Роковая любовь Кэндис Кэмп
        # В центре повествования романа - любовь красавицы-южанки Энэлайз Колдуэлл к капитану армии северян Марку Шэфферу. Время действия книги - гражданская война в США в середине прошлого века.
        Кэндис Кэмп
        Роковая любовь
        ЧАСТЬ 1
        ДИВЕРСИЯ
        Глава 1
        Все старинные, знаменитые и богатые семьи, составляющие гордость Нового Орлеана, были приглашены на это торжество. Стоял уже конец февраля, и все страстно желали скорейшего окончания зимы, пустяковой и короткой, по мнению северян, но достаточно неприятной для жителей Нового Орлеана.
        Через несколько недель начинался великий пост, и, несмотря на то, что епископ ввел новые великопостные ограничения из-за ужасной блокады, устроенной Линкольном[Линкольн (1809-1865)-президент США (1861-1865), выступавший против рабства.] , все же в сезоне намечалось несколько вечеров.
        Большинство жителей Нового Орлеана были католиками и строго соблюдали церковные обряды. Но сейчас, хотя пост уже приближался, праздник еще был вполне уместен.
        Да, пожалуй, в Конфедерации[Конфедерация-объединение 11 южных рабовладельческих штатов, развязавших гражданскую войну. (Здесь и далее примечания переводчика).] не было более подходящего для проведения праздников города, чем Новый Орлеан. Хотя война продолжалась уже целый год, огонь сражений еще не опалил его жителей. Город, как и все южные штаты, был уверен в своей непобедимости. И хотя на столах, стоявших у стены зала, не хватало многих деликатесов, которые раньше ввозились на торговых судах, и хотя платья на хорошеньких леди, кружившихся в танце со своими кавалерами, не обновлялись уже второй сезон, разве волновало это кого-нибудь сегодня вечером?!
        И все с удовольствием пили домашнее вино и закусывали простой едой, окружив веселой толпой скромно накрытые столы.
        Кто-то из толпы громко произнес:
        - И зачем нам нужно французское шампанское, если вокруг столько очаровательных леди, красота которых опьяняет гораздо больше?!
        Среди этих, кружащих мужские головы леди, бесспорно самой красивой была дочь хозяина дома, в честь которой и был устроен праздник. Она стояла, окруженная многочисленными поклонниками. И среди них не было такого, кто не бросал бы на нее восхищенных взглядов.
        И только дамы, имевшие дочерей на выданье, завистливо поджимали губы и осуждающе переглядывались.
        Энэлайз Колдуэлл, так звали девушку, была единственным ребенком богатого плантатора, занимающегося сахарным тростником. Его звали Джон Колдуэлл. Уже более двадцати лет он был женат на восхитительной вдове-креолке[креолка - потомок первых испанских и португальских поселенцев в Америке.] Терезе дю Буа Фурье. От этого брака и родилась Энэлайз.
        У нее было прекрасное лицо с тонкими нежными чертами, которое освещали большие голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, и вьющиеся черные волосы. От ее стройной девичьей фигуры с неожиданно пышной грудью поклонники не могли оторвать восхищенных глаз. А она, наблюдая за производимым эффектом, вовсю флиртовала, насмешливо улыбаясь и делая вид, что совершенно не знает, на ком остановить свой выбор.
        Только при одном воспоминании о ней и ее богатстве, все преуспевающие креолы-аристократы теряли покой. А тем более, когда она находилась среди них во всем блеске своей красоты и молодости.
        - Роберт, - обратилась Энэлайз к одному из своих поклонников, поддразнивая его, - ну как можно быть таким настойчивым? Я уже дважды за сегодняшний вечер станцевала с Вами и, если сделаю это еще раз, то моя репутация будет окончательно погублена!!
        - О нет, мисс Энэлайз, - запротестовали в один голос все ее поклонники.
        Энэлайз засмеялась, окончательно убедившись в том, что уже давно подозревала. Она, кажется, стала основным предметом соперничества среди всех мужчин-креолов.
        В городе, где дуэль легко могла вспыхнуть даже из-за нескольких пустяковых слов, соперничество из-за любой красивой девушки становилось предметом самого азартного состязания, подобно карточной игре, где был возможен как большой выигрыш, так и полное фиаско. И никто не хотел выходить из игры, не победив там, где наградой была любовь. Когда же легковерная девушка сдавалась, ее ждало осуждение общества, а соблазнителя - громкая слава среди мужчин.
        Пока поклонники наперебой заверяли Энэлайз, что ее репутация непоколебима и приглашали на следующий танец, она, почти не слушая их, оглядывала зал.
        Как ни странно, на празднике, где все мужчины стремились обратить на себя ее внимание, ей было скучно. Даже улыбаясь и флиртуя, в мыслях она возвращалась к тем бумагам, которые остались лежать на столе в ее кабинете: это были планы весеннего сева, который надо было начинать уже завтра. И, конечно же, ее волновала судьба будущего урожая.
        Армия северян блокировала все гавани и порты Юга, поэтому торговые корабли не могли выйти с грузами, и весь прошлогодний урожай сгнил на пристани. И если это повторится в этом году…
        Расстроившись, она попыталась отвлечься от мрачных мыслей. Разве можно думать сейчас о блокаде, среди веселья?! В это мгновенье она увидела своего брата Эмиля, который стоял у дверей, распахнутых на веранду, и расстроилась еще больше. Ее брат разговаривал с хорошенькой блондинкой, которая явно была влюблена в него. Она, конечно, была обворожительна, ее голубые глаза сияли, но Энэлайз задел за живое выбор Эмиля. И с чего это он, как и все мужчины, предпочитает эту противную блондинку Бекки Олдвэй, в то время как в него влюблена такая добрая, чудесная девушка как Полина Бовэ.
        Энэлайз очень любила своего сводного брата. Когда его отец умер от желтой лихорадки, Эмиль был совсем маленьким. Вскоре его мать вышла замуж за Джона Колдуэлла, и тот заменил ему умершего отца. Когда же родилась Энэлайз, он продолжал относиться к Эмилю, как к собственному сыну.
        А для Энэлайз старший брат был с детства кумиром. И сейчас она страшилась, что он женится на Бекки, которую находила страшно самодовольной и поверхностной. Энэлайз боялась, что Бекки может сделать брата несчастным, в то время как ее подруга Полина будет его боготворить и всегда заботиться о нем. Все еще недовольная, не одобряя выбор брата, Энэлайз продолжала рассматривать гостей.
        И тут ее взгляд встретился со взглядом, который пристально рассматривал ее самое. Это был мужчина, стоявший на лестнице, облокотившись на белые перила. Его вид был спокойным и даже безразличным, но чувствовалось, что он напряжен как леопард, готовящийся к прыжку. Его пристальный взгляд ожег Энэлайз. Она почувствовала, как дрожь пробежала у нее по телу от этого взгляда. И хотя она не поняла, почему так с ней все произошло, но все же ей стало ясно - этот человек, с его взглядом, был опасен для нее. Похоже, что он также неукротим и безудержен, как их холеный черный жеребец Люцифер, которого когда-то приобрел отец и которого не смог объездить даже Эмиль.
        Люцифер - это имя вполне подходило незнакомцу. Не зря Энэлайз сразу пришла в голову мысль о жеребце - густые черные волосы незнакомца, очень смуглая кожа и напряжение мускулов делали его похожим на этого красивого, но опасного зверя.
        Энэлайз отвела свой взгляд в сторону от него и обратилась опять к своим поклонникам. Но его взгляд она все еще ощущала. Непривыкшая к такой дерзости, она смутилась и покраснела. Кто это, черт побери, и что он здесь делает?!
        Она была уверена, что никогда раньше не видела его не только в своем доме, но и в Новом Орлеане. Она совершенно не представляла, кто мог пригласить его на вечер.
        Оркестр заиграл следующий танец, и Энэлайз сказала насмешливым тоном:
        - Ну, так что же? Неужели вы опять все сразу ринетесь приглашать меня? Я уже обещала этот вальс лейтенанту Карнеру. Смотрите, вот его имя в моей бальной карточке. А вам как не совестно думать, что моя бальная карта не заполнена?! Я что, похожа на «желтофиоль»?[желтофиоль - цветок; (разговорн.) - дама, оставшаяся на балу без кавалера.]
        - Ни в коем случае! - воскликнул лейтенант Карнер и с готовностью протянул ей свою руку.
        - Они все еще надеются занять мое место! Бедные люди! Не сердитесь! Мисс Энэлайз как-нибудь сжалится над вами!
        Энэлайз громко расхохоталась - лейтенант всегда был так парадоксален в оценке происходящего, что даже она не всегда могла понять - серьезно он говорит или насмехается над всеми. Но танцором он блестящим все же не был, ибо не смог закружить ее в танце так, чтобы она позабыла все на свете. Танцуя, она не могла ни позабыть, ни перестать думать о том необычном темноволосом мужчине на ступеньках лестницы.
        Она скользила по залу в вихре вальса и все смотрела на лестницу. На ней уже никого не было, и Энэлайз мгновенно решила про себя: а вдруг это только плод ее воображения? Она еще раз внимательно осмотрела зал и… обнаружила «плод своего воображения». На этот раз он стоял у стены и был поглощен разговором с Перри Маленсо.
        Энэлайз нервно закусила верхнюю губу - так она делала по дурной привычке в те мгновения, когда очень волновалась. Она вдруг подумала, что незнакомец может быть дальний родственник Мэленкьюксов, и он пришел вместе с Перри? У Маленсо в окрестностях Батон Руж были, казалось, сотни таких дальних родственников.
        Когда танец закончился, Энэлайз попросила провести ее туда, где чуть прислонившись к стене, стояла ее подруга Полина Бовэ. Рядом с ней сидела ее тетка с ястребиным носом, которая сопровождала ее на вечер. Вот Полина часто становилась
«желтофиолью» и оставалась на вечерах и балах без кавалера, хотя и была приятной внешне. Девушки, порхавшие на танцевальной площадке, легко находили себе поклонников, а Полина предпочитала проводить вечера дома за чтением книг. И если бы не сегодняшнее торжество, она вряд ли пришла повидаться со своей дорогой подругой Энэлайз, так как знала, что опять станет вынужденным свидетелем ухаживания Эмиля Фурье за Бекки Олдвэй.
        - Привет, Энэлайз! - натянуто улыбнулась Полина своей подруге. Она очень болезненно переживала то, что опять не имеет постоянного поклонника и не танцует. Но тем не менее она произнесла:
        - Сегодня чудесный вечер!
        - Да, - подхватила их разговор тетка Полины с ястребиным носом, которая как настоящий ястреб зорко следила за тем, что делается вокруг. - Но только не говори мне, что так чудесно все устроила твоя мать! - обратилась она к Энэлайз. - Я знаю Терезу дю Буа с тех пор, как она бегала еще в коротеньких юбочках, и она никогда ничего подобного не могла устроить. Предел того, что она когда-либо могла сделать, так это выбрать кусок материи на платье, чтобы покрасоваться перед всеми своей фигурой и поболтать о последних сплетнях и скандалах, - закончила она.
        Полина покраснела и испуганно посмотрела на Энэлайз. Жанетт, ее тетка, была кузиной отца, старой девой и ужасным деспотом. Она была в родстве с доброй половиной аристократических креольских семейств Нового Орлеана, таких как семейство Бовэ, Борегард, Картерэ. И она решила, что имеет поэтому право высказывать обо всех и обо всем что угодно и где угодно в совершенно бестактной форме.
        Полина очень часто испытывала на себе ее грубость и бывала обиженной и оскорбленной. Но мать Полины давно уже умерла, и она была в зависимости от Жанетты из-за стесненного финансового положения семьи. Это мешало Полине и в выборе поклонников.
        Энэлайз весело засмеялась над замечанием старой женщины. Она сама знала о легкомысленном характере своей матери гораздо лучше, чем это знала Жанетт Паке. Отрицать слова Жанетт она никак не могла, но, ничуть не удивившись, ответила:
        - Ну, кузина Жанетт, не будь так язвительна по отношению к моей матушке. - Энэлайз обратилась к ней так фамильярно, потому что та была старинным другом их семьи. - Она оказалась способной и на большее. И доказательством этого служит то, что она отловила двух богатых мужей!
        Старая леди раскрыла рот и насмешливо хмыкнула, затем натянуто улыбнулась.
        - Полина, - сказала Энэлайз, взяв свою подругу под локоть. - Я хочу тебя кое о чем спросить. Я только что видела очень неприятного человека и мне хотелось узнать, кто он такой. Ты ведь знаешь всех в округе.
        Полина поняла, что подругу очень заинтриговал этот незнакомец. На Энэлайз это было непохоже. Она никогда прежде не интересовалась никакими мужчинами. У нее всегда было так много поклонников, что она не придавала им никакого значения, как избалованное дитя не придает значения своим многочисленным игрушкам.
        - О ком ты говоришь? - прошептала Полина.
        - Да о том смуглом человеке, что беседует с Перри Маленсо у дальней стены. Ты знаешь его?
        Полина прищурила глаза. Годы, проведенные за чтением, сделали свое дело - она плохо видела вдаль.
        - Не уверена, что знаю его, - ответила Полина. Энэлайз вздохнула. Она надеялась, что Полина, знавшая хорошо все старинные французские семьи, поможет легко установить личность незнакомца. Но Энэлайз поняла: видимо, он был приезжим и Полина не могла его знать.
        - Я подумала, что он, может быть, из этих бесчисленных кузенов Перри Маленсо, - сказала Энэлайз. Полина присмотрелась к незнакомцу.
        - Нет, на Маленсо он не похож. У всех Маленсо лица продолговатые, как лошадиные морды. Я не очень-то знаю всех из их клана, кто живет вокруг Батон Руж.
        - И я тоже не всех знаю, - сказала Энэлайз, опять закусывая верхнюю губу.
        - Но, погоди! - вдруг изумленно сказала Полина, поворачиваясь к Энэлайз. - Это ведь твой вечер! Неужели ты не знаешь, кто приглашен?!
        - Не знаю. И потому спрашиваю у тебя, кто же он такой на самом деле? Я его не приглашала. Вот это точно!
        - Знаешь, мне кажется, что мы скоро все с тобой узнаем, - вдруг заметила Полина. - Смотри, они направляются к нам.
        У Энэлайз сжало желудок, и она едва подавила вскрик. С чего бы это она ведет себя так, как девчонка, впервые приглашенная на танец? И почему она так волнуется о человеке, который ей не понравился? Ей не пришлось долго рассуждать по этому поводу, так как двое мужчин уже были рядом с ними. Маленсо, как обычно, важно поклонился и сказал:
        - Мисс Энэлайз, мисс Полина. Вы что, скрываетесь здесь от своих многочисленных поклонников?
        Энэлайз улыбнулась комплименту. Одновременно она чувствовала, как глаза незнакомца пристально рассматривают всю ее фигуру. У нее перехватило дыхание.
        - Мисс Энэлайз, я надеюсь, что Вы не подумаете плохо обо мне, - сказал Перри. - Я привел на вечер своего друга, который очень хочет с Вами познакомиться. Мэм, это капитан Клэй Феррис из Саванны. А теперь, не желаете ли Вы разбить ему сердце и тем самым дать ему плохое представление о нашем городе? - продолжал Перри.
        - И не мечтаю об этом, - пробормотала Энэлайз, легким наклоном головы отвечая на поклон незнакомца. Дальше Энэлайз замолчала и никак не могла придумать, что еще сказать, и тут на помощь поспешила Полина. Она мягко спросила у незнакомца:
        - Скажите нам, капитан Феррис, что привело Вас в Новый Орлеан?
        - Да, действительно, капитан, что? - подхватила Энэлайз холодным тоном. - Полагаю, что военные действия идут гораздо севернее?! - Она полностью проигнорировала тайные знаки, что подавала Полина, потому что чувствовала, как растет у нее в душе неприязнь к этому человеку.
        Ему же ее замечание и тон показались дерзкими, но не оскорбительными, чего она добивалась. Пристально посмотрев на нее, офицер армии Конфедерации обольстительно улыбнулся и произнес:
        - Как опытный солдат здесь, в Новом Орлеане, я помогаю укреплять защиту наших портов. И хотя я предпочел быть вместе с теми, кто в форме защищает Саванну и Чарльстон, но, если мы потеряем наши порты, мы потеряем все. Впрочем, Вам, леди, не стоит брать в свою маленькую головку такие вещи.
        Щеки Энэлайз вспыхнули румянцем, когда она услышала, каким тоном разговаривает с ней капитан. Она совсем не привыкла, что к ней обращаются так снисходительно. Порядком выведенная из себя, она все же не собиралась уступать ему.
        - Почему же не стоит брать в голову? - переспросила Энэлайз у Ферриса. - Если я не буду ничего знать о тех храбрых солдатах, которые защищают наш город, то буду бояться, что они не сумеют этого сделать. И, вообще, мне кажется, что наши солдаты в Новом Орлеане совсем не нуждаются в помощи человека из Саванны, чтобы защитить город!
        На этот раз Энэлайз достигла цели. Темные глаза капитана Ферриса вспыхнули огнем, но он улыбнулся и ответил:
        - Вы не совсем так меня поняли. Это мне нужна их помощь в укреплении портов. Новый Орлеан - большое препятствие для янки[янки - пренебрежительное прозвище, данное в Конфедерации северянам.] .
        Перри подхватил слова капитана и сказал:
        - Абсолютно правильно насчет Нового Орлеана. Только у нас, в Новом Орлеане, есть торпеды[торпеда - самодвижущийся я самонаправленный подводный снаряд сигарообразной формы.] , каких вы больше нигде не встретите.
        - Да, это самое современное оружие, - произнес Феррис и попытался перевести разговор в другое русло. - Не сомневаюсь, что мы наскучили дамам слишком серьезным разговором, - заметил он.
        Маленсо весело рассмеялся:
        - Ну, значит, ты совершенно не знаешь наших креольских красавиц. Они все знают о военных делах и очень этим интересуются. Да и как не знать, если отец Энэлайз изобрел эти самые торпеды, - сказал Перри.
        Энэлайз ненавидящим взглядом посмотрела на Перри и произнесла:
        - Ну, Перри, Вы и впрямь заставите капитана думать о том, что мы, новоорлеанские девушки, похожи на этих книжных червей девушек-янки.
        Перри Маленсо сконфузился, правильно поняв взгляд Энэлайз - не стоило на этом многолюдном балу и при Феррисе говорить о торпедах, которые считались секретным оружием.
        - Да, капитан, - обратилась к нему Энэлайз, - мне приходится констатировать, что большая часть нашего разговора касалась блокады. Досадно, что она может помешать проведению вечеров в этом году.
        Эти слова Энэлайз вернули Маленсо в мыслях к вражеской блокаде и к тем неудобствам, которые блокада принесла всем в жизнь.
        - Это раздражает меня! - помпезно произнес Перри. - Я огорчен из-за этой проклятой блокады. Это - преступление, настоящее преступление, - закончил он.
        - Я думаю, что блокада - одна из причин, почему южная торговля застопорилась, - сказал Феррис.
        - А что, в других портах также плохо обстоят дела? - поинтересовалась Полина.
        - Да, мэм, - ответил Феррис. - В Чарльстоне, Саванне, Уилмингтоне, Мобиле - везде такая же картина. Хлопок, сахарный тростник, рис, индиго - весь урожай гниет в портах, так как его невозможно вывезти, - пояснил он.
        - Что случилось? - озабоченно спросил Мэленкьюкс.
        - Старый Аби[Аби - здесь имеется в виду Абрахам Линкольн, руководитель армии северян (прим. пер.).] плохо нас знает, если он думает, что сможет поставить Конфедерацию на колени, опустошив наши кошельки. Только им надо знать, что янки здесь умоются кровью, - произнес капитан и, обернувшись, посмотрел на другого офицера.
        - Пожалуйста, - сказал офицер, - расскажите-ка нам, капитан как юг[имеется в виду армия южан.] собирается сражаться, если он не может финансировать свою армию и флот. Вы что, надеетесь на то, что Англия и Франция даст нам ружья и пушки в обмен на посмертную славу!
        - Звучит слишком пессимистично, не так ли, капитан? - вмешалась в разговор Энэлайз, хотя она прекрасно понимала, о чем шла речь.
        Капитан Феррис улыбнулся:
        - Не столь пессимистично, как реально, - пояснил Феррис. - Мне бы хотелось заставить правительство обратить внимание на исключительную важность наших портовых городов. Победа в Вирджинии[Вирджиния - один из штатов в Конфедерации.] всем хорошо известна. Но мы нуждаемся в сильном флоте. Мой друг Маленсо засвидетельствует Вам, что южане - настоящие бойцы и настоящие кавалеры. Они также - настоящие моряки, ведь Юг был освоен моряками так же, как и плантаторами. Нам надо много пушек, чтобы оснастить ими корабли, и мы прорвем блокаду, - сказал капитан.
        - Извините меня, - вдруг перебил их разговор чей-то голос. - Мисс Энэлайз, я думаю, что это мой танец. - Энэлайз подняла глаза и увидела перед собой Ричарда Хелмса. Он застыл на месте, а Энэлайз заглянула в свою танцевальную карточку.
        Ей совсем не хотелось прерывать такой интересный разговор. С мужчинами раньше она ограничивалась легким флиртом, участвовать в таких серьезных беседах ей еще не приходилось.
        Капитан Феррис холодно обратился к молодому человеку, стоящему напротив Энэлайз.
        - На этот раз у Вас ничего не получится, сэр, - сказал он ему. - Мисс Колдуэлл уже пообещала этот танец мне.
        Хелмс уставился на капитана с раскрытым ртом, а Энэлайз застыла в удивлении, когда капитан быстро подскочил к ней, взял ее за руку и повел на площадку для танцев.
        - Как Вам не стыдно? - прошипела она. - Это был танец мистера Хелмса, а Вы прекрасно знаете, что я Вам никогда не обещала никакого танца. А по сему я не буду танцевать с вами.
        Но Феррис крепко держал ее в своих руках и все ближе подводил к площадке для танцев.
        - Уже поздно, - произнес капитан. - Вы ничего не сможете поделать. Лучше расслабьтесь и слушайте музыку.
        Голубые глаза Энэлайз, казалось, метали громы и молнии.
        - Я требую, капитан Феррис, верните меня сейчас же к моим друзьям. Вы самый грубейший человек, самый самонадеянный из тех, что я когда-либо встречала. У меня абсолютно нет никакого желания танцевать с Вами. Вы даже не спросили моего разрешения.
        Лицо капитана озарила счастливая улыбка.
        - Как же я мог попросить Вас станцевать со мной? Вы весь вечер находитесь в окружении мужчин. Это мой первый и единственный шанс остаться наедине с Вами. И, кроме того, Вы ведь знаете, что Ваша танцевальная карта моментально была заполнена первыми, кто прибыл на этот вечер.
        Энэлайз осталось только рассмеяться в ответ.
        - Полагаю, что Вы правы, - произнесла она. - Но ведь Вы даже не были приглашены на вечер, - тут же съязвила Энэлайз.
        Капитан Феррис искренне расхохотался.
        - Но я ж уже здесь, мисс Колдуэлл! И раз уж я здесь, то не сочту за великий грех украсть у них танец с Вами!
        Энэлайз не смогла не улыбнуться и сказала:
        - Эх, была не была!
        Он был великолепным танцором, и порой Энэлайз казалось, что она парит в воздухе. Его руки крепко сжимали ее талию, и она через одежду чувствовала жар его ладоней. Энэлайз взглянула на него и увидела, как горели его глаза и как они говорили о его чувствах к ней. Ее тело отвечало на каждое его прикосновение. Ни один мужчина прежде не производил на нее такого сильного впечатления и не заставлял ее сердце биться так учащенно. И не было в ее жизни еще такого мужчины, от которого бы так кругом шла голова! Капитан Феррис в танце все продвигался и продвигался к узким дверям, что вели на веранду, а когда музыка прекратилась, он быстро взял ее под руку и вывел на веранду. Энэлайз почти не сопротивлялась своему партнеру. Они вышли на веранду и стали у перил. Она чувствовала, как он крепко держит ее за талию.
        - Обещаю, что я не оскорблю Вас, - сказал капитан, облокотясь на широкие перила веранды. - Я, действительно, очень хотел побеседовать с Вами, но это почти что было невозможно из-за многочисленных поклонников и кавалеров.
        - Но ведь каждый увидит, что я исчезла, - запротестовала Энэлайз. - Это будет самый настоящий скандал.
        - Даже, если мы будем стоять на расстоянии трех футов[фут - расстояние, равное приблизительно 30, 5 см.] друг от друга? - спросил Феррис. - Ведь это расстояние намного больше того, когда мы танцевали! - воскликнул капитан.
        - Да, но об этом никто кроме нас не знает, - решительно сказала Энэлайз. Она понимала, что единственно правильным для нее решением было покинуть веранду и вернуться в зал для танцев. Матушка, наверняка, будет шокирована. Но кроме матушки найдутся и другие желающие посплетничать на эту тему!
        От волнения горло Энэлайз перехватило спазмом. Энэлайз хорошо знала свою матушку и понимала, что та не будет хранить в секрете факт исчезновения своей дочери с бала. Она знала, что каждый расценит ее исчезновение, как нарушение этикета. Но что-то все-таки удерживало ее здесь, несмотря на то, что мать прочитает ей лекцию о неприличном поведении. Дело было не в матери и во мнении общества. Ей самой хотелось остаться.
        - Что Вы делали до войны, капитан Феррис? - спросила она, стараясь соблюсти все формальности.
        Он усмехнулся, поняв, что она уступила и останется с ним. А Энэлайз про себя отметила, что в его улыбке было что-то дьявольское.
        - До войны я был плантатором, - ответил капитан Феррис. - Земли прибрежной Джорджии похожи на эти земли, хотя мы выращиваем рис и больше индиго[название кустарников (индигофера), из листьев которых получают краситель синего цвета. Известен с глубокой древности. Широко применяется в ситцепечатании и для крашения джинсовой ткани.] , чем сахарный тростник, - сказал он и прислонился к одной из колонн веранды, продолжая смотреть на нее.
        Энэлайз опустила глаза и уставилась взглядом на свои руки.
        - Правда, капитан?! - наигранно удивилась она, стараясь скрыть свое смущение. - Я чувствую себя так, будто бы я была одним из растений у Вас на плантации, а Вы все следили за мной, поджидая, пока я подрасту. Я никак не могу понять, что интересного Вы нашли в моем лице? - спросила она.
        Он усмехнулся и сказал просто:
        - Так уж и не можешь понять. Сомневаюсь, что ты так смутилась под взглядом мужчины.
        - Конечно же нет! - ответила она резко. - Но с Вашей стороны это звучит не очень-то вежливо.
        - Боюсь, что у меня никогда не было хороших манер. Вы очень красивая женщина, и мне просто нравится смотреть на Вас. Что, сказано слишком откровенно для Вашей женской добродетели?
        Энэлайз взглянула на него, высоко подняв брови.
        - Сэр! Я думаю, что мифы о так называемой «женской добродетели» и другие всевозможные мифы больше придуманы вами, мужчинами, для нас - женщин.
        Он засмеялся:
        - Вы и вправду так думаете? - смеясь, спросил он. В голосе его звучало удивление.
        - Действительно, думаю так! - подтвердила Энэлайз. - Практически все джентльмены содержат любовниц-квартеронок[Квартеронка - родившаяся от мулатки и белого человека,] , тщательно скрывая это обстоятельство от семьи. Но леди, даже если знают, не должны говорить об этом, а тем более требовать, чтобы это прекратилось. Это считается неприличным для леди. Вот, сэр, высшее лицемерие в своде правил поведения, придуманных мужчинами для нас, женщин.
        Капитан какое-то время пристально всматривался в свою собеседницу, и под этим взглядом Энэлайз вдруг поняла, что все произнесенное ею было сказано в порыве ярости, гнева.
        Она почувствовала себя совсем скверно. Неужели то, что она сказала ему, шокировало его? Ведь то, что она ему тут наговорила, не обсуждается даже между мужем и женой, а тем более между молодой девушкой и совершенно незнакомым человеком!
        Но тут чарующая улыбка озарила уста капитана, и Энэлайз увидела, что его глаза загорелись от восхищения.
        - Моя дорогая, мисс Колдуэлл, - протяжно произнес он. - Мне все всегда говорили, что я вызывающе резок в общении, но думаю, что в этом отношении я должен отдать пальму первенства Вам.
        Энэлайз вспыхнула от смущения. Она действительно устроила спектакль для этого мужчины из Саванны. Немного запинаясь от волнения, она начала:
        - Прошу извинения! Только богу, должно быть, известно, что Вы подумали обо мне. Боюсь, что мой язычок опять меня подвел. Теперь, я думаю, что мне по-настоящему настало время уходить, - сказала она и повернулась, чтобы убежать, но он, опередив, удержал ее рукой за талию.
        Энэлайз сделала усилие, чтобы вырваться, но его руки держали ее железной хваткой, и у нее не осталось ни малейшего шанса спастись бегством.
        - Нет, обождите, мисс Колдуэлл, - сказал капитан. - Вы еще не выслушали меня, прежде чем убежать. Я не шокирован Вашей откровенностью, совсем наоборот, хотя и нахожу такие речи необычными для молодой девушки. И я совершенно согласен с тем, о чем Вы говорили. Правда, мне еще не приходилось встречать женщину, которая проявила бы столько здравого смысла. Как правило, для женщин характерны неумение слушать и умение вести бессмысленную болтовню, а также полная неспособность правильно оценивать ситуацию.
        Тут он сделал паузу, а когда заговорил снова, его тон изменился, и голос был полон горечи.
        - Мне всегда встречались такие женщины. Уверяю Вас, несмотря на разговоры о своей добродетели, они отнюдь не были святыми. И почему это мужчины всегда ищут в жены
«святую» женщину?! Это выше всякого понимания! Мне бы хотелось, чтобы моя женщина понимала меня, - сказал он. Его рука уже не держала ее талию, но Энэлайз продолжала стоять, даже не пытаясь убежать.
        В его глазах она увидела и страдание. Сердце Энэлайз учащенно билось. Он даже не представлял себе, как подействовали на нее его слова! Никогда раньше она представить себе не могла, что с мужчинами можно обсуждать такие темы!
        Какой бы другой мужчина осмелился с ней говорить о таких неприличных для разговора с леди вещах! Правда, иногда нечто подобное, жалуясь, могла произнести ее мать.
        Наконец, ее собеседник прервал молчание.
        - Мне кажется, что я сейчас шокировал Вас больше, нежели Вы меня. Давайте-ка заключим джентльменское соглашение между нами, а?
        - Что Вы предлагаете? - переспросила Энэлайз нерешительным голосом.
        Он засмеялся.
        - Ничего неприличного я не предлагаю! Не бойтесь за Вашу честь, уверяю Вас! Я просто прошу Вашего разрешения зайти к Вам…
        Энэлайз нерешительно ответила:
        - Я… Я, право, не знаю. Я едва знаю Вас, да к тому же матушка может и не разрешить.
        - Почему? Я вам не нравлюсь, мисс Колдуэлл? - вдруг спросил капитан Феррис.
        У Энэлайз в горле словно ком застрял. Она действительно отдавала себе отчет в том, что он ей сразу же не понравился, хотя был и высок и хорош собою.
        Да, ей не понравились резкость его речей и манер, его самонадеянность. С ним было трудно разговаривать и его было трудно понять. Она, конечно, не могла сказать, что он совсем ее не интересует, но… но она боялась увидеться с ним снова.
        С ним она испытывала сильное душевное напряжение, она не могла себе представить, что с ним можно легко флиртовать или целоваться.
        И еще…. еще он приводил ее в ужас.
        - Нет, я не могу сказать, что Вы не нравитесь мне, - ответила она каким-то странным голосом.
        - А тогда в чем же дело? - переспросил он. Она просто отрицательно покачала головой. Он отошел от перил, и, прежде чем она поняла, что он собирается сделать, приблизился к ней настолько, что она через форму ощутила, как дышит его грудь. Схватив ее за плечи и сильно притянув к себе, он нежно ее поцеловал!
        Энэлайз застыла от изумления! Она была совершенно потрясена! Ни один мужчина не целовал ее без разрешения! И никто из тех, кто получил разрешение на поцелуй, не целовал ее так страстно. Его губы она не могла ни с чем сравнить. Они были горячи и напористы. И еще, еще - это был французский поцелуй - его язык проник в ее рот и, казалось, исследовал каждую частичку ее рта. Его руки крепко обнимали ее.
        Какая-то леденящая дрожь пробежала по ее телу, оно не подчинялось ее разуму, подалось к нему, а ее руки обвились вокруг его шеи и их губы - горячие губы его и такие же горячие губы ее, - вновь встретились. Неожиданно вдруг он разжал свои объятия и отошел в сторону. Его черные глаза горели, а грудь тяжело вздымалась. Энэлайз молча наблюдала за ним, все еще вспоминая его страстный, сладкий, неописуемый поцелуй. Разумом она понимала, что в данном случае следовало бы влепить ему пощечину и закатить скандал, но она не сделала этого, как и не сделала того, чего требовала ее кровь - броситься вновь в его объятия. Она только взглянула на него своими голубыми прекрасными глазами, ее губы задрожали, затем она, резко повернувшись, - так, что взметнулись ее юбки, - побежала в зал, где продолжались танцы.
        Капитан Феррис не последовал за нею. Он просто облокотился на перила лестницы и уставился в темноту, вдыхая душный воздух Луизианы[Луизиана - штат на Юге.] .
        - Черт побери! - пробормотал он, нащупав в кармане сигарету с обрезанным концом. Вынув ее оттуда, он закурил. - Черт побери! - повторил он. - На мою опасную миссию одновременно выпало восхитительное приключение!
        Глава 2
        Энэлайз склонила свою темную головку над столом и попыталась в третий раз понять письмо управляющего плантацией. Несмотря на ужасную грамматику и плохой почерк, она раньше легко расшифровывала его каракули. Проблема, возникшая у нее сегодня, когда после обеда она села за дела, была в ее собственной невнимательности. Она никак не могла сосредоточиться на сообщении управляющего по поводу весеннего сева, которого ждала с таким нетерпением.
        Она подняла голову и уставилась на двери веранды, письмо же медленно выскользнуло из ее рук. Целый день ее мысли обращались ко вчерашнему вечеру, на котором она встретилась с капитаном Феррисом.
        Она вспомнила его страстный, потрясающий поцелуй. Что за необыкновенный он человек! Энэлайз никак не могла понять свои чувства к нему - нравится ли он ей, или она боится его, или ей надо презирать его. Еще ни один джентльмен не целовал ее так, как сделал это он! Но и ни один джентльмен не сумел так возбудить ее чувства.
        - Ах, вот ты где, моя дорогая! - прервал ее мысли мужской голос. Энэлайз повернулась и увидела своего отца. Он стоял у двери и, улыбаясь, разглядывал ее. Как всегда, его галстук был небрежно повязан, а его волосы были в беспорядке. Его камердинер не мог с ним справиться. Таков был всегда его внешний вид, когда он занимался научным трудом.
        - Да, папа, входи! - сказала Энэлайз с любовью в голосе. - И надень, пожалуйста, свои очки!
        - Что? Ах, да! - сказал мистер Колдуэлл и дотронулся рукою до макушки головы. Там у него были очки.
        - Ну вот, так лучше, - сказала Энэлайз.
        Отец наклонился к дочери и поцеловал ее в лоб.
        - Понравился ли тебе вчерашний вечер? А как тебе танцы? - спросил он.
        - Да, вечер прошел очень хорошо, - ответила Энэлайз. Она не могла удержаться от того, чтобы шутливо не толкнуть отца.
        - Тебе бы, папа, самому следовало знать, как прошел вечер. Ведь ты сам был там!
        - Ах, да! Припоминаю, что он прошел хорошо, - сказал Джон Колдуэлл и усмехнулся. - Должен признаться, что у меня состоялся разговор с полковником Чалмерсом. Мы уединились в моем кабинете и пробыли там до часу ночи, обсуждая возможности подводной моторной лодки. - С этими словами он остановился и взглянул на свою дочь. Он заметил, что ее голубые глаза сияют от восхищения и засмеялся.
        - Кажется, я тебе еще не рассказывал об этом.
        - Нет, - согласилась Энэлайз, - и меня, конечно, ничуть не удивило, что вы с ним удалились в твой кабинет для разговора.
        Энэлайз очень любила своего отца, всегда защищала его от неоправданной критики и собиралась делать это и впредь. Но она реально оценивала характер отца со всеми его достоинствами и недостатками. Ее отец был яркой фигурой с научным складом ума. Он был одним из лучших изобретателей своего времени. Он действительно изобрел торпеды, с помощью которых город будет защищаться от янки.
        Перри так неосторожно сказал это на вчерашнем вечере. Джон Колдуэлл изобретал оружие для армии и флота, включая и подводную лодку, которая была так дорога его сердцу. Но, к сожалению, вышестоящие власти не нашли средств для того, чтобы начать изготовление такой лодки. Но, при всей своей одаренности, отец был совершенно беспомощным в повседневной жизни.
        Его семья давным-давно знала, что он не помнит о встречах и вечерах, важных событиях или о том, что надо куда-то поехать вовремя. Все знали, что он совершенно не замечает, что происходит вокруг него. Энэлайз же, любя своего отца и уважая его ум, никогда не ходила к нему за помощью по практическим вопросам. Она совершенно не нуждалась в постоянной опеке отца, без чего не могли обходиться другие девушки, но любила его за неординарность ума. Она постоянно защищала отца от жизненных проблем, опекая его так, как должен был бы делать он по отношению к ней.
        - Боюсь, что я тебе помешал, так? - спросил он у Энэлайз.
        - О, нет, папа, не говори так! - воскликнула Энэлайз и подскочила к нему, чтобы обнять. - Почему ты так говоришь? Ведь ты самый лучший отец в мире. Более умного человека чем ты, я думаю, нигде не найти.
        - Я знаю, что ты всегда добра ко мне, любовь моя, но я знаю все свои недостатки. Мне следовало как отцу быть внимательнее к тебе и как отчиму - к Эмилю. Он сейчас нуждается в твердой руке. Эмиль уже вырос, стал горяч и неосторожен, не знает цены слова и уважает только «Кодекс чести» креола. А ты… тебе не следовало впредь оставаться здесь, вчитываясь в бухгалтерские книги «Белль Терр» и беспокоясь насчет урожая, рабов да финансов. Мне не хотелось, чтобы ты имела дело с надсмотрщиками или ссорилась с огрубевшими коммерсантами. Ты - самая прекрасная девушка в мире. И я говорю это точно. Я узнал настоящую красоту, когда встретил твою матушку и женился на ней. Но, Богу известно, что все, что у нее есть - это только красота. Тебе следовало бы покинуть свой кабинет и не сидеть здесь, слепя свои глаза за чтением письма Макферсона. Твое место - не здесь. Тебе бы где-нибудь флиртовать с молодыми людьми…
        - Папа! Я не разрешаю тебе так говорить! Почему ты мне это советуешь, если знаешь, что я люблю заниматься всем тем, что связано с плантацией. Я не терплю и не могу позволить себе сплетничать целыми днями о том или об этом джентльмене или о других глупостях, как делают мои сверстницы. Это смертельно скучное занятие, поверь мне. Вот почему мне лучше поспорить с коммерсантом по поводу урожая и позаниматься с книгами. Тебе хорошо известно, как я люблю работать. Если я не буду управлять плантацией, то, возможно, буду проводить все свое время, донимая тебя! - поддразнивала отца Энэлайз.
        Джон Колдуэлл слабо улыбнулся. Его дочь была убедительна в своих рассуждениях. Она, как всегда, могла легко переубедить и доказать свою точку зрения. Но у Джона Колдуэлла на душе было неспокойно.
        Ночью жена рассказывала ему, что вчера Энэлайз неизвестно куда пропала из танцевального зала. Прошло целых пять танцев, пока она не появилась вновь. И никому не было известно, где и с кем она была. Слава Богу, что никто толком ничего не заметил. Его жена считала, что поведение дочери было результатом его отцовского пренебрежения ко всему происходящему.
        Обычно Тереза Колдуэлл была очень спокойной женщиной. Она всегда разрешала своему муху заниматься тем, чем он желал. Сам Джон Колдуэлл был терпим ко всему, чем занималась его жена. Твердость Тереза Колдуэлл проявляла только в одном случае - когда речь шла о добром имени и чести креольской семьи.
        Если Энэлайз повела себя так неприлично, то ей, Терезе, придется понаблюдать за дочерью. Она не позволит портить репутацию семьи.
        Мистер Колдуэлл, человек по природе спокойный и тихий, не стал упрекать жену за то, что она совершенно устранилась от хозяйственных проблем, а в результате этим занялась Энэлайз и вышла из-под материнского контроля. Однако он пообещал жене напомнить Энэлайз о ее неприличном поведении.
        Вспоминая испанскую вспыльчивость своей жены, мистер Колдуэлл вздохнул и продолжил разговор с дочерью.
        - Но, Энэлайз, моя дорогая! - произнес он. - Я знаю, что ты любишь заниматься ведением дел на плантации. Но поверь - не это самое важное в жизни для девушки. Это дело не для леди. Тебе следовало бы побольше заниматься нарядами, вечерами и мужчинами. Тебе следовало бы назначать свидания или выйти замуж. Ты - прекрасная девушка, но тебе уже двадцать лет. Прошло три сезона после твоего семнадцатилетия. Плохо, что ты все еще не вышла замуж. Я был не прав, что разрешил тебе стать моим секретарем в твои пятнадцать лет, хотя в те времена я считал это занятие достаточно безвредным для тебя. А теперь, когда ты полностью обрабатываешь корреспонденцию, проверяешь счетные книги и руководишь надсмотрщиками, я должен запретить тебе заниматься этими делами. Я говорю это с болью в сердце, но так будет лучше, - произнес он.
        - Нет никакой причины запрещать мне это, - сказала Энэлайз. - Ты не любишь заниматься делами плантации, а я делаю это лучше и, кроме того, люблю это занятие. И, кажется, меня рано еще записывать в старые девы, не так ли? Я знаю много девушек, которые выходили замуж в двадцать один или двадцать два года. Ты говоришь так, будто бы у меня не было никаких предложений. Сейчас я не хочу выходить замуж ни за кого. И я не хочу ради замужества пресмыкаться, как некоторые. Каждый день я принимаю визиты, и будь уверен, что я не опозорю семью.
        Ее отец вздохнул, чувствуя, что гора свалилась с его плеч. Он никогда не мог переубедить Энэлайз. И не удивительно, что она так преуспевает в ведении дел с торговцами. Но, по крайней мере, он, Джон Колдуэлл, выполнил свой отцовский долг и мог с чистой совестью сказать Терезе, что поговорил с дочерью. Теперь пусть Тереза попробует все выяснить сама.
        Энэлайз спрятала улыбку. Она догадалась, почему с таким облегчением вздохнул отец. Бедный папа! Мама, должно быть, заметила вчера ее отсутствие и рассказала отцу, попросив его выяснить, где и с кем она была. Можно подумать, что джентльмены только о том и думают на балу, как обесчестить их дочь?! Может быть, и прямо на полу, в зале для танцев!
        И как же тяжело быть все время у всех на виду, если не хочешь попасть на язычки городских сплетниц! Хорошо мужчинам. Они могут идти туда, куда хочется, и выбирать того, кого хочется! Просто смешно, что навообразила себе ее хорошенькая, категоричная, но вместе с тем слабохарактерная матушка! Что она так испугалась по поводу ее краткого отсутствия?! Раньше Энэлайз совсем не волновали ограничения этикета. У нее никогда не возникало желания остаться наедине ни с кем из ее поклонников. Но сейчас ей это показалось вдруг большой несправедливостью.
        Вздохнув, Энелайз прошлась по комнате к двери, но остановилась и, прислонившись к дверному косяку, стала смотреть в сад. Неужели это из-за капитана Ферриса так тяжело на душе? Или это оттого, что она вновь желает встретиться с ним? Щеки ее запылали, когда она опять вспомнила его поцелуй. Хорошо, что у него не было возможности повторить поцелуй вновь. Как порочно было с его стороны поцеловать ее таким образом!
        Вдруг на лице у Энэлайз появилась улыбка. Ей пришлось признаться самой себе в том, что порочно это или нет, но она зажглась и хотела испытать это чувство опять. Мысли были прерваны ее служанкой. Она появилась в дверях и сказала:
        - Мисс Энэлайз!
        - Да, Мэй, - ответила Энэлайз, оборачиваясь к маленькой черной женщине с чалмой на голове. Служанка прошла в комнату и сказала:
        - Мисс Энэлайз, к вам пришел гость, точнее, джентльмен, которого я прежде не видела, - лицо служанки было озабоченным.
        Сердце Энэлайз забилось, как у зайчонка.

«Капитан Феррис!» - пронеслось у нее в голове. Она скрыла свои эмоции и спокойно последовала за служанкой.
        Энэлайз вошла в зал и улыбнулась. Там находился не только капитан Феррис, но и ее родители. Джентльмены поднялись, чтобы поприветствовать ее. Энэлайз страшно изумилась присутствию отца и матери, особенно отца. Она почувствовала себя так, как будто получила пощечину, но мгновенно все поняла.
        Под давлением жены отец стал испытывать такую вину за плохое исполнение своего отцовского долга, что решил остаться и проконтролировать, как ведет себя Энэлайз.
        Но все эти мысли мгновенно исчезли, как только она повернулась к капитану Феррису, и ее взгляд встретился со взглядом его темных глаз. Он крепко взял ее руку в свою и поцеловал. Колени у нее подкосились, хотя это был всего лишь обычный вежливый жест. Многие мужчины целовали ей руку и раньше. Но этот простой поцелуй руки совершенно потряс ее, и больше всего ей хотелось остаться с ним наедине.
        - Капитан Феррис? - спросила она. - Вы знакомы с моей матушкой и отцом?
        - О, да! - ответил капитан Феррис. - Я имел удовольствие познакомиться с миссис Колдуэлл вчера вечером. Мисс Бьювейз представила меня.
        Энэлайз тревожно взглянула на свою мать и успокоилась, увидев, что та приветливо улыбается и смотрит на капитана с восхищением. Тереза, конечно, не знала и не могла знать, что именно капитан был причиной исчезновения ее дочери с вечера, решила Энэлайз. Тереза просто умирала от любопытства, увидев незнакомого молодого человека, и как всегда надеялась, что этот новый молодой человек начнет ухаживать за Энэлайз и вызовет у нее ответный интерес.
        Феррис вежливо продолжил:
        - А вот с вашим отцом до сегодняшнего дня я и не встречался, хотя с нетерпением ждал этой встречи. О вас все так великолепно отзываются, сэр, - сказал капитан, обращаясь к отцу Энэлайз.
        В это время Энэлайз, взглянув на гостя, прервала его, сказав:
        - Ну, хватит, пойдемте.
        Мистер Колдуэлл удивленно посмотрел на дочь. Тереза тоже метнула на нее вопросительный взгляд - разве можно так грубо обращаться к гостю?
        Но капитан не обратил на это внимания. Он улыбнулся и сказал, обращаясь к Джону Колдуэллу:
        - Мне уже не раз говорили, сэр, что Вы - гениальный изобретатель.
        Колдуэлл засмущался. Было видно, что от этих слов он заерзал, как червяк.
        - Да, балуюсь потихонечку, - ответил он.
        - Великолепно! - произнес Феррис. - А где Вы работаете, сэр?
        - Здесь и на нашей плантации в «Белль Терр». У меня и там, и здесь есть рабочие кабинеты, - сообщил он.
        - А что Вы изобретаете? - поинтересовался Феррис.
        Энэлайз знала, что отца легко спровоцировать таким вопросом на долгий рассказ о своих изобретениях. Он мог говорить о них целыми днями, хотя и тщательно избегал секретных тем, касающихся военных изобретений.
        Но, если он решит, что Феррис заслуживает доверия, то обязательно расскажет капитану все. Поэтому Энэлайз обрадовалась, когда дворецкий доложил, что прибыл еще один гость.
        Это была Бекки Олдвэй. На сообщение дворецкого Энэлайз усмехнулась но, увидев входящую в гостиную Бекки, спрятала свою усмешку. Не успела Бекки расположиться, как Джон Колдуэлл быстро встал и объявил, что ему нужно возвратиться к работе.
        Феррис расстроенно произнес:
        - Очень жаль, сэр. Мне так интересно все, что связано с Вашими изобретениями. Мне очень хотелось взглянуть на некоторые Ваши чертежи, особенно - уборочной машины.
        Мистер Колдуэлл заколебался. Энэлайз, хорошо зная отца, увидела это. Отец явно выбирал между двумя решениями - рассказать о своем последнем успехе с торпедами и подводной лодкой или промолчать, учитывая, что капитан Феррис мало кому известен. Наконец, Джон Колдуэлл выбрал последнее и, с сожалением, сказал:
        - Был бы рад Вам все показать, но сейчас не могу. Большая часть моих чертежей находится на плантации. Как-нибудь в другой раз. Извините меня.
        Феррис посмотрел вслед удаляющемуся Джону Колдуэллу, затем обратился к дамам. У Энэлайз стало тревожно на душе. Было в этом человеке что-то опасное и настораживающее. Казалось, даже здесь, в этой гостиной, он что-то высматривал для себя.
        Интуиция подсказывала Энэлайз, что страсть к авантюрам была в крови у этого человека. Ей очень хотелось знать, что привело его сюда, какие у него планы и вообще, что он, военный, делает здесь, так далеко от полей сражений.
        Она смотрела на капитана Ферриса, который занимал все ее мысли, а в это время тот уже улыбался Бекки своей чувственной, обвораживающей улыбкой и делал комплимент ее платью. Хорошее настроение Энэлайз внезапно улетучилось.
        Теперь мысли Энэлайз приняли другое направление - Феррис, так обольщающий Бекки, похоже был искателем приключений, охотником за приданным.
        Бекки, отвечая на комплименты капитана, защебетала:
        - Капитан Феррис! Вы - очень опасный мужчина.
        Энэлайз понимала, что Бекки ждет появления Эмиля, и позлорадствовала, зная, что Эмиль отправился в кафе с друзьями и вряд ли вернется к обеду. Сейчас, конечно, Бекки была очень хорошенькой девушкой с нежными, тонкими чертами лица, большими голубыми глазами, золотистыми локонами и округлой фигуркой. Но фигурка обещала в скором времени стать тучной, особенно, если Бекки будет поглощать столько же сладостей, как и сейчас, а в голубых глазах не светилось ни капельки ума.
        Бекки нежно посмотрела на Энэлайз, демонстрируя как они любят друг друга. Но наигранность этой демонстрации была ясна Энэлайз давно. Бекки пыталась путем лести подружиться с ней, чтобы проторить дорожку к Эмилю. Вот она и навязывалась Энэлайз, льстя и демонстрируя перед всеми - какие они большие подруги. Если бы не Эмиль, Бекки вряд ли рискнула показываться рядом с Энэлайз, чья красота настолько превосходила ее собственную. Слишком невыгодным было для нее это сравнение. Но правда, Бекки так отчаянно хотела заполучить брата Энэлайз, Эмиля Фурье, не только из-за богатства, но и потому, что была влюблена в него.
        Эмиль ведь очень хорош собой. Хотела она еще заполучить Эмиля и потому, что он принадлежал к одной из самых аристократических и уважаемых семей в Луизиане. Отец же Бекки, хоть и разбогател, приехав в этот штат, но происходил из бедной алабамской семьи. Он тоже очень желал, чтобы Бекки вышла замуж за аристократа. Для самой же Бекки - это замужество могло стать компенсацией за все те насмешки, которым подвергали ее старые нью-орлеанские матроны.
        Очень часто она даже не получала приглашений на избранные вечера. Но, если она выйдет замуж за Фурье, то, наконец, обретет уверенность и станет первой светской дамой.
        В зал опять вошел дворецкий и объявил о прибытии новых гостей.
        - Арман Сен-Жэн и Робер Делакорт, - назвал он их имена.
        Похоже их гостиная наполняется прямо-таки толпой, которая теперь будет долго болтать, подумала Энэлайз. Она совсем расстроилась, увидев, что капитан Феррис, не обращая на нее внимания, разговаривает с прибывшими.
        Сколько же существует запретов и правил в обществе, которые мешают людям встречаться наедине?! Первый раз ей пришло в голову то, насколько нелепо, что даже будучи помолвленными мужчина и девушка не могут оставаться наедине до самой свадьбы? А потом будет слишком поздно обнаруживать, что они совершенно не подходят друг другу!
        Похоже Феррис, также разочаровавшись, что им не удается уединиться, собрался уходить. Он встал и подошел к Энэлайз проститься. Его губы опять прильнули к ее руке. Мгновенно тепло от прикосновения его губ разлилось по ее телу. Капитан Феррис, что-то поняв, заинтересованно посмотрел на нее.
        Не выдержав его взгляда, она уставилась глазами в пол. Ей не надо было ничего говорить - она без слов знала точно, что он найдет возможность увидеться с ней снова и теперь уже наедине.
        Предположению Энэлайз было суждено быстро сбыться.
        Уже на следующий день, выйдя из госпиталя, где вместе со всеми женщинами она помогала перевязывать раненых, и разыскивая глазами фигуру кучера Сэма, она почувствовала, что кто-то крепко взял ее за руку. Обернувшись, она уткнулась своими глазами в угольно-черные глаза Клея Ферриса.
        Все ее существо мгновенно превратилось в комок нервов, у нее перехватило дыхание.

«Что за дьявольский мужчина, - промелькнуло мгновенно в голове. - Он оказывает на меня совершенно необыкновенное действие».
        С большим усилием она выдавала из себя:
        - Капитан Феррис! Что за сюрприз! Никак не ожидала встретить Вас здесь!
        Капитан Феррис усмехнулся.
        - Неужели не ожидали? - переспросил он. - А я вот ожидал! Я ожидал Вас здесь с восьми утра.
        Энэлайз удивленно повела бровями, но ничего не сказала и поспешила к своему экипажу. Капитан решительно последовал за нею.
        - Разрешите мне сопровождать Вас домой, мисс Колдуэлл, - произнес он.
        - Благодарю Вас! - ответила она. - Я поеду в экипаже и думаю, что наш кучер защитит меня в случае чего.
        - Разве один старый раб сможет защитить в эти трудные времена? - спросил он низким голосом. - Едва ли хватит охраны для такой красивой девушки?
        - Пожалуйста, капитан Феррис. Я не из тех, кого можно просто так заговорить…
        Вдруг она почувствовала, как он своей крепкой рукой схватил ее за кисть руки. Ей пришлось резко остановиться.
        - Тогда что же Вы предпочитаете? - спросил он.
        - Правду! - ответила Энэлайз. - Вы странный человек, и Ваше поведение не вписывается ни в какие рамки.
        - Я действительно чужой в Новом Орлеане, - признал он.
        - Я думаю, что Вы будете таким же и в любом другом городе, - сказала Энэлайз таким тоном, как будто она все о нем знала. - Почему Вы постоянно преследуете меня?
        Какое-то мгновение он стоял и молча смотрел на нее, и Энэлайз заметила в его глазах тревогу и озабоченность.
        - Я сам не знаю, почему, - ответил он тихим голосом. - Иногда я думаю, что Вы - опасная леди…
        - Я? - удивилась Энэлайз.
        - Да, Вы, - ответил он. - Вы угрожаете моему существованию.
        После столь странного ответа его лицо на некоторое время стало отрешенным, как будто его мысли витали где-то далеко-далеко. Затем он встрепенулся и засмеялся.
        - Вы - угроза любому холостяку, мэм!
        - Это совсем не так, как Вы говорите, - сказала Энэлайз. Капитан Феррис пожал плечами в ответ.
        Они дошли до экипажа. Феррис помог ей подняться в него, а затем внезапно вскочил сам и уселся с ней рядом. Энэлайз дала кучеру Сэму сигнал отправляться. Она смирилась с упорством капитана. Да и вообще, чего опасаться в открытом экипаже на виду у всех жителей Нового Орлеана?
        - Вы заинтриговали меня, мисс Колдуэлл, - сказал капитан, рассматривая ее своими угольно-черными глазами.
        - Чем же это? Как мне объяснить Вам, что Вы слишком любопытны? - сказала Энэлайз.
        Он молча взял ее руку в свою и стал нежно ласкать ее пальцы.
        - Вы прелестны и восхитительны как фарфор или как тонкое ирландское кружево - красивое, дорогое и недоступное.
        Энэлайз покраснела. Ей показалось, что он смеется над ней.
        - Когда я увидел Вас вечером на балу в Вашем доме, когда я смотрел на Вас через толпу легкомысленных поклонников, я хотел Вас, как никогда не хотел ничего в своей жизни.
        Она удивленно посмотрела на него. Он был очень серьезен. Энэлайз украдкой выглянула из экипажа - не слышал ли кто - и ответила:
        - Пожалуйста, капитан, не надо говорить такие вещи.
        - Почему? - спросил он. - Вы же сами сказали, что желаете честного разговора. Вот я честно и говорю. Предполагаю, что каждый мужчина так думает о Вас! А почему бы не сказать о своих чувствах открыто? Я видел Ваши черные, как ночь, волосы и то, как Вы гордо держали голову среди своих поклонников. Я видел, как сияли Ваши сапфировые глаза. Я смотрел на Вашу дивную грудь. И до боли хотел получить Вас в свою постель.
        Энэлайз знала, что ей следовало бы после таких слов остановить экипаж и предложить ему выйти из него, но от этого разговора ее всю охватило огнем. Подсознательно, ей совсем не хотелось прерывать этот разговор.
        - Капитан Феррис! Вы - сумасшедший человек! - сказала на одном дыхании Энэлайз.
        - Потому что Вы вызвали у меня такие чувства, да? Или потому, что у меня есть сила духа признаться в этих чувствах? - спросил он.
        - Никто прежде так со мною не разговаривал. Мне следовало бы…. - она не закончила, сконфузилась и потупила свой взгляд.
        - Следовало бы что? - подхватил ее мысль капитан Феррис. - Выбросить меня отсюда? Без сомнения, это будет достойный шаг с Вашей стороны. Но Вы не такая, как все девушки. Это и делает Вас очень опасной. Я боюсь, что я влюбился в Вас, а если Вы меня выбросите из экипажа, то это разрушит мои планы.
        У Энэлайз перехватило дыхание. Его глаза притягивали ее как магнит. Она ничего не могла поделать с собой. Ей только показалось, что ее душа вдруг сольется с его душой.
        - Энэлайз, - произнес он страстным голосом и до боли сжал ее руку. - Не спеши уходить домой. Побудь со мной. Давай еще покатаемся вместе. Я хочу узнать о тебе все. Я хочу побеседовать с тобой, посмеяться, посплетничать, рассказать интересные истории. Я хочу остаться с тобой наедине.
        Энэлайз на мгновение призадумалась. Разум говорил ей, что следовало отправиться домой, что ей не следовало бы оставаться наедине с этим мужчиной. Ей следовало бы… Ей следовало бы… Вдруг она решительно повернулась к кучеру и позвала его:
        - Сэм! Мы пока не едем домой. Я обещала капитану Феррису показать достопримечательности Нового Орлеана. Поезжай по Эспланада-аллее.
        Затем она повернулась к Феррису и увидела у него на лице благодарную улыбку. Они вновь продолжили беседу.
        Впервые в жизни она разговаривала так свободно обо всем с мужчиной. Это был первый мужчина, понявший ее интересы. Он говорил с ней о плантации и урожае, о ее бухгалтерских и хозяйственных книгах, о ее бюджете и о ее встречах и сделках с торговцами. Он смотрел на нее, и черные глаза его чуть насмешливо блестели.
        Она внезапно повернулась к нему и увидела в его глазах любовь и боль, волнение и раскаяние, которые исчезли так быстро, едва она успела их рассмотреть.
        И сразу ей нечего стало сказать. Она почувствовала тревогу. В это-время они находились на старой дубовой аллее. Энэлайз показала на огромные деревья, которые из года в год были свидетелями поединков, где молодые креольские аристократы защищали свою честь и достоинство.
        - Раньше они устраивали свои поединки в саду, рядом с Собором Святого Антония. Но здесь среди дубов это все же меньшее святотатство, поэтому я привезла тебя сюда. Не хочешь ли посмотреть на дуб самоубийцы?
        Он медленно улыбнулся и ответил:
        - Конечно, хочу. С ним связана какая-то длинная история?
        - Да, - ответила она, отводя взгляд. - Ты не находишь, что эти деревья прекрасны? - Она запрокинула голову, чтобы получше рассмотреть огромные, раскидистые ветви дуба.
        Затем Сэм остановил экипаж, и Энэлайз с Феррисом подошли к огромному, растрескавшемуся дереву. Его низко склонившиеся сучья были сильно искривлены.
        - Похоже, этот дуб так назвали? - спросил он, и Энэлайз утвердительно кивнула головой.
        - Дуб выглядит так, как будто его отметил сам дьявол, не находишь? Предание гласит, что молодой человек повесился на одном из этих сучьев, - сказала она негромко.
        Феррис повернулся и пристально поглядел на нее. Ей стало не по себе под этим взглядом его горящих глаз. Внезапно она обнаружила, что они остались одни под тенью дерева. Его глаза медленно окинули взглядом все ее тело, все выпуклости его, и она, к своему удивлению, нашла этот взгляд восхитительным. Ни один из ее бывших поклонников не делал ей таких комплиментов и не смотрел на нее таким страстным взглядом. Каким-то образом этот неистовый смуглый мужчина разбудил в ней женские инстинкты, что ранее не удавалось никому. Он был дик и опасен в своих желаниях. Она это чувствовала интуитивно, и что-то подсказывало ей спасаться бегством, но что-то, более сильное, удерживало ее. Неведомая раньше страсть росла в ней и притягивала к нему.
        Феррис наблюдал за ней и видел, как изменилось ее лицо. В ее глазах он прочитал ответ на все свои вопросы. Его дыхание участилось.
        - Энэлайз, - выдохнул он и направился к ней. Не говоря ни слова, она ринулась к нему, и он сжал ее в своих объятиях. Он впился в нее своими голодными губами, раздвинул ее губы, и его язык медленно проник внутрь. Энэлайз слилась с ним воедино. Она обессилела и почти не дышала: так сильна была его страсть и объятия. Робко, нерешительно, пробуя, ее язык ответил ему. В ответ на это его заколотила мелкая дрожь, и он еще сильнее сжал ее в своих объятиях.
        Какое-то мгновение они не отдавали себе отчета ни в чем - так они были поглощены близостью друг с другом. Вдруг одна из лошадей, запряженных в поджидающий их экипаж, затопала ногами так, что зазвенела упряжь. Этот звук подействовал на Энэлайз, как выстрел. Она торопливо вырвалась из объятий Ферриса. Они еще какое-то мгновение стояли друг против друга. Затем он решительно проводил Энэлайз к экипажу. Они возвращались по Эспланада-аллее, и Энэлайз, пытаясь держаться бодро, трещала без умолку.
        - Сюда обычно выезжают гулять все состоятельные креольские семьи. Боюсь, что французский квартал быстро теряет свой облик. Здесь остаются только семьи, которые слишком связаны с ним традициями, или те семьи, которым не хватает денег, чтобы переселиться в более респектабельный район. Вот семья моей подруги Полины, как только разбогатела, немедленно покинула свой крытый железом домишко в этом квартале. Они так гордятся, что смогли заработать деньги на новый, прекрасный дом! А теперь мы возвращаемся в квартал, где я живу. Он находится между Эспланадой и Парковым районом. Это американская часть города. Когда-то между ними была грандиозная конкуренция. И устройством Эспланады американцы ответили на вызов. Знаешь, мой отец - американец, а мать - креолка. А вот монастырь, куда я ходила в школу… Есть легенда, что раньше здесь была таверна, где Джин Лафитт однажды, встретив старых друзей…
        - Подожди… Говори помедленнее… Ты совсем заболтала меня. Я обещаю тебе, что больше навязываться не буду.
        Она покраснела, и ее темно-голубые глаза пристально уставились в его лицо.
        - Кто ты такой, Клэй?
        Он нахмурился, и взгляд его снова стал сумрачным.
        - Я? Ну я же говорил тебе, что я - плантатор из Саванны.
        - Мне кажется, не только это. Есть в тебе еще что-то такое, чего я никак не могу узнать и разгадать, - сказала Энэлайз.
        Он промолчал, отвернувшись от нее. А когда снова заговорил, его голос был легкомысленен и беспечен.
        - О, да, кое-чем мне приходилось заниматься еще! Я родился, чтобы стать плантатором, но когда я вырос, моя судьба изменилась. Слушай! Я искал золото в Калифорнии и занимался торговлей наркотиками на Востоке. Я сражался в армии китайского майдарина и защищал монархию в маленькой Сербии. Я играл в азартные игры в Европе и какое-то время управлял чайной плантацией на Цейлоне.
        Энэлайз уставилась на него восхищенным и несколько напуганным взглядом и, наконец, произнесла:
        - А почему же Вы возвратились домой?
        Он повернулся к ней лицом, и, блеснув глазами, ответил:
        - Я решил, что Вы не могли не появиться на свет.
        Энэлайз нахмурилась, а капитан продолжил низким голосом:
        - Я так же опасен для Вас, как и Вы для меня, Энэлайз. Возможно, лучшим вариантом для нас было бы расстаться и не видеть больше друг друга, - сказал он.
        Теперь ее глаза расширились, и она попыталась проглотить слезы, которые комом подступили к горлу. Сэм подъехал к светлоокрашенному дому. Энэлайз быстро соскочила на землю, прежде чем Феррис смог помочь ей. Почти бегом она направилась к низкой, кованой железом калитке, и, открыв ее, почти побежала к большому дому.
        Капитан армии Конфедерации вышел из экипажа и остановился, смотря ей вслед. Когда Энэлайз закрыла за собой дверь, даже не обернувшись, не взглянув на него, Феррис повернулся и, бросив чаевые кучеру, восседавшему в экипаже, ушел.
        Глава 3
        Глухой полночью вдоль низкой железной решетки, окружавшей дом Колдуэллов, крадучись, продвигалась темная фигура. Затем человек затаился в тени магнолий и посмотрел на здание, в котором не светилось ни одно окно. Уже распустились ночные цветы, и тяжелый влажный воздух благоухал прекрасными ароматами.
        Как это похоже на Саванну… Он уже забыл, каким сладострастием наполняют воздух эти запахи… А сейчас в памяти ожили бесчисленные ночи, когда он лежал на своей кровати под противомоскитной сеткой и влажный душный воздух, сдавливая грудь, как пресс, мешал ему заснуть.
        Это были длинные ночи, наполненные сладким запахом жимолости и звонким смехом его матери, раздававшимся из ее спальни, расположенной этажом ниже. Ему вторил низкий, рокочущий бас. Как он тогда в ярости заламывал себе руки! Он догадывался о том, что происходящее в спальне безнравственно и порочит его семью.
        В эти мгновения он плакал от унижения и желал, чтобы снизу послышался голос отца, защищающего свою честь.
        Но в то же самое время он был заинтригован, пытаясь представить, что происходит между матерью и ее последним любовником. Он хотел испытать все, что рисовало ему буйное воображение подростка, и кровь бурлила в его жилах.
        Талиссия… Прекрасная, чувственная Талиссия Феррис Шэффер, его мать… Раньше он ни разу не встречал женщину, которая могла сравниться с ней красотой, вот только теперь - Энэлайз.
        Сердито встряхнув головой, Марк Шэффер, отогнал от себя воспоминания и осторожно перелез через низкую решетку. Притаившись в тени деревьев сада, он стал представлять себе план дома. Как и большинство зданий в этом влажном климате, дом был окружен крытой галереей с колоннами. Во всех стенах дома были проделаны узкие окна со ставнями, которые открывались от малейшего бриза[бриз - легкий ветерок.] и обеспечивали хорошую вентиляцию. Во время бала и визита он заметил, что кабинет и столовая располагались справа от парадного входа, а зал для приемов - слева. За танцевальным залом были две комнаты конторы. Рабы спали в отдельной пристройке к дому, а спальни членов семьи располагались на втором этаже.
        Он вышел из-под укрытия деревьев и перепрыгнул через перила веранды. Стараясь ступать как можно более тихо, он осторожно подошел к окну первой комнаты конторы. Ставни были захлопнуты. Он потянул ставню на себя и, проскользнув внутрь, замер, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Когда это произошло, он различил перед собой небольшой письменный стол со стулом. Похоже было, что они принадлежали женщине, и он решил, что это - контора, где работала Энэлайз. Очень осторожно Шэффер открыл дверь в коридор, немного постоял, прислушиваясь к звукам, а затем крадучись через зал прошел к двери второй комнаты конторы.
        Но эта, вторая дверь, была заперта. Похоже, именно здесь находится то, что ему было нужно. Там внутри должны быть чертежи, спрятанные от любопытных глаз. Марк опустился перед замком на одно колено и, вытащив из внутреннего кармана крошечный инструмент, стал открывать дверь. Старый замок не выдержал, когда на него с силой надавили, и достаточно легко раскрылся.
        Едва переведя дыхание, Марк, положив инструмент в карман, вошел в кабинет и плотно прикрыл за собою дверь. Здесь ему пришлось зажечь свечу, рассчитывая на то, что плотно закрытые деревянные ставни не пропустят света ее крохотного огонька. От напряжения его желудок свело спазмом, но, преодолев страх, он стал медленно и методично исследовать комнату. Письменный стол был завален бумагами. Марк быстро пробежал их глазами. Ни одна из бумаг не относилась к торпедам. Ящики письменного стола также оказались закрытыми. Взломав их, Марк просмотрел их содержимое - его попытки найти чертежи снова не увенчались успехом. Шэффер распрямился и оглядел всю комнату.
        Вдоль двух стен от пола до потолка стояли шкафы с книгами. Прямо около стены, напротив двери на веранду стоял целый ряд деревянных ящиков. Марк подошел к одному из них и открыл его. Внутри в аккуратных рядах стояли рулоны бумаги, которые походили на свернутые карты. Марк легко вытащил один рулон и развязал его. Не вызывало сомнений, что это были чертежи устройства для переработки сахарного тростника. Его сердце начало бешено колотиться и готово было выпрыгнуть из груди. Марк закрыл этот ящик и стал открывать другие. Он заметил, что один ящик справа был заперт. Очень быстро он вскрыл и этот замок.
        Внутри ящика лежало несколько одинаковых рулонов. На одном из листов был чертеж бронированной лодки, а на следующем, похоже, были чертежи торпеды. Взволнованный, Марк вытащил другой рулон. Неожиданно для него из свертка вылетела маленькая бумага. Марк поднял и рассмотрел ее.
        Это была крупномасштабная карта реки Миссисипи ниже Нового Орлеана. На карте стояли два знака «X», отстоящие на тридцать ярдов друг от друга. В углу карты были написаны слова: «…дана мне полковником Челмерсом 24.02.1862 г. взамен на мое оружие».
        Сердце Марка стучало глухими ударами. Он развязал большой рулон. Здесь Джоном Колдуэллом были приклеены дагерротипы[дагерротип - первый практический способ фотографии, изобретенный в 30-х годах прошлого века] торпедных аппаратов. Это оружие могло разрушить планы Союза по захвату Нового Орлеана. Это были торпеды, которые защищали проход по реке Миссисипи, торпеды, которые он был послан уничтожить.
        Шэфферу страстно хотелось внимательно изучить чертежи, но он знал, что ему не следовало дальше испытывать свою судьбу. Чем дольше он будет оставаться здесь с зажженной свечой, тем больше шансов на то, что его обнаружат. Поэтому он быстро сложил обе бумаги так, чтобы они смогли поместиться во внутреннем кармане пальто. Он задул свечу и вышел из комнаты, затем чуть задержался в зале. Его мысль вновь вернулась к Энэлайз, которая сейчас лежала в своей спальне на втором этаже. И ему так захотелось взглянуть на нее в последний раз.
        Он понимал, что с его стороны это будет страшным безрассудством. Такой визит сильно увеличивал опасность быть пойманным на месте преступления.
        Энэлайз! Какая чертова девчонка! Он никогда не представлял, что такое наваждение может им завладеть!
        Марк Шэффер покинул материнский дом, когда ему было пятнадцать лет, и поселился со своим отцом в Нью-Йорке. С тех самых пор он ненавидел и презирал южан - всех: и мужчин, и женщин, и даже детей. Он ненавидел их «кодекс чести», в основе которого лежало право на жестокое рабство. Он ненавидел их лживых и вероломных женщин, своим поведением так напоминавших его мать. Он с радостью вступил в Армию Союза, когда южные штаты объявили о выходе из него и, тем самым, развязали гражданскую войну! Возможность воевать против южан за освобождение рабов и одерживать над ними победы доставляла ему истинную радость. Конечно, он не отказывал себе и в других радостях!
        Но за скандальную связь с женой майора он был сослан на Корабельный остров, расположенный ниже Нового Орлеана.
        Это дало ему идею тайно проникнуть в Новый Орлеан под видом офицера армии Конфедерации, узнать все о его обороне, в особенности о планах расположения торпед и вообще об их устройстве, а затем - их уничтожить.
        Он сам удивился, с какой легкостью он изобрел свою «легенду» и новое имя, взяв среднее из своего - Клейтон или Клей, а фамилию - по девичьей фамилии матери - Феррис. В его планы входило знакомство с дочерью изобретателя, ухаживание за ней с целью добиться приглашения в дом, а затем - в зависимости от обстоятельств - попытка заставить отца выдать все секреты или украсть чертежи. Джон Колдуэлл оказался так простодушен и, хотя охранял тайну своих изобретений, выведать их, при наличии большего времени, не составило бы труда, а Энэлайз…
        Знакомство с ней перевернуло весь его внутренний мир. Он влюбился в нее. Он, Марк Шэффер, изгнанник, ненавидящий южан, капитан армии Союза, влюбился в новоорлеанскую красавицу!
        Страдая, он закрыл глаза.
        О Боже! Что она подумает о нем, когда утром все обнаружат взломанные замки и пропажу?! Конечно, сопоставив все факты, они придут к выводу, что под именем Клэя Ферриса скрывался самозванец, шпион и вор. Энэлайз возненавидит его!
        Он взглянул опять на лестницу, ведущую вверх. - О Боже! Да он сделал бы для нее все на свете, кроме одного - предать Союз, свою армию и допустить, чтобы при взятии Орлеана пролилось много крови! Как глупо и некстати он страстно влюбился!
        Раньше он завоевывал многих женщин небрежно и хладнокровно, но в его приключениях не было любви. Впервые в жизни все было по-другому! Запланировав ухаживание за Энэлайз с целью познакомиться с ее отцом, он попался в собственные силки и уже не смог использовать ее, чтобы шантажировать Джона Колдуэлла. Оставался только самый опасный путь - тайное проникновение в дом и кража. Вот почему он здесь глухой ночью.
        Его задача решена - схема обороны и чертежи торпед у него в кармане. Но уйти, не взглянув в последний раз на девушку, было свыше его сил, и Марк, крадучись, стал подниматься по ступенькам.
        Внезапно сверху раздался мягкий звук шагов. Марк взглянул туда. Там, наверху, стояла Энэлайз. Ее глаза были широко раскрыты, черные волосы рассыпались по плечам, а края тонкой ночной сорочки развевались от легкого ветерка.
        Какое-то мгновение оба стояли молча и смотрели друг на друга. Опасность свела судорогой желудок и горло Марка - ведь было очевидно, что придумать какую-то убедительную причину, объяснявшую его присутствие здесь, глухой ночью, он не в состоянии. Она, конечно же, сразу все поймет.
        Первой опомнилась Энэлайз. Она поднесла палец, к губам, как бы давая сигнал, чтобы он сохранял молчание. Затем она, неслышно ступая, спустилась вниз по ступенькам и, взяв Марка за руку, провела за собой в свой кабинет.
        Закрыв дверь и повернувшись к нему, она очень тихо прошептала:
        - Боже! Что ты делаешь здесь?
        У Марка пересохло в горле. Ему придется сейчас лгать о цели своего визита во имя спасения жизни.
        - Я хотел видеть тебя, - прошептал он в ответ. - Сегодня после полудня я сказал, что нам не следует больше встречаться. Знаешь, мы так плохо с тобой расстались. И я не мог успокоиться, не мог спать, пока не увижу тебя снова. - Марк уставился в пол, так как было трудно выдержать взгляд ее чистых, голубых и доверчивых глаз. Он ненавидел себя за то, что ему пришлось лгать такой прекрасной девушке, скрывая свои истинные намерения. Но он понимал, что другого пути у него не было. Он знал, что ему надо было срочно уходить, чтобы его не обнаружили, а дальше ему надо было добраться до торпед и уничтожить их. Он поднял голову и взглянул на нее.
        - Я хочу тебя, - просто сказал он, и в душе он признался себе, что это не было ложью.
        Она стояла перед ним в мягкой ночной сорочке. Ее груди вздымались под тонкой материей, и он действительно испытывал непреодолимое желание.
        Энэлайз уставилась на него широко открытыми глазами. Ее губы мягко раздвинулись. Взгляд его черных глаз, казалось, гипнотизировал ее. Она едва могла дышать и плохо соображала, что происходит. Он взял ее руку, прижал к себе. Их уста слились воедино. Она ответила на поцелуй страстно и честно, и Марк застонал от острого желания. Оторвавшись от ее губ, он начал целовать ее лицо, уши и шею. Она таяла от прикосновения его мягких губ, исследовавших ее тело. Прижимаясь к ней, он целовал ее шею, затем все ниже и ниже, нежно касаясь выпуклостей груди, что открывалась в глубоком вырезе ночной сорочки.
        - О, Клэй, Клэй…. - бормотала она страстным, нежным голосом.
        Марку стало не по себе, когда он услышал из ее губ это имя, и в душе он жаждал, чтобы оно было его настоящим именем.
        Он заглушил ее слова своим поцелуем, а его руки стали спускаться ниже по ее телу, дотрагиваясь до ее груди и лаская ее. Дрожащими пальцами он нащупал пуговицы ее ночной сорочки и быстро расстегнул их, обнажая ее прелестные груди. Чутко играя пальцами, он слегка сжал груди и дотронулся до сосков. В это мгновенье она застонала - так ответило ее тело на интимные ласки.
        Марк взглянул на нее - ее голова откинулась назад, ее глаза были закрыты, ее лицо излучало блаженство.
        Увиденное еще больше подогрело его желание.
        - Я хочу тебя, - повторил он, срывающимся от страсти голосом.
        Энэлайз открыла глаза и взглянула на него сияющим взглядом. Она даже не сделала попытки прикрыть свою обнаженную грудь. Она понимала, что ей должно было быть стыдно стоять обнаженной под таким страстным, пожирающим взглядом, но решительно не испытывала стыда. Более того, в тот момент, когда они стояли, тесно прижавшись друг к другу, она поняла вдруг, что любит его и так же желает его, как и он желал ее.
        - Я люблю тебя, - пролепетала она, и Марк опять страстно и самозабвенно начал ее целовать.
        - Разреши… разреши мне любить тебя… - умолял Марк.
        - О, да, - ответила она, не задумываясь ни о чем. В это мгновенье для нее существовали только ее любовь и ее желание. Он сорвал с нее ночную рубашку и стал рассматривать дивную фигуру. Не отводя глаз от Энэлайз, Марк тоже начал раздеваться. А она, тоже не сводя глаз, зачарованно смотрела, как освобождается от одежды его стройное, мускулистое, смуглое тело.
        Что-то перехватило у нее в пояснице в тот момент, когда она переводила взгляд от груди все ниже и ниже. Вдруг она заметила длинный белый шрам, который опоясывал ребра. Затем ее взгляд перескользнул на его плоский живот с завитками волос, переходящими узкой полоской к тому месту, на которое она еще не отважилась взглянуть.
        Он мягко усмехнулся и сказал голосом, дрожащим от желания:
        - Подойди ко мне и хорошенько посмотри. Время пришло. Я хочу, чтобы ты узнала меня как можно лучше, так же, как я хочу узнать тебя.
        Энэлайз с опаской перевела свой взгляд к запрещенному месту, туда, где была его мужская плоть. Едва сдержав волнение, она быстро перевела свой взгляд в сторону, но что-то перевернулось внутри нее, отдаваясь неясной болью между ног. Почти одновременно с этим непонятным ощущением ее взгляд опять скользнул к запрещенному месту. Его плоть… Какой она была сильной, даже пугающей… И еще она поняла, к своему удивлению, что ей хочется почувствовать эту силу.
        Дыхание Марка стало тяжелым, и он произнес заклинающим тоном:
        - Достаточно, хватит, я не могу больше терпеть, - положив ее на толстый ковер, лежавший на полу, Марк снова начал ее целовать, осыпая поцелуями ее шею, грудь и опускаясь все ниже и ниже. Его руки одновременно ласкали ее живот и ноги, как бы предлагая им раскрыться. Его пальцы проникли, наконец, в ее интимное место и начали теребить клитор, возбуждая в ней желание. Ртом он целовал ее соски и Энэлайз, не выдержав, застонала от удовольствия.
        Руки Энэлайз судорожно обнимали тело Марка. Своими пальцами она вцепилась в его кожу.
        - О, Клэй, пожалуйста… Клэй…. - прошептала она дрожащим голосом.
        Марк откликнулся на ее призыв и, не видя больше причины, чтобы сдерживать себя, лег на нее сверху, раздвинул ее ноги и ввел в нее орудие своей любви. Энэлайз пронзила внезапная острая боль, но, почувствовав, что он окончательно вошел в нее, она испытала прекрасное удовлетворение. Она вскрикнула от острой боли, но этот крик быстро перешел в глухой стон желания.
        Марк, подстегнутый ее стоном, начал ритмичные движения, которые она подхватила, принимая его дикую страсть. Энэлайз обвила его своими ногами вокруг талии. Боль, которая не отступала, перемежалась с волнами удовольствия, накатывавшимися на нее. Никогда прежде она не испытывала еще таких чувств, как теперь. Возбуждение нарастало и нарастало до тех пор, пока она не достигла его пика и страсть не захлестнула ее. По ее телу пробежали спазмы удовольствия. В ответ на ее непроизвольное движение Марк содрогнулся и вскрикнул, а затем упал напротив нее, и они лежали рядом, обессиленные страстью, пойманные в ловушку древнейшего инстинкта любви.
        - Я люблю тебя, - пробормотала Энэлайз.
        - И я люблю тебя, - ответил Марк хриплым голосом, проводя ее волосами себе по щеке. - Всегда помни, что я люблю тебя.
        Марк закрыл глаза и пожелал, чтобы ему не надо было никуда идти. Он бы хотел остаться здесь с Энэлайз и наслаждаться любовью, которая возникла у них. Затем, вздохнув, он поцеловал Энэлайз в губы и сел.
        - Мне нужно идти, - произнес он. Она улыбнулась ему. Ее глаза сияли.
        - Да, - согласилась она. - Сюда в любое время может кто-нибудь зайти.
        Он быстро оделся, избегая взгляда ее доверчивых, влюбленных глаз.
        Надев пальто, он почувствовал в кармане карты и обернулся к Энэлайз. Она уже встала с пола и теперь стояла перед ним. Ее тело отсвечивало в лучах лунного света.
        - Я люблю тебя, - прошептал он дрожащим голосом, а затем быстро покинул ее, проскочив через узкую дверь на веранде.
        Энэлайз пошла следом за ним и увидела, как он легко перепрыгнул через перила веранды и скрылся в тени сада. У Энэлайз на губах затаилась нежная улыбка. Она надела на себя ночную сорочку и осторожно пробралась к себе в комнату. Затуманенная любовной игрой, она медленно легла в свою кровать и быстро уснула. Под утро какой-то отдаленный шум разбудил ее. Она попыталась сквозь сон сообразить, что это был за странный звук… Этот звук повторился еще, переходя в глухой гул. Энэлайз нахмурилась, но ее спящий разум отказывался что-либо понимать, и она вновь погрузилась в сны, где был Марк и была любовь.
        Глава 4
        Энэлайз медленно открыла глаза и осмотрелась. Это была ее спальня и все вокруг было таким же, как и прежде, но… Вспомнив все, что произошло ночью, она содрогнулась и покраснела.
        На минуту ей захотелось представить произошедшее сумасшедшим сном, но нет - Клэй действительно был здесь, и ее тело еще сохраняло его мужской запах. Заложив руки за голову, она мечтательно уставилась в потолок, детально восстанавливая в памяти предыдущую ночь, вспоминая каждое его слово, каждый его поцелуй, каждую его ласку.
        Она вспоминала, как его мускулистое худощавое тело прижималось к ее телу и какие волнующие дивные ощущения возникли у нее при этом. Воспоминания возбудили ее, и она улыбнулась, уверенная, что он непременно зайдет днем с визитом, и они смогут договориться о новой ночной встрече.
        Она уже больше ничего не боялась. Для нее перестали существовать требования приличия. Единственное, что было важно - это их любовь, страсть. Она была настолько велика и сильна, что ни обычаи, ни страх, ни условности, - никакие другие обстоятельства, - не могли помешать ей. Ее матушка, без сомнения, упадет в обморок, если узнает, что натворила Энэлайз. Но Энэлайз не испытывала никакого чувства стыда - она и Клэй Феррис были так внутренне похожи и так отличались от других членов общества своей независимостью, уверенностью в себе и, наконец, страстностью. Без сомнения, они скоро поженятся, но то, что уже произошло, было чудом любви, прекрасным и потрясающим ее проявлением.
        Приятные размышления Энэлайз были прерваны негромким стуком в дверь. В комнату вошла, неся в одной руке поднос с завтраком, ее служанка Мэй.
        - Доброе утро, мисс Энэлайз. Я принесла Ваш кофе и орешки, - сказала Мэй.
        - А ты разве не знаешь, что я люблю к кофе? - спросила Энэлайз, скорчив недовольную гримаску. Но тон ее был мягок, и она была настолько счастлива, что совсем не рассердилась на Мэй.
        - Да, мэм, извините, - ответила негритянка, ставя поднос на кровать.
        - Чудесное сегодня утро, Мэй! Не правда ли? - спросила Энэлайз.
        - Чудесное, потому что Вы сегодня в хорошем настроении, мисс Энэлайз. Вы думаете о том красивом капитане Феррисе? - спросила служанка.
        Энэлайз засмеялась:
        - Это не твоего ума дело, - ответила она.
        - Я знаю, что не моего. Но когда такой красивый джентльмен наносит Вам визит и смотрит при этом на Вас таким влюбленным взглядом, трудно, мисс, не заметить, что Ваш взгляд точной такой же!
        Тут Энэлайз прикусила язычок и поспешила перевести разговор на другую тему.
        - А что это за грохот я слышала ночью сквозь сон? Он меня разбудил.
        - Да, мисс, меня тоже. Похоже, это взорвалось что-то на реке. Грохнуло дважды.
        - Что-то на реке? - переспросила Энэлайз. - Что же это могло быть - может корабль? Как ты думаешь?
        - Нет, мэм, на корабль не похоже, - ответила служанка.
        Энэлайз нахмурилась и недоуменно пожала плечами. Выпив кофе, Энэлайз быстро оделась и спустилась вниз. В это время дворецкий доложил, что прибыл полковник Дьюмэр.
        - Кто он такой? - переспросила у дворецкого Энэлайз.
        - Я не знаю его, мисс Энэлайз. Но он говорит, что должен сказать Вам что-то важное.
        - Хорошо, приведите его, - сказала Энэлайз и стала с любопытством ожидать гостя.
        В гостиную, следом за дворецким, вошел невысокого роста смуглый мужчина, одетый в серую форму полковника армии Конфедерации.
        - Полковник Дьюмэр, мэм, - произнес, нараспев, дворецкий и покинул комнату.
        - Мисс Колдуэлл, я очень извиняюсь за то, что пришлось побеспокоить Вас, но боюсь, что это дело не терпит никакого отлагательства. Вы знаете что-нибудь о местонахождении капитана Клэйтона Ферриса?
        - Клэй! - повторила ошеломленная Энэлайз. - Что такое?..
        - Мисс Колдуэлл, это чрезвычайно важно. Прошлой ночью торпеды на реке - торпеды Вашего отца - были взорваны.
        - Так вот что я слышала ночью! Но как? Кто? - спросила она.
        - У нас есть все основания подозревать, что это был Клэйтон Феррис, - сказал полковник.
        - Вы, должно быть, сошли с ума! - воскликнула Энэлайз. - С чего это Клэю Феррису понадобилось взрывать торпеды?
        Полковник перевел дыхание - похоже, узнать здесь что-то будет трудно. По сердитому взгляду голубых глаз и всему облику девушки было видно, что она оскорблена. По-видимому, она увлеклась обманщиком Феррисом.
        - Мэм, - обратился полковник, - мы получили информацию и у нас есть основания подозревать то, что капитан Феррис - это шпион-янки и диверсант.
        Энэлайз уставилась на него. Она была настолько ошеломлена и сердита, что не могла произнести и слова.
        Полковник Дьюмэр поторопился продолжить:
        - Видите ли, лейтенант Даниэльс, у которого есть родственники в Саванне, несколько дней назад познакомился с капитаном Феррисом. Даниэльс очень часто гостил в Саванне, знал там многих Феррисов, но никогда не видел Клэйтона и не слышал о нем. Он рассказал об этом своей матери, которая родом из Саванны, и она тоже ничего не знала о Клэйтоне Феррисе.
        - Можно подумать, женщина, давно уехавшая из Саванны, должна помнить там каждого человека! - иронично сказала Энэлайз.
        - Видите ли, эта информация заставила нас телеграфировать запрос по поводу этого человека в Джорджию. Он представлялся капитаном четвертой джорджийской конницы, но оттуда телеграфировали, что такого там не значилось.
        - А может быть в их списках есть ошибка? - воскликнула Энэлайз. - Даже мне известно, как неполны и небрежно составлены списки нашей армии.
        - Думайте, как хотите, - ответил полковник, - но, если бы это было не так, то капитан Феррис не исчез бы.
        - Исчез бы? - озабоченно повторила Энэлайз.
        - Он так и не вернулся к себе на квартиру прошлой ночью.
        Энэлайз призадумалась. Она знала, где Клэй провел часть ночи, но куда он ушел от нее? Почему он не вернулся к себе на квартиру? Это было непонятно, но она продолжала упорно защищать его.
        - Неужели Вы не слышали о джентльменах, которые ночи напролет пьют и играют в карты или занимаются еще какими-то делами? Кроме того, даже, если он взял себе фальшивое имя, это еще совсем не значит, что он диверсант!
        - Потому что, - сказал полковник, глядя прямо в глаза Энэлайз, - попав в город, он проявил явный интерес к дочери изобретателя торпед.
        У Энэлайз перехватило дыхание, но она твердо сказала:
        - И Вы думаете, что единственной причиной интереса ко мне могут быть торпеды моего отца? - спросила она.
        - Думаю, что да. Ведь ухаживание за вами - это безопасный предлог для частных визитов в его дом. Скажите, пожалуйста, мисс Колдуэлл, где хранятся чертежи Вашего отца? - спросил полковник.
        - В его кабинете, - ответила Энэлайз.
        - Вы не будете возражать, если я в Вашем присутствии посмотрю - не пропало ли что из его кабинета? - спросил полковник.
        - Конечно, нет, - с этими словами она повернулась и пошла через зал к отцовскому кабинету. Она шла и вся кипела от злости.
        Как он осмелился обвинять Клэя? Поверить в то, что Клэй добивался ее любви только, чтобы проникнуть в дом и похитить планы, Энэлайз никак не могла. И, хотя доказательства полковника по поводу имени Клэя звучали убедительно, она была уверена, что этому есть какое-то совершенно другое объяснение. Клэй не лгал ей, когда говорил, что любит ее. Энэлайз подошла к кабинету и дернула на себя ручку двери, чтобы показать, как крепко он заперт.
        Какового же было ее удивление, когда дверь легко открылась. Энэлайз отдернула руку назад, как будто обожглась. Полковник Дьюмэр опустился на колени и исследовал замок. Ничего не сказав, он просто указал на царапины вокруг замочной скважины. Энэлайз быстро прошла мимо полковника в отцовский кабинет. Остановившись, она осмотрелась. Замок в кабинете был явно взломан. Во рту у нее пересохло, но, взяв себя в руки, она подошла к ящикам и стала разворачивать чертежи, просматривая их и бросая на пол.
        Чертежей торпеды не было. Она медленно повернулась к полковнику, - на лице ее было отчаяние и боль.
        - Все исчезло! Чертежи и карты!
        Полковник, с самого начала уверенный в своей правоте, получил неоспоримые доказательства.
        - У Вашего отца находилась карта, на которой была отмечена дислокация кораблей, не так ли? - спросил полковник.
        - Да, у отца была эта карта, данная его другом, - ответила она расстроенно.
        - Мисс Колдуэлл, - снова обратился к ней полковник, - есть ли у Вас какие-то предположения о том, где может быть Феррис?
        Она холодно взглянула на него своими голубыми глазами и ответила:
        - Нет, не знаю. Даже не могу представить, куда он сбежал.
        - Спасибо, мэм. Я извиняюсь за свое вторжение. А сейчас мне надо уходить, - полковник поклонился и ушел.
        Энэлайз закрыла глаза и прислонилась к стене. Клэй Феррис украл карты и чертежи торпед. Нет - это было даже не его настоящее имя. Она решила, что он любит ее, а он даже не назвал ей своего настоящего имени. Мужчины, которого она полюбила, не существует в действительности. Его маску надел холодный лжец, шпион-янки!
        Боже! Он ведь лгал! Лгал обо всем! Только теперь она смогла все сопоставить и оценить - его быстрое признание в любви, вопросы, которые он задавал ее отцу о его изобретениях, и его присутствие в доме прошлой ночью. Без сомнения, она увидела его, когда он готовился бежать из обокраденного дома.
        Горячие слезы стыда потекли из ее глаз, когда она вспомнила то, что говорила и делала прошлой ночью. Какая же она дура! Как бессовестно он использовал ее любовь и доверчивость! Чтобы она не подняла паники и он смог убежать! А она еще рассказывала все о себе, о своем интересе к бизнесу и управлению плантацией, когда они катались по городу! Да ему было на все ее интересы наплевать! Он стал бы ухаживать за ней, даже если бы она была косая и кривая!
        Неудивительно, что сразу она почувствовала к нему неприязнь. Сердце ее разрывалось от боли и, казалось, было готово выскочить из груди.
        Клэй не любил ее! Он даже не существовал в действительности!
        Она зарыдала от безнадежности и беспомощности.
        По Новому Орлеану моментально распространились слухи о причастности Клэя Ферриса ко взрыву торпед на реке и о его таинственном исчезновении в ту же ночь.
        Каждый высказывал предположение, что его демонстративное ухаживание за Энэлайз Колдуэлл было продиктовано намерением попасть к ним в дом и похитить чертежи и планы.
        Прекрасная Энэлайз выглядела бледной, апатичной, явно не хотела обсуждать происшедшее, и все решили, что она влюбилась в Клэя Ферриса.
        Представить только - гордая прекрасная мисс Колдуэлл, по которой вздыхало не менее половины всех мужчин Нового Орлеана и которая не отдала предпочтения никому из них, влюбилась в шпиона, который использовал ее для того, чтобы выведать секреты ее отца! Так рассуждали отвергнутые поклонники Энэлайз, до сих пор безнадежно вздыхавшие по ней.
        Но и подруги, которых она затмевала красотой, не отставали в злословии.
        Бекки Олдвэй, якобы пришедшая утешить Энэлайз, смотрела на нее с таким любопытством с примесью злорадства, что Энэлайз очень хотелось залепить ей пощечину,
        Но самая бурная реакция была у брата Эмиля. Услышав все городские сплетни, он вихрем влетел в гостиную, где была сестра. Его глаза гневно сверкали.
        - Негодяй! Подлец! Изменник! Предатель! - закричал он сердито.
        - Но только не своей армии, - улыбнулась Энэлайз, надеясь шуткой унять гнев Эмиля. Ей совсем не хотелось обсуждать с братом то, что вызывало в ней такое страдание.
        - Может, я с тобой и соглашусь, но он все равно подлец, - сказал Эмиль. - Поставить тебя в такое положение, сделать твое имя достоянием всех этих сплетников - это непростительно!
        - Ну что теперь об этом говорить, Эмиль? - ответила Энэлайз. - Бывают вещи и похуже.
        Эмиль взглянул на нее.
        - Я предполагал, что он может и не посчитаться с тобой. Так оно и вышло. Неужели ты не видишь этого? Теперь люди будут сплетничать, что ты уступила ему. Ты даешь им основание так думать, потому что стала затворницей и перестала бывать в обществе. Знаешь, ты не должна так себя вести. Тебе нужно бывать в обществе и показать им всем, как мало тебя все это затронуло.
        У Энэлайз слезы хлынули из глаз, и она повернулась лицом к брату.
        - Но, Эмиль, вся беда в том, что это очень затронуло меня. Видишь ли, я влюбилась в него.
        - Не может этого быть. Ты же ведь знаешь его так мало, - сказал он.
        Энэлайз пожала плечами, а Эмиль, немного помолчав и подумав, снова продолжил:
        - Ну, даже, если это все так и произошло, ты все равно не должна позволять им знать о твоих чувствах!
        - Почему? Что из этого? - спросила она. - И какое мне дело до того, что они думают обо мне? - воскликнула Энэлайз в сердцах. - Ты сейчас похож на маму. Все, что ее беспокоит, так это «честь семьи», а что касается моих чувств, так до этого никому нет дела. Когда она услышала об этом, то тотчас же сказала мне:

