Согрей мое сердце Кейтлин Крюс
        Брак Холли Холт и Тео Цукатоса был скоропалительным, а вскоре Холли заявила мужу, что изменила ему, и уехала. Тео мучительно переживал предательство Холли и ненавидел ее. Когда спустя четыре года она потребовала встречи, он выбрал Барселону, чтобы отомстить ей, — ведь там они провели медовый месяц…
        Кейтлин Крюс
        Согрей мое сердце
        Caitlin Crews
        GREEK’S LAST REDEMPTION
                  «Согрей мое сердце»
        
        

* * *
        Глава 1
        Бизнесмен Тео Цукатос недовольно нахмурился, когда двери кабинета распахнулись. Он распорядился, чтобы его не беспокоили. Обычно подчиненные не рисковали идти против воли босса, зная, чем это чревато.
        Похоже, он все больше и больше становится похож на своего отца, которого все боятся. Впрочем, это не проблема, пока его боятся конкуренты. Упаси его боже стать похожим на отца в личной жизни!
        «Никогда, — поклялся он, как когда-то в детстве. — Я не допущу, чтобы это произошло».
        —Надо думать, мы горим? — едко осведомился Тео у своей секретарши, решительно вошедшей в кабинет. Он неодобрительно взглянул на нее. — Или пожар только начинается?
        —Насколько я знаю, ни то ни другое, — невозмутимо отозвалась миссис Пападопулос, на которую его агрессивность не произвела никакого впечатления. Секретарша Тео чем-то напоминала его тетю Деспину. И точно так же любила его, как сына, что означало гарантированное отсутствие проблем. — Но еще не вечер.
        Тео нетерпеливо вздохнул. Он был с головой погружен в работу, готовя предложения по новой стратегии компании. Сегодня ему предстояло провести очень важную встречу, заменив отца, поскольку хитрый старый лис Деметриус Цукатос был больше озабочен своим ухудшающимся здоровьем, чем семейным бизнесом. Тео выглянул из окна кабинета, откуда открывался вид на Афины. Постепенно убыстряющийся сумасшедший ритм самого крупного города Греции служил ему напоминанием о том, что все, набравшее силу, однажды может рухнуть, но поднимется вновь, став сильнее, чем прежде.
        Таково было негласное кредо семьи Цукатос. Этим был пропитан каждый дюйм башни «Цукатос», в которой сейчас находился Тео. Эта башня являлась внушительным доказательством дальновидности его отца, судостроительного магната, и непреходящего успеха их бизнеса перед лицом бесчисленных проблем, начиная с заклятых врагов и заканчивая мировыми экономическими проблемами.
        Сейчас башня служила символом растущей репутации Тео как бесстрашного бизнесмена, способного принимать нестандартные решения. Игроки, выбирающие путь с минимальным риском, пополняют ряды банкротов. Такая участь не должна постигнуть флот Цукатосов. Пусть в двадцать лет Тео вел себя так, как свойственно большинству избалованных наследников-шалопаев, но последние четыре года он посвятил тому, чтобы доказать, что может быть таким же опасным противником, как и его отец.
        Похоже, в этом он преуспел. Свирепая жажда подвигов и стремление к успеху были заложены в нем генетически. Это было у него в крови, как говорил отец.
        Тео решил, что может позволить себе быть беспощадным в бизнесе, поскольку это качество служит ключом к победам. Правда, его личная жизнь пока представляла собой хаос, но по совсем другим причинам. «Пусть я несчастлив, — приходилось ему внушать себе чаще, чем хотелось бы, — но я не лжец, обманщик или лицемер».
        Тео окружало множество людей, о которых он не мог сказать то же самое.
        Он недовольно посмотрел на миссис Пападопулос, когда она остановилась напротив его стола. Она ответила боссу только ей свойственным сдержанным взглядом, выражающим непреходящее осуждение, которое доставляло ему какое-то извращенное удовольствие. Секретарша была ходячей версией пресловутой власяницы, а Тео принадлежал к тем людям, которые предпочитают не распространяться о своих грехах.
        —Это ваша жена, — отрывисто произнесла миссис Пападопулос.
        Сердце в груди Тео забилось с оглушительной силой. Он не сомневался, что это слышит и секретарша.
        Его жена.
        Холли.
        Тео настолько привык к вспышке гнева при упоминании этого имени, что едва заметил ее.
        Прошло почти четыре года с тех пор, как он в последний раз видел свою заблудшую жену. Четыре года с тех пор, как они находились в одном помещении, более того — в одной стране. Четыре года с тех пор, как он ласкал ее, впитывал ее вкус, забывался в ней. Что никогда не повторится, холодно напомнил себе Тео, поскольку четыре года назад всплыла истина. И их брак превратился в фарс.
        «Не я выяснил правду о ней, — с холодным бешенством подумал Тео. — Она сама призналась»
        Но, помоги ему боже, он не может позволить себе снова ступить на темную тропу. Не сегодня. И не здесь, где есть место только для бизнеса, где его знают как человека, умеющего сохранять холодное спокойствие под любым давлением.
        Уже давно следовало оставить это в прошлом. Однако же Тео с трудом заставил себя глубоко вздохнуть, разжать кулаки, расслабиться и сделать вид, что эти слова не произвели на него никакого впечатления.
        —Если это моя жена, то я не просто занят. Мне это неинтересно, — сказал он, не сдерживая рвущийся наружу гнев. — Вы прекрасно знаете, миссис Пападопулос, что не стоит отвлекать меня по пустякам. Предложите моей жене оставить сообщение на голосовой почте или прислать мне электронное письмо. Впрочем, я не обещаю слушать или читать…
        —Сэр. — Тео не знал, что удивило его больше: что она осмелилась перебить его, или то, что строгая, но исполнительная секретарша не сдвинулась с места. — Она утверждает, что у нее срочное дело.
        Последнее, о чем Тео хотел думать сегодня — и всегда, — это Холли. Кое-кто мог бы отозваться о ней как о его возмездии, и в самые мрачные моменты своей жизни он был согласен с этим, поскольку женился на лгунье, вероломной твари в прекрасном обличье.
        Печальная правда состояла в том, что значительную часть каждого дня он проводил, стараясь не думать о Холли. В утренние часы Тео вымещал свою нескончаемую ярость на груше или на случайном противнике во время спарринга. Он проезжал бесконечные мили на велотренажере. Не думая о ее предательстве, в котором Холли призналась так обыденно, — с каким-то туристом, чье имя она даже не запомнила. Не представляя эти сцены, от которых к горлу подступала тошнота, — словно измена произошла у него на глазах. Не спрашивая себя, как он допустил, чтобы его одурачили…
        Четыре года Тео жил исключительно семейным бизнесом, лишь бы не думать о женщине, на которой он женился, как дурак, а она испоганила ему жизнь. Она сделала его посмешищем. Это причиняло боль, хотя, казалось, это невозможно, поскольку Холли вырвала у него сердце. Более того, она вынудила его повторить обреченный на неудачу брак родителей, который Тео не мог им простить, как ни пытался.
        Четыре года он направлял все свои силы и эмоции на борьбу с конкурентами и на упрочение успеха компании, несмотря на непреодолимые трудности и непростые времена.
        Давно уже не было Тео Цукатоса, испорченного и избалованного плейбоя, за которым тянулся шлейф любовниц.
        Но Холли оставалась доказательством его провала, его напрасно прожитой молодости. Тогда он был бесконечным разочарованием для отца и несмываемым пятном на фамилии Цукатос.
        Тео не хотел вспоминать, как, не помня себя, он с головокружительной быстротой подпал под чары ошеломляющей блондинки из Техаса, которая изображала обожание с первой встречи. Она равнодушно и жестоко предала его спустя всего лишь шесть месяцев после свадьбы, которую он — слепец! — считал романтичной именно потому, что все произошло очень быстро.
        Ему некого винить, кроме себя.
        Как-никак, его все предостерегали и даже приводили доказательства. Все, за исключением Тео, разглядели в очаровательной и наивной Холли Холт, колесившей по Европе после смерти отца, ее истинную сущность. Очередная американка с расчетливым взглядом, охотящаяся за богатством, она была готова вцепиться бульдожьей хваткой в подвернувшуюся ей крупную добычу.
        Тем летом на Санторини такой добычей оказался Тео.
        «Ты мой преемник и наследник состояния Цукатосов, — сурово внушал ему отец. — Эта девчонка никто. Это всего лишь курортный роман, Тео. Ты обязан это понимать!»
        Его отец и брат Брэкс объединили усилия, чтобы убедить Тео не быть идиотом. Но он не собирался прислушиваться к советам мужчины, причинившего страдания его матери своими связями на стороне, не говоря уже о младшем брате, которого Тео считал ребенком.
        Когда стало очевидно, что он действительно полный идиот, они стали просить его принять меры, чтобы обезопасить состояние семьи, будущее, компанию — просто на всякий случай, раз уж он думает не головой, а тем местом, что у него в штанах… Тео остался глух ко всему. Он жил, не думая ни о ком и ни о чем, кроме себя, превыше всего ставя собственное удовольствие.
        Ни о ком, кроме себя и одной фигуристой блондинки. У нее была такая теплая, такая открытая улыбка, какой он не видел ни у кого, и Тео потерял голову. А оказалось, что под милой оболочкой скрывалось лживое сердце.
        Вот она, расплата за импульсивность. Его кара. Тео продолжал цепляться за брак с единственной целью — отказать ей в удовольствии получить развод, несмотря на то, как Холли обошлась с ним, а затем без всяких угрызений совести заявила об этом, глядя ему в лицо.
        Прошло почти четыре года с тех пор, как они поспешно поженились, но Тео думалось, что ярости, продолжающей полыхать в нем, может с лихвой хватить и на десять лет. И пусть он больше не желает Холли, пусть он поклялся, что скорее бросится в море со скал Санторини, чем позволит ее ведьмовским чарам вновь опутать его. Но он вернет ей свободу не раньше, чем она станет умолять его об этом.
        Умолять на коленях, и не раз, пока он не сочтет, что они квиты. Он обычный человек, и ничто человеческое ему не чуждо: око за око, унижение за унижение.
        —У моей жены склонность превращать малейшую незадачу в полномасштабную катастрофу, — язвительно бросил Тео, выплескивая злость на свою несгибаемую секретаршу и подавляя угрызения совести при виде того, как она вздрогнула. Он напомнил себе, как всегда в таких случаях, что платит ей приличные деньги, чтобы хотя бы так компенсировать перепады своего настроения. Жаль только, что он не проявил больше осмотрительности, выбирая жену. — К тому же ее срочные дела обычно касаются кредитной карты.
        —Мне кажется, сейчас все иначе, мистер Цукатос.
        Тео стремительно терял последние крохи терпения, а это качество никогда не входило в число его достоинств. О чем всем было прекрасно известно. Ему не нравилось говорить о Холли, тем более что это напоминало о его браке и неприглядной правде, в глаза которой он позволял себе смотреть разве что в тренажерном зале. Он заметил, как в его электронном ящике растет количество поступающих писем, ему еще нужно подготовиться к встрече. У него нет времени на персональное проклятие и связанную с этим какую-нибудь очередную махинацию.
        —Разве? — спросил Тео и пожал плечами. — Вы поверили, потому что это сказала вам она? Она всегда так говорит.
        —Потому что она включила камеру. — Миссис Пападопулос положила планшет в центр стола. — Пожалуйста. — Она отступила, и голос ее был таким же стальным, как и взгляд, которым она его наградила. — Сэр.
        Тео моргнул, затем перевел взгляд на планшет, на котором застыло изображение Холли. Он взглянул на него с опаской, словно она могла выпрыгнуть из экрана и вонзить ему в спину очередной кинжал. Который, без сомнения, вошел бы еще глубже. Возможно, это был бы завершающий, смертельный удар…
        Тео понадобилось несколько секунд, прежде чем он вспомнил о присутствии миссис Пападопулос.
        Он махнул рукой. Конечно, видеозвонок — это другое.
        Правда, когда речь шла о Холли, «другое» не сулило ничего хорошего. «Другое» означало кругленькую сумму, и все всегда кончалось тем, что Тео раскошеливался.
        К настоящему моменту она была его самой дорогой ошибкой. Из всех глупостей его беспечно-бездумной молодости Холли Холт, с широкой улыбкой и заразительным смехом, от которых Тео растаял, как снег на солнце, стала самой серьезной, о чем он сожалел больше всего.
        Сожалел каждый день, и не важно, позволял он себе о ней думать или нет.
        «Прекрати дергаться», — велел он себе, неприязненно глядя на планшет, лежащий на полированной поверхности огромного стола.
        Тео решил было закончить разговор, не начав его, что ему и следовало сделать, но ее изображения оказалось достаточно, чтобы парализовать его волю. Оно было неподвижным и немного размытым, но ее власть над Тео по-прежнему была сильна.
        Можно ненавидеть себя за слабость сколько угодно, но это ничего не изменит.
        Сейчас Холли не была похожа на готовый распуститься бутон, только намекающий на великолепие будущего цветка. Такой она была, когда они познакомились, — обласканная солнцем нетронутая красота, которую он находил пьянящей. Завораживающей.
        Тео смотрел на застывшее изображение, словно пытался отыскать в нем ключ к пониманию ее истинной сущности. Исчезла ее буйная шевелюра, ковбойские ботинки, про которые она однажды сказала, что любит их больше всего на свете, ее открытое и безмятежное выражение лица, выделяющее Холли среди толпы.
        Она стала стройнее. Ее соблазнительные формы, которые когда-то могли вызвать сочный скандал из-за едва прикрывавшего их бикини, превратившие его почти в раба, сейчас граничили с худобой. Блестящие золотистые волосы были беспощадно зачесаны назад и стянуты в безупречный хвост. Минимальный макияж был лишен вызывающе ярких цветов. На Холли было, по его мнению, потрясающее платье, основой фасона которого послужила вечная классика с ее, опять-таки на его взгляд, недооцененной элегантностью. Оно прекрасно подходило новой версии Холли.
        Прежней Холли Холт больше не было. Тео даже засомневался, а существовала ли она вообще?
        Ее место заняла эта женщина. Эта дама с продуманными до мелочей деталями облика. Холли Цукатос, ставшая рьяной филантропкой благодаря деньгам своего мужа, которые всегда были в ее распоряжении. Тео усмехнулся Холли Цукатос, которая заставила заговорить о себе как о жене, с достоинством переносящей отчуждение одного из самых знаменитых европейских плейбоев. Знакомства с ней искали все чаще по мере того, как Тео превращался в опасного и успешного бизнесмена.
        «Я ее ненавижу», — твердо сказал себе Тео.
        Он презирал себя за то, что у него было столько же сил противостоять этой не знающей удержу ни в чем, малокультурной, но восхитительной красотке, покорившей такого опытного ловеласа, как он, за какую-то неделю, сколько у комара.
        Но, конечно, та Холли была фикцией. Почему бы ему это наконец не уяснить? Ее никогда не было. Та Холли существовала только в виртуозно разыгранном спектакле, который сыграла для него. Его погрязшая в грехах женушка, старательно изображающая утонченную Снежную королеву и живущая за его счет, — вот настоящая Холли. Глядя на ее застывшее изображение, Тео признался себе в том, что ему не нравится вспоминать жестокую правду. Это была одна из причин, почему он общался с ней редко и только по телефону.
        Вторая причина — его вспыльчивый характер. Холли умела взбесить его за считаные доли секунды, причем вроде бы без малейших усилий с ее стороны. Но Тео замуровал в себе черное пламя, порожденное ее изменой, сжигающее его изнутри, и вернул контроль над собой. Он предпочтет умереть, нежели показать ей нечто большее, чем неприязнь. Чем холоднее и отстраненнее он себя поведет, тем лучше.
        Тео нажал на кнопку, чтобы вернуть застывшему изображению подвижность, и, позволив раздражению окрасить его голос, отрывисто бросил вместо приветствия:
        —Что тебе надо? — Он был намеренно груб, но даже это не могло обуздать ярость, разъедавшую его душу, подавить инстинктивное желание уколоть ее хоть чем-то. — Ты наконец сумела сделать меня банкротом?
        Видеозвонок был серьезным тактическим просчетом.
        Холли поняла это, как только экран перед ней ожил. Ее смелость и решимость — и, что было гораздо хуже, голос — почти мгновенно исчезли. Кошмарная ошибка… Впрочем, не первая, связанная с этим мужчиной.
        Она оказалась не готова увидеть его почти невозможное совершенство. Никогда не была к этому готова.
        Тео занял весь ее огромный монитор — крупный мужчина с мрачным лицом и необыкновенно красивый. Красота его была особой — диковатой. Он тут же ворвался в ее одинокую жизнь, наполнив все силой и страстью…
        И он по-прежнему был на нее зол.
        Бушующая в нем ярость, не знающая прощения и милосердия, была так же ощутима, как хлесткий удар порывистого ветра в лицо. И слова тоже причиняли боль — резкие, они били наотмашь.
        Холли слышала эту ярость в голосе Тео во время их нечастых, почти враждебных, телефонных разговоров, касающихся ее намеренно непомерных счетов. Она звонила примерно раз в три месяца, и времени для настоящего разговора у Тео никогда не было.
        Но сейчас Холли могла видеть его ярость — она полыхала в его глазах, таких же черных, как кофе, который Тео готовил для нее в первые дни их недолгого брака. До того, как она сама все погубила.
        Ярость чувствовалась даже в его твердом, словно отлитом из стали, подбородке. Дрожь охватила молодую женщину. Наверное, стоит порадоваться, что их разделяют шесть тысяч миль.
        Но, кроме того, Холли видела жаркое, темное обещание, таящееся в глубине его глаз, обещание, которое не могла скрыть даже ярость.
        «А что ты ожидала? — раздавшийся в голове голос был очень похож на голос ее дорогого отца, упокой господи его душу. — Он ненавидит тебя. Ты сама об этом позаботилась. Вот что происходит, когда уходишь».
        Ей следовало бы знать об этом лучше других: она долгие годы жила вдвоем с отцом. Ее мать их бросила, когда Холли была малышкой. Конечно, страдающий отец не говорил, что ненавидит жену. Он утверждал, что горюет, что продолжает ее любить. Но для Холли их жизнь была, как незаживающий ожог.
        И вот сейчас она смотрит на пламя ненависти, которое сама и разожгла.
        Тео сидел в элегантно обставленном кабинете, откинувшись на спинку кожаного кресла. Его густые темные и достаточно длинные волосы были взъерошены — как и четыре года назад. Но он как будто стал красивее. В те далекие дни Тео казался ей похожим на бога, со своим поджарым, мускулистым телом. Одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть скрытую в нем силу. Белоснежная рубашка обрисовывала его плечи, восхитительную грудь и — Холли не забыла — подтянутый живот. Он выглядел внушительно, а клокотавшая внутри ярость только подчеркивала его непохожесть на других и яснее любых слов предупреждала, насколько опасным противником он может быть. Холли снова себя возненавидела.
        За то, что сделала. Точнее, за то, что сказала. За тот хаос, в который превратился ее необдуманный поспешный брак с этим человеком, и за унылую пустоту, образовавшуюся в душе после разрыва. В ней жило теперь только одно чувство — всепоглощающее, горькое сожаление. Оно было ощутимым, липким и так сжимало горло, что становилось тяжело дышать. Холли даже казалось, что когда-нибудь она задохнется.
        При взгляде на Тео ей захотелось податься вперед, дотронуться до экрана и ощутить тепло его гладкой оливковой кожи. Захотелось провести пальцами по его густым волосам, слегка завивающимся на концах, что всегда заставляло ее глупеть от желания. Захотелось прижаться к его полным, творящим чудеса губам, почувствовать их солоноватый вкус и ощутить почти болезненное желание утолить жестокий чувственный голод.
        Но путь к этому извилист и труден — в этом сомневаться не приходилось. Путь к Тео наверняка обнажит старые раны и заставит их кровоточить. А это значит — снова пережить боль. Однако жить так невыносимо. Необходимо что-то предпринять.
        Холли казалось, что она знает, как тяжело ей придется, но так было, пока она не увидела Тео. Хотя его образ был жив в ее памяти все эти годы, эффект от общения вживую был подобен удару в живот.
        Его лицо, хотя и на экране, ослепило ее так же, как и в первый раз. Это произошло в небольшом ресторане на Санторини. Она неспешно пила кофе после обеда, не догадываясь, что ее жизнь вот-вот круто переменится. Он присел рядом с ней.
        Мужчина из грез, ставший явью, — опасный, сексуальный…
        —Холли!
        Его низкий, нетерпеливый голос проник в ее мысли. Тело женщины ожило, задрожало. Она порадовалась, что Тео не может видеть ее реакцию, последовавшую автоматически, независимо от ее воли. Холли безотчетно сдвинула колени и поджала пальцы ног. Но самым тревожным было то, что в ней мгновенно вспыхнула искорка безумной надежды на то, что все можно исправить, вспыхнула вопреки холодному голосу здравого смысла.
        —У меня нет времени, — между тем продолжал Тео. — Но даже если оно и было, мне нечего тебе сказать.
        Его губы слегка скривились в подобии улыбки без тепла, но даже она не уменьшила его привлекательности. Как раз наоборот.
        Как соблазнительна была мысль забыться, разорвать внутренние цепи и сказать наконец всю правду, пусть даже он не поверит ни одному слову. За эти годы Холли использовала все доступные ей средства, чтобы заставить Тео отпустить ее. Свободы она не добилась, зато теперь он ненавидит ее всеми фибрами души. Поэтому нужно вспомнить, какую карту необходимо сейчас разыграть, иначе она потерпит поражение, не успев начать.
        Холли заставила себя собраться и улыбнулась Тео. Не так, как когда-то. Тогда у нее не было даже намека на инстинкт самосохранения. Она вляпалась — именно так — в любовь, как зверь в расставленный капкан, а ее наивность ничем не отличалась от глупости. Но за несколько одиноких лет Холли настолько отточила свою улыбку, что та позволила ей сыграть роль, возникшую на пепелище брака, который она сожгла своей ложью. Роль, которая, как она считала, легко позволит Тео умыть руки, дать ей развод и освободить их обоих.
        Она ошиблась и в этом. В конце концов Холли болезненно взглянула правде в глаза: она ошибалась во всем и не сделала ничего нового, лишь повторила свое прошлое и причинила связанную с ним боль. Но разве Тео поверит ей, если она скажет ему об этом? Он решит, что это очередная ложь, старая игра по новым правилам, в которую — он ясно дал понять — он не вступит ни при каких условиях.
        Поэтому у нее нет иного выбора, кроме как сыграть последний раунд, поставив на кон все.
        —Ты занят? — спросила Холли, намеренно растягивая слова на техасский манер. — Чем именно? Все еще изображаешь наследного принца в королевстве своего отца?
        Ярость, читавшаяся на лице Тео, сменилась потрясением, но это длилось недолго. В следующую секунду его лицо стало еще жестче, чем прежде.
        —Прошу прощения? — Его голос был ледяным, однако подо льдом таилась угроза. — Я и не знал, что настало время запоздавшего разговора относительно недостатков наших характеров. Ты уверена, что готова к нему?
        —Да ладно, Тео, — фыркнула Холли, отмахнувшись, словно от докучливого насекомого. Она жалела, что не может хотя бы чуть-чуть расслабиться, чтобы соответствовать взятому небрежному тону. Впрочем, главное, чтобы Тео ничего не заподозрил. — Просто назови меня шлюхой. Мне кажется, ты порываешься сказать это вот уже почти четыре года.
        Глава 2
        Темные глаза Тео почернели от ярости. Так, наверное, должна выглядеть преисподняя. Холли поразилась: он до сих пор способен добиться того, что дыхание у нее перехватывает. Причем даже тогда, когда он невысокого о ней мнения!
        Такой идиотки, как она, еще свет не видывал. Благоразумная женщина, глядя на черное пламя гнева в его глазах, сделала бы все, чтобы разорвать нити, связывающие ее с этим мужчиной. А она ищет в них что-то, способное разбудить в ней искорку надежды на будущее, которое она сама и загубила.
        Потому что ярость — не то же самое, что безразличие, убеждала себя Холли. Ярость означала, что Тео все еще испытывает к ней какие-то чувства, и не важно, что чувства эти не сулят счастья.
        Впрочем, возражала себе она, благоразумная женщина не стала бы очертя голову вступать в брак с любовником-греком, увлекшим ее в водоворот страсти тем летом, укравшим ее невинность, ее сердце и весь здравый смысл — все скопом. Так что ни о каком благоразумии речи не было.
        Может, стоит прекратить притворяться? С Тео это невозможно.
        —Дай-ка я догадаюсь, — сказал он ровным голосом, и Холли отметила, как он изменился за эти годы. Тео, которого она знала, был импульсивным и способным на безумства. — Ты решила прикупить самолет? Остров? Дом мод и половину Парижа в придачу? Мне все равно, Холли. Трать свое денежное содержание как хочешь, но, черт побери, оставь меня в покое.
        Его рука потянулась вперед, и она поняла, что связь сейчас оборвется.
        —Я хочу тебя увидеть, — поспешила сказать она, пока он не исчез с экрана.
        Его темные глаза прожгли ее лазерным лучом. Неожиданно он стал еще крупнее. Опаснее.
        —Ты видишь меня прямо сейчас. Наблюдаешь достижения прогресса. И мою безудержную радость.
        —Лично.
        Тео хохотнул — скрипящий, как наждачная бумага, смех царапнул ее, хотя не должен был бы.
        —Нет.
        —Ах, прости, пожалуйста. — Холли снова улыбнулась, понимая, что это ее единственный шанс. Как бы она ни устала от этого, и как бы плохо ей ни было. — Я не прошу. Неужели это прозвучало как просьба?
        —Это ничего не изменит, — обронил Тео почти лениво. — Ответ по-прежнему «нет».
        —Тео. — Она покачала головой, словно он ее разочаровал. Сжатые кулаки она держала на коленях, чтобы их не было видно. — Почему бы нам не изобразить вежливость? Некоторые встречи необходимо проводить лицом к лицу. Ведь ты не хочешь, чтобы я сделала это по видеосвязи, или я не права?
        —Не только мне, но почти всему миру уже и так ясно, что я не в состоянии заставить тебя сделать что бы то ни было, — ответил Тео обманчиво мягким голосом, от которого по ее спине прокатилась дрожь. Ей вдруг стало стыдно. — Ты уж точно ведешь себя не так, как следует вести себя жене. Ты даже не могла хранить мне верность в течение каких-то шести месяцев. Что уж говорить о сегодняшнем дне?
        Холли даже бровью не повела.
        —Я хочу развода, — четко и коротко произнесла она.
        Если бы это было правдой…
        —Мой ответ не изменился. Ты его не получишь. В этом причина устроенного тобой сегодня спектакля? Ты могла бы избавить от этого нас обоих. В будущем постарайся, пожалуйста, об этом не забывать.
        —Все дело в том, что у нас осталось не так уж и много этого самого будущего, — заметила Холли, когда рука Тео снова потянулась к экрану. Его глаза сверкнули. Она призвала на помощь свою самую жесткую улыбку и сделала вид, что ситуация чрезвычайно ее забавляет. Словно она в самом деле является той женщиной, которую изображала четыре года. Именно такой ее считал Тео. — Мы развлекались все эти годы…
        —Значит, вот как это называют в Техасе? — перебил ее Тео по-прежнему бархатным голосом. — Я бы не стал употреблять это слово для описания того, что происходило.
        —Мы играли в разные игры, зарабатывали очки, в общем, занимались перетягиванием каната. — Она пожала плечами. — Но, боюсь, все хорошее рано или поздно заканчивается.
        —Я не дам тебе развод, Холли. И мне плевать, к каким аргументам ты прибегнешь. Мне кажется, я дал понять абсолютно ясно, выплачивая щедрые ежемесячные пособия и не вмешиваясь в твою жизнь, что мне все равно, чем ты занимаешься. И с кем.
