуло, открываясь. Лера так привыкла по одним звукам понимать, что он делает, что даже представила себе коробочку: бархатную, почему-то тёмно-бордовую, в цвет платья. Что-то невесомо легло на шею. Лера подняла вверх волосы, не открывая глаза, чтобы ему стало удобнее застёгивать застёжку.
        — Говорят, когда встречаются две души, созданные друг для друга, в небе загорается новая звезда,  — прошептал он. Волосы мягко упали на спину, когда Лера их отпустила.  — С днём рождения!
        «Что?!  — первым её желанием было возмутиться.  — Он же прошёл десять дней назад. И они договаривались: никаких подарков».
        Лера приоткрыла один недовольный глаз. В яремной ямке блестел прозрачный камень. Лера открыла второй. Она не смогла бы и под микроскопом отличить бриллиант от стекла, но то, что на тонкой, почти невидимой, леске на шее блестел настоящий камень, Лера ни секунды не сомневалась.
        — Кирилл!  — повернулась она, даже не зная, что чувствует. Смятение? Негодование? Восторг?  — Я не могу…
        Он прижал к её губам палец.
        — Я помню, помню, мы договаривались. И ты не праздновала, потому что папа и вообще. Но я не смог удержаться. Рискуя вызвать твой гнев, понимая, что заслужу это негодование. Только знаешь, когда я на тебя смотрю, я и сам себе не верю, что ты моя. Я люблю тебя. Просто люблю,  — он прошептал последние слова, уже склонившись над её губами.  — Я люблю тебя больше жизни. Убей меня за то, что я нарушил своё обещание. И я буду счастлив умереть от твоей руки.
        — Кир,  — выдохнула Лера. Её руки сплелись на его шее, как лоза.  — В этом небе точно загорелась новая звезда. Я люблю тебя, Кир. Люблю. Люблю.
        Кирилл закрыл глаза. Словно окаменел, и только покачивал головой, отрицая, не веря, боясь поверить.
        — Это даже лучше, чем я думал,  — наконец, посмотрел он на Леру.  — Это как… Бах!  — он показал руками,  — как фейерверк. Как…
        Он нахмурился, подбирая нужное слово.
        — Кровоизлияние в мозг?  — улыбнулась она.  — Но это вовсе не означает, что я тебя не убью.
        — Да,  — выдохнул он.  — Мне срочно нужна качественная лоботомия.
        — Говорят, хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается,  — улыбнулась Лера и подтянула его к себе за шею.
        Она прикоснулась к его губам, и он замычал, замурчал, заурчал, отвечая. Плотоядно, требовательно, довольно.
        — И я, конечно, хочу тебя немедленно раздеть,  — сказал Кирилл, прерывая поцелуй,  — но в том, чтобы быть слегка голодным, есть какая-то своя непередаваемая прелесть. Поэтому сейчас мы идём ужинать в ресторан с лучшим в Барсе видом на море.
        — А потом?  — покосилась на него Лера.
        — А потом пойдём в клуб, напьёмся до потери ориентации, напляшемся, и даже боюсь предположить, что будем делать ещё, потому что я согласен на любые безумства. И потому что сегодня среда, и там обязательно будет какой-нибудь резидентский ди-джей, и вообще… просто пойдём. Я счастлив. Это надо не просто отметить. Это надо залить. В этом надо утонуть.
        Он обнял её за талию и потянул к выходу.
        — Я точно дойду в этих каблуках?  — уже стоя в дверях, засомневалась Лера.
        — Счастье моё, я донесу тебя на руках хоть до северного полюса,  — пригласил Кирилл рукой.  — Не то, что до этого клуба на побережье, сразу за нашим отелем.
        И Кирилл был совсем не далёк от истины, когда говорил, какое количество алкоголя им потребуется, чтобы уйти ко дну.
        И, кстати, бархатная коробочка оказалась бирюзовой. Такой нежный, подозрительно знакомый цвет.
        Глава 21
        Лера никогда не ходила в клубы. Никогда не ездила за границу. Никогда не носила бриллианты Tiffany. Никогда не изменяла мужу. Она много чего не делала никогда до встречи с Кириллом.
        Но эта бедовая, аховая раскрепощённость, что он разбудил в Лере, эта лёгкость и свобода, что нечаянно подарил, драйв и кураж, что позволил ей почувствовать, не просто возродили её из пепла, они словно вернули ей саму себя.
        Атмосфера в клубе очень напомнила Лере школьную дискотеку. Так же весело, шумно и тесно. Так же громко орала музыка. Громче остальных веселились потные и прыщавые подростки. Но были и разительные отличия.
        Например, подозрительные личности, что вроде толкались бесцельно, но на которых Кирилл строго-настрого запретил Лере без нужды смотреть. Хотя какой бы дремучей она ни была, всё же догадалась, товар какого свойства эти личности предлагали. И нужды в нём Лера действительно не испытывала.
        Ощущался в клубе и далеко не невинный аромат лёгкого флирта, а густой навязчивый запах настоящего разврата. Даже в присутствие Кирилла, который не оставлял, не отпускал Леру от себя ни на секунду, пару раз потные руки юных испанских мачо скользили по её ягодицам.
        Одиноких девиц — скучающих, и, наоборот, развесёлых — в поисках определённого рода удовольствий тоже хватало. И Лера была уверена, что ни одна из них не ушла домой одна. Некоторые и вообще не ушли дальше пляжа. Прямо там и занимались страстной любовью. Хотя в целом молодёжь обоего пола вела себя в клубе не столько развязно, сколько открыто, раскрепощённо и располагающе.
        Они вернулись домой, когда уже рассвело. И утро для Леры с Кириллом наступило далеко пополудни. Две таблетки аспирина стали завтраком. Ужасная головная боль — расплатой за ночь безумия.
        — В бассейн,  — скомандовал Кирилл на Лерины слабые попытки возразить.
        И пока она медузкой пассивно колыхалась у бортика, сделал не меньше десяти заплывов в хорошем спортивном темпе без остановки из одного конца бассейна в другой.
        — Вот теперь я взбодрился как надо,  — заявил он, падая рядом с Лерой на шезлонг.  — Ты как?
        — Лучше. Но, кажется, всё ещё пьяная.
        — Это ничего. Сейчас возьмём тебе что-нибудь с сельдереем или морковкой, и сразу полегчает.
        — Рассольчику бы,  — вяло улыбнулась она.  — Капустки квашеной.
        — А на солёненькие огурчики тебя случайно не тянет?  — улыбнулся он, но вернувшись с двумя стаканами свежевыжатого сока, продолжил эту щекотливую тему: — А знаешь, я бы не отказался.
        — От чего?  — напряглась Лера, прекрасно понимая, к чему он клонит.
        — От всего,  — улыбнулся Кирилл многозначительно.  — Я никогда не спрашивал. И сейчас не буду настаивать на ответе. Но всё же спрошу. Скажи, почему у вас с мужем нет детей?
        Однажды этот вопрос должен был возникнуть. Не сказать, чтобы Лера его не ждала. Но всё же оказалась не готова.
        — Я…  — выдохнула она.  — Я не знаю. Правда. Мы тоже сдали все анализы. Тоже месяц ходили по врачам. И за шесть лет совместной жизни никогда не предохранялись. Но при видимом отсутствии проблем со здоровьем, я так ни разу и не забеременела. И нет!  — подняла она руки предупреждающе.  — Мы не будем пробовать.
        — Нет, нет,  — погладил её по мокрой ноге Кирилл.  — Я бы и не предложил. Я всё понимаю.
        И вроде нечего было обсуждать, но Кирилл снова вернулся к этой теме уже в номере. Лера лежала у него на плече. Кирилл лениво тыкал пультом по каналам.
        — Я обещал деду, что заеду к нему с тобой после отпуска.
        — Зачем?  — возмутилась Лера даже не тому, что Кирилл её не спросил, а тому, что это было совсем уж ни в какие ворота.  — Кирилл, я замужем. Ты женат. Это лишнее. И это ни к чему.
        — Я понимаю,  — он поцеловал её в макушку.  — И мнение деда не то чтобы важно для меня. Но он болен. Он стар. До того времени как я разведусь, он, возможно, просто не доживёт. А я хочу, чтобы он знал, что я счастлив. Я хочу, чтобы весь мир об этом знал. Но пока решил ограничиться только дедом,  — улыбнулся Кирилл.  — Тебе ничего не придётся делать. Даже говорить с ним. Мы заедем всего на несколько минут. Уверен, этого будет достаточно. Дед сам всё поймёт. Пожалуйста!
        Лера вздохнула. У неё вообще когда-нибудь будет право голоса? Кто-нибудь когда-нибудь спросит, чего хочет она? Но её протест утонул, как бумажный кораблик в безбрежном море его аргументов. Наверно, это даже звучал и не протест — страх оказаться опять в том же капкане. Сменить одного жестокого правителя на другого. Тиберия, как называл Артёма Лерин отец, на Нерона, а то и на какого-нибудь безумного Калигулу.
        — Наверно, если бы у меня была такая возможность,  — вздохнула Лера,  — единственным человеком, с которым я бы тебя сейчас познакомила, стал бы мой папа. Он один был против моего брака. До самой смерти. За все эти годы он так и не смирился. Говорил, надумаешь уйти, знай: тебе есть куда вернуться.
        — Почему?  — отложил Кирилл пульт и обнял Леру двумя руками.
        — Я не знаю. Может, Артём ему просто не нравился. А может, он видел больше, чем остальные. Чувствовал то, что я скрываю. Как мне плохо. Как я на самом деле несчастна, хоть и пытаюсь убедить себя, что я его люблю, что стерпится, перемелется. Он ведь на самом деле неплохой, Артём. Но мы с ним катастрофически не подходим друг другу. Хотя я даже не представляю себе, смогу ли ему сказать, что ухожу.
        — А ты уходишь? Ты решила?  — встрепенулся Кирилл.
        — Решила,  — Лера закрыла глаза.  — Все это неправильно, конечно. Плохо. Малодушно. Жестоко, что я с ним так. Всё же он не заслужил. И мне так совестно, что я даже ответить ему не смогла, когда он звонил.
        — Мне очень горько это слышать,  — погладил её по спине Кирилл и тяжело выдохнул в макушку.  — Мне очень жаль, что я в этом виноват.
        — Разве виноват ты?  — повернулась к нему Лера, но он как никогда был серьёзен.
        — Да,  — сказал он твёрдо.  — Если бы я тогда в гостинице ушёл, как собирался. Если бы справился с собой. Может быть, ничего бы и не было. И ты бы так не страдала.
        — А почему ты, кстати, ушёл?
        — Потому что ты так ясно дала понять, когда предложила этот тост за дружбу, что я обязан был уйти и тебя не провоцировать,  — Кирилл подтянул Леру повыше, не сводя глаз.  — Но я не знал, как прожил бы ту ночь без тебя. Я не смог уйти.
        — И все же ты ни в чем не виноват,  — покачала головой Лера.
        — Хочешь, я сам поговорю с твоим мужем?
        Лерины глаза чуть не выпали, так норовили лучше рассмотреть этого безумца.
        — Ты бессмертный что ли?  — усмехнулась она.
        — Лер, я не шучу,  — ответил он серьёзно.  — Ты сказала, что его неделю не будет, значит можешь спокойно за это время собрать вещи, если они тебе нужны, и уйти. Я сам решу с ним этот вопрос. Поверь, у меня есть опыт и не в таких сложных переговорах.
        — Нет… нет… нет,  — мотала она головой, не веря своим ушам, не принимая саму возможность такого варианта.  — Я, конечно, трусиха, но не до такой же степени, чтобы прятаться за твоей спиной.
        — А где тебе ещё прятаться?  — усмехнулся он.  — Отца нет. Других мужчин в семье нет. Значит это мой долг.
        — Твой долг защищать свою жену,  — парировала Лера. И хоть это было жестоко, чисто по-мужски, говоря про отца, Кирилл был прав.
        — Это вопрос терминологии,  — не дрогнул он.  — Жену, женщину. И моей жене не нужна защита. А тебе нужна. Ты даже больше моя, чем она.
        — Это тоже вопрос юрисдикции. Моя, твоя, чужая. И фактически я тебе чужая. А она жена. И скоро у неё будет твой ребёнок.
        — Лер, давай решать вопросы по мере их поступления. Ребёнка пока нет. А вот твой муж есть.
        — Я сама разберусь со своим мужем, Кирилл. Сама. Пожалуйста!  — Лера села рядом, и он вынужденно убрал руки.
        — Я решу вопрос с твоим переводом, с новой должностью. Как вообще ты смотришь на то, чтобы переехать в Москву?
        — О, боги! Кирилл!
        — Ты против?  — расстроился он.
        — Я против. Я не против. Я не знаю,  — Лера взмахнула руками и встала.  — Я даже не думала об этом. Я… понимаешь, я буквально вчера ещё мужу одежду покупала. Здесь. Потому что я привыкла о нём заботиться. Потому что я не представляю себе, как… как он будет жить без меня. Это не он встретил неожиданно новую любовь. Он любовь всей своей жизни привёл к алтарю шесть лет назад. И для него, наверное, это будет удар. Жестокий. Под дых. Ниже пояса. Потому что он тоже, как мог, обо мне заботился. Работал, кормил, покупал вещи. Шубу подарил. Второй гараж купил, хотя он нам в принципе был и не нужен. В конце концов, мы тоже хотели детей. И как-то двигались в этом направлении.
        Лера ходила туда-сюда по комнате, то заламывая руки, то размахивая ими.
        — Ты знаешь,  — Кирилл дождался, когда она остановилась напротив него.  — Мне очень трудно с тобой спорить. Мне вообще нечего возразить голой женщине.
        Он сел, свесив ноги с кровати, и подтянул Леру к себе за запястья.
        — Но что бы ты сейчас ни говорила,  — Кирилл смотрел на неё, стоящую перед ним, снизу-вверх.  — Я знаю точно, что всё это решаемо. Но решаемо только в том случае, если ты этого хочешь. Если же нет… Порезвились и будет. Вернёшься к своему великолепному мужу и можешь ничего ему не говорить. Я даже настоятельно рекомендую ничего не говорить. Сомневаюсь, что он узнает. Сомневаюсь, что если он что-то узнает, ты не найдёшь этому разумных и невинных объяснений.
        — Кир, не надо,  — Лера обняла его, прижала его голову к груди. И он не оттолкнул её. Просто горько-горько вздохнул и обнял.
        — Наверно, надо как-то бороться с этой самоуверенностью,  — улыбнулся он.  — Но что-то мне подсказывает, что никто и никогда больше не будет целовать тебя так.
        Кирилл уложил её на кровать, и его губы начали по Лериному телу долгое и волнующее путешествие, которое закончилось для неё где-то в другом измерении.
        Там, где падали разноцветные снежинки и голос — чужой спокойный и убедительный — все повторял: «Ты же любишь его! Он же любит тебя! Очнись!»
        Глава 22
        — Счастье моё, проснись,  — Кирилл щекотал Леру щетиной.  — Просни-и-ись! В самолёте доспишь.
        — Самолёт!  — прохрипела Лера, подскакивая. Откашлялась, посмотрела на Кирилла.  — Сколько времени?
        — Впритык,  — улыбнулся он, вставая с кровати. Уже одетый, наодеколоненный, безупречный, с иголочки. То-то Лере снились какие-то вкусно пахнущие экзотические цветы.  — Не хотел тебя будить. Ты так сладко спала.
        — Чёрт,  — снова прохрипела она и побрела в ванную, мельком глянув на серое утреннее небо за распахнутыми настежь дверями балкона.  — Я быстро.
        — Лер, Лер,  — остановил её Кирилл.  — Ты в чём поедешь? Краситься будешь? Давай всё ненужное мне покидай, я упакую чемоданы.
        «Чемоданы»,  — усмехнулась она. Да, чтобы увезти всё, что ей накупил Кирилл, понадобился ещё один чемодан.
        — В холодильнике не забудь. Там чернила каракатицы,  — произнесла она снова хрипло и снова откашлялась, показывая пальцем.
        — Такое забудешь,  — усмехнулся Кирилл и всё же поймал Леру, хоть она и пыталась его обойти, собирая разбросанные по комнате вещи.  — Болельщица моя,  — прижался он губами к ключице,  — наоралась вчера? Сорвала голос?
        — Блин, как было классно,  — откинула Лера назад голову, когда губы Кирилл переместились на шею, и проскандировала, подкрепляя свои воспоминания жестами: — Месси! Месси! Месси!
        — Понравилось?
        — Очень. Спасибо тебе!  — поцеловала она Кирилла.  — Хотя по телевизору и лучше видно, а на поле я ни хрена не понимала кто, где, зачем, это было потрясающе.
        — Ну, «Леванте» в их ядовито-лимонных костюмах от сине-гранатовых отличала? Этого и достаточно.
        — Видеть всё это вживую, слышать, как скандируют трибуны — просто космос. А как они пели. Барса! Барса! Ба-а-а-рса! И Неймар вообще красавчик. Месси — это Месси, но Неймар… мн-н-н…
        — Беги в душ, Неймар,  — улыбнулся Кирилл, шлёпая её по попе.
        — Слушай, а почему они вышли перед матчем в красных футболках с надписью SOS?  — обернулась Лера, ещё не дойдя до ванной.
        — Весь тур этого Чемпионата Испании посвящён поддержке беженцев. Кстати, а где шарфик?  — оглянулся Кирилл.
        — Чёрт!  — посмотрела на него Лера умоляюще.  — Я его на крыше вчера забыла.
        — Там, где мы прощальное шампанское пили или где ты с этими немцами флиртовала?  — уже выдернул Кирилл из двери ключ.
        — Эй! Я не флиртовала. Один из них же был с нами на кулинарных курсах. Питер, который с бабушкой приехал. Я просто подошла поздороваться.
        — Ой ли,  — прищурился Кирилл и погрозил ей пальцем.  — Ладно, поищу. Иди. Время!
        Дверь за ним захлопнулась. И Лере бы очень хотелось постоять под прохладными струями воды подольше, но Кирилл был прав — время поджимало.
        Время вообще пронеслось катастрофически быстро. День выпал из-за ночного клуба. День они провели в счастливом «ничегонеделании», вяло переворачиваясь на шезлонгах у бассейна, как куры на гриле. И это было так классно — просто ничего не делать рядом с Кириллом. Пить вино, смотреть на бескрайнее небо, наслаждаться жизнью. Кириллу, конечно, не лежалось. Он то бегал в тренажёрный зал, то спускался вниз за мороженым, то двигал туда-сюда зонт, беспокоясь, чтобы Лера не сгорела. И её кожа, конечно, покраснела, но зато на следующий день наконец как следует покрылась красивым золотистым загаром.
        А кулинарные курсы! Это тоже было что-то с чем-то. А как самозабвенно Кирилл чистил картошку для тортильи.
        Лера улыбнулась и выключила воду.
        «Один день»,  — стиснула она зубы, отжимая полотенцем волосы. У них остался на двоих с Кириллом всего один день. Завтра в это же время она уже сядет в самолёт, и он унесёт Леру от Кирилла за тысячи тысяч километров. И снова ей останется только его дыхание в трубку и его голос.
        У эскимосов есть пятьсот слов для обозначения снега. У Шахерезады — тысяча и одна ночь. У Эрики Леонард Джеймс — пятьдесят оттенков серого. У Леры в запасе была тысяча оттенков голоса Кирилла, ещё одна ночь вместе и всего три слова, чтобы сказать ему всё, что она чувствует.
        И Кирилл, тоже осознавая грядущую разлуку, снова боялся отпустить Лерину руку даже на секунду.
        Устроившись в самолёте на его уютном привычном плече, зажимая в своих ладонях его тёплые пальцы, Лера мечтала о том времени, когда они смогут быть всегда вместе. Когда им не надо будет расставаться.
        Когда они смогут вместе вернуться в их дом. И Лера будет готовить Кириллу завтраки. Они вместе будут ходить в кино и за покупками. Вместе смотреть вечерами футбол. Будут делиться новостями, навещать родственников, путешествовать. Засыпать в горячих объятиях друг друга. Может, даже родят детей и будут заботиться о них. Вместе.
        Господи, наверно, они были бы сумасшедшими родителями.
        Если бы только они могли остаться вместе уже сейчас.
        Если бы где-то там, в холодной осени провинциального города, Леру не ждал муж.
        Если бы в Москве, в уюте и тепле московской квартиры, Кирилла не ждала жена.
        Если бы этот мир мог вдруг разлететься на осколки, которые потом взяли и сложились бы иначе.
        Но даже в мечтах Лера видела свои руки, изрезанные в кровь в тщетной попытке соединить вместе то, что друг к другу не приложишь без потерь.
        Нет, она не питала иллюзий, хотя Кирилл и назвал их просто планами. Он предложил ей всё. Дом, работу, перспективы, любовь, заботу, защиту, сердце и даже руку, которая ему пока не принадлежит. Но он обещал, что это просто вопрос времени.
        Только однажды Лера уже была так же бесконечно влюблена. Однажды уже мечтала о дружной семье, детях, настоящем счастье. Однажды уже верила, что это навсегда. А ещё, что она никогда не сможет предать мужа, которому клялась в любви и верности до гробовой доски.
        Эти мечты уже рассыпались в прах. И Лера не хотела торопиться, чтобы не хоронить следующие.
        — Уважаемые пассажиры, через тридцать минут наш самолёт совершит посадку в Аэропорту Домодедово…
        «Через тридцать минут у нас останется на двоих ровно на тридцать минут меньше, чем было до этого»,  — вздохнула Лера и пристегнула привязные ремни.
        — Какие люди! Какие люди!  — в зоне прибытия Кирилла обнял и похлопал по плечу высокий темноволосый парень.  — Как вырос! Как похорошел!
        — Лера, это Степан,  — представил Кирилл.
        Несмотря на то, что Степан был выше и шире Кирилла в плечах, было в их внешности на удивление что-то общее. В осанке, в какой-то рыцарской представительности, в небрежном аристократизме. Темноволос, голубоглаз, небрит, брутален, самоуверен — одним словом, Степан был очень хорош собой и прекрасно знал об этом.
        — Вот это да,  — присвистнул он, глядя на Леру.  — А у тебя, братишка, губа не дура. Валерия, я сражён наповал,  — склонился он галантно к её пальцам, обтерев предварительно свою руку о штаны. Когда он поддёрнул рукава кожаной куртки, к его образу добавилась ещё одна деталь — покрытые цветными татуировками руки. Он приложился таким смачным, таким бессовестно слюнявым поцелуем, что Лера невольно улыбнулась.  — Что вы делаете сегодня вечером? Не обращайте внимания на этого олуха, он нам не помешает. У него всегда столько работы, что господин директор и не заметит, если мы с вами где-нибудь уютно уединимся.
        — Сегодня вечером?  — переспросила Лера, покосившись на сокрушённо качающего головой Кирилла.
        — О-о-о!  — тут же отреагировал этот паяц.  — Ну, можем и завтра.
        — Увы! Завтра у меня самолёт.
        — Самолёт?!  — поползли на лоб его красивые брови, и он обратился через плечо к Кириллу.  — А кто у нас самолёт? Нет, самолёт нам не нужен.
        — Полностью с тобой согласен,  — подал голос Кирилл, забирая Леру из уже наметившихся объятий Степана и протягивая ладонь.  — Ключи!
        — Держи,  — упала в руку Кирилла связка.  — Только я твою машину не пригнал,  — тут же перешёл Степан на обычный деловой тон.
        — Почему?  — Кирилл засунул ключи в карман и перехватил Леру так, чтобы она была подальше от этого любвеобильного клоуна.
        — У тебя, знаешь ли, корпоративная машина на корпоративной парковке. А я не член вашей корпорации монстров.
        — А, чёрт,  — дёрнул головой Кирилл.  — Точно.
        — Так что будете мучиться в моей колымаге,  — улыбнулся Степан Лере, скользнув по ней таким неприкрыто плотоядным взглядом, что она почти смутилась.
        — О, нет,  — и бровью не повёл Кирилл на донжуанские замашки друга, но из-за машины явно расстроился.
        — Прости, Кир, но что было под рукой. Посадим девушку вперёд.
        — Вот хрен тебе,  — отрезал Кирилл, оставил Степану второй чемодан и повёл Леру к выходу, но на самом деле выбора у него не было.
        Потому что «мучиться» пришлось в Бентли. В чёрной матовой Бентли Континентал GT с кремовым салоном и откидным верхом.
        В двухдверной Бентли. Места на заднем ряду кресел которой оказалось так мало, что Кирилл матерился и тяжко вздыхал, забираясь в машину.
        — Эти твои корявые понты,  — ворчал он, так как ему пришлось ютиться, упираясь коленками, да ещё и рядом с чемоданами.
        — Ничего, потерпишь,  — подмигнул Степан Лере, разместив её с комфортом впереди и хлопнув дверью.
        Заняв водительское место, он потыкал пальцами в экран на консоли, звякнул колокольчиком в связке с нанизанными на шнурок острыми красными перчиками, покрутил ручку громкости магнитолы, на которой и висел этот брелок. Или это была не магнитола? Лера не сильно следила, тем более, что её отвлекала рука Кирилла, что опустилась на её плечо, и его пальцы, скользнувшие по ключице под футболку.
        — Ну рассказывайте, что нового в Барсе. Куда ходили?  — обратился к Кириллу Степан, глядя на него в зеркало заднего вида, когда они уже выехали на дорогу.
        Двигатель недовольно зарычал, набирая обороты. И Лера первый раз видела, с какой поспешностью перестраиваются едущие впереди машины, уступая левый ряд их набирающей просто неприличную скорость машине. Она испуганно уставилась на растущие цифры спидометра.
        — Из того, что тебе известно, в «Опиум»,  — ответил Кирилл спокойно, даже не обратив внимания, что они уже не едут, а низенько парят над асфальтом. Он оставил в покое Лерино плечо и просто протянул ладонь. Она привычно вложила в неё свои пальцы.
        — Одобряю. Как там старичок «Опиум»? Всё так же развратно, шумно и накурено?
        Лера усмехнулась. Степан посмотрел на неё, но ничего не сказал, только улыбнулся. Понимающе.
        — Всё так же,  — изрёк Кирилл, словно отмахнулся. Но вышло у него философски, словно его ответом было: «Старо, как мир».
        — А из того, что мне неизвестно?  — спросил Степан.  — Что-нибудь новенькое?
        — Свеженькое, аппетитненькое?  — переспросил Кирилл многообещающе и усмехнулся, когда Степан активно и предвкушающе закивал.  — Их есть у меня. Мы ходили на кулинарные курсы.
        — На курсы?  — он даже развернулся, держа руль одной рукой. Смерил удивлённым взглядом Кирилла, а потом перевёл его на Леру. К счастью, ненадолго, всё же вспомнив про дорогу.  — Валерия, вы сами увлекаетесь готовкой или решили приобщить этого совершенно не способного к кулинарии бандерлога к искусству приготовления пищи
        — Кое-какие элементарные навыки ему даже удалось освоить,  — улыбнулась Лера.
        — Презанятная вещь, скажу я тебе, Стёпа,  — подал голос Кирилл.  — Я первый раз в жизни чистил картошку не ножом, а какой-то непонятной хренью с ручкой и,  — Кирилл наклонился вперёд и понизил голос,  — никому не говори, но мне понравилось. Рекомендую. Тебе стоит непременно попробовать.
        — Непонятная хрень с ручкой говоришь? Хм,  — Степан поскрёб щетину совсем как Кирилл.  — Интригует. Ай-яй-яй! Неужели ты научила его плохому?
        — Сделала всё, что смогла,  — развела руками Лера.
        — Я тебе всё сейчас расскажу,  — ещё ближе доверительно наклонился Кирилл к плечу Степана.  — Перво-наперво, когда приходишь, тебе наливают винишка…
        — Можешь не продолжать, мне уже всё нравится.
        — Ты что,  — возмутился Кирилл,  — дальше же самое интересное.  — Пока ты упиваешься галиссийским белым вином, тебе поливают хлебушек оливковым маслицем первого отжима, натирают специальными помидорками…
        Стёпа заржал, оглашая салон хриплым басом.
        — Когда натирают помидорки…  — пытался остановиться он и не мог, давился от смеха,  — ещё и специально…
        — И это я только начал рассказывать, заметь.
        — Да, да, я уже в экстазе. Боюсь даже предположить, чем это закончилось.
        — Феерическими ощущениями. Просто непередаваемыми. Когда, зная по-испански всего два слова: «Ола!» и «Грасиас!», я пытался купить на рынке чернила каракатицы.
        — Серьёзно?  — Степан вытер рукой выступившие от смеха слёзы. И Лера тоже не смогла сдержаться. Смеялась, закрыв глаза рукой. Она-то всё это ещё и видела.  — А чернила-то тебе зачем?
        — Видишь ли, Стёпа,  — всё так же невозмутимо пояснял Кирилл, не поддаваясь общему настроению.  — Люди ходят на курсы не только затем, чтобы их там накормили по всем канонам. Они хотят применять полученные знания. А нас учили готовить чёрную паэлью. Поэтому мы везём с собой три килограмма специального риса, лейку для оливкового масла и… чернила каракатицы.
        — Валерия,  — повернулся Степан и приложил руку к груди,  — я уже хочу это попробовать.
        Он протянул руку к её ноге, но быстрее, чем Лера успела отодвинуться, Кирилл отшвырнул эту наглую лапищу, хотя она и предусмотрительно замерла в паре сантиметров от Лериного тела.
        — Стёпа, не переигрывай,  — рыкнул Кирилл.
        — Понял,  — и бровью не повёл Степан.  — Чёрная паэлья будет только для избранных.
        Они доехали довольно быстро. И Лера даже с каким-то сожалением вздохнула, когда Степан открыл ей дверь. С ними было весело.
        — Спасибо,  — взялась Лера за выступ в двери, проигнорировав протянутую руку.
        Степан понятливо отступил, а Лерины пальцы неожиданно и неприятно наткнулись на что-то влажное.
        — Ой,  — вытащила Лера огрызок яблока. Совсем свежий, но очень характерно обкусанный «конфеткой».
        — Упс,  — протянул Степан раскрытую ладонь, а потом отшвырнул этот мусор куда-то за спину и даже не обернулся убедиться, что ни в одну из припаркованных машин не попал. Снова вытер руку об штаны, но повторно не протянул.  — Рад был знакомству, Валерия,  — сказал он совершенно серьёзно.  — Всего доброго! И удачи!
        Лера кивнула. И Бентли, заложив просто космический вираж на полупустой парковке, скрылась из виду.
        — Позёр,  — посмотрел ему вслед Кирилл, покачав головой. Щёлкнув брелоком, он показал Лере рукой в сторону моргнувшей им фарами машины.
        Глава 23
        — А вы давно дружите?  — спросила Лера Кирилла, когда его машина уже мчалась по пригородной трассе.
        — Со Степаном?
        — Ну да. Семьями?
        — Он не женат,  — усмехнулся Кирилл.  — Но дружим мы давно, да. Это с ним мы прогуливали лекции в универе. И уже тогда он был таким. Ты не обращай внимания. Это он просто выпендривается. Все эти тачки, косухи, татухи. И не скажешь, что серьёзный дядя, бизнесмен.
        — Да нет, скажешь,  — улыбнулась Лера, сжимая покрепче руку Кирилла, и вздохнула.  — А чем он занимается?
        — Честно говоря, я толком и не знаю,  — поцеловал Кирилл кончики её пальцев и прижал её руку к своей голой шее.  — Он мог бы вообще ничем не заниматься. Отец у него депутат, но Стёпа как-то с ним не сильно дружен. Мутит что-то своё. Знаю, что финансовую компанию он какую-то открывал. Потом фитнес-клуб купил уже работающий. Крутится.
        — Значит, Настя с ним хорошо знакома?
        — Только не начинай про Настю,  — выдохнул Кирилл.
        — Нет, нет, я просто для информации,  — отняла Лера руку, чтобы убрать свой волос, прилипший к его рубашке.  — Понять, насколько они близки.
        — Ну, мы вместе учились, и Степан её намного дольше меня знает. Они то ли в первом классе, то ли во втором в школе даже за одной партой сидели. А потом Степан переехал в другой район. И вот уже в универе встретились снова.
        — Значит, с тобой или без тебя, они всё равно друзья?
        — Ты это к чему?  — подозрительно посмотрел на неё Кирилл.
        — Просто у него в машине тоже огрызок яблока валялся. Совсем свежий.
        — Странно, что только огрызок. Стёпа вообще любитель жрать и бросать мусор, где попало.
        — В пассажирской двери?  — улыбнулась Лера, но не стала настаивать.
        Хотя точно знала, что именно жена Кирилла ела в Бентли яблоки и буквально перед тем, как они туда сели. Лера видела, что Кирилл нахмурился, но сейчас её интересовали куда более насущные вопросы, чем отношения его друга и его жены.
        — Если я подарю деду бутылку вина, будет нормально?
        — Лер, да не надо ему ничего дарить,  — отмахнулся Кирилл и положил свою руку ей на бедро, двигаясь между ног туда, где погорячее.
        — Но вино он пьёт?  — напряглась Лера, перехватив его пальцы.  — Хочешь остановиться?
        — Здесь, к сожалению, нельзя,  — оглянулся он с досадой на ограждения шоссе и улыбнулся.  — Но я надеюсь, мы у деда найдём где-нибудь укромный уголок.
        — Ты не ответил про вино.
        — А, да. Пьёт. Ладно, достану бутылку. Я там хамон ещё захватил, чоризо, оливки маринованные. Посидим.
        — Михаил Васильевич?  — переспросила Лера шёпотом, выходя из машины у красивого двухэтажного коттеджа.
        — И Валентина Дмитриевна,  — так же тихо напомнил Кирилл.
        Лера ни за что не дала бы этому жилистому сухопарому дедку семьдесят девять лет. Да и особо больным он не выглядел. Сидя за столом в просторной столовой с видом на ухоженный и уже по-осеннему пожелтевший сад, Михаил Васильевич шутил, что хочет дожить до своих восьмидесяти во что бы то ни стало.
        — Я хочу получить положенные мне государством пять тысяч,  — смеялся он, обнажая красивые искусственные зубы и изучая Леру сквозь прищур пытливых серых глаз.
        И взгляд у него был тёплый. И сидели они довольно тепло. Открыли сначала испанское вино, потом Валентина Дмитриевна принесла бутылку другого сухого красного, кажется, Бордо — Лера не понимала, что написано на этикетке.
        Женщине Лера тоже не дала бы шестьдесят, но её возраст, как ни странно, выдавало то, что должно было его скрыть — пластическая операция. Может, и не одна. Но именно на хирургию грешила Лера, когда видела эту натянутую улыбку на каком-то удивительно неприятном, фальшиво приветливом лице.
        — Это вы в поездке купили?  — спросила она, глядя на Лерину шею, когда Лера кинулась помочь ей с нарезкой.
        — Да,  — кивнула Лера, точно не зная, где на самом деле купил подвеску Кирилл, и едва сдержалась, чтобы не поправить бриллиант.
        Ей вообще казалась такой ненадёжной эта леска, что Лера всё время пыталась украшение снять и спрятать, чтобы не потерять. Но Кирилл развеял её страхи и настоял, чтобы она носила его подарок не снимая, потому что ей очень идёт. Заверил, что это мелочи, даже если она его потеряет. Не страшно.
        — Вижу не больше карата. Наверно, тысяч восемьдесят, если на наши деньги.
        — Я не знаю,  — ужаснулась Лера цифре. Ничего себе «мелочи». И смутилась: — Это подарок.
        — Даже так,  — хмыкнула женщина.  — Умеют же некоторые.
        Лера с негодованием подняла на неё глаза, но та уже повернулась к окликнувшему её мужу.
        — Валя, сходи-ка за огурцами в теплицу.
        — У вас до сих пор не отошли огурцы?  — удивилась Лера, ставя на стол тарелку. Она хотела развернуться и сходить за следующей, но Кирилл остановил её за руку.
        — Без тебя разберётся,  — улыбнулся он, усаживая Леру на коленку.
        — И укропчика не забудь,  — крикнул дед в спину засуетившейся к выходу женщины, а потом повернулся к Лере.  — Так отапливаемая ж теплица. Они там до самых холодов плодоносят. А Вальку ты шибко не слушай. Она та ещё язва.
        — Да мы вроде особо и не говорили,  — всё же потянулась Лера рукой к шее.
        — А-а-а, цацку увидела,  — хмыкнул дед.  — Это она эксперт у меня, по драгоценностям. А ты, я смотрю, не носишь. Или не любишь?
        — И не разбираюсь,  — вздохнула Лера, посмотрев на свободный от обручального кольца палец. Кольцо она стыдливо сняла ещё в самолёте перед Москвой. В тот момент, когда окончательно решилась.
        — Да и правильно,  — словно не заметил её взгляда Михаил Васильевич.  — Зинаида моя тоже ничего не носила. Хоть я ей столько всего дарил. А она всё складывала в шкатулку: «Для богатства».
        Дед вздохнул.
        — Ну, чего сидишь? Лей!  — кивнул он внуку и поднял уже наполненный бокал.  — Ну, давай, милая, за вас с Кирюхой. Он хоть и шалопай, а своего не упустит. Так что ты его держись, не бойся. Парень он серьёзный, правильный, надёжный. Сказал — сделает, но и против течения не попрёт.
        — Дед,  — укоризненно посмотрел на него Кирилл.
        — Не, дедкай,  — осадил его старик и протянул Лере бокал.  — Давай, красавица, за тебя!
        В гостях они неожиданно задержались дольше, чем рассчитывали.
        Раскрасневшийся от вина, с проступившими на щеках тонкими красными жилками, Михаил Васильевич повёл Леру по своим владениям, когда закатное солнце уже заглянуло в сад.
        Жену он отослал с очередным поручением, от Кирилла просто отмахнулся, давая понять, чтобы тот им не мешал, и, показывая Лере колоновидные яблони, свои любимицы, и срывая с ветки чудом сохранившуюся позднюю грушу, ненароком выспрашивал у Леры про её жизнь. Ненавязчиво, мягко поинтересовался мужем, пособолезновал смерти отца.
        А заведя в дом, когда в саду похолодало, сразу повёл Леру в кабинет.
        — Это мы на Чёрном море,  — показал он на фотографию, висящую на стене.  — Нина, Игорёк, Кирюшка ещё маленький, моя Зина.
        На мелких камнях, рядом с брошенным покрывалом, на первом плане сидел белобрысый мальчишка лет семи. Лера ни за что не узнала бы в нём Кирилла. За ним стоял и счастливо улыбался пухлый добродушный подросток с отстранённым, словно блуждающим взглядом. Интеллигентная женщина в закрытом купальнике положила ему на плечо руку, а вторая женщина, моложе, с короткой курчавой причёской, махала в камеру рукой.
        Дед долго-долго смотрел на снимок и неожиданно торопливо вытер слезу.
        — Скучаю я по ней,  — махнул он рукой на Лерин немой вопрос и посеменил к комоду.  — До сих пор скучаю. Но ничего,  — дед поправил фотографию той же интеллигентной женщины в рамке на комоде, протёр стекло,  — скоро, надеюсь, встретимся.
        Открыл ящик и начал что-то сосредоточенно искать в его недрах.
        — А ты, значит, медик?
        — Мн-н-н, почти,  — ответила Лера. Она никогда не знала, как правильно отвечать на этот вопрос.
        — Ну, в наследственных заболеваниях понимаешь?  — шуршал он какими-то бумагами.
        — Немного,  — пожала Лера плечом, хотя дед на неё и не смотрел.
        — А что такое слабоумие разбираешься?  — он наконец нашёл, что искал. Повернулся к ней с довольным видом, сжимая в руках пожелтевшие документы и коробочку.  — Что может передаваться оно по наследству, наверно, должна же понимать?
        — Должна,  — согласилась Лера, не понимая, к чему он клонит.
        — Держи-ка,  — протянул он бумаги и не позволил Лере в них заглянуть.  — Потом как-нибудь прочтёшь. Главное, никому не показывай.
        Он взял с полки первую попавшуюся под руку книгу и, свернув, вложил разлинованные типографским способом и исписанные от руки листы туда. Лера прижала книгу к себе.
        — И вот ещё что,  — дед поставил рядом с портретом большую сафьяновую коробочку, что до этого держал в руке, и посмотрел на снимок.  — Она это, Зина. Сердцем чую. Она.
        Он вздохнул. Достал блеснувшее синим кольцо и протянул Лере на раскрытой морщинистой ладони.
        — Возьми,  — приказал.
        Лера отрицательно покачала головой.
        — Бери, говорю. Недорогое оно. Хоть для меня и бесценно,  — он сам вложил его Лере в руку и сжал кулак.  — Если не сложится у вас с Кириллом, вернёшь. А сложится — так на свадьбу надень.
        Лера открыла рот, чтобы возразить. Но что она могла возразить на это?
        Дед отвернулся, закрыл коробочку, бросил её небрежно в ящик, привалился к нему, чтобы закрыть.
        — Я тогда ещё молод был,  — показал он рукой на выход.  — Денег много и в глаза не видел. Но так хотел что-нибудь под цвет глаз своей Зине подобрать. На серёжки вот не хватило, а на кольцо наковырял. Стой-ка,  — развернулся он.  — А ну-ка примерь.
        И даже нервно сглотнул, пока Лера, засунув книгу под мышку, решалась на какой же палец надеть кольцо. На средний оно не лезло, на мизинце болталось, хотя выглядело совсем крошечным. С этим густо-синим камнем в обрамлении прозрачных кристаллов оно смотрелось таким игрушечным, ненастоящим. Лера выдохнула и всё же натянула ободок из белого металла на безымянный палец к вящей радости деда. Правда, на левую руку.
        — Ты же правша?  — не ускользнула от него её хитрость. Он покрутил легко проворачивающееся кольцо на пальце и довольно улыбнулся.  — Значит, на правую будет в самый раз. Ну, прячь, прячь,  — дед обернулся на шорох, а потом погрозил ей пальцем,  — И Кирюхе не говори. Секрет наш с тобой будет. Скажешь, дедушка подарил, когда время придёт. Он всё сам поймёт.
        — Дед, ну ты как всегда,  — нашёл их Кирилл.  — Если что в руки попало,  — он не договорил, обнял Леру, прижимаясь губами к волосам и, ткнувшись в книжку, удивлённо отстранился.  — Это у тебя что?
        — Возьму почитать в дорогу,  — повернула Лера к себе название. «Сборник французской поэзии». Ну а почему бы и нет?
        Дед обнял Леру у машины. По-старчески трижды ткнулся в щёки сухими губами.
        — Давай, дочка! Счастливого пути,  — он потрепал Кирилла по голове.  — Не ожидал от тебя, шалопай.
        — Ладно, давай, дед! Позвоню,  — махнул Кирилл рукой, кивнул: — Валентина.
        — Заезжал бы почаще, а не «позвоню»,  — покачал дед седой головой и тоже махнул рукой.
        — Скажи, Кир, а какой диагноз ставили твоему брату?  — спросила Лера, когда они уже мчались обратно в Москву.
        — Что, и тебя тоже предупредил?  — горько усмехнулся Кирилл.
        — О чём?  — не поняла Лера.
        — Что в половине случаев тяжёлая умственная недостаточность обусловлена генетическими нарушениями. А хромосомные аномалии передаются по наследству.
        — Значит, твоя жена…
        — Да, да, знает от деда. И знает, что это выявляется на ранних стадиях беременности и при ПГД.
        — ПГД?
        — Предимплантационная генетическая диагностика эмбрионов. Это стало одной из главных причин, почему мы согласились на ЭКО,  — Кирилл тяжело вздохнул.  — Знаешь, жить, имея в генетической карте слабоумного брата, то ещё испытание. Плюс эпилепсия, которой Игорь тоже страдал. В общем, вижу, тебя дед тоже просветил, чем ты рискуешь, если что.
        Кирилл расстроился. Замолчал. Барабанил пальцами по рулю, стараясь смотреть в боковое окно.
        — Кир, не будем об этом говорить,  — погладила его по ноге Лера,  — раз тебе больно.
        — Я так устал оправдываться за то, в чём не виноват,  — сгрёб он её одной рукой.
        — Ты даже не представляешь себе, как хорошо я тебя понимаю,  — прижалась к нему Лера.  — Как тяжело соответствовать чьим-то чужим ожиданиям. Делать то, что от тебя ждут, а не то, что ты хочешь сам.
        — Господи, как я буду жить без тебя,  — Кирилл резко вывернул руль, затормозил у ограждения. Под злой сигнал клаксона ехавшей сзади машины включил «аварийку».
        Отстегнул ремень безопасности и прижал Леру к себе двумя руками.
        Им не нужны были слова. Всё, что Лера могла ему сказать, говорили её слёзы.
        Держи меня, Земля!
        Когда я вдруг пойму,
        Что без него — никак,
        Что без него — умру.
        Кружи меня, Земля!
        Когда его «люблю»
        Осенняя листва
        Прошепчет на ветру.
        Я не отвечу: «Нет»,
        Хоть знаю — нам нельзя.
        Огней посадки свет…
        Прими меня, Земля!
        Глава 24
        Промозгло. Ветер носил по двору опавшую листву.
        Такси остановилось у самого подъезда. И пока водитель доставал из багажника чемоданы, Лера зябко куталась в тонкую курточку, совсем не по погоде.
        Пустая холодная квартира с порога встретила тяжёлой смесью запахов: застарелым сигарным дымом, канализацией, грязью, гниющими остатками пищи.
        Прикрывая нос шарфом, Лера прошлась по комнатам, открывая настежь окна. Неубранная постель, грязная посуда на диване, разбросанные вещи. Казалось, здесь год никто не жил, а ведь Артём уехал всего несколько дней назад. В ванной «сорвало сифон», как порой говорила мама, что означало, что из гидрозатвора ушла вода, поэтому квартира и провонялась смрадом канализации.
        Лера включила воду. Села на бортик ванной.
        — Дом. Милый дом.
        Хотелось плакать. Рыдать и бежать отсюда куда подальше. Но, повинуясь многолетней привычке, Лера переоделась и начала методично сносить грязную посуду в кухню, пустое место в которой осталось только на обеденном столе: мойка, кухонный стол — всё было завалено испачканными тарелками. Даже на полу стояли кастрюли, в которых когда-то, целую жизнь назад, Лера готовила мужу еду вперёд на неделю.
        Лера полила цветы, сняла постельное бельё, трижды запустила стиральную машинку, чтобы перестирать всё скопившееся. Крупную посуду перемыла вручную. Пожалела посудомойку. Присохшие остатки пищи та всё равно не отмоет. Так что смысла делать двойную работу не было.
        Шторы в зале, пропахшие табаком, Лера тоже швырнула в стирку.
        «Ведь просила не курить в квартире,  — шарахнула она дверцей старенькой Индезит.  — Только плевать он хотел на мои просьбы».
        Мешки с мусором пришлось выносить на улицу. Мусоропровод давно заколотили, жильцы сделали из оставшихся помещений у труб личные кладовки, а мусор теперь бросали в контейнеры, стоящие у подъезда. Выбросив два мешка бутылок и мусора, Лера отправилась в магазин — пополнить пустой холодильник.
        — Лерочка, здравствуй,  — остановила её соседка, когда Лера в сгущающихся сумерках уже возвращалась домой с продуктами.
        — Здравствуйте, Галина Ивановна,  — остановилась Лера, перехватив тяжёлый пакет.
        — А ты давно прилетела?
        — Утром, Галина Ивановна,  — разговаривать с надоедливой женщиной уставшей и измученной Лере не хотелось.
        — А у Артёма тут гости были,  — не отставала соседка.  — Я так удивилась. Думаю, жены нет, тестя недавно похоронили, а у него шум, музыка, веселье. Девица какая-то то ли смеялась, то ли плакала, визжала так, что я подумала, её убивают.
        — Это жена друга нашего,  — отмахнулась Лера. О том, что у Артёма были гости, она догадалась и по пустым бутылкам, и по бокалам для вина, и по количеству посуды. И кто это был, тоже узнала и по помаде на бокалах, и вот по этому смеху.  — Она ржёт как рожающая лошадь.
        Лера, видимо, лишила соседку такой шикарной возможности посплетничать о том, что муж ей изменяет. Хотя кто же ей запретит высказывать свои версии попойки.
        И Лера даже подумала, что она сама и не удивилась бы, будь у Артёма в гостях и не Павлик с Алёнкой. Подозрительно покладистым стал Артём в последнее время. Может, и правда с кем-то спускает пар? Но если это так, то Лера глубоко в душе даже пожалела соперницу.
        — Вот точно, точно ты сказала,  — погладила её по плечу женщина.  — Ты-то случаем не беременная?
        — А что, похоже?  — зло усмехнулась Лера, но потом добавила, давно смирившись с этими вопросами: — Нет, Галин Иванна, не беременна. Ладно, побегу.
        — У вас, может, какие проблемы с этим?  — вцепилась в её рукав соседка.
        — Нет у нас никаких проблем,  — рванулась Лера с негодованием.  — Разводимся мы.
        — Как разводитесь?!  — всплеснула руками женщина, но Лера уже скрылась от неё в подъезде.
        И ей вдруг резко стало легче. Словно она только что окончательно определилась. И только что озвучила своё решение не просто докучливой сплетнице-соседке, а всей вселенной. И уже не пожалела, а даже порадовалась за ту девушку, для которой Артём, возможно, скоро станет свободен.
        — Нет, нет, нет, доча. Ну, как же так!  — причитала мама. Она прижимала руки к груди и ходила по маленькой Лериной кухне, качая головой.
        — Ой, мама, ну что ты, я не знаю,  — морщилась Анька, жуя тонкий ломтик хамона, который ей явно не нравился.  — Я вон уже два раза развелась и ничего. И третий раз замуж собираюсь.
        — Что, опять беременна?  — бухнулась мама на табуретку.
        — Да вроде нет пока,  — забрала Аня у младшей дочери остатки магнитика с быком, который она уже сломала.  — А хоть бы и да.
        — Если да,  — разозлилась мама,  — собирай на хрен свои пожитки, и пусть твой третий муж тогда со всеми вами и нянчится. Рожаешь для мужей, пусть они своими детьми занимаются, а не я.
        — Мам, ну, чо ты начинаешь.
        — Ничо,  — встала она.  — Спасибо, Лерочка, за подарки, за угощения. Пойдём мы.
        — Мам, мы же даже вино не допили,  — канючила Анька противно, как любая из её собственных дочерей.
