Невеста в алом Лиз Карлайл
        Братство Золотого Креста #2
        Тайное аристократическое общество в Лондоне — сугубо мужская организация, но очаровательная и решительная Анаис де Роуэн намерена стать первой женщиной среди его членов. Она готова на деле доказать свое право и бесстрашно исполнить опасную миссию сопровождать мужественного и притягательного лорда Бессетта, выдавая себя за его молодую жену.
        Однако гораздо легче устоять перед безжалостным врагом, чем перед соблазном близости в спальне лорда Бессетта…
        Лиз Карлайл
        Невеста в алом 
        Пролог
        Относитесь к солдатам, как к своим детям, и они последуют за вами в самые глубокие долины, относитесь к ним, как к своим любимым сыновьям, и они будут защищать вас до самой смерти.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Лондон, 1837год
        В старинном доме на Уэллклоус-сквер светильники горели приглушенным светом, слуги, потупившись, скользили, словно безмолвные привидения, по коридорам; остро пахло мазью и камфарой — тем, что служит признаками приближающейся смерти.
        Наверху, в роскошной комнате хозяйки, огонь в камине, который поддерживался в период с сентября по июнь, уже прогорел, и, устроив резкий, пусть и не такой сильный, как всегда, нагоняй, ей наконец-то удалось выгнать надоедливых посетителей — слезливых родственников, унылых священников и болтливых медиков.
        Теперь, затерявшись на огромной средневековой постели, она лежит, как стеклянное украшение в коробке из ваты. Семь поколений ее семьи переходили из этого мира в мир иной на этой постели, потускнела отделка под орех, как и черные волосы, которые когда-то были у старухи. Но к ужасу ее семьи, возраст не изменил ее крючковатый нос, не уменьшил огонь в глазах и нисколько не ослабил силу воли.
        Одетая в пышную шелковую с ручной вышивкой ночную рубашку, прижав к сердцу четки из черного янтаря, она задумалась о том, кто сможет продолжить ее династию. Она была стара, и была стара уже тридцать лет — или, возможно, родилась уже старой, как и многие из ее рода. Но старуха знала, что нельзя уйти, оставив что-то недосказанным, и положиться на волю случая. Трудные решения еще не приняты, а она никогда не уклонялась от своих обязанностей.
        О, ее время еще не пришло, она была почти уверена в этом — несмотря на свои восемьдесят восемь лет и причитания докторов, которые устраивали ежедневный парад вокруг, как они считали, ее смертного ложа.
        Но возможно, правы они, а она ошибается. Как знать?..
        Однако, если признать такую возможность, это будет означать кончину Софии Жозефины Кастелли.
        — Мария!  — сказала она, решительно протягивая руку.  — Возьми мои четки и приведи мне ребенка. И принеси мне карты. Просто я… я напоследок хочу быть уверенной в том, что делаю.
        Мария дернула шнурок и отослала вошедшую служанку выполнять приказание хозяйки, затем подошла к массивному платяному шкафу, достала оттуда маленькую шкатулку синьоры из эбенового дерева с крышкой на петлях, украшенную по краю чеканной медью, почти стершейся от старости.
        Она отнесла ее к постели, но старуха взмахом руки отослала ее от себя.
        — Очисти карты для меня, Мария,  — приказала она.
        — Конечно, синьора.
        Мария покорно подошла к небольшой тумбочке. Взяв по щепотке сушеной травы из каждой из четырех фарфоровых ваз, она бросила их в неглубокую латунную чашку и подожгла свечой. Достав карты из шкатулки, она четыре раза провела колоду карт через белый дым, призывая четыре стихии — ветер, воду, землю и огонь — направлять ее руку.
        Мария положила карты на покрывало около нее. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вбежала длинноногая черноволосая девочка в накрахмаленной белой блузе.
        — Бабушка!  — вскричала она, бросаясь на кровать.  — Они сказали, что я не могу к тебе подняться!
        — Но теперь ты здесь, Анаис, не так ли?  — Старуха положила руку на детскую голову, но смотрела мимо нее, на женщину в сером, которая все еще медлила на пороге, неуверенно сжимая руки.
        Гувернантка опустила взгляд и слегка присела в реверансе.
        — Добрый вечер, синьора Кастелли. Синьора Витторио.
        — Здравствуйте, мисс Адамс,  — ответила старуха.  — Я хотела бы остаться наедине со своей правнучкой. Надеюсь, вы не против?
        — Да, конечно, но я…  — Гувернантка слегка неодобрительно взглянула на карты.
        — Надеюсь, вы не против?  — повторила старуха на этот раз с ледяной надменностью, несмотря на свой болезненный внешний вид.
        — Да, мадам.  — Дверь быстро закрылась.
        Мария повернулась к приставному столику и очистила серебряный сервировочный поднос от нетронутого обеда старухи, состоящего из крепкого мясного бульона и заварного сладкого крема из яиц и молока. Серьезно наблюдая за приготовлениями, девочка поставила локти на кровать и, склонившись над ними, задумчиво положила подбородок на одну руку.
        — Ну, дорогая, забирайся-ка ко мне.  — Синьора провела рукой по спутанным черным кудрям ребенка.  — Как ты всегда делала, когда была совсем маленькой.
        Серьезное личико искривилось.
        — Но папа сказал, что я не должна тебя беспокоить,  — сказала она.  — Ты плохо себя чувствуешь.
        Старуха хрипло рассмеялась и вздохнула.
        — Нет, милая, ты не причинишь мне боль,  — ответила она.  — Так они тебе сказали? Ну-ка, свернись калачиком рядом со мной и давай вместе посмотрим, что скажут карты. Мария нашла нам поднос, видишь?
        Старуха смогла с помощью Марии слегка подвинуться, и вскоре они устроились рядом на подушках. Только ее левая рука, сжатая в кулак от боли, выдавала, чего стоило ей это перемещение.
        Девочка, сидящая высоко на краю матраса, поджав под себя длинные ноги, взяла колоду и начала ее перетасовывать, как маленький шулер.
        Старуха снова с улыбкой прохрипела:
        — Ну хватит, Анаис. Не порть их, потому что однажды они тебе понадобятся. Три стопки. Так же, как всегда.
        Девочка разделила карты на серебряном подносе на три части, откладывая каждый раз налево.
        — Вот, бабушка,  — произнесла она.  — Теперь ты расскажешь про мое будущее?
        — Тебя ждет счастье,  — уверенно ответила старуха, зажав подбородок ребенка между большим и указательным пальцами.  — И карты сейчас это подтвердят.
        — Но ты никогда не объясняла мне, как они предсказывают судьбу,  — возразила девочка, слегка выпятив полную нижнюю губу.  — Ты обычно говоришь сама с собой, бабушка. И я не понимаю.
        — Это должно быть исправлено,  — сказала старуха.  — С завтрашнего дня кузина Мария начнет работать над твоим языком. Мария, обучи ее правильному тосканскому наречию, а не той мешанине, которую можно услышать в доках.
        — Как пожелаете, синьора.  — Мария склонила голову.  — Конечно.
        — Но мисс Адамс говорит, что молодой леди достаточно знать французский,  — сказала Анаис, перетасовывая колоду.
        — Ах, Анаис, что такое робкое существо может знать о мире?  — проворчала старуха, наблюдая за тем, как работают маленькие ручки. Дрожащей рукой старуха спрятала упругий черный завиток за ухо ребенка.  — Давай, дорогая, разложи для меня карты. Ты же знаешь, как это сделать, да?
        Девочка важно кивнула и начала выкладывать карты на серебряный поднос, образуя сначала круг, затем пересекая его по центру семью картами.
        — Придвинь кресло, Мария,  — сказала старуха требовательным тоном.  — Ты будешь свидетелем.
        Когда ножки кресла проскрипели по половицам и остановились, старуха перевернула одну из перекрестных карт.
        Мария упала в кресло с тихим стоном и закрыла глаза.
        — Это, наверное, Арман,  — прошептала девочка, осеняя себя крестом.  — Они близнецы, синьора. Это, должно быть, его судьба.
        Старуха, прищурившись, язвительно взглянула на нее.
        — Королева мечей,  — сказала она.  — Всегда в пересечении семи карт.
        — Королева мечей,  — повторила девочка, протянула руку и осторожно прикоснулась к карте, на которой была изображена женщина в красном с золотой короной на голове, держащая меч с золотой рукояткой в правой руке.  — Теперь я королева, бабушка, да?
        — Конечно, дорогая.  — Старуха слабо улыбнулась.  — Королева справедливости и чести.
        — Но она — девочка.  — Мария сжала кружевной платок.
        — Как и все королевы,  — сухо возразила старуха.  — Что касается Армана, его предназначение в другом. Быть красивым. Сделать нас богатыми.
        — Мы уже богаты,  — угрюмо возразила Мария.
        — Чтобы сделать нас еще более богатыми,  — исправилась старуха.
        — Я ведь красивая, да, бабушка?  — задумчиво спросила девочка.
        Старуха покачала головой, разметав длинные седые локоны по подушке.
        — Не в этом счастье, милая, не в этом.
        У девочки дрогнула нижняя губа.
        — Бабушка, а кто-нибудь женится на мне?  — спросила она.  — Я слышала, как Нелли шептала Нейту, что ты умеешь предсказывать.
        — Вот еще! Нелли — глупая судомойка.  — Мария пренебрежительно махнула рукой.
        — Дурочка,  — спокойно сказала старуха.  — И Натаниель должен прекратить флиртовать. Да, дитя, ты выйдешь замуж. За хорошего, сильного тосканского юношу. Я видела это в своих картах много раз.
        — Как же так? Я не знаю никакого юношу из Тосканы.
        — Еще узнаешь — сказала старуха, показывая соседние карты.  — Смотри, он ждет. Ждет тебя, Анаис, и только тебя. Князь мира в алом. Человек внутренней силы, в чьих руках будущее.  — Старуха пристально посмотрела на ребенка.  — Здесь, видишь? Твой принц вышел за пределы мистического и теперь безмятежен и могущественен. Тебе суждено стать его спутницей жизни.
        Девочка наморщила лоб.
        — Я не понимаю, бабушка.
        — Да, да,  — пробормотала старуха.  — Но имей терпение, дитя. И ты все поймешь.
        Без каких-либо объяснений старуха медленно открыла следующую карту и заговорила более сдержанным тоном:
        — Карта победы, завоеванной с трудом. Анаис, ты будешь тщательно выбирать сражения и гордо выносить свои кровоточащие раны.
        Мария отвела взгляд.
        — Боже мой!  — прошептала она.
        Старуха проигнорировала ее и продолжала открывать карты.
        — Тебе придется приложить много усилий, дорогая, много учиться и осуществить много преобразований. Ты должна повзрослеть до того, как сможешь пройти через белые ворота в свою следующую жизнь.
        — Но этот человек — кузнец,  — с удивлением произнесла девочка.  — Видишь? Он бьет по наковальне.
        — По-видимому, он перековывает свое орало в меч,  — горько сказала Мария.  — Ну же, София подумайте, что вы делаете! Разве такой спутник жизни предназначен для настоящей английской леди?
        Старуха посмотрела на кузину глазами-бусинками.
        — Какой у меня выбор, Мария?  — спросила она резко.  — Ты неоднократно видела карты ребенка. Бог определил ей важную задачу. Ее предназначение — выполнить ее. Открой следующую, Анаис.
        Девочка перелистнула следующую карту и открыла изображение ангела, укладывающего тяжелую кучу золотых дисков в большой сундук.
        — Так,  — прошептала старуха.  — А следующая?
        Ребенок открыл следующую карту. Теперь Мария начала завязывать на платке узел.
        — Вентурио — рыцарь жезлов,  — обреченно сказала старуха.  — Ах, Анаис, ты начинаешь свой долгий путь.
        — Но, бабушка, куда же я отправлюсь?  — спросила девочка, осторожно рассматривая карты.  — А ты поедешь со мной?
        Долгое время старуха ничего не говорила, терзаемая чувством глубокой вины.
        — Нет, дитя, с тобой поедет Мария,  — сказала она, откидываясь на облако из пуховых подушек.  — Потому что я уже не могу. Да простит меня Бог.
        Но Мария лишь впилась в нее взглядом, сидя в кресле.
        — Бабушка,  — прошептал ребенок,  — ты умираешь?
        — Нет, нет, милая,  — сказала старуха.  — Если Бог будет милостив, то в течение нескольких лет я не умру.  — Затем она судорожно вздохнула.  — Но не думаю, что нам стоит продолжать открывать карты.
        — Конечно, не стоит,  — сказала Мария.  — Поскольку вы для себя уже все решили.
        — Нет, кузина. Решила судьба.  — Старуха закрыла глаза, и ее руки безвольно упали на покрывало.  — И, Мария, завтра ты напишешь Джованни Витторио. Он передо мной в долгу, как кровный родственник. Ты скажешь ему, что мы решили. И какого ребенка ему отдаем. Обещай мне.
        Неловкая тишина повисла в воздухе.
        — Хорошо,  — наконец сказала Мария.  — Я напишу. Но пусть это будет на вашей совести.
        — Да,  — печально ответила старуха.  — Это будет на моей совести.
        Глава первая
        Только просвещенные государи и мудрые полководцы, у которых есть умные шпионы, обязательно достигнут великих результатов.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Ночь опустилась на Уоппинг почти бесшумно, небо слилось с дымкой, которая, как томная кошка, уселась на голые мачты кораблей, стоящих на якоре. Несмотря на поздний час, ритмичное шуршание отступающего прилива было легко узнаваемо, поскольку он перекатывался через грязь, гравий и полоску берега внизу и пока еще едва угадывался.
        Стоя на набережной Темзы, лорд Бессетт раздавил каблуком ботинка окурок манильской сигары, затем приподнял воротник пальто, пытаясь защититься от порывистого, зловонного ветра, шедшего от Темзы. Стало не так холодно, но это не уменьшило запаха гнили и промышленных сточных вод.
        Слава Богу, ночь была зябкой.
        Вода ударила снова, в этот раз сильнее, обнажив на миг последнюю ступеньку с зелеными водорослями. Именно тогда натренированное ухо Бессетта уловило звук. Он вскинул глаза и бегло осмотрелся. Ничего. Ничего, кроме нескольких далеких судовых фонарей, неясных желтых пятен, слабо покачивающихся на волне, и случайного всплеска хриплого смеха, который доносил ветер.
        Затем из мрака выскользнул лодочник, тихий как могила, и пошел вдоль берега реки, пока корпус его лодки чуть не наткнулся на мель. Костлявый дрожащий палец указал на лестницу. Его пассажир — большой неуклюжий мужчина в длинном темном плаще — повернулся, бросил несколько сверкающих монет в воздух, затем прыгнул и с глухим стуком приземлился на последнюю ступеньку.
        Лодочник скользнул назад во мрак так же тихо, как и появился оттуда, и, казалось, был рад, что ему удалось скрыться.
        Бдительный Бессетт склонился с набережной и протянул руку в тот самый момент, когда гость начал карабкаться по лестнице в свете фонаря. Тот ухватился за нее и поднялся на мощеную поверхность с ворчанием, в котором чувствовался оттенок усталости.
        Судя по всему, немолодой человек.
        Это стало понятно, когда он повернулся лицом к газовому фонарю, который качался на балконе «Проспекта», прибрежной гостиницы. У него было изнуренное и обветренное лицо, с маленькими жесткими глазами и носом, свисающим с его лица, как грушеподобный кусок колбасы. Словно для завершения обескураживающей картины, его подбородок был рассечен шрамом, который шел вверх через рот, страшно изуродовав нижнюю губу.
        Теперь понятно, почему лодочник так испугался.
        — Прекрасная погода нынче, не так ли?  — сказал Бессетт.
        — Да, но я слышал, что в Марселе идет дождь,  — прозвучал скрипучий голос с сильным и явно французским акцентом.
        Бессетт почувствовал, как внутреннее напряжение ослабло, но не до конца. Да, фраза была правильной. Но вдруг что-то не так, и тогда может возникнуть проблема, к тому же он никогда полностью не доверял французам.
        — Я — Бессетт,  — сказал он просто.  — Добро пожаловать в Лондон.
        Мужчина положил тяжелую ладонь на правое плечо Бессетта.
        — Пусть ваша рука, брат, будет как правая рука Бога,  — произнес он на безупречной латыни.  — И все ваши дни будут посвящены Братству, а также службе Ему.
        Не ощущая никакой враждебности, Бессетт вытащил левую руку из кармана, выпуская рукоять кинжала, за которую инстинктивно схватился.
        — Итак, вы — Дюпон,  — продолжил он.  — Сэр, ваша репутация опережает вас.
        — Я заслужил свою репутация давно,  — сказал француз.  — Еще в молодости.
        — Надеюсь, ваше путешествие прошло без происшествий?
        — Да, быстрая, легкая переправа.  — Гость наклонился к нему.  — Итак, я наслышан о новом безопасном доме, который вы здесь держите. Даже мы, французы, не можем не восхищаться вашими достижениями.
        — Это гораздо больше, чем безопасный дом, Дюпон.  — Бессетт поманил его вниз по узкому проходу, соединяющему Пеликан-Стейрс с Уоппинг-Хай-стрит.  — Мы нацелены на восстановление этой секты. Мы живем практически в открытую под видом своего рода интеллектуального общества.
        Гость фыркнул с галльским презрением.
        — Удачи, брат мой,  — сказал он, шагнув в свет газового фонаря.  — Как вы знаете, мы во Франции не настолько смелы, но на это у нас есть веские причины.
        Бессетт тонко улыбнулся:
        — Я понимаю, куда вы клоните, Дюпон. Скоро уже все будут задаваться вопросом, закончится ли когда-нибудь политический переворот во Франции.
        Француз приподнял широкое плечо.
        — Только не на моем веку,  — ответил он спокойно.  — И все ваши прекрасные достижения здесь, в Лондоне, никогда не изменят этого факта.
        — Да, к сожалению, возможно, вы правы,  — сказал Бессетт.  — Что касается дома — он называется Общество Сент-Джеймс. Любого брата из Общества золотого креста, который путешествует по Англии, мы будем рады приветствовать в резиденции. И даже тех, кто не поддерживает объединение.
        — Благодарю, но я не должен задерживаться.  — Француз тревожно повел плечами.  — Итак, мой новый брат, мы идем? Есть ли у вас экипаж?
        Бессетт кивнул головой в сторону трактира.
        — Общество пришло на встречу с вами, Дюпон. Они ждут внутри.
        И тут дверь в «Проспекте» распахнулась, и оттуда вывалилась парочка безвкусно одетых хохочущих девиц, под руки держащих с двух сторон моряка — незадачливого молодого лейтенанта. Он казался богатым, пьяным и совершенно одураченным, а это, как известно,  — легкая добыча любой проститутки.
        Француз оценивающе посмотрел им вслед, а затем пренебрежительно проворчал:
        — Ах, брат мой, жизнь одинакова во всем мире, не так ли?
        — Да, после этой парочки бедолаге до Дня всех святых будет больно мочиться,  — проворчал Бессетт.  — Пойдемте, Дюпон. Здесь, в «Проспекте», сносный бренди и всегда тепло.
        Внутри, в пивной публичного дома стоял гул — вокруг шершавых, разбитых столов сидели мужчины из верфей, а трактирные служанки шуршали платьями, лавируя между столами с изящно поднятыми высоко над головой подносами с пивными кружками. Грузчики, корабельные плотники, моряки всех национальностей, даже случайно оказывавшиеся здесь судовые магнаты — все они в конце концов приходили в «Проспект», где можно было в хорошей компании съесть горячее блюдо и запить его пинтой пива.
        Бессетт повел Дюпона, и, обогнув бар, они попали в более тихую комнату, где столы стояли вдоль ряда маленьких застекленных окон, выходящих на реку. Трое его коллег тут же поднялись со своих мест и пожали руку Дюпону, приветствуя его. Но Бессетт, хорошо зная своих приятелей, видел натянутость в каждом движении их мускулов и проявлении чувств в общепринятом смысле,  — каждый выдавал привычную настороженность. Даже если Дюпон и был представителем Братства, он все равно приехал как агент Галльской конфедерации, радикальной и скрытной секты.
        — Добро пожаловать в Англию, сэр.  — Священник, преподобный мистер Сазерленд, указал на пустой стул.  — Приятно встретиться с одним из наших братьев за морем. Мои коллеги, Рутвейн и Лейзонби.
        Последовал обмен рукопожатиями, а затем Рутвейн щелкнул пальцами одной из девушек, отправив ее за бутылкой бренди.
        — Итак, Дюпон, я услышал от своих католических соотечественников в Париже, что надвигается беда,  — начал Сазерленд, как только бутылка и бокалы были расставлены на столе.  — Вы приехали из-за этого?
        Дюпон глотнул бренди, и его покрытый шрамами рот еще больше изогнулся. Он сразу же опустил бокал.
        — Вы правы, ребенок попал в чужие руки,  — сказал он.  — Нам требуется ваша помощь.
        — Ребенок?  — Темное лицо Рутвейна окаменело.  — Дар, вы имеете в виду?
        Француз поскреб рукой по тому, что выглядело как однодневная щетина.
        — Похоже, что так,  — согласился он.  — Хотя ребенку нет еще и девяти лет, обстановка… внушает беспокойство.
        — Какое же?  — Лорд Лейзонби, грубый широкоплечий мужчина, откинулся на стуле, расставил свои обутые в ботинки ноги пошире и начал рассеянно крутить бокал, стоящий на поцарапанном дубовом столе.  — Хранители в Париже не могут поспевать за своими расходами?
        Дюпон ощетинился.
        — Как вы знаете, в нашей стране царит беспорядок,  — лязгнул он зубами.  — Наш король в настоящее время проживает здесь — в полном изгнании, и даже в наше время мы с трудом можем удерживать чернь от того, чтобы они не выкатили проклятую гильотину снова. Да, милорд Лейзонби. Мы не всегда можем поспевать за своими расходами. На самом деле мы часто боимся за свои головы.
        Рутвейн провел темной рукой с длинными пальцами по столу.
        — Довольно!  — скомандовал он.  — Будем вести себя, как цивилизованные люди. Дюпон, расскажите нам, что произошло. И постарайтесь изложить покороче. У нас не так много времени.
        — Да, у тебя ведь, мой друг, через несколько дней свадьба,  — сухо заметил Лейзонби.  — А после этого ты отправишься домой в Калькутту. Думаю, мы с Бессеттом догадываемся, на кого будет возложена эта задача.
        — Именно.  — Голос Рутвейна стал напряженным.  — Теперь скажите, как зовут этого ребенка и насколько сильна ваша уверенность, что он является Даром?
        — Ребенка зовут Жизель Моро. Что касается другого, мы достаточно уверены, чтобы бояться за нее. Дар обладает силой из-за отцовской крови. Ее мать, Шарлотта,  — англичанка.
        — Англичанка?  — резко спросил Рутвейн.  — Какого она происхождения?
        — Обедневшие дворяне около Колчестера,  — ответил француз.  — Они нашли деньги, чтобы отправить ее в школу в Париж, и она отблагодарила их тем, что влюбилась в скромного клерка при королевском дворе — незаконнорожденного племянника виконта де Лезанна. С тех пор она мало общалась со своей семьей.
        — Они отреклись от нее?
        — Кажется, так.
        — Лезанн?  — Лорд Бессетт обменялся тревожными взглядами с мистером Сазерлендом.  — Я слышал это имя. Оно часто звучит в судебной хронике, не так ли?
        Дюпон кивнул.
        — Пока что беды обходят его стороной, его ни в чем не обвиняли,  — сказал он с горечью.  — Он умный дьявол, наш Лезанн. Пережил падение Луи-Филиппа, теперь внушил к себе любовь бонапартистов, даже несмотря на то, что все шепчут, что на самом деле он — сторонник свергнутого режима.
        — А что вы думаете на этот счет?  — спросил Бессетт.
        Француз пожал плечами:
        — Я думаю, что он — таракан, а тараканы всегда выживают. В общем-то мне наплевать на его дела. Но он взял эту англичанку под свое крыло, чтобы использовать ее ребенка, а вот это для меня очень важно. И теперь он отправил их в Брюссель, где служит эмиссаром при дворе короля Леопольда.
        Руки Бессетта невольно сжались в кулаки.
        — Из одной страны с политической неопределенностью в другую,  — пробормотал он.  — Мне не нравится, как это звучит. Дюпон, именно этого мы и хотели избежать во имя объединения нашего Братства.
        — Я понимаю, но это — Франция, о которой мы говорим,  — сказал Дюпон спокойно.  — Никто никому не доверяет. Наша организация в Париже — пока мы еще существуем — связана по рукам. Лезанн не блещет отзывчивостью. Если он взял этого ребенка, то это было сделано ради его собственных интересов. Именно поэтому меня и послали сюда. Вы должны вернуть ребенка.
        — Конечно, мы хотим помочь,  — мягко сказал Сазерленд.  — Но почему именно мы?
        — Как я сказал, мать — англичанка,  — ответил Дюпон.  — Ваша королева желает, чтобы ее подданные за границей находились под защитой, не так ли? Полагаю, у вас есть право на это.
        — Не знаю, что и сказать,  — осторожно заметил Рутвейн.
        Француз высокомерно приподнял бровь.
        — Мы знаем, кто вы, лорд Рутвейн,  — сказал он.  — Наслышаны и о вашей работе в Индостане. Вы пользуетесь благосклонным вниманием вашей королевы и ее покровительством. Король бельгийцев — ее любимый дядя. Вы что, действительно собираетесь наказать Галльскую конфедерацию только потому, что мы остаемся верны себе? Единственное, о чем мы просим,  — воспользоваться вашим влиянием, чтобы вырвать наш Дар из рук дьявола. Чтобы этот негодяй не занимался ее воспитанием и не использовал в гнусных целях.
        — Ну разумеется.  — Голос Рутвейна стал напряженным.  — Никто из нас не хочет этого.
        — Но что с мужем этой женщины?  — спросил Бессетт.
        На мгновение Дюпон крепко сжал свои деформированные губы.
        — Моро мертв,  — наконец ответил он.  — Убит спустя две недели после отречения короля. Однажды поздно ночью он был вызван в свой кабинет рядом с дворцом — кем, мы не знаем,  — но, так или иначе, шторы загорелись. Ужасная трагедия. Никто не верит в то, что это был несчастный случай.
        Лорд Рутвейн застыл.
        — Покойник был Хранителем?
        — Да,  — раздался шепот.  — Человек, обладающий небольшим Даром, но добрым сердцем и большой отвагой. Нам всем очень его не хватает.
        — Он был близок со своим дядей?
        Дюпон горько улыбнулся.
        — Дядя едва признавал его,  — сказал он.  — Пока при дворе не появились слухи о таланте Жизели.
        — Боже мой, об этом стало известно?  — воскликнул Бессетт.
        Француз глубоко вздохнул.
        — Как это будет по-английски?  — пробормотал он.  — Устами младенца? Малышка Жизель предсказала отречение Луи-Филиппа — сболтнула это очень наивно, но, увы, очень публично, перед половиной его придворных.
        — Боже мой!  — Мистер Сазерленд схватился за голову.  — Как же такое могло случиться?
        — На королевском пикнике в Гранд-парке,  — ответил француз.  — Был приглашен весь королевский двор с семьями — точнее, всем приказали явиться. Конечно, король вышел на несколько минут пообщаться с массами — положение обязывает. Прискорбно, что он направился прямо к мадам Моро и решил поговорить с Жизель, взяв ее рукой за подбородок. Он смотрел ей прямо в глаза и не отводил взгляда.
        Бессетт и Рутвейн застонали в унисон.
        — Дальше — хуже,  — сказал Дюпон, теперь слова так и лились из него.  — Он спросил, почему у нее такие грустные глаза в такой прекрасный день. Когда она не ответила, он поддразнил ее, сказав, что она обязана говорить, когда ей приказывает сам король. И малышка Жизель поняла его буквально и предрекла не только падение Июльской монархии, но, продолжив, сказала, что его отречение от престола будет сопровождаться второй ужасной потерей — смертью его дочери, Луизы-Марии.
        — Боже, королевы бельгийцев?
        — Да, прошел слух, что Луи-Филипп занимался этим,  — сказал Дюпон.  — Он хотел, чтобы его дочь стала королевой Бельгии в обмен на принятие Францией независимости Бельгии.
        — Я думал, что это только слухи,  — заметил Рутвейн.
        — Возможно.  — Француз выразительно развел руками.  — Но французская армия отступила, Леопольд порвал со своей морганатической женой, а Луиза- Мария уютно устроилась на бельгийском престоле. Между тем говорят, что королева становится с каждым днем все слабее.
        — Итак, предсказание ребенка опять сбывается,  — пробормотал Бессетт.
        — По слухам, у нее туберкулез,  — сказал Дюпон.  — Королева вряд ли проживет до конца года, и любовница короля уже обладает определенным влиянием при дворе.
        Ощущение ледяного ужаса уже охватило Бессетта. Это было то, чего Хранители Братства больше всего опасались: использование самых слабых среди ватейи — древней секты провидцев, большинство из которых были женщины и дети.
        На протяжении всей истории злые люди пытались контролировать Дар с корыстными целями. Вот почему организация должна существовать и в дальнейшем. Не важно, что в основе Братства лежало темное друидское начало. За века оно превратилось в почти монашескую милицию, чья миссия заключалась в охране своих. Но за долгие годы многое изменилось. А теперь вот выяснилось, что ребенок — этот Дар — оказался в большой опасности.
        Дюпон словно прочел его мысли.
        — Брат мой, Лезанн, чтобы обрести власть и влияние, способен совершить тысячи опасных поступков,  — сказал он низким голосом.  — Войти в контакт со старыми Бурбонами, раздуть пламя дальнейших революций на континенте, возможно, даже вбить клин между Англией и Бельгией — ах, уму непостижимо, на что он способен! А если он сможет предсказывать будущее — или если какая-нибудь невинная, ничего не подозревающая особа будет делать это для него, то это будет совсем просто.
        — Вы думаете, это он убил своего племянника?  — Бессетт почувствовал, что на смену ледяному страху под ложечкой пришла ледяная ярость, охватившая его целиком.
        — Уверен, что это сделал он,  — ответил мрачно француз.  — Ему нужно держать Жизель в своих руках, в своей власти. Теперь она и ее мать под его крышей, и они живут за счет его благотворительности. Наш человек в Роттердаме, конечно, послал своих шпионов, но пока еще никому не удалось проникнуть внутрь. Однако будьте уверены — Лезанн готовит ребенка к определенной деятельности.
        — Вы работаете с ван дер Вельде?  — спросил Сазерленд.  — Он опытный человек.
        — Самый надежный,  — подтвердил француз.  — И, согласно донесениям его агентов, похоже, Лезанн ухаживает за женой своего племянника.
        — Боже мой, он что, собирается жениться на английской вдове?  — спросил Рутвейн.  — Но… что насчет родства и канонического права? Что говорит ваша церковь?
        Снова галльское пожатие плеч.
        — Лезанна мало заботит мнение церкви,  — продолжил он.  — К тому же Моро был незаконнорожденным. Существуют ли бумаги, которые нельзя сжечь или подделать? Кто действительно знает правду о его рождении? Возможно, даже его жена не в курсе.
        — Все хуже и хуже,  — сказал Сазерленд. Священник глубоко вздохнул и обвел взглядом присутствующих.  — Господа? Что вы предлагаете?
        — Похитить ребенка и покончить с этим,  — высказал мнение лорд Лейзонби, следя за покачивающимися бедрами ближайшей официантки.  — Привезем ее в Англию — с разрешения королевы, конечно.
        — Целесообразно, но чрезвычайно глупо,  — сказал Рутвейн.  — Кроме того, королева не может санкционировать такое явное нарушение дипломатии.
        — Это не будет иметь значения, если нас не поймают, не так ли, старина?  — Но голос Лейзонби звучал отдаленно, а его взгляд был направлен куда-то к входной двери. Внезапно он резко поднялся со своего стула.  — Прошу прощения, господа. Боюсь, я должен оставить вас.
        — Боже мой, какой кобель!  — Бессетт срезал друга мрачным взглядом.  — Этот ребенок значит гораздо больше, чем соблазнительная задница официантки.
        Усевшись в конце стола, Лейзонби положил руку на плечо Бессетта и склонился к нему.
        — Кажется, за мной следили,  — спокойно сказал он.  — И это была вовсе не распутная девка. Я отдаю свой голос тебе, а сам попытаюсь сбить ищейку с нашего следа.
        С этим Лейзонби выскользнул из комнаты и растворился в море столов с большим скоплением людей.
        — Какого дьявола?  — Бессетт посмотрел через стол на Рутвейна.
        — Черт побери!  — Рутвейн наблюдал лишь краешком глаза.  — Не оборачивайтесь. Это опять тот парень из проклятой газеты.
        Даже мистер Сазерленд беззвучно выругался.
        — Из «Кроникл»?  — Голос Бессетта звучал низко и недоверчиво.  — Как он мог разнюхать о Дюпоне?
        — Он пока еще не в курсе, полагаю.  — Раздраженно сверкая глазами, Рутвейн намеренно отвернулся.  — Но как мне кажется, этот парень слишком сильно интересуется Обществом Сент-Джеймс.
        — И к тому же именно Рэнсом,  — пожаловался Бессетт.  — Что касается Рэнса, я часто беспокоюсь, не слишком ли азартно он наслаждается этой игрой. Что нам делать?
        — Сейчас — ничего,  — ответил Рутвейн.  — Рэнс играет в кости у камина, усадив к себе на колени девку. Колдуотер все еще опрашивает буфетчика. Он не видел ни одного из нас.
        — Пусть Рэнс устроит ему веселую охоту, и гарантирую, что тот не устоит,  — предложил Сазерленд.  — Возвращаясь к нашей проблеме, Дюпон, скажите нам, что точно вы бы хотели, чтобы мы сделали?
        Глаза француза сузились.
        — Пошлите Хранителя в Брюссель, чтобы забрать девочку,  — сказал он.  — Лезанн не знает никого из вас. Мы взяли на себя смелость арендовать дом недалеко от королевского дворца — это рядом с Лезанном — и распустили слухи, что скоро его займет английская семья. Слуги уже на месте — проверенные слуги из наших хозяйств в Роттердаме и Париже.
        — А затем что?  — спросил Бессетт.  — Забудьте про предложение Лейзонби, нельзя просто похитить ребенка у его матери. Даже мы не настолько бессердечны.
        — Убедите мать.  — Внезапно голос француза стал гладким, как шелк.  — Окажите ей поддержку. Напомните ей об Англии и о счастливой жизни, которую она могла бы вести здесь. Намекните, что можно помирить ее с семьей. Если же ничего не поможет — если она уже всецело во власти Лезанна,  — похищайте их обеих.
        — Похитить их обеих?  — эхом отозвался Сазерленд.
        Дюпон наклонился через стол.
        — Мой частный клипер, вооруженный командой хороших, сильных мужчин, уже идет на всех парусах, чтобы бросить якорь в Рамсгейте. Он доставит вас в Остенд в полной секретности и будет ожидать вас там.
        — Это безумие,  — сказал Бессетт.  — Кроме того, если Лезанн собирается жениться на этой женщине — и если он такой коварный, как вы говорите,  — то он не позволит никому из нас дружить с ней.
        — Никому из вас,  — устало сказал француз.  — Возможно, вашей жене?
        — Но ни один из нас не женат,  — запротестовал Бессетт.
        — Боже мой, да какое это имеет значение? Все, что нам нужно,  — это женщина, которой она сможет доверять.
        — Совершенно исключено,  — сказал Рутвейн.  — Сестра Бессетта всего лишь ребенок. Моя едва ли сможет сойти за англичанку, и у нее двое маленьких детей. Лейзонби — солдат и не обладает хитростью для подобной миссии. Мы используем его только в тех случаях, когда нам необходимо заставить кого-то подчиниться.
        — Может быть, наймем актрису?  — вставил словечко мистер Сазерленд.  — Или пригласим Мэгги Слоун? Она ведь… ну, скажем, деловая женщина, не так ли?
        Бессетт и Рутвейн обменялись взглядами.
        — Доверим священнику нанять птицу высокого полета,  — иронично заметил Бессетт.  — Но иногда мы действительно пользуемся услугами Мэгги.
        — Да, не сомневаюсь, что именно так и происходит всякий раз, когда Куотермэн спит с ней,  — язвительно заметил Рутвейн.
        — Проклятие, Эйдриан, так оно и есть.  — Бессетт сверкнул усмешкой.  — Хотя Нед Куотермэн не заслуживает этого, даже если он действительно управляет игорным домом. И он не одолжит нам Мэгги. Нуда, нужен кто-то, как Мэгги… Насколько трудно заполучить такую женщину?
        — На свете нет ничего невозможного.  — Дюпон с облегчением сунул свою большую лапу во внутренний карман пиджака и достал толстую пачку бумаги.  — Здесь, братья мои, вся информация, которая вам потребуется. Адрес дома. Список слуг. Детали истории, которую мы распространили. Полные досье на Лезанна и на мадам Моро. Даже эскизы.
        Бессетт взял пачку и начал перебирать бумаги, Рутвейн и Сазерленд заглядывали через его плечо. Да, все тщательно подготовлено, воздал он должное Хранителям в Париже.
        — «Искусство и архитектура Бельгии»?  — пробормотал он, читая вслух.  — Цель англичанина, приехавшего в Брюссель, будет заключаться якобы в этом?
        Француз пожал плечами.
        — А чем еще могут заниматься английские дилетанты?  — сказал он.  — Политикой? Это было бы слишком сложно… и звучит слишком угрожающе. Бизнесом? Вот еще, слишком буржуазно для Лезанна. Но подумайте, что может быть безобиднее богатого, скучающего аристократа, который приехал осмотреть достопримечательности и сделать несколько милых эскизов, а?
        — Похоже, это работа для тебя, старина.  — Рутвейн посмотрел на Бессетта с подобием улыбки.  — Бессетт — наш местный архитектор, Дюпон. Он действительно путешествовал по Италии, Франции и Северной Африке, делая симпатичные эскизы, а затем строил здания.
        Сазерленд потер подбородок.
        — Кажется, что эта работа действительно для тебя, Джефф,  — задумчиво сказал священник.  — Как только мы все прочтем, поставим это на голосование.
        — Вам нужно подготовиться к церемонии инициации,  — напомнил ему Рутвейн.  — Передайте бумаги мне. Сегодня вечером я их прочту.
        Бессетт отодвинул свой стул со смешанными чувствами. Он не знал Брюссель достаточно хорошо, но подумал, что, возможно, время, проведенное вдали от Лондона, пойдет ему на пользу. В последнее время он страдал от обостренного чувства беспокойства и все чаще ощущал ностальгию по своей старой профессии. А по правде говоря, по своей прежней жизни.
        Были другие времена, не так уж много лет назад,  — до смерти его брата, которая все изменила,  — когда Бессетт вынужден был зарабатывать себе на жизнь. Теперь же он редко занимался настоящим делом, жил доходами со своей земли и часто горькими плодами труда других людей. Хотя он знал о Братстве с детства — изучал его цели и принципы буквально на коленях своей бабушки,  — до трагической смерти Элвина он полностью не посвящал себя его благородным целям.
        Может быть, он уже и сам превратился в богатого, скучающего аристократа?
        О Боже! Осознавать это было слишком неприятно.
        Но чем бы ни было то, что мучило его, Сазерленд предлагал способ на время отвлечься от грустных мыслей, заняться делом. Назначение в Брюсселе предоставляло возможность принести пользу Братству — обществу — и хотя бы на какое-то время избавиться от кабальной роли лорда Бессетта. Шанс снова ненадолго стать старым Джеффом Арчардом.
        Рутвейн взглянул на свои золотые часы.
        — Боюсь, джентльмены, я должен вас покинуть,  — сказал он.  — Леди Аниша ждет меня домой к обеду.
        — И мы не должны заставлять ждать твою сестру.  — Бессетт положил руки на стол с видом человека, принявшего решение.  — Итак, Дюпон, у нас есть ваши инструкции. Если у нас возникнут какие-нибудь вопросы, мы отправим в Париж человека, используя тот же пароль, что и сегодня.
        — Тогда я прошу вас не тратить впустую время,  — посоветовал Дюпон.  — «Джоли Мэри» будет неделю стоять на якоре в гавани Рамсгейта. Я призываю вас как можно быстрее воспользоваться им.
        — Конечно, конечно!  — Сазерленд выдавил любезную улыбку.  — Итак, джентльмены, боюсь, я вынужден вас покинуть. Мы скоро будем инициировать нового помощника, месье Дюпон. Если вы захотите остаться здесь на несколько дней, я могу одолжить вам рясу.
        Но француз покачал головой и поднялся, чтобы уйти.
        — Мерси, но сейчас я отправлюсь в Сент-Кэтрин, чтобы встретиться с другом, а оттуда в Гавр.  — Затем он повернулся и снова протянул Бессетту свою огромную лапу.  — Счастливого пути, лорд Бессетт,  — добавил он.  — И удачи.
        — Спасибо,  — спокойно ответил Джефф. Затем, поддавшись импульсу, он слегка приобнял его за плечи.  — Идемте, Дюпон. Здешние улицы не самые безопасные. Я провожу вас до доков.
        На что француз, продемонстрировав одну из своих беспощадных, уродливых улыбок, невозмутимо ответил:
        — Благодарю вас, брат мой. Если вы думаете, что одного моего вида недостаточно, чтобы отпугнуть ваших английских разбойников…
        Мария Витторио добралась до доков после наступления темноты в чудовищно старом дилижансе, на крыше которого могла бы разместиться целая половина батальона. Увы, у нее не было половины батальона для ее путешествия в преисподнюю Лондона; только лакей и кучер, почти такие же древние, как она. За столько лет вместе они, подобно старым ботинкам, стали изношенными и удобными, а синьора Витторио было известна подозрительностью к любым переменам.
        Дилижанс, покачнувшись и тихо звякнув, остановился около переулка Найтингейл-лейн. На улице были слышны какие-то крики, затем лакей Патнэм медленно спустился и бросился открывать дверь кареты.
        — Они говорят, что «Сара Джейн» разгружается со стороны Берр-стрит, мэм,  — сказал он скрипучим голосом.  — Мы почти опустились до улицы короля Георга, но поворот заполнен подводами, пробиться трудно.
        Синьора Витторио устало приподнялась с длинной скамьи.
        — Вернись к верхней части переулка и жди там. Я возьму носильщика.
        — Да, мэм.  — Лакей потеребил свою челку.  — А вы уверены? Сегодня холодный вечер, и надвигается туман.