        —Да, ты так говорил, — пропела Холли.
        Но она ему не верила. Не могла заставить себя поверить. В глазах Тео зажегся дьявольский огонь, образуя вулканическую смесь с яростью, отчего сердце ее замерло, а затем неистово забилось.
        —Единственное, чего ты от меня не получишь, — это свободу.
        —Почему?
        —Потому что именно это тебе нужно, agapi mou, — любезно ответил Тео.
        Он назвал ее «любовь моя»?
        Впрочем, он, скорее всего, вложил в слова совершенно противоположный смысл.
        —Не считая моих денег, разумеется, — добавил Тео.
        —О боже, Тео, — протянула Холли, театральным жестом прижимая ладонь к груди. Это был лучший способ заглушить ощущение, что ее сердце вырвали и растоптали. Впрочем, ей следовало бы к этому привыкнуть, поскольку она первая поступила так же. — Ну и собственник же ты. Ладно, можешь по-прежнему владеть моим сердцем. Но я не могу преодолеть соблазн верить, что ты все еще испытываешь ко мне чувства.
        —Лучше преодолей, — посоветовал, точнее, прорычал Тео. — Я сказал тебе об этом четыре года назад. Трать мои деньги. Ставь меня в идиотское положение. Ты получишь все, кроме развода. Это не обсуждается. Если я должен нести этот брак, как крест, почему ты не должна?
        —Разве что у тебя заканчивается время. — Холли пожала плечами, заметив, каким острым стал его взгляд. — Таков греческий закон, Тео. — Она устроила целый спектакль, взяв газету со стола, найдя текст и прочитав то, что выучила наизусть. — Развод гарантирован в случаях, ведущих к распаду семьи. Если супруги проживают раздельно не менее четырех лет, почти с абсолютной уверенностью можно считать, что имеет место распад семьи, независимо от твоего желания мучить меня неопределенно долгое время.
        —Мы не проживаем раздельно. Это ты ушла. — Тео окинул ее томным взглядом. Она почувствовала, как откликнулось ее тело. Словно это была ласка. Что с ней творится? — Ты всегда можешь ко мне вернуться, если ты смела до безрассудства. Или глупа. Разве я не говорил об этом?
        Скорее, подначивал ее поднять перчатку. «Вернись и посмотри в лицо своим грехам, — так выразился Тео четыре года назад, и в его голосе звучало обещание неумолимой расплаты. — Кто знает? Может статься, я милосерднее, чем кажусь».
        Но они оба знали, что к чему.
        —Боюсь, все упирается в четыре года. — Холли не отводила глаз, напоминая себе, что это еще цветочки — ягодки будут впереди, если она добьется поставленной цели и они действительно встретятся лицом к лицу. Впрочем, если бы она с самого начала смогла преодолеть себя и открыть Тео свое сердце, а не бежать, как испуганный заяц, этой ситуации просто не было бы. — Мне всего лишь нужно доказать, что мы действительно жили раздельно все это время, а подтвердить это могут по меньшей мере три издания «желтой прессы». И совершенно не важно, что еще произошло между нами.
        —Если ты готова потратить жизнь на то, чтобы убедить себя, что ты жертва, разумеется, я не смогу тебя остановить. Но в случаях, которые, надеюсь, будут редкими, когда ты захочешь обсудить наш брак, давай не будем говорить экивоками вроде «что еще произошло между нами». — Тео подался к экрану, его жесткое лицо вполне могло сойти за чеканку на монете. Голос был под стать. — Ты лгунья. Ты обманывала меня с самого начала, а потом, словно тебе этого было мало, ты легла в постель к другому, а затем, даже не покраснев, объявила мне об этом. После этого ты сбежала под покровом ночи, вместо того чтобы расхлебывать последствия содеянного, и с тех пор бездумно колесишь по миру и соришь моими деньгами направо и налево. Нет, ты не заслуживаешь даже того, чтобы я назвал тебя шлюхой. Эти несчастные женщины хотя бы честно зарабатывают деньги, продавая свое тело, тогда как ты не можешь похвастаться честностью. Я затрудняюсь сказать, кто ты, Холли, но одно для меня несомненно: я даже последнюю шлюху поставлю выше тебя. И ты продолжаешь унижать меня всеми доступными способами.
        Холли продолжала улыбаться, хотя внутри съеживалась от одного убийственного удара за другим. Делая вид, что ее не трогает ни отвращение в голосе Тео, ни презрение, написанное на его лице. Убеждая себя, что надо терпеть, что это окупится, что нет смысла пытаться защитить себя, пока они не ведут разговор лицом к лицу. Пока она не убедится, что ничего не изменилось, что Тео для нее — по-прежнему яркая, ослепительная комета. Что он по-прежнему способен вызвать у нее безудержную, дикую радость одним своим взглядом, одним прикосновением. Она сбежала, опасаясь, как бы он не подчинил ее полностью себе, лишив воли, превратив в марионетку в его руках.
        —Я приняла это к сведению, — спокойно сказала она, изумляясь про себя, что способна говорить невозмутимо после оскорблений, от которых должны гореть уши. Удивительно, что ее не начало трясти как в лихорадке или что она умудрилась не разлететься на мелкие кусочки. Впрочем, все это может произойти и позже. Когда она снова останется одна, в своей унылой камере, в которую поместила себя сама. — Но ты меня не понял…
        —Сомневаюсь, что это когда-либо было мне по силам, — не дал ей договорить Тео. — Зачем менять такое положение дел из-за одного звонка? Я заранее знал, что лучше на него не отвечать.
        —Я подаю на развод, Тео, — продолжала Холли. — Я буду настаивать, что причиной развода стал наш разрыв. Более того, я буду утверждать, что именно ты нарушил клятву. — Она пожала плечами, услышав негромкое, но, несомненно, грязное ругательство на греческом. — Ты прославился тем, что в свое время уложил в постель чуть ли не половину женского населения Европы. А я была неопытной провинциалкой, более чем легкой добычей для такого ловеласа, как ты.
        Тео с силой провел рукой по лицу.
        —Ясно.
        Холли не обратила внимания на его едкий тон.
        —Выбор за тобой. Если ты встретишься со мной в назначенный мной день, я подумаю над тем, что бы не прибирать к рукам значительную долю акций «Цукатос шиппинг».
        Холли думала, что уже видела его гнев. Но взгляд, которым наградил ее Тео, был подобен удару электрического тока. У нее зашевелились волосы. Она порадовалась тому, что находится в Далласе, в тысячах миль от него и от того, на что он способен.
        Впрочем, в полной безопасности она себя не чувствовала даже здесь. Но расстояние хотя бы могло минимизировать ущерб.
        Точнее, Холли надеялась на это.
        —Так и быть, — наконец сказал Тео после долгой, томительной паузы. Холли потребовалась вся ее выдержка, чтобы сохранить непроницаемое выражение лица и продолжать притворяться, хотя ее уже тошнило. — Значит, ты хочешь встретиться со мной лично. Что ж, я готов уступить твоей просьбе, но вынужден предупредить: ты представить не можешь, как эта встреча не понравится тебе.
        —Не понравится так же, как четыре года оскорбительных телефонных разговоров относительно денег, напоминаний о том, в чьих руках находится поводок? Или как сегодняшний милый разговор о значении слова «шлюха»? — сухо поинтересовалась Холли. Ее невозмутимость дала трещину. Она чувствовала, как в ее собственных глазах разгорается огонь ярости. — Мне сложно в это поверить.
        Во взгляде Тео что-то мелькнуло, а для Холли это было, как ощущение его пальцев на ее спине, словно она превратилась в добычу под когтистой лапой хищника. «Пользуйся любыми средствами, — решительно сказала она себе. — Либо ты найдешь путь, который приведет тебя обратно к нему, либо наконец освободишься от него и заживешь своей жизнью, какой бы унылой она ни была».
        —Однако я оставляю за собой право выбрать место, — заявил Тео.
        —Если при этом ты будешь чувствовать себя хозяином положения, то ради бога, — с намеренно снисходительным видом отозвалась Холли, исключительно потому, что знала, как сильно ему это не понравится.
        —Барселона, — неожиданно мягким голосом произнес он. Что-то, должно быть, отразилось на ее лице. По блеску темных глаз Тео и нервно дернувшимся губам она поняла, что он это заметил. Да, не одна она может бить в пах. — Через три дня. Отель «Чатсфилд». Полагаю, он тебе известен?
        Тео мог бы об этом не спрашивать. Они провели в этом отеле самый лучший месяц их брака. Более того, для Холли — лучший месяц в ее жизни.
        —Ты хочешь обсудить наш брак там, где мы провели медовый месяц? — спросила потрясенная женщина, моментально забыв о своей надуманной холодности. Она была выбита из колеи и перестала следить и за выражением лица, и за интонацией. Но ей на какой-то момент стало все равно. Это были самые прекрасные воспоминания о тех далеких днях, что они провели вместе. О днях, пронизанных настоящим счастьем. Холли продолжала цепляться за глупую мысль, что и Тео думает так же.
        —Тео…
        —Либо через три дня в Барселоне, либо никогда, — с удовлетворением повторил он и прервал связь.
        Тео вошел в свои апартаменты в барселонском «Чатсфилде», следуя за предупреждающим все его желания коридорным. Хмурясь, он на ходу просматривал бесконечный поток сообщений и электронных писем в своем телефоне, и резко остановился только тогда, когда понял, где оказался.
        Тео знал эти апартаменты. Он провел здесь целый месяц и помнил лучше, чем хотел бы, какое это было время.
        Здесь осталось все так, как было: неброская роскошь меблировки и сдержанная элегантность. Визитная карточка «Чатсфилда», известная во всем мире. Холл, являвший собой миниатюрную картинную галерею, вел к спальне, в которой царила широкая, зовущая к себе кровать. И гостиная, пол которой был усыпан лепестками роз, ничуть не изменилась.
        Это было все равно что вернуться в прошлое. Тео охватило безумное чувство, которое он затруднялся определить, но которое едва не заставило его опуститься на колени.
        Это невозможно забыть, понял он.
        Но Холли виновата. Ничего из того, что она сделала — ни тогда, ни потом, — простить нельзя. Он был бы и рад простить, но — не может. Это сильнее его.
        В такие моменты Тео нисколько не сомневался, что она — женская версия его собственного отца. Ей, как и Деметриусу, все равно, что она причиняет боль.
        —Это номер для новобрачных? — обратился Тео к коридорному.
        —Да, сэр, — вежливо ответил тот и пустился в подробное описание номера со всеми его романтическими деталями.
        Однако речь, которая сначала лилась рекой, постепенно превратилась в слабую струйку, а затем иссякла, так как Тео молчал и смотрел на коридорного.
        Бросив на ни в чем не повинного парня еще один взгляд, он снова принялся изучать номер. Тео долго смотрел на низкий столик возле арочных окон, в которые вливался свет вечерней Барселоны. На столике стояло серебряное ведерко со льдом, в котором охлаждалось шампанское. Тео не нужно было подходить к нему, чтобы удостовериться, что это то самое шампанское, которое ждало их с Холли четыре года назад. То самое, которым он облил ее, а затем слизал капли с ее тела. Перед его глазами отчетливо возникла эта сцена: вот он слизывает шампанское с ее грудей, в ложбинке между ними, вниз по животу и в углублении пупка. Между ее кремовых бедер с влажным, жарким лоном, куда, как он считал, не было входа ни одному мужчине, кроме него.
        Тео показалось, что не только Барселона, но и весь Пиренейский полуостров куда-то исчезли, оставив его наедине с воспоминаниями.
        —Спасибо, — грубоватым голосом поблагодарил он коридорного и небрежно протянул ему банкноту.
        Оставшись один, Тео, словно притягиваемый невидимой силой, подошел к столику и схватил записку, прислоненную к серебряному ведерку.
        «Идеальное место для того, чтобы наконец дать ход нашему разводу». Почерк с завитушками был ему хорошо знаком. Он очень подходил неопытной непредсказуемой девушке, которую Холли изображала, когда они познакомились, и Тео охотно проглотил наживку.
        Внизу был написан номер мобильного телефона, который врезался ему в память давным-давно, хотя он так ни разу и не позвонил по нему. Тео едва отдавал себе отчет в том, что набирает его сейчас. Послышались гудки, а затем раздался ее хрипловатый голос. Он снова напомнил Тео о том, чем стал для них этот номер четыре года назад. Здесь невозможно было найти место, где бы он не овладевал Холли, не зная, где кончается он и начинается она. Главное, тогда Тео чувствовал себя цельным, словно нашел то, к чему стремился. Это наполняло его чистейшей, без каких-либо примесей, радостью.
        Здесь Тео поверил, что этими чувствами будет проникнута вся его дальнейшая жизнь.
        Сейчас же у него возникло ощущение, что Холли вернула его прямиком в тюрьму, выстроенную исключительно из его былых иллюзий. Более того, Тео не сомневался, что ей прекрасно об этом известно.
        —Как тебе понравились твои апартаменты? — осведомилась она.
        Он усмехнулся:
        —Почему бы тебе не приехать? Ты должна лучше помнить, как здесь все выглядело, в частности, мебель, на которой ты лежала, так сказать, проводя личную оценку, — лениво протянул он, но в голосе его отчетливо слышалась ярость.
        Холли лишь рассмеялась в ответ. Но это был не тот неповторимый смех, от которого у него появлялось ощущение, что он засунул пальцы в электрический штепсель. Этот смех принадлежал Холли Цукатос. Он был более сдержанным и куда менее радостным, зато подходил для благотворительных вечеров и официальных мероприятий в строгой одежде. Однако даже этот смех резанул его, как нож.
        —Какое милое приглашение, — проворковала она. — Но, пожалуй, я его не приму. Я внизу, в ресторане, если ты хочешь со мной поздороваться. После стольких-то лет! Так, небольшое вступление к нашему бракоразводному процессу. Разве мы не должны решить наши проблемы, как следует взрослым людям?
        —На глазах у всех? — Тео понадобилась вся его выдержка, над которой он долго работал, чтобы не броситься к двери, словно его тянули за невидимую веревочку, оборвать которую было не в его власти. — Думаешь, это мудро?
        Холли опять рассмеялась, и в этот раз смех был низкий, горловой. Его пальцы сжали телефон, а тело напряглось, потому что он слишком хорошо помнил этот смех. Он был для Тео как физическое прикосновение. Он напоминал о ее шаловливых пальчиках, ласкающих его. О том, как она обвивала его ногами, когда он подводил их к невидимой вершине, с которой они оба срывались в головокружительный полет, не помня себя. Да, тогда Холли смеялась точно так же.
        Что-то слишком хорошо он все помнит. Каждая вещь, на которую Тео бросал взгляд, служила напоминанием о том, как счастлив он был здесь.
        —В наших отношениях не было ничего мудрого, Тео, — услышал он голос Холли и даже моргнул, потому что — он не ослышался? — ему почудилась в нем грусть.
        Но, конечно, такого быть не может. Это всего лишь продукт нахлынувших воспоминаний и теплого испанского вечера, дыхание которого проникало в открытые окна, заставляя его принимать желаемое за действительное.
        Тео не сразу понял, что Холли отключилась. Это подействовало на него как удар хлыста, заставив зашагать к двери раньше, чем включились мозги.
        Отделанный золотом лифт бесшумно доставил Тео в лобби. Едва обратив внимание на сдержанную элегантность постояльцев отеля, на туристов, делавших фотографии мраморного пола, на зовущий к себе бар, он решительно направился к ресторану. Не стал Тео задерживаться и у столика метрдотеля. Он прошел мимо, сканируя зал.
        И наконец увидел Холли.
        Ноги его приросли к полу. Что было весьма кстати, потому что ему не помешает собраться с мыслями и не позволить зову тела заглушить голос здравого смысла, как это произошло в первый раз.
        Стоило его взгляду упасть на нее, как он понял: она по-прежнему красавица. Этого Тео отрицать не мог, несмотря на пылавшую в нем ярость.
        Одного взгляда на Холли для любого здорового мужчины было достаточно, чтобы переключить мысли с еды на утоление совсем иного голода. Она выглядела неотразимо в идеальном платье, отлично обрисовывающем ее бесподобную фигуру и в то же время придающем ей вид королевы — величественной, недостижимой, утонченной аристократки. Ее глаза были устремлены на улицу, поэтому она его не видела. Одна ее ладонь подпирала миленький узенький подбородок, другой рукой Холли сжимала ножку бокала с вином. Стоило Тео заметить, что на пальцах этой руки она по-прежнему носит два кольца, которые он надел на нее, как кровь бешено застучала у него в висках.
        Вид этих колец сразу напомнил ему — неумолимо, почти болезненно — о том солнечном дне на Санторини. Покинуть постель незнакомки в полдень тогда для него было вполне естественно. Тео не сразу направился на семейную виллу, чтобы отложить очередное нравоучение своего недовольного отца, чьим мнением он пренебрегал уже несколько лет, когда понял, каков на самом деле Деметриус. Тео поднялся на холм в свой любимый ресторан, дабы развеять воспоминания об очередной затянувшейся бурной ночи.
        Там он и встретил Холли, с ее неповторимым смехом и чарующей невинностью, которая изменила весь ход его жизни.
        Ее поза была точно такой же, как сейчас.
        Тео приближался к ней, как хищник к пугливой добыче, потом остановился. Он заставил себя сделать глубокий вдох и начать думать. Все это — очередной спектакль, который Холли срежиссировала с одной целью: добиться своего, по-прежнему за его счет. Она выбрала столик у открытого окна, выходящего на оживленную улицу, и Тео подозревал, что все это неспроста, что таков ее план.
        Должно быть, она считает, что так ей удастся контролировать ход встречи. Контролировать его.
        Тео решил сыграть в игру, которую она ему навязала, но на своих условиях.
        Он неслышной пружинистой походкой преодолел разделявшее их расстояние и бесшумно скользнул на стул напротив Холли. Он накрыл ладонью ее руку, которой она сжимала бокал, и, словно перенесшись в прошлое, притянул его к себе, прильнул губами к тому месту, где остался след ее губной помады. Затем Тео взглянул на нее.
        Однако выражение ее голубых глаз расшифровать не сумел.
        —Добрый вечер, Холли, — произнес он.
        Холли моргнула, и Тео понял: она знала о том, что он вошел и смотрел на нее, но при этом намеренно смотрела в другую сторону. Он вытянул длинные ноги, и она сразу же отодвинула свои, словно знала, как и он, что от одного-единственного прикосновения вспыхнет искра и запылает пожар. Это подбавило масла в огонь его гнева. Решимость оставить последнее слово за собой только укрепилась.
        —Ты неплохо выглядишь. Определенно мои деньги идут тебе на пользу. Это достаточно вежливое начало?
        Глава 3
        Холли мечтала об этом моменте тысячу раз. Если не больше. И это наконец произошло. Она изо всех сил старалась сохранить маску невозмутимости на лице. Или, если ей это не удастся, хотя бы спокойной вежливости. Что было не так-то просто, учитывая, что сердце ее отбивало какой-то бешеный ритм.
        —Привет, Тео, — поздоровалась Холли, словно это не была их первая встреча лицом к лицу за четыре года. Словно тот факт, что она снова в Барселоне, в отеле «Чатсфилд», ничего для нее не значит. Словно она действительно стала тем человеком, которого изо всех сил изображала перед Тео, заставляя его в это поверить. «Еще чуть-чуть», — подбодрила себя Холли. — Хорошо долетел?
        Об этом можно было и не спрашивать.
        —Для чего содержать частный самолет с персоналом на борту, если полет на нем не доставляет мне удовольствия?
        —Я, наверное, испытываю подобные чувства, когда прохаживаюсь по бутикам на Пятой авеню и Родео-Драйв, в полной мере пользуясь привилегиями твоей кредитной карты.
        —Да, об этом мне напоминают астрономические счета.
        Его лицо было по-прежнему притягательным — мужественное, четко очерченное и в то же время непередаваемо красивое. Неудивительно, что он обращал на себя внимание как женщин, так и мужчин. Но вряд ли кто-либо мог видеть беспощадность в его глазах. Только Холли, хотя Тео никогда не был с ней жестоким.
        Конечно, секс — это несколько иное, но Холли не позволяла себе вспоминать о том последнем разе, сразу после ее «признания», когда он был ожесточенным, яростным и почти грубым…
        —Это и есть светский разговор, Холли? — мягко спросил Тео, но ее не мог обмануть его тон. Она нутром чувствовала исходящую от него смертельную опасность. — Такие вещи меня, как и раньше, не интересуют. Я сказал тебе четыре года назад, о чем мы будем говорить, если ты осмелишься встретиться со мной лицом к лицу. Ты в самом деле хочешь начать этот разговор здесь?
        —Что ты! Я не тешу себя иллюзией, что могу заставить тебя сделать что-либо против твоей воли, — ответила она, откидываясь на спинку стула, чтобы выглядеть расслабленной, хотя это было непросто. Вспомнить о том, для чего она здесь, тоже было сложно, поскольку Тео был слишком близко. Ее задача — разжечь в нем ненависть к ней. Сейчас это причинит боль, но в долговременной перспективе так безопаснее. Безопаснее, холоднее… и невыразимо пусто… — Я не забыла, как для тебя важно сохранять контроль над всем.
        —Я полагаю, в том и есть смысл шарады, верно? — Тео поглаживал бокал, и эти движения невольно напоминали Холли о его ласках. Она была уверена, что он делает это намеренно. Что он точно знает, какие ощущения пробуждают в ее теле его длинные сильные пальцы, намеренно лениво поглаживая хрусталь. Всполохи огня… Пожар… — Номер для новобрачных, лепестки роз, устилающие путь назад, в прошлое, прямиком в преисподнюю. Да, у тебя талант создавать искусственный ад. — Он пробуравил Холли взглядом: — Что тебе от меня нужно?
        —Я уже сказала.
        Ей стоило невероятного труда говорить беспечно. Тео сидел напротив нее, за маленьким столиком, и буквально подавлял исходящей от него силой и бьющей наповал мужественностью. Почему-то она об этом забыла. Такая близость делала Холли абсолютно беспомощной, словно ее опутывали волшебные чары. Она становилась невольницей Тео. Она должна была уйти, потому что иначе перестала бы существовать, растворившись в нем навсегда. Холли воспринимала такую зависимость как черную, начавшую засасывать ее дыру. Точно такая же разрушительная любовь поглотила без остатка ее отца. Конец этой любви был у нее перед глазами.
        Холли постаралась отбросить эти мысли.
        —Развод.
        —Ты его не получишь. И уж точно, не после этих бесподобных четырех лет. Не стоило возвращаться в Барселону, если ты хотела именно этого.
        —Не важно, что мы находимся в одном городе, — возразила Холли и презрительно усмехнулась. — Мы будем жить в разных отелях.
        Это удивило Тео. В его глазах что-то промелькнуло, а затем он полоснул ее огненным взглядом. Она порадовалась, что поступила мудро, приняв решение остановиться в роскошном отеле в Готическом квартале. Пожалуй, даже можно тешить себя надеждой, что ей неплохо удается ему противостоять.
        Похоже, она наконец чему-то научилась.
        —Я повторю. Что ты хочешь? — отрывисто бросил Тео. В его взгляде горела неприкрытая ненависть. — Было очевидно, что тебе важно, чтобы эта встреча состоялась. Она состоялась. У тебя три секунды, чтобы сказать, что ты задумала.
        —Или что?
        Холли удалось произнести это с насмешкой, хотя такой Тео ей был незнаком, и она занервничала сильнее. В нем появилась какая-то новая грань. Сейчас Тео даже отдаленно не напоминал большую, вальяжно разлегшуюся кошку, щурящую глаза на солнце. Перед ней был взбешенный тигр, готовый к броску.
        А может, она боится, что Тео ей не поверит?
        Или что поверит…
        —Что ты можешь мне сделать, чего уже не сделал? — оттягивая момент истины, спросила Холли.
        —Отлично, — протянул он. — Мы приступили к обвинительной части. И так стремительно! Ты в самом деле собираешься взвалить на меня вину за что-то? — Он рассмеялся, но это был неприятный смех. По ее коже пробежали мурашки, внутренности свело от страха. — Должен признать, я с нетерпением жду представления. Прошу, Холли. Расскажи мне, как я тебя предал.
        Холли не могла вздохнуть. Жаркий взгляд Тео был полон осуждения, рот искривился. Ей казалось, что он приковал ее к стулу силой своей ярости, и опасная слабость уже была готова завладеть женщиной. Еще немного — и она не выдержит, сломается… расколется…
        Но она справилась.
        —Я готова поговорить о нашем браке, — произнесла Холли, сделав над собой усилие, чтобы казаться спокойной. — А ты? Когда мы в последний раз затронули эту тему, ты только ревел и бил кулаком по стене.
        После чего произошло то неистовство, безумство, подобное взрыву, а не обычный секс, но это Холли говорить не стала. Тео тоже промолчал. Но даже невысказанное, воспоминание продолжало висеть между ними — как прилетевшая из прошлого обжигающая искорка, как невидимое клеймо на их телах, когда они безраздельно принадлежали друг другу. Холли даже сейчас слышала треск его рубашки, которую она разорвала, чувствовала упругость его кожи под своими зубами и почти физически ощущала рвущиеся наружу беззвучные рыдания их душ. Затем Тео слился с ней — сильно, неумолимо. То была прощальная песнь любви…
        —Прекрасно, давай обсудим наш брак. — Тео подался вперед. — Позволь мне подвести итог всему, что между нами было. Я боготворил тебя. Ты меня предала. Точка.
        —Тебе не кажется, что это слишком упрощенно?
        —Мне кажется, что правда всегда отличается лаконичностью. — Из потемневших до абсолютной черноты глаз Тео на Холли смотрела его душа, раненая, разъяренная. Она прочитала в них непонятное пока предупреждение. «А может, приглашение?» — прошептал внутренний голос, безусловно, порожденный какой-то извращенной чертой ее характера. — Это вся сага нашего брака, Холли. Если твои воспоминания отличаются от моих, возможно, ты путаешь меня с одним из своих любовников.
        —Уже во множественном числе?
        Ей хотелось задать вопрос веселым тоном или хотя бы усталым. Не удалось ни то ни другое, и Тео покачал головой, не позволяя ее печальному голосу ввести его в заблуждение.
        —Я помню, ты утверждала, что любовник был только один, но мне сложно в это поверить, учитывая обстоятельства. Обманывают не случайно, а по привычке.
        Тео говорил так, словно вынес это из своего горького жизненного опыта, но Холли не желала думать об этом. Не сейчас, когда она почти готова сказать наконец правду.
        —Продолжай, — спокойно предложила она, распрямляя плечи и поднимая подбородок. — Ну же, не умолкай, Тео! Излей весь яд. Я знаю, что ты ждал этой возможности.
        —Так и есть.
        Улыбка Тео вонзилась в нее как кинжал. Холли встревожилась, что он не только оставит на ее сердце шрам, но и не позволит ей стать цельной личностью.
        Разве сейчас она цельная? Холли порадовалась, что ее отец не дожил до этого дня и не увидел, во что она превратила свою жизнь. Однако ей казалось, что он все понял бы. Ведь в ней было так много от него.
        —Ты сбросила на меня свою бомбу и к утру исчезла, — продолжал Тео. — Со временем я, конечно, понял, что это было частью твоего грандиозного плана, более того, план у тебя был готов с самого начала. А я — ничто.
        —Да уж, хуже меня людей просто не бывает.
        Тео склонил голову:
        —Для меня. И потом, стоит ли вдаваться в подробности твоего предательства? Это имело мало значения тогда, и имеет еще меньше сейчас. Для тебя важнее всего было мое кольцо на пальце и доступ к моему банковскому счету.