        — Человек с дороги, устал,  — подхватила мама Виолетту.  — Милана, собирайся, мы домой!
        И Милана, увлечённая новой испанской куклой, тоже стала капризничать. Но мама не стала их слушать.
        — А с Артёмом ты уже поговорила?  — вздохнула мама, расстёгивая заново куртку, пока Анька невыносимо долго одевала детей.
        — Я не дозвонилась. Но он на следующей неделе уже возвращается. Думаю, это всё же нетелефонный разговор.
        — Ну, ты подумай ещё. Время есть,  — потрясла её мама за плечи.  — Чего вдруг ты взбеленилась? Ну, неужели же всё у вас так плохо? Не пьёт парень, не гуляет, работает. Всё в дом, всё в семью…
        — Мам,  — оборвала её Лера на полуслове.  — Я не буду это с тобой обсуждать. Я озвучила тебе своё решение. И не надо меня отговаривать.
        — Разобьёшь парню сердце ни за что,  — открыла она дверь, выпуская детей.  — Или у тебя есть уже кто?
        Лера только усмехнулась в ответ, но промолчала. Улыбнулась Аньке, пославшей ей воздушный поцелуй, помахала рукой маленькой Вете. Спохватилась и, заткнув бутылку вина, успела опустить Ане в сумку.
        — Дома допьёте. Пока, пока,  — Лера помахала Милане в лифт.
        Она перемыла очередную посуду и, упав на диван в сверкающей чистотой и пахнущей свежестью гостиной, набрала Артёма.
        Гудок прошёл.
        «Телефонный, не телефонный. Я скажу. И пусть он как-то свыкнется с этой мыслью до того, как приедет».
        Но трубку никто так и не взял.
        «Ладно, живи пока в счастливом неведении»,  — качнула головой Лера на везучесть мужа. Она злилась и первый раз по-настоящему обиделась на него и за оставленный бардак, и особенно за эту демонстративность, с которой он подчёркивал её место.
        Лера тщетно попыталась ещё раз дозвониться, а потом набрала Виктора.
        Договорились на завтра. И Лера даже обрадовалась, что поговорит с братом раньше, чем увидит Дашку. А ещё тому, что она, наученная горьким опытом смены часовых поясов, всё же оставила себе целые выходные на адаптацию.
        К приходу гостя стол Лера накрыла в зале. Ну, как стол. Журнальный столик между креслами. Да и «накрыла» — громко сказано. Просто закуски, немного испанские, немного из местного магазинчика. Курица ещё томилась в духовке.
        Витя принёс вино.
        — Знаю, как дорого оно обходится, везти всё это стекло,  — открыл он свою бутылку.  — Так что оставь своё вино, пригодится.
        — А ты был в Барселоне?
        — Был,  — разливая бордовую жидкость по бокалам, улыбнулся брат. Такой неожиданно интересный. Мужественно обветренный. Породистый, волевой, дорогой мужик.
        Лера его не узнавала.
        — Мы летали как-то со Светой и Дианкой. Когда отсюда ещё прямые чартеры ходили. Двенадцать часов в небе — то ещё удовольствие, скажу я тебе,  — улыбнулся он.
        Хорошо так улыбнулся. Не как роковой обольститель, хотя чуть скриви он уголок рта — и получится именно так. Но Леру он одарил тёплой, домашней улыбкой.
        — За встречу,  — предложил он.
        — Я бы выпила за знакомство,  — улыбнулась Лера.  — У меня чувство, что я вижу тебя первый раз, а не знаю с детства.
        — Я надеюсь, о детстве мы не будем говорить,  — поморщился он, сделал глоток.  — Тощий долговязый подросток. Прыщи, сальные волосы.
        — Ну, я была не лучше в твоём возрасте. Гадкий утёнок. Сутулый, лупоглазый.
        — Не скажи. Ты у нас всегда была красавица. И умница. Что такая редкость.
        — Характер бы мне ещё покрепче, и цены бы такому сокровищу не было,  — рассмеялась она.
        — У тебя что-то случилось?  — спросил Витя, когда вина в бутылке осталось на дне.
        — Наверно, нет,  — потупилась Лера.
        — Говори. Я же вижу. Ты словно смертница перед последним заданием. Вроде и сдерживаешься, а какое-то нездоровое беспокойство есть. Глаза блестят, зрачки расширены, в руках всё время что-то теребишь.
        — Ужас, какой ты страшный человек,  — расправила Лера угол льняной салфетки и убрала руки.  — Ничего от тебя не скроешь.
        Брат молчал, пока в Лериной голове проносились факты его биографии. Чечня. Грозный. Боевики. Аргунское ущелье, если Лера ничего не напутала. Казалось, так давно это было. Радость, что он вернулся живым. Но, видимо, это остаётся внутри навсегда, когда смотришь в лицо смерти, как осталось оно в глубине непроницаемых Витиных глаз.
        — Только сразу меня не осуждай,  — вздохнула Лера и посмотрела прямо в его стальные глаза.  — Я мужу изменила.
        Ни один мускул не дрогнул на его лице, только взгляд стал неожиданно более заинтересованный. И Леру вдруг прорвало как плотину. Словно она получила слоновью дозу сыворотки правды и просто не могла больше держать в себе всё, о чём молчала шесть лет замужества. Кроме главного, конечно, того, что она не смогла бы сказать ни одному мужчине, хоть брату, хоть Кириллу.
        Она всё говорила и говорила, и говорила. В их совместной с Артёмом жизни и без его сексуальных пристрастий хватало издевательств, морального унижения, запретов, ревности, даже пощёчин. И Лера видела, как играли на серьёзном лице брата желваки, когда он подливал ей вина.
        Лера грустила, потом смеялась, потом рассказала ему про Кирилла. Рассказала всё-всё, не в силах, не в состоянии скрыть ничего. И наконец обессиленно выдохнула.
        — Я знаю, нет мне прощения. Но что случилось, то уже случилось. В общем, от мужа я всё равно уйду. А там, что будет.
        — Знаешь, в того, кто тебя осудит, я первый брошу камень,  — ответил Витя и посмотрел на Леру пристально.  — Не верю я только этому москвичу.
        — Не веришь?  — опешила Лера и засуетилась, подскочила, вспомнив.  — Мне же его дед кольцо подарил. Представляешь?
        — С сапфиром?  — полезли на лоб глаза брата на протянутое украшение.
        — Да ну, брось,  — смущённо улыбнулась Лера.  — Он сказал, оно дорого ему как память о жене, но стоит немного.
        — Лер, я лет десять уже занимаюсь золотом и драгоценными камнями,  — протянул Витя подарок назад.  — Может, оно и бесценно, как память, но стоит тоже прилично. Хотя это неважно. Ты просто такая…  — он покачал головой в поисках нужного слова,  — к тебе словно грязь не пристаёт. И вокруг ты её не замечаешь. Поэтому я бы твоему Кириллу вот так безоглядно не доверял. Кольцо не кольцо. Дед не дед. Ты с мужем со своим шесть лет прожила, а что ты о нём знаешь?
        — Ну, то, что у вас был какой-то конфликт, теперь знаю.
        — Мама сказала?  — усмехнулся он.
        Лера покивала, потупившись.
        — И неинтересно знать из-за чего?  — улыбнулся он хитро.
        — Из-за девушки, наверно. Я хоть и доверчивая, но не дура же. Артём ревнивый. Ты — горячий. Кого-то не поделили?
        — Было дело,  — вздохнул он.  — Можно и так сказать.
        И Лера протянула бутылку испанского вина, махнув рукой: «Открывай!»
        — Мы тогда вместе на приисках работали,  — уже наполнил он бокалы, когда Лера принесла из духовки курицу.
        — Мама сказала: вы на одном объекте трудились. Ты со стороны заказчика, он — субподрядчика.
        — Кого ты слушаешь,  — скривился брат.  — Россказни женщины, которая тридцать девять лет зовёт меня Виталей? Нет, это потом твой муж ушёл в ЛЭП работать. А сразу после армии за длинным рублём он подался на прииски.
        — Угощайся,  — положила ему на тарелку запечённое бёдрышко Лера.
        — Спасибо, не откажусь,  — отхватил Витя половину куска зубами, держа за косточку, и прикрыл глаза.  — Вкуснотища. Вот умеешь ты. Но ближе к телу,  — улыбнулся он, когда Лера подложила ещё парочку покрытых хрустящей корочкой кусков.  — В общем, Артём твой только устроился, а я уже помотался там, пообвыкся, попривык. Девушка там у меня была. Не так, чтобы я её любил, но вот как-то захаживал. Тем более — работа вахтами. Город далеко. Едешь в одну сторону — остановился, едешь обратно — тоже заскочил. Не напрягает. Не обязывает. Хотя она вроде ждала. Не знаю.
        Он вытер пальцы, поднял бокал.
        — Тост будет грубым, но знаешь, какой уж созрел. За неверных женщин!
        — Жестоко,  — усмехнулась Лера, но свой бокал всё же подняла.
        — Справедливо. Я считаю, что ваша неверность — наша вина. Вы ищете на стороне то, что мы не можем вам дать. Но тем, кого вы находите, везёт, несомненно, больше, чем тем, кому вы храните скучную верность. Любовь без обязательств, обладание без притязаний и секс ради секса, а не во имя исполнения супружеского долга. Это дорогого стоит. Это стоит того, чтобы за вас выпить.
        Лера пригубила, а потом подумала и опрокинула до дна.
        — Гулять так гулять,  — улыбнулась она на насмешку брата.  — Так, значит, мой будущий муж стал захаживать к твоей подружке?
        — Если бы просто захаживать,  — вздохнул он.  — Знаешь, думаю, не я был у неё первый, не я и единственный. Там, может, половина нашего отряда перебывала. Но мне как-то не повезло заехать к ней после твоего будущего мужа,  — Виктор отставил свой бокал. Покачал головой, видимо вспоминая, болезненно поморщился.  — Вот тогда она и созналась. Он насиловал её. Жестоко. Грубо. Регулярно.
        Лера замерла, а потом закрылась двумя руками.
        — Нет,  — прозвучал его голос испуганно.
        Она кивнула головой, не убирая рук.
        — Сука!  — что-то полетело в стену. Ударилось, зазвенело по полу. Он встал. И мерил шагами комнату. Лере стыдно было к нему повернуться.
        — И ты молчала?  — не выдержал он, встал перед ней на колени, обнял.  — Все шесть лет молчала?
        Она прижалась к его груди и расплакалась. Разрыдалась, как маленькая, пачкая его дорогую рубашку потёкшей косметикой, размазывая её по лицу.
        — Зачем? Объясни мне, зачем?
        — Я любила его,  — всхлипывала Лера на его плече.  — И не всегда всё было настолько плохо. Не всегда заканчивалось плачевно,  — правильные слова не шли на язык, Лера не знала, как сказать об этом мужчине.
        — Понимаю,  — погладил он её по спине.  — Жену он, наверно, всё же берёг. По-своему. Хотя отец твой никогда ему не доверял. Может, догадывался, что не всё у вас складно. Может, чувствовал в нём эту склонность к жестокости.
        — А что было потом? С этой девушкой?  — Лера отстранилась, потянулась за салфеткой.
        — А ничего особенного. Кто-то твоему Артёму табло тогда отрихтовал. Жаль, что не я. Он к ней ходить перестал. А потом и я по приискам ездить бросил. Встретились вот, когда вы уже поженились. Я надеялся, он всё же изменился.
        Витя подал Лере всю коробку салфеток, а сам встал. Поднял отлетевшую к стене вилку. Положил на край стола.
        — Давай я курицу подогрею,  — подскочила Лера.
        — Так сойдёт,  — отмахнулся он, посмотрел на еду равнодушно.  — Я отцу твоему обещал присмотреть за тобой. Так вот,  — поднял он на Леру глаза,  — изменила ты ему, не изменила, это дело десятое. Собирай свои вещи и уходи. А посмеет пикнуть против, я приду и оторву ему ноги.
        Лера улыбнулась, вспомнив, что именно этим и угрожал ей муж за измену.
        — Я не шучу,  — не поддержал её настроение Витя.  — Раньше это надо было сделать. Но кто же знал. В чужой монастырь со своим уставом не лезут.
        — Со своим бы разобраться, да?  — всё равно улыбалась Лера, глядя на его суровое лицо.
        — А-а-а-а,  — улыбнулся Витя,  — я, кажется, понял, к чему ты сейчас клонишь. Нет, нет, нет. Я с тобой откровенничать не стану. И не проси.
        — Это нечестно,  — возмутилась Лера.
        — Честно.
        — Нечестно. Тебе, может, и самому не мешало бы ноги укоротить.
        — Нет,  — улыбнулся он хитро.  — Всё в порядке у меня и с ногами, и с мозгами. Всё на месте.
        И сколько Лера ни пыталась, ни одного слова от него про Дашку не вытянула. Даже имени, даже какого-нибудь намёка. Хотя оба они прекрасно понимали, о ком и о чём они говорят.
        Взяв с Леры обещание звонить в любой непонятной ситуации, Витя ушёл.
        А Лера осталась со стойким ощущением правильности принятого решения и мучительным ожиданием возвращения Артёма.
        Глава 25
        День приезда Артёма как-то с утра не задался.
        Лера хотела взять отгул, чтобы спокойно накрыть к приезду мужа стол, собраться с мыслями, может быть, собрать кое-какие вещи. Но работы навалилось столько, что не только пришлось выйти в офис, так ещё и вырваться удалось не раньше, чем после обеда.
        И как вырваться — просто бросить всё. Закрыть глаза, принудительно вырубить компьютер, который никак не хотел отключаться, заткнуть уши на Дашкино недовольство и уйти, не объясняя причин.
        Благо, впереди были выходные, а значит можно будет приехать и спокойно доделать оставленные «хвосты». Приехать — потому что, как видела это Лера, уже не придётся отпрашиваться у мужа. Спокойно — потому что его прихоти уже не будут решающими в её распорядке дня.
        В последний раз Лера хотела приготовить Артёму его любимые блюда, чтобы сесть и спокойно за ужином с ним поговорить. Озвучить суть их непримиримых противоречий. В конце концов, Артём заслуживает объяснений. И сам не может не понимать, что отношения их давно зашли в тупик. Что низы не могут, а верхи не хотят. А это неразрешимый конфликт, который всегда заканчивается если не революцией, то разводом. Они же взрослые люди — им ни к чему ни воевать, ни осложнять друг другу жизнь. Что их брак не спасёт и ребёнок, а, наоборот, только станет заложником их разногласий. Ни к чему разрушать ещё одну жизнь из-за того, что они не нашли в себе сил вовремя расстаться.
        Всё это Лерой за неделю уже было думано-передумано. И, взвесив все «за» и «против» она решила, что трусливо сбегать, как делают некоторые,  — не её вариант. Это неправильно по отношению к Артёму, перед которым она и так виновата. И хоть не собиралась каяться во всех грехах, чтобы не делать ему ещё больнее, решение её не спонтанное, а взвешенное и окончательное.
        Больше всего Лера боялась, что Артём будет умолять её дать ему ещё один шанс. Боялась уступить, дрогнуть, пожалеть, согласиться. Боялась, что придётся пускать в ход последний контраргумент. Но очень надеялась, что до этого не дойдёт.
        И едва она села за руль, как её главный контраргумент позвонил. К сожалению, Лера не могла припарковаться, чтобы поговорить с Кириллом. Сегодня ей требовалось это время, чтобы доехать до дома.
        Но, как обычно бывает, лучше бы припарковалась. Едущая впереди машина начала движение с перекрёстка налево, но неожиданно затормозила, когда Лера уже начала своё движение прямо.
        — Чёрт!  — выругалась она в трубку громче обычного.
        — Что случилось?  — тут же насторожился Кирилл.
        — Я в аварию попала.
        — Так. Не паникуй,  — среагировал Кирилл быстрее, чем Лера успела испугаться. В голосе его тут же зазвучала командирская уверенность и спокойствие человека, который знает, что делать.  — Включай аварийку. Глуши двигатель. Все живы? Никого не сбила?
        — Нет, нет. Въехала в задний бампер какой-то бабе,  — обречённо выдохнула Лера, рассматривая, как скачет возле своего слегка поцарапанного джипа пафосная девица.  — Что ты глаза пучишь? Поворачивала, значит и надо было поворачивать, а не тормозить,  — разозлилась Лера.  — Кир, я перезвоню.
        — Лера, подожди,  — остановил он.  — Не вступай ни в какие дебаты. Машина застрахована. Никто не пострадал. Вызывай комиссаров, телефоны на страховке. И, главное, не переживай. Всё это мелочи. Хорошо?
        — Хорошо, Кир. Я перезвоню.
        — Буду ждать. Держись там. Целую тебя,  — он повесил трубку.
        Пока Лера выставляла знак, пока звонила в ГИБДД, «потерпевшая» всё размахивала руками. Кричала, что это папина машина, но он слишком болен, чтобы ездить по страховым, а она завтра улетает в Москву, и требовала возместить ей ущерб немедленно.
        — Ага, щаз,  — ответила ей Лера и заперлась в машине.
        Хотя, если бы не служебный автомобиль, если бы не наставления Кирилла, Лера отдала бы столько денег, сколько бы эта «москвичка» ни попросила, лишь бы побыстрее уехать, а не ради того, чтобы не слушать, как она орёт, словно ей прищемили хвост.
        Лера с сожалением посмотрела на часы и уже хотела перезвонить Кириллу, но оказалось, что пропустила звонок от мужа.
        «Только не говори мне, что ты уже приехал»,  — умоляла она длинные гудки, но связь пропала, и трубку Артём так и не взял.
        И то, что за семь дней Лера так до него ни разу и не дозвонилась, сегодня угнетало сильнее всего.
        Лера дёргалась всю неделю, и совесть не позволяла ей больше говорить об этом с Кириллом, потому что разговор за разговором выходил как под копирку. Всё то же невыносимое ожидание реакции мужа. Лере казалось, она до чёртиков Кириллу с этим надоела, хотя Кир неизменно поддерживал её и успокаивал. Как мог. Всю неделю и по нескольку раз на дню.
        Сегодня она должна справиться без его поддержки. Но пока всё шло кувырком и через «мадам Сижу».
        Впрочем, если аварию в центре на одном из самых оживлённых перекрёстков города можно назвать счастливым случаем, то это был именно он. Хоть в этом, а Лере повезло. Чтобы восстановить нарушенное километровой пробкой движение, сотрудники ГИБДД сразу попросили участников аварии переехать в карман. И всё действо от столкновения и до того, как Лера расписалась в протоколе, заняло не больше часа.
        Кирилл позвонил дважды. И только на второй звонок Лера ответила.
        — Никогда так остро не сожалел, что ничем не могу сейчас тебе помочь. Клянусь, я бы уже приехал,  — сокрушался он.
        — Ты помог, Кирилл. Очень помог. И я отделалась лёгким испугом,  — успокаивала его Лера, хотя руки всё равно тряслись и голос у неё дрожал, чего он не мог не заметить.
        — Бросай машину и бери такси,  — уговаривал он.  — Маленькая авария или нет, не важно, это стресс. Не надо садиться за руль в таком состоянии, не надо подвергать себя ещё большей опасности.
        — Кир, я в порядке, правда, в порядке,  — засунула Лера под язык таблетку успокоительного средства, понимая, что на самом деле иначе никак.  — Мне просто очень надо ехать, очень. Обещаю тебе, я справлюсь. Всё будет хорошо. До связи! Целую. Люблю.
        Она отключилась. Здесь и перезвонил Артём.
        — Что у тебя со связью?  — в голосе мужа, который даже не поздоровался, звенел металл.  — Я третий раз звоню — у тебя всё время занято.
        — Артём, я в аварию попала, пока со всеми созвонилась,  — привычно начала оправдываться Лера и вдруг почувствовала, как в ней закипает раздражение. На его тон, на его недовольство, на сам его голос, который она так давно не слышала, но который казался таким чужим.
        — Уверен, что в аварии виновата ты,  — хмыкнул он.
        — Я,  — процедила Лера сквозь зубы.
        — Раззява! Как всегда, или по зеркалам не смотрела, или дистанцию не рассчитала. Да? Ладно, всё. Буду около восьми.
        — Да мне срать, во сколько ты будешь!  — рявкнула Лера в трубку, когда он, к сожалению, уже отключился. И обиднее всего было не то, что он не поддержал, не посочувствовал, а то, что ведь оказался прав.
        Лера швырнула телефон и сдала задом так резко, что ещё стоявший у машины инспектор явно потянулся за свистком, чтобы её остановить, но передумал. Лишь сокрушённо покачал головой.
        — Вечно я у тебя раззява, курица криволапая, дура косорукая,  — возмущалась Лера, подрезая ни в чем не повинных автолюбителей, превышая скорость, и проскочила последний светофор на откровенно красный свет.
        Только вырвавшись на финишную прямую к дому, она осознала, что, собственно, торопиться-то уже и некуда. Тот, кому она спешила приготовить ужин, его просто не заслужил. И тот, к кому на самом деле она неслась бы, не разбирая дороги, живёт не на этой улице. А на той, где огней так много золотых, и парней так много холостых… но «увы!» и «ах!», это была именно та самая печальная история.
        И всё же, повинуясь первоначальному настрою, Лера зашла в магазин, как и собиралась. И купила всё по списку. И даже отварила овощи на салат. Разговора этого было не избежать, а сообщать мужу плохие новости всё же лучше на сытый желудок.
        Но, когда в привычной домашней обстановке натянутые Лерины нервы уже стали успокаиваться, а стол заполняться приготовленной едой, неожиданно пришла Анька.
        — Ты откуда?  — открыла Лера дверь зарёванной сестре, явившейся и без звонка, и без предупреждения.
        — Лер, это пипец,  — побросала она свои вещи посреди прихожей.
        Оставляя грязные следы, Анька прыгала на одной ноге, расстёгивая сапог.
        — Аня, что случилось? Не томи.
        — Можно я в сапогах?  — сдалась Анька и, не дождавшись ответа, доковыляла до табуретки на кухне и рухнула на неё.  — Замок походу сломался. Чёрт, ещё и новые сапоги нужны.
        — Аня, что случилось?  — Лера кинула ей под ноги мокрую тряпку, чтобы она не разносила грязь.
        — Лер, меня мама выгоняет,  — шумно высморкалась сестра в салфетку.  — Теперь же ты к ней переезжаешь.
        — Сомневаюсь, что выгоняет она тебя из-за меня,  — строго посмотрела на сестру Лера.  — Мы с ней даже не говорили о моём переезде. И ты прекрасно знаешь, что она против моего развода.
        — Ну, может, это не только из-за тебя. Короче, я походу беременная,  — вздохнула она прерывисто.
        — Вот это уже ближе к правде. И, можно сказать, даже не новость,  — покачала головой Лера. Она взяла очередную картошку в мундире, чтобы почистить, и тревожно посмотрела на часы. Вроде должна успеть.
        — И даже не знаю от кого,  — потянула Анька руку к нарезанным огурцам и тут же получила от Леры по пальцам.
        — Тоже ожидаемо. Где ты их только берёшь таких, без претензий?
        — Я просто планку, в отличие от тебя, сильно не завышаю. А когда требования поменьше — и выбор, знаешь, больше,  — Анька всё же стащила с тарелки ломтик огурца, аппетитно захрустела.
        — От меня ты сейчас чего хочешь?  — снова обернулась Лера на часы.
        — Лер, поговори с мамой,  — заканючила она.  — Не хочу я от неё съезжать.
        — Погоди, погоди,  — отложила Лера нож.  — То есть третья беременность тебя не так волнует, как то, что мама обещала тебя выгнать?
        — Я просто не знаю, что мне делать,  — вздохнула она и взяла ещё один огурец.  — Если я беременная, Вадик сказал, что женится и будем жить у него. А если не от него? А если я вообще не беременная и это просто задержка?
        — Так, может, для начала сделать тест?
        — Я купила,  — порылась она в брошенной у ног сумке и достала пластиковую упаковку.  — Но боюсь.
        — Иди делай,  — показала Лера головой в сторону ванной, а потом посмотрела на её сапоги. Ещё раз придётся мыть полы. Лера вздохнула.
        — Надо же утром,  — недоверчиво покосилась на неё сестра.
        — Иди, говорю. Утро,  — махнула рукой Лера, выгоняя Аньку. Ей было сейчас ну совсем не до неё. Лера снова взяла нож — руки предательски тряслись.
        Но она даже успела почистить ещё одну картошку, когда из ванной раздались ругательства. Тест явно оказался положительный.
        — Чёрт! Чёрт! Сука!  — билась Анька лбом об стоящие на коленях руки, уже вернувшись в кухню.
        Лера из-за неё забыла про мясо.
        — Сука!  — повторила она, когда обожглась о противень, доставая уже подгоревшее блюдо из духовки.  — Да что за день-то такой! Аня, давай мы завтра с тобой обо всё поговорим,  — морщилась Лера от боли, засунув руку под струю холодной воды.  — Если тебе это действительно нужно. С минуты на минуту заявится Артём, который ещё не в курсе, что мы расстаёмся, и я просто не могу сейчас думать ни о чём другом.
        — Ты серьёзно решила его бросить?  — недоверчиво посмотрела на неё сестра.
        — Серьёзней некуда,  — тяжело выдохнула Лера.
        — Пф-ф-ф, нашла о чём переживать,  — Анька обижено натягивала куртку.  — Скажешь: «Всё, я тебя не люблю. Иди на хрен!» И всех делов. Я всё время так делаю. И ничего, норм.
        — Мне бы твоей лёгкости бытия хоть немного,  — подула Лера на обожжённую руку и открыла сестре дверь.
        И нос к носу встретилась с мужем.
        — Привет, Артём! Пока, Лер!  — ретировалась к лифту, который ещё не успел закрыться, Анька.
        — Что-то ты рано,  — в растерянности оглянулась Лера на часы.
        — Так получилось,  — сбросил Артём на пол сумку и повернулся к жене.  — Я не понял, ты меня что, даже не обнимешь? Я рано — и это всё?
        — У меня руки мокрые,  — снова подула Лера на ожог, опустив глаза.
        «Господи! Что делать-то?» — запаниковала она, сделав шаг назад, хотя уже было привычно потянулась к его широкой груди. Она даже почувствовала запах леса, чужих портянок, жареных пирожков, солярки и чего-то ещё, чем обычно пахло в их рабочей машине,  — такие привычные, знакомые запахи. Такой обыденный, вернувшийся с вахты муж, что даже не верилось, что Лерина жизнь решается именно в такой невзрачный и будничный момент.
        — Я потерплю,  — улыбнулся Артём, напоминая о себе.
        — Нет,  — отступила Лера и сделала ещё один шаг назад.
        — Лер, ну ты что, обиделась что ли?  — не придал он значения её протесту. Начал раздеваться, убирая одежду в шкаф.  — Да прекрати ты. Что там твоя авария? Всё хорошо?
        — Да,  — смотрела на него Лера сверху вниз, пока он разувался.
        — Ну я так и знал, что зря дёргалась,  — он метнулся к ней быстрее, чем Лера успела отскочить.  — Иди сюда.
        Приподнял её над полом, прижимая к себе.
        — Малыш, ну ты чего?  — Артём целовал Леру в шею, словно не замечая, что она вырывается. Не чувствуя, что она готова зарыдать, завыть, упираясь в него сжатыми кулаками.  — Мн-н-н… как вкусно пахнет,  — потянул он носом, отрываясь,  — Мясо!
        — Артём!  — Лера отскочила и поддёрнула на плечо рубашку, когда он, наконец, поставил её на пол.  — Нам надо поговорить.
        — Что за праздник?  — он с любопытством рассматривал накрытый стол, игнорируя её слова. И уже отковырял грязными руками поджаристую корочку, чего Лера терпеть не могла, и он об этом прекрасно знал. Это стало последней каплей.
        — Наш последний ужин вместе,  — вздёрнула Лера подбородок и с вызовом посмотрела на меняющееся лицо мужа. Удивление.
        — Что?  — жевал он мясо.
        — Я ухожу, Артём.
        — Куда?  — он проглотил, посмотрел на противень, но на счёт следующего куска передумал. С недоумением посмотрел на Леру. «Правда не понимал или прикидывался?»
        — Ухожу от тебя.
        Его лицо искривилось в усмешке.
        — Серьёзно?
        — Как никогда,  — Лера опёрлась о стол обожжённым запястьем, вздрогнула от боли, развернула руку — посмотреть на повреждённую кожу.
        Артём подвинул к себе табуретку, на которой только что сидела Анька, и тоже сел, даже не обратив внимания на то, как она подула на ожог.
        — Ну-ка, ну-ка. А теперь подробнее,  — заинтересованно посмотрел он на Леру снизу-вверх. Ему было плевать на её страдания. Что ж, тогда и ей на его — тоже.
        — Я тебя больше не люблю,  — тут же услужливо полезла на язык подсказанная сестрой картонная фраза, хотя Лера представляла всё совсем не так. И слова ведь хотела сказать не эти. Что-нибудь убедительное, проникновенное.  — Иди на хрен.
        Он смеялся так долго и так искренне, что Лера чувствовала себя последней дурой, глядя как он вытирает слёзы.
        — Видела бы ты сейчас своё лицо,  — Артём встал.  — Пойду хоть руки помою и продолжим. Мне понравилось. С огоньком вышло.
        Лера швырнула в мусор очистки, сгребла назад в кастрюлю так и не нарезанные овощи, помыла руки, схватила полотенце, чтобы их вытереть, но потом, аккуратно расправив, так и повесила на место мокрыми руками.
        Она ждала чего угодно, но только не смеха. Сказала: «Я ухожу!» — и насмешила мужа. Отлично! Пять баллов! Вот и поговорили.
        Кухня словно превратилась в место действия, из которого Лера даже не пыталась выйти. Словно раз она начала этот разговор здесь, здесь его и нужно было заканчивать.
        И Артём вернулся. Такой загадочный. Так многозначительно улыбнулся. Словно Лера предложила ему новую ролевую игру, на которую он уже согласился. Открыл холодильник, достал бутылку вина.
        — Мне кажется, не помешает немного выпить,  — он протянул руку к штопору.  — Ты сегодня жжёшь.
        — Да, мне кажется, есть повод,  — подняла на него глаза Лера, когда он оказался так близко, что буквально притёр её к столу, выбрасывая обёртку с горлышка.
        Артём разогнулся, но так и остался стоять, прижимая Леру к ребру столешницы.
        — Я ведь можешь, когда захочешь,  — улыбнулся он торжествующе и приподнял Лерино лицо за подбородок.  — Так куда ты там уходишь?
        — Я не шучу, Артём,  — оттолкнула Лера его руку.  — Я не твоя игрушка. И не прислуга.
        — Да, ты — моя жена,  — прищурился он, разглядывая её в упор. До него наконец начало доходить.  — И это я решаю, уходишь ты или остаёшься.
        — Не угадал. Больше не решаешь. Я не твоя вещь. Не твоя рабыня. И работаю ничуть не меньше, чем ты, чтобы ещё и тебя обслуживать. Мы разводимся, Артём.
        Лера видела, как потемнели его глаза, но отступать было поздно.
        — Я тебе не служанка, не нянька и не наложница. Я больше не буду ничего терпеть.
        — Да, наложница из тебя действительно слабенькая,  — презрительно скривился он.  — Слишком стыдливая, чересчур зажатая. Закомплексованная. Жалкая.
        — Ты зато — герой-любовник,  — ответила Лера таким же ледяным презрением.  — Только не подмажешь — не уедешь. И мозоли натрёшь, пока поднимешь.
        Пощёчина прозвучала хлёстко. Зазвенело даже не в ухе, по которому он попал,  — в голове, которая дёрнулась от удара в одну сторону, но тут же развернулась в другую, когда Артём снова ударил наотмашь. Лера отлетела на пол, к окну. Наверно, загремела поваленная посуда, но Лера не слышала. Сквозь гул в черепной коробке до неё доносились только слова мужа.
        — Это на тебя у меня не встаёт. На тебя, дура убогая. На твои унылые прелести.  — Он схватил её за грудки и швырнул через всю кухню в коридор.  — Тебя же пока, как сучку, раком не поставишь, и отодрать не получится. Зажмётся, что и хер не воткнёшь.
        Лера даже не успела встать, Артём сам рывком поднял её и снова ударил наотмашь. К звону в голове добавился противный привкус крови, но он не отпустил, ударил ещё раз, ещё раз швырнул, потом пнул как собаку по ногам. А когда Лера скорчилась на полу от боли, подтягивая колени к груди, с силой оттолкнул от себя.
        Она пролетела по линолеуму и ударилась головой об угол стены. Но боли уже не почувствовала. И что он там ещё орал, не слышала тоже. Видела только оставшиеся от Анькиных сапог грязные следы, ведущие к входной двери. И единственной мыслью стало: добраться до неё. Она казалась так близко, поблёскивая противовандальным покрытием,  — только руку протяни. Но для этого надо было встать, а встать получилось только на четвереньки.
        — Вот так и стой, тварь безмозглая. Стой и терпи.
        Лера услышала, как он расстёгивает брюки. И это был её единственный шанс. Она схватилась за ручку и, вознося молитвы всем богам за то, что дверь оказалась не заперта, выскочила на площадку.
        И побежала вниз по лестнице.
        Глава 26
        Почему-то единственная мысль, которая возникла в Лериной голове, была о племянницах.
        «Только бы дети меня не увидели»,  — думала она, когда бежала по улице, зажимая на груди разорванную рубашку. Лера даже не заметила, когда ткань порвалась. И то, что она босиком, а на улице октябрь, обратила внимание, только пока ждала, когда откроется дверь маминого подъезда.
        Мама даже не вскрикнула. Зажала рот руками, так и застыв у открытой двери.
        — Милану, девчонок уведи,  — начала говорить Лера, падая на диванчик в прихожей, пряча лицо и едва справляясь с тяжёлым дыханьем, и узнала о себе ещё одну вещь — губы разбиты, опухли и не слушаются.
        — Их нет, нет,  — мама наконец захлопнула дверь и кинулась к Лере. Руки её тряслись, когда она пыталась убрать с лица дочери волосы. Лера провела тыльной стороной ладони по щеке. На руке осталась кровь. Она дёрнулась, когда мама потянула прядь, прилипшую к рассечённой брови.
        — Убью, суку,  — сказала мама, поднимаясь.  — Собственными руками задушу. Надо скорую вызвать. Побои снять,  — забегала она по квартире,  — Пусть сгниёт в тюрьме как собака.
        — Мама, ничего не надо,  — хотела Лера крикнуть, но получилось тихо, невнятно. Она посмотрела на свои грязные ноги, на оставшиеся от них следы.  — Скажи лучше Аньке, пусть у кого-нибудь переночуют. Не надо чтобы дети меня видели.
        — Они и так уехали,  — вернулась мама, и Лера поняла, что она искала — телефон. Непослушными руками тыкала в кнопки.  — Господи, какой у нас номер скорой-то теперь?
        — Мама!  — подняла на неё Лера лицо.  — Я прошу тебя, ничего не надо. Пожалуйста!
        Она встала. Голова болела, но терпимо. Зато зеркало в прихожей показало ей женщину, в которой Лера с трудом узнала себя. Лицо опухшее, губы как вареники. Одна рассечена. Бровь тоже кровит, но не сильно. Видимо, ею она приложилась о стену.
        Как бы мама ни настаивала, помогая смывать грязь с босых ног, Лера, сидя на бортике ванной, осталась непреклонна.
        — Не буду я снимать никакие побои. И позориться не буду, заявление писать. По ментовкам затаскают, по судам. А толку? Помнишь, в общаге, я рассказывала: сосед жену смертным боем бил? Думаешь, даже на пятнадцать суток хоть раз его закрыли? Повяжут, отсидит ночь в обезьяннике, а утром уже дома. И опять за своё. Нажрётся — и жену гонять.
        — Тот хоть нажирался, а твой-то трезвый, вот что страшно,  — подала полотенце мама и снова зажала рукой рот. Но Лера успела увидеть, как затряслись её губы.
        — Погоди реветь. Надо бровь заклеить, а то шрам останется.
        — Он и так останется,  — кинулась та за аптечкой. И пока искала, Лера рассматривала синяки. Можно сказать, отделалась лёгким испугом, если бы не лицо. Она поспешно запахнула длинный халат. Если её что-то действительно беспокоило — так это ожог на руке, который она поставила сама.
        Лера зажмурилась, но даже не пикнула, пока мама обрабатывала её ранки.
        Глубоко вздохнула на всякий случай — ничего не сломано. Голова болела сильнее всего. И, может быть, от этой тупой боли, Лера не испытывала никаких ни чувств, ни эмоций. Ни злости, ни обиды, ни ожесточения. Смертельная усталость и всё.
        И только когда мама уложила Леру на папину кровать, накрыв сверху тёплым мягким одеялом, и ушла, Лера заплакала.
        Не о себе. Об Артёме.
        «Что же ты наделал, дурак? Как же ты будешь теперь с этим жить?»
        Мама ничего не рассказала Аньке, попросив её не приезжать на выходные, и заперла на ночь все замки, но Лера знала: Артём не придёт. Скорее всего будет пить, а потом болеть и жестоко раскаиваться.
        И с утра в зеркале всё оказалось не так уж и страшно, как выглядело накануне. Остались разбитая губа, синяк на виске, запёкшаяся ранка, рассёкшая бровь, но отёк спал, и губы лишь немного выглядели припухшими.
        Надо бы позвонить Кириллу, но Лера не знала, что ему сказать. И врать не хотелось, но и расстраивать его — ещё больше.
        Лера пришла на кухню со смешанным чувством одновременно и облегчения, и грусти. Они словно расслоились в ней, как вода и масло в стакане. Чистая прозрачная лёгкость ледяного спокойствия и густая, тяжёлая печаль, что приходила в движение, как живая, при каждой мысли об Артёме. Её чувства можно было взболтать, пытаясь объединить, чтобы превратить в гремучий коктейль справедливого негодования, но они не смешивались. Потому что не было в Лере ни гнева, ни праведности. И они расслаивались, оставляя осадок светлой глубокой грусти, а над ним — хрустальную безмятежность покоя и надежд.
        — Что же ты сказала ему такое, что он сорвался?  — суетилась мама у плиты, разбивая на поджаренную колбасу яйца и поглядывая на дочь подозрительно.
        — Это неважно,  — ответила Лера, насыпая в кружку кофе, сливки, заливая кипятком.  — Главное, что всё уже позади. Ты не против, если я пока поживу у тебя? Не знаю, как быстро я найду квартиру.
        — Что ты такое говоришь-то,  — всплеснула руками мама.  — Это твой дом. Живи, сколько хочешь. Три комнаты. Все поместимся.
        — Анька сказала, что ты её выгнала,  — прислонилась Лера спиной к столу, встав рядом с мамой. Вдохнула аромат кофе, зажав двумя руками горячую кружку. Все запахи казались такими насыщенными. Цвета яркими. И ощущения — полной грудью.
        — Да куда я их выгоню,  — постучала мама солонкой о край стола и стала солить яичницу.  — Это я так, поворчать. Всё надеюсь, что она повзрослеет, одумается. А она рожает, как кошка, и никто ей не указ. Ведь опять подозреваю беременная.
        Она стукнула крышкой, накрывая сковороду.
        — Беременная, мам, беременная,  — улыбнулась Лера и дёрнулась, потрогав защипавшую губу.
        — Ничего не боится. Ни о чём не думает. Я порой сомневаюсь: моя ли она дочь. А,  — мама махнула рукой,  — пусть делают, что хотят. Живут, как хотят. Сами разберутся. Не маленькие. С тобой вот что делать?
        — А что со мной делать?  — Лера пожала плечом.  — Со мной всё хорошо.
        — Ты у меня вообще нормальная?  — посмотрела мама подозрительно на её загадочную улыбку.  — Умом не тронулась?
        — Наоборот. Я словно грезила наяву, а теперь вот проснулась,  — Лера снова вдохнула полной грудью аромат кофе.  — Живу. Дышу.  — «Люблю» — добавила она про себя.  — Хотела сегодня поработать, но никуда не пойду. Хочу поспать днём, поваляться с книжкой, как в детстве. А завтра заберу свои вещи и на работу съезжу. Ничего вчера не успела.
        — Ну, точно тронулась,  — сокрушённо покачала мама головой.  — Куда ты пойдёшь? Какие вещи? Да он тебя запрёт там и не выпустит, пока не убьёт.
        — Нет, мам,  — уверенно покачала Лера головой.  — Он меня больше и пальцем не тронет. Ему было очень больно, вот он и сорвался. Мне жаль, что так вышло. И Артёма жаль. Но он сильный, он справится.
        Мама покачала головой.
        — И всё же одну я тебя не пущу. И Витьке ещё позвоню. Пусть с нами сходит. А лучше сама я с ним схожу, а ты дома побудь.
        — О, господи! Мама!  — Лера села на своё привычное место за столом, опёрлась затылком о стену.  — Очень умно. Витьку ещё на него натрави. Ему и так плохо. А мы сейчас целое народное ополчение соберём, чтобы мои вещи забрать.
        — И соберём,  — поставила мама на стол сковороду.  — Нечего руки распускать. Пусть вон с равными себе кулаками машет. Я выяснять не буду, что там промеж вас произошло. Но его теперь вовек не прощу. И мамаше его полоумной скажу всё, что я о нём думаю. Вырастила ублюдка, так пусть знает.
        — Представляю, как обрадуется Татьяна Петровна тому, что мы разводимся,  — усмехнулась Лера и снова потрогала губу.  — А если честно — к чёрту их всех! У меня такое чувство, словно я из темницы вырвалась. Из плена. Из оков. Пусть он сорвался, но ты его не трогай. Ему и так сейчас тяжело. Он и сам себя не простит за то, что сделал. И мои раны заживут. А вот его — я сомневаюсь.
        — Что-то не понимаю я тебя,  — села мама напротив и положила перед Лерой вилку.  — Ты защищаешь его что ли? Оправдываешь?
        — Не оправдываю. Но мы сами разберёмся. Больше это никого не касается,  — Лера отломила кусочек варёной колбасы, поджаренной до корочки, как она любила.
        — Ну, если меня не касается, то кого тогда касается? Или это ты потому такая добрая, что успела сбежать? А если бы не успела? Если бы переломал тебе ноги и руки? Покалечил? Убил нечаянно. Мне тоже не лезть?
        Лера усмехнулась, жуя колбасу.
        — Тоже. Не ты ли меня отговаривала не глупить? Подумать хорошо, взвесить все за и против? Не ты ли боготворила моего мужа? Не ты ли уверяла, что надо искать компромиссы? Где же теперь твоя уверенность? Один раз увидела синяки и всё? Прошла любовь?
        — Ну, раньше же он тебя не бил,  — взяла мама свою вилку, но тут же отложила.
        — Да?  — прищурилась Лера.  — Что ты вообще об этом знаешь? Что? Только то, что я никогда не жаловалась?
        — Так ты и не жаловалась.
        — А почему, знаешь?  — сверлила её Лера взглядом, но мама опустила глаза.  — Можешь не отвечать. Я сама тебе скажу. Потому что ты не хотела знать правду. Никогда не хотела, мам. Тебя устраивало, что я ничего не рассказываю. Тебе спокойнее знать, только что у меня всё хорошо, а не что у меня на самом деле. Ты не хотела слушать ничего, что бы тебя расстроило. Что нарушило бы созданный тобой образ идеальной семьи и идеальной дочери, у которой просто не может быть проблем.
        — Можно подумать они у тебя были,  — встала мама и, зло стукнув о стол чашкой, стала наливать себе чай.
        — Да конечно. Откуда?  — Лера тоже встала.  — Зря я к тебе пришла.
        Никогда раньше Лера не чувствовала себя такой чужой и ненужной в собственном доме. Да и вообще нигде не нужной. Она только что поняла, что на самом деле осиротела, когда потеряла отца. Пусть он был немногословен. Скуп на проявления любви, на похвалу, но он единственный понимал Леру лучше всех. Единственный видел мир в таких же красках. Пусть в неприглядных, но правильных цветах. Не так, как мама, что не понимала полутонов. Только чёрное или только белое. Не пил, не гулял — хороший мужик. Избил — плохой, выкинь его из своей жизни. Отцу Лера сказала бы про Кирилла. Но маме — нет. Ведь на всю жизнь приклеит на Леру позорное клеймо. Не отмоешься.
        В Анькиной комнате она нашла брюки, свитер, старую куртку. Размер ноги у Леры был меньше, но меньше не больше — влезла в оставленные для дачи сапоги сестры.
        — И куда собралась?  — встретила её мама на пороге.
        — Домой,  — обогнула её Лера.
        — Можешь хоть драться со мной, но я тебя не пущу,  — раскинула мама руки на двери.  — И дом твой здесь.
        — Очень смешно,  — хмыкнула Лера.  — Там остались мои вещи, телефоны, документы, ключи от машины. Они в любом случае мне понадобятся. Не сегодня так завтра.
        — Лера, не дури,  — опустила руки мама.
        — И чем, интересно, ты отличаешься тогда от моего мужа, если тоже будешь держать меня силой?
        — Да ничем,  — упёрла мама руки в бока.  — Сейчас ещё веник возьму да как перетяну тебя поперёк спины. Сядь, угомонись. Хотела поваляться, книжку почитать. Вот и прижми задницу. Принесу я твои вещи.
        Мама демонстративно толкнула Леру плечом и полезла в ящик тумбочки, где лежали Лерины запасные ключи от квартиры.
        — Я надеюсь, хоть вещи ты свои собрала. Раз уж от мужа уходить собиралась.
        — Не успела,  — села Лера на диванчик и вздохнула.
        Она стала расстёгивать сапоги, когда в дверь позвонили.
        — О господи,  — вздрогнула мама и чуть не выронила косынку, что наматывала на шею.  — Кого ещё чёрт принёс. Анька что ли?
        И, недолго думая, распахнула дверь.
        Лера никогда не видела Артёма таким измождённым. Осунувшийся, словно он несколько дней не спал. Уставший, будто разгрузил вагон угля. Он постарел за эту ночь лет на десять, и она явно далась ему очень непросто.
        Он ни слова не сказал. Зашёл в квартиру и опустился перед Лерой на колени, склонив голову, как на плаху.
        — Прости меня.
        Глава 27
        Лера не двинулась, когда Артём опустился к её ногам. Ей и некуда было отступать со своего диванчика, но она и не шелохнулась.
        — Я знаю, что нет мне прощения, но всё же умоляю тебя, прости.
        Мама очнулась, захлопнула входную дверь. Артём словно не заметил. Под тяжёлым взглядом Леры она ретировалась в кухню, так и не высказав явно рвущиеся с её губ слова.
        — Я идиот, дебил, дурак, скотина. Называй меня как хочешь, я заслужил. Только прости.
        Он сжал в кулаки и снова разжал пальцы, и Лера увидела сбитые до крови костяшки.
        — Я не смогу без тебя,  — он поднял глаза, скользнув по Лериному лицу взглядом, и тут же снова опустил, стиснув зубы.  — Я так виноват.
        В её сердце не было зла на него, но всё же с порывом обнять, прижать к груди его поникшую голову Лера справилась.
        — Артём,  — голос прозвучал тихо,  — посмотри на меня.
        Он покорно поднял голову, болезненно вглядываясь в её лицо, скользя глазами, словно поглаживая каждую её ранку, мучительно впитывая её боль.
        — Нет,  — покачала Лера головой.
        — Пожалуйста,  — он повторил её жест головой.  — Я клянусь тебе, всё будет по-другому. Я исправлюсь. Я смогу. Только не уходи.
        — Я прощаю тебя, Артём. Но я не вернусь.
        Он опустил голову на грудь, сел, закрыл лицо руками. И Лера не справилась с подступившим к горлу комом. Обняла мужа за шею, прижалась губами к его спутанным волосам. Вдохнула запах. Родной, привычный, домашний. Слёзы сами потекли из глаз.
        — Прости меня, что я была не такой, как тебе надо. Что всё делала не так, неправильно, не вовремя. Прости, что так плохо тебя понимала. Прости, что я совсем тебе не подходила. Прости. Но на этом — всё.
        Он обнял её, снимая с диванчика. Порывисто прижал к себе и не сказал ни слова. И Лера знала почему — он плакал.
        — Отдай, пожалуйста, маме мои вещи,  — попросила Лера.
        Артём согласно покачал головой, встал, помог ей подняться, вытер слёзы.
        — Мам!  — крикнула Лера.  — Сходишь?
        И пока мама суетливо начала собираться, Лера так и стояла, ни на кого не глядя, рассматривая облупившийся лак на ногтях.
        Она не могла пойти сама. Просто не могла. Это в маминой квартире она ещё как-то держалась, там — Артём её уговорит. Они оба это знали, но оба не хотели использовать этот шанс.
        Лера закрыла дверь и, обессиленно опустившись на пол, ничего не почувствовала. Потому что это было всё. Точно всё. Абсолютно всё. И как любая абсолютная величина не вызывало ни печали, ни радости. Ноль градусов — ни тепло ни холодно. Нейтральная частица — ни плюс ни минус. Пустота — ни чёрное ни белое.
        Часы показывали глубокую ночь в Москве. Получив свой телефон, Лера не стала будить Кирилла, хотя пропущенные от него напрашивались на ответный звонок. Нет, не сейчас. И Лера набрала номер Вити.
        — Ты просил звонить в любой непонятной ситуации.
        — Я заберу тебя. Поживёшь пока у меня,  — ответил он на её просьбу помочь с квартирой.
        В его холостяцком логове, отделанном по последнему слову техники, Витя уступил Лере спальню. А сам перебрался в гостиную, небрежно бросив кучу собранных вещей на спинку огромного дивана.
        Оба чемодана, в которые мама покидала Лерины вещи, временно приютились у стенки. Разбирать их не было нужды: не сегодня-завтра она переедет на съёмную квартиру. Лера вытащила лишь то, в чём пойдёт на работу да что наденет сейчас.
        — Кофе?  — встал Витя в открытых дверях с двумя дымящимися кружками, привалившись к косяку.
        — Можно,  — согласилась Лера, бросая своё занятие.
        — У меня есть знакомый юрист,  — брат сел в шикарное мягкое кресло напротив Леры, стараясь не смотреть на её лицо.  — Если нужен.
        — Спасибо, тогда подам заявление не через ЗАГС, а через суд,  — подула Лера в кружку.  — Детей у нас нет. Я ни на что не претендую. Даже без согласия мужа нас разведут через месяц или, максимум, через три, на усмотрение суда.
