Предложение джентльмена Джулия Куин
        # Перед вами - самая забавная, самая романтичная версия "Золушки", которая только может существовать в жанре любовного романа!
        Это - история юной Софи Бекетт, сбежавшей от коварной мачехи на бал-маскарад - и повстречавшей там… СОВСЕМ НЕ ПРИНЦА.
        Потому что легкомысленный повеса, ловелас и покоритель сердец Бенедикт Бриджертон, может, конечно, открыть для неопытной девушки двери в соблазнительный мир пылкой страсти, но вряд ли способен принять на себя роль спасителя Или… способен? Ведь настоящая любовь творит ЧУДЕСА!…
        Джулия Куин
        Предложение джентльмена
        ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО М.В. КУЗИНОЙ
        Перед вами - самая забавная, самая романтичная версия "Золушки", которая только может существовать в жанре любовного романа!
        Это - история юной Софи Бекетт, сбежавшей от коварной мачехи на бал-маскарад - и повстречавшей там… СОВСЕМ НЕ ПРИНЦА.
        Потому что легкомысленный повеса, ловелас и покоритель сердец Бенедикт Бриджертон, может, конечно, открыть для неопытной девушки двери в соблазнительный мир пылкой страсти, но вряд ли способен принять на себя роль спасителя Или… способен? Ведь настоящая любовь творит ЧУДЕСА!…
        Пролог
        Все знали, что Софи Бекетт незаконнорожденная.
        И всем слугам было об этом известно. Но они любили малышку Софи. Они полюбили ее с самого первого дня ее появления в Пенвуд-Парке, когда дождливой июльской ночью обнаружили на пороге дома трехлетнюю крошку, закутанную в огромное пальто. А поскольку они любили ее, то сделали вид, что поверили шестому в роду Пенвудов графу, когда тот сообщил им, что Софи - осиротевшая дочь его старого друга. И хотя все заметили, что зеленые, как мох, глаза Софи и темно-русые волосы - точь-в-точь как у графа, овал лица - как у его недавно умершей матери, а улыбка - точная копия улыбки его сестры, никто об этом и словом не обмолвился из жалости к Софи и из боязни лишиться места.
        Граф, Ричард Ганнингуорт, никогда не говорил ни о самой Софи, ни о ее происхождении, однако ему наверняка было известно, что она незаконнорожденная. Никто не знал содержания письма, обнаруженного экономкой в кармане пальто в ту самую дождливую полночь: граф сжег его тотчас же по прочтении. Понаблюдав за тем, как бумага вспыхнула, обуглилась, съежилась и рассыпалась в прах, граф приказал приготовить для Софи детскую. Там она с тех пор и жила. Он звал ее Софи, а она его - "милорд", и встречались они, только когда граф возвращался домой из Лондона, что бывало нечасто.
        Но самым главным, пожалуй, было то, что Софи знала о своем происхождении, и знала об этом, похоже, всю жизнь, хотя откуда - сказать не могла. Из своей прошлой жизни, до приезда в Пенвуд-Парк, она мало что помнила, однако долгое путешествие в карете через всю Англию врезалось ей в память, равно как запомнилась и бабушка, худая как щепка старуха, которая, беспрестанно кашляя и сморкаясь, сообщила, что теперь малышка будет жить со своим отцом. Но отчетливее всего запомнилось то, как она стояла у двери под проливным дождем, зная, что бабушка прячется в кустах и ждет, когда Софи заберут в дом.
        Когда это произошло и Софи отвели к графу, он, взяв ее за подбородок, повернул лицом к свету. Они оба понимали, кто есть кто.
        Итак, все знали, что Софи незаконнорожденная, но никто об этом не говорил, и всех такое положение вещей вполне устраивало.
        Так продолжалось до тех пор, пока граф не надумал жениться.
        Софи обрадовалась, когда об этом услышала. Экономка узнала от дворецкого, что, по словам секретаря графа, он решил обзавестись семьей и собирается проводить в Пенвуд-Парке больше времени. И хотя Софи не слишком скучала по графу в его отсутствие - трудно скучать по человеку, который не обращает на тебя внимания, - она полагала, что могла бы скучать по нему, если бы узнала его получше. Хорошо осведомленная горничная сказала, что у будущей жены графа уже есть две дочери и они приблизительно такого же возраста, что и Софи.
        И Софи, прожившая одна-одинешенька в детской в течение семи лет, пришла в восторг. В отличие от соседских детей ее никогда не приглашали ни на какие детские праздники. Никто не говорил ей в глаза, что она незаконнорожденная - ведь это было бы равносильно тому, чтобы назвать графа, однажды объявившего, что Софи его подопечная, лгуном. Но в то же время граф никогда не настаивал на том, чтобы Софи принимали в приличном обществе. И поэтому лучшими друзьями Софи, которой исполнилось десять лет, были горничные и лакеи, а родителей заменяли экономка и дворецкий.
        Но теперь у нее будут настоящие сестры!
        Она понимала, что не сможет называть их сестрами. Знала, что ее представят как Софи Марию Бекетт, подопечную графа, но они будут чувствовать себя сестрами, а это самое главное.
        И вот однажды ясным февральским днем Софи вместе с другими слугами стояла в большом холле, дожидаясь, когда на подъездной аллее покажется графская карета с новоиспеченной графиней, двумя ее дочерьми и, конечно, графом.
        - Как вы думаете, она меня полюбит? - шепотом спросила Софи миссис Гиббонз, экономку. - Жена графа?
        - Ну конечно, милая, - прошептала миссис Гиббонз в ответ, однако в ее глазах в отличие от тона не было такой уверенности. Новоиспеченная графиня могла и не слишком терпимо отнестись к присутствию в доме внебрачного ребенка своего мужа.
        - И я буду заниматься вместе с ее дочками?
        - Ну конечно. Какой смысл учить тебя отдельно?
        Софи задумчиво кивнула и, увидев в окно, что на подъездной аллее показалась карета и покатила к дому, запрыгала и восторженно прошептала:
        - Приехали!
        Миссис Гиббонз протянула руку, чтобы погладить ее по головке, но Софи уже мчалась к окну, а добежав, так и прилипла к стеклу.
        Первым из кареты вышел граф и помог спуститься двум девочкам, одетым в одинаковые черные пальтишки. Только ленты в волосах у них были разного цвета: у одной розовая, а у другой черная. Девочки отошли в сторонку, а граф протянул руку и помог выйти из кареты последней пассажирке.
        С замиранием сердца Софи ждала появления графини.
        - Пожалуйста, Господи, - прошептала она, скрестив на счастье пальцы.
        "Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы она меня полюбила".
        Если бы графиня ее полюбила, может быть, и граф бы ее полюбил, и, может быть, даже если бы и не называл ее дочкой, но относился бы к ней как к таковой, и они стали бы настоящей семьей.
        И вот новоиспеченная графиня вышла из кареты. Каждое ее движение было грациозным и безупречным, и Софи вдруг вспомнился изящный жаворонок, прилетавший время от времени к ним в сад поплескаться в ванночке для птиц. Графиня очень его напоминала. Сходство усиливало длинное бирюзовое перо на шляпке, переливавшееся под холодными солнечными лучами.
        - Какая же она красивая, - прошептала Софи. Она оглянулась на миссис Гиббонз, но экономка стояла по стойке "смирно", не отрывая глаз от двери, и ждала, когда появится граф во главе своего новоиспеченного семейства и начнется официальное представление.
        Софи судорожно сглотнула. Где же она должна стоять? Похоже, каждый знал свое место. Слуги выстроились в линейку согласно занимаемому в доме положению: от дворецкого до судомойки. Даже собаки смирно сидели в углу. Их держал на поводке обер-егермейстер.
        А Софи не знала, куда ей становиться. Если бы она была по-настоящему дочерью хозяина дома, она должна была бы стоять рядом с гувернанткой. Если бы по-настоящему подопечной графа - то там же. Но мисс Тиммонз простудилась и отказалась выходить из детской и спускаться вниз. Никто из слуг ни на секунду не поверил, что гувернантка в самом деле больна - вчера она была абсолютно здорова, - однако обвинять ее ни у кого язык не повернулся. В конце концов, Софи была незаконнорожденной дочерью графа. А кому приятно оскорблять новоиспеченную графиню, представляя ей внебрачного отпрыска мужа?
        А то, что Софи именно внебрачная дочь и никакая не подопечная, было видно невооруженным глазом, и графиня должна была быть слепой и наивной - или и той и другой, - чтобы этого не заметить.
        Вне себя от страха и смущения, Софи забилась в угол, и в этот момент два лакея широким жестом распахнули парадные двери. Первыми вошли две девочки и отошли в сторону, давая дорогу графу, который торжественно ввел в дом графиню. Граф представил графиню и ее дочерей дворецкому, а дворецкий представил их слугам.
        А Софи ждала.
        Дворецкий представил хозяевам лакеев, главного повара, экономку, конюхов.
        А Софи ждала.
        Он представил кухарок, горничных и судомоек.
        А Софи ждала.
        И наконец, дворецкий - его звали Рамзи - представил судомойку по имени Далей, которую наняли всего неделю назад и которая занимала самое скромное положение среди низшей прислуги. Граф кивнул, пробормотал слова благодарности, а Софи все ждала, понятия не имея, что ей делать.
        И решилась. Откашлявшись, она вышла вперед, смущенно улыбаясь. Она не много времени провела с графом, но всякий раз, когда он приезжал в Пенвуд-Парк, ее приводили к нему, и он всегда уделял ей несколько минут, спрашивал об уроках, после чего нетерпеливо приказывал ей возвращаться в детскую.
        Наверняка он снова захочет спросить, как продвигается ее учеба, решила Софи, хотя и женился. Ведь интересно же ему узнать, что она уже освоила умножение дробей и что мисс Тиммонз совсем недавно похвалила ее, сказав, что у нее отличное французское произношение.
        Но граф ее не слышал. Он в этот момент что-то говорил дочкам графини. Софи снова откашлялась, на сей раз громче, и тихонько пискнула:
        - Милорд?
        Граф обернулся.
        - А, Софи, - пробормотал он. - Я и не знал, что ты в холле.
        Софи так и просияла: он все-таки обратил на нее внимание.
        - А это кто такая? - спросила графиня и шагнула вперед, чтобы лучше рассмотреть девочку.
        - Моя подопечная, - ответил граф. - Мисс Софи Бекетт.
        Графиня внимательно взглянула на Софи и слегка прищурилась.
        Потом еще и еще, пока, наконец, глаза ее не превратились в узкие щелочки.
        - Понятно, - проговорила она. И все в холле тотчас же догадались, что именно ей понятно.
        - Розамунд, Пози, ко мне, - скомандовала графиня.
        Девочки тотчас же подошли к матери и встали 6т нее по обеим сторонам. Младшая улыбнулась Софи, однако старшая, с волосами золотистого цвета, взяла пример с матери: задрав нос, решительно отвернулась.
        Софи сглотнула и снова улыбнулась младшей девочке, выказавшей ей больше дружелюбия, однако на сей раз та нерешительно прикусила нижнюю губу и уставилась в пол.
        Повернувшись к Софи спиной, графиня обратилась к графу:
        - Полагаю, вы распорядились приготовить комнаты для Розамунд и Пози?
        Он кивнул:
        - Рядом с детской, которую занимает Софи.
        Наступило долгое молчание. Наконец, решив, по-видимому, что некоторые сражения нельзя проводить в присутствии слуг, графиня объявила:
        - Сейчас мне хотелось бы подняться наверх.
        И она ушла, забрав с собой графа и дочерей.
        Софи проводила их взглядом, а когда они поднялись по лестнице и скрылись из вида, повернулась к миссис Гиб-бонз и спросила:
        - Как вы думаете, может быть, мне пойти помочь им? Я могла бы показать девочкам детскую.
        Миссис Гиббонз покачала головой.
        - У них такой усталый вид, - соврала она. - Думаю, им не помешает немного поспать.
        Софи нахмурилась. Ей сказали, что Розамунд одиннадцать лет, а Пози десять. Такие большие дети днем уже не спят.
        Погладив ее по спине, миссис Гиббонз предложила:
        - Почему бы тебе не пойти со мной? Я не возражаю против твоего общества, и кухарка мне сказала, что только что испекла песочное печенье. Должно быть, оно еще не остыло.
        Софи кивнула и вышла следом за экономкой из холла. До вечера еще уйма времени. Успеет показать им детскую и познакомиться с ними поближе. Они станут подругами, а вскоре и самыми настоящими сестрами.
        Софи улыбнулась. Как это здорово - иметь сестер!

***
        Однако ни Розамунд, ни Пози - равно как и графа с графиней - Софи в тот день больше не увидела. Когда она вошла в детскую поужинать, то заметила, что стол накрыт на двоих, а не на четверых, а мисс Тиммонз - поразительно быстро поправившаяся после тяжелой болезни - сказала, что новая графиня предупредила ее, что Розамунд с Пози слишком устали с дороги и не будут сегодня ужинать.
        Но поскольку девочкам нужно было заниматься, то на следующее утро они появились в детской. Впереди шествовала графиня, за ней, еле передвигая ноги, - Розамунд с Пози. Софи, которая занималась арифметикой уже целый час, обрадовалась передышке. Однако на сей раз она не стала улыбаться девочкам. Почему-то ей показалось, что лучше этого не делать.
        - Мисс Тиммонз, - обратилась к гувернантке графиня.
        - Да, миледи? - пробормотала та, поспешно присев в реверансе.
        - Граф мне сказал, что вы будете учить моих дочерей.
        - Я приложу все усилия, миледи.
        Графиня указала на старшую девочку, ту, у которой были золотистые волосы и васильковые глаза. Софи она показалась необыкновенно хорошенькой: совсем как фарфоровая кукла, которую граф прислал ей из Лондона на день рождения, когда ей исполнилось семь лет.
        - Это Розамунд. Ей одиннадцать лет. А это… - она указала на другую девочку, не отрывавшую взгляда от своих туфель, - Пози. Ей десять.
        Софи с большим интересом взглянула на Пози. В отличие от матери и сестры волосы у нее были темные, глаза карие, а щеки пухловатые.
        - Софи тоже десять, - сообщила мисс Тиммонз. Графиня поджала губы.
        - Я бы хотела, чтобы вы показали девочкам сад.
        Мисс Тиммонз кивнула:
        - Хорошо, миледи. Софи, положи доску. Мы вернемся к арифметике…
        - Только моим девочкам, - перебила ее графиня, и в голосе ее послышались одновременно и раздраженные, и холодные нотки. - А я пока поговорю с Софи.
        Судорожно сглотнув, Софи попыталась взглянуть графине в глаза, однако выше подбородка взгляд ее подняться не смог. Как только мисс Тиммонз вывела Розамунд и Пози из комнаты, она встала, ожидая от новой жены отца дальнейших указаний.
        - Я знаю, кто ты, - заявила графиня, как только захлопнулась дверь.
        - К…кто, миледи?
        - Ты его незаконнорожденная дочь, и не смей этого отрицать.
        Софи промолчала. Графиня сказала чистую правду, однако до нее никто никогда не произносил этого вслух. По крайней мере не говорил ей в лицо.
        Ухватив Софи за подбородок, графиня сильно сжала его и запрокинула голову девочки вверх, заставив смотреть себе в глаза.
        - А теперь послушай меня, - проговорила она голосом, полным злобы. - Пусть ты и живешь в Пенвуд-Парке и будешь заниматься вместе с моими дочерьми, но ты всего лишь подкидыш и навсегда ею останешься. Никогда - слышишь ты? - никогда не считай себя нам равной.
        Софи тихонько застонала: ногти графини больно впились ей в подбородок.
        - Мой муж, - продолжала графиня, - почему-то считает, что он перед тобой в долгу. Что ж, его желание исправлять свои ошибки достойно восхищения, но мне оскорбительно видеть тебя в своем доме. Видеть, как тебя кормят, одевают, учат, словно ты его настоящая дочь.
        "Но я и есть его настоящая дочь, - хотелось крикнуть Софи. - И я живу в этом доме гораздо дольше вас!"
        Неожиданно графиня отпустила подбородок Софи.
        - Я не хочу тебя видеть, - прошипела она. - Я запрещаю тебе приближаться ко мне. Я запрещаю тебе разговаривать с Розамунд и Пози вне уроков. Они теперь дочери хозяина дома и не должны иметь с такими, как ты, ничего общего. Тебе все понятно?
        Софи кивнула.
        - Хорошо, - бросила графиня и выплыла из комнаты. А Софи осталась стоять ни жива ни мертва, чувствуя, что еще немного - и она разрыдается.

***
        Со временем Софи стало известно немного больше о своем сомнительном положении в доме. Слуги всегда все знают, и то, что они узнавали, в конце концов доходило и до Софи.
        Графиня - звали ее Араминта - в самый первый день потребовала, чтобы Софи убрали из дома. Граф отказался. От Араминты вовсе не требуется любить Софи, холодно заявил он, но считаться с ее присутствием придется. Он уже в течение семи лет выполняет свои обязательства по отношению к девочке, намерен это делать и впредь.
        Розамунд и Пози, взяв пример с матери, относились к Софи холодно и враждебно, однако Пози не отличалась такой жестокостью, как сестра. Для Розамунд самым большим удовольствием было щипать Софи за руку с тыльной стороны, где кожа самая нежная, когда мисс Тиммонз не видит. Софи никогда не жаловалась: вряд ли у гувернантки хватило бы смелости сделать Розамунд выговор - та наверняка наябедничала бы Араминте, - а если кто-то и замечал, что руки ее вечно покрыты черно-синими отметинами, ничего об этом не говорил.
        Временами Пози относилась к Софи по-доброму, хотя чаще лишь вздыхала и произносила:
        - Мама говорит, чтобы я близко к тебе не подходила.
        Что касается графа, то он никогда не вмешивался.
        Так и жила Софи на протяжении четырех лет, до того дня, когда граф поразил всех. Схватившись рукой за грудь во время чаепития в розовом саду, он прерывисто охнул и упал лицом вниз, прямо на каменный пол.
        В сознание он так больше и не пришел.
        Все были поражены, графу исполнилось всего сорок лет. Кто знал, что в таком молодом возрасте у него вдруг перестанет работать сердце? Но больше всех была потрясена Араминта, с первой брачной ночи безуспешно пытавшаяся зачать наследника, появление на свет которого имело бы огромное значение.
        - Я могу быть беременна, - твердила она поверенным графа. - Вы не вправе передавать титул дальнему родственнику.
        Но беременной она не была, и когда месяц спустя прочитали завещание графа - поверенные дали графине время, чтобы она удостоверилась в том, что не ждет ребенка, - Араминта была вынуждена сидеть рядом с новоиспеченным графом - непутевым молодым человеком, который чаще бывал пьяным, чем трезвым.
        Вначале в завещании графа никаких сюрпризов не было. Он оставил некоторую сумму денег преданным слугам. Выделил щедрую сумму на приданое Розамунд, Пози и даже Софи.
        Но когда дошла очередь до Араминты, произошло неожиданное.
        "Моей жене, Араминте Ганнингуорт, графине Пенвуд, я завещаю ежегодный доход в две тысячи фунтов…"
        - И это все? - воскликнула пораженная Араминта.
        "…если она не согласится взять на себя заботу о моей подопечной, мисс Софии Марии Бекетт, до достижения последней двадцатилетнего возраста. В противном случае ее ежегодный доход утраивается и будет составлять шесть тысяч фунтов".
        - Но я не желаю о ней заботиться, - прошептала Араминта.
        - Вы можете этого и не делать, - напомнил ей поверенный. - В этом случае вы будете жить на…
        - На жалкие две тысячи в год? - выпалила Араминта. - Ну уж нет!
        Поверенный, имевший гораздо меньшую сумму, промолчал.
        Новоиспеченный граф, не забывавший во время прочтения завещания прикладываться к бокалу, лишь пожал плечами.
        Араминта встала.
        - Каково ваше решение? - спросил поверенный.
        - Я согласна, - тихо ответила Араминта.
        - Мне привести девочку и все ей рассказать? Араминта покачала головой:
        - Я сама это сделаю.
        Но когда Араминта нашла Софи, она рассказала ей не все, а упустила несколько важных фактов…
        Часть первая
        Глава 1
        "Самым знаменательным событием этого года - гвоздем сезона - можно с уверенностью считать бал-маскарад, который должен состояться в следующий понедельник в особняке Бриджертонов. Право, сейчас и шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на какую-нибудь великосветскую мамашу, рассуждающую либо о том, кого пригласят на этот бал, либо - что, пожалуй, самое важное - о том, кто во что будет одет.
        Однако ни одна из вышеназванных тем не вызывает такого интереса, как самая в последнее время животрепещущая. И касается она двух неженатых братьев Бриджертонов, Бенедикта и Колина. (Предвосхищая возражения, что, мол, есть еще и третий неженатый Бриджертон, позвольте автору этих строк заверить вас, что она полностью в курсе существования Грегори Бриджертона. Однако ему всего лишь четырнадцать лет, а посему он не может иметь никакого отношения к теме данной колонки, касающейся самого почитаемого из всех видов спорта: охоты на женихов.)
        И хотя мистеры Бриджертоны не являются носителями громких титулов, они по-прежнему считаются самыми завидными женихами этого сезона. Всем хорошо известен тот факт, что они владеют завидным состоянием и отличаются - это относится ко всем восьми отпрыскам Бриджертонов - весьма привлекательной внешностью.
        Посчастливится ли какой-нибудь юной леди, воспользовавшись таинственностью маскарада, заманить в свои сети одного из самых блестящих женихов?
        Автор этих строк даже не осмеливается об этом размышлять".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 31 мая 1815 года
        - Софи! Софи-и-и!
        От этих истошных воплей в окнах задрожали стекла.
        - Иду, Розамунд! Иду! - крикнула Софи, чувствуя, что, если сестрица позовет ее еще раз, у нее лопнут барабанные перепонки. Подхватив грубые шерстяные юбки, Софи помчалась вверх по лестнице. На четвертой ступеньке она поскользнулась и уже готова была приземлиться, но вовремя ухватилась за перила. И как это она забыла, что ступеньки скользкие? Ведь сама не далее как сегодня утром помогала горничной натирать их воском.
        Затормозив на пороге спальни Розамунд и все еще тяжело дыша, Софи спросила:
        - Да?
        - Чай остыл.
        Софи так и подмывало сказать: "Когда я принесла его тебе час назад, он был горячий. Нужно было сразу пить, паршивка ты эдакая!"
        Но она сказала лишь:
        - Я принесу тебе другой чайник.
        - И побыстрее! - приказала Розамунд.
        Растянув губы в улыбке - хотя эту гримасу лишь слепой мог бы принять за улыбку, - Софи взяла поднос с чайными принадлежностями.
        - Бисквиты оставить? - спросила она. Розамунд энергично замотала головой:
        - Принеси свежие.
        Сгибаясь под тяжестью подноса с чайником, чашками, тарелками и прочим, Софи вышла из комнаты, сдерживаясь, чтобы не высказать Розамунд все, что она о ней думает. Розамунд вечно требовала принести ей чай, потом забывала про него, а когда вспоминала, он уже был холодный и она приказывала принести Горячий.
        А для Софи это означало бесконечную беготню по лестнице вверх-вниз, вверх-вниз. Иногда ей казалось, что она всю жизнь занимается тем, что бегает вверх и вниз.
        И кроме того, чинит, гладит, причесывает, чистит, штопает, убирает…
        - Софи!
        Софи обернулась: к ней направлялась Пози.
        - Софи, я хотела тебя спросить: как ты думаешь, мне идет этот цвет?
        Софи окинула костюм русалки, выбранный Пози для бала-маскарада, оценивающим взглядом. Покрой его не слишком шел толстушке Пози, а вот цвет выигрышно подчеркивал лицо.
        - Зеленое тебе идет, - искренне ответила Софи. - Очень освежает.
        - Правда? Я так рада. Ты мне всегда даешь такие хорошие советы относительно одежды. - Улыбнувшись, Пози протянула руку и взяла с подноса обсыпанный сахаром бисквит. - Мама мне все уши прожужжала про этот бал-маскарад, и если я не буду выглядеть отлично, она меня убьет. Вернее… - Пози поморщилась, - если, по ее мнению, я не буду выглядеть отлично. Она ведь рассчитывает, что одна из нас непременно отхватит кого-нибудь из неженатых братьев Бриджертонов. Ты это знаешь?
        - Знаю.
        - И хуже всего то, что эта леди Уислдаун, которая пишет обо всех светских новостях, снова о них написала. Это лишь… - закончив жевать, Пози замолчала, чтобы проглотить, - возбуждает мамин аппетит.
        - А в сегодняшней утренней колонке есть что-нибудь интересное? - спросила Софи, сдвинув поднос на бедро, чтобы было не так тяжело держать. - Мне пока что не удалось ее почитать.
        - Да как обычно, - отмахнулась Пози. - Все одно и то же. Скукотища.
        Софи попыталась улыбнуться и не смогла. Больше всего на свете ей хотелось хотя бы денек пожить скучной жизнью Пози. Она бы ничуть не возражала против балов, приемов и музыкальных вечеров. Вот только чтобы матерью ее была не Араминта.
        - Сейчас вспомню поподробнее. Что же там было? - Пози призадумалась. - Ах да. Про бал, который устраивала недавно леди Уорт, немного про виконта Гелфа, который вдруг воспылал страстью к какой-то девице-шотландке, но больше всего про предстоящий бал-маскарад у Бриджертонов.
        Софи вздохнула. Она уже в течение нескольких недель читала про этот бал-маскарад. И хотя была всего лишь личной горничной (и периодически еще и простой горничной, когда Араминте вдруг приходило в голову, что она слишком мало работает), мечтала о том, чтобы на него попасть.
        - Я была бы просто в восторге, если бы этот виконт Гелф женился, - заметила Пози, протягивая руку за вторым бисквитом. - Это означало бы, что одним потенциальным женихом, которых мама прочит мне в мужья, стало бы меньше. Впрочем, вряд ли он обратил бы на меня внимание. - Она откусила кусок бисквита и принялась громко чавкать. - Надеюсь, леди Уислдаун про него не придумала.
        - Наверное, нет, - ответила Софи. Она читала "Светские новости от леди Уислдаун" с
1813 года, то есть с выхода в свет первого номера, и знала, что в вопросах женитьбы эта достопочтенная леди почти никогда не ошибается.
        У Софи никогда, естественно, не было возможности взглянуть на ярмарку невест собственными глазами, но, постоянно читая газету леди Уислдаун, можно было и без посещения балов знать все о представителях лондонского великосветского общества и даже чувствовать себя причастной к нему.
        Фактически чтение светского журнала было самым любимым времяпрепровождением Софи. Она уже перечитала все книги в библиотеке, а поскольку ни Араминта, ни ее дочери не отличались любовью к чтению, ждать новых поступлений было бесполезно. Так что газета леди Уислдаун была для нее манной небесной.
        Впрочем, читать ее было одно удовольствие. Никто не знал, кто скрывается под этим псевдонимом. Когда два года назад вышел первый номер газеты, выпускаемой на одном листе, каких только не строили догадок. И даже сейчас, когда леди Уислдаун преподносила очередную, особенно пикантную сплетню, люди снова начинали строить догадки, кто мог так быстро отреагировать на события и с такой точностью их описать.
        Что касается Софи, то газета леди Уислдаун давала ей восхитительную возможность заглянуть в мир, который мог бы принадлежать и ей, если бы ее родители поженились. Тогда она была бы дочерью графа, а не его внебрачным ребенком и фамилия ее была бы Ганнингуорт, а не Бекетт.
        Как бы ей хотелось хоть однажды сесть в карету и отправиться на бал!
        А вместо этого приходилось наряжать для этой цели других: затягивать в корсет Пози, делать прически Розамунд, чистить туфли Араминте.
        Но Софи не могла - или по крайней мере не должна была - жаловаться. Хоть ей и приходилось прислуживать Араминте и ее дочерям, у нее все-таки была крыша над головой. Большинство девушек ее положения не имели и этого.
        Ведь когда отец умер, он не оставил ей ничего. Ничего, за исключением крыши над головой. В завещании говорилось, что до достижения ею двадцатилетнего возраста ей не имеют права отказать от дома. Разве посмела бы Араминта потерять четыре тысячи фунтов в год, выгнав Софи из дома? Да она даже помыслить об этом не могла!
        Но эти четыре тысячи принадлежали Араминте, а не Софи, и девушка не видела из них ни пенса. Красивую одежду, которую она привыкла носить, сменили платья из грубой шерсти - одежда служанок. Еда тоже претерпела изменения. Теперь Софи ела то, что и остальная прислуга, - остатки трапезы Араминты, Розамунд и Пози.
        Прошел уже почти год с тех пор, как Софи исполнилось двадцать, однако она по-прежнему жила в Пенвуд-Хаусе и прислуживала Араминте не за страх, а за совесть. По какой-то неведомой причине - скорее всего потому, что ей не хотелось обучать новую горничную, а потом еще и платить ей, - Араминта позволила Софи остаться.
        И Софи осталась. Если выбирать между Араминтой и остальным миром, то уж лучше первое. От Араминты хотя бы знаешь, чего ожидать…
        - Тебе не тяжело?
        Софи захлопала глазами, возвращаясь к действительности, и взглянула на Пози: та брала с подноса последний бисквит. Вот черт! А она-то надеялась сама его съесть.
        - Довольно тяжело. Мне бы хотелось поскорее отнести его на кухню.
        Пози улыбнулась:
        - Я тебя долго не задержу. Но когда ты отнесешь поднос, не погладишь ли ты мне розовое платье? Я собираюсь надеть его сегодня вечером. Да, и приготовь к нему розовые туфли. Их придется почистить. В последний раз, когда я их надевала, они немного запачкались, а ты ведь знаешь, что мама не выносит грязной обуви. И хотя туфель не видно из-под юбки, она заметит даже самое крохотное пятнышко, когда я буду садиться в карету.
        Софи кивнула, мысленно прибавив просьбу Пози к длинному перечню ежедневных обязанностей.
        - Вот и хорошо. Позже увидимся, - бросила Пози и, жуя последний бисквит, повернулась и исчезла в своей комнате.
        А Софи побрела в кухню.

***
        Несколько дней спустя Софи с булавками во рту стояла на коленях перед Араминтой, занимаясь ее маскарадным костюмом. Платье королевы Елизаветы, только что доставленное от портнихи, сидело на ней как влитое, однако Араминта заявила, что оно чуть-чуть широковато в талии, и заставила Софи исправить эту погрешность.
        - А теперь? - пробормотала Софи, почти не разжимая губ, боясь выронить булавки.
        - Слишком тесно.
        Софи переставила несколько булавок.
        - А так?
        - Слишком широко.
        Вытащив булавку, Софи воткнула ее на первоначальное место.
        - Ну вот. Так лучше?
        Повертевшись из стороны в сторону, Араминта наконец изрекла:
        - Нормально.
        Улыбаясь про себя, Софи встала и помогла Араминте снять платье.
        - Чтобы через час было готово, - приказала та, - иначе мы опоздаем на бал.
        - Конечно, - пробормотала Софи. Она уже давно поняла, что с Араминтой лучше всегда соглашаться.
        - Этот бал для нас очень важен! - резко бросила Араминта. - В этом году Розамунд должна найти себе подходящего мужа. Новый граф… - Она раздраженно пожала плечами. Нового графа Араминта по-прежнему считала человеком, посягнувшим на чужое, хотя он был самым близким родственником по мужской линии ее покойного мужа. - Этот… гм… не буду говорить кто, предупредил меня, что это последний год, когда мы можем пользоваться Пенвуд-Хау-сом в Лондоне. Наглец, да и только! Ведь я не кто-нибудь, а вдовствующая графиня, а Розамунд с Пози - дочери графа.
        "Не дочери, а падчерицы", - мысленно поправила Софи.
        - У нас есть полное право пользоваться Пенвуд-Хаусом во время сезона. И зачем ему этот дом, ума не приложу.
        - Может быть, он сам собирается в нем жить? - выдвинула предположение Софи. - Наверняка он планирует посещать званые вечера и балы, чтобы подыскать себе жену. Ведь ему, вероятно, нужен наследник.
        - Если Розамунд не выйдет замуж за богатого человека, не знаю, что мы будем делать, - нахмурилась Араминта. - Сейчас так трудно снять подходящий дом. И так дорого.
        Софи могла бы напомнить Араминте, что по крайней мере ей не нужно платить за личную горничную - более того, она сама получала за пользование ею по четыре тысячи фунтов в год, пока Софи не исполнилось двадцать лет, - однако воздержалась от комментариев.
        Араминта щелкнула пальцами.
        - И не забудь припудрить волосы Розамунд.
        Розамунд решила отправиться на бал в костюме Марии Антуанетты. Софи спросила, не собирается ли она нарисовать вокруг шеи кроваво-красное кольцо, однако Розамунд даже не улыбнулась.
        Араминта надела платье и быстрым, заученным движением завязала пояс.
        - И Пози… - она недовольно поморщилась, - наверняка потребуется твоя помощь.
        - Я всегда рада помочь Пози, - ответила Софи.
        Араминта прищурилась, пытаясь понять, не издевается ли над ней Софи, и проговорила, выделяя голосом каждое слово:
        - От тебя лишь требуется, чтобы ты ей помогла. - И, повернувшись, вышла из комнаты.
        Софи шутливо отдала честь закрытой двери, но едва успела убрать руку, как дверь снова распахнулась.
        - А, так вот ты где, Софи! - воскликнула Розамунд, врываясь в комнату. - Мне немедленно нужна твоя помощь.
        - Боюсь, тебе придется подождать, пока я…
        - Я сказала: немедленно! - взвизгнула Розамунд. Софи расправила плечи и, холодно взглянув на нее, проговорила:
        - Твоя мама приказала мне переделать ее маскарадный костюм.
        - Вытащи булавки и скажи, что переделала. Она все равно ничего не заметит.
        Софи, которая как раз об этом подумывала, едва не застонала от досады. Если она последует совету Розамунд, сестрица растрезвонит об этом на следующий же день, и Араминта будет рвать и метать целую неделю. Так что теперь, хочешь не хочешь, придется переделывать платье.
        - А что тебе нужно, Розамунд?
        - У моего костюма на подоле дырка. Понятия не имею, откуда она взялась.
        - Может быть, когда ты его примеряла…
        - Оставь свои соображения при себе!
        Софи замолчала. Ей было гораздо труднее сносить приказы от Розамунд, чем от Араминты, наверное, потому, что когда-то они находились в равном положении, сидели за одной партой и имели одну и ту же гувернантку.
        - Дырку нужно немедленно зашить, - приказала Розамунд, недовольно фыркнув. Софи вздохнула:
        - Принеси платье. Я зашью дырку сразу же после того, как переделаю маскарадный костюм твоей мамы. Не беспокойся, я успею до того, как тебе нужно будет ехать на бал.
        - Я не собираюсь опаздывать, - предупредила Розамунд. - Если это произойдет, я тебе голову оторву.
        - Ты не опоздаешь, - пообещала Софи. Презрительно фыркнув, Розамунд направилась к двери за костюмом.
        - Ой!
        Софи подняла голову: в дверях Розамунд столкнулась с Пози.
        - Смотри, куда идешь, Пози! - рявкнула Розамунд.
        - Это ты смотри! - отрезала Пози.
        - Я смотрела. Но ведь такую толстуху, как ты, не обойдешь!
        Вспыхнув, Пози отступила в сторону.
        - Тебе что-то нужно, Пози? - спросила Софи, как только Розамунд скрылась из виду. Пози кивнула.
        - Не могла бы ты найти немного времени, чтобы меня причесать? Я нашла зеленые ленты, которые очень похожи на водоросли.
        Софи тяжело вздохнула. Темно-зеленые ленты не слишком шли к темным волосам Пози, однако у нее не хватило духу ей об этом сказать.
        - Постараюсь, Пози, но мне еще нужно зашить платье Розамунд и привести в порядок платье твоей маме.
        - Вот как… - уныло проговорила Пози, и у Софи заныло сердце. Пози была единственной в доме, не считая слуг, кто выказывал ей хоть немного добра.
        - Не беспокойся, - заверила ее Софи. - Я причешу тебя, даже если это отнимет у меня много времени.
        - Ой, спасибо тебе, Софи! Я…
        - Ты что, еще не начала переделывать мне платье? - раздался грозный голос Араминты, которая только что вернулась из умывальной комнаты.
        - Я разговаривала с Розамунд и Пози, - поспешно проговорила Софи. - Розамунд порвала платье и…
        - Приступай к работе!
        - Хорошо. Уже иду. - Софи плюхнулась на кушетку и вывернула платье наизнанку, чтобы добраться до талии изнутри. - Бегу. Спешу и падаю.
        - Что это ты там бормочешь? - строго спросила Араминта.
        - Ничего.
        - Сейчас же прекрати бормотать! Меня это раздражает!
        Софи стиснула зубы.
        - Мама, - вмешалась Пози, - Софи причешет меня сегодня, как…
        - Естественно, она тебя причешет! Перестань здесь торчать и немедленно иди и положи на глаза компресс. Они у тебя такие опухшие.
        - У меня опухшие глаза? - удрученно пробормотала Пози.
        Софи поспешно покачала головой: вдруг Пози на нее посмотрит и заметит.
        - У тебя всегда опухшие глаза! - отрезала Араминта. - Правда, Розамунд?
        Пози и Софи одновременно бросили взгляд на дверь. В комнату вошла Розамунд, неся свой маскарадный костюм Марии Антуанетты.
        - Правда, - подтвердила она. - Но я уверена, компресс поможет снять отечность.
        - Ты выглядишь сегодня просто потрясающе, - обратилась Араминта к старшей дочери. - А ведь ты еще не начала наряжаться. Золотистая отделка на платье великолепно подчеркивает цвет твоих волос.
        Софи бросила сочувственный взгляд на Пози, которая никогда не получала от матери таких комплиментов.
        - Ты наверняка отхватишь какого-нибудь из двух братьев Бриджертон, - продолжала Араминта. - Я в этом просто уверена.
        Розамунд потупила взор. Она оттачивала этот прием в течение довольно длительного времени, и Софи не могла не признать, что он удался ей как нельзя лучше. Скромницей Розамунд выглядела необыкновенно хорошенькой. Впрочем, она и так была хороша собой. Золотистые волосы и голубые глаза были в этом году последним криком моды, а поскольку покойный граф оставил своей падчерице щедрое приданое, можно было не сомневаться, что она еще до конца сезона найдет себе великолепную партию.
        Софи перевела взгляд на Пози - та тоскливо смотрела на мать - и пылко проговорила:
        - Ты тоже выглядишь прекрасно, Пози.
        Пози так и просияла.
        - Ты так считаешь?
        - Ну конечно. И у тебя очень оригинальный костюм. Я уверена, на балу, кроме тебя, русалок не будет.
        - Откуда ты знаешь, Софи? - насмешливо спросила Розамунд. - Можно подумать, ты бывала на великосветских мероприятиях.
        - Я уверена, ты прекрасно проведешь время, - продолжала Софи, никак не реагируя на выпад Розамунд. - Как я тебе завидую! Мне бы очень хотелось тоже попасть на этот бал.
        Софи тихонько вздохнула. Воцарившаяся на секунду полная тишина взорвалась громким смехом Араминты и Розамунд. Даже Пози хихикнула.
        - Ну и насмешила, - проговорила Араминта, немного отдышавшись. - Представьте себе только, девочки: Софи на балу у Бриджертонов. Ты что, не знаешь? В приличное общество незаконнорожденных не пускают.
        - Я и не сказала, что пойду, - попыталась оправдаться Софи. - Я сказала, что мне хотелось бы пойти.
        - Можешь даже не мечтать об этом, - подхватила Розамунд. - Зачем мечтать о том, чему не суждено сбыться? Одно расстройство.
        Но Софи ее уже не слушала, потому что в этот момент произошло нечто странное. Когда она поворачивала голову, чтобы взглянуть на Розамунд, она заметила стоявшую в дверях миссис Гиббонз, экономку. Она переехала из Пенвуд-Парка в лондонский особняк графа, когда там умерла домоправительница. И когда их глаза встретились, миссис Гиббонз подмигнула девушке.
        Софи никогда еще не видела, чтобы экономка подмигивала.
        - Софи! Софи! Ты меня слушаешь?
        Софи рассеянно повернулась к Араминте.
        - Простите, - пробормотала она. - Что вы сказали?
        - Я сказала, чтобы ты немедленно принималась за мое платье, - раздраженно проговорила Араминта. - Если мы опоздаем на бал, ты за это ответишь.
        - Да, конечно, - поспешно сказала Софи и, воткнув иголку в материю, принялась шить, но все мысли у нее были о миссис Гиббонз.
        Интересно, почему она подмигнула?

***
        Три часа спустя Софи, стоя у парадной лестницы Пен-вуд-Хауса, смотрела, как Араминта, а вслед за ней Розамунд и Пози, поддерживаемые под локоток лакеем, садятся в карету. Софи помахала Пози, которая ответила ей тем же, и карета, проехав по улице, завернула за угол и скрылась из вида. До Бриджертон-Хауса, где должен состояться бал-маскарад, было не больше шести кварталов, но Араминта отправилась бы в карете, даже если бы они жили в соседнем доме.
        Ведь самое главное - подъехать с шиком. Вздохнув, Софи повернулась и начала подниматься по ступенькам. Слава Богу, что Араминта впопыхах забыла оставить ей список поручений. Свободный вечерок выдавался у Софи нечасто. Нужно будет перечитать какую-нибудь книгу. Или попробовать найти сегодняшний номер газеты леди Уислдаун. Вроде бы Розамунд брала его к себе в комнату.
        Но не успела Софи переступить порог Пенвуд-Хауса, откуда ни возьмись появилась миссис Гиббонз и схватила ее за руку.
        - Нельзя терять ни минуты! - воскликнула она.
        - Простите? - пролепетала ошарашенная Софи. Уж не повредилась ли миссис Гиббонз умом?
        - Пойдемте со мной, - потянула ее за собой миссис Гиббонз.
        Софи безропотно позволила увести себя наверх, в свою крошечную комнатку, расположенную под самой крышей. Миссис Гиббонз вела себя чрезвычайно странно, но она всегда относилась к Софи с необыкновенной добротой, хотя и понимала, что Араминта не одобряет подобного поведения, и Софи решила пока не возражать.
        - Вам нужно раздеться, - проговорила экономка, открывая дверь.
        - Что?!
        - Мы должны спешить.
        - Миссис Гиббонз, вы… - начала было Софи, но в этот момент экономка распахнула дверь, и представшая перед ними картина заставила ее позабыть о том, что она собиралась сказать.
        Посреди спальни стояла ванна, над которой поднимался пар, а вокруг хлопотали все три горничные. Одна добавляла в ванну воду, вторая возилась с замком какого-то загадочного сундука, третья держала полотенце, повторяя:
        - Быстрее! Быстрее!
        Софи обвела всех троих изумленным взглядом.
        - Что здесь происходит?
        Миссис Гиббонз обратила к ней сияющее лицо.
        - Ничего особенного. Просто вы, мисс София Мария Бекетт, отправитесь на бал-маскарад!

***
        Час спустя Софи было не узнать. В сундуке оказались туалеты, принадлежавшие покойной матери графа. Они уже лет пятьдесят как вышли из моды, однако это ровным счетом ничего не значило. Ведь на бал-маскарад никто не является одетым по последней моде.
        На самом дне сундука лежало изумительной красоты платье из серебристой материи, с плотным лифом, усыпанным жемчужинками, и развевающимися юбками, необычайно популярными в прошлом столетии. Едва коснувшись его, Софи почувствовала себя принцессой. За долгие годы оно слежалось, но одна из горничных вытащила его на улицу проветрить, после чего сбрызнула розовой водой, и затхлый запах исчез.
        Софи искупали, надушили, сделали прическу и даже подкрасили помадой губы.
        - Только не говорите мисс Розамунд, - шепнула горничная. - Это ее помада.
        - Ой, смотрите, что я нашла! - раздался возглас миссис Гиббонз. - Перчатки!
        Взглянув, Софи увидела, что экономка держит в руке длинные, по локоть, перчатки.
        - Посмотрите, - проговорила она, взяв у миссис Гиббонз одну и тщательно ее осмотрев, - герб Пенвудов и монограмма. Прямо у отворота.
        Миссис Гиббонз взглянула на ту, что держала в руке.
        - "С.Л.Г.". Сара Луиза Ганнингуорт. Ваша бабушка.
        Софи удивленно взглянула на нее. Миссис Гиббонз никогда не упоминала о том, что граф - ее отец. Да и вообще ни один человек в Пенвуд-Парке никогда не говорил о том, что Софи связана с семейством Ганнингуорт родственными узами.
        - Она ведь вам самая настоящая бабушка, - заявила миссис Гиббонз. - Слишком долго мы все об этом молчали. Стыд и позор, что к Розамунд и Пози относятся как к дочерям графа, а вы, настоящая его дочь, вынуждены прислуживать им, как простая служанка!
        Все три горничные согласно закивали.
        - И вот сегодня, пусть хотя бы на одну ночь, вы станете царицей бала. - И, улыбнувшись, Миссис Гиббонз медленно повернула Софи лицом к зеркалу.
        - Неужели это я? - ахнула Софи. Миссис Гиббонз кивнула; и глаза ее подозрительно блеснули.
        - Вы выглядите просто очаровательно, дорогая моя, - прошептала она.
        Софи медленно протянула руку к волосам.
        - Не трогайте! - испуганно воскликнула одна из горничных. - Испортите прическу!
        - Хорошо, не буду, - пообещала Софи и улыбнулась, стараясь сдержать слезы. Волосы ее были осыпаны блестящей пудрой, и она казалась самой себе принцессой из сказки. Темно-русые локоны были собраны на затылке, а один длинный локон спускался по шее до плеч. Глаза, обычно мшисто-зеленого цвета, сверкали, как изумруды.
        Хотя Софи подозревала, что блестят они скорее от невыплаканных слез.
        - Вот вам маска, - поспешно проговорила миссис Гиббонз. На самом деле это оказалась полумаска, из тех, что завязываются на затылке, чтобы не нужно было держать ее рукой. - А теперь нам нужны туфли.
        Софи уныло взглянула на свои стоявшие в углу туфли, старые и безобразные,
        - Боюсь, у меня нет ничего, что бы подошло к такой красоте.
        Горничная, которая накрасила Софи губы, принесла пару белых туфель.
        - Это туфли Розамунд.
        Софи быстро сунула ногу в правую туфлю и так же быстро вытащила ее.
        - Велики, - сказала она, обращаясь к миссис Гиббонз. - Я не смогу в них ходить.
        Экономка повернулась к служанке.
        - Принеси туфли Пози.
        - Они еще больше, - сказала Софи. - Мне ли не знать. Я ведь их постоянно чищу.
        Миссис Гиббонз тяжело вздохнула:
        - Что ж, ничего не поделаешь. Придется совершить налет на коллекцию туфель Араминты.
        Софи даже в дрожь бросило. От одной мысли, что придется примерять туфли Араминты, мурашки побежали по спине. Но другого выхода не было. Не идти же босиком. Хотя это и бал-маскарад, но босой ее туда вряд ли пустят.
        Несколько минут спустя горничная вернулась с парой изящных белых шелковых туфелек, прошитых серебряной ниткой и украшенных розочками из фальшивых бриллиантов.
        Софи нехотя сунула ногу в одну туфельку, потом в другую. Они были в самый раз.
        - А как к платью-то подходят, - заметила одна из горничных, указывая на серебряную строчку, - словно для него и сшиты.
        - Ну, хватит восторгаться туфлями, - прервала ее миссис Гиббонз и обратилась к Софи:
        - Теперь внимательно выслушайте и запомните то, что я вам скажу. Кучер уже отвез графиню и девочек в Бриджертон-Хаус и вернулся. Он отвезет вас на бал. Но он должен дожидаться у входа в Бриджертон-Хаус на тот случай, если графине захочется уехать. А это означает, что вы должны уйти ровно в полночь и ни секундой позже. Понятно?
        Софи кивнула и взглянула на стенные часы. Был десятый час. Значит, она сможет побыть на балу больше двух часов.
        - Спасибо вам, - прошептала она. - Огромное спасибо.
        Промокнув глаза носовым платочком, миссис Гиббонз проговорила:
        - Не благодарите меня, моя милая. Самой большой наградой для меня будет, если вы хорошо проведете время на балу.
        Софи снова взглянула на часы. Два часа.
        Два часа, в которые она должна вместить всю жизнь.
        Глава 2
        "Бриджертоны - поистине уникальная семья. Вряд ли найдется в Лондоне человек, который не знал бы, что все они удивительно похожи друг на друга или что их имена располагаются в алфавитном порядке: Энтони, Бенедикт, Колин, Дафна, Элоиза, Франческа, Грегори и Гиацинта «Имеется в виду английский алфавит: Anthony, Benedict, Colin, Daphne, Eloize, Francezca, Gregory, Hyacinth. ».
        Интересно, как назвали бы покойный виконт и далеко не покойная, а вполне еще бодрая вдовствующая виконтесса своего следующего отпрыска под номером девять, если бы тот у них появился? Имоджин? Иниго?
        Может, это и хорошо, что они остановились на восьми".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 2 июня 1815 года
        Бенедикт Бриджертон был вторым из восьми детей, но временами чувствовал себя так, будто он сотый.
        Бал, который задумала устроить его неугомонная матушка, назывался балом-маскарадом, и Бенедикт послушно надел черную полумаску, прекрасно понимая, что это бесполезно. Все и так догадаются, кто он такой. Так оно и случилось.
        - Это Бриджертон! - воскликнул один из гостей, радостно хлопая в ладоши, как только он вошел в зал.
        - Ну конечно, вы Бриджертон! - обрадовался другой.
        - Бриджертон! Я узнаю Бриджертона где угодно! - подхватил третий.
        Бенедикт был Бриджертоном, и хотя он гордился тем, что является членом этой семьи, иногда ему хотелось побыть немного поменьше Бриджертоном, а побольше самим собой.
        Вот и еще одна проплывавшая мимо дама в костюме пастушки прощебетала:
        - Вы Бриджертон! Эти каштановые волосы я узнаю где угодно. Но который из Бриджертонов? Нет, не говорите. Я сама догадаюсь. Вы не виконт, потому что я только что его видела. Должно быть, вы Бриджертон Номер два или Номер три.
        Бенедикт лишь молча холодно смотрел на нее.
        - Так который из двух? Номер два или Номер три? - продолжала допытываться дама.
        - Два! - выпалил Бенедикт. Дама радостно всплеснула руками.
        - Я так и подумала! Ой, нужно поскорее отыскать Порцию. Я ей говорила, что вы Бриджертон Номер два…
        "Меня зовут Бенедикт!" Он едва сдержался, чтобы не рявкнуть.
        - …но она сказала, нет, это не Номер два, а…
        Внезапно Бенедикт почувствовал, что ему лучше отойти от этой трещотки подальше, иначе он придушит ее голыми руками, а при таком обилии свидетелей скрыться ему наверняка не удастся.
        - Прошу меня простить, - спокойно проговорил он, хотя спокойствие это далось ему с величайшим трудом. - Я вынужден вас покинуть. Мне нужно кое с кем поговорить.
        Пастушка, естественно, поняла, что он лжет, однако Бенедикту было на это наплевать. Коротко кивнув ей, он кратчайшим путем направился к боковой двери в танцевальный зал, намереваясь поскорее скрыться от шумной толпы в кабинете брата, насладиться блаженным покоем и бокалом хорошего бренди.
        - Бенедикт!
        Вот черт! С бренди придется повременить. Бенедикт обернулся: к нему быстрым шагом направлялась мать. На ней был костюм эпохи королевы Елизаветы. Насколько он помнил, мать собиралась изображать героиню из какой-то шекспировской пьесы, а вот какую именно, он понятия не имел.
        - Что тебе угодно, мама? - спросил он. - Только не проси меня потанцевать с Гермионой Смайт-Смит. В прошлый раз она мне все ноги оттоптала.
        - Ни о чем подобном я тебя просить не собиралась, - ответила Вайолет. - Я хотела попросить тебя потанцевать с Пруденс Фезерингтон.
        - Пощади, матушка! - простонал Бенедикт. - Она еще хуже.
        - Я прошу тебя не жениться на ней, мой мальчик, а просто потанцевать.
        Бенедикт едва сдержался, чтобы не выругаться. Пруденс Фезерингтон - милая девушка, вот только не обремененная интеллектом. Кроме того, у нее такой пронзительный смех, что - Бенедикт видел это собственными глазами - взрослые мужчины бежали от нее со всех ног, зажав уши.
        - Знаешь что, - предложил он. - Я обещаю тебе потанцевать с Пенелопой Фезерингтон, если ты сможешь сделать так, чтобы Пруденс держалась от меня подальше.
        - Договорились, - удовлетворенно кивнула мать, и у Бенедикта сложилось нехорошее впечатление, что она именно этого и добивалась.
        - Вот она, у стола с прохладительными напитками, в костюме гнома, бедняжка. Цвет ей идет, но фасон - просто ужас! И куда только смотрела ее мать? Более неудачный костюм трудно себе представить.
        - Похоже, ты еще не видела русалку, - пробормотал Бенедикт.
        Мать шутливо стукнула его по руке.
        - Не смей издеваться над гостями!
        - Они сами на это напрашиваются.
        Предостерегающе взглянув на него, мать сказала:
        - Пойду поищу твою сестру.
        - Которую?
        - Ту, которая не замужем, - весело проговорила Вайолет. - Пусть виконт Гелф и увлекся этой девицей-шотландкой, но они еще не помолвлены.
        Бенедикт мысленно пожелал Гелфу удачи. Бедолаге она понадобится.
        - И спасибо за то, что согласился потанцевать с Пенелопой, - многозначительно проговорила Вайолет.
        Бенедикт насмешливо улыбнулся. Они оба знали, что слова эти служили отнюдь не благодарностью, а напоминанием.
        Скрестив руки на груди, Бенедикт проводил мать взглядом и, тяжело вздохнув, стал пробираться к столу, возле которого стояла Пенелопа. Он любил мать до умопомрачения, однако его раздражала ее манера вечно совать нос в светскую жизнь своих детей. Больше всего на свете Вайолет беспокоило то, что Бенедикт до сих пор не женился, и самое большое огорчение вызывали хмурые лица девушек, которых никто не приглашал танцевать. В результате огромную часть времени на балах Бенедикт проводил, танцуя с девицами, которых мать усердно ему сватала, но еще большую - с девицами, не пользовавшимися успехом.
        Из двух зол Бенедикт выбирал меньшее, а именно второе. Девицы, которых сватала мать, как правило, оказывались недалекими и скучными.
        Особенной любовью у матери пользовалась Пенелопа Фезерингтон, у которой нынешний сезон был уже по счету… О Господи, неужели третьим? Ну да, третьим. И никаких перспектив выйти замуж. Ну да ладно, он выполнит свое обещание. Пенелопа - милая девушка, достаточно умная и своеобразная. Когда-нибудь она найдет себе мужа. Это, конечно, будет не он и скорее всего не один из его знакомых, но кто-то же на ней наверняка женится.
        Вздохнув, Бенедикт начал пробираться к столу с прохладительными напитками, явственно ощущая во рту вожделенный вкус бренди. Что ж, если не удалось выпить любимого напитка, придется пока довольствоваться лимонадом.
        - Мисс Фезерингтон! - крикнул он и, когда все три мисс Фезерингтон обернулись, вздрогнул от неожиданности. - Гм… я имел в виду Пенелопу.
        Пенелопа так и просияла, и Бенедикт вынужден был напомнить себе, что неплохо к ней относится. На нее и в самом деле можно было бы обратить внимание, если бы она держалась подальше от своих сестер-неудачниц, которые у всякого нормального мужчины вызывали лишь одно желание: бежать от них как черт от ладана.
        Он уже почти дошел до трех сестер, как вдруг у него за спиной пронесся шепот. Бенедикт прекрасно понимал, что должен идти дальше и выполнить свое обещание потанцевать с Пенелопой, однако рассудил, что не будет ничего плохого в том, что он удовлетворит свое любопытство и обернется. И он обернулся.
        И увидел такую потрясающую женщину, какой ему еще никогда не доводилось видеть.
        Он даже не мог сказать, красива она или нет, поскольку лицо ее было надежно скрыто полумаской, а волосы оказались самого обыкновенного темно-русого цвета.
        Но во всем ее облике было нечто завораживающее. В том, как она стояла, улыбаясь и оглядывая танцевальный зал поблескивающими из-под полумаски глазами, словно более восхитительного зрелища, чем скопление жалких членов великосветского общества, разодетых в дурацкие карнавальные костюмы, ни разу в жизни не видела.
        Казалось, красота ее исходит изнутри.
        Создавалось такое ощущение, будто незнакомка вся светится, и Бенедикта внезапно осенило: она по-настоящему счастлива. Счастлива находиться на этом балу-маскараде, счастлива быть одной из присутствующих.
        Причем счастлива так, как Бенедикт никогда не был, хотя жизнь его можно было назвать вполне счастливой. У него семеро братьев и сестер, любящая мать, многочисленные друзья.
        И Бенедикт почувствовал, что, если сейчас же не познакомится с красавицей, не откроет секрета этого безбрежного счастья, он не сможет жить дальше.
        Позабыв про Пенелопу, он стал протискиваться сквозь толпу и вскоре оказался в нескольких шагах от нее. Однако трое джентльменов успели его опередить и уже расточали незнакомке слащавые комплименты. Бенедикт с интересом наблюдал, как она отреагирует. Незнакомка не заставила себя долго ждать, и ее реакция поразила его.
        Ни капли напускной скромности, притворной застенчивости или дурацкого хихиканья, как повела бы себя любая из его знакомых женщин.
        Она просто улыбнулась. Вернее, просияла. Бенедикт прекрасно знал, что комплименты призваны заставить человека, которому они предназначаются, почувствовать себя счастливым, но еще ни разу в жизни не видел, чтобы женщина реагировала на них с такой неподдельной, какой-то детской радостью.
        И он шагнул вперед. Он хотел, чтобы радость эта была обращена на него одного.
        - Прошу меня простить, джентльмены, но леди обещала этот танец мне, - солгал он.
        В прорезях маски было заметно, как ее глаза сначала расширились, потом насмешливо сверкнули. Бенедикт протянул руку, моля Бога, чтобы незнакомка не обвинила его в обмане.
        Однако она лишь улыбнулась, и от этой широкой, радостной улыбки сердце Бенедикта затрепетало. Незнакомка вложила свою руку в его, и только тогда он понял, что все это время сдерживал дыхание.
        - Вам разрешено танцевать вальс? - шепотом спросил он, когда они. подошли к танцевальной площадке. Девушка покачала головой:
        - Я не танцую.
        - Вы шутите.
        - Боюсь, что нет. Дело в том… - она наклонилась к Бенедикту и с сияющей улыбкой призналась, - что я не умею танцевать.
        Бенедикт изумленно воззрился на нее. Она двигалась с врожденной грацией, и потом, как может девица ее возраста и воспитания не уметь танцевать?
        - Остается только одно, - прошептал он. - Научить вас.
        Глаза незнакомки расширились, губы приоткрылись, и с них сорвался изумленный смех.
        - Что тут смешного? - спросил Бенедикт, и сам с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
        Она улыбнулась ему так, словно они были знакомы уже сто лет.
        - Даже я знаю, что на балу не учат танцам.
        - Что вы подразумеваете под этим "даже я знаю"? - прошептал Бенедикт.
        Незнакомка промолчала.
        - В таком случае придется мне самому заняться вашим обучением, даже если придется сделать это силой.
        - Силой? - переспросила незнакомка.
        - Было бы не по-джентльменски не исправить подобного плачевного положения дел.
        - Плачевного, говорите? Бенедикт пожал плечами:
        - Прекрасная женщина, не умеющая танцевать, - это преступление против природы.
        - Если я разрешу вам научить меня танцевать…
        - Когда вы разрешите научить вас танцевать, - перебил ее Бенедикт.
        - Если я разрешу вам научить меня танцевать, где вы собираетесь проводить урок?
        Подняв голову, Бенедикт обвел взглядом танцевальный зал, что при его внушительном росте - а он был самым высоким среди присутствующих - сделать это оказалось ему совсем не трудно.
        - Придется удалиться на террасу, - сказал он наконец.
        - На террасу? - переспросила незнакомка. - А там не слишком многолюдно? Вечер выдался теплый.
        - На хозяйской террасе никого не будет, - заявил он, наклоняясь к ней.
        - А откуда в таком случае о ее существовании известно вам? - удивилась незнакомка.
        Бенедикт изумленно уставился на нее. Неужели она и в самом деле не знает, кто он такой? Не то чтобы он был такого высокого мнения о своей персоне, чтобы считать, что все в Лондоне обязаны его знать. Но он был Бриджерто-ном, а если человек знаком с одним Бриджертоном, это означало, что он непременно узнает другого. А поскольку не было в Лондоне человека, который ни разу не столкнулся либо с одним, либо с другим Бриджертоном, Бенедикта узнавали повсюду, хотя бы как "Номер два".
        - Вы не ответили на мой вопрос, - прервала его размышления таинственная незнакомка.
        - Откуда я узнал о хозяйской террасе? - Бенедикт поднес ее руку, затянутую в перчатку из изумительного шелка, к губам и прильнул к ней поцелуем, после чего ответил:
        - Скажем, у меня есть свои методы.
        Однако незнакомка все никак не могла решиться, и Бенедикт, заметив это, тихонько потянул ее к себе и, когда она оказалась совсем рядом, проговорил:
        - Прошу вас, потанцуйте со мной.
        Она сделала шаг вперед, и Бенедикт понял: с этого момента жизнь его изменилась навсегда.

