Духовная [litres самиздат] Наталья Кашина
        События разворачиваются в Петербурге середины девятнадцатого века, накануне Крымской войны. Дворянин Николай Юсупов узнает от отца о необходимости венчаться с дочерью уральского промышленника. Брак Николай воспринимает как необходимое зло и не имеет ничего против. Однако вскоре выясняется, что приданное невесты находится в плачевном состоянии, а сама невеста, кажется, еще меньше расположена к Николаю, чем он к ней. Но счастье в браке - это дело случая, а интересами Отечества пренебрегать нельзя.
        Наталья Кашина
        Духовная
        Пролог
        Николай Павлович, несмотря на благозвучие своего имени, кротким нравом не отличался. Вот и сейчас, выдернутый из такого любимого его сердцу дома терпимости, ругался как сапожник и норовил заехать кучеру кулаком в глаз. Однако кучер был не промах и, в отличие от хозяйского сына, совершенно трезв. Увернулся.
        - Кузьма, тащи сюда эту пьянь! Живо!
        Голос отца тут же привел Николая Павловича в чувство. От хмеля не осталась ни следа. Сам, без помощи кучера, он окунул голову в бочку с дождевой водой, стоявшую тут же на мостовой, встряхнул волосы и только потом забрался в коляску.
        Там его ждали двое: отец - генерал Павел Петрович Юсупов и бывший гувернер Николая - Штольц. Обоих Николай не видел уже больше года, со дня похорон старшего брата Петра - в прошлом надежды не только всей Российской Империи, но и лично генерала Юсупова, который никогда не скрывал своих предпочтений и везде и во всем ставил младшему в пример заслуги старшего брата.
        К слову, Николай был очень дружен с братом, и даже едкие замечания отца данное обстоятельство изменить не могли. Добрый и заботливый Петр, разница в возрасте с которым у Николая была почти десять лет, заменил Николаю и погибшую много лет назад матушку, и вечно отсутствовавшего по делам военного ведомства отца. Его глупая и несвоевременная смерть на дуэли стала ударом для обоих Юсуповых, и отец с младшим сыном еще больше отдалились друг от друга.
        - Чем обязан, ваше сиятельство? Неужто до утра никак было?
        - Ты как с отцом… - начал было генерал, но тут ситуацию спас Штольц, хлопком закрывший книгу, в которой до сих пор прятал свои колючие глаза и нос.
        - С отцом так говорить действительно недопустимо, молодой человек. Особенно после того, как вы старательно игнорировали наши с Павлом Петровичем письма.
        Голос Штольца в отличие от голоса генерала был намного тише, но резал ухо как скрежет когтей по наждачной бумаге, взывая к самым ярким, еще детским воспоминаниям. Авторитет учителя для Николая был беспрекословным. Приехавший из далекой Германии химик, он был буквально волшебником для Николая в детстве, а со временем превратился в пример для подражания.
        - Если не ошибаюсь, в обоих письмах вы, господа, просили меня явиться к вам на поклон завтра. Ну то есть уже сегодня утром. Почему же вы сами явились за мной, как за нашкодившим гимназистом?
        Генерал было уже набрал в легкие воздуха для очередной тирады, но Штольц его опять опередил:
        - Не утром, а в восемь часов утра, молодой человек. И если мы с Павлом Петровичем еще могли бы примириться с вашим внешним видом, то наша гостья непременно сочла бы сие за оскорбление.
        Эх, все-таки переоценил Николай целебные свойства дождевой воды - речь Штольца решительно не имела для него никакого смысла.
        - И с чего бы матушке императрице посещать нас? Да еще и в такую рань? Помилуйте, Штольц! Никакая иная дама не достойна таких почестей. О чем вы толкуете?
        На мгновение Штольц перевел прицел своего носа с сына на отца, как бы спрашивая, почему тот заранее не сообщил сыну имя высочайшей особы, но осознав, что в текущей ситуации все красноречие надлежит направить на Николая Павловича, вернулся к нему.
        - Ну что ж, надеюсь вы достаточно трезвы, чтобы воспринять и запомнить то, что я вам сейчас скажу. Между семьями Юсуповых и Земских существует соглашение, скрепленное в присутствии самого государя-императора, о том, что единственная наследница капитала Земских - Полина - выйдет замуж за сына Павла Петровича не позднее своего двадцатилетия. День рождения девушки ровно через два месяца, и завтра вы объявите о вашем с ней намерении венчаться.
        Николай рассмеялся.
        - Нет уж, господа. Это слишком даже для вас. Мы не виделись больше года, и теперь вы вспомнили обо мне только затем, чтобы сосватать мне какую-то провинциальную девицу? Могу я осведомиться, кем и когда было заключено это абсурдное соглашение и каким же это образом оно может обязывать меня? Я не присяжный поверенный, но меня терзает смутное сомнение, что такое соглашение вообще могло иметь место.
        Штольц снова нацелил свой нос на генерала, на этот раз призывая его присоединиться к дискуссии. Генерал, как обычно, не стеснялся в выражениях:
        - Да что тебе может быть известно о чести! Петр ни секунды не колебался. Он был готов. Он понимал, чего стоит слово русского офицера! Он никогда бы не позволил, чтобы его вытаскивали из борделя на глазах у всего Петербурга!
        Поняв, что толку от генерала мало, Штольц снова перехватил инициативу.
        - Если вам действительно интересна сугубо юридическая подноготная данного вопроса, то я готов дать соответствующие пояснения. Госпожа Земская - наследница крупной мануфактуры и рудников на Урале. К сожалению, на ее батюшке род Земских прервался. Он был слаб здоровьем, и Полина - его единственный ребенок. Незадолго до своей кончины, на собрании в Адмиралтействе, господин Земский и Павел Петрович заключили соглашение об объединении семей, чтобы фамилия Земских не канула в лету. Сын Павла Петровича должен жениться на Полине и произвести на свет общего наследника мужеского пола, который унаследует двойную фамилию Юсупов-Земский. Что же касается вашего участия в этом предприятии, то изначально оно не планировалось. Как справедливо заметил Павел Петрович, ваш старший брат Петр должен был стать супругом Полины и ни разу не возразил против этого. Но теперь продолжатель фамилии - вы. Как вы правильно заметили, мы живем в цивилизованное время, и даже родители не в силах понудить детей к вступлению в брак. Однако тем же вечером после собрания в Адмиралтействе ваш батюшка и господин Земский составили духовные
грамоты, в которых завещали своим детям вступить в брак, в противном же случае они лишаются не только наследства, но также титула и принадлежности к фамилии. Данную конструкцию предложил лично министр юстиции, и поверьте мне, она юридически безупречна.
        Николай выслушал учителя с невозмутимым выражением лица. Буквально через несколько минут коляска остановилась напротив дома генерала на Садовой улице. И только поднимаясь, чтобы выйти из экипажа, Николай соблаговолил отреагировать на обрушившуюся на него новость:
        - Значит, будем венчаться.
        Глава 1
        По приезду в родительский дом, несмотря на глубокую ночь, Николай первым делом написал доверенному лицу записку, в которой просил направить ему сведения о Полине Земской, ее отце и той договоренности, что могла иметь место незадолго до кончины ее отца. Приказав лакею послать мальчишку и строго-настрого наказать тому никуда не уходить, пока адресат не передаст ответ, Николай принял ванну и стал размышлять над сложившейся ситуацией.
        Брак Николая нисколько не пугал - как каждый молодой человек, он знал, что это зло неизбежное, как и то, что брак не сможет изменить его образа жизни и занятий. Жена с приданым, да еще и та, что, как и он, принимает брак как нечто вынужденное, без всяких романтических иллюзий, его более чем устраивала. Смущали Николая другие обстоятельства. Первое, кто такая эта безызвестная Полина Земская? И второе, почему ему раньше не доводилось ничего слышать про соглашение между ее и его отцами, даже от Петра?
        Спустя три часа пришла записка со следующей информацией:
        «Земская Полина Ивановна, единственный ребенок Земского Ивана Филаретовича, купца первой гильдии, промышленника из Оренбургской губернии, и дворянки Анастасии Викторовны (в девичестве Лаврентьевой). Сирота.
        Земский Иван Филаретович - появился в Петербурге в 1830 году, тогда же получил членство в гильдии и женился, в 1838 году скончался от удара. Мануфактура Земского до сих пор является крупнейшим поставщиком военного министерства.
        Земская Анастасия Викторовна - родилась и воспитывалась в Потсдаме, прибыла к императорскому двору в возрасте восемнадцати лет, дочь подруги детства Александры Федоровны. Умерла в 1844 году при загадочных обстоятельствах, в возрасте тридцати двух лет - несчастный случай на охоте. Однако Полина еще до смерти матери покинула родительский дом. Где и кем воспитывалась - установить не удалось. В свете не появлялась.
        Информацию о завещании проверить не удалось. Нужно больше времени.»
        Николай доверял осведомителю лишь немногим меньше, чем самому себе. Еще пару лет назад Николай спас его из долговой ямы, и с тех пор мелкий картежный жулик успешно переквалифицировался в частного сыщика и даже начал посещать курсы для присяжных поверенных при университете. За все это время осведомитель не раз снабжал Николая информацией и даже стал его доверенным лицом в разных вопросах.
        До рассвета оставалось чуть более часа, и Николай позволил себе прилечь на постель.
        Глава 2
        Утром в доме генерала были развернуты настоящие военные действия: лакеи и горничные носились как бешеные, протирая и полируя все то, что не успели протереть и отполировать вчера. Генерал подливал масло в огонь, то и дело ловя кого-нибудь из пробегавших мимо слуг, чтобы потребовать с того ответ о ходе операции по приему важной гостьи.
        Незаметно для себя даже Николай поддался ажитации, осознав это только повязывая белый шейный платок, который в глаза не видел со времен бала в Царском Селе. Чтобы хоть как-то выразить протест по отношению ко всему творящемуся в доме безумию, входя в гостиную, Николай потребовал подать ему шампанского.
        Эффект был достигнут моментально. Увидев сына, генерал был готов взорваться, как перегретый самовар, но тут в гостиную зашел Штольц и, как всегда, спас ситуацию. Вот уж кто всегда оставался спокоен и хладнокровен. Какой из двух его черных сюртуков был парадным, а какой - повседневным, вряд ли знал даже он сам.
        Полина Ивановна появилась ровно к назначенному времени, ни минутой раньше, ни минутой позже, что не могло не порадовать генерала, как человека военного, во всем любившего точность. Однако, когда она зашла в гостиную, генерал, казалось, был уже и не рад ее видеть.
        В гостиную бесшумно вплыли две черницы. Поклонились в пояс и замерли у двери. Понять, кто из них будущая невеста, поначалу Николай решительно не мог. После ярких барышень света и еще более красочных дам полусвета, обе послушницы выглядели одинаково монохромно. Рассмотрев их внимательнее, Николай все же определил, что девица в очках, скорее всего, и есть Полина Ивановна, так как выглядела она всё же лет на десять моложе, чем ее более крупная спутница с крестом на груди.
        Пауза затягивалась.
        Девица в очках окинула взглядом трех мужчин и подошла к генералу. Еще раз поклонившись, она заговорила:
        - Позвольте принести Вам мои соболезнования по поводу гибели вашего старшего сына. Мир праху его. Я не была лично знакома с Петром Павловичем, но наслышана о его доблести и человеколюбии. Да хранит Господь его душу.
        Генерал, не отличавшийся большой набожностью, смотрел на девушку широко распахнутыми глазами. В голове его постепенно выстраивался логический ряд: монахиня, она - монахиня, значит, невеста Христова, значит, замуж выйти не может, значит, завещание невыполнимо. Что же будет с многомиллионной мануфактурой? В чьих руках заказы казны? А самое важное, что ему скажут на все это при дворе?
        Николай и Штольц были несколько быстрее, чем генерал, в осмыслении сей логической последовательности. Залпом допив бокал шампанского, оказавшегося в данных обстоятельствах особенно неуместным, Николай поставил его со отчетливым звуком на столик возле своего кресла и обратился к девушке вперед отца:
        - Любезная Полина Ивановна, благодарим за ваше участие. Мы с батюшкой стойко переживаем эту утрату. Могу я попросить вас представить нам вашу спутницу и спросить, как вы добрались до Петербурга?
        - До Петербурга? Боюсь, я вас не понимаю… Мы с сестрой Агриппиной прибыли к вам из Воскресенского Новодевичьего монастыря. Спасибо за беспокойство, но благодаря новому Благовещенскому мосту, добрались мы быстро, за четверть часа.
        Потрясающе. А он уже успел себе навыдумывать, что ее мать - молодая вдова - сослала дочь к каким-нибудь дальним родственникам мужа за Урал, а она все это время была в Петербурге!
        Тут вернулся к жизни генерал:
        - Прошу прощения за манеры моего сына, он иногда забывается. Прошу вас… и сестра Агриппина, садитесь, пожалуйста. Вы меня извините, но я человек военный. Мне надобно напрямик. Скажите, пожалуйста, в вашем письме, на прошедшей неделе, вы писали, что готовы обсудить помолвку, чтобы исполнить волю вашего батюшки…хм…но как же?
        Девушка немного покраснела, но взгляда от генерала не отвела:
        - Понимаю, вас интересует, приняла ли я постриг и могу ли исполнить завещанное в духовной грамоте. Пожалуй, мне стоит начать с того, что я пришла в монастырь в очень юном возрасте и с тех пор жила как послушница. Однако матушка-настоятельница неодобрительно относится к обетам молодых особ и потому не дает им стричься в монахини в юном возрасте. Но я планирую принять постриг в будущем. К слову, именно это желание и привело меня сегодня в ваш дом. Мне бы очень хотелось обсудить с Николаем Павловичем некоторые финансовые вопросы нашего брачного договора.
        Переход разговора от духовного к материальному случился стремительно даже по меркам циничного Штольца, бровь которого удивленно приподнялась из-под пенсне. Было очевидно, что вести светские разговоры Полина Ивановна не намерена. У нее есть весьма конкретная цель визита и только об этом она желает разговаривать.
        - Так значит, вы согласны на замужество?
        В голосе генерала слышалась надежда.
        - Я готова рассмотреть эту возможность.
        Николай почувствовал, как внутри у него закипает раздражение. По роду своих занятий, ему периодически приходилось иметь дело со всякого рода шантажом. И именно шантажом вознамерилась заняться послушница в очках. В голове Николая ее слова звучали так: “Возможность исполнения завещания моего отца зависит не только, и не столько от вашего согласия, сударь, сколько от моего. И раз уж так, давайте решим на берегу, что каждый из нас с этого будет иметь”. Именно непереносимость женских манипуляций заставили Николая с некоторых пор иметь дело только с продажными женщинами, вступая в товарно-денежные отношения и заранее зная стоимость приобретаемой услуги.
        Свирепея, Николай обошел гостиную и сел на диван подле Полины Ивановны, игнорируя более подходящее в данных обстоятельствах кресло напротив гостьи.
        Девушка поежилась. Несложно было предположить, что обитательница монастыря еще никогда так близко не сидела к мужчине. А Николай умел произвести впечатление. По-военному статный, спасибо генералу, со жгучими темными глазами, он неоднократно становился причиной женских слез и истерик.
        - И какие же условия вы считаете необходимыми включить в брачное соглашение?
        Девушка инстинктивно вжалась в угол дивана.
        - Только самые необходимые: в духовной написано, что мануфактуры переходят в ваше управление со дня свадьбы, и я не намерена этому противиться. Однако только с рождением наследника я вступлю в права наследования, а значит, смогу распоряжаться имуществом. Но в отсутствие брачного соглашение все мое имущество станет вашим. Я же вознамерилась построить при монастыре больницу, не богадельню какую-нибудь, а настоящий госпиталь: c операционными залами, прозекторской и медицинской школой!
        Когда послушница говорила о больнице, глаза ее блестели, и даже очки не могли этого скрыть. Восхищение, с которым девушка говорила о своей мечте, не могло не располагать, но Николая это впечатлило мало.
        - Дражайшая Полина Ивановна, боюсь, подобное условие включить в брачный договор совершенно невозможно. Видите ли, юридические документы требуют достаточно высокой степени детализации, написать «выделить деньги на строительство больницы» совершенно невозможно. Полагаю, что вы и знать не знаете ни о финансовом состоянии мануфактур вашего батюшки, ни о хотя бы примерной стоимости вашего проекта, верно же? К тому же какой именно капитал мы сумеем сформировать, и сумеем ли сформировать что-нибудь вообще с момента брака до рождения наследника, это большой вопрос. Вы же не рассматриваете вариант продажи предприятий с молотка?
        - Почему же не рассматриваю.
        - То есть благополучие жителей столичной губернии для вас важнее благополучия если не ваших земляков, то земляков вашего покойного батюшки?
        - Да почему же?
        - Да потому, дражайшая Полина Ивановна, что военные заказы, которых добился ваш батюшка, и есть главное ваше богатство, а не мануфактуры как таковые. Продав то, что всю жизнь создавал ваш родитель, вы прежде всего заберете работу у людей, которые служили и служат вашей семье. Любой покупатель скорее всего решит, что для него выгоднее закрыть созданные вашим отцом производства и перенаправить заказы на собственные производственные мощности. А это значит, что из-за вашего каприза лишатся работы несколько тысяч семей.
        Девушка побледнела. Побледнел даже генерал.
        - Прошу прощения, дорогая Полина Ивановна. Я более чем уверен, что у вас не было никакого злого умысла. Но неужели вы думали, что сам государь-император благословил наш с вами союз лишь из соображений заботы о вашем женском счастье?
        Последнее замечание было лишним. Николай это понимал, но ничего уже не мог сделать. В конце концов, он лишь сказал правду.