        — Вам проще,  — он вздохнул.  — У нас был маленький ребёнок. И хоть я оставил им свою квартиру, Светка всё делила какое-то жалкое имущество. Время тянула. Даже справку о несуществующей беременности сделала.
        — Зачем?
        — Чтобы я не смог развестись. Будь она беременна, я бы и не смог, пока ребёнку не исполнится год. По закону.
        Лера ужаснулась, но виду не подала. Подумалось о том, что Насте фальшивая справка и не понадобится, но и добровольное согласие на развод она вряд ли даст. А значит… пройдут годы.
        — Вить, а почему вы разошлись?  — Лера сделала осторожный глоток и поморщилась. Напиток всё равно был для неё слишком горячим. И слишком крепким.  — Только не говори, что не сошлись характерами.
        — Ну почему же,  — улыбнулся брат. В костюме, белой рубашке, в лакированных туфлях, которые он не снял, Витя выглядел у себя дома как в офисе.  — Именно это я и написал в заявлении.
        — А на самом деле?
        — Она загуляла, Лер,  — он тяжело вздохнул.  — Оставляла мне Дианку, а сама к нему. Совсем слетела с катушек.
        Наверно, у Леры было слишком говорящее выражение лица, потому что Витя засмеялся.
        — Знаешь, хорошо, что ты ничего не сказала Артёму про своего москвича. Хоть его прибить мало за то, что руки распустил и без этого, но измена это — другое. Их не прощают. Они оставляют на сердце шрамы, которые болят всю жизнь.
        — И ты не простил?  — робко спросила Лера. Она прекрасно осознавала степень своей вины, но что сделано, то сделано.
        — Знаешь, вот именно сейчас, глядя на тебя, я как никогда близок к этому. Не спрашивай меня почему,  — он отхлебнул свой кофе.  — Я словно увидел ситуацию с другой стороны. С её стороны. И меня отпустило. А ведь за столько лет ни её оправдания, ни слёзы, ни уговоры, ни заверения в любви — ничто меня не тронуло. Хотя я любил её. Всегда любил.
        — Мне просто кажется, Артём тоже мне изменяет,  — вздохнула Лера. Нет, она не искала оправданий. Просто мысли вслух, которыми ей не с кем было поделиться до этого.
        — И я даже предполагаю, с кем мог бы он это сделать,  — усмехнулся Витя.  — Только, как говорит моя десятилетняя дочь: «Но это не точно!» И боюсь, тебе это не понравится.
        — Почему?  — не знала Лера как расценить загадочное выражение его лица.
        — Потому что она спит со мной.
        — Нет,  — недоверчиво покачала Лера головой.
        — А ты думаешь это я твоей подруге настолько понравился, что она стала вешаться на меня прямо на поминках? Нет, моя святая простота. Ей нужен был твой муж, а не я. А я стал просто источником информации, которую она старалась выудить единственным доступным ей способом. Об Артёме, о тебе.
        — Не может быть, она же…  — снова покачала головой Лера, но осеклась, не стала продолжать, что Дашка признавалась ей в своих чувствах именно к Вите. Недорого стоят, наверно, её признания. Или путала следы?
        — Может. Очень настойчивая девица,  — Витя встал. И теперь Лера видела только его широкую спину у панорамного, во всю стену, окна.  — Только мне кажется, что ничего она пока от твоего мужа не добилась. Иначе я бы их застал. Но она не сдалась. Так что теперь, когда ты ушла, думаю, не будет твой Артём горевать долго. Я точно знаю, кто его утешит.
        Лера так и не поехала на работу в выходные. Хотя Витя даже пригнал её машину и поставил во дворе под окнами.
        Со странным чувством недоумения и растерянности она пришла в понедельник в офис. И совершенно по-новому смотрела теперь на Дашку. Словно прозрела. И то, чего она раньше в упор не замечала, стало навязчиво лезть в глаза.
        В каждом надменном жесте Дарьи, в глупом хихиканье, фальшивом сочувствии теперь виделся Лере совсем другой смысл.
        — Ты не пристёгнутая, что ли, ехала?  — как обычно, упираясь ягодицами в стол и скрестив руки на груди, допрашивала Дашка Леру с пристрастием. Именно аварией объяснила Лера свои повреждения на лице, которые за выходные, конечно, не сошли.  — Странно. Это была бы шишка на лбу, а ты виском приложилась.
        Она, как обычно, всё перепроверяла. Докапывалась ли до сути или это просто привычка всё подвергать сомнениям, потому что сама лжива насквозь?
        — Я отвлеклась. Да ещё день был такой заполошный. Потому и в аварию попала, что задумалась о своём,  — как всегда мягко, спокойно и вежливо поясняла Лера.
        — Что муж сказал?  — посмотрела Дарья на свой свежий маникюр.  — Он, кстати, приехал?
        — Да, приехал. Пожалел, посочувствовал,  — пожала плечами Лера.  — Что он ещё мог мне сказать?
        О своей размолвке с мужем она делиться не стала. Интересно, скажет ли Даше об этом Артём? Они вообще встречались?
        — Да?!  — удивилась она.  — А мне казалось он у тебя такой суровый, брутальный мужик, от которого сострадания как снега зимой не дождёшься.
        — На людях он действительно сдержанный, строгий,  — неопределённо качнула головой Лера, перекладывая на столе бумаги. «Нет, они не встречались».  — Но в жизни совсем другой.
        — Няшка?  — хмыкнула Дарья и заняла своё место за столом.
        — Ага, мягкий, пушистый и мурлыкающий,  — согласилась Лера, поглядывая искоса. Теперь она точно знала, что от Артёма Даша пока добилась немногого. А точнее сказать — ничего.
        «Что ж, сюрприз будет. Может, для тебя и приятный».
        Где-то через полчаса Дашке позвонили, и по выражению лица Лера поняла, что это Витя.
        — Не-е-е-ет,  — недовольно процедила она.  — Мы же договаривались на сегодня.
        Лера едва заметно усмехнулась. Витя отменил встречу с Дашкой, как и обещал Лере, пока она у него живёт. И все последующие, вперёд на неделю, тоже отменил на всякий случай. Сказал Дашке, что уезжает. Та немного покапризничала для вида, но была явно счастлива, что он снизошёл до предупреждения. Хотя и прихвастнула тем, что она его таки укротила — стал ей отчитываться. Но Лере показалось, расстроилась она не сильно.
        — Всё равно козёл,  — бросила она на стол трубку и уткнулась в монитор.
        И то, что случилось потом, Лера честно не ожидала.
        Дашке позвонили. Глаза её округлились, а после пары дежурных фраз поползли на лоб. Испуганно глянув на Леру, она выбежала в коридор.
        — А когда? Сегодня?!  — долетело, пока дверь за ней закрывалась.
        «А быстро ты сориентировался, мой дорогой!» — усмехнулась Лера. И как себя ни убеждала, что это её больше не касается, расстроилась.
        В обеденный перерыв она, как обычно, уединилась в машине, чтобы поговорить с Кириллом. Честно говоря, как не готова она была знать про Дашу и Артёма, так не готова оказалась и к открытым отношениям с Кириллом. Ведь никому о своём расставании с мужем она не сообщила, да и до развода ещё было так далеко. Раньше времени не хотелось ничего афишировать.
        Кирилл и не настаивал. Напомнил про регистратор. Привычно спросил, как спалось. Хотя это он проснулся полчаса назад, а Лера уже полдня отпахала, как муравьишка. Но раз уж разговор зашёл про «спалось», обсудили сон. И Лера пожаловалась, что ночь прошла не очень.
        — Кровать огромная. Чужая. Жёсткая. Непривычная.
        — Не дразни меня,  — явно улыбнулся Кирилл.  — А то я вылечу первым же рейсом, чтобы составить тебе на этом огромном матрасе компанию.
        Стыдно признаться, Лера рассчитывала на какую-то большую радость с его стороны, когда сообщала два дня назад, что разговор с мужем состоялся. На то, что она ушла, Кирилл ответил как-то сдержано и дежурно: «Рад, рад за тебя. Очень рад».
        А на то, что сегодня с утра уже подала заявление на развод, так и совсем как-то сник. И не задал ни одного вопроса, пока Лера рассказывала, что заезжала с утра оформлять документы по аварии, а заодно встретилась с Витиным юристом.
        И на все расспросы, всё ли у него в порядке, Кирилл тоже скорее отмахивался, отделываясь общими фразами. Впрочем, чего она ждала? Криков восторга? Так он же не маленький мальчик, которому подарили вожделенную игрушку. Тем более, она тоже наотрез отказалась делиться с Кириллом подробностями расставания с мужем. Но вот это «рад за тебя», а не «за нас», как-то резануло и третий день вызывало в Лере смутное беспокойство.
        — Я тоже скучаю,  — призналась она, продолжая тему.
        — Хороший знак,  — явно улыбнулся Кирилл.  — Как настроение?
        — Сложное. Чувствую себя потерянной, бездомной, брошенной и чуть-чуть обманутой.
        — Ничего не скажу про брошенную,  — хмыкнул он,  — но обманутой почему?
        — Сдаётся мне, у нашей Дашки роман с моим мужем,  — вздохнула Лера.  — Ещё тело жены, можно сказать не остыло, а он уже ей названивает.
        Кирилл засмеялся на том конце трубки.
        — Неужели ты ревнуешь?
        — Нет. Или да,  — задумалась она.  — Не знаю. Но мне обидно.
        — Счастье моё, отпусти его. Не будь эгоисткой. Вдруг они тоже созданы друг для друга?
        — Кир, мне обидно даже не за себя. За брата. Она же клялась мне, что любит Витьку до потери пульса, хоть он и козёл. А на самом деле, оказывается, всегда подбиралась к моему мужу. Может, даже уже подобралась.
        — Да не к мужу она к твоему подбирается, Лер, не к мужу. К тебе,  — усмехнулся Кирилл.  — Неужели ты так до сих пор не поняла?
        Лера растерянно хлопала глазами, но не знала, что сказать.
        — Ко мне?
        — Ну конечно. Это зависть. Элементарная человеческая зависть. Просто это чувство настолько тебе чуждо, что ты его не замечаешь. А я понял сразу, ещё когда подошёл к тебе в Эрмитаже. Не я был нужен твоей подруге. Ты. Желание утереть тебе нос, превзойти.
        — В чём?
        — Да во всём, Лер. Ты красивая, умная, сильная, успешная. Тебя любят, уважают, а некоторые так даже боготворят,  — он усмехнулся, мягко, добро, видимо, намекая на себя.  — Люди это не прощают. Ненавидят. Завидуют. Там, в Эрмитаже, только ты одна, наверно, и не заметила, как искрило, когда я прикасался к тебе. Когда я просто стоял рядом с тобой и сдыхал. А твоя подруга мой неприкрытый интерес поняла сразу. Только не додумалась в меру своей распущенности, что я могу относиться к этому серьёзнее, чем к обычной интрижке всё равно с кем.
        — Нет, я…  — Лера шумно выдохнула, но всё же не сказала, что на самом деле всё она заметила. Ещё раньше. В гостинице. Мурашками.  — Я просто не позволяла себе об этом думать.
        — И я не позволял. Но это оказалось сильнее меня. Ты же помнишь, как я сказал про отчаяние.
        — Конечно,  — улыбнулась Лера.  — И ты сказал, что мне рано это знать.
        — Уже пора,  — улыбнулся и Кирилл.  — Я отчаянно боролся с собой, когда единственное, чего я хотел,  — быть с тобой рядом, но должен был уехать.
        — Тогда у тебя неплохо получилось.
        — Плохо, Лера. Очень плохо. Потому что я вернулся. Потому что никого и никогда я не любил так, как тебя. До самоотречения.
        Лера вдохнула эти слова как чистый воздух после смрада её сомнений полной грудью. Она больше никому ничего не должна. Она любит. Она любима. Она свободна.
        И первый раз после разговора в машине Лера сознательно не стёрла звонок.
        А когда Даша распрощалась и убежала с работы на полчаса раньше, Лера даже нашла в себе силы не встать и не выглянуть в окно. Хотя это стало бы лишним телодвижением — Артём, в отличие от Вити, вряд ли подъехал бы к офису.
        Зато Лера достала из заточения и водрузила на рабочий стол жёлтый кленовый лист, вырезанный из рекламы. Пусть он красуется на самом видном месте и напоминает о том, что её жизнь скоро совсем изменится.
        Правда, после работы, руки на руле всё же дрогнули, и Лера повернула к кафе, которое нравилось им с Артёмом обоим.
        «А мог бы пригласить девушку и в другое место»,  — сцепила она зубы, проезжая мимо припаркованного у вдоха минивэна мужа. Хотя что-то ей подсказывало, что сделал он это не случайно.
        Глава 28
        Всю неделю Лера ездила смотреть вместе с Витей квартиры.
        И последняя стала пятой, которую он забраковал.
        — Чистенькая, с хорошим ремонтом, недалеко от работы,  — перечисляла Лера достоинства старенькой однушки Кириллу и заодно жаловалась на брата.  — Но он сказал, что хозяин слишком подозрительно на меня пялился. Даже цену узнавать не стали. Ушли.
        — А мне нравится этот парень,  — усмехнулся Кирилл.  — Я уверяю, тебя устроила бы цена. Особенно, если ты заранее сообщила, что собираешься снимать квартиру одна.
        — Вы где-то у меня за спиной переговариваетесь, что ли?  — удивилась Лера, ставя на огонь сковородку. Она готовила ужин к приходу брата. Они решили вечерком посидеть, посмотреть футбол, попить пивка.  — Витька сказал то же самое. «Говори, что мы пара. Говори, что жить будем вместе»,  — передразнила она брата.
        — Подозреваю, не хочет он тебя отпускать,  — всё ещё улыбался Кирилл.
        — Если бы, Кир. Мне кажется, я так ему мешаю. Смущаю, создаю неудобства,  — она высыпала в зашипевшее масло уже замаринованные в соусе креветки.  — Наверно, следующую квартиру поеду смотреть без него.
        — Ты никогда не снимала квартиру?
        — Нет, Кир. Жила как-то во время учёбы в общаге. Но это был такой кошмар, что я вернулась домой, наплевав на свой протест и принципы.
        — Самостоятельности захотелось?
        — Немного.
        — А потом?
        — А потом у меня появился Артём,  — вздохнула она, помешивая блюдо.
        Повисла пауза. Лера не знала, может ли этим поделиться с Кириллом, но больше ей обсудить это было и не с кем. Разве что с Витей. Но хотелось ли ему знать такие подробности о своей девушке? Что бы он ни говорил, а ведь тоже собственник.
        — Он каждый день оставляет на лобовом стекле по розе. Всю неделю. Прижимает цветок дворником, а потом звонит Дашке и везёт её в кафе или в кино. В наше кафе. И в наш кинотеатр, хотя их в городе с десяток. А она на следующий день рассказывает, какая невкусная была пицца из дровяной печи. Какой ужасный был фильм и неудобные лежачие сиденья. А ещё какие очереди были на роллердроме.
        Лера убавила огонь и взяла луковицу, прижав телефон к уху плечом.
        — Ты катаешься на роликах?  — спросил Кирилл. И, может быть, Лере показалось, но подавил вздох.
        — Нет, но Артём меня туда водил. Было здорово. Я, правда, ездила как косолапая курица,  — усмехнулась Лера,  — но это весело. Прости. Я, наверно, не должна тебе это рассказывать. Я тебя расстроила? Ты такой молчаливый в последнее время.
        — Я просто в последнее время больше слушаю, чем говорю,  — он улыбнулся, но в этот раз вздохнул. Тяжело.  — Какой он у тебя романтик.
        — Так и знала, что зря тебе рассказываю,  — тоже вздохнула Лера. Открыла воду, чтобы сполоснуть нож, лук, руки.  — На самом деле — нет. Он не романтик. И меня совсем не радует этими цветами. На улице холодно. Они мёрзнут, и это жестоко. И он знает, что я расстраиваюсь. Он хочет сказать, как ему одиноко и плохо. А ещё хочет, чтобы я ревновала.
        — Мне тоже плохо и одиноко. И я тоже ревную. Я ревную тебя даже к брату,  — что-то заскрипело. Кажется, его рабочий стул, когда он откинулся на спинку.
        Лера резала лук, стуча по доске ножом. Недоумевая.
        — К брату-то за что?  — попыталась улыбнуться она, но вышло плохо — такая в голосе Кирилла была тоска, что и Лера улыбку из себя не выдавила.
        — Потому что он вообще-то тебе не родной, а какой-то далёкий, троюродный. А это, знаешь ли… просто умный и опасный мужик, с которым ты сейчас неожиданно живёшь, уйдя от мужа.
        — Кирилл!  — перебила его Лера строго.  — Он мне брат.
        — Я знаю, знаю. Но ревность — иррациональное чувство,  — он явно раскачивался на стуле. Наверно, схватился за волосы, как делал, когда нервничал.  — Просто… я не знаю, как тебе объяснить. Или это даже не ревность? Зависть. Потому что я хочу быть для тебя всем. Понимаешь, всем. Воздухом, солнцем, ковриком у твоих ног. Я хочу укрывать тебя одеялом на ночь и будить с утра поцелуем. Хочу отвозить на работу. И встречать с розой в руке. Хочу выбирать с тобой квартиру, в которой мы будем жить. И я,  — стул снова заскрипел, что-то полетело на пол,  — я тоже хочу развестись к чёртовой матери!
        Лера слышала, как тяжело он дышит в трубку. Она закрыла рукой глаза, уже зная, что он скажет дальше.
        «Но не могу…  — она словно сама вызывала эти слова, как заклинание, из небытия,  — моя жена беременна».
        — Но не могу,  — выдохнул он.  — Моя жена беременна.
        Нет, небо не упало на землю. От лука защипало глаза. Лера высыпала его в сковородку, помешала. Закрыла глаза, чтобы не заплакать. От лука. А ещё ей так нужны были эти секунды, чтобы выдохнуть. Чтобы осознать отчаяние Кирилла. Именно его. Не своё. Для себя Лера уже всё решила.
        — Это же отличная новость,  — добавила она газ и улыбнулась, вытирая слёзы.
        Искренне улыбнулась. Она не знала, как относиться к его жене. Но в силу того, что всегда старалась видеть в людях хорошее, Насте сопереживала. Ведь это Лера увела у неё мужа, а не наоборот. Она так перед ней виновата. И то, что её мечта о ребёнке теперь имеет реальные шансы осуществиться, как-то сглаживало горечь этой вины. Совсем чуть-чуть. И Лера порадовалась за девушку, только поздравить будущего отца не смогла. Открыла рот, но поняла, что сфальшивит.
        Он услышал её выдох. Её несказанные слова.
        — Ты считаешь, я должен радоваться? Ты думаешь, я могу?
        — Я не знаю, Кир. Не знаю. Просто скажи мне, что ты чувствуешь. Что ты решил. И я это приму. Это твой ребёнок. Это важно. По крайней мере, теперь мне понятно, почему ты был так молчалив. И остался так равнодушен, когда я сказала о разводе.
        — Я не равнодушен, Лер. Нет. Я просто не знаю, что мне делать. Не знаю. Она не согласна на развод. Наверно, она так же, как твой муж, надеется меня вернуть. Она считает, что всё у нас с тобой несерьёзно и временно. Ребёнок важнее. И времени у неё вагон. И терпение железобетонное.
        — А ты разве торопишься?
        — Да, Лера, я тороплюсь. Но словно бегу на месте. Потому что считаю не недели её срока, а каждый грёбаный день, что ты не со мной. Потому что он проходит зря. Он потрачен, но не прожит. Потому что теперь мне слишком мало твоего голоса. Катастрофически мало. Я тоскую. Невыносимо тоскую по тебе,  — он выдохнул в трубку.  — Я стал злой и нервный. Я хочу кого-нибудь убить. Всё равно кого. Мамонта, своего начальника, твоего мужа, брата, Степана — не важно. И хоть я старался молчать, чтобы не портить тебе настроение, но, видишь, даже это у меня не получилось.
        — Ладно начальника, но мамонт-то чем провинился?  — улыбнулась Лера.  — А Степан?
        — Степан лезет не в своё дело. И даёт советы, которых я не прошу.
        — Уговаривает тебя вернуться к жене?
        — Да,  — кресло опять заскрипело, словно он упал в него со всего размаху.  — И ведь кто бы говорил! Парень, который не встречается с одной девушкой дважды и печать в её паспорте — последнее, что его волнует. Но тут поди ж ты какой стал праведник. Я, видите ли, обязан вернуться. Я должен её поддержать. А я не хотел этого ребёнка. Не хотел. Я умолял её, уговаривал, отговаривал. Но она не стала меня даже слушать. Всё! Не хочу об этом. Не могу,  — он выдохнул.  — Я улетаю сегодня вечером в Прагу. Тебе случайно не надо в Прагу?
        — Очень надо,  — улыбнулась Лера.  — Ведь там будешь ты.
        — Прилетай, а?
        — Чёрт!  — подскочила Лера, пытаясь удержать ухом телефон и спасти то, что осталось на сковороде.  — Я подпалила ужин.
        — Мн-н-н…  — даже сквозь грохот сковороды, было слышно, как Кирилл ударился и лбом, и телефоном об стол.  — И ты готовишь ужин.
        — Я порчу Витькины продукты,  — открыла Лера окно, чтобы проветрить кухню и села.
        — А я чувствую себя Чудищем из «Аленького цветочка», которое умирает от тоски, лёжа на столе. Без любви, без ласки… без ужина.
        — Чудо ты моё, а не чудище. Я, кстати, тоже улетаю скоро. На Сахалин. Новый квартал начался плохо. А потом начнётся круговерть с договорами на следующий год.
        — Да, да, и нас собирают в Праге по тому же поводу. План катастрофически горит. Там ещё намылят мне шею.
        Слышать в его голосе эту муку и дальше было выше её сил. Лера не хотела говорить это сегодня, хотела дождаться всё же документы о разводе, но раз уж для себя она всё решила, какая разница озвучит она это сейчас или потом. Она набрала воздуха в грудь и закрыла глаза.
        — Кир, я хочу тебе признаться,  — в гробовой тишине, что возникла на том конце, Лера продолжила: — На самом деле мне не важно женат ты или нет. Беременна твоя жена или нет. Для меня это больше ничего не значит. Пусть так. Раз это нельзя изменить. Я приму это. Смирюсь. Научусь с этим жить. И я посмотрела вакансии в Москве. Я хочу попробовать.
        Он так и молчал. Не издав даже шороха.
        — Кирилл?
        — Не перебивай,  — прошептал он.  — Я хочу насладиться этим чувством. Оно называется… надежда. И оно окрыляет.
        — Нет, счастье моё, оно называется планы. Так что сам поднимай свою худосочную задницу с этого скрипучего кресла — ищи, где мы будем жить, я хочу знать заранее, откуда я буду добираться до работы и вообще, чего мне там ждать.
        — Ты будешь жить у меня на руках. И тебе больше не придётся работать. Просто пиши заявление и прилетай.
        — Ну уж нет,  — сказала Лера строго.  — Во-первых, надорвёшься, если будешь пахать на две семьи. А ты мне нужен здоровый и сильный. А во-вторых, я столько усилий приложила, чтобы втянуться в эту работу. Так что увольняться я не буду, и не проси.
        — Мур-р-р!  — заурчал он как кот.  — Как я люблю, когда ты такая деловая. Ну, выбирай тогда сама, что тебе понравится из вакансий. Обсудим. И замолвлю за тебя словечко, если понадобится.
        — Никакого блата. Даже не вздумай!
        — И в мыслях не было,  — явно хитро улыбнулся он.
        Но, главное, улыбнулся. Ожил. Обрадовался. Воспрял духом.
        В дверь позвонили.
        — Значит, договорились. Ну, мне пора,  — Лера пошла открывать дверь.  — Буду ждать звонка из Праги. Целую. До связи.
        — Тысячу раз целую. И бесконечно люблю. И задница у меня не худосочная,  — отключился Кирилл, пока она не успела возразить.
        Лера улыбалась, открывая дверь. Витя вручил ей упаковку бутылочного пива, тоже улыбнулся в ответ, недоумевая, а потом увидел у неё в руках телефон и с пониманием кивнул.
        — Он делает тебя счастливой. Жареный лучок?  — потянул он носом.
        — Типа того,  — смущённо пожала она плечами.  — Немного недоглядела, но, надеюсь, будет съедобно.
        Но пока он переодевался, Лера первым делом бросилась не накрывать на стол, а искать в чемоданах книжку, что дал ей дед Кирилла. Эта Настина беременность напомнила Лере о том, что дед что-то хотел сказать. Дал ей какие-то бумаги, которые Лера так и не прочитала. Она помнила, что выложила книжку с бумагами из сумки по прилёту, а потом благополучно забыла в той суете и нервотрёпке, что навалилась. Конечно, мама её не взяла. Как и много других, важных для Леры мелочей, о которых она сама заранее не позаботилась, а теперь без них страдала.
        — Наверно, придётся ехать к Артёму,  — Лера уже носила на стол перед телевизором закуски, пока Витя, вытирая полотенцем волосы, стоял по центру комнаты.  — Забыла кое-что. Надеюсь, дождусь, когда он уедет на вахту. И надеюсь, он не сменит замки.
        — А прописана ты где?  — отошёл он с прохода, стараясь ей не мешать.
        — У мамы,  — крикнула Лера из кухни.
        — Тогда имеет полное право сменить.
        — Надеюсь, до этого не дойдёт,  — в этот раз она прошла мимо него с последним блюдом в руках.  — Давай за стол, пока не остыли.
        — Боже, как я от этого отвык,  — сел брат на диван и уставился на заставленный стол с благоговением.  — В доме пахнет едой. Меня ждут к ужину. Обо мне заботятся. Если бы ты только знала, как это… В общем, за это можно душу отдать. И мне не будет её жалко.
        — Если бы только знал, как это приятно — о ком-то заботиться,  — улыбнулась Лера, ставя бокалы на круглые подставки и усаживаясь.
        — Твой муж всё-таки идиот,  — открыл Витя пиво и разлил по бокалам.  — За тебя, малыш! Завидую мужчине, которому ты достанешься.
        Лера улыбнулась на прозвище и укоризненно покачала головой.
        — Когда-то мой бывший муж тоже называл меня «малыш», говорил изысканные комплименты и обожал мою еду. А потом перестал даже замечать. Стал относиться ко мне как к прислуге, и ко всему этому как к должному. Так что, знаешь, всё время хорошо — тоже плохо. И за мужчин, которые не забывают!
        Они сделали по глотку.
        — Это называется креветки по-малайсски,  — показала Лера рукой на блюдо, которое она чуть не испортила.  — Острые креветки с большим количеством лука. Их, конечно, лучше готовить в воке, но, за неимением, я готовила в сковороде. Пережарила. Но они в панцире, так что не страшно.
        Она оторвала несколько бумажных полотенец, положила на стол. Витя закатил глаза к потолку, обсасывая пальцы вместе с нежным креветочным мясом.
        — Нет, определённо твой муж тебя не заслуживал.
        — Давай не будем о нём. Пусть он будет счастлив. Тем более, что я всё равно уезжаю в Москву.
        — Всё же решила?
        — Да. Решила. И поняла, что мне плевать, что Кирилл женат. Что у него беременная жена. Я знаю, знаю,  — подняла она руки, отгораживаясь, когда Витя вздохнул, чтобы что-то сказать,  — это ужасно, да. Никогда не думала, что это случится со мной. Стать любовницей, содержанкой. Но чувство «лишь бы он был рядом» пока перевешивает все доводы разума.
        — Тогда оставайся у меня до отъезда.
        — Нет, нет, Витя. Нет. Это может занять не один месяц. Пока я найду новую должность, пока суть да дело.
        — Лер, я знаю, из-за чего ты переживаешь,  — усмехнулся он.  — Поверь, я очень редко вожу сюда баб. Так что успокойся со своим переездом. Ещё неизвестно, как у тебя в Москве сложится. Деньги лишними не будут.
        — Да, этот вариант я тоже рассматриваю. Но даже если не сложится. Всё равно надо что-то в жизни менять, куда-то двигаться. Вот и двинусь… в Москву.
        Витя неопределённо качнул головой.
        — Кстати, мой москвич уже ревнует к тебе,  — потупилась Лера.
        — Дурак твой москвич,  — засмеялся Витя.  — Дай мне в следующий раз трубочку, я с ним сам поговорю.
        — Слушай, где ты был всю мою жизнь?  — засмеялась Лера в ответ.  — Когда я замуж за Артёма выходила? Когда сопли на кулак мотала, не находя поддержки даже у родной матери?
        — Где ты была всю мою жизнь?  — усмехнулся он.  — Жаль, что ты запретила. Поговорил бы я сейчас с твоим Артёмом.
        — Не стоит оно того,  — уверенно покачала головой Лера.
        Они доели креветки, ещё немного посидели, не столько следя за ходом матча, сколько болтая о том о сём. О Витиной работе. О том, как они познакомились с женой. И когда пиво закончилось, Витя оделся и, пожелав Лере спокойной ночи, уехал.
        «К жене? Или к Дашке?» — гадала Лера, закрывая за ним дверь. Хотя что она знала о брате? О его личной жизни? О его привычках? Может быть, он вообще — в бордель.
        Она упала на огромную кровать, рассматривая замысловатую люстру.
        Ей тоже было невыносимо засыпать одной. Она скучала по Кириллу. По его рукам, по его губам, по его теплу. По тому редкому ощущению, когда находишься здесь и сейчас, потому что всё, что тебе надо — рядом. С Кириллом у неё всегда было именно это чувство — целостности и полноты жизни.
        Сегодня Артёму должны были принести уведомление о поданном заявлении на развод. И если у него ещё оставались какие-то сомнения в принятом Лерой решении, то сегодня они должны были развеяться.
        И то, как отметил Артём полученные документы, Лера узнала в понедельник утром.
        Глава 29
        Лера едва открыла дверь офиса, как уже поняла, что обсуждают её.
        Девчонки, стоявшие у Дашкиного стола, тут же замолчали и, многозначительно оглядываясь, разбрелись по своим рабочим местам. Сегодня, как назло, было многолюдно, так что у Даши для оглашения своих новостей подобралась довольно приличная аудитория.
        — Привет!  — смерила она Леру торжествующим взглядом.
        — Привет,  — с удивлением посмотрела на неё Лера, снимая верхнюю одежду.
        — Как выходные?
        — Спасибо, хорошо. А как у тебя?
        — Волшебно!  — усмехнулась Дашка и оценила, как девчонки опустили глаза в свои бумаги, посмеиваясь.
        — Рада за тебя.
        — Да, порадуйся,  — встала она. И Лера заметила, как гримаса боли на её лице сменилась довольным злорадством.  — Два дня из постели не вылезали.
        Она потянулась, поставив руки на поясницу. И её походка слегка нараскоряку, и залёгшие под глазами круги, и на лице налёт усталости, которую нельзя спутать ни с какой другой, сказали Лере больше, чем её слова.
        — Вижу, он был хорош,  — усмехнулась Лера.
        — Он был великолепен.
        — Витя?  — на всякий случай спросила Лера, стараясь на Дашку смотреть. Хотя Витя ведь тоже вернулся только вчера к вечеру.
        — Да Витя с ним и рядом не стоял,  — фыркнула она. Картинно фыркнула, на публику, но сфальшивила.
        Совсем чуть-чуть дрогнул Дашкин голос, но Лера заметила, подняла на неё глаза с недоумением.
        — С кем-то ещё познакомилась?
        — Ну, можно и так сказать,  — снова сморщилась Дашка, наклоняясь за лейкой.  — Мы немного были знакомы. Но так, поверхностно.
        — Теперь, я вижу, познакомились поглубже,  — улыбнулась Лера.
        «Сантиметров на двадцать пять глубже»,  — опустила она глаза на телефон, который неожиданно зазвонил, не дав Дашке возможности ответить.
        — Да,  — «мой дорогой. Лёгок на помине»,  — просто рвалось с языка, но Лера сдержалась на приветствие мужа.  — Привет!
        — Надо встретиться,  — сухо сказал Артём.
        — Хорошо. Где? Когда?
        Он как назло назвал время её ежедневного общения с Кириллом. А место — ближайшее к офису кафе. Лера не стала возражать и не пыталась даже гадать о том, что он ей скажет.
        «Хорошо, что в общественном месте»,  — всё же отметила она, стуча каблуками по мраморным ступенькам крыльца. И всё же нервничала, потому что не знала больше, чего ожидать от мужа.
        Это был запрещённый приём и плохой признак: Артём принёс ей цветы и встал навстречу. Его обходительная вежливость сразу вызвала настороженность, а проявления его внимания — всегда чреваты. Он обнял Леру, подхватив за спину привычно и сильно. И скользнул щетиной, которой у него никогда не было, по Лериной щеке.
        — Привет!  — он прерывисто выдохнул в шею, окутав Леру запахом любимого парфюма, дома и опасности. А потом прижался тёплыми мягкими губами так, что дыхание её всё же сбилось.
        — Привет!  — её сердечко дрогнуло, но от страха или по привычке Лера не поняла. Знала, что именно на это он и рассчитывал, и не подала вида.
        «Интересно, а запах другой женщины я бы почувствовала?» — подумала она скорее из спортивного интереса, чем из ревности. Но всё же хорошо, что их ещё разделяли и запах улицы, и жаркие ароматы кафе, и пальто, которое Лера скинула Артёму на руки. Будь он ближе, прижми её к своей жёсткой груди и… чёртово воображение тут же представило на ней Дашку. И пока Артём послушно вешал одежду на вешалку, подвигал Лере стул, что-то всё же противно закопошилось в груди. Особенно глядя на эти розовые розы, аккуратно отложенные Лерой на край стола. Чувство собственности? Шесть проведённых вместе лет?
        — Тебе идёт,  — улыбнулась Лера, когда Артём сел напротив, оценивая его густую щетину. «Сколько ей? Неделя?»
        — Я не бреюсь с того дня, как ты ушла,  — поскрёб он бороду, отвечая на невысказанный вопрос, и откинулся на стуле. Не улыбнулись даже его глаза.  — Так только, слегка подравниваю.
        — Это правильно. Девушкам нравится лёгкая небритость, а не густая пиратская борода,  — взяла Лера меню.
        — Тебе видней,  — усмехнулся он и смерил таким презрительным взглядом, что Лере стало не по себе.  — Я уже сделал заказ. Надеюсь, твои вкусы ещё не настолько изменились, как твои моральные принципы.
        — Посмотрим,  — отложила Лера ламинированную картонку. Сердце замерло и похолодело. «Он всё знает».
        — Не хочешь спросить, зачем я тебя позвал?  — небрежная снисходительность в его голосе.
        — Нет. Но надеюсь, ты мне сам скажешь,  — в горле пересохло, но на столе не было воды. Лера тревожно оглянулась.
        — Я получил документы,  — он брезгливо, а может, болезненно поморщился.
        Лера неопределённо кивнула, что могло означать и «я знаю» и «я рада», следя за ним лишь краем глаза и делая вид, что высматривает в пустом зале официантку.
        — Быстро ты. Видимо, есть причина, что заставляет тебя так торопиться.
        — Я надеюсь, ты не будешь возражать?  — Лера вздёрнула подбородок, встречая его холодный взгляд. Чёрт с ней, с этой водой!
        — А у меня есть такое право?
        — Артём…
        Он предупреждающе поднял руку.
        — Нет, послушай меня. Я был зол. Чудовищно зол, когда увидел это уведомление. Но самое мерзкое во всём этом,  — скривился он, словно взял в рот лимон.  — Что ты врала.
        Лера смотрела на него, чувствуя, как каменеет её лицо. Она уже знала, что последует за этим многообещающим заявлением. Глупо говорить: «Да». Жалко прозвучит: «Нет».
        — Я не врала,  — встретила она леденящий душу взгляд Артёма, когда разоблачительной трелью взорвался в сумке её телефон.
        Лера достала его, получив насмешку мужа. И ещё надеялась, что это обычный рабочий звонок. Но это звонил Кирилл. И Артём явно знал это. Лера с тоской посмотрела на знакомые цифры, сбросила, положила аппарат на стол.
        — Врала, врала. Ещё как врала,  — усмехнулся Артём и перевёл взгляд на телефон.  — Ну, соври опять. Скажи, что это по работе.
        Лера промолчала, только накрыла телефон рукой, словно защищая. Но Артём и не ждал ответа.
        — Что ты там говорила мне? Что ты меня больше не любишь? Что не прислуга, не нянька, не моя вещь?
        Он выдержал паузу. Но Лера снова не ответила.
        — Сказала бы правду, что загуляла. Что нашла себе,  — он оглянулся, но всё же материться не стал,  — любовничка. Как там его зовут? Кирилл?
        Сердце, наверно, остановилось. Замерло от ужаса, превращая Леру в каменную статую. Она не могла вздохнуть, не могла выдохнуть, не могла поднять на мужа глаза.
        — Или Кирилл Александрович? Всё же директор фарм-дивизиона компании по России, не простой электромонтёр Вася Батарейкин.
        — Я говорила. Почти правду,  — усмехнулась Лера, приходя в себя. Почему-то вспомнился тот секс с «директором». Ну, вот всё и раскрылось. Но плевать! Пусть Артём говорит, что хочет. Рано или поздно он всё равно бы узнал. Вышло рано. Слишком рано. Неожиданно. Но как уж вышло.
        И Артём понял, на что она намекала своей «правдой». Снова усмехнулся, когда опять зазвонил телефон.
        — Да, ответь ты уже,  — дёрнул он головой, словно получил пощёчину.  — Это же он. Я точно знаю, что он.
        Лера оценила его пристальный взгляд и взяла трубку.
        — Алло,  — сказала она нейтрально.
        — Привет!  — сказал Кирилл.
        — Привет!  — ответила Лера, стараясь не смотреть на Артёма, но ничего не могла поделать с голосом, который потеплел независимо от её желания.  — Не могу сейчас говорить. Перезвоню, хорошо?
        — Конечно,  — так же мягко ответил Кирилл.  — Буду ждать.
        Он отключился. Лера отложила трубку и украдкой посмотрела на мужа, пока официантка составляла на стол заказ. Артём молчал, отвернувшись к окну. Молчал, стиснув зубы и играя желваками.
        — Господи, ты же совсем не умеешь притворяться,  — скривился Артём, как от зубной боли, когда девушка отошла.  — Как я сразу не понял. И врать ты не умеешь. И заметать следы. Я всё знаю. Я взял распечатку твоих звонков. Я видел фотографии в твоём телефоне. Я слышал даже записи с регистратора твоей машины. Меня тошнило, но я послушал, как ты там с ним мурлыкала.
        Он мотнул головой, упёрся лбом в ладони. Провёл обеими руками по волосам и, тяжело вздохнув, снова откинулся на спинку.
        — За что? Лера, скажи мне только одно. За что?
        Но у Леры не было ответа. Потому что этот простой категоричный и жестокий своей прямотой вопрос не имел правильного ответа, что бы она ни сказала. «Ни за что»,  — Лере хватило смелости посмотреть в глаза Артёма, но сказать в своё оправдание было нечего.
        — Да, я был не прав. Эгоистичен, груб, порою несправедлив, часто отвратителен. Но так?  — он поморщился, покачал головой.
        И то, что Артём был сейчас так расстроен,  — было в тысячу раз хуже, чем если бы он был зол, как прежде. Если бы орал. Но он только барабанил пальцами по столу, отбивая одному ему понятный ритм, и, кажется, даже уже не ждал ответа.
        Она разбила ему сердце.
        — Ты так часто обвинял меня в том, чего не было, что однажды это не могло не стать правдой.
        — Значит, это я ещё и виноват?  — развёл он руками.  — У меня даже нет слов.
        Отодвинул тарелку с салатом, чтобы поставить локоть. И, опершись головой на руку, снова уставился в окно.
        — Прости, что мне не хватило смелости сказать тебе,  — вздохнула Лера.  — Я просто не хотела делать тебе больно напрасно. Ушла я не поэтому. И на развод подала тоже.
        — И всё же это больно,  — он повернулся.  — Да, очень больно. И я два дня трахал твою подругу, чтобы как-то заглушить эту боль. Хоть чем-то. И только поэтому, наверно, могу с тобой сейчас говорить.
        — Полегчало?  — спросила Лера с надеждой.
        — Нет,  — уверенно покачал он головой.  — Хоть в паху, конечно, и чувствуется приятная лёгкость. Но в душе,  — он вернул тарелку назад, всё ещё покачивая головой.  — Ешь. И будем считать, что мы квиты.
        Лера посмотрела на него с подозрением. «Квиты? Из-за Дашки? Так просто? Или ты уже поквитался со мной авансом?» Но Лера не хотела выяснять.
        — Надеюсь, тебе хотя бы понравилось,  — потыкала она в добрый старый «Цезарь».  — Два дня подряд. Это показательно.
        — Да, она такая заводная,  — усмехнулся он, тоже беря вилку.  — Прости, что привёл её к нам домой.
        — Это твой дом, Артём,  — пожала плечами Лера.  — Можешь приводить кого хочешь и когда хочешь. Я больше ни на что не претендую.
        — А жаль,  — он тоже поковырялся в салате, но жевал без аппетита.  — Я ведь с ней спутался, просто чтобы заставить тебя ревновать. Но потом пришло это уведомление. Я взбесился. А она так легко согласилась. Не знаю, зачем я рассказываю всё это тебе. Я хотел совсем не этого. Совсем.
        — Только не делай ей больно,  — посмотрела на него Лера тревожно.  — Пожалуйста!
        — Ты не понимаешь,  — снова покачал он головой и болезненно поморщился.  — Мне кажется, она именно этого и ждёт. Она такая лживая грязненькая шлюшка. Просто без берегов. И она давно намекала мне, что ты не такая, как кажешься. Ещё на поминках. Но я отмахнулся и слушать не захотел. А потом засомневался. И она так навязывалась. Правда, единственное, что в ней было интересного для меня,  — она всё время говорила о тебе.
        — А как ты залез в мой телефон?
        — Я тебя умоляю,  — Артём скривился.  — Ты сейчас о своём пароле, который никогда не меняла?
        — А распечатка?
        — Твою СИМ-карту вообще-то покупал я. И найти твоего Неверова на сайте компании тоже оказалось раз плюнуть.
        — А регистратор?
        Артём вдруг бросил вилку и предупреждающе поднял руки. Смотрел на Леру пару секунд умоляюще, а потом снова принялся есть.
        «Господи, что же я там такого наговорила, что на него больно даже смотреть?» — Лера опустила глаза в тарелку. Он словно со всем смирился, только не может принять что-то, оставшееся в памяти этого устройства.
        — Чего же ты хотел, когда спутался с Дашкой?
        — Хотел следить за тобой. Хотел быть в курсе всего, что происходит в твоей жизни. Думал, буду долго и нудно выуживать из этой Даши всё, что мне интересно. Собирать на тебя компромат. Выслежу вас и оторву обоим ноги, как обещал,  — он вздохнул, покачал головой.  — Оказалось, что-то представлять себе и столкнуться с этим на самом деле — такие разные вещи. И в жизни выходит совсем не так.
        — Мне казалось, ты давно положил на Дашку глаз. Разве нет?
        — Нет,  — покачал он головой уверенно.  — Я, конечно, видел её интерес. С самого Нового года. Мне польстило, как она напросилась на поминки ради меня. Но она такая,  — он явно боролся между тем, то ли выразить брезгливость, то ли высказать комплимент,  — в общем, шлюшка. Хотя в этом есть свои прелести.
        Лера закрыла рукой глаза.
        Охренеть! Она слушает откровения мужа о другой бабе и, твою мать, радуется за него. Но вот такой искренний, открытый, хотевший её убить, но вдруг раскрывший ей душу, наверно, Артём был Лере дороже всего.
        — Слушай, а давай чего-нибудь выпьем,  — выглянула Лера через раздвинутые пальцы.
        — Бокал вина?  — легко согласился он и позвал официантку.
        — Может, за дружбу?  — предложила Лера, поднимая бокал.
        — Я попробую,  — на пару секунд Артём прикрыл глаза и снова посмотрел на Леру.  — Честно попробую. Хотя мне кажется, я ещё не готов. Совсем не готов. Я всё ещё жду тебя с работы. Всё ещё надеюсь, что ты вернёшься. И этот развод,  — он вздохнул,  — но может быть, так действительно нам обоим будет лучше? Давай, хрен с ним, за дружбу!
        Когда принесли горячее, можно сказать, они с Артёмом уже даже подружились.
        — А ты сказал Дашке, что мы расстались? Про развод?
        — Нет,  — покачал головой Артём.  — А ты?
        — И я ещё нет,  — допила своё вино Лера.  — А про Неверова?
        — Тоже нет. Но мне кажется, она знает. Хоть фамилию мне и не назвала.
        Лера понимающе кивнула, а её новый друг заказал ещё вина.
        — Как я работать буду?  — посмотрела Лера на полный бокал.
        — С огоньком,  — усмехнулся он.
        — А как ты объяснил своей подружке моё отсутствие?
        — Банально. Поссорились. Ты ушла к маме. Что она не в курсе наших отношений, я сразу понял. А ещё, что у неё на тебя зуб. Только укусить она тебя не может.
        — Теперь может,  — усмехнулась Лера.
        — Нет,  — снова уверенно покачал головой Артём. И Лера не стала допытываться почему. Кто знает, это сейчас он говорит, что плевать ему на Дашку, а потом вдруг втянется, прикипит, привыкнет. Ей ли не знать, во что выливаются иногда случайные встречи.
        Артём был за рулём, поэтому Леру больше с выпивкой не поддержал, только смотрел, улыбаясь, как она глушит белое вино.
        — Ты аккуратнее там со своим директором.
        — Я вижу, мы за эти годы с тобой неплохо спелись. Нам бы банки грабить. Ты тоже аккуратнее,  — улыбнулась Лера.  — Презервативы, Артём. А то что-нибудь намотаешь.
        — Где ж их взять-то такого размера,  — усмехнулся он.  — Сама же помнишь: всё рвётся.
        — Ну, уж позаботься о своём здоровье как-нибудь. Не я же буду тебе этот ИхсЭль покупать.
        Он сложил брови домиком, и Лера вытаращила глаза.
        — Что, серьёзно?!
        — Ну, ты же по аптекам каждый день мотаешься,  — поковырял он вилкой край тарелки.
        — Вот ты сволочь, а,  — Лера покачала головой.  — Ну ладно, помогу. Мне там надо ещё кое-что забрать. Созвонимся тогда?
        — Конечно. Приезжай, посидим, вина попьём,  — улыбнулся он.
        Артём расплатился. Подал Лере пальто. И всё же обнял её на прощанье, уже на улице, возле машины.
        — Прости… но я всё ещё люблю тебя. По привычке,  — вручил он ей букет, который Лера чуть не забыла.
        — Это пройдёт,  — она обняла Артёма, едва сдерживая слёзы.  — Обещаю, пройдёт.
        Он недоверчиво покачал головой, уже отпуская Леру и убирая прядь её волос, словно тянул время и не хотел расставаться.
        — Можешь сказать Дашке, что решил расстаться со мной из-за неё. Она будет счастлива.
        — Это лишнее,  — усмехнулся он.  — Я собираюсь трахать её, а не делать счастливой.
        Лера прикрылась букетом, не веря, что она это слышала. Поправила воротник его куртки. Кожаная утеплённая зимняя. Артёму она так шла. И эта щетина. И эти щенячьи с поволокой глаза.
        — Береги себя, Нелётчик!
        — И ты себя, малыш,  — улыбнулся он и махнул ей рукой на прощание, уже садясь в машину.
        Лера, зябко ёжась в тонкое пальтишко, побежала обратно на работу и всё думала: где, когда, почему они всё это растеряли? Эти доверие и поддержку. Эту уверенность, что всё обсуждается. Это желание услышать друг друга и понять.
        Когда Лера первый раз промолчала и уступила? Когда Артём не стал считаться с её мнением и настоял на своём?
        Телефон в кармане заурчал сообщением.
        «Не дождался. На заседании. У тебя всё хорошо?»
        «Да. Люблю тебя. Звони, как освободишься. В любое время».
        Глава 30
        Дни становились всё холоднее. Ледяные ветра посрывали с деревьев последнюю осеннюю листву. Первый снег упал на сырую землю, но так и остался лежать у заборов белыми пятнами, напоминая, какая затяжная, какая печальная пора — поздняя осень.
        И с Лериным переездом в Москву тоже затягивалось.
        Хотя новую вакансию они с Кириллом выбрали. Долго обсуждали, даже спорили. Но в итоге остановились на такой же должности, как у Леры сейчас — менеджер по работе с ключевыми клиентами, только в Москве. Лера хотела снова пойти в медпреды, чтобы иметь представление об особенностях работы в столице. Но Кирилл настоял, что везде всё одинаково — нет смысла опускаться на ступеньку вниз, тем более, ей такой опыт совсем не пригодится. Лера согласилась с его доводами и даже заявление написала. Но время шло, заявление всё рассматривали и не говорили ни «да» ни «нет».
        Кирилл снял квартиру и съехал от мамы.
        Лера же, наоборот, вернулась от брата обратно в отчий дом.
        После всех волнений, связанных с Лериным разводом, мама очень болезненно отнеслась к надвигающемуся отъезду старшей дочери и снова впала в уныние. К тому же Анька окончательно переехала к новому парню. Как мама ни грозилась её выгнать, а теперь скучала и по детскому гомону, и по Анькиной безалаберности, и по бывшему Лериному семейному благополучию.
        Она категорически ничего не хотела слышать про Кирилла и строила самые ужасные перспективы предстоящего переезда Леры в Москву, даже не зная, что он женат. Лера выдавала информацию осторожно, дробно, порциями. Она и так с трудом всё это выслушивала, но терпела мамину злую прорицательность и, как могла, скрашивала её одинокие осенние вечера. Потому что всё это были мелочи по сравнению с тем, как остро и невыносимо мама тосковала по отцу.
        По утрам Лера снова тратила на дорогу на тридцать минут дольше и в первое время даже встречала Артёма, который тем же маршрутом вёз с утра на работу Дашку. Вечно недовольную Дашку. Лера видела, как, стоя в утреннем «плотнячке», они порой ругались в машине. Дарья размахивала руками, что-то выговаривая, а Артём отворачивался и подмигивал Лере в стекло.