***
        Войдя в танцевальный зал, Софи не сразу его увидела, однако почувствовала его присутствие, и когда он появился перед ней, словно Прекрасный принц из детской сказки, она поняла: именно из-за этого мужчины она тайком приехала на бал.
        Он был высок и необыкновенно красив - если судить по части лица, не скрытой маской. Его темно-каштановые волосы в мерцающем свете свечей казались слегка рыжеватыми. На губах играла ироническая улыбка.
        По- видимому, присутствующие его знали. Софи заметила, что, когда он шел, перед ним расступались, давая ему дорогу. И когда он так откровенно заявил, что она обещала ему танец, что, естественно, было не правдой, остальные мужчины, не сказав ему ни слова, молча отошли.
        Он был красив, силен и на сегодняшнюю ночь принадлежал ей.
        Когда часы пробьют полночь, она вернется к своей прежней жизни, наполненной изнурительной домашней работой и выполнением всех прихотей Араминты и ее дочерей. Так стоит ли казнить себя за то, что хочется хоть раз в жизни волшебной ночи, полной счастья и любви?
        Софи чувствовала себя принцессой - принцессой, способной на безрассудства, - и когда он пригласил ее танцевать, вложила свою руку в его. И хотя она прекрасно понимала, что вся эта ночь - сплошная ложь, что она незаконнорожденная дочь графа - плод его преступной связи с горничной, - что на ней чужое платье, а туфли украдены, все это куда-то улетучилось, когда рука его коснулась ее руки. По крайней мере на несколько часов она может притвориться, что этот молодой человек - ее и что с этого самого мгновения жизнь ее навеки изменится.
        Это была всего лишь мечта, но Софи так давно не позволяла себе мечтать…
        Презрев всякую осторожность, она позволила ему увести себя из танцевального зала. Он шел быстро, хотя ему и приходилось пробиваться сквозь толпу, и она, смеясь, шла за ним.
        - Почему вы постоянно смеетесь надо мной? - спросил он, когда они вышли из зала в холл.
        Она снова рассмеялась - просто не могла не рассмеяться - и беспомощно пожала плечами:
        - Я счастлива. Я так счастлива здесь!
        - Но почему? Для таких, как вы, присутствовать на балу - самое обыденное дело.
        Софи усмехнулась. Если он решил, что она представительница великосветского общества, которая
        Только тем и занимается, что посещает всевозможные балы и вечера, значит, она в совершенстве играет свою роль. Коснувшись пальцем уголка ее рта, он прошептал:
        - Вы по-прежнему улыбаетесь.
        - Мне нравится улыбаться.
        Обняв ее рукой за талию, он притянул ее к себе. Расстояние между ними по-прежнему оставалось значительным, но от ее близости у него перехватило дыхание.
        - А мне нравится смотреть, как вы улыбаетесь, - прошептал он, и что-то в его голосе заставило Софи поверить в то, что он говорит совершенно искренне, что она для него не просто женщина, которую ему вдруг пришло в голову завоевать, а нечто большее.
        Однако ответить она не успела. Из холла вдруг донесся недовольный мужской голос:
        - Так вот ты где!
        Сердце Софи замерло в груди. Все! Конец! Сейчас ее выкинут на улицу, а завтра наверняка отправят в тюрьму за то, что она украла у Араминты туфли и…
        В этот момент мужчина подошел к ее таинственному незнакомцу и тем же недовольным голосом продолжал:
        - Мама тебя обыскалась. Ты улизнул от Пенелопы, и мне пришлось за тебя отдуваться.
        - Мне ужасно жаль, - проговорил джентльмен.
        Похоже, его извинение не произвело на разгневанного мужчину никакого впечатления, поскольку он нахмурился еще сильнее и сказал:
        - Если ты задумал сбежать с бала, оставив меня на милость этих чертовых дебютанток, я тебе этого никогда не прощу. До самой смерти буду тебе мстить, так и знай!
        - Я буду только рад, - усмехнулся ее джентльмен.
        - Ладно, можешь меня поблагодарить. Перед Пенелопой я загладил твою вину, - проворчал второй джентльмен. - Тебе повезло, что я оказался рядом. Когда ты отвернулся от бедняжки и пошел прочь, у нее был такой вид, будто от отчаяния у нее разорвется сердце.
        К удивлению Софи, ее джентльмен слегка покраснел.
        - Существуют вещи, которых, боюсь, не избежать.
        Софи перевела взгляд с одного мужчины на другого. Хотя на обоих были полумаски, было очевидно, что они братья. И внезапно Софи осенило: да ведь это же братья Бриджертон! Это наверняка их дом и…
        Боже правый, а она-то вела себя как последняя идиотка, спросив, как они попадут на хозяйскую террасу!
        Но который из братьев тот, что пригласил ее туда? Бенедикт! Это должен быть Бенедикт. Софи мысленно поблагодарила леди Уислдаун за то, что та целую колонку посвятила описанию братьев Бриджертон. Бенедикт, насколько она помнила, самый высокий из них.
        Мужчина, заставивший ее сердце так затрепетать, возвышался на добрый десяток дюймов над своим братом, пристально - Софи внезапно это ощутила - ее разглядывавшим.
        - Теперь я понимаю, почему ты сбежал из зала, - заметил Колин ("А это наверняка Колин, - лихорадочно подумала Софи, - поскольку Грегори всего четырнадцать, а Энтони женат, следовательно, ему было бы наплевать на то, что Бенедикт сбежал из зала, оставив его на растерзание дебютанток") и, хитро взглянув на Бенедикта, попросил:
        - Может, познакомишь меня?
        Бенедикт вскинул брови.
        - Можешь попытаться сделать это сам, однако сильно сомневаюсь, что у тебя получится. Я до сих пор не знаю ее имени.
        - Вы не спрашивали, - не смогла удержаться от замечания Софи.
        - А вы бы мне сказали, если бы я спросил?
        - Какое-нибудь имя я бы вам назвала.
        - Но не ваше настоящее?
        Софи покачала головой:
        - Сегодняшняя ночь вообще не настоящая.
        - Обожаю такие ночи, - весело заметил Колин.
        - Послушай, тебе не пора отправиться обратно в зал? - обратился к нему Бенедикт.
        Колин покачал головой.
        - Мама наверняка предпочла бы, чтобы я там находился, однако она этого от меня не требовала.
        - А я требую, - проговорил Бенедикт.
        - Ну ладно, - вздохнул Колин. - Уже ухожу.
        - Вот и отлично, - бросил Бенедикт.
        - Один-одинешенек, лицом к лицу с этими кровожадными волчицами…
        - Волчицами? - не поняла Софи.
        - Это я о молодых дамах, желающих выйти замуж, - пояснил Колин. - В основном это кровожадные волчицы. Вас, естественно, я не имею в виду.
        Софи сочла за лучшее не упоминать о том, что она вовсе не является кандидаткой в жены.
        - Для моей матушки не было бы большего счастья… - начал Колин.
        Бенедикт застонал.
        - …чем женить моего дорогого старшего брата. - Он помолчал и задумчиво договорил:
        - Разве что женить меня.
        - Вот именно. Чтобы появился повод выпроводить тебя из дома, - сухо заметил Бенедикт.
        На сей раз Софи действительно хихикнула.
        - Но ведь он намного старше меня, - продолжал Колин, - вот пускай и отправляется на виселицу… то есть я хотел сказать - к алтарю.
        - На что это ты намекаешь? - нахмурился Бенедикт.
        - Ни на что, - отозвался Колин. - Я вообще никогда ни на что не намекаю.
        Бенедикт повернулся к Софи.
        - А вот это верно.
        - Ну так что? - обратился Колин к Софи, картинно взмахнув рукой. - Может быть, пожалеете мою бедную, многострадальную матушку и отведете моего дорогого братца к алтарю?
        - Он меня об этом не просил, - шутливо ответила Софи.
        - Ты что, выпил лишнего? - сердито бросил Бенедикт.
        - Ну что ты, я совсем не пил, - весело проговорил Колин, - однако всерьез подумываю над тем, чтобы исправить это упущение. Выпивка может оказаться единственным средством, позволяющим сделать этот вечер сносным.
        - Если эта выпивка заставит тебя убраться с моих глаз долой, она тоже окажется единственным средством, которое поможет сделать этот бал сносным, - заявил Бенедикт.
        Колин ухмыльнулся, весело отсалютовал и был таков.
        - Приятно видеть, когда братья так сильно любят друг друга, - прошептала Софи.
        Бенедикт, рассерженно наблюдавший за тем, как брат исчезает в дверях, снова переключил свое внимание на нее.
        - И это вы называете любовью? Софи вспомнились Розамунд и Пози, вечно подкалывающие друг друга, причем отнюдь не шутливо.
        - Да, - решительно ответила она. - Совершенно ясно, что вы жизнь за него отдадите. А он - за вас.
        - Думаю, что вы правы. - Бенедикт сокрушенно вздохнул, но тотчас же, улыбнувшись, заметил:
        - Хотя мне страшно не хочется в этом признаваться. - Облокотившись о стену, он скрестил руки на груди, изображая человека, умудренного опытом. - А скажите-ка мне, у вас есть братья или сестры?
        Помешкав, Софи решительно ответила:
        - Нет.
        Одна бровь у Бенедикта изумленно поползла вверх. Склонив голову набок, он заметил:
        - Интересно, почему вы так долго думали, прежде чем ответить на мой вопрос? Мне кажется, ничего сложного в нем нет.
        Софи отвернулась, пряча глаза. Ей всегда хотелось иметь семью. Откровенно говоря, это было ее самым сокровенным желанием. Отец никогда не признавал ее своей дочерью, даже когда они оставались с глазу на глаз, а мать умерла при родах, давая ей жизнь. Араминта шарахалась от нее, как от прокаженной, а Розамунд с Пози никогда не были ей сестрами. Пози периодически выказывала ей дружеские чувства, но даже она постоянно обращалась к Софи с просьбами: то подшить платье, то сделать прическу, то почистить туфли.
        И хотя Пози в отличие от матери и сестры не приказывала, а просила, Софи понимала, что отказа она не потерпит.
        - Я единственный ребенок, - наконец сказала Софи.
        - И это все, что вы можете сказать? - пробормотал Бенедикт.
        - Совершенно верно, - согласилась Софи.
        - Очень хорошо. - Он не спеша улыбнулся. - И какие вопросы мне разрешено вам задать?
        - Никаких.
        - Совсем никаких?
        - Могу лишь сказать вам, что мой любимый цвет - зеленый, и не более того.
        - Но к чему такая таинственность?
        - Если я отвечу на этот вопрос, - проговорила Софи с загадочной улыбкой, вполне, по ее мнению, соответствующей образу таинственной незнакомки, - она тотчас же исчезнет.
        Бенедикт слегка подался вперед.
        - Вы всегда сможете снова ее создать.
        Софи невольно отступила на шаг. Взгляд Бенедикта становился жарким, а она достаточно наслушалась разговоров слуг, чтобы понимать, что это означает. И хотя все происходящее заставляло ее душу трепетать, она не была настолько смелой, насколько пыталась казаться.
        - Во всей сегодняшней ночи таинственности больше чем достаточно, - заметила она.
        - Только не во мне, - возразил Бенедикт. - Я перед вами весь как на ладони. Можете спрашивать меня о чем угодно.
        - Неужели? - удивилась Софи. - А мне казалось, что у каждого человека есть свои секреты.
        - У меня их нет. Моя жизнь безнадежно банальна.
        - Быть этого не может!
        - Но это правда, - сказал Бенедикт, пожав плечами. - Я ни разу не соблазнил ни невинную девицу, ни даже замужнюю даму, у меня нет карточных долгов, и мои родители всегда были верны друг другу.
        То есть он в отличие от нее рожден в браке, подумала Софи, и при этой мысли у нее больно сжалось сердце. Ведь узнай он, что она незаконнорожденная, он никогда бы к ней не подошел.
        - Вы так меня ни о чем и не спросили, - напомнил ей Бенедикт.
        Софи удивленно захлопала глазами. Она не думала, что он говорит серьезно.
        - Хорошо, - пробормотала она, сбитая с толку. - Какой ваш любимый цвет?
        - Вы собираетесь тратить ваш вопрос, чтобы узнать такую ерунду? - ухмыльнулся Бенедикт.
        - А мне разрешено задать только один вопрос?
        - Это более чем справедливо, учитывая, что вы не разрешили задать вам ни одного. - Бенедикт наклонился к ней, и его темные глаза блеснули. - Ответ: синий.
        - Почему?
        - Что "почему"? - переспросил он.
        - Почему синий? Потому что океан синий? Или потому что небо синее? Или потому что просто вам нравится синий цвет?
        Бенедикт изумленно взглянул на нее. Какой странный вопрос - почему его любимый цвет синий. Всех устраивал его односложный ответ, но эта женщина, имени которой он до сих пор не знает, решила копнуть глубже.
        - Вы художница? - спросил он. Она покачала головой:
        - Нет. Просто любопытно было узнать.
        - А почему ваш любимый цвет зеленый?
        Незнакомка вздохнула, и глаза ее стали мечтательными.
        - Наверное, потому, что трава и листья зеленые. Но в основном из-за травы. Так приятно пройтись по скошенной траве босиком. Она так вкусно пахнет.
        - А какое отношение запах имеет к цвету?
        - Наверное, никакого. А может быть, самое непосредственное. Видите ли, раньше я жила в деревне…
        Софи осеклась. Она не собиралась говорить ему даже этого, однако рассудила, что не будет большой беды, если он узнает такую малость.
        - И там вы были счастливее? - тихо спросил Бенедикт.
        Софи кивнула и внезапно ощутила легкое беспокойство. Должно быть, леди Уислдаун никогда не вела с Бенедиктом Бриджертоном серьезных разговоров, поскольку она никогда не писала, что он самый проницательный человек в Лондоне. Когда он смотрел Софи в глаза, у нее было такое чувство, словно он видит ее насквозь.
        - В таком случае, должно быть, вы любите гулять по парку, - заметил он.
        - Да, - солгала Софи. У нее никогда не было времени сходить в парк. Араминта не предоставляла ей выходного дня, как другим слугам.
        - В таком случае давайте погуляем вместе, - предложил Бенедикт.
        Софи уклонилась от ответа.
        - Вы так мне и не сказали, почему синий - ваш любимый цвет, - напомнила она ему.
        Он слегка склонил голову набок и прищурился, и Софи поняла: он заметил, что она уклонилась от ответа, однако не стал допытываться, почему она это сделала.
        - Не знаю, - лишь сказал он. - Может быть, так же, как и вам, этот цвет мне что-то напоминает. В Обри-Холле, где я вырос - это в Кенте, - есть озеро, но вода в нем всегда казалась мне скорее серой, чем синей.
        - Может быть, этот цвет напоминает вам небо? - подсказала Софи.
        - Оно тоже чаще бывало серым, чем синим, - улыбнулся Бенедикт. - Вот уж по чему я скучал - так это по синему небу и солнцу.
        - Англия на то Англия и есть, чтобы в ней постоянно шел дождь, - улыбнулась Софи в ответ.
        - Я был как-то в Италии, - проговорил Бенедикт. - Там постоянно светило солнце.
        - Должно быть, это просто восхитительно.
        - Да. И в то же время я очень скучал по дождю.
        - Быть этого не может! - рассмеялась Софи. - А у меня такое чувство, будто я полжизни провела, глядя в окно и ворча, что идет дождь.
        - А если бы он исчез, вы бы стали по нему скучать. Софи задумалась. Интересно, есть ли в ее жизни такое, по чему она стала бы скучать, если бы это исчезло? По Араминте она ни за что не стала бы скучать, это точно. Равно как и по Розамунд. Может быть, она стала бы скучать по Пози. И уж наверняка по солнышку, заглядывавшему по утрам в окно ее комнатки под самой крышей, по смеху и шуткам слуг. Иногда они и ее привлекали ко всеобщему веселью, хотя прекрасно знали, что она незаконнорожденная дочь покойного графа.
        Но ей не придется по всему этому скучать, поскольку ничего этого она не лишится. Ведь она никуда не собирается уезжать. После сегодняшнего бала-маскарада, изумительного, потрясающего, волшебного, она вернется к своей обычной жизни.
        Если бы она была более сильной и храброй, она бы уже давно уехала из Пенвуд-Хауса. Но что бы это изменило? Пусть ей не нравится жить в доме Араминты, но куда ей ехать, где найти себе работу и пристанище? Она могла бы работать гувернанткой, знаний для такой работы у нее достаточно, но без рекомендаций подобной работы ей не найти, а Араминта наверняка не даст ей никаких рекомендаций.
        - Что-то вы замолчали, - раздался тихий голос Бенедикта.
        - Просто я думала.
        - О чем?
        - О том, буду ли я по чему-нибудь или по кому-нибудь скучать, если моя жизнь вдруг круто изменится.
        Взгляд его стал напряженным.
        - А вы ожидаете, что она круто изменится?
        Софи покачала головой и ровным голосом, прилагая все усилия, чтобы Бенедикт не уловил в нем грусти, ответила:
        - Нет.
        - А вы хотели бы, чтобы она изменилась? - тихо, почти шепотом спросил Бенедикт.
        - Да, - со вздохом ответила Софи и, прежде чем смогла удержаться, воскликнула:
        - О да!
        Взяв ее за руки, Бенедикт поднес их к губам и запечатлел сначала на одной, потом на другой нежный поцелуй.
        - Тогда давайте начнем прямо сейчас, - предложил он, - и завтра вы будете совсем другой.
        - Это сегодня я другая, - прошептала Софи. - А завтра я исчезну.
        Притянув ее к себе, Бенедикт ласково поцеловал ее в щеку и сказал:
        - Значит, нам придется вместить в эту ночь всю оставшуюся жизнь.
        Глава 3
        "Затаив дыхание, автор этих строк ждет того момента, когда можно будет увидеть, какие костюмы представители великосветского общества выбрали для бала-маскарада у Бриджертонов. Ходят слухи, что Элоиза Бриджертон собирается надеть Костюм Жанны д'Арк, а Пенелопа Фезерингтон, для которой нынешний сезон уже третий и которая недавно вернулась из Ирландии, куда ездила навестить своих кузенов, будет в костюме гнома. Мисс Пози Рейлинг, падчерица покойного графа Пенвуда, собирается надеть костюм русалки - автор этих строк ждет не дождется, чтобы на него взглянуть, - но ее старшая сестра, мисс Розамунд Рейлинг, хранит упорное молчание относительно выбранного ею костюма.
        Что же касается мужчин, то, если судить по прошлым балам-маскарадам, полные наденут костюм Генриха VIII, те, что постройнее - Александра Македонского либо черта, а те, которым все равно, - завидные женихи братья Бриджертон наверняка окажутся в их числе, - облачатся в обыкновенные вечерние черные костюмы, разве что наденут полумаски, отдав тем самым дань специфике предстоящего бала".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 5 июня 1815 года
        - Потанцуйте со мной! - порывисто проговорила Софи. Бенедикт лукаво улыбнулся и, взяв ее руку в свою, прошептал:
        - Вы же говорили, что не умеете.
        - А вы говорили, что научите меня.
        Несколько мгновений он пристально смотрел на нее, после чего, потянув ее за руку, проговорил:
        - Пойдемте.
        Они проскользнули через прихожую, поднялись по лестнице, завернули за угол и оказались перед французскими окнами. Бенедикт повернул ручки из кованого железа, окна распахнулись, и они оказались в маленькой уединенной террасе, украшенной растениями в горшках. Здесь стояли два шезлонга.
        - Где мы? - спросила Софи, оглядываясь по сторонам.
        - Прямо над танцевальным залом, - ответил Бенедикт, закрывая створки окон. - Слышите музыку?
        Софи в основном слышала приглушенное жужжание голосов - гости вели нескончаемые разговоры, - однако, прислушавшись, уловила звуки музыки.
        - Гендель, - радостно улыбнулась она. - У моей гувернантки была музыкальная шкатулка с точно такой же мелодией.
        - Вы очень любили свою гувернантку, - тихо заметил Бенедикт.
        При этих словах Софи, слушавшая музыку с полузакрытыми глазами, изумленно открыла их.
        - А вы откуда знаете?
        - Оттуда же, откуда знаю, что в деревне вы были счастливее. - Протянув руку, Бенедикт коснулся пальцем щеки Софи. Потом палец его скользнул ниже, прошелся по подбородку. - У вас это на лице написано.
        Софи застыла как вкопанная, но, придя в себя, поспешно отстранилась и проговорила:
        - Это верно. Я больше времени проводила с ней, чем с другими домочадцами.
        - Похоже, вы чувствовали себя очень одинокой, - тихо проговорил Бенедикт.
        - Иногда да. - Подойдя к краю балкона, Софи облокотилась о перила и уставилась в иссиня-черное небо. - А иногда нет.
        Внезапно она обернулась с сияющей улыбкой, и Бенедикт понял: больше она ничего не собирается рассказывать ему из своего детства.
        - А вот вам, должно быть, чувство одиночества неведомо, - заметила она. - Ведь у вас столько братьев и сестер.
        - Значит, вы знаете, кто я, - заключил он. Софи кивнула:
        - Сейчас знаю, а сначала не знала. Подойдя к перилам, Бенедикт прислонился к ним бедром и, скрестив руки на груди, спросил:
        - И что же меня выдало?
        - Вас выдал ваш брат. Вы так похожи.
        - Даже в масках?
        - Даже в масках, - снисходительно улыбнулась Софи. - Леди Уислдаун часто пишет о вас и никогда не забывает упомянуть, насколько вы похожи.
        - И вам известно, который из братьев я?
        - Бенедикт, - ответила она. - Если, конечно, леди Уислдаун ничего не напутала, написав, что вы самый высокий из братьев.
        - А вы, оказывается, великолепный сыщик.
        Ее лицо приобрело несколько смущенное выражение.
        - Просто я люблю читать колонку великосветских сплетен. В этом я ничем не отличаюсь от остальных присутствующих здесь гостей.
        Несколько секунд Бенедикт молча смотрел на нее. Интересно, понимает ли она, что дала еще один ключик к разгадке своей личности? Ведь если она узнала его только по описанию леди Уислдаун, значит, она давно не бывала в обществе, а может быть, никогда не бывала. Так или иначе, она не относится к многочисленному разряду юных дам, с которыми его знакомила матушка.
        - А что еще вы узнали обо мне от леди Уислдаун? - спросил он с улыбкой.
        - Вы напрашиваетесь на комплименты? - спросила Софи, слегка ему улыбнувшись. - Вам ведь наверняка известно, что леди Уислдаун дает семье Бриджертонов исключительно положительные отзывы.
        - Что наводит на мысль о том, не является ли она сама членом этой семьи, - заметил Бенедикт. - Некоторые так и считают.
        - Это и в самом деле так?
        - Если это и так, мне об этом ничего не известно, - пожал плечами Бенедикт. - Но вы не ответили на мой вопрос.
        - На какой?
        - Что вам еще известно обо мне от леди Уислдаун?
        - Вам действительно это интересно? - удивилась Софи.
        - Если я ничего не могу узнать о вас, по крайней мере я могу узнать, что знаете обо мне вы.
        Она улыбнулась и рассеянно коснулась указательным пальцем губы.
        - Так-так… А, вспомнила. В прошлом месяце вы выиграли на каких-то дурацких скачках, которые проводились в Гайд-парке.
        - И никакие они не дурацкие, - ухмыльнулся Бенедикт - Я на них выиграл сто соверенов. Она лукаво взглянула на него. - Скачки почти всегда бывают дурацкими.
        - По мнению женщин, - пробормотал Бенедикт.
        - И вовсе…
        - Не спорьте, не спорьте, так оно и есть, - перебил он ее.
        Софи невольно улыбнулась.
        - Что еще вам известно? - спросил он.
        - От леди Уислдаун? - Она побарабанила пальцами по щеке. - Как-то раз вы оторвали у куклы вашей сестры голову.
        - Интересно, откуда ей об этом известно? - пробормотал Бенедикт.
        - Может быть, леди Уислдаун все-таки является членом вашей семьи?
        - Это невозможно, нет, - решительно проговорил Бенедикт. - В нашей семье все такие умники, что непременно вычислили бы ее.
        Софи громко рассмеялась, и Бенедикт внимательно посмотрел на нее. Леди Уислдаун писала про куклу, которой оторвали голову, два года назад в одной из своих первых заметок. Это сейчас "Светские новости от леди Уислдаун" продаются далеко за пределами Лондона, а в то время их читателями были исключительно жители столицы.
        А это означает, что два года назад таинственная незнакомка жила в Лондоне. И в то же время она не узнала его до тех пор, пока не повстречалась с Колином.
        Следовательно, живя в Лондоне, она не выезжала в свет. Может быть, она была самой младшей в семье и, пока ее старшие сестры наслаждались балами и вечерами, сидела дома и читала светские новости?
        Маловато, конечно, чтобы узнать, кто она такая, но для начала достаточно.
        - Что вам еще известно? - спросил он, надеясь, что она, сама того не ведая, еще каким-нибудь образом приоткроет завесу над своей тайной.
        Она хмыкнула, явно довольная собой.
        - Что вы пока не собираетесь жениться и это обстоятельство весьма огорчает вашу матушку, которая жаждет видеть вас семейным человеком.
        - С тех пор как мой брат уехал из дома и женился, она уже не так меня донимает.
        - Ваш брат виконт?
        Бенедикт кивнул.
        - Леди Уислдаун и об этом писала.
        - И весьма подробно, хотя… - Бенедикт наклонился к ней и заговорщически прошептал:
        - кое-что она упустила.
        - Вот как? - встрепенулась незнакомка. - И что же она упустила?
        Бенедикт поцокал языком и покачал головой:
        - Я не собираюсь выдавать вам секреты ухаживания своего брата, ведь вы даже не хотите назвать мне вашего имени.
        - "Ухаживание" - слишком сильно сказано, - фыркнула она. - Леди Уислдаун писала…
        - Леди Уислдаун, - перебил он ее, насмешливо улыбнувшись, - не знает всего того, что происходит в Лондоне.
        - А мне кажется, что ей известно почти обо всем.
        - Вы так считаете? - задумчиво проговорил Бенедикт. - Позвольте с вами не согласиться. И в подтверждение своих слов могу привести вам пример. Если бы леди Уислдаун оказалась сейчас на этой террасе, она бы ни за что не угадала, кто вы такая.
        Бенедикт с удовлетворением отметил, что глаза незнакомки расширились.
        - Я прав? - спросил он, скрестив руки на груди. Она кивнула.
        - Отчасти. Я так хорошо замаскировалась, что сейчас меня никто бы не узнал.
        - А если бы вы сняли маску? Тогда бы она вас узнала? - спросил Бенедикт, вскинув брови.
        Оттолкнувшись от перил, незнакомка сделала несколько шагов по направлению к центру террасы. - На этот вопрос я не хочу отвечать.
        Бенедикт направился за ней следом.
        - Я так и думал. И тем не менее все равно задал бы его.
        Софи обернулась, и у нее перехватило дыхание: он стоял совсем рядом, всего в нескольких дюймах от нее. Она слышала, что он направился за ней, однако не подозревала, что он так близко. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, однако, к своему удивлению, не смогла произнести ни слова. Могла лишь, не отрываясь, смотреть в эти темные-темные глаза в прорезях маски.
        Какие уж тут слова, когда дышать и то трудно.
        - Вы так и не потанцевали со мной, - проговорил Бенедикт.
        Она продолжала молча смотреть на него. Он положил ей на талию свою большую руку, и в том месте ей сразу стало горячо. Воздух внезапно стал душным, как перед грозой.
        "Он напоен страстью", - подумала Софи. Она слышала о ее существовании от служанок, хотя хорошо воспитанная девушка не должна об этом знать.
        Но ее нельзя отнести к разряду хорошо воспитанных девушек, мелькнула в голове дерзкая мысль. Она незаконнорожденная дочь графа. Она не принадлежит к великосветскому обществу и никогда не будет принадлежать. Так стоит ли жить по его правилам?
        Она поклялась, что никогда, не станет ничьей любовницей, никогда не допустит, чтобы ее ребенок повторил ее собственную судьбу, став незаконнорожденным. Но ведь сейчас о подобном безрассудстве в речи нет. Один танец, один поцелуй - вот и все, что ее, быть может, ждет.
        Конечно, этого достаточно, чтобы погубить ее репутацию, но какая у нее репутация, чтобы опасаться ее потерять? Она находится вне общества, вне стаи. И потом, так хочется хоть один раз в жизни почувствовать себя счастливой.
        - Значит, вы не собираетесь от меня сбегать, - пробормотал он, и его темные глаза вспыхнули.
        Она покачала головой, удивляясь тому, что он снова без труда догадался, о чем она думает. В другое время она бы испугалась, но сейчас, среди волшебной ночи, когда ласковый ветерок теребил ее волосы, а снизу доносились чарующие звуки музыки, почувствовала приятное возбуждение.
        - Куда я должна положить руку? - спросила она. - Я хочу танцевать.
        - Мне на плечо, - пояснил он. - Нет, чуть ниже. Вот так.
        - Должно быть, вы считаете меня просто дурочкой, - заметила она. - Не уметь танцевать…
        - Я считаю вас очень смелой, потому что вы не побоялись в этом признаться. - Рука его нашла ее руку и медленно подняла ее. - Большинство моих знакомых женского пола придумали бы, что у них болит нога, или сказали бы, что не любят танцевать.
        Она подняла голову и взглянула ему в глаза, прекрасно понимая, что от этого у нее перехватит дыхание.
        - Я не умею притворяться, - сказала она и почувствовала, как рука, лежавшая на талии, дрогнула.
        - Вслушайтесь в музыку, - приказал ей Бенедикт внезапно охрипшим голосом. - Чувствуете, как она идет то вверх, то вниз?
        Она покачала головой.
        - Прислушайтесь же, - прошептал он ей на ушко. - Раз-два-три, раз-два-три.
        Софи закрыла глаза, и внезапно сквозь бесконечную болтовню гостей прорезалась тихая музыка. Затаив дыхание, Софи принялась покачиваться ей в такт, а Бенедикт продолжал считать:
        - Раз-два-три, раз-два-три.
        - Я чувствую ее, - прошептала она.
        Он улыбнулся. Софи и сама не знала, как об этом догадалась, ведь глаза ее по-прежнему были закрыты. Она почувствовала, что он улыбается, поняла это по его дыханию.
        - Хорошо, - проговорил он. - Теперь смотрите на мои ноги, а я вас буду вести.
        Софи открыла глаза и взглянула вниз.
        - Раз-два-три, раз-два-три.
        Она нерешительно шагнула вперед… прямо на его ногу.
        - Ой! Простите! - воскликнула она.
        - Ничего, мои сестренки наступали гораздо больнее, - заверил он ее. - Попробуйте еще раз.
        Она попробовала и внезапно почувствовала, что ее ноги знают, что им делать.
        - Ой! - изумленно воскликнула она. - Как хорошо!
        - Поднимите голову, - тихо приказал он.
        - Но я споткнусь.
        - Не споткнетесь. Я вам не позволю. Смотрите мне в глаза.
        Софи подчинилась. Глаза их встретились, и, похоже, что-то внутри у нее замкнулось: она никак не могла отвести взгляда. Он закружил ее по террасе, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, и вскоре Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание и закружилась голова.
        И все это время она не отводила от него взгляда.
        - Что вы чувствуете? - спросил он.
        - Все! - ответила она смеясь.
        - Что вы слышите?
        - Музыку. - Глаза ее изумленно сияли. - Я слышу музыку, которой никогда раньше не слышала.
        Рука его сжала ее талию, и расстояние между ними сократилось еще на несколько дюймов.
        - Что вы видите? - спросил он. Софи споткнулась, однако, по-прежнему не сводя с него глаз, прошептала:
        - Я вижу свою душу. Бенедикт резко, остановился.
        - Что вы сказали? - спросил он тоже шепотом.
        Софи молчала. Ей показалось, что эта секунда полна какого-то глубокого смысла, и она боялась ее испортить.
        Вернее, боялась сделать ее еще лучше. Потому что, когда она после полуночи вернется к своей обычной жизни, ей станет невыносимо больно.
        О Господи! Да как она вообще сможет вернуться к своей привычной жизни? Как сможет после всего случившегося с ней вновь чистить туфли Араминте?
        - Я слышал, что вы сказали, - проговорил Бенедикт хрипловатым голосом. - Я…
        - Молчите, - прервала его Софи.
        Она не хотела услышать его признание. Не хотела услышать слова, которые навсегда привязали бы ее к этому человеку.
        Впрочем, похоже, уже поздно…
        Он посмотрел на нее долгим взглядом и наконец прошептал:
        - Я молчу. Ни слова не скажу. - И, Софи и ахнуть не успела, прильнул губами к ее губам. Губы его оказались на удивление нежными.
        Он медленно провел ими по губам Софи, и она почувствовала, как у нее мурашки побежали по телу.
        Потом его рука, которой он обнимал ее за талию, - та, что так легко вела ее в танце, - начала притягивать ее к себе, медленно, но неотвратимо. По мере того как сближались их тела, Софи чувствовала, что ее все больше и больше бросает в жар, и когда наконец их тела соприкоснулись, она уже была объята огнем.
        Он показался ей очень большим и сильным, и в его объятиях она почувствовала себя самой прекрасной женщиной на свете.
        И внезапно все стало казаться возможным, даже жизнь, не наполненная вечным рабским трудом.
        Губы его стали еще более смелыми, язык защекотал уголок ее рта. Рука, которой он по-прежнему обнимал ее за талию, скользнула по ее руке, потом добралась по спине до затылка, и пальцы принялись вытаскивать из прически пряди волос.
        - Какие же у вас мягкие волосы, как шелк, - прошептал он, и Софи улыбнулась: Бенедикт был в перчатках. Он отстранился и удивленно спросил:
        - Над чем вы смеетесь?
        - Откуда вы знаете? Ведь вы в перчатках. Он усмехнулся, задорно, по-мальчишески, и Софи почувствовала, как исступленно забилось сердце.
        - Сам не знаю. Просто знаю, и все. - Улыбка его стала еще шире. - Но чтобы убедиться в своей правоте, может быть, проверить получше?
        И он протянул Софи руку.
        - Не окажете ли мне любезность?
        Несколько секунд Софи смотрела на его руку недоумевающим взглядом и наконец догадалась, чего он хочет. Прерывисто вздохнув, она отступила на шаг и обеими руками взялась за его руку. Медленно дернула она сначала за один палец перчатки, потом за другой, третий, четвертый, пятый, после чего потянула и сняла всю перчатку из тончайшей ткани.
        Держа ее в руке, подняла голову. Он смотрел на нее со странным выражением на лице, которого она не могла бы объяснить.
        - Я хочу прикоснуться к вам, - прошептал он и легонько погладил ее щеку. Потом рука его скользнула вверх, к волосам. Легонько потянув, он высвободил из прически легкий локон и принялся наматывать его на указательный палец.
        - Я ошибся, - пробормотал он. - Ваши волосы даже мягче шелка.
        Внезапно Софи ощутила яростное желание тоже прикоснуться к нему.
        - Теперь моя очередь, - тихонько проговорила она и протянула руку.
        Глаза Бенедикта вспыхнули, и он энергично принялся освобождать ее руку от перчатки, точно так же как делала это она, однако, не завершив начатое, прильнул поцелуем к нежной коже чуть ниже локтя.
        - Тоже мягче шелка, - пробормотал он. Софи поспешно ухватилась свободной рукой за его плечо, иначе бы ей ни за что не устоять.
        Он потянул за перчатку, и она начала соскальзывать с ее руки невыносимо медленно, а губы Бенедикта следовали за ней, повторяя весь ее путь. На секунду оторвавшись от ее руки, он спросил:
        - Не возражаете, если я ненадолго останусь здесь?
        Софи лишь кивнула головой в ответ. Говорить она не могла.
        Бенедикт провел языком по нежной коже.
        - О Господи… - простонала Софи.
        - Я так и думал, что вам понравится, - довольно произнес Бенедикт, и его горячее дыхание опалило ей кожу.
        Софи кивнула. Вернее, хотела кивнуть, а вот сделала это или нет, и сама не знала.
        А губы Бенедикта продолжали сводить ее с ума. Вот они подобрались к запястью, задержались там на секунду, после чего коснулись середины ладони, да так и остались там надолго.
        - Кто вы? - спросил Бенедикт, подняв наконец голову, однако не выпуская ее руку из своей. Она покачала головой.
        - Я должен знать.
        - Я не могу сказать. - И, видя, что подобного ответа он не приемлет, прибавила, покривив душой:
        - Пока не могу.
        Взяв ее за палец, Бенедикт ласково коснулся его губами.
        - Я хочу видеть вас завтра, - тихонько проговорил он. - Хочу нанести вам визит и посмотреть, где вы живете.
        Софи промолчала, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.
        - Я хочу познакомиться с вашими родителями, погладить вашу любимую собачку, - сдавленным голосом продолжал он. - Вы понимаете, что я хочу сказать?
        Снизу по- прежнему доносились звуки музыки и приглушенные разговоры, но до слуха Софи и Бенедикта они не доходили. Молодые люди слышали лишь собственное учащенное дыхание.
        - Я хочу… - голос его понизился до шепота, глаза по-прежнему смотрели удивленно, словно он не совсем верил собственным словам, - я хочу, чтобы ваше будущее принадлежало мне. Хочу, чтобы вы вся принадлежали мне.
        - Молчите, прошу вас, - взмолилась Софи, обретя наконец дар речи. - Ни слова больше!
        - Тогда скажите мне, как вас зовут. Скажите, где мне вас завтра найти.
        - Я… - И в этот момент раздался странный звенящий звук. - Что это?
        - Гонг, - ответил Бенедикт, - сигнал снять маски.
        - Что?! - не поняла Софи, чувствуя тем не менее, что ее начинает охватывать паника.
        - Должно быть, уже полночь.
        - Полночь! - ахнула Софи. Он кивнул:
        - Время, когда полагается снимать маски. Рука Софи судорожно рванулась к виску и крепко прижала маску к лицу.
        - Что с вами? - удивился Бенедикт.
        - Я должна идти! - выпалила Софи и, подхватив юбки, бросилась с террасы.
        - Подождите! - послышалось у нее за спиной.
        Бенедикт протянул руку, пытаясь ухватить ее за подол платья. Тщетно. Софи оказалась проворнее, и, что, быть может, гораздо важнее, ее охватила самая настоящая паника, заставив действовать молниеносно. Выскочив с террасы в холл, она помчалась по направлению к танцевальному залу, словно за ней гнались сто чертей.
        Она вихрем ворвалась в зал, зная, что Бенедикт от нее не отстанет, и понимая, что в огромной толпе ей нетрудно будет затеряться. Все, что от нее требовалось, - это добраться до выхода, потом выбежать из дома, завернуть за угол и сесть в поджидавшую ее карету.
        Развеселившиеся гости все еще снимали маски. То тут, то там раздавались взрывы смеха. Энергично работая локтями, Софи пробивалась к боковой двери. На секунду остановившись, она обернулась. Бенедикт вошел в танцевальный зал. Похоже, он ее еще не увидел, однако Софи понимала, что за этим дело не станет. Он непременно ее увидит. Серебристое платье не разглядеть невозможно.
        И Софи снова устремилась к двери, расталкивая гостей. По крайней мере половина из них никак не отреагировали на то, что их толкают: вероятно, были слишком пьяны.
        - Простите, - пробормотала она, толкнув в бок Юлия Цезаря. - Извините, - простонала, когда Клеопатра больно наступила ей на ногу. - Простите, я… - И замолчала, чувствуя, что у нее перехватило дыхание: перед ней стояла Араминта.
        Она все еще была в маске, равно как и Софи, однако Софи понимала, что если ее кто-то и узнает, так это только Араминта.
        - Нужно смотреть, куда идете! - рявкнула Араминта и, пока Софи стояла разинув рот, подхватила юбки и горделиво прошествовала дальше.
        Араминта ее не узнала! Если бы Софи не спешила выбраться из Бриджертон-Хауса, пока Бенедикт ее не догнал, она рассмеялась бы от восторга.
        Софи судорожно оглянулась. Бенедикт уже ее заметил и теперь проталкивался сквозь толпу, причем это ему удавалось гораздо лучше, чем ей. Ахнув, Софи с удвоенной энергией заработала локтями и наконец добралась до двери, толкнув по пути двух греческих богинь с такой силой, что бедняги едва не приземлились на пол.
        У двери она на секунду оглянулась - Бенедикта перехватила какая-то пожилая дама с тростью - и, облегченно вздохнув, выбежала из танцевального зала, потом из дома и, завернув за угол, увидела поджидавшую ее карету Пенву-дов, о чем ее и предупреждала миссис Гиббонз.
        Вскочив в нее, Софи крикнула вознице:
        - Гони!
        Кучер взмахнул кнутом, стегнул лошадей, и карета покатила.
        Слава Богу, уехала!
        Глава 4
        "Несколько участников бала-маскарада сообщили автору этих строк, что видели Бенедикта Бриджертона в обществе неизвестной дамы в серебристом платье.
        Но как ни старалась автор этих строк, она так и не смогла узнать, кто эта таинственная незнакомка. И если уж автору этих строк не удалось это выяснить, будьте уверены, это не удастся никому".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 7 июня 1815 года
        Она уехала…
        Бенедикт стоял на тротуаре перед Бриджертон-Хаусом, озираясь по сторонам. Вся Гросвенор-сквер была запружена каретами. Она могла быть в одной из них. А могла притаиться где-нибудь в сторонке, пережидая поток транспорта, чтобы перейти на другую сторону. А могла быть в одной из тех трех карет, которым удалось выбраться из уличной пробки и свернуть за угол.
        Но так или иначе, ее нигде не было видно.
        Бенедикт готов был придушить леди Данбери, которая, пригвоздив его ногу к полу своей дурацкой тростью, заставила стоять и слушать ее мнение относительно маскарадных костюмов гостей. К тому времени, как ему удалось освободиться от назойливой старухи, таинственная незнакомка уже скрылась в боковой двери танцевального зала.
        А он знал, что встречаться с ним не входило в ее планы.
        Бенедикт энергично выругался себе под нос. Ни с одной из девиц, которых сватала ему мать - а их было бессчетное количество, - никогда он не чувствовал такого полного родства душ, как с таинственной незнакомкой в серебристом платье. С самого первого момента, как он ее увидел, точнее, еще до того, как он ее увидел, когда он только почувствовал ее присутствие, в душе возникло радостное, пьянящее чувство, какого он не испытывал уже много лет. Было такое ощущение, будто он совсем юноша, перед которым простирается вся жизнь, полная радостных надежд и счастья.
        И в то же время…
        Бенедикт снова выругался, на сей раз от сожаления.
        И в то же время он даже не знает, какого цвета у нее глаза.
        Определенно не карие. В этом он совершенно уверен. Однако в призрачном свете свечей он так и не смог определить, голубые они или зеленые, светло-карие или серые. И это почему-то казалось ему самым ужасным. Это мучило его, не давало покоя.
        Говорят, глаза - зеркало души. Если он и в самом деле нашел женщину своей мечты, с которой он наконец-то сможет создать семью и связать свое будущее, значит, он просто обязан знать, какого цвета у нее глаза.
        Отыскать ее будет непросто. Всегда трудно отыскать человека, который не желает, чтобы его нашли, а это как раз такой случай.
        Ключей к разгадке ее тайны у него практически никаких нет. Несколько оброненных замечаний о том, что она читает сплетни от леди Уислдаун, и…
        Взгляд Бенедикта упал на перчатку, которую он по-прежнему сжимал в правой руке. Он совсем забыл о ней, когда мчался вслед за таинственной незнакомкой через весь танцевальный зал. Он поднес ее к носу и вдохнул ее запах, однако, к своему удивлению, обнаружил, что она пахнет не розовой водой и мылом, как таинственная незнакомка, а пылью, словно эта вещица пролежала где-то в сундуке не один десяток лет.
        Странно… С чего бы это ей надевать древнюю перчатку?
        Бенедикт повертел ее в руке, словно это могло навести его на какую-то мысль, и внезапно в глаза ему бросились крошечные буквы, вышитые у самого края.
        "С.Л.Г.". Чьи-то инициалы.
        Но чьи они? Ее или нет?
        И фамильный герб. Он такого не знает.
        А вот мама, пожалуй, может знать. Мама о таких вещах все знает. И есть надежда, что если она узнает герб, то сможет сказать, кому принадлежат инициалы "С.Л.Г.".
        Бенедикт почувствовал, как в душе вспыхнула искорка надежды. Он отыщет ее.
        Отыщет и сделает своей. Иначе и быть не может.

***
        Всего полчаса потребовалось Софи для того, чтобы вернуть себе прежний, привычный невзрачный облик. Она сняла серебристое платье, блестящие серьги, распустила волосы, аккуратно поставила туфли Араминты, украшенные розочками из фальшивых бриллиантов, обратно в шкаф, а помаду, которой красила губы, отнесла в комнату Розамунд и положила на туалетный столик служанка. После этого целых пять минут массировала лицо, чтобы исчезли следы, оставленные маской.
        И вот теперь Софи выглядела точно так же, как всегда, перед тем как лечь в постель - волосы заплетены в косу, на ногах теплые чулки, чтобы не замерзнуть ночью, если будет прохладно.
        Жалкая простушка, на которую ни за что не обратишь внимания. Сказочная принцесса исчезла без следа.
        И что самое грустное, исчез и ее Прекрасный принц. Бенедикт Бриджертон оказался именно таким, каким его описывала леди Уислдаун: красивым, сильным, изящным. В общем, предел мечтаний любой девушки. Однако ей о нем можно не мечтать. Такие мужчины, как Бенедикт Бриджертон, не женятся на внебрачных дочерях графа и его горничной.
        Но весь сегодняшний вечер он принадлежал ей, и этого должно быть достаточно.
        Софи взяла маленькую игрушечную собачку, которая была у нее с детства. Она хранила ее все эти годы как напоминание о более счастливых временах. Обычно она стояла у нее на туалетном столике, но сейчас ей почему-то захотелось, чтобы она была поближе. Забравшись под одеяло, Софи свернулась клубочком и прижала к себе собачку.
        А потом крепко закрыла глаза и закусила губу, чтобы не расплакаться, но предательские слезы потекли по щекам и закапали на подушку.
        Предстояла длинная бессонная ночь.

***
        - Узнаешь?
        Сидя в гостиной, милой комнатке в бежево-розовых тонах, Бенедикт Бриджертон протянул матери перчатку - единственную ниточку, соединявшую его с таинственной незнакомкой в серебристом платье.
        Вайолет Бриджертон взяла перчатку, внимательно взглянула на герб и уже через секунду изрекла:
        - Пенвуд.
        - Ты имеешь в виду графа Пенвуда?
        Вайолет кивнула.
        - Буква "Г" означает Ганнингуорт. Если мне не изменяет память, этот титул недавно ушел из семьи. Граф умер бездетным лет шесть-семь назад, и титул перешел к его дальнему родственнику. Кстати, хочу тебе напомнить, - прибавила она, неодобрительно покачав головой, - что вчера ты забыл потанцевать с Пенелопой Фезерингтон. Хорошо еще, твой брат тебя выручил. Потанцевал с ней вместо тебя.
        С трудом подавив раздражение, Бенедикт продолжал разговор на интересующую его тему.
        - И кто эта "С.Л.Г."?
        Вайолет подозрительно прищурилась.
        - А почему это так тебя интересует?
        - Я не сомневался, что ты ни за что просто так не ответишь на вопрос. Тебе обязательно понадобится задать свой, - со вздохом проговорил Бенедикт.
        - Ты же меня знаешь, - фыркнула Вайолет. Бенедикт едва сдержался, чтобы не воздеть глаза к потолку.
        - Так кому принадлежит эта перчатка, Бенедикт? - спросила Вайолет и, когда он не ответил, поспешно продолжала:
        - Можешь мне все рассказать. Ты же знаешь, я и так все выясню, но тебе же будет гораздо лучше, если я не стану расспрашивать посторонних людей.
        Бенедикт вздохнул. Он и сам это понимал. Придется ей все рассказать. Или по крайней мере почти все. Меньше всего на свете ему хотелось делиться своими соображениями с матерью, не оставлявшей надежду его женить. И если сейчас он расскажет о своей таинственной незнакомке, мать наверняка вообразит, что надежды ее сбываются. Но ничего не поделаешь. Если он хочет отыскать женщину, поразившую его воображение, придется пойти на этот шаг.
        - На маскараде я встретил одну девушку, - наконец сказал он.
        Вайолет восторженно захлопала в ладоши.
        - Неужели?
        - Именно из-за нее я и забыл потанцевать с Пенелопой.
        У Вайолет был такой вид, что она сейчас умрет от восторга.
        - И кто же она? Одна из дочерей Пенвуда? - Она нахмурилась. - Нет, это невозможно. У него не было дочерей. Но было две падчерицы. - Она нахмурилась еще сильнее. - Хотя, должна признаться, мне бы и в голову не пришло… гм…
        - О чем это ты?
        Наморщив лоб, Вайолет, похоже, пыталась подобрать подходящие слова, что далось ей с трудом.
        - Видишь ли, я ни за что бы не подумала, что ты можешь заинтересоваться одной из них. Но если это произошло, - продолжала она, просияв, - я могу пригласить вдовствующую графиню на чай. Это самое меньшее, что я могу сделать.
        Бенедикт хотел что-то сказать, но, заметив, что мать снова нахмурилась, спросил:
        - Ну что еще, мама?
        - Ничего, - ответила Вайолет. - Вот только…
        - Да говори же, мама!
        - Просто мне не очень нравится вдовствующая графиня. - Вайолет слабо улыбнулась. - Мне она всегда казалась холодной и амбициозной.
        - Кое-кто и тебя может назвать амбициозной, мама, - заметил Бенедикт.
        Вайолет недовольно поморщилась.
        - Амбиции амбициям рознь. Я, например, очень хочу, чтобы все мои дети счастливо женились и вышли замуж, но я ни за что не стану выдавать свою дочь за семидесятилетнего старца только потому, что он герцог.
        - А вдовствующая графиня это сделала? - Бенедикт не мог припомнить, чтобы какой-нибудь семидесятилетний герцог недавно женился.
        - Нет, - призналась Вайолет, - но сделала бы. В то время как я…
        Мать величественным жестом указала на себя, и Бенедикт с трудом сдержал улыбку.
        - Я бы разрешила своим детям жениться на нищенках, лишь бы они были счастливы.
        Бенедикт изумленно вскинул брови.
        - Естественно, при условии, что эти нищенки придерживались бы строгих моральных правил и не отлынивали от работы. Ни лентяек, ни развратниц я бы не потерпела.
        Бенедикт, чтобы не рассмеяться матери в лицо, тактично кашлянул в носовой платок.
        - Но можешь не прислушиваться к моему мнению, - спохватилась Вайолет, искоса взглянув на сына и легонько стукнув его по руке,
        - Ну что ты, - поспешно проговорил он. Довольно улыбнувшись, Вайолет продолжала:
        - Я сумею скрыть свои чувства к вдовствующей графине, если тебе понравилась одна из ее дочерей. - Она с надеждой взглянула на сына. - Какая же из них тебе приглянулась?
        - Понятия не имею, - признался Бенедикт. - Я так и не узнал ее имени. У меня осталась лишь ее перчатка. Вайолет строго взглянула на него.
        - Я даже не собираюсь тебя спрашивать, откуда у тебя ее перчатка.
        - Уверяю тебя, ничего предосудительного между нами не произошло.
        Лицо Вайолет выражало крайнее сомнение.
        - У меня слишком много сыновей, чтобы этому поверить.
        - Давай вернемся к инициалам, - напомнил Бенедикт. Вайолет снова взглянула на перчатку.
        - Довольно старая, - заметила она. Бенедикт кивнул:
        - Мне тоже так показалось. Немного пахнет пылью, словно хранилась где-то много лет.
        - И швы потерты, - продолжала Вайолет. - Не знаю, что означает "Л", но "С" вполне может означать "Сара". Так звали умершую мать графа. Судя по возрасту перчатки, это вполне возможно.
        Пристально взглянув на перчатку, Бенедикт произнес:
        - Поскольку я совершенно уверен в том, что вчера разговаривал не с призраком, как ты считаешь, кому может принадлежать эта перчатка?
        - Понятия не имею. Думаю, кому-то из семьи Ганнингуорт.
        - А ты знаешь, где они живут?
        - В Пенвуд-Хаусе, - ответила Вайолет. - Новоиспеченный граф их еще не выгнал. Даже не знаю почему. Может быть, испугался, что они захотят жить с ним вместе, когда он переедет в новый дом. По-моему, его нет в городе даже во время сезона. Во всяком случае, я его не видела.
        - А ты, случайно, не знаешь…
        - Где находится Пенвуд-Хаус? - не дала договорить ему Вайолет. - Конечно, знаю. Недалеко, всегр в нескольких кварталах отсюда.
        Не успела она рассказать сыну подробнее, где находится Пенвуд-Хаус, как он вскочил и устремился к двери.
        - Бенедикт, подожди! - окликнула его Вайолет, насмешливо улыбаясь. Он обернулся.
        - Да?
        - Дочерей графини зовут Розамунд и Пози. Если это тебя интересует.
        Розамунд и Пози. Ни то, ни другое имя таинственной незнакомке, по его мнению, не подходило. Но кто знает, вдруг он ошибается? Может быть, кто-то считает, что и его имя ему не подходит? Он снова бросился к двери, но мать опять остановила его.
        - Бенедикт!
        Он обернулся.
        - Да, мама? - нарочито недовольно буркнул он.
        - Ты ведь расскажешь мне, что произойдет?
        - Ну конечно, мама.
        - Ты лукавишь, - улыбнулась она, - но я тебя прощаю. Так приятно видеть тебя влюбленным.
        - Я вовсе не…
        - Как скажешь, дорогой, - махнула рукой мать.
        Решив, что отвечать не стоит, Бенедикт раздраженно закатил глаза и, выскочив из комнаты, понесся к входной двери.

***
        - Софи-и!
        Софи испуганно вскинула голову. Голос Араминты звучал еще раздраженнее, чем обычно, если, конечно, такое возможно.
        - Софи! Черт подери! Где эта проклятая девчонка?
        - Эта проклятая девчонка здесь, - пробормотала Софи, кладя серебряную ложку, которую усердно чистила. Чистка серебра не входила в ее обязанности, поскольку Софи являлась личной горничной Араминты, Розамунд и Пози, однако Араминта, похоже, была твердо намерена загонять ее до смерти.
        - Я здесь! - крикнула она и, поднявшись, вышла в холл. Интересно, чем это Араминта разгневана на этот раз? - Миледи? - позвала она, озираясь по сторонам.
        Араминта выскочила из-за угла, держа в руке какой-то предмет.
        - Это что такое?! - рявкнула она, протягивая этот предмет Софи.
        Взгляд Софи упал на руку Араминты, и она едва сдержалась, чтобы не ахнуть: Араминта держала в руке туфли, которые она, Софи, позаимствовала у нее для бала-маскарада.
        - Я… я не понимаю, о чем вы, - пролепетала она.
        - Эти туфли были совершенно новыми! Софи молча ждала, что будет дальше, пока не сообразила, что Араминта ждет от нее ответа.
        - И что же?
        - Ну-ка посмотри сюда! - взвизгнула Араминта, тыча пальцем в каблук. - Он поцарапан! Видишь? Как это могло случиться?
        - Понятия не имею, миледи. Может быть…
        - Не может быть, а точно! - выпалила Араминта. - Кто-то надевал мои туфли.
        - Уверяю вас, их никто не надевал, - ответила Софи, удивляясь тому, что голос ее звучит спокойно. - Всем известно, как вы трепетно относитесь к своей обуви.
        Араминта подозрительно прищурилась.
        - Ты что, издеваешься надо мной? "С удовольствием поиздевалась бы над тобой, да не смею", - подумала Софи.
        - Ну что вы, - ответила она. - Конечно, нет. Просто я хочу сказать, что вы следите за своими туфлями, поэтому они так долго носятся. - И, видя, что Араминта молчит, прибавила:
        - А это, в свою очередь, означает, что можно гораздо реже покупать обувь.
        Софи и сама поразилась тому, какую чушь несет. У Араминты было уже столько туфель, сколько за всю жизнь не сносить.
        - Это ты виновата! - прошипела Араминта.
        По мнению Араминты, Софи была всегда и во всем виновата, но на сей раз она попала в точку, и Софи, ни словом не возразив, лишь спросила:
        - Что мне сделать, миледи?
        - Я хочу знать, кто надевал мои туфли.
        - Может быть, они поцарапались в шкафу или вы случайно сами их поцарапали, когда надевали в последний раз?
        - Я никогда ничего не делаю случайно! - рявкнула Араминта.
        Софи мысленно с ней согласилась. Араминта всегда все делала обдуманно.
        - Я могу порасспрашивать служанок, - предложила Софи. - Может быть, кто-то что-то знает.
        - Эти служанки - сборище кретинок, - буркнула Араминта. - У них в голове по одной извилине.
        Софи подождала, когда Араминта скажет: "Тебя я не имею в виду", - но, естественно, не дождалась.
        - Я могу как следует их почистить, - предложила она наконец. - Уверена, с этой царапиной можно что-то сделать.
        - Каблуки обтянуты шелком, - фыркнула Араминта. - Если ты умудришься их почистить, не порвав его, значит, я тебя недооценивала.
        - Я могла бы аккуратненько потереть поцарапанное место щеткой, - предложила Софи.
        - Потри, - приказала Араминта. - И поскольку уж ты будешь этим заниматься…
        "О Господи, ну почему Араминта так любит это выражение?" - с тоской подумала Софи.
        - …вычисти все мои туфли.
        - Все? - ахнула Софи. Коллекция обуви Араминты насчитывала по меньшей мере восемьдесят пар.
        - Все. И поскольку уж ты будешь этим заниматься…
        "Нет, только не это!" - ужаснулась Софи.
        - Леди Пенвуд?
        Араминта, оборвав себя на полуслове - к великой радости Софи, - обернулась. За ее спиной стоял дворецкий.
        - К вам джентльмен, миледи, - сообщил он, вручая Араминте хрустящую белую визитную карточку.
        Араминта взяла ее и, прочитав имя, так и ахнула.
        - Чай! Печенье! Самое лучшее столовое серебро! Быстрее! - скомандовала она, повернувшись к дворецкому. Тот бросился выполнять приказ.
        - Могу я чем-нибудь помочь? - спросила Софи, глядя на Араминту с нескрываемым любопытством.
        Та недоуменно захлопала глазами, словно совсем забыла о ее присутствии.
        - Нет! - выпалила она. - Сейчас не до тебя. Немедленно отправляйся наверх. - И, помолчав, прибавила:
        - Что ты вообще здесь делаешь?
        Софи указала рукой на двери столовой, из которой только что вышла.
        - Вы приказали мне почистить…
        - Я приказала тебе заняться моими туфлями! - взвизгнула Араминта.
        - Хорошо, - спокойно ответила Софи. Араминта вела себя очень странно, даже для себя самой. - Вот только…
        - Немедленно!
        Софи устремилась к лестнице.
        - Подожди!
        Софи повернулась и испуганно спросила:
        - Да?
        Поджав губы, отчего лицо ее сделалось ужасно некрасивым, Араминта бросила:
        - Проверь, чтобы Розамунд и Пози были как следует причесаны.
        - Конечно.
        - А потом скажешь Розамунд, что я приказала запереть тебя в стенном шкафу.
        Софи недоуменно уставилась на нее. Неужели она и в самом деле думает, что она прикажет Розамунд себя запереть?
        - Ты меня поняла?
        Софи хотела кивнуть и не смогла. Есть вещи, которые слишком унизительны.
        Араминта подошла к ней вплотную и прошипела:
        - Ты мне не ответила. Ты меня поняла?
        Софи едва заметно кивнула. С каждым днем она находила все новые и новые подтверждения ненависти Араминты к себе.
        - Почему вы меня здесь держите? - неожиданно для самой себя прошептала она.
        - Потому что от тебя есть кое-какая польза, - прошептала Араминта в ответ и, повернувшись, пошла прочь.
        Посмотрев ей вслед, Софи помчалась вверх по лестнице. Прически и у Розамунд, и у Пози показались ей вполне приличными. Переделывать их, по мнению Софи, было не нужно. Повернувшись к Пози, она вздохнула и попросила:
        - Запри меня, пожалуйста, в стенном шкафу.
        - Что сделать? - удивилась Пози.
        - Запереть меня в стенном шкафу. Мне было приказано попросить об этом Розамунд, но я не могу заставить себя это сделать.
        Пози с живейшим интересом заглянула в стенной шкаф.
        - Могу я спросить почему?
        - Чтобы я вычистила все туфли твоей матери.
        Пози смущенно кашлянула.
        - Мне очень жаль.
        - Мне тоже, - вздохнула Софи. - Мне тоже.
        Глава 5
        "И снова о бале-маскараде у Бриджертонов. По мнению автора этих строк, костюм мисс Пози Рейлинг нельзя назвать удачным, однако он был не настолько плох, как костюмы миссис Фезерингтон и двух ее старших дочерей, которые нарядились фруктами: Филиппа - апельсином, Пруденс - яблоком, а сама миссис Фезерингтон - виноградом.
        К сожалению, ни один из этих фруктов не вызывал желания их съесть".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 7 июня 1815 года
        Сидя в гостиной леди Пенвуд, Бенедикт в сотый раз похлопал по карману сюртука, чтобы проверить, на месте ли перчатка. Слава Богу, по-прежнему здесь, никуда не делась. Интересно, почему он так волнуется? Не оттого ли, что так и не придумал, о чем говорить с вдовствующей графиней, когда она наконец объявится? Вряд ли. Наверняка что-нибудь придумает, найдет нужные слова. Так что же с ним такое?
        Так и не найдя ответа на этот вопрос, Бенедикт, пристукивая ногой, раздраженно взглянул на каминные часы. Он вручил дворецкому свою визитную карточку уже пятнадцать минут назад, значит, леди Пенвуд будет здесь с минуты на минуту. Согласно неписаному правилу, великосветским дамам надлежало заставлять своих посетителей ждать по меньшей мере пятнадцать минут, а если же дама отличалась особенно капризным характером, то и все двадцать.
        Черт бы побрал это дурацкое правило! И почему это люди в отличие от него ни в грош не ставят пунктуальность?
        - Мистер Бриджертон!
        Бенедикт поднял голову. В комнату изящной походкой вошла довольно привлекательная, одетая по самой последней моде блондинка лет за сорок. Она показалась Бенедикту смутно знакомой. Что ж, ничего удивительного. Они наверняка встречались на всевозможных светских мероприятиях, хотя и не были представлены друг другу.
        - Вы, должно быть, леди Пенвуд, - пробормотал он и, поднявшись, учтиво поклонился.
        - Совершенно верно, - ответила дама, грациозно наклонив голову. - Я чрезвычайно рада, что вы решили оказать нам честь своим визитом. Естественно, я сообщила об этом своим дочерям. Они будут здесь с минуты, на минуту.
        Бенедикт улыбнулся. Именно на это он и рассчитывал и был бы удивлен, если бы она действовала по-другому. Ни одна мать, имевшая дочерей на выданье, не проигнорировала бы Бриджертона.
        - Буду счастлив с ними познакомиться, - проговорил он.
        - Как, разве вы еще не знакомы? - удивилась леди Пенвуд.
        Вот черт! Теперь она наверняка недоумевает, зачем он вообще к ним явился.
        - Я столько о них наслышан, - попытался он спасти положение.
        Если об этом узнает леди Уислдаун - а мимо леди Уислдаун, похоже, ничто не проходит, - то скоро всему городу станет известно, что он ищет себе жену и присмотрел для этой цели одну из дочерей графини Пенвуд. С чего бы ему тогда наносить визит двум девицам, с которыми он даже не знаком?
        Леди Пенвуд так и просияла.
        - Моя дочь Розамунд считается одной из самых красивых барышень сезона.
        - А ваша дочь Пози?
        На секунду плотно сжав губы, Араминта разжала их и нехотя бросила:
        - Пози… гм… просто восхитительна.
        - Счастлив был бы познакомиться с Пози, - заявил Бенедикт улыбаясь.
        Леди Пенвуд захлопала глазами, однако, пытаясь скрыть свое удивление, проговорила с несколько натянутой улыбкой:
        - Не сомневаюсь, что Пози тоже будет счастлива с вами познакомиться.
        В этот момент в гостиную вошла служанка с красивым серебряным чайным сервизом и, когда леди Пенвуд кивнула, поспешно поставила его на стол. Но не успела она выйти за дверь, как графиня, как показалось Бенедикту, чересчур резко спросила:
        - Где ложки с монограммой Пенвудов?
        Поспешно присев в реверансе, служанка пролепетала:
        - Софи чистила серебро в гостиной, миледи, но ей пришлось подняться наверх, когда вы…
        - Хватит! - оборвала ее леди Пенвуд, хотя сама спросила про ложки. - Уверена, мистер Бриджертон не настолько амбициозен, чтобы ему непременно нужны были к чаю ложки с монограммой.
        - Конечно, нет, - пробормотал Бенедикт, подумав, что, должно быть, леди Пенвуд сама отличается амбициозностью, поскольку решила их подать.
        - Иди! - приказала графиня служанке, махнув рукой. - Вон!
        Служанка бросилась к двери, а леди Пенвуд, повернувшись к Бенедикту, пояснила:
        - На самом лучшем нашем серебре выгравирован фамильный герб Пенвудов.
        - Вот как? - заинтересовался Бенедикт. Следовательно, герб, изображенный на перчатке, действительно является гербом Пенвудов. Отлично! - У нас в Бриджертон-Хаусе ничего подобного нет, - заметил он, надеясь, что говорит правду. Откровенно говоря, он никогда не обращал внимания на столовые и чайные предметы. - Мне бы очень хотелось взглянуть на ваше столовое серебро.
        - Неужели? - обрадовалась леди Пенвуд, и глаза ее блеснули. - Я предполагала, что у вас тонкий вкус.
        Бенедикт сдержанно улыбнулся.
        - Нужно будет послать кого-нибудь в столовую. Если, конечно, эта чертова девчонка успела его почистить. - Она брезгливо поморщилась, отчего лицо ее приобрело крайне неприятное выражение.
        - Вас что-то беспокоит? - вежливо осведомился Бенедикт.
        Графиня покачала головой и небрежно махнула рукой.
        - Просто я подумала о том, что так сложно найти приличную прислугу. Думаю, ваша матушка постоянно говорит то же самое.
        Ничего подобного его мать не говорила. Может быть, потому, что в Бриджертон-Хаусе ко всем слугам относились с уважением, а те, в свою очередь, были искренне привязаны к семье. Но Бенедикт все равно кивнул.
        - Когда-нибудь я вышвырну эту Софи из дома, - сказала графиня. - Ничего толком сделать не умеет!
        Бенедикт почувствовал к бедняжке Софи жалость. Однако он пришел сюда вовсе не за тем, чтобы обсуждать с леди Пенвуд ее прислугу, и, решив перевести разговор на другую тему, указал на чайник.
        - Полагаю, чай уже заварился?
        - Да, конечно, - спохватилась леди Пенвуд и, улыбнувшись, спросила:
        - Вам с молоком и с сахаром?
        - С молоком, но без сахара.
        Пока графиня разливала чай, на лестнице послышались шаги, и Бенедикт почувствовал, как сердце его взволнованно забилось. С минуты на минуту в комнату войдут дочери графини, но только одна из них окажется таинственной незнакомкой с бала-маскарада. Лица ее он практически не видел, но помнил, какого она роста и телосложения, и был уверен в том, что у нее длинные светло-каштановые волосы.
        Он наверняка ее узнает, иначе и быть не может. Но когда в гостиную вошли две девушки, он тотчас же понял, что ни одна из них не была той, о которой он грезил наяву каждую минуту. У одной волосы были слишком светлые, держалась она слишком надменно и неестественно. В общем, холодная и не слишком приятная особа. Другая показалась Бенедикту более приятной, однако искал он явно не ее: слишком полная для его таинственной незнакомки, а волосы совсем темные.
        Бенедикт изо всех сил скрывал разочарование. Пока его представляли девицам, он улыбался, потом галантно поцеловал у одной и у другой ручку, пробормотав какую-то чепуху о том, как он счастлив с ними познакомиться. После чего сделал вид, что толстушка ему понравилась больше, только потому, что ее мать явно обожала другую дочь.
        Такие матери, как леди Пенвуд, не заслуживают этого звания, решил Бенедикт.
        - А у вас есть еще дочери? - спросил он леди Пенвуд, когда с представлениями было покончено. Та бросила на него странный взгляд.
        - Конечно, нет, иначе я бы их привела с вами познакомить.
        - Просто я подумал - быть может, у вас есть еще младшие дочери от брака с графом.
        Леди Пенвуд покачала головой:
        - Господь не осчастливил нас с лордом Пенвудом детьми. В результате фамильный титул, к сожалению, ушел из семьи.
        Бенедикт не мог не заметить, что графиня была скорее раздражена, чем опечалена этим обстоятельством.
        - А у вашего мужа были братья или сестры? - спросил он. Может быть, таинственная незнакомка доводилась Ганнингуорту племянницей?
        Графиня бросила на него подозрительный взгляд, и вполне заслуженный, решил Бенедикт: подобные вопросы не принято задавать во время первого визита.
        - Само собой разумеется, у моего покойного мужа не было братьев, иначе титул не ушел бы из семьи.
        Бенедикт понимал, что ему следует держать рот на замке, но что-то в этой женщине настолько раздражало его, что он не удержался и заметил:
        - У него мог быть брат, который умер раньше.
        - Такого брата у него не было.
        Розамунд и Пози с величайшим интересом следили за обменом любезностями, вертя головами то вправо, то влево - то на Бенедикта, то на мать.
        - А сестры? - не отставал Бенедикт. - Я спрашиваю лишь потому, что сам я из большой семьи. - Он кивнул в сторону Розамунд и Пози. - И я подумал, что, быть может, у ваших дочерей есть кузены или кузины. Тогда они бы не чувствовали себя такими одинокими.
        Бенедикт и сам понимал, что объяснение не из лучших, однако другого он не придумал - пускай довольствуются этим.
        - У него была одна сестра, насколько я помню, - ответила графиня презрительно, - но она всю жизнь прожила одна да так и умерла старой девой. Она была глубоко верующей и целиком посвятила себя благотворительности.
        Что ж, следовательно, здесь ему искать нечего.
        - Мне очень понравился вчера ваш бал-маскарад, - вдруг раздался голос Розамунд.
        Бенедикт с изумлением взглянул на нее. Девушки все время молчали, так что он о них даже забыл.
        - Этот бал давала моя матушка, - ответил он. - Я в его подготовке не принимал никакого участия. Но я с удовольствием передам ей ваши слова.
        - Я была бы вам очень признательна, - проговорила Розамунд. - А вам понравился бал, мистер Бриджертон?
        Прежде чем ответить, Бенедикт несколько секунд внимательно смотрел на нее. Взгляд у нее был жестким, как будто она хотела его в чем-то уличить.
        - Весьма, - ответил он наконец.
        - Я обратила внимание на то, что вы много времени провели с одной дамой, - не отставала Розамунд.
        - Вот как? - пробормотал Бенедикт.
        - Она была в серебристом платье. Кто эта особа?
        - Таинственная незнакомка, - ответил Бенедикт с загадочной улыбкой. Ни к чему им знать, что она и для него так и осталась незнакомкой.
        - Но нам-то вы можете открыть ее имя, - заметила леди Пенвуд.
        Бенедикт лишь улыбнулся и встал. Здесь он больше ничего не узнает.
        - К сожалению, я должен идти, - учтиво проговорил он, отвесив изящный поклон.
        - Вы так и не взглянули на ложки, - укоризненно проговорила леди Пенвуд.
        - В другой раз, - ответил Бенедикт. Он не сомневался, что матушка не ошиблась и герб на перчатке действительно фамильный герб семейства Пенвуд. Кроме того, он чувствовал, что если пробудет в компании малоприятной графини Пенвуд еще хоть немного времени, его стошнит.
        - Очень рад был с вами познакомиться, - солгал он.
        - Мы тоже, - ответила леди Пенвуд и поднялась, чтобы проводить Бенедикта до двери. - Жаль только, что вы пробыли у нас так мало времени.
        Бенедикт не удосужился ей снова улыбнуться.

***
        - Ну и что бы мог значить этот его визит, как ты считаешь? - спросила Араминта, когда за Бенедиктом Бриджертоном закрылась дверь.
        - Я считаю… - начала было Пози, но мать резко оборвала ее:
        - Тебя я не спрашиваю!
        - Значит, нужно было обращаться к Розамунд, - буркнула Пози обычно не позволявшая себе подобных выпадов.
        - Может быть, он увидел меня издалека и… - проговорила Розамунд.
        - Он не видел тебя издалека! - с раздражением оборвала дочь Араминта.
        Розамунд изумленно воззрилась на нее. Мать редко разговаривала с ней в таком тоне.
        - Ты же сама сказала, что он был увлечен какой-то особой в серебристом платье.
        - Я не говорила, что он был увлечен…
        - Не спорь со мной по пустякам! Был ли он ею увлечен, не был ли, он пришел сюда не ради вас, - презрительно бросила Араминта. - Не знаю, что ему было нужно, но…
        Говоря это, она подошла к окну, откинула занавеску, и слова замерли у нее на губах: мистер Бриджертон, стоявший на тротуаре, вытаскивал что-то из кармана.
        - Что он делает? - прошептала она.
        - По-моему, вытаскивает из кармана перчатку, - подсказала Пози.
        - Это не… - машинально возразила Араминта, привыкшая возражать всему, что бы ни сказала Пози. - А впрочем, пожалуй, ты права, это действительно перчатка.
        - Думаю, я в состоянии узнать перчатку, - пробормотала Пози.
        - Что это он разглядывает? - спросила Розамунд, отталкивая сестру в сторону.
        - На перчатке что-то вышито, - проговорила Пози. - У нас есть перчатки с гербом Пенвудов. Может, и на этой перчатке какой-то герб?
        Внезапно Араминта побледнела.
        - Что с тобой, мама? - встревожилась Пози. - Тебе нехорошо? Ты так побледнела.
        - Он искал ее, - прошептала Араминта, не отвечая.
        - Кого ее? - не поняла Розамунд.
        - Женщину в серебристом платье.
        - Но почему именно в нашем доме? - удивилась Пози. - Ведь я была на балу в костюме русалки, Розамунд - Марии Антуанетты, а ты - королевы Елизаветы.
        - Туфли… - ахнула Араминта. - Туфли…
        - Какие еще туфли? - раздраженно бросила Розамунд.
        - Они поцарапаны. Кто-то надевал мои туфли. - Лицо Араминты, и без того мертвенно-бледное, побледнело еще сильнее. - Это она! Но как такое может быть? И все-таки больше некому.
        - Кто? - спросила Розамунд.
        - Мама, ты правда хорошо себя чувствуешь? - снова спросила Пози. - На тебе лица нет.
        Но Араминта, не отвечая, уже выбежала из комнаты.

***
        - Дурацкие туфли! Ненавижу вас! - бормотала Софи себе под нос, энергично орудуя щеткой. - А эту пару она даже не носила.
        Вычистив очередную пару туфель, она поставила ее в конец длинного ровного ряда и уже собиралась приняться за следующую, как дверь стенного шкафа распахнулась с такой силой, что ударилась о противоположную стену, и Софи испуганно вскрикнула.
        - О Господи, как же вы меня напугали! - воскликнула она, обращаясь к ворвавшейся в тесное помещение Араминте. - Я не слышала, как вы вошли и…
        - Собирай вещи! - яростно прошипела Араминта. - К утру чтобы духу твоего в моем доме не было!
        Щетка выпала у Софи из рук.
        - Что?! - ахнула она. - Но почему?
        - А должна быть какая-то причина? Мы обе знаем, что я уже год назад исчерпала все средства на твое содержание. Больше я держать тебя здесь не желаю.
        - Но куда мне идти?
        Глаза Араминты превратились в узенькие щелочки.
        - Мне на это глубоко наплевать.
        - Но…
        - Тебе уже двадцать лет. Вполне зрелая девица. Хватит мне уже с тобой нянчиться!
        - Вы никогда со мной не нянчились, - шепотом возразила Софи.
        - Не смей так со мной разговаривать!
        - А почему, собственно, нет? - уже в полный голос бросила Софи. - Что я теряю? Вы в любом случае выгоните меня из дома.
        - Могла бы оказать мне немного уважения, - прошипела Араминта, прижав ногой юбку Софи и не давая ей подняться, - учитывая, что я весь последний год кормила и одевала тебя по доброте душевной.
        - Вы ничего не делаете по доброте душевной. - Софи потянула за юбку, однако Араминта не отпускала ее. - Зачем вы меня здесь держали?
        - Ты дешевле, чем обычная горничная, - осклабилась Араминта, - и потом, мне было так приятно отдавать тебе приказания.
        Софи и сама это понимала. Понимала, что Араминта превратила ее в свою рабыню, но Пенвуд-Хаус был ей домом, миссис Гиббонз относилась к ней как к родной, Пози всегда была с ней добра, а что она знает об остальном мире? Да практически ничего. Куда ей идти? Что делать? Чем зарабатывать себе на жизнь?
        - Но почему именно сейчас? - спросила она. Араминта пожала плечами:
        - Потому что от тебя больше нет никакой пользы.
        Софи взглянула на длинный ряд вычищенной обуви.
        - Разве?
        Араминта вонзила острый каблук в юбку Софи с такой силой, что порвалась материя.
        - Ты вчера была на балу-маскараде, ведь так?
        Софи почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица: Араминта все знает!
        - Н…нет, - пролепетала она. - Как бы я туда попала?
        - Не знаю, как ты это сделала, но факт остается фактом: ты там была. - Араминта ногой подвинула Софи туфли. - Надень.
        Софи в ужасе взглянула на них. Это были те самые туфли, которые она надевала вчера на бал, белые, шелковые, прошитые серебряной ниткой.
        - Надевай! - взвизгнула Араминта. - Я знаю, что туфли Розамунд и Пози тебе велики, и ты могла надеть только мои.
        - С чего вы взяли, что я ездила на бал? - голосом, полным отчаяния, спросила Софи.
        - Надень туфли, Софи.
        И Софи подчинилась. Естественно, туфельки пришлись как раз впору.
        - Ты перешла все границы, - тихо проговорила Араминта. - Давным-давно я уже предупреждала тебя, чтобы ты не забывала свое место в этом мире. Ты незаконнорожденная, плод преступной связи…
        - Я это и так знаю! - выпалила Софи. Араминта насмешливо вскинула брови, явно довольная тем, что вывела Софи из себя.
        - Тебе не место в приличном обществе, - продолжала она, - и тем не менее, осмелившись отправиться на бал-маскарад, ты возомнила себя ровней всем нам, представителям светского общества.
        - Да, я осмелилась это сделать! - выкрикнула Софи. Ей было уже наплевать на то, откуда Араминта это узнала. - Осмелилась! И сделала бы это еще раз! Я такого же аристократического происхождения, что и вы, но по сравнению с вами я гораздо добрее, человечнее и…
        Араминта размахнулась, и Софи рухнула на пол, держась за пылающую щеку.
        - Не смей сравнивать себя со мной! - крикнула Араминта.
        Софи так и осталась лежать на полу, не делая ни малейшей попытки подняться. Как мог отец оставить ее на попечение женщины, которая так ее ненавидит? Как он мог так поступить? Неужели он не испытывал к ней никаких чувств? А может быть, он просто не знал, на что способна его женушка?
        - Чтобы утром тебя здесь не было, - тихо сказала Араминта. - И больше я никогда не желаю тебя видеть.
        Софи встала и направилась к двери, но Араминта схватила ее за плечо.
        - Сначала ты закончишь работу, которую я приказала тебе сделать.
        - Но ведь это на всю ночь, - ужаснулась Софи.
        - Это уж твое дело, - отрезала Араминта и, захлопнув за собой дверь, заперла Софи на ключ.
        Софи уставилась на мерцающее пламя свечи, которую она захватила с собой и поставила на пол, чтобы в длинном темном стенном шкафу стало хоть немного светлее. До утра этого огарка явно не хватит.
        Софи уселась на пол, скрестив руки на груди и положив ногу на ногу, и задумалась. Завтра с рассветом ее жизнь изменится навсегда. Быть может, Пенвуд-Хаус и не был к ней слишком дружелюбен, но по крайней мере она чувствовала себя здесь в безопасности.
        У нее практически не было денег. За последние семь лет от Араминты она и гроша ломаного не получила. Хорошо еще, что не истратила деньги, которые подарил ей отец в те далекие времена, когда она была его подопечной, а не рабыней его жены. У Софи было немало возможностей их истратить, но она хранила их на черный день. Чутье подсказывало ей, что он непременно наступит.
        Денег было немного, всего несколько фунтов, на них она, конечно, долго не продержится. Чтобы выехать из Лондона, ей потребуется билет, а чтобы купить его - деньги, Вероятно, больше половины той суммы, которую она скопила. Можно было, конечно, ненадолго остаться в Лондоне, но в лондонских трущобах небезопасно, а на более приличные апартаменты у нее нет денег. И потом, если уж она собирается начать самостоятельную жизнь, можно вернуться в деревню, которую она так любит.
        Не говоря уже о том, что в Лондоне живет Бенедикт Бриджертон. Лондон, конечно, большой город, и вероятность того, что она с ним встретится, крайне мала, но Софи боялась, что не сможет удержаться и будет приходить к его дому в надежде хоть мельком его увидеть.
        И если он ее заметит… Софи не знала, что произойдет в этом случае. Он может рассердиться на нее за то, что она его обманула. Может захотеть сделать ее своей любовницей. Может вообще не узнать ее.
        Единственное, что она совершенно твердо знала: он не упадет к ее ногам, не признается в любви и не попросит выйти за него замуж.
        Сыновья виконтов не женятся на незаконнорожденных девицах. Даже в романах.
        Нет, ей придется уехать из Лондона, подальше от соблазна встретиться с Бенедиктом. А для этого ей нужно больше денег, чем у нее есть, чтобы продержаться до того, как она найдет работу.
        Взгляд Софи упал на что-то блестящее - застежки стоявших в углу туфель, украшенные драгоценными камнями. -Она собственноручно чистила эти туфли час назад и знала, что застежки можно легко снять и спрятать в кармане.
        Но осмелится ли она это сделать?
        Софи подумала о всех тех деньгах, которые Араминта получила на ее содержание, деньгах, которыми она не пожелала делиться.
        Подумала обо всех годах, в течение которых прислуживала ей абсолютно бесплатно.
        Потом подумала о совести и поспешно отогнала от себя мысли о ней, не до нее сейчас.
        И отстегнула застежки.
        Несколько часов спустя, когда пришла Пози - поступив вопреки материнской воле - и выпустила ее, Софи упаковала все вещи и вышла из дома.
        И даже не обернулась.
        Часть вторая
        Глава 6
        "Уже целых три года никто из детей Бриджертонов не женился и не выходил замуж, и прошел слух, будто леди Бриджертон неоднократно заявляла, что ее отпрыски сведут ее с ума, Бенедикт и не думает жениться (автор этих строк считает, что в тридцать лет уже давно пора было бы это сделать), равно как и Колин, хотя последнего за подобную неспешность можно и простить: в конце концов, ему всего двадцать шесть.
        У вдовствующей виконтессы есть еще и две дочери, за которых у нее болит душа. Элоизе уже почти двадцать один год, и хотя она получила несколько предложений, не выказывает пока никаких намерений выйти замуж. Франческе почти двадцать (сестры умудрились родиться в один день), и она тоже больше интересуется балами и вечерами, чем замужеством.
        Однако автор этих строк чувствует, что леди Бриджертон не о чем беспокоиться. Наверняка ее дети рано или поздно найдут себе достойную партию. Кроме того, у нее уже появилось пятеро внуков от двоих женатых отпрысков, так что жаловаться ей особенно не на что".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 30 апреля 1817 года
        Выпивка и сигары. Игра в карты и продажные женщины. Если бы он был желторотым выпускником университета, наверняка подобная вечеринка пришлась бы ему по душе.
        Но сейчас она лишь нагнала на него тоску.
        Он и сам не понимал, зачем согласился на нее поехать. Наверное, тоже от скуки. Лондонский сезон 1817 года оказался точной копией лондонского сезона 1816-го, который он с трудом вынес. И снова через все это проходить казалось смерти подобно.
        Он почти не был знаком с хозяином дома, где проводилась вечеринка, неким Филиппом Кавендером, приятелем приятеля его приятеля, и теперь страшно жалел, что не остался в Лондоне. Хотя остаться мог бы, предлог для этого у него был отличный: только что перенесенная сильнейшая простуда. Но его приятель - которого, кстати, он не видел уже в течение четырех часов - так яростно его уговаривал, что Бенедикт в конце концов согласился.
        И теперь жестоко в этом раскаивался.
        Он прошел по главному холлу особняка, принадлежавшего родителям Кавендера. В комнате, расположенной по левую руку, вовсю шла игра в карты. Ставки были непомерные. Один из игроков сидел весь красный и потный.
        - Идиот чертов, - пробормотал Бенедикт. Похоже, этот кретин вот-вот проиграет дом своих предков.
        Дверь направо была закрыта, и из-за нее слышались хихиканье и раскатистый смех, сопровождаемые отвратительным похрюкиванием и пронзительным визгом.
        Шабаш какой-то! Нет, с него довольно, подумал Бенедикт. Он ненавидел карточные игры, где ставки выше, чем игроки могут себе позволить, и никогда не опускался до того, чтобы совокупляться в присутствии посторонних людей. Он понятия не имел, куда подевался приятель, который привел его сюда, а остальные гости были ему отвратительны.
        - Я ухожу, - объявил он, хотя в пустом холле некому было его услышать.
        У Бенедикта всего в часе езды от поместья Кавендеров был небольшой загородный дом, и сейчас у него возникло страстное желание добраться туда поскорее.
        Однако, будучи человеком воспитанным, он не мог уехать, не простившись с хозяином вечеринки, даже если тот настолько пьян, что назавтра о нем и не вспомнит.
        После десятиминутных безуспешных поисков Бенедикт уже начал жалеть, что мать так настойчиво прививала всем своим детям хорошие манеры и преуспела в этом. Было бы намного проще уйти с вечеринки не попрощавшись и забыть о ней, как о страшном сне.
        - Еще три минуты, - проворчал Бенедикт себе под нос. - Если я не найду этого чертова идиота через три минуты, уеду.
        В этот момент мимо, пошатываясь и пьяно смеясь, прошли двое. На Бенедикта пахнуло перегаром, и он поспешно отступил в сторону, опасаясь, что кого-то из молодчиков может стошнить прямо ему на ноги.
        А Бенедикт ненавидел грязную обувь.
        - Бриджертон! - окликнул его один из проходивших. Бенедикт лишь коротко кивнул им в знак приветствия. Оба были лет на пять его моложе, и он их плохо знал.
        - Да это не Бриджертон, - промямлил второй. - Хотя постой… Верно, это Бриджертон! Я его по волосам и по носу узнал. - Он прищурился. - Но который из Бриджертонов?
        - Вы, случайно, не видели нашего хозяина? - спросил Бенедикт, не отвечая на вопрос.
        - А у нас есть хозяин?
        - Ну конечно, есть, - ответил первый. - Кавендер. Чертовски хороший парень, поскольку разрешил нам воспользоваться своим домом…
        - Не своим, а родительским, - поправил его второй. - Он ведь его еще не унаследовал, бедолага.
        - Верно, родительским. И все равно здорово, что он нас пригласил.
        - Так вы видели его или нет? - рассердился Бенедикт на это длинное объяснение.
        - Он в саду, - ответил первый, тот, который не помнил, что у них есть хозяин.
        - Благодарю вас, - бросил Бенедикт и прошел мимо гуляк к парадным дверям.
        Сейчас он спустится по лестнице во двор, мимоходом поблагодарит Кавендера за гостеприимство и отправится на конюшню за фаэтоном.

***
        "Пора искать новую работу", - с грустью подумала Софи Бекетт.
        Прошло уже почти два года с тех пор, как она наконец-то перестала быть рабой Араминты, два года с тех пор, как, начала совершенно новую, самостоятельную жизнь.
        После того как она ушла из Пенвуд-Хауса, она заложила пряжки с туфель Араминты, однако бриллианты, которыми Араминта хвасталась направо и налево, оказались фальшивыми, и Софи почти ничего за них не выручила. Она попыталась найти работу гувернантки, но ни одно из агентств, в которые она обращалась, не желало ее принимать. Хотя Софи и была хорошо образованна, у нее не было рекомендаций, и, кроме того, дамы не любят нанимать на такую работу молоденьких и хорошеньких девушек.
        Дело кончилось тем, что Софи купила билет на карету, следовавшую до Уилшира: только туда она могла доехать, сохранив большую часть своей ничтожной суммы денег на случай крайней необходимости. И тут удача улыбнулась ей. Она быстро нашла работу горничной у мистера и миссис Джона Кавендер. Они оказались милыми людьми: ожидали от прислуги хорошей работы, однако не требовали невозможного. После изнурительного труда у Араминты работа у Кавендеров показалась Софи просто отдыхом.
        Но когда вернулся из поездки по Европе их сын, все переменилось. Филипп постоянно подстерегал ее в холле, приставая с гнусностями, а когда Софи негодовала, с каждым днем становился все более и более агрессивным. Софи уже подумывала над тем, не начать ли ей искать новое место, но тут мистер и миссис Кавендер уехали на неделю в Брайтон навестить сестру миссис Кавендер, и Филипп решил устроить вечеринку для своих самых близких друзей, которых набралось с две дюжины.
        Софи и раньше, до отъезда хозяев, с трудом удавалось избегать домогательств Филиппа, но тогда она по крайней мере чувствовала себя в относительной безопасности: при матери Филипп никогда бы не осмелился над ней надругаться.
        Но теперь, с отъездом родителей, он, похоже, решил, что ему все дозволено. И дружки его оказались ему под стать.
        Софи понимала, что ей следует немедленно уезжать, но миссис Кавендер всегда к ней хорошо относилась, и она посчитала невежливым уехать, не уведомив хозяев о своем решении за две недели. Однако после того, как Филипп в течение двух часов гонялся за ней по всему дому, Софи решила во избежание непоправимого пренебречь хорошими манерами. Она сообщила экономке (к счастью, та отлично ее понимала) о том, что не может остаться, собрала свои жалкие пожитки в небольшую сумочку и, спустившись по черной лестнице, вышла во двор. До ближайшей деревни было две мили пути, но хотя стояла глубокая ночь, Софи казалось безопаснее идти по пустынной дороге, чем оставаться в доме Кавендеров рядом с распоясавшимся молодчиком. Кроме того, она знала одну маленькую таверну, где можно было получить горячую еду и снять комнату за вполне приемлемую сумму.
        Но только она завернула за угол дома и вышла на подъездную аллею, как услышала за спиной пронзительный смех.
        Она круто обернулась. О Господи! Филипп Кавендер, причем еще более пьяный и отвратительный, чем обычно.
        Софи пустилась наутек, рассчитывая на то, что он едва держится на ногах и не догонит ее, а может быть, и вообще не станет за ней гнаться.
        Но не тут-то было. Злорадно захохотав, Филипп кинулся за ней вдогонку. С каждой секундой его тяжелые шаги все приближались, и наконец Софи почувствовала, что он схватил ее за воротник пальто.
        Филипп торжествующе расхохотался, и Софи ощутила такой страх, какого не испытывала никогда в жизни. О Боже! Все, она пропала!
        - Посмотрим-ка, кого я поймал, - заплетающимся языком проговорил он. - А, да это крошка Софи! Ну-ка пойдем, я представлю тебя своим друзьям.
        У Софи от ужаса в горле пересохло и сердце исступленно забилось в груди.
        - Отпустите меня, мистер Кавендер! - самым суровым тоном, на который была способна, проговорила она. Она знала, что ему нравится видеть ее испуганной и беспомощной, и решила не доставлять ему такого удовольствия.
        - И не подумаю! - бросил он и силой повернул ее к себе. Софи заметила на его губах гаденькую ухмылку. - Хесли! Флетчер! Взгляните, кто у меня тут!
        К ужасу Софи, из тени вынырнули двое. Одного взгляда на них оказалось достаточно, чтобы понять: они такие же пьяные, как и Филипп, а может быть, еще пьянее.
        - Да, умеешь ты раздобыть самый лакомый кусочек, - елейным голоском заметил один из друзей.
        Филипп напыжился, вот-вот лопнет от гордости.
        - Отпустите меня! - повторила Софи.
        - Как вы думаете, ребята? Мне послушаться леди? - ухмыльнулся Филипп.
        - Нет, черт подери! - крикнул тот, что помоложе.
        - "Леди" - слишком сильно сказано, тебе не кажется? - усмехнулся второй, тот, который "казал, что Филипп всегда умеет раздобыть самый лакомый кусочек.
        - Ты абсолютно прав, - ответил Филипп. - Это всего лишь горничная, которая, как всем нам известно, обязана прислуживать. - И он толкнул Софи к одному из своих дружков. - Вот. Взгляни-ка на нее получше.
        От толчка Софи чуть не упала и, вцепившись в сумочку с вещами, пронзительно вскрикнула. Ее сейчас изнасилуют, это ясно как белый день, лихорадочно подумала она. "О Господи, что же делать?!"
        Поймавший ее мужчина грубо ощупал ее и толкнул к третьему. Тот обхватил ее рукой за талию, и в этот момент послышался крик:
        - Кавендер!
        Софи от ужаса даже закрыла глаза. Четвертый… О Боже, неужели мало троих?!
        - Бриджертон! - крикнул Филипп в ответ. - Идите к нам!
        Софи тотчас же открыла глаза. Бриджертон?!
        Из тени вышел высокий крупный мужчина и направился к ним, ступая с непринужденной, уверенной грацией.
        - Чем это вы тут занимаетесь?
        О Боже, она узнала бы этот голос где угодно! Он столько раз слышался ей во сне.
        Этот голос принадлежал Бенедикту Бриджертону, ее Прекрасному принцу.

