Прежде чем мы стали чужими Рене Карлино
        Мы познакомились более десяти лет назад. Формально - давние друзья. Но мне нравится думать, что мы были чем-то большим. Когда-то всей нашей жизнью были музыка, тусовки в Нью-Йорке и фотография. Безумный год! И вот я вижу тебя снова. Ты стоишь на платформе, у самого края, и от скуки покачиваешься на мысочках в ожидании поезда. Произносишь мое имя - я читаю это по твоим губам,  - но уже через секунду поезд уносит тебя вдаль. Этой встречи хватило, чтобы едва не сойти с ума. Прошло пять недель, а я все ищу встречи с тобой. Просто чтобы сказать «привет». Пригласить в бар. Наверстать упущенное. И да, я знаю, что, говоря о прошлом, мне нет смысла просить у тебя прощения.
        Рене Карлино
        Прежде чем мы стали чужими
        RENEE CARLINO
        BEFORE WE WERE STRANGERS

* * *
        Сэму и Тони, с которыми мне повезло познакомиться.
        Жизнь не идет вспять и не цепляется за вчера.

    ХАЛИЛЬ ДЖЕБРАН
        Действие первое. Недавно

1. Помнишь ли ты меня?
        МЭТТ
        Я сижу, откинувшись на спинку кресла и высоко задрав ноги, а жизнь проносится мимо с пугающей скоростью. Я не признаю изменений и изо всех сил пытаюсь игнорировать этот мир. Я не обращаю внимания на то, что может иметь существенное значение. Я категорически не согласен со всеми текущими событиями. Я не выношу дурацкие смайлики, слово мета- и людей, говорящих в очереди по телефону. Про джентрификацию можете даже не начинать. Вокруг здания, где я работаю, на три квартала открылось двадцать три «Старбакса». Студии звукозаписи, фотолаборатории и магазинчики грампластинок медленно умирают, а вместо их еще не остывших тел выскакивают кафе с мини-кексами и барбер-шопы. На MTV перестали показывать клипы, а в барах запретили курить. Я больше не узнаю Нью-Йорк.
        Примерно так я размышлял в тот день, сидя в редакции Нэшнл Джиогрэфик, в своей кабинке полтора на полтора метра. Увы, после перехода несколько лет назад на офисную работу я больше не ощущаю его ни Национальным, ни Географическим. Я ушел с просторов, где видел весь мир, и вернулся в нору, где не вижу ничего. Я нахожусь в самом центре своего любимого города, но мы стали чужими. А я все цепляюсь за прошлое, сам не зная зачем.
        Скотт хлопнул меня по спине:
        - Привет, старик! Как насчет ланча в Бруклине?
        - Чего так далеко-то?  - удивился я, теребя батарейку в своем телефоне.
        - Там есть одно местечко с пиццей, которое я давно хочу тебе показать. «Чиччо», слыхал?
        - Да брось, на Пятой авеню полно хороших пиццерий.
        - Нет, Мэтт, ты должен посмотреть это место. Оно фантастическое.
        - Что же там такого фантастического  - пицца или официантки?  - С тех пор как несколько лет назад я развелся, Скотт  - мой босс, мой друг и вечный холостяк  - не оставлял надежд, что я встану под его знамена. А отговорить его от чего бы то ни было совершенно невозможно, особенно если дело касалось женщин и еды.
        - Ну да, угадал. Ты должен ее увидеть, эту крошку. Назовем это бизнес-встречей. Оплата за счет фирмы.  - Скотт был из тех, кто вечно говорит о женщинах и еще больше о порно. В нынешней реальности это было опасно, он ходил по краю.
        - Кое-где такое уже потянет на статью за сексуальные домогательства.
        Скотт оперся на перегородку моей кабинки. Он был симпатичным улыбчивым парнем, но если ты не видел его неделю, то мог легко забыть, как он выглядит.
        - Поедем на метро.
        - Привет, ребята,  - со стаканчиком кофе в руках мимо прошла моя бывшая жена. Я не ответил.
        - Привет, Лиз,  - отозвался Скотт. Когда она отошла, он какое-то время пялился на ее задницу, а потом обернулся ко мне:  - Тебе не странно работать с ней и Брэдом?
        - Я всегда работал с ней и Брэдом.
        - Ну да, но она была твоя жена, а теперь она жена Брэда.
        - Честно? Меня это уже не колышет,  - я встал и взял пиджак.
        - Ну и хорошо. Я верю тебе. Значит, ты готов к чему-то новому.
        Обычно я пропускаю подобные замечания Скотта мимо ушей.
        - Мне еще надо зайти в «Веризон», купить новую батарею,  - сказал я, кивнув на свой телефон.
        - Что это такое?
        - Мобильный телефон. Наверняка ты их и раньше видел.
        - Во-первых, никто сейчас не говорит «мобильный телефон». А во-вторых, это у тебя не телефон, а экспонат. Надо отослать его в Музей древностей, а тебе купить нормальный айфон.
        По пути к выходу мы прошли мимо Китти, девочки, развозящей кофе на тележке. Она поздоровалась с нами:
        - Добрый день.
        Я улыбнулся в ответ.
        - Привет, Китти.  - Она покраснела.
        Скотт молчал, пока мы не зашли в лифт.
        - Чего ты теряешься? Она на тебя запала.
        - Она еще ребенок.
        - Да ладно, ребенок. У нее высшее образование. Я сам ее нанимал.
        - Она не в моем вкусе. Ее зовут Киска.
        - Вот вечно ты ко всему придираешься,  - казалось, он даже немного обиделся за Китти.
        - Нет, я-то как раз нормальный. А вот почему каждый считает своим долгом устраивать мою жизнь? У меня все в порядке.
        - А часики-то тикают.
        - У мальчиков ничего не тикает.
        - Тебе тридцать шесть.
        - Так это немного.
        - Да нет, если сравнивать с той же Китти.
        ДВЕРИ ЛИФТА открылись, и мы вышли в лобби. На стене висела одна из моих фотографий  - огромного размера.
        - Видал, Мэтт? Женщины сходят от этого с ума.
        - Это фото иракского ребенка с автоматом.
        - Не от картинки, балда, а от твоей Пулитцеровской премии за нее.  - Он скрестил руки на груди.  - У тебя был удачный год.
        - Это да. По крайней мере профессионально.
        - Говорю тебе, ты должен использовать такую удачу. Из-за этого фото ты у нас теперь знаменитость средней руки. Оно даже мне пошло на пользу.
        - Как именно оно пошло тебе на пользу?
        - Ну, например, я иногда представлялся тобой на вечеринках. Разок-другой.
        Я рассмеялся:
        - Ну ты мерзавец.
        - А Китти в тебя втрескалась. Я бы на твоем месте ей не отказывал. Знаешь, про нее разное говорят.
        - Тем лучше держаться от нее подальше.
        - Не, ну в хорошем смысле. Типа она такая заводная. Как зверек.
        - И что тут хорошего?
        МЫ ВЫШЛИ на улицу и направились к станции метро на Западной 57-й улице, чтобы сесть на линию F. Центр города в это время всегда забит. Зато зима уже подходила к концу. Солнечный свет пробивался между зданиями, привлекая на улицу еще больше людей. Я пробирался сквозь толпу, Скотт следовал за мной.
        Как раз когда мы добрались до входа на станцию, он громко произнес из-за моего плеча:
        - Она наверняка и на анал согласится.
        Я обернулся к нему, встав на верхнюю ступеньку эскалатора.
        - Скотт, этот разговор зашел слишком далеко. Так нехорошо. Давай прекратим его, ладно?
        - Я твой начальник.
        - Вот именно.  - Я пошел вниз по ступенькам в сторону турникетов.
        Внизу, у конца эскалатора, пожилая женщина играла на скрипке. Ее одежда была поношенной, волосы седыми и спутанными, струны свисали с конца смычка, как два лисьих хвоста, но Брамса она играла безукоризненно. Я бросил ей в коробку пять долларов, она улыбнулась. Скотт покачал головой и взял меня за локоть.
        - Я хочу, чтоб ты был счастлив и эффективен, Мэтт.
        Я провел карточкой в турникете.
        - Ну так прибавь мне зарплату. Я буду счастлив и эффективен.
        Станция была набита битком. Поезд уже подходил, но нас оттерла назад плотная группа людей, которая рвалась вперед так, будто их ждало там что-то важное. Скотт подался назад и уставился на женщину, стоящую к нам спиной. Она стояла возле края платформы, слегка покачиваясь с пятки на носок и балансируя на желтой линии, обозначающей край. Во всем ее облике было что-то необычайно привлекательное.
        Скотт толкнул меня локтем, выразительно приподнял брови и беззвучно произнес: «Клевая задница». Мне захотелось дать ему по шее.
        Чем больше я смотрел на женщину, тем больше она меня привлекала. По ее спине спадала густая белокурая коса. Руки были засунуты в карманы черного пальто, и я вдруг понял, что она, как ребенок, весело притоптывает в ритм скрипичной мелодии, отражающейся от стен станции.
        Когда поезд наконец подъехал, она пропустила всю толпу в вагон, а затем, в последнюю секунду, зашла сама. Мы со Скоттом встали на желтую линию в ожидании следующего, менее набитого поезда. Когда поезд уже тронулся, женщина в вагоне обернулась. Я встретился с ней взглядом.
        Я моргнул. Черт побери.
        - Грейс?
        Она прижала ладонь к стеклу и неслышно выговорила: «Мэтт?», но поезд уже уносил ее в темный туннель.
        Не думая, что я делаю, я побежал. Как сумасшедший я бежал вдоль платформы, вытянув вперед руки, молясь, чтобы поезд остановился, ни на секунду не выпуская ее из виду. Добежав до конца платформы, я смотрел, как поезд уносится в темноту, пока она не исчезла.
        Когда Скотт подошел ко мне, в его взгляде было беспокойство.
        - Ну, ты даешь. Что с тобой случилось? Ты выглядишь, будто привидение встретил.
        - Не привидение. Грейс.
        - Грейс  - это кто?
        Я стоял, ошеломленно продолжая пялиться в пустоту, поглотившую ее.
        - Это девушка. Я знал ее раньше.
        - Типа первая любовь, звонкие года?  - спросил Скотт.
        - Что-то в этом роде.
        - У меня тоже так было. Джейни Боуэрс, первая девушка, которая мне отсосала. Я дрочил на нее лет до тридцати.
        Я не обращал на него внимания. Я мог думать только о Грейс.
        Но Скотт не унимался:
        - Она была болельщица. Все отиралась вокруг нашей школьной спортивной команды. Они все называли ее Терапевт, уж не знаю почему. Я-то после того случая думал, она будет моей девушкой.
        - Нет, это не то,  - сказал я.  - Мы с Грейс встречались в колледже, до того как я встретил Элизабет.
        - А, вот оно что. Ну чего, она красотка. Может, тебе стоит попытаться ее отыскать.
        - Да, наверное,  - ответил я, подумав, что шансов на то, что она может быть не замужем, у меня нет.
        Я позволил Броди, семнадцатилетнему продавцу «Веризона», уговорить меня на покупку айфона последней модели. Оказалось, что новый телефон обойдется мне на восемь долларов в месяц дешевле. Я ничего не понимаю в этом мире. Я рассеянно подписал все нужные бумаги. Образ Грейс, исчезающей на поезде в темноту, все это время продолжал стоять у меня перед глазами.
        За пиццей Скотт научил меня играть в «Энгри Бердс». Для меня это было большим шагом к победе над моей технофобией. Девушка, которую хотел увидеть Скотт, в тот день не работала, так что мы съели пиццу и вернулись вофис.
        Оказавшись снова в своей кабинке, я загнал имя Грейс в Гугл во всех возможных вариациях  - первое, второе и фамилия; первое и фамилия; второе и фамилия  - и все безуспешно. Как это может быть? Как она живет, умудряясь не оставлять никаких следов в Интернете?
        Я думал о том, что произошло с нами. О том, как она выглядела там, в метро,  - все так же красива, но совсем другая. Никто не смог бы назвать ее хорошенькой. Хоть она и была невысокого роста, она была слишком красива для хорошенькой, с ее огромными зелеными глазами и гривой белокурых волос. Ее глаза казались запавшими, а черты лица  - более жесткими, чем были, когда я видел ее последний раз. И мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что она не была больше той широкой, вольной душой, какой я знал ее когда-то. Попытки угадать, как она живет теперь, сводили меня с ума.
        Из комнаты отдыха, расположенной дальше по коридору, донеслись приветственные возгласы. Я побрел туда и застал конец церемонии объявления моей бывшей женой всем коллегам о своей беременности. Вскоре после нашего развода я остро осознал, что все вокруг меня продолжают жить. А я, застыв, стою на платформе, глядя, как мимо, один за другим, проносятся поезда, и не знаю, который из них мне нужен. Элизабет уже добралась до следующей станции, где основала новую семью, а я пробрался обратно в свою кабинку, стараясь, чтобы меня не заметили. Мне было все равно, беременна она или нет. Я будто оцепенел… Но, тем не менее, по привычной обязанности, оставшейся от нашего развалившегося брака, написал ей письмо.
        Элизабет,
        мои поздравления. Я рад за вас. Я знаю, как сильно ты хотела детей.
        Всего наилучшего,
        Мэтт.
        Через две минуты в мою почту упал ответ.
        Всего наилучшего? Вот так, да? Прожив со мной больше десяти лет, ты так и не можешь сказать мне «с любовью»?
        Я не ответил. Мне было некогда. Мне надо было снова попасть в метро.

2. Пять дней после встречи
        МЭТТ
        Каждый день в обед я ездил по клятой линии F как заведенный, от Бруклина до Центра и обратно, по часу в один конец, надеясь снова увидеть Грейс. Но мне не везло.
        Дела на работе шли плохо. Еще три месяца назад я подал начальству заявление с просьбой отправить меня на полевую работу, но мне отказали. И теперь я вынужден был смотреть, как благословленные Элизабет с Брэдом ходят по офису, а все вокруг поздравляют их с будущим ребенком и повышением Брэда по службе, которое случилось немедленно после объявления о ее беременности.
        Я же продолжал отвергать любое продвижение вперед в своей жизни. Я был застывшей лужей дерьма. Я вызвался снова поехать добровольцем в Южную Америку вместе со съемочной группой Нэшнл Джиогрэфик. Нью-Йорк перестал быть прежним. Джунгли Амазонки со всеми их прекрасными экзотическими болезнями казались мне привлекательнее, чем моя бывшая жена с ее раздутым от важности мужем. Но мое заявление не получило ни одобрения, ни отказа. Оно так и валялось у Скотта на столе в куче других заявлений.
        Я размышлял о текущем состоянии своей жизни, пялясь на белую стену в комнате отдыха. Стоя возле кулера с полупустым бумажным стаканчиком в руках, я перебирал в памяти все пустые, незначащие годы, проведенные с Элизабет, и спрашивал себя: ну почему? Как вышло, что все пошло наперекосяк?
        - Эй, старик, ты чего там?  - раздался из открытых дверей голос Скотта.
        Я повернулся и улыбнулся ему.
        - Да ничего, просто размышляю.
        - Ну, выглядишь ты вроде пободрее.
        - Вообще-то я размышлял, как так вышло, что мне тридцать шесть, я разведен и сижу тут, зажатый в этой проклятой кабинке.
        Скотт подошел к кофеварке, налил себе полную кружку и не спеша устроился возле стойки.
        - Ты был трудоголиком?  - выдвинул он предположение.
        - Дело не в этом. Элизабет изменила мне не поэтому. Она бросилась в костлявые объятия Брэда, а он работает еще больше меня. Да блин, Элизабет сама работает больше меня.
        - Да что ты все цепляешься за прошлое? Ты посмотри на себя. Ты высокий. С волосами. Да еще,  - он помахал рукой в районе моего живота,  - у тебя там, кажется, еще и мускулы?
        - Это что, проверка?
        - Да я бы убил за такую кучу волос, как у тебя.
        Скотт принадлежал к типу мужчин, которые лысеют в двадцать два. С тех пор он брился наголо, как Мистер Мускул с рекламы моющих средств.
        - Как бабы называют эту штуку?  - спросил он, указывая на мой затылок.
        - Пучок?
        - Не, есть какое-то другое слово, посексуальнее. Но женщинам нравится эта фигня.
        - Они называют это мужской пучок.
        Он оглядел меня изучающим взглядом.
        - Господи, Мэтт. Ты свободный человек. Почему ты не скачешь по саванне? Тошно смотреть, как ты тут киснешь. Я думал, ты давно пережил историю с Элизабет.
        Я закрыл дверь в комнату отдыха.
        - Ну да. Я давно пережил историю с Элизабет. Я вообще с трудом вспоминаю, что любил ее. Я любил свои фантазии  - как мы путешествовали вместе, фотографировали, вот это все. Но даже тогда чего-то всегда не хватало. Может быть, я слишком много работал. В смысле, мы только об этом и говорили, нас только это и объединяло. Ну, и где я теперь?
        - А что с девушкой из метро?
        - А что с ней?
        - Я-то откуда знаю? Мне казалось, это ты собирался ее найти.
        - Ну да. Наверно. Но проще сказать, чем сделать.
        - Тебе надо расширять кругозор. Пойди поищи в социальных сетях.
        Найду ли я там Грейс? Я разрывался между желанием сделать все, чтобы отыскать ее, и чувством, что это совершенно бесполезно. Она будет с кем-то. Будет за кем-то замужем. За кем-то, кто лучше меня. Мне хотелось уйти от всего, что напоминало  - у меня нет ничего.
        - Если ты так переживаешь, то почему не подпишешь мое заявление?  - спросил я.
        Скотт нахмурился. Я обратил внимание на глубокую морщину между его бровями, и подумал, что мы же с ним ровесники… а он заметно стареет.
        - Я имел в виду саванны не в буквальном смысле. Попытка сбежать не решит твоих проблем.
        - Теперь ты типа мой психотерапевт?
        - Нет, я твой друг. Ты помнишь, как сам просил эту работу в офисе?
        Я направился к двери.
        - Подумай об этом, а? Пожалуйста, Скотт.
        Прежде чем я вышел из комнаты, он ответил:
        - Ты не за тем гонишься. Это не даст тебе счастья.
        Он был прав, и я мог признать это про себя, но не вслух. Я думал, что, если бы смог снова выиграть приз, получить признание своей работы, это могло бы как-то заполнить черную дыру, пожирающую меня изнутри. Но глубоко внутри я знал, что правильный ответ состоит не в этом.
        После работы я сел на лавочку на автобусной остановке прямо возле здания Нэшнл Джиогрэфик. Наблюдая, как толпы людей торопятся по домам, снуют туда-сюда по переполненным тротуарам центра города, я размышлял, можно ли судить о степени одиночества человека по тому, как он или она спешит куда-то. Никто, у кого есть хоть кто-то, ожидающий его дома, не будет сидеть на лавочке после десятичасового рабочего дня и наблюдать за людьми. В моей сумке еще со школьных времен всегда лежала фотокамера «Пентакс», но я не пользовался ею много лет.
        Я вынул ее из чехла и начал фотографировать людей: как они входят и выходят из метро, как ждут автобуса, как ловят такси. Я надеялся, что вдруг увижу ее сквозь линзу объектива, как много лет назад. Она была полна жизни; она могла наполнить цветом черно-белое фото лишь за счет своего магнетизма. Я часто думал о Грейс все эти годы. Что-то совсем простое, вроде запаха, или сладких оладушек ночью, или звука виолончели на Центральном вокзале, или парка на Вашингтон-сквер в теплый день, могло немедленно перенести меня в тот год, когда мы учились в колледже. В тот год, когда я влюбился в нее.
        Мне было все труднее разглядеть в Нью-Йорке его прежнюю красоту. Справедливости ради многое из былой грязи и беспорядка теперь исчезло, по крайней мере в Ист-Виллидж. Тут стало чище и зеленее, но почти физически заметная энергия города, которую я ощущал в те годы, исчезла тоже. По крайней мере, для меня.
        Время идет, жизнь продолжается, места меняются, и люди тоже. А я все не могу перестать думать о Грейс после нашей встречи в метро. Пятнадцать лет  - слишком долгий срок, чтобы так цепляться за несколько душещипательных моментов времен учебы в колледже.

3. Пять недель после встречи
        МЭТТ
        - Мэтт, я с тобой разговариваю.
        Я поднял глаза на Элизабет, нависавшую над перегородкой моей кабинки.
        - Угу.
        - Я спрашиваю: хочешь пойти с нами обедать и заодно обсудить новые слайды?
        - С кем  - с вами?
        - Скотт, Брэд и я.
        - Нет.
        - Мэтт,  - начала она.  - Ты должен там быть.
        - Элизабет, я занят.  - Я разгадывал кроссворд, напечатанный на коричневом пакете, в котором купил сэндвич с индейкой себе на обед.  - И, кроме того, я уже ем, не видишь?
        - Есть полагается в комнате отдыха. Твой лук воняет на весь зал.
        - Это потому, что ты беременна,  - пробубнил я в ответ, откусывая сэндвич.
        Она фыркнула, развернулась и ушла по коридору, бормоча что-то себе под нос.
        Минутой позже в мою кабинку заглянул Скотт.
        - Приятель, нам надо пройтись по этим слайдам.
        - Слушай, могу я поесть спокойно? И, раз уж ты здесь, ты рассмотрел мое заявление?
        Он ухмыльнулся:
        - Ты нашел свою девушку из метро?
        - Я старался. Целый месяц таскался в Бруклин каждый день. Бесполезно.
        Это была правда. Я искал Грейс. После работы я отправлялся по всем нашим бывшим местам в Ист-Виллидж; я даже заходил в общежитие Нью-Йоркского университета, где мы когда-то жили. Ничего.
        - Хмм,  - Скотт почесал подбородок.  - Со всеми этими технологическими примочками ты просто обязан ее найти. А ты не проверял? Она не писала объявление в «Упущенные встречи»?
        Я отложил свой сэндвич.
        - Что такое «Объявление в “Упущенные встречи”»?
        Он зашел ко мне в кабинку.
        - Пусти, дай я сяду.
        Я поднялся с кресла. Скотт сел, открыл на моем компьютере Крейгслист, популярный сайт разнообразных объявлений, и нашел в нем раздел «Упущенные встречи».
        - Это когда ты увидел кого-то где-то и хочешь познакомиться, но не знаешь, как его снова найти. И тогда ты пишешь тут объявление и надеешься, что тот, другой, его прочитает.
        - А почему просто не попросить телефон при встрече?
        - Ой, ну это такая современная штука для суперчувствительной молодежи. Ну, как если тебе не хватает смелости подойти при встрече, но есть надежда, что ты тоже понравился, и ты тогда можешь написать тут. И если другой тоже хочет, он увидит твое письмо и ответит тебе. Никому не страшно и не обидно. Ты пишешь, где все это было и что на тебе было надето, и всякое такое, чтобы другой мог тебя опознать.
        Я уставился на экран, думая, что это какой-то идиотизм.
        - Да, но я-то на самом деле знаком с Грейс. Я бы поздоровался, если бы у меня была бы хоть секунда до того, как поезд ушел.
        Он крутанулся ко мне вместе с креслом.
        - Смотри, ты никогда не найдешь ее в метро. Все шансы против тебя. А может, она все-таки написала сюда?
        - Я посмотрю, конечно. Но я уверен, если бы она захотела меня найти, то сделала бы это. Мое имя не изменялось, и я работаю все там же.
        - Ну, тут не угадаешь. Ты почитай, мало ли.
        Я провел весь день за чтением постов типа: «Я видел тебя в парке, в светло-голубой куртке. Мы смотрели друг на друга. Если я тебе нравлюсь, позвони». Или: «Куда бы ты ни шла той ночью в клубе, ты говорила только о мартини с вишенкой, а потом ушла. А я думал, я тебе нравлюсь. Что не так?» Или вот еще: «Я бы хотел сделать с тобой такое… Думаю, ты это знала, когда терлась об мою ногу в КлубеСорок. Звякни».
        Грейс не могла быть тут. Я был почти уверен, что в этих «Упущенных встречах» нельзя найти вообще никого старше тридцати. И вдруг я наткнулся на пост, который назывался «Стихи для Маргарет».
        Были как-то я и ты,
        И была любовь,
        Были мы с тобой друзья,
        Но сменилось все.
        Прежде чем чужими стать,
        Вспомнишь ли меня?
        - Джо
        Я не мог представить себе двадцатилетних Джо и Маргарет, которые говорили бы о своем прошлом в такой манере. Странным образом это было совершенно точным отражением моих чувств к Грейс, и на какой-то момент у меня закралась мысль, не была ли это она. Я набрал номер, и мне ответил мужчина.
        - Привет, это Джо?  - спросил я.
        - Нет, и ты уже третий, кто звонит сегодня с этим вопросом. Ваш Джо явно популярный парень, но он тут не живет.
        - Спасибо. Извините.
        Я отключился. Внезапно в комнате стало темно  - погас весь свет, кроме одного ряда флюоресцентных лампочек над моей головой и настольной лампы в моей кабинке. Скотт прокричал из коридора: «Это я для тебя оставил, Мэтт! Давай, не сдавайся!» Он точно знал, чем именно я занимаюсь. Может, Грейс увидит этот пост, а может, и нет. В любом случае я должен был написать его  - хотя бы для собственного спокойствия.
        Голубке зеленых глаз:
        Мы встретились без малого пятнадцать лет назад, когда я въехал в комнату рядом с твоей в общежитии Нью-Йоркского университета.
        Ты называла меня  - мой быстродруг. Мне хотелось думать, что я был чем-то б?льшим.
        Мы жили в постоянном восторге от поисков себя в музыке (ты с ума сходила по Джеффу Бакли), в фотографии (я не мог перестать снимать тебя), в прогулках по парку на Вашингтон-сквер и во всех прочих странных занятиях, которыми мы пытались заработать на жизнь. Я узнал о себе за этот год больше, чем за все предыдущие.
        А потом все это рассыпалось. Мы потерялись тем летом после окончания. Я уехал в Южную Америку работать на Нэшнл Джиогрэфик. А когда я вернулся, ты исчезла. Я до сих пор задаю себе вопрос, не переборщил ли я со своей свадьбой…
        Я больше не встречал тебя, но месяц назад… Была среда. Ты раскачивалась на каблуках, стоя на желтой линии по краю платформы метро в ожидании поезда на линии F. Я не сразу узнал тебя, а потом было слишком поздно, и ты исчезла. Опять. Но ты назвала мое имя  - я прочел это по твоим губам. Я пытался остановить поезд силой воли. Хотя бы чтобы сказать тебе  - привет.
        После той встречи все чувства и воспоминания юности нахлынули на меня, и весь этот месяц я только и думаю, где ты и как ты живешь. Наверно, я окончательно спятил, но не хотела бы ты встретиться, немного выпить и обсудить прошедшие полтора десятка лет?
        М.
        (212)-555-3004
        Действие второе. Пятнадцать лет назад

4. Когда мы встретились
        МЭТТ
        Мы встретились в Стариковском приюте, общежитии для старшекурсников Нью-Йоркского университета. Была суббота. Она читала журнал внизу в холле, а я вломился туда, сражаясь со своим девятнадцатилетним письменным столом. Это был единственный кусок моего дома, присланный мне мамой из Калифорнии, не считая большой коробки, моего фотооборудования и саквояжа с одеждой.
        Она посмотрела в мою сторону, и я неловко застыл, надеясь, что она не заметит, как я неизящно раскорячился с этим столом.
        Не тут-то было.
        Вместо этого она посмотрела мне прямо в глаза, наклонила голову набок и нахмурилась. Похоже было, что она пытается вспомнить, как меня зовут. Но я был уверен, что мы никогда не встречались. Никто на свете не забыл бы такую девушку.
        Я так и застыл на месте, разглядывая ее. У нее были огромные прозрачные зеленые глаза, светящиеся энергией и приковывающие внимание. Ее губы двигались, а я смотрел прямо на нее, но не слышал ни слова  - я мог только думать о том, как она необыкновенно красива. Ресницы, окаймляющие ее большие миндалевидные глаза, были заметно темнее, чем белокурые, почти белые, волосы, а ее кожа… Казалось, если дотронуться до нее кончиком языка, она будет сладкой.
        Господи, я думаю, какой на вкус окажется ее кожа?
        - Ау-у?
        - Да,  - я моргнул и очнулся.
        - Я спросила, не надо ли тебе помочь,  - улыбнулась она и указала на стол, который я придерживал коленом.
        - Да, конечно. Спасибо.
        Она отбросила журнал, вскочила, схватила стол за другой конец и направилась по коридору спиной вперед. Подхватившись, я старался поспевать за ней.
        - Между прочим, меня зовут Грейс.
        - Очень приятно,  - пропыхтел я. Имя ей очень шло.
        - А у тебя имя есть?
        - Следующий,  - сказал я, указывая головой на нужную дверь.
        - Тебя зовут Следующий? Ну что же, не повезло, бывает. Заставляет задуматься, как именно твои родители додумались до такого,  - засмеялась она.
        У меня вырвался нервный смешок. Она была ослепительно хороша, но при этом казалась простодушной.
        - Я имел в виду, нам осталось пройти одну комнату.
        - Я поняла, балда. И я все жду это самое имя.
        - Мэтт.
        - Ладно, Мэтти Следующий,  - сказала она, остановившись перед дверью моей комнаты.  - А что ты изучаешь?
        - Фотографию.
        - А, так я могла видеть тебя в Триш-колледже?
        - Нет. Я тут впервые.
        Она казалась озадаченной. Я явно ей кого-то напоминал. Оставалось только надеяться, что этот кто-то был ей симпатичен. Мы поставили чертов стол, и я прошел мимо нее, чтобы отпереть дверь. Наклонив голову, я пробубнил в сторону своих кроссовок: «Я перевелся сюда из Университета Калифорнии».
        - Правда? Я никогда не была в Калифорнии. Не могу поверить, что ты уехал оттуда, чтобы торчать тут в этом Доме Придурков.
        - Мне там было не в кайф.  - Я обернулся и прислонился к двери, не отпирая ее. Наши взгляды встретились, и мы оба отвели глаза.  - Мне надо было уехать оттуда на какое-то время.
        Я понимал, что из-за нервов болтаю какую-то чушь, но мне не хотелось, чтобы она уходила.
        - Не хочешь зайти, пока я буду распаковывать барахло?
        - Давай.
        Она подперла дверь пачкой книг, чтобы та не закрылась, помогла мне втащить стол в комнату и поставить его в нужный угол. Затем вспрыгнула на него и уселась там, скрестив ноги, как будто собралась медитировать или левитировать. Я во второй раз за день оглядел свое новое жилье. Стандартный общежитский набор мебели: длинная узкая железная кровать, стол, который я буду использовать для фотооборудования, на полу  - старый проигрыватель с колонками, оставленный предыдущим жильцом, и пустая книжная полка. В большой коробке, которую я принес, были мои любимые книжки, диски, пластинки и фотографии. Мои лучшие работы, сделанные в Университете Калифорнии, лежали в кожаном портфеле. Грейс немедленно схватила его и начала перелистывать фотографии. В комнате было два узких, длинных окна. Солнечный свет, проникавший в них, заливал комнату, прекрасно освещая лицо Грейс. Казалось, свет исходит от нее самой.
        - Вау, вот эта  - потрясная. Это твоя подружка?  - она вытащила фотографию потрясающе красивой девушки с выразительной чертовщинкой в глазах. Выдержка фотографии подчеркивала изгибы ее голого тела.
        - Нет, она не была моей подружкой. Мы просто дружили.  - Это было правдой. Но правдой было и то, что она спросила меня: «Хочешь потрахаться?»  - прямо перед тем, как я нажал на спуск, делая это фото. А мой друг  - и ее парень  - молча наблюдал за нами. Говорю же, мне было не в кайф в этой Калифорнии.
        - О,  - тихо сказала она.  - Но это прекрасное фото.
        - Спасибо. Свет был отличный. Хочешь, я сделаю пару твоих?
        Я увидел, как дернулась ее шея. Она нервно сглотнула. Глаза у нее расширились, и до меня дошло, что она думает  - я предлагаю ей позировать обнаженной.
        - В смысле, в одежде, конечно же.
        Она с облегчением выдохнула.
        - Конечно, с удовольствием.  - Она все смотрела на фотографию.  - Но я думаю, что тоже смогу позировать, как эта девушка, если фотография будет такого же качества.  - Она подняла на меня свои зеленые глазищи.  - Может, немного позже, когда мы получше познакомимся. Так сказать, из любви к искусству.
        И ухмыльнулась.
        Я изо всех сил старался не представлять ее голой. «Ага, из любви к искусству». Она сама была произведением искусства. На ней была белая мужская рубашка с закатанными до локтя рукавами. Две верхние пуговицы были расстегнуты. Ногти на ногах были покрашены розовым, джинсы на колене порваны, и сквозь дырку я видел голую ногу. Не отрываясь, я смотрел, как она начала заплетать свои белокурые волосы в косу, перекинув ее через плечо. Она заметила, что я не могу оторвать от нее глаз, но только улыбнулась, вместо того чтобы сказать что-то резкое.
        - А почему ты называешь это Дом Придурков?  - спросил я и отвернулся, чтобы начать распаковывать коробку. Мне нужно было отвлечься, чтобы не пялиться на нее все время.
        - Потому что здесь такая долбаная тощища. Ну правда, я тут всего неделю, а уже чувствую, будто у меня вся душа умерла.
        Я рассмеялся ее надрыву.
        - Вот прям настолько?
        - Ну да. Я даже на виолончели ни разу не играла, как сюда переехала. Боюсь, соседи жаловаться начнут. Кстати, ты мне дай знать, если тебе будет мешать моя игра. В стенку там стукни или что.
        - В смысле?
        - Я живу в соседней комнате. А репетиционные комнаты очень далеко, так что в конце концов я наверняка буду репетировать прямо тут. Я изучаю музыку.
        - Классно. Я с удовольствием буду тебя слушать.  - Я не мог поверить, что она будет моей соседкой.
        - В любой момент. Вообще-то не многие живут в общаге на старших курсах. Вот у тебя какая причина?
        - Другое жилье мне не по карману.  - Я заметил, что у нее на груди был значок с греческими буквами.  - А ты? Почему ты не живешь вместе со всеми в братстве?
        Она ткнула в значок пальцем:
        - Это-то? Он фальшивый. Ну, не совсем фальшивый  - я его украла. Я живу тут, потому что бедна, как собака, и не могу позволить себе жить где-то еще. У родителей нет денег платить даже за учебу, и я почти не могу подрабатывать, потому что должна все время репетировать. А с этим я хожу бесплатно в их столовую на Четырнадцатой улице.  - Она сжала кулачок и вскинула его в воздух.  - Пи Бета Фи[1 - Pi Beta Phi (ПВФ), часто называемая просто Pi Phi,  - международное женское братство, основанное в Монмутском колледже в Монмуте, штат Иллинойс.], даешь макароны с сыром!
        Она была совершенно прелестна.
        - Не могу представить, чтоб тут было так уж скучно, если тут живешь ты.
        - Спасибо.  - Она покраснела.  - Во мне не так уж много товарищеского духа и всякого такого, но мои приятели с музыкального факультета будут приходить и оживлять обстановку. Вот только начнется учеба, и все вернутся в город. Летом я жила с кучей народу в одной трущобе и привыкла, что вокруг много друзей. А тут так тихо. Никто ни с кем не водится.
        - А почему ты не поехала домой на лето?
        - А там некуда. У родителей домик крошечный, а у меня еще три младших сестры и брат. И все они там живут.
        Она спрыгнула со стола и прошла на другую сторону комнаты, где начала рассматривать то, что я успел распаковать.
        - Оп-па!  - вытащила она запись «Грейс» Джеффа Бакли.  - Вот из-за него я, можно сказать, практически сюда и поступила.
        - Он гений,  - согласился я.  - Ты была на его выступлениях?
        - Нет, хотя я бы умерла ради этого. Кажется, он сейчас живет в Мемфисе. Я приехала сюда, в Нью-Йорк, из самой Аризоны и первые месяца три все пыталась отыскать его тут, в Ист-Виллидж. Я его фанатка. Но кто-то сказал мне, что он давно уехал из Нью-Йорка. Я каждый день слушаю его «Грейс». Это моя музыкальная библия. Мне нравится представлять, что он назвал этот альбом в честь меня.  - Она хихикнула.  - А знаешь что? Ты как будто бы на него похож.
        - Да ладно?
        - Точно. Волосы у тебя лучше, но у вас обоих глаза такие темные, глубоко посаженные. И вы оба выпячиваете вперед небритую челюсть.
        Ощущая легкую неловкость, я потер рукой подбородок  - мне надо побриться.
        - Не, мне как раз нравится. Тебе идет. И сложение у тебя такое же легкое, хотя ты, наверно, немного выше, чем он. Какой у тебя рост?
        - Метр восемьдесят пять.
        Она кивнула:
        - Ну да, я думаю, он будет пониже.
        Я плюхнулся на кровать, откинулся к стенке, закинув руки за голову, и с интересом наблюдал за ней. Она взяла в руки Антологию Битников.
        - О! Ну мы с тобой точно родственные души! Скажи, что я и Воннегута тут найду, правда?
        - Ты совершенно точно найдешь тут Воннегута. Дай мне вон тот диск, я поставлю,  - сказал я, указывая на «Десять» «Пеарл Джэм»[2 - Pearl Jam  - американская рок-группа музыкального движения гранж, пользовавшегося большой популярностью в первой половине 1990-х годов.].
        - Я уже должна идти заниматься, но поставь быстренько «Избавление», а? Она моя самая любимая в этом альбоме.
        - Договорились, но тогда я тебя сфотографирую.
        - Ладно,  - пожала она плечами.  - Что я должна делать?
        - Ничего. Или все, что тебе хочется.
        Я сунул диск в проигрыватель, схватил камеру и начал щелкать. Она закружилась по комнате в такт музыке, прищелкивая пальцами и подпевая.
        В какой-то момент она остановилась и уставилась прямо в камеру.
        - Я выгляжу как идиотка?
        - Нет,  - ответил я, не переставая снимать.  - Ты выглядишь прекрасно.
        Она неуверенно улыбнулась и внезапно резко опустилась на пол, растянувшись на деревянных досках во всю длину своего маленького тела, как ребенок. Вытянув руки, она извлекла откуда-то пуговицу. Я делал снимок за снимком.
        - Кто-то пуговку посеял,  - пропела она.
        Она смотрела на меня с пола, прямо в камеру, и щурилась, блестя своими зелеными глазами. Я снова и снова жал на спуск.
        Она поднялась и протянула мне руку с пуговицей:
        - Это тебе.
        Замолчала на секунду, посмотрела на потолок…
        - Как я люблю эту песню. Я чувствую вдохновение. Спасибо, Мэтт. Мне надо бежать. Я очень рада, что мы познакомились. Давай еще как-нибудь встретимся?
        - Конечно, мы будем видеться.
        - Будет довольно сложно этого не делать. Я живу в соседней комнате, помнишь?
        Она выскользнула за дверь, а минутой позже, как раз, когда Эдди Веддер[3 - Эдди Веддер  - музыкант, лидер, вокалист и гитарист группы «Пеарл Джэм».] допевал последние строчки, я услышал из-за тонкой общежитской стены звуки виолончели. Она играла «Избавление». Я перетащил кровать через всю комнату, так, чтобы она стояла возле нашей общей с Грейс стены.
        Я заснул поздно ночью под звуки ее виолончели.
        В мое первое утро в Стариковском приюте я съел размокший батончик из овсяных хлопьев и долго переставлял все три предмета мебели по крошечному пространству, которое будет моим домом на следующий год. В процессе я обнаружил желтый листочек, приклеенный ко дну одного из ящиков стола, который я привез из дому. Там почерком моей мамы было написано: Не забудь позвонить маме. Она не давала мне об этом забыть, но мне это нравилось.
        На первом этаже я нашел телефон-автомат. Возле него сидела девушка в спортивном костюме и темных очках. Она прижимала телефонную трубку к уху.
        - Бобби, я жить без тебя не могу,  - плакала она, вытирая слезы, текущие по щекам. Всхлипнув, она показала мне на коробку салфеток:  - Эй? Можешь передать мне эту штуку?
        Я взял коробку со стола, стоящего рядом с продавленной кушеткой, пропахшей дешевым куревом, и протянул ей.
        - Ты еще долго?
        - Серьезно, что ли?  - она сдвинула очки на кончик носа и поглядела на меня поверх них.
        - Мне надо позвонить маме.
        Господи, я выгляжу как идиот. Еще больший, чем она.
        - Бобби, мне надо идти, тут какой-то придурок должен позвонить маме. Перезвоню минут через пятнадцать, ладно? Ну да, парень,  - она оглядела меня сверху донизу.  - На нем футболка с роботом. Да, загорелый… Тощий.
        Я развел руками, как бы говоря: В чем проблема?
        - Ладно, Бобби, я тебя лублю… Нет, ты первый вешай… Нет, ты…
        - Давай уже,  - прошептал я.
        Она встала и дала мне трубку:
        - В твоем распоряжении.
        - Спасибо,  - ответил я. Она закатила глаза.  - Лублю,  - передразнил я ее, пока она уходила по коридору.
        Я сунул в телефон карточку и набрал мамин номер.
        - Алло?
        - Привет, мам.
        - Матиас, как ты там, милый?
        - Хорошо. Вот как раз заселился.
        - Ты папе звонил?
        Я зажмурился. Я перевелся в Нью-Йоркский университет исключительно для того, чтобы между мной и моим разочарованным во мне отцом оказалась вся страна. Даже несмотря на все мои университетские призы за лучшие фотографии, он считал, что будущего в этом нет.
        - Нет, пока только тебе.
        - Мне везет,  - серьезно заявила она.  - Как общежитие? Ты уже видел фотолабораторию?
        Мама единственная, кто поддерживал меня. Ей нравилось быть сюжетом моих фотографий. Когда я был маленьким, она отдала мне старый фотоаппарат своего отца, с чего и началось мое увлечение. В десять лет я снимал все и всех, кого только мог.
        - Общага нормальная, лаба отличная.
        - Ты с кем-нибудь уже познакомился?
        - С девушкой. Ее зовут Грейс.
        - А-а…
        - Нет, мам, это не то. Мы просто общались. Я ее и встретил-то только вчера, и мы несколько минут потрепались.
        Девушка-с-лублю вернулась. Она уселась на кушетку, картинно оперлась на руку и уставилась на меня снизу вверх. Ее перевернутое лицо действовало мне на нервы.
        - Она тоже изучает искусство?
        - Да. Музыку. Она симпатичная.
        - Ну и прекрасно.
        Я слышал, как в телефонной трубке звенит посуда. Я подумал, если бы мама все еще была замужем за отцом, она бы не мыла посуду сама. Мой отец был успешным юристом в сфере развлечений, а мама преподавала искусство в частной школе за скудную зарплату. Они развелись, когда мне было четырнадцать. Отец сразу же женился снова, а мама так и не вышла замуж. Позже я решил жить с отцом и мачехой, несмотря на то что в крошечном мамином домике в Пасадене всегда было более уютно. Но у отца было больше места для нас со старшим братом.
        - Ну и хорошо. Александр сказал тебе, что сделал Монике предложение?
        - Правда? Когда?
        - За несколько дней до твоего отъезда. Я думала, ты уже знаешь.
        Мы с братом не разговаривали, особенно про Монику, которая когда-то была моей девушкой. Брат пошел по стопам отца и вот-вот должен был получить адвокатскую лицензию в Калифорнии. Он считал меня лузером.
        - Рад за них,  - сказал я.
        - Да, они друг другу подходят.  - Мы оба замолчали.  - Ты тоже кого-нибудь встретишь, Мэтт.
        Я засмеялся.
        - Мам, с чего ты взяла, что я кого-то ищу?
        - Только по барам не ходи.
        - Я больше ходил по барам до двадцати одного, чем сейчас.
        Лублю-девушка закатила глаза.
        - Все, мам, пока, мне надо идти.
        - Хорошо, милый. Звони мне. Мне интересно про Грейс.
        - О’кей. Лублю, мам.
        Уходя, я подмигнул девушке, которая не сводила с меня глаз.
        - Я тоже тебя лублю,  - рассмеялась она.

5. Ты была как свет
        МЭТТ
        Я убивал время, перебирая свое портфолио. Вообще-то я понимал, что надо было бы куда-то ходить и встречаться с людьми, но в настоящий момент мне хотелось встретить одну конкретную персону, и я ждал, что она куда-нибудь выйдет или откуда-нибудь придет. Не знаю, насколько прозрачны были мои намерения, но я оставил дверь приоткрытой, и мне было наплевать, особенно когда я услышал голос Грейс в коридоре.
        - Тук-тук.
        Я вскочил, пытаясь натянуть рубашку, но не успел  - она ткнула в дверь указательным пальцем, и та открылась.
        - Ой, извини,  - смутилась она.
        - Да ничего страшного,  - я улыбнулся, распахивая дверь настежь.  - Привет, соседка!
        Она оперлась о косяк. Ее взгляд не спеша спустился с моего лица, пробежал по груди вниз, по свисающим джинсам и ниже, до самых моих черных ботинок.
        - Классные у тебя… ботинки,  - она снова смотрела мне в глаза, слегка приоткрыв рот.
        - Спасибо. Не хочешь зайти?
        Она тряхнула головой:
        - Нет. Вообще-то я зашла спросить, не хочешь ли ты пообедать. Бесплатно,  - быстро добавила она и, прежде, чем я успел что-то ответить, выпалила:  - Тебе там даже приплатят.
        - Что это за место такое, где приплачивают за обед?  - приподнял я бровь.
        Она рассмеялась.
        - Верь мне. Пошли, надевай рубашку. Давай.
        Я провел рукой по волосам, которые торчали в разные стороны. Ее глаза снова пробежали по моим рукам и груди. Мне было трудно отвести взгляд от ее лица сердечком, но я сделал усилие и стал смотреть на руки, которыми она размахивала. На ней были черное платье с цветочками, колготки и маленькие черные туфельки. Она пару раз качнулась на каблуках. Всем своим обликом она напоминала мне птичку колибри, такую маленькую, всегда трепещущую, всегда в движении.
        - Дай мне минутку,  - сказал я.  - Мне надо найти ремень.
        Я начал рыться в своем барахле на полу, но ремень никак не находился, а штаны тем временем практически сползли.
        Грейс плюхнулась на кровать и наблюдала за мной.
        - Что, нет ремня?
        - Не могу найти.
        Она вскочила и подошла к куче моей обуви возле шкафа. Вытащив шнурки из одной кедины и одной кроссовки, она связала их вместе.
        - Это подойдет.
        Я взял у нее этот импровизированный ремень и продел в шлейки джинсов.
        - Спасибо.
        - Не за что.
        Когда я натянул сверху черную майку с Рамоном[4 - Рамон Осни Морейра Лаже  - бразильский футболист, полузащитник.], она одобрительно улыбнулась:
        - Отлично. Ты готов?
        - Пошли!
        Мы бегом спустились по лестнице с третьего этажа, и Грейс распахнула стеклянные двери. Выйдя на улицу, она раскинула руки и задрала голову, глядя в небо.
        - Какой офигенный день!
        Повернувшись, она схватила меня за руку.  - Пошли, нам сюда.
        - Мне пугаться? Это вообще далеко?
        - Примерно шесть кварталов. И нет, нечего пугаться. Тебе там понравится. И душе твоей понравится, и животику, и кошельку тоже.
        Я не знал никого старше двенадцати, кто бы так говорил  - животик. Мы шли рядом, плечо к плечу, впитывая исходящее от асфальта тепло.
        - Я слышал, как ты играла вчера ночью,  - сказал я ей.
        Она испуганно взглянула на меня:
        - Слишком громко?
        - Вовсе нет.
        - Ко мне пришла Тати, моя подружка, и мы репетировали вместе. Она играет на скрипке. Надеюсь, мы не мешали тебе спать.
        - Мне очень понравилось, Грейс,  - серьезно сказал я.  - Как ты научилась так играть?
        - Я сама научилась. Мама купила мне виолончель на гаражной распродаже, когда мне было девять. Как ты знаешь, мы никогда не были особо богаты. На виолончели нет ладов, и чтобы играть, нужно очень чуткое ухо. Я просто слушала кучу всяких записей и потом пыталась повторить мелодию. Потом я еще научилась играть на гитаре и на пианино, в двенадцать. А в старших классах учитель музыки написал мне сумасшедшую рекомендацию, вот я сюда и поступила. Но весь прошлый год мне было страшно тяжело учиться, и я не уверена, что выдержу этот.
        - Почему?
        - Я ничему не училась по-настоящему, кроме игры в школьном оркестре, а тут сильная конкуренция. Я стараюсь изо всех сил, чтобы тянуть на уровне студийных занятий.
        - А какую музыку ты любишь играть?
        - Я люблю играть все. Я люблю рок-н-ролл и классику люблю тоже. Я люблю играть на виолончели, хотя это страшно больно и тяжело. Мне нравится, как ее звук может то рычать, то струиться. Когда я играю без смычка, это напоминает мне рокот камней, я прямо представляю себе, как ручеек бежит по круглым камушкам.
        Я остановился. Она ушла на несколько шагов вперед, а затем обернулась:
        - Что такое?
        - Грейс, это очень красиво. Я никогда не думал о музыке вот так.
        Она вздохнула:
        - Эх, если бы одной любви было достаточно…
        - Моя мама говорит, в искусстве нет неправых.
        Она слегка кивнула и указала на другую сторону улицы:
        - Нам здесь переходить.
        Я совершенно не знал Нью-Йорка, не ориентировался в нем и даже не знал, как пользоваться метро, так что компания Грейс была очень кстати. С ней мне было не так страшно в незнакомом городе.
        - А у тебя есть парень?
        Она даже не повернула головы в мою сторону, хотя все слышала.
        - Нет, я ни с кем не встречаюсь.
        - Только секс?  - ухмыльнулся я.
        Она покраснела.
        - Леди не говорят об этом. А как у тебя с этим?
        - У меня была подружка пару лет после школы, но больше ничего серьезного. А теперь она обручена с моим братом, так что у меня крутой послужной список.
        - Ты шутишь?
        - Нет.
        - Но это так странно. В смысле  - а что произошло?
        - Она бросила меня через неделю после того, как я выбрал свою специальность. И мой отец тоже.  - Последнюю фразу я произнес себе под нос, шепотом.
        - У вас были хорошие отношения?
        - Мой отец с отцом Моники  - партнеры в юридической фирме. Все отлично устраивалось. Она всегда мне нравилась, но я никогда не думал, что мы можем быть вместе. Она хотела, чтоб я пошел учить право, а это совсем не мое. У нас разные интересы. Но оно и к лучшему. Мы расстались, а через пару недель она стала встречаться с моим братом. Мы с ним это не обсуждали. Я мог бы много чего ему сказать, но не хочу опускаться до его уровня. Он может забирать ее.
        - Ты сильно переживал?
        - Вообще нет. Думаю, это о многом говорит. Самым трудным было не смеяться в голос над всем этим идиотизмом, когда мы с ними пересекались. Это еще одна причина, почему мне надо было уехать из Лос-Анджелеса. Мой братец окончил юридический и все тыкал мне этим в нос. А я изо всех сил сдерживался, чтоб не сказать ему, что он теперь всю жизнь будет жить, зная, что я трахал его жену.
        - Ох,  - Грейс казалась шокированной. Ее щеки покраснели. Может быть, я ее напугал.
        Мы шли молча, и я уже начал ругать себя за грубость, но тут Грейс кивнула на указатель:
        - Мы пришли.
        - Мы будем обедать в Нью-Йоркском центре плазмы?
        - Ага. Порядок такой. В первый раз ты можешь сдать только плазму. Смотри, съешь как можно больше бесплатного печенья и батончиков и не забывай про сок. У тебя будет время, пока из меня будут высасывать тромбоциты.
        - Погоди… Что?
        - Ну да, на тромбоциты надо около часа, так что у тебя будет время попировать. А потом они дадут тебе двадцать пять баксов, а мне пятьдесят.
        Я пытался переварить то, что услышал от нее, но, когда она рассмеялась, не выдержал и захохотал вместе с ней.
        - Ты думаешь, я ненормальная, да?
        - Нет, я думаю, что это классная идея. Ты гений.
        Она игриво пихнула меня локтем:
        - Похоже, мы друг другу подходим.
        В банке крови все работники регистратуры знали Грейс в лицо. Пока мы стояли в очереди, все улыбались и махали ей рукой.
        - Ты часто сюда приходишь?
        - Ой, Мэтт, ну это такая старая примочка для знакомства. Придумай что-нибудь новенькое.
        - Мне нравятся девушки с крупными тромбоцитами.
        - Вот это гораздо лучше. Теперь ты меня зацепил. И тебе повезло, потому что мне всегда нравилось имя Мэтью.
        - Я вообще-то Маттиас.
        - Что, правда?  - Она склонила голову на плечо.  - В жизни не слышала такого имени. Оно библейское, что ли?
        - Да. Значит  - подобен Богу.
        - Да брось.
        - Нет, правда. Я серьезно. Оно значит  - сделан по подобию Бога.
        Ей понадобилось какое-то время, чтобы понять, что я сказал. Я изо всех сил старался не рассмеяться.
        Она приоткрыла рот буквой «О».
        - Так ты…  - Она потрясла головой, а потом схватила меня за руку и потащила к стойке.
        - Так что  - я? Что?
        - Бессовестный ты!
        И начала болтать с регистраторшей:
        - Привет, Джейн. Это Маттиас, мой приятель. У него отличная кровь, и он может продать вам немножко.
        - Ты пришел куда надо,  - она протянула мне по стойке несколько форм.  - Напомни твою фамилию, Грейс,  - сказала она, перебирая в папке стопку бумаг.
        - Старр.
        - Точно, как я могла забыть? А ты, Маттиас, сегодня сдаешь только плазму?
        - Да. И я Маттиас Уильям Шор, если вам нужно полное имя.
        Грейс искоса посмотрела на меня:
        - Ну что ж, Маттиас Уильям Шор, меня зовут Грейсленд Мэри Старр. Счастлива познакомиться.  - И протянула мне руку.
        Я поцеловал ее в ладонь.
        - Весьма польщен. Значит, Грейсленд?
        Она покраснела.
        - Мои родители были фанаты Элвиса.
        - Прелестное имя для прелестной дамы.
        Женщина за стойкой положила конец нашим куртуазным любезностям:
        - Грейс, ты тоже только кровь или еще и тромбоциты?
        - Сегодня я продаю свои огромные, роскошные тромбоциты,  - она придвинулась ко мне и прошептала мне на ухо:  - Ну как, тебя заводит?
        Я засмеялся. Она могла притворяться бесстыдной, но это не скрывало ее милой, застенчивой натуры. Что-то в ней страшно привлекало меня, и мне хотелось лучше узнать ее.
        После того как мы заполнили все формы и сдали кровь на проверку, нас отвели в большую комнату, где сдавали кровь еще десять человек. Мы легли друг напротив друга на узкие койки. Грейс с улыбкой смотрела, как мне в вену ввели иглу с трубкой. Ее же подключили к машине, которая забирала кровь из одной руки, отфильтровывала тромбоциты и возвращала плазму в другую руку. Я жевал печенье и смотрел, как моя кровь стекает в пластиковый пакет. Грейс приподняла в воздух стакан сока и сказала: «Твое здоровье».
        У меня начала кружиться голова, я чувствовал себя как пьяный. Поле зрения затягивалось темной пустотой. Я приподнял свой сок в ее сторону:
        - Это лучшее свидание в моей жизни.
        Она улыбнулась, но в глазах ее было сочувствие.
        - Кто сказал, что это свидание?
        Я флегматично пожал плечами.
        - Давай договоримся. Если ты выдержишь все это и не грохнешься в обморок, я разрешу тебе пригласить меня на настоящее свидание,  - сказала она, и у меня перед глазами все окончательно потемнело.
        Оказывается, нюхательные соли действительно работают. Я открыл глаза и увидел склонившуюся надо мной медсестру, похожую на Джулию Робертс. Ее густые брови соединялись над переносицей, а грива волос качалась в такт словам, когда она говорила:
        - Солнце, ты в порядке?
        Я кивнул:
        - Кажется, да. А почему вы кверху ногами?
        Она улыбнулась.
        - Кровать может наклоняться в разные стороны, так что, если кто-то теряет сознание, мы можем поднять его ноги выше уровня сердца.
        Я все равно ничего не понял.
        - Спасибо, вы спасли мне жизнь.
        - Нет проблем.
        Я глянул через комнату на Грейс. Она казалась в апатии.
        - Ты в порядке?  - тихо спросила она.
        Я кивнул.
        После того как из меня вытащили иглу и накормили сладким печеньем, сестра помогла мне встать.
        - Можешь оставаться здесь сколько захочешь,  - заверила она меня.
        - Я в порядке. Я просто посижу здесь с моей подружкой.
        Я дотащился до Грейс, которая казалась бледной и измученной. Сидя в кресле около ее койки, я заметил, что ее руки и ноги покрыты мурашками. Она вытянула руки к изголовью, и ее платье задралось до уровня бедер. Она заметила мой взгляд и незаметно попыталась одернуть подол.
        - Ау,  - сказал я, разглядывая шестеренки и трубки машины над ее головой. Она выглядела, как творение какого-то безумного инженера.
        - Сам ты ау,  - ответила она тихим голосом.
        - Ты как?
        - Ничего, только устала и замерзла.  - Она закрыла глаза. Я встал и начал растирать ей плечи.
        Чуть-чуть приоткрыв глаза, она слабо улыбнулась и прошептала: «Спасибо, Мэтт».
        Мимо проходила медсестра. Я быстро подозвал ее.
        - Простите, вот ей холодно, и, кажется, она отключается.
        - Это нормально. Я сейчас принесу одеяло,  - ответила сестра, указывая на кресло неподалеку.
        Я подскочил и схватил одеяло быстрее, чем сестра успела повернуться. Я укрыл Грейс снизу доверху, до самой шеи, и подоткнул одеяло по краям так, что она лежала как в коконе.
        - Отлично,  - сказал я.  - Пирожок Грейс.
        Она тихо рассмеялась и снова закрыла глаза.
        Я сел в кресло и стал смотреть на своего нового друга. На ней было совсем немного косметики, а может, и вовсе не было. Ресницы были длинными и темными, кожа безупречной, и от нее пахло фиалками и детской присыпкой. За короткое время нашего знакомства я понял, что, несмотря на ловкость, с которой она управлялась с окружающим миром, в ней была трогательная щемящая хрупкость, младенческая невинность, которую я сразу же заметил. Она прорывалась в ее глазах и в ее детских жестах.
        Осмотрев комнату, я заметил несколько человек, похожих на бездомных. В углу один грязный оборванец, казавшийся нетрезвым, возмущался тем, что на общем блюде закончилось шоколадное печенье.
        Откинув голову, я тоже закрыл глаза и незаметно погрузился в легкую дрему, сквозь которую слышал гудение машины, высасывающей тромбоциты Грейс и возвращающей кровь обратно в ее тело. Интересно, как часто она это делает, чтобы заработать полтинник?
        Не знаю, сколько времени прошло, когда я почувствовал, как меня осторожно теребят за плечо:
        - Мэтти, очнись, пошли.
        Я открыл глаза и увидел Грейс, с розовыми щеками и улыбкой до ушей. Наклонившись ко мне, она протянула мне двадцать пять долларов.
        - Здорово, да?
        Она снова казалась совершенно нормальной и полной жизни, со своей крошечной сумочкой через плечо.
        - Тебе помочь?
        - Не, ты что!  - Я вскочил с кресла.  - Я чувствую себя на миллион баксов!
        - А выглядишь, как будто тебе до миллиона не хватает двадцати пяти!
        Прядь волос выбилась из резинки, собирающей ее волосы в хвост. Я потянулся заправить эту прядь ей за ухо, но она резко отпрянула.
        - Я только хотел…
        - Извини,  - она снова наклонилась, на этот раз позволив мне убрать прядь.
        - Ты так сладко пахнешь,  - заметил я. Ее лицо было в нескольких сантиметрах от моего, и она смотрела прямо на меня. Ее взгляд остановился на моих губах. Я провел по ним языком и немного придвинулся к ней. Она отвернулась.
        - Ну, идем?
        Но я не чувствовал себя отвергнутым. Напротив, ее настороженность только больше притягивала меня. Мне было интересно.
        - Похоже, тут у них полно пьянчужек,  - сказал я, когда мы вышли на улицу.  - Как ты думаешь, у них тоже берут кровь?
        - Не знаю. Я никогда об этом не думала.
        В небе сияло солнце, в кустах чирикали птички. Грейс вдруг замерла на месте. Наклонив голову, она внимательно наблюдала за муравьиной дорожкой, огибающей урну.
        - Чем мы теперь займемся?  - спросил я.
        Она подняла голову.
        - Хочешь, достанем травки и пойдем в Вашингтонский парк?
        Я засмеялся.
        - Думал, ты уже никогда не предложишь.
        - Пошли, укурок.
        Она схватила меня за руку, и мы пошли. Спустя квартал она попыталась освободить свою руку, но я не пустил.
        - У тебя такие крошечные ручки.
        На углу, пока мы ждали зеленого светофора, она все же вытянула свою руку из моей и подняла ее кверху.
        - Крошечные, но страшные и костлявые.
        - А мне нравятся.
        Зеленый наконец загорелся, и я снова поймал ее ладонь.
        - Пошли, скелет.
        - Смешно.
        Но всю остальную дорогу она больше не отнимала своей руки.
        Мы зашли в Стариковский приют, и я захватил свою камеру. Грейс взяла одеяло и самый тощий косяк, какой я видел в своей жизни. Уже на выходе, когда мы проходили мимо стойки, Дарья, комендант общежития, спросила:
        - Куда это вы направляетесь?
        - В парк,  - ответила Грейс.  - А ты что тут делаешь?
        Закинув в рот остаток рыбной палочки, Дарья сказала:
        - Сегодня заселяется куча народу. Меня совсем задергали. Лучше уж просто сидеть тут. Между прочим, Грейс, я хотела с тобой поговорить. Играть на виолончели по ночам  - это слишком. В первые дни, когда почти никого не было, еще куда ни шло, но теперь…
        - Я живу прямо за стенкой и не имею ничего против,  - встрял я.
        Грейс обернулась и сделала мне предупреждающий знак:
        - Не надо. Все нормально. Дарья, я больше не буду.
        Мы вышли на улицу.
        - Эта Дарья выглядит, как мужик, правда? Как Дэвид Боуи или кто-то в этом роде?
        Грейс скорчила рожицу.
        - Да, но Дэвид Боуи сам похож на женщину.
        - Верно. Может, тебе стоит разучить несколько его песен, Дарье на радость.
        - Может, я и разучу.
        В парке она расстелила одеяло возле большого платана и села на него, прислонившись спиной к стволу. Я улегся рядом на живот, лицом к ней. Под моим взглядом она подпалила косяк, затянулась и передала его мне.
        - Думаешь, нас тут не заловят, когда мы курим вот так, в открытую?
        - Нет, я все время сюда хожу.
        - Одна?
        - Тут тусуется куча народу с музыкального факультета.  - Она сделала глубокую затяжку, и вдруг, взглянув вверх, подавилась и закашлялась, выпустив изо рта клуб дыма.  - О, черт!
        - Что такое?
        Обернувшись, я увидал мужчину тридцати с лишним лет, идущего в нашу сторону. У него были штаны цвета хаки и заметно поредевшие волосы.
        - Кто это?  - спросил я, хватая и быстро туша косяк.
        - Это Дэн  - в смысле, профессор Порнсайк. Один из наших преподов.
        - Ты зовешь его Дэн?
        - Он сам так велел. Наверно, ему не нравится его фамилия.
        - Его можно понять.
        Она нервно стряхнула траву с колен и выпрямилась. Я повернулся на бок, подпер голову рукой и посмотрел Грейс в лицо. С той малости, что мы успели выкурить, она была под кайфом, как птица в небе. Глаза ее сузились в щелку, и она улыбалась во весь рот.
        Я засмеялся.
        - Господи, да ты уже заторчала.
        Она попыталась сделать строгое лицо.
        - Заткнись!
        Но тут мы оба не удержались и закатились тихим, истерическим смехом.
        - Грейс,  - окликнул ее Дэн, пока мы старались взять себя в руки.  - Как приятно встретить тебя тут.
        У него были кустистые усы, которыми он смешно шевелил при разговоре. Я уставился на них и не заметил, как Грейс представила меня профессору.
        - Маттиас!  - ткнула она меня в бок.
        - Простите, профессор, очень приятно познакомиться.  - Я привстал и пожал ему руку.
        Он как-то странно мне улыбнулся.
        - И как же вы познакомились?
        - Он живет в соседней со мной комнате в Стариковском приюте,  - пояснила Грейс.
        - Ясно.  - В его выражении мелькнуло нечто, наводящее на мысль, что он слегка разочарован.  - Ну что ж, я оставлю вас заниматься тем, что вы делали.  - Он посмотрел прямо на Грейс:  - Но, пожалуйста, никаких неприятностей.
        Грейс смотрела ему вслед и, казалось, так глубоко задумалась, что была где-то далеко.
        - А он к тебе неравнодушен, а?  - я немного подвинулся на одеяле.
        - Не знаю, но мне точно нельзя ни во что вляпаться. Я и так хожу по тонкому льду.  - Я выдернул нитку, торчащую из подола ее платья. Она рассеянно сказала: «Спасибо».
        - Всегда пожалуйста,  - я несколько раз моргнул и начал зевать.
        Она похлопала себя по ноге:
        - Хочешь положить голову?  - Я перекатился на спину и положил голову ей на колени. Она снова оперлась спиной на ствол и, расслабившись, рассеянно гладила рукой мои волосы.
        - Быстро мы подружились,  - лениво протянула она.
        - Ага. Ты мне нравишься. Такая прикольная.
        - Я хотела сказать про тебя то же самое.
        - Тебя кто-то обидел? Ты поэтому ни с кем не встречаешься? У тебя ведь нет ничего с этим Порнсайком?
        Она засмеялась и начала шарить вокруг в поисках косяка.
        - А что? Ты бы стал ревновать?
        - Да нет, с чего бы? Это твоя жизнь. Пожалуйста, если тебе хочется целоваться с этим типом, в процессе глотая остатки еды, застрявшей в его дурацких усах.
        - Ха-ха. Да нет, нет у меня ничего с Порнсайком… фу, это мерзко! И нет, никто меня не обижал. Просто надо много заниматься, чтоб у меня были приличные отметки.
        Я знал, что было что-то еще, кроме необходимости много учиться, но не стал на нее давить. Мы только что познакомились, а она уже провела со мной целый день и часть предыдущего, до того как начала заниматься, так что тут явно была какая-то другая причина. Можно было бы подумать, что я не очень ей нравлюсь и она не хочет морочить мне голову, но я видел, как она на меня смотрела и на каких местах останавливала взгляд.
        Я взял камеру, повернул так, чтобы в нее попали наши лица, и три раза нажал на спуск.