        — Иди, иди,  — сказала она, махнув рукой в перчатке.  — Мои колени болят не так сильно, как твои.
        Патнэм, поддержав синьору Витторио за локоть, помог ей подняться на ее короткие, крепкие ноги. Когда дилижанс удалился прочь, старуха встала на одной стороне тротуара, всего в нескольких шагах от улицы короля Георга, пытаясь разобраться в суете и криках, которые доносились из освещенного двора.
        Когда же она решила войти в паб, из двери вывалился маленький жилистый человек в потрепанном зеленом пальто и в темноте чуть не сбил ее с ног. У него была заплетающаяся походка, и в следующий миг он насмешливо попросил у нее прощения. Его дыхание сильно отдавало вонючим джином.
        Проходя мимо него, синьора Витторио задрала нос как можно выше и инстинктивно поднесла руку к своему жемчугу на шее. Она все еще ощущала на себе его обжигающий взгляд.
        — Эй, ты, жирная сука!  — крикнул он ей вслед.
        Синьора Витторио не оглянулась.
        Она прошла сквозь кишащую толпу людей и лошадей в Сент-Кэтрин и увидела, что «Сара Джейн» действительно пришвартовалась в восточной бухте. И на ней был срочный груз. Несмотря на поздний час, было отгружено огромное количество ящиков, мешков и бочек, которые распределялись по разным докам, где их опять опутывали цепями и крюками и поднимали еще выше, прямо в современные складские помещения.
        При виде всего этого синьора Витторио задрала нос еще выше. Она выросла в пышной красоте тосканских виноградников, но так и не смогла привыкнуть к этим мрачным, многолюдным докам, тавернам, складам и портовым грузчикам, которые встречались в них. От одного только запаха Темзы у нее сводило живот.
        В какие-то дни ей казалось ошибочным присоединиться к семье, имеющей цель зарабатывать на жизнь землей и водой; на некоторых ящиках, вообще-то на большинстве из них, стоял знак Кастелли — большая аккуратная буква К, выжженная на дереве, а над ней венок из виноградных листьев. Едва взглянув на ящики, синьора Витторио поняла, что этот груз был особенным.
        Это была последняя партия вина, на котором строилось благосостояние семьи Кастелли. И несмотря на то что последние сорок лет компания вкладывала капитал в различные предприятия, этот древний напиток, воспеваемый поэтами и богами, по-прежнему распределялся по международным складам Кастелли прямо из доков в Ливорно и перевозился в специальных ящиках только на судах, зафрахтованных Кастелли.
        В этот момент ее молодая кузина прокричала ей:
        — Мария, Мария, сюда!
        Анаис стояла на баке, размахивая руками, как безумная.
        Синьора Витторио приподняла юбки и начала пробираться сквозь шум и суматоху, осторожно шурша вокруг ящиков, кранов и грязных мальчишек, ожидающих поручений или пытающихся кого-нибудь обчистить. Да, доки не могут похвастать здоровой атмосферой.
        К тому времени, когда она добралась до своей молодой кузины, Анаис с кожаным фолиантом под мышкой уже стояла на причале рядом с растущей кучей багажа.
        — Мария!  — закричала она и бросилась ей на шею.
        Синьора Витторио расцеловала ее в обе щеки.
        — С возвращением домой, дорогая!
        — Спасибо, что спустилась сюда,  — сказала Анаис.  — Не хотелось бы нанимать кеб в это время суток, а у меня слишком много багажа, чтобы идти пешком.
        — Это не обсуждается!  — сказала синьора Витторио.  — А «Сара Джейн»? Ты же не проделала весь этот путь на корабле? Ты же не настолько глупая, чтобы поступать так…
        — Да?  — Анаис рассмеялась и поцеловала ее снова.  — В таком случае насколько я глупая?
        Синьора отступила назад и только развела руками. Анаис снова рассмеялась и провела рукой по платью.
        — Я пересекла Францию на поезде. Но в Гавре встретилась с капитаном Кларком, потому что поклялась Трамбуллу, что посмотрю на разгрузку партии. Ты же знаешь, что она — драгоценная и уже продана.
        — Этим должен заниматься твой брат Арман,  — сварливо возразила синьора Витторио.  — Вместо этого он ищет себе новую любовницу на какой-нибудь загородной вечеринке.
        Анаис пожала плечами.
        — В любом случае нужно же было каким-то образом пересечь канал,  — сказала она, вытянув шею, чтобы осмотреться.  — А еще растрясти жирок, ведь я нигде не была после поездки в Грейвсенд[1 - Город в Юго-Восточной Англии.].
        — И все-таки ты поступила неосмотрительно,  — мягко пожурила ее синьора.  — Что бы сказала твоя мать? Кэтрин — утонченная леди. И что там у тебя под мышкой?
        Анаис извлекла фолиант.
        — Документы для Трамбулла из офиса в Ливорно,  — сказала она.  — Письма, накладные, запоздалые счета от нескольких обанкротившихся виноторговцев в Париже.  — Она сделала паузу и огляделась.  — А где экипаж? У тебя есть ключ от офиса? Я хочу оставить документы там.
        — У меня, конечно, есть ключ,  — нехотя сказала синьора Витторио.  — Но Берр-стрит была заблокирована. Я отослала экипаж назад по кругу, чтобы погрузить твой багаж.
        — Хорошо, я прогуляюсь.  — Анаис взяла кожаный чемоданчик с самого верха багажной кучи и засунула фолиант внутрь.
        — Одна ты не пойдешь,  — сказала синьора Витторио.
        — Пустяки,  — улыбнулась Анаис.  — Хотя ладно, составь мне компанию. Завтра Кларк пришлет чемоданы на Уэллклоус-сквер. Патнэм сможет справиться с тремя маленькими сумками?
        Отдав несколько быстрых распоряжений, синьора Витторио договорилась о том, чтобы багаж был доставлен с территории доков к их экипажу. Анаис все еще держала чемодан, когда мимо них прошли двое больших беседующих мужчин, которые пробирались к «Саре Джейн».
        Анаис повернулась, глядя им вслед.
        — Боже, это самый уродливый француз, которого я когда-либо видела.
        — Ты права,  — сухо сказала синьора,  — но другой — высокий, красивый мужчина.
        — Правда?  — Анаис повернулась, но не увидела ничего, кроме спин.  — Я не успела его разглядеть.
        — А жаль,  — сказала синьора низким голосом.  — А я видела его. Я, конечно, стара, дорогая, но еще жива.
        Анаис рассмеялась.
        — Ах, но я же запомнила урок, Мария, не так ли? Касающийся красивых, любящих порисоваться мужчин? Я даже больше не смотрю на таких.
        При этих словах у Марии вытянулось лицо, а из глаз пропали хитрые искорки.
        Анаис снова рассмеялась.
        — Ой, Мария, не надо!  — умоляла она.  — Был бы жив Джованни, ему было бы стыдно видеть твое вытянутое лицо. Лучше поспешим. Я хочу домой.
        Взявшись за руки и треща как сороки, они пошли в быстром темпе, огибая оставшиеся ящики и бочки, и вскоре вышли с задворок Сент-Кэтрин на улицы восточного Лондона.
        Эта территория была знакома им обеим, но они редко оказывались здесь ночью. Тем не менее, когда пропала суета доков и опустилась темнота, женщины не стали особо волноваться — не весь лунный свет был скрыт туманом, и к тому же Мария знала, что Анаис всегда подготовлена к посещению Ист-Энда или Вест-Энда.
        Вскоре они свернули в узкий переулок, который вел к боковому входу в офис Кастелли. Но едва они сделали с десяток шагов, как сзади них застучали чьи-то шаги. В одно мгновение все приняло неясные очертания. С громким «уф!» Мария стремительно рванулась вбок и ударила по соседней двери так громко, что задребезжал звонок.
        — Вот тебе, высокомерная сука!  — Кто-то набросился на старуху в мгновение ока.
        — Нет, нет, перестаньте!  — Анаис замахнулась чемоданом и ударила им по голове нападавшего.
        Пошатнувшись, проклятый убийца пустился бежать, свернув в темный проход.
        — Мой жемчуг!  — Рука Марии схватилась за горло.  — Жемчуг Софии!
        Но Анаис уже убежала, отшвырнув в сторону чемодан.
        — Стой, вор!  — кричала она, двигаясь так быстро, что даже не обратила внимание на то, что позади нее на некотором расстоянии был кто-то еще.
        Сделав дюжину длинных шагов, она поймала мужчину, схватила его за шиворот и прижала к фасаду магазина по изготовлению парусов. Он усиленно дрался, но она боролась умнее, найдя хорошее применение своим локтям и росту. Мгновение, и он оказался лицом к магазину, с одной рукой, заведенной назад, коленом она зажимала его яйца, а в ее руке был стилет.
        — Брось жемчуг,  — сказала она мрачно.
        — Отвали, чертова амазонка!  — прорычал побежденный мужчина.
        Анаис провела лезвием по его горлу и почувствовала, как он задрожал.
        — Брось жемчуг,  — сказала она еще раз.  — Или я пущу тебе кровь.
        В темноте она скорее почувствовала, а не увидела, что его кулак разжался. Ожерелье упало, ударившись о тротуар, и две или три бусинки куда-то закатились.
        — Твое имя, трусливый пес,  — прошептала она, прижавшись губами к его уху.
        — Не твое собачье дело, вот мое имя!
        Он дернулся еще раз, и она придавила его коленом посильнее.
        Мужчина вскрикнул и попытался дернуться, развернув теперь пустую руку. Она услышала мягкий щелчок выкидного ножа, а затем заметила на его лезвии слабый отблеск лунного света.
        В долю секунды она усилила хватку и приготовилась к ответному удару. Но лезвие ножа так и не достигло плоти. Из темноты появилась длинная рука, которая схватила мужчину за запястье и выворачивала его до тех пор, пока тот не закричал.
        Пораженная Анаис, должно быть, ослабила свой захват. Выкидной нож загремел по тротуару. Злодей упал, выскользнув из ее рук, и бросился в темноту.
        — Проклятие!  — произнесла она, глядя, как он удаляется.
        — Вы не ранены, мэм?  — Глубокий, мужественный голос раздался справа от нее.
        Анаис развернулась на месте, все еще сжимая в руках стилет. Высокая, неуловимая, как тень, фигура отпрыгнула обратно и спряталась в темноте. Он вскинул вверх обе руки.
        — Только пытаюсь помочь,  — сказал он.
        — Черт побери!  — сказала она, злясь и на себя, и на него.
        Мужчина опустил руки. В ночи наступила абсолютная тишина. Анаис почувствовала, что приступ гнева миновал и все чувства приходят в норму.
        — Спасибо,  — добавила она,  — но он был в моих руках.
        — Что у вас было бы, так это лезвие в бедре. Возможно,  — спокойно поправился он. Она почувствовала, что его взгляд упал на яркий блеск ее стилета.  — С другой стороны, вы, кажется, были хорошо подготовлены к неожиданному нападению.
        — Одно лезвие к бедру, другое — к горлу,  — холодно ответила она.  — На ваш взгляд, кто из нас выжил бы, чтобы впоследствии рассказать об этом?
        — М-да,  — сказал он.  — Вы бы прирезали его?
        Анаис глубоко вздохнула. Она не могла разобрать лица мужчины, но ощущала его движения и его присутствие, а теплый, богатый аромат табачного дыма и дорогого одеколона дал ей понять, кем он был. Богатый человек. Такие, как он, редко встречаются на извилистых темных улицах города. А еще он был высоким, гораздо выше ее.
        — Нет, не прирезала бы,  — наконец ответила она.  — Если бы только не была вынуждена.
        — Слава Богу, беда миновала,  — спокойно сказал мужчина.
        Он был прав, поняла она. Он не спас ее от опасности. Он спас ее от себя. Она мало спала, устала до смерти за время путешествия и все еще ощущала тошноту после переправы. Здравый смысл, умение правильно разобраться в ситуациях, интуиция на время покинули ее.
        — Спасибо,  — сказала она.
        В квартире над ними кто-то распахнул створки пошире и выставил лампу. Слабый свет добрался до них, и его было достаточно, чтобы незнакомец смог наклониться, достать жемчуг ее прабабки и вложить ожерелье в ее руку.
        — Спасибо, сэр,  — повторила она, сжимая в руке теплый и тяжелый жемчуг.  — Вы такой смелый.
        Но высокий человек больше не произнес ни слова. Вместо этого, находясь все еще в глубокой тени, он снял с головы цилиндр, сделал изящный поклон и скрылся в темноте.
        Глава вторая
        В сражении есть всего два метода нападения: прямой и косвенный; и все же комбинация этих двух методов приводит к бесконечному ряду маневров.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Одетый в строгое облачение Братства золотого креста, граф Бессетт стоял на каменной галерее, окружающей сводчатый храм Общества. Помещение внизу, заполненное мужчинами в коричневых рясах, возможно, выглядело бы как любая маленькая частная часовня, если бы не отсутствие скамей и почти монашеская скромность украшений. Действительно, освещенные мерцающими подсвечниками каменные стены и этажи казались столь же мрачными и серыми, как и балюстрада, каждый уровень которой был разбит чередующимися каменными арками, которые отбрасывали колеблющиеся тени над собранием.
        Строгость храма было усилена тем фактом, что он был построен под землей, значительно ниже уровня улиц Лондона, даже ниже подвалов Общества Сент-Джеймс, ибо храм был вырыт под ними, а каменную кладку делали под покровом темноты. Лишь немногие из живущих людей знали о существовании этого подземного храма или самой секты. Слишком часто на протяжении веков в ходе изменений и перипетий религии, власти и политики Братство бывало практически полностью уничтоженным.
        Но оно снова и упорно возрождалось. Теперь они жили в эпоху Просвещения, которое коснулось и мужчин. Ради защиты Братства они всегда старались быть на шаг впереди, и в результате Братство со временем стало весьма защищенной и очень тайной организацией.
        Лорд Лейзонби, широко расставив руки на балюстраде и наклонившись вниз, разглядывал ходящую по кругу толпу, в то время как Бессетт оценивающе наблюдал за ним.
        — А что ты сделал с парнем из «Кроникл»?  — поинтересовался Бессетт.
        — Заманил в переулок и потерял где-то в трущобах.
        — Господи, он же мог там погибнуть,  — сказал Бессетт.  — Не понимаю, что ему от тебя нужно? Ты же не можешь быть интересен читающей публике, поскольку уже вышел из тюрьмы и полностью реабилитирован.
        Устремив взгляд вдаль, Лейзонби беспокойно повел плечами.
        — Я не знаю,  — ответил он.  — Такое ощущение, что в этом есть что-то личное. Кстати, что Рутвейн сказал тебе?
        Это был странный вопрос. Но в последние время репортер из «Кроникл», который, казалось, задался целью преследовать по пятам нового графа Лейзонби, стал раздражать всех. Впрочем, нельзя отрицать, что пестрое прошлое Рэнса делало его уязвимым для сплетен и подозрений.
        — Ну что ж, ты сам упомянул его имя. Между тобой и Рутвейном словно черная кошка пробежала,  — сказал Бессетт.
        Лейзонби мгновение помолчал.
        — Просто я нечаянно обидел его сестру,  — признался он.  — Я бы предпочел больше не говорить об этом.
        Взгляд Бессетта скользнул по растущей толпе.
        — Итак, страсть леди Аниши к тебе поутихла, признайся?  — наконец спросил он.
        Лейзонби скептически посмотрел на него.
        — Видишь ли, ее брат предупредил меня держаться от нее подальше. Но я ее обожаю. Не скрою, мы немного флиртуем. Но она мне почти как сестра.
        Бессетт фыркнул.
        — Что-то она совсем не похожа на сестру.
        — Тогда и ухаживай за ней сам!  — отрезал Лейзонби.
        — Черт побери, а почему бы и нет?  — усмехнулся Бессетт.
        А действительно, не такая уж и плохая идея. Он снова и снова прокручивал ее в уме.
        Леди Аниша Стаффорд был потрясающе красивой вдовой, чьи непокорные дети остро нуждались в отце. И если мужчина вынужден был бы до конца своих дней делить постель только с одной женщиной, то едва ли можно было найти кого-то лучше, чем Ниш.
        — А почему бы и нет?  — повторил Бессетт. Ты действительно нисколько не претендуешь на эту даму?
        Лейзонби, не глядя на него, махал рукой, как бы предоставляя приятелю карт-бланш.
        Бессетт неловко откашлялся.
        — Ты переживаешь из-за нового помощника?
        Лорд Лейзонби дернул головой, и странная улыбка скривила уголок его рта.
        — С чего бы это?
        — В последние два дня ты кажешься не похожим на себя.  — Бессетт слегка наклонил голову и изучающе посмотрел на своего старого друга.  — Тебя что-то тревожит?
        Лейзонби откинул голову назад и мягко рассмеялся.
        — Не пытайся понять меня, Джефф,  — ответил он.
        — Странно, до сих пор ты не соглашался быть поручителем помощника,  — размышлял Бессетт.  — Мне казалось, что ты не принимаешь всерьез эту сторону Братства. Ты что, боишься, что новичок подведет тебя? Споткнется?
        Лейзонби изогнул одну бровь.
        — Да вовсе нет. В конце концов, его готовил старый Витторио, а Сазерленд просто заставил меня стать поручителем.
        — Была твоя очередь, Рэнс,  — напомнил Бессетт.
        — Да, теперь я это знаю.  — Руки Лейзонби соскользнули с каменной балюстрады, и он выпрямился.
        В этот момент прозвучал гонг, отдаваясь эхом от сводчатых стен. Плутовато подмигнув, Лейзонби набросил на голову капюшон.
        — Вот и настал колдовской час,  — сказал он.  — Занавес!
        Однако Бессетт колебался.
        — Черт побери, Рэнс, ты так ничего и не объяснил,  — задержал он старого друга, схватив его за руку.  — Тебе не нравится парень? Или ты не доверяешь ему?
        — Ну вот, ты опять пытаешься прочесть мои мысли.
        — О, ради Бога. Уж на это я точно не способен.
        — Правда?  — Лейзонби повернулся и начал спускаться по лестнице, подол его коричневого одеяния из шерсти волочился за ним по ступенькам; Бессетт последовал за ним.  — Но что касается ответа на твой вопрос, Джефф, то скажу прямо: мне нравится помощник,  — продолжил он, бросая слова через плечо.  — Но я не уверен, что он понравится остальным.
        Спустившись в основное помещение, Бессетт и Лейзонби заняли свои места среди остальных Хранителей. Церемония началась, и все они немного механически отвечали на литургию Сазерленда. Традиционные молитвы были произнесены, затем передали чашу с вином, но Джефф отпил из нее чисто символически.
        По правде говоря, хотя он и мог обвинить Рэнса в том, что тот не воспринимает подобные церемониальные штуки всерьез, сам Джефф едва касался тонкостей обрядов и ритуалов. Они оба были гораздо больше озабочены практическими вопросами, касающимися того, как возродить и обновить организацию, которая всего несколько лет находилась на грани развала, а ее члены из-за войны были разбросаны по всей Европе.
        Церемония инициации всегда проводилась на латыни, языке последних, все еще существующих, официальных рукописей Братства. За столетия многие записи Братства были уничтожены, часто из самосохранения — особенно в Средние века, когда Дар начал постепенно исчезать, а также во времена Инквизиции, когда многих из ватейи пытали.
        Хотя ватейи не сжигали как еретиков и не топили как ведьм, их судьба была трагичной ввиду того, что они были недооценены. Из-за подобной жестокости и невежества возникли Хранители, призванные защищать самых слабых среди них.
        Теперь они должны были принимать в свои ряды нового члена. По традиции, молодой человек, сейчас скрытый за Главным алтарем, является близким родственником одного из ватейи и рожден под знаком Огня и Войны. Он может сам обладать Даром в той или иной степени. Но его с юности должен был воспитывать один из посвященных — скорее всего один из Адвокатов — или доверенный член семьи.
        Бабушка Джеффа была одним из таких членов семьи, и хотя Братство не допускало в свои ряды женщин, она была доверенным представителем организации в Шотландии, где секта всегда была сильной и занимала прочные позиции. Она также обладала мощным Даром, и Джефф жалел, что не в состоянии отдать ей должное. Глубокая тишина воцарилась в помещении, как всегда бывало в тех редких случаях, когда в ряды Братства вводился новый член, а официальное введение в должность Хранителя было редчайшим из редких случаев.
        Сазерленд подошел к алтарю, поднял медный ключ, висевший на золотой цепочке у пояса, и открыл древний железный ларец. Откинув крышку, он осторожно извлек потрепанную книгу, которая лежала уже открытой и была заложена длинной кроваво-красной лентой.
        «Книга Истин» была самой редкой книгой Братства. В древнем томе были сформулированы все известные обряды, используемые в той или иной форме со времен расцвета Римской империи.
        Священник, подняв правую руку в знак вечного благословения, а левой прижав открытую книгу, прочитал несколько коротких слов, призывая соискателя отдать свою жизнь делу и просить Бога защищать его в своей работе.
        Затем он опустил руку и сделал знак.
        Стоящий между двумя мощными колоннами Главный алтарь начал дрожать и издавать звук, похожий на работающий мельничный жернов. Сначала медленно, а затем с удивительной быстротой алтарь развернулся на половину круга.
        Первое, что осознал Джефф, было то, что, как ни странно, помощник не был голым.
        Хотя, согласно ритуалу, на запястьях и глазах парня были повязки, он не был полностью обнажен. На нем была льняная сорочка чуть ниже колен.
        И второе, что осознал Джефф, что помощник отнюдь не был юношей.
        Кто-то ахнул.
        Кто-то другой, но не он. Джефф не мог даже дышать.
        Сазерленд тоже замер перед алтарем. С широко раскрытыми глазами он прижимал священную книгу к груди. Его рот тихо открывался и закрывался, затем он издал странный булькающий звук, какой бывает когда посудные помои разыскивают кухонный слив.
        Движимый этим звуком, Рутвейн начал пробираться сквозь толпу. Он забрал книгу у Сазерленда, а затем повернулся ко всем.
        — Чья эта шутка?  — вскрикнул он, потрясая книгой над головой.  — Ради Бога, пусть негодяй выйдет вперед!
        И наконец, третье, что понял Джефф, было то, что помощник, возможно, все-таки был обнажен, ибо сорочка, или что там это было, оставляла простор для воображения. Девушка стояла на алтаре, прямая и гордая, несмотря на веревки, которые связывали ее запястья. Она была высокого роста, с крепкой маленькой грудью, которая слишком быстро поднималась и опускалась, дикой гривой черных как смоль волос, которые спускались до талии, и длинными, стройными ногами.
        Во всем этом было что-то удивительное. Не говоря уже об эротической подоплеке со всеми этими веревками и повязками на глазах и, конечно, этими ногами…
        Теперь в помещении стоял гул. Рутвейн где-то нашел нож и перерезал веревки на ее запястьях. Джефф услышал, как посмеивается стоящий рядом Рэнс.
        В этот момент девушка, стоящая недалеко от Рутвейна, изогнулась, в результате чего тонкая сорочка очень вызывающе скользнула по ее бедру. Почувствовав прилив крови, Джефф строго взглянул на Рэнса — «гореть тебе в аду»,  — а затем поспешил на помост, снял с себя рясу и нежно завернул в нее девушку.
        Девушка слегка вздрогнула от его прикосновения.
        Затем Рутвейн очень бережно разрезал повязку, которая традиционно всегда оставалась на глазах помощника, пока шло голосование о его принятии.
        Девушка моргнула темными, широко поставленными глазами, посмотрела на толпу и, удивив всех, заговорила ясным, сильным голосом.
        — Я смиренно прошу о приеме в члены Братства,  — заявила она на точной, безупречной латыни.  — Я заслужила это право моей Преданностью, Силой и Кровью. Клянусь честью, я обещаю, что своим Словом и своим Мечом я буду защищать Дар, мою Веру, мое Братство и всех его Родственников, пока последнее дыхание жизни…
        — Нет, нет, нет, нет!  — запротестовал Рутвейн.  — Мое дитя, я не знаю, кто подговорил тебя на такие шалости, но…
        — Я…  — Голос Рэнса также был удивительно сильным.  — Я являюсь поручителем этой женщины для инициации в Древний и Самый Благородный Орден, Братство золотого креста. Так звучат волшебные слова поручителя? Я не ошибся?
        Джефф возмущенно воскликнул:
        — Матерь Божья, ты сошел с ума?
        — В самом деле, Рэнс!  — Сазерленд наконец обрел дар речи.  — Вы превратили уважаемый и священный ритуал в шутку. Это за пределами дозволенного.
        — Вот именно!  — проворчал кто-то в толпе коричневых ряс.
        Джефф встал перед девушкой, чтобы защитить ее, но она оттолкнула его с удивительной силой и шагнула вниз на помост.
        — Почему это за пределами дозволенного, милорды?  — Судя по акценту, она явно была из высшего общества.  — Десять долгих лет я обучалась. Я делала все, что мне говорили, и даже больше, хотя сама никогда не просила об этом. Но поскольку меня попросили — нет, сказали, что это моя обязанность,  — я отдала этому большую часть своей юности. Я пожертвовала всем только для того, чтобы решить поставленные передо мной задачи. И теперь вы собираетесь отказать мне в моем праве вступить в Братство?
        Смуглое лицо Рутвейна перекосилось.
        — Видите ли, в этом и состоит наша проблема,  — ответил он.  — Это — Братство, миссис…
        — Мисс де Роуэн,  — подхватила она.  — Анаис де Роуэн.
        — Мисс де Роуэн.  — Рутвейн слегка побледнел.  — Хорошо. Как я сказал, это — Братство. Не сестринская община и не большая счастливая семья.  — Затем он резко повернулся на помосте.  — Рэнс, вас следовало бы высечь. Ради Бога, позовите Софию, пусть она проводит эту бедную девушку и найдет ей одежду.
        Мисс де Роуэн.
        Почему это имя кажется знакомым?
        Не имеет значения. И для Рутвейна, и для Джеффа было понятно, что она не была обычной женщиной. Кроме того, она говорила и держалась с видом аристократки — несколько сердитой аристократки, которой причиняют беспокойство. А между тем она стояла перед десятками мужчин почти голая и при этом абсолютно невозмутимая.
        Старый Витторио чему-то научил ее, это уж точно. Однако Рэнс начал спорить.
        — Джентльмены, где записано, что женщина не может принадлежать Братству?  — закричал он.  — Джованни Витторио, один из наших самых надежных Адвокатов, счел нужным принять эту девушку под свое крыло и обучать ее в духе наших идей.
        — Чепуха!  — отрезал Джефф.  — Витторио был болен. Он не мог мыслить ясно. Рэнс, ты бы доверил ей свою жизнь? Потому что именно это ты просишь делать всех ватейи.
        — Ты забываешь, что я просмотрел документацию Витторио и долго беседовал с девушкой,  — возразил Рэнс.  — Ведь это и есть обязанность поручителя, не так ли? Он должен гарантировать, что помощник компетентен. Так вот, смею вас заверить, что во многих отношениях она гораздо компетентнее меня.
        — В этом,  — сказал Джефф жестко,  — я ничуть не сомневаюсь.
        — Я возмущен твоим высокомерием, старина,  — заметил Рэнс.
        — Я тоже возмущена,  — спокойно сказала девушка.  — Я компетентна. А вы, сэр, просто задница.
        Джефф повернулся к ней. Она не приложила никаких усилий, чтобы запахнуть рясу, которую он набросил ей на плечи, что и вызвало в нем необъяснимый гнев. Он оглядел ее сверху вниз и почувствовал, что, кроме ярости, в глубине живота у него возникло что-то еще.
        — Если вы действительно помощник Витторио,  — сказал он жестко,  — у вас должна быть метка.
        Она вздернула подбородок, и в ее черных глазах вспыхнул гнев.
        — О да, она у меня есть,  — сказала она, схватившись рукой за край сорочки.  — Хотите увидеть?
        — Боже, Бессетт,  — простонал Рэнс.  — У нее есть метка. Я убедился в этом.
        Бессетт повернулся в другую сторону.
        — Ты убедился?  — недоверчиво переспросил он.  — Ты не против рассказать… впрочем, нет, не беспокойся.  — Он резко обернулся и схватил девушку за плечо.  — Пойдемте со мной.
        — Куда вы ее ведете?  — Белкади, один из Адвокатов, возник у его локтя.
        — К Софии,  — ответил Джефф низким голосом.  — Я в отличие от Рэнса полагаю, что незамужняя женщина из хорошей семьи не может стоять полуобнаженной перед джентльменами.
        — О, благодарю вас!  — сказала девушка с горечью.  — Десять лет моей жизни выброшены на помойку из-за какой-то формальной нелепости.
        Джефф ничего не ответил и потащил ее вверх по лестнице, через винный погреб, а затем в коридор, где находилась лаборатория. Девушка огрызалась всю дорогу. Вскоре они оказались на цокольном этаже и на ступеньках, ведущих в частные помещения слуг.
        Вот только она не была просто девушкой.
        То, что она только что сделала, могло навлечь на нее гибель. Или для нее это просто не имеет значения?
        — Вы сломаете мне руку, хам!  — резко сказала она.  — Чего вы так боитесь? В конце концов, я всего лишь женщина.
        — Я боюсь за вас, дурочка,  — прошептал он.  — Не шумите, прошу, пока вас не увидел тот, кому мы не сможем приказать молчать.
        Она упиралась, пытаясь задержаться на лестничной площадке.
        — Я не стыжусь того, кто я,  — сказала она, сжимая в руках его рясу.  — Я упорно трудилась, чтобы изучить свое ремесло.
        — Мадам, у вас нет «ремесла»,  — холодно ответил он.  — Ради Бога, подумайте о других, если вам наплевать на себя. Что бы сказал ваш отец, если бы узнал, где вы сейчас были?
        При этих словах на ее щеках появился румянец.
        — Честно говоря, возможно он не одобрил бы меня.
        — Возможно?  — Против воли Джефф снова окинул ее горячим взглядом.  — Возможно, он не одобрил бы? То, что его дочь бегает полуголой по лондонскому клубу?
        Ее жесткие черные глаза сузились.
        — Это не так. Я просто не все ему рассказала. Пока.
        Джефф недоверчиво уставился на нее.
        — Вы хотите сказать, что успели уже что-то рассказать ему?
        Она еще больше покраснела, но тон ее не смягчился.
        — О, помилуйте, я находилась в Тоскане с Витторио на протяжении нескольких месяцев,  — парировала она.  — Как вы думаете, что я ему сказала? Что была в пансионе благородных девиц в Женеве? Как вам кажется, я похожа на одну из них?
        Нет, не похожа.
        Она была какой-то… дикой.
        Несмотря на то, что ее нельзя было назвать очень хорошенькой, она была из тех, с кем мужчина вряд ли бы смог расстаться. Она была интригующей, земной и полной жизнерадостности, которую он не совсем мог понять. Какой бы она ни была, она не была похожа ни на одну из тех женщин, которых он когда-либо знал, а знал он их немало.
        Однако гнев ее отца был не его заботой. Как ни странно, разозлившись на себя, он повернулся, чтобы снова двинуться дальше, и потащил ее к следующей лестнице. Но она не ожидала этого и, зацепившись ногой о подол его длинного одеяния из шерсти, качнулась вперед.
        — Ой!  — вскрикнула она, уцепившись рукой за перила.
        Джефф инстинктивно поймал ее, обхватил рукой стройную талию и сильно прижал к груди.
        Внезапно время и место исчезли, словно все перестали дышать — остались лишь тепло, запах и чистая, неподдельная чувственность, которая, пожалуй, могла любого мужчину лишить здравого смысла. И когда он заглянул в эти глаза — глаза цвета горячего шоколада, окаймленные густыми черными ресницами,  — он почувствовал, как что-то глубоко внутри его начало изгибаться и переливаться, как расплавленный металл в огне какой-то потусторонней кузницы.
        Ее нижняя губа была полной, как ломтик спелого персика, и соблазнительно подрагивающей.
        Но тут девушка спасла его от того, что он по глупости, похоже, вознамерился сделать.
        — Уф!  — проворчала она, слегка отодвигаясь.  — Если вы собираетесь убить меня, Бессетт, просто перекиньте через перила и покончим с этим.
        — Не искушайте меня,  — огрызнулся он.
        Необъяснимым образом и по непонятной причине он не мог не смотреть вниз. С этой точки были хорошо видны выпуклости ее совершенной груди, а он, да поможет ему Бог, не был ангелом.
        Мисс де Роуэн выпрямилась, в глазах ее мелькнуло раздражение.
        — Милорд, я что, смущаю вас?  — улыбнулась она, подтягивая верх сорочки.  — Я не привыкла к демонстрации груди, если только она не в корсете бального платья.
        — А это,  — тихо сказал он,  — бывает не очень часто.
        Ее лицо покрылось пятнами.
        — Прошу прощения,  — сказал он.  — Но вы сами выбрали эту одежду, мисс де Роуэн. А я в конце концов просто обыкновенный мужчина.
        — Обыкновенный?  — презрительно фыркнула она.  — Не думаю, что здесь есть хоть кто-нибудь обыкновенный.
        — Поверьте мне, моя дорогая, когда дело доходит до привлекательной женщины, все мужчины одинаковы.  — Он протянул к ней руку, стараясь быть более покладистым.  — Это еще одна причина, почему я боюсь за вас.
        — По-вашему, мне угрожает опасность в этом доме?  — Ее голос был резким.
        — Пострадать может только ваша репутация,  — ответил он.  — Здесь никто не причинит вам вреда, мисс де Роуэн. Вы можете доверить свою жизнь всем и каждому из нас, включая, естественно, и меня, несмотря на мои дерзкие шарящие глаза.
        С очевидной неохотой она вложила свою руку в его.
        — А теперь о вашем отце,  — сказал он твердым голосом.  — Полагаю, вы собираетесь открыть мне, кто он.
        — Неужели?  — На мгновение она прикусила губу.  — Он мелкий эльзасский дворянин. Виконт де Венденхайм-Селеста.
        Внимательно взглянув в эти шоколадно-карие глаза, Джефф решил настоять на своем.
        — А поподробнее? Ну же, мисс де Роуэн. Держу пари, вы родились и выросли в Лондоне. Может быть, я и распутный грубиян, но я всегда чувствую, когда мне что-то недоговаривают.
        Наконец она отвела взгляд.
        — Давным-давно его звали Максом де Роуэн. Или просто Венденхайм. Он… связан с министерством внутренних дел. Вроде бы.
        Отлично. Хватит нежностей! Джефф, с трудом сдержав ругательство, повернулся и потащил ее вверх по следующему лестничному маршу.
        Де Венденхайм! Ничего себе! Рэнс, должно быть, помешался. Этот поганец из «Кроникл» окончательно свел его с ума.
        Джефф ничего не знал о титуле де Венденхайма, но в душе сознавал, что это не тот парень, которого стоит восстанавливать против себя. И он не был вроде бы связан с министерством внутренних дел. Он сам был министерством внутренних дел — или, точнее, жестокостью, стоящей за ним. Политически он был неприкосновенным — неизбранным, беспартийным и более или менее неофициальным — последним серым кардиналом.
        Как черная кошка с девятью жизнями, худой горбоносый человек пережил один политический переворот за другим, создание столичной полиции, беспорядки, связанные с Реформой избирательной системы в Англии, кровавую работу лондонских Берков[2 - Группа, убивающая людей для продажи их тел анатомам, действовавшая в Лондоне в 1831 г. Они подражали Уильяму Хейлу и Уильяму Берку, владельцам эдинбургского пансиона, которые убивали своих постояльцев, а затем их тела продавали анатому Роберту Ноксу.] и всех секретарей министерства.
        А теперь его дочь обучена как Хранитель? И по-видимому, без его благословения!
        Боже ты мой!
        — Поторопитесь!  — сказал он грубо.  — Сейчас мы найдем вам одежду.
        — Прекрасная мысль, учитывая жуткий сквозняк!  — отрезала она.  — Не можете позволить себе больше угля? Я-то думала, что вы все богатые. У меня голые ноги, а моей заднице не было так холодно с зимы…
        — Мисс де Роуэн,  — удалось вставить слово Джеффу.  — Меньше всего меня интересует состояние вашей задницы.
        Лжец, лжец, лжец.
        — О, я просто убита, милорд,  — сказала она насмешливо.  — Конечно, согласно церемониалу, я должна была быть полностью обнаженной, но даже мне не хватило наглости сделать это.
        — Судя по всему, мы все должны быть благодарны крошечному кусочку здравого смысла,  — сказал Джефф сквозь зубы. Он действительно так считал, поскольку ему не хотелось бы сохранять в голове образ полностью обнаженной Анаис де Роуэн.
        И все же этот образ уже не давал ему покоя. Представляя и вызывая в воображении эти невероятно длинные ноги, он задавался вопросом, смогли бы они…
        Стоп. Его не должна волновать длина ее ног. Он должен избавиться от нее.
        Слава Богу, они добрались до верхнего этажа дома, где Белкади держал частные апартаменты. Джефф дважды постучал тыльной стороной одной руки, а другой все еще придерживал эту строптивую чертовку. Потребовалась вся его вежливость англичанина, которая удержала его от того, чтобы, как только дверь распахнется, не впихнуть ее внутрь и не броситься бежать. А его шотландская кровь хотела привязать ей камень на шею и бросить в Темзу.
        Дверь открыла София, ее широко расставленные карие глаза скользнули по ним.
        — Милорд!  — сказала она, вздрогнув.  — Где Самир?
        — Ваш брат все еще в Храме,  — ответил Джефф, втаскивая мисс де Роуэн внутрь.
        — Конечно.  — София опустила взгляд.  — Кто она?
        — Помощник!  — отрезала мисс де Роуэн.  — И у меня есть имя.
        София залилась краской и отвернулась.
        — Я поставлю чайник.
        Пленница Джеффа сразу же раскаялась.
        — Прошу прощения,  — сказала мисс де Роуэн.  — Я виновата.
        — Ну что ж,  — невозмутимо ответила София, сложив руки.  — Извините. Я скоро вернусь.
        — Я — Анаис,  — сказала девушка, протягивая руку.  — Анаис де Роуэн. Простите меня, пожалуйста. Меня волокли по ступенькам, и это, к сожалению, пагубно отразилось на моих манерах. Знаете, я с удовольствием выпила бы чашечку чая. Между прочим, у меня есть одежда, лорд Бессетт. Я не разгуливала по улицам голой. А вы ведь лорд Бессетт, не так ли? Вы забыли представиться перед тем, как потащить меня по лестнице из Храма.
        — Где вы оставили одежду?  — спросил он, игнорируя остальную часть обличительной речи.
        Ее глаза с раздражением расширились.
        — В маленькой комнате на первом этаже,  — сказала она.  — Я вошла через сады.
        Джефф сразу же потянулся к шнурку колокольчика, но затем осознал глупость этого движения.
        — Сядьте и молчите,  — приказал он.  — Я заберу вашу одежду. И будьте подобрее к Софии. Когда эта ужасная ночь закончится, возможно, она будет вашим единственным другом здесь.
        Глава третья
        Умная воюющая сторона навязывает свою волю противнику, но не позволяет, чтобы ей была навязана воля противника.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Анаис, рассеянно растирая затекшие запястья, наблюдала за тем, как уходит ее похититель. Лорд Бессетт оказался высокомерным и упрямым. А чего она ожидала? Красивые и богатые аристократы редко бывают иными. По-видимому, тот факт, что он был одним из членов Братства, не обязательно делал его образцом смирения или гуманности.
        А она, ну, она выглядела идиоткой в своей растерзанной сорочке, поверх которой была накинута колючая противная готическая ряса. Грубая шерстяная ткань волочилась по полу, ее можно было дважды обернуть вокруг нее, но тем не менее Анаис знала, что должна быть признательна и за нее.
        Со вздохом, переживая из-за своего унижения, Анаис упала в глубокое, удобное кресло, в которое Бессетт почти толкнул ее. Конечно, она чувствовала себя оскорбленной. Все прошло именно так ужасно, как предупреждал ее кузен Джованни.
        Но теперь Джованни Витторио мертв. И прабабушка умерла. Все, кто смог убедить Анаис заниматься этим странным и таинственным делом, ушли за своей великой наградой, оставив ее в одиночку переживать самое трудное.
        Не то чтобы Витторио никогда не считал, что обучение Анаис было неблагоразумным. Конечно, он никогда такого не говорил. И уделял ей все свое внимание. Но с годами, когда их взаимная привязанность усилилась, Анаис начала ощущать его беспокойство. Однажды — после того как ублюдок Рафаэль разбил ее сердце — Витторио даже мягко предположил, что, возможно, Анаис стоит предпочесть другую жизнь. Обычную, светскую. Для самого Дара нет места в современном мире.
        Но даже с разбитым сердцем она хотела — нет, была обязана — почитать память своей прабабушки. Так что они действовали без плана — Анаис делала все возможное, чтобы изучить то, что от нее требовалось, а кузен, который был намного ее старше, копил свои невысказанные сомнения. И вот теперь ей показалось, что у этих сомнений были основания. Анаис почувствовала, что пытается сдержать слезы.
        Она приказала себе успокоиться. Ощущение безнадежности больше не будет доставлять ей мучения, она просто не допустит этого. Прабабушка София всегда говорила, что отчаяние — это эмоция для слабонервных, полезная только для девиц, упивающихся страданиями, и служащая для вдохновения поэтов.
        И все же Анаис на мгновение устало прикрыла глаза и сделала несколько глубоких прерывистых вдохов. Но это сразу же напомнило ей о высокомерном лорде Бессетге, ибо запах, исходящий от тяжелой шерстяной рясы, который она вдохнула, был несомненно его, и он окутал ее как теплое, странно успокаивающее облако.
        Это — ряса, в которую он любезно завернул ее, напомнила себе Анаис. Да, наверняка он упрям и шовинистичен. Возможно, он слишком часто окидывал ее дерзким и обжигающим взглядом. И нет никаких сомнений, что в его воображении ее грудь была обнажена. Но его беспокойство было по крайней мере искренним.
        Он был достаточно красив, и, глядя на него, девушки могли падать в обморок, если только они обладали таким сценическим искусством и умели манерничать. Анаис не умела. Она имела зуб на красивых мужчин и была убеждена в том, что все они без исключения знают о своей неотразимой внешности и постоянно пользуются ею. Однако ее здравый смысл не мог не отметить чистые и жесткие линии его лица и красивый подбородок, словно вырезанный из мрамора.