***
        Ночь выдалась холодная, однако Бенедикт был этому только рад: приятно после насквозь пропахшего винными парами и табаком помещения оказаться на свежем воздухе. Светила полная луна, круглая и желтая, легкий ветерок шевелил листву на деревьях. Отличная ночка, чтобы бросить надоевшую вечеринку и отправиться домой.
        Но сначала нужно закончить дело. Отыскать хозяина, поблагодарить за гостеприимство и сообщить о своем намерении уехать. Дойдя до нижней ступеньки, Бенедикт крикнул:
        - Кавендер!
        - Я здесь! - донеслось в ответ, и Бенедикт повернул голову направо.
        Кавендер с двумя приятелями стояли под раскидистым старым вязом и забавлялись с какой-то девицей, скорее всего с горничной, толкая ее от одного к другому.
        Бенедикт раздраженно застонал. Он стоял слишком далеко, чтобы определить, нравятся горничной оказываемые ей знаки внимания или нет. Если нет, ему придется ее спасать, что вовсе не входило в его планы на сегодняшний вечер. Роль героя-освободителя никогда его особенно не прельщала, но у него было слишком много младших сестер - а именно четыре, - чтобы он мог бросить женщину в беде.
        - Иду! - крикнул он и не спеша двинулся вперед. Всегда лучше не спешить, чтобы суметь верно оценить ситуацию, а не нестись как на пожар.
        - Бриджертон! - позвал Кавендер. - Присоединяйтесь к нам!
        Бенедикт подошел как раз в тот момент, когда один из молодых негодяев грубо облапил девушку.
        Бенедикт взглянул в ее глаза, огромные, полные страха. Она смотрела на него так, словно он только что с неба свалился.
        - Чем это вы тут занимаетесь? - снова спросил он.
        - Так, развлекаемся понемногу! - хохотнул Кавендер. - Родители были так добры, что наняли этот лакомый кусочек к нам в дом горничной.
        - Похоже, ей не слишком нравятся ваши ухаживания, - спокойно проговорил Бенедикт.
        - А по-моему, еще как нравятся, - ухмыльнулся Кавендер. - Во всяком случае, мне так кажется.
        - А мне нет, - возразил Бенедикт, шагнув вперед.
        - Если хотите, можете и вы с ней заняться, - весело проговорил Кавендер. - После того как мы закончим.
        - Вы меня не поняли.
        В голосе Бенедикта послышались стальные нотки, и все трое замерли, с любопытством глядя на него.
        - Отпустите девушку! - приказал он.
        Тот, что держал Софи за талию и прижимал к себе, даже не пошевелился. Похоже, он был слишком пьян, и реакция у него была замедленная.
        - Я не хочу с вами драться, - проговорил Бенедикт, скрестив руки на груди, - но непременно стану. И уверяю вас, не побоюсь того, что вас трое против одного.
        - Послушайте-ка! - рассерженно вмешался Кавендер. - Что это вы распоряжаетесь в моем доме?
        - Это не ваш дом, а дом ваших родителей, - возразил Бенедикт, тем самым напомнив присутствующим, что Кавендер - еще сопливый юнец.
        - Это мой дом! - выпалил Кавендер. - И моя горничная! И она будет делать то, что я скажу!
        - Я и не знал, что у нас рабовладельческая страна, - насмешливо бросил Бенедикт.
        - Она должна делать то, что я ей прикажу!
        - Неужели?
        - А если не сделает, я ее уволю.
        - Очень хорошо. - На губах Бенедикта мелькнуло слабое подобие улыбки. - Тогда спросите ее. Спросите, хочет ли она, чтобы вы втроем ее изнасиловали. Ведь именно это вы собираетесь сделать, не так ли?
        Кавендер, брызжа слюной, лихорадочно подыскивал подходящие слова и не находил.
        - Спросите ее, - снова повторил Бенедикт, улыбнувшись. Он сделал это только потому, что понимал: улыбка выведет молодых людей из себя. - Если она скажет "нет", можете уволить ее прямо здесь и сейчас.
        - Я не собираюсь ее ни о чем спрашивать! - огрызнулся Кавендер.
        - Что ж, тогда я сам ее спрошу.
        И он взглянул на девушку - прелестное создание с короткими светло-каштановыми волосами и огромными глазами, слишком огромными для такого худощавого лица.
        Губы девушки слегка приоткрылись, и у Бенедикта возникло странное ощущение, что он ее где-то видел. Но этого не могло быть. Даже если девушка и работала раньше в семье кого-то из его знакомых, он был слишком хорошо воспитан, чтобы опускаться до горничных, и, по правде говоря, не имел привычки их замечать.
        - Мисс… - Он нахмурился. - Послушайте, как вас зовут?
        - Софи Бекетт, - прошептала Софи. Громко говорить она не могла. У нее было такое ощущение, словно в горле застряла огромная лягушка.
        - Мисс Бекетт, - продолжал Бенедикт, - не будете ли вы так любезны, чтобы ответить на следующий вопрос…
        - Нет! - выпалила она, не дав ему договорить.
        - Вы не хотите отвечать? - спросил он, и глаза его насмешливо сверкнули.
        - Нет, я не хочу, чтобы меня изнасиловали! - вырвалось у Софи.
        - Что ж, вы все слышали, - сказал Бенедикт и взглянул на молодого человека, по-прежнему обнимавшего Софи за талию. - Предлагаю вам отпустить ее, чтобы Кавендер мог ее уволить.
        - И куда она пойдет? - фыркнул Кавендер. - Уверяю вас, в округе на работу ее никто не возьмет.
        Софи, которую занимал тот же вопрос, повернулась к Бенедикту.
        Тот беззаботно пожал плечами:
        - Я попрошу матушку взять ее к нам горничной. Наверняка она не откажет. - И, переведя взгляд на Софи, он вопросительно поднял брови. - Полагаю, вас это устроит?
        Софи рот открыла, вне себя от изумления и ужаса. Он собирается привести ее к ним в дом?!
        - Не совсем та реакция, на которую я рассчитывал, - сухо заметил Бенедикт. - Там вам будет гораздо приятнее, чем здесь. Уверяю вас, что по крайней мере в нашем доме над вами никто не надругается. Так каков будет ваш ответ?
        Софи обвела троих мужчин, собиравшихся изнасиловать ее, лихорадочным взглядом. Выбора у нее не было. Бенедикт Бриджертон предлагал ей единственно возможный путь покинуть дом Кавендеров. И в то же время она понимала, что не сможет работать у его матери. Находиться так близко от Бенедикта и быть всего лишь горничной… нет, такого ей не вынести. Но она потом придумает, как этого избежать, а сейчас нужно избавиться от Филиппа.
        Она повернулась к Бенедикту и кивнула, все еще опасаясь говорить. У нее было такое чувство, будто внутри все сжалось то ли от страха, то ли от облегчения.
        - Хорошо, - сказал он. - Ну что, идем?
        Софи выразительно взглянула на руку, По-прежнему обнимавшую ее за талию.
        - О, ради Бога, отпустите ее - или я прострелю вам руку! - прикрикнул Бенедикт.
        Оружия у Бенедикта не было, однако тон его заставил подвыпившего молодого человека немедленно отпустить Софи.
        - Вот и отлично, - проговорил Бенедикт и протянул девушке руку. Та положила на нее свою. Пальцы ее дрожали.
        - Вы не можете так просто взять и увести ее! - завопил Филипп.
        Бенедикт презрительно взглянул на него.
        - Я уже это сделал.
        - Вы об этом пожалеете!
        - Сомневаюсь. А теперь прочь с глаз моих! Фыркнув, Филипп повернулся к дружкам и бросил:
        - Пошли отсюда! - После чего заявил Бенедикту:
        - Больше на приглашение на мою вечеринку не рассчитывайте.
        - Не беспокойтесь, плакать не буду, - насмешливо ответил Бенедикт.
        Филипп еще раз яростно фыркнул и направился вместе с приятелями к дому.
        Проводив их взглядом, Софи медленно повернулась к Бенедикту. Когда Филипп схватил ее и подозвал своих мерзких друзей, она поняла, что ее ждет, и ей захотелось умереть. Но внезапно перед ней возник Бенедикт Бриджертон, герой ее сновидений, и она решила, что уже умерла. Ведь где еще она могла с ним встретиться, если не на небесах?
        Она была настолько потрясена, что даже забыла про пьяного дружка Филиппа, прижавшего ее к себе и щупавшего самым бесцеремонным образом. На какую-то долю секунды весь мир, казалось, исчез, остался лишь Бенедикт Бриджертон.
        Это был волшебный, сладостный миг!
        Но внезапно неприглядная действительность обрушилась на Софи с новой силой, и как громом поразила мысль: что он здесь делает, на этой мерзкой вечеринке, среди пьяниц и продажных девиц? Когда она встретила его два года назад, он не показался ей человеком, любящим подобные мероприятия. Но она провела с ним рядом всего несколько часов. Может быть, она ошиблась в нем? Софи закрыла глаза от отчаяния. За прошедшие два года память о Бенедикте Бриджертоне была лучом света в ее жалкой, безотрадной жизни. И если она в нем ошиблась, если он ничуть не лучше Филиппа и его дружков, значит, у нее ничего не останется.
        Даже памяти о любви.
        Но с другой стороны, он ее спас. С этим не поспоришь. Может быть, не стоит задумываться над тем, почему он оказался на этой вечеринке?
        - С вами все в порядке? - неожиданно спросил Бенедикт.
        Софи кивнула и посмотрела ему прямо в глаза, ожидая, что он ее узнает.
        - Вы уверены?
        Она снова кивнула, все еще преисполненная ожидания. "Ну же, узнай меня!"
        - Хорошо. А то они с вами грубо обошлись.
        - Ничего.
        Софи закусила губу. Она понятия не имела, какова будет его реакция, когда он ее узнает. Обрадуется? Или, наоборот, придет в ярость? Неопределенность была мучительна.
        - Сколько вам нужно времени на то, чтобы собраться? Софи недоуменно захлопала глазами и внезапно поняла, что все еще сжимает в руке сумку с вещами.
        - Все мои вещи здесь, - ответила она. - Я как раз пыталась уйти, когда они меня поймали.
        - Молодец, - одобрительно пробормотал он. Софи пристально взглянула на него, не в силах поверить, что он ее не узнал.
        - Тогда идемте, - проговорил Бенедикт. - Мне даже противно здесь находиться.
        Софи промолчала, по-прежнему глядя на него.
        - Вы уверены, что с вами все в порядке? - спросил Бенедикт.
        И тогда Софи стала рассуждать.
        Два года назад, когда они познакомились, половина ее лица была скрыта маской, а слегка припудренные волосы казались светлее, чем на самом деле.
        С тех пор она отрезала свои длинные волосы и продала их изготовителю париков. Теперь у нее были короткие кудри.
        Она сильно похудела, поскольку миссис Гиббонз, которая подкармливала ее, осталась в Пенвуд-Хаусе.
        И потом, если уж быть до конца откровенной с собой, они с Бенедиктом находились в обществе друг друга не более получаса, и он вряд ли хорошо ее запомнил.
        Софи взглянула Бенедикту прямо в глаза и поняла: он понятия не имеет, кто она такая.
        Он ее не узнал. И никогда не узнает. Софи не знала, плакать ей или смеяться.
        Глава 7
        "Всем гостям, присутствовавшим в прошлый четверг на балу у Моттрамов, было ясно: мисс Розамунд Рейлинг не прочь женить на себе мистера Филиппа Кавендера.
        По мнению автора этих строк, эти двое великолепно подходят друг другу".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 30 апреля 1817 года
        Десять минут спустя Софи уже сидела рядом с Бенедиктом Бриджертоном в его фаэтоне.
        - Вам что-то попало в глаз? - учтиво осведомился он.
        - П…простите? - не поняла Софи.
        - Вы все время моргаете, - пояснил он. - Вот я и подумал, что, быть может, вам что-то попало в глаз.
        Софи судорожно сглотнула, стараясь сдержать нервный смешок. Что ему на это сказать? Правду? Что она моргает, потому что хочет пробудиться от дивного сна? Или, может быть, кошмара?
        - Вы уверены, что с вами все в порядке? - уже в который раз спросил Бенедикт. Софи кивнула.
        - Должно быть, это от перенесенного потрясения, - решил он.
        Софи снова кивнула. Пускай думает, что лишь это ее беспокоит.
        Но как он мог ее не узнать? Она мечтала об этой минуте в течение двух лет. И наконец-то Прекрасный принц явился ее спасти и при этом даже не узнал.
        - Скажите мне еще раз, как вас зовут, - попросил Бенедикт. - Прошу меня простить, я очень плохо запоминаю имена.
        - Мисс Софи Бекетт, - ответила Софи. Причин скрывать свое имя у нее не было, поскольку на балу-маскараде она его не назвала.
        - Рад с вами познакомиться, мисс Бекетт, - проговорил Бенедикт, не сводя глаз с дороги. - А меня зовут Бенедикт Бриджертон.
        Софи кивнула, хотя он и не смотрел на нее. Несколько минут прошло в молчании. Софи просто не знала, что сказать. Ситуация казалась поистине не правдоподобной: они с Бенедиктом представились друг другу, чего не сделали два года назад.
        - Вы совершили очень смелый поступок, - наконец заметила она.
        Бенедикт пожал плечами.
        - Но их было трое против вас одного. Большинство мужчин в подобной ситуации прошли бы мимо. На сей раз он взглянул на нее.
        - Ненавижу разнузданных типов, - заметил он. Софи снова кивнула.
        - Они бы надо мной надругались.
        - Я знаю, - сказал Бенедикт и прибавил:
        - У меня четыре сестры.
        "Я знаю", - чуть не сказала Софи, да вовремя спохватилась. Откуда горничной из Уилшира это знать?
        - Полагаю, именно поэтому вы бросились на мою защиту? - вместо этого спросила она.
        - Хотелось бы думать, что другой мужчина поспешил бы моим сестрам на помощь, окажись они, не дай Бог, в подобной ситуации.
        - Молю Бога, чтобы этого не произошло.
        Бенедикт мрачно кивнул:
        - Я тоже.
        Дальше поехали молча. Софи припомнился бал-маскарад. Тогда, в отличие от сегодняшней ночи, разговор не прерывался ни на минуту. Но тогда она разыгрывала из себя ослепительную великосветскую даму, а сейчас была простой горничной. Что у нее с Бенедиктом может быть общего?
        И все- таки она не переставая ждала, что он узнает ее, остановит фаэтон, прижмет ее к своей груди и скажет ей, что искал ее целых два года. Наивные мечты… Он не узнает ее, и потом, почему он должен ее узнать?
        Люди видят то, что ожидают увидеть. А Бенедикт Бриджертон никак не ожидает увидеть в жалкой горничной изящную светскую даму.
        Не проходило и дня, чтобы Софи не думала о нем, не чувствовала на своих губах его губы, не вспоминала о той полной очарования ночи. Он стал средоточием всех ее фантазий, в которых она видела себя совсем другой - изящной, утонченной, богатой. В своих мечтах она видела его на балу, который, быть может, давала она сама или ее любящие родители. Они знакомятся, потом он начинает очень мило ухаживать за ней, дарит благоухающие цветы, иногда осмеливается украдкой поцеловать. И в один прекрасный весенний день, когда поют птицы и ласковый ветерок колышет листву деревьев, он опускается на колено, клянется ей в вечной любви и просит выйти за него замуж.
        Это была дивная мечта, и краше ее была лишь та, в которой они потом женятся, живут долго и счастливо и у них рождается трое или четверо детей.
        Но даже в своих самых безудержных мечтах Софи и представить себе не могла, что действительно увидит его и, более того, что он спасет ее от троих пьяных развратников.
        Интересно, вспоминает ли он когда-нибудь о таинственной незнакомке в серебристом платье, с которой обменялся одним-единственным страстным поцелуем? Хотелось думать, что да, однако Софи сильно сомневалась, что этот поцелуй значит для него столько, сколько для нее. В конце концов, он мужчина и наверняка перецеловался со множеством женщин.
        И для него та ночь вряд ли чем-то отличалась от многих других. Софи по-прежнему читала "Светские новости от леди Уислдаун", если они попадались ей в руки, и знала, что он посетил десятки балов. Так почему именно этот бал-маскарад должен был запечатлеться в его памяти?
        Вздохнув, Софи взглянула на свои руки, по-прежнему судорожно сжимавшие сумочку, покрасневшие от холода и шершавые. Такие руки хорошо бы держать в перчатках, но единственная пара, которая у нее была, давным-давно сносилась, а новую купить было не на что.
        - И это все ваши вещи? - спросил Бенедикт, кивнув на сумку.
        Софи кивнула.
        - Боюсь, у меня их немного. Лишь смена белья да несколько личных вещей.
        Помолчав немного, он сказал:
        - У вас слишком правильная речь для горничной.
        Он не первый, кто это заметил, и у Софи уже давно был заготовлен ответ, который она и дала.
        - Моя мать была экономкой у одних очень добрых и щедрых людей. Они позволяли мне заниматься вместе с их дочерью.
        - А почему вы сейчас там не служите? - В этот момент фаэтон подкатил к развилке, и Бенедикт заученным движением рук заставил лошадей свернуть налево. - Полагаю, речь идет не о семье Кавендер?
        - Нет, - ответила Софи, лихорадочно придумывая, что бы ответить. Ее еще никогда никто об этом не спрашивал. " Всех устраивал стандартный ответ. - Моя мама умерла, а я не поладила с новой экономкой.
        Похоже, этот ответ его удовлетворил, и несколько минут они ехали в молчании. Стояла глубокая тишина, нарушаемая лишь свистом ветра да монотонным стуком лошадиных копыт. Наконец Софи, не в силах больше сдерживать любопытство, спросила:
        - А куда мы едем?
        - У меня неподалеку есть коттедж, - ответил Бенедикт. - Остановимся там на ночь или на пару дней, а потом я отвезу вас к матушке. Я не сомневаюсь, что она найдет для вас работу.
        Софи почувствовала, как у нее исступленно заколотилось сердце.
        - А этот ваш коттедж…
        - Не волнуйтесь, вас там никто не обидит, - перебил ее Бенедикт с легкой улыбкой. - Мистер и миссис Крэбтри не допустят, чтобы в их доме происходило нечто, не совместимое с их представлениями о приличном поведении.
        - А я думала, это ваш дом.
        Улыбка на лице Бенедикта стала шире.
        - Я уже много лет пытаюсь вбить им это в голову, но безуспешно.
        Софи не смогла сдержать улыбки.
        - Думаю, что они мне очень понравятся.
        - Я тоже так думаю.
        И вновь воцарилась тишина. Софи не сводила глаз с дороги. У нее было неприятное чувство, что, если глаза их встретятся, Бенедикт ее узнает. И в то же время она понимала, что этого не может быть. Он уже неоднократно смотрел ей прямо в глаза и не увидел в ней никого, кроме обычной горничной.
        Однако спустя несколько минут она вдруг почувствовала, что щеки ее отчего-то раскраснелись, и, повернувшись к Бенедикту, заметила, что он смотрит на нее с каким-то странным выражением.
        - Мы с вами нигде раньше не встречались? - неожиданно спросил он.
        - Нет, - сдавленным голосом проговорила Софи. - Не думаю.
        - Полагаю, вы правы, - пробормотал он. - И тем не менее ваше лицо кажется мне знакомым.
        - Все горничные выглядят одинаково, - сказала она, криво усмехнувшись.
        - Я тоже всегда так считал, - буркнул он.
        Софи вновь перевела взгляд на дорогу. Почему она так сказала? Разве она не хотела, чтобы он ее узнал? Хотела, да еще как! Последние полчаса она только об этом и мечтала и…
        Так вот в чем дело! Она мечтала. И в ее мечтах он просил ее выйти за него замуж. В действительности же он может попросить стать его любовницей, а она поклялась себе никогда ею не становиться. В действительности он может посчитать себя обязанным вернуть ее Араминте, которая наверняка тотчас же отправит ее в полицию за то, что она украла застежки с ее туфель (Софи ни на секунду не сомневалась, что от Араминты не укрылось их исчезновение).
        Нет, пусть уж лучше все останется как есть, иначе ее и без того сложная жизнь станет еще труднее.
        И в то же время Софи испытывала странное разочарование оттого, что он ее не узнал.
        - Пошел дождь или это мне кажется? - спросила Софи, решив вести разговор на самые невинные темы.
        Бенедикт задрал голову вверх. Луна теперь была затянута облаками.
        - Когда мы уезжали, на дождь было не похоже, - пробормотал он, и в ту же секунду на ногу ему упала крупная капля. - Но думаю, вы правы.
        Софи тоже взглянула на небо.
        - Поднялся ветер. Хоть бы не разыгралась буря.
        - Наверняка разыграется, - возразил Бенедикт. - Ведь мы едем в открытом экипаже. Вот если бы ехали в закрытом, на небе не было бы ни облачка.
        - Далеко еще до вашего дома?
        - Думаю, с полчаса езды. - Он нахмурился. - Если, конечно, дождь нас не задержит.
        - А я дождя не боюсь, - весело проговорила Софи. - На свете есть куда более неприятные вещи. Они оба поняли, на что она намекает.
        - Я забыла вас поблагодарить, - тихо сказала Софи.
        Бенедикт резко повернулся к ней. Голос ее показался ему чертовски знакомым. Где-то он его уже слышал. Но, пристально взглянув на Софи, усомнился в этом. Рядом с ним сидела горничная. Очень хорошенькая, но все же горничная, с которой он никогда раньше не встречался.
        - Не за что, - наконец проговорил он.
        - А я считаю, есть за что. Вы меня спасли. Почувствовав себя неловко, Бенедикт лишь хмыкнул, не зная, что сказать.
        - Вы совершили очень смелый поступок, - продолжала Софи.
        Он снова хмыкнул.
        И в этот момент хлынул ливень. Было такое ощущение, что небеса над ними разверзлись.
        Через секунду Бенедикт стал мокрым насквозь.
        - Я постараюсь довезти вас как можно быстрее! - Он старался перекричать ветер.
        - Не волнуйтесь за меня! - крикнула Софи в ответ, но когда он взглянул на нее, то увидел, что она обхватила себя обеими руками, пытаясь согреться.
        - Возьмите мой сюртук!
        Софи покачала головой и рассмеялась.
        - Он у вас такой мокрый, что не спасет меня!
        Бенедикт стегал лошадей, но дорогу размыло, а порывы ветра бросали дождевые потоки то в одну сторону, то в другую, и за ними практически ничего не было видно.
        "Вот черт! Только этого не хватало", - раздраженно подумал Бенедикт. Всю прошлую неделю его мучила простуда, и, похоже, он до сих пор до конца не выздоровел. Поездка под проливным дождем наверняка не пойдет ему на пользу. Он снова сляжет, и весь следующий месяц у него будет насморк, будут слезиться глаза… в общем, ничего хорошего его не ждет. Разве что… Бенедикт не смог сдержать довольной улыбки. Если он снова заболеет, матушка не сможет заставить его бывать в свете, чтобы найти подходящую спутницу жизни.
        Бенедикт, нужно отдать ему должное, именно этим и занимался: он искал. Он вовсе не возражал против женитьбы. Его брат Энтони и сестра Дафна были безмятежно счастливы в браке. Однако Бенедикт подозревал, что их семейная жизнь сложилась удачно только потому, что им крупно повезло: они нашли каждый свою половину. А вот он не повстречал еще ту, на которой мог бы жениться.
        "Нет, это не совсем так", - подумал Бенедикт, вспомнив событие двухлетней давности - бал-маскарад, на котором он познакомился с таинственной незнакомкой в серебристом платье. Когда он держал ее в объятиях и впервые закружил по террасе в вальсе, он почувствовал, как в груди сладко заныло сердце. Подобного чувства он еще никогда не испытывал. Оно должно было бы испугать его, но этого не произошло. Наоборот, у него возникло желание, чтобы чувство это стало еще более острым. И он твердо решил во что бы то ни стало сделать незнакомку, заставившую его пережить неповторимые ощущения, своей.
        Но вдруг она исчезла. Такое впечатление, будто земля стала плоской, как блин, и она свалилась с ее края. От леди Пенвуд, неприятной и желчной особы, он ничего не узнал, и никто из его знакомых, которых он расспрашивал, ничего не знал о молодой женщине в серебристом платье. Она приехала одна и уехала одна. Исчезла, испарилась… Он искал ее на всех балах и музыкальных вечерах, которые посещал. А посещал он их в два раза больше, чем прежде, в надежде увидеть ее. И каждый раз возвращался домой разочарованный.
        Наконец он решил прекратить поиски. В конце концов, он всегда считал себя разумным человеком и понимал, что пора сдаться. И он сдался, И по прошествии нескольких месяцев снова, как и прежде, стал отказываться от большинства полученных приглашений. А еще через несколько месяцев понял, что способен снова встречаться с женщинами и не сравнивать их с ней, но не мог заставить себя не искать ее взглядом. Всякий раз, когда он входил в танцевальный зал или занимал свое место на музыкальном вечере, он машинально оглядывал толпу и напрягал слух, надеясь услышать ее звонкий смех.
        Он давно привык к мысли, что не сможет ее отыскать, и не предпринимал активных поисков вот уже больше года, но… Бенедикт грустно улыбнулся. Но он не мог заставить себя остановиться. Это стало неотъемлемой частью его самого, такой же, как имя, умение одинаково хорошо владеть шпагой и рисовать. Он не переставал надеяться, ждать и… смотреть. И хотя он говорил себе, что давно пора жениться, он никак не мог заставить себя это сделать. Вдруг он наденет какой-нибудь женщине на палец обручальное кольцо, а на следующий день увидит ее, свою таинственную незнакомку? Тогда сердце его будет разбито, и жизнь кончена…
        Когда вдали показалась деревенька Роузмид, Бенедикт с облегчением вздохнул - до коттеджа осталось минут пять пути. Как же ему хотелось побыстрее оказаться в нем и погрузиться в ванну с горячей водой! Он взглянул на мисс Бекетт. Она тоже дрожала от холода, однако, с восхищением подумал он, ни разу даже не пожаловалась. Бенедикт стал перебирать в уме других знакомых женщин. Как бы они себя повели, попади в ситуацию, подобную той, в которую попала мисс Бекетт? Даже его сестра Дафна, которая никогда не вешает носа, наверняка уже пожаловалась бы на холод.
        - Почти приехали, - проговорил Бенедикт, желая ее подбодрить.
        - Со мной все… Ой! Что с вами?
        Бенедикт зашелся кашлем, сильным, непрекращающимся. Было такое ощущение, что грудь сейчас разорвется. Горло болело так, словно его резали острой бритвой.
        - Все в порядке, - едва выдохнул он и стегнул лошадей, которые, пока он боролся с кашлем, перешли на шаг.
        - По вам этого не скажешь.
        - На прошлой неделе я простудился, - пояснил Бенедикт и поморщился: черт, как болит грудь!
        - Я не хочу, чтобы вы из-за меня снова заболели, - заметила Софи, озабоченно глядя на него. Он попытался улыбнуться, но не смог.
        - С вами или без вас, дождь все равно застиг бы меня по дороге.
        - И все-таки…
        Бенедикт хотел ответить, но вновь разразился исступленным кашлем, казалось, разрывавшим ему грудь.
        - Простите, - пробормотал он, когда приступ прошел.
        - Давайте я буду править, - предложила Софи, протягивая руку за вожжами.
        Бенедикт недоверчиво взглянул на нее.
        - Это ведь фаэтон, а не повозка, запряженная одной лошадью.
        Софи с трудом сдержалась, чтобы его не придушить: из носа течет, глаза красные, кашель не прекращается, а ведет себя как самодовольный осел!
        - Уверяю вас, я умею обращаться с лошадьми, - взяв себя в руки, спокойно проговорила она.
        - И где вы этому научились?
        - В той же семье, где мне разрешали учиться вместе с их дочерью, - солгала Софи.
        - Должно быть, хозяйка дома вас очень любила, - заметил Бенедикт.
        - Совершенно верно, - ответила Софи, стараясь не расхохотаться.
        Хозяйка дома, Араминта, закатывала графу истерики всякий раз, когда он посылал Софи на конюшню учиться править лошадьми вместе с Розамунд и Пози, однако тот был непреклонен. И Софи освоила эту науку. Произошло это за год до смерти графа.
        - Спасибо, я сам, - бросил Бенедикт и снова согнулся в три погибели от кашля.
        - Ради Бога! - нетерпеливо проговорила Софи, протягивая руку за вожжами.
        - Вот, возьмите, - буркнул Бенедикт, вытирая глаза. - Но я буду за вами смотреть, так и знайте.
        - Ничего другого я и не ожидала, - обиженно сказала Софи.
        Дождь лил вовсю, и править лошадьми было нелегко, да и не один год прошел с тех пор, как она этому обучалась, но Софи не сомневалась, что отлично справится. Есть вещи, которые не забываются.
        И потом, так было приятно заняться чем-то, чем она не занималась со времени своей предыдущей жизни, когда являлась подопечной графа. Тогда у нее была красивая одежда, вкусная еда, интересные уроки…
        Софи вздохнула. Нельзя, конечно, было назвать ту жизнь безмятежно счастливой, но по крайней мере она была намного лучше, чем та, которая наступила потом, после смерти графа.
        - Что случилось? - внезапно спросил Бенедикт.
        - Ничего. А с чего вы взяли, что что-то случилось?
        - Вы вздохнули.
        - И вы услышали? - недоверчиво спросила Софи. - Когда дует такой ветер?
        - Я за вами внимательно слежу. Я и так болен… - Бенедикт снова закашлялся, - и не хочу, чтобы мы в довершение ко всему оказались в канаве.
        Софи решила даже не удостаивать его ответом.
        - Поверните направо, - скомандовал Бенедикт. - Эта дорога ведет прямо к моему коттеджу.
        Софи сделала, как ей было сказано.
        - А как называется ваш коттедж?
        - "Мой коттедж".
        - Так я и думала, - пробормотала Софи. Бенедикт самодовольно ухмыльнулся.
        - Я не шучу, - сказал он.
        И в самом деле, через минуту они остановились перед элегантным загородным домом, у двери которого висела маленькая скромная вывеска: "Мой коттедж".
        - Предыдущий хозяин выбил на вывеске свое имя, но мне показалось, что без него гораздо лучше, - заметил Бенедикт, направляя Софи в ту сторону, где находилась конюшня.
        Софи бросила взгляд на дом: небольшой, однако далеко не лачуга.
        - И это вы называете коттеджем?
        - Не я, а прежний хозяин, - ответил Бенедикт. - Видели бы вы его другой дом.
        Несколько секунд спустя они оказались на конюшне, где, слава Богу, дождь им был уже не страшен. Бенедикт выбрался из фаэтона и принялся распрягать лошадей. Он был в перчатках, которые промокли насквозь, и теперь руки никак не хотели слушаться. С трудом освободившись от них, Бенедикт сердито отшвырнул перчатки в сторону и взялся за уздечку. Софи взглянула на его пальцы, покрасневшие, сморщенные, дрожащие от холода.
        - Давайте я вам помогу, - предложила она, подходя к нему.
        - Я сам справлюсь!
        - Конечно, справитесь, - успокаивающе проговорила Софи, - но с моей помощью будет быстрее.
        Он повернулся к ней лицом - видимо, затем, чтобы возразить, и снова закашлялся. Подскочив к нему, Софи подвела его к ближайшей скамье.
        - Сядьте, пожалуйста, - попросила она. - Я сама распрягу лошадей.
        Она думала, что он не согласится, но на этот раз он сдался.
        - Простите, - едва выдохнул он. - Я…
        - Вам не за что извиняться, - возразила Софи, быстро снимая с лошадей уздечку - вернее, так быстро, как смогли занемевшие и даже в некоторых местах побелевшие пальцы.
        - Не слишком… - он снова закашлялся, на этот раз сильнее прежнего, - вежливо с моей стороны.
        - На сей раз я вас прощаю в благодарность за то, что вы спасли меня сегодня вечером. - Софи попыталась весело улыбнуться, однако, к своему удивлению, чуть не расплакалась и поспешно отвернулась, чтобы Бенедикт не увидел ее лица.
        Но он, похоже, либо что-то увидел, либо почувствовал, потому что вдруг встревоженно спросил:
        - С вами все в порядке?
        - Все нормально, - сдавленным голосом ответила Софи и, не успела оглянуться, как он бросился к ней и заключил ее в объятия.
        - Все хорошо, - успокаивающе произнес он. - Вы сейчас в безопасности.
        И в этот момент из глаз Софи хлынули слезы. Она плакала от жалости к себе, оттого, что судьба распорядилась с ней так жестоко и несправедливо. Плакала от того, что на том давнем балу-маскараде, два года назад, Бенедикт держал ее в своих объятиях, и оттого, что сейчас делает то же самое.
        Она плакала, потому что он так добр к ней и, хотя явно чувствует себя прескверно и принимает ее за самую обыкновенную горничную, все равно заботится о ней и пытается защитить ее.
        Она плакала, потому что не плакала очень давно, с самого детства, и плакала, потому что чувствовала себя такой одинокой.
        И она плакала, потому что думала о нем все эти годы, а он ее не узнал. Наверное, это хорошо, что он ее не узнал, но сердце все равно болело.
        Наконец слезы иссякли, и Бенедикт, отступив на шаг, коснулся ее щеки и спросил:
        - Теперь вам легче?
        Софи кивнула, с удивлением отметив про себя, что это и в самом деле так.
        - Хорошо. Вы просто перенервничали и… - И он отвернулся от нее, снова согнувшись в три погибели от кашля.
        - Вам нужно поскорее идти в дом, - заволновалась Софи, поспешно вытирая слезы. Он кивнул.
        - Давайте наперегонки, - улыбнулся он.
        Софи изумленно взглянула на него. Она и представить себе не могла, что можно шутить, когда так плохо себя чувствуешь. И тем не менее она, обмотав ремешок сумки вокруг запястья, подхватила юбки и припустилась к двери коттеджа. К тому времени, когда Софи добежала до нее, она хохотала во все горло: как это нелепо - стремглав мчаться под дождем, когда уже все равно вся вымокла насквозь.
        Бенедикт прибежал первым, что было вовсе не удивительно. Хоть он и болен, но ноги у него определенно длиннее. Когда она подбежала к нему, он уже барабанил в дверь.
        - У вас что, нет ключа? - крикнула Софи, стараясь перекричать ветер.
        Бенедикт покачал головой:
        - Я не собирался здесь останавливаться.
        - Вы думаете, те, кто присматривает за домом, вас услышат?
        - Очень на это надеюсь, - пробормотал Бенедикт. Вытерев залитое дождем лицо, Софи заглянула в ближайшее окно.
        - Там темно, - сообщила она Бенедикту. - Может, их нет дома?
        - Не знаю. Где им еще быть?
        - А там нет горничной или лакея?
        - Я редко сюда заезжаю и решил, что глупо нанимать для этого коттеджа полный штат прислуги. Горничная приходит периодически, но не живет здесь.
        Софи поморщилась.
        - Может, посмотрим, не открыто ли какое-нибудь окно? Впрочем, в такой ливень все они наверняка закрыты.
        - Это вовсе не обязательно, - мрачно изрек Бенедикт. - Я знаю, где лежит запасной ключ.
        Софи изумленно взглянула на него.
        - А почему вы говорите об этом таким мрачным тоном? Кашлянув несколько раз, Бенедикт ответил:
        - Потому что это означает, что мне придется снова лезть под этот чертов ливень.
        Софи поняла: терпение его истощилось. Он уже дважды ругался в ее присутствии, а она видела, что он не из тех, кто ругается в присутствии женщины, даже если эта женщина - простая горничная.
        - Подождите здесь, - приказал он и, прежде чем она успела ответить, сбежал с крыльца и скрылся из вида.
        Несколько минут спустя Софи услышала, как в замке повернулся ключ, потом входная дверь распахнулась, и на пороге возник Бенедикт со свечой в руке. Вода потоками стекала с его одежды.
        - Не знаю, куда подевались мистер и миссис Крэбтри, - осипшим голосом провозгласил он. - Ни их определенно здесь нет.
        - Мы одни? - ахнула Софи.
        - Абсолютно, - кивнул Бенедикт. Софи устремилась к лестнице.
        - Пойду поищу комнату для прислуги.
        - Нет, не пойдете! - рявкнул Бенедикт, хватая ее за руку.
        - Не пойду?
        Он покачал головой:
        - Вы, моя дорогая девочка, не пойдете никуда.
        Глава 8
        "Похоже, сейчас ни на одном лондонском балу и шагу ступить нельзя, чтобы не наткнуться на какую-нибудь почтенную матрону, жалующуюся на то, как трудно в наши дни найти приличную прислугу. За примером далеко ходить не надо. Не далее как на прошлой неделе на музыкальном вечере у Смайт-Смитов автор этих строк испугалась, что миссис Фезерингтон и леди Пенвуд вцепятся друг другу в волосы. Похоже, месяц назад леди Пенвуд переманила к себе личную горничную миссис Фезерингтон, пообещав более высокое жалованье и в придачу бесплатную старую одежду. (Справедливости ради нельзя не отметить, что миссис Фезерингтон тоже давала бедняжке ненужную одежду, однако стоит только взглянуть, во что одеваются сестры Фезерингтон, чтобы понять, почему горничная не считала это благодеянием.)
        Но самое интересное, что вышеупомянутая горничная пришла к миссис Фезерингтон и попросилась обратно. Похоже, леди Пенвуд считала, что личная горничная, помимо своих прямых обязанностей, должна выполнять и обязанности простой горничной, и кухарки.
        Хорошо, если бы кто-нибудь объяснил этой особе, что одна девушка не в состоянии выполнять работу за троих".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 2 мая 1817 года
        - Сейчас мы растопим камин, - сказал Бенедикт, - и, прежде чем лечь спать, как следует согреемся. Я не для того спас вас от Кавендера, чтобы вы умерли от воспаления легких.
        В этот момент его снова охватил жестокий приступ кашля, и он согнулся пополам, пытаясь его превозмочь.
        - Простите, мистер Бриджертон, - заметила Софи, с состраданием глядя на него, - но мне кажется, из нас двоих вам грозит гораздо большая опасность подхватить воспаление легких, чем мне.
        - Совершенно верно, - едва выдохнул Бенедикт, - и уверяю вас, мне вовсе не хочется, чтобы эта болезнь меня поразила. И поэтому… - И он снова зашелся кашлем.
        - Мистер Бриджертон? - обеспокоенно спросила Софи. Он судорожно сглотнул и с трудом выговорил:
        - Помогите мне разжечь огонь, пока этот чертов кашель до смерти меня не замучил.
        Софи нахмурилась. Промежутки между приступами становились все короче, и сам кашель с каждым разом был все продолжительнее и сильнее.
        Она быстро и ловко разожгла в камине огонь - опыта у нее было достаточно, - и вскоре оба они уже протягивали руки как можно ближе к благодатному теплу.
        - Полагаю, ваша смена одежды вымокла до нитки, - заметил Бенедикт, кивнув на промокшую сумку Софи.
        - Думаю, вы правы, - безмятежно отозвалась она, - но это не имеет никакого значения. Если я постою у камина подольше, я наверняка высохну.
        - Не говорите чепухи, - заметил Бенедикт, поворачиваясь к огню спиной. - Думаю, в этом доме найдется какая-нибудь одежда.
        - У вас здесь есть женская одежда? - недоверчиво спросила Софи.
        - Неужели вы настолько привередливы, что не можете один вечер поносить брюки и рубашку?
        До сего момента Софи была именно настолько привередлива, однако не станешь же в этом признаваться?
        - Думаю, нет, - ответила она. Сухая одежда казалась ей сейчас верхом блаженства.
        - Вот и отлично, - быстро проговорил Бенедикт. - Может быть, затопите камины в двух спальнях, а я пока поищу нам с вами одежду?
        - Я могу остаться в комнате для прислуги, - поспешно проговорила Софи.
        - Это вовсе не обязательно, - возразил Бенедикт, направляясь к двери и делая Софи знак следовать за собой. - Комнат в этом доме достаточно, и вы здесь не служанка.
        - Но ведь на самом деле я служанка, - заметила Софи, спеша за Бенедиктом.
        - Поступайте, как вам будет угодно. - Бенедикт начал подниматься по лестнице, но на полпути остановился и закашлялся, а откашлявшись, прибавил:
        - Можете спать на жесткой койке в крошечной комнатке для прислуги, а можете - в любой из комнат для гостей, где, уж поверьте мне на слово, на всех кроватях перины и пуховые одеяла.
        Софи знала, что должна всегда помнить свое место в этом мире, и направилась вверх по лестнице, ведущей на чердак, но видит Бог, как же ей хотелось поспать на пуховом матрасе под пуховым одеялом! Она уже сто лет не ночевала в таких райских условиях.
        - Я найду себе маленькую комнату для гостей, - согласилась она, - самую крошечную из всех, какие у вас есть.
        Бенедикт понимающе усмехнулся:
        - Выберите себе любую, какую пожелаете. Только не эту. - И он ткнул пальцем во вторую дверь слева. - Это моя.
        - Я немедленно затоплю в ней камин, - проговорила Софи.
        Она понимала, что Бенедикт нуждается в тепле гораздо больше ее; кроме того, ей не терпелось взглянуть на его спальню. Многое можно сказать о человеке по убранству его комнаты. Если, конечно, у этого человека есть средства обустроить свою комнату по своему вкусу. Софи сильно сомневалась, что по ее комнатке, расположенной на чердаке, с узким, словно бойница, окном, которую она занимала у Кавендеров, можно что-то узнать о ней. Разве что у нее нет ни гроша за душой.
        Оставив свою сумку в холле, Софи помчалась в спальню Бенедикта. Это оказалась очаровательная комната, теплая, уютная, пронизанная мужским духом. Несмотря на то что Бенедикт, по его словам, редко бывал в этом доме, на столиках стояло множество личных вещей: миниатюры молодых людей - должно быть, братьев и сестер, книги в кожаных переплетах и даже маленькая стеклянная вазочка, наполненная… неужели камнями?
        - Странно, - пробормотала Софи и, понимая, что ведет себя невежливо, тем не менее направилась к столу, чтобы получше ее рассмотреть.
        - Каждый из камней мне по-своему дорог, - послышался у нее за спиной тихий голос. - Я их собирал с самого детства.
        Софи вспыхнула от смущения, словно он застал ее за каким-то постыдным занятием, однако, не в силах сдержать любопытства, взяла один камень. Он оказался бледно-розового цвета с серыми прожилками внутри, которые шли из самой середины.
        - Где вы нашли вот этот?
        - На прогулке, - тихо ответил Бенедикт. - Это случилось в тот день, когда умер мой отец.
        - Ой! - Софи выронила камень, словно тот обжег ей руку. - Мне очень жаль.
        - С тех пор прошло уже много лет.
        - Все равно мне ужасно жаль.
        Бенедикт печально улыбнулся:
        - Мне тоже. - И снова закашлялся так сильно, что вынужден был прислониться к стене.
        - Вам необходимо согреться, - поспешно проговорила Софи. - Давайте я разожгу камин.
        Бенедикт бросил на кровать ворох одежды.
        - Это для вас, - просто сказал он.
        - Спасибо, - поблагодарила Софи, не сводя взгляда с маленького камина.
        Ей было страшно оставаться с ним в одной комнате. И не потому, что она боялась, что он станет с ней заигрывать: такой джентльмен, как Бенедикт, не будет приставать к женщине, с которой едва знаком. Опасность крылась в ней самой. Она боялась, что, пробыв в его обществе слишком много времени, она влюбится в него без памяти и сердце ее будет разбито.
        В течение нескольких минут Софи хлопотала у камина, пока не убедилась, что огонь хорошо разгорелся.
        - Ну вот, - удовлетворенно произнесла она, потом встала, потянулась и обернулась. - Нужно только… О Господи! Лицо Бенедикта было пепельно-серым.
        - Что с вами? - спросила она, бросаясь к нему.
        - Что-то неважно себя чувствую, - невнятно проговорил он, всем телом опершись о прикроватный столбик. Он был похож на пьяного, однако Софи провела в его обществе уже по меньшей мере два часа и знала, что он совершенно трезв.
        - Вам нужно лечь в постель, - сказала она и пошатнулась, когда он вместо прикроватного столбика облокотился о нее.
        - С вами? - усмехнулся Бенедикт.
        - По-моему, у вас жар, - заявила Софи, отшатнувшись от него.
        Бенедикт протянул руку ко лбу, но промахнулся и стукнул рукой по носу.
        - Ой! - вскрикнул он.
        Софи поморщилась, словно он стукнул не себя, а ее.
        Наконец рука Бенедикта добралась до лба.
        - Гм-м… Может быть, и в самом деле немного поднялась температура.
        Протянув руку, Софи коснулась его лба, отдавая себе отчет в том, что поступает слишком фамильярно, однако сейчас, когда речь шла о здоровье человека, ей было не до таких мелочей. Лоб оказался не слишком горячим, но и холодным тоже не был.
        - Вы должны снять с себя мокрую одежду, - сказала она. - И немедленно.
        Бенедикт с удивлением оглядел себя. Похоже, он уже забыл, что совсем недавно побывал под дождем.
        - Да, - задумчиво пробормотал он. - Вы правы.
        Он принялся расстегивать пуговицы на рубашке, однако руки не слушались. Наконец, отчаявшись, он пожал плечами и беспомощно пробормотал:
        - Не могу.
        - О Господи! Подождите, сейчас я вам помогу.
        Софи протянула было руки, чтобы расстегнуть пуговицы, и отдернула их. Выждав несколько секунд, она стиснула зубы и, стараясь не смотреть на видневшуюся голую грудь, принялась ловко раздевать Бенедикта.
        - Сейчас, сейчас, - бормотала она. - Уже скоро. Бенедикт ничего не ответил, и Софи повернулась к нему лицом. Глаза его были закрыты, и он стоял, слегка покачиваясь. Такое впечатление, будто он спал стоя.
        - Мистер Бриджертон, - тихонько позвала Софи. - Мистер Бриджертон!
        Он резко вскинул голову.
        - Что? Что?
        - Вы заснули.
        Он недоуменно захлопал глазами.
        - Ну и что с того?
        - Вы не должны спать в мокрой одежде.
        Бенедикт глянул вниз.
        - А почему у меня расстегнута рубашка?
        Не отвечая, Софи подтолкнула его к кровати.
        - Сядьте, - приказала она.
        Должно быть, голос ее прозвучал строго, потому что Бенедикт послушно сел.
        - У вас есть какая-нибудь сухая одежда, во что можно было бы вас переодеть? - спросила она.
        Бенедикт передернул плечами, и рубашка упала на кровать.
        - Никогда не сплю в одежде.
        Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
        - Думаю, сегодня вам придется это сделать… О Господи, что вы делаете?
        Он взглянул на нее так, словно она спросила невероятную глупость.
        - Снимаю брюки.
        - Может быть, вы по крайней мере дождетесь, пока я отвернусь?
        Он уставился на нее.
        Она тоже смотрела ему прямо в глаза.
        Прошло несколько томительных секунд.
        - Ну? - наконец подал голос Бенедикт.
        - Что "ну"?
        - Вы собираетесь отворачиваться или нет?
        Софи ойкнула и поспешно отвернулась.
        Устало покачав головой, Бенедикт принялся стаскивать чулки. И откуда в горничной такая стыдливость? Ведь даже если она девица - а судя по ее поведению, Бенедикт не сомневался, что так оно и есть, - ей наверняка доводилось видеть голого мужчину. Горничные вечно врываются в комнату без стука со всякими полотенцами, простынями и прочими домашними принадлежностями. Так что быть такого не может, чтобы она хоть раз случайно на него не наткнулась.
        Он принялся стаскивать с себя брюки, что оказалось нелегко: они были все еще мокрые и не желали сниматься. Когда Бенедикт наконец справился с ними и остался совершенно голым, он взглянул на Софи. Она стояла к нему спиной, руки по швам.
        Неожиданно для самого себя Бенедикт улыбнулся.
        С каждой секундой он чувствовал себя все более вялым, так что лечь в постель ему удалось только со второй попытки. С трудом наклонившись вперед, он ухватился за край одеяла, натянул его на себя и, совершенно измученный, откинулся на подушки и застонал.
        - Как вы себя чувствуете? - обеспокоенно спросила Софи.
        - Нормально, - невнятно произнес Бенедикт. Одно-единственное слово далось ему с невероятным трудом.
        Он услышал, как она идет к кровати, и, собрав все силы, открыл один глаз. Софи направлялась к нему, и на лице ее застыло озабоченное выражение.
        Бенедикт почувствовал, что ему это приятно. Уже давно ни одна женщина - за исключением матери и сестер - не беспокоилась за него.
        - Со мной все в порядке, - прошептал он, пытаясь изобразить на лице успокаивающую улыбку.
        Однако голос прозвучал глухо, как из трубы. Должно быть, что-то у него со слухом, решил Бенедикт и протянул руку к уху.
        - Мистер Бриджертон! Мистер Бриджертон! - послышалось над ухом.
        Он снова приоткрыл один глаз и прохрипел:
        - Идите спать.
        - Вы уверены, что я вам больше не нужна?
        Бенедикт кивнул. Говорить он уже не мог.
        - Хорошо. Но я оставлю дверь в вашу комнату открытой. Если я вам ночью понадоблюсь, позовите меня.
        Он снова кивнул. По крайней мере попытался это сделать. И заснул.

***
        Уже через четверть часа Софи была готова лечь спать. Она быстро переоделась в сухую одежду и затопила в своей комнате камин, действуя машинально и споро и совершенно не чувствуя усталости. Но едва голова коснулась подушки, как усталость навалилась.
        "Какой же это был длинный и трудный день, - мелькнула в голове смутная мысль. - С утра многочисленные домашние обязанности, потом беготня по всему дому от назойливых приятелей Кавендера и его самого… - Глаза у Софи закрылись. - Да, день выдался длинный и трудный…"
        Софи рывком села в кровати, чувствуя, как исступленно колотится сердце. Огонь в камине уже почти догорел. Должно быть, она заснула. Но ведь она смертельно устала, а сейчас проснулась. Значит, что-то ее разбудило. Что же? Может быть, ее позвал мистер Бриджертон? Когда она от него уходила, он выглядел не самым лучшим образом, однако не настолько плохо, чтобы опасаться за его жизнь.
        Софи вскочила с кровати, схватила свечу и помчалась к двери, придерживая за пояс брюки, которые одолжил ей Бенедикт и которые так и норовили с нее свалиться. Выбежав в холл, она услышала звук, который, похоже, ее и разбудил: глухой протяжный стон.
        Софи ворвалась в комнату Бенедикта, задержалась на секунду возле камина, чтобы разжечь свечу, и подошла к кровати. Бенедикт лежал, не шелохнувшись. Софи склонилась над ним, не отрывая взгляда от его груди. Она понимала, что умереть он никак не мог, однако почувствовала себя намного лучше, когда увидела, что его грудь поднимается и опускается.
        - Мистер Бриджертон! - шепотом позвала она. - Мистер Бриджертон!
        Никакого ответа. Софи подошла еще ближе и склонилась над ним.
        - Мистер Бриджертон?
        Внезапно он вскинул руку и, схватив ее за плечо, потянул к себе. Не устояв на ногах, Софи рухнула на кровать.
        - Мистер Бриджертон! - взвизгнула она. - Отпустите меня!
        Но он начал метаться и стонать. Рука у него была такой горячей, что Софи поняла: у него сильный жар.
        Каким- то образом ей удалось высвободиться из-под него, и она встала с кровати, а Бенедикт пррдолжал метаться, бормоча какие-то бессвязные слова.
        Понаблюдав за ним несколько секунд, Софи протянула руку и коснулась его лба. Он горел огнем.
        Закусив губу, Софи принялась лихорадочно думать, что ей делать. У нее не было никакого опыта в уходе за больными, однако здравый смысл подсказывал, что температуру следует сбить. С другой стороны, в комнате, где лежит больной, всегда душно, там никогда не открывают окна. Так может быть…
        Бенедикт снова начал метаться и вдруг пробормотал:
        - Поцелуй меня.
        От неожиданности Софи выпустила пояс брюк из рук, и они свалились на пол. Она быстро нагнулась и снова натянула их. Крепко придерживая их правой рукой, девушка протянула левую, намереваясь погладить Бенедикта по руке, однако решила этого не делать.
        - Вы просто спите, мистер Бриджертон, и вам снится сон, - сказала она.
        - Поцелуй меня, - повторил он, не открывая глаз. Софи склонилась над ним еще ниже и при свете единственной свечи увидела, как быстро двигаются под веками глазные яблоки. "Как странно наблюдать за спящим", - подумала она.
        - Черт побери! - внезапно вскрикнул он. - Поцелуй же меня!
        Удивленно вскрикнув, Софи отшатнулась от кровати и поспешно поставила свечу на прикроватную тумбочку.
        - Мистер Бриджертон, я… - начала она, собираясь объяснить, что она вовсе не собирается его целовать, но внезапно в голове мелькнула мысль: "А почему бы и нет?
        Чувствуя, что сердце колотится в груди как бешеное, она нагнулась и принялась покрывать его губы легкими, быстрыми поцелуями, шепча:
        - Я люблю тебя. И всегда любила.
        К облегчению Софи, Бенедикт даже не пошевелился. Она бы не хотела, чтобы утром он вспомнил о том, что только что происходило. Но когда ей показалось, что он погрузился в глубокий сон, голова его снова стала мотаться из стороны в сторону, отчего в пуховой подушке оставались глубокие вмятины.
        - Куда ты исчезла? - хрипло прошептал он. - Куда подевалась?
        - Никуда, - ответила Софи. - Я здесь.
        Он открыл глаза и внезапно совершенно ясным тоном произнес:
        - Не ты. - После чего глаза его снова закатились, а голова замоталась по подушке.
        - Что ж, кроме меня, здесь никого нет, - пробормотала Софи и, издав нервный смешок, прибавила:
        - Никуда не уходите. Я сейчас вернусь.
        И с колотящимся от страха и от всего пережитого сердцем выбежала из комнаты.

***
        За время работы горничной Софи четко себе уяснила, что во всех семьях домашнее хозяйство ведется примерно одинаково. Поэтому она без труда разыскала чистые простыни, чтобы сменить влажные, на которых лежал Бенедикт. Кроме простыней, она захватила с собой кувшин с холодной водой и несколько маленьких полотенец, чтобы смачивать ему лоб.
        Когда она вернулась в спальню, Бенедикт уже лежал спокойно, однако дыхание его было неровным и прерывистым. Протянув руку, Софи снова коснулась его лба. Ей показалось, что лоб его стал еще горячее, хотя, может быть, она и ошибалась.
        О Господи! Только этого не хватало! Она ведь совершенно не умеет ухаживать за лежачими больными. Араминта, Розамунд и Пози в жизни не болели, да и все семейство Кавендер отличалось на редкость отменным здоровьем. Единственным человеком, за которым ей пришлось ухаживать, была мать миссис Кавендер, которая не могла ходить. Но температура у нее всегда была нормальной.
        Смочив полотенце в кувшине с водой, Софи слегка отжала его, чтобы вода не капала, и осторожно положила Бенедикту на лоб.
        - Ну вот, так вам будет немного легче, - прошептала она и неуверенным голосом прибавила:
        - Во всяком случае, я на это очень надеюсь.
        Бенедикт даже не шелохнулся. Софи посчитала это добрым знаком и приготовила еще одно полотенце, хотя понятия не имела, куда его положить. На грудь вроде бы не годится, а опускать одеяло ниже пояса она бы ни за что не стала, разве что Бенедикту грозила бы смерть. Да и в этом случае она сильно сомневалась, что смогла бы заставить себя это сделать. Наконец она решила смочить влажным полотенцем шею.
        - Ну как, легче? - спросила она, не ожидая ответа и тем не менее чувствуя, что должна продолжать свой монолог. - Вы знаете, я не умею ухаживать за больными, но мне кажется, вам было бы приятно, если бы вам на лоб положили что-то холодное. Если бы я была больна, мне бы это было приятно.
        Бенедикт беспокойно заметался в постели, бормоча что-то нечленораздельное.
        - Вот как? - продолжала Софи и попыталась улыбнуться, однако улыбка не получилась. - Рада, что вы со мной согласны.
        Бенедикт снова что-то невнятно пробормотал.
        - Нет, - сказала Софи, кладя холодное полотенце ему на ухо, - я согласна с тем, что вы сказали в первый раз.
        Бенедикт снова затих.
        - Пожалуйста, не обижайтесь, - забеспокоилась Софи. - Если хотите, я с удовольствием передумаю.
        Бенедикт не шевелился.
        Софи вздохнула. Невероятная глупость - разговаривать с лежащим без сознания человеком. Сняв со лба полотенце, она пощупала лоб. Липкий и все еще горячий.
        Она решила ненадолго убрать полотенце и положила его на кувшин сверху. Больше в данный момент для Бенедикта Софи ничего не могла сделать и решила немного размять ноги. Она медленно обошла вокруг комнаты, беззастенчиво разглядывая все, что висело на стенах. Таких предметов набралось довольно много.
        Первое, что привлекло ее внимание, была коллекция миниатюр, стоявших на письменном столе. Их было девять. Родители Бенедикта и семеро его братьев и сестер, догадалась Софи. Она решила рассмотреть их по порядку, в зависимости от возраста, как вдруг ей пришло в голову, что миниатюры наверняка нарисованы в разное время, так что невозможно определить, кто из братьев и сестер старше, а кто младше.
        Поразительно, как они все похожи друг на друга: те же темно-каштановые волосы, крупные губы, правильные черты лица. Она наклонилась поближе, пытаясь определить цвета волос, однако в тусклом свете свечи это было невозможно сделать; впрочем, при дневном свете и цвет глаз на миниатюре не так-то легко определить.
        Рядом с миниатюрами стояла ваза с коллекцией камней, собранных Бенедиктом. Софи взяла несколько штук, легонько покатала их на ладони.
        - Интересно, почему они тебе так дороги? - прошептала она, осторожно кладя камни обратно в вазу. На вид это были самые что ни на есть обыкновенные камни, однако Бенедикт вполне мог считать их интересными и уникальными, если они вызывали у него какие-то приятные воспоминания.
        Рядом с вазой стояла маленькая деревянная шкатулка, которую Софи, как ни пыталась, не смогла открыть. Должно быть, одна из тех хитроумных штучек, которые привозят с Востока. И самое интересное - большой этюдник с карандашными рисунками. В основном там были пейзажи, но также и несколько портретов. Неужели их нарисовал Бенедикт? Софи внимательно взглянула на маленькие буквы с завитушками. Очень похоже на "ББ".
        Прерывисто вздохнув, Софи улыбнулась. Лицо ее озарила легкая улыбка. Она и представить себе не могла, что Бенедикт умеет рисовать. Леди Уислдаун ни словом об этом не обмолвилась. Неужели не знала? Скорее всего нет, иначе наверняка написала бы об этом в своей газете.
        Пододвинув этюдник поближе к свече, Софи принялась его листать. Ей очень хотелось посидеть подольше и как следует рассмотреть каждый рисунок, но она посчитала это неприличным. А вот в том, чтобы просмотреть все рисунки вскользь и удовлетворить свое любопытство, ничего зазорного нет, решила она.
        Пейзажи были самые разнообразные. На одних был изображен "Мой коттедж" (а может, ей следует называть его "Его коттедж"?), а на других - дом больших размеров. Должно быть, загородный дом Бриджертонов, решила Софи. На большинстве пейзажей вообще не было архитектурных сооружений, лишь журчащий ручей, или гнущееся под ветром дерево, или залитый дождем луг. И самое поразительное в этих рисунках было то, что момент был схвачен потрясающе правдиво. Софи могла поклясться, что слышит журчание ручья, шорох листьев на дереве.
        Портретов было меньше, однако они показались Софи еще интереснее. На нескольких была изображена, по всей видимости, младшая сестренка Бенедикта, на других, должно быть, его мать. Больше всего Софи понравилась картина, на которой были изображены братья и сестры Бриджертон, играющие на лугу в какую-то игру. В руках у них были длинные молотки. Лицо одной из девушек, изображенных на переднем плане, выражало непреклонную решимость забросить мяч в ворота.
        Софи оглянулась. Бенедикт по-прежнему безмятежно спал в своей кровати. Понимает ли он, как ему повезло родиться в такой большой, любящей, дружной семье? Как бы ей хотелось тоже иметь братьев и сестер!
        Вздохнув, Софи пролистнула еще несколько страниц? пока не добралась до последней страницы альбома. На ней был изображен карандашный рисунок, отличавшийся от всех остальных. Ночь. Женщина сбегает по лестнице, подобрав юбку…
        И внезапно Софи как громом поразило. О Господи! Да ведь это же она!
        Она поднесла рисунок поближе к глазам. Бенедикт великолепно нарисовал платье, не упустив ни одной, даже самой крошечной, детали, - то самое потрясающей красоты серебристое платье, которое принадлежало ей лишь один-единственный вечер. Не забыл он и о длинных, по локоть, перчатках, и об изысканной прическе. Лицо, правда, узнать было трудно, но это и немудрено, ведь он так его и не увидел.
        Вплоть до сегодняшнего дня.
        Внезапно Бенедикт застонал, и Софи обернулась. Он беспокойно ворочался в постели. Закрыв альбом, она положила его на место и поспешила к кровати.
        - Мистер Бриджертон, - прошептала она.
        Как же ей хотелось назвать его по имени! Именно Бенедиктом называла она его в своих мечтах в течение долгих двух лет. Однако Софи понимала, что подобное обращение было бы непростительной фамильярностью, что служанка не имеет права так обращаться к хозяину.
        - Мистер Бриджертон, - снова прошептала она. - С вами все в порядке?
        Он открыл глаза.
        - Принести вам что-нибудь? - спросила Софи.
        Он несколько раз моргнул, и Софи не поняла, слышал он ее или нет. Взгляд его был туманным. Она даже не была уверена, что он ее видит.
        - Мистер Бриджертон!
        Он взглянул на нее.
        - Софи, - хрипло прошептал он. - Горничная.
        Софи кивнула:
        - Я здесь. Вам что-нибудь принести?
        - Воды, - прохрипел Бенедикт.
        - Сейчас. - В воде, которая была в кувшине, Софи смачивала полотенца, но, решив, что сейчас не время для церемоний, схватила стакан, который принесла из кухни, и набрала воды прямо из этого кувшина. - Вот, - проговорила она, вручая стакан Бенедикту.
        Он протянул к нему дрожащую руку, но Софи, боясь, что он уронит стакан, сама поднесла его к губам. Сделав пару глотков, Бенедикт снова устало опустился на подушки и прошептал:
        - Спасибо.
        Протянув руку, Софи коснулась его лба. Он был по-прежнему горячим, однако взгляд Бенедикта стал ясным, и Софи посчитала это добрым знаком. Похоже, температура спадает.
        - Думаю, утром вы будете чувствовать себя лучше.
        Он рассмеялся. Правда, едва слышно, но рассмеялся.
        - Маловероятно, - просипел он.
        - Я не говорю о полним выздоровлении, - уточнила Софи, - я имею в виду - лучше, чем сейчас.
        - Хуже себя чувствовать просто невозможно.
        Софи ободряюще ему улыбнулась.
        - Не могли бы вы отодвинуться на край кровати, чтобы я сменила вам простыни?
        Бенедикт кивнул, послушно отодвинулся и устало закрыл глаза, а Софи ловко заменила пропитанную потом простыню на чистую.
        - Здорово вы это делаете, - проговорил он, когда все было готово.
        - Мать миссис Кавендер, - объяснила Софи, - она была прикована к постели, поэтому мне пришлось научиться менять простыни прямо при ней. Это не так уж сложно.
        Бенедикт кивнул.
        - Сейчас я хочу поспать.
        Софи ободряюще потрепала его по плечу. Просто не смогла удержаться.
        - Завтра вы будете чувствовать себя лучше, - прошептала она. - Я вам обещаю.
        Глава 9
        "Бытует мнение, что самые худшие больные - это врачи. Однако автор этих строк считает, что из любого мужчины получается никудышный больной. Чтобы болеть, нужно иметь адское терпение, а какой мужчина им обладает?"

    "Светские новости от леди Уислдаун", 2 мая 1817 года
        Первое, что сделала Софи на следующее утро, - это вскрикнула.
        Она заснула прямо на стуле с жесткой спинкой, который стоял у кровати Бенедикта, неудобно скрючившись. Сначала она не спала, а дремала, прислушиваясь к каждому шороху. Но после того как целый час стояла благодатная тишина и с кровати, где лежал Бенедикт, не доносилось ни звука, Софи погрузилась в глубокий сон, от которого должна была бы проснуться полностью отдохнувшей, с радостной улыбкой на губах.
        Может быть, именно поэтому, когда она открыла глаза и увидела двух незнакомых людей, пристально смотревших на нее, она так испугалась, что ей потребовалось целых пять минут, чтобы успокоить неистово бьющееся сердце,
        - Кто вы такие? - непроизвольно вырвалось у нее, прежде чем она поняла, что это, должно быть, мистер и миссис Крэбтри, муж и жена, поддерживающие порядок в "Моем коттедже".
        - Это вы кто такая? - строго спросил мужчина.
        - Я Софи Бекетт, - поспешно проговорила Софи. - Я… - Она неуверенно ткнула пальцем в Бенедикта. - Он…
        - Да говорите же, не тяните!
        - Оставьте ее в покое! - донеслось с кровати, где лежал Бенедикт.
        Все трое повернули головы в его сторону.
        - Вы проснулись! - воскликнула Софи.
        - Лучше бы я этого не делал, - пробормотал он. - Горло горит огнем.
        - Может быть, вам принести еще воды? - заботливо спросила Софи.
        Бенедикт покачал головой:
        - Чаю, пожалуйста.
        - Сейчас принесу. - Софи мигом вскочила.
        - Я принесу, - решительно заявила миссис Крэбтри.
        - Вам помочь? - робко осведомилась Софи. В присутствии этой пары она чувствовала себя лет на десять моложе. Оба были коренастые, плотные и на вид довольно решительные. Чувствовалось, что они из тех людей, которые не терпят никаких возражений.
        Миссис Крэбтри покачала головой:
        - Хорошая была бы из меня хозяйка, если бы я не умела заварить чай.
        Софи замолчала. Она не понимала, сердится на нее миссис Крэбтри или шутит.
        - Я вовсе не хотела… - начала было она, но миссис Крэбтри отмахнулась.
        - Принести и вам чашечку?