        На работе отношения тоже стали напряжённые. Лера надеялась, что Даша, одержав над ней такую «сокрушительную победу», уведя у Леры мужа, уже зная про их официальный развод, наконец, оставит её в покое. Но у этой странной девицы появилась новая полоумная идея. Она почему-то решила, что Лера беременна.
        Да, Лера стала нервной и раздражительной. Но у неё были на то причины и без взыгравших гормонов.
        Она невыносимо скучала по Кириллу, просто извелась за этот месяц без него. Плюс негативность мамы, плюс отголоски развода ещё болели в душе, ещё нервировали предстоящий переезд и новая работа, да и эта холодная осень — всё способствовало тому, чтобы Лера выглядела не особо счастливой. Но в её небольшом окружении это послужило причиной новых сплетен.
        Что за интерес был у Дашки — распространять слухи о том, что Лера беременная,  — Лера никак не могла понять. Если она беременная, то только от Артёма. Дашке-то это зачем? Но так же, как прошлый раз Дарья нелепо упорствовала в своём романе с Неверовым, так же уверенно сейчас она отметала все отрицания Леры.
        Лера хотела поговорить об этом с Артёмом, но он уже уехал на вахту, и связи с ним, как обычно, в его тайге не было.
        К тому же, чем активнее Лера отрицала, тем многозначительнее становились намёки коллег, что им всё известно. И Лера просто плюнула. Пусть думают, что хотят. Она-то знает правду, которая своей очевидностью скоро выплывет наружу, и все эти разговоры и так утихнут. Только её настроение это не улучшало.
        Дома был ад, на работе — преисподняя. Лера надеялась, что будут командировки,  — хоть на пару дней уехать бы куда подальше — но не утвердили ни одну. Даже уже спланированную на Сахалин и ту отменили. Лера мечтала, что её вызовут в Москву хотя бы на собеседование. Но и этому пока не судьба было случиться.
        И только Кирилл ещё поддерживал Леру в этом беспросветном тумане, неизменно находя для неё тёплые и добрые слова. Но надолго ли его хватит выслушивать Лерины жалобы? Она так боялась остаться и без него, что лишний раз старалась не жаловаться, ведь ему тоже приходилось несладко.
        Но чем дольше длилось это промедление с работой, чем упорнее Лера отказывалась от переезда с увольнением, на котором настаивал Кирилл, тем разговоры их становились суше и короче.
        И может потому, что Лериного спокойствия и весёлости становилось всё меньше, а жалоб всё больше, Кирилл тоже первый раз за всё время их общения разозлился. А началось всё с рокового слова «беременность».
        Собственно, всё постоянно крутилось вокруг неё. Но в глупые слухи о своей мнимой беременности Лера не стала его даже посвящать. А вот про настоящую беременность его жены решилась заговорить. Потому что прочитала, наконец, бумаги деда.
        О том, что это была выписка из медицинской карты Игоря, Лера не могла сказать. Но некоторые вещи ей были непонятны, поэтому она решилась спросить.
        Правда, выбрала для этого явно неподходящий день. Кирилл с утра был не в духе, несмотря на выходной. Уставший, рассеянный, озабоченный.
        — Не надумала ещё всё бросить?  — спросил Кирилл сухо, когда Лера снова пожаловалась, как ей всё надоело.
        — Нет,  — коротко ответила она, прислушиваясь, как скрипит под ним кровать, когда он меняет положение тела.  — Страшно представить, какие поползут слухи, когда я уеду.
        — Нашла о чём беспокоиться,  — усмехнулся он.  — Люди вообще склонны распускать сплетни и всё переиначивать, как им видится с высоты их жизненного опыта. Никого не интересует правда. Ты её знаешь. Я её знаю. Этого достаточно.
        — Как чувствует себя твоя жена?
        — Прекрасно,  — он хмыкнул.  — Я регулярно справляюсь о её здоровье у её врача.
        — А с Настей вы разве не общаетесь?
        — Лера, если ты хочешь поговорить о моей жене, давай я дам тебе телефон Степана.
        — Боюсь, я буду не лучшей собеседницей, учитывая, что он категорически против того, чтобы ты со мной общался.
        — Он не против. У него нет права голоса. Но о том, что он взял на себя опеку над моей женой, пока я активно самоустраняюсь, мне сказал даже врач. Благо мы с доктором старые знакомые ещё с тех времён, как я лично занимался организацией всяких учёб да семинаров, а он был нашим консультантом по «Женскому здоровью».
        — Стёпа возит твою жену на осмотры?  — усмехнулась Лера, вспоминая про тот огрызок в машине.
        — И не только. Но я совершенно не настроен говорить про этих двоих,  — Кирилл выдохнул. Кровать снова заскрипела.
        — А про твоего брата можно задать тебе несколько вопросов?
        Лера тоже сидела на постели, глядя, как за окном беснуется ветер и раскачивает скелеты деревьев на фоне серого неба, по которому совершенно невозможно было понять, какое сейчас время дня.
        — Спрашивай, счастье моё. Тебе всё можно, несмотря на то, что я расстроен, даже зол. Это не из-за тебя. А Игорь был светлым и чистым человечком. О нём мне говорить всегда приятно.
        — Скажи, он уже родился с отклонениями или это выяснилось потом?  — Лера потянулась к приготовленной хурме, но подумала, что может испачкать документы, разложенные на кровати, и передумала. Отщипнула виноградинку.
        — А как у грудного ребёнка можно выявить отклонения умственного развития?  — Кирилл тоже чем-то захрустел, похожим на сухарик.  — Конечно, нет. Всем казалось, что он растёт обычным малышом. В меру общительным. В меру развитым. Но потом он заболел, и это спровоцировало его проблему.
        Лера посмотрела на фотографию. Старенькую, немного пожелтевшую. Симпатичному мальчишке на ней года три. Озорной взгляд, счастливая улыбка, в зубах зажат карандаш. И рисунок перед ним. Домик, дым из трубы. Обычный детский рисунок обычного нормального ребёнка.
        — А что спровоцировало? Какое именно заболевание?
        — Мама говорила, что это была прививка,  — вздохнул он, поперхнулся своим сухарём, закашлялся.  — Но врачи уверили, что прививка послужила лишь толчком, что всё дело в генетике. А мама у меня не из тех людей, что правды добиваются силой. Мягкая, интеллигентная, очень спокойная. Она доверилась врачам.
        — А бабушка? Дед? Он не выглядит у тебя робким.
        Пока Кирилл снова откашливался, потом шипел открытой бутылкой воды, пил, Лера пробегала глазами газетную статью о страшных последствиях прививок. Но вырезка была довольно свежей, не тех махровых лет, когда Игорю могли ввести такую же роковую вакцину. Рядом лежали и записи из его медицинской карты, в которой было указано, что на АКДС у него наблюдались субфебрильная температура, жидкий стул на десятый день. Госпитализация.
        — Дед с бабушкой тогда устроили целое расследование, чтобы выяснить правду,  — напомнил о себе Кирилл.  — Но толком ничего не добились. Конечно, если бы что-то и было, врачи всё равно скрыли бы. И карточку потеряли, и записи удалили. Но когда стали выставлять виноватой мою мать, отец рассвирепел и запретил деду лезть. Здоровье Игорю уже было не вернуть. А потом родился я, и в страхе, что со мной может повториться то же самое, меня с детства таскали по всем врачам, каким только можно, и вклеили мне в анамнез эту «олигофрению в стадии дебилизма», которую к тому времени поставили брату.
        — А что думала по этому поводу твоя жена?
        — Ты опять?  — усмехнулся Кирилл.  — Она у меня как Мичурин. Считает, что не стоит ждать милостей от природы. Маминым рассказам она не доверяла, потому что все матери предвзяты, и моя могла не обратить внимания на отклонения у ребёнка. В прививки и Пастера, наоборот, верит, как в богов, считая пользу от них несравнимой с возможными рисками, осложнения — единичными случаями и страхи преувеличенными. К тому же дед всё время травил её за эту озабоченность детьми, да и не только. И всегда говорил, что были у нас в семье дебилы и похлеще меня.
        — Не удивительно, что они не общались,  — засмеялась Лера.  — Надеюсь, эта ваша генетическая экспертиза даёт стопроцентный результат?
        — Иначе бы она её и не затевала,  — горько усмехнулся Кирилл.  — Хотя я, признаюсь тебе, именно на это давил, когда последний раз отговаривал её беременеть. Но она,  — он выдохнул,  — умеет говорить красиво и убедительно, когда хочет. Убеждала, что делает это ради меня. В общем, что теперь об этом. Буду воспитывать. Ребёнка я, конечно, не брошу. Не представляю пока, как это будет. Да и не хочу представлять. Невыносимые ощущения, когда всё время чего-то ждёшь. Я словно живу на вокзале, и мой поезд слишком задержался в пути.
        — Кир,  — подавила Лера вздох и стала собирать разбросанные по кровати бумаги.  — Прости, что я тебя расстраиваю. Но я не могу всё вот так бросить. Просто бросить и уехать.
        — Я тебя и не прошу,  — он снова вздохнул. Снова скрипнула кровать. Он встал. Зашлёпали по полу босые ноги.  — Я подумал, что, наверно, сам к тебе приеду.
        — Приедешь ко мне?!  — замерла Лера.  — Но…
        Она не знала, что сказать. Не знала даже, что она чувствовала, настолько это прозвучало неожиданно.
        — Ты словно испугалась,  — остановился он. Хлопнула дверца холодильника, пока Лера пыталась собраться с мыслями.  — Или мне показалось? Не хочешь, чтобы я приезжал?
        — Нет, Кир, нет. Конечно, хочу. Просто это так… внезапно.
        И то, что своей скороговоркой и оправданиями она расстраивает его ещё больше, не надо было и к гадалке ходить.
        — А я-то, дурак, думал, ты обрадуешься. Но нет так нет,  — что-то стукнуло, щёлкнуло, громыхнула сковорода.  — А, к чёрту!
        — Кирилл!
        — Хотел сам приготовить себе завтрак, но передумал. Пойду где-нибудь поем. Ладно, буду одеваться.
        — Кирилл, ты неправильно меня понял.
        — А мне кажется, правильно. Ты не хочешь приезжать сама. Ты не хочешь, чтобы приезжал я. Я же сказал: я не буду настаивать. Нет — значит нет. Прости.
        И он отключился.
        Отключился, оставив Леру в недоумении, в шоке от нелепости произошедшего. В растерянности. В звенящей пустоте, в темноте, где у Леры была только одна путеводная звезда, и ту она сама так бездарно и неожиданно потушила.
        Лера хотела Кириллу перезвонить, хоть и понимала, насколько это глупо, но не рискнула. Решила дать ему время. А через два дня гробового молчания уже не знала, что и думать. Но перезванивать всё равно не стала.
        И окончательно расстроенная, подавленная, измученная своими невесёлыми мыслями и бессонницей, пришла в понедельник на работу.
        В тот последний день октября стылую землю укрыл первый настоящий снег.
        Глава 31
        — Ох, и рано у вас тут зима,  — зашла в офис Катерина, их региональный директор.
        Когда-то, целую жизнь назад, Лера жила с ней в одном номере в Барселоне.
        Вся раскрасневшаяся с мороза, как всегда энергичная, деловая, подтянутая, Катя стряхнула с воротника снег. Сбила его на коврике у двери с тонких каблуков.
        — Здравствуйте, девочки! Все в сборе?
        Она сбросила на стул одежду и расположилась по центру стола для переговоров в комнате, оборудованной под небольшой конференц-зал.
        — Ну что сказать. У меня две новости. И обе плохие,  — она осмотрелась среди притихших коллег.  — Хлопотные. Как бы хватает нашему региону и без того забот, но план мы в этом году из месяца в месяц не выполняем, а впереди заключение договоров на новый рабочий год. Вот эти две причины и послужили основанием наведаться к нам большому начальству. Так что ждём хоть не саму Ингрид, но Гессманна, а с ним Высоцкую, Неверова, ну и пару сошек поменьше.
        — Неверова?  — переспросила Дашка, хотя у Леры с губ чуть не сорвался тот же самый вопрос.
        «Так вот что Кирилл имел в виду, когда говорил, что приедет сам»,  — мелькнула мысль. Как жаль, что Лере пришлось узнать это на работе.
        — А что Неверов?  — как-то подозрительно и недобро прищурилась Катя.  — У Карла Гессманна куда как посерьёзнее и запросы, и полномочия. Да и претензии. Как раз к Неверову. Наш регион тянет вниз показатели всей России, поэтому и едут они к нам. Поэтому придётся девочки постараться. Подготовиться. А времени осталось всего ничего. К концу ноября ждём.
        — А вторая новость?  — спросила Лера, даже обрадовавшись за первую.
        — Хорошо, что именно ты об этом спросила,  — вздохнула Екатерина.  — В общем, Лер, пока твой перевод в Москву не утвердили и даже рассматривать не стали. И кто из вас подавал на КАМа?  — оглянулась она и кивнула девушке, поднявшей руку.  — Тоже отказ. Ничего личного, девчонки, но пока никаких кадровых перестановок в регионе не будет минимум до конца года. И бюджет, который нам уже огласили подразумевает сокращение всего: кадрового состава, представительских расходов, рекламного сопровождения — всего. В общем, плохая новость номер два — грядут сокращения. А пока придётся завязать пояса потуже. Никаких зарубежных поездок с клиентами тоже, скорее всего, не будет. Переходим в режим жёсткой экономии.
        — Но уже разосланы приглашения, кандидатуры утвердили ещё два месяца назад,  — возразили ей с задних рядов.
        — За-бы-ва-ем,  — произнесла Катя по слогам.  — Дальше Москвы в ближайший год вряд ли куда поедем. Да и туда не всем будет суждено.
        Несколько часов они провели за решением рабочих вопросов, но Лера вникала как-то рассеяно. Она расстроилась. Из-за себя, из-за Кирилла. Он никогда ей не жаловался на неприятности по работе. В последнее время все новости были только у Леры. И ему удавалось поддерживать к ним неиссякаемый интерес, но самому словно оставаться в стороне. Он перестал делиться тем, что волнует его, а она даже и не заметила, поглощённая своими проблемами.
        — Только мне показался подозрительным интерес вашей Даши к Неверову?  — спросила Екатерина за обедом.
        Поскольку должность у Леры была условно ниже, чем региональный директор, именно ей по рангу и полагалось занимать приехавшего из другого города руководителя. Лера и повела их с Валей, прилетевшей на это совещание с Камчатки, в уютное кафе, где они сидели с Артёмом.
        — А что не так?  — Лера совсем не поняла, к чему клонит Катерина.
        — Да всё с ним не так,  — хмыкнула Валя, откладывая на краешек стола меню.  — Какие цены у вас здесь приятные. Даже на свежие овощи, даже в кафе, несмотря на глубокую осень.
        Но Лере неинтересны были цены. Она видела кислые лица двух коллег, каждая из которых что-то знала о человеке, что стал для Леры смыслом жизни. Она хотела это услышать и немедленно.
        — Кать, что с Неверовым?  — переспросила она, даже не боясь вызвать на себя подозрения.
        — Ой, Лера. Я расскажу, хоть это и конфиденциально, а ты сама там потом вашему офис-менеджеру объясни, что потрахались они с ним в Питере и пусть забудет, а то получится как с Варей.
        «Где трахались? С какой Варей?» — ничего не понимала Лера, пока девушки переговаривались между собой.
        — Да этой Даше вроде ничего особо не грозит,  — скривилась Валя.  — Девица свободная, невысоких моральных принципов.
        — А,  — кивнула понимающе Катерина,  — тогда да. Он же похоже предпочитает глубоко замужних, верных, преданных, надёжных.
        — Да, да, а эта Даша что,  — хмыкнула Валя,  — с каждым встречным-поперечным не против, насколько я её знаю.
        — Девочки, объясните мне толком что к чему. Я ничего не понимаю,  — практически взмолилась Лера.
        — Объясняю,  — как всегда строго и по-деловому сказала Катя, передав официантке уже ненужное после заказа меню.  — Твоя офис-менеджер во время семинара в Питере кувыркалась с Неверовым в его люксе. Потом он улетел в Кёльн, а номер был оплачен до следующего утра, поэтому она там у него осталась до утра, ещё и подруг притащила.
        — А тебя не позвали, что ли?  — покосилась на Леру Валя.
        — Лера у нас праведница, не приставай,  — отмахнулась Катя.  — Ей там делать было нечего.
        — А как узнали про них?  — Валя, на Лерин вкус, отличалась не только прямотой, но и сообразительностью.
        — Они там посуду побили, полотенца испортили, какой-то ещё урон нанесли. А с этим же строго. Вон Лерка в аварию попала,  — махнула Катя рукой,  — так мне пришлось с ней и беседу проводить, и тест на знание правил дорожного движения писать.
        — Тест, скажем, я писала сама.
        — Неважно. Главное, писала, как на настоящем экзамене. И за такими вещами, как разгром в гостинице, тоже следят строго. Сразу служба безопасности, комплаенс-офицеры подключаются. Это, знаешь ли, пятно на компанию. Расследование. Даже директора сразу на карандаш и со всеми вытекающими. Записи с камер наблюдения и прочая, прочая, прочая.
        — В общем, сознался он?  — усмехнулась Валя, открывая минеральную воду, которую она заказала.
        — Сознался?  — хмыкнула Катерина.  — Может быть. А, может быть, его и не спрашивали. Только уволили девочку, которая, казалось бы, и совсем ни при чём. Ей надо было сразу сообщить на ресепшен, что он освободил номер, а она подумала, что раз оплачено всё равно до утра, то нечего и суетиться. В общем, чтобы в следующий раз остальные не думали, а делали что положено по инструкции, её и попросили. А она и рассказала про вашу Дашу и Неверова.
        Лере тоже налили воды, но она проглотила её с трудом.
        — А Дашку тоже допрашивали, значит?  — откашлялась она.
        — Ну, как допрашивали,  — сморщилась Катя.  — Фу, как вы пьёте эти минералку. Она же псиной воняет,  — она отставила стакан.  — Даше, скорее всего, позвонили, уточнили. К тому же, говорят, Неверов и сам ей звонил после этого, и не один раз. Не знаю, пригрозил или нет, чтобы молчала. Но она тут, насколько я помню, похвалялась отношениями с ним, а потом как-то резко заткнулась и больше не отсвечивала. Вот. Зато работу сохранила.
        — Да, в отличие от Варвары,  — подтвердила Валя.
        — Какой Варвары?  — Лере стало душно. Она стянула с шеи косынку, помахала ей. Подула в вырез блузки. Так, значит, было у него с Дашкой? Или не было?
        — Что-то ты бледная какая-то,  — прищурилась Катя.  — Лер, с тобой всё хорошо?
        — Ты не беременная, чай?  — прищурилась Валя.  — А то ходят слухи.
        — О, господи,  — отмахнулась от них Лера и снова потянулась к стакану.  — Я с мужем только развелась. Они мне про беременность. Что за Варвара?
        — Ой, бли-и-ин, Лер. Там такая была история. Жесть,  — Валя покачала головой.
        — Да не то слово,  — поддержала её Катя.  — Как в кино.
        — В общем, Варвара эта работала у нас медпредом в Петропавловске. Вроде тихая девочка, скромная, симпатичная. На мой вкус, ни рыба ни мясо, но некоторым мужикам именно такие и нравятся. Замужем, без детей. Ответственная, но без искорки. Делает вроде, но вот от сих и до сих, как по инструкции, но не больше. Короче, где они пересеклись с этим Невером, я не знаю.
        — Да, на конференции какой-нибудь и пересеклись,  — вмешалась Катя.  — Я даже её помню. Приезжала она и в Москву. И куда мы там ещё ездили? В Стокгольм или в Лондон? Вот там она тоже была.
        — Ну, значит, на конференции,  — кивнула Валя соглашаясь.  — И как там у них что двигалось, я не знаю, врать не буду. Но вроде начиналось всё с телефонных звонков.
        — Оно и понятно,  — усмехнулась Лера и не узнала свой резко севший голос.  — Она живёт в Петропавловске, он — в Москве.
        — Да, да,  — кивнула Валя и потёрла довольно руки, когда принесли салат из свежих овощей.  — Свеженинка! Ням-ням!
        Лере тоже принесли салат, но то, что она не сможет съесть ни кусочка, она даже не сомневалась. Так же, как уже не сомневалась и в развитии сюжета, который был ей до боли знаком.
        — А потом они встретились в Стокгольме?
        — Ну, или в Лондоне, я вечно путаю эти столицы, особенно те, где сама не была.
        — Нет, там вроде всё было прилично,  — Катя хрустела зелёным салатом из «Цезаря».  — Мне потом, когда рассказали, я даже удивилась. Настолько он нейтрально держался. Хотя вот она прямо заметно нервничала. Сейчас-то я понимаю почему.
        — И почему же?  — вздохнула Лера, оставила салат и снова подула себе за шиворот.
        — Потому что он ей вот всё, как в Голливуде. Люблю, куплю, полетим. И с женой разведусь, и должность в Москве. И на Камчу раза три прилетал, уговаривал,  — уплетала Валя салат с аппетитом.  — Ну, она и поверила. С мужем развелась. И как дура последняя в Москву припёрлась. Сюрпризом. Типа порадовать его решила.
        — А он?  — глотнула Лера водички, которая уже очень сильно была ей нужна, чтобы прийти в себя. Ей казалось, она сейчас грохнется в обморок.
        — Лер, Лер, ты чего?  — всполошилась Катя.  — Тебе плохо? Девушка!  — она крикнула официантке.  — Откройте, пожалуйста, окно. Свежего воздуха, немножко.
        Она махала на Леру салфеткой, пока работники ресторана создавали сквозняк. Перепуганная официантка принесли завёрнутый в салфетку лёд, но сама приложить к затылку постеснялась, отдала Кате в руки.
        — Ну точно беременная,  — наклонила Леру вниз головой Катя, и только когда лёд начал таять, разрешила разогнуться.  — Ну? Лучше?
        — Намного,  — выдохнула Лера, откидываясь к спинке стула.  — Что-то я сегодня и правда не в себе.
        — Ты на всякий случай, это, тест-то купи,  — положила Катя мокрый свёрток в пустую тарелку.  — Они, знаешь, слухи-то на пустом месте-то не возникают. А Дашка твоя на всех углах трындит, что ты беременная.
        — Так тебе перевод потому, может, и не подтвердили?  — вернулась к своему салату Валя.  — Твоему координатору наверняка вопросы задавали, вот она и ляпнула.
        — Что-то я даже рада уже, что не подтвердили,  — слабо улыбнулась Лера. Ощущение, что мир рухнул, и она катится в бездну, стало таким реальным, что пол в кафе и правда накренился перед глазами. Она залезла в подтаявший свёрток рукой и, выудив два кубика льда, приложила к вискам.
        — Что там дальше-то было с Варварой?  — знать, что случилось бы с ней дальше, не стань она участником этого разговора, Лере было просто жизненно необходимо.
        — Сюрприз вышел неважный — Неверов с женой как раз на Канары укатил. Что-то тоже был ноябрь, не ноябрь. Разводиться он и не собирался. Да и жена была уже беременная. Покрутилась Варя в той Москве, пока он не вернулся. А он приехал и поставил её перед выбором: быть его любовницей или катить обратно в Питер.
        — В Питер?  — не поняла Лера.
        — Ну, Петропавловск местные так зовут,  — махнула Валя.
        — И что она выбрала?  — Катя попросила жестом, чтобы закрыли окно. И официантка послушно захлопнула фрамугу.
        — Билет домой, конечно,  — Валя довольно развалилась на стуле.  — Но только это не конец истории.
        — Да ладно,  — посмотрела на неё с сомнением Катя.
        Валя уверенно кивнула.
        — Это она на вид такая тихая-тихая, та Варвара, но, когда её попросили ещё и уволиться, рассвирепела и, короче, решила отомстить. Неверов как раз полетел на Сахалин на Новый год. Он типа такой весь горнолыжник. Варька вроде тоже сноубордом занималась. Они типа на этом и сошлись. Даже в Альпы вместе летали. Как раз вот после того Стокгольма или Лондона.
        — И сломала ему ногу?  — засмеялась Лера, понимая, что это нервное, но всё равно не смогла сдержаться.
        — А ты откуда знаешь?  — удивилась Валя.
        — Да про его сломанную ногу все знают,  — хмыкнула Катя.  — Он же полгода в гипсе ходил.
        Лера хотела поправить про аппарат Илизарова, но промолчала.
        — Честно говоря, как она сама рассказывала,  — сыто выдохнула Валя,  — она его с подъёмника столкнула, чтобы он шею себе сломал. Но он, собака, спортивный, ушёл с трассы, выжил, только ногу в щепки.
        — Охренеть,  — бросила Лера оставшиеся кусочки льда на место и вытерла салфеткой мокрую шею.  — Просто охренеть. У меня слов нет.
        — Слушай, а почему его не уволили?  — спросила Валя Катерину.
        — А за что?  — пожала плечами Катя.  — Комплаенс не нарушен. Личные отношения между сотрудниками не запрещены. Хотя Варька, я думаю, жаловалась.
        — Конечно, жаловалась,  — Валя отставила пустую тарелку. На второе ей принесли овощи, запечённые с сыром.  — Но в том году Россия неожиданно сделала план с превышением. И всё, Неверов стал автоматически неприкасаемым. А Варвара пошла искать новую работу.
        — Вот сволочь, а,  — покачала головой Катя.  — Я, правда, слышала эту историю немного в другой интерпретации, но твоя-то, считай, из первых рук.
        — А в какой?  — уточнила на всякий случай Лера.
        Но в сумке зазвонил телефон. Она посмотрела на абонента и по инерции ещё обрадовалась, ведь она так ждала этого звонка.
        С трудом, а тяжёлый бронепоезд безоговорочного доверия Кириллу, летящий по рельсам её чувств, уже начал останавливаться. Скрежетали тормоза, заклинившие колёса выбрасывали снопы искр. Лера ещё сомневалась, ещё не могла это осознать. Чтобы не ляпнуть лишнего, Лера отключила телефон. «Боюсь, второй сломанной ногой ты не отделаешься»,  — подумала она в сердцах.
        — Бывший, всё никак не успокоится,  — Лера спрятала телефон обратно в сумку.
        — Ох, эти бывшие,  — поддержала её Катя.  — Мой тоже раз в месяц, а обязательно звонит. Хоть мы уже два года, как в разводе. Живём в разных городах, а всё равно. Как нажрётся, скотина, так названивает, плачет.
        — Да уж, что имеем не храним,  — философски заметила Лера.  — А Варин муж как?
        — Так вернулась она к нему. Ох, пусть мне будет плохо, но доем,  — тяжело вздохнула Валентина.  — Там другая история. Варька же его бросила. Вот она на коленях перед ним и ползала,  — она вытерла губы, откинулась на спинку стула, переводя дух,  — Но ничего. Простил, сошлись опять, живут.
        — Где она теперь работает?  — Катя тоже отставила пустую тарелку. И только Лерины обе так и стояли полные.
        — Да тоже медпредом пошла, но куда-то к дистрибам, не к производителю.
        — Ох, Лерка, купи ты тест,  — погрозила Катя пальцем, глядя на нетронутую еду.
        А Лера вдруг неожиданно поняла, почему Дашка так уверена в её беременности.
        Уже перед тем как снова вернуться в конференц-зал, она позвонила сестре.
        Глава 32
        — Ань, скажи: тест на беременность, который ты у меня сделала, ты унесла потом с собой?
        — Зачем?  — удивилась сестра.  — Выкинула.
        — Куда?
        — В окно, блин,  — фыркнула она.  — В ведро, конечно. В мусорное. Такое, нажимаешь ногой — крышка открывается. В ванной у тебя стоит. Возле унитаза,  — уточняла она, потому что Лера молчала, словно не понимала, о чём та говорит.  — Лер?
        — Я поняла, поняла,  — очнулась Лера.
        Она прямо видела пред глазами эту картину, как ковыряется в её мусоре Дашка. За ней ведь не заржавеет. Она поди и по всем Лериным вещам прошлась. А Артём, конечно, мусор за неделю ни разу не вынес, мешок ведь был перед его приездом почти пустым.
        — Я, кстати, на самом деле не беременная,  — радостно сообщила сестра.
        — Да, мне мама сказала,  — кивала Лера машинально.  — Ты гормональное что-то пила, поэтому реакция оказался ложноположительной.
        — Да. У тебя там всё нормально?  — спросила Анька с беспокойством.  — Что-то ты подавленная какая-то или рассеянная.
        «Я и подавленная, и рассеянная, и жизнь моя — дерьмо. Но это неважно».
        — Всё хорошо, Ань. Спасибо! Пойду я, ждут меня.
        — Ты только ради этого теста и звонила? А зачем тебе?
        — Ещё не знаю, но давай потом поговорим,  — поморщилась Лера. Уже понимая, что это «потом» может не наступить никогда. Анька не сильно заморачивалась такими обещаниями.
        — Окейно. Давай! Маме привет!  — и сестра отключилась.
        Лера пропустила мимо ушей все рабочие вопросы, всё собрание думая о своём. О тесте, который Дашка, конечно, считает Лериным. О Кирилле. Только всё равно ничего не придумала. В голове никак не хотело укладываться, что она просто стала добычей опытного и такого талантливого сердцееда.
        «Господи-боже, да неужели ж я такая дура, что не смогла понять фальшь? Что полетела, как мотылёк к огню? И нет, не крылышки опалила, сгорела к чертям дотла. Спалила всё! Своё доброе имя, свою порядочность, свой брак, жизнь. Ведь поверила ему. Безоговорочно. Каждому слову. Изменила мужу. Развелась. Ещё и в столицу собралась, идиотка!»
        Лера накручивала себя до поздней ночи. Она не могла думать ни о чём другом. В её жизни не было ничего другого. Одно солнце, вокруг которого вращалось всё. И вдруг оно оказалось ненастоящим. Просто лампочкой, которая слепила глаза, а не истинным небесным светилом.
        Кирилл позвонил раз двадцать, но Лера так и не взяла трубку. Хотя надо бы поговорить. Обязательно. Только о чём?
        Интриги она плести не умела. Мстить тоже. Коварства в ней не было ни на грош. И, конечно, никакие ноги она Неверову ломать не будет. Сама дура. Сама и виновата.
        На двадцать пятый раз трубку она всё же взяла.
        — Прости меня,  — выдохнул Кирилл с облегчением.
        — Это вместо приветствия?  — усмехнулась Лера. И сердце мучительно защемило от звука его голоса.
        — Это вместо всего. Вместо «здравствуй», которое я тебе не сказал. Вместо «доброе утро», что не пожелал. Вместо «люблю», что не прошептал на ночь.
        Он рвал Лере душу, но она держалась. Держалась из последних сил.
        — Наверно, сильно был занят?  — сам по себе лез этот дурацкий обвинительный тон. А надо бы делать вид, что ничего не изменилось. Надо как-то держаться. Как-то не дать ему ничего понять. Прикусить бы язык и слушать, раз голос выдавал её предательски, но и этого Лера не смогла.
        — Да, можно и так сказать. Был в астрале. А попросту — пил.
        — Был повод?
        — Нет, я просто хотел подумать. Но, оказалось, пить проще. Приятная лёгкость в мозгах. И никаких соблазнов, особенно если разбить телефон,  — он вздохнул.  — Прости, я так не прав. И два дня — максимум, что я смог без тебя выдержать. Ну, как выдержать. Провести в полном анабиозе — это не выдержать. Это — сбежать.
        — Телефон жалко. Это становится плохой привычкой,  — усмехнулась Лера.
        — Плевать. Честно говоря, я хотел прилететь на ноябрьские праздники. Там лишний выходной. Но Гессманн решил ехать сам,  — он прислушался, словно Лера что-то говорила.  — Ты знаешь уже, наверно, да?
        — Я знаю,  — и тяжёлый вздох сам по себе вырвался из груди.
        — У тебя что-то случилось?
        — Нет,  — ответила Лера слишком поспешно.  — Нет, правда, нет. Просто мама. В общем, она опять хандрит. И мне отказали с переводом в Москву. В общем…
        — О, господи!  — вырвалось у Кирилла.
        И у Леры сложилось впечатление, что он в машине. Не едет, а просто стоит. Так обычно преломлялся звук в салоне. Шум проезжей части за окном. Двигатель не работал. Музыка не играла.
        — Лера, нет!  — почти выкрикнул Кирилл — Только не говори, что ты передумала. Я ляпнул сгоряча. Просто устал, расстроился, сорвался. Я человек, в конце концов. Я не всегда справляюсь со своими эмоциями. Лера! Прости.
        — Кирилл…  — она не знала, что ему сказать. Что? Прощай? Больше мне не звони? Убирайся из моей жизни? Что?
        — Стой! Ничего не говори,  — перебил он, словно услышал её мысли.  — Пожалуйста, ничего не говори. Потому что то, что ты сейчас скажешь… Ты будешь жалеть об этом. Как я. Может быть, всю жизнь.
        Лера слышала, как завелась машина. Но то, что он словно знал, о чём она думала, совсем сбило её с толку.
        Шины взвизгнули с пробуксовкой.
        «О боже! У них же там тоже сегодня снег, в той Москве». Нет, чего она меньше всего хотела, так это его смерти.
        — Кирилл, я кладу трубку. Пожалуйста, аккуратнее. Не хочу, чтобы ты говорил за рулём на такой дороге.
        — У меня гарнитура, не бойся. Я законопослушный гражданин. Я каждый день говорю с тобой за рулём.
        — Куда ты едешь?  — что-то подозрительно ёкнуло у Леры в груди.
        — Наверно, домой. Смотря что называть моим домом,  — ответил он спокойно.
        Уже спокойно. Уже собрался. Лера прямо видела, как он сосредоточен, аккуратен и хладнокровен.
        Лера тоже обычно становилась внимательнее за рулём, умела концентрироваться, собираться. Очень полезно, особенно если надо привести себя в чувства. И она даже подумала: а не сделать ли ей то же самое — сесть за руль и поехать куда глаза глядят. Чтобы подумать. Действительно подумать, а не бегать, как пони по загону, повторяя одну и ту же мысль, что засела занозой в голове.
        Она сползла с кровати и откинула шторку с окна.
        Снег. Хлопьями. Мягкими и пушистыми хлопьями медленно падал снег.
        Кататься по нечищеным дорогам вряд ли разумно. Но о каком здравомыслии теперь может идти речь? Лера оглянулась на тёмную комнату. Нет, возвращаться в эту постель, чтобы снова задыхаться в удушливом плену сомнений — уж лучше на машине, по скользким дорогам, по ночному городу.
        — Что ты делаешь?  — спросил Кирилл. Он тоже знал по звукам, где она. По одному дыханию понимал, что она чувствует.
        Неужели всё это и правда такая игра? Неужели просто азарт — забавляться с ней, как кошка с мышкой? Щекотать себе нервы этим ожиданием, признаниями, обещаниями? Оттягивать встречу. Растягивать удовольствие. Лера ничего не понимала. Её чувства кричали ей об одном, но разум тянул совсем в другую сторону. Они рвали её на части. И кого из них слушать? И чему верить?
        — Я думаю о том, как неприятно оказаться пешкой в чьей-то чужой игре,  — вздохнула она, уже открывая шкаф с вещами.  — А ты?
        — А я о том, что умру, если в ближайшие двадцать четыре часа тебя не увижу.
        — Кирилл, только не делай глупостей,  — её смутная догадка стала ещё отчётливей. Лера замерла со свитером в руках.
        — И не собираюсь. Все глупости, какие только можно, я в своей жизни уже совершил,  — улыбнулся он.  — Больше никаких обдуманных поступков.
        — Кирилл!
        — Я люблю тебя! До встречи!
        Он отключился.
        Лера выбежала из комнаты, словно за ней гнались.
        — Ты куда?  — подскочила мама со своего дивана, с недоумением глядя, как Лера натягивает пальто.
        — Надо, мам,  — Лера проверила ключи от машины и выскочила за дверь, даже не застёгиваясь.
        Завела машину с брелка прямо в гараже, чтобы та немного прогрелась, словно куда-то катастрофически опаздывала. Бежала. Но от кого или к кому?
        Надышалась выхлопными газами до тошноты, пока открывала гараж. Но плевать. На всё было плевать. Лера рванула по ночному городу, вжимая педаль газа в пол с таким нереальным ощущением встречи, словно там, в конце пути, он её действительно ждёт. Тот, кого она любила. Тот, кому верила. Тот… кого больше нет.
        Их разделяло всего тридцать два километра. Её дом и аэропорт.
        Их разделяло целых тридцать два километра и ещё несколько тысяч километров в придачу. Леру и Кирилла.
        И свои тридцать два Лера преодолела минут за тридцать. Пролетела по пустым улицам, подмигивающих жёлтыми сигналами светофоров. Пронеслась, распугивая снежинки, несущиеся, как мотыльки, на слепящий свет фар её машины. Упёрлась в полосатый шлагбаум на въезде в аэропорт, как в финишную черту. Получила талон на парковку, как счастливый билет. И, бросив машину на пустой заснеженной площади, побежала в здание.
        Со всех ног. Словно Кирилл мог её там ждать. Её настоящий, прежний, навсегда оставшийся в её сердце Кирилл.
        — Девушка, скажите, во сколько вылетает ближайший рейс из Москвы?  — Лера даже не дала себе отдышаться, прежде чем задать вопрос в окошко справочной.
        — Ближайший вылет в двадцать пятнадцать Москвы,  — равнодушно ответила сотрудница справочной.
        — Через час?  — уже посчитала Лера.
        — Да. Но, к сожалению, аэропорт закрыт по метеоусловиям. Так что в любом случае вылет отложен. Пока на два часа.
        — Но что изменится за эти два часа?  — возмутилась Лера, прекрасно осознавая, как глупо звучат её претензии, но нелепая досада из-за задержки требовала выхода.
        — Возможно, метеоусловия,  — мягко улыбнулась девушка.  — Полосу почистят от снега. Пока ни один рейс не принимают. Но вашему ещё семь часов лететь. Да на два отложили. Может, к тому времени погода и изменится.
        Наверное, у Леры все было написано на лице, так сочувствующе посмотрела на неё девушка в униформе. Отчаянная глупость. И глупое отчаяние. Зачем она ехала? Что ей взбрело в голову?
        Она вернулась в машину.
        Шоркали по стеклу дворники. Невыносимо медленно, торжественно и грустно падал снег. Приветливо светилось огнями здание аэровокзала. Но на самом деле Лере больше некого встречать. К ней никто не прилетит. И слёзы текли по щекам именно от этой безжалостной окончательности.
        Как же хотелось забыть это холодное слово «обман», отмахнуться от гнусной лжи, в которую она так легко, так искренне поверила. Как отчаянно хотелось увидеть Кирилла, прижаться к его груди последний раз. Обнять крепко-крепко, а потом отпустить… навсегда.
        Телефон зазвонил глухо. Где-то в недрах кармана, словно откликаясь на её желание.
        — Алло!  — выдохнула Лера в трубку.
        — Аэропорт закрыт,  — его голос прозвучал так, словно аэропорт разрушен. Словно их уже разлучили. Навсегда. И тихое шорканье дворников его машины по лобовому стеклу Лера не услышала. Она его ощутила.
        — Я знаю,  — прошептала она, вытирая слёзы.  — Знаю.
        — Но я вылечу первым же рейсом. Самым первым, каким только смогу.
        — Зачем?  — заплакала Лера, уже не сдерживаясь.
        — Потому что я не могу без тебя. Не могу больше. И не хочу.
        — Не прилетай, Кирилл. Это ни к чему. Я всё знаю. Про ту девушку. Про Варвару.
        — Про какую Варвару?  — не понял он.
        — Которую ты тоже любил. К которой тоже летал.
        Телефон предательски пиликнул, предупреждая, что заряда батареи осталось на пару минут. На несколько слов.
        — Лер, я понял, о ком ты говоришь,  — упавшим голосом сказал Кирилл.  — Но при чём здесь она?
        — Разве её ты не звал в Москву? Разве не ради тебя она бросила всё и приехала?
        — Ради меня, но это было совсем другое,  — Кирилл словно был растерян. Или напуган?
        Лера больше не понимала, что он чувствует. Но она услышала главное: он подтвердил. Не стал отнекиваться, изворачиваться. И спасибо ему за это.
        — Другое что?  — горько усмехнулась она.  — Другая любовь? Другое безумие? Другая история?
        — Другое всё. Лер, я не знаю, что там тебе наговорили. Я просто не успел тебе об этом рассказать.
        — И слава богу, что не успел. Рассказать о чём? Что ты никогда и не собирался разводиться с женой?
        — О, боги! Лера! Не ты ли убеждала меня, что тебе это не важно?
        — А красиво ты сейчас съехал,  — усмехнулась она, рассматривая мокрую салфетку в руке.  — Все понятно, Кирилл. Мне всё понятно. Я больше тебя не побеспокою. И ты, пожалуйста, тоже не лезь в мою жизнь. Ты обещал мне.
        — Я помню,  — прозвучало словно из могилы, но Лера не дрогнула.
        — Прощай! Береги себя.
        Телефон пиликнул ещё раз. Лера посмотрела на экран.
        — Лера!  — ещё успела она услышать.
        «Как символично,  — она посмотрела на потухший экран.  — Он умер с моим именем в динамике».
        Шины захрустели по снегу.
        — Проезжайте,  — строгая женщина из будки пропускного пункта посмотрела время на протянутом Лерой талоне и открыла шлагбаум,  — Бесплатная парковка до пятнадцати минут.
        Как мало мы ценим время.
        Как редко замечаем, что наша жизнь порой решается в считанные секунды.
        Для того, чтобы закончить то, чему, казалось, не будет конца,  — понадобилось меньше пятнадцати минут. Расстаться. Разбить своё сердце. Расколоть свою душу надвое. Разделить жизнь на «до» и «после».
        Только Лера точно знала: на то, чтобы собрать себя по частям у неё не было в запасе ни одной лишней жизни.
        Потрачено.
        Глава 33
        На работу Лера проспала.
        Первый раз. Выпила таблетку уже под утро. И проснулась, когда действие снотворного её отпустило. Оказалось, уже рассвело.
        Лера начала натягивать джинсы, не открывая глаз, долго боролась с непослушными штанами, но потом плюнула и набрала Дашкин номер.
        — Я не приеду сегодня.
        — Как не приедешь?  — голос офис-менеджера звучал испуганно.  — А Екатерина как же?
        — Попроси кого-нибудь из медпредов её повозить.
        — А почему? Ты что, заболела?
        «О! Опять этот допрос»,  — Лера упала на кровать навзничь.
        — Слушай, иди ты в задницу со своими вопросами. Да, я заболела.
        — Просто если у тебя не будет больничного…
        Лера нажала «отбой».
        «Будет у меня больничный,  — голова хоть и дурная, но о том, у кого из знакомых врачей можно оформить задним числом листок нетрудоспособности, Лера помнила.  — Возьму, наверное, всю неделю до самых праздников. Достало всё».
        Она пыталась открыть календарь, чтобы свериться, на какие дни недели выпадают выходные. В глаза упрямо лез пустой экран. Ни одного пропущенного звонка. Она попросила — и Кирилл больше не позвонил. Какой послушный мальчик!
        Телефон взорвался пронзительной трелью прямо в руках. Дашка перезванивала.
        «Да пошла ты!  — решительно вырубила Лера звук и бросила телефон на кровать.  — Хоть обзвонись!»
        Лера натянула обратно пижаму и побрела на кухню.
        — И ты в таком виде села за руль?  — встретила её мама недоумением и праведным возмущением.
        — Я не пила, мам. Не пила,  — Лера открыла кран, спуская воду. Взяла с полки кружку.  — Поздно проглотила снотворное. И вообще плохо себя чувствую.
        — Заболела?
        — Ну, можно и так сказать.
        — Дома, что ли, останешься?
        Лера принялась жадно глотать воду вместо ответа.
        — Приготовить тебе что-нибудь? Суп?
        — Да, суп можно.
        «Вряд ли это лечится супом»,  — горько усмехнулась она. Но не свали она всё на болезнь, и маме придётся рассказывать, как сильно она оказалась права в своих неблагоприятных прогнозах. А Лера пока не готова была этим делиться.
        — Ну, иди ложись,  — с беспокойством посмотрела на неё мама.  — Я тогда в магазин.
        — Как скажешь,  — поставила Лера кружку на место, но побрела не в бывшую папину комнату, где она теперь жила, а в мамину гостиную.
        Включила телевизор.
        «Из-за метеоусловий в Москве были задержаны вылеты всех рейсов… несколько тысяч пассажиров остались…»
        — Понятно. Никто никуда не летит.  — Лера переключила.  — Москву замело. На дорогах коллапс.
        И невольно поймала себя на мысли, что сегодня Кирилл будет ехать на работу не час, как обычно. А возможно, часа три. Улыбнулась горько, представив, как было бы здорово три часа проговорить: он в машине, и ей в кои веки никуда не надо идти.
        Отвыкать от него будет в бесконечное количество раз сложнее, чем привыкнуть. Приучать себя не думать о нём. Перестать скучать по его голосу. Под силу ли ей это?
        Где её гнев? Где злость? Где негодование? Тоска. Смертная. И больше ничего. Её словно выпотрошили. И только нестерпимое желание, чтобы он был рядом, и смутное чувство, а не поторопилась ли она с выводами. Как-то не укладывалось у неё в голове, что соблазнил он её просто так, хотя… если ему как раз нравятся такие скромницы и праведницы, то почему бы и нет. И другу предъявил, как трофей. Зачем только с дедом знакомил — не понятно. Дед не укладывался у Леры в голове, а всё остальное, если постараться — очень даже вписывалось в эту картину маслом. И презрение дедовской жены и шуточки Степана по поводу Лериной доступности. Нет, она подумает об этом завтра. Сейчас у неё нет сил даже думать.
        Глаза слипались. Телевизор убаюкивающе бормотал.
        Её разбудил звонок в дверь. Настойчивый. Уверенный. Чужой. Свои так никогда не звонят.
        «Вставать?  — Лера прислушалась, прозвучат ли мамины шаги из кухни.  — Или она ещё в магазине? Нет, не вставать».
        Лера снова блаженно зарылась носом в подушку. Вдохнула запах дома, уюта, маминого шампуня.
        — Лерочка,  — как-то смущённо прозвучал мамин голос на пороге комнаты.  — Ты спишь?
        Лера подняла голову, уставившись на маму непонимающе.
        — Там к тебе,  — она показала большим пальцем на дверь.  — Парень.
        Словно из матраса разом вылезли все пружины, так Лера подскочила. Потёрла глаза, поправила волосы, уставилась на маму испуганно, но та только виновато показала глазами на дверь.
        Лера вывернула из дверного проёма и тут же повернула обратно, как в немом кино.
        Ей хватило этой доли секунды, чтобы увидеть всё. Снег, таявший на его волосах. Поднятый воротник пальто, слишком тонкого для их холодной погоды. Огромный букет бордовых роз, который он держал в руках. И взгляд. Штирлиц нервно курит в кафе «Элефант».
        — О, боги!  — выдохнула Лера.
        — Лера, а это кто?  — тихо спросила мама, выглядывая на незнакомца.
        — Это мой москвич, мама,  — так же тихо ответила Лера.
        — Так мне, может, выгнать его?
        Лера улыбнулась тому, что Кирилл их, наверное, прекрасно слышит.
        — Не надо, мам. Я сама.
        Она выдохнула и снова вышла. Остановилась в двух шагах, оценила туго спелёнатые цветы, заправила за ухо волосы, подняла на Кирилла взгляд.
        — Привет!  — не улыбнулся он, всматриваясь в её лицо. Нервно, тревожно.
        И проклятые мурашки ринулись все разом ему навстречу, потянули Леру за собой. Нет. Она справилась с ними и не сдвинулась с места.
        — Привет!
        — Это… тебе,  — он протянул цветы, неловко пожав плечами.
        — Спасибо!  — Лера еле удержала букет, таким тяжёлым он оказался, и Кирилл кинулся ей помочь. Их пальцы встретились, и он не убрал их, сжал её руку.
        — Выслушай меня. Пожалуйста!
        Лера сделала шаг назад и покачала головой.
        «Нет, нет, нет… Ты же меня убедишь. Ты же обязательно найдёшь слова, чтобы развеять все мои сомнения».
        Его руки безвольно упали вдоль тела.
        Если бы не мама, что стояла за спиной, возможно, Лера сказала бы больше. Но хорошо, что их разговор слушала мама — страх сболтнуть при ней лишнего не давал Лере и рта раскрыть.
        — Почему?  — две мучительных идеально ровных складки на его идеальном лбу.
        — Кирилл, я всё уже сказала. Уходи. Пожалуйста!
        — Хорошо,  — он кивнул, но не двинулся с места.  — Только ответь мне: «Почему?»
        — Ты сам знаешь,  — Лера вручила маме букет, и та правильно восприняла это как сигнал ретироваться. Протиснулась мимо Кирилла в кухню, скользнув по нему осторожным внимательным взглядом.
        — В том-то и дело, что не знаю,  — ответил он, когда за ней закрылась дверь.
        — Ты мне врал,  — вскинула подбородок Лера, понимая, что Кирилл вытягивает её на разговор. На объяснения, к которым она сейчас не готова. Слишком всё свежо, слишком остро, кровоточит, болит, лишает силы, мешает думать.
        — Никогда,  — он покачал головой так убедительно.  — Я никогда тебе не врал.
        Он шагнул к ней, но Лера попятилась и выставила вперёд руку.
        — Стой, где стоишь. А лучше — уходи.
        — Хорошо, сейчас я уйду. Но молчание никогда ничего не решает. Я сыт им по горло. И я не улечу обратно, пока ты меня не выслушаешь.
        Он обернулся к двери, дёрнул за ручку. Дверь оказалась заперта, а старый замок, который он старался открыть — сломан. Лера кинулась помочь. И Кирилл предусмотрительно отошёл, следя за её руками.
        «Улетишь, куда ты денешься,  — распахнула Лера дверь, сверля его глазами.  — Не век же тебе куковать в нашем захолустье. Вернёшься к своей жене. Помиришься со своим другом, если ты вообще с ним ссорился».
        — Прошу!
        Он сокрушённо покачал головой, шумно выдохнул и вышел.
        А Лера хлопнула в сердцах дверью за его спиной, сотрясая стены.
        — За что это ты с ним так… строго?  — покосилась мама от мойки, где она боролась с жёсткими стеблями роз, когда Лера упала обессиленно на табуретку.
        — Есть за что,  — вздохнула Лера, откусывая заусенец.