«Ну, слава Богу, что ты не наделала ничего дурного и не влюбилась в него, как сделала та бедняжка Маккин, влюбившаяся в картежного шулера в прошлом году. Как переживала по этому поводу ее семья. Не думаю, что я смогла бы пережить это». Вот, что значит это для нее, Эмиль. Но, честно говоря, брат, я ничего другого от нашей матушки не ожидала. Но ты, Эмиль…
        Эмиль нахмурился. Лицо его было озабочено. И вдруг Энэлайз поняла, что он был таким же, как и их мать, как и все в обществе. Имя и репутация для него были важнее всего.
        Она вздохнула и вытерла набежавшую слезу. Глупо было бы, с ее стороны, ожидать от них чего-то другого. Это она была среди них странной, слишком странной, чтобы быть ими понятой.
        - Мне жаль, Эмиль, - сказала она нежным голосом. - Мне не хотелось бы разговаривать с тобой таким образом. Боюсь, что мои нервы не выдержат больше.
        - Конечно, - согласился он и, улыбнувшись, тронул ее за руку. Он очень хорошо был знаком с тем, что такое женские нервы. - Тебе нужно немного отдохнуть. Почему бы тебе не подняться к себе и не прилечь?
        Энэлайз послушалась его совета и пошла к себе не потому, что ей захотелось отдохнуть, а потому, что ей захотелось побыть в одиночестве. Никто не понимал ее чувств, кроме, возможно, Полины, которая сама страдала от неразделенной любви. Но даже Полине она ничего не сказала - насколько глубока была ее душевная рана. Ей было слишком стыдно признаться, что она настолько была обманута шпионом, что отдалась ему. Это больно ранило Энэлайз, оскорбило ее самолюбие и заставляло думать о том, что она упала к нему в руки, как зрелая слива.
        Без сомнения, теперь он бахвалится перед своими друзьями-янки легкой победой над южной красавицей, которая среагировала на его ухаживания, как сучка в период течки! О, как она ненавидела его за обман! Как могла она позволить ему так легко себя одурачить?!
        Джон Колдуэлл решил выехать со слугами на плантацию в «Белль Терр», где они все обычно проводили жаркие месяцы, чтобы приготовить дом к приезду всей семьи. Энэлайз, зная, как мало способен отец распоряжаться слугами, все распоряжения им сделала сама, приказав вымыть дом, вычистить мебель, ковры. Отец был очень опечален тем, что любимая дочь несчастна.
        Энэлайз не переживала по поводу его отъезда, так как никто не мог ее сейчас утешить. Она только хотела, чтобы он взял с собой сразу мать, потому что суетность и глупость Терезы сейчас ее особенно раздражала. Но отец не хотел оставлять Энэлайз одну. Чтобы отвлечься, она проводила время, разбираясь в конторских книгах.
        В пятницу, 18 апреля, когда Тереза громко восхищалась коробкой шоколадных конфет, купленной у беженца, а Энэлайз читала книгу, раздавшийся отдаленный шум нарушил тишину и спокойствие.
        - Что это было? - воскликнула Тереза, испуганно раскрыв глаза и театрально приложив руку к сердцу.
        - О чем ты? - взглянула на мать Энэлайз, оторвавшись от книги.
        - Боже праведный! Только не говори мне, что ты ничего не слышала? Какой-то странный звук!
        В этот момент звук повторился, и Тереза торжествующе сказала:
        - Вот! Слышишь? Слышишь?
        Энэлайз пожала плечами.
        - Это - гром, - сказала она и вернулась к чтению книги.
        Звук опять повторился, и миссис Колдуэлл вышла на веранду. Вернувшись, она заявила:
        - Это не может быть громом. На небе нет ни облачка!
        - Наверное, гремит где-то вдалеке, мама, - пояснила Энэлайз.
        - Это ружейная стрельба, - сказала многозначительно Тереза. - Я в этом уверена.
        - Ружейная стрельба? - переспросила Энэлайз. - Какая может быть ружейная стрельба, если сражения идут за семьсот километров от нас?
        - Тем не менее я уверена в этом, - сказала Тереза. - Так гремело, когда салютовали из ружей четвертого форта герою, приплывшему в Новый Орлеан. Как это его звали? Не помнишь? Нет, конечно, ты ж ведь тогда еще не родилась, - сказала Тереза.
        Энэлайз встала и закрыла книгу. Теперь она отчетливо слышала гул и согласилась, что он не был похож на раскаты грома.
        - Мама, ты полагаешь, что это может быть форт сражается с янки? Неужели янки поднялись вверх по реке? - спросила Энэлайз.
        - Поднялись вверх по реке? - повторила Тереза, вытаращив глаза. - Не глупи! Они никогда не смогут пройти форты, и я уверена, что они не настолько глупы, чтобы даже попытаться.
        - Янки что-нибудь предпримут, - сказала Энэлайз озабоченно.
        Когда появилась служанка, Энэлайз сказала, обратившись к ней:
        - Джевел, пошли мальчишку в город узнать, что это был за шум. Нет, погоди, скажи, чтобы сходил Джозеф и узнал все точно и достоверно.
        - Да, мэм, - сказала Джевел и поклонилась. Энэлайз отметила какой-то странный взгляд у чернокожей женщины, но она не придала этому значения, решив, что Джевел была также обеспокоена странным звуком.
        Гул прекратился. Воцарилась тишина, и обе женщины посмотрели друг на друга.
        - Как ты думаешь, что это? - спросила Энэлайз. Спустя тридцать минут дворецкий Джозеф вошел в комнату.
        Энэлайз вопросительно посмотрела на него.
        - Это на фортах[форт - береговое укрепление, защищающее от нападения с реки или моря, или часть крепости.] , мисс Энэлайз, - сказал он. Миссис Тереза Колдуэлл всплеснула руками и приложила руку к сердцу. Ее дочь проигнорировала этот жест и продолжала расспрашивать дворецкого:
        - Неужели янки стараются пройти форты?
        - Нет, мэм, они обстреливают форты снарядами.
        - Что? - переспросили обе в один голос.
        - Это канонерки[канонерка - артиллерийский корабль, предназначенный для ведения боевых действий в прибрежных районах морей, на реках и озерах.] , мисс Энэлайз, они подошли к фортам и стали их обстреливать снарядами.
        - Спасибо, Джозеф, - произнесла Энэлайз. После того, как дворецкий покинул комнату, обе женщины уставились друг на друга. Старшая судорожно теребила концы своего носового платка.
        - Что же нам делать, Энэлайз, - наконец выкрикнула она. - Может нам отправиться вверх по реке на плантацию?
        - Не нервничай так, мама, - сказала Энэлайз. Но, хотя она и успокаивала мать, чувство тревоги передалось ей тоже.
        - Сейчас янки обстреливают форты. Они еще далеки от того, чтобы войти в город. Форты стоят далеко вниз по реке. И, кроме того, стрельба уже прекратилась. Форты, возможно, уже потопили корабли, - сказала Энэлайз.
        Ее слова не убедили Терезу, так как отдаленный грохот повторился снова. И дальше он не прекращался уже ни днем, ни ночью. Энэлайз с сочувствием представляла, как ужасен этот грохот в самих фортах.
        С самого начала войны Энэлайз страшилась врага. А теперь враг был уже у их ворот. Смогут ли защитники фортов устоять под бомбардировкой янки. А что, если янки пройдут форты? Да, но вдоль реки были еще цепи и укрепления у Чэлмитта, где произошла известная победа генерала Джэксона над англичанами в 1814 году. Но, если форты не смогут удержать их, как могут те небольшие укрепления сделать это?
        И она вспомнила отца Полины, который однажды сказал насмешливо, что цепи были расположены в реке слишком глубоко, чтобы задержать канонерки. А что потом? Был еще броненосец «Миссисипи» - но это был один корабль против многих. «Благодаря» Клэю Феррису и тому, что он вскружил ей голову, были уничтожены торпеды. Она знала, что отец не закончил еще конструировать подводную лодку. Еще была надежда, что форты удержат янки от прорыва к городским докам[док - сооружения для ремонта или постройки судов.] . Но, если янки прорвутся, они смогут высадить солдат с кораблей прямо на улицах города! И, чтобы защитить граждан, солдатам Конфедерации придется сражаться с солдатами в голубой форме прямо на улицах Нового Орлеана!
        Энэлайз содрогнулась. Представленная картина была так нелепа, так абсурдна, нет… нет… этого не должно произойти. И все-таки… форты, представлявшие собой единственную реальную защиту города, уже который день были под сильным обстрелом.
        Пришло пасхальное воскресение, а янки продолжали непрерывно обстреливать форт. Энэлайз с матерью в сопровождении Эмиля отправились на пасхальную мессу в церковь Святого Патрика.
        Там, как и во всех других церквях города, горожане обсуждали военные действия и делились друг с другом последними новостями. Обстрел действовал всем на нервы, и по этому поводу ежечасно распространялись новые слухи.
        Одни говорили, что корабли янки уже прорвались через форт и поднимаются к городу; другие - что фортам нанесен только небольшой ущерб, и они выстоят. Также распространялись слухи о том, что новый Орлеан наводнен диверсантами. Некоторые заявляли, что солдаты отходят от Нового Орлеана и что рабы поднимают восстания на плантациях.
        Наслушавшись всего, по дороге домой из церкви миссис Колдуэлл озабоченно сказала:
        - Мы должны ехать вверх по реке, Энэлайз. Мы не можем больше оставаться, так как янки скоро будут здесь. Мы просто уедем отсюда и отправимся на плантацию «Белль Терр».
        - Мама, не впадай в истерику, - сказала жестко Энэлайз. - Мы ничего не знаем, а то, что мы слышали - это все из непроверенных слухов. А что, если рабы восстали на плантациях? Я скорее встречусь лицом к лицу с янки здесь, нежели буду оказывать сопротивление рабам в «Белль Терр». Что скажешь, мама?
        - Ох, твой бедный отец! Что мы будем делать? - спросила Тереза.
        - Будь разумной, мама, - ответила ей Энэлайз. - Что можем ты и я сделать, чтобы защитить папу? Без нас ему легче позаботиться о себе. Скажи ей, Эмиль, - обратилась Энэлайз к брату.
        - Это правда, мама, - сказал Эмиль. - Папа не захочет, чтобы ты поехала туда, где есть опасность. И я запрещаю тебе тоже. Тебе будет лучше здесь, где солдаты, такие как я, защитят тебя. И кроме того, скажу тебе, что янки никогда не прорвутся через форты.
        - Это ты так говоришь, Эмиль. Но почему армия покинула нас? - спросила Тереза. - И что мы будем делать с Энэлайз? Я даже содрогаюсь при мысли, что будет - все эти ужасные, взбешенные мужчины, бегущие с дикими воплями по улицам, грабящие и убивающие и…. - она остановилась, боясь выговорить то страшное слово.
        - И насилующие, - четко закончила Энэлайз. Но нарисованная Терезой картина ожила в ее воображении.
        Она представила вдруг среди этих ужасных солдат в голубой форме его. И так ясно увидела его густые черные волосы, худощавое лицо с чувственным ртом, стройную фигуру. И тотчас возникли сцены той знойной страстной ночи, когда она почувствовала коварную силу его тела. Нет, тот случай нельзя назвать насилием. Нет, нет, это не было насилием. Слезы хлынули из ее глаз, но она вытерла их и категорично сказала:
        - Мама, мы никуда не будем убегать отсюда. Я не хочу поддаваться трусости. Мы останемся здесь - падет ли Новый Орлеан или нет.
        Обстрел фортов, наконец, прекратился; уже неделю стояло затишье. Энэлайз стала надеяться на улучшение обстановки. Но лишь немногие в Новом Орлеане сохраняли спокойствие. С 1814 года им не угрожал ни один враг, город процветал, и его горожане стали зажиточными, уверенными в себе людьми. Даже, когда началась война, нью-орлеанцы были спокойны и уверены в своей непобедимости. Но фронт продвинулся под натиском янки так далеко, что враг стоял уже у ворот Нового Орлеана, и в городе началась паника.
        Богатые отправились на свои плантации; те, у кого не было земельных владений, уехали к своим родственникам дальше, на юг. Солдаты ополчения, такие как Эмиль, жили по-прежнему в домашней обстановке, развлекаясь и теряя боевой дух. Многие горячие головы из креолов стремились к участию в сражениях с самого начала войны. И вскоре им придется, защищая город, убивать или быть убитыми.
        Затишье, которое так обрадовало всех, началось 24 апреля после недельной беспрерывной бомбардировки. Энэлайз хорошо запомнила этот момент.
        Она сидела и подшивала оборку нижней юбки, но, сбившись, уколола себе иголкой палец. Она начала отчаянно трясти пальцем и вдруг замерла. Что-то было не то. Как-то необычно. И вдруг она поняла: это прекратился грохот выстрелов!
        Она вскочила на ноги. Ее сердце учащенно забилось. И, хотя кругом стояла тишина, в ушах ее, как и прежде, звенело. У нее пересохло во рту и подвело желудок. Что бы это все значило? Что же случилось? Или янки отступили, а, может быть, наоборот - их канонерки именно сейчас выходят к городу?
        Энэлайз быстро вскочила и бросилась на улицу, по дороге схватив только свою шляпку, совершенно забыв о перчатках. Ей необходимо было знать, что же произошло на самом деле. Вся в тревоге, она бежала вниз по улице до тех пор, пока не встретилась с мальчиком-подростком, бегущим навстречу.
        - Что такое? Что произошло? - спросила она его таким странным голосом, что даже сама удивилась.
        - Канонерки, мэ-эм! Они идут в Новый Орлеан. Корабли янки только что миновали форты, - прокричал он и убежал.
        - Нет! Нет, это неправда! - воскликнула Энэлайз и повернулась, не зная, что ей делать.
        Вдруг колокола Церкви Христа ударили в набат. Немедленно к ним присоединились колокола Церкви Святого Патрика и Первой Пресвитерианской. Энэлайз закрыла уши руками. - «Нет, это неправда! Этого не может быть! Но с чего бы тогда церковные колокола били в набат?»
        - Это была паника. Самая настоящая паника, - сказала она сама себе. - Нужно просто точно узнать, что же все-таки произошло?
        Она приподняла юбки своего платья и побежала в город. Чем ближе она приближалась к центру, тем больше становилась толпа. Люди, казалось, беспорядочно сновали туда-сюда. На Кэнэл-стрит Энэлайз едва увернулась от тяжелогруженной подводы. Эта подвода, как и несколько других, следовавших впереди, была загружена тюками хлопка и направлялась к пристани.
        Энэлайз с ужасом смотрела на все происходящее. Все было настолько страшным - паникующая толпа, рвущиеся вперед лошади, кричащие до хрипоты кучеры…
        - Энэлайз, Энелайз! - вдруг раздался из толпы чей-то голос.
        Она обернулась на крик и увидела Полину Бовэ, машущую ей рукой.
        - Полина! - крикнула Энэлайз и ринулась сквозь толпу к своей подруге. - Полина! Что происходит? Неужели это правда?
        Лицо Полины побледнело, а глаза расширились от страха.
        - Ох, Энэлайз, - произнесла она, - это правда. Они на подходе. Янки уже прошли форты.
        - Ты уверена в этом? - спросила Полину Энэлайз, крепко ухватив ее за плечо.
        Полина утвердительно кивнула головой.
        - Мне сказала Сесилия Мойз. Ты ведь знаешь ее. Она была вместе с отцом, когда они получили сообщение с фортов.
        Наконец до Энэлайз дошел смысл сказанного, и она отпрянула назад. Итак, произошло непоправимое!
        - Я должна возвратиться к маме, - сказала она машинально и побежала к себе домой. Там царила полная паника. У дома стоял экипаж, и слуги сновали туда-сюда, укладывая в него вещи - коробки и наполовину заполненные дорожные сундуки. В центре зала стояла ее матушка. Она кричала на неповоротливых слуг и обмахивалась веером.
        - Прекратите все сейчас же! - крикнула Энэлайз. - Прекратите! Слышите!
        Все застыли и уставились на нее. Дело в том, что Энэлайз пользовалась у всех большим уважением, но никто и никогда не видел ее кричащей.
        - Но… но… Энэлайз!? - вдруг возразила ей мать. - Янки близко. Все пропало! Все пропало - закричала она истерически.
        - Прекрати и успокойся! - приказала ей Энэлайз. - Мы никуда не поедем. Джозеф! - обратилась она к кучеру. - Прикажи, чтобы все убрали из экипажа и поставили на свои места. Мы остаемся здесь, - сказала она холодным голосом. Она была также испугана, но она знала только одно - с врагом надо встретиться лицом к лицу. Она ненавидела янки и могла бы убежать от них. Но она останется здесь и встретит их. Они никогда не узнают, что она испугалась.
        - Но, мисс Энэлайз! Янки вот-вот будут здесь! - запротестовал Джозеф.
        - Чего их бояться? Страшнее того, что уже сделало аболиционистское[аболиционисты - противники рабства] правительство, не будет.
        - Но, Энэлайз, - запричитала Тереза.
        - Прекрати, мама! Истерика тут не нужна. Мы ведь не трусы, и поэтому мы никуда не побежим. Мы останемся здесь и встретимся лицом к лицу с врагом! - сказала Энэлайз.
        - Ох, моя дорогая дочь, - сказала Тереза дрожащим голосом, усаживаясь в кресло. - Я так хотела бы, чтобы Эмиль был вместе с нами. Где он сейчас?
        - Уверена, что он сейчас там, где ему и положено быть: он в армии. Неужели ты забыла, мама, что он - солдат, - сказала Энэлайз.
        - Он должен быть здесь! Он должен быть с нами! - обиженно, как ребенок, заявила Тереза.
        - Мама, - сурово сказала Энэлайз, - Эмиль - мужчина, и он сейчас там, где и подобает быть мужчине. Он вместе с другими солдатами должен защищать нас, и нет надобности отрывать его от святой обязанности.
        У Терезы появились на глазах слезы, и она взглянула затуманенным взглядом на свою дочь. Энэлайз проигнорировала ее слезы и попыталась ободрить свою мать.
        - Я не собираюсь влиться в ту паникующую толпу на улице и не собираюсь на плантацию. Никто не знает, что может произойти по дороге в «Белль Терр». Все мы знаем, что рабы могут восстать и, честно говоря, для меня предпочтительнее столкнуться лицом к лицу с янки, нежели с рабами. И, кроме того, мы не можем оставить свой дом и имущество, а также слуг захватчикам, - убедительно заявила Энэлайз.
        - Мне все равно! «Черномазые»[так в простонародье плантаторы-южане называли своих негров-рабов] могут сами о себе позаботиться, как они это всегда делают. Я не желаю встречаться с янки… Не желаю и не буду, - заявила, в свою очередь, Тереза.
        Энэлайз вздохнула. - Ее мать всегда была эгоистичной и недалекой в суждениях, но насколько - Энэлайз узнала только сейчас. Или это война с ее бедами наложила свой отпечаток и сделала таким ее характер? В общем, это неважно. Никакие силы не могли заставить Энэлайз уехать сейчас. Ведь именно ее слушались и слушаются всегда слуги. И Тереза вынуждена будет с этим смириться.
        Только благодаря спокойствию Энэлайз, слуги вскоре пришли в себя и привели дом в порядок. Тереза поднялась к себе в комнату, чтобы отдохнуть и успокоиться. Энэлайз пришла туда же. Она сидела рядом с матерью и пыталась развеять ее мрачные мысли. Одному только Богу было известно, как ей самой удавалось сохранить спокойствие.
        На улице все время суетились люди. И это действовало Энэлайз на нервы. Там беспрерывно проезжали экипажи и фургоны, до отказа набитые вещами и людьми. Уже приближался вечер, когда Энэлайз заметила поднимавшиеся от реки черные клубы дыма. Ее тревога усилилась, и она решила обязательно выяснить, что происходит.
        Снова надев шляпку, Энэлайз вышла на улицу и присоединилась к толпе, шедшей навстречу движению транспорта. Одним огромным бесформенным телом, недовольно ропща, толпа двигалась вниз к реке. Вместе с ней туда шла Энэлайз. Теперь она уже могла видеть не только черный дым, но и языки пламени. Было ясно, что пожар возник на пристани.
        Когда она добралась до Кэнэл-стрит, то увидела настоящий кошмар - горели тюки с хлопком. Но не только: пылали мешки с рисом, сахаром, кукурузой - всем, что с трудом было выращено и собрано на плантациях и из-за блокады задержалось на пристанях. Все богатство южан-плантаторов на глазах исчезало в огне. На пристани суетились люди, увозя на тачках рис, сахар и все, что еще не пожрал огонь. Энэлайз смотрела на эту картину, и, потрясенная, вспоминала описание ада у Данте.
        Вдруг кто-то грубо схватил ее за руку. Она обернулась и увидела злобный взгляд незнакомого мужчины. Его одежда была изодрана так, что через дыры светилась рубашка, лицо было давно небритым и покрытым оспенными рябинами, и от него сильно разило алкоголем.
        - Вы соображаете, что делаете?! - спросила Энэлайз, стараясь освободить свою руку. Мужчина громко захохотал в ответ.
        - Да, я вижу ты хорошенькая! И, должно быть, сладкая, если попробовать! Порядочных женщин уже не осталось! Янки входят в город, и очень скоро ты будешь с ними спать. А поэтому я хочу с тобой немного поразвлечься, ничто меня не остановит! - С этими словами он еще крепче схватил Энэлайз и грубо толкнул ее, продвигая вперед.
        Сначала страх ошеломил ее, но, опомнившись, она инстинктивно начала сопротивляться. Пару раз ей удалось сильно ударить его по лицу, но справиться с ним явно не могла, и он все ближе и ближе притягивал ее к себе.
        Ее чуть было не вывернуло наизнанку от мысли, что этот вонючий пьяный тип вот-вот прикоснется к ней своими губами. И вдруг какая-то сила оторвала и отбросила его от нее. Сердитый голос произнес:
        - Черт побери! Как ты посмел прикоснуться своими грязными руками к леди??? Я тебе сейчас покажу!
        Бродяга поспешно удрал, а Энэлайз обернулась, чтобы поблагодарить своего спасителя и изумленно увидела знакомое лицо.
        - Перри Маленсо!
        - Мисс Энэлайз! Что Вы здесь делаете, да притом одна?
        - О, Перри! Я так рада видеть нормальное лицо. Я уже начинала думать, что весь мир сошел с ума. Посмотрите! Здесь сейчас как в аду!
        - Мисс Энэлайз, Вам бы лучше отправиться домой. Это не место для прогулок. Запритесь дома! Только Богу угодно знать, что будет после того, как мы уйдем из города.
        - Уйдете из города? - ошеломленно повторила она. - Что значит уйдете?
        - Неужели Вы не видите, что мы отступаем? - спросил он.
        Энэлайз осмотрелась и только сейчас отчетливо поняла, что толпа, идущая по дороге, состояла из одетых в серую форму солдат. И все они шли в одном направлении.
        - А куда это идут солдаты? - спросила Энэлайз, все еще не соображая, что же на самом деле происходит. Ее охватила паника.
        - К железнодорожной станции, - сказал Перри. - Мы отступаем.
        - Солдаты? Все солдаты? Ты говоришь, что вся армия покидает нас?
        Маленсо покраснел от ее слов.
        - Ну, не вся, а только регулярная армия. Генерал Лавель и милиция останутся здесь.
        Энэлайз уставилась на него.
        - То есть практически вы оставляете нас без защиты.
        - Сожалею, мисс Энэлайз. Хотелось бы, чтобы все было по-другому. Когда я думаю о том, что могут натворить эти дьяволы, а тем более, что вы - женщины и дети - остаетесь здесь, то я прихожу в ужас. Но мы не можем допустить, чтобы наша армия была поймана здесь в ловушку и уничтожена, - сказал он с перекошенным от ненависти лицом.
        - О Господи! Я никогда не думала, что они смогут прорваться через форты.
        Внезапно Энэлайз вспомнила о Клэе Феррисе и сказала:
        - Иногда мне кажется, что они ничего плохого не сделают.
        Ее собеседник в ответ на это вздохнул:
        - Почему Вы не отправились в «Белль Терр», мисс Энэлайз? Я думаю, Вам было бы там безопаснее.
        Энэлайз слегка улыбнулась и ответила:
        - Я так не думаю. Спасибо, Перри и до свидания. Береги себя!
        Она медленно повернулась и пошла домой, размышляя, как лучше рассказать все матушке, чтобы удержать ее от истерики. Но, когда она вошла в дом, то поняла, что все тревоги ее были напрасны - Эмиль был здесь. У Терезы не было истерики, но она вся как-будто оцепенела.
        - Думаю, что ты пришел попрощаться, Эмиль, - печально обратилась к нему Энэлайз.
        - Да, мне очень жаль, но ты угадала. Мы немедленно отступаем. Мама приняла близко к сердцу эту новость. Энэлайз, прошу тебя, позаботься о ней. - В первый раз за всю свою жизнь Энэлайз видела брата опечаленным и расстроенным. Она чуть улыбнулась и, проводив его до выхода, сказала:
        - Ты же знаешь меня! Я обо всем позабочусь. Не беспокойся за нас. Лучше побереги себя. Твоя безопасность - вот это доставит радость и маме, и мне.
        Его лицо озарилось мальчишеской улыбкой, и он сказал:
        - Не надо обо мне беспокоиться. Со мной все будет хорошо. Пуля янки не достанет меня. Ждите, и мы вернемся назад. Вот увидите, мы дождемся подкрепления, а затем вернемся и штурмом возьмем Новый Орлеан. Не пройдет и месяца! - заверил он свою сестру.
        Энэлайз печально улыбнулась. Бедный Эмиль, он действительно верил в то, что он, как и все южане, неуязвимы. Но, если армия не смогла отстоять Новый Орлеан? На что же теперь надеяться? Энэлайз понимала, что Новый Орлеан армия оставляла навсегда.
        - Я буду тебя ждать, - сказала она ему спокойным голосом. - Береги себя, мой любимый старший брат. Он, весело улыбнувшись, ответил:
        - Береги и ты себя, моя маленькая сестричка.
        Глядя, как он уходит по улице все дальше и дальше, Энэлайз размышляла о том, что для него это - продолжение детских игр в войну, разведку, сражение Юг - Север. Эмиль - Клэй! Для них, как и для всех мужчин - любимая игра, а для женщин - боль, страдание, смерть любимых.
        Ее брат, улыбаясь, уходил убивать и, может быть, человека, которого она полюбила. Энэлайз проглотила ком в горле и, заперев входную дверь, поднялась к себе в спальню. Но она чувствовала себя настолько возбужденной, хотя и усталой, что не смогла сразу раздеться и лечь в постель как обычно.
        Энэлайз тихонько вышла на веранду и медленно прошлась по ней, остановившись у колонны. Там, затаив дыхание, она прильнула щекой к холодной колонне и посмотрела в сторону реки.
        С веранды разглядеть закрытую домами и деревьями реку было невозможно, но Энэлайз знала, что река величественно и спокойно течет совсем недалеко отсюда, похожая на гигантскую змею. Там на реке стояли корабли янки. Они затаились в темноте, приготовившись к решающему штурму. Враг стоял у ворот.
        И она сразу вспомнила Клэя, и ей стало интересно - неужели он остался в городе и, осуществляя очередной план, разбивает сердце еще какой-то бедной девушки, чтобы выведать военные секреты?! А, может быть, он давно пробрался к своим и теперь находится на одном из кораблей, готовых к штурму Нового Орлеана?
        Может быть, он уже совсем забыл ее, а, может быть, вспоминает ночью, лежа на узкой солдатской кровати.
        Она вытерла набежавшие слезы и пошла спать.
        Все следующее утро Тереза Колдуэлл провела в постели, тем самым выражая свое полное неодобрение происходящему. Но Энэлайз это вполне устраивало, и она оставила мать в покое, только распорядившись принести ей завтрак. Ей было намного легче управляться с делами самой, чем спорить с матушкой, которая раздавала нелепые распоряжения направо и налево, хотя не знала толком, что надо было делать.
        Вдруг воздух потряс огромной силы взрыв. У Энэлайз даже ручка выпала из руки, обдав чернильными пятнами всю страницу ее книги учета. Она сразу поняла, что стреляли из какого-то тяжелого орудия. Возможно даже, что стреляли с укреплений у Челметта. Это означало одно: корабли янки стали подниматься вверх по реке.
        Она быстро надела шляпку и, выбежав из дома, направилась к пристани. Энэлайз понимала, что это была опасная затея. Но она была совершенно спокойна, и ей даже понравилось рисковать. Она поспешила на пристань, где стояли толпы людей и наблюдали за рекой. Конечно же, все люди пребывали в подавленном настроении. На пристани все еще лежали остатки обгоревшего зерна, и запах гари все еще висел в воздухе.
        - Вон они! - вдруг раздался выкрик из толпы.
        Энэлайз, как и все, посмотрела в указанном направлении.
        Там на горизонте возникли зловещие силуэты кораблей армии Союза.
        Толпа глухо ахнула. Энэлайз повернулась и увидела, что корабли, оставшиеся в гавани, горят. Часть кораблей уже сгорела, но броненосец «Миссисипи» - лучший корабль армии Конфедерации - был еще объят пламенем. Видимо, решив, что сопротивление огромной эскадре противника бесполезно и не желая отдать боевые корабли в его руки, командование отдало приказ их поджечь.
        Слезы хлынули из глаз Энэлайз. Армия Конфедерации явно проигрывала. Почему они так надеялись на свои форты? Почему так плохо была организована оборона Нового Орлеана? Было очевидно, что армия Конфедерации не смогла бы отстоять город, даже если не были взорваны торпеды. Она могла потрепать противника, но не могла победить его. Изменить соотношение сил могли только новые виды оружия, типа тех, что изобретал ее отец.
        А пока приходится наблюдать, как подходят к городу корабли противника. В их движении было нечто роковое. Энэлайз все стояла на пристани до тех пор, пока корабли не бросили якоря в гавани Нового Орлеана. Начался небольшой дождь. Энэлайз по-прежнему с ужасом смотрела на происходящее. Вражеские корабли в их порту, подумать только!
        Еще раз посмотрев на полосатый флаг янки, укрепленный на мачте и обвисший из-за дождя, Энэлайз, наконец, тяжело вздохнув, повернулась и пошла домой.
        К вечеру к ним домой пришла Полина и рассказала, как развертывались события после ухода Энэлайз. Сама она не рисковала ходить в гавань, но точно передала рассказ своего двадцатидвухлетнего кузена Генри, бывшего очевидцем событий.
        - Генри сказал, что часть солдат сошли на берег, а толпа, оставшаяся на пристани, выкрикивала проклятья, освистывала их и плевалась в их сторону. Можешь себе представить, как они реагировали! Генри сказал, что хотя в отдельные моменты казалось, что толпа бросится на них и изорвет в клочья, они вели себя очень храбро. Более храбрых солдат он еще никогда в своей жизни не видел. А еще… один из них, который хладнокровно командовал, был очень похож…
        Вдруг Полина замолчала и покраснела. Энэлайз ничего не сказала. Она только отвернулась в сторону. Итак, он здесь. Он выбрался из города и вернулся в него победителем. Он явился сюда позлорадствовать над их поражением.
        Храбрый солдат?! О, да!!! Он, конечно, был смелым и храбрым солдатом. В этом она не сомневалась. Но он был и абсолютно безжалостным - ведь он вернулся, чтобы добиться их безоговорочной капитуляции.
        Между тем Полина продолжала свой рассказ:
        - Солдаты вошли в здание ратуши и там предъявили требование о капитуляции. Власти города отказались. Тем временем толпа на улице становилась все больше и злее, и янки, в конце концов, пришлось для собственной безопасности убраться на корабли.
        - Как ты думаешь, мы капитулируем? - спросила у подруги Энэлайз.
        - Похоже, этого позора нам не избежать, - ответила Полина.
        - А я видела в газетах объявления о наборе добровольцев. Им предлагают взять оружие и продолжать сражаться, - сказала Энэлайз.
        Полина, несмотря на обстоятельства, не удержалась от смеха.
        - Но кто же пойдет в добровольцы? Ведь в городе остались только женщины, старики и подлецы! Энэлайз вздохнула:
        - Ты, как всегда, права.
        Девушки оценили обстановку правильно - добровольцев не нашлось. Более того, генерал Лавель принял решение отвести свои войска. Так улетучилась последняя надежда, связанная с защитой города. Отчаяние окутало город, как мантия. Правда, оставались еще форты, мимо которых прошла армия Союза, но не захватила их. И многие жители думали, что солдаты из фортов спасут Новый Орлеан.
        Энэлайз не была так наивна. Горстка солдат из фортов вряд ли могла существенно повлиять на сложившуюся ситуацию. Они были обречены. Когда началась война, Энэлайз, как и все южане, никогда не думали, что такое из того, что произошло, была блокада. Но сейчас, с захватом Нового Орлеана, южане были на грани полного поражения. Только Богу известно, что будет с ними. В былые времена их всех обратили бы в рабство. Она четко представила себя стоящей со связанными руками, обнаженной, перед оценивающей толпой. И смуглый, надменный человек предлагает за нее цену. От одной только этой мысли она покраснела.
        Придет ли он к ней? Она старалась о нем не думать, но эти мысли назойливо лезли ей в голову. А вдруг он придет и поведет себя как настоящий завоеватель и возьмет ее насильно, как свою собственность?! Даже, если бы она поклялась его убить, она не могла отделаться от жгучего желания прежде побыть с ним вместе.
        Лежа ночами без сна, она представляла его приход и то насилие, которому он ее подвергнет. А когда засыпала, приходили сны о нем, о его поцелуях, и она так реально ощущала их, что просыпалась вся трепещущая.
        Разумом она понимала, что мечтать об этом нельзя. Нельзя вспоминать его лицо, его руки, его тело, его ласки, чтобы не быть униженной в дальнейшем.
        Нет, она ненавидит его! Ненавидит, как и всех других янки, которые поломали ее прекрасную жизнь. И если она случайно встретит его, то будет холодна и ничем себя не выдаст. Глупо даже думать, что он помнит о ней. Она была лишь средством для достижения цели, и он не испытывал к ней никаких чувств, только позабавился как с игрушкой.
        Мысли о Клэе, которых она стыдилась, были не единственными, что ее волновали. Также постоянно она анализировала ситуацию с оккупацией города. Капитуляция была свершившимся фактом. Единственное, о чем еще спорили, так это о флаге Луизианы[Луизиана - штат Конфедерации, к которому принадлежал Новый Орлеан.] , который продолжал висеть на здании ратуши. Командующий армией северян генерал Фаррагоут требовал его снятия и замены на флаг Соединенных Штатов, но гордые ново-арлеанцы пока не соглашались. В гневе Фаррагоут пригрозил сжечь город, если флаг не будет снят, и распорядился, чтобы оставшиеся жители покинули Новый Орлеан.
        Несмотря на страшную угрозу, никто не двинулся с места. Женщины Нового Орлеана, и среди них Энэлайз, твердо решили, что они не покинут город и будут сопротивляться, если Фаррагоут станет изгонять их силой.

29 апреля жители Нового Орлеана лишились последней надежды на помощь - капитулировали форты. С флагом также пришлось распрощаться. Офицеры армии Союза высадились на берег и проследовали к ратуше. Мгновенно собралась толпа горожан. Энэлайз была среди них. Ее сердце было готово выскочить из груди, потому что среди офицеров, шедших к ратуше, она узнала его.
        Толпа народа становилась все агрессивней и агрессивней. Когда на крыше ратуши появился офицер-янки, все напряженно затаили дыхание.
        Энэлайз с ужасом ждала, что вот-вот из толпы прозвучит выстрел меткого стрелка и тогда…
        В душе она радовалась, что на крыше был не Клэй Феррис, хотя и стыдила себя за это. Почему она так беспокоится об этом ужасном человеке?
        Офицер-янки между тем хладнокровно продолжал делать свое дело. Он на глазах у всей толпы снял флаг Луизианы и сбросил его с крыши. Толпа охнула, а легкий ветерок подхватил родное полотнище и мягко спланировал его на землю. На ратуше уже развевался флаг Соединенных Штатов, повешенный офицером-янки.
        Хладнокровно сделав свое дело, офицер слез с крыши.
        Энэлайз в оцепенении смотрела на происходящее, затем повернулась и со слезами на глазах пошла домой.
        Глава 5

30 апреля генерал Бутлер со своими Солдатами высадился с кораблей, чтобы расквартироваться в городе. Военный оркестр исполнял «Янки-Дудль», и под звуки залихватской мелодии солдаты армии Союза, одетые в голубую форму, маршировали по улицам города, а народ, столпившийся на тротуарах, их угрюмо рассматривал.
        Смотреть на это Энэлайз не пошла - у нее не было никакого желания лишний раз видеть тех, кто захватил ее родной город. В особенности она не хотела встретиться с одним из них. Кроме того, из печального прошлого опыта, она знала, что такие прогулки совсем небезопасны. Оставшись дома, она старалась успокоить Терезу, которая была страшно напугана происходящим.
        День прошел достаточно спокойно, хотя тревога не отпускала обеих женщин - обе они предчувствовали неладное, хотя Энэлайз лучше скрывала свои эмоции.
        Вечером, когда все домочадцы улеглись спать, в дверь сильно постучали. Энэлайз лежала в постели, но она еще не спала. Тихо встав с постели, она осторожно вышла из комнаты и прокралась вниз на веранду, чтобы посмотреть на ночного гостя. Сердце ее забилось от страха, когда она увидела человека, одетого в голубую форму.
        Мужчина медленно повернулся, и в нем Энэлайз узнала Клэя Ферриса. У нее было такое ощущение, что сердце ее вот-вот вырвется из груди. Она повернулась и заторопилась к себе в спальню, но вдруг остановилась и обратилась к служанке, которая подходила уже к двери.
        - Мэй, подожди! - сказала она. - Скажи тому человеку, что я уже сплю и отказываюсь от встречи с ним. Скажи ему, что я никогда не захочу его видеть снова. Поняла?
        Служанка послушно кивнула головой, а затем подошла к двери. Энэлайз притаилась за перилами лестницы так, что ее не было видно. Отсюда, из своего укрытия, она могла видеть и слышать все происходящее внизу. Мэй открыла дверь.
        - Слушаю Вас, сэр? - сказала она.
        - Я хочу видеть мисс Колдуэлл, - сказал Марк, и звуки его приглушенного, мягкого голоса пронзили, словно стрелами, сердце Энэлайз.
        - Сожалею, сэр, но мисс Колдуэлл уже легла спать, - холодно ответила Мэй. - Она сказала, что не будет принимать ни одного посетителя.
        - Она увидится со мной, - настойчиво сказал он.
        - Нет, сэр. Мисс Энэлайз сказала мне, что ей очень не хочется видеть именно Вас, - ответила Мэй.
        Марк вздохнул и минуту поразмыслил, а затем отстранив Мэй, прорвался через дверь.
        - Сэр!?! - воскликнула служанка и ухватила его за плечо. - Вы не можете войти сюда!
        Он обернулся и резко сказал:
        - Черт побери! Я делаю то, что мне надо, а ты убирайся с моей дороги прочь!
        Мэй всплеснула руками, а Энэлайз вышла из своего укрытия и поспешила навстречу Клэю. Увидев ее в ночной сорочке, Марк застыл как вкопанный.
        Сцена повторялась, как в ту ночь бегства - он стоял внизу; она, в ночной сорочке на верху лестницы. Он пожирал ее глазами с головы до ног, отмечая все изменения в ее внешнем виде. Она побледнела, похудела, но была так же потрясающе красива, и острое желание вспыхнуло в нем.
        Энэлайз покраснела под его пристальным взглядом и почувствовала, как тепло вероломно прилило к ее бедрам.
        Рассердившись на себя, она холодно сказала:
        - Мэй, пожалуйста, закрой дверь. Потом можешь быть свободной. Я поговорю с этим…. - она сделала большую паузу, чтобы дать все понять, и закончила, - джентльменом.
        - Может послать за Джозефом, мэм? - нервозно спросила Мэй.
        - Нет, - решительно ответила Энэлайз, понимая, что в сражении с этим человеком ей не поможет никто.
        - Но я не могу допустить, чтобы он обидел Вас, - сказала Мэй.
        - Энэлайз, пожалуйста, - сказал Марк, - выслушай меня! Я - унионист[унионист - здесь сторонник за образование единого государства.] !
        - А я - мятежница! - парировала Энэлайз.
        - О Боже! Женщина! Выслушай меня, наконец, - рявкнул он. - Я солдат армии Соединенных штатов, и я должен выполнять приказы. Это мой священный долг. Я получил приказ вывести из строя торпеды и выполнил его. Это помогло взять Новый Орлеан без лишних жертв. Я твердо убежден, что мы выиграем войну. Я ненавижу рабство, и мы, северяне, воюя за его отмену, не можем не победить.
        - Какой ты благородный, - саркастически сказала Энэлайз.
        - Не смейся надо мной, Энэлайз! Я действительно солгал тебе, но только потому, что выполнял приказ. У меня в жизни есть два желания. Первое - чтобы Союз победил в войне, а второе - это ты, - сказал Марк и стал медленно подниматься по ступенькам к ней, продолжая говорить. - Я не лгал тебе, когда говорил о своих чувствах, Энэлайз. Мои поцелуи не были фальшивыми, как и не было фальшивым все то, что произошло между нами. Я и сейчас сгораю от желания, увидев тебя. И то, что произошло той ночью, было не ради чертежей и планов. Сразу, как только я тебя увидел, я страстно пожелал тебя. Я не мог просто так уйти. А вдруг меня бы убили, и я никогда больше не увидел тебя и никогда не узнал, какая ты сладкая женщина! Поверь, я не владел собой от страсти! Я только мечтал о тебе, о твоем горячем поцелуе, о твоей нежной груди, женщина! О Боже! Энэлайз, поверь мне! Ты сказала тогда, что любишь меня! Вспомни, как ты отвечала своей страстью на мою страсть. Я что-то значил для тебя, и ты любила меня. Неужели ты не дашь мне шанс? Позволь мне доказать тебе свою любовь. Выйди замуж за меня. Позволь мне…
        Он приблизился к ней, прижал ее к своей груди и поцеловал. Ослабев, Энэлайз уцепилась за него, и его руки крепко обняли ее. Она не могла даже пошевельнуться. Ее грудь была тесно прижата к его груди. Он страстно целовал ее, целовал так, как в ту ночь. Энэлайз чувствовала, что она куда-то проваливается, проваливается в водоворот дикой страсти и любви.
        Она попыталась как-то управлять своими чувствами, но в данном случае это оказалось бесполезным. Какой властью он обладал над нею! Она чувствовала себя рабыней своих чувств и желаний. Энэлайз со страхом поняла, что он почти убедил ее, что она была на грани того, чтобы вновь броситься в водоворот любви. Он мог делать с нею все, что хотел, и она уже в этом убедилась. Вот почему он так страстно целовал ее и знал, что она ему не откажет. Он был также уверен в том, что и эту встречу с ним она безнадежно проиграла.
        - Нет! - вдруг вскрикнула Энэлайз и попыталась оторваться от него, толкнув его изо всех своих сил.
        Марк не ожидал такого толчка, а потому споткнулся и чуть было не упал со ступенек, едва успев ухватиться за перила лестницы. Тяжело дыша и все еще сгорая от страсти, он удивленно уставился на Энэлайз и никак не мог сообразить, что же все-таки произошло.
        - Я не люблю тебя, - безумно и отчаянно закричала она. - Я презираю тебя, неужели ты этого не понимаешь? Я ненавижу весь твой вид! Я не люблю тебя и всех твоих янки-чудовищ, с которыми ты пришел сюда.
        Ком подкатил у Марка к горлу, и он, едва переведя дыхание, сглотнул его. Какое-то мгновение он пребывал в нерешительности - подойти ли к ней снова и сжать ее в своих объятиях или нет? Устоит ли она против его объятий во второй раз? Но он не сделал этого, и тому была своя причина. Истеричный крик Энэлайз так напомнил ему вопли полупьяной матери.
        - Пошел вон, пошел к черту, Шэффер! Я презираю тебя и всех твоих чудовищ-янки! - так некогда кричала его мать на отца. Как они были сейчас похожи - его мать и Энэлайз!?!
        - Южная сука! - грубо выругался Марк на Энэлайз, стремительно бросившись вниз по лестнице, и выбежал из дома.
        Потрясенная случившимся, Энэлайз медленно осела на ступеньки лестницы. Ее ноги будто бы налились свинцом, а сама она вся дрожала. Все свои силы она потратила на то, чтобы не уступить ему, и теперь чувствовала себя совершенно разбитой и опустошенной, Она прислонилась своей головой к перилам лестницы и разрыдалась.
        Марк шагал по улице с сердитым выражением лица. Все его чувства смешались. Он надеялся на то, что она выслушает его, что поймет его, но не представлял, что она могла быть такой глупой, какой он увидел ее сейчас. Южная красавица, такая же, как и все остальные! Как его мать… Она даже отказалась выслушать его объяснения. Она заранее признала его виновным. Вот, значит, какая это была любовь с ее стороны. Она не верила ни одному его слову, а верила тому худшему, что говорили о нем. Она даже не захотела понять, какими принципами ему пришлось руководствоваться. Нет, она только беспокоилась о себе, о том, что была затронута ее гордость, и поэтому была несчастлива. И ничего уже с этим нельзя было поделать.
        Но, черт побери, он все равно любил ее! Ни его боль, ни его гнев не могли побороть этого чувства. Как только он видел ее, он сразу испытывал к ней жгучую страсть. Несмотря на то, что все так произошло, он все так же страстно желал ее. Но было очевидно, что она не разделяет его чувств. О Боже! Как ему все это пережить! Он остановился. Память навязчиво возвращала ему черты ее лица, ее вороные волосы, ее мелодичный голос, теплоту и нежность ее губ.