6. Я должен узнать тебя
        МЭТТ
        Спустя несколько дней я пересматривал негативы в темной комнате. Я не мог толком разглядеть выражение лица Грейс на одной из фотографий и напечатал ее в увеличенном изображении. Когда снимок начал проявляться, я сразу понял, что она смотрела не в камеру, а на меня, с нежностью. Поняв это, я уже не мог сдержать улыбки все то время, что провел в лаборатории. Высушив напечатанную фотографию, я пошел ждать Грейс на лестнице у входа в Стариковский приют. Я уселся на ступеньки и, вытащив из-за уха сигарету, закурил в ожидании.
        Через минуту появилась Грейс с огромной виолончелью в чехле.
        - Хочешь, помогу донести?  - спросил я, поднимаясь на ноги.
        - Не, сиди. У тебя есть еще одна?  - Она указала на сигарету и опустилась рядом на ступеньки. Было уже поздно, но еще тепло. Я был в футболке, джинсах и босиком. На ней были белая майка и высоко обрезанные «Ливайс». Кожа ног была ровной и загорелой. Она прижала два пальца к губам, напоминая мне о сигарете.
        - У меня только эта, но я с тобой поделюсь.  - Я передал ей сигарету и показал фотографию, которую напечатал.  - Наше первое совместное фото.
        На нижней стороне фотографии я жирным фломастером написал по эмульсии еще до проявки: «Лучшие друзья», и когда снимок проявился, надпись осталась белой.
        Она рассмеялась.
        - Лучшие друзья? Вот прям так?
        - Хорошо бы,  - улыбнулся я ей во весь рот.
        - Она классная. Я буду ее хранить. Спасибо, Мэтт.
        - Много упражнялась сегодня?  - спросил я.
        - Ага. Я вымотанная и голодная.
        - Дарья, наверно, может поделиться с тобой своими рыбными палочками, если попросишь.
        Грейс сморщила нос.
        - И почему она всегда ест эту дрянь?
        - Может, потому что это дешево?
        - Кстати… По средам тут в одном месте бесплатно дают оладьи, но только если ты в пижаме. Хочешь пойти позавтракать на ужин?
        - Классно звучит,  - засмеялся я.
        Она поднялась и загасила окурок.
        - Вот и отлично, пошли надевать пижамы.
        Я надел клетчатые пижамные штаны, но остался в своей белой футболке. Потом сунул ноги в здоровенные пушистые тапки и зашел за Грейс в ее комнату. Приоткрыв незапертую дверь, я резко выдохнул. Она стояла спиной ко мне в лифчике и трусиках. Я нервно сглотнул и попытался заставить себя отвернуться и выйти из комнаты, пока она меня не заметила, но не мог оторвать глаз от безупречной округлости ее попки. На ней были белые трусики в мелкий цветочек с бантиком сзади наверху. С одного боку они слегка задрались. Мне дико захотелось упасть на колени и укусить ее. Сердце заколотилось, в промежности стало горячо, дыхание захватило. Вот черт!
        Не замечая меня, она сунула голову в розовую ночнушку, натянула ее и обернулась  - на ночнушке спереди были горошки и лого «Хелло, Китти»[5 - Hello Kitty («Привет, киска».  - англ.)  - персонаж японской поп-культуры, изображается в виде антропоморфной белой кошечки породы японский бобтейл с красным бантом на голове.]. Я не сумел убрать улыбку с лица.
        Заметив меня, она застыла.
        - И давно ты тут стоишь?
        - Только секунду,  - соврал я.
        Она покосилась на перед моих штанов. Я не следил за ее взглядом; я пытался, не вызывая подозрений, как-то привести себя в порядок, чтобы она не заметила, что происходит там, внизу.
        - Ой,  - она заметила мои тапки.  - Какие прикольные.
        Я засмеялся с облегчением, что она меня не поймала.
        - Нам далеко идти?
        - Надо будет на метро ехать, это в Бруклине,  - сказала она, сидя на полу и зашнуровывая голубые конверсы.
        Когда мы выходили, моя рука непроизвольно легла ей на спину. Она остановилась и повернулась ко мне, ее лицо было в каких-то сантиметрах от моего.
        - Не хочешь взять камеру? Там стоит поснимать.
        Я вернулся к себе, схватил камеру и догнал ее уже снизу, в компании парня и девушки, которые тоже были в пижамах.
        - Маттиас, это Татьяна. Она вместе со мной играет на струнных. А это Брендон, ее друг.
        Я не ожидал, что у нас будет компания, но был рад познакомиться с друзьями Грейс. Я протянул Татьяне руку. На ней были красный пижамный комбинезон и бейсболка. Вообще-то она была хорошенькой, но рядом с Грейс казалась совершенно незаметной. На Брендоне были обычные серые треники и майка. Он был невысокого роста, темноволосый, коротко стриженный, в очках без оправы. Мы улыбнулись, оглядывая свои наряды, и направились к выходу.
        Кафе было довольно устаревшего вида, такие типичные 50-е, с блестящими красными кабинами на четверых и маленькими музыкальными автоматами в каждой. Грейс первой уселась в одну из кабинок и стала перелистывать список песен.
        - Мне так тут нравится.
        Татьяна и Брендон сели напротив нас, практически на колени друг другу. Татьяна вытащила из сумки фляжку.
        - Ром с ликером для ванильного коктейля. Умереть можно.
        Мы с Грейс одобрительно причмокнули.
        - Вы давно вместе?  - спросил я.
        - Три недели,  - ответил Брендон, целуя Татьяну. Я заметил, что Грейс смотрит на них с живым интересом.
        Инстинктивно я положил руку на ее голую коленку, там, где задралась ночная рубашка. Она не оттолкнула меня, но и никак не отреагировала. Когда я попытался подвинуть руку повыше, она показала жестом, чтобы я выпустил ее из-за стола. Выбравшись, она пошла в туалет, пританцовывая в такт мелодии Джеймса Брауна «Пожалуйста, пожалуйста».
        - А что ты изучаешь, Брендон?
        - Тоже музыку, но больше со стороны звукозаписи и бизнеса. А ты?
        - Фотографию.
        Он указал на камеру, лежащую на столе:
        - Я мог бы и сам догадаться.
        - Вы с Грейс последние пару дней прямо как неразлучники,  - сказала Татьяна.
        - На самом деле она тут единственный человек, которого я знаю. Я только что переехал в Нью-Йорк.
        - Я не это имела в виду,  - сказала она с улыбкой.
        - Ну а кто бы не хотел быть с ней вместе?
        - Тоже верно.
        Грейс вернулась, и мы отдали должное оладьям и ванильному коктейлю с ликерной добавкой. Грейс в голос подпевала песням 50-х. Похоже, она знала их все. Я изучал каждое ее движение, все привычки и манеры.
        - Ты нюхаешь еду, прежде чем откусить,  - смеясь, заметил я.
        - Что? Да нет же,  - нахмурилась она.
        Татьяна тоже рассмеялась:
        - Точно. В самую последнюю секунду.
        - Ничего подобного,  - возмутилась Грейс.
        - Слушай, но это очень мило,  - подмигнул я ей.
        - Это очень глупо. Но я так делаю с самого детства.
        Я взъерошил ей волосы на затылке:
        - Это очень мило.
        Она взглянула на меня, покраснела и улыбнулась.
        Когда мы вышли из кафе, Татьяна с Брендоном попрощались и отправились в кино.
        - У тебя классные друзья,  - сказал я.
        - Ага. Они не могли оторваться друг от друга весь вечер. Думаю, им хорошо вместе.
        - Слушай, прежде чем мы зайдем в метро, у меня есть одна идея. У меня тут цветная пленка,  - сказал я, показывая на камеру.  - Я хочу кое-что попробовать.
        Я схватил ее за руку и подтащил к пролету бетонной лестницы пешеходного моста. Движение на шоссе под ним было плотным и быстрым. Я поставил Грейс возле одной стороны лестницы, и начал устанавливать камеру на перилах с другой стороны. Огни проезжающих машин подсвечивали Грейс сзади, четко выделяя ее силуэт. Подол розовой ночнушки тихонько трепетал на ветру.
        - Я выставлю таймер, перебегу и встану рядом с тобой. Смотри направо, в камеру, и не двигайся. Спуск сработает очень медленно, потому что выдержка большая. Постарайся стоять неподвижно, как только можешь.
        - Что ты хочешь сделать?  - спросила она, наблюдая, как я выставляю камеру.
        - Огни машин позади нас будут не в фокусе, потому что машины едут, но, если мы будем стоять неподвижно, нас будет четко видно, и здания позади нас тоже. Должно получиться здорово. Я ставлю таймер на десять секунд. Ты услышишь, как он щелкает все быстрее, а потом сработает спуск, и вот тут мы должны будем совсем замереть.
        - Ладно, я готова.
        Она стояла, слегка расставив ноги, как будто собиралась начать танцевать джаз. Я нажал кнопку, побежал и встал рядом с ней. Не оглядываясь, я сжал ее руку в своей и уставился в камеру. Таймер щелкал. Я чувствовал, что она смотрит на меня. В самую последнюю секунду я тоже повернулся к ней. Затвор сработал, и я произнес, не шевеля губами: «Замри».
        Грейс хихикнула, но продолжала, не шевелясь, смотреть на меня широко раскрытыми глазами, влажными от ветра. Три секунды  - не такое большое время, но, когда ты смотришь кому-то прямо в глаза, его достаточно, чтобы пообещать в душе что угодно.
        Когда затвор наконец щелкнул, Грейс облегченно вздохнула и засмеялась.
        - Мне кажется, целая вечность прошла.
        - Правда?  - спросил я, не отводя от нее глаз. Я мог бы смотреть на нее всю ночь.
        По пути в Стариковский приют от метро мы раскурили полкосяка на двоих.
        - У тебя в школе было много парней?
        - Нет. У меня особо не было времени. Как только мне исполнилось шестнадцать, надо было искать работу, чтобы у меня была машина и я могла бы возить сестер и брата в школу.
        - Где ты работала?
        - В кафе-мороженом в молле.
        - Клево.
        - Ну, сперва это было гадко, потому что я сразу набрала килограммов пять, а потом я чуть не отравилась, когда объелась «ромом с изюмом». Я до сих пор его не переношу. Я там проработала три года, пока не окончила школу. У меня до сих пор вот такой правый бицепс от наскребания мороженого в стаканчики. Я вся перекошенная.
        Она напрягла мускул, согнув руку, и показала мне. Я обхватил ее крошечную ручку двумя пальцами, прежде чем она успела ее вырвать.
        - Псих.
        - Ручки-макаронинки.
        - Чушь. Свои покажи.
        Я напряг мускул. Ее маленькая, изящная ручка не могла обхватить его даже наполовину.
        - Надо же, впечатляет. Что ты для этого делаешь?
        - У меня дома была штанга. Больше ничего, честно. А, ну и еще я много плавал на серфе в Лос-Анджелесе.
        - Ты по нему скучаешь?
        - В основном по серфингу.
        Она помолчала.
        - Черт, сколько сейчас времени?
        Я посмотрел на часы:
        - Четверть десятого. А что?
        - Я хотела быть дома к полдесятого.
        - Что будет в полдесятого?
        - Мое прелестное платье превратится в грязную тряпку.
        Она крутанулась вокруг себя. Я наклонился, подхватил ее и перекинул через плечо.
        - Ой, черт возьми, поставь меня на место!
        - Нет уж, принцесса. Я доставлю вас к половине десятого.
        Я вбежал в дверь Стариковского приюта и пустился вверх по ступенькам. Грейс висела у меня на плече, колотя меня по заднице. Я слышал, как кто-то сзади произнес: «Ну ни фига себе!»
        Я опустил ее на ноги прямо возле ее двери, глянул на часы и поднял руки:
        - Девять двадцать девять, детка!
        - Ура! Ты успел! Спасибо, друг!
        По коридору у Грейс за спиной шла девушка в джинсовом супермини, на высоких каблуках. Я посмотрел на нее. Грейс, обернувшись, перехватила мой взгляд. Когда она снова повернулась ко мне, я ответил невинной улыбкой.
        - Тебе нравится? Это твой тип?
        Я оперся на дверь и скрестил руки на груди.
        - Не совсем.
        - Ты в Лос-Анджелесе был бабником?
        - Вовсе нет.
        - Сколько у тебя было девушек?  - она была очень серьезной.
        - Это вопрос на засыпку?
        - Мне просто интересно. Ты симпатичный парень, и…
        - Ты  - красавица. Значит ли это, что у тебя было много парней?
        Она фыркнула.
        - Ладно, можешь не отвечать.
        - У меня было несколько девушек, Грейс. Но не много.
        - А с девственницей ты когда-нибудь спал?
        Резко повернувшись, я заметил, что ее глаза широко раскрыты, а губы дрожат.
        - Нет. Я никогда не спал с девственницей,  - ответил я, наклонившись, чтобы поймать ее взгляд, но она быстро отвернулась и уставилась на свои туфли.
        Я почти было спросил Грейс, девственница ли она, но уже и так знал ответ и не хотел ее смущать.
        - Ладно, я пойду заниматься,  - сказала она.
        - Погоди минутку.
        Я забежал в свою комнату и, покопавшись там, вернулся к ней с диском «Пиксиз»[6 - Pixies (англ.)  - американская альтернативная рок-группа.] «Роза серфера» и «Давай, Пилигрим».
        - Это классный альбом, один из моих любимых. А седьмая песня самая лучшая.
        Она прочла название:
        - «Где был мой разум?»
        - Эта самая.
        - Клево. Спасибо, Мэтт. Слушай, завтра после уроков,  - она запнулась.  - Ну, я собиралась пойти заниматься наверх, на крышу.
        - Угу.
        - Ну и… Хочешь тоже пойти? Можем музыку послушать.
        - Давай.
        - Ладно. Я заканчиваю около трех. Хочешь, я сделаю бутерброды?
        - Звучит отлично.
        Я открыл руки для объятия. Когда она обхватила меня за талию, я поцеловал ее в макушку и почувствовал от ее волос запах фиалок.
        Она отпрянула и нахмурилась.
        - Ты поцеловал меня в макушку?
        - Это дружеский поцелуй. Вот такой,  - я наклонился и поцеловал ее в щеку. Она стояла не двигаясь, с широко распахнутыми глазами.  - Доброй ночи, Грейси.
        - Доброй, Мэтти,  - прошептала она, пока я шел в свою комнату.
        После этого мы с Грейс проводили вместе почти все время, и у нас сформировался своего рода распорядок. Мы продавали кровь, ходили на пижамные ужины и изобретали другие способы заработать. Мы вместе занимались  - она играла свою музыку, а я ее фотографировал. Ее длинные светлые волосы, развеваясь, падали ей на лицо, когда она страстно мотала головой вверх и вниз, следуя движениям смычка. Скоро это стало одним из любимых зрелищ для меня.
        Всю осень и начало зимы мы с Грейс много тусовались, в основном с ее друзьями с музыкального курса. Брендон и Тати были самой частой нашей компанией, и, хотя мы с Грейс не были парой, все равно казалось, что это так. Грейс и Тати ухитрились раздобыть для нас бесплатный пропуск во все музеи и даже заманили меня на бесплатный симфонический концерт. Лично мне казалось, что энтузиазм Тати и Брендона от перспективы прослушивания классической музыки в течение двух часов был излишен. Я был уверен, что они вообще хотели меня прогнать, потому что я пришел в джинсах, но, честно говоря, я и сам был поражен, как мне понравилось и как там было хорошо.
        Но, как бы Грейс ни была увлечена музыкой, она никогда не забывала найти что-то, что было бы интересно мне. Она подсовывала под мою дверь вырезки из газет про выставки фотографии, проходящие в городе. Мы делали все, чтобы вырваться из тесных комнат общаги, пропитанной запахом рыбных палочек, исходящим из комнаты Дарьи.
        Всем знакомы эти справочники для экономных путешественников: «Путеводитель по Гавайям» или там «По Нью-Йорку за пять долларов в день». Ну так вот, клянусь всем святым, мы делали все то же самое за два доллара в день. Ну да, тут не обошлось без кучи растворимой китайской лапши и безбилетных проездов в метро, но мы изучили весь город вдоль и поперек.
        Энергия Нью-Йорка прорастала сквозь наши тела. Даже приезжий вроде меня начинал воспринимать все его части и районы как живые, дышащие организмы. Такого больше нигде нет. Город становился не просто частью, а персонажем твоей жизни, любовью, которую нельзя было отнять. Загадочный человеческий фактор этого места мог заставить тебя полюбить его и одновременно разбить тебе сердце. Когда ты слышишь его звуки, чувствуешь его запахи, ты делишь его со всеми прохожими на улицах, в метро, в аллеях Центрального парка и понимаешь, что ты  - живой, жизнь прекрасна, и ты плывешь по ней, наслаждаясь взахлеб. Я думаю, именно поэтому все жители Нью-Йорка связаны друг с другом  - этот город источает всеобщую коллективную любовь и восхищение. Так и мы с Грейс тоже влюбились в него.
        Следующие пару месяцев я почти каждый день мог найти Грейс в лобби. Она занималась и ждала меня. Наша дружба стала такой комфортной, что казалось совершенно естественным, когда я прижимался к ней, брал ее за руку или катал на закорках. Иногда выдавались более тихие минуты, когда мне казалось, что она хочет поцеловать меня  - и, видит Бог, мне тоже хотелось этого, но она всегда прерывала молчание или отворачивалась. Я не расстраивался, мне все равно нравилось быть с ней рядом. И мне совсем не хотелось ни с кем встречаться и даже смотреть на других девушек.
        - Уже поздно, да?  - как-то заметила она в один из бесконечных вечеров, которые мы провели вместе.
        - Два часа ночи,  - ответил я, взглянув на часы.
        - Мне надо идти к себе.
        Грейс лежала на животе поперек моей койки, свесив голову вниз. На ней были треники и майка с рисунком «Секс пистолс»[7 - Sex Pistols (англ.)  - британская панк-рок-группа, образованная в 1975 году.], а волосы были скручены в небрежный пучок. Я знал, что ей вообще-то не хочется уходить, хотя мы оба уже порядком устали.
        - Подожди еще, давай поиграем в «Я никогда».
        - Ну давай. Чур ты первый,  - пробормотала она.
        - Я никогда ничего не воровал.
        Она внезапно погрустнела, а затем загнула палец на руке.
        - И что же ты украла?
        - Ну, такое было несколько раз. Но про самое плохое я не могу тебе рассказать.
        Она перевернулась на спину и спрятала голову под одеяло.
        - Ну брось, расскажи. Ты же знаешь, я тебя не осужу.
        - Я украла сорок баксов у своей соседки,  - промямлила она из-под одеяла.
        - Зачем? Ну брось, рассказывай. Такие правила игры.
        - Я больше не хочу в нее играть.
        Я выкопал ее из-под одеяла.
        - Ну же, что там было-то?
        Она взглянула мне прямо в глаза.
        - Я их украла, чтобы заплатить за свой выпускной альбом, ясно? И я чувствовала себя страшной свиньей и честно собиралась ей все вернуть.
        Мне было ее очень жаль. Я даже не представлял себе, как это, когда нельзя попросить у родителей сорок долларов. Она украла деньги, чтобы купить не что-нибудь, а свой собственный выпускной альбом  - то, что другие дети получают, даже не задумываясь. Это было ужасно грустно.
        - Давай поиграем во что-нибудь другое,  - предложил я. Как насчет «Трахнуть, Жениться, Убить»?
        Она приободрилась.
        - Давай. Твои будут… Дай подумать… хмм… Вот  - Кортни Лав, Памела Андерсон и Дженнифер Энистон.
        - Фуу, убить, убить, убить.
        - Да ну тебя, психопат, давай отвечай по-честному!  - она дала мне шутливый подзатыльник.
        - Ну ладно. Убить Кортни  - это всем ясно, трахнуть Памелу и жениться на Дженнифер. Вот! Теперь твоя очередь. Билл Клинтон, Спайк Ли и я.
        - Ха! Проще простого! Трахнуть Билла, выйти замуж за Спайка и убить тебя.
        - Ты гадкая, злобная девчонка!
        - Любишь ты меня,  - она собралась уходить.
        - Грейс?
        - Что?
        - Да ничего,  - я хотел спросить, что между нами происходит. Мне хотелось понять, можем ли мы быть не только друзьями. Но вместо этого я отвернулся и стал смотреть в окно.
        Она снова плюхнулась на кровать и обхватила рукой мое плечо.
        - Знаешь… я лучше выйду замуж за тебя.
        - Правда, что ли? А я-то надеялся, что ты решишь убить Билла, выйти замуж за Спайка…
        - Ха!  - она нагнулась и поцеловала меня в щеку.  - Ты хороший.
        Но я хотел получить награду за все немыслимые усилия, которые мне приходилось прилагать, чтобы сдержаться. Я поджал губы:
        - И это все?
        - На что ты намекаешь?
        - Я ни на что не намекаю, Грейс. Мне только иногда кажется, что все это,  - я помахал между нами рукой,  - как-то ненормально.
        - Все это  - это что? Что мы друзья?
        - Ну, типа того,  - фыркнул я. Я старался избегать обсуждения секса, но я часто ловил Грейс на том, что она пялилась на меня, когда я переодевал майку или вставлял ремень в джинсы. Мне было трудно не думать о том, что она хочет меня так же, как я ее. И потихоньку я начинал испытывать чувство собственности. Я замечал, как на нее смотрят мужчины, а она не обращает на это внимания, и я испытывал ужас при мысли о том, что она может влюбиться в какого-нибудь бессердечного идиота.
        Она встала и направилась к двери. Но, уже потянувшись к ручке, она вдруг обернулась и прислонилась к двери спиной. Опустив голову вниз, она тихо произнесла:
        - Не дави на меня.
        Подняв голову, она встретилась со мной глазами:
        - Ладно?
        Она не была ни рассержена, ни обижена. Выражение ее было искренним, как если бы она на самом деле меня просила.
        - Я не давлю.
        - Я знаю. Поэтому ты мне так и нравишься.
        - С тобой случилось что-то нехорошее? Ты поэтому…
        - Нет, ничего такого не было. Просто… Моя мама родила меня в восемнадцать. Не знаю, мне всегда казалось, что это я сломала ей жизнь.
        - Слушай, если она тебе это внушила, это ужасно.  - Я встал с койки и подошел к ней.
        - Она мне ничего не внушала. Просто я не хочу такой жизни. Я всегда чувствовала, что отец недоволен ею. Я не знаю, Мэтт, но думаю, что я всегда старалась учиться, чтобы из меня что-то получилось. Потому я ни с кем и не встречаюсь по-настоящему. Но мне нравится то, что между нами. Никаких обязательств.
        - Я понял.
        Она могла говорить что угодно, но я все равно знал, что она ощущает растущее напряжение между нами так же, как и я. Я половину времени пытался обуздать буйную эрекцию, а она изо всех сил избегала смотреть на мои руки. Ну, и кого мы пытались обманывать?
        - Спасибо за понимание,  - сказала она.
        - Всегда пожалуйста,  - я наклонился и чмокнул ее в щеку.  - Хорошая девочка.
        Я почувствовал, как по ней пробежала дрожь, и прошептал:  - Может, даже слишком хорошая.
        Она отпихнула меня и закатила глаза:
        - Все, Мэтт! Спать!
        Я смотрел ей вслед, пока она уходила, и потом сказал:
        - А я знаю, что ты улыбаешься! Знаю, Грейси.
        Она не обернулась, но показала мне руку с поднятыми двумя пальцами  - знак мира.

7. Ты была моей музой
        МЭТТ
        На следующий день в лаборатории профессор Нельсон, изучив отпечатки моих работ, сказал с широкой улыбкой:
        - Мэтт, ты прирожденный талант. Композиция безупречна и оригинальна. Я до сих пор не видел подобных работ у твоих сокурсников. Мне нравится и зернистость пленки, и то, как ты используешь все ее возможности. Какая тут была допустимая выдержка и на какой ты снимал?
        - Это четырехсотка. А я дотянул ее до тридцати двух сотен.
        - Здорово. Я так понимаю, ты и сам был в восторге, когда проявил ее?
        - Ну да.
        - И эта тоже отличная. Это ты на ней?
        Здесь я тоже выставил таймер и сделал снимок Грейс, стоящей передо мной, а сам я сидел на полу. В кадр вошли только ее ноги, доходящие до края подола ее шерстяного платья-свитера. Я обнимал руками ее голени. Я целовал ее коленку, но этого не было видно на фотографии.
        - А ты не думал попробовать снимать что-то более яркое, типа пейзажной съемки  - может быть, документалистику?
        - Да, и я даже недавно отснял пленку в этом ключе, но еще не проявил ее. Мне просто очень нравится данный объект,  - указал я на Грейс.
        - Она восхитительна.
        - Это правда.
        - Знаешь, Мэтт, будет ужасно жаль, если твой талант останется незамеченным.
        - Я думал о том, чтобы заняться рекламной съемкой.
        Он кивнул, но казался неубежденным.
        - У твоих снимков есть одно свойство, которое я нечасто встречал. Они рассказывают историю. Можно говорить о композиции, кадрировании, контрасте и даже параметрах печати, но я считаю, что подлинное проявление художника в том, что он может одной картинкой в двух измерениях сказать что-то обо всем человечестве.
        Я был немного смущен такой похвалой, но мне было приятно наконец услышать от знатока то, что я, в общем, знал и сам,  - что я хорошо снимаю.
        - Я никогда не перестану фотографировать. Я просто не очень понимаю, как из этого можно сделать карьеру.
        - У меня есть приятель, который работает в Нэшнл Джиогрэфик. Каждый год он берет с собой на выездные съемки одного студента. Тебе надо подать заявку, но я думаю, что у тебя очень хороший шанс. Необходимая техника у тебя точно есть.
        Я был ошарашен и самим этим предложением, но еще больше тем, какую кристальную ясность внезапно обрела моя жизненная цель. Я всегда считал Нэшнл Джиогрэфик какой-то несбыточной мечтой, одной из тех, про которые отвлеченно думаешь с детства, типа стать профессиональным бейсболистом или президентом США. Для меня возможность путешествовать по миру и делать снимки была бы вершиной успеха, и я просто не мог поверить, что этот шанс взял и упал мне в руки, даже в виде стажировки.
        - Конечно, я очень заинтересован.
        Я вообще не задумывался, чем собираюсь заниматься после окончания колледжа, но теперь все обрело четкий фокус.
        Я напечатал еще одну фотографию и на перемене сбегал подсунуть ее Грейс под дверь. На обратном пути я увидел, что она переходит улицу за квартал впереди. Я закричал, но она меня не услышала. Когда я пробежал разделяющий нас квартал, я увидел, как она быстро заходит в какое-то медицинское учреждение. Я не стал дожидаться, пока загорится зеленый свет, и кинулся через улицу, улучив просвет между потоком машин. Вбежав в здание, я обыскал все этажи и на пятом обнаружил ее стоящей возле столика с кофе и пончиками, уже в больничном халате. Она наливала сливки в стаканчик с кофе. Когда я подошел к ней, она, остолбенев, уставилась на меня:
        - А ты что тут делаешь?
        - Нет, это ты что тут делаешь?
        - Ну, строго говоря, медицинская история каждого человека  - его личное дело.  - Она подняла вверх руку с пончиком.  - Хочешь дырку от пончика?
        - Не заговаривай мне зубы. Грейс, ты больна?  - Мне самому стало нехорошо при этой мысли.
        - Нет, я не больна. Я подписалась на медицинское исследование. Ты тоже хочешь?
        - То есть ты согласилась, чтобы тебя использовали в качестве морской свинки за кофе с пончиками?
        - Мне платят восемьдесят баксов в день. Это до фига.
        - Грейс, ты спятила? Что это за исследование?
        - Я должна буду принимать одно лекарство, а потом его отменят и будут изучать, появится ли у меня реакция на отмену.
        - Что? Нет,  - сказал я, тряся головой, не в состоянии в это поверить. Я взял ее за плечи и повернул в сторону занавески:  - Иди переодевайся. Ты не будешь этого делать.
        Мой взгляд упал в приоткрывшийся запах халата у нее на спине. Она была такой умилительной с этим своим бельишком в мелкий цветочек. Я затянул разрез поплотнее и завязал тесемки туго-натуго, так, что полы халата перехлестнулись.
        Она обернулась и посмотрела на меня снизу вверх своими огромными зелеными глазищами, полными слез.
        - Мэтт, я не могу. Я должна это сделать. Я должна забрать виолончель обратно.
        - Откуда забрать?
        - Я ее заложила, чтобы заплатить остаток за обучение.
        - Погоди, а что с твоим студенческим займом и финансовой помощью?
        - Я отдала часть маме, потому что моя сестренка сломала зуб, а у них нет денег.  - Слезы потекли у нее по щекам. Я потянулся вытереть их, но она отстранилась.
        - Грейс, этого нельзя делать, я тебе не позволю. Клянусь тебе, мы что-нибудь придумаем.
        Мысль о Грейс, продающей виолончель, казалась мне безумием, ведь она занималась музыкой. Мне трудно было даже осознать уровень ее отчаяния.
        - Ты не понимаешь.
        - Ну так объясни мне.
        Она скрестила руки на груди.
        - Я помогаю своим родителям. У них там ужасная ситуация, хуже, чем было при мне, и я посылаю им что могу из моего студенческого займа. У меня почти кончились деньги на семестр, а тут позвонила мама и сказала, что их вот-вот выселят из дома. У них были деньги на аренду, но тут сестра сломала зуб, который надо было чинить, а кредит им не дали, и пришлось заплатить чем было. Я не могла вынести мысли, что моя сестренка будет ходить в школу, мучаясь от боли, со сломанным передним зубом.
        Я был потрясен, но это не значило, что Грейс должна подвергаться каким-то небезопасным медицинским экспериментам.
        - Это не твоя проблема.
        - Это моя семья. Я прочла про это исследование, и поняла, что могу заработать нужное за неделю. Они платят за каждый день. Я быстро все соберу, выкуплю виолончель, и все будет в порядке. Но я должна это сделать, Мэтт. Нет тут ничего страшного.
        - Это очень страшно, Грейс. Ты же не знаешь, как на тебя подействует это лекарство.
        - Ты все равно не понял.
        - Я пытаюсь. У меня есть какие-то деньги. Я выкуплю твою виолончель.
        - Я не могу тебе этого позволить. Тебе самому нужно на пленку и фотобумагу.
        - Не волнуйся, у меня есть запас.  - Я понимал, что Грейс страшно неприятно позволить мне выручить ее. Она была очень независимой.  - Иди переодевайся. Со мной все будет нормально.
        Она скрылась и зашуршала за занавеской. Скоро она появилась оттуда, неуверенно улыбаясь.
        - Ты небось думаешь, я ненормальная.
        - Мне нравится твой психоз,  - я обхватил ее за плечи.  - Но я никому не позволю делать из тебя подопытную крысу.
        Когда мы проходили мимо стола с закусками, она прихватила горсть пакетиков с сухими сливками для кофе из миски и спрятала к себе в сумку. Она таскала эти пакетики везде, где могла, размешивала в воде и заливала хлопья на завтрак. Я улыбнулся и покачал головой. Дурацким голосом она сказала:
        - Ничего такого, я просто делаю покупки.
        Настроение внезапно поднялось, мы оба засмеялись и выбежали из дверей. Но мысль, что Грейс посылает родителям деньги, которые ее отец, скорее всего, тратит на свое пиво, продолжала убивать меня.
        Мы пошли в банк, где я снял со счета последние три сотни долларов. Я не сказал Грейс о том, что на моем счету осталось минус восемь центов. Она отвела меня в ломбард, куда заложила виолончель. Мужчина средних лет, стоявший за стойкой, приветствовал нас, как старых знакомых.
        - Привет, Грейс.
        Я неодобрительно поглядел на нее и прошептал:
        - Он тебя знает?  - Она нахмурила брови:
        - Типа того.
        - Пришла забрать виолончель?
        - Ага,  - кивнула Грейс.
        Я передал человеку за стойкой триста долларов. Он ушел в заднюю комнату и через минуту вернулся, неся виолончель в ее огромном чехле. Грейс подписала бумаги, и мы вышли. Оказавшись на улице, я обернулся к ней:
        - Постой тут. Я на минутку.
        Я снова зашел в ломбард и попросил у человека листок бумаги.
        - Вот мой телефон. Пожалуйста, не давайте Грейс больше закладывать виолончель. Она  - замечательный музыкант. Виолончель нужна ей для занятий. Пожалуйста, просто позвоните мне, я приду, и мы все уладим.
        Тем вечером, когда Грейс ушла к себе, я спустился в лобби и позвонил отцу из телефона-автомата.
        - Сын?
        - Привет, пап.
        - Ну здравствуй. Как в Нью-Йорке, уже на всех произвел впечатление?  - Сарказм сочился из каждого его слова. Он никогда не умел скрывать свое пренебрежение.
        - Я звоню, потому что мне нужно помочь одному другу. Не мог бы ты одолжить мне денег, чтобы ссудить ей?  - Я совершенно наплевал на свою гордость. Просто закрыл глаза и ждал, что он ответит.
        - Ей? Это твоя подружка?
        - Нет, пап. Это совсем другое.
        - Ты хочешь мне сказать, что у девушки из-за тебя проблемы?
        Я глубоко вздохнул.
        - Она мой самый близкий друг здесь, и у нее нет никаких средств к существованию. Не как у нас с Алексом. Она учится только на свои деньги. Она изучает музыку, она музыкант, и ей нужна новая виолончель, но не на что ее купить.
        Мне пришлось немного соврать, но я не хотел вдаваться во все детали.
        - Знаешь, я должен еще платить за свадьбу твоего брата.
        - А что, родители Моники не принимают участия в оплате свадьбы?
        - Ну, мы хотели пригласить их на вечеринку по случаю обручения, а потом еще предварительный обед, и открытый бар для всех, и…
        - Ладно, пап. Я понял. Нет проблем.
        Секундная пауза.
        - Ну ладно. По крайней мере ты начинаешь ценить то, что мы делаем для тебя. Сколько тебе нужно?
        - Несколько сотен долларов.
        - Я переведу их завтра тебе на счет. Знаешь, Маттиас, я ведь хочу тебе помочь. Только потому, что ты избрал для себя самый сложный из возможных путей…
        Я рассмеялся. Он был неисправим.
        - Я найду работу и все тебе верну. Спасибо, пап.  - Я повесил трубку.
        Как ни противно было звонить отцу, но все это теперь уже было не важно. Все, о чем я мог думать, была Грейс с ее тяжелой работой и всеми жертвами, на которые она шла ради того, чтобы играть свою музыку. Она верила в нее, верила, что все будет стоить того, а что такое вера без испытаний? Вот чему я у нее научился  - верить в себя и в свое искусство.
        Я чувствовал к Грейс то, чему еще не было определения. Я мог произносить это слово миллион раз, но теперь, когда я осознал это, оно звучало совсем по-другому. Когда я думал о том, что было между нами, мне было не важно, что это выглядело как дружба. Я любил ее.

8. Ты изменил меня
        ГРЕЙС
        Хоть я и довела до мастерства умение быстро передвигаться в толпе с огромной виолончелью в чехле, тем утром я все же опоздала на занятие. К счастью, профессор Порнсайк хорошо ко мне относился; его уроки всегда были удовольствием для меня, хотя и не потому, что я была его любимчиком, как дразнила меня Татьяна. Все, что надо было делать,  - это играть на виолончели, единственная вещь, которая всегда легко мне давалась. Обычно я просто закрывала глаза, забывала обо всем и уносилась вместе с музыкой. Но в эту пятницу все пошло не так.
        - Вы снова опоздали, Грейсленд.
        - Грейс,  - поправила я, вытаскивая виолончель и смычок из чехла. На смычке висело несколько порванных струн. Я попыталась быстро их натянуть, но Дэн подошел и навис прямо надо мной. Его защитного цвета штаны были затянуты ремнем выше чем надо, а оранжевая рубашка-поло маловата на пару размеров. Я раздраженно посмотрела на него, чтоб дать ему понять  - мне мешает его ненужное внимание.
        - Ну что?  - спросила я.
        Он выхватил смычок у меня из рук и начал его рассматривать.
        - Да он нейлоновый.
        - Я знаю.
        - Грейс, ты играешь ведущие партии. Для этого нужен хороший смычок. Зачем ты пользуешься этим дерьмом?  - Часть его усов прилипла к верхней губе и дрожала в такт словам.
        - Я член Общества защиты животных. Я не могу пользоваться смычком из конского волоса.
        Я видела, как Татьяна, сидевшая впереди меня, затряслась всем телом от беззвучного смеха.
        Порнсайк тоже осклабился:
        - Да ладно. Правда?
        Я вздохнула:
        - Я куплю новый смычок на той неделе.  - Вообще-то я не могла позволить себе такую роскошь, но он был прав  - нейлоновые смычки на самом деле дерьмо.
        - Договорились. Итак, давайте начнем урок с «Канона» Пахельбеля.
        Татьяна громко фыркнула. Нас всех от него уже тошнило. Кажется, все учителя музыки сговорились готовить из нас участников струнного квартета, лабающего на свадьбах. «Канон» Пахельбеля, «Музыка на воде» Генделя и «Свадебный марш» Мендельсона были настолько глубоко вбиты нам в головы и в руки, что я буквально начала считать, что они отражаются на моей способности играть что-то другое.
        Порнсайк вышел вперед и начал обратный отсчет с трех. Я толкнула ногой стул Тати и прошептала: «Давай по-ирландски». Мы начали играть в традиционной манере, а затем стали понемногу набирать темп, так что все остальные безнадежно от нас отстали. Многие вообще бросили играть и просто смотрели, как мы с Тати превратили классику в ирландскую джигу. Те, кто мог оценить музыкальную шутку, отложили инструменты и начали хлопать в такт, а некоторые даже попытались подыгрывать. В конце мы сорвали краткие аплодисменты, но Порнсайк со сложенными на груди руками вышел вперед и застыл как статуя.
        - Ну что же, круто. Может быть, вы вдвоем сможете выступать на улицах. Видит бог, в Нью-Йорке так не хватает уличных музыкантов.
        Я ничего не ответила, потому что я и так ходила по тонкому льду, но Татьяна начала:
        - Профессор Порн… сайк…  - Я зажала рот рукой, чтобы не прыснуть в голос, но Тати с каменным лицом продолжала:  - Мы просто немного запутались…
        Он несколько секунд кряду покивал, как неваляшка.
        - Хорошо. Я все равно сегодня не в настроении. Все свободны. Позанимайтесь самостоятельно в парке, подышите свежим воздухом. Мы вернемся к этому в следующий раз.
        Я потянулась за чехлом, открыла его и успела порадоваться свободе пару секунд, но вдруг почувствовала, что Порнсайк снова навис надо мной:
        - Кроме тебя, Грейс. Пожалуйста, задержись.
        Я застыла на стуле, прилипнув взглядом к его бежевым кроссовкам. Где-то внутри у меня заныло нехорошее чувство  - интересно, он дождется, пока все уйдут, прежде чем начнет приставать ко мне со своими предложениями.
        Скрестив ноги и обхватив себя руками за плечи, я сидела на холодном железном стуле и ждала, пока вокруг собирались уходить все остальные. Тати обернулась и безучастно посмотрела на меня. Собирая свои рыжие кудряшки в хвостик, она спросила шепотом:
        - Чего он от тебя хочет?
        - Понятия не имею,  - пожала я плечами.
        - Хотите с Мэттом куда-нибудь закатиться сегодня? Брендон хотел пойти выпить.
        - Почему ты всегда считаешь, что я буду с Мэттом? Мы с ним не пара.
        Она закатила глаза:
        - Знаю, знаю. Вы не пара. Но я считаю, что ты будешь с Мэттом, потому что вы везде ходите вместе.
        - Вообще-то мне надо заниматься. Я никуда не пойду. А Мэтт может делать что хочет.
        Казалось, все вокруг считали нас с Мэттом парой. Мне надо было подавать документы на следующую ступень обучения. Это было логичным шагом моей карьеры. Но когда дело доходило до Мэтта, я теряла всякую силу воли. Мне хотелось проводить с ним каждую секунду, а из-за этого страдали мои оценки. Я понимала, что из-за этих глупостей могу лишиться всех ведущих партий.
        - Может, вы с Мэттом наконец потрахаетесь и всем будет проще?
        В этот момент к нам подошел Порнсайк.
        - Татьяна, я должен заметить  - просто счастье и прямо чудо, что твоя грубость не отражается на твоем мастерстве.
        Порнсайк всегда нес что-то такое про мастерство. Татьяна была фантастически талантливым музыкантом, но как только она откладывала скрипку в сторону, ничего классического в ней не оставалось. Она вся, до кончиков башмаков, была грубоватой девушкой из Джерси.
        - Спасибо, проф, я сочту это за комплимент. Пока, Грейс.  - Она подхватила свой скрипичный чехол. Выходя из зала, она крикнула через плечо:  - Приходите с Мэттом вечерком, как потрахаетесь.
        Порнсайк смотрел на меня в упор безо всякого выражения.
        - Пойдем пройдемся?
        Я решила, что лучше быть на публике.
        - Конечно.  - Я поднялась и пошла за ним к выходу. Он шел довольно быстро, и я скоро сбилась с дыхания, таща на себе виолончель и стараясь успевать за ним.
        - Куда мы идем?
        - Увидишь. Уже недалеко.  - Мы прошли четыре квартала и подошли к небольшому кирпичному зданию на углу. Это оказался магазин музыкальных инструментов. У него не было вывески, но я видела инструменты сквозь стеклянную дверь.
        - Это магазин Орвина. Он лучший мастер по смычкам в мире.
        Я втянула воздух сквозь сжатые зубы.
        - Профессор…
        - Пожалуйста, зови меня Дэн.
        - Дэн… У меня нет денег на новый смычок. Я думала, я просто перетяну тот, что есть.
        Он понимающе кивнул.
        - Грейс, обычно я не делаю ничего подобного для своих студентов, но для тебя я хочу это сделать.
        - Что вы имеете в виду?
        - Я собираюсь купить тебе смычок, потому что ты очень талантлива. Я люблю твою игру, и у тебя прекрасный инструмент.  - Он поглядел на мой чехол.  - Тебе нужен такой же прекрасный смычок.
        Он ждал моего ответа. Я взглянула ему в лицо, заметила, как собираются морщинки возле глаз, когда он улыбается, и впервые обнаружила в этом смешном лице определенное очарование.
        - Ладно,  - ответила я.
        - Пошли, ты должна с ним познакомиться,  - он открыл дверь и показал жестом, чтобы я заходила. За стойкой стоял маленький человечек, не менее семидесяти лет с виду. По бокам его головы торчали во все стороны пучки седых волос.
        - Даниель, мальчик мой,  - произнес он с сильным немецким акцентом.  - Кого это ты мне привел?
        - Орвин, это Грейс, моя самая талантливая ученица.
        Вау, правда? Я бы никогда не подумала.
        Я поставила виолончель, оперлась о стойку и пожала старичку руку. Он задержал мою руку в своей, рассматривая ее.
        - Слишком мелкая и хрупкая для виолончелиста, но сильная, я вижу.
        - Да. Грейс нужен новый смычок, и я хочу, чтоб у нее был самый лучший.
        - Конечно, разумеется. У меня есть один, идеально ей подойдет.
        Он ушел в заднюю комнату и вернулся, неся самый прекрасный смычок, который я когда-либо видела. Он протянул его мне. Мягкое дерево его основания у меня под рукой казалось гладким, как масло.
        - Ой, какой же он гладкий…
        - Это бразильское дерево, настоящее серебро и лучший конский волос,  - сказал Дэн. Орвин кивнул. В следующий момент Дэн вытащил из кармана штанов чековую книжку, посмотрел на Орвина и вопросительно поднял бровь.
        - Одиннадцать,  - ответил Орвин.
        - Одиннадцать чего?  - спросила я тонким голосом.
        Мне никто не ответил.
        - Я сейчас,  - сказал Орвин, уходя в заднюю комнату и возвращаясь оттуда через минуту с упакованным смычком.
        Дэн вручил ему чек, взял смычок и поглядел на меня:
        - Ты готова?
        Я посмотрела на него с переполнявшим меня возмущением.
        - Вы так шутите, да? То есть вот вы сейчас взяли и купили мне смычок за одиннадцать сотен долларов?
        - Считай, что это инвестиция. Пошли.
        Выйдя на улицу, он попытался вручить мне обернутый в бумагу смычок.
        - Дэн, ну правда, я не могу его принять. Я же никогда не смогу вернуть вам эти деньги. Мне на еду-то еле-еле хватает.
        - Тогда давай я приглашу тебя на ужин,  - тут же предложил он.
        Я так и уставилась на него, хлопая глазами, а он с серьезным видом ждал ответа.
        - Я…
        - Грейс, это не свидание.
        - А выглядит как свидание.  - Я не спешила согласиться; я все еще не могла понять, что Дэну от меня нужно.
        - Это просто ужин. Еда. Мы можем обсудить твое возможное участие в оркестре, который я буду набирать этим летом. Мне бы хотелось, чтобы ты там была.
        - Ладно. Но…
        - Ну давай. Пожалуйста?
        Мой университетский профессор музыки умолял меня согласиться поужинать с ним. Я огляделась в поисках остальных признаков того, что попала в какую-то другую вселенную.
        - Во сколько?
        - Я зайду в Стариковский приют к семи. Ты любишь тайскую кухню?
        - Конечно.
        - Есть одно место в двух кварталах от общежития. Там довольно вкусно.
        - Я его знаю. Я приду прямо туда.
        Ресторан был как раз напротив фотомагазина, где Мэтт только что начал подрабатывать. Я только надеялась, что мы с ним не встретимся.
        Когда я вернулась в Стариковский приют, на улице начало подмораживать. Я пробежала через лобби наверх в свою комнату и прорепетировала с новым смычком несколько часов подряд. Он потрясающе влиял на качество звука. Инструмент звучал шире и глубже и наполнял комнату звонкими нотами.
        В шесть я уже умирала от голода и совершенно искренне ждала ужина с Порнсайком, хотя и понимала, что это неудобно. Я собиралась съесть на халяву все, что смогу, и вести легкую светскую беседу. Я надела сиреневые колготки, длинный серый свитер и сапоги. Волосы я собрала в пучок на затылке, а на шею намотала толстый черный шарф. Потом я чуть-чуть подкрасила глаза и намазала губы блеском, а после, вполне понимая, что этого делать не стоит, выкурила полкосяка. Но мне казалось, что ужин с моим профессором музыки требовал какого-то химического отвлечения для мозгов. Спустившись по лестнице в лобби, я сделала себе чашку горячего какао.
        Там же неподалеку на старом кожаном диване о чем-то шептались два студента, жившие на моем этаже, Кэри Кармайкл и Джейсон Вилер.
        - Привет, Грейс, а где Мэтт?  - спросила Кэри.
        Я покопалась в стопке журналов на узком столике, стоящем возле дивана.
        - Наверно, в универе, проявляет что-то в темной комнате.
        Я заметила, что Кэри вопросительно глянула на Джейсона. Он повернулся ко мне:
        - Так вы с ним встречаетесь или как?
        Ох, вот только не это! Опять по новой.
        - Мы с ним дружим,  - осторожно ответила я.  - А что?
        - Ну и хорошо,  - засмеялась Кэри.  - А то мы думали, вы прямо вместе-вместе.
        - А если бы и так?
        Чего их это вообще так волнует?
        - Но вы же нет,  - продолжила Кэри. Мне хотелось ее убить. Я раньше не замечала, что она выглядит как женский вариант Мистера Бина.
        - Ну а если бы и да?  - повторила я, стараясь казаться безразличной.
        - Ой, ну все знают, что по пятницам в кампусе большая вечеринка в фотолаборатории. Все притаскивают выпивку, курево и трахаются друг с другом в комнатах для проявки. Такая большая пленочная оргия.
        У меня упала челюсть. Мэтт ходил в темную комнату каждую пятницу по вечерам и всегда возвращался поддатым и обкуренным.
        - Ну не прямо оргия,  - поправилась Кэри, заметив мое выражение лица.  - Все просто хорошо проводят время. Ты же знаешь этих фотографов, они такие. Это просто слухи, что они занимаются этим в проявочных.
        Я вообще не понимала, о чем она. Мэтт никогда не рассказывал мне ничего подобного. Я даже не понимала, почему меня все это так задело. Это его жизнь, и не мне говорить ему, что делать и с кем.
        - Кэри,  - сказал Джейсон, выразительно глядя на нее.  - Я вот уверен, что Мэтт не просто проявляет там снимки.
        Мне показалось, что я получила под дых.
        - Иди на фиг, Джейсон.
        - В чем проблема, Грейс? Вы с ним парочка-не-разлей-вода или что?
        - Ничего.
        Я посмотрела на часы. Было почти семь.
        - Мне пора.