***
        - Ну что вы! - воскликнула Софи. - Вы вовсе не должны мне подавать. Я простая гор…
        - Принесите ей чашку, - перебил ее Бенедикт.
        - Но…
        - Помолчите, - буркнул он, погрозив Софи пальцем, и обратился к миссис Крэбтри с улыбкой, которая могла бы растопить и лед. - Не будете ли вы так любезны поставить на поднос чашку и для мисс Бекетт?
        - Разумеется, мистер Бриджертон, - ответила она. - Но позвольте вам сказать…
        - Вы можете говорить все, что вам угодно, когда вернетесь с чаем, - пообещал Бенедикт.
        Миссис Крэбтри сурово взглянула на него.
        - И позвольте вам заметить, мне есть что сказать.
        - Я в этом не сомневаюсь.
        Бенедикт, Софи и мистер Крэбтри молча ждали, пока миссис Крэбтри выйдет из комнаты, а когда она оказалась на таком расстоянии, что не смогла бы их услышать, мистер Крэбтри, фыркнув, заявил:
        - Ну, теперь держитесь, мистер Бриджертон!
        Бенедикт слабо улыбнулся.
        Мистер Крэбтри повернулся к Софи и пояснил:
        - Когда миссис Крэбтри говорит, что ей есть что сказать, ей и в самом деле есть что сказать. А когда ей есть что сказать, она высказывается очень энергично.
        - К счастью, - сухо заметил Бенедикт, - мы будем заняты чаем.
        В животе у Софи громко забурчало.
        - И, - продолжал Бенедикт, бросив на нее насмешливый взгляд, - насколько я знаю миссис Крэбтри, плотным завтраком.
        Мистер Крэбтри кивнул:
        - Он уже готов, мистер Бриджертон. Мы увидели ваших лошадей на конюшне, когда вернулись сегодня утром от дочери, и миссис Крэбтри тотчас же взялась за завтрак. Она знает, как вы любите яйца, которые несут ваши куры.
        Бенедикт, повернувшись к Софи, заговорщически ей улыбнулся.
        - Обожаю яйца.
        В животе у нее снова забурчало.
        - Хотя мы не знали, что вас двое, - заметил мистер Крэбтри.
        Бенедикт хмыкнул, и тотчас же лицо его исказила гримаса боли.
        - Думаю, миссис Крэбтри все равно наготовила столько еды, что хватит на целую армию.
        - У нее не было времени, чтобы приготовить такой завтрак, какой положено, с мясным пирогом и рыбой, - сказал мистер Крэбтри, - но яичница с беконом и ветчина и тосты непременно будут.
        Урчание в животе у Софи стало еще сильнее. Она прижала руку к животу, едва подавив желание прошептать: "Да тише ты!"
        - Вам следовало сказать, что вы приедете, - продолжал мистер Крэбтри, погрозив Бенедикту пальцем. - Мы бы не поехали в гости.
        - Я решил в последнюю минуту, - ответил Бенедикт. - Вечер, на который я попал, оказался отвратительным, и я решил уехать.
        - А она откуда взялась? - спросил мистер Крэбтри, ткнув пальцем в Софи.
        - Она тоже была на вечере.
        - Я была не на вечере, - поправила его Софи, - а в том доме, где устраивали вечер.
        Мистер Крэбтри подозрительно взглянул на нее.
        - А какая разница?
        - Разница в том, что я не находилась среди гостей, а прислуживала им.
        - Вы служанка? Софи кивнула:
        - Именно это я и пытаюсь вам сказать.
        - Вы совсем не похожи на служанку. - Мистер Крэбтри повернулся к Бенедикту. - Как вы считаете, она похожа на служанку?
        Бенедикт беспомощно пожал плечами:
        - Не знаю, на что она похожа.
        Софи сердито нахмурилась. Если это и не оскорбление, то уж, во всяком случае, не комплимент.
        - Если она чья-то служанка, - не отставал мистер Крэбтри, - то что она здесь делает?
        - Может быть, подождем с объяснениями до возвращения миссис Крэбтри? - предложил Бенедикт. - Поскольку она наверняка захочет задать те же вопросы, что и вы.
        Взглянув на него, мистер Крэбтри моргнул, потом кивнул и повернулся к Софи.
        - А почему вы так одеты?
        Только сейчас Софи с ужасом вспомнила, что она в мужской одежде, которая ей настолько велика, что брюки то и дело с нее сваливаются.
        - Моя одежда насквозь промокла. Мы попали под ливень, - объяснила она.
        Мистер Крэбтри понимающе кивнул:
        - Да уж, вчера была настоящая буря. Потому-то мы и остались ночевать у нашей дочери. А вообще-то мы собирались вернуться домой.
        Бенедикт с Софи молча кивнули.
        - Она живет неподалеку, - продолжал мистер Крэбтри, - на другом конце деревни. - Он взглянул на Бенедикта. Тот немедленно кивнул. - У нее родился еще один ребенок, - прибавил он, - девочка.
        - Поздравляю, - сказал Бенедикт, и по его лицу Софи поняла: это не простая любезность. Он действительно рад за дочь мистера Крэбтри.
        В этот момент по лестнице прогрохотали шаги. Это миссис Крэбтри возвращалась с завтраком.
        - Я должна помочь, - засуетилась Софи и, подскочив, устремилась к двери.
        - Прислуга - она и есть прислуга, - глубокомысленно изрек мистер Крэбтри.
        Бенедикту показалось, что по лицу Софи промелькнула тень, однако он не был в этом уверен.
        Секунду спустя в комнату вошла миссис Крэбтри, неся на подносе великолепный чайный сервиз.
        - А где Софи? - спросил Бенедикт.
        - Я послала ее вниз за всем остальным, - ответила миссис Крэбтри. - Она должна вернуться с минуты на минуту. Славная девушка, - деловито прибавила она, - но ей нужен ремень для брюк, которые вы ей одолжили.
        Представив себе горничную Софи, у которой брюки медленно сползают по ногам к щиколоткам, Бенедикт почувствовал, как у него перехватило дыхание. О Господи, да ведь он ее хочет, вихрем пронеслось в голове.
        Он изумленно ахнул и тотчас же схватился за горло: после мучительного кашля, не дававшего ему покоя всю ночь, горло обожгло как огнем.
        - Нужно дать вам моей настойки, - сказала миссис Крэбтри.
        Бенедикт исступленно замотал головой. После настойки, которую она давала ему в последний раз, его тошнило целых три часа.
        - И не вздумайте мне возражать, - предупредила миссис Крэбтри.
        - Не то худо будет, - прибавил мистер Крэбтри.
        - Я уверен, от чая мне будет гораздо легче, - поспешно проговорил Бенедикт.
        Но миссис Крэбтри уже не обращала на него внимания, отвлеченная другими проблемами.
        - Где эта девчонка? - пробормотала она, снова направляясь к двери. - Софи! Софи! - закричала она, распахнув ее.
        - Если вы сможете уговорить ее не пичкать меня настойкой, получите пятерку
«Банкнота в пять фунтов стерлингов.», - порывисто прошептал Бенедикт мистеру Крэбтри.
        Мистер Крэбтри так и просиял.
        - Считайте, что уже уговорил!
        - О Господи, Боже мой! - вскричала миссис Крэбтри.
        - Что случилось, дорогая? - забеспокоился мистер Крэбтри, бросаясь к двери.
        - Бедняжка не в состоянии нести поднос и одновременно поддерживать брюки, - ответила миссис Крэбтри, сочувственно цокая языком.
        - Вы что, не собираетесь помочь ей? - спросил с кровати Бенедикт.
        - Ну конечно, собираюсь. - И миссис Крэбтри устремилась к двери.
        - Я сейчас вернусь, - бросил мистер Крэбтри Бенедикту через плечо. - Не хочется пропускать такое зрелище.
        - Дайте же кто-нибудь девчонке ремень, черт подери! - взревел Бенедикт.
        "Ну почему, в то время как все будут в холле наслаждаться пикантным зрелищем, я должен валяться в кровати!"
        А в том, что он должен вести себя именно так, нет никакого сомнения: от одной мысли, что нужно вставать, начинает кружиться голова.
        Должно быть, он болен гораздо серьезнее, чем ему казалось вчера вечером. Правда, сейчас его уже не мучили почти непрерывные приступы кашля, но все равно тело ломило, а горло нестерпимо болело. Так сильно, что даже в зубах отдавалось.
        Он смутно помнил, как Софи за ним ухаживала: клала на лоб холодный компресс и даже пела колыбельную. Но он практически не видел ее лица. У него не хватало сил открыть глаза, а когда силы находились, комната была погружена во мрак, и Софи постоянно оставалась в темноте, напоминая ему…
        Внезапно Бенедикту явственно припомнился сегодняшний сон, и он почувствовал, как перехватило дыхание, а сердце исступленно заколотилось в груди.
        Ему снилась она, таинственная незнакомка в серебристом платье, которую он повстречал на балу-маскараде.
        Снилась она ему уже неоднократно, хотя с тех пор, как он видел этот сон в последний раз, прошло уже несколько месяцев.
        Но почему этот сон вновь посетил его именно сегодня? Он думал и даже втайне надеялся, что отсутствие этого сна в течение такого продолжительного времени означает, что он уже освободился из-под влияния незнакомки? Похоже, что нет…
        А может быть, знакомство с Софи навеяло на него воспоминания?
        Но ведь Софи абсолютно не похожа на женщину, с которой он танцевал два года назад. Ни волосами, ни фигурой. Волосы слишком короткие, а фигура слишком худая. Руки Бенедикта до сих пор четко помнили округлые формы женщины в маске, когда он танцевал с ней. По сравнению с ней Софи можно назвать тощей. Голоса, правда, кажется, немного похожи. Однако следует признать, что по прошествии времени воспоминания о той волшебной ночи становились все более смутными, и он не мог уже точно припомнить голос таинственной незнакомки. Кроме того, речь Софи, хотя и была по сравнению с речью любой горничной гораздо более утонченной, с речью таинственной незнакомки не шла ни в какое сравнение. Речь незнакомки выдавала в ней представительницу великосветского общества.
        Бенедикт недовольно фыркнул. Его раздражало, что приходится постоянно называть ее "таинственной незнакомкой". Самым неприятным было то, что она скрыла от него даже свое имя. Иногда ему хотелось, чтобы она назвалась любым, пусть даже вымышленным. Тогда можно было бы хоть как-то называть ее про себя.
        Хоть какое-то имя шептать в ночи, стоя у окна и мучительно размышляя, куда ее угораздило пропасть…
        Размышления Бенедикта были прерваны звуком тяжелых шагов, доносящихся из холла. Первым вернулся мистер Крэбтри, сгибаясь под тяжестью подноса с завтраком.
        - А куда подевались остальные? - подозрительно спросил Бенедикт, глядя на дверь.
        - Миссис Крэбтри пошла поискать Софи какую-нибудь приличную одежду, - ответил мистер Крэбтри, ставя поднос на прикроватную тумбочку. - Вам ветчину или бекон?
        - И то и другое. Умираю от голода. А что, черт подери, вы подразумеваете под приличной одеждой?
        - Платье, мистер Бриджертон. Женщины обычно носят платья.
        Бенедикт едва сдержался, чтобы не запустить в него свечным огарком.
        - Я имею в виду, - проговорил он, считая, что проявляет ангельское терпение, - где она собирается найти платье?
        Поставив тарелку с едой на поднос на четырех ножках, мистер Крэбтри водрузил его Бенедикту на колени.
        - У миссис Крэбтри есть несколько платьев. И она всегда счастлива ими поделиться.
        Бенедикт едва не подавился куском яичницы, которую
        Только что отправил в рот.
        - Но ведь у миссис Крэбтри и Софи совершенно разные размеры.
        - У вас с ней тоже, - заметил мистер Крэбтри, - тем не менее она прекрасно носила вашу одежду.
        - Вы же сами сказали, что брюки с нее сваливались.
        - Ну, с платьем таких проблем не будет, не так ли? Вряд ли ее плечи пролезут в горловину.
        Бенедикт решил, что если он сейчас же не отвлечется на что-то другое, он повредится рассудком, и вплотную занялся завтраком. Он опустошал уже третью тарелку, когда в комнату ворвалась миссис Крэбтри.
        - А вот и мы! - провозгласила она.
        За ней робко вошла Софи, утопая в платье миссис Крэбтри необъятных размеров, однако чересчур коротком: миссис Крэбтри была гораздо ниже ростом.
        - Не правда ли, она выглядит восхитительно! - закудахтала миссис Крэбтри, сияя.
        - О да, - ухмыльнулся Бенедикт. Софи яростно взглянула на него.
        - Для завтрака места более чем достаточно, - игриво заметил он.
        - Она побудет в этом платье, пока я не приведу в порядок ее одежду, - пояснила миссис Крэбтри. - По крайней мере оно приличное. - И она вразвалочку направилась к Бенедикту. - Ну как вам завтрак, мистер Бриджертон?
        - Восхитительный, - ответил он. - Я уже сто лет так вкусно не завтракал.
        Наклонившись к нему, миссис Крэбтри прошептала:
        - Мне нравится ваша Софи. Можно, она останется у нас?
        Бенедикт едва не подавился.
        - Что, простите?
        - Мы с мистером Крэбтри уже немолоды. Помощница нам бы не помешала.
        - Гм… - откашлялся Бенедикт. - Я об этом подумаю.
        - Вот и отлично. - Подойдя к Софи, миссис Крэбтри схватила ее за руку. - А вы идите за мной. У вас все утро в животе урчит. Когда вы в последний раз ели?
        - Вчера.
        - А в какое время? - не отставала миссис Крэбтри. Бенедикт украдкой улыбнулся. Софи была явно сбита с толку. Миссис Крэбтри мастерски умела это проделывать.
        - Я… я…
        Миссис Крэбтри подбоченилась. Бенедикт ухмыльнулся. Ну, Софи, держись.
        - Вы что, хотите сказать, что вчера вообще ничего не ели? - голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросила женщина.
        Софи бросила на Бенедикта полный отчаяния взгляд. Тот беспомощно пожал плечами. На самом же деле ему было приятно смотреть, как миссис Крэбтри носится с Софи. Он мог бы голову дать на отсечение, что о бедняжке давным-давно уже никто не заботился,
        - Я была вчера очень занята, - уклонилась Софи от прямого ответа.
        Бенедикт нахмурился. Вероятно, она была занята тем, что спасалась бегством от Филиппа Кавендера и кучки кретинов, которых тот называл своими друзьями.
        Усадив Софи за стол, миссис Крэбтри приказала:
        - Ешьте.
        Софи принялась поглощать еду. Было видно, что она изо всех сил старается делать это не спеша и с достоинством, стремясь показать, что хорошие манеры ей не чужды, однако голод в конце концов возобладал. Спустя минуту она уже практически запихивала пищу себе в рот.
        Бенедикт плотно сжал губы. Убил бы того мерзавца, который заставлял Софи голодать!
        Он чувствовал, что между ним и этой простой горничной существует странная и хрупкая связь. Он спас ее, а она спасла его. Вряд ли, конечно, он умер бы сегодня ночью - от жара еще никто не умирал, - но если бы не Софи, он бы до сих пор боролся с ним. А она возилась с ним всю ночь и явно облегчила ему дорогу к выздоровлению.
        - Вы проследите за тем, чтобы она съела по крайней мере еще одну порцию? - попросила миссис Крэбтри Бе- недикта. - Пойду приготовлю ей комнату.
        - В помещении для прислуги, - поспешно уточнила Софи.
        - Не говорите чепухи! - отрезала миссис Крэбтри. - До тех пор, пока мы вас не наняли, вы не считаетесь служанкой.
        - Но…
        - И хватит об этом, - не дала ей договорить миссис Крэбтри.
        - Могу я чем-нибудь помочь, дорогая? - спросил супругу мистер Крэбтри.
        Миссис Крэбтри кивнула, и пара удалилась.
        С трудом оторвавшись от еды, Софи уставилась на дверь, за которой скрылись мистер и мисс Крэбтри. Похоже, они приняли ее за служанку, в противном случае ни за что бы не оставили ее наедине с Бенедиктом. Хватало и меньшего, чтобы репутация девушки была безвозвратно загублена.
        - Вы что, вчера вообще ничего не ели? - тихо спросил Бенедикт.
        Софи покачала головой.
        - В следующий раз, когда встречу Кавендера, изобью его до полусмерти! - прорычал Бенедикт.
        Софи улыбнулась. То ли ее позабавило, что Бенедикт по-прежнему стоит на защите ее чести и достоинства, то ли обрадовало, что Филипп Кавендер получит по заслугам.
        - Положите себе еще, - приказал Бенедикт. - Хотя бы ради меня. Наверняка миссис Крэбтри перед уходом сосчитала, сколько на тарелке осталось яиц и сколько кусков бекона. И если их будет столько же, когда она вернется, она мне голову оторвет.
        - Она очень хорошая женщина, - заметила Софи, принимаясь за новую порцию яичницы. Пока что она лишь слегка утолила голод, и вторичного напоминания ей не требовалось.
        - Самая лучшая.
        - Как вы себя сегодня чувствуете, мистер Бриджертон? - спросила Софи, ловко подцепив вилкой кусок ветчины и кладя его себе на тарелку.
        - Очень хорошо, спасибо. А если и не хорошо, то по крайней мере намного лучше, чем вчера вечером.
        - Я очень за вас волновалась, - призналась Софи, отрезая ножом кусочек ветчины.
        - Было очень мило с вашей стороны позаботиться обо мне.
        Софи прожевала кусок, проглотила и только потом ответила:
        - Ну что вы. Каждый на моем месте поступил бы так же.
        - Может быть, - согласился Бенедикт, - но не каждый ухаживал бы за мной с таким так-том и настолько самозабвенно.
        Софи замерла, не донеся вилку до рта.
        - Спасибо, - тихо поблагодарила Софи. - Какой приятный комплимент.
        - А я не… гм… - Не договорив, Бенедикт откашлялся. Софи с любопытством ждала, что он скажет дальше. - Ну да ладно, - пробормотал он. Разочарованная, она положила в рот кусок ветчины. - Я не сделал ничего такого, за что мне следовало извиниться? - внезапно выпалил он.
        От неожиданности Софи выплюнула ветчину в салфетку.
        - Значит, да? - пробормотал он.
        - Нет, - поспешно проговорила Софи. - Вовсе нет. Просто вы меня испугали. Бенедикт прищурился.
        - Вы говорите правду?
        Софи замотала головой, вспомнив, как целовала его. Ему-то извиняться было не за что… в отличие от нее.
        - Вы покраснели, - укоризненно проговорил Бенедикт.
        - Вовсе нет.
        - А вот и да.
        - Если я и покраснела, то только потому, что не понимаю, с чего это вы взяли, что вам следует передо мной извиняться, - буркнула Софи.
        - А вы слишком сообразительны для служанки, - заметил Бенедикт.
        - Простите, - спохватившись, поспешно проговорила Софи. Ей нужно знать свое место. Но как же это трудно сделать в присутствии человека, хоть и принадлежавшего к высшему обществу, но который - пусть в течение всего лишь нескольких часов - относился к ней как к равной.
        - Я хотел сделать вам комплимент, - заметил Бенедикт. - Так что можете спокойно продолжать есть.
        Софи промолчала.
        - Мне вы кажетесь… - он помолчал, очевидно, подыскивая подходящее слово, - довольно занятной.
        - Вот как? - Софи положила вилку. - Спасибо.
        - Какие у вас планы на сегодняшний день? - сменил тему Бенедикт.
        Софи окинула взглядом чересчур просторное платье, которое выдала ей миссис Крэбтри, и поморщилась.
        - Мне придется подождать, пока будет готова моя одежда, после чего думаю поспрашивать в близлежащих домах, не нужна ли кому-нибудь горничная.
        Бенедикт сердито нахмурился.
        - Я же вам сказал, что моя матушка возьмет вас на работу.
        - Спасибо вам большое, - поспешно проговорила Софи, - но я бы предпочла остаться в деревне.
        Бенедикт беззаботно пожал плечами:
        - В таком случае вы можете работать в Обри-Холле. В Кенте.
        Софи прикусила губу. Что же делать? Не может же она сказать ему, что не хочет работать у его матери только потому, что тогда придется постоянно с ним сталкиваться. Худшей муки и не придумать.
        - Вы вовсе не должны считать, что несете за меня ответственность, - наконец нашлась она.
        Бенедикт взглянул на нее с видом превосходства.
        - Я же обещал найти вам место.
        - Но…
        - Так о чем тут говорить?
        - Не о чем, - промямлила Софи, понимая, что спорить с ним совершенно бесполезно.
        - Вот и хорошо. - Он откинулся на подушки, явно удовлетворенный. - Рад, что вы со мной согласны.
        Софи встала.
        - Я должна идти.
        - Зачем?
        - Не знаю, - ответила она, чувствуя себя полной идиоткой.
        - Что ж, желаю приятно провести время, - ухмыльнулся Бенедикт.
        Рука Софи непроизвольно сжала ручку ложки.
        - Не делайте этого, - предупредил Бенедикт.
        - Не делать чего?
        - Не бросайте в меня ложкой.
        - Я и не собиралась, - сдержанно заметила Софи.
        - Еще как собирались! - расхохотался Бенедикт. - И сейчас не прочь, только вот духу не хватает.
        Софи сжала ложку с такой силой, что рука затряслась. А Бенедикт смеялся так, что тряслась кровать. Софи все стояла с ложкой в руке.
        - Вы собираетесь забрать ее с собой? - улыбнулся Бенедикт.
        "Помни свое место, - пронеслось у Софи в голове. - Помни свое место".
        - О чем это вы думаете? У вас такое свирепое лицо, - задумчиво проговорил Бенедикт. - Нет, не говорите, я сам догадаюсь. Наверное, о моей безвременной кончине в муках, которая так и не состоялась.
        Софи медленно и осторожно повернулась к нему спиной и положила ложку на стол. Поворачиваться резко она боялась. Одно неосторожное движение - и ложка полетит прямо ему в голову.
        - Это очень мудро с вашей стороны, - насмешливо похвалил ее Бенедикт.
        Софи медленно повернулась к нему лицом.
        - Вы со всеми так любезны или только со мной?
        - Только с вами, - ухмыльнулся Бенедикт. - Должен же я как-то уговорить вас принять мое предложение устроить вас на работу к моей маме. Вот я и стараюсь. И вообще, мисс Софи Бекетт, вы пробуждаете во мне все самое лучшее.
        - Это и есть самое лучшее? - недоверчиво спросила Софи.
        - Боюсь, что да.
        Покачав головой, Софи направилась к двери. Разговор с Бенедиктом Бриджертоном, оказывается, может быть крайне утомительным.
        - Софи! - позвал он.
        Она обернулась.
        - Я знал, что вы не запустите в меня ложкой, - лукаво улыбнулся Бенедикт.
        Софи считала, что вовсе не виновата в том, что произошло в следующую секунду. Ее просто бес какой-то попутал. Рука сама собой потянулась к туалетному столику, на котором стояла свеча, схватила ее и метнула через всю комнату.
        Прямо в голову Бенедикта.
        Софи даже не стала смотреть, попала она или нет. Но уже выскакивая за дверь, услышала громкий смех Бенедикта и его крик:
        - Молодец, мисс Бекетт!
        И впервые за много-много лет улыбнулась по-настоящему радостной улыбкой.
        Глава 10
        "Бенедикт Бриджертон так и не появился на ежегодном балу у Ковингтонов, хотя и дал согласие (во всяком случае, no-утверждению леди Ковингтон) почтить его своим присутствием, чем вызвал недовольство молодых женщин и их мамаш.
        Как утверждает леди Бриджертон, мать Бенедикта Бриджертона, на прошлой неделе мистер Бриджертон отправился в деревню, и с тех пор от него ни слуху ни духу. Те, кто волнуется за здоровье и благополучие мистера Бриджертона, могут не переживать: леди Бриджертон была скорее раздосадована, чем обеспокоена продолжительным отсутствием сына. В прошлом году после бала у Ковингтонов поженились четыре пары, а в предыдущем - три.
        Так что если в этом году после бала у Ковингтонов еще кто-то поженится, сын леди Бриджертон Бенедикт, к немалой ее досаде, не войдет в их число".

    "Светские новости от леди Уисддаун", 5 мая 1817 года
        В продолжительном выздоровлении, как вскоре обнаружил Бенедикт, есть свои преимущества.
        Наиболее очевидное - это то, что миссис Крэбтри кормила его всевозможными вкусностями, доставляя их из кухни в невероятных количествах. В "Моем коттедже" его всегда отлично кормили, но сейчас миссис Крэбтри превзошла саму себя. Кроме того, мистер Крэбтри умудрился заменить все настойки миссис Крэбтри самым лучшим бренди. Так что прием лекарств превратился у Бенедикта из неприятной необходимости в приятнейшую процедуру. Он послушно выпивал так называемые настойки, все до последней капли, к немалому своему удовольствию. Однако когда он в последний раз выглянул в окно, оказалось, что целых три его розовых куста завяли. Похоже, именно их мистер Крэбтри поливал злополучными настойками.
        Печально, конечно, но ничего не поделаешь. После тех мук, которые Бенедикт испытал, когда выпил лекарство миссис Крэбтри в последний раз, он пошел бы и не на такие жертвы.
        Еще одним приятным моментом постельного режима было то, что впервые за много лет Бенедикт мог всецело отдаться ничегонеделанию. Он читал, рисовал и даже лежал с закрытыми глазами и дремал, не чувствуя никакой вины за то, что не выполнил какую-то работу или пренебрег какими-то обязанностями.
        И вскоре Бенедикт пришел к выводу, что такая праздная жизнь ему по душе.
        Но самое замечательное - он постоянно видел Софи. Она заходила в комнату по несколько раз на день, то за тем, чтобы взбить подушки, то принести еду, а то и просто почитать. У Бенедикта было такое чувство, что подобное усердие вызвано желанием почувствовать себя полезной и поблагодарить его за то, что он спас ее от Филиппа Кавендера.
        Впрочем, Бенедикту было не важно, чем вызвано ее усердие. Ему было просто приятно, что она к нему приходила.
        Сначала она вела себя тихо и сдержанно, явно пытаясь придерживаться принципа, что прислуга должна быть невидима и не слышна. Но Бенедикт нарочно стал вызывать ее на разговор, не позволяя уйти. А иногда и специально злил ее, чтобы вывести из себя, поскольку она гораздо больше нравилась ему живой и пылающей праведным гневом, чем пассивной и покорной.
        Но по большей части ему было приятно просто находиться с ней в одной комнате. И не важно было, разговаривали ли они или она просто сидела на стуле и листала книгу, в то время как он смотрел в окно. От одного ее присутствия на душе был мир и покой.
        Стук в дверь прервал размышления Бенедикта, и он, порывисто вскинув голову, крикнул:
        - Войдите!
        Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Софи. При этом ее короткие, по плечи, вьющиеся волосы коснулись косяка.
        - Миссис Крэбтри спрашивает, не хотите ли вы чаю.
        - Чаю? Или чаю с печеньем?
        Софи улыбнулась и, толкнув дверь бедром, вошла, неся в руках поднос.
        - Ну естественно, с печеньем.
        - Отлично. А вы составите мне компанию?
        Софи помедлила с ответом, что делала всегда, после чего кивнула, что тоже делала всегда. Она уже давно уяснила, что, если Бенедикт что-то вбил себе в голову, спорить бесполезно.
        И Бенедикту было приятно подобное послушание.
        - Ваши щеки уже немного порозовели, - заметила Софи, ставя поднос на стол. - И выглядите вы уже не таким усталым. Думаю, скоро встанете с постели.
        - Я тоже так думаю, - ответил Бенедикт.
        - С каждым днем вы выглядите все лучше и лучше.
        - Вы и в самом деле так считаете? - кокетливо отозвался Бенедикт.
        Софи, которая в этот момент взяла в руку чайник, замерла.
        - Да, - ответила она, насмешливо улыбнувшись, заметив, что он кокетничает. - Иначе я не стала бы этого говорить.
        Пока Софи готовила чай, Бенедикт следил за ее руками. Все движения ее были преисполнены врожденной грации, и наливала она чай, как самая настоящая великосветская дама. Похоже, искусство подготовки к чаепитию - еще один из уроков, которые ей преподала щедрая хозяйка ее матери. А может быть, Софи выучилась готовить чай, просто наблюдая за тем, как это делают другие дамы? Бенедикт заметил, что она по натуре очень наблюдательна.
        Они так часто пили вместе чай, что Софи успела запомнить: Бенедикт предпочитает его с молоком и без сахара. Она протянула ему чашку, после чего положила на тарелку печенье и булочки.
        - Налейте и себе чашечку, - предложил Бенедикт, надкусив печенье, - и сядьте со мной рядом.
        Она снова заколебалась. Бенедикт знал, что она будет колебаться, хотя и согласилась составить ему компанию. Но он был терпелив, и терпение его было вознаграждено. Тихонько вздохнув, Софи протянула руку и взяла с подноса еще одну чашку.
        Приготовив себе чай с двумя кусочками сахара и капелькой молока, Софи уселась на обитый бархатом стул с прямой спинкой, стоявший возле кровати, и, глядя на Бенедикта поверх чашки, отпила глоточек.
        - А печенье? - спросил Бенедикт. Софи покачала головой.
        - Я уже съела несколько штук горячими, прямо из печи.
        - Повезло вам. Горячие самые вкусные. - Он доел печенье, смахнул с рукава крошки и потянулся за другим. - Как вы провели сегодняшний день?
        - После того как два часа назад вышла из вашей комнаты? - насмешливо спросила она.
        Бенедикт бросил на нее взгляд, ясно свидетельствующий о том, что ее насмешливый тон не ускользнул от него, однако он предпочитает не отвечать тем же.
        - Помогала миссис Крэбтри на кухне. Она готовит на ужин говяжье жаркое, и нужно было почистить для него картошки. Потом я взяла у вас в библиотеке книгу, пошла в сад и почитала,
        - Вот как? И что же вы читали?
        - Роман.
        - Хороший?
        Софи пожала плечами:
        - Глупый, но романтичный. Мне понравилось.
        - Вы любите романтику?
        Софи тотчас же вспыхнула.
        - Это довольно личный вопрос, вы не находите?
        Бенедикт пожал плечами и уже готов был сморозить какую-нибудь пошлость, но взглянул на Софи - розовое от смущения лицо, потупленный взор - и внезапно почувствовал, что с ним происходит нечто странное.
        Он понял, что хочет ее.
        Не понял только, почему это его так удивило. В конце концов, он молодой, здоровый мужчина, и было бы странно, если бы он, проводя так много времени в обществе такой очаровательной, веселой, остроумной женщины, как Софи, не воспылал к ней страстью. Да он хотел половину женщин, с которыми встречался.
        Однако с теми женщинами желание было не ярко выраженным, несколько приглушенным. А с Софи оно в мгновение ока стало нестерпимым.
        Бенедикт поерзал, повыше натянул на себя одеяло, потом снова поерзал.
        - Вам неудобно? - спросила Софи. - Может быть, взбить подушки?
        Первым побуждением Бенедикта было ответить утвердительно, а когда Софи наклонится к нему, притянуть ее к себе и попытаться заняться с ней любовью, однако он подозревал, что с Софи этот номер не пройдет, и поэтому сказал:
        - Не нужно, все нормально, - и досадливо поморщился: голос получился на удивление хриплым.
        - Может быть, мне все-таки взять печенье? - спросила Софи, глядя на лежавший на тарелке Бенедикта бисквит, и робко улыбнулась.
        Бенедикт убрал руку, чтобы Софи было удобнее брать печенье с тарелки, стоявшей, как он запоздало понял, у него на коленях. Вид руки, тянувшейся к его паху - пусть даже на самом деле она тянулась за печеньем, - сотворил с ним странные вещи.
        К ужасу Бенедикта, тарелка внезапно накренилась и неминуемо свалилась бы на пол, не подхвати он ее.
        - Вы не возражаете, если я возьму последнее…
        - Берите! - прохрипел Бенедикт, не дав ей договорить. Софи взяла с тарелки имбирное печенье и, нахмурившись, проговорила:
        - Вы выглядите лучше, а вот голос все еще хриплый. У вас болит горло?
        Бенедикт поспешно отхлебнул чаю.
        - Вовсе нет. Должно быть, просто крошка в горло попала.
        - Так запейте ее чаем, и дело с концом. - И, поставив на поднос свою чашку, предложила:
        - Хотите, я вам почитаю?
        - Да! - порывисто воскликнул Бенедикт, собирая одеяло вокруг талии в сборки. Вдруг Софи вздумается убрать с его коленей тарелку, и она увидит, как он возбужден.
        - Вы уверены, что с вами все в порядке? - спросила она, глядя на него скорее подозрительно, чем обеспокоенно. Бенедикт напряженно улыбнулся:
        - В полном порядке.
        - Очень хорошо, - проговорила Софи, вставая. - Что вам почитать?
        - Да что угодно, - ответил Бенедикт, небрежно махнув рукой.
        - Может быть, стихи?
        - Отлично. - Он бы сказал "отлично", предложи она ему прочесть описание растительного мира арктической тундры.
        Подойдя к висевшей на стене книжной полке, Софи принялась не спеша просматривать ее содержимое.
        - Байрона или Блейка? - спросила она наконец.
        - Блейка, - решительно произнес Бенедикт, решив, что романтического бреда Байрона ему сейчас не выдержать.
        Сняв с полки тоненькую книжку, Софи вновь подошла к стулу и уселась, предварительно расправив подол своего неприглядного платья.
        Бенедикт нахмурился. Он никогда прежде не замечал, какое уродливое на ней платье. Не такое, конечно, как то, что одолжила ей миссис Крэбтри, однако определенно не из тех, что призваны подчеркнуть красоту женщины самым выгодным образом.
        Нужно купить ей новое платье. Но она его ни за что не примет. А что, если сжечь старое?
        - Мистер Бриджертон!
        Но как его сожжешь, когда она постоянно его носит?
        - Вы слушаете меня? - донесся до него голос Софи.
        - А? Что?
        - Да вы меня совсем не слушаете!
        - Простите, - признался Бенедикт. - Просто я задумался. Прошу вас, продолжайте.
        Софи начала сначала, и, стремясь показать ей, что он весь внимание, Бенедикт уставился на ее губы, не сразу сообразив, что совершает большую ошибку.
        Он представил себе, как приникает к ним долгим поцелуем, какие они нежные и сладкие, и отчетливо понял: если один из них через несколько секунд не выйдет из комнаты, произойдет нечто такое, за что ему потом придется долго извиняться и за что он вряд ли получит прощение.
        Потому что, если он собирается соблазнить ее - а он определенно намеревается это сделать, - нужно действовать более тонко.
        - О Господи! - выпалил он.
        Софи непонимающе взглянула на него. Он не мог ее за это винить. Похоже, она считает его полным идиотом - и правильно делает. Он и в самом деле полный идиот.
        - Что-то случилось? - спросила Софи.
        - Просто я кое-что вспомнил, - буркнул Бенедикт, злясь на самого себя.
        Софи вопросительно вскинула брови.
        - Кое-что, о чем совсем забыл, - уточнил Бенедикт.
        - Если человек что-то вспоминает, то именно то, что он забыл, - насмешливо проговорила Софи. Бенедикт хмуро уставился на нее.
        - Мне нужно побыть одному.
        Софи тотчас же вскочила.
        - Да, да, конечно, - пробормотала она.
        Бенедикт едва не застонал от отчаяния. Черт подери! Он вовсе не хотел ее обидеть. Просто ему нужен был предлог, чтобы выпроводить ее из комнаты, иначе он непременно затащил бы ее в постель.
        - Это личное дело, - пробормотал он, пытаясь как-то загладить свою вину и подозревая, что выглядит в ее глазах полным кретином.
        - А… - понимающе протянула Софи. - Принести вам ночной горшок?
        - Я сам в состоянии его взять, - буркнул Бенедикт, забыв, что никакой ночной горшок ему не нужен.
        Софи кивнула и встала, положив томик стихов на ближайший столик.
        - Я вас оставлю. Позвоните в колокольчик, когда я вам понадоблюсь.
        - Я не собираюсь звать вас, как какую-то служанку! - возразил Бенедикт.
        - Но я и есть…
        - Для меня вы не служанка! - отрезал Бенедикт, не дав ей договорить.
        Слова прозвучали более резко, чем это было необходимо, но он всегда презирал мужчин, которые мучили беспомощных и бесправных служанок. И от одной мысли о том, что он уподобляется этим отвратительным существам, ему стало тошно.
        - Очень хорошо, - проговорила Софи робким голосом, как самая настоящая служанка, после чего так же робко кивнула. Бенедикт был уверен, что она сделала это специально, чтобы позлить его.
        Как только дверь за ней захлопнулась, Бенедикт бросился к окну и выглянул во двор. Никого. Отлично! Поспешно сбросив с себя халат, он натянул брюки, рубашку и куртку и снова выглянул в окно. Снова никого. Великолепно!
        Где же эти проклятые сапоги? Куда запропастились?
        Он лихорадочно оглядел комнату, пытаясь отыскать сапоги, в которых обычно ездил в деревню. А, вот они! Схватив сапоги, Бенедикт поспешно натянул их и бросился к окну. Опять никого. Везет же ему!
        Взобравшись на подоконник, Бенедикт перебросил через него сначала одну ногу, потом другую и ухватился за длинную прочную ветку растущего под окном вяза. По ней, покачиваясь и с трудом удерживая равновесие, он добрался до ствола и уже по нему спустился на землю.
        После чего помчался к озеру, вода в котором была еще очень холодной.
        Искупаться было просто необходимо.

***
        - Если ему потребовала ночной горшок, нужно было так и сказать, - пробормотала Софи, выйдя из' комнаты Бенедикта. - Можно подумать, я никогда не видела ночных горшков!
        Она спустилась по лестнице на первый этаж, не отдавая себе отчета в том, зачем это делает - никаких дел у нее там не было. Наверное, ничего лучшего ей просто в голову не пришло.
        Она никак не могла понять, почему Бенедикту так сложно относиться к ней как к служанке, кем она на самом деле и является. Он упорно продолжал повторять, что она не работает на него и не должна отрабатывать свое содержание в "Моем коттедже", и в то же время заверял ее, что в доме его матери ей найдется место горничной.
        Если бы он относился к ней, как к простой служанке, ей было бы легче помнить, что она незаконнорожденная дочь графа, ничего собой не представляющая, в то время как он - член одного из самых знатных и влиятельных семейств великосветского общества. Всякий раз, когда он обращался с ней как с человеком, личностью (а она по опыту знала, что большинство аристократов смотрели на прислугу как на пустое место), ей вспоминался бал-маскарад, где она всего несколько часов была великосветской дамой, красивой и утонченной, одной из тех, которые имели право мечтать о будущем с Бенедиктом Бриджертоном.
        Он относился к ней так, словно она ему нравилась и ему было приятно находиться в ее обществе. Может быть, так оно и было. Но в результате она влюблялась в него все сильнее, и иногда ей даже приходила в голову безумная мысль, что она имеет на это право. Но поскольку ей все равно в конце концов приходилось возвращаться в действительность, это причиняло ей невыносимые страдания.
        - Ах вот вы где, мисс Софи!
        Оторвавшись от созерцания щелей в паркетном полу, Софи обернулась: миссис Крэбтри спускалась по лестнице за ней следом.
        - Добрый день, миссис Крэбтри, - поздоровалась Софи. - Как там жаркое?
        - Отлично, отлично, - рассеянно ответила миссис Крэбтри. - Немного маловато моркови, но думаю, все равно получится вкусно. Вы видели мистера Бриджертона?
        Софи изумленно захлопала глазами.
        - Минуту назад он был в своей комнате,
        - А сейчас его там нет.
        - Я думала, ему нужно было воспользоваться ночным горшком.
        Миссис Крэбтри даже не смутилась: подобного рода разговоры были для прислуги совершенно естественными.
        - Вряд ли он им пользовался. Воздух в комнате наисвежайший, словно весной.
        Софи нахмурилась.
        - И его там нет?
        - И в помине.
        - Не представляю, куда он мог деться.
        Миссис Крэбтри подбоченилась и заявила:
        - Я поищу внизу, а вы отправляйтесь наверх и поищите его там. Кто-нибудь из нас непременно его найдет.
        - По-моему, это не очень хорошая идея, миссис Крэбтри. Если он ушел из комнаты, значит, на то была какая-то веская причина. Скорее всего он не хочет, чтобы его искали.
        - Но ведь он болен, - возразила миссис Крэбтри. В памяти Софи всплыло лицо Бенедикта, отдохнувшее, посвежевшее.
        - Я в этом не так уверена, миссис Крэбтри, - наконец сказала она. - Думаю, он специально притворяется больным.
        - Не говорите ерунды! - вспылила миссис Крэбтри - Мистер Бриджертон никогда бы так не поступил.
        Софи пожала плечами:
        - Я бы и сама ни за что так не подумала, но он абсолютно не выглядит больным.
        - Это все моя микстура, - проговорила миссис Крэбтри, уверенно кивнув. - Я же говорила вам, что она ускоряет выздоровление.
        Софи собственными глазами видела, как мистер Крэбтри выливал пресловутую микстуру в розовые кусты и что из этого вышло. Зрелище не из приятных. С трудом сдержав улыбку, она кивнула.
        - Что касается меня, то я хотела бы знать, куда он отправился, - продолжала миссис Крэбтри. - Он должен лежать в постели и прекрасно это знает.
        - Я уверена, что он скоро вернется, - успокаивающе проговорила Софи. - А пока, может быть, помочь вам на кухне?
        Миссис Крэбтри энергично замотала головой:
        - Нет-нет. Жаркое уже тушится, с ним больше ничего не нужно делать. И потом мистер Бриджертон и так ругает меня за то, что я позволяю вам работать.
        - Но…
        - Прошу вас, не спорьте, - прервала ее миссис Крэбтри. - Он, естественно, прав. Вы здесь гостья, и заставлять вас работать - просто грех.
        - Но я никакая не гостья, - возразила Софи.
        - Тогда кто же вы?
        Этот вопрос поставил Софи в тупик.
        - Понятия не имею, - наконец ответила она. - Но что не гостья - это точно. Гостьей можно было бы назвать… - Она помолчала, прикидывая, как бы ей получше объяснить. - Думаю, гостьей можно было бы назвать даму из той же социальной прослойки, что и граф, или по крайней мере близкой к ней. Женщину, которая никогда никому не прислуживает, не натирает полы, не выливает ночные горшки. Гостья - это…
        - Это та, кою хозяин дома решит пригласить к себе домой, - перебила ее миссис Крэбтри. - В том-то и прелесть быть хозяином дома. Можно делать все, что тебе заблагорассудится. Так что перестаньте себя принижать. Если мистер Бриджертон решил считать вас своей гостьей, примите это как должное и наслаждайтесь жизнью. Разве вы когда-нибудь жили в комфорте? Вряд ли. Наверняка всю жизнь работали не покладая рук.
        - Если бы он и в самом деле считал меня гостьей, он приставил бы ко мне даму, которая сопровождала бы меня, чтобы моя репутация не пострадала, - тихо заметила Софи.
        - Можно подумать, я допущу в своем доме какие-то безобразия! - рассердилась миссис Крэбтри.
        - Ну конечно, нет, - успокоила ее Софи. - Но когда речь идет о репутации, очень важно соблюдать и внешние приличия. А по мнению светского общества, экономку нельзя считать дамой, сопровождающей молодую девушку, каких бы строгих моральных принципов она ни придерживалась.
        - Если это так, - заявила миссис Крэбтри, - тогда вам нужна такая дама, мисс Софи.
        - Ну что вы, никакая сопровождающая дама мне не нужна, поскольку я не являюсь представительницей великосветского общества. Какое кому дело до горничной? Она может спокойно жить в доме неженатого мужчины, а когда соберется выйти замуж, будущему мужу и в голову не придет поставить ей это в вину. - Софи пожала плечами. - И похоже, мистер Бриджертон, признается он в этом или нет, придерживается такого же мнения, поскольку никогда ни словом не обмолвился о том, что мое пребывание в его доме неприлично.
        - И все равно мне это не нравится, - заявила миссис Крэбтри. - Абсолютно не нравится.
        Софи улыбнулась. Приятно было слышать эти слова.
        - Если вы уверены, что я вам не нужна на кухне, пойду немного прогуляюсь, - сказала Софи и, лукаво улыбнувшись, прибавила:
        - И поскольку я нахожусь в странном положении - и не гостья, но впервые за много лет и не горничная, - буду наслаждаться свободным временем, пока оно у меня есть.
        Ласково потрепав ее по плечу, миссис Крэбтри проговорила;
        - Вот и отлично, мисс Софи. И пока будете гулять, нарвите для меня цветов.
        Улыбнувшись, Софи направилась к входной двери. Денек выдался чудесный, на редкость теплый и солнечный для этого времени года, и воздух был напоен легким ароматом первых весенних цветов. Софи и не помнила, когда ей в последний раз доводилось просто гулять, дышать свежим воздухом.
        Бенедикт рассказывал, что рядом с домом есть пруд, и Софи решила отправиться туда, посидеть на бережку и даже окунуть ноги в прохладную воду, если вдруг возникнет такая охота.
        Запрокинув голову, Софи улыбнулась солнышку. Было тепло, но вода в пруду еще наверняка холодная, ведь сейчас только начало мая. Как приятно бродить в полном одиночестве, зная, что можешь отдыхать сколько душе угодно и никакая работа тебя не ждет.
        На секунду остановившись, Софи задумчиво нахмурилась, размышляя. Если она не ошибается, Бенедикт говорил, что пруд находится к югу от "Моего коттеджа". Но похоже, чтобы к нему попасть, придется пройти через густой лес. Ну и что? Прогулка по лесу ей не повредит, решила Софи.
        И она пошла по лесу, переступая через корни деревьев, отодвигая нижние ветви, которые так и норовили царапнуть по лицу, слушая, как они сердито хлопают у нее за спиной, явно недовольные тем, что их отодвинули. Солнце едва просвечивало сквозь густую листву, и казалось, что уже наступили сумерки, хотя стоял белый день.
        Вскоре впереди показался просвет, и Софи поняла, что добралась до пруда. Подойдя ближе, она увидела, как блестит под солнцем водная гладь, и удовлетворенно вздохнула: значит, не сбилась с пути.
        Она подошла еще ближе и внезапно услышала тихий плеск - кто-то купался в пруду. Кто бы это мог быть? - подумала Софи, ощущая одновременно и страх, и любопытство.
        Она находилась всего в нескольких метрах от пруда и, понимая, что с берега ее легко можно заметить, поспешно юркнула за ствол могучего дуба. Будь у нее побольше здравого смысла, она повернулась бы и опрометью помчалась обратно к дому, но уж очень хотелось узнать, что это за сумасшедший, которому пришла в голову безумная мысль искупаться в начале мая.
        Софи осторожно выглянула из-за дерева и увидела мужчину.
        Голого мужчину!
        О Господи! Да ведь это Бенедикт!
        Глава 11
        "Война за прислугу не утихает в Лондоне ни на минуту. Леди Пенвуд обозвала миссис Фезерингтон гнусной воровкой в присутствии по меньшей мере трех великосветских матрон, включая весьма популярную в высшем обществе вдовствующую виконтессу Бриджертон!
        Миссис Фезерингтон не осталась в долгу, сравнив дом леди Пенвуд с работным домом, где ее бедную горничную едва не уморили работой. Кстати, автор этих строк выяснила, что девицу зовут вовсе не Эстелла, как было заявлено ранее, а Бесс и что никакая она не француженка, а жительница Ливерпуля.
        В ответ на обвинение леди Пенвуд демонстративно вышла из зала в сопровождении своей дочери, мисс Розамунд Рейлинг. Вторая дочь леди Пенвуд, Пози, в зеленом платье, которое абсолютно ей не шло, осталась стоять, глядя на присутствующих виноватыми глазами, и стояла до тех пор, пока мать не вернулась и, схватив ее за рукав, не потащила за собой.
        Автор этих строк с полной уверенностью может заявить, что леди Пенвуд и ее дочери не получат приглашение от миссис Фезерингтон на следующий званый вечер, который состоится в ее доме".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 7 мая 1817 года
        Софи понимала, что не должна здесь оставаться
        Это дурно, некрасиво. Порядочные девицы так не поступают.
        И не могла сдвинуться с места.
        Найдя большой плоский камень, почти целиком скрытый невысоким, но раскидистым кустом, она уселась на него, не отрывая глаз от Бенедикта.
        Он голый, абсолютно голый… О Боже, неужели она и в самом деле его таким видит?
        Хорошо еще, что вода доходит ему до пояса, так что нижняя часть туловища скрыта.
        А впрочем, к чему лгать самой себе? Не хорошо, а плохо. Лучше бы она доходила ему до колен.
        О Господи! И о чем только она думает! Ведь она чистая, невинная девушка… Ну и что с того? Пусть она невинна, но она влюблена в этого мужчину. Что плохого в том, чтобы помечтать: вот сейчас налетит порыв ветра, вода вспенится, отхлынет от нижней части туловища Бенедикта, и ее взору предстанет…
        И она еще спрашивает себя, что в этом плохого? Да она просто испорченная, безнравственная девица, у которой нет ни стыда ни совести! Ну и что с того? Пускай она испорченная и безнравственная. Плевать!
        Всю свою пока не долгую жизнь она вела себя осмотрительно и благоразумно. Только один-единственный раз она послала осторожность ко всем чертям. Это было в ту ночь, когда она отправилась на бал-маскарад. Что это была за ночь! Дивная, волшебная, полная очарования и радостного ожидания свершения самых несбыточных грез. Так стоит ли постоянно жить с оглядкой? Может быть, еще раз поступить по велению сердца?
        И Софи решила никуда не уходить, а сделать то, что ей хочется: остаться здесь и понаблюдать за Бенедиктом. А почему бы и нет? Что она теряет? Ничего. У нее нет ни работы, ни каких-либо перспектив ее получить, за исключением обещания Бенедикта устроить ее горничной в дом своей матери. И Софи осталась сидеть на камне не шелохнувшись, пристально глядя прямо перед собой.

***
        Бенедикт никогда не считал себя ни суеверным человеком, ни человеком, которому присуще так называемое шестое чувство, но один или два раза в жизни ему доводилось испытать смутное беспокойство, подсказывающее ему, что сейчас произойдет нечто важное.
        В первый раз это случилось, когда умер отец. Никто ему об этом не говорил, даже старший брат Энтони, который был совершенно раздавлен известием о смерти отца, но в тот день - они с Энтони, решив устроить в их имении в Кенте дурацкие конные состязания, мчались по полю - Бенедикт вдруг почувствовал, что у него онемели руки и ноги, а в висках застучало. Боли не было, но дыхание перехватило и в душу закрался жуткий страх, какого он еще никогда не испытывал.
        Гонки он, естественно, проиграл: трудно как следует держать вожжи, когда руки не слушаются. А вернувшись домой, Бенедикт понял, что страх этот был предвестником ужасного несчастья - умер отец. Его ужалила пчела, и он рухнул замертво. Бенедикт до сих пор не мог понять, как такой сильный, полный жизни человек мог погибнуть от укуса пчелы, но факт остается фактом.
        Во второй раз ощущение было совершенно другого рода. Оно появилось у Бенедикта на балу-маскараде, который устраивала его матушка, за несколько секунд до того, как он увидел женщину в серебристом платье. Как и в первый раз, оно началось с рук и ног. Но на сей раз они не онемели, а их начало покалывать, словно он долгие годы беспробудно спал и только сейчас пробудился.
        Он обернулся, увидел ее и понял: именно поэтому он пришел на бал-маскарад, именно из-за нее он живет в Англии и только для нее вообще родился. Правда, таинственная незнакомка исчезла, доказав тем самым, что он глубоко заблуждался, но в тот момент он был абсолютно уверен, что они созданы друг для друга, и если бы она ему позволила, доказал бы это и ей.
        И теперь он стоял посреди пруда, в том месте, где вода доходила ему чуть выше пупка, и внезапно испытал странное чувство, что сейчас его жизненная энергия увеличилась. Это было приятное чувство, возбуждающее и захватывающее дух, ясное ощущение того, что должно случиться нечто важное, что в жизни его вот-вот произойдет какая-то перемена.
        А он стоит посреди пруда в чем мать родила, подумал Бенедикт и усмехнулся. Быть абсолютно голым хорошо в другой момент и совершенно в другом месте. Например, в постели с красивой молодой женщиной. Он сделал несколько шагов в глубь пруда, ощущая под ногами мягкое, илистое дно. Ну вот, теперь вода доходит почти до груди. Холодно ужасно, но по крайней мере тело хоть немного прикрыто.
        Он медленно обвел взглядом берег, тщательно осматривая каждое дерево, каждый кустик. Там непременно должен кто-то быть, иначе чем объяснить это странное чувство, охватившее его?
        - Кто там? - крикнул он.
        Молчание. Он и не ожидал, что ему ответят, однако попробовать не мешало.
        Бенедикт прищурился и вновь обвел взглядом берег, медленно поворачиваясь, пока не совершил оборот на все триста шестьдесят градусов, но ничего не увидел. Лишь легкое колыхание листьев на ветру. И когда почти закончил обзор окрестностей, до него вдруг дошло, кто прячется на берегу.
        - Софи!
        Послышался изумленный крик, зашуршала листва.
        - Софи Бекетт! - закричал Бенедикт. - Если вы от меня сейчас побежите, клянусь, я побегу следом за вами и даже не стану одеваться!
        Шум на берегу начал постепенно стихать.
        - И я вас непременно догоню, - продолжал Бенедикт, - потому что я сильнее вас и быстрее бегаю. И у меня может возникнуть желание заставить вас лечь на землю, чтобы убедиться, что вы от меня никуда не сбежите.
        Шум на берегу стих окончательно.
        - Хорошо! - крикнул Бенедикт. - А теперь выходите. Никакой реакции.
        - Софи, я жду, - угрожающе протянул Бенедикт.
        Несколько секунд стояла полная тишина, после чего послышались медленные, нерешительные шаги, и наконец он увидел ее. Она стояла жалкая и несчастная, в одном из своих жутких платьев, которое он с удовольствием утопил бы в пруду.
        - Что вы здесь делаете? - крикнул он.
        - Я просто гуляла. А что вы здесь делаете? - в свою очередь, спросила она. - Вы ведь больны, вам нельзя купаться, да еще в такой холодной воде.
        - Вы шли за мной? - спросил Бенедикт, игнорируя и ее вопрос, и замечание.
        - Конечно, нет! - выпалила Софи, и Бенедикт сразу же ей поверил. Актриса из нее никудышная, и кроме того, она вряд ли стала бы лгать. - Я никогда бы этого не сделала, - продолжала Софи. - Это неприлично. И в ту же секунду лицо ее покрылось краской смущения. Она поняла, что сморозила чушь: если бы ее и в самом деле беспокоили правила приличия, она ушла бы в ту же секунду, как только заметила Бенедикта. И Бенедикт тоже это понял.
        Вытащив из воды руку, он сделал Софи знак отвернуться.
        - Повернитесь ко мне спиной и подождите. Я быстренько оденусь.
        - Я иду домой, - заявила Софи. - А вы можете продолжать купаться, сколько вашей душе угодно. Я вам не буду мешать.
        - Вы останетесь, - решительно проговорил Бенедикт.
        - Но…
        Он скрестил руки на груди.
        - Я похож на человека, который станет терпеть возражения?
        Софи молча смотрела на него.
        - Если вы побежите, - предупредил Бенедикт, - я вас поймаю.
        Софи смерила глазами расстояние между ними, потом попыталась мысленно прикинуть расстояние до коттеджа. Если он станет одеваться, у нее есть шанс от него убежать, а вот если нет…
        - Софи, - проговорил Бенедикт, - я практически вижу, как у вас из ушей идет пар. Бросьте ваши сложные математические расчеты и делайте то, что я вам сказал.
        Нога у Софи машинально дернулась, а почему, Софи так и не поняла.
        - Я жду, - подал голос Бенедикт.
        Раздраженно вздохнув, Софи скрестила руки на груди, повернулась к Бенедикту спиной и уставилась на дупло в стволе дерева так пристально, словно от этого зависела ее жизнь, прислушиваясь к тому, что происходит у нее за спиной. А Бенедикт и не думал вести себя тихо, и Софи явственно представляла себе, что он делает в каждый момент. Вот он выходит из воды, вот тянется за брюками, вот натягивает их…
        И почему он не позволил ей вернуться домой? Зачем заставляет испытывать такое унижение, ждать, пока он оденется? Софи чувствовала, что вся горит как в огне, щеки наверняка сделались пунцовыми. Любой нормальный джентльмен избавил бы ее от подобных переживаний, позволил бы вернуться домой и запереться в своей комнате по крайней мере дня на три, пока сам не забудет об этой истории.
        Но Бенедикт Бриджертон, похоже, не намерен сегодня вести себя по-джентльменски. Стоило Софи пошевелить ногой, как он тотчас же крикнул:
        - И думать об этом не смейте!
        - Я и не думала! - возмущенно воскликнула она. - Просто у меня нога затекла. И поторопитесь! Что вы там так долго возитесь?
        - Я одеваюсь, - насмешливо бросил Бенедикт.
        - И специально так медленно, чтобы меня помучить!
        - Вы в любой момент можете обернуться, - проговорил он. - Уверяю вас, что я попросил вас отвернуться, чтобы пощадить исключительно ваши чувства, а не мои.
        - Мне и спиной к вам стоять неплохо, - буркнула Софи. После нескольких минут, показавшихся Софи целым часом, вновь послышался его голос:
        - Можете повернуться.
        Софи заколебалась. Что, если он еще не оделся? Что, если решил продолжить над ней издеваться и просит ее повернуться, в то время как сам стоит голый?
        Но ничего не поделаешь, придется рискнуть, решила Софи, понимая, впрочем, что у нее нет другого выхода. И она обернулась. К ее облегчению - и, что греха таить, разочарованию, - Бенедикт стоял вполне прилично одетый, лишь в некоторых местах на одежде виднелись мокрые пятна - там, где она прилегала к телу.
        - Почему вы не позволили мне пойти домой? - спросила Софи.
        - Потому что хотел, чтобы вы остались, - просто ответил Бенедикт.
        - Но почему? - не отставала она. Бенедикт пожал плечами:
        - Сам не знаю. Может быть, хотел таким образом наказать вас за то, что подсматривали за мной.
        - Я вовсе не… - машинально возразила Софи и оборвала себя на полуслове: ну конечно, подсматривала.
        - Вот и молодец, что не стали возражать.
        Софи хмуро уставилась на него. Ей хотелось сказать ему что-нибудь необыкновенно остроумное, но она боялась сказать глупость и решила промолчать. Лучше уж выглядеть в его глазах дурой, которая помалкивает, чем дурой, которая трещит без умолку.
        - Нехорошо подсматривать за хозяином дома, - заметил Бенедикт, подбоченившись и умудряясь при этом выглядеть одновременно и властным, и расслабленным.
        - Это вышло случайно, - замялась Софи.
        - Ну, в этом я вам верю, - согласился Бенедикт. - Но даже если вы не собирались за мной подсматривать, факт остается фактом: при первой подвернувшейся возможности вы ею воспользовались.
        - Вы меня обвиняете?
        - Ну что вы, - усмехнулся Бенедикт. - На вашем месте я поступил бы точно так же.
        У Софи рот открылся от изумления: нет, каков нахал!
        - И не притворяйтесь оскорбленной.
        - Я и не притворяюсь.
        Он подошел к ней чуть ближе.
        - По правде говоря, я польщен.
        - Это было простое любопытство, - отрезала Софи. - Уверяю вас.
        - Вы хотите сказать, что подсматривали бы за любым голым мужчиной, доведись такая возможность?
        - Конечно, нет!
        - Вот я и говорю. - Бенедикт прислонился к дереву. - Я польщен.
        - Ну, теперь, когда мы с этим разобрались, я возвращаюсь в "Мой коттедж", - заявила Софи.
        Но не успела она сделать и двух шагов, как почувствовала, что Бенедикт схватил ее сзади за платье.
        - Нет, не возвращаетесь. Софи устало вздохнула.
        - Вы уже и так меня засмущали. Что вы еще хотите со мной сделать?
        Бенедикт медленно повернул ее к себе лицом и прошептал:
        - Это очень интересный вопрос.
        Софи попыталась упереться каблуками в землю - бесполезно. Рука Бенедикта упрямо притягивала ее к себе. Софи покачнулась и оказалась всего в нескольких дюймах от него. Внезапно ей стало ужасно жарко, возникло странное ощущение, что она не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Голова кружилась, сердце колотилось в груди как бешеное, а проклятый Бенедикт стоял, не отрывая от нее взгляда, и все притягивал и притягивал ее к себе.
        Взгляд его, казалось, завораживал.
        - Бенедикт, - прошептала Софи, забыв, что до сих пор звала его мистер Бриджертон.
        Он улыбнулся, и от этой понимающей улыбки мурашки побежали у нее по спине.
        - Мне нравится, как вы произносите мое имя, - заметил он.
        - Я не собиралась называть вас по имени, - призналась она.
        - Ш-ш… - Он коснулся пальцем ее губ. - Не говорите так. Разве вы не знаете, что мужчине хочется услышать совсем другое?
        - У меня было мало опыта общения с мужчинами, - призналась она.
        - Именно это мужчине и хочется услышать.
        - Неужели? - с сомнением в голосе спросила Софи. Она знала, что все мужчины хотят жениться на невинных девушках, но ведь Бенедикт не собирается на ней жениться.
        - Именно это мне и хочется от вас услышать, - проговорил он, коснувшись ее щеки кончиком пальцев.
        Его горячее дыхание обожгло ей губы, и Софи тихонько ахнула.
        Он собирается ее поцеловать! Как же это здорово и одновременно ужасно!
        И как она этого хочет!
        Завтра она, конечно, горько об этом пожалеет. Да что завтра! Уже сегодня, через несколько минут. Но она провела последние два года, вспоминая его сладостные объятия, и не уверена, что сможет жить дальше, если у нее не будет хотя бы еще одного воспоминания о нем.
        Палец Бенедикта скользнул от ее щеки к виску, потом к брови, зарылся в мягкие волосы, коснулся переносицы.
        - Какая же ты красивая, - прошептал Бенедикт. - Словно сказочная принцесса. Иногда мне кажется, что ты ненастоящая.
        Софи почувствовала, как у нее участилось дыхание.
        - Думаю, сейчас я тебя поцелую, - прошептал Бенедикт.
        - Думаете?
        - Думаю, я просто должен тебя поцеловать, - проговорил он с такими видом, словно и сам с трудом верил своим словам. - Это все равно что дышать. Человек не может этого не делать.
        Бенедикт нежно коснулся губами губ Софи, после чего принялся покрывать их легкими поцелуями. Это было настолько потрясающе, что у Софи закружилась голова, подкосились ноги и, чтобы не упасть, она ухватилась за плечи Бенедикта. Она никак не могла понять, что это на нее нашло.
        Но внезапно ее осенило. Да ведь так уже было! Два года назад, на маскараде, когда Бенедикт точно так же ее целовал, нежно, бережно, словно она для него самое дорогое существо на свете. И вот сейчас, по прошествии двух лет, она вновь переживает самый замечательный момент в своей жизни.
        - Ты плачешь? - прошептал Бенедикт, касаясь ее щеки. Софи заморгала и, протянув руку, вытерла слезы. Она их не замечала.
        - Мне перестать? - так же шепотом спросил Бенедикт.
        Софи покачала головой. Нет, она не хочет, чтобы он останавливался. Она хочет, чтобы он целовал ее так же, как тогда, на маскараде, сначала с невыразимой нежностью, потом все более и более страстно. Только гораздо дольше, чем тогда, потому что на сей раз часы не пробьют полночь и ей не нужно будет исчезать.
        Как же ей хотелось, чтобы он узнал, что она та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада! И в то же время она страшно боялась, что он об этом узнает. В общем, в голове у нее все настолько перепуталось…
        И в этот момент Бенедикт вновь приник к ее губам. Но на этот раз поцелуй был страстным, требовательным и заставил бы любую женщину затрепетать, почувствовать, что она красива, желанна, бесценна. Софи и не предполагала, как она соскучилась по человеческому отношению к себе. Дворяне и аристократы не замечают своих слуг, не вступают с ними в разговоры, а когда вынуждены к ним обращаться, стараются быть предельно краткими.
        А Бенедикт все продолжал свою сладостную пытку. Его губы становились все более страстными и требовательными. Большие руки прижимали ее к себе с такой силой, что Софи было трудно дышать. Тело прижималось к ее телу, и его жар, казалось, проникал сквозь тонкое платье прямо ей в душу.
        Как же ей хотелось отдать Бенедикту всю себя, без остатка, хотя она и поклялась не делать этого, пока не выйдет замуж.
        - О, Софи, - хрипло пробормотал Бенедикт. - Я никогда еще не испытывал…
        Софи замерла. Она была совершенно уверена, что он собирается сказать, что еще никогда не испытывал подобного чувства, и понятия не имела, как это воспринимать. С одной стороны, ей льстило, что именно она сумела заставить его трепетать от желания. Но с другой - он уже целовал ее раньше, два года назад. Разве он не испытывал тогда такое же сладостное томление?
        Боже правый, неужели она ревнует его к самой себе?
        Внезапно Бенедикт слегка отстранился.
        - Что случилось? - спросил он. Софи слегка покачала головой:
        - Ничего.
        Взяв ее за подбородок, Бенедикт запрокинул ей голову.
        - Не лги мне, Софи. Что произошло?
        - Просто я нервничаю, - пролепетала Софи. - Больше ничего.
        Прищурившись, Бенедикт с подозрением взглянул на нее.
        - Это правда?
        - Чистая правда. - Вырвавшись из его объятий, Софи отступила на несколько шагов и встала к нему спиной, скрестив руки на груди. - Я бы никогда не стала лгать.
        Бенедикт смотрел на ее ровную спину.
        - Я знаю, - тихо сказал он. - Ты не из тех, кто лжет.
        Софи коротко рассмеялась, и Бенедикт, хотя и не видел выражения ее лица, с легкостью его себе представил.
        - А откуда вам это известно? - спросила она.
        - Это видно по всему твоему поведению. Софи молча стояла.
        И вдруг - Бенедикт и сам не мог сказать, как это получилось, - у него вырвалось:
        - Кто ты, Софи? Кто ты на самом деле?
        По- прежнему не поворачиваясь, Софи едва слышно прошептала:
        - Что вы имеете в виду?
        - Что-то в тебе не так, - проговорил Бенедикт. - Слишком уж правильно ты говоришь для горничной.
        Нервно теребя руками подол платья, Софи бросила:
        - А что, это запрещается? В нашей стране не слишком преуспеешь, если у тебя не правильная речь.
        - С этим можно поспорить, - ласково возразил Бенедикт. - Ты же не слишком преуспела.
        Сжав руки в кулаки, Софи стремительно зашагала прочь.
        - Подожди! - крикнул Бенедикт. В три прыжка догнав ее, он схватил ее за руку и с силой повернул к себе лицом. - Не уходи.
        - Я не привыкла оставаться в обществе людей, которые меня оскорбляют.
        Бенедикт даже вздрогнул: такая острая боль застыла в глазах Софи.
        - Я вовсе тебя не оскорбляю, и ты это знаешь, - проговорил он. - Это правда. Ты не создана быть горничной, Софи. Это ясно мне и должно быть ясно тебе.
        Софи горько рассмеялась - такого смеха Бенедикту еще никогда не доводилось от нее слышать.
        - И что вы предлагаете, мистер Бриджертон? Найти работу гувернантки?
        Бенедикт подумал, что это очень неплохая идея, и начал ей об этом говорить, но Софи прервала его.
        - И кто меня наймет, как вы думаете?
        - Ну…
        - Никто! - выпалила Софи. - Никто меня не наймет. У меня нет никаких рекомендаций, и выгляжу я слишком молодой.
        - И красивой, - мрачно прибавил Бенедикт.
        Он понятия не имел, как нанимают гувернанток, знал лишь, что обычно этим занимается хозяйка дома. А простой здравый смысл подсказывал ему, что ни одна хозяйка дома не захочет иметь среди своих слуг такую молодую и хорошенькую девушку, за которой может приударить ее муж или сын. За примером далеко ходить не надо. Стоит только вспомнить, что пришлось Софи вытерпеть от Филиппа Кавендера.
        - Ты можешь быть личной горничной, - предложил он. - По крайней мере тогда тебе не придется выносить ночные горшки.
        - Вот как? - пробормотала Софи.
        - Или компаньонкой какой-нибудь пожилой дамы.
        Софи печально вздохнула, и Бенедикт почувствовал, что сердце у него разрывается.
        - Вы очень добры, - проговорила она, - но у меня ничего не вышло. Не стоит за меня беспокоиться. Вы же не несете за меня никакой ответственности.
        - Я мог бы ее нести.
        Софи вопросительно уставилась на него. И внезапно Бенедикт понял, что никуда ее не отпустит. Он чувствовал, что между ним и Софи существует какая-то странная, необъяснимая связь, сродни той, которую он испытал лишь один раз в жизни, при встрече с таинственной незнакомкой в серебристом платье. Но незнакомка исчезла, словно ее и не было, а Софи здесь, живая, настоящая. Он устал от миражей. Ему нужен кто-то, кого он может видеть, до кого может дотронуться.
        И ей он тоже нужен. Может быть, она пока этого не осознает, но он ей нужен.
        Взяв ее за руку, Бенедикт резко потянул Софи на себя. Не ожидавшая ничего подобного, Софи потеряла равновесие и упала к нему на грудь.
        - Мистер Бриджертон! - изумленно воскликнула она.
        - Бенедикт, - прошептал он ей на ушко.
        - Отпустите…
        - Назови меня по имени, - настойчиво проговорил Бенедикт. Он мог быть очень упрям, когда хотел, а сейчас был именно такой случай. И он не собирался ее отпускать, пока она не назовет его по имени.
        А может быть, и потом.
        - Бенедикт, - наконец сдалась она. - Я…
        - Ш-ш… - прошептал Бенедикт, приникая к ее губам.
        Когда тело Софи стало мягким и податливым, Бенедикт слегка отстранился и заглянул ей в глаза. В свете солнечного дня они казались потрясающе зелеными и такими глубокими, что в них можно было утонуть.
        - Я хочу, чтобы ты вернулась со мной в Лондон, - прошептал он, сам удивляясь тому, что говорит. - И жила там со мной.
        Софи изумленно смотрела на него.
        - Будь моей; - страстно прошептал он. - Будь моей отныне и навсегда. Я дам тебе все, что ты пожелаешь. А в ответ я прошу лишь одного: будь моей.
        Глава 12
        "Слухов по поводу исчезновения Бенедикта Бриджертона ходит великое множество, причем самых разнообразных. По словам Элоизы Бриджертон, он должен был вернуться в город еще несколько дней назад. А уж кому, как не его сестре, этого не знать.
        Однако та же Элоиза первой заметила, что такой взрослый и умный мужчина, как мистер Бриджертон, вовсе не обязан докладывать о том, где он находится, своей младшей сестренке".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 9 мая 1817 года
        - Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей, - решительно заявила Софи.
        Бенедикт смущенно - наверное, от того, что она не стала ходить вокруг да около, - взшшул на нее.
        - Я хочу, чтобы ты была со мной, - поправил он ее. Несмотря на то что слова его причинили ей острую боль, Софи улыбнулась:
        - А какая разница?
        - Софи…
        - Какая разница? - повторила Софи, и голос ее прозвучал резко.
        - Не знаю, Софи, - ответил Бенедикт и нетерпеливо проговорил:
        - А какое это имеет значение?
        - Для меня имеет.
        - Отлично! - коротко бросил он. - Раз так, будь моей любовницей.
        Софи ахнуть не успела, как он впился поцелуем в ее губы с такой страстью и в то же время злостью, что у нее ноги подкосились. Так он ее еще ни разу не целовал.
        Казалось, руки его рыщут одновременно по всему телу. Они и на талии, и на груди, и под юбкой. Поглаживают, ласкают, сжимают.
        И в то же время он так тесно прижимал ее к себе, что Софи казалось, что сейчас она растворится в нем.
        - Я хочу тебя, - хрипло шептал Бенедикт, покрывая поцелуями ее шею. - Хочу прямо сейчас, здесь.
        - Бенедикт…
        - Хочу, чтобы ты спала со мной, - продолжал, не слушая, Бенедикт, тяжело дыша. - И сегодня, и завтра, и послезавтра.
        Понимая, что не нужно этого делать, Софи тем не менее вытянула шею, чтобы Бенедикту было удобнее ее целовать. Ей были так приятны его поцелуи, по телу пробегала трепетная дрожь, и хотелось, чтобы эти сладостные мгновения не кончились никогда.
        Внезапно, сама не зная как, Софи оказалась на земле, а Бенедикт на ней. Он казался таким большим, мощным и в то же время подходил ей безукоризненно. Краешком затуманенного сознания Софи понимала, что должна сказать "нет", положить конец этому сумасшествию, и не могла. Пока не могла.
        Слишком долго она мечтала о нем, отчаянно пытаясь вспомнить запах его кожи, звук его голоса. Сколько же она провела ночей, мечтая, чтобы он был рядом!
        Она жила этой мечтой и в то же время понимала, что ей никогда не суждено сбыться. И вот сейчас, когда мечта эта начинала сбываться, Софи не смогла от нее отказаться.
        - Бенедикт, - прошептала она, касаясь его шелковистых волос и делая вид, что это не он попросил ее стать его любовницей и что она не та, за кого себя выдает на самом деле.
        Что она кто угодно, только не незаконнорожденная дочь покойного графа, у которой нет никаких средств к существованию и которая, чтобы не умереть с голоду, вынуждена прислуживать чужим людям.
        Похоже, ее шепот придал ему смелости, и его рука, до сих пор лежавшая у нее на колене, поползла вверх по бедру. Годы тяжелого труда сделали свое дело: тело Софи из округлого - округлые формы были сейчас в моде - сделалось сухощавым, однако Бенедикту, видимо, было на это наплевать. Софи чувствовала, что сердце его начинает биться все быстрее, дыхание становится все более хриплым.
        - Софи, Софи, Софи, - простонал он и принялся лихорадочно покрывать поцелуями ее лицо, потом губы его снова отыскали ее губы и прильнули к ним. - Я хочу тебя… - Он прижался к ней всем телом. - Ты чувствуешь, как я тебя хочу?
        - Я тоже тебя хочу, - прошептала Софи. Она и в самом деле его хотела. Огонь, тихо тлевший в ней в течение долгих лет, яростно вспыхнул. Одного вида Бенедикта, одного его прикосновения оказалось достаточно, чтобы огонь этот вырвался наружу.
        Пальцы Бенедикта нащупали крупные грубоватые пуговицы сзади на платье.
        - Я сожгу его, - хрипло прошептал Бенедикт и принялся расстегивать их, одновременно поглаживая Софи по бедру. - Я разодену тебя в атлас, в шелка… - И он принялся покусывать ей мочку уха. - Или нет, я вообще ни во что тебя не стану одевать.
        Софи замерла в его объятиях. Он умудрился сказать ту единственную фразу, которая напомнила ей, почему она здесь и почему он ее целует. Не потому, что любит, не потому, что испытывает к ней какие-то нежные чувства, о которых она мечтала, а потому, что одержим страстью и собирается сделать ее своей содержанкой. Такой же, какой когда-то была ее мать.
        О Господи, как же это было соблазнительно! Невероятно соблазнительно. Он предлагал ей жизнь, полную роскоши и неги, жизнь с ним. А за это просил ее душу.
        Но дело даже не в том, что она не хотела ее отдавать. Она бы с готовностью согласилась стать любовницей Бенедикта, радость жизни с ним стоила того, чтобы пойти на такую ничтожную жертву. Софи охотно приняла бы именно это решение, но она не могла распоряжаться судьбой их с Бенедиктом будущего ребенка. А что у них обязательно родится ребенок, Софи понимала. У всех любовниц рано или поздно рождаются дети.
        Издав полный муки крик, она оттолкнула Бенедикта, выбралась из-под него и откатилась в сторону. Постояв немного на коленях и отдышавшись, она медленно поднялась.
        - Я не могу этого сделать, Бенедикт, - проговорила она, не осмеливаясь на него смотреть.
        - Что-что? - не понял он.
        - Я не могу стать вашей любовницей.
        - Но почему? - спросил он, поднимаясь. Что-то в его тоне Софи не понравилось. Слишком уж он показался ей высокомерным.
        - Потому что не хочу! - воскликнула она. Бенедикт сердито прищурился.
        - Всего несколько секунд назад ты этого хотела.
        - Просто я не подумала, - тихо сказала Софи. Бенедикт самодовольно вскинул голову.
        - Ты и не должна была думать. В том-то все и дело.
        Вспыхнув, Софи принялась застегивать пуговицы. Он неплохо постарался, чтобы все мысли вылетели у нее из головы. Стоило ему поцеловать ее, как она готова послать ко всем чертям все свои жизненные правила.
        - Я не стану вашей любовницей, - повторила она. Может быть, если она будет постоянно повторять эти слова, это придаст ей большей уверенности в себе?
        - И что ты собираешься делать? - прошипел он. - Работать горничной?
        - Если потребуется.
        - Ты предпочитаешь прислуживать людям - чистить серебро, выносить после них чертовы ночные горшки, - а не жить со мной?
        Софи сказала лишь одно слово, но оно было сказано решительным тоном, не терпящим возражений.
        - Да!
        Глаза Бенедикта яростно вспыхнули.
        - Я тебе не верю! Ни одна женщина не сделала бы такой выбор.
        - А я сделала.
        - Ты просто дура!
        Софи промолчала.
        - Ты хоть понимаешь, от чего отказываешься? - закричал Бенедикт, энергично размахивая руками, и Софи поняла: она задела его за живое. Она причинила ему боль, нанесла удар по его самолюбию, и он кинулся на нее, словно раненый зверь.
        Софи кивнула, хотя он и не смотрел на нее.
        - Я бы дал тебе все, что ты пожелаешь! - порывисто продолжал Бенедикт. - Одежду, драгоценности… Ладно, Бог с ними, с одеждой и драгоценностями, я мог бы дать тебе крышу над головой, а это больше, чем у тебя сейчас есть.
        - Это верно, - тихо согласилась Софи.
        Он наклонился к ней, устремив на нее испепеляющий взгляд.
        - Я мог бы дать тебе все!
        Сама не понимая как, но Софи смогла сдержать вот-вот готовые хлынуть слезы и спокойным голосом проговорила:
        - Если вы считаете, что это все, тогда вы, вероятно, не понимаете, почему я должна вам отказать.
        И сделала шаг назад, намереваясь вернуться в "Мой коттедж", собрать свои жалкие пожитки и покинуть этот дом. Однако Бенедикт, похоже, не смирился с поражением.
        - Куда ты идешь? - рявкнул он.
        - Обратно в коттедж. Собрать вещи.
        - И куда ты с ними отправишься потом?
        У Софи рот открылся от изумления. Неужели он хочет, чтобы она осталась?
        - У тебя есть работа? - не отставал Бенедикт. - Есть где жить?
        - Нет, - пробормотала она, - но…
        Бенедикт яростно взглянул на нее.
        - И ты думаешь, я тебя так просто отпущу, без денег, без каких-либо перспектив их получить?
        Софи удивленно захлопала глазами.
        - Я не знаю… - пролепетала она. - Я не думала…
        - А вот это верно! - рявкнул Бенедикт. - Ты не думала!
        Софи молча уставилась на него, широко раскрыв глаза и приоткрыв губы, не веря тому, что слышит.
        - Ты хоть понимаешь, какие опасности подстерегают в этом мире одинокую женщину?
        - Д…да, - с трудом выговорила она. - Вообще-то понимаю.
        Если Бенедикт и слышал ее, то вида не подал, продолжая разглагольствовать о "мужчинах, которые не прочь воспользоваться случаем", о "беспомощных девушках" и о "судьбах, которые хуже смерти". Софи показалось, что она даже услышала нечто вроде "ростбифа и пудинга". Посередине этой тирады она перестала вслушиваться в слова. Она просто смотрела, как шевелятся его губы, слушала его голос и все время пыталась понять, почему он так заботится о ее благополучии, в то время как она совершенно бесцеремонно его отвергла.
        - Ты слышала хоть слово из того, что я сказал? - спросил Бенедикт.
        Софи покачала головой, сначала утвердительно, потом отрицательно.
        Бенедикт тихонько выругался.
        - Так вот, - заявил он, - ты поедешь в Лондон со мной.
        Эти слова подействовали на Софи как удар хлыста.
        - Я же только что сказала, что не поеду!
        - Можешь не становиться моей любовницей, черт подери! - бросил Бенедикт. - Но самой добывать себе средства на пропитание я тебе не позволю.
        - Я прекрасно с этим справлялась до того, как с вами познакомилась!
        - Прекрасно? У Кавендеров? И это ты называешь "прекрасно"?
        - Вы несправедливы!
        - А ты плохо соображаешь.
        Бенедикт считал, что говорит вполне разумные вещи, хотя, быть может, с излишней горячностью, однако Софи, похоже, думала иначе, поскольку в следующую секунду, к немалому его удивлению, он очутился на земле лицом вниз, сраженный хуком справа.
        - Не смейте называть меня дурой! - прошипела Софи. Бенедикт заморгал: от меткого удара все расплывалось у него перед глазами.
        - Я вовсе не…
        - Нет, называли! - сердито выпалила Софи и повернулась, чтобы идти.
        В ту же секунду Бенедикт понял, что у него только один способ ее остановить, поскольку быстро вскочить на ноги в его ошарашенном состоянии он не может. Протянув руку, он схватил Софи обеими руками за щиколотку, и она рухнула на землю прямо рядом с ним.
        Бенедикт понимал, что поступает не по-мужски, но выбирать не приходилось, и потом она первая его стукнула.
        - Ты никуда не пойдешь! - свирепым голосом проговорил он.
        Софи медленно подняла голову и, отплевываясь, одарила его яростным взглядом.
        - Да как вы посмели это сделать! - воскликнула она возмущенно.
        Выпустив ее ногу из рук, Бенедикт сел на землю.
        - Вот так и посмел.
        - Да вы…
        Он предостерегающе поднял руку.
        - Прошу тебя, ни слова больше.
        У Софи округлились глаза.
        - Вы меня просите?!
        - Прошу, чтобы ты не сказала того, о чем впоследствии могла бы пожалеть, - пояснил Бенедикт.
        Софи открыла было рот, чтобы что-то сказать, но, похоже, передумала и упрямо сжала губы. Коротко вздохнув, Бенедикт подал ей руку. В конце концов, она сидела на голой земле, и это, видимо, ей не очень нравилось.
        Софи с отвращением уставилась на его руку, потом перевела взгляд на его лицо, и он стал таким колючим, что Бенедикт даже поежился. Не проронив ни слова и по-прежнему игнорируя его предложение помочь, она встала.
        - Как хочешь, - пробормотал Бенедикт.
        - Вот именно! - выпалила Софи и, повернувшись, направилась к дому.
        На сей раз Бенедикт решил ее не задерживать, а идти за ней следом, что и проделал, держась на два шага позади Софи, прекрасно осознавая, как ей это неприятно. Наконец Софи не выдержала и, обернувшись, бросила:
        - Прошу вас, оставьте меня в покое.
        - Боюсь, что не могу.
        - Не можете или не хотите?
        - Не могу, - ответил Бенедикт, секунду подумав. Бросив на него хмурый взгляд, Софи пошла дальше.
        - Мне и самому это так же странно, как и тебе, - заметил Бенедикт, идя за ней следом.
        - Быть этого не может, - бросила Софи, остановившись и обернувшись.
        - Ничего не могу с собой поделать, - пожал плечами Бенедикт. - Но я определенно не хочу тебя никуда отпускать.
        - "Не хочу" и "не могу" - это совершенно разные веши.
        - Я не для того спас тебя от Кавендера, чтобы ты безрассудно тратила свою жизнь.
        - Как я буду жить, вас не касается!
        Бенедикт понимал, что она права, однако не собирался в этом признаваться.
        - Может быть, - согласился он. - И тем не менее я хочу, чтобы меня это касалось. Ты поедешь со мной в Лондон, и точка!…
        - Вы пытаетесь меня наказать за то, что я вас отвергла, - укоризненно проговорила Софи.
        - Нет, - медленно ответил Бенедикт. - Я бы с радостью тебя наказал, и в таком состоянии, в каком я сейчас нахожусь, я бы даже сказал, что ты заслуживаешь наказания, но я собираюсь увезти тебя с собой в Лондон не поэтому.
        - Тогда почему?
        - Потому что это самый лучший для тебя вариант.
        - Да откуда вы можете знать, что для меня самое лучшее?
        - В данном конкретном случае и в данный момент я знаю, что для тебя лучше всего, а ты, похоже, понятия не имеешь… И не надо меня опять бить.
        Софи бросила взгляд на свою руку: она и не заметила, как та сжалась в кулак и уже была готова нанести удар. Он превращает ее в какое-то чудовище. Она в жизни своей никого не ударила, а сегодня собирается это сделать второй раз за день.
        Она медленно разжала кулак, растопырила пальцы, отчего рука стала похожа на морскую звезду, и медленно сосчитала до трех.
        - И как же вы собираетесь меня задержать? - тихо спросила она.
        - А тебе так важно это знать? - Бенедикт беззаботно пожал плечами. - Уверен, что-нибудь придумаю.
        - Вы хотите сказать, что свяжете меня и увезете насильно? - ахнула Софи.
        - Я ничего подобного сказать не хочу, - лукаво ухмыльнулся Бенедикт, - однако это неплохая идея.
        - Я вас презираю! - выпалила Софи.
        - Ты говоришь, как героиня плохого романа, - заметил Бенедикт. - Что ты читала сегодня утром?
        Боясь взорваться, Софи с такой силой стиснула зубы, что на щеках заходили желваки. Она понять не могла, как Бенедикт умудряется быть одновременно таким замечательным и таким ужасным. В данную минуту он был ужасным, таким, что ужаснее и не придумаешь, и Софи боялась, что, если проведет в его обществе еще одну минуту, последствия будут необратимыми.
        - Я ухожу! - решительно заявила она.
        - Я иду за тобой, - ответил Бенедикт, насмешливо улыбнувшись.
        И остался верен своему слову: до самого дома шел на расстоянии двух шагов сзади.