        Губы девушки задрожали. Лицо стало особенно бледным на фоне черного хлопка рясы. Вид ее был до крайности жалок…и тем сильнее был эффект от произнесенных ею слов.
        - Сто тысяч.
        - Что, простите?
        - Сто тысяч рублей, и вы обязуетесь не препятствовать мне принять постриг, как только наш сын достигнет возраста семи лет.
        Генерал лишился речи. Штольц лишь скептически наблюдал за происходящим. В отличие от генерала, он знал о занятиях Николая чуть больше и был знаком с тем, как тот ведет переговоры, касающиеся финансовых аспектов.
        - Названная вами сумма лишь доказывает, как мало вы понимаете в материях, о которых беретесь рассуждать. А что, простите, я получу за озвученную сумму?
        Ресницы девушки затрепетали.
        - О чем вы?
        - Ну как же. Вы получаете свободу от меня и, допустим, сто тысяч рублей государственными ассигнациями. А что получаю я?
        - Вы получаете все! Мануфактуры, предприятия, заказы, которые, как вы выразились, и есть все мое состояние. И получите их сразу же после свадьбы.
        - Дорогая моя, если бы обязанность управлять означала богатство, то управляющие стали бы самыми богатыми людьми, чего, как мы с вами знаем, никогда не происходит.
        - Чего же вы хотите?
        - Жену, которая не создает проблем и не прибегает к шантажу по любому поводу. Если мы вступим в брак, я потребую, чтобы вы не избегали своих светских обязанностей. Вы обязуетесь выглядеть и вести себя соответствующим образом. И, простите меня, сестра Агриппина, вы можете быть духовной наставницей моей жены, но компаньонку для нее я выберу сам.
        Полина бледнела все больше и больше.
        - Помимо всего прочего, мы закрепим в договоре сумму, которую вы получите в качестве ежемесячного содержания. Откладывать из нее на постройку больницы вы не будете иметь право, как и тратить на благотворительность свыше определенной части, дабы не вводить вас в искушение превратить мой дом в богадельню.
        Николай понял по багровому лицу генерала, что на этом стоит остановиться. Но тут не весть откуда силы в себе нашла послушница в очках.
        - Раз уж мы перешли к обсуждению нашей будущей супружеской жизни, могу ли и я просить внести еще одно условие в брачный договор?
        - Вы можете просить о чем угодно.
        Говоря это, Николай уже чувствовал себя победителем и вальяжно откинулся на спинку дивана.
        - Я, как вы могли заметить, сестра милосердия, и обладаю некоторыми познаниями в медицине и гигиене. Видит Господь, я не хотела поднимать эту тему сейчас, но может это и лучше, обсудить все в самом начале.
        Полина достала из-под полов рясы сложенный вдвое листок бумаги, на котором очень красивым женским почерком был составлен солидный список, озаглавленный «Правила супружеского общежития». Прочитав первые две строчки, Николай понял, почему девушка постеснялась озвучить его в присутствии других мужчин. Пункт первый гласил, что до консумации брака Николаю надлежит пройти полное медицинское обследование, включая сдачу целого перечня всевозможных анализов и проб. Второй пункт позволял Николаю посещать только официальные публичные дома, работницы которого имеют действительный желтый билет и регулярно проходят медицинское освидетельствование. Иметь любовниц не дозволялось.
        Николай поднял глаза на барышню, щеки которой поразительно быстро меняли цвет с белоснежного к алому, и лукаво улыбнулся.
        - Гигиена - это хорошо. Обязуетесь ли и вы соблюдать данные правила, с вашего позволения, общежития?
        Уже пунцовая послушница пробормотала:
        - Разумеется.
        Кто знает, куда мог зайти этот занимательнейший разговор, но тут вошел лакей и сообщил, что Николая Павловича желает видеть некий иностранец. Николай извинился перед присутствующими и покинул гостиную, как бы между делом бросив, что предложения Полины Ивановны с его стороны нашли полное понимание, и он готов подписать соглашение, если у генерала нет каких-нибудь дополнений. С нотариусом он готов встретиться во втором часу пополудни.
        Глава 3
        Полина Ивановна Земская стояла напротив огромного трюмо в своей новой комнате, в которой было целых три окна. Как ей сказала горничная, раньше эта комната принадлежала покойной жене генерала, в прошлом актрисе и первой красавице Петербурга. Ее портрет висел над камином, и казалось, что он мог принадлежать какой-нибудь древнегреческой богине. Все в комнате было наполнено светом и цветом. И, как казалось самой Полине - легкомыслием.
        Все, кроме отражения Полины в зеркале. Даже сменив подрясник на платье, Полина являла собой иллюстрацию выражения «церковная мышь». И невозможно было не заметить, какое впечатление она произвела на генерала с Николаем, да и на нотариуса с гувернером, когда спустилась к обеду. Они явно надеялись, что, сняв рясу, девушка волшебным образом превратится в светскую даму и станет если не украшением общества, то по крайней мере перестанет быть его темным пятном.
        Но чуда не произошло. Мужчины явно выглядели разочарованными. И хоть Полина и твердила, что ей нет никакого дела до их мнения, всё-таки чувствовала себя уязвлённой.
        Обед прошел спокойно, в отличие от утренней встречи в гостиной. Генерал рассказывал истории о её покойном батюшке, о том какого необычайного ума это был человек. Однако все больше обходился общими фразами, из чего складывалось впечатление, что сам генерал с ним близко знаком не был.
        После обеда нотариус пригласил всех ознакомиться с текстом брачного соглашения. Полина попросила его не оглашать публично предложенные ею «Правила супружеского общежития», и с разрешения всех присутствующих нотариус пошёл ей навстречу.
        Когда соглашение было подписано, Полина было подумала, что на сегодня все, и хотела откланяться, но тут приехала Александра Михайловна.
        До появление этой дамы в жизни Полины, она и не знала, что на свете бывают такие женщины. Женщины, которых боятся генералы. Зайдя в гостиную, Александра Михайловна сразу же завладела всеобщим вниманием, одновременно интересуясь у генерала, как поживает его подагра, отдавая распоряжение лакею по поводу своей коляски, горничной - по поводу своего багажа, при этом всём тут же успевая отчитать Николая Павловича за то, что так долго у неё не появлялся, дать несколько пространных комментариев о погоде в Петербурге и качестве мостовых. При этом в ее движениях не было никакой неловкости, а в речи никакой спешки. Просто без нее в доме было пусто, а с ее появлением в комнате появился безусловный центр притяжения.
        Наконец этот самоназначенный центр мироздания обратил внимание на Полину:
        - Так вот кто теперь будет жить в комнате Ольги?
        Ее слова были язвительные, но глаза теплые и по-доброму лукавые. Александра Михайловна была из тех людей, что с возрастом обзавелись лучиками в уголках глаз, от чего ее от природы красивое лицо стало только милее.
        - Вы, моя дорогая, очень красивы. Но пока вы сами не будете готовы это принять, о вашей красоте никто не узнает.
        Сказав это, она снова переключила свое внимание на Николая Павловича, заявив, что наводнения в Петербурге это его рук дело, так как сколько же можно заставлять бедных девушек столицы плакать от неразделенной любви? И как хорошо, что скоро он, наконец, женится, и этому безобразию придет конец.
        Кто знает сколько еще колкостей смогла бы наговорить эта дама, но тут она обратилась к Штольцу, который, поздоровавшись, хотел было выскользнуть из гостиной, вероятно позабыв, что вырваться из гравитационного поля Александры Михайловны совершенно невозможно.
        - А что Австро-Венгерские войска логики и здравого смысла опять отступают?
        Поняв, что его раскрыли, Штольц убрал руку с дверной ручки:
        - Скорее капитулируют. Против вас, Александра Михайловна, логика, как известно, бессильна.
        Глава 4
        Полина даже не догадывалась, как сильно изменится ее жизнь в доме генерала. Привыкшая к распорядку в обители, девушка и предположить не могла с какими сложностями столкнется в миру. С приездом Александры Михайловны Николай твёрдо дал понять, что сестре Агриппине лучше вернуться в монастырь, так как теперь заботы о Полине поручаются Александре Михайловне - женщине безупречной репутации, его крестной и близкой подруге его покойной матушки.
        Этим же вечером, за ужином Полине озвучили распорядок ее жизни на ближайшие три недели, который вполне можно было бы сравнить с чрезвычайно ускоренной программой обучения Смольного института. За такой короткий срок Полине полагалось выучить все положенные танцы, столовый и придворный этикет, не говоря уже о том, чтобы обзавестись подобающим гардеробом. Ответственной за все эти преображения назначалась Александра Михайловна, которая прямо за ужином написала несколько записок и назначила аж четыре встречи на завтра. К удивлению Полины, одним из ее учителей предстояло стать и Штольцу. Ему полагалась оценить знание Полины в немецком и французском языках, а также разъяснить место генерала Юсупова при дворе и ее обязанности, как будущей хозяйки дома.
        Николай же, который очевидно и был организатором ее учебной программы, от общения с Полиной решил устраниться. На том же ужине он заявил, что по делам гильдии вынужден уехать в Москву и планирует вернуться лишь к приему по случаю именин императрицы Александры Федоровны, тому самому событию, к которому Полине полагалось так усердно готовиться эти три недели. Данный прием должен был одновременно стать и первым выходом Полины в петербургское общество, и событием, где будет объявлено об их с Николаем свадьбе.
        Дни понеслись с невероятной скоростью, отличия от жизни в монастыре были разительными. Полине казалось, что бессмысленная суета стала отныне ее постоянным спутником. На следующий же день прибыли учителя танцев и музыки и безжалостно раскритиковали её осанку. Затем пожаловал аляповатый господин, который забрал Полинины очки и запросил огромную цену за изготовление новомодного лорнета. Апофеозом стало появление модистки, которая привезла три чемодана готового платья «на первое время», а потом еще взялась снимать с Полины мерки, ужасаясь тому факту, что девушка совсем не носила корсетов, и потому посадить на ее фигуру «хоть что-то» будет неимоверно сложно.
        Полина сносила все безропотно, повторяя себе, что это все ради благого дела. В какой-то момент она поймала себя на том, что сравнивает себя со всеми известными ей великомученицами, и сама же пристыдила себе за неуместное сравнение.
        После обеда были занятия со Штольцем, который хоть и оценил познания Полины в латыни, однако отметил, что языком науки является немецкий, а языком света - французский, вот почему именно на этих языках Полине следовало бы сосредоточить свое внимание. Штольц был требователен и, казалось, не нуждался в отдыхе. В первый же день он просидел с Полиной в классной комнате шесть часов без перерыва, пока сам генерал не вошел и не пригласил их отужинать.
        За ужином Полина молчала, что было крайне невежливо, по замечанию Александры Михайловны. И это замечание стало для Полины последней каплей. Поднявшись из-за стола, она попросила ее извинить и ушла в свою комнату.
        ***
        Прошло много лет с тех пор, как Полина плакала в последний раз. Живя в монастыре, она навсегда уяснила разницу между страданиями и глупыми обидами. Ухаживая за чахоточными или больными оспой, которым оставалось жить несколько дней, она порой забывала поесть и поспать. Но во всем этом был смысл! Она знала, что делает что-то важное и нужное, а тут… Да какая вообще разница какая у нее осанка и тем более соотношение между плечами и талией, если у нее достаточно твердая рука, чтобы шить даже самые сложные раны? Кому вообще нужны эти танцы, если прямо сейчас в обители сестры заняты тем, чтобы помочь малышам-сиротам умыться перед сном? Злые слезы обиды встали в глазах девушки, и через них она смотрела на портрет предыдущей хозяйки комнаты. В эту самую минуту женщина с портрета олицетворяла собой всю бессмысленность светской жизни. Все то, что Полина считала пустым, фальшивым и развратным и от чего сбежала пять лет назад в монастырь.
        Через час, когда гнев Полины поутих, в комнату постучали. Эта была Александра Михайловна. Она была в халате и явно собиралась ко сну.
        - Дорогая моя, прошу вас простить мою строгость. Мне стоило быть деликатнее, но вы весь день держались так стойко. Боюсь, в этом беда сильных духом девушек, к которым вы, несомненно, относитесь. Окружающие порой забывают, что перед ними живое и чувствующее существо. Что меня, конечно, не оправдывает.
        Видеть, как эта блестящая во всех отношениях дама просит прощение, было удивительно. Полина растерялась и, чуть замешкавшись, предложила гостье присесть отчасти потому, что слышать очередное обвинение в отсутствии манер у нее не было сил, но женщина лишь заботливо приобняла ее за плечи и шепнула:
        - В другой раз, моя дорогая. Когда мы узнаем друг друга чуть лучше, и вы научитесь мне доверять. Пожалуйста, дайте нам шанс. Не судите книгу по обложке.
        Затем Александра Михайловна перевела взгляд на портрет генеральши.
        - Отвратительный портрет, я всегда считала его легкомысленным. Завтра обязательно покажу вам другие ее портреты.
        С этими словами Александра Михайловна удалилась. А Полина сама удивилась, насколько легче ей стало после этих слов.
        Глава 5
        Первая неделя в доме генерала подходила к концу. Несмотря на внутреннее отторжение, как казалось Полине, к абсолютно бесполезным светским занятиям, в программе Николая Павловича она смогла отыскать для себя много интересного. Особенно ей понравились уроки со Штольцем, а после того, как она уговорила его преподавать ей грамматику, используя немецкий медицинский атлас, ее вообще стало сложно прогнать из класса, и порой занятия продолжались и после ужина.
        На удивление приятной была и компания Александры Михайловны. Она оказалась женщиной необычайно образованной, к тому же объехавшей с покойным мужем - дипломатом добрую половину Европы, где посещала не только званые обеды, но и всевозможные выставки и музеи. Как и обещала, Александра Михайловна показала Полине другие портреты матери Николая. По словам вдовы, ее подруга была, как говорят в Лондоне, женщиной self-made. Родившаяся в семье разночинца и с юности стесненная в средствах, она не побоялась осуждения и пошла в актрисы не столько из любви к искусству, сколько из-за денег. Осиротев в шестнадцать, она содержала и себя, и малолетнюю сестру и при этом сохранила безупречную репутацию, которая, несмотря на всю скандальность ее профессии, позволила ей составить блестящую партию с офицером Лейб-гвардии, столбовым дворянином Юсуповым. Узнав эти подробности, Полина другими глазами посмотрела на изображения генеральши, и женщина на портретах перестала быть просто красивой.
        Единственное, с чем никак не могла смириться Полина, были уроки танцев. Устав бороться с ее испорченной близорукостью осанкой, Александра Михайловна вместе с учителем придумали жуткую экзекуцию - привязав оба локтя Полины к черенку метлы, на голову ей водрузили русско-французский словарь и заставили в таком обмундировании кружиться по залу. Закусив губу до крови, Полина выдержала это издевательство почти целый час, но когда словарь в сотый раз шлепнулся о мраморный пол музыкальной гостиной, нервы девушки не выдержали.
        - Хватит! Я требую прекратить этот балаган. Александра Михайловна, вы же разумная женщина. К чему все это?!
        Александра Михайловна попросила горничную освободить Полину от метлы, а педагогов выйти из комнаты и быть свободными на сегодня, и только потом ответила Полине:
        - Прежде всего, прошу вас, Полина Ивановна, не разговаривать со мной в таком тоне, в присутствии посторонних - в особенности. Во-вторых, любую конфликтную ситуацию необходимо решать до того, как вы потеряете самообладание. А в-третьих, потрудитесь объяснить, почему все мои старания придать вам утонченности встречают с вашей стороны такой яростный отпор? Мне, знаете ли, обидно, что занятия немецким с господином Штольцем вызывают у вас намного больше энтузиазма.
        - Да потому что есть огромная разница между учебой чему-то полезному и этими вашими танцами! Со Штольцем мы говорим о химии и медицине, а танцы, какой в них толк? Перестал ли у кого-нибудь болеть зуб из-за того, что он увидел великолепное исполнение мазурки, или может у кого-то не случилось удара из-за того, что он час-другой был на балете?
        Полина редко позволяла себе подобные эмоции, но как же ее довела эта метла!
        - Вы, моя дорогая, рассуждаете как последний плебей. По-вашему, если картину нельзя съесть, то и толка в ней нет? А если бы в вашем любимом Исаакиевском соборе не было бы ни одной росписи?
        Полина поняла, что погорячилась, но конфликт уже было не остановить.
        - Хорошо, оставим искусство, как материю от вас крайне далекую. Относительно конкретных упражнений для осанки. Вы, дорогая моя, может и образованны, но крайне бескультурны. Да-да. Древние греки, те самые, что подарили миру почитаемого вами Гиппократа, не разделяли культуру духовную и телесную. И между прочем, понятие «физическая культура» к нам пришло именно от них. Поэтому, любезная Полина Ивановна, я требую, чтобы вы признали, что ваше отторжение к урокам танца ничто иное, как нежелание воспитывать в себе самодисциплину и культурно развиваться, спрятанное под маской надменного отношения к тому, что вы презрительно называете светскими развлечениями!
        Полина обомлела. Несмотря на градус дискуссии, она была вынуждена признать, что в словах Александры Михайловны была доля истины. Полине стало по-настоящему совестно за то, что она набросилась на почтенную даму с обвинениями.
        - Александра Михайловна, пожалуйста, простите мне мои слова. Вы правы, мне сложно заставить себя заниматься тем, в чем я не вижу достаточно смысла. Просто когда я думаю о том, сколько всего полезного за время урока танца я бы смогла сделать в монастыре, у меня сердце разрывается. А я тут танцую. И ведь паршиво танцую, надо сказать.
        - А ты лучше танцуй!
        Полина стояла перед Александрой Михайловной как провинившаяся гимназистка. Но гнев дамы постепенно затих.