        — А он приятный. Такой благородный, серьёзный.
        — Мама,  — мотнула Лера головой, как бодливая корова.
        Она никак не могла собраться с мыслями. Вся её уверенность в его подлости рухнула в один миг, стоило лишь посмотреть в его глаза. И он был прав. Не выносят приговор, не выслушав подсудимого.
        — Это сколько же денег он потратил на такую красоту,  — водрузила мама в вазу огромный букет.  — А ты его даже чаем не напоила, злыдня. Человек с дороги, сразу к тебе, с букетом.
        — Мама!  — подскочила Лера и бросилась прочь из кухни.
        Она поймала себя на мысли, что, видимо, ею движет непреодолимое желание бежать за Кириллом вдогонку. Иначе Лера не знала, как объяснить свою неожиданную активность. Она кружила по комнате, не зная, за что хвататься, и кинулась к шкафу — выбрать что надеть.
        «Эта кофта старая. У этого свитера на груди затяжка,  — летели на кровать вещи.  — Это он купил мне в Барсе. Не буду ему льстить».
        Она наконец выбрала блузку и выудила из-под вороха вещей телефон.
        О, боги! Пропущенных звонков было не счесть. И почти все из офиса. И Лера, кажется, догадывалась почему.
        — Ну слава богу!  — выкрикнула Дашка в трубку.  — Лера, у нас тут такое творится! Прилетел Неверов. Один. Без предупреждения. Без звонка. Девки не знают, за что хвататься. Он же наверняка поедет по аптекам. А у нас всё так далеко от идеала. Всех на хрен поувольняют.
        Лера слушала её речитатив с открытым ртом. Про работу-то она совсем и не подумала.
        — Твою мать!  — ответила она на испуганную Дашкину тираду.
        — А я о чём говорю. Давай глотай там какие-нибудь таблетки и бегом по своим сетям.
        — А он уже попросил какие-нибудь отчёты, документы?
        — Ничего он не попросил. Он и в офисе-то пробыл минут пять. Как раз, когда ты позвонила. А потом исчез в неизвестном направлении. И если он поехал по аптекам…
        — Даша, не нагнетай,  — осадила её Лера.  — Всё у нас нормально в аптеках. Может, не идеально, но нормально. Мы всё же не просто так деньги получаем. Работаем. А Катя где?
        — Катя рванула со всеми. Выгребли всё промо, что было в офисе, сейчас соберут по складам у кого какие залежи препаратов. И будут делать двойную выкладку, что-то там ещё, я не запомнила.
        — Ясно, ясно,  — перебила Лера.  — Ладно, Катьке сейчас позвоню. Всё решим.
        — Ой, там ещё на дорогах сегодня что творится! Ужас!  — вздохнула Дашка.  — Город стоит. Везде гололёд. Аварии. Ну, давай! Ждём!
        Лера отключилась. Заглянула в «Яндекс-Пробки». Твою же мать! Дело к обеду, а на карте до сих пор красным-красно. Город не просто стоит. Он умер, окаменел, застыл кровавыми венами центральных улиц. И бедные девчонки сейчас будут надрываться из последних сил в этой безнадёге, а Неверов отсыпаться в гостинице. Судя по его воспалённым глазам, вряд ли он сомкнул их дольше, чем на пару часов.
        Выдох получился долгий и обречённый, но делать было нечего, свой переполошенный курятник надо было спасать.
        — Кирилл…
        Он довольно хмыкнул в трубку.
        — Неужели передумала?
        — Я по работе.
        — Мн-н-н… понимаю. Перепугались?
        — Да нечего нам особо бояться. Мы работаем всегда на совесть.
        — Жаль, что не на результат,  — включил он режим «большой начальник». Обиделся. Расстроился. Злорадствует. Устал.
        — На результат,  — уверенно возразила Лера.  — Просто у нас только вчера было собрание. Вы же с Гессманном только к концу ноября собрались. А ты явился уже сегодня. Этот как-то…
        — Неожиданно?  — улыбнулся он.  — Незапланированно? Внезапно? Слишком?
        — Врасплох.
        — Понимаю,  — он сочувствующе помычал.  — Я себя чувствую так же. Даже ещё хуже. Словно получил под дых. Даже ещё ниже. И удар оттуда, откуда совершенно не ждал.
        — Кирилл…
        — Да, счастье моё,  — прозвучало с лёгкой издёвкой.
        — Никто не должен страдать из-за того, что мы поссорились.
        — Я с тобой не ссорился. Я пролетел десять тысяч километров ради того, чтобы тебя увидеть. Чтобы тебя обнять. И ты меня прогнала.
        Лера выдохнула, не зная, что сказать. На ум не шли правильные слова. Ей нечего было ему возразить. И все её претензии сейчас казались такими нелепыми. И ненастоящими, в отличие от его обиды.
        — Я видела новости. Аэропорт до сих пор закрыт. Как ты прилетел?
        — Видимо, на собственных крыльях,  — усмехнулся он.  — Ты их отрастила мне. Но ты и подрезала. Лер, в чём я провинился? Что сделал такого, что ты не хочешь со мной даже говорить. За что ты так со мной? Я не рассказал тебе про Варвару? Так это дело прошлое. А прошлое не меняется. Сейчас или через месяц, или через год ты бы узнала, от этого ничего всё равно не изменилось бы.
        — Нет, Кирилл. Как раз всё изменилось. Изменилось со вчерашнего дня.
        Он молчал. Может, осмысливал её слова. Может, думал.
        — Я позвонила только узнать. Если ты не будешь ходить по аптекам, если ты приехал не по работе, пожалей девчонок. Они же будут сейчас из кожи вон лезть, чтобы тебе угодить.
        — Звучит заманчиво,  — рассмеялся он зло.  — Я всё же ваш директор. Пусть стараются. А пойду я по аптекам или нет, это неважно.
        «Вот сволочь!» — выругалась про себя Лера.
        Таким она Кирилла не знала. Что только укрепило её во мнении, что она его действительно не знала. Совсем. И видела только то, что он хотел ей показать.
        — И я буду здесь хоть целую вечность. Ждать, пока ты дашь мне слово. И целую вечность твои коллеги пусть бегают и стараются.
        — А ты, оказывается, жестокий,  — усмехнулась Лера.  — За что ты с ними так?
        — Я справедливый. Ведь это кто-то из них снабдил тебя такими сплетнями, что ты всю ночь проплакала. Значит пусть им тоже придётся несладко.
        — Я не пла…
        — Счастье моё,  — перебил он. И в этот раз уверенно и мягко.  — Что бы тебе ни сказали, уверен, всё это неправда. И, если это такси когда-нибудь выберется из пробки, и я не погибну от голода и холода в ваших снегах, клянусь: я смогу развеять любые твои сомнения, какими бы возмутительными тебе не казались сейчас мои поступки.
        — Знаешь, как это называется? Шантаж.
        Кирилл засмеялся. В этот раз довольно.
        — Конечно, я знаю. Я вообще так много всего знаю про шантаж, что мне самому страшно. Но я тебе не расскажу,  — он явно улыбался.  — Ты ведь не хочешь меня слушать.
        — Сволочь ты, Неверов,  — сказала Лера, сдаваясь.
        Она не способна была ему сопротивляться. Как мышь перед удавом. Как восторженная идиотка перед ловкостью рук мошенника. Как пациентка перед гипнотизёром. Да гори оно всё синим пламенем! Всё равно погибать. И лучше с ним, чем без него.
        — Я знаю, счастье моё,  — теперь прозвучало вкрадчиво, совсем лишая её воли.  — Оставайся сегодня дома, как собиралась. Отдохни, выспись. Ты такая уставшая! Не надо никуда ехать. Я уже поговорил с Катериной. Посвятил её в свои планы насчёт ваших аптек. Если хочешь, буду ждать тебя завтра в офисе. Мне это дорого будет стоить — ещё один день без тебя, но я справлюсь. А ты справишься? Я так близко.
        Лера сжала кулак, но улыбнулась вместе с ним.
        «Вот же, гад! Мерзкий пушистый чеширский гад. Лукавый. Мартовский. Совершенно безумный».
        — Где ты сейчас застрял? В каком месте?
        Он засмеялся.
        — Командир, это мы где сейчас?
        Кирилл назвал место. Буквально в двух шагах. Видимо, пока он вызвал машину, пока она приехала. Его такси, похоже, стояло где-то в самом хвосте этого дорожного катаклизма.
        Так близко. Голодный, уставший, измученный. Нет, Лера не могла так с ним поступить, какой бы сволочью он ни был.
        Она соображала, что бы придумать, пока Кирилл тихо переговаривался о чём-то с водителем. «Пока я добегу до гаража,  — считала она, натягивая сапоги.  — Пока откопаю ворота, которые, скорее всего, замело, пока доеду, он как раз дойдёт до свободного от затора участка дороги».
        — Выходи из такси и иди в обратном направлении,  — скомандовала Лера,  — У меня чёрная Тойота Королла.
        — Подумать только, мой любимый цвет,  — мурлыкал Кирилл, улыбаясь.
        Лера назвала цифры номера и уже знала, что он скажет дальше.
        — Подумать только, мой любимый размер.
        Дверь хлопнула. Он уже вышел.
        — Счастье моё, у тебя тут на двери подъезда кодовый замок…
        Глава 34
        — Но как ты…
        Лера стояла на пороге распахнутой двери, когда он поднялся по лестнице. Всё тот же тонкий чёрный кашемир. Слегка взъерошенные волосы. Только букета нет. Прижатая к пальто согнутая рука, словно Кирилл её сломал, и она висит у него на перевязи.
        — Попробуем ещё раз?  — улыбнулся он.
        Лера захлопнула дверь, слыша, только, как колотится сердце.
        — Привет,  — его неровное дыхание.
        — Привет,  — прижалась Лера к его холодному пальто, к согнутой руке, зарываясь лицом в мягкий шарф, завязанный на его шее. Умирая, растворяясь, превращаясь в пыль, когда его рука легла на спину.
        Щетина заскользила вниз по её щеке.
        «Держи меня, Земля!» — Лера подняла лицо, чтобы встретить его губы. Его холодные, такие волнующие, такие желанные, не забытые, едва не потерянные навсегда губы.
        Но Земля не держала. Она раскручивалась с ужасной скоростью, как волчок, словно хотела сбросить их с орбиты. И они уже почти затерялись среди мириад мерцающих галактик, когда между ними что-то закопошилось.
        Лера испуганно отпрянула. А из-за пазухи Кирилла высунулась лохматая мордочка щенка.
        Щенок удивлённо уставился на Леру, когда она открыла рот, не зная, что сказать. А потом громко тявкнул. Лера вздрогнула. Кирилл засмеялся. Мама вышла из кухни, удивлённо вытирая руки о фартук.
        — Мама, это Кирилл,  — показала рукой Лера.
        — А-а-а… да?  — понимающе кивнула мама.  — С возвращением!
        — Это вам,  — достал он лохматый чёрный с рыжим комочек.
        — Мне?  — мама в растерянности протянула руки, принимая этот живой подарок.
        А Лера просто застыла в шоке с открытым ртом, не зная, что думать, не зная, что сказать.
        — По документам его зовут Шусан, но стюардессы в самолёте прозвали его Шустрик. Мне кажется, он даже откликался.
        — Шустрик?!  — посмотрела мама в удивлённые глазки-бусинки, и Шустрик в ответ радостно заёрзал, завилял хвостиком.
        — Но вы можете назвать его по своему усмотрению,  — поспешил добавить Кирилл.
        — Да как же я его назову-то,  — растерянно подняла мама к лицу это чудо,  — когда он такой Шустрик. И щенок снова согласно тявкнул.
        — Я решил, что, если ты позвонишь, я разверну машину и приеду, даже если ты будешь против,  — раздевался Кирилл, пока Шустрик с любопытством обследовал кухню, а мама пыталась напоить его из блюдца.
        — Я не понимаю, как ты вообще прилетел. У вас нелётная погода. У нас нелётная погода.
        — Я успел проскочить перед тем, как Москву окончательно завалило снегом,  — прижал он Леру к себе. К груди, к мягкому свитеру. Обеими руками. И сквозь тонкую ткань своей блузки Лера чувствовала только его руки и постыдно, предательски, трусливо ничего не хотела больше знать.
        — Ты заболела?  — прищурился Кирилл, приподнимая её лицо за подбородок и всматриваясь в глаза.  — Простыла? Что-то серьёзное?
        — Тебе же всё доложили в офисе. Как ты успел там побывать?
        — Я всё успел,  — улыбнулся он.  — Даже видел твой рабочий стол.
        Кирилл убрал непослушную прядку её волос за ухо.
        — Прямо спросил, где я сижу?  — округлила Лера глаза.
        — Конечно, нет. Там стоит такой знакомый жёлтый лист,  — он снова прижал её к себе, выдохнул, стиснул.  — Ты не ответила.
        — Что?  — совсем забыла Лера, о чём он спросил.  — А! Нет, просто устала. Решила до праздников поваляться дома.
        — Как удачно я выбрал время,  — усмехнулся Кирилл.
        — И не говори.
        Не было сил его отпустить. Просто никакой физической возможности с ним расстаться. Но мама стала суетиться с обедом, накрывать на стол, задавать вопросы и спугнула их, как птичек.
        — Если честно, я хочу только в душ и спать,  — прошептал Кирилл Лере.  — Но я выдержу сколько нужно, если твоя мама затянет меня за стол.
        — Не затянет, если ты не хочешь. Это я возьму на себя.
        Она вручила Кириллу полотенце и свой махровый халат, а потом провела с мамой инструктаж о разнице времени с Москвой и о том, что её старшая дочь уже большая девочка.
        — Я тогда пойду в зоомагазин да в аптеку к себе зайду,  — засуетилась мама, когда уже получила от Кирилла сердечные извинения за отсутствие аппетита и минимальные инструкции по содержанию щенка.
        А ещё он продиктовал ей телефон некоей Нины Григорьевны и сказал, что у неё можно, не стесняясь, получить подробную консультацию по всем вопросам, связанным с содержанием юного йорка.
        — Где ты его взял?  — села Лера на край своей постели, с которой она скинула все вещи в угол. И которая буквально несколько часов назад была её тюрьмой, а теперь там сонно улыбалось её солнце.
        — Можно я расскажу тебе об этом потом,  — потянул Кирилл её к себе за руку.  — Иди ко мне.
        — Мама ещё не ушла,  — прошептала Лера испуганно.
        — Она нас простит,  — уже опускались его губы вниз по шее.  — Я месяц жил на одних воспоминаниях, как наркоман. Мне надо срочно пополнить свои скромные запасы.
        — Кирилл,  — ещё пыталась сопротивляться Лера, прислушиваясь, как мама шуршит чем-то в прихожей.
        — Да, счастье моё,  — скользнула его рука под пояс её домашних штанов.
        Входная дверь, наконец, хлопнула, возвестив, что они с Кириллом остались вдвоём, а дальше Леру уже не нужно было уговаривать. Она разделась сама.
        И тело привычно откликнулось на его ласки, томительно сжалось тугой пружиной, а потом раскрылось ему навстречу, приняло, задрожало.
        — Резинка?  — в последний момент вспомнила Лера.
        — Поздно,  — произнёс Кирилл сдавлено, дёрнулся, застонал, вжимаясь в Леру с силой, которую уже не мог контролировать.
        «Ладно, хрен с ним,  — стиснула Лера руками его мокрую спину, отвечая, сжимая его в себе изо всех сил, словно желая, чтобы он остался там навсегда.  — Выпью потом что-нибудь посткоитальное».
        Кирилл застыл над ней, тяжело дыша.
        — Только сейчас не задавай мне никаких вопросов,  — выдохнул он Лере в ухо.  — Потому что я признаюсь в чём угодно, хоть в убийстве Кеннеди, если ты попросишь.
        — Соври мне, что ты меня любишь,  — прижала его Лера к себе, позволяя расслабиться.
        — Только не это,  — едва справлялся он с дыханием.  — Я бежал из Зимнего дворца в женском платье. Я собирал деньги на домики для бездомных поросят. Но я не такая сволочь, чтобы сказать, что я люблю тебя,  — он провёл кончиком языка по её щеке,  — Я не люблю тебя. Я безумно, бесконечно, самозабвенно и неукротимо тебя люблю.
        Он отвалился на подушку. Лера поднялась на локте, чтобы посмотреть в его бесстыжие глаза и увидела на его усердно потрудившихся и подуставших, завалившихся набок, красивых, удобных, аккуратных и идеально помещающихся везде, где надо, сантиметрах, сдувшийся как воздушный шарик латексный чехольчик.
        — Нет, всё же ты сволочь,  — покачала Лера головой.  — Значит, поздно? Что это было, Кирилл?
        — Ложь. Испугалась?  — улыбнулся он, не открывая глаз.  — А я так живо себе это представил. Как они разбежались там, виляя хвостиками, оставляя в тебе нечто большее, чем спермицидную смазку и запах латекса. Как устремились вглубь, в святая святых, туда, где зарождается новая жизнь в первозданной совершенной наготе, а может, в глубинах космоса. Частица меня внутри тебя,  — Кирилл открыл один глаз,  — но я никогда не нарушил бы данное тебе обещание. Прости, я первый раз тебе соврал. Теперь можешь мне это предъявлять, раз уж тебе так хочется обвинять меня во лжи.
        Лера укоризненно покачала головой.
        Кирилл рывком подтянул Леру к себе, сел, уложил её навзничь. Она сжалась, когда его лицо оказалось между её ног.
        — Тс-с-с,  — сказал он, придержав руками её бёдра, готовые сомкнуться.  — И мы всё это уже проходили.
        «О, да! Мы так это проходили»,  — откинулась Лера, почти свесив голову с края кровати и просто доверилась Кириллу.
        «Ты думаешь, любить — это эгоистично? Если бы ты только знала, какое это счастье, когда ты стонешь. Когда я знаю, что доставляю тебе удовольствие. Это и рядом не стоит с тем примитивным оргазмом, когда я разряжаюсь сам. Когда я понимаю, что довожу тебя до экстаза — вот это оргазм. Всё остальное просто жалкое самоудовлетворение»,  — сказал он однажды. И ни разу себе не изменил.
        Не изменил и сейчас.
        Лера выгнула спину дугой в почти столбнячном опистотонусе и закусила руку, чтобы не заорать, всё же помня, что у них соседи. А когда Кирилл поднял и прижал её к себе, Леру ещё колотило мелкой дрожью в неизлечимой лихорадке этой болезни, имя которой было «Кирилл».
        — Вот теперь я готов ответить на любые твои вопросы,  — откинулся он на подушки, всё так же привычно, знакомо, уютно прижимая её к себе.
        — Вот теперь я не готова их тебе задавать,  — улыбнулась Лера.
        — Тогда я сам тебе всё расскажу,  — поправил Кирилл её волосы.  — Во-первых, я с ней никогда не спал,  — он вздохнул,  — пока она была замужем.
        — А что так?  — усмехнулась Лера на это его «пока».  — Это ведь ради неё ты уходил первый раз от жены? Да?
        — Ты задаёшь неудобные вопросы.
        — Зато справедливые.
        — Нет, не ради неё,  — Кирилл вновь вздохнул.  — Наверное, я не с того начал.
        — Это неважно. Видимо, она развелась ради этого. И я тебе официально заявляю, что оно стоило того,  — тон Лера, конечно, старалась поддерживать шутливый, но, даже лёжа у Кирилла на груди, в его надёжных объятиях, Лере стало совсем не до веселья. Всё, что она уже слышала об этой истории, не так уж и далеко ушло от истины.  — А во-вторых?
        — Я никогда её не любил.
        — Пока…  — подсказала Лера.
        — Без пока. Не любил. Не ценил. Не…,  — Кирилл задумался,  — вот всё, о чём бы я ни подумал, выходит с частицей «не», кроме одного. Я её пожалел. И это самое ужасное, что я когда-либо сделал в жизни.
        — Вы познакомились на семинаре?
        — Мы не знакомились,  — он зевнул.  — Я её даже не заметил. Не знал о ней ничего, не обратил внимания. Потом задним числом уже стал припоминать, что она что-то спрашивала, мы о чём-то говорили.
        Лера подняла голову, чтобы посмотреть на него. Глаза у Кирилла закрывались, но он ещё держался.
        — Не буду тебя сейчас мучить,  — поцеловала Лера по очереди уголки его губ.  — Спи.
        — Не уходи,  — прижал он её к себе покрепче.
        — Хорошо,  — опустилась она на его плечо.  — А в-третьих?
        — А в-третьих. Не я её, а она на меня преследовала два года.
        Он замолчал, а потом задышал глубоко и спокойно. Как человек, совесть которого чиста. Но если он думал, что развеял все Лерины сомнения, то ещё сильно в этом ошибался.
        Лера выскользнула из объятий Кирилла, когда услышала, как открывается входная дверь.
        — Симпатичный,  — сказала мама, подхватывая на руки виляющего хвостиком щенка.
        — Да, лапусик,  — потрепала по лохматой голове Лера, забирая животинку.
        — Я про твоего москвича. И ведь приехал, не побоялся,  — доставала она из пакетов корм для щенков, миски, памперсные пелёнки.
        — Не побоялся чего?  — не поняла её Лера.
        — Да ничего не побоялся.
        Глава 35
        Кирилл проснулся, когда на улице уже стемнело.
        Лера крутилась на кухне. И, конечно, слышала, как скрипнула дверь, как он осторожно крался по коридору, заглядывая в комнаты, перешагивая через расстеленные на полу памперсные пелёнки. И как остановился в проёме двери. Но не повернулась, предвкушая, как Кирилл подойдёт. Резко вдохнула и замерла, когда его руки обняли её со спины и он шумно втянул носом запах.
        — Стоило лететь только ради этого,  — прошептал он.
        — Ужин?  — она открыла глаза, покосившись на таймер духовки.
        — Мн-н-н… это волшебное слово ужин.
        — Ничего особенного. Запечённое мясо с картошкой, салат.
        — Мн-н-н… салат,  — не собирался он убирать руки, положив голову на её плечо,  — А где мама?
        — Повезла Шустрика в ветеринарку.
        — Он заболел?  — встревожился Кирилл.  — Зря, наверно, я с ним гулял, зря оставлял его в такси. Зря побоялся принести его сразу.
        — Нет, нет, он здоров. Как тебе вообще пришло в голову привезти щенка?!  — Лера шагнула к раковине, и Кирилл её отпустил.
        — Твоя мама не любит собак? Чёрт,  — он расстроенно сел на Лерину табуретку.  — Наверно, надо было посоветоваться. Но получилось спонтанно. Ты говорила, как она тяжело переживает папину смерть. И я подумал… Моя же тоже изводила себя, а потом у неё появился Кузя, и она словно ожила. В общем, я хотел, как лучше.
        — У нас просто никогда не было собак,  — Лера выдернула из-под него полотенце.  — Но судя вот по этому,  — она подвигала мышь стоящего на кухонном столе ноутбука,  — не сильно-то она и расстроилась.
        На экране появилась заставка видео с говорящим заголовком «Чем кормить йоркширского терьера».
        — И мама у меня женщина основательная. Ветеринарка в соседнем доме. Она пошла ещё и там проконсультироваться.
        — Фух,  — вытер он несуществующий пот.  — Но, если что, ты не переживай, я его заберу. Я всё это уже проходил один раз, когда вот так же купил щенка маме.
        — А этого ты где взял?
        Лера доставала из холодильника Кириллу в руки овощи, и он складывал их на стол.
        — Эти йорки летели со мной в самолёте. Девочка и мальчик. Я разговорился с хозяйкой. Оказалось, они на продажу. Вот я одного и купил. Сомневался, девочку или мальчика. Но клетку едва открыли, этот Шустрик сразу выскочил. Это и определило его судьбу.
        Лера покачала головой. В её прагматичной семье вряд ли кто способен на такие импульсивные поступки и душевные порывы.
        Честно говоря, мама, конечно, была в полном шоке. И Лера сказала ей то же самое, чтобы она не паниковала, если что, щенка Лера заберёт себе. Но потом мама позвонила по телефону, который дал Кирилл, потом полезла в интернет. И что-то Лере подсказывало, не отдаст она уже Шустрика ни Лере, ни Кириллу.
        В замке провернулся ключ.
        — Снежищи намело. Еле пробралась по таким сугробам,  — выпустила мама из-за пазухи щенка, который тут же понёсся по коридору.  — Кирилл, а прививки у него все есть?
        — Все, что были положены до трёх месяцев, сделаны. А вот какие дальше делать,  — он помогал маме раздеться, взял у неё пальто,  — я, увы, не знаю. Я потом телефон заводчика дам, в питомнике вам точно скажут. Чёрт, у меня же телефон разрядился, я совсем забыл. Лер…
        — Зарядка там в комнате, на тумбочке,  — выглянула она.
        — Ты ж моя умница,  — восхищалась мама Шустриком из коридора.  — Лер, ты подумай, какой воспитанный, сделал лужу на пелёнке и дальше побежал. Вот у Миланки счастья-то будет.
        Лера совсем забыла предупредить Кирилла до ужина, что мама не знает, что он женат. Но он, к счастью, как-то догадался. То ли по Лериным испуганным глазам, то ли по маминым вопросам, которые она бесцеремонно задавала. И чтобы не навлечь на себя ещё больше маминых подозрений, они постарались говорить на отвлечённые темы, а потом поспешно ретировались.
        — Вот ты сначала сама порождаешь эти проблемы, а потом меня в них обвиняешь,  — укорял Кирилл Леру, уже оставшись с ней один на один в комнате.  — Ты понимаешь, что мне пришлось почти соврать? И не по своей воле.
        — Ну, ты как те корабли, лавировал, лавировал, да вылавировал,  — кое-как справилась Лера со скороговоркой.
        — Да уж,  — сокрушённо покачал он головой.  — Можно сказать, прошёл по краю. Выкрутился.
        Лера бережно повесила на стул его вещи, которые она уже постирала, и они даже высохли.
        — И ты не носишь мой подарок,  — вздохнул он печально и начал подавать с пола одежду, которая так и лежала кучей.
        — Я не могу надеть на шею бриллиант ценой восемьдесят тысяч рублей, чтобы не вызвать вопросы, на которые у меня нет ответов,  — развешивала Лера свои кофты на плечиках.  — И это снова к теме вранья. Без которого никак. Вот как мы завтра появимся в офисе вдвоём?
        — Хочешь, я занесу тебя на руках?  — усмехнулся он, получил свитером в грудь, засмеялся.  — Ты девушка свободная. Только всё время забываешь об этом.
        — Но ты не свободен. И твоей жене обязательно донесут.
        — Моя жена давным-давно всё обо мне знает.
        — О чём? О том, что ты бабник?
        — Я не бабник, Лер. Но я вынужден крутиться в огромном женском коллективе, где все кому не лень рассказывают друг другу обо мне всякие небылицы. Просто так, почесать языки. Порой, ты знаешь, такие подвиги мне приписывают, что я сам себе завидую.
        — Это сейчас попахивало хвастовством,  — усмехнулась Лера и закрыла шкаф.  — Поэтому ты стал таким осторожным? Регистратор выключаем. Говорим по личному номеру. Погром в номере — целое расследование с увольнениями.
        — Ты это сейчас ставишь мне в упрёк? Что я заботился о твоём честном имени?  — он обнял Леру, прижав спиной к шкафу, и упёрся в неё взглядом.
        — А, может, о своём?  — хитро прищурилась она.
        — Я не осторожный. Я просто пуганый. С этой Варварой начиналось всё так же безобидно, как с твоей Дашей. Она что-то там себе напридумывала, а всем выдала за правду. Твои девчонки поверили Дашке?
        — Даже я поверила,  — обняла его Лера.
        Как это было странно — стоять посреди комнаты в обнимку с тем, кого здесь не должно быть и в помине. Лере всё казалось таким нереальным.
        — Ты же с ней спал в Питере, правда? С Дашкой?
        Кирилл молчал. Ужасая Леру своим молчанием. Она словно слышала, как рвутся нити, которыми она кое-как наспех залатала своё доверие к нему.
        — Нет,  — наконец сказал он.
        «Одной маленькой ложью больше, одной меньше»,  — усмехнулась она и подняла на него лицо.
        — Ты заставляешь меня оправдываться. Зачем?  — смотрел он расстроенно, болезненно.
        — Потому что я не знаю, чему верить, Кирилл,  — опустила Лера руки, ушла к кровати, села.  — Ты говоришь одно, я слышу другое. Ты говоришь, Варвара тебя преследовала, мне рассказывают, что ты её домогался. Ты говоришь, улетел в Кёльн с Эрмитажа, а Дашка уверяет, что после люкса.
        — Тогда я не вижу смысла что-то тебе объяснять,  — он снял со спинки стула свой свитер.  — Что бы я ни сказал, ты всё равно не поверишь. Что бы ни сделал — во всём будешь искать скрытый смысл. Доверие оно, знаешь, не бывает условным. Оно или есть, или его нет.
        Он натянул свитер, сняв папину футболку, которую дала ему Лера. Скинул спортивные штаны, тоже папины. Встряхнул свои брюки.
        — Куда ты?  — наблюдала Лера, как он одевается, не зная, что ему сказать. Где найти слова, но самое главное, откуда теперь черпать эту безоговорочную уверенность в нём, чтобы выразить её словами.
        — В гостиницу. Увидимся завтра,  — он уверенно вышел из комнаты, и у Леры не хватило сил подняться за ним. Она слышала, как он тискал Шустрика, пока обувался, как прощался с мамой, которая открыла ему дверь. И как эта дверь хлопнула, опять оставляя в душе звенящую пустоту.
        Даже в том, что Кирилл поставил Лере в вину её допросы, она теперь видела лишь нападение, которое, как известно, лучшая защита. А он был хватким, талантливым, преуспевающим, компетентным и осмотрительным руководителем. Директором целого дивизиона. Умным, образованным, внимательным, проницательным. А ещё изучил Леру как свои пять пальцев. Он мог бы вить из неё не верёвки, а корабельные канаты, и Лера была бы счастлива вязаться ради него в морские узлы.
        Только однажды она это уже проходила. Однажды уже отдавала себя без остатка, пренебрегая всем: чувством самосохранения и собственного достоинства, гордостью, благоразумием, самолюбием — всем. Её унижали и оскорбляли, ей беззастенчиво пользовались, а она терпела, прощала и покорно слушалась.
        Если Кирилл сделает с ней то же самое (а он сможет, если захочет), если решит попользоваться ей и выбросить, чтобы устремиться к новым заманчивым горизонтам, то Лера уже никогда не соберёт себя заново. И уж лучше сейчас остаться одной, чем бросаться из огня да в полымя.
        В одном он был прав: Лера сомневалась. А значит лучшее, что можно сделать — остановиться и дать себе время подумать и разобраться в своих чувствах. Без него.
        Лера приехала в офис с тяжёлым сердцем, хоть ночь и не назвала бы бессонной. Она просто уснула. Со смешанным чувством, что она запуталась. И пришла на работу с решением попросить у Кирилла отсрочку.
        Неверов уже был в офисе. Что-то рассказывал, сидя на столе. И все эти сплетницы только что хвостами не виляли, собравшись возле него и глупо хихикая.
        Лера разделась, стараясь на него не смотреть, но он словно её не замечал. Кивком поздоровался и теперь даже не смотрел в её сторону. Рассказывал про Прагу. Про вафли и чешский шоколад. Про «Бехеровку» и пиво.
        Катерина прибежала последней, когда Лера уже успела прочитать скопившуюся за вчера почту, а Неверову сварили вторую чашку кофе, потому что он жаловался на разницу во времени и головную боль.
        — Кирилл Александрович, пройдёмте,  — пригласила всех Дарья в конференц-зал с расставленными по столу бутилированной водой и стаканами.
        Говорили о подготовке к приближающемуся приезду Гессманна.
        — Прошлый раз, когда приезжала Ингрид,  — беседу с Неверовым поддерживала в основном Катерина,  — делали даже документальный фильм о Камчатке, о Сахалине.
        — В этот раз, думаю, упор будет всё же на Приморье,  — кивнул Кирилл.  — Регион огромный. Вся Сибирь и Дальний Восток. Сомневаюсь, что Гессманн в начале декабря захочет сунуться в ваши снега и морозы,  — он улыбнулся, скользнув глазами по Лере.  — Он, конечно, выразил пожелание. Но ему и приморского климата, думаю, будет за глаза. Поэтому фильм смонтируем общий, но будем нацеливать его именно на побережье.
        Складывалась стойкое ощущение, что он приехал их именно поддержать, скоординировать и помочь, а не с дурацкой проверкой, из-за которой все так переполошились. И он вёл себя очень дружелюбно, ровно и открыто. Явно настраивая команду работать слажено и на результат, а не искать виноватых и крайних.
        Собрание было одним из лучших за всё время, что Лера здесь работала. И должно было, наверно, и закончиться на позитивной ноте, только во время этой встречи Кириллу позвонили.
        Он посмотрел на экран, изменился в лице, извинился и покинул конференц-зал.
        Или только Лера это заметила, что он побледнел? Она растерянно оглядывалась на коллег — они беззаботно принялись болтать о своём, и только хитрая лиса Даша воровато выскочила за дверь вслед за Неверовым.
        Его отсутствие затягивалось, и Катя объявила перерыв. Постепенно конференц-зал опустел. Лера подсчитала, что в Москве пять утра. Раз выбрали такой недобрый час для звонка, значит это были серьёзные новости.
        Невыносимое желание его поддержать, если что-то случилось, заставило Леру бегать по лестницам в поисках места, где он уединился, чтобы поговорить. Но, видимо, это был тот случай, про которые говорят: чёрт дёрнул.
        Она вывернула в тупик, где находились туалеты третьего этажа, и застыла. Неверов с перекошенным от злобы лицом сжимал Дашкину руку за запястье.
        Лера из их разговора услышала только одну фразу.
        — Я всё поняла!  — вырвала Дашка руку, увидев Леру, и поспешила ретироваться.
        На бледное лицо Кирилла, на сверкающие гневом глаза было страшно смотреть, и Лера, извинившись, трусливо скрылась в женском туалете. Она спряталась в кабинке и молилась, чтобы оказалась в помещении не одна.
        За стеной сработал сливной бачок, застучали тонкие каблучки. Она облегчённо выдохнула. В женский туалет Неверов не пойдёт, стоять ждать её не будет. Она вышла, помыла руки, чтобы занять время, и, оказалось, ошиблась во всём.
        Дверь скрипнула. И фигура Кирилла, застывшая в проёме, отразилась в зеркале.
        — Это не то, о чём ты подумала.
        — А о чём я подумала?  — развернулась Лера и даже улыбнулась. На самом деле она и подумать-то ни о чём не успела.
        — Что я уговариваю её сказать, что она со мной не спала.
        — А, ты об этом,  — равнодушно махнула Лера мокрой рукой.  — Она спит с моим братом. Она спит с моим бывшим мужем. Не много потеряю, если она спит ещё и с тобой.
        Его слова потонули в шуме сушилки для рук, но, кажется, Лера всё это уже слышала: «За что ты так со мной?» или «Зачем ты так?» А ведь проще было просто сказать, о чём у них на самом деле был разговор, но он снова юлил, уходил от ответа. Или ей так казалось?
        Лера размазала остатки невысохшей воды по рукам.
        — Тебя, наверно, уже заждались?
        — А тебя?
        — Без тебя не продолжат, а без меня — легко.
        Мимо Кирилла удивлённо протиснулась женщина. Оглянулась, скрываясь в кабинке. И он вышел, не дождавшись Леры.
        К тому времени как она вернулась, офис был почти пуст. Две девочки-медпреда перекусывали бутербродами. Мерно гудел копировальный аппарат — Дашка что-то распечатывала. Кирилл стоял в конференц-зале один. Смотрел в окно. Пил воду. И развернулся, когда Лера вошла.
        — Всех отпустили на обед,  — объяснил Кирилл.  — Не хочешь где-нибудь перекусить?
        — Не думаю, что это хорошее решение,  — усмехнулась Лера, видя в дверь, как Дашка греет руки о листы, снятые с принтера, и идёт к ним.
        — Не хочешь идти со мной?
        — Просто нет аппетита,  — покачала головой Лера и отошла, давая Дашке пройти.
        — Почему нет аппетита?
        — Какие вы неприличные вопросы задаёте, Кирилл Александрович,  — хмыкнула Дашка, раскладываю по столу документы.  — Валерия Владимировна у нас беременная.
        Стакан разбился со звоном. Осколки разлетелись в разные стороны, впились в брюки. Штанины окатило водой, но Кирилл словно не заметил.
        — Беременная?  — переспросил он, когда Дашка кинулась за веником.
        И без того бескровное его лицо стало ещё бледней, и Лера только сейчас вспомнила, что так и не спросила, кто ему звонил.
        Лера отрицательно покачала головой. Но, наверно, он расценил это по-своему.
        — Даша, продолжайте здесь без меня,  — чуть не сбил он с ног не в меру разговорчивую секретаршу. И ушёл. Даже не одевшись. Так и унёс своё тонкое пальто в руках.
        — Кто тебя за язык-то тянул?  — Лера покачала головой на ехидную мордочку Дашки.
        — Так пусть знает и голову тебе не морочит,  — фыркнула та, сгребая осколки.  — Ему звонила жена. Она в больнице, с угрозой выкидыша. Он попросил купить ему билет на ближайший рейс. А ближайший только завтра.
        Лера не стала выяснять, с чего это Даша вдруг так о ней заботится. Сама набрала номер Кирилла.
        «Телефон абонента временно недоступен или отключён»,  — произнёс бездушный голос.
        — В какой гостинице он остановился?
        — Понятия не имею,  — смерила та Леру взглядом, разгибаясь с совком в руках.
        — Так узнай,  — ответила ей Лера ледяным спокойствием.  — И сообщи мне к концу собрания. У меня есть срочные вопросы к господину директору по поводу работы нашего регионального отделения.
        Глава 36
        В гостинице Лере ответили, что господина Неверова нет в номере. Телефон его по-прежнему молчал. И Лера, оставив все попытки его найти, поехала домой.
        Дороги терпимо, но уже почистили. И путь домой занял всего лишь на полчаса дольше, чем до снега.
        Отчий дом неожиданно встретил запахом рыбного пирога, детским счастливым визгом и полным комплектом гостей. И первым после мамы, открывшей дверь, в прихожую вышел Кирилл. Даже не вышел — выбежал, подбрасывая визжащую от восторга на его шее Виолетту.
        — Привет!  — он умудрился поцеловать Леру в щёку, а потом только скривился от боли: Вета со всей силы вцепилась в его волосы и тянула назад свою «коняшку».
        Милана выбежала вслед за ними, конечно, со щенком в руках. И пока Лера раздевалась, Кирилл присел на корточки и разговаривал с девочкой.
        — Я запомнила. Щенка нильзя блосать, а то он свамаит ножки.
        — Правильно,  — кивал ей с самым серьёзным видом Кирилл.  — А ещё его нельзя кормить со стола.
        Он снял Вету с шеи и поднялся с ней в руках.
        — Иначе у него заболит зивотик и он забоеет,  — послушно повторяла Милана, глядя на Кирилла снизу вверх и удерживая беспокойно крутящегося в руках щенка.
        Кирилл кивнул и передал Вету Аньке, тоже выплывшей из комнаты. Лера отметила, как та качнула бёдрами в режиме «коварная соблазнительница», который включался у неё автоматически на любую особь мужского пола, будь то обаявший с первого взгляда её дочерей москвич или брат. Виктор тоже подпирал плечом стену, выйдя следом за Анькой из гостиной.
        — Ох, как вас много,  — растерялась Лера и махнула рукой брату.  — Привет, ковбой!
        — Привет, бледнолицая скво,  — улыбнулся Витя.
        — Мам, я опять забыла про какой-нибудь праздник?  — обернулась Лера в сторону кухни.
        — Ничего не забыла. Я просто решила состряпать пирог. Аню позвала. А Витя заскочил забрать там из гаража кое-какие отцовские вещи, вот и его пригласила.
        — Забрал?  — обернулась Лера к Вите.
        — Дольше откапывался,  — махнула рукой мама на её вопрос.  — Кирилл, ну, иди ты, наверно, мне помоги со столом.
        — Грубая мужская сила?  — улыбнулся он, и пошёл в кухню, скользнув рукой по Лериной спине.  — Это всегда пожалуйста.
        — Я и приехал гараж откопать. У вас же там подвал, соленья, картошка,  — шепнул Витя Лере.  — Снасти дядь Володины так, скорее уж предлог. Он просил присматривать тут за вами. Кстати, Кирилл мне помог.
        — Наш Кирилл везде успел,  — посторонилась Лера.
        И засмеялась вместе со всеми, когда Вета прицепилась на ногу Кириллу, как медвежонок, и, откинув голову, хохотала громче всех, пока Кирилл помогал маме нести стол в гостиную с ней на ноге.
        И ведь ни один мускул на его лице не дрогнул, не выдал, что у него проблемы и что он вообще чувствует. И только где-то глубоко-глубоко в его сияющих глазах, когда он смотрел на Леру, она видела то, что уже однажды видела. Тоску. Невыносимую тоску.
        Дети не давали ему поесть. Но он как-то и не расстраивался. И разговор за столом поддерживал, и детей развлекал. Вету, что сидела рядом с ним на руках у Аньки, кормил. А Милане, которая есть отказалась и возилась с Шустриком у ног Кирилла, отвечал на бесконечные вопросы.
        И кто бы мог подумать, что Лерину душу на части будет рвать именно эта радостная возня. Никогда она не замечала за собой такого эгоизма, но сегодня, в кругу семьи, за поеданием маминого фирменного пирога едва сдерживала слёзы, представляя, как Кирилл будет любить своих детей. Что она никогда не сможет конкурировать с ребёнком. И его жена прекрасно это понимала. Потому и не дёргалась, зная, что привяжет его к себе навсегда. Что, куда бы он ни уходил, он будет возвращаться — к ней и своим детям. И, возможно, когда они появятся, однажды он просто не сможет уйти. Только сам Кирилл это пока не осознаёт. А вот весь Лерин нереализованный материнский инстинкт уже кричал об этом вовсю. И Лера металась между трусливым желанием самой от него забеременеть и благородным порывом — отпустить его навсегда.
        Она прикрылась рукой, уставившись в тарелку.
        В одном только Лера не сомневалась: их отношения обречены. Лера тот ещё боец, аховый. И силы у них с Настей не равны. У той — печать в паспорте и шесть подготовленных эмбрионов. А у Леры в противовес что? Бесплодие и роль любовницы. Одной из. Очередной.
        «Сколько там ты сказал? Два года тянулось у вас с Варварой?  — вскинула она голову и поймала взгляд Кирилла. Взгляд, от которого у неё кровь в жилах застыла. Так пронзительно он на неё смотрел.  — У нас не будет и этого. До рождения твоего малыша максимум несколько месяцев».
        И Лера видела его лицо, когда позвонила в пять утра жена. Что бы он там ни говорил, он испугался. По-настоящему. Она видела ужас в его глазах, когда Дашка сказала про Лерину беременность. Он же, наверно, с ума сходит, но как держится!
        Смертельно хотелось поговорить, но не было никакой возможности. Так глупо. Сидеть и играть в переглядки, пока Витя рассказывал маме, что очередной раз учудила МарьМихална.
        — Эта глупая женщина собралась в зиму побелить хату. Загасила целый таз извести. Дождалась, пока та откипит, отбулькает. И нет бы в ведре развести, сколько надо и туда синьку сыпать. Нет, она решила на глазок, да сразу в бак. Ещё и мать белить заставила. Стены пока мокрые были, ещё ничего, но как высохли,  — Витя покачал головой и потряс сжатым кулаком, подкрепляя свои слова.  — Насыщенный. Красивый такой синий цвет. Королевский. Геральдический. Ну, или как в дурдоме. Тут уж кому как.
        — Кирилл, я же позвонила Нине Григорьевне,  — отсмеявшись, вспомнила мама.
        — Правильно,  — мягко и заинтересованно улыбнулся он.  — Узнали что-нибудь полезное?
        — Очень много. Она и правда бесценна и как консультант, и как собеседница. Договорились созваниваться почаще. Спасибо тебе!
        — Я рад,  — улыбнулся он ещё шире.  — А рецепт этого пирога с рыбой вы держите в строгом секрете?
        — Ой, не смущай меня. Какой секрет,  — отмахнулась мама.  — Главное, чтобы рыба была свежая да в тесто слегка сахарку. Нина Григорьевне я, кстати, рецепт дала. Как раз только начала с пирогом, подумала, а можно ли щенку рыбу, и позвонила.
        — Я передам, что пробовал. Что вкус изумительный. Рыба получается нежнейшая. Корочка хрустящая. Пусть делает, набивает руку.
        — А вы давно знакомы?  — подложила растроганная похвалой мама ему ещё кусок.  — С Ниной Григорьевной?
        — Да, с детства,  — он благодарно кивнул и снова улыбнулся.  — Мама моя.
        — Батюшки,  — прикрыла она рукой.  — Что ж ты не сказал-то. Я ж тебя в сердцах засранцем назвала.
        Лера представила себе эту картину и прикрылась рукой, когда Милана, услышав любимое бабушкино ругательство, громче всех засмеялась.
        — Не сомневаюсь, что она с вами искренне согласилась,  — засмеялся и Кирилл.
        — Да, говорит,  — всё качала головой мама.  — Сколько его знаю, он никак не повзрослеет. Я почему-то подумала, что она твоя любимая учительница, с такой она о тебе теплотой. А ведь, что мама, даже и не подумала.
        — Вы недалеки от истины. По образованию она действительно педагог начальных классов.
        Теперь Кирилл рассказывал историю о том, как он преподнёс маме щенка.
        И Лера даже на время забыла, что он тут временно. Как всё между ними зыбко.
        Но всё хорошее непременно заканчивается. Первым стал собираться Витя. Обнял крепко Леру в прихожей, пожал Кириллу руку на прощание.
        Потом засобиралась Анька. Отхватив с собой добрый кусок оставшегося пирога — кормить своего нового будущего мужа. И как дети ни канючили, делали они это скорее по привычке да потому, что нельзя было забрать с собой щенка. За него мама встала горой. И то, что она испекла свой «фирменный» пирог, и то, как защищала своё лохматое тявкающее «сокровище», говорило больше слов. Пусть всего один маленький шажок, но самостоятельный, уверенный, а она сделала на том пути, что начался для неё «без папы».
        Лера помогала ей мыть посуду. Кирилл вернул обратно в кухню раздвижной стол. Не сказать, чтобы Лера оттягивала разговор с ним, но о том, что он тоже ждал этого разговора и уезжать не собирался, говорило и то, как он активно взялся им помогать и то, как легко согласился на мамины уговоры остаться.
        Мама наконец догадалась, что в кухне она лишняя. И ушла принимать перед сном ванну.
        — Что с Настей?  — спросила Лера, аккуратно сливая воду с противня, который она до этого замочила.
        — Не знаю,  — покачал он головой.  — Я боюсь ей звонить. Я трусливо отключил телефон. И жду. И мне стыдно, но я не знаю, чего жду больше: хороших новостей или плохих.
        Лера вздохнула. Покачала сокрушённо головой.
        — Да, я — трус, а может, и подлец. Называй, как хочешь. Я заслужил. Но я боюсь услышать, что всё обошлось, больше, чем что она потеряла ребёнка. И я не вижу смысла выслушивать её нотации или истерику хотя бы потому, что всё равно не могу ничего изменить и ничем ей сейчас помочь.
        — Кирилл,  — нахмурилась Лера, гремя в мойке железным листом.  — Не надо.
        — К сожалению, это правда. Хоть тебе, наверно, и тяжело это слышать. Почему ты сразу не сказала?
        — О чём Кирилл?  — положила Лера чистый противень на стол и выключила воду.  — Я не беременна, если ты об этом. Я не знаю, чего добивается Даша, на всех углах распуская эти сплетни, но нет. Уж я бы, наверное, об этом знала.
        — Или тебе не хватает смелости сознаться?  — Кирилл подал ей полотенце.  — Это ведь при любом раскладе ребёнок не мой, да? Только я теперь понимаю, почему ты передумала ехать.
        — Мой перевод не стали даже рассматривать.
        — Так не проси перевод. Просто переезжай в Москву и отправляй резюме. Переводы не любят, факт. Иначе в регионах хороших специалистов не останется. Но ты ведь словно вздохнула с облегчением.
        — Да, Кирилл,  — вытерла она руки.  — С облегчением. Потому что ты прав. Я не верю тебе больше. Я не знаю, как теперь тебе доверять. Не знаю. Мне кажется, что ты поразвлекаешься со мной, как с той Варварой, и бросишь. Ради новой большой и чистой любви. А ещё вернее, ради ребёнка.
        — Да, ребёнка я не брошу,  — он забрал у Леры полотенце, которое она так и мяла в руках, и повесил на батарею, отвернувшись. И задержался у окна, глядя на огни вечернего города.
        — Прости, но я слишком поторопилась. Слишком, когда решила, что смогу тебя с кем-то делить. Я не смогу, Кирилл. Никогда не смогу.
        Он тяжело вздохнул.
        — Как это…  — и не смог произнести подходящего слова.
        — Глупо?  — обняла его Лера со спины.  — Жестоко? Несправедливо?
        — Бездарно,  — покачал он головой.  — И даже, наверно, преступно.
        — Пусть будет преступно. Пойдём спать. У тебя завтра с утра самолёт. И тебе надо позвонить жене.
        Они прокрались на цыпочках мимо маминой спальни, в которой подозрительно громко говорил телевизор, и дверь, которая никогда раньше не закрывалась, была придавлена на банное полотенце.
        — Это ведь не может быть мой ребёнок, правда?  — повторил он свой вопрос.
        После душа Кирилл привычно прижимал Леру к себе под мягким одеялом. Жене он звонить так и не стал. А Лера… да кто она была такая, чтобы настаивать?
        — Я клянусь тебе, Кирилл, я не беременная.
        — Если бы ты только знала. Я едва это пережил. Я чуть насмерть не замёрз на лавочке в парке. Потому что не понимал, куда я иду. Ничего не чувствовал, кроме боли, что потерял тебя. Навсегда. Но потом как-то собрался. И ты знаешь, пусть он не мой, я согласен и его воспитывать тоже. Ты не представляешь, как нужна мне.
        — Кирилл,  — перебила его Лера, понимая, что он опять давит. Он тянет её туда, откуда ей не выбраться, что бы она ни решила.  — Я не беременная. Но знаешь что,  — резко развернулась она,  — а давай рискнём. Если ему суждено родиться, мы дадим ему шанс.