9. Почему мы друг другу не сказали?
        ГРЕЙС
        Выйдя из Стариковского приюта, я получила морозный удар в лицо. Зима наступала всерьез. Я подбежала к переходу, нажала кнопку светофора и поглядела по сторонам. И уже на самом деле застыла до кончиков сапог. На другой стороне улицы, глядя прямо на меня, стоял Мэтт. На нем были черная футболка, под которую был поддет серый термостойкий джемпер с длинными рукавами, джинсы и сапоги. Руками он теребил лямки своего рюкзака. Погода была такая, что без пальто не обойтись, и, глядя на него через улицу, я заметила, как он дрожит.
        Мое сердце остановилось; я нервно сглотнула. Мэтт улыбнулся мне, и я автоматически ответила улыбкой, хотя на самом деле мне хотелось задать ему миллион вопросов, задавать которые было нельзя. Это его личная жизнь, а мы просто друзья. Когда загорелся зеленый, мы пошли навстречу друг другу и остановились посреди перехода.
        - Ты куда?  - спросил он.
        - Ужинать.
        Он осмотрел меня сверху донизу и снова заглянул в глаза. За те три месяца, что мы были знакомы, я редко надевала что-то наряднее джинсов и свитера. Он вопросительно взглянул на меня:
        - Я тебя провожу?
        Он слегка стучал зубами, и я невольно задержалась взглядом на его губах и небритом лице. Мне захотелось прижаться щекой к его лицу.
        Зеленый свет замигал. Надо было убираться с середины проезжей части.
        - Ты промерз насквозь, Мэтт. Иди домой, я в порядке.
        Плечом к плечу мы перебежали улицу.
        - Где ты ужинаешь?
        - В тайском ресторане за углом.
        Он засунул руки в карманы, тесно прижав локти к телу.
        - Я могу тебя проводить.
        - Да не надо меня провожать, Мэтт. Тут два квартала. Я справлюсь.
        Его лицо исказила легкая гримаса. Он подошел ко мне вплотную, вынул руку из кармана и провел по моей щеке. Мы стояли в каких-то сантиметрах друг от друга. Он напряженно выдохнул:
        - Грейс, с кем ты идешь ужинать?
        Я глянула Мэтту через плечо и увидела Дэна, стоящего неподалеку с непроницаемым лицом. Мэтт обернулся, взглянул и снова повернулся ко мне, подняв брови:
        - Это Порнсайк?
        Юмор в его голосе мне не понравился. Я оттолкнула его.
        - Отвяжись, Мэтт. Наверняка тебе тоже есть чем заняться. Не пора ли тебе на ту знаменитую большую оргию в темной комнате, куда ты ходишь по пятницам?
        - Что?
        - От тебя пахнет ромом.
        - Ну и что? Я выпил стаканчик с ребятами из фотолабы. Я шел за тобой, хотел позвать тебя куда-нибудь.
        - Я не могу. У меня другие планы. Пока, Мэтт.
        Я повернулась и ушла, не оборачиваясь.
        Дэн, дружески улыбаясь, помахал Мэтту рукой. Я не хотела видеть выражение его лица, так что, по-прежнему не оборачиваясь, взяла Дэна под руку и направилась в сторону ресторана.
        Когда мы вошли, Дэн отодвинул для меня стул. Он был вежлив и заботлив и предложил выбрать для нас вино. Весь первый час нашего ужина мы провели, обсуждая оркестр, который Дэн хотел собрать до начала лета. Он думал вообще бросить преподавание и исполнить свою мечту  - создать настоящий оркестр и начать с ним гастролировать.
        С него сполз его всегдашний образ преподавателя, и он, с его неподдельной любовью к музыке, больше не казался мне профессором. Мы были на равных. Нам было легко разговаривать. Мы много смеялись. Конечно, он был заметно старше и опытнее, но, пожалуй, это даже нравилось мне  - в первый раз за все время нашего с ним знакомства.
        - Ты встречаешься с Мэттом?  - спросил он.
        В этот момент надо было принять решение. Я не любила врать, но понимала, почему Дэн спрашивает об этом, и мне не хотелось вводить его в заблуждение.
        - Ну-у, тут все сложно.
        Он опустил глаза на свои сплетенные пальцы.
        - Я слышал, как Татьяна сегодня говорила…
        - Мне нравится Мэтт,  - выпалила я. Это вовсе не было ложью.
        - Ну да. Это имеет смысл.
        - Что вы имеете в виду?  - Я не поняла, хочет ли он сказать, что мы с Мэттом хорошая пара, или говорит о свиданиях во время учебы в университете в целом.
        - Девушкам твоего типа всегда нравятся такие, как Мэтт.
        Я разозлилась. Мне не понравилось, что он говорил так, будто понимал про Мэтта хоть что-нибудь, даже если в данный момент мое собственное мнение о Мэтте было ничуть не выше, чем его.
        - Дэн, ну мы же не в начальной школе,  - внезапно стала я защищать Мэтта.  - Этим девочкам нравятся вот эти мальчики,  - я прищурилась и наклонилась к нему.  - Стоп, так вы поэтому купили мне смычок и пригласили поужинать? Вы думали, я за это соглашусь с вами переспать?
        Он приподнял руку, останавливая меня:
        - Подожди. Прежде чем ты отдашься на волю своего воображения, ответ будет: нет. Я не собирался с тобой спать.  - Он закатил глаза к потолку и склонил голову набок.  - Хотя, если…
        - Забудьте об этом.  - Я начала вставать со стула.
        - Стой, Грейс. Все, что я пытаюсь сказать,  - это то, что в колледже у парней вроде Мэтта на уме обычно только одно, понимаешь? Я и сам был таким, знаю, что говорю. Смычок я купил тебе потому, что хотел, чтоб он у тебя был. Поужинать тебя я пригласил, потому что мне нравится с тобой разговаривать. Жизнь не всегда только белая или только черная, как нам кажется, когда мы молоды. Я старше тебя чуть меньше чем на десять лет, но за это время я успел осознать  - в жизни много серых полос. И ужин с мужчиной совершенно не всегда имеет отношение к сексу.
        Я сидела, сглатывая, и не могла найти слов, чтобы что-то ответить. Он наклонился и взял мою руку, лежащую на столе.
        - Договорились?
        - Да,  - сказала я.
        Остаток вечера мы провели в неловком молчании.
        После ужина он проводил меня до Стариковского приюта и даже не попытался обнять на прощание. Я поблагодарила за смычок и ужин и попрощалась до завтра.
        Когда я вошла в лобби, меня оглушила громкая музыка. Она разносилась по всему зданию из проигрывателя в холле. Оттуда доносились смех и голоса. Завернув за угол, я сразу же увидела на диване Мэтта в обнимку с девушкой, выглядящей точь-в-точь как Рейчел из сериала «Друзья». Он увидел меня, приподнял рюмку с какой-то коричневой жидкостью и закричал: «Берем на грудь!» Потом он сунул девушке в рот ломтик лимона, насыпал ей в декольте соли из солонки, а потом  - и я не шучу  - ухмыльнулся мне, прежде чем слизать ее оттуда. Залпом выпил свою рюмку и начал жрать лимон изо рта своей подружки.
        Меня чуть не стошнило. Оторвавшись от этого отвратного зрелища, я обвела глазами холл и только тут поняла, что там было полно народу. Все явно отлично проводили время.
        Мэтт, который наконец соизволил освободить свой рот, теперь пялился на меня.
        - Тоже хочешь?  - махнул он в мою сторону бутылкой текилы.
        Я отвернулась и пошла к лестнице, но он догнал меня в два прыжка.
        - Как прошло свидание с Порнсайком?
        Я даже не обернулась.
        - Это не свидание. Просто ужин.
        - Да ладно, Грейс. Ты порой такое скажешь…
        В ярости я обернулась. Мы были уже на верхних ступеньках лестницы.
        - А если я скажу, что занималась с ним сексом?
        - То я скажу, что ты врешь.
        Я поняла, что он был сильно пьян и совершенно перестал себя контролировать.
        - Он купил мне новый смычок для виолончели, и я за это отсосала ему в сортире тайского ресторана.
        Он поджал губы и попытался заглянуть мне в глаза.
        - Правда, что ли? Ну так, может, пойдем, повеселимся еще в лобби с моими приятелями? Девушек, готовых отсосать кому угодно, в компании много не бывает.
        - А пошли!
        Я прошла мимо него и спустилась на три ступеньки. Какое-то время он стоял на лестнице, замерев и озадаченно глядя мне вслед, но потом быстро спохватился и пустился вдогонку. В холле я схватила бутылку текилы, глотнула из нее пару раз, подошла к высокому парню с длинными светлыми волосами и протянула руку:
        - Привет, я Грейс.
        - Привет, Грейс,  - ответил он, осторожно пожимая мою руку.  - Ты Грейс Мэтта?
        - Я своя собственная Грейс,  - фыркнула я. Я протянула ему бутылку и отыскала взглядом Мэтта. Он сидел на диване, на этот раз в одиночестве, и смотрел на меня.
        Прошел час. Я не переставая пила, курила травку и уже чувствовала, что начинаю отключаться. Рейчел из «Друзей» снова была тут, мой блондинистый дружок придвигался ко мне тем ближе, чем дольше мы разговаривали. А Мэтт так и не сводил с меня глаз.
        - Хочешь, пойдем ко мне?  - спросил блондин.
        - А то.
        Он потащил меня из холла в сторону лестницы. Мы добрались до первой площадки, когда он вдруг прижал меня к стене и попытался поцеловать. Я отвернула лицо.
        - Нет.
        Он рассмеялся.
        - А ты думаешь, мы для чего хотели пойти ко мне?
        - Потусоваться?  - спросила я, покраснев.
        Он отдернул голову.
        - Так ты что, просто мелкая динамщица?
        - Хватит,  - Мэтт обхватил блондина сзади за шею, с виду будто бы дружески, но явно давая понять, что не шутит.  - Ты посмотри на нее, мужик, она ж набралась. Ты что, хочешь трахать вот это? Да она не в себе.
        Я злобно посмотрела на Мэтта. Блондин тоже обернулся.
        - Ты прав.  - Он закатил глаза, скорчил мне рожу и пошел вниз по лестнице обратно в холл.
        Я буквально рухнула на Мэтта в изнеможении. Мне так хотелось, чтобы у нас все снова было нормально. Чтобы Мэтт все мне рассказывал и снова был моим лучшим другом. Но я боялась, что в круговерти сегодняшнего дня что-то между нами навсегда изменилось. Он прижал меня к себе и прошептал мне на ухо:
        - Зачем ты это делаешь, детка?
        Я заплакала. Я понимала, что плакать  - это отстой, но алкоголь, трава и мое идиотское поведение не позволяли мне сдерживать эмоции.
        - Теперь я тебе противна?
        - Ты о чем?
        - Ну, ты сказал этому парню: «Ты что, хочешь трахать вот это?» Что значило это  - вот это?
        - Грейс, у тебя глаза слипаются. Ты пьяна и обкурена. Я знаю этого парня. Ему, судя по всему, было бы пофиг, даже если бы ты вырубилась прямо под ним, он все равно от своего бы не отказался.
        Я закрыла лицо руками и заплакала еще сильнее. Даже та капля туши, которой я накрасилась, растеклась и размазалась у меня по лицу.
        - Пошли. Давай забудем все это дерьмо,  - потянул меня Мэтт вверх по лестнице.
        В своей комнате я бросила ключи на стол и кинулась в ванную. Из-за двери я услышала, как Мэтт включил проигрыватель и поставил «Ю-Ту»[8 - U2 (англ.)  - рок-группа из Дублина, Ирландия, сформирована в 1976 году.].
        Теперь, когда мы остались только вдвоем, все снова казалось нормальным и мы были просто Грейс и Мэтт. Обсуждать было нечего. Но там, снаружи, был реальный мир…
        Я вышла из ванной и увидела, что он крутит что-то в термостате.
        - Я тут сварился. Что за фигня случилась с отоплением?
        - Дарья наконец его починила. Я вчера ее попросила.
        Нагреватель на нашем этаже был с придурью, он мог не работать три дня, а потом внезапно начать шпарить без остановки. Такое бывает, если ты живешь в старом доме в Нью-Йорке. Я начала снимать колготки.
        - Отвернись,  - скомандовала я Мэтту, но он смотрел на меня, не отрываясь.  - Отвернись, я хочу переодеться.
        Наконец он послушался. Неохотно. Я натянула летнее цветастое платье, которое лежало сверху в куче одежды у меня на кровати, а потом села на пол и смотрела, как Мэтт скидывает сапоги. Он прошел по комнате в носках и попытался открыть окно.
        - Если ты его откроешь, тут очень быстро станет холодно.
        Он обернулся и посмотрел на меня, почти голую в моем платьице на тонких лямочках. А потом быстро снял свою рубашку. Каждый раз, когда я видела его полуголым, у меня замирало сердце. У него были широкие плечи, но тонкая талия, он носил джинсы низко на бедрах, иногда с трусами, иногда без. Этой ночью он был без, а в джинсах был ремень из шнурков, который я ему сделала.
        - Куда это ты смотришь?  - улыбаясь, он подошел ко мне.
        - Не льсти себе. Я смотрю на твой классный ремень.
        - Ну да, конечно.
        Он схватил с книжной полки бутылку текилы, отпил глоток и протянул мне, но я отмахнулась. Я больше не могла выпить ни глотка.
        - Другой ремень у меня сломался. Мама сделает мне новый, когда я приеду домой на каникулы.
        - Она делает ремни?
        - Да, она рукодельница.
        - А как она их делает?
        - У нее есть такие специальные штуки, чтобы вырезать узоры на коже.  - Он показал на ремень своей камеры, лежащей на тумбочке возле кровати, где он оставил ее накануне. Я не обернулась. Я была занята разглядыванием дорожки волос, убегающей вниз по его груди… И он это заметил. Когда я подняла глаза, он смотрел мне прямо в лицо, не мигая.
        Я заставила себя встряхнуться и потянулась за его камерой. На ее кожаном ремне вился замысловатый узор из переплетенных кругов и треугольников. «Это действительно классно».
        Наклонившись надо мной, он протянул руку:
        - Вставай, давай потанцуем.
        - Что? Нет, не хочу.
        - Поднимайся, потанцуй со мной, малышка.
        - Я плохо танцую, и я слишком пьяная.
        - Ты была очень даже ничего себе, когда отплясывала там внизу с этим, как-его-там.
        - Пожалуйста, не начинай. Это было ужасно глупо. И потом, ты первый начал со своими «на грудь» стаканами с Дженнифер Энистон.
        - А она правда похожа на Дженнифер Энистон, да?
        Я закатила глаза.
        - Ну давай, иди сюда. Я поведу. Тебе только и надо что попадать в такт.
        Я взяла его руку и поднялась, нервно хихикая. Он не терялся  - тут же обнял меня, положив одну руку мне пониже спины и зажав другую в своей, и прижал меня к своей голой груди.
        - Положи руку мне на плечо, Грейс.
        Началась песня «С тобой и без тебя». Мэтт закачался в такт, а потом толкнул меня назад и развернул на вытянутой руке. Когда он снова притянул меня к себе, наши тела оказались прижаты друг к другу еще теснее, чем прежде. Он резко опустил голову и поцеловал мое плечо. Мое сердце забилось сильнее. Его тело рядом с моим казалось таким горячим. Мы перестали двигаться и отступили друг от друга на несколько сантиметров. Я провела указательным пальцем по его груди, обводя косые мышцы и восхищаясь скульптурностью кубиков на животе. Их сходящийся треугольник уходил своей вершиной вниз, и мой взгляд, следя за этой линией, упал туда же. Судя по тому, как высоко начала вздыматься от участившегося дыхания грудь Мэтта, он тоже это заметил.
        - Что ты делаешь?  - спросил он севшим голосом.
        - Извини…
        Я хотела убрать руку с его живота, но он поймал ее и вернул обратно.
        - Можешь не останавливаться.
        Я положила руки ему на талию и провела по его твердым бокам вверх, к груди, к дорожке шелковистых волос, а потом сомкнула за его шеей. Мы снова закачались, будто в медленном танце. Он улыбался с закрытыми глазами.
        - Мммм, теперь я.
        - Мэтт, ты совсем не принимаешь меня всерьез?
        Глаза распахнулись. Он резко прижал меня всем телом вплотную к себе, так, что я почувствовала его твердость.
        - Вот это достаточно серьезно для тебя?  - грубо спросил он.
        Я оттолкнула его и отскочила в сторону. Он опустился на кровать и пнул ногой проигрыватель, остановив музыку. Поставив локти на колени, он свесил голову вниз.
        - Извини.
        - Ты тоже извини.
        Я бродила по комнате, в первый раз за долгое время чувствуя себя неловко. Потом я плюхнулась на кровать рядом с ним и обняла его за плечи. Мы откинулись, упали на кровать на спины и уставились в потолок. Я положила голову ему на плечо, как делала много раз до того.
        - С моей стороны это было нечестно. Прости меня, Мэтт, правда.
        - Все нормально,  - сказал он, но мне не показалось это искренним.
        Я так и этак крутила в голове, как бы сказать то, что я хотела ему сказать, но все равно получилось по-дурацки.
        - Хочешь, я разденусь, и ты сможешь… В смысле хочешь поснимать меня, как я… Ну, знаешь, как та девушка на…
        Он хихикнул.
        - Думаешь, мне это поможет?  - приподняв голову, он посмотрел на свою ширинку.
        Я почувствовала, что заливаюсь краской.
        - Нет, я имела в виду…
        Я сглотнула, чувствуя, как слезы снова встают у меня в глазах. Голос отказывался мне повиноваться и звучал как какой-то писк.
        - Мэтт, я девственница.
        В Нью-Йоркском университете было не так-то много девственниц моего возраста, и я лично уже начинала подозревать, что вообще упустила свой шанс. Так оно и бывает  - чем ты старше, тем сложнее и сложнее становится решиться на интимную близость с кем-то. Я избегала этого, потому что была вся сфокусирована на музыке и учебе. В последний год перед выпуском я осталась буквально единственной девственницей из всех своих знакомых. Это превратилось в шутку. И я боялась, что парни будут думать, что я придурочная или неопытная.
        Мэтт смотрел на меня, широко раскрыв глаза, но выражение его лица было мягким. Он погладил меня ладонью по щеке.
        - Я знаю, Грейс. Я всегда знал, с самого нашего знакомства. Ты ничего мне не должна и прости, если я как-то заставил тебя думать, что это не так.
        - Ты знал???
        Он кивнул. Я даже не думала, что это настолько очевидно. Что же, у меня на лбу горит надпись: «Девственница»?
        - Я только хотела сказать, может, ты хочешь сфотографировать меня так же, как ту девушку?
        И в этот момент я увидела, что Мэтт понимает  - для меня это значит гораздо больше, чем для него.
        - Я с радостью сниму тебя, Грейс. Я всегда люблю тебя снимать.
        Он поднялся с кровати и глубоко вздохнул, собираясь взять свою камеру. Повернувшись ко мне, съежившейся в своем тонком платьице, он сказал:
        - Я буду только снимать тебя. Делай то, что тебе хочется, так, чтобы тебе было удобно, ладно?
        - Хорошо. Можно включить музыку?
        - Конечно.  - Он сменил диск и поставил Джеффа Бакли «Любимый, ты должен был прийти».
        Я отодвинулась на дальний край кровати, сняла платье через голову и отбросила его в сторону, потом стянула трусы до колен и стряхнула их с ног, не глядя в сторону Мэтта. Прикрывая грудь руками, я услышала несколько щелчков камеры и застыла, глядя вниз, на пол. Мэтт подошел к лампе и накинул на нее какую-то тонкую материю, так, что свет стал приглушенным. Я повернулась и откинула покрывало с кровати, а потом легла на белую простыню, откинувшись на подушку. Наконец я смогла взглянуть на Мэтта, но продолжала прикрывать свое тело руками везде, где только могла.
        Он стоял, склонив голову набок, как будто изучал композицию, но его камера была опущена вниз, он держал ее за объектив левой рукой. Пока он приближался, я поняла, что он пытается понять по выражению моего лица, что я думаю. Он встал надо мной возле края кровати, и провел правой рукой по моей ноге от поджатого колена вниз к лодыжке.
        - Постарайся расслабиться, ладно, детка?
        Я нервно затрясла головой:
        - У меня такие маленькие сиськи.
        Он рассмеялся.
        - Убери руки, Грейс. Ты прекрасна.
        Странным образом эта уверенность Мэтта в том, что он делает, и то, как серьезно он относился к фотографированию, сделали позирование проще для меня. В какой-то момент он отвел камеру от лица, и я заметила в его глазах то же самое зачарованное выражение, которое ощущала сама, когда играла свою музыку. Закрыв глаза и часто дыша, я подняла руки над головой и услыхала частое щелканье затвора под обещания Джеффа Бакли, что это не кончится никогда.
        Потом я лежала под одеялом и смотрела, как Мэтт шарится по комнате.
        - Что ты делаешь?
        - Ищу свою рубашку.
        Я вытащила ее из-под кровати.
        - Вот она. Но она теперь моя.
        Я натянула ее через голову. Мне нравилось, как пахнут вещи Мэтта  - мужским мылом, одеколоном и смягчителем для белья.
        - Взяла мою одежду в заложники?
        - Останься со мной!
        Он уставился на меня и смотрел так долго, что я почувствовала неловкость.
        - Мэтт?
        - Хорошо,  - тихо сказал он. Он стянул джинсы и подошел к кровати. Я откинула одеяло, и он скользнул внутрь.
        - Иди ко мне, Грейси,  - сказал он, притягивая меня к себе. Я забылась в его объятиях.
        Смогу ли я когда-нибудь перестать думать о том, как это  - лежать вот так в его руках? Наши тела слились воедино. Спать в одиночку больше никогда не будет казаться естественным. Он так уверенно двигался. По-мужски. Спать в его объятиях было самым правильным делом на свете. Может быть, так было из-за тех месяцев, что мы провели, изучая друг друга, в ожидании этой минуты. А может быть, потому, что он знал, как это делается.

10. Когда я стала твоей
        ГРЕЙС
        Утром Мэтт ушел. У меня и мысли не было подвергать его самоконтроль новым испытаниям.
        На занятиях в субботу Порнсайк вел себя как ни в чем не бывало, но Татьяна смотрела на меня как-то странно.
        - Грейс, ты вся будто светишься. Господи!  - Она перегнулась через спинку стула, чтобы оказаться ко мне поближе.  - Ты что, потрахалась вчера с Порнсайком после занятий?
        - Ты спятила! И давай потише!  - Я оглянулась, не смотрит ли кто на нас.
        В этот момент Дэн сделал объявление, и это спасло нас от ненужного внимания.
        - Те из вас, кто заинтересован поехать на будущий год на гастроли за границу в составе оркестра, который я набираю, пожалуйста, останьтесь после занятий. Сегодня мы проведем прослушивание.
        Я уложила виолончель в чехол и отправилась к дверям следом за Татьяной. Дэн поймал меня за руку:
        - Грейс, ты не останешься на прослушивание?
        Я покосилась на его руку, держащую меня за локоть. Дэн стоял чуть ближе ко мне, чем это было бы прилично.
        - Я должна была сказать вчера. Я собираюсь в аспирантуру. Я подала документы сегодня утром.
        - Но мы говорили про этот гастрольный тур вчера вечером…
        - Дэн… Профессор, я собиралась пойти в аспирантуру с первого года обучения. Я не думаю, что могу вот так сорваться и уехать на год или полтора.
        - Аспирантура никуда не денется, Грейс. Я лично жалею, что не делал таких вещей, как эта поездка, когда сам был в твоем возрасте. Именно поэтому я сейчас это и затеял.  - Казалось, он был разочарован.
        - Это не потому…
        - Что?
        - Не важно.  - Я почувствовала, что он ревнует. Я сделала попытку объяснить:  - Чем быстрее я закончу свое образование, тем скорей я смогу зарабатывать деньги.
        - Деньги в данном случае вообще не имеют значения, Грейс. Мы говорим о музыке. В тебе больше вдохновения, чем во всех студентах, которых я встречал.
        Я обернулась на Тати, которая стояла в дверях, прислушиваясь.
        - Для меня деньги имеют значение, потому что у меня их нет.  - Я горько рассмеялась.  - Зато есть куча долгов за обучение, которые надо выплачивать.  - Я отняла у него свою руку.
        - Ясно,  - язвительно произнес он и кивнул, отпуская меня. Я поспешила присоединиться к Тати.
        Как только мы вышли из аудитории, Тати толкнула меня плечом:
        - Думаю, ты только что разбила ему сердце.
        - Он очень хороший, но он ничего не понимает.
        - Знаешь, сдается мне, я тоже.
        - Ты-то что? У меня нет денег, и некому мне помогать. Думаешь, путешествовать по Европе можно задаром?
        - Я думаю, это не единственная причина.
        Я знала, что она хочет сказать что-то по поводу Мэтта.
        - Даже не начинай. А если тебе кажется, что это так замечательно, почему бы тебе самой не пойти на прослушивание?
        Она резко остановилась.
        - Знаешь, а я, пожалуй, пойду.  - Она повернулась и пошла обратно в аудиторию.  - Пока, Грейс.
        Тати не нужно было никакое прослушивание. Она была исключительно хороша. Я знала, что Порнсайк возьмет ее, но я была уверена, что она хочет, чтобы я тоже пошла. Было обидно, что даже она ничего не понимает в моей ситуации.
        По пути в общежитие я прошла мимо лавочки Орвина. Он сидел на скамейке около входа.
        - Привет, Орвин.  - Он поглядел на меня и наморщил лоб.  - Это я, Грейс. Помните? Я приходила с Дэном.
        - Ах да,  - он похлопал по скамейке рядом с собой.  - Присядь, голубушка.
        Было уже поздно, начинался мороз, и ветер от проносящихся мимо такси был особенно сильным.
        - Кстати, новый смычок совершенно замечательный.
        Он просиял:
        - Я очень рад это слышать, Грейс.
        - Я просто не могла поверить, насколько отличается звук.
        Он не повернулся ко мне, продолжая смотреть куда-то перед собой, но положил свою руку на мою.
        - Не забывай, это просто инструмент. Музыка, она передается сквозь инструменты, но исходит она от тебя, из твоей души.
        Вау.
        - Да,  - прошептала я, преисполненная глубочайшего понимания.  - Это правда. Но я устала от исполнения классики, и у меня от этого неприятности.
        - Ха,  - фыркнул он.  - Я знаю, о чем ты говоришь, дорогуша. Самые лучшие музыканты всегда нарушали правила. Но фокус в том, что ты должен знать правила как следует, чтобы суметь нарушать их, как надо.
        Мы долго сидели молча. Я закрыла глаза, и вдруг он сказал:
        - Музыка, она же везде вокруг нас, правда?
        Я слышала шорох и гудки проезжающих машин, смех и крики детей, непрекращающееся гудение разнообразных труб, вырывающееся из-под крышек подземных люков. А потом, внезапно, все эти невнятные звуки вдруг стали ясными, и волшебным образом сплелись в прекрасную симфонию. Ради такого стоило жить.
        Открыв глаза, я заметила, что Орвин наблюдает за мной.
        - Понимаешь, о чем я говорю? Это внутри тебя.
        Мои глаза стали влажными, то ли от ветра, то ли от переполняющих меня эмоций:
        - Да.
        - Чтобы воспарить, надо уметь летать.
        Я благодарила его снова и снова. С каждым днем я училась, как можно упростить свою жизнь. Может быть, это и есть взросление. Взрослые всегда говорят, какой сложной становится с возрастом жизнь, но я думаю, что на самом деле мы просто усложняем свои задачи. И наши страхи перемещаются от невозможности заснуть без любимого плюшевого мишки к поискам смысла жизни. Интересно, всех ли время, взросление, преодоление обстоятельств приводят в конце концов к такому уровню самореализованности, как у Орвина? Или же мы сдаемся и покоряемся тем жизненным условиям, в которых существуем?
        - Приходи снова навестить меня,  - сказал он, поднимаясь со скамьи.
        - Обязательно приду.
        Я вытащила из кошелька телефонную карточку, выигранную в месячном розыгрыше в общаге, нашла телефон-автомат и позвонила маме.
        - Грейс, дорогая, как ты?  - Она казалась занятой. В трубке было слышно, как отец кричит на моих сестер.
        - Как вы там?
        - Папа снова потерял работу.
        - Не может быть!  - сказала я, хотя была ничуть не удивлена.
        Она устало вздохнула:
        - Да, опять.
        - Я очень хочу приехать домой на Рождество. Я бы могла найти подработку в молле и помочь вам деньгами.
        - Грейс, это было бы чудесно. А у тебя хватит на билет?
        - Я думала, может, вы с папой могли бы купить мне билет на Рождество. В смысле вместо подарков?  - У меня забрезжила слабая надежда.
        Но мамины слова придушили ее на корню:
        - Нет, детка, у нас нет таких денег. Ты уж прости.
        Я не была дома почти год. Мне было жаль маму, и я не хотела добавлять ей сложностей, но я так соскучилась по дому, по сестрам, по их болтовне, по той силе, которую я всегда черпала в своем доме, даже в самые трудные времена. Мысль о том, что я снова проведу каникулы в Стариковском приюте, была невыносимой. Я уже проторчала тут в одиночку три недели летом, перед тем как приехал Мэтт.
        Чтобы перебить неловкую паузу, я быстро сказала:
        - Ладно, мам. Мне пора. Нужно экономить деньги на карточке.
        - Конечно, детка. Мы тебя любим.
        - И я вас тоже, мам.
        Остаток дня я провела в своей комнате. Я пила дешевое вино и жалела маму, свою семью, но в основном себя. Мэтт, вернувшийся поздно вечером после работы, зашел ко мне.
        - Тук-тук,  - сказал он, распахивая дверь.
        - Заходи, располагайся.  - Я играла у окна на виолончели. На мне была его майка с Рамоном.
        Он зашел и опустил на пол свою сумку.
        - Сдается мне, я никогда не получу ее обратно.
        При виде его улыбки на меня что-то нашло. Я встала и подошла к нему, одновременно стягивая его рубашку через голову. Под ней на мне не было ничего, кроме трусов и лифчика. Я протянула ему рубашку:
        - Можешь взять.
        Он изумленно моргнул.
        - Мэтт, поцелуй меня.
        Он закрыл дверь пинком ноги.
        - Ты пьяна?
        - Поцелуй меня.
        Я обняла его за шею. Он положил руку мне на спину, притянул к себе и наконец поцеловал.
        Поцелуй начался мягко и медленно, но потом все начало ускоряться. Мы двигались все быстрее, языки дрожали, руки сплетались, кожа горела от касаний, напряжение все росло. Мы целовались и целовались, и скоро мне невыносимо захотелось, чтобы он был везде вокруг меня.
        Я затеребила его ремень.
        - Понял,  - сказал он, сбрасывая сапоги. Я скинула трусы и лифчик, он снял джинсы. Я положила руку ему на боксеры спереди.
        - Ты будешь?
        - Буду что?  - выдохнул он.
        - Заниматься со мной сексом?
        Он обхватил мой затылок рукой и приподнял мою голову так, чтобы я смотрела ему в лицо. В его глазах было искреннее благоговение.
        - Ты хочешь, чтобы это был я?
        Я кивнула.
        Он снова поцеловал меня, а затем его губы придвинулись к моему уху.
        - Грейс, я в жизни ничего так не хотел, чем оказаться внутри тебя здесь и сейчас.
        Я только представила его во мне, и мне свело руки и ноги от желания.
        - Но мы не будем делать этого, когда ты настолько пьяна. Правда. Поверь мне, так будет лучше.
        - Но я не боюсь.
        - Я знаю, но ты потом пожалеешь, что ничего не почувствовала.
        - Правда?
        - Да, малыш.
        Я знала, что он прав:
        - Ладно.
        Он на секунду прижал меня к себе и потом отпустил. Я протянула руку и снова дотронулась до него сквозь трусы.
        - Но мы же можем заняться чем-то другим?
        Мускулы у него на шее напряглись. Он сглотнул.
        - Иди ляг в постель.
        Я послушалась. Он стянул свои боксеры. Я впервые видела его вот так, обнаженным, беззащитным и таким возбужденным, что мне всерьез стало его жаль. Это был не первый член, который я видела, но, с учетом всех обстоятельств, впечатление было самым ярким. Я даже слегка испугалась. Я не могла поверить, что только что буквально умоляла засунуть в меня вот это.
        Когда он заметил панику на моем лице, то сказал:
        - Не пугайся, когда ты будешь готова, тебе понравится.
        Он скользнул в постель позади меня и обнял. Наши тела, прижатые друг к другу, казались обжигающе горячими. Он откинул мои волосы в сторону и поцеловал в плечо. Я задрожала, но потом закрыла глаза и расслабилась в его руках.
        Одной рукой он обнимал меня за талию, а другой гладил грудь, продолжая целовать сзади в шею.
        - Я все хотел спросить  - почему ты рассердилась на меня вчера?  - прошептал он. Я поежилась.  - Ну скажи.
        - Потому что Кэри с Джейсоном трепались всем, что у вас на факультете фотографии по пятницам происходят оргии в темной комнате.
        Он затрясся от смеха.
        - Какая чушь! Я возьму тебя туда в следующую пятницу. Там никого не бывает, кроме нескольких придурков вроде меня.
        - А почему они такое говорили?
        - Не знаю. Может, это такая городская легенда.
        Я еще больше расслабилась, утопая в нем. Рука, обнимавшая мою талию, слегка сжала мое бедро.
        - Расскажи мне, о чем ты думаешь?
        - Вот прямо сейчас  - ни о чем. Твои руки отключают мой мозг,  - хихикнула я, но Мэтт не рассмеялся.
        - А что у тебя с Порнсайком?
        - Его зовут Дэн.
        - Хорошо, что у тебя с этим Дэном?
        - Ничего. Он милый. Он мой учитель. Он купил мне смычок и пригласил на ужин. Все. А, и еще  - он набирает оркестр, чтобы ехать на гастроли за границу, по всей Европе. И он хочет, чтобы я тоже поехала.
        Я почувствовала, как Мэтт напрягся:
        - Это надолго?
        - На полтора года… Но я не поеду. Слишком долго, а я не хочу откладывать аспирантуру.
        - Хорошо.  - Он поцеловал меня в ухо. Я почувствовала, что он снова расслабился.
        Его рука проползла еще ниже, и я вскрикнула, когда он дотронулся до самой чувствительной точки моего тела. Он водил там кругообразными движениями, сперва нежно, чуть касаясь, но постепенно нажимая все сильнее. Я почувствовала, как мои соски напряглись, а по позвоночнику побежали мурашки. Ноги сжались.
        - Тебя кто-нибудь трогал  - вот так?
        - Нет,  - вырвалось из меня вместе с глубоким выдохом.
        Он поцеловал мне ухо.
        - А сама ты трогала себя так?
        Я кивнула.
        - Скажи мне что-нибудь.
        - Что ты делаешь?  - простонала я.
        - Я так хочу тебя, Грейси.
        Учитывая напряжение, которое мы сами создали между собой за последние месяцы, после еще нескольких минут Мэттовых упражнений я почувствовала  - вот оно. Он не прекращал своих действий; он точно знал, что именно он со мной делает. Мне было почти больно, настолько я была возбуждена, но я понимала, что так нужно. Я прижала его руку своей, чтобы он не останавливался. Мой живот был страшно напряжен, а по ногам пробегали будто электрические разряды. На секунду я представила, какой меня видит Мэтт, и приятное ощущение едва меня не покинуло.
        Он прошептал: «Оставь. Просто расслабься». И я послушалась, и все вернулось снова, на этот раз даже быстрее, и наконец это стало неостановимо. Все мое тело сотрясалось в ритмичных спазмах. Он держал меня большой горячей рукой и целовал, и покусывал за шею, пока эта дрожь не прошла.
        Я опустила голову ему на плечо. Я могла только прошептать: «Боже».
        Он гладил мои плечи и руки. «Ты так прекрасна».
        Я уже испытывала нечто похожее, но всегда в одиночку, и даже не представляла себе, что можно настолько хорошо себя чувствовать в такой момент рядом с кем-то еще. Но Мэтт точно знал, что надо делать.
        Я повернулась к нему, и мы поцеловались. «Спасибо»,  - прошептала я ему на ухо. Я попыталась поцеловать его сильнее, но он отстранился, сказал: «Девочкам пора спать»  - и ущипнул меня за задницу.
        - Ой, зараза!
        - Пора спать, Грейс.
        - А ты не хочешь, чтобы я сделала что-то с тобой?
        - Да, хочу, до смерти. Но не сегодня.
        - Где это ты так научился?  - с подозрением спросила я.
        Он лежал на спине, а я на боку, в изгибе его руки, глядя ему в лицо.
        - Где я научился чему?
        - Вот этому, что ты со мной делал. Все мальчики так умеют?
        Он молчал. Я видела, как он моргает, глядя в потолок. Думаю, он пытался сообразить, как лучше ответить на мой вопрос. Снаружи из окна пробивался слабый свет. Но этого неясного лунного свечения в темноте было достаточно, чтобы я увидела, как Мэтт лениво улыбнулся.
        - Не знаю, что и как умеют все мальчики, но, если я тебе скажу, как научился я, ты будешь смеяться.
        - Ну теперь ты просто должен мне это сказать,  - я куснула его за плечо.  - Что, ты насмотрелся всего этого в порнофильмах?
        - Нет. Мужчины ничего не учат по порнофильмам. Это больше для удовольствия, а не для обучения.  - Мэтт явно был мудр не по годам.
        - Хм. Может быть, мне тоже стоит посмотреть что-нибудь такое.
        - Да ты и так в порядке. Уверяю тебя, для удовольствия тебе достаточно просто быть.
        Я вырвалась из его рук и отвернулась, пряча от него лицо.
        - Не надо, Мэтт. Я ничего не умею, и мне будет страшно стыдно, когда мы…
        Он повернулся ко мне и снова обнял, прижавшись всем телом.
        - Не надо больше думать о том, как и что мы будем делать, ладно, Грейс? Пусть все просто идет естественным путем.
        - Ладно,  - согласилась я, подавив зевок.
        Мы лежали в полумраке, балансируя на самой границе сна.
        - Меня научила мама.
        - Что?  - От изумления я проснулась.  - Чему тебя научила мама?
        - Ну, она у меня такая хиппи-феминистка. Нет, ты не думай  - она не показывала мне, что делать. Но она всегда учила нас с братом относиться к женщинам как к равным. Я думаю, отчасти так оно и есть.
        - Ну и?..
        - Она дала мне книжку про женский оргазм, и сказала что-то вроде: «Не будь козлом».
        Я так хохотала, сложившись пополам, что мое тело практически свернулось в шар.
        - Это надо же! Мэтт, мне страшно нравится твоя мама.
        - Мне кажется, вы бы с ней поладили.
        - Так ты прочел эту книгу?
        - Каждую чертову страницу. Много раз.
        - Ну, ты определенно справился с сегодняшним практическим занятием, хотя я уверена, что оно у тебя было не первым.
        - Хватит болтать, Грейс. Закрывай глаза.
        - Может, мы когда-нибудь и познакомимся с твоей мамой.
        - Да,  - несколько минут было тихо.  - Я надеюсь.
        На следующее утро я проснулась в одиночестве. На моей тумбочке были чашка кофе, бублик и записка.
        Грейс,
        я должен бежать. Дарья принесла бублики, и я стащил тебе один. Ешь его быстро, не принюхиваясь, а то запахнет рыбными палочками. Что не так с этой теткой? Сегодня вечером я работаю, но приходи ко мне в лавку, и мы поговорим и все обсудим. На Рождество я еду домой в Калифорнию. Хочешь со мной? Познакомишься с мамой и скажешь ей спасибо, что я так классно все умею. Удачи, М.
        Сама мысль о том, что можно провести Рождество вместе, заставила меня улыбнуться, да еще как!

11. Мы не давали обещаний
        ГРЕЙС
        Мы с Тати весь день проболтались в парке на Вашингтон-сквер. Сначала мы собирались репетировать, но кончилось все тем, что мы выкурили косяк, и я рассказала ей в подробностях о том, что было прошлой ночью. Ее реакция была такой:
        - Не могу поверить, у тебя был настоящий большой О! Это все равно что ты перескочила сразу через десять ступенек  - как будто бы вы трахались годами.
        Я покраснела сразу на десять оттенков розового.
        Погода начала быстро портиться, небо нахмурилось, и как-то сразу похолодало. Когда я уходила из парка, на мое лицо упали первые капли дождя. Черт. Мне надо было пройти шесть кварталов, а у меня не было ни зонтика, ни денег на такси, зато был огромный чехол с виолончелью.
        Пока я добралась до фотостудии, небеса разверзлись. За несколько минут я промокла насквозь. Я вбежала в лавку, колокольчик над дверью звякнул, но Мэтта за стойкой не было.
        - Грейси, я здесь,  - прокричал он из задней комнаты.
        - Как ты узнал, что это я?  - прокричала я в ответ.
        Я зашла за стойку и обнаружила его сидящим за небольшим столом с горящей настольной лампой. Он посмотрел на меня через плечо и улыбнулся.
        - Я просто знал.
        - Объясни.
        Мэтт рассмеялся:
        - Ты распахиваешь дверь настежь, чтобы пройти вместе с виолончелью, даже когда ты бываешь без нее. И колокольчик звонит на секунду дольше, чем когда приходит любой другой человек.
        Тут он наконец разглядел меня в полутьме.
        - Господи, Грейс, да ты же насквозь промокла.
        Он вскочил, подбежал ко мне и забрал у меня виолончель.
        - Там такой ливень,  - сказала я, начиная заметно дрожать. Мои пальцы настолько онемели, что я не могла расстегнуть пуговицы на пальто. Мэтт быстро расстегнул их, стащил с меня пальто и бросил его на пол. Он обнял меня и прижался ко мне всем телом. Я очень быстро согрелась.
        - Мы с Тати были в парке, а потом полило.
        - Шш, ты насквозь промокла, тебе надо снять всю одежду,  - он отпустил меня и заметался по комнате в поисках чего-то, а я проверила виолончель, чтобы убедиться, что она не намокла в своем чехле.
        Мэтт принес мне полотенце.
        - Я знал, что оно тут было. Ты не хочешь снять свитер, чтобы я кинул его в сушилку?
        - А тут есть сушилка?
        - Ну, это сушилка для фотографий. Это такой горячий ролик, но по крайней мере, пока ты тут, тебе не будет холодно.
        - Я могу просто пойти домой.
        Он нахмурился.
        - Не смотри на меня так.
        - Но мы собирались поговорить, нет?
        - Ну да, думаю, нам надо поговорить,  - нерешительно согласилась я. Я сняла свитер через голову, и заметила, как он на меня смотрит.  - Отвернись,  - велела я.
        - Я уже видел тебя совсем голой, Грейс.
        - И что с того? Отвернись, извращенец.
        Он послушался, но засмеялся:
        - Дурочка ты.
        Я кинула свитер ему в затылок и быстро завернулась в полотенце. Мэтт прошел в угол и начал колдовать над сушильным роликом, пристраивая туда свитер. Я уселась в одно из офисных кресел на колесиках и начала раскатывать на нем по комнате кругами, все быстрее и быстрее.
        Мэтт закончил со свитером, схватил другое кресло, сел в него, оттолкнулся и помчался прямо на меня через всю комнату. «Авария!»  - завопил он, врезался в меня, и мы оба свалились на пол вместе со стульями.
        - Так вот что, по-твоему, значит  - надо поговорить,  - сказала я, пока он нависал надо мной, озорно улыбаясь во все лицо.
        Он потянулся, поцеловал меня в нос, одним прыжком вскочил на ноги и протянул мне руку, чтобы помочь встать. Я села в кресло и снова завернулась в полотенце. Он так ловко двигался и всегда был очень уверен в себе. Это казалось мне страшно привлекательным.
        Он снова подкатился ко мне на кресле, так, что мы сидели лицом к лицу.
        - Ты поедешь на Рождество со мной в Калифорнию или ты собиралась навестить родителей дома?
        - Я не могу позволить себе ни то, ни другое.  - Я опустила глаза, глядя на свои руки, лежащие на коленях. Хоть он и знал, что у меня нет денег, мне все равно было неловко каждый раз признаваться в этом.
        - Я заплачу за твой билет домой к родителям. Конечно, я бы хотел, чтобы ты поехала со мной, но я не эгоист.
        Я хотела быть с ним. Даже при том, что я скучала по родным, я чувствовала, что, расставшись с Мэттом на три недели, я буду скучать по нему гораздо сильнее.
        - Ты правда хочешь, чтобы я познакомилась с твоими?
        - Да, Грейс, хочу.
        - Будет так чудесно увидеть Калифорнию. Я там никогда не была.
        - Тогда договорились. Да, и еще одно,  - он искоса взглянул на меня и ухмыльнулся.  - Ты вчера попросила заняться с тобой сексом. Помнишь?
        Я покраснела.
        - Конечно, помню. Я была не настолько пьяной.
        - Ну и… Кто мы тогда друг другу?
        - А сам ты как думаешь?  - быстро нашлась я.
        - Ты хочешь, чтобы мы начали встречаться? Или ты просто искала кого-то, кто лишил бы тебя девственности?
        Я подоткнула полотенце под мышками потуже, откинулась назад и посмотрела на него.
        - Ну, есть ведь такое специальное слово для друзей, которые иногда занимаются всяким?
        - Да, это называется герлфренд и бойфренд,  - на его лице было странное выражение, будто он ждал от меня чего-то.
        - Но мы будем вести себя как обычно, правда?
        - Ну, в общем, нам обоим надо много заниматься, плюс я еще уеду на все лето, а ты будешь подавать в аспирантуру.
        Все вокруг застыло.
        - Ты уезжаешь?  - Какого черта я ничего об этом не знала?
        - Да.  - Он встал, подошел к стойке, вытащил откуда-то листок бумаги и дал его мне. Это было письмо из Нэшнл Джиогрэфик, извещающее Мэтта о том, что его как выигравшего конкурс приглашают туда на стажировку.
        Я дважды перечитала письмо. Мэтт смотрел на меня с широкой гордой улыбкой. Хотя я, как полная эгоистка, еле сдерживала слезы, я встала и обняла его.
        - Я так за тебя рада! Мэтт, поздравляю! В это невозможно поверить. В смысле, я всегда знала, что ты потрясающе способный, но это такая офигенная возможность… Господи, да ведь они взяли только одного не закончившего курс студента!
        - Знаю, я и сам был в шоке. Такой шанс выпадает раз в жизни. Прости, что не сказал тебе раньше, но я реально боялся сглазить.
        Я все смотрела на письмо:
        - Очень классно! Я так тобой горжусь!
        - Я уеду на все лето, а когда вернусь, ты уже будешь в аспирантуре. Я надеюсь, если все будет по плану, у меня тоже будет работа.
        Я не могла поверить, что Мэтт уедет. Я была в смятении, но понимала, что для него это самое лучшее, что только может быть.
        - Ну, и тогда… Мы просто оставим все как есть?
        - Я не хочу встречаться ни с кем больше и не хочу видеть, как кто-то пристает к тебе в холле, но мы можем оставить все как есть, если хочешь,  - сказал он.
        - Ладно.
        - Что  - ладно, Грейс?
        - Я тоже никого не хочу. Никогда.
        И тут по комнате разнесся странный запах. Я принюхалась  - и широко раскрыла глаза. Паленая шерсть.
        - Мой свитер!
        - Черт!
        Мэтт вскочил и кинулся к сушилке. Он нажал кнопку и вытащил то, что осталось от моего любимого предмета одежды.
        - Это надо же! Думаю, теперь тебе придется оставаться тут голой,  - он старался подавить смех.
        - И не смешно, Мэтт. Это был мой самый любимый свитер.
        Он бросил его на стол и схватил меня в объятия.
        - И это тебе тоже не нужно,  - отбросив полотенце, он начал целовать мне шею и плечи. Я откинула голову, чтобы не мешать ему… И тут зазвонил колокольчик над входной дверью.
        - Зараза!  - Я вырвалась из его рук и подобрала полотенце с пола, а Мэтт побежал в приемное помещение. Я услышала знакомый голос. Дэн.
        Прижавшись к стене, я замерла и прислушалась.
        - Привет, Мэтью.
        - Мэтт.
        - Привет, Мэтт. Татьяна сказала, что я могу найти здесь Грейс.
        - Да, но… Она сейчас немного занята.
        - Мне только нужно поговорить с ней несколько минут.
        Не знаю, какое выражение было на лице Мэтта, но, если бы мне нужно было заключить пари, я бы поставила на довольное.
        - Старик, она там, в задней комнате, полуголая…
        - Э… Что?  - промямлил Дэн.
        Мэтт сжалился над ним:
        - Она пришла, промокшая до костей, так что сидит сейчас, завернутая в полотенце, пока ее одежда не высохнет.
        Я приподняла бровь. А чем мы тут занимались, это не важно.
        - О!
        - Привет, Дэн!  - крикнула я.
        - Привет, Грейс. Я подумал, нам нужно поговорить.
        - Это не может подождать до занятия в пятницу?
        - Наверно, может.  - Повисла длинная пауза. Я представляла, как Мэтт смотрит на него сверху вниз.  - Да, давай так и сделаем. До встречи.
        Они очень вежливо распрощались, и я снова услышала звон дверного колокольчика. Через минуту Мэтт вернулся, а я так и стояла в мокрых джинсах с белым полотенцем на плечах, будто в модной шали.
        - Мне уже вот-вот закрываться,  - хлопнул в ладоши Мэтт.  - Так что мы в конце концов решили?
        - Мне кажется, мы решили делать то, что будет казаться нам правильным.  - Он кивнул, соглашаясь.  - Что мы будем только друг с другом… Пока ты не уедешь.
        Все машины в студии остановились. Вокруг было совершенно тихо.
        - Друзья навек, вот так, да?  - он внимательно изучал мое лицо. Казалось, он пытается внести его в каталог памяти.
        Невозможно было на него не смотреть.
        Друзья навек  - такое избитое выражение, но, произнесенное им, это прозвучало как музыка или стихи. Я знала, что это значит нечто другое. Но для меня это значило  - ты мне нужна навсегда. Я пыталась найти в его голосе следы юмора, но их там не было… Только требование. Мы стояли там, такие юные, и были так уверены друг в друге. Холодная темная комната внезапно наполнилась светом и теплом.
        Мэтт моргнул, и у меня закружилась голова. От затылка до кончиков пальцев на ногах пробежала теплая волна. Он раскрыл и протянул ко мне руки, приглашая меня в объятие, но я не могла пошевелиться, я вся превратилась в клубок сплошных эмоций, лишь только глядя на его лицо.
        Нельзя пережить заново момент, когда ты впервые признался кому-то в любви или понял, что кто-то любит тебя. Невозможно возродить это ощущение страха, восхищения, самоосознания, страсти и желания, смешанных воедино, потому что это никогда не происходит больше одного раза. Оно, вот такое, останется с тобой на всю жизнь. Это не значит, что ты больше никого не полюбишь или не сможешь жить дальше; это лишь значит, что вот этот внезапный момент, крошечная секунда, когда ты сделал прыжок, когда твое сердце вырывается из груди, а разум мутится от бесконечных  - а что, если?  - вот только это мгновение больше никогда не повторится. Никогда ты не будешь чувствовать так ярко, как в этот первый раз. По крайней мере я запомнила его именно так. Моя мама всегда говорила, что мы увековечиваем наше прошлое. В воспоминаниях все кажется лучше, чем было.
        - Да, навек,  - наконец ответила я.

12. Казалось, все так хорошо
        ГРЕЙС
        Спустя две недели мы собирались в Калифорнию на Рождество. Мы мало виделись после той ночи в фотостудии, потому что оба были по уши загружены подготовкой и экзаменами, а кроме того, Мэтт еще работал сверхурочно, чтобы заработать на мой билет.
        - А где мы там будем жить?
        - У моей мамы. У нее в Пасадене крошечный домик, но там есть свободная спальня. Там лучше, чем у отца, у них еще обслуга… Просто смешно.
        Он сидел на большом лиловом пуфе в углу моей комнаты, перелистывая Нэшнл Джиогрэфик, скрестив ноги в узких джинсах и скинув ботинки. Он выглядел спокойным и расслабленным в своей футболке с очередным ансамблем и большой клетчатой кепке.
        - Что значит  - обслуга?
        Он отмахнулся:
        - Ну там типа горничной, всякое такое.
        - Ой.  - Я внезапно занервничала. Даже если мы не будем там жить, мне все равно придется в какой-то момент встретиться с его отцом, братом и мачехой. Было страшно, что они обо мне подумают. Бедная, убогая Грейс в жалких тряпках из секонд-хенда.
        - Не дергайся, Грейс, они просто строят из себя. Будь собой. Ты офигенная.  - Он отложил журнал и посмотрел на меня:  - Между прочим, что от тебя в итоге хотел Порнсайк, когда искал тебя тогда вечером в магазине?
        - Он все пытается уговорить меня ехать с ними за границу. Теперь Тати тоже согласилась, и он надеется, что и я заглотну приманку.
        - А,  - тихо проговорил он. Взгляд его стал рассеянным.  - Он вел себя, как будто хотел сказать что-то важное.
        - Ну, он такой,  - сказала я.
        - Навязчивый.  - Мэтт снова начал перелистывать журнал, не глядя на меня.
        - Он за меня переживает.
        - Хочет залезть тебе под юбку.
        - Как и ты,  - я подошла к нему, выхватила журнал и отбросила в сторону.
        - Это правда,  - согласился он, подмигивая.
        Стоя у него между колен, я наклонилась и поцеловала его в макушку. Он обхватил мои ноги и начал гладить их снизу вверх.
        - Ты нарочно надеваешь такие короткие платья, чтобы сводить меня с ума?
        Его голос был хриплым. С той ночи, как Мэтт показал мне свое умение, мы не делали ничего такого, только целовались. Хотя мы и спали несколько раз в одной кровати обнявшись, измученные бесконечным марафоном подготовки к экзаменам. Честно говоря, меня поражала его выдержка. Он был святой. Мы были готовы, я была готова, и Мэтт это знал. Теперь, когда весь стресс от экзаменов был позади, единственным напряжением осталось это вожделение, изводившее наши тела и требующее разрядки всякий раз, когда мы касались друг друга.
        - Я почти собралась. Сейчас приму душ и приду к тебе. У тебя есть вино?  - спросила я.
        - Кажется, было немного,  - пробубнил он мне в живот. Я взъерошила его волосы.
        - Я хочу немножко выпить, чтобы расслабиться.
        Он сильнее сжал мои ноги и взглянул на меня снизу. Он все понял.
        - Я схожу за вином.
        Я кивнула:
        - Во сколько наш самолет завтра утром?
        - В шесть пятнадцать.
        - Уй, так рано,  - я посмотрела на часы. Было почти одиннадцать ночи.
        Мэтт поднялся, взял мое лицо в ладони и нежно поцеловал.
        - Просто приходи, как будешь готова. Мы поспим в самолете.
        Я сглотнула и кивнула.
        Дойдя до двери, он развернулся.
        - Эй, Грейс,  - он схватился за притолоку и подтянулся на ней несколько раз, глядя в пол. Я смотрела, как работали его мускулы, сжимаясь и разжимаясь.
        - Да?
        - Прежде чем ты придешь… Будь уверена… Ладно?  - Он посмотрел на меня прищурившись.  - И надень это платье.
        Его майка задралась, обнажая нижние мускулы живота. Я не могла оторвать от него глаз. Когда я снова взглянула ему в лицо, я ожидала увидеть ухмылку, но его рот был плотно сжат. Все было серьезно.
        - Ладно,  - ответила я.
        Когда он ушел, я еще раз перерыла шкаф в поисках чего-нибудь такого, что можно было бы надеть в гости к его богатому папочке. Я упаковала с собой практически весь свой гардероб. Потом я сняла платье, положила его на кровать и пошла в душ. Там я тщательно вымыла каждый сантиметр своего тела, в то время как в моей голове проносился миллион всяческих неуверенных мыслей.
        Я закрыла глаза под струей горячей воды и стала глубоко дышать. Моя рука инстинктивно скользнула вниз, пока я снова и снова представляла себе прикосновения Мэтта. Я погладила свою грудь, стараясь вообразить себе, что он может почувствовать. Интересно, я сексуально привлекательна? Я постаралась представить, какие надо принимать позы или движения. Но я не имела об этом ни малейшего понятия.
        После душа я быстро высушила волосы и намазала чуть-чуть блеска для губ. У меня был единственный нарядный комплект белья  - из дешевого черного кружева, которое чуть-чуть расползалось на бедрах. Я надела его и посмотрела на себя в зеркало в полный рост. Мои нервы стали понемногу успокаиваться. Я слегка подняла руками грудь, а потом провела ими по бокам до бедер. Мне хотелось знать, какой он увидит меня. Кожа везде была гладкой, теплой и влажной. Я натянула через голову свое красное платье в черный цветочек.
        Все было готово к отъезду. Вещи сложены, сумки стояли возле двери. Единственным пунктом в моем расписании осталось расстаться с девственностью. Я снова начала нервничать, но я была готова.
        Через минуту я постучалась в его дверь. Когда я услышала за дверью шорох, сердце у меня ушло в пятки. Мэтт сказал, чтобы я была уверена, но меня снова охватили сомнения.
        Он широко распахнул дверь. В его руках уже был бокал вина, который он мне тут же и вручил:
        - Вот. Тебе может понадобиться.
        В свойственной мне дурацкой манере я начала болтать что-то вроде:
        - Да, но я тут подумала, но я не знаю, может быть, не надо, еще неизвестно, как все будет, и если тебе не понравится… То есть я не знаю, что мне делать… или чувствовать…
        - Грейс, остановись. Не надо ничего говорить. Пей свое вино и расслабься. Это просто мы, ты и я.
        - Хорошо.  - Я подошла к проигрывателю и поставила диск «Зе Бэндс»[9 - The Bends  - второй студийный альбом группы «Радиохэд» (Radiohead, англ.), вышедший в свет в начале 1995 года. Стал трижды платиновым в Британии.].
        - Прекрасный выбор, леди,  - отозвался Мэтт с другого конца комнаты, где он запихивал какие-то вещи в сумку.
        Он был голым по пояс, а его черные джинсы, в которых не было ремня, свисали ниже линии трусов.
        Я плюхнулась поперек кровати, поставила бокал с вином на пол и взяла его камеру.
        - Скажи cheese.
        Он обернулся и улыбнулся, а я смотрела на него в видоискатель.
        - Нет, ты нравишься мне гораздо больше с другой стороны этой штуки.  - Он потянулся и взял у меня камеру, и я отдала ее с облегчением.
        Я перекатилась на спину и задрала ноги так, что мое платье упало на бедра сверху. Он начал щелкать затвором.
        - Грейс, ты такая красивая.
        - А я кажусь тебе секси?
        - Да. Очень.
        Я села на край кровати, а он поставил камеру на тумбочку. Я допила вино, слушая песню, которая как раз началась:
        - Она мне нравится.
        Он потянулся за подолом моего платья, а я  - к пуговице на его штанах.
        - Привстань, детка.
        - Мэтт, но я совсем не знаю, что надо делать.
        - Ты поймешь.
        Он поднял платье и снял его с меня через голову, а затем покрыл поцелуями мою шею, как будто это было его единственной целью. Температура вокруг нас повысилась раза в три. Его рука скользила по моей шее, вниз, вниз, и наконец оказалась под кружевами. Я почувствовала его твердость.
        Прервав поцелуй, я отступила. Его грудь тяжело вздымалась. Я смотрела, как он пожирает меня широко распахнутыми глазами, и ждала, и так хотела его.
        Он кивнул: «Мне все нравится».
        На меня что-то нашло, и я наконец почувствовала себя уверенно и вдохновленно. Шагнув к нему, я стянула с него джинсы вместе с трусами и опустилась на колени.
        - Вау.  - Стоп, это я только что сказала Вау? Я почувствовала себя идиоткой. Я не могла притворяться, будто знаю, что надо делать, особенно теперь, когда увидела эту штуку внизу. Вся напускная уверенность тут же испарилась. Я услышала, как Мэтт усмехнулся.
        - Грейс, поднимайся.
        - Почемуу?  - прохныкала я, когда он поднял меня, схватив под мышки. Я глянула ему в лицо  - он скалился во все зубы.
        - Ты знаешь, что ты самая прикольная на свете?
        Я скрестила руки на груди и скорчила надутую рожицу.
        - Черт побери, а я-то пыталась быть сексуальной.
        - И это тоже. Идем просто ляжем. Не будем торопиться.
        НИКТО никогда не говорит о том, насколько неловко себя чувствуешь в такие моменты. Когда ты пытаешься изобразить то, что видел по телевизору или о чем читал в книжках, все кажется странным и неестественным. Я дотянулась до бутылки и сделала большой глоток. Мэтт тоже лег в постель. Он был совершенно голым. Его спокойная уверенность была настоящим спасением  - он не изображал крутого парня, не пытался быть страстным и опытным. Ему и не надо было притворяться ни страстным, ни опытным  - он и так был таким. Я с важным видом сняла лифчик и трусики и легла рядом с ним.
        Он смотрел вверх. Потом повернулся на бок, оперся на локоть, сказал мне: «Закрой глаза», и начал целовать.
        Стало горячо, и напряжение все нарастало. Когда он слегка прикусил зубами мою нижнюю губу, я думала, что потеряю сознание. Он просунул руку мне между ног, трогая меня там. Я не вскрикнула, не затаила дыхание и не остановила его. Я хотела еще, еще касания, еще давления. Я прижала его руку своей и нажала сильнее. Как он и говорил, я знала, что делать. Страх и неуверенность ушли.
        Его губы блуждали по моему телу, останавливаясь на груди, его язык играл с моими сосками, а рука продолжала свою работу. Из меня вырывались тихие стоны и вздохи: «Аааахххх». Не так, как это делают женщины в кино, а ненароком, просто от удовольствия. Он сжал мои бедра и поцеловал меня еще глубже. Затем скользнул по шее к уху и целовал там, пока я не начала извиваться под ним. Чистый восторг.
        - Почувствуй меня,  - прошептал он. Как я могла не сделать этого? Я была готова принять его. Я обхватила его рукой и потянула к себе, туда.
        - Немного подожди,  - остановил он меня. Он приподнялся и разорвал обертку презерватива.
        - Но я принимаю таблетки,  - робко заметила я. Он удивленно качнул головой. Я смотрела на него, не мигая. Свет в комнате был тусклым, но его как раз хватало, чтобы мы могли видеть лица друг друга. Нельзя не признать  - хорошая шутка иногда бывает уместна перед тем, как навсегда утратить девственность.
        Мэтт рассмеялся. Я бесстыдно вытянулась на кровати и снова обхватила его рукой.
        - Сделай со мной это. Просто сделай.
        Он продолжал улыбаться, но на его лице отразилось уважение.
        - Грейс, ты такая непредсказуемая.
        Теперь он нависал надо мной, опираясь на локти. Он снова нежно целовал меня, слегка посасывая нижнюю губу. Все вокруг как будто замедлилось, и потом он снова положил руку мне между ног и потрогал меня, еще нежнее, чем раньше.
        - Ахххххх,  - застонала я.
        Он довольно кивнул и приподнял мои бедра, подтянув их к себе. Мое тело раскрылось ему навстречу. Я ждала. Это ожидание усиливало все ощущения  - тепло, напряжение, пульсацию внутри меня. И я знала, что так должно быть.
        - Я люблю тебя,  - прошептал он мне на ухо и тут же оказался во мне. Я ощутила мгновенное давление, но это не было так больно, как я боялась. Он двигался медленно, и скоро это стало казаться совершенно естественным, как что-то, чего мне всегда не хватало. Мы вместе задвигались быстрее, не сдерживая стонов. Было так странно знать, что каждый из нас, двигаясь для собственного удовольствия, дарит его другому. Секс, как ничто другое на свете, может быть эгоистичен и альтруистичен одновременно. Жара и холод, инь и ян, черное и белое, и все, что между ними. И наконец весь мир обрел новый смысл. Я постигла его главный секрет.
        Эхо его слов продолжало отдаваться в моем мозгу в такт нашему движению. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
        Я тоже люблю тебя. Всегда. Навсегда.