        - Ладно, завтра воскресенье. Думаю, генерал отпустит нас с тобой на службу в обитель. Поедешь, покажешь мне, что именно не дает тебе думать о танцах.
        ***
        Как же хорошо в обители! Стояла погожая июньская погода, и купола Благовещенской церкви ярко блестели в лучах редкого петербургского солнца. На входе народу было по -воскресному много, но Полина без труда нашла глазами сестру Агриппину и поторопилась было к ней, но вовремя вспомнила, что она сегодня не одна, и благоразумно дождалась, когда Александра Михайловна выберется из коляски.
        У самой Полины этот процесс также занял больше времени, чем ей хотелось бы. На просьбу Полины разрешить ей надеть послушническое одеяние Александра Михайловна ответила отказом и была непреклонна, заявив, что если Полина не начнет носить дамское платье, она никогда и не научится этого делать. Поэтому Полина чувствовала себя крайне неловко, подметая двор обители кринолином. Из всех привезённых модисткой платьев Полина постаралась выбрать самое практичное и неброское, но все равно чувствовала себя эдаким пестрым попугаем.
        Поговорить с Агриппиной до службы не получилось, к тому времени как Александра Михайловна выбралась из коляски, отряхнула подол и расправила все складки на юбке своего платья, настало время службы, и сестра Агриппина повела девочек-сироток внутрь церкви. Полина с Александрой Михайловной последовали за ней.
        На службе многие девочки, особенно младшие, вели себя из рук вон плохо, священник то и дело делал сестрам замечания, веля призвать детей к порядку, а сестры пытались усмирить девочек, но этого хватало ненадолго и через десять минут все начиналось по новой. Через час с лишним от начала службы одна проказница так сильно истощила душевные силы Агриппины, что та вывела проказницу из церкви за ушко со словами, что пропишет розги, если девочка не научится вести себя должным образом.
        Наблюдая за всем этим, Александра Михайловна обратилась к молодому священнику, который вел службу, и поинтересовалась о здоровье его детей. Тот с гордостью ответил, что лишь в прошлом месяце впервые стал отцом, что сынок родился крепким, спасибо Господу! Тогда Александра Михайловна еще раз поблагодарила священника за службу и как-бы случайно обмолвилась, что впереди у него тяжелая участь родителя, так как детей очень сложно призвать сохранять порядок и тем более безмолвие на протяжении двух часов. С этими словами она оставила пожертвование и присоединилась к Полине, которая уже беседовала с Агриппиной на улице.
        Девушки пытались рассказать друг другу последние новости, но шумевшие дети галдели так громко, что подруги едва могли слышать собственный голос. Тогда Александра Михайловна попросила у сестры Агриппины позволить ей немного пообщаться с девочками, та с нескрываемой радостью разрешила. После чего Полина краем глаза наблюдала за удивительной картиной.
        Попросив девочек встать в круг, Александра Михайловна заняла место в центре и начала показывать им до боли знакомые Полине гимнастические упражнения для осанки, а девочки, страдавшие от избытка энергии на протяжении двух часов службы, с энтузиазмом принялись их исполнять. Затем, к изумлению Агриппины, Александра Михайловна повязала на плечо той самой проказницы свой платок и объявила, что теперь эта девочка - лисичка, а остальные девочки должны ее ловить, та, что поймает лисичку, сама станет лисичкой и ловить нужно будет уже ее. Спустя четверть часа все девочки без сил сидели на траве и обсуждали какая лисичка оказалась самой проворной. И тогда Александра Михайловна предложила им другую игру - в царевну Несмеяну, правда предупредила, что играть в нее они будут через неделю, во время следующей воскресной службы, а кто победит - получит от нее настоящую фарфоровую куклу.
        Провожали Александру Михайловну как героиню. А уже в коляске Полина спросила:
        - Как это у вас получается, заговариваете вы их что ли?
        Александра Михайловна улыбнулась немного грустно:
        - Так вышло, что свою жизнь я посвятила детям: у меня три прекрасных сына и четыре очаровательные дочки. Вот только все выросли да разъехались. Знаешь, Полина, иногда мне кажется, что Николай позвал меня тебе в компаньонки из жалости, чтобы я не сидела дома одна. Так что ты на меня не сердись, если я ненароком перейду некоторые границы. Младшая доченька то лишь чуть более года назад вышла замуж и уехала за мужем в Курляндию. Не научилась я еще жить без нее.
        - Что вы такое говорите, Александра Михайловна, я понимаю, что могу быть несносной, но поверьте, с первого же дня я прониклась к вам большим уважением и никогда не смогу сердиться на вас всерьез.
        И тут же, чтобы взбодрить компаньонку, Полина добавила:
        - А с вашим суждением, что педагогический талант измеряется количеством детей, я решительно не согласна. Вот у сестры Марфы двенадцать детей. Двенадцать! А что с ними делать и как управляться она знать не знает.
        Александра Михайловна улыбнулась чуть веселее:
        - Полагаю это от того, что сестре нужно было много работать, чтобы их прокормить, я же была избавлена от решения этой первоочередной задачи.
        - Многие дворянки, даже те, что из богатых, также не знают, как вести себя с детьми.
        На этот раз тень опустилась уже на лицо Полины. Мгновенно почувствовав это, Александра Михайловна взяла Полину за руку:
        - Дорогая моя, а какой была ваша маменька? Вы не разу ее не вспоминали.
        Больше всего Полина боялась ответить на этот вопрос. Обманывать Александру Михайловну она не могла, а правда до сих пор причиняла много боли. Полина решила начать издалека:
        - Матушка очень рано вышла замуж. Когда ей было девятнадцать, появилась я. Мне кажется, замужество тяготило ее. Сколько себя помню, родители жили раздельно, мама в Москве, а я, несмотря на всю занятость отца, - с ним в Петербурге. Приезжала она редко, только для выполнения обязанностей при дворе, и их встречи с отцом часто заканчивались скандалами.
        А когда отец умер, я переехала к матери. Она часто обвиняла отца, что тот ничего нам не оставил. По его завещанию все доходы от мануфактур полагалось хранить в ассигнациях и распорядиться ими я смогла бы лишь после своего замужества. Но это было не совсем так. Отец оставил матушке подмосковную усадьбу и двести душ. Мы могли бы достойно жить в усадьбе, как того и хотел отец. Но матушка не была склонна к деревенской жизни, она была молода и красива, и мы остались в Москве.
        После уединенной жизни с отцом, жизнь в доме матери казалась мне каким-то диким балаганом. Каждый вечер у нас были гости, в основном мужчины. Мать убеждала меня быть со всеми вежливой, так как это именно они дают нам деньги, чтобы я могла жить и учится в Москве. Я понимаю, как это все ужасно звучит, но тогда я была ребенком и не знала, насколько это все неприлично.
        - Моя дорогая, я вас нисколечко не осуждаю. Мне вас искренне жаль. Вы поэтому бежали из дома матери?
        - Да. В день, когда мне исполнилось четырнадцать, матушка устроила большой праздник. Гостям было предложено разыграть в карты мой первый поцелуй. Победивший господин явился ко мне требовать выигрыш.
        Александра Михайловна ахнула.
        - Пожалуйста, не волнуйтесь, никакого насилия не случилось. Я заперлась в комнате и под утро сбежала. Отец рассказывал, что на Васильевском острове строят женскую обитель, и я знала, что он жертвовал деньги на строительство. Приехав в Петербург, я упала в ноги к матушке-настоятельнице, и она меня приняла. Первый год во служении после праздной жизни в Москве дался мне трудно, но я пообвыкла, подружилась с другими послушницами, стала помогать в богадельне. А через год я узнала, что с матушкой случился несчастный случай.
        - Бедная, бедная девочка.
        - Ну уж нет, Александра Михайловна, жалеть меня я вам решительно запрещаю! Я совершенно уверена, что мой уход в обитель был провидением. Благодаря этому у меня есть призвание и цель.
        Поняв, что Полина не хочет, чтобы ей сочувствовали, Александра Михайловна нашла в себе силы сменить тему для разговора:
        - Меня несколько смутило, что мы не зашли проведать ваших больных, когда были в обители, вы поберегли мои нежные чувства?
        - И это тоже. Но основная причина - это наш с вами внешний вид. Больница, если ее так вообще можно назвать, очень тесная, в кринолине нам и по проходу было бы не пройти. А рук в обители, слава богу, хватает, я же ищу себе утешение в том, что сейчас помогаю сестрам новыми методами и рецептурами, которые с помощью господина Штольца нахожу в немецких медицинских публикациях. Представляете, только вчера вычитала про марлевые лицевые маски, чтобы избежать сепсиса в ранах больных, их то мы и обсуждали с сестрой Агриппиной, казалось бы, такая простая вещь!
        Глава 6
        Николай Павлович ожидал неофициальной аудиенции с государем. Как говорится, «с корабля на бал», ну да ему не привыкать. Он уже более двух суток не спал, переодевался и брился в поезде, так как не имел ни малейшей возможности заехать в дом генерала, но таки успел на прием по случаю именин Александры Федоровны.
        Государь принимал его, как обычно, наедине:
        - Приветствую, Николай Павлович. Могу я поинтересоваться, как вы нашли приданое вашей невесты?
        - Заводы в Златоусте поражают воображение масштабом, но вынужден сообщить, что они находятся в запустении и работают не более чем на треть. Боюсь, ситуация действительно вызывает опасения: текущие заказы выполняются в основном за счёт складских запасов, которые в ближайшие месяцы истощатся, что приведет к перебоям в снабжении армии.
        - Вы полагаете, все настолько серьёзно?
        - Боюсь, что так, Ваше Величество.
        - И в чем же причина? Вам удалось встретиться с управляющим?
        - Да, мне удалось переговорить с Бочкаревым Иваном Фроловичем - управляющим покойного Земского. По словам данного господина, рудники близки к исчерпанию. А оборудование требует реновации, средств на которую у заводов нет.
        - Вы склонны этому верить?
        - Боюсь, у меня не было достаточно времени и полномочий, чтобы разобраться во всех нюансах, однако рабочие шахт утверждают, что породы много и качество ее не стало хуже. Что же касается финансовых проблем предприятий, то большинство из них вызвано ошибками управления, а порой и открытой растратой. Более того…
        - Более того?
        - Черные времена для предприятий Земского наступили чуть более года назад, незадолго до визита в Златоуст моего брата Юсупова Петра Павловича. Его опознали по портрету на постоялом дворе. Был он там менее чем за месяц до своей гибели.
        - Вы не думаете, что видите то, что хотите видеть? Не пытаетесь ли вы вернуться к расследованию гибели вашего брата вместо того, чтобы заниматься вверенным вам делом государственной важности?
        - Игнорировать связь между этими двумя событиями не имеет смысла, Ваше Величество. Мне довелось переговорить с бывшей экономкой Бочкарева, которую рассчитали вскоре после визита моего брата в Златоуст. По словам экономки, Бочкарев и мой брат встречались, о чем сам Бочкарев умолчал. Более того, в разговоре со мной Бочкарев вел себя крайне подозрительно, отказался от приглашения на свадьбу и уже через четверть часа попросил меня удалиться. А тем же вечером на входе в гостиницу в меня стреляли.
        - Какими будут ваши дальнейшие действия?
        - Я оставил в Златоусте свое доверенное лицо. После свадьбы же, когда управление заводом перейдет в мои руки, господин Бочкарев не сможет более игнорировать мое общество и будет вынужден начать сотрудничать.
        - В таком случае, полагаю, ваша помолвка не будет долгой. Главное, берегите себя и свою невесту.
        - Разумеется, Ваше Величество.
        ***
        Казалось, весь Петербург переехал в Петергоф на празднование именин государыни императрицы. Полина вместе с генералом были приглашены погостить в дом старшей дочери Александры Михайловны, расположенный всего в двадцати минутах ходьбы от летней резиденции императорской семьи. Здесь же должен был остановиться и Николай, но в последнюю минуту генерал получил от него записку с извинениями, в которой он сообщал, что дела гильдии не позволяют ему приехать заранее, но он сделает все возможное, чтобы быть на балу.
        Несмотря на душевный прием дочери Александры Михайловны, которая была почти так же очаровательна, как и ее матушка, Полина жутко нервничала. Последние две недели она полностью посвятила тому, чтобы вжиться в роль светской дамы, но все еще не была уверена, что ей это удалось.
        Настал вечер бала. А Николай так и не появился. Александра Михайловна убеждала ее не волноваться по этому поводу, хотя Полина видела, что сама она не находит себе места от волнения. В итоге было решено ехать во дворец без него.
        На балу Полина чувствовала себя главным аттракционом вечера. Не было ни минуты, чтобы к ним с Александрой Михайловной не подходили знакомиться. Всех интересовало, кто такая Полина Ивановна Земская, и почему до сих пор она не бывала в обществе. В какой-то момент Полина даже пожалела, что ей нельзя раздавать карточки с ответами на самые часто задаваемые вопросы.
        Однако самое волнующее было впереди.
        ***
        Николай с некоторых пор не любил светские мероприятия, а после двух дней без сна он их решительно ненавидел. До открытия вечера оставалось менее получаса, а бальный зал Петергофского дворца был уже набит до отказа, и отыскать в нем невесту было непосильной задачей. Наконец Николай увидел Александру Михайловну, окруженную плотным кольцом молодых женщин и уважаемых матрон, и направился к ней:
        - Здравствуйте, дражайшая Александра Михайловна. Вы блистательны, как всегда. Могу я попросить вас помочь мне отыскать Полину Ивановну, боюсь, с минуту на минуту император выступит с приветственным словом, будет неловко, если я не смогу быть подле нее в такой важный момент.
        Николай почувствовал что-то неладное, несмотря на улыбку, глаза подруги его матери метали молнии, знакомые ему еще по детским проказам. Но уже через мгновение одна из дам, окружавших Александру Михайловну, схватила Николая за локоть:
        - Николай Павлович, полно вам. Я и не догадывалась, насколько вы злопамятный.
        Не отпуская его локтя, кокетка развернулась к остальным дамам:
        - Представляете, стоило мне лишь раз забыть лорнет и не разглядеть Николая Павловича в зале, как он принялся подшучивать надо мной таким бессовестным способом. А мне и смешно, и неловко. Право, не знаю, что с этим делать?
        Тут к спасению ситуации присоединилась Александра Михайловна:
        - Полагаю, стоит попросить Николая Павловича перестать подшучивать над вами. Не будь вы его невестой, подобную шутку можно было бы считать фривольной.
        - Каюсь, каюсь милые дамы. Клянусь впредь вести себя прилично. А сейчас, могу я украсть Полину Ивановну?
        С этими словами Николай увел Полину из дамского круга:
        - Мои поздравления. Церковная мышь превратилась в светскую львицу. Признаться, не ожидал.
        - Мне стоит расценивать это сомнительное замечание как комплимент?
        - Безусловно.
        Через пару мгновений император произнес поздравительную речь по случаю дня рождения своей супруги, а та в ответном слове упомянула о скорых свадьбах в двух известных дворянских семьях, генерала Юсупова и морского министра Меньшикова. Зал взорвался аплодисментами, обе пары начали принимать поздравления.
        Николай неслучайно выбрал именно эту дату для анонса будущей свадьбы. Его расчёт был на то, что помолвка единственного наследника знаменитых Меньшиковых, оттянет внимание от их с Полиной венчания. Однако ему все равно показалось, что на какой-то момент все взгляды в зале были прикованы только к нему. Играя на публику, он нежно поцеловал ручку Полины Ивановны, смутив ее еще сильнее.
        Далее по этикету надлежало танцевать. Полонез Полина пережила довольно успешно. Танец-шествие давался ей проще всего. Но следующим должен был быть вальс, и для Полины это было подобно ночному кошмару. Пропустить же вальс для пары, только что сообщившей о намерении пожениться, было также странно, как и танцевать его с кем-то кроме будущего супруга.
        Николай чувствовал нервозность Полины, поэтому, выводя ее в центр зала, шепнул:
        - Умоляю вас, не смотрите под ноги, а лучше всего и вовсе закройте глаза.
        Во время первого же поворота Полина зажмурилась скорее от страха, чем по совету Николая. Все танцы она репетировала с учителем, который был более чем на голову ниже Николая. Движения же будущего мужа обладали невероятной амплитудой и буквально закрутили Полину. Ей показалось, что она лишь номинально касается пола, Николай вполне мог позволить себе кружить ее, не опуская на землю!
        Николай только удивился, как легко она последовала его совету, и после весь танец внимательно разглядывал девушку не только для того, чтобы создать нужное впечатление у внимательных присутствующих, сколько из собственного любопытства. Сознание отказывалось принимать тот факт, что перед ним та же инокиня, что вошла в гостиную генерала в прошлом месяце. Девушка в его руках напоминала скорее неопытную дебютантку, чем послушницу, последние пять лет прожившую в монастыре. Полина выгодно отличалась от большинства дам в зале отсутствием пресыщенности во взгляде, а также напускного жеманства и неестественного кокетства.
        Полина открыла глаза, только когда музыка стихла. Николай очаровательно улыбнулся:
        - Вы держались весьма достойно, но думаю, что мазурку мы можем пропустить.
        Девушка благодарно кивнула.
        - Не хотите ли выйти из зала? Туда, где больше воздуха. После благословения нашего союза самой императрицей, думаю, даже строгие моралисты не будут против такого развития событий.
        Полина не сразу поняла при чем тут моралисты, а догадавшись, густо покраснела, но все же последовала за Николаем. Вдвоем они поднялись по лестнице в одну из гостиных, после чего Николай запер дверь изнутри, проверил окна и задернул портьеры. И только после этого повернулся к Полине:
        - Дражайшая Полина Ивановна, не сочтите за грубость, но я вынужден требовать, чтобы впредь вы никогда и ни от кого не принимали подобных предложений.