«Что ж, - сказал он себе, - я докажу, что могу прожить и без нее», - и взял курс на таверны и публичные дома Квартала[район, где сосредоточены заведения такого рода] .
        Он попробует там унять свою боль и найти утешение в бутылке вина и в любви доступных женщин.
        Унимал он свою боль таким образом три дня. Только преданность его солдат, лгавших начальству, пока он утешался в публичных домах, помогла ему сберечь новый, только что заработанный чин.
        Наконец, сделав над собой большое усилие, он вырвался из безудержного кутежа и вернулся в часть. Его голова трещала по швам, во рту жгло, как от огня; он был чуть жив от любовного марафона, который он себе устроил, но… но Энэлайз так и не улетучилась из его памяти. Отвергнутая любовь, которую она вызвала, обратилась болью, гневом и постоянно преследовала его в мыслях.
        На часть северной армии, в которой служил Марк, возлагалась оккупация Нового Орлеана. Марку совсем не улыбалось воевать против женщин, детей и стариков, составлявших на сегодня население города. Более того, он хотел как можно быстрее покинуть город, где все было связано с воспоминаниями об Энэлайз. Марк знал, что больше ему не вынести такого испытания, и подал рапорт о переводе в другое место, подальше от Нового Орлеана.
        Но просьбу его генерал Бутлер отклонил. Учитывая, что в жилах Марка наполовину течет «южная кровь», генерал решил, что Шэфферу будет легче обращаться с этими упрямыми новоорлеанцами. Итак, он вынужден был остаться здесь как каторжник, осужденный на пытки. От этой мысли Марк с каждым днем становился все более раздражительным и вспыльчивым.
        После встречи с Марком, Энэлайз никак не могла прийти в себя. Заперевшись в комнате, она раз за разом прокручивала в памяти ту последнюю встречу, думала о ней и проклинала ее.
        Как пусто стало у нее на душе теперь, когда все закончилось! Она ненавидела его и хотела сделать ему так же больно, как сделал это он ей. Она проклинала его на чем свет стоит, но от этого ей лучше не становилось. Более того, она с удовольствием вспоминала о том, как горели его глаза страстью.
        Но потом, после ее крика, его глаза стали глазами тигра, загнанного в угол, - опасными, хищными и мстительными. Она раздразнила его, но от этого ей не стало лучше. Ее желания и ее воля не совпадали - она по-прежнему хотела видеть его, чувствовать прикосновение его теплых губ, слышать его голос. Она видела, что его любовь и страсть к ней были неподдельны. И после того, как он поцеловал ее, убедилась, что она испытывает такие же ответные чувства. Неужели она обречена на то, чтобы тосковать при одном воспоминании о нем. Она больше не могла выносить пытки любовью.
        Неужели эта страсть никогда не покинет ее? Но самым ужасным было то, что она не могла эти чувства контролировать. В его руках она становилась мягкой, податливой глиной или таяла как воск. Энэлайз опасалась только одного - если он вернется, то она не устоит и на этот раз - отдастся ему, и тогда он будет делать с ней все, что ему вздумается. Он совершенно спокойно сможет поставить ее на колени, подчинить ее своей воле, а ее коварное сердце и тело будут ему помогать.
        Итак, все еще любя его, все ненавидя его и опасаясь, она в глубине своей души тайно надеялась на его очередной визит. И когда визита не последовало, она разозлилась. Вот чего стоили его заклинания о любви, его настойчивое желание жениться. И, конечно, он одержал победу над ней.
        Для Энэлайз стало очевидно, что все его слова были и на этот раз фальшью, а он в очередной раз пытался убедить ее в обратном. И зачем он признался ей в любви и просил ее руки! Без сомнения, это был очередной трюк. Надо было смотреть правде в глаза - теперь она не была девушкой из состоятельной семьи, той девушкой, у которой было море поклонников.
        Теперь она была женщиной, одетой в поношенное платье, и Марк Шэффер, он же Клэй Феррис, отверг ее и ее любовь.
        Энэлайз попыталась начать новую жизнь и выбросить его из своей памяти, но это было сделать довольно-таки трудно. Как большинство жителей города, она не считала себя побежденной и не признавала власть оккупационных войск. Для жителей Нового Орлеана было оскорбительным идти по знакомым улицам и видеть одетых в голубую форму солдат, которые прогуливались или, развалясь, сидели на улицах. Они тоже были подавлены зрелищем американского флага, развевающегося на здании городской ратуши. Но хуже всего было то, что янки были грубы и не проявляли ни малейшего уважения по отношению к леди и обращались к ним и с ними как с вульгарными женщинами.
        Если леди шла по улице, то солдаты-янки обязательно пялили на нее глаза и давали оскорбительные оценки. Часто они освистывали ее, но гораздо чаще начинали заискивать перед ней и просили разделить их одиночество.
        Молниеносно по городу распространялись слухи о столкновениях с солдатами. Энэлайз считала, что большинство таких инцидентов происходит из-за негодования жителей города на янки; дамы Нового Орлеана считали, что большинство солдат-янки только и мечтали, чтобы их изнасиловать, но Энэлайз сильно сомневалась в этом. Хотя она и не разделяла мнения новоорлеанских дам, но все же однажды попала в ситуацию, когда ее грубо оскорбили.
        Она почувствовала себя совершенно беззащитной от потока брани, которым ее осыпали. Раньше на защиту ее чести немедленно встали бы и отец, и ее энергичный брат, не считая многочисленных поклонников.
        Теперь ни ее, ни других леди защитить было некому. Немудрено, что подобные мысли приходили в головы новоорлеанских дам.
        Хуже всего обстояло дело со слугами-рабами и слугами вообще. Многие из рабов воспользовались оккупацией Нового Орлеана и сбежали. Разыскивать их никто не брался. Из дома Колдуэллов тоже бежали. В доме остались только Мэй с дочерью, да старый кучер Джозеф. Только теперь, после их бегства, Энэлайз вспомнила тот странный блеск глаз, который появился у служанки Джевел при известии о наступлении Союзной армии. Значит, она обрадовалась победе противника, и эта победа была ей, как и всем сбежавшим рабам, на руку.
        После бегства рабов на Энэлайз и ее мать Терезу - аристократок, не привыкших к тяжелому труду, свалились все домашние дела. Им пришлось делать то, о чем раньше они и помыслить не могли - стирать, убирать, чинить одежду и решать все хозяйственные проблемы.
        Энэлайз взяла на себя посещение рынка и покупку продуктов. Сейчас рынок стал самым шумным и оживленным местом в Новом Орлеане. И Энэлайз, несмотря на запахи, шум и, самое главное, постоянно растущие цены, нравилось там бывать.
        Вскоре она научилась искусно торговаться с продавцами и даже сбивать цену на облюбованные продукты. В этот раз Энэлайз шла по овощному ряду, отбирая нужные плоды. Положив купленное в корзину, она подняла голову и… неожиданно для себя увидела Марка Шэффера, который стоял в нескольких футах от нее. Он покупал свежую клубнику. Энэлайз поспешно отвернулась и попыталась раствориться в толпе. Но он уже успел ее заметить и очень быстро подошел. Крепко схватив ее за локоть, он вытащил Энэлайз из толпы.
        - Отстань от меня! - прошипела она, отдергивая руку. - Ты соображаешь, что ты делаешь? - вновь спросила она.
        - Я хочу еще раз поговорить с этой мятежницей! Энэлайз! Выслушай меня на этот раз! - попросил он ее.
        Она холодно, взглянула на него, ошеломленная его словами.
        - Я никак не могу понять, - сказала она, - почему ты проявлял и проявляешь ко мне такой интерес?
        - Я хочу жениться на тебе, - сказал Марк. - Неужели тебе это ни о чем не говорит?
        Его речь была непринужденной. Он продолжил:
        - Я знаю, мы любим друг друга. Нельзя нам жить так, как мы живем сейчас, будто разделенные большой стеной. Хватит прятаться от своего счастья.
        - Я не знаю, какую хитрую игру ты затеял на этот раз, Клэй Феррис или Марк Шэффер, или как тебя там еще называть. Я и не пытаюсь, честно говоря, разобраться. Все, что ты делаешь и говоришь, меня не касается. Я не хочу ни видеть, ни слышать тебя снова. Однажды я уже обожглась, полюбив тебя, но это все кануло в прошлое. У меня больше нет и не будет нежных чувств к тебе.
        Глаза Марка Шэффера стали жесткими, холодными как лед.
        - Я вижу твою неприязнь ко мне, - ответил он. - Ты больше не увидишь меня. Я только надеюсь на то, что когда ты будешь лежать в своей холодной, одинокой постели, ты вспомнишь, как хорошо тебе было от моих ласк, как ты сгорала от страсти. И спроси сама у себя - довольна ли ты этим?!
        Энэлайз покраснела от его слов, поражаясь тому, как отлично он знал ее тело и ее страстное желание, помимо ее воли, быть с ним. Каким уверенным в себе был он! Какою властью он обладал над нею! О, как она ненавидела его за это! И она решила поиздеваться над ним:
        - А с чего ты взял, что моя постель одинокая? - спросила она его очень ехидным голосом.
        Ее слова, словно обухом топора, ударили по его самолюбию. Его темные глаза вспыхнули недобрым пламенем, а она тем временем с гордым видом повернулась и пошла вдоль овощного ряда. В конце ряда ее грубо схватил за руку один северянин[воин из армии северных штатов.] .
        - Эй, ты, маленькая хорошенькая крошка! - прогнусавил он хриплым голосом.
        Энэлайз резко обернулась и увидела похотливое лицо янки. Она сердито одернула свою руку и произнесла грозно:
        - Руки прочь от меня, обезьяна!
        Солдат опешил и отступил в сторону. Энэлайз, рассерженная, пошла домой.
        Чертовы янки! Она презирала их всех и была рада, что сумела дать отпор.
        Глава 6
        В парадную дверь негромко, но настойчиво постучали, и этот стук разбудил Энэлайз. Она села в кровати и посмотрела на часы - час ночи. Кого могло принести так поздно?! Единственный, кто был способен на такую наглость, - Марк Шэффер. Энэлайз просто передернуло при мысли о том, что ей предстоит опять давать ему отпор. Впрочем, она просто не выйдет и пусть себе стучится хоть всю ночь.
        Стук внезапно прекратился, и любопытство одержало верх над соображениями разума. Энэлайз осторожно встала с постели и, также осторожно пройдя на веранду, выглянула в окно.
        - Эмиль! - удивленно воскликнула она и заторопилась вниз. Она летела на крыльях и, быстро отворив дверь, впустила Эмиля в дом. Энэлайз бросилась к брату, и он сжал ее в своих крепких объятиях.
        - О Боже! Энэлайз! Как я рад снова тебя видеть! - произнес Эмиль. - Если бы ты знала, как я переживал за тебя и маму после того, как оставил вас одних с этими шакалами.
        - Эмиль! - спросила Энэлайз, освобождаясь из его рук. - Что ты здесь делаешь? Если тебя увидят, то тебе несдобровать. Янки ведь очень подозрительны. Они следят за каждым жителем твоего возраста. Если они поймают тебя, то повесят как шпиона, будь уверен в этом, - сообщила ему Энэлайз.
        Эмиль расхохотался.
        - Не беспокойся, моя маленькая сестрица! - сказал он. - Неужели ты думаешь, что я не смогу перехитрить янки?
        - Но, Эмиль! Город ведь наводнен ими. Они везде, и им легко будет поймать тебя.
        - Не беспокойся. Дело уже сделано, и я здесь. Перестань сейчас же беспокоиться. Ты причитаешь даже похуже нашей мамы.
        - Это потому, что у меня больше разума, чем у мамы, - сказала Энэлайз и улыбнулась, так как она всегда не могла устоять перед обаянием своего брата.
        Он также улыбнулся в ответ, зная, что убедил ее.
        - Пойдем сядем, и ты расскажешь, как тут у вас дома обстоят дела, - обратился к ней Эмиль.
        - Я бы сказала, не так уж и плохо, - ответила Энэлайз. - Самое ужасное то, что большинство рабов сбежало, поэтому и мама, и я теперь работаем по дому.
        - Боже! Энэлайз! Я не перенесу этого! Вы с мамой работаете как служанки?! Какой ужас! Энэлайз усмехнулась.
        - Это не так ужасно, как тебе кажется. Мэй и Джозеф выполняют всю тяжелую работу, а нам с мамой достается только вытирать пыль и приводить в порядок одежду. Да еще я сама стала закупать продукты на рынке, но мне это занятие даже понравилось.
        - И как ты только с этим справляешься?
        - Эмиль, ты ведь знаешь, что я никогда не была изнежена, поэтому такие проблемы мне нетрудно решить. Главное - что нас не выгнали из наших домов и не насилуют, и не пытают.
        - А у нас говорят, что янки только этим и занимаются, - озабоченно сказал Эмиль. Энэлайз нахмурилась:
        - Нет, Эмиль, это только слухи. Янки, действительно, заняли некоторые дома, но это дома тех, кто бежал из города. Здесь тоже ходят слухи о насилиях, но лично я еще не встретила женщину, которая…
        - Энэлайз! - перебил ее Эмиль. - Ты говоришь так, будто защищаешь этих подлецов и негодяев!
        - Нет, я никого не защищаю. Я только хочу тебя заверить, что с нами все в порядке. Конечно, все, что произошло, страшно, но поверь мне, нам не угрожают те опасности, о которых ты думаешь. Вспомни, когда вы отступали, тебе некогда было размышлять, что будет со мной и мамой. Мы надеемся, что вы скоро вернетесь в город, но пока это не произойдет, ты можешь быть за нас спокоен. Мы будем ждать.
        Эмиль внезапно покраснел и отвел взгляд от Энэлайз.
        - Это одна из причин, почему я здесь, Энэлайз. Чтобы вернуть Новый Орлеан, армия должна прегруппироваться и набрать пополнение. Пока мы отступаем и направляемся в Виксбург. Вот почему рискнул пробраться сюда, чтобы увидеть вас.
        - Значит, армия оставляет нас на произвел судьбы? - спросила Энэлайз.
        Эмиль тяжело вздохнул.
        - Для всех нас это очень тяжело. Но мы вынуждены пойти на это. Вернуть Новый Орлеан мы должны заставить янки, но теперь это будет в процессе переговоров.
        Энэлайз пристально посмотрела на брата, но ничего не сказала. Ей стало страшно. Несомненно южане проигрывают войну. С блокадой и оккупацией Нового Орлеана полностью прекратилась торговля по реке и экономика Конфедерации была подорвана. А без денег выиграть войну невозможно. Рано или поздно всем придется признать, что Юг проигрывает войну. Но Энэлайз знала, что брата ее доводы не убедят. Он стал храбрым солдатом и будет исполнять приказ, сражаясь за свою родину до конца.
        Чтобы не расстраивать Эмиля, Энэлайз не стала излагать свои мысли и решила перевести разговор на другую тему.
        - Я уверена, что все будет, как ты сказал. И знай, что с нами все будет в полном порядке. Расскажи мне, как долго ты можешь остаться здесь?
        - К сожалению, только на сутки. Следующей ночью мне необходимо выбраться из города. Здесь рискованно оставаться надолго. Кроме того, я сказал своим, что хочу навестить родственников в Батон Руже, потому что сюда они меня не отпустили.
        Энэлайз подумала, что брат недооценивает опасность, которой подвергается, но она была так рада видеть его живым и невредимым, что тревога на время отступила.
        Кроме того, Эмилю всегда легко удавалось выходить из трудных ситуаций. Может, и на этот раз все обойдется?
        - Слушай, я смертельно проголодался! Осталось что-нибудь на кухне перекусить? - спросил Эмиль. И Энэлайз, улыбаясь, повела брата на кухню.
        Майор Марк Шэффер невозмутимо слушал рапорт офицера, стоявшего перед ним. Тому, о чем докладывал офицер, вряд ли надо придавать большое значение. О шпионах-южанах докладывали постоянно, но, как правило, сведения не подтверждались.
        - Ну, и куда же направился этот подозрительный молодой человек в гражданской одежде? - лениво спросил майор Марк Шэффер. - Кто-нибудь из ваших людей проследил за ним дальше?
        - Да, сэр, - ответил офицер. - За ним проследили. Он направился в один из тех фешенебельных домов, что на Кэмп-стрит. Дом номер двести… Он, кажется, принадлежит Джону Колдуэллу, который…
        Марк Шэффер весь напрягся, когда услышал знакомый адрес и сказал:
        - Да, я знаю этот адрес. Мне известна семья, которая проживает там.
        - Он подошел к дому и тихо постучался, - продолжил свой рапорт офицер. - Думаю, что с официальным визитом в такое время не ходят, не так ли, майор? - обратился офицер к Марку.
        - Что было дальше? - поинтересовался Марк.
        - А дальше, - продолжил офицер, - дверь отворили и его впустили в дом. Он вошел туда. Сержант Бэнсон осторожно подкрался к окнам и стал подсматривать. На кухне зажегся свет, и стало видно, что там сидит очень красивая девушка, одетая только в ночную сорочку, и незнакомец. Они разговаривали и смеялись, пока тот ел. Вот что доложил сержант Бэнсон, - закончил офицер свой доклад.
        Марка передернуло от услышанного. Сидеть перед мужчиной в ночной сорочке, весело смеяться и беседовать!?! Ни одна уважающая себя женщина не станет этого делать, если только этот человек не является очень близким ее родственником или же она с ним находится в интимных отношениях.
        - Что они делали потом? - грубо спросил Марк.
        - Они погасили свечу и больше ничего не было видно, - ответил офицер, наблюдая за тем, как реагирует майор на доклад. - Но тот незнакомец больше не выходил из дома, - закончил офицер.
        Марк, стараясь сохранить невозмутимый вид, между тем умирал от ревности. Ужасная мысль навязчиво лезла ему в голову - неужели Энэлайз так же неразборчива, как его матушка? Но нет, ведь она была девственна до встречи с ним. Но нет, она не могла, не любя, отдаться ему.
        И он помнит прекрасно, с какой страстью она это сделала! Может быть она, разозлившись, решила назло ему завести другого любовника? Может быть, она хочет таким образом отомстить ему?!
        - Ты сказал, что неизвестный человек все еще находится в том доме? - резко спросил Марк Шэффер.
        - Да, майор, - ответил офицер.
        - Собирайтесь! - сказал Марк. - Мы пойдем в тот дом и проверим, кто этот неизвестный человек.
        Энэлайз, Эмиль и их мать сидели наверху в гостиной и весело болтали. Вдруг в дверь резко постучали. Энэлайз тревожно взглянула на брата и поднялась, чтобы пойти и открыть дверь.
        - Тебе бы лучше спрятаться, Эмиль, - сказала Энэлайз брату.
        - Что ты так беспокоишься, Энэлайз. Может быть, это твои друзья пришли повидаться с тобой, - предположил Эмиль.
        - Эмиль, пожалуйста, послушайся нас и спрячься, - вмешалась в разговор их мать.
        - Ладно, уговорили, - сказал Эмиль, тяжело вздохнув. - Пойду и спрячусь в твоем платяном шкафу, но не оставляй меня там надолго, - пошутил брат.
        Энэлайз улыбнулась брату и заторопилась вниз. Этот резкий стук вызвал в ней сильную тревогу.
        Открыв дверь, Энэлайз увидела перед собой пятерых солдат, одетых в голубую форму и… майора Марка Шэффера. Ей стало страшно за Эмиля, но она постаралась не показать этого.
        - Мисс Колдуэлл, - обратился к ней сухо Шэффер.
        Энэлайз заметила, что он почему-то нервничает, и это насторожило ее.
        - Слушаю вас, майор Шэффер, - ответила она ему в тон.
        - Нам известно, что в вашем доме находится посторонний человек, - сказал майор.
        Энэлайз обомлела. Она не верила своим ушам.
        - Боюсь, что Вы единственный, кто зашел нас сегодня навестить, - сказала, как можно спокойнее, Энэлайз.
        - Тогда, надеюсь. Вы не будете возражать, если мы обыщем Ваш дом? - спросил у нее Марк.
        - Буду и обязательно! - возбужденно сказала Энэлайз. - Дома, где остались владельцы, как Вы знаете, не подлежат обыску, или Вы не читали Билль о правах[Билль о правах - 10 поправок к Конституции, вступивших в силу в 1791 году и провозгласивших свободу слова, неприкосновенность личности и т. д.] ?
        Марк усмехнулся.
        - Боюсь, что Билль о правах на Вас, южан, уже не распространяется, раз вы отделились от Союза и образовали Конфедерацию. На вас, мисс Колдуэлл, распространяются теперь законы военного времени, и я настаиваю на обыске в Вашем доме, - резко произнес Марк Шэффер.
        Энэлайз молча отошла в сторону, освобождая вход в дом солдатам. Она решила, что дальнейшее препирательство только усилит их подозрение.
        Марк кивнул солдатам, и они немедленно разошлись по дому…
        Оставшись в холле, Энэлайз украдкой посмотрела в окно и увидела, что дом окружен янки. Она поняла, что шансов на бегство у Эмиля нет и что все пути к спасению отрезаны. А, посмотрев еще раз на Шэффера, она поняла, что он будет неумолим и до конца выполнит свой долг.
        Его красивое лицо было холодным и непроницаемым. Да, он непременно найдет ее брата и обвинит его в шпионаже. Она закипела от гнева, потому что была уверена, что Марк это сделал, чтобы отомстить ей. Она не сомневалась, что именно он отдал приказ о наблюдении за домом, чтобы установить, кто их посещает. Он ждал случая, чтобы унизить ее и подчинить своей воле, и этот случай представился.
        Энэлайз презрительно отвернулась от Марка, но тот только зло рассмеялся. В это время Марка окликнули сверху, и в голосе зовущего звучало торжество.
        Энэлайз замерла, у нее похолодели руки, и кровь застучала в висках. Что она может сделать? Как ей спасти брата? Наверху послышались шаги.
        Марк пристально наблюдал за выражением лица Энэлайз в то время, как по лестнице стали спускаться солдат, а перед ним высокий, смуглый красивый мужчина, руки которого были заложены за спину. Он был одет не в форму, а в обычный костюм. Солдат подталкивал незнакомца ружьем в спину, но пойманный шел независимо и гордо, как будто прогуливался в опере, а не был схвачен противником.
        Энэлайз побледнела и задрожала, увидев эту картину, а когда брат спустился, бросилась ему на шею и разрыдалась.
        - Эмиль, - крикнула она голосом, полным любви и отчаяния. Этот крик словно ножом резанул Марка по сердцу.
        Незнакомец наклонился к девушке и что-то прошептал ей.
        Не выдержав, Марк подбежал к ней и, схватив Энэлайз за руку, оторвал ее от незнакомца.
        - Черт побери, Энэлайз, да отойди же ты в сторону, - раздраженно сказал Марк.
        В ответ Энэлайз повернулась к нему и отрывисто произнесла:
        - Я ненавижу тебя!
        - Как ты смеешь называть ее только по имени? - сверкнув глазами, спросил незнакомец.
        Марк сухо рассмеялся - типично южное замечание сделал ему этот человек.
        - Думаю, тебе нужно поразмышлять о более важном, чем о вежливости по отношению к леди.
        - Эмиль, пожалуйста, помолчи. Я знаю его, -сказала Энэлайз, стараясь уберечь своего брата от дальнейших неприятностей с Марком.
        - Ты знаешь его? - переспросил Эмиль недоверчиво, уставившись на свою сестру. - Ты знаешь янки, который называет тебя запросто по имени, Энэлайз? О Боже!
        - Да, я знаю его. Но я познакомилась с ним, когда он называл себя Клэем Феррисом, - сообщила Энэлайз.
        С перекошенным от гнева лицом, Эмиль повернулся к майору.
        - Вы непорядочный человек, и я отхлестаю вас как следует, - резко произнес Эмиль.
        - Но в твоем положении это невозможно, - издевательски сказал Феррис. - А теперь пройдемте со мной, мистер…
        - Фурье. Эмиль Фурье, лейтенант армии Конфедерации, - сухо произнес Эмиль.
        Ревность вновь захлестнула Марка, и какое-то мгновение он даже слова не мог произнести. Фамилия задержанного говорила о том, что он не был родственником Энэлайз. Других доказательств не требовалось - она спала с другим мужчиной. Он готов был сейчас броситься на этого Эмиля и задушить его голыми руками. Марк повернулся и, не глядя на Эмиля, вышел из дома, отдав своим людям приказ привести Фурье в штаб-квартиру для допроса.
        - Нет, - закричала им вслед Энэлайз. Этого не должно было случиться: мужчина, которого она однажды любила, не мог и не должен был увести ее брата на верную смерть.
        - Прошу Вас, пожалуйста, не троньте его! - кричала Энэлайз вслед уходящим солдатам.
        Она выбежала за ними на веранду, но Марк уже вышел за ворота усадьбы и зашагал вниз по улице. Он даже не повернулся и не посмотрел на нее. А Энэлайз, обессилевшая, ухватилась за колонну, чтобы не упасть на землю. Боже! Неужели Марк такое чудовище?! Совершенно расстроенная, она смотрела на людей, уводящих ее брата все дальше и дальше по улице. Когда процессия совсем скрылась из вида, Энэлайз опустилась на крыльцо и разрыдалась. Она плакала так, что казалось, ее слезами можно было вымыть весь мрамор крыльца. Когда слезы иссякли, она поднялась и вернулась в дом. Оцепеневшая и сама ничего не соображающая Энэлайз нашла в гостиной Терезу, которая рыдала, оплакивая Эмиля, еще пуще, чем она сама немного ранее.
        - Энэлайз, - закричала она, увидев дочь. - Ты должна что-то сделать. Ты не позволишь им убить Эмиля.
        - Что? Что я смогу сделать? - застонала Энэлайз. - Что могу поделать я одна против целой армии?
        - Ох, что же мне делать? Что же мне делать? - причитала Тереза, не слушая Энэлайз. - Мой единственный сын! Мой единственный сын Эмиль!
        Энэлайз села на диван. Что же ей делать? Может быть, был какой-то выход из создавшейся ситуации? Она была уверена в том, что Марк преследовал какую-то цель, арестовывая Эмиля. Если бы она только знала, что ему нужно было…
        Вдруг ее осенила догадка. Ну, конечно же! Он хотел, схватив брата, заставить ее выйти за него замуж. Он же ведь настаивал на том, чтобы она вышла за него. Теперь ясно, что таким образом он хотел принудить ее к замужеству в обмен на жизнь брата.
        Она поднялась с дивана. Что ж, пусть будет так! И почему она раньше об этом не подумала? Что же, она пойдет к нему и согласится выйти за него замуж. Что она теряет? Ей теперь уже нечего терять. Она должна отбросить всe условности в сторону и выйти за него замуж. По крайней мере, она найдет возможность отомстить ему.
        Она сделает его жизнь несчастной. Он будет проклинать тот день, когда шантажом заставил ее принять свое предложение. Она растранжирит все его деньги и сделает его нищим. Она будет коварной и вероломной в своих поступках. Она сделает его настоящим посмешищем.
        Размышляя таким образом, она заторопилась в свою комнату наверх, чтобы привести себя в порядок. Она умылась, расчесалась и уложила в прическу свои прекрасные волосы, переоделась в лучшее из оставшихся на данный момент платье. Не могла же она идти на встречу к своему будущему мужу, одетая как замарашка.
        Глаза ее возбужденно блестели. Приведя себя в порядок, она, не раздумывая, спустилась вниз по лестнице и вышла на улицу.
        По мере приближения к штаб-квартире армии северян, храбрость Энэлайз куда-то улетучилась. Она толком не знала, где ей искать Марка и своего брата. Наверное, кто-то видел, куда повели арестованного солдаты, и надо спросить у этих людей.
        Минуту она раздумывала, потом тяжело вздохнула, собираясь с силами, и пошла вперед. Сейчас ей придется обратиться к солдатам, и ей было страшно. Вот они стоят перед штаб-квартирой и поворачиваются все в ее сторону. Конечно же, они удивлены, заметив здесь женщину. Но их взгляды не столько удивленные, сколько бесстыдные, оценивающие, похотливые взгляды. Ей было страшно, но она с неприступным видом обратилась к тому солдату, что был приветливее на вид, и повелитель - ным тоном заявила:
        - Мне нужно видеть майора, Марка Шэффера!
        - Вам назначен прием? - спросил солдат. Энэлайз иронично усмехнулась и ответила:
        - Думаю, что да! Где он? - настойчиво повторила Энэлайз.
        - Пойдите по этому коридору до конца, а потом поднимитесь на третий этаж.
        Энэлайз одарила молодого человека благодарной улыбкой. На третьем этаже ей вновь пришлось спросить, где можно найти Марка Шэффера. Солдат, к которому она на этот раз обратилась, показался ей знакомым. Она узнала его - он был одним из тех, кто утром приходил арестовывать Эмиля. Открыв дверь в кабинет майора, солдат доложил:
        - К вам леди, сэр. Она хочет видеть вас, - сказав это, солдат отступил в сторону, пропуская Энэлайз в кабинет Марка.
        Уже несколько часов Марк находился в своем кабинете, анализируя случившееся. Бешеный гнев сменился холодным раздражением. Ему не удавалось снять подозрения с Энэлайз, хотя он все еще хотел найти доказательства ее невиновности.
        Во время допроса Эмиль, не отвечая ни на какие другие вопросы, дал лишь один ответ, и он касался его отношений с семьей Колдуэлл.
        Марк вспомнил холодный взгляд, с которым тот взглянул на него, и ответил:
        - У меня нет ничего общего с семьей Колдуэлл. - Отвечая так, Эмиль надеялся спасти свою мать и сестру от обвинения в соучастии. Он решил не отвечать ни на какие другие вопросы, кроме тех, что могли отвести подозрения от родных.
        - Я спрятался в их доме, без их ведома, скрываясь от ваших солдат, - лгал Эмиль.
        Марк прекрасно знал, что тот лжет. Очевидно, он не знает, что за ним следили еще с вечера, что видели, как ему открыли дверь и как он ужинал с едва одетой Энэлайз.
        - Я знаю, что ты врешь, - заявил Марк арестованному. - Ты признался, что являешься лейтенантом армии, а между тем появился в городе в гражданской одежде. Уже это одно доказывает, что ты шпион и за это будешь повешен. Военный суд рассмотрит твое дело завтра, - закончив свою речь, Марк открыл дверь и позвал конвоира.
        - Капрал, возьмите и отведите этого человека в камеру.
        Фурье увели, а Марк уселся за свой стол и погрузился в тяжелые раздумья. Итак, Энэлайз все же такая как его мать и другие женщины-южанки, такая же легкомысленная и неверная. Как она клялась, что любит его, но как только он вынужден был бежать, немедленно впорхнула в постель к другому мужчине. Он сожалел о тех ночах, когда не в силах заснуть, он переживали о том, что она подумала о его исчезновении. Теперь стало ясно, что никаких глубоких чувств у нее к нему не было. Так он сидел и думал, пока не вошел капрал и не доложил, что пришла посетительница.
        Марк очнулся от своих горьких мыслей и увидел, что в кабинет вошла Энэлайз. Какое-то время он не мог вымолвить и слово. Она стояла перед ним в нарядном голубом платье, ее дивные волосы были красиво уложены в прическу, ее щеки алели, а голубые глаза ярко блестели.
        - Энэлайз! - наконец, Марк, преодолев оцепенение, встал из-за стола. - «Боже! - подумал он. - Как она потрясающе прекрасна! И, несмотря ни на что, желанна как всегда».
        Энэлайз же в это время собирала все свои силы, чтобы держаться достойно. Она прикрыла дверь кабинета, чтобы никто не услышал, о чем она будет говорить с Марком. В его присутствии она всегда начинала говорить не то, что хотела.
        - Зачем ты пришла? - спросил Марк, и Энэлайз услышала в его голосе надежду. - «А вдруг она пришла, чтобы все объяснить?» - подумал Марк и еще раз спросил у нее:
        - Что ты хочешь?
        - Что я хочу? - изумилась Энэлайз. - Ты должен догадаться, что в данной ситуации я могла прийти только ради Эмиля. Я пришла, чтобы попросить тебя спасти жизнь лейтенанту Фурье.
        Марк весь поник, глаза его потускнели, и он вновь уселся на стул.
        - Лейтенант Фурье будет завтра осужден как шпион. В данном случае я ничего не могу сделать.
        - Не надо играть со мной в кошки-мышки, - сказала Энэлайз. - Ты прекрасно знаешь, что по-твоему приказу смогут выпустить Эмиля из тюрьмы. Нельзя допустить, чтобы его осудили.
        - Ты просишь, чтобы шпиона выпустили на свободу?
        - Он не шпион. Он простой солдат. И он просто хотел очень увидеть нас перед отправлением на войну. Этого нельзя было делать? - спросила Энэлайз.
        Марк пожал плечами, но ничего не сказал. А она стояла напротив и с мольбой смотрела ему в глаза, но он не хотел подчиняться ее просьбам и мольбам. Она не сможет использовать его, Марка Шэффера, для освобождения своего любовника.
        Наступила тишина. Они молча смотрели друг на друга, а затем Энэлайз, вздохнув, сказала:
        - Хорошо! Твоя взяла. Я куплю у тебя его свободу. Если ты освободишь его, то я выйду замуж за тебя, как ты меня просил.
        У Марка все внутри похолодело, и он удивленно уставился на нее. - Что это? Ирония судьбы? Она предлагала ему свою любовь, то, о чем он так мечтал, но все это она предлагала взамен освобождения ее любовника!?! - Марк рассвирепел. Дрожащими губами он сказал:
        - Ты слишком высокого мнения о себе, мисс Колдуэлл. Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, чтобы жениться на тебе?
        Теперь Энэлайз уставилась на него. Она была потрясена услышанным. - Неужели такое может быть? Она так унизилась перед ним, а он откажется освободить Эмиля?
        - Но… Но ведь ты предлагал…. - сказала неубедительно Энэлайз и запнулась. Страдание, появившееся на ее побледневшем лице, тронуло Марка. Но, презирая себя, он все же не мог остановиться и, продолжая причинять ей боль, сказал:
        - То, что я предлагал тебе, было давным-давно, две недели назал. Я, может быть, уже передумал. Может быть, я теперь хочу иметь тебя только своей любовницей.
        Энэлайз вздрогнула, как будто ей в спину вонзили нож. - Так вот чего хочет он - ее окончательного унижения. Как он жесток, и почему?! Неужели ему мало, что он разбил ее сердце? Ее глаза наполнились слезами, и она опустила их вниз, чтобы он не заметил этого.
        Ее позор в обмен на жизнь ее брата - и она должна выбрать сейчас же. Стараясь не дать боли и гневу взять верх, Энэлайз твердила себе: возьми себя в руки, пусть он насладится своей победой - жизнь Эмиля дороже.
        Она собрала всю свою волю и взглянула на него. Лицо ее было бледным, как у мраморной статуи.
        - Хорошо, - произнесла она.
        - Что? - переспросил Марк.
        - Я буду твоей…. - сказала она, сжав руки и заставляя себя продолжить, - я стану твоей любовницей, если ты освободишь Эмиля.
        Марк молчал так долго, что Энэлайз стала уже тревожиться, как бы он снова не отказался от своих слов. Затем он спросил:
        - Неужели ты так его любишь?
        - Да, - спокойно ответила она.
        Марк побледнел и сжал челюсти. Он не мог до конца разобраться, кого же он больше всего ненавидел - Энэлайз, ее любовника или самого себя?!
        Он желал ее всегда, желал даже сейчас, когда она признавалась в любви к другому. Он мог заплатить любую цену, только бы она была с ним. Он презирал себя за эту слабость и ненавидел Энэлайз за ее вероломство. Но все унижения и боль, которые он, Марк Шэффер, причинял ей, становились странным образом - его унижением и его болью. Но остановиться он не мог.
        - Я слышал, что перед заключением сделки надо хорошенько попробовать товар? - сказал он нагло.
        Энэлайз залилась краской.
        - Да, это сделка и у тебя все права.
        Встав, он вышел из-за стола и близко подошел к Энэлайз. Энэлайз видела, как в его черных глазах загорелись хищные огоньки. Он притянул ее за плечи и грубо, сильно поцеловал. На какое-то мгновение Энэлайз чуть не растаяла от его объятия и поцелуя, но, вспомнив их «торг», вырвалась. И они стояли, как два противника, тяжело дыша и уничтожая друг друга взглядом.
        - Нет, - сказала она зло. - Вначале расчет.
        Марк саркастически ухмыльнулся и ответил:
        - Ах, да, я совсем забыл, что проститутки требуют плату вперед!
        Энэлайз после такого оскорбления совсем рассвирепела и замахнулась рукой, чтобы ударить его по лицу. Марк перехватил ее руку и сжал в запястье:
        - И не пытайся, Энэлайз! Все равно ничего не получится, - сказал он.
        - Чудовище, - ответила Энэлайз, глядя прямо ему в глаза. - Надеюсь, что ты скоро будешь гореть в аду, - сказала она.
        Ненависть к нему переполняла ее и жгла как соль, посыпанная в открытую рану.
        - Уверен, что ты будешь там и увидишь все собственными глазами, - парировал Марк. Он выпустил ее из своих рук и подошел к двери, чтобы позвать кого-нибудь из своих солдат.
        - Приведите ко мне офицера! Я только сейчас получил очень интересную информацию, касающуюся его, - сказал он конвоиру. Затем он снова повернулся к Энэлайз и спросил:
        - Ты псе еще согласна на нашу сделку?
        - У меня нет выбора, - ответила она резко. - Не беспокойся! Я никогда не бросаю слов на ветер. Для меня сейчас самое главное то, действительно ли ты говоришь правду?
        Не говоря ни слова, Марк уселся за стол и что-то написал на листе бумаги, а затем поставил печать.
        - Смотри, - обратился он к Энэлайз, - я написал письмо, которое поможет ему безопасно покинуть город, даже если его задержит патруль. Сейчас я отпущу его, - закончил Марк.
        Энэлайз ничего не ответила. Она отвернулась и стала ожидать появления своего брата. Когда Эмиль вошел в комнату в сопровождении конвоира, то застыл на месте, удивленный, увидев перед собой сестру.
        - Энэлайз! - воскликнул он. - Боже сохрани! Что ты тут делаешь?
        Энэлайз, не отвечая, стояла и смотрела себе под ноги.
        - Оставь нас и закрой за собой дверь, - сказал Шэффер конвоиру.
        После того, как конвоир ушел, Марк подошел к Эмилю и вручил ему лист бумаги.
        Эмиль прочел ее и нахмурился. Он явно был в замешательстве и не знал, как к этому отнестись и что все это значило.
        - Пропуск. Но… Я ничего не понимаю, - сказал Эмиль.
        - Ничего и не надо понимать, - ответил Марк. - Я отпускаю тебя, - добавил он грубо.
        - Но почему? - спросил удивленно Эмиль. Марк усмехнулся.
        - Мисс Колдуэлл очень убедила меня! - сказал он.
        - Марк, пожалуйста, не надо, - пробормотала Энэлайз.
        - Что все это значит? - спросил Эмиль.
        - Это значит, что она купила твою свободу, - спокойно ответил Марк, глядя прямо в глаза гордому южанину, - … купила своим телом, - добавил он.
        - Будь ты проклят! - крикнул Эмиль и устремился вперед, но, забыв, что на ногах его были железные цепи, упал на колени и никак не мог встать.
        - Ты все врешь! Лжец! - прорычал Эмиль. Энэлайз, заметив, как вспыхнули недобрым пламенем глаза Марка и как он подался вперед, бросилась между ними, пытаясь предотвратить избиение.
        - Эмиль! Остановись! Он говорит правду, - отчаянно закричала она.
        Брат уставился на нее. Он явно был шокирован услышанным. До него, наконец-таки, дошел смысл.
        - Ты говоришь, что…. - пробормотал Эмиль.
        - Да. Я обещала ему стать его любовницей.
        - Энэлайз! - в ужасе воскликнул Эмиль. - Ты не могла этого сделать.
        Энэлайз молча кивнула головой и отвела свой взгляд от еще более удивленного взгляда брата.
        - Но твоя семья? Твое имя! Ты ведь не можешь так всех опозорить?! - обратился он к ней почти с мольбою. Марк рассмеялся:
        - Южанин думает не о трудном положении девушки, а о репутации.
        Он стал еще больше презирать этого заключенного. Он оттащил Энэлайз и так обнял ее перед Эмилем, что ей стало стыдно, и краска залила ее лицо. Ревнивец Шэффер пришел в бешенство и хотел таким образом причинить боль сопернику.
        Униженная и оскорбленная Энэлайз стояла, закрыв глаза. Почему он так ненавидит ее и старается так унизить в глазах ее брата? Он ведет себя с нею как с последней проституткой или с рабыней, предназначенной для развлечений. Слезы навернулись у Энэлайз на глазах. Так вот кем она была на самом деле - рабыней, которая должна выполнять все приказания своего хозяина. Она продала свое тело и свою душу. Это была плата за жизнь ее брата. Эмиль был настолько рассержен, что ноздри его раздувались от гнева. Он сказал заклинающим голосом:
        - Боже! Энэлайз! Почему же!
        - Мне пришлось так сделать! - выкрикнула она отчаянно и отвела глаза в сторону, так как не могла вынести его взгляда.
        - Только так я могла спасти твою жизнь, Эмиль. Поверь мне, - произнесла Энэлайз.
        - Да мне лучше умереть, чем видеть тебя проституткой у янки, - выкрикнул Эмиль и внезапно бросился к ней.
        Теперь Марку пришлось защищать от него Энэлайз.
        - Ты, дурак! - гневно закричал Марк на Эмиля. - Неужели у тебя нет благодарности и уважения к ней! Знаешь, что она сделала? Пожертвовала собою! Она ненавидит меня, но она будет проводить все ночи в моей постели, удовлетворяя мою страсть, и все из-за того, что очень любит тебя. Боже! Если ты мужчина, то встань перед ней на колени и поблагодари ее! - кричал Марк.
        Энэлайз уставилась на Шэффера, не понимая, что с ним происходит. Неужели он совсем сумасшедший? Сначала он обращался с ней как с публичной женщиной и вдруг бросился защищать ее.
        Эмиль стоял и смотрел на свою сестру, не обращая внимания на бешеный крик майора, а затем холодно сказал:
        - Энэлайз, если все действительно так и ты продалась, то считай, что ты умерла для меня. Клянусь тебе, что я никогда не посмотрю в твою сторону и никогда слова тебе не скажу!
        - Эмиль! - воскликнула Энэлайз, и слезы градом брызнули из ее глаз. - Да пойми же ты! Я вынуждена была это сделать!
        Эмиль с каменным выражением лица отвернулся от нее. Энэлайз разрыдалась, а Марк с остервенением схватил заключенного и придавил его всем своим телом к стене.
        - Я с радостью убил бы тебя, - прошипел он ему на ухо, - но, видел Бог, я пообещал Энэлайз.
        - Марк, остановись! - закричала Энэлайз, ухватив его за руку. - Он же беспомощный, в кандалах… ты не посмеешь, Марк! Ты ж ведь мне обещал.
        Марк повернулся к Энэлайз. Лицо его было перекошено от злости.
        - И ты даже сейчас любишь его? - грубо спросил он.
        - Да! Прошу тебя, Марк! Я обещала, что сделаю все, что ты пожелаешь, только не бей его. Отпусти его! - кричала Энэлайз.
        Он стоял и смотрел на нее и ничего не соображал. Если бы он, Марк, оказался на месте этого мятежника и Энэлайз так любила бы его, то Бог был бы свидетелем, он готов бы был умереть ради такой любви. Что за подлец был этот мятежник! И Марк ненавидел его всеми фибрами своей души, ненавидел за то, что ему пришлось так поступить с Энэлайз. А она еще рискует честью ради его спасения! Только большая любовь к этому человеку заставила ее пойти на такой позор! От этих мыслей Марк еще больше разгневался. Он отвернулся от Энэлайз, подошел к двери, открыл ее и позвал:
        - Капрал!
        Когда конвоир появился в дверях, то Марк сказал ему:
        - Я узнал, почему этот молодой человек оказался в гражданской одежде. Я не могу этого объяснить тебе, это - секрет. Ты тоже не должен ничего говорить. Сними с него цепи и выпроводи его. Дай ему это сопроводительное письмо.
        Конвоир удивленно посмотрел на майора, а затем в лицо арестанту. И тот, и другой были мрачными. Конвоир не мог понять, что здесь произошло. Он недоуменно пожал плечами. В конце концов, за все отвечал майор, а не он. Он только исполнял приказы.
        - Да, сэр, - ответил конвоир, отдав честь, и отступил в сторону, пропуская впереди себя Фурье.
        Арестант в последний раз посмотрел на них и молча вышел. Конвоир вышел за ним, плотно закрыв за собой дверь. Энэлайз, ослабев, прислонилась к столу Марка. Эмиль презирал ее за то, что она сделала, и она не сомневалась в том, что все и каждый поступят также. Она станет изгоем в обществе. Она сможет общаться только с вражескими солдатами и с грязными женщинами, которых они используют.
        Так вот кем она станет - проституткой. И все почему? Потому что не могла допустить смерти Эмиля и должна была спасти его. Теперь, когда все ушли, Марк смотрел на нее презрительно и надменно - так, будто бы именно она причинила ему боль.
        Она гордо подняла голову и смело посмотрела ему в глаза. Да, он разрушил ее жизнь, но она будет проклинать себя, если позволит ему увидеть, насколько она сама была духовно сломлена.
        - Ну, какие будут распоряжения, хозяин? - с иронией спросила Энэлайз.
        Марк вытаращился на нее и сказал ледяным тоном:
        - Ступай домой и пакуй свои пожитки. Я пришлю одного из своих солдат с экипажем, чтобы перевезти тебя.
        - Упаковывать свои вещи? - изумленно спросила Энэлайз.
        - Да, - ответил Марк. - Ты переедешь ко мне на квартиру. Я сейчас проживаю в доме Ланкастеров во Французском квартале.
        - И я буду жить с тобой?
        - Конечно. Где еще может жить моя любовница? Только не вздумай надуть меня!
        Кровь застучала в висках у Энэлайз. Всем своим видом он показывал свое презрение к ней. Она поняла, что его устроит только ее публичное унижение. И почему он так ненавидит ее? Почему он так хочет опозорить ее?
        Марк подошел к ней и поцеловал так, как будто ставил на ней свое клеймо. Энэлайз стояла как мертвая. Ее пассивность снова привела Марка в бешенство. Поспешно отойдя от нее, он резко произнес:
        - Иди, иди к себе домой и быстро упаковывай вещи!
        Энэлайз подошла к двери, но, перед тем, как открыть ее, повернулась и сказала:
        - Я ненавижу тебя за это. Я буду делать все, что ты хочешь, потому что дала слово. Но помни - я всегда буду тебя ненавидеть. Я никогда, никогда не прощу тебе этого позора. Знай, что каждый раз, когда ты будешь со мной, это будет насилие. Я никогда больше не отдамся тебе по своей воле.
        Сказав это, Энэлайз вышла.
        Оставшись один, Марк стоял и смотрел ей вслед. Его лицо стало бледным как полотно.
        Глава 7
        Дрожащими руками, торопливо Энэлайз собирала свои вещи. Скоро за ней приедут, а она еще не готова. Ей не хотелось, чтобы экипаж с солдатом-янки долго стоял у их дома. Она беспорядочно бросала в чемодан платья и обувь, ночные рубашки и драгоценности.
        В голове все хаотично перепуталось, но одна мысль беспрерывно возвращалась. Она думала, что ждет ее впереди. Стыд и одновременно желание быть с ним боролись в ее сознании.
        Проститутка майора из армии янки!!! Весь город будет презирать ее. Она станет позором семьи. Энэлайз не сомневалась, что все родственники, так же, как Эмиль, отвернутся от нее и скажут - даже смерть была бы лучше. Все будут показывать на нее пальцем, она никому не сможет показаться на глаза. Жизнь с Марком Шэффером будет для нее сущим адом.
        Покорившись ему, она лишилась всякой защиты и помощи. Он будет делать с ней все, что захочет. Она задрожала. Увидев его в гневе, она поняла, каким жестоким он может быть. И еще… Ее сердце забилось в груди сильнее… У нее не было большого опыта, но она смутно подозревала, что он был развращенным, безнравственным человеком и хотел сделать ее такой же. Что он будет требовать от нее? Что она будет испытывать, когда он станет её целовать? Мысль о его страстных поцелуях, о его умелых ласках заставила ее трепетать.
        Неужели он сможет ее заставить разделить свою страсть?! Нет, это невозможно, - успокаивала себя Энэлайз, - ведь она теперь прекрасно знает, какой он негодяй. Она презирала его и знала его намерения. Он добивался только одного - затащить ее, как лакомый кусочек, себе в постель. Как трудно теперь ей придется!
        Энэлайз закрыла крышку последнего чемодана и заперла его на замок. Несомненно, она что-нибудь забыла, но что - никак не могла сообразить.
        Предстояло самое трудное - объясниться с матерью. Она закрыла глаза от резкого спазма в висках. Боль было вынести легче, чем тот ужас, который появится в глазах ее матери. Но она должна была это сделать. Малодушием будет уехать тайком, оставив только записку. Очень напряженно она вошла в гостиную своей матери. Тереза сидела, откинувшись в кресле, и все еще плакала и тревожилась по поводу Эмиля.
        - Мама, все в порядке, - сказала Энэлайз. - Майор Шэффер уже отпустил Эмиля.
        - Что? - переспросила Тереза, не веря своим ушам. Она приподнялась, и на лице ее смешались удивление и облегчение.
        - Ну, как это все произошло? Что случилось? - спросила Тереза.
        - Я заключила сделку с майором, - прямо сказали дочь. - Он согласился отпустить Эмиля в том случае, если я стану его любовницей.
        Миссис Колдуэлл уставилась на свою дочь. Все, что она услышала, было подобно грому среди ясного неба.
        Тереза только и сумела прошептать:
        - Энэлайз, ты должно быть, шутишь?
        - Нет, мама. Не шучу.
        - Энэлайз! Ты не можешь этого сделать. Я не разрешаю тебе это делать.
        - Уже поздно, мама. Дело сделано. Он уже отпустил моего брата. Теперь я… Я должна переехать в его дом.
        - Что? Ты собираешься сделать это открыто? О Боже! Что на тебя нашло? Что ты сама себе думаешь? Ведь каждый узнает об этом, и я не смогу больше показаться на людях.
        - Ты можешь отречься от меня, если это тебе поможет, - откровенно предложила Энэлайз с горечью в голосе. - Эмиль уже отрекся.
        - О, нет! Я просто не вынесу этого позора. Это уж слишком! - закричала Тереза и разрыдалась. - Как ты посмела? Какой позор! Лучше бы мне умереть! - причитала она…
        Энэлайз почувствовала, как сжалось в груди ее сердце. Она ожидала такой реакции со стороны матери, и она понимала, как трудно было все это вынести. Но почему никто из них не позаботился о ней, не пожалел ее, не спросил, почему она пожертвовала собой!? Неужели никому нет дела до того, что она спасла Эмилю жизнь? Если только слушать речи ее матери или брата, то можно подумать, что она сделала все это только ради собственного удовольствия или просто назло им.
        - Мама, я вынуждена была сделать это, - сказала Энэлайз, обращаясь к матери. - Только так мне удалось спасти жизнь Эмилю. Неужели ты не понимаешь? - настаивала на своем Энэлайз.
        - Я только вижу одно, что ты разбила мое сердце и сердце своего отца тоже. Пожалуйста, оставь меня. Я хочу побыть одна, - сказала Тереза.
        Энэлайз хотела было возразить, но не сделала этого и молча покинула гостиную. Внешне спокойная, она спустилась вниз и уселась на мраморное крыльцо поджидать свою судьбу.
        Вскоре к дому подъехал экипаж, которым управлял дружелюбный «северянин» капрал. Это он указал ей дорогу в кабинет Марка, когда она пришла в штаб-квартиру армии. Капрал спрыгнул на землю, быстро погрузил ее чемоданы, коробки со шляпками, а затем помог ей взобраться в экипаж и усадил ее на высокое сиденье напротив себя. Он мало говорил, хотя и бросал любопытные взгляды на свою спутницу.
        Энэлайз поняла, что заниматься переселением южанок в квартиры офицеров-янки было для него привычным явлением. Энэлайз ехала молча и не собиралась разговаривать с ним. Но не только ее извозчик проявлял к ней любопытство. Она видела быстрые, удивленные взгляды прохожих. Несомненно, некоторые знакомые узнали ее, и Энэлайз знала, что к вечеру об этом будет уже знать весь Новый Орлеан. Энэлайз стало стыдно. Она покраснела. Ей бы было намного легче самой прийти в дом к Марку. Но она знала, почему он затеял этот переезд в экипаже.
        Это было задумано как очередное унижение для нее.
        Они остановились перед небольшим, но очень красивым домом, который был обнесен черной металлической решеткой с изящным орнаментом. Сержант помог Энэлайз выйти из экипажа и вежливо открыл перед нею ворота из кованого железа, пропустив ее вперед. Энэлайз вошла в небольшой красивый садик, разбитый перед домом и большим деревом. Рядом с узкой, уложенной кирпичом дорожкой, росли яркие цветы. В центре садика находился обложенный камнем фонтан. Высокие, кирпичные стены вокруг садика были увиты виноградной лозой и благоухающей жимолостью. Под деревом стояла железная кованая скамейка. На ней можно было посидеть и полюбоваться садом. Все в нем радовало глаз и успокаивало сердце.
        И Энэлайз сразу, с первого взгляда, полюбила этот садик. В это время сержант подошел с ее чемоданами и прервал ее. Она вынуждена была последовать за ним в дом.
        На первом этаже, как и во всех старых луизианских домах, был винный погреб, хранилище продуктов, маленькая кухня. Энэлайз прошла вверх, даже не взглянув на эти комнаты. На втором этаже были жилые помещения - кабинет, зал, музыкальный салон и гостиная. Хотя дом был сам по себе невелик, комнаты его были просторны, в них было много воздуха. Выкрашены они были светлыми, нежными красками. Энэлайз ходила по комнатам второго этажа, пока капрал заносил ее дорожные чемоданы наверх. На третьем этаже находились спальни. Капрал понес часть ее вещей на третий этаж, и она последовала за ним. Она задумалась о Марке.
        Неужели он все еще был у себя в штаб-квартире. Нет, конечно же! Его там уже не было. Конечно же, он, наверное, поджидал ее где-нибудь наверху, как паук поджидает свою жертву. Капрал вернулся к экипажу, сел в него и уехал. Энэлайз остановилась, прислушиваясь к тишине дома, а затем медленно пошла вверх по ступенькам. Справа от лестницы была спальня. Ее дверь была открыта.
        Энэлайз заглянула туда и увидела там свои чемоданы. Перед спальной находилась небольшая гостиная, и Энэлайз прошла в нее и увидела Марка, сидевшего в высоком кресле прямо напротив входа. На маленьком столике перед ним стоял на подносе бокал с виски. Он сидел, развалившись, его рубашка была расстегнута, ботинки сняты. В сумерках было трудно различить выражение его лица, но в фигуре таилось что-то угрожающее.
        Энэлайз очень волновалась, но, стараясь себя успокоить, произнесла презрительно:
        - Разве так встречают леди?
        - Леди? - переспросил он не менее презрительно, хотя специально сидел здесь, чтобы не столкнуться с капралом и тем самым не поставить ее в неудобное положение. Он, конечно, чувствовал себя виноватым в душе и тоже волновался перед встречей с ней.
        Она любит другого, а его, Марка, ненавидит. Марк знал, что вел себя безобразно, был груб и жесток, а сегодня - особенно. Но он не мог преодолеть свое желание обладать Энэлайз. Стоило только подумать о ней, как его охватывала страсть.
        Он презирал себя за тот шантаж, с помощью которого Энэлайз вошла в его дом, но его так занесло, что он уже не мог остановиться. Сейчас он хотел только одного - это овладеть ею.
        - Даже, если леди подверглась насилию, она не перестает быть леди, - гордо парировала Энэлайз.
        - Ты называешь то, что было между нами, насилием, - сказал он и рассмеялся. - Тогда у тебя очень плохая память.
        Энэлайз покраснела и сердито посмотрела на Марка.
        - Я говорю не о прошлом, я говорю о сегодняшнем дне. И насилие не обязательно бывает физическим.
        Рассвирепевший Марк сказал:
        - У меня было много разных женщин и до тебя и после тебя. И вела ты себя совсем не так, как ведут леди. И сегодняшнюю сделку ты могла не заключать как проститутка. Так что и здесь не было насилия.
        - Я ненавижу тебя! - выкрикнула Энэлайз. Марка словно ударили хлыстом, но он, сдерживая себя, спокойно произнес:
        - Распусти свои волосы.
        - Что?
        - Ты слышала меня!
        У Энэлайз затряслись руки. Она вынула шпильки из волос, и ее волосы разметались по плечам. Он стоял и наблюдал за нею. В глазах его мерцали бешеные огоньки. Когда она вынула последнюю шпильку, то Марк сказал:
        - А теперь - раздевайся!
        - Нет! - запротестовала Энэлайз. Ей вдруг стало страшно, и она побледнела.
        - Да! - сказал Марк ледяным голосом. - Теперь ты принадлежишь мне. Ты обещала быть моею, если я освобожу твоего любимого Фурье. А так ты моя, и должна выполнять все, что захочу. Я приказываю тебе раздеться передо мной! Раздевайся! - прикрикнул он.
        Бросив на него ненавидящий взгляд, Энэлайз, склонив голову, начала расстегивать множество мельчайших пуговиц. Ей казалось, что ей не справиться с этими пуговицами под его пристальным взглядом. Но все же сумела расстегнуть их, и платье легко скользнуло на пол. Так же, не глядя на него, она расшнуровала корсет и сбросила нижнюю юбку. Сняв туфли, чулки, она, глубоко вздохнув, сняла свою нижнюю сорочку, обнажив свои полные нежно-розовые груди.
        У Марка перехватило дыхание. Энэлайз подняла взгляд и увидела выражение его лица. Он покраснел и не мог оторвать взгляда от ее груди. Это был взгляд вожделеющего мужчины. Она поняла, что он желает ее так же страстно, как и в ту ночь. Она поняла, что он не лгал, когда говорил, что их встреча не имела отношения к его шпионским заданиям.
        Более того, этот взгляд подсказал ей, что не только он владеет ею, но и она имеет власть над ним и сможет воспользоваться этой властью, чтобы приводить его в бешенство.
        Теперь она, продолжая раздеваться, делала это, дразня его. Она потянула шнурки своих панталон и развязала их, и они упали на пол.
        Энэлайз видела, что взгляд Марка становится все более похотливым. Капельки пота выступили у него на лбу. Теперь она стояла перед ним совершенно нагая.
        Марк застонал, а она игриво покачнулась. Вид ее нагого тела так возбудил Марка, что она решила посмотреть, как далеко простирается ее власть.
        Внезапно Марка пронзило чувство ревности - откуда у нее такие завлекающие движения - он ее такому не учил!
        - Теперь повернись, - сказал он охрипшим от возбуждения голосом.
        Энэлайз повиновалась, а Марк рассматривал ее фигуру сверху донизу, оценивая ее стати, как стати лошади при покупке.
        - Ты рассматриваешь меня, как будто я…
        - Рабыня, стоящая на аукционе, - закончил он ее предложение, торжествуя. - Как мою собственность… мою, запомни хорошенько, собственность, - и, сказав это, Марк встал с кресла и подошел к ней.
        - Запомни, до тех пор, пока ты слушаешься меня, ты будешь со мною, и я не буду передавать тебя другому мужчине, не буду бить тебя, - сказал Марк.
        Эти слова больно задели Энэлайз - ее власть утвердить будет трудно. В голове стучало: «До тех пор, до тех пор, пока ты слушаешься меня, ты будешь со мною…» Но как долго будет продолжаться это «до тех пор»? Пока она ему надоест, и он выбросит ее из дома? И куда она пойдет тогда?
        Он взял ее за волосы и, притянув ее лицо к своему, заглянул в ее синие глаза.
        - Назови меня по имени…. - прошептал он.
        - Клэй, - ответила она с вызовом. Он сжал своими пальцами ее шею.
        - Назови мое настоящее имя, черт возьми!
        - Я не помню!
        С каждым ее словом его пальцы сжимались все крепче и крепче.
        - Я, Марк Шэффер! Скажи - Марк!
        - Марк Шэффер, - прохрипела она, а затем повторила шепотом: - Марк…
        Он притянул ее к себе и стал жадно целовать. Его горячие руки обхватили ее талию, а затем стали ласкать ее спину! Он целовал ее страстно, отрываясь от ее губ, только чтобы передохнуть и вновь продолжить поцелуй.
        - Энэлайз! О Боже! Энэлайз. Такая сладкая и долгожданная…. - бормотал он, обдавая поцелуями ее лицо и шею. Затем он подхватил ее на руки и понес в соседнюю с гостиной спальную комнату. Отодвинув в сторону противомоскитную сетку, которая прикрывала кровать, он уложил ее прямо на постель и начал сам поспешно раздеваться. Он навалился на нее сверху, придавив ее своим угловатым, тяжелым телом. Он нежно ласкал ее груди, поглаживал и целовал соски до тех пор, пока они не стали тугими и темными.
        - Дотронься до меня!-приказал Марк. Но это был не приказ, а скорее просьба. Энэлайз нерешительно прикоснулась руками к его плечам, а затем медленно повела ими вниз по спине до бедер. Марк с дрожью в голосе вздохнул и закрыл глаза. Он больше ничего не говорил, но Энэлайз хотелось знать, что он чувствует. Поэтому она стала поглаживать его спину и бедра вновь, до тех пор, пока не прикоснулась к его плоти.
        Марк застонал, а Энэлайз стала поглаживать его возбужденную плоть. Он задрожал от ее прикосновения и вновь громко застонал.
        - Я больше не могу терпеть! Я больше не могу терпеть! - прошептал он.
        Затем он лег поверх нее, силой раздвинул ей ноги и медленно ввел в нее орудие своей любви. Что это были за восхитительные ощущения! И она услышала свой стон. Звуки ее голоса возбудили его, и Марк начал энергичные, поступательные движения до тех пор, пока не ответила ее плоть. Ее ответное чувство начало нарастать, но Марк вдруг содрогнулся и громко вскрикнул, а затем весь сник, оставив ее ответное чувство и ее саму неудовлетворенной.
        Энэлайз закусила губу. Она все равно не скажет ему, что он нужен ей.
        Когда Энэлайз проснулась на следующее утро, то Марка уже не было. Она лежала и рассматривала противомоскитную сетку над кроватью и размышляла над своей долей. Но Энэлайз была не из тех, что могут долго горевать и раскисать. Она быстро встала с постели, оделась и начала распаковывать свою одежду и развешивать ее в шкаф. Часть одежды она положила в платяные ящики.
        Она изрядно проголодалась, пока окончательно не разобралась с вещами, а потому решила отправиться на кухню в поисках еды и слуг. В зале она обнаружила наконец-таки негритянку. Та прибиралась. Служанка не удивилась появлению Энэлайз, и Энэлайз поняла, что либо Марк предупредил ее, либо в этом доме много перебывало женщин, что служанка ничему и никому уже не удивлялась.
        - Кофе и булочки внизу, на кухне, - сказала женщина угрюмо. - Меня зовут Марта. Майор нанял меня для того, чтобы прибираться в доме и готовить еду. Вот что я и делаю. Но я не собираюсь обслуживать белых шлюх!
        Энэлайз уставилась на нее, поражаясь ее грубому тону. И, хотя мир перевернулся с ног на голову во время оккупации «северян», к ней так еще никто из слуг не обращался. С такою служанкой она столкнулась впервые. Эта служанка была достойна своего хозяина.
        Слезы брызнули у Энэлайз из глаз. Она быстро отвернулась и побежала в кухню.
        День тянулся медленно. Марк не приходил домой на обед, и Энэлайз пообедала одна. Все послеобеденное время она пыталась читать, но мысли ее постоянно переключались с книги на свои собственные проблемы. И, наконец, тяжело вздохнув, она с раздражением отложила роман в сторону. Что за дьявол этот мужчина? Почему он имеет такую силу над ней? Как смог он так затронуть ее? Ей следовало бы ненавидеть его, но она не могла этого сделать.
        Она вспомнила, как унижал он ее прошлой ночью, и от этих воспоминаний она еще больше разозлилась. Он был самым презренным, ненавистным для нее человеком. Он умышленно разрушил ее жизнь. А еще… губы ее тронула легкая улыбка, когда она вспомнила его ласки. Его поцелуи, его прикосновения к ней и даже огненный, пылающий взгляд его глаз - все это до сих пор заставляло ее трепетать. Как могла она так ненавидеть его и одновременно так таять в его руках, как девчонка? И даже сейчас, когда она сидела и со страхом ждала его возвращения домой, предвкушая его презрительный взгляд и грубые слова в ее адрес, она все еще не могла разобраться в своих чувствах. Любила ли она его? Конечно же нет, после того, что он сделал с нею. Она была уверена, что ее любовь к нему угасла и умерла. Осталась чисто физическая любовь.
        Он был настолько опытным в обольщении женщин, что ее тело произвольно, против ее воли, отвечало на его ласки.
        Но сегодня ночью она не даст произойти тому, что было. Сегодня она будет холодна с ним и будет контролировать себя. Она тщательно продумала, что будет делать и говорить Марку. Она покажет ему, что он ей безразличен.
        Но, когда пришел Марк, сердце ее бешено застучало. Энэлайз непроизвольно отметила, как он был хорош собою. Его красивые черные волосы были чуть взлохмачены на лбу, гибкое сильное тело в плотно облегающей голубой форме притягивало к себе. И Энэлайз на мгновение забыла про свое решение. Она собралась было подойти к нему, но, увидев безразличие на его лице и его холодные глаза, она передумала и осталась на месте.
        Со своего места она, конечно, не могла разглядеть, как крошечный проблеск надежды вдруг промелькнул, а затем угас в его черных глазах. Марк холодно встретил ее, и Энэлайз, тяжело вздохнув, последовала за Марком в столовую.
        Ужин был очень простым и, как поняла Энэлайз, так здесь было принято. Лицо Марка было непроницаемым на протяжении всего ужина.
        Поужинав, Энэлайз встала из-за стола и собралась пройти в гостиную. Но Марк железной хваткой схватил ее за руку и сказал:
        - Нет, ты не пойдешь туда. Ты пойдешь со мной наверх. Я хочу, чтобы ты поухаживала за мною.
        Энэлайз покраснела и потупила глаза. Марк еще крепче сжал ее руку. Пальцы его больно вонзились ей в запястье. Он хотел закричать на нее, схватить ее и тряхнуть как следует, так, чтобы из нее вылетели все мысли о том мужчине. Но он просто повернулся и грубо потащил ее наверх в их спальню.
        Там он отпустил ее и уселся, скрестив нога за ногу.
        - Что ты хочешь? - спросила Энэлайз угрюмо. Ей было не по себе под его пристальным взглядом.
        - Я вижу, что ты не очень-то преуспела, как любовница.
        - Мне трудно было представить, что это будет основная работа в моей жизни, - парировала Энэлайз.
        Марк засмеялся и сказал:
        - Это ж ведь все легко и просто! Твоя роль заключается в том, чтобы я всегда чувствовал себя спокойно и хорошо. Вообще-то, после ужина, я люблю расслабиться. Поэтому, моя дорогая, сними мои ботинки, дай мне выпить и прикурить сигару. Сначала сними ботинки, - сказал он и протянул ногу.
        - Ты предлагаешь мне снять ботинок? Я ведь не твоя служанка, - сказала удивленно Энэлайз.
        - Ты - моя любовница! И ты здесь, в этом доме, для того, чтобы доставлять мне удовольствие.
        Энэлайз сердито сверкнула глазами в его сторону. Но все же она не стала больше пререкаться, а подошла к нему, сняла ботинок и бросила его на пол. Другой ботинок она сняла с таким же шумом. Затем она подошла к платяному шкафу, вынула из него его домашний халат и швырнула его ему в лицо.
        Марк даже начал прищелкивать языком от удовольствия. Ее гнев приводил его в восторг. Она взяла бокал и налила в него из стоявшего на столике графина брэнди. Но, подавая, сунула бокал в его руки так, что окатила его содержимым. Потом она взяла коробку с сигаретами, вытащила из нее одну сигару, надломила у нее конец и бросила сигару ему в руки.
        При виде всего этого Марк окончательно развеселился.
        - Подожди! Подожди! - всплеснул он руками. - Ты что, собираешься бросить в меня и свечу, - спросил он, захохатываясь.
        Затем он быстро встал и, сбросив те вещи, которыми она хотела швырнуть в него, схватил ее за плечи. Энэлайз сердито посмотрела на него.
        - Бог мой! Какая же ты желанная! - воскликнул он, сжимая ее так, что внутри у нее все захрустело. - Ты сводишь меня с ума, Энэлайз! - Он крепко прижал ее к себе своими стальными руками и закопался лицом в ее мягких, волнистых волосах.
        - Полюби меня, пожалуйста, полюби, - бормотал он ей на ухо и нежно гладил ее руками по спине. Внутри него вспыхнуло жгучее желание завладеть ею тотчас же, и он разорвал ее одежду и жадно обхватил ее руками, обезумев от вида ее обнаженного тела.
        Энэлайз вся сникла в его руках и не смогла оказать ему никакого сопротивления. Ей было так хорошо от прикосновения его теплых и страстных губ, от его ласковых рук, что в ней вспыхнуло ответное желание. Он нежно целовал ее в губы, целовал ее шею, мочки ушей, ввергая ее в экстаз.
        Энэлайз вскрикнула от удовольствия и страстно прильнула своими губами к его губам.
        Довольный и вместе с тем удивленный, Марк прижал ее к себе. Их губы сплелись в страстном поцелуе, его руки ласкали ее спину. Он застонал от удовольствия, а затем резким движением опрокинул ее на пол.
        Желание Марка было настолько велико, что ему пришлось отказаться от удобства кровати. Он с бешеной страстью овладел ею прямо на полу. И в тот момент, когда его плоть вошла в нее и вызвала бурю страсти, Энэлайз ответила ему тем же. Движения их совпали, и они превратились в единое целое - в огненный, пылающий союз.
        Эти прекрасные мгновенья они провели вместе и вместе кончили любовный марафон. Обессиленные, они долго лежали на полу - Марк оставался сверху, а она, затаившись и вдыхая запах его разгоряченного тела, снизу.
        Слезы текли из глаз Энэлайз. О Боже! Она проиграла, безнадежно проиграла этот любовный поединок. Теперь она точно знала, что все время обманывала себя. Она действительно принадлежала ему. Ее тело, ее эмоции подтверждали это и предавали ее, когда он ее унижал и причинял боль. Ее сердце было ее злейшим врагом.
        Глава 8
        Энэлайз было страшно выходить на улицу после того, как она из богатой наследницы в одночасье превратилась в содержанку врага. Но прогуляться так хотелось, что она решила рискнуть в надежде, что не встретит никого из своих знакомых.
        Там, в доме, где она теперь жила с Марком, ей трудно было перестать думать о нем. Энэлайз надеялась, что во время прогулки привычные звуки и запахи на знакомых улицах помогут ей успокоиться и отвлекут от мрачных мыслей.
        Она шла, но мысли ее все так же роились вокруг Марка и его отношения к ней. Она уже поняла, что теперь по-настоящему оказалась полностью в его руках. То, что он стал обращаться с ней как с рабыней, унижал и оскорблял ее, не могло помешать, как она убедилась, ее страстному желанию быть с ним.
        Она любила его, и хуже всего, она наслаждалась, когда он так грубо брал ее. Она уже убедилась, что он был жестоким, вероломным человеком, который воспользовался ее любовью к брату, чтобы шантажировать ее и заставить стать своей любовницей. Но даже этого ему было мало - он жаждал не только ее тела, но и ее публичного унижения.
        Похоже, что Марк получает наслаждение не только от ее тела, но и от тех обид и оскорблений, что наносит ей.
        Но почему он так презирает ее? Ведь она не сделала ему ничего плохого. Она только, как последняя дурочка, страстно влюбилась в него! Да, она влюбилась и хотела ощущать запах его тела, слышать его голос и впитывать его взгляд. Она явно сгорала от любви и постоянно томилась по его ласкам. А он только хотел унизить ее!
        Конечно, он уже хорошо заметил, как действуют на нее его присутствие и ласки. И теперь он будет, используя это, продолжать издеваться над ней и мучить ее. Ее собственное тело коварно вступило с ним в тайный союз, и Марк воспользовался этим для ее унижения.
        Она хотела выйти на прогулку, чтобы развеять свои мрачные мысли, но брела по улицам, полностью поглощенная ими, не замечая любопытных взглядов солдат и прохожих. Энэлайз даже не заметила сразу, что ноги сами привели ее к своему дому. Очнувшись, она увидела, что гуляла по знакомому с детства Парковому кварталу и ей навстречу идет миссис Блэкберн, подруга ее матери.
        Женщина посмотрела на нее осуждающим взглядом, отвернулась и перешла на другую сторону улицы, чтобы избежать встречи с нею лицом к лицу. Энэлайз покраснела. Сейчас ей вдруг захотелось просто провалиться сквозь землю и исчезнуть. Она знала, что ее репутация в городе погублена, но не была готова к конкретному проявлению этого, и ей стало очень больно.
        Энэлайз резко повернулась и поспешила уйти из своего квартала, но, как назло, столкнулась лицом к лицу с Бекки Олдвэй. О, какой торжествующий и вместе с тем презрительный взгляд был у ее бывшей подруги! Бекки тоже отвернулась от Энэлайз и, ничего не говоря, прошла мимо, избегая любого контакта с этой, как считала Бекки, падшей девушкой.
        Слезы брызнули у Энэлайз из глаз, и она, ослепленная ими, спотыкаясь, побежала к дому Марка, чтобы спрятаться там от осуждающих взглядов. Там, дома она упала на свою кровать и разрыдалась. Сердце ее бешено колотилось, лицо ее было красным от рыданий. Но слезы не уняли ее душевной боли и не принесли ей облегчения. Она села. Тело ее била мелкая дрожь. Ей стало ясно, что теперь всю оставшуюся жизнь она будет в глазах общества падшей женщиной, женщиной, отторгнутой этим обществом.
        Энэлайз провела рукой по лбу, как бы отгоняя вопросы, задаваемые самой себе. Что будет, если Марк устанет от нее, если она надоест ему? Он выбросит ее на улицу? Как и на что она будет жить, покупать еду и одежду? Или он сразу передаст ее своим приятелям, которые станут оплачивать ее счета в обмен на ее милости?!
        - Нет! - зло закричала вслух Энэлайз, вскакивая с кровати. - Я не позволю ему сделать из себя проститутку!
        Она стала взад-вперед расхаживать по комнате, и лицо ее стало очень злым. Даже если она будет умирать от голода, она не станет делить постель с другими мужчинами.
        Но свою любовь к этому подлецу ей надо скрывать, - надо скрывать, что близость с ним - для нее ни с чем не сравнимое наслаждение. Иначе он сделает ее полной рабыней своих желаний и прихотей, готовой ради наслаждения на все, только бы получить удовольствие. И она окончательно погибнет, не только физически, но и нравственно. Нет, позволить этого нельзя! Она научится скрывать свою любовь к нему, пусть даже ей придется притворяться и лгать.
        Энэлайз так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу услышала слабый стук в дверь. Стучавший человек, не дождавшись ответа, осторожно приоткрыл дверь.
        - Мисс Энэлайз! - раздался голос и одновременно в дверь просунулась темная голова.
        Энэлайз взглянула и глазам своим не поверила:
        - Мэй? - спросила она.
        - Да, мэм, -ответила та и с приветливой улыбкой на лице вошла в комнату.
        - Мэй! Что ты здесь делаешь?
        - Я пришла Вам помогать, если Вы нуждаетесь во мне.
        - А как моя мама? Что там дома? - спросила Энэлайз.
        Мэй только пожала плечами.
        - Янки объявили об отмене рабства. Мне объяснили, что я могу уйти так же, как ушли от своих хозяев другие негры. По правде сказать, я не захотела оставаться с Вашей матушкой. Но уходить куда-то, прежде чем не найду Вас и не поговорю с Вами, я не стала. Я хочу сказать, мисс Энэлайз, что Вы поступили очень правильно, благородно, когда спасли Эмилю жизнь.
        Энэлайз порывисто бросилась к своей служанке и крепко обняла ее.
        - Спасибо тебе, Мэй. Ты даже не представляешь, как я ждала таких слов от своих родных и знакомых, - она отпустила Мэй и отошла в сторону. - Я так благодарна тебе, что ты нашла меня здесь. Мне хотелось, чтобы ты осталась здесь, со мной.
        Энэлайз еще раз крепко обняла Мэй. Присутствие Мэй будет для нее большой поддержкой, буфером, смягчающим ее столкновение с этим, совершенно чужим ей миром, в котором она очутилась. Теперь Энэлайз не чувствовала себя отрезанной от своего прошлого.
        Марк заявился домой только вечером, весело насвистывая. Под мышкой он нес подарок для Энэлайз.
        То, как она вчера ночью откликнулась на его любовь, вселило в него надежду наладить отношения между ними, несмотря на то, что он сделал и несмотря на ее любовь к этому проклятому Фурье.
        Энэлайз в кухне хлопотала над ужином, и Марк решил отложить вручение подарка до более подходящего момента. Пожалуй, это лучше сделать после ужина, в спальне, когда они останутся наедине, и она будет чувствовать себя свободнее.
        Так он и сделал. Когда они поднялись в спальню, Марк протянул Энэлайз пакет, который та неохотно взяла.
        - Что это? - спросила она так же, без интереса.
        - Подарок тебе, глупая девчонка, - не обращая внимания на ее тон, ответил Марк.
        Энэлайз внимательно посмотрела на него и развернула сверток. Там оказался чудесный отрез на платье, голубого цвета с узором, повторяющим рисунок павлиньего хвоста. От нее невозможно было отвести глаз. Энэлайз бережно развернула ткань и приложила ее к своей щеке, а затем прикинула на себя.
        - Замечательно! - прошептала она. - Подумать только - какое прекрасное платье получится! - Энэлайз, как и другие женщины Юга, из-за блокады давно не имела возможности сшить себе новое платье.
        С горящими от восторга глазами, она подбежала к зеркалу, что висело над комодом и посмотрелась в него, приложив к себе ткань. О, какое чудесное выйдет платье! Этот цвет - ее любимый, он так хорошо подходит к цвету ее волос и подчеркивает белизну ее кожи. Ткань оттеняла также ее глаза, делая их еще более выразительными и красивыми.
        - О, Марк! - впервые она обратилась к нему приветливо. - Спасибо тебе. Материя просто великолепна. Мне будут завидовать все женщины в Новом Орлеане. Это первое платье, что…
        Она не договорила. Она вдруг все поняла… Новое платье… Нет, ей не будут завидовать все женщины Нового Орлеана, они будут презирать ее. Ведь даже теперь, когда была снята блокада и торговля немного восстановилась, никто в городе не смог бы купить себе такой отличный отрез материи - только янки. И, если любая женщина появится в таком наряде, все скажут, что она - любовница янки!
        На глаза Энэлайз набежали слезы. Она отложила в сторону подарок. Ей вдруг стало все ясно. Это был особого рода подарок, подарок, который обычно мужчина дарит своей любовнице взамен на ее милость. Прими она этот подарок, и все еще раз убедятся, что она проститутка и предательница. Этот подарок - доказательство ее позора, а не доказательство его любви. Она покраснела и бросила сверток на кровать.
        - Отдай это какой-нибудь из своих девиц. Он мне не нужен!
        Этот резкий отказ, хотя только что она была в полном восторге, ошеломил Марка. Он чувствовал так, как будто получил пощечину.
        - Что с тобой? - спросил Марк удивленно.
        - Я продала тебе свою душу за жизнь Эмиля. Но за подарки янки-грабителя я не продаюсь!
        Марк разозлился.
        - Черт побери! Ты лживая, подлая маленькая сучка! - закричал он на нее и, подбежав к ней, грубо схватил ее за руку, впиваясь своими ногтями в ее нежную кожу.-Тогда что за спектакль ты устроила прошлой ночью? Тогда я был тебе желанен и тебе очень хотелось спариваться со мной?! Или не так было? Может у тебя хватит совести сказать, что ты стонала и корчилась и выкрикивала мое имя только из-за того, чтобы спасти Эмиля! - злобно передразнил он ее.
        - Отойди от меня! - потребовала Энэлайз.
        - Не отойду! Не отойду до тех пор, пока ты не признаешь, что жаждешь меня так, как я тебя! - сказал он.
        - Никогда! - прошипела Энэлайз и гордо вскинула голову.
        Он грубо прижал ее к себе и сильно поцеловал, запрокинув ей голову. Его губы жадно впились в ее губы.
        Она поняла, что целуя ее, он опять пытается одержать победу, используя ее чувства. Он больно ухватил ее одной рукой за волосы, а другой - за талию, а потом склонился над нею и стал целовать ее шею и грудь.
        - Нет, Марк! Заклинаю тебя! Остановись! Ты задушишь меня. Я не могу дышать, - едва смогла произнести Энэлайз.
        Он поднял свою голову и заглянул ей в глаза.
        - Признайся! Скажи! Скажи, что ты хочешь меня!
        - Нет! - ответила она.
        Марк вновь нагнулся к ней и грубо поцеловал ее. Затем он поднял ее и понес к кровати. Подойдя к кровати, Марк бросил Энэлайз на середину ложа, прямо на голубую, сияющую павлиньими узорами, ткань и сам улегся рядом.
        Он начал расстегивать ее одежду. Но сейчас он действовал не грубо, напротив, его руки нежно перебирали пуговицы и так же нежно казались ее обнаженного тела. Марк искусно ласкал ее грудь, живот и бедра, щекотал языком ее тугие, темно-коричневые соски. Он был таким искушенным любовником, что опять завладел каждой частичкой ее тела. И она ничего не могла поделать.
        На каждое его прикосновение отзывалась каждая клеточка ее тела, жаждущая еще большего наслаждения. Энэлайз, пытаясь не выдавать своих чувств, закусила губу. Когда же, наконец, он вошел в нее, ей стоило большого труда сдержать крик - так хотело этого ее тело! Это было дивное чувство, но она знала, что дальше будет совсем райское блаженство и стала отвечать на его ритмичные движения. Волна экстаза накрыла ее, и она, вздрогнув, уже не смогла сдержать крик! Но Марк, передохнув несколько минут, вновь медленно и осторожно продолжал свои действия. И ее вскоре накрыла вторая волна оргазма, настолько сильная, что Энэлайз стала почти больно от наслаждения. Что он делает с ней - смутно подумала она, а Марк еще и еще заставлял ее содрогаться и трепетать от удовольствия, сдерживая себя сам. И, наконец, он, почувствовав, как она изнемогает, сделал так, чтобы его собственный оргазм совпал с ее…
        Когда страсти улеглись, он, лежа рядом, заглянул ей в глаза и спросил:
        - Ты все еще будешь отрицать, что любишь меня?!
        Энэлайз беспомощно качнула головой, и слезы покатились из ее глаз: «Он прав, он вытащил меня из вялого, скучного мирка и показал неведомые ранее стороны жизни».
        На следующее утро Марк проснулся рано. Его мучили угрызения совести. Будь проклят его характер! Он любил Энэлайз, любил силу ее духа и воли. Однако сам делал все, чтобы сломить эту волю, подчинить ее своей собственной воле. Кроме того, он вел себя, как необузданное грубое животное по отношению к ней, и все из-за того, что она не любила его. Бог свидетель тому, что так, конечно, обращаться с нею было нельзя. При таком обращении с нею нельзя было ждать ответной любви. Это Марк прекрасно понимал. Но его продолжала терзать ревность. Его сердце было изранено, и нервы в ее присутствии были напряжены до предела. Стоило ему подумать только о другом мужчине, как у него начинался приступ ревности. Раньше ему казалось, что его уже ничто не сможет вышибить из седла. Он был человеком с твердым характером, умел контролировать себя, свои эмоции. Но, как только Энэлайз начинала бросать в его сторону презрительные взгляды, он сходил с ума от ревности, начинал выходить из себя и говорил и делал гадости, чтобы причинить ей ответную боль.
        - Бедная моя любовь. - Марк приподнялся на локоть и смотрел на Энэлайз. Она лежала, свернувшись калачиком. Волосы ее разметались в разные стороны по лицу и подушке. Марк улыбнулся и осторожно убрал пряди волос в ее лица. Боже! Как он любил ее! Он знал, что убьет всякого человека, кто обидит ее, и сам же обижал ее больше всех. Он сам не мог понять - то ли это было в его, Шэффера, характере, то ли в нем говорили гнев и ревность. Неужели и его отец обращался так с его матерью, как он обращается сейчас с Энэлайз? А, может быть, именно такое обращение заставило его мать пойти по рукам?
        Впечатления детства - отношения отца и матери, ее неверность, их расставание - все он искал в них аналогии со своими отношениями с Энэлайз. И так же, как подростком, он страдал и ненавидел.
        Он ненавидел себя за те унижения, которым он подверг Энэлайз, но был уверен в том, что скорее руку себе отрежет, чем отпустит ее от себя.
        Когда Энэлайз проснулась, то Марка уже не было. Она зарделась от стыда, вспомнив прошлую ночь и то, как она отвечала на его ласки. Ей стало очень стыдно. Она вела себя, как сучка во время течки. Прекрасная голубая ткань с сияющими как павлиньий хвост узорами валялась, скомканная, на полу. Энэлайз подняла ее и с отвращением швырнула на кровать. Посмотрев на ткань, Энэлайз. немного подумала, а потом ее осенила интересная мысль. Она улыбнулась про себя, взяла ставшую ей неприятной ткань, разыскала Мэй и отдала ее негритянке.
        Мэй глазам своим не поверила. Сначала она отказалась принять такой дорогой подарок, но Энэлайз настояла на своем, и служанка согласилась.
        Марк не пришел на ночь домой, и Энэлайз вдруг стало страшно. А что, если он так рассердился на нее, что не вернется совсем? Как ей тогда быть?
        Он вернулся на следующий день вечером, и Энэлайз с облегчением вздохнула, стараясь все же не подавать вида, что была очень расстроена его отсутствием.
        Его поведение в последующие дни изменилось и стало необычным для него - он стал более вежлив в обращении с нею и менее требователен. Но он не освободил ее от ее обязанностей в постели, хотя и стал мучить ее даже своей страстью.
        Он брал ее быстро и также быстро отпускал ее после того, как удовлетворял свою страсть. Энэлайз уговаривала себя, что была благодарна и за это. Но каждый раз такие торопливые совокупления оставляли ее раздраженной и разбитой, с тупой болью в пояснице.
        Мэй быстро сшила себе из подаренной ткани новое выходное платье. Когда Марк увидел ее воскресным утром, отправляющуюся в нем в церковь, то лицо его стало мертвенно-бледным. Он так посмотрел на Энэлайз, что она от страха даже несколько отступила в сторону. Марк ушел из дома, сильно хлопнув дверью, и не возвращался до поздней ночи.
        Энэлайз уже спала, когда он вошел в спальню и, грубо тряхнув ее за плечо, приказал:
        - Просыпайся!
        Энэлайз, ничего не понимая спросонья, моргала ресницами.
        - Что случилось? Который сейчас час? - спросила она у него.
        - Неважно, - проворчал он и резко сорвал покрывало с ее тела. - Вставай! У меня есть подарок для тебя!
        Он говорил это все с такой усмешкой, что Энэлайз стало немного страшно. Быстро соскользнув с кровати, она стала перед ним и только сейчас почувствовала, как от него разит виски и дешевыми духами. Энэлайз поняла, что он провел это время с проститутками, и представила следующую картину - его смуглое, худощавое тело лежит рядом с другой женщиной, и руки, которые так нежно ласкали ее тело, - ласкают тело проститутки.
        - Тебе мало одной любовницы? - вырвался у нее вопрос, о котором она сразу же пожалела, так как им дала ему повод поиздеваться над ней.
        - Ревнуешь, любовь моя? Я грешным делом подумал, что ты с радостью передохнешь!
        - Я не ревную, - вспыхнула Энэлайз. - Как ты смеешь дотрагиваться до меня своими грязными руками после того, как лапал ими проститутку?
        Марк пожал плечами и язвительно заметил:
        - Вед проститутки одинаково грязны.
        Энэлайз совсем разозлилась.
        - Какой же ты хам! Наклеил на меня ярлык проститутки, а сам-то ведь и обесчестил меня!
        Марк удивился.
        - Насколько я помню, ты сама призналась, что той ночью у тебя в кабинете отдалась мне добровольно, - сказал он.
        Глаза Энэлайз наполнились слезами, и она задохнулась от волнения.
        - Ты обманул меня, - сказала она ему. - Я тогда подумала, что люблю тебя и что ты меня тоже любишь.
        - Да? А как же насчет других мужчин? Как ты за них оправдаешься? Они тебя также насиловали? Или ты им отдавалась по любви? - с иронией в голосе спросил Марк.
        - Другие! Какой же ты подлый! - дико прошипела Энэлайз. - Других не было! Ты был первым, и ты прекрасно это знаешь.
        - Первым, - признался он, чуть улыбнувшись, - но, как мне кажется, не последним…
        Энэлайз со всего маху влепила ему звонкую пощечину. Марк побледнел, на скулах его заходили желваки. Он грубо схватил ее за плечи и резко сказал:
        - Расскажи мне о тех, что были с тобой. Каковы они? Ты отдавалась им прямо на полу своего кабинета или пригласила их в свою спальню? Ты стонала под ними, как подо мной? Сколько их было там, Энэлайз? Сколько было их, вкусивших прелесть твоего тела?
        Энэлайз с ужасом и удивлением смотрела на него. Он больно вцепился пальцами в ее тело. Глаза его горели, и он был похож на сумасшедшего человека. Энэлайз с дрожью в голосе ответила:
        - Не было других, слышишь, не было!
        Губы Марка задрожали, и он резко швырнул ее, как вещь, на кровать. Она распласталась на кровати так, что ее ночная сорочка задралась вверх, обнажая ее стройные ноги.
        Энэлайз было настолько испугана его бешенством, что боялась даже пошевельнуться, не то что одернуть сорочку.
        - Сними эту свою дурацкую рубаху, - прохрипел Марк. - Я принес тебе кое-что приодеться.
        Он направился к креслу и схватил то, что там лежало. Энэлайз покорно повиновалась ему. Марк подошел к ней. В руках у него было что-то тонкое и прозрачное.
        - На этот раз я принес тебе подарок, подходящий для любовницы. Вот, надень. Я хочу, чтобы ты продемонстрировала его мне! - приказал он.
        Энэлайз нерешительно взяла это из его рук и приложила к себе. Теперь она рассмотрела, что это была ночная сорочка, сделанная из такой тонкой ткани, что, казалось совсем невесомой. «Эта вещь будет больше открывать, чем прятать», - с ужасом подумала Энэлайз. Сорочка была алого цвета, и это был символ продажной любви. Она поняла намек. Этот подарок должен был еще раз подчеркнуть, что она падшая женщина, и она должна надеть его как символ.
        Еще одна, страшно возмутившая ее мысль промелькнула у Энэлайз - не снял ли он эту сорочку с тела той, чьими духами он так пропах?
        - Надень! - приказал Марк.
        Энэлайз надела ночную сорочку и медленно повернулась к нему лицом. Черные глаза Марка загорелись, и у него перехватило дыхание от ее красоты. Под этим горящим взором она почувствовала знакомое волнение и отвернулась, боясь, что растает от одного взгляда его магических глаз.
        Отвернувшись, она вдруг поймала свое отражение в зеркале, висящем напротив.
        Прозрачная ткань, едва касаясь тела, обрисовывала только грудь и бедра - контуры фигуры едва угадывались. Марк пожирал ее глазами.
        И опять - от этого горящего взгляда - ее темные соски набухли и затвердели. И опять ей стало стыдно. Он одел ее как проститутку и похотливо, как проститутку, рассматривал, а ее тело опять предавало ее и показывало, как она сама его жаждет.
        - Энэлайз, - почти простонал Марк, - я умираю от страсти. Подойди и уйми мою боль. Прошу, прошу тебя…
        Его голос звучал теперь так мягко и искренне, что она поняла, что он, как и она, полностью захвачен страстью.
        Но она еще попыталась сопротивляться. Он пришел пьяный и злой, от проститутки, вырядил ее как проститутку, а после того ожидает, что она кротко будет удовлетворять его желания.
        - Как ты после всего осмеливаешься меня просить?
        - Как я осмелился? - переспросил он. - Ты - моя! Запомни, ты - моя!
        - Никогда! Никогда в жизни я не буду любить тебя по доброй воле! Я ненавижу тебя! - и, бросившись к нему, она начала хлестать его руками по лицу, царапать ногтями.
        Марк, не ожидавший нападения, сначала позволил залепить себе пару пощечин, но, опомнившись, схватил ее за запястья и прижал ее всем своим телом. Они оба не удержались, рухнули на кровать. Наконец, Марк обуздал ее, заломив ее руки за спину и зажав ее ноги своими ногами. Он придавил ее так, что она не могла больше пошевельнуться. Она замерла и услышала, как он стал ругать и проклинать ее такими словами, о существовании которых она даже не подозревала.
        Она вдруг поняла, что борьба еще больше возбудила его страсть. И почему ему нравилось так мучить ее?
        Марк тяжело задышал. Похотливая, животная улыбка появилась на его лице. Он, словно железными клещами, держал ее ноги, а орудие его страсти больно упиралось в ее бедро.
        - О Боже! Женщина! На моих штанах разлетятся сейчас пуговицы, если его не выпустить наружу, - сказал он грубо.
        Она знала, что разбудила в нем зверя, и - к своему удивлению - она не испугалась, а, наоборот, хотела этого. Боже! Во что она превратилась? Марк наклонил свою черную голову и стал тереться носом о ее грудь. Он еще что-то бормотал, но что - ей было неясно. Страсть и желание больно раздались по всему ее телу, и она задрожала.
        Марк отпустил ее и стал рядом с кроватью. Энэлайз настолько устала от борьбы, что у нее не хватило даже силы подняться. Она просто повернула голову и посмотрела, что он собирается сделать. А Марк медленно и осторожно вытягивал свой ремень из пояса брюк. У Энэлайз даже мелькнула дикая мысль - не собирается ли он избить ее?! Что ему может взбрести на ум, когда он в таком диком, животном состоянии?
        Энэлайз закусила свою верхнюю губу, как она делала с детства в минуты сильного волнения, но, не двигаясь, продолжала наблюдать за ним дальше.
        В тот момент, когда он поднял руки и бросил ремень на кровать, их глаза встретились.
        Он спокойно и неторопливо снимал свою одежду, и в глазах его было торжество и ярость. Он смотрел прямо на ее фигуру, облаченную в прозрачную алую ткань, и был похож на разъяренного быка.
        Испугавшись, она попробовала встать, но он налетел на нее, как хищник на жертву.
        - Что ты собираешься делать? - спросила она, желая по интонации его голоса, угадать, что ее ждет.
        - Я собираюсь научить тебя, как доставлять мне удовольствие, - прохрипел он.
        Раздевшись донага, он медленно опустился с ней рядом и потом в течение всей этой страстной ночи учил ее секретам обращения с мужским телом.
        И впервые с тех пор, как Энэлайз отдалась ему, она делала все так, как он ей показывал, и удовлетворяла его - ртом, руками, телом - бесконечно сама сопереживая страстные экстазы.
        Глава 9
        Ту ночь Энэлайз вспоминала очень часто и, каждый раз, ужасаясь.
        Она полностью подчинилась его воле и покорно, впрочем - нет, не покорно, а активно шла за ним, как бы проверяя, насколько низко она может пасть. Он заставил ее делать то, что не согласится делать ни одна порядочная женщина. А она, она не только не сопротивлялась, но, подчиняясь каждому его желанию, даже испытывала удовольствие.
        Она наслаждалась новыми, неизведанными еще ощущениями в любовной игре и мысленно даже благодарила его за наслаждение, которое он ей доставлял. Порой она обвиняла себя, что у нее действительно душа проститутки. Это самое обвинение пугало ее и больше всего тем, что Марк так легко включал ее природные низменные инстинкты, а она даже желала этого включения.
        Энэлайз довольно быстро приспособилась выполнять те требования, которые Марк предъявлял к любовнице. Она приносила ему брэнди и сигары, подставляла кресло и подавала домашнюю одежду - все это она делала сейчас спокойно, без всякого возмущения.
        Иногда даже ловила себя на мысли, что ей приятно угождать ему. Она послушно следовала его воле и в постели, она даже полюбила это делать. Она так долго сдерживала свои чувства, что теперь отбросив все условности, наслаждалась его близостью.
        Энэлайз научилась приветливо улыбаться Марку, когда он вечером возвращался домой. Она научилась управлять собой, но страх, что положение любовницы станет для нее естественным на всю оставшуюся жизнь, затаился в ней.
        Дни слагались в месяцы, и Энэлайз все более теряла контроль над своей страстной натурой.
        Марку нравилась ее покорность, но он страстно желал не ее покорности, а ее любви.
        Он хотел, чтобы она делала все не из страха, а любя: не выполняла покорно в постели то, чему он ее научил, а искренне желала этого.
        Жизнь Марка текла теперь более равномерно, и Энэлайз давала ему все меньше и меньше поводов для гнева, но он сломал ее характер навсегда.
        Он зашел слишком далеко, и ему предстояло научиться обращаться с ней иначе, чтобы восстановить то, что он разрушил, шантажом сделав своей любовницей.
        Марк давно заметил, что Энэлайз практически все время проводит дома, не выходя на улицу. Она так похудела и побледнела, что Марк стал настаивать, чтобы она больше гуляла, но, приходя домой, узнавал, что Энэлайз опять просидела дома. В конце концов в одно из воскресений он решительно настоял на том, чтобы выйти прогуляться по городу вместе. Энэлайз панически испугалась, но Марк был непреклонен.
        Во время прогулки Марк понял причину ее затворничества. В силу положения Энэлайз - положения его любовницы, живущей у него в доме, - от нее все презрительно отворачивались как от прокаженной.
        Он очень расстроился, потому что любил эту женщину, и публичный остракизм, которому ее подвергали, был ему неприятен.
        Во время прогулки он едва сдержался от брани в адрес дамы, которая, столкнувшись с ними лицом к лицу, отпустила язвительное замечание и демонстративно отвернулась. В этот момент Марк почувствовал, как задрожали ее руки и увидел, как она побледнела.
        Они быстро вернулись домой. Там, сидя к саду на скамейке, Энэлайз сказала:
        - Теперь ты понимаешь, почему я стараюсь никуда не выходить?
        - Да. Я не понимал этого. Прости меня, - ответил Марк. Его лицо было таким же бледным, как и ее лицо.
        Она только пожала плечами. И Марк понял, что его извинения были ничтожными по сравнению с тем унижением, которое ей довелось пережить на прогулке.
        - Я был так самонадеян и жесток… Я не думал… А твои друзья?.. А твоя семья?.. Как они… Энэлайз невесело рассмеялась.
        - Я не видела никого с тех пор, как переселилась к тебе. Моя подруга Бекки Олдвэй демонстративно отвернулась от меня, встретив на улице. Также я перестала существовать и для всех остальных знакомых. Папа… он уехал на плантацию перед высадкой, и я не знаю, что с ним и как он сейчас ко мне бы отнесся… А мама, мама сразу сказала мне, чтобы больше я не переступала порог ее дома…
        Марк почувствовал себя страшно виноватым. Ведь он видел, как на его глазах этот подонок Фурье отвергал ее, и мог догадаться, что все так же отвернутся от нее.
        Он оставил ее без любимого человека, без друзей и без семьи. Боже, он ведь хотел этого! Он просто хотел, чтобы она принадлежала ему и навсегда осталась с ним! Марк посмотрел на ее беспомощно склонившуюся головку.
        - Я… Прости меня, прости меня, - повторял он.
        - Не стоит извиняться…. - произнесла Энэлайз напряженно. Ей так хотелось броситься ему в объятия, поплакать на его груди, выслушать от него ласковые слова утешения и заверения в любви. Но, в последний момент, она нашла в себе силы сдержать свой порыв.
        Марк медленно повернулся и пошел в дом. Быстро, в волнении расхаживая по гостиной, Марк думал, что сделать для исправления той ситуации, которая сложилась по его вине. Если он убедит ее выйти за него замуж, то это, по крайней мере, восстановит ее статус «честной женщины» в глазах общества. Марк знал, какое значение эти чертовы южане придают приличиям! И, если Энэлайз станет женой янки, а не его любовницей, то она станет только чуть лучше выглядеть в их глазах.
        Решено, он женится на ней и увезет ее далеко-далеко на Север, где никто не будет презирать ее за то, что она перед тем, как стать женой янки, была его любовницей.
        Только тогда ее жизнь станет нормальной для женщины ее круга и, возможно, только тогда она по-настоящему ответит на его любовь.
        Но, чтобы осуществить этот план, он должен решить много проблем. Прежде всего, как отнесется к этому Энэлайз и захочет ли она выйти за него замуж?
        Конечно, опять прибегнув к ласкам, он, распалив ее любовные чувства, может добиться согласия, но он все-таки не завоюет этим ее души.
        Стоило ему представить, как она опять презрительно отказывается от его предложения, как холодок побежал по телу. А может он завоюет ее любовь, если станет добр к ней?
        У Энэлайз было много причин, чтобы считать себя несчастной. Во-первых, воскресная прогулка убедительно показала, что она навсегда потеряла друзей и семью, в которых она так нуждалась. Во-вторых, Энэлайз была уверена, что она ждет ребенка.
        Признаки этого были явными - вот уже два месяца у нее не было обычных выделений, а по утрам ее подташнивало. Она старалась, чтобы никто не заметил, но ее талия стала заметно округляться, и ей пришлось немного распустить свои платья. Она не сомневалась в том, что некоторое время об этом никто из окружающих не узнает. Она будет носить платья таких фасонов, что долгое время никто не догадается о ее беременности. Но одно было ясно - надолго утаить это обстоятельство от Марка она не сможет.
        Он очень хорошо знал ее тело и видел ее обнаженной каждую ночь. Ее некогда плоский животик начал уже округляться. Пройдет немного времени, и Марк непременно заметит эти перемены. Он был настолько опытный мужчина, что не мог не знать, что это значит. А что будет потом? Может быть, он вышвырнет ее из дома, потому что она уже не будет привлекать его своей фигурой? А, может быть, он женится на ней из-за чувства долга по отношению к своему ребенку? И еще - будет ли он заботиться о ней, даст ли ей средства на то, чтобы купить и содержать маленький домик. Что он решит, какой сделает выбор?
        Ни на что хорошее Энэлайз не рассчитывала. Она не собиралась принуждать его оформить брак только потому, что носит под сердцем его ребенка. Даже мысль о том, что всю дальнейшую совместную жизнь ей придется терпеть его насмешки и издевательства, грубость, эгоизм и измены, привела ее в ужас. Нет, о таком варианте лучше даже не думать.
        Он пренебрежительно относился к ней как к любовнице и, будучи одной, Энэлайз еще могла терпеть, но если появится ребенок?! Что будет с ним и кем он вырастет, если его все будут называть ублюдком, потому что он - незаконнорожденный. И они с ребенком будут жить на его милостыню?!