        Его глаза холодно блестели под темными прямыми бровями, нос был орлиный и чуть с горбинкой. Лишь пышный, жаждущий наслаждений рот спасал Бессетта от чрезмерной мужественности. Тем не менее, на его лице не было морщинок от улыбок, которые могли бы указать на то, что он часто смеется. У Анаис сложилось странное впечатление, что этот человек вообще лишен чувства юмора.
        Возможно, мужчине, который так соблазнительно выглядит, и не нужно чувство юмора. Она снова вдохнула запах мужской кожи и аромат цитруса. Он недавно побрился, не прошло и двух часов, предположила она, а это значит, что он бреется два раза в день. Очевидно, он очень гордится своей внешностью, этот постоянно прихорашивающийся павлин.
        На самом деле это было несправедливо. А злость, как нередко говорил Джованни, была ниже ее достоинства.
        По правде говоря, создавалось впечатление, что лорд Бессетт все-таки мало заботился о своей внешности. Он двигался, как какое-то существо из джунглей, инстинктивно элегантное и спокойное, словно он владел миром, почти не вспоминая о нем.
        Анаис знала, что тщеславных, эгоцентричных мужчин легко понять и ими нетрудно манипулировать. И внезапно ее осенило, что с Бессеттом, возможно, будет не так уж и просто. Было слишком самонадеянно предполагать, что с ним она сможет добиться своего.
        Но был ли у нее выбор? Он здесь лидер. Джованни так и сказал ей на самом раннем этапе обучения. Он действительно был глубоко благодарен Бессетту за его усилия по восстановлению Братства и за то, что он разместил центр организации в Лондоне — здесь, в этом доме, в так называемом Обществе Сент-Джеймс. И, судя по роскоши, которая была видна во всем, потратил на это достаточно много денег.
        Слабый звук заставил ее встрепенуться. Анаис выпрямилась и увидела, что красивая темноволосая женщина вернулась с подносом, на котором стоял чайный сервиз.
        Молча поставив его на стол и сделав легкое подобие реверанса, она собралась уйти.
        Анаис нашла слегка забавным, что такое прекрасное, королевское существо приседает перед ней в реверансе.
        — Я сожалею,  — сказала она.  — Я была с вами недопустимо груба, мисс…
        Наконец женщина подняла глаза, чтобы встретить взгляд Анаис. В ее взгляде не было ничего почтительного.
        — Белкади,  — тихо ответила она.  — Мисс Белкади.
        — И вы живете здесь?  — спросила Анаис.  — В этом доме?
        — С моим братом Самиром,  — ответила та.
        — Странно, что они это вам позволили,  — угрюмо заметила Анаис.  — Из-за моего появления здесь было много суеты и вздора.
        Мисс Белкади скользнула взглядом по полураздетой Анаис, но ничего не сказала по этому поводу.
        — Мой брат — дворецкий,  — холодно ответила она.  — Я веду счета и руковожу небольшим штатом женщин.
        Как домоправительница, подумала Анаис.
        Вот только эта женщина была похожа на домоправительницу, как королева Виктория на уличного торговца фруктами. Мисс Белкади, с подобранными наверх каштановыми волосами, была одета просто, в темно-серое платье из мериносовой шерсти. И все же, несмотря на всю ее серьезность, казалась, что она не намного старше Анаис.
        — Не хотите ли присесть, мисс Белкади?  — выпалила она.  — Я знаю, что мне не хватает манер, но сейчас я бы не отказалась поболтать с приятным человеком.
        Каким-то образом Анаис почувствовала, что ее враждебно настроенная хозяйка окажется слишком снисходительной, чтобы отказать.
        — Хорошо,  — ответила она и села, аккуратно подобрав юбки под себя.  — Мне разлить чай?
        Анаис улыбнулась.
        — Какой милый акцент,  — сказала она.  — Вы француженка?
        Взгляд мисс Белкади на мгновение метнулся вверх.
        — Отчасти,  — сказала она.  — Вам положить сахар?
        — Нет, ничего не нужно. Спасибо.
        Чай был горячим и очень крепким. Удивительно, Анаис показалось, что он бодрит и тонизирует. Несмотря на все ее смелые слова, сегодняшняя церемония сильно на нее подействовала, и в глубине души она радовалась, что все закончено.
        Только вот все ли?
        Анаис потерпела неудачу, но не считала себя побежденной. Сколько раз прабабушка София предупреждала, что у нее будет непростая жизнь? В этом Братстве веками не было женщин, возможно, с тех самых пор, как вымерли великие кельтские жрицы.
        Как только пройдет сегодняшний шок, Анаис надо будет просто попытаться убедить членов Братства в Лондоне принять ее. Или вернуться в Тоскану, подумала она, и обратиться к знакомым кузена Джованни. У семьи Витторио их много. Однако, как и большая часть Европы, Тоскана становилась все более нестабильной, а что касается Дара — ну что ж, значит, там не осталось никого, кто бы нуждался в ней. Те немногие, о ком было известно, были отправлены за границу, к родственникам, другим Хранителям по всему континенту, где еще можно было укрыться от политической нестабильности.
        Мисс Белкади кашлянула, возвращая Анаис в действительность и к ее обязанностям в качестве гостьи.
        — Какой крепкий чай,  — заметила Анаис.  — Он какой- то особенный?
        — Это черный чай из Ассама,  — сказала хозяйка,  — города у подножия Гималаев. Его прислали лорду Рутвейну.
        — Ах, Рутвейн,  — задумчиво сказала Анаис.  — Я видела его сегодня вечером. Что он собой представляет?
        Мисс Белкади сразу же отвела взгляд.
        — Он — джентльмен.
        — И он… индус?  — нажала на нее Анаис, которая никогда легко не сдавалась.
        Мисс Белкади заметно напряглась.
        — Я считаю, что он христианин,  — сказала она — но не в моем положении задавать подобные вопросы.
        — Нет, я имела в виду, он…
        Анаис остановилась и покачала головой. Не имеет значения, что она имела в виду.
        — Я еще раз прошу прощения, мисс Белкади,  — сказала она.  — Обычно я не бываю такой несносной. Меня оправдывает только тяжелая ночь.
        Наконец-то во взгляде мисс Белкади мелькнуло любопытство.
        — Я вам сочувствую,  — тихо сказала она.
        Анаис посмотрела вниз на свой странный наряд.
        — И я полагаю, у вас возникли вопросы…
        Мисс Белкади сидела спокойно, приподняв идеальную бровь.
        — …по поводу моей одежды,  — удалось закончить Анаис.  — И что я здесь делаю.
        Выражение лица мисс Белкади оставалось бесстрастным.
        — Не в моем положении интересоваться подобными вещами.
        Именно в этот момент в дверь быстро постучали — тук- тук!  — и лорд Бессетт проскользнул внутрь.
        Где-то по пути он раздобыл пиджак, что было довольно досадно, потому что он очень хорошо смотрелся без него. Он свернул ее одежду в аккуратный узелок и сунул его под мышку, почему-то оставив кружевную оборку одной из штанин панталон выглядывать снизу.
        Внезапно ей захотелось рассмеяться. Однако лорд Бессетт и без того выглядел достаточно возмущенным. Вероятно, он не привык играть роль служанки леди.
        — София, где мисс де Роуэн может одеться?  — спросил он без предисловий.
        Мисс Белкади махнула рукой в сторону одной из дверей, что выходила в небольшую гостиную.
        — В моей спальне.
        Бессетт бросил узелок на колени Анаис.
        — Я вызвал свой экипаж, он отвезет вас на Генриетта-плейс,  — сказал он.  — Я могу прогуляться пешком, так что…
        — Спасибо, но я не живу в Вестминстере,  — вставила Анаис.
        Лорд Бессетт странно посмотрел на нее.
        Итак, он действительно знает, кто ее отец и даже где он живет. Она подозревала, что именно это повлияло на изменение в его манере поведения на лестнице.
        — В любом случае, лорд Бессетт, мои родители сейчас за границей,  — сказала она.  — На своих виноградниках. А я живу на Уэллклоус-сквер.
        При этих словах его глаза расширились.
        — В Ист-Энде?  — выпалил он.  — Одна?
        — Нет. Не одна.  — Анаис сохраняла бесстрастное выражение лица, решив, что очень многому научилась у Софии Белкади.  — И мой кучер ждет меня в пабе «Голубые столбы».
        Странный блеск вновь возник в глазах лорда Бессетта, и Анаис вдруг стало интересно, какого они цвета. В искусственном освещении гостиной было трудно судить.
        — Да, интересный вечер выдался,  — сказал он наконец.  — Но вам не стоит заходить одной в паб. Не в это время ночи.
        Мисс Белкади переводила взгляд с одного на другую и обратно.
        — Уже довольно поздно,  — сказала она, грациозно поднимаясь из кресла.  — Я пойду с мисс де Роуэн. Возможно вы, милорд, захотите присоединиться ко мне?
        Казалось, Бессетт колеблется.
        — Если ваш брат не будет против, то да. Спасибо.
        — Мой брат не будет против,  — ответила мисс Белкади. Она снова сложила руки вместе, и Анаис впервые увидела в этом жесте и силу, и упорство.
        Бессетт обратил свой взгляд на Анаис.
        — Ну, значит, решено,  — более мягким тоном сказал он.  — А теперь, мисс де Роуэн, поторопитесь, пожалуйста. Еще час, и на улицах появятся люди с повозками, полными овощей.
        На следующее утро настроение в кафе Общества Сент-Джеймс было странным.
        Лорд Рутвейн стоял около одного из широких стрельчатых окон, потирая рукой шею, уставившись на другую сторону улицы Сент-Джеймс, где был вход в частный клуб для самых отчаянных игроков из числа джентльменов.
        Справа от Джеффа сидел лейтенант лорд Карран Александр, который выглядел так, как будто не спал.
        Лорд Мэндерс отправился к буфету, словно собирался пополнить свою тарелку с завтраком, а затем оставил ее там, позабыв.
        Даже мистер Сазерленд оставил свою чашку с кофе, и теперь напиток остывал на столе.
        «Такое потрясение,  — подумал Джефф,  — и из-за одной маленькой женщины».
        И конечно, Рэнс — причина всего этого разлада — не счел нужным появиться, будучи джентльменом, который редко встает до полудня, если только гарнизону не дан приказ идти на штурм или не открыт сезон охоты на куропаток.
        Сазерленд резко откашлялся и предложил Рутвейну отойти от окна.
        — Не думаю, что нам стоит еще ждать, Эйдриан,  — сказал он.  — Как Священник я здесь, чтобы быть третейским судьей, а не принимать решения. Оно — за вами, отцы-основатели.
        Александр поднял взгляд на мистера Сазерленда.
        — Разумеется, сэр, но разве могут быть какие-нибудь вопросы по поводу принятии в Братство этой женщины?
        — Ты задал неправильный вопрос, старина,  — неприятно скривил губы Рутвейн, устраиваясь в кресле.  — Нужно решить, отхлещем ли мы Рэнса по заднице за вчерашний обман или просто вышвырнем отсюда?
        — Господа, давайте не будем спешить.  — Сазерленд снял свои серебряные очки и задумчиво отложил их в сторону. Это был высокий человек с военной выправкой, который был выбран в качестве Священника за мудрость и характер.  — Членство в Братстве — пожизненное. И все мы знаем это. Что касается так называемого Общества Сент-Джеймс, то в вашем уставе нет процедуры увольнения отца-основателя. И это было бы опрометчиво.
        — Но, Сазерленд, вчерашняя ночь была за пределами дозволенного,  — сказал лорд Мэндерс, отодвигая в сторону чашку с кофе.  — Привести к нам женщину! Подумайте, что она видела? Представьте себе, какие сказки она может рассказывать? Как соотечественник Лейзонби и лояльный шотландец — я в ярости!
        — У шотландцев нет никакого особого влияния в Братстве, милорд,  — немного устало сказал Сазерленд.  — Да, я признаю, что Дар набирает силу в этой стране. Но мы не должны судить о человеке по его расе.
        — Кроме того, среди нас каждый день бывает женщина.  — Джефф услышал, как произносит это вслух.  — Вы забыли, что под нашей крышей живет София Белкади.
        — Мисс Белкади имеет дело только со штатом прислуги,  — возразил Мэндерс.  — Никто из нас не видит ее. Она редко говорит, и, конечно, не с мужчинами. И совершенно не в курсе того, что здесь происходит.
        Джефф был готов биться об заклад, что сестра Белкади знает о том, что происходит в Обществе Сент-Джеймс гораздо лучше, чем половина ее членов, но, поразмыслив, решил скрыть это соображение.
        — Все это не важно, она — сестра Белкади, и ей можно доверять,  — продолжил Александр.  — Но что касается этой женщины, де Роуэн, полагаю что это просто одна из дурацких шуток Рэнса.
        — Хотелось бы мне, господа, чтобы все было так просто.
        Джефф обернулся и увидел, что Священник потирает переносицу.
        — Сазерленд, что вы имеете в виду?  — потребовал Рутвейн.
        Священник устало вздохнул.
        — Я не спал всю ночь, читая записи, которые Рэнс дал мне,  — сказал он.  — Они действительно довольно… необычные.
        — Необычные?  — повторил Джефф.  — В каком смысле?
        Сазерленд кивнул в его сторону.
        — Об этом чуть позже,  — сказал он.  — Сначала позвольте мне добавить, что в бумагах я также нашел адресованное мне письмо, которое Джованни Витторио написал перед смертью. Я думаю, Рэнс не передал его мне потому, что оно могло бы преждевременно раскрыть его сюрприз. А может быть, Рэнс пропустил его или решил, что это всего лишь предсмертное письмо старому другу.
        Александр потемнел, как грозовая туча.
        — При всем уважении, сэр, мне кажется, вы собираетесь найти какой-то повод для оправдания поведения Лейзонби прошлой ночью.
        — Или рассказать нам то, что нам не обязательно знать,  — проворчал Рутвейн.
        Джефф тоже почувствовал ветер перемен — он уловил его еще прошлой ночью в апартаментах Белкади. Мисс де Роуэн была слишком невозмутимой. Не побежденной, скорее… смирившейся. Да, она потеряла самообладание один или два раза, но ему показалось, что в целом она готова к сражению, и это был ее первый залп.
        — И что же говорится в письме Витторио?  — Голос Джеффа прозвучал гораздо спокойнее, чем он себя чувствовал.
        — Что девушка — правнучка его старшей кузины, провидицы по имени София Кастелли,  — ответил Священник.  — Семья имела глубокие корни в Братстве задолго до того, как появились письменные записи.
        — Она обладала Даром?  — спросил Рутвейн.
        Сазерленд кивнул.
        — В некоторой степени,  — ответил он.  — Но у нее был довольно необычный посредник — карты Таро.
        — Вот как?  — хмыкнул лорд Мэндерс.  — Что за цыганская чушь!
        Но Рутвейн покачал головой.
        — Дар может проявляться в необычных областях,  — напомнил он раздраженно.  — Часто в тех, которые связаны с культурой его обладателя. В Индии моя сестра была сведуща в мудрости астрологии и хиромантии. Но если вы спросите ее, является ли она мистиком, как наша мать, она рассмеется над вами.
        — Леди Аниша считает, что это скорее навык, а не Дар,  — вставил Бессетт.  — И в какой-то степени, может быть, так оно и есть.
        — Все возможно,  — согласился Рутвейн.
        — И так же, как и ее брат,  — добавил Джефф,  — она отказывается позволить нашему Ученому, доктору фон Альтгаузену исследовать ее способности в лаборатории.
        — Выкинь это из головы, Бессетт,  — предупредил Рутвейн.
        Джефф улыбнулся:
        — Хорошо, итак, кузина Витторио умела читать карты.  — Он повернулся к Священнику.  — Но, как я упоминал ранее, мисс де Роуэн призналась мне, кто ее отец. Как же семья оказалась здесь?
        — Кастелли занимались торговлей вином по всей Европе — сказал Сазерленд, задумчиво поглаживая свою бороду с проседью.  — Дочь Софии вышла замуж за француза с обширными виноградниками в Эльзасе и Каталонии, но он умер после Революции. Чтобы спастись от Наполеона, старая госпожа Кастелли переместила семейный бизнес по оптовой торговле в Лондон. Она была жесткая как гвоздь и держала семью в железном кулаке.
        — Кастелли,  — задумчиво произнес Александр, припоминая.  — Да, я видел их фургоны, стоящие перед «Берри бразерс», старейшей виноторговой компанией. И у них есть еще склады в Ист-Энде.
        Сазерленд кивнул.
        — Внук госпожи Кастелли ненавидел семейный бизнес и ушел работать в полицию, что было, по мнению старухи, ниже его достоинства. И я разделяю ее точку зрения. Это послужило причиной многих споров в семье. Но затем он женился на вдове из Глостершира, сестре графа Трейхерн.
        На мгновение Джеффу показалось, что он ослышался. Он почувствовал, как с его лица схлынула кровь. Трейхерн — или любой член его семьи — был последним человеком, кого бы он хотел рассердить.
        — Вы, разумеется, шутите?  — выдавил он.
        Сазерленд удивленно взглянул на него.
        — Нет,  — ответил он.  — У них пятеро детей, самые старшие — близнецы — Арман де Роуэн и его сестра Анаис. Кроме них, есть также и приемный сын, он еще постарше.
        Глаза лорда Мэндерса расширились.
        — Я знаю Армана де Роуэн,  — произнес он.  — Очень спортивный парень с кучей денег. Боже мой! Мой дядя и его отец закадычные друзья.
        — Это, должно быть, де Венденхайм,  — мрачно уточнил Сазерленд.  — Мы должны действовать осторожно, господа.
        — Я бы сказал, что мы вообще не должны действовать,  — раздраженно возразил Рутвейн.  — Мы ведь приняли решение, не правда ли? Хотя надо еще устроить взбучку Рэнсу. Конечно, есть опасность, что девушка может проболтаться, но…
        — Девушка не проболтается.  — Сазерленд сорвал очки и снова бросил их на стол.  — Господа, думаю, вы не понимаете. Витторио очень серьезно занимался воспитанием этой женщины. Он обучал ее древним текстам Братства, а также естественным наукам, религии, даже военной тактике. Она свободно говорит на шести языках — включая латынь и греческий — и, по-видимому, может ездить верхом так же хорошо, как мужчина. Кроме того, Витторио говорит, что она — одна из лучших учениц по владению холодным оружием, которую он когда-либо обучал.
        — Боже мой,  — прошептал Александр.  — Даже в Военной академии нельзя получить лучшего образования. Но владение холодным оружием? Это немного умирающее искусство.
        — Умирающее — возможно, но не мертвое,  — возразил Сазерленд.  — Никто не знает, когда такой навык может пригодиться. В любом случае Витторио утверждает, что девушка была поддержана ее семьей.
        — Ее отцом?  — рявкнул Джефф.  — Вздор!
        — Софией Кастелли,  — ответил Сазерленд.  — Витторио не знал, в полной ли мере понимал отец, кем является его дочь. Но он очень ясно говорит, что София Кастелли приняла решение это сделать и что предназначение этой девушки — надеть мантию Хранителя. И если Витторио можно верить, сама синьора Кастелли была не слишком этому рада. Но она была уверена в этой девушке.
        — О чем вы говорите, Сазерленд?  — возмутился Александр.  — Что мы… мы должны принять ее? В Братство не принимают женщин — ни как Священников, ни как Адвокатов или даже Ученых. И они, конечно, не могут быть Хранителями.
        — Я не могу возразить всем вашим аргументам,  — сказал Сазерленд,  — но в древнем мире, разумеется, были кельтские жрицы — и очень сильные. Кроме того, боюсь, мы не можем точно знать, что было, а чего не было.
        — Хорошо,  — с неохотой согласился Александр.  — Вы правы насчет жриц.
        — Более того, я провел всю ночь, просматривая древние тексты, и нигде — нигде!  — не сказано, что женщина не может принадлежать Братству,  — продолжил Сазерленд.  — В текстах вообще не поднимается вопрос о половой принадлежности участников. Странно, что я никогда не замечал этого раньше.
        — Но это смешно,  — сказал Рутвейн.  — Женщины совершенно не годятся для подобной работы.
        — Ну, не знаю,  — заговорил Джефф, прежде чем успел остановить самого себя.  — Я легко могу представить твою сестру Анишу в качестве Хранителя — особенно если будут угрожать любому из ее мальчиков. Хотел бы я посмотреть на того парня, который осмелился бы встать ей поперек дороги.
        Сазерленд выпрямился.
        — Эйдриан, правда заключается в том, и я молился об этом всю ночь, что мисс де Роуэн идеально подходит для выполнения задания, которое выпало нам в Уоппинге на этой неделе.
        Рутвейн замер.
        — Вы имеете в виду то дело, о котором говорил Дюпон?
        — Именно так,  — ответил Сазерленд.  — И я задумался… А может быть, это рука Господа?
        Внезапно до Джеффа дошло, что собирается предложить Сазерленд.
        — Нет!  — сказал он, вскочив с кресла.  — Нет, Сазерленд, так не годится.
        Сазерленд развел руками.
        — Что, если здесь есть что-то, чего никто из нас не видит?  — предположил он.  — Что, если этот ребенок — Жизель Моро — действительно в опасности? Что, если что-то жизненно важное зависит от ее безопасности?
        — Я не вполне понимаю, Сазерленд,  — Джефф пересек комнату и встал на прежнее место Рутвейна у окна, машинально уставившись на улицу Сент-Джеймс,  — на чем именно вы настаиваете?
        — Мы должны выслушать мисс де Роуэн,  — сказал Священник.  — Все мы, господа, верим в судьбу. Что, если все, что привело нас к этой точке — приезд Дюпона, твердость госпожи Кастелли, упорное обучение Витторио этой девушки,  — что, если это все часть какого-то большого, невидимого плана?
        — Сазерленд, при всем уважении,  — возразил Джефф,  — вы не можете предложить мне взять эту девушку в Брюссель.
        — Разве все мы не просто воины,  — нажал на него Сазерленд — которых призывают в случае необходимости? Для защиты уязвимых? Некоторые из вас — на самом деле все вы — обладают Даром в той или иной степени. Возможно, мисс де Роуэн также не является исключением.
        Джефф выпятил подбородок.
        — А что насчет ее репутации?
        — Это решение самой молодой леди, не так ли?  — сказал Сазерленд.  — В какой-то момент она сделала выбор продолжать работать с синьором Витторио. Она знала, к чему это может привести. Кроме того, она приехала из Тосканы несколько дней назад. Вы приплывете в Остенд на частной яхте. Если она будет осторожна — и умна,  — никто не будет в курсе ее приездов и отъездов. Кому какое дело?
        Джефф, по-прежнему находясь у окна, провел рукой по свежевыбритому подбородку. Прав ли Сазерленд насчет всего этого? И всего того, что касалось Анаис де Роуэн? Прошлой ночью он почти не спал, думая о ней как одержимый.
        Она казалась ему самой непонятной из всех женских созданий — дерзкая, своенравная и обладающая, судя по всему, острым и проницательным умом. В этой женщине совсем не было сдержанности — и очень мало скромности, улыбнулся он про себя. И все же он находил ее очаровательной.
        По правде говоря, близко он знал не многих женщин. У него, конечно, были случайные связи, но секс — это еще не духовная близость. Он понимал это. Но, как и Рутвейн, был разборчив в выборе тех, с кем ложился в постель. Мужчина, обладающий Даром, должен заботиться о том, где окажется его семя.
        Мать Джеффа, которую он глубоко почитал, была настолько обычной женщиной, насколько это возможно,  — очаг, дом, долг перед близкими и семья были для нее всем. И леди Мэдлин Маклахлан, воспитанная быть сдержанной, заплатила за это, по крайней мере один раз, страшную цену.
        Возможно, не так уж и плохо для женщины — быть смелой и заниматься тем, к чему лежит ее душа.
        Если бы его мать сумела освободиться от ожиданий общества и поступила бы так, как ей хотелось, может быть, и его жизнь была другой? Возможно, он смог бы избежать, хотя бы частично, болезненного детства и нелепой уверенности в том, что он никогда не найдет свое место в этом мире.
        И все же контраст с матерью заставил его относится к такой женщине, как Анаис де Роуэн, и к таинственной женщине, которую он встретил в темноте, той ночью возле Сент-Кэтрин, как к совершенно чуждым ему. Мисс де Роуэн оказалась самой интригующей особой из всех, кого он когда-либо знал. И когда все поняли, что в приведенном Сазерлендом аргументе есть смысл, это вызвало у него некоторое замешательство.
        Может ли он поехать с ней в Брюссель? Сможет ли находиться в ее компании в течение многих дней подряд? Она, конечно, буквально через пару часов начнет раздражать его своей неопытностью и тем самым, хотелось бы верить, излечит его от непреодолимого влечения.
        А там…
        Но что за безумие?..
        Позади него за столом, сервированным к завтраку, голоса становились все громче. Они все еще спорили друг с другом, в то время как он… он спорил уже только с самим собой.
        — Итак, вы полагаете, что мы должны принять ее?  — добродушно проворчал Рутвейн.  — Хорошо, господа. Ничто не сможет испортить моего счастья. А после свадьбы я отправлюсь домой и, вполне возможно, задержусь там на несколько месяцев.
        — Я не знаю, что именно мы должны сделать,  — сейчас голос Сазерленда звучал раздраженно,  — но я считаю, что она пришла сюда по причине, которую сама, вероятно, даже не осознает. И если я что-нибудь узнал о ней из записей Витторио, так это то, что она никогда не сдается.
        Джефф медленно повернулся, и над столом повисла тишина.
        — Я думаю, что вы правы,  — сказал он.  — Я почувствовал это прошлой ночью — она не побеждена, а просто выжидает своего часа. А теперь я просто уверен в этом.
        Сазерленд приподнялся.
        — У тебя было видение, Джеффри?
        — Нет.  — Взгляд Джефф проскользнул по столу.  — Нет. Я только что видел, как она выходит из двухколесного экипажа. Она собирается постучать молоточком в дверь.
        Глава четвертая
        Если вы будете знать врага и будете знать себя, то не окажетесь в опасности и в ста сражениях.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Сазерленд провел ладонью по своим серебристым волосам.
        — Итак, господа, мы приняли решение? Собираемся ли мы встретиться с мисс де Роуэн и спросить, не хочет ли она нам помочь? По крайней мере, в этом деле?
        — Нет,  — делая шаг к двери, сказал Джефф.  — Нет, я собираюсь поговорить с ней сам.
        — Наедине?  — уточнил Сазерленд.
        Взявшись за дверную ручку, Джефф повернулся и свирепо взглянул на оставшихся.
        — Кто-нибудь хочет поехать в Брюссель вместо меня?
        Мужчины за столом непонимающе посмотрели на него.
        — Тогда я думаю, что это касается только леди и меня,  — жестко произнес он.
        Джефф поспешил вниз по широкому белому водопаду мраморной лестницы, которая элегантно спускалась в сводчатое фойе клуба. Клуб с его прекрасными хрустальными люстрами, пышными коврами и коллекцией европейских пейзажей, которые украшали его затянутые шелком стены, был, пожалуй, самым шикарным во всем Лондоне.
        Они построили здесь прочное наследие — он, Рутвейн и Лейзонби, и во многих отношениях это был самый успешный период его жизни. Впервые он был окружен мужчинами подобными ему; мужчинами, которые верили в дело Братства. И вместе им уже удалось достичь многого.
        Но он не был особенно удовлетворен всем этим.
        Иногда Джеффу казалось, что его жизнь можно разделить на три главы. Было детство — мрачные, страшные годы, когда он не понимал, кто он и что с ним не так. Затем пришло то, что он считает Просвещением — время, проведенное с бабушкой в Шотландии, его формальное образование и, наконец, успешная карьера в «Макгрегор и компания».
        А затем Элвин, черт бы его побрал, решил пойти в дождь на охоту, в то время как половина их маленькой йоркширской деревушки лежала в постели с лихорадкой. И так началась третья глава.
        С тех пор Джефф ждет четвертой главы.
        Но почему он вспомнил об этом сейчас, стоя как потерянный у подножия главной лестницы? У мисс де Роуэн нет для него ответов. И вряд ли она в состоянии догадаться, какими могут быть его вопросы.
        Но она где-то ждала и заслужила учтивой встречи.
        Дежурный лакей сообщил ему, что леди действительно прибыла, спросила преподобного мистера Сазерленда и была сопровождена в книгохранилище клуба, частную библиотеку, которая была закрыта для публики.
        В силу того, что их прикрытием служила организация, занимающаяся изучением естественных наук,  — не совсем ложная крыша,  — в Общество Сент-Джеймс часто допускались посторонние, даже женщины, для посещения библиотек, архивов и отдела древних рукописей. Коллекция была обширной и размещались в полдюжине роскошно обставленных читальных залов, располагавшихся по всей территории штаб-квартиры Общества.
        Частная библиотека, содержащая самые ценные книги, которой пользовались члены Общества и их гости, находилась в небольшой уютной комнате. Дверь была открыта, и Джефф задержался на несколько мгновений в полумраке и тишине коридора, просто наблюдая за тем, как мисс де Роуэн перемещается по комнате.
        Купаясь в косых лучах утреннего солнца, элегантная молодая женщина едва ли походила на богиню плодородия, с которой он познакомился прошлым вечером. Мисс де Роуэн бродила вдоль одной из книжных полок, иногда останавливалась, вытаскивала том, открывала, просматривала и засовывала его обратно, словно ничто не могло ей угодить.
        Сегодня она была одета в шелковое платье для прогулок ярко-синего цвета, отделанное черным атласным кантиком, а масса ее темных волос была подобрана в таком свободном беспорядке, что казалось, она сделала это машинально. Эта сомнительная прическа была увенчана маленькой шляпкой, лихо сдвинутой на ухо, украшенной тремя черными перьями, синими рюшами и черными ленточками. Для завершения ансамбля на ее запястье весело болталась черная бархатная сумочка на шелковом шнуре с кисточкой.
        Она точно не была красавицей, да и платье, пожалуй, было более ярким, чем требовала мода. Но шляпка — ох, эта шляпка намекала на некую дерзость. В целом же это было захватывающее дух прекрасное видение.
        С тихим вздохом она поставила на место последний из просматриваемых ею томов.
        — Лорд Бессетт, прошу вас, не держите меня в неведении,  — сказала она, не глядя на него.  — Интересно, вы все еще сердитесь на меня?
        — Разве имеет значение, сержусь я или нет?  — спросил он.
        Она снова вздохнула, повернулась и встала перед ним.
        — Хочу, чтобы вы поняли: я не из тех глупых девиц, которые поднимают шум ради забавы,  — ответила она.  — Да, это имеет значение. Вы что, действительно так решили прошлой ночью? Что я не вернусь? Что это была шутка?
        Джефф уже не был уверен в том, что он решил.
        — Мисс де Роуэн, могу я спросить, почему вы оказались в такой странной ситуации?
        — Прошу прощения?  — Она приподняла свои раскосые черные брови.  — В какой ситуации?
        Он тщательно взвешивал свои слова, поскольку ему было просто необходимо разобраться в некоторых вещах.
        — Вы должны понимать, что ваш вчерашний поступок мог подвергнуть вашу репутацию серьезной опасности,  — сказал он.  — Хорошо воспитанная незамужняя дама…
        — …не показывает свою сорочку и лодыжки на публике?  — закончила она, скромно сжав руки и вытянув их перед собой.  — Но я знаю, чего требует церемония и какое значение придает ей ваш Священник. Я сделала то, что было в моих силах. Я пошла на компромисс. Я не… бесстыдная, лорд Бессетт. Во всяком случае, не в общепринятом смысле.
        Джефф попытался не хмуриться.
        — Если вы собирались довести эту глупость до конца, вам нужно было сначала встретиться с преподобным мистером Сазерлендом и…
        — …и дать ему шанс отказать мне прямо?
        — …и попросить о специальном разрешении.
        Она сделала шаг по направлению к нему — руки все еще сжаты, на запястье качается черная бархатная сумочка.
        — Нужно начать, чтобы кто-то продолжил, лорд Бессетт.  — Ее голос звучал слишком хрипло, чтобы ему было комфортно с ней.  — Женщина не может рассчитывать на то, что к ней будут относиться как к равной, если она вынуждена обратиться за особой милостью. Кроме того, мы оба знаем, что в церемонии четко указано: поручитель должен представить своего кандидата во время инициации — ритуала, который датируется седьмым веком. Традиция — все для Братства. Я не собиралась быть той, кто нарушит ее… не больше, чем мне пришлось.
        — Я знаю, что значит для нас традиция, мисс де Роуэн,  — сказал он, смягчив тон.  — Но я также знаю, какое значение имеет репутация для молодой леди в Англии. Возможно, времена немного изменились для незамужних дам с хорошим воспитанием. Но в основном все остается по-прежнему.
        — Честно говоря, лорд Бессетт, в отношении воспитания мне нечем похвастаться,  — спокойно ответила мисс де Роуэн.  — По одной линии у меня торговцы, а по другой — длинная череда мошенников, бездельников и повес. Вообще-то в юности мой отец работал сыщиком уголовного полицейского суда. В тех редких случаях, когда он посещал дома джентльменов, он, как правило, пользовался входом для прислуги. Вы это знали? Нет, не думаю.
        Он не знал.
        — Хорошо, если он и работал сыщиком, то лишь потому, что это был его выбор,  — мягко возразил он.  — Ему не нужно было зарабатывать на жизнь.
        Она опустила подбородок и с упреком взглянула на него.
        — Значит, если мужчина снисходит до работы, то это — благородная жертва, а если женщина пытается заняться тем же, то это ради забавы?  — предположила она.  — Да, у моего отца есть навязчивая идея относительно правосудия. Он видел, как революционеры сожгли заживо его отца, и это оставило в нем огромный след на всю жизнь. А если бы я последовала по его стопам, то могла бы сделать только хуже.
        Джефф прищурился.
        — Вы это так понимаете?
        Она слегка пожала плечами.
        — Однако я вижу, что ваша забота обо мне — вопрос проблематичный,  — продолжила она.  — Мы оба знаем, что в Братстве клянутся кровью хранить тайну. И что раньше все вы видели куда больше, чем пару красивых лодыжек. Но оставим в стороне ритуалы. Вы решили встретиться со мной, потому что я вам нужна?
        — Да,  — ответил он.  — Это так.
        Она двинулась вдоль одного из кожаных диванов, остановилась и медленно, почти чувственно провела пальцем по мраморному бюсту Парменида, который стоял на маленьком столике позади него. Он не мог отвести от нее глаз. И сегодня, не испытывая наплыва гнева и эмоций, эта женщина казалась ему странно знакомой.
        Он был почти уверен, что уже встречал ее раньше, но, порывшись в памяти, ничего не нашел. Должно быть, ошибся. Она никогда не растворится в толпе жеманных, бледных красоток. И никогда не будет женщиной, которую сможет забыть мужчина, когда-нибудь познакомившийся с ней.
        Она подняла черные глаза и уставилась на него.
        — Я не уйду, лорд Бессетт,  — тихо сказала она.  — Я не могу так легко сдаться. Я в большом долгу перед прабабушкой и Витторио. Я хочу знать, просмотрел ли Священник мои записи. Я хочу знать, по какой причине, кроме моего пола, Общество Сент-Джеймс отказывало мне. Вы можете мне дать ответ, сэр? Или мне расположиться на вашем пороге и оставаться там до тех пор, пока не выйдет Священник? Да, предупредите его, чтобы он не думал о садах за домом и о скрытом проходе в Сент-Джеймсский парк. Я пользовалась этим трюком, когда мне было десять.
        Услышав эти слова, он громко рассмеялся, представив Анаис де Роуэн, которая взяла в осаду бедного старика Сазерленда… что же, это была вполне правдоподобная картина.
        — Я рада, лорд Бессетт, что вы находите меня такой занимательной,  — сказала она.
        — Должен признать, из вас действительно получился бы отличный собрат.  — Потом он посерьезнел.  — Но женщину никогда не примут в Братство. Мне жаль. Я не знаю, почему ваша прабабушка решила, что такое возможно.
        — Но я сделала все, что было…
        Он сделал останавливающий жест.
        — И я верю вам,  — сказал он.  — И в записях Витторио это отражено. Он был самым сильным из наших Адвокатов в Средиземноморье. Он всегда боролся за то, во что верил, и он не был дураком.
        Джефф заметил, что на ее лице возникла тень тоски.
        — Да, не был.  — Она замолкла, отвернулась и внезапно шагнула к окну.
        Джефф никогда не отличался отзывчивостью, но все же что-то кольнуло в его груди.
        — Мисс де Роуэн,  — сказал он, слегка касаясь ее плеча,  — я не имел в виду, что…
        Она уже решительно вытирала глаза тыльной стороной запястья.
        — Все в порядке,  — торопливо сказала она.  — Просто… он был моим родственником. Моим наставником.
        И я просто немного скучаю по нему, вот и все.
        — Все в Братстве скучают по нему,  — мягко сказал Джефф, убирая руку.
        Она подняла взгляд к окну и посмотрела вниз на улицу Сент-Джеймс. Он мог видеть ее отражение, мерцающее в стекле ниже его собственного,  — ее глаза, полные горя, а под ними широкий, подвижный, немного дрожащий рот.
        Вместе они были как свет и тень — ее темное платье и черные локоны против его золотистых волос с рыжими прядями и ярким белым шарфом. Он не сомневался, что это было самое очевидное из их различий. Гораздо больше было тех, что глубоко спрятаны и которые намного сложнее конкретизировать.
        Но он ни черта не должен обсуждать с Анаис де Роуэн. Он вообще не должен ее знать. Просто ему было нужно, чтобы она сопровождала его в Брюсселе в течение нескольких недель. Потому и согласовал это решение со своими коллегами.
        А это было равносильно тому, что он хотел бы, чтобы она рассталась со своей честной репутацией.
        Работать и путешествовать бок о бок с женщиной, такой живой, как она, и не узнать ее? Боже, и то и другое просто немыслимо.
        Но выполнимо. Уж он постарается держать себя в руках.
        Это необходимо сделать теперь, когда жизнь ребенка в опасности. Ребенок, который даже сейчас почти наверняка напуган и растерян. Хранитель Жизель Моро мертв. Девочка осталась без того, кто мог бы направлять ее — не говоря уж о том, чтобы защищать,  — в самые трудные годы ее жизни, в годы, когда ей придется вступить в борьбу с этой страшной правдой о себе. Принять то, что она — другая, и то, что она проклята этим Даром, который в действительности был не даром, а именно проклятием.
        Он знал, что будет с Жизель Моро, поскольку сам пережил это.
        Ребенка необходимо привезти в Англию, и ей должен быть назначен новый Хранитель. Она должна быть в безопасности во время этого ужасного периода ее жизни, когда окажется очень уязвима. И если для этого было необходимо находиться рядом с Анаис де Роуэн, смотреть в эти глаза цвета горячего шоколада ежедневно за завтраком и не прикасаться к ней — тогда да. Это выполнимо. И вполне ему по силам.
        Теперь она смотрела в окно, прекрасно понимая, что он наблюдает за ней. И Джефф ухватился за безобидную тему для разговора.
        — Расскажите мне, каким был Витторио,  — наконец попросил он.
        — Старым,  — сказала она с прерывистым смехом.  — Настоящим тосканцем. Но я с двенадцати лет проводила с ним по несколько месяцев в году и полюбила его как дедушку. Хотя сначала… сначала я действительно не хотела ехать к нему. Но я убедилась, что он желал для меня самого лучшего.
        Джефф мягко повернул ее лицом к себе.
        — Хотел ли он… все это для вас?  — спросил он, экспансивно раскидывая руки.  — Решение было принято вашей прабабушкой, но что думал Витторио?
        Она на мгновение прикрыла глаза, и он подумал, что, возможно, она просто промолчит.
        — У него были опасения,  — признала наконец девушка.  — А у кого их нет? Но Витторио был из другой эпохи. С иным образом жизни. Мы живем в изменяющемся мире, лорд Бессетт. Даже Братство меняется, и вы стали инструментом этих перемен. Боже мой, вы объединили все записи и родословные, построили лаборатории и библиотеки и примирили некогда разветвленные группы со всего континента. Почему же вам так трудно поверить в то, что женщина как Хранитель может что-нибудь предложить?
        — Женщины действительно могут предложить многое,  — согласился он.  — Они так всегда и делали. Например, я был обучен моей… ну, близким другом моей семьи. Шотландской провидицей. Женщиной, которая имела огромное влияние в Братстве и обладала значительной властью. Многие из наших самых сильных ватейи — женщины, и всегда ими были.
        — Однако для меня здесь нет места?  — Мисс де Роуэн вызывающе приподняла подбородок.  — Нужно признать, что я не очень сильный ватейи, лорд Бессетт. Я умею читать Таро — прабабушка София научила меня,  — и иногда я могу догадываться, что люди думают, или почувствовать их присутствие. Тем не менее я сильна, решительна и готова. Я верю в Братство золотого креста и его благородную миссию. Итак, я спрашиваю вас снова — для меня здесь есть место?
        — Вы — друг Братства, мисс де Роуэн,  — ответил он.  — И всегда им будете. Витторио и ваша прабабушка позаботились об этом. Да, со временем, возможно, вы станете одной из тех женщин, которая обладает огромным влиянием внутри секты.
        — И это… все?  — подавленно спросила она.  — Это и есть окончательный ответ Братства на мои долгие десять лет борьбы?
        В течение некоторого времени Джефф обдумывал то, что собирается сказать, изложить свои мотивы. У него было странное ощущение, что он опускается в нечто, что казалось ему почти бездонным. Это было похоже на глубокое погружение человека, вызывающего немного шокирующие ощущения. К тому же в этих глубинах скрывалась какая-то тайна.
        — Если вы не возражаете, то могли бы нам помочь.
        — Я должна помочь вам?  — слегка недоверчиво переспросила она.  — Вы меня отвергаете и в то же время просите о помощи?
        — Просто выслушайте меня,  — сказал он.  — А затем… можете отклонить мое предложение. Вы вправе отказаться. И я не сомневаюсь, что именно это хотел бы от вас услышать ваш отец.
        — Лорд Бессетт!  — Она приблизилась.  — Я взрослая женщина и хорошо знаю ожидания отца. Честно говоря, у него их немного. Он мало напоминает типичного английского джентльмена.
        — Он ведь не англичанин, не так ли?
        — Ну и что же?  — Ее лицо озарилось сардонической улыбкой.  — Зато я англичанка до мозга костей. Я росла в Глостершире и Лондоне, если не считать тех нескольких месяцев в году, которые проводила в Тоскане. Но давайте вернемся к вашим ожиданиям. Так что вам от меня нужно?
        Джефф задумался, как бы получше объяснить.