        - Помилуйте, о чем вы говорите?
        - Если отбросить разного рода сантименты, вы знакомы со мной менее месяца, а непосредственно в моем обществе не провели и десяти часов. И при этом последовали за мной, даже не потребовав объяснений.
        - Вы хотите назвать меня легкомысленной или даже более того?
        - Скорее на редкость доверчивой. Я вынужден настаивать, чтобы вы проявляли большую осторожность, особенно в отношении малознакомых людей. С сегодняшнего дня круг ваших знакомцев многократно увеличится, поэтому мне показалось крайне важным провести этот разговор. А сейчас вынужден просить у вас прощения, но мне жизненно необходимо проспать хотя бы час, иначе я не смогу присматривать за вами как следует, а это, как выяснилось, совершенно необходимо.
        - Спать? Вы, верно, шутите?!
        Но в подтверждение своих слов Николай снял фрак, повесил его на спинку стула, расстегнул жилет и улегся на диван. Длины дивана ему совершенно не хватало, но Николая это нисколько не смутило. В следующее мгновение он закрыл глаза и моментально уснул.
        Полина осталась стоять в полной растерянности, ей казалось, что она участвует в каком-то фарсе. Ее будущий муж, после без малого месяца отсутствия заперся с ней в гостиной посреди бала, чтобы поспать! Но отойдя от удивления, Полина заметила то, что стоило заметить ранее. Николай выглядел совершенно уставшим. Пока он улыбался и танцевал, это мало бросалось в глаза, хотя сам факт того, что он не смог узнать ее при встрече должен был натолкнуть ее на мысль о том, что с ним что-то не так. Под глазами Николая залегли темные круги, и, казалось, даже щеки немного впали. Последние дни очевидно тяжело ему дались, и, размышляя над этим, Полина призналась себе в том, что она совершенно ничего о нем не знает. Александра Михайловна в основном говорила о детстве и юности Николая, о том, какой он смышленый и очаровательный, и как много девушек будут завидовать ее браку. Штольц же, рассказывая о занятиях генерала и его сына, лишь упоминал, что, в отличие от покойного старшего брата, Николай не выбрал для себя военное поприще, он занимался налаживанием международной торговли, и был зачислен в торговую гильдию, что
приходилось очень не по душе его отцу-столбовому дворянину. Однако на купца Николай решительно не был похож, хотя ей-то от куда знать, как выглядят купцы, в конце концов будущий супруг прав, они провели в обществе друг друга совсем немного времени.
        Запертая в комнате, Полина начала рассматривать гостиную, но, к ее великому разочарованию, ничего интересного в ней не было, и через десять минут ей стало скучно. Тут она обратила внимание, что из кармана фрака у Николая торчит какая-то тоненькая книжечка. К ее удивлению это оказалась небольшая брошюра на французском языке авторства некого Пьера Эмиля МартенаПьера Эмиля Мартена(, посвященная, на сколько поняла Полина, какому-то новому способу выплавки стали. Но учитывая, что других способов себя занять Полина не нашла, она стала пытаться искать знакомые слова.
        Через час Николай проснулся, также внезапно и бесшумно, как и уснул:
        - А вы еще и по карманам… Инвентаризацию проводите?
        От неожиданности Полина подпрыгнула и выронила брошюрку:
        - Знаете что! Она буквально вывалилась у вас из кармана! Чем же, по-вашему, я должна была заниматься?
        Николай глянул на часы в гостиной:
        - Думаю, нам пора возвращаться, необходимо протанцевать еще пару танцев. Затем прошу вас громко пожаловаться на головную боль. Нам необходимо уехать раньше основной массы гостей.
        - Почему?
        - Так безопаснее.
        Глава 7
        В зале было душно и шумно, и Полина предположила, что голова у нее скоро заболит безотносительно распоряжений Николая. Они подоспели как раз к окончанию перерыва, поэтому сразу последовали в центр зала. В этот раз Полина не стала закрывать глаза, хотя пару раз сердце в ее груди все равно подпрыгнуло. Все время смотреть на Николая Полина стеснялась и потому начала разглядывать присутствующих в зале гостей.
        - Неужели мне уже пора начать вас ревновать? Вы постоянно ищете взглядом господина в синем фраке. Для этого есть какая-то особенная причина?
        - Не знаю. Мне кажется, я видела его раньше, но никак не могу вспомнить где.
        Николай хотел было сам как следует рассмотреть молодого человека, которого они так бессовестно обсуждали, но не успел. Господин пропал из поля зрения.
        - Николай Павлович, могу я задать вам вопрос?
        Николай слушал ее не очень внимательно, все еще стараясь найти джентльмена, и лишь кивнул. И чуть не сбился такта, когда девушка напрямую спросила:
        - Вы ведь ни в какой Москве не были? Да и к купеческой гильдии вы, скорее всего, никакого отношения не имеете. Кто же вы, Николай Павлович?
        Чтобы не выдать, как сильно его удивил вопрос, Николай постарался свести разговор к шутке:
        - Я, дражайшая Полина Ивановна, шпион, и этому вашему тайному поклоннику от меня не уйти!
        Но Полина не сдавалась:
        - Все эти разговоры о безопасности, ваше отсутствие, да и то, как вам удалось уснуть посреди бала. Играла музыка, мы только закончили танцевать. А вы уснули. Мгновенно уснули. Отец много работал, но подобным образом себя никогда не вел.
        - Должно быть, это моя чистая совесть. А если серьёзно, пожалуй, мне стоило извиниться, что украл у вас целый час светских удовольствий. Я приехал на бал прямо с поезда и уже очень долгое время не спал.
        - Судя по тому, как быстро вы уснули в гостиной, вряд ли стук колес не давал вам спать.
        - Я изучал финансовые отчеты одного предприятия, которое целенаправленно ведут к банкротству, это требует большой концентрации внимания.
        - И вам не хватило трех недель, чтобы разобраться в финансовых делах одного предприятия?
        - Боюсь, что именно так. Видите ли, хозяйство большое и период внушительный.
        - Это были заводы моего отца?
        - Да.
        Но продолжить разговор у них не получилось, вальс подошел к концу, и к ним направилась потрясающе красивая молодая женщина, которую Полине раньше не доводилось видеть. Николай хотел было отвести Полину в противоположную сторону зала, но особа явно не желала, чтобы ее игнорировали:
        - Николя, вы не смеете более меня избегать, Николя! Учитывая все, что нас связывает. Это так вы решили отделаться от меня? Жениться на приданом?! Вам это с рук не сойдет.
        На лице Николая застыло совершенно каменное выражение, не дававшее ни намека на его истинные эмоции от этой встречи:
        - Боюсь, вы, Матильда Андреевна, только что имели неосторожность оскорбить мою невесту. Будь вы мужчиной, я бы продолжил разговор с вами в одной перчатке, но раз уж вы женщина, то я предпочитаю удалиться, не устраивая скандал.
        - Николя! Я не позволю вам так со мной поступить. Я обязательно расстрою эту свадьбу. Слышите меня, я расскажу ей все! Ваша серая мышь вас бросит, как только обо всем узнает!
        Не говоря ни слова, Николай увел Полину подальше от скандала. На выходе из зала он остановился буквально на несколько минут, чтобы сообщить Александре Михайловне, что Полина себя плохо чувствует, и он обязуется сопроводить ее домой.
        Хотя час был еще ранним, и до конца бала оставалось много времени, Николай уверенно повел Полину к экипажу, который уже ждал их на подъездной дорожке. Полина была возмущена подобным обращением и хотела потребовать объяснений прямо на улице:
        - Николай, соблаговолите объясниться! Кто эта женщина, и чем именно она угрожала?
        Но в этот самый момент Николай силой толкнул Полину в экипаж под звук оглушительного хлопка, раздавшегося совсем близко, буквально в нескольких шагах. Второй хлопок - и Николай повалился всем телом на Полину.
        - Федор, гони! Гони, кому говорят.
        Второй выстрел достиг цели - плечо Николая было в крови. На подъездной дорожке было темно, и Полина не cмогла рассмотреть стрелявшего, хотя на мгновение ей показалось, что за кустами мелькнул женский силуэт.
        - Да бросьте, Полина Ивановна! Вы же сестра милосердия. Негоже вам приходить в ужас от вида крови.
        Кучер ловко правил коляской, не задавая лишних вопросов, Николай что-то говорил, изо всех сил стараясь взбодрить Полину, но она продолжала цепенеть от ужаса.
        Пять лет, проведенные в обители, отучили ее бояться: да, иногда было тяжело, но всегда безопасно. И сейчас больше всего на свете ей хотелось снова почувствовать себя в безопасности. На какой-то страшный миг она опять показалась себе маленькой девочкой, запершейся в комнате.
        Тем временем, к удивлению Полины, кучер остановился напротив дома старшей дочери Александры Михайловны, после чего помог Николаю выбраться из экипажа и без лишних слов повел его к двери заднего входа. Полине ничего не оставалось, как последовать за ними. Зайдя в дом, они свернули в первую комнату налево. Усадив барина в кресло, кучер немедленно ретировался, снова не проронив ни слова.
        - Вы уж на него не обижайтесь, Федор немой.
        - А что же нам теперь делать? Вам нужно срочно к врачу!
        - Пожалуй, не стоит.
        - Ну как же?!
        - Во-первых, у ближайшего врача нас могут ждать, а во-вторых, рана сквозная, совершенно пустяковая, и вы с ней справитесь. Всего-то и надо что промыть да перевязать. Я в ванную. Бинты под кроватью.
        Под кроватью, и правда, оказалась внушительного вида аптечка, где помимо бинтов были всевозможные препараты, включая настойку морфия, шприцы и даже хирургические иглы.
        Пошатываясь, по пояс раздетый Николай вышел из ванной. В здоровой руке он держал пулю.
        - А ведь калибр совсем небольшой, пуля впору дамскому револьверу.
        Полина принялась обрабатывать края раны. От ее взгляда не ускользнуло, что ранение у Николая не первое, на левой лопатке были раны от картечи, а на груди шрам, как будто бы от шашки или сабли.
        - Вы считаете, что в нас стреляла та истеричная особа, что обещала расстроить свадьбу?
        - Истеричная особа - да, пожалуй, а вот чтобы она решилась стрелять - вряд ли.
        Тем временем Полина уже накладывала тугую повязку.
        - А вам не кажется, что после произошедшего я имею право знать больше?
        - О ней?
        - О вас с ней.
        Николай улыбнулся.
        - Какой волнительный, однако, выдался вечер, вы не находите? Вначале я ревновал вас, а теперь вы меня.
        - Волнительный? В нас стреляли! Только, пожалуйста, ничего себе не воображайте. Ни о какой ревности в нашей ситуации речи быть не может, но попадать в подобную ситуацию или какой-нибудь скандал еще раз мне бы не хотелось.
        - Резонно, но боюсь без скандала все же не обойдется. Так уж вышло, что Матильда Андреевна мать моей дочери.
        Полина опешила. Николай никогда не был в ее глазах образцом добродетели, но осознавать, что ей суждено стать женой человека, коварно соблазнившего женщину и бросившего ее с ребенком ради выгодного брака, было уже слишком.
        - А вы склонны делать поспешные выводы, неправда? Но прежде, чем вы перетянете мне руку настолько, что раз и навсегда остановите в ней кровообращение, позвольте рассказать вам историю целиком.
        Видите ли, я был влюблен в Матильду, как и моя мать когда-то, она была восходящей звездой Александрийского театра. Я долго и настойчиво добивался ее расположения и неоднократно просил ее стать моей женой. Но я был лишь младшим сыном генерала, со сложными отношениями в семье и без каких-либо перспектив на наследство. На моем фоне другой ее поклонник был куда более выгодной партией, он уже вступил в права наследования и владел тремя имениями и особняком в Петербурге.
        - Но как же ребенок?
        - Матильда приняла предложение своего будущего мужа с условием о длительной помолвке, после чего тот уехал на Кавказ, мне была дана полная отставка, а сама Матильда якобы отправилась на гастроли. Вот только никаких гастролей не было, то есть были, но без нее. А через шесть месяцев ко мне явилась ее горничная с корзинкой, в которой лежала моя новорожденная дочь. В записке Матильда умоляла меня спасти ее от позора. Судьбу ребенка она целиком вверяла моим заботам.
        - Если все было именно так, то почему она угрожает обнародовать эту историю? И главное, где ваша дочь сейчас?
        - Я хотел признать ребенка, направив ходатайство лично императору. Однако на это требовалось согласие генерала, а он не смог мне его дать. Его старшему сыну Петру предстояло строить карьеру, а моя репутация и без незаконнорожденных детей была тяжелым бременем для семьи. Девочка воспитывается в семье хороших людей, я стараюсь навещать ее так часто, как только могу. Что же до Матильды, то ее ставка не сыграла: не прошло и двух лет, как ее муж проигрался подчистую, заложил все имущество и застрелился прямо за карточным столом. Матильда же осталась без средств к существованию, а я тем временем стал единственным наследником генерала.
        - Постойте, так она хочет, чтобы вы женились на ней?
        - Полагаю, что да. Она пишет о тоске по дочери, о том, что, наплевав на мнение света, мы сможем стать настоящей семьей, и девочка будет причислена к дворянскому сословию. Девочка! Она так и пишет «девочка», ведь отказываясь от нее, Матильда даже не пожелала дать нашему с ней ребенку имя и все два года своего брака ни разу не поинтересовалась о ее судьбе. Эта женщина как серная кислота - убивает все живое.
        Полина чувствовала горечь в его словах.
        - Ну да это все лирика. Единственная причина, по которой я решился поведать вам эту историю, это то, что я надеюсь на ваше великодушие. И дело не только в браке, который мы заключим к нашей обоюдной выгоде. Я прошу вас помочь мне признать дочь. По моей просьбе Штольц должен был рассказать вам, что в некоторых дворянских семьях жены порой принимают побочных детей мужа. И раз вы не планируете прожить в миру всю свою жизнь, я прошу вас об этом одолжении. Если вы согласитесь, я немедленно составлю соответствующее прошение.
        - Вы рассказали мне вашу тайну лишь потому, что сегодня мы встретили Матильду, и вам было выгодно изложить свою версию событий до того, как это сделает она.
        - Отчасти, по правде, я собирался рассказать вам про Олю после венчания.
        - Олю?
        - Да, и поверьте, она очень похожа на мою мать. Не будь я агностиком, поверил бы в переселение душ. Ну так что, вы поможете мне признать дочь?
        Полина сомневалась, она чувствовала, что Николай умело манипулирует ею, но жалость к маленькой девочке, вынужденной воспитываться в чужой семье, была сильнее гордости.
        - Мне будет необходимо лично поговорить с Матильдой. Быть может, она искренне раскаивается в содеянном и ищет прощения у вас и дочери. Возможно, она не так расчётлива и корыстна, как вам кажется. Я также хочу познакомиться с приемной семьей. Сколько лет сейчас Оле? Принадлежность к дворянскому сословию - это важно, но не важнее любви женщины, которую она считает матерью.
        Николай прищурился, пытаясь понять, продиктованы ли сомнения Полины заботой о девочке, или же ее тяготит мысль о необходимости воспитывать чужого ребенка.
        - Как вам будет угодно. Сейчас Оле почти три года. Она воспитывается в семье егеря, тут, вблизи Александрии, он и его супруга долго не могли иметь детей и были рады взять девочку на воспитание, однако сейчас жена егеря на сносях и, по прогнозам, у нее двойня. От девочки они не отказываются, но я волнуюсь, что после родов женщине будет тяжело справляться с тремя маленькими детьми. Что до встречи с Матильдой, полагаю, она сама заявится к нам завтра утром и с присущей ей театральностью падет к вашим ногам, умоляя вернуть ей дочь. Я лишь прошу вас проявить хладнокровие. Поверьте, она хорошая актриса.
        Повисло неловкое молчание. Вечер выдался насыщенным. Закончив с повязкой, Полина решилась разом задать вопросы, роившиеся у нее в голове:
        - Зачем вы держите под кроватью целый походный госпиталь? И как Федор понял, что вас нужно везти именно сюда?
        Николай поморщился, извлек из ящика комода бутылку коньяка и отпил прямо из горлышка. Видимо, шок прошел, и его начала мучить боль в плече.
        - Не так быстро, Полина Ивановна. Давайте не будем превращать сегодняшний вечер в бесконечную череду откровений. Хотелось бы верить, что у нас впереди еще много лет совместной жизни, и мы успеем узнать друг друга как следует. Сейчас же вам следует подняться к себе в комнату до того, как все вернуться, и ваше окровавленное платье вызовет вопросы. Хозяева дома - мои друзья детства и позволяют мне пользоваться их гостеприимством, но я все же стараюсь по возможности не создавать для них проблем. Поэтому будет лучше, если сегодняшнее происшествие останется между нами.
        Полина разочарованно кивнула и, уже покидая комнату, чуть слышно сказала:
        - Надеюсь, что подобных секретов у нас будет как можно меньше.
        Глава 8
        Всю ночь Полина не могла уснуть, вновь и вновь переживая события прошедшего вечера, а потому на утро представляла собой довольно жалкое зрелище. Александра Михайловна три раза за завтраком справилась о ее самочувствии. Нервозности добавлял неутихающий звон колокольчика - все утро слали карточки и приглашения. Полина же с замиранием сердца ждала предсказанного Николаем визита Матильды и вздрагивала каждый раз, когда открывалась входная дверь.
        Николай же вел себя совершенно непринужденно, много шутил, с упоением обсуждал с хозяевами дома последние отставки и назначения при дворе. Даже перевязь на левой руке он шутя объяснил тем, что, мол, нечего лезть в седло необъезженного рысака, да еще после нескольких бокалов шампанского. В общем Николай сам был превосходным актером, а может искренне наслаждался обществом друзей. Однако одна из записок стерла улыбку и с его лица.