«Нет, тысячу раз нет!» - твердила себе Энэлайз. Ей надо бежать и найти приют до рождения ребенка, а затем уехать туда, где ее никто не знает и выдать себя за вдову. Вдова солдата может рассчитывать на поддержку общества для себя и своего ребенка.
        И пусть она будет бедной, но, по крайней мере, сохранит свою честь и достоинство. Ей необходимо бежать, пока Марк не догадается о ее положении. Она даже не будет пытаться узнать, какое решение он примет.
        Но куда идти? У нее не осталось друзей. Она была одинока и презираема всеми, и совершенно не представляла, кто возьмется ей помочь. Представив лицо Марка, потемневшее от гнева от такой «новости», она задрожала.
        О Боже! Что же ей делать? Энэлайз никогда не была истовой католичкой. Как и все, она училась у монахинь Закону Божьему и, как и все, посещала мессы, не придавая этому большого значения.
        Но с тех пор, как поняла, что беременна, она неистово молилась Божьей матери, уповая, что она посочувствует той, у которой тоже скоро будет ребенок.
        Когда на следующее утро Марта, служанка Марка, принесла Энэлайз записку, оставленную кем-то под дверью, она поняла, что ее молитвы были услышаны. Взяв письмо в руки и узнав знакомый почерк на конверте, Энэлайз разволновалась так, что кровь застучала в висках и сердце забилось как бешеное. Дрожащими руками она разорвала конверт, вытащила листок бумаги и бросила взгляд на подпись внизу.
        Да, она не ошиблась! Это был почерк ее подруги Полины Бовэ. Это было письмо от нее. Энэлайз начала торопливо читать:

«Догорая Энэлайз,
        Я была ужасно расстроена, так как ничего не знала о тебе и не получила ни строчки от тебя. Когда Бекки рассказала мне о тебе, то я не поверила ей, а пошла к тебе домой, и твоя мама все подтвердила. Правда, она ничего не объяснила, почему ты так поступила. Зная тебя, я не думаю, что ты пошла к майору-янки по своей воле. Я просто уверена, что он каким-то образом заставил тебя сделать это и что у тебя были на то все основания. Я помню, что этот коварный шпион устроил настоящий маскарад и представился всем нам, как капитан Феррис. И я уверена, что он - настоящий негодяй. Мне страшно подумать, что ты находишься в его власти.
        И мне так хочется, чтобы наш дорогой Эмиль был сейчас здесь и спас бы тебя.
        Только вчера я окончательно узнала, где ты живешь. Я очень хотела прийти к тебе, но я не могу в силу своих убеждений переступить порог дома этого негодяя. Вот почему я послала Джозефину с этим письмом.
        Прошу тебя, приди ко мне или, по крайней мере, напиши мне записку. Я очень хочу тебя видеть и понять, почему ты все это сделала. Если тебе нужна будет помощь, то я тебе обязательно помогу. Пожалуйста, ответь мне

    С любовью к тебе. Полина.»
        Энэлайз сидела в раздумье и смотрела на листок бумаги. Дорогая Полина! Сколько доброты, порядочности и сердечности в ее письме! Она никогда еще не писала таких эмоциональных писем. Теперь Энэлайз поняла, что у нее все-таки была одна-единственная подруга, к которой можно было обратиться за помощью и которая не бросит ее в беде. Возможно, она даже поймет, что Энэлайз пошла на такие жертвы ради спасения брата Эмиля, которого Полина также любила. Возможно, Полина отнесется к ней с чувством сострадания и сможет приютить Энэлайз до тех пор, пока не родится ребенок. Полина должна помочь и спрятать ее от Марка. Энэлайз быстро разорвала письмо. Возможно, ей представился тот единственный шанс, о котором она молила.
        Она пойдет к Полине, расскажет ей обо всем, что связало ее с майором, и попросит приюта.
        Полина всегда любила Эмиля, и она должна понять Энэлайз.
        Если Полина примет ее, то она будет избавлена от необходимости сообщать Марку о своей беременности и никогда не узнает о его реакции. Да, это прекрасный шанс и его надо было обязательно использовать.
        Энэлайз представила себе, как она больше никогда не вернется в этот уютный дом, никогда не ляжет больше в постель, где провела так много страстных ночей, никогда не увидит больше Марка, не услышит его низкого голоса и страстных вздохов. Ее уход означал конец ее жизни с Марком, если только Полина примет ее.
        Сердце ее забилось снова - жизнь с ним временами казалась ей сущим адом, но и жизнь без него будет пустой и невыносимой. Из глаз потекли слезы, но, смахнув их, Энэлайз приказала сама себе не раскисать. Другого пути у нее не было. Нужно было сделать то, что она задумала.
        Энэлайз встала и пошла наверх, в спальню. Там она вынула скудное содержимое своей коробки с драгоценностями - они пригодятся ей и ее ребенку в худшие времена - и уложила все в маленькую сумочку. В хозяйственную сумку она бросила самое необходимое - еще одно платье, кое-что из нижнего белья и халат. Ей не хотелось привлекать к себе никакого внимания по пути к Полине. А если она будет нести большой чемодан, то все, конечно, удивятся, и все сразу станет известно.
        В тот самый момент, когда Энэлайз укладывала сумку, вошла Мэй. Энэлайз застыла на месте, а Мэй ничего не спросила и сделала вид, будто совсем ничего не произошло.
        Энэлайз встала и посмотрела служанке в глаза.
        - Куда Вы собрались? - вот все, что спросила Мэй.
        - Я не скажу тебе, чтобы ты не проговорилась, если Марк начнет расспрашивать тебя. Лучше будет, если ты ничего не станешь знать, - ответила Энэлайз. - «Вполне возможно, - подумала про себя Энэлайз, что Марк просто недоумевающе пожмет плечами и даже не попытается вернуть ее. А может быть, он придет в бешенство от того, что она не сдержала своего слова и не захотела больше оставаться партнершей в постели?
        Но, возможно, он попытается ее разыскать и вернуть, чтобы доказать свою власть над нею. И, наконец, он сможет расспросить Мэй и Марту насчет ее исчезновения.
        - Я пойду с Вами, - решительно заявила Мэй, но Энэлайз покачала головой.
        - Я, может быть, ухожу навсегда, но, возможно, вернусь очень быстро. Если же я не вернусь, то я пошлю за тобой, - сказала она.
        - Скажите, Вы носите ребенка того дьявола в голубой форме? - внезапно спросила Мэй.
        Энэлайз повернулась и ничего не сказала. Молчание Энэлайз подтвердило догадку чернокожей служанки. Все было и так ясно, без слов. Энэлайз взяла в руки дамскую сумочку и сумку для покупок, а затем порывисто подбежала к служанке и крепко обняла ее.
        - Спасибо тебе, Мэй, за то, что ты все это время была со мной, - сказала она быстро и стремительно ушла из комнаты.
        Побег Энэлайз удался - ее никто не заметил. Она даже не встретилась с Мартой, когда осторожно выходила из дома и не привлекла никакого внимания к себе на улице. Дом Марка находился неподалеку от дома Бовэ, и Энэлайз потребовалось совсем немного времени, чтобы проскользнуть туда.
        Вскоре она уже открывала калитку из кованого железа в сад Бовэ. Входную дверь ей открыл чернокожий дворецкий. Он очень удивился при виде Энэлайз, которая стояла на ступеньках и нервно перебирала ручки своей большой сумки для покупок.
        Дворецкий, ничего не спрашивая, молча провел Энэлайз в гостиную и просто доложил о ее прибытии хозяйке дома. Полина, увидев Энэлайз, удивленно замерла, а потом, воскликнув: «Энэлайз!» - бросилась к подруге, чтобы обнять ее.
        - О, Полина! - воскликнула Энэлайз и тоже обняла подругу. - Я решилась прийти к тебе, чтобы все объяснить. Пожалуйста, помоги мне. Ты моя единственная подруга.
        - Конечно же, если смогу, то обязательно помогу, - сказала Полина, несколько отстраняясь от нее. - Что мне сделать?
        - Ну, во-первых, дай мне объясниться насчет… насчет Марка Шэффера.
        - Присядь вот сюда, - сказала Полина и указала на кресло, что стояло рядом с ее креслом. Энэлайз тяжело вздохнула.
        - Ты была права, он был шпионом. Он… он ухаживал за мной и только из-за того, чтобы похитить чертежи торпед, что изобрел мой папа. Дело в том, что я влюбилась в него. Я думала, что он тоже полюбил меня. И я… я сошла с ума. Мне казалось, что весь мир перевернулся. И я… я отдалась ему… Я была такой глупой, - сказала Энэлайз дрожащим голосом, почти переходящим в шепот.
        Полина вздохнула:
        - Ну, что ж, все мы порой бываем глупыми и сходим с ума из-за мужчин; только одни - раньше, а другие - попозже. Если бы я знала, что Эмиль любит меня, то кто знает, чтобы еще сделала я.
        - Но ведь Эмиль - настоящий мужчина, и он не допустил бы твоего позора, - с горечью в голосе сказала Энэлайз. - Как-то раз, когда город был уже занят северянами, Марк заявился к нам домой. Он сказал, что любит меня и что хочет на мне жениться. Я не знала, что за игру затеял он на этот раз. Короче говоря, я отказала ему, и он в бешенстве ушел от нас. Затем однажды ночью Эмиль очень осторожно проник в дом, чтобы повидаться с нами перед тем, как с войсками уйти в Виксбург.
        Полина вдруг вскрикнула:
        - О! Нет! Какой ужас!
        - Да, - спокойно продолжила Энэлайз. - Ты знаешь, что Эмиль не знает страха… А майор Шэффер скорее всего приказал следить за нашим домом, и утром он ворвался со своими людьми к нам в дом и арестовал Эмиля. Они собирались судить его как шпиона. А раз так, то они казнили бы его. Вот мне и пришлось пожертвовать собой, чтобы спасти его. Итак, я отправилась к Марку, чтобы упросить его отпустить Эмиля. Он согласился освободить Эмиля, но… но только в том случае, если я стану его любовницей…
        - О Боже! Энэлайз! Это чудовищно! Что за подлец этот Шэффер? Подумать только! Ты спасла Эмиля ценою своей собственной жизни?! - воскликнула Полина. На глаза ее накатились слезы, и она схватила подругу за руку.
        - Спасибо тебе, Энэлайз! - поблагодарила ее Полина. - Я считаю, что это был благородный поступок с твоей стороны. Я буду всю жизнь благодарна тебе за Эмиля, за то, что ты пожертвовала собой ради его спасения.
        - Ох, Полина, Полина! Если бы ты знала, чего мне это все стоило. Это ведь так ужасно остаться совершенно одинокой и презираемой обществом.
        - Не надо так. Ты ведь знаешь, что у тебя есть подруга, которая постоит за тебя, - сказала решительно Полина. - Но как мне тебе помочь?
        Энэлайз тяжело вздохнула и, потупив глаза, сказала:
        - Позволь мне здесь остаться и пожить…
        - Конечно же. Об этом не стоит даже вести и речи, - быстро ответила Полина. - Ты ушла от него? Только не говори мне, что он действительно…
        - Вышвырнул меня? - закончила Энэлайз за подругу. - Нет, он меня не вышвырнул. Видишь ли… Я… Сейчас в интересном положении… Одним словом, я жду ребенка…. - сказала Энэлайз.
        - О Боже! Энэлайз! Бедняжка! - воскликнула Полина.
        - Но вся беда в том, что я никогда не переставала любить его. Неважно, что он делал, но я продолжала любить его и люблю его даже сейчас.
        Полина грустно улыбнулась и сказала:
        - Я знаю, моя дорогая, я знаю.
        - Я была уверена, что ты будешь единственной, кто поймет мои чувства.
        Полина с удивлением посмотрела на Энэлайз.
        - Но, если ты все еще любишь его, почему ты убежала от него?
        - Потому что я боюсь того, что он узнает о моей беременности. Живота еще не видно, но вскоре…
        - Ты думаешь, что он такой бессердечный, что выбросит тебя за это на улицу? - спросила Полина.
        - Я право не знаю, что он сделает. Он очень часто сердится, и я не знаю, почему. Порой он обвинял меня в связях с другими мужчинами и тоже безо всякого на то основания, - рассказывала Энэлайз.
        - Сразу было видно, что он неуправляем! - воскликнула Полина.
        - Да, часто он был совершенно невменяем в своем гневе, - продолжила Энэлайз, - но иногда он казался таким одиноким, как человек, выброшенный на берег после кораблекрушения; и мог быть таким нежным, что я забывала обо всем на свете. Он, возможно, отречется от меня, а возможно, женится на мне и даст имя ребенку. Я сейчас ничего не знаю, как будет дальше. Но я не вынесу, если он пожалует мне небольшой домик и содержание как квартеронке! - сказала Энэлайз.
        Полина сочувствующе пробормотала:
        - Что ты говоришь! Конечно же, ты останешься здесь. Нам будет так хорошо с тобой. Мы будем каждый день беседовать, ну прямо как в монастырской школе.
        - Тебе будет трудно со мной. Я скоро раздуюсь, как воздушный шар, вот увидишь, не пройдет и нескольких месяцев, -сказала, чуть улыбнувшись, Энэлайз, а загем добавила:
        - Спасибо тебе, Полина! Спасибо тебе за все!
        Сначала Марк не понял, что Энэлайз ушла из дома. Он уже решил, что вечером сделает ей предложение выйти замуж.
        Он хотел это сделать, пристально наблюдая за ее реакцией - обрадуется ли она - или, как всегда, придет в ярость.
        И, когда вернувшись, он не обнаружил ее дома, то с облегчением вздохнул. Так волновавший его разговор откладывался. Но, когда Энэлайз не появилась к ужину, Марк начал серьезно беспокоиться. Где она могла быть? Он ведь знал, что она практически не выходила на улицу. Марк еще раз обошел дом, но Энэлайз нигде не было. И Марта, и Мэй в один голос уверяли, что не видели ее, выходящей из дома. Но голос Мэй, отвечавшей на его вопросы, показался ему подозрительным. Он понял, что она что-то знает, а может быть и видела, куда ушла Энэлайз.
        И Марк добился у нее признания, что та видела, как Энэлайз, собрав немного вещей, ушла из дома.
        - Куда она пошла? - гневно набросился он на Мэй.
        - Я не знаю, - ответила Мэй. - По правде, я действительно не знаю. Мисс Энэлайз не рассказала мне, так как опасалась, что вы силой развяжете мне язык.
        - Ты хочешь сказать, что она убежала от меня? Что она не хочет, чтобы я пошел за нею?
        Мэй кивнула головой, и Марк в сердцах всплеснул руками.
        - Но почему? Ты знаешь? Черт бы тебя побрал, объясни мне! Она собиралась встретиться с другим мужчиной?
        - Сэр! - воскликнула Мэй. - Как вы можете так говорить? Вы должны знать - она никогда не была неверной.
        - Я не знаю ничего, - вторил ей Марк. - А вот ты знаешь все. И говорю тебе, ты лучше мне расскажи все - иначе, ты знаешь, меня ничто не остановит.
        Мэй с опаской поглядела на Марка. Она знала, что он может быть неуравновешенным человеком, к тому же он ее откровенно припугнул, и она дрожащим голосом сказала:
        - Я… Я думаю, что она ушла из-за…
        - Из-за чего же? Черт побери! Ну, говори же!
        - Из-за младенца…. - нерешительно сказала Мэй.
        - Младенца? Какого младенца? - закричал Марк. Мэй многозначительно посмотрела на него.
        - Вашего, конечно, младенца. Того, что носит мисс Энэлайз.
        Марк побледнел и застыл на месте.
        - Э… Энэлайз? Энэлайз носит моего ребенка?
        Мэй утвердительно кивнула головой, а Марк, не говоря больше ни слова, опустился в кресло. Руки его дрожали. Он думал об исчезнувшей Энэлайз, которая была беременной его ребенком, и очень волновался. Вдруг он резко поднял голову и спросил у Мэй.
        - Но почему же тогда она сбежала? Сейчас, именно сейчас, когда она так во мне нуждается?!
        Мэй пожала плечами.
        - Она, возможно, подумала, что вы не хотите иметь ребенка, а, может быть, даже и не захотите слышать о нем.
        - Да это какое-то безумие!
        - Возможно, - продолжала Мэй, - она подумала, что вы выгоните ее и не захотите быть с нею после того, как она растолстеет.
        - Бред какой-то! - воскликнул Марк. Мэй снова пожала плечами.
        - А может быть, она просто захотела уехать куда-нибудь, где ее никто не знает и где ее ребенка не будут считать ублюдком и незаконнорожденным.
        - Ублюдком?! - закричал Марк. - О Боже! Неужели она действительно думала, что я не женюсь на ней?
        Он так стиснул челюсти, что на лице его желваки заходили ходуном.
        - Впрочем, почему бы ей так не думать? - рассуждал Марк. - Ведь я был так жесток с нею, унижал ее, сделал ее своею любовницей гораздо раньше, чем женой.
        Обратившись к Мэй, он произнес вслух:
        - Мне нужно отыскать ее. Скажи мне, Мэй, куда она отправилась? Я должен найти ее и жениться на ней. Я не позволю, чтобы мой ребенок был незаконнорожденным. Где она, Мэй?
        - Я сказала вам правду. Она ничего не сказала мне, куда идет.
        Марк ударил кулаком по стене. Он поверил Мэй. Она действительно больше ничего не знала. Марк теперь твердо знал, что Энэлайз сделала так, чтобы защитить свою служанку от его гнева, даже ценой своей безопасности. Но куда же она ушла? Нет, конечно, не к своей матери и не к своим друзьям. Вчера она говорила, что все ее друзья отвернулись от нее. Тогда, куда же она ушла? Ну, конечно! Куда же еще она могла пойти, кроме монастыря. Ведь она рассказывала, что ее обучали монашки! В одно мгновение Марк был уже на улице. Он направился в женский монастырь урсулинок.
        Марк вернулся домой очень поздно, уставший и обеспокоенный. Сестры сказали, что Энэлайз не приходила в монастырь. Они не могли соврать ему, так как он сказал им о ее беременности и о его желании жениться на ней. Они очень любезно выслушали его и сообщили ему, что очень хорошо знали Энэлайз и помнят ее, но, к сожалению, в монастыре ее не было.
        После он обошел все католические церкви, какие он только знал в городе. Он опросил каждого священника, но никто не видел Энэлайз. Марк даже дошел до ее родительского дома.
        Дождавшись темноты, он вызвал старого дворецкого и спросил у него, не приходила ли Энэлайз.
        Дворецкий ответил, что мисс Энэлайз не возвращалась, но если бы пришла, то ее все равно не пустили в дом. Марк поверил дворецкому, если бы не его странное поведение - во время разговора он смотрел на Марка дикими глазами и говорил с ним, чуть приоткрыв дверь. Поэтому Марк, заподозрив что-то неладное, оттолкнул дворецкого в сторону и обыскал дом сам - комнату за комнатой. От этого «обыска» у миссис Терезы Колдуэлл началась истерика.
        Долгое время он оставался в ее комнате. И, хотя уже ничто не указывало на присутствие Энэлайз, Марк все равно стоял и вспоминал о том, что произошло с ними в давно прошедшую прекрасную ночь.
        Память непроизвольно воспроизводила все до мельчайших подробностей, что было между ними. Неужели он уничтожил то единственное на этой земле, что он на самом деле ценил - свою любовь?
        Покинув дом Энэлайз, Марк бродил, сам не зная где, в постоянно в своих мыслях возвращался к ней. Он был сейчас одинок и беспомощен.
        Наступила ночь, и он, потеряв всякую надежду, вернулся домой. Усевшись в кресле, Марк все думал о том, где же могла быть Энэлайз. Наступила глубокая ночь. Где она могла быть? Может быть где-нибудь сидит на улице, съежившись, голодная и одинокая. Или стала легкой добычей для убийц и грабителей?
        Скупые мужские слезы скатились из его глаз, но Марк решительно вытер их. Ему нельзя паниковать. Он не должен терять голову для того, чтобы разыскать Энэлайз.
        Неужели она решила уехать из города и отправиться к себе на плантацию? Кажется, она очень хорошо отзывалась о месте, где расположена плантация, да и ее отец был там. Скорее всего, она направилась туда, чтобы избежать позора. Если бы он только знал, где она была…
        А как звали ее подругу? Кажется, Полина. Она как-то раз говорила ему о ней. Вспомнив имя подруги, ои выбежал из дома, несмотря на столь поздний час. Была половина второго ночи. Он очень быстро отыскал дом Полины - Энэлайз как-то раз показывала ему этот дом - и, ничуть не смущаясь поздним часом, забарабанил в дверь.
        Ему открыл старый негр. Марк толкнул рукой дверь и сказал:
        - Я хочу видеть мисс Бовэ. Полину Бовэ, - уточнил он.
        - Но, сэр, она уже спит, - прошептал старик.
        - Черт побери! Да разбудите же ее! Я требую! Мне нужно увидеться с нею. Я майор армии Соединенных Штатов, и я должен задать ей кое-какие вопросы немедленно. Я полагаю, что лучше сделать это здесь, нежели вести ее под конвоем в штаб-квартиру и там задавать вопросы.
        Старик раскрыл рот от изумления и немного приоткрыл дверь. Марк посмотрел туда и увидел Полину, быстро спускающуюся по лестнице вниз со свечой в руке. Она остановилась и уставилась на Марка.
        - Все в порядке, Джозеф, - сказала она спокойным голосом. - Я приму майора в гостиной.
        Не обращая внимания на свой обтрепанный халат и длинные пряди разметавшихся волос, Полина с гордым видом прошла в следующую комнату. В гостиной она невозмутимо села в кресло. Всем своим видом она показывала, что не боится его и готова внимательно его выслушать.
        Марк чуть было не рассмеялся при виде этой девушки. Он всегда поражался дружбе между красивой, веселой Энэлайз и обыкновенной старой девой. Но в данной ситуации он смог наконец понять, чем привлекала она Энэлайз.
        Судя по всему, эта девушка была не из робкого десятка. Марк мало встречал таких женщин, которые бы вели себя столь спокойно и достойно в подобной ситуации. Одним словом, это была храбрая девушка.
        - Должна попросить вас не пугать моего дворецкого, майор. Он ведь старый человек, - сказала Полина.
        - Мисс Бовэ, - сказал в свою очередь Марк, - позвольте мне прямо приступить к делу.
        - Пожалуйста, начинайте, - невозмутимо сказала Полина. Мужчина, стоявший напротив нее, выглядел ужасно - озабоченным и утомленным. На какое-то мгновение Полине показалось, что Энэлайз ошиблась в его чувствах к ней. Казалось, что за сегодняшний вечер он прошел несколько кругов ада.
        - Я пришел спросить вас, где находится плантация Колдуэллов?
        - Плантация Колдуэллов? - повторила Полина, окончательно сраженная его словами.
        - Да, я думаю, что Энэлайз отправилась туда, а мне нужно как можно быстрее найти ее.
        Полина удивилась:
        - Вы что, с ума сошли?
        - Я думаю, что она попыталась пойти туда. Не стоит говорить о том, какой опасности она может подвергнуться по пути туда.
        Полина открыла было рот, чтобы рассказать о местонахождении плантации, но вдруг остановилась, рассмотрев его лицо.
        Конечно же, он был презренным человеком, но Энэлайз любила его и, если у него, действительно, были какие-то чувства к Энэлайз, стоило ли его посылать на ее поиски?
        - А почему я должна вам сказать? - спросила Полина. - Если Энэлайз не хочет видеть вас, то почему я должна помочь вам найти ее?
        - Я знаю, что у вас есть все основания считать мена негодяем. Во многом это действительно так. Но я люблю Энэлайз. Только сегодня я узнал, что она беременная.
        Полина поглядела на майора с неприязнью, а он продолжил:
        - Простите меня. У меня нет времени называть это все в вежливом тоне… Так вот, она носит моего ребенка, и я должен непременно найти ее для того, чтобы жениться на ней. Пожалуйста, мисс Бовэ, прошу вас, укажите дорогу, я никогда никого и ни о чем не просил в своей жизни. Но теперь я прошу Вас, помогите мне, - умолял он Полину.
        У Полины вдруг непроизвольно возникло чувство симпатии к этому человеку. Она знала, что это было вероломное, коварное чувство. Но она быстро взяла себя в руки и сказала четко:
        - Простите, майор. Но разве может человек, любящий женщину, шантажом сделать ее своей любовницей и подвергнуть ее таким образом публичному осуждению? Скажу вам честно, майор, - продолжила Полина, - что я разговаривала с Энэлайз, и она рассказала мне о том, как вы с нею обращались. Все это едва ли укладывается в понятие «любовь», - сказала Полина.
        Марк удивленно посмотрел на нее.
        - Ты разговаривала с ней? Сегодня? Значит, ты знаешь, где она?
        Вдруг позади него раздался мягкий голос:
        - Перестань запугивать его, Полина. Марк, я здесь!
        - Энэлайз! - вскрикнул Марк и повернулся к ней. Он не знал, как себя вести в данной ситуации.
        Энэлайз медленно вошла в комнату. Она проснулась от сумасшедшего стука в дверь, и она мечтала только об одном - чтобы это был Марк. И это был он. Она тихонько спустилась следом за Полиной вниз и, ни капли не испугавшись, подслушала их разговор. С замиранием сердца она слышала, что он говорил, и она знала, что должна была встретиться с ним.
        Марк облизнул свои сухие губы и нервно сказал:
        - Мэй говорила мне, что ты беременна. Это правда?
        Она кивнула головой, а он закричал:
        - Боже мой! Почему ты мне ничего не сказала? Почему ты убежала и спряталась?
        Энэлайз ничего не ответила, а Марк тихо сказал ей:
        - Выходи за меня замуж, Энэлайз!
        - Зачем? Или так ты сможешь продолжать мучить меня?
        - Нет, Энэлайз! Пожалуйста, прости меня. Все эта из-за моей ревности к другим мужчинам. Ревность мучает меня от мысли, что ты презираешь меня и любишь другого человека.
        - Но другого-то человека нет! - воскликнула Энэлайз. - Я не могу больше терпеть необоснованную ревность. Ты говоришь, что хочешь жениться на мне. Но как ты можешь это говорить, если ты ничего хорошего мне не сделал. Ты только заставляешь меня страдать. Раньше ты мне говорил, что любишь меня, но это была уловка для того, чтобы разрушить торпеды, - сказала Энэлайз.
        - Нет! Я любил тебя! Я говорил правду, и я все еще люблю тебя.
        - Ты называешь это любовью, когда силой затаскиваешь меня в свою постель, когда заставляешь подчиняться тебе и с пренебрежением относишься ко мне? Это, по-твоему, любовь?
        - Но ведь ты же выбрала это сама! - сказал он, подстрекая ее на дальнейший разговор. - Ты же сама пошла на эту сделку!
        - Да! - прошипела Энэлайз. - И какая это была честная сделка - мое публичное унижение в обмен на жизнь моего брата!
        Марк застыл на месте от удивления.
        - Что? О каком брате ты говоришь?
        Энэлайз странно посмотрела на него и ответила:
        - Я говорю о своем брате Эмиле!
        - Но… но его же имя - Фурье. Он сказал, что не имеет никаких родственных связей с вашей семьей.
        - Но он все равно мой брат.
        - Но имя….-сказал Марк, почти заклиная ее.
        - Он мой сводный брат, сын моей матери. Мама вышла замуж за человека по имени Фурье. Он вскоре умер, а позже, она встретилась с моим отцом, и они поженились. Но Эмиль и я всю жизнь росли как родные.
        Марк покраснел и обратился к Полине:
        - Это правда, мисс Полина?
        - Конечно, - подтвердила она, поражаясь его недоумению.
        - Боже! - закричал Марк и ухватился руками за голову. - Боже! Что я наделал?
        - Марк, что с тобою? - закричала Энэлайз, опасаясь за него.
        Фурье был ее братом, а он, Марк, принял ее любовь к брату за страсть к любовнику. Он был так ослеплен ревностью, что не удосужился спросить, была ли она в родственных связях с этим южанином.
        Марк любил ее больше всего на свете, а сам не поверил ей, не дал ей даже шанса объясниться. Из-за своей необоснованной ревности он причинил ей боль и унизил ее. Он вспомнил, как страдала Энэлайз по поводу сделки, которую он предложил ей тогда. А она пожертвовала собой ради жизни брата.
        - Как ты должна ненавидеть меня, - сказал Марк, не глядя на Энэлайз.
        Энэлайз потряс вид Марка. Лицо его было бледным, изнуренным, следы глубокой печали залегли у него на лице.
        - Марк? Что такое? Почему ты так на меня смотришь? - спросила она.
        Марк медленно повернулся к Полине и сказал:
        - Мисс Бовэ, можно мне поговорить с Энэлайз наедине? Обещаю вам, что я больше не обижу ее.
        - Да…. да, конечно, - запинаясь, сказала Полина и быстро ушла из гостиной.
        - Энэлайз, - обратился к ней Марк. - Сядь и выслушай меня. Я знаю, что был самым настоящим дураком. И если возможно мне как-то искупить свою вину, то я сделаю это непременно. Поверь, я не знал, что Эмиль Фурье - твой брат. Когда его нашли в вашем доме и когда ты так просила сохранить ему жизнь, я подумал… Я подумал, что он был твоим любовником. Я обезумел от ревности и хотел тебе отомстить. Вот почему я настоял на той сделке с тобой, - сказал Марк. - И я унижал тебя из-за своих подозрений. Я знаю, что был жесток и несправедлив. Моей безумной ревности нет никаких оправданий. Я не могу просить у тебя прощения, потому что этого простить нельзя. Но, умоляю тебя, дай мне шанс исправить все, Энэлайз, пожалуйста, выходи за меня замуж, - сказал Марк.
        Энэлайз, сдерживая волнение, сказала:
        - Я… Я не понимаю. Ты хочешь жениться на мне из-за того, что обидел меня?
        - Энэлайз, я люблю тебя! Я хочу жениться на тебе, потому что ты одна - единственная в моей жизни любовь. Первый раз, когда я попал сюда, я так не думал, но моя любовь взяла вверх. Я тебя любил постоянно, независимо от того, как вел себя. Прошу тебя, Энэлайз, поверь мне.
        Энэлайз уставилась на него в изумлении. Он любил ее. Он думал, что Эмиль был ее любовником, и поэтому он ревновал ее. Энэлайз почувствовала, что у нее вот-вот начнется истерика, но сумела взять себя в руки.
        Марк потерял всякую надежду услышать что-либо от нее, а потому сказал сам, прервав наступившее затишье.
        - Я не думаю, что ты все еще любишь меня. Я знаю, что после всего пережитого тобой, нельзя рассчитывать на ответную любовь. Но, Энэлайз, подумай о ребенке. Ребенку нужно имя, отец, деньги и безопасность. Ради ребенка выйди за меня замуж! Я клянусь тебе, что сделаю все, что ты пожелаешь. Я не буду принуждать тебя спать со мной. Если ты пожелаешь, я не буду даже подходить к тебе.
        Энэлайз посмотрела на уставшее и измученное лицо Марка. Слезы брызнули у него из глаз, и, когда Энэлайз увидела их, что-то перевернулось у нее внутри. Всхлипывая, она бросилась в его объятия. Марк обнял ее. Ее голос заглушали ее собственные рыдания, но он отчетливо слышал то, что и хотел услышать.
        - Да, да. Я люблю тебя, Марк!
        Замирая от восторга и утешившись, Марк прислонился своей щекой к ее мягким волосам.
        - О, любовь моя! - прошептал он. - Любовь моя!
        ЧАСТЬ II
        ИЗГНАННИЦА
        Глава 10
        Энэлайз и не помышляла, что она будет так счастлива, как в последовавшие за объяснением с Марком недели. Они с Марком поженились на следующий день. На брачной церемонии присутствовали армейский священник, Полина и один из сослуживцев Марка в качестве свидетелей. Энэлайз когда-то мечтала, как и все девушки, о прекрасной церемонии бракосочетания в церкви. Она представляла себе эту церемонию возвышенной и прекрасной, а себя - сияющей от счастья, в красивом белоснежном платье. Но сейчас об этом даже нечего было и говорить. Все, что действительно осталось от ее грез, так это их любовь, которую теперь не нужно было скрывать ни от кого.
        Поразительно, как изменилась ее жизнь за одну ночь! Теперь она знала, что Марк любит ее. Теперь ей хотелось жить. Она часто гуляла по улице и заходила к Полине, чтобы поболтать с нею. Когда же она шла по улице, то теперь всегда шла с гордо поднятой головой, игнорируя возмущение и неодобрение ново-орлеанского общества. Ей было по-прежнему обидно за то, что никто совсем не хотел с нею разговаривать. А ей хотелось бы заговорить с кем-нибудь и рассказать о том, что она думает об этом обществе, ей хотелось бы рассказать о любви к своему мужу.
        Центром ее мира давно был Марк, но если раньше она ждала его со страхом, то теперь, освобожденная от необходимости бороться со своей любовью, - с радостью.
        Он осыпал ее подарками, и теперь она не отдавала их служанкам с целью позлить его, а принимала с восторгом. Она нашила себе красивых платьев из тканей, что подарил Марк, и с гордостью демонстрировала их перед ним и перед всем городом. И по ночам она уже не делала покорно то, чему он учил, а отдавалась, искренне любя.
        Однажды она даже одела ту соблазнительную прозрачную красную сорочку и, гордо вскинув голову, предстала перед ним. А его жгучую страсть не надо было даже подогревать соблазнительными нарядами. В его глазах только при одном взгляде на нее вспыхивали огоньки желания.
        О, как он обожал ее! Марка больше не терзали угрызения совести и припадки ревности. Его жизнь вошла в нормальное русло после того, как он освободился от терзавших его подозрений и следовавших за ними приступов гнева. Теперь они так страстно и неистово любили друг друга, что каждая новая вспышка любви казалась им ярче прежней.
        Прошел месяц их счастливой жизни и тут случилось нечто, перевернувшее их налаженную жизнь.
        На когда-то написанный Марком рапорт о переводе из Нового Орлеана пришло удовлетворительное решение. Марку надлежало прибыть в Вирджинию для дальнейшего прохождения службы.
        - Нет! - такова была первая реакция Энэлайз на это известие. - Только не теперь и не сейчас! Они не могут сделать этого! Неужели ты не можешь все объяснить и попросить отсрочить приказ? Неужели ты не можешь отказаться, наконец? - спрашивала она.
        Лицо Марка тронула невеселая улыбка.
        - Моя дорогая, - сказал он, - нельзя «отказаться» от устава армии Соединенных Штатов. У меня нет выбора - я сам просился, чтобы меня отправили сражаться в Вирджинию, и мне нельзя сейчас отступать назад. Я не могу сказать командиру, что я изменил свое решение. В данном случае - я просто опозорю свою военную репутацию, - сказал Марк.
        - Ты хочешь поехать туда? - обиженно спросила Энэлайз.
        - Да, мне лучше сражаться на поле боя, чем наблюдать за женщинами и детьми здесь. И, если ты помнишь, я говорил тебе, что у меня есть в жизни несколько заветных желаний. Выиграть в этой войне - одно из них.
        - Вот почему ты хочешь уехать? - закричала Энэлайз, и слезы посыпались у нее из глаз.-Тебя дахе ничего не интересует!
        - Меня интересует все, - ответил он рассудительно и прижал ее к своей груди. - Я так люблю тебя, что не хочу уезжать от тебя. Я хочу быть с тобой и спать с тобою. Я хочу быть с тобою, когда родится наш ребенок. Для меня это сущий ад быть без тебя. Ты не можешь представить себе, как мне будет одиноко. Ведь это ужасно - не видеть тебя, не иметь возможности дотронуться до тебя, не слышать твоего звонкого смеха! Неужели ты думаешь, что мне лучше спать на сырой земле, чем рядом с тобой в постели? И неужели ты думаешь, что мне больше по душе поля сражений, а не наша любовь.
        - Но…
        - Но у меня долг, Энэлайз! Долг перед своей страною, перед теми, кто томится здесь в рабстве. Но главное - это долг перед самим собой. Я хочу быть частью всего этого. Я говорил тебе раньше, что не могу поступиться своими принципами. И сейчас я также не могу этого сделать, даже ради тебя, - сказал Марк.
        Губы у Энэлайз дрожали, пока он старался ее убедить. Но Энэлайз не позволила себе разрыдаться, она только сильнее закусила их. Она уже знала, что было бесполезно переубеждать Марка, если он уже имел свою точку зрения по какому-то вопросу. И ей сейчас не хотелось разрушать блаженство их любви.
        - Хорошо, - сказала она. - Я обещаю не досаждать тебе. Я понимаю, что ты должен ехать. Но, Марк, я не знаю, как я все это перенесу.
        Марк крепко прижал ее к себе и зарылся своим лицом в ее густых мягких локонах. Какое же это было для него и счастье, и наказание - видеть ее такой расстроенной из-за его отъезда. В конце концов он поцеловал ее волосы и, вздохнув, выпустил ее из своих объятий.
        - А теперь, давай поговорим о деле. В четверг отсюда отплывает корабль в Мэриленд[один из штатов на севере Соединенных Штатов, по которому проходила граница между Союзом и Конфедерацией.] . Я уже купил билеты на него. Ты успеешь собраться? - спросил Марк.
        - Значит, я тоже поеду?
        Марк усмехнулся.
        - Конечно. Я собираюсь быть поближе к тебе по мере возможности.
        - О, Марк! - воскликнула Энэлайз, и лицо ее озарила благодарная улыбка. Марк рассмеялся.
        - Не радуйся раньше времени. Ты не поедешь со мною в Виргинию. Я отправлю тебя домой к моему отцу, в Нью-Йорк, - сообщил он.
        Энэлайз вдруг нахмурилась.
        - Но я же не знаю там никого. И еще ты говорил, что твой отец такой суровый. Он может и не взлюбить меня, Марк, да и к тому же я - южанка[родом из Южных Штатов] .
        - Ты моя жена, и он примет тебя как члена нашей семьи. Да к тому же ты еще и беременная. И к тому же он очень чувствителен к красоте, а ты так прекрасна. Я уверен, что он полюбит тебя, - сказал Марк.
        Энэлайз взглянула на него и сказала:
        - Да, но я никого не знаю в Нью-Йорке. Почему бы мне не остаться здесь в этом маленьком доме? Мэй будет заботиться о моем ребенке, а Полина будет рядом со мной.
        Марк покачал головой.
        - Так я буду постоянно тревожиться из-за вас. Кроме Полины, у тебя нет здесь никого. В городе тебя презирают. Ты - предательница в их глазах. Я не могу оставить тебя здесь без средств к существованию. А что, если эти южане вновь вернутся в город? Нет, в Нью-Йорке для тебя будет безопасней. Там тебя будет содержать мой отец. У тебя будет очень хороший медицинский уход. Я не хочу рисковать ни тобой, ни нашим ребенком.
        Энэлайз с неохотой согласилась. Ей так не хотелось уезжать далеко отсюда…
        Марк улыбнулся и расцеловал ее, стараясь вернуть ей бодрость духа.
        - Пойми, - сказал он, - все не так уж и плохо. Я думаю, что тебе понравится Нью-Йорк. Там никто не осудит тебя, ты заведешь себе друзей. Моя сестра живет в доме моего отца. Я надеюсь, что вы подружитесь. Только подумай! Ты вновь обретешь семью!
        Теперь Энэлайз улыбнулась повеселее. Она не сомневалась в том, что понравится сестре Марка. Возможно, та была находчивая, сообразительная девушка, вылитая копия Марка. Хорошо бы подружиться с ней и вновь попасть в высший свет. И еще - сама идея появления внука или внучки должна была обеспечить ей хороший прием в семье, где любят Марка. И, кроме того, если Марку предоставят отпуск, он, конечно, приедет скорее в Нью-Йорк, нежели в далекий Новый Орлеан. Все эти соображения доказывали, что ей предпочтительнее жить в Нью-Йорке.
        Морской корабль, что шел в Мэриленд, очень понравился Энэлайз. Марк и Энэлайз проводили все время в каюте, предаваясь любви и наслаждавшись каждым ее мгновением. Они знали, что им очень скоро предстоит долгая разлука. В Новом Орлеане их любовь была фейерверком страсти, а здесь, на корабле, они погрузились в ее глубины. В долгие, свободные от забот часы путешествия, они разговаривали о прошлом, строили планы на будущее, обсуждали все тревоги и надежды и никогда не уставали друг от друга.
        Впервые в жизни Марк рассказал о своей матери. Он рассказал о потрясающей красоте Талиссии Феррис Шэффер, - но рассказал и о том, как она отдавалась всем мужчинам, которые встречались на ее пути. Он рассказал, как супружеская неверность его матери разбила сердце его отцу и как он, оставив свою неверную жену, вернулся на Север, в Нью-Йорк, откуда был родом. Он забрал с собою дочь Фрэнсис, которая была много старше Марка. Талиссия не любила дочь и не переживала по поводу ее отъезда, а вот маленького Марка, который так ее любил, отдать категорически отказалась.
        Марк обожал свою обворожительную, порхающую как бабочка, мать, но когда вырос, ему стало стыдно за ее вульгарные речи и кокетливый смех, за их положение в обществе, где уже начали презирать Талиссию. Подростком он жаждал защищать ее честь.
        - Защищать такую честь - вот так шутка, - зло сказал Марк и поморщился от грустных воспоминаний.
        - Ее имя в конечном счете было опозорено. Она становилась старше, и ее красота со временем исчезала. Она стала меньше предъявлять требований своим любовникам, а потому в ее кровати стали появляться отбросы общества, - презрительно сказал Марк. - Она даже дошла до того, что стала затаскивать к себе в постель рабов. Я помню, как она выезжала на плантации и выбирала там себе среди негров самца, который, по ее мнению, лучше всех удовлетворил бы ее желания. И если он не оправдывал ее надежд, то его потом долго били кнутом.
        Энэлайз содрогнулась, а Марк продолжил:
        - Теперь тебе понятно, почему я не святой. Я даже становился на колени и просил мать остановиться…
        - Да, но ты все-таки оставил ее, - сказала Энэлайз. Марк вздохнул и, улегшись на узкую кровать в каюте, заложил руки за голову.
        - Да, я оставил ее, - продолжил Марк. - Мне было тогда четырнадцать лет. Я понял, что больше не вынесу этого кошмара. Тот дом, где мы с нею жили, был похож на паутину, а она - на громадного паука в центре ее. Все, кто попадал в ту паутину, становились ее жертвами. Одним словом, дом был ужасен, как и ужасен был окружавший его мир с его нравственно разложившимися устоями, с его развратом и чудовищным рабством. Я ненавидел все это и ненавидел Талиссию. Бог помог мне, и я убежал из дома, сел на корабль и прибыл в Нью-Йорк. И если раньше я любил ее, то потом - возненавидел ее.
        Энэлайз молчала, слушая эту печальную историю, а затем прошептала:
        - Я не Талиссия.
        Марк притянул ее к себе и сказал:
        - Я знаю, моя любимая, я знаю. Но когда я ревновал и мучил тебя, то это было частично из-за Талиссии. Мне трудно было поверить в женскую верность.
        Энэлайз улыбнулась и переспросила:
        - Что это ты сказал о женской верности? То же можно сказать и о мужской верности?!
        Марк улыбнулся:
        - Что касается мужской верности, то это мало ко мне относится…
        - Но я не потерплю твоих измен, - пригрозила Энэлайз.
        Марк рассмеялся.
        - Не беспокойся, - сказал он и, притянув к себе, нежно поцеловал. - Может во мне и остались какие сумасбродные черты характера Клэя Ферриса, но для Марка Шэффера, как и для всех Шэфферов, характерна любовь только к одной женщине. Мне никто не нужен, кроме тебя. Запомни это!
        - Марк, - хотела было что-то сказать Энэлайз, но не смогла, так как Марк страстно поцеловал ее в губы.
        Когда они прибыли в Балтимор[один из портовых городов Севера] , Марк посадил Энэлайз на поезд и телеграфировал отцу о времени прибытия поезда, чтобы тот ее встретил. Он не мог поехать с нею дальше, потому что ему нужно было срочно приступить к выполнению своих обязанностей.
        Энэлайз приложила все усилия, чтобы мужественно перенести момент расставания. По правде говоря, она чувствовала себя одинокой и напуганной. А еще ей было холодно. Она не привыкла к такому холодному ветру, что был на Севере. Ветер продувал ее юбки и пробирал до костей. Она дрожала от холода и чуть было не плакала при виде своего покрасневшего от холода носа. Ей было ужасно от мысли, что в памяти Марка она останется с покрасневшим носом, дрожащая от холода и располневшая в талии. Энэлайз расплакалась и обняла его. Марк тоже нежно обнял ее. Он никогда не думал, что ему так трудно будет расставаться с нею. Ему казалось, что свет померкнет в его жизни, когда она уедет.
        - Энэлайз, я люблю тебя, - прошептал он ей на ухо. - Я больше никого так не любил в своей жизни.
        Она еще крепче прижалась к нему и утерла слезы. Вскоре подошел поезд. Марк проводил ее в вагон и усадил на свое место. Он ухаживал за нею, как курица-наседка за своим птенцом, и оставался с ней до тех пор, пока проводник не попросил провожающих выйти из вагона. Поезд тронулся. Энэлайз подошла к окну и выглянула из него - там на платформе одиноко стоял Марк с печальным видом.
        Она попыталась улыбнуться ему, но губы ее задрожали, и она просто помахала ему рукой. Поезд с шумом набирал скорость. Фигура Марка все удалялась и удалялась и наконец исчезла из вида совсем. Энэлайз расплакалась. Слезы текли у нее по щекам, и она ничего не могла с собою поделать. Вдруг какая-то женщина взяла ее за руку и сказала приятным голосом, что расставанья для всех нелегки и что она прекрасно понимает состояние Энэлайз.
        Но, когда Энэлайз вежливо поблагодарила женщину за утешение, та как-то странно посмотрела на нее. Энэлайз поняла, что это была реакция на ее южный акцент.
        Энэлайз не так уж часто доводилось ездить в поездах, и эта поездка была для нее неприятной. Ей больше по душе были путешествия на пароходах по реке или на кораблях по морю. Даже катание на старой плоскодонной лодке, решила Энэлайз, было намного лучше поездки в поезде. По крайней мере, лодка шла спокойно и ровно и не дергаясь так, как этот поезд.
        Когда поезд прибыл в Нью-Йорк, Энэлайз сошла на платформу и огляделась. Ее била мелкая дрожь, и она была совершенно ошеломлена суматохой и шумом, что царили на вокзале. Казалось, что каждый передвигается здесь почти бегом. В ее родном Новом Орлеане никто так быстро не ходил, да и это было не к чему. Ее уши коробило от быстрых гнусавых звуков. Люди здесь говорили так быстро и так невнятно, что она могла лишь наполовину разобрать то, о чем говорили. И там, и здесь в шуме толпы она различала густой провинциальный ирландский акцент и гортанный немецкий акцент.
        Энэлайз охватила паника в этой столь непривычной для нее суматохе. Сейчас она очень пожалела о том, что Марк не смог достать билет для Мэй, чтобы та могла сразу поехать с ними. Ей не было бы так одиноко, и она чувствовала бы себя намного лучше и увереннее, если бы рядом с нею была Мэй.
        Вдруг кто-то окликнул ее:
        - Миссис Шэффер?
        Энэлайз быстро повернулась. Перед нею стоял черноволосый, коротко остриженный человек с темными глазами, очень похожими на глаза Марка, только без его огня и задора.
        - Да, - ответила Энэлайз. - А Вы будете отцом Марка?
        - Да, - ответил мужчина, и тонкая усмешка коснулась уголков его рта. - Значит, вы - моя невестка?
        - Да, - ответила Энэлайз. - Спасибо Вам за то, что пришли меня встретить. Признаюсь Вам, что этот шум совсем напугал меня.
        Пожилой человек улыбнулся. Энэлайз заметила, что печаль мелькнула в его глазах.
        - Простите, я что-то не так сказала? - спросила его Энэлайз.
        - Нет, моя дорогая. Ваш голос просто напомнил мне кое-кого из моего прошлого, - ответил он.
        Энэлайз стало очень жаль этого человека. Неужели он до сих пор любит свою красивую и неверную южанку-жену?
        Прентисс Шэффер - так звали отца Марка - быстро провел Энэлайз через здание вокзала и подвел ее к своему экипажу. Кучер уже принес ее багаж. Они все уселись и отправились в путь. Энэлайз с чувством облегчения поставила ноги на теплые кирпичи, которые специально для этой цели лежали в экипаже, и выглянула в окно. Все вокруг было покрыто как белым покрывалом.
        Энэлайз еще нигде не видала такой белизны. Она была зачарована этой красотой, так как никогда еще не видала снега.
        - Я вижу, что Вы одеты для жаркого климата, - сказал Прентисс Шэффер. - Завтра Вы с Фрэнсис, моей дочерью, сходите и купите себе теплую одежду.
        Энэлайз согласно кивнула головой. Она-то думала, что в Балтиморе было холодно, а в этом городе было еще хуже… Она поражалась тому, как люди могли жить в таком климате.
        - Меня радует, что Марк наконец-таки женился, - сказал мистер Шэффер. - Женитьба, надеюсь, остепенит его. Я думаю, что женившись, он перестанет делать те глупости, что позволял себе раньше. Честно говорю Вам, что я был приятно удивлен, когда получил его письмо, в котором он написал, что уже пять месяцев назад женился.
        Энэлайз вдруг испугалась - а вдруг старик Шэффер подозревает, что свадьба была намного раньше? И она с чувством благодарности думала о Марке, потому что он позаботился об этом и о том, чтобы ее встретили.
        - Я, признаться, боялся, что Марк, возможно, женился второпях и выбрал плохо. Но сейчас я вижу, что я ошибался, - сказал Прентисс Шэффер и добавил. - Добро пожаловать в семью Шэфферов. Вы - приятное прибавление к нашей семье.
        Вообще мистер Шэффер был неразговорчивым человеком. Сказав все, что считал нужным, он замолчал, и дальше они ехали молча. Энэлайз все время смотрела в окно и созерцала мрачный по сравнению с югом пейзаж. Сердце у нее в пятки ушло при мысли, что ей придется прожить в этом холоде несколько месяцев.
        Дом Шэфферов был большим зданием, выстроенным из темного кирпича. Мрачный цвет дома усилил опасения Энэлайз и навеял на нее тоску. И еще больше ей стало не по себе при мысли о встрече с сестрой Марка. Когда ее представление сестре Марка состоялось, Энэлайз была совсем разочарована.
        Никакого сходства с Марком, как мечтала Энэлайз, и в помине не было. Вернее, глаза и волосы у нее были черными, как у отца и брата, но очки, которые она носила, и гладко зачесанная в узел на затылке прическа делали ее окончательно некрасивой. Довершало это впечатление темно-синее платье, без малейшего намека на кокетство. С Энэлайз она держалась очень натянуто. Трудно было поверить, что эта сухая старая дева состояла в родстве с Марком. Фрэнсис показала Энэлайз ее комнату и ушла, ничего не сказав. Энэлайз попыталась дважды или трижды завести разговор с нею, но на все вопросы она отвечала коротко и уклончиво. Она даже начала думать, что Фрэнсис имела что-то против нее, хотя она представить себе не могла - что именно.
        Энэлайз уселась за стол и, пребывая в ужасном настроении, написала длинное, слезное послание своему мужу, в котором просила забрать ее из этого дома. Но, отдохнув и обдумав все хорошенько, на следующее утро она разорвала это письмо. Она подумала, что Марку, должно быть, и так трудно без ее проблем. Несомненно, она и сама сможет справиться с угрюмой золовкой. Успокоившись, она поднялась наверх только для того, чтобы убедиться, что она ошибалась по поводу Фрэнсис. Но сестра Марка была и на сей раз холодна в обращении.
        По настоянию Прентисса Шэффера, Фрэнсис отвела Энэлайз в магазины, чтобы купить шерстяное белье и теплую верхнюю одежду. Но Фрэнсис едва произнесла и слово во время их пребывания в магазинах и подавляла каждую попытку со стороны Энэлайз начать разговор.
        Вечером у них была гостья - хорошенькая дама-блондинка, несколько старше Энэлайз. Она была искушенной в житейских делах и красивой женщиной, но Энэлайз сразу невзлюбила ее. Женщину звали Филиппой Картер. И, хотя гостья улыбалась и болтала с Энэлайз, последняя чувствовала, как непроизвольно нарастает в ней недовольство и раздражение в адрес собеседницы.
        Только после того, как Филиппа ушла, Фрэнсис вздохнула и сказала:
        - Бедная Филиппа! Она была шокирована, когда ты приехала сюда. Ведь Марк был помолвлен с нею перед тем, как отправиться на войну. Мы все считали ее уже членом нашей семьи. Она так дорога нам. Но когда Марк написал письмо и сообщил нам о тебе…
        В голосе Фрэнсис было такое отвращение, что Энэлайз рассердилась и резко спросила:
        - Хорошо, Фрэнсис! Скажи, почему ты невзлюбила меня?
        - Невзлюбила тебя? - переспросила Фрэнсис. Энэлайз сверкнула глазами.
        - Ты не хочешь общаться со мной. Ты питаешь отвращение ко мне с момента моего прибытия. И вообще ты совершенно не хочешь разговаривать со мной. Может быть у вас так заведено? - спросила Энэлайз.
        Фрэнсис спокойно взглянула на нее и сказала:
        - Если ты желаешь, то я скажу тебе. Да, ты не нравишься мне. Ты - южанка, а я знаю женщин с Юга. Они неумны, очень лживы; они, наконец, вероломны, и у них только любовь на уме.
        - А ты не находишь это обвинение слишком грубым? - спросила Энэлайз и засмеялась. Она не могла быть серьезной, понимая, что Фрэнсис говорила о своей матери.
        - И что же тут смешного? - язвительно спросила Фрэнсис. - А, впрочем, я ожидала этого от тебя!
        - Я знаю все о вашей матери. Марк рассказал мне, что ты не любишь ее.
        - Марк рассказал тебе о ней? - перебила в изумлении Фрэнсис. Она, очевидно, была поражена этой новостью.
        - Ты говоришь так, будто я совсем чужая Марку. Я - жена Марка, - сказала резко Энэлайз.
        - Жена при довольно странных обстоятельствах! - парировала Фрэнсис.
        - Что ты этим хочешь сказать? - спросила грозно Энэлайз.
        - То, что мне кажется довольно странным, то что Марк не писал нам ничего о своей женитьбе и сделал это спустя несколько месяцев после свадьбы, - сказала Фрэнсис.
        Энэлайз невозмутимо посмотрела на собеседницу и сказала:
        - Это значит, что Марк не любит писать письма.
        Фрэнсис сжала губы так, что они превратились в узенькую полоску. Она была просто уверена, что эта прекрасная южная женщина вскружила Марку голову. Мужчины всегда были падки до красоты. Как только они встречали на своем пути хорошенькое личико, то всегда теряли голову. Конечно же, все мужчины - глупые создания. Они осознают свои ошибки гораздо позже, а потом они сожалеют о случившемся.
        Фрэнсис не сомневалась, что эта Энэлайз ослепила Марка своей красотой, обольстила его и сделала так, что Марк вынужден был жениться на ней. Потом, со временем, он все поймет и сотни раз пожалеет, как сожалел всю свою жизнь их отец.
        Только сейчас Энэлайз поняла, что эта ничем не приметная старая дева страдает ревностью. В жизни она уже встречала таких женщин. Бедные создания! Они так боготворят своих отцов или братьев, что ревнуют их к их женам. И, конечно, не было ничего удивительного в том, что Фрэнсис невзлюбила Энэлайз и особенно потому, что та была такой же красивой южанкой, как и ее презираемая мать. Энэлайз все прекрасно понимала, как и прекрасно понимала то, что ей придется провести здесь не столь приятное для нее время.
        Она пришла к выводу, что для нее лучше будет, если она будет избегать встреч с этой отвратительной женщиной. Расстроенная, Энэлайз поднялась наверх, к себе в комнату. Оставшись одна, она взяла ручку, лист бумаги и уселась писать письмо Марку. Она решила, что напишет ему очень хорошее письмо, в котором ничего не будет об отношении к ней Фрэнсис.
        Вечером за ужином, Энэлайз поинтересовалась, как можно отправить письмо к Марку. Мистер Шэффер объяснил, что все письма у них оставляются в коридоре на столе и, что по утрам когда почтальон приносит почту, он забирает со стола оставленную там корреспонденцию.
        После ужина Энэлайз прошла в коридор и оставила на столе, где указал мистер Шэффер, свое письмо. На следующее утро Энэлайз не выходила из своей комнаты до самого обеда. Она не хотела встречаться с Фрэнсис. Поэтому она и не видела, как Фрэнсис прошла в коридор и подошла к столу с корреспонденцией.
        Сестра Марка не могла допустить, чтобы это письмо, в котором эта южанка вероятнее всего пожаловалась на нее, ушло к нему. Она ненавидела ее за то, что та завладела братом. Фрэнсис считала, что именно сейчас, когда Марку было так тяжело на фронте, его нельзя было тревожить ничем. Она была хитрой как лисица и не сомневалась в том, что влюбленность Марка очень быстро пройдет, если она не даст хода письмам его жены. Значит, никто не узнает о том, что это письмо не было отправлено.
        Она была уверена, что это спасет Марка от боли и печали в дальнейшем, если его любовь умрет сейчас и быстро. Ему не придется убиваться всю свою жизнь.
        Еще раз оглянувшись вокруг, Фрэнсис взяла письмо, положила его себе в карман и поспешила из зала.
        Глава 11
        Зима подходила к концу. Но, порой, Энэлайз казалось, что тепло никогда не наступит. Ей постоянно было холодно. Холод пробирал ее до костей. Одетая в новое шерстяное платье, с шерстяной шалью на плечах и в толстых шерстяных носках, она никогда не могла согреться, даже сидя у камина. Лицо ее, как правило, пылало от огня, а самой ей было холодно. Ей всегда поддувало снизу - шла она по улице или сидела в доме. Стоило ей выйти прогуляться, как лицо ее начинало шелушиться на морозе, а нос краснел. Из-за холода и из-за боязни подскользнуться и повредить ребенку, она редко выходила на улицу.
        А пребывание в доме в компании с суровой и непреклонной Фрэнсис доводило ее до отчаяния. Фрэнсис так и не изменила своего отношения к ней. Она все также была груба и холодна.
        Даже с ее подругами порой было легче общаться, чем с ней самой. Та же элегантная Филиппа Картер постоянно болтала о «дорогом Марке», но никогда не позволяла себе говорить о расползавшейся фигуре Энэлайз.
        Правда, все другие подруги походили на саму Фрэнсис. Они были приличными старыми девами с жеманными манерами и разговорами. Как правило, они проводили время за вязанием носок и шарфов для солдат, хотя Энэлайз видела, что они дойдут до армии именно к началу теплого виргинского лета.
        Они, в основном, говорили об отмене рабства, о генерале Гранте и о поражении Юга. Что касается Энэлайз, то она, как и все южане, считала генерала ничтожным пьяницей и поражалась тому, как он смог одержать победу над провинциалами из Теннесси. У нее всегда на кончике языка вертелся вопрос о том, почему эти старые девы никогда не говорили о виргинской кампании, где армия южан одержала неоспоримую победу.
        Но Энэлайз молчала и старалась игнорировать ядовитые замечания и лукавые взгляды в ее сторону. Стоило ей только возразить, как ее положение в этом доме еще более ухудшилось. Энэлайз знала и помнила об этом. Единственным человеком, кто хорошо относился к ней, был сам мистер Шэффер.
        По вечерам он часто играл с нею в шахматы или они вместе обсуждали прочитанные книги. Отец Марка был намного добрее к ней, чем Фрэнсис. Но он появлялся дома только по вечерам и в целом был человеком замкнутым и скрытным. И Энэлайз не могла по-настоящему считать его своим другом. Эта недружелюбная атмосфера в доме усугублялась для Энэлайз тем, что Марк не отвечал ей на письма.
        Сначала Энэлайз говорила себе, что хочет слишком быстро получить ответ и совсем не учитывает того, что письма с фронта идут долго. Потом она успокаивала себя тем, что они могли задержаться в пути, и находила еще тысячу других причин.
        Она утешала себя тем, что Марк вообще не любил писать, но внутренний голос возражал, что если бы он любил ее, то преодолел свою неприязнь. Ведь он даже не поинтересовался, как ей здесь живется?
        Прошло еще несколько месяцев, но от Марка не было ни слова. Она больше не сомневалась в том, что Марк больше не любит ее. В последние дни своей беременности, когда она уже окончательно устала от равнодушия и оскорблений Фрэнсис и когда она уже отчаялась чего-то ждать, она излила все свои чувства, все, что наболело и накипело, в большом письме к мужу. Энэлайз просила его написать хоть пару строк, чтобы заверить, что он по-прежнему любит ее. На сей раз она была уверена, что он обязательно напишет ей. Но дни проходили за днями. Она с нетерпением ждала вестей от мужа, а они так и не приходили. Ей не было бы невыносимо больно, если бы она не видела дважды письма от него Фрэнсис и его отцу. Эти письма лежали на столе для корреспонденции, и она видела их своими глазами.
        Он писал им, а ей не мог написать даже пустякового слова! Разве можно было быть таким жестоким? Энэлайз решила, что он разлюбил ее и раскаивается в женитьбе. А может быть, игнорируя ее сейчас, он рассчитывает на то, что после рождения ребенка она сама уйдет от него? Нет - он не обманывал ее! Она знала, что он любил ее, но тот же коварный внутренний голос вдруг начинал говорить, что он просто увлекся ею, как всегда намекала Фрэнсис, и что их любовь уже угасла. Эта мысль доводила ее до бешенства. Что же ей делать? Как вернуть его, когда он был так далек от нее? Ей было так плохо без него, что она не могла себе представить, как будет жить дальше.
        Энэлайз даже начала подумывать о том, чтобы собраться и уехать отсюда и таким образом освободить Марка, хотя эта мысль всегда заставляла ее рыдать.
        В конце беременности живот у Энэлайз стал очень большим, а лицо - бледным и худым. Под глазами у нее залегли синие круги, Прентисс Шэффер относился к ней по-доброму, беспокоился о состоянии ее здоровья, а однажды, положив руку ей на плечо, сказал, что Марк всегда редко писал письма домой.
        Энэлайз печально улыбнулась и ничего не ответила.
        Прентисс Шэффер всегда был очень внимателен по отношению к Энэлайз, но они оба знали, что делал он так только из-за того, что Марк не проявлял к ней никакого внимания.
        В конце апреля родился ребенок. Это был черноволосый мальчик с темными глазами. Энэлайз дала ему имя Джон Прентисс в честь двух дедушек. Роды у нее были трудными и отняли у нее много сил. Энэлайз никогда еще не чувствовала себя такой одинокой и такой напуганной, как это было в родильном доме.
        Она сразу же написала Марку о рождении ребенка, подробно описав, как он выглядит. Она была уверена, что он пришлет свои поздравления или расспросит о ее здоровье, или, по крайней мере, поинтересуется здоровьем мальчика. Но, не получив за все время ее выздоровления от Марка ни слова, она впала в глубокую депрессию.
        Фрэнсис, которая терпеть не могла Энэлайз, была без ума от ее ребенка. Они оба - она и мистер Шэффер - находили, что Джон Прентисс был удивительным созданием. Фрэнсис совершенно была очарована им. Трудная беременность и тяжелые роды ослабили организм Энэлайз, и ей пришлось долгое время провести в постели по рекомендации доктора. Так что ребенка она видела только во время кормлений.
        Фрэнсис играла с ребенком, отдавала распоряжения няне и сама укладывала ребенка спать. Энэлайз еще была слишком больной в тот момент, чтобы заботиться о малыше. Кроме того, у нее была депрессия.
        Понемногу она начала выздоравливать. Наступила ранняя весна. Стало теплее, и все это вернуло ее к жизни. Энэлайз заставила себя встать с постели, одеться и пройтись по дому. Она даже смогла сама выйти на улицу и совершить короткую прогулку. С каждым днем Энэлайз становилось все лучше и лучше, и она только сейчас поняла, как Фрэнсис привязалась к ее ребенку. Фрэнсис тщательно соблюдала режим дня и выполняла все советы доктора.
        Как-то раз Энэлайз находилась в детской и играла с Джонни, когда вошла няня и сказала Энэлайз, что ей пора уходить.
        - Что? - спросила Энэлайз, уставившись на няню.
        - Джону Прентиссу пора спать. Мисс Фрэнсис сказала, что она должна укладывать ребенка спать, - сообщила няня.
        Энэлайз гневно сверкнула глазами, но сказала, как можно более спокойным тоном:
        - Ну, я думаю, что мы сегодня немного отложим дневной сон. Джонни очень подвижный и радостный сейчас, и мы с ним сейчас развлекаемся.
        - Говорю вам, что вы должны уйти сейчас, - сказала решительно няня. - Мисс Фрэн[сокращенное от Фрэнсис] сказала, что он должен сейчас спать и что никаких нарушений не должно быть.
        Энэлайз сурово посмотрела на няню и сказала:
        - Мне очень жаль, что вы не узнаете меня после болезни. Я миссис Шэффер, жена Марка и мать ребенка. Пока я была больна и не могла заботиться о своем ребенке, мисс Шэффер и вы ухаживали за ним. Но сейчас мисс Шэффер не имеет никакого права распоряжаться жизнью моего мальчика или моей жизнью. На будущее запомните, что вы будете выполнять мои распоряжения, если вы хотите остаться няней ребенка. А теперь, будьте добры, покиньте детскую и дайте мне спокойно поиграть со своим ребенком.
        Слова Энэлайз словно ужалили няню. Не успела Энэлайз еще договорить, как няни след простыл. Энэлайз доиграла с Джонни, но настроение ее уже было испорчено. В конце концов, она выбежала из комнаты, на ходу кивнув няне, сжавшейся от страха и, быстро спустившись вниз, вышла из дома. Она шла, не видя ничего вокруг. Неожиданно для себя, она обнаружила, что ноги привели ее по знакомой тропинке в небольшой парк, где она часто гуляла беременной. Там она уселась на скамейку и стала размышлять о том, как ей жить дальше.
        Марк не любил ее, он даже не поинтересовался, родился ли его ребенок; она была одна среди врагов - а врагами она считала всех северян.
        Фрэнсис попыталась занять ее место и отнять у нее ребенка. Слезы непроизвольно закапали у нее из глаз. Она громко разрыдалась.
        - Не плачьте! - вдруг раздался позади нее приятный мужской голос. Энэлайз обернулась и увидела перед собой голубоглазого мужчину.
        - Извините, - глотая слезы, сказала Энэлайз. - Это ужасно себя так вести на людях. Мне очень стыдно.
        - Не стоит стыдиться, - запротестовал незнакомец. - Зачем же такой хорошенькой женщине, как вы, так плакать? Почему вы так плачете? - спросил он.
        Его участливый голос пробудил в ней любопытство, и она пристально взглянула на него. Это был блондин среднего роста, чуть полноватый, но, несмотря на это, прекрасно выглядевший.
        Он был явно иностранцем и был одет в превосходно сшитую дорогую одежду.
        Почему он интересуется ею? Может быть, он принял ее за проститутку, которая ловит здесь клиентов?!
        Но еще один взгляд, брошенный на мужчину, рассеял ее подозрения. У него было такое доброе лицо, полное искреннего участия, что она растрогалась. Энэлайз, оказавшись в Нью-Йорке и прожив здесь столько времени, привыкла к враждебности по отношению к ней.
        - Простите меня, - сказал он озабоченным голосом. - Надеюсь, что я не напугал вас. Здесь я не видел вас раньше, но мне кажется где-то все же встречал. Когда я увидел вас так плачущей, мне захотелось узнать в чем дело и помочь.
        Совершенно неожиданно для себя, Энэлайз излила свою душу этому совершенно незнакомому человеку. Она рассказала ему о Фрэнсис и ее отце, о той враждебной атмосфере, в которой она живет. Она рассказала ему о ее тоске по родине, по ее родному городу, о том, что муж не интересуется ею и о том, как Фрэнсис забрала у нее ребенка. Она едва остановилась, чтобы не рассказать о своей истории с Марком.
        - Извините, - сказала она раскаивающимся голосом. - Вы даже не знаете меня, а я забиваю Вам голову своими проблемами.
        Мужчина весело засмеялся.
        - Ах, да. Но у меня такое чувство, будто бы я давно и очень хорошо знаю Вас. Меня зовут Курт Миллер. Итак, Вы меня знаете.
        Энэлайз улыбнулась.
        - Я - Энэлайз Шэффер, и я очень рада с Вами познакомиться.
        Они еще какое-то время поболтали о городе и о погоде, и вскоре расстались, как старые друзья.
        После этого мистер Миллер очень часто появлялся в парке и именно тогда, когда там прогуливалась Энэлайз. Они прогуливались и дружелюбно беседовали, обмениваясь информацией о себе. Он рассказал ей, что он вырос в Германии и эмигрировал в Соединенные Штаты юношей. Он много и прилежно работал, оказался удачлив в делах и теперь является владельцем одного из самых больших магазинов в Нью-Йорке.
        - Магазин Миллера! Да, конечно же! Я же знала, что эта фамилия известная в городе! - воскликнула Энэлайз. - Это очень хороший магазин. Я там покупала материал на теплую одежду, когда впервые приехала в Нью-Йорк.
        - О, теперь, когда вы придете в магазин, обязательно поднимитесь наверх в мой кабинет. Я лично проведу вас по магазину, - сказал Курт Миллер.
        В следующий раз, когда они встретились, Энэлайз рассказала ему о Новом Орлеане, описала этот необычный город и его жителей, рассказала о своей семье и своем воспитании.
        - Луизиана - мой родной штат, так огромен, что там могли разместиться несколько Германий, - сообщила она ему. А еще Энэлайз поведала владельцу магазина о «Белль Терр», плантации семьи Колдуэллов, и о том, как она несколько лет занималась делами по ее управлению. Он очень обрадовался, когда узнал о том, что она имела опыт работы по управлению делами, и однажды он предложил Энэлайз устроиться к нему на работу.
        - А что я буду там делать? - спросила Энэлайз. - Я ведь ничего не смыслю в этой работе. - А про себя она подумала, что для многих будет потрясением, когда узнают, что леди начнет заниматься торговлей.
        - Что Вы будете делать? - продолжил разговор Курт Миллер. - Вы же сами рассказали мне, что знаете счетоводство и вообще Вы будете ценной находкой для моего отдела женского готового платья. Все дамы решат, что, купив у Вас наряды, они станут так же красивы, как Вы.
        Энэлайз рассмеялась и сказала:
        - Вы очень добры ко мне, но сейчас я не могу принять вашего предложения. У меня маленький ребенок, который нуждается в моем уходе.
        - Ну, что ж, если Вам станет невыносимо в вашем доме, вспомните мое предложение. Женщина имеющая работу, может быть независимой ни от кого, - сказал Курт Миллер.
        Предложение Курта вскружило голову Энэлайз. У нее будет работа, она сможет снять квартиру для себя и Джонни и ей больше не придется терпеть Фрэнсис. Она сможет сама воспитывать Джонни и не будет зависеть ни от чьих капризов. Ей показалось, что Господь Бог услышал ее - независимость, свобода и возможность доказать Марку, что она и сама что-то значит. Если он не любит ее, то она уйдет насовсем из этого дома. Ей не нужна такая милость. А если он действительно любит, то он найдет ее и вернется к ней. И отношение его родных к ней его не остановит.
        Проходили дни и складывались в недели. Обстановка в доме Шэфферов становилась для Энэлайз все хуже и хуже, Фрэнсис и Энэлайз очень часто ссорились по поводу ребенка. Фрэнсис оскорбляла Энэлайз, казалось, больше, чем всегда.
        Писем от Марка не было, и Энэлайз все больше и больше убеждалась в том, что чувства Марка по отношению к ней совсем исчезли. Она старалась найти оправдание его молчанию, но так и не находила. Хотя бы редкие письма, но ни одного письма за шесть месяцев!?! Странно было подумать, что как можно было относиться к женщине, которую он любил.
        Сердцем Энэлайз старалась оправдать его, но ее разум холодно подсказывал, что пора принимать окончательное решение. Энэлайз провела много бессонных ночей, думая о своем муже и оплакивая свою долю. Она допускала мысль, что он не любит ее, утешала себя тем, что лучше сразу все пережить и начать жизнь заново. Она так терзала себя подобными мыслями и сомнениями, что душа ее превратилась в кровоточащую рану.
        Единственное, что удерживало Энэлайз в доме Шэфферов, так это то, что у нее не было средств нанять няню для Джонни. Но вскоре и эта проблема была решена, так как в августе в дом Шэфферов приехала служанка Энэлайз - Мэй. Увидев Мэй на пороге дома, Энэлайз словно на крыльях слетела вниз и бросилась в объятия этой женщины.
        Энэлайз очень переживала, что Мэй так долго не могла приехать к ней. Она рассчитывала, что Мэй отправится на корабле следом за нею и Марком. Но Мэй объяснила, что ей было невозможно уехать из Нового Орлеана, так как она все еще оставалась рабыней семьи Колдуэллов.
        Мэй пришлось ждать прокламации об освобождении рабов[подписана Линкольном 1 января
1863 года.] и только тогда, официально получив свободу, она смогла отправиться в столь далекое путешествие. Появление чернокожей служанки совсем не понравилось Фрэнсис.
        Мэй никак не могла привыкнуть, что она свободная женщина, а поэтому чувствовала себя не в своей тарелке, а тем более, попав в незнакомый город и неприветливый чужой дом.
        Фрэнсис совершенно не представляла себе, как вести себя с черной рабыней, а потому избегала встреч с ней. В свою очередь, Мэй тоже невзлюбила Фрэнсис и очень скоро поняла, что между хозяйкой и этой дамой существует скрытая вражда.
        Появление Мэй разрешало многие сомнения Энэлайз, и ее останавливал теперь только страх перед неизвестным. Она по-прежнему пребывала в доме Шэфферов, пока Фрэнсис не задала вопрос о Курте Миллере.
        В тот вечер Энэлайз и Прентисс по установленному обычаю играли в шахматы, сидя в гостиной. Здесь же сидела и занималась рукоделием Фрэнсис. Вдруг она неожиданно спросила:
        - А кто этот мужчина, к которому ты ходишь на свидания, Энэлайз?
        Энэлайз и Шэффер - обернулись к ней, раскрыв рты в изумлении. Энэлайз подумала сначала, что Фрэнсис, как всегда хотела унизить ее и спросила:
        - О чем ты говоришь? Я никуда не …
        Фрэнсис перебила ее.
        - Не стоит отрицать, Энэлайз. Я своими собственными глазами видела тебя с ним в парке в прошлое воскресенье.
        - Ах, да. Это мистер Миллер. Он просто мой друг. Но я не была на свидании с ним, - подчеркнула Энэлайз.
        - Да, но ты же никому и никогда не рассказывала о нем, - не переставала Фрэнсис.
        - А кому было рассказывать? Тебе? - гневно спросила Энэлайз. - Ты ж никогда со мной не разговариваешь и не пытаешься заговорить. Я даже и мечтать не могу, чтобы с тобою поговорить, не то что о жизни своей тебе рассказать!
        - Думаю, что тебе нужно было проинформировать семью своего мужа, - пробормотала Фрэнсис.
        - Послушай, Энэлайз! Кто этот мужчина? Это правда? - прервал их перепалку своим замечанием мистер Шэффер. Голос его был озабоченным.
        - Да, это правда. У меня есть друг по имени Курт Миллер, с которым мы часто встречаемся, когда я выхожу на прогулку. Так получается, что он прогуливается в парке в то же самое время, что и я, - ответила Энэлайз.
        - Какая случайность! - саркастически заметила Фрэнсис.
        Энэлайз покраснела. Она знала, что ее постоянные встречи с Миллером уже нельзя считать случайными и что этого не должна допускать молодая замужняя женщина. Но она ждала этих встреч и не хотела, чтобы они прекращались. Каждая из этих встреч происходила, потому что они оба - Энэлайз и Курт - хотели увидеться и поговорить друг с другом. В этом ничего не было плохого. Они были просто друзьями.
        Энэлайз вызывающе повторила.
        - Он - мой друг. И никакого здесь греха и предательства по отношению к Марку нет. Это Марк - вот кто игнорирует меня! Но несмотря на это, я остаюсь преданной ему и пишу ему. Ко мне еще никогда так не относились, - в сердцах сказала Энэлайз.
        Прентисс и Фрэнсис нахмурились.
        - Я знаю, что ты писала Марку и непростительно для него, что он ни разу не написал тебе. Когда он вернется домой, я спрошу его об этом. Но даже если эта дружба совершенно безвредна, ты должна задуматься о том, как расценят ее в обществе, - сказал Прентисс Шэффер.
        - Расценят?! - вспыхнула Энэлайз. - Неужели вас это так беспокоит? А как насчет правды? Вы такой же самый, как и Ваш сын. Он поступает всегда по принципу как
«расценят» и «что скажут люди», но никогда не побеспокоится, чтобы докопаться до истины.
        - Энэлайз! Я ни в чем не упрекаю тебя, и я знаю, как тебе может быть трудно с моим сыном. Я верю тебе, когда ты говоришь, что между вами честная дружба. Но тем не менее, я не могу разрешить тебе продолжать встречаться с ним. Это очень неприлично. И имя Шэфферов не должно быть замешано в таком скандале, - сказал мистер Шэффер.
        - К черту имя Шэффера! - взорвалась Энэлайз. - Обо мне кто-нибудь подумал? Я несчастна здесь с момента своего приезда к вам. Вы сами холодны и недоступны, Фрэнсис ненавидит меня. Она оскорбляет меня при малейшей возможности и поощряет своих друзей поступать со мной также. Никто ко мне по-хорошему не относится здесь, кроме Курта Миллера. Я не хочу отказываться от единственного здесь друга, и я продолжу встречи с ним.
        Лицо Прентисса Шэффера стало непроницаемым.
        - Энэлайз, - обратился он к ней. - Я строго-настрого запрещаю тебе делать это. Тебе не следует больше встречаться с этим человеком.
        Такой повелительный тон разозлил Энэлайз, и она вспылила.
        - Нет, мистер Шэффер. Вы не имеете права требовать от меня, чтобы я что-то делала или не делала. Вы не мой отец и не мой муж, а я - не ваша дочь или жена. Я взрослая женщина, жена и мать, и я могу сама принимать решения!
        - Пока ты живешь под моей крышей, ты будешь…. - попытался продолжить свою линию отец Марка.
        И тут Энэлайз возбужденно перебила его:
        - Но я больше не останусь под вашей крышей, мистер Шэффер! Я устала от ваших приказов, я устала от ненависти и злобы, которые проявляет ко мне постоянно ваша дочь! Мы с Джонни уедем отсюда и как можно быстрее.
        Оба - Фрэнсис и ее отец - запротестовали, но Энэлайз была непреклонна. Только сейчас она поняла, как долго она подавляла себя, соглашаясь со всем, что говорилось в этом доме. Она так ясно увидела, что ее засасывает в это холодное болото лицемерия. Одиночество и неуверенность в будущем сделали ее покорной и совершенно подавили ее личность. Но больше она этого не потерпит! И сегодняшний инцидент только ускорил ход событий. В душе Энэлайз радовалась этой сцене, которую устроила Фрэнсис.
        Теперь она, собрав всю силу воли, сможет уйти из этого дома, не чувствуя себя ни в чем виноватой.
        Энэлайз принялась упаковывать свои вещи и подыскивать жилье. Фрэнсис часто бушевала и упрашивала ее не забирать ребенка. Порой она доходила до того, что угрожала забрать племянника от нее распоряжением суда. Но Энэлайз не обращала на нее внимания, так же как и на осуждающее молчание Прентисса.
        Ей было неважно, что они думают. Самым главным для нее было устроить свою жизнь и жизнь маленького Джонни и уйти из этого дома. Она знала, что сейчас ей придется рассчитывать на себя, потому что Марк, похоже, никогда к ней не вернется.
        Глава 12
        Энэлайз убедилась, что свобода достается с большим трудом. Курт Миллер, как и обещал, дал ей работу. Но хотя, как она подозревала, он дал ей больший оклад, чем большинству служащих, все равно было трудно обеспечивать необходимым ее маленькую семью. Ее рабочий день был длинным. Она приходила в магазин к 7 часам 30 минутам, и была на работе до 6 часов 30 минут вечера каждый день, кроме воскресенья. Большую часть своего рабочего дня она проводила на ногах, так что к концу рабочего дня ее ноги гудели, а все мышцы болели. Более того, она каждый день покидала магазин умственно и эмоционально опустошенная, так как ей долгими часами приходилось улыбаться, угождать и убеждать - это было необходимо для того, чтобы продать товары.
        Никогда ее умение справляться с делами по дому и на плантации не было сопряжено с таким напряженным трудом, с которым она столкнулась здесь. Она не была реально готова к такой нагрузке и много раз, поддаваясь малодушию, хотела подать заявление об уходе и вернуться обратно к Шэфферам. Но она стойко держалась и ее дела медленно, но пошли в гору. Энэлайз быстро поняла, что ее южный акцент неприятен многим северным леди, с которыми она имела дело. Поэтому она решила говорить с французским акцентом. Сделать это ей было тем более легко, что она с детства говорила по-французски, потому что в Новом Орлеане жило много выходцев из Франции и в монастырской школе она тоже учила этот язык. Эти интонации и манеры давались ей очень легко.
        Поменяв свой имидж, она сразу завоевала авторитет среди своих клиенток, так как врожденный вкус помогал ей безошибочно подобрать клиентке все вещи в ансамбле, включающем фасон и цвет платья, драгоценности и все остальные аксессуары.
        Оценив ее вкус, и передавая друг другу свое мнение о таланте Энэлайз, светские дамы стали все чаще обращаться именно к ней. А в результате то, что она продавала, расходилось быстро и по более высоким ценам.
        К удовольствию Энэлайз, она получила вознаграждение к жалованью.
        Курт Миллер старался ее не выделять среди других служащих во избежание лишних разговоров, но навещал ее два-три раза в неделю у нее дома.
        Энэлайз уже давно подозревала, что Курт влюбился в нее и давно хотела пресечь его визиты, но он никогда не переступал грани вежливости, и компания его была настолько интересной, что ей не хватало духу отказать ему от дома. Они часто беседовали и обсуждали дела по работе.
        Курт расширил ее знания в коммерческом деле, объясняя приемы и методы бизнеса, целесообразность оптовой купли и продажи.
        Энэлайз все схватывала на лету, так как у нее были врожденные способности к бизнесу. Уроки Курта не прошли даром. Вскоре Энэлайз предложила улучшить работу Отдела готового платья. Прежде всего устроить большой демонстрационный салон, где не одна дама, а многие, сидя в удобных мягких креслах, могли любоваться показом новых моделей и тканей. Их коллективное восхищение могло усилить стремление приобрести новую модель, внося элемент соперничества - кто купит самое красивое и, соответственно, самое дорогое платье?!
        Курт принял ее предложение и вскоре полностью вверил Отдел в ее руки. Энэлайз пришлось с этого момента трудиться еще усерднее, чем прежде, но работа начала приносить ей радость.
        В ходе дела у нее возникало много других творческих идей, и она с увлечением их реализовывала. Иногда эксперименты проваливались, но это было редко, в целом Отдел стал самым прибыльным в магазине к февралю 1864 года. И тогда Энэлайз стала задумываться о работе магазина в целом. Прежде всего, она поделилась с Куртом соображениями о переоборудовании витрин. В витринах пылились образцы товаров, на которые давно уже никто не смотрел. Энэлайз предложила переоборудовать их так, чтобы каждая представляла целую группу товаров, необходимых, скажем, чтобы оформить интерьер-гостиной в доме.
        Это будут мебель, ковры, книги, цветы и, словом, в витрине будет оформлен этот интерьер.
        Курт полностью поддержал ее и результат превзошел все их ожидания.
        Перед новыми витринами целый день толпился народ, который после непременно посещал магазин. Это был большой коммерческий успех. Курт стал предлагать Энэлайз войти в Главное правление магазина, и предложение это стало ее большим личным успехом.
        Марк вновь появился в ее жизни в конце зимы, когда уже начиналась оттепель. Она не писала ему с тех пор, как покинула дом его отца. У нее не осталось времени, чтобы писать письма человеку, которого не интересовало, жива она и его ребенок и что с ними.
        Энэлайз, конечно, скучала по нему, а ее тело все так же желало его близости. И когда уставшая, она укладывалась спать, то долго не могла уснуть и плакала оттого, что несчастна в любви и одинока! В эти часы она размышляла и сомневалась и сама себе задавала вопросы о нем. Это были плохие мысли после тяжелого рабочего дня.
        Она, конечно, не забыла его, но он с течением времени превращался для нее в какой-то фантом, совершенно теряя реальность. Она уже не рассчитывала когда-нибудь встретиться с ним.
        Поэтому, она была так ошеломлена, когда входная дверь распахнулась, и она лицом к лицу встретилась со своим мужем.
        Глаза его горели гневом.
        Энэлайз сидела онемевшая от ужаса и смотрела на него. Он грубо рассмеялся.
        - Так вот как! Ты ушла из моего дома в эту грязную, убогую маленькую комнатушку, что в меблированных комнатах?
        - На следующей неделе я переезжаю в свой собственный дом, - сказала Энэлайз первое, что ей в голову пришло.
        Марк прошел в комнату, и Энэлайз встала, чтобы встретить его. Потрясенная, она отметила про себя, что он постарел, похудел, глубокие морщины залегли у него вокруг рта. Невероятно, но она поймала себя на мысли, что беспокоится о нем. Это ее потрясло. Сейчас ей нельзя было расслабляться и проявлять малодушие.
        Она должна владеть собою. Она не должна позволить ему опять манипулировать собою. Она не бросится слепо к нему в объятия, хотя ее сердце дрогнуло при виде его.
        Во-первых, ему придется объясниться, почему он так жестоко игнорировал ее на протяжении многих месяцев. Но Марк, разгневанный, расстроил все ее твердые намерения. В нем перемешалось все: и желание, и разочарование, и ревность, и гнев. Но сейчас ему было намного хуже, чем тогда, когда он думал, что Эмиль был ее любовником. В то время это была вершина его любви. У них с Энэлайз в то время был один прекрасный месяц, что они провели вместе. Он поверил ей, поверил в ее любовь, он доверился ей. Но затем все изменилось.
        После его отъезда в действующую армию он не получил от нее ни одного письма, хотя сам писал очень часто, и в письмах изливал всю любовь, всю тоску, которую испытывал вдали от нее.
        Каждый день он ждал письма, но за полгода не получил ни одного, и это больно отзывалось в сердце.
        Он понял, вопреки своему сердцу, что Энэлайз лгала ему. Ей нужно было только имя и дом для ребенка, а когда она все получила, она ясно - отсутствием писем - дала ему понять, что он ей больше не нужен!
        А затем пошли письма Фрэнсис, которые разъяснили все. Она писала о рождении сына, затем, что Энэлайз встречается тайно с немцем, затем - что она ушла из их дома с маленьким Джоном Прентиссом. Позже в письмах Фрэнсис сообщила, что немец, мистер Миллер, предоставил Энэлайз работу в собственном магазине, что он был очень состоятельным человеком, и что он постоянно заходит к Энэлайз. А когда Фрэнсис сообщила, что Энэлайз стремительно продвигается по службе в компании, для Марка все стало ясно - его жена стала любовницей владельца магазина.
        Он умирал от ревности, а ее поведение и отсутствие писем подливали масла в огонь. В это время в Армии прекратились боевые действия, и Марк смог получить кратковременный отпуск.
        Он приехал в Нью-Йорк, чтобы увидеть Энэлайз и сына, объясниться с ней и окончательно выяснить ситуацию. У Фрэнсис были доказательства того, что жена неверна ему, и Марк решил явиться к ней внезапно, чтобы окончательно разоблачить ее.
        Возвращение Марка домой сильно испугало его сестру.
        Фрэнсис постоянно забирала письма Энэлайз и приходившие для нее ответы брата. Эти письма, полные любви, шли постоянно и в каждом Марк волновался и умолял ответить хоть на одно письмо. Фрэнсис, забирая письма, вскрывала и прочитывала их, а затем разрывала. Каждый раз Фрэнсис ожидала, что брат отвергнет южанку, но поняла, что он действительно ее любит. Она уже стала раскаиваться в своем вероломстве, но продолжала красть письма, так как объяснить их пропажу ей уже было невозможно.
        Когда Марк прибыл домой на побывку, Фрэнсис в ужасе осознала, что она должна всякими правдами и неправдами помешать разговору отца с Марком насчет писем. Она помнила, что отец первым делом хотел узнать у Марка именно это.
        Она также не могла допустить, чтобы Марк и Энэлайз выяснили все между собой в спокойной обстановке. Она была уверена, что они докопаются до сути дела.
        И она могла представить себе, что за этим последует, какой приговор вынесет ей брат.
        Итак, она задумала настроить Марка и отца против Энэлайз. Она придумала, что сказать, чтобы они никогда не обсуждали вопрос о письмах. Фрэнсис рассчитывала, что Марк обрушится на Энэлайз с упреками так, что не даст ей ни малейшей возможности объясниться. Фрэнсис также рассчитывала на то, что и брат, и отец поверят ей на слово, чтобы она им ни сказала. В этом она не сомневалась.
        Когда Марк, Прентисс и Фрэнсис сидели в гостиной по случаю приезда сына, она спокойно сказала:
        - Я не знаю, как тебе об этом сказать, Марк. Надеюсь, что ты не рассердишься на меня из-за того, что я лезу не в свои дела. Я только хочу предупредить тебя…
        - О чем ты? - спросил Марк, сжавшись как пружина.
        - Однажды я решила проследить за Энэлайз и пошла украдкой за ней туда, где обычно они встречались. После свидания они зашли к нему домой. Я прождала целый час, но они так и не вышли. Я наняла детектива, который стал мне регулярно докладывать о ее поведении, после того, как она ушла из дома. Ранее я не верила, что она изменяет тебе, но теперь ты сможешь забрать у нее малыша, Джона Прентисса. Я получила сведения от детектива, что, по крайней мере, дважды в неделю мистер Миллер посещает Энэлайз и засиживается там допоздна, иногда до двух-трех часов ночи, - закончила Фрэнсис.
        Отец Марка был совершенно шокирован, а сам Марк сидел окаменевший - весь его мир разрушился.
        Итак, это было правдой - сестра предоставила ему убедительные доказательства неверности Энэлайз. Она стала любовницей человека богаче и, вероятно, уступчивее его.
        Марк бросился по адресу, данному сестрой и взбешенный ворвался в ее комнату.
        Красота и очарование жены опять поразили его как молния. Гнев и пробудившаяся страсть боролись в нем.
        Она спокойно стояла перед ним. На ее лице не было ни страха, ни стыда, но не было и любви.
        - Как ты смогла? - прошипел он, уставившись на нее. - Как ты смогла забрать моего сына и уйти из моего дома?
        - На это были причины, - начала наступать на него Энэлайз.
        Но Марк грубо перебил ее.
        - Чертова неверная шкура! Красивая сучка, я верил тебе!
        Энэлайз в изумлении уставилась на него. Ее молчание еще больше выводило его из себя.
        - Боже! - закричал Марк. - Ты даже не пытаешься это отрицать! Что же ты за женщина?! В твоих жилах течет ледяная кровь!
        Энэлайз, разозлившись, ответила:
        - Ты посмел обвинить меня в холодности?! Ты, кто…
        - Да, я посмел и обвиняю тебя во многом другом. О, Боже! Энэлайз! Неужели ты не могла найти нескольких минут, чтобы облегчить немного мои страдания. Неужели ты не могла, по крайней мере, написать пару строк и сообщить мне о рождении сына?!
        Теперь у Энэлайз поплыло все в голове. Она была, как в кошмарном сне - Марк обвинял ее в том, что она не писала ему. Это было уму непостижимо! Энэлайз чуть было горько не рассмеялась.
        Марк принял ее молчание, как признание вины, и это задело его за живое.
        - Зачем ты это сделала? - кричал Марк. - Почему ты говорила, что любишь меня! Я бы на тебе женился и без этих заверений в любви. По крайней мере, мне сейчас было бы не так больно.
        - О чем ты говоришь? - в свою очередь закричала Энэлайз. - Я любила тебя.
        - Не лги мне, Энэлайз, - произнес он презрительно. - Я не доверчивый немец, запомни! Ты даже не сможешь убедить меня, что это по любви ты залезла в постель к Курту Миллеру.
        - Что? Да, как ты смеешь? Это же сумасшедствие! Я никогда…
        - Не лги мне больше! - прогремел он, и от его голоса в боковой комнате проснулся маленький Джонни и начал плакать.
        Марк повернулся туда, откуда доносился плач, а затем - к Энэлайз, желая как бы снять с себя ответственность за то, что это он разбудил ребенка и продолжил спокойным голосом:
        - Я не буду мужем-рогоносцем!
        Энэлайз была сбита с толку. Он высказал все так, будто она во всем виновата, будто она и только она не писала писем, будто она не была верна ему. Слезы брызнули у нее из глаз - что за безумную игру он вел?
        - Я не буду говорить с тобой, пока ты так себя ведешь, - сказала, расстроившись, Энэлайз. - Ты груб и безумен. И до тех пор, пока ты не успокоишься, пока не будешь говорить, как нормальный человек, я отказываюсь обсуждать с тобою какие бы то ни было вопросы.
        - Да, ты можешь прекрасно играть, дорогая жена! - сказал саркастически Марк. - Теперь ты меня не надуришь! До последней минуты я надеялся, что все это неправда. Но теперь я убедился. Ты даже не пытаешься оправдаться.
        - Черт побери! - взорвалась Энэлайз и набросилась на него. Она говорила ему, что это он покинул ее, что его семья выжила ее из дома, что она была невиновна ни в чем. Энэлайз так волновалась, что ее тирада звучала непоследовательно и сбивчиво.
        Вдруг Марк грубо схватил Энэлайз, прижал к себе и поцеловал. Пальцы его рук вонзились ей в плечи, своими губами он впился в ее губы, и безжалостно повалил ее на пол. Энэлайз испугалась и начала сопротивляться. Марк прижал крепко ее своими ногами и грубо разорвал платье и нижнюю юбку. Она извивалась под ним, пытаясь освободиться, но он придавил ее своим телом и насильно раздвинул ноги. Они боролись молча, но он был сильнее и, торжествуя, завладел ее плотью. Закончив, он вдруг почувствовал себя настолько опустошенным, как будто наслаждения не было.
        Энэлайз яростно смотрела на него. Марк, весь дрожа, встал на ноги. Ему хотелось упасть на пол и расплакаться как ребенку.
        Его гнев растворился в мести насилия. Единственными чувствами, которые остались, были отчаяние и безнадежность.
        Побелевшими губами он произнес:
        - Я немедленно возвращаюсь в Вирджинию. Мой долг - содержать вас и я буду это делать. Но я никогда не хочу больше ни видеть тебя, ни слышать о тебе. - И вышел за дверь, которую на этот раз он очень тихо закрыл за собой.
        Энэлайз посмотрела ему вслед и, дав волю слезам, разрыдалась.
        Глава 13
        С улицы раздавались крики возбужденной толпы.
        - Война закончена! Война закончена!
        Эти крики становились все слышнее, подхваченные сотрудниками универсального магазина, и вскоре дошли до последнего этажа, где располагалось его правление.
        Энэлайз, которая нахмурившись, сидела над новыми эскизами оформления витрин, недовольно посмотрела в сторону двери, где в соседней комнате располагалась бухгалтерия. Она встала и, быстро подойдя к двери бухгалтедии, открыла ее.
        В комнате все возбужденно говорили, смеялись, а некоторые даже пританцовывали. Энэлайз и раньше приходилось приструнивать молодых людей, работавших там, но такого беспорядка еще не наблюдала. Она сердито спросила:
        - Что здесь происходит?
        - Миссис Шэффер, - закричали юноши. - Все кончено! Ли[Ли - генерал, главнокомандующий войсками Конфедерации.] окружен. Мы победили!
        Энэлайз удивленно посмотрела на них. Они ведь знали, что она родилась и выросла на Юге и должны понимать, что вряд ли она разделяет их радость по поводу поражения Конфедерации.
        Давно, еще в оккупированном Новом Орлеане, Энэлайз поняла, что война неизбежно будет проиграна, но, когда этот факт свершился, у нее на глаза навернулись слезы!
        - Хорошо, - сказала она, - может быть, теперь все, наконец-то, встанет на свои места! - и, быстро повернувшись, ушла к себе в кабинет.
        Нет, так раскисать перед ними больше нельзя. Она плотно прикрыла дверь, прислонилась к ней спиной, закрыла глаза и стала вспоминать.
        Боже мой, сколько прошло времени с того рокового, праздничного вечера в Новом Орлеане! Какой горький путь ожидал ее и как, пройдя через все испытания, она изменилась! Ее любовь к Марку, вспыхнувшая тогда с первого взгляда, обернулась не восторгом, а горьким разочарованием и унижением.
        Затем, когда казалось, что их любовь вот-вот окончательно погибнет, объяснив и отбросив в сторону то, что им мешало, они достигли ее блаженных вершин. Но, как только Марк ушел на фронт, что-то с ним произошло, и он оставил ее и сына.
        Подумать только - ее сыну, сыну Марка, - уже исполнилось два года! Но она радуется ему и воспитывает его одна. Она отвергнута своими родными и своим родным Югом, но она остается чужой всем и здесь, в Нью-Йорке. Правда, она работает и преуспевает в работе, но как она одинока!
        Стоя с закрытыми глазами, она вспоминала свой дом и ощущала тепло весеннего воздуха и пряный запах жимолости, который из сада проникал через открытое жалюзи в ее кабинет, в ту первую ночь с Марком.
        И опять горячие слезы, которые сейчас ни перед кем не надо было скрывать, побежали у нее по лицу. Сможет ли она когда-нибудь освободиться от этих не только блаженных, но и болезненных воспоминаний?
        Прошло уже полтора года с тех пор, как они виделись с Марком. Тогда, ворвавшись в дом, оскорбив ее морально и физически, он поклялся, что больше никогда не захочет ни видеть ее, ни слышать о ней. Она с сожалением вздохнула - так и произошло. И, хотя его отец, Прентисс Шэффер, регулярно приходил по воскресеньям и забирал своего внука на прогулку в экипаже, он никогда не напоминал Энэлайз о своем сыне и не разговаривал с ней самой.
        Он, оставаясь в экипаже, ждал, когда Мэй принесет ему Джонни.
        Энэлайз поняла, что Шэфферы - и отец, и сын - отличаются одним и тем же: упрямством, гордостью и эгоизмом. Они оба полностью игнорируют точку зрения других людей. Отец и сын поступали одинаково, но то, что исходило от старого Шэффера, не так больно ранило Энэлайз.
        Она вспомнила, каким гневным было лицо Марка в их последнюю встречу, каким бешенством сверкали его глаза! Он возненавидел ее за то, что она ушла из дома его отца. Неужели в этом была причина всех тех обвинений, которыми он ее осыпал?
        Неужели он мог только из-за этого отказаться от жены и сына? Его отказ, правда, не коснулся материальной стороны дела, - и он, и его отец регулярно давали ей деньги, не желая, чтобы Джонни рос в нищете. Только регулярные денежные переводы от Марка, говорили Энэлайз, что он жив. Каждый пришедший чек был свидетельством этому.
        Как-то он задержался на целый месяц, и Энэлайз так волновалась, что едва удержалась от визита к отцу Марка, пытаясь узнать о его судьбе. Но следующей почтой пришел двойной чек, и Энэлайз вздохнула с облегчением. Она сейчас хорошо зарабатывала, и деньги, которые присылал Марк из своего армейского жалованья, клала в банк на имя Джонни, чтобы обеспечить сына к его совершеннолетию.
        Сейчас, когда так удачно складывалась ее карьера в магазине, когда ее жалованье позволило обеспечивать свою маленькую семью, она не нуждалась ни в деньгах Марка, ни в деньгах его отца. Но отказываться от их помощи она не стала, думая о будущем сына.
        Энэлайз подозревала, конечно, что таким стремительным продвижением по службе, она обязана не только своим способностям к торговле, но и тому, что Курт был влюблен в нее.
        Он постоянно был внимателен к ней, делал дорогие подарки, которые она неизменно отвергала. После того, как ее идея принципиально нового оформления витрин принесла большую прибыль, она фактически стала его правой рукой. То жалованье, которое она сейчас получала, Энэлайз заслужила. Привыкшая с молодости управлять хозяйством, она распоряжалась этими деньгами экономно, стараясь вложить все, что оставалось после расходов на содержание семьи, - в дело. Задолго до окончания войны, Курт Миллер предложил ей купить акции судостроительной компании, получавшей много военных заказов и вскоре она начала получать хорошие дивиденды. Действуя по его советам, она вскоре утроила прибыль и вложила ее в покупку земельных участков.
        При этом она рассуждала следующим образом - после войны всегда следует экономический подъем. Люди начнут возвращаться домой и строить жилье, предприятия; в страну не иссякает поток иммигрантов из Европы - им тоже нужно жилье. Город обязательно начнет разрастаться, и стоимость земли не может не подняться резко вверх.
        Суммируя все, чем она владела в настоящий момент, Энэлайз уже могла назвать себя состоятельной женщиной. Она была довольна собой, хотя успех не вскружил ей голову. Она не жаждала большей власти и богатства, но была довольна, что никогда не будет нуждаться так, как во время оккупации в Новом Орлеане или, как когда она только что ушла из дома Шэфферов.
        Энэлайз поняла довольно быстро, что деньги дают не только житейские удобства, но - и это самое главное, - свободу и независимость. Она получила и то, и другой и гордилась этим своим достижением.
        Теперь она сама могла заботиться о сыне, могла предоставить сыну и себе не только все необходимое, но и гораздо больше. Как хорошо не зависеть от милостей отца или брата, любовника или мужа! Никогда она не будет больше трепетать от страха так, как когда была любовницей Марка, сознавая, что если он выгонит ее, она станет нищей и бездомной.
        Энэлайз вздохнула и вытерла слезы с лица. Боже, если бы ее деловые успехи помогли преодолеть страдание и одиночество, прочно поселившиеся в сердце!
        Она, конечно, очень любила Джонни, и все редкие часы отдыха проводила с ним. Но это была иная любовь. Тепло материнской любви не могло заменить ей полностью тот жар, который давала страсть между мужчиной и женщиной. Марк разбудил дремавшие в ней инстинкты, и этот страстный голод не был утоляем. Она вспомнила, как билось ее сердце, и кровь стучала в висках, только при одном взгляде на него!
        Она вспомнила, как она трепетала от его прикосновений, какое наслаждение давала ей близость с Марком, и какая безумная страсть возникала между ними во время любовной игры!
        Познав с ним наслаждение, она страдала о его утрате.
        Иногда она думала, что место Марка никто не сможет занять. Она не видела достойных претендентов, хотя по работе встречалась со многими мужчинами, и многие из них были очень привлекательны. Но ни один из них не заставил забиться ее сердце.
        Даже Курта, который помог ей в трудную минуту, который был всегда так добр и внимателен, она воспринимала только как друга. Она легко и непринужденно беседовала с ним, ей было приятно смотреть на него - его внешность была достаточно привлекательной. Этот крепкий голубоглазый блондин был порядочным и одаренным человеком.
        Но как ни решала она забыть своего такого необузданного в страстях мужа и влюбиться в Курта - это у нее не получалось.
        Она не могла приказать своему сердцу и телу сделать это. Марк - его лицо, руки, его голос, его худощавое тело - постоянно вспоминался ей, и у нее начинало щемить сердце.
        Пусть он постоянно игнорировал ее и не написал ни строки, пусть он безосновательно обвинил ее в неверности, и в том, что это она не писала ему, - несмотря на все это, Энэлайз знала, что она все еще любила его и любила так, как и в те времена, когда она, бывшая первой красавицей Нового Орлеана, только встретила Марка.
        Вздохнув, Энэлайз, наконец, открыла глаза и начала расхаживать по комнате. Она никак не могла сосредоточиться после того потока воспоминаний и мыслей, который вызвало известие об окончании войны и даже обрадовалась, когда в дверь постучали.
        - Войдите, - разрешила она, и в кабинет вошел Курт.
        - Ты слышала новости? - спросил он своим мягким голосом.
        Энэлайз улыбнулась.
        - Разве я могла их не услышать?!
        - И что ты скажешь?
        - О, Курт, - ответила Энэлайз, - ты ведь помнишь, что я южанка и, хотя я давно предвидела такой результат, мне сейчас очень горько. Это известие заставило меня вспомнить о моем прекрасном и теплом Новом Орлеане, и понять, как я тоскую здесь в холодном Нью-Йорке! Я так хочу снова оказаться дома, Курт.
        - Мне знакомо это чувство. Я, когда только эмигрировал в Америку, долго оставался здесь чужим.
        Энэлайз помолчала, а потом тихим голосом произнесла:
        - А еще я вспомнила свою встречу с Марком.
        Лицо Курта страдальчески дернулось, и он спросил:
        - Ты все еще любишь его?
        - Не знаю. Я приложила все усилия, чтобы забыть его. Я никак не могу разобраться… и еще…
        - Наберись терпения, - сказал Курт Миллер и дотронулся до ее руки. - Мне кажется, что ты так стараешься забыть его, что в результате только о нем и думаешь. Расслабься, отдохни и просто живи своей жизнью, и в один прекрасный момент ты обнаружишь, что он исчез из твоего сердца также, как из твоей жизни.
        Энэлайз хотелось разрыдаться.
        - Но, когда, как скоро это будет? - спросила она его. А затем, улыбнулась и, пожав плечами, сказала:
        - Ты, конечно, прав, Курт. Я так и сделаю.
        - В честь окончания войны у всех праздник. И мы закрываем магазин и даем всем день отдыха. Впрочем, это не только подарок - они так перевозбуждены, что работа не будет эффективной. Да, и сегодня всем не до покупок!
        - Хорошо, - ответила Энэлайз. - Как раз у меня будет время закончить свои дела в отделе домашних товаров. Я посмотрю, что там можно сделать.
        - Нет! Ты не будешь этим заниматься! - запротестовал Курт. - Ты и я, как и все сотрудники, возьмем выходной день и отправимся в Хадсон.
        - Но, Курт, - запротестовала сначала Энэлайз, но сдалась и слегка улыбнулась. - Ты прав. Мне нужно поднять свое настроение. А сейчас, позволь мне надеть свою шляпку.
        Они плыли на небольшом корабле от Хадсона к Йон-керсу и обратно. На судне царила праздничная атмосфера - все пассажиры пели и кричали, надрывно гудел корабельный свисток. Все вокруг праздновали победу. И даже Энэлайз захватила эта атмосфера торжества. Они стояли на палубе, и их обвевал весенний ветерок.
        - Ох, Курт! - сказала печально Энэлайз. - Как я изменилась за последние несколько лет! Какой я была счастливой, веселой, всегда в обществе, всегда в окружении поклонников, а сейчас…
        - А сейчас ты прекрасная, зрелая женщина, а не легкомысленная девчонка, - подхватил Курт.
        Энэлайз засмеялась на сказанный комплимент и продолжила:
        - Я так постарела, устала, стала резкой и скучной. Скоро я превращусь в какое-то бесполое существо, которое не интересует ничего кроме бизнеса.
        - А твой чудесный ребенок? - задал вопрос Курт. - Война всех нас состарила, Энэлайз. Многих она не только состарила, но искалечила морально и физически, но многих сделала лучше, проявив те качества, которые оставались ранее невостребованными. Кем бы ты была сейчас, если бы не война? Просто чей-то капризной женой, и была бы ты счастлива? Ведь ты сильная натура, очень способная к предпринимательству. Пусть в трагических обстоятельствах, но ты получила возможность реализовать свои способности, а не остаться кокеткой, кружащей мужчинам головы.
        - Но в душе мне так одиноко! - попыталась возразить Энэлайз, стараясь приоткрыть ему свой внутренний мир.
        - Энэлайз! - сказал серьезно Курт и взял ее руки в свои. - Я люблю тебя, и ты это знаешь.
        Она послушно кивнула головой, и слезы подступили к ее глазам. Он был такой хороший, такой добрый и… так не подходил ей.