13. Что же изменилось?
        ГРЕЙС
        Нам с Мэттом удалось поспать буквально двадцать минут до того, как зазвонил будильник. Выключив его, он перекатился на меня, прижавшись всем своим обнаженным телом. Я запустила руки в его шевелюру, а он наклонился и, обхватив губами мой сосок, начал лизать и слегка покусывать его. Темнота комнаты была как будто заряжена электрической энергией.
        - Тебе не больно?  - спросил Мэтт шепотом.
        - Нет.
        Я хотела его всем телом… Снова. Я ожидала каких-то болезненных ощущений внутри, крови или кошмарных сожалений о том, что всего несколько часов назад я была девственницей. Но ничего такого не наблюдалось  - кроме двух ненасытных молодых тел, жаждущих друг друга.
        Он продвинулся от спины к шее и теперь целовал ямку у меня за ухом. Я тяжело задышала. Двухдневная щетина на его лице возбуждающе покалывала мне шею. Бедром я чувствовала его твердость и жар, он прижался ко мне изо всех сил…
        - Ооо, Мэтт…
        - Мне нравится это слышать.
        От его шепота в ухо меня всю словно пронзило током. Я задрожала всем телом. Нас больше ничто не могло остановить. Сила этих ощущений лишала воздуха. Наши тела сливались, сцеплялись, сжимались, целовались, кусались, двигались вверх и вниз, катались туда и сюда по узкой кровати Мэтта, непрерывные в своем движении.
        Он повернулся на спину и посадил меня верхом, сказав: «Вот так», а затем приподнял мои бедра и устремился в глубь меня. Я выгнула спину и прижала руки к его твердому животу.
        Я слышала, как мои собственные звуки, похожие на слабое мяуканье, смешивались с глубоким, тихим, утробным шумом, вырывавшимся из груди Мэтта.
        - Ты чувствуешь? Ты чувствуешь это, Мэтт?  - я задвигалась быстрее.
        - Да, детка,  - ответил он приглушенным голосом. Его глаза были затуманены желанием, губы раскрыты.
        Я задвигалась еще быстрее, а затем откинулась назад, положив руки ему на бедра, еще усиливая темп. Он прижал большой палец к клитору. Легкие движения его пальца затмили мне целый мир. Стены могли бы обрушиться, моя виолончель в углу  - заняться пламенем, а я бы осталась там, где была, до самого конца, соединенная с Мэттом воедино, двигаясь в одном ритме с ним.
        Когда начались судороги, он сжал руками мою талию и напрягся. Я чувствовала, что мой рот раскрыт, но из него не вырывается ни звука. Я не могла вздохнуть, боясь, что все может закончиться. Я закрыла глаза. Было так странно: я не то чтобы забыла про Мэтта  - это было невозможно,  - но я не осознавала ни себя, ни его. Я забыла, где я и что со мной, когда в порыве восторга по моему телу побежали, чередуясь, холодные и горячие волны. Где-то внизу снова началось движение, более сильное, чем раньше. Мэтт издал странный полузадушенный звук.
        Из моего горла вырвалось: «Да!», и это было практически больно. Оно звучало не победительно, как в кино, а тихо-тихо. Эйфорически.
        Прежде чем я упала на Мэтта, полностью обессилев, в моем мозгу пронеслась единственная мысль. Я просто обязана заполучить ту книжку, которую ему дала его мама.
        Спустя минуту Мэтт пошевелился подо мной. Я лежала, распластавшись на нем. Он поцеловал меня в макушку и глубоко вздохнул.
        - Нам пора идти, да?  - пробормотала я, уткнувшись лицом в изгиб между его плечом и шеей.
        - Да, лучше бы пойти. Хотя я бы не возражал остаться с тобой тут на весь день. Даже идея провести Рождество в Нью-Йорке кажется мне совсем неплохой.
        - И тебе не будет жаль не провести Рождество с родными?
        - Нет,  - увереннно ответил он.
        - Нет?
        - Ну разве что будет жаль не встретиться с мамой. Но я бы точно не скучал по чопорным обедам с моим противным братцем.
        - Как вышло, что вы с ним такие разные?
        Он перевернул меня на спину и соскочил с кровати.
        - Наверное, мне повезло,  - сказал он с небрежной улыбкой.  - Я в душ.
        Я смотрела на его прекрасную спину. Даже в утреннем полусвете на ней можно было различить четко очерченные мускулы.
        По пути в аэропорт я заснула на заднем сиденье в такси, положив голову Мэтту на плечо.
        - Просыпайся, малыш. Приехали.  - Мэтт глянул на часы.  - Черт, надо бежать.
        Он выхватил из багажника свою сумку и мой маленький чемодан на колесах. Мы проскочили регистрацию, и, не успела я моргнуть глазом, как мы уже оказались в самолете. Мне досталось кресло в середине, а Мэтту  - у окна. Я снова упала ему на плечо и заснула, не дожидаясь взлета.
        Где-то на середине полета я проснулась, потому что нас немного тряхнуло. Мэтт спал, надев наушники. Я пошла в туалет, а когда вернулась, Мэтт заказал нам по «Кровавой Мэри». Я снова села рядом с ним. Он смотрел на меня сияющими глазами.
        - Грейси,  - сказал он, протянув мне стаканчик.
        - Маттиас,  - ответила я. Электричество между нами никуда не исчезло.
        - Я взял тебе двойной.
        - Я никогда раньше это не пробовала,  - сказала я, застегивая ремень.  - Но однажды надо попробовать все.
        Я отпила глоток и удивилась, как мне понравилось сочетание остроты и соленого томатного вкуса:
        - Алкоголь вообще не чувствуется.
        - В этом вся штука,  - засмеялся Мэтт.
        Я повернулась и посмотрела ему в лицо. Под глазами у него были темные круги, а волосы торчали во все стороны. Но он все равно умудрялся выглядеть страшно привлекательно. Он тоже отпил глоток, взглянул на меня и разулыбался: «Хорошо, а?» Его голос был тихим и с такой хрипотцой, что у меня побежали мурашки по всей спине и ниже, туда, в пространство между ногами.
        - Угу,  - выдохнула я. Я думала о том, чем мы с Мэттом занимались несколько часов назад и что это значило для нас… Кем это сделало нас теперь…
        Его улыбка исчезла, а выражение лица изменилось, как будто он мог прочитать мои мысли:
        - С тобой все в порядке?
        - Ага.  - Я была в порядке и даже счастлива, и вся полна ожиданий  - но я чувствовала и легкое беспокойство, даже не знаю почему. Казалось бы, мой первый раз был безупречным  - можно сказать, почти невероятно прекрасным. Я слышала столько ужасных историй от девочек в старших классах, как ужасно, больно, противно было им в первый раз  - это невозможно было сравнить с моей историей. Каждый ее миг был прекрасен. Мэтт не давил на меня, был так терпелив, так осторожен. Он был ласковым, знал все, что нужно, а потом был внимательным и нежным. Все воспоминания снова закружились в моей голове… как он касался меня рукой в темноте его крошечной комнаты… Его губы… его губы везде…
        Мэтт смотрел, как я сидела с застывшим взглядом и раскрытым ртом. Он догадался, о чем я думаю, и подмигнул мне: «Я люблю это выражение твоего лица».
        Потянувшись, я коснулась его губ своими, ища успокоения. Мы покорились потоку энергии, окружавшему нас, как будто питая его, мы рассчитывали его насытить. Мы начали целоваться медленно и нежно, касаясь друг друга языками, и вдруг я услышала неподалеку безошибочный звук характерного покашливания. Я обернулась через плечо. Женщина в крайнем кресле внимательно смотрела на нас. С виду это была бодрая дамочка из южанок, с обильной косметикой и взбитыми волосами, выкрашенными в яркий блонд.
        Возможно, мы и в самом деле вели себя некрасиво, целуясь взасос в тесных креслах набитого самолета. Но мне было все равно. Если бы Мэтт попросил меня, я была готова раздеться догола прямо здесь.
        Я улыбнулась ей. С выражением лица: «Все с вами ясно», она подняла глаза к небу и улыбнулась в ответ.
        Мэтт казался вымотанным. Найдя мою руку, он крепко сжал ее, опустил голову на спинку кресла и закрыл глаза. Я взяла свой стаканчик с откидного столика и допила его в три больших глотка. Было очень вкусно, и алкоголь подействовал на меня почти мгновенно. Я положила голову Мэтту на плечо и заснула.
        - Я забыла спросить, а как мы доберемся к твоей маме?
        - Она встретит нас,  - ответил Мэтт, выцепляя мой фиолетовый чемоданчик с багажной ленты.
        Когда мы вышли из здания аэропорта Лос-Анджелеса, к нам подъехал коричневый минивэн. Мэтт открыл скользящую боковую дверь и раскинул руки:
        - Мама!
        Она счастливо просияла:
        - Маттиас, я так скучала! Давайте забирайтесь скорей.
        - Мам, это Грейс,  - сказал Мэтт. Я, волнуясь, стояла рядом, пока он грузил вещи в машину.
        - Грейс, я столько слышала о тебе. И так рада наконец увидеть. Меня зовут Алетта,  - она потянулась, обернувшись из-за руля, и пожала мне руку. Она говорила с легким греческим акцентом. Хрупкая, тонкокостная, с резким, но красивым лицом и таким же безукоризненным носом, как у Мэтта. В ее темных волосах мелькали седые пряди, и на ней был тонкий длинный шарф, обмотанный вокруг шеи столько раз, что напоминал ворот свитера.
        - Рада познакомиться, Алетта.
        Мэтт сел на переднее сиденье, а я сзади, посередине. Вместо третьего ряда кресел, обычных для минивэна, там лежала куча разных материалов и инструментов для рукоделия, включая большой металлический гончарный круг.
        - Маттиас, мне только что удалось раздобыть это колесо за копейки. Но мне нужна твоя помощь, чтобы разгрузить его в Лувре,  - оно тяжелое, мне самой не справиться.
        - Конечно, мам.
        Она взглянула на него и широко улыбнулась:
        - Что, больше не мамочка? Мой сын стал слишком взрослым, чтоб называть меня мамочкой?
        - Мамочка,  - отозвался Мэтт писклявым детским голосом.
        - Дурачок.
        Видно было, как легко им друг с другом. Хотела бы я так же общаться со своей мамой.
        - Грейс, Маттиас говорил мне, что ты музыкант?
        - Да, я занимаюсь музыкой.
        - Ты играешь на виолончели?
        - Да. Я могу играть и на других инструментах, но на виолончели получается лучше всего.
        - У папы Мэтта дома стоит роскошный рояль. Ты должна поиграть на нем, когда вы пойдете туда в гости. Чертовски жаль, что такой прекрасный инструмент вынужден всю жизнь выполнять роль обычного предмета мебели.
        - Точно,  - поддакнул Мэтт.
        - Может быть. Я подумаю, что бы такое сыграть, чтобы всем понравилось,  - не могу сказать, что мне понравилась эта идея. Из того, что я слышала про семью Мэтта, можно было сделать вывод, что они окажутся суровыми критиками любого искусства.
        Вскоре мы въехали в узкий длинный проезд возле маленького прелестного бунгало, с крышей из дранки зеленого цвета и красно-коричневыми двустворчатыми ставнями.
        Дворик перед домом выглядел как английский сад с кустами по пояс, но кусты были аккуратно выстрижены и не казались дикими зарослями. Воздух был прохладным, но ничего похожего на нью-йоркский мороз.
        - Тут так красиво,  - сказала я, ступив на дорожку.
        - Теперь, когда мальчики выросли, у меня полно времени, чтобы возиться в саду.  - Алетта отперла дверь, по обеим сторонам которой висели бронзовые лампы.  - Входи, Грейс, я покажу тебе вашу комнату. Маттиас, оттащи, пожалуйста, это колесо.
        Мэтт побежал обратно к машине, а мы зашли в дом.
        Я не знала, чего ожидать. Она собиралась подвергнуть меня допросу третьей степени или зачитать свод правил поведения в этом доме? Я нервничала и чувствовала себя не в своей тарелке. Мы зашли в гостевую спальню, и Алетта тут же распахнула настежь окно, чтобы впустить свежий воздух  - точно так же всегда делал Мэтт, входя в комнату. Они были так похожи  - плавными изящными движениями, легкими характерами. Интересно, что же Мэтт унаследовал от отца? И унаследовал ли хоть что-то?
        Она подошла ко мне и обхватила за плечи. Я втянула живот.
        Она тепло улыбнулась.
        - Не нервничай ты так. Я хотела улучить минутку, чтобы сказать тебе  - Мэтт кажется таким счастливым в последнее время, и я думаю, что это связано с тобой.
        - Да?  - я старалась казаться спокойной.
        - Ну, и я хотела сказать  - добро пожаловать.
        Я поставила свой чемоданчик и заметила, что она принесла сюда же сумку Мэтта.
        - Большое спасибо, что пригласили меня, Алетта. Я правда очень рада, что Мэтт смог взять меня с собой на праздники.
        Я указала на двойную кровать, укрытую пестрым покрывалом:
        - Я буду спать здесь?
        - Да, я думаю, вам будет тут удобно. Маттиас любит эту кровать.
        Я сглотнула. Вам. В глазах защипало, как будто я долгое время не моргала. Может, я и правда об этом забыла. Алетта обняла меня.
        - Грейс,  - сказала она, смеясь.  - Милая Грейс, я же не вчера родилась.
        Она вышла из комнаты, оставив меня в изумлении. В изнеможении я рухнула на кровать.
        Вечером, после долгого сна, мы с Мэттом сидели за большим дубовым обеденным столом. Алетта налила нам по полной тарелке горячего, душистого домашнего куриного супа.
        - Ты говорил с Александром?  - спросила она у Мэтта, поставив тарелки на стол.
        - Нет.
        Она подняла голову от тарелки и поглядела на него, нахмурившись, поверх квадратных очков, сдвинутых на самый кончик носа. Она казалась огорченной, но я не знала ее настолько хорошо, чтобы быть уверенной в этом.
        - Нет, мам. Мы с Алексом не особо разговаривали и в мой последний приезд.
        Она опустила вилку, взглянула на меня и снова на Мэтта.
        - Вы с ним братья. В детстве вы были неразлучны. Что происходит с этой семьей?  - Голос ее дрогнул.
        Мэтт казался возмущенным, но постепенно его лицо смягчилось.
        - Я поговорю с ним, мам.  - Он протянул ей руку. Она взяла ее, поцеловала в ладонь и отпустила.  - Просто я не могу отделаться от ощущения, что такие, как Алекс, держат нас за какую-то низшую расу. Вот он ходит, весь такой в розовых шортах и рубашке поло и воображает себя Адонисом,  - Мэтт ухмыльнулся.
        Я подавилась куском курицы и не могла удержаться от смеха. Даже Алетта не выдержала. Она хохотала, не в силах перевести дух, так что по щекам у нее покатились слезы. Еле-еле она сумела возразить:
        - Эй! Он тоже мой сын.
        Общее настроение внезапно прояснилось.
        - Ну, ты в этом не виновата,  - заметил Мэтт, все еще смеясь. Мы все с трудом переводили дыхание.
        - Ох, Маттиас. Вот в этом ты пошел в отца.
        - В чем  - в этом?  - заинтересовалась я.
        Алетта тепло улыбнулась.
        - Они с отцом оба легкомысленные. Ни о чем не могут думать серьезно больше двух минут, чтобы не превратить это в шутку.
        - Он больше не такой,  - возразил Мэтт.
        Плечи Алетты все еще качались от сдерживаемого смеха.
        - Ну, по крайней мере раньше твой отец был таким.
        Мы доели суп, ведя приятную беседу, и Мэтт встал из-за стола.
        - Спасибо, мам. Было очень вкусно. Грейс, хочешь пойти в душ, пока я помогу убрать со стола?
        - Да, спасибо. Но я тоже могу помочь.
        - Не валяй дурака, Грейс. Мы справимся.  - Алетта потрепала меня по плечу.
        На выходе из столовой я заметила большое панно с фотографиями в деревянной раме. Мэтт проследил за моим взглядом. Там было много детских фото Мэтта и Алекса, детские рисунки, какие-то вышивки, поделки из глины и несколько черно-белых фотографий молодой Алетты, которая весело смеялась.
        - Это я сделал, когда был маленький,  - сказал Мэтт.
        - Потрясающе,  - я подошла рассмотреть получше, и Мэтт пошел за мной.  - Она была твоей первой музой.
        Я обернулась и взглянула в его темные прищуренные глаза. Все как будто на минуту застыло. Он смотрел на мои приоткрытые губы. Его пальцы пробежали по моей щеке. Их прикосновение к моей коже казалось божественным. Я задрожала.
        - Это ты моя муза, Грейс.
        Музыка, которой научил меня Орвин, вдруг охватила меня. Моя душа была полна ею, когда Мэтт наклонился к моим губам с нежным поцелуем.
        Когда я проснулась утром, кровать со стороны Мэтта была пустой и холодной. Я выбралась в столовую. Алетта сидела за столом одна, пила кофе и задумчиво ела овсянку из широкой миски.
        - Доброе утро, дорогая.
        - Доброе утро, Алетта. А Мэтт уже ушел?
        - Да, побежал по делам. Он не хотел тебя будить. Будешь овсянку?
        - Спасибо, мне только кофе.
        - Садись.
        Когда она поднялась, я увидела, что на ней были заляпанный фартук и садовые башмаки. Она заметила, что я рассматриваю ее.
        - Я была в Лувре. Это моя студия позади дома, также известная как гараж. Я называю ее так, потому что, елки-палки, хочу, чтобы мои работы выставлялись в Лувре  - и это максимальное приближение к моей мечте. Я могу тебе показать после завтрака.
        Она прошла в кухню, а я села к столу. Задумчиво водя пальцем по прожилкам дерева, я наблюдала, как она ищет чистую кружку в подвесном шкафу. Алетта выглядела так, будто ее душа находилась в полной гармонии с миром, будто в нем не было никаких тайн для нее.
        - Я боюсь встречаться с папой Мэтта и его семьей,  - призналась я, даже не подумав, что ей может быть неприятно слышать про его другую семью.
        Она на мгновение остановилась в своем движении, замерла, стоя на носках и заглядывая на верхнюю полку шкафа. Это продлилось столько, что я успела понять, что мои слова были ей действительно неприятны.
        - Все будет в порядке,  - ответила она, не глядя на меня. Вернувшись в столовую, она вручила мне глиняную чашку ручной лепки, наполненную черным душистым кофе.
        - Чарльз, отец Мэтта, когда-то был очень похож на него,  - улыбнулась она.
        - Когда-то?
        Она указала на стол, где на серебряном подносе стоял маленький кувшинчик со сливками.
        - Мне лучше черный,  - ответила я на незаданный вопрос.
        Она присела с другой стороны стола, откинулась на спинку стула, сняла очки и пристроила их возле миски из-под овсянки.
        - Деньги иногда меняют людей. Насчет Александра, брата Мэтта, ты можешь не волноваться. Тебе нужно приглядываться к Монике, особенно когда она будет находиться возле Маттиаса. От нее можно всякого ожидать. Александр, он просто… Ну, я думаю, Мэтт вчера достаточно точно его описал. Благожелательным я бы его не назвала, но он безвредный. Думаю, это наиболее мягкое определение.
        Я широко раскрыла глаза, потрясенная ее откровенностью.
        - Я говорю как есть, Грейс. Монику всегда тянуло к Мэтту. Просто к деньгам ее тянуло еще сильнее. Я думаю, что Александр знает об этом, отсюда и этот барьер между братьями. Они разные, но всегда были очень близки, пока она не встала между ними.
        Мне очень хотелось сменить тему. Я кивала и пила кофе, несмотря на спазмы в желудке.
        - Мне бы хотелось что-то подарить Мэтту,  - начала я. Алетта молчала.  - Но у меня почти нет денег. Может быть, вы могли бы мне подсказать, что может ему понравиться?
        Она оторвала глаза от своей чашки и улыбнулась.
        - Ну конечно. Я рада, что ты спросила. Думаю, я знаю, что отлично подойдет. Пойдем в мою студию.
        Я пошла за Алеттой в гараж, который выглядел таким же старым, как дом, но поддерживался не в таком порядке, и его бежевая, потрепанная дранка на крыше явно просила ремонта. Алетта втолкнула меня внутрь и быстро закрыла дверь, хихикнув, будто мы с ней были школьницами, решившими похулиганить. В гараже повсюду были полки с сохнущими свежевылепленными горшками и скульптурами, тут же стоял мольберт с полузаконченным пейзажем. Полки уходили по стенам до самого верха, и все до краев были забиты кистями в жестянках, стеклянными банками и разными инструментами. Единственной нетронутой, чистой поверхностью была гладкая металлическая крышка гончарного круга, который вчера принес Мэтт. Алетта взяла халат, висевший на двери сзади, и сунула мне.
        - Хочешь сама сделать что-нибудь для Мэтта?
        - Да, но только что? Я ведь не умею ничего такого,  - я взяла в руки небольшой цилиндр, бывшую банку из-под кофе, наполненную тонкими острыми инструментами.  - Это для чего?
        - Это для обработки кожи.
        - О! Мэтту нужен ремень! Он носит вместо него два связанных шнурка.
        - Отлично,  - сказала она. Подойдя к высокому железному шкафу в углу, она вынула оттуда прочную кожаную ленту с четырьмя дырочками, пробитыми с одного конца.  - Тебе нужна только пряжка. Мы можем поехать поискать нужную на барахолке.
        С каждой секундой я все больше влюблялась в нее.
        Взяв крошечный молоточек и несколько инструментов из кофейной жестянки, я показала их ей.
        - Мне надо просто стучать ими по коже?
        - Сначала надо немного намочить кожу, чтобы она стала более мягкой. Тогда узор пропечатается лучше и сохранится дольше, может, даже и навсегда.  - Алетта подошла к раковине и вернулась с мокрой тряпкой в руках. Она увлажнила ремень, промокнула его маленьким полотенцем и отступила на шаг.  - Он в твоем распоряжении.
        - Какой же узор мне сделать?
        - Какой тебе хочется.
        Я посмотрела на инструменты. У каждого из них были разные наконечники. Один был как круг, очерченный тремя линиями. Я взяла его и еще один, со сплошным маленьким кружком, и вдавила большой круг в кожу. Он легко вошел, оставив четкий отпечаток. Тогда я взяла маленький кружок и вдавила его в центр уже отпечатанного узора.
        Алетта наклонилась надо мной:
        - О, это похоже на глаз, правда?
        - Да, наверно, похоже.
        - Тогда давай сделаем так. Можно?  - Я кивнула, и она взяла инструмент с узкой каплевидной головкой и сделала три отпечатка над узором глаза и три внизу. Затем она отпечатала второй глаз и повторила все снова. Потом взяла инструмент в форме месяца и несколько раз ударила им по краям сверху и снизу, создавая бордюр. Прежде чем я опомнилась, пять сантиметров узора было напечатано  - абстрактных, похожих на рисунок пейсли или на женский глаз, выглядывающий из переплетения затейливых завитков.
        - Ух ты, как здорово,  - произнесла я.
        - Теперь у нас есть узор. «Взгляд на Мэтта»  - можно назвать его так, если хочешь,  - засмеялась она.
        - Мой взгляд на Мэтта,  - поправила я, и она засмеялась еще сильнее.
        - Ему понравится. Повторяй узор снова и снова, пока не дойдешь до конца.
        Она пододвинула мне высокий деревянный табурет. Я села и принялась за работу.

14. У тебя были сомнения?
        ГРЕЙС
        Спустя несколько часов, как раз закончив украшать ремень, я услышала звук подъезжающего мотоцикла. Алетта ушла в дом поставить чай. Я убрала ремень в шкаф, закрыла его и подошла к двери сарая как раз в тот момент, как Мэтт открыл ее снаружи. Он втолкнул меня обратно и крепко поцеловал. Я обняла его, а он подхватил меня на руки, и я закинула ноги ему за спину. Захлопнув дверь изнутри, он прижал меня к ней.
        - И никаких «нет»,  - выдохнул он у меня над ухом.
        - Мэтт, твоя мама…
        - Это надо снять,  - он опустил меня на землю и снял с меня халат.  - Строго говоря, это все надо снять,  - он потянул с меня майку, но я остановила его.
        - Она сюда не придет,  - возразил он, задыхаясь.
        - Как, почему?
        Он опустил руки.
        - Потому что она знает, что мы здесь. Итак, на чем мы остановились?  - Он поднял глаза к потолку, постучал пальцами по подбородку и торжествующе наставил на меня указательный палец.  - Ах да, мы тебя раздевали.
        - Подожди, но, может, она думает, что в нас есть хоть немного почтения?
        - А может, она думает, что мы молоды и у нас любовь?
        Мне показалось, что в комнате исчез воздух и мы остались в вакууме. Тишина, в которой не прозвучало ни слова, и только наши глаза, которые мы не могли оторвать друг от друга. Выражение лица Мэтта было бесстрастным.
        Я вопросительно подняла брови.
        - Что?  - он слегка дернул плечом.
        - А мы на самом деле?
        - Молоды? Ну да, сравнительно.
        - Нет. У нас…
        - Грейс, а ты сама-то как думаешь?
        И его губы снова оказались рядом с моими. Но в этот раз поцелуй не был страстным  - он тянулся и тянулся, нежный и романтический, как будто мы пытались вместе растаять и слиться воедино.
        Наконец я прервала его:
        - У тебя здесь есть мотоцикл?
        Он ответил, ткнувшись головой мне в шею и поцеловав в ухо.
        - Не хочешь меня прокатить?
        - Ты даже не представляешь как.
        - Слушай, но мы с тобой даже не поговорили как следует о том, что было той ночью.
        - А что, об этом нужно разговаривать?  - его тон внезапно стал резким.
        Внезапная волна паранойи вырвала меня из его объятий, отбросив на пару метров. Он явно избегал разговора на эту тему. Но почему? Было что-то, о чем он не хотел говорить мне? Я была недостаточно хороша для него? Но как я могла соответствовать?  - подумала я в ужасе. Он был как божество, источающее отравляющую смесь секса и притягательности. Большую часть времени я наглядеться на него не могла. И в довершение всего он был добрым, умным, сильным и артистичным.
        Мироздание, ты издеваешься? Уже хватит! Более чем достаточно! Нельзя, чтобы один человек имел столько достоинств. Это нечестно!
        Маттиас был из тех парней, за которых хотят замуж все девочки. Из тех, чью фамилию ты пишешь красивым почерком рядом со своим именем на обложке своего тайного дневника. Грейсленд Шор. Грейсленд и Маттиас Шор. Мистер и миссис Шор. Воображаемые семейные фотографии бурлящим потоком крутятся в голове, как мерцающие звезды. Как ты стоишь рядом с ним, светящаяся от счастья, беременная в двенадцатый раз, а вокруг вас толпятся все ваши прелестные нарядные дети. Они обнимают вас за ноги, а вы неотрывно смотрите друг другу в глаза. Ты хочешь прокричать на весь мир: «Это. Мой. Мужчина!» И ты постоянно делаешь ему кучу минетов. Я не сделала ни одного, но я собиралась. Не важно, суть в том, что ты готова ради него на все.
        А потом, как мифологическое чудовище, он берет и уничтожает твое сердце в один момент, просто своим безразличием.
        А что, об этом нужно разговаривать?
        Ох.
        Он смотрел на меня искоса, вопросительно, заискивающе. Или он только притворялся, только играл со мной? От волнения у меня скрутило живот.
        - Так, Грейс, что за фигня с тобой происходит?
        Я больше так не могла.
        - Скажи честно  - я ужасна в постели?
        - Что? Ты что, спятила? Или ты так шутишь?
        - Ты собираешься отвечать на мой вопрос?
        Он распрямился.
        - Скажи, я действительно должен еще раз подчеркнуть, что я вот буквально только что сказал, что люблю тебя? Мне казалось, ты это поняла. Черт побери, Грейс, у меня непрерывный стояк, я тут безуспешно пытаюсь отыметь тебя, прижав к стенке мерзкого сарая во дворе моей собственной матери. Я-то думал, поступки всегда говорят лучше слов.
        Мы уставились друг на друга. Он понизил голос:
        - Прошлая ночь была самой восхитительной ночью в моей жизни. Клянусь тебе, у меня ничего даже и близко к этому не было. Ты уникальна, прекрасна и сексуальна, и ты все делала так, что я не могу перестать думать об этом.  - Он глянул на свои джинсы и засмеялся.  - Что делает жизнь в самолетах и в доме Алетты весьма проблематичной.
        Мое сердце растаяло. Я принадлежала ему.
        Он схватил меня за руку.
        - Пошли, дуреха. Я собирался взять тебя на обед к отцу, и мы уже опаздываем.
        - Что, правда?  - я посмотрела на часы. Я не думала, что Мэтт соберется навестить своего папу так быстро.  - Черт.
        Я кинулась в дом и заметалась там, как молящийся дервиш, описывая беспорядочные круги.
        - Я не знаю, что надеть,  - причитала я.
        Мэтт последовал за мной, уселся на кровать, закинул руки за голову и наблюдал за всем этим с удовлетворенной и самодовольной ухмылкой на лице.
        - Ну надень что-нибудь. Тебе во всем хорошо. И безо всего тоже.
        - Боже-боже-боже-боже,  - тряпки вылетали из моего чемодана и разлетались по комнате.  - Мне нечего надеть!
        - Вот это,  - сказал Мэтт, подбирая с полу какой-то предмет одежды.  - Надень вот это.
        Это было то платье, в маленький черный цветочек и с вырезом на спине.
        - А вниз надень колготки и сапоги. В этом ты выглядишь потрясающе.
        Я выхватила у него платье. Оно было мятое.
        - Давай его сюда,  - раздался голос из проема двери. Алетта протягивала мне руку.
        Я чуть не расплакалась, увидев ее теплую улыбку. Дома я сама гладила одежду не только себе, но и своему отцу, и всем сестрам, и брату. Мама всегда говорила, что это моя работа. Даже когда я приезжала из колледжа на каникулы, я проводила часы за проклятой глажкой и другой работой по дому. Я ненавидела глажку. Один вид гладильной доски приводил меня в ярость.
        И это предложение Алетты напомнило мне, как я хотела, чтобы у меня была вот такая заботливая мама  - вместо той, что позволяла отцовскому пьянству портить нашу жизнь. Такая, которая радовалась бы моим звонкам, которой было бы интересно, как мои дела.
        - Спасибо, Алетта.
        - С радостью, детка.  - И я видела, что это так и было. Погладить мне платье действительно было ей в радость.
        Через двадцать минут я сидела, ерзая, на переднем сиденье Алеттиной машины. Мэтт включил «Секс пистолз» на полную громкость и пристукивал в такт по рулю, перестраиваясь туда и сюда в плотном потоке, совершенно безразличный к моей нервозности.
        - Эй!  - крикнула я, перекрикивая музыку.
        Он сделал потише и посмотрел на меня:
        - Да не дергайся, Грейс. Они просто куча надутых придурков. Сыграешь им песенку. Они будут впечатлены. Моника будет ревновать. Александр умоется. Отец с женой будут сердечны, но снисходительны. Все будут говорить о том, какой знаменитый шеф приготовил сегодняшний ланч, а потом отец напомнит всем, сколько стоило вино на столе.
        - Мне неловко, что мы едем с пустыми руками.
        - Мама дала мне бутылку просекко.
        - Что это?
        - Шипучее вино, типа шампанского.
        Я с облегчением выдохнула:
        - Отлично.
        Когда мы подъехали к дому, который я скромно назвала бы дворцом, глаза у меня вылезли на лоб. Все здание было украшено белыми рождественскими лампочками, а в центре газона, вокруг которого тянулась подъездная дорожка к дому, стояла большая елка, покрытая огромными навороченными бантами и огромными же узорными стеклянными шарами.
        - Моя мачеха любит всю эту херню, но ничего не делает сама. Она просто нанимает, кого нужно.
        Я увидела за сиденьем бутылку вина и схватила ее. Мы вместе опасливо приблизились к входной двери. Мэтт нажал кнопку звонка. Мне показалось странным, что он не может просто открыть дверь и войти в дом, где вырос.
        Нам открыла пухлая женщина за шестьдесят, в накрахмаленном переднике, которые, как я думала, носят только в кино.
        - Маттиас,  - сказала она. Она говорила с очевидным немецким акцентом.
        Он наклонился и чмокнул ее в щеку.
        - Наина, это Грейс.
        - Очень приятно.  - Она крепко пожала мне руку, повернулась и пошла через холл по длинному коридору. Мы последовали за ней.
        - Кто это?  - беззвучно спросила я.
        - Домоправительница,  - прошептал Мэтт, наклоняясь к моему уху.  - Она злая.
        Я широко раскрыла глаза.
        Наина обернулась и замерла на полушаге.
        - Я все слышу, мой мальчик.
        Мэтт ухмыльнулся.
        - Наина здесь с моих двенадцати. Она помогала мне с уроками, научила меня ругаться по-немецки и всегда была готова принести мне кучу конфет.
        Наина топнула ногой и уперла руки в бока.
        - Маттиас,  - начала она грозно, но ее хватило лишь на секунду. Потом ее щеки покраснели, и она начала хохотать.  - Иди-ка сюда.  - Она практически оторвала Мэтта от пола, схватив его в свои медвежьи объятия.  - Я по тебе соскучилась. Без тебя тут все как-то не так.
        Они с трудом оторвались друг от друга.
        Мэтт показал пальцем себе на грудь:
        - Я всегда был ее любимчиком.
        - Ладно, хватит уже,  - ответила Наина, поворачиваясь и продолжая идти по коридору. Она сделала вид, что не заметила последней фразы, но я поняла, что так оно и было.
        До Рождества осталось два дня. Я шла на встречу с отцом Мэтта, его братом, его мачехой и его мстительной-бывшей-подружкой/уже-почти-женой-брата. Я порадовалась, что у меня в руках есть хоть что-то  - бутылка казалась мне щитом, прикрывающим меня от того, что ожидало нас в этой роскошной гостиной. Мэтт внезапно взял бутылку из моих рук  - прощай, мой щит!  - и вошел в гостиную на шаг впереди меня, раскрыв руки во всю ширину плеч, с бутылкой, зажатой в правой кисти.
        - С Рождеством, семейство. Это я!
        Я увидела отца и мачеху Мэтта. Они стояли у окна, занимающего пространство от пола до потолка и выходящего в огромный сад со сверкающим бассейном. Отец был одет в темный костюм с галстуком. На мачехе была бежевая узкая юбка до колен, белая блузка и сверкающий жемчуг на шее. Она была полной противоположностью Алетте  - светлые волосы, постриженные в безупречное каре, и тугая кожа, исправленная косметической медициной.
        Его отец определенно выглядел человеком, много времени проводящим возле зеркала, но его улыбка была искренней, как у Мэтта. С дивана поднялся человек, в котором я безошибочно узнала Александра. На нем был снежно-белый костюм и розовая рубашка без галстука. Верхние три пуговицы были расстегнуты, виднелась гладкая грудь без волос. Волосы были светлее, чем у Мэтта, и казались пластмассовыми от геля.
        Он в три скачка оказался рядом с Мэттом.
        - Это Мэтт, и как всегда, он опоздал!  - бодро воскликнул он. Взяв у Мэтта бутылку, он внимательно ее изучил.  - Смотрите, он принес нам шампанское для бедных! Что скажете? Может, зажарим в нем кусок свинины?
        Он это что, всерьез? О господи…
        У меня сжалось сердце при мысли, что Алетта дала Мэтту эту бутылку, и Мэтт, зная, что о ней подумают в этом доме, но не имея мужества сказать Алетте… Или мне. Так вот почему он взял ее у меня в последнюю секунду.
        Не обращая внимания на брата, Мэтт шагнул ко мне и взял меня за руку.
        - А это Грейс.
        Я неловко помахала рукой. Ко мне подошла мачеха Мэтта.
        - Здравствуй, дорогая. Я Регина.
        Пока я пожимала ей руку, отец Мэтта подошел к нему и молча обнял, а потом повернулся ко мне:
        - Привет, Грейс, рад тебя видеть. Я слышал о тебе и твоей музыке.
        Я сглотнула, думая, что же именно он слышал.
        - Спасибо, сэр. Очень приятно.
        - Зови меня просто Чарльз.
        Меня охватило желание сказать: «Как насчет Чарли?», и я нервно хихикнула.
        - Хорошо, Чарльз.
        Александр отступил назад, и я увидела, как в гостиную с другой стороны вошла темноволосая молодая женщина. Она была прелестна, в стиле девушки-по-соседству. Длинные гладкие волосы с закрученными вверх концами. Большие карие, на удивление теплые глаза. Я улыбнулась ей, и тут увидела ее шутовскую ухмылку, широкую и фальшивую, с недобрым намеком. Она скользнула к нам по-кошачьи плавным движением.
        - Маттиас,  - высокомерно произнесла она.
        - Привет, Моника. Это Грейс.
        Она снова неприятно улыбнулась, не разжимая губ, и не спеша оглядела меня с головы до кончиков сапог, а потом снова взглянула в лицо. Я протянула ей руку, но она повисла в воздухе. Наконец она ответила на приветствие:
        - Очень приятно. Ты выглядишь в его вкусе.
        - Эээммм…
        Моника обернулась к Мэтту:
        - А разговаривать она умеет?
        - Дети, давайте продолжим в столовой,  - прервал нас Чарльз. И я была ему признательна.
        Мы, шестеро, расселись вокруг большого, сияющего стола из черного дерева, с серебряными приборами и хрустальными бокалами. Мы с Мэттом сидели напротив Александра с Моникой, а Чарльз и Регина расположились в торцах стола. Наина быстро и ловко сновала туда и сюда, подавая на стол блюда с едой.
        Чарльз объявил, что еду приготовил шеф Майкл Мэзон. Я наклонилась и прошептала Мэтту:
        - Кто он такой?
        - Кого это волнует?  - громко ответил мне Мэтт, но никто не обратил на него внимания.
        Регина с Моникой обсуждали какого-то дизайнера, который шил свадебное платье Моники, а Чарльз добивался от Александра подробностей переговоров о контракте по какому-то фильму. Большую часть обеда они нас игнорировали, и я, в общем, была этому рада. Но когда подали десерт и Моника с Александром выпили по нескольку бокалов шампанского, они обратили внимание и на нас.
        - Так ты играешь на виолончели?  - спросил Александр.
        - Да.
        - О-о,  - протянула Моника понимающе.  - Так это ты виолончелистка?
        - Да,  - снова сказала я. Я заметила легкое напряжение в выражении лица Мэтта. Он смотрел на Монику, пытаясь разгадать ее тон.
        От ее сахариновой улыбки и фальшивого смеха у меня по спине пробежал холодок. Она смотрела на Александра, но указывала на меня.
        - Так это та самая?  - она стрельнула глазами в Чарльза.  - Та, которую тебе пришлось выкупать, да, Чарльз?
        - Простите? То есть… выкупать? Я не понимаю,  - переспросила я, с трудом возвышая голос чуть громче шепота. Откуда взялась слабохарактерная идиотка, в которую я превратилась в компании этих людей?
        - Не важно. Моника, это не тема для застольной беседы,  - резко ответил Мэтт.
        Оттолкнув свой стул, я поднялась.
        - Туалет?  - спросила я, не обращаясь ни к кому конкретно, но надеясь на спасение.
        - Дальше по коридору, вторая дверь направо,  - ответила Регина.
        Резко поднявшись, я слегка покачнулась от выпитого шампанского. Мэтт встал, но я быстро прошла мимо него в коридор. За спиной я слышала его шаги. Зайдя в ванную, я попыталась запереть дверь, но Мэтт успел просунуть ногу в створ.
        - Подожди. Пусти меня.
        - Нет!  - рявкнула я.
        - Грейс, я серьезно. Пусти меня… пожалуйста.
        У меня набежали слезы на глаза, и я уставилась в пол, но наконец отпустила дверь и дала ему войти. Он приподнял мое лицо за подбородок. Его глаза горели.
        - Послушай. Я одолжил денег у отца, чтобы выкупить твою виолончель из заклада. Но я не объяснял ему всех подробностей, потому что знал, что он все равно ни черта не поймет в наших обстоятельствах. Они вообще не заслуживают никаких объяснений. Ты хорошая, добрая и чистая, и ты не нуждаешься в подтверждении этого от них. Пусть думают, что хотят. Пусть Моника упражняется в своем дерьмовом осуждении. Пусть Александр думает, что деньги пошли на твой пятый аборт. Они никогда в жизни не будут ничем довольны, потому что, сколько бы у них ни было, им всегда надо больше. А теперь им надо унизить нас, потому что у нас есть то, чего нет у них.
        - Что это?  - всхлипнула я.
        - Вот это,  - он наклонился и поцеловал меня нежно и медленно.
        Оторвавшись от меня, он подошел, открыл шкафчик под раковиной, просунул туда руку и начал шарить где-то внутри.
        - Вот она! Наина никогда не подведет.
        Он вытащил бутылку текилы. Отвернул крышку и сделал небольшой глоток.
        - Я веду машину, но ты можешь себе не отказывать. Это здорово приглушает неприятные ощущения от общения с моими родственниками, можешь мне поверить.
        После трех больших глотков я почувствовала, как разгорелось мое лицо. Я всегда покрывалась румянцем, когда пила текилу.
        - Я готова.
        Мэтт взъерошил мои волосы.
        - Тогда пошли. Ты выглядишь, будто только что потрахалась. Пусть подергаются.
        Когда мы вернулись, все стояли группой в гостиной возле огромного сияющего рояля. Увидев нас, Моника остолбенела. Александр смотрел с завистью, а Чарльз с Региной  - с любопытством. Я начала обмахиваться рукой.
        - Вы не торопились,  - заметил Александр.
        Обходя его сзади, я промурлыкала себе под нос: «Да. Мэтт не любит спешить». Сев на скамеечку перед роялем, я последний раз театрально обмахнула лицо и опустила руки на клавиши.
        - Сыграть вам что-нибудь?
        - Это было бы замечательно, Грейс,  - ответил Чарльз.
        Текила растекалась по моим венам, расслабляя все мускулы в теле. Я начала играть, сначала не спеша, позволяя мелодии самой выстроить свой ход. Постепенно музыка начала закручиваться в спираль, выше и выше, выплескивая наружу все эмоции. Это был своего рода духовный опыт. Мне хотелось заорать в голос: «Пошли мне знамение!» Я закрыла глаза и целых пять минут играла вслепую, не пропустив ни единой ноты.
        Когда я закончила, в комнате стояла тишина. Я ждала, не открывая глаз, пока не услышала аплодисменты. Первым я увидела сияющего Чарльза.
        - Это потрясающе, Грейс. Что ты играла? Баха?
        - «Пинк Флойд»[10 - Pink Floyd (англ.)  - британская рок-группа, знаменитая своими философскими текстами, акустическими экспериментами, новшествами в оформлении альбомов и грандиозными шоу.]. «Удобно онемелый»,  - улыбнулась я.
        - В любом случае это было прекрасно,  - заметила Регина.
        - Спасибо.
        Я поднялась и увидела, что Моника стоит возле Мэтта, неотрывно глядя на него. Но он не видел этого, потому что, преисполненный гордости, не сводил с меня глаз и улыбался мне широченной улыбкой на миллион мегаватт.
        Когда я пошла к нему, он поднял пальцы к лицу, сделал вид, будто щелкает затвором невидимой камеры, и беззвучно произнес: «Ты офигенно прекрасна».
        И Моника все это видела. А лучше всего было то, что Мэтту было плевать, видит она или нет. Я даже не была уверена, существовала ли она для него вообще. Я подошла к Мэтту, и тут…
        - Братишка, да она правда талант.
        Мэтт широко раскрыл глаза. Он явно был потрясен. Может, потому, что это было проявление той братской любви, которая была у них раньше, а может, потому, что Александр рассматривал меня как приз.
        - Да, она талант,  - согласился он, не сводя с меня глаз.  - Нам уже пора.
        Мэтт взял меня за руку и потянул к двери, а потом обнял за плечи.
        - Пап, Регина, спасибо. Обед был прекрасный. Нам пора, мы должны вернуть маме машину.
        Нагнувшись, он поцеловал меня в ухо и прошептал: «Я хочу, чтоб ты была только моей».
        Выходя из дома, мы еще раз обернулись. Мэтт прокричал: «Счастливого Рождества!», и мы ушли, оставив за собой полную комнату остолбенелых вытянутых лиц.
        - Что это было такое?  - спросила я, когда мы отъезжали от дома.
        - Это я дал им понять, что ты моя.
        Я не могла перестать улыбаться.
        Снова играли «Секс пистолз». Мэтт включил полную громкость и начал подпевать, подражая солисту, голося что-то про валяние на солнце. Я улыбалась и наблюдала через открытое окно, как огни машин, проезжающих по шоссе нам навстречу, сливались в сплошной световой поток.
        Следующие три дня мы провели у Алетты, разъезжая по улицам на мотоцикле. В лавке старьевщика я нашла забавную пряжку для ремня Мэтта  - большую, квадратную, из черного олова с большой серой совой посередине. Я попросила Мэтта подождать на улице, когда покупала ее.
        Когда я вышла, он сидел верхом на мотоцикле, сексуальный дальше некуда. Руки скрещены на груди, глаза прищурены от солнца, а на губах всегдашняя ухмылка. Когда я шла к нему, порыв ветра сдул мои волосы назад. Мэтт сделал кадр своей невидимой камерой.
        - Я надеюсь, Грейси, ты купила мне ту пряжку с совой?
        Я ущипнула его за руку:
        - Зараза. Почему тебе надо все испортить?
        - Поцелуй меня.
        - Ты испортил мой сюрприиииз,  - захныкала я.
        - ПОЦЕЛУЙ. МЕНЯ.
        Рождественским утром мы обменялись подарками возле Алеттиной елки. Все наши подарки были самодельными. Алетта слепила четыре прекрасные кружки на своем новом гончарном круге и подарила их нам.
        - Я покрыла их глазурью. На двух  - твои инициалы, а на двух  - Грейс, на донышках,  - объяснила Алетта, когда Мэтт вытащил кружки из коробки.
        - Ух ты,  - сказал Мэтт.  - Здорово, мам. Спасибо.
        Он вручил ей большую рамку в обертке. «Это от нас обоих». Я благодарно стиснула ему руку. Он знал, что у меня нет денег на подарки.
        Алетта развернула рамку и замерла, глядя на нее. Я не знала, что там, подошла и заглянула ей через плечо. Когда я разглядела, что это было, я почувствовала, как слезы застилают мои глаза. Это был коллаж про нас с Мэттом. Ни на одной фотографии не было лиц, но на всех были я и Мэтт, наши ноги, руки, волосы, мы держались за руки, или обнимали друг друга, или просто лежали рядом. На некоторых фотографиях резкость была размыта, так, что видны были только наши силуэты. От этой подборки захватывало дух  - Мэтт так явно продемонстрировал тут весь свой талант.
        - Маттиас,  - начала Алетта, прерывисто дыша.  - Сын, это совершенно потрясающе. И ты, Грейс, такой прекрасный сюжет. Я буду хранить это всегда.
        Алетта обняла меня, и моя слеза капнула ей на плечо. Она посмотрела на меня с удивлением. Я затрясла в смущении головой и отвернулась.
        - Грейс, ты не видела этого раньше?  - догадалась она.
        - Нет,  - сказала я сдавленным голосом.  - Мэтт, это восхитительно.
        - Рад, что тебе понравилось, потому что я сделал тебе такую же,  - засмеялся он.  - Она ждет тебя в твоей комнате. Я незаметно протащил ее туда прямо перед отъездом.
        Я прижалась к нему и быстро поцеловала. Он обнял меня.
        - Обожаю тебя. Спасибо.
        Когда я отдала ему ремень, он рассмотрел его.
        - Это глаза Грейс?
        Я кивнула.
        - Говорила тебе, он догадается,  - улыбнулась Алетта.
        Вернувшись в начале января в Нью-Йорк, мы быстро вошли в прежний режим. Мы учились, исследовали город и занимались каждый в своей комнате, или, по крайней мере, пытались это делать. Мы не могли оторваться друг от друга. По ночам Мэтт работал в фотостудии, а я репетировала с Тати.
        Примерно через месяц Мэтт назначил мне встречу внизу в холле, намекнув, что хочет отвести меня в какое-то особенное место.
        - Это часть твоего подарка на Рождество, и я хочу вручить его тебе,  - сказал он с горящими глазами, схватил меня за руку и потащил на улицу.
        Укутанные в пальто и шарфы, мы пришли в кафе «Арлен», небольшое заведение, где часто играли местные ансамбли и джаз-банды.
        - Не читай плакаты,  - предупредил меня Мэтт.
        Мы начали пробираться к сцене. Мэтт пробирался вперед, расталкивая людей, и мне ничего не было видно за их спинами. А когда я наконец увидала сцену… Прямо передо мной стоял Джефф Бакли, настраивая свою гитару.
        Боже. Мой.
        Мы посмотрели все выступление, стоя перед самой сценой, впереди всех, раскачиваясь в такт туда и сюда, в пяти метрах от моего самого любимого на свете музыканта. В какой-то момент мне показалось, что он улыбается именно мне, но потом он отвернулся и стал теребить антиникотиновый пластырь у себя на плече. Я обернулась к Мэтту. «О БОЖЕ. МОЙ». Я знала, что являюсь свидетелем великого события.
        После концерта Джефф сразу исчез, но я не побежала его искать. Годом раньше я бы, наверно, тоже стояла в толпе поклонниц, чтобы пожать ему руку и сказать, что я его фанат, но сегодня мне хотелось просто вернуться с Мэттом домой. Я чувствовала вдохновение. Мне хотелось играть.
        По пути назад я рассеянно заметила:
        - Жаль, что он так и не сыграл «Аллилуйя».
        - Да его небось уже тошнит от нее,  - ответил Мэтт, раскачивая наши руки вперед-назад.
        - Да, наверно, ты прав. И кстати, спасибо тебе. Это было замечательно.
        - Для тебя  - что угодно.
        - Ох, Мэтт, не слишком ли ты влюблен в меня?
        Он засмеялся:
        - Ну и с кем из нас невозможно разговаривать всерьез?