***
        Не часто приходилось Бенедикту нарочно злить людей (исключение составляли разве что era братья и сестры), но Софи вызывала у него отчаянное желание довести ее до белого каления. Стоя в дверях ее комнаты, небрежно облокотившись о косяк, скрестив руки на груди и пристукивая ногой об пол, он смотрел, как она собирается.
        - Не забудь платье, - любезно подсказал он. Софи метнула на него яростный взгляд.
        - То, жутко некрасивое, - прибавил он, как будто это было необходимо.
        - Они все жутко некрасивые! - выпалила Софи.
        - Я знаю, - насмешливо отозвался Бенедикт. Софи молча продолжала упаковывать сумку.
        - Можешь взять себе на память все, что захочешь, - предложил Бенедикт, делая широкий жест рукой. Выпрямившись, Софи решительно подбоченилась.
        - Даже чайный сервиз? Я могла бы продать его, а на вырученные деньги безбедно прожить несколько лет.
        - Конечно, можешь его взять, - охотно согласился Бенедикт. - Только продавать тебе его не придется. Я и так дам тебе все необходимое.
        - Я же вам сказала, что не стану вашей любовницей, - прошипела Софи. - Я не могу на это пойти!
        Что- то в ее тоне, которым она произнесла слова "не могу", насторожило Бенедикта. И внезапно, когда Софи собирала последние пожитки, его осенило.
        - Все ясно, - пробормотал он. Проигнорировав его, Софи направилась к двери и многозначительно взглянула на него, чтобы он ее пропустил. Однако Бенедикт и бровью не повел. Задумчиво погладив пальцем бровь, он изрек:
        - Ты незаконнорожденная.
        Вся кровь отхлынула у Софи от лица.
        - Ну да, так оно и есть, - продолжал Бенедикт, говоря больше для самого себя.
        Странно, но это открытие принесло ему облегчение. Оно по крайней мере объясняло то упорство, с которым Софи его отвергала, и успокаивало уязвленное самолюбие.
        - Мне все равно, законнорожденная ты или нет, - заявил Бенедикт, прилагая все усилия к тому, чтобы не улыбнуться. Момент был торжественный - теперь-то Софи непременно согласится поехать с ним в Лондон и станет его любовницей, - и он не собирался нарушать его дурацкой улыбкой.
        - Вы ничего не понимаете, - проговорила Софи, качая головой. - Дело вовсе не в том, достойна я стать вашей любовницей или нет.
        - Если у нас появятся дети, я о них позабочусь, - торжественно пообещал он, давая ей дорогу.
        Софи выпрямилась еще больше, хотя, казалось, больше уж некуда.
        - А как насчет вашей жены?
        - У меня нет жены.
        - И никогда не будет?
        Бенедикт замер. Перед глазами возник образ таинственной незнакомки с бала-маскарада. Он представлял себе ее не один раз. Иногда в серебристом платье, иногда вообще без ничего.
        А иногда в свадебном наряде.
        Софи, прищурившись, взглянула на него и, выходя из комнаты, презрительно фыркнула.
        Бенедикт направился за ней следом.
        - Так нечестно, Софи, - бросил он.
        Не обращая на него внимания, Софи прошла по холлу и, только добравшись до лестницы, удостоила Бенедикта ответом.
        - А по-моему, очень даже честно.
        Обогнав ее, Бенедикт первым сбежал по лестнице и остановился, загородив ей дорогу.
        - Но когда-нибудь мне придется жениться, хочу я этого или нет, - заметил он.
        Софи вынуждена была остановиться.
        - Это верно, - согласилась она. - А вот я, если не захочу, могу и не становиться ничьей любовницей.
        - Кто был твой отец, Софи?
        - Не знаю, - солгала она.
        - А мать?
        - Она умерла, давая мне жизнь.
        - А раньше ты говорила, что она экономка.
        - Я сказала не правду, - призналась Софи, ничуть не смутившись.
        - Где ты выросла?
        - Это неинтересно, - сказала Софи, пытаясь его обойти.
        Однако Бенедикт схватил ее за руку и удержал на месте.
        - А мне очень интересно.
        - Отпустите меня! - крикнула Софи.
        Этот пронзительный крик эхом пронесся по холлу и наверняка был слышен везде. Миссис Крэбтри непременно примчалась бы на выручку, но, увы, ее не было дома. Миссис Крэбтри отправилась в деревню, а мистер Крэбтри находился где-то во дворе и, естественно, ничего не слышал. Некому было прийти на выручку Софи. Она целиком и полностью находилась в руках Бенедикта.
        - Я не могу тебя отпустить, - прошептал он. - Ты не создана для того, чтобы кому-то прислуживать. Эта работа убьет тебя.
        - Если бы эта работа могла меня убить, она бы уже давным-давно это сделала, - возразила Софи.
        - Но ведь теперь у тебя есть возможность ею не заниматься, - не отставал Бенедикт.
        - Позвольте уж мне решать, воспользоваться этой возможностью или нет, - бросила Софи, чувствуя, что тело ее сотрясает нервная дрожь. - Вас ведь не мое благополучие заботит. Вам не нравится, что я вас отвергла.
        - Это верно, - признался Бенедикт. - Но кроме того, я не могу бросить тебя на произвол судьбы.
        - Я все свою жизнь была брошена на произвол судьбы, - прошептала Софи, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слезы. Не хватало еще расплакаться перед ним, выказав тем самым свою слабость!
        - Позволь мне о тебе заботиться, - проговорил Бенедикт, коснувшись рукой ее щеки.
        Софи закрыла глаза. Прикосновение его руки было до боли сладостным. Как же ей хотелось принять предложение этого замечательного, красивого, умного человека, о котором она мечтала целых два года!
        Но слишком свежи были мучительные детские воспоминания, когда к ней относились как к отверженной. И клеймо незаконнорожденной никуда не исчезло. Оно по-прежнему огнем жгло ей душу.
        Нет, она никогда не допустит, чтобы ее ребенок испытал такие страдания!
        - Я не могу, - прошептала она. - Как бы мне хотелось…
        - Что тебе хотелось бы? - с готовностью подхватил Бенедикт.
        Софи покачала головой. Она собиралась сказать, что ей очень хотелось бы согласиться на его предложение, но она понимала, что это было бы неразумно. Бенедикт наверняка ухватился бы за эти слова и продолжал бы ее домогаться.
        - Ты не оставляешь мне выбора, - мрачно изрек Бенедикт. Софи взглянула ему прямо в глаза. - Либо ты поедешь со мной в Лондон и… - он поднял руку, останавливая поток возражений, которые Софи собиралась на него излить, - и я найду тебе работу в доме моей матери, - многозначительно прибавил он.
        - Либо? - угрюмо спросила она.
        - Либо я заявлю в полицию, что ты меня обокрала.
        - Не может этого быть! - ахнула Софи.
        - Мне и самому бы этого не хотелось…
        - Но вы это сделаете, - договорила за него Софи.
        - Сделаю, - кивнул головой Бенедикт.
        - И меня повесят, - сказала Софи. - Или вышлют в Австралию.
        - Если я не попрошу для тебя другого наказания.
        - И какого же?
        Его карие глаза казались какими-то тусклыми, и внезапно Софи поняла: Бенедикту так же неприятен этот разговор, как и ей.
        - Я попрошу, чтобы тебя отпустили под мою опеку.
        - Это было бы для вас очень удобно.
        Рука Бенедикта, все это время поглаживающая Софи по щеке, соскользнула ей на плечо.
        - Я просто пытаюсь спасти тебя от самой себя. Софи подошла к ближайшему окну и выглянула во двор, удивляясь тому, что Бенедикт не пытается ее остановить.
        - Знаете, вы заставляете меня вас ненавидеть, - призналась Софи.
        - Я это переживу.
        Софи коротко кивнула.
        - Что ж, в таком случае подожду вас в библиотеке. Мне бы хотелось уехать сегодня.
        И, войдя в библиотеку, Софи захлопнула за собой дверь. А Бенедикт так и остался стоять, глядя на закрытую дверь. Он понимал, что Софи не убежит. Она не из тех, кто нарушает данное слово.
        Бенедикт понимал, что не сможет ее отпустить. Таинственная незнакомка в серебристом платье, женщина, тронувшая его сердце, покинула его два года назад, так и оставшись для него таинственной незнакомкой. Он даже имени ее не знает…
        Но теперь у него есть Софи. Софи, при одном взгляде на которую у него сладко замирает сердце, чего с ним не случалось с тех пор, как таинственная незнакомка с бала-маскарада исчезла. Впрочем, к чему лукавить? Эта таинственная незнакомка уже давно превратилась для него в мираж. А вот Софи, живая, реальная Софи находится рядом с ним. И он добьется того, чтобы она стала принадлежать ему.
        Софи его не бросит, с мрачной решимостью подумал Бенедикт.
        - Твою ненависть я как-нибудь переживу, - проговорил он, глядя на закрытую дверь, - а вот если ты меня бросишь, мне этого не вынести.
        Глава 13
        "Автор этих строк уже высказывала своим дорогим читателям предположение насчет женитьбы мистера Филиппа Кавендера на мисс Розамунд Рейлинг. Увы, предположению этому, похоже, не суждено сбыться. Ходят слухи, что леди Пенвуд (мать мисс Рейлинг) заявила, что не выдаст свою дочь за какого-то простолюдина, хотя отец мисс Рейлинг - выходец из хорошей, однако не аристократической семьи.
        В этой связи следует упомянуть, что мистер Кавендер начал оказывать недвусмысленные знаки внимания мисс Крессиде Купер".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 9 мая 1817 года
        Как только карета отъехала от коттеджа, Софи почувствовала, что ей становится не по себе. С каждой минутой это чувство усиливалось, и к тому времени, когда они с Бенедиктом остановились на ночь в таверне в Оксфордшире, она уже места себе не находила от беспокойства, а когда карета добралась до окраин Лондона… гм… была уверена, что ее сейчас вывернет наизнанку.
        Каким- то чудом, однако, ей удалось удержать содержимое желудка там, где ему и надлежало быть, однако чем дальше карета продвигалась по извилистым лондонским улочкам, тем большее беспокойство ее охватывало.
        Нет, даже не беспокойство, а самые мрачные предчувствия.
        Был месяц май, а это означало, что лондонский сезон в самом разгаре, что Араминта сейчас в городе и что худшего времени для того, чтобы приехать в Лондон, Софи выбрать не могла.
        - Все очень плохо, - пробормотала она.
        - Ты что-то сказала? - вскинул голову Бенедикт.
        - Только то, что вы очень плохой человек, - заявила Софи, упрямо скрестив руки на груди.
        Бенедикт хмыкнул. Софи это предвидела, однако ухмылка тем не менее ей не понравилась.
        Отодвинув в сторону занавеску, Бенедикт выглянул в окно и объявил:
        - Уже почти приехали.
        Он сообщил Софи, что везет ее прямо в дом своей матери. Софи помнила этот огромный особняк на Гросвенор-сквер так отчетливо, словно была там не два года назад, а лишь вчера. И просторный танцевальный зал, освещенный сотнями висевших на стенах канделябров с самыми настоящими восковыми свечами. И комнаты поменьше, отделанные в стиле Адама, с изящными потолками и пастельными стенами.
        В мечтах она всегда представляла себя в этом доме. Софи знала, что Бенедикт второй сын, а посему никак не может унаследовать его, что глупо мечтать о том, чего никогда не будет… Но разве можно это запретить? Если бы Софи захотела, она могла бы мечтать и о Кенсингтонском дворце. Ради Бога, это ее дело. Вот только внутреннего убранства Кенсингтонского дворца она никогда не видела и вряд ли увидит, с насмешливой улыбкой подумала Софи.
        - Чему это ты улыбаешься? - спросил Бенедикт. Даже не удосужившись взглянуть в его сторону, Софи ответила:
        - Прикидываю, как получше вас убить.
        Он усмехнулся. Софи без труда об этом догадалась, хотя и не смотрела в его сторону, и тотчас же разозлилась сама на себя за то, что настолько хорошо его чувствует. Впрочем, у нее было подозрение, что и для Бенедикта все ее мысли и чувства не тайна.
        - Я очень рад, - проговорил он.
        - Чему именно вы радуетесь? - спросила Софи, наконец-то оторвавшись от созерцания нижнего края шторки, на которую смотрела уже, казалось, целую вечность.
        - Тому, что ты решила меня убить, - насмешливо бросил Бенедикт. - Тебе ведь эта процедура доставит удовольствие, вот я и радуюсь за тебя.
        Софи потеряла дар речи.
        - Да вы просто сумасшедший! - наконец прошептала она.
        - Очень может быть. - Небрежно пожав плечами, Бенедикт откинулся на спинку сиденья и закинул ноги на противоположную скамью. - В конце концов, я ведь тебя увез с собой, что, по-моему, можно расценить как самый ненормальный поступок, который я когда-либо совершал.
        - Вы можете меня сейчас и отпустить, - заметила Софи, понимая, что он никогда этого не сделает.
        - Здесь? В Лондоне? Где на тебя в любой момент могут напасть разбойники? Это был бы самый безумный поступок, ты не находишь?
        - Вряд ли его можно сравнить с моим похищением против моей воли!
        - Я вовсе тебя не похищал, - проговорил Бенедикт, лениво рассматривая ногти. - Я тебя шантажировал. А это совершенно разные вещи.
        Ответить Софи не успела: карета остановилась.
        В последний раз откинув занавеску, Бенедикт изрек:
        - Ну, вот мы и приехали.
        Софи стала ждать, когда он выйдет из кареты, подойдет к ее дверце и поможет ей выйти. Можно проигнорировать его протянутую руку, самостоятельно спрыгнуть на обочину, но до земли было высоко, и ей вовсе не хотелось выставлять себя на посмешище, приземлившись в канаву. Заманчиво, конечно, оскорбить Бенедикта, но не ценой вывихнутой ноги.
        Вздохнув, Софи оперлась на его руку.
        - Весьма предусмотрительно с твоей стороны, - прошептал Бенедикт.
        Софи вздернула подбородок. Откуда он знает, о чем она думает?
        - Я почти всегда знаю, о чем ты думаешь, - проговорил Бенедикт, словно отвечая на ее мысли. И в этот момент Софи прыгнула.
        - Осторожнее! - крикнул Бенедикт, ловко подхватив ее у самой земли.
        Подержав Софи на несколько секунд дольше, чем это было необходимо, Бенедикт поставил ее на тротуар. Софи стиснула зубы, с трудом удерживаясь от колкого замечания.
        - Такое впечатление, что ты сейчас лопнешь от злости, - бросил Бенедикт, насмешливо улыбаясь.
        - Не дождетесь! - процедила Софи сквозь зубы. Бенедикт, негодник этакий, весело расхохотался.
        - Ну пошли, представлю тебя своей маме. Думаю, у нее найдется для тебя какая-нибудь работа.
        - А может, у нее все места заняты? - выдвинула предположение Софи.
        Бенедикт пожал плечами:
        - Она меня любит и наверняка что-нибудь для тебя найдет.
        - Но учтите, любовницей вашей я не буду, - заявила Софи, решив, что не сделает ни шагу, пока в очередной раз не скажет этого Бенедикту.
        Ласково глядя на нее, Бенедикт проговорил:
        - Ты мне это уже говорила.
        - Я хочу, чтобы вы знали: ваш план не сработает.
        - А у меня есть план? - невинным голосом осведомился Бенедикт.
        - Конечно, - отозвалась Софи. - Вы собираетесь взять меня измором в надежде, что я в конце концов не выдержу и сдамся…
        - Ну что ты, я об этом и не мечтаю!
        - Думаю, вы мечтаете о гораздо большем, - пробормотала Софи себе под нос.
        Однако Бенедикт, похоже, ее услышал, потому что хмыкнул. Софи сердито скрестила руки на груди, да так и осталась стоять в этой дурацкой, позе посреди тротуара на всеобщее обозрение. Впрочем, она понимала, что вряд ли кто-то обратит внимание на какую-то бедно одетую служанку, застывшую рядом с каретой с мрачным выражением лица. Откровенно говоря, она считала себя вправе сердиться на Бенедикта. Привез ее в Лондон, собирается просить свою мать найти для нее место горничной… Да кто его об этом просил?
        - Мы можем простоять так весь день, - насмешливо бросил Бенедикт.
        Софи окинула его гневным взглядом и только сейчас заметила, что они стоят не на Гросвенор-сквер. То, что в Мейфэре, - это точно, но не перед тем домом, куда она ездила на бал-маскарад, а перед совершенно другим.
        - Это и есть Бриджертон-Хаус? - спросила она. Бенедикт удивленно вскинул брови.
        - А откуда ты знаешь, что мой дом называется Бриджертон-Хаусом?
        - Вы сами об этом говорили.
        К счастью, это была чистая правда. Несколько раз во время их разговоров Бенедикт упоминал и о Бриджертон-Хаусе, и об Обри-Холле - загородном доме Бриджертонов.
        - А… - Похоже, Бенедикта удовлетворил ее ответ. - Нет, это не Бриджертон-Хаус. Моя мать переехала почти два года назад. Последний раз она устроила в нем бал-маскарад, после чего уехала жить к моему брату, который женился. Она всегда говорила, что уедет из Бриджертон-Хауса, как только он женится и заведет свою семью. А спустя примерно месяц после ее приезда у него родился первенец.
        - Мальчик или девочка? - спросила Софи, хотя и так знала ответ. Леди Уислдаун никогда не забывала писать о таких вещах.
        - Мальчик. Эдмунд. А в начале этого года у них родился второй сын, Майлс.
        - Очень за них рада, - улыбнулась Софи, хотя на самом деле чувствовала, что сердце у нее больно сжалось.
        Вот у нее никогда не будет собственных детей. Чтобы их иметь, нужно выйти замуж, а замужество являлось для нее неосуществимой мечтой, поскольку в повседневной жизни ей приходилось постоянно общаться лишь со слугами. И дело было не в том, что Софи считала их недостойными своей персоны. Вовсе нет. Просто она представить себе не могла, как можно жить с человеком, который, например, не умеет читать.
        О том, чтобы выйти замуж за человека из высшего общества, нечего было и думать. Даже достопочтенный буржуа, представитель среднего класса, был для нее недосягаем: ни один уважающий себя торговец не станет жениться ' на служанке.
        Бенедикт сделал Софи знак следовать за ним, и она молча подчинилась, но когда они подошли к парадному входу, она решительно покачала головой:
        - Я войду через боковую дверь.
        - Ты войдешь через парадный вход, - сердито сказал Бенедикт.
        - Нет, через боковую дверь, - стояла она на своем. - Никакая знатная дама не станет нанимать служанку, которая входит в ее дом через парадный вход.
        - Ты приехала со мной, - повторил Бенедикт, - и войдешь через парадную дверь. Софи невесело рассмеялась.
        - Бенедикт, еще вчера вы хотели, чтобы я стала вашей любовницей. Неужели вы стали бы вводить свою любовницу в дом через парадный вход, чтобы познакомить ее со своей матерью?
        На лице Бенедикта сначала появилось изумленное выражение, потом оно исказилось от ярости.
        Сердце Софи радостно забилось: наконец-то ей удалось задеть его за живое.
        - Неужели вы вообще стали бы их знакомить? - продолжала она, желая еще больше его помучить.
        - Ты мне не любовница! - выпалил он.
        - Что верно, то верно.
        Вскинув голову, Бенедикт так и впился в нее горящим взглядом,
        - Ты служанка, черт бы тебя побрал, - дрожащим от злости голосом продолжал он, - потому что сама захотела ею стать. Но даже служанки, люди, стоящие на самой нижней ступени социальной лестницы, пользуются в нашем доме уважением. Запомни это раз и навсегда.
        Улыбка Софи погасла. Она поняла, что довела Бенедикта до крайности.
        - Пойдем со мной, - буркнул Бенедикт, увидев, что Софи не собирается больше с ним спорить.
        Софи стала подниматься следом за ним по ступенькам лестницы. Что ж, может быть, это и к лучшему, что она войдет в дом через парадную дверь. Наверняка мать Бенедикта не станет нанимать девицу, проявившую такую наглость. А поскольку она наотрез отказалась стать любовницей Бенедикта, ему придется признать свое поражение и позволить ей вернуться обратно в деревню.
        Распахнув дверь, Бенедикт придержал ее, пропуская Софи вперед. А в следующую секунду появился дворецкий.
        - Уикем, прошу вас, сообщите моей матушке, что я вернулся, - обратился к нему Бенедикт.
        - Слушаюсь, мистер Бриджертон, - ответил Уикем. - Разрешите мне позволить себе вольность и сообщить вам, что ваша матушка была весьма озабочена вашим отсутствием в течение всей прошедшей недели.
        - Я был бы поражен, если бы она не была этим весьма озабочена.
        Пренебрежительно и вместе с тем с любопытством кивнув в сторону Софи, Уикем спросил:
        - Следует ли мне доложить вашей матушке и о том, что вы приехали не один?
        - Непременно.
        - Как мне следует представить вашу гостью?
        Софи с любопытством взглянула на Бенедикта. Интересно, что он скажет?
        - Ее зовут мисс Бекетт, - ответил Бенедикт. - Она ищет работу.
        Одна бровь Уикема поползла вверх. Софи была поражена. Она всегда считала, что дворецкие должны быть абсолютно бесстрастны.
        - Работу горничной? - уточнил Уикем.
        - Какая найдется, - бросил Бенедикт, и в его голосе послышались нетерпеливые нотки.
        - Слушаюсь, мистер Бриджертон, - проговорил Уикем и, быстро поднявшись по лестнице, исчез из вида.
        - По-моему, он остался недоволен, - прошептала Софи Бенедикту, старательно пряча улыбку.
        - Уикем здесь не главный.
        Смиренно вздохнув, Софи ответила:
        - Думаю, он бы с этим не согласился.
        Бенедикт недоверчиво уставился на нее.
        - Но ведь он всего лишь дворецкий.
        - А я горничная. Я знаю о дворецких все. Во всяком случае, побольше вашего.
        - Из всех моих знакомых женщин ты меньше всего похожа на горничную, - прищурившись, проговорил Бенедикт.
        Софи пожала плечами и отвернулась, сделав вид, что рассматривает висевший на стене натюрморт.
        - Вы заставляете меня демонстрировать самые плохие черты своего характера, мистер Бриджертон.
        - Бенедикт, - шепотом поправил ее Бенедикт. - Ты уже называла меня по имени. Называй и впредь.
        - Сейчас сюда спустится ваша матушка, - заметила Софи. - И по вашим же словам, наймет меня горничной. Разве ваши слуги называют вас по имени?
        Бенедикт сердито промолчал, и Софи поняла, что победила.
        - Двух вариантов быть не может, мистер Бриджертон, - проговорила она, позволив себе крохотную улыбку.
        - Я хотел только один.
        - Бенедикт! - послышался с лестницы женский голос.
        Софи подняла голову. По лестнице спускалась элегантная, изящная дама. Цвет волос у нее был светлее, чем у Бенедикта, а вот черты лица очень похожи.
        - Рад тебя видеть, мама, - проговорил Бенедикт, подходя к подножию лестницы.
        - Я тоже рада тебя видеть. И была бы еще больше рада, если бы знала, где ты пропадал всю прошедшую неделю, - укоризненно проговорила леди Бриджертон. - После того как ты отправился на вечеринку к Кавендерам, ты как сквозь землю провалился. Все вернулись, кроме тебя.
        - Я уехал оттуда раньше всех, - ответил Бенедикт, - и отправился в "Мой коттедж".
        - Что ж, полагаю, я не вправе требовать отчета о каждом твоем шаге, - вздохнула она. - Слава Богу, ты уже не мальчик.
        Бенедикт снисходительно улыбнулся.
        - А это, должно быть, мисс Бекетт? - повернулась леди Бриджертон к Софи.
        - Совершенно верно, - ответил Бенедикт. - Она спасла мне жизнь, когда я валялся бездыханный в "Моем коттедже".
        Ничего подобного Софи не ожидала.
        - Я вовсе не…
        - Спасла, спасла, - не дал ей договорить Бенедикт. - Я попал под сильнейший ливень и простудился, а она меня выходила.
        - Вы бы и без меня поправились, - возразила Софи.
        - Но не так быстро, - проговорил Бенедикт, обращаясь к матери.
        - А разве мистера и миссис Крэбтри не было дома? - спросила Вайолет.
        - Когда мы приехали, не было, - ответил Бенедикт.
        Вайолет взглянула на Софи с таким любопытством, что Бенедикт вынужден был объяснить:
        - Мисс Бекетт служила у Кавендеров горничной, однако некоторые обстоятельства не позволили ей продолжить службу.
        - Понятно, - многозначительно протянула Вайолет.
        - Ваш сын спас меня от незавидной доли, - тихо проговорила Софи. - Я ему очень многим обязана.
        Бенедикт удивленно взглянул на нее. Учитывая, с какой враждебностью Софи вела себя по отношению к нему, он никак не ожидал, что она станет его благодарить. А должен был бы ожидать. Софи - глубоко порядочный человек, не из тех, кто из вредности может пойти на сделку с совестью. И эта ее черта, помимо прочих, очень ему нравилась.
        - Понятно, - снова проговорила Вайолет, и на сей раз в голосе ее было больше чувства.
        - Надеюсь, ты сможешь подыскать для мисс Бекетт какую-нибудь работу? - спросил Бенедикт.
        - Если, конечно, вас это не слишком затруднит, - поспешно прибавила Софи.
        - Ну что вы, - медленно проговорила Вайолет, глядя на Софи со странным выражением. - Никакого затруднения, вот только…
        И Бенедикт, и Софи так и подались вперед, ожидая конца предложения, и Вайолет не заставила себя долго ждать.
        - Мы с вами раньше не встречались? - внезапно спросила она.
        - Не думаю, - ответила Софи, слегка запнувшись. С чего это леди Бриджертон взяла, что видела ее раньше? Софи была совершенно уверена, что на балу-маскараде их пути не пересекались. - По-моему, это просто невозможно.
        - Думаю, вы правы, - ответила леди Бриджертон, махнув рукой. - Есть в вас что-то смутно знакомое. Наверное, встречала кого-то, похожего на вас. Такое случается сплошь и рядом.
        - Особенно со мной, - криво усмехнулся Бенедикт.
        Леди Бриджертон бросила на сына полный любви взгляд.
        - Не моя вина, что все мои дети ужасно похожи друг на друга.
        - Если не твоя, то чья же? - спросил Бенедикт.
        - Естественно, твоего отца, - весело отозвалась леди Бриджертон и повернулась к Софи. - Они все - точная копия моего покойного мужа.
        Софи понимала, что должна держать язык за зубами, но момент показался ей таким удачным, что она не смогла удержаться, чтобы не заметить:
        - А по-моему, ваш сын похож на вас.
        - Вы так считаете? - обрадовалась леди Бриджертон и восторженно всплеснула руками. - Как это мило! А я всегда считала себя лишь сосудом для вынашивания малюток Бриджертонов.
        - Мама! - укоризненно проговорил Бенедикт. Леди Бриджертон сокрушенно вздохнула.
        - Я выражаюсь чересчур прямо? Что поделаешь, годы…
        - Ну что ты, мама, какие твои годы.
        Вайолет улыбнулась.
        - Бенедикт, почему бы тебе не пойти к сестрам, а я тем временем отведу мисс Бенетт…
        - Бекетт, - поправил он ее.
        - Да, конечно, Бекетт, - пробормотала леди Бриджертон, - мисс Бекетт наверх и покажу ее комнату.
        - Может быть, вы отведете меня к экономке и она мне все покажет? - предложила Софи.
        Обычно хозяйка дома никогда не занималась наймом прислуги, так что предложение леди Бриджертон показалось ей странным. Вообще-то вся ситуация была необычной - сын хозяйки дома приводит в дом какую-то девицу и просит мать взять ее на работу. То, что леди Бриджертон проявляет к ней личный интерес, показалось Софи более чем странным.
        - Думаю, миссис Уоткинс сейчас занята, - сказала леди Бриджертон. - Кроме того, насколько мне известно, мне нужна еще одна личная горничная. У вас есть опыт работы такого рода?
        Софи кивнула.
        - Вот и отлично. Так я и думала. У вас очень правильный выговор.
        - Моя мать была экономкой, - автоматически проговорила Софи. - Она служила у одних весьма щедрых людей и…
        Софи запнулась, с ужасом вспомнив, что сказала Бенедикту правду о том, что ее мама умерла, давая ей жизнь. Она бросила на него нервный взгляд, но он лишь насмешливо вскинул подбородок, давая тем самым понять, что не выдаст ее.
        - Хозяйка дома, где служила моя мама, отличалась необыкновенной щедростью, - продолжала Софи, с облегчением вздохнув. - Она позволила мне учиться вместе со своими дочерьми.
        - Понятно, - проговорила леди Бриджертон. - Это многое объясняет. Трудно поверить, что вы служили простой горничной. С вашим образованием вы явно способны занять более высокий пост.
        - Она очень хорошо читает, - вмешался Бенедикт. Софи удивленно взглянула на него. Не обращая на нее никакого внимания, Бенедикт продолжал, глядя на мать:
        - Она мне много читала, пока я болел.
        - А писать вы умеете? - спросила леди Бриджертон. Софи кивнула:
        - У меня довольно аккуратный почерк.
        - Вот и отлично. Всегда пригодится лишняя пара рук, когда пишешь приглашения. А мы этим летом устраиваем бал. У меня две дочери на выданье, - пояснила она Софи. - Надеюсь, кто-нибудь из них до конца сезона найдет себе мужа.
        - Не думаю, что Элоиза жаждет выйти замуж, - заметил Бенедикт.
        - Закрой свой рот! - бросила леди Бриджертон.
        - Тема замужества в нашем доме запретная, - пояснил Бенедикт Софи.
        - Не слушайте его, - проговорила леди Бриджертон, направляясь к лестнице. - Идемте со мной, мисс Бекетт. Как, вы сказали, вас зовут?
        - София. Софи.
        - Идемте со мной, Софи. Я познакомлю вас с девочками. И мы переоденем вас во что-нибудь более приличное, - прибавила она, недовольно поморщившись. - Я не допущу, чтобы мри служанки одевались в такое старье. Могут подумать, что мы им мало платим.
        Софи и не подозревала, что существуют великосветские дамы, которых волнует вопрос жалованья горничных, и щедрость леди Бриджертон тронула ее до глубины души.
        - А ты дождись меня внизу, - приказала леди Бриджертон Бенедикту. - Нам с тобой нужно многое обсудить.
        - Трепещу от страха, - ответил он, сохраняя на лице серьезную мину.
        - Я с ними скоро с ума сойду, с ним и с его братцем, - пробормотала леди Бриджертон.
        - С которым из братьев? - спросила Софи.
        - Со всеми тремя. Отъявленные мерзавцы!
        Но то, что она обожает этих "мерзавцев", было очевидно и не подлежало сомнению. Глаза миссис Бриджертон, когда она смотрела на сына, так и светились любовью, а голос звенел от радости.
        Внезапно Софи почувствовала себя страшно одинокой и испытала острую зависть. Будь мама жива, жизнь ее могла сложиться совершенно по-другому. Пусть бы их презирали окружающие, но они с мамой нежно любили бы друг друга.
        И вот этой-то любви она была лишена всю свою жизнь. Никто ее не любил, даже собственный отец.
        - Пойдемте, Софи, - оживленно проговорила леди Бриджертон.
        Софи, поднимаясь за ней по ступенькам, испытывала странное чувство, как будто ее принимают в новую семью, и это было невероятно сладостно.
        Глава 14
        "Розамунд Рейлинг утверждает, что собственными глазами видела в Лондоне Бенедикта Бриджертона. Автор этих строк склонна поверить этому утверждению: мисс Рейлинг способна за сто шагов вычислить холостого мужчину.
        Вот только завоевать его мисс Рейлинг, похоже, не в состоянии".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 12 мая 1817 года
        Не успел Бенедикт сделать и двух шагов по направлению к гостиной, как оттуда выскочила его сестра Элоиза и со всех ног бросилась к нему. Как и у всех Бриджертонов, у нее были густые каштановые волосы и радушная улыбка, однако в отличие от Бенедикта - ярко-зеленого цвета глаза, точно такого, как у их брата Колина.
        Точно такого, вдруг пришло в голову Бенедикту, как у Софи.
        - Бенедикт! - воскликнула Элоиза, пылко обнимая его. - Где ты пропадал? Мама всю неделю ворчала по этому поводу.
        - Странно, когда я с ней разговаривал не далее чем две минуты назад, она ворчала не потому, что я где-то пропадал, а потому, что ты до сих пор ходишь в девицах. Признавайся, когда ты наконец выйдешь замуж?
        Элоиза недовольно поморщилась.
        - Когда встречу достойного человека, тогда и выйду. Хорошо бы в город приехал кто-то новенький. Такое ощущение, будто постоянно встречаешь одних и тех же людей.
        - Но ведь так оно и есть. Ты и в самом деле встречаешься с одними и теми же людьми.
        - Вот и я о том же. Такая скука. Все про всех знаешь.
        - Вот как? - насмешливо сказал Бенедикт.
        - Смейся сколько твоей душе угодно, - заявила сестра, ткнув Бенедикта пальцем в бок, - но я нисколько не преувеличиваю.
        - Совсем-совсем? - усмехнулся он. Элоиза сердито взглянула на него.
        - Так где ты все-таки пропадал всю неделю?
        Бенедикт зашел в гостиную и плюхнулся на софу. Конечно, следовало бы дождаться, пока сядет Элоиза, и уже потом садиться самому, однако Бенедикт наедине с сестрой не церемонился.
        - Ездил к Кавендерам на вечеринку, - ответил он, кладя ноги на низенький столик. - Отвратительнейшее, доложу тебе, мероприятие.
        - Мама убьет тебя, если застанет в такой позе, - заметила Элоиза, садясь в стоявшее рядом кресло. - А почему тебе там так не понравилось?
        - Мне не понравились гости. - Бенедикт бросил взгляд на свои ноги и решил оставить их на столике. - Таких отъявленных мерзавцев я еще никогда не встречал.
        - Да что ты говоришь?
        - То, что есть на самом деле. Я бы не позволил тебе выйти замуж ни за одного из присутствовавших там.
        - И я бы с радостью подчинилась этому приказу, - заявила Элоиза и забарабанила пальцами по ручкам кресла.
        Бенедикт не смог не улыбнуться. Жизнь в сестре всегда била ключом, она и нескольких минут не могла высидеть на одном месте.
        - Тогда почему ты провел там целую неделю? - недоверчиво спросила Элоиза и, прищурившись, взглянула на брата.
        - Тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что от тебя ужасно много шума?
        - Постоянно говорят. Так где ты был?
        - И что ты и мертвого поднимешь?
        - А иначе никогда ничего не узнаешь. Так где ты был?
        - Я тебе рассказывал, что собираюсь вложить часть акций в компанию, специализирующуюся на производстве намордников для людей?
        Элоиза бросила в него подушкой.
        - Так где ты все-таки пропадал?
        - Как это часто бывает, - ответил Бенедикт, поймав подушку и бросая ее в сестру, - ответ самый что ни на есть прозаичный. Я был в "Моем коттедже". Страдал от жесточайшей простуды.
        - А я думала, ты уже выздоровел.
        Бенедикт бросил на сестру насмешливый и в то же время недовольный взгляд.
        - А тебе-то откуда это известно?
        - Мне всегда все известно. Пора бы тебе об этом знать, - ухмыльнулась Элоиза. - Так, значит, болезнь вернулась?
        Бенедикт кивнул:
        - Да, после того как я попал под сильный ливень.
        - Очень глупо было с твоей стороны попадать под дождь.
        - Интересно, и почему это я позволяю своей глупенькой младшей сестренке себя оскорблять? - удивился Бенедикт, озираясь по сторонам, будто спрашивая не Элоизу, а кого-то еще.
        - Наверное, потому, что я это мастерски проделываю. - И Элоиза стукнула его по ноге, пытаясь сбросить ее со стола. - Сейчас сюда войдет мама, и тебе достанется.
        - Не войдет, - возразил Бенедикт. - Она занята.
        - Чем это она занята?
        Бенедикт махнул рукой в сторону потолка.
        - Показывает новой горничной наш дом.
        Элоиза тотчас же выпрямилась. Глаза ее загорелись.
        - У нас новая горничная? Никто мне об этом ничего не говорил.
        - О Боже! - воскликнул Бенедикт. - Свершилось чудо! Есть что-то, о чем Элоизе не известно.
        Откинувшись на спинку кресла, Элоиза снова попыталась сбросить его ногу со столика.
        - Горничная? А какая? Личная горничная или обычная?
        - А тебе какая разница?
        - Лишние сведения никогда не помешают.
        - По-моему, личная горничная.
        - А ты откуда знаешь? - подозрительно спросила Элоиза.
        Секунду помешкав, Бенедикт решил, что не будет ничего страшного, если он скажет ей правду. Все равно она скоро все узнает.
        - Потому что я ее сюда привез.
        - Горничную?
        - Нет, маму… Горничную, конечно, кого же еще!
        - А с каких это пор ты стал нанимать прислугу?
        - С тех самых пор, как эта юная девица практически спасла мне жизнь, когда я бездыханный валялся в своем коттедже.
        Элоиза рот раскрыла от изумления.
        - Так ты был настолько болен?!
        Пусть считает, что он был на смертном одре, решил Бенедикт. Пускай его жалеет. Это может сослужить ему хорошую службу в следующий раз, когда ему что-нибудь от нее будет нужно.
        - Бывало и хуже, - тихо проговорил Бенедикт. - А куда это ты? - удивился он, видя, что Элоиза вскочила.
        - Пойду знакомиться с новой горничной. Наверняка она будет прислуживать мне и Франческе, ведь Мария уволилась.
        - Уволилась?
        - Ну да, - недовольно буркнула Элоиза. - Променяла нас на эту гнусную леди Пенвуд.
        Бенедикт усмехнулся. Характеристика, данная сестрой этой дамочке, ему чрезвычайно понравилась. Он прекрасно помнил тот единственный раз, когда встречался с леди Пенвуд. Тогда она тоже произвела на него впечатление гнусной особы.
        - Всем известно, что леди Пенвуд отвратительно обращается с прислугой. За один этот год от нее ушли три горничные. Она увела горничную миссис Фезерингтон прямо у нее из-под носа, но бедняжка прослужила у нее всего две недели.
        Бенедикт терпеливо слушал тираду сестры, удивляясь тому, что его это интересует. Он и сам не понимал почему, но ему было действительно интересно.
        - Мария приползет через неделю и будет умолять взять ее обратно, помяни мое слово, - заметила Элоиза.
        - Я всегда помню твои слова, - ответил Бенедикт. - Только они меня в основном мало волнуют.
        - Ты еще пожалеешь о том, что это сказал! - выпалила Элоиза, ткнув в брата пальцем.
        Он покачал головой и слабо улыбнулся:
        - Сомневаюсь.
        - Ну ладно, я иду наверх.
        - Желаю приятно провести время.
        Показав брату язык - совсем еще ребенок, хотя ей уже двадцать один год, подумал Бенедикт, - Элоиза выбежала из комнаты. Целых три минуты Бенедикт наслаждался одиночеством, но вот в холле снова раздался ритмичный стук каблуков. Кто-то направлялся в сторону гостиной. Он поднял голову. В дверях стояла мать.
        Бенедикт тотчас же вскочил. Если с сестрой он мог позволить себе не церемониться, то с матерью - никогда.
        - Я видела, что ты кладешь ноги на стол, - набросилась на него Вайолет, не дав ему и слова сказать.
        - Просто я полировал ботинками его поверхность.
        Вскинув брови, Вайолет опустилась в кресло, в котором только что сидела Элоиза.
        - Итак, - деловито проговорила она, - кто она, Бенедикт?
        - Ты имеешь в виду мисс Бекетт?
        Вайолет коротко кивнула.
        - Понятия не имею. Знаю лишь, что она работала у Кавендеров и, похоже, их сын дурно с ней обошелся.
        Вайолет побледнела.
        - О Господи… Он…
        - Не волнуйся. Он ничего с ней не сделал, - мрачно изрек Бенедикт, - хотя пытался.
        - Бедняжка. Как ей повезло, что ты оказался поблизости и спас ее.
        Бенедикт поймал себя на том, что ему неприятно вспоминать тот поздний вечер, когда он искал Филиппа Кавендера и нашел его на лужайке перед домом в обществе дружков. И все они приставали к Софи. И хотя все закончилось благополучно, он постоянно задавал себе вопросы, начинающиеся с "что, если". Что, если бы Кавендер и его дружки были не так сильно пьяны и действовали понастойчивее? Они могли бы изнасиловать Софи. Да что там могли - они наверняка бы это сделали!
        И теперь, когда он познакомился с ней поближе, когда стал испытывать к ней нежные чувства, от подобной перспективы у него словно мороз прошел по коже.
        - Но она не та, за кого себя выдает, я уверена, - прервала его размышления Вайолет. Бенедикт поспешно выпрямился.
        - Почему ты так считаешь?
        - Она слишком хорошо образованна для горничной. Конечно, хозяева ее матери могли ей позволить посидеть на нескольких уроках своей дочери, но чтобы она сидела на всех уроках? Сильно сомневаюсь. Ведь она даже по-французски говорит! Ты представляешь?
        - Неужели?
        - Ну, полной уверенности у меня нет, - призналась Вайолет, - но я заметила, что она смотрела на французскую книгу, которая лежала у Франчески на столе.
        - Смотреть, мама, не значит читать.
        Вайолет раздраженно взглянула на него.
        - Я смотрела на ее глаза, и взгляд их скользил по строчкам. Говорю тебе, она читала!
        - Ну, если ты говоришь, значит, это действительно так.
        - Ты смеешься надо мной? - Вайолет сердито прищурилась.
        - Ну что ты, - улыбнулся Бенедикт. - В данном случае я говорю совершенно серьезно.
        - Может быть, она дочь какого-нибудь аристократа, которую выгнали из дома? - выдвинула предположение Вайолет.
        - За что? - изумился Бенедикт.
        - Ну, хотя бы за то, что она родила внебрачного ребенка.
        Бенедикт поразился еще больше. Он не привык, чтобы мать высказывалась настолько откровенно.
        - Да нет, - возразил он, вспомнив, с какой решимостью Софи отказывалась стать его любовницей. - Не может этого быть.
        И вдруг его осенило. А почему, собственно, нет? Может быть, она отказалась стать его любовницей именно потому, что у нее уже есть незаконнорожденный ребенок и она не хочет повторять ошибку, родив еще одного?
        Бенедикт почувствовал, что ему стало не по себе. Если у Софи есть ребенок, значит, был и любовник.
        - А может быть, она сама чей-то незаконнорожденный ребенок, - продолжала размышлять вслух Вайолет. Эта версия понравилась Бенедикту гораздо больше.
        - В таком случае ее отец оставил бы достаточно денег, и ей не пришлось бы зарабатывать себе на жизнь, прислуживая чужим людям.
        - Большинство мужчин абсолютно игнорируют своих внебрачных отпрысков, - заявила Вайолет, недовольно поморщившись. - И никто ничего предосудительного в подобном поведении не находит.
        - А в том, что у них вообще появляются внебрачные дети? - бросил Бенедикт.
        Лицо Вайолет приобрело еще более раздраженное выражение.
        - Кроме того, - продолжал Бенедикт, откидываясь на спинку софы и закидывая ногу на ногу, - если она незаконнорожденная дочь аристократа и он не только ее не бросил, а даже дал ей приличное образование, почему же она осталась без гроша?
        - Гм… Хороший вопрос. - Вайолет задумчиво забарабанила пальцами по щеке. - Но не беспокойся, - продолжала она после секундной паузы, - в течение месяца я выясню, кто она такая.
        - Советовал бы тебе взять в помощницы Элоизу, - сухо бросил Бенедикт.
        Вайолет задумчиво кивнула:
        - Хорошая идея. У девчонки дар выпытывать секреты.
        Бенедикт встал.
        - Я должен идти. Устал с дороги и хотел бы поехать домой.
        - Ты можешь остаться здесь.
        Бенедикт улыбнулся. Больше всего на свете мать обожала, когда все дети находились у нее под рукой.
        - Благодарю, но мне нужно вернуться домой, - ответил он и, наклонившись, поцеловал мать в щеку. - Спасибо, что нашла для Софи место.
        - Ты хочешь сказать - для мисс Бекетт? - уточнила Вайолет, лукаво улыбнувшись.
        - Для Софи, для мисс Бекетт, как тебе больше нравится, - пожал плечами Бенедикт.
        И вышел из комнаты, не заметив, что мать радостно улыбнулась, глядя ему вслед.

***
        Софи понимала, что не должна позволять себе привязываться к Бриджертон-Хаусу душой - в конце концов она уедет, как только сумеет найти себе другое место, - но стоило ей увидеть свою комнату, уютнее и красивее которой наверняка нет ни у одной служанки, стоило вспомнить, с какой теплотой отнеслась к ней леди Бриджертон, как ласково ей улыбалась…
        В общем, Софи хотелось остаться в этом доме навсегда.
        И в то же время она понимала, что это невозможно. Понимала это так же отчетливо, как то, что ее зовут София Мария Бекетт, а не София Мария Ганнингуорт.
        Во- первых, всегда существовала опасность столкнуться нос к носу с Араминтой, особенно теперь, когда леди Бриджертон повысила ее статус, переведя из разряда обыкновенной горничной в разряд личной горничной, в обязанности которой, помимо всего прочего, входило сопровождение хозяйки дома на прогулку. А вне дома Софи вполне могла случайно встретиться с Араминтой и ее дочерьми.
        И Софи не сомневалась, что Араминта найдет способ превратить ее жизнь в кромешный ад. Араминта ненавидит ее всеми фибрами души, а причина этой ненависти для Софи всегда оставалась загадкой. Если она увидит Софи в Лондоне, она не ограничится тем, что просто пройдет мимо нее как мимо пустого места. Нет, она пустит в ход все средства - ложь, обман, воровство, - чтобы стереть ее с лица земли. Настолько она ее ненавидит.
        И все же, если уж быть откровенной, истинной причиной того, что Софи не могла остаться в Лондоне, была не Араминта, а Бенедикт. Живя в доме его матери, она будет сталкиваться с ним постоянно. Сейчас она злится на него, злится так сильно, что готова растерзать его на куски, но Софи понимала, что злость эта скоро пройдет. И что тогда? Сможет ли она сопротивляться ему день за днем, когда от одного взгляда на него у нее подкашиваются ноги? Вряд ли. В один прекрасный день он, по своему обыкновению, криво усмехнется ей, и она сдастся на милость победителя.
        Она влюбилась не в того человека, поскольку получить его на своих условиях не сможет.
        Громкий стук в дверь избавил Софи от дальнейших грустных мыслей.
        - Войдите! - крикнула она.
        Дверь отворилась, и в комнату вошла леди Бриджертон. Софи мигом вскочила и присела в реверансе.
        - Что вам угодно, миледи? - осведомилась она.
        - Ничего, - ответила леди Бриджертон. - Я просто зашла взглянуть, как вы устроились. Могу я вам чем-нибудь помочь?
        Софи изумленно захлопала глазами. Хозяйка дома спрашивает простую служанку, чем она может ей помочь?! Как такое может быть?
        - Ну что вы, спасибо большое, но никакой помощи мне не нужно. Я была бы счастлива чем-нибудь вам услужить.
        Леди Бриджертон лишь отмахнулась.
        - Нет, нет, ничего не нужно. Сегодня устраивайтесь на новом месте, чтобы завтра, когда приступите к работе, вас ничто не отвлекало.
        Софи скосила глаза на свою маленькую сумочку.
        - У меня совсем мало вещей, так что распаковывать практически нечего, и я была бы счастлива немедленно приступить к работе.
        - Чепуха. Уже конец дня, кроме того, мы не собирались сегодня вечером никуда идти. Мы с девочками всю неделю обходились одной личной горничной и еще один, сегодняшний день прекрасно переживем.
        - Но…
        Леди Бриджертон улыбнулась:
        - Без возражений, пожалуйста. Один выходной - это самое меньшее, что я могу для вас сделать за то, что вы спасли моего сына.
        - Но ведь я ничего особенного не сделала, - возразила Софи. - Он бы и без меня прекрасно поправился.
        - И тем не менее вы в трудный момент пришли к нему на помощь, и за это я перед вами в долгу.
        - Это я перед ним в долгу за то, что он меня спас.
        Не ответив, леди Бриджертон подошла к письменному столу и уселась на стоявший перед ним стул.
        Надо же, у нее теперь есть письменный стол! Не каждой горничной выпадает такое счастье, подумала Софи.
        - А скажите-ка мне, Софи, - обратилась к ней леди Бриджертон с обаятельной улыбкой, живо напомнившей Софи улыбку Бенедикта, - откуда вы родом?
        - Из восточной Англии, - ответила она, не видя необходимости лгать. Бриджертоны были родом из Кента, так что вряд ли леди Бриджертон знала кого-то в Норфолке, где выросла Софи. - Я родилась неподалеку от поместья Сандрингем, если вам известно, где оно находится.
        - Известно, - ответила леди Бриджертон. - Наслышана о его красоте.
        Софи кивнула:
        - Там действительно необыкновенно красиво. В доме мне, естественно, побывать не довелось, но снаружи он просто поражает воображение.
        - А где работала ваша мама?
        - В Блэкхет-Холле, - непринужденно соврала Софи. Ей часто задавали этот вопрос, и она уже давно придумала имя этому несуществующему дому. - Вы о нем слышали?
        Леди Бриджертон задумчиво нахмурила брови.
        - Боюсь, что нет.
        - Это чуть севернее Суоффема.
        - Нет, не знаю, - покачала головой леди Бриджертон. Софи ласково ей улыбнулась:
        - Мало кто знает.
        - А у вас есть братья или сестры?
        Софи не привыкла к тому, чтобы при приеме на работу о ней столько спрашивали. Обычно интересовались лишь рекомендациями.
        - Нет, - ответила она. - Я одна.
        - Что ж, по крайней мере у вас были подруги, девочки, с которыми вы вместе занимались. Должно быть, вам было приятно учиться вместе.
        - О да, - соврала Софи.
        По правде говоря, ничего приятного в совместном обучении с Розамунд и Пози не было. Наоборот, сплошная мука. Софи предпочла бы и впредь учиться с гувернанткой одна, как было до их приезда в Пенвуд-Парк.
        - Должна сказать, хозяйка вашей матушки проявила неслыханную щедрость… Простите, как, вы сказали, ее фамилия? - перебила сама себя леди Бриджертон, нахмурив брови.
        - Гренвилл.
        - Я с этой семьей не знакома, - заметила леди Бриджертон.
        - Они редко приезжают в Лондон.
        - Видимо, поэтому. Но как я уже говорила, хозяйка вашей матушки проявила неслыханную щедрость, позволив вам заниматься вместе с ее дочерьми. А кстати, что вы изучали?
        Софи похолодела. Она никак не могла понять, устраивает ли ей леди Бриджертон допрос или в самом деле ею интересуется. Еще никто никогда так подробно не интересовался ее вымышленной биографией.
        - Да так, обычные предметы, - уклонилась она от прямого ответа, однако, видя, что леди Бриджертон выжидающе смотрит на нее, продолжала:
        - Арифметику и литературу, историю, немного мифологию. Французский.
        - Французский? - удивленно переспросила леди Бриджертон. - Как интересно! Учителя французского обычно берут очень дорого за свои уроки.
        - Гувернантка говорила по-французски, - пояснила Софи, - так что не запрашивала с хозяйки дополнительной платы за уроки французского языка.
        - И как хорошо вы говорите по-французски?
        Софи не собиралась признаваться, что французский знает великолепно. Вернее, почти великолепно: в последние несколько лет у нее не было практики, и кое-что подзабылось.
        - Сносно, - ответила она. - Достаточно для того, чтобы сойти за французскую горничную, если вы этого желаете.
        - О Господи, нет, конечно, - ответила леди Бриджертон, смеясь. - Сейчас все, похоже, помешаны на том, чтобы иметь горничных-француженок, но я никогда не стала бы заставлять вас во время вашей работы постоянно помнить о том, чтобы говорить с французским акцентом.
        - Это очень мило с вашей стороны, - ответила Софи, пытаясь сохранить бесстрастное выражение лица, в то время как ее мучили самые противоречивые мысли. Она не сомневалась, что леди Бриджертон - прекрасная женщина, иначе она никогда не воспитала бы таких замечательных детей. Но неужели она настолько прекрасная? Как-то не верится…
        - Ну что ж, в таком случае… О, добрый день, Элоиза. Что привело тебя сюда?
        Софи бросила взгляд в сторону двери: девушка, стоявшая в дверном проеме, могла быть только дочерью леди Бриджертон, и никем другим. Густые каштановые волосы, собранные на затылке в изящный пучок, и широкий выразительный рот были точь-в-точь как у Бенедикта.
        - Бенедикт сказал мне, что у нас новая горничная, - проговорила Элоиза.
        Леди Бриджертон указала на Софи.
        - Это Софи Бекетт. Мы с ней очень мило болтали. Кажется, мы отлично поладим.
        Элоиза бросила на мать странный взгляд - по крайней мере Софи он показался странным. Может быть, Элоиза всегда так смотрела на мать, с легким подозрением и замешательством, однако, по мнению Софи, это было маловероятно.
        - Брат сказал, что вы спасли ему жизнь, - заметила Элоиза, поворачиваясь к Софи.
        - Он преувеличивает, - сказала Софи с легкой улыбкой.
        Элоиза бросила на нее внимательный взгляд, словно пытаясь понять, не смеется ли новая служанка над ее братом, и если да, то по-доброму или зло.
        Казалось, секунда превратилась в целый час. Наконец губы Элоизы растянулись в насмешливой ухмылке.
        - По-моему, мама права. Мы отлично поладим, - сказала она.
        И у Софи возникло ощущение, словно она только что выдержала сложный экзамен.
        - Вы уже познакомились с Франческой и Гиацинтой? - спросила Элоиза.
        Софи покачала головой.
        - Их нет дома, - вмешалась леди Бриджертон. - Франческа поехала в гости к Дафне, а Гиацинта - к Фезерингтонам. Кажется, они с Фелисити помирились и теперь снова неразлучны.
        - Бедняжка Пенелопа, - хмыкнула Элоиза. - Как должно быть, она наслаждалась тишиной и покоем, пока Гиацинта сидела дома. Я-то уж точно наслаждалась, пока Фелисити к нам не ездила.
        Повернувшись к Софи, леди Бриджертон пояснила:
        - Мою дочь Гиацинту можно застать в основном в доме ее подруги Фелисити Фезерингтон, а когда ее там нет, значит, Фелисити находится в нашем доме.
        Софи улыбнулась и кивнула, удивляясь тому, что они делятся с ней такими мельчайшими подробностями семейной жизни. Они относились к ней так, словно она - член их большой и дружной семьи. Никто и никогда к ней еще так не относился.
        Странно, очень странно. Странно и замечательно… и ужасно, потому что это не может длиться долго. А может быть, ей все-таки пожить в этом доме еще чуточку? Недолго. Всего несколько недель. Или хотя бы месяц. Столько времени, чтобы привести свои дела и мысли в порядок. Столько времени, чтобы суметь расслабиться и притвориться, что она не просто горничная, а нечто большее.
        Софи понимала, что никогда ей не придется быть членом семьи Бриджертон. Но может быть, она станет им другом?
        Как же давно у нее не было друзей…
        - Что с вами, Софи? - вывел ее из задумчивости голос леди Бриджертон. - Вы плачете?
        - Просто что-то в глаз попало, - пробормотала Софи и, отвернувшись, сделала вид, что ей срочно понадобилось вытащить из сумки вещи. Она понимала, что ни леди Бриджертон, ни Элоиза ей не поверили, но ей было все равно.
        И хотя она понятия не имела, как сложится ее дальнейшая жизнь, у нее было такое ощущение, словно она только начинается.
        Глава 15
        "Автор этих строк абсолютно уверена, что информация, содержащаяся в данной колонке, не заинтересует мужскую половину населения города, так что мужчины могут приступать к чтению следующей. А вот дамам автор этих строк спешит сообщить, что семейство Бриджертон недавно ввязалось в войну за прислугу, которая велась весь сезон между леди Пенвуд и миссис Фезерингтон. Оказывается, служанка, прислуживающая дочерям леди Бриджертон, дезертировала к Пенвудам, заменив собой служанку, которая вернулась к Фезерингтонам, после того как леди Пенвуд заставила ее вычистить триста пар обуви.
        И еще одна новость, касающаяся семейства Бриджертон. Бенедикт Бриджертон совершенно точно сейчас находится в Лондоне. Оказывается, во время пребывания в деревне он заболел и вынужден был там задержаться. Хотелось бы найти этому более интересное объяснение (особенно когда интересные истории помогают зарабатывать на жизнь, как, например, автору этих строк), но, к сожалению, его нет.

    "Светские новости от леди Уислдаун", 14 мая 1817 года
        К началу следующего утра Софи познакомилась с пятью из семи братьев и сестер Бенедикта. Элоиза, Франческа и Гиацинта все еще жили с леди Бриджертон, Энтони приехал вместе со своим младшим сыном на завтрак, а Дафна - которая теперь звалась герцогиней Хейстингз - заглянула, чтобы обсудить с матерью подготовку бала, который должен состояться в конце сезона. Единственными, с кем Софи еще не познакомилась, были: Грегори - он жил и учился в Итоне - и Колин, который, по словам Энтони, шатался бог весть где.
        Впрочем, если уж говорить начистоту, Софи уже была знакома с Колином. Они познакомились два года назад на балу-маскараде. И его отсутствие в городе ее только порадовало. Она, конечно, сомневалась, что он ее узнает, - Бенедикт, в конце концов, не узнал, - но от одной мысли о встрече с ним Софи становилось не по себе.
        Впрочем, уныло подумала Софи, со вчерашнего дня, когда Бенедикт привез ее в дом Бриджертонов, она постоянно чувствовала себя не в своей тарелке.
        На следующее же утро он явился к леди Бриджертон на завтрак, чему Софи ничуть не удивилась. Она собиралась сделать все от себя зависящее, чтобы не попасться у него на пути, но, как на грех, когда она вышла в холл, собираясь отправиться на кухню и позавтракать со слугами, он уже поджидал ее.
        - Ну и как прошла первая ночь в доме номер шесть на Брутон-стрит? - осведомился Бенедикт, лениво улыбаясь и окидывая ее взглядом с головы до ног.
        - Великолепно, - ответила Софи, поспешно отступая, чтобы можно было его обойти.
        Но стоило ей шагнуть влево, как Бенедикт шагнул вправо, ловко загородив ей дорогу.
        - Я так рад, что тебе у нас понравилось, - вкрадчиво проговорил он.
        - Очень понравилось, - подтвердила Софи, шагнув вправо.
        Бенедикт моментально шагнул влево, снова загородив ей путь.
        - Тебе уже показывали дом? - спросил он.
        - Да, показывала экономка.
        - А двор?
        - Никакого двора у вас нет.
        Он улыбнулся, и его карие глаза потеплели.
        - Но есть сад.
        - Размером с банкноту в один фунт, - подхватила Софи.
        - И тем не менее…
        - И тем не менее, - перебила его Софи, - мне пора идти завтракать.
        Бенедикт галантно отступил в сторону и прошептал:
        - До следующего раза.
        И у Софи появилось чувство, что следующий раз не за горами.

***
        Полчаса спустя Софи медленно вышла из кухни, с замиранием сердца ожидая, что Бенедикт выскочит из-за угла и бросится на нее. Однако ничего подобного не произошло. Бенедикта не было.
        Софи медленно двинулась вперед. Вот сейчас он вихрем слетит с лестницы. Опять никого…
        Софи открыла было рот, но тотчас же закрыла его, сообразив, что собирается его позвать.
        - Вот дурочка, - пробормотала она.
        - Это кто дурочка? - послышался голос Бенедикта. - Неужели ты?
        Софи даже подпрыгнула от неожиданности.
        - Откуда вы взялись? - прошептала она, с трудом обретя дыхание.
        Бенедикт указал на открытую дверь.
        - Вот оттуда, - невинным голосом ответил он.
        - Так, значит, теперь вы взяли моду выскакивать из чулана и бросаться на меня?
        - Ну что ты, конечно, нет. - Лицо Бенедикта приобрело оскорбленное выражение. - Там лестница.
        В самом деле, за его спиной она увидела лестницу, которой пользуются слуги. Ни один уважающий себя член семьи не станет ходить здесь.
        - И часто вы пользуетесь боковой лестницей? - спросила Софи, скрестив руки на груди.
        Бенедикт наклонился вперед, и Софи почувствовала одновременно и некоторую неловкость, и приятное возбуждение, хотя в последнем она не призналась бы никому, даже самой себе.
        - Только когда мне хочется незаметно к кому-нибудь подкрасться.
        Софи попробовала проскользнуть мимо него.
        - Мне нужно идти работать, - заявила она.
        - Сейчас?
        - Да, сейчас, - сквозь зубы процедила Софи.
        - Но Гиацинта завтракает. Не станешь же ты ее причесывать во время еды.
        - Помимо Гиацинты, я еще прислуживаю Франческе и Элоизе.
        Бенедикт пожал плечами, невинно улыбнувшись.
        - Они тоже завтракают. По-моему, на данный момент ты свободна.
        - А вы, оказывается, совсем не знаете, что входит в обязанности горничной, - заметила Софи. - Она должна гладить, штопать, чистить…
        - Серебро?
        - Туфли! - выкрикнула Софи. - Я должна чистить туфли!
        - Вот как? - Опершись плечом о стену, Бенедикт и не собирался уступать ей дорогу. - Какая, должно быть, скука.
        - Вы правы, - с трудом проговорила Софи, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. Она знала, что жизнь ее скучна, но ей было больно слышать это от Бенедикта.
        Губы его растянулись в ленивую улыбку.
        - А ведь твоя жизнь может быть вовсе не скучной.
        - Лучше пусть будет скучной, - бросила Софи, пытаясь пройти мимо него.
        - Ну, если ты так этого хочешь… - усмехнулся Бенедикт, небрежно махнув Софи рукой, чтобы она проходила.
        - Да, я так хочу, - проговорила она и, чувствуя, что произнесла эти слова не так решительно, как хотелось бы, повторила:
        - Хочу.
        А про себя подумала, что незачем лгать себе, вовсе она этого не хочет, но ничего не поделаешь.
        - Кого ты пытаешься убедить, себя или меня? - насмешливо спросил Бенедикт.
        - Я даже не стану отвечать на такой вопрос, - проговорила Софи, опасаясь, однако, встретиться с ним взглядом.
        - В таком случае поспеши наверх, - сказал Бенедикт и, когда Софи не двинулась с места, удивленно вскинул брови. - Ты ведь говорила, что тебе нужно вычистить многочисленные туфли.
        И Софи помчалась по лестнице - по боковой лестнице, которой пользуются слуги, - даже не оглянувшись.