        —Ты мог бы поехать за мной, если тебе отчаянно хотелось поговорить по душам, — заметила Холли.
        Надо признаться, она втайне ждала, что Тео последует за ней. У нее были основания надеяться на это, принимая во внимание, как неутомимо он преследовал ее раньше. Разве не поэтому она решилась на такой кошмарный шаг, чтобы спастись от Тео? Но он просто позволил ей уйти. Холли далеко не сразу это приняла. И еще больше времени ей понадобилось, чтобы осознать горькую истину. Как ни хотелось Холли, чтобы Тео поверил ее лжи, как ни жаждала она спастись от отношений, в которых чуть не стала его тенью, в ней всегда жила слабая надежда, что Тео каким-то образом нащупает причину, толкнувшую ее на столь жестокий поступок. Что он не отпустит ее так легко. Что он знает ее лучше, чем она сама.
        —Я сказала тебе, что возвращаюсь в Техас. Ты все это время знал, где я.
        Тео потянулся и взял женщину за руку. Хотя это была всего лишь пародия на то, как он держал ее за руку раньше, простое прикосновение подействовало на Холли словно удар. На коже вспыхнули искорки, у нее перехватило дыхание. Если бы она не сидела, запросто могла бы рухнуть на пол.
        Конечно, Тео не мог не заметить, что она задрожала. Оставалось надеяться, что он спишет это на ее страх. Или на нервы. Об истинных чувствах, которые вызвало его прикосновение, знала только Холли.
        Тео взял бриллиантовое кольцо с рубином, которое надел ей на палец на скалистом берегу Санторини… Ветер развевал ее волосы, а лучи яркого греческого солнца осыпали их поцелуями… Он повертел его туда-сюда, заставляя камни сверкать. Так он делал в те первые месяцы.
        Холли невольно задержала дыхание.
        —Ты бы неправильно меня поняла, — мягко произнес он. Слишком мягко. Холли уговорила себя не отводить глаз, когда его сверкающий яростью взгляд встретился с ее взглядом. — Тебя я не хочу. Я хочу ту милую невинную девочку, на которой женился. Только она никогда не существовала. Зачем мне ехать за лживой неверной бабенкой? Почему я должен хотеть тебя, какой бы дьявольский коктейль ни был в тебе замешан?
        Холли выдернула руку, и он не стал возражать. Она чувствовала силу Тео, его мощь, как нечто осязаемое. Его беспощадность бросалась в глаза и не сулила ничего хорошего тому, на кого направлена. Может, он всегда был таким, а она раньше этого не замечала? Или Тео это от нее скрывал, как скрывала себя настоящую она?
        —Ты сомневаешься даже в этом? — спросила Холли, забывая надеть маску, которую носила все эти годы, забывая игру, в которую собиралась играть. Забывая себя.
        —Под этим утверждением я должен понимать твою девственность, как бесспорный символ твоей невинности? — Тео пожал плечами. Холли понимала, что он хочет задеть ее, что это его способ продемонстрировать ей свое безразличие. Что ж, у него это получается лучше, чем у нее. — Да, Холли. Я позволяю себе сомневаться.
        —Прими мои поздравления, — произнесла она, отдавая себе отчет в том, что сейчас дает ему в руки оружие против себя. Однако остановиться Холли уже не могла. — Тебя в самом деле не отличить от твоего отца. Похоже, я промахнулась, не позволив ему подкупить меня.
        Лицо Тео потемнело, словно этот выпад оказался прямым попаданием. Но она не успела ничего сказать. Его лицо разгладилось.
        —Думаю, нам обоим известно, что тех денег, которые он тебе предложил, было бы недостаточно. — Тео усмехнулся. Холли отругала себя: почему ее удивляет, что она разговаривает с незнакомцем, а не с мужчиной, которого любила и который любил ее? — Я не понимаю одного. Зачем тебе понадобилось так рано раскрывать карты? Могла бы выставить меня полным идиотом и позже. Почему ты не продлила удовольствие? Почему не привязала меня к себе навсегда, используя старый метод? Ты должна была знать, что я никогда не оставлю своего ребенка. Если бы ты забеременела, я был бы вынужден играть в эти игры до скончания времен.
        «Разве это не должно было указать ему на некоторую нестыковку?» — подумала Холли. Ей даже в голову не приходило, что Тео искренне может считать ее способной на такое. Голова стала пустой, а в ушах зазвенело, словно Тео только что в самом деле ее ударил. Она была на грани обморока, а ведь это был только первый серьезный удар.
        —Твой отец интересовался у меня чем-то подобным, — напомнила она, и его лицо превратилось в айсберг. — Перед тем как я порвала его чек и бросила ему в лицо. И я знаю, что ты помнишь это так же хорошо, как я. Тогда тебя это взбесило.
        Она потянулась к бокалу, но только потому, чтобы заняться хоть чем-то. Однако горьковатый привкус вина оказался как нельзя кстати. Лучше эта горечь, чем воспоминания о веранде под слепящим солнцем, о плещущемся у ног море, о грубом и подозрительном отце Тео и обо всем, что он тогда наговорил. Его слова, нисколько не смягчая их, перевел ей недружелюбно настроенный младший брат Тео. Она удерживала Тео, на давая ему наброситься с кулаками на собственную семью. Тогда ей казалось, что это стоит пережить, если Тео будет принадлежать ей.
        «Помолись-ка о том, чтобы тебе даровали мудрость, малютка, — сказал бы ее отец. — Так будет лучше и для твоей души».
        Как Холли жалела, что его нет рядом! И всегда будет жалеть.
        —Ярость имеет способность утихать, — между тем говорил Тео, и его голос резал, как стекло. — Особенно после четырехлетних доказательств того, что мой отец был абсолютно прав в отношении тебя.
        —Однако же в то время ты считал, что он просто головорез в деловом костюме, — напомнила Холли, окинув взглядом его безупречную рубашку и превосходно дополняющий ее пиджак. — А теперь посмотри на себя. Ты вполне можешь сойти за одного из его подельников.
        Удар достиг цели. Тео сжался, словно пружина, резкие черты его лица заострились еще больше, а исходившее от него ощущение опасности нависло над ней, как грозовая туча. Холли поняла, что он стал настоящим Цукатосом.
        —Ты хотела меня оскорбить? — Тео рассмеялся, но это был механический смех, и даже искорка веселья не отразилась в его черных глазах. — Я забываю, что ты думаешь, будто знаешь меня.
        —Не думаю. Одно время я тебя действительно знала. — Почему она так сказала? Это ничего бы не изменило и могло сильнее разъярить его.
        Так и случилось. Холли увидела в его глазах отражение разгорающегося внутреннего шторма. Атмосфера сгустилась.
        —Ты знала жалкого слабака, позволившего бродяжке и охотнице за состоянием втоптать его в грязь. — Тео чеканил каждое слово. Они вонзались в сердце женщины. Но она сама навлекла это на себя. — Та пародия на мужчину — труп. Если я стал похож на самого безжалостного человека, которого знаю — человека, изо всех сил спасавшего меня от алчной американки, хотя я не прислушивался к нему тогда, — я считаю это комплиментом.
        —Думай что хочешь. — Холли забылась и позволила эмоциям окрасить голос. Чтобы исправить положение и овладеть собой, она пожала плечами. — Это было просто наблюдение.
        Он откинулся назад — то была поза уверенного в себе победителя. То был язык тела мужчины, который уверен, что он давным-давно выиграл битву, и Холли это не понравилось. Дрожь прокатилась по ее телу, и она попыталась справиться с этим.
        —У тебя нет надо мной прежней власти, — продолжал Тео. — Я смотрю на тебя и вижу блондинку, каких полно на любом пляже, разве что она набита деньгами и славится мелкой душонкой. Таких женщин, как ты, сотни. Единственное отличие между тобой и морем тебе подобных состоит в том, что деньги, которые ты тратишь, мои.
        —Надо же, ты, оказывается, поэт, Тео.
        Он небрежно пожал плечами, хотя его темные глаза сверкнули.
        —Так, мне становится скучно. Если ты хочешь получить развод, он твой. Остался только один нюанс.
        —Как же без него, — кивнула Холли, изо всех сил стараясь ни в чем ему не уступать.
        —Ты должна сказать правду. — Тео улыбнулся, но улыбка снова не коснулась его глаз. — Понимаю, для тебя это может стать препятствием после всех твоих игр и лжи. Признай свою неверность в суде, и с нашим браком покончено. Проще не бывает.
        То-то и оно, в этом весь смысл, потому что он не прав. Она действительно знает Тео, хотя, возможно, не так хорошо, как раньше. Но и этого знания хватает, чтобы понять, что он хочет оставить последнее слово за собой. Ведь она подозревала, что он выдвинет подобное требование. Вот почему она хотела встретиться с ним лично, хотя ни за что не выбрала бы для встречи Барселону. С этим городом связаны незабываемые воспоминания. Впрочем, наверное, ей следовало предвидеть и такой вариант.
        Тео попытается перевернуть последнюю страницу в коротенькой книге их отношений, закрыть ее и задвинуть в глубь книжного шкафа. Но это отрезало бы для нее все пути к отступлению, и ей так или иначе пришлось бы сказать правду.
        Почему в горле у нее пересохло? Почему она трясется от страха?
        —Что, если правда не такая, как ты представляешь, Тео?
        Он вздохнул:
        —Мне все равно. Главное, чтобы ты была правдива — хотя бы для разнообразия. Это то, чего я хочу. На чем настаиваю. Иначе ты будешь привязана ко мне, как собака к поводку, до тех пор, пока не превратишься в рухлядь, и твоя внешность наконец будет соответствовать твоей жалкой, убогой душе. — В его глазах сверкнуло торжество. — Это я тебе обещаю.
        Холли все еще чувствовала прикосновение его пальцев к ее руке, к кольцу, которое он надел четыре года назад.
        —Да, я солгала, — спокойно подтвердила Холли, не понимая, почему эта речь дается ей с таким трудом. Она мысленно произносила ее тысячи раз. Откуда ощущение, что рука Тео сжимает ей горло, не позволяя вдохнуть воздух? — Но не в том, о чем ты думаешь.
        —Прекрасно, — с сарказмом отозвался Тео. — Ты готовишься сообщить мне, что переспала не с одним британским туристом, а со всем островом? Я уже упомянул, что подозрения на этот счет у меня были. И уж точно, мне не нужны подробности сейчас. Только признание в официальных документах.
        —Я ни с кем не спала. — Холли вдруг стало плохо, словно она говорила слишком долго, а не выдавила короткую фразу. Сейчас Тео наконец узнает, что она натворила. Он узнает, как далеко она была готова зайти — и зашла, — чтобы сбежать от него. — Ложью было то, что я сказала раньше.
        Четыре года у нее ушло на то, чтобы подготовиться к этому признанию. Четыре года ее мысли метались от воспоминаний о детстве без матери и практически без отца, так и не оправившегося от этой потери, к тому хаосу, в который она превратила и свою жизнь, и жизнь Тео.
        Она ожидала, что мир замедлит свое вращение, когда до Тео дойдет смысл ее признания. Что-нибудь обязательно должно случиться, что-нибудь, выделившее этот момент истины среди всех этих лет пустоты, холода и унылого существования.
        Но в ресторане по-прежнему было оживленно и шумно, а у Тео лишь округлились глаза.
        —По-моему, нужно заказать еще вина, — не громко произнес он и сделал знак официанту.
        Потрясенная женщина поняла: Тео ей не поверил.
        Она предположить не могла, что он не поверит. Ведь он безоговорочно поверил в ту давнюю ложь. И ни разу не засомневался в ее словах.
        Холли не поняла, смех или сдавленное рыдание вырвалось из ее горла.
        —Ты мне не веришь?
        В ответном смешке Тео прозвучало неприкрытое презрение.
        —А я должен? — Он провел ладонью по лицу, задержавшись на темной щетине, которая всегда проступала на подбородке к концу дня, и Холи невольно вспомнила, как его щетина слегка покалывала внутреннюю сторону ее бедер. Одно это покалывание было способно довести ее до экстаза. — Меня больше не интересуют дешевые театральные сцены, Холли. Просто скажи, чего ты хочешь, и мы продолжим. Повторяю, ты можешь получить развод. По-моему, я очень покладист.
        Холли не могла вздохнуть. У нее было чувство, что она оказалась прикованной к нему.
        —И я предлагаю тебе этим воспользоваться, — предложил Тео голосом, которым можно было бить, как хлыстом.
        —Я не могу заявить в суде, что была тебе неверна, — с усилием выговорила Холли. Его темные глаза сощурились, он неопределенно повел плечами. — Потому что этого не было.
        В глазах Тео полыхнуло пламя, а затем в них появилось что-то запредельно опасное.
        —Тогда почему ты утверждала обратное? Насколько я помню, ты уверенно говорила об этом.
        —Я была настойчива, — поправила его Холли с большим жаром, чем ей хотелось бы. — Зато ты был уверен. Это разница.
        —Ну и путаница, — пробормотал Тео, взял бутылку вина у официанта, поблагодарил и отпустил его кивком, после чего налил себе бокал. Даже намек на насмешку исчез из его жесткого голоса, когда он продолжил: — А теперь скажи мне, agapi mou, зачем тебе понадобилась такая кошмарная ложь? Зачем сочинять страшную историю для обожающего тебя мужа и очернять себя?
        —Это было необходимо, — ответила Холли, не понимая, почему ее пульс так громко и беспорядочно бьется, а дышать вдруг стало тяжело. Разве она должна пребывать в таком ужасе от перспективы сказать правду? — Я знала, что иначе ты меня не отпустишь.
        Глава 4
        Мужчина расхохотался. Он заметил, как отпрянула Холли. Ему почудилось, что он коснулся ее, хотя в этом прикосновении не было и намека на нежность. Ощущение напоминало скорее порыв дикого зверя. Тео это понравилось. Словно он в самом деле был — как она выразилась? — головорезом.
        Таким же неприятным и отталкивающим, как его отец.
        Тео встал, глядя на нее с прежней яростью, к которой примешивалось что-то похожее на жалость, только он не знал, кто вызвал эту жалость, — Холи или он сам. Он не понимал, почему приехал сюда. Почему, когда речь идет об этой женщине, он сначала действует и только потом думает?
        —Но не стоит пугаться, Холли. Я привык к твоему отсутствию. Более того, я предпочитаю, чтобы все так и оставалось. Позволь мне это продемонстрировать.
        Тео рассчитывал, что Холли последует за ним, когда направился к выходу из ресторана, и, конечно, она догнала его в лобби отеля «Чатсфилд». Он слышал стук ее каблучков по мраморному полу. Тео повернулся и изогнул губы так, что даже сам ощутил в этом оскале жестокость.
        —Как времена-то изменились, — обронил он. На лице Холли потрясение боролось с настороженностью. — Теперь ты меня преследуешь. Жизнь — непредсказуемая штука, верно? Она всегда щедра на сюрпризы.
        Тео видел, как она с усилием сглотнула, но в следующую секунду уже ничего не мог прочитать по ее лицу. Он сказал себе, что так лучше. Что все было только в его воображении. Возможно, это всего лишь часть игры, которую она затеяла и которую он проиграл с разгромным счетом. Вступать в новые игры у него не было ни малейшего желания. Не после сегодняшней ее попытки надуть его, хотя он терялся в догадках, какую цель Холли преследовала.
        —Я понятия не имела, что у тебя появился философский подход к жизни, — помолчав, ответила она спокойным, почти равнодушным голосом. Тео решил, что ненавидит его, и не желал разбираться в причинах своей ненависти. — Но вряд ли это означает, что ты стал философом.
        Он склонил голову:
        —Будь уверена, я уделю для размышлений о твоем замечании столько времени, сколько оно того заслуживает.
        Они смотрели друг на друга, не замечая больше ничего. Ярость, приведшая Тео из Греции, гнев, направивший его в ресторан, преобразовались в нечто другое. Что-то трудно поддающееся определению сплелось в нем в тугой узел.
        —Это все? — спросил он, поскольку Холли молча смотрела на него и пауза затягивалась. — По этой причине ты настаивала на встрече? Хотела накормить меня сказками?
        —Это правда. — Голос ее звучал ровно, но Тео уловил в нем легкую скрипучую нотку, как скрежет по стеклу. Как намек на тщательно скрываемые болезненные вещи, которые не высказать словами. — Я много времени потратила на то, чтобы освободиться от тебя, Тео. Я пробовала все, что приходило в голову, и в конце концов использовала единственный способ, который обязательно должен был сработать.
        Тео захотелось схватить ее за плечи и затрясти, но он возненавидел себя за это. Он не пещерный человек. Впрочем, рядом с Холли в нем всегда пробуждалось нечто первобытное.
        —Могу я посоветовать тебе на будущее выражаться проще? «Я хочу расстаться, Тео» — этого было бы вполне достаточно. Поразительно, как несколько слов способны все донельзя усложнить и иметь необратимые последствия.
        —С тобой не так-то просто было говорить, — прохрипела Холли, словно ей было тяжело говорить. — Ни тогда, ни сейчас.
        —Ну конечно, я мог бы и сам догадаться, что виноват во всем. — Тео осклабился. — И уж конечно я виноват в том, что ты была мне неверна. Я сам толкнул тебя в объятия другого мужчины.
        Холли сделала прерывистый вдох — жадно, словно глотнула воздух, вынырнув из воды.
        —Я солгала.
        —Дай-ка я скажу, что ради продолжения спора поверю тебе, — кивнул Тео и подался к ней. Что было некстати. Свою ошибку он понял сразу, как только вдохнул запах ее кожи — намек на ваниль. Его тело сразу же предсказуемо отреагировало, что причинило Тео боль. Он заставил себя не обращать внимания. — Но что это меняет?
        Холли вздрогнула, запрокинула голову, чтобы взглянуть на него, и на мгновение вид у нее стал потерянный. Она стала похожа на ту Холли, которая была жива в памяти Тео, Холли, которую он выдумал.
        «Это все игра! — мысленно рявкнул на себя Тео. — Вот чем она занята».
        —Прошло четыре года, Холли. Ты думала, твое заявление что-то изменит?
        На ее лице отразилась озадаченность, и проделано это было по-настоящему мастерски, вынужден был признать он. В Тео не только проснулся прежний чувственный голод. У него появилось желание обнять ее и защитить от всего мира. Ей так легко это удавалось, что впору было испугаться.
        Она сглотнула.
        —Просто… Просто я решила, что ты должен знать.
        —Понятно. Интересно, как ты рассчитывала разыграть эту карту? — Тео надвигался на нее до тех пор, пока ей не пришлось попятиться, но он уже держал ее за плечи. Ощущение, которое вызвало в нем прикосновение к Холли, он постарался проигнорировать. Существовавшая между ними химия была совсем не к месту. А искры потрясения и узнавания в ее глазах, скорее всего, тоже искусно сыграны. — Предполагалось, что я должен упасть на колени? Восторженно славословить? Прыгать от радости?
        —Или, как вариант, не язвить и умерить агрессивность, — парировала Холли. Ее голубые глаза блестели, хотя Тео допускал, что это может быть от его прикосновения. — Для начала.
        Лучше не вспоминать о том, чем она занималась четыре года!
        —Я не верю ни одному твоему слову, — ласково проворковал Тео. — Ты показала свое истинное лицо, бросив меня, Холли. Ты четыре года доказывала это своими счетами. Ничто на свете не способно переубедить меня.
        —Но это не делает менее правдивыми мои слова.
        Тео рассмеялся и разжал пальцы, без всякой жалости наблюдая за тем, как она, споткнувшись, сделала шаг назад и ухватилась за колонну. Он также заметил, что рука у нее дрожит, но Холли сразу ее спрятала.
        Его подбородок был тверже камня.
        —Ради тебя же самой я надеюсь, что это не так.
        Холли тряхнула головой, словно это помогало прояснить мысли.
        —Не понимаю, — произнесла она, но голос ее звучал глухо. Она прокашлялась. Если бы она была настоящей, Тео приписал бы это отчаянию. Но такое невозможно. — Разве ты не предпочел бы, чтобы я все это придумала?
        В намерения Тео не входило двигаться с места, но неожиданно он оказался так близко от нее, что Холли не успела спрятать выражение паники и желания. Ее лицо залил румянец, сказавший ему о многом, но он не собирался относить это на свой счет. Тео засунул руки глубоко в карманы, чтобы не позволить себе прикоснуться к Холли, но не отступил. Приятно было сознавать, что у нее нет ни малейшего представления о его дальнейших шагах.
        Пусть Холли талантливая притворщица, но ей не по силам сделать так, чтобы воздух не искрил между ними. И он мог бы использовать это. Четыре года назад она заставила его ощутить собственное бессилие. Больше это ей не удастся. Никому не удастся.
        —Нет никакого сомнения в том, что ты соткана изо лжи, — мягким и бесконечно опасным тоном произнес Тео. — Вопрос лишь в том, солгала ли ты тогда, когда клялась хранить мне верность, или лгала с самого начала. В первом случае ты — мошенница. Во втором — ты безумна. — Он наклонил голову и прижался губами к ее уху, с наслаждением впитывая в себя дрожь, прокатившуюся по телу женщины, убеждая себя в том, что манипулирует сейчас именно он, и его не тянет к ней, как прежде. — И я позволю себе испытывать большие сомнения в том, что какой-то сумасшедшей удастся прибрать к рукам контрольный пакет акций нашей семейной компании. К тому же греческий суд будет заранее настроен негативно. На твоем месте, Холли, я бы настаивал на версии измены и предоставил бы другим, кому по силам с этим справиться, предложить вариант с припадком честности.
        Но находиться так близко к ней было опасно, и он это явно недооценил, понял Тео, попытавшись отстраниться от Холли. Сделать это оказалось гораздо сложнее, чем он думал. Похоже, он не до конца справился со своей слабостью.
        Тео решил использовать слабость в своих интересах. Положив руку на колонну рядом с Холли, он наклонил голову и вдохнул ее запах, позволив разбудить давно похороненные сладостные воспоминания и воскресить жажду обладать ею, такую же сильную, как прежде, и в то же время совершенно новую.
        Холли подняла руки. Чтобы оттолкнуть его? Но не смогла сделать это. Она просто держала их перед собой наподобие щита, словно боялась себя, а не его.
        «Хорошо, — подумал Тео. — Так и должно быть».
        —Efharisto, — прошептал он ей на ухо, волевым усилием удерживая себя от того, чтобы лизнуть его, почувствовать ее вкус. — В самом деле, Холли, я тебе очень благодарен.
        Тео выпрямился и испытал чувство глубокого удовлетворения при виде того, как начала подниматься и опускаться ее грудь, словно она только что пробежала марафон. Это лучше всяких слов сказало все, что ему нужно было знать. Влечение между ними по-прежнему существовало. Хорошо, что он удержал контроль над собой и не поддался пульсирующему в нем болезненному желанию.
        —За что? — выдохнула Холли глухим дрогнувшим голосом, и это тоже была победа Тео.
        —За все это. — Он снова засунул руки в карманы. — За твою ложь — что тогда, что сейчас. За махинации с номером для новобрачных и припадки предполагаемой совестливости.
        Тео повернулся и направился к входной двери, а не к лифтам.
        —Ты куда?
        Он никогда не брался играть роль хорошего человека, поэтому не стал бранить себя за мрачное удовлетворение, охватившее его в этот момент. Голос Холли — даже она не смогла бы изобразить это так искусно — выдал, что она озадачена и встревожена. Тео остановился, оглянулся. Вид у Холли был потерянный. Совсем как у ребенка. Ему это понравилось.
        Черт, да он ликовал!
        —Я пошел.
        —Куда? — снова спросила она.
        —Я не хочу с тобой ужинать, Холли, — стальным голосом ответил он, дополняя его жестким взглядом и ничуть не заботясь о том, что его может кто-то услышать. — Я не стал бы с тобой и пить. Ты хороша лишь в одном, но ведь я не имею понятия, где тебя носило, верно? Так что прошвырнусь-ка я по клубам.
        У Холли все плыло перед глазами.
        —Но…
        —Если хочешь сделать то же самое, я посоветовал бы тебе переодеться. Подбери что-нибудь, подходящее для вечеринки с коктейлем на Манхэттене и для гулянки на Ибице, — сладким голосом протянул он. — Сомневаюсь, что в таком виде, как сейчас, тебе удастся завлечь какого-нибудь туриста. А ведь ты предпочитаешь именно их.
        —Позволь мне убедиться, что я правильно тебя поняла. — Холли была бледна, и это Тео тоже нравилось. Он хотел причинить ей боль. И ей было больно. Ситуация вроде бы выровнялась — после стольких-то лет. — Я только что сказала, что нашу разлуку спровоцировала моя кошмарная ложь, и даже объяснила, почему я это сделала, а ты собираешься в ночной клуб, чтобы подцепить кого-нибудь?
        Тео улыбнулся с искренним удовольствием, в первый раз с тех пор, как к нему в кабинет вторглась секретарша и сообщила, что Холли хочет говорить с ним по видеосвязи. Это швырнуло его обратно в их запутанное прошлое, к которому он избегал возвращаться даже мысленно.
        Холли заслужила и не такое. Он наконец-то покончил с ней.
        —Ты совершенно правильно все поняла, — кивнул Тео. — Но не стоит хмуриться. Мне абсолютно все равно, чем ты занимаешься. Можешь даже пойти со мной и посмотреть, как я буду развлекаться.
        Холли стояла в лобби еще долго. Ее спина была прижата к мраморной колонне, холода которой она не чувствовала. Сердце с каждым ударом все глубже падало в какую-то бездонную пропасть, и она никак не могла выровнять дыхание, будто бежала целый день.
        Тео не вернулся. Как и четыре года назад, он за ней не пришел. Наверное, не стоило удивляться, тем не менее Холли не могла в это поверить и вспоминала, как закончился их разговор.
        Тео ждал ее ответа, а она продолжала молча смотреть на него, без единой мысли в голове, чувствуя, что сама превращается в камень. Его улыбка стала шире, и это задело Холли нестерпимо больно.
        —Как тебе будет угодно, — низким голосом учтиво произнес он. Это прозвучало как насмешка.
        Тео снова рассмеялся, после чего повернулся и зашагал прочь от нее, в теплую испанскую ночь.
        Холли понадобилась масса времени, чтобы признать тот факт, что Тео в самом деле ее оставил. Когда это произошло, и ей стало тяжело дышать, она сказала себе, что душившее ее чувство — это гнев. Праведное возмущение. Четыре года ей было плохо от того, как она обошлась с Тео, хотя на самом деле он был тем еще негодяем. Так о нем отзывались конкуренты, когда он расправлялся с ними.
        К тому времени, когда она вернулась в свой отель, в уютный «Харрингтон», расположенный в Готическом районе Барселоны, Холли исчерпала все средства, пытаясь убедить себя, что она злится из-за Тео. На самом деле она была зла на себя.
        —А что ты ожидала? — с горечью спросила она себя, направляясь к входной двери отеля и не отдавая себе отчета в том, что говорит достаточно громко.
        Швейцар удивленно поднял бровь, глядя на нее. Холли сдержанно улыбнулась и зашла внутрь.
        «Харрингтон» был меньше, чем «Чатсфилд» и походил скорее на небольшую, по-домашнему милую церквушку, нежели на строгий величественный собор. Ей сразу же стало комфортно в «Харрингтоне», когда она въехала сюда прошлым вечером, чего не было в роскошном «Чатсфилде» даже с Тео. Однако выкинуть из головы чертов номер для новобрачных Холли не могла. Она-то думала, это умный поступок. Способ продемонстрировать, что она держит Тео на крючке. Хотя, если честно, молодая женщина надеялась, что какое-нибудь отдаленное эхо проведенного вместе времени смягчит его.
        Но все стало только хуже.