«Я хочу Марка!» - кричало предательски ее сердце.
        - Выходи за меня замуж, Энэлайз. Ты заслужила любви! Позволь мне сделать тебя счастливой.
        - Но, Курт! Я ведь замужем! - запротестовала Энэлайз.
        - Замужем за бессердечным, лживым мерзавцем, - подхватил Курт. - Ты можешь получить от него развод. Судя по тому, что ты рассказала, мы можем уличить его в нарушении супружеской неверности.
        - Но скандал… Я не хочу тебя втягивать в нечто подобное…
        - Я уже втянут во все, что касается тебя. Я это выбрал сам.
        Энэлайз нахмурилась и посмотрела на водную гладь реки.
        Освободиться от Марка… Разве не об этом она мечтала? Здесь, рядом был Курт, который предлагал ей доброту, любовь и состояние - одним словом, все, о чем женщина может только мечтать. Но она знала… что не будет счастлива.
        - Курт, - обратилась она к нему. - Даже, если я расторгну брак с помощью суда, я все равно останусь замужней женщиной в глазах моей церкви! Я - католичка, и ты об этом знаешь.
        - Но ведь и церковный брак можно аннулировать! - воскликнул Курт.
        - Иногда можно, - призналась Энэлайз.
        - О, Боже! Он заставил тебя выйти за него замуж. Затем он бросил тебя. Он унижал тебя… Ведь это веские причины для расторжения брака в глазах твоей церкви, - сказал Курт.
        Энэлайз стояла молча и смотрела на воду, а затем вздохнула и ответила:
        - Я подумаю об этом, Курт. Я обещаю тебе. Дай мне немного подумать. Я не хочу спешить. Немец улыбнулся.
        - Конечно, mein liebchen[mem liebchen - моя любимая (нем.).] , ты можешь все обдумать. Ты же знаешь, что я умею ждать.
        Редкостная, искренняя улыбка озарила лицо Энэлайз. Какой же он был добрый человек, но, пожалуй, слишком положительный для нее. Сможет ли он когда-нибудь понять ее?
        На следующий день Курт Миллер уехал в Новую Англию заключать контракты с валадельцами фабрик готового платья. Все военные годы они работали на армию, поставляя обмундирование для солдат, и сейчас были совершенно выбиты из колеи известием об окончании военных действий. Миллер надеялся воспользоваться их растерянностью и заключить максимально выгодные для себя контракты.
        У Энэлайз появилось время обдумать предложение владельца магазина и почувствовать - действительно ли она будет скучать без него.
        Да, ей было не только одиноко, но и плохо без Курта.
        В магазине ее не любили - она была женщиной, сделавшей карьеру среди мужчин, и они побаивались и избегали ее. У нее не было времени, чтобы подружиться с дамами, жившими с ней по соседству.
        Кроме того, их отталкивало то, что она работает, что ее семейное положение двусмысленно, и что у нее есть черная служанка.
        Получалось, что никаких друзей и знакомых, кроме Курта, у нее не было. Ей не с кем было просто поболтать, посмеяться, никто так преданно не восхищался ею и не выслушивал ее мысли по самым различным вопросам.
        Вечером после работы, она с нетерпением бежала домой к Джонни, которого так любила, но это общение не могло заменить ей отсутствие мужского внимания.
        Иногда она возвращалась так поздно, что заставала сына уже спящим, и ее собеседницей становилась Мэй.
        Энэлайз отлично понимала, что Курт никогда не станет ддя нее тем, кем был для нее Марк. Но ведь и выбора - или Курт или Марк - у нее тоже не было. Марк отказался от нее.
        Вернувшись из поездки, Курт выжидательно поглядывал на нее, но Энэлайз делала вид, что не замечает этих взглядов. Она действительно была рада его возвращению, но обсуждение вопроса о браке она решила отложить. Он понял это и не настаивал, а просто слушал ее отчеты о делах в магазине, о ее новых идеях и о проделках ее сына Джонни.
        Возвращаясь домой, Энэлайз все думала о том, что рано или поздно ей надо будет дать ответ Курту. Она не могла долго оставлять его в неопределенности и, если он не нужен ей, должна была освободить его. Может другая женщина сделает его счастливым.
        Она перешагнула порог своего дома, и сын радостно бросился ей навстречу.
        - Джонни! - воскликнула Энэлайз и обняла его маленькое, крошечное тельце.
        Какой же он был маленький и как ей было страшно за него! Возможно, сейчас ему было достаточно ее любви, но потом… Как сможет она научить его тому, чему должен научить его отец? Мальчику нужен отец, с которого можно брать пример, и она никогда не заменит ему отца.
        - Угадай! Что я нашел сегодня? - спросил Джонни.
        - Не знаю, а что? - она улыбнулась и погладила его вьющиеся черные волосы. Он так был похож на своего отца. Как мог Марк уехать и бросить его? Неужели его не интересует его сын?!
        - Я нашел улитку! Вот что! - гордо сказал мальчик.
        - О! Дай-ка мне посмотреть! - сказала Энэлайз. Джонни затряс головой.
        - Это - секрет! - ответил Джонни.
        Сначала она расстроилась, что у него уже появились секреты, которые он таит от матери, а потом поняла, что у ребенка должна быть своя тайна. Энэлайз не хотелось быть похожей на тех матерей, которые всю жизнь навязывают своим детям свое мнение.
        Но он - все, что я имею, - возражало ей ее сердце.
        Вдруг она с ужасом представила себе картину своего будущего через двадцать лет - одинокая, средних лет женщина с потухшим взглядом, постоянно поучающая своего единственного взрослого сына и не дающая ему совершенно свободы.
        - Нет, - такому не бывать, - прошептала она. - Такого не будет!
        Но если она будет и дальше одинока, такой финал неизбежен. Она должна выйти замуж за Курта, дать ребенку отца и не ограничивать свою жизнь только материнской любовью. Курт станет хорошим отцом для Джонни, и мальчик сможет полностью доверять ему.
        Его родному отцу, очевидно, не интересно как растет его сын, лишь бы он не нищенствовал.
        - Джонни, - обратилась к сыну Энэлайз, - тебе нравится дядя Курт?
        - Дядя Курт? - переспросил мальчик и утвердительно кивнул головой, - и его лошади тоже!
        Энэлайз улыбнулась - конечно лошади были для Джонни важнее всего. И вдруг его лицо, только что очень оживленное, чем-то омрачилось.
        - Что случилось, - озабоченно спросила она.
        - Я вспомнил дядю. Он был в доме у дедушки.
        Сердце у Энэлайз защемило.
        - Что за дядя у дедушки в доме? Кто он?
        - Плохой. Он кричал на тетю Фрэн.
        - Кто он? - спросила Энэлайз и заглянула мальчику в лицо.
        - Не знаю, - ответил мальчик. Его маленькое личико насупилось, а губки задрожали. - Он сильно кричал, мама.
        - Он напугал тебя? - спросила сочувственно Энэлайз.
        Джонни кивнул головой и сказал:
        - Он - страшный! Он - злой!
        - Ну, тебе нечего было бояться. Дедушка и тетя Фрэн не дадут тебя обидеть.
        - Я знаю, - вздохнул мальчик, - но тетя Фрэн плакала.
        - Не беспокойся ни о чем, - заверила его Энэлайз и поцеловала. - Я поговорю с твоим дедушкой, и дедушка сделает все, чтобы этот мужчина не испугал тебя снова. Хорошо?
        Мальчик послушно кивнул, а Энэлайз добавила:
        - Следующий раз ничего не скрывай. Говори все сразу мне, а я что-нибудь придумаю.
        Мальчик весело улыбнулся, а мать крепко обняла его.
        - А теперь беги и вымой руки. Будем ужинать.
        Энэлайз посмотрела вслед сыну и подумала, что сердитый дядя в доме Шэфферов был, конечно, Марком. Кто еще, кроме него, мог довести Фрэнсис до слез?! Кто еще, кроме него, мог позволить кричать на нее?! Видимо, Фрэнсис приготовила обоим сюрприз - встречу друг с другом, но попала Марку под горячую руку.
        Конечно же, Марк возвратился после окончания войны домой, но даже не попытался навестить ее. Было ясно, что он и впредь собирается соблюдать свое обещание никогда не встречаться и не расспрашивать о ней. Но неужели он распространил это на собственного сына? Как же я была глупа, все еще продолжая хранить ему верность!
        Мы с Джонни ему не нужны. Оставаясь верной этому браку, она лишит мальчика отца, а себя - полного женского счастья. Это несправедливо.
        Ей придется выбросить Марка из своего сердца, так же, как это сделал он!
        За ужином Энэлайз была рассеянна и плохо улавливала, о чем болтал Джонни. Уложив мальчика в кроватку, она торопливо рассказала ему сказку и спела привычную колыбельную. Когда же Джонни заснул, Энэлайз быстро поднялась к себе. Постояв немного перед зеркалом, она поправила прическу, затем накинула плащ и вышла из дома.
        Если она не предпримет решительного шага сейчас, узнав, что Марк не только не явился к ней, но и накричал на их собственого сына, то потом - у нее не хватит воли.
        На улице она окликнула извозчика и назвала ему адрес Курта Миллера. Было очень страшно и, конечно, неприлично так поздно ехать к нему.
        На следующее утро об этом узнают все и будут шокированы. Энэлайз слабо улыбнулась - ей не привыкать.
        Дворецкий сразу проводил ее в кабинет Курта. Как и положено вышколенному слуге, он ничем не высказал своего удивления по поводу ее столь позднего визита.
        Когда Курту доложили о приезде Энэлайз, он на минуту замер - поняв, что сейчас решится его судьба. Тревога, удивление и восторг охватили его. Он стремительно направился в кабинет, где ждала его любимая женщина.
        - Энэлайз?! Что… что случилось?
        - Ничего, Курт. Честное слово, ничего не случилось, не волнуйся. - Она почувствовала, как ее решимость вдруг резко упала, но продолжала, - Курт, сегодня вечером я решила для себя все. Джонни видел в доме Шэфферов Марка. Тот накричал на мальчика, когда Фрэнсис привела его к нему. Я была так глупа. Я пришла сказать, Курт, что я принимаю твое предложение. Я разведусь с Марком и выйду за тебя замуж.
        Курт, не веря своим ушам, стоял, как завороженный. Его лицо озарилось радостной улыбкой.
        - Энэлайз, любовь моя, - произнес он и сжал ее в своих объятиях.
        Глава 14
        Марк проснулся испуганный, весь в холодном поту. Он снова видел во сне Энэлайз.
        Она, одетая в белую ночную сорочку, стояла перед ним. Ее прекрасные локоны разметались по плечам. Энэлайз выглядела так же, как и в их первую ночь. Она улыбалась ему, а он шел ей навстречу. Но вдруг солдат в голубой форме, появившийся между ними, схватил Энэлайз, которая стала кричать и вырываться из его рук, но безуспешно. Офицер разорвал ее одежду и грубо бросил на землю. А Марк в это время стоял как вкопанный, его ноги налились свинцом и не в силах двинуться с места он, цепенея от ужаса, смотрел, как насилуют Энэлайз. Он видел ее большие голубые глаза, умолявшие о помощи, слышал ее душераздирающий крик, но оставался недвижим. Его переполнял дикий гнев, но при виде обнаженного тела Энэлайз он, как всегда, почувствовал желание. Сделав свое дело, солдат встал, и Марк впервые увидел его лицо. Солдатом в голубой форме был он сам, ужаснувшись, понял Марк.
        Сердце его бешено заколотилось, и он проснулся. Неужели он никогда не перестанет думать о ней? Она врывается даже в его сны!
        Чертыхаясь, он здоровой рукой потянулся к бутылке, стоящей на столике, рядом с кроватью. Неловко задетая бутылка тихо звякнула и чуть было не опрокинулась.
        - Мне надо выпить, чтобы успокоиться, - сказал он сам себе и, действуя, на этот раз осторожней, достал бутылку.
        - Ну, вот, а говорят, что я сам о себе не смогу позаботиться!
        Марк медленно, не выпуская бутулку из руки, сел и принялся ее откупоривать. Сделав большой глоток, он с облегчением почувствовал, как огненная жидкость обжигая горло, пошла внутрь.
        В последнее время он пил уже не для того, чтобы заглушить боль; она его почти не мучила. Он пил, потому что если не напивался до бесчувствия, то постоянно думал об Энэлайз.
        Дверь открылась, и на пороге показалась фигура его назойливого адъютанта.
        - Сэр, с Вами все в порядке? - спросил он.
        - А, Джексон! Надо сказать, что ты следишь за мной как преданная жена и даже больше, - саркастически приветствовал его Марк, отдавая бутылкой честь. - Такой кошачий слух надо иметь разведчикам.
        Джексон не отвечал. Полковник говорил такое слишком часто, и Джексон предпочитал не возражать ему.
        Он вошел в комнату, зажег керосиновую лампу на столике и, как обычно, уселся в свое кресло дежурить.

«И к чему так напиваться?» - рассуждал он про себя.
        - Все вспоминаете о ней, - произнес он вслух. Это был не столько вопрос, сколько утверждение.
        В ответ Марк только громко расхохотался и сделал еще один большой глоток из бутылки.
        Понять, как женщина может настолько сбить мужчину с толку, Джексон никак не мог. Если бы на месте полковника был другой человек, то сержант решил бы, что тот сошел с ума. Но его командир был настолько бесстрашен и хладнокровен, когда водил солдат в сражение, и такое простое объяснение не устраивало Джексона. Именно командиру, тогда еще бывшему майору, сержант был обязан жизнью - тот вытащил раненого сержанта с поля боя. На фронте Марк Шэффер стал живой легендой. Рассказы о его бесстрашии и хладнокровии были нисколько не преувеличены.
        Сержант, бесконечно ему преданный, сам неоднократно был свидетелем, как полковник выполнял самые опасные задания, мгновенно принимая решения, позволявшие им всем остаться живыми и невредимыми.
        Джексон, будучи обязанным своему командиру жизнью, ненавидел женщину, из-за которой этот сильный человек катился сейчас в пропасть.
        Еще на фронте сержант замечал, что майор всегда с нетерпением ждет почты, хотя и старается скрыть свое волнение. Он быстро просматривал полученную личную корреспонденцию, но не радовался, а наоборот, все глубже залегали у него на лице горестные морщины. Но самое плохое время наступило, когда командир вернулся из короткого отпуска домой. Он и раньше был одним из самых храбрых командиров, но теперь явно было видно, что он ищет смерти. Добровольно он вызывался выполнять самые опасные задания, а в боях бросался в гущу сражения, как тигр. Но удача долго сопутствовала ему.
        Он прошел невредимым через все кровопролитные сражения, особенно у Вилдернесса и только в последнем бою пролетевший снаряд разорвался рядом, поразив крупной шрапнелью всю левую половину тела.
        За смелость в боях ему после ранения было присвоено звание полковника. И только Джексон и лечащий врач знали, что это звание чуть не стоило Марку Шэфферу жизни.
        На этот раз Джексон, спасая командиру жизнь, вынес его с поля боя и доставил в лазарет. Врачи сделали все возможное и во время операции удалили большую часть шрапнели, зашили крупные раны. После операции командир долго приходил в себя и постоянно бредил.
        Джексон, находившийся постоянно рядом, понял, наконец, сложив отрывки бессвязных речей командира, почему тот искал смерти. Полковник безумно любил свою неверную жену! Именно переживая ее измену, он стал искать смерти.
        Доктора не надеялись, что полковник выживет, но его железное здоровье, данное ему от природы, не позволило ему умереть, несмотря на то, что душа его жаждала смерти.
        Он вынес послеоперационную инфекцию и подхваченную в госпитале лихорадку; он выжил после еще одной операции, которую сделали уже в военном госпитале Балтимора, извлекая остатки шрапнели.
        На этот раз осложнений не было, но выздоровление текло слишком медленно, и прошло несколько месяцев, прежде чем Джексон смог увезти полковника из военного госпиталя в Нью-Йорк.
        Джексон привез домой невероятно изменившегося человека. Тот красивый сильный мужчина исчез. Тяжелое ранение невероятно изменило Марка Шэффера. Его левая рука безжизненно висела, а левая нога волочилась по земле, совершенно утратив подвижность. Передвигаться некогда гибкий и стройный Марк, мог только с помощью костылей, превозмогая острую боль. Но более всего пострадало его красивое лицо. Длинный рваный шрам, точнее два, едва разделенных здоровой кожей, протянулись через левую щеку и стянули всю кожу от левого виска до уголков рта. В результате на искривленном лице Марка губы сложились в постоянную сардоническую[сардонический - злобно-язвительный.] улыбку.
        Не меньшие изменения произошли и в его психике. После ранения и операций доктора, чтобы смягчить невыносимую боль, давали ему опиум.
        Но, опасаясь привыкания, как только это стало возможным, отменили опасное лекарство. А боль все еще оставалась, и Марк, чтобы выдержать ее, стал пить. Именно в эти длинные ночи, когда был так одинок со своей душевной и физической болью, полковник, слово за слово рассказал Джексону об своей любви к Энэлайз, о ее красоте. Он рассказал о своей, все погубившей ревности, и о том, что она возненавидела его. За все время на фронте, он не дождался от нее ни одного письма, более того, она ушла из дома его отца, забрав их маленького сына. Особенно мучительно было Марку рассказывать о последней встрече, когда он обвинил ее в измене, а она даже не попыталась этого опровергнуть.
        Джексон узнал также о клятве полковника никогда больше не видеть жену и не интересоваться ею.
        Вот почему такой сильный человек, как его командир, потерял желание жить - его сломало женское предательство.
        Выжив после ранения вопреки своей воле, теперь он остался беспомощным инвалидом, находящим утешение только в пьянстве. Его физические мучения переплелись, усиливая друг друга, с его душевными муками, и Марк замкнулся в себе, полностью уйдя в свои страдания.
        Сержант, пытаясь как-то отвлечь полковника от бутылки, сказал:
        - Я видел Вашего сына. Он совершенно замечательный мальчик.
        Лицо Марка скривилось еще больше.
        - Эта дура Фрэн… Какого черта она принесла его сюда?! Ему вредно видеть такого отца! Ему после этого будет сниться кошмары, - зло ответил он.
        - Будьте уверены, полковник, если Вы будете на него так кричать, как вчера, он действительно испугается, - заметил Джексон.
        Марк выпил еще глоток и продолжил разговор о еыне.
        - Фрэн постоянно говорит отцу, что мальчика надо забрать от нее.
        Сержант заметил, что полковник избегает называть жену по имени.
        - Это идиотка Фрэн решила, что мне хочется воспитывать сына самому. Только мне этого не хватало, особенно здесь, в этой угрюмой семье. Могу себе представить, что будет с ребенком, если его воспитанием займется Фрэн!
        После этой вспышки Марк замолчал, и его мысли вновь унеслись к Энэлайз. Он представил себе, как она красивая и радостно оживленная играет с сыном, протягивая руки, чтобы поймать его в объятия!
        Марк должен был согласиться с сержантом в том, что его сын - совершенно замечательный парень! Ему было чем гордиться. Несмотря на краткий и неудачный визит, Марк успел заметить, что мальчик был похож на него, прекрасно одет и воспитан. В нем не чувствовалось робости и застенчивости, характерной для мальчиков, которых воспитывают одинокие женщины.
        - А впрочем, почему только одни женщины?.. О нем ведь заботится тот немец - владелец магазина, который заменяет, видимо, ему отца! - продолжил свои размышления Марк. - Глупая Фрэнсис думала, что если приведет к нему Джонни, тот сразу полюбит отца!
        Марк еще пытался о чем-то думать, но тут алкоголь сделал свое дело, и мысли его стали расплываться. Он почувствовал, что сейчас уснет.
        - Надо уезжать, а то Фрэн своими причитаниями совсем сведет меня с ума, - успел подумать он, прежде чем погрузиться в сон.
        Джексону было, конечно, понятно, о каком отъезде говорит полковник. С первого момента, как только Джексон привез его домой, Фрэнсис не переставала плакать. Она обрушила на брата уже целый водопад слез, и это приводило полковника в бешенство.
        - Неужели эта женщина никак не может понять, что ее постояные причитания только убеждают его в том, что он - бесполезный и безобразный калека? А все считают ее такой разумной?! - Нет, он, Джексон, не видит в ней ни капли здравого смысла. Если бы она хоть немного соображала, то, во-первых, не плакала при каждом взгляде на полковника; а во-вторых не привела бы сюда эту красивую блондинку, даже не предупредив ее, что случилось с братом!
        Надо было видеть лицо полковника, когда блондинка, увидев его, испуганно вскрикнула, а затем очень быстренько смылась. Учитывая, что блондинка когда-то была помолвлена с командиром, немудрено, что после этого полковник почти неделю был в ужасном настроении и пил больше обычного.
        В это время Марк, уже откинувшийся на подушки с закрытыми глазами, пробормотал:
        - Теперь я знаю, почему Энэлайз пришлось отсюда уйти. Боже мой, даже мне здесь до смерти надоело… - он повернулся на другой бок и через мгновенье уже крепко спал.
        Джексон еще немного посидел в кресле, но убедившись, что полковник крепко спит, тихо вышел из комнаты.
        Энэлайз стояла у окна и ожидала, когда покажется экипаж Прентисса Шэффера, забиравшего в это время внука на прогулку.
        На этот раз она не собиралась оставаться дома, а хотела встретиться с ним, чтобы обсудить встречу Джонни с отцом. Она хотела выяснить, чего так испугался мальчик, и почему Марк так безобразно кричал, напугав ребенка.
        Если Марку не понравился собственный сын, тем хуже для него! Но она не допустит, чтобы он кричал и пугал Джонни! Скоро у мальчика будет настоящий отец в лице Курта Миллера. Раз так случилось, может быть Джонни лучше совсем ничего не знать о своем настоящем отце?
        Она вздохнула и с горечью подумала, что лучше бы она совсем никогда не встречала Марка Шэффера.
        И с той же горечью подумала, что наслаждение, которое ей давал Марк, ей больше не даст ни один другой мужчина.
        В тот раз, когда Энэлайз пришла ночью в дом Курта, она сама настояла на их интимной близости.
        Курт, осчастливленный уже ее согласием на брак, хотел подождать с этим до окончания бракоразводного процесса и их женитьбы. Но Энэлайз, давно тосковавшая от женского одиночества, надеялась, что любовная близость с Куртом, поможет ей окончательно забыть Марка. Она надеялась, что после утоления женских желаний с другим, она перестанет постоянно вспоминать о ночах, проведенных с Марком.
        Но здесь ее ждало глубокое разочарование. Курт был очень нежен и старался, чтобы ей было хорошо, но Энэлайз не почувствовала и сотой доли ощущений, испытанных с Марком. Нежность Курта не разжигала в ней пламя страсти. Счастливый Курт заснул рядом с ней, а Энэлайз долго лежала и уговаривала себя, что любовь еще может прийти к ней со временем.
        Ей просто надо привыкнуть к Курту, и совсем не важно, что она при первой близости с ним не испытала того наслаждения, которое дарил ей Марк. В браке ведь есть и другие стороны, не связанные с любовной близостью, а уж здесь-то Курт будет всегда на высоте. Она станет богата, вернется в высшее общество, из которого ее вырвала связь с Марком. Ее сын получит достойного отца.
        Она ведь уже беседовала с опытным адвокатом, которого представил ей Миллер. Внимательно выслушав ее рассказ, адвокат остановился на варианте расторжения брака по поводу супружеской неверности одного из супругов. И этим супругом должен стать Марк, для чего адвокат собирался нанять детектива для сбора доказательств. К такому быстрому повороту событий Энэлайз не была готова и понимала, что бракоразводный процесс будет очень напряженным, особенно, если Шэфферы попытаются через суд забрать у нее Джонни.
        И ей, и Курту надо было быть предельно осторожными и в особенности избежать сплетен в магазине. Им надо будет выдержать это годичное испытание, и, когда она станет законной женой Курта, все кривотолки прекратятся. Тогда они станут выезжать в свет, возьмут абонемент в оперу и будут наконец с легкой душой развлекаться. И Марк, проклятый Марк, раз и навсегда уйдет из ее сердца и памяти.
        - Джонни, - обратилась она к сыну, который сидел рядом и ждал приезда дедушки, - ты хотел бы переехать жить к дяде Курту?
        Мальчик кивнул головой. Для него визиты с мамой к Миллеру были очень приятными. Он бегал по просторным комнатам, его угощали очень вкусными булочками с марципаном и яблоками, запеченными в тесте, которые готовил повар-немец, лично угощавший Джонни. Но особенно Джонни нравилось ездить в экипаже дяди Курта. В него запрягли очень красивых, серых в яблоках лошадей. Ими Джонни восхищался больше всего. Вспомнив все это, Джонни подтвердил:
        - Да, я хочу там жить. Когда? Завтра?
        Энэлайз засмеялась.
        - Нет, чуть позже. Через несколько месяцев.
        - И я буду кататься на лошадях?!
        - Думаю, что да! - ответила Энэлайз. - Когда ты подрастешь еще немного и будешь хорошо себя вести, то мы подарим тебе даже свою лошадь. Но ты должен будешь быть очень осторожным, чтобы не упасть и не разбиться.
        Джонни начал было возмущаться, но тут Энэлайз услышала, что подъехал экипаж. Она выглянула в окно, а Джонни уже бежал к двери с криком:
        - Дедушка! Дедушка приехал!
        - Постой, - остановила его мать. - Сначала, Джонни, я сама поговорю с дедушкой, а ты посидишь с Мэй и подождешь. Хорошо?
        Джонни неохотно вернулся в комнату к Мэй. А Энэлайз подошла к двери и, открыв ее, остановилась, увидев к своему изумлению, что мистер Шэффер сам вышел из экипажа и идет к ней в дом.
        Она изумилась еще больше, увидев, как выглядит отец Марка. Он очень постарел. Вокруг глаз и рта залегли морщины, придавая ему измученный и озабоченный вид. Энэлайз внезапно стало очень жаль отца Марка - ведь, несмотря на сегодняшние отношения между ними, он действовал из лучших побуждений и был добр к ней. Во всем виновата его дочь Фрэнсис.
        Прентисс Шэффер, подойдя к дому, сухо поклонился и спросил:
        - Можно мне войти? Я хотел бы с тобой поговорить.
        - Конечно, - ответила Энэлайз и провела его в гостиную. - Пожалуйста, садитесь, - предложила она ему кресло, а сама уселась на свое место у окна.
        - Может быть, выпьете чаю? - спросила она.
        - Нет, спасибо, - ответил он, стараясь не смотреть на нее прямо.
        - Энэлайз, я пришел просить твоей помощи, - сказал он, а затем прервался, не зная, как продолжить разговор.
        - Я слушаю Вас, - ободрила его Энэлайз. - Что-то связанное с Марком?
        Прентисс Шэффер кивнул головой и вздохнул, а затем, собравшись с духом, начал рассказывать:
        - Марк вернулся домой месяц назад. Он… он был тяжело ранен в бою…
        Энэлайз побледнела, руки у нее задрожали.
        Неужели он пришел сказать, что Марк умирает. Нет, не может этого быть! Только не Марк!
        Видя, как изменилась в лице невестка, Прентисс Шэффер поспешил успокоить ее:
        - Он жив, но он искалечен. Его левая рука не действует. Он может ходить, но только опираясь на трость. Его лицо тоже обезображено шрамом. Это внешне уже совсем не тот человек, которого ты помнишь, Энэлайз. Но самое страшное даже не это. Он сломлен, окончательно сломлен, - сказал отец Марка и закрыл свое лицо руками.
        Энэлайз, крепко сжав от волнения свои пальцы, задала роковой вопрос:
        - Он умирает?!
        Шэффер поднял голову.
        - Умирает? Нет. По крайней мере, не физически. Он перенес несколько операций, лихорадку, но доктора сказали, что больше его жизни ничто не угрожает. Меня беспокоит другое. Он утратил интерес к жизни. Мы с Фрэнсис стараемся как-то развлечь его - приглашаем старых друзей, приносим книги, журналы. Я пытаюсь играть с ним в шахматы. Но все бесполезно. Он злится, издевается над всеми. Он не делает никаких попыток приспособиться к своему состоянию и видит все только в черном свете. У него депрессия, и он пьет, только пьет… Каждый вечер он напивается до бессознательного состояния. В то воскресенье Фрэнсис привела к нему Джона. Она надеялась, что увидев сына, Марк опомнится. Но Марк заругался на Фрэнсис. Опасаюсь, что это могло напугать мальчика.
        - Не волнуйтесь, - поспешила успокоить его Энэлайз. - Джонни скорее удивился, чем испугался. - В голове у нее лихорадочно вертелось:

«Марк искалечен?!» - Она представить себе не могла, что у такого сильного человека пропадет желание, жить.
        - Честно говоря, - продолжил отец Марка, - мы не знаем, что делать дальше. Фрэнсис постоянно плачет из-за него, а я никак не могу найти с ним общий язык.
        Сообщение о слезах Фрэнсис не вызвало у Энэлайз никакого сочувствия, но отца Марка ей было жаль, и Энэлайз, понимая, что тот что-то хочет от нее, но никак не решается, прямо спросила:
        - Мистер Шэффер! Я не совсем понимаю, что Вы хотите от меня в данной ситуации?
        - Энэлайз, я хочу просить тебя о возвращении! Возвратись домой, к своему мужу - он так любит тебя. Я это знаю. Что было с ним, когда он приехал в отпуск и узнал, что вы покинули его!
        - Вы ошибаетесь. Мистер Шэффер. Я не покидала своего мужа. Я покинула только Ваш дом, где так плохо ко мне относились. Это Марк бросил меня. Он пришел, устроил страшный скандал и заявил, что ни видеть меня больше, ни слышать обо мне он не желает. Вам не надо объяснять, что любящие мужья так не поступают. Он не любит меня. Разве я могу чего-то добиться там, где бессильны и Вы - его отец, и его сестра?! Я - всего лишь отвергнутая жена!
        - Энэлайз, ты знаешь ведь его характер. То, что он говорит во время вспышки гнева, не всегда отражает его истинные чувства. Уверен, ты знаешь об этом.
        - В таком случае, его гнев длился месяцами, - возразила невестка. - За все это время он не написал мне ни одной строчки. Он даже не поздравил нас с рождением сына! Это что, тоже проявление его любви? - горько спросила Энэлайз.
        Старый Шэффер вздохнул.
        - Я и сам не могу объяснить и понять многих его поступков. В его характере есть много черт его матери, но и от меня - тоже. То, что он порой вытворяет, сильно ранит окружающих, но я знаю, что он страдает еще сильнее. Юношей он многое совершал мне на зло. Он знал, что я буду страдать, и все же делал. Мне кажется, он испытывал мою любовь. Он боялся, что я не люблю его и брошу, как бросил его мать. Думаю, что с тобой он поступает сейчас так же, как некогда со мной. Он не верит в твою любовь и подвергает ее испытаниям. Он делал мне очень больно, но я никогда не оставлю своего сына, помня свою вину перед ним.
        Энэлайз, в который раз уже за сегодняшнюю встречу стало жаль этого человека.
        - Не вините себя, мистер Шэффер. Вы сделали все, что могли.
        - Нет, Энэлайз, ты не знаешь всего. Я был эгоистом. Оставаться рядом с его матерью и терпеть ее измены я не стал даже ради сына. Я очень любил Талиссию, но она только унижала меня. Я рассчитывал забрать Марка с собой, но она не отдавала мальчика, да и он любил ее так, что остался на Юге. Но он решил, что я бросил его, так же как и его мать.
        - Думаю, мистер Шэффер, что человек, став взрослым, должен отвечать за себя сам. Вы не должны больше винить себя за его плохое воспитание и за то, что он больше не хочет жить. Вы, как и все родители, стремились заложить в него самое лучшее, и его слабости - не Ваша вина.
        - Разве ты не поняла, к чему я это рассказываю, Энэлайз? У меня ничего не получилось с воспитанием сына, потому что я оставил его в раннем детстве. И я не хочу, чтобы его сына и моего внука ожидала такая же печальная судьба. Теперь-то я понял, что у ребенка должен быть дом и любящие его родители, чтобы он вырос счастливым человеком. Сделай это, Энэлайз, для Джона Прентисса. Вспомни, ты - жена Марка и обещала быть верной ему и в радости, и в горе. Ему сейчас нужна ты и маленький Джон, - закончил свою нелегкую речь мистер Шэффер.
        Энэлайз по старой привычке, волнуясь, закусила губу. Она не была так как отец Марка уверена, что они с Джонни нужны Марку. Его страдающий отец не готов был услышать всю правду о сыне. Он наивно верил, что кто-то может помочь Марку, если он сам не хочет жить.
        Но мистер Шэффер правильно сделал, что пришел и все рассказал ей.
        Ей предстояло принять решение, и сразу стало ясно - она не сможет отказаться посетить искалеченного и больного Марка. Начинать в такой ситуации бракоразводный процесс, выходить замуж за Курта и быть счастливой, она не сможет.
        Она все еще любила своего мужа, она все еще оставалась перед богом и людьми его женой, и она должна была встретиться с ним, даже если после этого рухнут ее мечты о новом, счастливом и спокойном браке. Ее молчание затянулось и, окончательно приняв решение, Энэлайз сказала:
        - Хорошо, мистер Шэффер. Я попытаюсь Вам помочь. Я встречусь с Марком, и мы с вами посмотрим, как он будет реагировать. Если я увижу, что смогу ему помочь, я буду пытаться сделать это. Но это не значит, что я сразу возвращусь в ваш дом. Если Марк вновь будет скандалить и оскорблять меня, я не собираюсь жертвовать спокойствием Джонни и своим и жить с ним под одной крышей. Сегодня я не хочу брать сына с собой. Один раз Марк уже был груб в его присутствии, и я не допущу, чтобы это повторилось.
        - Я согласен, - поспешно сказал мистер Шэффер.
        Все точки были поставлены, и они быстро поехали в дом Шэфферов.
        Как бешено забилось сердце Энэлайз, когда экипаж подъехал к дому, где она провела такие ужасные месяцы, и где ее снова ожидала встреча с Марком.
        Она призналась себе, что боится этой встречи. Как он будет себя вести? Опять скандалить? Или может будет презрительно молчать? Его отец сказал, что Марк сильно искалечен… Узнает ли она его?
        Экипаж остановился, и мистер Шэффер вышел из него первым и протянул Энэлайз руку, чтобы помочь ей спуститься.
        Ее охватил озноб. Она глубоко вздохнула и шагнула вперед - навстречу новому витку своей судьбы.
        Прямо за Шэффером она прошла в дом. Он проводил ее до комнаты Марка. Раньше он жил наверху, но теперь Марка разместили на первом этаже, в кабинете отца, чтобы он не утруждал раненую ногу. Дверь была закрыта.
        Отец Марка остановился и сказал:
        - Думаю, мое присутствие будет лишним. Вы должны объясниться и выяснить свои отношения наедине. Я оставлю вас…
        Энэлайз машинально кивнула головой. Во рту у нее пересохло. Она уже хотела пройти в кабинет, где теперь находился Марк, но неожиданно распахнулась другая дверь, ведущая из зала и на пороге появилась Фрэнсис. Она уставилась на Энэлайз, и в ее широко раскрытых глазах застыли страх и отвращение.
        Энэлайз, в свою очередь, отметила, что прошедшее время не украсило Фрэнсис, а сделало ее еще хуже. Она была очень бледной, похудевшей, глаза ее были красны, видимо от постоянных слез - словом, вид у Фрэнсис был ужасный.
        - Папа! - злобно прошипела она. - Ты привез ее?
        - Я ведь говорил, что привезу, если смогу уговорить, - спокойно ответил мистер Шэффер.
        - Но я никогда не думала …. - начала было Фрэнсис, но осеклась, взглянув на Энэлайз. Та натянуто улыбнулась и сказала:
        - Самый верный путь потерять его - это плакать над ним.
        Фрэнсис повернулась к отцу и, едва сдерживая себя, заявила:
        - Папа, ты не можешь пустить ее. Марк придет в бешенство!
        - Думаю, это лучше, чем та прострация, в которой он находится сейчас, - парировал ее отец.
        - А я заявляю тебе, что эта встреча помешает его выздоровлению, и все наши с тобой усилия пропадут, - раздраженно воскликнула сестра Марка.
        - Фрэнсис, ты знаешь, что своего мнения я не изменю. Мы будем так только бесконечно и бессмысленно спорить. Ты уже убедилась, что ни я, ни ты ничего не можем сделать с Марком. Только у Энэлайз есть такой шанс.
        Сестра Марка повернулась к Энэлайз и злобно прошипела:
        - Разве папа не сказал тебе, что Марк изувечен, что он стал инвалидом? Его внешний вид оттолкнет тебя.
        - Нет, Фрэнсис, - спокойно, взяв себя в руки, ответила Энэлайз. - Это ты, вот кто отталкивает меня. Ты так желала полностью распоряжаться своим братом, что его болезнь тебе только на руку.
        Энэлайз повернулась и продолжила свой путь в комнату Марка. Фрэнсис, глаза которой зло вспыхнули, двинулась за ней. Но ее отец крепко схватил ее за руку и остановил.
        - Нет, Фрэн. Будь благоразумной! Я уговорил Энэлайз встретиться с Марком и требую, чтобы ты не вмешивалась.
        Энэлайз молча слушала перепалку отца с дочерью, а затем, так ничего и не сказав, повернулась и пошла в двери. Сейчас она увидит Марка. С замирающим сердцем она протянула руку к дверной ручке.
        Сержант Джексон, сидевший в своем кресле у окна, повернул голову на звук открывающейся двери. Марк продолжал сидеть и читать книгу, даже не удосужившись посмотреть, кто пришел. Зато у Джексона рот раскрылся от удивления, когда он увидел появившуюся в дверях красавицу. Такой красивой женщины он еще в жизни не видел!
        На ее нежном лице с белоснежной кожей сверкали большие голубые глаза, блестящие черные локоны были красиво уложены. Она была одета эффектно в ярко-красное платье и такой же жакет с черной отделкой. Туалет дополняла модная красная шляпка. Ее красота не была хрупкой, изысканной. В ней чувствовалась огромная жизненная энергия. Джексону не нужно было ее представлять. Он сразу понял, что перед ним стояла жена полковника - Энэлайз. Никем другим эта красавица быть не могла. Теперь Джексон понял, наконец, почему полковник так сходил по ней с ума. От такой женщины это немудрено.
        Энэлайз уже увидела мужа и, хотя выражение ее лица не изменилось, тихонько охнула. Марк повернулся на этот звук и напряженно замер.
        - Энэлайз?! - выдохнул он, и взгляды их встретились.
        Она рассматривала его, не веря своим глазам. Этот худой, бледный и старый человек ничем не напоминал ей Марка. На его лице, обезображенном сине-багровым шрамом, залегли глубокие морщины. Его волосы тронула седина, и весь он выглядел таким постаревшим, что в нем было невозможно узнать красавца-капитана Шэффера.
        Но это был он! Ее Марк! - прошептала про себя Энэлайз.
        Марк сидел на кушетке. Его вытянутые ноги были укутаны пледом. Он еще раз взглянул на Энэлайз и вдруг его потухшие глаза ожили и в них блеснула прежняя гордость.
        От одного этого взгляда ее охватила все та же страсть, и ноги ее подкосились. Чтобы не упасть, она оперлась о дверную ручку и робко улыбнулась:
        - Здравствуй, Марк!
        В эту минуту Марк, застывший при виде Энэлайз, вспомнил о своем нынешнем положении, и глаза его стали холодными, а на лице появилась язвительная усмешка.
        - О, моя «любимая женушка» возвратилась, - сказал он злорадно. - Они, наверное, сказали тебе, что я вот-вот умру?
        Энэлайз была так ошеломлена, что ответила ему чисто машинально, пользуясь старой привычкой вести с ним словесные баталии.
        - Нет, они сказали мне только то, что ты немного изменился, но оказалось - они сказали неправду.
        Сержант, наблюдавший их перепалку, взволнованно взглянул на полковника. Как ни странно, его отчужденное лицо чуть просветлело и появилось даже какое-то подобие улыбки.
        - Неужели они тебе ничего не сказали? - спросил Марк, по-прежнему жадно глядя на Энэлайз и отмечая все изменения, произошедшие в ее облике за время их разлуки. Сейчас она стала много прекрасней, чем в его памяти. Уже не было юной, страстной девушки. Перед ним стояла прекрасная, уверенная в себе зрелая женщина. Господи, какое страстное желание вспыхнуло в нем!
        Нет, он не отдаст ее этому чертовому торговцу-немцу; он заявит свои права на нее как на свою жену; он заставит ее снова полюбить себя!
        И тут его лицо передернулось от страдания - как он, ставший теперь калекой, сможет заставить ее полюбить себя? Даже ребенок не сможет смотреть на него без страха, а любовь придется покупать только у проституток!
        Энэлайз, наконец, справившись со своими эмоциями, отошла от двери и направилась к его ложу.
        - Могу ли я присесть? - спросила Энэлайз. Марк утвердительно кивнул и указал ей на кресло. «Как грациозно она движется!» - подумал Марк, а Энэлайз, уже сидя в кресле, опять смотрела прямо на него.
        Ей было так больно смотреть на Марка, ей было безумно жаль его.
        Боже мой, что сделало ранение с его гибким, сильным телом? Как он, наверное, страдал от боли! - мелькнуло у нее в голове.
        - Ну? Что? Пришла глаза таращить? - спросил он грубо.
        - Нет, - ответила Энэлайз, судорожно переведя дыхание. «Сейчас, похоже, он стал еще более невыносимым и вредным! Неужели ему мало было своей боли?» - подумала она, а вслух сказала:
        - Я пришла сюда потому, что меня попросил твой отец. Он хочет, чтобы мы опять жили вместе, как муж и жена.
        Губы Марка опять злобно скривились.
        - Надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы согласиться?!
        Эти слова, сказанные таким тоном, больно ранили ее. Она очень пожалела, что согласилась прийти в дом Шэфферов. Ясно, что он по-прежнему ненавидит ее, и больше ей незачем здесь оставаться.
        - Я согласилась только потому, что хотела еще раз попытаться спасти нашу любовь, - произнесла Энэлайз.
        Марк сухо рассмеялся.
        - Спасти нашу любовь?! Зачем? Чтобы ты опять мне изменяла? Тем более у тебя теперь при муже-инвалиде будут все права!
        Энэлайз вскочила с кресла, щеки ее запылали от гнева.
        - Как ты смеешь так со мной говорить! Раз так, то позволь и мне высказать все, что я думаю. Ты подлый, бессердечный обманщик. Это ты изменял мне! Жить вместе с тобой может только последняя дура, да и то, рискуя получить каждую минуту сердечный удар. А я совсем не дура, я не желаю возвращаться к тебе, а тем более, в твой дом!
        Гневно сверкая глазами, Энэлайз выпалила эту тираду, но не успокоилась, а продолжила:
        - Это ты, Марк, последний дурак, самый большой дурак из всех, которых я знала! Я так любила тебя, а ты все разбивал и разбивал мое сердце! Но больше я не позволю тебе этого делать! Я стала умнее, и теперь я освободила себя от той любви и желания, что питала к тебе. Я не хочу больше быть с тобою. Я хочу сейчас только развода, и когда я получу его, я выйду замуж за Курта Миллера! А теперь, прощай, Марк!
        Глава 15
        Энэлайз повернулась и быстро вышла, с силой захлопнув за собой двери.
        Марк мрачно посмотрел ей вслед, а Джексон, совершенно ошеломленный случившимся, вскочил с кресла и закричал, обращаясь к полковнику:
        - О Боже! Что вы наделали?! Ведь она хотела вернуться к вам, а вы отвергли ее! Ведь вы два года только ею и бредите! Почему?!
        - Ты думаешь, Джексон, мне было легко отказаться от того, что желаешь больше всего на свете? - ответил Марк дрожащим голосом. Трясущимися руками он схватил бутылку с виски и жадно глотнул прямо из горла. - А что мне еще оставалось делать? Посмотри на меня! Как бы дальше я смог держать ее? Я теперь беспомощный инвалид с лицом, которого даже дети боятся. Она осталась бы, конечно, но только из жалости. Но я не могу обречь ее, такую полную сил, на жизнь с калекой!
        Джексон понял насколько полковник любит Энэлайз. В его глазах была такая печаль и боль. Теперь он уже налил себе виски в бокал, залпом осушил его, а потом язвительно усмехнулся:
        - И почему я такой дурак, черт побери! Она сказала, что любила меня, и что я убил эту любовь. Я думаю, что она права. Я действительно причинил ей много боли. Я шантажировал ее, чтобы она стала жить со мной, я подверг ее позору в обществе, и я унижал ее. Стоит ли удивляться после всего этого, что она покинула меня ради другого мужчины? Знаешь, Джексон, я решил, когда мы поженились, что она будет искренне меня любить, но теперь ясно, что этого не произошло. Она вышла за меня замуж, чтобы дать ребенку имя, да еще отомстить мне за прежние унижения. Она добилась своей цели. И раз так, мне она тоже больше не нужна. Если бы она вернулась ко мне, только из жалости, или опять затеяла какую-то нечистую игру. У меня не осталось силы, чтобы удовлетворить женщину, а на жалости ее долго не удержишь. Она станет изменять мне с Миллером, а может быть, и с другим мужчиной или многими. И я ничего не смогу с ней поделать. Это будет так унизительно для меня, но Бог свидетель, что я не приму ее жалости и не дам ей возможность снова мстить мне, - закончил свою исповедь Марк.
        Джексон вздохнул. Ему было так тяжело это слушать. Полковник верил в то, что его жена бессердечна и лжива, и не хотел снова страдать от ее неверности.
        Ведь на фронте он не получил от нее ни единого письма, а сестра полковника сообщила, что Энэлайз связалась с богатым торговцем и ушла из дома.
        И сам Джексон со всей силой презирал эту женщину за боль, которую она причиняла его храброму командиру. Но, увидев сегодня ее впервые, Джексон изменил свою точку зрения. Энэлайз совсем не казалась бессердечной, напротив, первый взгляд, брошенный ею на полковника, был так любящ и сострадателен. А когда полковник отказался от нее - сколько боли было в ее глазах, прежде чем она гневно ответила ему. Джексону показалось, что Энэлайз любила полковника много больше, чем тот думал.
        Но их опять разделила гордость. Джексон был уверен, что командир режет себя по сердцу, отказываясь от своей жены.
        Он видел, что на его печальном лице вспыхнула и любовь, и страсть, и гнев, как только появилась Энэлайз. И сразу исчезли апатия и жалость к себе.
        Джексон преклонялся перед командиром и решил, что надо использовать шанс, данный судьбой, чтобы тот вернулся к жизни и стал снова смелым, жизнерадостным и страстным человеком.
        Джексон поспешно вышел из комнаты, чтобы догнать Энэлайз, и опасаясь, что она уже давно ушла из дома.
        Но, проходя по коридору, он заметил ее в открытую дверь музыкального салона. Она стояла там у окна, и слезы стекали у нее по щекам. Отец Марка с печальным выражением на лице сидел в кресле напротив, а рядом с ним стояла, торжествующе усмехаясь, Фрэнсис Джексону никогда не нравилась сестра Марка - ее высокомерие и постоянные причитания над братом. Видимо, Фрэнсис, явно ненавидя жену командира, распускала о ней сплетни, - понял Джексон. Все это очень подозрительно.
        - Миссис Шэффер, - обратился к Энэлайз Джексон.
        Она обернулась от окна, и он заметил, что нижняя губа ее была закушена до крови - так она пыталась подавить свои слезы.
        Сержант понял, что она была такой же гордой, как и полковник, и теперь молил Бога, чтобы она не оказалась такой же упрямой, как и он.
        Восхищаться ими и жалеть их можно было обоих.
        - Я хотел бы попросить вас не делать того, о чем вы сказали, а остаться с полковником Шэффером.
        - Вы что, с ума сошли? Вы ведь были там и слышали, как он сказал, что я не нужна ему.
        - Да, но я также слышал, как полковник говорил матери о том, что ее сын умер героем, а на деле тот был подстрелен, когда бежал с поля боя…
        - К чему вы говорите это? - спросила Энэлайз.
        - Это значит, что полковник может очень хорошо солгать, если считает это нужным, - ответил Джексон.
        - Вы меня не убедили, - сказала сухо Энэлайз, хотя и у нее самой закралась тень сомнения.
        - Марк боится, что вы опять разобьете его сердце, - начал Джексон.
        - О, его сердце! - закричала Энэлайз. Но Джексон упрямо продолжил:
        - Сегодня, когда вы появились, он вдруг ожил. Я не видел его таким с момента его ранения. Миссис Шэффер, он не заботится о себе и его ничто не интересует. Он даже не пытается разрабатывать свои искалеченные конечности, хотя доктора говорят, что возможно частичное восстановление, по крайней мере, руку можно излечить. Но сейчас он только пьет и тем самым сводит себя в могилу. Он махнул рукой на жизнь.
        - И почему вы думаете, что я могу что-то изменить? - спросила Энэлайз.
        - Мэм, - сказал Джексон. - Я видел его лицо в ту минуту, когда вы появились в двери. А вообще, он махнул рукой на жизнь давным-давно, когда потерял вас.
        - Потерял меня!? Почему вы все …. - начала сердито говорить Энэлайз, но Джексон грубо перебил ее.
        - Да, когда он вернулся домой из того отпуска, он был мрачнее тучи. Казалось, что он совсем не хочет жить. И он на самом деле не хотел жить, потому что потерял вас, - сказал Джексон.
        Сзади за спиной приглушенно вскрикнула Фрэнсис, но сержант даже не взглянул на нее.
        - Он ходил на самые опасные задания, всегда рвался в самую гущу боя и все искал своей смерти. И вот, наконец, нашел. Только вот смерть не взяла его, и он остался калекой на всю жизнь. Вы в долгу перед ним, миссис Шэффер. Это из-за вас он попал в такое положение.
        - Нет, - вздохнув сказала Энэлайз и отвернулась от сержанта. У нее закружилась голова - все зашло слишком далеко. Она того и гляди упадет в обморок - сначала потрясение от вида Марка и возрождения всех старых чувств, затем - боль и гнев от его отказа. И, наконец, этот сержант, сердито обвиняющий ее в состоянии Марка. Это было слишком жестоко, она больше ни с кем не хотела это обсуждать, но все же она ответила.
        - Нет. Это неправда. Марк совсем не любил меня и не любит. Из-за этого он не мог желать и тем более искать смерти.
        - Не любит вас?! - воскликнул сержант Джексон. - Да я видел, каким он возвратился из отпуска! Он был в отчаянии, потому что вы ушли к другому мужчине. Я слышал, как он не мог спать по ночам и уходил в поле. А когда в бреду после ранения он только и говорил о вас и так звал вас… Я все видел и понимал. А когда он не получал от вас письма с почтой, вы бы видели какое разочарование и безнадежность были в его глазах! Вы не писали ему!
        - Как я не писала ему?! - закричала Энэлайз. - Какую чушь вы несете. Не могу понять - или вы - лжец, или - сумасшедший?! Только хочу вас заверить, что вы абсолютно не правы. Я очень часто писала Марку - вначале два или три раза в неделю. Это он не писал мне. Я не прекращала писать до тех пор, пока он не приехал сюда и не сказал, что не хочет больше никогда видеть меня. Только тогда я перестала писать совсем. Не думаю, что это было так жестоко с моей стороны после того, что произошло, не так ли?
        Джексон изумленно глазел на нее. Боже! Эта женщина действительно лжива! Кому лучше, как не ему, адъютанту полковника, знать - приходили ему письма или нет. Ему писали из дома, но только не жена!
        - Нет надобности мне лгать вам, миссис Шэффер. Я знаю, что…
        - Сержант, - вдруг вмешался в разговор мистер Шэффер. Голос его дрожал. - Я не позволю оскорблять свою невестку в моем доме!
        - Но, сэр…
        - Она говорит правду, сержант. Я могу засвидетельствовать, что очень часто видел ее письма Марку, лежащие на столике для корреспонденции, откуда у нас все забирает почтальон.
        Теперь Джексон изумленно посмотрел на отца командира - что за сумасшедший дом?!
        - Но… но…. сэр! - волнуясь и запинаясь от этого продолжил сержант. - Я точно видел и знаю, что от жены командир не получил ни одного письма. Да вы его самого спросите! Ему-то зачем лгать?
        - А зачем лгать мне или мистеру Шэфферу, - опомнившись, уже спокойно сказала Энэлайз.
        - Но, может быть, вы адрес неправильно писали? - тихо спросил Джексон.
        - Ведь письма ни разу не возвратились домой, ведь переадресовать их неправильно уже не могли …. - задумчиво заметила Энэлайз.
        - Знайте же! - вдруг раздался громкий голос Фрэнсис.
        Все обернулись к ней. Она стояла вся смертельно бледная, дрожащая, ее глаза горели каким-то безумным блеском.
        - Я возненавидела ее сразу, потому что она была так похожа на Талиссию и заполучила моего брата тем же способом, что и моя мать моего отца! Я не хотела, чтобы Марк был так же несчастен всю жизнь, как отец! Я хотела, чтобы он понял, какого сорта эта женщина, и ушел от нее. Я думала, что он поначалу попереживает, а потом - все пройдет. Я любила Марка и не хотела причинять ему зло. Я не думала, что он так ее любит, что станет искать смерти…
        - Фрэнсис? - суровым голосом произнес ее отец. - Ты хочешь сказать, что ты перехватывала письма, написанные Марку его женой?!
        - Да! Я уничтожала их. Я забирала их со столика перед приходом почтальона и сжигала, - истерично закричала сестра Марка и замахнулась на Энэлайз. - Ты была несчастьем для него! Несчастьем! Я только хотела спасти его! - продолжала она кричать.
        Энэлайз побледнела. Она была ошеломлена - так значит Марк никогда не получал ее писем, ее первых страстных писем, где она писала ему о своей любви, тех радостных писем, в которых она писала о рождении их ребенка; тех последних писем, где она умоляла, заклинала его написать хоть строчку! Он ничего не знал о ней, он не знал, как она скучала, как ждала его возвращения, как радовалась, что сын во всем похож на нее!
        А Марк думал, что он ее не интересует, и потому она не пишет.

«Боже! Что наделала Фрэнсис! - промелькнуло у нее в голове, и ослабевшая Энэлайз опустилась в кресло.
        - Сержант, вы говорили, что Марк писал мне?
        - Да, мэм, часто … по крайней мере сначала, - ответил сержант.
        - И ты забирала и те письма тоже, Фрэнсис? - спросил мистер Шэффер.
        - Да! Да! Да! - прокричала сквозь слезы Фрэнсис. Теперь отец подошел к Фрэнсис и, схватив ее за плечи, затряс ее и грубо спросил:
        - А то, что ты говорила мне и Марку, - про Энэлайз и того немца. Это тоже правда?
        - Нет! - закричала она вновь и ненавидяще посмотрела на Энэлайз. - А впрочем, я знаю, что у нее с ним был роман. С чего бы она уезжала отсюда?
        - Значит, ты лгала нам, когда рассказывала, что шла по пятам за Энэлайз, пока она не вошла в дом немца? - гневно спросил мистер Шэффер и еще больше сжал дочь за плечи.
        - Да, - сердито и неохотно ответила Фрэнсис.
        - А как насчет детектива, которого ты наняла следить за домом Миллера, где Энэлайз, с твоих слов, проводила ночи напролет? Это правда? - вновь спросил мистер Шэффер.
        - Нет, это тоже неправда, - призналась Фрэнсис, но затем опять начала истерически кричать. - Но я знаю, что у них что-то было! Я знаю это! Просто я не смогла ее выследить!
        - Боже мой! - как ужаленный отпрянул от Фрэнсис мистер Шэффер. - Я никогда бы не поверил, что ты так зла и вероломна. И это моя собственная дочь!
        Энэлайз поднялась. Гнев переполнял ее.
        - Я не знаю даже, как назвать то, что ты сделала, - обратилась она к Фрэнсис. - Ты разрушила жизнь своего собственного брата, ты причинила ему такую боль. Но мало этого - ты разрушила мою жизнь и жизнь маленького Джонни. Ты - настоящая гадина! Ты отлично знаешь, если посылала следить за мною детективов, что я не была любовницей Курта Миллера. И из вашего дома я ушла только из-за тебя, из-за твоей ненависти. Это не имело к Марку никакого отношения. Да и не о Марке ты заботилась в первую очередь. Ты думала о себе. У тебя совершенно патологическая любовь к брату, и ты всеми силами хотела, чтобы он принадлежал только тебе. Не сомневаюсь, что ты радовалась, когда он возвратился домой искалеченный, и всю свою жизнь теперь будет зависеть от тебя!
        - Нет! Я никогда не хотела, чтобы с Марком что-то случилось? - запротестовала Фрэнсис.
        В ответ Энэлайз дала ей сильную пощечину. Какое-то мгновенье они стояли и смотрели, готовые вцепиться друг в друга! Энэлайз, пылающая от гнева и Фрэнсис, бледная как мел. Потом Энэлайз выбежала из комнаты.
        Изумленный Прентисс Шэффер сказал, обращаясь к Фрэнсис:
        - Теперь пойдем к Марку. Ты сама расскажешь ему всю правду!
        Фрэнсис всплеснула руками и запричитала:
        - Нет, папа! Пожалуйста, не заставляй меня делать этого.
        - Ты сотворила страшное зло, Фрэнсис, и теперь должна расплатиться за него. И, хотя ты никогда и ничем не сможешь искупить его страдания, но ты пойдешь и все ему расскажешь, иначе я никогда не прощу тебя.
        Марк принял страшные новости внешне спокойно. Но глаза его стали похожи на глаза израненого зверя, хотя ни один мускул не дрогнул на лице.
        - Мои письма ты уничтожала тоже? - спросил он у Фрэнсис, а когда та отрицательно покачала головой, сказал: - Тогда, пожалуйста, сделай это сейчас.
        - Нет, подожди, - вмешался в разговор отец. - Марк, ты не можешь так распорядиться ими. Энэлайз имеет право прочитать их. Она должна узнать, что ты не бросил ее, а любил и ждал встречи. С каким горьким чувством она жила здесь все эти месяцы, думая, что тебе безразличны как она, так и ваш ребенок.
        - Я не хочу ее знать! Я не хочу, чтобы она читала те несправедливые вещи, что я написал в последних письмах. Я не хочу, чтобы она узнала из писем, как сильно я любил ее. Прошло больше года, и у нее было много времени, чтобы забыть меня. Энэлайз больше не любит меня. Она уже решила выйти замуж за Миллера. Пусть так и будет. Так лучше. Если она прочтет письма, где я писал о своей любви, она может из жалости вернуться ко мне, - сказал Марк.
        - Но она вернется туда, где ей и положено быть, к своему очагу, - сказал отец.
        - Нет! - неистово закричал Марк. - К черту! Разве ты не понимаешь? Я все еще люблю ее и не хочу, чтобы она связалась с беспомощным калекой. Я отказываюсь это делать. Я не вынесу отвращения и страха в ее глазах, когда ей придется лечь в постель рядом со мной.
        - Дай ей шанс, Марк. Откуда ты знаешь, что она тебя не любит? Откуда ты знаешь, что она отвернется? - спросил мистер Шэффер.
        - Только посмотри на меня! Мужчина, которого она любила, был сильным, здоровым и красивым, а не таким беспомощным как я. Подумай только, что ей придется взглянуть на мое голое тело, увидеть мои искалеченные ногу и руку! Она увидит множество багровых, скрученных шрамов, множество глубоких отметин от шрапнели…
        Его прервал сдавленный крик Фрэнсис. Марк посмотрел на нее, а затем продолжил:
        - Что? Не обращать внимания на все это? Да? А как же с этим жить?
        Фрэнсис повернулась и быстро выбежала из комнаты, Марк посмотрел ей вслед, и в его глазах был суровый приговор.
        - Отец! - сказал он. - Не пускай ее больше ко мне никогда. Мне не хочется ее видеть. Да и забери от нее мои письма.
        - Хорошо, заберу. Но ты, пожалуйста, подумай хорошенько о том, что ты сказал Энэлайз. Муж и жена должны быть вместе, а Джону Прентиссу нужен отец.
        - Пусть Миллер станет ему отцом, - возразил Марк. - Я ведь только напугаю ребенка.
        Тяжело вздохнув, отец вышел из комнаты Марка, оставив бесполезный разговор и направился к дочери, чтобы забрать, как обещал Марку, его письма к жене. Он шел и думал, что, конечно, не станет их уничтожать, как просил Марк, и пока не станет показывать их Энэлайз, как хотел он сам. Надо хорошенько подумать, как распорядиться письмами.
        После ухода отца, Марк закрыл глаза и вытянулся на диване. Он устал не только от того, что произошло, но и просто сидеть.
        - Энэлайз! - Он стал вспоминать, как она выглядела во время их встречи. Она была такая стройная, с такой тонкой талией, такая желанная. Ее щеки горели так же, как и ее красное платье. Марк даже застонал - она всегда была неотразима в красном. Он вспомнил ее в прозрачной алой ночной сорочке, и как он заставил ее надеть подарок, и что за ночь была потом! Как всегда он ее желал! «О, нет, никаких желаний», - подумал Марк. - Они ни к чему такому отвратительному калеке».
        Ему достаточно воспоминаний о тех ночах, что он уже пережил с Энэлайз. Но его тело не слушалось голоса рассудка, и сильное желание охватило его. Вряд ли это желание утолит проститутка, даже если он уговорит Джексона привести ее тайком сюда домой. Марк слегка улыбнулся, представив, что сказал бы по этому поводу его пуританин-отец.
        Никто, кроме Энэлайз, не мог удовлетворить его страсть. За те долгие месяцы войны, когда он страдал, не получая от нее ни строчки, у него было несколько женщин. Но ни одна не смогла зажечь его. Боже, как он был глуп тогда, когда пришел к ней домой и не дал ей ни одного шанса объясниться. Он злился и ревновал, он изнасиловал ее, еще больше оскорбив! Впрочем, если бы ей представилась возможность оправдаться, то он, конечно, не поверил бы ей! Он никогда не верил и дико ревновал. Он никогда не пытался изменить их отношения к лучшему, а только усложнял их. Он соблазнил ее, унизил, сделал так, что общество отвернулось от нее, обременил ее ребенком, и, тем самым, принудил выйти замуж.
        А ведь она, как он, влюбилась с первого взгляда там, на балу в Новом Орлеане. Да и когда они поженились, ему показалось, что ее радость и любовь были искренни.
        Но отсутствие писем и наветы Фрэнсис опять пробудили его ревность. И здесь появился Курт Миллер - всегда внимательный, всегда готовый помочь. Марк понимал, что фактически он сам толкнул ее в объятия другого мужчины.
        - Неизвестно, - продолжал свои горькие размышления Марк, - как она поведет себя, узнав, что Фрэнсис одурачила их обоих? Будет ли она сожалеть? Или испытывать чувство вины? Может быть, она сочтет своим долгом вернуться к нему? Но все-таки хорошо представить ее здесь, рядом. Она вернет его к радостям жизни, и ему не будет так одиноко и больно долгими бессонными ночами. Нет, зачем питать себя иллюзиями!
        Он не позволит, чтобы жалость привязала Энэлайз к нему. Он не сможет пережить отвращение в ее глазах при виде его искалеченного тела. И он настолько любит ее, что не может испортить дальше ей жизнь. Хватит того, что он уже сделал. Если она вернется - он заставит ее уйти. Это все, что он еще может для нее сделать.
        Выбежав из дома Шэфферов, Энэлайз пошла, не думая, куда она идет, не чувствуя ни расстояния, ни времени. А просто шла и шла, не замечая ничего вокруг себя, пока совершенно не выбилась из сил. Остановившись, она осмотрелась и поняла, что оказалась очень далеко от дома, в совершенно незнакомом районе. Пока она бродила, гнев ее прошел, но она была совершенно разбита.
        Она окликнула извозчика и поехала домой. Вернувшись, она, даже не став ужинать, рухнула в кровать и проспала как убитая до утра. Силы ее восстановились и, проснувшись, она, оставаясь еще в кровати, стала вспоминать, что она узнала за эти сутки.
        Итак, Марк вернулся с фронта искалеченным, и он писал ей, и любил ее так сильно, что даже поверив в ее измену, не захотел жить.
        Слезы опять покатились из глаз, когда Энэлайз представила себе, как этот жизнелюбивый и сильный мужчина переживает свое сегодняшнее состояние. Смахнув слезы и накинув халат, она тихо спустилась в кухню, чтобы приготовить себе кофе. Она была рада тому, что еще никто не проснулся, и ей можно спокойно обдумать, что делать дальше. Сон снял все бурные, гневные эмоции дня, улетучилась боль, накопившаяся за это время и осталось только одно - она все так же любит Марка и быть счастлива без него никогда не сможет. Как только она увидела его, любовь и страсть опять нахлынули на нее.
        Даже искалеченный, он, как всегда, победил ее и зажег страсть своими черными глазами.
        Но своими грубыми речами, полными сарказма, он вновь заставил ее дрожать не только от страсти, но и от гнева.
        И все равно - только он предназначен ей судьбой, а его обращение с ней неважно! И ее сердце, и ее тело открывались навстречу только одному взгляду Марка.
        Она очень уважала Курта и была искренне благодарна ему за помощь, но счастлива с ним она не будет! Бедный Курт, он очень любил ее, но их брака не будет. Она любила его как брата или родственника. Ему будет больно услышать ее окончательный отказ, но всепоглощающая сильная любовь к Марку не оставляла выбора.
        Энэлайз чуть улыбнулась сама себе - как ни странно, но их любовь жива, несмотря на обиды, ревность и клевету. Она не хотела его любить, она боролась с этим чувством долгое время и всеми силами, но оказалась побежденной. Ей нужно понять это и перестать противиться. Она будет любить его всегда!
        И Марк любит ее тоже. Он ведь сломался, не получая ее писем и узнав от Фрэнсис о том, что она якобы неверна ему. Он впал в такое отчаяние, что не хотел жить. Да, он любил ее. Если бы они могли позабыть прошлое и начать все сначала…. но не повторяя ошибок.
        Да, она начнет все сначала! - Энэлайз допила кофе и вернулась к себе, чтобы переодеться. Сегодня ей хотелось выглядеть как никогда хорошо.
        Она перебрала все свои наряды, пока не остановилась на голубом, цвета сапфира, платье. Оно было простым, но очень элегантным и так совпадало с цветом ее глаз.
        Она надела в уши серьги с сапфирами, на шею - серебряное ожерелье с цветами из сапфиров и бриллиантов. Внимательно осмотрев себя в зеркало, она осталась довольна. Что скажет Марк, когда увидит ее? Что он сделает?
        Энэлайз закрыла глаза и представила себе, как он подходит к ней, сжимает ее в своих объятиях, и их губы встречаются…
        Она затрепетала. Сколько бы воды не утекло, но она и ее муж должны быть снова вместе!
        Глава 16
        Сначала Энэлайз решила встретиться с Куртом Миллером. Она знала, что у нее не будет чиста совесть, если она не расскажет ему об изменившейся ситуации и о своем окончательном решении. Он был настолько порядочным и хорошим человеком, что водить его за нос Энэлайз не могла, да это было и не в ее характере.
        Проснулась Энэлайз очень рано и, зная, что Миллер приезжает в магазин уже к семи часам утра, и в это время у него никого не бывает, она решила не откладывать дело в долгий ящик.
        Курт улыбнулся, увидев, что в его кабинет входит Энэлайз. Но улыбка его вышла несколько напряженной, так как ранний визит был необычным.
        - Ты сегодня так рано? Что-нибудь случилось? - спросил он.
        - В некотором отношении, да. Я, к сожалению, должна буду сообщить тебе неприятные вещи. Я очень уважаю тебя и поэтому скрывать не могу.
        - Что такое? - спросил он дальше, спокойно ожидая продолжения ее слов.
        - Я… Я не смогу выйти за тебя замуж после того, что я узнала. Я необдуманно дала тебе обещание. Не думай, что я обманывала тебя, нет, я искренне хотела забыть Марка и полюбить тебя. Но у меня не получилось. Прости, это было жестоко по отношению к тебе, но я так хотела начать новую жизнь и для Джонни ты стал бы чудесным отцом. Поэтому я, узнав, что Марк вернулся и не делает попыток увидеть меня и сына, пришла к тебе. Может быть все и получилось бы, но речь идет о жизни Марка, и я не смогу выполнить свое обещание. Мне так жаль, Курт, - она взглянула на него - выражение его лица почти не изменилось, только глаза стали печальными.
        - Ты узнала что-то о Шэффере?
        - Его отец пришел ко мне и попросил встретиться с ним. - И дальше Энэлайз рассказала обо всем, что произошло вчера.
        Курт продолжал оставаться спокойным - он до конца не верил никогда в согласие Энэлайз выйти за него замуж. Это было бы слишком прекрасно, чтобы быть правдой, это было лишь сказочной мечтой. Всего несколько дней он был самым счастливым человеком на свете, но теперь он должен опуститься на землю и посмотреть на все реально. Энэлайз всегда говорила о Марке так, что Курт и раньше опасался, что если тот ее позовет, она вернется к нему. А теперь он еще стал инвалидом.
        Курт считал отношение Марка к Энэлайз ужасным, но теперь когда выяснились причины этого, дело осложнилось еще больше. Миллер не собирался отказываться от права бороться за любовь Энэлайз, но теперь ему потребуется очень много усилий, чтобы он смог оторвать Энэлайз от мужа.
        - Мне очень жаль, что Шэффер так искалечен, - сказал Курт Миллер, когда услышал все, и поинтересовался: - Но, может быть, есть надежда на его полное выздоровление.
        - Не знаю. Сержант Джексон говорил вчера, что по мнению доктора, если продолжить лечение, он сможет достаточно свободно двигаться. На это - вся надежда.
        - Я знаю очень опытного доктора. Его имя - доктор Кранц. Если ты согласна, то я попрошу его осмотреть твоего мужа и назначить необходимое лечение.
        - Правда? Курт, - сияя от радости спросила Энэлайз. - Ты такой хороший человек, такой благородный… Я всегда это знала…
        - Нет, послушай. Прежде чем ты продолжишь разговор о моем великодушии, знай, Энэлайз, что я по-прежнему люблю тебя и надеюсь стать твоим мужем. И я хочу рассказать, почему я так поступаю. Сейчас, когда Шэффер так серьезно болен, наши шансы не равны. Только, когда он вернется к нормальной жизни и станет проявлять, как и прежде все дурные свойства своего характера, от которых ты так страдала, я смогу попробовать оторвать тебя от него. Только тогда я получу возможность соперничать со здоровым человеком, а не с калекой, которому ты все будешь прощать. Теперь ты видишь, что я совсем не великодушен!
        - Вижу, - ответила Энэлайз и, несмотря на все, весело рассмеялась.
        - Ты останешься в магазине работать? - спросил он прямо; а вот этого вопроса Энэлайз ожидала меньше всего и была совсем не готова на него ответить.
        - Не знаю, - честно ответила она. - Мне бы, конечно, хотелось. Но я еще не думала об этом - ведь с Марком еще ничего не решено. Дай мне несколько дней на раздумье, и я решу, как мне поступить.
        - Конечно. Надеюсь, что ты не уйдешь. Ты очень талантлива и у тебя большое будущее в торговле. Если тебе будет что-нибудь нужно - я всегда жду тебя. Сегодня же я пошлю записку доктору Кранцу с просьбой осмотреть твоего мужа.
        - Спасибо тебе, Курт. - Энэлайз поднялась и, протянув ему руку, сказала: - Мне так хотелось как-то отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал.
        Курт поцеловал ее руку и ответил:
        - В этом нет необходимости. Я ведь люблю тебя!
        После того, как Энэлайз вышла из магазина, ее настроение здорово поднялось. Чувствуя себя значительно уверенней, она направилась к Шэфферам.
        Хотя уже было девять часов утра, дворецкий доложил, что Марк еще не просыпался. Зато Прентисс Шэффер встретил ее очень тепло и пригласил выпить кофе в его кабинете. Он извинился за Марка и объяснил, что Марк страдал бессонницей от болей, долго не мог уснуть, а потому долго спит по утрам. Но потом он проговорился, и Энэлайз узнала, что у Марка после встречи с ней начался запой.
        Часом позже сержант Джексон проводил ее к Марку и рассказал, что происходит с ее мужем.
        - Миссис Шэффер, не позволяйте ему вывести себя из терпения. Он сейчас в ужасном состоянии и с похмелья злится и чертыхается на всех. А поэтому не принимайте близко к сердцу его грубость.
        Энэлайз нахмурилась. Она знала, что очень часто мужчины пьют из-за несчастной любви. Она вздрогнула, но вошла в комнату. Марк, как и вчера, сидел на диване. Ноги его были также вытянуты и укутаны пледом. Он уже был явно «навеселе». Одежда его была так измята, что похоже он так и спал в ней всю ночь, не снимая. Сначала Марк нахмурился и мрачно взглянул на Энэлайз, а потом - угрожающе - на Джексона.
        - Какого черта ты разрешил ей войти сюда? - рыкнул он. - Я не хочу, чтобы она была здесь.
        Энэлайз сразу стало ясно, что надежда на быстрое и легкое примирение рухнула. Он не должен был ее так встретить! Что-то произошло. Но что? Рассказали ли они Марку, как их обманула его сестра? Может быть, он уже все знает, но - по своему обыкновению - не верит?!
        Энэлайз повернулась к сержанту и спокойно попросила его:
        - Сержант, мне хотелось бы поговорить со своим мужем наедине, если вы позволите?
        - Конечно, миссис Шэффер, - ответил Джексон и быстро ушел из кабинета, радуясь, что избежал гнева полковника.
        - О, как я вижу, ты уже очаровала Джексона, - саркастически произнес Марк, сразу же, как сержант вышел из комнаты. А сам печально решил, что это немудрено, так хороша она была в голубом платье и драгоценностях в тон ему, да еще эта кокетливая маленькая шляпка на голове.
        Как всегда ее вид не мог оставить его безразличным. Вот и сейчас, ему захотелось, отбросив всю свою гордость, упросить ее остаться с ним и безразлично почему - из жалости, или из любви; захотелось просто умолять ее об этом. Только величейшим усилием он удержался от этого шага, твердя себе, что ее необходимо как можно быстрее удалить из этого дома. Только так, не видя ее, он сможет выдержать.
        - Марк, - обратилась к нему Энэлайз, проигнорировав его последнее замечание в свой адрес, - отец рассказал тебе о вчерашней исповеди Фрэнсис?
        - Да.
        - И ты поверил ей? - продолжила она. Марк лишь пожал плечами.
        - Я мог предположить это, -ответил он.
        Энэлайз опустилась в кресло. Она никак не могла понять, что с ним происходит, почему он так равнодушен, получив свидетельство ее невиновности. Она уже колебалась и никак не могла решиться сказа ь то, ради чего пришла.
        - Я… Я подумала, что можно начать сначала…
        - Что начать сначала??? - грубо спросил Марк и презрительно посмотрел на Энэлайз. - Начать бороться? Попытаться добить друг друга? Мы всегда к этому стремились, - сказал Марк!
        - Нет! - воскликнула Энэлайз. Марк налил себе виски из бутылки, что стояла на столике рядом с диваном.
        - Я имею в виду начать сначала нашу совместную жизнь и забыть, что произошло. Я хочу, чтобы мы жили одной семьей. Я хочу, чтобы у Джонни был отец.
        - Джонни? Ха! Он пришел в ужас, увидев мое лицо!
        - Ты кричал на него - вот, что испугало его! - парировала Энэлайз. - Но если ты дашь ребенку возможность познакомиться с тобой без всяких криков и раздражения, если ты спокойно скажешь ему, кто ты, я уверена, что он не испугается. Возможно, он будет сразу обращать внимание на твой шрам, но потом он быстро привыкнет.
        - Неужели ты не понимаешь, что меня это не интересует! Мне не нужен мальчик! И мне не нужна ты! - закричал Марк и со злостью запустил полупустую бутылку в дверь. Бутылка разбилась и разлетелась взребезги. Энэлайз с ужасом смотрела на Марка. Внутри у нее все похолодело. Марк отвернулся от нее. За дверью послышались шаги. Это сержант Джексон, услышав шум, открыл дверь.
        - Полковник? Что случилось? В чем дело? - спросил он.
        - Я разбил бутылку виски. Пришли служанку все убрать и принеси мне другую бутылку виски, - сказал Марк угрюмо.
        - Бог мой! Марк! Надеюсь, ты больше не будешь пить? - спросила его Энэлайз.
        - Черт возьми! Я ничего не собираюсь делать по твоей указке! - набросился на нее Марк. - Тьфу! Да, уйди же ты из моей жизни. Мне не нужны ни ты, ни ребенок. Получай свой развод, как ты хочешь и выходи замуж за того немца. Уверен, что он будет мужем и отцом намного лучше меня. Я не создан для семьи. Я - не семейный человек.
        - А для чего же ты создан? Для пьянства? - пронзительным голосом закричала Энэлайз.
        - Я - калека, Энэлайз. Неужели ты не видишь? Я не могу скакать на лошади, не могу танцевать, не могу сам себе порезать мясо в тарелке. Я даже не могу любить женщину по-настоящему. Что еще мне остается делать? Только пить! Я даже не мужчина. Оставь меня!
        Энэлайз, не обращая внимания на его истерику, подошла к нему. Она осторожно повернула его голову к себе и заглянула ему в глаза. Они были мрачными.
        - О, Марк! Неужели ты думаешь, что я любила тебя только потому, что ты был красив или умел хорошо ездить верхом? Я знаю сотни таких мужчин, но я никогда никого из них не любила, - сказала Энэлайз.
        Марк ничего не расслышал из того, что сказала ему Энэлайз, он только увидел жалость на ее лице.
        - Нет! Убирайся от меня! - прохрипел Марк. - Оставь меня в покое! Неужели ты никак не поймешь, что я не люблю тебя!
        Энэлайз отошла в сторону. В глазах ее застыла боль. Он не любит ее. Ему не нужны ни сын, ни она сама. Сейчас она, наконец, в этом убедилась. И то, что он писал письма, уже ничего не значило. И даже, если раньше он любил ее, то ранение, операции и постоянная боль сделали свое дело. Он стал безразличен ко всему в жизни, кроме виски.
        Она повернулась и вышла из комнаты. Ей было так плохо, от утреннего оптимизма не осталось и следа. Но Энэлайз не выбежала стремительно из дома Шэфферов, как это было вчера. Она прошла в музыкальный салон и села в кресло.
        Нет, ей надо собраться с мыслями и обдумать данную ситуацию. Все ее мечты о счастье опять разбились вдребезги. Но она знала, что жить без Марка так, как это было последний год, она больше не сможет. Оставить его в подобном состоянии и выйти замуж за Курта невозможно.
        Остаток дня Энэлайз провела в доме у Шэфферов, наблюдая и анализируя то, что там происходит. Особенно пристально она следила за комнатой Марка. Из музыкального салона было все прекрасно видно и слышно. Она поняла по его скандальным крикам, что Марк страшно напился и был почти невменяем.
        Кроме того, Энэлайз стало совершенно ясно, что все в доме, включая сержанта Джексона и слуг, не говоря уже об его отце и Фрэнсис, потворствуют ему и не препятствуют его пьянству. Никто из них, хотя и внушали ему, что так жить нельзя, не прекратил снабжать его. Стоило Марку попросить, как бутылка с виски доставлялась в его комнату. Они нянчились с ним и исполняли все его капризы. А дальше станет еще хуже. Ведь Марк привык жить, рискуя и постоянно бросая вызов судьбе.
        Сейчас же он, лежа на своем диване, сходил с ума от безделья и убеждал себя, что он - никому не нужный калека. И это, несмотря на то, что все в доме только и делали, что исполняли его прихоти.
        Марк превратился в вечно брюзжащего деспота.
        Мужчины по-разному реагируют на вынужденное безделье, и реакция Марка была не из лучших. А потакание окружающих быстро сведет его в могилу, - решила Энэлайз.
        Ее наблюдения подтвердил и доктор Кранц, приехавший проконсультировать Марка на следующий день.
        Сначала Марк, узнавший, что доктора пригласила Энэлайз, отказывался от осмотра, но отец и Джексон все же уломали его. После осмотра Марка, доктор Кранц, как и было договорено, приехал к Энэлайз и объяснил ей положение дел. Он подтвердил, что после перенесенного Марком тяжелого ранения, проблемы остались скорее душевные, чем физические.
        - Главное в том, что он махнул на себя рукой и не хочет потрудиться, чтобы выздоравливать и дальше, - вздохнув, сказал доктор. - Я внимательно осмотрел его конечности и убежден, что, несмотря на сильные повреждения мышц, у него есть шанс встать на ноги. Хотя вряд ли он будет ходить свободно, не пользуясь тростью. Рука тоже сильно повреждена и вряд ли она будет действовать далее свободно. Опасность в другом - мышцы рук и ног от полного бездействия начинают атрофироваться. И если он не будет лечиться и разрабатывать ноги и руки, то очень скоро произойдет их полное усыхание. Я не могу сейчас сказать, сколько времени понадобится на его практически полное выздоровление, потому что нервные окончания и мышечная ткань были сильно повреждены, но совершенно точно могу сказать, что дальнейшее промедление быстро превратит вашего мужа в безнадежного инвалида. Лечение же будет тяжелым, длительным и очень болезненным.
        - Значит, Марку нужно постоянно упражняться? - взволнованно перебила Энэлайз доктора.
        - Нет, не только это. У него, ведь как я вам уже сказал, были задеты нервы. Если они полностью потеряли чувствительность, то он не сможет упражняться. А вот, если хоть частично их функции сохранились, то нужно будет продумать лечение. Все зависит от того, насколько пострадала нервная система.
        - И насколько она пострадала? - продолжила задавать вопросы Энэлайз.
        - Этого я не могу сейчас сказать. Пока я вижу, что надежда есть и можно что-то попытаться сделать, но только в больнице.
        Энэлайз вздохнула. - Как же туманно и неопределенно говорил доктор! Она ведь не собирается обсуждать с ним теорию. Ей нужно знать, чем практически можно помочь Марку. - И Энэлайз опять перебила врача:
        - Доктор Кранц, скажите, мне, пожалуйста, что нам делать конкретно?
        - Хорошо, миссис Шэффер. Первое - полковник должен ежедневно по несколько раз в день пытаться двигать ногами. Вначале это принесет сильную боль, и пройдет долгое время, прежде чем станет заметен какой-то результат. Главное, чтобы он начал это делать. Кроме того, я рекомендую минеральные ванны, которые уменьшат боль и укрепят его организм. И, как только наступит облегчение, нужно будет сменить климат на более теплый. Холодные нью-йорские зимы усугубят его страдания и на это время я рекомендую уехать на Юг. Это все на первое время.
        Новый Орлеан! Вот, что нам надо! - мгновенно среагировала Энэлайз, вспомнив о жарком воздухе своей родины, благоухавшей цветами и жимолостью. Она вспомнила, как тихо жужжат в нем мухи и москиты, как он нежно обволакивает все тело теплом, как разносится в нем запах свежих утренних булочек и кофе с цикорием, что продают уличные торговцы возле рынка.
        Она вспомнила, как прекрасно звучит на зеленых улицах ее любимого Нового Орлеана южная медлительная и распевная речь; как мелодично торговцы фруктами призывают, купить свой вкусный товар; как стучат инструментами рабочие в доках и как поют негры!
        Ах, как она загрустила о доме! О, если бы она смогла увезти Марка туда, где начиналась их любовь, где они были так несчастны и так счастливы! Она уже была уверена, что только там он сможет выздороветь и там снова возродится их любовь.
        Да, похоже судьба дает им еще один шанс, еще одну возможность вернуться туда и начать все сначала.
        С финансами никаких проблем не будет, - уже лихорадочно прикидывала Энэлайз. У нее достаточно денег и тех, что давал для внука отец Марка, и тех, что посылал он сам с фронта. Кроме того, ее собственные сбережения, которые вложены в землю - ее можно выгодно продать и акции.
        Да, и у Марка должно быть его армейское жалованье, плюс мистер Шэффер, конечно, поможет. Но, стоп!
        Курт! Курт Миллер - они ведь обсуждали возможность открытия магазинов фирмы в других городах и, прежде всего, в Бостоне. А почему бы не в Новом Орлеане?!
        И Энэлайз с ее практическим умом сразу же прикинула, что это будет очень выгодно, и она убедит в этом Курта. Надо только подыскать подходящее здание в центре и… Господи, что же это она! А Марк?! Как она убедит его уехать с нею на Юг! В нем и только в нем состояла вся проблема. Как трудно будет его уговорить! Все остальное - сущие пустяки по сравнению с этой задачей.
        Энэлайз взглянула на доктора и заметила, как странно он смотрит на нее. Конечно, он страшно удивлен тем, что она вдруг замолчала и совершенно отключилась.
        Приветливо улыбнувшись ему, она поблагодарила доктора за визит и советы и проводила его к выходу.
        Поднявшись к себе, она позволила Мэй, чтобы та помогла ей раздеться и расчесать волосы. Ей всегда так хорошо думалось обо всем, когда она снимала все корсажи и в просторном легком халате, сидя за туалетным столиком расчесывала волосы.
        Именно в эти вечерние часы перед сном ей легко приходили в голову самые лучшие идеи.
        - Мэй, - спросила Энэлайз у служанки, - что ты скажешь о возвращении в Новый Орлеан?
        - В Новый Орлеан!!! - воскликнула Мэй, и лицо озарилось улыбкой. - Неужели это возможно, мисс Энэлайз? О, Боже!
        - Тебе так не нравится жить на Севере, освободившем тебя? - поддразнила ее Энэлайз.
        - Нет, мэм. Здесь слишком холодно и слишком много белых людей, - резко ответила Мэй. - Мне так хочется вернуться туда, где не стынет в жилах кровь; и где люди не говорят так быстро, что ничего не возможно понять - вернуться домой, к своим родным и друзьям. Да, и к тому же в Новом Орлеане теперь все тоже свободны.
        Энэлайз ойкнула, потому что Мэй, увлекшись, сильно дернула расческой ее спутавшиеся локоны.
        - Я тоже хочу вернуться туда, Мэй. Доктор сказал, что Марку нужен южный климат. В нем он скорее выздоровеет. Только Марк настроен против меня, и я ума не приложу, как заставить его согласиться. Он даже видеть меня не хочет, не говоря об отъезде со мной вместе в Новый Орлеан…. - печально сказала Энэлайз.
        Мэй закончила расчесывать волосы своей хозяйки. Уж она-то знала об отношениях Марка и Энэлайз практически все, хотя та не имела привычки изливать кому-то душу. Но ведь это происходило на ее глазах. Сейчас Мэй была уверена, что такая сильная любовь не может исчезнуть бесследно, и Марк просто из каких-то соображений скрывает свои истинные чувства.
        - Помните того маленького мальчишку по имени Пенуа? - неожиданно спросила Мэй. - Ну того, что свалился с лошади и был парализован?
        Энэлайз нахмурила брови, стараясь припомнить:
        - Что-то не вспоминается. А какое это имеет отношение к Марку?
        Мэй продолжила:
        - А помните мистера Сейбера, у которого рука попала под пресс и тоже была сильно искалечена?
        - Да, помню. Его лечила та женщина… Кажется, тетушка Моника, - сказала Энэлайз, и вдруг ее осенила догадка.
        - Марк!.. Ты думаешь, что она сможет помочь Марку?!?
        - Она применяет сильнодействующие средства, - сказала Мэй уклончиво.
        - Но это же не черная магия или что-нибудь в этом роде? - спросила нерешительно Энэлайз. Мэй пожала плечами.
        - Тетушка Моника - знахарка. У нее большой дар, но она никогда не наводила порчи. Она использует его, чтобы лечить людей и, почти всегда, помогает. Доктора совсем отказались от Пенуа и только тетушка Моника помогла ему.
        Энэлайз задумалась и вспомнила все, что знала об этой женщине. С детства она слышала от негров в доме о ее чудесных исцелениях.
        Тетушка Моника была свободной женщиной из цветных. Она происходила из квартеронок, которые так часто становились содержанками богатых мужчин Нового Орлеана. Но она не была красивой, и судьба избавила ее от подобной участи.
        Начинала Моника как повивальная бабка, а потом стала готовить всякие снадобья и питье от болезней. У нее лечились все негры, но и белые люди, от которых совсем отказались доктора. Энэлайз теперь отчетливо вспомнила случай с мальчиком, упавшим с лошади, и много других, в которых знахарка помогала людям, лишившимся возможности двигаться. Она так их лечила, что они возвращались к нормальной жизни.
        У нее была отличная репутация. Теперь Энэлайз вспомнила и о родственнике Эмиля, с детства страдавшем параличом, которому Моника помогла, хоть и на костылях, но встать на ноги, а доктора так ничего и не смогли сделать.
        Сопоставив все факты, Энэлайз теперь твердо убедилась, что если кто и вылечит Марка, то это будет только тетушка Моника.
        - Знаешь, Мэй, я думаю, что смогу заставить Марка поехать в Новый Орлеан.
        - Хорошо бы, но как? - спросила служанка.
        - Не беспокойся, теперь я что-нибудь придумаю, - ответила Энэлайз и отослала Мэй. Она уселась в большое кресло, удобно поставив ноги на скамеечку и опять погрузилась в раздумья.
        Итак, она убедилась, что любит Марка, а он ее - нет. Но она обязана как жена сделать все для его выздоровления, вне зависимости от этого, и от того, желает он или нет. Ей придется действовать решительно и неумолимо. Прежде всего его надо забрать из дома отца, где семья, потакая больному Марку, только навредила ему.
        Значит, она должна позаботиться, чтобы у них был отличный дом и условия для жизни и выздоровления.
        Но как забрать Марка без его согласия?!
        Внезапно ее осенило! Теперь она знала, как пробудить Марка к жизни, разбить броню его безразличия к собственной судьбе и судьбе его родных.
        Он, возможно, возненавидит ее еще больше, но ей нечего терять. Все равно, он не любит ее.
        - Да, сделать это надо во что бы то ни стало. И завтра, я начну действовать, - сказала твердо Энэлайз.
        Глава 17
        Энэлайз быстро убедила Курта Миллера, что открывать новый магазин надо в Новом Орлеане. Она обратила его внимание на то, что после войны там многие разорились, поэтому и земля и рабочая сила, необходимая для постройки магазина, будет очень дешевой.
        Когда Курт Миллер задумался над ее предложением, она добавила, что Новый Орлеан всегда был центром Юга, куда - рано или поздно - опять начнут стекаться богатые люди, и, кроме того, как и раньше с плантаций будут приезжать за покупками.
        - Знаешь, - с энтузиазмом сказала Энэлайз, - мы сможем открыть там роскошный магазин, где будут продаваться последние модели одежды, кружева, фарфор и драгоценности. Уже сейчас есть множество выскочек, разбогатевших на спекуляции во время войны, и мы сможем помочь им потратить свои деньги. Я устрою там «Парижский салон», где будут работать обедневшие аристократки из Французского квартала, и где будем шить новые модели по парижским журналам. И, конечно, все наши обычные товары с простой обувью, одеждой, тканями, и еще обязательно нужна будет секция со скобяными товарами - гвозди, молотки, инструменты. Люди обязательно начнут восстанавливать разрушенные войной дома, и все это быстро пойдет в ход, Ты будешь совершать закупки на фабриках Севера и снабжать товарами магазин в Новом Орлеане. Я уверена, что у него большое будущее.
        Курт внимательно выслушал все ее аргументы и, признав их убедительность, дал свое согласие, но поставив условием поездку в Новый Орлеан, где на месте будет все реально выяснено. Если открытие магазина действительно обойдется дешево, то она может приступить к работе, предоставив ему все необходимые сметы.
        Это был деловой разговор деловых людей, и Энэлайз завершила его просьбой о повышении ей жалованья, так как она, став хозяйкой крупного магазина, возьмет на себя и большую ответственность.
        Курт засмеялся:
        - Ты уговариваешь меня открыть новый магазин в твоем родном городе за мой счет, полностью владеть им, да еще и просишь прибавку к жалованью?! - Он опять засмеялся, хотя в глазах его мелькнула печаль. - С реализацией этой идеи Энэлайз обретет еще большую независимость, и возможно будет для него потеряна навсегда.
        - Хорошо, - сказал Курт, - а теперь давай договоримся о разделе прибыли. Пополам тебя устраивает?
        Энэлайз улыбнулась и протянула ему руку.
        - Идет! - ответила она.
        Курт пожал ее руку и, на мгновенье задержав в своей руке, очень серьезно сказал:
        - Энэлайз, мне очень трудно будет пережить твой отъезд, но я желаю тебе всего хорошего. Я надеюсь даже, что это принесет тебе счастье.
        Грустно улыбнувшись, Энэлайз ответила:
        - Сомневаюсь, что это принесет мне счастье, но я это должна сделать.
        - Дай мне знать, если будет нужна моя помощь, я всегда приеду к тебе.
        - Я всегда буду помнить о твоей дружбе, Курт. Я никогда бы не смогла ничего достичь без твоего участия.
        Она закончила разговор и вышла из кабинета, а Курт Миллер долго смотрел ей вслед и думал, что, кажется, она ушла и из его жизни.
        Заручившись согласием и обещанием помощи от Курта Миллера на открытие магазина в Новом Орлеане, Энэлайз стала активно готовиться к отъезду.
        Она заказала билеты, оплатила все счета, помогала служанке паковать вещи, решала все возникавшие по ходу дела проблемы. Она не сделала только одного - не сообщила Марку о своем предстоящем отъезде и о том, что его она забирает с собой. Эту проблему, самую сложную, она отложила на последнюю минуту, рассудив, что чем меньше у Марка будет времени на сопротивление, тем будет лучше для всех. Хотя иногда ей становилось страшно при мысли о предстоящем разговоре с Марком, она все же продолжала активно готовиться к отъезду.
        Наконец, когда сборы практически были завершены, Энэлайз отправилась к отцу Марка и рассказала ему о своих дальнейших планах. Она посвятила мистера Шэффера в то, как она собирается лечить Марка и легко доказала ему, что мягкость и снисходительность не только навредили Марку, но и очень скоро превратят его в полного инвалида. Отцу Марка было очень трудно признать правоту Энэлайз, но она была очевидной. Кроме того, он прекрасно видел, что тяжелая обстановка в доме отнюдь не улучшала угнетенность Марка. После признаний Фрэнсис он категорически отказался ее видеть, и та была близка к полному отчаянию.
        - Только почему вы хотите увезти его в Новый Орлеан?
        - Доктор рекомендовал ему сменить климат на более теплый. Это поможет его выздоровлению, - ответила Энэлайз. - Кроме того, я очень надеюсь на то, что тетушка Моника, о которой я вам рассказала, поможет Марку.
        Мистер Шэффер недоверчиво посмотрел на Энэлайз, а она продолжила:
        - С Новым Орлеаном у Марка связаны хорошие воспоминания - там мы встретились и полюбили друг друга. Там мы даже, хоть и недолго, были очень счастливы.
        Мистер Шэффер тяжело вздохнул. Энэлайз была женой Марка и имела законное право распорядиться его дальнейшим лечением. И она была права, говоря, что Марк катится к гибели, и они не в силах его остановить.
        Энэлайз предстоит одной попытаться исправить то, с чем они не справились все вместе.
        Мистер Шэффер уже давно подозревал, что его красивая невестка - очень сильная духом женщина. Их последние разговоры полностью утвердили его в этом мнении. Все, кто сталкивался с ней, попадал в плен ее красоты и обаяния, не замечая сразу силы ее характера. И, пожалуй, только Марк был с ней на равных.
        - Хорошо. Я согласен. Возможно Марку станет там лучше. Я надеюсь, что ты спасешь его, - завершил их сложный разговор мистер Шэффер.
        Объясняться с Марком Энэлайз пришла в дом Шэфферов только за два дня до отплытия.
        Для этого решающего визита она постаралась выглядеть как можно более эффектно и добилась своего. Она надела к темно-зеленой шелковой блузе с высоким воротничком новую юбку, волосы стянула в узел на затылке. Перчатки и шляпа с широкими полями дополняли туалет строгой, деловой женщины - именно так она хотела выглядеть сегодня.
        Ее сердце замирало, но она, перешагнув порог, поздоровалась с ним, как можно более спокойно.
        - Привет, Марк! Здравствуйте, сержант Джексон.
        - Я… Я не думал, что ты вернешься, - охрипшим от волнения голосом ответил Марк.

«Похоже, он обрадован», - заметила Энэлайз, и это вселило в нее некоторую надежду, но тут Марк опомнился.
        - Не понимаю, зачем ты пришла. Может быть тебе нравится, когда тебя прогоняют?
        - Тебе представится возможность еще много узнать о том, что мне нравится, - не поддалась Энэлайз и ответила веселым тоном. - Даже не знаю, как ты во всем разберешься. Ведь сейчас ты совсем ни о чем не думаешь, кроме алкоголя, - съехидничала она, все же не удержавшись.
        Марк никак не отреагировал на ее реплику. Он продолжал молчать. Энэлайз, все еще стоявшая у двери, прошла и села в кресло, стоявшее напротив дивана, на котором сидел Марк. Старательно расправив свои юбки, чтобы оттянуть момент продолжения разговора, она, чувствуя как тишина в комнате становится все более напряженной, улыбнувшись, храбро продолжила:
        - Ты обрадовался, что я пришла?
        Марк не отвечал.
        - Ах да, я совсем забыла, что в этом доме редко отвечают искренне.
        - Какого черта ты пришла? Что тебе нужно? - грубо закричал Марк.
        - Я пришла сообщить тебе, что через два дня мы вместе отъезжаем в Новый Орлеан. Сержант Джексон, вы можете начинать упаковывать вещи полковника и свои тоже, если вы решите ехать с нами.
        - В Новый Орлеан?! - сверкнул глазами Марк. - Ты что с ума сошла. Я никуда не поеду!
        - Мой дорогой, я - твоя жена, и твой отец согласился, что жить тебе надо со мной, а не в его доме.
        - Я никуда не поеду!
        - Ты ничего не понял, милый. У тебя нет выбора. Просто двое сильных слуг придут и вынесут тебя отсюда. Что ты сможешь сделать? Драться с ними или, может быть, убежать? - язвительно спросила Энэлайз.
        Бледное лицо Марка покраснело, и он набросился на нее:
        - Думай, что ты говоришь!
        - Я и так все обдумала. - Теперь Энэлайз полностью взяла себя в руки и говорила спокойно, но с легкой иронией в голосе. - Я все обдумала и хочу вернуть тебя к нормальной жизни и сделаю это. Я не знаю, понимаешь ли ты, что сделал с собой? В этом доме все настолько трусливы, что не решаются сопротивляться тебе, а тем более говорить тебе правду. Но я не из робких, и ты это прекрасно знаешь. Ты действительно искалечен, но ты можешь вылечиться, но не хочешь этого. А вот почему, это еще вопрос. Возможно, тебе понравилось жалеть себя и валяться в своей комнате как улитка в своей раковине. Возможно, ты просто трусишь или делаешь это из упрямства. Во всяком случае, ты не хочешь сам себе помочь и тебя устраивает постоянная пьянка. В результате ты уже превратился в слабовольного алкоголика и в этом доме справиться с тобой уже никто не может, - закончила она уже презрительно.
        Помолчав немного, Энэлайз добавила:
        - Марк, ведь у тебя был такой сильный характер.
        Муж ненавидяще посмотрел на нее, но не обращая внимания на эти испепеляющие взгляды, Энэлайз продолжала:
        - Я хочу спасти твою душу и покончить с пьянством раз и навсегда.
        Сержант Джексон даже поперхнулся, - ну и язычок у этой женщины? - И как только полковник управлялся с ней?
        Джексон и не подозревал, чего стоило Энэлайз сохранять спокойствие, когда она вся сжималась от страха, но твердо вела свою линию, понимая, что как бы ни оскорблял ее Марк, она должна выдержать все - ради его блага.