***
        В следующий раз он отыскал ее в садике - крошечном зеленом пятачке, который она сама совершенно точно охарактеризовала, сказав, что он размером с банкноту в один фунт. Сестры Бриджертон отправились в гости к сестрам Фезерингтон, а леди Бриджертон прилегла после обеда отдохнуть. Софи перегладила все платья, в которых женская половина семейства Бриджертон собиралась отправиться вечером в гости, подобрала к каждому платью подходящую ленту и начистила столько туфель, что хватит до конца недели.
        Переделав всю работу, Софи решила немного отдохнуть и почитать в саду. Леди Бриджертон разрешила ей безо всяких церемоний пользоваться маленькой библиотекой, и Софи, выбрав недавно изданный роман, уселась во внутреннем дворике на скамью с узорчатой железной спинкой. Она успела прочитать всего одну главу, как услышала шаги. Кто-то направлялся к ней из дома. Догадавшись, кто это может быть, Софи заставила себя не оглядываться. Наконец на страницу упала тень, и Софи подняла голову. Как она и предполагала, это оказался Бенедикт.
        - Вы что, живете здесь? - сухо осведомилась она.
        - Нет, - ответил он, плюхаясь на стул рядом с ней, - хотя мама постоянно просит меня чувствовать себя здесь как дома.
        Не придумав никакого остроумного ответа, Софи лишь хмыкнула и уткнулась носом в книгу.
        Закинув ноги на стоявший перед ним маленький столик, Бенедикт лениво спросил:
        - И что это мы сегодня читаем?
        - Ничего, - проговорила Софи, захлопывая книгу, однако оставляя руку между страниц, чтобы потом открыть прямо в том месте, где она читала. - Пока вы тут сидите, я ничего не читаю.
        - Тебя настолько возмущает мое присутствие?
        - Не возмущает, а мешает.
        - Зато тебе не так скучно, как в одиночестве,
        - А мне нравится скучная жизнь.
        - Если тебе нравится скучная жизнь, значит, ты никогда не знала веселой.
        Его снисходительный тон возмутил Софи до глубины души. Стиснув книгу с такой силой, что костяшки пальцев побелели, она бросила сквозь зубы:
        - Уверяю вас, у меня в жизни было достаточно веселья.
        - Я бы с удовольствием продолжил разговор на эту тему, если бы ты поделилась со мной хоть какими-то подробностями своей жизни, - продолжал Бенедикт. - Только ты этого почему-то делать не желаешь.
        - Вам совершенно не обязательно их знать.
        Бенедикт поцокал языком, выражая явное неодобрение.
        - И почему ты так враждебно ко мне настроена?
        От удивления у Софи глаза на лоб полезли.
        - Вы же сами меня похитили, а теперь еще спрашиваете?!
        - Не похитил, а вынудил тебя со мной уехать, - напомнил он и продолжал ласковым тоном:
        - А теперь, когда ты здесь, скажи, так ли это ужасно, что я вынудил тебя у нас поселиться? Тебе ведь нравится наша семья?
        - Да, но…
        - К тебе ведь здесь хорошо относятся?
        - Да, но…
        - Вот видишь, - надменно изрек он. - Так в чем же дело?
        Софи чувствовала, что вот-вот потеряет терпение. Как же ей хотелось вскочить, схватить Бенедикта за плечи и трясти, трясти, трясти… Она уже готова была это сделать, но в последний момент поняла, что именно этого он и добивается. Взяв себя в руки, Софи лишь фыркнула и язвительно произнесла:
        - Если вы этого не понимаете, то и объяснять незачем, все равно не поймете.
        Бенедикт, чтоб ему пусто было, расхохотался.
        - Вот это да! Здорово ты умеешь уходить от ответа.
        Софи снова раскрыла книгу.
        - Я читаю, - объявила она.
        - По крайней мере пытаешься читать, - прошептал Бенедикт.
        Не дочитав последних двух параграфов, Софи перевернула страницу. Параграфы можно дочитать потом, после того как Бенедикт уйдет, а сейчас важно сделать вид, что она его игнорирует.
        - У тебя книга вверх ногами, - заметил он. Ахнув, Софи взглянула на нее.
        - Вовсе нет!
        - Но ты все-таки посмотрела, чтобы убедиться, что это не так, - поддел ее Бенедикт. Софи вскочила.
        - Я иду в дом, - объявила она. Бенедикт тотчас же встал.
        - Уйдешь от такого чудесного весеннего денька?
        - Уйду от вас, - уточнила Софи, хотя вежливость Бенедикта не осталась для нее незамеченной. Обычно в присутствии слуг джентльмены не встают.
        - Жаль, - прошептал он. - А мне было так весело.
        "Интересно, будет ли ему больно, если швырнуть в него книгой? - подумала Софи. - Вряд ли". А вот то, что он снова начнет над ней издеваться, - это точно.
        Поразительно, как ему легко удавалось вывести ее из себя. Она отчаянно его любила - Софи уже давно перестала обманываться на этот счет, - и в то же время любая его колкость выводила ее из себя.
        - До свидания, мистер Бриджертон.
        - До скорого свидания, - уточнил Бенедикт, махнув рукой на прощание.
        Софи остановилась, недовольная тем, что последнее слово осталось за ним.
        - Я думал, ты собралась уходить, - насмешливо проговорил он.
        - Я именно это и делаю.
        Бенедикт молча склонил голову набок. Ему и не нужно было ничего говорить. Искрящиеся насмешкой глаза были красноречивее всяких слов.
        Повернувшись, Софи зашагала к двери дома, но на полпути ее остановил голос Бенедикта:
        - Платье у тебя просто очаровательное.
        Софи остановилась и вздохнула. Пускай она из мнимой подопечной графа превратилась в простую горничную, но о хороших манерах никогда не забывала. Не стоит забывать и на этот раз. Обернувшись, она сказала:
        - Спасибо. Это подарок вашей матушки. Насколько я помню, раньше это платье носила Франческа.
        Бенедикт небрежно облокотился о забор.
        - А что, прислуге всегда отдают старые вещи?
        Софи кивнула:
        - Конечно. Когда хозяевам эти вещи надоедают. Новые платья никогда не отдают.
        - Понятно.
        Софи подозрительно взглянула на него. Интересно, с чего это ему вздумалось выспрашивать ее про платье?
        - Насколько я помню, ты собиралась идти домой, - заметил Бенедикт.
        - Что вы замышляете? - спросила Софи напрямик.
        - А с чего ты взяла, что я что-то замышляю?
        Поджав губы, Софи бросила:
        - Вы были бы не вы, если бы что-то не замышляли.
        - Полагаю, это комплимент? - улыбнулся Бенедикт.
        - Ну что вы, вовсе нет, я не собираюсь расточать вам комплименты.
        - И все-таки мне хочется расценивать твои слова как комплимент, - тихо сказал Бенедикт.
        Софи не знала, что на это ответить, и промолчала. Однако и к дому не направилась. Так и осталась стоять, где стояла. Она и сама не понимала, почему, выразив желание остаться одной, не предпринимает к этому никаких попыток. Но то, что она сказала, в корне отличалось от того, что она чувствовала. Она любила Бенедикта и мечтала о жизни, которую ей не суждено прожить.
        Она не могла на него сердиться. Конечно, он не должен был везти ее в Лондон против ее воли, но винить его за то, что он предложил ей стать его любовницей, у Софи язык не поворачивался. Бенедикт поступил так, как поступил бы на его месте любой великосветский джентльмен. Софи не питала никаких иллюзий относительного своего места в лондонском обществе. Она горничная, то есть простая служанка. И единственное, что отличает ее от остальных слуг, - это то, что в детстве она на некоторое время приобщилась к миру господ. Обращались с ней ласково, хотя и не любили, дали хорошее образование, после чего вышвырнули вон, показав, где ее место. И с тех пор она находится между двумя мирами, миром господ и миром слуг, и нет ей места ни в том, ни в другом.
        - Что-то ты слишком серьезна, - тихо проговорил Бенедикт.
        Софи слышала, что он сказал, однако никак не могла отрешиться от своих дум.
        Шагнув к Софи, Бенедикт протянул было руку, чтобы коснуться ее подбородка, и замер. Было в ней что-то такое, что не позволяло это сделать.
        - Не могу смотреть на тебя, когда ты такая грустная, - проговорил он, сам удивляясь собственным словам. Он вовсе не собирался этого говорить. Слова вырвались сами собой.
        Софи подняла голову и взглянула на него.
        - Я вовсе не грустная.
        Бенедикт покачал головой:
        - У тебя постоянно грустные глаза.
        Софи машинально коснулась рукой глаз, словно хотела отогнать грусть, но Бенедикт перехватил ее руку и поднес к губам.
        - Как бы мне хотелось, чтобы ты поделилась со мной своими секретами.
        - У меня нет никаких…
        - Не лги! - оборвал ее Бенедикт, и голос его прозвучал строже, чем ему хотелось. - У тебя больше секретов, чем у всех женщин, с которыми я… - внезапно перед ним возник облик дамы с бала-маскарада, и он оборвал себя на полуслове, - чем почти у всех женщин, с которыми я знаком, - договорил он.
        На секунду Софи встретилась с ним взглядом и поспешно отвернулась.
        - Даже если у меня есть какие-то секреты, что в этом такого?
        - То, что твои секреты доставляют тебе страшные мучения! - резко бросил Бенедикт, потеряв терпение. Ему надоело стоять тут и выслушивать ее объяснения. - У тебя появилась возможность изменить свою жизнь, сделать ее счастливой, а ты не хочешь этим воспользоваться.
        - Я не могу, - прошептала Софи, и в ее голосе прозвучала такая боль, что Бенедикт тотчас же устыдился своей вспышки.
        - Чепуха, - проговорил он уже мягче. - Ты можешь делать все, что пожелаешь. Ты просто не хочешь.
        - Прошу вас, давайте прекратим этот разговор, - прошептала Софи. - Мне и так тяжело.
        При этих словах Бенедикт почувствовал, словно внутри у него что-то взорвалось. Кровь бросилась ему в голову, и злость, которая так долго копилась внутри, выплеснулась наружу.
        - А ты думаешь, мне не тяжело? - выкрикнул он. - Мне не тяжело?!
        - Я этого не говорила!
        Схватив Софи за руку, Бенедикт рывком притянул ее к себе, чтобы она почувствовала, насколько он возбужден.
        - Я хочу тебя! Хочу так страстно, что не передать словами, - прошептал он ей на ухо. - Каждую ночь я лежу в постели, мечтая о тебе, задавая себе один и тот же вопрос: почему ты находишься в доме моей матери, а не в моем, со мной рядом?
        - Я не хотела…
        - Ты сама не знаешь, чего хочешь, - перебил ее Бенедикт.
        Он и сам понимал, насколько это жестокие, унизительные слова, но ему было все равно. Она заставила его страдать. Он даже не предполагал, что такое возможно. Вместо того чтобы принять его предложение, она предпочла жалкое существование, и теперь он был обречен видеть ее почти каждый день и сходить с ума от страсти.
        Сам, конечно, виноват. Нужно было оставить ее в деревне, избавив себя от таких мук. Но он, к собственному удивлению, настоял, чтобы она поехала вместе с ним в Лондон. Это было странное желание, Бенедикт даже думать боялся, откуда оно у него взялось, но ему важнее было знать, что Софи находится в безопасности, чем сделать ее своей любовницей.
        - Бенедикт… - голосом, полным страсти, прошептала Софи, и Бенедикт понял, что небезразличен ей. Может быть, она и сама еще не понимает, что означает хотеть мужчину, но она хочет его.
        Он прильнул губами к ее губам, поклявшись, что, если она скажет "нет", если хоть как-то даст понять, что не хочет его, он прервет поцелуй. Это будет самое сложное, что он когда-либо делал, но он это сделает.
        Но Софи не сказала "нет", не оттолкнула его, не стала ни сопротивляться, ни вырываться. Вместо этого она прильнула к нему всем телом, зарылась руками в его волосы, и губы ее приоткрылись. Бенедикт понятия не имел, почему она вдруг решила позволить ему себя поцеловать, но оторваться от ее губ, чтобы спросить об этом, он не мог.
        Он уже не был уверен, что ему удастся уговорить ее стать своей любовницей, и теперь упивался блаженными мгновениями, которые, быть может, и не повторятся, стремясь вместить в один поцелуй всю жизнь.
        Поцелуй становился все более страстным, и внезапно в голове Бенедикта зазвенел назойливый голос, говоривший ему о том, что все это уже было. Два года назад он танцевал с женщиной, а когда собрался поцеловать ее, она сказала, что ему придется вложить в этот поцелуй всю жизнь.
        Тогда он был чересчур самонадеян и не поверил ей. Потеряв ее, Бенедикт не встретил ни одной женщины, с которой мог представить себе свою дальнейшую жизнь. До тех пор, пока не познакомился с Софи.
        В отличие от таинственной незнакомки в серебристом платье Софи не была той, на ком он надеялся жениться, но, с другой стороны, в отличие от той же незнакомки она находилась здесь, с ним рядом. И он не собирался ее от себя отпускать. Он вдыхал нежный запах ее волос, ощущал губами ее сладкие губы и чувствовал себя на седьмом небе от счастья. У него было такое ощущение, будто она создана для него, а он - для нее.
        - Пойдем ко мне, - прошептал он ей на ушко. Софи промолчала, но Бенедикт почувствовал, что она вся напряглась. - Пойдем, - снова прошептал он.
        - Я не могу, - прошептала Софи в ответ.
        - Нет, можешь.
        Софи покачала головой, однако не отстранилась, и Бенедикт, воспользовавшись этим, вновь прильнул к ее губам. Язык его скользнул ей в рот, вбирая в себя его сладость. Рука непроизвольно нащупала высокую грудь, легонько сжала ее, и у Бенедикта перехватило дыхание от остроты охвативших его чувств. Но этого ему показалось мало. Ему хотелось ощутить бархатистую кожу Софи, а не материю платья.
        Однако он понимал, что здесь для этого не место. Они стоят в саду его матери. Кто угодно их может заметить, и, если бы он не увлек ее незаметно в беседку рядом с дверью, уже наверняка заметили бы. И это стоило бы Софи потери работы.
        А может быть, наоборот, стоит вытащить ее на всеобщее обозрение? Тогда она лишится работы, и у нее не будет иного выхода, как стать его любовницей. Ведь именно этого он добивается.
        Но в этот момент ему пришло в голову - откровенно говоря, Бенедикт удивился тому, что в такой момент ему вообще что-то может приходить в голову, - что одной из причин, по которой он так любил Софи, было присущее ей чувство собственного достоинства. К несчастью для Бенедикта, она слишком уважала себя, чтобы совершить поступок, идущий вразрез с ее представлениями о достоинстве и чести.
        И если он погубит ее репутацию, выставив на посмешище перед людьми, которыми она восхищается и которых уважает, дух ее будет сломлен. А это было бы непростительным преступлением.
        И Бенедикт медленно отстранился. Он по-прежнему хотел ее и хотел, чтобы она стала его любовницей, но силой принуждать ее к этому, компрометируя перед прислугой матери, не собирался. Когда она придет к нему - а в том, что она это сделает, он поклялся, - это произойдет по ее собственной доброй воле.
        А он, со своей стороны, приложит все усилия к тому, чтобы это произошло как можно быстрее.
        - Вы остановились, - удивленно прошептала Софи.
        - Здесь не место, - ответил Бенедикт.
        Несколько секунд лицо ее оставалось бесстрастным, но потом на него словно упала тень. Оно исказилось от страха. Началось все с глаз, которые вдруг стали невероятно круглыми и еще более зелеными, чем обычно, потом приоткрылись губы, и с них сорвался крик ужаса.
        - О Господи! Я не подумала… - прошептала Софи скорее себе, чем Бенедикту.
        - Я знаю. - Он улыбнулся. - И очень хорошо, что ты не думала. Я ненавижу, когда ты думаешь. Это всегда плохо для меня кончается.
        - Больше этого не должно повториться.
        - Не должно повториться здесь, ты хочешь сказать.
        - Нет, я хочу сказать…
        - Ни слова больше, иначе ты все испортишь!
        - Но…
        - Окажи мне любезность, - перебил он ее, - дай мне поверить, что сегодняшний день закончится без твоих обычных слов, что этого больше никогда не повторится.
        - Но…
        Бенедикт прижал к ее губам палец.
        - Ты не хочешь выполнить мою просьбу?
        - Но…
        - Неужели я не заслуживаю даже такой малости?
        Наконец он добился своего: Софи улыбнулась.
        - Вот и хорошо. Так гораздо лучше, - проговорил Бенедикт.
        Губы Софи дрогнули, улыбка стала шире.
        - Молодец, - прошептал он. - А теперь я должен идти. Прошу тебя только об одном. Пока я буду идти, оставайся там, где стоишь, и продолжай улыбаться. Потому что любое другое выражение на твоем лице разбивает мне сердце.
        - Но вы же ничего не увидите.
        - Я почувствую, - сказал Бенедикт, коснувшись рукой ее подбородка.
        И, повернувшись, вышел из сада.
        Глава 16
        "Вчера Фезерингтоны устроили небольшой званый обед, и хотя автора этих строк не удостоили приглашением, она слышала, что мероприятие удалось на славу. Присутствовали трое из семейства Бриджертон, однако, к немалому огорчению сестер Фезерингтон, все они принадлежали к женской половине семейства. Присутствовал также Найгел Бербрук, весьма приятный молодой человек, который постоянно выказывал знаки внимания мисс Филиппе Фезерингтон.
        Автору этих строк стало известно, что Бенедикт и Колин Бриджертоны также были приглашены, однако, поблагодарив, ответили отказом".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 19 мая 1817 года
        День проходил за днем, и к концу недели Софи поняла, что у Бриджертонов она не будет сидеть без дела. В течение дня у нее практически не было ни минуты свободного времени. В ее обязанности входило прислуживать трем незамужним девушкам, а это означало, что нужно всех их причесать, выгладить платья, вычистить туфли и, если потребуется, что-то починить или подшить. За всю неделю она выходила из дома лишь один-единственный раз, в сад почитать.
        На первый взгляд жизнь ее мало чем отличалась от жизни у Араминты. Но если у Араминты она влачила жалкое существование, постоянно пребывая в тоске и унынии, то в семействе Бриджертон день был наполнен шутками и веселым смехом. Девочки постоянно подтрунивали друг над другом, однако подтрунивание это всегда носило добродушный характер и никогда не было пронизано такой злостью, какую Розамунд постоянно выказывала по отношению к Пози, что Софи не раз доводилось наблюдать. И когда на чаепитие не были приглашены гости, когда присутствовали только леди Бриджертон и девочки, Софи тоже всегда звали. Обычно она брала с собой корзинку с шитьем и что-нибудь чинила или пришивала пуговицы, пока девицы Бриджертон весело болтали. Софи обожала эти чаепития. Так было приятно пить свежезаваренный чай с молоком и наслаждаться теплыми булочками. А спустя несколько дней Софи настолько осмелела, что даже стала принимать участие в разговоре.
        Эти чаепития стали для Софи самым любимым временем дня.
        - Интересно, куда это запропастился Бенедикт? - спросила Элоиза как-то раз, спустя неделю после события, которому Софи дала название "страстный поцелуй".
        - Ой!
        Четверо Бриджертонов повернулись к Софи.
        - Что с вами? - спросила леди Бриджертон, так и не донеся чашку до рта.
        - Уколола палец, - ответила Софи, поморщившись. На губах леди Бриджертон появилась легкая понимающая улыбка.
        - Мама тебе уже тысячу раз говорила… - начала было четырнадцатилетняя Гиацинта, но Франческа ее перебила.
        - Тысячу раз? - переспросила она, насмешливо вскинув брови.
        - Ну сто, - поправилась Гиацинта, бросив недовольный взгляд на старшую сестру, - чтобы ты не занималась шитьем во время чаепития.
        Софи с трудом выдавила из себя улыбку.
        - Тогда я буду себя чувствовать как без рук.
        - А вот я не собираюсь заниматься во время чаепития своим вышиванием, - заявила Гиацинта, хотя ее никто не спрашивал.
        - И ты не чувствуешь себя без него как без рук? - насмешливо спросила Франческа.
        - Ни капельки, - ответила Гиацинта.
        - По-моему, ты занимаешься этим вышиванием уже довольно длительное время, Гиацинта. С февраля месяца, если память мне не изменяет, - заметила леди Бриджертон, сделав глоток чаю.
        - Маме ее память никогда не изменяет, - обратилась Франческа к Софи.
        Гиацинта бросила на Франческу яростный взгляд, но та в ответ лишь улыбнулась.
        Софи кашлянула, чтобы скрыть улыбку. Франческа, девушка двадцати лет - она была на год моложе Элоизы, - обладала острым чувством юмора. Когда-нибудь Гиацинта сможет с ней сравняться, но не сейчас.
        - Никто не ответил на мой вопрос, - заявила Элоиза, со стуком ставя чашку на блюдце. - Где Бенедикт? Я его уже сто лет не видела.
        - Не сто лет, а неделю, - поправила ее леди Бриджертон.
        - Ой!
        - Может, тебе взять наперсток? - обратилась Гиацинта к Софи.
        - Обычно я отлично обхожусь без него, - пробормотала Софи.
        Леди Бриджертон поднесла чашку ко рту, да так и осталась сидеть довольно продолжительное время.
        Стиснув зубы, Софи с удвоенной энергией взялась за шитье, а мысли вернулись к Бенедикту. К ее удивлению, после того знаменательного поцелуя в саду Бенедикт не приходил в дом матери всю неделю. Софи часто ловила себя на том, что смотрит в окна, выглядывает из-за углов в надежде увидеть его.
        Тщетно… Бенедикта не было.
        Софи и сама не понимала, то ли испытывает облегчение, то ли, наоборот, негодование оттого, что ею так пренебрегают. А может быть, и то и другое.
        Софи вздохнула. Да, скорее всего и то и другое.
        - Ты что-то сказала, Софи? - спросила Элоиза.
        - Нет, - пробормотала Софи, покачав головой, неотрывно глядя на несчастный уколотый палец. Слегка поморщившись, она нажала на место укола, и на кончике пальца выступила капелька крови.
        - Так где он? - не отставала Элоиза.
        - Элоиза, Бенедикту уже тридцать лет, - ласково проговорила леди Бриджертон. - Он вовсе не обязан докладывать нам о каждом своем шаге.
        - На прошлой неделе, мама, ты была совсем другого мнения, - заметила Элоиза, громко фыркнув.
        - Какого же?
        - "Где Бенедикт? - запричитала Элоиза, искусно копируя мать. - Как он смел исчезнуть, не сказав мне ни слова? И куда он только запропастился? Такое впечатление, будто исчез с лица земли!"
        - Это совсем другое дело, - смутилась леди Бриджертон.
        - Вот как? - подала голос Франческа, по обыкновению лукаво улыбаясь.
        - Он предупредил, что едет на вечеринку к Кавендеру, о котором я не слишком хорошего мнения, и не возвращался бог знает сколько времени, а сейчас… - Оборвав себя на полуслове, леди Бриджертон поджала губы. - Почему, собственно, я должна вам что-то объяснять?
        - Понятия не имею, - пробормотала Софи. Сидевшая рядом с ней Элоиза громко закашлялась. Похлопав сестру по спине, Франческа повернулась к Софи.
        - Ты что-то спросила, Софи?
        Софи покачала головой и попыталась воткнуть иголку в платье, но промахнулась.
        Элоиза с сомнением взглянула на нее. Тихонько кашлянув, леди Бриджертон сказала:
        - Так вот, я думаю… - Не договорив, она склонила голову набок и продолжала:
        - Послушайте, мне это только кажется или и в самом деле в холле раздались шаги?
        С трудом сдержав раздраженный стон, Софи бросила взгляд в сторону двери, ожидая, что сейчас войдет дворецкий. Уикем всегда недовольно хмурился, видя ее за столом. Он неодобрительно относился к тому, что простая служанка распивает чаи со знатными дамами. Он никогда не высказывал своего мнения вслух, однако не считал нужным изображать непроницаемое лицо, и Софи постоянно вынуждена была любоваться его недовольной миной.
        Однако вместо Уикема в комнату вошел Бенедикт.
        - Бенедикт! - воскликнула Элоиза, вскакивая. - А мы только что о тебе говорили.
        Бенедикт взглянул на Софи.
        - Неужели?
        - Я - нет, - пробормотала Софи.
        - Ты что-то сказала, Софи? - спросила Гиацинта.
        - Ой!
        - Нет, мне все-таки придется отнять у вас ваше шитье. - Леди Бриджертон насмешливо улыбнулась. - Иначе скоро вы вся изойдете кровью.
        - Я схожу за наперстком, - порывисто проговорила Софи, вскакивая.
        - Так ты шьешь без наперстка? - удивилась Гиацинта. - Мне бы и в голову не пришло заниматься шитьем без наперстка!
        - Можно подумать, тебе вообще может прийти в голову этим заниматься, - ухмыльнулась Франческа.
        Гиацинта пнула ее под столом ногой, стол зашатался, и чайный сервиз едва не рухнул на пол.
        - Гиацинта! - укоризненно воскликнула леди Бриджертон.
        Софи уставилась на дверь. Она готова была смотреть куда угодно, только не на Бенедикта. Всю неделю она мечтала увидеть его хоть краешком глаза, но теперь, когда он пришел, единственное, о чем она мечтала, - это сбежать от него подальше. Если она взглянет ему в лицо, взгляд ее неизбежно упадет на его губы и мысли тотчас же вернутся к недавнему поцелую. А если она вспомнит про этот поцелуй…
        - Мне нужен наперсток! - выпалила она, вскакивая. Есть вещи, о которых она ни в коем случае не должна думать в присутствии посторонних.
        - Вы уже это говорили, - прошептал Бенедикт, самодовольно вскинув брови.
        - Он внизу, в моей комнате.
        - Но твоя комната находится наверху, - заметила Гиацинта.
        Софи готова была ее убить.
        - Я так и сказала, - заявила она.
        - Вовсе нет, - деловито возразила Гиацинта.
        - Нет, сказала, - вмешалась в разговор леди Бриджертон. - Я сама слышала.
        Повернув голову, Софи пристально взглянула на леди Бриджертон и тотчас же поняла: она лжет.
        - Я должна сходить за наперстком, - в сотый раз проговорила она и устремилась к двери.
        Подойдя к Бенедикту, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание.
        Он отступил в сторону и, когда Софи поравнялась с ним, тихонько прошептал:
        - Трусишка.
        Вспыхнув, Софи выскочила в холл, бросилась к лестнице и начала спускаться. Она дошла уже до середины, когда поняла: чтобы попасть в свою комнату, ей нужно было не спускаться, а подниматься и, значит, снова проходить мимо Бенедикта, который наверняка стоит в дверях и, без сомнения, окинет ее насмешливым взглядом и одарит обольстительной улыбкой, от которой у нее всегда перехватывает дыхание.
        О Господи! Как ей оставаться в доме леди Бриджертон, когда от одного взгляда на Бенедикта у нее подкашиваются колени? У нее не хватит для этого сил. Он в конце концов добьется того, что она забудет все свои клятвы, все свои принципы. Она должна уйти отсюда. Другого выхода нет.
        Но самое ужасное - ей нравится здесь работать, нравится прислуживать сестрам Бенедикта. Они относятся к ней как к человеку, а не как к рабочей лошади. Они общаются с ней, задают ей вопросы, и, похоже, им небезразлично ее мнение.
        Софи понимала, что не принадлежит к их кругу и никогда не будет принадлежать, но при таком теплом, радушном отношении к себе так легко было убедить себя в обратном.
        - Заблудилась? - послышался голос Бенедикта.
        Софи запрокинула голову: Бенедикт стоял наверху лестницы, небрежно облокотившись о стену. Она взглянула вниз и только теперь поняла, что по-прежнему стоит на ступеньке.
        - Я иду вниз, - бросила она.
        - Покупать наперсток?
        - Да, - с вызовом ответила Софи.
        - Но ведь для того, чтобы купить, нужны деньга.
        Софи могла бы солгать и сказать, что деньга у нее в кармане, могла бы сказать правду, выказав себя при этом полной идиоткой, а могла бы просто сбежать по ступенькам и выскочить из дома. Это, конечно, трусость, но именно этот вариант она и выбрала.
        - Я должна идти, - пробормотала она и кинулась к двери, совершенно забыв, что должна пользоваться не парадным входом, а боковым, предназначавшимся для слуг.
        Распахнув тяжелую дверь, Софи сбежала по ступенькам и, ступив на тротуар, повернула на север. Почему она это сделала, она и сама не могла бы сказать; просто так, без какой-либо видимой причины, нужно же было куда-то идти. И в этот момент она услышала голос. Ужасный, мерзкий, противный и такой знакомый. Господи, да ведь это Араминта!
        Софи почувствовала, что у нее останавливается сердце, и поспешно прижалась к стене. Араминта смотрела в сторону улицы, и если не обернется, ни за что Софи не увидит. Интересно, что Араминта здесь делает? Пенвуд-Хаус находится не меньше чем в восьми кварталах отсюда.
        И внезапно Софи вспомнила. В прошлом году, когда она работала у Кавендеров, в одном из нескольких номеров "Светских новостей от леди Уислдаун", которые ей удалось просмотреть, она прочитала, что граф Пенвуд наконец-то решил поселиться в Лондоне. Следовательно, Араминте, Розамунд и Пози пришлось подыскивать себе новое жилье.
        Неужели они поселились рядом с Бриджертонами? Большего кошмара нельзя было представить.
        - Где эта несносная девчонка? - воскликнула Араминта.
        Софи сразу стало жаль несчастную девушку. Она и сама два года назад была "несносной девчонкой" и знала, что это такое.
        - Пози! - крикнула Араминта и направилась к поджидавшей ее карете.
        Софи почувствовала, как у нее упало сердце. Она догадалась, что произошло после ее отъезда. Должно быть, Араминта наняла новую служанку и наверняка обращалась с бедняжкой отвратительно, однако не настолько плохо, как с Софи. Нужно по-настоящему ненавидеть человека, как Араминта ее ненавидела, чтобы быть с ней такой жестокой. С прислугой такой номер не пройдет.
        А поскольку Араминта жить не могла без того, чтобы кого-нибудь не унижать - если кому-то было хорошо, у нее портилось настроение, - в качестве мальчика, а может быть, правильнее сказать девочки для битья она, похоже, выбрала Пози.
        В этот момент из двери дома выскочила Пози. Лицо у нее было усталое и измученное, вид несчастный, а сама она казалась еще полнее, чем была два года назад. "Наверняка Араминту это из себя выводит", - мрачно подумала Софи. Она никогда не могла смириться с тем, что Пози не такая изящная, хорошенькая блондинка, как Розамунд и она сама. Пози была для нее вечным разочарованием.
        Софи, не отрываясь, смотрела на Пози. Остановившись на верхнем марше лестницы, та нагнулась и принялась завязывать шнурки коротких ботинок. В этот момент из кареты высунулась Розамунд.
        - Пози! - крикнула она мерзким, пронзительным голосом.
        Софи поспешно отпрянула и отвернулась. Не сделай она этого, Розамунд непременно бы ее увидела.
        - Иду! - крикнула Пози.
        - Шевелись! - прикрикнула Розамунд.
        Закончив завязывать шнурки, Пози сбежала по лестнице, но на последней ступеньке подвернула ногу и растянулась на тротуаре. Софи машинально кинулась к ней, желая ей помочь, но вовремя спохватилась и снова прижалась к стене. Пози нисколько не пострадала от падения, а Софи меньше всего на свете хотелось, чтобы Араминта узнала, что она в Лондоне, да еще живет в соседнем доме.
        Поднявшись, Пози взглянула сначала налево, потом направо и… И увидела ее. Софи была в этом уверена. Глаза Пози расширились, а рот слегка приоткрылся. Сейчас она позовет ее! О Господи!
        И Софи исступленно замотала головой.
        - Пози! - раздраженно крикнула Араминта. Софи снова покачала головой, умоляюще глядя на Пози, чтобы та ее не выдавала.
        - Иду, мама! - крикнула Пози.
        Коротко кивнув Софи, она забралась в карету, и та покатила, к счастью, в противоположную от Софи сторону.
        А Софи так и осталась стоять, прижавшись к стене. И простояла так, не шелохнувшись, целых пять минут.

***
        Бенедикт не собирался быстро уходить из отчего дома, от матери и сестер, но, как только Софи выскочила из гостиной, он потерял интерес к чаю и булочкам.
        - Я как раз спрашивала, куда ты исчез, - проговорила Элоиза.
        - Что? - Бенедикт слегка повернул голову вправо. Интересно, какую часть улицы он сможет разглядеть?
        - Я говорю, - завопила Элоиза, - что только что спрашивала…
        - Элоиза, говори потише, - перебила ее леди Бриджертон.
        - Но он не слушает!
        - Если он не слушает, - справедливо заметила леди Бриджертон, - значит, кричи не кричи, он все равно не услышит.
        - А вот если кинуть в него булочку, это может помочь обратить на себя его внимание, - заметила Гиацинта.
        - Гиацинта, не смей…
        Но Гиацинта уже метнула булочку. Однако у Бенедикта оказалась хорошая реакция и он успел увернуться. Он взглянул сначала на стену, на которой осталось жирное пятно, потом на пол, где оказалась булочка, ничуть не пострадав от удара.
        - Полагаю, это намек на то, что мне пора, - проговорил Бенедикт, дерзко улыбнувшись своей самой младшей сестре. Своим поступком она облегчила ему задачу. Теперь у него был предлог для того, чтобы выйти из комнаты и отправиться вслед за Софи.
        - Но ведь ты только что пришел, - заметила миссис Бриджертон.
        Бенедикт с подозрением взглянул на нее: похоже, она ничуть не была огорчена его решением так быстро уйти. Интересно почему? Раньше в подобной ситуации она бы замучила его своими причитаниями.
        Это означало, что она что-то задумала.
        - Я могу и остаться, - проговорил он - просто так, чтобы подразнить мать.
        - Нет-нет, - поспешно сказала она, поднося к губам чашку, хотя Бенедикт не сомневался, что та была пуста. - Если ты занят, не будем тебя задерживать.
        Бенедикт попытался придать лицу бесстрастное выражение, хотя на самом деле был крайне удивлен. В последний раз, когда он сообщил матери, что занят, та не преминула заметить: "Слишком занят для своей матери?"
        Первым его побуждением было заявить, что он остается, и плюхнуться обратно на стул, но потом Бенедикт сообразил, что оставаться назло матери просто нелепо.
        - В таком случае я ухожу, - медленно проговорил он, пятясь к двери.
        - Иди. - Мать нетерпеливо махнула рукой. - Желаю приятно провести время.
        Бенедикт счел за лучшее удалиться, не задумываясь над причинами странного поведения матери. Наклонившись, он поднял булочку и бросил ее Гиацинте, которая поймала ее и усмехнулась. Кивнув на прощание матери и сестрам, он вышел из комнаты в холл и, уже подходя к лестнице, услышал, как мать сказала:
        - Я думала, он никогда не уйдет.
        Странно, очень странно…
        Бенедикт стремительно спустился с лестницы и вышел из дома. Вряд ли Софи все еще где-то рядом, но если она отправилась по магазинам, то могла пойти лишь в одну сторону, направо. Туда Бенедикт и отправился, намереваясь дойти до ряда магазинчиков, но не успел сделать и двух шагов, как заметил Софи. Она стояла, прижавшись спиной к кирпичной стене дома, с искаженным от страха лицом.
        - Софи! - Бенедикт бросился к ней. - Что случилось? С тобой все в порядке?
        Увидев его, она вздрогнула, потом, видимо, немного успокоившись, кивнула.
        Бенедикт ей, конечно, не поверил, однако говорить об этом посчитал бессмысленным.
        - Ты вся дрожишь, - заметил он, взглянув на ее руки. - Скажи мне, что случилось. Тебя кто-то обидел?
        - Нет, - ответила Софи дрожащим голосом, какого Бенедикт у нее еще никогда не слышал. - Я… просто я… - Взгляд ее упал на лестницу. - Я споткнулась, когда сбегала по лестнице, чуть не упала и очень испугалась. - Она слабо улыбнулась. - Думаю, вы понимаете, что я имею в виду. Такое ощущение, словно все внутри перевернулось.
        Бенедикт кивнул, потому что и в самом деле понимал, что она имеет в виду. Но это не означало, что он ей поверил.
        - Пойдем со мной, - предложил он. Софи подняла голову, и Бенедикту на мгновение показалось, что сейчас он утонет в зеленых омутах ее глаз.
        - Куда? - прошептала она.
        - Куда угодно, только подальше отсюда.
        - Я…
        - Я живу всего в нескольких минутах ходьбы.
        - Вот как? - удивилась Софи и прошептала:
        - Никто мне этого не говорил.
        - Обещаю не покушаться на твое целомудрие, - прервал ее Бенедикт и не смог удержаться, чтобы не прибавить:
        - Если, конечно, ты сама этого не захочешь.
        У него было такое чувство, что Софи не пошла бы вместе с ним, если бы не была настолько ошарашена тем, что с ней произошло. Но сейчас она спокойно позволила повести себя вниз по улице.
        - Мы просто посидим у меня в гостиной, - проговорил Бенедикт, - пока ты немного не придешь в себя.
        Софи кивнула, и Бенедикт повел ее по лестнице своего дома - скромного здания, расположенного немного южнее дома его матери.
        Как только они вошли в гостиную и Бенедикт захлопнул дверь, чтобы слуги им не помешали, он повернулся к Софи, собираясь сказать: "Ну а теперь расскажи мне, что случилось на самом деле", - но в самый последний момент передумал. Спросить-то он может, но правдивого ответа не получит - это точно. Софи наверняка опять что-нибудь придумает.
        И Бенедикт, придав лицу самое что ни на есть безмятежное выражение, спросил:
        - Ну и как тебе нравится работать на мою родню?
        - Они очень милые люди, - ответила Софи.
        - Милые? - недоверчиво переспросил Бенедикт. - Да они кого угодно могут свести с ума и наверняка загоняли тебя до смерти.
        - Вовсе нет, они очень милые люди, - решительно повторила Софи.
        На лице Бенедикта появилась было улыбка - он и сам нежно любил своих родных, и ему было приятно, что Софи тоже их полюбила, - и тотчас же погасла. Ему вдруг пришло в голову, что чем сильнее Софи будет привязываться к его семейству, тем меньше вероятность того, что она согласится стать его любовницей, опозорив тем самым себя в их глазах.
        Вот черт! Как же он просчитался, увозя ее от Кавендера. Но ему во что бы то ни стало нужно было привезти ее в Лондон, а единственное, чем можно было ее привлечь, - это пообещать место в доме матери.
        Ну и конечно, немного нажать, то есть применить силу.
        - Как же вам повезло, что они у вас есть, - прервала его размышления Софи, и голос ее прозвучал уверенно. - Я бы все на свете отдала…
        Она замолчала, так и не договорив.
        - За что бы ты все на свете отдала? - переспросил Бенедикт, удивляясь тому, что ему так хочется услышать ответ на этот вопрос.
        Задумчиво глядя в окно, Софи проговорила:
        - Чтобы у меня была такая семья, как у вас.
        - У тебя никого нет, - сказал Бенедикт. Он даже не спрашивал, а утверждал.
        - И никогда не было.
        Бенедикт хотел спросить о ее матери, но вовремя вспомнил, что мать Софи умерла во время родов.
        - Иногда нелегко быть Бриджертоном, - признался он, стараясь, чтобы голос его звучал легко и непринужденно. Софи медленно повернулась к нему.
        - По-моему, это самое лучшее, что может быть.
        - Речь не о том, лучшее это или нет, а о том, что это не всегда легко.
        - Что вы имеете в виду?
        И Бенедикт неожиданно для себя самого начал делиться чувствами, которые не высказывал еще никому, ни одной живой душе, даже членам своей семьи.
        - Для всех представителей великосветского общества я просто Бриджертон. Не Бенедикт, не Бен и даже не человек со средствами и, смею надеяться, неглупый. Я просто Бриджертон. - Он грустно улыбнулся. - А точнее, Бриджертон Номер два.
        Губы Софи дрогнули, потом расплылись в улыбке.
        - Вы не просто Бриджертон, а гораздо больше.
        - Мне и самому хочется так думать, но большинство представителей светского общества так не считает.
        - Значит, они просто дураки, - нахмурилась Софи. Бенедикт рассмеялся: девушка была просто очаровательна.
        - Здесь я с тобой целиком и полностью согласен.
        И тут, когда Бенедикт уже счел разговор законченным, Софи удивила его, заметив:
        - Вы совсем не похожи на остальных членов вашей семьи.
        - То есть? - поинтересовался Бенедикт, опасаясь встретиться с Софи взглядом и показать, насколько важен для него ее ответ.
        - Ваш брат Энтони… - Софи нахмурилась, пытаясь получше сформулировать свою мысль. - Вся его жизнь изменилась оттого, что он самый старший в семье. Он наверняка чувствует гораздо большую ответственность за нее, чем вы.
        - Постой-ка…
        - Не перебивайте, - остановила его Софи, прижав ладонь к его груди. - Я ведь не говорю, что вы не любите своих родных или что не отдали бы жизнь за любого из них. Но ваш брат наверняка считает, что несет ответственность за каждого из членов вашей семьи, и станет винить себя, если кто-то из ваших братьев и сестер будет несчастлив. В этом я совершенно уверена.
        - Сколько раз ты видела Энтони? - пробормотал Бенедикт.
        - Только один. - Уголки ее рта дрогнули, словно она пыталась подавить улыбку. - Но этого достаточно. Что касается вашего младшего брата Колина… с ним я не знакома, но я много о нем слышала.
        - От кого?
        - От всех. Не говоря уж о том, что о нем постоянно упоминает леди Уислдаун в своих статьях, а должна признаться, их я читаю уже много лет.
        - Значит, ты знала обо мне еще до того, как мы с тобой встретились, - проговорил Бенедикт. Софи кивнула:
        - О вас, но не вас самого. Вы гораздо более сложная натура, чем леди Уислдаун себе представляет.
        - Так поделись со мной своими наблюдениями, - попросил Бенедикт, кладя руку поверх ее руки.
        Софи взглянула ему прямо в глаза, в их темные глубины, и увидела то, что совсем не ожидала увидеть: беззащитность и острое любопытство. Ему необходимо было знать, что она о нем думает. Этому самоуверенному, решительному человеку было важно услышать ее мнение о себе.
        Софи высвободила руку и принялась машинально водить указательным пальцем по руке Бенедикта, затянутой в тонкую лайковую перчатку. - Вы… - медленно заговорила она, потому что в этот ответственный момент каждое слово было преисполнено глубокого смысла. - Вы не совсем такой, каким вас представляет великосветское общество. Вы хотите, чтобы все считали вас веселым, добродушным, ироничным и остроумным человеком. Такой вы и есть, но не только: вы гораздо глубже… Вы любите своих родных, - продолжала Софи хрипловатым от охвативших ее чувств голосом. - Вам небезразлична даже я, хотя, Господь свидетель, я не всегда этого заслуживаю.
        - Нет, всегда, - перебил ее Бенедикт и, поднеся ее руку к губам, прильнул к нейх: такой страстью, что у Софи перехватило дыхание. - Всегда.
        - И… и… - Голос Софи прервался. Трудно было продолжать, когда Бенедикт не сводил с нее пылающего взгляда.
        - И что? - прошептал он.
        - Таким, какой вы есть, вас сделала семья, - порывисто проговорила Софи. - И это истинная правда. Вы не могли бы вырасти таким любящим, преданным, если бы родились в другой семье. И в то же время вы - это вы. Не чей-то сын или брат, а просто вы.
        Бенедикт не сводил с нее глаз. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, однако не произнес ни слова. В минуты, подобные этой, слова не нужны.
        - У вас тонкая, ранимая душа, - прошептала Софи. - Душа художника.
        - Нет, - прошептал Бенедикт, качая головой.
        - Да, - упрямо повторила Софи. - Я видела ваши рисунки, они прекрасны. Вы великолепный художник. Я и не подозревала о таком таланте, пока не познакомилась с вашими родными. Вы изобразили их великолепно. Вам удалось передать и озорную улыбку Франчески, и горделивую осанку Гиацинты.
        - Я никому никогда не показывал свои рисунки, - признался Бенедикт.
        Софи резко вскинула голову и взглянула ему прямо в глаза.
        - Вы шутите.
        - Нисколько, - покачал головой Бенедикт.
        - Но они прекрасны. Вы настоящий талант. Думаю, ваша матушка сказала бы то же самое, если бы их увидела.
        - Не знаю почему, но я никогда их никому не показывал, - проговорил Бенедикт, чувствуя себя глупо.
        - Вы показали их мне, - тихо сказала Софи.
        - Я не мог этого не сделать, - заметил Бенедикт, коснувшись ее подбородка.
        Внезапно сердце его замерло, после чего забилось с удвоенной силой. Все стало ясно и понятно. Он любит ее. Бенедикт не знал, как это случилось, знал лишь, что это произошло.
        И дело было не в том, что она в данный момент находилась у него под рукой. Так бывало со многими женщинами, но Софи была не похожа ни на одну из них. При виде ее у него теплело на душе, хотелось плакать и смеяться одновременно.
        Странно, необъяснимо, но оказывается, он нашел женщину, которая одним своим присутствием делала его счастливым. Ему даже не нужно было ее видеть, слышать ее голос, вдыхать исходящий от нее аромат. Достаточно было знать, что она здесь. Если это не любовь, то Бенедикт не знал, что это такое.
        Он долго смотрел на нее и не мог насмотреться. Взгляд Софи затуманился. Блестящие ярко-изумрудные глаза словно подернулись дымкой. Мягкие губы приоткрылись, и Бенедикт понял, что должен ее поцеловать. Если он сейчас этого не сделает, он просто не сможет жить дальше.
        Она нужна ему, как глоток воды умирающему от жажды путнику, как воздух, когда нечем дышать. Он хочет ее. Хочет так страстно, как никого никогда не хотел в своей жизни. И последней здравой мыслью Бенедикта, прежде чем губы его прильнули к губам Софи и голова пошла кругом, была мысль: он должен сделать ее своей прямо сейчас.
        Глава 17
        "Автор этих строк получила информацию из самых достоверных источников, что два дня назад во время чаепития у Гантеров леди Пенвуд нанесли удар по голове бисквитом.
        Автор этих строк не может с уверенностью сказать, кто его швырнул, однако все подозрения падают на мисс Фелисити Фезерингтон и мисс Гиацинту Бриджертон, которые частенько приходят в гости в этот дом".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 21 мая 1817 года
        Софи уже не в первый раз целовалась с Бенедиктом, но так, как сейчас, он ее еще никогда не целовал. У нее было такое ощущение, словно она в раю.
        Губы его касались ее губ с невыразимой нежностью, вызывая в то же время страстное желание и быть любимой, и любить самой.
        - Бенедикт… - прошептала Софи и сама себя не услышала: так сильно билось сердце.
        Как же она его хотела, и как глупо было думать, что она сможет противостоять этой страсти. Глупо и самонадеянно.
        - Софи, Софи… - вновь и вновь шептал он, касаясь губами ее щеки, шеи, уха.
        Софи почувствовала, как руки его потянулись к пуговицам платья, принялись расстегивать их. Она всегда считала, что никогда не допустит того, чтобы ее раздевали, и вот теперь лиф платья уже соскользнул к поясу, бесстыдно обнажив грудь, а она могла лишь сладострастно стонать и, слегка выгнув спину, предлагать ему себя, как некий запретный плод.
        Когда Бенедикт увидел ее обнаженную грудь, у него перехватило дыхание. Сколько раз он представлял себе эту сцену - каждую ночь, когда лежал в постели без сна, и всякий раз во сне, когда удавалось заснуть. Но действительность превзошла все его ожидания.
        Рука Бенедикта, до этого ласково поглаживающая спину Софи, медленно скользнула к груди.
        - Какая же ты красивая, - прошептал он, понимая, что слова бессильны передать всю гамму его чувств.
        Рука скользнула выше, трепещущие пальцы накрыли грудь, и сдавленный стон сорвался с губ Бенедикта. Говорить он уже не мог. Страсть к этой женщине затмила все. Он не то что говорить, думать был уже не в состоянии.
        Он и сам не понимал, как это случилось, что Софи стала так много для него значить. Еще неделю назад он ее не знал, представления не имел о ее существовании, а сейчас она стала необходима ему как воздух. Без нее жизнь теряла всякий смысл.
        Он коснулся рукой ее подбородка, запрокинул лицо и заглянул в глаза. Казалось, они светились изнутри ярким светом и блестели от невыплаканных слез.
        Губы дрожали, и Бенедикт понял: Софи так же, как и он, находится под влиянием этого чарующего момента.
        Он наклонился. Медленно-медленно, чтобы дать ей возможность сказать "нет". Если она так скажет, ему будет необыкновенно тяжело, но еще тяжелее будет выслушивать ее жалобы на следующее утро.
        Но она не сказала "нет", глаза ее закрылись, а голова слегка склонилась набок. Всем своим видом Софи давала понять, что ждет его поцелуя.
        Бенедикт и сам не понимал, как это происходит, но всякий раз, когда он целовал ее, губы Софи казались все более сладкими, а исходящий от нее аромат - все более пьянящим. Желание разгоралось в нем все сильнее, и ему пришлось собрать всю свою силу воли для того, чтобы не повалить Софи на диван и не начать срывать с нее одежду.
        Он еще успеет это сделать, мелькнула в голове Бенедикта озорная мысль. Но в этот первый для нее раз - а в том, что он первый, Бенедикт не сомневался - он должен быть нетороплив и нежен, то есть должен вести себя именно так, как ждет от него молоденькая невинная девушка.
        А впрочем, подумал Бенедикт, улыбнувшись, скоро он ей покажет такое, чего она никак не ожидает.
        - Чему вы улыбаетесь? - спросила Софи. Слегка отстранившись, Бенедикт обхватил ее лицо обеими руками.
        - А откуда ты знаешь, что я улыбаюсь?
        - Губами чувствую.
        - Ты заставляешь меня улыбаться, - прошептал он.
        Губы Софи дрогнули, влажное, горячее дыхание обожгло его. Взяв Софи за руку, он поднес ее к губам и провел ее пальцем по контуру своих губ, как проделывал это только что с ее губами. Заметив, что глаза Софи расширились, он взял ее палец в рот и легонько пососал, щекоча его зубами и языком.
        В голове Бенедикта теснились сотни вопросов, которые ему хотелось ей задать, однако он ужасно боялся, что, услышав их, она опомнится и передумает. И поэтому вместо того, чтобы задавать вопросы, он вновь прильнул к ее губам нежным поцелуем, едва сдерживая яростное желание.
        Она вновь прошептала его имя, словно молитву, и он бережно опустил ее на софу.
        - Я хочу тебя, - простонал он. - Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу.
        Ответом ему был лишь прерывистый стон, подействовавший на него как удар хлыста. Он еще крепче обхватил ее обеими руками и принялся покрывать ее лебединую шею жаркими поцелуями.
        Он спускался все ниже и ниже и, добравшись до нежного бугорка груди, остановился. Софи лежала под ним. Глаза ее сверкали от желания, и эта картина показалась Бенедикту более пленительной, чем он представлял себе в самых безудержных мечтах.
        Глухо застонав, Бенедикт взял губами ее сосок. Не ожидавшая ничего подобного, Софи тихонько ахнула и попыталась отстраниться.
        - Ш-ш… - прошептал Бенедикт, прижав палец к ее губам, быть может, чересчур грубо: с каждой секундой все труднее было сдерживаться. - Лежи спокойно и ни о чем не думай. Просто позволь мне доставить тебе удовольствие.
        На лице Софи отразилось сомнение, но, когда Бенедикт, поспешно наклонившись к ее груди, возобновил свой нежный натиск, глаза ее затуманились, губы приоткрылись, и она вновь откинулась на подушки.
        - Тебе приятно? - хрипло прошептал Бенедикт, теребя сосок кончиком языка.
        Софи с трудом кивнула с закрытыми глазами. Она была не в силах их открыть.
        - А так? - И Бенедикт провел языком под грудью, щекоча нежную кожу.
        Прерывисто дыша, Софи снова кивнула.
        - А так? - Подняв ей платье, Бенедикт спускался все ниже и ниже, пока не добрался до пупка.
        На сей раз Софи не смогла даже кивнуть. Боже правый! - мелькнула в голове запоздалая мысль. Она лежит перед ним почти голая и может лишь стонать, вздыхать и просить еще.
        - Я хочу тебя, - едва выдохнула она.
        - Я знаю, - прошептал Бенедикт, обжигая живот Софи горячим дыханием.
        Софи вдруг почувствовала непреодолимое желание двигаться. Внутри нарастало незнакомое, странное и вместе с тем такое сладостное чувство. Словно все двадцать два года своей жизни она вовсе не жила и только теперь наконец-то начинает жить.
        Ужасно вдруг захотелось прикоснуться к коже Бенедикта, и Софи, схватившись за его рубашку из тончайшего полотна, принялась вытаскивать ее из брюк. И вот наконец руки ее коснулись бархатистой кожи его спины, и, к удивлению и восторгу Софи, упругие мускулы дрогнули у нее под пальцами.
        - О, Софи… - простонал Бенедикт, весь дрожа.
        Его реакция придала ей смелости, и она продолжила свою пьянящую ласку. Руки ее скользнули выше, добрались до плеч, широких, мускулистых. Бенедикт снова застонал и, чертыхнувшись себе под нос, привстал.
        - Эта чертова рубашка мешает, - пробормотал он и, стащив ее, швырнул через всю комнату.
        Лишь на секунду перед Софи мелькнула его голая грудь, и вот он уже снова на ней, и на сей раз они прижимаются друг к другу обнаженной кожей. Более потрясающего чувства Софи никогда не доводилось испытывать. Кожа Бенедикта оказалась на редкость теплой и мягкой, хотя под ней играли упругие мышцы. От него вкусно пахло сандаловым маслом и хорошим мылом.
        Софи коснулась руками его волос. Они оказались густыми и упругими и, когда Бенедикт принялся вновь покрывать поцелуями ее шею, защекотали ей кожу.
        - О, Бенедикт, - вздохнула Софи, - как же мне хорошо! Я просто не представляю, что может быть лучше.
        Он поднял голову, и его темные глаза насмешливо сверкнули.
        - Может.
        Софи от удивления приоткрыла рот, но, тотчас же спохватившись, закрыла его. Должно быть, выглядит сейчас просто как какая-то идиотка, упрекнула она себя, - лежит с открытым ртом и тупо смотрит на него.
        - Подожди, скоро сама увидишь, - улыбнулся Бенедикт.
        - Но… Ой! - вскрикнула Софи, почувствовав, что Бенедикт сбросил ее туфлю. Рука его, обвившись вокруг лодыжки, заскользила вверх по ноге.
        - А это ты представляла? - спросил он, пощекотав ей пальцем под коленкой.
        Софи отчаянно замотала головой, стараясь не дергаться.
        - Вот как? - пробормотал Бенедикт. - А это? - И он ловко развязал подвязки.
        - Что ты делаешь, Бенедикт? - ахнула Софи.
        - Ничего особенного, - улыбнулся Бенедикт и убийственно медленно принялся стаскивать с Софи чулки.
        Наконец он снял их и отшвырнул в сторону, и Софи, открыв от восторга рот, смотрела, как они пролетают у нее над головой. Чулки были не самого лучшего качества, но все равно довольно легкие, и они проплыли по воздуху, как пух от одуванчика, пока не приземлились - один на лампе, а другой на полу.
        И пока Софи все еще смеялась над чулком, свисавшим с абажура и покачивавшимся, словно пьяный, Бенедикт принялся поглаживать ей ноги. Руки его скользили все выше и выше, пока наконец не добрались до бедер.
        - Думаю, никто тебя здесь не касался, - заметил он, лукаво улыбнувшись.
        Софи покачала головой.
        - Наверное, ты и представить себе такого не могла. Софи снова покачала головой.
        - Если ты не могла себе представить этого… - он сжал ее бедра, заставив ее тем самым сладострастно извиваться, - то такого уж точно.
        Рука его двинулась еще выше, легонько царапая ногтями, кожу, и наконец добралась до мягкого треугольника волос.
        - Не нужно, - машинально проговорила Софи. - Я не…
        - Ну что ты, нужно, уверяю тебя.
        - Но… О-о…
        Больше Софи ничего сказать не смогла. Мысли все куда-то улетучились. Да и как можно о чем-то думать, когда он так безудержно ласкает ее. Наверное, о том, как это стыдно, но она не хочет, чтобы он остановился.
        - Что ты со мной делаешь? - ахнула она, чувствуя, как отзывается на его ласку все тело.
        - Все, - ответил Бенедикт, вновь приникая к ее губам. - Все, что ты хочешь.
        - Я хочу… О…
        - Тебе приятно? - прошептал он ей в щеку.
        - Я не знаю, чего хочу, - едва выдохнула Софи.
        - А я знаю, - проговорил Бенедикт и принялся легонько покусывать ей мочку уха. - Я точно знаю, что ты хочешь. Доверься мне.
        Софи так и сделала и в тот же момент почувствовала, как что-то в ней изменилось. Она была готова к дальнейшим ласкам. Они больше не пугали ее, наоборот, она стремилась к ним. Понимала, что поступает дурно, но ничего не могла с собой поделать. Внезапно мелькнула смутная мысль, что впервые в жизни она собирается совершить безумный поступок, абсолютно ей несвойственный. И только потому, что ей этого хочется.
        Словно прочитав ее мысли, Бенедикт слегка отстранился и, обхватив своей большой рукой ее щеку, проговорил хрипловатым голосом:
        - Если ты хочешь, чтобы я остановился, скажи мне сейчас. Не через десять минут, не через одну минуту, а прямо сейчас.
        Тронутая тем, что он решил ее спросить, Софи протянула руку и коснулась его щеки точно так же, как только что сделал он. Но когда открыла рот, из него вырвалось лишь:
        - Пожалуйста…
        В глазах Бенедикта вспыхнул огонь желания, и в ту же секунду в нем как будто что-то щелкнуло, он изменился кардинально. Нежный, томный любовник исчез. Его место занял мужчина, охваченный страстью. Казалось, у него не две руки, а несколько десятков. Они гладили Софи по ногам, обнимали за талию, касались лица. Софи глазом моргнуть не успела, как платье ее оказалось на полу, рядом с чулками. Она лежала совершенно голая и испытывала некоторую стыдливость, однако в то же время понимала, что, поскольку ее ласкает Бенедикт, стыдиться ей нечего.
        Софа была узкой, однако Бенедикта, похоже, это не смущало. Он скинул ботинки, стащил с себя брюки, не переставая ласкать Софи. Естественно, так труднее было раздеваться, но его не оставляло ощущение, что, если он отнимет от нее руки, он умрет.
        Он не раз испытывал страсть и думал, что ему хорошо знакомо это чувство. Оказывается, он ошибался. Того, что происходило с ним сейчас, он не испытывал никогда.
        Наконец освободившись от одежды, он лег на Софи и на секунду замер, наслаждаясь прикосновением своего тела к ее телу. Он хотел ее страстно, безудержно, как еще никого и никогда, но сдерживал себя, стараясь двигаться медленно. Это ее первый раз, и все должно пройти идеально.
        Бенедикт опустил руку и коснулся Софи. Она была более чем готова принять его.
        - Это так… - прошептала она хрипловатым шепотом, тяжело дыша. - Так…
        - Странно? - подсказал ей Бенедикт.
        Софи кивнула.
        Бенедикт самодовольно улыбнулся.
        - Ты привыкнешь, - пообещал он, - и очень скоро.
        Софи откинула голову назад, чувствуя, будто внутри начинает сжиматься какая-то пружина, которая вот-вот разожмется. Чувство было доселе неизведанное и просто потрясающее, словно сейчас, в эту самую минуту, она родилась.
        - О, Бенедикт, - прошептала она, - любовь моя.
        Он замер всего на какую-то долю секунды, но Софи поняла: он ее услышал. Но он не сказал ни слова, лишь поцеловал в шею и сжал ногу, устраиваясь поудобнее у нее между ног.
        Губы Софи раскрылись в беззвучном крике ужаса.
        - Не бойся, - насмешливо проговорил Бенедикт, как всегда с легкостью читая ее мысли. - Все будет хорошо.
        - Но…
        - Доверься мне, - прошептал он, касаясь губами ее губ. И Софи почувствовала, как он медленно входит в нее. Ощущение было странное, ни с чем не сравнимое.
        - У тебя такой серьезный вид, - проговорил Бенедикт,
        Касаясь ее щеки.
        - Я пытаюсь разобраться в своих чувствах, - призналась Софи.
        - Если ты еще сохранила способность думать, значит, я плохо делаю свою работу.
        Пораженная Софи взглянула на него. Он улыбался своей обычной кривой улыбкой, от которой у нее всегда перехватывало дыхание.
        - Перестань так напряженно размышлять, - прошептал он.
        - Но трудно не… О!… - застонала Софи и, закатив глаза, выгнулась всем телом.
        Бенедикт уткнулся ей лицом в шею, чтобы она не видела насмешливого выражения его лица. Похоже, самый лучший способ запретить ей думать над тем, что происходит, - это начать двигаться. Именно это Бенедикт и сделал. И поморщился. Он еще никогда не имел дела с девственницами. Он слышал, что им бывает больно и что мужчина ничем не может облегчить эту боль, но, если действовать осторожнее, Софи наверняка будет не так мучительно. Ее лицо пылало, дыхание стало учащенным, глаза сверкали страстью. Бенедикт почувствовал, как его собственная страсть взметнулась до небес. Как же он хотел ее! Так сильно, что все тело ломило.
        - Тебе может быть больно, - осторожно начал он. Он разрывался между желанием сказать ей правду, чтобы ее подготовить, и солгать, чтобы она не так сильно нервничала, и выбрал второе.
        - Мне все равно, - едва слышно выдохнула Софи. - Пожалуйста… Я хочу тебя…
        Поцеловав ее в губы, Бенедикт рванулся вперед. Он почувствовал, как Софи слегка напряглась, когда он прорывался сквозь девственную плеву, и впился зубами в свою руку, чтобы не выйти из нее.
        О Господи! Он вел себя как шестнадцатилетний мальчишка, а не зрелый мужчина тридцати лет.
        Стиснув зубы, Бенедикт принялся медленно двигаться, хотя на самом деле ему хотелось завершить все несколькими быстрыми и глубокими ударами.
        - Софи, Софи… - стонал он, напоминая себе, что на этот раз он должен сделать все от себя зависящее, чтобы ей было приятно.
        Все должно быть великолепно, отлично, изумительно. Нужно сделать так, чтобы ей понравилось.
        И похоже, ему это удалось. Софи задвигалась под ним, извиваясь всем телом, усиливая его и без того безудержное желание. Он попытался быть с ней еще нежнее, но как же ему было тяжело. Казалось, ее руки находятся одновременно в самых разных местах его тела - на бедрах, на спине, на плечах.
        - Софи… - вновь простонал он. Скоро он не выдержит. Он и так сдерживается из последних сил. Если сейчас она…
        - О-о-о!
        Тело Софи выгнулось дугой и начало сотрясаться в экстазе. Ногти впились Бенедикту в спину, но он этого не замечал. В голове билась единственная мысль: слава Богу, Софи достигла пика блаженства, и теперь наконец-то…
        - А-а-а!
        Бенедикту казалось, что внутри у него все взорвалось. Другого слова и не подберешь. Тело сотрясала бурная дрожь, дыхание с трудом вырывалось изо рта. Наконец, обессиленный, он рухнул прямо на Софи, смутно понимая, что придавил ее всем телом, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
        Он понимал, что должен сказать, как ему было с ней хорошо, сказать хоть что-то, но язык, казалось, прирос к небу, а глаза никак не хотели открываться. Что ж, красивые слова пусть подождут. Он устал и должен передохнуть.
        - Бенедикт? - прошептала Софи. Он слегка похлопал ее по руке, давая понять, что слышит ее.
        - Это всегда так?
        Он покачал головой, надеясь, что она заметит и поймет.
        Софи вздохнула и еще глубже погрузилась в подушки.
        - Так я и думала.
        Бенедикт чмокнул ее в макушку. Нет, это не всегда так. Он столько раз представлял себе, как они занимаются любовью, но действительность превзошла все его ожидания. О таком он не мог и мечтать.

***
        Если бы Софи кто-то сказал, что она способна заснуть в таком положении, она бы ни за что не поверила. Но она заснула, хотя дышать было трудновато: Бенедикт оказался на редкость тяжелым. Он, похоже, тоже заснул, и она проснулась оттого, что на нее вдруг пахнуло холодом: Бенедикт встал.
        Но смутиться оттого, что лежит перед ним голая, Софи не успела - Бенедикт прикрыл ее одеялом. Софи улыбнулась и слегка покраснела. Не то чтобы она сожалела о том, что между ними произошло. Но не может женщина потерять невинность и не чувствовать хотя бы легкого смущения. Так не бывает. Лежать под одеялом оказалось гораздо приятнее. Все-таки Бенедикт - заботливый человек.
        В отличие от Софи он нисколько не смущался. Даже не подумав прикрыться, он подошел к своим валявшимся на полу вещам и принялся их собирать. Софи не отрываясь смотрела, как он натягивает брюки. Вот он выпрямился и, взглянув Софи прямо в глаза, одарил ее теплой улыбкой,
        О Господи, как же она любила этого человека!
        - Как ты себя чувствуешь? - спросил он.
        - Отлично, - ответила она. - Хорошо. Великолепно. - И она смущенно улыбнулась.
        Подняв рубашку, Бенедикт сунул в рукав руку и объявил:
        - Я пошлю кого-нибудь за твоими вещами.
        Софи захлопала глазами.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Не беспокойся. Я позабочусь о том, чтобы этот человек проявил как можно больше такта. Я понимаю, что теперь, когда ты познакомилась с моими родными, тебе будет немного неловко.
        Софи обеими руками вцепилась в одеяло. Как же ей хотелось, чтобы платье лежало поближе! Потому что внезапно ей стало стыдно. Она совершила то, чего поклялась никогда не делать, и теперь Бенедикт решил, что она станет его любовницей. А почему, собственно, он не должен был так решить? Этот вывод напрашивается сам собой.
        - Прошу тебя, не посылай никого, - тихо проговорила Софи.
        Бенедикт удивленно взглянул на нее.
        - Ты сама их заберешь?
        - Я бы предпочла, чтобы мои вещи остались там, где они сейчас находятся, - еле слышно сказала Софи. Ей было гораздо проще сказать так, чем говорить прямо, что она не станет его любовницей.
        Один раз - еще куда ни шло. Она будет вспоминать этот один раз и упиваться этим воспоминанием. Но прожить всю жизнь с человеком, который не будет мужем, - на это Софи пойти не могла.
        Софи бросила взгляд на свой живот, моля Бога, чтобы не забеременеть и не произвести на свет незаконнорожденного ребенка.
        - Что ты хочешь этим сказать? - спросил Бенедикт, не сводя с нее глаз.
        Черт! Значит, он не хочет облегчить ей задачу. Ну что ж…
        - Я хочу сказать, - проговорила Софи, проглотив невесть откуда взявшийся комок в горле, - что я не могу стать твоей любовницей.
        - А как ты назовешь то, что между нами только что произошло? - сдавленным голосом спросил Бенедикт.
        - Я назову это случайной ошибкой, - ответила Софи, опасаясь встретиться с ним взглядом.
        - Значит, я ошибка? - нарочито довольным тоном произнес Бенедикт. - Как это мило. Насколько я помню, меня еще никто не называл ошибкой.
        - Ты знаешь, что я вовсе не это имею в виду.
        - Разве? - Подняв с пола ботинок, он присел на подлокотник кресла, чтобы его надеть. - Откровенно говоря, дорогая, я уже понятия не имею, что ты имеешь в виду.
        - Я бы никогда на это не пошла, если бы…
        - Если бы я тебя не заставил? - круто повернулся к ней Бенедикт и улыбнулся, скрывая ярость. - Так, значит, ты хочешь сказать, что я тебя принудил? Отлично! Это даже лучше, чем называть меня ошибкой. Повеселее звучит.
        - Ну почему ты так себя ведешь!
        Бенедикт склонил набок голову, словно обдумывая ее слова.
        - А что тебе не нравится? По-моему, я веду себя весьма дружелюбно и пристойно. Смотри, я не кричу, не закатываю истерик…
        - Лучше бы кричал и закатывал, чем так надо мной издеваться.
        Схватив с пола ее платье, Бенедикт швырнул его Софи.
        - Мы не всегда получаем то, что хотим. Не правда ли, мисс Бекетт? Не знаю как вам, а мне это отлично известно.
        Схватив платье, Софи сунула его под одеяло, втайне надеясь, что сумеет его там надеть.
        - Если ты это сумеешь, я буду искренне поражен, - как обычно, прочитав ее мысли, заметил Бенедикт, снисходительно глядя на нее.
        Софи бросила на него сердитый взгляд.
        - Ладно, можешь не извиняться за свое поведение, - сменила она гнев на милость.
        - Я вовсе и не думал этого делать.
        - Прошу тебя, не язви.
        - Ты не вправе меня ни о чем просить, - заметил Бенедикт, насмешливо улыбаясь.
        - Бенедикт…
        Он подошел к кровати и склонился над Софи.
        - Разве что снова заняться с тобой любовью, что я с радостью бы сделал.
        Софи промолчала.
        - Понимаешь ли ты, - проговорил Бенедикт, и его взгляд немного смягчился, - что чувствует человек, когда его отталкивают? Сколько раз ты еще думаешь проделать это со мной?
        - Я вовсе не хотела…
        - Прекрати! Я уже устал от твоих оправданий! Если бы ты хотела быть со мной, ты была бы. Когда ты говоришь "нет", значит, ты именно это и хочешь сказать.
        - Ты не понимаешь, - тихо сказала Софи. - Ты всегда находился в таком положении, когда можно делать все, что тебе заблагорассудится. Не всем доступна подобная роскошь.
        - Ничего не понимаю. По-моему, именно подобную роскошь я тебе и предлагаю.
        - Роскошь стать твоей любовницей, - с горечью ответила Софи.
        Скрестив руки на груди, Бенедикт, поморщившись, сказал:
        - Тебе не придется делать ничего такого, что бы ты уже не делала.
        - Я совершила ошибку, - с расстановкой сказала Софи, стараясь не обращать внимания на его оскорбление. Все-таки она заслуживала лучшего обращения. - Но это не означает, что я снова ее совершу.
        - Я мог бы предложить тебе лучшую жизнь, - прошептал Бенедикт.
        Софи покачала головой:
        - Я не стану твоей любовницей. И вообще ничьей.
        Сообразив, что она имеет в виду, Бенедикт рот открыл от удивления.
        - Софи, - недоверчиво произнес он, - ты же знаешь, я не могу жениться на тебе.
        - Конечно, знаю! - выпалила Софи. - Я горничная, а не круглая идиотка!
        Бенедикт попытался поставить себя на ее место. Он догадывался: она хочет, чтобы все приличия были соблюдены, но должна же она понимать, что он не сможет ей этого обеспечить.
        - Если бы я на тебе женился, тебе тоже пришлось бы нелегко, - тихо проговорил он. - Светское общество тебя не приняло бы. Оно может быть очень жестоким.
        Софи невесело рассмеялась.
        - Я знаю. Поверь мне, я знаю.
        - Тогда почему…
        - Сделай мне одолжение, - прервала его Софи, отворачиваясь, чтобы больше его не видеть. - Найди себе кого-нибудь, кого светское общество примет и кто сможет сделать тебя счастливым, и женись. А меня оставь в покое.
        Ее слова болью отозвались в его сердце: Бенедикту вдруг вспомнилась таинственная незнакомка с бала-маскарада. Она принадлежала к тому же миру, к какому принадлежит и он, к тому же классу. Вот ее великосветское общество примет. И, глядя на съежившуюся на софе Софи, которая старательно от него отворачивалась, Бенедикт вдруг явственно понял, что именно эту таинственную незнакомку он и представлял своей женой.
        Все последние два года, бывая в свете, он постоянно ждал, что вот сейчас откроется дверь и в комнату войдет дама в серебристом платье. Иногда он чувствовал себя круглым дураком, но выбросить ее из головы не мог. Как не мог выбросить из головы мечту о счастливой совместной жизни с любимой женой и множеством детей.
        Это была глупая, сентиментальная мечта для человека его репутации, однако Бенедикт ничего не мог с собой поделать. Вот что происходит, когда живешь в большой и любящей семье, - хочешь, чтобы и у тебя была такая же.
        Он не может жениться на Софи, но это не означает, что они не могут быть вместе. Они должны пойти на компромисс, потому что вдвоем будут гораздо счастливее, чем поодиночке.
        - Софи, - начал Бенедикт, - я понимаю, ситуация сложная…
        - Не нужно, - прервала она его, и голос ее прозвучал едва слышно.
        - Если бы ты только выслушала меня…
        - Прошу тебя, не надо!
        - Но ты не…
        - Перестань! - крикнула Софи.
        Она сидела, зябко обхватив себя за плечи. Бенедикт понимал, как ей тяжело, но он любит ее, она ему нужна, и он обязан заставить ее понять.
        - Софи, я знаю, ты согласишься, если…
        - Я не хочу, чтобы у меня был незаконнорожденный ребенок! - воскликнула Софи и встала с кровати, крепко придерживая одеяло, чтобы оно не сползло. - Я никогда на это не пойду! Я люблю тебя, но не настолько. Я никого никогда настолько не полюблю!
        Взгляд Бенедикта упал на ее живот.
        - Уже может быть слишком поздно говорить такие слова, Софи.
        - Я знаю, - тихо сказала она. - И меня это угнетает.
        - Это всегда бывает, когда о чем-то жалеешь. Софи отвернулась.
        - Но я не жалею о том, что мы с тобой занимались любовью. Хотела бы жалеть, но не жалею. Не могу.
        Бенедикт изумленно уставился на нее. Он силился, но никак не мог понять, почему она так решительно отказывается стать его любовницей и иметь от него детей и в то же время не сожалеет о том, что они занимались любовью.
        - Если у нас не будет ребенка, - тихо проговорила Софи, - я буду считать, что мне крупно повезло, и не стану больше искушать судьбу.
        - Зато ты будешь искушать меня, - ухмыльнулся Бенедикт, ненавидя себя за эту ухмылку.
        Софи не обратила ни на его слова, ни на него самого никакого внимания. Поплотнее завернувшись в одеяло, она вперилась невидящим взглядом в картину на стене.
        - У меня останутся воспоминания, которыми я буду дорожить всю жизнь. Наверное, поэтому я и не сожалею о том, что мы сделали.
        - Но воспоминания не согреют тебя по ночам.
        - Да, - грустно согласилась Софи. - Но их у меня никто не отнимет.
        - Ты трусиха, - укорил ее Бенедикт. - Боишься превратить эти воспоминания в реальность.
        Софи круто обернулась.
        - Нет, я не трусиха, - спокойно проговорила она, хотя Бенедикт сверлил ее мрачным взглядом. - Я незаконнорожденная. И прежде чем ты скажешь, что тебе это безразлично, позволь тебе заметить, что мне не безразлично. Равно как и всем остальным. Не прошло и дня, чтобы кто-нибудь не напомнил мне о моем низком происхождении.
        - Софи…
        - Если у меня будет ребенок, - голос Софи дрогнул, - знаешь, как я буду его любить? Больше всего на свете, больше жизни. Разве я могу причинить боль собственному ребенку, такую же, какую причинили мне?
        - Ты хочешь сказать, что ты не признала бы собственного ребенка?
        - Конечно, нет!
        - Тогда он не будет испытывать такую же боль, какую испытала ты, - пожал плечами Бенедикт. - Потому что я его тоже признаю.
        - Ты не понимаешь, - прошептала Софи и всхлипнула. Бенедикт сделал вид, что не услышал.
        - Так, значит, твои родители тебя отвергли? Я прав?
        Софи грустно улыбнулась:
        - Не совсем. Правильнее будет сказать, на меня не обращали внимания.
        - Софи, - порывисто проговорил Бенедикт, подходя к ней и заключая ее в объятия, - тебе вовсе не обязательно повторять ошибки своих родителей.
        - Я знаю, - печально сказала Софи, не вырываясь из его объятий, но и не прижимаясь к нему. - И поэтому я не могу стать твоей любовницей. Я не хочу прожить такую же жизнь, какую прожила моя мама.
        - Ты и не…
        - Говорят, дураки учатся на своих ошибках, - решительно прервала его Софи, - а умные - на чужих. - Она высвободилась из его объятий и повернулась к нему лицом. - Мне хочется считать себя умной. Пожалуйста, не отнимай этого у меня.
        В глазах ее затаилась отчаянная боль. Такая острая, что Бенедикт даже отшатнулся.
        - Мне нужно одеться, - Софи отвернулась. - Думаю, тебе лучше выйти.
        Несколько секунд Бенедикт молча смотрел ей в спину, а потом сказал:
        - Я мог бы заставить тебя изменить свое мнение. Мог бы поцеловать тебя, и ты бы…
        - Нет, не мог бы, - ответила Софи, не оборачиваясь.
        - Нет, мог бы!
        - Если ты сейчас станешь меня целовать, то потом себя возненавидишь.
        Секунду помешкав, Бенедикт вышел и захлопнул за собой дверь.
        А Софи отбросила дрожащими руками одеяло и, упав на софу, залилась горючими слезами.
        Глава 18
        "В нынешнем сезоне мамашам, имеющим дочерей на выданье, практически нечем поживиться: женихов почти не осталось. Два самых завидных жениха 1816 года - герцог Эшборн и граф Макклесфилд - в том же году женились.
        Положение усугубляется еще тем, что двое неженатых братьев Бриджертонов - Грегори не в счет, поскольку ему всего шестнадцать и его вряд ли можно отнести к разряду женихов, - весьма редко появляются в обществе. Как стало известно автору этих строк, Колина в настоящее время нет в городе. По слухам, он находится либо в Уэльсе, либо в Шотландии (хотя зачем он отправился либо в Уэльс, либо в Шотландию в середине сезона, никому, похоже, не известно). История с Бенедиктом еще более загадочна. По всей вероятности, он сейчас в Лондоне, однако почему-то игнорирует все великосветские балы и вечера, предпочитая им, видимо, менее светские мероприятия.
        Хотя по правде говоря, автор этих строк не имеет права упрекать вышеупомянутого мистера Бриджертона в распущенности. Если полученные сообщения соответствуют действительности, за последние две недели большую часть времени сей господин провел в своем доме на Брутон-стрит.
        А поскольку нет никаких слухов о том, что он болен, автор этих строк осмеливается выдвинуть предположение: мистер Бриджертон наконец-то пришел к выводу, что лондонский сезон невероятно скучен и не стоит того, чтобы тратить на него время.
        Можно лишь похвалить вышеупомянутого господина за сообразительность".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 9 июня 1817 года
        Софи не видела Бенедикта целых две недели и никак не могла решить, радоваться этому, удивляться или испытывать по этому поводу разочарование. В эти дни она вообще ходила сама не своя и мало что понимала.
        Она была уверена, что приняла правильное решение, в очередной раз отказавшись от предложения Бенедикта, хотя сделать это ей было непросто: слишком она его любила. Однако ее положение незаконнорожденной принесло ей столько страданий, что она ни за что на свете не стала бы подвергать таким мукам ребенка, да еще собственного. Значит, она обречена никогда не иметь детей.
        Один раз она, правда, пошла на риск, отдавшись Бенедикту, и нисколько об этом не жалеет, поскольку всю жизнь будет бережно хранить в памяти эти прекрасные мгновения. Однако это не означает, что она пойдет на этот риск во второй раз. Но хотя Софи была уверена, что поступила правильно, сердце ее разрывалось от боли. И боль эта с каждым днем становилась все сильнее и сильнее. Софи и сама не понимала, как выдерживает такие муки.
        Положение усугублялось тем, что она боялась выйти из дома, понимая, что Пози наверняка ее ищет. А Софи справедливо считала, что будет лучше, если она ее не найдет. И не потому, что опасалась, что Пози расскажет о ней Ара-минте: Софи достаточно хорошо знала Пози, чтобы ей доверять. Пози никогда бы добровольно не нарушила данного ею обещания. А она обещала Софи не выдавать ее, подтвердив свое обещание кивком головы.
        Однако Софи вполне допускала, что может возникнуть ситуация - и не одна, а множество, - когда Пози совершенно случайно, без всякого злого умысла проболтается о том, что видела Софи в Лондоне. Следовательно, она ни в коем случае не должна знать, где живет Софи. Пускай считает, что Софи, гуляя, случайно забрела на эту улицу или что она намеренно выследила Араминту. Оба варианта были более предпочтительны, чем истинная правда - что Софи вынудили стать личной горничной в доме, расположенном всего в нескольких шагах от того места, где Пози ее увидела.
        Всего этого было более чем достаточно, чтобы Софи находилась в растрепанных чувствах. Правда, она каким-то непостижимым образом умудрялась держать себя в руках, однако была рассеянна и молчалива и понимала, что ни от леди Бриджертон, ни от ее дочерей это не укрылось. Когда они смотрели на нее, на их лицах появлялось озабоченное выражение, разговаривали они с ней чересчур ласковым тоном и никак не могли понять, почему она больше не составляет им компанию во время чаепития.
        В один из таких невеселых дней Софи спешила по холлу в свою комнату, намереваясь заняться штопкой, но по дороге ее перехватила леди Бриджертон.
        - Так вот вы где, Софи! - воскликнула она. Софи остановилась и, с трудом изобразив на лице улыбку, поспешно присела в реверансе.
        - Добрый день, леди Бриджертон, - вежливо поздоровалась она.
        - Добрый день, Софи. Я вас ищу по всему дому.
        Софи непонимающе уставилась на нее. В последнее время она вообще с трудом соображала. Трудно было на чем-то сосредоточиться.
        - Вот как? - наконец проговорила она.
        - Да. Никак не могу понять, почему вы целую неделю не приходите пить с нами чай. Вы же знаете, когда мы собираемся за столом своей семьей, вы всегда желанная гостья.
        Софи почувствовала, что щеки ее начинают покрываться краской стыда. Она не приходила пить чай, потому что ей невероятно сложно было находиться в одной комнате с Бриджертонами и не думать о Бенедикте. Они все так похожи между собой.
        Кроме того, пребывание в их обществе живо напоминало Софи о том, чего у нее никогда не было: о дружной, крепкой семье, где все любят и уважают друг друга.
        Софи тоже хотела, чтобы ее уважали. Именно ради этого она и отказалась от предложения Бенедикта. Есть женщины, которые способны пожертвовать уважением к себе ради страсти и любви. Как бы ей хотелось, чтобы и ее можно было отнести к их числу. Увы… Она совсем другая.
        - Я была очень занята, - наконец выдавила она. Леди Бриджертон лишь выжидающе улыбнулась, и Софи вынуждена была прибавить:
        - Штопкой.
        - О Боже! Как это ужасно! Я и не представляла, что мы наделали в чулках столько дыр.
        - Ну что вы, вовсе нет! - воскликнула Софи, а в следующую секунду готова была откусить себе язык ну что она несет! - Мне нужно было починить свою одежду, - сымпровизировала она и смущенно замолчала.
        Леди Бриджертон прекрасно знала, что у Софи нет никакой другой одежды, кроме той, что она ей дала и которая, само собой разумеется, была в отличном состоянии. Кроме того, Софи не имела права в течение дня заниматься починкой собственной одежды в ущерб своим непосредственным обязанностям: прислуживанию дочерям леди Бриджертон. Софи знала, что хозяйка у нее замечательная и вряд ли ее за это упрекнет, но она ни за что бы так не поступила, поскольку это противоречило этическим нормам, которых она придерживалась. Ведь она получила работу, причем работу хорошую, которой можно гордиться, значит, нужно все силы положить на то, чтобы выполнить ее отлично.
        - Понятно. - Леди Бриджертон загадочно улыбнулась. - Вам вовсе не возбраняется захватить свою работу с собой.
        - Нет-нет, что вы…
        - А я вам говорю, что вы можете это сделать. И по тону, которым были сказаны эти слова, Софи поняла, что она не "может", но "должна" это сделать.
        - Хорошо, - пробормотала она и, захватив свое шитье, поднялась на второй этаж, в гостиную.
        Девочки уже сидели там, каждая на своем месте, и, улыбаясь, перебрасывались шуточками (слава Богу, не булочками). Старшая дочь леди Бриджертон, Дафна, нынешняя герцогиня Гастингс, тоже сидела за столом со своей младшей дочерью Кэролайн на руках.
        - Софи! - воскликнула Гиацинта, просияв. - Я уж подумала, что ты заболела.
        - Но вы же видели меня сегодня утром, - напомнила ей Софи, - когда я вас причесывала.
        - Да, но мне показалось, что ты немного не в себе.
        Софи не нашлась, что ответить: она и в самом деле была немного не в себе, так что возразить было нечего. Она молча села к столу и, когда Франческа спросила, не хочет ли она чаю, кивнула.
        - Пенелопа Фезерингтон обещала сегодня заглянуть, - сообщила Элоиза матери, когда Софи делала первый глоток. Софи не была знакома с Пенелопой, однако часто читала о ней в статьях леди Уислдаун и знала, что они с Элоизой закадычные подруги.
        - Кто-нибудь из вас обратил внимание, что Бенедикт уже давно к нам не приходит? - спросила Гиацинта.
        Софи тотчас же уколола палец иголкой, но, к счастью, сумела сдержаться и не вскрикнуть от боли.
        - Нас с Саймоном он тоже давно не навещал, - заметила Дафна.
        - А мне он обещал помочь с арифметикой, - буркнула Гиацинта. - Раньше он всегда держал свое слово.
        - Думаю, он просто об этом забыл, - вступилась за сына леди Бриджертон. - Может быть, тебе стоит послать ему записку?
        - Или самой к нему сходить, - подхватила Франческа и, закатив глаза, прибавила:
        - Можно подумать, он живет за тридевять земель.
        - Поскольку я еще не замужем, я не могу заходить в дом, где живет неженатый мужчина, - раздраженно бросила Гиацинта.
        Софи кашлянула.
        - Но ведь тебе всего четырнадцать, - возразила Франческа.
        - Все равно!
        - Почему бы тебе не попросить Саймона помочь? - предложила Дафна. - Он гораздо лучше Бенедикта знает арифметику.
        - А знаешь, она права, - обратилась Гиацинта к матери, бросив сначала яростный взгляд на Франческу. - Бедняжка Бенедикт. Он мне сейчас абсолютно ни к чему.
        Все захихикали, понимая, что она шутит. Все, за исключением Софи, которая, похоже, разучилась смеяться.
        - Нет, серьезно, - продолжала Гиацинта, - на что он вообще годится? Саймон лучше его знает арифметику, Энтони - историю, Колин лучше его умеет смешить, а…
        - А он умеет рисовать! - перебила ее Софи, сама поражаясь тому, насколько резко прозвучал ее голос. Но как могли родные Бенедикта не замечать его талантов?
        Гиацинта удивленно взглянула на нее.
        - Прости, что ты сказала?
        - Он очень хорошо рисует, - повторила Софи. - Думаю, гораздо лучше любой из вас.
        Все изумленно воззрились на Софи. До сих пор она еще ни разу не сказала никому ни одного резкого слова.
        - Я и не знала, что он умеет рисовать, - тихо проговорила Дафна. - А чем он рисует, карандашом или красками?
        Софи взглянула на нее. Из всей женской половины Бриджертонов она знала Дафну меньше всех, однако не заметить, что эта женщина умна, мог только слепой. Дафна не столько удивилась тому, что ей не известно о скрытом таланте брата, сколько тому, что о нем известно Софи. И теперь ей хотелось узнать, почему Софи о нем известно.
        Меньше секунды потребовалось Софи, чтобы прочесть все это в глазах молодой герцогини и понять, что она совершила ошибку. Если Бенедикт сам не рассказал своим родным о том, что любит рисовать, она и подавно не вправе этого делать.
        - Карандашом, - нехотя ответила Софи тоном, отметающим, как она надеялась, все дальнейшие вопросы.
        И надежда ее оправдалась. Никто не произнес ни слова, хотя пять пар глаз по-прежнему не отрываясь смотрели на нее.
        - Он делает наброски, - уточнила Софи, переводя взгляд с одного лица на другое.
        Элоиза хлопала глазами. А вот леди Бриджертон в отличие от нее смотрела не мигая.
        - И делает их прекрасно, - пробормотала Софи, ненавидя себя за то, что продолжает говорить. Но было в молчании Бриджертонов что-то такое, что принуждало ее к этому.
        Наконец после молчания, показавшегося Софи вечностью, хотя на самом деле оно длилось всего несколько секунд, леди Бриджертон откашлялась и сказала:
        - Мне бы хотелось взглянуть на его рисунки. - Она промокнула салфеткой губы, хотя и не притронулась к чаю, и прибавила:
        - Если, конечно, он снизойдет до того, чтобы мне их показать.
        Софи вскочила.
        - Полагаю, мне лучше уйти.
        Леди Бриджертон пронзила ее взглядом.
        - Прошу вас остаться, - проговорила она ласковым голосом, в котором чувствовались стальные нотки. Софи снова села. Но тут вскочила Элоиза.
        - По-моему, внизу хлопнула дверь. Наверное, пришла Пенелопа.
        - И вовсе не хлопнула! - отрезала Гиацинта.
        - Ты что, хочешь сказать, что я вру?
        - Вовсе нет, но…
        В этот момент в дверях возник дворецкий.
        - Мисс Пенелопа Фезерингтон, - объявил он.
        - Вот видишь! - торжествующе воскликнула Элоиза.
        - Я что, пришла не вовремя? - смутилась Пенелопа.
        - Ну что вы, - ответила Дафна и насмешливо улыбнулась. - Просто мы тут немного повздорили.
        - В таком случае, может быть, мне зайти попозже?
        - Об этом не может быть и речи! - вмешалась леди Бриджертон. - Прошу вас, садитесь к столу и выпейте с нами чаю.
        Софи бросила взгляд на молоденькую девушку, усевшуюся на софу рядом с Франческой. Пенелопу нельзя было назвать писаной красавицей, однако она была по-своему привлекательной. Высокая, стройная, с рыжевато-каштановыми волосами и щеками, слегка покрытыми веснушками. Вот только цвет лица немного желтоват, решила Софи. А может быть, виной тому невзрачное желтое платье?
        Вроде бы ей приходилось читать у леди Уислдаун о том, что бедняжка Пенелопа не умеет одеваться. Вот если бы ей удалось уговорить матушку позволить носить голубое, она бы от этого только выиграла.
        Софи украдкой разглядывала Пенелопу и внезапно заметила, что та тоже ее разглядывает, причем отнюдь не украдкой.
        - Мы с вами, кажется, где-то встречались? - внезапно спросила она.
        Софи охватило какое-то недоброе предчувствие. А может быть, вспомнилось уже пережитое.
        - Не думаю, - поспешно ответила она.
        - Вы уверены? - не отставала Пенелопа, не сводя с Софи глаз.
        - Н…не знаю, где мы с вами могли встречаться.
        Тихонько вздохнув, Пенелопа покачала головой, словно отгоняя воспоминания.
        - Думаю, вы правы. И все-таки есть в вас что-то неуловимо знакомое.
        - Софи - наша новая горничная, - сказала Гиацинта, словно этим могла что-то объяснить. - Она обычно пьет с нами чай, когда нет гостей.
        Пенелопа что-то пробормотала в ответ, и внезапно Софи осенило. Пенелопа права, они и в самом деле раньше встречались! Это произошло на балу-маскараде за несколько секунд до ее знакомства с Бенедиктом.
        Она только что вошла в зал, и молодые люди устремились к ней со всех сторон. Пенелопа стояла с ней рядом, облаченная в странноватый костюм зеленого цвета и смешную шляпку. Маски на ней почему-то не было. Софи пристально взглянула на нее, стараясь понять, что призван обозначать ее костюм, как вдруг какой-то молодой человек налетел на Пенелопу и сбил ее с ног.
        Софи подскочила к ней, помогла подняться, сказала что-то вроде: "Ну вот, теперь все будет хорошо", - но тут подошли еще несколько молодых джентльменов и разделили их.
        А потом Софи увидела Бенедикта, и больше для нее никто не существовал. И сама Пенелопа, и пренебрежительное отношение молодых людей на балу-маскараде были забыты вплоть до настоящего момента.
        И похоже, это событие тоже осталось у Пенелопы в памяти.
        - Должно быть, я ошиблась, - сказала она, принимая из рук Франчески чашку чая. - Мне показалось знакомым не ваше лицо, а ваша манера держаться, если вы понимаете, что я хочу сказать.
        Софи решила, что небольшой отвлекающий момент сейчас не повредит, и, изобразив на лице самую что ни на есть радушную улыбку, проговорила:
        - Позвольте принять ваши слова за комплимент, который особенно приятно услышать из уст такой любезной особы, как вы.
        Но стоило ей закрыть рот, как она поняла, что переусердствовала. Франческа воззрилась на нее так, словно у нее на лбу выросли рога, а леди Бриджертон, усмехнувшись, заметила:
        - О Боже, Софи, клянусь, это самое длинное предложение, которое вы произнесли за две недели.
        Поспешно поднеся чашку к губам, Софи пролепетала:
        - Я не слишком хорошо себя чувствую.
        - Ой! - внезапно вскрикнула Гиацинта. - Надеюсь, с тобой не приключилось ничего серьезного? Я так рассчитывала, что ты мне сегодня поможешь.
        - Ну конечно, помогу, - проговорила Софи, радуясь тому, что можно отвернуться от Пенелопы, которая по-прежнему изучающе смотрела на нее. - Что я должна сделать?
        - Я пообещала своим кузенам и кузинам поиграть с ними сегодня вечером.
        - А ведь верно, - подхватила леди Бриджертон, ставя чашку на стол. - Я совсем об этом забыла.
        Гиацинта кивнула.
        - Так ты поможешь? - снова обратилась она к Софи. - А то их четверо, и одна я с ними вряд ли справлюсь.
        - Ну конечно, - ответила Софи. - Сколько им лет?
        Гиацинта пожала плечами.
        - Между шестью и десятью, - ответила за нее леди Бриджертон, неодобрительно взглянув на дочь. - Должна бы это знать, Гиацинта. - И, повернувшись к Софи, прибавила:
        - Это дети моей самой младшей сестры.
        - Зайдите за мной, когда они приедут, - сказала Софи Гиацинте. - Я люблю детей и буду счастлива вам помочь.
        - Отлично! - воскликнула Гиацинта, хлопая в ладоши. - Они такие юные и шустрые. С ними с ума сойдешь.
        - Гиацинта, ты и сама еще не дряхлая старуха, - заметила Франческа.
        - Ну-ка скажи мне, когда ты в последний раз проводила два часа вместе с четырьмя детьми в возрасте до десяти лет? - набросилась на сестру Гиацинта.
        - Перестаньте, - проговорила Софи, впервые за две недели смеясь. - Я помогу. Никто с ума не сойдет. Почему бы и вам не пойти, Франческа? Уверяю вас, мы прекрасно проведем время.
        - А вы… - начала было Пенелопа и оборвала себя на полуслове. - Нет, ничего.
        Но когда Софи взглянула Пенелопу, та по-прежнему задумчиво смотрела на нее. Внезапно она открыла рот, закрыла его, потом снова открыла и заявила:
        - И все-таки я знаю, что мы с вами встречались.
        - Пенелопа наверняка права, - ухмыльнулась Элоиза. - Она всегда всех помнит в лицо. Софи побледнела.
        - Что с вами, Софи? - встревожилась леди Бриджертон, наклонившись к ней. - Вы что-то плохо выглядите.
        - Наверное, съела что-нибудь, - поспешно проговорила Софи, хватаясь для пущего эффекта за живот. - Может быть, молоко было прокисшим?
        - О Боже! - воскликнула Дафна и, озабоченно нахмурившись, взглянула на ребенка. - А я давала его Кэролайн.
        - По-моему, на вкус оно было нормальным, - возразила Гиацинта.
        - Может быть, я съела что-то утром, - выдвинула Софи второе предположение, не желая беспокоить Дафну. - Но так или иначе, думаю, мне лучше прилечь. - Она встала и шагнула к двери. - Если вы, конечно, не возражаете, леди Бриджертон.
        - Ну конечно, нет, - ответила та. - Надеюсь, вам скоро станет легче.
        - Я в этом не сомневаюсь, - совершенно искренне проговорила Софи. Она наверняка почувствует себя лучше, как только скроется от всевидящих глаз Пенелопы Фезерингтон.
        - Я зайду за тобой, когда привезут детей! - крикнула ей вдогонку Гиацинта.
        - Но вы пойдете с ними играть, только если почувствуете себя лучше, - прибавила леди Бриджертон.
        Софи кивнула и бросилась к двери, краешком глаза заметив, что Пенелопа Фезерингтон не сводит с нее пристального взгляда. Сердце Софи сжалось от предчувствия неотвратимой беды.