        Мысли о Тео всколыхнули воспоминания о проведенном там вместе с ним месяце. Они захлестнули Холли, как волны во время шторма, мощные, несущие смерть и разрушение. Они разбередили раны, принесли боль, заставили ее снова желать Тео и напомнили об одиночестве. Она четыре года искала способ добиться встречи с ним, наконец сказала ему правду, однако все еще оставалась одна.
        Холли не знала, с чем связано растущее внутри давление, грозившее взорваться и разнести ее на куски в сдержанном и элегантном лобби «Харрингтона». Однако она хорошо понимала, что ей нужно поскорее спрятаться от посторонних глаз. В мире нет ни одного свободного от папарацци места. Не тогда, когда речь заходит о Тео, а ведь она по-прежнему носит его фамилию. Пока носит… Холли убеждала себя, что это еще один способ давить на Тео, но правда была очевидна, а посему можно было перестать притворяться хотя бы перед собой.
        Она оставила его имя, потому что не хотела его отпускать.
        «Имя Тео еще не означает, что ты принадлежишь ему, — произнес ей негромкий голос, снова напомнивший ей отца. Громкое рыдание едва не вырвалось у нее из горла прямо в ярко освещенном лобби. — Ты когда-то принадлежала. Но ты, малютка, решила побегать».
        Только сейчас, когда Холли очутилась в окружении обломков своего брака, ей пришло в голову, что она не знала, какова была жизнь Тео, как он провел эти годы.
        А она жила одна, скучая, и должна была бы с этим свыкнуться.
        Холли поднялась в свой уютный номер, устало разделась в спальне, положила платье на кровать, выдернула шпильки из прически и тряхнула головой. Тяжелая масса волос окутала ее. И только в этот момент у нее возникло ощущение, что дыхание выровнялось и стало легче дышать, а ужасное, грозящее задушить ее чувство ослабло.
        Хотя бы на мгновение.
        Взгляд на маленькие золотые часики на руке показал, что сейчас меньше чем половина одиннадцатого. Холли напомнила себе, что ее организму нужно восстановить силы, как бывало всегда, когда она совершала долгий, утомительный перелет из Техаса в Европу. Она позвонила в кухню отеля и заказала поздний ужин. Холли продолжала сваливать вину за то, что произошло, и за собственную неконтролируемую реакцию на Тео на изменение часовых поясов и на вино, которое она пила, ожидая его появления.
        «Завтра мне будет лучше», — внушала она себе. Холли поступала так всю жизнь: когда изо всех сил старалась помочь отцу сохранить их старое ранчо, хотя само по себе оно не представляло ценности; когда она наконец признала тот факт, что ее мать, сбежавшая со звездой родео средней величины, когда ей было шесть лет, не собирается возвращаться и загладить свою вину.
        Она точно так же убеждала себя в первые дни после того, как оставила Тео и покинула Грецию, думая, что это ее убьет, — настолько невыносимой была терзавшая женщину боль. И пусть новый день не слишком смягчал эту боль, Холли, стиснув зубы, ждала, что когда-нибудь облегчение наступит. Правило жизни, которое она для себя вывела, в том и заключалось: держаться и верить, что когда-нибудь станет лучше, пусть даже для этого необходимо подождать.
        Почему бы этому правилу не сработать и сейчас?
        Холли съела изысканный ужин, который ей принесли, сидя на маленьком балконе, окруженная магией ночной Барселоны. Жизнь и ритм этого города ощущались и ночью. Она даже могла сказать, какой у них вкус. Холли закрыла глаза, откинула голову назад и позволила городу заключить ее в невидимые объятия. Отведав восхитительные блюда местной кухни, чей вкус не могли заглушить даже потрясения сегодняшнего дня, она опустилась в роскошную ванну на ножках в виде когтистых лап и позволила себе лежать в ней, пока не вернулось некое подобие спокойствия, а кожа не сморщилась от влаги.
        Было уже за полночь, когда Холли расчесала волосы, втерла крем в тело и заползла в постель, уверенная, что она провалится в сон, стоит ее голове опуститься на подушку.
        Но этого не случилось. Она лежала на удобной кровати, бездумно глядя в потолок.
        Тео здесь. В этом городе.
        Не с ней.
        В каком-нибудь баре, в окружении жарких испанских красавиц, пылая яростью, как и четыре года назад.
        Это было невыносимо.
        Холли встала до того, как поняла, что делает. Перетряхнув гардероб, она остановила свой выбор на короткой юбке и впечатляющей паре туфель на танкетке с ремешками, обвивающими голени, отчего ее ноги казались бесконечными. Молодая женщина накинула прозрачный откровенный топ, который обычно надевала только на пляж. Проведя по волосам пальцами, Холли позволила им лечь густыми волнами, нанесла тени на веки, придав себе загадочный вид. Закончив приводить себя в порядок, она стала больше похожа на странствующую полуцыганку, какой была далекие четыре года назад, нежели на элегантную даму из высшего общества.
        Холли сказала себе, что это просто случайность.
        Но в глубине души она знала, чем это можно объяснить. В животе и даже ниже ей было по-прежнему жарко, там полыхал огонь страсти.
        Холли нашла Тео в третьем по счету клубе. Был уже третий час, но ночная жизнь любого большого города в это время только начинается, и Барселона не была исключением. Клуб находился возле воды. Она обошла несколько ВИП-кабинок, прежде чем услышала смех, который было невозможно не узнать. Он раздавался где-то за группой полуодетых молодых девиц, исполняющих весьма провокационный танец.
        А может, ей только показалось? Холли оглядела тускло освещенную кабинку и не увидела Тео. Там были красивые люди, танцующие, беззаботные и беспечные, и в глубине души она порадовалась, что Тео там нет. У Холли возникло желание поддаться музыкальному ритму и позволить этим людям увлечь ее в такое место, где боль притупилась бы. Туда, где все перестало бы иметь значение, кроме музыки и танцев. Туда, где все непринужденно, просто и понятно…
        Неожиданно люди в ВИП-кабине раздвинулись, и она увидела его.
        Тео.
        На нем по-прежнему был темный костюм, и он выглядел даже лучше. Волосы Тео были взъерошены, его лицо и тело говорили о ленивой расслабленности, которую она так хорошо помнила по Санторини. Он стоял, прислонившись плечом к стене, на его полных губах блуждала слабая улыбка, когда он смотрел на гибкую шикарную брюнетку, исполняющую перед ним — и для него — эротический танец.
        Воздух между ними искрил от сексуального напряжения. Он заставлял думать о ночи, наполненной жаркими объятиями и стонами.
        Это был ночной кошмар Холли, который теперь разворачивался у нее на глазах.
        А затем Тео увидел ее… Взгляд его темных глаз стал пристальным.
        Тео словно превратился в камень. Выражение его лица мгновенно изменилось. От ленивой расслабленности и мужского одобрения с намеком на сексуальную заинтересованность не осталось и следа. Лицо мужчины превратилось в дышащую откровенной яростью маску, вызывая у Холли желание развернуться и бегом броситься к себе, в постель, которую не стоило покидать. Поэтому она сама не поняла, откуда взялась смелость, заставившая ее шагнуть к нему. Какой дьявол толкнул ее на это?
        «Легко быть смелой, когда нечего терять», — раздался в ее голове голос отца, хотя, честно говоря, сам он редко когда следовал своему совету.
        —Начала охоту на свежую добычу? — зловещим тоном поинтересовался Тео, когда она подошла достаточно близко.
        Но Холли почувствовала жажду крови и лишь рассмеялась в ответ. Ревизию всех ран, которые он нанесет ей, она проведет позже, когда будет известно, чем это закончится.
        —Возможно, тебе придется немного изменить значение слова «шлюха». — Она мило улыбнулась, когда брюнетка метнулась к Тео и вцепилась в его руку. — Потому как мне думается, что именно ты отвечаешь всем требованиям, mi querido esposo.
        Последнее Холли произнесла ради девицы по-испански, использовав скудные познания в этом языке.
        Мой дорогой муж.
        Глава 5
        Девица, как Холли и рассчитывала, побледнела и выпустила руку Тео. Его глаза полыхали огнем ярости, а затем в них заискрилось предупреждение, которое она не собиралась принимать в расчет. Барселона уже проникла ей в кровь, и у Холли появилось невероятное ощущение, что она слилась с ночью, прониклась ее безрассудством и сладострастием, готовностью на все, что только возможно под покровом темноты.
        Этому способствовало и то, что она видела выражение лица Тео, с которым он смотрел на других женщин. Когда-то он утверждал, что может так смотреть только на нее. Оказывается, она была не единственной, кто лгал, поняла Холли. Но между ее ложью и его была огромная разница. Ложь Тео была типичной, такой обычно пользуются любовники. А ее ложь была вызвана желанием сохранить свое «я».
        —Раз уж я твой муж, — заговорил Тео, — должен ли я предположить, что этот наряд бешеной девчонки предназначен для меня? — Бушевавшая в нем ярость заставляла его глаза сверкать, рот мужчины скривился, но даже сейчас — боже, помоги ей! — Холли жаждала прильнуть к его губам. — Я чувствую, как меня захлестывает ностальгия. — Он протянул руку, пропустил прядь ее волос между пальцами и нежно потянул — о, так нежно… Это сразу воскресило в ней рой воспоминаний. Трение кожи о кожу… Он сливается с ней… — Впрочем, разумеется, твоя способность одеваться, соответствуя роли, доказывает мою точку зрения, разве нет?
        —Прошу прощения, — произнесла Холли, даже не стараясь придать голосу извинительные нотки. Тео опустил руку, позволяя ее волосам упасть. Казалось, он только в эту минуту понял, что делает. — Прости, что испортила твой грандиозный ночной рейд по местным клубам, появившись так некстати.
        —Мой ночной рейд? Отнюдь. — Его голос звучал мрачно, он обрушился на нее, как порыв ветра, заглушив музыку. От Тео веяло соблазном, от которого нет спасения. В ней воскресли чувства, о которых она давно забыла. — Но что касается моей сломанной жизни — очень может быть.
        —У каждого свой талант, — ответила Холли, словно они флиртовали друг с другом. Словно больше ничего не существовало — только беззвучный разговор их сердец под звуки музыки и жадное, пристальное внимание, написанное на лице Тео. — Каким обладаешь ты, не считая способности уболтать любую женщину и затащить ее в постель? Насколько я помню, ты утверждал, что перерос это.
        —Ты, должно быть, шутишь. Или действительно спятила. Что предпочитаешь?
        —Да ладно, мне не привыкать.
        Холли чуть приподняла подбородок, и только сейчас до нее дошло, что она стоит слишком близко к Тео и бурлящие в ней чувства вовсе не связаны с музыкой, толпой или с выбросом адреналина. Они связаны с прошлым. И самым сильным из них было всепоглощающее желание, которое Тео в ней вызывал. Осознание этого привело Холли в ярость, сопоставимую с его яростью.
        Пальцы Тео обвили ее руку, и что-то в ней возликовало. Холли было не важно, что это может быть опасно. Женщина не обращала внимания на то, что его прикосновение нельзя было назвать вежливым. Тео потащил ее через толпу, и легко можно было предположить, что он собирается выкинуть Холли за дверь. Она позволяла ему так обращаться с ней просто потому, что, похоже, ничего не могла с собой поделать, когда Тео касался ее. И так было всегда. Холли было все равно, что такая вспышка явно не может закончиться ничем хорошим, и что в ее интересах было бы лучше остаться в «Харрингтоне» и попытаться уснуть. А утром, с новыми силами, возобновить схватку.
        Тео подвел ее к алькову, о существовании которого она не догадывалась. Втолкнув женщину внутрь, он вошел сам и ногой захлопнул дверь.
        Они оказались в небольшой стеклянной кабинке, вдававшейся в танцпол. Тео и Холли находились среди толпы и в то же время были скрыты от нее. Стекла вибрировали в такт оглушительной музыке, и это порождало сумасшедшее биение сердца женщины и сладостную пульсацию между ее бедер. Тео встал позади Холли и прижался к ее спине в немой угрозе.
        А может, это было зловещее, головокружительное обещание, а вовсе не угроза. В любом случае Холли обнаружила, что не может дышать. Более того, не хочет.
        —Ты за этим сюда пришла?! — низким, похожим на утробное рычание голосом пророкотал Тео. Она затрепетала, ощущая прикосновение его широкой груди и плоского живота. От Тео ее отделяла лишь тонкая ткань юбки. Холли стало жарко, кожа горела. — В тебе проснулась ревность после стольких лет безразличия? Или, может, ты хотела бы занять ее место?
        —Ты хоть знаешь, как ее зовут?
        Еще один рык, и тело Тео превратилось в камень, пышущий жаром и прижатый к ее спине. Его руки легли на бедра Холли, словно он по-прежнему имел на это право. Она прижала ладони к стеклу перед собой, словно собиралась впитать в себя пьянящий ритм неодолимого соблазна, который таила в себе атмосфера этого места. В один момент все стало неизбежно, а безрассудство показалось естественным. Холли поняла: она не может сделать то, что должна, чего требует от нее инстинкт самосохранения.
        Правда заключалась в том, что она не хотела останавливать Тео.
        —Разве из этого когда-нибудь выходило что-то хорошее? — пробормотал Тео, но и он, судя по всему, тоже находился во власти неминуемого.
        Его горячие губы прижались к ее шее — жадные, твердые, настойчивые, соблазняющие, от них, как и от музыки, не было спасения. И Холли словно выкинуло из земной орбиты, как происходило всегда, стоило Тео ее коснуться. Ее тело до сих пор принадлежало ему, только ему одному. Оно сотрясалось в экстазе. Вроде бы прошло всего несколько секунд после того, как он ласкал ее тело, а не несколько долгих одиноких лет. Ее груди потяжелели и заныли, когда руки Тео ловко скользнули под ее воздушную юбку. Руки его были обжигающе горячими по сравнению с теплым животом женщины. Затем его ладони обхватили груди Холли, задев напрягшиеся соски.
        Продолжая ласкать ее грудь одной рукой, дразня ставший тугим, как готовый распуститься бутон, сосок, погружая Холли в мучительно-сладостную пытку, другую руку Тео направил вниз. Одновременно он впитывал в себя вкус ее тела, проложив влажную дорожку от чувствительного места за ухом, вдоль шеи, до плеча и обратно. Холли ничего не предпринимала, позволяя ему делать с ней все, что он захочет.
        Она упивалась этим. Жаждала Тео, словно между ними существовало только это. Простое и неоспоримое. Заставляющее покориться.
        То, что соединяло их, заключалось в этом пылающем диком огне, обжигавшем Холли, воспламеняющем ее тело, заставляя ее тянуться к Тео.
        —О да, ты уже горишь, — выдохнул Тео ей в ухо, когда его ладонь легла на заветный треугольник между бедер, впитывая в себя избыток вырывающегося из ее тела жидкого пламени.
        Спина Холли изогнулась помимо ее воли, толкая груди вверх. Голова женщины упала на его твердое плечо.
        —Будешь ли ты такой, как я помню? Спустя все эти годы? Дикой и готовой принять меня, неважно где, когда и как?
        Тео не стал ждать ответа. Или он знал, что она не способна говорить в эту минуту? Что ее голос затерялся среди музыки и колдовских темных чар, которыми он ее опутал? Что она способна только дрожать, пока он удерживает ее у грани, которая открывает путь в мир, где тело поет гимн восторга?
        Холли допускала, что да. Конечно да.
        Рука Тео немного сместилась, его пальцы нырнули за край ее трусиков, и их сразу же лизнул первый язычок горевшего в женщине огня. Затем его пальцы проникли глубже и оказались словно в жерле вулкана…
        Это было, как взрыв. Холли содрогнулась, с ее губ сорвалось его имя. Она обмякла в руках Тео, а он продолжал держать ее, ожидая, когда она снова сможет дышать.
        —Тебе это определенно понравилось, Холли, — холодно произнес он, и его голос ударил ее наотмашь. — Ты все такая же. Ты затеяла какую-то игру или в самом деле готова раздвинуть ноги перед первым встречным?
        Холли мгновенно замерла, что, несомненно, и было его целью. Она дернулась, пытаясь отодвинуться от Тео. Экстаз, который она только что испытала, превратился в удавку ужаса на горле. Чувствуя, что слезы готовы брызнуть из глаз, молодая женщина поправила одежду и повернулась к нему, прижавшись спиной к вибрирующему стеклу. Тео возвышался над ней, словно скала. Каким-то образом ей удалось сдержаться.
        Но вот заставить Тео исчезнуть она была не в силах. Не говоря уже о том, чтобы забыть прошлое.
        В кабинке было довольно тесно. Тео не шевелился. Он выглядел огромным и смертельно опасным. Он наблюдал за Холли, и на его красивом лице не было даже тени извинения.
        Разве она должна была вспыхнуть снова? Разве она не должна была прийти в ужас? Но с Тео все было не так легко и просто. Невозможно не брать в расчет реакцию, которую он в ней вызывал. Ее тело не волновало, что он говорит. Оно по-прежнему испытывало чувственный голод. И сейчас голод был даже сильнее, чем раньше.
        —Прекрати! — вырвалось у нее.
        Тео и бровью не повел.
        Его глаза не отрываясь смотрели на нее, а горевшее в них темное пламя, выдававшее его ярость, удерживало Холли на месте, пригвоздив ее к полу.
        —Я же сказала тебе, — сумела выдавить она, почти не слыша свой голос из-за оглушительного, сумасшедшего биения сердца. — Я никогда не была тебе неверна. Никогда! Я обманула тебя, заявив, что у меня был любовник. Что я должна сделать, чтобы доказать это?
        Тео округлил глаза, и это было слишком. Эмоции и пылающий в ней пожар сделали Холли слабой. Она чувствовала, как слезы текут из глаз, и ненавидела себя за это. Ей казалось, что ее душу вывернули наизнанку, а сердце вырвали из груди и разбили. Но хуже всего было то, что ее тело все еще помнило ласки Тео, а на коже горели невидимые клейма, оставленные его ртом и руками. Одного чувственного экстаза было недостаточно, чтобы насытить ее.
        Никогда и ничего не было достаточно. В этом-то и заключалась проблема.
        —Я говорю правду! — воскликнула Холли.
        Она ощутила очередную вспышку его ярости, как нечто осязаемое, хотя на лице Тео не дернулся ни один мускул. Когда же он пошевелился, женщина услышала свой слабый вскрик, в котором сплелись паника и тоска. Тео шагнул к ней, взял ее за подбородок и поднял лицо вверх, словно собирался поцеловать, однако она была уверена, что поцелуя ей следует ожидать меньше всего.
        —Я поверил тебе, Холли, — процедил Тео сквозь зубы, и ярость его стала больше похожа на скорбь. Это испугало ее. — Тогда. И я спросил себя: почему я должен свято блюсти свадебные обеты, когда ты осквернила их неизвестно сколько раз? Без сомнения, измен было больше, чем ты осмеливаешься признать.
        —Я пытаюсь достучаться до тебя. Я не…
        —Полагаю, это одна из тех твоих игр, от которых тошнит и в которых нет победителя. Знай, как только ты рассказала мне о своей неверности, я понял, что у меня нет причин придерживаться данных мною клятв.
        Холли отказывалась его понять. Ее кровь начала леденеть в жилах. Жар тела уступал место мертвецкому холоду, которым веяло из пустоты, вдруг образовавшейся в ее груди.
        —Тео… — Ее голос был едва слышен. — Я никогда не нарушала свои клятвы.
        Мгновение его глаза ничего не выражали, потом в них засветилась бескомпромиссная непримиримость. Они почернели до такой степени, что у Холли болезненно сжалось сердце.
        Тео продолжал смотреть на нее.
        —К сожалению, Холли, я этого не знал. Поэтому нарушил.
        - ? ?
        Когда она метнулась мимо него, как тень, к двери, чтобы смешаться с толпой, Тео позволил ей это сделать.
        Он твердил себе, что хочет, чтобы Холли ушла. Он с самого начала не хотел встречаться с ней — это была ее идея, ее инициатива. Она ему угрожала. Поэтому пусть бежит. Пусть делает все, что хочет. Пусть исчезает в клубной толпе, возвращается в свою новую жизнь без него. Он никогда не поверит, что на ее репутации не было ни единого пятнышка. Пусть возвращается к тому дьяволу, от которого пришла вместе с новой порцией разрушительной лжи, приносящей боль, и не показывает ему больше свои огромные, полные муки глаза, которые продолжают стоять перед его мысленным взором.
        Эти глаза… Словно голубые осколки… И в этот раз он — причина того, что они разлетелись.
        Нет никаких причин, по которым он должен ей верить, напомнил себе Тео, глядя из-под насупленных бровей на танцевальную площадку. Но он видел перед собой только перекошенное лицо Холли, по щекам которой бежали слезы. Эта ночь была не чем иным, как спектаклем, который она решила поставить, исходя из собственных интересов, и ничего более, включая лепестки роз на полу в его номере и ее нелепый прозрачный наряд. Увидев его, Тео преисполнился жаждой убийства. И в любом случае он не верил ни одному ее слову. Ни одному чертову слову, которое срывалось с ее лживых губ.
        Но ее вкус продолжал жить в его рту — сладкий и дурманящий, как никогда. У Тео появилось ощущение, что его плечи придавила скала, но он твердо сказал себе, что не желает знать, с чем это связано.
        Нет, Тео понимал, что допустил серьезный просчет. Это было неприятно. Ему ни в коем случае нельзя было дотрагиваться до Холли. Он быстро осознал, что воспоминания о ней были лишь бледным и неясным отражением живой Холли. Ее воспламеняющего кровь жаркого податливого тела. Ее запаха, нежного и женственного. Ее криков и стонов, когда она, забыв обо всем, билась в его руках.
        Тео яростно прошипел грубое ругательство по-гречески, а затем врезал кулаком по стене.
        Он думал о ее ярко блестевших от слез глазах. Слезы обязаны были быть наигранными, но казались самыми настоящими. Выражение ее лица было как у человека, убитого горем, что невозможно сыграть даже такой искусной актрисе, как она.
        Последовал второй удар.
        —Сволочь! — прорычал Тео.
        Он был в ярости, потому что всегда вел себя как безмозглый тупица, если речь шла об этой женщине. Он устремился вслед за Холли, уговаривая себя, что это вызвано исключительно инстинктом самосохранения.
        Тео убеждал себя в этом, прокладывая путь в пребывающей в экстазе толпе и выходя на улицу. Теплый ночной воздух обволакивал его, вызывая невольные воспоминания о ее прижатом к нему теле. Непозволительно с его стороны позволить своей заблудшей женушке вляпаться в какую-нибудь передрягу, не говоря уже о том, что не стоит снабжать свежей пищей таблоиды. Пока Холли носит его имя, мысленно читал себе лекцию Тео, он несет за нее ответственность.
        Он практически преисполнился набожного благочестия — что совсем не шло мужчине с его характером, — когда краем глаза уловил какое-то движение дальше по улице. Плавные линии фигуры и чуть потяжелевшая походка, которую он узнал бы в любом месте, мелькнули в свете уличных фонарей, чтобы почти сразу исчезнуть в зовущей тьме.
        Тео нагнал Холли, когда она повернула к пляжу и направилась к темным водам бухты.
        —Холли, стой! — властно окликнул он и заметил, как при звуке его голоса по ее спине прокатилась дрожь.
        По его спине — тоже, но Тео отмахнулся от этого.
        У него не было выбора: либо отмахнуться, либо обезуметь.
        Холли шла со склоненной головой, ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам, чего он не видел уже несколько лет. Тео был заворожен этим шелковистым покрывалом, и не сразу заметил, что она сжала кулаки.
        Холли остановилась, слегка покачиваясь, словно была лишена воли. Он не мог сказать, кого ненавидит больше: Холли за то, что благодаря ей все непоправимо запуталось, или себя за свое неодолимое влечение к ней. Даже сейчас Тео тянулся к сбежавшей жене. Даже на темной барселонской улице, когда он не знал, чему верить.
        И что чувствовать. Тео немедленно прогнал эту мысль. Он боялся, что знает, какие чувства испытывает. Но, черт побери, он отказывается им потворствовать!
        —Собираешься броситься в море?
        Его голос звучал беспечно и агрессивно одновременно. Но вряд ли Тео был способен остановить себя. Рука, которой он проверял прочность стены в клубе, слегка побаливала, и он не хотел вдаваться в анализ бурлящего в нем вулкана мыслей и чувств. Но что, если Холли в самом деле для разнообразия сказала правду? Если она действительно не изменила ему четыре года назад?..
        —Если так, это будет выглядеть по-театральному драматично. Впрочем, газетам будет чем заполнить свои страницы, — добавил он.
        —А тебе не все равно? — спросила Холли, и голос ее звучал глухо.
        Тео мгновенно стало стыдно, и он разозлился на себя за то, что стал причиной ее боли.
        Словно она имеет право испытывать боль.
        Ему безумно хотелось трясти Холли до тех пор, пока он не начнет ее понимать, пока она не прекратит играть очередную роль и станет настоящей. Тео хотелось вывести ее на чистую воду каким угодно способом, на этой темной улице, всего в нескольких минутах ходьбы от полуночной магии клубов Барселоны. Однако он, похоже, был способен только на то, чтобы снова и снова вспоминать свою жестокость, которая не могла стереть вкус Холли с его губ и тем более избавить его от давившей на плечи глыбы, грозившей раздавить.
        Боже, как Тео себя ненавидел… Некоторое время назад, в лобби «Чатсфилда» он почувствовал себя свободным, но чувство свободы оказалось недолговечным. В клубе его снова охватила ярость, когда он увидел стоящую в ВИП-кабинке Холли. Для него уже не было новым ощущение в клочья изорванной души, какого-то темного и мечущегося в нем, подобно запертому в клетке зверю, чувства. Тем не менее он это в себе ненавидел.
        Вдруг Холли повернулась к нему, и земля словно ушла у него из-под ног, а мир пошатнулся. Она была как неживая. Убитая. Сломленная. Остатки спокойствия, которыми Тео еще обладал, исчезли, а внутри образовалась пустота. Он точно знал, что Холли чувствует в эту минуту, потому что чувствовал то же самое.
        —Не смей на меня так смотреть, Холли! — Тео произнес это с нескрываемой агрессией и яростью, он даже не пытался их смягчить. — Ты сама это сделала. Не я.
        Он не будет чувствовать себя виноватым. Не желает. Но Тео понимал, что именно вина словно вдавливает его в асфальт, хочет он того или нет. Вина была как голодное чудовище, готовое растерзать его, она не подчинялась голосу разума. Вина, к которой примешивались острое чувство горечи, сожаления и потери. А вкус кожи Холли, по-прежнему ощущавшийся на языке, все только усугублял.
        И почва стремительно убегала у него из-под ног.
        —Ты снова выиграл, Тео. — Теперь голос ее звучал иначе. Это был не голос свергнутой с престола королевы, выступающей на благотворительном вечере, не голос открытой и жизнерадостной девушки, на которой он женился. Этот голос принадлежал усталой, сломленной женщине. — Наконец твой удар достиг цели. Ура-ура-ура. Ты ждешь, чтобы я тебя поздравила?
        —А на что ты рассчитывала? — поинтересовался Тео, позволяя своим эмоциям выплеснуться.
        Впервые за много лет ему было все равно, что их кто-нибудь увидит или услышит. Черт, да ему было абсолютно наплевать, если бы их разговор украсил какую-нибудь падкую на дешевые сенсации газетенку и продемонстрировал миру грязное белье их брака. Ему было наплевать на все, кроме желания избавиться от давящего на него груза. Тео отказывался признать, что это была его вина.
        Он не позволит вине проложить путь в его душу.
        Потому что это означает поверить Холли.
        —Я ни в чем тебя не обвиняла, Тео. — Ее слова были для него как пули, они пробивали кожу и ранили. — Я не называла тебя шлюхой. Я не сказала о тебе ни одного плохого слова.