«Ничего, через два дня, как только они отплывут, его страсти поутихнут», - подумала Энэлайз.
        - И как же ты собираешься меня спасать? - издевательски передразнил ее Марк.
        - Во-первых, ты не получишь больше виски. Мы отплываем через два дня и больше никто не принесет его тебе. А когда прибудем в Новый Орлеан, каждый слуга, снабдивший тебя виски, будет немедленно уволен. То же относится и к сержанту Джексону. Если он не пожелает расстаться с тобой, то будет выполнять мои, а не твои, приказы.
        - Это я плачу Джексону, а не ты! - зарычал Марк.
        - О, это не проблема. Если потребуется, то я легко докажу в суде, что ты не в состоянии распоряжаться своими деньгами, потому что ты инвалид, но, главное - пьяница. Таким образом, я получу право распоряжаться твоей военной пенсией, и если сержант Джексон не захочет поддержать меня, то я его не задерживаю.
        Марк забушевал, ругаясь последними словами, но тут сержант Джексон, до этого только наблюдавший за сражением супругов, вмешался в разговор:
        - Не надо, сэр, она права. Я уже давно видел, что вы губите себя спиртным, но я не мог вас остановить. И, если миссис Шэффер собирается прекратить ваши пьянки, то я буду на ее стороне.
        - Шли бы вы оба к черту! Проклятье! Я сам себе достану выпить! - прокричал Марк.
        Энэлайз в ответ на это только улыбнулась и сказала:
        - Достанешь не раньше, чем сможешь выходить из дома до магазина, а для этого будешь лечиться.
        Марк побледнел от этих слов. Он откинулся назад и закрыл глаза. Тихим голосом он произнес:
        - Боже! Какая же ты оказалась стервозная баба! Пожалуйста, уйди отсюда, оставь меня в покое, Энэлайз.
        У Энэлайз защемило сердце: «Неужели она проиграла? Может быть, не стоило себя так с ним вести? Боже! Она перегнула палку и разрушила свои планы!»
        - Марк, - вновь обратилась она к нему. - Доктор сказал, что есть надежда на твое выздоровление, что твои ноги можно разработать. Ты будешь ходить, если захочешь. В Новом Орлеане я покажу тебя тетушке Монике - это знаменитая знахарка. Она поможет тебе, и ты будешь ходить, и рука начнет действовать.
        - Нет, всякие ведьмы не помогут мне обрести здоровье, - неожиданно с болью в голосе сказал Марк. - Твой немец-доктор сказал, что раз я не чувствую ничего, когда он иголкой колет ноги и руку, то мне мало, что поможет. В лучшем случае, я встану на костыли. И больше ничего. Как ты не можешь этого понять?
        - Так ты отказываешься ехать и отказываешься лечиться? Зато я так легко не отказываюсь от своего долга как жены. Я хочу, чтобы ты выздоровел не только ради тебя. Бросить калеку я не могу. А вот, когда я вылечу тебя, когда ты встанешь на ноги и сможешь без моей помощи заботиться о себе, вот тогда я смогу оставить тебя и с чистой совестью развестись. Знай же, что тогда, когда Фрэнсис обвиняла меня в связи с Куртом Миллером, наши отношения были только дружескими.
        Марк вопросительно взглянул на нее:
        - Тогда? Ты хочешь сказать, что потом…
        - Да. После того, как ты уехал, я еле пришла в себя. Но Курт был так добр и заботлив со мной, что я в него влюбилась. Я ведь уже говорила тебе, что рассчитывала на развод с тобой, после которого я смогу выйти замуж за Миллера. Но я не могу сделать этого, пока ты настолько беспомощен. Как видишь, мне придется немало потрудиться, чтобы ты как можно быстрее стал здоровым, а я - счастливой.
        Их взгляды встретились, и Марк зашипел:
        - Иди отсюда к черту! Я дал тебе согласие на развод! Оставь меня в покое и уходи немедленно!
        - И не собираюсь. Я не такая как ты и от ответ-твенности не бегу. Пока ты - калека, я не разведусь с тобой, - сказала Энэлайз нарочно грубо.
        Стиснув зубы, Марк ответил:
        - Тогда, клянусь тебе Богом, я снова начну ходить. Мне больше ничего не остается делать. Только так мы сможем отделаться друг от друга! А сейчас - вон отсюда!
        Энэлайз быстро поднялась и, не оглядываясь и не прощаясь, чтобы он не заметил радостного блеска в ее глазах, почти выбежала из комнаты.
        Итак, сработало! Она сыграла на его самолюбии и ревности к Курту. Это настолько взорвало его, что от его апатии не осталось и следа. Теперь он так разозлился, что приложит все усилия и станет быстренько на ноги.
        Закрыв за собой дверь, она, обессилевшая, почти рухнула на скамейку из красного дерева, что стояла в зале. Она дрожала от дикого напряжения как осиновый лист.
        Удалось! Ей все удалось! Она расшевелила его и не важно, чего ей это стоило. Господи, но какими глазами он на нее глядел! Она никогда не забудет этого пронизывающего и зловещего взгляда.
        За дверью еще слышалась брань, а затем послышался грохот и что-то разбилось о дверь. Она вскочила со скамейки, но тотчас схватилась за виски - там возникла резкая боль.
        Ей пришлось опять опуститься на скамейку, чтобы не упасть от охватившей ее слабости. А за дверью опять послышался звон бьющегося стекла - это Марк в сильном гневе швырял вослед ей все, что попадалось ему под руку.
        Энэлайз нетерпеливо расхаживала по своей крошечной каюте от двери к иллюминатору и обратно. Вот-вот должны были доставить Марка, если только его отец не передумал в последнюю минуту. Энэлайз закусила губу - надо было послать за Марком своих людей и экипаж, не доверяя мистеру Шэфферу.
        Она оглядела каюту и на минуту отвлеклась, вспомнив, как они плыли с Марком из Нового Орлеана.
        Но в этот раз все будет по-другому. Уже не будет тех страстных ночей, когда они не могли оторваться друг от друга, лежа в своей каюте на узкой койке. Не будет той любви, когда разрешив все недоразумения, они были так нежны друг с другом! И каюты у них в этот раз разные. Она будет жить с Джонни и Мэй, а Марк - в одной каюте с сержантом Джексоном, который будет ухаживать за ним.
        Энэлайз вздохнула и поднялась на палубу, посмотреть Джонни. Она увидела его на другом конце корабля, где он быстро бегал с Мэй, крепко державшей его за руку. Убедившись, что Мэй хорошо смотрит за ребенком и с Джонни все в порядке, Энэлайз подошла к борту и стала высматривать - не везут ли Марка. И как раз вовремя - на пристани показался знакомый экипаж, из которого вышли сержант Джексон, мистер Шэффер и слуга. Они вынесли носилки, а затем - Марка, и втроем бережно уложили его на носилки.
        Глаза Энэлайз наполнились слезами. Как ужасно чувствует сейчас себя ее гордый муж, находясь на глазах у всех в таком жалком виде!
        Она не стала разглядывать дальше с палубы, как его будут заносить на корабль, а развернулась и пошла к Джонни.
        Сын сразу же бросился ей в объятия и начал что-то лепетать ей на ухо. Но, полностью поглощенная Mapком, она почти не понимала. Она боялась даже обернуться, чтобы не встретиться своим взглядом с враждебным взглядом мужа, хотя уже прошло достаточно времени, и Марка должны были занести в его каюту.
        Энэлайз оставалась на палубе до тех пор, пока корабль не отчалил. Мэй уже давно забрала ребенка, уставшего от обилия новых впечатлений и увела его в каюту, а Энэлайз все ходила по палубе и, только абсолютно устав, спустилась к себе. Она очень хотела навестить мужа, но понимала, как сейчас он переживает отъезд, и новый поворот своей судьбы, и поэтому его лучше не беспокоить.
        А Джонни, как они встретятся? Ведь один раз Марк уже напугал сына! Может быть и не надо им здесь на корабле встречаться? Энэлайз совсем не хотела, чтобы Джонни привык пугаться отца, у которого не было к сыну никаких теплых чувств.
        Но все-таки придется их знакомить и надо будет это начинать здесь, на корабле, где она в любой момент сможет вмешаться и утешить Джонни. Ведь им предстоит жить под одной крышей. И, может быть, Джонни растопит сердце отца, ведь и тогда он кричал не на мальчика, а на свою сестру.
        Марк, конечно, очень беспокоится, что его шрамы и неподвижность испугают ребенка. Он стыдится своей беспомощности перед всеми, а перед сыном ему особенно плохо, но если он допустит к себе ребенка, детская непосредственность Джонни, его лепет, его бесконечные вопросы возможно поднимут настроение Марка и помогут ему, перенести путешествие. Возможно, он полюбит сына, и эта любовь даст новый стимул к жизни. Марк, лишенный спиртного, заключенный в каюту, наверняка, будет постоянно злиться, а Джонни отвлечет его от черных мыслей.
        И решив завтра же представить их друг другу, Энэлайз наконец-то уснула.
        Утром Энэлайз, одев и покормив сына, пошла с ним гулять на палубу и начала ему объяснять:
        - Мой милый, помнишь, я говорила тебе о папе? Твой папа был командиром и сражался на войне. Он очень храбрый и хороший человек.
        Джонни внимательно посмотрел на маму. Он что-то помнил и знал, что у всех детей должны быть «мама» и «папа». Но у него «папы» не было - он был на войне.
        - Мой мальчик, мой дорогой мальчик, твой папа, наконец, вернулся с войны, но он был сильно ранен и теперь очень болен. У него болят ноги и рука, и он не может ходить, а на лице у него большой шрам… Это тот человек, которого ты видел в доме у дедушки.
        Мальчик нахмурил свои бровки.
        - Он кричал…. - вспомнил Джонни.
        - Это потому, что он испугался. Он испугался, что не понравится тебе из-за своего шрама. Но вообще-то он очень хочет тебе понравиться. Когда тебе, Джонни, снится страшный сон, ты пугаешься и кричишь - вот и папа тогда испугался.
        Джонни все так же внимательно смотрел на маму, а та продолжала:
        - Ты хотел бы с ним встретиться? Он очень хочет повидать тебя. Папа здесь, рядом, вон за той дверью. Очень скоро мы будем жить все вместе.
        Мальчик кивнул головой в знак согласия, и Энэлайз, ободряюще ему улыбнувшись, постучала в каюту Марка.
        Им открыл сержант Джексон. Энэлайз попросила его подождать на палубе, пока она поговорит с мужем. Выражение лица сержанта совсем не было дружелюбным, и он молча прошел на палубу.
        Энэлайз поняла, что Джексон считает ее холодной, рассчетливой дрянью, после того, как слышал ее последний разговор с Марком.
        Но уже давно Энэлайз решила для себя, что на осуждение других людей нельзя обращать внимания, если хочешь добиться своей цели. Этому ее научила трудная жизнь, начавшаяся со встречи с Марком.
        Она решительно вошла в каюту, крепко сжимая в своей руке ручку Джонни. Марк лежал в постели. Заметив их, он, ничего не говоря, стал рассматривать Джонни.
        Его сын одной рукой держался за руку матери, а в другой крепко держал игрушечного солдатика.
        - Папа?.. - неуверенно произнес Джонни.
        Марк побледнел и бросил на Энэлайз негодующий взгляд. Она уже была готова повернуться и увести мальчика, но спохватилась.

«Никакой жалости, он должен начать новую жизнь - рано или поздно, - твердя это сама себе, Энэлайз не увела сына, а пропустив его вперед, оставила на середине каюты, а сама быстро ушла и плотно закрыла за собой дверь.
        Марк тяжело вздохнул и посмотрел на ребенка. Он боялся, что Джонни сейчас закричит и убежит вдогонку за матерью. Но, к его удивлению, ничего подобного не произошло.
        Без всякого страха Джонни прошел вперед и внимательно посмотрел на отца. Потом, подойдя еще ближе, он протянул Марку свою игрушку.
        - Солдатик, - сообщил мальчик, как будто Марк мог принять ее за что-то другое.
        Марк, облизнув пересохшие вдруг губы, ответил:
        - Да, я вижу. Очень красивый солдатик.
        - Ты…. - сказал мальчик и указал ручкой на Марка.
        - О, ты даришь мне этого солдатика? - полыценно спросил Марк.
        Джонни покачал головой:
        - Нет. Ты тоже солдат.
        - Ах, да, да… Я был солдатом, - сухо произнес Марк. Что он мог еще сказать двухлетнему малышу?
        А Джонни смотрел на него все так же внимательно, как будто проверял что-то.
        Марку тоже было интересно рассматривать сына. Он ни в чем здесь не мог упрекнуть Энэлайз - мальчик рос храбрым и смышленым, как настоящий мужчина.
        Он был так похож на Марка в детстве - такие же черные волосы и темные блестящие глаза, упрямый подбородок. И в его маленькой фигурке и в его походке чувствовалось тоже что-то фамильное. Маленький Шэффер, его сын!
        Какое-то странное чувство овладело Марком. А мальчик тем времнем, совсем осмелев, вскарабкался на постель и сел рядом с ним. Он сидел, болтая своими маленькими ножками, и рассматривал с любопытством шрам на щеке у отца. Сердце у Марка заныло. Он ожидал, что мальчик испугается и заплачет, но Джонни очень осторожно дотронулся до сине-багрового рубца и спросил:
        - Что это такое?
        - Шрам, - светил Марк. - Несколько острых кусков металла от снаряда угодили мне в лицо и разрезали его так.
        Джонни нахмурил бровки и спросил:
        - Больно?
        Марк облегченно вздохнул. Его сын не напугался шрама, он только им интересовался.
        - Сейчас не больно. Было больно, когда все случилось, - произнес Марк.
        - А ты - мой папа? - спросил мальчик, удовлетворив свой интерес по поводу шрама.
        - Да, я твой папа, - ответил Марк. Ребенок некоторое время переваривал всю эту информацию молча, а затем спросил:
        - Что такое «папа»?
        Марк слегка улыбнулся и задумался. Он не привык отвечать на детские вопросы.
        - Ну, «папа», - это один из родителей. Папа - мужчина.
        - А кто такой «родитель»? - вновь спросил мальчик.
        - Твоя мама - родитель. Мама, такой же самый родитель, как и папа; только мама - женщина, а папа - мужчина.
        Джонни восхищенно посмотрел на отца, а Марк продолжил:
        - Это значит, что ты мой сын. Я женат на твоей маме.
        Джонни вдруг улыбнулся.
        - Мама очень красивая.
        Глаза Марка сразу же потемнели, но он сказал равнодушно:
        - Да, она красивая.
        Джонни сполз с постели и начал исследовать каюту, а Марк с интересом наблюдал за ним. Затем Джонни вернулся к Марку и предложил, чтобы они вдвоем поиграли с солдатиком. Потом мальчик захотел, чтобы Марк рассказал ему сказку. Но Марк никак не мог вспомнить ни одной сказки из своего детства. Единственной сказкой, которую он вспомнил, была сказка о Короле Артуре. Они сидели вдвоем. Марк рассказывал ему сказку, а Джонни слушал. Вскоре Марк заметил, что глаза мальчика постепенно начинают закрываться. Еще немного и, подложив руку отца себе под голову, Джонни крепко заснул. А Марк долго наблюдал за спящим ребенком. Он любовался сыном, ему хотелось крепче прижать его к себе и защитить от всех возможных опасностей.
        У Марка пробуждались отцовские чувства. Он осторожно обнял спящего ребенка, улегся с ним рядом и тоже стал дремать.
        Похоже, с помощью Энэлайз, ему удалось вырваться из мрачного, пуританского дома отца и сестры и, может быть, он поправится…
        Последней его мыслью перед тем, как он окончательно заснул, была следующая: «Что за чудный у него сын, Джонни Прентисс Шэффер!
        Часом позже Энэлайз осторожно открыла дверь каюты и вошла туда. Она увидела своего мужа и своего сына мирно спящими, и у нее отлегло от сердца. Марк нежно обнимал здоровой рукой сына, и лицо его было умиротворенным и спокойным. Разгладились во сне горестные морщины и в эту минуту он был похож на того красивого и жизнерадостного человека, в которого она влюбилась.
        И как был на него похож маленький Джонни!
        Глава 18
        При виде такой идиллии - Джонни, спящий рядом с Марком, - у Энэлайз опять появилась хрупкая надежда на восстановление их отношений.
        Если Марк полюбит сына, то возможно, он снова полюбит и ее. По крайней мере, полюбив Джонни, он станет хотя бы лучше к ней относиться. Может быть, чтобы быть рядом с сыном, он постарается сохранить их брак. У нее, если они останутся вместе, появится шанс возродить его любовь.
        В таком хорошем настроении она провела остаток этого дня, а на следующий, как только сержант Джексон вышел из каюты прогуляться по палубе, немедленно проскользнула на этот раз одна, к Марку.
        Он уже не метал, как вчера, негодующих взглядов. Она никак не могла придумать, как начать разговор, но Марк сделал это сам, и в голосе его не было грубости или издевки, чего она боялась.
        - Мои поздравления, Энэлайз. Ты отлично вырастила сына. Он такой занятный и милый ребенок.
        - Спасибо. Рада, что он тебе понравился.
        Она успокоилась и услышать такую редкую от Марка похвалу ей было приятно.
        А Марк продолжал говорить радостные для нее слова:
        - Он хорош и сам по себе, но его воспитание - твоя заслуга.
        Марк лежал, когда зашла Энэлайз и ощущал сильное неудобство… - «Господи, лучше бы он сидел в тот момент, когда она зашла!
        Он неловко попытался сесть, но Энэлайз, заметив эти попытки, села рядом, мягко остановив его рукой.
        Марк вздрогнул. Еще никогда, она не была так близко к нему с тех пор, как он возвратился домой!
        Она была так близко, что он ощутил тонкий аромат ее духов, смотрел прямо в ее прекрасные глаза, и мог дотронуться до ее нежных губ.

«Господи! Как давно в последний раз он прижимал ее к себе и целовал?» - подумал он и, не задумываясь, произнес вслух:
        - Ты стала еще прекраснее, чем раньше!
        Сказав, он немедленно пожалел об этом.

«Как расслабила меня встреча с сыном», - подумал Марк.
        Лицо Энэлайз радостно вспыхнуло от вырвавшегося у Марка признания, и она улыбнулась. Марк попытался ответить тем же, но его улыбка получилась жалкой. Он слишком разволновался - близость Энэлайз, как всегда, сводила его с ума.

«Неужели она не понимает, что делает со мной», - с ужасом подумал Марк.
        Ему захотелось немедленно выпить, чтобы заглушить возникшее желание. Он начал вспоминать, как она отказывалась от него, как любит другого, а с ним остается только потому, что он - калека. Это не помогло, и он уже не мог справиться с нахлынувшими чувствами.
        А Энэлайз вдруг наклонилась к нему еще ближе. Марк задрожал и, почти соприкоснувшись с ее полуоткрытыми губами, которые мгновеньем спустя, уже целовали его. Он притянул ее своей здоровой рукой и прижал к себе. Она прильнула к нему сама, и страсть, охватившая их, уже готова была вспыхнуть пожаром. Он целовал ее волосы и шею, ее глаза, ее губы все снова и снова, а Энэлайз таяла от его поцелуев.
        Марк вскрикнул от боли, когда она неудачно дотронулась до больного места, но Энэлайз продолжала нежно гладить его такое любимое тело.
        Она, на секунду оторвавшись, быстро вынула шпильки, и водопад ее черных, шелковистых волос рассыпался по плечам. После этого она легла рядом с Марком. Он тяжело дыша, пожирал ее своими голодными глазами. Энэлайз начала медленно расстегивать пуговицы на своем платье, не отводя своего взгляда от его лица. И в глазах у нее он читал тоже желание, что охватило его.
        Марк повернулся и начал целовать - медленно целовать ее открывшуюся грудь, трогал языком затвердевшие розовые соски. Он целовал ее плечи, ее грудь и что-то невнятно бормотал, а она стонала от наслаждения и желания, стремясь всем своим телом ему навстречу.
        Освободившись от своего платья, она попыталась снять его рубашку, как вдруг Марк, как, ужаленный, отпрянул от нее.
        - Нет! - с ужасом вскрикнул он. Захваченный страстью, он совсем забыл о своих изувеченных ногах и руке. Опершись на здоровую руку он повернулся к ней спиной. Он не хотел, чтобы она увидела, как обезображено его тело, все стянутое рубцами и ямками от шрапнели: «Да, он скорее умрет, чем увидит как ужас застынет в ее глазах! Такого унижения он не переживет».
        - Нет! Убирайся отсюда! Уходи! Оставь меня в покое, - сдавленно сказал он.
        Энэлайз была в шоке. Мгновенье назад он был таким любящим и нежным, и вдруг…
        - Как ты не можешь понять? Я не хочу тебя! Убирайся вон!
        Слезы брызнули из глаз у Энэлайз. Сжав руками полы расстегнутого платья, она встала с постели. Неужели он сыграл с ней такую ужасную шутку?! Сдерживая рыдания, кое-как приведя себя в порядок, Энэлайз выбежала из каюты, хлопнув дверью.
        А Марк обессилевший, лежал на кровати. Его лицо было смертельно бледным, и вокруг рта снова залегли резкие морщины. Чертыхаясь, он сполз с кровати и дотянулся рукой до своего чемодана. Кое-как открыв его, он достал флакон от туалетной воды. Еще дома он тайком налил туда виски. Дрожащей рукой он снял крышку и сделал большой глоток. Приятное тепло почти мгновенно разлилось по телу, и Марк, облегченно вздохнув, сделал еще глоток.
        Ох, Энэлайз, Энэлайз! И за что ему такие муки!
        - Теперь в конце концов я стану общаться с вами, полковник Шэффер, только с помощью записок, - шептала возмущенно Энэлайз, разглядывая себя в зеркале, вынимая из головы оставшиеся шпильки. - И заверяю вас, что я в вашу каюту больше ногой не ступлю!
        К счастью для Энэлайз, ни маленького Джонни, ни Мэй в каюте, когда она вернулась, не было. И ей не пришлось выдерживать многозначительные взгляды своей служанки и, тем более, объяснять откуда она явилась в таком виде.
        Она смогла вдоволь нарыдаться, а затем, наплакавшись, она села перед зеркалом и принялась медленно расчесывать свои волосы. Это всегда успокаивало ее и помогало хорошо заснуть. Незаметно для себя она и сделала это. Продремав не меньше часа, она привела себя в порядок. Ей стало немного легче. Щемящая боль прошла, остался лишь гнев и недоумение.
        Если Марк хотел таким подлым способом доказать ей, что никакие интимные отношения с ней ему не нужны, он достиг своей цели вполне. Больше она не допустит, чтобы ее так отвергали.
        Вернулись Джонни и Мэй, которая уложила мальчика отдыхать. Энэлайз видела как проницательно взглянула на нее служанка. Утаить что-либо от Мэй было невозможно, а уж тем более та увидела, как опухло от слез ее лицо. Чтобы избежать расспросов, Энэлайз вышла на палубу, где оставалась еще очень долго, думая о Марке.
        Когда она, наконец, решила вернуться, то, проходя мимо каюты Марка, услышала оттуда его голос. Он был злым, но каким-то невнятным, потом раздался его громкий и неестественный смех. Энэлайз подошла поближе к двери и вновь прислушалась. Теперь говорил сержант Джексон, но его голос был очень тихим. Тут вновь громко заговорил Марк, и Энэлайз все стало ясно. Марк был пьян. Она быстро открыла дверь и, резко хлопнув ею, вошла в каюту.
        Сержант Джексон тотчас с виноватым видом подскочил со стула, а Марк только безразлично посмотрел на нее.
        - Ты опять пьян, - набросилась на него Энэлайз.
        - Ты угадала, - беззаботно ответил Марк. Энэлайз испепеляюще посмотрела на него, затем перевела взгляд на сержанта Джексона. Вот тот был явно испуган.
        - Сержант Джексон, я кажется достаточно ясно предупредила вас насчет алкоголя?
        Джексон начал даже заикаться, пытаясь сказать что-то в свое оправдание, но Марк опередил его:
        - Не вини его, Генерал! Джексон мне ничего не давал. Я сам припрятал, еще дома.
        Энэлайз вопросительно подняла бровв я опять обратилась к Джексону:
        - Сержант, он ведь уже давно пьян. Почему вы сразу же мне об этом не сказали?
        Сержант, потупив взгляд, уставился в пол.
        - Я же не доносчик, миссис Шэффер.
        - В данной ситуации вы можете поступиться своими принципами. С тех пор как вы помогаете полковнику, он испортил свое здоровье и совершенно потерял разум, - сказала она, а затем вздохнула, подумав: - Этот человек был слишком предан Марку. И хотя он согласился с ее требованием, - решила Энэлайз, - он все равно ей ничего не расскажет.
        - Хорошо, - сказала Энэлайз. - Где он спрятал бутылку?
        - Он вылил свой одеколон, а туда налил виски, - сказал сержант.
        Энэлайз проворно подошла к Марку и вырвала почти пустую бутылку, у него из рук. Другую опустошенную бутылку, что лежала на полу, она тоже подняла. Марк ухватил Энэлайз за юбку. Она вывернулась так, что он потерял равновесие и чуть было не свалился на пол.
        - Ты забыл, Марк, о том, что больше ты никогда не сможешь меня силой заставить делать то, что ты захочешь, - язвительно заметила Энэлайз. Затем она подошла к чемодану и тщательно исследовала все его содержимое. Она открывала каждый флакон с жидкостью и нюхала его. Таким образом, она нашла две фляжки с виски, что он упрятал в чемодане с одеждой и еще одну - в шляпе. Для успокоения своей совести она также осмотрела содержимое чемодана Джексона и увидела еще одну фляжку с виски. Осмотрев каждый закуток в каюте и не обнаружив больше ничего, она взяла найденное в руки и направилась к двери. Там, у двери, она обернулась и холодно сказала:
        - Сейчас я выброшу эти бутылки за борт. Я ведь обещала, Марк! Надеюсь, что ты теперь протрезвеешь?!
        - Сержант Джексон! - обратилась она к адъютанту. - Полагаю, что вы будете более бдительны, если собираетесь остаться у нас работать. И еще - Марк! До тех пор, пока ты будешь пить, ты не увидишься с Джонни. Я не хочу, чтобы мой сын видел, как ты пьешь. И я не позволю, чтобы его унижали за то, что его отец - пьяница.
        Ну вот, теперь, она унесла его последнее утешение. Никакой отдушины не осталось - ни алкоголя, ни любви. А еще… еще Марк не сомневался, что Энэлайз выполнит свое обещание и не пустит к нему Джонни.
        Остаток недели прошел без происшествий. Марк не хотел, чтобы Джексон выносил его подышать свежим воздухом на палубу. Он заявил, что не собирается выносить сострадательные взгляды пассажиров. Все время он находился в своей каюте, сидя или лежа в постели, полностью погруженный в свои мрачные мысли.
        Он оживал только в те часы, когда к нему забегал Джонни. А тот ежедневно, по несколько раз в день влетал в каюту отца показать игрушку или послушать сказку, или предложить поиграть с ним. С каждым днем он все больше привязывался к мальчику. И однажды, с удивлением обнаружил, что он не сможет с ним расстаться.
        Сын стал единственной отдушиной, отвлекавшей его от мрачных, мучительных раздумий. Все надежды Марка на блестящую офицерскую карьеру рассеялись как утренний туман. Но вот в его жизни появился сын, когда он был с ним, возникала надежда, что еще не все потеряно.
        Энэлайз избегала Марка и проводила большую часть времени на палубе или в своей каюте. Впервые за последние полтора года у нее оказалось много свободного времени, и она смогла полностью посвятить его сыну.
        В Нью-Йорке для этого оставалось только пара вечерних часов, да воскресный день. А сейчас Энэлайз с удовольствием играла с ним, гуляла по палубе, читала ему и рассказывала о том, как они будут жить в Новом Орлеане. Когда Джонни отдыхал, она иногда давала волю слезам, думая о Марке и о том, как он ее отверг. Чтобы отвлечь себя, Энэлайз обдумывала планы открытия будущего магазина и коротко записывала их.
        Она все продумала, и к концу поездки у нее уже был готов полный список товаров, эскизы оформления витрин, и проект расположения отделов в магазине.
        ЧАСТЬ III
        ВОЗРОЖДЕНИЕ
        Глава 19
        Пароход прибыл в Новый Орлеан в начале сентября. В Нью-Йорке в это время уже становилось прохладно, а здесь их ожидала жара.
        Стоя на палубе, Энэлайз вдыхала горячий воздух родного города. На нее нахлынули воспоминания, и она волнуясь с нетерпением ждала, когда сможет ступить на берег. Это был город, где она родилась и выросла, где встретила любовь, и горе, где она пережила войну.
        Она стояла, смотрела на палубу и не верила самой себе, что наконец свершилось ее возвращение в Новый Орлеан.
        Пароход причалил к пристани, и Энэлайз почти бегом сошла по трапу на берег. Она наняла большой закрытый экипаж, который доставил их всех в гостиницу. Только Мэй ехала отдельно, сопровождая фургон с багажом.
        Джонни по дороге прилип к окну и восхищенно смотрел на новый, открывающийся ему мир. Он беспрерывно что-то показывал руками на привлекшее его внимание и задавал вопросы. Энэлайз смеялась, отвечала сыну, а сама украдкой поглядывала на его отца.
        В отличие от сына он был безучастен. Как хотелось Энэлайз узнать, о чем он думает, о чем вспоминает. Неужели возвращение сюда, в город их любви, не вызовет никакого отклика в его душе?
        На Энэлайз сразу же обрушилось множество проблем. Ей нужно было получить номера, всех удобно расселить, разместить багаж. Она крутилась как белка в колесе и каким-то чудом везде успевала все сделать.
        Решив первые проблемы, она не могла позволить себе расслабиться, потому что жизнь в гостинице для них не подходила. Ей было нужно одновременно найти, как можно быстрее, подходящий участок для строительства магазина и купить хороший жилой дом для всей своей семьи.
        Ей было нужно как можно быстрее разыскать тетушку Монику и показать ей Марка. И еще ей было нужно нанять хороших слуг в дом, купить мебель и, Господи Боже, как же много ей было нужно еще!
        У Энэлайз даже стала побаливать голова от забот, но она решительно начала действовать. Послав Мэй на поиски тетушки Моники, Энэлайз вместе с Джонни отправилась навестить Полину Бовэ.
        Энэлайз очень рассчитывала на ее помощь. Когда она подошла к особняку Бовэ, то была потрясена, увидев в какой упадок он пришел. Прекрасный фонтан в саду был разрушен, клумбы и тропинки заросли сорняками и травой, балконные решетки покосились и местами с них слезла краска.
        Энэлайз осторожно постучала и была очень удивлена, когда Полина сама открыла дверь. Она выглядела постаревшей, уставшей, на лице у нее залегли морщинки. Глаза Полины были печальны и смиренны.
        Энэлайз улыбнулась своей подруге. Какое-то мгновение Полина смотрела на нее и не узнавала, но потом лицо ее озарилось улыбкой, и она воскликнула:
        - Энэлайз!!!
        Подруги бросились друг другу в объятия. Затем Полина слегка отстранилась и стала рассматривать Энэлайз. Слезы медленно струились у нее из глаз.
        - Ох, Энэлайз! Я уж и не думала с тобой вновь встретиться. Ты выглядишь прекрасно, просто великолепно…
        Она хотела сказать что-то еще, как вдруг заметила Джонни.
        - Это… Это твой ребенок? - спросила она у Энэлайз.
        Та утвердительно кивнула головой.
        - Боже мой, какой же ты уже большой! - сказала Полина, обращаясь к мальчику.
        - Что ж это я вас держу на пороге! - всплеснула руками Полина. - Проходите, проходите же скорее в дом.
        Они вошли в дом, и такие же, как снаружи, следы разрушения и запущенности бросились в глаза Энэлайз.

«Видимо, семья Полины, и раньше не бывшая особенно богатой, за годы войны совсем обнищала», - печально подумала Энэлайз.
        Да и платье на подруге было явно старым, и к тому же, черного цвета - это сразу бросилось Энэлайз в глаза. Полина была в трауре.
        - Полина? Кто умер? Отец? - тихо спросила Энэлайз, осторожно дотронувшись до ее плеча. Подруга утвердительно кивнула.
        - Да, папа погиб в шестьдесят третьем, под Виксбургом[Имеется в виду 1863 год, когда под городом Виксбургом произошло крупное сражение между армиями Севера и Юга.] . Если бы не война, он бы еще мог долго жить. Он ведь совсем не был солдатом. Ты же помнишь его - он был так добр и кроток. А здесь решил себе доказать, что он не трус. И погиб…
        - Мне так жаль его, Полина, - сказала Энэлайз. Некоторое время они молчали, а потом Энэлайз первой прервала тишину.
        - Как у тебя дела?
        Полина пожала плечами.
        - Только что не голодаю… Ты ведь знаешь, что и перед войной нам приходилось несладко. Мы жили благодаря щедрости папиного брата. У него была большая плантация вверх по реке и там он жил. Но во время войны он все потерял, и у него нет денег, чтобы восстановить дом и посадки. А папа всегда зарабатывал своими научными трудами слишком мало… Мне некому теперь помочь. У меня нет денег ни на слуг, ни на ремонт дома. Я немножно зарабатываю рукоделием. Шью постельное белье и продаю его. Этого хватает только, чтобы прокормиться, - рассказала Полина и, закончив, горько усмехнулась.
        - Представляю себе, чтобы сказала моя бабушка, если бы узнала, что Полина Бовэ шитьем зарабатывает себе на жизнь.
        - Полина! У меня идея! - воскликнула Энэлайз. - Нужно только немного терпения, и я смогу предложить тебе работу, которая высоко оплачивается.
        И Энэлайз, в свою очередь, рассказала подруге обо всем, что случилось с ней с того момента, как они расстались. Правда, говорила она в основном о своих успехах в работе, в торговле и о том, что приехала открывать универсальный магазин в Новом Орлеане.
        Полина изумленно посмотрела на свою подругу.
        - Но, Энэлайз, у меня это просто не укладывается никак в голове. Я никогда не могла и предположить, что ты станешь таким бизнесменом?
        - Полина, в моем магазине ты возглавишь отдел готового платья, - предложила Энэлайз.
        - Я?! Да не смеши! Я умею шить, но я совершенно не разбираюсь в моде!
        - Не разбираешься в моде? - переспросила Энэлайз и, махнув рукой, засмеялась.
        - Мне не нужны твои познания в моде. Для этой цели я найду других обедневших аристократок. Мне нужно твое имя, твой такт и уважение, которое питают к тебе в Новом Орлеане. Ведь твоя семья - одна из самых старинных, и те выскочки, мужья которых разбогатели на военных спекуляциях, придут к тебе поучиться хорошим манерам. К тебе придут все из нашего общества, потому что уважают тебя. И ты прекрасно знаешь, что ко мне они не придут.
        Полина колебалась, не веря в себя и думая, что Энэлайз предлагает просто помощь, но потом согласилась.
        - Чудесно, вот и договорились, - обрадовалась Энэлайз. - Я хочу с тобой посоветоваться. Мне надо срочно купить или снять на какой-то срок дом. Я так давно уже здесь не была, что просто не представляю, к кому обратиться? Есть ли сейчас в продаже дома? И кто занимается этим делом, не знаешь?
        Полина сосредоточилась, пытаясь припомнить, и вдруг заулыбалась:
        - Я знаю, что тебе нужно. Это дом - Вэбстеров в Парковом квартале. Миссис Вэбстер сейчас осталась совсем одна и без денег. Она хотела продать свой дом. Он очень хороший, помнишь?
        - Да, помню, но я никогда не была в нем, - ответила Энэлайз.
        Она, действительно, хорошо помнила дом Вэбстеров. Чудесный, большой дом в классическом стиле, выкрашенный в серо-голубые тона с огромными окнами и парком вокруг. Там так будет хорошо играть Джонни!
        - Мне по душе твое предложение, Полина. Может мы вместе сходим завтра к миссис Вэбстер?
        Та озабоченно посмотрела на подругу:
        - Конечно, сходим. Но…. может быть, я задам бестактный вопрос, а, все-таки, почему ты занимаешься всем этим сама? А где майор Шэффер?
        - Здесь. Только он уже не майор, а полковник. Дело в том, Полина, что в бою он был тяжело ранен и стал инвалидом.
        - О, Боже! Энэлайз, прости меня!
        Та, тяжело вздохнув, рассказала подруге все о болезни Марка, и о его пьянстве, и о том, что она надеется на его выздоровление с помощью тетушки Моники. Как легко стало Энэлайз, потому что раньше ей не с кем было поделиться своим горем. «Как славно, что у меня есть такая верная подруга, как Полина», - подумала Энэлайз.
        А Полина, услышав о знахарке, подтвердила, что та творит чудеса.
        - Если кто и сможет помочь твоему мужу, то это только она.
        Энэлайз хотела рассказать Полине и о том, как сложились ее личные отношения с Марком, но в последнюю минуту удержалась. Эти отношения были настолько запутаны, в них было столько боли и разочарований, что посвятить в них Полину было практически невозможно. Она безнадежно любила своего мужа, также как Полина была влюблена в ее брата Эмиля. Было бы жестоко напоминать Полине о ее безответной любви или искать у нее сочувствия.
        Они опять помолчали, а потом Энэлайз, замирая от страха, наконец решилась задать Полине давно мучивший ее вопрос:
        - Ты знаешь что-нибудь о моей семье? Они… С ними все в порядке?
        - Да. Они все живы, - ответила Полина. - Хотя тоже, как и многие во время войны, разорились. Эмиль сражался с папой под Виксбургом, но остался невредим. Но он подхватил лихорадку и приступы теперь все время повторяются. Твой отец еще при тебе уехал на плантацию и оттуда, когда янки заняли Новый Орлеан, бежал в армию. Он был ранен и ему пришлось ампутировать руку. Ну, а твоя матушка, она осталась такой же. Честно говоря, я совсем не представляю, как они будут без тебя управляться с делами. Сейчас у нас многие разорены и совершенно не представляют себе, как будут жить дальше. А ты и здесь давно нашла бы выход.
        - Полина…
        - Нет, это правда. Если бы ты не вышла замуж и не уехала отсюда, то, несомненно процветала и в Новом Орлеане. У тебя столько силы воли и здравого смысла, что ты выжила бы в любой ситуации.
        Энэлайз улыбнулась:
        - Да, я выжила, и действительно, преуспеваю! Но я так несчастна в любви…
        Полина, не дослушав ее, вдруг сказала:
        - Эмиль женился на Бекки Олдвэй.
        - Мне так жаль, Полина. Я всегда надеялась…
        - Нет, нет, не извиняйся. Я всегда понимала, что он не станет моим мужем. Ему нравились красивые женщины, а на их характер он мало обращал внимания. Да и он так плохо разбирается в людях. Он до сих пор не хочет о тебе даже слышать и все еще презирает, хотя ты и спасла ему жизнь.
        Знаешь, я все еще люблю его, хотя и понимаю, что никогда не была бы с ним счастлива! Он женился на Бекки Олдвэй сразу же, когда кончилась война, и он вернулся из армии. Ее отец тоже потерял все богатство за эти страшные годы, и они не смогли купить себе дом. Эмиль с Бекки уехали на плантацию, которая досталась ему в наследство от его отца. Они живут там безвыездно.
        Энэлайз засмеялась:
        - Не могу себе представить, как Эмиль хозяйничает на земле, а Бекки живет без светского общества и развлечений. Я бывала там в детстве и помню этот дом. Он очень старомодный, вытянутый и узкий. Бекки не привыкла жить в таких домах.
        Полина улыбнулась:
        - Не сомневаюсь, что ей там не нравится, и она в ужасном настроении. Бедный Эмиль…
        Энэлайз стала расспрашивать о всех друзьях и знакомых. И Полина постаралась рассказать ей о том, что произошло в Новом Орлеане за два с лишним года ее отсутствия. Так Энэлайз узнала, как некоторые обедневшие дамы из общества, пытаясь свести концы с концами, нашли выход из бедственного положения. Так, миссис Мэленсо превратила свой большой дом в пансион и стала пускать жильцов, а миссис Борегард стала изготавливать и продавать пирожные и торты и всякие сладости солдатам-янки. У нее дела шли лучше всех. Некоторые брали белье в стирку или становились прислугой. Ненавистные всем янки все еще оставались в Новом Орлеане и полностью управляли им, хотя война уже кончилась, по законам военного времени.
        Все рабы были отпущены на волю, но многие хотели остаться при своих хозяевах, потому что не знали ни что им делать, ни куда уходить. А хозяева уже не могли содержать столько слуг, и все больше становилось в городе негров без жилья и без работы. Стало очень неспокойно и даже опасно ходить по улицам, - предупредила подругу Полина.
        Маленький Джонни совсем устал, и Энэлайз было пора возвращаться.
        Полина проводила гостей, а Энэлайз, поцеловав подругу, сказала:
        - Верь мне, худшее уже позади. Теперь начнется возрождение. Торговцы, бывшие плантаторы наладят свои дела и вновь станут преуспевать, а вместе с ними и мы с тобой. В нашем магазине они будут тратить появившиеся у них деньги. Главное - чтобы больше не было войны. Доверься мне - ты же знаешь, что я всегда правильно предугадывала, как надо вести дела.
        Полина улыбнулась и согласно кивнула головой. Ее настроение так улучшилось от этой неожиданной встречи и оптимизма Энэлайз.
        Она смотрела им вслед, пока подруга с сыном, пройдя сад, не вышла на улицу.
        - Да, - думала она, - Энэлайз всегда была очень рассчетливой, когда речь шла о делах. Но глаза ее были печальны, и она так нервничала, когда рассказывала о Марке. Видимо, здесь дела шли хуже, чем в бизнесе.
        Мэй разыскала знахарку. Та, выслушав ее рассказ, настояла на том, чтобы к ней пришла сама Энэлайз.
        И на следующий день Энэлайз в сопровождении Мэй отправилась в дом квартеронки. Она жила в квартале, где селились обычно многие свободные «цветные» женщины.
        Энэлайз вспомнила, что где-то здесь на этой улице жила любовница Эмиля - Флер. Так много воды утекло, что, конечно, никаких отношений между ними уже нет. Может быть, Флер уже давно и уехала отсюда.
        Тетушка Моника встретила их и держалась далее с большим достоинством. Энэлайз внимательно разглядывала знахарку. Та была смуглой, полноватой женщиной невысокого роста. На ее некрасивом в морщинах лице, сразу обращали на себя внимание черные, умные глаза. Их взгляд был проницателен и властен. Ее походка вразвалку и странная манера склонять голову при разговоре чуть набок, могли бы вызвать улыбку, но это желание сразу же пропадало, как только она начинала говорить. Ее речь была исполнена такого достоинства и благородства, какого многие дамы из общества никогда не могли достичь.
        Одета тетушка Моника была в светло-лиловое платье и такого же цвета тюрбан был закручен у нее на голове.
        Она подошла к Энэлайз и взяла ее за руку. Та сразу же почувствовала, как ток тепла передался ей через руку знахарки!

«Да, эта женщина умеет творить чудеса», - решила Энэлайз.
        Но и тетушка Моника оценила ее по достоинству - перед ней стояла не капризная, истеричная дамочка, а женщина, которая многое испытала и умела принимать удары судьбы с достоинством.
        Энэлайз приступила к рассказу о том, что привело ее в дом тетушки Моники. Знахарка внимательно слушала ее, время от времени кивая головой или задавая вопросы, уточняя то или иное обстоятельство. Когда Энэлайз рассказала о визите доктора, знахарка презрительно фыркнула, выражая, видимо, свое отношение к ученым докторам вообще.
        Закончив рассказ, Энэлайз вопросительно посмотрела на знахару и та, сжав руки в кулаки, решительно ответила:
        - Ты и я - мы вместе вылечим его. Эти доктора, они ничего не понимают, но я позову на помощь силу духов, и они нам помогут. А теперь ступай к нему. Я должна посоветоваться с духами и приготовить лечебное питье из трав для твоего мужчины. Сегодня вечером я приду к вам в гостиницу и сама осмотрю его.
        - Спасибо, - произнесла Энэлайз. - Я верю, что вы исцелите Марка.
        Она вернулась в гостиницу и очень волновалась, ожидая вечера, но все же занялась и делами. Мэй она доверила набрать слуг для своего дома, а сама с Полиной пошла смотреть дом Вэбстеров.
        Внешне дом выглядел совершенно очаровательно, хотя и нуждался в небольшом ремонте. Энэлайз решила твердо, что купит этот дом. Оставалось осмотреть его внутри, и они позвонили в дверь.
        Миссис Вэбстер была совершенно ошеломлена, увидев на пороге своего дома Энэлайз Колдуэлл. Она, конечно, сразу же узнала ее и вспомнила скандал, развернувшийся вокруг девушки еще перед вступлением янки в город и то, что Энэлайз открыто стала любовницей виновника скандала.
        Но, как воспитанный человек, она пригласила дам в гостиную и выслушала их. Продавать свой родовой дом женщине с такой репутацией миссис Вэбстер совсем не хотелось.

«Но, - решила она, - лучше уступить дом Энэлайз, чем за бесценок продавать его янки. К тому же Энэлайз - южанка и, несмотря на все обстоятельства, происходит из хорошей семьи, да и привела ее Полина Бовэ, которую все знают как очень честного и порядочного человека.
        Обдумав все это, миссис Вэбстер ответила согласием. Кроме дома, они договорились и о продаже части мебели. Цена, предложенная Энэлайз, вполне устроила миссис Вэбстер и оставалось только оформить сделку юридически.
        Обе стороны спешили, и Энэлайз, благославляя судьбу за то, что она располагает деньгами, достаточными для покупки дома, поспешила на поиски нотариуса.
        После визита к нотариусу, Энэлайз вернулась в гостиницу.
        Дела отвлекли ее на время, но по мере приближения вечера, она начала опять волноваться.
        В это время пришла Мэй и представила претендентов на должность слуг, и Энэлайз, побеседовав с каждым, наняла дворецкого, кухарку, горничных и кучера.
        После ужина, она направилась к Марку и рассказала о покупке дома. Он никак не прореагировал и, казалось, ничто его уже не интересовало. Энэлайз расстроилась и уже хотела было уйти, но все же решила рассказать о предстоящем посещении знахарки.
        Марк только процедил сквозь зубы:
        - Что за идиотизм?! Колдовство какое-то!
        Спорить с ним было бессмысленно, и Энэлайз, пожав плечами, ушла к себе в номер, ожидать тетушку Монику.
        Та пришла через час после ужина. На этот раз она была в ярко-фиолетовом платье и тюрбане, а в руке держала соломенную плетеную корзину.
        Вид у нее был столь экзотичный, что, наверняка, на нее оборачивались все встречные.
        Энэлайз встала, поздоровалась с гостьей и повела ее в номер Марка. Когда они открыли дверь и появились на пороге, сержант Джексон даже рот раскрыл от изумления.
        Марк сидел в кресле и посмотрел на них очень угрюмо. Знахарка, не обраща внимания на его неприветливый вид, направилась к Марку. Подойдя к креслу, она повернулась к Джексону и скомандовала:
        - Помоги-ка лечь ему на кровать. Я осмотрю его.
        Марк вздрогнул и бросил негодующий взгляд на жену.
        - Хорошо, смотрите, но только, чтобы ее в комнате не было.
        Энэлайз побледнела. Сержант Джексон помог Марку подняться и доковылять до кровати.
        Тетушка Моника очень удивилась словам Марка, но решительно возразила.
        - Нет, твоя жена должна быть здесь.
        - Подойди-ка сюда, - обратилась она к Энэлайз, - я буду показывать тебе, что я буду делать. Ты будешь повторять это дважды в день, ежедневно, но тебе понадобится много силы.
        Энэлайз посмотрела на сержанта Джексона, который явно был сильнее ее, но знахарка, уловив этот взгляд, уточнила:
        - Нет, нет - надо не физическая сила. Я имела в виду, что ты должна быть сильной духом. Лечение займет много времени и ты должна делать его очень упорно.
        - Хорошо, - сказала Энэлайз и тоже подошла к кровати. - А теперь сними ему брюки и рубашку, - приказала Моника Джексону.
        - Нет! - выкрикнул Марк и, схватив сержанта за руку, умоляющими глазами посмотрел на Монику. Он не мог позволить Энэлайз увидеть его изувеченные конечности. Он не пошел на это даже, когда сгорал от страсти. Марк готов был вынести все, только не то, что увидит сейчас в ее глазах.
        - Боже! Я не вынесу такого унижения! - сказал он про себя, а вслух, закричал:
        - Нет! Я не буду раздеваться!
        - Да? - удивилась тетушка Моника. - Ты такой скромный мужчина? Я бы не подумала! Впрочем, не надо расстраиваться. Я видела тела многих мужчин. Меня интересует исцеление тела, а не плоть.
        Джексон стал расстегивать пуговицы на рубашке, а Марк стал сопротивляться здоровой рукой.
        - Оставьте меня в покое! - прокричал Марк.
        - Ради Бога, Марк! - вмешалась Энэлайз. - Да, пойми же ты, что мы стараемся помочь тебе выздороветь. Да помоги же нам хоть немного!
        Марк побледнел и уставился на нее. Глаза у него горели. Энэлайз отвела свой взгляд от Марка и сказала:
        - Сержант, продолжайте.
        - Но, мэм…
        Энэлайз замахнулась на злополучного солдата.
        - Черт побери! Джексон! Ты помнишь наш разговор перед отъездом? Или ты подчиняешься мне, или оставляешь нас. Здесь нет места тому, кто только обещает, но ничего не делает для здоровья Марка. А теперь выбирай! Или ты делаешь то, что я тебе говорю, или я вышвырну тебя за дверь и прикажу привести своих новых слуг. Они быстро все уладят, - гневно сказала Энэлайз.
        Джексон боялся даже взглянуть на Энэлайз. Он не сомневался, что она выполнит то, что обещала. Он не хотел перечить Марку, но он также и не хотел, чтобы совершенно незнакомые люди пришли сюда и раздевали его. Еще раз взглянув на разгневанную Энэлайз и убедившись, что та непоколебима, сержант стал решительно расстегивать пуговицы. Но Шэффер не собирался так просто сдаваться. Он начал самую настоящую борьбу и пытался здоровой рукой отбиться от сержанта. Энэлайз и Джексон стали держать Марка, а, включившаяся в борьбу тетушка Моника, сама расстегнула ему рубашку.
        Эта возня только позабавила знахарку, и она, улыбаясь, заявила Энэлайз одобрительно:
        - Ты - сильная женщина, и мужчина твой, оказывается, воин. Он тебя ровня.
        Она давно заметила, как неприязненно смотрит Марк на свою жену, но за долгие годы тетушка Моника давно поняла, как мало разбираются мужчины в том, кто им хорошо подходит. Она ловко сняла с Марка всю одежду, пока его жена и сержант удерживали его. Наконец, процедура раздевания была закончена, и Марк прекратил сопротивляться. Он затих и только отвернул свое окаменевшее лицо от Энэлайз.
        Она поняла, что творится у него на душе - он стыдился выставлять напоказ свое искалеченное тело. На его левом боку виднелись два небольших шрама, но зато вся левая рука была иссечена вдоль и поперек сине-багровыми рубцами, а в одном месте даже была глубокая вмятина, видимо, на месте раны, достигшей до самой кости. Такой же вид имела и его нога, только к шрамам там добавлялись глубокие отметины от шрапнели. Его голень была переломана в двух местах, и видно было сразу, что кости срослись неправильно. Обе ноги, некогда бывшие мускулистыми, сейчас выглядели дряблыми и уже начинали усыхать.
        У Энэлайз судорожный ком застрял в горле при виде этой ужасной картины.

«Бедный Марк! Когда-то он был таким сильным и гибким! Как должно быть ему сейчас тяжело осознавать свою беспомощность! Как он страдает!» - Она незаметно утерла набежавшие на глаза слезы. Зачем Марку видеть ее слезы? Он только еще больше возненавидит себя.
        И Энэлайз заставила себя сосредоточиться на том, как тетушка Моника обследовала своими руками ноги и руку Марка. Знахарка наказала ей следить за ее руками и запоминать все, а сама стала массажировать руку Марка. Марк искривился от боли, когда Моника запустила свои сильные пальцы ему в мышцы и стала разминать их. Видя, как изменился Марк в лице, она сказала:
        - Ах, значит, он чувствует. Это хорошо. Если бы ты ничего не чувствовал, вот тогда было хуже. Значит в руке есть жизнь. А теперь, посмотри! - обратилась она к Энэлайз. - Вот эта бутылка с мазью, что я приготовила. Я ее оставлю тебе. Ее нужно втирать в кожу так, как это делала я.
        С этими словами она раскрыла бутылку и вылила на руку жирную светло-зеленую жидкость, сильно пахнущую какими-то травами. Моника умело втирала мазь в руку и ноги Марка. К тому времени, как она закончила процедуру, его лицо покрылось испариной. Знахарка тронула Марка за плечо и с симпатией в голосе произнесла:
        - Я знаю, что это очень больно. Тебе придется очень долго лечиться. Но если ты хочешь двигаться, если ты хочешь, чтобы твои рука и ноги работали, то ты должен терпеть любую боль. Приготовь себя к страданиям. И помни! Если есть боль, значит ты живой. А вот тут у меня есть кое-что, чтобы облегчить твою боль.
        Она извлекла из корзины маленькую стеклянную бутылочку и вылила ему несколько капель в рот. Затем она передала эту бутылочку Энэлайз и сказала:
        - А это - тебе! И не давай ему много, иначе он не сможет без этого жить. Давай по нескольку капель в том случае, когда боль станет невыносимой. Смотри и запоминай то, что делаю я. Делай это по два раза в день.
        Тетушка Моника осторожно подняла его левую ногу и начала другой рукой сгибать ее в стопе. Это она проделала несколько раз, а затем стала сгибать ногу в колене, подтягивая колено к его груди. Марк долго терпел, но в какой-то момент, боль стала совсем невыносимой, и он стал ругаться на знахарку. Наконец, она отпустила его, но то же самое начала проделывать и с его рукой.
        - Делай так дважды в день, - повторила она Энэлайз, которая вдруг побледнела от увиденного. Она не могла себе представить, как она сможет проделать все сама, как сможет причинять Марку такую боль.
        - Через неделю начнешь проделывать это четыре раза в день, - поучала Моника. - И не беспокойся, боль начнет постепенно исчезать, если будешь делать это постоянно. Верь мне. Я лучше знаю. Видишь ли, его мышцы долго бездействовали и теперь очень трудно будет их восстановить. Разминая их, так как делаю это я, ты заставишь их работать. Ты видела когда-либо, как обучают ребенка? Ты думаешь, что ребенок учится с большой охотой? Точно также и здесь - рука и ноги, как ленивые ученики. Только ты будь умнее их. И ты должна научить их, должна заставить их работать так, как тебе это нужно, - сказала Моника. Энэлайз слегка засомневалась:
        - А вы уверены, что это поможет?
        Тетушка Моника фыркнула:
        - А ты думаешь, что так легко вылезти из такой болезни? Нет, исцеление надо выстрадать. Просто так ничего не происходит. Я видела твоего сына. Он легко тебе достался? Или тебе не пришлось вынашивать и ждать девять месяцев? И неужели он тебе достался без боли? Такие чудеса происходят только тогда, когда умеешь ждать, трудиться и терпеть!
        Энэлайз кивнула головой в знак согласия.
        - Да, и вот еще что ты должна делать - протирай его искалеченные конечности теплой водой несколько раз в день. Лучше, если ты закипятишь воду из ручья, что течет в камнях. Главное, помни, что вода должна быть теплой. Я приду через две недели посмотреть, как идут дела. Помни! - сказала она и, взяв Энэлайз за руку, посмотрела ей в глаза. - Все зависит от тебя. Ты должна быть упорной. Слабая женщина не сможет спасти мужчину!
        Энэлайз улыбнулась Монике, стараясь не глядеть на мертвенно-бледное лицо Марка.
        - Я сделаю так, как надо. Верьте мне.
        - Я знаю, - ответила Моника и отдала корзину с бутылками Энэлайз.
        Моника величественно вышла из комнаты, а Энэлайз смотрела ей вслед, ничего не замечая вокруг.
        О, Боже! Она надеялась на то, что ради спасения Марка сделает все!
        Глубоко вздохнув, она подошла к шнурку звонка у двери и подергала за него. Вскоре в двери показалась одна из аккуратных, опрятно одетых служанок гостиницы.
        - Я хочу, чтобы вы приготовили теплую ванну для полковника Шэффера, - сказала она. Затем она повернулась к сержанту и добавила:
        - Я поручаю это вам, сержант. Помогите полковнику войти и выйти из ванны. Проследите, чтобы его больные рука и ноги были полностью погружены в воду.
        Впервые она опасалась взглянуть на Марка. В глазах его застыли боль и горечь. Он лежал молча, отвернув голову от нее. Энэлайз закусила губу и быстро вышла из его комнаты. Марк уткнулся лицом в подушку. Горячие слезы струились у него из глаз. Он чувствовал себя униженным и оскорбленным - они навалились на него, раздели, рассматривали его тело, а он ничего не мог с ними сделать. Только сейчас он подумал о том, что также чувствовала, должно быть, Энэлайз, когда он насильно сделал ее своей любовницей.
        Энэлайз… Боже! Какие воспоминания нахлынули на него вчера! Он вспомнил, как они вместе катались в экипаже по улицам Нового Орлеана три года назад. Он вдыхал чарующие ароматы и вслушивался в звуки этого прекрасного города. Он вспомнил, как они жили вместе в небольшом, уютном особняке. И еще, он вспомнил, каким гневом горели ее глаза и как пылали ее щеки в моменты, когда она ссорилась с ним. Он вспомнил ту ночь, когда она в прозрачной ночной сорочке, вынимала шпильки из прически, и каскад волос падал на плечи. Как он желал ее!
        Как он хотел снова стать здоровым мужчиной! Но это были мечты, а сейчас Энэлайз все-таки увидела его уродство. Это вызвало у нее, конечно, отвращение. Поэтому, она избегала смотреть на него, и Марк это заметил.
        Энэлайз насильно раздела его и показала этой чертовой ведьме, которая сделала ему так больно! Он ненавидит ее, Энэлайз!
        Следующие две недели Энэлайз крутилась как белка в колесе. Во-первых, дважды в день она встречалась с Марком и выполняла все назначения тетушки Моники. Эти встречи истощали ее физически и морально. Она приходила к нему в комнату, где он уже лежал раздетым. У него было такое выражение лица, будто сейчас его будут пытать. И Энэлайз чувствовала себя в роли главного палача. Она массировала его изувеченные ноги и руку так, как показала ей Моника, а затем сгибала и разгибала их. Марк мужественно переносил эти пытки и хранил молчание. Только капельки холодного пота на лбу, да побелевшие губы говорили Энэлайз о том, что он испытывает адские муки. У нее сердце разрывалось от боли за него, но она знала, что ей нужно делать все, чтобы он выздоровел. Очень часто после таких сеансов, она прибегала к себе в комнату и давала волю слезам.
        Если бы Энэлайз так не поверила знахарке, то она сразу отказалась от этих мучительных процедур. И Энэлайз не могла не заметить, что Марк и сержант скептически относились ко всему, что она делала. Для себя она решила довести лечение до конца. Ее успехи стали заметны к концу второй недели - боли в руке и ногах у Марка заметно ослабли. Но, когда на вторую неделю она стала растирать и массировать его четыре раза в день, боли возобновились с новой силой, и Энэлайз потребовалось собрать все свое мужество, чтобы продолжать лечение.
        Она страшно переутомлялась. Кроме Марка, она занималась оформлением покупки дома и переезда. Миссис Вэбстер деньги были нужны срочно, и сделка адвокатом была оформлена очень быстро.
        Дом перешел в собственность Энэлайз, и она наняла рабочих, чтобы обновить окраску и сделать там, где это необходимо, ремонт. Вновь набранные слуги нуждались в обучении, для них надо было заказать форменную одежду, надо было и выбрать мебель, вместо той, что увезла с собой бывшая хозяйка.
        Параллельно с решением домашних дел, необходимо было начинать строительство магазина. Ей пришлось осмотреть множество участков, которые ей предлагали, пока она не нашла искомое. Вначале она хотела расположить магазин в торговом центре города, но, обдумав все, она обратилась в поисках к Парковому кварталу, в том месте, где он граничил с Французским районом и прибрежной частью города.
        Состоятельные люди часто посещали для прогулок это место и, следовательно, ее магазин будет привлекать их внимание.
        Строить в Новом Орлеане было очень дорого, потому что город лежал ниже уровня моря и почва под ним была заболочена. Строительство зданий требовало специальной подготовки площадки с забиванием свай и прокладыванием системы дренажей. Даже склепы на новоорлеанских кладбищах ставили на высокие земляные насыпи.
        Поэтому Энэлайз, просчитав расходы, решила не строить новое здание, а подыскать большой, старый дом, в котором после перепланировки и ремонта, можно было сразу открыть магазин. И, в конце концов, она присмотрела три рядом стоящих здания, которые можно было соединить в одно и реконструировать под магазин.
        Она навела справки и узнала, что земля и дома принадлежали семье Боучардов, но недавно они продали ее некому Джозефу Гримсхау. Об этом человеке Энэлайз ничего не слышала и обратилась к Полине Бовэ, которая обещала все выяснить.
        Энэлайз всегда уважала Полину и надеялась сделатй ее в будущем своей помощницей. Еще до открытия магазина Энэлайз намеревалась начать ей платить жалование, за ту помощь, которую та стала ей оказывать.
        Полина в самом деле прекрасно зная Новый Орлеан и его жителей, была неоценима, когда надо было навести справки. Она знала много из истории старинных семей города и о их нынешнем положении.
        Как только Энэлайз упомянула о Гримсхау, Полина нахмурилась и рассказала о нем.
        - Это - янки, который появился здесь всего три месяца назад и начал скупать земли по всему городу. Многие так нуждаются, что продают свою собственность по ценам много ниже их реальной стоимости. Он - стервятник, который жиреет на человеческом горе.
        Энэлайз улыбнулась подруге:
        - Что ж, давай попробуем его перехитрить.
        Она послала ему записку с просьбой навестить ее для обсуждения вопроса покупки земель и недвижимости, подписавшись: «Энэлайз Шэффер, представитель торговой компании Курта Миллера».
        Текст деловой записки она очень тщательно продумала, так как хотела сразу дать ему понять, что за ней стоит крупная компания и что она - деловая женщина, компетентно решающая стоящие перед ней задачи. Для Энэлайз было важно, чтобы не она бегала за ним и искала встречи, а он сам пришел к ней. Ведь в этом случае просителем становился он сам.
        Гримсхау зашел в указанный день и час и не понравился Энэлайз с первого взгляда. Это был высокий грузный человек, глаза которого смотрели подозрительно, а улыбка была натянутой. Его глаза загорелись при виде Энэлайз, и во время разговора он все поглядывал на ее грудь.
        Энэлайз умело скрыла свою неприязнь, да и смутить ее было не так-то легко. Она предложила ему кофе и какое-то время они провели в вежливой беседе, не касаясь интересующей их темы. Затем Энэлайз очень осторожно перевела их беседу на участок и дома в Парковом квартале. Как она выяснила, Гримсхау не собирался продавать землю, он предпочитал сдать ее на определенных условиях в аренду. Она начала торговаться - владелец запрашивал высокую цену, а Энэлайз старалась ее сбить. Несколько минут они яростно спорили о цене. Наконец, Гримсхау с оскорбленным видом сообщил что возможно он и снизит цену, но при этом он так многозначительно, раздев ее глазами, посмотрел на Энэлайз, что она сухо сказала, что в таком случае они не договорятся.
        Гримсхау пошел на уступки, предложив ей взять здания в длительное пользование, и после очередного спора, они договорились об аренде на более-менее выгодных условиях.
        Рента[Рента - здесь доход, регулярно получаемый владельцем со сдачи в аренду любой собственности. Могла заключаться сроком на три поколения, т. е. 99 лет.] будет дорогой, но она будет фиксированной, хотя здания перейдут к торговой компании на девяносто девять лет и с правом продления действия договора.
        Более того, Энэлайз удалось уговорить его включить в договор работы по переделке. Энэлайз, несмотря на это, не была в восторге от совершенной сделки. Во-первых, ее смущал такой длительный срок аренды, а во-вторых, ей было неприятно иметь дело с таким человеком как Гримсхау.
        Но мысль о прекрасном расположении зданий и о довольно быстром открытии магазина была так заманчива, что она не смогла отказаться от сделки. Энэлайз согласилась встретиться с ним и с его архитектором на следующей неделе, чтобы обсудить план обновления здания и подписать документ об аренде. Документ об аренде должен был быть отослан на проверку адвокату фирмы, прежде чем она подпишет его. Закончив, разговор, она натянуто улыбнулась и указала ему на дверь.
        Измученная, Энэлайз погрузилась в кресло. Завтра они начнут переезжать в свой дом. Сегодня вечером тетушка Моника собиралась зайти и посмотреть, есть ли у Марка какие-то успехи в лечении. Для себя Энэлайз уже отметила, что заметных сдвигов в лечении не было. Марк никак ей не помогал со своей стороны, он только молча терпел. И хотя боли у него после ее процедур утихли, она не видела заметных признаков в восстановлении конечностей. Энэлайз тяжело вздохнула, и слезы, которые казалось, затаились где-то в глубине души, брызнули из ее глаз.
        Как долго все это будет продолжаться? Как долго Марк будет презирать ее, а она причинять ему такие адские муки?! Неужели для него не настанут никогда светлые дни?
        Бывали такие минуты, когда Энэлайз теряла всякую надежду на лучшее и считала, что хуже быть уже не может. В такие минуты ей хотелось бросить все и предоставить Марка самому себе…
        В дверь постучали - это, наверное, пришла тетушка Моника.
        Энэлайз отбросила прочь все сомнения. Ее ждали дела поважнее, и она почти побежала к двери открывать знахарке.
        Глава 20
        Посещение тетушки Моники подняло настроение Энэлайз. Осмотрев Марка, знахарка нашла, что в его состоянии явно наметились положительные сдвиги.
        Она похвалила Энэлайз, а когда та показала, как усовершенствовала для Марка ванну, то и совсем расцвела. Энэлайз, помня о ее советах, придумала, как повысить эффективность водных процедур и доказала самой себе, что она не зря была дочерью изобретателя.
        Она попросила слуг прикрепить снизу ванны механический вентилятор в цилиндре. Когда вода заполняла ванну, после нажатия ноги на педаль вентилятора, его лопасти начинали вращаться, и вода пронизывалась сотнями пузырьков воздуха. Помещение вентилятора в цилиндр обеспечивало полную безопасность. Марку нравилась эта процедура, и знахарка утверждала, что она очень целебна.
        Воду для ванны, как и советовала тетушка Моника, слуги доставляли из ручья.
        Довольная ходом лечения тетушка Моника решила включить в него новые элементы. Она велела продолжать и растирания, и массаж, но сказала, что полковнику пора самому начинать шевелить своими ногами. Полностью показав следующие упражнения, знахарка рассказала по сколько и как часто их делать. Закончив осмотр и показ упражнений, она пообещала зайти через четыре недели и ушла.
        А на следующий день наконец-то состоялся переезд Шэфферов в новый дом. Еще когда шел ремонт, Энэлайз заказала сделать по стенам в комнате Марка на разной высоте деревянные поручни. Дважды в день он, опираясь на поручень, с помощью Джексона, стал ходить вдоль стены. Каждый шаг давался ему с превеликим трудом, он часто спотыкался, его изуродованная нога неуклюже выворачивалась, совсем не повинуясь его желанию.
        Для разработки руки Моника показала два новых упражнения. В одном надо было больной рукой достать до локтя здоровой, а затем - дотянуться до плеча. А другое заключалось в сжимании изо всех сил пальцами больной руки тряпичного мяча. У Марка это никак не получалось, больные пальцы не слушались и не только сжимать мяч, но и держать его отказывались. Разозленный, он отказался делать это упражнение, пока Энэлайз не начала его стыдить, пригрозив пожаловаться… Джонни.
        - Что ж! Пусть твой сын узнает, что у него совершенно безвольный отец! Пусть узнает, что у тебя была возможность стать здоровым человеком, а ты не захотел ею воспользоваться!
        Упреки подействовали, и Марк как всегда, когда злился, решил доказать, что она неправа.
        Его дни превратились в кромешный ад - он упражнялся, терпел боль, опять упражнялся. Мяч никак не подчинялся ему и даже на дюйм ему не удавалось его приподнять.
        Его попытки пройтись без помощи Джексона, заканчивались падением, но он упорно продолжал, чтобы доказать Энэлайз и, конечно, сыну, что его воли хватит на все.
        Раньше он только пассивно подчинялся всему тому, что проделывала над ним Энэлайз. А сейчас он активно трудился сам и результат не замедлил сказаться. В один прекрасный момент Марк обнаружил, что пальцы удержали мяч и даже слегка сжали его! Когда он делал первое упражнение, его больная рука постепенно стала подниматься все выше и выше; его пораненная нога уже не волочилась и перестала непроизвольно выворачиваться. Его походка была, конечно, нетвердой, он шаркал ногами, но он пошел!
        Явный успех окрылил Марка, и он стал увеличивать нагрузки уже назло Энэлайз, поняв, что действительно он сможет стать на ноги!
        Однажды с большим трудом он смог больной рукой, висевшей раньше как плеть дотянуться до своего лба! Рука, которую Марк считал полностью парализованной, ожила!
        Это была победа и еще одно доказательство того, что он сможет выздороветь. Марк, конечно, понимал, что прежней силы и ловкости ему не достичь, но он сможет обслуживать себя сам и не зависеть от окружающих. Он не останется беспомощным калекой, если только будет трудиться сам над своим выздоровлением - эта мысль и полученное улучшение буквально вдохновили его. Теперь он занимался даже с чрезмерным усердием.
        А как же радовалась Энэлайз, хотя и втайне от Марка, потому что не слышала ни слова благодарности и не видела никакой симпатии в его глазах. Явным проявлением радости она боялась спугнуть усердие мужа. Она и не ждала благодарности - счастьем было уже то, что он начал постепенно выздоравливать и сам вошел во вкус лечения!
        Она, как и прежде, делала ему растирания и массаж, и хотя она очень уставала физически, но сознание того, что Марку лучше, что в нем проснулся интерес к жизни, придавало ей силы.
        Во время процедур она иногда ощущала, как его мышцы стали реагировать на прикосновения ее пальцев. Энэлайз видела, что ему уже не больно упражняться, что растирания целебными травами сделали свое дело.
        После переезда и устройства в своем доме, Энэлайз стало легче. Теперь она смогла заняться вплотную работой. Свой план устройства магазина она показала Гримсхау и архитектору, обговорив все детали, вплоть до того, где делать полы из дерева, а где - паркет. Практически везде должен был быть паркет, только в подсобных помещениях и в отделе скобяных товаров можно было настелить деревянные полы, а прилавки Энэлайз планировала облицевать мрамором. Энэлайз запроектировала размещение во всех помещениях вентиляторов, чтобы воздух всегда был свежим и прохладным. Освещать все будут красивые люстры и множество настенных светильников, выполненных в одном стиле с люстрами.
        У самого входа Энэлайз предложила расположить кафе, а также заказать для всех входов новые двери, украшенные латунными ручками.
        Гримсхау долго не соглашался, кричал о слишком больших расходах, но Энэлайз, закаленная битвами с мужем, не уступала ни в чем. Наконец, он согласился принять ее проект переделки зданий, а она пошла на увеличение ренты.
        Она с облегчением вздохнула - сделка состоялась окончательно, хотя иметь партнерские отношения с Гримсхау ей было крайне неприятно. Каждый раз при встречах он смотрел на нее похотливыми глазами, пытался дотронуться до нее, делая вид, что это произошло случайно. Однажды, когда они обсуждали дела наедине, обнаглел до того, что открыто предложил ей стать его любовницей.
        Энэлайз ответила звонкой пощечиной и разъяренная, не закончив обсуждения, ушла домой. При последующих, увы, неизбежных деловых встречах, она делала вид, что ничего не произошло. Она затратила уже так много сил и денег на этот проект, что отказываться от него только из антипатии к этому человеку, было слишком большой роскошью.
        Теперь, все обговорив, она только наблюдала, как идет ремонт, а основным делом стал заказ оборудования для магазина и товаров для открытия.
        Кроме того, она подбирала способных портных для салона мод и продавцов, проверяя каждого - насколько образцово он сможет выполнять свою работу. В конце концов, она набрала людей, которыми осталась довольна. Она опять так завертелась в круговороте дел и занятий е Марком, что для Джонни оставалось времени еще меньше, чем в Нью-Йорке.
        Мальчик почти все время проводил с отцом и сблизился с ним чрезвычайно. И хотя Энэлайз считала это благом для обоих, она боялась стать чужой сыну и твердо решила выкраивать ежедневно хоть немного времени для общения с Джонни.
        Напряжение последних месяцев не прошло даром - она побледнела, похудела, под глазами залегли синеватые круги, и все лицо очень осунулось. Это замечали все, но только Полина осмелилась посетовать, что Энэлайз не щадит своего здоровья.
        Еще одна мысль терзала Энэлайз. Живя в одном городе со своими родителями, она так и не решалась навестить их, помня как ее мать отказалась от нее.
        Но однажды ноги сами привели ее к родному дому. Подойдя ближе она остановилась и посмотрела на него. Он выглядел таким же неухоженным, как и дом Полины. Краска на стенах облезла, газоны заросли и стали проседать ступеньки на крыльце.
        Война принесла семье Колдуэллов разорение, так же как и другим старинным нью-орлеанским семьям.
        Тяжело вздохнув, она решительно открыла калитку и постучала в дверь. Ей открыл их старый дворецкий и, узнав ее, замер. Они стояли и смотрели друг на друга, пока дворецкий не опомнился и не воскликнул.
        - Мисс Энэлайз! - его лицо озарила улыбка. - Мой Бог! Как же хорошо вы выглядите!
        - Здравствуй, Джозеф! Как поживаешь? Как все остальные?
        - Чудесно, мисс Энэлайз, чудесно! Ваши родители по сравнению с другими процветают.
        - Как ты думаешь…. - хотела было спросить она, но запнулась. Дворецкий сразу понял, о чем хотела спросить Энэлайз и печально покачал головой.
        - Нет, мэм… Не думаю, что они захотят увидеть вас. Я схожу и спрошу, если вы хотите.
        - Попробуй! - сказала она и осталась ждать. Не прошло и нескольких минут, как дворецкий вернулся. Он, стараясь не смотреть Энэлайз в глаза, произнес:
        - Мне жаль, мисс Энэлайз, но миссис Тереза… Она сказала «нет».
        - Что же, спасибо, и извини за беспокойство, - пробормотала Энэлайз и собралась уже уходить, как вдруг остановилась.

«Ну, уж нет! Просто так она отсюда не уйдет. Теперь она уже была другим, сильным человеком, не глупой девчонкой, какой была прежде».
        К удивлению дворецкого, она резко развернулась и, отстранив его, побежала в гостиную. Дворецкий жестом пытался остановить ее, но не смог. Мистер и миссис Колдуэлл были ошеломлены, увидев ворвавшуюся в гостиную дочь. Тереза при виде дочери всплеснула руками и начала быстро-быстро обмахивать себе лицо веером, а ее муж уставился на дочь и молчал.
        - Не беспокойтесь! Я долго не обременю вас своим присутствием. Я знаю ваши чувства по отношению ко мне. Но я здесь сейчас для того, чтобы вы узнали мои чувства и мои мысли. Честро говоря, мне не стыдно за то, что я сделала. Я спасла Эмилю жизнь, а вы отреклись от меня. Бог вам судья! Но я хочу вам сказать, что вы эгоистичны и слепы. Вы сказали мне, что больше не считаете меня членом этой семьи. Все, что я могу сказать по этому поводу - слава Богу!
        И прежде чем кто-нибудь из ее родителей смог произнести хоть слово, она повернулась и ушла, оставив их в шоке. Она вихрем прибежала к себе домой и влетела к Марку в комнату, заставив его вздрогнуть.
        - Какого черта ты так врываешься?! - воскликнул он.
        - Это их всех к черту! - взорвалась она и швырнула свою сумочку, а затем ухватилась за бутылочку с мазью.
        - Успокойся! - сказал Марк, едва удерживаясь от смеха. - Тебе не следует растирать меня, когда ты пребываешь в таком ужасном настроении. Ты разломаешь все мои кости!
        Она нахмурилась, а потом, тяжело вздохнув, сказала:
        - Не беспокойся! С тобой будет все в порядке.
        - А теперь расскажи мне, кто так испортил тебе настроение?
        Энэлайз села в кресло и ответила:
        - Я ходила навестить своих родителей. Я надеялась, что все-таки победит здравый смысл, но нет… Они даже отказались видеть меня.
        Впервые за долгое время Марку стало жаль свою жену. Это он был виноват в размолвке между ней и ее семьей.
        - Мне очень жаль, Энэлайз, - сочувственно произнес Марк.
        - А мне теперь нет, - зло выкрикнула она. - Пара выживших из ума ханжей! Они сами себе навредили этим, потому что только я смогу им помочь! Но я высказала им все, что я о них думаю! Мне противно даже думать, что они - мои родители!
        Марк громко рассмеялся, и Энэлайз, вспышка гнева которой уже кончалась, засмеялась невольно вместе с ним.
        И только сейчас она поняла, что они легко разговаривают! Что они переступили барьер молчания, существовавший последние месяцы между ними!
        Энэлайз посмотрела на Марка, и ей показалось, что он заметил то же самое. Они замолчали, и шаткое взаимопонимание вдруг опять куда-то исчезло, и настороженность вновь появилась в их глазах.
        Она неловко встала из кресла и направилась к двери позвать Джексона. Тот снял с Марка одежду, и Энэлайз, налив себе в ладони лекарство Моники, стала привычно втирать его в руку Марка.