15. Грейси…
        МЭТТ
        После каникул мы с Грейс проводили вместе все свободное время  - и в основном без одежды. Казалось, мы пытаемся вместить полноценные отношения в те несколько коротких месяцев, что оставались нам до моего отъезда в Южную Америку. Мы, должно быть, миллион раз повторили друг другу, что то, что происходит между нами,  - это просто так, но никому из нас так не казалось. Грейс усиленно избегала любых обсуждений того, что она собирается делать летом, когда я уеду. Она все время повторяла, что мы еще очень молоды, что иногда как бы обесценивало наши отношения. Думаю, таким способом она пыталась защитить свое сердце. Может быть, и я тоже.
        Мы много времени проводили с Тати и Брендоном. По пятницам мы все ходили слушать музыку в видавших видах залах Нижнего Ист-Сайда и Бруклина. По воскресеньям слонялись по округе, играли в разные игры или занимались все вместе в Стариковском приюте. Но когда зима подошла к концу и началась весна, все мы стали усиленно готовиться к окончанию колледжа и новой ступени в нашей жизни. Если бы мы с Грейс не жили в соседних комнатах, то не знаю, как бы мы умудрялись видеться.
        Наконец в один из первых теплых дней в начале апреля Грейс твердо решила собрать нас вместе и строго велела нам прийти к десяти утра к «Старой шляпе». Это был небольшой мрачный бар. Мы ходили туда, когда более симпатичные бары закрывались на ночь, так что для начала дня это был странный выбор.
        Я потер руки и хлопнул в ладоши:
        - Итак, леди, что все это значит?
        - Виски,  - отрезала она.
        Брендон хихикнул.
        - Грейс, сейчас десять утра,  - возразила Тати, уперев руку в бок, и явно не в восторге.
        Грейс схватила меня за руку и втащила в дверь.
        - Слушайте, ну разве это не здорово? У нас весь день впереди. Мы молоды  - давайте этим пользоваться. Пошли!
        Бармен в «Старой шляпе» поздоровался с нами. Грейс показала ему четыре пальца:
        - Четыре виски, пожалуйста.
        - О боже,  - пробурчала Тати.
        - Правда, Грейс, что мы собираемся делать?  - я тоже ничего не понимал.
        Мы, все четверо, уселись в ряд за стойкой.
        - В последнее время все страшно заняты, а Мэтт скоро уезжает. И я просто хотела провести с вами время, выпить, повеселиться и не думать об уроках. Я распланировала для нас целый день.
        Тати приподняла свой стаканчик.
        - Ты меня убедила. Я в игре.
        - До дна!  - сказал Брендон.
        Когда мы выпили виски, Грейс повернулась к нам:
        - Ладно, тогда начинаем.
        - И куда теперь?  - спросил я.
        У нее загорелись глаза.
        - В темную комнату,  - она протянула мне кассету с пленкой.  - Нам надо проявить это.
        - Пожалуйста, скажи, что там не ваши фотки в голом виде,  - заметил Брендон.
        - Да нет, этим они уже, наверно, сыты,  - добавила Тати.
        - Нет,  - ответила Грейс.  - Там подсказка.
        - А нам что делать, пока вы будете проявлять?  - спросила Тати.
        - Вы тоже идете с нами,  - сказала Грейс.  - Мэтт покажет вам, как печатать снимки.
        - Да, это страшно весело,  - фыркнул я.
        Наслаждаясь по пути теплым солнечным днем, мы отправились в университетскую фотолабораторию. Там было несколько маленьких темных комнат, где проявляли негативы, и одна побольше, с красным светом, увеличителями и проявителями, чтобы печатать снимки. Я засунул в увеличитель несколько негативов из пленки, которую проявил раньше и оставил там, чтобы Брендон и Тати могли напечатать фотки. Там были наши с Грейс снимки, где мы строили рожи в камеру. Работа была ерундовая, но по крайней мере Брендону с Тати будет чем заняться, пока мы с Грейс проявим пленку.
        Мы прошли в коридор, где я втолкнул Грейс в одну из маленьких комнаток и закрыл дверь.
        - Спасибо тебе за сегодняшний день. Это здорово.
        Я поцеловал ее, прижав к двери, и закинул ее ногу себе за спину, гладя рукой ее бедро и задирая подол платья.
        - Мне казалось, ты говорил, что вы тут этим не занимаетесь.
        - Не знаю, чем занимаются другие, и вообще мне плевать.
        С легким хныканьем она выбралась из моих объятий.
        - Нам надо проявить пленку, Ромео.
        - Зануда,  - пробурчал я.  - Ладно, я поставлю ее проявляться, но я еще вернусь.
        - Я буду в твоем распоряжении, но сначала пленка.
        - Хорошо. Я должен буду выключить красный свет, чтобы она проявилась, так что тут будет совершенно темно примерно двенадцать минут.
        Она сморщила нос:
        - Чем это пахнет?
        - Проявителем.
        В крошечной, три на три метра, комнатке, где было тепло и влажно, химические запахи казались страшно интенсивными. Вдоль одной стенки были металлическая раковина, стойка и высокий узкий бак с раствором проявителя, куда опускались негативы. На стойке был большой таймер со стрелками, светящимися в темноте. У другой стены стояла деревянная лавка.
        Я нагнулся и включил радио под раковиной. Из динамика над головой зазвучала музыка  - на университетской станции играли какой-то джаз.
        - Я не могу сменить программу, но хоть что-то,  - обернулся я к Грейс, сидевшей на лавке.  - Ты готова? Я сейчас выключу красный свет.
        - Готова.
        Я нажал выключатель. В фотолабораториях так темно и тепло, что тебе немедленно начинает хотеться спать. Я услышал, как Грейс зевает на своей лавке. Все мои чувства были обострены. Я вытащил пленку из кассеты и прицепил к ней прищепку. Двигаясь на ощупь, я умудрился опустить пленку в проявитель совершенно беззвучно.
        - Ты там в порядке, детка?  - спросил я.
        - Ага,  - сонно ответила она.
        - Еще минута,  - я установил таймер, и тут мой мозг пронзил образ Грейс, скачущей на мне верхом.
        - Раздевайся,  - велел я ей.
        Она засмеялась:
        - Ты что, серьезно?
        - За двенадцать минут можно столько всего сделать,  - сказал я, нащупывая дорогу к ней.
        Я нащупал ее руку, и мы начали целоваться. Остальные чувства были уже не нужны  - только прикосновения. Я целовал ее ухо, а потом по шее вниз до плеча, а потом снял с нее платье через голову. Она расстегнула мой ремень и нырнула рукой в джинсы. Развернув ее спиной к себе, я целовал ее плечи, гладил спину, спускаясь все ниже, пока мои пальцы не оказались внутри. Она не издавала ни звука.
        - Ты в порядке?  - спросил я.
        - Не останавливайся,  - выдохнула она.
        Тогда я скользнул в нее. Наше дыхание сбилось, мы еле успевали дышать. Сперва я двигался медленно, затем все быстрее и быстрее. Она отвечала мне, повторяя мои движения. В темноте не раздавалось никаких звуков, кроме тяжелого дыхания и слабых мяукающих стонов. Она сжалась вокруг меня, и я забыл обо всем. Разрывая нервы, по мне пробежала ледяная волна. Прижав ее к себе, я зарылся лицом в ее шею. Одним движением я вырвался, упал на лавку и притянул ее к себе на колени.
        Мы снова начали целоваться, медленно и сонно, и тут… Бзззззззз! Зазвенел таймер. Я встал и включил красный свет. Грейс в оцепенении стояла возле меня. Я обхватил ее и поцеловал в макушку.
        - Было потрясающе. Ты как?
        Она ничего не ответила, только кивнула. Похоже, она еще не успела прийти в себя.
        Я подошел к раковине, вытащил из бака метра полтора проявленного негатива и бросил его в контейнер с водой, чтобы остановить процесс проявления. Мы быстро оделись и вышли из темной комнаты с проявленной пленкой.
        Когда негатив высох, я просмотрел его. Он был темным почти до самого конца. Там было три кадра, на каждом  - одно слово на клочке бумаги. Пианино. Пиво. Печеньки.
        Я посмотрел на Грейс.
        - «Три П»?  - спросил я, имея в виду крошечный бар возле нашего общежития, в котором было пианино, и каждый мог играть на нем по пятницам. Я часто просил Грейс сыграть и спеть там что-то, но она всегда отказывалась.
        - Точно. Ты угадал. Пошли за Тати с Брендоном. Прикольно!  - в восторге заверещала она и потянула меня по коридору навстречу друзьям.
        Выйдя на улицу, Тати вытащила из сумки фляжку с виски.
        - Вы не теряли времени,  - заметил я.
        - Я решила, что Грейс сейчас потащит нас по музеям. Надо было подготовиться. Хочешь?
        Я отхлебнул, и Грейс тут же выхватила фляжку у меня из рук.
        - Если кому и нужно, так это мне. Пошли!
        Пока мы дошли до «Трех П», все уже были хорошо поддаты. Там никого не было, кроме незнакомой мне барменши. Грейс наклонилась над стойкой.
        - Я тут устроила небольшую игру для своего парня и наших друзей. Можно мне спеть коротенькую песенку?  - она указала на сцену с пианино.
        - Боже, она таки собирается это сделать,  - изумилась Тати.
        Барменша посмотрела и улыбнулась:
        - Да, пожалуйста. Все равно тут никого нет. Хотите что-нибудь выпить?
        - Конечно. Четыре пива.
        Она подала нам пиво. Грейс осушила свое в три больших глотка. Мы уставились на нее.
        - Ого-го,  - сказал я.
        Только она подошла к пианино, над открывающейся дверью зазвонил колокольчик. Я обернулся и увидел, как в бар зашло несколько человек в офисных костюмах. Они уселись на свободные стулья. Их было семеро. Аудитория Грейс экспоненциально росла.
        Она подвинула табуретку поближе к пианино. Та страшно заскрипела по деревянным доскам пола. «Простите»,  - промямлила Грейс в микрофон. Звук оказался слишком громким. Все, и костюмы, и барменша, обернулись к ней. Она разволновалась. Я улыбнулся ей, и ее лицо немного смягчилось. Она протянула руку и поправила громкость звуковой системы. «Так лучше?» Я кивнул.
        Тати крикнула:
        - Давай, подруга!
        - Ладно. Я тут сочинила эту песню, но она же и следующая подсказка, так что слушайте внимательно, ребята.  - Она нервно хихикнула, и звук отозвался эхом по всему бару.
        - Грейс пишет песни?  - не понял Брендон. Мы с Тати хором зашикали на него.
        Грейс заиграла длинное ритмичное вступление, которое звучало как типичная джазовая заставка, и затем начала ускорять темп мелодии. Легкость, с которой она могла играть на любом музыкальном инструменте, завораживала. Когда же она запела, мы затаили дыхание. Никто из нас не слышал раньше, чтобы она пела всерьез, но, как и все остальное, это было явлением.
        Бегите туда, где под сенью дерев
        Друзья собирались на свой разогрев,
        Открыты и скрыты,
        На землю присев.
        Как весело было нам всем там гулять,
        Где дети танцуют,
        А генералы стоят,
        И где мы сидели на теплой земле…
        Когда она закончила, мы все вскочили с мест и захлопали.
        - Браво!  - крикнула Тати.
        Бизнесмены тоже хлопали и кричали: «Класс!»
        - Надо же, как здорово,  - удивился Брендон.  - А я даже не знал, что она играет на пианино.
        - Она потрясающая,  - тихо сказал я, глядя, как она спускается со сцены. Тати пихнула меня локтем и подмигнула.
        Барменша подозвала Грейс:
        - Ты играешь в миллион раз лучше, чем большинство тех, кто приходит сюда поиграть по пятницам.
        Я обнял ее и смотрел на нее с восторгом. Она тоже смотрела на меня улыбаясь. Ее лицо было совершенно пунцовым. Я поцеловал ее в нос.
        - Парк на площади Вашингтона?
        - Все так очевидно?  - засмеялась она.
        - Ну, типа да. Твои подсказки слабоваты, но все равно все очень весело. Еще по стаканчику перед уходом?
        Барменша налила нам по порции виски, а потом, по пути в парк, мы еще купили горячих сосисок с тележки. Был только час дня, а мы уже были довольно пьяны. Я боялся, что если мы не съедим чего-то еще, кроме этих сосисок, то к концу дня мне придется нести Грейс в общежитие на руках.
        - Мне так весело. Здорово ты это все придумала,  - сказал я ей. По правде говоря, мы с Грейс не скучали бы, даже сортируя белье в прачечной, а Брендон с Тати всегда готовы были разделить наши планы. Нам вчетвером было легко вместе.
        Добравшись до Вашингтон-сквер, мы уселись под своим обычным деревом. Брендон запалил косячок, и мы по очереди затянулись. Я положил голову Грейс на колени.
        - Трудно представить лучший способ провести среду,  - сказал я, зевая.
        - Ты знаешь, что Грейсленд придумывала такое для брата и сестер у себя дома?  - спросила Тати.
        - Правда?  - глянул я на нее с улыбкой.
        - Да, чтобы провести время,  - рассеянно ответила Грейс.  - Но вообще-то сейчас все немножко по-другому.
        Она помолчала и сделала глубокий вдох.
        - Я хотела собрать вас вместе, чтобы сказать: меня приняли в аспирантуру. Я остаюсь в Нью-Йоркском университете!  - Она торжествующе вскинула руки вверх.
        - Господи!  - Я вскочил, подхватил ее на руки и закружил в воздухе.  - Я так за тебя рад!
        Но я заметил, что Тати как-то притихла, а Брендон казался растерянным. Грейс тоже это заметила.
        Когда я опустил ее на землю, она обернулась к ним:
        - А вы за меня не рады?
        Тати передернула плечом.
        - Наверно. Да, Грейс, я очень рада за тебя,  - она поднялась и взяла свою сумку.  - Слушайте, Брендону надо заканчивать статью, а я собиралась встретиться с Порнсайком насчет этого летнего дела.
        Что-то мелькнуло в выражении лица Грейс:
        - Так ты уже официально едешь с новым оркестром?
        - Ну, ты же поступила в свою аспирантуру. Почему тебя это волнует?  - сухо спросила Тати.
        - Вовсе нет. Мы с тобой даже играем на разных инструментах. Почему меня должно это волновать?
        - Ну, кажется, все-таки немного да волнует. Впрочем, не знаю почему. Это же ты от него отказалась.
        - Я не то чтобы прямо отказалась.
        - Грейс, он купил тебе смычок за одиннадцать сотен.
        - И что с того?
        Я бросил на Тати сердитый взгляд:
        - Слушай, она поступила в аспирантуру. Она не едет в Европу с Порнсайком из-за этого.
        - А вот и нет. Она собирается ждать тебя, Мэтт. Сидеть тут, в Нью-Йорке, пока ты не вернешься.
        - Татьяна!  - одернул ее Брендон.
        - Ну что? Это же правда!
        - Я иду в аспирантуру, потому что я хочу получить научную степень. А вы можете разъезжать с Порнсайком по всей Европе хоть год, хоть полтора. Меня это не волнует.  - Грейс развернулась и убежала по аллее по направлению к шахматным столикам.
        Я обернулся к Тати в ярости, оттого что она испортила наш прекрасный день и важное заявление Грейс.
        - Если ты это имеешь в виду, то я в жизни не просил ее оставаться.
        - Ну да, только вы не можете провести целый год друг без друга, хотя на самом деле участие в таком гастролирующем оркестре было бы для нее сумасшедшей возможностью и полезным опытом.
        Я посмотрел на Брендона и перевел взгляд на Тати:
        - А ты думаешь, вы сами-то смогли бы друг без друга так долго?
        - У нас все прочно, Мэтт. В отличие от вас, мы с Брендоном можем провести пять минут врозь и не сойти с ума.
        - Если у вас так все прочно, чего же вы не поженитесь?
        - Мэтт, ты как маленький. Тебе что, пять лет?
        - Я бы женился на Грейс в мгновение ока. Вот как у нас все прочно.
        Я обернулся и посмотрел на Грейс через парк. Она играла в шахматы с низеньким седым мужчиной.
        Тати ухмыльнулась и протянула руку вперед:
        - Я чувствую вызов.
        - Ты о чем, Тати?  - Брендон внезапно очнулся от своего кайфа.
        - Ой, Брендон, заткнись.  - Она снова обернулась ко мне.  - Думаешь, мы этого не сделаем?
        Я засмеялся:
        - Не знаю, Тати. Кажется, Брендон не в восторге от этой идеи.
        Она обернулась к Брендону, который стоял позади нее с широко раскрытыми глазами.
        - Ты же женишься на мне, правда? В смысле, после всего, что у нас было…  - И она выразительно подняла брови.
        - Я… Ну, наверно…
        - Видишь, Мэтт? Тут только ты болтаешь впустую.
        Я тоже протянул руку:
        - Спорим, что мы сделаем это раньше вас?
        - Заметано,  - взглянула она на меня с вызовом.
        - На что спорим?
        - Кто проиграет, оплачивает молодоженам праздничную ночь,  - сказала она.
        Мы пожали друг другу руки.
        - Идет,  - ответил я, хотя сделал бы это и так, безо всякого спора.

16. Я должен был сказать
        МЭТТ
        Бросив Тати и Брендона под деревом, я со своей новой миссией направился в сторону Грейс. Присев на скамейку возле фонтана, я закурил, ожидая, пока она закончит шахматную партию. Пуская колечки в воздух, я размышлял, как бы уговорить ее выйти за меня замуж.
        Надо ее напоить.
        Грейс подошла ко мне, сияя улыбкой. Кажется, напряжение оставило ее, и я вздохнул с облегчением.
        - С кем ты играла?  - спросил я.
        - Это Орвин. Который сделал мой смычок.
        - А, тот, что тебе купил Порнсайк?  - я наморщил нос.
        - Слушай, ну хватит уже.
        - А что тебе дал этот старик?
        - Телефон одного парня, который играет в оркестре на улице Аллен. Им нужен виолончелист, может, получится немного подработать. Тати и Брендон ушли?
        - Ага.
        Грейс казалась разочарованной, будто думала, что ссора с Тати рассосется сама собой, пока она играет в шахматы:
        - Ладно, пошли.
        - Погоди, ты же не видела, как я скачу со скакалкой. Показать?  - в моем пьяном мозгу почему-то появилась мысль, что это отличный способ завоевать ее сердце и уговорить выйти за меня замуж. Великолепный план.
        - Что? Ты же не скачешь со скакалкой.
        - Еще как скачу. Видишь вон тех девчонок? Мы познакомились пару дней назад. Я им показал.
        - Не могу поверить.
        - И не надо. Я тебе докажу.
        Мы подошли к девочкам, и та, что прыгала, заметив меня, тут же перестала скакать. Махнув рукой, она сказала:
        - Ой, смотрите, Мэтти. Мэтти-Попрыгун снова пришел.
        Я обернулся к Грейс:
        - Видишь?
        Ее глаза стали огромными, как плошки. Я стал разминаться, наклоняясь вниз и в стороны. Грейс закатилась смехом.
        - Ты же не собираешься…  - начала она.
        - Еще как собираюсь. Вот увидишь.
        Я был готов. Две девочки начали крутить скакалку, и я, совершив безупречный нырок в середину, начал скакать. Это было довольно рискованно  - вообще-то такая штука получилась у меня раньше только один раз, но я знал, что сейчас нужно рискнуть. Я выполнял все, что пели девочки: «Мэтти, Мэтти, повернись, Мэтти, Мэтти, наклонись. Мэтти, туфлю покажи».
        Я заскакал на одной ноге.

«Мэтти, ладушки скажи. Мэтти, лесенка теперь».
        Я заскакал еще выше, потому что они начали крутить быстрее. Грейс хохотала до истерики.

«Мэтти, помолись  - и в дверь. Мэтти, лампу выключай, Мэтти, глазки закрывай».
        Девочки перестали петь. Скакалка вращалась все быстрее и быстрее, пока наконец маленькие поганки не достали меня и я не споткнулся. Грейс хохотала так, что мне казалось, она сейчас задохнется. Она стала красной, как помидор.
        Девочки и вся небольшая толпа, собравшаяся вокруг, хлопали мне в ладоши. Я надул грудь, подышал на кончики пальцев и потер ногти о свою рубашку. «Неплохо, а?»
        - Ты полон сюрпризов,  - сказала мне Грейс, отдышавшись.
        - И буду таким всегда…
        - Где ты так научился?
        - Прошлым летом я работал вожатым в детском лагере.
        - Ха! Святой Маттиас.
        - Ну, вообще-то меня оттуда уволили.
        - За что?
        - Ты не хочешь этого знать,  - сказал я.
        - Хочу. И теперь особенно хочу, потому что тебя уволили с работы, связанной с детьми. Тут у меня включается сигнал тревоги.
        - Это все из-за Клары Рамбергер. Она тоже была вожатой. А ее мать, Джейн, была директором лагеря.
        - И что случилось? Тебя поймали с Кларой на горячем?
        - Не совсем. Это у Джейн были на меня виды.
        - У матери?  - ее лицо застыло.
        Я кивнул, с каждой секундой чувствуя себя все более неловко.
        - Что ты сделал, Мэтт?
        - Ну, Клара типа застукала нас с ее мамой, э-э… В деликатной ситуации на кухне после отбоя…
        - Боже мой. Ну ты и свинья,  - она ущипнула меня за плечо.  - Не могу поверить. Ну а уволили-то тебя за что?
        - Ну, Клара угрожала все рассказать отцу, мужу Джейн, если меня не уволят.
        - Она была замужем?
        Я поднял руки, показывая, что сдаюсь:
        - Она говорила, что они разводятся.
        - Да… Тати порвала бы тебя на куски.
        - Кстати, это что-то напомнило мне. Из-за чего у вас начался весь этот сыр-бор?
        Беседуя, мы шли обратно по направлению к нашему дереву.
        - Не знаю. Она злится, потому что считает, что я из-за тебя чем-то жертвую.
        Я схватил ее за руку и повернул лицом к себе. Она взглянула на меня и быстро отвела взгляд.
        - Грейс. Посмотри на меня. Ты жертвуешь чем-нибудь ради меня?
        - Нет,  - ответила она без промедления.
        - И я не хочу, чтобы это было так. Ты сама всегда говоришь, что мы молоды и должны делать то, что планировали.
        - А что мы планировали?  - прошептала она.
        - Я точно не знаю, но я еду на стажировку, а ты должна ехать с Порнсайком, если считаешь, что тебе это нужно. Ты всегда сможешь вернуться в аспирантуру.
        - Мэтт, Дэн хочет провести на этих гастролях полтора года. У него распланирован целый тур. Он готовился к этому очень долго.
        - Хорошо…
        - Это значит, что мы с тобой все это время не виделись бы…
        От этой мысли мне стало физически больно.
        - Но если ты на самом деле считаешь, что это надо сделать, то делай так.
        Она моргнула и затрясла головой, глядя себе под ноги.
        - Вот так, да? Ты так и думаешь? Давай, Грейс, вали, уезжай больше чем на год, и удачи тебе?
        Мое сердце чуть не вырвалось из груди.
        - Хочешь, расскажу продолжение той моей грязной истории?
        - Что, сменим тему?
        - Слушай, пойдем куда-нибудь, выпьем и поговорим,  - предложил я.
        - Точно, Мэтт. По пьяни мы всегда принимаем самые лучшие решения.
        - Пошли,  - сказал я.  - У меня есть идея.
        Мы нашли неподалеку бар и провели там остаток дня. Но вместо разговоров мы просто залили алкоголем все неудобные вопросы относительно нашего будущего. Грейс выбрала в музыкальном автомате десяток песен и настояла, чтобы мы прослушали их все. Ко времени окончания последней мы напились окончательно и бесповоротно.
        - Ты пьяна?  - пробурчал я.
        - А ты, Матти-УССС?
        - Надо отвести тебя тут, Грейси, ланна?  - Я, спотыкаясь, выволок ее на улицу и потащил к метро. Истерически смеясь, мы пытались спуститься вниз, не теряя равновесия и не хватаясь за перила. Окружающие пассажиры были не в восторге. Мы доехали до центра города и прошли несколько кварталов.
        - Смри,  - сказал я, указывая на здание мэрии.  - Нам надо прям тут пйти и пжениться на фиг, прям счассс, Грейс! И вссссе будет хоррршо навссегда.
        Я схватил ее за плечи и посмотрел прямо в глаза, которые светились от счастья  - а может, от опьянения.
        - Хошь?
        - Классная идъя, Мэтт!
        Я до сих пор не понимаю, как нам удалось правильно заполнить все формуляры и заплатить пятьдесят долларов в нужное окно. Дежурный регистратор, полная, сердитая, рыжеволосая женщина, сказала нам:
        - Вам нужен свидетель, а до конца моего рабочего дня осталось четырнадцать минут. Так что поторопитесь.
        - Минуту,  - ответил я.  - Подождите.
        Я выбежал на улицу и тут же вернулся вместе с бомжом, которого звали Гэри Бьюзи. Мне пришлось заплатить ему десятку.
        Церемония заняла примерно минуту. Кажется, я сказал: «Да», то же самое сделала Грейс, и мы поцеловались.
        Гэри Бьюзи прокашлялся у нас за спиной. «Эй вы, двое, найдите себе комнату». Мы обняли его в благодарность, но потом нам пришлось искать туалет и отмывать от себя его кошмарный запах. Почему-то от него разило салями. Когда я вышел, Грейс ждала меня в холле. Я протянул ей руку:
        - Миссис Шор, позвольте пригласить вас на этот танец?
        - Да, о мой супруг, я почту это за честь.
        Мы, как два идиота, протанцевали несколько минут и вывалились на улицу, хохоча. Когда мы доехали на метро до Ист-Виллидж, я провез Грейс на закорках несколько кварталов до Стариковского приюта, где мы оба вырубились, поедая чипсы в холле.
        Меня разбудила Дарья. Она трясла меня за плечо:
        - Мэтт? Что вы оба тут делаете?
        Я взглянул на нее и зажмурился. Голова раскалывалась, а маленькая настольная лампочка в дальнем конце холла светила, как кинопрожектор, разрывая мозг.
        - О, черт,  - проговорил я, держась одной рукой за голову, а второй  - за живот. У меня был самый зверский бодун из бодунов.
        Я обернулся и увидел Грейс, лежащую в отключке возле меня на продавленном диване.
        - Грейс,  - я потряс ее, и она застонала, а потом захныкала и заскулила, будто раненое животное.
        Дарья помогла нам подняться, и мы побрели в свои комнаты. Помню, что перед тем, как отключиться снова, я до утра возносил хвалы мстительным божествам на фарфоровом алтаре.
        Позже я добрел до комнаты Грейс, которую обнаружил незапертой.
        - Ты как?  - спросил я, заходя внутрь.
        - Ничего, заходи,  - отозвалась она. Она лежала на полу, прижавшись лицом к потрепанному ковру. Ее лицо было настолько бледным, что приобрело зеленоватый оттенок.
        Покачнувшись, я нырнул вперед и ухватился за край письменного стола.
        - Ты в самом деле ничего?
        - Оххххх,  - простонала она, держась за голову. Потом направила на меня указательный палец и произнесла:  -Эллиот, позвони домой.
        Я слабо хихикнул, прижал ладонь ко лбу и наклонил голову вниз.
        - Черт, не смеши меня, у меня голова раскалывается.  - Перейдя комнату, я уселся на край кровати и свесил голову между колен.  - Ну и нажрались же мы вчера.
        - Мы, черт возьми, поженились, Мэтт.  - Грейс широко и выразительно раскрыла глаза. Они были покрыты красными прожилками.
        - Знаю.  - Хотя на самом деле до того момента я не был на сто процентов уверен в этом.
        Я увидел в зеркале напротив свое отражение. Волосы торчали во все стороны, а на белой майке появилось пятно неизвестного происхождения.
        - Черт. Побери,  - сказала Грейс.
        - Что?
        - Что мы теперь будем делать? Оно что, действительно все взаправду?
        Я показал ей палец, на котором было кольцо, сделанное из обертки из-под жвачки, и поднял вверх свой с точно таким же.  - Видишь?
        - Погоди. И ты произнес все положенные «бла-бла», когда надевал его на меня?  - спросила она. Я виновато улыбнулся и кивнул.  - Боже мой, Мэтт. Не могу поверить, что ты сделал это на спор. Что, что с тобой не так?
        - Постой, постой! Откуда ты знаешь?
        - Тати зашла ко мне утром. Валялась тут от хохота по полу, чуть не описалась, пока меня выворачивало наизнанку в ванной. Она сказала, что нарочно тебя развела, и не могла поверить, что ты поведешься. Такие вот новости с утра, большое спасибо.
        - Вот стерва,  - прошептал я.  - Она еще должна мне праздничную ночь.
        - Ты сукин сын.
        - Погоди секунду. Ты тоже там была, рядом со мной, Гэри Бьюзи свидетель, и ты сказала: «Да». Я не заставлял тебя это делать.
        Она села, обхватив голову руками.
        - Я была не в себе, Мэтт.
        - Грейс, погоди, успокойся. Иди приляг сюда.
        - Нет. Ни за что. Надо придумать, как аннулировать это дело. Сегодня же.
        - Мы можем аннулировать это завтра. Давай примем душ и поспим, ладно?  - Она сидела молча, потирая голову.  - О, и еще такая мысль… Может, нам и не надо ничего аннулировать?
        Она потрясенно взглянула на меня:
        - Что? Ты что, совсем мозги пропил?
        Ее тон был как нож в сердце. Она не хотела даже обдумать эту мысль. Пусть это был не самый идеальный способ пожениться, но она вела себя так, будто сама идея выйти за меня замуж вызывала в ней отвращение.
        - Грейс, ты хотела меня всего, а потом вот так, да? Можно подумать, выйти за меня замуж  - это худшее, что могло с тобой случиться. Почему же ты тогда не едешь в Европу с Порнсайком? Какая тебе разница? Мы так молоды, мы должны делать все, что хотим. Разве не ты всегда это говорила?
        - А знаешь что? Я должна делать все, что хочу. Тати права. Может, я и в самом деле отказываюсь от отличной возможности только для того, чтобы торчать тут и ждать тебя. Может быть, я в конце концов поеду с Порнсайком.
        Как только она это произнесла, мы оба напряглись. Я ждал, что она повернется ко мне, извинится и возьмет свои слова обратно. Но она отвернулась. Она даже не смотрела на меня.
        - Оставь меня в покое. Я видеть тебя не могу.
        В ярости я поднялся.
        - Не переживай. Ты меня больше и не увидишь.  - Я выбежал из комнаты и захлопнул за собой дверь. Даже не понимая толком, что произошло, я чувствовал, что моя чертова жизнь на фиг кончилась.
        Я прождал целый день, надеясь, что она придет и извинится.
        Ничего.
        Я подождал еще день, давя в себе порывы пойти и извиниться самому.
        На третий день я подсунул ей под дверь бумаги об аннулировании нашего брака, хотя бы затем, чтобы она поговорила со мной. Ночью я слышал через стену, как она плакала, а потом играла сюиту Баха три часа подряд. Я заснул, прижав ухо к стене.
        Но так ничего и не произошло. Мы не обменялись ни единым словом.
        Дни сложились в неделю. Неделя выросла в две. Мы не разговаривали. Я даже не видел ее. Мне было очень хреново. Когда я слышал, как открывается ее дверь, мне требовалось все мужество, чтобы не выбежать, не схватить ее и не закричать: Какого черта мы делаем это друг с другом?

17. Мы были одним целым
        ГРЕЙС
        Мы не разговаривали уже не первую неделю, и я не переставала болезненно ощущать, как уходит время. Мэтт должен был улететь в Южную Америку через шесть дней.
        После нашей ссоры я сильно похудела. Меня мутило, и я все время чувствовала слабость. Было трудно сосредоточиться, и я не могла даже думать о какой-то социальной жизни.
        Тати постоянно раскаивалась в своем частичном участии в событиях того дня, когда у нас с Мэттом все кончилось.
        - Но знаешь, может, это и к лучшему. Ты же не хочешь превратиться в Джеки Рид, правда?
        Мы с Джеки Рид учились вместе в старших классах, и я часто рассказывала подружкам ее историю в качестве предупреждения. Она вечно хвасталась в школе, что у нее есть бойфренд, студент колледжа где-то в Неваде. Долгое время никто из старшеклассниц вообще не верил в его существование. Но Джеки убеждала нас, будто отношения на расстоянии только усиливают чувства и он любит ее еще больше. Она даже называла это специальным сокращением  - ОНР. Я говорила ей, что нельзя придумывать сокращения для всего вокруг  - люди перестают тебя понимать. Когда мы окончили школу, она пошла учиться в какой-то заштатный колледж в этой Неваде, только чтоб быть к нему поближе, хотя ее приняли даже в Йельский университет. И два месяца спустя он ее бросил. Она вернулась домой и работает в молочной лавке. Мы все считали ее величайшей идиоткой в мире.
        А бедная дурочка была, наверное, просто влюблена.
        Тати не была виновата, и моя история не была похожа на историю Джеки Рид. Мы с Мэттом разошлись, оттого что наши дороги тоже расходились. И те бумаги, что он мне принес, только подтверждали то, что не так уж ему все это было и нужно, как он говорил. Скорее всего, он понимал это так же, как и я.
        Выпуск приближался, и я проводила много времени в своей комнате, заполняя заявки на различные гранты и прячась ото всех. Однажды Мэтт попытался остановить меня в коридоре, но я сделала вид, что не заметила его. Потом я нашла у себя под дверью сэндвич, который он мне принес, и пожалела об этом. Я проплакала все время, пока ела этот сэндвич.
        На моем столе скопилась целая куча нераспечатанных писем. Я не открывала их целую неделю, потому что знала, что будет в одном из них. Это был обычный конверт, надписанный рукой моей матери. В простом белом конверте не может быть ничего хорошего. Я взяла его и внимательно осмотрела. Обратный адрес был слегка размыт, как будто на него пролили воду. Потом, прочитав письмо, я поняла, что, возможно, она плакала, запечатывая его.
        И наконец однажды утром я его прочла.
        Дорогая Грейсленд.
        Мне очень жаль, что я не смогу сказать тебе это лично, но у нас просто нет денег на твой билет домой этим летом. Твоему брату нужно купить школьный рюкзак, и мы не покупали форму девочкам в том году. Все ужасно. Мне совестно, что я пишу тебе это. Твой отец стал пить так много, что я больше не могу этого выносить. Мы с ним разводимся, и он ушел жить к твоему дяде. Мы с твоими сестричками и братом поедем жить к бабушке, пока не сможем встать на ноги.
        Я знаю, что отец все равно любит тебя. Мы очень тобой гордимся. Не принимай ничего, что случилось, на свой счет. Просто сейчас мы не можем тебе помогать, и я не думаю, что мы сможем приехать на твой выпускной. Пожалуйста, пойми меня. Грейс, ты всегда была самостоятельной, и мы гордились тобой за это. Мы все любим тебя. Приезжай к нам, если получится, мы положим тебя спать у бабушки на диване.
        Должна сказать тебе, что мы продали твое пианино и еще те вещи, которые, мы решили, что тебе больше не понадобятся. Надо было заплатить за зуб твоей сестры. Мы тебя любим. Продолжай, у тебя хорошо получается.

    С любовью, мама.
        Сказать, что я была в истерике, прочитав это письмо, было бы сильным преуменьшением. Я не могла перестать плакать. Ну как так можно?  - думала я. Как они могут взять и бросить меня из-за собственных же ошибок? У меня нет ни машины, ни своих денег, и мама уже использовала этот несчастный зуб для того, чтобы выпросить у меня половину моей ссуды на обучение. Куда делись эти деньги? Я не хотела даже думать об этом.
        В другом конверте было извещение из Финансового студенческого отдела. Они уведомляли меня, что я должна восемьсот долларов за проживание в общежитии. Сидя в углу комнаты и глотая слезы, текущие по щекам, я размышляла, что я могу сделать. Я могу играть на виолончели на вечерах, но таким способом много не заработаешь.
        Я всхлипывала, уткнувшись лицом в колени. Я, конечно, могу продать виолончель. Могу вернуться домой, жить у бабушки на диване и работать в молочной лавке. Я могу сдаться.
        И тут я услышала, как Мэтт приоткрыл мою дверь и спросил: «Малыш?» Я три недели не слышала его голоса.
        - Мэтт, все нормально.
        Он подошел ко мне.
        - Что случилось?
        Не глядя, я протянула ему два листка бумаги. Он молча прочел их и сел рядом со мной на кровать.
        - Я могу тебе помочь.
        - Нет.
        Он провел пальцем по моей щеке, смахивая слезу.
        - У меня есть деньги.
        - Нет, Мэтт. Ты собираешься попросить у отца, а я не хочу, чтоб он снова меня выкупал.
        - Нет, это не его деньги. Я продал фотографию. Я собирался тебе рассказать, но ты ни фига не хотела со мной разговаривать.
        - Я думала, мы расстались.  - Я встала, подошла к столу, взяла бумаги об аннулировании нашего брака и сунула ему.  - И ты со мной развелся.
        Мэтт быстро сделал из них самолетик и запустил в окно.
        - Настоящим я объявляю тебя своей бывшей женой. И что? Кого это все волнует? Это ничего не значит.
        Я молча смотрела на него.
        - Я смотрю, просто тут не будет, да?  - сказал он.
        - Мне нужно время.
        - У нас его не очень много.
        Сев на подоконник, я смотрела на одинокое дерево во дворе, качающееся на ветру.
        - В этом-то и проблема. Время.  - Я обернулась к нему:  - Какое фото ты продал?
        - Твое. В самый первый день, когда мы встретились. То, где ты подбираешь пуговицу с пола. Мистер Нельсон выбрал это фото для университетской галереи, и его купили в первый же день. Я для прикола поставил на нее цену в тысячу долларов, думал, что все равно никто не купит. Это твои деньги так же, как и мои. Я хочу, чтобы ты взяла их.
        Он казался искренним и милым. Мы разговаривали, и это было так здорово.
        - Они не мои.
        - Ну, как моя бывшая жена…  - Он засмеялся.  - Мы могли быть женаты, когда я ее сделал. Никто же не знает.
        Я не выдержала и тоже засмеялась.
        - Мы были женаты всего два дня. И в любом случае должно быть пополам.
        - Ладно, хорошо. Я возьму остальные пятьсот и отдам их тебе в качестве оплаты за то, что ты мне позировала.
        - Знаешь, я бы тоже посмеялась, но я сейчас страшно зла на своих родителей. Прямо не могу поверить, что они так поступили со мной. Можно подумать, я не хотела бы, чтобы они приехали на мое окончание,  - не выдержала я.
        - Таким способом они пытаются меньше чувствовать свою вину.
        - Таким способом они собираются угробить меня.
        - Нет.  - Он сразу посерьезнел.  - Нет, вовсе нет. Как только ты перестанешь так думать и увидишь, какая ты потрясающая, все обиды уйдут и превратятся в благодарность. Ты будешь думать типа: «Я рада, что моим родителям было на меня наплевать, это сделало меня той, кто я есть».
        Я некоторое время сидела молча, пытаясь осознать его слова. Кажется, я поняла, что он имеет в виду.
        - Я поняла. Однажды я скажу: «Спасибо, мама-папа. Вы козлы».
        - Вот именно!  - торжествующе подтвердил Мэтт.
        - Спасибо, Мэтт.
        - Всегда рад,  - сказал он, вставая и направляясь к двери.  - Слушай, ты побудешь тут еще немного? Я должен кое-что принести.
        - Ладно.
        Он скоро вернулся, неся с собой пончики, апельсиновый сок, маленький нотный пюпитр и электрогитару, в которой я узнала одну из гитар Брендона. Я лежала, повернувшись на бок и опираясь на локоть, и смотрела, как Мэтт движется по комнате. Он положил на тарелку три пончика в радужной обсыпке и дал мне вместе с маленькой бутылочкой сока, улыбнувшись и не сказав ни слова. Было еще рано, но в комнате было жарко и душно.
        Он скинул ботинки, стянул через голову футболку и бросил ее мне.
        - Можешь надеть, если хочешь.
        - Мэтт…
        - Чего? Ты всегда любила мои футболки.
        Это было правдой. Я разделась до трусов и лифчика и натянула его майку. От его запаха мне стало тепло и щекотно.
        - Видишь? Так лучше,  - сказал он. Я кивнула.
        Он остался только в черных джинсах с ремнем, который я ему сделала. Из его кармана свисала цепочка, которая раскачивалась, когда он ходил по комнате.
        Он пристроил пюпитр к стене и посмотрел на меня. Слезы снова набежали мне на глаза.
        - Ты в порядке?
        Я кивнула. Я плакала не из-за письма и не из-за денег за фото. Я плакала, потому что мысль об отъезде Мэтта, пусть даже всего на несколько месяцев, убивала меня. Он уедет уже через неделю. Он будет за целый мир от меня, а я останусь здесь, плакать о том, что я слишком молода для того, чтобы все бросить или чтобы попросить его о том же. Плакать, почему мы не встретились, будучи старше, когда женитьба уже имела бы смысл и никто из нас не должен был бы ничем жертвовать ради нее.
        С лицом, распухшим от слез, я смотрела, как он сел на стул и пристроил бело-зеленую гитару себе на бедро. Он перебрал струны и посмотрел на меня, ища одобрения. Звук был негромким, но чистым и правильным. Я никогда раньше не видела, чтобы он играл или хотя бы пробовал играть на каком-то инструменте, но в этот момент мне стало ясно, что Мэтт научился делать это… ради меня.
        - Прежде чем начать, я хочу сказать тебе… Прости меня.
        - И ты меня прости,  - тут же ответила я.
        - Пожалуйста, пусть все будет как раньше?
        - Но почему…
        - Грейс, пожалуйста, давай будем просто радоваться тому времени, что нам осталось?
        - Да,  - и я снова заплакала.
        Его пальцы извлекли несколько нот, и я поняла, что он играет «Аллилуйя». Я заплакала еще сильнее.
        Он пел безупречно, ясно произнося все слова. Я восхищалась им, таким юным, прекрасным, сидящим тут босиком и без майки. Закончив, он взял последний аккорд и посмотрел на меня. К этому моменту я превратилась в жалкую растекшуюся лужу. Его улыбка была грустной и жалобной  - так улыбаются только тогда, когда понимают, что никакие слова уже не помогут. Он уезжал. И я не могла его остановить.
        Дрожащим голосом я сказала, что он прекрасно играл, и спросила, как он так научился. Мэтт объяснил, что Брендон иногда заходил по вечерам в фотомагазин, и он попросил Брендона научить его играть. После концерта Джеффа Бакли он решил разучить эту песню и долго репетировал, чтобы я могла наконец услышать ее живьем.

18. Мы так любили…
        ГРЕЙС
        В последние недели семестра Дэн и Тати все сильнее настаивали, чтобы я присоединилась к оркестру. Но я всегда отказывалась.
        Они должны были уехать во Францию на первый концерт в начале августа, так что по крайней мере на лето Тати оставалась со мной. Мэтт должен был улететь в самом начале июня, сразу после окончания.
        Как-то Тати сказала мне, пока мы ели бутерброды возле фонтана в парке на Вашингтон-сквер:
        - Если Мэтт останется в своей Южной Америке дольше чем до конца лета, ты еще сможешь к нам присоединиться.
        - Во-первых, он не собирается оставаться там дольше чем на три месяца. А во-вторых, я иду в аспирантуру и поэтому не еду на гастроли. И ты это знаешь.
        - Как ты собираешься за это платить?
        - Я остаюсь на лето в Стариковском приюте, это дешево, и я нашла подработку в джаз-банде.
        - Дэн говорил, мы сможем хорошо заработать. Ты бы могла подкопить и пойти в аспирантуру попозже.
        - Нет, не могла бы. Я не могу вот так все бросить и уехать с вами на полтора года колесить по Европе. Почему ты вечно начинаешь?
        - Ой, Грейс, успокойся ты. Вечно ты выходишь из себя на эту тему. Если тебе так хочется, давай порть свою жизнь из-за парня, кто против-то,  - пробурчала она.
        Я больше не могла это выносить, встала и ушла.
        Она побежала за мной, и я высказала ей все, что думала:
        - Думаешь, я не в своем уме? Потому что не хочу куда-то тащиться и участвовать в этом Дэновом балагане? А ты помнишь, как сама его терпеть не могла? И с каких это пор ты зовешь его Дэном?
        - Мне очень жаль, что Мэтт уезжает и ты так убиваешься.
        - Это вообще тут ни при чем!  - Хотя, конечно, это было очень даже при чем.
        - Дэн переживает за тебя. За нас всех. Это он купил фотографию Мэтта, потому что знал, что вам нужны деньги.
        - Что?  - Я обернулась к ней в потрясении. Мои эмоции вырвались из-под контроля.  - Почему ты так хочешь сделать мне больно? Ты же знаешь, что мне и так хуже некуда?
        - Ничего я не делаю. Я просто хочу, чтобы ты сделала то, что хорошо только для тебя, понимаешь? Не для тебя и Мэтта. Похоже, он-то как раз делает то, что хорошо для него.
        Мы стояли возле входа в метро.
        - Я пошла, Тати.  - Я сбежала по ступенькам, вскочила в первый же подошедший поезд и проездила несколько часов, чтобы успокоиться.
        Позже, днем, я сидела возле закрытого магазина Орвина. Мне хотелось поговорить с ним. И тут мимо прошел Дэн.
        - Грейс, Орвин не работает по воскресеньям.
        - Да, я уже поняла.
        Он посмотрел на меня со своей мягкой улыбкой.
        - Можно я присяду?
        - Конечно.
        - Хочешь поговорить о чем-нибудь?
        - Нет.
        - Ты продолжаешь репетировать?
        - Ну естественно.  - Последнее, что мне было нужно, так это профессорские наставления Дэна. Я обернулась и пристально посмотрела на него:  - Почему вы купили то фото?
        Он даже глазом не моргнул:
        - Потому что оно мне нравится.
        - Это, должно быть, была самая высокая на свете цена за студенческую работу. Вообще. За всю историю студенческих работ.
        - Вот честно, Грейс, ты знаешь, я человек прямой. Это прекрасная фотография, и я думаю, что работы Мэтта в свое время будут довольно дорого стоить.
        - Вы купили ее не потому, что знали, как нам нужны деньги?
        - Вовсе нет.  - Маленькая светлая ложь.  - Ты не хочешь рассказать мне, что тебя беспокоит?
        Я помотала головой и перевела взгляд на его колени, где он держал несколько сложенных листов бумаги.
        - Что это? Новая музыка?
        - Нет. Вообще-то это документы для смены моей фамилии. Хочешь верь, хочешь нет, я мог как-то мириться с ней, будучи профессором, но в качестве композитора и дирижера нужно что-то другое.
        - И вы меняете фамилию? Прямо вот так?
        - Да. Я даже обсудил это со своим отцом, я думал, он может обидеться, но он сказал, что будет только рад, если эта фамилия на нем и кончится. Я не сильно меняю ее  - вместо Порнсайка теперь будет Портер.
        - Дэниел Портер. Красиво звучит.
        - Что же, Грейсленд, спасибо.
        Проехавший мимо автобус окатил нас волной горячего воздуха. Меня слегка замутило, и я прикрыла глаза.
        - Грейс, ты в порядке?
        - Кажется, меня сейчас вырвет.  - И тут же, немедленно, едва я успела подскочить к ближайшей урне, бутерброд с колбасой и черным хлебом, который мы с Тати ели в парке, весь оказался там.
        Дэн ласково хлопал меня по спине, приговаривая что-то успокаивающее:
        - Ничего-ничего… Вот так…
        Я наконец разогнулась.
        - Ох, это надо же…  - Я отерла рот рукой.  - Лучше я пойду домой, мне как-то неважно.
        - Все нормально, Грейс. Что бы с тобой ни случилось, ты справишься,  - сказал он мне вслед, когда я направлялась в общежитие.
        - Спасибо, профессор,  - махнула я ему рукой, уходя.
        - Дэн!
        Дни со свистом проносились мимо. Я только старалась запечатлеть в памяти каждый момент, проведенный с Мэттом. А когда я не была с ним, я жалела об этом. Как-то после занятий он принес мне в комнату бойцовую рыбку.
        - Я купил его, чтоб ты без меня не скучала. Его зовут Джефф Бакли.
        Я засмеялась, обняла и поцеловала его.
        - Спасибо, очень мило.
        Но вообще-то я хотела только Мэтта.
        День окончания колледжа я провела с Мэттом, его отцом и мачехой. После церемонии мы пошли обедать, а потом вернулись в общежитие. Мы с Мэттом оставались там еще несколько дней. Он не отпускал меня ни на шаг.
        Четвертого июня, накануне отъезда Мэтта, он пошел к врачу сделать последние прививки для поездки, а я зашла в свое любимое кафе в Ист-Виллидж за чашкой кофе. Я села за стойку бара и, глядя в окно, услышала, как дочка хозяина кафе, которая работала там же официанткой, бормочет что-то вроде: «Ужасная трагедия». Она плакала, а отец обнимал ее. Пожилая женщина, похожая на хиппи, подошла и стала протирать стойку.
        - Ты слышала?
        Я покачала головой.
        - Они нашли тело.
        Я не понимала, о чем она.
        Она тяжело вздохнула.
        - Бедняга, он же все время был где-то тут неподалеку.
        - Да кто?
        - Бакли.
        Я схватилась за сердце.
        - Джефф Бакли?
        - Он самый. Такой славный. Такой талантливый, и так рано.
        Она перестала протирать стойку, отвернулась к окну и замерла, словно собиралась вот-вот заплакать.
        - Он утонул в Миссисипи, не снимая чертовых сапог. Он пропал, и вот сейчас они нашли тело на берегу. А мы так часто его видели, вот прямо тут.
        Я тоже начала всхлипывать от жалости и боли за того, с кем не была знакома, но чувствовала, как долго он был связан с моей жизнью. Я впервые ощутила, как все вокруг неустойчиво. И вот это  - наша жизнь? Мы проводим часы за часами, занимаясь каким-то бессмысленным дерьмом, а потом умираем, решив искупаться в реке, и наше распухшее тело выносит на берег, как бессмысленный мусор, только затем, чтобы его зарыли и забыли.
        Первый раз, когда умирает кто-то молодой и талантливый  - кто-то, на кого ты равнялся, кто был тебе важен,  - это сшибает тебя с ног. А-а, черт, мы все умрем, никто не знает, как и когда, думаешь ты. И в этот момент ты понимаешь, как мало ты контролируешь свою судьбу. С самого рождения у тебя нет никакого контроля  - ты не выбираешь своих родителей, и, если ты не склонен к суициду, ты не выбираешь свою смерть. Единственное, что ты можешь,  - это выбрать того, кого любишь, быть добрым к другим и сделать свое краткое пребывание на этой земле максимально приятным.
        Я вышла из кафе в слезах, не допив кофе, от которого меня затошнило. Официантка даже не взяла с меня денег, может быть, потому, что поняла, как меня расстроило ее известие. Я благодарно кивнула ей и побежала в Стариковский приют. Увидев Мэтта, стоявшего у входа, я кинулась к нему на шею и разрыдалась.
        - Грейс, что случилось?
        Вытирая слезы и размазывая их по его рубашке, я выложила ему новости между всхлипами.
        - Джефф…. Бакли… Умер…
        - Ох, детка… Ну ничего…  - Он гладил меня по спине и покачивал туда-сюда.  - Шшш, ничего, не плачь, мы купим другую рыбку.
        Я вырвалась и уставилась на него:
        - Да нет же! Настоящий Джефф Бакли.
        Он почернел.
        - Черт! Но как?
        - Он утонул несколько дней назад. Сегодня нашли тело.
        - Это ужасно.  - Он прижал меня к груди, и я слышала, как быстро бьется его сердце.
        - Да, невозможно поверить,  - сказала я сквозь слезы.
        Но, правду говоря, я не так грустила по Джеффу Бакли, как по нас с Мэттом. По нас и по тому малому времени, которое нам оставалось.
        Если я попрошу, ты останешься?
        Он каким-то образом угадал мои мысли. Он наклонился и поцеловал меня в щеки, потом в лоб, в подбородок, в губы.
        - Я буду так по тебе скучать…
        - Я тоже буду скучать,  - пробормотала я сквозь слезы.
        - Грейс, ты сделаешь что-то вместе со мной?
        - Все, что хочешь.  - Позови меня поехать с тобой. Скажи, что останешься. Скажи, что мы поженимся. На этот раз взаправду.
        - Пойдем и сделаем себе татуировки.
        - Ладно,  - сказала я слегка озадаченно. Это было не совсем то, чего я ожидала, но в тот момент я была готова на все, что он попросит.
        Каждый из нас выбрал по три слова, написанные затейливым шрифтом. Моя была на спине, поперек позвоночника, у самого начала шеи, а у Мэтта надпись шла по груди, прямо над сердцем. Каждый из нас выбрал слова для другого, записал их на бумажку и отдал татуировщикам. Мы не знали, что будет написано. Это был как будто наш вариант клятвы на крови.
        Пока нам делали тату, мы переглядывались и улыбались друг другу. Я пыталась угадать, о чем же он думает. Сколько бы он ни говорил мне, что думает обо мне, этого было недостаточно. Этого не могло быть достаточно, особенно если он уезжал на следующий день.
        Мое тату было готово раньше, и я попросила зеркало, чтобы прочесть, что выбрал Мэтт. Надпись была мелкой, выглядела милой и женственной и понравилась мне даже до того, как я ее прочла. Я присмотрелась и разобрала слова: «Голубка зеленых глаз».
        - Как здорово!  - завизжала я. Мэтт наблюдал за мной со счастливой улыбкой, стараясь не смотреть на собственное тату.
        Когда и с ним все было готово, он с интересом уставился в принесенное зеркало. «Один лишь пепел».
        - Это Леонард Коэн?
        - Ага. Ты знаешь откуда?
        - Напомни мне всю цитату.
        Я сглотнула и изо всех сил попыталась не зареветь, но мое тело отказывалось повиноваться. Татуировщики вышли, оставив нас вдвоем. Мэтт поднялся, осторожно обнял меня и прижал к себе, стараясь не задеть татуированную сторону груди.
        - Поэзия всего лишь жизни след. И если жизнь пылает хорошо, поэзия  - один лишь ее пепел.
        Он зарылся лицом мне в волосы.
        - Моя жизнь пылает хорошо.
        Да, но надолго ли?
        Этой ночью я поцеловала слова на его груди, наверное, тысячу раз, даже несмотря на то, что тату не успело зажить. Он в ответ целовал мою шею, говоря, как он будет скучать по своей голубке зеленых глаз, а я называла его вруном, и мы смеялись, и потом я снова плакала.
        На следующее утро, пока Тати ездила одолжить у своего отца машину, чтобы отвезти Мэтта в аэропорт, сам Мэтт метался по комнате, стараясь упаковать все, что не брал с собой, для отправки в Лос-Анджелес.
        - Зачем ты отсылаешь все обратно? Можешь просто оставить у меня в комнате.  - Я лежала поперек его кровати на животе, наблюдая, как он носится вокруг.
        - Потому что не хочу, чтобы ты морочилась с этим дерьмом.
        - А я хочу с ним морочиться.
        Он остановился и посмотрел на меня:
        - Так будет лучше.
        - Но ты же вернешься.
        - Да, но я надеюсь, что тогда у меня будет работа и я сниму нормальную квартиру. Я не собираюсь больше жить в Стариковском приюте.
        - Стариковский приют для студентов. Когда ты вернешься, я буду жить в другой общаге,  - пробурчала я в подушку.
        - Ну так тем более. Зачем тебе таскаться с моим барахлом, если я могу отправить его домой и потом снова забрать?  - раздраженно ответил он.
        - Тебя не будет всего несколько месяцев. Из-за чего огород-то городить?
        - Да, но заранее никогда не скажешь.
        Это был не лучший момент для такой фразы.
        - Поди сюда,  - попросила я. Перекатившись на спину, я раскинула руки ему навстречу. На мне было его любимое платье. Он посмотрел на меня через плечо, и его глаза потеплели. Он кинулся ко мне, улыбаясь своей милой улыбкой, как раньше. Когда он потянулся меня поцеловать, я остановила его за секунду до того, как его губы коснулись моих, прошептав:
        - А если бы я попросила тебя, ты бы остался?
        Он отшатнулся, скрестил руки на груди и наклонил голову набок.
        - А ты бы попросила?  - В каждом движении его лица читалось раздражение.
        Я лежала там, глядя на него снизу, и чувствовала себя беззащитной, как никогда раньше. Да, я бы так хотела попросить его остаться, но разве я могла быть такой эгоисткой? Если бы я это сделала, стал бы он меньше меня любить, если он вообще любил меня? Я не могла отнять его мечту, чтобы исполнить свою. И не стала бы этого делать. Я не стала бы разрушать то, что он создал.
        - Ответь мне, черт возьми. Ты бы попросила меня отказаться от всего?
        Я не хотела этого, но мне надо было знать, согласился бы он.
        - А ты останешься, если я попрошу?
        Он сжал челюсти. Его дыхание стало резким. Он процедил сквозь стиснутые зубы:
        - Да. Но я буду ненавидеть тебя за это. Так что давай, попроси меня.
        Мне показалось, что он меня ударил. Я заплакала.
        - Давай, попроси меня остаться и работать в долбаном фотомагазине, пока ты не окончишь аспирантуру. Ну же?
        Я только трясла головой, не в силах сказать ни слова.
        Он наклонился и, крепко взяв меня за подбородок, поднял мое лицо и посмотрел мне в глаза.
        - Грейс, черт возьми, это же не расставание, не прощай. Это просто  - увидимся позже. Пожалуйста, скажи мне, что ты справишься. Ну скажи  - ты же справишься, да?
        Я просто задыхалась. Он был зол, но в его выражении сквозь ярость пробивалась любовь.
        - Мы ничего не обещали друг другу,  - прошептала я.  - Прости, что начала все это. Мы просто поживем и увидим, что будет, хорошо? Это просто  - увидимся позже.
        Он кивнул:
        - Да.
        Ты говорил, что ты  - мой, а я  - твоя.
        Всхлипывая, я попросила:
        - Иди ко мне? И он был таким нежным, ласковым и полным чувства, что я еще долго плакала после того, как все кончилось, и он обнимал меня, но, конечно, все равно это было недостаточно долго.
        Спустя несколько часов мы выехали в аэропорт. Тати осталась в машине, а я пошла проводить Мэтта до вылета.
        - Я позвоню, как только смогу.
        - Конечно. Где это будет?
        - Сначала мы летим в Северную Боливию.  - Он снял сумку с плеча и поставил на пол. Затем сказал, опустив глаза:  - Грейс, я представления не имею, как это все будет и как далеко от цивилизации я буду находиться. Возможно, ты какое-то время ничего не услышишь обо мне, но я напишу тебе, и мы договоримся, как будем созваниваться.
        Он пристально смотрел на меня, будто стараясь запечатлеть в памяти.
        - Грейс, то фото купил Порнсайк.
        Я моргнула:
        - Я знаю. Почему ты говоришь об этом сейчас?
        - Я подумал, лучше, чтобы ты знала. Он хороший мужик.
        - Как мило с твоей стороны. И с его тоже,  - ядовито заметила я.
        - Я не хотел, чтобы ты узнала, что я знал и не сказал тебе.
        - Ладно.  - Я поняла, что Мэтт старался завершить все недосказанности.
        По громкой связи объявили, что посадка на его рейс заканчивается. «Пора». Он раскрыл руки, и я кинулась к нему с такой силой, будто пыталась впрыгнуть в него, внутрь, чтобы он взял меня с собой и унес в своем сердце. Он стиснул меня крепко-крепко.
        - Увидимся позже, да, Грейс?
        Мы оторвались друг от друга.
        - Увидимся позже, Мэтт.
        Он улыбнулся и начал уходить. Прямо перед тем как уйти совсем, он обернулся, вытащил что-то из кармана и поднял вверх.
        - Смотри, я украл это у тебя!
        Это была репетиционная запись моей игры на виолончели. Он засмеялся, сделал шаг  - и исчез.
        Любовь моей жизни ушла.