        - Все же вчерашний вечер не обошелся без происшествий. Господа, прошу меня простить. Мне нужно срочно явиться во дворец.
        Он внимательно посмотрел на Полину, как бы оценивая, готова ли она услышать то, что он скажет в следующий момент.
        - Графиня Вяземская Матильда Андреевна найдена мертвой в саду его императорского величества. Следствие требует моего участия.
        Хозяин дома также утратил всякое веселье.
        - И при чем здесь ты?
        - Это мне и предстоит выяснить.
        - Полина Ивановна, боюсь, наш визит в дом егеря придется отложить. Очень вас прошу, сохраняйте спокойствие и ничего не предпринимайте до моего возвращения. Александра Михайловна, прошу вас позаботиться о моей невесте. Я знаю, что не могу приказывать в этом доме, но настоятельно прошу воздержаться от визитов и гостей хотя бы сегодня. Нужно разобраться что именно произошло.
        Хозяин дома согласно кивнул и проводил Николая в переднюю, и после крайне непродолжительной беседы оба мужчины покинули дом.
        Оставшись наедине с Полиной, Александра Михайловна прямо спросила:
        - Так значит, Николай успел рассказать вам о Матильде?
        Полина кивнула.
        - Не знаю, что именно произошло, но я уверена, что эта интриганка получила по заслугам. Прости господи! Дурно так говорить о покойных, но, учитывая ее образ жизни, боюсь, на этом свете есть немало мужчин и женщин, доведенных ею до отчаяния. Вероятно, вовлечение Николая в это дело вызвано сценой, которую эта истеричная мадам устроила вчера. Надеюсь, вскоре все разрешится.
        - Александра Михайловна, прошу, расскажите, что именно тогда произошло между ней и Николаем?
        - Помешательство. Не больше и не меньше. Она буквально околдовала Николя, а затем бросила его ради более выгодной партии. Мне неизвестны все подробности. К сожалению, молодые люди, особенно Николя, очень скрытны. Но их разрыв, а потом еще и невозможность признать дочь очень его изменили. Он с головой ушел в работу, а натянутые отношения с генералом окончательно испортились. Мне тяжело видеть, сколько боли принесла ему эта женщина.
        ***
        Чтобы хоть чем-то занять себя после завтрака, Полина начала собирать для маленькой Оли корзинку с гостинцами. Все ее мысли были заняты бедным ребенком. Пусть девочка и не знала о существовании Матильды и никогда ее не видела, теперь она навсегда лишилась возможности узнать свою родную маму, и это казалось Полине ужасно несправедливым.
        Александра Михайловна всячески старалась заинтересовать Полину подготовкой к свадьбе, но видя тщетность своих попыток, призвала свою старшую дочь, которая с большим энтузиазмом пришла ей на помощь.
        Мужчины вернулись только после обеда. Николай, однако, не стал переодеваться, а напротив, потребовал, чтобы Полина, отложив все свои занятия, взяла аптечку и немедленно ехала с ним. Только садясь в пролетку, Полина получила объяснения этой спешке:
        - Полина Ивановна, вы же принимали роды?
        - Неужели жена егеря?
        - Да, уже больше восьми часов, повитуха в растерянности. А оба местных врача заняты. Один в прозекторской осматривает тело Матильды, другой ампутирует ногу неудачливому майору из приезжих, который по пьяни влез в капкан. В общем, ни один их них приехать на роды не может. А егерь места себе не находит, кричит, что жену свою хоронить не будет, что сам с ней в могилу пойдет.
        Федор гнал лошадей во весь опор, и уже через десять минут они были перед домом егеря. В доме было жарко и душно. Бедная женщина чуть слышно стонала на кровати, вокруг было много кровавых полотенец. Старуха-повитуха лишь бессильно разводила руками. А в углу на печке чуть слышно плакала маленькая девочка.
        Но, несмотря на царивший вокруг кошмар, Полина не испытывала того леденящего душу ужаса, что сковал ее вчера после выстрелов. В богадельне при монастыре ей частенько приходилось принимать роды, и потому она сразу принялась за работу.
        Сняв малышку с печки, она чмокнула ее в макушку и передала в руки Николая.
        - Возьмите ее и ступайте из дома, и мужа ее отсюда уведите. А после пошлите Федора за чистой одеждой для меня и корзинкой для Оли.
        Затем она развернулась к повитухе:
        - Голубушка, кипяти воду, да побольше. И свечи зажги все, какие только найдешь. Мне света нужно. А печь больше не топи, и так уже жарко как на сковородке.
        Убедившись, что все начали выполнять ее поручения, Полина присела к роженице. Женщина уже почти потеряла сознание, пульс едва нащупывался. Шансов, что она сможет родить сама, практически не было. Шепча молитву, Полина приняла непростое решение и начала кипятить скальпель и иглы.
        Достав из аптечки хлороформ, Полина смочила в ней тряпицу и поднесла к лицу роженицы. Затем, обработав место разреза спиртом, занесла подготовленный скальпель.
        - Господи, спаси и сохрани… - запричитала в углу повитуха.
        ***
        Оба младенчика родились живыми и здоровыми. А вот жене егеря пришлось несладко. Если бы только кесарево сделали раньше. Женщина потеряла много крови, и Полина очень переживала, что она уже не очнется. Закончив шить, ей удалось остановить кровотечение, но роженица была очень и очень слаба.
        Когда стало темнеть, в дом вломился обезумевший егерь.
        - Мне бабка-повитуха все рассказала! Это ты ее ножом выпотрошила, ведьма!
        Измученная Полина даже не успела среагировать, но, к счастью, вовремя появился Николай и одной рукой скрутил егеря.
        - Успокойся, Степан. Кому говорят! Полина Ивановна твоих сыновей спасла, и жену, даст бог, спасет. Ты же разумный человек, а в бабкины наветы веришь. В себя приди!
        Тут, как по провидению, жена егеря пришла в себя и позвала мужа. Полина в очередной раз за этот день поблагодарила небеса, и, не узнавая своего голоса, начала наставлять новоиспеченного отца:
        - Из постели подниматься ей нельзя ни в коем случае, детей на руки тоже не давайте. Вам, голубушка, отдых и неподвижность не просто нужны, а жизненно необходимы. Я не шучу, если швы разойдутся, то кровотечения вы можете не пережить. Я утром к вам с доктором приеду.
        Потом, повернувшись к Николаю:
        - Где новорождённые?
        - У сестры Степана, она тут рядом живет.
        - А Оля?
        - Уже с Александрой Михайловной. Да вы не волнуйтесь, переоденьтесь, и давайте поедем к ним. Вам нужно отдохнуть.
        ***
        На следующее утро Полина и Николай отправились в дом егеря уже в сопровождении доктора Гаврилова. Увидев новоиспечённую мать, доктор высоко оценил работу Полины, сказав, что сам не смог бы наложить швы лучше. Поговорив с полчаса с егерем, он выписал рецепт на противовоспалительное средство и вышел из дома. Полина и Николай тоже последовали за ним, но жена егеря жестом попросила мужа их проводить. На крыльце, переминаясь с ноги на ногу, Степан стал просить прощения:
        - Вы это, не серчайте на меня, я вчера совсем дурной был, со страху-то. Да и где это видано, чтобы баба ножом врачевала! Вы уж простите. Мы с женой вам век благодарны за помощь.
        - Да не переживайте, Степан, я все понимаю. Женщин врачей, и вправду, пока в империи нет. Полно вам убиваться. Вы лучше скажите, как вы с женой отнесетесь, если Оля теперь будет жить у нас с Николаем Павловичем?
        Егерь бросил взгляд в сторону Николая. Полина догадалась, что между ними все уже оговорено.
        - Да, ясно как. Тосковать будем, конечно. Она же нам как родная стала. Ну я же тоже не изверг, понимаю, как Николаю Павловичу тяжело смотреть, что его доча другого мужика «тятей» называет. Вы только ее приголубьте как следует, она ласку любит. И привозите ее к нам, хоть иногда.
        На том и расстались. По дороге обратно доктор Гаврилов продолжал нахваливать Полину, все больше и больше ее смущая:
        - Я слышал о том, что женские медицинские курсы открыли в Париже. Признаться, с недоверием отнесся к этой затее, а теперь вижу, что зря. У вас, очевидно, хирургический талант, да и рука потверже, чем у многих мужчин!
        Полине было лестно, но все же крайне неудобно слушать комплименты в свой адрес, и она решила сменить тему:
        - Я уверена, что и егерю, и его жене было бы спокойнее, если бы кесарево сечение делали вы. Но, я понимаю, у вас была другая операция вчера вечером?
        - Операция? Да нет же…я, видите ли, состою на службе у полицейского управления, а потому еще числюсь местным прозектором и полицейским медицинским консультантом. И как раз вчера меня вызвали по совершенно неотложному делу. Детали происшествия я раскрывать не могу, но надо признаться, что если бы я мог выбирать, то без колебаний отправился бы на кесарево, чем писал заключение по результатам осмотра тела самоубийцы.
        Новость о самоубийстве Матильды взволновала Полину, что оставшуюся дорогу до дома она не слышала разговора мужчин. И только зайдя в гостиную и оставшись с Николаем наедине, она задала такой важный для нее вопрос:
        - Так значит она из-за нас? Из-за нашей свадьбы?
        Николай усадил Полину на диван и взял за руку:
        - Полина Ивановна, даже не смейте искать в произошедшем свою вину. Я понимаю, как это выглядит, но, поверьте, в смерти Матильды никто из нас не виноват.
        - Расскажите, что вам удалось узнать?
        На лице Николая застыло уже знакомое Полине каменное выражение:
        - Полина Ивановна, думаю, пришло время нам с вами поговорить о некоторых особенностях моей службы. Есть вещи, о которых я не смею распространяться. Поэтому рассказать я вам могу лишь некоторые факты, о которых вы и так уже завтра прочтете в газетах, но очень вас прошу не делать скоропалительных выводов. Сегодня около шести часов утра вдовствующая графиня Вяземская была найдена застреленной из дамского револьвера, в револьвере отсутствовало три пули, причиной смерти следствие считает самоубийство, исходя из характерного положения тела убитой, а также предсмертной записки: «Я не смогла убить вас, но я могу убить себя».
        - Значит, это она в нас стреляла!?
        - Не исключено, хотя мне тяжело в это поверить.
        Глава 9
        Следующий месяц прошел спокойно и размеренно. С появлением маленькой Оли все изменилось. Даже обычно суровый генерал, пораженный сходством внучки с покойной женой, превратился в заботливого деда, души ни чаявшего в малышке. Полина была так рада изменению атмосферы в доме, что даже предсвадебная суета ее не раздражала. Она стоически выносила визиты модистки, возобновившиеся уроки танца и прочие светские обязанности. Николай же оказался чудесным отцом и старался компенсировать упущенное время, каждую свободную минуту проводя подле дочери. Он также поощрял воскресные выезды Полины с Олей в обитель, часто присоединялся к их прогулкам в Летнем саду. Со стороны они трое казались чудесной молодой семьей, и даже самые острые языки Петербурга не смели распускать слухи по поводу происхождения Оли, хотя Полина подозревала, что во многом эта заслуга дипломатии Александры Михайловны.
        В одну из прогулок Полина и Николай обсуждали невероятные способности его крестной и речь сама собой зашла о крестных Оли:
        - Крестным Оли был мой брат Петр, а крестная - младшая дочь Александры Михайловны, Евгения.
        - Та, что уехала в Курляндию?
        Николай улыбнулся:
        - Да. Но, поверьте, это единственный ее недостаток. В остальном она замечательная, образованная барышня, мне кажется, вы с ней подружитесь.
        - Уверена в этом. Но как же жаль, что у Оли больше нет крестного. Мне кажется, для девочки фигура крестного отца очень важна. Мой крестный, Иван Фролович, мне всегда помогал в трудные моменты.
        - Вы про вашего управляющего Бочкарева? Признаться, на меня он произвел не лучшее впечатление.
        - Так он жив? Вы с ним встречались в Златоусте?
        Николай вопросительно приподнял бровь, призывая Полину пояснить свой вопрос.
        - Видите ли, Иван Фролович был старинным другом отца. Когда я сбежала из дома, да и потом тоже, он писал мне, присылал подарки на именины, Рождество и Пасху. Кроме него я никому и не сказала, что теперь живу в монастыре. Но вот уже больше года, как от него нет никаких вестей. Я ему писала, даже просила матушку-настоятельницу узнать, все ли с ним в порядке, но она пока ничем не смогла мне помочь.
        - Вы говорите, раньше он вам писал?
        - Да, иной год по пять писем и это при том, что человек он очень занятой.
        - Если вы не возражаете, я бы хотел позаимствовать у вас какое-нибудь из его писем. И обещаю передать ему, что вы о нем беспокоитесь, в нашу следующую с ним встречу.
        ***
        Наступил день венчания. Полину нарядили в подвенечное платье и повезли в Николо-Богоявленский собор. К удивлению Полины, в соборе было многолюдно, в толпе пришедших она разглядела и сестру Агриппину, и егеря Степана, и старшую дочь Александры Михайловны с мужем. Стоя перед алтарем, Полина чувствовала истинную благодарность за то, что судьба свела ее со всеми этими замечательными людьми. Когда Николай приподнял фату и поцеловал ее на глазах всех собравшихся, это нисколько не напугало девушку. Все происходящее было естественным. Краем глаза Полина заметила, как маленькая Оля захлопала в ладошки.
        Свадебный прием также прошел как нельзя лучше. Александра Михайловна, соскучившаяся по организации званых обедов, сотворила настоящий праздник, где салфетки гармонировали по тону с цветами, бокалы с люстрами, а приглашенные друг с другом.
        Наступил вечер. Гости разъехались, и Николай поднялся в комнату Полины. Ему было неловко за какое-то почти детское ощущение счастья. Чем дольше он думал о своей молодой жене, тем больше склонялся к мысли, что ему невероятно повезло. По роду своих занятий он неплохо научился разбираться в людях, и теперь он видел, что Полина, будучи особой волевой и целеустремленной, в тоже время сохранила способность к состраданию и искренне любила людей вокруг себя. Встретить подобную девушку в свете, а тем более заполучить ее себе в жены было невероятной удачей.
        Николай постучал.
        Но дверь не открылась.
        Немного подождав, Николай постучал снова.
        Спустя пару минут дверь всё же отворилась. В дверях стояла сонная Полина. Волосы девушки украшали папильотки, а сама она была укутана в огромного размера бархатный халат. Ошибиться было невозможно, Полина не ждала его и вообще не понимала, чего ради Николай заявился к ней в такой час.
        - Что-то случилось?
        - Нет, и видимо уже не случится.
        - Так ради чего вы меня разбудили? Что-то с Олей?
        Николай был готов провалиться сквозь землю. Постепенно Полина проснулась, и глаза ее расширились от удивления.
        - Только не говорите мне, что вы пришли чтобы… консумировать наш брак?
        - А что вас так удивляет? Если помните, вы уже двенадцать часов как моя жена.
        - Постойте, вы хоть раз прочитали составленные мною «Правила супружеского общежития»?
        В темноте коридора Полина не видела, как заходили желваки на лице Николая. А потому продолжала как ни в чем не бывало:
        - Если не ошибаюсь, в пункте шестом написано, что раз целью нашего союза является рождение наследника, то выполнение супружеского долга будет происходить в дни, когда возможность зачатия максимально велика. Помилуйте, медицина давно доказала, что женщина способна зачать ребенка только в определенные дни. Ближайший такой день у меня через неделю. Я вам напомню. Понимаете, я не могла приложить график заранее, иногда дни сдвигаются…
        Полина хотела еще что-то добавить, но Николай ее перебил:
        - Значит, остальные ночи я могу проводить по своему усмотрению?
        - Да, конечно…
        - Рад, что мы все прояснили. Доброй ночи.
        И, не сказав более ни слова, Николай отправился к себе.
        ***
        Сидя в заведении мадам Мими, Николай ругал себя за то, что увлекся ролью респектабельного главы семейства. Нет, видит бог, ему нужно было что-то вроде этого ночного разговора с Полиной, чтобы прийти в себя и вернуться к делам, требующим его внимания. Черт возьми, почему он еще не на пути в Златоуст?!
        И все же проводить брачную ночь в борделе не входило в его планы. Смешно. Он не был тут ни разу со дня приема в Петергофе. Глупец. Мысли его летали вокруг женщин, всех без исключения женщин, которых ему доводилось знать в своей жизни. Наблюдалась какая-то поразительная закономерность: всех их можно было разделить на тех, кто тосковал по нему, и до которых самому Николаю не было никакого дела, и Матильду, а теперь еще и Полину, которым не было ровно никакого дела до него самого. Кажется, что-то подобное было в Евгении Онегине.
        - Нет, брат, так ты еще до поэзии скатишься, - строго сказал себе Николай и увел в номера зеленоглазую красавицу - любимицу мадам.
        ***
        Полина не могла понять, почему за завтраком Александра Михайловна была не в духе. От ее обычной живости и свежести, казалось, не осталось и следа, и впервые со дня их встречи компаньонка позволила себе брюзжание, такое типичное для дам ее возраста, но так не свойственное ей самой. Как только Штольц, не выдержав скверного настроения Александры Михайловны, удалился из-за стола, и дамы остались в столовой одни, Полина спросила:
        - Я вас чем-то расстроила?
        - Да, и боюсь не только меня.
        - Да о чем вы?
        - Известно ли вам, что Николай не ночевал дома? Он кутил всю ночь, а когда вернулся между ним и генералом состоялась отвратительная ссора, после чего Николай немедленно собрал вещи и уехал.