«Как жаль, что так быстро погасла искорка доверия», - печально думала Энэлайз, массируя руку.
        Марк сожалел о том же и, боясь встретиться с ней взглядом, лежал не открывая глаз.
        Энэлайз, закончив работу над рукой, перешла к ноге. Марк уже несколько дней не испытывал тех адских болей, что сопровождали вначале процедуру, но сегодня под прикосновением ее пальцев по бедрам вдруг разлилось приятное тепло. Он почувствовал, что проснулась его плоть и, покраснев, желал только, чтобы простыня, укрывавшая пах, не дала заметить этого Энэлайз.
        Его гнев на Энэлайз сковывал его желания, но сегодня он потерял над собой контроль и понял, что она по-прежнему желанна для него. Его любовь к ней выжила, несмотря на боль, страдания и жажду мести.
        Как он упорно подавлял ее, но она еще была жива. Нет, он не хочет, чтобы страсть к Энэлайз снова возродилась, и он примет к этому меры, - решил для себя Марк.
        Как только Энэлайз ушла, Марк подозвал сержанта и сказал:
        - Джексон, я хочу просить тебя об одном одолжении!
        - Да, сэр.
        - Возьми у меня денег и приведи мне хорошую проститутку.
        Джексон изумился.
        - Но, сэр, как - сюда?!
        - Да, черт бы тебя побрал! Что ты на меня уставился? Неужели ты не понял, что я никогда не был монахом?!
        - Конечно нет, сэр. Мне очень радостно за вас. Я рад, что вы вновь захотели женщину. Только никак не пойму… Зачем искать проститутку, когда у вас жена такая красавица и живет тут же с вами?!
        - Ты, наверно, забыл, что она сказала мне, что будет со мной разводиться? - сухо спросил Марк.
        - Конечно, я помню. Но я понял, что миссис Шэффер говорила неправду из своих соображений. Я так думаю, что она сказала вам неправду, чтобы привести вас в бешенство и заставить вас выздоравливать…
        - И с чего это ты пришел к такому выводу? - спросил его Марк.
        - Сэр, - продолжил сержант, - вы не видите леди, когда она уходит из этой комнаты после вашего лечения. Если вы видели ее, когда она возвращалась после ваших страданий! Она всегда была бледной, как простыня. А однажды я даже видел, как она, выйдя от вас, сразу же уселась в зале и разрыдалась.
        - Как трогательно, - произнес Марк. Джексон продолжил возбужденно.
        - Я не думаю, что она крутила любовь с этим парнем из Нью-Йорка. Если бы это было на самом деле так, то зачем бы ей было приезжать сюда и нянчиться с вами? Она бы преспокойно находилась бы там с ним.
        - Она считает своим долгом быть со мной, - сказал Марк.
        - Ха! Но если у нее такое сильное чувство долга - зачем же ей быть тогда неверной женой? - спросил Джексон.
        - Ты не знаешь южан, Джексон! У них необычное чувство морали, - сказал Марк.
        - Зачем же тогда неверной жене работать до седьмого пота со своим мужем-калекой и стараться всеми силами, чтобы он выздоровел? Зачем? Чтобы, став здоровым, он смог прекратить ее похождения? Да? Она же себя такой работой доведет до могилы. Сначала возится с вами, потом бежит в тот магазин, не говоря уже о заботах по дому и по воспитанию сына. Вы не обращали внимания, как она выглядит? Она похудела, под глазами у нее залегли темные круги. Или вы так заняты собой, что ничего вокруг себя не замечаете?
        - К черту все! Сержант! Достаточно! - прорычал Марк. - Я не собираюсь извиняться ни перед тобой, ни перед кем. Моя жена не любит меня, а ты ничего не знаешь, что было между нами в прошлом. Я знаю, почему она не любит меня и почему полюбила того немца. Но даже, если бы она и любила меня, то я отказываюсь ее любить снова.
        - Вы снова взялись за ту игру «любит - не любит». Она видит ваши искалеченные ноги и руки по нескольку раз в день на протяжении нескольких недель. Она растирает постоянно ваши шрамы. И с чего бы это вдруг они стали отталкивать ее сейчас?! - спросил Джексон.
        - Она смотрит на них беспристрастно, как должен смотреть доктор. Но если бы ты знал, каково мне лежать раздетым перед ней и разрешать ей дотрагиваться до этих шрамов, до этого ужаса! Но и это не самое главное. Есть вещи и похуже этих шрамов. Это то чувство, что внутри меня и от которого ее надо защитить. С того времени, как я встретил ее, я все делал ей назло, как только мог. Я всегда ревновал ее и вел себя с ней отвратительно. Я любил ее и обижал ее. Ее сопротивление меня так злило, что я даже мог убить ее. И сейчас, стоит только мне подумать о ней, и я начинаю сгорать от страсти как мальчишка-школьник. Короче говоря, сержант, наша совместная жизнь - это ад для нас обоих, и лучше с этим покончить. Видишь ли, даже и сейчас, после ее прикосновения ко мне, я сгораю от страсти. Иначе зачем бы мне прибегать к услугам проститутки? Ведь если я даже уговорю Энэлайз и затащу к себе в постель, чтобы утолить свой голод, это только затянет час расставанья для нас, - сказал Марк.
        - Я не поверю, чтобы вы смогли позволить другому мужчине увести вашу жену от вас, особенно такую жену, как она, - горячо заспорил Джексон.
        - Проклятие! Ты что, совсем оглох? - взорвался Марк. - Я люблю Энэлайз и хочу, чтобы она была счастлива. Я хочу отделаться от этой круговерти любви, ненависти, страсти и ревности. Если бы я меньше ее любил, то может быть, не обижал бы ее так. Но я ее так люблю, что не хочу ее привязывать к себе… Вот почему я прошу тебя привести мне сюда проститутку.
        Джексон попал в затруднительное положение. С одной стороны, он понимал, что у полковника были свои взгляды и представления об их любви и браке. Возможно полковник и прав. Ему-то лучше знать об их взаимоотношениях с Энэлайз. Но, с другой стороны, ему - Джексону, было стыдно приводить другую женщину в личный дом миссис Шэффер. Джексон знал характер полковника и знал то, что если он не приведет ему женщину, то тот сам всеми правдами и неправдами доберется до притона и кто знает - чем это для него еще закончится.
        - Хорошо, сэр. Я схожу туда, - сдался сержант. - Какую вы хотите девушку?
        - Боже мой! Да мне все равно какую! Только не черноволосую, какую побезобразнее…
        Джексон быстро нашел девицу и провел ее тайком по черной лестнице в комнату к Марку.
        Это была броская, вульгарная, рыжеволосая девица, грубая и самоуверенная, знающая себе цену. Оставив ее в комнате у Марка, сам сержант остался на страже за дверью.
        Джексон мог предположить все, но только не то, что Энэлайз сама решит зайти к Марку в комнату.
        Дело в том, что Энэлайз решила прокатить Марка в открытом экипаже по городу. Ей так хотелось побыть с Марком вдвоем в другой обстановке. Утром она решила зайти к Марку и предложить ему проехать вместе с ней. Каково же было ее удивление, когда она увидела сержанта, преградившего ей дорогу в комнату Марка.
        Сержант заслонил дверь собой и что-то забормотал. Вид у него был довольно-таки глупый, и Энэлайз заподозрила неладное. Она подумала, что сержант поддался уговорам Марка и тайком от нее принес ему виски.
        - Сержант! - обратилась к нему Энэлайз. - Я хочу войти в комнату к своему мужу. Отойдите, пожалуйста, в сторону, - сказала она.
        Джексон продолжал от волнения запинаться, что-то бормотать себе под нос, но с места так и не сдвинулся. Поведение Джексона еще больше усилило подозрения Энэлайз, и она, взбешенная, побежала к себе в комнату. Там у нее была смежная дверь с комнатой Марка, которой она никогда не пользовалась.
        Энэлайз трепетала от гнева - именно сейчас, когда Марк стал выздоравливать, он опять возвращается к пьянке?!
        Толкнув дверь, она влетела в его комнату и… сначала ничего не поняла. А когда сообразила, то застыла от изумления.
        В постели у Марка была женщина. Совершенно голая она сидела, «оседлав» его, и ритмично двигалась на нем. Под нею стонал и двигался резкими толчками Марк, обхватив ее руками. Лицо его было повернуто в сторону Энэлайз, и глаза были закрыты. Он был в экстазе, - поняла Энэлайз по выражени его лица. Ощутив ее присутствие, Марк открыл глаза, и их взгляды встретились. Затем он медленно отвернул от нее голову и продолжал то, чем занимался до прихода Энэлайз, будто бы ничего и не произошло.
        Энэлайз побледнела и выбежала из его комнаты.
        Джексон, сидевший в это время в зале, вдруг увидел, как хозяйка дома появилась из своей комнаты. Одного взгляда на ее мертвенно-бледное лицо и тяжелую походку было достаточно, чтобы понять, что она узнала всю правду.
        Он встал, ожидая, что она сейчас прикажет ему покинуть их дом. Но, к его удивлению, она просто сказала безразличным голосом:
        - Сержант, пожалуйста, проводите лечение Марка вместо меня. У меня совсем нет времени, а, кроме того, я уверилась, что теперь он справится сам.
        Глава 21
        Энэлайз практически не видела Марка последние месяцы. Она больше не растирала его - этим теперь занимался сержант Джексон.
        Она старалась даже не подходить к его комнате, хотя и ежедневно спрашивала Джексона о состоянии его здоровья.
        Домой она теперь появлялась только к вечеру, посвящая все время своему магазину.
        После ужина она часа два проводила с Джонни и ложилась спать.
        Марк же становился сильнее с каждым днем. Он прямо-таки помешался на своих упражнениях, стараясь заглушить ими свои душевные раны. Поправляться он стал теперь очень быстро и к Рождеству привел всех в изумление, спустившись вниз по лестнице в столовую самостоятельно, только опираясь на трость.
        Увидев его, Энэлайз просияла от счастья и непроизвольно бросилась к нему:
        - Марк! О, Марк! Ты совершил чудо!
        На этот раз она заплакала от счастья. Ей захотелось подбежать и обнять ее. Но она остановила свой порыв, вспомнив, что ее муж не примет ее.
        И, сжав руки, чтобы унять волнение, она улыбнулась, стараясь говорить как можно спокойней:
        - Привет, Марк. Рада видеть тебя здоровым.
        - Спасибо, - в тон ответил ей Марк.
        Он держался очень натянуто. Его черные глаза не выдавали его чувств. В них не было даже намека на то, что он рад видеть жену или хочет попросить у нее прощения.
        Ведь Марк действительно убедил себя в том, что он делал все правильно, рассчитывая на то, что ей легче будет порвать с ним.
        Для них обоих лучше будет, если они разойдутся. Но он и сейчас не смог подавить страсть, которая, как всегда, вспыхнула в нем при виде Энэлайз!
        Уже близилась к концу зима, и в воздухе чувствовалась сырость ранней весны. Со времени первого появления в столовой, Марк научился самостоятельно пользоваться вилкой и ложкой, пробовал писать и даже упражнялся в стрельбе из пистолета! Теперь он, много ходил, хотя ни его рука, ни его нога не восстановились полностью.
        Из-за неправильно сросшегося перелома, он хромал, но уже не прибегал к помощи трости. Он мог вернуться к прежнему образу жизни, и только шрамы и хромота напоминали о тяжелом ранении и о том, как он чуть не остался калекой.
        Энэлайз гордилась Марком и как ей хотелось обнять его и сказать о своей любви и восхищении. Но она боялась опять быть отвергнутой и униженной.
        Сейчас она совершенно не представляла, как сложится в будущем ее личная жизнь. Очевидно, она не смогла вернуть любовь Марка и больше не нужна ему, даже как лекарь. Скоро ей придется определиться - и либо развестись с Марком, либо признаться, что версию о разводе она придумала специально с целью разозлить его и заставить лечиться.
        Она, конечно, меньше всего хотела расстаться с ним, но и не могла стерпеть хоть еще одно унижение. Ее успокаивало только то, что он теперь опять был полон энергии и не зависел от ее помощи.
        А Марк пока тоже не собирался никуда уходить, хотя возможности для этого были. Вместе с его здоровьем восстанавливалась и его воля, интерес к жизни и… любовь к Энэлайз. Чем лучше и увереннее он себя чувствовал, тем ему больше хотелось близости Энэлайз и тем меньше он хотел уходить от нее.
        Уже давно, еще только когда стали отступать боли, он признался себе, как много она для него сделала, сколько вложила в его выздоровление душевной и физической энергии и, что именно ее сарказм дал наибольший эффект.
        Испарился давно и его гнев, и жажда мести, он давно понял, что не может без нее, и его любовь к ней пребудет всегда.
        Вечерами теперь он не замыкался в своей комнате, а спускался в столовую к семье. После ужина он сидел в гостиной, молча наблюдая, как Энэлайз играет с сыном.
        Он смотрел на ее красивое лицо, слушал ее звонкий смех, видел как любит она сына и как они близки.
        Джонни подбегал и к отцу, но с ним он много проводил времени днем, пока мама была на работе. Как хотелось Марку схватить, как и раньше, ее на руки, отнести в свою комнату и любить, любить…
        После долгих месяцев болезни он стал рассудительнее и спокойнее, его перестали мучить приступы ревности.

«Каким я был слепым дураком все это время», - ругал себя постоянно Марк.
        Но хотя он теперь изменился и совсем по-другому смотрел на их жизнь, он не в силах заставить Энэлайз полюбить его снова. Слишком много она из-за него страдала, и, устав его любить, уйдет к другому.
        - Что ж! Пусть так и будет. Ты заслужил это! Освободи ее, - говорил он сам себе.
        Но он не в силах был первым начать решающий разговор, таил свои чувства под непроницаемой маской. Марк отлично понимал, что рано или поздно выбор придется сделать - дать ей развод и помочь найти счастье с другим, либо… либо задержать ее и мучиться от неразделенной любви. Он не стал торопить события, предоставив все судьбе.
        Как-то в марте, когда он вернулся с утренней прогулки, ему доложили, что в гостиной его ждет посетитель. Марк очень удивился, узнав этого человека.
        Его ожидал отец Энэлайз, Джон Колдуэлл.
        Марк поздоровался с ним, хотя про себя чертыхнулся и решил, что тот пришел наверное помириться с дочерью.
        Как бы прочитав его мысли, Джон Колдуэлл сказал:
        - Вы, вероятно, удивлены моим появлением в вашем доме и хотите узнать его причину.
        Марк ничего не ответил. Он и не пытался облегчить мистеру Колдуэллу его задачу. После некоторого напряженного молчания мистер Колдуэлл продолжил:
        - Я пришел вас просить об одолжении. Думаю, вы в курсе, что война разорила мою семью! Основа нашего состояния, плантация «Белль Терр» запущена и у меня нет средств нанять рабочих и возродить ее. Но там действительно прекрасная земля. Я и миссис Колдуэлл нуждаемся в деньгах и хотим продать ее. Я пришел к вам в надежде, что, возможно, вы купите ее?
        - Я? - удивился Марк. - А почему бы вам не пойти к своей дочери, мистер Колдуэлл? Уверен, что она была бы рада оказать вам и вашей жене помощь. Вам не придется тогда продавать «Белль Терр». Или вы слишком горды, чтобы снизойти до этого? Я уверен, что она приобретет плантацию и возродит ее!
        - Нет, я не могу идти к Энэлайз, - решительно сказал мистер Колдуэлл. - Она разбила сердце матери, опозорила семью.
        - И вы, тем не менее, пришли ко мне, к янки - к человеку, который заставил Энэлайз шантажом стать его любовницей, к человеку, который обманным путем проник в ваш дом и выкрал чертежи ваших изобретений. У меня в голове это не укладывается, - сказал Марк, нахмурив брови. - Свою собственную дочь, которая ценой своего позора спасла жизнь брату, вы отвергаете, а просите помощи у ее соблазнителя, у шпиона и диверсанта?!
        - Ваши грехи не имеют отношения к чести семьи Колдуэлл, сэр.
        - В таком случае, пусть Бог меня сохранит от того, что вы называете честью здесь, на Юге! - воскликнул негодуя Марк.
        - Выслушайте меня… Я… Я знаю, что у вас есть сын, мой внук. Мне бы хотелось, чтобы он когда-нибудь унаследовал эту землю, чтобы она осталась, по крайней мере, семейной ценностью. Вот почему я пришел именно к вам.
        - Я возмущен вашим отношением к дочери, - стараясь говорить как можно более спокойно, ответил Марк. - Если бы это зависело от меня, чтобы хоть чем-то помочь вам, я и пальцем не пошевельнул бы. Но так как моя жена, Энэлайз Шэффер, дорожит этим местом, да и я хотел бы, чтобы мой сын стал собственником «Белль Терр», то я принимаю ваше предложение. Я куплю у вас плантацию, но лично с вами я больше не хочу встречаться и пошлю к вам для совершения сделки своего адвоката. А теперь прошу вас покинуть мой дом.
        Мистер Колдуэлл встал и понуро пошел к выходу.
        - И помните, мистер Колдуэлл, - крикнул ему вдогонку Марк, - пока вы не попросите прощения у своей дочери и моей жены - мой дом для вас закрыт.
        Мистер Колдуэлл только кивнул головой и быстро покинул гостиную.
        Марк был в гневе. «Бессердечный, глупый старик! Отказаться от такой дочери!»
        Он уселся в кресло и принялся размышлять, что же он будет делать с этой заброшенной, так внезапно свалившейся на него, плантацией?
        Постепенно гнев его утих и, обдумав все здраво, он решил, что это и есть долгожданное вмешательство судьбы. Он освободит Энэлайз, переедет на плантацию и займется ее восстановлением. Он не будет больше бездельничать и заниматься только собой, как сейчас, и все силы употребит на то, чтобы сыну досталось хорошее наследство.
        К тому же теплый климат пойдет ему только на пользу. Он ведь вырос на Юге, и
«южная кровь», кровь плантаторов, заговорила в нем.
        Он любил тепло, изобилие этой земли. Возвратившись в эти места во время войны, он и сам не заметил, как полюбил Новый Орлеан. Здесь у него появился первый семейный очаг. Где-то там, в глубине души, он еще помнил обиду на свою мать - южанку, на ее распущенность и лицемерие, но он понимал, что пора перестать мстить всему миру за перенесенные в детстве от матери обиды, за тот стыд, который он перенес от нее. Пора перестать искать бурные приключения. Пора жить своим домом, своим делом и воспитывать своего сына!
        Он восстановит «Белль Терр» и внесет свой вклад в возрождение родного Юга!
        Как северянин, он принес сюда разорение; как южанин он возродит эту землю! Прекрасная идея! И потом, скрывшись в «Белль Терр», он не увидит, как Энэлайз уйдет к своему немцу, он докажет ей, что ухе полностью здоров, и она может без всяких угрызений совести оставить его.
        Ему не придется жить рядом с ней, терзаясь от неудовлетворенных желаний. Да, он уедет на «Белль Терр», как можно скорее. Он даст ей основание для развода - пусть делает все, что пожелает. Пусть она уезжает к своему Миллеру, а, может быть, она приедет к нему в «Белль Терр»? Но нет, зачем тешить себя беспочвенными иллюзиями?
        Так он сидел и решал, что принесет ему новый виток судьбы?
        Вечером, за ужином, Марк прямо-таки ошарашил Энэлайз своим заявлением:
        - Энэлайз, - обратился он к жене, - твой отец предложил купить у него «Белль Терр», и я согласился.
        Энэлайз была потрясена.
        - Что??? «Белль Терр»? Мою «Белль Терр»?
        Марк рассказал ей все о визите отца, умолчав только о неизменившемся отношении к ней. Но Энэлайз и сама догадалась, о чем он умолчал. Ведь, если отец перестал питать к ней неприязнь, то не обратился бы к Марку, а пришел прямо к ней.
        Она не удержалась от слез.
        - Что ж, спасибо. Я рада, что плантация достанется Джонни. Спасибо тебе за то, что пришел на помощь моим родителям. Это очень благородно с твоей стороны.
        - Не мог же я допустить, чтобы родители моей жены отправились в дом призрения! - ответил Марк. - И, кроме того, я здоров и мне надоело бездельничать. На плантации у меня будет прекрасная возможность приложить свои силы.
        - Это значит, что ты собираешься восстанавливать ее? - озабоченно спросила Энэлайз.
        - Да, - ответил Марк.
        - Но я боюсь, выздоровел ли ты настолько, чтобы заниматься делами на плантации? - продолжила она смущенно.
        - Я выздоровел даже настолько, что могу тебя, наконец, поблагодарить за это.
        Энэлайз опустила глаза, ожидая от него опять какого-то подвоха.
        Он заметил ее настороженность и успокоил:
        - Я понял, как много ты для меня сделала. Я хочу извиниться перед тобой за те безумные, оскорбительные слова, которые говорил, когда ты пыталась помочь мне.
        - Ничего, это не важно. Я понимала, что ты угнетен и испытывал страшные боли, - ответила Энэлайз и почувствовала, как учащенно забилось ее сердце.

«К чему он это сказал? Собирается ли он помириться с ней и пригласить ее поехать на плантацию вместе?» - Эти вопросы вертелись у нее в голове, но они смотрели друг на друга, ожидая, кто заговорит первым.
        Но Марк также молча вышел из-за стола и ушел к себе.
        Оформление продажи-покупки земли прошло быстро и, став собственником плантации, Марк теперь все время проводил в «Белль Терр», осматривая владения, составляя график очистки заброшенных земель, нанимая для этих дел рабочих. Он нанял и плотников с малярами для ремонта здания. Дому на плантации, который когда-то славился красотой, Марк был намерен вернуть прежний вид.
        Это был огромный белый особняк, выстроенный в типично южном стиле, с верандой, опоясывающей его со всех сторон, со стройными колоннами, которые поддерживали второй и третий этажи. В здании был и четвертый этаж, расположенный под скатами крыши, которую в центре увенчивал небольшой декоративный купол.
        На лужайке вокруг дома росли огромные столетние дубы. От большого особняка была проложена широкая аллея к небольшому изящному флигелю. По обеим сторонам аллеи буйно цвели розы и жимолость, наполняя воздух божественным ароматом.
        И, хотя оба дома были выстроены в типично классическом стиле, их интерьер был типично луизианским - просторные комнаты с огромными окнами, впускавшими дивный воздух, и мягкой мебелью.
        Чувствовалось, что архитекторы-креолы вложили душу в свое творение.
        Марк теперь понял, почему Энэлайз так любила эти места, этот дом, эти сады, что протянулись от Миссисипи. Он проезжал по полям, раскисшим от весенних дождей, захламленным речными наносами после половодья и зарастающим сорняками, и чувствовал себя как никогда умиротворенным. А подъезжая к огромному дому, он впервые ощутил по-настоящему, что возвращается домой. Он жил в доме своей матери, он жил в доме своего отца, но у него никогда не было своего дома.
        Иногда, возвращаясь, он представлял, как сидя на веранде, его поджидает Энэлайз. Если бы она только сказала, что хочет поехать с ним в «Белль Терр» и вместе возрождать заброшенные родовые земли.
        Нет, она ничего не сказала, а, значит, и не хотела. Ее ухе давно интересовал только ее магазин.
        Они как всегда, не поняли друг друга. Все время, начиная с момента, когда Марк объявил о покупке и готовился к отъезду, она ждала, что он предложит ей поехать с ним и жить вместе. Но он не сделал этого. Она же, после того, как он столько раз отвергал ее, собрала всю свою гордость, чтобы не умолять его об этом. Она так страшилась услышать еще один отказ.
        И Марк окончательно переехал в «Белль Терр» один.
        Маленький Джонни плакал и боялся, что отец, которого у них так долго не было, покинет их насовсем. Энэлайз, хотя и успокаивала сына, уверяя, что папа скоро приедет в гости, для себя решила, что теперь она теряет его навсегда. Марк звал Джонни погостить в «Белль Терр», но Энэлайз он не сказал ни слова.
        Она и без этого была не настолько глупа, чтобы решить, что там ее ждут. Хорошо, хоть они по-человечески попрощались в момент отъезда. И он не потребовал начать оформлять развод, о котором она сказала ему еще в Нью-Йорке.
        Что же ей еще желать? Он был здоров, он был рядом, он полюбил Джонни, и они смогут часто видеть друг друга. Краешком глаза и она увидит его во время этих встреч - вот и достаточно. По крайней мере, они все равно будут встречаться чаще, чем в Нью-Йорке.
        У нее есть магазин, есть любимая работа и только на ней надо сосредоточиться.
        Она уже открыла в еще не готовом магазине секцию скобяных изделий. Новый Орлеан восстанавливался и строителям нужны были гвозди, инструменты, замки и так далее.
        Поэтому Энэлайз начала с открытия этой секции, не дожидаясь пока откроется весь магазин.
        Магазин еще только приводили в порядок, но ее можно было найти там каждый день. Она сама наблюдала за отделочными работами, заказывала товары, вела переговоры с поставщиками.
        Из Нью-Йорка от Курта Миллера, которого она регулярно вводила в курс дела, пришло письмо, в котором он сообщал, что собирается приехать к отрытию магазина в Новый Орлеан.
        Это очень обрадовало Энэлайз - она сохранила к Курту дружеские чувства и знала, что он оценит, какую работу она проделала. Кроме того, приезд главы фирмы должен был поднять престиж магазина.
        Гримсхау в магазине к ней больше не приставал, но с тех пор, как уехал Марк, стал наносить по вечерам визиты домой. Он, как и многие другие, решил, что после отъезда полковника Шэффера, его жена стала свободной женщиной.
        Слуги, по приказу Энэлайз, не впускали его, говоря, что хозяйка никого не принимает, но он с упорством маньяка продолжал поджидать ее, хотя и проклинал на чем свет стоит.
        Однажды, стоя у окна, Энэлайз увидела каким разъяренным стало его лицо после очередного отказа и впервые пожалела, что в доме нет могучего сержанта Джексона. Похоже, если так будет продолжаться и дальше, ей понадобится серьезная защита!
        А сержант Джексон тоже частенько вспоминал о Новом Орлеане.
        Полковник Шэффер с той, же одержимостью, с которой он лечился в последние месяцы, окунулся в восстановление плантации. Он трудился от зари до зари, не покладая рук, и требовал того же от всех своих рабочих, в том числе и от Джексона. Сержант был умелым плотником, и Марк поставил его руководить ремонтом дома - это вполне устраивало Джексона, который предпочитал такую работу любым работам на полях. Но его не устраивал бешеный темп, который задал всем полковник. Тот фанатично хотел сделать ремонт и восстановить плантацию в какие-то сверхреальные короткие сроки.
        Полковник ежедневно выезжал на поля и сам наблюдал, чтобы рабочие, как следует очищали землю от бурно разросшегося бурьяна. Он проводил целые дни под лучами солнца, и его болезненная бледность давно исчезла, уступив место бронзовому загару. Частенько он сам становился в ряд с рабочими, и от тяжелой работы его мышцы еще более окрепли.
        Марк хотел срочно очистить и засадить хотя бы треть плантации, рассчитывая оправиться окончательно только в следующем году. Он распорядился сразу засаживать очищенный участок сахарным тростником. Молодые побеги уже радовали глаз, а Марк все также неутомимо объезжал поля верхом на лошади, поторапливая рабочих.
        Как-то вечером, возвратившись домой, Марк увидел стоявшую перед домом двухместную коляску. На минуту у Марка шевельнулась надежда - а вдруг это приехала Энэлайз?! Но надежда сразу угасла, как только подъехав ближе, он рассмотрел коляску. Приехать в таком старом и обшарпанном экипаже Энэлайз никак не могла. Решив, что кто-то из соседей приехал представиться, Марк направился в дом и прошел в гостиную.
        Там в зеленом бархатном кресле сидела очень эффектная молодая блондинка. Правда, платье на ней было выцветшее и явно вышедшее из моды.
        Она приветливо ему улыбнулась, и Марку показалось, что он уже видел когда-то эту женщину, но он не помнил ее имени.
        Она первой обратилась к нему:
        - Полковник Шэффер! Я вижу, что вы не узнаете меня! Как невежливо с вашей стороны меня забыть! Вы были под другим именем, когда мы с вами познакомились, но меня зовут по-прежнему Бекки, - сказала она кокетливо.
        И тут он вспомнил бал в доме у Энэлайз и эту блондинку.
        Она была такой же привлекательной, хотя жизнь ее, судя по платью и экипажу, была нелегкой.
        - Конечно, я вспомнил вас, мисс Олдвей.
        - Вижу, что вспомнили. Но я теперь уже миссис Фурье.
        - Рад за вас. Но ваш визит для меня полная неожиданность. Что привело вас в «Белль Терр»? Бекки захихикала.
        - Я - ваша соседка, полковник, мы с мужем живем теперь на его плантации, а она расположена к югу от вашей. Правда у нас там не так хорошо, и дому далеко до вашего. Эмиль пытается наладить работу плантации, но Фурье никогда не жили на своих землях, поручая все дела управляющим, - ответила Бекки и, вздохнув, добавила:
        - Война так всех нас изменила.
        - Да, - согласился Марк сочувственно. - Не хотите что-нибудь освежающего? - предложил Марк, втайне надеясь, что она, отказавшись, откланяется.
        Но Бекки с радостью согласилась.
        Марк вызвал слугу и, приказав подать напитки со льдом, потом еще целый час был вынужден выслушивать беззаботную болтовню гостьи. Наконец, она распрощалась, но в последующие дни продолжала частенько заглядывать под различными предлогами.
        И Марк, наконец, понял, что жена Эмиля, стремится очаровать его. Полюбить такую простенькую женщину после Энэлайз для него было невозможно, но он стал здоровым мужчиной и часто по ночам его мучали неудовлетворенные любовные желания.
        Что ж, Бекки достаточно привлекательна и вполне может утолить его плотский голод. Она явно жаждала этого сама. Кроме того, Марка забавляла мысль, что он наставит рога человеку, к которому в свое время бешено ревновал и который так оскорбил свою сестру. Таким приятным способом он отомстит брату Энэлайз.
        Если бы Бекки только знала из каких побуждений Марк ее любезно принимает?!
        Но как и все хитрые, но недалекие люди, она была совершенно уверена, что еще немного, и полковник Шэффер совершенно влюбится в нее и на коленях будет ее умолять о милости.
        Она флиртовала с ним, заходя все дальше и дальше. Еще немного, и она, конечно, благородно негодуя уступит великому соблазну любви.
        Но ей надо будет действовать осторожно, иначе он никогда на ней не женится.
        Планы Бекки в отношении Марка простирались очень далеко. Он стал богат и, несмотря на шрамы, был очень привлекательным мужчиной. Она еще не представляла себе, как расторгнет брачные узы с Эмилем, но, по слухам, дошедшим до нее, полковник практически свободен. Она знала, что его брак оказался неудачным, что Энэлайз хочет развестись с ним.
        Как могла Энэлайз бросить такого мужчину, да к тому же богатого, Бекки абсолютно не представляла?!
        Но она также была уверена, что как только Марк объяснится ей в любви, она убедит его дать развод Энэлайз. Конечно, будет ужасный скандал, - решала про себя Бекки, - но игра стоит свеч.
        Мысль о Марке и его богатстве так волновала ее сердце. Несколько лет она была так влюблена в Эмиля, и когда он, вернувшись с войны, сделал ей предложение, была счастлива.
        Но брак, о котором она столько мечтала, принес одни разочарования. Какой же наивной она была, решив, что Эмиль, бывший ранее состоятельным человеком, останется им навсегда!
        Война внесла, конечно, свою лепту, но и главным талантом Эмиля оказалась способность не зарабатывать, а тратить деньги. Он промотал все свое состояние, и им пришлось поселиться на этой ужасной плантации.
        Эмиль, конечно, пытался привести ее в порядок, но для этого нужны были деньги и умение вести дела, которого у него не было, также как и денег.
        Его земля не приносила никакого дохода, и Бекки, которой до смерти надоела эта нищая скучная жизнь, уже подумывала поговорить с Эмилем о ее продаже и возвращении в город, когда узнала, что «Белль Терр» купил полковник Шэффер.
        Она не хотела провести всю жизнь на плантации, быстро теряя молодость и красоту. Услышав о приезде полковника, она была просто на седьмом небе от счастья и, быстро собравшись, поехала на разведку.
        Она увидела, как он богат, как умеет работать и решила, что, даже если она не расстанется с Эмилем, то все равно станет его любовницей. Мысль увести мужа у своей давнишней соперницы Энэлайз тоже приятно щекотала ее самолюбие.
        Марк, наверняка, будет дарить ей дорогие подарки. Один раз Бекки уже просчиталась в выборе мужчины. Второй раз ей ошибиться нельзя. Марк вполне подходил для роли нового мужа или, в крайнем случае, любовника. Но лучше все-таки мужа.
        Теперь она уже не такая простушка, как когда выскочила замуж за Эмиля, да еще и была счастлива. Бекки наметила цели, наметила жертву и собиралась непременно исполнить задуманное.
        Марк, со своим страшным шрамом, при первом визите, конечно, шокировал ее. Ведь она помнила его дьявольски красивым мужчиной! А однажды, когда прогуливаясь в экипаже, она специально разыскала его на полях «Белль Терр», ей пришлось увидеть и его изуродованную руку. Она ужаснулась, но быстро взяла себя в руки. Ради того, чтобы выбраться из этой нищеты и дыры, можно было все стерпеть, к тому же даже, несмотря на шрамы, полковник оставался интересным мужчиной.
        У него было такое сильное, загорелое тело, при взгляде на которое, Бекки охватывала приятная дрожь. Она чувствовала, что он должен быть прекрасным любовником.
        Но Марк, хотя и был с ней любезен, казалось, не понимал ее намеков и вел себя уж слишком, как джентльмен. Бекки, расстроившись вконец, решилась сыграть на его ревности и вскользь упомянала о дошедших до нее сплетнях.
        - Мистер Шэффер, я слышала, что ваша жена имеет общие дела с Джо Гримсхау, и он проявляет к ней большой интерес.
        - С кем? - переспросил Марк, нахмурившись, но вспомнив, сказал облегченно:
        - А это тот грубый, невоспитанный мужлан, который скупил за бесценок у южан во время войны земли? У Энэлайз с ним действительно общие дела - она арендовала купленные им земли и здания под магазин, но ничего большего у нее с таким типом быть не может. - Марк засмеялся и добавил:
        - Эналайз презирает его.
        Марк слышал от жены достаточно негодующие замечания в адрес этого самого Джо Грисхау, но она и словом не намекнула ни разу, что тот пытается ухаживать за ней.
        Помня о наглости этого выскочки, Марк решил, что не помешает послать в Новый Орлеан Джексона, чтобы тот, в случае необходимости, мог защитить Энэлайз. Да и самому не мешает встретиться с этим Гримсхау и дать ему понять, что Энэлайз - замужняя женщина.
        Занятый этими мыслями, Марк почти не слушал, о чем еще болтала Бекки, пока произнесенное ею знакомое имя, не насторожило его, и он замер.
        - Кто? Что ты сказала?
        Бекки про себя язвительно подумала: - «Ну вот, попался голубчик!», - а вслух, мило улыбаясь, произнесла:
        - Да, ничего особенного. Просто я сказала, что приехал господин Курт Миллер, глава той фирмы, что открыла новый магазин, и он часто посещает миссис Шэффер у нее дома.
        У Марка в горле застрял судорожный комок, и он еле выдавал из себя очередной вопрос:
        - Ты… ты… говоришь, что он все время проводит у нее в доме?
        - О, Боже, полковник Шэффер! Ну что же тут особенного? - рассмеялась Бекки, но выражение ее лица и ее голос утверждали совсем противоположное. Она была, конечно, убеждена в обратном.
        Марк замолчал и продолжал напряженно думать:

«Итак, Курт Миллер… Он появился в Новом Орлеане, и, если уж до Бекки дошли эти сплетни, то ясно, на какие отношения она намекала».
        Бекки даже испугалась вызванной ею реакции - лицо Марка потемнело от гнева и страдания - и сидела, как мышка, ожидая, что будет дальше.
        А Марк продолжал лихорадочно думать:

«Ах, Курт Миллер! Она захотела Миллера! Так пусть его и получит! Пусть тот немец теперь заботится, чтобы Гримсхау н приставал к Энэлайз. Пусть становится новым мужем и защитником!»
        И он, вдруг резко повернувшись к Бекки, обнял ее и грубо поцеловал.
        О, это был страстный поцелуй, и Бекки вполне оценила его. Она так и предполагала, что полковник - опытный любовник!
        Не успела Бекки и глазом моргнуть, как Марк уже расстегнул пуговицы у нее на груди и наполовину стянул платье с ее плеч.
        Бекки, несмотря на все свои планы, все же растерялась от его бурного натиска и позабыла, как собиралась говорить и действовать, и только сумела пролепетать, изображая полную невинность:
        - Опомнитесь, полковник Шэффер? Что вы делаете?! Вы… Вы не должны так делать… Я… я не должна…
        Марк только рассмеялся:
        - Да, прекрати, Бекки! Ты стремишься к этому, как только появилась здесь. Не делай из меня дурака!
        Не успела она вновь открыть рот, как следующий страстный поцелуй заставил ее совершенно потерять голову. Она больше не сопротивлялась, и сама стала помогать расстегивать до конца все многочисленные пуговицы своего платья.
        В мгновенье ока на ней ничего не осталось, и они опустились на ковер, покрывавший всю гостиную.
        Только сейчас Бекки поняла, что такое любовь опытного мужчины! Ничего подобного этой любовной игре и этим ощущениям она никогда не испытывала.
        Единственное, что мешало ей, это звучавшее из уст Марка, ненавистное имя - Энэлайз…
        Это Марк в экстазе все шептал и шептал его…
        Энэлайз…
        Глава 22
        - Энэлайз! - восхищенно сказал Курт. - Это просто невероятно! Совершенно невероятно! Ты так быстро и прекрасно все устроила, что я просто преклоняюсь перед тобой.
        - Спасибо, - радостно ответила Энэлайз, вся сияя от этих похвал. Она знала, что Курт не льстит. Она действительно сделала магазин очень быстро, и открытие прошло просто блестяще. Казалось, весь Новый Орлеан перебывал здесь сегодня. Шли, конечно, пока не только покупать, но и просто посмотреть, полюбопытствовать, что затеяла эта красивая дочь Колдуэллов, ставшая во время войны любовницей янки, а потом и его женой. И все равно Энэлайз знала, что она достойна похвалы, но, как честный человек, она, взяв за руку Полину, подвела ее к Курту.
        - Знаешь, Курт, без нее я бы никогда с этим не справилась! У меня такая чудесная подруга, - с гордостью сказала Энэлайз.
        Посмотрев на них, она опять засияла и продолжила:
        - Давайте сегодня втроем отметим этот день у меня в доме. Я уже распорядилась, и повар готовит праздничный ужин. И никаких отговорок, Полина, - заметив смущение подруги, сказала Энэлайз нарочито строгим голосом. - Я жду вас к себе и не вздумайте опаздывать!
        Полина повела показывать Курту, что они с Энэлайз еще хотят сделать для салона мод, а Энэлайз, оставшись одна, тихонько засмеялась:

«Подумать только, как интересно все происходит в жизни! И как неожиданно складываются человеческие отношения! Когда она смотрела только что на стоявших рядом Курта и Полину, ее осенило - насколько же они были похожи! Вчера, когда она их только познакомила, в суматохе перед открытием, она этого не оценила, а сейчас!
        Они оба были спокойны и уравновешены, они оба добры, но и осторожны. Оба любили работать и оба имеют прекрасную репутацию в обществе. Да они просто обязаны быть счастливы друг с другом! А Курта привлекает она, но нет, если они поженятся, то ее неустойчивый, страстный характер скоро начнет его безумно раздражать!
        Вот с Марком они, хоть и вечно ругались друг с другом, были одного поля ягоды! Так и Курт с Полиной!
        Как замечательно будет, если Курт забудет эту злосчастную любовь к ней и женится на Полине!
        Энэлайз была в восторге от своей идеи объединить двух, таких дорогих ее сердцу, людей.
        Во-первых, она поручит Полине полностью заниматься посвящением Курта в дела магазина и его знакомством с Новым Орлеаном. Во-вторых, сегодня за праздничным ужином они будут иметь прекрасную возможность приятно пообщаться, а непринужденная обстановка, вкусный ужин и немного вина, позволят Полине отбросить стеснение и показать себя с лучшей стороны. Курт ведь очень уважает умных женщин, да и не такая уж Полина некрасивая и новое платье, купленное на жалованье, очень ей идет!
        А после ужина Курт проводит Полину, и они вместе прогуляются по прекрасным улицам Нового Орлеана.
        Ужин прошел чудесно, и все было, как предполагала Энэлайз, Полина оживилась и очень похорошела, Курту она понравилась, они все так непринужденно беседовали, и флюиды симпатии друг к другу витали над праздничным столом.
        Только после ужина, когда они сидели в гостиной и пили кофе с ликером, продолжая дружескую и деловую беседу, произошел неприятный инцидент.
        Джо Гримсхау пьяным заявился в дом Энэлайз, дворецкий по ее приказанию не допустил его, но тот стал кричать и буянить. Энэлайз, услышав шум и крики, вышла узнать, что случилось, и за нею Курт с Полиной.
        Внизу у дверей шло настоящее сражение. Дворецкий Аугустус, не пропуская Гримсхау в дом, боролся с ним, и ему на помощь уже бежали другие слуги.
        Пьяный Джо все лез напролом и приостановился, только увидев спускающуюся по лестнице Энэлайз, а за ней - ее гостей.
        - Ха, вы только посмотрите! Любовница немца наконец вышла! Эй ты, парень! - обратился он к Курту, - я хочу предостеречь тебя от нее!..
        Энэлайз вздохнула и сказала:
        - Мистер Гримсхау, я принимаю дорогих мне гостей и не дам вам испортить настроение. Прошу вас, оставьте меня в покое…
        Она гордо развернулась и стала уходить. Но тут Гримсхау, отбросив наконец дворецкого в сторону, ввалился в холл.
        Энэлайз, услышав это, повернулась туда и едва сдерживая себя от гнева, гневно сказала:
        - Мистер Гримсхау! Я, кажется, ясно попросила вас покинуть мой дом и давно объяснила вам, что ваши знаки внимания неуместны. Я - замужняя женщина. Я…
        - Xa! Вы только поглядите! Она - замужняя женщина! Да какая же замужняя женщина живет одна в доме; а муж - отдельно?!
        Энэлайз, побледнев, так взглянула на пьяного Гримсхау, что, кажется, могла испепелить его. Даже, несмотря на хмель, ему стало неловко.
        - Как вы смеете?! Вон из моего дома! И не трогайте моего мужа. Вы ему в подметки не годитесь! И чтобы ноги вашей здесь больше не было, запомните!
        Дворецкий снова схватил Гримсхау за руку и попытался вытолкнуть его опять, но тот, отбросив его руку, снова принялся скандалить.
        - Ох ты, какие мы нежные! - закричал он вдогонку Энэлайз. - Защищаем своего прекрасного мужа! Но вот что я вам скажу, леди! Этот ваш прекрасный муж очень мило проводит время у себя на плантации с женой вашего брата. Да, да, ваш муж развлекается с этой маленькой блондинкой Бекки Фурье!
        Энэлайз застыла и не знала, что ответить. Так ничего и не придумав, она повернулась и пошла в гостиную.
        Курт, тем временем, помог дворецкому вытолкать незванного гостя за дверь, а страшно расстроенная Полина поспешила вслед за подругой.
        - Мне жаль, что все так вышло, - начала было она.
        - Не стоит беспокоиться, Полина. Я не верю ничему из того, что сказал этот распутный негодяй… - гневно оборвала Энэлайз, но вдруг заплакала и дрожащим голосом спросила у подруги.
        - А вдруг все же это правда?
        - Нет, нет. Я знаю, что это только сплетни, - но в голосе Полины не чувствовалось уверенности. Энэлайз тяжело вздохнула и уселась в кресло.
        - Не нужно меня успокаивать, Полина. Я хорошо знаю привычки Марка. Он избегает только моей постели.
        Полина покраснела, услышав чистосердечное и горькое признание Энэлайз и совсем не знала, что ей ответить, но тут на ее счастье в гостиную вошел Курт и необходимость продолжать скользкий разговор, отпала.
        - Кто этот грубиян? И почему он тебя беспокоит? - поинтересовался Курт спокойно, хотя по его лицу было видно, что и он переживает этот неприятный инцидент, прервавший их такое дружеское общение.
        - Это владелец арендованной земли и домов. Он никогда не вел себя раньше так грубо. - И Энэлайз быстро рассказала о личных претензиях к ней мистера Гримсхау. - Сегодня он, конечно, вел себя безобразно, но я не боюсь его.
        - А почему полковник Шэффер… - начал было говорить Курт, но смутился и перевел разговор. - Пойдемте допьем кофе и обо всем забудем. Я смогу защитить вас, Энэлайз. Будем считать этот случай просто небольшой неприятностью.
        Они сели и попытались продолжить свою беседу, но крики Гримсхау все еще не выходили из головы и стало ясно, что лучше разойтись. Заторопилась домой Полина, а Курт, как и планировала Энэлайз, вызвался ее проводить.
        Пока Полина искала свою сумочку и шаль, Курт повернулся к Энэлайз и тихо спросил:
        - Все еще любишь его?
        Энэлайз утвердительно кивнула головой.
        - Мне не на что надеяться? - также тихо спросил он.
        - Нет, Курт, - печально ответила Энэлайз. - Мне не нужен никто, кроме Марка. Это мое горе, что он оставил меня, но я точно знаю, что никогда не смогу быть счастлива без него.
        Курт вздохнул.
        - Что же, по крайней мере, мне все ясно. Надо когда-то было посмотреть правде в лицо.
        Энэлайз лукаво засмеялась:
        - Посмотри, посмотри вокруг. Здесь есть и другие очаровательные леди-южанки.
        - Ты намекаешь на мисс Бовэ? - улыбнулся в ответ Курт. - Может быть ты и права, что обратила мое внимание на свою подругу.
        Тут в комнату вошла Полина, и они, закончив разговор, распрощались. Энэлайз, проводив гостей, пошла к себе, села в кресло и задумалась.
        - Итак, Марк связался с Бэкки Олдвэй. К сожалению, этот пьяный грубиян сказал правду. Ну и выбрал! - зло подумала она. - Мог бы найти и кого-нибудь получше!
        Впрочем, подумав немного, она решила, что он прекрасно знал и выбрал Бекки ей назло. Конечно, он великолепно понимал, как она расстроится, узнав, что он затащил в свою постель жену ее любимого брата! Она так любила Эмиля с детства, а он отрекся от нее, когда чтобы спасти его жизнь, она стала любовницей Марка.
        Энэлайз было очень плохо. Ну почему Марк так ненавидит ее?!
        Марк очень удивился, когда на следующее утро увидел, что навстречу ему скачет верхом на лошади какой-то незнакомый блондин. Он перестал работать и наблюдал за незнакомцем до тех пор, пока тот не подъехал к нему и не спешился рядом.
        - Я ищу мистера Шэффера, - вопросительно сказал незнакомец.
        Марк уловил в его голосе непривычный акцент.
        - Я - Марк Шэффер, - ответил он незнакомцу.
        - Я хотел бы поговорить с вами. Меня зовут Курт Миллер.
        Марк не сомневался, что он приехал обсуждать условия развода. Оставаясь невозмутимым, Марк сказал:
        - Проедем ко мне домой.
        Какое-то время оба мужчины ехали молча. Потом Миллер решил нарушить это молчание.
        - Я не знаю, что вам рассказывала Энэлайз обо мне…
        Марк презрительно ухмыльнулся.
        - Достаточно много…
        Курт посмотрел на Марка. Он никак не мог понять, то ли Марк ревновал, то ли ему все было абсолютно безразлично. Курту он показался угрюмым, неинтересным человеком и конечно же этот ужасный шрам на щеке совсем не украшал его.
        - Буду честен с вами, мистер Шэффер, - начал Курт. Голос его дрожал и от этого его немецкий акцент усиливался. - Я очень высокого мнения о вашей жене. Я бы женился на ней, не раздумывая, если бы она только захотела этого.
        Марк резко сказал:
        - С тех пор, как она желает спать только с вами, я не понимаю, почему она не хочет выходить за вас замуж. А может быть, она нашла рыбку покрупнее? - захохотал Марк. :
        - Как вы смеете так говорить об Энэлайз? - воскликнул Курт.
        - Зачем так сердиться? Энэлайз сама мне сказала, что спала с вами, и что она собирается развестись со мной и выйти за вас замуж.
        - Энэлайз и я только одну ночь провели вместе. И то, это произошло тогда, когда вы после полуторагодового молчания заявились к ней домой и заявили, что отказываетесь от нее. Разве она не заслуживает для себя хоть немного счастья? Или вы сами безупречны? Разве вы не спите с другими женщинами? Разве вы не завели роман с золовкой Энэлайз?
        - Какое вам до этого всего дело? - ледяным голосом спросил Марк.
        - Энэлайз отказалась выйти за меня замуж, когда обнаружила, что вы вернулись домой калекой. Она говорила, что любит только вас. И она захотела сделать все от нее возможное, чтобы вы восстановили свое здоровье. Я потерял ее из-за вас. Я думаю, что это меня тоже касается, - сказал Курт.
        - Она сказала мне, что разведется со мной, тогда когда я буду здоров. Не пойму, чего вы беспокоитесь, - усмехнулся Марк.
        - Значит, она лгала вам. Только вчера она мне сказала, что все еще любит вас и не станет моей женой.
        Марк недоуменно взглянул на Курта и ничего не ответил, а тот продолжал:
        - Верьте мне, у меня не было никакого желания приезжать к вам сюда. Я считаю вас подлецом и глупцом за то, как вы обращаетесь с Энэлайз. Любой мужчина сочтет за счастье жениться на такой женщине. А вас я не пойму. Впрочем, я пришел сюда не за тем, чтобы учить вас. Я пришел сюда ради Энэлайз. Джо Гримсхау постоянно беспокоит ее. Он заходит к ней домой, хотя она его никогда не приглашает и дала приказ своим слугам не впускать его в дом. Но вчера вечером он ворвался туда. Он был пьян, груб, вульгарен в обращении с дамой. Он кричал на Энэлайз и сказал ей, что у вас с миссис Фурье любовная связь. И это все происходило на глазах у нас, двух ее гостей, и на глазах у слуг. Я очень беспокоюсь о безопасности Энэлайз и о ее репутации, но у меня нет никакого права защитить ее. Это - право и обязанность мужа. Поэтому я приехал сюда, чтобы убедить вас поговорить с Гримсхау и дать ему понять, что леди находился под вашим покровительством. Даже если вас не интересует Энэлайз, вы должны защитить свое имя и честь.
        - Что говорят о моем имени, меня абсолютно не интересует, - резко сказал Шэффер. - Но я разберусь с этим Гримсхау. Спасибо за то, что вы мне рассказали. Энэлайз не сообщила мне, что этот человек ведет себя нагло. Она, видимо, не считает меня своим мужем, впрочем, как и вас, мистер Миллер.
        - Слепец, неужели вы не видите, что Энэлайз любит вас?! - спросил у Марка его соперник. Марк презрительно глянул на него,
        - А теперь извините меня, мистер Миллер. Я больше не могу с вами обсуждать - любит или не любит меня моя жена. Вы сами сказали, что мне надо выполнить обязанности главы семьи. Я думаю, мне необходимо скорее нанести визит Гримсхау.
        Сказав это, он пустил свою лошадь галопом, бросив изумленного Курта посередине дороги.
        Марк скакал во весь опор и думал, что здорово он оставил этого немца. В дом им уже нечего было ехать - все, что было нужно они обсудили по дороге. Пистолет был у него всегда с собой, чтобы отстреливать на полях ядовитых змей, поэтому он направил свою лошадь через поля к ближайшей дороге, что вела в Новый Орлеан.
        Он злился и злился на всех - и на Миллера, который упрекнул его в том, что не защищает честь жены; на себя - за то, что произошло, на этого дурака Гримсхау, который приставал к Энэлайз и, наконец, на саму Энэлайз, которая не обратилась к нему за помощью.
        - Чертова женщина! Ей, видите, не нужна его помощь! Она всегда уверена, что справится сама. Но он исправит свою ошибку.
        Когда Марк влетел в контору к Гримсхау, то на нем лица не было. В пыльной, рабочей одежде, с пистолетом на поясе, с перекошенным от злости лицом, он был похож на разбойника.
        Гримсхау, сидевший за своим столом, приподнялся, задрожав от страха.
        - Я - Марк Шэффер. Это мою жену вы постоянно беспокоите? - зарычал он.
        У Гримсхау затряслись колени, и он жалобно забормотал:
        - Я не знал, что… Я думал, что она… В общем она всегда занимается всем одна… Да и вас здесь нет. Я и подумал…
        - Меня не интересует, что ты подумал, - гремел Марк. - Это - моя жена, и если ты только хоть раз ее побеспокоишь, то я убью тебя. Ты понял меня?
        Глаза Марка бешено горели, он тяжело дышал, его голос гремел, и испуганный Гримсхау, казалось, проглотил язык.
        Он смог только утвердительно кивнуть головой. Марк повернулся и вышел из конторы, напоследок хлопнув дверью с такой силой, что треснуло стекло в верхней части двери. Он вскочил на лошадь и направил ее к магазину Энэлайз.

«Дома, конечно, ее еще не будет, а только в этом чертовом магазине», решил он. Швейцары у дверей поглядели на него подозрительно, когда он вошел в магазин, но никто не остановил, и он пошел разыскивать кабинет Энэлайз. Служащие только молча указали, куда нужно было идти.
        С силой толкнув дверь, он ворвался в кабинет.
        Энэлайз, сидевшая за столом, вздрогнула от хлопанья двери и, подняв глаза, замерла. Перед ней стоял Марк. В рабочей одежде, с пистолетом на поясе, с почерневшим и усталым лицом, стянутым слева уродливым шрамом, он был похож на бандита с большой дороги. Энэлайз стало страшно.
        - Какого черта ты не сказала мне о Гримсхау? - спросил он.
        Энэлайз прищурилась:
        - Гримсхау?
        - Да, про Гримсхау. Твой немец-любовник дал мне знать, что он к тебе приставал и что его внимание было для тебя нежелательно. Или он соврал мне?
        - Курт Миллер - не мой любовник! - ответила Энэлайз, и Марк почувствовал, как она стала закипать от гнева. - А что касается Гримсхау, то тебя это не касается.
        Марк в изумлении посмотрел на нее.
        - Как не касается? Ты не забыла, что я твой муж?!
        - Нет! Это ты забыл, что ты мой муж, и я не вижу смысла обращаться к тебе за помощью. Ты бы только стал насмехаться, как ты это обычно делал. Ты давно не рассматриваешь меня как свою жену и не считаешься с нашим браком!
        - Я не считаюсь с нашим браком? Это ты не считаешься с ним. Живешь отдельно, и все время проводишь в этом дурацком магазине. Это ты ведешь себя так, как будто у тебя нет ни сына, ни мужа! Это ты хочешь развестись. И можешь выходить замуж за этого Миллера. Это…
        - Постой! - гневно перебила его Энэлайз. - Это ты бросил меня и уехал в «Белль Терр», так и не попросив меня поехать с тобой. Что мне оставалось делать? Бежать за тобой как верная собачка? Поверь мне! Я так не могу. Это у тебя есть любовница, а не у меня. Как ты смеешь упрекать меня в неверности, когда сам спишь с женой моего брата? А помнишь, когда ты привел в наш дом проститутку, чтобы она утешила тебя?
        - К черту упреки! Я мужчина, а не статуя. Мне нужно расслабиться.
        - Расслабиться? А обо мне ты подумал? Я месяцами ждала тебя, а ты оставил меня, поверив на слово Фрэнсис, поверив тому бреду, что она рассказала обо мне. Вот уже три года, как ты не соблаговолишь подойти к моей постели. А о моих желаниях ты не подумал? А мне не нужно расслабиться? Ты думаешь я не хочу, чтобы ты дотронулся до меня, не хочу, чтобы поцеловал?!
        Ошеломленный ее словами Марк, стремглав бросился к ней, сжал в своих объятиях и стал страстно целовать ее. Энэлайз обхватила его руками за шею, и в этот момент Марк повалил ее навзничь на ее рабочий стол и придавил ее всем своим телом. Одной рукой он приподнял тяжелые юбки ее платья и стал нежно ласкать ее стройные ноги, стараясь изо всех сил стащить с нее чулки и нижнее белье. Стон вырвался из груди у Марка, когда он прикоснулся к ее стройным бедрам.
        Сгорающий от страстного желания, Марк стал лихорадочно расстегивать свои брюки… и взял ее прямо тут же на столе.
        У Энэлайз перехватило дыхание, и она начала быстро двигать своими бедрами под ним. Как прекрасно было снова ощущать его… Ее тело полыхало огнем. Она вся изогнулась под ним, и волна удовольствия прокатилась по всему ее телу. Ее движения довели его до экстаза, и, издав хриплый крик, он, обессилевший упал на нее. Как раз в этот момент Энэлайз пришла в себя, и ей стало ясно, в каком глупом положении она оказалась - взятая как проститутка быстро и наспех, наполовину раздетая, на столе и с незапертой дверью!!! А что, если кто-нибудь из сотрудников войдет? И тут же ей на память пришла Бекки Олдвэй.
        Она оттолкнула его от себя и прошипела:
        - Убирайся! Ты врываешься сюда и берешь меня как проститутку на моем же собственном столе! Ты действуешь как самый примитивный дикарь!
        Марк вздохнул, осознавая только сейчас, что произошло между ними.
        О, Боже! Он опять не сдержался, он опять взял ее насильно, он опять безобразно обошелся с ней. Он совсем обезумел от так долго сдерживаемого желания.
        Марк так сожалел о том, что случилось, что даже не вспомнил; как вела себя Энэлайз в минуты их близости, не заметил, что она, хоть и злилась, но не слишком.
        Он, избегая ее взгляда, стал приводить себя в порядок, бормоча слова извинения:
        - Прости меня Энэлайз. Разведись со мной. Я действительно изменил тебе с Бекки и готов это признать на суде, - произнес Марк и, не посмотрев на нее, вышел из кабинета.
        Он быстро прошел через магазин к выходу на улицу и вскочил на свою лошадь. Но кроме раскаяния, он не мог не признаться себе, что во всем его теле была приятная легкость!
        - Почему ни одна женщина так не желанна ему, как его Энэлайз?! И зачем он взял ее с такой поспешной жадностью?
        Марк направил лошадь в «Белль Терр». Все время, пока он ехал домой, он вспоминал, как они встретились, как сразу вспыхнула между ними страсть, с каким наслаждением он всегда обладал ее прекрасным совершенным телом.
        Эти воспоминания опять зажгли его страсть, и он страдал из-за нее даже сильнее прежнего.
        Что же, Энэлайз потеряна навсегда, и он продолжит связь с Бекки. Может быть, это поможет навсегда вычеркнуть из памяти сладострастные воспоминания об Энэлайз.
        А Энэлайз, все еще ошеломленная, сидела у себя в кабинете, и тоже вспоминала, что случилось.
        Когда он овладел ею, она поверила, что он, наконец-то, вернулся к ней. И зачем она стала так кричать на него? Она ведь только хотела, чтобы он извинился за связь с Бекки. Она ведь так хотела, чтобы он попросил ее приехать в «Белль Терр» и жить вместе! О, эта ее чертова гордость! И зачем она выгнала его прочь! И теперь он потерян для нее навсегда! Но, скорее всего, он и не собирался быть с ней вместе! Все, что ему было нужно, так это унизить ее в последний раз и развестись с ней!
        Окончательно расстроившись, Энэлайз встала и отправилась домой. Уже давно было пора закрывать магазин.
        Но по пути домой, она опять все вспоминала и вспоминала его слова.
        Ясно было, что Марк подтвердил свою связь с Бекки и свое желание развестись с ней. Он не любил ее и доказывал это уже не раз, и больше она не будет об этом думать, - решила окончательно Энэлайз.
        Отказавшись от ужина, она сразу же поднялась к себе в спальню. Ей было так скверно, что она не хотела ни есть, ни спать. Она уселась в кресло, и сидела, уставившись в одну точку, пока за окном уже стало совсем темно. Только часа через два, она позвонила и вызвала горничную. На вызов быстоо пришла Мэй и помогла ей раздеться.
        В это время Энэлайз заметила на туалетном столике возле кровати стопку перевязанных вместе писем. Почерк на конвертах был таким знакомым, и ее сердце бешено заколотилось.
        - Мэй, откуда это здесь очутилось? - спросила она у служанки.
        - Очень просто. Это я их сюда положила, мисс Энэлайз. Их принес для вас мистер Миллер. А ему отдал их в Нью-Йорке отец полковника, который попросил передать вам эти письма. Это все письма полковника к вам, все те письма, что не дошли до вас.
        - Да, я поняла, - сказала Энэлайз и развязала стопку. - Спасибо Мэй, ты свободна.
        Как только Мэй закрыла за собой дверь, Энэлайз поспешила к креслу и раскрыла письмо, лежавшее сверху.

«Любимая моя Энэлайз!
        Если бы ты знала, как мне было ужасно, когда мы расстались с тобой. По ночам я мечтаю о тебе и просыпаюсь от желания быть рядом с тобой. Ты такая прекрасная, такая нежная, что я сгораю от любви и страсти.
        Если бы только я смог быть рядом с тобой и поддержать тебя, когда родится наш ребенок, хотя, я возможно, сошел бы с ума, увидев, как ты мучаешься. Я постоянно беспокоюсь о тебе. Пожалуйста, береги себя и нашего ребенка.
        Сегодня я вспоминал, как мы плыли с тобой на корабле. Это было самое замечательное время в моей жизни. С тех пор, как я себя помню, меня постоянно преследовали воспоминания о моей матери. Ее постыдное поведение доводило меня до безумия, и я ненавидел ее, но и отца тоже - за его ханжество. И только сейчас, в твоих объятиях, я, наконец, обрел покой. Я живу твоей любовью, моя любимая Энэлайз! Я знаю, что без тебя я пропаду совсем…»
        Энэлайз подняла голову. Слезы струились по лицу. Это письмо было таким нежным, таким любящим, таким искренним… Какое счастье у нее украли! И за что?
        Она продолжила чтение дальше. В последующих письмах он был так же нежен, так же писал о своей любви, но потом пошли письма - полные вопросов, письма - полные упреков, письма - полные отчаяния. И через все проходила красной нитью тема любви к ней.
        Раньше Энэлайз и не догадывалась, насколько сильным было его чувство. Неудивительно поэтому, что он так горевал и не доверял ей, даже после того, как раскрылось коварство Фрэнсис.
        Энэлайз поняла, что перенеся в детстве и отрочестве страдания, связанные с матерью, он все свои надежды связывал с ней, но он страшно боялся, что она станет вести себя, как Талиссия. Он боялся ошибки, он боялся поверить ей, он боялся допустить ее в свой неустойчивый внутренний мир.
        Только теперь Энэлайз смогла объяснить для себя и его желание смерти и то, почему он так сопротивлялся ее попыткам заставить его выползти из своей скорлупы и упражняться. Теперь объяснилось и его желание жить раздельно.
        Когда она заставила его лечиться, и дело пошло на лад, он не хотел оставаться зависимым от нее и искал свое место в обществе.
        И только теперь ей стало ясно, как сильно Марк любил ее. Теперь Энэлайз это знала. Теперь неважно было, как он разговаривал с ней. Любовь, так ярко выраженная в его письмах, не могла умереть. Ей нужно проявить тоже терпение и настойчивость, которую она вкладывала в его лечение.
        Она будет бороться с этой гадиной Бекки и даже самим Марком, чтобы снова обрести его любовь. Она будет действовать так же решительно!
        И Энэлайз, откинувшись в кресле, засмеялась.
        Судьба опять бросила ей вызов! Ей предстояло испытать свои силы и ее ждет - она не сомневалась в этом - победа!
        Она уверена теперь в любви Марка, и ее ничто не остановит.
        Энэлайз быстро оделась, схватила свои перчатки и легкую шаль и, спустившись вниз, позвала дворецкого:
        - Аугустас! Запряги лошадь в мою одноместную коляску. Я поеду в «Белль Терр» и одна.
        - Но, миссис Энэлайз, ведь сейчас уже ночь! - стал отговаривать ее удивленный дворецкий.
        - Я отлично это вижу, Аугустас! Поторопись! Я все равно поеду, что бы ты не говорил мне.
        Дворецкому явно не хотелось, чтобы его хозяйка ехала далеко и одна, ночью, но он не смел ослушаться и пошел исполнять приказание.
        Вернувшись, он подошел к Энэлайз и протянул ей тяжелый кавалерийский пистолет.
        - Вот, миссис Шэффер, возьмите с собой. Полковник оставил его здесь. Это вам для защиты. Дорога на плантацию может быть опасной, потому что различные подонки: и белые, и черные, рыскают вокруг. Советую вам, возьмите пистолет на всякий случай.
        Энэлайз кивнула и, взяв пистолет, села в коляску и тронулась с места. К счастью, все обошлось без всяких происшествий. Она быстро добралась до плантации и, когда свернула на дубовую аллею, ведущую к особняку, от волнения у нее замерло дыхание.
        Как давно она не была здесь, ужасно давно!
        Время, видимо, было уже за полночь, и дом стоял совершенно темный. Только одно окно ярко светилось, и Энэлайз узнала по расположению, что это была спальня ее отца. Она не сомневалась, что сейчас там разместился Марк.
        Энэлайз быстро выскочила из коляски, привязала поводья к перилам и осторожно, стараясь не шуметь, как мышка, проскользнула в дом. Она хорошо его знала и поэтому быстро поднялась по винтовой лестнице наверх, через зал прошла к освещенной спальне и, остановившись перед дверью, прислушалась.
        Оттуда послышался кокетливый женский смех.
        Энэлайз разозлилась, но не пала духом.

«Ну вот, - подумала она, - придется поставить на место эту шлюху».
        Она осторожно нажала на ручку и, медленно приоткрыв дверь, вошла в комнату. Там никого не было. Голоса слышались из ванной, примыкавшей к спальне, и она прошла туда. Дверь была полуоткрыта, и Энэлайз увидела, что там, в огромной фигурной чугунной ванне, томно откинувшись на ее спинку, полулежал Марк. Его глаза были закрыты, а в руках он держал тонкую сигару и бокал с виски.
        Перед ним сидела на коленях обнаженная Бекки в нежно намыливала ему грудь и плечи, затем тихонько смывая пену.
        Какое-то мгновенье Энэлайз понаблюдала эту сцену, а затем с силой толкнула дверь и вошла.
        Марк открыл глаза на громкое хлопанье двери, а Бекки застыла в изумлении, увидев Энэлайз.
        Та стояла вне себя от гнева, и в ее глазах горел не обещавший ничего хорошего огонь. В руках она еще держала пистолет, но Марк с Бекки еще не видели этого, потому что складки юбки укрывали оружие. Пистолет, бывший всю дорогу у нее в руке, она автоматически захватила, спеша в дом.
        - Что ж, Бекки! Однажды ты отвернулась от меня на улице, потому что я жила с янки, а теперь ты этого самого янки, стоя на коленях, моешь как рабыня! - издевательски сказала Энэлайз. - Так кто же ты после этого?!
        Бекки так испугалась внезапного появления Энэлайз, что и слова не могла вымолвить. А услышав этот холодный, издевательский тон и совсем потерялась, уж не говоря, чтобы отвечать. Она молча, широко раскрыв глаза, смотрела на Энэлайз. Молчал, тоже уставившись на свою жену, и Марк.
        - Бекки, - таким же ледяным тоном продолжила она. - Я считаю, что тебе будет лучше одеться и покинуть этот дом навсегда. Но запомни, ты больше никогда, слышишь, никогда не будешь пытаться установить связь с моим мужем. Тебе все ясно?
        Тут Бекки, несколько опомнившись, с вызовом а голосе, сказала:
        - Думаю, что не тебе, а Марку это решать. Это - его дом, и он выбрал меня!
        - Бекки! Ты всегда была дурой, - спокойно ответила Энэлайз. - Марк использует тебя как шлюху, чтобы утолить свой голод, тот голод, который пробуждаю в нем я. Не думаю, что ты не знаешь, что он пожелал тебя сегодня ночью, только потому, что видел меня днем. Но я знаю Марка и знаю, что он бросит тебя немедленно, как только захочу я.
        Марк забавлялся развернувшейся сценой и, оценивая соперниц, отметил, как грозно выглядела Энэлайз, а Бекки рядом с ней напоминала перепуганную служанку. И, как всегда, Энэлайз была чертовски хороша!
        - Да, как ты смеешь такое говорить! Это все неправда! - закричала, вскочив, Бекки. - Марк хочет меня, а не тебя! Он любит меня! Да, меня! А тебя бросил!
        Энэлайз, засмеявшись, подняла руку с пистолетом и наставила его на Бекки.
        - Одевайся, дура! - сказала она презрительно. - Даже, если Марк и хочет тебя, то это не имеет никакого значения. Но если я услышу, что ты будешь опять вешаться ему на шею, я отыщу тебя. Я даже убивать тебя не буду, я просто изувечу тебя, дрянь, так что ни один мужчина не посмотрит больше в твою сторону.
        Бекки ошеломленно кивнула головой. Дрожа от страха, она схватила свою одежду и стала поспешно одеваться. Руки ее тряслись под гневным взглядом Энэлайз и, чуть натянув платье, она схватила оставшуюся одежду и выскочила из ванной.
        Энэлайз, закрыв за ней дверь, защелкнула задвижку.
        Марк ждал, что за этим последует. А она повернулась к нему и сказала:
        - Марк, я решила, что мне надо переехать к тебе и жить с тобой вместе. Я хочу, чтобы мы еще раз попробовали сохранить нашу любовь и нашу семью.
        - И ты ждешь от меня ликования по этому поводу? - попробовал он съязвить.
        - Не говори ничего. Те гадости, которые ты можешь наговорить, теперь меня не заденут. Твой отец прислал мне твои письма, которые украла Фрэнсис. Я прочитала их и поняла, как ты лгал, когда говорил, что не любишь меня.
        - Черт бы его побрал! - воскликнул Марк. - Я ведь говорил, чтобы он их сжег!
        - Я люблю тебя, Марк, - открыто сказала Энэлайз. - Я люблю тебя с первого мгновенья нашей встречи. Для меня ничего никогда не значил ни один другой мужчина. Я люблю тебя и желаю тебя. Как часто, лежа в постели, я мечтала, чтобы ты был рядом и ласкал мое тело. Я вспоминала все ночи, которые мы провели вместе и так хотела тебя!
        - Перестань, Энэлайз, прошу тебя, не говори так… - хрипло произнес Марк.
        - Нет, Марк! Не перестану! Я устала от вечной лжи и непонимания между нами. Я сыта по горло твоими изменами! Но я снова хочу быть твоей женой!
        - Неужели ты не понимаешь, что мы не подходим друг другу и бесконечно мучаем себя. Не стоит начинать все заново - мы стали, пережив подозрения, страдания и ложь, совсем другими!
        - Я знаю, что ты любишь меня.
        - Черт побери, да нет же, нет!
        - Тогда докажи это, - резко сказала Энэлайз и наставила на него пистолет.
        Марк повиновался и встал перед ней. Вода стекала с его тела, а Энэлайз молча рассматривала его. Под ее взглядом его плоть возбудилась, и он снова, как и всегда, желал ее.
        Вспомнив дневную сцену у нее в кабинете, он попытался подавить свою страсть и, стараясь задеть ее за живое, сказал:
        - Ты стала слишком властной, черствой и высокомерной, Энэлайз. Ты не похожа на женщину, и ни один мужчина не вынесет твой характер и твой властный тон.
        - Неужели? - вкрадчиво спросила Энэлайз. - Что же ты за мужчина, что не можешь укротить меня? Или я тебе не по зубам? И если ты считаешь, что я перестала быть женщиной, то возьми меня в свою постель и проверь!
        У Марка перехватило дыхание, но он продолжал отбиваться.
        - Ты что - сумасшедшая и не видишь, как я изувечен?
        - Смешно думать, что меня пугают твои шрамы, которые я растирала по нескольку раз в день месяцами. И признаюсь тебе, что когда я растирала твою ногу вверху, я иногда нечаянно дотрагивалась до твоей плоти и трепетала от желания…
        Марк вздрогнул, а Энэлайз засмеялась.
        - Ты надеешься заставить меня поверить, что не любишь, но твое тело предает тебя…. - и она многозначительно посмотрела на его вставшую плоть.
        Продолжая улыбаться, она отбросила пистолет в кресло, а затем стала освобождать свои волосы от шпилек, позволив им свободно разметаться по плечам.
        - Энэлайз, прекрати! - отчаянно крикнул Марк. - Я слишком ревную тебя и всегда из ревности обижаю. Я ненавижу себя за это, но не могу остановиться. Но, ради спокойствия нас обоих, прекрати искушать меня!
        - И не подумаю! - И она стала расстегивать свое платье, видя, что Марк непроизвольно стал следить за ее пальцами.
        - Я смогу справиться с твоей ревностью и с твоим гневом. Мы будем так заняты друг другом, поверь мне, что у нас не останется ни сил, ни времени на ревность, - продолжила она и выскользнула из своего платья.
        Очень медленно, чуть покачиваясь и на ходу снимая свое нижнее белье и оставляя его на полу, она стала приближаться к нему.
        Завороженный, он стоял не двигаясь и она, подойдя совсем рядом, встала перед ним совсем обнаженной.
        Марк, не отрывая от нее взгляда, уже дрожал от страсти, как загнанная лошадь.
        - Докажи, что ты можешь жить без меня, - сказала она нежно. - Обними меня, а затем - покинь меня. Докажи…
        Марк со стоном, вырвавшимся из груди, бросился к ней и прижал к себе.
        Энэлайз прильнула к нему всем своим телом, и их губы слились в страстном поцелуе.
        Он лишь на мгновенье оторвался от нее, только чтобы прошептать.
        - Я люблю тебя! Я хочу, чтобы ты знала, что я никогда больше не причиню тебе боли. Я люблю тебя, как никого на свете!
        - Я знаю, - прошептала она в ответ, и их уста вновь слились воедино.
        notes
        Примечания

1
        Линкольн (1809-1865)-президент США (1861-1865), выступавший против рабства.

2
        Конфедерация-объединение 11 южных рабовладельческих штатов, развязавших гражданскую войну. (Здесь и далее примечания переводчика).

3
        креолка - потомок первых испанских и португальских поселенцев в Америке.

4
        желтофиоль - цветок; (разговорн.) - дама, оставшаяся на балу без кавалера.

5
        янки - пренебрежительное прозвище, данное в Конфедерации северянам.

6
        торпеда - самодвижущийся я самонаправленный подводный снаряд сигарообразной формы.

7
        Аби - здесь имеется в виду Абрахам Линкольн, руководитель армии северян (прим. пер.).

8
        имеется в виду армия южан.

9
        Вирджиния - один из штатов в Конфедерации.

10
        фут - расстояние, равное приблизительно 30, 5 см.

11
        название кустарников (индигофера), из листьев которых получают краситель синего цвета. Известен с глубокой древности. Широко применяется в ситцепечатании и для крашения джинсовой ткани.

12
        Квартеронка - родившаяся от мулатки и белого человека,

13
        Луизиана - штат на Юге.

14
        бриз - легкий ветерок.

15
        дагерротип - первый практический способ фотографии, изобретенный в 30-х годах прошлого века

16
        форт - береговое укрепление, защищающее от нападения с реки или моря, или часть крепости.

17
        канонерка - артиллерийский корабль, предназначенный для ведения боевых действий в прибрежных районах морей, на реках и озерах.

18
        док - сооружения для ремонта или постройки судов.

19
        аболиционисты - противники рабства

20
        так в простонародье плантаторы-южане называли своих негров-рабов

21
        Луизиана - штат Конфедерации, к которому принадлежал Новый Орлеан.

22
        унионист - здесь сторонник за образование единого государства.

23
        район, где сосредоточены заведения такого рода

24
        воин из армии северных штатов.

25
        Билль о правах - 10 поправок к Конституции, вступивших в силу в 1791 году и провозгласивших свободу слова, неприкосновенность личности и т. д.

26
        один из штатов на севере Соединенных Штатов, по которому проходила граница между Союзом и Конфедерацией.

27
        родом из Южных Штатов

28
        один из портовых городов Севера

29
        сокращенное от Фрэнсис

30
        подписана Линкольном 1 января 1863 года.

31
        Ли - генерал, главнокомандующий войсками Конфедерации.

32
        mem liebchen - моя любимая (нем.).

33
        сардонический - злобно-язвительный.

34
        Имеется в виду 1863 год, когда под городом Виксбургом произошло крупное сражение между армиями Севера и Юга.

35
        Рента - здесь доход, регулярно получаемый владельцем со сдачи в аренду любой собственности. Могла заключаться сроком на три поколения, т. е. 99 лет.