19. Что с нами стало?
        ГРЕЙС
        На следующий день после отъезда Мэтта я прошла прослушивание на виолончелиста в гранжевом оркестре, на маленькой сцене возле улицы Аллен в Ист-Виллидж. Музыка была похожа на «Нирвану»[11 - Nirvana (англ.).  - американская рок-группа.], с такими же тихими, привязчивыми куплетами и громкими, визжащими припевами. Я представила себе, как нас покажут в какой-нибудь внестудийной записи на музыкальном канале VH1, и я прославлюсь как рок-виолончелист, и меня будут приглашать все знаменитые оркестры, приезжающие в Нью-Йорк. Мне казалось, что все мои мечты наконец исполняются.
        Я жила сама по себе, хорошо играла, много репетировала и получала в конце недели зарплату. За три ночи выступлений мне платили сто двадцать долларов. Все шло отлично, и мне не терпелось рассказать об этом Мэтту.
        Первый раз он позвонил спустя полторы недели после отъезда. Я репетировала в своей комнате. Дарья постучала мне в дверь с криком: «Грейс! Там в лобби тебя Мэтт к телефону!»
        Я понеслась по лестнице. На мне были только Мэттова майка и под ней старые затрепанные трусы. Мне было наплевать  - я была слишком взвинчена.
        - Привет!  - крикнула я, задыхаясь.
        - Черт, этот звонок уже обошелся мне баксов в семьдесят.
        Мое счастливое возбуждение несколько померкло от этого приветствия.
        - Извини, я не знала.
        - Не важно. Черт, мне столько надо тебе рассказать.
        - Ну?
        - Нэшнл Джиогрэфик в сентябре запускает свой телевизионный канал. Открывается куча новых вакансий, а Элизабет уже и так от меня в полном восторге.
        - Кто такая Элизабет?
        - Ведущий фотограф нашего проекта. Онасуперкрутая. Это она лично выбрала меня на стажировку, увидев мое портфолио. Я даже и не знал.
        Я хотела спросить, сколько ей лет и красива ли она.
        - Мэтт, я так за тебя рада.
        Он прокричал: «Сейчас иду!»  - кому-то за телефонной трубкой.
        - Слушай, Грейси, я ехал три часа на автобусе, чтобы добраться до телефона. Тут больше ничего нет, и я не знаю, когда смогу снова тебе позвонить.
        - О’кей, нормально.
        - Мне надо бежать. Обратный автобус уже отходит, его там держат из-за меня. Эй, я соскучился.
        Эта последняя фраза прозвучала настолько натянуто, что у меня тоскливо заныло где-то в животе.
        - Я тоже по тебе скучаю. Увидимся.
        - Пока,  - он повесил трубку.
        Глядя на свои босые ноги, я подумала, что он так и не спросил, как мои дела. И у меня не было никакого шанса рассказать ему про свою работу в ансамбле.
        В проходе входной двери, прислонившись к косяку, стояла Тати со скрещенными на груди руками.
        - Почему ты без штанов?
        - Мэтт звонил.
        - Это я догадалась. А одеваться ты собираешься? Я пришла позвать тебя пообедать. Вот как раз по пути и расскажешь.
        - Ага.
        - Пошли.  - Она мотнула головой в сторону двери.
        - Ладно,  - согласилась я.  - Сэндвичи?
        - Все лучше, чем китайская лапша.
        Мы с Тати ходили вместе обедать по средам весь следующий месяц. Когда-то в середине июля она спросила, разговаривала ли я с Мэттом, и я сказала, что нет.
        - Почему он тебе не звонит?
        - Я могла пропустить звонок. И вообще, он же там черт знает где. Очень трудно такое скоординировать. Но я уверена, что с ним все в порядке.
        В тот день, вернувшись домой, я нашла приклеенный к своей двери конверт с надписью: «Так держать, Мэтт!» Его повесила одна из летних помощниц Дарьи, которой я рассказала про Мэтта и его стажировку, потому что она тоже изучала фотографию в том же колледже и еще потому, что я всегда спрашивала у нее, не звонил ли мне Мэтт.
        В конверте была вырезка из фотографического журнала. На ней был Мэтт, снимающий на камеру женщину, снимающую свое отражение в зеркале. И название  - «Красота за камерой».
        Я сглотнула, борясь с тошнотой, и прочла статью про юную, прекрасную Элизабет Хант, уже прославившуюся на страницах Нэшнл Джиогрэфик. И там, в самом конце, было три предложения, навсегда перевернувшие мою жизнь.
        Хант подчеркивает, что ее сотрудничество с Маттиасом Шором, многообещающим молодым талантом, только что вышедшим из стен Школы искусств Нью-Йоркского университета, оказалось весьма плодотворным. Их следующий проект включает в себя полугодовую экспедицию по побережью Австралии, изучение Большого Кораллового рифа и поведения больших белых акул во время охоты. «Мы с Мэттом в восторге от этой возможности и не можем дождаться, чтобы поднять наше сотрудничество на новый уровень»,  - говорит Хант.
        Мы были еще так молоды, а жизнь уже устроила нам такие крутые виражи и повороты. Но должна ли я совсем уж безропотно принимать то, о чем только что прочитала?
        Да ни за что.
        Я тут же в каком-то ступоре перезвонила Алетте.
        - Алетта, добрый день, это Грейс.
        - Я так рада слышать тебя, дорогая. Как дела? У тебя все в порядке?
        - Да,  - сказала я, не вдаваясь в подробности.  - Я хотела узнать, слышно ли что-то от Мэтта.
        - Конечно, милая, я только вчера с ним говорила.
        Меня будто вывернуло наизнанку. Почему он не позвонил мне? Я же разве что не спала в том лобби в обнимку с телефоном.
        - Да? И что он сказал?
        - О, мы все так гордимся Мэттом. Он практически создал себе имя, и за такое короткое время.
        - Да, я слышала,  - заметила я ледяным тоном.
        - Теперь ничто не остановит его карьеру. Его отец так счастлив и так им гордится. А ты же знаешь, что это значит для Мэтта.
        - Это чудесно.  - Мой голос с каждой секундой грозил оборваться.  - А про меня он не упоминал?
        - Он сказал, если кто-нибудь спросит, передать, что у него все в порядке.
        Кто-нибудь?
        - Ну… Если вы вдруг снова его услышите в ближайшее время, можно попросить его перезвонить мне?
        - Да, Грейс, конечно. Он звонит каждую неделю, так что я ему передам.
        А, так вот оно как.
        Я бросила трубку и помчалась к себе, с трудом переваривая всю полученную информацию. Элизабет Хант… Австралия на полгода… Еженедельные звонки мамочке…
        Прошло еще три дня, но от Мэтта не было ни звука. Я с трудом выволокла себя из постели, слишком уставшая, чтобы плакать, и слишком расстроенная, чтобы есть. Вышла в холл и позвонила Тати.
        - Привет!
        - Это Грейс.
        - Как дела?
        - Ты можешь прийти?
        - Буду через минуту.  - Она явно услышала боль в моем голосе.
        Тати ворвалась ко мне в комнату спустя четверть часа. Я протянула ей вырезку со статьей про Мэтта и Элизабет. Она прочла ее про себя, только покачала головой и протянула мне сигарету.
        - Тати, я в порядке.
        - Не принимай близко к сердцу, Грейс,  - сказала она.
        - Я не принимаю.  - К тому времени я уже перестала плакать.  - Только скажи Дэну, что я с вами. Я еду с вами в гастрольный тур.
        Тати просияла:
        - Здорово! Ты об этом не пожалеешь.
        Действие третье. Сейчас, на пятнадцать лет позже

20. Ты помнишь…
        ГРЕЙС
        Настоящее принадлежит нам. Все эти  - в-эту-минуту, здесь-и-сейчас, настоящий момент и следующий за ним  - они наши, хватай и бери. Это единственный подарок, который Вселенная предлагает нам просто так, безо всякой оплаты. Над прошлым мы не властны, а будущее  - всего лишь фантазия, которую ничто не гарантирует. Но мы можем владеть настоящим. И единственный способ реализовать свои мечты  - это объять настоящее.
        Я слишком долго замыкалась в себе, не позволяя даже подумать о будущем, потому что жила, застряв в прошлом. Несмотря на то что это невозможно, я все старалась воссоздать то, что было у нас с Мэттом. Я не хотела ничего другого  - он был всем, что я только могла вообразить.
        Но Орвин однажды научил меня, что время  - это валюта жизни. А я столько потратила зря. Именно эта мысль о потраченном времени заставила меня осознать, что надо двигаться вперед, а то, что было у нас с Мэттом, больше не повторится. Мне надо оплакать эти отношения и жить дальше.
        По крайней мере так я говорила сама себе.
        Еще два месяца назад я бродила, окутанная густым туманом сожалений. Я пробиралась на ощупь, ничего не ощущая. Глядя в зеркало на свои новые морщинки, я не понимала, откуда они взялись. И тратила еще больше времени, повторяя изо дня в день одно и то же, едва присутствуя в собственной жизни. И даже не пыталась разорвать этот замкнутый круг в поисках чего-то более осмысленного.
        Пока я не встретила Мэтта на станции метро.
        И все изменилось. Мир снова стал цветным, а образы  - яркими и живыми.
        За пятнадцать лет боль от произошедшего с нами заизвестковалась и пошла на убыль. Множество раз я пыталась запретить себе думать о нем, но вокруг было слишком много напоминаний. Я думала, если бы мы встретились, он посмотрел бы сквозь меня, как сквозь призрак из прошлого. Так мне казалось тем летом после колледжа  - что меня для него больше не существует.
        Но когда мы встретились на станции, он смотрел мне прямо в глаза. Он сразу узнал меня, и в его лице я заметила живой восторг. Казалось, он впервые увидел закат над океаном. Когда мой поезд умчался в туннель, этот восторг сменился отчаянием, и именно тогда я подумала, что в нашей истории есть какое-то слепое пятно. Что скрывалось за его отчаянием? Что такого произошло с ним за эти пятнадцать лет, что он помчался за мной по платформе с протянутыми руками и глазами, полными тоски?
        Я должна была найти ответ. Я представляла, как можно отыскать Мэтта, но мне было слишком страшно.
        - Миссис Портер?
        - Да, Эли?  - Я взглянула в голубые глаза одного из моих старших тромбонистов, убирая со стола нотные листы. Мы находились в репетиционной комнате школы, где я преподавала.
        - Вы знаете, что такое Крейгслист?
        - Конечно, Эли, я не такая старая,  - улыбнулась я.
        Он покраснел:
        - Я знаю, что нет,  - он явно нервничал.  - Я спрашиваю, потому что я видел это тату, однажды, когда вы были с высокой прической.  - Он остановился и сглотнул.
        - Продолжай,  - мне стало интересно.
        - Голубка зеленых глаз, ведь там написано это, да?
        Я кивнула.
        - Вас кто-нибудь так называл?
        - Да, кто-то, кого я раньше знала.  - Мой пульс забился быстрее при мысли: «К чему он клонит?»
        Он выудил из кармана бумажный прямоугольник.
        - Помните, у нас было соревнование оркестров, и там была одна девочка из Юго-западной Высшей школы, которая играла на трубе?
        - Конечно,  - я не могла понять, о чем он говорит.
        - Ну и вот, мне тогда показалось, что мы с ней понравились друг другу, но никто не решился подойти первым. Не важно, я решил проверить, может, она написала мне в «Упущенных встречах» на Крейгслисте, и увидел там это.
        Он развернул бумажку и протянул мне.
        Голубке зеленых глаз:
        Мы встретились без малого пятнадцать лет назад, когда я въехал в комнату рядом с твоей в общежитии Нью-Йоркского университета.
        Ты называла меня  - мой быстродруг. Мне хотелось думать, что я был чем-то большим.
        Мы жили в постоянном восторге от поисков себя в музыке (ты с ума сходила по Джеффу Бакли), в фотографии (я не мог перестать снимать тебя), в прогулках по парку на Вашингтон-сквер и во всех прочих странных занятиях, которыми мы пытались заработать на жизнь. Я узнал о себе за этот год больше, чем за все предыдущие.
        А потом все это рассыпалось. Мы потерялись тем летом после окончания. Я уехал в Южную Америку работать на Нэшнл Джиогрэфик. А когда я вернулся, ты исчезла. Я до сих пор задаю себе вопрос, не переборщил ли я с этой свадьбой…
        Я больше не встречал тебя, но месяц назад… Была среда. Ты раскачивалась на каблуках, стоя на желтой линии по краю платформы метро, в ожидании поезда на линии F. Я не сразу узнал тебя, а потом было слишком поздно, и ты исчезла. Опять. Но ты назвала мое имя  - я прочел это по твоим губам. Я пытался остановить поезд силой воли. Хотя бы чтобы сказать тебе  - привет.
        После той встречи все чувства и воспоминания юности нахлынули на меня, и весь этот месяц я только и думаю, где ты и как ты живешь. Наверно, я окончательно спятил, но не хотела бы ты встретиться, немного выпить и обсудить прошедшие полтора десятка лет?
        М.
        (212)-555-3004
        Потрясенно раскрыв рот, я перечитала сообщение про себя три раза.
        - Миссис Портер, это письмо действительно вам? Вы знаете этого М.?
        - Да,  - ответила я дрожащим голосом. Мои глаза наполнились слезами. Я обняла его.  - Спасибо тебе.
        - Ух ты, круто! Я никогда не думал, что эти объявления работают. Здорово, что у вас есть это тату. Вы ему позвоните?
        - Наверное. Эли, я страшно тебе признательна, но мне надо бежать. Можно мне взять объявление?
        - Конечно. Оно же ваше.
        Я благодарно улыбнулась ему сквозь слезы, подхватила свои вещи и побежала по лестнице к выходу, чтобы позвонить Тати.
        Она ответила с первого гудка:
        - Алло?
        - Привет, ты занята?
        - Я в салоне,  - сказала она. Вскоре после окончания колледжа Брендон бросил ее. Она немедленно очень коротко остриглась, выкрасила волосы в угольно-черный цвет и ходила так все пятнадцать лет. Думаю, это был своего рода зарок. После Брендона у нее не было никаких постоянных отношений, за исключением ее парикмахера.
        - Можно я приду прямо туда?
        - Конечно. А что стряслось? Ты как-то странно говоришь.
        - Да нет,  - ответила я, тяжело дыша.
        - Ладно, давай приходи.
        Помните спортивную ходьбу? Когда-то в восьмидесятых было такое краткое массовое увлечение? Такой странноватый способ быстро ходить, виляя бедрами из стороны в сторону. Оно до сих пор включено в олимпийские виды спорта.
        Так вот, я промчалась этой спортивной ходьбой шесть кварталов с такой скоростью, что могла бы выиграть золотую медаль.
        Я влетела в салон и обнаружила Тати, сидящую в первом же кресле, в черной парикмахерской накидке. Ее голова была покрыта фиолетово-черной краской и укутана в целлофановую шапочку, а парикмахер делал ей массаж плеч.
        - Я в процессе,  - сказала Тати, указывая на свою голову.
        - Привет,  - сказала я парикмахеру.  - Я могу это поделать.
        Девушка улыбнулась и ушла. Я встала у Тати за спиной и стала разминать ей плечи.
        - Ой, потише, твои виолончельные лапы слишком грубые,  - взвыла она.
        - Да помолчи ты, мне надо с тобой поговорить.
        - Ну так говори.
        - Он хочет со мной встретиться.
        - Ты о чем?
        Я рассказывала Тати про то, как встретила Мэтта в метро, но это было два месяца назад.
        - Прочти,  - сунула я ей листок бумаги.
        Через секунду она начала всхлипывать.
        - Ты что, плачешь?  - спросила я у нее из-за спины.
        - Наверно, это гормональное. Все это так грустно. Почему мне кажется, что он напрочь забыл, как все было на самом деле?
        - Не знаю.
        - Грейс, позвони ему. Вот прямо сейчас иди домой и позвони.
        - И что сказать?
        - Просто поговори, чтобы понять, в чем дело. Ты все почувствуешь. Мне кажется, это похоже на прежнего Мэтта, того, вдумчивого и глубокого.
        - И мне тоже, правда?
        Она выскочила из кресла, посмотрела на меня и указала на дверь:
        - Иди сейчас же.

21. Я искал тебя во всех других
        МЭТТ
        Во вторник, спустя несколько недель, как я повесил письмо для Грейс на Крейгслисте, я шел к рабочему зданию от метро, и мне позвонил мой восьмилетний племянник. Он хотел спросить, не стану ли я спонсором его участия в спортивном пробеге. Я любил малыша и ответил, что стану с радостью, но только я хотел повесить трубку, как к телефону подошла его мать.
        - Маттиас, это Моника.
        - Привет. Как Александр?
        - Отлично. Вкалывает, как собака, оставляя позади всех партнеров. Все как всегда. Ты же его знаешь.
        - Ну да,  - ответил я с некой горечью.  - Ну а ты? Как жизнь в Беверли-Хиллз?
        - Маттиас, оставь ты эту фигню.
        - В чем дело, Моника?
        - Мне позвонила Элизабет. Она сказала, что у них с Брэдом будет ребенок.
        Моя невестка могла бы выиграть любой чемпионат по метанию мяча по яйцам.
        - Да, я в курсе. Я имею честь работать с этими козлами каждый день.
        - Она восемь лет была мне сестрой, Маттиас. Тебе не кажется, что я имею право знать?
        Я засмеялся.
        - Да вы даже не дружили толком, так что называть ее сестрой просто смешно. И это она меня бросила, помнишь?
        - Сам ты козел. Она бы не ушла от тебя, если бы ты не был так зациклен на Грейс.
        - Грейс не имеет никакого отношения ни к моему браку, ни к моему разводу.
        - Ну да, конечно. Элизабет говорила, ты так и не избавился от ее фотографий.
        - Я никогда не избавлялся ни от одной своей фотографии. С чего бы? Я фотограф. Грейс была сюжетом многих моих ранних работ. Уж кому об этом знать, как не Элизабет. Почему мы с тобой вообще это обсуждаем?
        - Я хотела убедиться, что она получит наш подарок.
        - Почтовый сервис тебе в помощь. Она все еще проживает в нашей старой квартире. Знаешь, в той самой, что я оставил ей, чтобы она могла вить гнездо и заводить детишек со своим приятелем.
        - Мужем,  - поправила она.
        - Пока, Моника. Передавай Александру привет.
        Я отключился, глубоко вздохнул и в сто десятый раз на этой неделе задал себе вопрос, что же за херня происходит с моей жизнью.
        Придя на работу, я застал Скотта заваривающим кофе в комнате отдыха.
        - Ты получил какой-нибудь ответ на свой пост?  - спросил он.
        - Не-а, только несколько милых дам предложили стать моей зеленоглазой голубкой.
        - Балда ты. В чем твоя проблема? Воспользовался бы ситуацией. Она, может, никогда не увидит того письма, но это не значит, что она единственная зеленоглазая голубка в округе,  - и он захлопал на меня ресницами.
        - То-то и оно. На пути сюда я думал о своей жизни.
        - Ого…
        - Нет, послушай. У нас с Моникой, моей самой первой подружкой, были такие дурацкие отношения, когда все фальшиво, все напоказ  - только чтобы произвести впечатление друг на друга и окружающих.
        - Ну и что такого? Вы были молодыми.
        - И то же самое было с Элизабет, по крайней мере сначала. Мои отношения с Моникой задали тон моему браку с Элизабет. А когда дошло до реальной жизни, мы этого не вынесли. А с Грейс такого не было. Никогда. С ней все было по-настоящему.
        - Так вокруг есть другие Грейс.
        - Так нет, старик. Я же тебе говорю. Мы просто встретились в неправильный момент. Прошло пятнадцать лет, а я все думаю о ней. Я был женат на другой, на умной, красивой женщине, но иногда я думал о Грейс и о том, как было бы, останься мы с ней вместе. Я мог заниматься любовью со своей женой и думать о Грейс. Понимаешь, какая херня?
        - «Заниматься любовью»? Мэтт, это так трогательно,  - ухмыльнулся он, стараясь не заржать.
        - Не выпендривайся.
        - Я только говорю, что тебе пора начать жарить цыпочек. Ты и так затянул. Никаких больше «занятий любовью». Считай, это доктор прописал.
        Он хлопнул меня по плечу и вышел.
        Позже на неделе в мою кабинку зашла Элизабет. Я, откинувшись в кресле, играл в «Энгри Бердс».
        - Мэтт?
        Я поднял глаза. В развевающемся платье для беременных, обнимающая руками выпуклость живота, она выглядела как сама Мать Земля. Элизабет была красива естественной, природной красотой. Простые черты, простые русые волосы, хорошая кожа и легкий солнечный румянец круглый год. Отвратительной в моих глазах ее сделал характер и то, с какой легкостью она предала наш брак.
        - Чего?
        - Мне казалось, тебе надо отредактировать примерно тысячу фото?
        Я снова сфокусировался на верещащих птицах.
        - Уже. Сдано.
        Уголком глаза я отметил, что она уперла руку в бок, как суровый родитель. Ее терпение явно было на исходе. Но мне было плевать.
        - А ты не мог сначала послать их мне?
        Я взглянул на нее и снова вернулся к айфону.
        - Ой, Лиззи, только подумать, как ты высоко забралась, а?  - Я никогда не называл ее так.  - Воображаешь, что ты теперь мой босс?
        - Мэтт. Я с трудом выношу этот наш раздрай.
        - Раздрай?  - фыркнул я, снова откидываясь в кресле. Вдруг у меня в руке зазвонил телефон. Какой-то незнакомый манхэттенский номер. Я приподнял палец, делая Элизабет знак помолчать, и нажал кнопку ответа:
        - Алло?
        - Мэтт?
        О боже.
        Голос, ее голос, ее голос, ее голос.
        Элизабет продолжала смотреть на меня. Вскинув руки, она недовольно спросила:
        - Ты не можешь сказать, чтоб перезвонили позже? Я тут пытаюсь с тобой разговаривать.
        - Погоди, Грейс,  - сказал я.
        - Грейс?  - У Элизабет упала челюсть.
        Я прикрыл рукой трубку:
        - Иди отсюда ко всем чертям!
        Она уперла вторую руку в бок:
        - Никуда я не уйду.
        Я приоткрыл трубку:
        - Грейс?
        Черт, мне хотелось заплакать.
        - Да, я тут.
        - Можешь дать мне пару минут? Клянусь, я сразу тебе перезвоню.
        Мне казалось, меня сейчас вывернет наизнанку.
        - Если я не вовремя…
        - Нет-нет, я сейчас же тебе перезвоню.
        - Ладно,  - неуверенно ответила она.
        Мы разъединились.
        - Так ты встречаешься с Грейс?  - спросила Элизабет. Голос ее звучал удовлетворенно, а глаза говорили: Ну конечно.
        Я глубоко вдохнул и выдохнул через нос.
        - Нет. Я не встречаюсь с ней. Это был первый раз за пятнадцать лет, что я разговаривал с ней, и ты только что все испортила.
        - Мэтт, ты на работе. Это твоя обязанность.
        - Ты вот это же самое говорила Брэду, трахаясь с ним в комнате для печати?  - не повышая голоса, отрезал я. Я чувствовал себя так, как будто кто-то только что ударил меня в грудь кинжалом и я истекал кровью, слабея с каждой секундой.  - Мне что-то нехорошо. Оставь меня, пожалуйста, в покое.  - Мои глаза наполнились слезами.
        Она покраснела:
        - Я… Мэтт…
        - Что бы ты ни собиралась сейчас сказать, Элизабет, меня это не волнует. Совсем. Ни на йоту,  - дернул плечами я.
        Она повернулась и ушла.
        Я открыл список звонков и нажал номер Грейс.
        - Алло?
        - Прости, пожалуйста.
        - Ничего, все нормально.
        Я сделал глубокий вдох.
        - Господи, Грейс, как я рад услышать твой голос.
        - Да?
        - Как ты поживаешь?
        - Я живу нормально. И уже… довольно давно, Мэтт.
        - Да-а. Давно, правда?
        Чувствовалось, что она немного напряжена. Я и сам был в том же состоянии.
        - Чем ты теперь занимаешься? Где живешь? Ты замужем?
        - Я не замужем.
        Меня сразу отпустило. Слава богу.
        - Я живу в доме на Западном Бродвее, в Сохо.
        - Ты шутишь. Я живу в Вустере.
        - Надо же. Так близко. А ты все работаешь для журнала?
        Она знала, что я работаю в журнале?
        - Да, но теперь больше даже для телеканала. Я уже не так много путешествую. А как ты? Ты все еще играешь на виолончели?
        В голове тут же всплыл образ Грейс, играющей на виолончели в нашей комнате в общаге, на которой не было ничего, кроме бельишка в цветочек. Свет из окна обрисовывал ее силуэт, и я открыл затвор камеры и щелкнул, как она играет. Эти фотографии до сих пор были где-то у меня. Я вспомнил, как поставил камеру на пол, подошел к ней и провел пальцем по контуру ее маленькой попки. Она сбилась с ритма и начала хихикать. Я подумал, услышу ли я еще когда-нибудь этот ее смешок.
        - Угу. Но я не выступаю. Я преподаю музыку в старших классах школы.
        - Здорово.
        Я неуверенно откашлялся. Мне хотелось сказать, что она кажется другой, более грустной и непохожей на прежнюю Грейс, но я оставил эти мысли при себе.
        Несколько секунд прошло в неловком молчании.
        - Так ты увидела мой пост, да?
        - Да, это было так мило…  - Она помедлила и глубоко вздохнула.  - Когда я тебя увидела, я не знала, что думать…
        - Да… хм… Этот пост, он был как выстрел наугад, понимаешь…
        - Ты многого добился. Я немного следила за тобой.
        - Правда?
        У меня свело горло, застучало в висках, и я внезапно занервничал. Почему она следила за моей карьерой?
        - А Элизабет, она…
        - Беременна?  - вырвалось у меня. Зачем я это сказал? Как она вообще могла узнать про Элизабет? Мне хотелось рассказать ей обо всем сразу, но у меня почему-то выходили только какие-то неправильные слова.
        - Мэтт.  - Снова долгая, неловкая пауза.  - Мне правда так неловко от этой нашей встречи, и поста, и…
        - Элизабет не…  - начал я, но она перебила:
        - Очень славно, что мы поговорили. Но мне уже пора.
        - А кофе? Давай как-нибудь выпьем кофе?
        - Не знаю. Не уверена.
        - Ладно.  - Снова это молчание.  - Но ты позвони мне, если вдруг передумаешь?
        - Конечно.
        - Грейс, у тебя же все нормально, правда? В смысле, все хорошо? Мне нужно знать.
        - У меня все хорошо,  - шепнула она и отключилась.
        Черт!
        Элизабет выбрала именно этот момент, чтобы снова прийти ко мне с пачкой фотографий. Времени хуже трудно было придумать.
        - Ты можешь просмотреть их и вернуть мне до завтрашнего утра?
        - Да, хорошо, оставь тут.
        Я даже не посмотрел в ее сторону. Сердце билось в груди, как молот, и я был готов разрыдаться. Я почувствовал на плече руку Элизабет. Она сжимала его, как сделал бы футбольный тренер.
        - Ты в порядке?
        - Угу.
        - Тебе тяжело видеть меня такой, да?
        Что? Я был настолько ошарашен, что чуть не рассмеялся. Элизабет всегда воспринимала все так, будто она была центром вселенной.
        - Ты думаешь, мне тяжело видеть твою беременность? Вовсе нет, я рад за тебя.
        - Ну, думаю, это разумно, если учесть, что ты никогда не хотел детей,  - ее тон был непроницаем.
        Я-то всегда хотел детей, только не от тебя.
        Я взял ее руку и сделал что полагалось.
        - Элизабет, мне очень жаль, что я не смог быть тебе хорошим мужем. Я счастлив за вас с Брэдом. Я желаю вам долгих лет семейного счастья и благополучия. Ради всего самого лучшего, что у нас есть, включая спокойствие на работе, давай никогда, никогда больше не вспоминать о нашем злосчастном браке. Договорились?  - и поглядел на нее умоляюще.
        Она согласно кивнула.
        - И ты меня прости, Мэтт. Я тоже во многом была не права.
        Я выпустил ее руку. Она улыбалась мне тепло, ласково, почти жалостно. Пусть лучше думает, что я одинок и несчастен, чем копит в себе раздражение, которое всегда было в ней, когда дело касалось Грейс. Она была уверена, что я не могу забыть ее. И была права в своих подозрениях, но я никогда бы в этом не сознался.
        Мы с Брэдом подружились с самого начала, когда я только пришел в Нэшнл Джиогрэфик на стажировку. Я встретил его примерно тогда же, что и Элизабет. Она всегда ему нравилась, а ей всегда нравился я. Женившись на ней, я почти чувствовал себя козлом, так что, когда она изменила мне с ним, я не был потрясен. На самом деле я испытывал странное желание поздравить его. Кошмар, да?
        Элизабет ушла к себе, а я отправился к Брэду. Пришла пора стать большим, настоящим мужиком, ну или по крайней мере понимающим, человечным парнем. Я профукал телефонный звонок Грейс, но он освободил меня; я больше не хотел торчать в этом болоте ненависти и жалости к себе.
        Стоя в дверях офиса Брэда, я кашлянул.
        Он взглянул на меня с другой стороны стола.
        - Приве-е-ет.  - Он всегда так растягивал это «ееее».
        - Брэд, я зашел поздравить тебя как будущего отца. Отличная работа, дружище. Я и сам бы лучше не сделал.
        - Мэтт,  - он попытался остановить меня.
        - Брэд, я шучу. Я рад за вас, ребята. Честное слово.
        - Правда, что ли?  - приподнял он бровь.
        Я кивнул:
        - Правда.
        - Тогда как насчет выпить после работы? Только ты и я?
        Ну, поскольку я уверен, что ты оттрахал мою жену на каждой свободной поверхности в квартире, которая тоже была моей, и теперь она носит твоего ребенка, то…
        Я хлопнул ладонями:
        - Какого черта? Почему бы и нет!
        Мы пошли в навороченный коктейль-бар на Верхнем Вест-Сайде возле моей бывшей квартиры, которую теперь делили они с Элизабет. Я лично этот бар ненавидел, но это была привычная для нас обоих территория.
        Мне принесли скотч в бокале для мартини с кубиком льда. С этим напитком все было не так, но я тем не менее опрокинул его одним глотком.
        - А ты еще куришь сигары?
        - Нет, теперь это только после рождения малыша. Это ведь не особо хорошо для детей, да?
        - Нет, я их ненавижу. Я просто искал предлог выкурить хорошую сигару,  - соврал я чисто ради забавы. Что мне еще осталось в этой жизни?
        - Ничего, время еще будет. Между прочим, нам звонила твоя невестка. Она посылает нам старинную колыбель.
        - Что?
        - Ну да, она решила передать ее нам. Она считает Элизабет сестрой.
        Эта колыбель была нашей семейной реликвией и должна была всегда оставаться в семье.
        - Черт, Моника не имеет права ею распоряжаться.
        Брэд почувствовал мое раздражение и попытался быстро сменить тему:
        - Ты с кем-то встречаешься?
        - Нет, только трахаюсь,  - снова для развлечения соврал я,  - избавился наконец от этого ядра, прикованного к ноге, понимаешь?
        Мне все труднее было оставаться в роли большого, все понимающего парня.
        - Ну так здорово же, да?  - спросил Брэд с явной неловкостью.
        - Еще скотч, пожалуйста!  - крикнул я.
        - Знаешь, Лиззи иногда злится на меня за всякую ерунду. Типа сиденья в сортире  - она злится, если я его подымаю, и злится, если нет.  - Он взглянул на меня и покачал головой:
        - Говорит, я плохо целюсь.
        Мне действительно стало его жалко.
        - Слушай, ты должен научиться мочиться сидя. Это часть семейной жизни. Но тебе будет проще, вот увидишь.
        - Серьезно?
        - Абсолютно.
        Мне принесли второй скотч. Я выпил его быстрее, чем первый.
        - Знаешь, я забыл тебе сказать  - Лиззи нашла еще одну коробку твоих фотографий и несколько непроявленных пленок. Она сказала, чтоб ты зашел и забрал их, потому что мы… ну, знаешь… Стараемся освободить лишнюю комнату.
        Господи.
        - Ладно.
        Он посмотрел в телефон.
        - О, черт, у нас скоро занятие по дыхательным упражнениям. Мне надо бежать, старик. Хочешь сейчас зайти и забрать ту коробку?
        - Конечно, пошли.
        Мы прошли несколько кварталов, почти не разговаривая по пути. Мы подошли к дому, я прошел вслед за ним в подъезд, и тут меня внезапно накрыло. Два скотча в комбинации со странным ощущением возвращения в свой бывший дом…
        - Знаешь что, Брэд? Я подожду тебя тут, а ты просто принеси мне коробку?
        - Ты уверен?
        - Точно. Я подожду тебя здесь,  - слабо улыбнувшись, я присел на лавочку возле лифта. Через несколько минут Брэд вернулся с темно-серым пластиковым пакетом.
        - Мне казалось, ты говорил  - коробка?
        - Ну да, там и была коробка, но Лиззи из нее все вынула и сложила в пакет, так меньше места занимает.
        - Занимает меньше места?
        - Ну да,  - он с трудом смог взглянуть мне в глаза.
        Я был совершенно уверен, что Элизабет перерыла все содержимое коробки и половину просто выбросила. И я ничуть не был удивлен.
        - Спасибо, Брэд.
        - Увидимся,  - он хлопнул меня по спине. Я повернулся и вышел.
        Придя домой, я сел на свой старый кожаный диван, включил «Ю Ту» «С тобой или без тебя», кинул пакет рядом, положил на него ноги и закрыл глаза. Я представил себе, что я сумел построить свою жизнь, а не только карьеру. Представил, что на стенах висят фотографии моей семьи, а не животных из чертова Серенгети. Глубоко вздохнув, я наклонился и раскрыл пакет.
        Там было то, прошлое время, сохранившееся на черно-белых фотографиях. Мы с Грейс в парке на площади Вашингтона. В моем колледже. В общежитии. В холле. Грейс играет на виолончели. Грейс, голая, лежит на моей постели и фотографирует меня, спрятав лицо за камерой. Я провел по ней пальцем. Я вспомнил, как сказал ей тогда: «Покажи мне лицо». Мы с Грейс в Лос-Анджелесе, играем в «Скрэббл» дома у моей мамы. Мама учит Грейс лепить из глины в Лувре. Грейс спит у меня на груди, а я смотрю прямо в камеру.
        Медленно-медленно я вынул из пакета все фотографии. Последней оказалась та, которую я сделал в день отъезда в Южную Америку. Теперь такие снимки называют «селфи». Мы с Грейс лежали в кровати, смотрели в камеру, которую я поднял над нашими головами, и спустил затвор.
        Мы выглядели такими счастливыми, такими настоящими, такими влюбленными.
        Что с нами стало?
        На самом дне пакета я нашел магнитофонную кассету и ролик непроявленной пленки. Я вынул его из коробочки и поднес к свету. Это была цветная пленка, которую я редко использовал в те годы; до начала работы в Нэшнл Джиогрэфик я не всегда работал с цветной пленкой.
        Я поднялся, поставил ролик на стол, засунул кассету в старый магнитофон и пил, пока не отключился, слушая, как Грейс и Татьяна, ее подруга, играют дуэт из «Элеонор Ригби»[12 - «Исчезновение Элеонор Ригби»  - общее название трех фильмов режиссера Неда Бенсона, в главных ролях Джессика Честейн и Джеймс Макэвой (2013, 2014 гг.).] для скрипки и виолончели. Они играли его снова и снова, и каждый раз, в конце, было слышно, как Грейс хихикает, а Татьяна шикает на нее.
        Я заснул с улыбкой на лице, хотя чувствовал себя, как один из тех одиночек, про которых поется в песнях.
        В центре города еще осталось несколько мест, где можно было проявить пленку. Конечно, фотостудия, где я когда-то работал, давно закрылась, но я нашел по пути на работу фотомагазин и утром забросил туда загадочную пленку.
        Придя в офис, я заметил возле кофе-машины Элизабет.
        - Я думал, беременным нужно воздерживаться от кофеина,  - заметил я.
        - Мне можно одну чашку в день,  - огрызнулась она, пока я проходил мимо. Я ухмыльнулся и ушел в свою кабинку. Я слышал, как она идет за мной  - ее туфли на плоской подошве шаркали по ковру, вызывая щелчки статического электричества. У нее была привычка волочить ноги.
        Включив компьютер, я обернулся и увидел, что она стоит у меня за спиной, ожидая, что я ее замечу. От накопленного электричества ее волосы стояли дыбом, подымаясь над плечами. Я не мог удержаться от смеха.
        - В чем дело?
        - Твои волосы,  - ткнул я пальцем, как пятилетний младенец.
        Она скривилась, скрутила волосы в пучок и заколола его карандашом, который схватила с моего стола.
        - Спасибо, что выпил вчера с Брэдом и забрал наконец эту сумку.
        - Спасибо тебе, что ты возишься с моим личным дерьмом. Кстати, ты выкидывала какое-то содержимое из той коробки?
        - Нет, я и смотреть-то на это толком не могла. Этакое святилище имени Грейс.
        - Чего ж ты тогда так заботилась о том, чтобы вернуть мне все это?
        Она пожала плечами:
        - Не знаю. Наверно, мне было неловко.
        - От чего именно тебе было неловко?  - спросил я, откидываясь в кресле.
        - Ну… Так… Знаешь… Я не знаю.
        - Ну-ка рассказывай,  - велел я со строгой гримасой. Мне страшно нравилось, как она мямлит и теряется в словах. Она явно до сих пор завидовала Грейс.
        - Ну вот то, как ты водрузил ее на пьедестал и говорил о ней, как будто это она ушла от тебя.
        Я наклонился вперед:
        - Ты что-то недоговариваешь  - ты делаешь вот эту штуку бровями, как всегда, когда врешь.
        - Какую штуку бровями?
        - Ты дергаешь бровью как ненормальная. Не знаю, как тебе это удается, наверно, это такой странный тик.
        Непроизвольно она прижала бровь рукой.
        - Ничего такого, о чем бы ты не знал. И вообще, нам с тобой тогда было страшно некогда.
        - Да о чем ты говоришь?
        Взгляд Элизабет метался из угла в угол, словно бы ища выход. Наконец она опустила его на кончики своих дорогущих туфель.
        - Грейс однажды звонила тебе, просила сказать… Что… Ну просто…
        Я поднялся с места.
        - Что ты сейчас сказала?  - я не осознавал, что кричу во весь голос, пока в комнате не воцарилась полная тишина. Наши коллеги выглядывали из своих кабинок и смотрели на нас.
        - Шшшш, тише, Мэтт,  - Элизабет наклонилась ко мне.  - Дай объяснить. Это было в Южной Африке.  - Она скрестила руки на груди и понизила голос:  - Мы с тобой уже спали вместе. Не знаю, чего ей было надо.
        Я судорожно пытался в уме определить промежуток времени. Это должно было быть примерно года через два после того, как мы с Грейс виделись в последний раз. Уже после того, как она исчезла.
        - Что она говорила?  - медленно спросил я.
        - Не помню. Это было так давно. Она была где-то в Европе, или что-то в этом роде. Хотела поговорить с тобой, узнать, как дела. Она оставила адрес.
        Все мои нервы были на пределе.
        - И что ты сделала, Элизабет?
        - Ничего.
        Она вела себя как-то странно. Как будто не говорила всей правды.
        - Скажи мне, что ты сделала?
        Она моргнула.
        - Я написала ей письмо.
        - Ты не…
        - Мэтт, я так тебя любила. Я написала ей, но по-хорошему. Что она была частью твоего прошлого, но ты оставил это позади и что я желаю ей всего самого лучшего.
        Мои глаза горели от гнева.
        - А еще что ты сделала? Ради всего святого, Элизабет, я готов прибить тебя прямо здесь, а я не склонен к насилию, и ты это знаешь.
        Она заплакала.
        - Я так тебя любила,  - повторила она.
        Я стоял в полном оцепенении. Я всегда думал, что Грейс убежала. Она не оставила мне ничего  - ни адреса, ни телефона. Я был просто убит и всегда считал, что это она меня бросила.
        - Если ты так меня любила, то почему не дала мне шанса выбрать самому?
        Сзади подошел Брэд и обнял Элизабет за плечи.
        - Что у вас тут происходит? Что ты ей наговорил? Она беременна  - что ты творишь?
        Я был в ярости:
        - Убирайтесь. Оба.
        Элизабет кинулась в обьятия Брэда и заплакала у него на груди. Злобно взглянув на меня, Брэд увел ее, осуждающе качая головой, словно это именно я сделал тут что-то ужасное.
        С тех пор как я встретил Грейс в метро, я постоянно прокручивал в голове то, что было с нами пятнадцать лет назад. Наш последний, совершенно нормальный разговор, всего за шесть недель до того, как я должен был вернуться домой, в ее объятия, в нашу прекрасную жизнь, которую мы создали себе за тот райский год.
        После работы я забрал проявленную пленку. Была пятница, и у меня не было занятия лучше, чем отправиться домой в свою пустую квартиру и переваривать там известие, что много лет назад Грейс пыталась найти меня. Я сел на диван возле выходящего на улицу окна от пола до потолка.
        Возле меня на прикроватном столике стояла маленькая лампа. У меня на коленях была пачка проявленных снимков. Первые три были смазаны, но четвертый застал меня врасплох. На нем мы с Грейс, в пижамах, стояли на фоне потока транспортных огней. Наши лица были слегка не в фокусе, но было видно, что мы смотрим друг другу в глаза. Тем вечером мы ходили ужинать в Бруклин.
        Все остальные фото были с Грейс  - в холле, в парке, спящей в моей кровати, танцующей в моей комнате. Везде только она, пойманная в цвете.
        Я выложил все снимки на кофейном столике и долго смотрел на них, оживляя воспоминания о ней. Сказал ли я ей, что люблю ее? Знал ли, что люблю ее? Что с нами случилось?
        Было половина девятого, а я целый день ничего не ел. Меня мутило от гадкого поступка Элизабет. Теперь все приобретало новый смысл  - то, почему Грейс была такой напряженной при этом звонке. Она уже пыталась найти меня раньше.
        Я схватил компьютер и запустил поиск по телефонному номеру. Он выдал мне имя  - Г. Портер на Западном Бродвее. Она была замужем? Хотя я и сам был женат, эта новость неприятно поразила меня. Я погуглил «Грейс Портер музыкант Нью-Йорк» и нашел ссылку на школу, где она преподает музыку. Я кликнул еще на несколько ссылок и обнаружил, что там сегодня вечером в спортзале проходит специальное представление для старших классов, и оно началось час назад.
        Я выскочил за дверь, даже не глянув в зеркало. Не должно все закончиться одним нелепым телефонным звонком.
        Добравшись до школы, я побежал по лестнице в спортзал, прыгая через две ступеньки. На бегу я услышал звук аплодисментов, но все же надеялся, что не совсем опоздал. В дверях никто не стоял, я вошел в зал и встал позади, скользя глазами по толпе в поисках Грейс, но увидел только четыре стула, расставленные в дальнем от меня конце зала,  - три были заняты, один пуст. На небольшой подиум, устроенный сбоку от неполного квартета, поднялся человек, и шум в зале стих.
        - Миссис Портер хочет показать всем вам что-то особенное.  - Я все же успел как раз вовремя, если не считать опоздания в пятнадцать лет.  - Это большая удача и редкое зрелище, так что готовьте руки для аплодисментов ее талантливому квартету.
        К подиуму вышла Грейс, и у меня захватило дыхание. Все, что я так любил в ней тогда, никуда не исчезло  - и ее манеры, и то, как она не думала о своей красоте, и волосы, светлые и длинные, спадающие на плечи, и губы, розовые и пухлые, не тронутые помадой. Даже с такого расстояния я разглядел ее потрясающие зеленые глаза. Она с ног до головы была в черном  - брюки и свитер с высоким горлом, и на этом фоне ее кожа и волосы казались ослепительными.
        Она постучала по микрофону и улыбнулась, когда звук отразился от стен. «Извините». И этот ее смешок. Господи, как же мне его не хватало.
        - Спасибо, что вы пришли сюда сегодня. Я, как правило, не играю вместе с учениками, но сегодня мы хотим поделиться с вами чем-то особенным. Наши первая и вторая скрипки, Лидия и Кара, и наш первый альт, Келси, в следующие выходные будут играть с Нью-Йоркским филармоническим оркестром.
        Зал взорвался криками и свистом. Грейс повернулась к трем девочкам, улыбающимся ей из-за инструментов.
        - Для меня это большая гордость и честь, поэтому сегодня я решила сыграть вместе с ними. Мы представим вам «Да здравствует жизнь!»[13 - Viva la vida (исп.).] «Колдплей»[14 - Coldplay (англ.).  - британская рок-группа, играющая альтернативный рок.]. Надеюсь, вам понравится.
        Моя крутая девчонка.
        Грейс подошла к самому дальнему справа стулу и села, поставив виолончель между ног. Опустив голову, она начала отсчет. Она всегда играла в первую очередь для себя, и, наблюдая за ней, я понял, что ничего не изменилось. Я мог, не глядя, сказать, что она играет с закрытыми глазами, как всегда делала, играя у окна в нашей старой общаге.
        Я зачарованно смотрел, не отрываясь ни на миг, на лицо Грейс, в то время как музыка наполнила зал. В самом конце, перед последним взмахом смычка, она подняла глаза к потолку и улыбнулась. Толпа зашлась от восторга, стены сотрясались от безумных аплодисментов.
        Я дождался конца представления, умирая от голода и жажды и надеясь, что все это было не напрасно. Толпа разошлась немногим позже половины одиннадцатого, а я все ждал, не отрывая глаз от Грейс. Наконец и она подошла к выходу, где я ждал все это время. Когда мы встретились взглядом, я понял, что все это время она знала, что я был тут. Она направилась прямо ко мне.
        - Привет.  - Слава богу, ее голос звучал весело и приветливо.
        - Привет. Потрясающее выступление.
        - Да, это такие девочки… Очень талантливые.
        - Нет, это ты… Ты такая… Ты играешь так…  - я проглотил слово «прекрасно», как придурочный мямля.
        Она улыбнулась, но посмотрела оценивающе:
        - Спасибо.
        - Я знаю, что уже поздно, но… Не хочешь выпить по стаканчику?  - Она начала отвечать, но я перебил:  - Я знаю, это был дурацкий разговор. Я хочу поговорить с тобой вживую. Чтобы,  - я помахал рукой в воздухе,  - разрядить атмосферу.
        - Разрядить атмосферу?  - она будто проверяла мои слова.
        - Ну, войти в курс. И да, думаю, все-таки разрядить атмосферу.
        - Мэтт, прошло пятнадцать лет,  - засмеялась она.  - Я не уверена, что такую атмосферу можно «разрядить».
        - Послушай, Грейс, я думаю, могло произойти что-то, чего я в свое время не понимал, и…
        - Тут за углом есть одно местечко. Но я все равно не смогу остаться надолго. У меня с утра дела.
        Я благодарно улыбнулся.
        - Не проблема. Только по стаканчику.
        Господи, я был готов на все.
        - Тогда пошли. Нам туда.
        Мы пошли рядом по темной улице.
        - Грейс, ты действительно потрясающе выглядишь. Я сразу это понял, еще тогда, как только увидел тебя в метро.
        - Правда? Как странно. Как будто мироздание дразнило нас  - мы увидели друг друга через секунду после того, как стало слишком поздно.
        Я даже не думал об этом в таком ключе. Мне нравился ход ее мыслей.
        - В смысле, оказалось, что мы даже живем в нескольких кварталах друг от друга, но никогда не сталкивались. Все это так странно.
        - Ну, вообще-то я переехал в эту квартиру только в прошлом году, когда вернулся в Нью-Йорк.
        - А где ты жил до того?
        - Я переехал в Верхний Вест-Сайд за пять лет до этого. Но потом на какое-то время уехал в Лос-Анджелес. А когда мы с Элизабет окончательно развелись, вернулся в Нью-Йорк. Это было примерно год назад. И теперь я снимаю лофт в Вустере.
        Я внимательно следил за реакцией Грейс, но она только кивнула: «Ясно».
        В темном баре Грейс выбрала маленький столик, повесила сумку на спинку стула и указала на музыкальный автомат в углу:
        - Хочу выбрать песню. А то тут слишком тихо.
        Казалось, ее настроение улучшилось. Я вспомнил, что она никогда не могла находиться в замкнутом помещении без музыки. На улице она спокойно прислушивалась к внешнему шуму, но в помещении ей всегда нужна была музыка.
        - Можно я закажу тебе что-нибудь?
        - Бокал красного вина, пожалуйста.
        Мне постоянно приходилось одергивать себя, чтобы не зависать в воспоминаниях, а просто находиться здесь и сейчас. В конце концов, надо было о многом поговорить. Когда я вернулся с напитками, она сидела, поставив локти на стол и оперев голову на сложенные ладони.
        - Ты тоже отлично выглядишь, Мэтт. Я еще раньше хотела тебе сказать. Ты вообще как будто не постарел.
        - Спасибо.
        - Мне нравятся длинные волосы, и вот,  - она провела кончиками пальцев по моей бороде. Я закрыл глаза на секунду дольше, чем надо было бы.  - Так ты был в Лос-Анджелесе?
        Я пытался выровнять дыхание, чтобы не сорваться и не заплакать. В ее присутствии я полностью терял контроль над собой.
        Монотонный мужской голос запел печальную песню.
        - Кто это?  - спросил я, отхлебывая пиво.
        - Это «Нешнл»[15 - The National (англ.).  - американская инди-рок-группа.]. Мэтт, ты сказал, что хочешь поговорить, так давай поговорим. Ты уехал после развода в Лос-Анджелес  - ты жил там с мамой? Как она? Я иногда вспоминаю о ней.
        - Вообще-то я уехал еще до развода. Чтобы заботиться о маме. Она умерла, когда я был там.
        Глаза Грейс наполнились слезами.
        - О, Мэтт. Как мне жаль. Она была такой прекрасной женщиной.
        Мне перехватило горло.
        - Рак яичников. Элизабет считала, что Александр должен что-то сделать, но он был слишком занят делами фирмы. Моя мать умирала, а ее сыновья ссорились о том, кто должен заботиться о ней. Такая глупость.  - Я отвернулся.  - Мой брак все равно трещал по швам. Элизабет изо всех сил хотела забеременеть, а я был за тысячу миль, на другом конце страны. Думаю, подсознательно она считала, что я нарочно ее избегаю. А я думал, что она  - эгоистка. Мы оба были хороши.
        Она кивнула:
        - А что потом?
        - Пока я был в Лос-Анджелесе, ухаживая за умирающей мамой, Элизабет завела роман с моим приятелем и нашим коллегой Брэдом, он продюсер в Нэшнл Джиогрэфик. Восемь лет брака  - пуффф!  - я сделал жест руками, показывая, как наш брак взлетел на воздух.
        - Восемь лет? Я думала…
        - Что?
        - Не важно. Мне правда очень жаль, Мэтт. Я не знаю, что тут сказать.
        - Скажи мне одну вещь: почему ты ушла?
        - Когда?
        - Почему ты не оставила даже записки, когда уехала в Европу? Просто взяла и ушла.
        Казалось, она не понимала.
        - Что ты имеешь в виду? Я ждала. Ты мне не звонил.
        - Нет, я и не мог. Я больше не мог никому звонить. Единственная, кому я мог звонить, была мама, потому что ей я звонил за ее счет. У меня кончились деньги. У нас сломалась машина, и мы застряли в деревне, а вокруг нас на тысячи миль были только тропические леса. Я думал, ты это понимала.
        Она казалась потрясенной.
        - А та статья в фотожурнале? В ней прямо говорилось, что тебя взяли в Нэшнл Джиогрэфик и после Южной Америки ты сразу собираешься ехать в Австралию.
        - Когда? В девяносто седьмом?
        - Ну да.  - Она залпом опрокинула свой бокал вина.  - Там было фото, как ты делаешь, ее фото, и говорилось, что вы с ней собираетесь на полгода в Австралию.
        - Я даже никогда не видел статьи, о которой ты говоришь, так что не уверен, что ты имеешь в виду. Элизабет звала меня поехать в Австралию, но я отказался. Когда стажировка кончилась, я вернулся сюда, к тебе, но тебя уже не было.
        - Нет,  - затрясла она головой.  - Я думала, ты едешь в Австралию. Поэтому я в конце концов вошла в оркестр Дэна.
        Теперь я тоже качал головой:
        - Нет, я не поехал ни в какую Австралию. Я вернулся сюда в конце августа. Я пытался дозвониться тебе перед выездом, но не мог пробиться. Я сразу пошел в Стариковский приют, думая найти тебя там. Когда тебя там не оказалось, я думал, ты переехала в общежитие аспирантов, и проверил там в регистратуре. Но мне сказали, что ты ушла из аспирантуры. На обратном пути я встретил в Стариковском приюте Дарью, и она сказала, что ты уехала с оркестром Порнсайка.
        Грейс заплакала, тихо всхлипывая в ладони.
        - Грейс, мне так жаль,  - я вытащил салфетки из салфетницы на столе и дал ей.  - Я был уверен, что это ты меня бросила. Я не знал, как тебя найти. Я даже отказался начинать работу в Нэшнл Джиогрэфик до тех пор, пока не найду тебя.
        Она рассмеялась сквозь слезы:
        - Черт побери. И все это время…
        - Я знаю. Я несколько раз пытался тебя отыскать, но тебя просто нету в Сети. До сегодняшнего дня я не знал, что твоя фамилия теперь Портер.
        Грейс была практически в истерике.
        - Мэтт, я же вышла замуж за Порнсайка. А он сменил фамилию на Портер.
        - О.  - Мое сердце практически разорвалось.
        - Не сразу. Я ждала почти пять лет. Теперь он умер. Ты знаешь об этом, да?
        - Нет. Откуда я мог узнать?
        - Я тебе писала.
        - Что?
        Элизабет. Оказывается, она так и не сказала мне всей правды. Казалось, я провалился в какую-то другую вселенную, где Грейс продолжала любить меня, и это я ее бросил. Все эти годы, которые я провел в тоске по ней,  - она пыталась меня разыскать.
        Я потянулся через стол и взял ее руку. Она позволила.
        - Мне жаль, что Дэн умер. Он был хороший. Как это случилось?
        - Увеличение сердца. Но, черт побери, он умер улыбаясь,  - сказала она с гордостью.
        - Ты любила его?  - Я знал, что не имею права на этот вопрос, но до смерти хотел узнать ответ.
        - Мне было с ним хорошо,  - она подняла глаза к потолку.  - По-своему любила, да.
        - Да?  - я снова начал задыхаться.
        Она посмотрела мне в глаза.
        - Да. Но не так, как любила тебя.
        - Грейс…
        - Мэтт, какого черта с нами произошло?
        - Я уже не знаю. Я думал, что знаю. Элизабет только что сообщила, что написала тебе какое-то письмо…
        - Я получила от тебя одно письмо, где-то в девяносто девятом или двухтысячном. Остальные мои письма и звонки остались без ответа.
        - Это письмо написала Элизабет, не я. Клянусь всем святым, Грейс, я никогда в жизни не оставил бы твой звонок без ответа.
        - Ну,  - сказала она очень тихо, словно съежившись.  - Теперь все равно слишком поздно, правда?
        - Почему? Почему слишком поздно?
        - Ну, я бы сказала, пятнадцать лет  - довольно заметное опоздание. С нами столько всего произошло, и…
        Я стиснул ее пальцы.
        - Пошли купим где-нибудь по куску пирога, или оладьи, или еще что-нибудь, как раньше.
        - Ты спятил?
        - Да,  - отрезал я.  - Нам надо уйти отсюда.
        - Ну, не знаю…  - она вытащила свою руку из моей.
        Я взглянул на часы:
        - Завтрак на ужин?
        Она провела рукой по лицу и выпрямилась, будто устанавливая некую дистанцию между нами. Я не мог понять, хочет ли она согласиться или ищет вежливый способ сказать мне «нет». Я поймал ее взгляд, и она улыбнулась.
        - Ладно. Я пойду с тобой, но при одном условии.
        - Каком же, Грейси?  - Она улыбнулась, услышав свое имя, а затем ее глаза снова начали наполняться слезами.  - Не плачь, пожалуйста,  - попросил я.
        - Мы должны на какое-то время забыть, кем были друг для друга. Никаких разговоров о прошлом. Вот мое условие.
        - Уговор.  - Я положил на стол несколько купюр, схватил ее за руку и потащил к дверям. Но прямо перед выходом я обернулся:  - Постой. Давай сперва еще по глоточку. Мы молоды, весь город  - наш, тебе не надо завтра с утра никого учить, а я не женат на этой мерзкой корове.
        - Почему бы и нет.  - Ее щеки порозовели. Она внезапно показалась моложе и счастливее. И, хоть я и пообещал не возвращаться в прошлое, мне показалось, что нам все же удалось вернуться в лучшее время нашей жизни.
        Мы опрокинули по рюмке текилы, вышли из бара и нашли маленькую круглосуточную закусочную.
        - Так, я, наверно, хочу кусок торта,  - сказал я, вглядываясь в содержимое холодильника.
        - И я. Давай разделим кусок?
        - Давай разделим два,  - сказал я, предлагая ей своего рода вызов.
        - Что за намеки? Но мне нравится… Давай возьмем тот, с шоколадным кремом, и еще…
        - С арахисовым маслом?
        - Отлично. Чур я съем начинку.
        Господи, как я любил ее.
        - И я,  - сказал я.
        Мы сделали заказ и сели за столик в углу, покрытый зеленым винилом. Она провела пальцем по трещинкам в старом покрытии.
        - Ну а как Александр, Регина и твой отец?
        - Прекрасно. Отец никогда не уйдет на пенсию. Они с братом теперь партнеры в собственной фирме. У Александра с Моникой двое детей и большой дом в Беверли-Хиллз. Регина не изменилась, только лицо стало более натянутым.
        Грейс рассмеялась, но ее улыбка скоро померкла.
        - Мне так жаль, что твоя мама умерла. Она мне ужасно нравилась. Мне казалось, у нас родственные души.
        Я вспомнил дни перед маминой смертью. Она спрашивала меня, что стало с Грейс, и я ответил, что мы просто расстались. Тогда я не понял, почему мама вспомнила про Грейс спустя столько лет. Она даже не знала, что у нас с Элизабет семейные проблемы, но, казалось, хотела, чтобы я знал, что она помнит Грейс. Я подумал, может, ей тоже казалось, что у них родственные души. Элизабет никогда не была близка с мамой, даже после десяти лет знакомства. А Грейс после одной встречи навсегда осталась в ее сердце.
        - Да. Она умерла спокойно. Отец пришел навестить ее перед смертью. Это было душераздирающе, потому что после всего, что было… Она еще любила его. И поэтому больше не выходила замуж. Думаю, когда больше ничего не осталось и она оказалась на пороге смерти, он тоже ее любил. По крайней мере, он сказал ей об этом. Даже если это неправда, мама хотя бы умерла с этой мыслью. После этого я стал больше его уважать.
        - Я понимаю.  - Это прозвучало так, будто она знает, о чем говорит.
        Я перевел дыхание:
        - Давай поговорим о более счастливых вещах.
        - Я немного следила за твоей карьерой. Я знаю, что ты получил Пулитцера. Это потрясающее достижение. Мои поздравления, Мэтт.
        - Спасибо. Это было довольно неожиданно. Честно говоря, мне трудно оценить это в полной мере, потому что в тот момент я был довольно несчастен.
        - Это случилось перед маминой болезнью, да?
        - Угу. Но она увидела, как я получаю эту награду. Они с отцом очень гордились.
        Грейс была такой искренней, сочувствующей, заинтересованной. Иногда я думал, что только воображал в ней все эти качества. Но нет  - ей идеально подходило ее имя. Во плоти она была такой же настоящей, прекрасной и подлинной. Сколько раз, глядя на ее фото, я мечтал увидеть ее и прикоснуться к ней  - и вот она, точно такая, какой я ее и представлял.
        Нетронутые куски торта лежали перед нами. Я отковырнул вилкой кусочек и поднес к губам Грейс.
        - Торт сильно улучшает жизнь.
        Она взяла кусок в рот  - я не мог оторвать от нее взгляда. Я облизнул губы, представляя ее на вкус и каково было бы поцеловать ее.
        - Тааааак вкусно.
        - Я помню, мы договорились не вспоминать прошлое, но я умираю хочу узнать, что ты делала после выпуска. Как тебе работалось в оркестре?
        - На самом деле было чудесно. Мы пару лет путешествовали. Татьяна тоже. Когда мы вернулись в Нью-Йорк, Дэн снова стал работать в университете Нью-Йорка, а я получила степень по теории музыки онлайн. Я несколько лет преподавала в колледже, а теперь управляю оркестром и джаз-бандом в старших классах школы.
        - Грейс, как здорово. А Татьяна?
        - С ней все в порядке. Она не замужем и все такая же резкая. Она играет в Нью-Йоркской филармонии, так что ей приходится много ездить. Она очень хороший музыкант.
        - А что с Брендоном?
        Грейс хихикнула:
        - Он остался одним из многих у Тати.
        - Можно было догадаться. А ты никогда не хотела быть как она? Может, я предвзят, но мне казалось, ты всегда была более сильным музыкантом?
        - Я была, но…  - Она начала запинаться:  - Я, э-э, я никогда не была такой организованной. Она всегда была лучше.
        - Я так не думаю.
        - На опытный слух, Татьяна талантливее.  - Она улыбнулась.  - Ну, последний кусочек?  - она поднесла мне ко рту вилку с арахисовым тортом.
        Я взял ее за запястье, наклонился и съел торт. Секундная близость, возникшая между нами, казалась такой естественной.
        - Извини, но мне надо идти. Все было очень мило. Я рада, что встретила тебя и что с тобой все хорошо.
        - Можно я провожу тебя?
        - Это необязательно. Она подвинулась к краю лавки, и встала.
        - Уже поздно, мне будет спокойнее, если ты разрешишь тебя проводить.
        Она помедлила.
        - Ладно. Можешь проводить меня до моей улицы.
        По пути она закрутила волосы наверх, открыв свою татуировку. Голубка зеленых глаз. Я не смог удержаться и провел пальцами по ее шее. Так все это было взаправду. Она вздрогнула:
        - Что ты делаешь?
        - Просто хотел убедиться, что она все еще там.
        Она засмеялась:
        - Татуировки очень постоянны.
        - Ну, я думал, ты могла вывести ее от злости.
        - Я была больше убита, чем зла.
        Оххх.
        Я взял ее руки в свои.
        - Прости меня. Ты не представляешь, как мне жаль.
        - Представляю. Мне тоже. Твоя, я полагаю, тоже никуда не делась?
        Я потянул вниз вырез своей футболки, открывая татуировку на груди:
        - Да, вот она.
        Она пробежала по ней пальцами и прошептала: «Один лишь пепел».
        Она низко склонила голову. Я приподнял ее подбородок, чтобы взглянуть в глаза, и они были полны слез.  - Мы стали жертвами времени. Но вот мы с тобой снова, здесь и сейчас.
        Она слабо улыбнулась:
        - Мне надо идти.
        Прежде чем я успел ее остановить, она повернулась и быстро направилась по улице. Я подождал, пока она поднялась по ступенькам в кирпичный особняк, и отправился домой, злясь на весь мир и мечтая убить Элизабет за то, что ей удалось изгадить мою жизнь не одним, а несколькими способами.
        Придя домой, я сразу же позвонил брату. На Западном побережье было только девять вечера. Трубку сняла Моника:
        - Алло?
        - Александр дома?
        - И тебе добрый вечер, Маттиас. Нет, Александра нет. Завтра он подписывает большой контракт, поэтому все еще в офисе.
        - Ты говорила, что вы с Элизабет были как сестры, да?
        - Ну, мы восемь лет были одной семьей.
        - Ну да, конечно. А ты знала, что Грейс все это время пыталась меня найти, но Элизабет каждый раз умудрялась скрыть это от меня?  - Мой голос был хриплым, с обвиняющими нотками.  - Не помогала ли ты ей случайно в этом мелком предательстве?
        - Прекрати.
        - Нет. Ты отдала ей чертову фамильную колыбель. Ты с ней все время общаешься. Ты мне сама говорила, что она жаловалась тебе, как я зациклен на Грейс. А ты с самого начала не любила Грейс, я знаю. Вы обе ей завидовали.
        - Если ты не прекратишь, я повешу трубку.
        Я тяжело дышал, пульс колотился как сумасшедший. Во мне не осталось ничего, кроме ярости и адреналина.
        - Я не знаю, о чем ты говоришь. Я в жизни не завидовала Грейс. Она провела в твоей жизни каких-то пять минут, а ты еще меня в чем-то обвиняешь? Элизабет никогда ничего не говорила мне, кроме того, что у тебя есть стопка ее фотографий, с которыми ты отказываешься расставаться.
        - Элизабет  - главная причина того, что я не слышал ни слова от Грейс за эти пятнадцать лет. Элизабет и есть та причина, по которой мы с Грейс прямо сейчас не женаты.
        Она тяжело вздохнула:
        - Мэтт, ты слишком драматизируешь.
        - Я вообще не понимаю, зачем рассказываю тебе все это.
        Она немного помолчала.
        - Думаю, ты рассказываешь мне это, потому что я  - твоя семья.  - Ее слова удивили меня.  - Мэтт, тебе надо поспать. Ты кажешься вымотанным. Мне очень жаль, если все это правда. Элизабет никогда не казалась мне притворщицей.
        - Мне тоже. Но она ею была.
        - Я расскажу Александру, и он позвонит тебе, ладно?
        - Ладно. Спасибо, Моника. Доброй ночи.
        В два часа ночи я все еще не спал и смотрел в окно. В голове мутилось, и я решил выйти пройтись. Не успев осознать это, я направился на улицу Грейс. В полной тишине я смотрел на четыре коричневых особняка. Я не знал, в котором из них она живет  - они были совершенно одинаковы.
        - Грейс!  - заорал я. Я мог бы позвонить ей и сказать: «Грейси! Грейс, пожалуйста, мне так надо с тобой поговорить!» Но если вам непременно надо поговорить с кем-то в два часа ночи, вы с тем же успехом можете нанести им визит.  - Грейс! Пожалуйстаааа!
        На другой стороне улицы открылось окно, и мужчина оттуда заорал:
        - Убирайся, иначе я звоню в полицию!
        - Давай!  - заорал я в ответ.
        - Все нормально, Чарли!  - это был голос Грейс. Я обернулся и увидел, что она стоит в проеме двери одного из домов. Я взлетел по ступенькам лестницы в пять шагов, задыхаясь. Я был от нее в нескольких сантиметрах. Она смотрела на меня снизу вверх. На ней была розовая байковая пижама с рождественской елкой. На улице стоял май. Я улыбнулся.
        - Что ты тут делаешь?  - спросила она.
        Я взял ее руки в свои и уставился на них.
        - Я так хотел поцеловать тебя сегодня, но не решился.
        Наклонившись, я поцеловал ее, медленно, нежно. Ее губы были мягкими, и она отвечала мне. Она целовалась так же страстно, как раньше. Она обхватила руками мою шею и прижалась ко мне. Затем она провела руками по моим плечам, по талии и засунула их мне под майку. Пальцами она нащупала узор на моем ремне.
        Отпрянув, она прошептала мне на ухо:
        - Ты все еще его носишь?
        - Ты всегда со мной, Грейс. Я никогда не мог тебя отпустить.
        Она опустила голову мне на плечо:
        - Что мы будем делать?
        - Встречаться?
        Она засмеялась:
        - Ты хочешь со мной встречаться?
        Я бы женился на тебе прямо сейчас, если бы ты согласилась.
        - Да, я хочу с тобой встречаться. Ты моя любимая бывшая жена.
        Она подняла голову, и, заглянув ей в глаза, я с облегчением увидел там веселые искорки.
        - Я свободна по вторникам после уроков.
        - Хочешь встретиться возле Стариковского приюта часа в три?
        Она снова рассмеялась, но в лунном свете блеснули слезы. Я заставил ее слишком много плакать для одного вечера.
        - Ага. Я приду.
        Наклонившись, я поцеловал ее в щеку.
        - Прости, что разбудил. Идите спать, юная леди.  - Я поцеловал ее в нос, повернулся и побежал вниз по ступенькам.
        - Вторник, в три!  - прокричал я, обернувшись.  - Увидимся!
        - Заткнись уже!  - заорал Чарли из окна.
        - Иди спать, Чарли!  - ответила Грейс.