        Ну, не мог он позволить себе ей поверить, не мог! Конечно же это одна из ее очередных игр. «Тогда что ты здесь делаешь и споришь с ней? — задал резонный вопрос негромкий голос в его голове. — Если ты в самом деле уверен, что это очередная ложь, зачем стоило себя утруждать и идти за ней?»
        Тео свел брови вместе.
        —Если ты дорожила нашим браком, если наши клятвы для тебя что-то значили, почему ты стала изощряться, чтобы убедить меня в обратном?
        —И как я изощрялась? — спросила Холли, удивив его тем, что ее глаза сверкнули, а в неживом голосе прозвучали стальные нотки. — Я сказала тебе, что я сделала, и ты моментально в это поверил. Моментально! Ты даже не потребовал доказательств. Словно, узнав о моей измене, ты получил подтверждение сделанным заранее выводам.
        —Да-да, производить коренной пересмотр исторических событий — мое любимое занятие.
        Холли как будто не заметила его колкости, хотя слегка приподняла треугольный подбородок, а в ее прекрасных глазах заискрился прежний темперамент.
        —Ты был моим первым мужчиной. До встречи с тобой я ни с кем не спала. Однако ты счел вполне достоверным тот факт, что спустя полгода я на одну ночь прыгнула в постель к некоему туристу, чье имя даже не потрудилась запомнить.
        —Потому что ты сама сказала мне об этом, — процедил Тео, борясь со все сильнее давившей на него тяжестью. — И я не принадлежал к тому типу патологических ревнивцев, которые обвиняют женщину в разврате, стоит ей только пройтись по улице. Мне даже в голову не могло прийти, что ты способна меня предать.
        —Я знаю. — В голосе Холли сплелись воедино осуждение, боль и что-то еще, чему Тео не хотел искать определение. Однако избежать ее взгляда было невозможно. И это было еще хуже. — Мы с тобой были неразделимы, любили друг друга и много времени проводили в постели. И все же ты сразу поверил, без каких-либо вопросов, отрицая все то, что обо мне знал. Неужели у меня были время и силы, чтобы прошмыгнуть в бар, полный туристов, и подцепить парня, чтобы по-быстрому перепихнуться с ним за каким-нибудь кустом?
        —Но ты сама сказала!
        Холли вздрогнула, как от раската грома, раздавшегося прямо над ее головой. Но кто из них двоих был штормом? Тео знал только одно: от него нет спасения.
        —Что ж, значит, я самая великая лгунья на свете, — прошептала она, и ее голубые глаза почернели от муки. Муки, пропади все пропадом! Тео был не в силах сбросить непосильный груз. Он придавил его. Раскатал по асфальту. — Я обманула пресытившегося жизнью циника, каким ты был, когда мы познакомились. Впрочем, может, поэтому мне и удалось убедить тебя так легко. — Она рассмеялась, и для Тео все стало еще ужаснее, хотя это казалось невозможным. — Ты поверил в то, что я шлюха, и с готовностью вернулся к прежнему образу жизни. Разве это не пример двойного стандарта?
        —Не навешивай на меня всех собак! — прорычал Тео, едва отдавая себе отчет в том, что он надвинулся на нее и что его руки снова легли ей на плечи. Холли была вынуждена встать на цыпочки, и он привлек ее к себе ближе, чем диктовал здравый смысл. Аромат ванили и слабый мускусный запах опьянили мужчину, стоило ему сделать вдох. — Ты солгала мне по собственному желанию, Холли. Разве ты сделала это под дулом пистолета? Тебя кто-то заставил? Злодей, прячущийся в тени, который угрожал тебе и велел разрушить наш брак и сбежать?
        —Никакого злодея не было! — выкрикнула Холли. — Только муж, который не пожелал вернуть себе то, что ему принадлежит.
        Она сбросила его руки. Тео позволил ей это сделать, потому что так было мудрее, а не потому, что он хотел. Ладони его горели от прикосновения к ее коже. Холли, спотыкаясь, шагнула назад, и вид при этом у нее был слегка оглушенный. Затем ее глаза сузились.
        —Спрашиваю исключительно из любопытства: сколько ты ждал, прежде чем снова начать укладывать женщин в постель? — Ее голос был резким, но взгляд оставался неподвижным. — Пять минут? А может, ты выждал целую ночь после того, как я ушла — из уважения ко мне?
        Глава 6
        —Холли, я любил тебя, — с силой произнес Тео. В этом и заключалась проблема. В этом как раз и был весь смысл, а Холли все искажала и выставляла его в самом черном свете. — А ты меня уничтожила.
        —Если бы это было правдой, Тео… — прошептала молодая женщина. Интересно, что она имеет в виду: что он любил ее или что она его уничтожила? А может, и то и другое? — Прежде всего, я должна была понять, каков ты на самом деле.
        Холли издала какой-то неопределенный звук: то ли мычание, то ли всхлип. Она отступила на шаг, потом еще на шаг, обхватила себя руками, словно ей было холодно, хотя ночь была теплой. И в эту секунду сжигавшее Тео пламя ярости вдруг погасло, превратившись в остывающий пепел. Нет, еще не погасло, но горело не так ярко. Тео ощутил бесконечную усталость и опустошение. Он был жив и словно умер — точно так же он чувствовал себя четыре года назад, когда поверил, что Холли его предала.
        Но сильнее всего была тоска.
        Тогда Тео понял, что сейчас он в самом деле поверил ей, хотя и поклялся, что этого не допустит. Он провел рукой по волосам и судорожно втянул в себя воздух. Холли отступила еще на шаг.
        —Ты и сейчас сбежишь? — спросил он мягким, как ночь, голосом, и таким же темным. Чернильно-темным и смертоносным.
        —Я… — Но закончить Холли не смогла.
        Поэтому Тео сделал это за нее.
        —Разве не этим ты занимаешься? — Тео чувствовал, что сам на себя не похож. Он стал существом, в которое превратила его она. Из-за нее он стал таким же, как его отец, который разбрасывался обещаниями, постоянно тасуя их по степени важности, чтобы в конце концов не выполнить большую часть. Другими словами, Тео превратился в собственный ночной кошмар. Но сейчас он сосредоточился на Холли, а не на своих ощущениях. — Когда тяжело, когда ситуация накаляется до предела, ты ищешь отговорки или лжешь, после чего делаешь ноги, оставляя после себя развалины. — Он пожал плечами. — Почему сейчас что-то должно пойти иначе?
        Холли была ни жива ни мертва. Ей хотелось впасть в состояние, похожее на забвение, потому что так было бы намного легче.
        —Никуда сбегать я не собираюсь, — с жаром возразила она.
        Но ей пришлось напрячься, чтобы не отойти еще дальше от Тео, подальше от этого выражения его лица. Холли было ненавистно сознавать, что Тео способен читать ее как открытую книгу. Это делало ее уязвимой.
        Точнее, еще более уязвимой, чем до этого.
        Они стояли в темноте, и секунды казались вечностью. Из клубов доносилась музыка — басы, барабаны сливались в какую-то дикую мелодию, к которой примешивался рокот волн. Море было перед ними, но они словно находились на противоположных берегах.
        —Сколько их было? — спросила Холли, чувствуя, что ей становится плохо. Жалкий вопрос, она знала это, но ничего не могла с собой поделать. Даже заставить себя молчать. — Со сколькими женщинами ты переспал? Сколько раз ты мстил мне?
        —Я не собираюсь отвечать. — Голос Тео вибрировал в темноте ночи. В нем смешались страх, ярость и гордость — все сразу. — Ты не можешь претендовать на какие-либо моральные устои, Холли. Это не тебя ввели в заблуждение.
        —Однако я была верна тебе.
        Тео издал низкое рычание.
        —Одно с другим не связано. Ты ушла. Ты бросила мне в лицо слова о своей неверности, пусть даже это была ложь, а затем ушла.
        —Да, поэтому ты поспешил тоже стать неверным, чтобы не отставать от меня, — с горечью подхватила Холли.
        Тео пошевелился, и у нее сложилось впечатление, что он с трудом держит себя в руках.
        —А что, ты думала, должно было произойти дальше? Мне полагалось стать святым, монахом, ожидая наступления сегодняшнего дня, на который у меня не было причин надеяться? — Он издал какой-то звук, который можно было бы принять за смех, если бы в нем не слышалась боль. Холи ощутила пустоту в душе. — Неужели ты действительно столь наивна?
        Она понимала, что несправедлива к нему. Хуже того, она запустила весь этот механизм сама, когда солгала. И ответственность за то, что произошло потом, тоже лежит на ней. Но как тяжело это принять…
        —Ты никогда не требовал развода, — беспомощно напомнила ему Холли спустя мгновение после того, как шум в ушах стих, зато закружилась голова. — Я думала…
        Не следовало ей это говорить, поэтому она не удивилась, когда Тео вновь обуяла ярость, туго натянувшая кожу на его скулах и заставившая глаза сверкать.
        —Это что-то вроде извращенного флирта? Ты считала, что я, поверив, что ты наставила мне рога, должен был надеяться вернуть тебя, предоставив тебе беспрепятственный доступ к банковскому счету, а во всем остальном был обязан проявлять абсолютное безразличие?
        —Это ты научил меня играть во все эти игры! — яростно выкрикнула Холли, будучи не в состоянии разбираться, справедливо это или нет. Ты мог бы поехать следом за мной, но ты предпочел откупиться. Не смей обвинять меня в том, что я разрушила наш брак. Ты пальцем о палец не ударил, чтобы попытаться его спасти. Ты сразу же начал искать утешения с другими, стоило мне уехать!
        —Довольно.
        Такую интонацию Холли слышала впервые. Резкую и вместе с тем властную, напоминающую о том, каким человеком стал Тео за эти годы. Каких высот он достиг в отцовской компании и как в процессе этого стал достойным сыном достойного отца. Ее снова затрясло. Она несколько раз потерла ладони друг о друга, чтобы согреться. Тео стоял, сжав губы.
        —Тео…
        Но Холли не знала, что говорить.
        —Я сказал достаточно. — Преодолев разделявшее их расстояние, он взял ее за руку. Когда она машинально попыталась высвободиться, его пальцы только сжались. С губ женщины сорвался удивленный вздох. — У тебя два варианта: пойти самой, или я потащу тебя на буксире, agapi mou. В моем теперешнем настроении мне все равно, что ты выберешь.
        Холли нашла в себе силы последовать за ним на подкашивающихся ногах.
        Тео продолжал крепко сжимать ее руку. Она сказала себе, что это ничего не значит. После нее эти руки обнимали бессчетное количество женщин, может, и сегодня вечером тоже — до того, как она нашла Тео. Если ему известны такие укромные местечки, как тот альков, значит, он уже использовал их по назначению, разве что не с ней.
        От осознания этого к ее горлу подступила тошнота.
        Все ее вина. Она сама создала такую ситуацию, она одна. Холли очень хорошо помнила, в какого человека превратился ее отец, как сломило его то, что мать их покинула, хотя он ни разу не пытался отправиться за ней. Она приписала себе такой же грех и в ответ получила такую же реакцию. Она все сделала сама.
        Но понимание только ухудшало все. Или, может, это заставляло ее ненавидеть саму себя? Впившиеся в ее предплечье пальцы Тео не помогали успокоиться и разобраться в случившемся.
        —Я могу взять такси, — сказала Холли, когда до нее дошло, что Тео идет к своей машине, возле которой стоит шофер.
        Она чуть не проглотила язык, когда Тео повернулся и испепелил ее взглядом.
        Наверное, сейчас лучше всего сесть в машину, а потом сообщить водителю, где она остановилась. Ни к чему начинать спор или пытаться скрыть название отеля.
        —Тео, — снова начала Холли, когда они отъехали от тротуара. — Я хочу попытаться…
        —Моя мать умерла, когда мне было всего двенадцать лет, — спокойно произнес Тео, не дав ей договорить.
        Холли не поняла, что означает внезапная смена темы.
        Тео сидел рядом с ней, но казалось, что их разделяют миры. Его тренированное тело в элегантной одежде было напряжено. Гнев исходил от мужчины почти осязаемыми волнами. Его взгляд был устремлен в окно, но Холли понимала, что он разговаривает не с собой, а с ней.
        —Я знаю, — негромко произнесла она. — Мне очень жаль.
        —Фраза, которую уместно пробормотать в таких случаях, — кивнул Тео. — Проблема в том, что так принято говорить, если произошла трагедия, но моя мать слишком увлекалась алкоголем и таблетками, и я полагаю, что для семьи стало огромным облегчением, когда она перешла в вечность.
        Глаза у Холли расширились.
        —Я понятия не имела.
        —Отец говорил всем, что она проиграла в борьбе с внезапной и тяжелой болезнью. Я допускаю, что в некотором смысле так оно и было. — Тео говорил спокойно, словно делился с ней не семейными тайнами, о которых Холли прежде не слышала, а чем-то незначительным.
        Он молчал очень долго, и она решила, что его откровения закончились. Однако Холли не понимала, почему она натянута как струна. Наконец Тео повернул к ней голову, и она от страха вжалась в сиденье.
        —У моего отца было полно романов, целый легион любовниц, что было известно всем. Каждая драгоценность, которую он преподносил моей матери, была взяткой, извинением за то, что он не удержался и овладел очередной женщиной. Это в конце концов ее и сломило. Драгоценность за драгоценностью, любовница за любовницей… Отец не прекращал медленно убивать ее. А мать носила все эти побрякушки — доказательство вины моего отца и его беспечности. Она погибла из-за непрекращающейся череды его предательств.
        Холли не могла шевельнуться. Огни ночного города плясали на их лицах, то высвечивая, то погружая их в темноту, пока машина неслась по улицам. Холли не нужен был свет, чтобы видеть глаза Тео, горевшие мрачным огнем, и кривую усмешку его сжатых губ.
        Она прошептала его имя — или ей это только показалось, — но в любом случае он никак не отреагировал.
        —А сегодня ночью, — все тем же убийственно-ровным тоном продолжил Тео, — ты превратила меня в моего отца.
        Холли не могла вздохнуть.
        —Я думала, что ты им восхищаешься. Мне казалось, ваши отношения изменились.
        Белые зубы Тео сверкнули в темноте, но его улыбка больше походила на звериный оскал.
        —Я говорил, что он крутой бизнесмен. — Взгляд Тео скользил по ее фигуре, и это причиняло Холли почти физическую боль. Она боялась, что он оставит на ней шрамы, которые дополнили бы те, что остались у нее от их короткого брака. — Но я никогда не считал его хорошим человеком.
        Остаток пути они провели в тяжелом молчании.
        —Я тебя провожу, — безапелляционно заявил Тео, когда машина затормозила у дверей отеля «Харрингтон», возвышавшегося над средневековыми зданиями. Он даже не взглянул в ее сторону.
        Холли сглотнула:
        —Мне кажется, это лишнее.
        Наверное, ей лучше вернуться в Даллас, к своему одинокому, унылому существованию. Все это было ужасной ошибкой, но ее можно исправить. Она вылетит завтра утром, первым же рейсом. И прекратит глупые игры с деньгами Тео — детскую попытку привлечь его внимание. Она продолжит жить своей жизнью, какой бы та ни была. Все, что ей нужно сделать, — это уехать.
        —Я не спрашивал у тебя разрешения, Холли.
        —Давай сделаем вид, что ничего не было? — предложила она, стараясь не замечать его жесткости и притворяясь, что все произошедшее сегодня вечером не повлияло на ее способность ясно мыслить. — Мы разведемся и продолжим жить. Начнем с того, что ты не станешь меня провожать, потому что это всего лишь жалкая пародия на нормальное свидание.
        —Менее чем час назад ты оказалась на небесах. С помощью моих рук, — колко заметил Тео. Холли снова почувствовала, какая она маленькая по сравнению с ним. — И однако же, в твоем понимании, проводить тебя до номера — значит зайти слишком далеко?
        Холли ничего не ответила. Она не доверяла себе. Выбравшись из машины, она позволила Тео сопровождать ее в лобби, хотя и не была уверена, что ему требовалось разрешение. Как можно его остановить? Как прекратить все это? Неужели решение оставить его четыре года назад неминуемо должно было привести к тьме и отчаянию сегодняшнего дня?
        Даже при мысли об этом к ее горлу начинала подступать тошнота.
        Они молчали в кабине лифта, молчали, пока шли по коридору к ее номеру. Холли посмотрела на Тео, когда вытащила ключ. Он ответил ей пристальным взглядом. В его глазах горел мстительный огонь, руки были засунуты в карманы брюк.
        —Открывай эту чертову дверь, — велел он, поскольку она медлила. — Я больше не собираюсь обсуждать подробности моей личной жизни в местах, где каждый прохожий может меня услышать и увидеть.
        С языка Холли были готовы сорваться ответы, один ядовитее другого, но она сдержалась.
        —Не испытывай меня, — посоветовал Тео. — Не сегодня.
        Она подчинилась. И это была капитуляция, но Холли уже сомневалась, знает ли она себя. Она действовала как марионетка, словно к ее рукам и ногам были привязаны нити, которые дергал невидимый кукловод.
        Впрочем, возможно, это был еще один способ не брать на себя ответственность за хаос, в который она превратила свой брак.
        Они вошли в номер, в котором было довольно места, когда Холли была в нем одна. Тео ворвался в него, как яростный шторм, привнеся с собой столько мужского в атмосферу спокойной, сдержанной элегантности, что Холли сразу почувствовала себя в ловушке.
        «Сегодня ночью ты превратила меня в моего отца…»
        —Прости, — через силу выговорила Холли, понимая, как это нелепо звучит. — Я отдаю себе отчет в том, что ты действовал на основе имеющейся у тебя информации. У меня нет права винить тебя за это. Нет права чувствовать себя задетой.
        Тео подошел к окну и повернулся к ней, в глубине его глаз отражалось что-то дьявольское.
        —У меня в голове до сих пор не укладывается, — спустя несколько секунд сказал он. — Я ничего не могу понять. Ты не только чудовищно поступила со мной. С нами. Ты превратила меня в монстра, а я поклялся никогда им не стать. Я не смог вынести твою измену, Холли.
        Она снова сжала кулаки:
        —Значит, вот в чем смысл? Желаешь выяснить, кто из нас хуже?
        —Понятия не имею, в чем смысл, — хрипло ответил Тео.
        Он удерживал ее взгляд, а Холли захлестывала какая-то черная волна, которая давила сильнее, чем горечь и печаль. В памяти женщины воскресла их первая неделя на Санторини — такая солнечная, легкая и радостная. Прекрасная неделя, когда они ничего не делали, только упивались друг другом, все глубже погружаясь в океан любви. Она верила всеми фибрами души, что это неописуемое волшебство никогда не закончится. Тогда у нее и в мыслях не было, что они станут врагами.
        —В любом случае это не важно, — сказала Холли и сглотнула. Это причинило боль. Даже дышать ей было больно. — Конечно, наша связь не должна была стать чем-то большим, чем мимолетный курортный роман. Твоя семья была права.
        Его губы изогнулись в гримасе, которую при всем желании нельзя было принять за улыбку.
        —Конечно, — повторил Тео. Ни нотки протеста. Согласие. Покорность. — Мне думается, сейчас самый честный момент, какой у нас был вне постели. Ты считаешь, что мы должны все закончить. Почему-то меня это не удивляет.
        —Ты ничего обо мне не знаешь! — воскликнула Холли. — Если наш брак и сегодняшняя ночь и доказали что-то, то только это. Ты мне не судья. Ты поверил моей лжи. А ты сам? Что я знаю о тебе? Мне было известно, что ты потерял мать еще в детстве, но я не знала, как это случилось. Мы до сих пор остаемся незнакомыми людьми. Вступившие в брак незнакомцы, которым давно пора развестись.
        Тео смотрел на нее, казалось, целую вечность и — помоги ей боже! — это было больно. Он взъерошил волосы и повернулся. «Сейчас он уйдет», — предположила Холли.
        Наконец-то все закончилось. Она заверила себя, что это принесет ей облегчение.
        —Я не собираюсь бегать за тобой, Холли, — низким голосом произнес Тео. — Ты заварила всю эту кашу четыре года назад из каких-то своих, я полагаю, веских побуждений. — Однако выражение его лица говорило прямо противоположное. — Тебе известно, где я остановился. Если хочешь разобраться с хаосом, в котором мы оказались благодаря тебе, если решишь прекратить эти игры, ты знаешь, где меня найти.
        —Для чего? — Ее голос был едва слышен, хотя ей показалось, что она оглохла от крика. — Чтобы посмотреть, как мы можем ухудшить то, что уже имеем?
        —Нет. Чтобы посмотреть, как нам соотнести это с честностью. — Его рот искривился, а в следующую секунду он оказался слишком близко к ней. Слишком. — Но я далек от оптимизма.
        —И на что, по-твоему, это будет похоже? — спросила Холли. Слова жгли ей горло, и она ужасно боялась, что по ее пылающим щекам потекут слезы. Тео не должен стать свидетелем этого. — Я не так распущенна, как ты. Не думаю, что мне доставят удовольствие плети и наручники.
        —Жаль, — произнес Тео, не сводя с нее глаз. Его руки по-прежнему были в карманах брюк, а на лице появились тени. — Мне кажется, я получу удовольствие, перебросив тебя через колено и шлепая до тех пор, пока ты не закричишь. — Он усмехнулся, словно картина его позабавила, и это стало для Холли подарком, разбудило в ее душе слабый лучик надежды. — Как минимум.
        Она напомнила себе, чего изначально добивалась. Холли хотела Тео, а не развод. Казалось глупым проделать долгий путь, пройти через все муки и не продемонстрировать это. И не важно, что ей хотелось броситься наутек.
        —Или, — предложила Холли, теряясь в догадках, откуда в ней столько безрассудства, — ты можешь меня поцеловать.
        Тео смотрел на нее целую вечность. Холли охватили страх и усиливающаяся надежда.
        —Мне это не кажется достаточным наказанием, — заметил он.
        —А мне кажется, все зависит от поцелуя, — возразила она.
        Тео подошел к ней. Он был такой большой, такой красивый, а от выражения его лица ее сердце забилось в сумасшедшем ритме. Он обхватил ладонями лицо Холли, приподнимая его.
        Сердце женщины выбивало барабанную дробь, и она ничего не слышала, кроме его стука.
        Глаза Тео могли соперничать по цвету с ночью.
        Он наклонился и прижался губами к ее лбу. Так же нежно он поцеловал Холли сначала в одну щеку, затем в другую.
        И если все сметающий на своем пути безумный огонь, что горел в ней, перекинулся на него, он этого не показал.
        —В следующий раз, когда я поцелую тебя, Холли, — если этот следующий раз когда-нибудь наступит, — это будет означать, что я тебе доверяю. — Тео говорил спокойно, почти приветливо, хотя она понимала, что это не так. Он отпустил Холли, но его глаза сверлили ее, как два лазера. — Но я не думаю, что это произойдет в ближайшее время. Ты согласна со мной?
        Холли стояла молча. Он только что убил ее снова. В горле у нее пересохло, желудок бунтовал.
        Тео бросил на нее последний взгляд, на его губах застыла кривая усмешка. После чего он пересек гостиную, открыл дверь и исчез в предрассветных сумерках.
        Глава 7
        Следующим утром Тео проснулся поздно, в номере, в котором когда-то провел медовый месяц. И обнаружил себя занятым по горло, что было гораздо предпочтительнее моря розовых лепестков, которые убрали по его требованию.
        Сообщениям из офиса не было конца. Его потеряли подчиненные. У миссис Пападопулос был такой стальной голос, какого Тео еще не слышал. Его искал отец. Искал даже младший брат, Брэкс, находившийся в деловой поездке в Австралии.
        —Ваш отец пытается с вами связаться, сэр, — ледяным тоном проинформировала его миссис Пападопулос в одном из своих голосовых сообщений. — Он лично проходил мимо вашего запертого кабинета. За сегодняшнее утро — уже четыре раза. Но это пустяки по сравнению с бесчисленными звонками навязчивой до неприличия прессы.
        Это сообщение было оставлено в девять утра.
        —Что происходит между тобой и той проклятой женщиной? — требовал ответа Брэкс. Он был зол и расстроен, что чувствовалось, несмотря на разделявшее их расстояние. — Тебе обязательно играть с ней в эти бесконечные игры, бросая тень на имя Цукатосов? Почему бы не признать, что она была ошибкой, развестись и жить дальше?
        Его отец высказался грубее, и злости в его голосе было больше.
        —Меня не забавляет, что моего преемника представляют в газетах ограниченной секс-машиной, — метал громы и молнии Деметриус Цукатос. — Кончай с этим, Тео. Немедленно.
        Тео швырнул телефон на кровать и вскочил. Затем заставил себя остановиться. Сделать вдох. Сказать себе, что пульс не отдается грохотом в ушах. Он уговаривал себя, что не испытывает знакомое ощущение невероятного унижения от того, что так походит на очередное предательство. Что бы ни случилось, что бы ни вызвало поток этих сообщений, Холли не ответственна за это. Разве нет? Он ушел из ее номера незадолго до рассвета, причем оставил ее в растрепанных чувствах.
        Он позвонил на ресепшн. Сотрудница отеля подозрительно долго извинялась, а это всегда было дурным знаком. Ему принесли огромный кофейник с крепчайшим кофе и газеты, которые Тео разложил на стеклянном кофейном столике. Том самом столике, на котором он несколько лет назад устроил себе неспешный пир, наслаждаясь каждым дюймом восхитительного тела своей новоиспеченной жены.
        Заглушить непрошеные образы было сложно, но Тео справился. Этому способствовали бросающиеся в глаза жирные заголовки таблоидов.
        «Цукатос, вонзивший когти в осмеянную жену!» — вопил один из них, размещенный под огромной фотографией, на которой они были запечатлены в лобби «Чатсфилда». Тео нависал над Холли, чей несчастный вид говорил сам за себя. И он действительно походил на разъяренного зверя.
        «Прошло несколько лет с тех пор, как судостроительного магната Тео Цукатоса видели в обществе жены-американки. Выбор Тео не одобрял его отец, умолявший сына не жениться. Это породило волну разнообразных слухов. Скупой на слова Тео Цукатос отказывался их подтвердить или опровергнуть. Однако бурная сцена в лобби отеля «Чатсфилд» в Барселоне дает повод считать, что отчуждение — наименьшая проблема прежних влюбленных голубков!
        Анонимный источник в «Чатсфилде» сообщил, что Тео поселился в роскошном номере для новобрачных один!
        Долго ли осталось ждать непростого развода, который весь мир предсказывает уже давно?»
        У Тео заболела челюсть, и он сообразил, что чудовищно сильно стиснул зубы. Он заставил себя прочитать до конца статью, в которой несколько абзацев поверхностно описывали детали их отношений в прошлом, в то время как акцент был сделан на его богатстве и власти. После чего он развернул следующую газету.
        «Долгожданное воссоединение?» — вопрошал другой заголовок. И чуть ниже: «Или это очередное толчение воды в ступе?»
        Под этим заголовком была помещена фотография, на которой он покидал отель «Харрингтон». В углу было указано время. Вряд ли это время можно было счесть подходящим для визитов, даже в Испании. Еще две полосы были заполнены давними фотографиями, относящимися к их первым дням на Санторини, когда Холли называли его «неизвестной спутницей». Среди них Тео обнаружил снимок, на котором он шел с ней, собственническим жестом держа ее за руку. Фотографии сопровождали всевозможные домыслы.
        «Неужели прославившаяся на весь мир своим отчуждением пара наконец сможет преодолеть разногласия в первоклассной атмосфере отеля «Харрингтон», возможно, самого романтичного в Барселоне? Или тайное воссоединение в том самом городе, где пара провела медовый месяц после головокружительного романа, закончившегося скоропалительной свадьбой, всего лишь очередной ход в борьбе за контроль над гигантской судостроительной империей Цукатосов?