        - Боюсь, Николай Павлович взрослый человек и принимает решения самостоятельно. Могу я еще раз уточнить, чем же я вас обидела?
        Александра Михайловна лишь бессильно всплеснула руками:
        - Признайтесь, прошлой ночью вы отказали ему в близости?
        - Александра Михайловна! Я не собираюсь обсуждать с вами подобные вопросы.
        - И не надо. Мне известно об абсурдных правилах, на включении которых в брачное соглашение вы настояли. Я скажу вам свое мнение лишь раз. И сделаю это только потому, что ваша судьба и счастье мне небезразличны. Брак в том виде, на котором вы настаиваете, сделает вас глубоко несчастной. Смысл союза мужчины и женщины не в рождении детей и не в разделении обязанностей между супругами. А в том, чтобы стать друг для друга утешением и поддержкой, чтобы вместе быть сильнее, чем порознь.
        - Боюсь, вы говорите о браке, к которому муж и жена пришли по собственной воле. Наш же брак был спланирован без нашего участия.
        - Но согласившись на него, вы отказались от возможности создать союз с другим мужчиной! Дорогая моя, в этом мире множество счастливых браков, заключенных под давлением обстоятельств, и множество других, в которые люди вступили под влиянием страстей, но которые не способны выдержать испытание временем. Я никогда не любила проповеди, но прошу вас прислушаться к моим словам. Боюсь, прошлой ночью вы очень обидели Николая, даже не своим отказом, а взглядом на ваш с ним союз. Поверьте, мужчины очень ранимы и потому могут быть злопамятны, когда их отвергают. Вскоре вы пожалеете о своем поступке, и вам потребуется огромное терпение, чтобы сделать ваш брак счастливым.
        ***
        Признаться, Полина не придала большого значения словам Александры Михайловны. Однако с отъездом Николая она начала чувствовать некую пустоту в доме. Все было как прежде: ненавистные уроки танцев, занятия со Штольцем, прогулки с Олей. Но все это как будто потеряло былую легкость, снова превратившись в рутину. Никто больше не опаздывал на ужин, вызывая недовольство генерала, не составлял достойную конкуренцию бывшему гувернеру в научных спорах и не подбрасывал Олю на руках так, чтобы та заливалась от хохота.
        Николая не было неделю. Не приехал он и через две на день рождения Полины. А спустя три недели Полина уже откровенно тосковала и вспоминала его по несколько раз на дню. Николай не писал жене. Но однажды Полина узнала, что он регулярно пишет дочке. В один из вечеров, когда она сама укладывала девочку спать, Полина заметила, что у изголовья деткой кроватки прикреплен листок бумаги с рисунком, на котором два мальчика вытаскивали из воды провалившуюся под лед собаку. Вокруг рисунка убористым мужским почерком была написана история о том, как папа и дядя Петя спасли соседского пса, который провалился под лед на пруду. И как папа потом две недели пролежал в постели с ангиной, а дядя Петя тайком от родителей таскал ему с кухни пироги с повидлом. Оказалось, что Николай отправляет письма Александре Михайловне, а она или няня читают их Оле, а порой и перечитывают по несколько раз. Девочка очень любит папины истории и хранит те страницы, на которых он делает для нее иллюстрации.
        Это открытие очень взволновало Полину. Тем же вечером она прочла все присланные Николаем истории и наконец призналась себе, что ей давно пора самой написать мужу.
        Глава 10
        Как Николай и ожидал, приехав в Златоуст, он не нашел управляющего Бочкарева, как, впрочем, и человека, который выдавал себя за управляющего во время прошлого визита Николая в город, а быть может, и несколько последних лет. Сравнив почерк Бочкарева из его писем к Полине и записей в бухгалтерских книгах, Николай без труда установил, что делами предприятий уже несколько лет руководит совершенно другой человек.
        Но поиски самозванца Николай был вынужден поручить доверенному лицу. В первую очередь ему предстояло навести порядок в делах предприятия. Готовящаяся крымская кампания требовала бесперебойных поставок артиллерийских орудий, и теперь Николаю было необходимо сделать невозможное и за максимально короткий срок привести в порядок то, что активно разваливали в течении последних лет.
        Самым сложным оказалось вернуть горняков. Многие рабочие после длительной невыплаты жалования подались на заработки в другие губернии, бежали даже приписные крестьяне. Чтобы вернуть людей в шахты и цеха Николаю самому приходилось разъезжать по деревням и уговаривать рабочих вернуться. В одну из таких поездок он и наткнулся на полузаброшенную деревню. На карте она была отмечена, а затем зачеркнута как шахта под номером один. Николай не собирался сюда приезжать, так как подозревал, что шахты давно нет, но заплутал и решил оглядеться. В деревне было буквально несколько домов да покосившаяся церковь. Немного посомневавшись, Николай повернул коня к крыльцу церкви, где копошился старик-священник.
        - Бог в помощь, отец!
        - Бог в помощь, барин.
        - Скажи мне, божий человек, есть ли у вас в деревне мужики покрепче, может из горняков кто в округе живет? Мне работники нужны.
        Лицо старца вытянулось:
        - Были горняки, да угорели все. Тут теперь кроме меня да Фроловича и поминальную по ним служить некому. Ты, барин, лучше к нему ступай, вторая хата от церкви. Тоскует он по людям с непривычки и с тобой поговорит с превеликим удовольствием, а мне на погост ехать нужно. Не серчай.
        Фроловичем оказался тот самый управляющий Бочкарев, крестный Полины. И поведанная им история многое объяснила. Около трех лет назад Бочкарев начал слабеть глазами, ему и очки из Екатеринбурга выписали, и капли разные - но все без толку. А тут как раз объявился Пашка, сирота, оба родителя которого еще двадцать лет назад погибли на пожаре в этой самой деревне. Приютил его управляющий, стал ему Пашка за место секретаря. Письмо прочитать или написать чего. Ему-то все сложнее и сложнее из-за худых глаз дела вести стало. А когда управляющий совсем ослеп, Пашка возьми, да и выгони старика из дома, хорошо еще не на снег. Смилостивился ирод, отвез в эту деревню, да тут и оставил. Деревня глухая, чужой человек не заедет, да и куда ему деться-то слепому.
        - Почему же вы не написали Полине Ивановне? Ну то есть не вы, попросили бы батюшку. У него и лошадь есть. Как-нибудь письмо до столицы бы и добралось.
        - Пашка, подлец, говорил, что Полина на письма отвечать перестала, видать, забыла старика. Да и совестно мне было. Что написать-то? Что я, слабоумный, пригрел на груди змееныша? Что сам позволил ему развалить все то, что ее батюшка своими руками столько лет создавал?
        - Она переживает за вас, и, боюсь, я буду вынужден рассказать ей о нашей встрече.
        - А ты-то ее откуда знаешь?
        - Я ее муж.
        - Как же? Она ж в монашки подалась? Хотя был тут один жених, как раз перед тем, как меня Пашка из дома выгнал.
        - Офицер? Петр Юсупов?
        - Да вроде он. Искал, спрашивал Полину. Но я ему не поверил. Раз жених, то должен знать где она? А раз не жених, то зачем тогда женихом назвался? В общем, я ему сказал, что Полина теперь невеста Христова, и что беспокоить ее больше не следует. С тем он и уехал. Так что? Брешешь, что муж?
        - Нет, правда муж, бумага о венчании уже должна быть в Дворянском собрании.
        - Значит, ты теперь новый хозяин?
        - Выходит, что так. А потому, мне тебе Иван Фролович нужно задать несколько вопросов: кто такой этот Пашка, и что вообще в этой деревне произошло?
        Фролович тем временем на ощупь налил себе и Николаю чаю:
        - Ну тогда располагайся, разговор у нас с тобой будет долгий.
        История, рассказанная Бочкаревым, начиналась более сорока лет назад в Екатеринбурге, куда два двоюродных брата Ивана, Бочкарев и Земский, лишившись родителей, подались на заработки. Проработав горняками, они смогли скопить денег и купили участок леса, чтобы рубить его для местных домен. Но только купили они не просто лес, а место под шахту, которую чуть ли не руками сами разрабатывали, пока не смогли нанять людей. Иванам повезло, месторождение оказалось простым для разработки и очень богатым, через несколько лет вокруг шахты выросла целая деревня, затем появилась и доменная печь. Вот только Иваны были самоучками, многого тогда не знали, потому и случилась страшная трагедия. И, как назло, в воскресенье. Батюшка тогда еще молодой был, церковь новая деревом пахла. Деревня вспыхнула, как спичка, а весь народ, от мала до велика, на службе был. Почти все угорели. Как народ падать начал, Иван Земский, силач, каких мало, людей на воздух выносить стал, все здоровье тогда на пожаре оставил, но жену спасти не смог. И родители Пашкины тоже в том пожаре угорели.
        Пашку после этого на воспитание в другую деревню определили. Земский с дочкой поехал в столицу. Но Иваны дело свое не бросили, через несколько лет еще землю купили, еще домны поставили, заводы открыли. На этот раз все по науке. После смерти жены Земский в работу ушел с головой. Одно производство за другим открывал. Учился и ученых привлекал. А Бочкарев в Златоусте за управляющего остался. Все за Земским поспеть хотел, тут на месте от рассвета до заката трудился. Так и прожил всю жизнь бобылём. Потому, когда под старость из ниоткуда появился Пашка, Бочкарев и принял мальчишку как родного. Лишь бы был кто рядом.
        - Так значит, Полина родилась здесь, в этой деревне?
        - Да, когда пожар случился, она совсем малая была, даже покрестить еще не успели. Она вообще очень слабенькой родилась. Иван тогда в Петербург после пожара поехал еще и потому, чтобы столичным врачам ее показать. Там молочной мукой ее и выкормили.
        - И вскоре после переезда в Петербург Земский снова женился?
        - Про вторую жену Иван говорить не любил, надо сказать, вцепилась она в него намертво, никак ей его капиталы покою не давали. А ему-то что, после пожара он на женщин и смотреть не мог, а так думал, будет у Полины мать из благородных. Очень он добра дочке желал, только ради нее и жил.
        Долго они с Фроловичем разговаривали, даже стемнеть успело. Уговорил его старик остаться у него на ночь. Дорога-то до города не близкая, а одному в лесу ночью делать нечего.
        ***
        Полина написала письмо Николаю уже неделю назад, но ответа все не было. Как и не было новых писем для Оли. Девушка начала волноваться. Однажды вечером, заметя ее расстроенные чувства, к Полине подошла Александра Михайловна. После отъезда Николая она несколько отдалилась от Полины, но ее чуткое материнское сердце не позволило ей долго сердиться на девушку.
        - Не переживайте, возможно ваше письмо с ним просто разминулось. Должно быть, он уже на пути в Петербург. На следующей неделе день рождения его матери. Он никогда не пропускал прием в ее честь. Никогда.
        - Постойте, как вы узнали, что я ему писала?
        - Тоже мне, бином Ньютона!
        Александра Михайловна задорно прищурилась:
        - А кто, вы думаете, крепил рисунки в детской?
        Нет предела женскому коварству, но это был именно тот случай, когда Полина не могла сердиться на Александру Михайловну.
        После это разговора волнения девушки поутихли, к тому же Александра Михайловна затянула ее в водоворот подготовки к приему. А Полина, которая с некоторых пор стала особенно ценить расположение компаньонки, не могла ей противиться. Хотя сама традиция отмечать день рождения, когда речь идет о покойной, ей показалась не богоугодной. Но и этому нашлось объяснение. Генеральша очень страдала перед смертью и боялась, что день ее памяти будет возвращать Юсуповых в последние тяжелые дни ее жизни. Поэтому она категорически запретила ее поминать, а вместо этого завещала продолжить традицию, начатую ею еще при жизни. День рождения Ольги Николаевны Юсуповой был своеобразным балом в межсезонье, целью которого было помочь молодым барышням на выданье, стесненным в средствах и связях, встретиться с блестящими молодыми офицерами и, быть может, устроить свою судьбу. Генерал обязывался каждый год отбирать семь блестящих холостых офицеров, в репутации которых он лично был уверен. А Ольга Николаевна, а после Александра Михайловна, отвечали за приглашение семи бесприданниц. Традиция эта была широко известна в
Петербурге, а сам прием всегда становился событием, и уже барышни со средствами были готовы многое отдать, лишь бы оказаться в числе приглашенных.
        Глава 11
        Стоя напротив трюмо и собираясь с силами, чтобы спуститься вниз, Полина испытывала сильнейшее чувство deja vu. И снова вечер начинается, а она даже не знает, будет ли на нем Николай. Приятное отличие этого вечера от бала в Петергофе было лишь в том, что по негласному правилу, заведенному еще покойной генеральшей, одеваться на вечер следовало скромнее, чтобы не создавать контраста между хозяевами дома и дебютантками. И Полина впервые обратила внимание, что ей нравится свое отражение в зеркале. Уроки Александры Михайловны сделали свое дело, осанка девушки была почти идеальной, а скромное муслиновое платье цвета сапфира ей невероятно шло. Полина поймала себя на мысли, что ей очень хочется, чтобы Александра Михайловна оказалась в очередной раз права, и Николай успел на вечер.
        Но, спустившись вниз, Полина его не увидела, зато сразу заметила высокого и статного мужчину, волосы которого отливали медью. Полина узнала в нем человека в синем фраке, который привлек ее внимание еще на балу в Петергофе. Пожалуй, он был несколько старше, чем остальные приглашенные генералом офицеры, однако, несомненно, был самым видным из них всех. Молодой человек разговаривал с генералом и Штольцем, но с появлением Полины в зале, казалось, больше не отводил от нее взгляда. Закончив разговор с мужчинами, он сразу же направился к ней:
        - Штабс-капитан Александр Александрович, к вашим услугам. Могу я ангажировать вас на следующий танец?
        - Полина Ивановна Юсупова, большое спасибо за приглашение, но боюсь, что я в этом зале последняя, кто должен танцевать с вами сегодня.
        - Ну же, одной из семи ваших подопечных нет в зале, а значит, отказав мне, вы лишите одного из моих сослуживцев возможности танцевать.
        - Но раз вы так уверены, что не останетесь без партнерши, почему же выбор пал именно на меня?
        - Это очевидно, вы единственная, с кем мне хочется танцевать сегодня.
        Ранее Полине не доводилось упражняться в подобном обращении, и потому у нее не было иммунитета к флирту. И хоть слова капитана были довольно дерзкими, в его тоне слышалась какая-то юношеская наивность, чего никогда нельзя было заметить за Николаем. Щеки девушки мгновенно стали пунцовыми.
        - Умоляю, всего один танец. Я обещаю весь вечер танцевать с другими барышнями, но лишь при условии, что вы согласитесь потанцевать со мной хотя бы раз.
        Капитан казался таким искренним и простодушным, что Полина не смогла ему отказать:
        - Хорошо, хорошо, я обещаю вам один танец, но только после того, как вы потанцуете с каждой из семи девушек…и Александрой Михайловной!
        Полина искренне надеялась, что если он сделает хотя бы два перерыва, то попросту не успеет её пригласить.
        Капитан лучезарно улыбнулся и тут же пригласил ближайшую к нему дебютантку. Наблюдая за танцующими, Полина чувствовала себя одиноко, она уже три месяца разучивает эти кошмарные танцы, а Николая даже нет рядом, чтобы показать ему, как многому она научилась. Генерал не танцевал из-за подагры, Штольц хотел было составить ему компанию на диване в углу зала, но был беспощадно рекрутирован Александрой Михайловной. А число офицеров и дебютанток было равным, поэтому Полине ничего не оставалось, как развлекать генерала разговором о проказах и успехах маленькой Оли.
        Тем временем штабс-капитан последовательно потанцевал с каждой дебютанткой и даже с Александрой Михайловной, чем, к удивлению Полины, вызвал трудно объяснимое недовольство гувернера, подозрительно похожее не приступ ревности. Александр Александрович не пропустил ни одного танца! Изрядно разгоряченный последней кадрилью, он снова подошел к Полине. Ей ничего не оставалось, как последовать за ним в центр зала.
        - Вы очень настойчивы.
        - Я с радостью принимаю ваш комплимент. Разговор с вами стоит того, чтобы за него побороться.
        - Для человека, который видит меня второй раз в жизни, вы говорите много смущающих вещей. Скажите, мы не встречались раньше?
        - Поли, ну неужели вы меня совсем не помните? А если без усов?
        Полина внимательно вгляделась в лицо капитана, отметив про себя, что ее не называли Поли со времен, когда она жила с матерью в Москве. И тут она вспомнила:
        - Саша, Саша, это же вы!
        Штабс-капитан действительно оказался Сашей - студентом, который почти шесть лет назад волочился за старшим товарищем - частым посетителем салонов ее матери. Пожалуй, он был самым близким к Полине по возрасту среди тех, кто окружал ее тогда в Москве, и единственным, с кем она могла поговорить.
        - Я тоже не сразу поверил, что это вы, когда увидел вас в Петергофе. Вы представить себе не можете, как я переживал, когда вы пропали. Я уже думал самое худшее. Как же я рад, что вы в порядке. Но прошу вас, расскажите, где вы были все это время, что с вами произошло?
        Полина была так растрогана появлением старинного приятеля, что начала рассказывать ему буквально обо всем. И как сбежала в монастырь, и как вышла замуж за Николая, и про Александру Михайловну, и про генерала со Штольцем. Одного танца им решительно не хватило, а вечер уже близился к концу.
        - Мне совершенно необходимо переговорить с вами наедине.
        - Это неприлично. Лучше приходите с визитом завтра, я буду вас очень ждать.
        - Это касается вашей матери. Через четверть часа в кабинете.