22. Почему не теперь?
        МЭТТ
        Все выходные я провел за покупками и обустройством своей квартиры, чтобы, если Грейс захочет зайти ко мне, там было бы уютно.
        Проснувшись в понедельник, я почти сразу ощутил, как во мне закипает ярость при мысли о встрече с Элизабет на работе. Чтобы выпустить пар, я вышел пробежаться, потом принял душ и отправился в офис. Направляясь к своей кабинке, я увидел Скотта.
        - Привет, мы можем поговорить?  - спросил я.
        - Что стряслось, старик?
        - Зайдем в твой кабинет?
        - Конечно.
        Мы уселись напротив друг друга за его стол.
        - Я больше не могу здесь находиться. Можно мне работать из дома?
        Скотт откинулся в кресле:
        - Слушай, приятель, за последние пару лет ты прямо завалил меня своими просьбами.
        - Прости, я знаю. Но я больше не могу выносить всю эту херню.
        - Вы с Элизабет решили уйти с полевой работы и обосноваться здесь,  - поднял он брови, как бы спрашивая  - припоминаешь?
        - Скотт, я буду с тобой откровенен. Это не про офисную работу. Мне просто кажется, что всем будет лучше, если мы с ней не будем находиться в одном помещении.
        - Вот так, да? А мне казалось, вы на удивление гладко прошли через развод. Ведь уже больше года прошло. Ты все еще настолько к ней привязан?
        - Я узнал кое-что новое и больше не могу работать с этой психопаткой,  - я улыбнулся, что, возможно, выставляло психопатом меня самого.
        - Да ладно, Мэтт, давай рассуждать разумно.
        - Скотт, я лучше уйду на фриланс. Я уже делал это и выиграл чертов Пулитцер.
        Скот прищурился:
        - Не смей мне угрожать, Мэтт.
        - Я не угрожаю и не собираюсь вдаваться в подробности того, что она натворила. Достаточно того, что она разрушила мою жизнь, и я больше не могу с ней работать, ясно? И мне не кажется, что идея работать со своей бывшей беременной женой и ее новым мужем так уж неразумна. Я уже несколько месяцев как подал чертово заявление, но я все еще тут. Или она, или я.
        Он тяжело вздохнул.
        - Мэтт, ты нужен в команде, но ты же понимаешь, что Элизабет никуда не денется. Она беременна; если я попытаюсь от нее избавиться, она засудит нас по самые яйца.
        Я поднял руки:
        - Мужик, мне все равно. Я уйду.
        Я встал и смотрел на него сверху вниз. Скотт крутанулся в кресле, провел ладонью по своей сверкающей лысине, сложил руки на груди и откинулся в кресле.
        - Ладно, можешь работать из дома. Между прочим, мы никогда на такое не шли  - чтоб ты понимал, насколько с тобой тут носятся. Но только до тех пор, пока мы не придумаем, что с тобой делать. Тебе понадобится ассистент, чтобы заменять тебя на общих собраниях, если ты уж совсем не можешь заставить себя притащить в это здание свою задницу. Может, Китти подойдет?  - ухмыльнулся он.
        Я хлопнул в ладоши:
        - Отличный план, Скотт! Ты гений!  - Подскочив к нему, я схватил его за голову и чмокнул в щеку.  - Все, я отсюда убрался. И кстати, я сам найду ассистента,  - обернувшись, добавил я и вышел из кабинета.
        Через несколько минут, когда я бодро трусил по коридору, унося в картонной коробке все свое барахло, мы столкнулись с Элизабет. Мэтт, помни  - если ты убьешь ее, тебя посадят.
        - Куда это ты собрался с вещами?  - Она уперла руку в бок, загораживая мне проход.
        - Переезжаю.
        - Почему ты так со мной разговариваешь? Я беременна, придурок.
        - Я в курсе, так же как все живое в пределах видимости. Не твое дело, куда я иду. Уйди с дороги.
        - Тебя что, уволили?
        Как бы я ни старался не общаться с ней, я не мог сдержаться:
        - Я знаю про письма и звонки Грейс и как ты скрывала их от меня. Спасибо тебе за это.
        Она закатила глаза к потолку:
        - Господи ты боже мой, я так и знала. Послушай, тогда, в девяносто седьмом, когда ты вернулся в Нью-Йорк, а она сбежала, ты был в кусках, Мэтт. Я собирала тебя из них годами. Думаешь, ты получил бы эту работу, если бы не я? Ты чуть не стал алкоголиком, ты таскался и ныл, как последний лузер. Это я спасла тебя от самоуничтожения. А ее не было даже близко.
        Я рассмеялся:
        - Чуть не стал алкоголиком? Ты это придумала, чтоб оправдать свое предательство? Полная фигня. Я никогда не женился бы на тебе, если бы знал, что она меня ищет.
        - Знаешь, как это убого звучит?
        - Ты всегда должна была сделать по-своему, не важно, какой ценой. Ты хотела меня и поэтому сделала то, что сделала. Ты хотела ребенка, а я не собирался его тебе дать, так ты пошла и нашла другого желающего, даже ценой нашего брака. Это ты убогая, а не я.
        Она потеряла дар речи.
        - Я… Я думала… Я думала, ты меня любишь…
        Это была типичная для Элизабет тактика. Она могла в одно мгновение сделать поворот на сто восемьдесят градусов и перейти от злобных нападок к жалостливому нытью.
        - Я любил ту, кем, я думал, ты была, но сейчас понял, что ее никогда не существовало. Мне пора,  - я попытался разойтись с ней, но она снова преградила мне путь.
        - Мэтт, подожди.
        - Пожалуйста, дай мне пройти.
        - Почему она домогалась тебя, когда знала, что мы женаты? Это было известно всем. Тебе не кажется, что тут что-то не так?
        - Ты обвиняешь ее в том, что она хотела ясности? Хотела понять, что произошло между нами? Она была убита, Элизабет. И я тоже.  - Я замолчал и посмотрел на ее торчащий живот.  - Ради этого несчастного существа, растущего внутри тебя, я надеюсь, ты что-то усвоишь из этой истории. Несмотря на все твои усилия, у нас с тобой ничего не вышло. Мы не были вместе. Все это было зря.  - Она заплакала, но меня это не впечатлило.  - Пожалуйста, Элизабет, дай пройти.
        Я достиг пика своей ярости, и теперь все казалось мне просто смешным. Мне больше не хотелось кричать и биться; все было просто дурацкой шуткой, но эта шутка была направлена против меня. Я мог либо принять это и жить дальше, либо потратить на эту тварь еще сколько-то мгновений собственной жизни, которых она не стоила.
        Я протиснулся мимо нее.
        - Чтоб мне больше никогда тебя не увидеть.
        В Нью-Йорке была весна, и я был волен делать что хочу.
        Солнце пробивалось сквозь небоскребы. Я шел к метро, неся средних размеров коробку с сувенирами, оставшимися от моей карьеры. Стоя в поезде, я улыбался, вспоминая, как целовался с Грейс в прошлую пятницу. Какими мягкими на ощупь были ее волосы, как она, даже пятнадцать лет спустя, все так же не сразу раскрывала глаза после поцелуя, как бы сохраняя его.
        Никому и ничему я больше не позволю встать у меня на пути.
        Во вторник я с утра пробежался, а потом считал минуты, оставшиеся до трех часов, то есть до нашей с Грейс встречи. Я пришел слишком рано и ждал, сидя на ступеньках Стариковского приюта, пока она не подошла, минута в минуту. С прошлого раза она как будто ожила, и в ее походке появился прежний ритм Грейс. На ней были юбка в цветочек, свитер и колготки  - чуть более взрослая версия ее одежды времен колледжа. Взглянув на себя, я понял, что и мой стиль не сильно изменился  - те же джинсы и майки. Действительно ли прошло так много времени? Даже если и так, оно не оставило больших следов, кроме нескольких морщинок на наших лицах.
        Я поднялся и засунул руки в карманы.
        - Ты ел?  - спросила она.
        - Умираю с голоду,  - соврал я.  - Я хотел делать все, чего хотелось ей.  - Чего тебе хочется?
        - Как насчет сосисок и прогулки в парке?
        Я улыбнулся. Ничего не могло быть лучше. Справедливости ради, скажи она: «Как насчет прокатиться в гондоле по каналам Венеции?», это было бы так же прекрасно, лишь бы она была со мной.
        - Отлично.
        Мы пошли рядом, разговаривая о всяком-разном. Я рассказал ей про свою работу, легко избежав рассказа о конфликте с Элизабет.
        - А как твои родители?  - спросил я у нее.
        - Да так же. Только папа больше не пьет, а мама снова вышла замуж. Брат и сестры выросли и разъехались. Я ближе всех с самой младшей. Она живет в Филадельфии, и мы часто видимся. Я было думала переехать в Аризону после смерти Дэна, но я так люблю Нью-Йорк. У меня тут друзья, и я никогда не смогу расстаться со своим домом.
        Мне стало больно. Как бы я хотел, чтобы этот дом купил ей я.
        Мы ели сосиски возле фонтана в парке на Вашингтон-сквер и наблюдали, как два малыша плещутся в воде. Крошечная белокурая девочка лет трех заливалась смехом. Вот прямо ухохатывалась несколько минут подряд, пока ее братишка плескал в нее водой.
        - Прелестная малышка.
        - Ага. У тебя нет травки?  - вдруг, как бы между прочим, спросила она.
        - Резкий поворот темы,  - я внимательно посмотрел на нее.  - Подожди, ты что, всерьез?
        - Почему бы и нет?  - она потянулась, вытерла пальцем каплю горчицы у меня с подбородка и засунула палец в рот.
        Господи, эта женщина.
        - Я могу достать травку,  - потрясенно произнес я.
        - Может, в другой раз,  - она неопределенно повела плечом, напомнив мне прошлую Грейс.
        - А ты не боишься, что тебя могут увидеть ученики?
        - Я думала, мы пойдем к тебе.
        - Ну да, конечно. Мы можем,  - я отчаянно закивал, как школьник, готовый на все.  - Да, без проблем.
        - Смотри,  - указала она на парня, который бегал кругами, катая свою девушку на закорках. Она заливалась смехом.
        Грейс улыбалась, но ее глаза наполнились слезами. Черт, Грейс, пожалуйста, не плачь. Я не могу.
        - Я тоже так могу. Я еще не настолько стар.
        Она смотрела на меня, смеясь сквозь слезы, катящиеся по лицу.
        - Ладно, старик Шор. Я бы тебя испытала, но сегодня я в юбке.
        - Так ты говорила что-то насчет того, чтобы пойти ко мне,  - напомнил я невинно.
        - Ну да, если хочешь. Я хочу посмотреть, как ты живешь.
        - Правда?
        - Конечно. Я хочу посмотреть, как ты живешь. Это не значит, что я собираюсь с тобой спать.
        - Пффф. Ясное дело… Я даже и не думал,  - хотя, конечно, я думал именно об этом.
        Был час пик, и в метро было полно народу. Грейс прислонилась ко мне спиной и оперлась на меня. Я думал, закрыла ли она глаза. Наклонившись, я прошептал ей на ухо:
        - Надо было взять такси или пройтись. Я забыл, что мы уже взрослые.
        - Мне нравится ездить с тобой в метро.
        Я притянул ее ближе. Казалось, этих потерянных лет никогда не существовало.
        Мы зашли в мой дом и поднялись в лифте на четвертый этаж. Двери лифта открылись, и Грейс зашла в лофт первая. Она сразу заметила открытые потолочные балки. Я зажег свет.
        - Мэтт, это потрясающе.
        - Мне нравится.
        Небо еще не совсем потемнело, и в комнате было достаточно света. Грейс подошла к окну.
        - Отсюда, наверное, можно разглядеть крышу моего дома.
        - Нет, нельзя.
        Она повернулась ко мне и улыбнулась.
        - Налить тебе бокал вина?  - спросил я.
        - Было бы неплохо.
        Я ушел в кухню, оставив ее осматриваться. Спальня, кухня и гостиная в лофте переходили одна в другую, создавая единое большое пространство с высокими потолками, перегороженное только несколькими выступами стен. Наливая вино, я видел, как она провела руками по белому одеялу на кровати.
        - У тебя очень здорово. Мне нравится эта рустикальность. Обычно такие квартиры делают гораздо более современными.
        - Считай меня старомодным.
        - Я не думаю, что ты старомодный.
        Она подошла к стене, на которой висела та самая, выигравшая множество наград фотография.
        - Устарело?  - спросил я, передавая ей бокал.
        - Вне времени,  - ответила она с легкой усмешкой.
        Мне тут же захотелось, чтобы она имела в виду нас с ней. Разве мы не были? Вне времени? Ничто не могло изменить того, что было у нас тогда, даже если между нами возникли мысли о том, что могло бы быть.
        - Спасибо. Хорошее замечание.
        Она показала на фотографию:
        - Это… Это очень сильно. Дети и оружие…  - Она покачала головой:  - Так трагично. Тебе было страшно, когда ты это снимал?
        - Нет. Знаешь, за камерой почему-то чувствуешь себя защищенным. Поначалу в таких местах я вообще очень сильно рисковал.
        - Как ты думаешь, ты сможешь получить еще одного Пулитцера?
        - Это событие из тех, что случаются только однажды. Но  - да, я хочу вернуться к полевой работе.
        - Готова спорить, лучшие кадры  - это счастливая случайность.
        - Так же как и в жизни.  - Я шагнул к ней и заправил ей за ухо прядь волос.  - Мне хочется тебя поцеловать.
        Она быстро отхлебнула вина.
        - Хммм… Ты часто ходишь в театр?
        Я фыркнул:
        - Тебе потрясающе удается переводить тему разговора.
        - Я думаю, что не смогу долго тебе отказывать, а я правда хотела…  - она сглотнула и отвернулась.
        - Что, Грейс?
        - Я правда хочу начать снова,  - она, видимо, нервничала от этого разговора. Ее грудь высоко вздымалась.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Ты был моим лучшим другом,  - сдерживая слезы, она отвернулась.
        - Пожалуйста, не плачь.
        Ее глубокие, сияющие глаза снова встретили мой взгляд.
        - Мэтт, я пытаюсь сказать тебе кое-что.
        Я обнял ее и привлек к себе. Она хотела, чтобы мы не спешили, так же как это было раньше  - все эти дивные минуты в общаге, когда мы просто были вместе, танцевали, пели, играли музыку, делали фото. В этом вся проблема взрослых людей. Они не хотят тратить время, потому что уверены, даже в относительно нестаром возрасте тридцати шести лет их дни сочтены. И думают, что могут узнать кого-то насквозь, до души и сердца, поговорив с ним какие-то пять минут.
        Я слегка отстранился и заглянул ей в лицо.
        - У меня есть идея. Оставайся тут, располагайся, сними туфли,  - я указал ей на полку с пластинками.  - Выбери музыку. Я скоро вернусь.
        Я выскочил из лофта, спустился на лифте, перебежал через улицу и за минуту бегом поднялся на три лестничных пролета. Рик Смит был единственным известным мне дилером в радиусе ближайших пяти миль. Я забарабанил в дверь.
        Он открыл. На нем были спортивные штаны и радужная повязка на голове. Никакой рубашки. Для писателя за сорок, выходящего из дому лишь для того, чтобы выгулять своего кота Джеки Чана, он отлично загорел.
        - Мэтт, приятель, в чем дело?  - спросил он, слегка запыхавшись.
        - Прости, Рик, я в неудачный момент?
        - Нет, нет, ничего, я просто занимаюсь тай-бо.
        - А, тай-бо. Это еще принято?
        - Ну, не то чтоб это могло куда-то исчезнуть, братан,  - это упражнения. Давай заходи.  - Он широко распахнул дверь. Я никогда не был в его квартире дальше двери. Однажды я приносил ему сбежавшего Джеки Чана.
        Мне показалось, я совершил путешествие во времени, и мне это даже понравилось. Все в его квартире было старым, но в прекрасном состоянии. Телевизор «Тошиба» в углу, поставленный на паузу, показывал Билли Блэнкса. Рик делал свои упражнения по очень старому видео с записью тай-бо.
        - Это у тебя видик?
        - Ну да, работает как часы. Чего ж я буду от него избавляться?
        - Ну да.
        Честно говоря, я ожидал, что в его квартире будет жуткий бардак, но все оказалось совершенно наоборот.
        Он вышел на кухню и вытащил из холодильника бутылку с водой.
        - Добро пожаловать в мое скромное жилище. Могу предложить воды, или, может, отвар из отрубей? У меня еще есть соковыжималка, можно сделать прекрасный свежий сок, если хочешь.
        - Нет, Рик, спасибо. Ты очень любезен.
        Он оказался помешан на здоровье. Я с тоской подумал, что мне бы стоило прочесть хоть одну его книгу, прежде чем бежать к нему и просить травы.
        - Чему я обязан счастьем твоего посещения?
        - Да, так я… эээ… даже толком не знаю, как сказать… Ко мне зашел старый друг, и мы…
        - Вам нужно что-то, чтобы взбодриться?
        - Точно!  - Я указал на него пальцем, словно он только что выиграл в Верный Ответ. Никто больше не говорил «взбодриться», но какое это имеет значение.
        - А с чего ты взял, что у меня есть? Ты думаешь, я дилер, или что? Ты думаешь, я распространяю наркотики?  - Выражение его лица было непроницаемо.
        - О, черт.  - Я мог бы поклясться на Библии, что каждый раз, когда я встречал его, у него были красные отекшие глаза и от него разило травой.
        - Ха, братан, вот я тебя и поймал! Я просто шучу,  - заржал он и, проходя мимо, хлопнул меня по плечу.  - Секунду.
        Он вернулся, держа в руках медицинский контейнер без надписей. Внутри проглядывались упаковки. Поднеся его к моему носу, он сказал:
        - Слушай, и слушай внимательно. Это Кинг Куш. Медицинская марихуана. Я достал ее в единственном распределителе медицинской марихуаны на Восточном побережье. Взял напрокат машину и проехал всю дорогу до чертова Мэна, чтобы достать эту хрень. Не давай никому и не трепись кому попало, ясно тебе?
        Его глаза-бусинки смотрели на меня, словно лазер, прожигая насквозь.
        - Рик, я даже не знаю. Ты начинаешь пугать меня.
        - Оно суперсильное. Тебе понравится, еще скажешь мне «спасибо».
        Из комода он вытащил стопку бумаги и протянул мне:
        - Надо?
        - Хм, да,  - я взял бумаги и травку и распихал по карманам.
        - Сворачивай потоньше, и выкури со своим приятелем сначала половину, а потом посмотрите, как пойдет.
        - Слушай, а если мой приятель  - невысокая, хрупкая женщина?
        - Нормально. Женщинам это нравится.
        Уже идя к двери, я обернулся:
        - Рик, не знаю, как тебя и благодарить.
        - А, не волнуйся. Считай, я расплатился с тобой за то, что ты нашел тогда Джеки Чана.
        В своей квартире я нашел Грейс сидящей на диване. Ноги в колготках она закинула на кофейный столик. Она поставила играть Колтрейна, ее глаза были закрыты, а голова откинута на спинку дивана. Она выглядела так, будто находится дома. Боже, я ее люблю.
        - Смотри, что у меня!  - я показал ей траву.
        Она взглянула.
        - Мы накуримся и будем плясать?
        - Предпочтительно голыми.
        - Не пытай свою удачу.
        Я опустился возле столика на колени и скрутил довольно корявый косяк. Грейс наблюдала за мной, не переставая хихикать.
        - А ты не смейся.
        - Пусти, дай лучше я.
        Она взяла новую закрутку и свернула прекрасный, ровный, тонкий, тугой косяк.
        - Грейси, где это ты так научилась?
        - Мы с Тати иногда это делаем. Точнее, в каждое первое воскресенье месяца.
        - Ты шутишь? Нет, это только Татьяна может выделить специальное время, чтобы курить траву.
        - Ага, есть вещи, которые не меняются.  - Она раскурила и затянулась. Удерживая дым внутри, она выговорила тоненьким голосом:  - Да никто и не хотел бы этого.
        После того как мы покурили, все вокруг стало слегка размытым. Я включил «Суеверие» Стиви Уандера, Грейс поднялась и начала танцевать. Ее волосы развевались, а я смотрел на нее в оцепенении, не понимая, как, черт возьми, я мог позволить ей исчезнуть из моей жизни.
        - Мэтт, потанцуй со мной.
        Я встал, и мы танцевали, пока песня не кончилась. После нее началась «Ты солнечный свет моей жизни». Мы замерли, глядя друг на друга. Потом Грейс не выдержала:
        - Это дурацкая песня.
        - Грейсленд Мэри Старр, это великая песня. Это классика.
        Я схватил ее и закружил, а потом притянул к себе и сделал несколько нарочитых танцевальных движений.
        - Портер.
        - Что?  - Я сделал вид, что не расслышал.  - Музыка слишком громкая, что ты сказала?
        Она отрицательно потрясла головой и позволила мне закружить ее в танце. Мы плясали, пока у обоих не закружилась голова.
        Часом позже мы сидели на полу в моей кухне, уминая сыр и виноград. Грейс опиралась спиной о холодильник и вытянула ноги вперед, а я, в той же позе, напротив, опирался о дверцу шкафчика.
        Она подкинула вверх виноградину, а я поймал ее ртом.
        - У меня есть одна идея…  - начала она.
        - Давай.
        - Давай поиграем. У тебя есть повязка?
        Я приподнял бровь.
        - Нет, это не то, что ты подумал.
        Я вытащил из ящика длинное красное посудное полотенце и сунул ей. Она встала на колени, наклонилась и завязала мне глаза.
        - Грейс, ты меня пугаешь.
        - Мы будем играть в «Угадай, что я положу тебе в рот».
        - Господи Иисусе. Название мне уже нравится.
        - Не слишком возбуждайся.
        Слишком поздно.
        Я слышал, как она шуршит и звякает чем-то в кухне, а потом снова садится возле меня:
        - Ладно, открывай рот.
        Я почувствовал во рту ложку. Что-то соскользнуло с нее прямо мне в глотку. Оно было непонятным, отвратным на вкус, а его консистенция вызвала у меня мурашки.
        - Елки, что это было?
        - Ты должен угадать  - в этом весь смысл игры.
        - Виноградное желе с соевым соусом?
        Она сняла с меня повязку, и я увидел ее восторженное лицо.
        - Верно! Я думала, ты в жизни не догадаешься!
        Я покачал головой:
        - Ну, это совсем не так весело, как я того ожидал.
        - Погоди, у меня есть еще.
        - Нет.
        - Ну один разочек,  - заныла она.
        - Ладно,  - я снова натянул на глаза повязку.
        Она ускакала и вернулась через секунду.
        - Мэтти, открывай.
        Она засунула мне в рот палец, и он как будто был покрыт шоколадной пастой.
        - Шоколадная паста а-ля Грейс?
        Она, сияя, сняла с меня повязку.
        - Теперь моя очередь,  - сказал я. Я завязал ей глаза, встал и сделал вид, что вынимаю из ящиков какие-то вещи. Потом снова сел рядом с ней:  - Готова?
        - Ага!
        Она раскрыла рот, и я стал целовать ее, начав с нижней губы, спускаясь к шее и снова возвращаясь ко рту, до тех пор пока наши языки не сплелись, а руки не потерялись в волосах друг у друга.
        Мы слились в объятии на полу моей кухни, но потом Грейс резко вырвалась.
        - Проводишь меня домой?
        Я отстранился, внимательно глядя ей в лицо.
        - Конечно. Но ты понимаешь, что можешь остаться здесь, если хочешь? Без всяких глупостей, обещаю.
        - Мне надо домой.
        - Ладно.  - Я протянул руку и помог ей встать. Она нашла свою сумку, проверила телефон и сунула в рот мятный леденец.
        - Ты с кем-то встречаешься?
        - Я думала, что встречаюсь с тобой,  - ответила она.
        - Ну да. Мы встречаемся. Ооочень медленно.
        - Маттиас, ты что, пытаешься давить на меня? В двадцать один ты был терпеливее. Что с тобой стало?  - Ее голос звучал весело.
        Я рассмеялся.
        - Ну, тогда-то я не знал, что упускаю. А теперь знаю.
        Мы вышли на улицу, и я проводил ее до дома. Когда мы остановились у входа в ее дом, я обернулся к ней.
        - Хочешь вместе пообедать в пятницу?
        - С радостью,  - она поцеловала меня.  - Сегодня мне было так классно.
        - Мне тоже. Давно у меня не было такого веселого вечера.
        - Ненормативная лексика, провоцирующие танцы, наркотики и сосание пальцев, безусловно, рассматриваются как веселье тринадцатого уровня,  - сказала она, наклоняясь и целуя меня в щеку последний раз.
        - Пока, Грейси.
        - Пока, Мэтти.
        Я вернулся домой, упал в кровать и заснул с улыбкой на лице.
        В пятницу я заказал места в маленьком японском ресторанчике, который находился неподалеку от нас обоих. Когда я зашел за Грейс, она уже ждала меня на крыльце своего дома. На ней были кожаная куртка и платье, похожее на то, что она носила в колледже и что сводило меня с ума.
        - Классно выглядишь.
        - Ты тоже.
        Она взяла меня за руку, и мы пошли, болтая по пути о том, что произошло на неделе. Мы ели суши, пили много саке, и я кормил ее из своей тарелки. После ужина мы зашли в бар, где настоящий оркестр играл рок и блюз. Иногда мы просто покачивались под музыку, не обмениваясь ни словом, а иногда начинали истерически хохотать и вопить в такт.
        К одиннадцати мы уже были порядочно навеселе. Выйдя из бара, я поцеловал Грейс. Она первая прервала поцелуй и потащила меня по улице.
        - Куда мы теперь направляемся?
        Она обернулась, крепко ухватила мое лицо и снова поцеловала.
        - В мою постель, Мэтт. Вот куда.
        При этой мысли мое сердце забилось.
        - Отличная идея.
        Я поднялся следом за ней по ступенькам к входной двери, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным и не выдать свое нетерпение. Когда мы вошли внутрь, Грейс не стала зажигать свет, и мне пришлось пробираться в темноте, следуя за ее силуэтом. Единственный свет проникал с улицы через окно, расположенное возле двери. Она швырнула ключи на столик при входе, скинула куртку, затем туфли, сняла через голову платье и тоже швырнула в сторону.
        У меня отвалилась челюсть.
        Я еле успел поймать ее, когда она прыгнула мне в объятия, оседлала меня, запустила руки мне в волосы, поймала губами мои. Оглядываясь, я попятился через темную прихожую в сторону лестницы.
        - Нет, моя комната здесь. В конце коридора налево.
        Прижав ее к стене, я целовал ее губы, шею, ухо и снова шею вниз до плеча, где остановился перевести дух. Когда я отпустил ее, она схватила мою рубашку, стянула ее с меня через голову, взяла за руку и потянула в спальню.
        Остановившись возле кровати, она затеребила мой ремень.
        - Помедленнее, Грейси.
        - Никто никогда не говорил мне такого.
        Она расстегнула ремень и стянула с меня штаны и боксеры, пока я скидывал ботинки. Теперь я увидел, что она отличалась от той Грейс, в колледже. Эта была гораздо более раскрепощенной, более уверенной в себе.
        Я взял ее лицо в ладони. Даже в темной комнате, освещенной лишь проникающим из окна светом уличных фонарей, я видел, как сияют ее глаза  - яркие, блестящие, полные обещания.
        - Я сам не хочу спешить, иначе тебе не будет так хорошо.
        Она кивнула, и мы снова начали целоваться, но на сей раз медленнее и нежнее. Моя рука спустилась вниз от шеи к ее груди. Кончиком пальца я провел по контуру лифчика. Я целовал ее шею, расстегивая лифчик на спине. Он упал на пол. Она казалась еще прекрасней, хотя я не думал, что такое возможно. Ее тело было нежным и гладким, но оно стало более женственным, сильным, самым прекрасным, что я видел в своей жизни. Мне захотелось взять камеру, но еще сильнее  - не выпускать Грейс из рук. Я мог только простонать: «Боже», и она прижалась ко мне и снова нашла мои губы.
        Я отстранился.
        - Дай мне посмотреть на тебя.
        Опустившись на колени, я стянул с нее трусики и целовал живот, бедра, между ногами. Не было слышно ни звука, кроме шелеста моих губ по ее телу и ее легких вздохов, которые все ускорялись и становились сильнее, пока с губ не сорвался стон.
        - Мэтт, я хочу тебя,  - ее голос звучал приглушенно.
        Мои руки двигались теперь сами, неподвластные мне. Я сел на кровать, и она забралась мне на колени, обхватив ногами мою талию. Она начала двигаться, и мне показалось, что я сейчас потеряю сознание.
        - Грейс?
        - Шшшш, Мэтт.  - Она погладила мой подбородок.  - Как мне нравится… Очень секси. Ты вообще стал очень секси, резче… больше…  - захихикала она.
        Я безумно ее хотел.
        - Я должен тебе что-то сказать.
        - Ладно,  - она стала медленно целовать меня в шею, не переставая двигаться.
        - Я столько думал о том, как сделать все это с тобой за эти пятнадцать лет. Это странно?
        Она улыбнулась:
        - Если ты странный, то и я странная тоже.
        - Да. Но этим ты мне и нравишься.
        Она прижалась ко мне бедрами. Я застонал. Она сказала: «Иди ко мне».
        Я упал лицом в ее шею, страстно целуя, и поднялся, не снимая с себя ее ног. Я опустил ее поперек кровати и отступил, чтобы взглянуть на нее. Она поднялась и притянула меня к себе, широко раздвинув ноги. Ее тело было теплым и зовущим. Она направила меня, и как у любого мужчины в такой момент, в моей голове не осталось ни одной мысли.
        - Ты так прекрасна,  - прошептал я и замедлил движение, стараясь избежать преждевременной неловкости. Пара осторожных движений  - и я снова владел собой, но Грейс уже была в невменяемом состоянии.
        - Мэтт, ну давааааай же.
        - Ты так хороша,  - шептал я ей на ухо. Я провел губами по ее шее, она выгнулась и уперлась затылком в кровать. Я почувствовал ее биение вокруг себя и исчез, растворяясь в своей маленькой временной смерти.
        Тяжело дыша, я рухнул на нее. Потянувшись, она нашла мою руку и вцепилась в нее, как будто ей надо было за что-то держаться. Я перекатился на бок.
        - Я никуда не уйду, Грейс.
        - Обещаешь?
        - Клянусь.
        - Что бы ни случилось?
        Я притянул ее к себе и крепко обнял.
        - Что с тобой?
        Она спрятала лицо у меня на груди.
        - Я никогда не верила до конца, что ты вот так все забыл. Мне пришлось принять это, тебя ведь не было рядом… А то письмо было так не похоже на твое, такое холодное. Я не могла поверить, что ты говоришь мне все это, и долго не верила. Но потом настал момент, когда я поняла, что больше не живу. Мне пришлось отказаться от мысли про нас с тобой, чтобы любить Дэна так, как он заслуживал. Но я не переставала думать о тебе, никогда.
        - Я знаю, Грейс. Я тоже. Мне так жаль. Элизабет разрушила мою жизнь. Как бы я хотел узнать обо всем раньше.
        - Она разрушила не только твою жизнь.
        - Знаю. Ненавижу ее за это.
        - Это волновой эффект.
        - Знаю и очень сожалею.  - Я поцеловал ее в лоб.  - Но я не хочу больше страдать по прошлому. Мы здесь, сейчас, вместе. Я хочу заснуть, обнимая тебя. Ладно?
        Она прижалась ко мне еще теснее:
        - Ладно.
        Ее дыхание выровнялось, а тело расслабилось. Это было последнее, что я запомнил перед тем, как проснулся в ее кровати, один.

23. За кого ты меня принимала?
        МЭТТ
        Спальня Грейс была полна утреннего света, и я смог в первый раз разглядеть ее. Антикварный комод, стеганое покрывало с цветочным узором, французский сельский пейзаж в импрессионистском стиле  - вполне характерная для Грейс обстановка.
        Услышав, как Грейс позвякивает чем-то на кухне, я с воодушевлением выскользнул из постели. Быстро натянув джинсы и сунув ноги в ботинки, я стал искать рубашку, но не нашел. Дверь была приоткрыта, и я выглянул в длинный коридор. Я увидел Грейс, сидящую за маленьким круглым столиком с чашкой кофе. На ней были халат и розовые тапочки, волосы были убраны в пучок. Она подняла глаза на скрип двери. Запах кофе манил, но, когда я вышел в коридор, что-то отвлекло меня.
        Стены были увешаны фотографиями. Справа висело черно-белое фото Грейс и Татьяны на фоне Эйфелевой башни. Я помнил это, именно это, юное и пухлое личико. Улыбнувшись, я глянул в конец холла, на Грейс, которая сидела с непроницаемым лицом.
        На другом фото Дэн дирижировал, а Грейс сидела в первом ряду оркестра, с поднятым над виолончелью смычком.
        Затем я увидел фото Грейс и Дэна, сидящих в парке. У Грейс на коленях был ребенок. Я подошел поближе и уставился на нее. Мой мозг вскипел. У них был ребенок? Как вышло, что я не спросил, были ли у них дети?
        Тут же, совсем рядом, висело еще одно семейное фото всех троих, но девочка была уже старше, может быть, лет пяти. Она сидела на плечах Дэна на Вашингтон-сквер. И еще одно, где девочка была еще старше, уже лет восьми. Я снова взглянул на Грейс. Я никогда не видел у нее таких тоскливых, усталых глаз.
        По мере моего приближения к кухне девочка на снимках все росла, и наконец, в самом конце коридора, я смотрел уже на фото подростка лет пятнадцати, со светлыми длинными волосами, как у Грейс, губами Грейс и ее светлой кожей. Но я не мог оторваться от ее глаз.
        Они не были ни ярко-зелеными, как у Грейс, ни тускло-голубыми, как у Дэна.
        Они были глубоко посажены и такие темные, что казались черными…
        Это были мои глаза.
        Из моей груди вырвался стон, и я прижал ко рту руку. Услышав вздох, я повернулся к Грейс и увидел, что по ее лицу текут слезы. Но выражение лица все еще было спокойным, словно бы она научилась держать его под контролем, даже когда плакала.
        Я сморгнул набежавшие слезы.
        - Как ее зовут?
        - Эш[16 - The ashes (англ.).],  - прошептала Грейс. Закрыв лицо руками, она начала всхлипывать.
        О боже мой.
        Я прижал руку к сердцу. Поэзия всего лишь жизни след. И если жизнь пылает хорошо, поэзия  - ее один лишь пепел.
        - Я все упустил, Грейси,  - выговорил я, все еще в шоке.  - Я все упустил.
        Она подняла глаза.
        - Мне очень жаль. Я пыталась тебе сказать.
        Я уставился на нее и молча смотрел так долго, что, казалось, прошла вечность.
        - Недостаточно настойчиво.
        - Мэтт, прошу тебя!  - громко всхлипнула она.
        - Нет… Ты не можешь… Какого черта? Что вообще происходит?
        - Я хотела тебе рассказать.
        - Я что, схожу с ума?
        - Нет, послушай,  - умоляла она.
        Я больше не смотрел на нее. Я больше не мог на нее смотреть.
        - Никаких разговоров.  - Боже мой, что происходит? У меня все это время была дочь, чье детство я абсолютно и безвозвратно пропустил.
        Я выбежал на улицу и побрел домой, как был, без рубашки, оглушенный. Я, не переставая, повторял про себя: «У меня есть дочь, у меня есть дочь, у меня есть дочь».
        Следующие шесть часов я провел в своем лофте, не переставая пить водку прямо из бутылки. Я смотрел, как по улице туда и сюда ходят люди, отцы, ведущие за руку детишек, влюбленные пары. Во мне, не переставая, кипела ярость на Грейс и Элизабет. Я чувствовал себя бессильным, словно эти две женщины определили всю мою взрослую жизнь, не спросив меня.
        Я позвонил брату, но попал на автоответчик.
        - Ты дядя,  - сказал я прямо.  - Пятнадцать лет назад Грейс родила ребенка, а Элизабет скрыла это от меня. Теперь у меня есть дочь-подросток, с которой я НЕЗНАКОМ. Я в жопе. Позвоню позже.
        Он не перезвонил мне.
        Я пил и прятался дома все выходные.
        Утром понедельника я пнул коробку из-под пиццы через всю квартиру и пробил кулаком дыру в стене. Мне понравилось это ощущение, и я пробил вторую, а затем провел несколько часов, заделывая пробоины. Я подумал, не позвонить ли Китти или по одному из тех номеров, которые печатают на задних страницах бесплатных газет, но вместо этого пошел в винную лавку и купил сигарет. Я не курил больше десяти лет, но это как ездить на велосипеде. Правда.
        Я прикуривал одну от одной, сидя на лавочке возле своего дома, когда мне позвонил Скотт.
        - Алло?
        - Ты снова захочешь меня поцеловать.
        - Может, и нет.
        - А чего такой печальный? Соскучился по двужочку?  - он попытался сюсюкать.
        - Нет. Чего тебе?
        - У меня хорошие новости.
        - Давай.
        - Я нашел тебе работу в Сингапуре.
        Я не размышлял ни секунды:
        - Я готов. На сколько?
        - Вау, да ты всерьез хочешь свалить из Нью-Йорка, а? Но в любом случае это не «на сколько», это постоянная работа. Ты будешь работать с производством наших серий прямого эфира, которое расположено в Сингапуре, но ты сможешь фотографировать сам по выходным. Это великолепное место.
        - Отлично. Когда?  - Я никогда не думал, что буду от чего-то убегать, но сейчас я чувствовал себя совершенно беспомощным и лишенным всякой надежды. Как зверь, заточенный в клетку.
        - Осенью.
        - Еще так не скоро?
        - Попрошайки не выбирают.
        - Отлично, я согласен.  - Я повесил трубку.
        Грейс несколько раз пыталась мне дозвониться, но я не отвечал, а она не оставляла записей на автоответчике. Наконец в десять вечера она прислала мне сообщение.
        ГРЕЙС. Эш  - девочка с сильным характером.
        Я. Ок.
        ГРЕЙС. Прости, что обрушиваю это на тебя. Она велела сказать тебе, что если ты не хочешь ее знать, то должен будешь сказать ей об этом в лицо.
        Я. Грейс, раз уж об этом зашла речь, почему бы тебе не зайти и не отрезать мне яйца или не украсть почку?
        ГРЕЙС. Мне очень больно все это, но Эш ничего этого не заслужила. Она твоя плоть и кровь.
        Я не был даже знаком с Эш, но внезапно мысль о том, что ей может быть больно, причинила боль и мне. Я понял, что должен увидеть ее.
        Я. Хорошо, я с ней встречусь. Когда она завтра будет дома?
        ГРЕЙС. В три тридцать.
        Я. Я не хочу встречаться с тобой.
        ГРЕЙС. Хорошо.
        Когда на следующий день я подошел к дому Грейс, к нему подъехало такси, и сквозь стекло я увидел девочку-подростка. Эш. Я хотел бы иметь пять минут, чтобы подготовиться и подумать, как сказать этому ребенку, что жизнь  - боль и что слишком поздно возвращаться и что-то менять, и чтобы она забыла о моем существовании.
        Она вышла из такси и направилась прямо ко мне.
        - Привет,  - сказала она, протягивая руку.  - Я  - Эш.
        Она была яркой и уверенной. Как ее мать.
        - Привет… Эш.  - Я все еще пробовал на язык это имя. На моем лице застыло выражение ужаса и любопытства одновременно.
        Она не улыбалась, но и не пялилась на меня. Выражение ее лица было мягким.
        - Чтобы ты понимал, мама все мне рассказала, и я видела ваши старые фотографии.
        - Это хорошо.
        - Не хочешь пойти выпить кофе или чего-то еще?  - подняла она изящные брови. Я был поражен ее дружелюбием.  - Ты в порядке?  - спросила она.
        Разве не я должен был спрашивать ее об этом? Я-то думал, что вести разговор придется мне.
        Она была выше Грейс. На ней была рубашка с разрезами по бокам; сквозь них просвечивал лифчик. Я подумал, что она просто не может быть моей дочерью, но одновременно я точно знал, что это так. Как вышло, что у меня такая взрослая дочь? Я мгновенно почувствовал себя стариком. Эта девушка была живым напоминанием о времени, которое мы с Грейс потеряли.
        - Сколько тебе лет?  - спросил я, хотя и так это знал.
        - Пятнадцать.
        - Пятнадцать, которые двадцать пять?
        - Мне пришлось быстро вырасти,  - отрезала она.  - Ты хочешь начать быть отцом прямо сейчас? Я не против, конечно, но, может, сначала кофе попьем?
        - А тебе уже можно пить кофе?
        Она рассмеялась. Мне показалось, ей понравилось, что меня это заботит.
        - Ага, мне разрешено пить кофе с десяти лет.
        Человек, проходящий мимо, странно посмотрел на нас.
        - Нечего смотреть, Чарли,  - сказала Эш и придвинулась ближе.  - Не беспокойся, ему просто скучно.
        Я кивнул. Это мое дитя. Моя дочка. Вытянув указательный палец, я легонько ткнул ее в плечо.
        - Я настоящая,  - фыркнула она.  - Да, у тебя есть ребенок.
        - Вообще-то не совсем ребенок, да?
        - Ну наконец-то кто-то это признал!
        Я нервно рассмеялся. Я не мог поверить, насколько она понравилась мне с первого же взгляда. Она была смешная и забавная и так похожа на Грейс в молодости. Прошло несколько неловких минут, и она начала подниматься по ступенькам.
        - Эш, мне очень многое надо переварить.
        - Я не рассыплюсь, если ты больше не захочешь иметь со мной дела.
        Я схватил ее за руку чуть выше локтя и развернул к себе. Я осознал, что очень даже хочу иметь с ней дело, только не знал, как это выразить.
        - Послушай, я только неделю назад узнал о твоем существовании.
        Она посмотрела на мою руку, которая все еще стискивала ее локоть, потом перевела глаза на меня и сморщилась, будто что-то искала. В этой ее гримасе я тут же узнал самого себя.
        - Прости,  - я выпустил ее локоть и посмотрел на свою руку, как будто не мог ею управлять.  - Пошли выпьем кофе.
        Она шумно выдохнула.
        - Ладно, ладно. Дай я только брошу сумку и скажу маме.
        - Давай,  - кивнул я. Я заметил, что она сказала не «моей маме», а просто  - маме, как дети обычно говорят одному родителю про другого.
        Мой мозг не позволял мне даже начать анализировать свои чувства. Я смотрел на дверь, пока Эш снова не вышла. Она скрутила волосы на макушке в пучок, как всегда делала ее мать. Ее лицо было напряжено, и она поморщилась, протягивая мне мою рубашку.
        - Черт, она там совсем расстроена. Пошли.
        - У нас с твоей мамой некоторые недоразумения…
        - Сложные взрослые вещи,  - сказала она, повернулась и пошла по улице.  - Пошли.
        Я взял рубашку и пошел за ней, как щенок на поводке. Она шла уверенно, не оборачиваясь, а я трусил позади.
        - Ну же, это всего в двух кварталах. Ты так и будешь тащиться за мной всю дорогу?
        Я прибавил шагу и пошел с ней рядом.
        - Расскажи мне о себе. Ты тоже музыкант, как мама?
        - Я умею играть на пианино, но нет, я не музыкант. Я предпочитаю визуальную информацию; думаю, я скорее в тебя.
        - Да?  - В собственном голосе я расслышал надежду и гордость.
        - Да. Думаю, из этого получится что-то стоящее.
        Я не понял, что она имела в виду. Она продолжала идти.
        - Я хочу стать графическим дизайнером.
        - Это здорово. Ты хорошо учишься?
        - В школе мне легко, нечего делать. Скучновато, конечно, но я стараюсь. И не то чтоб у меня был большой выбор, да?
        Кто это существо?
        Она указала на кафе по соседству, и мы зашли. Эш заказала латте и кекс, а я свой обычный черный кофе. За стойкой работал симпатичный парень, и я заметил, как Эш строит ему глазки.
        Я потрясенно посмотрел на нее. Девочки-подростки до сих пор были для меня совершенно чужеродным элементом.
        - Что?  - спросила она.
        - Нет, ничего.
        Мы сидели за маленьким круглым столиком у окна и смотрели на улицу.
        - Хороший день. Люблю весну.
        - Мы с тобой будем говорить о погоде?  - спросила она напрямую, но спокойно. Я все не мог привыкнуть к ее уверенности в себе.
        - У нас с тобой нет никаких инструкций, Эш.
        - Я знаю и стараюсь отнестись с пониманием, но взрослый-то здесь ты…
        - Ты права,  - я чуть не подавился.
        - Слушай, я знаю всю вашу историю. Мама была со мной очень честной, пока я росла, и теперь, когда мы поняли, что ты вообще ничего не знал про меня все это время.
        Я почувствовал облегчение. У нее отлично получалось позволить мне расслабиться.
        - Это правда, я ничего не знал.
        - Тебя никто не винит.
        - Это меня не волнует. Но, раз мы об этом заговорили, скажи, что ты думала обо мне раньше, когда считала, что я не хочу тебя знать?
        - Ну, у мамы был своего рода альбом про тебя. Там были фотографии, и записки, и всякие штуки, еще с тех пор, как вы учились в колледже, и потом она вырезала статьи о тебе, и твои работы и все время добавляла туда.  - При мысли, что Грейс это делала, у меня захватило дыхание.  - И она всегда брала меня посмотреть на твои фотографии, когда их выставляли на витринах в центре, но мы никогда не обсуждали твою личную жизнь.
        - Да, но что ты об этом думала?
        - Если честно, мама всегда очень хорошо о тебе отзывалась, но история ваших отношений всегда выглядела как какая-то непонятная сказка. Как урок, который я должна была извлечь из ваших отношений. Она тебя не винила, даже до того, как узнала всю правду, так что я ничего особенного не думала  - просто что у тебя офигенная карьера, а дети  - это не твое.
        Я смотрел в окно через ее голову.
        - Я хотел детей…
        - Мама не знала этого, так что ты не должен ее винить. Она всегда говорила мне, как хотела, чтобы у нее была я. Она говорила, что, когда люди сходятся вместе, и, ну… занимаются этим,  - она слегка покраснела,  - то они должны всегда быть согласны насчет детей и будущего, и всякого такого. Я думаю, она считала, что ты все знал из ее писем и просто не хотел быть отцом.
        - Это не так.
        - Я имею в виду, она никогда тебя не обвиняла. Я точно это знаю, потому что часть меня сделана из тебя, и, если бы она обвиняла тебя, она обвиняла бы и меня тоже.
        Я испытал сразу все чувства, которые только можно, включая любовь. Я любил этого ребенка, который, сидя напротив меня, защищал меня и свою мать в равной степени, с такой верностью и пониманием.
        - Ты очень умная,  - сказал я, чувствуя, как сжимается горло.  - Ты очень похожа в этом на свою маму. Очень умная и проницательная.  - Я собрался:  - А каким было твое детство?
        - Очень хорошим. В смысле, папа очень любил меня, и мама всегда делала для меня все, что можно. У меня все было.  - Она отпила кофе.
        - Как твоя фамилия?
        - Портер.
        - Ну да, конечно,  - я ощутил комок в горле.
        - Так всем было проще. Но ты записан в моем свидетельстве о рождении.
        - Правда?
        - Угу. Папа раз пять пытался меня удочерить. Вот почему, когда он уже умирал, мама так старалась тебя разыскать  - ты должен был дать согласие и отказаться от отцовских прав, чтобы он мог официально удочерить меня. Мне-то это не важно, он и так всегда был мой папа. Этот листок бумаги значил для него гораздо больше, чем для меня.
        - Эш, мне так жаль, что я ничего не знал. Не могу передать тебе, как я обо всем этом жалею.
        Ее глаза слегка затуманились, но она собралась с духом. Я сам чувствовал, что вот-вот не выдержу. Мои чувства просто разрывались по поводу всего, включая Дэна. Он уже умер, так что я не мог убить его, но где-то внутри, за своим шоком, я начинал осознавать, что должен быть ему благодарен. В конце концов, это он вырастил мою дочь такой, что я могу восхищаться ею с первого же мига.
        Эш откусила кекс, улыбнулась и, жуя, стала смотреть в окно. Казалось, я вижу перед собой Грейс из давних времен, но у нее были мои глаза и моя же, едва заметная, ямка на подбородке.
        - А у тебя есть кривые пальцы на ногах?
        - Вообще-то да. Мой второй палец кривой. Спасибо тебе за это.  - Мы оба рассмеялись, но потом снова затихли.
        - Каким он был?
        - Кто?
        - Твой отец.
        Она так храбро посмотрела мне прямо в глаза, прямо как ее мать.
        - Теперь мой отец  - ты… Если хочешь, конечно.
        Вот оно. Я заплакал. Я не всхлипывал, но по моим щекам катились слезы, а горло сжалось так, что мне казалось, я больше никогда не смогу дышать. Я протянул через стол руку, взял ее за руку и закрыл глаза. Я понял, что всегда хотел, чтобы Эш была в моей жизни. Мысль о том, что я пропустил ее детство, убивала меня.
        - Да, я хочу,  - прошептал я.
        Она тоже заплакала. Мы плакали вместе, подчиняясь реальности, которую вынуждены были принять. Никто не в силах изменить прошлое и вернуть нам потерянное время, и нет таких слов, чтобы исправить это. Мы должны принять настоящее таким, как оно есть.
        Мы встали, обнялись и долго стояли так. Я удивился, что она не показалась мне ни чужой, ни даже незнакомой.
        Другие посетители кафе несколько раз взглянули на нас, но в целом всем было наплевать, и они продолжали свои разговоры, пока я обнимал мою плачущую дочь. Я так люблю эту нью-йоркскую манеру. Мне было жаль, что так получилось с детством Эш, и я все еще был страшно зол и на Грейс, и на Элизабет.
        По пути домой Эш спросила:
        - А как теперь будет у вас с мамой?
        - Это очень сложная история, Эш. Я не знаю, что может произойти.
        - Она любит тебя.
        - Я знаю.
        Когда мы подошли к дому, она вытащила из кармана телефон.
        - Какой у тебя номер? Я пошлю сообщение, чтоб у тебя был мой тоже. Чтоб ты мог позвонить мне, если захочешь встретиться.
        Я дал ей мой номер:
        - Знаешь, я хочу не просто встречаться с тобой время от времени. Я хочу быть частью твоей жизни. Это может сперва показаться странным… Но я так хочу… Если ты не против.
        Она усмехнулась и толкнула меня в плечо:
        - Ладушки. Тогда увидимся… эмм… А как же мне тебя называть?
        - Называй, как тебе нравится.
        Она рассмеялась:
        - Ладно, увидимся, Джордж.
        Я покачал головой:
        - Балда.  - Я взъерошил ей волосы и тут заметил, что Грейс смотрит на нас из окна. Выглядела она ужасно, было видно, что плакала, не переставая. Она улыбнулась робкой, печальной улыбкой. Я отвернулся.
        - Как насчет того, чтобы я пока называла тебя отец? Раз уж ты мой отец.
        - Мне нормально. Хочешь завтра выйти позавтракать вместе?  - Мне больше не хотелось с ней расставаться.
        - Не могу, мы идем с подружкой по магазинам.
        - Ладно, а послезавтра?
        - Школа, а потом у меня шахматный клуб.
        - Шахматный клуб?  - я приподнял бровь.
        - Ну да, цель моей жизни  - выиграть у мамы в шахматы. Она сильна.
        - Ну ладно,  - я начал сомневаться, найдется ли в ее жизни местечко для меня.
        - Ужин во вторник?  - спросила она.
        - Идет,  - ответил я.  - Надевай пижаму. Я знаю отличное место.
        - Ты странный.
        - Ты тоже.
        - Круто.
        Я пошел домой, надеясь, что, может, Грейс все-таки сможет перестать плакать.
        Я совершенно искренне не знал, что собираюсь делать дальше, кроме того, чтобы попытаться познакомиться с Эш поближе за то время, что я еще буду в Нью-Йорке, и стать ей папой, даже не имея представления о том, что для этого нужно.
        В понедельник я пошел в библиотеку и прочел все книги про родительство, какие сумел найти.
        Вечером я написал Грейс.
        Я. Я пытаюсь уложить все это в голове.
        ГРЕЙС. Я понимаю.
        Я. Я встречаюсь с Эш во вторник. Пойдем ужинать.
        ГРЕЙС. Ладно.
        Я. Я хочу видеться с ней регулярно.
        ГРЕЙС. Конечно.
        Я. У нее есть фонд на образование?
        ГРЕЙС. Да.
        Я. Дать тебе денег?
        ГРЕЙС. Это необязательно.
        Я. Но я хочу.
        ГРЕЙС. Тогда ладно. Можешь вложить их в ее фонд на образование. Я напишу тебе номер счета.
        Какая-то часть меня хотела бы сказать больше, но я пока не был способен разговаривать с ней о чем-то, кроме родительских обязанностей.
        На следующий день я был завален работой, но сумел выбраться пообедать со Скоттом. Когда он начал обсуждать Сингапур, я рассказал ему про Эш. Он был так потрясен, что даже ничего не сказал, и только велел мне взять выходной до конца недели. До этого момента я даже не осознавал, насколько я в этом нуждался.
        Вернувшись к своему дому, я обнаружил на скамейке у лифта Монику. На коленях она держала фамильную колыбель.
        Она смотрела на меня с сочувствием, но ее ноздри раздувались, а челюсть была крепко сжата.
        - Моника. Можешь даже не начинать.
        - Так бы и дала ей каблуком в глаз.
        Я поглядел на ее пятнадцатисантиметровые каблуки. Да, это бы решило вопрос.
        - Мэтт, мне страшно жаль. Александр сейчас в Токио, иначе он был бы здесь. Я приехала вместо него.
        - Спасибо. Смотрю, ты зашла навестить Элизабет. Надеюсь, ты ее не побила?
        - Нет, конечно, но я сказала ей, что я о ней думаю. Ей от меня досталось.  - Она указала на меня пальцем.  - Эта женщина нагадила в душу нашей семье.
        - Да знаю.  - Я уже смирился с этой реальностью, но Моника, судя по всему, продолжала бороться с ней или по крайней мере пыталась ее исправить.  - Что есть, то и есть. Теперь, начиная с текущего момента, я просто пытаюсь войти в жизнь моей дочери.  - Я кивнул в сторону двери:  - Пойдем пройдемся?
        Она закинула за плечо свою большую сумку «Гуччи» и подняла колыбель.
        - Мы можем зайти к Грейс?
        - Ты собираешься отдать это Грейс?
        - Конечно. В качестве извинения за эту мерзкую Элизабет.
        - Я не знаю, дома ли она, но мы можем сходить посмотреть. Давай я понесу.
        Я взял у нее колыбель, посмотрел на резные деревянные ножки и выцветающую позолоту и постарался представить, как выглядела бы крошечная Эш, мирно спящая внутри.
        Глядя, как каблуки Моники клацают по тротуару, я рассмеялся, представив, как она снимает туфлю и бьет Элизабет этим каблуком.
        - Что ты ей сказала?
        - О, я только назвала ее воровкой и лгуньей. Она украла у тебя такую ценность, которую даже представить себе не может. Конечно, она все отрицала и делала вид, что ничего не знает. Но я сказала, что не верю ни одному ее слову. Хуже таких нету, Мэтт. Самовлюбленная, зацикленная на себе сука.
        - А ты не думаешь, что, может, она и правда не знала?
        Мы дошли до угла и остановились на светофоре. Моника вздохнула и вытащила из сумки конверт.
        - Что-то она знала, но она не вскрывала письма Грейс. Она их просто выбрасывала, все, кроме вот этого.  - Она протянула мне заклеенный конверт.  - Если она получала по письму каждый год и шла на такие ухищрения, чтобы спрятать их от тебя, она должна была понять, что Грейс пытается сказать тебе что-то важное. Не знаю, хранила ли бы она все в секрете, если бы узнала, в чем дело, но отказ от реальности через незнание  - не извинение.
        Я опустил колыбель, сложил конверт и сунул в карман.
        - Может, ты и права.
        - Ты не прочтешь его?
        Мы уже приближались к дому Грейс.
        - Прочту. Только не теперь. Мы пришли.  - Я взглянул на крыльцо особняка и протянул Монике колыбель.
        - А ты со мной не пойдешь?
        - Нет. Эш нет дома. Она еще в школе.
        - Ты не хочешь встречаться с Грейс?
        - Моника, я не могу. Иди, я подожду здесь.
        Я отвернулся и стал наблюдать, как старушка ведет через дорогу собачку, но все равно услышал, как Грейс открывает дверь.
        - Моника?
        - Здравствуй, Грейс. Рада тебя увидеть. Мы давно не виделись.
        - Да уж. Ты отлично выглядишь. У вас все хорошо?
        Грейс оставалась милой даже в самых дерьмовых обстоятельствах.
        - Да, спасибо, и все стало еще лучше, когда я узнала, что стала тетей.  - Голос Моники не дрогнул. Она была настроена решительно.  - Я потому и пришла. Я хочу отдать тебе вот это. Я знаю, что Эш уже выросла, но я хочу, чтобы колыбель была у тебя, пока в семье не родится новый младенец, когда и где бы это ни случилось.
        - Спасибо,  - голос Грейс прерывался, но я не мог заставить себя обернуться.
        Несколько мгновений стояла тишина, а затем Моника сказала:
        - Вот мой номер. Пожалуйста, не пропадай. Я знаю, что ты пыталась держать связь, и страшно сожалею, что у вас с Мэттом все так получилось.
        - Я тоже.
        - Грейс, знай, ты теперь часть нашей семьи.
        - Да.
        Спустя пару секунд Моника была возле меня.
        - Пошли?
        - Ага.
        - Мэтт, почему ты так с ней обращаешься?
        - Моника, я пропустил все детство моей собственной дочери.
        - Но Грейс в этом не виновата.
        - Не знаю. Все так запутанно, и я не могу сейчас об этом думать.
        Но правда была в том, что я не мог смотреть ей в глаза, зная, что все пятнадцать лет она, в основном одна, растила нашего ребенка. И все это время считала меня эгоистичным козлом, игнорирующим ее письма и звонки. Она не верила в меня.
        - Я больше не могу. Дико болят ноги.
        - Господи, это все твои туфли. Как ты в них ходишь, это ж убиться можно.
        Моника сняла туфли и засунула в сумку.
        - Да знаю. Глупо, правда? Что только женщины не сделают во имя красоты.
        Я обнял ее за плечи.
        - А ты ничего так, ты в курсе? Я рад, что мой брат женился на тебе. Спасибо, что приехала.
        Она чмокнула меня в щеку.
        - Я тебя люблю. А теперь поймай мне такси, а? Мне еще надо кое-что купить.
        Я подозвал такси и открыл ей дверцу. Наклонившись, она нырнула внутрь.
        - Если понадоблюсь, я остановилась в «Уолдорф Астория».
        Уже дома я открыл тот конверт.
        Дорогой Мэтт,
        нашей дочери сегодня исполнилось десять. Я раньше говорила, что не буду больше писать, но теперь у меня есть важная причина. С большой грустью должна сказать, что Дэн очень болен. Весь прошлый год у него были проблемы с сердцем, и теперь он почти в критическом состоянии. Он отчаянно хочет усыновить Эш, и я пишу, чтобы попросить тебя, пожалуйста, откажись от своих родительских прав, ведь ты вписан в ее свидетельство о рождении. Эш  - прекрасный ребенок, умница и прелесть, с большим чувством юмора. Она  - свет моей жизни. Я никогда не винила тебя за твой выбор десять лет назад, но теперь я могу изменить положение вещей для нее и Дэна и сделать усыновление официальным. Я понимаю, что ты очень занят, но, пожалуйста, постарайся с нами связаться.