        — Это неловко,  — сказал он.  — Мне нужна женщина…
        Она зашлась смехом.
        — Неужели?  — сказала она.  — С такими золотистыми волосами с бронзовым отливом и подбородком, как у вас, не думаю, что это большая проблема.
        — Мисс де Роуэн…
        — Это, должно быть, из-за ваших мрачных глаз,  — вставила она, кружась вокруг, словно он был конем на корде в манеже.  — Да, они красивы, но не вызывают обморок у женщин.
        Джефф взглянул на нее сверху вниз, нарочито выгнув бровь.
        — Действительно, сокрушительный удар,  — проворчал он.  — Но что поделаешь, таким уж я уродился.
        В этот момент медленная, ленивая улыбка коснулась ее губ.
        — Не скромничайте,  — прожурчала она.  — Судя по всему, достоинств у вас вполне достаточно.
        Ему удалось улыбнуться:
        — Но мы отвлеклись. Итак, позвольте мне вернуться к моему предложению.  — Он кивнул в сторону кожаных диванов, стоящих друг напротив друга у камина.  — Вы не могли бы присесть, мисс де Роуэн? Мне следовало предложить вам это раньше, но что-то в вас выводит меня из равновесия. Уж извините за откровенность.
        — Мне говорили, что я оказываю подобный эффект на людей,  — сказала она.  — Ну что ж, спасибо. Я сяду. И вы наконец скажете мне, что я должна сделать для вас.
        Джефф выиграл несколько минут, позвонив в колокольчик и попросив принести кофе, и мисс де Роуэн сказала, что она любит горячий, черный и очень крепкий. Как ни странно, он смог догадаться, насколько крепкий.
        Ожидая, он завел унылую, но зато вполне пристойную беседу об английской погоде, о начале лондонского сезона и о здешнем светском обществе в целом.
        Но мисс де Роуэн не смогла поддержать эту беседу. У нее было двойственное отношение к первой теме, она не подозревала о второй и с презрением относилась к последней напомнив ему еще раз, что, как бы он ни старался, он не сможет относиться к ней, как к обычной женщине.
        Когда кофе был разлит, он сдался и приступил к сути вопроса, почти дословно повторив рассказ Дюпона о Жизели Моро и о несвоевременной смерти ее отца.
        Когда он закончил, девушка опустила пустую чашку и откинулась на спинку дивана.
        — Это все в Брюсселе,  — сказала она.  — Городской дом, не так ли?
        — Мне так сказали.
        — Вы сможете туда забраться?
        — Забраться?
        — По деревьям,  — сказал она.  — Трубам. Веревкам. Короче, вы все еще проворны, сэр? Или возраст призывает вас к неподвижности?
        — Боже мой, мисс де Роуэн!  — Джефф был оскорблен.  — Мне нет еще и тридцати. Я еще на что-то способен, уверяю вас.
        — Хорошо, вы можете взять меня с собой в Брюссель,  — ответила она.  — Ведь вы направляетесь именно туда, не так ли? Иначе кто-то другой рассказал бы мне эту историю. Итак, мы поедем вместе. Я подружусь с этой женщиной — даже буду рассыпаться перед ней мелким бесом, сумею войти в доверие,  — затем проскользну в детскую и открою замок на одном из окон. Ночью вы туда заберетесь — или это сделаю я,  — схватите ребенка, в это время внизу будет ждать экипаж, и мы отправимся в Остенд — в два или три часа ночи.
        — Вот так просто?  — удивленно спросил он.
        — А что вас не устраивает?  — ответила она.  — До побережья не больше восьмидесяти миль. Думаю, примерно в пять тридцать пойдут поезда, так что мы сможем оставить экипаж в Гленте и прибыть в порт как раз к завтраку.
        — Я начинаю верить, что это дело нужно поручить вам с Лейзонби,  — проворчал он.  — Сообща вы вобьете гвоздь в сердце бедной женщины в два раза быстрее.
        — Какой бедной женщины?  — широко распахнула глаза мисс де Роуэн.  — О да, я понимаю, о ком вы. О матери. Ну, как только ребенок окажется в безопасности на английской земле, вы сразу же отправите ей сообщение. Она, вероятно, ни в чем не замешана, но ее решение связаться с этим Лезанном по крайней мере подозрительно.
        Джефф промолчал, но он не мог отрицать, что его посетила та же мысль. Период ее траура только-только закончился. Неужели она действительно подумывает о браке?
        — Вероятно, леди находится на краю бедности,  — задумчиво сказал он.
        Казалось, мисс де Роуэн обдумывала это.
        — Все больше причин для воссоединения ее с английской семьей,  — заключила она.  — Пока мы здесь, не может ли ваш Священник раскопать что-нибудь про ее семью в Колчестере? Он же специалист по генеалогии, не так ли? И рукоположенный на служение в Церкви?
        — Да,  — ответил Джефф.
        Мисс де Роуэн хищно улыбнулась.
        — Хорошо, по моему опыту, никто не сможет превзойти священника, стремящегося вырвать из рук дьявола чью-нибудь заблудшую душу,  — сказала она.  — И похоже, Сазерленд способен довести это дело до конца. Ему и карты в руки.
        Джефф очень осторожно поставил на стол чашку с кофе.
        — Ну, мисс де Роуэн, кажется, вы прекрасно все поняли,  — прошептал он.  — Недостает только одного.
        — И чего же?
        — Приглашения.
        Наконец-то он заставил ее густо покраснеть.
        Но по правде говоря, он собирался пригласить ее. Она была импульсивной, но отнюдь не глупой. И делала хорошо продуманные выводы. Кроме того, она предложила именно то, что сделал бы Рэнс.
        Однако он не собирался следовать этому плану. Он взглянул на нее через чайный стол.
        — Мисс де Роуэн, извините за нелепый вопрос, сколько вам лет?
        Она вздернула подбородок, в ее глазах играл бесенок.
        — Как неделикатно,  — сказала она.  — Леди никогда не ответит на подобный вопрос. Правда, я только что утверждала, что не могу сказать о себе, что я леди, не так ли?
        — Вероятно, вы обмолвились об этом сгоряча.
        Лукавая улыбка заиграла на ее губах.
        — Хорошо,  — сказала она.  — Мне двадцать два года, а если быть точной, то скоро исполнится.
        — Вы слишком молоды,  — сказал он.  — Отсюда порывистость, горячность, нетерпение.
        — О, надеюсь, что так,  — заметила она.  — Прибавьте еще оптимизм, когда в душе живет ощущение, что все возможно. А почему бы и нет, черт побери?
        Джефф откинулся на спинку дивана и оценивающе посмотрел на нее.
        — Позвольте мне вам кое-что объяснить, мисс де Роуэн,  — мягко сказал он.  — Если вы рискнете сопровождать меня в Брюссель, хорошенько подумайте о последствиях этого рискованного шага.
        — Вы имеете в виду мою репутацию?  — Она заставила себя слегка улыбнуться.  — Я понимаю, лорд Бессетт. И между прочим, не занимаюсь поисками мужа.
        — Это хорошо,  — сказал он,  — потому что здесь вы его не найдете. Но риск, учтите, выходит далеко за рамки запятнанной репутации. За исключением того, что сообщил Дюпон, я ничего не знаю ни о Лезанне, ни о том, насколько он может быть опасен. Я даже не в курсе дела, приедет ли Дюпон. Наш представитель Братства в Роттердаме, конечно, приедет и сделает все, что сможет, но, откровенно говоря, мы направляемся в логово льва.
        — Понимаю,  — сказала она.
        — И ваша семья,  — настаивал он.  — Я не представляю, что вы собираетесь сказать им, но вам придется справиться с этим самой. Мисс де Роуэн, если ваш отец бросит мне в лицо перчатку, я не буду удивлен. Я знаю, каким влиянием обладает ваш отец в Уайтхолле. Братство проникло во власть, причем на самом высоком государственном уровне. Мы друг друга поняли?
        Приподняв брови, она пронзила его ироничным взглядом.
        — Прошлой ночью под этими коричневыми капюшонами я заметила члена совета министров, двух заместителей министра, а также члена Тайного Совета. Я не настолько наивна, милорд, чтобы не понимать, что Братство имеет влияние на самых высоких уровнях нашего правительства.
        — Есть еще одна вещь, которую вы должны понимать,  — продолжил он.  — Не обижайтесь, но руководить операцией буду я. Я буду принимать любое решение на каждом шагу — это моя прерогатива. У меня не будет времени, чтобы спорить с вами. И запомните: я человек прямой, даже безжалостный. Я верну этого ребенка, поверьте мне. Но при этом не причиню горе, бедной женщине и не буду игнорировать ее желания — если только на карту не будет поставлена чья-то жизнь. Я понятно выразился?
        — Получается, я должна быть простой пешкой в вашем генеральном плане?  — предположила она.
        — Поверьте, пока у меня даже нет плана,  — сказал он.  — Но, исходя из обстоятельств, я его составлю. И тогда вы будете придерживаться его на каждом шагу, или я буду вынужден приказать Дирку ван дер Вельде лично отвезти вас обратно в Остенд и оставить на клипере.
        — Есть, капитан!  — Мисс де Роуэн четко отдала ему честь.
        — Так… вы согласны со мной?
        Она широко усмехнулась.
        — Неужели вы думали выгнать меня с помощью резких слов и угроз, милорд?  — сказала она.  — Это не сработает. Это именно то, чем я все время и предполагала заниматься — помогать устанавливать справедливость в несправедливом мире.
        — И все?
        — А что, вы полагали, что я хотела вступить в вашу организацию ради гардероба?  — спросила она смеясь.  — Откровенно говоря, те колючие коричневые рясы выглядят так, как будто в них копошатся паразиты — точнее, средневековые паразиты.
        — Так это все, чего вы хотели?  — спросил он.  — Не членство в Братстве, а борьба за справедливость в мировом масштабе?
        Весь ее юмор мгновенно испарился.
        — О нет, этого я точно не говорила.  — От ее низкого, хриплого голоса у него по спине побежали мурашки.  — Я сказала, что нам пора приступать к делу.
        — Пора,  — повторил он.
        Ее улыбка согревала, как солнце.
        — А как же иначе?  — сказала она.  — Да, лорд Бессетт, я готова сопровождать вас в Брюссель и буду как нельзя лучше прислушиваться к вашему зычному голосу. Надеюсь, с формальностями покончено?
        Чувствуя сердцебиение, он колебался.
        Не говоря ни слова, Анаис де Роуэн протянула руку над чайным столом.
        С глубокой неохотой Джефф сжал рукой ее холодные и маленькие пальцы и потряс их.
        В начале второй половины дня вдоль реки прочно обосновался лондонский туман; такая густая, грязная, туманная дымка, что кучера, проезжающие через нее, едва могли видеть головы своих лошадей, и такая вонючая, что от зловония у людей слезились глаза.
        Газетчики суетились, спеша вверх и вниз по тротуарам вдоль Флит-стрит в надежде закончить свои статьи к назначенному сроку, и сталкивались друг с другом, осыпая взаимными проклятиями.
        В это время возница тяжелой подводы, с грохотом поднимающейся в гору, не услышал приближающейся почтовой кареты. Этот досадный просчет заставил подводу накрениться набок, четверка лошадей начала дрожать и бить копытами, а лорд Лейзонби оказался по лодыжки в мелком угле у нижней части Шу-лейн. Выругавшись себе под нос, он стряхнул грязную черную пыль с сапог и пошел мимо ссорящихся возниц, схвативших друг друга за пальто.
        Выбрав путь через улицу с заблокированным движением, Лейзонби шагнул в туман, затем повернул вниз в проход, который привел его к церкви Святой Бригитты. Вскоре проклятия и грохот вдоль Флит-стрит начали звучать приглушенно, словно его уши заполнились ватой.
        С хитростью человека, который знал, каково быть и дичью, и охотником, Лейзонби, не полагаясь на зрение, а скорее на ощупь обошел вокруг церкви, а затем отправился вверх на кладбище. Осторожно продвигаясь среди надгробий, он выбрал себе место — небольшой укромный уголок, покрытый мхом, рядом с окнами, выходящими на север, прямо позади большого указателя.
        Кипя праведным гневом, граф оперся спиной о холодный камень церкви Святой Бригитты, а затем устроился поудобнее, понимая, что бдение может быть долгим.
        Примерно через полчаса в тумане послышались шаги, приглушенные и бестелесные, которые приближались к нему со стороны двора церкви. Сжав зубы, Лейзонби наблюдал, как Хатченс — его второй лакей за три месяца — материализовался из мрака. Чудак по-прежнему был в красной ливрее. Благодаря ей и нервному дыханию через нос Хатченса невозможно было не заметить.
        Хотя он вообще не думал о своей одежде, выбирая из того, что его новый камердинер выложил на кровать, сегодня Лейзонби оделся в оттенки древесного угля и серого. Он растворился в тумане и слился с камнем как призрак.
        А вот на Джеке Колдуотере был надет его обычный серовато-коричневый макинтош. Этот коварный мерзавец завернул за угол церкви, буквально ощупывая дорогу, и прошел мимо последних надгробий, вглядываясь в темноту.
        — Мне здесь не нравится, Джек,  — пожаловался Хатченс, когда он приблизился.  — Кладбища вызывают у меня дрожь.
        — Учитывая, сколько ты мне стоишь, можешь дрожать сколько угодно,  — глухо сказал Колдуотер.  — Что у тебя?
        Хатченс засунул руку в карман.
        — Чертовски мало,  — сказал он, показывая край бумаги.  — Я слышал, что сегодня он собирается провести вечер в клубе Куотермэна — у них очередная вакханалия. И я видел, как камердинер чистит его не самый лучший пиджак, что, вероятно, означает еще один маленький визит к миссис Фарндейл. Но состоится ли он поздно вечером или завтра, я не могу сказать.
        — У него сексуальные наклонности страстной дворняги,  — проскрипел Колдуотер, выхватив бумагу.  — А после этого?
        — О чем вы?  — сказал Хатченс, защищаясь.  — Я ведь сразу же вам сказал, что у Лейзонби нет расписания. Вам повезло, что мне удалось достать вот это.  — Он сделал паузу и протянул руку.  — Где мои деньги?
        Колдуотер сунул листок в свой карман, затем извлек кошелек.
        — За это ты получишь половину,  — проворчал он.
        Хатченс открыл рот, чтобы возразить. В полумраке Лейзонби наклонился вперед и бросил несколько монет в протянутую руку.
        Хатченс вскрикнул и подпрыгнул, бросив деньги в туман.
        — Черт побери!  — крикнул Колдуотер, когда посыпались монеты.  — Что за…
        — Это я тебе задолжал с Благовещения, Иуда!  — Лейзонби впился взглядом в лакея, который спрятался за небольшим мраморным памятником.  — Потрать их с умом, потому что от меня ты не получишь больше ни полпенса, ни рекомендаций.
        — М-м-мой господин?  — прохрипел лакей.
        — Именно,  — сухо ответил Лейзонби.  — За туманом можно спрятать множество грехов, не так ли? А теперь поторопись, Хатченс. Если побежишь назад на Эбери-стрит, ты, может быть, еще успеешь взять свои вещи до того, как их унесут уличные мальчишки. Ты найдешь их в куче, рядом с извозчичьем двором.
        Лакей исчез во мраке, забыв про монеты. Лейзонби обернулся и увидел, что Колдуотер пятится назад. Он последовал за ним, стиснув одну руку в кулак, чтобы сразу же врезать ему.
        — Что касается тебя, негодяй,  — сказал Лейзонби, оттесняя репортера на еще один фут,  — то мы сыграем в твою игру на пару. В отличие от Хатченса твои клерки из «Кроникл» в данный момент наверняка едят горячие пироги и запивают их пинтой пива.
        На минуту Колдуотер лишился дара речи. Широко раскрыв глаза, он отступил еще на шаг, но споткнулся о надгробие и чуть не нашел свой вечный покой. Указатель опасно раскачивался, и Колдуотеру пришлось откинуться назад, взмахнув руками.
        Лейзонби набросился на парня и, схватив его за плечи, навис над ним.
        — Теперь слушай меня, и слушай внимательно, маленький говнюк!  — прорычал он, глядя на него сверху вниз.  — Если когда-нибудь я услышу, что ты посматриваешь на кого-нибудь из моих слуг, я лишу тебя работы. Я куплю твою чертову газету и приму меры, чтобы ты никогда и нигде не смог найти работу. Ты меня понял?
        Колдуотер задрожал, но не струсил.
        — О, выходит, вы и ваше Общество Сент-Джеймс считаете, что можете владеть миром, не так ли, Лейзонби?  — Он сплюнул.  — Я знаю многих из вас. И уверен: что-то происходит в этом доме.
        — Ты ни черта не знаешь, Колдуотер, ты умеешь лишь пускать сплетни и плести интриги!  — зарычал Лейзонби.
        — Да неужели?  — ответил Колдуотер.  — Тогда кто был тот громадный француз в «Проспекте»? Вы не позволите его увидеть?
        — Это француз, которого тебе лучше как можно быстрее забыть.
        — О, я ничего не забываю,  — вкрадчиво сказал репортер.  — Я уже знаю, что этот человек приплыл в Дувр на французском клипере, который перевез по крайней мере дюжину вооруженных людей. И он кое-что вез с собой — фальшивые дипломатические документы в виде фолианта, на котором стоял этот ваш странный символ.
        Лейзонби охватила ярость и странная смесь эмоций. Он сделал вдох.
        — Ты… ты не знаешь, о чем говоришь.
        — Это таинственный знак.  — Репортер настоял на своем.  — Тот, что запечатлен в камне на вашем фронтоне. Я понял его значение, Лейзонби. Вы заставили меня здорово побегать.
        — Черт возьми, что тебе нужно?  — Лейзонби так сильно дернул парня, что у того клацнули зубы.  — Почему ты решил превратить мою жизнь в ад?
        Глаза Колдуотера сузились.
        — Потому что вы, сэр, не что иное, как кровавый головорез в красивых лайковых перчатках,  — проскрежетал он.  — И преследовать вас — прямая обязанность газеты, если правительство не может или боится делать это.
        В этот момент Лейзонби захотел убить его. Сжать руками его шею и… Боже мой, он не знал, что собирался сделать с ним. Эти мерзкие, страшные эмоции снова закипели внутри его.
        Всегда ли он ощущал то, что почувствовал, проведя несколько минут в компании Колдуотера? Казалось, что воздух наполнился запахом страха, идущего от молодого человека, наглеца и ублюдка.
        Лейзонби тяжело сглотнул, а затем заставил себя отпустить парня.
        — Нет,  — тихо сказал он, отступая назад.  — Нет, Джек, это не из-за глупостей, которые я натворил в юности. Это что-то другое.
        Колдуотер расправил плечи.
        — Я просто думаю, что читающая публика имеет право знать, что человек, который был приговорен к повешению за убийство, сейчас разгуливает на свободе и посещает дружеские встречи с богатыми и влиятельными людьми Лондона.
        — И полагаю, что под этим ты подразумеваешь мои встречи с Бессеттом и Рутвейном?
        — Они из тех, кто побогаче или кто повлиятельнее?  — уточнил Колдуотер.  — Кстати, я слышал, что Рутвейн забронировал полпалубы на «Звезде Бенгалии». Постарайтесь объяснить мне, что за дела у Общества Сент-Джеймс в Индии?
        — О, помилуй, Колдуотер.  — Лейзонби наклонился и поднял с земли шиллинг.  — Разве ты не читаешь раздел светской хроники в собственной газете? Рутвейн женится. Он везет свою невесту домой в Калькутту. Но ответом была тишина.
        Лейзонби выпрямился и обнаружил, что разговаривает с мертвецами. Джек Колдуотер растаял в тумане.
        Глава пятая
        Генерал, который выигрывает битву, делает много расчетов в уме до начала сражения.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        На рассвете через два дня после размолвки Анаис с Обществом Сент-Джеймс небольшой, но бесстрашный отряд отправился в первый пункт их поездки в Брюссель. Они доехали в частном экипаже до Рамсгейта, то есть Анаис ехала в экипаже с лакеем лорда Бессетта и кучером на козлах. Сам граф ехал рядом, взобравшись на большого вороного коня с мерзким характером и склонностью кусаться — и то и другое напоминало Анаис его хозяина.
        Чтобы их обман не был раскрыт, Анаис настояла на том, чтобы слуги не сопровождали их во время переправы. После долгих пререканий Бессетт наконец уступил и написал письмо господину ван дер Вельде с просьбой нанять горничную и лакея и встретиться с ними в Остенде. И вышло так, что Анаис в одиночестве провела весь день с кучей журналов в хорошо снаряженном экипаже для путешествий.
        Учитывая, что она только что провела много дней в дороге из Тосканы, поездка была просто отупляющей. Ей пришлось признаться себе, что в душе она надеялась на компанию в лице лорда Бессетта — просто чтобы не было так скучно. Она уже смогла избавиться от мыслей о его золотых волосах или сильном, твердом подбородке. Не вспоминала и о его сверкающих глазах — сейчас она едва их замечала.
        Но погода стояла прекрасная, дороги оставались сухими, и Бессетт соизволял спешиваться только во время их случайных остановок. Казалось, что он полон решимости сохранять дистанцию.
        Добравшись до ветхой гостиницы рядом с портом Рамсгейт, они обнаружили, что поднялся сильный ветер. Анаис, понаблюдав за тем, как бешено раскачивается вывеска гостиницы, начала бояться переправы.
        В соответствии со своей новой ролью послушной жены она с нетерпением ожидала в экипаже возвращения Бессетта, который должен был обо всем договориться. Наконец он, хмурый как всегда, появился во дворе гостиницы и помог ей выйти из экипажа.
        — Вы никого не знаете в Рамсгейте?  — в очередной раз — а точнее, в третий — спросил он.
        Анаис посмотрела на вход в гостиницу.
        — Ни души,  — ответила она.  — Как здесь кухня?
        — Сносная, полагаю,  — сказал он.  — Я распоряжусь, чтобы вам принесли ужин в семь.
        — Вы не поужинаете со мной?
        — Мы еще в Англии. И мне есть чем заняться.
        — Хорошо,  — спокойно сказала она.  — Только что-нибудь легкое. Может быть, суп.
        Он прищурился от полуденного солнца и осмотрел пустой двор гостиницы в пятый раз.
        — Я выбрал эту гостиницу потому, что она не особенно популярна, а это значит, что она не из лучших. Но у них мало комнат, так что Гауэр может спать в кресле в вашей гостиной.
        Анаис бросила осторожный взгляд на румяного молодого лакея Бессетта, который начал отстегивать багаж.
        — Уверена, что вы исходите из лучших соображений,  — сказала она,  — но не будет ли правильнее, если я буду спать в гостиной, приглядывая за Гауэром?
        Бессетт посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
        Анаис выставила вперед ногу и приподняла юбку на несколько дюймов. В лучах солнца сверкнул ствол ее маленького пистолета.
        — Думаю, я справлюсь.
        Бессетт медленно поднял взгляд. Возможно, слишком медленно. И эти глаза — глаза, как она уже давно поняла, цвета голубого льда — сверкнули непостижимым образом: одновременно и холодом, и жаром — отчего по ее спине побежали мурашки.
        — Понятно,  — наконец сказал он.  — Но…
        — Но?  — Анаис нетерпеливо посмотрела на него и понизила голос: — Послушайте, Бессетт, как вы думаете, я способна это сделать или нет? Если мы начнем эту миссию с того, что вы будете беспокоиться обо мне на каждом шагу, то я стану вам помехой, а не помощницей.
        — Я только лишь имел в виду…
        — Я знаю, что вы имели в виду,  — твердо сказала она.  — Спасибо, сэр. Вы — джентльмен с головы до ног. Но во мне маловато от леди, и могу вас заверить, что бедный Гауэр по сравнению со мной нигде не бывал. Итак, в моей сумочке складной нож, в рукаве стилет и слух, как у хорошо обученного сторожевого пса. А бедный Гауэр, откровенно говоря, выглядит так, будто только что упал с телеги дорсетширской фермы. Кроме того, в Рамсгейте вряд ли возникнут проблемы.
        На его твердых скулах возник намек на румянец, и Анаис почувствовала, как Бессетт подавляет свою раздражительность и свое беспокойство.
        — Хорошо!  — резко сказал он.  — Но если вас убьют, я не буду дожидаться похорон.
        — Надеюсь, что так и будет,  — отозвалась она.  — Единственная, о ком вы, как и я, должны беспокоиться,  — это Жизель Моро.
        В этот момент Гауэр подал ее чемодан кучеру. Анаис двинулась так, как если бы собиралась пересечь двор гостиницы.
        — Ну-ка, пройдемте со мной,  — приказала она.  — Я хочу знать, куда вы направляетесь и в котором часу собираетесь вернуться.
        Бессетт последовал за ней, его румянец стал ярче.
        — Уже вошли в роль властной жены?
        Анаис не остановилась, но бросила на него раздосадованный взгляд.
        — Нет, я веду себя как ваш партнер по бизнесу,  — прошептала она.  — Начиная с этого момента, мы оба должны знать, что на каждом шагу делает другой. Иначе можно накликать смертельную опасность, разве не так?
        Да, он знал это, и по выражению его глаз она поняла, что он признает это, хоть и с неохотой.
        — Я собираюсь в порт, чтобы проверить клипер Дюпона и его людей,  — наконец ответил он.  — Вернусь до темноты.
        — Отлично. Я займусь нашим размещением.
        Бессетт больше ничего не сказал. Когда они прошли через мрачные ворота и вошли в гостиницу, к ним навстречу из противоположного конца помещения бросился владелец гостиницы в фартуке.
        — Миссис Смит, добро пожаловать!
        — О, спасибо!  — Анаис взяла Бессетта под руку.  — Я как раз говорила дорогому мистеру Смиту, что в восторге от того, какую очаровательную маленькую гостиницу он нашел нам.
        Бессетт передал бразды правления искусственно улыбающейся Анаис и исчез. Анаис отдала распоряжения относительно всего багажа, перестелила подозрительно выглядящие гостиничные простыни, заменив их на собственные, а затем распахнула окно и взглянула на крыши Рамсгейта.
        В гавани ниже она сумела различить всего лишь несколько голых мачт, а за ними, в конце западного пирса, маяк. С левой стороны от себя Анаис могла видеть окно спальни Бессетта, поскольку гостиница была построена вокруг конюшни и их номера располагались под прямым углом друг к другу. Всегда джентльмен — а может быть, просто холодный и сдержанный человек,  — граф настоял на том, чтобы маленький одноместный номер достался ему.
        Она со вздохом отошла от окна и закрыла тонкие занавески. Приняв ванну и сменив одежду, а затем, бросив очередной взгляд в окно, Анаис поддалась внезапному порыву.
        Прогулка по извилистой Хай-стрит была недолгой, и хотя владельцы магазинов уже подметали помещения перед закрытием, витрины были заполнены всякими товарами, предназначенными для привлечения покупателей. Анаис прошла мимо, не уделив им внимания. Добравшись до окраины города, она начала осторожно спускаться к причалу. Почтовый пароход вспенивал себе путь через вход в гавань, а вдоль пирса бегал маленький черный и бешено лающий песик.
        Оглядываясь по сторонам, Анаис заметила среди маленьких торговых судов и траулеров лишь один корабль, достаточно элегантный, чтобы подходить под описание Дюпона,  — маленький, грациозный клипер с круто наклоненными мачтами, который выглядел так, словно был спроектирован для контрабанды оружием. Ее взгляд выделил его, а затем Анаис, пробравшись мимо рыбаков, занимающихся разгрузкой последнего дневного улова, покинула пирс, на котором в конце дня уже не было туристов. Она остановилась на полпути и повернулась, держа руку козырьком над глазами для защиты от солнца.
        Да, это было то самое судно. Даже с этого расстояния можно было увидеть знак Братства золотого креста, выгравированный на носу в качестве украшения и понятный только тому, кто знал, что искать.
        Древний символ состоял из латинского креста с пером и мечом внизу. «Своим Словом и своим Мечом я буду защищать Дар, мою Веру, мое Братство и всех его Родственников, пока последнее дыхание жизни не покинет моего тела». Эти слова, не менее древние, согласно традиции дополняли символ. Анаис не удалось закончить эту фразу, поскольку ее прервали.
        На Британских островах золотой крест чаще всего накладывался на картуш в виде чертополоха. Но во Франции и в других странах континента больше был распространен простой вариант, если только в семье не было шотландской крови. Анаис часто видела обе формы символа во время своих странствий — вырезанные на фронтонах, нарисованные на потолках и даже выгравированные на надгробиях.
        У Бессетта и лорда Лейзонби символ был на булавках для шейного платка. Ее же более простая версия была вытатуирована на бедре.
        Анаис прошла еще несколько ярдов вдоль пирса, чтобы разглядеть палубу получше. С этой точки она могла видеть лорда Бессетта, который, стоя наверху, сосредоточенно разговаривал с одним из членов экипажа, одной рукой опираясь о главную мачту без парусов, а другую положив на бедро. Другой человек спускал французский флаг. Завтра, когда они будут на некотором расстоянии от берега и любопытных глаз, экипаж скорее всего поднимет английский флаг. Братство было достаточно гибким обществом.
        Бессетт снова снял пиджак, вероятно, для того, чтобы оказать помощь в каких-то мореходных задачах, и теперь стоял в жилете и белой рубашке, развевающейся на ветру. И все же по почтительному поведению окружающих было понятно, что теперь он стал главным.
        Анаис с восхищением смотрела, как ветер откидывает назад его волосы. Они были не по моде длинными, и у него не было ни усов, ни бороды, которые могли бы смягчить худобу его щек. Бессетт был высок — выше и намного стройнее, чем кто-либо на борту,  — и Анаис была поражена тем, насколько непринужденным он казался, когда ходил по палубе, появляясь в различных точках среди такелажа. Человек, который был похож на французского капитана, кивнул, повернулся и рявкнул команду двум своим подчиненным. Они должны оснастить корабль, чтобы плыть в тяжелых условиях из-за ветра, предположила Анаис.
        И хорошо. Значит, она будет жить.
        В этот самый момент лорд Бессетт повернулся на градусов и пристально оглядел гавань. Анаис сразу же поняла, что он заметил ее. На его лице отразились непонятные эмоции, а затем он повернулся назад к капитану лишь для того, чтобы пожать тому руку.
        По-видимому, Бессетт закончил свои дела и, взглянув на нее через плечо, кивком головы указал, что она должна встретиться с ним на пристани.
        Анаис развернулась и направилась к берегу.
        Подходя к пристани, Бессетт надел пиджак и привел волосы в некое подобие порядка. Хотя она предполагала, что он упрекнет ее, он этого не сделал, предложив ей руку.
        — Миссис Смит!  — сказал он, сгибая локоть.  — Прогуляемся?
        Даже несмотря на морщинки усталости вокруг глаз и серьезного выражения лица, он был очень красив в сгущающихся сумерках. Потеряв дар речи, Анаис взяла его под локоть. Внезапно она поняла, что ей было бы гораздо комфортнее, если бы он отругал ее. А так — оставалось теряться в догадках.
        Они шли сквозь толпу молча, пока не оказались на расстоянии от набережной и народа. Тишина между ними стала почти угрожающей, и у Анаис возникло странное чувство, что Бессетт подбирает слова.
        Она поняла, что интуиция ее не подвела, когда он остановился в начале Хай-стрит и повернулся к ней лицом.
        — Я подумал,  — резко сказал он,  — о вашей жалобе.
        Каким-то образом ей удалось улыбнуться, но его взгляд оставался напряженным.
        — Я имею склонность жаловаться на очень многие вещи,  — ответила она.  — Вы не могли бы выражаться более конкретно?
        В его глазах возникло подобие улыбки.
        — Вы были правы тогда в гостинице,  — ответил он,  — когда сказали, что если я не буду доверять вам, то вы станете помехой.
        Анаис отступила на дюйм.
        — Я нужна вам, Бессетт,  — тихо сказала она.  — Вы не можете отправить меня паковать вещи.
        Он покачал головой:
        — Я и не собираюсь. Вы мне действительно нужны. Но вам придется терпеть меня.
        — Что ж поделаешь? Вы человек авторитарный, охотно берущий власть в свои руки.
        На сей раз, он улыбнулся, но его улыбка было кривой.
        — Вы судите по себе.
        — Просто я считаю, что некоторые люди рождены повелевать,  — возразила она, но в ее голосе не было гнева.  — Проведя почти час на палубе, вы переделали все на свой лад, отчитав бедного капитана по поводу оснащения корабля. Молодец!
        — Потому что если что-то пойдет не так, если у нас возникнут какие-либо ненужные задержки — капитан Тибо не заплатит за это ни цента,  — спокойно ответил он.  — А вот Жизели Моро придется.
        Анаис серьезно посмотрела на него.
        — Думаю, что этот ребенок — ситуация, в которой оказалась девочка,  — беспокоит вас по какой-то глубоко личной причине,  — пробормотала она. Но так как он ничего не ответил, она продолжила: — Я полностью согласна со всем, что вы сказали, но осмелюсь предположить, что вы не привыкли доверять женщине или просто работать с ней. Разве не так?
        — Пожалуй.  — Он отвел взгляд и посмотрел на дорогу, по которой они только что поднялись. Казалось, что он задумался, пытаясь вспомнить, что именно привело его сюда, а возможно, даже почему его жизнь стала такой.  — Да, не привык. Но и вы не являетесь наивной девушкой. Если бы это было так, Витторио никогда бы не послал вас к нам.
        Анаис отвела взгляд.
        — Спасибо,  — наконец сказала она.
        После минутного колебания он продолжил путь. Она пошла с ним в ногу, но в этот раз уже не взяла под локоть. Ей вдруг расхотелось чувствовать его мускулистую руку под своей, и она подумала, что, возможно, сумеет добиться большего успеха, если он перестанет быть таким загадочным.
        Однако в этот момент Бессетт повернул голову и улыбнулся ей.
        — Вам не кажется, что у нас все получится, если в Брюсселе мы перестанем быть «Смитами»?
        — А кем же тогда мы будем?  — сказала она неестественно веселым тоном.  — Думаю, чтобы чувствовать себя более свободно, мы должны выбрать имена, близкие нашим собственным.
        Он надолго замолчал, стараясь приноровиться к ее коротким шажкам, и теперь с веселым видом терпеливо вышагивал рядом с ней.
        — Маклахлан,  — сказал он через некоторое время, но со странной заминкой в голосе.  — Я буду Джеффри Маклахлан.
        — Это ведь шотландская фамилия, не так ли?  — заметила Анаис и по какой-то причине снова взяла его под руку.
        Словно по привычке, Бессетт положил свою руку на ее.
        — Это фамилия моего отчима,  — сказал он.  — Если понадобится, я всегда могу сослаться на его строительный бизнес. А что насчет вас?
        — У меня странное имя, но меня никто не знает. Я буду просто Анаис Маклахлан.
        — Да, имя необычное,  — согласился он,  — но красивое.
        — Это имя моей прабабушки,  — объяснила Анаис.  — Она была родом из Каталонии. У нас там все еще есть виноградники.
        — А в Эльзасе?
        Анаис покачала головой.
        — Усадьба была сожжена во время Революции,  — сказала она.  — Отец никогда не пытался вернуть себе земли, хотя, возможно, он мог бы это сделать.
        — Значит, есть французский титул, но нет земли,  — пробормотал Бессетт.
        Анаис слабо улыбнулась.
        — Он никогда не пользовался своим титулом, пока не встретил мою мать,  — ответила она.  — Ему казалось, что без титула он не сможет на ней жениться. Но не думаю, что титул имел для нее какое-нибудь значение. Она родилась в деревне и выросла — есть такой вежливый эвфемизм… ах да, в благородной бедности. Вот только странно, что живущие в бедности никогда не считают, что это благородно.
        — По крайней мере, звучит любопытно.  — Казалось, Бессетт стал теплее относиться к теме ее семьи.  — И у вас есть брат-близнец, не так ли?
        — Да, Арман.
        — Так что вы родились одновременно…
        — Такое иногда случается с близнецами,  — рассмеялась она.
        Бессетт не разделил ее смех.
        — Тогда почему в качестве Хранителя не был выбран он?
        Анаис пожала плечом.
        — Я не знаю,  — ответила она.  — Прабабушка просто заявила, что так сказали карты. И возможно, у него не тот темперамент. Арман очень любит светскую жизнь. Но Мария до сих пор не согласна с решением прабабушки.
        — Мария?
        — Моя кузина, Мария Витторио.  — Анаис сделала паузу, чтобы отпихнуть камень с дороги.  — Она была компаньонкой моей прабабушки и вдовой брата Витторио. Мария — сварливая старушка. Она живет вместе со мной на Уэллклоус-сквер. Мы были с ней очень близки, часто ездили вместе.
        — Вы имеете в виду поездки в Тоскану?
        — Да,  — вздохнула Анаис.  — Но Мария была убеждена, что на моем месте должен быть Арман. А я должна сидеть дома, вышивать диванные подушки и заполнять просторный дом детьми.
        — А вы что думаете?
        Анаис пожала плечами, на сей раз обоими.
        — Я не обладаю терпением, чтобы заниматься рукоделием,  — ответила она.  — Кроме того, у прабабушки Софии была беспорядочная жизнь. У нее был только один ребенок, моя бабушка, которая умерла молодой. И все мужья Софии также умерли молодыми. Счастья она так и не видела. В конце концов, она посвятила себя бизнесу и сделала нас богатыми. Вот такая необычная жизнь.
        — Действительно, необычная,  — согласился он.  — Но ваша жизнь не должна быть такой, разумеется, если вы сами этого не захотите.
        — Я думаю, что мы должны быть довольны тем, какую жизнь приготовила нам судьба,  — сказала она.  — И у меня есть цель в жизни — в отличие от многих других женщин.
        — Но…
        — Почему вы думаете, что в нашем разговоре есть какое-то «но»?
        — Я услышал это в вашем голосе.
        Она бросила на него косой взгляд.
        — Полагаю, будет лучше, если вы направите свой Дар на кого-нибудь другого,  — предупредила она.
        Он вспыхнул приглушенной улыбкой.
        — Я не обладаю такой способностью, ваши опасения беспочвенны.
        — А я не настолько глубока, меня легко понять,  — сказала она, решив сменить тему.  — А теперь, мой дорогой муж, скажите, как долго мы женаты?
        — Три месяца,  — ответил он после минутного размышления.
        Она кивнула:
        — Это может объяснить наше поверхностное знание друг друга.
        Он нагнул голову, чтобы взглянуть на нее.
        — Значит, это был брак, устроенный родственниками?  — спросил он.  — Скорее всего, по расчету?
        Она бросила на него еще один косой взгляд.
        — А вы, Бессетт, сможете изобразить, что это — брак по любви?
        — Моя дорогая, это же будет изображать мистер Маклахлан,  — беспечно сказал он.
        Она рассмеялась.
        — Итак, наш брак был устроен родственниками,  — сказала она.  — Я засиделась в девицах, и мой отец заплатил вам кучу денег, чтобы вы женились на мне.
        Он расхохотался:
        — От безысходности, да?
        — Почему бы и нет?  — Она покосилась на него.  — Признаю, я не красавица. Может быть, моя добродетель была скомпрометирована? Или я оказалась жестокой кокеткой? Прибрав меня к рукам, вы оказали моему отцу огромную услугу.
        Он сразу же посерьезнел.
        — Не говорите таких вещей,  — тихо сказал он.  — Даже в шутку.
        — Осторожнее, Маклахлан,  — улыбнулась Анаис.  — А то я подумаю, что у вас есть сердце. Итак, что мы все-таки знаем друг о друге? Полагаю, нам лучше решить это сейчас.
        — Несмотря на новые имена, лучше придерживаться деталей, близких к истине,  — ответил он.
        — Хорошо,  — сказала она.  — Итак, я выросла на ферме матери в графстве Глостершир. Кроме Армана, у меня две сестры и еще один брат, все они младше меня и живут дома. Еще есть Нейт — приемный сын отца,  — он старше меня и живет самостоятельно. А что насчет вас?
        Бессетт, казалось, колебался.
        — Я воспитывался за границей,  — наконец ответил он.  — Отец был знатоком древних цивилизаций, так что мы довольно много путешествовали.
        Ее глаза расширились.
        — Да? Как увлекательно.
        — Да, но он умер, когда я был юным,  — ответил он.  — Моя мать вернулась в Йоркшир, и через несколько лет после этого мы переехали в Лондон.
        — Как странно, что она забрала вас из родового имения и растила в городе,  — заметила она.
        — Я был трудным ребенком,  — прошептал он.  — Она… не понимала меня. И я не понимал себя. В Йоркшире мы жили очень изолированно. В любом случае я не был наследником. У Бессетта был сын от предыдущего брака, Элвин, мой единокровный брат.
        — Вы имеете в виду — сводный брат?
        — Да,  — сказал он быстро.  — Он был гораздо старше меня, и мы были непохожи друг на друга, но я его обожал.
        — Совсем как у меня с Нейтом,  — сказала Анаис улыбаясь.  — Думаю, хорошо иметь брата, который намного старше тебя.
        — О да, твердый как скала, вот каким был Элвин.  — Взгляд Бессетта затуманился.  — Но когда он женился, моя мать решила, что будет лучше, если она покинет Лаутон, поместье в Йоркшире. К сожалению, наследника, рожденного в браке, не было, и поэтому, когда Элвин умер…
        — О,  — тихо сказала она,  — мне очень жаль. Пожалуй, титул — это прекрасно, но не за счет любимого брата.
        — Я тоже так думаю,  — сквозь сжатые зубы произнес Бессетт.
        — Им долго не пользовались?
        — Да, какое-то время,  — сказал Бессетт.  — Я вырос, и моя мать снова вышла замуж. К тому времени я уже закончил Кембридж и потом несколько лет занимался бизнесом с моим отчимом.
        — Так вы занимались строительством?  — уточнила она.
        — Сначала я просто делал эскизы,  — припомнил Джефф.  — А через некоторое время он начал посылать меня за границу для наблюдения за определенными проектами. Мы сделали довольно много работ для колониального правительства в Северной Африке.
        — Итак, вы действительно разбираетесь в мореходстве,  — прошептала она.  — И путешествовали так же много, как и я.
        — Вас это удивляет?
        — Вы же знаете англичан.  — Анаис широко развела руками.  — Они думают, что мир начинается в Дувре и заканчивается у Вала Эйдриана, сооруженного на заре новой эры.
        — А-а,  — тихо сказал он.  — Поверьте мне, мисс де Роуэн, я не похож на большинство англичан.
        Она сжала губы и посмотрела на него. В этом у нее не было никаких сомнений.