        Как ни крути, Холли Цукатос после развода останется чрезвычайно богатой женщиной, учитывая всем известный отказ жесткого бизнесмена Тео подписать брачный договор до свадьбы. Решение, если верить источнику, близкому к этой семье, единогласно было признано „крайне глупым“».
        Это дело рук Брэкса, предположил Тео. Отец скорее подвергнет себя лоботомии, чем заговорит с прессой. Хотя с такой же вероятностью это может быть и секретарша.
        «От представителей семьи Цукатос невозможно получить какие бы то ни было комментарии, но, по словам одного невольного свидетеля, «со стороны все выглядело довольно игриво, и казалось, что они воссоединились. Тео держал Холли за руки, а ей это определенно нравилось».
        Но может, она лишь играет с ним?»
        Последнее предложение расплылось у него перед глазами. Тео сжал кулаки, эмоции затуманили голову. От заколотившегося с неистовой силой сердца в ушах стоял грохот, как от барабанного боя.
        Несколько секунд ушло на то, чтобы сообразить: кто-то стучит в дверь.
        Тео бросил на дверь испепеляющий взгляд, но стук продолжался. Кто-то равномерно и гулко барабанил по ней.
        Тео распахнул дверь, почти радуясь возможности выплеснуть на какого-нибудь бедолагу из обслуги отеля свое бешенство.
        За дверью стояла Холли.
        По его жилам заструился чистый адреналин, и, не отставая от него, вспыхнуло желание, то самое старое неутолимое и неуправляемое желание, заставлявшее его действовать не думая. Так было четыре с половиной года назад. Так было прошлой ночью. Вместе с желанием вспыхнула ненависть к Холли — за всю эту путаную-перепутанную историю.
        За то, что она — против его воли — сделала его копией отца, для которого доверие и клятва были пустыми звуками.
        Молчание затягивалось, воздух между ними наэлектризовался и сгустился.
        Сегодня Холли являла собой свою светскую версию, которую Тео не переносил. Она была в одном из тех облегающих, сшитых на заказ платьев, которыми у нее наверняка был забит гардероб. Ее густые непослушные волосы, перед которыми он не мог устоять, были уложены в аккуратный узел у основания шеи. Исчезло то существо, которое он вчера ласкал. Может, стоит поблагодарить ее за это?
        Вот только благодарность Тео испытывал в последнюю очередь.
        —Что тебе здесь надо? — требовательно поинтересовался он. Его голос был столь же холоден, сколь горяч был пылавший в его душе костер эмоций. — Ищешь еще одну возможность попасть в кадр? Неужели папарацци что-то упустили?
        —Это твоя работа? — накинулась на него Холли. С глазами, метавшими молнии, она ворвалась в номер, слегка задев плечом его обнаженную грудь. Чувства Тео мгновенно приобрели иную направленность, он вспыхнул, как лампочка, в ответ на это небрежное и легкое прикосновение. — Ты сделал это, руководствуясь какими-то заумными побуждениями?
        Тео уже ничего не мог с собой поделать, впрочем, он не слишком старался.
        Холли металась по номеру, и, несмотря ни на прошлое, ни на ее обвинения, Тео позволил себе наслаждаться, наблюдая за ней. Он и забыл, какая это радость! Нужно быть каменным, чтобы не замечать плавную округлость бедер Холли, ее легкую, летящую походку, которую не могла скрыть элегантная одежда. Это напомнило ему о ее ковбойских ботинках, о ее смехе, который заставлял его забыть обо всем, о волосах, покрывалом окутывающих ее фигуру.
        Наслаждение Тео усилилось, когда Холли вдруг резко остановилась и оглядела гостиную. Он услышал ее прерывистый вздох, увидел, как она распрямила спину… И Тео предпочел смотреть на нее, а не прислушиваться к своим беспокойным чувствам, которые ему, похоже, никогда не удастся заглушить.
        Он был достаточно честен, чтобы признаться, хотя бы самому себе, что ему понравилось, как этот номер всколыхнул ее душу. Воспоминания об их медовом месяце задели все тайные струны Холли, как это случилось и с ним. Даже если она до сих пор продолжает играть в свои чертовы игры, даже если в газетах пишут правду, и все это входит в ее план по захвату компании, огонь, пылавший между ними, всегда был настоящим. Тео слишком хорошо помнил, что происходило в этом номере четыре года назад. Тогда ни он, ни Холли не притворялись.
        —Испытываешь ностальгию? — едко осведомился Тео. — Жалко, я распорядился, чтобы убрали лепестки роз, которые ты предусмотрительно заказала. А то я мог бы предложить тебе поползти среди них, как когда-то.
        Холли повернула голову и взглянула на него через плечо. Ее глаза были такими же голубыми, как небо над Барселоной, губы были плотно сжаты.
        —Вот как? — едко отозвалась она. — В газетах полно оскорбительных спекуляций. Не сомневаюсь, что ручку папарацци позолотил ты, иначе они не узнали бы про «Харрингтон». Но ты способен разглагольствовать исключительно о приступе сексуального безумия, имевшего здесь место.
        —Ты едва ли найдешь земного мужчину, agapi mou, который не выбрал бы эту тему среди всех возможных, — ухмыльнулся Тео. — Кстати, мы страдали этой болезнью вместе.
        —Да, Тео, — отрезала Холли, повернувшись лицом. Ее острые каблучки громко цокнули. — Я помню. Помню, как ползла по полу. Помню, что произошло, когда я добралась до тебя, сидящего на диване. Помню, что ты сделал с шампанским, и как мы оба были ненасытны в тот день и весь месяц. Ты удовлетворен? Может, мы наконец поговорим о настоящем?
        —Я не понимаю, — протянул Тео. Ему было неимоверно трудно придерживаться сухого, высокомерного тона под шквалом всех тех образов, которые возникли у него перед глазами. — Разумеется, ты хотела, чтобы я остановился в этом номере, и меня начали терзать воспоминания. Тем не менее ты предлагаешь обсудить настоящее. Как прикажешь тебя понимать?
        Глаза Холли округлились, и Тео пришло в голову, что он уже давно не получал такого удовольствия. Ярость, которая сжигала его, пока он читал газеты, угасла. Испарилась. Возможно, она затерялась в упрямом ротике Холли или в какой-нибудь черточке ее красивого лица, которое по-прежнему его завораживало. Исчезла в идеальном изгибе ее фигуры, в тонкой талии, переходящей в соблазнительно крутые бедра…
        А может, дело просто в том, что он касался ее прошлой ночью, пробовал ее на вкус, и этого оказалось достаточно, чтобы он снова стал наркоманом? Стоит ли притворяться перед самим собой, если он по-прежнему ее желает? Всегда желал.
        Так почему бы не уступить искушению?
        Холли увидела разложенные на кофейном столике газеты и нахмурилась.
        —Я никому не золотил ручку, — сказал Тео, обошел ее и устроился на низком мягком белом диване. Откинувшись на спинку, нисколько не спеша, он следил за тем, как ее взгляд переместился с его лица на обнаженную грудь, которую он не потрудился прикрыть. Казалось, Холли ничего не может с собой поделать. — Какая мне выгода напоминать миру бизнеса, что я женился на никому не известной американке, стремящейся во что бы то ни стало взобраться по социальной лестнице?
        —Ну надо же, какой полет фантазии, — парировала Холли. Она говорила по-прежнему холодно. Если бы Тео не смотрел на нее столь пристально, если бы он не видел разгорающееся голубое пламя в ее глазах, он поверил бы этому арктическому холоду. — Но я не помню, чтобы в какой-либо статье меня назвали карьеристкой или никому не известной американкой.
        Тео склонил голову:
        —Полагаю, это подразумевалось.
        —Значит, поэтому ты легко поверил, что я была тебе неверна? — спокойно спросила Холли. Тео этого не ожидал. — Потому что все время ты обо мне именно так и думал? Потому что в глубине души, а может, и не так уж глубоко, ты решил, что измена для американки, стремящейся забраться на верх социальной лестницы, это плевое дело?
        Тео потребовалось приложить усилия, чтобы усмирить желание защитить себя и объяснить поступки, которые он совершал после того, как она перевернула его мир вверх тормашками. Он ей ничего не должен. Тео положил на спинку дивана руки, не сводя взгляда с ее лица.
        —Ты зачем явилась? — спустя мгновение спросил он. Скулы Холли залил легкий румянец, и Тео велел себе не реагировать на это. Не уступать желаниям тела, не позволять воспоминаниям затуманить мозг. Не сейчас. — Телефонного звонка было бы достаточно. Зачем утруждаться и приходить сюда, если огонь разожгла не ты? Это, разумеется, подольет в него масла.
        —Наверное, я хотела посмотреть, как ты будешь лгать мне в лицо, — ответила Холли.
        Это был болезненный укол. Он заставил себя пожать плечами.
        —И почему ты снова спряталась за эту эксклюзивную броню? — не ответив на ее шпильку, поинтересовался Тео. Он удержался и не вскочил на ноги, не привлек ее к себе. Он не позволил своему телу говорить за себя. «Тяга, — подумал Тео. — Проклятая зависимость, и ничего более». — Ты чего-то боишься?
        Холли выпрямилась и превратилась в статую.
        —Броня? Там, где я живу, это называется платье.
        —Прошлой ночью ты отправилась по клубам, одевшись, как девушка, которую я помню. — Голос Тео словно говорил о любви. Или как минимум о сексе. Впрочем, для них двоих любовь и секс были неотделимы. В прошлом. Та поэзия, которая связывала их, всегда была возвышенной, без примеси греховного сладострастия. — Или ты одеваешься так только темной ночью? А может, это был очередной ход? Еще одна роль, которую ты играла, изо всех сил пытаясь подчинить меня своей воле?
        —Подходящая одежда для той обстановки, — отрезала Холли. — Не было у меня никакого тайного умысла. Прости, если разочаровала.
        —Тогда почему обстановка этого номера потребовала от тебя балагана с переодеванием? — осведомился Тео, окидывая взглядом ее фигуру. — Ты должна понимать, что я всегда считал Холли Холт, очаровательную, наивную искательницу приключений, с которой столкнулся как-то летом на греческом острове, привлекательнее Холли Цукатос, светской женушки, расчетливой и алчной, совершающей грабительские набеги на мой банковский счет, истощая тем самым мое терпение?
        —В следующий раз я обязательно обращусь к тебе, чтобы ты просветил меня, как мне надо одеться, — ядовито ответила Холли. — Но вынуждена поставить тебя в известность, это случится не скоро.
        —Однако же ты галопом бросилась ко мне, чтобы поговорить. Изысканно одетая, хотя не далее, как вчера ночью, ты была прежней Холли. Как я могу считать, что ты сделала это не намеренно? — Тео устроил маленькое представление, потягиваясь. Он даже улыбнулся, услышав, как Холли с шумом втянула в себя воздух. — Прошлая ночь, я так полагаю, была цветочками. А сегодня пошли ягодки.
        Она фыркнула:
        —Мне что же, нужно было одеться, как ты, Тео? То есть пересечь полгорода полуобнаженной и помятой после сна? Любопытно, какие эпические выводы ты сделал бы тогда?
        —Что ты хочешь? — осведомился Тео. — И почему ты решила, что тебе необходимо натянуть твою любимую личину?
        На какой-то миг вид у Холли сделался совершенно потрясенный.
        —Мне показалось, нам следует обсудить тот факт, что газеты снова занялись нами, — натянуто проговорила она.
        Тео показалось, что слова давались ей с трудом и — помоги ему боже! — он хотел бы, чтобы это было так. Он не будет возражать, если Холли будет непросто.
        Он не позволял себе думать, почему для него это важно.
        —Я так не считаю, — ответил он.
        —Ты считаешь, что нам не стоит переживать по поводу того, что таблоиды сводят нас вместе? — В ее голосе слышалось недоверие, к которому примешивалось раздражение. — О нас снова начали сочинять всякие мелодраматические истории.
        —Я не считаю, что ты явилась сюда по этой причине. Ты тщательно выбрала одежду, чтобы казаться сдержанной и холодной. Таблоиды не что иное, как отговорка.
        —Для чего? — Холли вздернула подбородок, и холод в ее голубых глазах убедил бы его, но вот голос предал. В нем не было льда. Интонация намекала на бурлящие чувства.
        —Для этого. — Тео не встал, не подошел к ней, не дотронулся до нее. Но в этом не было необходимости. Ощущение было таким, словно их швырнуло друг к другу, а их тела сковали вместе невидимые цепи. Тео понял это по тому, как часто задышала Холли. Он ощутил в себе жар и тягу, и что-то еще — темное, неподвластное разуму. — Я удивлюсь, если ты скажешь, что спала этой ночью. Ты примчалась сюда спозаранку, как только позволили приличия, чтобы оценить, насколько я терзаем чувством вины.
        Холли молча смотрела на него. Ее глаза ярко блестели, пожалуй, чересчур ярко. Тео видел, как бьется жилка на ее шее, бьется слишком быстро. Это выдавало ее, как бы тщательно она ни пряталась за своим элегантным нарядом.
        —Заметно, как ты корчишься от чувства вины, — сухо сказала она.
        —Ты не поверишь, но я не считаю себя виноватым, Холли. Это твоя привилегия. И твой крест.
        —Да, — прошептала она. — Я убедилась, что, как говорят, минус на минус не всегда в результате дает плюс.
        —Минус был один, — произнес Тео медленно и четко. — Одна ложь. Все, что последовало потом, ее плоды. Мы будем спорить об этом вечность? Ты ради этого пришла сюда? Чтобы посмотреть, не изменилось ли магическим образом мое мнение?
        —Я не предполагала, что твое мнение магическим образом может измениться. — Холли говорила спокойно, но то, как она при этом выглядела, заставило его внутренне содрогнуться. Это не важно, одернул себя он. — Но не надеяться на это не могу.
        Тео долго молчал.
        —Не имеет значения, какими были все те женщины, — наконец сказал он. — С кем бы я ни был, я видел только тебя.
        Выверенный, жестокий удар достиг цели. Холли содрогнулась.
        —Как странно, — услышала она свой голос, доносившийся словно издалека.
        Тео развалился на белом диване и выглядел темным на его фоне. И опасным. Сейчас он был совершенно неотразим. Молодую женщину притягивал блеск его глаз, в которых полыхало черное пламя, и широкая обнаженная грудь с перекатывающимися под кожей скульптурно вылепленными мышцами.
        Было бы ей проще, если бы он не был столь красив?
        Когда Тео распахнул дверь своего номера, Холли чуть не споткнулась. На лице его было написано неприкрытое желание отвести на ком-нибудь душу. Черные спортивные брюки низко сидели на бедрах. Именно такого Тео она помнила. Он был воплощением чувственности. Мужественный, страстный, притягательнее самого сильного магнита, он отпечатался в ее душе. Все те места, которых Тео касался прошлой ночью, при виде его издали восторженный вопль, сменившийся тягучей болью внизу живота. Тело было объято пламенем, которое ей так и не удалось потушить.
        —Что? — поинтересовалась Холли. — Что именно ты видел?
        Тео моргнул, а затем превратился в изваяние. Он был неподвижен, и Холли повторила свои слова, чтобы убедиться, что действительно сказала это вслух.
        Это было похоже на очередной удар, только в этот раз нанесла его она. Но шокированы они были оба.
        «Представляется мне, что нет ничего такого уж постыдного в том, чтобы солгать, — давным-давно сказал ей отец. Холли была тогда молоденькой девчонкой, озабоченной обычными школьными проблемами и только начавшей сталкиваться с лицемерием сверстников. — У каждого человека есть на то свои причины. Стыдно притворяться, что ложь и есть правда. Ложь, может, тебя не убьет, милая, но стыд — точно».
        —Прошу прощения, я не понял, — преувеличенно вежливо переспросил Тео.
        Холли чуть не расхохоталась, но сумела справиться с собой.
        —Какую именно часть моего тела ты видел, пытаясь забыться с другими женщинами? — уточнила она.
        Холли не понимала, что с ней происходит. Ей становилось плохо, когда она думала о том, что Тео спал с кем-то. Но, с другой стороны, честность вынуждала ее признаться, что он имел на это право. Именно ее неверность — не важно, реальная или вымышленная, — разрушила их брак. Она сама открыла эту дверь.
        Но откровение Тео стало для нее подарком.
        —Что за очередная игра?! — рявкнул он.
        —Мои руки? — предположила Холли, игнорируя вопрос. Она двинулась к нему, намеренно шагая так, чтобы походка подчеркивала изгиб ее бедер. В темных глазах мужчины появился жадный блеск. Он явно получал удовольствие. — Волосы?
        —Только не зачесанные назад, — пробормотал Тео.
        Его ответ откликнулся во всем ее теле. Он словно убрал заслонку, заставляя огонь, живший в ней, вспыхнуть, питая ее разнузданность и превращая кости в растопленное масло. Убеждая, что она имеет власть над Тео. Словно он по-прежнему принадлежит ей. Несмотря ни на что.
        Холли встала между его широко расставленными коленями. Он не выпрямился, не сделал ничего, что могло бы намекнуть на его реакцию, но она видела голод в его пылающих глазах, и этого было довольно.
        Это заставило ее собственный пожар взметнуться до небес, все пожирая на пути.
        И только это имело значение.
        Глава 8
        Холли неторопливо завела руки за голову, выгибая спину, чтобы ткань на груди натянулась, и начала вытаскивать шпильки из прически, одну за другой, неспешно, почти лениво, не отрывая взгляда от Тео. После того как она вытащила последнюю шпильку, ее волосы упали на плечи толстым покрывалом.
        Только потом она тряхнула головой и провела по ним пальцами, распрямляя светлые локоны, заставляя их рассыпаться. Тео сидел неподвижно, глядя на нее снизу вверх, словно пребывал в экстазе. Он сжимал спинку дивана, и костяшки его пальцев были белы, как ткань обивки.
        —Что еще ты видел? — спросила Холли и услышала хрипловатые нотки в своем голосе. То было и обещание секса, и тоска, и боль за потерянные годы, и сладко-горькое желание, по-прежнему сильное даже после всех предательств. Это только подстегнуло ее. — Какая часть моего тела тебя притягивает больше всего?
        —Не стоило тебе бросать меня, Холли.
        Тео не собирался это говорить. Но Холли все равно узнала бы правду, увидев муку в его темных глазах, его вонзившиеся в диван пальцы. Позже, наверное, она себе скажет, что именно это подтолкнуло ее опуститься перед ним на колени.
        Совсем как тогда…
        Его глаза превратились в черную лаву.
        Холли не сразу сообразила, что покусывает нижнюю губу.
        Женщина перестала думать. Перестала переживать. Забыла о жившей в ней боли, об израненных чувствах. Что она сделала… Что сделал он… Холли отмахнулась от всего и накрыла ладонями его колени.
        Тео сразу же напрягся. Она не только ощущала ладонями, но и видела, как натянулись гладкие мышцы на его груди, и возликовала. Это была незамутненная радость оттого, что она снова может до него дотрагиваться.
        Тео… Его имя было подобно зажженному в ней источнику света, который светил так ярко, что причинял боль.
        Холли чувствовала жар, исходящий от его тела. Ей больше ничего не хотелось, кроме одного: податься вперед, провести языком по груди Тео и попробовать его на вкус. Соль и мускус — вкус мужчины. В такие моменты, как этот, он целиком принадлежал ей.
        Холли придвинулась ближе, погладила колени Тео, его бедра, чувствуя, как в ней что-то распускается, словно пышный цветок. Его дыхание стало прерывистым и учащенным.
        —Что ты задумала?
        Она улыбнулась:
        —Сам не можешь догадаться? Как же много прошло времени…
        —Объясни, что ты задумала, Холли. Немедленно.
        Тео почти рычал. Однако плотно сжатые челюсти мужчины свидетельствовали о снедавшем его желании, его жажде. О едва сдерживаемой страсти. Улыбка Холли стала шире.
        —Мне представляется, есть несколько вариантов, — промурлыкала она, продолжая гладить его накачанные мышцы. На нее накатила слабость. Женщина наслаждалась этим тактильным контактом. От прикосновений к Тео она получала такое же удовольствие, как от его ласк. В чем-то даже лучше. — Почему бы тебе самому не сделать выбор?
        —Холли… — Но вслед за именем последовало приглушенное проклятие на греческом, когда она добралась до его восставшей плоти.
        Боже, помоги ей, она его хочет… Она всегда его хотела и, наверное, всегда будет хотеть. Как только Холли подняла глаза в том кафе несколько лет назад, по ее жилам словно пробежал электрический ток желания. Все то, что последовало, роли уже не играло. Как не имело значения и то, что последует теперь. Тео был обжигающе горяч даже сквозь ткань брюк. Холли понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что она дышит так же тяжело, как и он. Она расстегнула брюки и выпустила его на волю.
        Он был непередаваемо прекрасен. Сильный, гордый. Такой мужественный…
        Прошло довольно много времени, прежде чем Холли сообразила, что Тео несколько раз повторил ее имя. Она посмотрела на него.
        Выражение его потемневшего лица было неистовым, навевая ассоциацию со штормом, от которого нет спасения. По телу Холли побежали мурашки, начиная от основания шеи, по рукам и дальше, превращая соски в твердые бутончики, жаждущие его ласк.
        Холли провела пальцами по его коже, изумляясь бархатистости, под которой скрывалось сталь, и Тео снова выругался. В этот раз еще грязнее.
        —Я сказал тебе прошлой ночью. — Однако его голос, скрипучий и одновременно полный вожделения, и его темные глаза говорили только об одном. Секс. Да. Прямо сейчас. — Я тебе не доверяю.
        —Как скажешь, Тео, — проворковала Холли. В эту минуту она больше доверяла дрожи, которая сотрясала его крупное тело. — Не заставляй себя. Не целуй меня, если не хочешь. Мне все равно.
        И она наклонила голову…
        Холли не терпелось исследовать его заново своим дерзким язычком, зубами, слегка царапавшими кожу. Тео откинул голову назад и позволил себе притвориться, что Холли хочет его, не преследуя при этом никаких целей. Без всякой тайной мысли. Ему почти не составило труда в это поверить.
        Потому что ему было все равно. Он хотел, чтобы это продолжалось вечность.
        Холли ласкала его неторопливо, и Тео прекратил думать обо всем. О ее лжи, о ее побеге. Об их недолгом браке-агонии.
        Запустив пальцы в ее мягкие волосы, он позволил ей делать с ним все, что она хотела.
        Но, подойдя к черте, Тео отодвинул Холли, открыл глаза и взглянул на нее. Ему было знакомо это выражение, у него сдавило грудь, а пылавший внутри огонь грозил обратить его в прах. Щеки Холли были залиты румянцем, голубые глаза ничего не видели. Женщина дрожала и покачивалась, словно собственная жажда уже была готова накрыть ее, как огромная волна, словно она получала удовольствие, а не дарила его.
        —Мне не хватало тебя, — проскрежетал Тео. Конечно, позже он пожалеет, но это почему-то не очень его волновало. Он провел ладонью по ее горячей шелковистой щеке. — Не хватало этого. Но нет. Не так. Нет.
        —Прошу тебя, Тео. — Ее хриплый голос был полон желания. — Я хочу. Я хочу тебя.
        Как он мог отказать ей? Как он мог отказать ей в чем бы то ни было?
        Тео переступил черту, выкрикивая ее имя.
        Когда к Тео вернулась способность мыслить, Холли сидела на полу, глядя на него с выражением глубокого удовлетворения. Он смотрел на нее, а его сердце отчаянно пыталось выскочить из груди. Молодая женщина сияла и излучала довольство, а он не мог вспомнить, когда еще желал ее так сильно.
        Тео нагнулся и притянул Холли к себе, улыбнувшись, когда она издала слабый возглас отчаяния, оказавшись прижатой к нему. У него не ушло много времени на то, чтобы положить ее на диван, нависнуть над ней, приподнять ее платье, обнажая скрытый под ним тайничок женственности.
        Желание целовать Холли было сильнее желания дышать. Тео хотелось раздавить ее губы своими губами, почувствовать ее ни с чем не сравнимый вкус на языке. Однако он совладал с собой, не поддавшись соблазну. Не важно, что Холли откинула голову назад, словно поощряя его.
        —Тебе придется это заслужить, — сообщил он ей.
        Тео ожидал, что она обязательно что-нибудь скажет, или поддразнит его, или попытается отделаться шуткой. Может, даже оттолкнет. Но Холли продолжала молча смотреть на него, прерывисто дыша, а ее прекрасные глаза сверкали.
        Тео спустился вниз, запечатлевая поцелуй на холмике ее живота, видневшегося над кружевом трусиков. Раздвинув ее восхитительные бедра, он подался вперед, вдыхая ее аромат — пряный аромат женского возбуждения.
        Подняв глаза, он увидел, что Холли следит за ним. Алый румянец горел на ее высоких скулах, губы были слегка приоткрыты, волосы разметались в чувственном беспорядке, и Тео подумал, что никогда еще не видел женщины прекраснее.
        А затем он склонил голову и прижался губами к центру ее желания.
        Холли застыла, а затем обмякла в его руках. Она услышала свой крик, оказавшись за гранью, но потом затерялась в ощущениях, увлеченная штормом, который вызвал в ней Тео.
        Лишь он один. Навсегда.
        Когда Холли немного пришла в себя, Тео снял с нее трусики и отбросил их вместе с туфлями, а потом снова устроился между ее бедер.
        —Тео, — выдохнула она и, не узнав свой голос, тихо рассмеялась. Но Тео ее не слышал.
        Их взгляды встретились, и между ними словно проскочила молния. Его губы изогнулись в удовлетворенной улыбке, и одно это породило в теле Холли электрические завихрения, заставляя сжигавшее ее пламя разгореться с новой силой.
        А затем она забыла обо всем.
        Под волшебными губами Тео ее спина выгибалась дугой. Она извивалась в экстазе. Он доводил женщину до ослепляющего сумасшествия, прибегая к помощи языка и зубов, губ и умелых ласк, снова и снова, пока Холли не начала биться в его руках и всхлипывать.
        Выкрикивая его имя, как молитву.
        Только тогда Тео позволил ей опять переступить грань, удерживая ее, пока она сотрясалась всем телом. А потом довел ее до очередного исступления.
        Страсть, струящаяся по жилам, заставляла Холли снова и снова тянуться к нему.
        Тео негромко сказал что-то по-гречески и откинулся назад. Она оседлала его, а он обхватил ее бедра, чтобы им было удобно.
        —Тео, — прошептала Холли, — пожалуйста.
        Он устремился в нее, глубоко и мощно, и почти сразу они взмыли ввысь, оторвавшись от земли. Языки пламени, бушевавшие в них, устремились навстречу друг другу и столбом взметнулись к небесам. Их глаза встретились. Сжимая бедра Холли, Тео начал двигаться.
        Медленно, убийственно медленно.
        Убивая их обоих.
        Убивая ее.
        —Быстрее! — задыхаясь, велела Холли, но Тео лишь рассмеялся в ответ.
        Огонь в ней разгорался все ярче. Он стал невыносимым, и Холли казалось, что он в самом деле их убьет. Потому что никто не может это пережить. Она точно не сможет. Пальцы Тео впились ей в ягодицы, задавая скорость и ритм, и она не пыталась сопротивляться. Наоборот, Холли капитулировала. Полностью.
        Перед мастерскими ласками Тео, перед огнем, который, подчиняясь его желанию, танцевал в ней, перед откровенным восхищением в его темных глазах, словно он видел чудо. Перед Тео, как это было всегда. А ее наградой стало волшебство, которое рождалось между ними с каждым его глубоким, уверенным толчком.
        Голова женщины запрокинулась назад, и она изогнулась. Он тоже достиг апогея. Казалось, они никогда и не разлучались.