        — Серьёзно?  — посмотрел на неё Кир с сомнением.  — Ты ведь всё помнишь про мою генетику?
        — Да,  — поцеловала его Лера. Приникла к любимым губам.
        Она знала о его генетике больше, чем он сам. Она перешерстила кучу сайтов где поднимались вопросы о последствиях прививок, прочла десятки статей о генетических заболеваниях и пришла к однозначному выводу: у брата не было никаких врождённых дефектов развития. Всего одна неудачная вакцинация сломала жизнь всей семье.
        И если она могла бы сейчас скрестить пальцы на удачу, то скрестила бы все: и на руках, и на ногах. «Пожалуйста! Пожалуйста! Пусть это случится!» — умоляла она, подсчитывая, что сейчас самые «залётные» дни её цикла. Пусть, если ей суждено от него забеременеть,  — это случится. Она хочет ребёнка. И пусть провидение решит за них.
        Наверное, их желание было слишком обоюдным. И слишком сильным. Они не спали всю ночь, боясь упустить этот шанс.
        — Я не уверен смогу ли ещё,  — тяжело дышал Кирилл, весь мокрый и еле живой, уткнувшись лбом в подушку. Но потом опомнился и переложил эту саму подушку под Лерины ягодицы.  — Надо поднять, повыше.
        — Ты сумасшедший,  — У Леры не было сил даже возражать.
        — Я хочу этого ребёнка. Невозможно хочу,  — он лежал бревном на кровати, но его рука всё ещё лежала у Леры на животе.  — Господи, пожалуйста, пусть он будет!
        — Прекрати,  — выдохнула Лера.  — Всё! Спать! Тебе лететь, мне — на работу.
        — Нет, нет, нет,  — придержал он её рукой, не давая даже перевернуться.  — Ты на больничном. И тебе надо весь день лежать. Хотя стой!  — он резко сел в кровати.  — Какое лежать. Собирайся!
        — Что?  — Лера лениво открыла один глаз.  — Куда?
        — Всё хватит. Ты летишь со мной.
        Он подскочил. Включил свет. Лера закрылась рукой. Но он, кажется, не остановился ни на секунду.
        — Кирилл, ты хоть шторы закрой,  — когда глаза привыкли к яркому свету, Лера улыбнулась тому, как браво Кир разгуливает по комнате без штанов.  — Второй этаж всё же.
        — Да кому я там нужен. Ночь,  — отмахнулся он, доставая из шкафа чемодан.  — С трудом представляю, что тебе может понадобиться. Я вот три дня в одних штанах и ничего.
        — Ты серьёзно?  — приподнялась на локтях Лера, и он погрозил ей пальцем:
        — Лежать! Но ты права, к чёрту этот чемодан,  — он почесал сильно отросшую за эти три дня щетину.
        — Кирилл,  — Лера тихонько похлопала ладонью по кровати.  — Иди ко мне.
        Он непослушно помотал головой, но она постучала настойчивее.
        — Кого я обманываю,  — он обречённо упал рядом с на кровать.  — Ты не полетишь, да?
        — Не сейчас,  — взъерошила Лера его волосы и всё же повернулась на бок.  — Я так не могу, как ты. Всё бросить, сорваться, в чём был.
        — Нет, Лер, я не об этом,  — он сгрёб её в охапку, прижал к себе.  — Ты не хочешь. Больше не хочешь. Я чувствую. Ты отстраняешься. Ты ускользаешь.
        — Мне просто нужно разобраться в себе,  — выдохнула она в его жёсткое плечо.
        И он только кивнул и ничего не ответил.
        Глава 37
        Лера не поехала провожать Кирилла в аэропорт.
        Долгие проводы — лишние слёзы. А Лера и так проплакала всё утро, вдыхая запах, оставшийся на подушке. Она ругала себя на чём свет стоит и за то, что заупрямилась, и за то, что трусиха. Хотя вот что? Что её здесь держит? Что вообще её держит? Упёрлась как благочестивая Джейн Эйр. Хотя Лере-то о чём уже беспокоиться? И нравы не те, и погоды стоят не те, чтобы долгими зимними ночами мёрзнуть одной в холодной постели. Каких только нелепых оправданий не подсказывал изворотливый мозг, чтобы прекратить эти её страдания, чтобы найти лазейку и проскользнуть.
        Лера чувствовала себя сладкоежкой на жёсткой диете. И жизненно необходимо сбросить лишние килограммы, и нестерпимо хочется кусочек торта. И надо бы остыть и не делать никаких телодвижений на больную голову, и нет сил опять жить без Кирилла. Одно только успокаивало — внутреннее ощущение правильности принятого решения.
        Так, ненакрашенная, с опухшими глазами, и приехала на работу. Плевать! Пусть думаю, что хотят. И вообще сегодня короткий день. Досидеть бы как-нибудь до обеда, а там типа по клиентам — и срулить домой.
        Практически все так и сделали, и только они с Дашкой послушно несли предпраздничную вахту. Лера и сама сидела расстроенная, но Дашка выглядела ещё хуже. Всегда энергичная и плюющая в лицо всем невзгодам Дашка — вдруг тоже без макияжа с опухшими класными глазами. Лера не смогла остаться в стороне.
        — У тебя что-то случилось?  — спросила она осторожно.
        — А у тебя?  — огрызнулась та.
        — Ничего особенного,  — пожала плечами Лера.
        — И у меня ничего. Особенного.
        «Ну, вот и поговорили»,  — не стала настаивать Лера на откровенности. Но Дашка посидела, молча и отрешённо уставившись в монитор, и вдруг подняла голову.
        — Ты меня ненавидишь, да?
        — Я?!  — опешила Лера. И чуть не выпалила: «За что?»
        «Ах, да, Артём!» — вовремя вспомнила она. И удивилась, что даже стала забывать думать о бывшем муже.
        — Нет,  — уверенно покачала она головой, отвечая на вопрос.
        — Но ты же знаешь, да?
        — О чём?  — на всякий случай спросила Лера. С этой Дашкой никогда не знаешь, чего ожидать.
        — О том, что он в больнице?
        — Кто?  — испугалась Лера, но подумала почему-то про Витю. Память со скоростью киноплёнки откручивала назад вчерашний вечер. Как он шутил, как уезжал сытый и довольный.
        — Артём,  — ошарашила её Дарья.
        — В больнице?!  — Лера хлопала глазами, пытаясь осознать услышанное.  — В какой больнице? Почему?
        — Он сорвался с опоры. Его вчера на санитарном вертолёте привезли. Мне вечером Павлик позвонил.
        — О, боги,  — Лерино сердце отправилось вскачь бешеным галопом.  — Но почему Павлик не позвонил…
        Лера не успела задать вопрос — сама же на него ответила: «Потому что я Артёму больше не жена. Поэтому мне и не позвонили».
        — Что с ним?
        — Перелом позвоночника, повреждения внутренних органов. Он в коме.
        — О, боже!  — Лера встала, не в силах усидеть на месте. Она и стоять-то не могла. Стала натягивать сапоги, одной рукой держась за грудь: её сдавило, словно поставили сверху и молот, и наковальню.  — В какой он больнице?
        Дашка ответила и вдруг заплакала. Навзрыд, горько, по-детски.
        Лера бросила второй сапог, и так на одну босу ногу, прихрамывая, и дошла до Дашки. Прижала её к себе.
        — Ну, ну,  — гладила её Лера по спине. Сама Лера ещё была слишком потрясена, чтобы заплакать. Для неё время слёз ещё не наступило. Она должна его видеть. Она должна знать есть ли у него шансы.  — Что говорят врачи?
        — Ничего определённого. Состояние тяжёлое, но стабильное,  — всхлипывала Дашка.  — Лер, за что ты с ним так?
        — О, господи!  — выдохнула Лера,  — Вы сговорились что ли? С кем? Как?
        Она отпустила Дашку, чтобы выдернуть из коробки несколько бумажных платочков. Протянула.
        — С Артёмом,  — стала вытирать глаза Дашка.  — Ведь он так и не знает, что ты беременная. Я ему не сказала. Но ведь это его ребёнок, правда?
        — Ты думаешь, если нашла в моём мусорном ведре тест с двумя полосками, так уже всё обо мне знаешь?  — Лера поморщилась и вернулась к своему сапогу.
        — Неужели от Неверова?  — не моргая уставилась на неё Дарья.
        — Отвали!  — махнула на неё Лера рукой, натягивая шубу.
        — Ты ведь так отомстить решила, да?  — уже, справившись со своими эмоциями, начала свой привычный допрос офис-менеджер.
        — За что? За то, что сама с ним развелась?
        Дашка подозрительно прищурилась.
        — Хотя нет. Я смотрела в том календаре. От Неверова ты никак бы не успела забеременеть. Это точно ребёнок Артёма.
        — Что же ты его не просветила на этот счёт?  — Лера ждала, когда вырубится комп, поглядывая на Дашку искоса.
        — Не знаю,  — пожала она плечами.
        Лера махнула рукой. Кого она спрашивает. Эту врушку. Всё равно же правду не скажет. Да, плевать!
        — А откуда ты знаешь Павлика?  — спросила Лера уже в дверях.
        — Пересекались как-то,  — неопределённо качнула Дашка головой.
        — У нас дома? Когда я в отпуске была?  — осенила Леру догадка. Всплыла перед глазами картинка с грязными бокалами из-под вина. Ведь их было три. Три! А Павлик не пьёт вино, только водку. Как она сразу не догадалась, что четвёртой могла быть девица.
        — Но ты не подумай чего,  — поторопилась Дашка с оправданиями.  — Я-то не против была остаться, но Артём меня выставил. Вручил меня этой визжащей, как недорезанная свинья, Алёне и ручкой помахал.
        — Думаешь, мне это важно?  — она почти вышла.  — Всё, я уехала.
        — А что тебе важно, Лер?  — заставила её задержаться Дарья, почти выкрикнув в след.  — Неверов, у которого в каждом городе по подружке?
        Лера вернулась. Зло захлопнула дверь.
        — Даш, чего ты добиваешь, а? Что тебе вообще от меня надо? Разрушить мою жизнь? Растоптать всё, что мне дорого? Она и без тебя прекрасно рушится, как видишь. Ты определись уже, кто тебе самой нужен. Неверов, Витя, Артём — кто? Ты не усидишь на двух стульях. Всё равно не усидишь. Тебе самой не противно, что они ноги об тебя вытирают? Даже нет, не ноги. Как резиновую Зину тебя используют. Одну на всех. И ведь не дерутся, смотрю.
        — Ой, ой, ой,  — скривилась Даша презрительно.  — Тебя, можно подумать, не используют. Да не нужен мне твой муж. Забирай,  — хохотнула она.  — Он теперь никому не нужен.
        Лера стиснула зубы, но промолчала, испепеляя её взглядом. Зря она не послушалась тогда Кирилла. Надо было уволить эту сучку к чертям собачьим уже давно.
        — И Неверов не нужен. Не трахалась я с ним. Если тебе от этого будет легче. Он всё о тебе заботится. И жёнушка его тоже всё за тобой приглядывает.
        — Его жена?  — Лера подумала, не ослышалась ли она.  — Она-то вообще при чём?
        — В смысле при чём?  — фыркнула Даша.  — Ты вроде как на её добро посягнула. А она его знаешь, как пасёт!
        — Что значит пасёт?
        — То и значит, что следит. Неусыпно.
        — Они даже вместе не живут.
        — Ну и что,  — Дашка бросила в мусор смятые салфетки.  — Зато батя у неё — директор департамента внутренней безопасности. Или как там у нас эта служба называется?
        — Отец жены Неверова?
        Надо бы начать избавляться от этой привычки переспрашивать, но сегодня явно был не подходящий для этого день.
        — А ты думала она сирота?
        — Нет, я знаю, что они живут с мамой.
        — Ну так вот. А это папа,  — хмыкнула Дарья.  — Так что, Лерочка, всё она про вас знает. Частично от меня. Частично через папочку.
        — А я-то думала, ты за мной по собственной инициативе следишь.
        — Знаешь, с работой сейчас плохо. А уж ради такой тёпленькой и не так раскорячишься. Меня как после той гостиницы припугнули, так я и в мусоре у тебя ковыряюсь, мне не трудно. И везде, где надо и не надо, загляну, наивная ты наша. Да ты беги, беги, муж твой бывший поди заждался. Вот сообщишь ему радостные новости про ребёнка, глядишь, и выкарабкается.
        — Дура ты, Даша,  — рывком открыла Лера дверь.  — Злая, завистливая, а дура.
        — Ты зато умная,  — фыркнула Дашка.  — Не уйдёт он от жены. И не надейся. Ради той бабы с Камчи не ушёл и ради тебя не уйдёт. Так что беги к своему бывшему муженьку, кайся. Глядишь, ради ребёнка тебя и простит.
        Это было последнее, что Лера слышала. Но подавила в себе желание вернуться и приложить Дашку мордой об стол. Не до неё пока было, совсем не до неё.
        В реанимацию Леру не пустили.
        Она поговорила с врачом, оставила свой телефон, спросила, не нужно ли что из лекарств, материальной помощи больнице. Доктор, серьёзный спокойный мужчина лет пятидесяти, от всего отказался, но обещал позвонить, когда будут изменения.
        Но Лера, конечно, не могла ждать вестей дома. И все праздники ездила и сидела в коридоре в надежде получить разрешение повидаться с Артёмом, но ещё больше с надеждой на хорошие новости.
        — Дай угадаю: ты в больнице,  — горько усмехнулся Кирилл, когда и на третий день застал Леру в гудящей пустоте лестницы, на которую она вышла с ним поговорить.
        — А ты нет?  — вздохнула она.
        — Настю выписали. Она дома.
        — Плачет?
        — Не знаю. Я с ней не живу,  — ответил он ледяным тоном.
        Но Леру и без его холодности пробирал озноб от осознания, что его жене пришлось пережить. Замершая беременность одного из двух эмбрионов. Но удалять пришлось обоих: и живого, и мёртвого. Невозможно сделать операцию иначе.
        И это сейчас Кирилл замкнулся в своей замёрзшей раковине мнимого равнодушия. Лера слышала, как он плакал, когда только узнал. Ни один нормальный человек не пожелал бы такого несчастья женщине, а Кирилл был нормальным.
        — Есть новости?  — спросил он.
        — Говорят, рефлексы не нарушены, а значит, несмотря на перелом двух позвонков подвижность будет сохранена.
        — Можно сказать, хорошие,  — вздохнул он.  — Мать его приезжала?
        — Даже не хочется про неё говорить. Она у него настолько пустая женщина, что от неё больше вреда. Причитала здесь как на похоронах. Пришлось увести её на хрен. И больше она за все три дня сына и не навестила. Вот если бы я её привезла, вот если бы увезла.
        — Она ему точно мать?
        — Не знаю,  — вздохнула Лера.  — Ты как?
        — Плохо. Мне теперь всегда плохо. Без тебя. Нет, нет, я не давлю,  — добавил он поспешно.  — Я понимаю. Тебе сейчас не до меня.
        — Как и тебе, Кирилл. Не до меня.
        — Я что-то вспомнил, как меня тоже везли на самолёте санитарной авиации. А потом эти спицы, больница, боль, вонь, нестерпимое желание помыться. Поверь, я искренне сочувствую твоему мужу.
        — Я верю, Кир. И тебя ведь тоже не бросила тогда жена. А у Артёма, как оказалось, даже матери толком нет. Только я.
        — Поэтому я искренне желаю ему скорейшего выздоровления.
        — А я твоей жене новой удачной беременности. Почему так случилось? Врачи что-нибудь сказали?
        — Ничего определённого. Говорят, что так бывает. Естественное осложнение. Один эмбрион подсаживать ненадёжно, а два — вот такая херня случается.
        — Мне жаль. Очень жаль.
        Он вздохнул и ничего не ответил.
        — А Настя тоже раньше в нашей компании работала?
        — Да, в финансовом отделе.
        — А почему ушла?
        — Решила полностью посвятить себя семье,  — усмехнулся он.
        Лера поняла, что это значит: начала компанию по разведению детей.
        — Ты никогда не говорил про её отца.
        — У него давно уже другая семья. Настя ещё в школе училась, когда он ушёл. И они мало общаются. Хотя он её поддерживает.
        Что-то Лера не была уверена, что так уж и мало.
        — Но он же тоже работает с тобой?
        — Да,  — ответил Кирилл равнодушно.  — Компания надёжная, стабильная, почему бы и нет. Он дольше меня даже работает. Пришёл в отдел безопасности, когда в органах на пенсию вышел, считай, по специальности. А ты, кстати, откуда знаешь?
        — Всё та же птичка-невеличка на хвосте принесла.
        — Он мужик серьёзный, правильный, принципиальный.
        — Тебя послушаешь, так одни хорошие люди вокруг,  — усмехнулась Лера.
        — А тебя?  — улыбнулся он. И замечание его прозвучало так справедливо, что Лере и нечего было возразить.  — Кстати, знаешь, я тут вспомнил, где я первый раз заметил ту Варвару. В Стокгольме. На экскурсии по крышам. И я был с Настей. И общалась она больше с моей женой, чем со мной. Что уж потом на неё нашло, не знаю.
        — Или на тебя?
        — Или на меня,  — он тяжело вздохнул.  — Только значительно позже.
        — Когда? На следующем семинаре или когда ты пригласил её в Альпы?
        Он засмеялся.
        — А ты настырная. Обожаю Альпы, особенно Швейцарские. Надо будет как-нибудь тебя свозить. Ты умеешь кататься на лыжах?
        — Ага, на деревянных, несмазанных, которые нам в школе выдавали на уроках физкультуры.
        — Да ты мастер спорта по лыжам!
        — А то!  — он всё же её развеселил.
        Дверь в коридор резко открылась. Лера обернулась на звук.
        — Девушка, он очнулся,  — махнула ей рукой медсестра.
        — Кир, прости, мне надо идти,  — засуетилась Лера и даже не услышала, что Кирилл ей ответил, отключилась.
        Она вцепилась в горячую руку мужа, всматриваясь в его бледное лицо.
        — Малыш,  — улыбнулся он, и Лера едва сдержалась, чтобы не заплакать. От счастья.
        Глава 38
        В тот день, когда Лера забрала Артёма из больницы, провидение дало свой ответ.
        А ведь всё начиналось так хорошо, с опасной, волнующей, будоражащей воображение, пьянящей задержки почти в шесть дней. Но именно в тот день, когда Лера не выдержала напряжения и купила тест, и началась менструация.
        Так с тестом в кармане она и приехала с Артёмом в его квартиру, которую Лера по привычке ещё называла «наша». В сопровождении костылей и контуженного Павлика. Как иначе назвать мужчину, терпящего столько лет визгливый фальцет дуры-жены, Лера не знала. Разве что «нетребовательный» или «тугоухий».
        Артёма уложили, Павлик уехал, а Лера пошла в туалет… и проплакала весь вечер. Сначала запершись в такой знакомой, но такой уже забытой и грязной ванной. А потом на кухне, готовя нехитрый ужин. Так с красными глазами и вернулась домой. И хорошо, что эти слёзы было на что списать, и мама не задавала лишних вопросов, только про Артёма.
        Кириллу Лера звонить не стала. Не смогла. И весь следующий день, приводя в порядок запущенную квартиру Артёма, придумывала слова, как она это скажет Кириллу. Как?
        Артём, осунувшийся, похудевший за эти недели в больнице, выглядел так, словно заблудился в лесу и питался мхом и корой, пока его нашли люди. Серый, уставший, заросший густой щетиной, непривычно тихий и подавленный.
        Он уговаривал Леру ничего не делать, не убираться, ничего не мыть, и вообще не возиться с ним, просто приносить продукты, если можно. Но оставить в одиночестве человека, который мог только стоять или лежать, а ходить только с костылями, сцепив от боли зубы, Лера не могла. Как и допустить, чтобы он лежал на этих грязных простынях и дышал этой пылью. Он всегда чувствовал себя несчастным, когда дома было грязно. Сейчас он был не в том положении, чтобы привередничать, и готов был мириться со всем. Он — да, но Лера — нет.
        Была и ещё одна причина, по которой Лера так рьяно принялась за уборку и готовку: ей надо было чем-то себя занять. Физически трудным, привычным, дающим ощущение завершённости и успокоения. И разгребать эти Авгиевы конюшни в выходные — как раз оказалось самым подходящим занятием.
        Уже вечером она уединилась с телефоном на балконе. По иронии судьбы села в то самое большое кожаное кресло, в котором Артём обещал ей оторвать ноги за измену и куда самому Артёму с привычной сигарой ещё не скоро посчастливится сесть.
        — Даже по тому, как ты вздыхаешь, я понимаю, что новости плохие.
        А судя по тому, как резко и коротко выдыхал Кирилл, он тренировался. Лера выбрала совсем неудачный момент, как всегда у неё выходило выбрать для неприятного разговора.
        Кирилл явно находился в спортзале. Большом, с высокими потолками — эхо звучало как в пещере. И мерные металлические звуки его тренажёра отзывались в мозгу ударами колокола.
        — Я не беременная,  — решила она не тянуть.
        Кирилл остановился, тяжело дыша в гарнитуру, которую он, скорее всего, надел.
        — Я только потому и на тренировку пошёл, чтобы сбросить это напряжение ожидания плохих вестей, хоть немного. Ты же знала ещё вчера?
        Она кивнула, а потом запоздало добавила: — Да.
        — Только не расстраивайся. Пожалуйста,  — и от того, что дыхание его было сбивчивым, и слова прозвучали слишком трепетно. Слишком.
        Лера заткнула рот рукой, чтобы не завыть прямо в трубку. На что она рассчитывала? На что надеялась? Что ей вот так просто всё достанется: и Кирилл, и беременность?
        — Я прилечу через неделю или полторы, если смогу. Не плачь. Не стоит оно того.
        — Я понимаю,  — выдохнула Лера в трубку. Да, она понимала. Как никогда понимала. Его жену. И ужас положения, в котором находилась сама.  — Артёма забрали из больницы.
        — Кто? Мама?
        — Мама даже не приехала.
        — Значит ты,  — он не спрашивал. Глотал воду из бутылки и не ждал ответа.  — Я даже не сомневался, что ты его не бросишь.
        — А ты бы бросил?
        — Не знаю,  — он вздохнул, видимо, вытер рукой рот.
        — Одного. Почти беспомощного. В квартире, которая никак не предусматривала, что в ванну окажется невозможно залезть без посторонней помощи. Что от ближайшей комнаты до туалета дорога длинною в десять минут. Что подорванный падением и травмой организм потребует диеты. А к нему никто, даже родная мать не пришла. Я уже молчу про Дашку. Она и слышать ничего не хочет.
        — А сиделку нанять не вариант?  — спросил он зло.  — Почему ты всегда выбираешь самые сложные, самые тернистые пути? Зачем взваливаешь на себя то, что тебя больше не касается?
        — Меня касается, Кирилл. Касается. Пусть он мне больше не муж. Но друг. И разве это меньшее основание для того, чтобы помочь?
        — Я понял. На праздники ты не прилетишь.
        Лера оглянулась на стену, словно на ней, как в офисе, висит календарь.
        «Боже, где я, а где те праздники?» — представила она нарисованные на календаре цифры и на горизонте декабрь.
        — Просто билеты не мешало бы купить заранее, иначе их не будет.
        — Кирилл, я не знаю. Честно, не знаю. И ты обещал дать мне время…
        — И что это значит, по-твоему?  — перебил он. Противно заскрипела искусственная кожа сиденья.  — Дать тебе время — это как? Не звонить больше? Или не задавать вопросы, ответов на которые у тебя нет? И уверен, никогда не будет. Потому что я женат. Потому что есть ещё четыре эмбриона. И даже если я их выкраду, моя жена не даст мне развод. Не даст просто так. И ты будешь и дальше ждать. Чего? Пока твой муж поправится? Потом пока моя жена родит? А потом я передумаю бросать семью, потому что у тебя найдутся ещё какие-нибудь отговорки. Ты скажешь, что не готова делить меня с ребёнком, ты не можешь оставить детей без отца, ну, или придумаешь что-нибудь ещё столь же убедительное.
        Лера выслушала эту тираду молча. Он становился так похож на Артёма. На того Артёма, от которого вместо слов поддержки она слышала только упрёки, вместо одобрения — оскорбления, вместо сочувствия — гнев.
        «Может, это со мной что-то не так? Может, это я вытаскиваю на свет божий их внутренних тиранов и эту деспотичность взращиваю сама? Своей неспособностью возразить?»
        — А как ты это видишь Кирилл? Наше будущее? Что ты будешь жить с любовницей. Приезжать на работу с любовницей. Водить по кино, ресторанам, тратить на меня свои деньги, может быть, сделаешь мне ребёночка и даже дашь ему свою фамилию. Так?
        — А почему бы и нет. Сотни людей так живут, тысячи. Мы не в девятнадцатом веке. И рано или поздно я всё равно разведусь и поставлю в твой паспорт печать со своей фамилией, если для тебя это важно.
        — Или просто увлечёшься новой интересной возможностью. Новой серой мышкой из какого-нибудь захолустья. Которой ты покажешь мир и будешь вдохновенно и с размахом любить. И она тоже бросит мужа, а ты уйдёшь, предупредив меня и свою жену, ведь ты так щепетилен в этих вопросах. И будешь ей рассказывать, что с радостью сделал бы то же самое, развёлся, только у тебя дети, работа, обязанности и вечно беременная жена, которая никогда не даст тебе развода. Или ты надеешься, что Настя успокоится одним ребёнком?
        Кирилл набрал воздуха в грудь, чтобы ответить, но промолчал. Они оба молчали, только думали, к сожалению, о разном.
        — Зачем тогда я так настаивал на этом ребёнке? На твоём ребёнке?
        — Может, бесплодие в моей медицинской карте натолкнуло тебя на эту мысль? Что ты ничем не рискуешь. Абсолютно ничем. Поэтому в такой шок тебя и повергла моя неожиданная беременность. Ты испугался, что это может выйти из-под контроля. А ты на это явно не рассчитывал. Но нет, оказалось, это неправда. А если правда, так даже и лучше, ведь если я уже беременная, то не залечу от тебя.
        — Господи, Лера, что ты несёшь?
        — Ничего, Кир. Всего лишь истину, которая всё равно выползает наружу, как ты её ни пытаешься скрыть. У Варвары ведь та же проблема? С детьми?
        — Ты прямо меня каким-то маньяком сейчас выставила,  — дерматин снова заскрипел — он встал.
        — А сколько ещё должно обнаружиться совпадений, чтобы я перестала обманываться на твой счёт? Сколько?  — слёзы опять подступили к самому горлу. Больше Лера не могла говорить. Они душили её. Злые, едкие, безутешные слёзы. Такие же, как её слова.
        — Это всё неправда. От первого и до последнего слова. Неправда, Лер,  — звучал в трубке его проникновенный голос.
        О, да! Он так хорошо им владел, своим голосом. Так мастерски был обучен. Так красноречив, когда это необходимо, и косноязычен, если требовали обстоятельства. Он владел и своими эмоциями, и ситуацией, и даже умами своих сотрудников, готовых вилять хвостами по одному мановению его изящной руки.
        — Ну, спроси меня, за что я с тобой так,  — усмехнулась она.
        — Не спрошу. Я и так знаю. Ты расстроена, ты обижена, растеряна, устала и переживаешь за мужа. Но всё, что ты там напридумывала себе в порыве этого отчаяния — ерунда.
        — Я ничего не придумывала!  — выкрикнула Лера сквозь слёзы.
        — Значит кто-то выдаёт тебе информацию так, чтобы ты во всём сомневалась, чтобы поверила в эту ложь. И, кажется, я даже догадываюсь кто.
        — Да. Ты,  — горько усмехнулась Лера.
        — Можешь считать и так. Ведь, как говорят, муж и жена — одна сатана,  — он тоже усмехнулся.  — Давай я позвоню тебе завтра, когда ты уже успокоишься, и отвечу на любые твои вопросы.
        — Про жену или про Варвару?
        — На любые, Лер. Только завтра. Мне, к сожалению, пора. Но я очень прошу: не изводи себя понапрасну. Просто не думай об этом. Страшно представить, в какие дебри тебя унесёт, если ты будешь себя накручивать.
        — Кирилл, чего ты добиваешься?
        — Лера, клянусь тебе: ничего из ряда вот выходящего. Я просто люблю тебя. Просто хочу быть с тобой, несмотря ни на что. А может, вопреки всему. И пока это единственное, чего я действительно добиваюсь. Быть рядом с тобой. Всегда. В печали и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и в здравии… До завтра, счастье моё!
        И он отключился.
        Лера вытерла слёзы. Артёма, наверно, достало видеть их второй день. Хотя… ей было плевать, что достало Артёма.
        — Надеюсь, это не из-за меня?  — слабо улыбнулся Артём, глядя на Лерино заплаканное лицо, когда она принесла ему ужин.
        — Уже нет,  — улыбнулась Лера, ставя на столик поднос с тарелками.
        — Вы поссорились?  — заглядывал Артём в её глаза как собака, пока Лера хоть немного пыталась приподнять его, чтобы он мог поесть. Дома, увы, не было такой кровати с поднимающимся подголовником, как в больнице.
        Он скривился от боли. Лера замерла.
        — Ничего, ничего,  — закрыл он глаза, побледнев.
        — Я подожду,  — поспешно закивала Лера, хоть он её и не видел. Стиснул зубы.  — Может, укол?
        — Спасибо, что не бросила меня,  — наконец выдохнул он с облегчением и отрицательно покачал головой.  — Потом, перед уходом.
        — Я никуда не пойду,  — Лера сжала его руку.  — Завтра выходной. И если тебе что-то понадобится, я буду рядом.
        — Ты не обязана.
        — Заткнись,  — выдохнула она.
        — Просто найми кого-нибудь, у меня есть кое-какие сбережения.
        — Нет, Тём,  — уверенно покачала головой Лера и села на табуретку. Даже садиться с ним рядом на диван было страшно — такие это доставляло ему страдания.  — Придётся тебе терпеть меня, пока не поправишься,  — она улыбнулась.  — Вот такая будет месть тебе.
        — А ты коварная,  — улыбнулся он.
        — И знаешь что,  — Лера подула на ложку супа, хотя тот и не был горячим.  — Если вдруг до тебя дойдут слухи, что я беременная, не верь.
        Он послушно открыл рот, но потом опомнился, забрал у Леры тарелку.
        — А ты беременная?
        — Не рви мне душу,  — посмотрела она на него с укоризной.  — Мне двадцать семь лет. И я бесплодна. Пора бы смириться с этим, но я вдруг стала на что-то надеяться.
        — Это потому что ты любишь его,  — Артём набрал в ложку бульон, но так и не съел, положил её в тарелку.
        — Тём, ешь, пожалуйста,  — подняла на него глаза Лера.  — Тебе нужны силы.
        — Я точно знаю, Лер. Я всё понял в тот день, когда слушал эти записи с регистратора. Я думал — это пустое. Так, увлечение, желание мне насолить или просто новизны, приятных удовольствий. Я же прекрасно понимаю, что стал тогда для тебя адом. Но я услышал, как ты говоришь с ним, как звенит твой голос, как замирает, как…  — он откинулся на подушку, Лера едва успела подхватить тарелку.
        — Артём,  — переполошилась она.
        — Когда-то давно, уже не в этой жизни,  — выдохнул он,  — я помню, ты так же любила меня. Слышать эти слова, сказанные другому, оказалось больнее всего.
        — Прости меня,  — сжала Лера его руку.
        — За это не извиняются,  — сжал он её кисть в ответ.  — И я искренне желаю тебе счастья. Настоящего. Лёгкого, звенящего детским смехом, искрящегося новогодней мишурой, сияющего улыбками. Ты оказалась сильнее меня,  — он вытер выкатившиеся из-под век слезинки.  — Ты смогла разорвать этот порочный круг, который нас связывал. И спасла нас обоих.
        — Нет, Артём,  — вздохнула она.  — К сожалению, всё оказалось не так уж и радужно. Иначе не сидела бы я сейчас у твоей постели.
        — Он обманул тебя?  — приподнял он голову, и даже в его потухших глазах Лера увидела холодный блеск, с которым он обычно грозился оторвать кому-нибудь ноги.
        — Точно не знаю. Но всё говорит о том,  — она встала и снова взяла тарелку.  — Не будем о грустном. Тебе надо поесть.
        — Я не хочу,  — упрямо покачал он головой.
        — Я догадываюсь почему,  — строго посмотрела на него Лера.
        — Да, мне невыносимо идти до туалета. Да я и есть отвык.
        — Значит буду тебя кормить,  — зачерпнула Лера суп.  — А потом водить. В любом случае ходить, хоть немного, а надо.
        Он снова открыл рот, как маленький. А Лера, черпая ложку за ложкой, думала о том, как жестоко пошутила над ней судьба. Лера попросила ребёнка. И он теперь у неё есть. Беспомощный, беззащитный, на руках. Такой же переломанный и израненный, как её душа сейчас, как птица фламинго, о которой он когда-то пел. Отбившийся от стаи, одинокий и потерянный.
        И Лера точно знала, что его не бросит. Теперь — нет. Потому что не сможет забыть, закрыть глаза, уехать. Потому что не будет ей счастья, пока он не встанет на ноги.
        Потому что такая она, оказывается, злая, её судьба.
        Глава 39
        Может, Кирилл на то и рассчитывал, когда сказал, что позвонит завтра, только назавтра Лера действительно успокоилась.
        Успокоилась настолько, что ей стало всё равно, что он ответит, поэтому ничего не стала спрашивать. В пяти стадиях принятия неизбежного первые три она прошла за два дня: отрицание, гнев, торг. А вот в депрессии застряла.
        По привычке ходила на работу. Равнодушно отвечала на вопросы коллег, мамы, Кирилла. Безучастно отнеслась к тому, что вместе с Гессманном Неверов, как и планировалось, посетил Приморье, но в их континентальную глушь не заехал. Он извинялся, переживал, а Лера великодушно его простила и осталась равнодушна.
        Приедет он или не приедет, рядом он или нет, звонит или не звонит, что было в его прошлом, есть ли у них будущее — ей стало всё равно. Всё замерло, застыло и превратилось в какое-то небытие. Так и тянулись дни, словно шли мимо, не задевая чувств, не оставаясь в памяти.
        Единственное, что как-то вытаскивало её из этой апатии, стали успехи Артёма. Он начал самостоятельно ходить. К приходу Леры даже умудрялся состряпать нехитрый ужин. А вечерами они вместе смотрели футбол. Артём втянулся даже посильнее Леры, даже пояснял какие-то спорные моменты, если она не понимала. И по-доброму завидовал, что Лере удалось увидеть игру «Барселоны» живьём.
        Это было так странно. Развестись, чуть не потерять его и вдруг обрести в Артёме друга. Человека, который её понимает, беспокоится, сочувствует и ничего не требует взамен. И не столько Лера о нём сейчас заботилась, сколько Артём поддерживал в ней жизнь.
        Это было так странно! То, что обычно сближает мужчину и женщину — секс, когда-то стал для них проблемой. Но стоило избавиться от этих душащих своей беспросветностью глухих стен боли и несовпадений, и они научились ценить друг друга. Слушать и слышать. Чувствовать и понимать. А ещё делиться тем, что раньше ни один из них не смог бы произнести вслух.
        — Ты ведь скучаешь по ней, да?  — Лера сидела у Артёма в ногах, зябко кутаясь в плед. Не потому, что её знобило, а потому, что они говорили о Дашке. Потому что однажды Лера поняла, о чём так тяжело и молчаливо переживает Артём — о том, что Дашка его бросила.
        Но когда услышала, что и та тайком переспрашивает у девчонок, не говорила ли Лера про бывшего мужа, догадалась, что неравнодушна Дашка к Артёму больше, чем хочет показывать. Что всё между ними тоже непросто. И Лера стала стараться сообщать свои новости при ней.
        Новостей было немного. Но всё же. Артём теперь ходил с палочкой. Недолго, но уже мог сидеть. Пусть до полного выздоровления ещё было далеко, но в выходные они даже спускались подышать во дворе морозным воздухом. А за неделю до Нового года сходили в гости к маме.
        — Да,  — коротко ответил Артём. Когда разговор заходил о Даше, он всегда становился немногословен.  — Наверно, скучаю. Не знаю, как называется то, что я чувствую.
        — Если не хочешь об этом говорить, я не буду тебя мучить,  — оценила его хмурое лицо Лера, но он отрицательно покачал головой.
        — Нет, наоборот, хочу. Именно с тобой,  — он вздохнул.  — Понимаешь, я же не идиот. Я тоже понимал, что мы с тобой не подходим друг другу. Ты такая хрупкая, ранимая, нежная. Чуть не так — зажалась, становлюсь активнее — терпишь, иду против — молчишь. А мне нужен был конфликт, твои эмоции. Пусть протест, пусть возмущение, недовольство, но какой-то выход. А ты наоборот. Всё тише, всё пугливее, всё больше слёз.
        — Прости,  — подтянула Лера повыше плед.
        — Нет, нет, не извиняйся, я намного больше в этом виноват. Да и всё это в прошлом, мы уже это обсудили. Я не о нас,  — он почесал затылок. Лера подумала, что не мешало бы его перед праздниками подстричь. Бриться он снова стал гладко, но с этими отросшими волосами определённо что-то нужно было делать.  — Я о том, что, когда ты ушла, я ведь хотел мстить. Хотел вернуть тебя во что бы то ни стало. Но вдруг появилась Дашка. Девушка, которая мне даже особо и не нравилась. Вздорная, совершенно неуправляемая, скандальная, дурная, сумасшедшая…
        Лера невольно заметила, как заиграла улыбка в уголках его губ, как потеплел взгляд. И как он тоскливо вздохнул, тоже не ускользнуло от её внимания.
        — Мы с тобой словно тушили друг друга. Два тлеющих уголька, которые вот-вот бы погасли. А она ворвалась в мою жизнь как свежий ветер. И я вдруг ожил, запылал, разгорелся, как тот костёр. С самой первой встречи. Два дня мы не вылезали из постели. Такого даже в юности со мной не было. Чёрт!  — он откинулся на подушку и натянул повыше одеяло.
        И Лера понимала, что он там сейчас смущённо прикрыл. И понимала, каково это, потому что так же заводилась даже от голоса Кирилла.
        — И я подумал: да плевать. Потрахаемся и разбежимся. Собью охотку, как говорят, да и забуду.
        — Может, так бы и случилось, не упади ты с этой вышки?  — Лера вытянула затёршие ноги, откинулась на спинку.
        — Я второй месяц об этом думаю. Свобода, которую ты подарила, опьянила меня, или всё же эта подруга, что никак не идёт у меня из головы?
        — Хочешь, я позову её?  — Лера не знала, чем ему помочь, но готова была сделать что угодно.
        — Издеваешься?  — хмыкнул он.  — Нет, конечно. Захотела бы, пришла. Да и не в ней, скорее всего, дело. Просто она была последней. Лера, прости,  — он посмотрел на неё виновато.  — Я так и не смог тебе признаться. Но нет, она была не единственной.
        — Даже так?  — Лера не успела сдержать эмоции. Брови удивлённо поползли на лоб. Хотя чему? Чему она удивилась? Ведь чувствовала, подозревала, была почти уверена.
        — Даже в этом ты оказалась честнее меня. А я струсил. Так тебе и не сказал правду.
        — У тебя и не было такой возможности, Тём. И я не призналась. Я просто ушла.
        — А я боялся уйти, чего уж там. Только изо дня в день взращивал в себе это недовольство тобой, в котором ты была не виновата. Носился с этими обидами, что на чужих случайных баб у меня встаёт и стоит хоть всю ночь. А с тобой я не могу, пока не доведу себя до крайней степени раздражения, такого, что уже не вижу берегов. Прости.
        — Тогда я тебе тоже признаюсь. Я ведь догадывалась. Только опять же молчала,  — усмехнулась Лера.  — И мне не за что больше тебя прощать. Только себя.
        И то, что она почувствовала, лучше всего передавало слово «отпустило». Словно большая вода схлынула и обнажила берег — блестящие камни её никчёмных претензий Кириллу, пустые раковины обид и влажный песок, ещё пропитанный её солёными слезами. Её отчаяние отступило, сезон дождей закончился, и солнце с верой в будущее медленно и верно вставало из-за горизонта.
        Кажется, именно сейчас, благодаря признаниям Артёма, Лера наконец и приняла то, что с ней произошло. Приняла свой поступок, свою измену, свой развод. Приняла себя со всем своим несовершенством. И свою любовь к Кириллу уже почувствовала не кожей, которая горела от его прикосновений, не страстью, что сжигала её плоть, не безумием, что диагностировал её мозг, а полнокровностью, чистотой и глубиной настоящего чувства. Только сейчас поняла насколько действительно любит. И перешла, наконец, в эту стадию принятия, когда можно просто жить и больше ни за что себя не порицать. Не потому, что не за что, а потому, что всё это просто неважно.
        — Я только сейчас, наверно, себя и простила,  — улыбнулась она.  — Хотя теперь мне будет ещё сложнее. Надо принимать решение. Надо что-то ответить ему. Я так боюсь опять ошибиться.
        — Неужели ты ещё в чём-то сомневаешься?  — Артём подхватил трость, стоявшую у подголовника, опёрся на пол и осторожно сел. Подвинулся, развернулся, откинулся на спинку дивана, как Лера, и протянул ей руку.
        — Во всём,  — аккуратно прислонилась она к его плечу, но он уверенно её обнял, прижал к себе.
        — Даже я уже ни в чём не сомневаюсь. Смирился, что ты променяла такого красавчика, как я, на этого,  — он улыбнулся,  — прости господи, москвича.
        Лера засмеялась.
        — С этим прости господи так всё непросто, Артём. Если бы ты только знал.
        — Так расскажи мне. Может, я на что ещё сгожусь.
        — Разве что на совет,  — Лера поправила сползший плед.
        И, укрывшись с Артёмом на двоих одним пледом, рассказала ему и про жену Кирилла, и про её беременности, и про ту другую девушку, что так и не давала Лере покоя.
        — Да, не ищешь ты лёгких путей, однозначно,  — вздохнул Артём.  — Только знаешь, я слышу каким тёплым становится твой голос, когда ты с ним говоришь, каким весёлым — смех. Вижу твои счастливые глаза, когда ты уходишь, прижимая к уху телефон. Если ты не любишь его, то никто не любит. И я скажу тебе как мужик. Даже когда у меня бывала телефонная связь, я тебе не всегда звонил. А он готов слушать тебя каждый день. По нескольку раз на дню. И неважно о чём вы говорите. Он любит тебя. Лера, очнись! Собирай свои вещи и лети к нему. Лети.
        — Я боюсь.
        — Чего? Быть обманутой? Поверь, это не так уж и страшно. Обмануть в сотни раз страшнее. А жизнь так коротка. Так непредсказуема. Так хрупка. Теперь я знаю это точно. Там, в тайге, когда лопнул этот карабин на страховочном тросе, со сломанным позвоночником я лежал на снегу и смотрел в небо. Как кто там? В школе проходили?  — он повернулся к Лере.  — Андрей Болконский на поле Аустерлица? Так вот именно тогда я и подумал, как глупо бояться. И что жизнь ценна, только если прожить её рядом с тем, кого любишь. И лучше ошибиться, споткнуться, упасть, расшибить лоб, набить шишек, чем упустить этот шанс.
        Он крепко прижал её к себе, а потом отпустил. Снова потянулся за своей тростью.
        — Если ты не решишься, я сам куплю тебе билет и лично провожу до аэропорта.
        — Он прилетит на Новый год,  — улыбнулась Лера.
        — Надеюсь, догадался, что с тобой иначе нельзя?  — усмехнулся Артём.
        — Могу познакомить. Спросишь.
        — О, нет! Вот это точно лишнее,  — мотнул он головой, оперся на свою клюку и встал.
        — Ты куда?
        — Сделаю бутерброд. Что-то я с этими разговорами так жрать захотел.
        — Давай я принесу,  — подскочила Лера.
        — Сидеть!  — показал он тростью. Ну вылитый доктор Хаус.  — Я сам могу о себе позаботиться. Не надо со мной нянчиться. Ты будешь?
        Лера пожала плечами неопределённо.
        — А если с горчичкой?  — прищурился он хитренько.
        — Ты меня искушаешь.
        — Балда ты, Лерка. Там, кстати, твоя любимая программа сейчас начнётся.
        — Кулинарная PRОпаганда?  — оживилась она.
        Но посмотреть на рецепты приготовления очередных испанских блюд, что готовил обаятельный русский мужчина, не первый год живущий в Испании, Лере не удалось.
        Хрустя салатом, приклеенным на кусочек колбасы тонким слоем горчицы, засыпая хлебными крошками кожаное кресло Артёма, Лера говорила с Кириллом.
        С Кириллом, который так давно не слышал её бодрого голоса, что Лера и сама удивилась, как он от неё до сих пор не устал.
        — Ты не передумал?  — с опаской спросила она.
        — Нет, счастье моё. Я боялся, что ты передумаешь.
        — Ни за что. Теперь уже точно ни за что. Мама ждёт тебя не дождётся.
        — Будет рыбный пирог?  — улыбнулся он.
        — Какой пирог, Кир. Новый год! Стол будет ломиться от еды. Будет фирменный торт. Будет ёлка. Большая красивая ёлка с шишками, стеклянными шарами, светящейся гирляндой и мишурой.
        — Ну, нет,  — заканючил он.  — Это я не ем. А можно большой торт и одну ма-а-аленькую фирменную ёлочку?
        — Можно,  — засмеялась Лера.  — Тебе всё можно.
        — Как же я рад это слышать.
        — Как же я по тебе соскучилась.
        И первый раз за последний месяц они не ограничились парой дежурных фраз, а снова проговорили больше двух часов подряд и никак не могли наговориться.
        Глава 40
        Кирилл должен был прилететь тридцать первого декабря в обед. Об этом знал, наверное, даже Шустрик. И Лера эти последние дни перед прилётом не бегала — летала. И ощущение праздника только усиливала эта предновогодняя суета, беготня по магазинам, рождественская музыка, блеск мишуры.
        Тридцатого устроили корпоратив в офисе. Но Лера убежала пораньше. Подарила всем символические подарочки, закусила минеральную воду мандаринкой. Полила цветы, не особо надеясь на Дашку, которая что-то опять была не в духе. Пожелала всем хороших выходных и рванула поздравить Витю.
        Брат встретил её неожиданно в поварском фартуке поверх идеально отстиранной и отутюженной в химчистке рубашке.
        — Как ты вовремя,  — обрадовался он.  — Я тут пытаюсь приготовить ужин. Но, кажется, совершенно не способен к кулинарии.
        — Знавала я экземпляры и хуже,  — за неимением второго фартука Лера повязала на талию полотенце и принялась помогать с мясом, которое Витя чуть не испортил, решив нарезать не поперёк, а вдоль волокон.
        — Ждёшь гостей?  — хитро улыбнулась Лера, расправляясь с мраморной говядиной как заправский мясник.
        — Ну, типа того,  — так же хитро улыбнулся он и показал на готовые стейки.  — А дальше с ним что делать?
        — Ну как что,  — пожала Лера плечами.  — Подавать такое мясо можно только с традиционными средиземноморскими специями.
        — Средиземноморскими?!  — испугался Витя.  — Где же я возьму такие в России вечером тридцатого декабря?
        На кулинарных курсах с ними подшутили именно так. Лера коварно улыбнулась.
        — Что же туда входит?  — подозрительно покосился Витя на Лерину улыбку и кажется, понял, что она над ним смеётся.
        — Традиционные средиземноморские приправы, брат мой, это соль и перец,  — достала Лера из шкафчика набор специй в керамических баночках.
        Витя погрозил ей пальцем и оттянул ворот рубашки. Нервничал, чем Леру даже удивил. С рифлёной поверхностью гриля он искренне обещал справиться сам. А вот с заправкой салата Лера ему тоже с радостью помогла.
        — Значит, решила все же ехать?  — уточнил Витя, когда Лера поделилась своими новостями.
        — Решила, Вить. Сложится или не сложится, не знаю. Боюсь уже и загадывать. Да и не важно. Артём скоро совсем поправится. Напишу с нового года заявление. Уволюсь и буду искать любую работу в Москве, раз перевод не хотят даже рассматривать. Квартиру сниму. Как-нибудь устроюсь. И буду знать, что он где-то рядом. Может, видеться будем чаще. Может, сойдёмся. Может, разбежимся совсем. Не хочу загадывать. Я теперь сама по себе.
        — И правильно. Правда, видел я, как он на тебя смотрит. Любит он тебя. Можешь не сомневаться.
        — Я больше и не сомневаюсь,  — улыбнулась Лера.  — Только не в нём, а в себе. Я его люблю.
        — И он делает тебя счастливой.
        — Ты повторяешься,  — Лера обернулась, чтобы взять оливковое масло. Витя в этот момент подхватил стейк. И мазанул всей поверхностью кровавого куска по её нарядной светлой блузке.
        — Черт! Прости,  — расстроился он.
        — Ничего, ничего,  — отмахнулась Лера.  — Только холодной водой сразу застираю. Возьму твою футболку?
        — Конечно! Бери любую!  — крикнул он вслед.
        — Я знаю где!  — ответила Лера, отметив мимоходом накрытый в зале стол на двоих. Розочку в тонкой вазе. Свечи.
        «Не буду его задерживать. Подарок я уже подарила. Быстренько высушу феном пятно и домой».
        Именно с этими мыслями Лера и вышла из ванной в старенькой футболке брата и с мокрой блузкой в руках. В этот момент и позвонили в дверь.
        Витя, нахмурившись, вышел из кухни, с удивлением посмотрел на часы. Но дверь все же открыл.
        — Привет!
        Лера ничего не видела из-за широкой Витиной спины, но этот голос узнала безошибочно. Дашка! Лера расстроилась. Вот уж не думала, что именно из-за неё он так старался.
        — Прости,  — продолжал загораживать Витя проход.  — Я сейчас немного занят.
        — Хочешь сказать, что я не вовремя?  — хохотнула она. А у Леры отлегло, что это не Дашку ждал брат к ужину.
        — Да, именно это я и хочу сказать,  — он попытался закрыть дверь, ничуть не церемонясь.
        — Я ненадолго,  — в Дашкином голосе зазвучали умоляющие нотки: — Мне, правда, надо сказать тебе нечто важное.