    С уважением, Грейс Портер. 212-555-1156.
        Господи, какая у нее была жизнь… И трагедия, и отчаяние, и все из-за меня. Конечно, я мог во всем обвинять Элизабет, но в конце концов это не имело значения, ведь Элизабет ничего не значила для Грейс. Я понимал, что если проследить источник боли, то след все равно приведет ко мне, по крайней мере для Грейс, точно так же, как моя боль заключалась в ней.
        Я взглянул на телефон, и у меня в голове возник вопрос. Я тут же написал Грейс.
        Я. А почему ты искала меня в «Утерянных связях»?
        ГРЕЙС. Я не искала.
        Я. А как ты нашла мое объявление?
        ГРЕЙС. Мой ученик узнал слова: «Голубка зеленых глаз», когда искал там свое, и принес мне объявление.
        Я. Значит, ты сама не хотела меня найти? Только ради Эш?
        Она промолчала.
        Через два часа я стоял у них на пороге в клетчатых пижамных штанах, тапках и пальто. Было шесть вечера, и солнце начинало садиться. Эш вышла в белой фланелевой пижаме с узором из зеленых черепах. Она распахнула дверь с криком: «Привет, отец!»
        - Привет, дочь.
        Указав большим пальцем себе за спину, она понизила голос:
        - Спросить ее, не хочет ли она с нами?
        Я помотал головой. Эш опустила взгляд, как бы раздумывая, что делать, но потом крикнула:
        - Пока, мам! Скоро вернусь! Люблю!
        - И я тебя. Будь осторожна,  - отозвалась Грейс из другой комнаты.
        - Готова?
        - Ага.  - Она захлопнула дверь.
        - Мы идем в ресторан, где подают завтрак в любое время,  - сказал я.
        - Прикольно. Я буду черничные оладьи. Это в стиле ренессанс,  - непререкаемо объявила она. Я на секунду замер, и тут она начала хихикать.
        - Ты меня чуть не напугала. Я уж начал опасаться за твой ай-кью.
        - Я слышала эту шутку по телевизору.
        Я засмеялся:
        - Вот теперь я всерьез опасаюсь за твой ай-кью.
        Места, куда ходили мы с Грейс, уже давно не было, так что я повел Эш в небольшое заведение по соседству.
        - Мама рассказывала, что вы ходили в такое место, где давали завтрак на ужин, когда учились в колледже.
        - Ну да.  - Я улыбнулся воспоминанию, но не стал углубляться в прошлое.  - Как дела в школе?
        - Хорошо. Но скучно, кроме керамики.
        - Ты любишь лепить?
        - Очень.
        - Моя мама  - твоя бабушка  - тоже любила. У нее была маленькая студия, которую она устроила на участке за своим домом в Калифорнии. Она называла ее Лувр,  - я улыбнулся, вспоминая.
        - Я знаю.
        - Твоя мама все тебе рассказала, да?
        - Почему ты не захотел зайти?
        Моя дочь не пропускала ни одной мелочи.
        - Я уже говорил, тут все сложно.
        - Вы любите друг друга, так какого же черта вы не вместе?
        - Эш, не все так просто. Мне нужно время.
        - Ну а я думаю, что ты его просто тупо теряешь.
        Почему эта пятнадцатилетка умнее нас всех?
        Потому что ее взгляды не завалены десятилетиями дерьма.
        Мы заказали оладьи и молочный коктейль, и Эш рассказала мне про школу и мальчиков, которые ей нравились.
        - Все мальчишки  - свиньи. Ты это знаешь, правда? Держись от них подальше.
        Она задумчиво пила свой коктейль:
        - Ты можешь этого не делать. Серьезно.
        - Я буду. Я хочу видеть твоих друзей и приходить в школу. И это не просьба.
        - Знаю.
        Когда мы наелись до отвала, я заплатил, и мы направились к выходу. По пути Эш остановилась возле холодильника с десертами.
        - Хочешь кусок торта?  - спросил я.
        Она порылась в висящей на плече сумочке.
        - Нет, я хотела купить кусочек маме.
        - Я куплю. Какой она любит?
        Она подняла бровь:
        - Ты знаешь какой.
        - Кусок с шоколадным кремом и кусок с арахисовым маслом, пожалуйста,  - сказал я женщине за стойкой. Она завернула их, протянула мне, и мы с Эш вышли из ресторана.
        Всю дорогу домой мы говорили о музыке. Неудивительно, что у Эш был отличный вкус и она прекрасно разбиралась в жанрах. Мы договорились сходить на концерт «Радиохэд» в следующий раз, когда они приедут в Нью-Йорк. Я подумал, сколько же раз Грейс играла Radiohead или Джеффа Бакли Эш за все эти годы. Я сам не слышал их со времен колледжа.
        Я поднялся с Эш по ступенькам. Она широко распахнула дверь, обернулась и поцеловала меня в щеку. «Спасибо за ужин, отец». И вдруг, оставив меня с тортом на пороге, кинулась в дом с криком:
        - Мам, там у двери стоит какой-то мужик с тортом!
        Я замер в дверном проеме.
        Вот же хитрюга.

24. Когда-то мы были любовниками
        ГРЕЙС
        Всякий раз, когда я смотрела на Мэтта, меня охватывали два противоречивых чувства: потрясение от его привлекательности  - он был стройным, сильным, а с возрастом стал еще более сексуальным  - и полная невозможность поверить в его присутствие здесь и сейчас. Я была уверена, что сейчас проснусь, и все снова будет как раньше.
        Но я хотела быть сильной. Я и так проплакала целую неделю из-за того, как он воспринял новости. Хватит с меня сходить с ума за нас за всех. Честно говоря, я начала уставать от этого бесконечного копания в грязи  - я и так занималась этим полтора десятка лет. Если ему нравится обвинять меня в поступках своей психопатки-жены, ну что же… Хватит с меня слез и извинений.
        Настроившись таким образом, я смотрела, как он изучал меня с ног до головы. На мне была короткая шелковая ночнушка, в глазах светилось выражение «меня-не-колышет». Я взяла у него пакет.
        - Шоколад и арахисовое масло?  - сухо спросила я. Он кивнул.  - Спасибо.
        - Всегда пожалуйста.
        - Ладно. И уже поздно.
        Он моргнул и опустил глаза на свои тапки.
        - Э-э… Да, я пойду домой.
        - Вот и хорошо.
        Он направился к двери, и я пошла за ним, чтобы закрыть. Но перед тем как выйти, он обернулся, положил руки мне на бедра и поцеловал чуть ниже уха.
        Я вскрикнула.
        - Спокойной ночи, Грейси,  - прошептал он и исчез. Я несколько минут простояла в двери, стараясь отдышаться. Как раз когда я решила не обращать внимания…
        На следующий день после занятий я отправилась в «Зеленые поля», заведение, которое даже близко не соответствовало своему названию. Это был дом престарелых в Бронксе, куда дочь Орвина устроила его несколько лет назад, после смерти его жены.
        Здание давно требовало ремонта. Стены были покрашены в ядовитый оттенок тошнотно-зеленого, и все вокруг воняло прокисшими дрожжами из соседней хлебопекарни. «Зеленые поля» были ужасны. Позади здания ютился небольшой дворик, чтобы обитатели могли там гулять, но там не росло ни травинки. Я забирала Орвина оттуда хотя бы раз в неделю. Мы шли в ближайший парк, играли в шахматы, и даже при том, что он не помнил больше моего имени, я была уверена, что он узнает меня.
        Присев в парке, мы слушали шелест ветра в листве.
        - Ты все еще слышишь это?  - спросила я.
        - Что  - это, куколка?
        - Музыку.
        - Да-а, слышу. Я всегда ее слышу.
        - Как ты думаешь, что может означать, если я больше ее не слышу?
        Он съел моего слона.
        - Шах. Я не знаю, что это значит. Может, ты просто плохо слушаешь?
        Как получается, что он всегда выигрывает? Я сделала ход королем.
        - Я слушаю.
        - Нет, ты слишком занята тем, что жалеешь сама себя.
        - Я никогда не жалею сама себя.
        - Может, раньше и нет, а сейчас да. Шах и мат.
        Я сложила доску. Мы играли на плохонькой картонной доске с пластмассовыми фигурками, которая складывалась и помещалась в мою сумку.
        - Я не жалею себя. Просто я устала и мне грустно.
        - Почему тебе грустно?
        Я посмотрела Орвину в лицо. Сейчас мне было трудно считать его одним из пациентов «Зеленых полей», потому что он казался совершенно вменяемым и разумным. Но иногда он все забывал и спрашивал, когда надо идти в магазин, который, к сожалению, был закрыт уже более десяти лет. Сегодня у него был один из хороших дней, но он с легкостью мог в любую минуту снова соскользнуть в забывчивость.
        - Ты бы хотел не возвращаться в «Зеленые поля»?
        - Грейс, дорогая моя, позволь мне напомнить тебе одну пословицу.
        Я опешила. Он не называл меня по имени… Я уж и не помнила, сколько лет.
        - Да, конечно.
        - Я считал себя бедняком, не имея ботинок, но потом встретил человека без ног…
        Я глупо улыбнулась.
        - Я все-таки жалею себя, да?
        - Более того. Ты неблагодарна. У тебя прекрасная дочь, отличная работа, и человек, которого ты всегда любила, вернулся в твою жизнь.
        - Да, но он больше не хочет меня.
        - Захочет. Просто будь собой. Найди музыку.
        Этим вечером мы с Эш ужинали у Тати. Тати пыталась освоить домашнее хозяйство. Она наконец нашла мужчину, с которым хотела встречаться, и собиралась произвести на него впечатление. Мы с Эш не в первый раз играли роль ее подопытных свинок, и не могу сказать, что это приносило нам радость. Готовила Тати ужасно. Точка.
        Тати подошла к столу с большим блюдом:
        - Таджин из ягненка с кускусом по-мароккански.
        - Ой, Тати, я терпеть не могу есть ягненка.
        Она казалась оскорбленной:
        - Это еще почему?
        - Они слишком милые, чтоб их есть.
        - Ничего, этого больше милым не назовешь.
        Покачав головой, я положила себе совсем немножко. Эш, сморщив нос, положила себе еще меньше, а Тати бегала вокруг и искала штопор.
        - Можно мне вина?  - спросила Эш.
        - Нет,  - ответили мы с Тати хором.
        - Ну глоточек? Папа сказал, когда мы будем у него обедать, он даст мне немножко попробовать.
        - А ты уже зовешь его папой?  - спросила Тати.
        - Ну, не прямо в лицо, но как еще мне его называть? Мэтт? Он же не виноват, что у него не получилось быть моим папой.
        - А он хочет, чтобы ты его так называла?  - осторожно спросила я.
        - Мне кажется, он не возражает. Он хочет приходить ко мне в школу и познакомиться с моими друзьями.
        - Мне кажется, он будет рад, что ты его так называешь. Бедолагу и так обокрали  - он пропустил все твое детство,  - заметила Тати.
        - Что случилось с твоим мужененавистничеством?  - вспылив, отрезала я.
        - Я перевернула страницу. Тебе бы тоже не помешало.
        - Зови его папой, если хочешь,  - сказала я Эш, протягивая ей мой бокал.  - Один глоток.
        Она отпила крошечный глоточек и наморщила нос:
        - Фу.
        Тати мечтательно подняла глаза к потолку:
        - Мне так нравится, как он одевается.
        Я закатила глаза.
        - А вы дружили с моим папой тогда, в колледже?  - спросила Эш у Тати.
        - Ну конечно. Твои мама с папой были неразлучны, так что, если я хотела видеть Грейс после занятий, я была вынуждена общаться с ним тоже. Но мы отлично ладили, и нам было весело.  - Обернувшись ко мне, Тати вдруг добавила:  - Кстати, о добрых старых временах. Я думаю, тебе хорошо бы прийти порепетировать с нами на той неделе после школы.
        - С чего вдруг?  - спросила я с набитым кускусом ртом.
        - Нам нужен виолончелист.
        - Конечно, иди, мам. А я могу после школы пойти к папе. Он теперь работает дома и звал меня приходить к нему после школы когда захочу.
        - Тати, я не знаю. Не уверена, что играю на нужном уровне.
        Меня беспокоила готовность, с которой Эш привязывалась к Мэтту. Я только сейчас осознала, как отчаянно она тосковала по Дэну.
        - Эш, как так получилось, что ты уже так привыкла к своему отцу? Вы с ним едва знакомы.
        - Не знаю,  - ответила она.
        - Я боюсь, ты пытаешься таким способом выместить свое горе,  - сказала я.
        - Мам, я думаю, ты анализируешь много лишнего. Я смотрю на него и вижу себя. Мне с ним комфортно. Плюс ко всему он очень милый и хочет быть частью моей жизни. Не надо рушить все это только потому, что ваши с ним отношения пошли к чертям.
        - Я сделаю вид, что не заметила твоего хамства.  - Хотя она, возможно, была права.
        Мы все еще гоняли по тарелкам кускус с ягнятиной. На вкус он был таким же жутким, как и на вид. Наконец Тати первая отложила вилку.
        - Ну что, ребята, закажем гамбургеры или еще что-нибудь?
        Мы с Эш с готовностью закивали.
        - Ты лучше приготовь спагетти,  - посоветовала Эш.  - Прошлый раз они у тебя получились.
        - Эш, это была доставка,  - сказала я, а Тати рассмеялась.
        - О-о,  - покраснев, буркнула Эш.
        - Да ладно,  - сказала Тати.  - Давайте закажем гамбургеры.
        Всю неделю после школы я репетировала с Тати в Нью-Йоркской филармонии. Эш каждый день ходила к Мэтту, и после, перед сном, подробно рассказывала мне, чем они занимались. Она просто влюблялась в него, как бывает у девочек с их отцами. Да и как она могла этого не делать? Я была рада, но мне было больно за наши отношения с Мэттом.
        В субботу Тати предложила взять Эш в кино, а я пошла поужинать в маленькое итальянское бистро, где позволила официанту уговорить меня взять бутылку вина.
        - Вы выпьете бокал, а остальное возьмете домой. Мы вам упакуем,  - сказал он.
        Я согласилась, но просидела там два часа и выпила как минимум три четверти всей бутылки. Сидя под мигающими лампочками, висящими возле входа, я наблюдала, как люди идут по улице, держатся за руки, целуются на углу. Музыка из «Крестного отца» и тепло от уличного обогревателя убаюкивали.
        - Мадам,  - спросил вдруг возникший официант, взяв бутылку.  - Завернуть вам ее с собой?
        Это намек, что мне надо идти. Подвыпившей даме пора домой.
        - Да, спасибо, это замечательно.  - Там осталось не больше стакана, но я все равно ее взяла.
        Заплатив, я уже прошла квартала четыре по пути к дому, но, проходя мимо улицы Мэтта, вдруг свернула туда.
        С другой стороны улицы мне был виден его лофт. Вон он сидит на своем диване и смотрит прямо перед собой. Я наблюдала за ним из темноты и думала, как странно все то, что происходит между ним, мной и Эш и что все мы не вместе в этот вечер. Он пил вино, задумчиво глядя куда-то перед собой, а может, и никуда. Интересно, что он при этом слушал. Он поднялся и подошел к окну. Я отпрянула подальше в темноту, чтобы он меня не заметил. Он стоял не шевелясь и смотрел на проезжающие машины.
        О чем он думает?
        Наконец я сказала себе: «Достало». Перебежала через улицу и позвонила в его квартиру.
        Он быстро ответил:
        - Кто там?
        - Это Грейс.  - От нервов у меня свело желудок.
        - Заходи.
        Когда двери лифта открылись, он ждал меня. Я оглядела его, с босых ног и черных джинсов, ремня и белой майки до шеи, губ, длинных волос, завязанных сзади. Меня пробрала дрожь.
        - Привет,  - протянула я ему бумажный пакет. Он взял его.
        Вынув оттуда бутылку, он засмеялся и посмотрел на меня, криво ухмыльнувшись.
        - Спасибо, Грейс. Никто никогда не дарил мне почти пустую бутылку вина.
        Мое лицо не дрогнуло.
        - Это хорошее вино. Я оставила тебе стаканчик.
        Он внимательно посмотрел мне в глаза, как бы оценивая степень моей раскрепощенности.
        - А где сегодня вечером Эш?
        - У Тати. Черт, я должна узнать, когда они вернутся.
        Он вынул из кармана джинсов телефон и протянул мне. Я набрала номер Тати. Кино наверняка уже кончилось, а я не хотела, чтобы Эш вернулась в пустой дом.
        - Алло?  - Ее голос звучал как-то странно, и тут я сообразила, что она не узнает этот номер.
        - Тати, это я. Вы где?
        - Мы едим мороженое. Все в порядке? Чей это телефон?
        - Мэтта.
        Тати не ответила, но я услышала, как она, отведя телефон от уха, говорит Эш:
        - Давай возьмем кино, закажем всякой вредной еды и оттянемся у меня? Мама разрешает.
        - Класс,  - ответила Эш.
        Тати прошептала:
        - Я тебя прикрыла. Увидимся завтра утром.
        Я нажала на отбой и вернула телефон Мэтту.
        - Что она сказала?
        - Все в порядке. Эш останется у Тати ночевать.
        - А ты не боишься, что Тати плохо на нее влияет?  - спросил он, глядя на меня искоса.
        - Послушай, Мэтт, нам больше не двадцать один. Она не сидит целыми днями, куря траву. Она музыкант мирового уровня и образованная независимая женщина. Как ты сам-то думаешь?
        - Ну да, ты права,  - сразу же согласился он. Я поняла, что он просто пытался сделать то, что, по его мнению, должен делать отец, и мне на секунду стало совестно.  - Так чему я обязан твоим визитом?
        Все шло не так, как я себе представляла.
        - Не знаю… Мне было надо…
        - Что?  - Он поставил бутылку и повернулся ко мне:  - Что тебе было надо?
        Я так и не могла понять  - он со мной заигрывал, я его раздражала или все вместе.
        Он подошел поближе, и я почувствовала его тепло и кардамонно-сандаловый запах его геля для душа.
        - Ты принимал душ?
        Он моргнул:
        - С чего ты взяла?
        Он так и стоял не шелохнувшись, не подав мне никаких подсказок, что он чувствует по поводу меня, но мне показалось, я все же различаю под этим внешним спокойствием внутреннюю ярость и раздражение.
        И я была достаточно пьяна, чтобы сказать ему об этом.
        - Мэтт, на кого ты злишься?
        Он даже не задумался:
        - На тебя. На Элизабет. На Дэна… И на себя.
        - Господи, а Дэн-то что тебе сделал?
        Отстраненно ответив:
        - Я ему завидую,  - он заглянул мне в глаза.  - Он получил все то, чего я так хотел. Ему досталось мое.
        - Он не был в этом виноват. Я приняла это, и тебе придется тоже.
        Он чуть-чуть придвинулся ко мне и еще пристальнее вгляделся в меня.
        - Возможно. Сколько ты выпила?
        - Я трезвая.
        - Хочешь, я провожу тебя домой?
        - Я не за этим сюда пришла.
        - Что тебе надо, Грейс?
        Я привстала на цыпочки и поцеловала его. Сперва поцелуй казался хрупким, как будто мы чувствовали, что разобьемся на тысячу кусков, если будем спешить. Но уже через несколько секунд мы, не отрывая рук друг от друга, срывали с себя одежду.
        Обнаженные, мы упали на кровать, целуясь и вцепившись друг в друга. Он приподнялся и сел, а я села ему на колени и направила его в себя. Он застонал, схватив меня за талию, я непроизвольно выгнула спину, подняв грудь к его губам. «Так прекрасна»,  - прошептал он, целуя, кусая и обводя языком мой сосок. Он был терпелив, но настойчив, каким-то образом зная, куда положить руки, где надо нажать, а где поцеловать.
        Он навсегда уничтожил меня для всех других. Он и сейчас уничтожал меня.
        Он повернул меня, поставив на колени и локти, прижался бедрами сзади и вонзился в меня. Мне казалось, он вливает в меня свою ярость, но мне отчего-то хотелось этого.
        - Тебе больно?
        - Нет. Не останавливайся.
        Я хотела почувствовать это. Почувствовать, как он избавляется от всего плохого.
        Момент настал. Он обхватил меня обеими руками, и я услышала, как у меня за спиной бьется его сердце. Он не произнес ни слова, просто стоял и держал меня, пока наши сердца не вернулись к нормальному ритму. Он отпустил меня, и я в полубессознательном состоянии кинулась собирать свою одежду.
        - Подожди, иди сюда,  - сказал он, пододвигаясь и садясь на край кровати.  - Я хочу посмотреть на тебя.
        Он притянул меня к себе. Даже в этой полутемной комнате я занервничала. Он провел указательным пальцем по тонким полоскам растяжек на моем животе. Затем наклонился и поцеловал следы растяжек, оставшиеся на коже бедер.
        - Как это было?
        - Что?
        - Ну, когда родилась Эш?
        Я рассмеялась.
        - Поверь мне, ты не захочешь сейчас слушать о процессе деторождения.
        - Я имел в виду, вы обе были здоровы?  - Он провел рукой по внутренней стороне моего бедра и посмотрел на меня.  - Ты хорошая мать, Грейс.
        - Спасибо.  - Не то ли это, что все мы так хотели бы слышать время от времени  - что мы хорошие матери, или подруги, или дочери, или жены?
        - Ты была счастлива?  - его голос дрогнул.  - В тот день, когда Эш появилась на свет?
        - Это был самый счастливый день моей жизни,  - вырвалось у меня.
        Он начал тихо плакать.
        - Как бы я хотел быть там,  - произнес он, и все его тело сотряслось в рыданиях. Он уткнулся лицом в мой живот.
        Я обняла его, прижала к себе, гладила по плечам, по голове.
        - Я знаю, я знаю, все хорошо,  - повторяла я снова и снова, но внутренне опасаясь, что этому нет исцеления. Слишком уж глубоки были шрамы.
        - Мне кажется, что я живу в каком-то кошмаре, словно я вышел из комы и обнаружил, что пятнадцать лет моей жизни просто исчезли. Все произошло без меня. Я все пропустил.
        Я обнимала его всю ночь напролет, рассказывая о дне рождения Эш.
        - Мы были в Венеции, и у меня отошли воды. Меня повезли в госпиталь на водном такси. Я помню, как смотрела на каналы и думала о тебе, надеясь, что у тебя все в порядке. Тогда было очень тепло, не по сезону, так тепло, что я чувствовала жар, исходящий от поверхности воды. Когда я думаю о том дне, мне кажется, что солнце целовало землю, как будто Бог напоминал нам о своем существовании.
        Мне повезло. У меня были легкие роды  - все это говорили. Сначала я только могла смотреть в потрясении на ее крошечное дрожащее тельце, покрытое кровью и чем-то белым, когда ее положили мне на грудь. Я не могла поверить, что ее сделали мы с тобой. Когда она затихла и взяла грудь, Дэн сказал, что это было прекрасно и что мы с ней были прекрасны.
        - Я знаю, что это так и было,  - сказал Мэтт, вздыхая и глядя в окно. Может быть, он представил себе эту картину и наконец ощутил себя ее частью.
        - Когда мы приехали в госпиталь, мы еще не знали, как ее назвать. Дэн тогда был только моим другом, так что я сама должна была принимать все решения, хотя и не имела представления ни о чем. Но каким-то образом там, в госпитале, я поняла, что нужно делать. Когда я увидела ее, я не могла думать ни о чем, кроме нас  - тебя и себя,  - и того, что она стала свидетельством того, что у нас было. После этого дня я вспоминала наше время в колледже только с радостью, потому что Эш стала его олицетворением для меня… поэзия в движении  - свидетельство, что жизнь пылает хорошо и верно. Все знали, почему я назвала ее Эш. Тати сначала была в ярости  - она тебя ненавидела за то, что ты не вернулся ко мне,  - но и она привыкла. Дэн понял сразу.
        Первые несколько месяцев Эш была непростым младенцем, и мы еще много путешествовали. Было трудно. Я была молодой, неопытной матерью и ничего не умела. В конце концов мы вернулись в Нью-Йорк и устроились здесь. Дэн настоял, чтобы мы поселились с ним в особняке. Это было спасением, этот дом дал Эш ощущение постоянства и структуры, и рядом с ней находились двое взрослых, которые растили ее.
        Мэтт издал звук, как будто последняя фраза ранила его в грудь, но я продолжала:
        - У Эш всегда была яркая индивидуальность. Она была неугомонным младенцем  - копна белокурых волос и огромные темные глаза, как у тебя. Она очень рано начала ходить, говорить и есть сама.
        - Естественно.
        Я рассмеялась:
        - Ну да, она твой ребенок, у нее все получалось легко. Очень скоро она стала вполне человеком, личностью, и я уже меньше думала о том, что значит ее имя, и больше о том, что она собой представляет. У нее прекрасная душа, непохожая на наши с тобой.
        - Я знаю. Я понял это сразу же, как увидел ее,  - прошептал он.  - Она тяжело перенесла смерть Дэна?
        - Она хорошо держалась, но я знаю, ей было тяжело. Он был заботливым, терпеливым отцом и любил ее больше всего на свете. Хорошо, что у нас было время подготовиться к его уходу. Мы уехали и поселились на месяц на Кейп-Коде, в пляжном домике. Там он и умер, слушая океан. Мы с Эш были рядом. В последние дни он сидел в кресле, глядя, как мы играем на пляже. По вечерам мы разжигали костер, и Эш читала нам при свете огня. Дэн казался счастливым, хотя и знал, что ему осталось немного.
        Я заплакала. Мэтт придвинулся и обнял меня:
        - Продолжай.
        - Когда он умер, был вторник, обычный скучный вторник. С самого утра он казался как бы прозрачным. Мы выдвинули его кровать во двор, чтобы он мог смотреть на воду. С нами был сотрудник хосписа. Мы завернулись в одеяла и смотрели, как волны бьются о берег, когда Дэн испустил последний вздох. Эш поплакала несколько минут, и все. Все кончилось. Я больше никогда не видела, чтобы она плакала о нем.
        - А ты?
        - Ну, ты меня знаешь. Я вообще ужасная плакса.
        - Раньше ты такой не была.
        - Знаю,  - тихо ответила я.
        Мэтт откинул мои волосы с лица и вытер слезы, текущие по моим щекам.
        - Почему у вас больше не было детей?
        - Мы думали, что, может быть, надо, но потом Дэн заболел, и это не имело смысла. Эш была бы прекрасной старшей сестрой.
        - Это да,  - сонно согласился он.
        Мы заснули уже ранним утром. Около одиннадцати я получила сообщение от Тати, что они с Эш идут завтракать и потом она отведет ее домой. Я тихо выбралась от Мэтта и была дома до того, как вернулась Эш.
        После этого никто из нас не звонил и не писал другому несколько дней.

25. Вернись ко мне
        ГРЕЙС
        Начиная со следующей недели Эш взяла манеру не рассказывать мне об их с отцом планах. Когда я отчитала ее за это, она возразила:
        - Предполагается, что родители должны сами общаться между собой. Даже те, которые не женаты.
        В этом была вся Эш  - она всегда была взрослой.
        Я понимала, что мы с Мэттом не можем продолжать так до бесконечности, ссориться и переживать. Каждый из нас заслуживал большего, но я не была уверена, что мы готовы к нормальным отношениям.
        Наконец, когда Мэтт однажды днем зашел за Эш, я открыла ему дверь и пригласила зайти. Он встал на пороге кухни, глядя, как я вытираю посуду.
        - Как твои дела?  - спросил он, немного формально, но без неловкости.
        - Хорошо. Я репетирую в филармонии после занятий. Может быть, я смогу заменить их виолончелиста, но тогда мне надо будет летом уехать на две недели. Я не уверена, что хочу оставлять Эш так надолго.
        - Грейс, это потрясающе! Я могу взять Эш к себе; может, мы с ней тогда выберемся в Калифорнию.
        Эш крикнула со второго этажа:
        - Пап, пять минут!
        - Хорошо!  - откликнулся он.
        - Куда вы собираетесь?  - спросила я, не глядя на него.
        - Мы собирались в музей Метрополитен, а потом ужинать.
        Я глянула на часы  - было четверть шестого.
        - Вы не успеете до закрытия.
        - По пятницам там открыто до девяти.
        - А, тогда нормально.  - Внезапно я поняла, что у нас происходит самый обычный диалог за все время  - двое просто обсуждают ежедневные бытовые детали.
        Эш вошла в кухню в короткой маечке, и у меня вылезли глаза на лоб:
        - Прости, не забыла ли ты надеть свитер?
        Эш закатила глаза.
        - Прекрати закатывать глаза. Мама задала тебе вопрос,  - строго сказал Мэтт.
        Вау. Давно у меня не было такой поддержки.
        - Да, пап, просто я…
        - Никаких просто. Иди наверх и возьми свитер.
        Эш фыркнула и исчезла. Мы с Мэттом несколько секунд смотрели друг на друга, прежде чем он подошел ко мне.
        - Ты выглядишь как-то иначе. Счастливее.
        Я не задумывалась об этом, но решила, что он прав.
        - Да, наверное.
        - Если хочешь, пойдем с нами.
        - Спасибо. Мне надо проверить несколько работ.
        Он пристально посмотрел на меня и пожал плечами:
        - Ладно, увидимся.  - Наклонившись, он чмокнул меня в щеку, так, будто бы делал это уже миллион раз.
        Эш спустилась, я проводила их до выхода и смотрела, как они идут к метро. Они смеялись… и это звучало как музыка. Часть меня хотела пойти с ними, но другая часть приказывала остаться. Как сильно ни любила я Мэтта, как мне ни нравилось проводить с ним ночи, но это бесконечное молчание в течение стольких лет  - и то, как он воспринял новости про Эш,  - напугали меня так глубоко, что я уже с трудом могла поверить, что он может жить рядом с нами, как мне всегда хотелось.
        Я не сомневалась в его любви ко мне, но меня пугало его стремление сохранять дистанцию. Мне надо было как-то защищаться.
        Мы стали делить выходные между собой. Эш проводила с Мэттом пятницу или субботу, а по воскресеньям мы чередовались.
        Нью-Йоркская филармония официально пригласила меня виолончелистом на две недели, и я много времени проводила на репетициях, готовясь к двухнедельным гастролям.
        Эш закончила первый год старшей школы с потрясающими отметками и получила награду за общую успеваемость. Мы с Мэттом оба присутствовали на награждении, и он сиял, не переставая, гордый папаша. Когда мы вышли из зала, он крепко обнял меня и прошептал:
        - Ты вырастила хорошую дочь. Спасибо. Я так горжусь моими девочками.
        При этих словах у меня сжалось сердце. Не знаю, говорил ли мне кто-нибудь когда-нибудь, что гордится мной, и уж точно ни от кого я так не хотела услышать это, как от него.
        Началось лето. Я знала, что Эш будет скучно, и заранее записала ее на летние курсы фотографии. Мэтт, едва услышав об этом, немедленно тоже записался туда. Я знала, что он мог бы сам вести такие курсы, но ему хотелось проводить время со своей дочерью. Эш рассказала мне, что, когда в классе поняли, кто он такой, он немедленно стал всеобщей знаменитостью, включая инструктора. Эш говорила, что он даже сменил свою манеру фотографировать с документальной, которая его и прославила, на более художественную.
        Было странно наблюдать, как мы с Мэттом заново искали друг друга; как будто стараясь подобрать то, что осталось, и одновременно изучая свои страсти с обновленной энергией. Частично я ощущала, что наконец живу той жизнью, которой и должна была жить. Но проблема была в том, что мы с Мэттом делали это не вместе. Мы шли по параллельным дорожкам.
        Однажды вечером мне показалось, что Эш расстроена.
        - Что случилось, детка?  - спросила я.
        - Ничего,  - ответила она убитым голосом.
        - Поговори со мной,  - я присела к ней на кровать.
        - Папа сказал, что Нэшнл Джиогрэфик предложил ему работу в Сингапуре. Он должен уехать туда осенью.
        Я потрясенно раскрыла глаза:
        - Что? Когда он тебе такое сказал?
        Я не могла представить себе, что Мэтт уедет, теперь, когда они с Эш стали так близки и все наконец начало приходить в норму.
        Она начала плакать.
        - Уже давно… Ну, примерно, когда мы встретились, но теперь мне так грустно об этом думать.
        - Что? Я даже не могу… когда это…  - Я просто не знала, что сказать.  - Я с ним поговорю.
        Она вытерла слезы и поднялась.
        - Ребята, вы так достали меня с этими вашими танцами вокруг друг друга, будто вы в младших классах. Да у меня с друзьями отношения взрослее, чем у вас.
        - Достаточно,  - резко сказала я.
        Она топнула ногой.
        - Нет, вы меня правда достали. Вам нужен хороший пинок.
        - Эш, это не тебе решать.
        - Знаешь, может, если бы ты справилась с собой, папа бы не уезжал.
        Она выбежала в коридор и заперлась в ванной, хлопнув дверью.
        - Эш, вернись!
        Я подошла к ванной и начала стучать в дверь, но Эш не открывала. Через несколько минут я плюнула и ушла к себе. Я была зла. Расстроена. Сбита с толку. Он действительно уезжает? Какого черта он опять делает это с нами? Со мной?
        Спустя какое-то время я услыхала, как Эш вышла из ванной и ушла в свою комнату. Когда я зашла к ней через час, она крепко спала.
        Я позвонила Тати и попросила ее прийти.
        - Сейчас десять часов,  - заметила она.
        - Мне надо пойти к Мэтту, и я не знаю, сколько там пробуду.
        - А позвонить ты не можешь?
        - Нет. Мне надо врезать ему по морде.
        - Господи. Что опять стряслось?
        - Эш сказала, что он получил работу в Сингапуре. Мы только что здорово поссорились из-за этого, и я не знаю, что, к черту, делать. Пожалуйста, приходи.
        - Поняла. Буду через двадцать минут.
        Как только Тати пришла, я выскочила из дому и пробежала несколько кварталов до дома Мэтта, пылая яростью. Я жала на звонок снова и снова.
        - Да?  - отозвался в динамике голос Мэтта.
        - Это мать твоего ребенка. Впусти меня.
        Я услыхала, как он смеется:
        - Входи.
        Когда я поднялась в лофт, он, улыбаясь, стоял в широко распахнутой двери.
        - Грейси.
        - Никаких Грейси, сволочь,  - я ворвалась в квартиру, швырнула сумку и повернулась к нему, скрестив руки на груди. Казалось, он испугался.  - Какого хрена, Мэтт? Что с тобой не так?
        Он прислонился к стене, может быть, стараясь держаться от меня подальше:
        - Ты о чем?
        - Наша несчастная дочь заснула сегодня в слезах, потому что ты сказал ей, что уезжаешь в Сингапур. Это правда? Потому что если это…
        - Грейс, стоп. Послушай,  - казалось, он подыскивает слова.  - Я говорил ей, что получил эту работу уже давно, когда мы были едва знакомы.
        - Ну и?
        - Я сказал начальству, что не могу туда ехать.
        Я прищурилась:
        - Когда?
        - После той ночи, когда ты сюда приходила. Я в любом случае никогда бы не уехал. Я просто был в шоке. Я просил направить меня на полевую работу до того, как снова нашел тебя и Эш.  - Он говорил искренне, умоляюще.  - Мне страшно жаль, что она из-за этого переживает.
        - Ну да, дети имеют такое свойство.
        Он подошел ко мне и протянул мне руку:
        - Грейс, я же еще учусь.
        Я посмотрела на него и покачала головой:
        - Я знаю. Извини. Я тоже переборщила. Но она так убивалась. Я не могла позволить, чтобы она прошла через то же, что и я…
        Его глаза затуманились.
        - Я никогда вас не брошу. Поверь мне, Грейс. Ты должна мне поверить.
        Я сурово смотрела на него.
        - Сделай так, чтобы я смогла тебе поверить.
        Он провел большим пальцем по моим губам:
        - Сделаю, даже если на это уйдет вся жизнь.
        И его губы сомкнулись с моими, и мы оказались там, где надо, убегая от прошлого и прямиком стремясь в быстро наступающее будущее.

26. Наше время
        ГРЕЙС
        Следующие несколько дней Мэтт, Эш и я каждый вечер ужинали вместе. Все наконец начало входить в норму.
        В пятницу после уроков я обнаружила, что Мэтт ждет меня у выхода из школы. Утром Эш попросила меня красиво одеться, и я поняла, что Мэтту она велела то же самое. Я не знала, что происходит, но решила подчиниться обстоятельствам.
        - Что ты тут делаешь?
        Улыбнувшись, он потянулся поцеловать меня в щеку.
        - Рад тебя видеть, Грейси. Мне кажется, наша дочь что-то задумала.
        - Да уж наверняка.
        На нем были костюмные брюки и рубашка на пуговицах. Глянув вниз, я увидела сияющие черные конверсы. Для Мэтта это был верх нарядности.
        - Хорошо выглядишь,  - заметила я.
        Он скользнул взглядом по моему платью в цветочек и босоножкам.
        - И ты тоже. Прелестно.
        - Ну и как ты думаешь, к чему все это?  - улыбнулась я.
        - Понятия не имею.  - Он протянул мне руку:  - Пошли?
        - А откуда ты знаешь, куда идти?  - спросила я.
        - Эш сказала мне встретить тебя у выхода и проводить в зал.
        - Пошли,  - кивнула я.
        В зале мы обнаружили, что нас ждут Эш, Тати, студенты из моего оркестра и несколько музыкантов из филармонии. Все, кроме Эш, сидели на своих концертных местах с инструментами наготове, как будто собирались играть.
        Эш вприпрыжку подбежала к нам:
        - Я подумала, неплохо будет немного развлечься. Всем.
        Я помахала всем рукой:
        - Это ты все устроила?
        - Мне помогли.
        К нам подошла Тати, и я почувствовала, как у меня от чувств сжалось горло.
        - Ну, вы готовы? Ваша дочь здорово потрудилась сегодня, организуя для вас кое-что особенное. Идите садитесь.
        Мы сели на два стула, поставленные специально для зрителей перед нашим маленьким частным оркестром. Тати дирижировала, что особенно мне понравилось. Когда началась музыка, Мэтт схватил меня за руку. Я узнала ее с первой же ноты  - это была «Аллилуйя». Стиснув мою руку, Мэтт не разжимал ее, пока песня не кончилась.
        В конце я в восторге вскочила и зааплодировала как сумасшедшая, крича: «Браво!» Мэтт свистел и хлопал. Эш снова подбежала к нам.
        - Понравилось?  - спросила она.
        - Эш, дорогая, спасибо тебе. Это было потрясающе.
        - Подождите, это еще не все. Это только начало,  - она дала нам большой плотный конверт. Я раскрыла его и вынула черно-белую фотографию нас с Мэттом в колледже. Мы стояли в холле Стариковского приюта. Я сразу вспомнила, что ее сделала Тати.
        - Читай на обороте,  - велела Эш.
        Мэтт встал позади меня и смотрел, как я переворачиваю фото. Мы оба прочитали вслух:
        Аллилуйя, здесь нашли друг друга вы…
        А теперь туда идите,
        где увиделись впервые.
        К Эш подошла Тати.
        - Дайте нам десять минут,  - сказала она.
        - Хорошо, увидимся позже,  - рассмеялся Мэтт.
        Мы поблагодарили музыкантов за чудесное представление и попрощались с ними. Эш и Тати уехали на такси, а Мэтт взял меня за руку.
        - Не хочешь пройтись?
        - Конечно.
        День был теплым и солнечным. Окрестности казались еще более уютными, чем обычно. Мы шли по улице, высоко раскачивая руками.
        Когда мы подошли к Стариковскому приюту, все показалось нам настолько ностальгически-прекрасным, что это было похоже на сон. Здание выглядело слегка по-другому и одновременно тем же самым. Эш с Тати стояли возле лестницы.
        - Пошли!  - закричала Тати.
        Поднявшись на третий этаж, мы зашли в мою бывшую комнату. Она была пуста, только возле окна на стуле стояла моя виолончель. Я посмотрела на Эш. Она улыбнулась.
        - Мам, поиграй для папы.
        Мэтту она вручила старую камеру, которую я узнала со времен колледжа.
        - Она заряжена и работает.
        Он улыбнулся:
        - Спасибо, Эш.
        - Эй там, вы двое. Тут на подоконнике для вас оставлен конверт,  - сказала Тати.
        - Как вам удалось попасть в эту комнату?  - спросила я.
        - Мы рассказали коменданту вашу историю, и она дала нам ключ. Сейчас лето, все равно тут никто не живет,  - смеясь, ответила Эш.
        - Сколько у нас времени?  - спросил Мэтт.
        - Через час будьте в следующей точке.  - Она привстала на цыпочки, чмокнула отца в щеку и повернулась ко мне:  - Развлекайтесь.
        Когда они ушли, Мэтт закрыл за ними дверь. Почти сразу же я услышала, как щелкает камера  - он фотографировал меня сзади. Я взяла виолончель и села.
        - Что тебе сыграть?
        Он отвел камеру от лица.
        - «Фальшивые пластиковые деревья»?[17 - Fake Plastic Trees (англ.).  - песня группы «Радиохэд».]
        - Ты их помнишь?
        - Как я могу забыть?
        Его взгляд стал тяжелым. В нем были теплота, желание и капелька сожаления, которая, я знала, останется там навсегда. Я тоже ощущала все это, особенно в этой комнате.
        Я играла довольно сложную музыку, чередуя перебор струн и смычок. Мэтт перестал снимать и смотрел на меня в изумлении. Когда музыка кончилась, я с улыбкой взглянула на него:
        - Ты перестал фотографировать?
        - Есть вещи, которые лучше сохранить тут,  - он постучал себя по голове.
        - Согласна,  - прошептала я.
        В два прыжка он оказался возле меня. Я поднялась, а он обхватил меня и крепко поцеловал. Мы на секунду разорвали объятия. Мэтт положил камеру на подоконник и нажал кнопку затвора. Таймер был выставлен, и, когда мы снова начали целоваться, затвор со щелчком сработал, запечатлев момент.
        Его руки скользнули мне под платье, и, прежде чем я сообразила, что происходит, он уже стягивал с меня трусики.
        - Сними это,  - выдохнул он.
        - Тут нет кровати.
        - Раньше это никогда нам не мешало.
        Я стянула трусики и отбросила их ногой. Мэтт уже расстегнул ремень. Он подхватил меня, посадил на себя верхом и опустился на стул. Он оказался во мне в две секунды, не прерывая поцелуя.
        - Грейси, я тебя люблю.
        Его голос над моим ухом был так нежен, я растворялась в ощущениях. Он говорил мне, что любит меня, но я и так это знала. Мы двигались нежно и медленно, наши стоны были тихими и убаюкивающими, и мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось. После мы еще долго держали друг друга в объятиях.
        В конверте на подоконнике мы нашли старую цветную фотографию. Там были мы с Мэттом, в пижамах, на фоне транспортных огней.
        - Класс. Я раньше ее не видела.
        - Я напечатал ее, когда мы снова встретились. Переверни, давай посмотрим задание.
        Квартал на запад по Седьмой,
        А дальше три на юг,
        И снова рай найдешь ты свой,
        Мой друг.
        Мы вышли из Стариковского приюта, широко улыбаясь.
        - О господи, я надеюсь, Эш не подумает, что мы…  - начала я.
        - Честно говоря, Грейс, она же все это и подстроила.
        - Но не это.
        - Ну мы не обязаны рассказывать ей все.
        Пройдя полквартала, я остановилась.
        - Полная откровенность?
        - Всегда.
        Я опустила глаза:
        - Я ведь чуть не сделала аборт.
        Он посмотрел на меня:
        - И что тебя остановило?
        - Я просто не смогла.  - Мои глаза снова наполнились слезами.
        - Не надо плакать. У нас такой счастливый день  - самый счастливый для меня за очень долгое время.  - Он поцеловал меня.
        - Я знаю. Я так рада, что решила все правильно.
        - И я,  - тихо сказал он, увлекая меня по улице.
        Мы нашли Эш с Тати возле какого-то здания.
        - Идите скорей, тут так классно!  - закричала Эш.
        Мы вошли, и только тут я поняла, что это галерея. В ней стоял мужчина в костюме. Тати представила его как владельца.
        - Он разрешил Эш вывесить здесь фотографии, и они так понравились ему, что он хочет сделать из них выставку на два месяца.
        В изумлении я обернулась вокруг. Везде висели фотографии нас с Мэттом. Они были увеличены и профессионально обрамлены. На первой, цветной, я играла на виолончели в нашей старой комнате  - я никогда раньше ее не видела. Под ней была подпись на маленькой табличке: «Грейс в цвете». Я заплакала счастливыми слезами.
        - Господи, Эш, это так прекрасно…
        Мэтт тоже расчувствовался; он не мог вымолвить ни слова. Мы оба обняли Эш и ходили так по всей галерее, разглядывая и вспоминая, восхищаясь талантом Мэтта и наблюдая за его реакцией на фотографии, каждая из которых была для него ценна. Вскоре плакали уже все, включая Тати.
        Когда мы вышли и стояли толпой у двери, Эш сказала:
        - Осталось только одно место. Я должна оказаться там первой, дайте мне несколько минут.
        - А подсказка?
        - Нету. Это сюрприз,  - ответила Эш.
        Мы все обнялись, и Тати пошла посадить Эш в такси. Обернувшись, она крикнула нам:
        - И больше никаких слез!
        - Хорошо, детка!  - отозвался Мэтт.
        Проводив Эш, Тати подошла к нам и уперла руки в бока.
        - Послушайте меня. Малышка долго планировала все это. Я говорила ей, что это не лучшая идея, и она обещала, что, если не все получится, как она хочет, она не будет расстраиваться.
        - Ты про что, Тати?  - спросила я.
        - Я обещала ей не рассказывать.  - Она повернулась к Мэтту:  - Я уж не знаю, что дальше будет с вашей небольшой придурочной семейкой, но я хочу кое-что сказать тебе лично. Ты же видел, как я управляюсь со смычком, да?  - Мэтт завороженно кивнул, не переставая улыбаться.  - Так вот, дружок, я засуну его тебе сам-знаешь-куда, если ты обидишь хоть одну из моих девочек.
        Он тут же обхватил ее за плечи и обнял.
        - Никогда. Они мои девочки тоже,  - тихо сказал он.
        Они разошлись, и Тати указала на стоящее рядом такси:
        - Он знает, куда вас везти. Идите ищите свою дочь.
        В такси мы с Мэттом держались за руки. Никто из нас не ожидал оказаться возле мэрии, но именно туда мы и приехали.
        - Откуда она узнала?  - спросил Мэтт.
        - Наверняка Тати ей все рассказала. Смотри, вон она.
        Эш сидела на лестнице, ожидая нас.
        - Умница девочка,  - сказал Мэтт.
        - Наша умница девочка.
        - Ну, Грейси, готова ли ты на безумный поступок?
        - Всегда. Но прежде, чем мы отсюда выйдем, я хочу спросить: это ради нее или ради нас? Я в любом случае это сделаю, но я хочу знать.
        Он взял мою руку.
        - Грейсленд Мэри Старр-Шор-Портер  - как бы тебя ни звали,  - моя жизнь без тебя не была настоящей. Это была просто череда бессмысленных дней, нанизанная на нить сожалений. Но ты вернулась ко мне. Это правильное время, клянусь тебе. Это наше время. Ты  - любовь моей жизни. Черт возьми, я люблю тебя, Грейс. Я всегда любил тебя. Я любил тебя, когда не был с тобой, и до того, и сейчас. Ты выйдешь за меня замуж?
        - Да, черт возьми,  - прошептала я. Взяв его лицо в ладони, я поцеловала его.  - Пошли и устроим ей шоу.
        Он вытащил меня из такси, и мы встали перед Эш, держась за руки.
        - Ну, малышка, что все это значит?  - спросил Мэтт.
        Она поднялась и раскинула руки нам навстречу:
        - Пошли, ребята. Вы согласны, что из меня будет свидетель получше, чем Гэри Бьюзи?
        Мэтт вопросительно посмотрел на меня, подняв брови:
        - По крайней мере она не воняет салями.
        - «Она не воняет салями» войдет в историю как самое безумное предложение замужества,  - заметила я.
        - Грейсленд, ты называешь меня безумным?
        - Ага, это мне в тебе и нравится.
        Эш спустилась по лестнице и стояла рядом. Она сияла.
        - Я должен все сделать как следует,  - сказал Мэтт. Опустившись на одно колено, он взял мою руку.
        - Грейс, я люблю тебя, и ты любишь меня. Согласна ли ты стать моей женой, в этот раз навсегда?
        - Да. Навсегда.
        Действие четвертое. Свидетельство пылающей жизни
        ЭШ
        Мои родители поженились у мирового судьи, и я была их свидетелем. За все пятнадцать лет я не видела маму такой счастливой, влюбленной и полной жизни, как в этот день. Не могу представить, что было бы, если бы они не встретились тогда в метро. Жили бы они каждый в своем одиночестве, как две половинки разбитого сердца в поисках друг друга? Кто знает? Я только знаю, что рада тому, что они снова нашли друг друга.
        Этим летом мы все поехали сначала в Европу с Нью-Йоркской филармонией, а потом в Калифорнию. Это был одновременно и медовый месяц, и семейный отпуск. Когда мы вернулись, папа переехал к нам. Родители вели себя как влюбленные подростки, все время глядя друг на друга. А если я закатывала на них глаза, папа смеялся, а мама ныла, что они имеют на это право, потому что восполняют упущенное время. Но мне нравилось их гонять. На самом деле очень круто, что мои родители так любят друг друга.
        Папа оставил себе свой лофт, и мы сделали там студию и офис. И назвали его «Лувр». Маме нравилось смотреть, как мы там работаем, и она играла нам и приносила еду в свободное от уроков время.
        Через год после свадьбы я стала старшей сестрой. Наконец у меня появился помощник. Честно, я обожаю своего братишку Лео. Он еще совсем младенец, какой от него может быть вред?
        Я знаю, что родители совершили много ошибок и чуть не потерялись навсегда, но отчасти я даже рада этому. Кто знает, что было бы, если бы все сразу пошло как надо? У меня было два замечательных отца, которые безумно любили меня, и я видела, как мои родители влюбились друг в друга. Многие ли могут таким похвастаться?
        Благодарности
        Читателям  - спасибо за веру в волшебство и за то, что впустили Мэтта и Грейс в свое сердце.
        Моей семье и друзьям, которые поддерживали меня, воодушевляли и дали мне поверить, что я делаю что-то важное,  - спасибо вам.
        Ау, Йа-Йа! Спасибо за прекрасную прочную дружбу!
        Большое место в моем сердце отведено моим непревзойденным учителям и профессорам, которые меня вдохновляли. Работая над этой книгой, я думала о многих часах в старших классах школы, которые я провела в темной комнате, и о том, как я старалась научиться рассказывать историю посредством одного лишь изображения. Теперь у меня есть тысячи слов. И я до сих пор не знаю, что проще. Я люблю оба способа и благодарна людям, открывшим мне глаза на эти формы искусства.
        Моим соседям по комнате, которые терпеливо ждали меня,  - ваш энтузиазм поддерживал меня все эти месяцы.
        Мелисса, спасибо за твою помощь в Нью-Йорке и прекрасные музыкальные записи.
        Спасибо, Энджи, за постоянную поддержку и энтузиазм.
        Хизер, ты сама знаешь долю своего участия во всем и насколько важно это было. Ты дарована мне свыше, честно.
        Всем пишущим друзьям, которые не переставали помогать мне советами и поддержкой, я очень ценю вашу помощь.
        Мой агент, Кристина, спасибо за то, что постоянно возвращала меня к работе и писательству. Это всегда помогало мне найти вдохновение, когда я отвлекалась на другие аспекты процесса.
        Жантейя, я чувствую, это наш общий ребенок. Ты столько добавила в жизненное путешествие Грейс и Мэтта. Спасибо тебе от всего сердца за веру в эту историю и за то, что позволила мне участвовать в ней.
        Энтони, посмотри на все наши свидетельства. Как я счастлива, что ты есть в моей жизни.
        И наконец, Сэм и Тони  - моя поэзия. Я не могу дождаться, когда вы вырастите. Я не могу дождаться, когда узнаю вас еще лучше.
        notes
        Примечания

1
        Pi Beta Phi (ПВФ), часто называемая просто Pi Phi,  - международное женское братство, основанное в Монмутском колледже в Монмуте, штат Иллинойс.

2
        Pearl Jam  - американская рок-группа музыкального движения гранж, пользовавшегося большой популярностью в первой половине 1990-х годов.

3
        Эдди Веддер  - музыкант, лидер, вокалист и гитарист группы «Пеарл Джэм».

4
        Рамон Осни Морейра Лаже  - бразильский футболист, полузащитник.

5
        Hello Kitty («Привет, киска».  - англ.)  - персонаж японской поп-культуры, изображается в виде антропоморфной белой кошечки породы японский бобтейл с красным бантом на голове.

6
        Pixies (англ.)  - американская альтернативная рок-группа.

7
        Sex Pistols (англ.)  - британская панк-рок-группа, образованная в 1975 году.

8
        U2 (англ.)  - рок-группа из Дублина, Ирландия, сформирована в 1976 году.

9
        The Bends  - второй студийный альбом группы «Радиохэд» (Radiohead, англ.), вышедший в свет в начале 1995 года. Стал трижды платиновым в Британии.

10
        Pink Floyd (англ.)  - британская рок-группа, знаменитая своими философскими текстами, акустическими экспериментами, новшествами в оформлении альбомов и грандиозными шоу.

11
        Nirvana (англ.).  - американская рок-группа.

12

«Исчезновение Элеонор Ригби»  - общее название трех фильмов режиссера Неда Бенсона, в главных ролях Джессика Честейн и Джеймс Макэвой (2013, 2014 гг.).

13
        Viva la vida (исп.).

14
        Coldplay (англ.).  - британская рок-группа, играющая альтернативный рок.

15
        The National (англ.).  - американская инди-рок-группа.

16
        The ashes (англ.).

17
        Fake Plastic Trees (англ.).  - песня группы «Радиохэд».