        Но как ни цеплялась она за эти волшебные мгновения, реальность уже заявляла о себе. Тео пошевелился, и она встала. Ноги ее дрожали. Холли ладонями разгладила смятое платье, старательно избегая смотреть на Тео. Он встал рядом с ней и поправил брюки. Ногой придвинул к ней отброшенные туфли.
        —Тео… — начала Холли и умолкла, забыв, что хочет сказать.
        Молодая женщина понятия не имела, как исправить то, что она разрушила, или как объяснить мотивы своего поступка. Поймет ли ее Тео? Она сама едва понимала себя. Холли не представляла, как поступит, если он равнодушно отзовется о том, что произошло сейчас.
        —Ты голодна? — спросил Тео, и в его голосе слышалась какая-то хрипловатая нотка, а во взгляде его черных глаз Холли не смогла ничего прочитать, словно он, как и она, не желал разрушать магию момента. Она обнаружила, что верит в это гораздо сильнее, чем следует. А ведь даже намек на надежду делает ее уязвимой. Но, похоже, она не в состоянии владеть собой, находясь рядом с этим мужчиной. Разве не в этом всегда и было дело? — Еще немного, и я умру от голода.
        —Я… Нет, я нет.
        В ее душе разыгралась буря. Но как она сможет объяснить Тео, что с ней происходит? Невозможно объяснить то, что она сама не в состоянии осознать.
        Тео не сводил с Холли пристального взгляда, словно был готов смотреть на нее до скончания века. Словно он знал о том, какие эмоции бушуют в ней.
        —Да, — прошептала она, уступая и чувствуя, как в ней что-то ломается. — Да, я жутко голодна.
        Когда Тео улыбнулся, у нее появилось чувство, будто после долгой, полной опасностей темной ночи взошло солнце. Будто это была победа, великая и несравненно более важная, чем еда.
        Чувство, похожее на надежду.
        День был прекрасен.
        Впоследствии Холли покажется, что каждая деталь этого дня разложена перед ней в виде открыток, уловивших каждый его миг. Неторопливый завтрак, состоящий из блюд великолепной местной кухни. Затем неспешная прогулка бок о бок по улице Рамбла, плутание по узким улочкам, неожиданно выходящим на площади — что типично для Готического квартала. Они все время разговаривали, не в силах остановиться, покоренные друг другом, как когда-то. О мире. О работе Тео, о его целях, о той ответственности, которая легла на его плечи, когда он занял место своего отца. О благотворительной деятельности Холли.
        Словно прошлое перестало существовать. Словно они были на свидании и могли болтать о чем угодно благодаря возникшей между ними симпатии. Над ними раскинулось голубое небо прекрасного города, а впереди их ждало светлое будущее.
        Когда на город опустилась ночь, они стояли на набережной, и перед ними поблескивали огнями порт Барселоны и раскинувшийся между портом и пляжем район Барселонета. Правда, Холли смутно сознавала, где они находятся, так как всем ее вниманием завладел Тео. Он оттеснил остальной мир на задний план.
        «Так было всегда, — напомнил ей негромкий голос в голове. Предупреждая ее. — Ты забыла? Ты прожила шесть месяцев в его тени. Шесть месяцев — и ты забыла, кто ты, откуда…»
        —Замерзла? — заботливо спросил Тео, и Холли велела голосу в голове заткнуться. Его губы изогнулись в улыбке, он посмотрел на нее. — Ты вздрогнула.
        Это именно то, что ей нужно, твердо сказала себе Холли, мысленно пролистывая прекрасные, как открытки, мгновения этого дня, откидывая голову назад и встречаясь с его взглядом. Она страдала без Тео. Ее место рядом с ним.
        Только рядом с ним.
        Ничто другое не имеет смысла.
        Потому что, несмотря на мерзкий поступок четыре года назад, она не такая, как ее мать. Она не сбежала с другим мужчиной, и не важно, что она позволила Тео считать так в то время. Ведь она вернулась. В ней нет ничего от матери.
        И она никогда не станет такой, как мать.
        —Если ты продолжишь хмурить брови, — заметил Тео обманчиво мягким голосом, от которого каждый волосок на ее теле пришел в боевую готовность, — я буду вынужден заключить, что установившийся сегодня между нами мир лопнул по швам. Не знаю, как ты, Холли, но я не вполне готов взглянуть в лицо тем вещам, на которые нужно взглянуть.
        —Звучит зловеще, — бросила Холли как можно небрежнее.
        —Нисколько, — возразил Тео. — Сугубо реалистично.
        Он взял ее за руку, лениво перебирая пальцами кольца, которые на нее надел четыре года назад. Как будто снова заявлял свои права на нее или на ее руку, а может, просто вспоминал прошлое. У Холли не было уверенности, что она хочет знать правду. Когда Тео снова взглянул на нее, в его темных глазах застыла решимость, губы были плотно поджаты.
        А вот Холли готова не была.
        Реализм ей требовался меньше всего. Сегодня они вместе, Тео теплый, живой и настоящий, а она до сих пор так сильно его хочет, что от этого все внутри переворачивается.
        —Я хочу танцевать, — заторопилась Холли, пока он не успел что-либо сказать. — Мы ведь в Барселоне, верно?
        Темные глаза Тео сверкнули.
        —Верно.
        —Тогда я хочу танцевать до рассвета, а потом кувыркаться с тобой в постели в другом безумном танце и, вполне возможно, захочу повторить все завтра. А потом еще повторить. — Холли обвила руками его шею и не отпускала застывшего Тео, продолжая льнуть к нему, позволяя искорке желания проскочить между ними. Она не отпускала Тео, потому что боялась, потеряв его, навсегда выпасть из этого мира. И в этот раз у Холли были сомнения, сможет ли она вернуться назад. — Как тебе такая реальность?
        Руки Тео нежно обхватили ее бедра. Его черные глаза словно заглядывали ей в душу. Холли обнаружила, что задерживает дыхание, ожидая, что он скажет что-нибудь жестокое, отметая ее предложение, но — и это было невероятно — его рот смягчился.
        Женщине показалось, что ей даровали помилование. Облегчение затопило ее.
        —Как пожелаешь, agapi mou, — спокойно отозвался Тео. — У тебя два дня.
        И хотя в его интонации трудно было уловить настоящее чувство, впервые он произнес эти слова без саркастической, насмешливой нотки, к которой Холли уже привыкла.
        Моя любовь.
        Если постараться, то можно поверить, что Тео сказал это искренне. Словно он действительно ее простил. По телу Холли пробежала дрожь, такая сильная, что ее груди невольно коснулись его груди, а их колени соприкоснулись. В ней снова запылала страсть — неугасающая, всепоглощающая, неконтролируемая. Страсть заставляла женщину мечтать о том, в чем она боялась признаться самой себе.
        Тео лишь улыбнулся, будто ему это было известно.
        Глава 9
        «Неужели для Тео и Холли наступил второй медовый месяц? Или это попытка привлечь жертву на мед, разлитый в городе, где все начиналось?»
        Холли вздохнула, прочитав набранные крупным шрифтом строки в таблоиде, который лежал на прилавке киоска.
        Прошло два дня, обещанных Тео. Два изумительных дня в прекрасной Барселоне, и большую часть этого времени они с Тео провели, поглощенные исключительно друг другом. Прогуливаясь по романтичным улицам, наслаждаясь божественной едой. Танцуя в клубах, как просила Холли, пока все не заканчивалось неодолимой смесью секса, ритма и музыки, моря и солнца. Тео доводил их обоих до экстаза.
        Холли отвела взгляд от громкого заголовка и порадовалась, что надела солнцезащитные очки, достаточно большие, чтобы спрятать за ними большую часть лица. А вот спрятать Тео не представлялось возможным. Стоило ему появиться, как он тут же привлекал к себе взгляды и туристов, и местных жителей.
        —Не понимаю газетной одержимости, — вполголоса заметила Холли, взяв его под руку, когда толпа стала гуще. — Ни за что не поверю, что в мире перевелись поп-звезды, вызывающе ведущие себя. Сколько людей жаждут внимания и славы! Почему бы папарацци не оставить нас в покое?
        За завтраком Тео отвечал на электронные письма и всего лишь несколько секунд назад закончил телефонный разговор, общаясь со своим собеседником низким, выразительным голосом на греческом языке. Интонация его при этом отнюдь не отличалась дружелюбием.
        Тео бросил на Холли взгляд, напомнивший ей о том, как он разбудил ее на широкой мягкой кровати в «Харрингтоне», овладел ею и довел до экстаза, прежде чем она успела проснуться.
        Тео улыбнулся, когда при этом воспоминании она зарделась, и Холли опять подумала, что она незаметно может потерять себя. Она утонет в его черных глазах, растворится в нем и перестанет существовать как личность. Это всегда было так. И что-то в ней хотело этого.
        Впрочем, пока еще ничего страшного не случилось.
        —Сомневаюсь, что кому-нибудь есть дело именно до нас, — отозвался Тео. — Вряд ли. Если людей что-то и интересует, это отели, в которых мы остановились.
        Холли заморгала от удивления:
        —Почему?
        В руке Тео завибрировал мобильный телефон. Он бросил взгляд на экран, но затем поднял глаза на Холли, несколько секунд изучал ее, после чего положил телефон в карман.
        —А ты не догадываешься? — спросил Тео голосом, который заставил Холли подумать о различных собраниях, на которых он, как все говорили, доминировал, стоило ему войти. Если даже она, далекая от мира бизнеса, чувствовала в его тоне стальную волю, что уж говорить об остальных. И по какой-то причине этот Тео привлекал ее сильнее, чем тот парень, за которого она вышла замуж. Хотя вряд ли Холли осмелилась бы в этом признаться. — Я-то решил, что ты не случайно надумала остановиться в «Харрингтоне». Что ты хотела таким образом продемонстрировать свою поддержку Харрингтонов в их сражении с Чатсфилдами. То есть, как всегда, заняла позицию, противоположную моей.
        Холли поняла, что замерла на месте, только когда Тео взял ее за руку и отвел в узкую улочку между двумя средневековыми зданиями в лабиринте старого города. Молодая женщина не понимала, почему ей тяжело дышать, словно она долго бежала.
        Может, Тео обвинил ее в чем-то другом, а не в выборе отеля? Обретя дар речи, Холли наконец заговорила:
        —Могу с уверенностью сказать, что до того, как ты раскрыл мне глаза, я пребывала в блаженном неверии относительно соперничества двух сетей отелей.
        —Значит, ты не знала, что Чатсфилды хотят прибрать к рукам отели Харрингтонов. — Тео кивнул после того, как несколько секунд пристально изучал ее лицо. Он прижался спиной к стене, не отрывая от нее взгляда. Холли безумно хотела прижаться к нему. — Полагаю, первоначальное предложение Чатсфилдов было отвергнуто. Последовала длительная борьба между противниками, сложные переговоры. — Он пожал плечами. — Похоже, наш проблемный брак может служить этому своеобразной иллюстрацией. Так сказать, метафорой.
        —Для группы скучающих, плетущих интриги дельцов? — сухо осведомилась Холли, заставляя себя не фокусировать внимание на данном Тео определении их брака, хотя это подняло в ней бурю эмоций. — Да. Прекрасная метафора, что тут возразишь.
        Взгляд Тео словно заострился, и атмосфера между ними поменялась так быстро, что на мгновение Холли решила, что изменилась погода. Возможно, неожиданно прилетевший с моря летний шторм. Но небо над ними оставалось голубым и ясным. Другим стал только взгляд Тео.
        —Это семейный бизнес, Холли, — напомнил он, и хотя голос его при этом звучал ровно, глаза мужчины говорили о том, что все далеко не так спокойно. Тео словно порицал ее и одновременно бросал ей вызов. — То, что происходит между двумя сторонами, каждая из них принимает серьезно и близко к сердцу.
        Холли могла бы сказать ему, что лично она считает неимоверные усилия, которые предпринимают семейные компании, чтобы не потерять лицо, тщетными. Побеждает тот, у кого в итоге оказывается больше денег. В противостоянии ранчо ее отца и банка выиграл банк, хотя Холли вкалывала в поте лица, чтобы наскрести денег для оплаты закладной. В случае их брака победителем всегда будет Тео, что подтверждает ее измученное сердце каждый раз, когда она на него смотрит. С какой стати какая-то сеть отелей, пусть даже категории «люкс», должна избежать подобной судьбы?
        Впрочем, у Холли было подозрение, что Тео вряд ли захочет это услышать.
        —Тогда, надо полагать, члены этих семей должны быть гораздо более интересными объектами для навязчивых таблоидов, или нет?
        Несмотря на вопросительную интонацию, это был не вопрос. И интонация, пожалуй, была чересчур агрессивной для темы, не имеющей особого значения, по крайней мере для нее. Это личное дело владельцев отелей «Чатсфилд» и «Харрингтон». Холли даже слегка воинственно вздернула подбородок. То есть он вздернулся сам по себе. Сердце ее забилось быстрее, поскольку не имеющий к ним никакого отношения разговор обещал перерасти в жаркую схватку, как часто бывало четыре года назад. Схватка всегда заканчивалась одинаково: весь пыл борьбы переносился в постель…
        Но Тео вдруг потянулся к ней, взял прядь ее распущенных волос — Холли знала, что распущенные волосы ему нравятся больше, — и стал наматывать на палец.
        Пока это длилось, весь мир для них сосредоточился в этом жесте.
        Они оба смотрели на его руку, на то, как золотистые волосы женщины спиралью обвили указательный палец Тео. За пределами их крошечного мирка, где-то далеко продолжала бурлить жизнь города. Шум почти не доносился до уединенной улочки, на которой они застыли, укрытые от посторонних взглядов. Над их головой раскинулось ослепительно-голубое испанское небо. Стук сердца Холли был таким громким, что она ничего не слышала.
        —Почему тебя волнует, о ком будут писать таблоиды? — спросил Тео спустя мгновение… а может, вечность? Однако голос у Холли пропал, поэтому он продолжил: — Или ты беспокоишься, что внимание газет вынудит тебя принять окончательное решение относительно нашего брака? Или что это заставит меня принять решение за нас обоих?
        От захлестнувшей ее паники у Холли участился пульс, а грудь сжало, словно обручем.
        —Если наш брак выживет или потерпит крах из-за фантазий репортеров, тогда мы заслуживаем всего того, что произойдет, — яростно прошептала Холли, пытаясь совладать с собой.
        Пусть это будет желание секса, вспышка безумия. Все, что угодно, только не паника.
        Тео слегка потянул ее за локон, и внутри все напряглось. Холли замерла, словно была способна только ждать.
        «Ждать, что Тео примет решение, тем самым избавив тебя от необходимости принимать его самой? — прозвучал в ее голове негромкий голос. В нем было столько же ехидства, сколько в газетных статьях. — Вот на что ты надеешься!»
        —Или тебе не нравятся спекуляции относительно твоих планов? — поинтересовался Тео. Его слова, как камни, били по ней, по ее сердцу. — Все они в один голос твердят, что меня обвела вокруг пальца симпатичная мордашка. Все они подозревают, что ты преследуешь далекоидущие цели. Эти домыслы близки к истине?
        Холли ничего не могла с собой поделать. Ее затопила волна отчаяния. Это произошло так быстро, что стало ясно: отчаяние никогда ее не покидало, оно просто затаилось. Сейчас оно утаскивало ее в пучину, и спасения от него не было. Как и от зорко следящих за ней умных темных глаз Тео, которые часто видели слишком много. Он словно понимал, что творится у нее в душе.
        Холли не знала, тосковала ли она по этой его способности, или это вызывало у нее страх. Сама она так еще и не решила, чего хочет. Только одно было несомненно: она не может жить без этого мужчины, и не важно, что его близость означает душевные муки.
        —Ты не понимаешь, — срывающимся голосом начала Холли. — Мой отец был без ума от моей матери. Он любил ее до самозабвения. Она была для него всем. Она бросила его и меня, когда я была совсем маленькой, и вся наша жизнь резко изменилась. Отец был убежден, что когда-нибудь она вернется, он фанатично верил в это. Мать не вернулась. — Она с трудом перевела дыхание. — И все равно он умер с ее именем на устах.
        Тео не произнес ни слова. Он стоял и молча слушал, твердый и непреклонный. Холли не стала задаваться вопросом, почему ей все-таки удалось совладать с собой. Почему она вдруг почувствовала себя сильной. Ведь Тео был самой большой ее слабостью. Что бы ни являлось причиной, его молчание помогло ей продолжить.
        —Когда я с тобой познакомилась, меня будто засосало в трясину любви, и я думала, что мне понадобятся месяцы, если не годы, чтобы выбраться из нее. — Холли затрясла головой. — Я ничего не понимала. Я осталась одна в целом мире, и вдруг в моей жизни появился ты, а через шесть месяцев мы поженились. Я забыла себя и пришла в ужас, когда мне пришло в голову, что я могу повторить судьбу отца.
        —Мне кажется, это могло бы вызвать опасения, если бы я собирался тебя бросить, — заметил Тео.
        Холли чутьем понимала, что всего пару дней назад он произнес бы это с жесткостью, рассчитанной на то, что у нее заледенеет кровь. Это сломало бы ее, а он получил бы удовольствие.
        Сейчас его голос был спокоен. Почти мягок.
        Она сглотнула:
        —Расставаться для людей — это нормально, Тео.
        —Вот, значит, что это было? Направленная попытка предотвратить боль, причинив ее первой? До того как история так или иначе повторится?
        Холли было бы легче, если бы он говорил со злостью или с отзвуком боли. Но в его голосе звучало лишь любопытство.
        —Я не знаю, — прошептала она. — У меня в голове засела единственная мысль. Я должна была убежать от тебя до того, как от моего «я» ничего не останется.
        В его глазах сверкнуло пламя, но Тео не шелохнулся. Его лицо оставалось спокойным, и Холли спросила себя: какой ценой ему это дается?
        —Тео, — продолжала она, не в силах остановить поток слов. Не в состоянии подумать о том, чем все это может закончиться. — Мне так жаль. Могу я хотя бы надеяться, что ты меня понял?
        Тео обхватил ладонями ее лицо. Таким Холли его еще не видела. Словно броня, в которую он был закован, дала трещину, обнажая истинные чувства.
        —Да, мне тоже жаль, — хрипло проговорил он, заставив ее сердце перевернуться.
        —Что я оставила тебя?
        —И это тоже, да. — Его лицо исказилось от боли, которая эхом отозвалась в Холли. — А еще, что я избрал такой детский способ тебе отплатить. Разве это к чему-то привело? Я думал, что ты нарушила свою клятву, и счел это основанием для нарушения своей.
        —Тео…
        Но пламя, полыхнувшее в его глазах, заставило ее умолкнуть.
        —Когда я обещал тебе «навсегда», Холли, именно это я и имел в виду, — глухо произнес Тео. — Пожалуйста, верь мне! Это правда.
        Не дожидаясь ее ответа, он нагнул голову и наконец — неужели это случилось?! — прижался губами к ее губам.
        Он целовал Холли так, словно ни на секунду не переставал ее любить. Словно пил с ее губ божественный, бесценный нектар. Сжимая ладонями лицо женщины, Тео целовал ее так, словно приносил ей новую клятву. Извинялся и шептал молитву.
        Все сначала!
        Прошлое перестало иметь значение и больше не могло причинить им боль. Оно отпустило их, и впереди снова засверкало будущее.
        После всего, что было, Тео ей снова доверял.
        Холли обмякла в его руках, возвращая поцелуи, вкладывая в них всю свою любовь, боль и надежду, и впервые за долгие четыре года она позволила себе надеяться, что в конечном итоге у них все будет хорошо.
        - ? ?
        —Так как? — воинственно осведомился Деметриус Цукатос по телефону. Такой интонации даже Тео никогда не слышал. Что не сулило ничего хорошего. — Ты уже утряс свои семейные неурядицы? Или очередная порция газетной чепухи вызовет у меня изжогу?
        Тео стоял на балконе номера для новобрачных в «Чатсфилде», глядя, как солнце опускается за горизонт, озаряя небо буйством красок, и уговаривал себя сохранять спокойствие. Насколько это возможно в разговоре с его отцом.
        —Ты никак не можешь понять, что мой брак тебя не касается, — начал он, удостоверившись, что сможет говорить холодно и равнодушно. — Если у тебя еще остаются какие-то сомнения на этот счет, забудь о них. — Тео хохотнул. — Со всем моим уважением, отец, но добровольно я никогда не стану спрашивать у тебя совета, когда речь идет о матримониальных отношениях.
        —Ты нужен в Афинах! — рявкнул Деметриус, и его голос был подобен скрежету металла по стеклу. — Ты должен управлять моей компанией, а не позволять этой девчонке командовать тобой, точнее, тем, что она дергает в твоих…
        —Эта девчонка, нравится тебе или нет, моя жена, — оборвал его Тео. — И твои соображения насчет моего брака интересуют меня столько же, сколько и четыре года назад, когда ты не пришел на мою свадьбу. Удивительно, но она состоялась и без твоего участия.
        —Возможно, если бы ты послушался меня тогда, сейчас этого кризиса не было бы! — парировал отец, и в голосе его не было ни капли раскаяния. Впрочем, Тео сомневался, знакомо ли его отцу это чувство. — Ты украшаешь собой и компанией — моей компанией! — страницы газет ради ее загребущих ручек.
        —Почему бы нам не продолжить этот разговор, когда ты наконец вспомнишь, что я не интересовался твоим мнением насчет моего брака, — четко разделяя слова, произнес Тео. — Смирись с этим, отец, если сможешь. Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу.
        —Ты должен прекратить этот спектакль, Тео, — продолжал бушевать Деметриус. Как всегда, то, что говорил ему сын, вошло у него в одно ухо и вышло в другое. Великого Деметриуса Цукатоса заботили в мире только две вещи: его собственная персона и то, что может принести ему еще большую прибыль. Тео было прекрасно известно, что ожидать чего-то другого бесполезно. Но чем больше времени он проводил с Холли, тем меньше его волновали поступки отца. — Так или иначе.
        —Прощай, отец.
        Положив телефон в карман, Тео любовался потрясающим испанским закатом, пока розовые и глубокие синие тона не превратили небо над старым городом в фантастическое зрелище. Вскоре они уступили место темноте, позволяя улечься эмоциям, которые всколыхнул его отец.
        Тео знал, что есть только один человек — и всегда был только один, — который способен принести покой его душе, и он отбросил притворство…
        Они стояли на той улочке бесконечно долго, просто целуясь.
        И это все изменило.
        Он вбирал в себя вкус Холли снова и снова, целуя ее так, словно от этого зависела его жизнь…
        Наверное, все так и обстоит на самом деле, и в этом заключается проблема. Он прожил последние четыре года, пылая ненавистью к ней. Он всячески пытался доказать, что его не сломало ее предательство. Тео решительно отказывался признавать, что Холли его изменила, однако это была правда.
        И он не хотел отпускать ее сейчас…
        —Мне показалось, разговор был не из приятных, — раздался за его спиной голос Холли.
        —Ты забыла, что мой отец не самый приятный человек, — ответил Тео, пожав плечами. — Разве что успешный.
        Он повернулся. Холли стояла у балконной двери, и он решил, что ее красота затмевает даже фантастическое закатное небо. Она использовала его рубашку как халат. Ее блестящие пышные волосы разметались по плечам, и от этого зрелища у Тео закололо в груди.
        Наверное, так будет всегда. Наверное, в этом-то все дело.
        Они занимались сексом бессчетное количество раз после того, первого раза, на диване, всего каких-то несколько дней назад. И все было по-старому восхитительно и по-новому прекрасно. И, как всегда, это было, как наркотик. И, как всегда, Тео было хорошо с ней так, как ни с кем.
        Последние занятия любовью стояли особняком. Это произошло, когда они вернулись с той улочки в Готическом квартале, опьяневшие от поцелуев. Наполненные новым чувством и словно излучавшие свет, исходивший от заново посеянного семени доверия друг к другу.
        Почти священного семени, подумалось ему.
        У Тео даже в мыслях не было отпускать Холли. Больше никогда.
        —Тебя, наверное, ждут дела в Афинах, — продолжила она спустя мгновение, схватившись за косяк, словно ей была необходима опора. Тео почувствовал, как внутри у него все замерло. — Ты не мог предвидеть такой внеплановый отпуск. — Холи помолчала и сглотнула. — Я не хочу мешать тебе выполнять свои обязанности, Тео.
        Тео смотрел на нее, все его чувства были обострены. Последние краски заката осветили лицо женщины, и он увидел тени в ее глазах, неприкрытую уязвимость.
        Он понял, что Холли собирается сделать.
        —Ты готова вернуться со мной в Грецию? — Тео прислонился к перилам, сосредоточив все внимание на ней. Он не сжал кулаки. Не стиснул зубы, удерживая рвущийся из горла вой раненого зверя. Он просто смотрел и ждал, когда Холли опустит топор. — Ты это хочешь сказать?
        —Я думаю, тебе надо немедленно вернуться в Грецию, если это необходимо, — словно не слыша его, сказала Холли.
        Молодая женщина стояла, скрестив руки на груди, и в голове Тео всплыло воспоминание: четыре года назад она стояла точно так же и несколькими лживыми фразами заставила его мир разбиться вдребезги. Следующие четыре года он каждое утро проводил в тренажерном зале, с потом выдавливая из себя всю свою ярость и боль, воскрешая каждый миг их последней ночи и каждую деталь того, как Холли повела себя, вырвав и растоптав его сердце.
        Возникающее в душе чувство было ему знакомо.
        Страх. Снова он.
        —Ты слишком добра, — негромко произнес Тео.
        Полные муки голубые глаза Холли встретились с его глазами, но почти сразу она отвела их в сторону.
        —Мне кажется, проведенные вместе дни были необыкновенно поучительными, — заговорила Холли каким-то изменившимся голосом. Она как будто стала выше, держалась непринужденнее. Тео подумал, что, наверное, так Холли Цукатос выглядела на благотворительных мероприятиях. Отстраненная. Недоступная. Не подверженная эмоциям. Однако ее взгляд говорил совсем о другом. Тео видел ее душу, и не важно, какие слова она произносила. — Я думаю, мы выяснили, что у наших отношений существует фундамент, на котором можно попытаться построить что-то. Может, нам стоит пожить месяц раздельно и поразмышлять о том, что между нами произошло, а затем решить, как быть дальше?
        —Или, — бархатным голосом подхватил Тео, — ты можешь вернуться ко мне, что и следовало сделать с самого начала.
        Лицо Холли вспыхнуло, глаза расширились, словно его предложение было неприличным.
        —Я… я не думаю…
        —Холли. — Тео произнес только ее имя, тем не менее она вздрогнула. Он смотрел на нее в упор, лишая возможности отвернуться, силой своего взгляда убеждая ее отказаться от плана, который созрел у нее в голове. — Поехали домой, agapi mou. Нам пора.
        Глава 10
        Прошло несколько томительных секунд. Или минут? Холли беспомощно смотрела на него, отчаяние окрасило ее голубые глаза в синий цвет.
        —Нет, — хрипло выдавила она наконец. — Я не могу, Тео. Я не могу вернуться в Грецию.
        Холли не стала дожидаться ответа. Стремительно развернувшись, она скрылась в номере.
        Ее побег полоснул по сердцу Тео, как нож. Холли снова сбежала от него. Пусть даже он и предвидел такой вариант.
        Но сейчас ему было тяжелее, чем в первый раз. Следовало бы усвоить урок четырехлетней давности, а не позволять себе целовать ее и заниматься с ней любовью столь самозабвенно. Отчаяние, боль и тоска снова привели Холли к нему. А любовь заставляет ее бежать. Дни, что они провели в Барселоне, которую он всегда будет считать их городом, ясно продемонстрировали это.