        — У тебя пять минут,  — Витя посторонился и демонстративно посмотрел на часы.
        А Дашка вместо того чтобы зайти, неожиданно застыла на пороге, увидев Леру.
        — А ты что здесь делаешь?  — гневно уставилась она на Леру, все же позволив Вите закрыть за своей спиной дверь.
        — А ты?  — усмехнулась Лера и уже потянулась к тумбочке в прихожей, где лежал фен. Со своей короткой стрижкой Витя им не пользовался. Да и вообще суровые «челябинские» парни такими вещами не балуются. Но Дашка подскочила к Лере как бойцовый петух и не позволила наклониться.
        — Так вот куда ты так торопилась?  — она оценивающим взглядом прошлась по футболке.  — Вижу прямо как дома уже здесь себя чувствуешь.
        Она фыркнула и повернулась к Вите.
        — Значит, это с ней ты теперь спишь?
        — Ты думай, что говоришь,  — посмотрел на неё Витя спокойно и угрожающе.
        — А что я такого говорю?  — презрительно задрала свой остренький носик Даша.  — Я говорю, что вижу.
        — Вот я и говорю — думай. И твоё время идёт.
        Но Дашку, как прорвавшую трубу с фекалиями, уже было не остановить.
        — Я-то считаю, она к мужу вернулась. А она, значит, теперь по братьям таскаться взялась. Что, решила и здесь попытать счастья? Думаешь, что перепадёт?  — она бесцеремонно прошла через прихожую, заглянула в зал, развернулась на каблуках, скрестив ноги. Посмотрела на Леру с торжеством.  — Только обломись, подружка! Потому что я от него беременная. Поняла?
        Но Лера ничего не поняла. Она перевела взгляд на Витю, а у того на лице вместо ужаса сияла самодовольная улыбка.
        — Это всё?  — спросил он равнодушно.  — Всё, что ты хотела мне сказать?
        Дашка менялась в лице, не зная как реагировать на его вопросы. Впрочем, Лера тоже. Хотя и сомневалась, не блефует ли он.
        — Если всё, то шутка несмешная. Спасибо! С наступающим! Ты свободна.
        — Что?  — Дашкин вопрос эхом повторила про себя и Лера.
        — А! Точно, не первое апреля, Новый год же,  — кисло скривился Витя, словно расстроился.  — Так это не шутка?
        Дашка хлопала глазами, но он и не ждал ответа.
        — Милая, если ты и правда беременна, то в любом случае обратилась не по адресу. И очень меня задерживаешь,  — столько деланного страдания отразилось на его лице, словно у него заломило разом все зубы.
        — Что значит не по адресу?  — вздёрнула Дашка подбородок. Да, эту девушку тоже не так уж просто было смутить.  — Я точно знаю, что это твой ребёнок. Потому что я…  — она вдруг испуганно посмотрела на Леру, словно засомневалась, но это была лишь доля секунды, она справилась с собой,  — в общем, потому что он твой.
        — Послушай, девочка, я сделал вазэктомию ещё лет пять назад, когда начал путаться вот с такими молодыми и ушлыми, как ты, чтобы избежать этих ненужных мне проблем. Если не знаешь, что это — интернет тебе в помощь. А теперь давай, давай,  — он нетерпеливо махнул рукой в сторону двери.
        Но Дашка замерла, что-то мучительно соображая. Она смотрела то на Леру, то на Витю, которого вовсе не впечатляла эта пантомима. Он пошёл открывать дверь.
        — Стой! Подожди,  — очнулась Дашка.  — Это точно не может быть твой ребёнок?
        — Точнее не куда,  — Витя открыл дверь и кивнул, указывая Даше направление.
        — Ну, тогда хорошо вам посидеть,  — довольно хмыкнула Дарья, чем удивила Леру ещё больше. Она гордо направилась к выходу. И нос к носу столкнулась в дверях со Светой.
        — Ох, как вас много,  — смутилась Светлана, снимая капюшон шубы. Румяная, раскрасневшаяся с мороза. Лера удивилась, как мало она изменилась за те годы, что они не виделись.
        — Нет, нет, это…  — смутился и Витя, только что не выталкивая Дашку в дверь.
        — Мне ключи от офиса занесли,  — бросилась ему на выручку Лера. И даже для наглядности выудила связку из недр сумки, стоявшей в прихожей с приветливо распахнутыми внутренностями.
        — А я что-то и не поздоровалась,  — махнула рукой Света, ещё чувствуя себя неловко.  — Привет, Лер!
        — Привет, Свет,  — тепло поздоровалась Лера. И даже не стала делать большие глаза, глядя на брата. По его движению, с которым он покрутил шеей, словно ему давит воротник рубашки, и так всё было предельно понятно.
        — Привет,  — неловко ткнулся Витя в розовую щеку бывшей жены.  — Я же просил: возьми такси.
        — Да ничего, я и на автобусе прекрасно доехала,  — улыбнулась Света улыбкой, которая Лере всегда так нравилась. Приветливо, широко, обнажая красивые зубы.
        — Я уже убегаю,  — все же достала Лера наконец фен, давая понять, что она здесь вообще случайно.  — Забежала на пять минут поздравить с наступающим и вот — испачкалась. Сейчас блузку высушу и домой.
        — Как там Артём?  — Света скинула шубу на руку Вите быстрее, чем он подоспел помочь её снять.
        — Хорошо,  — воткнула Лера штепсель фена в розетку.  — Потихоньку, но уже ходит.
        — Так и думала, что ты его поднимешь. Даже не знаю, как тебя и назвать. Ты святая, Лер?
        — Нет, что ты,  — махнула Лера рукой.  — Есть у нас в русском языке одно ёмкое слово. Так всех баб испокон веков зовут. Дура,  — улыбнулась она.
        — Ну, иди тогда, обнимемся как дура с дурой, да суши свою блузку.
        Света прижала Леру к своей мягкой груди, похлопала по спине.
        — С наступающим!
        Гудя феном, Лера видела, как Света хотела перехватить инициативу на кухне, но Витя ей не позволил и тут остался непоколебим.
        — Удачи, кобвой!  — шепнула ему Лера, прощаясь.
        — И тебе, бледнолицая скво,  — он улыбнулся в ответ.
        Но всю дорогу до дома, нервно постукивая пальцами по рулю, Лера думала не о том, что Витя решил вернуться к Свете. У них и так всё сложится, Лера была уверена. А о том, что Дашка если на самом деле беременна, то ведь от Артёма. И Лера даже не знала огорчаться этому или радоваться.
        Она постеснялась открыть дверь своим ключом: вдруг Дашка уже здесь. Очень уж красноречиво посмотрела она на Леру, уходя.
        Артём открыл довольно быстро — он ходил всё увереннее. Удивлённо застыл на пороге. А Лера, разинув рот, уставилась на него. Сегодня приходила парикмахер. И с новой стрижкой Лерин бывший муж выглядел так, что хоть заново в него влюбляйся.
        — Ты чего звонишь?
        — Показалось, у тебя гости,  — перешагнула наконец Лера порог, облегчённо выдохнув. Они одни.  — Шикарно выглядишь.
        — Спасибо,  — он смущённо пригладил висок.  — Рано ты сегодня.
        — Укороченный день. Предпраздничный.
        Она привычно переоделась, разобрала сумку с продуктами, и пока Артём помогал ей рассовывать запасы по полкам холодильника, Лера всё думала, что же сделает Дашка. Неужели не скажет? Неужели решится на аборт?
        Весь вечер она с опаской посматривала на дверь, прислушивалась к остановившемуся на этаже лифту, стараясь не вызывать у Артёма подозрений, но он всё же заметил.
        — Ты кого-то ждёшь?
        — Нет-нет,  — уверенно покачала головой Лера.
        — Волнуешься перед приездом?  — понимающе улыбнулся Артём.
        — Очень,  — она и правда следила за часами. В Москве близился полдень, но Кирилл позвонит не раньше, чем через час. Он предупреждал, что сегодня у него такой сумасшедший день, что свободная минутка хорошо, если будет к вечеру.
        А ещё, как никогда, Лера переживала, что его приезд сорвётся. Следила за сводками погоды, то и дело скрещивала пальцы, когда говорила о планах на эти праздники. Они так давно не виделись, что Лера, как никогда, боялась, что и эта встреча не состоится.
        Звонок в дверь вывел её из очередных дум. Лера вздрогнула. Артём выронил пульт от телевизора и тревожно оглянулся на дверь.
        — Павлик, наверно,  — подскочила Лера. Но даже через дверь почувствовала, что нет, это не он.
        Дашка не поздоровалась. Зарёванная, с потёкшей косметикой, она неуверенно переминалась с ноги на ногу в дверях.
        — Так и будешь стоять?  — Лера пригласила её рукой.
        Но та, хоть и зашла, словно не знала, что ей делать. Умоляюще уставилась на Леру, так и не говоря ни слова.
        — Иди, иди,  — махнула ей Лера в сторону комнаты ободряюще. И Дашку словно включили. Она за пару секунд скинула сапоги и не пошла, побежала, расстёгивая пуховик.
        Грохот, когда она упала на колени, заставил Леру аккуратно заглянуть в проём — не убилась ли насмерть. Лера не видела лица Артёма — он лежал на диване головой к двери. И даже у неё сердце защемило, как Дашка разрыдалась у Артёма на груди.
        Лера ушла в спальню, чтобы не слышать, о чём они будут говорить. Но, даже меряя шагами комнату, через плотно закрытую дверь слышала Дашкины признания.
        — Клянусь, я не знала, что это твой ребёнок. Я ради тебя рассталась с тем парнем. А тут такой подарочек. И я подумала, что это скорее его ребёнок, чем твой. Не знала, что мне делать. И я хотела аборт. Но не могла приехать с этим к тебе. Но если он твой,  — она всхлипывала.  — Господи, какое счастье, что он твой!
        Лера не слышала, что отвечал Артём. Только его тихое «бу-бу-бу». Мягкое, понимающее, прощающее.
        Зато эта новость теперь гудела в Лериной голове колокольным звоном, а может, волшебными Рождественскими бубенцами. Лера стягивала с себя домашнюю одежду, понимая, что здесь теперь лишняя.
        Она прокралась на цыпочках до распахнутых дверей. Эту парочку влюблённых друг от друга сейчас явно и на аркане не оттянешь, так самозабвенно они целовались. И всё же Артём поднял на неё взгляд, перехватывая повыше Дашку, которая казалась просто миниатюрной у него на коленях. Лера легонько помахала ему рукой, прощаясь. Он подмигнул, улыбнувшись одними глазами. Совершенно безумными, блестящими от счастья глазами. И Лера была уверена, что вряд ли они слышали, как щёлкнул за ней замок входной двери.
        Глава 41
        — Слушай, я не понимаю, как люди летают с чемоданами,  — сварливо жаловался Кирилл, звоня из аэропорта.
        Но Лера, облизывая нож, которым размазывала крем по верхнему коржу торта, слышала только звук его счастливого голоса, не особо вслушиваясь в слова.
        Восемь часов. Их разделяло восемь часов. И они с мамой в восемь утра уже испекли торт, потому что обе подскочили ни свет ни заря. Мама — потому что привыкла. А Лера — потому что не могла дольше спать. Ждала этого звонка. Просто ждала.
        — Чего же ты напихал там целый чемодан?  — усмехнулась она, вспоминая, как он прилетал до этого. С одной полупустой сумкой — в Испанию. Без ничего, когда сорвался к ней в ноябре.
        — Не поверишь, сам не понял, когда успел накупить столько подарков. Надеюсь, никого не забыл.
        — Главные наши подарочницы — Милана и Вета, а остальные перетопчутся.
        — Именно из-за них и пришлось доставать с антресолей самый большой чемоданище. Но ничего, скоро я его сдам. Ты же приедешь меня встречать?
        Лера неожиданно получила от мамы по руке за облизывание ножа и ойкнула прямо в трубку.
        — Встречать?!  — от маминого шутливого тычка вдогонку она увернулась.  — Тебя ещё и встречать надо?
        — Очень надо. Очень-очень,  — не стал он отшучиваться.  — Слушай, я думал, в аэропорту сегодня никого не будет. А тут, представляешь, такая очередь на регистрацию.
        Он отвлёкся. Лера слышала знакомый гомон аэропорта и гул звукового сигнала перед объявлением. Чёткий ровный голос диктора.
        — Лер, у меня вторая линия,  — как-то напряжённо вдруг ответил Кирилл. Даже испуганно.  — Я перезвоню.
        Перезвоню? Лера села на табуретку, непонимающе уставившись на пищащий короткими гудками телефон. Не «подожди, у меня вторая линия», а «перезвоню»?
        Что-то было в этом неправильное, тревожное, зловещее.
        — Что-то случилось?  — испуганно спросила мама, глядя на Лерино лицо.
        И Лера не ответила, глядя на погасший экран, но уже знала: что-то случилось.
        «Нет-нет-нет-нет-нет»,  — скрестила она пальцы, уговаривая телефон, стараясь не давать волю фантазии. И это были, наверное, самые длинные две минуты в её жизни.
        Кирилл выдохнул, прежде чем произнести роковые слова. Но Лера, прижимая к уху трубку, уже поняла главное: что бы ни случилось, он не прилетит.
        — Деда увезли в больницу,  — сообщил он голосом глухим, упавшим, бесконечно расстроенным.  — Обширный инсульт. Лера, я…
        — Конечно, Кирилл. Я прекрасно понимаю, какие могут быть…
        — О, господи,  — выдохнул он, а потом ответил в сторону: — Нет, нет, проходите, я не буду стоять.
        Лера слышала, как он возился с чемоданом, чертыхался, потом снова тяжело выдохнул в трубку. И Лера не знала, что ему сказать. Нет таких слов. Не придумали, не сочинили. Не прижились они в языке, потому что невозможно выразить сочувствие словами. Лера могла бы сейчас Кирилла только обнять, но он был за тысячи километров от её объятий. И за тысячу световых лет до их новой встречи.
        Какие-то слова они всё же произнесли, даже попрощались до «новой связи». Но, отключив телефон, Лера ткнулась лбом в холодный стол, и сколько её мама ни тормошила, так и сидела и не могла найти в себе сил сказать вслух, что Кирилл не прилетит.
        Уныло поблёскивали на ёлке стеклянные шары. Тоскливо звучало из телевизора «Если у вас нету тёти». Притихшие дети укладывали спать уставших кукол под ёлкой. Даже Шустрик, казалось, бегал по квартире тише.
        Лера бесцельно тыкала пультом по каналам. В прострации. В вакууме. В изоляции от всего, что происходило теперь вокруг. Оглушённая, подавленная, в звенящей пустоте своего внутреннего одиночества, с острым ощущением потери.
        До Нового года осталось несколько часов.
        — Пойду я поздравлю Артёма,  — встала она с дивана, тяжело вздохнув. Хоть ноги туда теперь и не шли. Никуда не шли. Хотелось лечь, накрыться с головой и плакать. Но портить всем праздник — не в её характере.
        Лера улыбнулась, когда мама вручила ей завёрнутый в блестящую бумагу подарок для Артёма. И Лере показалось, что в доме стало намного веселее, когда она вышла. Словно вынесли покойницу.
        Артём распахнул дверь широким жестом.
        — А мы тебя ждали,  — обрадовался он.
        — Лер, Лер, Лер,  — Дашка выскочила из кухни чуть ли не вприпрыжку. Рубаха Артёма доставала ей до самых колен.  — Скажи, если майонез закончился, можно картошку сверху просто сливочным маслом помазать, чтобы запечь?
        — Магазин тут в пяти минутах,  — ткнула Лера большим пальцем в нужную сторону, когда Артём помог ей с шубой.
        — Да она там сегодня уже раза три была,  — усмехнулся он.
        — И третий раз что-нибудь забываю. Чёрт! Ну что, пошла я опять?  — Даша подпрыгнула, чтобы Артёма поцеловать, и он поймал её одной рукой, держа эту секунду на весу, а потом Дашка побежала переодеваться, шлёпая по полу босыми ногами.
        Лера погрозила ему пальцем. С его-то травмой да такие нагрузки. Но он только виновато улыбнулся.
        Что бы Лера ни думала про Дашку, как бы ие разрывалось сердце от тоски по Кириллу, но на этих двоих так приятно было смотреть. Как на горящий огонь. Артём светился. Дашка порхала.
        — В общем,  — смущённо ковырял Артём своей палкой стену прихожей, когда Дарья убежала,  — я, наверное, дурак, что поверил. Но она говорит, что беременна от меня. И…  — он вздохнул,  — в общем, мы решили пожениться.
        Он посмотрел на Леру исподлобья, словно ждал её одобрения.
        — Это твоя жизнь,  — ответила она и всё же не смогла сдержать улыбку.  — Твои ошибки. Но и твоя удача,  — Лера хлопнула его по плечу.  — Поздравляю! Искренне верю, что вы будете счастливы.
        — Спасибо!  — ударил он кулаком в стену и посмотрел на потолок, наверно, обращая свои непроизнесённые слова куда-то выше, дальше.
        Лера никогда не видела Артёма таким счастливым. У неё защипало глаза, и она отвернулась по привычке, чтобы он не видел её слёз. Артём обхватил её сзади, прижав к себе одной рукой за плечи.
        — Спасибо тебе, малыш! Спасибо! За всё,  — горячо прозвучали слова в самое ухо.
        Лера похлопала его по руке и ничего не ответила. Пусть хоть они будут счастливы!
        — Я тут тебе подарочки принесла,  — полезла она в пакет, шмыгнув носом, когда он её отпустил.  — От себя, от мамы.
        Артём тоже вручил Лере её любимые духи в нарядном пакетике, смущённо оправдываясь: видел, что они заканчиваются, а возможности интернета практически безграничны. И оплата тебе, и доставка на дом.
        Дашка к празднику развернула такую бурную деятельность, что и без того незлобивую Леру растрогала до глубины души. Салаты, горячее, торт, пусть простенький, типа «манника», но замутила сама. Украсила замороженной ягодой. И даже вместе с майонезом из магазина припёрла настоящую ёлку.
        — Оказывается, покупать ёлку тридцать первого декабря после обеда очень выгодно,  — развязывала Дашка верёвку с остро пахнущей хвоей красавицы.  — Такие скидки!
        Они с Артёмом устанавливали деревце в ведре с песком, пока Лера искала на антресолях ящик с новогодними игрушками.
        Пахло лесом, выпечкой, настоящим праздником. Да что там! Мандаринами! Которыми Дашка с Артёмом бессовестно кидались, как малые дети, у наряженной ели.
        — Не-е-ет, Лера, ну, куда ты?  — заканючила Дашка, когда Лера стала собираться. Она увязалась за ней в прихожую.  — Только на стол накрыли. Картошку в духовке включила. Посиди.
        — Даш, её же там москвич ждёт,  — обнял Артём Дашку, подходя сзади. И Лера почувствовала, как даже у неё поползли по спине мурашки от этого невинного прикосновения. Эти двое искрили бенгальскими огнями. Дашка едва заметно передёрнула плечами. Артём выдохнул. Лера опустила глаза.
        — Он, к сожалению, не прилетел.
        — Как?!  — искреннее удивился Артём.
        — У него несчастье. Дед в больнице с инсультом,  — подняла глаза Лера.  — А дед ему был вместо отца.
        — Блин, как жалко,  — сжала Дашка руку Артёма.
        — Да, мне тоже,  — Лера потянулась к сапогам.
        — Лер, Лер, ну, подожди. Мне столько тебе надо рассказать,  — Дашка отобрала у неё сапог.  — Я знаю, ты, конечно, считаешь меня последней сволочью. Да я такая и есть. Но тебе, правда, надо это знать, если у вас с Неверовым всё так серьёзно.
        Лера глянула на часы. Дома её уныние вгоняло всех в тоску. А здесь была такая концентрация счастья на один квадратный метр жилплощади, что Лера даже приободрилась.
        И она согласилась. Пусть облегчит душу, Лере не жалко. Пусть и правда всё это останется в старом году.
        — В общем, слушай,  — налила ей Дашка шампанского, когда они сели за накрытый стол. Покосилась на Артёма и ему тоже налила. Сама. Он и возразить не успел. Но такая уж она была самостоятельная, эта Даша.  — Помнишь, я тебе говорила, что меня припугнули, что уволят, и заставили присматривать за тобой?
        — Помню,  — пожала плечами Лера довольно равнодушно. Было и было, что теперь вспоминать.
        — И что жена Неверова его пасёт?
        — Да, через отца,  — кивнула Лера.
        — Так вот. Я же тогда не сразу разобралась что к чему. Мне что говорили делать — я и делала. Сказали роман с твоим Неверовым изображать, я изображала. Оно мне на хрен было не надо, я с тем Неверовым и поговорила-то один раз в Эрмитаже. Ну,  — она покосилась на Артёма,  — девушка я была свободная, чо. Неверов мне, Лер, вежливо: «Простите, я не по этой части». Да я и сама видела, что он больше к тебе. Я и не настаивала даже. Так, хвастанула спьяну чуть-чуть. Обидно немного было, чисто по-бабски. Но это пустое.
        Дашка подняла свой стакан с соком.
        — Проводим старый год, да?
        Артём, сидевший рядом с ней на диване, чокнулся со всеми, а потом поставил бокал и передвинул к себе Дашку так, чтобы они сидели вплотную. Сжал в своей ладони её пальцы. Как это выглядело знакомо! Лера словно видела сейчас себя с Кириллом со стороны. Она не знала, куда пристроить свою никому не нужную руку. Зажала между колен. Он не прилетит! Лера заглотила шампанского побольше и опустила глаза.
        — А потом, представляешь, эта дамочка звонит сама. Представляется,  — Дашка забрала руку, чтобы почистить мандаринку.  — Анастасия Неверова. И голос у неё такой спокойный, а шипящие звуки она так смягчает, ну вылитая змея. И даёт мне, не торопясь, весь расклад по той гостинице, где мы с Люськой нажрались. И чем мне это грозит, поясняет в красках. Увольнение за нарушение комплаенса — это же как позорное клеймо на всю жизнь. Волчий билет, с которым ни в одну приличную компанию не возьмут. Даже в кредитной истории могут сделать пометку о неблагонадёжности. А у меня же там квартира в планах, ипотека. Мне такие перспективы никак нельзя,  — она сунула почищенную мандарину Артёму в рот и взяла следующую.  — А потом, конечно, поясняет, что я могу всё это благополучно избежать, если сделаю, что ей надо. И я прикидываю: а ведь не много и хочет. Липовый роман? Да как два пальца об асфальт! С Неверовым? Да хоть с Иисусом Христом! Я девушка вольная, с меня взятки гладки.
        — Что-то и я не пойму, а жене-то это его зачем?  — Артём проглотил и вторую мандаринину за секунду, посмотрел-посмотрел на чашку салата и против своего любимого оливье не устоял. Первая ложка, правда, досталась Лере, потом Дашке, а потом и себе положил.
        — Вот и я не вкурила. Сначала. А потом, когда уже она меня заставила за Леркой следить, до меня и дошло. Она же, сучка, хотела, чтобы тебя саму от него отворотило,  — она ждала, пока Лера попробует салат.  — Ну как?
        — Вкуснотища,  — показала ей Лера поднятый вверх большой палец.
        — Правда?  — Дашка сначала с облегчением выдохнула, а потом засомневалась.
        — Зуб даю,  — Лере правда понравилось.  — Первый раз вижу, чтобы свежие огурцы вместе с солёными добавляли, но что-то в этом определённо есть.
        — Это я как-то случайно перепутала, а потом мне и самой понравилось. Только есть один минус. Почти не хранится. Надо сразу съедать,  — она выразительно посмотрела на Артёма. Но того и просить не надо было. Он кивнул, жуя, и демонстративно поставил вазу с салатом к себе поближе.
        — Значит, ты усиленно создавала Кириллу репутацию бабника, чтобы я тебе поверила и начала в нём сомневаться?  — уточнила Лера.
        — Да. Только что-то там у его жены не заладилось. А у вас с Неверовым наоборот. И я реально перетрухала, когда они Люську уволили. И ещё сильнее, когда ты от Артёма ушла. Я всё, ждала, что я следующая на выбывание — таким ледяным голосом его жена шипела. Думала, в ухо мне вползёт и яд впрыснет прямо в мозг. Но тут…  — Дашка сделала многозначительную паузу.  — Тадам-м-м!
        Лера догадалась.
        — Ты нашла в мусорном ведре положительный тест на беременность?
        — Бинго!  — показала на неё пальцем Дашка, забрала у Артёма пустую плоскую тарелку, по которой он гонял вилкой последний кубик колбасы, и поставила перед ним всю бадью с салатом. Он довольно заурчал. И получил в награду от Дашки такой полный нежности взгляд, что Лера не смогла проглотить свой салат, не поперхнувшись. Схватила бокал, сделал ещё один большой глоток шампанского. «Ох, убьют они меня своим счастьем!»
        — И ты ей, конечно, об этом поведала?  — Лера выдохнула и допила до дна. А она-то сочувствовала его жене. Считала несчастной, брошенной, безропотной. И с беременностями ей так фатально не везло. Да и Кирилл ни разу не сказал о жене ни одного плохого слова. Лера её жалела, виноватой себя чувствовала перед ней.
        — Поведала, конечно! С подробностями, что от Кирилла ты беременной быть никак не можешь,  — вывела её из раздумья Даша.  — Не поверишь, мне даже премию дали. Под другим предлогом, конечно, но я-то знаю, откуда ноги у тех денег растут.
        — Да уж, был повод для премии. Раз я Кирилла до этого не бросила, то теперь он сам просто обязан был меня бросить. Женщина, беременная от другого мужчины для него, конечно, не вариант, когда есть беременная жена.
        Лера покачала головой, не веря своим ушам. А она-то никак не могла понять все эти странности в Дашкином поведении. А оказывается, у неё был режиссёр и довольно талантливый.
        — Только время шло, а Неверов всё оставался в счастливом неведении. И в семью, видимо, упорно не возвращался,  — кивнула Дашка.
        Подробности их отношений с Кириллом Дашка никак не могла знать. Лера укоризненно посмотрела на Артёма. Всё выболтал про неё будущей жене, стервец! Но Артём даже не заметил её красноречивый взгляд. Ну, или сделал вид, что не заметил.
        Потянулся за бутылкой, подлил Лере шампанского.
        — И она решила форсировать события? Или это была твоя собственная инициатива?  — Лера не стала пить, буравила Дашку глазами.
        — У них тогда на лестнице такой тяжёлый разговор был. Жена его походу так довела, что у него аж руки тряслись. А тут я ещё. И он ведь не дурак, сразу догадался, что она меня припугнула. Такую выволочку мне устроил за то, что сразу не обратилась к нему. Стольких проблем можно было избежать. В том числе и с моим увольнением.
        — И ты, значит, в отместку за выволочку ему про беременность ляпнула?  — вздохнула Лера и посмотрела на часы. Два часа до Нового года.  — Он явно не ожидал.
        — Я заметила,  — хмыкнула Дашка.  — Не со зла. От обиды. Что у него жена беременная, а он с тобой здесь путается, беременной от другого мужика.
        Тут даже Артём посмотрел на Дашку укоризненно, подняв голову из тазика с салатом.
        — Кто бы говорил,  — усмехнулась Лера.
        — Да,  — фыкнула Даша в своё оправдание.  — Я же Артёма бросила из-за тебя. Я бы у ваших детей на пути не встала.
        — Даш,  — болезненно поморщился Артём, но Лера его перебила.
        — Ты Артёма бросила, потому что решила, что сама беременная от другого мужика,  — Лера махнула рукой. Расстраивать бывшего мужа действительно не хотелось. Да и всё это было ни к чему. Дашка хоть и дурная, а ведь поди ж ты тоже оказалась с принципами. Хоть и страдала. Лера точно видела, как она обрадовалась, что не Витин это ребёнок. Видимо, не зря говорят, что дуракам везёт. И Дашка эта везучая.
        — Зато меня теперь точно не уволят,  — счастливо улыбнулась Дашка и согнула руку в характерном жесте.  — Хрен ей теперь! Я её больше не боюсь. У меня, если что, и справка от врача есть. Не имеют права уволить беременную женщину. Пусть только попробуют. Да и Неверов, если надо, заступится.
        — Да уж, за Неверовым не заржавеет, если обещал. За ним все, как за каменной стеной.
        «Он вырулит, решит, справится, позаботится,  — вздохнула Лера, подумав, как он там сейчас, в больнице. И с горя снова осушила свой бокал до дна, пока эти двое увлеклись друг другом.  — И защитит, и поддержит, и утешит. Найдёт ли Настя для Кирилла такие слова? А я бы нашла. А может… самой рвануть к нему? Прямо сейчас?»
        Лера растерянно оглянулась на часы. Встала, вспомнив, что телефон остался в сумке. Надо срочно посмотреть, когда там ближайший рейс для Москвы.
        — Значит история с Варварой тоже её рук дело?  — вернулась Лера, уже тыкая в расписание рейсов и спугнув эту целующуюся парочку.
        — С какой Варварой?  — Дашка смущённо потянулась к шампанскому, но Артём перехватил бутылку и снова сам наполнил Лерин бокал.
        — С Камчатки. С которой у Кирилла до этого были отношения.
        — А, да наверняка,  — уверенно кивнула Дашка.  — Жалко его. Такое несчастье под Новый год.
        — Дай бог, дед ещё выкарабкается,  — Лера вздохнула.
        — Нет, Лер. Обширный инсульт — это приговор, да в его возрасте,  — Дашка подняла ладонь, не давая Лере возразить.  — Я знаю, о чём говорю. Папе моему всего сорок четыре года было, когда он от инсульта умер. А у деда возраст. Куча других болячек. Организм изношен. И ты прости, но… Кирилл в горе. Ты — далеко. А змеюка жена — вот она, под боком. Он ведь тоже, наверно, не железный. А эта змея только и ждёт, чтобы пригреть его снова на своей груди. Я бы не оставляла его сейчас одного.
        — Ты прямо читаешь мои мысли,  — развернула к ней Лера экран телефона с расписанием. Хотя мотивы Леры быть сейчас рядом с Кириллом и были совсем другими.  — Ближайший рейс в восемь утра. Как считаете, если я сама к нему полечу?
        — Я считаю, что дура ты Лерка,  — хохотнула Дашка.  — Дура, что до сих пор не улетела. Любит он тебя. По-настоящему любит. Зуб даю!
        Лера усмехнулась. Кажется, Дашка сейчас готова была расстаться с тем самым зубом, что всё время на неё точила. И Лера понимала, почему Дашка рассказала ей про сговор с женой Кирилла. И понимала почему первый раз она даёт советы не выгоды ради, а от широты души. Счастье щедро. А горе эгоистично. А Дашка была сейчас счастлива и хотела осчастливить весь мир. Ну и Леру заодно.
        — Давай!  — ответила ей кивком Даша.  — Лети, Лерка, пока не поздно!
        И Артём в точности повторил Дашкин жест головой.
        — Лети!
        Глава 42
        «Нужна ли я там ему сейчас?  — нервно теребила Лера замок сумки, сидя в полупустом накопителе зала вылета аэропорта.  — Но если не сейчас, то, наверное, уже никогда и не буду нужна».
        Мысли прыгали бадминтонными мячиками, кружили хороводом пузырьков шампанского, с которым Лера вчера перебрала. Но на душе было светло и ясно.
        Ей казалось: она запуталась, растерялась, испугалась, дрогнула, но на самом деле с той самой первой ночи в гостинице уже знала — выбирать не из чего. Только он. Рядом или врозь, в одной постели или в разных городах, горячим дыханием на шее или молчанием на том конце телефонной трубки, живительным «люблю» или кровоточащим «прости» — Кирилл навсегда с ней.
        Что бы он ни выбрал: быть случайным «праздником» и красивым воспоминанием, подарить тоску и печаль, ещё день или ночь и уйти, или остаться с ней надолго, может быть, навсегда. Жизнь долгая, и нет смысла загадывать. Только всё это — тоже он. Всё это про него. И страдать — это тоже любить. Как, делая вдох, нужно сделать и выдох, чтобы потом снова вздохнуть. И ждать, и верить, и надеяться — всё это тоже любить. И может быть, ничего не дождаться. Но любить — это не смысл, не конечная точка, это — направление. Как север. Как стрелка компаса. Как повод сказать, что жизнь не проходит мимо. Любить — это и значит жить.
        Никогда ещё Лера не чувствовала себя такой живой, как в этом полупустом зале, такой уверенной в том, что делает не то, что правильно, а то, чего всем сердцем хочет.
        Хоть желающих вылететь утренним рейсом первого января казалось так мало, что можно было по пальцам пересчитать, всё же салон самолёта наполнился почти наполовину.
        Как всегда, свеженькие и радостные стюардессы активно размахивали руками, показывая, где находятся запасные выходы.
        Кирилл только что сообщил, что Новый год встретил в больнице. Что шансов нет и единственное, что у них осталось,  — просто ждать. Ждать конца.
        Лера прислушивалась к каждому слову. Ни одного о жене. Только о маме и про деда. Лера уже нашла в поисковике адрес больницы, пока ещё была связь. Уже всё продумала — не везти ничего лишнего, багаж не сдавать и сразу с аэропорта взять такси. В пустую сумку даже поместился белый халат, который навязала ей мама.
        И что самое удивительное — он ей пригодился, когда, натянув чистые бахилы, Лера деловито прошла мимо охраны, застёгивая на ходу эту универсальную больничную одежду.
        На посту никого не было, и Лера методично заглядывала в каждую палату, разыскивая нужную сама. Вежливо, но настойчиво. Сердце выскакивало из груди от волнения, но поиски увенчались успехом.
        Первой она увидела маму Кирилла. Женщина задумчиво застыла на краешке стула. Короткая стрижка, курчавые волосы, прямая спина — Лера сразу её узнала. Приятная, стройная, интеллигентная, уставшая. И лишь руки, плотно стиснутые на коленях, говорили о глубокой печали.
        Кирилл сидел спиной к Лере, сгорбившись. Казалось, он держит себя за волосы и, чтобы голова не упала на колени, подпирает её руками.
        Лера не знала, вежливо ли будет поздороваться, но мама Кирилла удивлённо, но молча поднялась ей навстречу, и Лера тоже промолчала. Кивнула в ответ на её движение. Невольно отметила, как не похожи они с сыном. Видимо, Кирилл весь в отца.
        Когда мама встала, и он встрепенулся.
        — Лера?  — потёр глаза, подскочил. И не обнял — порывисто стиснул её в объятиях.  — Родная моя!
        Он хотел ещё что-то сказать и не смог. Голос дрогнул, сел. Кирилл мучительно сглотнул и не стал подбирать такие ненужные сейчас слова, просто ещё сильнее прижал к себе Леру.
        И время для неё замедлилось. Затормозило, вопреки всему, и встало.
        На мгновенье задумавшись, сердце озвучило первый удар. Словно её персональное летоисчисление только что началось заново. После эры «без него», для Леры снова началось «с ним».
        — Мам, это она,  — развернулся Кирилл, держа Леру за руку.
        — Я уж поняла,  — кивнула мама и тоже прижала Леру к груди.  — Прилетела, значит? Что ж, добро пожаловать!
        — Как… он?  — спросила Лера тихо, когда мама Кирилла отпустила её из своих горячих объятий, а Кирилл снова перехватил инициативу. Обнял Леру со спины, стиснул, зарылся лицом в волосы, которыми никак не мог надышаться.
        — Плохо,  — прошептал Кирилл.
        Лера слышала стук его сердца, а видела только приборы, провода и бледное, покрытое морщинами лицо в обрамлении седых волос, таких же белых, как скрывающая тело простынь.
        — Надеюсь, он просто уснёт и всегда будет видеть красивые сны о том времени, когда был счастлив,  — грустно улыбнулась Нина Григорьевна.  — Шансов нет.
        — Я думаю, он и не боится умирать,  — стиснула Лера руку Кирилла.  — Ведь он знает, что там, с той стороны, ждёт «его Зина».
        Словно услышав её слова, размеренно пищащий до этого прибор вдруг зашёлся в бешеном ритме. И Лере с Кириллом пришлось посторониться, уступая дорогу прибежавшей в палату медсестре.
        Девушке хватило пары секунд, чтобы оценить обстановку, она пулей вылетела обратно, видимо, за врачом, а Кирилл, наоборот, вдруг метнулся к постели.
        — Дед?!  — схватил он за руку старика.  — Ты меня слышишь, дед?
        Лера первой поймала взгляд стальных глаз на себе.
        — Дед, ты как?  — потряс руку Кирилл, но дед лишь перевёл взгляд на Нину Григорьевну, застывшую в ногах, а потом только вполне осмысленно и внимательно посмотрел на Кирилла.
        — Дед, ты дожил. Тебе сегодня восемьдесят.
        Лера видела, как в ответ тот сжал руку Кирилла, как ободряюще тряхнул. Медленно согласно моргнул. Уголок рта дёрнулся в улыбке. И он закрыл глаза, чтобы больше никогда их не открыть.
        Лера попрощалась последней. Она приложилась губами к ещё тёплому лбу. И Кирилл прижал её к себе, чтобы не видеть, как тело накрыли простыней с головой.
        — Ну вот и всё,  — обняла Нина Григорьевна сына в коридоре. И Лера только сейчас вспомнила про Валентину Дмитриевну, дедовскую жену. Теперь уже вдову.
        — А где?  — оглянулась она, словно женщина могла спрятаться за их спины. Но её все поняли.
        — Она сказала, что приедет попозже. Что нет смысла торчать в этой больнице,  — вытирал катившиеся помимо его воли слёзы Кирилл.
        — Бог ей судья,  — махнула рукой Нина Григорьевна. И, совсем как Лерина мама, достала из рукава смятый носовой платок.
        Они долго просидели на кушетке в полном молчании, которое прерывалось лишь тяжёлыми вздохами и всхлипами. Нужно было выплакаться. И Лера снова мысленно поблагодарила маму за халат, об который она теперь вытирала слёзы. И свои, за неимением платка, и Кирилла, который лежал у неё на плече и поднимал голову, только чтобы их промокнуть.
        — Поезжайте домой,  — Кирилл обратился к маме.  — А я, наверное, начну заниматься всеми необходимыми формальностями.
        — Не выдумывай,  — встала Нина Григорьевна.  — Светает. Вряд ли кто работает в такую рань да в первый день нового года. Всё нужное и так уже подписано и оговорено.
        Так втроём она и вышли на морозный воздух. И пока Кирилл прогревал машину, а равнодушный к иноверным праздникам дворник с раскосыми глазами добросовестно чистил от снега дорожки, мама достала из сумки тонкую сигаретку и с наслаждением затянулась.
        — Мам,  — опешил Кирилл, закончив возиться с лобовым стеклом.
        — Что?  — мама качнула головой в его сторону, сделала ещё одну глубокую и медленную затяжку, а потом молча протянула вскрытую пачку.
        — Нет, спасибо,  — покачал головой Кирилл.  — Здесь нельзя курить.
        — Зря,  — равнодушно засунула она сигареты на место, проигнорировав его предупреждение.  — Отличная вещь, скажу я тебе, табак,  — она скрестила руки, поддерживая под локоть ту, в которой держала сигарету,  — хоть и вредная. Но мы вечно всего боимся. Живём в страхе чему-то не соответствовать, поступить неправильно, прогневить судьбу. А умираем от того, что нам и в страшном сне не снилось. Вон, отца зарезали в пьяной драке. Насмерть. Игорь упал в эпилептическом припадке и ударился головой о батарею. А дед,  — она сделала ещё затяжку,  — два шунтирования, всё онкологии боялся, каждую родинку проверил, а умер от инсульта. Но он всё же молодец. Сказал: доживу до восьмидесяти. И даже это своё слово сдержал. Ты весь в него.
        Она усмехнулась. Худая, статная, высокая. Аристократичная осанка в ней чудесным образом сочеталась с простым, немного курносым лицом. «Нет, Кирилл с его греческим профилем определённо уродился в отца»,  — повторилась Лера.
        Нина Григорьевна потушила окурок об столбик забора, кинула его в мусорный мешок под благодарственный кивок молчаливого дворника и села на заднее сиденье, даже этим дав понять, что Лерино место рядом с Кириллом.
        Всю дорогу говорили про деда. Про его трудную жизнь, про сложный характер, про упрямство и прямоту, про безошибочное чутьё на людей. Про их «породу», от которой Кириллу досталось так много. Про Игоря, который был совсем другим.
        И Лера была бесконечно благодарна Кириллу за то, что он познакомил её со своим выдающимся дедом. А деду за то, что сразу и бесповоротно обозначил её место в своей семье и в жизни Кирилла.
        С Кириллом, с его дедом, а теперь и с его мамой Лера чувствовала себя очень уютно, единым целым. И было очень грустно, что деда с ними больше нет.
        В трёхкомнатной квартире, тесной, старенькой, но с хорошим ремонтом, их встретил звонким лаем крошечный, рыжий с проседью йорк.
        — Домовёночек мой,  — подхватила его на руки Нина Григорьевна.  — Знакомься, это Лера.
        Пёсик в ответ громко залаял, подрагивая седым пучком убранных под заколку волос, пока Кирилл помогал Лере раздеться.
        — Лера — это Кузя,  — передала Лере терьера мама и ушла хлопотать на кухню.
        Кузя ещё тревожно принюхивался к незнакомым запахам, когда Кирилл решительно переложил его из Лериных рук на кушетку, чтобы Леру, наконец, по-настоящему обнять.
        И, прижимаясь к его голой шее, зарываясь руками в его волосы, вдыхая его запах, Лера осознавала, как бесконечно по нему соскучилась. Хотя и не понимала, как. Как она вообще продержалась столько дней без него?
        — Ты не представляешь себе… это так важно для меня, что ты приехала,  — Кирилл погладил Леру по голове, словно тоже не мог поверить в её реальность. Потёрся небритой щекой об её руку, прижался губами ко лбу. Они так истосковались друг по другу, что даже этого казалось много. Просто запах, просто тепло, просто любимые руки — и не нужно большего. Сейчас эмоционально большего просто было не вместить. Даже от лёгкого поцелуя, что Кирилл оставил в уголке губ, заложило уши.
        — Лера, ты будешь чай или кофе?  — крикнула из кухни мама. Лера едва услышала её голос.
        — Ты уже купил кофе?  — переспросила она у Кирилла, возвращаясь в реальность.
        — Я и забыл, как много ты обо мне знаешь,  — улыбнулся он и крикнул: — Мам, спасибо, мы сами! Иди отдыхай!
        В его кармане заурчал телефон.
        — Проснулась?  — хмыкнул он, глядя на абонента, и снова крикнул через коридор: — Как думаешь, что сказать Вальке?
        — Что она сучка крашеная,  — выглянула мама.
        И Кирилл согласно кивнул и сбросил звонок, увлекая за собой Леру в комнату.
        — Вот пусть звонит в больницу и узнаёт сама.
        Но не успел спрятать телефон, как он разразился новой трелью.
        — А тебе, моя дорогая, чего не спится?  — скептически обращаясь к экрану, Кирилл обнял Леру одной рукой и ответил сухо: — Да.
        Лера едва слышала, о чём говорит ему жена, да и не пыталась вслушиваться. Но уловила ритм, с которым Настя произносила слова. Речь её лилась спокойно, уверенно и неторопливо. С достоинством королевы, снизошедшей до поздравлений своим подданным. Обязательных по этикету поздравлений и вынужденного сочувствия.
        — Да, и тебя тоже с наступившим. Спасибо, что позвонила. Нет, к сожалению, не обошлось. Дед умер. Я сообщу тебе о дате похорон,  — Кирилл закатил к потолку глаза, тяжело выдохнул и вдруг дёрнул Леру за руку: — Лер, твоя перчатка!
        Лера кинулась забирать у Кузи потрёпанный предмет своего гардероба и прослушала, чем продолжился их разговор с женой. Только довольная улыбка на губах Кирилла говорила о том, что он пошатнул её ледяное спокойствие.
        — Нет, Насть, не надо, спасибо, я справлюсь. Я верю, что твои соболезнования искренние. Как и забота обо мне. Конечно. И нет, мне не нужна твоя помощь,  — это Кирилл произнёс, уже ставя Лерину сумку на полку над вешалкой, повыше от любопытного пса.  — Степану привет. Не с тобой? Ну, как скажешь. Я уже могу выпить чашечку кофе?
        Он подмигнул Лере, включая свет в ванной, когда она показала, что хочет помыть руки, и улыбка его засияла ещё шире, и ещё злораднее.
        — Да, дорогая моя. И я буду пить кофе с кем хочу и когда хочу, не считая нужным ставить тебя об этом в известность… Вот когда забеременеешь, разговор этот станет предметным, а пока это уже не основание для отказа в разводе, а лишь необоснованные объективными обстоятельствами претензии. Прости, но на этом всё. У меня на глазах только что умер самый близкий мне человек, спорить с тобой я сейчас просто не в состоянии.
        Он коротко попрощался и отключился. Прислонился лбом к косяку. Уставший, измученный, совсем обессиленный. Лера так плохо знала, как ему на самом деле живётся, что ей стало стыдно, сколько нервов ещё и она ему вымотала просто так. И ведь он ни разу её не упрекнул.
        Лера погладила его по плечу. Кирилл слабо улыбнулся в ответ.
        — Спасибо, что ты приехала,  — протянул Кирилл руку и прижал Леру к себе.  — Давай попьём кофе и поедем домой.
        — У нас есть дом?
        — Да, у нас есть дом, который ждёт тебя так же, как я. Каждый день. Всё ещё ждёт и никогда не устанет ждать,  — он тяжело выдохнул и повёл Леру за собой за руку.
        Нина Григорьевна ещё суетилась на кухне, когда они пришли. Сделала им бутерброды, нарезала сыр и ушла говорить по телефону. Ей тоже позвонили.
        — Нотариус,  — вернулась она. Недовольно качнула головой и села, выдохнув.  — Спрашивал, в какой день нам удобнее будет подъехать, чтобы огласить завещание.
        — А ты говорила, первого января никто не работает,  — усмехнулся Кирилл, оглянулся на часы.  — Ну и что ты ему ответила?
        — После похорон, конечно.
        — А Валентина, видимо, настаивает уже сегодня,  — Кирилл откусил кусочек сыра, но бросил, встал.  — Кто бы сомневался.
        — Нотариус сказал, что как только у нас на руках будет свидетельство о смерти, он огласит последнюю волю усопшего. Но присутствовать по протоколу должны все,  — мама взялась было за большую кружку с чаем, но тоже отставила.  — Боюсь даже представить, что начнётся, если дед завещал всё тебе.
        — Валька будет всё оспаривать. Начнутся суды, скандалы, выяснения отношений,  — тут и представлять нечего,  — Кирилл опёрся спиной о подоконник. Засунул руки в карманы. Задумался.
        — Кирюш, только не вздумай ни от чего отказываться в её пользу,  — тревожно всматривалась мама в его хмурое лицо.
        — Ещё не от чего отказываться. И лучше бы уж дед не глупил. Она и жила с ним столько лет только ради этого. Каждую лишнюю копейку дочке отправляла.
        — У неё есть дочь?  — удивилась Лера.
        — Да, нагуляла,  — хмыкнула Нина Григорьевна.  — Задолго до того, как они с дедом сошлись. Они поженились, когда дочь уже замуж выскочила. Вот Валька всю жизнь её и тянет. А девица приезжала раз, да и то ощущение, как с ревизией. Оценить дом да перспективы. Валька перед дедом на задних лапках всю жизнь только ради этого.
        — Несчастная женщина,  — вздохнула Лера.
        Кирилл улыбнулся, подняв глаза.
        — Тут что посеешь, то и пожнёшь. Ладно,  — он потёр ладони.  — Спасибо, мам, за кофе, поехали мы. Лера с дороги, я засыпаю на ходу. Да и тебе отдохнуть надо. Созвонимся.
        — Я тут тебе телефон записала. Ты сам позвони нотариусу, он просил,  — протянула Нина Григорьевна клочок бумаги, когда они уже стояли в прихожей. И Лера улыбнулась тому, что её мама тоже никак не привыкнет, что номера можно перекидывать, а не переписывать по старинке. Но этих мам уже, наверное, не исправишь.
        — Хорошо,  — забрал Кирилл бумажку и перенёс данные в свой смартфон, уже сидя в машине.
        Ехать оказалось совсем недалеко. Безликие новостройки нового квартала встретили яркими красками фасадов и строгими коробками ещё необжитых дворов.
        Квартира, которую снял Кирилл, оказалась на последнем этаже.
        — Прошу,  — он толкнул дверь, и первое во что упёрся взгляд — оказался чемодан.
        И правда огромный. Раскрытый, словно Кирилл в нём что-то искал. Раскиданные по полу кульки и свёртки в подарочной бумаге заставили Леру удивиться его щедрости. А большая серьёзная кукла — улыбнуться. Она смотрела на Леру немигающим взглядом из пластикового окошка, когда Лера разувалась, пока Кирилл вешал её шубу, напоминая, что сегодня праздник.
        Для кого-то праздник. Ёлка, гирлянды, пельмени. Но в этот дом он словно не дошёл.
        Хоть Кирилл и показывал Лере эту квартиру, она оказалась совсем другой, чем ей представлялось. Небольшое, неуютное, однокомнатное, словно гостиничное жильё. И Лера знала почему.
        Глядя на эту наспех заправленную кровать, на брошенную на стул мятую рубашку, на раскиданные по комнате пустые упаковки от каких-то снеков, она так остро почувствовала, как Кириллу было здесь одиноко.
        Как он лежал каждый день на этой пустой кровати, прижимая к уху телефон, и дёргал шнурок лампы, что загоралась и гасла над головой. Как засыпал под бормотание огромного плоского телевизора на стене, чтобы завтра всё началось сначала. Работа, дела, заботы, пачка чипсов, щелчок выключателя и ожидание неизвестно чего.
        — Прости, у меня тут немного не убрано,  — Кирилл подхватил пустой пакетик, с хрустом смял в руке, спрятал за спину, неловко переминаясь, отступил назад.
        — Тебе тут так…  — горло перехватило. На шкафу стояла нераспечатанная бутылка шампанского, которую они купили в Барселоне.  — Не хватает…
        — Уборки, да, я знаю. И штор. И…
        Лера обняла его, пряча лицо у него на груди, и отрицательно покачала головой.
        — Тебе здесь так не хватает меня.
        Он бросил пакетик прямо на пол и прижал Леру к себе.