        — Знаете, я считаю, что вы должны звать меня Анаис,  — сказала она.  — Будет лучше, если вы привыкнете к этому до нашего прибытия в Бельгию. Уж будьте настолько любезны.
        Он снова нагнул голову и улыбнулся ей улыбкой, которая дошла и до его глаз цвета голубого льда.
        — Тогда, Анаис,  — сказал он,  — зовите меня Джеффом или Джеффри.
        — Лучше Джеффом.  — Она слегка подмигнула.  — Я приберегу Джеффри на те случаи, когда почувствую, что вы выводите меня из себя. В порядке наказания.
        — Вы уже поступаете, как настоящая жена,  — сказал он, когда они увидели гостиницу.  — У меня такое чувство, что мне лучше начать привыкать к этому.
        В Лондоне днем было свежо, и ветер жестоко набрасывался на весенние цветы в Гайд-парке. Такая ботаническая жестокость, однако, не удержала праздношатающихся гуляк показать себя и посмотреть на других, поскольку лондонский светский сезон уже был открыт, платяные шкафы подверглись критическому анализу, слухи передавались, а расписания вечеринок проверены.
        Для большинства завсегдатаев парка это был приятный, хоть и утомительный ритуал. Но для пассажиров черного с золотом фаэтона лорда Лейзонби в сезоне было мало очарования. Леди Аниша Стаффорд, которая с презрением относилась к подобному бизнесу, несмотря на напряженные отношения с лордом Лейзонби, все-таки вела с ним светскую беседу в его экипаже.
        — Так это правда, что ты теперь оказываешь знаки внимания Бессетту?  — проезжая через Камберлендские ворота, спросил он.  — Он должен быть напыщенный, как павлин.
        — Да, я действительно ходила в театр с лордом Бессеттом,  — раздраженно сказала леди Аниша,  — как и мой брат. Но мы не оказываем ему знаки внимания.
        — Не надо стесняться, Ниш,  — сказал Лейзонби.  — Мы слишком хорошо знаем друг друга.
        — Правда, Рэнс?  — Она бросила на него взгляд своих мистических темных миндалевидных глаз.  — Иногда я задаюсь вопросом, знаю ли я тебя вообще? Ну, хорошо. Бессетт попросил разрешения у моего брата поухаживать за мной. Как-то старомодно, не правда ли? Вообще-то он должен был спросить меня.
        — Бессетт восхитительно старомоден,  — согласился Лейзонби.  — Я думаю, это одна из его тонких черт.
        — Мы с Эйдрианом немного поспорили на этот счет,  — угрюмо сказала Аниша.  — Я уже много раз говорила брату, что прежде чем выйти еще раз замуж, хочу завести любовника.
        Лейзонби улыбнулся:
        — В самом деле?
        — Да, кого-то необычного и… обладающего, возможно, авантюрным складом характера.  — Аниша приподняла подбородок.  — Бессетт не совсем то, что я имела в виду, но теперь, подумав, я решила, что его внешность вполне может компенсировать его архаичность. Это оригинально.
        Лейзонби протянул руку и сжал ее пальцы.
        — Послушай, старушка…  — Он попытался подобрать правильные слова.  — Я… я не для тебя. Ты ведь это знаешь, не так ли, Ниш?
        Ее щеки вспыхнули.
        — Боже мой, Рэнс, ты слишком много себе позволяешь!
        — Я позволяю себе считать тебя моим самым близким другом,  — сказал он.  — Мне остановиться?
        Леди Аниша поерзала на месте, расправила юбки, которые в этом не нуждались, а затем слегка изменила наклон своей изящной шляпки.
        — Нет,  — наконец сказала она. Затем она глубоко вздохнула.  — Итак, продолжим. Что ты от меня хочешь?
        — Что я хочу?  — с любопытством взглянул он на нее.  — Вопрос застает меня врасплох.
        — Рэнс, я очень долго была замужем и знаю, как рассуждают мужчины,  — сказала она.  — Ты не надел бы этот красивый сюртук для утренних визитов — кстати, я и не подозревала, что у тебя есть что-нибудь такое элегантное,  — и только для того, чтобы проехать через Гайд-парк на виду у людей, на которых тебе наплевать. Эти хорошо известные тебе люди не обращали бы внимания ни на Эйдриана, ни на меня, если бы не деньги и титул брата.
        — Аниша, ты недооцениваешь себя!
        Она надменно взглянула на него.
        — И не собираюсь!  — ответила она.  — Я также высокомерна, как и любой из них. Если помнишь, моя мать была принцессой Раджпут. Что касается меня, то мне нет дела до лондонского общества.
        — Хорошая девочка,  — улыбнулся он.
        Порыв ветра подхватил элегантную шляпку леди Аниши, но она успела ухватиться за нее.
        — Итак, что ты хочешь?
        — Я хочу, чтобы ты пошла со мной в Скотленд-Ярд,  — сказал он.
        — С какой стати?
        — Чтобы нанести визит помощнику комиссара лондонской полиции Нейпиру. Я знаю, что это не самое изысканное место, но я видел, как ты разговаривала с ним во время приема гостей после бракосочетания, и я подумал… ну, я подумал, что вы весьма близки.
        — Господи, я бы не стала называть это так,  — сказала она.  — Но он был гостем в доме брата, и поэтому я была с ним любезна.
        — Ты ему нравишься,  — намекнул Лейзонби.  — Или он решил, что ты собираешься украсть столовое серебро Рутвейна, потому что он не сводил с тебя глаз.
        Леди Аниша задумалась.
        — О, не будь смешным,  — наконец сказала она.  — Да, он был очень вежлив, но у Нейпира не было никаких иллюзий относительно того, почему он был приглашен.
        — Да,  — натянуто сказал Лейзонби,  — чтобы однозначно дать понять сплетничающей общественности, что леди Рутвейн, обвиняемая в убийстве его работодателя, полностью оправдана. В конце концов это он публично обвинил ее. И именно из-за этого на голову Рутвейна обрушился поток грязи.
        — Люди всегда недооценивают возможности Братства, не правда ли?  — усмехнулась леди Аниша, все еще удерживая шляпку на ветру.  — Нейпир спрашивал меня об Индии. Ему там предложили должность.
        Лейзонби закатил глаза к небу.
        — О Господи, пожалуйста, скажи мне, что он уезжает из Англии навсегда.
        — Я слышала, он уже отклонил это предложение,  — сказала леди Аниша.  — Кто-то умер в его семье. Не думаю, что тебе удастся избавиться от Нейпира так легко. Я знаю, что именно его отец отправил тебя гнить в тюрьме. И по этой причине Нейпир никогда не будет моим другом.
        — Но ты пойдешь со мной?  — спросил Лейзонби.  — Как представитель брата с тех пор, как он уехал в Индию? Сейчас Нейпир чувствует себя в долгу перед нашей семьей, и, возможно, ему даже немного стыдно. А ты его заинтриговала. И если ты будешь со мной, он не сможет меня сразу вышвырнуть.
        Аниша закатила глаза.
        — А что насчет Лукана? Может быть, он сходит с тобой?
        Лейзонби рассмеялся.
        — Твоему младшему брату, моя дорогая, не хватает солидности,  — сказал он.  — А ты — прости меня за такое сравнение — настоящий мужчина, каким он никогда не будет.
        — Вздор!  — отрезала она.  — Он просто молодой человек, еще немного и превратится в повесу, но я собираюсь им заняться. Ну, хорошо, согласна, он не пойдет.
        — И?..
        Аниша снова тяжело вздохнула.
        — Выбери день,  — сказала она.  — Я не возражаю, но это будет стоить тебе очень дорого. В качестве компенсации ты сопроводишь меня в субботу вечером в оперу.
        — В оперу?  — в ужасе спросил он.  — Но я не люблю ее. Я даже не понимаю этот жанр.
        — Это опера Доницетти «Любовный напиток»,  — едко сказала она.  — И она очень проста. Молодые люди влюбляются, возникает большое недоразумение, появляется магический эликсир, и затем они оба…
        — …трагически умирают?  — уныло подсказал Лейзонби.  — Я просто рискую высказать свою догадку.
        Ее глаза предостерегающе сверкнули.
        — Рэнс, обязательно быть таким невоспитанным?
        Лорд Лейзонби рассмеялся.
        — Или умрет только один, оставив другого с разбитым сердцем?  — предположил он.  — Или, может быть, они случайно отравят друг друга? Или заколют? И все это будет петься на каком-то непонятном языке, который не понимает ни один здравомыслящий человек?
        Глаза Аниши сверкнули.
        — О, ради всего святого, тебе и не обязательно понимать!  — сказала она сквозь стиснутые зубы.  — Ты должен надеть подходящий сюртук и быть на Аппер-Гросвенор-стрит ровно в семь. Леди Мэдлин нужен еще один джентльмен для ровного счета — и этим джентльменом будешь ты!
        — Ну хорошо!  — тихо согласился Лейзонби.  — Еще одна сделка старого Рэнса с дьяволом!
        Глава шестая
        В целом Дао наступательной войны заключается в следующем: когда войска проникнут глубоко на чужую землю, они объединятся.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        «Джоли Мэри» отплыла из королевской гавани Рамсгейта сразу после рассвета, вслед за первым утренним почтовым судном. Капитан Тибо был сыном пожилого французского ученого, который работал в Братстве на протяжении многих десятилетий и пережил смуту во Франции, не лишившись головы. Как и все ученые Братства, старший Тибо был человеком большой эрудиции, астрономом и математиком по профессии.
        По оценке Тибо, путешествие по Северному морю должно было занять меньше двух дней, и Джефф приказал ему плыть, захватив с собой побольше оружия.
        Однако проблемы начались, как только скалы Кента исчезли с горизонта, что с учетом ветра заняло немного времени. Как только исчезла береговая линия, Анаис, которая оставалась неподвижной у поручней на корме, глядя на Рамсгейт, начала ходить по палубе от носа до кормы, ее шаль и подол платья дико хлестали ее, и не надо было обладать особым даром — экстрасенса или еще кого-нибудь,  — чтобы почувствовать ее беспокойство. Хотя «беспокойство» было не совсем точным словом, которым можно было описать ее состояние.
        Проходя мимо нее, он дважды предлагал ей спуститься, но Анаис качала головой. Джефф испугался, что она сожалела о своем импульсивном решении. Несмотря на то, что накануне они не встретили никого из знакомых, сейчас на нее обрушилась суровая реальность ее выбора.
        Он задумался о том, что она только что рассказала о своей семье. Очевидно, если не родители, то хотя бы Мария Витторио знала, что она снова уехала из Англии. Весьма вероятно, что ее брат также знал об этом.
        Могут возникнуть неприятности.
        И через какое-то время, возможно, придется иметь дело с этим безудержным молокососом Арманом де Роуэн. Но очевидно, что нрав ее брата, безрассудный или иной, не имеет ничего общего с теперешним настроением Анаис. Все утро она была сдержанной и даже отказалась от завтрака, который Бессетт организовал в холе гостиницы. И как ни странно, это немного задело Джеффа.
        Отправляясь в это путешествие, он действительно пытался держать ее на дистанции. Все внимание, сказал он себе, должно быть направлено на стоящую перед ним задачу, а не на соблазнительные ягодицы партнерши. Наблюдая за тем, как она садится или выходит из экипажа и улыбается его служащим на каждой остановке на протяжении всей поездки из Лондона, Бессетт чувствовал, что сходит с ума. А он был не из тех мужчин, которых легко лишить рассудка.
        Но во время вчерашней прогулки под руку из гавани Джефф увидел больше, чем просто красивые ягодицы. Он внезапно ощутил, что она прекрасна не только внешне. С ней интересно общаться.
        И все же, несмотря на свои строгие намерения, вчера вечером, раздевшись донага и устроившись в постели, уставший от седла и испытывающий внутренние противоречия, он думал не о ее прекрасном характере. Нет, он думал о ее широком, подвижном рте. О хриплом смехе, который, казалось, всплывает из глубины, а затем соблазнительно застревает в горле. Об этих жарких карих глазах и буйной копне черных волос, которые, казалось, всегда готовы рассыпаться.
        Глядя, как она с сильно вьющимися из-за влажности черными волосами не спеша прогуливается по палубе «Джоли Мэри», он все время представлял, как эти локоны спускаются по ее груди, а он погружает в них руки.
        Вчера он был готов плотно задернуть занавески на окнах или поставить постель под окном, а не напротив. Или пойти в таверну и основательно напиться. Судя по всему, Анаис была совой. Она потушила лампу далеко за полночь.
        Какое-то время он просто смотрел на ее высокий и изящный силуэт и на то, как она ходит взад и вперед вдоль окна, Бессетт спрашивал себя, что она делает, бодрствуя в такой час. А затем задумался, почему это его волнует. Она не была его типом. Она была моложе — и значительно моложе и гораздо невиннее тех женщин, которые обычно привлекали его внимание.
        Бессетт предпочитал опытных женщин, которые знали правила игры, пышных, зрелых дам, не претендующих на романтические отношения. И за подобное отсутствие тонких чувств он был готов щедро платить, хотя ему редко приходилось это делать.
        Да, Анаис была не для него, но необъяснимым образом ей удалось захватить его воображение. И вот он обнаружил, что зациклен всего лишь на ее тени и даже фантазирует о ней, гладя себя и ища удовлетворения — или что-то похожее на это — в самых низменных формах. Откинувшись на мягкую подушку, он подумал об этих волосах и попытался воспроизвести в памяти ее запах. И когда он вскрикнул от облегчения, он думал не о ее внутренней красоте, которая то ли гнала его, то ли так и осталась с ним.
        Однако страсть, охватившая его, так и не прошла.
        Ему пришлось напомнить самому себе свой обет — не нужно знать женщину, чтобы работать с ней. Единственное, о чем он должен помнить,  — это о том, что их отправили на защиту ребенка и они должны заботиться о нем. И все. Но теперь, глядя на то, как она разворачивается и отправляется дальше мерить шагами палубу, Джефф почувствовал крошечный укол недовольства, словно его в затылок укусила мошка.
        Была некая вероятность, что она могла почувствовать это. Возможно, она догадывалась о многих его сокровенных мыслях и желаниях. Хотя обладающие Даром — или даже намеком на него — не могли читать друг друга, всегда существовали некоторые тонкости его уровней.
        Конечно, Анаис, как и многие среди них, преуменьшала свои возможности. Но он слышал подобные отрицания от Рэнса и даже леди Аниши, сестры Рутвейна. И хотя было верно, что некоторые, как он и Рутвейн, были прокляты Даром, Джефф не мог отделаться от подозрения, что многие люди скрывали правду.
        Хорошо, если она знает, то так тому и быть. Он — мужчина, у него есть мужские потребности, и ей не помешало бы помнить об этом.
        Он потерял нить этой мысли, когда она остановилась около люка, ухватилась за перила и долго смотрела на море, словно из этой бесконечности воды и неба могла бы волшебным образом материализоваться Франция. Она наклонилась так далеко вперед, что на мгновение он подумал, что она решила прыгнуть во вспененную воду и поплыть в Кале.
        Что за вздор! Анаис де Роуэн слишком разумна для этого.
        Он расслабился, положив для баланса одну руку на мачту, и позволил своему взгляду скользнуть по ней. Сегодня она была одета в темно-зеленое платье, простота которого, как и всех ее остальных чрезвычайно удобных платьев, лишь подчеркивала элегантность стройной фигуры. Он отметил, что ее изгибы могли бы порадовать мужчину, но не более, и обнаружил, что жалеет, что не смог хорошо разглядеть ее той ночью в Обществе Сент-Джеймс. Если бы у него сохранились более четкие воспоминания об этой небольшой и совершенной груди, то они помогли бы облегчить его страдания прошлой ночью.
        Он предположил, что в другой жизни Анаис де Роуэн могла бы быть танцовщицей или куртизанкой, потому что, хотя она была права, не считая себя красавицей, она явно источала земное очарование и небесное изящество.
        Сейчас, однако, она не выглядела ни очаровательной, ни изящной.
        Она выглядела так, словно была готова броситься в воду.
        Бессетт оставил свой пост на грот-мачте и поспешил к ней, чтобы разобраться в том, что именно привлекло ее внимание. Когда он приблизился, бескровные костяшки пальцев Анаис лежали на перилах, а ее лицо было белым как пергамент.
        Он положил руку на ее спину и наклонился над ней.
        — Анаис, что с вами?
        Повернув голову, она взглянула на него с бледной улыбкой.
        — Просто небольшая морская болезнь,  — сказала она.  — Иногда такое со мной бывает.
        Он опустил руку ниже, положив ее на поясницу.
        — Так вот в чем дело,  — сказал он скорее самому себе.  — Послушайте, вам лучше спуститься вниз и прилечь.
        Анаис покачала головой и повернулась назад к поручням.
        — Я должна смотреть за горизонт,  — сказала она, а ветер трепыхал свободные завитки ее волос.  — Это помогает. А теперь идите. Со мной все будет хорошо.
        Но Джефф никогда не видел столь пепельного цвета лица.
        — Я могу приказать капитану Тибо замедлить ход судна,  — предложил он.
        — Ни в коем случае.  — Ее голос задрожал от волнения.  — У нас нет времени, и это лишь усугубит страдания.
        Он придвинулся, положил руки на перила по обе стороны от нее, как бы окружив ее своим телом. Внезапно возникший страх, что она может прыгнуть или упасть еще терзал его. Он чувствовал, как она дрожит.
        — Анаис,  — сказал он,  — такое часто случается? Ваши путешествия,  — пробормотал он.  — В Тоскану. Повсюду.
        — Послушайте, по правде говоря…  — Она уставилась на горизонт.  — По правде говоря, я не могу пересечь Темзу без того, чтобы меня не стошнило. Итак, Бессетт, я вас честно предупредила. Оставайтесь, но я не буду нести ответственности за ваш прекрасный жилет.
        Он положил ей руку на плечо.
        — Тогда зачем вы себя истязаете? Страсть к путешествиям… Зачем все это?
        — Возможно, потому, что страдания закаляют характер?  — немного горько предположила она.  — Знаете, я никогда особо не возражала против долгих путешествий. Оказаться вдали от семьи иногда полезно. Меня время от времени отправляли с деликатными политическими поручениями. Но я предпочла бы оказаться в разгаре одной из тосканских революций, чем провести день на море. Но Англия — это в конце концов остров. Разве у меня есть выбор?
        — Оставаться дома,  — предположил Джефф, затем он понизил голос.  — Чем не выбор? Сидеть и вышивать. Самое женское дело.
        — Это не для меня,  — сказала она.
        — А я вот подумал — почему вы не спустились на завтрак?
        — Во всяком случае, не потому, что нахожу вашу компанию невыносимой.  — Она коротко рассмеялась.  — Уверяю вас, Бессетт, это не так. Я просто знаю, что до выхода в море лучше не есть.
        Он снова положил руку на ее талию и наклонил голову.
        — Джефф,  — тихо напомнил он ей.  — Вы обещали называть меня только так. Просто Джефф… Бедняжка! Вы, должно быть, чувствуете себя абсолютно слабой?
        Она опять неловко рассмеялась.
        — А какая бы леди на моем месте не чувствовала себя подобным образом, если вы все сильнее и сильнее прижимаетесь ко мне?  — спросила она.
        — Я не позволяю вам терять сознание и упасть вниз головой в Северное море,  — сказал он.  — Так что именно поэтому я стою слишком близко. Это долг джентльмена.
        — И мне жаль, что я не в состоянии по достоинству оценить этот факт,  — сказала она.  — Ну же, Бессетт! Нам обязательно вести сейчас этот разговор? Мне неловко. А теперь давайте уходите.
        — Переходите на среднюю часть судна,  — приказал он, осторожно отрывая ее от борта.  — Увидите, там намного устойчивее. Возможно, мы сможем найти вам место.
        Она скрепя сердце отошла от поручней, а через какое-то время Этьен, юнга, приволок из трюма нечто вроде шезлонга. Бессетт приказал привязать его к паре планок, на которые наматывают тросы, усадил в него Анаис и накрыл ее теплым одеялом. Чудесное весеннее утро в Рамсгейте уступило капризам моря, и брызги теперь летели во все стороны.
        Бессетт вернулся к своим делам, но не спускал с нее глаз в течение всего дня.
        Капитан неоднократно предлагал ей имбирный чай — и намекал на что-то более крепкое,  — но она отказывалась от всех предложений.
        Позже, когда Бессетт и остальные члены экипажа спускались по очереди вниз, чтобы съесть немного хлеба и холодной говядины, и предлагали Анаис присоединиться, она только отрицательно качала головой. А потом наступили сумерки, стало холодно, и уже не было видно горизонта, который еще как-то примирял ее с действительностью.
        Джефф никак не мог уговорить ее спуститься, и наконец у него не осталось иного выбора, кроме как повести ее вниз по крутой, похожей на трап лестнице.
        «Джоли Мэри» была оборудована двумя частными каютами: капитанской, в передней части корабля, и для гостей — на корме. Эта крошечная каюта состояла из пары сдвоенных узких коек с ящиками внизу, маленького обеденного стола и умывальника из красного дерева с ночным горшком под ним. Последний оказался полезным, потому что как только наступил вечер, Анаис покрылась потом и ее начало жестоко тошнить, не принося никакого облегчения.
        Смущенный Джефф наполнил раковину водой, смочил тряпку и вытер ее лоб.
        — Вы должны попытаться уснуть,  — предложил он.
        — О, до чего же жалкое зрелище перед вами!  — Сложив руки на животе, Анаис сидела на самом краю койки, отказавшись от его предложения лечь.  — Кажется, меня сейчас опять стошнит. Пожалуйста, не могли бы вы найти себе занятие получше и избавить меня от унижения?
        Джефф выдавил слабую улыбку.
        — Какой Хранитель оставит своего партнера в беде?  — осведомился он тихо.
        — А какой Хранитель страдает морской болезнью?
        — При определенных обстоятельствах — очень многие.  — Он заправил ее упругий, своенравный локон за ухо.  — Просто сегодня море свирепое. Потерпите.
        Анаис подняла руки назад, чтобы привести волосы в порядок, но вынула не ту шпильку, и половина волос упала ей на плечо. Пробормотав несвойственное для леди ругательство, она бросила шпильку на пол каюты.
        Джефф сел на край рядом с ней.
        — Эй, повернитесь,  — успокаивал он ее.  — Я сейчас вытащу все шпильки. А затем вы ляжете.
        — Нет,  — слабо сказала она, подперев плечом стенку.
        Но на самом деле она и не думала сопротивляться его намерениям. Сначала его пальцы были неуклюжими при вытаскивании шпилек, воткнутых как придется. Однако в конце концов ему удалось освободить волосы от них, и Джефф приступил к другой стороне головы, удивляясь длине и густоте ее волос.
        Волосы Анаис — блестящая, упругая масса женского достоинства — упали до талии, как он недавно фантазировал, и ему стало интересно, каким образом и сколько времени она тратит на то, чтобы усмирить и поднять их наверх.
        Не в силах противиться искушению, Джефф вытащил последнюю шпильку, а затем осторожно пропустил волосы через свои пальцы. И когда он почувствовал струящееся как шелк тепло, его осенило, что он никогда не распускал волосы женщины просто так, для удовольствия, для потворства своим чувственным желаниям — ощущать теплый, тягучий шелк, скользящий по пальцам, как воздух, как свет и как вода одновременно.
        Он открыл рот, чтобы сказать… ну, скорее всего что-нибудь глупое, но его спас громкий стук в дверь.
        Джефф открыл дверь и обнаружил юнгу, стоящего с дымящейся горячей кружкой в руках.
        — Имбирный чай для мадам. С опием. От капитана,  — на одном дыхании произнес Этьен.
        — Спасибо,  — сказал Джефф, беря кружку.  — В этот раз она его выпьет.
        Он внимательно оглядел Анаис.
        — За целый день вы ничего не съели и не выпили,  — сказал он, поднося чашку к ее губам.  — Из-за этого вы и больны. А теперь выпейте это.
        Если бы Анаис полностью владела собой, она бы никогда ему не уступила. Он знал. Но находясь в ослабленном состоянии, она сдалась, глядя на него между глотками карими круглыми, как у щенка, глазами, пока что-то внутри его груди не издало какой-то странный хлопающий звук.
        Господи! Женщина была больной, бледной и, в общем, грязной. Что, черт возьми, с ним не так?
        У него не было времени, чтобы обдумать это. После того как она выпила полчашки, имбирь и опиум сработали удивительно быстро. Только что она пила, и вот через мгновение ее подбородок опустился на грудь, и Анаис рухнула на кровать. Ну, слава Богу!
        Хотя бы до рассвета она не будет мучиться. А если они будут идти с такой же скоростью, то увидят землю, по крайней мере, завтра вечером.
        Откинув одеяло на узкой койке, Джефф подхватил и усадил ее, гадая, насколько он посмеет раздеть ее. Он начал с того, что отстегнул маленький пистолет, который она носила пристегнутым к икре, затем стянул с нее туфли, стараясь соблюдать приличия и не смотреть на ее ноги, хотя это плохо у него получалось.
        Он испытывал непреодолимое желание приподнять ее юбки — все наверх,  — чтобы убедиться в том, что у нее действительно есть метка Хранителя. Его необъяснимым образом бесило, что Рэнс ее видел, а он нет, когда ни у того, ни у другого не было никакого права разглядывать обнаженное бедро леди.
        В конце концов, Джефф позволил себе небольшое — и слегка озорное — удовольствие провести рукой вниз по ее икре, поражаясь слою твердых мышц под обманчиво нежной кожей. Затем с явным сожалением он взял ее за лодыжки и осторожно положил под одеяло.
        Но койка была такой короткой, что даже Анаис не смогла уместиться на ней. Мягко выругавшись, он расстегнул переднюю часть ее зеленого платья. Как он и подозревал, она была одета в современный корсет. Он быстро расстегнул застежки. Ее нежная грудь поднималась и опускалась под тонким батистом сорочки, плечи опустились и расслабились. Со вздохом, который означал полное удовольствие, Анаис слегка поерзала на спине и начала глубоко дышать.
        Вот так. Это было лучшее, что он мог предпринять в этой ситуации. Это было все, что он осмелился сделать.
        Но она спала, и ей было комфортно.
        Бросив последний сочувственный взгляд, Джефф накрыл ее одеялом и подоткнул его со всех сторон.
        Вздохнув, он внезапно пожалел о том, что навестил леди Анишу Стаффорд на следующий день после свадьбы Рутвейна. А также о том, что следующим вечером пригласил леди Анишу и ее младшего брата лорда Лукана в театр вместе со своей матерью.
        Он зашел так далеко, что взял с матери обещание, что во время его отсутствия та нанесет визит леди Анише. Пригласит ее на чай или на обед. У матери это вызвало задумчивый блеск в глазах, и тогда он ей признался, что очень восхищается леди и собирается ухаживать за ней.
        Скорее всего, когда он вернется из Брюсселя, они начнут делать покупки для приданого.
        И вдруг Джефф почувствовал, что его самого укачивает.
        Конечно, леди Аниша всегда была дорогим другом, и так будет всегда. Она была так дорога ему, что Джефф не хотел бы сделать что-нибудь такое, из-за чего ей было бы неловко. Джефф надеялся, что ничего подобного он и не допустит.
        Он коснулся рукой щеки Анаис. Она была похожа на сестру Рутвейна черными волосами и теплой кожей, и, глядя на нее, любой мог бы сказать, что она не просто английская роза, а редкая и немного экзотическая орхидея из оранжереи. Однако во всем остальном они были настолько непохожи, насколько могут отличаться две женщины.
        Он отдернул руку и приказал своим мыслям перестать быть бессвязными и направиться в другое направление.
        Пытаясь отвлечься, он достал свой чемодан и вытащил бумаги, которые ему передал Дюпон. В дополнение к досье и заметкам Дюпон приложил несколько личных вещей, среди которых были письма с подписью мадам Моро и длинные локоны золотистых волос с пометкой — Жизель Моро.
        Джефф вынул их из пакета и некоторое время, сидя за маленьким обеденным столиком, задумчиво пропускал локоны сквозь пальцы. Иногда личные вещи могут быть очень полезными, но так как ребенок был ватейи, он смог увидеть лишь немногое. Однако у матери была совсем иная история. Но сейчас ему не хотелось видеть ни будущее Жизели, ни страха ее матери. Сейчас ему были не нужны ни страдания мадам Моро, ни ее воспоминания.
        Это могло оказаться до боли знакомым.
        Он отбросил от себя прядь детских волос, словно это была змея. Приподнявшись, он повернул фитиль лампы, оставив тусклый свет лишь для того, чтобы видеть Анаис. Затем он сбросил сапоги, кинул пиджак и жилет на стул и, осторожно устроившись на койке, которая стояла напротив, подтянул колени к груди.
        Ворочаясь на своем месте, Джефф устремил на нее взгляд и тяжело вздохнул. Ему было тесно, уныло, и, ко всему прочему, он был словно одержим ею. Как сказала Анаис, до чего же жалкое зрелище…
        Господи, кажется, ночь будет долгой.
        Глава седьмая
        Высшее искусство войны на практике — взять вражескую страну целой и невредимой.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Широко распахнув окна в спальне, Анаис наклонилась над улицей Эскалье и глубоко вдохнула свежий, с запахом дождя, воздух. Новый дворецкий заверил ее, что, к сожалению, это не надолго, поскольку сточные воды города, как и в Лондоне, спускаются по реке, которая течет через центр города.
        Сейчас в Брюсселе было прекрасно — и в отличие от «Джоли Мэри» очень-очень тихо. И даже сильный запах реки Сены не мог преуменьшить красоту города.
        На другой стороне узкого переулка вверх карабкались кованые балкончики, на которых с небрежным изяществом стояли горшки с ранними цветами.
        Прямо внизу двое пожилых мужчин, ворча друг на друга, разгружали фургон, который следовал за ними от гостиницы в Остенде, и это звучало так, словно они говорили на двух или трех разных языках.
        Почувствовав приближение дождя, Анаис с неохотой отошла от окна. Он моросил почти все их путешествие в глубь материка, но она не обращала на него внимания, будучи благодарной за то, что стояла на земле и не важно, на какой — сухой или влажной.
        — Мадам, позвольте показать вам гардеробную,  — раздался голос дворецкого позади нее.
        Анаис обернулась с радостной улыбкой.
        — Конечно, Бернард.
        Дворецкий провел ее в широкую комнату с парой платяных шкафов, хранилищем для нескольких чемоданов и маленьким туалетным столиком. В замкнутом пространстве все еще можно было уловить запах свежей краски.
        — Эта дверь, мадам, ведет в комнату господина Маклахлана,  — сообщил ей Бернард.  — Ванная комната — общая, и все комнаты соединены.
        Анаис почувствовала, что ее улыбка блекнет. Этого она не учла, уступая аргументу Джеффа, что, изображая фиктивный брак — даже перед экипажем и персоналом,  — они не допустят ошибки.
        — Уверена, Бернард, здесь будет неплохо,  — справилась она.
        Слуга поклонился и вышел в коридор, чтобы проследить за тем, как поднимают чемоданы вверх по лестнице. Анаис посмотрела ему вслед, а затем вернулась к окну.
        Бернард был самым любезным из всех слуг, которых когда-либо нанимала семья Анаис. Он объяснил, что приехал, как и две горничные, прямо из парижского особняка господина ван дер Вельде, лакеи — из дома господина Дюпона, а персонал кухни — от кого-то из Амстердама. Бернард также заметил, что они представляют собой небольшую группу состоящую из весьма надежных и лояльных людей.
        Кроме того, их загадочный хозяин — который в конце концов оказался не таким и загадочным — во время встречи в порту приехал с горничной и лакеем. Господин ван дер Вельде оказался низеньким, с опущенными вниз усами, толстым и очень богатым роттердамским банкиром, который имел свою долю в финансовых «пирогах» Франции, Бельгии и Нидерландов. Как и Бессетт, он носил символ Братства на булавке для шейного платка в виде чертополоха, хотя и без картуша.
        После теплых приветствий и еще одного предупреждения о репутации Лезанна он предоставил им карты, ключи и список контактов на всей территории Брюсселя, а затем быстро исчез, объяснив это тем, что является слишком известной фигурой и их не должны видеть вместе за пределами его закрытого экипажа.
        Бернард, стоящий за спиной Анаис, осторожно кашлянул.
        — Мадам, Королевский дворец в том направлении,  — сказал он, указывая на холм.  — Церковь, которую посещает мадам Моро, находится в нескольких минутах ходьбы отсюда, как раз за площадью и цветочным рынком. Пожалуйста, смотрите себе под ноги, когда куда-нибудь пойдете, потому что сейчас в Брюсселе полным ходом идет строительство.
        Анаис улыбнулась:
        — Революция поспособствовала развитию бизнеса?
        — В некоторых областях — да.  — С натянутой улыбкой Бернард понизил голос.  — Особенно повезло банкирам. У господина ван дер Вельде широкий круг деловых интересов.
        — Включая и этот дом?
        Бернард по-галльски решительно пожал плечами и развел руками.
        — Увы, предыдущий владелец играл по-крупному и сильно проигрался,  — пробормотал он.  — Чтобы оплатить закладную, он был вынужден сдать дом на год.
        — Заем, на который у господина ван дер Вельде, без сомнения, есть расписка,  — криво усмехнувшись, заметила Анаис.
        Бернард приподнял тонкую бровь.
        — Уверен, у него много таких закладных.
        Она повернулась к окну, в очередной раз задумываясь о том, насколько глубоко проникли щупальца Братства в правительства и экономику Европы. И ван дер Вельде забрал дом на год? Господи! На то, чтобы организовать побег с семьей Моро или с теми, кто от нее остался, конечно, не уйдет так много времени.
        Мария с явной неохотой согласилась какое-то время удовлетворять любопытство родителей Анаис — возможно, пару месяцев, но не больше. Если немного повезет, то Арман будет слишком занят и не поедет через весь город, чтобы проверить, вернулась ли она домой из Тосканы или нет. А Нейт… о, Нейт превращался в ищейку, если чуял запах скандала. Тогда даже умная Мария не сможет сбить его с толку. Но Нейт был ужасно занят и привык к тому, что она далеко.
        Да, это правда, что Хранителю — даже такому неофициальному, как она,  — часто приходится идти на личные жертвы. Конечно, она сделает все, что необходимо. Но год отсутствия сожжет несколько мостов. Это навредит ее положению в обществе. И одному Богу известно, сможет ли она прожить под одной крышей с Бессеттом — с Джеффом — так долго.
        Возможно, было бы гораздо лучше, если бы он снова стал тем надменным, властным джентльменом, с которым она впервые встретилась в Обществе Сент-Джеймс. Вместо этого он, судя по всему, собирался вести себя эксцентрично, изредка ошарашивая ее всплесками доброты. Время от времени ей даже казалось, что эти глаза цвета голубого льда способны растаять.
        Но Бернард все еще стоял рядом с ней, словно ожидал ее следующего приказа.
        — Итак, дом с красными и желтыми тюльпанами,  — тихо сказала она,  — это и есть дом виконта де Лезанна?
        Бернард подошел поближе.
        — Да, мадам,  — кивнул он, понизив голос.  — И мы уже многого добились. Госпожа Янссен завела знакомство на рынке на площади Гран-Саблон с кухаркой Лезанна, а наш лакей Пти идет на свидание с горничной. Они расскажут вам все сплетни об этом доме.
        Анаис раздвинула прозрачные занавески и более пристально взглянула на дом, находившийся немного выше по крутому переулку.
        — А что насчет ребенка?  — задумчиво спросила она.  — Ее вообще видно?
        — Очень редко,  — сказал слуга.  — Почти каждый день мадам Моро уводит ее в парк на прогулку, Лезанн встречается с ними там, а затем провожает их домой. А еще он нанял гувернантку, которая приходит каждый день.
        В этот момент на лестнице послышались быстрые шаги Джеффа. Анаис повернулась и увидела, как он легко идет по коридору с одним из ее чемоданов на правом плече. Сегодня он зачесал назад свои прямые, тяжелые волосы и перевязал их кожаным шнурком, словно был слишком занят, чтобы придать им какой-нибудь вид. Ее новая французская горничная с трудом семенила за ним, пытаясь не отстать от длинноногого Джеффа.
        — Ну, это последние,  — сказал он, проходя в ее гардеробную.  — Вы подыскали очень удачно расположенный дом, Бернард.
        — Конечно, ведь окна этого дома выходят прямо на нужный дом через улицу.  — Анаис пошла к двери гардеробной, пока Джефф с ворчанием опускал чемодан.  — И посмотри, дорогой,  — продолжила она, скрестив руки на груди,  — наши гардеробные комнаты соединены, и у нас общая ванная.
        Стоя на коленях, Джефф бросил на нее дразнящий взгляд.
        — Да, но по крайней мере здесь есть водопровод,  — спокойно сказал он.  — В Йоркшире мы еще привозим воду — и горячую, и холодную.
        Клер, ее новая горничная, сделав быстрый реверанс, выразила на беглом французском свое намерение распаковывать вещи.
        — Благодарю,  — ответила Анаис.
        Стоящий за ними дворецкий откашлялся снова.
        — Ах да, Бернард,  — вставая, сказал Джефф.  — Вы сказали, что на мансарде есть что-то такое, что вы хотели бы нам показать.
        Дворецкий слегка церемонно поклонился.
        — Не соблаговолят ли мадам и месье последовать за мной?
        Как и особняк в Лондоне, дом в Брюсселе был глубоким и узким и состоял из подземного технического этажа с кухней, трех основных жилых этажей и просторной мансарды наверху. Анаис и Джефф следовали за дворецким до последнего лестничного пролета, ожидая увидеть людскую.
        Вместо этого они обнаружили, что мансарда была открытой, со сводчатым белым потолком, полированным деревянным полом и большой застекленной стеной в задней части. В одном углу стоял стол для игры в пул, побольше, но и поуже, чем английский стол, в противоположном углу на некотором расстоянии на веревке висел набитый кожаный мешок, чтобы джентльмены могли практиковаться в боксе, а между ними лежал толстый стеганый мат — для занятия борьбой, предположила она,  — у ее братьев тоже имелась склонность к подобному роду жестоких игр.
        Противоположная половина мансарды была заполнена стенной стойкой со множеством рапир и шпаг, а также разнообразными клинками и фехтовальным снаряжением. А около двух мансардных окон вместе с парой кресел стояли, установленные на штативах, маленькие, используемые для навигации телескопы.
        Джефф медленно повернулся вокруг и признательно присвистнул.
        — Рай для джентльменов, не правда ли?  — сказал Бернард.  — Владелец — большой поклонник спорта.
        — Отсюда и дикая сумма долга,  — пробормотала Анаис, подходя к стойке, чтобы взять рапиру.
        — Какие необычные телескопы,  — сказал Джефф, устраиваясь в кресле и глядя в окуляр.  — А, понятно.
        — Они наши,  — подтвердил Бернард.  — Возможно, вы захотите перенести один из них в вашу спальню. Сейчас мы здесь по очереди наблюдаем за столовой Лезанна и, судя по всему, за его кабинетом.
        — И что вы видели?  — спросил Джефф, все еще щурясь.
        — Мадам Моро, но изредка,  — ответил Бернард.  — Кажется, она может свободно перемещаться по дому. Иногда она выходит, чтобы пройтись по магазинам. Два-три раза в неделю посещает церковь.
        — В записях Дюпона говорится, что она католичка,  — сказала Анаис задумчиво.  — Она действительно так набожна?
        Бернард пожал плечами.
        — Что касается ее покойного мужа, то он, конечно, был религиозен,  — ответил он.  — Она же, по мнению наших контактов в Париже, тоже набожна, но не в такой степени. Может быть, в церкви она скрывается от власти Лезанна. Или, возможно, леди о чем-то отчаянно молится.
        Анаис обдумала услышанное.
        — И какую церковь она посещает?
        — Святого Николая,  — ответил дворецкий.
        — Хорошо,  — сказала Анаис.  — Возможно, через какое-то время я тоже схожу туда на исповедь.
        Джефф отстранился от телескопа и с легким удивлением взглянул на нее. Несколько выбившихся из-под шнурка прядей закрывали его щеку.
        Бернард поклонился.
        — Теперь я должен идти помочь устроиться вашим личным слугам. Да, сэр, месье Дюпон прислал вам письмо. Он сказал, что это не срочно. Положить его на ваш стол?
        — Да, конечно.  — Джефф вернулся к телескопу.  — Спасибо, Бернард.
        Как только дверь в мансарде закрылась, Анаис вернула рапиру на место, и она лязгнула с высоким, резким металлическим звуком.
        — Кажется в доме через дорогу никого нет,  — наконец сказал Джефф, вытаскивая свое длинное, худое тело из кресла.
        — Да, в ближайшее время нам придется завести новых друзей,  — произнесла Анаис, вытаскивая одну из шпаг.  — И я немного беспокоюсь по этому поводу.
        Она отвернулась от стойки и увидела, что Джефф внимательно разглядывает оружие в ее руках.
        — Знаете, вы выглядите так, как будто по крайней мере знаете, что с этим делать,  — улыбнулся он.
        Анаис с усмешкой заняла позицию и сделала выпад.
        — Защищайтесь!
        Джефф не моргнул.
        — О, поверьте мне, моя дорогая, я к этому готов с того самого момента, как увидел вас,  — сказал он, направляясь к ней со своей обычной гибкой грацией.  — Удивлюсь, если старый Витторио не научил вас какой-нибудь особой паре трюков.
        Анаис почувствовала, что ее улыбка исчезает.
        — Да, в свое время он мастерски владел холодным оружием,  — тихо сказала она.  — Он был… удивительным. И известным по всей Тоскане. А вы когда-нибудь слышали…
        — …о тайном покушении на Венском конгрессе?  — У Джеффа от восхищения потеплели блестящие голубые глаза.  — Именно этот подвиг сделал Витторио известным в Братстве. Я слышал, что нож был предназначен для кардинала Консалви.
        — Да, убийца выхватил оружие, но ему так и не представилась возможность нанести удар.  — Анаис с размаху сделала выпад клинком.  — Витторио проткнул его не глядя, вот так…
        — …стоя позади возвышения,  — закончил Джефф.
        — Да, да, понимаете, потому что таким был его Дар.  — Опустив левую руку, Анаис посмотрела на шпагу.  — И его Дар, и его проклятие. Он мог почувствовать… саму суть человека, его жизненную силу, если угодно. И он знал, каким было зло. Он чувствовал его запах, понимаете, как запах смерти. Он пытался научить меня этому… но я… полагаю, что мне не очень хотелось постигать все это. На самом деле я не завидую тем, кто обладает таким сильным Даром.