        Следующие пятнадцать минут были по праву самыми волнительными в жизни Полины. Она разрывалась между предупреждением Николая о недопустимости легкомысленного поведения и желанием узнать у штабс-капитана хоть что-то про маму. Полина очень мучилась чувством вины, что так ни разу не поговорила с ней после ухода в монастырь, и, пожалуй, на всем свете не существовало другой причины, которая могла заставить её безропотно последовать за штабс-капитаном в кабинет.
        Незаметно выскользнув из зала в гостиную, она бесшумно прошла по ковру и отворила дверь. Саша стоял у стола, но, заметив Полину, тут же подошел к ней и взял ее за руки:
        - Дорогая Поли, как же я рад нашей встрече! Боже мой, как же вы похорошели!
        Полина не успела отстраниться или хоть что-то ответить, как дверь кабинета за ее спиной щелкнула, и в кабинет вошел Николай. Саша на мгновение замер, и этого было достаточно, чтобы Николай в одно движение вытащил из трости умело спрятанный в ней клинок и навел его на лицо штабс-капитана.
        - Николай Павлович, прошу прощения, это моя вина. Умоляю вас, опустите оружие. Здесь нет ничего недостойного. Саша мой друг детства!
        Лицо Николая было абсолютно белым, это была даже не злость, а нескрываемая ярость:
        - Как вы только посмели!
        Полина оцепенела от ужаса.
        - Николай Павлович, прошу вас сохранять спокойствие и послушать жену. Уверяю, нет никаких причин для ревности.
        - Какая к черту ревность! Как вы посмели заявиться в дом убитого вами человека!
        - Дуэльный кодекс был соблюден во всех формальностях…
        - Ну раз вы такой знаток данного документа, грех не прибегнуть к нему еще раз. Завтра, на рассвете. Там же, где вы стрелялись с моим братом.
        - Но позвольте, как же так?! Вы не можете вызвать меня на дуэль только потому, что я стрелялся с вашим братом!
        - Оставшись наедине с моей женой, вы обеспечили меня отличнейшим поводом. А сейчас убирайтесь.
        Саша лишь чуть заметно кивнул, затем развернулся к Полине:
        - Честь имею. Надеюсь, это происшествие не лишит меня вашего доброго мнения. Это все досадное недоразумение.
        Затем открыл дверь и вышел из кабинета. Спустя мгновение послышался звук открывшейся входной двери.
        Полина хотела было объясниться с Николаем, но тот, не произнося ни слова, вышел из кабинета, оставив ее в одну.
        ***
        Полина не помнила, как добралась до своей комнаты. В висках стучало. Она ходила по спальне, как тигр в клетке, пытаясь осмыслить все произошедшее в кабинете. Поэтому, когда спустя два или три часа к ней постучали, она в ту же секунду открыла дверь. На пороге стоял Штольц:
        - Боюсь, вам совершенно необходимо пройти за мной. Генералу плохо.
        Генерал полусидел-полулежал в своей кровати и отчаянно старался сделать вдох. Лицо его приобрело нездоровый оттенок. Расстегнув воротничок мундира, Полина, не задавая вопросов, начала ощупывать шею генерала, затем ухом припала к его к груди и снова вернулась к осмотру шеи, потребовала открыть рот.
        - Господин Штольц, помнится, ваш друг, доктор Йозофф из Вены, прислал вам раствор для инъекций, который должен был помочь вам с вашей непереносимостью тополиного цветения? Данные инъекции еще при вас? Пожалуйста, отвечайте быстрее.
        - Да, но помилуйте, какой тополь в сентябре! Да генерал и не страдал от этого…да и симптомы! У меня это слезы из глаз и чихание, а он же задыхается.
        - Несите немедленно! У нас критически мало времени.
        Штольц выбежал из спальни. И только теперь Полина заметила Николая, стоящего с другой стороны кровати.
        - Полина Ивановна, объясните, что именно вы задумали.
        - Видите ли, препарат доктора Йозоффа помогает не только при тополином пухе, мы разбирали письмо доктора, как образчик отличия немецкого и австрийского наречий. В письме доктор описывает, как его препарат спас жизнь ребенку, которого укусило по меньшей мере двадцать пчел. Препарат успешно справился с отеком гортани. Вот только дозировка. В письме не было описания расчёта дозировки!
        - Вы собираетесь вводить моему немолодому родителю экспериментальное лекарство, понятия не имея о необходимом количестве?
        - Ну есть общие правила расчета…
        В этот момент в комнате появился Штольц с пузырьком и шприцом.
        - Для снятия симптомов господина Штольца, доктор рекомендовал пять миллилитров внутримышечно. Генерал почти вдвое крупнее, а учитывая экстренность ситуации, полагаю, что вводить нужно минимум двенадцать.
        Полина ловко набрала необходимое количество раствора в шприц, умелым движением перевернула генерала набок, но в последний момент замерла, не решаясь сделать укол. Николай прав. Черт побери, он прав! О действии препарата им известно исключительно из письма некого доктора, который мог и приукрасить свойства инъекции. Генерал далеко не молод, да и дозировка очень примерная! Но что же делать?
        И тут Николай ледяным голосом попросил Штольца и Полину выйти. В глазах девушки встали слезы, но она безропотно подчинилась и последовала за гувернером.
        Николай понимал, что случай требует немедленного принятия решения, он лишь уберег Полину от груза ответственности за его принятие. Сжав руку отца, он сам сделал инъекцию, мысленно произнося молитву всем известным ему богам. Дальнейшие пару минут показались Николаю вечностью, но вот генерал наконец-то сумел сделать небольшой глоток воздуха, прошло еще минут пять, прежде чем он задышал уверенно. Устав от напряжения, Николай уткнулся лбом в руку отца. Самое страшное осталось позади.
        - У тебя это всегда получалось. Ни минуты не сомневался. Помнишь, как за псиной в прорубь прыгнул?
        Голос генерала был непривычно тихим.
        - Вам бы отдохнуть.
        - На том свете отдохну, там времени будет много. А сколько его у нас с тобой, Колька, осталось, никто не знает. Глупо двум родным людям собачиться.
        Николай мысленно согласился с отцом.
        - Там ведь как дело было. Прорубь на Крещение вырубили, а я ваши слова вспомнил, что от святой воды человеку зла не будет. Вы же всегда на Крещение окунались. Еще и подумал, что псина, в отличие от меня, некрещеная. Вот и прыгнул за ней, как дурак. А вы меня с Петром потом вылавливали. Петр-то старше был, знал, что пса не спасти. Ох уж и бранились вы тогда…
        - А ведь ты псину тогда спас. Как же я тобой, дураком, гордился! Да знаю я, знаю, что ты всегда думал, что я лишь Петром дорожу, а до тебя мне дела нет. С детства на меня обиду затаил. Но ты пойми, Петька же, он весь в меня был, прямой как палка, что думал, то и говорил, что говорил, то и делал. Он, как моя копия, опять же служить пошел за мной в артиллерию.
        - Служить можно не только в военном мундире.
        - Можно. Но ты же тайна за семью печатями! Где пропадал, что делал? Когда вернешься и вернешься ли? Я и Штольца-то столько лет при себе держу, чтобы хоть что-то о тебе знать. Ты же ни словом ни полсловом!
        Чуть передохнув, генерал гораздо мягче добавил:
        - Таинственный ты весь из себя, прям как твоя мать. Потому, видать, и люблю тебя, дурака. Ты ведь самое дорогое, что она мне оставила.
        Слышать от генерала подобные слова было до крайности удивительно, грудь Николая сдавило, будто бы на нее поставили пудовую гирю. Глубоко внутри Николай всегда знал, что отец им дорожит, но за многие годы недомолвок и взаимных упреков стена между ними все росла и росла. И вот теперь рухнула.
        - Ну значит, настало время для откровенности. Генерал Юсупов, мне необходимо ваше участие в деле, пожалуй, государственной важности.
        Глаза генерала засияли, и сам он будто бы помолодел лет на пять, а то и десять:
        - Давно бы так.
        Глава 12
        Полина никак не могла найти себе места. Было уже за полночь и это значило, что уже совсем скоро Николаю предстояло стреляться с Сашей. Отчаявшись найти покой в комнате, Полина решила сходить на кухню, чтобы налить себе чаю. Спустившись, она увидела за столом Николая.
        - Генерал?
        - В порядке, спит.
        Повисла пауза.
        - Николай, послушайте, я умоляю вас отказаться от дуэли с Александром. Какими бы ни были ваши мотивы, вы должны думать о нас, об Оле, о генерале. И если в вашем намерении стреляться есть хоть доля моей вины, я прошу вас о прощении и готова еще раз повторить, что это все лишь нелепая случайность. Я не видела Сашу до сегодняшнего вечера. Понимаете, он единственный, с кем я могла поговорить о матери. В конце концов, дуэль не вернет вам брата! Пожалуйста, найдите в себе силы простить Сашу и отказаться от дуэли.
        - Конечно, ведь все можно и нужно прощать. Как там учит нас Святая Церковь? Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую?
        Полина замерла, в его руке она заметила внушительного размера бокал коньяку.
        - При чем тут церковь? Вы слышите меня? Вас же могут убить!
        - … и в своем единственном письме ко мне вы тоже пишете о прощении, так ненавязчиво. Мол, прошу меня простить, была не права. Знаете, а ведь это все бред. Человеку дается один-единственный шанс, и все его поступки, подобно бусинам, нанизываются на нить жизни, ни снять, ни поменять местами. Совершил правильный поступок - бусина белая, поступил не по совести - черная. Вот ты думаешь, ушла в монастырь, и с тех пор все бусины на твоей нитке белые? А вот и нет. Нет бусин! Никаких бусин нет, потому что и поступков нет. Поступок - это выбор, когда человек сам принимает решение, что хорошо, а что плохо, и сам потом живет с последствиями своего решения. А ты лишь по библейским прописным истинам живешь, своих решений не принимаешь. Спасать она больных и убогих хочет…
        - Вы пьяны.
        - А ты - дура! Уйти она собралась, когда ребенку семь лет исполнится. Мне было семь, когда не стало матери. Ты думаешь, ему проще будет от того, что мама других детей спасает вместо того, чтобы с ним быть? Знаешь, лицемерие - это любить всех просто потому, что кто-то сказал, что так правильно. А ты попробуй сама хотя бы одного человека полюби без этой твоей жалости!
        Полина про себя повторяла, что он не в себе, что он пьян и сам не ведает, что говорит, но губы ее все равно предательски задрожали. Смахнув навернувшуюся слезу, она забрала бокал Николая и одним глотком его осушила, чем наконец отвлекла Николая от пьяных рассуждений о жизни.
        - А теперь ступайте к себе в комнату и умойтесь. Утренний воздух вас отрезвит. За врачом вы, разумеется, не послали, поэтому вместо него с вами поеду я. У вас менее часа на сборы, до Волкова поля путь неблизкий.
        ***
        Предрассветный туман почти рассеялся. Николай и зять Александры Михайловны сидели в коляске напротив Полины. Друг Николая, казалось, был более взволнован, чем сам дуэлянт:
        - Николя, черт тебя побери! Это безответственно, в конце концов. С чего ты вообще взял, что с твоим братом стрелялся именно этот штабс-капитан?
        - Он сам признался, Полина Ивановна может подтвердить. Но это еще не самое интересное.
        Голос Николая с похмелья звучал хрипло, но способность трезво мыслить к нему уже вернулась.
        - И что же тут может быть интересного?
        - Я искал его больше года, это при моих-то возможностях. Этот человек очень старался, чтобы о его причастности к смерти Петра никто не узнал. Старался до вчерашнего вечера.
        - Да мало ли причин? В конце концов, он находится под командованием твоего отца!
        Николай промолчал.
        Секундант Саши, еще совсем юный офицер, один из тех, кого Полина видела вчера среди приглашенных генерала, не отрываясь смотрел на брегет, и ровно через четверть часа от назначенного времени подбежал к их экипажу.
        - Господа, полагаю у Александра Александровича имеются чрезвычайно важные обстоятельства, объясняющие его задержку.
        Друг Николая, не веря своему счастью, посмотрел на собственные часы:
        - Пятнадцать минут, господа. Слава богу! Александр Александрович признается уклонившимся от дуэли. Николай, поехали отсюда.
        Но Николай вышел из экипажа, явно демонстрируя свое желание дождаться оппонента.
        В результате все собравшиеся прождали около часа и прождали бы еще, если бы не посыльный, доставивший донесение для Николая из полицейского управления. Ему надлежало срочно явиться в контору нотариуса Белогородцева. Попрощавшись с зятем Александры Михайловны, Полина и Николай отправились в Петербург. Оставшись наедине, Николай сделал над собой усилие, старательно избегая, однако, слова «прощение»:
        - Боюсь, сегодня ночью я был пьян…
        - Не стоит, будем считать, что мы с вами квиты.
        Николай хотел было завести Полину домой перед тем, как явиться к Белогородцеву, однако путь в дом генерала пролегал через улицу, на которой жил и работал нотариус, и проехать мимо его конторы они не смогли. Издалека было видно, что буквально несколько часов назад в здании полыхал пожар. Рядом с местом происшествия на телеге под простыней лежало тело Белогородцева. Завидя Николая, уже немолодой следственный пристав сразу же поспешил к нему.
        - Николай Павлович, простите, что побеспокоили, особенно учитывая случившееся с вашим отцом, но без вас совершенно никак.
        Николай велел Федору вести Полину домой и продолжил разговор с приставом:
        - Что тут стряслось?
        - Пока не ясно. Свидетели говорят, что грабеж. Якобы на двух пролетках прикатили какие-то лихие люди, вломились в дом, вынесли кассу, а потом начался пожар.
        - И много вынесли?
        - Да в том-то и заковырка, что денег в кассе было даже меньше обычного, так как только вчера Белогородцев сам лично отвез кассу в банк.
        - Ясно. Благодарю. Свободны. Отчет мне по стандартной форме, как закончите.
        Николай завидел в толпе городовых своего человека и поспешил к нему.
        - Почему не в Златоусте?
        - Объект найден мертвым. Боюсь, выследить его подельников стало практически невозможно. Я прибыл сегодня в Петербург, чтобы проверить последнюю версию и найти получателя его корреспонденции. Кроме этого, мне стало известно, что в Дворянском собрании Екатеринбурга до сих пор не получили бумаги о вашем венчании, надобно продублировать как можно скорее. Собственно, поэтому я прибыл к Белогородцеву, чтобы получить от него копию вашего брачного соглашения. Предположил, что вам сейчас не до этих златоустовских дел, учитывая происшедшее с вашим отцом…
        - Ясно. А тут успели осмотреться?
        - Да, несмотря на ожоги, видно, что перед смертью Белогородцева пытали. Несгораемые ящики были вскрыты перед поджогом и намеренно облиты керосином изнутри. Они что-то искали и наверняка нашли. И еще кое-что.
        - Что?
        - Не по сегодняшнему происшествию. Ранее вы задавали вопросы об обстоятельствах гибели Анастасии Земской.
        - Удалось поднять информацию по поводу несчастного случая на охоте?
        - Да. Вдова Земская подозревалась в хищении документов у адмирала Тригубова, но делу не успели дать ход, спустя менее суток после обнаружения пропажи во время охоты лошадь вдовы понесла, ее искали, но лишь спустя пять дней сильно поврежденное тело женщины было найдено в реке. Опознание производили по одежде и украшениям.
        - Благодарю за службу.
        Николай понимал, что события начинают происходить с невероятной скоростью, как будто кто-то в спешке заметает следы. Белогородцев был человеком с блестящей репутацией, и хоть последние годы являлся нотариусом по торговым сделкам, вот уже несколько поколений уважаемых петербургских семей доверяли ему и свои семейные дела. Николаю как можно скорее требовалось оказаться в кабинете генерала, хотя он уже предполагал пропажу каких именно документов он там обнаружит.
        Глава 13
        Полина нашла генерала за обедом в приподнятом настроении. Он, не скрывая улыбки, читал одно письмо за другим, которые внушительной стопкой лежали перед ним прямо на обеденном столе.
        - Не буду даже спрашивать, как вы себя чувствуете. Вижу, что хорошо. Могу я лишь поинтересоваться, с чего это сегодня у вас столько корреспонденции?
        Генерал не успел ответить, так как за него это сделала Александра Михайловна:
        - Видите ли, Полина, Павел Петрович занят чтением соболезнований по поводу своей безвременной кончины!
        Сказать, что Полина была удивлена - ничего ни сказать. И сказать что-либо на это удивительное заявление Полина не успела, так как Александре Михайловне, очевидно, не терпелось выразить собственное мнение по этому поводу:
        - Полина, вы только представьте, ваш муж и свекор запретили мне даже написать собственным детям, чтобы объяснить им ситуацию! И сейчас все они не находят себе места, думая, что Павел Петрович мертв. Младшенькая уже выезжает из Курляндии, чтобы поспеть на сорок дней. Это же нонсенс!
        - Отставить причитания, Александра Михайловна! Не нонсенс, а тактический ход. Я совершенно согласен с Николаем, если кому-то нужно было меня травить, а мы не знаем причины этого поступка, то лучше всего дать злодею поверить, что план его удался.
        Александра Михайловна лишь всплеснула руками:
        - Во всей этой ситуации меня радует лишь то, что вы с Николаем наконец-то начали нормально говорить друг с другом. В конце концов, если ради этого мне нужно выставить себя на посмешище перед всем Петербургом, что ж, это того стоит.
        Полина в очередной раз убедилась, какой потрясающей женщиной была ее компаньонка.
        - А что со слугами? Такое ощущение, что дом вымер.
        - О, это еще один тактический ход! Всех слуг еще вчера отослали в имение Юсуповых готовиться к похоронам. В доме остался только Федор и его глухая мать-кухарка. Признаться, мне крайне интересно, что произойдет, если через три дня злоумышленник себя не выдаст. Закапывать вас прикажете, Павел Петрович?