        — Ты даже не представляешь себе, как. Немыслимо. Невыносимо. Нестерпимо. Но я ждал. Я буду ждать тебя, сколько скажешь.
        — А я тебя,  — прошептала Лера его груди.
        Кирилл прижался губами к её волосам, как когда-то очень давно, в старом питерском дворике. Но тогда он словно боялся сказать лишнее. Сейчас им не нужны были слова. Лера, не задумываясь, и сама могла за него продолжить.
        Ждал, когда она ему поверит. Ждал, когда научится доверять. Ждал, когда она поймёт, что жизнь проходит мимо. Пока примет решение. И примет его сама. Не потому что он её позвал, не потому, что настоял или уговорил, а потому, что она сама так решила, что её место здесь. В этой кричащей тоской и одиночеством квартире, в которой её ждут, верят и любят, несмотря ни на что.
        Глава 43
        Если бы Лера попыталась вспомнить, как прошли эти три дня печальных хлопот, то на ум пришло бы самое неподходящее в таких обстоятельствах слово — счастливо.
        Все их заботы оказались не такими уж и тяжёлыми, несмотря на праздники. Может, на это были объективные причины: всё заранее было обговорено, оформлено и даже место на кладбище оплачено. Может потому, что всё решал Кирилл, а Лера просто ходила с ним за руку хвостиком. А может потому, что они просто были вместе и эти хлопоты их ещё сильнее сближали, наполняя смыслом каждое мгновенье дня и ночи.
        Всё то время, когда они никуда не ехали, не ели, не готовили еду, Лера не наводила уют, и Кирилл не говорил по телефону, они не вылезали из постели. И никак не могли надышаться друг другом.
        — Поверь мне, дед был таким прожжённым циником, что если бы мы занялись этим у его гроба, то посмеивался бы и давал непрошенные советы,  — Кирилл приподнял голову и оперся на локти в ответ на Лерины робкие сомнения, что деда ещё не похоронили, а они так непростительно, ненасытно счастливы.
        — Я верю,  — погладила его Лера по упругому плечу.  — Мне точно нужно присутствовать на церемонии? Там всё же будут все свои. А я…,  — она виновато улыбнулась, не зная, как себя назвать,  — не член вашей семьи.
        — Не член,  — улыбнулся Кирилл.  — Ты и есть моя семья. Ты да мама. Ну, ещё Кузя, но его мы с собой точно не возьмём. А все остальные не имеют значения.
        — Ох, что-то я боюсь,  — вздохнула Лера.
        — А чего ты боишься?  — Кирилл перехватил со своего плеча её руку, поцеловал, прижал к себе.  — Осуждения? Презрения? Укоризненных взглядов? Чего?
        — Скорее кого,  — Лера отняла руку, и пригладила вихор его торчащих волос.
        — Мою жену?  — он прищурился.  — Разве тебе не достаточно того, что ты о ней знаешь? Не достаточно того, что знаешь обо мне? Ты со мной. Ты — моя. И этим всё сказано. Как бы ни посмотрели, что бы ни сказали тебе эти люди, их мнение ничего не значит.
        И воодушевлённая словами Кирилла, полностью совпавшими с мнением его мамы, вцепившись в его горячую руку, Лера отправилась с ними на кладбище.
        День похорон выдался морозным. Снег хрустел под ногами, пока они шли к могиле. И облачка пара, вырывавшиеся изо рта, тут же оседали инеем на мехе, в который Лера зябко куталась.
        Таково было пожелание деда. Никаких ритуальных залов, никаких долгих прощаний. Со слов Кирилла, он вообще не любил лишней суеты. Поэтому сразу с морга гроб привезли на кладбище и установили над свежевыкопанной могилой.
        Лера издалека признала Валентину Дмитриевну в богатой шубе в пол. Она суетливо оглядывалась, словно желала побыстрее с этим закончить.
        С другой стороны от гроба стоял высокий широкоплечий мужчина с безупречной военной выправкой, Лера вспомнила, что даже проходила у него одно из собеседований. Женщина рядом с ним пряталась в воротник, и Лера кроме грузной бесформенной фигуры ничего не разглядела. Зато Настю, стоявшую между отцом и матерью, узнала и без подсказок.
        В коротенькой шубке, длинноногая, стройная она тут же вызвала в Лере стойкое неприятие. Своей изящностью, свежестью, яркостью. Тёмными волосами, что лежали на плечах, словно она их специально укладывала. И взглядом больших влажных косульих глаз из-под аккуратненькой шапочки. Взглядом, что скользнул по Лере насмешливо. Что там говорил про неё Кирилл? Строгая? Ответственная, принципиальная, основательная? Он ей так бессовестно польстил. Лере хватило одного взгляда, чтобы это понять. Стерва. Самая банальная стерва.
        Всего долю секунды продержалась на её симпатичной мордашке эта усмешка, но Лера заметила. Настя кивнула Кириллу, поздоровалась с Ниной Григорьевной. И уже после этого спокойно, с достоинством поприветствовала Леру. Больше из всех присутствующих с Лерой никто не поздоровался. Да не очень-то и хотелось! В конце концов, не ради её презренной персоны они здесь сегодня собрались.
        Священник вышел из припаркованной неподалёку машины последним. И когда он уже начал говорить какие-то слова, прибежал запыхавшийся Степан. И встал как ни в чём не бывало рядом с Кириллом.
        — Здрасьте, тёт Нин,  — прошептал он.  — Лерка, привет!
        Постоял пару секунд ровно, сцепив руки, а потом обратился к Кириллу
        — Что-то не замечал я раньше за твоим дедом особой набожности. Откуда священник?
        — Бабушка хотела, чтобы его обязательно соборовали. Она была верующей,  — прошептал Кирилл.  — А деду всё равно.
        Степан многозначительно кивнул, но стоять спокойно и тихо ему никак не удавалось.
        — Я правильно понял из твоего сообщения, что поминки решили не устраивать?
        — Заказали ужин в ресторане. Но сначала у нас нотариус. Завещание будет зачитывать.
        — Подозреваю, будет весело,  — хмыкнул Степан, обошёл Кирилла со спины и встал с другой стороны от Леры.  — Мировой был мужик,  — он вздохнул, попереминался с ноги на ногу под заунывный голос священника.  — Да что же долго-то так?
        — Здесь уже я бессилен,  — ответил ему Кирилл.  — Дед просил не более пяти минут. Но в церкви сказали, что положено читать по канону, и меньше, чем в десять, никак не уложиться.
        — Слушай, а раньше ты не мог сказать? Я бы на десять минут позже пришёл.
        Наверно, он подмигнул Насте, потому что глаза её вдруг тепло заблестели, уголки губ дёрнулись в улыбке, и она опустила глаза в землю.
        А когда церемония закончилась, все попрощались и гроб стали медленно опускать в землю на каком-то хитроумном устройстве, Степан отвёл Настю в сторону.
        Расплакалась только Нина Григорьевна. Глаза у Кирилла покраснели, но он держался, успокаивая мать. Лера, сдержав слёзы, скромно стояла в сторонке, стараясь не привлекать к себе внимания, лишь наблюдая и делая выводы.
        И ей не нравилось то, что она видела.
        Валентина Дмитриевна не дождалась, пока могилу закопают. Кинула ком земли и ушла. И на её натянутом пластической хирургией лице ни отразилось ни одной эмоции. Сухие глаза. Плотно сомкнутые губы. Впрочем, на её счёт здесь никто и не обманывался.
        Неприятна Лере оказалась и неприкрытая ненависть Настиной мамы, но и та была объяснима. А вот по лицу мужчины скользнуло какое-то виноватое выражение. Настин отец выждал, выбрал момент и всё же подошёл, когда на сыром холмике уже расставляли венки.
        — Валерия, вы позволите задать вам один личный вопрос?
        — А вы чего-то обо мне ещё не знаете?  — улыбнулась Лера, пытаясь припомнить имя отчество начальника службы безопасности компании.
        — Да, мне непонятны мотивы, по которым вы так настойчивы. Разбили семью. Свою, чужую. Увели у детей отца. Как вы будете с этим жить?
        Лера задохнулась от возмущения, но справилась. Что ж, его слова звучали справедливо. Почти.
        — А как вы с этим живёте Виталий Павлович?  — враз вспомнила она имя.  — Насте было сколько, когда вы ушли к другой женщине?
        Он хмыкнул, помял рукой лицо, покрасневшее на морозе.
        — Вот я поэтому и спрашиваю. Вы хотя бы представляете себе, каково это? Каково будет Кириллу метаться между двумя семьями. А когда у вас появятся дети, как вы им будете объяснять, почему их отец с вами не живёт?
        — Наверно, приду к вам за советом,  — усмехнулась она.  — Вы ведь хотите дать мне совет, правда?
        — Да,  — вдруг доверительно наклонился он к самому её уху.  — Не допускайте моих ошибок. Никому не позволяйте заставлять вас чувствовать себя виноватой. Всю жизнь я пытаюсь загладить перед дочерью свою вину. Всю жизнь стараюсь ей угодить. Но это путь в никуда, скажу я вам честно. Я хочу извиниться перед вами с Кириллом. Я был не прав. И хочу, чтобы вы знали: Кирилл порядочный человек. Правильный и очень искренний. И во всех своих проблемах — прошлых, настоящих или будущих, Настя виновата сама. Только сама.
        — Вы же её отец,  — удивилась Лера.
        — Поэтому знаю её лучше, чем кто-либо другой. Она всегда добивается того, чего хочет. Но цели себе ставит отвратительные. Не ошибайтесь на её счёт. Если она решила что-то разрушить, она разрушит любой ценой,  — он оглянулся. К ним шёл Кирилл.  — Если решила прибрать к рукам — приберёт. Но не в вашем случае. Не позволяйте ей. Никому никогда не позволяйте.
        Виталий Павлович вежливо откланялся, кивнул Кириллу и удалился.
        — Я отвёл маму в машину,  — Кирилл протянул ладонь, чтобы погреть Лерины озябшие руки.  — Ещё хочешь постоять или пойдём?
        — Сейчас,  — Лера посмотрела на фотографию с траурной лентой, что прислонили к деревянному кресту, и сделала шаг к могиле.
        Однажды дед единственный поверил Кириллу. Безоговорочно принял его выбор. И дал Лере не просто дорогую сердцу вещь — символ его любви к своей жене. Не только доказательства того, что детей от Кирилла рожать не страшно — веру в их будущее. Разве Лера имеет право её предать? Он даже умер словно для того, чтобы она приехала. Не ждала больше решений от Кирилла, а сама сделала этот шаг навстречу. И она его сделала. И пусть будет непросто, но она больше не хотела отступать.
        «Я не знаю, что ждёт нас впереди,  — посмотрела она в серые внимательные глаза на фотографии.  — Но обещаю сделать всё, что от меня зависит, чтобы он был счастлив. Чтобы мы были счастливы. Спасибо!»
        Она закрыла глаза, постояла секунду, прощаясь, а потом развернулась и уверенно взяла Кирилла за руку.
        — Мужайся, девочка моя,  — похлопал её Кирилл по руке.  — Сейчас нас ждёт завещание.
        В маленьком строгом кабинете нотариуса места хватило всем. С кладбища не приехали только родители Насти. И Валентина Дмитриевна пыталась возразить, что Лере и Степану здесь делать нечего, но нотариус объяснил, что это не возбраняется. Она недовольно нахохлилась, как курица на яйцах, но смирилась.
        Странно она всё же себя вела, эта женщина. Уже заранее кипятилась, нервничала, дёргалась, ёрзала на стуле. Нина Григорьевна лишь покачала головой на её суету.
        Степан, развалившись на стуле, откровенно скучал. Настя криво и, как показалось Лере, самодовольно улыбалась. А Кирилл… его невозмутимости и безмятежности позавидовали бы египетские пирамиды. Он улыбнулся, протянул Лере ладонь, поцеловал её руку и прижал к своей ноге, словно всё, что ему надо в этой жизни, уже и так с ним.
        Нотариус, немолодой седой мужчина в роговых очках, пришёл не один. В сопровождении ещё одного мужчины, тоже довольно представительного, в чёрном строгом костюме, и молоденькой секретарши. При виде которой нарочито оживился Степан. Особенно, когда на просьбу поставить свои подписи всем лицам, указанным в завещании, она пошла вокруг стола. «Паяц и есть паяц»,  — улыбнулась Лера. Он заинтересованно проводил девушку глазами и когда секретарь, заполнив положенный протокол, заняла своё место.
        Получив её подтверждение, нотариус вскрыл конверт, датированный буквально двумя неделями назад, а второй мужчина, пришедший с ним, вышел.
        Всё вступительное «блаблабла» Лера прослушала без особого внимания, увлечённая не столько нежными поглаживаниями пальцев Кирилла и привычно разбегающимися от них мурашками, сколько пантомимой, что разыгралась между Степаном и Настей. Жена Кирилла метала в Степана злые взгляды, а тот усиленно делал вид, что ничего не замечает, нарочито заинтересованно разглядывая прелести секретарши.
        Стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим простуженным голосом нотариуса да его покашливаниями, пока он не перешёл непосредственно к списку имущества.
        Лера отмечала, словно ставила галочки.
        Трёхкомнатная квартира — едва заметный, но всё же облегчённый вздох Нины Григорьевны. Её квартира осталась при ней.
        Квартира двухкомнатная — Валентина Дмитриевна довольно хмыкнула.
        — На улице не останется,  — тихо прокомментировал Кирилл этот пункт завещания.
        Всё движимое имущество, в том числе драгоценности и прочее — тоже вдове. И снова самодовольный хмык упомянутой.
        Машина и гараж — внуку. Валентина Дмитриевна одарила Кирилла снисходительной улыбкой. Ей, конечно, было жалко и джип, и капитальную постройку в ТСЖ, но к этому она, видимо, подготовилась.
        Всё сильнее и сильнее растекалась ненатуральная улыбка по её румяному лицу, по мере того как список пополнялся всё новыми и новыми материальными ценностями, завещанными лично ей, пока не дошли до последних двух пунктов.
        — На дом в Подмосковье,  — нотариус зачитал адрес и космическую сумму в которую он оценён,  — оформлена дарственная на правнука дарителя. Он переходит старшему ребёнку Кирилла Александровича Неверова, согласно данных генетической экспертизы, или в равных долях между детьми, если их родится одномоментно несколько.
        Лера ещё хлопала глазами, пытаясь переварить, вычленить полученную информацию из обилия юридических терминов, а нотариус уже зачитывал следующий и последний пункт, согласно которого акции компании «Норильский Никель» на просто баснословную сумму, превышающую даже стоимость дома, тоже переходят ребёнку Кирилла. Далее следовало пояснение, что до совершеннолетия данным имуществом вправе распоряжаться их мать. В случае развода это право также сохраняется за матерью. В случае отсутствия детей — за Кириллом.
        Рука Кирилла крепко пожала Лерину руку, словно поздравляя.
        И Лера ещё судорожно пыталась осмыслить услышанные цифры, и его пожатие, и информацию про детей. И нотариус ещё не закончил свою речь, когда Кирилл вдруг засмеялся. Он откинулся на спинку стула и хохотал так, что одной рукой даже схватился за живот. Лера не понимала, над чем он смеётся, осматриваясь.
        Валентина Дмитриевна застыла в ужасе. Он плескался в её округлившихся глазах, но звук, который издавал Кирилл, её отрезвил.
        — Я подам апелляцию,  — взвизгнула она.
        — Для неё нет оснований,  — хрипло возразил нотариус и откашлялся.  — Согласно приложенных документов акции именные, а дом был куплен до брака, и все улучшения осуществлены из личных средств завещателя, тогда так доходы жены в установленный период и её вклад признаны несущественными. К тому же дарственная, оформленная на указанное имущество, автоматически исключает его из наследного. К сожалению…
        Дальнейшие пояснения нотариуса вдове Лера снова из-за смеха Кирилла не услышала. Она так и не поняла, что его так насмешило, пока он, наконец, не успокоился.
        — Дорогая моя,  — вытирая слёзы, обратился он к жене.  — Как ты там говорила? Всё это исключительно ради меня? Ради нашего будущего? И что ты на всё готова ради наших детей?
        — Кирилл,  — подскочила Настя, явно изменяя своему презрительному спокойствию.  — Я понятия не имела об этом завещании, так же, как и ты.
        Лера поморщилась, услышав, как она прошипела это: «завешание».
        — Не смеши меня снова, пожалуйста,  — выставил он вперёд руку, отгораживаясь.  — Сядь!
        Повинуясь его небрежному жесту, как змея дудке факира, Настя рухнула на стул как подкошенная. Или её так подкосило известие о том, что деньги, дом и акции, которые она могла бы получить, родив Кириллу ребёнка — все её корыстные планы только что стали ему понятны? Лера же всё правильно поняла? Она посмотрела на Кирилла.
        — Николай Анатольевич,  — обратился он к нотариусу, вдруг став серьёзным и сосредоточенным, таким, каким Лера его видела только на работе.  — Можем мы воспользоваться вашим кабинетом на некоторое время?
        — Да, Кирилл Александрович, конечно, как договаривались,  — собрал он бумаги со стола и вышел.
        — Мам, будь добра, пригласи, пожалуйста, Ивана Романовича.
        Мама кивнула понимающе и тоже ушла. А Кирилл обратился к секретарше.
        — Евгения, будьте добры,  — в этом кабинете он чувствовал себя как в своём собственном,  — копию из реестра об отмене моей доверенности на проведение медицинской процедуры.
        — Ты не имеешь права. Ты обещал,  — снова подскочила Настя. И Лера ещё раз скривилась от того, как она произнесла это «имеещь» и «обеш-ш-шал» Она неправильно произносила шипящие. Дашка была права — это звучало ужасно, по-змеиному.
        — А я ведь не верил, когда дед говорил, что она со мной только ради денег,  — Кирилл мягко обратился к Лере.  — А он смеялся над моей наивностью и обещал, что докажет мне когда-нибудь. Видишь, дед всегда держал своё слово. Ведь доказал.
        Но его ласковый тон был предназначен только Лере.
        Кирилл встал, отшвырнув стул. Степан поймал взметнувшуюся вверх ножками мебель у самого пола. Взгляд, которым Кирилл теперь буравил Настю, не сулил ничего хорошего, снова пригвоздив её к стулу.
        — Только я не настолько наивен, как тебе казалось,  — в его голосе звенел металл.  — А ты не настолько умна, как о себе возомнила.
        Степан стукнул стулом об пол. «Прости»,  — прочитала Лера по его губам. Он сказал это Насте, и она в ужасе покачала головой на его слова: «Нет!»
        — Прости,  — повторил Степан вслух, умоляющим тоном.
        — Нет, ты не…  — замерла Настя на полуслове и подняла глаза на Кирилла, ещё пытаясь держать хорошую мину, только в её игре что-то не заладилось.  — Ладно, Кир! Хорошо. Я подпишу тебе развод, но ты взамен оставишь мне акции.
        — Что?  — скривился Кирилл.  — Акции?
        — Или квартиру,  — поднялась она, но уже не так уверенно.  — Тогда квартиру. Ты же предлагал. Полностью.
        — Выписка,  — протянула ему бумагу Евгения.
        И Кирилл шваркнул лист перед Настей на стол.
        — Да, я предлагал. Я шёл тебе навстречу. Я понимал, какие проблемы наживаю, но ты моя жена, и я считал это правильным — поддерживать тебя во что бы то ни стало,  — он разогнулся, засунул руки в карманы, пока Настя пробегала глазами по строчкам.  — Я верил тебе. Я уважал твой выбор. Твои стремления. Твои надежды. Даже когда перестал считать их нашими. Даже когда понял, на какую адскую муку себя обрекаю. Но ты осталась непреклонна. Неумолима. Несгибаема. И всё только потому, что неистово хотела денег, которые оставил мой дед?
        — Это мои деньги, сучка!  — подала голос Валентина Дмитриевна, про которую все забыли. А она так и сидела за столом, наблюдая за происходящим.
        — Заткнись, шавка подзаборная,  — развернулась к ней Настя на своих длинных, как у журавля, ногах.  — Неужели ты думала, что дед оставит тебе что-то действительно ценное?
        — Нет, тебе, видимо, подстилка драная, оставит,  — усмехнулась та.  — Что, столько усилий и всё напрасно? А может, не надо было в обе стороны ноги-то раздвигать?
        И она так красноречиво показала глазами то на Кирилла, то на Степана, что даже у Леры не осталось сомнений, что она имела в виду.
        — Кирилл, это неправда,  — испуганно уставилась на него Настя.  — Клянусь, неправда. Чем хочешь поклянусь,  — взмолилась она.
        — Ты думаешь, мне есть до этого дело?  — махнул Кирилл рукой, приглашая маму.
        — Хм, квартиру ей теперь отдай,  — хмыкнула Нина Григорьевна, входя вместе с мужчиной в чёрном костюме.  — Какая щедрая, подпишет она развод.
        Она села рядом с Лерой, испепеляя невестку взглядом.
        — Присаживайтесь, Иван Романович,  — предложил Кирилл.  — И ты прижми задницу. Что ты скачешь, как блоха. Не нужны мне больше твои великодушные разрешения. Правда, Иван Романович?  — обратился он к мужчине, давая ему слово, когда Настя очередной раз села.
        — Да, согласно книге записей актов гражданского состояния села Нагорное…  — начал свою речь мужчина.
        — Стёпа, сука,  — перебила его Настя, гневно уставившись на Степана.  — Ты же говорил, что его аннулировали.
        — Кирилл Александрович, мне продолжать?  — поднял голову мужчина от документа.
        — Да, конечно, само решение, пожалуйста,  — Кирилл сложил руки на груди и довольно улыбнулся, глядя на Настю.
        — Согласно решению суда, брак признан недействительным, так как на момент заключения брака с Кириллом Александровичем Неверовым, Анастасия Витальевна уже состояла в другом зарегистрированном браке со Степаном Николаевичем…
        Настя закрыла лицо руками.
        А Лера почувствовала, как её мягко тянут за руку. Обернулась.
        — Пойдём-ка покурим,  — кивнула ей Нина Григорьевна в сторону выхода.  — Пусть они тут без нас поговорят.
        Глава 44
        Лера вышла на улицу, на ходу застёгивая шубу.
        Они с Ниной Григорьевной пристроились на крыльце, прямо возле урны, хотя там тоже, наверное, нельзя было курить, но мама Кирилла достала свои тонкие сигареты, щёлкнула зажигалкой.
        — Я ничего не понимаю,  — призналась Лера.
        — Кирилл аннулировал брак, а не развёлся,  — Нина Григорьевна сделала глубокую затяжку.
        — А так можно было?  — вопрос, конечно, прозвучал глупо, но Лера была настолько потрясена, что всё это в голове у неё не укладывалось.
        — С этой сучкой даже нужно,  — мама Кирилла снова затянулась. Выпустила дым в морозный воздух тонкой струйкой.  — Она так долго над ним измывалась, что довела его просто до отчаяния. Ещё чуть-чуть, и он бы, наверное, её убил. Разозлился так, что подал в суд и на расторжение брака, и на признание брака недействительным, и на оставшиеся четыре эмбриона арест наложил.
        — Значит, Настя — бывшая жена Степана?
        — Они, похоже, и сейчас женаты,  — усмехнулась Нина Григорьевна. Махнула рукой с сигаретой.  — Это сначала юрист раскопал. Ну, а потом мы уже и Степана разговорили. Оказалось, давно, ещё по студенчеству, Настя со Стёпкой расписались вроде как на «слабо». Типа в шутку. Да по пьяни. В каком-то сельсовете. Ездили к его бабке в деревню на каникулы. Стёпа с председателем договорился, денег дал, он их и расписал. Не знаю, насколько для Насти это было в шутку. А то, что Степан всю жизнь любит эту сучку продажную, тут к той бабке и не ходи. И тоже ведь, дурак, смирился. Она им обоим нравилась одно время, эта шепелявая. Но выбрала Кирилла. Тот не отказался. А Стёпа подумал: у неё к Кириллу чувства — и честно в сторону отошёл.
        — Неужели так бывает?  — накинула капюшон Лера, чувствуя, что подмерзают уши.  — Значит, и девушку поделили, и дружбу удалось сохранить?
        — Да, только глупо вышло,  — она ещё раз затянулась.  — И эти плохо жили. И тот, бедолага, маялся. Ведь так и не женится. А брак этот обещал ей тогда ещё аннулировать. И вроде как всё уладил. Они даже паспорта на всякий случай «потеряли». И думать забыли про тот инцидент, пока Кирилл его не раскопал.
        — И ведь даже словом не обмолвился,  — покачала головой Лера.  — Я думала, он ничего не делает.
        — Понимаю,  — потушила Нина Григорьевна окурок и обняла Леру одной рукой.  — Думала, что он от жены никогда не уйдёт?
        — Честно говоря, даже смирилась. Решила, пусть будет как будет. Больной, хромой, женатый. Мне он нужен любой.
        — Надеюсь, не передумаешь,  — Нина Григорьевна улыбнулась.  — А он у меня такой, да. Скрытный. Привыкай. Хоть и говорит много, но делает всегда ещё больше,  — она мягко похлопала Леру по плечу.  — Это он тебе подарок хотел на Новый год сделать. Смешной такой, документы упаковал, бантик прилепил. Но видишь, как вышло. Дед умер, он решил и с «подарком» повременить.
        Они одновременно вздохнули.
        — Что-то не могу я поверить, что она из-за денег,  — покачала головой Лера.  — Столько мучений. Эти беременности, ЭКО. Столько страданий. Столько Кирилл с ней пережил. Неужели всё так…,  — Лера всплеснула руками.  — Мне никогда не понять.
        — И правды мы, наверное, от неё не услышим. Хотя, мне кажется, корысть эта в ней всегда была. Жили они бедненько, считай, без отца. А когда подружились, Степан попроще был. Это Кирилл сразу после института в гору пошёл. А тот всё болтался, в армию сходил, особо зарабатывать и не стремился. Вот эта Настя Кирилла и выбрала. Это потом и отец Стёпы депутатом стал, и сам он за ум более-менее взялся. Хотя, как за ум,  — Нина Григорьевна махнула рукой.  — Ну, ты же с ним общалась, знаешь.
        — Может, и Настя в своих чувствах к нему не сразу разобралась? И любит на самом деле Степана. Может, и с наследством это она задумала с отчаяния?
        — Ох, добрая ты Лера,  — улыбнулась мама Кирилла.  — С наследством, думаю, её дед намеренно настропалил. Он у нас манипулятор знатный был. Он и Кирилл может, когда хочет. Такой сволочью бывает, если его достать, мн-н-н…  — протянула Нина Григорьевна даже с восхищением.  — Это с тобой он мягкий и пушистый. Летает, а не ходит. Мурлычет, а не говорит.
        — А про Варвару вы что-нибудь знаете?  — с надеждой спросила Лера, когда в сумке у неё уже завибрировал телефон.
        — Про Варвару это, я думаю, он тебе сам всё расскажет, если захочет.
        — Мама,  — показала Лера на поющий аппарат.
        — Ой,  — испуганно прикрыла рот рукой Нина Григорьевна.  — Я ж ей вчера сказала, что Кирилл женат. Не знала, что она не в курсе, ляпнула. Это же секрет был, что брак аннулировали, а про жену вроде как не секрет.
        — Ну, тут я сама виновата,  — провела Лера пальцем по экрану. И тяжело вздохнула, готовясь выслушать всё, что думает о ней мама.
        И оказалась права.
        — Лер, ну как же так?  — кипятилась мама, выслушав все остальные Лерины новости вполуха.  — А ты знала?
        — Всегда знала, мам. С самой первой встречи. Он никогда этого и не скрывал.
        — Да, глупо, конечно, было надеяться, что такой парень и ходит свободным. Конечно, женился ещё по молодости лет. Только я-то надеялась, что хоть разведён.
        — А это важно?  — Лера ждала, что мама не поймёт. Но стало так обидно за Кирилла, и Лера упёрлась.
        — Конечно, важно,  — вздохнула мама.
        — Для кого важно?  — сухо, с раздражением спросила Лера.  — Для меня неважно. Для него неважно. Для тёти Оли с третьего подъезда важно? Да пошла она в жопу, твоя тётя Оля! Мам, сколько можно жить, оглядываясь на кого-то? Что люди скажут? Что подумают? А людям лишь бы языки чесать.
        — Ты меня, Лер, хоть убеждай, хоть нет, а не хорошо это. И ты тоже хороша. Увела мужика. Считай, семью разбила. И вообще, знаешь как говорят? Ушёл один раз, значит и второй уйдёт. Ушёл от жены. Так и с тобой пробудет недолго.
        Лера стиснула зубы. Мамина категоричность ранила в самое больное и незащищённое. Все Лерины сомнения, все страхи, вся неуверенность в себе была рождена этими мамиными осуждениями. И Лера понимала, что её уже не исправишь, но и от воззваний этих, основанных невесть на чём, она уже так устала.
        — Ну и пусть недолго,  — не выдержала она, наблюдая, как Нина Григорьевна провожает юриста со старомодным портфелем, а потом возвращается в здание.  — Пусть!
        — Пусть, вот и отпусти,  — не уступала мама.  — А ты себе другого найдёшь.
        — А я наивно думала, что он тебе понравился,  — грустно вздохнула Лера.
        — Он хороший, Лер. Только не твой. Женатый. А ты с одним шесть лет прожила и все псу под хвост. Теперь второго будешь с другой бабой делить. Что это за жизнь?
        — Ну, спасибо, мам. Поддержала,  — отвернулась Лера к старому гаражу, кособоко склонившемуся к дереву.
        — А чего ты от меня ждала?
        — Да, ничего, мам. Вот поэтому и молчала. Даже не надеялась, что ты поддержишь или постараешься понять. У тебя всё или чёрное, или белое. Женатый — плохой. Неженатый — хороший.
        — А ты о чём у меня думаешь, мне вообще не понять. Развели там себе какие-то страсти мексиканские. Любовь. Страдания. Надо трезвее на жизнь смотреть. Да, женатый — плохой, а неженатый — хороший.
        — Я — хороший,  — прозвучал над самым ухом голос Кирилл, и Лера от неожиданности вздрогнула.
        — Ладно, всё мам. Пока. Я перезвоню,  — она отключилась и повернулась к Кириллу.  — Что?
        Он повернул к ней двумя руками документ.
        — Я свободен, счастье моё. Свободен,  — смотрел он на неё совершенно безумными от счастья глазами, как будто и сам держал этот документ в руках первый раз — Я же хороший?
        — Кирилл,  — упала Лера ему на грудь, сминая эту несчастную бумагу. Прижимая его к себе.  — Ты лучше всех. Любой. Женатый. Свободный. Ты всё равно лучше всех.
        — Я мне казалось, что ты во мне сомневаешься,  — он аккуратно вытянул из-под её щеки многострадальный документ.
        — А ты во мне?
        — Никогда,  — обхватил он её руками.
        — И твоя жена не беременная?
        — Это мы у неё через пару недель спросим. А пока у меня и жены-то нет,  — улыбнулся он и приподнял её лицо за подбородок.  — Но что-то мне подсказывает, что скоро будет. Ты же выйдешь за меня замуж? Нет, погоди, не так.
        Он встал в снег на одно колено и посмотрел на Леру снизу-вверх, словно не видел в жизни ничего прекраснее.
        — Лер, выходи за меня замуж. Прости, что у меня нет кольца. Прости, что я не выбрал место романтичнее. Но я так долго ждал, чтобы сказать тебе это. Я просто умру, если придётся ещё ждать.
        — Подожди, подожди, не умирай,  — спохватилась Лера и полезла в сумку.  — Всего пару секунд.
        Она непростительно долго ковырялась, доставая спрятанное кольцо.
        — Ты ещё жив?  — бросила она взгляд на удивлённо разглядывающего её Кирилла.
        — Колено уже промокло, и, кажется, я встал в собачью кучу, но что бы ты сейчас оттуда ни достала, обещаю, я дождусь.
        — Вот,  — протянула Лера кольцо с синим камнем.  — Твой дед мне дал. Сказал, что ты сам всё поймёшь.
        Кирилл посмотрел на блестевшее на его ладони украшение. Покачал головой, усмехнулся.
        — Лер,  — поднял он глаза.  — Ты теперь не можешь отказаться. Если я надену его тебе на палец, то это уже навсегда.
        — Тогда надевай,  — улыбнулась Лера.
        — Я не шучу. Оно заговорённое,  — прищурился он хитро. Но Лера не убрала руку.  — Как скажешь.
        Ободок кольца сел на безымянный палец, как влитой. Лера охнула, схватилась за сердце. Кирилл испуганно подскочил, чтобы её поймать. Подхватил, безвольно повисшую в его руках.
        — Лера! Лера,  — тормошил он её в панике, не зная, что делать.
        — Видел бы сейчас своё лицо,  — приоткрыла она один глаз и улыбнулась.
        — Вот ты… сволочь,  — выдохнул Кирилл.
        — Я согласна, Кирилл. Согласна,  — обхватила она его руками.  — Я так люблю тебя!
        — И я люблю тебя, счастье моё!  — перехватил он Леру покрепче.  — Пойдём уже маму заберём да поедем, деда помянем. Чувствую, знатная будет вечеринка.
        — А остальные?  — оглянулась Лера, провожая глазами благословенный гараж. Кто бы мог подумать, что лучшее в её жизни предложение ей сделают у старой покосившейся железяки.
        — Я потому и убежал, что они там все ругались. Настя со Стёпой. Мама с Валькой.
        И не успели они дойти до крыльца, как оттуда выскочил Степан, в прямом смысле слова вынося на могучем плече колотящую его по спине Настю.
        — Отпусти, дебил!  — орала она, а Степан снял её с плеча и уронил в сугроб.
        — Успокойся, психическая,  — Стёпа для верности ещё накинул снега.
        — Мне казалось, ты говорил, что жена у тебя невозмутимая, как панда,  — замерла в растерянности Лера, глядя, как Степан немилосердно макает Настю лицом в снег.
        — Да, но если на неё не находит,  — покачал он головой.  — Если её разозлить, то только вот так и можно успокоить. Можно ещё врезать хорошенько. Но я бы Степану не советовал. Он один раз ей уже всёк и потом пять лет ждал, пока она его наконец простит.
        — И ты знал про них?  — скривилась Лера, глядя, как Стёпа держит Настю за шею лицом в снегу.
        — Конечно, догадывался, что он к ней неровно дышит и что были у них отношения до меня. Но что такие высокие,  — Кирилл прикрыл рукой глаза. Хотя заткнуть не мешало бы уши. Вырвавшаяся Настя поливала Степана отборным матом.
        — А Валентина там что делает?  — оглянулась Лера на дверь.
        — Составляет заявление на апелляцию. Сказала, что будет оспаривать всё. Ну да пусть развлекается. Чем ей ещё теперь заниматься.
        — А если оспорит?
        — Что оспорит?  — отвлёкся Кирилл от живописного зрелища, как Степан перехватил Настю поперёк туловища, и та ещё трепыхалась, но что-то Лере подсказывало, что она сейчас разрыдается в его объятиях.  — Акции? Дом? Насколько я знаю своего деда, там комар носа не подточит. А даже если и отсудит,  — он махнул рукой.
        — Неужели отдашь?  — удивилась Лера.
        — Ни за что на свете,  — уверенно покачал он головой и повернулся к ней лицом, загораживая вид, как эти двое бойцов там целуются.  — Отвоюю назад. Своё я мог бы отдать. Дед всегда говорил, что мужик обязан сам заработать, а не разевать рот на отцовское. Я и заработаю. Не сомневайся. А это дед оставил тебе, не мне. Тебе и нашим детям.
        Кирилл не успел Леру обнять — прямо на них выскочила всклокоченная Валентина Дмитриевна, надевая на ходу шапку. Пыталась толкнуть Леру плечом, но мало того, что попала в Кирилла, который среагировал молниеносно, так ещё и получила по спине сумкой от Нины Григорьевны.
        — Мам,  — ужаснулся Кирилл на её растрёпанные волосы,  — вы там за вихры, что ли, друг друга таскали?
        — Ну, есть немного,  — пригладила та свои кучеряшки.  — Но в своё оправдание хочу сказать, что она первая начала.  — И не смей стыдиться матери.
        Она величественно закинула на плечо слегка потрёпанный шарф.
        — Мам, я тобой горжусь,  — обнял её одной рукой Кирилл и доверительно зашептал в ухо.  — Ты только никому не говори, но я тут одной девушке предложение сделал. Ты её не знаешь.
        — Неужели она согласилась?
        — Ну, ты же в курсе, как я умею уговаривать.
        — Ох, Кирюша, не торопишься ли ты у меня?
        — Тороплюсь мам. Но я так её люблю,  — обнял он второй рукой Леру.  — Так долго ждал. Так тяжело к этому шёл. Это такое цельное, закалённое, настоящее чувство…
        — От меня-то ты чего хочешь?  — улыбнулась мама, перебивая его тираду.
        — Скажи, что я молодец.
        — Вот подарите мне внука, тогда и скажу,  — вздёрнула она нос с вызовом и демонстративно пошла вперёд.
        — Вот всегда ты так. И вечно тебе мало,  — крикнул ей вслед.  — Будет внук, скажешь, внучку подавай!
        Он перехватил Леру покрепче.
        — Этим мамам вечно всё не так,  — вздохнул он то ли в шутку, то ли всерьёз.
        — Моя тоже раскудахталась, что ты женат,  — вздохнула и Лера.
        — И ты не сказала?
        — Не-а,  — обхватила его Лера поперёк туловища.  — Вот из вредности не сказала.
        — А знаешь, что,  — вдруг остановился Кирилл.  — А поехали в свадебное путешествие в Питер?
        — А как же Швейцарские Альпы? Париж?  — подняла на него лицо Лера.  — Я всё помню, ты мне обещал Парижские крыши.
        — Счастье моё, все крыши мира теперь в твоём распоряжении. Вся моя жизнь. До самого последнего вздоха я теперь твой,  — он подхватил и приподнял её над собой.  — И знаешь, что мне хочется сейчас крикнуть?
        — Знаю,  — уверенно ответила Лера, глядя в его сияющие глаза,  — То же, что и мне.
        Держи меня, Земля!
        Эпилог
        — Только не открывай глаза,  — Кирилл острожно вёл Леру за руку.
        — Кир, я боюсь сюрпризов,  — вредничала она, аккуратно переставляя ноги.
        Шумела вода. Мимо проезжали машины. Они были где-то в исторической части Санкт-Петербурга. Там они вышли из такси. Но куда же он тянет её ещё?
        — Не бойся. Всё,  — шепнул он на ухо, когда Лера упёрлась в холодное каменное ограждение.
        Она открыла глаза. Мост. Мойка или Фонтанка? Она словно вернулась во времени назад. Всё те же строгие скелеты деревьев. Та же чёрная вода в канале. Тот же май. Только сегодня день удивительно солнечный и тёплый.
        — И где мы?  — обернулась она к Кириллу.
        — За мной тут как бы остался должок,  — он показал пальцем вниз.
        Лера перегнулась через парапет. Крошечная медная птичка на выступе стены.
        — Чижик-Пыжик?  — подняла она удивлённый взгляд.
        — Ну, помнишь, был дождь, и мы так и не дошли. А я ведь обещал. Вот,  — он протянул горсть мелочи.  — Говорят, нужно загадать желание и бросить монету так, чтобы она обязательно осталась на постаменте. Тогда оно сбудется.
        — Кирилл,  — протянула к нему руку Лера и, взяв копейки, прижалась к его груди.  — Два года прошло.
        — Ну, в Питере-то мы больше так и не были. В свадебное путешествие полетели в Париж. На твой день рождения — в Мадрид, на Новый год — в Альпы.
        — И ты думаешь, мне есть ещё что загадывать?
        — Конечно,  — он приподнял её лицо за подбородок, чтобы поцеловать. И прижал Леру к парапету, забываясь, растворяясь в этом поцелуе под равнодушными взглядами торговцев медными украшениям, которые наверняка видели здесь всякое.
        Лера очнулась первая. Отстранилась, едва справляясь с дыханием.
        — Но ты прав. Я, кажется, знаю, что загадать,  — вернула она половину зажатых в руке монет, хитро прищурившись.
        — Точно? А то у меня тут ещё для тебя подарок.  — Кирилл порылся в кармане и протянул маленькую флэш-карту.
        — Ещё один подарок?
        — Это скорее ещё один должок,  — улыбнулся он, переворачивая пластиковый прямоугольник.
        — Варвара,  — прочитала Лера и с удивлением подняла глаза.
        — Я знаю, ты больше никогда не спрашивала. Но ведь я так ничего и не рассказал тебе.
        — Тогда расскажи сейчас. Ты возил её в Альпы?
        — Нет, она неожиданно приехала сама,  — покачал Кирилл головой.
        — Ты обещал ей что-нибудь, чего не выполнил?
        — Я ничего не обещал. Она два года преследовала меня. Но когда последний раз я провожал её домой в слезах, то подумал, что, может быть, я не прав. Может быть, не смог, не захотел, не разглядел в ней что-то важное. И я собрался, и первый раз полетел к ней сам,  — он опустил глаза, вздохнул, поковырял красноватый камень ограждения.  — И была гостиница, ужин, цветы… и ужасная ночь, когда мне хотелось выть, потому что она ничего, совсем ничего для меня не значила. Ни до, ни после. И она плакала, и именно тогда, наверно, поняла, что я не тот, кто может сделать её счастливой. Что она придумала меня себе. И, наверно, тогда окончательно во мне разочаровалась.
        — И обозлилась?
        — Не думаю,  — уверенно покачал он головой.
        — Но ведь она столкнула тебя с подъёмника,  — с удивлением посмотрела на него Лера.
        — Лер, она прилетела извиниться,  — Кирилл взял её за руку, поднял глаза.  — Покататься на лыжах и просто сказать мне, что была не права. И если бы не она, не знаю, выжил бы я вообще. Поднималась метель. Новая для меня трасса. Катастрофически мало снега. И вместо того, чтобы где нужно повернуть, я вылетел на камни. Сломал ногу, потерял сознание. Если бы она не ехала за мной, меня никогда не нашли бы. Может быть, потом, весной, и то лишь мои обглоданные медведями кости. Я обязан ей жизнью. И я не хотел трепать её имя. Оправдывать, даже перед тобой. Или обвинять. Для меня она ни в чём не виновата. Просто запуталась, заигралась и это зашло слишком далеко. Я такой же сумасшедший,  — он улыбнулся.  — Не знаю, как ты только согласилась выйти за меня замуж.
        — Но ведь её уволили?
        — Нет, Лер. Она сама ушла. Стало стыдно, что она всем про меня врала.
        — Что же тогда на этой флешке?
        — Виталий Павлович собрал мне информацию для тебя. Наши телефонные разговоры. Копии её билетов. Всё что смог найти, что ещё сохранилось в архивах.
        — Ты боялся, что я не поверю?
        — Я хотел, чтобы у тебя больше не осталось сомнений.
        — Тогда считай, что их и не осталось.
        И Лера кинула через голову флэшку в воду.
        — Упс!  — невинно пожала она плечами.
        Кирилл открыл рот, но закрыл его, так ничего и не сказав. Покачал головой.
        — У меня тоже есть для тебя подарок,  — хитро улыбнулась Лера.
        — Мне кажется, я догадываюсь что это,  — коварно улыбнулся Кирилл.
        — Правда? Давно?  — опешила она.
        — С тех пор, как тебя стало тошнить по утрам от запаха кофе, и ты полюбила мамины солёные огурцы.
        — И ты молчал?  — легонько ткнула она его в живот.
        Он нарочито жалобно скривился якобы от боли, а потом протянул руку.
        — Давай дари свой подарок.
        — Держи,  — достала Лера из сумки тест с двумя полосками и аккуратно за краешек положила на парапет.  — В руки только не бери, а то он немножко описанный.
        — Серьёзно?  — Кирилл поднял его, подержал в руке, рассматривая. А потом поцеловал.
        — Вот ты сумасшедший, а! Всё, больше не лезь ко мне целоваться,  — скривилась Лера и брезгливо кинула тест в урну.  — Совершенно безумный.
        — Я знаю, счастье моё,  — засмеялся Кирилл, сгрёб её в охапку и подтянул повыше на широкий парапет, к блестящей внизу в солнечных лучах птичке.  — Ну, и что мы загадаем?
        Он прицелился рукой с монетой.
        — Может вместе?  — приготовила Лера свою.
        — Три… пятнадцать!  — скомандовал Кирилл.
        — Мальчик!
        — Девочка!
        И обе блестящих монеты ударились о каменную поверхность, синхронно подпрыгнули, но так и остались лежать на небольшом каменном выступе.
        Кирилл озадачено посмотрел на Леру. Она пожала плечами.
        — Эй, молодёжь!  — окликнула их Лерина мама, подъезжая с коляской.  — Мы ту с Елизаветой Михалной подумали, а не пора ли зайти куда-нибудь перекусить?
        — Мам, скажи, а у нас были в роду двойняшки?  — смотрела Лера, как Кирилл достаёт из коляски сына.
        — Елизавета Михална, у нас двойняшки в роду были?  — обратилась мама к тёте Лизе, словно та Леру не слышала.
        — Так были, конечно,  — обернулась та.  — По отцовской линии. У Генки двойня.
        — Точно,  — ударила мама себя по лбу, и они увлеклись обсуждением очередных родственников.
        — Так мы есть-то пойдём?  — окликнул Кирилл женщин, потрепал сына по пухлой щёчке и легонько подкинул.  — Ох, и тяжёлый ты, Мишаня! Лер, чем ты его кормишь, а?
        Мишка весело засмеялся, но потянул ручки к маме.
        — Он не много у нас весит для полутора лет?
        — Ему год и восемь, Кирилл,  — хотела забрать Лера сына, но он не отдал.
        — Нечего, таскать такие тяжести,  — улыбнулся Кирилл многозначительно и шепнул: — Вдруг и правда близнецы?
        Он посадил сына на плечи. И тут же пожалел. Довольный Мишка вцепился в его длинные волосы.
        — Дамы!  — окликнул Кирилл, поморщась от боли.  — Пенсионный фонд России! Может, в Пироги?
        — Кирюш, какие пироги-то?  — обернулась Лерина мама.
        — Я знаю. Тут недалеко,  — показала рукой Елизавета Михайловна.  — Забыла только, как кафе называется. Как раз по дороге в Эрмитаж. В подвальчике.
        — Я и сам всё время название это забываю,  — Кирилл полез в карман за телефоном, придерживая сына одой рукой.  — Лер, а ты моей маме не звонила?
        — Нет, она сама звонила,  — забрала Лера у мамы коляску и повезла сама.  — Сказала у них всё хорошо. Жаль, что она с нами не поехала.
        — Ой, да куда ей со своим питомником,  — обернулся Кирилл.  — Последним щенкам ещё и месяца нет. Разве ж она сможет их оставить. Просто от неё сообщение, а я даже не слышал. И от Степана.
        — Давай мне тогда Мишку. Перезвони.
        — Да он мне не мешает. Пошли, пошли,  — он мотнул головой и снова задумчиво уставился в телефон.  — С работы тоже звонили. И Марта.
        — Ну твоей работе и отпуск не отпуск. И праздники не праздники,  — вздохнула Лера.
        — Кирилл, а какая у вас должность?  — спросила Елизавета Михална, когда он закончил говорить.  — Вы же сейчас на немецком говорили?
        — Да, это я хозяйке квартиры в Кёльне перезванивал. Лер, я забыл оставить ключи. И в упор не помню, куда мог их бросить,  — он обернулся к жене, а потом снова к Елизавете Михайловне.  — Я сейчас директор общего фарм-дивизиона по России, Европе и странам СНГ. Даже не знаю, как подробнее и пояснить-то.
        — Я знаю, как,  — вмешалась мама.  — Их сейчас, Лиза, одним словом, к нам и не затянешь,  — Мотаются между Кёльном и Москвой. Но в Подмосковье там хоть дом, а в том Кёльне… тьху! Такая клетушка, у тебя в Колпино побольше будет. Вот второго родят и совсем места не будет.
        — Мы снимем квартиру побольше,  — улыбнулся Кирилл, пересаживая сына на руку.  — Да, Мишань? Тебе же нужны и сестрёнка, и братишка?
        — Так, ключи в сумке,  — показала Лера и спрятала их обратно.  — А мама-то что написала?
        — Прислала фотографии цветущих яблонь, дедовских, колоновидных,  — Кирилл прижал к себе Леру одной рукой.  — Ну и своих щенков, конечно.
        — А Степан?
        — Девочка у них,  — поцеловал он Леру в лоб.  — Без ЭКО, без всяких свистоплясок. Ох, не завидую я тому Степану.
        — А я рада за них,  — улыбнулась Лера.
        — Ты за всех рада. За Артёма с Дашкой. Ну, как же! Сын,  — сокрушённо махнула рукой мама, забирая коляску.  — За Витю со Светкой. Ведь тоже скоро второго ему родит.
        Она бодро покатила коляску впереди, а потом развернулась:
        — Хоть разозлилась бы на кого.
        — А зачем?  — удивилась Лера, обнимая Кирилла покрепче. Искренне радуясь за Витьку, что его операция оказалась обратимой.
        — Потому что неправильно это,  — упиралась мама.
        — А я считаю правильно. Не должны рушиться судьбы из-за злых языков, науськиваний, сплетен. Мы так охотно верим в плохое. И зря. Ведь у каждого — своё счастье. У кого-то тяжёлое, у кого-то полегче. Правда, тёть Лиз? Главное, слушать только себя. Не испугаться, всё бросить и выйти замуж за грузина-краснодеревщика. Ну, или поверить женатому мужчине.
        Лера подняла лицо к Кириллу.
        — Неожиданно конечно, но вдруг он действительно окажется лучше, чем про него говорят?  — хитро улыбнулся Кирилл.  — И может, совсем не случайно мы однажды столкнулись?
        Да, если бы Лера знала, что тот день изменит её жизнь навсегда, может, она не пошла бы на тот семинар. Отсиделась бы в номере, не полетела в Москву и вообще не устроилась бы медицинским представителем в международную фармацевтическую корпорацию.
        И стояла бы, наверное, до сих пор в аптеке, варила Артёму вдохновенные борщи, получала моральное удовлетворение от работы. И, может быть, была бы счастлива. По-своему.
        Но она сделала всё с точностью наоборот.
        И теперь точно знает, что бывает и другое счастье. Настоящее. Без «может».
        КОНЕЦ