        Справившись с бушевавшими в нем чувствами, вернув над собой контроль, Тео пошел следом за Холли и ничуть не удивился, увидев, что она лихорадочно собирает вещи в спальне, словно боится задержаться здесь хотя бы на секунду. Словно боится, что еще немного — и ее поглотит какая-нибудь черная дыра.
        Некоторое время Тео смотрел на Холли. Его раздирали противоречивые эмоции, но даже в таком состоянии он упивался своей женой, ее сводящим с ума телом. Может, мелькнуло у него в голове, следовало держать ее нагой? Может, так он сумел бы привязать ее к себе?
        —И куда ты собралась? — как можно беспечнее осведомился он, уже зная ответ.
        Тео все понял по муке, отражавшейся в ее глазах, по тому, как она сжимала губы, словно боялась, что, разжав их, не сможет сдержать стон.
        —Тебя ждут дела, а я нужна в Далласе.
        —Кому именно нужна?
        —У меня есть определенные обязанности, — ответила она. Ее взгляд заметался по комнате, задержавшись на отброшенных простынях и смятых подушках, будто она надеялась найти в них разгадку.
        Тео показалось, что он готов ее пожалеть. Посочувствовать ей. Но он стоял в трусах боксерах, а в его теле еще жила приятная усталость после того, как он несколько раз доводил их обоих до изнеможения, лаская тело Холли, благоговея перед ней, почти молясь на нее. Он поцелуями осушал слезы, текущие из ее закрытых глаз, когда Холли утопала в наслаждении в его объятиях. Стоны срывались с ее губ, и в каждом из них Тео слышал любовь. Но он сомневался, что сможет переубедить ее, даже если снова займется с ней любовью. Если она вообще ему это позволит.
        —Вот как? — Он смотрел, как она мечется по спальне. Каждая ее жилка была натянута как струна, и, глядя на женщину, можно было подумать, что внутри у нее происходит землетрясение, которое она сдерживает только благодаря усилию воли. Если бы Тео не раздирали ярость и боль, он сострадал бы ей всем сердцем. — Что же это за обязанности?
        Холли замерла, будто наткнулась на невидимую стену.
        —Перестань! — прошипела она, сжимая кулаки. — Просто отпусти меня.
        —Видишь ли, в этом и заключается проблема, — ответил Тео с деланой ленцой, заставляя себя расслабиться. Он прислонился к косяку. — Однажды я уже позволил тебе уйти, и что-то мне не особенно хочется делать это снова.
        —Это была ошибка, — прошептала срывающимся голосом Холли. — Все было ужасной ошибкой.
        —Что именно, Холли? — Тео наблюдал за тем, как она запустила пальцы в волосы, на ее лице промелькнуло смешанное выражение печали, боли и растерянности. Его удивило, как он ухитрился ничего не заметить четыре года назад. Неужели тогда он был настолько поглощен собой и не видел ничего, кроме своей боли, своего задетого эго? А ведь сейчас она ведет себя точно так же. Четыре года назад он счел это предательством. Если бы он хоть немного знал Холли, он понял бы ее. — То, что ты любишь меня так сильно, что это приводит тебя в ужас? Или то, что ты не знаешь, как можно любить, не испытывая боли?
        Холли сделала судорожный вдох, который был похож на всхлип, но в ее загнанно-тревожном взгляде появилось новое выражение. Что-то твердое. Покорность судьбе и сожаление.
        —Любовь без боли невозможна! — воскликнула она.
        —Холли. — Тео выпрямился и подождал, пока она не остановила свой взгляд на нем. Она задрожала всем телом, и Тео безумно хотелось броситься к Холли, схватить ее в охапку и успокоить бушующий в ней шторм. Но он остался стоять на месте. — Ты веришь, что любовь неотделима от боли. Что она может сломать тебя. А если боли нет, ты придумываешь ее.
        Рот женщины приоткрылся, дрожь внезапно прекратилась.
        —Ты намекаешь на то, что у меня не все в порядке с головой? — спросила она ледяным тоном.
        Кажется, впервые в жизни Тео понимал ее, себя, все то, что было между ними тогда и сейчас.
        —Я не утверждал ничего подобного, — мягко возразил он. — Многие из нас выросли такими, какими нас хотели бы видеть наши воспитатели, прежде всего родители. Мы можем с пеной у рта доказывать, что это далеко не так, что мы перенимаем у родителей только те качества, которые нам нравятся, однако же, пожалуйста, я сын своего отца, и не важно, хочу я этого или нет. Так же как и ты — дочь своего отца.
        Холли с шумом втянула в себя воздух.
        —Будь осторожнее, Тео, — предостерегла она его. — Мой отец был хорошим человеком. Хорошим и настоящим. Я не позволю тебе использовать его как обоснование твоей мысли. — Ее глаза сверкнули и потемнели, губы задрожали. — Если во мне есть что-то хорошее, это его заслуга.
        —Он научил тебя скорбеть, — осторожно сказал Тео, словно говорил с испуганным ребенком, и точность его замечания заставила ее замереть. — Он научил тебя целиком, без остатка, посвятить себя человеку, которому вы были не нужны.
        —Он любил ее! — выкрикнула Холли.
        —Так же, как моя мать любила отца, и что в итоге? — Тео был безжалостен, но ничего не мог с собой поделать. — Любовь живая, Холли. Разве ты это не видишь? Она не вырезана из камня. Это не испытание на выносливость, созданное лишь для того, чтобы ломать людей. Ты можешь любить меня и без всего этого ада, дорогая. Без боли, страха потери и страдания. Просто люби!
        Холли издала звук, слишком болезненный, чтобы его можно было принять за смех, и сердце Тео облилось кровью.
        —Откуда ты это знаешь? Какие у тебя доказательства? Все, все в истории наших отношений доказывает только одно: нам предначертано судьбой расстаться.
        —Те шесть месяцев на Санторини были лучшими в моей жизни, — вкладывая в свой взгляд любовь, признался Тео. — Я забыл про ад. Я забыл про страх. Между нами никто не стоял. И мы были счастливы. — Он сделал ударение на последнем слове и подождал, когда это дойдет до ее сознания. — Вот почему ты сбежала, верно? Любовь — это не страх потерять себя. Полюбить — значит обрести себя. Стать цельным, счастливым и любимым. То, что не удалось твоему отцу.
        Тео не мог сказать, что его очень уж удивила ее реакция, когда Холли побледнела и отшатнулась, словно он ее ударил.
        Как же он хотел, чтобы она его поняла! Чтобы призналась самой себе, что если он и ошибся, то не намного. Может, тогда…
        —Холли…
        —Нет! — выкрикнула она, точнее, думала, что выкрикнула, потому что ее голос был не громче шепота. — Ты сказал достаточно. Более чем достаточно. Я больше не хочу тебя слушать.
        Сердце Тео разрывалось на части, но он подчинился. Подчинился, потому что стремился оберегать ее, а не причинять ей боль.
        Но в этот раз Холли не сбежала, когда он спал. Нет, она прошла мимо него и не оглянулась, бледная как смерть.
        И Тео позволил любимой уйти, сознавая, что помочь ей справиться с ее демонами он не в состоянии. Он лишь раскрыл ей глаза, но выбор… выбор должна сделать сама Холли. А он пока попробует склеить осколки своего во второй раз разбитого сердца.
        Холли уже преодолела половину сверкающего, напоенного ароматами свежести лобби «Харрингтона», когда услышала, как кто-то ее зовет. И это был не Тео — единственный человек, с которым она мечтала быть вместе и которого решила избегать.
        Ей хотелось умереть. Точнее, ей казалось, что она уже мертва… Может, тогда она станет свободной от чувств, которые волновались в ней, как штормовое море.
        Но вместо того, чтобы забиться в какой-нибудь уголок, она остановилась и вымученно улыбнулась женщине со значком служащей «Харрингтона».
        —Миссис Цукатос, — приветствовала ее женщина с британским акцентом. — Мне, право, очень жаль. Я управляющая отелем, и я хотела принести вам извинения за недопустимое вторжение в вашу личную жизнь. Я все утро проговорила по телефону с нашим исполнительным директором, Изабелл Харрингтон. Она была очень серьезно обеспокоена, если не сказать, пришла в ужас. Она попросила меня передать вам извинения от имени отеля «Харрингтон» и лично от нее за…
        —Простите, — перебила ее Холли, — но я не понимаю, о чем вы говорите.
        Она не спешила уйти, радуясь возможности думать о чем-то еще, кроме Тео, их брака и невообразимого хаоса, в который она превратила свою жизнь.
        —Боюсь, недавнее внимание, проявленное к вам со стороны газет, стало прямым следствием недопустимых поступков одного из сотрудников отеля, — удрученно произнесла женщина. — Этот человек, разумеется, лишился своей должности, и мы раздумываем над тем, какие дисциплинарные меры к нему применить. — Она помедлила и негромко кашлянула. — Он считал, что таким образом поможет отелю, поскольку точно так же поступил сотрудник «Чатсфилда». Он, к сожалению, не подумал о том, что, подставив под удар нашего гостя, он наносит урон нашей репутации. Я не думаю, что это имеет для вас значение, миссис Цукатос, так как вы пострадали, но он искренне полагал, что помогает отелю.
        Во время этой речи взгляд Холли упал на ее отражение в одном из огромных зеркал, висевших на дальней стене.
        Она выглядела помятой и разгоряченной, словно страдала лихорадкой. Или как женщина, которая весь день провела в постели с мужчиной и покинула ее, даже не причесавшись.
        Честно говоря, сейчас она была очень похожа на ту девушку, которая познакомилась на Санторини с Тео Цукатосом. Самую обычную девушку. Как будто не было утомительно тянущихся часов, проведенных в салонах красоты, чтобы добиться того лоска, который свидетельствовал бы о принадлежности к высшему классу. Ни тщательно подобранная дорогая одежда, ни выражение лица, скопированное у женщин, чей образ жизни переняла Холли, не могли это скрыть.
        «Любовь — это не страх потерять себя», — сказал Тео, но Холли не могла позволить себе думать об этом. Не могла допустить, чтобы его слова пустили в ней корни. Если это все-таки произойдет, пути назад не будет.
        Поняв, что управляющая, пряча тревогу за вежливостью, уже несколько секунд ждет ее ответа и вот-вот снова начнет рассыпаться в извинениях, Холли поспешно сказала:
        —Все в порядке. Я ценю вашу заботу и принимаю ваши извинения. Правда. Но, боюсь, я должна съехать. Немедленно.
        —Заверяю вас, что все в отеле прекрасно понимают ваше решение, миссис Цукатос, и сожалеют о доставленных вам, если так можно выразиться в данном случае, неудобствах. Не сомневайтесь, мы предприняли все необходимые шаги, чтобы подобное…
        Холли затрясла головой и невольно поднесла руку к виску. Женщина замолчала.
        —Прошу вас, — прошептала Холли, и впервые ей было все равно, что о ней подумают. — Пожалуйста, распорядитесь, чтобы машина ждала меня у входа через десять минут.
        —Разумеется, — кивнула управляющая.
        —Благодарю, — отрывисто бросила Холли и зашагала мимо нее к лифтам, надеясь, что ей удастся попасть в номер до того, как туман, застилающий глаза, превратится в слезы. Слезы, вызванные воспоминаниями о том, как Тео ласкал ее, овладевал ею и бережно сжимал в объятиях, пока она спускалась на землю с вершины удовольствия, на которую он ее возносил.
        Холли несколько раз нажала на кнопку вызова, чувствуя, что еще немного — и ее захлестнет паника прямо на виду у гостей отеля. Ее глаза стали влажными.
        Двери лифта наконец раскрылись. Она влетела в кабину, как пуля, нажала на кнопку своего этажа, прижалась к стене, зажмурилась и часто-часто задышала. «Мне все равно, что все подумают», — твердила она про себя, вбегая в номер и, не глядя, бросая вещи в сумку. Казалось, за ней гонятся демоны, готовые унести ее прочь, если она не успеет покинуть отель за считаные секунды.
        И ей все равно, что она сама о себе думает.
        Холли торопливо забросила багаж в ожидающую ее машину, хотя что-то ей шептало, что бежать поздно. Слишком большая часть ее души осталась с Тео, и вряд ли смогут зарубцеваться старые и новые раны.
        Холли села на заднее сиденье, попросив водителя довезти ее до аэропорта так быстро, как он сможет. Она откинулась на спинку и наконец позволила слезам пролиться.
        Она не думала о том, что дала выход слезам в машине, пусть даже с тонированными стеклами. Сейчас ею владело одно-единственное желание — разорвать невидимую нить, привязывающую ее к Тео, оказавшись от него как можно дальше.
        Но, как ни старалась она не думать о нем, его слова: «Любовь — это не страх потерять себя» — продолжали звучать в ее распаленном мозгу. Она слышала его голос так отчетливо, словно он сидел рядом: «Полюбить — значит обрести себя. Стать цельным, счастливым и любимым. То, что не удалось твоему отцу».
        Обхватив себя руками, слишком уставшая, чтобы бороться, Холли позволила прошлому взять над ней верх. Она вспомнила свое грустное одинокое детство, проведенное в отдаленном районе Техаса, на ранчо, где она жила с отцом и с призраком женщины, которой они были не нужны.
        Ее ранние воспоминания были неотделимы от бесконечных обязанностей по дому, чувства вины и стыда оттого, что она не нужна своей матери. Ведь мать не взяла ее с собой и даже не поддерживала с ней связь, хотя бы изредка. Отец никогда не любил ее так, как любил свой клочок земли и женщину, которая бросила его, предоставив заживо гнить на ранчо.
        В груди Холли закололо. Сделав вздох, который граничил с всхлипом, она прижала руку к груди и принялась массировать ее.
        Нет, отец ее любил. Любил так, как умел, она это знала. Тем не омертвевшим кусочком сердца, который у него еще оставался.
        Но Тео был прав. Любовь отца кровоточила. Это была безнадежная любовь. Он просто доживал свою жизнь, цепляясь за любовь, которая не приносила ему ни тепла, ни радости, ни удовлетворения, ни счастья — ничего. Это была любовь к той, что ушла, а не к той, которая осталась с ним.
        И Холли никогда не соперничала с его любовью к ее матери. Она никогда не подвергала сомнению право отца жить именно так. А ведь это… это было неправильно. Но она продолжала хранить верность отцу и сделанному им выбору. Да, отец был хорошим, порядочным и глубоко несчастным человеком. Он учил ее быть честной и справедливой. Только… Холли вдруг поняла, что он относился лучше к другим людям, чем к ней, своей единственной дочери.
        Впрочем, поспешила она найти ему оправдание, люди — сложные, противоречивые, непредсказуемые существа. Гейб Холт был молчалив и суров. Он был упрямым и жестким, как та проклятая земля, которая подрывала его силы из года в год. Но он продолжал цепляться — за ранчо, за сбежавшую жену — с упорством, достойным лучшего применения. Впрочем, теперь Холли затруднялась сказать, что владело им больше — любовь или ненависть. Может, любовь подпитывала ненависть, а может — наоборот.
        —Хватит! — яростно прошептала она, обрывая замкнутый круг мыслей, сама не зная, к кому обращается.
        Разве что к призракам своего прошлого? К какому-то голосу в голове, твердящему, что она не может быть счастлива, чтя память о человеке, вырастившем ее? Почему только боль является доказательством любви?
        Еще было светло. И тепло. А она замерзла.
        И Холли не забывала, что во всем виновата она сама. Не важно, что сделал Тео, — это следствие ее поступков.
        Потому что любовь Тео — глубокая и страстная — зародилась в нем сразу, как только они познакомились. Доказательства? Он пошел против своей семьи, не слушал злобных выпадов в ее адрес. До встречи с ней он слыл тем еще донжуаном, но потом перестал даже смотреть на других женщин. Ее страх потерять себя, стать копией своего отца и породил кошмарную ложь, которая привела к краху их любви.
        Только сейчас Холли поняла, что она боялась избавиться от боли.
        Боль въелась в нее, как морская соль в жителей побережий. Боль стала ее постоянной спутницей, ее вторым «я» с тех пор, как она начала что-то понимать. Она так глубоко проникла в нее, что Холли начала отождествлять себя с этой болью. Без нее она не знала бы, кто она и зачем живет.
        Молодая женщина выпрямилась и вытерла слезы. Она расправила блузку, которую Тео не так давно расстегивал с бесконечным терпением.
        Ее голос звучал ясно и четко, когда она попросила водителя развернуться и отвезти ее обратно в город.
        В «Чатсфилд». К Тео.
        Если он согласится принять ее.
        Глава 11
        Никакого продуманного плана у Холли не было. Она вернулась в отель, оставила багаж носильщикам и застыла среди блестящего мрамора, сверкающих люстр и прочей роскоши.
        «Я тяну время», — призналась она себе.
        Ее кольца поймали и отразили свет люстр, приковывая к себе взгляд. Холли принялась рассматривать их так же, как в первый раз, когда Тео надел их ей на палец на одинокой скале, о которую разбивались волны Эгейского моря. Она вспомнила, как переливались камни, такие яркие и радостные, словно им передалось ее счастье.
        Эти кольца были не просто драгоценностями, не только безупречно ограненными камнями в изящной оправе. Они были как клятвы, отлитые в металле.
        Клятвы, данные ими на бракосочетании, тоже должны были стать вечными…
        Пусть она не сдержала свои клятвы, но кольца по-прежнему у нее на руке. Она никогда с ними не расставалась, ни разу за эти годы. Не могла. Наверное, подсознание таким способом пыталось достучаться до нее, помочь ей осознать правду.
        Пора извлечь из этого пользу. Давно пора.
        Холли зашагала к лифтам и услышала греческое проклятие, произнесенное низким глубоким голосом, который она узнала бы везде. Голос этот заставлял ее трепетать. Так было всегда. И будет всегда.
        —Позвольте мне кое-что прояснить, — вдалбливал Тео растерянному сотруднику отеля. — Мне плевать на Спенсера Чатсфилда, на его жизнь и на недопустимое поведение его служащих. Я хочу…
        Холли сразу уловила тот миг, когда он ее увидел. Его взгляд разжег пожар в ее теле.
        Тео тут же забыл обо всем и двинулся к ней. Его лицо стало напряженным до предела, туго натягивая кожу на скулах. Когда он приблизился к Холли, мышцы лица разом расслабились. Она заметила, что он тащит за собой тележку с вещами, и приказала себе не расстраиваться. Ведь ее первый импульс тоже был сбежать, верно?
        —Далеко собрался? — как можно беспечнее спросила она и была вынуждена с усилием сглотнуть, потому что в горле у нее пересохло. — Впрочем, глупый вопрос. Конечно, в Афины.
        Тео молчал, глядя на нее, словно пытался проникнуть ей в душу.
        —Да, — наконец ответил он. — В Афины. — Он не протянул ей руку, он просто слегка переместился, тем не менее у Холли возникло ощущение, что он прикоснулся к ней, обнял ее, не дотронувшись до нее даже пальцем. Уголок его рта дернулся. — Через Даллас.
        Ее затопила теплая волна, от которой подкосились ноги. Но одновременно молодая женщина почувствовала свое могущество.
        —У меня сложилось впечатление, что ты позволяешь мне уйти, — прошептала Холли. — Кто бы мог тебя за это винить?
        —Так и есть, — согласился Тео. — Но я не сказал, что сразу же последую за тобой. — Он тряхнул головой. — Ты была права, Холли. Во многом. Я должен был поехать за тобой тогда. Я не должен был зацикливаться на той ночи, когда состоялся наш последний разговор. Да, ты причинила мне боль, но меня переполнял эгоизм, и моя гордость была задета.
        —Иначе и быть не могло, — начала Холли и, заговорив, уже не могла остановиться. — Ты был единственным человеком в моей жизни, которого я любила и который отвечал мне взаимностью. Меня это потрясло до глубины души и напугало до чертиков. И все еще пугает. Меня тянет к тебе, но стоит мне пробыть с тобой совсем немного, как меня что-то заставляет бежать. А потом приводит обратно. — Холли печально улыбнулась. — Глупо, правда?
        —Главное, ты возвращаешься ко мне.
        —Да. — Она рассмеялась. — Бочком. Два шага вперед, один назад.
        —Однако же ты здесь, — заметил Тео, согревая, лелея ее своим взглядом. Если такое, конечно, возможно. — Это должно что-то значить.
        Он взял ее за руки, и одного этого оказалось достаточно, чтобы Холли стало лучше. Гораздо лучше. Будто солнечный луч разогнал окружавшую ее тьму. Внутренний холод мгновенно сменился жаром. Холли опустила взгляд на его сильные руки, в которых ее не были видны, затем подняла глаза на его лицо.
        Ее как будто ударило током. Ей показалось, что они перенеслись в прошлое и стоят на обдуваемой ветрами скале под ослепляющим солнцем Санторини. Точно так же, как и тогда, Тео сжимал ее руки, а она смотрела на него и давала обещания, которые собиралась сдержать.
        В этот раз все будет иначе, поклялась она. В этот раз ее любовь к нему будет сильнее страха.
        —Я люблю тебя, — как и тогда, сказала Холли, настоящее и прошлое перемешались у нее в голове. — Хотя у тебя нет причин мне верить.
        —Но я верю, — глядя ей в глаза, произнес Тео, поднес ко рту ее руку и прильнул к ней в горячем поцелуе, подтверждая этим свою веру, свою любовь. — Я верю тебе. Я верю, что ты всегда любила меня, хотя и по-своему.
        —Мне кажется, ты меня тоже до сих пор любишь, — продолжила Холли. Ее голос был не громче шепота, но Тео все слышал, судя по тому, как вспыхнули его глаза. — Хотя я не вижу ни одной причины, по которой можно любить меня.
        —Главное, вижу я, и далеко не одну, — заверил ее Тео. — Но разве для того, чтобы любить, нужны причины, Холли? Любят не за что-то, а потому что не любить не могут. Вот и я всегда тебя любил. И буду любить. А если для любви есть причины, то, может статься, это не любовь. Могут измениться желания, но сердце, затронутое любовью, останется верным тому, кому оно отдано. Мое сердце принадлежит тебе. Так было, есть, и так будет.
        —Я хочу любить тебя! — с силой произнесла Холли. — Я хочу любить так сильно, чтобы мне больше никогда не захотелось сбежать. Я хочу сдержать данные четыре года назад клятвы и никогда не давать тебе повода нарушить свои. — В ее глазах мелькнула боль, но, превозмогая себя, она продолжила: — Я хочу вернуться обратно во времени и изменить все то, что я бездумно испортила.
        —Мы поженились слишком быстро, — задумчиво сказал Тео, притягивая ее к себе. — Нам нужно было повзрослеть. Наша проблема в том, что мы взрослели в разлуке, вот и все. Всем парам приходится совершать ошибки, но, главное, надо учиться на них. Это единственный путь к счастью и гармонии. — Он провел руками по ее спине, словно рисовал ей невидимые крылья. Она поверила, что в его объятиях способна летать. — Мы пока не достигли гармонии, но у нас есть шанс приблизиться к счастью. Я в этом абсолютно уверен.
        —Разве это возможно? — слабым голосом спросила Холли. — После всего того, что было?
        —Да, — твердо проговорил Тео. — И доказательство этому то, что ты вернулась ко мне уже через час. — Его губы тронула легкая улыбка. — А в следующий раз ты, возможно, не сбежишь. И это все, что имеет значение. На то, чтобы разобраться с остальным, у нас есть целая жизнь. Споры. Смех. Непонимание. Лепестки роз и мысленные путешествия в прошлое…
        Холли обвила его шею руками. Она чувствовала на щеках горячие ручейки слез, но улыбалась.
        Потому что Тео с ней навечно.
        —Да, похоже, нам будет сложно, но зато скучать не придется, — согласилась она, откидывая голову назад, чтобы видеть его лицо, его глаза. Глаза мужчины, которого она научится любить, не причиняя боль им обоим, пообещала себе Холли. Она научится или умрет, пытаясь это сделать. — Хотя ты забыл кое-что. Поцелуй меня!
        Улыбка Тео была ослепительной. Холли почувствовала, что она и сама засияла. И в этот миг его уверенность передалась ей. Вместе им все по плечу.
        А потом Холли забыла обо всем, отдавшись во власть его горячих твердых губ, целующих ее самозабвенно и нежно.
        Пять лет спустя Тео расслаблялся в бассейне своей виллы, расположенной на скалах Санторини. Он размышлял о них с Холли. О том непростом пути, который они проделали вместе.
        Они заслужили каждый миг своего счастья.
        Первый год после второго медового месяца, снова проведенного в Барселоне, они проверяли себя. Смогут ли они научиться верить не только самим себе, своим чувствам, но и друг другу? Смогут ли преодолеть трудности и учиться на своих ошибках? Смогут ли просто жить вместе?
        Ответ был «да» на все вопросы, но, как и за все в этом мире, им пришлось заплатить свою цену. Это потребовало от них обоих безграничного терпения, взаимных уступок, доверия, времени — немало времени, — чтобы принять друг друга такими, какие они есть. Они осознали, что сохранить любовь можно только одним способом: подстраиваться друг под друга без ущемления гордости, не утрачивая при этом свою личность. И не стоит копить взаимные обиды и упреки. Впрочем, оказалось, что жертвовать своими интересами ради другого порой гораздо приятнее, чем удовлетворять собственные желания. Иначе говоря, подвел мысленный итог Тео, чтобы возникла настоящая близость, потребовалось время и усилия обеих сторон.
        И оно того стоило: теперь они могли даже предугадывать желания друг друга.
        Только в одном у них по-прежнему не возникало никаких проблем: секс, как и раньше, был бесподобен. Иногда он помогал им сгладить трения, хотя, к счастью, они довольно быстро поняли, что одного секса недостаточно, он — всего лишь дополнение, подручный материал в строительстве их брака.
        Кроме того, Холли пришлось изрядно постараться, чтобы заслужить доверие тех, кто изначально враждебно к ней отнесся. И тут выяснилось, что Холли действительно повзрослела, потому что она сумела заставить если не любить себя, то уважать.
        Тео, который думал, что нельзя любить ее еще больше, был сражен тем, как ненавязчиво, медленно, никого не оскорбляя и не унижая, она упорно гнула свою линию, пока не добилась-таки своего. Хотя, следует признать, ей помогло то, что его отец, который продержался дольше Брэкса, откровенно скучал, отойдя от дел. И разве можно устоять перед ослепительной красотой молодой женщины, которая, вдобавок к этому, не по годам мудра? Да, Холли ощутимо выросла как человек за эти годы, понял Тео. Оставалось надеяться, что и он от нее не отстал.
        Все, набравшее силу, однажды может рухнуть, но поднимется вновь, став сильнее, чем прежде.
        Как и они. Упав, они стали сильнее.
        Наверное, это и есть настоящее счастье.
        Тео услышал торопливые шаги своей жены. Раздался негромкий всплеск, когда она вошла в воду. Еще несколько секунд — и Холли подплыла сзади и обняла его, уместив подбородок на его плече.
        А затем она рассмеялась негромким счастливым смехом, устремив глаза к горизонту. В их будущее.
        Будущее, которое уже росло в ней, и визит к врачу должен был сегодня это подтвердить.
        —Ну? — поторопил ее Тео, хотя смех жены сказал ему все.
        —Я должна сделать признание, — голосом полным любви, с легкой дразнящей ноткой, от которой он был без ума, сообщила Холли. — Что ж, приготовься, теперь пути назад не будет.
        —Гм, начало настораживает. К счастью, я не из пугливых.
        —Это хорошо, — кивнула она. — Потому что, боюсь, скоро ты будешь привязан ко мне навечно, если ты порядочный человек.
        —Я буду только рад, agapi, — нежно произнес Тео, поворачиваясь и целуя ее в губы. — Как я могу? Ведь ты дала мне все. Я хочу подарить тебе мир.
        —Глупый, — улыбнулась Холли. — Ты мне уже его подарил.