        На его лице возникли какие-то загадочные эмоции, словно ему стало на мгновение больно, но это очень быстро прошло и осталось незамеченным. Он немедленно сменил тему и спросил легкомысленным тоном:
        — Итак, госпожа Маклахлан, какой вид оружия вы выбираете?
        — Рапиру с кинжалом,  — ответила Анаис.
        — А, традиционная школа!
        — Витторио был в высшей степени традиционным,  — признала Анис.  — За исключением тех случаев, когда это касалось меня.
        — Да, вы явно нетрадиционная,  — заметил он.  — Кроме плавных выпадов и слепого зрения, чему еще научил вас Витторио?
        — У меня нет слепого зрения,  — совершенно бесстрастным голосом ответила она, опустив лезвие плашмя и проведя по нему пальцем.  — Он нанял для меня флорентийского мастера фехтования, сказав, что стал слишком стар, чтобы научить меня быстрым и сложным движениям, и что это работа для молодого человека.
        Она взглянула вверх и увидела, что Джефф как завороженный наблюдает за ее рукой.
        — Он что, всерьез предполагал, что вам когда-нибудь придется защищаться с оружием в руках?
        Анаис покачала головой.
        — Думаю, он просто хотел научить меня изяществу и скорости,  — сказала она.  — Ясности мысли в трудной ситуации. И всему, что касается сенсорики. Да, признаю, мои инстинкты выше обычных. Мария говорит, что я как кошка в темноте. Но я никогда не буду такой, как Витторио.
        Взгляд Джеффа смягчился.
        — Интересно, что думал этот бедный мастер фехтования?  — пробормотал он.  — Вы, должно быть, казались ему необыкновенной красавицей. Наверное, к тому времени, когда занятия закончились, он был влюблен в вас.
        Анаис почувствовала, что на ее щеках вспыхнул румянец.
        — Не будьте смешным,  — сказала она, торопливо отворачиваясь, чтобы убрать оружие.  — Он подумал, что я теперь неплохо разбираюсь в клинках, и ничего более. Он пытался научить меня владению двуручным мечом только для того, чтобы уравнять возможности левой и правой руки, но я так и не научилась оценивать точный вес этой проклятой штуки.
        Когда она обернулась, Джефф посмотрел на нее с внезапной суровостью.
        — Анаис, почему у меня создается такое впечатление,  — спокойно спросил он,  — что вы больше сосредоточены на своих неудачах, чем на успехах?
        Она пожала плечами.
        — А разве не все так делают?  — возразила она.  — Те, кто надеется чего-то добиться в жизни?
        Какое-то время он просто смотрел на нее, слегка наклонив голову.
        — Думаю, вас это не касается,  — тихо сказал он.  — Вы уже почти всего добились. Но я также понимаю, что вы готовы удовлетворять желания других людей. И ваша морская болезнь — прекрасный пример этого.
        — И что же вы мне предлагаете?  — спросила она.  — Сидеть дома, чтобы не тошнило? Окончательно отказаться от мечты моей прабабушки?
        Она увидела как сильно дернулся его подбородок.
        — Я хочу сказать, что никогда не видел такой сильной морской болезни, как у вас, а я ведь наблюдал, как при этом страдают взрослые мужчины.  — Голос Джеффа вдруг стал грубым.  — И я считаю, что вам стоит жить, стремясь осуществить собственную мечту, если, конечно, у вас когда-нибудь найдется время ее выбрать.
        Она приподняла подбородок.
        — А что насчет вас? Вы занимаетесь именно тем, о чем мечтали? Вспомните, что я видела ваше лицо тем вечером, когда вы рассказывали о своей работе с отчимом.
        На мгновение он отвел взгляд.
        — Моя жизнь изменилась после смерти Элвина,  — сказал он.  — До этого у меня была профессия, которая мне нравилась. В глубине души я, конечно, знал, что мог быть востребован Братством в любое время, но организация стала такой раздробленной…
        — И в конце концов вы решили заняться ее восстановлением,  — вставила она, приближаясь к нему.
        — Да,  — согласился он,  — полагаю, что можно сказать итак.
        Поддавшись импульсу, она нежно коснулась его щеки и повернула его лицо к себе.
        — И слава Богу, что вы это сделали,  — сказала она.  — Потому что это вдохнуло новую жизнь в Братство.
        — Не думаю, что все было так бескорыстно — пробормотал он, отводя глаза.  — Оглядываясь назад, я думаю, что это было сделано скорее из ярости. Для Лейзонби.
        — Для Лейзонби?  — Анаис наморщила лоб.
        — Мы встретились в Марокко, он, Рутвейн и я,  — спокойно ответил Джефф.  — Партнеры по безделью, можно сказать. Я только что закончил проект для французского правительства. Лейзонби, наемник Иностранного легиона, был в отпуске, а Рутвейн — ну, он только что вычислил притоны курильщиков опиума Северной Африки. Была жуткая оргия, она длилась до тех пор, пока жандармы не схватили Лейзонби и не отправили его в Англию. И мы с Рутвейном последовали за ним.
        — И что было потом?
        — Мы купили дом и основали Общество Сент-Джеймс,  — ответил он.  — Возобновили все наши высокие разговоры о воскрешении Братства. Что хорошего в Братстве, если оно не может защитить себя от незаконного лишения свободы?
        — А что, лорда Лейзонби посадили в тюрьму по ошибке?  — спросила Анаис.  — В газетах писали, что после того, как игра в карты пошла «не так», произошло убийство.
        — Он не убивал того человека, за чье убийство был осужден,  — сказал Джефф.  — Но был ли он признан виновным из-за юридической ошибки? Да. Человек с таким Даром, как у него, не имеет права играть в карты. Могут произойти непредвиденные события. Но тогда Лейзонби был совсем юным — и даже теперь отрицает, что обладает Даром.
        — Но он был отмечен своей семьей как Хранитель,  — прошептала она.
        — Как и вы, по словам Лейзонби.  — На мгновение в глаза Джеффа вернулся лед.
        — Да, как я сказала вам той ночью в Храме,  — ответила она.  — Такова была инструкция прабабушки Софии для Витторио — отметить меня сразу же после обучения и приобщить к делу.
        — Почему?  — удивился он.
        Анаис пожала плечами.
        — Я не знаю,  — сказала она.  — Ближе к концу жизни прабабушка сказала только, что есть кое-что, что я должна сделать, а вот что именно, откроет мне судьба. Теперь я понимаю, что можно быть Хранителем и без метафизических способностей. От человека требуется лишь здравый смысл, решимость и определенное мужество. Но шотландская линия лорда Лейзонби очень сильна — как и большинство шотландских линий. Ну, вы и сами это знаете.
        — О да,  — сказал Джефф.  — Я это хорошо знаю.
        — Как и некоторые французские,  — сказала она задумчиво.  — Но на самом деле в некоторых частях Европы Братство превратилось в обычный ритуал. С таким же успехом можно присоединиться к местной масонской ложе или даже к клубу любителей бифштекса. Не мне вам это рассказывать. Общество Сент-Джеймс сумело навести порядок во всех исследованиях и документациях.
        Джефф неопределенно пожал плечами. Он снова взял ее за руку, перевернул ее и провел указательным пальцем по ладони, словно мог прочитать по ней ее судьбу.
        Анаис положила свою руку поверх его.
        — Послушайте, Джефф,  — сказала она немного расстроено.  — Почему у меня такое чувство, что вы принижаете свою роль в благих делах? Поступая так, вы недооцениваете всех нас. И что бы вы обо мне ни думали — не важно, хочет меня Братство или нет,  — я всегда буду верить в то хорошее, что сделало Общество Сент-Джеймс.
        — Ах, Анаис, какие добрые слова!  — тихо сказал он.
        — Это не просто слова.  — Ее голос чуть дрожал.  — Сколько раз я слышала, как Витторио хвалил работу вашего общества. Он верил, что в конечном итоге оно найдет и сумеет сберечь всех людей, обладающих Даром. Особенно тех, кто наиболее уязвим. Таких, как Жизель Моро.
        — Правда?  — Джефф почти силой удержал ее руку, когда она попыталась высвободиться.
        Анаис кивнула.
        — Мне так жаль, что моя прабабушка не смогла дожить до этого момента и не увидела как Братство восстает из пепла,  — сказала девушка.  — Она так и не узнала, что оно перестало быть красивой сказкой и заняло свое место среди тайных организаций, взявших на себя обязательство творить добро.
        — Это звучит так благородно в ваших устах,  — проговорил он, немного приподнимая ее руку, словно собирался коснуться ее губами.  — Но может быть, мы — Рутвейн и я — просто устали чувствовать себя другими. Возможно, мы просто хотели занять себя чем-то, занять настолько, чтобы у нас не было времени заглянуть в себя и увидеть, в кого мы превратились.
        — Я не верю,  — прошептала она.  — Джефф, у меня почти нет Дара. Но я неплохо вижу вас. И думаю, что, возможно, вы знаете это.
        Она подняла глаза, поймала его внезапно потеплевший взгляд и вдруг поняла, что он почти без усилий притянул ее к себе. Это было так, как если бы он перенес ее во времени и пространстве, а не по блестящему полу мансарды. Энергия — какое-то осязаемое чувство — казалось, мерцает в воздухе вокруг них, и каждая логическая мысль носилась туда-сюда как шаровая молния.
        Они стояли друг напротив друга под стойкой мечей. Медленно, как если бы он двигался под водой, Джефф поднял руку и провел пальцами по ее щеке. Если, проснувшись вчера утром и обнаружив, что ее платье расстегнуто, а корсет открыт, она почувствовала, что в этом было что-то интимное, то сейчас это ощущение увеличилось многократно.
        — Ах, Анаис, это так неразумно,  — прошептал он.  — Скажите мне… подтвердите, что мы оба знаем это.
        Глава восьмая
        Знай себя, знай своего врага; одержи тысячу побед в тысяче сражений.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Она судорожно сглотнула, его взгляд поймал ее.
        — Очень неразумно,  — прошептала она.  — Но…
        Слова покинули ее.
        О, он был не для нее. И Анаис знала это. И мгновенно почувствовала неизбежность происходящего.
        Должно быть, он чувствовал то же самое. Положив левую руку ей на затылок, Джефф приник к ее губам. Горячо, настойчиво и целеустремленно. Как если бы понял, что она упустила шанс противостоять его желаниям, и теперь ему не хотелось торопиться.
        О да, пожалуйста, Боже, пожалуйста, пусть он не торопится…
        Его рот был мягким, но сильным, и это ясно выдавало намерения Джеффа. Его намерение обладать ею, по крайней мере сейчас. И, вздохнув, она сдалась. Откинув назад голову, она полностью растворилась в его губах и теле. Джефф склонился над ней, и его волосы упали вперед, отбрасывая тень на лицо, как занавес из мерцающей бронзы.
        Она, конечно, понимала, что пожалеет об этом, впрочем, как и он. Но когда Джефф, издав хриплый звук, обнял ее рукой и притянул к себе, Анаис забыла о сожалении. Вместо этого она опустила ресницы и открыла рот, слегка покусывая пышную округлость его нижней губы.
        Возможно, это было ошибкой. Конечно, это было приглашение, которое Джефф принял, погрузив язык в ее рот.
        — М-м-м,  — прошептала она, ее руки потянулись вверх, далеко вверх, чтобы обвиться вокруг его шеи, в то время как ее тело повторяло его изгибы.
        Постанывая от наслаждения, он проникал все глубже и глубже, ритмично толкая и извилисто скользя языком по ее языку, пока ее колени не начали размягчаться, как топленое масло. Его правая рука опустилась на ее ягодицы, и он начал страстно и настойчиво рисовать на них круги, осторожно приподнимая легкую ткань платья.
        Внезапно лишившаяся дыхания, Анаис погрузила пальцы в его роскошные волосы и втянула в себя его язык. Словно в ответ Джефф скользнул одной рукой под ее бедра, прижав ее прямо к выступающему хребту своей плоти. Анаис показалось, что она могла почувствовать находящийся глубоко внутри его пульсирующий, неутоленный голод, его продолжительность и силу, и она снова оказалась во власти глубокого ощущения неотвратимости происходящего.
        Едва ли осознавая, что делает, Анаис приподняла ногу и обвила ее вокруг него, а затем, высоко подтянув, скользнула по его бедру. Джефф углубил поцелуй, слегка дрожа в ее объятиях, и призывал себя воспротивиться этому движению, которое должно было казаться вульгарным, но не было таковым. И в течение долгого времени она просто растворялась в желании и каждая клеточка ее тела хотела его. Прижимаясь к нему, она почувствовала, как он трепещет.
        Вздрогнув всем телом, Анаис смогла отстраниться от его рта.
        — Джефф,  — прошептала она.  — Мат. Мы могли бы…
        Джефф бросил взгляд на толстый мат, и она почувствовала, что он дрожит.
        — Боже, Анаис,  — прохрипел он.
        Он прикрыл глаза, все еще прижимая ее бедра к своим. Она чувствовала, как настойчиво пульсирует его плоть, видела, как ходит кадык вверх и вниз, и ощущала чувственный жар, пробегающий волнами по его коже.
        — Ты хочешь меня,  — прошелестела она.
        Он резко рассмеялся и открыл глаза.
        — Это мягко сказано,  — прошептал он. Он позволил ей медленно соскользнуть со своего тела.  — Ты как пламя на сухом дереве.
        Еще до того как она снова оказалась в реальности, Анаис почувствовала, что ее нога опускается на пол, скользя вниз по его ноге. Опустив лицо в его рубашку, она втянула в себя запах крахмала из прачечной и неутоленного вожделения. Джефф нежно, почти покровительственно положил руку ей на затылок.
        — Полагаю,  — тихо сказал он,  — мне больше не стоит целовать вас. Это слишком опасно.
        Она постаралась почувствовать благодарность за его здравый смысл.
        Она и была благодарна — или будет, как только успокоится ее дыхание и прекратится эта ужасная пульсация между ног.
        В этот момент сильно заскрипели дверные петли. Бернард издал очередной звук горлом.
        — Прошу прощения,  — сказал он, когда они отпрянули друг от друга.
        — Что поделаешь, молодожены!  — добродушно сказал Джефф.  — Это вы, Бернард, должны извинить нас.
        Дворецкий лишь сдержанно поклонился.
        — Конечно,  — пробормотал он.  — Госпожа Янссен желает знать, в какое время вы будете ужинать?
        Тем вечером Анаис заперла обе двери ванной и бродила по маленькой, выложенной фаянсовой плиткой комнате, наполненной предметами, которые явно указывали на то, что ее занимает мужчина,  — мыло для бритья на столике для умывания, зубная щетка и бритва с позолоченной ручкой на соседней полке. На бельевом сундуке стоял слегка приоткрытый небольшой кожаный несессер, в котором были самые основные туалетные принадлежности джентльмена.
        Повинуясь порыву, она взяла бутылочку из коробки и вытащила пробку. Вверх поплыл соблазнительный, хорошо знакомый аромат специй и цитрусовых. Она поспешно поставила бутылочку обратно, затем плеснула в лицо немного холодной воды. Ей не следует думать о Джеффе подобным образом. Она приехала сюда для важной миссии и не могла допустить, чтобы ее глупое сердце снова стало ее злейшим врагом.
        Восстановив здравомыслие с помощью бодрящей силы воды, Анаис широко расставила руки на столике для умывания и уставилась на себя в зеркало. По правде сказать, она была счастлива. Им было бы неловко ужинать сегодня вечером, но их спасло прибытие Пти, лакея. Во время ужина он предоставил им приблизительный распорядок дня жильцов дома напротив и рассказал обо всем, что ему и миссис Янссен удалось узнать о семье.
        Как правило, большую часть дня Лезанн проводит в суде или в различных дипломатических офисах столицы.
        Распорядок дня мадам Моро более постоянный и, как уже говорил Бернард, включает в себя прежде всего посещение церкви и магазинов. Малышку Жизель редко выпускают из дома. Создается впечатление, что у семьи нет никаких внешних связей.
        Итак, завтра, в субботу, они начнут работать всерьез. Скорее всего мадам Моро сначала зайдет в церковь на исповедь, а затем посетит рынок на Гран-Плас. Анаис собиралась опередить ее.
        Но когда она сказала об этом, Джефф довольно многозначительно посмотрел на нее.
        — Возьмите с собой Пти,  — приказал он.  — Я хочу, чтобы вы соблюдали все меры предосторожности.
        Не по моде длинные волосы, зачесанные назад, а также свет от свечей придавали его худым щекам и сильной линии подбородка еще более жесткий рисунок. Он казался каким-то средневековым властным князем, сидящим на престоле и отдающим приказы своим подданным. Его волосы казались более темными, а нос был немного более орлиным чем обычно.
        Анаис поднесла бокал вина к губам и ничего не ответила. Нелепый приказ не требует чрезмерного внимания. Если Джефф был зол на себя за то, что поцеловал ее, он просто должен потомиться в этой злости. Если он злится на нее за то, что она ответила поцелуем,  — значит, в этом участвовали двое. У мужчины вряд ли было иное намерение — он пытался завлечь в постель ничего не подозревающую женщину. Но это не делало ее слабость менее глупой.
        Анаис яростно дочистила зубы, гадая, сможет ли она, ударив себя по голове зубной щеткой, стряхнуть с нее влагу. Она бросила взгляд на щетку и тяжело вздохнула.
        Она действительно хотела его.
        От этого никуда не денешься. Она захотела его — возможно, не в тот самый момент, когда впервые увидела, но примерно в это время.
        Анаис прикрыла глаза и снова положила руки на столик для умывания. Она почти чувствовала присутствие Джеффа в соседней комнате. Она знала, что он там. В тот момент, когда она страстно желала его, он со стаканом бренди в руке бродил по своей спальне, как лев в клетке, переходя от стола к креслу.
        Ее охватила глубокая дрожь. По-видимому, она слегка потеряла голову, ибо от прикосновения Джеффа все ее логические мысли улетучились. Но сейчас ей нужна ясная голова.
        На этот раз ей нужно дождаться Его. А не просто красивого мужчину.
        Она должна помнить, как, очевидно, помнил Джефф, о ребенке, ради которого они приехали. Малышка Жизель каким-то образом тяготила его: всякий раз, когда он упоминал девочку, это чувствовалось в его голосе.
        Было еще кое-что, что она не понимала, а именно природу Дара Джеффа. Он никогда не говорил об этом, хотя Витторио как-то намекнул, что лорд Бессетт и лорд Рутвейн самые сильные провидцы в Братстве. Что на самом деле они мистики, а это значило, что в них течет кровь древних кельтских священников, от которых ведет начало Братство, чьи мощные способности предсказания лежали почти забытыми среди осколков истории и легенд.
        Кем бы он ни был, Джефф, очевидно, не хотел, чтобы его низменные эмоции вмешивались в работу, и за это она должна быть благодарна ему.
        Вздохнув, Анаис отперла обе двери ванной комнаты, затем прошла через гардеробную в свою спальню. Ее горничная, слава Богу, ушла, разобрав постель и оставив светильник с приглушенным светом.
        При слабом свете Анаис открыла чемодан, достала из него Библию и шкатулку из эбенового дерева и положила их на ночной столик. Откинув медную крышку, Анаис сняла верхнюю карту, чьи края были мягче тех карт, что лежали внизу.
        Она поднесла карту к свету и, взглянув на красивое мужское лицо и кроваво-красные доспехи, быстро задула лампу.
        Князь мира в алом. Красиво звучит!
        Но похоже, сегодня князь забыл о ней.
        Или, возможно, он вообще не ждал ее.
        Джефф ждал в полной темноте. Ждал и слушал, как Анаис ходит в комнате рядом. Ждал, пока не прошло желание пройти через гардеробную в ее спальню. Ждал, слабо надеясь на то, что безмятежный сон, возможно, сможет прогнать мысли об этом жарком, волнующим поцелуе, который они разделили.
        Проклятый дурак! С самого начала он знал, к чему это приведет,  — он будет хотеть ее и мечтать о ней. Будет удивительно, если он вообще сможет работать с этой женщиной.
        Он должен думать только о Жизель — смотреть через сводчатое окно из своей спальни на то, что, как сказал Пти, было детской, и знать, что девочка чувствует себя совершенно одинокой и крайне напуганной.
        А это значит, что необходимо перенести удовлетворение такой мелочи, как плотский голод, на более подходящее время.
        Когда во всем доме установилась полная тишина, Джефф встал, подошел к окну, распахнул скрипнувшие в петлях арочные створки и высунулся над улицей Эскалье, чтобы глубоко вдохнуть прохладный ночной воздух. Но сразу же учуял запахи зловоний реки, окутывающие город как невероятно густой туман. Пахло гнилью и канализацией — по правде говоря, так же, как и все это дело с виконтом де Лезанн.
        В верхних этажах особняка Лезанна все еще горел свет, за исключением комнаты, которую Пти обозначил как детскую Жизели. Сделав медленный выдох, Джефф придвинул кресло к окну, отпер свою походную конторку и вытащил конверт, недавно присланный Дюпоном. Под ним он увидел прядь волос Жизели, и на мгновение его рука задержалась. Возможно, это поможет соединить его если не с самим ребенком, то хотя бы с ее матерью.
        Затем он с грохотом закрыл ящик, зажег свечу и во второй раз за день начал просматривать те новые вещи, которые прислал Дюпон,  — просроченные векселя и несколько писем с соболезнованиями мадам Моро. Как Дюпон раздобыл их, Джефф не знал.
        Просмотрев стопку, он выбрал самое многообещающее письмо — послание приходского священника, сложенное несколько раз. Держа его в руках, он читал его медленно, акцентируя внимание на каждом чувствительном и болезненном месте, пытаясь представить себе, какие чувства вызвало это письмо, когда она взяла его в свои руки. И даже ее чувства теперь.
        Затем он задул свечу, закрыл глаза и совершенно сознательно открыл себя этой бесконечной пропасти между временем и пространством. Это было похоже, как если бы кто-то наложил ему жгут на руку и вскрыл вену. Когда ночная тишина захлестнула его, Джефф пытался почувствовать мадам Моро, попробовал ощутить ее скорбь, проникнуть в ее мысли и в суть ее бытия в окружающей пустоте.
        Это была работа, которую он терпеть не мог. Но по большей части теперь это была просто работа. Просто выбор, который он сделал, когда не осталось альтернативы.
        Однако было время, и с тех пор прошло немного лет, когда у него не было выбора — когда его сознание, скользкое как угорь, свободно перемещалось сквозь время и пространство, туда и обратно. Это было похоже на чередование вспышек ослепительной яркости и совершенной ясности — неконтролируемой ясности,  — которое могло иногда показывать мерцание вещей. И он испытывал при этом полное и абсолютное бессилие.
        Этого не должен видеть ни один ребенок.
        Да, ему не нравилось делать это. Но долгие годы практики и безжалостная самодисциплина сделали это его выбором, а не выбором его судьбы.
        И все же сегодня он ничего не почувствовал.
        В настоящее время в тех очень редких случаях, когда у него возникал непрошеный образ, он чувствовал провал. И в случаях, как сегодня вечером, когда у него не получилось вызвать образ, он чувствовал… то же самое.
        Он утешил себя — если это слово можно применить в данном случае,  — что он не был знаком с Жизелью Моро и ничего не знал о ее матери, за исключением того, что в конце этого дня, когда она куда-то отправилась со своей корзинкой для провизии, они с ней лишь мельком переглянулись. Маленькая опрятная блондинка в длинном черном плаще.
        Трудно уловить нити мыслей или эмоций в текущее время, не говоря уж о будущих событиях, поскольку для этого необходимо если не коснуться, то по крайней мере встретиться с другим человеком. Но попробовать стоило.
        Джефф со вздохом бросил письмо обратно в кучу. Впервые в жизни он чуть не пропустил видение. Сегодня вечером он будет один.
        Наедине с лихорадочными мечтами об Анаис де Роуэн.
        Церковь Святого Николая была красивым старинным храмом, спрятанным в укромном уголке между несколькими улицами Бёр, прямо за площадью Гран-Плас, в конце самых многолюдных кварталов.
        По сравнению с другими церквями храм был расположен вдалеке от центра Брюсселя. Интересный выбор, подумала Анаис, бродя под его сводчатыми потолками.
        Но по какой-то причине госпожа Моро предпочла именно эту церковь.
        Возможно, это было как-то связано с простотой внутренней отделки церкви — ее спокойными тонами и сдержанным количеством позолоты. Однако даже здесь, в этом месте покоя, все равно были заметны признаки городской политической суматохи. В течение веков церковь неоднократно бомбили и сжигали — проходящий мимо церковный староста сказал ей, что в часовне Пресвятой Богородицы в одной из колон до сих пор находится французское пушечное ядро.
        Анаис поблагодарила его, но не стала заниматься поисками ядра, предпочитая вместо этого ждать около исповедален, в которых прихожане периодически сменяли друг друга. Она поставила свечку за упокой прабабушки Софии, а затем улучила момент, чтобы прочесть молитву.
        Хотя ее и покрестили в англиканской церкви ее матери, Анаис была погружена в католицизм с самого раннего возраста. Ребенком она часто сопровождала прабабушку и Марию на мессу в церковь Пресвятой Девы Марии, ибо ее родители были либеральны в этих вопросах. В Тоскане не было другой церкви для посещения. Анаис не считала, что религии взаимозаменяемы, скорее взаимодополняемы.
        Так что в церкви Святого Николая она чувствовала себя также непринужденно, как если бы посещала давнишнего друга. Спустя четверть часа через притвор вошла маленькая круглая блондинка с корзинкой, украшенной ярко-зеленой узкой полоской. Необычная корзинка была именно такой, какой ее описал Пти.
        Оставив ее около двери, леди покрыла голову шарфом и направилась в одну из открытых исповедален. Анаис последовала за ней и вошла в соседнюю.
        — Благословите меня, Отец мой, ибо я согрешила,  — сказала она на французском языке, приблизив губы к решетчатому оконцу.  — Я принадлежу к англиканской церкви. Вы выслушаете мою исповедь?
        Священник колебался лишь мгновение.
        — Конечно, дитя мое,  — сказал он мягким голосом.  — Если ты стремишься к благодати Господа нашего, тогда ты можешь искать таинство примирения здесь.
        — Благодарю вас,  — сказала она.  — С моей последней исповеди прошло четыре месяца. Вот мои прегрешения. Я солгала один раз моему отцу и матери. Несколько раз я использовала неподобающие леди выражения. И у меня были непристойные мысли о мужчине, с которым я не состою в браке, вообще-то это было… ну, немного больше, чем просто мысли.
        — Так,  — сказал священник,  — насчет последнего.  — Ты хочешь выйти за него замуж?
        — Нет, святой отец.  — Анаис быстро зажмурилась.  — Есть… кто-то другой.
        — Ты замужем за другим?  — Его голос стал резче.  — Или обещана другому?
        — Нет, нет, святой отец,  — выдавила она.  — Я… я просто жду его.
        — Тогда ты должна стараться быть более терпеливой, дитя мое,  — мягко пожурил ее священник.
        — Уверена, что вы правы, святой отец,  — сказала она.  — Я прошу прощения за эти грехи и за все другие грехи, про которые я, возможно, забыла.
        — Хорошо,  — ответил священник.  — Ты должна серьезно задуматься об этом и молиться о терпении.
        — Да, святой отец.
        Анаис быстро произнесла свою обычную молитву раскаяния. Краем глаза она видела, что Шарлотта Моро вышла из исповедальни и направилась к своей корзинке.
        — Прощаются тебе грехи твои,  — сказал священник, когда она закончила.  — Иди с миром.
        — Слава Богу,  — сказала Анаис.
        Она поспешила вниз по ступенькам, а затем через притвор.
        Выйдя за мадам Моро на яркий солнечный свет, Анаис сумела слегка задеть ее корзинку.
        — Ой!  — воскликнула она, хватаясь за корзинку, словно пытаясь ее удержать.  — Прошу прощения. Извините меня.
        — Ничего.  — Мадам Моро сделала шаг, словно хотела проскочить мимо нее, потом замерла, и ее глаза внезапно расширились.  — О, вы англичанка?
        Анаис притворно удивилась.
        — Да, мадам,  — сказала она.  — А вы? Я даже подумала, что где-то видела вас.
        — Да, я англичанка.  — Лицо дамы потеплело, но это не устранило печаль в ее глазах.  — Но не думаю, что мы можем знать друг друга. Я уже много лет не живу в Англии.
        Анаис рассмеялась.
        — Ну, если бы мне пришлось жить много лет вдали от Англии, я тоже наверняка бы выбрала Бельгию.  — Затем она чуть-чуть понизила голос.  — И все-таки мне кажется, я знаю вас, вернее, встречала раньше. На другой стороне улицы, я имею в виду. На улице Эскалье?
        Дама неуверенно моргнула.
        — Да, я живу там.
        Анаис ослепительно улыбнулась и протянула ей руку.
        — Я — миссис Маклахлан,  — сказала она.  — Анаис Маклахлан. Мы, должно быть, соседи, разве не так?
        Дама приняла ее руку немного настороженно.
        — Я — мадам Моро.
        — Ах, как приятно, что мы встретились с вами!  — сказала Анаис.  — Как-никак мы приехали только вчера. Разве Брюссель не прекрасен? О такой жизни мечтает каждый. А как приятно здесь делать покупки.  — Она сделала паузу и распахнула глаза.  — Я только что говорила господину Маклахлану — знаете, мы здесь проводим наш медовый месяц,  — что я его точно сделаю банкротом, потратив деньги на кружева и фарфор. А эти маленькие голубые плитки из Антверпена — просто прелесть! Я клянусь, что, когда мы поедем домой, я повезу с собой полный сундук.
        Мадам Моро выглядела несколько ошеломленной.
        — Мои поздравления с замужеством,  — сумела произнести она.  — И добро пожаловать в Брюссель.
        — О, благодарю вас.  — Анаис снова улыбнулась.  — Было очень приятно.
        — Да, приятно,  — эхом отозвалась мадам Моро.
        — Надеюсь, вы когда-нибудь навестите меня?  — Анаис начала медленно подниматься вверх в гору.
        — Спасибо,  — откликнулась та, но ответное приглашение не сделала.
        Анаис указала вверх по улице.
        — Я так дойду до лавок с цветами?  — сказала она.  — Это правильный путь?
        — О да.  — Мадам Моро уже успокоилась.  — Хотите покажу? Я как раз собиралась на Гран-Плас.
        Анаис постаралась выглядеть обрадованной.
        — Вы действительно составите мне компанию?  — воскликнула она.  — Мне так не нравится ходить по магазинам одной, но дома немного тоскливо, и я захотела купить цветы, к тому же кухарке понадобилось несколько вещей.
        — Пойдемте,  — сказала мадам Моро, и они направились в сторону площади.  — Вы, должно быть, поселились в доме месье Мишеля? Вчера один из слуг видел, как вносили багаж.
        — Да, мы сняли этот дом на год,  — ответила Анаис.  — Хотя я не знаю, как долго мы здесь пробудем.
        Мадам Моро искоса бросила на нее взгляд.
        — Надеюсь, с господином Мишелем все в порядке?
        Анаис приподняла плечо.
        — Скорее всего, он уехал в путешествие за границу,  — сказала она.  — Все было согласовано через агентов и банкиров. А здесь мы никого не знаем.
        — Да, понимаю,  — пробормотала мадам Моро.  — А почему для свадебного путешествия вы решили выбрать Брюссель?
        — О, это из-за мужа.  — Анаис отпустила руку мадам Моро.  — Он воображает себя немного художником. Или архитектором. Он собирается сделать наброски здешних чудесных зданий.
        — А что насчет вас?  — спросила мадам Моро.  — Вы наверняка предпочли бы Париж? Покупки лучше делать там.
        Анаис помрачнела.
        — Я бы предпочла,  — призналась она.  — А вот мой муж вряд ли. Думаю, эта идея ему бы не понравилась.
        — Думаете?  — Мадам Моро бросила на нее любопытный взгляд.  — Но не уверены?
        Анаис покачала головой.
        — Сказать по правде, я не очень хорошо его знаю,  — сообщила она, понизив голос, в то время как они поднимались по небольшому холму.  — Этот брак устроил отец. Он сказал, что пришло время, мне ещё раз выйти замуж.
        — Ох, так вы вдова?  — уточнила мадам Моро.
        — К несчастью, да,  — подтвердила Анаис.  — Я вышла замуж за покойного мужа по любви, и заметьте, хотя отец не одобрил мой выбор, ибо у Джона не было ни гроша за душой, мы были счастливы. Однако я высоко ценю мистера Маклахлана. Уверена, что как только мы втроем привыкнем друг к другу, у нас все будет отлично.
        — Втроем?
        Лицо Анаис озарилось улыбкой.
        — Да, у меня есть дочь,  — сказала она.  — Джейн четыре года. И я уже так сильно скучаю по ней, что готова на все, лишь бы она оказалась рядом.
        Мадам Моро сочувственно посмотрела на нее.
        — Она не с вами?
        Анаис покачала головой.
        — Муж решил, что ей рано путешествовать,  — тихо сказала она.  — Наверное, он прав. К тому же это наш медовой месяц. Но, признаюсь, я совершенно не ожидала… ой, я не должна надоедать вам, мадам Моро, ведь мы только познакомились. Смотрите, должно быть, это и есть Гран-Плас! О Боже! Какие восхитительные здания!
        — Да, позвольте мне устроить вам небольшую экскурсию,  — сказала дама.  — Я прожила здесь достаточно долго, так что смогу вам что-нибудь рассказать о том месте, где мы сейчас находимся.
        — Как вы любезны!  — Восторженно улыбнувшись, Анаис взяла мадам Моро под руку.
        Они неторопливо обошли площадь вокруг, обсуждая дома, принадлежавшие к различным гильдиям, и ратушу с ее невероятными ажурными башенками. При этом Анаис охала и ахала в нужные моменты. Вскоре у нее было полно цветов, и она принялась выбирать оранжерейные фрукты в одной из палаток в центре площади.
        — Так вы считаете, что я должна уговорить господина Маклахлана отвезти меня в Париж на несколько дней?  — спросила она небрежно.  — Вы там бывали? Стоит ли?
        Мадам Моро бросила на нее странный взгляд.
        — Там просто замечательно,  — ответила она.  — Фактически до недавнего времени это был мой дом.
        Анаис притворно изумилась.
        — Правда? И как вам теперь в Брюсселе? Что привело вас сюда?
        Они пошли прочь от палаток с фруктами, и мадам Моро на какое-то время задумалась.
        — В прошлом году я стала вдовой,  — наконец сказала она.  — Теперь я делю дом с дядей моего мужа. Он прикреплен к французскому дипломатическому корпусу здесь, в Брюсселе.
        — О, это утешает, когда есть семья, на которую можно рассчитывать, не так ли?  — Анаис остановилась, чтобы покопаться в куче кружевных платков на прилавке очередного магазина.  — Мне лично очень повезло.
        — Да, жизнь вдовы легкой не назовешь,  — согласилась мадам Моро.
        — О да.  — Анаис выбрала платок и протянула его продавцу.  — Ваша семья осталась в Англии?
        Мадам Моро прикусила губу, и на мгновение Анаис показалось, что она увидела страх в ее глазах.
        — Нет,  — сказала она.  — У меня никого нет.
        — О,  — мягко сказала Анаис, отсчитывая монеты,  — как это ужасно. Даже не представляю, что было бы с Джейн и со мной, если бы папа не предоставил нам приют.
        — Он все-таки принял вас?  — спросила мадам Моро, когда они снова двинулись в путь.
        Анаис кивнула.
        — Когда мы с Джоном поженились, он, конечно, заявил, что никогда этого не сделает. И даже после того, как появилась малышка, его письма оставались холодными.
        — О, дорогая,  — сказала мадам Моро,  — как это печально.
        — Не совсем так!  — воскликнула она.  — Как только он увидел Джейн — ну что я могу сказать? Он был просто очарован! Она приехала к нам сразу же после похорон. Знаете, внуки меняют все. Все можно простить. Ой, смотрите, это что — шарманка?  — Она указала на противоположную сторону рыночной площади.
        — Наверное,  — ответила мадам Моро, но ее взгляд был направлен внутрь себя.  — Я думаю, так оно и есть.
        — Как восхитительно!  — Анаис улыбнулась и протянула ей руку.  — Почему бы нам не подойти поближе?
        И тут на них упала чья-то тень.
        Анаис подняла глаза и увидела Джеффа, который стоял у прилавка напротив и ждал, когда пройдут пешеходы. Лицо его было темным, как грозовая туча.
        — Ой,  — сказала она, слегка увядая и бросив растерянный взгляд,  — смотрите. А вот и мой муж.
        Глава девятая
        Сражаться и одержать победу во всех сражениях — это не вершина превосходства. Подчинить армию врага не сражаясь — вот вершина превосходства.
    СУНЪЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Было слишком поздно, Джефф уже направился к ним, плывя по булыжной мостовой, как фрегат, и приподнимая на ходу свою высокую, очень дорогую шляпу. Сегодня он был одет как богатый, модный, молодой джентльмен — в темную визитку, жемчужно-серый шелковый жилет с крупным узором. А на ослепительно белом высоком воротнике его рубашки был завязан черный галстук.
        Наконец-то путь перед ним очистился, и он приблизился, держа в руке трость с латунным набалдашником.
        — Моя дорогая.  — Он снял шляпу и сухо поклонился, его глаза глубоко ввалились, как будто он не спал.
        Анаис выдавила из себя улыбку.
        — Джеффри, представляешь,  — весело сказала она,  — я познакомилась с одной из наших соседок.  — Она быстро представила их друг другу.
        — Очень приятно, мистер Маклахлан.  — Мадам Моро присела в глубоком реверансе — перед костюмным великолепием и пронзительным взглядом Джеффа даже сама королева сделала бы то же самое.
        — И мне, мэм.  — Джефф склонился над ее рукой.  — Могу ли я предложить вам руку, моя дорогая, и сопроводить домой?  — спросил он, возвращая шляпу на голову.
        — Вообще-то мы только…
        Но что-то особенное в этих сверкающих глазах остановило ее.
        Должно быть, мадам Моро стало неловко.
        — Миссис Маклахлан, пожалуйста, идите,  — сказала она, снова пожимая ей руку.  — Я очень рада нашему знакомству.
        Но Анаис задержала ее пальцы в руке чуть дольше.
        — Обещайте, что зайдете завтра на чай,  — выпалила она.  — В четыре. Это вам удобно?
        Мадам Моро выглядела слегка растерянной.
        — Да, пожалуй… я смогу. Если нет — я пришлю записку.
        Анаис выпустила ее руку и слегка поклонилась.
        — Хорошего вам дня,  — сказала она.  — И благодарю за чудесное утро.
        И Анаис, взяв Джеффа под руку и оставив мадам Моро в одиночестве стоять около лавки кружевницы, пошла с ним домой. И хотя он не тянул ее, Анаис не могла не вспомнить, как он тащил ее вверх по лестнице той ночью в Обществе Сент-Джеймс.
        На этот раз он был не просто раздражен. В нем чувствовалась холодная, едва сдерживаемая ярость.
        Он не сказал ни слова, пока они не вошли в дом. Затем он захлопнул дверь и повернулся к ней.
        — А теперь, Анаис, скажите мне на милость — сказал он сквозь стиснутые зубы,  — что во фразе «Возьмите с собой лакея Пти» вам непонятно?
        — Но, Джефф, я подумала, что это…
        — Что вы подумали?  — Он швырнул шляпу на стол в прихожей.  — Что я болтаю глупости? В том числе и насчет соблюдения мер предосторожности? По-вашему, это пустой звук?
        Анаис сузила глаза, а затем начала забрасывать свои вещи в гардероб.
        — Нет,  — сказала она, срывая шарф,  — но я просто подумала…
        — Ради Бога, Анаис, думать — это не ваша обязанность.  — Джефф буравил ее взглядом, и его тон стал зловещим.  — Я говорил или не говорил, что я буду принимать — снова цитирую — каждое решение на каждом шагу этой операции?
        Одна из горничных выглянула из-за угла, затем быстро юркнула обратно.
        Анаис вздохнула.
        — Джефф, почему вы так рассержены? Ведь ничего страшного не произошло.
        — Так мы заключили сделку или нет? Потому что время для переговоров было тогда, а не теперь.
        — Ох, можно подумать, что вы в состоянии допустить хотя бы мысль о переговорах!  — Каким-то образом ей удалось поднять юбки и проскользнуть мимо него на лестницу.
        — Анаис!  — рявкнул он.  — Вернитесь! Немедленно!
        Его голос стал не более громким, скорее, наоборот, смертельно тихим. Она бросила взгляд через плечо и увидела, что взгляд Джеффа стал злобным, одновременно и отдаленным, и всевидящим. Ее охватил страх.
        — Сейчас же,  — прохрипел он.
        Анаис стряхнула внезапно охватившую ее дрожь, а потом повернулась на ступенях, все еще придерживая подол платья.
        — Нет,  — сказала она.  — Если вы, Джефф, хотите отругать меня, поднимитесь наверх и сделайте это в моей спальне. Не здесь, не в передней, мы же с вами не торговцы рыбой.
        Его лицо стало чуть бледным, и он пересек холл.
        Оказавшись внутри спальни, Анаис придержала дверь, пропуская его, но потом закрыла ее сама, чтобы он не хлопнул ею.
        — А теперь, Джефф,  — начала она,  — будьте благоразумным.
        Его глаза сверкали, холодные и голубые, как кусок льда на солнце.
        — Мне не нужно быть благоразумным,  — прохрипел он, тесня ее к стене.  — Это вам благоразумие не помешает.
        — Но почему?
        — Потому что я так сказал!  — Джефф стиснул зубы.  — Потому что Лезанн опасный человек.
        — Да его нигде не было видно!  — сказала Анаис, всплескивая руками.
        — Вы этого не знаете.  — Его совершенный подбородок дернулся.  — А что, если он все-таки был?
        Анаис попыталась обуздать свой темперамент, но это было сложно.
        — Ради Бога, Джефф, я не слепа и не глупа.
        — А что, если он установил за ней слежку?  — Джефф наклонился, положив руку на стену рядом с ее плечом.  — Ради Бога, Анаис, а если Дюпон ошибается и она опасна так же, как он?
        — Но это не так,  — сказала Анаис.  — Я это точно знаю.
        — Не заблуждайтесь!  — проревел он.  — Вы ничего не знаете. Вы знакомы с ней — сколько?  — меньше часа. Черт побери, мадам, просто делайте так, как я говорю!