***
        Последние две недели Бенедикт пребывал в самом отвратительном расположении духа. "И сейчас, - размышлял он, направляясь по тротуару к матери, - настроение еще больше ухудшится". Все это время он не приходил сюда, потому что не хотел видеть Софи; не хотел видеть мать, которая наверняка заметила бы его дурное настроение и забросала вопросами; не хотел видеть Элоизу, которая наверняка повела бы себя точно так же; не хотел видеть…
        Да никого он не хотел видеть, черт подери!
        Удача, похоже, совсем от него отвернулась. Не успел Бенедикт войти в дом, как кто-то его окликнул. Он обернулся: его догоняли братья.
        Бенедикт едва не застонал от отчаяния. От глаз Энтони и Колина не укроется, что сердце у него разбито, не останется ими незамеченным. И молчать по этому поводу они наверняка тоже не будут.
        - Сто лет тебя не видел, - проговорил Энтони. - Где ты был?
        - Да так, то тут, то там, - уклонился Бенедикт от прямого ответа. - По большей части дома. - Он повернулся к Колину:
        - А вот куда ты запропастился?
        - Ездил в Уэльс.
        - В Уэльс? А зачем?
        - Захотелось, - пожал плечами Колин. - Никогда раньше там не бывал.
        - Большинству требуется несколько более веская причина для того, чтобы уехать куда-то из Лондона в самом разгаре сезона, - заметил Бенедикт.
        - А мне нет.
        Бенедикт испытующе взглянул на брата. Энтони тоже.
        - Ну ладно, - сдался Колин. - Я должен был уехать. Мама опять завела свою песню про эту чертову женитьбу.
        - Про эту чертову женитьбу, говоришь? - насмешливо улыбнулся Энтони. - Не могу с тобой не согласиться, братишка. Лишать невинности девственницу, ставшую твоей женой, не слишком интересное занятие.
        Бенедикт старательно изобразил на лице бесстрастное выражение. После того как они с Софи занимались любовью, он обнаружил на софе маленькое пятнышко крови и прикрыл его подушкой, надеясь, что к тому времени, когда слуги заметят его, у них уже выветрится из головы, что в этом доме побывала женщина. Ему всегда хотелось думать, что его прислуга не подслушивает под дверью и не сплетничает, но Софи как-то обмолвилась, что слуги обычно знают обо всем, что происходит в доме хозяина, и он был склонен ей верить.
        Но если он и покраснел, то ни один из братьев этого не заметил, поскольку ничего не сказал. Если бы они заметили, не избежать бы Бенедикту насмешки. Ни один из Бриджертонов никогда не упускал возможности подразнить или помучить другого Бриджертона. Это было так же верно, как то, что солнце встает на востоке.
        - Мама мне про Пенелопу Фезерингтон все уши прожужжала, - буркнул Колин, нахмурившись. - Да я эту девчонку знаю с тех самых пор, когда мы с ней бегали в коротких штанишках… То есть я бегал в коротких штанишках, а она… - Он еще больше нахмурился, поскольку братья весело рассмеялись. - А она носила то, что обычно носят в таком возрасте девчонки.
        - Платьица? - услужливо подсказал Энтони.
        - Юбочки? - подхватил Бенедикт.
        - Ну не знаю, что она там носила, но я с ней знаком уже сто лет и уверяю вас, не собираюсь в нее влюбляться. Повернувшись к Бенедикту, Энтони объявил:
        - Помяни мое слово, не пройдет и года, как они поженятся.
        - Энтони! - сердито бросил Колин, скрестив руки на груди.
        - Нет, года через два, - возразил Бенедикт. - Они еще слишком молоды.
        - В отличие от тебя! - едко бросил Колин. - Интересно, почему мама пристает с этой дурацкой женитьбой именно ко мне? Тебе ведь уже тридцать один…
        - Тридцать! - возразил Бенедикт.
        - Не важно. Так или иначе, ты старше меня, пускай к тебе и пристает.
        Бенедикт нахмурился. В последние несколько недель мама вела себя необыкновенно сдержанно и ни разу не высказала Бенедикту претензий, что он все никак не женится. Правда, в последнее время он обходит родительский дом за километр, но и до того, когда он туда приходил, она и словом о женитьбе не заикалась.
        Странно, очень странно…
        - Во всяком случае, - продолжал ворчливым голосом Колин, - я не собираюсь в ближайшее время жениться вообще и на Пенелопе Фезерингтон в частности.
        - Ой! - послышался женский голос, и Бенедикт понял: сейчас ему предстоит пережить один из самых неловких моментов в своей жизни.
        Чувствуя, как сердце заныло в груди, он повернулся к двери. Там стояла Пенелопа Фезерингтон - губы дрожат, в глазах смертельная тоска. Ее силуэт четко вырисовывался в дверном проеме.
        И в этот момент Бенедикт отчетливо понял то, о чем должен был догадаться уже давным-давно и на что по присущей почти всем мужчинам невнимательности не обращал внимания: Пенелопа Фезерингтон влюблена в его брата.
        - Пенелопа, - откашлявшись, начал Колин тоненьким виноватым голосом. - Э-э… рад тебя видеть.
        Он выжидающе взглянул на братьев, надеясь, что те его поддержат, однако они предпочли не вмешиваться.
        Бенедикт считал, что Колин должен выкручиваться сам, хотя ему было и жаль брата.
        - Я не знал, что ты здесь, - запинаясь, продолжал Колин.
        - Я так и поняла, - проговорила Пенелопа, и в голосе ее не прозвучало ни малейшего раздражения. Колин судорожно сглотнул и продолжал:
        - Ты приходила к Элоизе?
        Пенелопа кивнула:
        - Меня пригласили.
        - Ну конечно! - порывисто воскликнул Бенедикт. - Естественно, пригласили. Ты же ее самая близкая подруга.
        - Ты бы ни за что не пришла без приглашения, - промямлил наконец Колин после неловкого молчания.
        Пенелопа промолчала. Она попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло. Наконец, когда Бенедикт уже решил, что Пенелопа сейчас помчится прочь по улице, она взглянула Колину прямо в глаза и сказала:
        - Я никогда не просила тебя жениться на мне.
        Щеки Колина сделались ярко-пунцовыми - Бенедикт и не представлял, что такое возможно, - он открыл рот, но из него не вылетело ни звука.
        Первый раз в жизни - а может быть, и последний - Бенедикт видел, чтобы его младший братишка не нашелся, что ответить.
        - А я никогда… - прибавила Пенелопа хриплым голосом и, судорожно сглотнув, продолжала:
        - Я никогда никому не говорила, что хочу, чтобы ты меня об этом попросил.
        - Пенелопа, - наконец выдавил из себя Колин, - прости.
        - Тебе не за что просить прощения, - проговорила Пенелопа.
        - Нет, есть за что, - возразил Колин. - Я тебя обидел и…
        - Но ты же не знал, что я здесь.
        - И тем не менее…
        - В том, что ты не собираешься на мне жениться, ничего страшного нет, - ровным голосом сказала Пенелопа. - Вот я же, например, не собираюсь выходить замуж за твоего брата Бенедикта.
        Бенедикт, который все это время старательно отворачивался, взглянул на нее.
        - И он вовсе не обижается, когда я ему об этом говорю. - Она повернулась к Бенедикту и взглянула на него своими карими глазами. - Правда, мистер Бриджертон?
        - Конечно, - поспешно ответил Бенедикт.
        - Значит, так и будем считать, - бесстрастно продолжила Пенелопа, - никто никого не обидел. А теперь, джентльмены, прошу меня простить.
        Бенедикт, Энтони и Колин тотчас же расступились, и Пенелопа спустилась по ступенькам и прошествовала мимо них.
        - А где твоя горничная? - крикнул Колин ей вдогонку.
        - Я пришла одна. Я ведь живу в соседнем доме.
        - Я знаю, но…
        - Я вас провожу, - спокойно сказал Энтони.
        - Право, в этом нет никакой необходимости, милорд.
        - Позвольте мне это сделать. Мне это будет приятно.
        Пенелопа кивнула, и они с Энтони пошли по улице. Несколько секунд Бенедикт с Колином смотрели на их удаляющиеся спины. Наконец Бенедикт повернулся к братуи сказал:
        - Отлично сработано, Колин.
        - Я же не знал, что она рядом!
        - Я это заметил, - сказал Бенедикт.
        - Прекрати. Мне и без тебя тошно.
        - Еще бы тебе не было тошно.
        - А ты что, сам никогда не обижал женщину? - с вызовом бросил Колин, и по его тону Бенедикт понял, что брату сейчас приходится несладко.
        Ответить он не успел: точно так же, как только что Пенелопа, в дверях возникла мать.
        - А где Энтони? - спросила она. - Еще не пришел?
        Бенедикт кивнул на угол дома.
        - Пошел провожать мисс Фезерингтон.
        - Вот как? Очень мило с его стороны. Я… Ты куда, Колин?
        Остановившись на секунду, Колин процедил сквозь зубы:
        - Мне нужно выпить.
        - Но еще слишком рано…
        Бенедикт положил руку на руку матери, прервав ее тем самым на полуслове.
        - Пускай идет, - сказал он.
        Вайолет открыла было рот, чтобы возразить, но, видимо, передумала и, кивнув, посетовала:
        - А я-то надеялась собрать семью и сделать одно объявление. Но ничего, с этим можно подождать. А пока, может быть, выпьешь со мной чаю?
        - Не слишком ли для этого поздно? - спросил Бенедикт, взглянув на часы.
        - Можешь не пить, - проговорила Вайолет, пожав плечами. - Просто мне нужен был предлог, чтобы побеседовать с тобой.
        Бенедикт с трудом изобразил на лице улыбку. У него не было никакого настроения беседовать с матерью. Откровенно говоря, у него не было настроения беседовать вообще с кем бы то ни было, и это было видно по его лицу.
        - Ничего серьезного, - успокоила его Вайолет. - Господи! У тебя такой вид, словно тебя приговорили к смертной казни.
        Решив, что не стоит говорить, что именно так он себя и чувствует, Бенедикт наклонился и поцеловал мать в щеку.
        - Какой приятный сюрприз! - воскликнула та, просияв. - А теперь пойдем со мной. Я хочу тебе кое о ком рассказать.
        - Мама!
        - Ты только выслушай меня. Такая приятная девушка…
        А ведь верно она заметила насчет смертной казни.
        Глава 19
        "Мисс Пози Рейлинг (юная падчерица покойного графа Пенвуда), не частая гостья этой колонки и - как это ни прискорбно, но автор этих строк вынуждена отметить - не пользующаяся большим успехом на великосветских мероприятиях, повела себя на музыкальном вечере, устроенном в доме ее матери во вторник вечером, более чем странно. Она настояла на том, чтобы ее посадили у окна, и большую часть времени провела, глядя на улицу, что-то пристально высматривая… А может быть, кого-то?"

    "Светские новости от леди Уислдаун", 11 июня 1817 года
        Сорок пять минут спустя Бенедикт сидел в кресле и с трудом сдерживал зевоту: матушка иногда бывает такой занудой.
        Молодая особа, которую она хотела с ним обсудить, превратилась в семь молодых особ, каждая из которых, по ее словам, была лучше предыдущей.
        Бенедикту казалось, что он сойдет с ума. Хотелось соскочить с кресла, повалиться на пол и замолотить по нему руками и ногами…
        - Бенедикт, ты меня слушаешь?
        Бенедикт поднял голову и заморгал. Вот черт! Теперь, когда мать поймала его'на том, что мысли его бродят где-то далеко, придется делать вид, что тема разговора ему если не слишком интересна, то хотя бы не вызывает отвращения. На самом деле с ума можно сойти от всех этих девиц, которых она прочит ему в жены.
        - Я пыталась рассказать тебе о Мэри Эджвер, - проговорила Вайолет, и голос ее прозвучал скорее насмешливо, чем раздраженно.
        Бенедикт тотчас же почувствовал подозрение. Когда речь шла о том, чтобы затащить ее детей к алтарю, мать никогда не веселилась.
        - О какой Мэри?
        - О Мэри Эдж… Ну да Бог с ней. Тебя, похоже, что-то мучает, и тебе не до нее.
        - Мама… - неожиданно для себя самого проговорил Бенедикт.
        - Да? - спросила мать, склонив голову набок и заинтригованно и несколько удивленно глядя на него.
        - Когда ты познакомилась с папой…
        - Это произошло тотчас же, - тихо сказала Вайолет, догадавшись, о чем он хочет ее спросить.
        - Значит, ты знала, что он именно тот, кто предназначен тебе самой судьбой?
        Мать улыбнулась, однако в глазах ее появилось задумчивое выражение.
        - Только я в этом ни за что бы не призналась, - проговорила она. - По крайней мере не сразу. Я воображала себя не романтичной, а практичной особой и не признавала любви с первого взгляда. - Она замолчала, и Бенедикт понял: она сейчас не с ним, а на балу, состоявшемся много лет назад, на котором впервые повстречала отца. Наконец, когда он решил, что мать уже забыла, о чем они говорят, она снова перевела взгляд на него и сказала:
        - Но я знала.
        - С самого первого момента, как его увидела?
        - Скорее, с первого момента, когда с ним заговорила.
        Она взяла носовой платок, предложенный ей Бенедиктом, промокнула глаза и застенчиво, словно стыдясь своих слез, улыбнулась.
        Бенедикт почувствовал, что в горле у него застрял комок, и отвернулся, чтобы мать не заметила навернувшихся на глаза слез. Интересно, будет ли кто-то оплакивать его через десять лет после смерти?
        И внезапно он почувствовал ужасную зависть к собственным родителям. Они нашли свою любовь и сумели распознать и бережно хранить ее. Не многим людям так повезло в жизни.
        - У него был такой теплый, задушевный голос, - продолжала Вайолет. - Когда он говорил, создавалось такое ощущение, будто он говорит только для тебя.
        - Я помню, - ласково улыбнулся Бенедикт. - И как только ему удавалось это делать, имея восьмерых детей? Уму непостижимо.
        Мать судорожно сглотнула и подозрительно дрожащим голосом проговорила:
        - Да, в этом ему не было равных. Вот только детей было не восемь, а семь. Гиацинту он так и не увидел.
        - И тем не менее…
        - И тем не менее, - кивнула мать. Протянув руку, Бенедикт погладил ее. Он не собирался этого делать, однако удержаться не мог.
        - Итак, - сказала Вайолет, слегка пожав руку Бенедикту, прежде чем положить свою на колени, - признавайся, почему ты завел разговор про отца?
        - Так просто, - солгал Бенедикт. - Без всякой причины…
        А впрочем, к чему лукавить?
        Он замолчал. Мать терпеливо ждала, и на лице ее застыло такое выражение, что Бенедикт не смог больше сдерживаться.
        - А что может случиться, если мужчина влюбляется не в ту женщину, в какую ему стоит влюбиться?
        - Не в ту? - переспросила мать.
        Бенедикт кивнул, уже жалея, что завел этот разговор. Не нужно было ничего рассказывать матери, и все-таки…
        Он вздохнул. Мать всегда прекрасно умела слушать. И если уж говорить откровенно, как никто другой, могла дать прекрасный совет в сердечных делах. Вот если
        Бы она еще и не стремилась во что бы то ни стало женить его, ей бы цены не было.
        - Что ты имеешь в виду? - осторожно спросила она.
        - Я имею в виду… - Бенедикт замолчал и, подумав, продолжал:
        - Я имею в виду, если, например, такой мужчина, как я, влюбляется в женщину, на которой он не должен жениться.
        - Ты хочешь сказать, в женщину не нашего круга?
        - Что-то вроде этого, - проговорил Бенедикт, пристально разглядывая картину на стене.
        - Понятно. Что ж… - Вайолет нахмурилась. - Думаю, это зависит от того, насколько далеко она находится от нашего круга.
        - Далеко.
        - Очень или не очень?
        Бенедикт был убежден, что ни один мужчина его возраста и имеющий его репутацию никогда не стал бы разговаривать с матерью на такую тему, но тем не менее ответил:
        - Очень.
        - Понятно. Что ж, в таком случае… - На мгновение она закусила губу и порывисто продолжала:
        - Что ж, в таком случае я тебе вот что скажу… Я тебя очень люблю и во всем буду тебя поддерживать. - Она откашлялась. - Если мы, конечно, говорим о тебе.
        Отрицать было бы глупо, и Бенедикт кивнул.
        - Однако, - продолжала Вайолет, - я бы посоветовала тебе все хорошенько взвесить. Любовь, конечно, является основой любого брачного союза, но нельзя забывать и о влиянии извне. Если ты женишься, скажем, - она откашлялась, - на женщине, принадлежащей к классу прислуги, то приготовься стать объектом бесчисленных сплетен, изгоем. Для такого, как ты, вынести это будет нелегко.
        - Для такого, как я? - ощетинился Бенедикт.
        - Не сердись. Я вовсе не хотела тебя оскорбить. Но вы со своим братом ведете жизнь, полную развлечений и удовольствий. Вы красивы, интеллигентны, умны. Все вас любят. Даже передать тебе не могу, насколько мне это приятно. - Она улыбнулась печальной улыбкой. - Нелегко быть человеком, который не пользуется успехом.
        И внезапно Бенедикт понял, почему мать всегда заставляла его танцевать с девицами типа Пенелопы Фезерингтон. С такими, которые стояли у стен танцевального зала и делали вид, что им вовсе не хочется танцевать.
        Мать и сама не пользовалась успехом!
        Это было трудно себе представить. Его мать, необыкновенно популярная сейчас особа, имеющая множество подруг… И отец, считавшийся самым завидным женихом сезона.
        - Только ты можешь принять решение, - продолжала Вайолет, возвращая его в настоящее. - И боюсь, оно будет нелегким.
        Бенедикт молча уставился в окно, соглашаясь со словами матери.
        - Однако, - прибавила она, - если ты решишь соединить свою жизнь с женщиной, которая не принадлежит к нашему классу, можешь не сомневаться в моей поддержке.
        Бенедикт пристально взглянул на нее. Не многие великосветские дамы сказали бы такое своим сыновьям.
        - Ты мой сын, - просто сказала Вайолет, - и я жизнь за тебя отдам.
        Бенедикт открыл было рот, но не нашелся, что ответить.
        - Я не откажусь от тебя только потому, что ты женишься на женщине не нашего круга.
        - Спасибо, - единственное, что смог выдавить из себя Бенедикт.
        Вайолет вздохнула - достаточно громко, чтобы привлечь его внимание. Вид у нее был усталый, лицо грустное.
        - Как бы я хотела, чтобы твой отец был сейчас вместе с нами, - проговорила она.
        - Ты редко об этом говоришь, - тихо сказал Бенедикт.
        - Но я всегда об этом мечтаю. - На секунду мать закрыла глаза и, открыв их, повторила:
        - Всегда.
        И внезапно все стало на свои места. Глядя на мать, наконец-то впервые осознав всю глубину любви родителей друг к другу, Бенедикт вдруг понял, что любит Софи. Любит всем сердцем. И лишь это имеет значение.
        Он думал, что полюбил таинственную незнакомку с бала-маскарада. Думал, что хочет жениться на ней. Но понял теперь, что она лишь мечта, призрак, женщина, которую он так никогда и не узнал.
        А Софи - это Софи. И кроме нее, ему никто не нужен.

***
        Софи не слишком верила в судьбу, но после часа, проведенного с Николасом, Элизабет, Джоном и Элис Уэнтуорт - юными кузенами и кузинами Бриджертонов, - она начала думать, что, быть может, судьба смилостивилась над ней, не позволив ей получить место гувернантки.
        Она страшно устала.
        Впрочем, раздраженно подумала она, усталостью то состояние, в котором она пребывала в данный момент, никак нельзя было назвать.
        Усталость не предполагает тихого помешательства, в которое она впала после общения с четырьмя малолетними отпрысками клана Бриджертонов.
        - Нет, это моя кукла! - кричала Элизабет Элис.
        - Нет, моя! - вопила Элис в ответ.
        - А вот и нет!
        - А вот и да!
        - Ладно, ладно не ссорьтесь, сейчас я вас помирю, - заявил Николас и с важным видом направился к девчушкам.
        Софи застонала от отчаяния. У нее было такое чувство, что десятилетнему мальчишке, разыгрывавшему из себя пирата, вряд ли подходит роль миротворца.
        - Никому эта кукла будет не нужна, - заявил он, и в глазах его появился дьявольский блеск, - если я просто оторву ей…
        Софи бросилась к детям с криком:
        - Нет, ты этого не сделаешь, Николас Уэнтуорт!
        - Но тогда они перестанут…
        - Я сказала - нет! - решительно перебила его Софи.
        Он взглянул на нее, явно прикидывая, стоит ли ее слушаться, и, решив, что стоит, отошел, что-то бурча себе под нос.
        - По-моему, пора придумать новую игру, - шепнула Гиацинта.
        - Совершенно верно, - ответила ей Софи тоже шепотом.
        - Отдай моего солдатика! - завопил в этот момент Джон. - Отдай! Отдай! Отдай!
        - Нет, у меня никогда не будет детей, - заявила Гиацинта. - Или еще лучше: я никогда не выйду замуж.
        Софи хотелось сказать, что, когда Гиацинта выйдет замуж, в ее распоряжении наверняка будет целая армия нянек, чтобы помочь ей растить детей, однако решила оставить свое мнение при себе.
        Джон схватил Элис за волосы, а та в ответ ткнула его кулаком в живот, и Гиацинта болезненно поморщилась.
        - Ситуация выходит из-под контроля, - шепнула она Софи.
        И внезапно Софи осенило.
        - Давайте играть в жмурки! - воскликнула она. - Ну как, согласны?
        Элис с Джоном радостно закивали, Элизабет тоже кивнула, однако не столь охотно.
        - А ты что скажешь, Николас? - спросила Софи, обращаясь к последнему ребенку.
        - Можно и сыграть, - медленно ответил он, не сводя с Софи мерцающих дьявольскими искорками глаз.
        - Вот и отлично, - проговорила она деланно-веселым тоном.
        - Только глаза завяжем тебе, - прибавил Николас.
        Софи открыла было рот, чтобы возразить, но в этот момент остальные трое детей запрыгали и завизжали от восторга. Софи еще надеялась отказаться, но Гиацинта повернулась к ней и, насмешливо улыбаясь, сказала:
        - Дети просят.
        Участь Софи была решена. Она тяжело вздохнула - специально, чтобы порадовать детей, - и без возражений повернулась к Гиацинте спиной, чтобы та завязала ей глаза шарфом.
        - Не просвечивает? - спросил ее Николас.
        - Нет, - солгала Софи.
        Поморщившись, мальчишка заявил Гиацинте:
        - Шарф просвечивает. И как он только догадался?
        - Завяжи еще одним.
        - Это просто возмутительно, - пробормотала Софи, но тем не менее слегка наклонилась, чтобы Гиацинте было удобнее завязывать.
        - Вот теперь нормально! - крикнул Джон. Софи одарила детей сладчайшей улыбкой.
        - Ну, теперь все в порядке, - заявил Николас, похоже, взяв на себя роль руководителя. - Подожди десять секунд, чтобы мы успели отбежать.
        Софи кивнула и, услышав дикий топот, истошно закричала:
        - Смотрите, ничего не разбейте! - Однако крик ее не возымел на детишек никакого действиям. - Ну что, готовы? Молчание. Значит, да.
        - Иду искать, - возвестила Софи.
        - Мы тут! - послышался крик, сопровождаемый хихиканьем.
        - Иду!
        Снова хихиканье, громче прежнего. Софи споткнулась и чуть не упала.
        - Где вы? - крикнула она уже с гораздо меньшим энтузиазмом.
        - Мы тут!
        - Тут!
        - Тут!
        - Сейчас я тебя поймаю, Элис, - предупредила Софи, решив начать с самой младшей и соответственно самой слабенькой девочки. - Вот погоди!

***
        Сбежать Бенедикту так и не удалось. После того как мать вышла из гостиной, он опрокинул стаканчик бренди, о котором давно мечтал, и направился было к двери, но по пути его перехватила Элоиза, которая сообщила ему, что он ни в коем случае не должен уходить, поскольку мама приложила столько усилий, чтобы собрать всех детей вместе, потому что Дафна собирается сделать важное сообщение.
        - Снова беременна? - спросил Бенедикт.
        - Только сделай вид, что удивлен. Ты не должен был об этом знать.
        - Никакого вида я делать не собираюсь. Я ухожу.
        Подскочив к нему, Элоиза схватила его за рукав.
        - Ты не можешь этого сделать!
        Тяжело вздохнув, Бенедикт попытался высвободиться из цепких пальцев сестрицы, но безуспешно.
        - Еще как могу. Вот смотри. Делаю один шаг, потом другой…
        - Ты же обещал Гиацинте помочь ей с арифметикой! - выпалила Элоиза. - Она тебя целых две недели не видела!
        - Можно подумать, что, если она не выполнит задание, ее исключат из школы, - буркнул Бенедикт.
        - Да как ты смеешь так говорить! - воскликнула Элоиза.
        - Ну прости, пожалуйста, - успокаивающе проговорил Бенедикт, надеясь избежать лекции, но не тут-то было.
        - Если нам, женщинам не разрешается учиться в таких заведениях, как Итон и Кембридж, это совсем не означает, что мы образованны хуже мужчин, - заявила Элоиза.
        Бенедикт безвольно прислонился к стене.
        - Более того, я считаю, что нам не разрешается учиться в этих учебных заведениях потому, что, если бы нас туда допустили, мы бы обогнали мужчин по всем предметам!
        - Я в этом нисколько не сомневаюсь, - вздохнул Бенедикт.
        - И не смей говорить со мной таким покровительственным тоном!
        - Поверь мне, Элоиза, я и не собирался говорить с тобой покровительственным тоном.
        Подозрительно взглянув на него, Элоиза скрестила руки на груди и проговорила:
        - Смотри не разочаруй Гиацинту.
        - Хорошо, - устало ответил Бенедикт.
        - По-моему, она в детской.
        Рассеянно кивнув, Бенедикт направился к лестнице.
        Он начал подниматься на второй этаж, так и не заметив, что Элоиза повернулась к матери, выглянувшей из музыкального салона, подмигнула ей и широко улыбнулась.

***
        Детская располагалась на втором этаже. Бенедикт редко поднимался так высоко: спальни большинства его братьев и сестер находились на первом. Только Грегори и Гиацинта по-прежнему жили в комнатах, соседних с детской. Но сейчас Грегори большую часть года проводил в Итоне, а Гиацинта обычно терроризировала кого-нибудь в другом крыле дома, так что у Бенедикта просто не было причины бывать на втором этаже.
        Кроме того, помимо детской, здесь находились спальни для слуг высшего разряда. К которым относились и горничные. А значит, и Софи. Наверное, сидит сейчас в уголке и что-нибудь штопает - но только не в детской, где полно нянек. Что делать горничной в детской?
        - Хи-хи-хи! Ха-ха-ха!
        Бенедикт удивленно вскинул брови. Смех был явно детский. Гиацинта, которой четырнадцать, вряд ли сумеет изобразить такой.
        "Так кто бы это мог быть? Ах да! Кузены и кузины Уэнтуорт пожаловали в гости. Что ж, приятно будет с ними пообщаться. Очень милые детки, разве что чересчур резвые. Сколько же времени я их не видел? Да пожалуй, несколько месяцев".
        Когда он подошел к детской, смех усилился, послышался пронзительный визг. Бенедикт улыбнулся, нажал на ручку двери, дверь распахнулась и… И он увидел ее. Не Софи, а ее, таинственную незнакомку с бала-маскарада. И в то же время это была Софи.
        Она стояла с завязанными глазами посреди комнаты и, улыбаясь, шарила руками вокруг себя, пытаясь поймать хихикающих детей. Бенедикту была видна лишь нижняя часть лица, и именно поэтому он ее узнал!
        В мире была лишь одна женщина, у которой он видел только нижнюю часть лица. Та же улыбка. Та же крохотная ямочка на подбородке. Все то же!
        Так, значит, Софи и есть женщина в серебристом платье, с которой он познакомился на балу-маскараде!
        И все вдруг встало на свои места. Всего два раза в жизни он испытал необъяснимое, почти мистическое влечение к женщине. Это показалось ему чрезвычайно странным. Он всегда считал, что способен испытывать подобное чувство к одной-единственной женщине. Значит, сердце не обмануло его.
        Он искал ее долгие месяцы. Он тосковал по ней еще дольше. А она все время была здесь, прямо у него под носом. И она ему не сказала… Неужели она не понимала, через какие страдания заставила его пройти? Сколько часов он провел без сна, казня себя за то, что предает даму в серебристом платье - ту, на которой мечтал жениться, - потому что влюбился в простую горничную! И наконец решил поставить крест на таинственной незнакомке, попросить Софи выйти за него замуж, презрев общественное осуждение.
        А оказывается, Софи и есть та самая таинственная незнакомка… В голове Бенедикта зашумело, словно к ушам приставили две огромные морские раковины, перед глазами поплыли красные круги. Он не мог отвести от Софи глаз.
        - Что случилось? - спросила Софи. Дети вдруг примолкли и, разинув рты, уставились на Бенедикта широко раскрытыми глазами.
        - Гиацинта, - выдавил он из себя, - не могла бы ты на минутку выйти из комнаты?
        - Но…
        - Я сказал - выйди! - жестко повторил он.
        - Николас, Элизабет, Джон, Элис, пойдемте, - дрогнувшим голосом поспешно проговорила Гиацинта. - В кухне есть печенье, а я знаю, что…
        Остального Бенедикт не слышал. Гиацинте удалось выйти из комнаты самой и увести детей в сотую долю секунды.
        - Бенедикт? - спросила Софи, пытаясь развязать узел на затылке. - Бенедикт, это ты?
        Он захлопнул дверь с такой силой, что стекла зазвенели. Софи вздрогнула от неожиданности.
        - Что случилось? - прошептала она.
        Он молча продолжал наблюдать за тем, как она дергает за узел. Ему приятно было видеть ее такой беспомощной. В данный момент он не чувствовал к ней ни капли сострадания.
        - Ты ничего не хочешь мне рассказать? - спокойно спросил он, хотя руки у него тряслись.
        Софи замерла, вернее - окаменела. Бенедикт даже мог поклясться, что чувствует исходящее от ее тела тепло. Так продолжалось несколько секунд. Наконец, смущенно откашлявшись, она снова принялась за узел. Платье ее туго натянулось на груди, однако Бенедикт не почувствовал ни малейшего желания.
        Впервые он не испытывает желания к этой женщине, усмехнулся он про себя: ни к таинственной незнакомке, ни к горничной.
        - Может быть, поможешь мне? - нерешительно спросила она.
        Бенедикт даже не пошевелился.
        - Бенедикт?
        - Интересно лицезреть тебя с завязанными глазами, Софи, - заметил он.
        Руки ее медленно опустились.
        - Такое впечатление, будто ты в полумаске, ты не находишь?
        Софи ахнула: единственный звук, нарушивший тишину комнаты.
        Бенедикт направился к ней, медленно, неумолимо.
        - Я много лет не ходил на маскарады, - проговорил он.
        Она поняла, что он все знает. Это было видно по тому, как дрогнули ее губы.
        Он надеялся, что она испугается.
        Но не доходя до нее, он резко повернул направо, задев рукавом ее руку.
        - Ты собиралась когда-нибудь сказать мне, что мы с тобой раньше встречались?
        Губы Софи дрогнули, но она молчала.
        - Собиралась или нет? - тихо спросил Бенедикт, хотя сдерживать себя ему стоило невероятных трудов.
        - Нет, - дрожащим голосом ответила Софи.
        - Вот как?
        Молчание.
        - А почему?
        - Мне это казалось… неуместным.
        Бенедикт круто обернулся.
        - Неуместным?! - крикнул он. - Я влюбился в тебя два года назад, а тебе это показалось неуместным?!
        - Может быть, ты все-таки поможешь мне снять шарф? - прошептала она.
        - Оставайся слепой!
        - Бенедикт, я…
        - Как я был слеп весь этот месяц! - сердито продолжал он. - Посмотрим, как тебе это понравится.
        - И вовсе ты не влюбился в меня два года назад, - бросила Софи, пытаясь снять шарф.
        - Откуда ты знаешь? Ты же сбежала.
        - Я должна была сбежать! - крикнула она. - У меня не было другого выхода!
        - У всех людей всегда бывает выход, - снисходительно проговорил Бенедикт. - Это называется собственным желанием.
        - Тебе легко говорить! - вспылила Софи. - Тебе, у которого всегда все было! А я должна была… Уф! - Наконец-то ей удалось стащить шарфы, и теперь они болтались у нее на шее.
        Свет ударил ей в глаза, и Софи заморгала, но тут взгляд ее упал на лицо Бенедикта, и она поспешно сделала шаг назад.
        Глаза его метали молнии, и в то же время в них застыла такая боль, что Софи поразилась.
        - Рад видеть тебя, Софи, - проговорил Бенедикт подозрительно тихим голосом. - Если, конечно, это твое настоящее имя.
        Софи кивнула.
        - Кстати, - заметил Бенедикт чуть более небрежным тоном, чем следовало бы, - если ты попала на этот маскарад, значит, ты никакая не горничная?
        - Я горничная, - поспешно сказала Софи. - Я не имела права там быть.
        - Это все не так уж важно. Самое главное - ты мне солгала.
        - Я должна была это сделать, - прошептала Софи.
        - Да будет тебе! Что бы случилось такого ужасного, если бы ты мне открылась?
        Софи молчала, не зная, что сказать. Здесь, в детской, когда он стоял рядом, дыша праведным гневом, она никак не могла вспомнить, почему решила скрыть от него, что она та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада. Может быть, боялась, что он захочет сделать ее своей любовницей? Но это все равно произошло.
        А может быть, сначала просто побоялась, а потом посчитала, что уже поздно? Если бы она, уже попав в дом его матери, призналась, кто она такая на самом деле, он бы наверняка пришел в ярость и накинулся бы на нее за то, что она ему сразу об этом не сказала. Что, собственно, сейчас и происходит, подтверждая тем самым ее правоту.
        А может быть, все дело в том, что ее гордость была уязвлена. Она испытала острое разочарование оттого, что он сам ее не узнал. Если та ночь на балу-маскараде имела такое же огромное значение для него, какое имела для нее, почему он тотчас же ее не узнал? Два года она мечтала о встрече с ним. Два года каждую ночь видела его во сне. А он, увидев ее, не узнал…
        А может быть, все гораздо проще? Может быть, она просто хотела себя обезопасить?. Не зная почему, она чувствовала себя в большей безопасности в образе безвестной горничной. Если бы Бенедикт знал, кто она такая - или по крайней мере знал, что она и есть та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада, - он стал бы преследовать ее. Упорно преследовать.
        Конечно, он преследовал ее и считая горничной, но это совсем другое. Софи была в этом совершенно уверена. Ее социальный статус, а вернее - отсутствие такового, являлся для нее защитой. Такой человек, как Бенедикт - сын и брат виконта, - никогда не женится на служанке. А вот женится ли он на незаконнорожденной дочери графа? Нет, конечно. Однако в отличие от служанки незаконнорожденная дочь графа имеет право мечтать.
        Но ее мечты, как и мечты служанки, никогда не сбудутся. Софи понимала, что чем больше она будет мечтать, тем большую боль принесут ей эти мечты. И всякий раз, когда она уже вот-вот была готова выдать свою тайну, она останавливалась, чувствуя, что, если скажет Бенедикту правду, сердце ее будет навеки разбито.
        "Что сейчас и произошло", - с горечью подумала Софи.
        - Я искал тебя. - Тихий, проникновенный голос Бенедикта,
        Глаза Софи изумленно расширились и наполнились слезами.
        - Искал? - прошептала она.
        - Целых полгода, черт подери! Но ты как сквозь землю провалилась.
        - Мне некуда было идти, - сказала Софи, сама не понимая, почему ему это говорит.
        - У тебя был я!
        Слова тяжело повисли в воздухе. Наконец Софи, в запоздалом порыве честности, проговорила:
        - Я не знала, что ты меня искал. Но… но… - Она запнулась и закрыла глаза: так вдруг стало больно.
        - Но что?
        Софи судорожно сглотнула и, открыв глаза, поспешно отвела их в сторону, опасаясь смотреть Бенедикту в лицо.
        - Даже если бы я знала, что ты меня ищешь, я бы не позволила тебе меня найти.
        - Я тебе настолько неприятен?
        - Нет! - выкрикнула Софи, взглянув ему прямо в глаза. В них застыла боль. Бенедикт умело ее прятал, но Софи уже достаточно хорошо его знала, чтобы разглядеть ее. - Нет, - повторила она, пытаясь говорить спокойным, ровным голосом. - Вовсе не поэтому.
        - Тогда почему?
        - Мы с тобой, Бенедикт, принадлежим к разным мирам. Уже тогда, когда мы с тобой впервые встретились, я знала, что у нас с тобой не может быть общего будущего. Тешить себя несбыточной мечтой? Нет, я не могла на это пойти. Это было бы слишком больно.
        - Кто ты? - неожиданно спросил Бенедикт. Софи уставилась на него, застыв на месте.
        - Скажи мне, кто ты? То, что ты не горничная, - это совершенно очевидно, черт подери!
        - Я именно та, за которую себя выдаю, - проговорила Софи и, ощущая на себе яростный взгляд Бенедикта, поспешно прибавила:
        - Почти.
        Бенедикт шагнул к ней.
        - Кто ты?
        Софи попятилась.
        - Я Софи Бекетт.
        - Кто ты?!
        - С четырнадцати лет я была служанкой.
        - А до того кем ты была?
        - Незаконнорожденной дочерью, - едва слышно прошептала Софи.
        - Чьей?
        - А это имеет какое-то значение?
        Бенедикт угрожающе выпрямился.
        - Для меня имеет.
        Софи почувствовала, что сопротивление ее ослабевает. Она никак не ожидала, что он будет так настойчив.
        - Кто твой отец? - не отставал Бенедикт.
        - Ты его не знаешь.
        - Кто он?!
        - Граф Пенвуд! - крикнула Софи.
        Бенедикт замер и не мигая уставился на Софи.
        - Да, моим отцом был граф Пенвуд, а матерью - горничная. - И, видя, как побледнел Бенедикт, выпалила:
        - Точно такая же горничная, какой являюсь сейчас я!
        Повисла тяжелая пауза. Софи первой нарушила ее, проговорив тихим голосом:
        - И я не хочу вести себя так, как вела себя моя мать.
        - И тем не менее, если бы она вела себя по-другому, тебя бы не было на свете, - заметил Бенедикт. Софи промолчала.
        - Ты солгала мне, - продолжал он.
        - Я считала, что тебе незачем знать правду.
        - А какое ты имела право решать за меня? - взорвался Бенедикт. - Ты что, думаешь, я не смог бы пережить эту правду? Ты что…
        Уловив в собственном голосе визгливые нотки, Бенедикт осекся. Она превращает его в какое-то животное, противное и визгливое.
        Нужно побыстрее уйти отсюда.
        - Бенедикт? - Софи с тревогой взглянула на него.
        - Я должен идти, - пробормотал он. - Я не могу сейчас с тобой оставаться.
        - Почему? - спросила Софи и тотчас же пожалела, что спросила об этом: Бенедикт понял это по выражению ее лица.
        - Я сейчас настолько зол, - медленно проговорил он, - что за себя не отвечаю. Я… - Он взглянул на свои дрожащие руки.
        Впервые в жизни он потерял над собой контроль, и это испугало его.
        - Я должен идти, - повторил он и, повернувшись к Софи спиной, быстро направился к двери.
        Глава 20
        "Продолжая вышеупомянутую тему, заметим, что мать мисс Рейлинг, графиня Пенвуд, тоже ведет себя в последнее время несколько странно. Если верить сплетням слуг (а нам всем известно, что это наиболее достоверный источник получений информации), графиня закатила вчера самый настоящий скандал, забросав бедную прислугу туфлями, числом не меньше семнадцати.
        Один лакей заработал синяк под глазом, все остальные, к счастью, остались в добром здравии".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 11 июня 1817 года
        Через час все вещи были собраны. Больше Софи не знала, чем заняться. Но усидеть на одном месте она не могла. Она металась по комнате и лишь время от времени останавливалась, чтобы набрать в себя побольше воздуха, словно это могло ее успокоить.
        Она была совершенно твердо уверена, что леди Бриджертон не разрешит ей остаться в своем доме после того, что у нее произошло с Бенедиктом. Она неплохо относилась к Софи, что верно, то верно, но Бенедикт ее сын, а родственные узы - особенно в такой семье, как семья Бриджертон, - ценятся превыше всего.
        "Грустно все это", - подумала Софи, присаживаясь на краешек кровати и беспрестанно комкая носовой платок. Несмотря на свои запутанные отношения с Бенедиктом, ей приятно было жить в семье Бриджертон. Софи никогда еще не доводилось жить в настоящей, дружной, крепкой, сплоченной семье. Она будет по ним скучать. Она будет скучать по Бенедикту. Она станет оплакивать жизнь, которой у нее никогда больше не будет.
        Не в силах долго оставаться на одном месте, Софи вскочила и подошла к окну.
        - Будь ты проклят, папа, - проговорила она, глядя на небо. - Вот видишь, я назвала тебя папой. Ты мне никогда этого не позволял. Ты никогда не хотел быть мне отцом. - Софи прерывисто вздохнула и прямо рукой вытерла нос. - А теперь я тебя так назвала. Ну и как тебе это?
        Она ждала, что сейчас раздастся удар грома, небо затянут серые тучи и закроют солнце, но ничего подобного не произошло. Отец никогда не узнает, как она ненавидит его за то, что он оставил ее без гроша, за то, что оставил ее с Араминтой. А впрочем, ему наверняка было на это наплевать.
        Чувствуя, как навалилась страшная усталость, Софи прислонилась к оконной раме и вытерла глаза рукой.
        - Ты дал мне почувствовать вкус другой жизни, а потом бросил меня, - прошептала она. - Мне было бы намного легче, если бы меня воспитывали как служанку.
        Софи обернулась, и взгляд ее упал на тощую сумку. Она не хотела брать платья, которые дали ей леди Бриджертон и ее дочери, однако не взять их не могла: ее старые платья уже выбросили. И Софи выбрала лишь два платья - ровно столько, сколько у нее было, когда она приехала. Остальные так и остались висеть, аккуратно отутюженные, в шкафу.
        Софи вздохнула и на секунду закрыла глаза. Пора. Она представления не имела, куда пойдет, но оставаться здесь больше не могла. Наклонившись, она взяла сумку. Ей удалось скопить немного денег, и если она будет усердно работать и экономить средства, к концу года ей, быть может, удастся собрать достаточную сумму, чтобы купить билет на пароход и уплыть в Америку. Софи приходилось слышать, что классовые ограничения там не столь строги, как в Англии, и людям не слишком благородного происхождения жить в Америке намного проще.
        Приоткрыв дверь, Софи выглянула в холл. Слава Богу, никого. Она понимала, что ведет себя как трусиха, но ей не хотелось прощаться с дочерьми леди Бриджертон. Она может сотворить какую-нибудь глупость, например, расплакаться, и почувствует себя еще хуже. Никогда в жизни ни одна из ее сверстниц не относилась к ней с таким уважением и любовью, как сестры Бриджертон. Софи надеялась, что Розамунд и Пози станут ей сестрами, однако этого не случилось. Пози рада была бы относиться к ней как к сестре, но Араминта в корне пресекла эти попытки, и Пози, милая, но слабохарактерная, не посмела поступить наперекор матери.
        Но попрощаться с леди Бриджертон Софи просто обязана. От этого никуда не денешься. Леди Бриджертон была с ней необыкновенно добра, такого отношения к себе Софи никак не ожидала, и она не могла улизнуть из дома, не поблагодарив ее. Хорошо бы леди Бриджертон еще не знала о ее ссоре с Бенедиктом. Тогда Софи просто сообщила бы, что увольняется, попрощалась бы и ушла.
        День клонился к вечеру, время чая давно миновало, и Софи решила, что скорее всего леди Бриджертон сейчас находится в небольшом кабинете, располагавшемся рядом с ее спальней. Это была теплая и уютная комнатка, в которой стоял письменный стол и висело несколько книжных полок. Там леди Бриджертон обычно писала письма и проверяла счета.
        Дверь была приоткрыта, и Софи, придержав ее, тихонько постучала.
        - Войдите! - послышался голос леди Бриджертон. Софи толкнула дверь и, сунув голову в образовавшуюся щель, тихонько спросила:
        - Не помешаю?
        Леди Бриджертон отложила перо.
        - Помешаете, но я буду этому только рада. Ведение счетов никогда не было моим самым любимым занятием.
        - Я могла бы… - начала было Софи и, спохватившись, замолчала. Она чуть не сказала, что была бы счастлива выполнить эту работу. У нее никогда не было проблем со счетом.
        - Что вы сказали? - спросила леди Бриджертон, ласково глядя на нее.
        - Ничего, - ответила Софи, легонько покачав головой. Воцарилось молчание. Наконец, насмешливо улыбнувшись Софи, леди Бриджертон спросила:
        - Позвольте узнать, была какая-то особая причина, по которой вы постучались в мою комнату?
        Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, однако так и не добившись желаемого результата, Софи ответила:
        - Да.
        Леди Бриджертон молча, выжидающе смотрела на нее.
        - К сожалению, я должна отказаться от места, которое вы так любезно мне предоставили, - продолжала она. Леди Бриджертон мигом вскочила.
        - Но почему? Вам у нас не нравится? Может быть, девочки плохо с вами обращаются?
        - Нет-нет! - поспешила успокоить ее Софи. - Ваши дочери не только красивы, но и необыкновенно добры. Я еще никогда… То есть меня еще никто никогда… - Не договорив, она замолчала.
        - Что случилось, Софи?
        Софи вцепилась в дверной косяк, чтобы не упасть. Ноги подкашивались, сердце отчаянно билось в груди. Из глаз вот-вот готовы были брызнуть слезы. А все почему? Потому что человек, которого она любит, никогда на ней не женится. Потому что ненавидит ее за то, что она ему солгала. Потому что он уже дважды разбил ей сердце - один раз, когда предложил стать его любовницей, а второй - заставив полюбить свою семью, а потом вынудив уйти от нее.
        Он, конечно, не требовал этого, но после всего случившегося остаться она не могла.
        - Это из-за Бенедикта, верно?
        Софи рывком вскинула голову. Леди Бриджертон грустно улыбнулась.
        - Я уже давно догадалась, что между вами что-то есть, - тихо проговорила леди Бриджертон, отвечая на немой вопрос Софи.
        - Почему вы не уволили меня? - прошептала Софи.
        Она не думала, что леди Бриджертон известно, что они с Бенедиктом были близки, но ни одна великосветская дама не потерпела бы, чтобы ее сын страдал по горничной.
        - Сама не знаю, - ответила леди Бриджертон. - Наверное, я должна была бы это сделать. - Она беспомощно пожала плечами. - Но вы мне нравитесь.
        Слезы, которые Софи так долго сдерживала, заструились у нее по щекам, однако она не проронила ни звука. Просто стояла, глядя на леди Бриджертон, а слезы все текли и текли.
        Леди Бриджертон снова заговорила, тщательно подбирая и взвешивая слова и не сводя глаз с лица Софи.
        - Вы именно такая женщина, какую я хотела бы для своего сына. Мы знакомы с вами недолго, но у меня такое ощущение, словно я знаю вас давным-давно. Как бы мне хотелось…
        Из горла Софи вырвалось рыдание, однако ей каким-то непостижимым образом удалось взять себя в руки.
        - Как бы мне хотелось, чтобы вы были другого происхождения, - продолжала леди Бриджертон. - Только не подумайте, что я о вас из-за этого стала худшего мнения, просто ваше происхождение все намного усложняет.
        - Делает невозможным, - прошептала Софи. Леди Бриджертон промолчала, и Софи поняла, что в душе она с ней согласилась, хотя бы отчасти.
        - А может быть, ваше происхождение не такое, каким кажется на первый взгляд? - спросила леди Бриджертон, еще более тщательно подбирая слова.
        Софи промолчала.
        - Есть в вашей истории, которую вы мне рассказали, Софи, нечто такое, что не сходится с вашими словами.
        Софи понимала, что леди Бриджертон ждет, чтобы она начала задавать вопросы, но ей это было не нужно. Она и так прекрасно знала, что та хочет сказать.
        - У вас очень правильный выговор, - продолжала леди Бриджертон. - Помню, вы говорили, что занимались вместе с детьми хозяйки вашей матушки, но меня подобное объяснение не удовлетворило. Уроки эти вряд ли начались до того, как вам исполнилось по меньшей мере шесть лет, а к этому времени ваша манера говорить уже более-менее устоялась.
        Софи глаза открыла от изумления. Ей всегда казалось, что ее история вполне правдоподобна. Она и не подозревала, что в ней есть такое досадное упущение, не замеченное больше никем. Впрочем, леди Бриджертон намного сообразительнее большинства тех людей, которым она рассказывала свою вымышленную историю.
        - Кроме того, вы знаете латынь, - прибавила леди Бриджертон. - И не пытайтесь этого отрицать. Я слышала, как вы на днях пробормотали про себя латинскую фразу, когда Гиацинта вывела вас из себя.
        Софи упорно продолжала смотреть на окно слева от леди Бриджертон. Она никак не могла заставить себя встретиться с ней взглядом.
        - Спасибо, что не отрицаете, - проговорила леди Бриджертон и стала ждать, что скажет ей Софи, и ждала так долго, что Софи почувствовала наконец, что должна прервать это молчание.
        - Я неподходящая пара вашему сыну, - лишь сказала она.
        - Понятно.
        - Простите, но мне в самом деле пора, - поспешно прибавила Софи, боясь, что передумает. Леди Бриджертон кивнула.
        - Если таково ваше желание, боюсь, я ничем не смогу вас остановить. Куда вы собираетесь поехать?
        - У меня есть родственники на севере, - солгала Софи. Леди Бриджертон явно ей не поверила, однако сказала.
        - Вы, естественно, воспользуетесь нашей каретой?
        - Спасибо, нет.
        - И не думайте отказываться. Я считаю, что по-прежнему несу за вас ответственность, по крайней мере еще в течение нескольких дней, и полагаю, что оставлять вас одну не следует. В этом мире одиноким женщинам небезопасно.
        Софи не смогла сдержать печальной улыбки: леди Бриджертон произнесла, хотя и несколько другим тоном, те же слова, что и Бенедикт несколько недель назад.
        - Хорошо, - согласилась Софи. - Спасибо. - Она уже решила, что попросит кучера высадить ее где-нибудь неподалеку от порта, где она могла бы купить билет на корабль, добраться до Америки, а там решить, куда ехать дальше.
        Леди Бриджертон печально ей улыбнулась.
        - Полагаю, вы уже уложили вещи?
        Софи кивнула, посчитав необязательным уточнять, что у нее всего одна маленькая сумочка.
        - И со всеми попрощались?
        Софи покачала головой
        - Я предпочла бы этого не делать, - призналась она. Леди Бриджертон встала и кивнула.
        - Иногда так даже лучше, - согласилась она. - Может быть, вы подождете меня в холле? Я распоряжусь, чтобы подавали карету.
        Софи повернулась и направилась было к двери, но неожиданно обернулась.
        - Леди Бриджертон, я…
        Глаза леди Бриджертон вспыхнули, словно она надеялась услышать что-то хорошее, а если не хорошее, то по крайней мере что-то другое.
        - Да?
        Судорожно сглотнув, Софи продолжала:
        - Просто я хотела поблагодарить вас.
        Огонек в глазах леди Бриджертон погас.
        - За что?
        - За то, что приютили меня, дали мне работу, позволили почувствовать себя членом вашей семьи.
        - Не говорите глупости.
        - Но вы вовсе не были обязаны приглашать меня на чай, - перебила ее Софи, чувствуя, что если она не выскажется сейчас, то не сделает этого никогда. - Вряд ли кто-то другой на вашем месте поступил бы так. Я вам искренне за это благодарна. - Она судорожно вздохнула. - Я буду очень по всем скучать.
        - Но вам вовсе не обязательно уезжать, - заметила леди Бриджертон.
        Софи попыталась улыбнуться, но улыбка получилась печальной.
        - Обязательно, - с трудом выговорила она. Леди Бриджертон долго молча смотрела на нее, и ее все понимающие светло-голубые глаза были полны грусти.
        - Ясно, - тихо сказала она наконец.
        И Софи поняла: ей и в самом деле все ясно.
        - Встретимся внизу, - проговорила леди Бриджертон.
        Софи кивнула и отошла в сторону, пропуская вдовствующую графиню. Задержавшись на пороге, леди Бриджертон взглянула на старенькую сумочку Софи.
        - И это все, что у вас есть? - спросила она.
        - Да.
        Леди Бриджертон смущенно кашлянула, и щеки ее окрасились слабым румянцем, словно ей было стыдно за то, что она такая богатая, а Софи бедная.
        - Но это не важно, - заметила Софи, указав на сумку. - Можно ничего не иметь и быть сказочно богатым. - И, проглотив комок в горле, прибавила:
        - Если вы понимаете, что я хочу сказать.
        - Я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать, Софи, - прошептала леди Бриджертон. - Спасибо. - И поспешно выпалила:
        - Позвольте дать вам хоть немного денег.
        Софи покачала головой:
        - Я не могу их от вас взять. Я и так уже взяла два платья, которые вы подарили. Не хотела, но…
        - Ну что вы, все в порядке, - заверила ее леди Бриджертон. - Она откашлялась. - Но пожалуйста, позвольте дать вам денег. - И, заметив, что Софи открыла рот, чтобы возразить, порывисто продолжила:
        - Я очень вас прошу, так я буду спокойнее себя чувствовать.
        Леди Бриджертон умела так посмотреть на человека, что ему сразу хотелось выполнить ее просьбу. Кроме того, Софи и в самом деле нужны были деньги для поездки за океан, а леди Бриджертон - женщина щедрая, она вполне могла дать Софи такую сумму, которой хватило бы на оплату каюты третьего класса. И Софи не смогла отказаться.
        - Спасибо, - прошептала она.
        Коротко кивнув, леди Бриджертон вышла из комнаты и, пройдя по холлу, скоро скрылась из вида.
        Прерывисто вздохнув, Софи взяла свою сумку и медленно спустилась по ступенькам лестницы. Подождав несколько секунд в холле, она решила выйти из дома. Стоял замечательный летний денек, и Софи решила, что отличная погода поможет хоть немного развеять ее дурное настроение. Кроме того, в холле она запросто могла столкнуться с кем-то из дочерей леди Бриджертон. И хотя Софи была уверена, что будет очень по ним скучать, прощаться с ними не входило в ее намерения.
        Держа в руке сумку, она открыла входную дверь и спустилась по ступенькам лестницы.
        Скоро подадут карету. Минут через пять, десять, а может быть…
        - Софи Бекетт! - раздался хорошо знакомый женский голос, и сердце Софи ухнуло. Араминта! И как только она могла забыть?
        На секунду замерев, она лихорадочно огляделась по сторонам. Куда бежать? Если назад, в дом Бриджертонов, Араминта поймет, где ее искать, а если вперед…
        - Полиция! - закричала вдруг Араминта. - Полиция! Сюда! Ко мне!
        Выронив сумочку, Софи пустилась наутек.
        - Хватайте ее! - истошно завопила Араминта. - Держите воровку!
        Софи продолжала бежать, понимая в то же время, что прохожие и в самом деле сочтут ее воровкой.
        Но остановиться она не могла. Она неслась во всю прыть, так что ветер свистел в ушах. Вперед и вперед, подальше от Араминты.
        И вдруг какой-то мужчина подскочил к ней и толкнул с такой силой, что Софи упала на тротуар.
        - Есть! - крикнул он. - Поймал!
        От боли у Софи потемнело в глазах, а мужчина держал ее так крепко, что она еле дышала.
        - Ну наконец-то! - прошипела Араминта, подбегая. - Наконец-то попалась эта стерва Софи Бекетт!
        Софи яростно взглянула на нее. Не было слов, чтобы выразить свое возмущение, не говоря уже о том, что ей было слишком больно говорить.
        - А я тебя искала, - объявила Араминта, улыбаясь недоброй улыбкой. - Пози сказала, что видела тебя.
        Софи устало закрыла глаза. Скорее всего Пози открыла секрет, сама того не желая.
        Араминта поставила ногу рядом с рукой Софи, потом, улыбаясь, наступила ей на руку.
        - Не нужно было красть мои вещи, - проговорила она, и ее голубые глазки злорадно блеснули.
        Софи лишь простонала. Слов по-прежнему не было.
        - Вот видишь, - весело продолжала Араминта, - теперь я могу упечь тебя в тюрьму. Давно я этого хотела, а сейчас и правда на моей стороне.
        И в этот момент к ним подбежал другой мужчина.
        - Полиция уже едет, миледи. Сейчас эту воровку увезут.
        Софи прикусила губу, обуреваемая двумя желаниями: чтобы полиция немного задержалась, до того момента, как леди Бриджертон вышла бы из дома; и чтобы приехала как можно скорее, чтобы Бриджертоны не видели ее позора. Сбылось второе желание. Не прошло и минуты, как приехала полицейская карета, Софи бросили в нее и отвезли в тюрьму. И единственное, о чем она была в состоянии думать по дороге, - это о том, что Бриджертоны никогда не узнают, что с ней случилось, и, быть может, это и к лучшему.
        Глава 21
        "Вчера у парадной двери особняка леди Бриджертон на Брутон-стрит произошло целых два интересных события!
        Во- первых, Пенелопа Фезерингтон была замечена в компании не одного, не двух, а трех братьев Бриджертонов -неслыханная роскошь для бедной девочки, не пользующейся никакой популярностью на всевозможных великосветских мероприятиях. К сожалению, как и следовало ожидать, мисс Фезерингтон отправилась восвояси под руку с виконтом - единственным женатым мужчиной из трех.
        Если мисс Фезерингтон каким-то непостижимым образом удастся затащить кого-нибудь из братьев Бриджертонов к алтарю, значит, вне всякого сомнения, можно считать, что мир перевернулся и автору этих строк, мнившей себя докой в любовных делах, можно срочно подавать в отставку.
        Во- вторых -словно истории с мисс Фезерингтон недостаточно для сплетен, - три часа спустя прямо перед той же парадной дверью особняка леди Бриджертон произошла стычка графини Пенвуд с неизвестной женщиной. Похоже, эта особа, которая, как подозревает автор этих строк, служит горничной у леди Бриджертон, раньше работала на леди Пенвуд. Леди Пенвуд уверяет, что эта девица - имя которой так и осталось тайной - два года назад совершила у нее кражу, и бедняжку немедленно препроводили в тюрьму.
        Автор этих строк не знает точно, как сейчас карается кража, однако подозревает, что за кражу у графини наказание должно быть довольно строгим. Вышеупомянутую несчастную могут подвергнуть смертной казни, в лучшем случае выслать из страны.
        На фоне этих двух событий войны за прислугу, о которых автор этих строк писала в прошлом месяце, кажутся сейчас малозначительными".

    "Светские новости от леди Уислдаун", 13 июня 1817 года
        Первым побуждением Бенедикта на следующее утро было налить себе стаканчик бренди. За ним второй и, быть может, даже третий. Пускай в такой ранний час пить спиртные напитки неприлично, однако лучше уж пребывать в алкогольном опьянении, чем испытывать такие адские муки, которым его подвергла вчера Софи Бекетт.
        Но потом Бенедикт вспомнил, что договорился со своим братом Колином пофехтовать сегодня утром. И внезапно ему ужасно захотелось проткнуть братца рапирой, и желание это не имело ничего общего с прескверным настроением Бенедикта.
        "Ведь на то и существуют братья, - мрачно улыбнулся про себя Бенедикт, натягивая костюм для фехтования, - чтобы вымещать на них злость".
        - У меня есть только один час, - сообщил Колин, надевая на фехтовальную рапиру защитный наконечник.
        - Ну и что? - ответил Бенедикт, делая несколько выпадов, чтобы размять ноги. Он не занимался фехтованием довольно продолжительное время, и сейчас ему приятно было чувствовать в руке рукоятку рапиры. Он воткнул ее в пол, и лезвие рапиры слегка выгнулось. - Вполне достаточно, чтобы тебя обыграть.
        Колин, не успевший пока надеть маску, раздраженно воздел глаза к небу.
        - Ну что, готов? - бросил Бенедикт, выходя на середину зала.
        - Не совсем, - ответил Колин, следуя за ним. Бенедикт сделал еще один выпад.
        - Я же сказал, что не готов! - крикнул Колин, отскакивая в сторону.
        - Давай быстрее! - скомандовал Бенедикт. Чертыхнувшись, Колин бросил:
        - Черт подери, что это на тебя нашло?
        - Ничего! - буркнул Бенедикт. - А с чего это ты взял, что на меня что-то нашло?
        Колин попятился и, когда расстояние между ним и Бенедиктом оказалось достаточным для того, чтобы начать матч, насмешливо проговорил:
        - И сам не знаю. Наверное, с того, что ты мне чуть было не снес голову.
        - У меня на рапире защитный наконечник.
        - Но ты ею рубишь, словно саблей.
        - Так гораздо интереснее, - деланно улыбнулся Бенедикт.
        - Только не для моей шеи. - Колин размял пальцы на одной руке, после чего, переложив рапиру в другую руку, размял пальцы и на ней тоже. Выждав несколько секунд, спросил:
        - А ты уверен, что у тебя в руках рапира?
        - Ради Бога, Колин! - хмуро бросил Бенедикт. - Я бы никогда не стал фехтовать настоящим оружием.
        - Я просто так спросил, на всякий случай, - пробормотал Колин, легонько касаясь шеи. - Ну что, готов?
        Бенедикт кивнул и встал в стойку.
        - Правила обычные, - заметил Колин, становясь напротив, - ран не наносить.
        Бенедикт коротко кивнул.
        - К бою!
        Мужчины вскинули руки, крепко сжимая рукоятки рапир.
        - Ты что, стал держать рапиру по-другому? - внезапно спросил Колин, с интересом глядя на ручку рапиры Бенедикта.
        Бенедикт чертыхнулся: он только-только сосредоточился, как негодный братец его отвлек.
        - Да! По-новому! Это итальянский захват.
        Выйдя из стойки, Колин отступил на шаг и взглянул на собственную руку. Он применял французский захват, менее изысканный.
        - А научишь меня такому? Я бы не возражал…
        - Да! - разозлившись, сказал Бенедикт, едва сдерживаясь, чтобы не броситься к брату и не проткнуть его насквозь. - К бою!
        Колин криво усмехнулся, и Бенедикт понял: он спросил про захват только для того, чтобы его позлить.
        - Как пожелаешь, - пробормотал он, снова вставая в стойку.
        Секунду они стояли, застыв на месте, после чего Колин крикнул:
        - Начали!
        Бенедикт тотчас же ринулся вперед, однако Колин, обладавший отличной реакцией, молниеносно отскочил и ловко парировал удар.
        - Что-то ты сегодня не в настроении, - заметил он и, в свою очередь сделав выпад, едва не угодил Бенедикту в плечо.
        Бенедикт отскочил и тоже сумел парировать удар.
        - У меня был плохой… - он устремился вперед, выставив рапиру, - день.
        Однако Колин был настороже и ловко уклонился от удара.
        - Отличный ответный удар, - заметил он и коснулся лба рукояткой рапиры, воздавая тем самым шутливую похвалу брату.
        - Заткнись и фехтуй! - рявкнул Бенедикт. Хмыкнув, Колин рванулся вперед, размахивая рапирой, и вынудил брата отступить.
        - Не иначе как здесь замешана женщина.
        Скрестив с Колином рапиры, Бенедикт заставил брата отступить и теперь сам пошел в наступление.
        - Не твое собачье дело!
        - Значит, женщина, - ухмыльнулся Колин. Рванувшись вперед, Бенедикт коснулся защитным наконечником ключицы брата.
        - Укол, - буркнул он. Колин коротко кивнул.
        - Твое касание.
        Братья снова вышли на середину зала.
        - Ну что, готов? - спросил Колин. Бенедикт кивнул.
        - К бою! Начали!
        На сей раз первым атаковал Колин.
        - Если хочешь, дам тебе совет относительно женщин, - проговорил он, тесня Бенедикта в угол.
        Подняв рапиру, Бенедикт отразил атаку брата с такой силой, что тот едва устоял на ногах.
        - Если бы мне нужен был совет, я бы попросил его у кого угодно, только не у тебя!
        - Ты меня ранил! - воскликнул Колин, вновь обретя равновесие.
        - Нет, - неторопливо возразил Бенедикт. - У меня на рапире защитный наконечник, я тебе уже тысячу раз об этом говорил.
        - Так вот, к вопросу о женщинах. Здесь я тебе сто очков вперед дам.
        - Да ну? - насмешливо бросил Бенедикт и, задрав нос, очень похоже передразнил брата:
        - "Я ни за что не женюсь на Пенелопе Фезерингтон!"
        Колин поморщился.
        - И ты еще смеешь говорить о том, что лучше меня знаешь женщин!
        - Но я же не знал, что она слышит.
        Бенедикт ринулся вперед и едва не уколол Колина в плечо.
        - Это не оправдание. Ты стоял на улице, средь бела дня. Даже если бы Пенелопы там не было, кто угодно мог тебя услышать и дело кончилось бы тем, что ты попал бы в "Светские новости от леди Уислдаун".
        Колин парировал удар и с головокружительной скоростью нанес ответный, коснувшись живота Бенедикта.
        - Касание, - буркнул он.
        Бенедикт кивнул, и братья снова вышли на середину зала.
        - Я поступил глупо, - признался Колин, - а ты ведешь себя как последний дурак.
        - Что, черт подери, ты хочешь этим сказать?
        Вздохнув, Колин снял маску.
        - Почему бы тебе не сделать всем нам приятное и не жениться на этой девице?
        Бенедикт тупо уставился на него, позабыв о рапире. Неужели Колин и в самом деле знает, о какой именно девице идет речь?
        Он тоже снял маску и, взглянув в темно-зеленые глаза брата, едва не застонал. "Колин знает". Бенедикт понятия не имел, откуда ему это стало известно, но брат знал, это точно. "А впрочем, чему удивляться? Колин всегда все знает. Единственный человек, который знает больше сплетен, чем Колин, - это Элоиза, но при желании ей хватит нескольких минут, чтобы поделиться ими с братом".
        - Откуда ты знаешь? - наконец спросил он.
        - О Софи? - Колин криво усмехнулся. - Но это же очевидно.
        - Колин, она…
        - Служанка? Ну и что? Что произойдет, если ты на ней женишься? - Колин пренебрежительно пожал плечами. - Люди, на которых тебе ровным счетом наплевать, перестанут с тобой общаться? Я бы не возражал, черт подери, чтобы со мной перестали общаться некоторые из тех, с которыми я вынужден раскланиваться.
        Бенедикт раздраженно пожал плечами.
        - Я уже пришел к выводу, что мне на это наплевать.
        - Тогда в чем же дело? - спросил Колин.
        - Все так запугано…
        - Ты сам все и запутываешь.
        Задумавшись над словами брата, Бенедикт машинально воткнул рапиру в пол, и она закачалась из стороны в сторону.
        - Ты помнишь бал-маскарад, который устраивала мама? - спросил он.
        Не ожидавший подобного вопроса Колин захлопал глазами.
        - Несколько лет назад? Непосредственно перед тем, как она выехала из Бриджертон-Хауса?
        Бенедикт кивнул:
        - Совершенно верно. Помнишь даму в серебристом платье? Ты еще наткнулся на нас в холле…
        - Конечно. Ты ею тогда здорово увлекся. - Внезапно Колин все понял и вытаращил глаза от удивления. - Неужели это была Софи?!
        - Здорово, правда? - пробормотал Бенедикт.
        - Но… Как…
        - Не знаю, как она туда попала, но она не служанка.
        - Не служанка?!
        - Нет, точнее, она и служанка, но еще и незаконнорожденная дочь графа Пенвуда.
        - Теперешнего?
        - Нет, который несколько лет назад умер.
        - И ты все это знал?
        - Нет, - коротко бросил Бенедикт. - Не знал.
        - Понятно, - сказал Колин. Он задумчиво прикусил нижнюю губу и, пристально глядя на Бенедикта, спросил:
        - И что ты собираешься делать?
        Рапира Бенедикта, которая все это время раскачивалась из стороны в сторону, внезапно упала на пол. Равнодушно взглянув на нее и даже не удосужившись поднять, Бенедикт прошептал:
        - Это очень хороший вопрос.
        Он все еще злился на Софи за то, что она его обманула, однако не мог не отрицать и своей вины. Ему не следовало требовать, чтобы Софи стала его любовницей. Он имел, конечно, право попросить ее об этом, но она имела право отказаться. И когда она это сделала, ему не следовало настаивать.
        Бенедикт не был незаконнорожденным ребенком, и если Софи утверждает, что жизнь такого человека просто ужасна, и в подтверждение своих слов ни за что не соглашается зачать такого ребенка, - что ж, он должен уважать ее за это. А если он будет уважать ее, значит, он будет уважать и ее убеждения.
        Мать была права. Он и в самом деле жил райской жизнью. У него было все: богатство, семья, счастье. Он мог получить все, что пожелает. Единственной трагедией в его жизни была внезапная и безвременная кончина отца, но даже тогда семья помогла ему пережить это несчастье. Ему было трудно представить настоящее горе, потому что он никогда его не испытывал. И в отличие от Софи никогда не был одинок.
        Как же ему жить дальше? Он уже решил, что, презрев общественное мнение, женится на Софи. Незаконнорожденная дочь графа - немного более достойная партия, чем горничная, но только чуть-чуть. Лондонское великосветское общество, быть может, и примет Софи, если он заставит его это сделать, однако всегда будет относиться к ней с презрением. Так что ему с Софи придется по большей части жить в деревне, подальше от лондонского общества, которое еще долго будет перемывать им косточки. Однако Бенедикт совершенно четко знал, что предпочитает тихую жизнь с Софи бурной светской жизни без нее.
        Так ли это важно, что Софи и есть та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада? Она солгала ему относительно того, кто она такая. Но когда они целовались, смеялись или просто сидели и разговаривали, она была самой собой - женщиной, от одной улыбки которой у него сладко замирало сердце, которая способна была наполнить его душу радостью, просто находясь рядом. Вот эту Софи он знал и любил.
        - Такое впечатление, что ты пришел к какому-то решению, - тихо сказал Колин.
        Бенедикт задумчиво взглянул на брата. С каких это пор он стал таким всепонимающим? Когда успел стать взрослым? Бенедикт всегда считал Колина молодым повесой, красивым и галантным, однако не любящим возлагать на себя никакой ответственности.
        Но теперь, когда он смотрел на брата, он видел перед собой совершенно другого человека. Он и внешне сильно изменился. Плечи стали шире, поза увереннее, взгляд мудрее. Последнее было самым важным. Если глаза и в самом деле зеркало души, значит, и душа Колина претерпела изменения. Она стала более тонкой и ранимой, способной сочувствовать и сопереживать.
        - Я должен перед ней извиниться, - проговорил он.
        - Уверен, она тебя простит.
        - И она должна передо мной извиниться.
        Бенедикт видел, что брата так и подмывает узнать, за что, однако Колин лишь спросил:
        - А ты ее простишь?
        Бенедикт кивнул.
        Нагнувшись, Колин поднял рапиру Бенедикта.
        - Я сам уберу, - заметил он.
        Бенедикт долго непонимающе смотрел на брата и наконец порывисто сказал:
        - Мне пора.
        Колин с трудом подавил усмешку.
        - Я так и понял.
        Бенедикт снова взглянул на брата и внезапно, под влиянием необъяснимого порыва, быстро обнял его.
        - Знаешь, - его голос вдруг осип, - я не часто говорю такие слова, но я тебя люблю.
        - Я тоже тебя люблю, брат. - Колин, как обычно, криво усмехнулся. - А теперь убирайся отсюда ко всем чертям.
        Бросив брату маску, Бенедикт выбежал из зала.