        Полина почувствовала, что необходимо отвлечь внимание Александры Михайловны от генерала:
        - А Николай уже вернулся?
        - Он ждет вас в кабинете. Просил, чтобы вы к нему зашли после того, как отобедаете.
        Полина решила, что есть ей совершенно не хочется. Им с Николаем давно следовало поговорить и упускать шанс было бы глупо, особенно учитывая неприятную привычку Николая внезапно исчезать из дома, а то и вовсе из Петербурга. Поэтому она тут же прошла в кабинет.
        - Николай Павлович, вы хотели меня видеть?
        - Да, Полина, входите.
        Николай сидел за столом генерала и был явно чем-то не на шутку обеспокоен, но, когда Полина вошла в кабинет, он тут же встал из-за стола и пересел в одно из кресел, стоявших у камина, пригласив Полину занять второе.
        - За последние дни многое произошло, и я понимаю, что… последние события могли напугать вас. Но мне бы очень хотелось, чтобы в этом доме вы чувствовали себя в безопасности. Вы, как и я, согласились на этот брак под давлением обстоятельств, но даже если я не вызываю у вас доверия, вы должны знать, что все мы, и Александра Михайловна, и генерал желаем вам только добра.
        - Я нисколько не сомневаюсь в добром расположении ко мне генерала и Александры Михайловны. Но к чему вы ведете?
        - Мне необходимо задать вам несколько вопросов, и я рассчитываю на вашу откровенность. Как именно вы узнали о духовной грамоте вашего отца? Почему ранее не связались с генералом или Петром?
        Полина была разочарована:
        - Вы считаете, что нам с вами не о чем более поговорить?
        - Полина, прошу вас. Это очень важно. Ваша мать, она знала о содержании завещания?
        - Нет. До недавнего времени никто не знал. В день похорон отца к нам явился стряпчий, но по желанию батюшки огласил лишь первую часть духовной, ту, по которой мать получала небольшое имение и триста душ. Вторая часть завещания, согласно воле отца, должна была быть озвучена в день моего совершеннолетия.
        - И кто ее вам озвучил?
        - Никто. Так как никто кроме Ивана Фроловича не знал о том, что я живу в монастыре. Я нашла текст завещания сама несколько месяцев назад в молитвеннике, оставленном мне отцом перед смертью, под корешком в переплете. Сама написала Белогородцеву, его имя было указанно в тексте, а уже он посоветовал мне обратиться к генералу.
        - Николай, ваша очередь отвечать на вопросы. Пожалуйста, скажите, что случилось с Иваном Фроловичем, вы сказали, что сможете с ним увидеться. Он жив?
        Николай рассказал ей о встрече с Бочкаревым в заброшенной деревне.
        - Полина, а вы знали, что Бочкарев ваш единственный оставшийся в живых родственник? Если не ошибаюсь, он приходится вам двоюродным дядькой.
        - Папа всегда называл его не иначе как братом, но я всегда думала, что это такая фигура речи. Фамилии то у них разные.
        Они еще долго беседовали о Иване Фроловиче и о предприятиях в Златоусте. Возможно, в первый раз с момента их знакомства Полина почувствовала, что Николай разговаривает с ней на равных. Она совершенно искренне рассказала ему про знакомство с Сашей в доме ее матери, про побег из дома в монастырь и о том, как ей было сложно решиться написать генералу и согласиться на брак. И о том, что она более не жалеет об этом своем решении. Они проговорили более двух часов, и когда расставались Николай неожиданно произнес:
        - Вы удивительно смелая женщина, Полина. Мне совестно, что не сказал вам этого ранее. Спасибо вам за отца, и за жену егеря, и за Олю. Без вас все сложилось бы иначе.
        Уже поднявшись к себе в комнату, Полина все еще ощущала непонятное волнение после разговора с Николаем. Впервые мысль о замужестве больше не тяготила ее, и был единственный вопрос, ответ на который не давал ей покоя - как бы сложилась их с Николаем встреча, если бы не завещание ее отца?
        Но романтические мысли Полины прервало письмо, ждавшее ее в спальне. Маленький розовый, сильно надушенный конверт был подписан аккуратным женским почерком: «От комитета Императорского Человеколюбивого общества». Помнится, Александра Михайловна говорила, что подаст от имени Полины прошение о вступлении в данную благотворительную организацию. Однако содержание конверта Полину очень удивило. В конверте было письмо от Саши:
        «Дорогая Поли!
        Прошу простить меня за эту конспирацию, но мне очень не хотелось, чтобы из-за меня у вас были проблемы с супругом. Видит бог, я не могу осуждать его, так как и сам бы вел себя подобным образом с убийцей брата. Я даже принес свою честь ему в жертву, уклонившись от дуэли, лишь бы не отягощать свою совесть еще одним убийством. Поверьте, я глубоко раскаиваюсь в глупой дуэли, жертвой которой стал Петр Юсупов.
        Если бы обстоятельства складывались иным образом, я бы оставил вас в покое и не доставлял неудобств. Я уже подал прошение о переводе на Кавказ, и оттуда буду молить Николая Павловича и его отца о прощении.
        Но так уж вышло, что я единственный кому доверилась ваша матушка. И я должен поспособствовать вашему с ней воссоединению. Да. Именно это я собирался вам сказать в кабинете генерала, когда нас прервали. Ваша мать жива! Из-за угроз кредиторов ей пришлось изобразить собственную гибель, но она жива и отчаянно ищет встречи с вами. Мы с ней будем ждать вас сегодня в восьмом часу вечера за Вяземской лаврой.
        Глубоко преданный вам, Саша».
        Первым желанием Полины было побежать к Николаю и рассказать ему о письме. Но вспомнив, как решительно он был настроен относительно дуэли, Полина сдержалась. Нет, она не может допустить, чтобы Николай стрелялся с Сашей. Саша уедет на Кавказ, и вся эта история забудется! А главное - все останутся живы.
        За ужином Полина сохраняла внешнее спокойствие, стараясь ничем не выдать своего волнения по поводу предстоящей встречи. Она наблюдала за воссоединением Николая с генералом, и ей отчаянно хотелось, чтобы и ей удалось примириться с матерью. В конце ужина Полина пожаловалась на головную боль и поднялась к себе. Однако уже через десять минут, переодевшись в послушническое платье, она села на извозчика и поехала к назначенному Сашей месту.
        Надо признаться, что города Полина совершенно не знала, и потому название «лавра» ввело ее в заблуждение. На самом деле никакого отношении к монастырю указанное место не имело. Извозчик привез девушку чуть ли не к самому злачному зданию во всем Петербурге. Вяземской лаврой назывались дешевые комнаты на Сенной площади, пользовавшиеся самой дурной репутацией. Рассмотрев место, где она оказалась, Полина уже собиралась вернуться в дом генерала, но тут крепкая мужская рука схватила ее и потащила вглубь притона по лабиринту нескончаемых, одинаково смердящих комнат и коридоров.
        Отдышаться Полина смогла, только когда тянувший ее мужчина остановился. Перед ней стояла мама, такая же красивая, как и пять лет назад. Женщина раскрыла перед Полиной свои объятия, и девушка бросилась к ней, совершенно забыв обо всем на свете.
        Но тут раздался голос Николая:
        - Полина Ивановна, прошу вас, отойдите от этой женщины.
        Обернувшись, она увидела Николая, приставившего пистолет к голове мужчины, который пару минут назад тащил ее по лабиринту Вяземской лавры. Присмотревшись, Полина поняла, что этим мужчиной был переодетый в лохмотья Саша.
        - Николай Павлович, пожалуйста, уберите оружие! Это же моя мама, она жива!
        - Боюсь, что нет. Ваша матушка - Василиса Земская, в девичестве Лукашина, погибла вскоре после вашего рождения при пожаре в деревне, что за двадцать верст от Златоуста. Эта же женщина, которая по всей видимости является агентом иностранной разведки, стала второй женой вашего отца. Ее задачей было выяснить особенности производства стали новым способом Земского, а затем, унаследовав мануфактуры, по возможности свести на нет производство оружия на его предприятиях.
        Как вы сами сообщили мне несколько часов назад, завещание вашего отца длительное время было тайной не только для вас, но и для Лаврентьевых.
        - Лаврентьевых?
        - Именно, Александр Александрович, или как вы его называете - Саша, родной брат Анастасии Земской, в девичестве Лаврентьевой. Именно его готовили вам в мужья, не зная о той части завещания, которая предписывала вам выйти замуж за одного из сыновей генерала. И быть может все бы получилось, но ваша мачеха спешила с вашим замужеством и спугнула вас своей напористостью.
        В этот момент женщина, которую Полина всю жизнь считала матерью, толкнула её к Николаю и, воспользовавшись моментом, выбежала вместе с братом за дверь, тут же заперев ее с обратной стороны. Николай схватил Полину и прижал ее к грязной стене, на которой находилась единственная в комнате дверь. Это было крайне своевременно, так как в ту же секунду раздались выстрелы, и небольшого калибра пули трижды пробили дверь в комнату.
        - А вот и еще один дамский револьвер.
        Подав Полине знак не шевелиться и молчать, Николай громко продолжил:
        - Вы, Полина Ивановна, бежали из дома и, сами того не понимая, спутали все карты Лаврентьевых. Вас искали, но кто бы мог подумать, что наследница многомиллионных предприятий подастся в послушницы и будет все дни напролет проводить в богадельне!
        Полагаю, что вас даже сочли погибшей. Потому как начали готовить другой план. У уже немолодого Бочкарева детей не было. И тут появляется некий Пашка - якобы сын погибшего односельчанина. Он начинает умело обкрадывать предприятия. Уничтожает практически все производственные линии, и все идет как надо, пока из Петербурга не приезжает мой брат - офицер Петр Юсупов. Выясняется, что Полина не только жива, но и вполне может выйти замуж. Этого допустить было никак нельзя. К тому же Петр понимал, что предприятия в Златоусте испытывают сложности. И чтобы он не успел кому-либо рассказать о своих подозрениях, его убивают сразу же по прибытию в Петербург.
        Полагаю, что убить хотели и вас, Полина, но провидение вас хранило. Вы очень вовремя находите завещание вашего отца и обращаетесь к генералу. Мы объявляем о помолвке, и злоумышленникам приходится действовать быстро. Воспользовавшись скандалом на балу в Петергофе, они совершают покушение на нас, но потерпев неудачу, убивают Матильду, чтобы замести следы.
        Мы венчаемся. Я занимаю место управляющего предприятиями и преследую самозванца Пашку, выдающего себя за Бочкарева. От него Лаврентьевым тоже приходится избавиться, хотя бы для того, чтобы сделать его единственным виновником растраты и обрубить ниточку, которая ведет из Златоуста к ним. Поэтому, как только Пашка передает Александру наш с вами брачный договор, выкраденный им на полпути в Дворянское собрание Екатеринбурга, его также убивают.
        И вот тут брату с сестрой стоило бы остановиться, но желание довести дело до конца приводит Александра Александровича в наш дом. Он выкрадывает завещание генерала, о котором ему стало известно из брачного соглашения. Сделать это было необходимо, ведь в духовной генерала, так же, как и в брачном соглашении были отсылки к духовной Земского. Удивительно, как буквально за несколько минут в кабинете он решает сразу три задачи: выкрадывает завещание генерала, подмешивает яд в коньяк на столе и организует нашу с ним дуэль! Всего-то и нужно было, что на том же вечере подослать ко мне своего наивного секунданта с соболезнованиями по поводу гибели брата. Тот, как дурак, в подробностях рассказал, как Петр не испугался стреляться через платок…как вы понимаете, зная имя секунданта, я без труда установил, кто именно стрелялся с моим братом. Признаться, увидев Александра Александровича наедине с вами, Полина, я поддался эмоциям и вызвал его на дуэль в спешке, даже не разобравшись в чем причина подобной провокации с его стороны.
        Но явиться к назначенному сроку на дуэль Александр Александрович не успевает, ведь было нужно также избавиться от бывшего судебного стряпчего, а ныне успешного нотариуса Белогородцева, которому не посчастливилось быть в курсе наследственных дел наших семей.
        Лаврентьевы были уверены, что отравление генерала прошло успешно, и что я без колебаний соглашусь повторить неудавшуюся дуэль. На пути заговорщиков оставалось единственное препятствие - завещание, которое вы нашли в молитвеннике. Полагаю, именно для того, чтобы спросить, где оно находится, Лаврентьевы и разыграли этот спектакль с воссоединением семьи. Вероятно, убив меня, вашей мачехе удалось бы уговорить вас уничтожить духовную вашего отца. В ее отсутствие, вы, как единственная наследница, становитесь собственницей предприятий без каких-либо условий. А там вас можно опять попробовать выдать замуж, за того же Сашу, а может быть, и сама Анастасия Викторовна решила бы воскреснуть, чтобы на правах матери наследовать за вами. Как знать? В любом случае долгая жизнь вам не грозила бы.
        Переведя дыхание, Николай уже гораздо тише сказал на ухо Полине:
        - Полина, прошу вас, как только начнется движение, падайте на пол вдоль стены. Ничего не бойтесь и, главное, не убегайте.
        Стоило ему это сказать, как послышался оглушительный голос генерала:
        - Сдавайтесь. Вы окружены. Со мной восемь городовых и три офицера!
        Голос генерала был настолько громкий, что казалось, его мог слышать весь Петербург. Спустя несколько секунд городовые взяли Вяземскую лавру штурмом. Александр Лаврентьев предпринял попытку застрелиться, но его вовремя скрутили и увезли вместе с сестрой в полицейское управление.
        Когда Лаврентьевых увозили, Полина не отрываясь смотрела на женщину, которую всю свою жизнь считала матерью, но та ни разу не подняла на нее глаза.
        ***
        Полина с Николаем продолжили разговор уже в коляске.
        - Но позвольте, я все же не понимаю, ну как Лаврентьевы надеялись избавиться от духовной моего отца, если сам император был в курсе соглашения между нашими родителями?
        - Видите ли, государь не был посвящен в юридические формальности. На том историческом заседании в Адмиралтействе он лишь выразил озабоченность тем фактом, что у вашего отца нет сына, который мог бы продолжить его дело. Об остальном генерал с вашим отцом договорились уже после. Если бы план отравления генерала удался, то было бы просто некому держать ответ перед государем.
        Признаться, ваш батюшка поступил очень дальновидно, не ограничившись домашним завещанием, а заверив его у Белогородцева. Полагаю, что у него были некоторые подозрения относительно намерений вашей мачехи.
        - А что такого уникального сделал мой отец, что могло заинтересовать иностранных агентов?
        - Видите ли, все дело в конструкции плавильной печи, помните статью французского инженера Мартена? Так вот, ваш батюшка опытным путем дошел до тех же выводов и еще двенадцать лет назад начал внедрять и использовать печи, которые только сейчас начинают конструировать в Европе.
        - А как вы все-таки догадались, что случай с Матильдой не был самоубийством? Врач Гаврилов изменил свое мнение?
        - Он пытался меня убедить, что человек может застрелиться, не прикладывая дуло к виску и не оставив характерного ожога, хотя мой опыт говорил об обратном. Не поверил я и в предсмертную записку. Боюсь, Матильда слишком любила себя и жизнь, чтобы вот так просто с ней распрощаться.
        Полина, я обещаю рассказать вам все в малейших подробностях, но сейчас мне нужно ехать, чтобы допросить задержанных. Учитывая изобретательность Лаврентьевых, сделать это нужно как можно скорее.
        Коляска остановилась у дома генерала, и уже выходя из нее, Полина внезапно для себя самой обратилась к мужу:
        - Я вас очень прошу, больше не уезжайте не предупредив. А если без этого никак нельзя, не забывайте мне писать и возвращайтесь как можно скорее.
        Эпилог
        Четырнадцатилетняя Оля крутилась перед трюмо в комнате Полины:
        - Мама, ну пожалуйста! Лиза Ставрогина уже выезжает со старшими сестрами, а она на три месяца младше меня! Почему мне нельзя?! Между прочим, матушка говорит, что греки не разделяли культуру на телесную и духовную. И каждый культурный человек обязательно должен танцевать. Как же мне быть культурной, если вы с папой меня никуда не вывозите?!
        Полина посмотрела на подросшую дочь. Яркая и жизнерадостная, она всегда заставляла Полину улыбаться. Вот и сейчас, стоило её только увидеть, как усталость от целого дня, проведенного за чтением лекций будущим сестрам милосердия как рукой сняло:
        - Ох уж эта матушка, столько лет прошло, а она все одно и то же проповедует. Так и быть, будет тебе выход в свет. Но не сегодня. На следующей неделе день рождения бабушки Оли, я уверена, дедушка подберет тебе самых достойных кавалеров. Раз это семейный праздник, полагаю, дурного не будет. Но что до официального дебюта, давай все-таки дождемся положенных шестнадцати лет.
        Несмотря на десять лет идеального, как уверяли в свете, брака, Полина так и не смогла подарить Николаю наследника. В момент отчаяния она снова стала задумываться о монастыре, но стоило ей поделиться своими мыслями с мужем, как тот решительно заявил, что у них есть все, что нужно для счастья. В тот же день он поехал к матушке, чтобы заручиться ее поддержкой, и с ее помощью убедил Полину раз и навсегда остаться жить в миру.
        В муже Полина обрела поддержку, в которой всегда нуждалась. Вот и сегодня, освободив вечер от всех дел, среди которых наверняка были и дела государственной важности, он ехал с женой на вечер чествования ее в числе наиболее отличившихся членов Императорского Человеколюбивого общества.
        Полине не суждено было узнать, как сложилась бы ее судьба без духовной грамоты отца, ей было тяжело от того, что несмотря на все свои усилия, она не смогла выполнить его волю. Но оглядываясь назад, она ни о чем не жалела.