        Она знала, что провоцировать его — безумие, но Анаис была зла. Возможно, она испытывала даже что-то похуже, чем злость. Она буквально чувствовала, как в ее венах пульсирует кровь, чего уже не было несколько лет. Она отошла от стены и пристально посмотрела на него.
        — Итак, я должна делать, то, что вы приказываете,  — резко возразила она,  — слепо, не задавая вопросов. А если я не стану?
        В мгновение ока его руки поймали ее, пальцы вцепились в ее волосы на затылке и повернули ее лицо к своему.
        — Тогда, да поможет мне Бог, Анаис,  — прохрипел он,  — я положу тебя на колено и отшлепаю по заднице.
        Анаис медленно опустила жаркий взгляд.
        — Вы так думаете?  — прошептала она.  — Почему бы вам просто не проверить, а, Джефф? Да, вы такой жесткий и отлично себя контролируете, не так ли? Пока кто-то не бросит вызов…
        Он коснулся ее губ, прежде чем она смогла сделать вдох.
        В этот раз его поцелуй не был нежным. Он раскрыл ее рот быстро и требовательно. Одной рукой он обвил ее талию, а в это время его пальцы сжимали ее волосы, откинув голову Анаис назад к стене, подчиняя ее решительным толчкам его языка.
        Он долго целовал ее, мучая ее рот и не давая шанса ответить, а вместо этого прижимал к стенке, давя на нее всем своим весом. Жадно обхватив ее грудь, он кружил большим пальцем по ее соску, пока тот не затвердел. Когда он просунул ногу между ее бедер, ее снова охватило желание, и она, по-прежнему возмущенная, осела около стены, желая получить больше.
        Ей захотелось залепить ему пощечину.
        А еще ей хотелось затащить его в постель и сорвать с него элегантную напускную любезность, которая была ему так присуща. И наконец, она хотела гладить, искушать и прикасаться к нему до тех пор, пока его обнаженная кожа не задрожит под ее пальцами.
        Она явно оказывала предпочтение последнему. Но прежде чем она смогла сделать мысленный выбор, он отвернулся от нее и тихо выругался.
        И Анаис остановилась на первом варианте, с тыльной стороной руки.
        Последовавший удар — бац!  — был не таким приятным, поскольку они стояли слишком близко, но она достигла своей цели.
        — Черт побери!  — Выкатив глаза, Джефф отступил, касаясь рукой уголка рта.
        — В следующий раз — попроси!  — огрызнулась Анаис.
        Он лишь уставился на нее.
        Она нарочно приподняла бровь.
        — Вы можете даже теперь попросить,  — добавила она,  — и это должно быть сделано вежливо.
        — Прошу прощения?
        — О, еще одна хорошая идея,  — ответила она.  — Конечно, вы должны извиниться. А теперь я хочу знать, приглашаете вы меня в вашу постель или нет? Просто чтобы я понимала, что со мной будет дальше.
        — Ради Бога, Анаис,  — прошептал он.  — Мы оба сошли с ума!
        Он повернулся и шагнул к окну, обхватив одной рукой загривок, а другую положив на бедро, сдвигая тем самым пиджак и принимая позу, которая стала ей уже почти знакомой. Но в воздухе все еще витало странное, неприятное чувство.
        Анаис последовала за ним и увидела, что он слепо уставился в окно, а его кадык ходит вверх и вниз.
        Когда он заговорил снова, не глядя на нее, его голос был растерянным:
        — Я действительно еще не решил, затащить ли вас в постель или отшлепать, держа на колене.
        — Кажется, вы более склонны пережить первое,  — предположила она.
        — Анаис, так продолжаться не может.
        — Джефф, я не ребенок, чтобы меня можно было отшлепать.  — Она стояла рядом с ним, с трудом сопротивляясь желанию положить руку ему на плечо.  — Если вы хотите получить приглашение в мою постель, попросите. Если вы желаете отослать меня, попытайтесь. Но если вы просто сердитесь, потому что хотите меня,  — и если из-за этого вы собираетесь нянчиться со мной на каждом шагу,  — то это вы, а не я, рискуете поставить под угрозу нашу миссию.
        — Да.  — Его голос был удивительно мягким, но снова возник этот обеспокоенный, отрешенный и загадочный взгляд.  — Да, возможно, вы правы. В жизни все сложнее, чем в наших планах.
        Она посмотрела на его прекрасно вылепленное лицо, оказавшееся в золотых лучах солнечного света. Ей хотелось попросить его о гораздо большем. Но несмотря на ее гнев, опухшие губы и волосы, теперь так чувственно растрепавшиеся по ее плечам, у Анаис еще оставалось немного гордости.
        — Что вы хотите, Джефф?  — мягко спросила она.  — Что вы хотите от меня? Просто скажите, чтобы я поняла.
        Он вздохнул, внезапно и грубо, а затем поразил ее, протянув руку. Он потянул ее в свои объятия, и по непонятной причине она сдалась.
        Джефф закрыл глаза и прижал свой лоб к ее.
        — Не отказывайтесь делать то, что я говорю, Анаис,  — прошептал он.  — Не заставляйте меня отсылать вас, слышите? Потому что я сделаю это. Клянусь!
        И она поняла, что он именно так и поступит. Недаром он предупредил ее о том, что такое может произойти, задолго до того, как они покинули Лондон.
        Да, она по-прежнему злилась. Но возможно, она не умеет управлять своими эмоциями. Как любила поговаривать мать, Анаис — вылитый отец: часто действует из самых лучших побуждений, но эмоционально неуклюжа.
        Она была уверена, что в крайнем случае сможет справиться с Лезанном. Но Джефф этого не знал, и его защитные инстинкты все равно отвергли бы это знание. По своей сути он был джентльменом. И им отнюдь не руководили одни лишь желания.
        Внезапно Джефф ослабил свои объятия. Анаис подняла взгляд и увидела, что он снова уставился в окно, но в этот раз более пристально. Она опустила руку и повернулась, чтобы увидеть, что его заинтересовало.
        Ниже, на улице, Шарлотта Моро спешила вдоль тротуара, выглядя так, словно она очень торопилась домой. Дойдя до входа в дом Лезанна, она поставила корзинку на землю, открыла сумочку и начала в ней рыться, как будто в поисках ключа.
        Однако в это мгновение дверь распахнулась, и из дома с криком восхищения выскочила маленькая девочка и следующая за ней по пятам служанка, одетая в серое.
        Мадам Моро опустила сумочку и заключила ребенка в свои объятия.
        Стоящий рядом с Анаис Джефф напрягся. Казалось, что в комнате стало очень холодно.
        Анаис снова почувствовала странную дрожь в спине, и на этот раз она ощутила ее как страх.
        — Джефф?
        Словно не слыша ее, он подошел поближе к стеклу и, глядя вниз на улицу, поднял руку и коснулся окна. Мадам Моро все еще стояла на коленях на тротуаре, прижимая к себе маленькую девочку. Казалось, что каждый мускул Джеффа затвердел, а затем вновь возник этот странный, всматривающийся в даль взгляд.
        Он судорожно сглотнул.
        — Она напугана,  — сказал он, и его голос был глубоким и гулким.  — Она в ужасе. Она… видит мрак.
        Анаис положила руку на его спину.
        — Кто?  — прошептала она.  — Шарлотта?
        Но его взгляд не был направлен именно на Шарлотту.
        — Да. Мадам Моро. Ее тьма…  — Он остановился и медленно и глубоко выдохнул.
        Что-то было не так.
        Анаис почувствовала это в тот момент, когда они вошли в дом. Нет, раньше, в тот момент, когда он коснулся ее руки на рыночной площади. Это было, как если бы его чувства были настолько крепко связаны, что веревка могла не выдержать. Как будто он изо всех сил цеплялся… за что-то. Или чего-то не допускал.
        И сейчас — этот взрывной характер, этот абсолютно чувственный поцелуй… да, все это можно было объяснить страстью, но в основе происходящего было что-то необузданное, как подземный поток, разрушающий эмоциональную составляющую Джеффа.
        Он был человеком, держащим эмоции глубоко внутри, но сегодня он слишком близко подошел к краю пропасти.
        Хлопанье двери вернуло Анаис в настоящее. Она взглянула и обнаружила, что Шарлотта и маленькая девочка исчезли, а дверь особняка Лезанна закрыта.
        Анаис убедила Джеффа отойти от окна, чтобы лучше его видеть.
        Он повиновался, но действовал как на автомате. Лицо его было жестким, все цвета ушли, а в глазах застыл тот жуткий, леденящий взгляд, как у дикого существа — как у волка!  — и казалось, что он смотрел сквозь нее или далеко за ее пределы и видел не эту комнату, а другое время или совсем иное место.
        В Тоскане Витторио представил ее подобному человеку, почти мальчику, которого родители привезли с Мальты. Они приехали, отчаянно надеясь получить ответы, потому что молодой человек одной половиной ума жил в настоящем, а второй — в будущем, и похоже, что между ними не существовало границы. Им постоянно владели сны и видения, и при встрече с ним Анаис казалось, что в его глазах она видит сплошной мрак.
        Но в этом случае Витторио мало чем мог помочь, за исключением того, чтобы подтвердить то, что они и так уже знали. То, что их мальчик не безумен, что он проклят — проклят Даром,  — самое неподходящее название, которое Анаис когда-либо слышала.
        По пути домой мальчик сам решил свои проблемы. Он обвязал вокруг лодыжки якорь и прыгнул в гавань Валетты. Больше его никто не видел.
        Анаис положила руку на шерстяную ткань его одежды.
        — Джефф…  — мягко сказала она.  — Как давно вы с этим боретесь?
        Внезапно его рука поднялась, заставив Анаис вздрогнуть. Но он просто приложил ее к виску.
        — Не могу вспомнить,  — признался он, пытаясь сосредоточиться.  — Возможно, с прошлой ночи. Я пытался увидеть — открыться пустоте — и не смог. Но потом, уже в ранние часы, я не мог спать. И я почувствовал его — мрак, вползающий по краям подсознания, но тем не менее ничего не пришло. А затем… затем я встретил ее.
        — Вы имеете в виду мадам Моро?
        — Да,  — прошептал он,  — я встретил ее. Я коснулся ее руки.
        Анаис знала, что иногда это срабатывало подобным образом. Она взяла его за руку.
        — Ну же, сядьте к огню.
        Но Джефф не двинулся с места. Его другая рука сжалась в кулак так сильно, что костяшки пальцев побледнели.
        — Джефф,  — неуверенно сказала она,  — присядьте. Расскажите мне, что вы чувствуете.
        Его глаза были зажмурены, а ноздри широко раздувались. Он все еще держал руку у виска, и она почувствовала, как начало дрожать все его тело.
        Солнце скрылось за облаками, стало темно, и у нее возникло ощущение, что окно треснуло и в комнату проник вихрь зла.
        Анаис почувствовала, что температура в комнате буквально падает, по ее спине снова пробежал этот жуткий леденящий озноб, а с ним возник и намек на тошноту. Занавески под портьерами сильно трепетали и парили вокруг них словно на невидимом облаке. Глаза Джеффа широко распахнулись, но его взгляд был пугающе далеким. Он схватил ее за обе руки и притянул ближе. Она начала трястись так сильно, что испугалась, что могут застучать зубы.
        — Анаис,  — прохрипел он,  — ты должна держаться от нее подальше. От ребенка. Зло… я это чувствую — все вокруг нее. А может оказаться и вокруг тебя.
        Внезапно Анаис поняла.
        — Кто?  — прошептала она.  — Вы можете видеть источник? Это Лезанн? Господи, это же не мадам Моро?
        Он покачал головой.
        — Я… я не знаю,  — сказал он, вцепившись пальцами в ее тело.  — Я не вижу. Есть что-то — что-то черное и мощное. Как тень над всеми нами. Я чувствую это. Я знаю это — и оно знает меня. Вот почему я здесь.
        Она сопротивлялась желанию броситься в его объятия.
        — Дж-Джефф,  — прошептала она.  — Что происходит?
        А потом ветер исчез, и в комнате снова воцарилась тишина. Потусторонний холод отступил, а вместе с ним, как если бы ее кровь возобновила свой пульс и течение, а все чувства снова стали едины с реальным миром.
        Тяжелые шаги слуги, проходящего мимо ее двери, запах выпечки в доме, воркование голубей на подоконнике — все это вернулось к ней, в мир, каким он должен быть.
        Она наклонилась к Джеффу, который все еще держал ее за запястья, и прижалась щекой к его лацкану.
        — Все хорошо,  — успокаивала она.  — Оставьте это. Пусть оно сейчас уйдет. А там будет видно.
        — Боже, надеюсь, что плохого не случится.
        Он тяжело вздохнул — это был почти вздох изнеможения,  — и все же это было не так, как раньше. Анаис почувствовала, как последние остатки дрожи покидают его и как спокойно опускаются его руки и плечи. И когда она наконец почувствовала, что его хватка на запястье ослабла, Анаис отстранилась и взглянула на него.
        — Проходите, присаживайтесь,  — сказала она.  — Я собираюсь налить нам обоим шерри.
        Она подвела его к изящной софе перед камином, а затем подошла к приставному столику, где на серебряном подносе стояли два бокала. Вытащив пробку из графина, она наполнила их и присоединилась к нему.
        — Вот,  — сказала она, поставив поднос.
        Джефф взглянул вверх и взял один из бокалов, его лицо было по-прежнему застывшим и бледным.
        — Анаис,  — тихо сказал он,  — я прошу прощения.
        Она не спросила, что он имел в виду, а вместо этого сняла туфли и села около него, подобрав под себя одну ногу, как часто это делала.
        — Это всегда так происходит?  — спросила она, поворачиваясь к нему лицом.  — Вы должны… пригласить видение? Или оно просто приходит к вам?
        Он поставил бокал с вином на чайный столик и запустил обе руки в мерцающую завесу бронзы волос.
        — Я… открываю себя,  — наконец прошептал он.  — Я впускаю то, что уже пришло из аморфности. Не спрашивайте, что я имею в виду, потому что я не могу объяснить.
        — Это как если бы оно находилось за прозрачной вуалью, не так ли?  — предположила она.  — Своего рода занавес в уме.
        Он долго смотрел на нее своим обычным усталым взглядом.
        — Похоже,  — сказал он наконец.  — Вы так считаете?
        — Я как-то познакомилась с молодым человеком,  — вставила она.  — Семья привезла его в Тоскану, и Витторио пытался научить его, как себя вести, если приходит нечто подобное. Полагаю, самый лучший способ — это держать занавес закрытым.
        — Мысль сама по себе неплохая,  — сказал Джефф.  — А кстати, молодой человек, он нашел способ? Смог ли держать его закрытым?
        — Нет, не думаю,  — сказала она, и ее голос слегка дрогнул.  — Я больше никогда его не видела.
        Джефф, несомненно почувствовав ее уклончивость, взглянул на нее с глубокой и неизменной печалью в глазах.
        — И Рутвейн также,  — пробормотал он.  — Хотя за многие годы он выучил несколько приемов — не дотрагиваться до людей, не смотреть им прямо в глаза, держать эмоциональную дистанцию почти со всеми,  — и он пытался, как дьявол, подчинить демона с помощью крепких напитков и опия.
        — Это помогает?
        Он медленно кивнул.
        — О да, помогает,  — сказал он.  — Если вы в состоянии терпеть того человека, в которого превращаетесь.
        Анаис бросила на него тревожный взгляд:
        — А вы пробовали?
        — Несколько раз,  — признался он.  — Главным образом еще в Северной Африке. Но затем я… я нашел свой занавес. Я научился возводить стену, держать мой разум закрытым для… для другого — пока я не захочу, чтобы было иначе. Мой наставник в Шотландии научил меня. Интоксиканты давали мне… о-о, я не знаю — полагаю, всего лишь несколько часов передышки.
        — Наверное, это сильно утомляет,  — согласилась Анаис.  — Словно вы все время должны быть начеку против его… его силы, полагаю?
        — Его воли,  — уточнил он, нахмурившись.  — Иногда, Анаис, возникает ощущение, что это нечто хочет владеть вами. Я не знаю, почему некоторые называют это даром от Бога, когда это больше похоже на меряние силами с дьяволом.
        Анаис сочувственно хмыкнула.
        — Неудивительно, что Рутвейн обратился к опиуму.
        — Да, говоря об этом…  — Джефф сверкнул кривой ухмылкой, поднял бокал с шерри и выпил его одним махом.  — Я выпил бы еще, если вы не против.
        Анаис кивнула и наклонила графин над бокалом.
        Какое-то время они пили в тишине, и колено Анаис слегка прикасалось к бедру Джеффа сквозь юбки. В комнате, из-за того, что слова не были сказаны, нависло ощущение неопределенности и неловкости. Ее губы чувствовали себя оскорбленными, и ее гордость тоже была слегка задета. Она была уверена, что Джефф не сразу захотел ее поцеловать.
        Когда ее бокал наполовину опустел, Анаис отставила его и начала нервно теребить украшение в виде лягушки на платье. Она собиралась сделать что-то необычайно глупое. Что-то, что она поклялась себе ни за что не делать.
        — Джеффри,  — спокойно сказала она,  — насчет того поцелуя…
        — Анаис, я…  — Он задумался, устремив взгляд на ножку бокала.  — Я собирался вам напомнить, о чем мы договорились,  — продолжил он,  — или, если вам понятнее жесткая форма общения, сказать, что вы обязаны следовать моим приказам. Но беспокойство и бессонная ночь повлияли на мое настроение. И я прошу прощения. Я не имел права… так себя вести.
        — Договорились, в следующий раз, когда вы будете не правы, я обязательно немедля укажу на это,  — сказала Анаис,  — а не просто проигнорирую ваши приказы, чтобы сразу внести ясность.
        Он бросил на нее насмешливый взгляд.
        — Витторио не учил вас дипломатии, не так ли? Вы с ходу берете быка за рога.
        — Витторио думал, что с помощью меча можно пресечь конфликт в корне,  — спокойно ответила она.  — Но давайте вернемся к тому поцелую.
        Он снова посмотрел на бокал, и когда начал вращать его в своей широкой ладони, в насыщенном янтарном цвете отразилось солнце.
        — Анаис…  — наконец выдавил он из себя.  — Я… я не для вас. Вы же понимаете это, не так ли?
        — О, Джефф, я знаю это.  — Анаис встала и начала бродить по комнате, рассеянно поднимая книги и безделушки.  — Да, мы не подойдем друг другу и через миллион лет. В этом смысле, по крайней мере.
        — Да?  — Он пронзил ее взглядом своих голубых как лед глаз.  — А в каком же смысле мы подходим друг другу? Может быть, еще не все потеряно?
        Анаис подняла маленькую фарфоровую пастушку. У нее было очень странное чувство, что что-то важное — возможно, гораздо более важное, чем она думала,  — теперь лежит на чаше весов.
        — Хорошо, это похоже вот на что,  — наконец сказала она, поставив пастушку с неуклюжим стуком.  — Когда вы целуете меня, у меня сводит пальцы ног, а внутри возникает какое-то странное чувство. Полагаю, это из-за ваших глаз — голубых, как Адриатика,  — и этого голоса, такого низкого и приятного. Но не это главное.
        — И что же главное?  — Его голос стал немного хрипловатым.
        — Ну, все это… это заставляет меня задуматься, не могли бы вы стать…
        — Кем же?
        — Ну, не Им,  — ответила она, бросая взгляд через плечо.  — Но может быть, Им-На-Время, если вы понимаете, о чем я…
        Он откинул голову назад так, как будто она ударила его еще раз.
        — Понимаю? Я чувствую, как будто меня ударили дубинкой.  — Он вспыхнул одной из своих странных кривых улыбок.  — Да уж, моя дорогая, вы весьма четко указываете мужчине его место.
        — Только не говорите, что задеты ваши чувства.  — Она повернулась к столику и взяла свой бокал.  — Джефф, возможно, я также не могу быть вашим типом.
        — О, так теперь поговорим о типах?  — Он скользнул по ней взглядом.  — И каков же ваш тип?
        Анаис подошла к окну и задумалась, много ли она может сказать.
        — Ну, он из Тосканы,  — наконец ответила она, потягивая шерри.  — И… величественный. У него темные волосы — не такие темные, как у меня,  — добрые глаза, сильное чутье, твердый характер, но по природе он спокойный и мирный.
        Джефф помолчал.
        — Понятно,  — наконец тихо сказал он.  — Вы уже встречались с ним, не так ли?
        Она не обернулась.
        — Я думала, что да,  — сказала она через какое-то время.  — Когда-то, давным-давно.
        — И он был красив?  — Слова Джеффа, казалось, парили в воздухе, слегка поддразнивая ее.  — И вы были в него безумно влюблены?
        Анаис слепо уставилась вниз, на улицу.
        — Да, да, и так отчаянно,  — сказала она.  — Но ничего не вышло.
        — Итак, давным-давно вы оставили его в Тоскане,  — проворчал Джефф,  — и с тех пор больше не видели?
        Боже, как бы она хотела, чтобы было именно так!..
        Ее ногти впились в деревянный подоконник, за который она схватилась, когда на память пришел ее последний разговор с Рафаэлем, чья жизнь изменилась так резко и так неожиданно, а ее не изменилась вообще. Боже ты мой, не изменилась ни на йоту.
        — Вообще-то я видела его несколько недель назад.  — В тоне ее голоса возник холод.  — В Сан-Джиминьяно. Он приходил на погребальную литургию по Витторио.
        Он, должно быть, уловил предупреждение в ее тоне.
        — Ага.  — Вот и все, что он сказал в ответ.  — Хорошо, тогда каков же мой тип?
        Она наконец посмотрела в его сторону и уничтожающе фыркнула.
        — Красивый,  — сказала она.  — Разве этого мало?
        Джефф скривил рот и, не дожидаясь приглашения, снова наполнил свой бокал.
        — А вы, значит, некрасивы?
        Она покачала головой.
        — Вы знаете, что нет,  — ответила она, шагая вдоль каминной решетки.  — По крайней мере, не уродлива и знаю это. Но у меня крупный нос и слишком большие глаза, а черные как смоль волосы большую часть времени запутаны в клубок.
        Рассмеявшись, он сказал:
        — Вот с последним я, пожалуй, соглашусь. И что, это все ваши недостатки?
        Она небрежно приподняла одно плечо.
        — Хотите, чтобы я разоткровенничалась?  — прошептала она.  — Хорошо. Итак, я знаю, что для англичанки у меня слишком смуглая кожа и слишком высокий рост, чтобы меня можно было считать утонченной. Но во мне есть изящество и определенная европейская элегантность. Я отношусь к этому спокойно и не испытываю жалости к самой себе.
        — Да, вы не производите на меня впечатление человека, изнывающего от жалости к самому себе,  — согласился он.
        Она повернулась и посмотрела ему в лицо.
        — Итак, мы договорились, что я не ваш тип, а вы — не Он?
        Выражение его лица изменилось и стало непроницаемым.
        — И если я это признаю?..
        Она положила обе руки на круглый подлокотник софы и почти наклонилась над ним.
        — Тогда вы станете Им-На-Время.
        Он взглянул на нее через бокал.
        — Хорошо разыграно, моя дорогая,  — пробормотал он.  — Но нет, не думаю, что эта роль для меня. Не мое это амплуа.
        — Тогда поступайте, как вам угодно,  — отозвалась она.
        Он криво ухмыльнулся.
        — Да поймите же наконец, я поступаю не так, как угодно мне,  — теперь его голос был низким и тихим,  — а душе. Да, вы нужны мне для выполнения этого задания, и я молюсь, чтобы, в конце концов, оно не разрушило вашу судьбу. Но я не хочу погубить вас из прихоти или из-за пустяковой похоти.
        — А похоть — пустяковая?
        — Думаю, по большей части.  — Он наклонился вперед и со стуком поставил бокал.  — А для мужчины похоть — это всего лишь похоть. И что бы вы ни думали, в этом нет ничего романтического.
        — Вы что, никогда не любили?  — Голос Анаис звучал тоскливо.
        Он издал хриплый смешок.
        — Никогда, слава Богу.
        — У вас отвращение к браку?
        Он пожал плечами.
        — У меня нет наследника,  — сказал он.  — Даже далекой кузины. Я, разумеется, готов выполнить свой долг перед титулом. Но в мире не так уж много женщин, готовых жить с мечом, нависшим над их головами, и с мужчиной, который воспринимает окружающий мир чудовищным. Вы только что видели, как это может быть, и поверьте мне — этот небольшой намек на мрак был пустяком.
        — Вы не совсем правы, Джефф. Вы, должно быть, считаете, что все женщины трусихи,  — заметила она. Затем она снова села и наклонилась ближе.  — Может быть, у меня не такой огромной опыт, как у некоторых женщин, к которым вы привыкли. Но я не наивная девственница.
        На мгновение на его лице возникло неприкрытое любопытство.
        — А вы что, какой-то особенный тип девственницы?
        — Вообще никакой,  — сказала она, очаровательно улыбаясь.
        — Понятно.  — Он тяжело сглотнул, и его кадык опять заходил верх и вниз.  — А что насчет Его?
        — А когда я найду Его,  — сказала Анаис, наклоняясь еще ближе,  — ему будет наплевать, девственница я или нет.
        — Думаю, лучше поставить точку в этом разговоре,  — сказал Джефф, положив руку на спинку софы, чтобы подняться.  — К сожалению, я иногда начинаю слишком сильно искушать судьбу.
        Анаис вытянулась на софе.
        — Что вы имеете в виду?
        — Не важно,  — сказал он.  — Кажется, мне нужно прогуляться. Прогулка будет очень долгой. Я увижу вас за обедом?
        — О да,  — кивнула Анаис.  — Но это не слишком развеет мою скуку.
        — Тогда предложите что-нибудь,  — сказал Джефф, его рука уже была на ручке двери.  — Только пусть в этом предложении не будет нас, лежащих обнаженными в постели.
        — Мне нравится, как это прозвучало,  — улыбнулась Анаис, повернувшись, чтобы взглянуть на него поверх спинки софы.  — И откровенно говоря, мне бы очень хотелось увидеть вас обнаженным.
        — Анаис,  — сказал он предостерегающим тоном.  — У вас есть какое-нибудь более приемлемое предложение?
        — Конечно!  — широко улыбнулась она.  — Думаю, мне стоит перейти улицу и выложить наши карты виконту де Лезанну.
        — Вы шутите?
        — А что тут такого?  — возразила Анаис.  — Я собираюсь пригласить их на завтрашний ужин. Если вас невозможно переубедить, то я буду оттачивать свои женские уловки на Лезанне.
        Глава десятая
        Тот, кто разумен и поджидает врага, которого нет, будет победителем.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        В конце концов, Анаис не пошла в дом напротив. За обедом Джеффу с легкостью удалось убедить ее, что будет неблагоразумно появиться там и что лучше не лезть напролом, а очень медленно разматывать перед Лезанном приманку.
        Во время десерта Анаис была не в духе или, как подумал Джефф, только изображала это — уж слишком быстро она с ним согласилась, а затем даже предложила сыграть партию в пикет.
        Однако Джефф немного побаивался остаться наедине с этой женщиной. Да, он был джентльменом, подумал он,  — за это он все-таки мог ручаться,  — но никто и никогда не считал его святым. А если Анаис продолжит давить и будет жадно прижиматься своим телом к нему и смотреть на него глазами, полными желания, он не сможет устоять и даст ей то, о чем она просит.
        А это очень неблагоразумно, когда она ждет Его. И по-видимому, Джефф — не Он. Невозможно же в конце концов раздвоиться.
        Так что он извинился и отправился на еще одну прогулку, во время которой угрюмо подумал, что к тому времени, когда эта Богом забытая миссия будет закончена, он будет знать Брюссель как свои пять пальцев, вплоть до последнего желоба, по которому бежали сточные воды в Сену.
        А какой у него был выбор? Напиваться — это не вариант, он был на задании, и даже растущая страсть к Анаис не ослепляла его и не давала забыть о миссии. Кроме того, напиться — это скорее всего самый верный способ посреди ночи обнаружить себя стоящим около ее спальни и пытающимся открыть дверь.
        Хуже всего то, что она, скорее всего это тоже знает.
        Он уже заметил эту способность Анаис. Еще до того как они покинули Англию, у него возникло странное чувство, что она все видит и все подмечает. Она может, конечно, утверждать, что у нее нет Дара и что она ничему не научилась у Витторио. Но она безошибочно почувствовала его присутствие в комнате.
        Он видел, как, не поднимая головы от стола, она, обращаясь к слугам по имени, отдавала им то одно, то другое распоряжение, в то время как он даже не подозревал об их присутствии. И еще была та ночь,  — казалось, что с тех пор прошло много времени,  — когда он прошелся с Дюпоном до Сент-Кэтрин.
        Там, в кромешной тьме переулка была женщина — леди с голосом Анаис — со стилетом, приставленным к горлу какого-то несчастного выродка, который украл жемчужное ожерелье. Холодная, как ключевая вода, она прижала колено к его яйцам, а затем убрала свой стилет так небрежно, как другая женщина разгладила бы кружево на манжете.
        В течение следующих дней, пока они изучали ритм жизни дома напротив, Джефф тщательно наблюдал за ней — наблюдал, скажем так, не только за интригующим покачиванием ее бедер или сиянием ее глаз, когда он входил в комнату.
        Однажды утром за завтраком она спросила Пти о странном вкусе омлета. Лакей поспешил на кухню, вернулся слегка покрасневшим и признался, что кухарка вместо перца нечаянно положила шалфей. И тогда эту еду отдали слугам. Но миску не вымыли.
        Несколько дней спустя они находились в мансарде, сменяя друг друга у телескопов. Анаис, занимавшаяся просмотром бумаг, присланных Дюпоном, очевидно, услышала, как щелкнул замок входной двери особняка Лезанна. Джефф, который наблюдал за горничной, стряхивающей пыль с подоконников в комнате Жизели, ничего об этом не знал, пока рядом не появилась Анаис.
        — Интересно, куда она направляется?  — размышляла Анаис, наблюдая за тем, как выходит на улицу гувернантка.  — В последние дни она покидает дом ровно в четыре.
        — Сегодня четверг,  — пробормотал Джефф, наклонившись вперед, чтобы сделать запись в журнале.  — Может быть, у нее короткий день? Спешит к себе?
        — Возможно,  — прошептала Анаис, глядя, как аккуратная серая фигура исчезает вниз по улице.
        — У вас тонкий слух,  — отметил он, взглянув на нее поверх бумаг.
        — Правда?  — Анаис улыбнулась и отошла от окна.  — Мама всегда жаловалась, что у меня избирательный слух — если я хотела, то могла слышать, как летит муха, но если играла в саду, то всегда игнорировала ее приглашения на обед.
        Джефф закрыл журнал и попытался вытянуть свои застывшие конечности.
        — Думаю, мы выяснили ровно столько, сколько собирались,  — сказал он, поднимаясь,  — и я считаю, что нашим сдержанным соседям все труднее игнорировать нас.
        — Ну наконец-то!  — воскликнула Анаис.  — А теперь мы можем пригласить Лезанна?
        — Думаю, пока нет,  — ответил Джефф.  — Это будет слишком очевидным. Вспомните, мадам Моро уже присылала свои сожаления, что не сможет прийти на чай… держу пари, это дело рук Лезанна.
        Анаис прошлась по комнате и вернулась к окну.
        — Подозреваю, он не хочет, чтобы кто-нибудь из них имел контакты с внешним миром,  — глядя на улицу, сказала она, сложив руки на груди.
        — И она боится его.  — Джефф задумался.  — Я чувствую это.
        — Это понять нетрудно,  — сказала Анаис.  — Это место просто излучает зло. Уверена, это и есть источник того, что вы видели. Лезанн хочет держать их в изоляции.
        — Да, потому что если она никого вокруг не знает, то ей и не к кому обратиться за помощью,  — согласился Джефф.  — Так что мы должны постараться выглядеть настолько бестолковыми и наивными, насколько это возможно.
        — Возможно, нам стоит стать бедными?  — заметила Анаис.
        — Да. Давайте намекнем мадам Моро, что мы живем на жестком содержании у моего отца,  — предложил он.  — Он оплачивает все наши счета и следит за каждым потраченным су.
        Анаис фыркнула.
        — А когда намекнуть-то? Бедняжке даже не разрешают зайти на чай в дом на противоположной стороне улицы!
        — Да, но она каждый день в одно и то же время ходит в парк.  — Джефф сдернул пиджак со спинки кресла и надел его.  — И там она встречается с Лезанном.
        — И что?
        — Надевайте свой плащ,  — приказал он.  — А я захвачу мольберт. Возможно, пришло время встретиться с Лезанном и показать ему, насколько мы безобидны и легкомысленны. И вовсе не опасны.
        Здание по адресу Уайтхолл-плейс, 4, находящееся в самом сердце правительства ее величества в Лондоне, было скромным домом, который примыкал к внутреннему двору, имеющему дурную репутацию и, согласно легенде, когда-то принадлежавшему древним королям Шотландии. И хотя леди могла — в очень редких случаях — отважиться пройти через двери здания по этому адресу, вряд ли бы ее увидели возвращающейся обратно, ибо Скотленд-Ярд быстро стал самым печально известным из полицейских участков Лондона и местом, которое посещали в основном представители постоянно снующего сброда Вестминстера.
        И так получилось, что в один прекрасный весенний день граф Лейзонби в сопровождении леди Аниши Стаффорд поднялся по ступенькам служебного входа, распахнул дверь и поклонился.
        Леди Аниша, слегка задрав нос, прошла мимо него, все еще недовольная сделкой, которую заключила. Сразу за дверью было что-то вроде поста привратника, но он был пуст. Она огляделась, не зная, что делать.
        — Пошли,  — немного грубовато сказал Лейзонби.  — Нам просто надо подняться.
        Леди Аниша скрестила руки на груди.
        — И что, о нас не объявят?
        — Это Скотленд-Ярд, а не Букингемский дворец,  — проворчал он, ведя ее к лестнице.  — Кроме того, ты обещала.
        — А ты обещал пойти со мной в театр,  — возразила она.
        — Что я и…
        — Да, сделал,  — перебила она.  — Только вот прохрапел всю последнюю арию.
        — Ниш, эта песня тянулась, как кривой плуг позади хромой лошади,  — объяснил он.  — Тебе еще повезло, что она закончилась до того, как я чуть не умер от скуки и не началось мое трупное окоченение. Разве ты смогла бы спустить вниз по такой узкой лестнице мой застывший труп?
        — Какой же ты бестолковый!  — вскрикнула она.  — Ты проспал самую величайшую арию в мире! Как же тебе не стыдно?
        — Признаю, я — обыватель,  — проворчал Лейзонби.  — Прошу прощения, если я испортил тебе вечер с будущими родственниками. Но это был твой выбор, Ниш,  — взять меня с собой, а ты знала, кто я.
        Пока Лейзонби тащил ее по лестнице, леди Аниша продолжала бормотать и в недвусмысленных выражениях жаловаться на то, что вокруг грязно, воняет протухшими овощами и потом. Лейзонби объяснил со своей обычной прямотой, что, как правило, у людей, которые приходят в Скотленд-Ярд, бывает повод попотеть.
        Наверху второго лестничного пролета они свернули в длинную узкую комнату, разделенную низкой стойкой, какие бывают в городском суде,  — леди Аниша никогда такой не видела, но в магазинах по всему городу красовались карикатуры господина Крукшенка на зал суда.
        За небольшой стойкой сидели два одинаковых клерка, похожих на пару лакеев. Это были парни в черных пиджаках, одинакового роста и веса — очень высокие и худые,  — взгромоздившиеся на стулья по обе стороны высокого стола.
        Около стены со стороны леди Аниши стояло несколько стульев с очень прямыми спинками, без обивки и даже без подушек.
        — Они не хотят, чтобы тебе здесь было хорошо, Ниш,  — сказал лорд Лейзонби, когда она упомянула о дискомфорте.  — Это место для страдания и неудобства.
        — Но мне-то приходится страдать из-за жуткого неудобства во имя твоих интересов.  — Леди Аниша махнула изящной рукой, отгоняя страшную смесь чернил, угольного дыма и вареной репы, поднимающуюся откуда-то из недр здания.  — И как долго мы должны здесь сидеть?
        Лейзонби указал на дверь в дальнем конце комнате.
        — Пока та дверь не откроется и мне не удастся протиснуться в кабинет.
        Дверь, оказавшись гораздо услужливее лорда Лейзонби, выбрала этот момент, чтобы широко распахнуться и явить двух мужчин — одного тучного и претенциозно одетого, с толстой золотой цепочкой от часов, болтающейся у него на животе, и с прядями длинных, напомаженных темных волос, решительно свисающих вокруг его лысины, которая напоминала сальную тонзуру. Возвышающийся над ним второй мужчина выглядел гораздо интереснее. Помощник комиссара лондонской полиции был стройным, широкоплечим парнем с носом, напоминающим топорик для разделки мяса, и большой головой с аккуратно постриженными густыми темными волосами. Его не по моде чистое, лишенное усов и бакенбард лицо со впалыми щеками и жесткими темными глазами напоминало леди Анише хищную птицу.
        Она сразу же его узнала, вскочила на ноги и приблизилась к нему, оставив Лейзонби позади.
        — Помощник комиссара Нейпир!  — громко сказала она, протягивая усыпанную драгоценностями руку.  — Как приятно встретить вас снова. У вас найдется для нас минутка?
        Тучный человек исчез, и взгляд Ройдена Нейпира теперь с подозрением перемещался с одного своего нового посетителя на другого.
        — Леди Аниша, как приятно,  — сухо сказал он.  — Кого вы подразумеваете под словом «нас»?
        — Лорда Лейзонби и меня,  — сказала она улыбаясь.
        Нейпир хотел отказаться, и это было более чем очевидно.
        Но тут же почувствовал, что это было бы не совсем удобно. Он был пусть в небольшом, но все же в долгу перед братом леди Аниши. К тому же она вызывала у него любопытство и несомненный интерес.
        Несмотря на свои заверения лорду Лейзонби, леди Аниша во время свадьбы брата не могла не обратить внимания на Нейпира. И до и после их краткого представления друг другу помощник комиссара почти постоянно наблюдал за ней краешком глаза. В этот раз, приблизившись к ней, он был натянуто формален, но его глаза! Ох, они никогда не оставят ее в покое.
        Может быть, она напоминала ему кого-то из преступного мира. Чем черт не шутит? А возможно, он, как и большая часть общества, с подозрением относился к ее коже медового цвета и темным волосам.
        Как бы там ни было, как и предсказывал Лейзонби, этого оказалось достаточно для того, чтобы он не смог сразу указать им на дверь. Вместо этого он пригласил их к себе в кабинет, который для тех, кому не повезло быть вызванным сюда, возможно, был тем же самым, что и ад для всех, кого знала леди Аниша. И несомненно, Ройден Нейпир был похож на человека, способного говорить с дьяволом.
        — Итак,  — сурово сказал он, когда они уселись перед его массивным дубовым столом,  — чем обязан удовольствию видеть вас?
        — Мы хотим, чтобы вы вновь открыли дело,  — без всяких обиняков заявил лорд Лейзонби.  — Убийство лорда Перси Певерила.
        — Но что касается этого дела, то мы уже осудили виновного,  — сказал Нейпир, смотря Лейзонби прямо в глаза.  — Вас.
        Лейзонби вскочил на ноги.
        — И решение было отменено,  — сказал он, положив руку на середину стола помощника комиссара.  — Нейпир, пока настоящий убийца не будет найден и осужден, я никогда не успокоюсь. И вы знаете это.
        — Надеюсь, вы простите меня, милорд, если я скажу, что нахожу запоздалое раскаяние подозрительным пустяком,  — холодно ответил Нейпир.  — Особенно когда скорбящая вдова получает в наследство довольную крупную сумму денег.
        — Постарайтесь вспомнить: я был в тюрьме, когда это случилось!  — прорычал ему в лицо Лейзонби.
        — Действительно, были,  — сказал Нейпир — хотя на то, чтобы вытащить вас из Северной Африки и отправить за решетку, ушло много долгих лет. Но ваш отец, предыдущий граф, был на свободе. И он мог спокойно…
        — Не смейте чернить доброе имя моего отца, Нейпир.  — Лицо Лейзонби стало опасно бледным, и его руки вцепились в подлокотники.  — Он не сделал ничего такого, чтобы это мерзкое дело свалилось на его голову.
        — Ничего, кроме того, чтобы иметь сына — вспыльчивого прожигателя жизни и шулера,  — возразил Нейпир.  — Лейзонби, поглядите-ка на себя самого.
        — Чушь!  — горячо воскликнул Лейзонби.  — Меня подставили! Неужели никто, кроме меня, не хочет узнать почему? Разве полиции наплевать на то, что убийца разгуливает на свободе?
        — Насколько я помню, ваше дело было довольно-таки банальным.
        — Вы хоть когда-нибудь заглядывали в бумаги по этому делу?  — требовательным тоном спросил Лейзонби.  — Хоть когда-нибудь? Или вам на все наплевать?
        В этот момент леди Аниша тоже поднялась и сдержанно кашлянула, напоминая о себе.
        — Господа, вы находитесь в присутствии леди,  — тихо произнесла она.
        Мужчины отодвинулась друг от друга на несколько дюймов, и по крайней мере лицо Нейпира покраснело от смущения.
        — Прошу прощения,  — сказал он.
        Она ласково посмотрела на Лейзонби.
        — Рэнс?
        — Мои извинения!  — отрывисто бросил он.  — Но вы знали, что разговор у нас получится непростой.
        — Надеюсь, он не дойдет до кулачного боя?  — язвительно спросила она.  — Рэнс, оставь нас, пожалуйста.
        Он повернулся к ней, распахнув глаза:
        — Что?
        — Уйди,  — сказала она.  — Спустись вниз по ступенькам. Ты слишком возбужден. Я хотела бы поговорить с господином Нейпиром наедине. Если хочешь, можешь вернуться, когда я закончу.
        Лейзонби повернулся, а затем бросил на нее недовольный взгляд.
        Леди Аниша выпрямилась во весь рост, который был всего около полутора метров.
        — Идите!  — резко сказала она.  — Я серьезно. Рэнс, вы испытываете судьбу со мной в последний раз.
        Чуть помедлив, он вышел, хлопнув дверью.
        Нейпир прошелся по комнате и, подойдя к окну, встал к ней вполоборота, одной рукой потирая затылок. Она выждала, прежде чем заговорить, так как чувствовала, что в комнате еще витают сильные эмоции. Ей лишь было жаль, что она не может разобраться в них.
        — Итак, леди Аниша, значит, сейчас это начнется?  — наконец спросил Нейпир. Его голос был низким и весьма сердитым.