***
        - Как это уехала?!
        - Очень просто. - Глаза леди Бриджертон были полны печали и сострадания. - Взяла и уехала.
        У Бенедикта кровь застучала в висках с такой силой, что ему показалось, будто голова сейчас не выдержит и разорвется.
        - И ты ее отпустила?!
        - У меня не было никаких законных оснований удерживать Софи против ее воли.
        Бенедикт едва сдержался, чтобы не застонать. У него не было никаких законных оснований заставлять ее ехать в Лондон, и тем не менее он это сделал.
        - Куда она уехала?
        - Понятия не имею. Я настояла, чтобы она взяла нашу карету, отчасти потому, что опасалась за ее безопасность, но в большей степени оттого, что хотела узнать, куда она поехала.
        Бенедикт хлопнул ладонью по столу.
        - И что случилось потом?
        - Это-то я и пытаюсь тебе рассказать битых четверть часа. Я думала, что уговорила ее воспользоваться нашей каретой, однако, похоже, ошиблась. Когда карету подали, Софи уже исчезла.
        Бенедикт чертыхнулся про себя. Софи, по всей вероятности, все еще в Лондоне, но Лондон - город большой. Практически невозможно найти в нем человека, который не желает, чтобы его нашли.
        - Как я полагаю, - осторожно спросила Вайолет, - у вас вышла размолвка?
        Бенедикт взъерошил рукой волосы, и взгляд его упал на белый рукав. О Господи! Он примчался к матери прямо в костюме для фехтования.
        - Вот черт! - выругался он и бросил раздраженный взгляд на мать. - Только прошу тебя, мама, не нужно сейчас лекций о том, как нехорошо ругаться.
        - Я и не собиралась читать тебе никаких лекций, - улыбнулась Вайолет.
        - Где мне теперь ее искать? Улыбку Вайолет как рукой сняло.
        - Не знаю, Бенедикт. Хотелось бы мне знать. Софи мне очень нравилась.
        - Она дочь графа Пенвуда, - сказал Бенедикт. Вайолет нахмурилась.
        - Я предполагала что-то в этом роде. Полагаю, незаконнорожденная?
        Бенедикт кивнул.
        Мать открыла рот, собираясь что-то сказать, но что, Бенедикт так и не узнал, потому что в этот момент дверь в кабинет распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, и в комнату ворвалась Франческа, а следом за ней Гиацинта. Франческа так стремительно подлетела к столу, что стукнулась о него, а Гиацинта ткнулась ей в спину.
        - Что случилось? - спросила Вайолет, вскакивая.
        - Софи… - едва выдохнула Франческа.
        - Я знаю, - сказала Вайолет - Она уехала. Мы…
        - Нет! - перебила ее Гиацинта, бросая на стол газету. - Читай!
        Бенедикт попытался схватить ее первым - он уже узнал газету "Светские новости от леди Уислдаун", - однако мать оказалась проворнее.
        - Что там? - спросил он и, видя, как лицо матери постепенно становился мертвенно бледным, почувствовал, что у него больно сжалось сердце.
        Мать протянула ему газету. Он быстро просмотрел ее. Мельком взглянул на статью о герцоге Эшборне, графе Макклесфилде и Пенелопе Фезерингтон и, наконец, добрался до статьи, в которой явно говорилось о Софи.
        - Ее посадили в тюрьму? - едва слышно прошептал он.
        - Мы должны освободить ее! - воскликнула Вайолет и расправила плечи - ни дать ни взять генерал перед сражением.
        Бенедикт устремился к двери.
        - Подожди! - крикнула Вайолет, бросившись за ним следом. - Я поеду с тобой.
        Не дойдя до лестницы, Бенедикт остановился и обернулся к матери.
        - Нет, ты не поедешь. Я не хочу, чтобы ты трепала себе нервы.
        - Да будет тебе, - проговорила Вайолет. - Я ведь не какой-то нежный цветок. Я смогу побороться за освобождение Софи.
        - Я тоже поеду! - крикнула Гиацинта, бросаясь вслед за Франческой, которая уже вышла в холл.
        - Нет! - одновременно воскликнули мать с братом.
        - Но…
        - Я сказала - нет! - тоном, не терпящим возражений, отрезала Вайолет.
        Франческа раздраженно фыркнула.
        - Полагаю, мне бесполезно настаивать на…
        - Можешь не договаривать, - оборвал сестру Бенедикт и повернулся к матери. - Если хочешь ехать, поторопись.
        Вайолет кивнула.
        - Прикажи подавать карету. Я буду ждать у парадной двери.
        Десять минут спустя карета мчалась по направлению к тюрьме.
        Глава 22
        "В пятницу утром на Брутон-стрит царила страшная суматоха. Разведка донесла, что вдовствующая графиня Бриджертон и ее сын, Бенедикт Бриджертон, выскочили из дома, мистер Бриджертон практически впихнул мать в карету, и карета помчалась с головокружительной скоростью. Франческа и Гиацинта Бриджертон якобы остались стоять у двери, и автор этих строк получила заверение из самых достоверных источников, что Франческа произнесла неприличное слово.
        Однако не только семейство Бриджертон пребывало в возбужденном состоянии. Семейство Пенвуд тоже вело себя чересчур оживленно: графиня закатила скандал своей дочери, мисс Пози Рейлинг, прямо на улице, перед домом.
        А поскольку автору этих строк леди Пенвуд никогда не нравилась, она может лишь крикнуть: "Руки прочь от Пози!"

    "Светские новости от леди Уислдаун", 16 июня 1817 года
        Холод. Леденящий холод. И тихий, наводящий ужас шум, явно производимый маленьким четвероногим существом. А может быть, и не маленьким, а большим четвероногим существом. А если еще точнее, маленьким четвероногим существом, увеличенным в несколько раз. Крысой…
        - О Господи… - простонала Софи.
        Она нечасто упоминала имя Господа всуе, но ей показалось, что сейчас самое подходящее для этого время. Быть может, Он услышит ее и убьет крыс. Как бы это было здорово! Вот сверкает молния, огромная, невероятно огромная. Она ударяет в землю, и от нее По-всей земле разбегаются маленькие электрические щупальца. Они настигают крыс, и те падают замертво. Очаровательная мечта. Сродни той, в которой она выходила замуж за Бенедикта Бриджертона и они жили вместе долго и счастливо.
        Она осталась одна… Совсем-совсем одна. Софи никак не могла понять, почему это ее так расстраивает. Она всегда, всю свою жизнь была одна. Никогда, с тех самых пор, как бабушка оставила ее перед дверью Пенвуд-Парка, у нее не было подруги, которая ставила бы ее интересы превыше своих или на том же уровне. В животе у Софи заурчало. К списку всех несчастий можно добавить еще и голод. И жажду. Ей не принесли даже глотка воды, и мечта о чае стала преследовать ее.
        Вонь в камере стояла неимоверная. Софи выдали мерзкий ночной горшок, однако она решила воспользоваться им только в случае крайней необходимости: вымыть горшок никто не удосужился. Когда Софи взяла его в руки, он был мокрый, однако отнюдь не от воды, и Софи поспешно отшвырнула его от себя, чувствуя, что еще немного - и ее стошнит.
        За свою жизнь ей довелось вылить бесчисленное множество ночных горшков, но люди, за которыми она выносила эти горшки, обычно, так сказать, попадали в цель, не говоря уж о том, что Софи всегда могла вымыть потом руки.
        А теперь ее мучили не только холод, голод и жажда, но и сознание того, что она грязная и вонючая. Премерзкое ощущение!
        - К вам посетитель.
        Услышав ворчливый, недружелюбный голос тюремного надзирателя, Софи так и подпрыгнула. Неужели Бенедикт нашел ее? Но захочет ли он вызволить ее отсюда? Захочет ли…
        - Так-так-так…
        Араминта… У Софи упало сердце.
        - Софи Бекетт, - Прошипела Араминта, подходя к камере и прикрывая нос платком, словно царившая в тюрьме вонь исходила от самой Софи. - Вот уж не ожидала, что у тебя хватит наглости явиться в Лондон.
        Софи плотно сжала губы. Она понимала, что Араминта пришла лишь затем, чтобы вывести ее из себя, и не собиралась доставлять ей такой радости.
        - Боюсь, дела твои плохи, - продолжала Араминта деланно-грустным тоном. - Судья не слишком благоволит к воровкам.
        Софи скрестила руки на груди и упрямо уставилась в стену. Если она будет смотреть на Араминту, то непременно к ней бросится и добьется лишь того, что разобьет себе лицо о железные прутья решетки.
        - Уже одного того, что ты стащила застежки с туфель, хватило, чтобы настроить его против тебя, - проговорила Араминта, барабаня пальцами по подбородку, - а уж когда я сообщила ему, что ты украла у меня обручальное кольцо, участь твоя была решена.
        - Но я не… - закричала Софи и осеклась, сообразив, что именно этого Араминта от нее и добивается.
        - Разве? - Араминта хитро улыбнулась и помахала в воздухе рукой. - Видишь, на мне нет обручального кольца, и потом, что значит твое слово против моего?
        Софи открыла было рот, чтобы что-то сказать, и снова закрыла его. Араминта права. Любой судья поверит графине Пенвуд, а не ей.
        На лице Араминты появилась недобрая улыбка.
        - Надзиратель мне сказал, что тебя вряд ли повесят, так что можешь не волноваться. А вот то, что вышлют из страны, - это точно.
        Софи чуть не расхохоталась. Еще вчера она и сама подумывала о том, чтобы уехать в Америку. A вот теперь на самом деле уедет. Только не в Америку, а в Австралию. И закованная в кандалы.
        - Я попрошу, чтобы к тебе отнеслись со снисхождением, - проговорила Араминта. - Я не хочу, чтобы тебя убили, я лишь хочу, чтобы… отправили куда-нибудь подальше.
        - Образец христианского милосердия, - пробормотала Софи. - Не сомневаюсь, судья будет тронут до глубины души.
        Коснувшись руками висков, Араминта машинально откинула назад волосы.
        - Совершенно верно, - согласилась она и, взглянув Софи прямо в глаза, улыбнулась фальшивой улыбкой. И Софи вдруг почувствовала, что просто обязана ее спросить.
        - За что вы меня ненавидите? - прошептала она. Не сводя с нее глаз, Араминта прошептала в ответ:
        - Потому что он тебя любил.
        Софи, потрясенная, молчала. Глаза Араминты злобно блеснули.
        - Я никогда его за это не прощу.
        Софи недоверчиво покачала головой.
        - Он никогда меня не любил, - отрезала она.
        - Но он одевал тебя, кормил. - Араминта недовольно поморщилась. - Он заставил меня жить с тобой.
        - Но это нельзя назвать любовью, - возразила Софи. - Это чувство вины. Если бы он и в самом деле любил меня, он никогда не оставил бы меня с вами. Он был неглупым человеком и наверняка догадывался, как вы меня ненавидите. Если бы он меня любил, он не забыл бы упомянуть меня в своем завещании. Если бы он меня любил… - Голос Софи прервался.
        Скрестив руки на груди, Араминта насмешливо смотрела на нее.
        - Если бы он меня любил, - продолжала Софи, - он нашел бы время со мной поговорить. Спросить, как у меня прошел день, что я сейчас изучаю, что я сегодня ела. - Судорожно сглотнув, Софи отвернулась: слишком тяжело было смотреть на Араминту. - Никогда он меня не любил, - тихо договорила она. - Он не умел любить.
        Несколько секунд обе молчали, потом Араминта проговорила:
        - Он ненавидел меня.
        Софи медленно обернулась.
        - За то, что не родила ему наследника. - У Араминты начали трястись руки.
        Софи не знала, что сказать. А может быть, ничего и не нужно было говорить.
        Еще несколько минут прошло в молчании. Араминта первой нарушила его:
        - Сначала я ненавидела тебя за то, что он поселил тебя в моем доме. Ни одна нормальная женщина не согласилась бы приютить в своем доме ублюдка своего мужа.
        Софи промолчала.
        - Но потом… потом…
        К огромному удивлению Софи, Араминта бессильно прислонилась к стене, словно воспоминания отняли у нее все силы.
        - Но потом твое присутствие было мне живым укором. Какая-то сучка родила ему ребенка, а я, его законная жена, не смогла этого сделать.
        Софи решила не вставать на защиту матери, понимая, что все равно ничего этим не добьется.
        - Я не просто ненавидела тебя, - прошептала Араминта. - Мне был ненавистен весь твой облик.
        Софи это нисколько не удивило.
        - Ненавистен твой голос, твои глаза, так похожие на его глаза. Мне ненавистно было то, что ты живешь в моем доме.
        - Но это был и мой дом, - тихо возразила Софи.
        - Да, - ответила Араминта. - Я знаю. И мне это тоже было ненавистно.
        Софи резко обернулась и взглянула Араминте прямо в глаза.
        - Зачем вы пришли? - спросила она. - Неужели вам мало того, что вы сделали? Ведь вы добились, что меня отправят в Австралию.
        Араминта пожала плечами:
        - Я никак не смогла удержаться, чтобы не прийти. Так приятно видеть тебя за решеткой. Мне теперь придется мыться целых три часа, чтобы избавиться от вони, но это того стоит.
        - В таком случае прошу меня простить, но я сяду в уголок и сделаю вид, что читаю книгу, - выпалила Софи. - Мне в отличие от вас не доставляет удовольствия вас лицезреть!
        Она прошествовала в угол камеры и уселась на шаткую трехногую табуретку - единственный предмет мебели, - стараясь держаться с достоинством. Араминта ее победила, что верно, то верно, однако не смогла сломить ее дух, и Софи намеревалась дать ей это понять.
        Она сидела, скрестив руки на груди, спиной к двери, ожидая услышать удаляющиеся шаги. Не раздались. Араминта по-прежнему стояла возле камеры.
        Наконец, когда прошло уже минут десять, Софи не выдержала и, вскочив, крикнула:
        - Почему вы не уходите?
        - Я думаю, - ответила Араминта, склонив голову набок. Софи хотела спросить о чем, но почему-то побоялась.
        - Интересно, как там живут, в Австралии? - задумчиво проговорила Араминта. - Я там, естественно, никогда не была, да и никто из моих знакомых, людей культурных и цивилизованных, тоже. Но я слышала, там страшная жара. А у тебя такая светлая кожа. Вряд ли она вынесет жаркое солнце. Думаю, что…
        Но что Араминта думала, так и осталось тайной - надо сказать, к счастью, поскольку, произнеси она еще одно слово, и Софи не выдержала бы, бросилась бы на нее и попыталась придушить голыми руками. Из-за дверей донесся какой-то шум.
        - Какого черта?! - вскричала Араминта и, попятившись, заглянула за угол.
        В этот момент Софи услышала голос, такой знакомый и родной.
        - Бенедикт… - прошептала она.
        - Что ты сказала? - спросила Араминта, но Софи ее уже не слушала. Вскочив, она бросилась к решетке и прижалась к ней лицом.
        - А я вам говорю, пропустите нас! - бушевал Бенедикт.
        - Бенедикт! - крикнула Софи.
        Она уже забыла, что не хотела, чтобы именно Бриджертоны увидели ее в такой ужасной обстановке. Забыла, что считала, будто у нее с Бенедиктом не может быть будущего. Сейчас она могла думать только об одном: он пришел за ней, он здесь! Если бы Софи могла вышибить головой решетку, она бы это сделала.
        Послышался громкий звук удара, потом глухой стук, как будто тело свалилось на пол, быстрые шаги, и наконец…
        - Бенедикт!
        - Софи! Господи! Как ты? - Просунув сквозь прутья решетки руки, Бенедикт обхватил Софи за щеки. Губы его нашли ее губы, однако поцелуй получился не страстным, а полным ужаса, смешанного с облегчением.
        - Мистер Бриджертон? - взвизгнула Араминта.
        Каким- то образом Софи удалось оторвать взгляд от Бенедикта и взглянуть Араминте в лицо: оно выражало крайнее изумление. Охваченная радостным возбуждением, Софи совершенно забыла, что Араминта понятия не имеет о тех узах, которые связывают ее, Софи, с семейством Бриджертон.
        Это был один из самых замечательных моментов ее жизни. Пусть кто-то назовет ее мелочной, злопамятной, ничтожной, но Софи было приятно осознавать, что Араминта, мнившая себя пупом земли, только что наблюдала, как Софи поцеловал один из самых завидных лондонских женихов.
        Бенедикт нехотя отстранился, легонько провел руками по лицу Софи и отошел от камеры. Скрестив руки на груди, он вперился в Араминту взглядом, способным, казалось, прожечь ее насквозь.
        - В чем вы ее обвиняете? - грозно спросил он.
        Хотя Софи терпеть не могла Араминту, она понимала, что та далеко не глупа. А сейчас она убедилась в том, что мачеха еще и смелая особа. Вместо того чтобы затрястись от страха, она подбоченилась и выкрикнула:
        - В воровстве!
        И в этот момент из-за угла показалась леди Бриджертон.
        - Не могу поверить, что Софи способна на воровство, - проговорила она, подходя к сыну, и, прищурившись, взглянула на Араминту. - А вы, леди Пенвуд, мне никогда не нравились.
        Попятившись, Араминта прижала руку к груди и с оскорбленным видом произнесла:
        - Речь сейчас не обо мне, а об этой девице, - она бросила испепеляющий взгляд на Софи, - у которой хватило наглости украсть мое обручальное кольцо!
        - Не крала я вашего обручального кольца, и вы это прекрасно знаете! - воскликнула Софи. - Мне оно абсолютно ни к чему.
        - И застежки с моих туфель! - не слушая, продолжала Араминта.
        Софи удрученно замолчала.
        - Ха! Вот видите! - Араминта обвела победоносным взглядом собравшихся. - Явное признание вины.
        - Но ведь она ваша падчерица, - проговорил Бенедикт. - Как же вы могли поставить ее в такое положение, что она вынуждена была красть?!
        Лицо Араминты исказилось от гнева и пошло красными пятнами.
        - Не смейте называть ее моей падчерицей! - прошипела она. - Она мне никто! Никто!
        - Прошу меня простить, - раздался спокойный голос леди Бриджертон, - но если она и в самом деле для вас никто, почему вы явились сюда, в эту зловонную тюрьму?
        Ответить Араминта, по счастью для себя, не успела: прибыл судья, а за ним мрачный тюремный надзиратель, у которого под глазом расплывался огромный синяк.
        Поскольку надзиратель, препроводив ее в камеру, воспользовался удобным случаем и похлопал по попке, понимая, что девушка абсолютно беззащитна, Софи не смогла сдержать сейчас злорадной улыбки.
        - Что здесь происходит? - спросил судья.
        - Эта женщина, - громко проговорил Бенедикт, - обвинила мою невесту в воровстве.
        Невесту?!
        Софи едва сдержалась, чтобы рот не раскрыть от изумления, и изо всех сил вцепилась в тюремную решетку, чувствуя, что, если отпустит руки, рухнет на пол.
        - Невесту?! - ахнула Араминта. Судья выпрямился.
        - А как ваша фамилия, сэр?
        Скрестив руки на груди, Бенедикт назвал себя. Судья побледнел.
        - Простите, виконт, случайно, вам не родственник?
        - Он мой брат.
        - А она… - запнувшись, он указал на Софи, - ваша невеста?
        Софи подумала, что сейчас раздастся голос с небес и обвинит Бенедикта во лжи, но, к ее удивлению, ничего подобного не произошло. Леди Бриджертон кивнула в подтверждение слов сына.
        - Вы не можете на ней жениться! - не выдержала Араминта.
        Бенедикт повернулся к матери.
        - Я должен просить разрешения леди Пенвуд?
        - Насколько я знаю, нет, - ответила леди Бриджертон.
        - Но она просто шлюха! - завопила Араминта. - Ее мать была шлюхой, а яблочко от яблони недалеко…
        Бенедикт схватил ее за горло, не дав договорить.
        - Еще одно слово - и я вас ударю, - предупредил он. Судья постучал Бенедикта по плечу.
        - Простите, но вам лучше отпустить ее.
        - Может быть, надеть на нее намордник?
        На секунду задумавшись, судья покачал головой.
        Бенедикт с видимой неохотой отпустил Араминту.
        - Если вы на ней женитесь, - заявила та, потирая шею, - я расскажу всем, кто она такая: незаконнорожденная дочь графа, прижитая им от шлюхи.
        Судья повернулся к Араминте. На лице его застыло суровое выражение.
        - Полагаю, подобные выражения здесь неуместны!
        - Уверяю вас, я и сама не привыкла так выражаться, - ответила Араминта, презрительно фыркнув, - однако сложившиеся обстоятельства вынуждают.
        Софи взглянула на Бенедикта и замерла от испуга: он то сжимал, то разжимал кулаки, и вид у него был весьма угрожающий. Он явно считал, что данные обстоятельства требуют применения крепких кулаков.
        Судья откашлялся и проговорил:
        - Вы обвиняете ее в серьезном преступлении. А она невеста мистера Бриджертона.
        - А я - графиня Пенвуд! - взвизгнула Араминта. - Графиня!
        Судья обвел собравшихся оценивающим взглядом. Араминта одна, а Бриджертонов двое, и один из них сердитый мужчина, который уже успел подбить глаз надзирателю.
        - Она меня обокрала!
        - Это вы обокрали ее! - возразил Бенедикт. Воцарилась полная тишина. - Вы украли у нее детство! - бросил Бенедикт, вне себя от ярости.
        Он практически ничего не знал о жизни Софи, но чувствовал, что эта мерзкая особа леди Пенвуд причинила ей немало боли. Да и этот безвременно умерший папаша тоже, похоже, внес свою лепту.
        Повернувшись к судье, Бенедикт пояснил:
        - Моя невеста - незаконнорожденная дочь покойного графа Пенвуда. Именно поэтому вдовствующая графиня ложно обвинила ее в воровстве. Из мести и ненависти.
        Судья перевел взгляд с Бенедикта на Араминту и, наконец, на Софи.
        - Это правда? - спросил он ее. - Вас и в самом деле ложно обвинили?
        - Она украла застежки от туфель! - завизжала Араминта. - Клянусь памятью своего покойного мужа, она их украла!
        - Ради Бога, мама, не кричи. Это я взяла твои застежки.
        Софи открыла рот от изумления:
        - Пози?!
        Бенедикт взглянул на вновь прибывшую, невысокого роста пухленькую особу, явно приходившуюся Араминте дочерью, потом снова на Софи, которая побледнела как полотно.
        - Убирайся отсюда! - прошипела Араминта. - Ты не имеешь к этому делу никакого отношения.
        - А по-моему, имеет, - возразил судья, повернувшись к Араминте, - если она взяла ваши застежки от туфель. Вы хотите, чтобы ей предъявили обвинение?
        - Но она моя дочь!
        - Заприте меня в камере вместе с Софи! - театрально воскликнула Пози, для пущего эффекта прижав руки к груди. - Если ее вышлют из страны за воровство, то пусть и меня высылают!
        Впервые за несколько дней Бенедикт улыбнулся.
        Надзиратель взял ключи.
        - Открыть, сэр? - спросил он.
        - Уберите ключи! - возмутился судья. - Не станем же мы сажать под замок дочь графини!
        - Нет, не убирайте, - вмешалась леди Бриджертон. - Я требую, чтобы мою будущую невестку немедленно выпустили!
        Надзиратель беспомощно взглянул на судью.
        - Ладно, - сдался судья и, ткнув пальцем в направлении Софи, объявил:
        - Выпусти ее. Но никто никуда не уйдет, пока мы во всем не разберемся.
        Араминта открыла было рот, чтобы возразить, но не успела: дверь в камеру уже открыли, и Софи, выскочив, помчалась к Бенедикту, однако судья перехватил ее.
        - Не так быстро, сударыня. Обниматься будете потом, когда я решу, кого арестовывать.
        - Никого! - сказал Бенедикт.
        - Вышлите ее в Австралию! - взвизгнула Араминта, тыча пальцем в Софи.
        - Посадите меня в камеру! - крикнула Пози. - Это я украла!
        - Да замолчи ты, Пози, - прошептала Софи. - Поверь мне, ты и десяти минут в этой камере не продержишься. Там просто ужасно. И полно крыс.
        Пози испуганно попятилась.
        - Я позабочусь о том, чтобы вас в этом городе никогда больше никто не принимал, - заявила леди Бриджертон Араминте.
        - Вы ничего не сможете сделать, ведь я графиня! - прошипела Араминта.
        - А я имею в обществе больший вес, - возразила леди Бриджертон совершенно несвойственным ей язвительным тоном, и Бенедикт с Софи рты пораскрывали от удивления.
        - Хватит! - остановил их судья и, указав на Араминту, обратился к Пози:
        - Это ваша мать?
        Пози кивнула.
        - И вы утверждаете, что украли у нее застежки с туфель?
        Пози снова кивнула.
        - А вот обручального кольца никто не крал. Оно лежит дома, в шкатулке с драгоценностями.
        Услышав это, никто не удивился.
        - Вовсе нет! - возразила тем не менее Араминта.
        - Нет, лежит, - стояла на своем Пози. - А шкатулку ты держишь в комоде, в третьем ящике слева.
        Араминта побледнела.
        - Похоже, вам не в чем обвинить мисс Бекетт, леди Пенвуд.
        Араминта затряслась от ярости и, протянув руку, ткнула длинным дрожащим пальцем в Софи.
        - Она меня обокрала, - заявила она убийственно спокойным тоном и метнула в Пози яростный взгляд. - Моя дочь лжет. Не знаю почему, не понимаю, чего она этим добивается, но она лжет.
        Софи похолодела, понимая, что добром все это не кончится. Пози ждет дома ужасный скандал. Араминта никогда ей не простит того, что она подвергла ее публичному унижению. Нельзя допустить, чтобы Пози брала ее вину на себя.
        - Пози, не нужно… - невольно вырвалось у Софи, однако договорить она так и не смогла: Пози больно ткнула ее локтем в живот.
        - Вы что-то сказали? - спросил Судья.
        Софи покачала головой. От боли у нее перехватило дыхание, и она не могла говорить.
        Тяжело вздохнув, судья провел рукой по редеющим светлым волосам и оглядел присутствующих. Леди Бриджертон откашлялась, привлекая к себе внимание.
        - В этом деле о краже застежки есть очень много неясностей, - проговорил судья с таким видом, что всем стало ясно: он был бы рад находиться сейчас где угодно, только не здесь.
        - Не о застежке, а о застежках, - фыркнула Араминта. - Их было две.
        - Две или одна - это значения не имеет, - отрезал судья, - но то, что вы ненавидите друг друга, видно невооруженным глазом, а вот за что, мне и хотелось бы выяснить, прежде чем я предъявлю кому-то обвинение.
        Секунду все молчали, потом одновременно заговорили.
        - Тихо! - крикнул судья и ткнул пальцем в сторону Софи. - Начинайте вы.
        - Уф! - Теперь, когда Софи дали слово, она почувствовала невероятное смущение.
        Судья громко кашлянул, поторапливая, и Софи, указав на Бенедикта, быстро заговорила:
        - То, что он сказал, совершенно верно. Я и в самом деле дочь графа Пенвуда, хотя он меня так и не признал.
        Араминта открыла было рот, чтобы что-то сказать, но судья бросил на нее такой взгляд, что она не решилась это сделать.
        - Я жила в Пенвуд-Парке в течение семи лет, до того как она, - Софи кивнула на Араминту, - вышла замуж за графа. Граф назвался моим опекуном, но все знали, кто я ему на самом деле. - Софи замолчала, вспомнив постоянно грустное лицо отца. - Я очень на него похожа, - прибавила она.
        - Я знала вашего отца, - тихо проговорила леди Бриджертон. - И вашу тетушку. Потому-то мне постоянно казалось, что мы с вами где-то раньше встречались.
        Софи благодарно ей улыбнулась. Голос леди Бриджертон звучал ободряюще, и у нее потеплело на душе.
        - Прошу вас, продолжайте, - сказал судья. Софи кивнула и стала рассказывать дальше:
        - Когда граф женился на ней, она попыталась заставить его выгнать меня из дома, но отец не согласился. Я редко его видела и думаю, он нечасто вспоминал обо мне, но он считал, что несет за меня ответственность, и никогда не позволил бы вышвырнуть меня из дома. Но когда он умер…
        Софи замолчала, пытаясь проглотить комок в горле. Она еще никому и никогда не рассказывала свою историю, и сейчас произносимые ею слова казались чужими и странными.
        - Когда он умер, - продолжала она, - оказалось, что, согласно его завещанию, леди Пенвуд может получить в три раза большую сумму денег, если согласится оставить меня в доме до достижения мной двадцатилетнего возраста. И она на это пошла. Однако мое положение изменилось кардинально. Я стала служанкой. Впрочем, "служанка" - не совсем верное слово. - Софи печально улыбнулась. - Слугам платят, а я жила на положении рабыни.
        Софи взглянула на Араминту. Она стояла, скрестив руки на груди, задрав нос и плотно сжав губы, и Софи внезапно как громом поразило: сколько же раз она видела на лице Араминты подобное выражение - злое, надменное, пренебрежительное.
        Араминта ненавидела ее так, что готова была стереть с лица земли, а она, Софи, выжила. Она стояла перед ней грязная, нищая, но дух ее был не сломлен.
        - Софи? - с беспокойством спросил Бенедикт. - С тобой все в порядке?
        Софи медленно кивнула. Только сейчас она начала понимать, что с ней и в самом деле все в порядке. Человек, которого она любит, только что сделал ей предложение, Араминта наконец-то получит по заслугам: Бриджертоны наверняка позаботятся о том, чтобы ни в одном приличном доме ее не принимали; а Пози (и это самое приятное) - Пози, которая всегда хотела быть ей сестрой и у которой никогда не хватало духу защитить саму себя, встала на ее защиту, выступив против матери. Софи была на сто процентов уверена, что, если бы Бенедикт не приехал в тюрьму и не объявил, что она его невеста, показание Пози было бы единственным, что спасло бы ее от высылки из страны, а может быть, и от смертной казни. И Софи понимала, что Пози придется дорого заплатить за свою храбрость. Араминта наверняка придумает, как превратить жизнь своей младшей дочери в кромешный ад.
        Да, все сейчас в полном порядке, и Софи, с облегчением вздохнув, проговорила:
        - Позвольте мне закончить свой рассказ. После смерти графа леди Пенвуд держала меня в доме в качестве бесплатной горничной. Хотя по правде говоря, я выполняла к тому же работу трех служанок.
        - А знаете, в прошлом месяце леди Уислдаун как раз об этом писала! - воскликнула Пози. - Я говорила маме, что…
        - Заткнись, Пози! - крикнула Араминта.
        - Когда мне исполнилось двадцать лет, - продолжала Софи, - она не выгнала меня из дома. До сегодняшнего дня не понимаю почему.
        - По-моему, мы уже достаточно ее наслушались, - бросила Араминта.
        - А по-моему, нет! - выпалил Бенедикт. Софи вопросительно взглянула на судью и, когда тот кивнул, продолжала:
        - Могу лишь предположить, что ей нравилось кем-то командовать. А может быть, хотелось иметь горничную, которой не нужно платить. Ведь никаких денег отец мне не оставил.
        - Это не так! - выпалила Пози. Софи изумленно взглянула на нее.
        - Он оставил тебе деньги.
        Софи открыла рот от удивления:
        - Но этого не может быть! У меня ничего нет. Отец позаботился о том, чтобы до двадцати одного года я ни в чем не нуждалась, но после этого…
        - После этого, - решительно заявила Пози, - у тебя оставалось приданое.
        - Приданое? - прошептала Софи.
        - Это не правда! - взвизгнула Араминта.
        - Нет, правда! - отрезала Пози. - Не нужно было оставлять компрометирующих доказательств, мама. Я читала в прошлом году копию завещания графа. - Она повернулась к присутствующим. - Оно находится в той же шкатулке, что и обручальное кольцо.
        - Вы украли мое приданое? - едва слышно прошептала Софи.
        Все эти годы она думала, что отец ей ничего не оставил. Она знала, что он никогда ее не любил, что поселил ее в своем доме только потому, что посчитал обязанным возложить на себя ответственность за ее благополучие, но сознание того, что он оставил приданое Розамунд и Пози - которые не приходились ему никем, - а не ей, родной дочери, всегда доставляло острую боль. Наверное, он просто забыл о ней.
        - Он оставил мне приданое… - ошеломленно проговорила она и, повернувшись к Бенедикту, сказала:
        - У меня есть приданое.
        - Мне все равно, есть у тебя приданое или нет, - ответил Бенедикт. - Мне оно не нужно.
        - А мне не все равно, - сказала Софи. - Я думала, он забыл обо мне. Все эти годы я считала, что он забыл упомянуть меня в своем завещании. Я понимаю, он не мог оставить денег незаконнорожденной дочери, но ведь он во всеуслышание объявил меня своей подопечной. А подопечной оставлять деньги не возбраняется. - Она почему-то взглянула на леди Бриджертон. - Он мог это сделать. Так делается сплошь и рядом.
        Откашлявшись, судья повернулся к Араминте.
        - И где сейчас это приданое?
        Араминта промолчала.
        Тоже откашлявшись, леди Бриджертон проговорила:
        - По-моему, присваивать чужое приданое не вполне законно. - Она удовлетворенно улыбнулась. - Не правда ли, Араминта?
        Глава 23
        "Похоже, леди Пенвуд уехала из города. Равно как и леди Бриджертон. Интересно…"

    "Светские новости от леди Уислдаун", 18 июня 1817 года
        Никогда Бенедикт не любил мать больше, чем в эту минуту. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не расхохотаться, что давалось ему с величайшим трудом: леди Пенвуд тяжело дышала, словно выброшенная на берег рыбина.
        У судьи глаза вылезли из орбит.
        - Вы предлагаете мне арестовать графиню?!
        - Конечно, нет, - успокоила его Вайолет. - Пусть наслаждается свободой. Аристократы редко платят за свои преступления. Однако, - прибавила она, многозначительно взглянув на леди Пенвуд, - если бы вы ее и в самом деле арестовали, ей было бы весьма непросто оправдаться.
        - Что вы хотите этим сказать? - прошипела леди Пенвуд, почти не разжимая губ. Вайолет повернулась к судье.
        - Вы позволите мне поговорить с леди Пенвуд с глазу на глаз?
        - Ну конечно, миледи. - Коротко кивнув, он крикнул:
        - Всем отойти!
        - Нет-нет. - Вайолет улыбнулась сладкой улыбкой и сунула в руку судьи какую-то бумажку, подозрительно похожую на банкноту в один фунт. - Мои родные могут остаться.
        Судья слегка покраснел и, схватив тюремного надзирателя за рукав, потащил его к выходу.
        - Итак, - начала Вайолет, - приступим.
        Бенедикт так и просиял, когда мать решительно подошла к леди Пенвуд и смерила ее презрительным взглядом. Он украдкой взглянул на Софи. Та изумленно смотрела на обеих женщин.
        - Мой сын собирается жениться на Софи, - заявила Вайолет, - и вы будете говорить всем, что она была подопечной вашего покойного мужа.
        - Я не стану лгать ради нее! - выпалила леди Пенвуд. Вайолет пожала плечами:
        - Отлично. В таком случае мои поверенные тотчас же займутся поисками приданого Софи. В конце концов, поскольку Бенедикт женится на ней, оно по праву должно принадлежать ему.
        Обхватив Софи за талию, Бенедикт легонько сжал ее.
        - Хорошо, - буркнула леди Пенвуд. - Если кто-то меня спросит, я так и скажу. Но не рассчитывайте, что я буду лезть из кожи вон, чтобы ей помочь.
        Сделав вид, что обдумывает ее слова, леди Бриджертон проговорила:
        - Отлично. Нам это вполне подходит. - Она повернулась к сыну. - Верно, Бенедикт?
        Тот коротко кивнул. Вайолет снова повернулась к леди Пенвуд.
        - Отца Софи звали Чарльз Бекетт, и он был дальним родственником графа, верно?
        У леди Пенвуд вытянулось лицо, словно она проглотила лягушку, но тем не менее она кивнула.
        Демонстративно повернувшись к ней спиной, Вайолет проговорила:
        - Думаю, кое-кто из великосветского общества сочтет Софи не слишком удачной партией, поскольку никто не знаком с ее родными, но по крайней мере в ее благородном происхождении никто не усомнится. В конце концов… - она снова повернулась к Араминте лицом и одарила ее ослепительной улыбкой, - она ведь из Пенвудов.
        Араминта издала сдавленный стон, и Бенедикт снова едва не расхохотался.
        - Судья! - позвала Вайолет и, когда тот вынырнул из-за угла, весело ему улыбнулась и сказала:
        - Я закончила. Судья облегченно вздохнул.
        - Значит, мне не придется никого арестовывать?
        - Похоже на то.
        Судья безвольно привалился к стене.
        - Я ухожу, - объявила леди Пенвуд таким тоном, будто кто-то будет по ней скучать, и, повернувшись к дочери, яростно взглянула на нее. - Идем, Пози!
        Бенедикт увидел, как вся кровь отхлынула у девушки от лица, но не успел и слова сказать - Софи бросилась к Вайолет с криком:
        - Леди Бриджертон!
        - Да, моя дорогая?
        Схватив Вайолет за руку, Софи заставила ее наклониться и что-то прошептала ей на ухо.
        - Совершенно верно, - согласилась Вайолет и обратилась к Пози:
        - Мисс Ганнингуорт!
        - Вообще-то меня зовут мисс Рейлинг, - поправила ее Пози. - Граф меня не удочерил.
        - Ах да… Мисс Рейлинг, сколько вам лет?
        - Двадцать один, миледи.
        - Что ж, возраст вполне подходящий для того, чтобы принимать самостоятельные решения. Не хотели бы вы погостить у нас?
        - О да!
        - Я запрещаю тебе жить у Бриджертонов, Пози! - воскликнула Араминта.
        Не обращая на нее ни малейшего внимания, Вайолет продолжала:
        - В этом сезоне я собираюсь пораньше уехать из Лондона. Не хотели бы вы поехать вместе с нами в Кент и пожить там некоторое время?
        Пози быстро кивнула:
        - Я была бы вам чрезвычайно признательна.
        - Значит, договорились.
        - Нет, не договорились! - рассвирепела Араминта. - Пози моя дочь, и…
        - Бенедикт, - устало попросила леди Бриджертон, - напомни мне фамилию нашего поверенного.
        - Поезжай! - крикнула Араминта Пози. - Но чтобы в моем доме ноги твоей больше не было!
        Впервые за все время лицо Пози стало испуганным.
        - Если ты сейчас с ними уйдешь, ты мне больше не дочь! - прошипела Араминта прямо ей в лицо.
        Пози затравленно взглянула на леди Бриджертон. Та тотчас же подошла и взяла ее под руку.
        - Не волнуйтесь, Пози, - успокоила ее Вайолет, - вы можете жить у нас столько, сколько захотите.
        Подойдя к Пози, Софи взяла ее под другую руку.
        - Теперь мы с тобой будем настоящими сестрами. - Она наклонилась и поцеловала Пози в щеку.
        - О Софи! - воскликнула Пози, и слезы брызнули у нее из глаз. - Прости меня! Я никогда не вставала на твою защиту, а должна была бы…
        Софи покачала головой:
        - Ты была слишком молода. И потом, мне ли не знать, как тяжело бороться против этой… - И она бросила на Араминту испепеляющий взгляд.
        - Не смей говорить обо мне в таком тоне! - завопила Араминта и занесла руку, словно для удара.
        - Вы что, забыли про поверенных, леди Пенвуд? - подала голос Вайолет.
        Араминта опустила руку, однако вид у нее был такой, будто она в любую минуту готова наброситься на дочь.
        - Бенедикт, - обратилась к сыну Вайолет, - сколько времени потребуется, чтобы добраться до адвокатской конторы?
        Бенедикт задумчиво почесал подбородок, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
        - Не так много. Минут двадцать, а если дорога забита, то с полчаса.
        Задрожав от злости, Араминта обратилась к Вайолет:
        - Что ж, можете забирать ее! Она мне не нужна! Не дочь, а сплошное наказание! Но учтите, вам придется жить с ней в одном доме до самой смерти, потому что она никогда не выйдет замуж! Мне приходилось давать молодым людям деньги уже за то, чтобы они приглашали ее танцевать.
        И в этот момент произошло неожиданное. Софи затряслась, щеки ее пошли красными пятнами, зубы заклацали, из груди вырвался яростный вопль, и, прежде чем кто-то успел ее остановить, она подскочила к Араминте, размахнулась и нанесла ей такой сильный удар, что та кубарем покатилась по полу.
        Бенедикт рот раскрыл от изумления, а Софи злобно прошипела:
        - Это тебе не за то, что ты украла мое приданое, и не за то, что все время пыталась выставить меня из дома, и не за то, что превратила меня в бесправную рабыню после его смерти.
        - А за что, Софи? - тихо спросил Бенедикт.
        - За то, что не любишь собственного ребенка, - ответила Софи, не отрывая от Араминты взгляда. Пози разрыдалась.
        - В аду есть специальное место для таких матерей, как ты, - убийственно тихим голосом продолжала Софи.
        - Знаете, - подал голос судья, - пора освобождать камеру для следующего заключенного.
        - Он прав, - поспешно проговорила Вайолет и, опасаясь, что Софи начнет пинать Араминту ногами, встала перед ней и обратилась к Пози:
        - Вы хотели бы забрать из дома какие-нибудь вещи?
        Пози покачала головой.
        - Что ж, в таком случае вам предстоит начать жизнь заново, дорогая, - заметила Вайолет, пожав девушке руку.
        Араминта поднялась и, бросив на Пози последний яростный взгляд, пошла прочь.
        - Отлично, - бросила Вайолет, подбоченившись. - Я уж думала, она никогда не уйдет.
        Сняв руку с талии Софи, Бенедикт прошептал:
        - Стой на месте, - и быстро подошел к матери. - Когда я говорил тебе в последний раз, как сильно я тебя люблю? - прошептал он ей на ушко.
        - Давно, - ответила Вайолет, весело улыбаясь. - Но я это и так знаю.
        - А я говорил тебе, что ты самая лучшая из всех мам на свете?
        - Нет, но это я тоже знаю.
        - Хорошо. - Наклонившись, он запечатлел на щеке матери поцелуй. - Спасибо тебе. Я горжусь тем, что я твой сын.
        И внезапно Вайолет, которая отлично держалась в течение всего дня, которая показала себя самой безжалостной и находчивой из всех присутствующих, разрыдалась.
        - Что ты ей сказал? - набросилась на Бенедикта Софи.
        - Все в порядке, - проговорила Вайолет, громко шмыгая носом. - Просто… - Она порывисто обняла Бенедикта. - Я тоже тебя люблю!
        - Какая прекрасная семья, - заметила Пози, обращаясь к Софи.
        - Я знаю, - ответила та.

***
        Час спустя Софи сидела в гостиной Бенедикта на той самой софе, на которой всего несколько недель назад потеряла девственность. После того как Софи, Пози, Бенедикт и леди Бриджертон вышли из тюрьмы, Бенедикт сообщил матери, что намеревается отвезти Софи в свой дом. А когда Вайолет высказала сомнение в разумности этого поступка, одарил ее таким взглядом, что она испуганно попятилась и попросила лишь, чтобы они были в Бриджертон-Хаусе к семи.
        Следовательно, у Софи с Бенедиктом был целый час, чтобы побыть наедине.
        - Прости! - выпалила Софи, едва усевшись на софу. Всю дорогу до дома они почему-то молчали. Держались за руки, время от времени Бенедикт подносил к губам руку Софи, но ни один из них не проронил ни слова.
        Софи была этому только рада. Она не знала, что говорить. В тюрьме, в присутствии людей, все казалось легко и просто, но теперь, когда они остались одни, не могла найти, нужных слов. Кроме одного:
        - Прости.
        - Нет, это ты меня прости, - проговорил Бенедикт и, усевшись рядом с Софи, взял ее руки в свои.
        - Нет, ты меня. - Внезапно Софи улыбнулась. - Все вышло так глупо.
        - Я люблю тебя, - сказал Бенедикт, - и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
        Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
        - Мне наплевать на то, кто были твои родители, и на то, что моя мать заставила леди Пенвуд подтвердить выдуманную ею историю, чтобы скрыть, что ты дочь простой горничной. - Он взглянул на Софи полным любви взглядом. - Я бы все равно на тебе женился.
        Софи захлопала глазами, пытаясь сдержать вот-вот готовые хлынуть слезы. Не хватало еще выставить себя на посмешище перед Бенедиктом и разрыдаться. Почувствовав ее волнение, Бенедикт ласково сжал ей руки.
        - Мы не смогли бы с тобой жить в Лондоне, я это прекрасно знаю, но нам и не нужно здесь жить. Когда я думаю о том, что мне нужно в жизни - не что я хочу, а что мне по-настоящему нужно, - я понимаю, что это ты.
        - Я…
        - Подожди, дай мне закончить, - проговорил Бенедикт предательски хриплым голосом. - Я не должен был просить тебя стать моей любовницей. Это была ошибка.
        - Но что ты еще мог сделать, Бенедикт? - тихо спросила Софи. - Ты ведь считал меня служанкой. В более совершенном мире мы могли бы пожениться, но мир, в котором мы живем, далек от совершенства. Такие мужчины, как ты, не женятся на…
        - Вот и отлично. Значит, я правильно сделал, что просил тебя стать своей любовницей, - заметил Бенедикт, пытаясь улыбнуться, однако улыбка вышла невеселая. - Я был бы дураком, если бы этого не сделал. Я ужасно тебя хотел. Думаю, я уже тогда тебя любил, и…
        - Бенедикт, ты вовсе не должен…
        - Объяснять? Нет, должен. Я не имел права настаивать, когда ты мне отказала. Это было нечестно с моей стороны. Ведь мы с тобой оба знали, что в конце концов я должен буду на ком-то жениться и тебе придется меня с кем-то делить. Я бы умер, если бы мне пришлось тебя с кем-то делить. Как я мог требовать того же от тебя?
        Протянув руку, Софи вытерла ему щеку. "О Господи! Неужели я плачу?" Он не мог припомнить, когда плакал в последний раз. Наверное, когда умер отец. Но тогда он был один, и его никто не видел.
        - Знаешь, почему я тебя люблю? Для этого есть очень много причин! - продолжал Бенедикт, тщательно подбирая слова.
        Он знал, что уже завоевал Софи. Теперь она никуда от него не убежит. Теперь она станет его женой. Но ему все равно хотелось, чтобы эти мгновения запомнились им обоим на всю жизнь. Лишь один-единственный раз в жизни выпадает на долю человека признание в любви, и Бенедикт не хотел его испортить.
        - Но самая главная, - продолжал он, - это то, что у тебя есть принципы, которых ты придерживаешься и от которых не отступишься ни за что и никогда. - Он взял руку Софи и поднес ее к губам. - А это такая редкость, Софи.
        Глаза Софи наполнились слезами, и Бенедикту захотелось обнять ее, прижать к себе, но он понимал, что должен договорить. Он еще так много должен был ей сказать.
        - А еще я люблю тебя за то, что ты полюбила меня, - продолжал он почти шепотом. - Не мистера Бриджертона, не Номер два, а меня, Бенедикта.
        Софи коснулась его щеки.
        - Ты самый прекрасный человек из всех, кого я знаю. Я обожаю твоих родных, но люблю тебя.
        И Бенедикт не выдержал. Он схватил Софи в объятия и прижал к груди. Ему необходимо было убедиться, что она здесь, с ним, и что всегда будет рядом до тех пор, пока смерть не разлучит их. Странно, но у него было лишь это желание - держать ее в своих объятиях.
        Конечно, он хотел ее. Он всегда ее хотел. Но в данную минуту страсть куда-то отступила. Сейчас ему необходимо было лишь вдыхать ее запах, чувствовать ее рядом с собой.
        Как же ему спокойно рядом с ней! Не нужно ни о чем говорить, не нужно ничего обсуждать. Просто сидеть рядом - большего счастья и не придумать.
        Бенедикт зарылся лицом в ее волосы, вдыхая ее запах… запах…
        О Господи! Он рывком вскинул голову.
        - Ты не хотела бы принять ванну?
        Щеки Софи мгновенно стали пунцовыми.
        - О Боже! - глухо простонала она, закрыв рот рукой. - В тюрьме стояла такая вонь, а мне пришлось спать на полу, и…
        - Не нужно ничего объяснять, - перебил ее Бенедикт.
        - Но…
        - Прошу тебя! - У него было такое чувство, что если он услышит об этой тюрьме еще слово, то кого-нибудь убьет. Ему невыносимо больно было оттого, что Софи пришлось пережить такой позор. - Мне кажется, - продолжал он, и губы его впервые тронула легкая улыбка, - что ты непременно должна принять ванну.
        - Хорошо. - Софи кивнула и встала. - Я сейчас же пойду в дом твоей мамы и…
        - Здесь.
        - Здесь?
        Улыбка Бенедикта стала шире.
        - Здесь.
        - Но мы же сказали твоей маме…
        - Что будем дома к девяти.
        - По-моему, она сказала - к семи.
        - Вот как? Странно, мне послышалось - к девяти.
        - Бенедикт…
        Взяв Софи за руку, Бенедикт потянул ее к двери.
        - Знаешь, семь и девять звучат ужасно похоже.
        - Бенедикт…
        - А семь и одиннадцать - еще больше.
        - Бенедикт!
        У двери он выпустил ее руку из своей.
        - Стой здесь.
        - Что ты задумал?
        - Не шевелись, - проговорил он, коснувшись пальцем кончика носа Софи.
        Софи беспомощно смотрела, как он выскользнул в холл. Но через пару минут Бенедикт вернулся.
        - Куда ты ходил? - спросила Софи.
        - Распорядиться насчет ванны.
        - Но…
        В глазах Бенедикта вспыхнули озорные искорки.
        - На двоих.
        Софи тихонько ахнула.
        Бенедикт наклонился к ней.
        - По счастью, вода уже согрелась.
        - Согрелась? - пролепетала Софи. Бенедикт кивнул.
        - Потребуется всего несколько минут, чтобы наполнить ванну.
        - Но уже почти семь часов! - воскликнула Софи.
        - Ну и что? Тебе разрешили остаться у меня до двенадцати.
        - Бенедикт!
        Бенедикт притянул ее к себе.
        - Ты же хочешь остаться.
        - Я этого не говорила.
        - Тебе и не нужно было этого говорить. Если бы ты не хотела остаться, ты нашла бы другие слова, а не только "Бенедикт!".
        Софи поневоле улыбнулась. Так похоже он ее передразнил.
        - Или я ошибаюсь? - ухмыльнулся Бенедикт. Софи отвернулась, но Бенедикт успел заметить, что она улыбнулась.
        - Думаю, что нет, - пробормотал он и, открыв дверь, кивнул головой в сторону лестницы. - Пошли со мной. И она пошла.
        К величайшему удивлению Софи, Бенедикт вышел из комнаты, когда она раздевалась, готовясь принять ванну. Стягивая через голову платье, она задержала дыхание. Бенедикт был прав: от нее и в самом деле дурно пахло.
        Горничная сдобрила воду ароматным маслом и пахучим мылом, и поверхность воды покрылась пеной, в которой лопались пузырьки. Сбросив в себя одежду, Софи проверила ногой воду, над которой курился пар, и быстренько влезла в ванну.
        О Господи, какое же это блаженство! Трудно было поверить, что она всего два дня назад принимала ванну. Одна ночь в тюрьме - и такое ощущение, будто не мылась целый год.
        Софи попыталась выбросить посторонние мысли из головы, чтобы полнее насладиться прелестью момента, но трудно наслаждаться чем-то, когда тебя гложет беспокойство. А именно это с ней сейчас и происходило. Она могла бы отказаться от предложения Бенедикта, и он в конце концов сдался бы и отвез ее обратно в Бриджертон-Хаус.
        Но она решила остаться. И уже по дороге в эту комнату поняла, что хочет остаться. Она так долго шла к этому моменту, что уже не могла заставить себя ни отказаться от него, ни перенести его на более позднее время, даже на завтрашнее утро, когда Бенедикт непременно явился бы к леди Бриджертон на завтрак.
        Скоро он будет здесь. И когда он придет… Софи вздрогнула. Вздрогнула всем телом, несмотря на то что сидела в горячей воде. Она еще глубже погрузилась в нее. Скоро под водой очутились плечи и шея, потом вода дошла Софи до носа, и в этот момент дверь отворилась, и у Софи екнуло сердце. Бенедикт…
        Он был в темно-зеленом халате, завязанном на талии поясом, и с голыми ногами.
        - Надеюсь, ты не будешь возражать, если я его уничтожу? - спросил он, указав глазами на платье.
        Улыбнувшись, Софи покачала головой. Она ждала от него вовсе не этих слов, однако догадалась, что он спросил про платье, чтобы она почувствовала себя свободнее.
        - Я прикажу принести тебе другое, - сказал он.
        - Спасибо. - Софи немного подвинулась, чтобы дать ему место, однако Бенедикт, к ее удивлению, подошел именно к тому краю ванны, к которому она пододвинулась.
        - Наклонись, - прошептал он. Софи послушно наклонилась и вздохнула от удовольствия: Бенедикт принялся намыливать ей спину.
        - Я мечтал сделать это еще два года назад.
        - Вот как? - удивилась Софи.
        - Да. После бала-маскарада я о многом стал мечтать.
        Софи была рада, что сидит, согнувшись и упершись лбом в колени: она вспыхнула от смущения.
        - Окунись, чтобы я смог вымыть тебе голову, - приказал Бенедикт.
        Софи на секунду погрузилась в воду и поспешно вынырнула.
        Взяв кусок мыла, Бенедикт намылил руки, после чего начал намыливать получившейся пеной волосы Софи.
        - Раньше волосы у тебя были длиннее, - заметил он.
        - Мне пришлось их отрезать и продать изготовителю париков, - пояснила Софи.
        Ей показалось, что Бенедикт издал негодующий возглас.
        - Они были еще короче, - прибавила она.
        - Можно споласкивать, - объявил Бенедикт.
        Софи нырнула под воду и принялась мотать головой из стороны в сторону. Наконец она вынырнула, чтобы отдышаться.
        - У тебя мыло осталось на затылке, - заметил Бенедикт и, набрав в руки воды, принялся лить на волосы. Когда он закончил, Софи осторожно спросила:
        - А ты разве не примешь ванну? Она почувствовала, что щеки ее вспыхнули от смущения, однако не смогла удержаться, чтобы не спросить. Бенедикт покачал головой.
        - Сначала собирался, но потом решил, что это гораздо интереснее.
        - Мыть меня? - удивленно спросила Софи. Бенедикт лукаво ухмыльнулся:
        - И вытирать. - Протянув руку, он взял большое белое полотенце. - Вставай.
        Софи нерешительно прикусила губу. Конечно, они с Бенедиктом уже были близки так, как только могут быть близки два человека, однако она все еще его стеснялась.
        Бенедикт улыбнулся, развернул полотенце и, отвернувшись, сказал:
        - Не бойся, я не стану подглядывать.
        Глубоко вздохнув, Софи встала, чувствуя, что с этого момента начинается новая полоса в ее жизни.
        Осторожно вытерев ее тело, Бенедикт принялся за лицо и, когда на щеках Софи осталось лишь несколько капель, наклонился и поцеловал ее в нос.
        - Я рад, что ты здесь, - прошептал он.
        - Я тоже рада.
        Он коснулся рукой ее подбородка и, не сводя с нее глаз, прильнул к ее губам таким нежным поцелуем, что Софи почувствовала: он ее не только любит, но и боготворит.
        - Я должен был бы дождаться понедельника, - сказал Бенедикт, - но не хочу.
        - А я не хочу, чтобы ты ждал, - прошептала Софи. Он вновь поцеловал ее, на сей раз более страстно.
        - Какая же ты красивая, - восхитился он.
        Губы его нашли ее щеку, потом подбородок, шею, и с каждым поцелуем у Софи все сильнее подкашивались ноги, и когда ей уже показалось, что она больше не выдержит и рухнет на пол, Бенедикт подхватил ее на руки и отнес в постель.
        - В сердце моем ты моя жена, - торжественно проговорил он, уложив Софи на одеяло.
        Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
        - После того как нас обвенчают, мы станем мужем и женой перед лицом Господа, - продолжал он, ложась с ней рядом, - но сейчас… - Голос Бенедикта стал хрипловатым. Приподнявшись на локте, он взглянул Софи прямо в глаза. - Но сейчас мы муж и жена перед лицом друг друга.
        Протянув руку, Софи коснулась его лица.
        - Я люблю тебя, - прошептала она. - И всегда любила. Мне кажется, я полюбила тебя еще до того, как узнала о твоем существовании.
        Бенедикт наклонился, чтобы снова ее поцеловать, однако Софи остановила его:
        - Нет, подожди.
        Он замер всего в нескольких дюймах от ее губ.
        - На балу-маскараде, - призналась Софи несвойственным ей дрожащим голосом, - еще перед тем, как я тебя увидела, я тебя почувствовала. У меня вдруг возникло такое ощущение, что вот-вот что-то должно произойти. И когда я обернулась и заметила, как ты стоишь и словно ждешь меня, я поняла, что именно из-за тебя я и приехала тайком на бал.
        Бенедикт открыл было рот, однако вместо слов у него вырвался хриплый звук, и Софи поняла: Бенедикт сейчас не в состоянии говорить. Он весь во власти нахлынувших на него чувств.
        - Я родилась только для тебя, - тихо проговорила она. - И только ради тебя я существую.
        Бенедикт снова поцеловал ее, решив на деле показать то, что не сумел сказать словами. Он и не подозревал, что в состоянии любить Софи больше, чем он любил ее несколько секунд назад, а оказывается, это возможно.
        Он любит ее! Любит сильно, страстно. И внезапно все стало легко и просто. Он любит ее - только это и имеет значение.
        Бенедикт скинул с себя халат, отшвырнул в сторону полотенце и принялся покрывать тело Софи страстными поцелуями.
        - Софи, Софи, Софи… - бормотал он, не в силах больше проронить ни слова.
        Софи улыбнулась ему, и внезапно Бенедикта охватило странное желание - смеяться. Он понял, что отчаянно, безумно счастлив. Как же это здорово!
        Он привстал на локтях, готовясь войти в нее, сделать ее своей. В отличие от прошлого раза, когда оба они были охвачены безумной страстью, сегодня их переполняла безудержная нежность.
        - Ты моя, - прошептал Бенедикт, не отрывая от нее взгляда. - Моя.
        И уже гораздо позже, когда они, усталые и умиротворенные, лежали в объятиях друг друга, он снова прошептал ей на ушко:
        - А я твой.

***
        Несколько часов спустя Софи проснулась. Она поморгала, зевнула, потянулась, наслаждаясь теплом и уютом, и вдруг ее как громом поразило.
        - Бенедикт! - ахнула она. - Который час?
        Он не ответил, и Софи, схватив его за плечо, лихорадочно затрясла.
        - Бенедикт! - воскликнула она. - Бенедикт!
        Бенедикт со стоном перекатился на спину.
        - Я сплю.
        - Сколько сейчас времени?
        - Понятия не имею, - буркнул он, уткнувшись лицом в подушку.
        - Но ведь я должна была быть у твоей мамы в семь часов.
        - В одиннадцать, - проворчал Бенедикт.
        - Нет, в семь!
        Он открыл один глаз. Похоже, и это далось ему с величайшим трудом.
        - Когда ты согласилась принять ванну, ты уже прекрасно знала, что к семи не успеешь.
        - Знаю, но я не думала, что не успею к девяти.
        Поморгав, Бенедикт огляделся по сторонам.
        - Я не думаю… - начал было он, но в этот момент Софи услышала, как каминные часы бьют три раза, да так и ахнула. - Что с тобой? - забеспокоился Бенедикт.
        - Три часа утра!
        - Значит, можно продолжать спать дальше, - улыбнулся он.
        - Бенедикт!
        - Ты же не захочешь, чтобы я будил слуг? Они все наверняка крепко спят.
        - Но я…
        - Пощади, женщина! - взмолился Бенедикт. - Все равно мы: на следующей неделе поженимся.
        - На следующей неделе? - удивилась Софи. Бенедикт изобразил на лице самое серьезное выражение.
        - Такие дела лучше делать быстро.
        - Почему?
        - Почему? - переспросил он.
        - Да, почему?
        - Ну, чтобы было поменьше сплетен.
        Губы у Софи приоткрылись, глаза округлились.
        - Ты думаешь, леди Уислдаун напишет обо мне?
        - О Господи! Надеюсь, что нет, - пробормотал Бенедикт.
        Лицо Софи вытянулось.
        - Ладно, ладно, может, и напишет. А почему ты этого так хочешь?
        - Я читаю ее статьи уже столько лет и всегда мечтала увидеть там свое имя.
        - Странные у тебя, однако, мечты, - покачал головой Бенедикт.
        - Бенедикт!
        - Ну ладно. Я думаю, леди Уислдаун напишет о нашей свадьбе если не до нее, то наверняка вскоре после. От нее никогда ничего не может укрыться.
        - Хотелось бы мне знать, кто она.
        - Тебе и половине Лондона тоже.
        - Не половине, а всему. - Софи вздохнула и нерешительно проговорила:
        - Мне и в самом деле пора. Твоя мама наверняка беспокоится.
        Бенедикт пожал плечами:
        - Она знает, где ты.
        - Но она станет плохо обо мне думать.
        - Сомневаюсь. Она ведь знает, что мы через три дня поженимся. И вообще моя мать - женщина без предрассудков.
        - Через три дня? - ахнула Софи. - Ты же сказал, на следующей неделе.
        - Через три дня и будет на следующей неделе.
        Софи нахмурилась.
        - А ведь верно. Значит, в понедельник?
        Бенедикт довольно кивнул.
        - Ты только представь себе… Обо мне напишет леди Уислдаун.
        Приподнявшись на локте, Бенедикт подозрительно взглянул на Софи,
        - Чего ты с большим нетерпением ждешь? - насмешливо спросил он. - Свадьбы или чтобы о тебе написали в светской хронике?
        Софи шутливо ударила его по плечу.
        - А знаешь, - задумчиво продолжал Бенедикт, - леди Уислдаун уже о тебе писала.
        - Обо мне?! Когда?
        - После бала-маскарада. Леди Уислдаун написала, что я увлекся таинственной женщиной в серебристом платье. Но похоже, как она ни пыталась, она не смогла узнать, кто это. - Бенедикт ухмыльнулся. - Вполне возможно, это единственная тайна в Лондоне, которую ей не удалось раскрыть.
        Софи посерьезнела и чуть-чуть отодвинулась от Бенедикта.
        - Бенедикт, - прошептала она, - я должна тебе сказать… Я хочу… то есть… - Она замолчала, отвернулась, а когда повернулась, глядя прямо Бенедикту в глаза, проговорила:
        - Прости.
        Бенедикту хотелось схватить Софи в объятия, прижать к себе, но она выглядела такой серьезной, что он решил выслушать ее до конца.
        - За что?
        - За то, что я тебе не сказала, кто я. Я была не права. - И, прикусив нижнюю губу, поправилась:
        - Хотя нет, не совсем.
        - Как это? - удивился Бенедикт.
        - Сама не знаю. Не могу объяснить, почему я так поступила… - Софи снова прикусила губу. Бенедикт уже начал опасаться, что она ее прокусит. - Знаешь, почему я тебе сразу не сказала, кто я такая? Потому что в этом не было никакого смысла. Я была абсолютно уверена, что после того, как мы уедем от Кавендеров, мы с тобой расстанемся. Но потом ты заболел, и я должна была ухаживать за тобой, и ты меня не узнавал, и…
        - Это не имеет значения, - перебил ее Бенедикт, прижав палец к ее губам.
        Софи удивленно вскинула брови.
        - Но в тот вечер, когда мы с тобой поссорились, это имело большое значение.
        Бенедикт и сам не знал почему, но сейчас ему не хотелось обсуждать серьезные темы.
        - С того вечера многое изменилось, - сказал он.
        - Хочешь знать, почему я не сказала тебе, кто я такая?
        - Я знаю, кто ты такая, - ответил Бенедикт, коснувшись ее щеки.
        Софи снова закусила губу.
        - А ты хочешь знать, что самое смешное? - продолжал Бенедикт. - Хочешь знать, почему я не отдал тебе все свое сердце, целиком и без остатка? Я сохранил в нем местечко для дамы с бала-маскарада, надеясь, что в один прекрасный день я ее найду.
        - О, Бенедикт… - вздохнула Софи, испытывая одновременно и радость от его слов, и угрызение совести от того, что причинила ему такую боль.
        - Женившись на тебе, я должен был бы отказаться от своей мечты жениться на ней, - тихо проговорил Бенедикт. - Смешно, правда?
        - Мне ужасно жаль, что я не призналась, кто я такая, - заметила Софи, не глядя на него. - И в то же время мне не жаль этого. Как такое может быть?
        Бенедикт промолчал.
        - Если бы все повторилось, я бы снова это сделала. Бенедикт по-прежнему молчал, и в душе Софи начало зарождаться недоброе чувство.
        - Признаваться тебе, что это я была таинственной незнакомкой с бала-маскарада, не имело никакого смысла, - вновь проговорила Софи.
        - Я должен был знать правду, - тихо заметил Бенедикт.
        - И что бы ты делал с этой правдой? - Софи села и натянула на себя одеяло. - Захотел бы сделать таинственную незнакомку своей любовницей, как захотел сделать своей любовницей горничную?
        Бенедикт молча смотрел на нее.
        - Признайся, захотел бы? Молчание.
        - О Господи, Бенедикт, да скажи ты хоть что-нибудь! - не выдержала Софи.
        - Я люблю тебя, - сказал он.
        И Софи поняла: это единственные слова, которые ей хочется услышать.
        Эпилог
        "Нынешнее воскресенье в Бриджертон-Хаусе обещает стать самым знаменательным событием сезона. Вся семья вместе с сотней самых близких друзей соберется, чтобы отпраздновать день рождения вдовствующей графини.
        Считается неприличным называть возраст женщины, и автор этих строк не собирается этого делать.
        Но не сомневайтесь, она его знает!"

    "Светские новости от леди Уислдаун", 30 апреля 1824 года
        - Стой! Стой!
        Заливаясь веселым смехом, Софи стремглав неслась по ступенькам лестницы, ведущей в сад, расположенный за Бриджертон-Хаусом. Даже сейчас, когда они с Бенедиктом были женаты уже семь лет и у них родилось трое детей, ему по-прежнему ничего не стоило рассмешить ее и он по-прежнему гонялся за ней по всему дому, как только подворачивалась такая возможность.
        - Где дети? - тяжело дыша, спросила Софи, когда он поймал ее у подножия лестницы.
        - Франческа за ними присматривает.
        - А твоя мама?
        - Насколько я могу судить, она присматривает и за ней тоже, - улыбнулся Бенедикт.
        - Но на нас здесь кто угодно может наткнуться, - засомневалась Софи, озираясь по сторонам.
        Улыбка Бенедикта стала еще шире.
        - А может быть, нам отправиться на хозяйскую террасу? - спросил он, притягивая ее к себе.
        "Какие знакомые слова", - подумала Софи и в ту же секунду мысленно перенеслась на девять лет назад, на бал-маскарад.
        - На хозяйскую террасу, говорите? - спросила она, и в глазах ее засверкали веселые искорки. - А откуда вам известно про хозяйскую террасу, позвольте вас спросить?
        Легонько коснувшись губами ее губ, Бенедикт прошептал:
        - Скажем, у меня есть свои методы.
        - А у меня есть свои секреты, - возразила Софи, застенчиво улыбаясь.
        Бенедикт отстранился.
        - Вот как? И ты поделишься ими со мной?
        Софи кивнула.
        - Сейчас нас пятеро, а скоро будет шестеро.
        Бенедикт перевел взгляд на ее живот.
        - Ты уверена?
        - Настолько же, насколько была уверена в последний раз.
        Бенедикт поднес к губам ее руку.
        - На сей раз будет девочка.
        - В последний раз ты тоже так говорил.
        - Я знаю, но…
        - И в предпоследний тоже.
        - Именно поэтому есть все основания думать, что я не ошибаюсь.
        - Как хорошо, что ты не играешь в азартные игры, - покачала головой Софи.
        Бенедикт лишь улыбнулся.
        - Давай никому пока не скажем, - предложил он.
        - Думаю, что кое-кто об этом уже догадывается.
        - Интересно, сколько времени потребуется леди Уислдаун, чтобы об этом узнать? - спросил Бенедикт.
        - Тебе и в самом деле это интересно?
        - Ну да. Эта чертова тетка знала и о Чарльзе, и об Александре, и об Уильяме.
        И он увлек Софи в тень.
        - А знаешь, она упомянула мое имя в своих статьях сто тридцать два раза, - заметила Софи.
        Бенедикт застыл на месте как вкопанный.
        - Ты что, считала?!
        - Даже сто тридцать три, если считать и ту статью про бал-маскарад.
        - О Господи! Неужели ты и в самом деле считала?
        Софи с притворным равнодушием пожала плечами.
        - Так приятно, когда о тебе пишут.
        Бенедикт придерживался прямо противоположного мнения, однако, решив не портить Софи настроения, не стал этого говорить.
        - Что ж, - заметил он, - по крайней мере она всегда пишет о тебе только хорошее. Если бы она написала о тебе что-то плохое, я бы разыскал ее и выслал из страны.
        Софи не смогла сдержать улыбки.
        - Да будет тебе. Если уж никто из представителей великосветского общества не смог разузнать, кто такая эта леди Уислдаун, вряд ли это сможешь сделать ты.
        Бенедикт самодовольно вскинул брови.
        - По-моему, жена обязана больше верить в способности своего мужа.
        Софи притворилась, что ей срочно понадобилось рассмотреть, не появилась ли на перчатке дырочка.
        - Просто мне не хочется, чтобы ты понапрасну тратил свою энергию. Эта особа великолепно умеет хранить свою тайну.
        - Ну, о Вайолет она не узнает, - поклялся Бенедикт. - По крайней мере до того, как станет заметно.
        - О Вайолет? - тихо переспросила Софи.
        - Пора назвать ребенка в честь моей мамы, ты не находишь?
        Софи теснее прильнула к мужу и склонила голову к нему на грудь, ощутив при этом щекой мягкую ткань рубашки.
        - По-моему, Вайолет - очень красивое имя, - прошептала она. - Надеюсь только, что родится девочка. Потому что если будет мальчик, он нас никогда не простит…

***
        Тем же вечером в особняке, расположенном в центральной части Лондона, некая дама, взяв в руку перо, написала:
        "Светские новости от леди Уислдаун, 3 мая 1824 года
        Мои дорогие читатели! Автор этих строк сегодня узнала, что вскоре в семействе Бриджертон станет одиннадцать внуков…"
        Она попыталась продолжить писать, но глаза закрылись, а из груди вырвался тяжелый вздох. Как же давно она занимается сочинением статей… Неужели уже целых одиннадцать лет?
        Может быть, пора начать что-то новое? Она устала писать о других. Пришло время жить своей собственной жизнью.
        Отложив перо, леди Уислдаун подошла к окну, раздвинула серовато-зеленые шторы и взглянула на иссиня-черное небо.
        - Пора начать что-то новенькое, - прошептала она. - Пришло время наконец-то стать самой собой.