        — Прошу прощения?  — Она пересекла комнату и подошла к нему.  — Что начнется?
        Он отвернулся от окна, на его лице возникло отвращение.
        — Вы начнете грозить мне гневом вашего брата?  — спросил он.  — Или упомянете имя ее величества в виде предупреждения?
        — О Боже,  — мягко сказала леди Аниша.  — Ну конечно, высшие круги не могут остаться равнодушными к несправедливости.
        Его губы скривились, как у рычащей собаки.
        — О, я знаю все об «особых отношениях» Рутвейна и королевы,  — сказал он.  — И еще больше я знаю о Лейзонби и Бессетте и их небольшом сборище в Сент-Джеймсе. Правда, пока я доказать ничего не могу, но это только пока.
        — Сэр, я не имею понятия, о чем вы говорите,  — сказала она.  — Мне не нужна помощь брата, чтобы выполнить свою часть работы, если это то, на что вы намекаете. Я прекрасно смогу справиться с ней сама. Что касается взаимоотношений Рутвейна с королевой, то верность, которую он заслужил, была заработана им тяжким трудом, потом и даже кровью, и только потому, что он любит свою страну. И если наша святая королева признательна ему за это, то, черт побери, ей и следует быть такой. Это вполне естественно.
        Если неподобающее леди ругательство и шокировало его, то Нейпир не подал виду. Вместо этого он постоял некоторое время у окна, освещенного полуденным солнцем, как спустившийся с небес один из разгневанных ангелов Микеланджело. Его жилет сместился, и был виден торец ножа, ловко спрятанный внутри брючного пояса.
        — Ну хорошо, чего же вы хотите, леди Аниша?  — холодно спросил он наконец.  — Давайте разберемся.
        Она пожала плечом с деланной небрежностью.
        — Я хотела бы знать,  — спокойно сказала она,  — почему вы не сводите с меня глаз, когда мы вместе находимся в одной комнате?
        Глава одиннадцатая
        Притворитесь неполноценным и поощрите его самонадеянность.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        В половине первого Анаис сидела под деревом в Брюссельском парке с последним приключенческим романом господина Рейнольдса на коленях. На расстоянии нескольких футов, вполоборота к ней с альбомом для рисования сидел Джефф, устроившийся на складном стуле. Его отливавшие бронзой волосы слегка колыхались на ветру.
        Он уже сделал прекрасный рисунок королевского дворца, мазки были смелыми и безошибочными. Он нарисовал его, как если бы смотрел на него сквозь массивные ворота парка, и Анаис была очарована стремительностью его движений. Глядя на эскиз, любой мог бы подумать, что на его создание ушло несколько часов, хотя на самом деле это заняло примерно пятнадцать минут.
        — У вас действительно есть талант,  — прошептала она.
        Он повернулся и улыбнулся — действительно улыбнулся!  — и Анаис чуть не задохнулась.
        — Спасибо,  — поблагодарил он.  — Мне всегда нравились красивые здания. Я насмотрелся на них за границей.
        — А вы умеете рисовать людей?
        Его улыбка исчезла, Джефф повернулся и снял альбом с мольберта. Перевернув лист, он положил его на колени, склонился над ним, и его длинные волосы упали тенью на лицо.
        Водя рукой по бумаге взад и вперед несколько минут, он бросил в ее сторону случайный косой взгляд. В конце концов, он выпрямился и отвел лист чуть в сторону, словно изучая его.
        Видимо, удовлетворенный, он вырвал лист из альбома и протянул ей.
        Анаис взяла набросок и чуть не ахнула.
        На самом деле это был очень простой рисунок. Несколько быстрых линий, игра света и тени, но он нарисовал ее невероятно реалистично.
        Анаис изучила каждую деталь. У нее был большой нос отца, но на рисунке он выглядел каким-то соответствующим и пропорциональным ее лицу. И хотя он нарисовал ее сидящей у дерева с одним выставленным коленом — именно так, как и было,  — на эскизе волосы Анаис спускались вниз почти до талии.
        Но самыми поразительными были ее глаза: большие, но не чрезмерно, и казалось, что они смотрят прямо, почти дерзко, на зрителя. При этом они были совершенно непроницаемы, как таинственный черный омут.
        В целом рисунок получился совершенно потрясающим.
        — Джефф, это прекрасно,  — сказала она, все еще разглядывая свое изображение.  — Но боюсь, что вы мне слишком льстите.
        — Да?  — Она почувствовала, что его любопытный взгляд буквально жжет ее.  — Каким образом?
        Она подняла на него взгляд, но не увидела ни намека на лицемерие.
        — Не думаю, что я выгляжу именно так.
        Он наклонил голову и посмотрел на нее.
        — Зато я вижу вас такой.
        Он говорил искренне, чего Анаис не ожидала, а еще в его тоне звучала нежность, хотя он относился к тому типу мужчин, к которым трудно отнести подобное слово. Испытывая неловкость, она по непонятной причине вдруг почувствовала, что готова разрыдаться. Словно то, что она ждала всю свою жизнь, оказалось чем-то неправильным, а она не была тем человеком, каким себе казалась. Конечно, она не была этой красивой, таинственной женщиной, изображенной на портрете.
        Она решительно протянула рисунок Джеффу.
        — Вы не хотите оставить его у себя?
        — Очень хочу. Просто подпишите его для меня. И поставьте дату.
        Сдержанно улыбаясь, он нацарапал четкую подпись наискосок в нижнем правом углу и дату под ней.
        — Вот,  — сказал он, передавая рисунок обратно.  — Полагаю, что это первый портрет, который я набросал за последние десять лет, если не больше.
        — Тогда это большая честь для меня. Спасибо.
        Но он поставил подпись Джеффри Маклахлан — из-за предосторожности, предположила она, чтобы сохранить их тайну.
        В этот момент что-то привлекло ее внимание. Анаис отложила рисунок в сторону.
        — Полагаю, будет лучше, если мы придадим нашим лицам немного легкомысленное выражение,  — продолжила она,  — потому что я вижу, что мадам Моро поворачивает от Дворцовой площади.
        Джефф напрягся, но не обернулся, чтобы взглянуть на нее.
        — С кем?
        — С джентльменом и маленькой девочкой.
        Джефф кивнул и вернулся к своим рисункам. Анаис встала, как бы отряхивая юбки, а затем подняла голову и просияла.
        — Мадам Моро!  — крикнула она.  — Боже мой! Какое счастье!
        Шарлотта Моро улыбнулась, но бросила тревожный взгляд в сторону стройного, элегантного мужчины, который держал ее под руку.
        — Доброе утро, миссис Маклахлан,  — сказала она, когда Анаис поспешила к ним.  — Как поживаете?
        — Ах, эти муравьи!  — сказала Анаис, ступая на тропинку.  — Думаю, я села в муравейник. Вы можете вообразить, они теперь ползают по мне, и это крайне неприятно.  — Она слегка передернулась.
        Улыбка мадам Моро стала тоньше.
        — Миссис Маклахлан, могу ли я представить вам своего… э-э, своего дядю, виконта де Лезанна? А это Жизель, моя дочь.
        Когда все были представлены друг другу, Анаис присела перед Лезанном почти в смешном по глубине реверансе. Это был стройный, элегантный мужчина среднего возраста с коротко стриженными волосами, почти такими же темными, как у нее, красивым, тонким носом и остроконечной бородой, делающей его решительно похожим на Мефистофеля. Девочка, которая не произнесла ни слова, была веселой и, по вполне понятным причинам, не ответила на пристальный взгляд Анаис.
        — О, ваша светлость, это такая честь!  — фонтанировала Анаис.  — Французский аристократ и здесь, в Брюсселе. И дипломат к тому же!
        Лезанн сверкнул покровительственной улыбкой.
        — Моя дорогая леди, уверяю вас, в Брюсселе полно французских дворян,  — сказал он на безупречном английском.  — И дипломатов. Что привело вас сюда?
        Анаис округлила глаза.
        — О, это наше свадебное путешествие,  — произнесла девушка и споткнулась на последнем слове.  — Ой, мои манеры! Джеффри! О, Джефф, иди сюда. Ты ведь помнишь мадам Моро?
        Джефф спокойно оторвался от мольберта, посмотрел на мадам Моро и изобразил, что наконец-то узнал ее.
        — Ну да, конечно!  — Затем он встал, подошел к ним, и Анаис представила ему виконта.
        Джефф протянул руку с деланным удовольствием.
        — О-о, рад с вами познакомиться, дружище,  — сказал он весело.  — Жена была в приподнятом настроении от знакомства с англичанкой — знаете ли, она не может сказать и слова на этом странном голландском языке.
        На лице Лезанна промелькнуло легкое удивление, но оно быстро исчезло.
        — Но французский здесь тоже хорошо знают. Ваша жена, конечно, говорит немного по-французски?
        Джефф безучастно посмотрел на Анаис.
        — Да, пожалуй.
        — Ох, достаточно для того, чтобы не заблудиться, но он мне не нравится,  — пожаловалась Анаис, беря Лезанна под руку.  — Вы должны извинить моего мужа, милорд. Мы поженились всего несколько недель назад. А сюда мы пришли потому, что Джефф любит рисовать здания.
        — Здания?  — Лезанн вопросительно посмотрел на Джеффа.
        — Да-да, я подумываю о том, чтобы стать архитектором. Нельзя же всегда жить за счет отца, правда?  — Джефф заговорщически подмигнул Лезанну.  — Или как любит напоминать папаша — Бог любит веру, а деньги счет.
        — О, вы только взгляните на его рисунок!  — Анаис кивнула головой в сторону мольберта.  — Мне кажется, вам понравится.
        Не найдя повода для вежливого отказа, Лезанн склонил голову.
        — После вас, мадам,  — сказал он, махнув рукой.
        Они пересекли тропу и поляну, и Джефф без умолку трещал о том, как ужасно дорого жить в Брюсселе, и громко сетовал на то, что они не поехали в Париж, где жизнь наверняка намного дешевле, но Лезанн заверил его, что это не так.
        Затем рисунок был должным образом подготовлен и с некоторой суетой представлен, и Шарлотта Моро вежливо объявила, что это одно из самых точных изображений дворца, которое она когда-либо видела.
        Анаис подумала, что скорее всего это было единственное изображение, которое она когда-либо видела, но горячо поблагодарила.
        — Итак, Шарлотта,  — в конце концов, заявила она,  — надеюсь, я могу называть вас Шарлоттой?
        Леди снова бросила неуверенный взгляд на Лезанна.
        — Ну конечно,  — сказала она.  — А вы… Анаис, не так ли?
        — Да, и я искренне вам сочувствовала, что у вас болела голова в воскресенье,  — напомнила Анаис об их встрече.  — Я надеялась выведать у вас, где тут лучше покупать кружево. И книги. Вы не знаете, где я могу найти книжный магазин? С этими английскими романами в нескольких частях?
        Мадам Моро удивилась.
        — Английскими романами в нескольких частях?
        Виконт смотрел на яркую обложку книги, которую показала Анаис, с едва скрываемым отвращением.
        — Господи, мадам, что это такое?
        Анаис распахнула глаза.
        — Приключенческий роман,  — прошептала она.  — Милорд, они такие потрясающие. Вот этот, к примеру, об оборотне.
        Лезанн скривил губы.
        — А что это такое, скажите на милость, «оборотень»?
        — Человек, который при полной луне превращается в волка,  — с легкой дрожью в голосе объяснила Анаис.  — Видите ли, он продал свою душу дьяволу за молодость и богатство, но не все так просто — ведь всегда бывает загвоздка, когда кто-то совершает такую глупость, не правда ли? И за нее приходится платить. В любом случае это — завораживающе страшно. Я знаю, что леди обычно не покупают их, но мне кажется, что они должны по крайней мере попробовать прочитать хотя бы один такой роман.
        — О, тогда она будет читать только подобную чепуху,  — весело бросил Джефф, упаковывая свои вещи.  — Мадам Моро, пожалейте нас, отведите ее куда-нибудь, где она сможет найти пристойную книгу.
        — На английском?  — нахмурив тонкие брови, уточнила леди.  — Увы, не думаю, что…
        — А почему бы нам не обсудить это как-нибудь за чаем?  — предложила Анаис.  — Если, конечно, вы чувствуете себя лучше?
        Шарлотта Моро снова посмотрела на своего спутника.
        — Я не уверена…
        Но Лезанн взглянул сначала на дурацкую книжку Анаис, затем на туповатое выражение лица Джеффа и снова на книжку.
        — Иди смело, моя дорогая,  — сказал виконт.  — Я думаю, это будет вполне безопасно.
        Казалось, что при этих словах Шарлотту Моро наконец покинула напряженность и она впервые искренне улыбнулась.
        — С удовольствием,  — сказала она.  — Когда?
        — Может быть, в понедельник?  — предложила Анаис, стараясь не казаться слишком нетерпеливой.  — Ой, и пожалуйста, приведите с собой малышку Жизель. Она просто прелесть и так напоминает мне мою дорогую Джейн.
        Однако даже при этом замечании девочка не подняла глаз, а, наоборот, спряталась за материнскую юбку.
        А вот виконт посмотрел ей прямо в глаза.
        — Боюсь, Жизель очень болезненна и не похожа на других детей.  — Его голос был твердым.  — Она редко выходит из дома.
        На лице Анаис возникло выражение одобрения.
        — Разумеется, вы правы,  — сказала она.  — Конечно, не стоит брать ее с собой. Бедный мышонок. Как хорошо, милорд, что вы так печетесь о ее благополучии.
        Джефф оторвался от мольберта, который только что закрыл.
        — Клянусь, мне в голову пришла прекрасная мысль,  — сказал он, широко улыбаясь.  — Вы оба должны прийти к нам на ужин. Что насчет вторника? У нас здесь потрясающая кухарка. Она жарит баранью лопатку, как настоящая англичанка. В шесть часов, пойдет? Боюсь, мы еще придерживаемся деревенского распорядка дня. Уж простите великодушно.
        Лезанн задрал нос еще выше.
        — Гувернантка Жизели уходит в полдень, и после этого Шарлотта не должна покидать дом,  — сказал он.  — Боюсь, мы не сможем прийти к вам.
        — Ну, если так…  — сказал Джефф добродушно.  — Жаль, не хотелось вас расстраивать.
        — Прошу прощения?
        Но Джефф уже продолжал.
        — А знаете, я сделаю это для вас!  — поклялся он.  — Когда я уезжал в Брюссель, в моем экипаже случайно оказалась бочка лучшего виски моего папаши. Итак, что скажете, если я солью для нас бутылочку?
        — Виски?  — Виконт буквально вздрогнул.  — Сделанное из зерна?
        Джефф щелкнул складным стулом.
        — Да, и я бьюсь об заклад, что если вы хоть раз насладитесь тем, чем гордится Шотландия, то больше, Лезанн, никогда не станете пить этот теплый французский коньяк. Так что, в шесть, у вас?
        Лезанн глубоко, слегка судорожно вздохнул.
        — Хорошо, в шесть,  — сказал он тоном, подразумевающим, что чем быстрее он с этим покончит, тем будет лучше. Затем он нагнул голову так, чтобы взглянуть на свою спутницу.  — Полагаю, Шарлотта будет рада приятному времяпрепровождению.
        Шарлотта продолжала искренне улыбаться.
        — О, конечно!  — воскликнула она.  — Спасибо, дядя. Вы так добры.
        Вопрос наконец-то был улажен. После вежливого прощания Анаис и Джефф наблюдали за тем, как эта троица направилась в противоположный конец парка, к улице де ла Луа.
        — Слава Богу!  — сказал он, когда эти трое оказались вне пределов слышимости.  — Это было ужасно. Даже мне самому мы не понравились. Святая простота!
        — Тупые куски мяса, не так ли?  — ухмыльнулась Анаис.  — А теперь бедный Лезанн должен нам ужин. Ну что ж, браво, хорошо сработано!
        — Вляпался, как в конский навоз, а?  — Джефф тоже ухмыльнулся.  — Кто бы знал, что вы можете быть такой недалекой?
        — А вы таким веселым и грубым?
        — О да, кое-что мне удалось.
        — Если из нас не получатся достойные Хранители, то, возможно, нам стоит выступать на театральной сцене.  — Она достала кружевной льняной платок и помахала им перед ним.
        Он приподнял бровь.
        — Благодарю, Анаис, но вы пока еще не довели меня до слез.
        — Нет, глупый, я стащила его из кармана Шарлотты,  — сказала она, пряча его в карман жилета Джеффа.  — Витторио научил меня.
        — Обчищать карманы?
        — Кое-чему,  — расплывчато ответила Анаис.  — Витторио говорил, что иногда в личных вещах могут остаться следы эмоции владельцев. А если я не ошибаюсь, то этот платок множество раз бывал влажным от ее слез. Может быть, он вам пригодится.
        — Да, возможно.  — Спрятав платок поглубже, Джефф снова взглянул на Шарлотту и ее спутников, направляющихся в глубь парка.  — И все-таки зачем вам эта безвкусная книга?
        — Х-мм, безвкусная?  — Анаис скрестила руки на груди.  — А знаете ли вы, Джефф, сколько денег зарабатывает господин Рейнольдс, продавая эти книжонки? Держу пари, больше, чем господин Диккенс и сестры Бронте, вместе взятые.
        Он тоже скрестил руки на груди.
        — И что вы думаете?
        — Ну, я…  — Она закрыла рот, затем снова открыла его.  — Я подумала, что могла бы попробовать свои силы в этой области,  — закончила она, подняв подбородок.  — И не смейтесь, черт возьми. Я знала, что вы, люди из Братства, скорее всего попытаетесь мне отказать, и я должна чем-то заняться, пока… пока…
        — Пока не появится Он?  — предположил Джефф.
        — Пока мне не удастся преодолеть вашу недальновидность и предрассудки,  — закончила Анаис.  — Вот. Я не сдаюсь, Джефф. А теперь давайте будем серьезными. Какова ваша оценка ситуации, в которой оказалась Шарлотта Моро?
        Джефф сразу же успокоился и опустил руки.
        — Не очень хорошая,  — признал он, снова взглянув в спину удаляющейся Шарлотты.  — Лезанн внушает ей страх, если не сказать — ужас. Не нужно иметь Дар, чтобы понять это.
        Анаис нахмурилась.
        — Да, действительно,  — согласилась она.  — Джефф, мне кажется, что, возможно, у нас мало времени. Вы ничего не почувствовали?
        Он покачал головой.
        — Только лишь некоторое беспокойство, но я чувствую, что словно начинаю узнавать ее,  — сказал он,  — и могу установить с ней связь. И я согласен с вами. Она невинна, и Лезанну в глубине души нет до нее дела. Но самое ужасное, что на улаживание ситуации у нас в запасе всего несколько недель. А возможно, даже и их нет.
        — Нам придется спешить, что неразумно,  — согласилась Анаис, в то время как троица свернула с главной дороги и скрылась за деревьями.  — Я собираюсь рискнуть и подружиться с ней как можно быстрее. Но это может иметь неприятные последствия, если она настолько нерешительна, как я предполагаю.
        Джефф взял свой альбом для рисования и задумчиво похлопал по нему рукой. Его голубые как лед глаза снова сосредоточились на дальней дорожке, и он упрямо сжал губы.
        — Итак, руководствуйтесь здравым смыслом,  — предложил он наконец, помрачнев.  — И не теряйте времени.
        — А если я не справлюсь?  — спросила Анаис.  — Если я ее напугаю? Вы готовы сделать то, что должно быть сделано?
        — Похитить ребенка?  — уточнил Джефф.  — Мне бы не хотелось. Но Шарлотта без девочки Лезанну будет не нужна, и он отпустит ее. Анаис, вы должны постараться убедить ее связаться с семьей. Мало ли, как все пойдет, на всякий случай должна оставаться хоть какая-то надежда.
        — Я постараюсь,  — ответила она.  — Я что-нибудь придумаю, обещаю.
        Джефф, продолжая рассматривать дорожку, не сказал ни слова.
        Это был самый необычный день — день, когда Анаис совсем перестала что-либо понимать в мужчине, который стоял рядом с ней. Им, стоящим плечом к плечу в буквальном смысле, было вместе так легко и комфортно, как будто эта была их судьба.
        Но это не так. Этого не может быть. Прабабушка давно расписала ее судьбу, и ей не следует об этом забывать.
        Спустя некоторое время она сказала:
        — Давайте мне ваш блокнот и карандаши. Я помогу отнести все это домой.
        Возможно, судьба не была на стороне Анаис и Джеффа, но казалось, что она добра к Шарлотте Моро. В понедельник Анаис спустилась на ленч и обнаружила, что среди дневной почты есть письмо с почтовым штемпелем Колчестера.
        Бернард с небольшим поклоном подал его Джеффу на подносе.
        — Надеюсь, сударь, в письме хорошие новости.
        — Это рука Сазерленда,  — сказал Джефф, беря письмо.
        — Ваш Священник сейчас в Колчестере?  — спросила Анаис, следуя за ним в гостиную.
        — Да, он покинул Лондон на следующий день после вашего предложения съездить туда.  — Джефф взял со стола нож для разрезания бумаги и вскрыл конверт.  — Мы ведь еще готовы прислушаться к хорошей идее.
        Анаис склонилась над его плечом.
        — О-о, просто прочитайте поскорее письмо,  — настаивала она.  — И не обращайте внимания на мой сарказм.
        Джефф развернул письмо, быстро пробежал его глазами.
        — Боже мой,  — заметил он,  — как быстро все удалось.
        — Что?  — спросила Анаис.  — Что именно?
        Джефф поднял на нее глаза.
        — Вы снова были правы, моя умная девочка.
        — Мне нравится, как это прозвучало,  — улыбнулась Анаис.  — Но, пожалуйста, продолжайте. И насколько я умна?
        Джефф даже и не подумал попасться на удочку.
        — Семья Шарлотты Моро ждет ее с распростертыми объятиями,  — с облегчением произнес он.  — Они на седьмом небе от радости, узнав, что у них есть внучка. И они не знали, что Шарлотта стала вдовой.
        — Как же они могли обрубить с ней все связи?  — с некоторой горечью спросила Анаис.
        — Обстоятельство, о котором они крайне сожалеют,  — пробормотал Джефф, снова уставившись в письмо.  — Это звучит так, словно они оплакивают все эти потерянные годы. Анаис, они хотят, чтобы она вернулась домой.
        Анаис прикрыла глаза.
        — Слава Богу!
        — У Бога были хорошие помощники — вы и Сазерленд.  — Джефф вручил письмо Анаис.  — Молодцы! Вот, прочтите сами, только не сжигайте. Возможно, оно нам еще пригодится.
        — Спасибо.  — Она бегло прочитала письмо, едва смея верить словам.
        Но Джефф начал беспокойно ходить по гостиной.
        — У Братства есть два хороших человека, живущих рядом с Колчестером,  — сказал он, задумчиво проведя рукой по волосам.  — Оба Хранителя — и люди, которым можно доверять. Мы можем назначить одного из них, чтобы он пока следил за ее безопасностью, а позже помог понять ее Дар и объяснил, как с ним справляться.
        С чувством огромного облегчения Анаис сложила письмо и сунула его в карман.
        — Но сначала мы должны ее туда доставить.
        — Да, вы правы.  — Почти рассеянно Джефф достал носовой платок Шарлотты и посмотрел на него.  — Сначала мы должны ее туда доставить — и в полной сохранности.
        В этот момент вошел Пти и объявил, что ленч готов. Они поели в относительной тишине, лишь Анаис выразила надежду, что Шарлотта действительно придет в этот раз на чай, а не пришлет еще одну записку с извинениями, что помешали какие-то обстоятельства.
        Джефф, казалось, погрузился в свои мысли. Он был уже не так напряжен, как во время их первых дней в Брюсселе. В свою очередь, Анаис не могла отделаться от ощущения, что их короткий срок, проведенный вместе, быстро подходит к концу.
        Тогда и она сможет частично успокоиться.
        Джефф будет рад вновь увидеть Англию, подумала Анаис, глядя на него через стол. А возможно, он вздохнет с облегчением, когда она исчезнет. Анаис не думала, что льстит себе, полагая, что между ними во время этой поездки возникло сильное физическое притяжение. Но он боролся с ним, а она — нет.
        Ну, не совсем.
        Наверное, ей повезло. Менее принципиальный мужчина, возможно, ответил бы согласием на ее предложение и не проявлял бы заботу о ней.
        Или, возможно, он заботится о ней совсем по другой причине?
        Джефф дал четко понять, что не намерен оказываться в ловушке, вступив в брак, и Анаис это поняла. Но не исключено, что все было гораздо сложнее. Тайная любовница? Она даже не задумывалась о том, есть ли кто-нибудь в его жизни. Боже, она уже не в первый раз оказывается в такой дурацкой ситуации.
        Снова скользнув взглядом, она почувствовала, как внутри возникает знакомая сладостная боль. С львиной гривой волос и этими напряженными, почти волчьими глазами Джефф казался Анаис каким-то полуприрученным диким существом, неспособным ни к кому привязаться и вынужденным бродить по лесам в одиночестве.
        Нет, так ничего не добиться, нельзя мыслям течь в этом русле, все должно быть направлено на скорейшее возвращение Шарлотты и Жизель Моро на английскую землю. Анаис закончила ленч, не проронив ни слова и стараясь не поднимать глаз от тарелки. А затем, извинившись, пошла вниз, чтобы сделать последние приготовления к чаю.
        Шарлотта удивила Анаис тем, что пришла на десять минут раньше.
        Это хороший знак, подумала Анаис, однако довольно быстро осознала, что тьма снова окутала Шарлотту. Ее глаза, вспыхнувшие во время их краткой встречи накануне, уже потухли.
        Они устроились в гостиной у окна, выходившего на улицу Эскалье и на вход в дом Лезанна, и не спеша обсуждали погоду, пока Пти сервировал стол к чаю.
        — Я так рада, что мы имели возможность познакомиться с вашим дядей в парке,  — сказала Анаис после того, как их тарелки были наполнены, а легкая светская беседа завершена.  — Он выглядит благородным джентльменом.
        — Да, так и есть,  — уклончиво проговорила Шарлотта.  — И он был очень щедр и к Жизели, и ко мне.
        — А какую работу он выполняет для Франции?  — Анаис прервалась, чтобы сделать глоток.  — Полагаю, что-нибудь очень важное?
        Шарлотта отвела взгляд.
        — Я не уверена,  — сказала она, ставя чашку на блюдце.  — Он не говорит об этом, а я не в том положении, чтобы задавать вопросы.
        — Но он, должно быть, встречался с королем Леопольдом, не так ли?  — простодушно спросила Анаис, широко распахивая глаза.  — Шарлотта, а вдруг и вы с ним познакомитесь? Это же будет потрясающе! Как-никак он все еще так божественно красив.
        На мгновение Шарлотта заколебалась.
        — У дяди действительно бывают частные встречи с королем,  — пробормотала она.  — Я слышала, как один из его помощников обсуждал это. Предупреждал, что эта встреча должна быть организована со строжайшей осторожностью. И мне, конечно, стало интересно…  — Внезапно она остановилась и схватила еще одну булочку с подноса, стоящего на столе.  — Они восхитительны. Не могли бы вы дать мне рецепт?
        — Я очень рада, что вам понравилось,  — заверила ее Анаис.  — А что касается короля, то, знаете, в Англии его многие любят. Кроме того, когда-то он претендовал на то, чтобы стать нашим королем[3 - В 1816 г. Леопольд I поселился в Англии, где женился на Шарлотте-Августе, дочери принца валлийского Георга IV, вероятной наследнице английского престола.].
        — Точнее, принцем-консортом,  — поправила Шарлотта.  — И он был очень мил со своей племянницей Викторией, особенно когда она была маленькой.
        Анаис улыбнулась и наклонилась вперед, чтобы наполнить чашки.
        — Можно только гадать, изменилось ли что-нибудь в их отношениях за эти годы,  — задумчиво произнесла она.  — Положение Леопольда теперь совсем иное.
        — Да, это так.  — Шарлотта медленно помешивала чай ложечкой.  — Он могущественный царствующий король, и дядя говорит, что…  — Шарлотта виновато вспыхнула.  — Дядя говорит, что теперь Леопольд должен думать о себе в первую очередь и заботиться о собственных долгосрочных интересах,  — прошептала она.  — Он утверждает, что из-за его обширных связей с Англией Леопольд может в один прекрасный день оказаться в политически невыгодном положении.
        — О,  — сказала Анаис,  — ну это все слишком сложно для меня. Я просто думаю, что он очень хорош собой. А его жена… говорят, что она страдает от туберкулеза. Интересно, это правда?
        Казалось, Шарлотта немного напряглась.
        — Королева очень больна,  — ответила она.  — Я думаю, что жить ей осталось недолго.
        Анаис наклонилась еще ближе.
        — А еще я слышала, что любовница короля ждет ребенка,  — прошептала она, делясь самой пикантной из новостей, полученных от Дюпона.  — Или, может быть, уже родила.
        Услышанное как будто поразило Шарлотту.
        — Но… но это трагедия!  — сказала она, поднимая руку к груди.  — Говорят, что жена обожает его — даже несмотря на то, что их брак был устроен по политическим соображениям.
        Анаис пожала плечами.
        — Теперь, когда тесть смещен с трона Франции, возможности Леопольда ограничены,  — отметила она.  — Неудивительно, что он беспокоится о новых французских альянсах. Что касается бедной королевы Луизы, то, спрашивается, стоит ли любовь душевной боли. Думаю, я поступила правильно, выйдя второй раз замуж из практических соображений.
        Шарлотта снова опустила взгляд на чашку.
        — Ну а я так не поступлю!  — страстно воскликнула она.  — Я не осуждаю ваш выбор, Анаис. Правда. Но я скорее буду переживать боль утраты, какой бы острой она ни была, чем выйду замуж за человека, которого не люблю.
        Анаис поставила чашку.
        — Бедная Шарлотта, вы подумали о своем муже, не так ли?  — прошептала она, чувствуя себя мелкой сплетницей.  — Наверное, вы овдовели недавно?
        Лицо Шарлотты смягчилось, и на нем отразились печаль и любовь.
        — Пьер умер в прошлом году,  — сказала она мягко,  — но мне кажется, что это случилось только вчера. Иногда — почти каждый день — я просыпаюсь и думаю, что он лежит рядом со мной. Когда я понимаю, что это не так, я снова переживаю горечь утраты.
        Анаис потянулась и коснулась ее руки.
        — Как я невнимательна,  — прошелестела она.  — Шарлотта, мне так жаль. Но вам необязательно снова выходить замуж. У вас есть дядя. Ведь он не предлагал вам оставить его, не так ли?
        Но Шарлотта не подняла глаз.
        — Я думаю о вас, Анаис, с тех пор, как мы впервые встретились,  — сказала она, уставившись в пустое пространство.  — Я думала о том, как много у нас общего. Мы обе вышли замуж без согласия родственников, но по любви за мужчин, которые не были богаты… и никто из нас не пожалел об этом. Не так ли?
        Анаис почувствовала, что ее начинают одолевать угрызения совести, и покачала головой.
        — Да, это так.
        — И у нас обеих есть любимые дочери,  — продолжила Шарлотта.  — Мы, молодые вдовы с похожим прошлым, находимся в чужой стране, где не всегда можем поговорить на родном языке.
        «Да,  — виновато подумала Анаис,  — или вам так кажется».
        — Но вы вышли замуж снова,  — добавила Шарлотта.  — И, будем надеяться, удачно.
        — Да, мне так кажется,  — ответила Анаис, придумывая очередную ложь и ненавидя себя за это.  — Но, Шарлотта, мой отец очень стар, и он хотел выдать меня замуж как можно скорее, чтобы после его смерти был кто-нибудь, кто смог бы позаботиться о Джейн и обо мне. У вас есть дядя. Очевидно, что он просто обожает малышку Жизель.
        — О да,  — сказала Шарлотта задумчиво.  — Не самозабвенно, конечно. Но он постоянно беспокоится о ее благополучии и хочет, чтобы к ней относились так, как будто она сделана из хрусталя.
        — И я чувствую, что все это вас беспокоит,  — продолжила Анаис.  — И, моя дорогая, я думаю, что это не совсем точное слово. Вы сильно расстроены, хотя и хорошо это скрываете, и мне это очень не нравится. Может быть, вы расскажете, в чем дело?
        — Да, порой… Анаис, порой я так растеряна.  — Ее голос снизился до шепота.  — Так растеряна, а мне здесь совсем не с кем поговорить.
        Именно это и спланировал Лезанн.
        На самом деле они все использовали Шарлотту.
        Почувствовав себя скверно, Анаис снова захотелось во всем ей признаться, но, вспомнив о ребенке, она с испугом подумала, что Шарлотта, возможно, недостаточно сильна, чтобы услышать правду. Искупление грехов придется отложить.
        — Но, Шарлотта, вам нужно с кем-нибудь поговорить,  — сказала Анаис.  — У вас есть я. Возможно, я не самое умное создание на земле, но я ваш друг, и вы можете мне довериться. И, честно говоря, даже ежу понятно, что Лезанн вас чем-то тревожит.
        Шарлотта сглотнула, мышцы ее бледного горла сжались так сильно, что Анаис забеспокоилась, не подавится ли та словами.
        — Ну, дело, наверное, в том,  — наконец прошептала она,  — что он не мой дядя.
        — Но, моя дорогая, он дядя вашего мужа,  — успокаивающе сказала Анаис.  — А в соответствии с церковным правом это одно и то же.
        Взгляд Шарлотты ушел в себя.
        — Ну, я всегда считала его дядей моего мужа, хотя они никогда не были близки,  — сказала она.  — Но на самом деле мать Пьера была просто прислугой в их родовом имении. Родители Пьера никогда не были женаты.
        — Да,  — мягко сказала Анаис,  — понятно. Но это все равно не имеет значения. Лезанн заботится о вас.
        — Не имеет значения?  — Шарлотта внимательно посмотрела на нее.  — Я тоже сначала так себе говорила.
        — Что вы имеете в виду под «сначала»?  — попросила уточнить Анаис.
        — Я думала, что Лезанн — дядя Пьера, но теперь…  — Она замолчала, посмотрела в глубь комнаты и покачала головой.  — Боже, зачем я вообще об этом заговорила?
        — Потому что это беспокоит вас.  — Анаис легко прикоснулась к ней.  — Шарлотта, дорогая, ничего так быстро не сближает, как совместное бремя. И что он говорит теперь?
        Шарлотта содрогнулась, словно пытаясь отогнать слезы.
        — Лезанн говорит, что его брат всегда отрицал, что является отцом Пьера,  — прошептала она.  — И что, возможно, его настоящим отцом мог быть один из многочисленных гостей, посещающих имение. Или один из слуг.
        — Как странно,  — сказала Анаис.  — А чему верил ваш муж?
        Она приподняла плечи.
        — Пьер лишь сказал, что он — незаконнорожденный внук старого виконта, поэтому семья и воспитала его и нашла ему место в суде — незначительный пост клерка. Но отец Пьера умер, когда тому было только три года, так что я полагаю, что он что-то напутал.
        Анаис сильно сомневалась в этом.
        — И что Лезанн говорит теперь?
        — Что мать Пьера заявила, будто брат Лезанна является отцом ее ребенка и что семья поступила правильно,  — ответила Шарлотта озадаченным тоном.  — Но Лезанн мягко предположил, что никто в это не верит. Более того, он утверждает, что его старший брат был…  — Она запнулась, и ее лицо вспыхнуло.
        — Был кем?  — подтолкнула ее Анаис.
        — Что он был странным,  — прошептала Шарлотта, распахнув глаза.  — Лезанн говорит, что его никогда не интересовали женщины. И что старый виконт просто ухватился за внебрачного ребенка как за доказательство того, что его сын был… не был таким, каким все вокруг его считали. И что семья подумала, что это хороший повод положить конец всем этим слухам.
        — О Боже мой! Как все это странно звучит,  — нахмурилась Анаис.  — И Лезанн до сих пор заботится о вас и о Жизели, несмотря на то, что ему стало известно… О, Шарлотта! Вы боитесь, что он вас выгонит?
        Шарлотта решительно замотала головой.
        — Нет, он нас не выгонит,  — сказала она, уставившись на руки.  — Он, кажется, очень покровительствует Жизели. Он говорит, что ничего не изменится, если…
        — Если что?
        Шарлотта подняла глаза, и Анаис увидела, что в ее глазах мерцают непролитые слезы.
        — Если я выйду за него замуж,  — прошептала она.  — Он говорит, что это лучший — и единственный — способ защитить Жизель. Письменных подтверждений того, кто является отцом Пьера, нет. Он говорит, что с точки зрения церкви для нашей женитьбы нет никаких препятствий.
        — О Боже…
        Анаис долгое время молчала. Все было именно так, как с самого начала опасался Дюпон. Лезанн решил воспользоваться обоими способами и в конце концов запутал дело так, что бедная Шарлотта оказалась перед сложной дилеммой. Шарлотта была религиозна и, возможно, никогда бы не нарушила церковный устав, ни за что бы не вышла замуж за дядю своего мужа. Но теперь ее морали приходится выдерживать испытания совсем иного рода.
        Анаис задумалась, рассчитывал ли Лезанн на это.
        — Итак, получается,  — наконец сказала она,  — что вас приютил человек, который, возможно, вообще не имеет к вам никакого отношения?
        — Да!  — кивнула Шарлотта.  — О, Анаис, что мне делать? Я не могу жить с человеком, который не является членом моей семьи! Это предосудительно даже для вдовы. Я живу словно во лжи. Но я не могу — и не собираюсь — заключить брак с мужчиной, которого не люблю так же сильно, как Пьера.
        — А вы говорили об этом Лезанну?
        — Да, да, конечно! Я не могу лгать ему.  — Теперь слова так и потекли из Шарлотты.  — Не теперь, когда он принял нас и приютил. Но он был так… раздосадован. О, Анаис, он был даже зол на меня: покраснел, что-то забормотал, а потом вышел из комнаты.
        Его вероломство заставило Анаис задрожать от гнева. Лезанн знал, что благодаря браку Шарлотта по закону станет его. И тогда у него будет безграничная власть — власть контролировать все, что принадлежало ей, включая и Жизель. Власть раздавить ее скорее всего. Даже власть, чтобы запереть ее в приюте, если он того пожелает.
        — Шарлотта, у виконта нет никаких оснований злиться на вас,  — сказала Анаис, ее голос был тихим, но твердым.  — Это же совершенно очевидно.
        — Но он больше ни о чем меня не просил,  — заплакала она.  — А я ему так обязана. Когда Пьер умер, нам не к кому было обратиться. Ничего ценного, чтобы продать, кроме небольшого количества драгоценностей, у меня нет. Когда на моем пороге появился Лезанн и предложил нам приют, это было чудо.
        — И что он сказал, когда к нему вернулось самообладание?
        — Что я не должна делать поспешные выводы,  — сказала Шарлотта.  — Что он даже не мечтает занять место Пьера и что нам просто нужно чуть больше времени, всем нам троим. Возможно, неплохо бы съездить на отдых, сказал он. Это звучит прекрасно — наверное, Жизели понравится на морском берегу,  — но я не знаю, как ему сказать…
        — Что вы не сможете когда-нибудь полюбить его?  — продолжила Анаис, приподняв бровь.
        — Этого я не смогу, Анаис,  — всхлипнула она.  — Я знаю себя. Он иногда так… строг с Жизелью. И подозрителен к любому, с кем мы знакомимся. Иногда мне кажется, что он следит за каждым моим движением, но почти сразу я осознаю, что мне это только показалось. Как я могу злиться на человека, который не сделал мне ничего плохого? Я просто неблагодарная дрянь!
        — Нет, Шарлотта. Уж этого про вас никак не скажешь.
        Анаис взяла руку Шарлотты в свою. Но она была потрясена.
        Пришло время задаться вопросом — не дошел ли Лезанн до точки кипения? Похоже, он вообразил, что Шарлотта будет так рада крыше над головой, что забудет о своих моральных принципах. Конечно, Лезанн, оказавшись на ее месте, поступил бы именно так.
        На мгновение Анаис захотелось вытащить из кармана письмо Сазерленда и показать его Шарлотте. Но это письмо не от родителей Шарлотты, а всего лишь от Сазерленда. К тому же вместе с письмом пришлось бы ответить на множество трудных вопросов.
        Вряд ли Шарлотта поверит ей сразу. Вся операция могла бы провалиться, ибо кто мог доказать, что Анаис является меньшим злом, чем Лезанн? Тем не менее, она все больше убеждалась в том, что Шарлотта обречена на несчастье. Если Шарлотта попытается взять с собой Жизель и оставить Лезанна, на что будет способен этот человек, чтобы остановить ее?
        Надо действовать очень осторожно.
        Анаис приказала себе расслабиться, а затем погладила руку Шарлотты.
        — Дорогая, возможно, вы еще сможете полюбить его,  — прошептала она.  — Случались и более странные вещи. Не волнуйтесь так. И, я умоляю вас, не бросайтесь в крайности. Дайте себе время, и, возможно… вы начнете испытывать к нему хотя бы привязанность. Жизнь богаче наших о ней представлений.
        — Понимаете, Анаис, я сейчас испытываю к нему нечто близкое к отвращению. Неужели вы думаете, что это пройдет?  — Шарлотта остановилась, с ее лица схлынула краска, и она поднесла дрожащую руку ко рту.  — О Боже! Я не должна была говорить подобные вещи. Это низко, подло. Я действительно неблагодарная дрянь.
        — Не надо на себя наговаривать,  — ответила Анаис, тщательно подбирая слова.  — Шарлотта, вы — мать, а это значит, что должны действовать осторожно. Надо доверять своим инстинктам, и благодаря им ваш ребенок будет в безопасности.
        — В безопасности?..  — резко спросила она.
        Анаис вспыхнула слабой улыбкой и снова схватила руку Шарлотты.
        — Я выразилась слишком жестко,  — сразу же поправилась она.  — Мы обе перегнули палку. Нам мерещится то, чего никогда не произойдет. Я знаю, что нам нужно. Давайте вместо чая выпьем шерри.
        — О, я буду вам так признательна.  — На щеках Шарлотты вновь появился румянец.  — И вы правы. Мне все просто мерещится, не так ли?
        — Да, лучше давайте развлекаться.  — Анаис выдавила широкую улыбку и вскочила, чтобы позвонить в колокольчик.  — И для этого у меня есть одна вещица. Карты.
        — Карты?  — с изумлением посмотрела на нее Шарлотта.  — Мы что, будет играть в пикет?
        — Нет,  — сказала Анаис.  — О, Пти! А вот и вы. Будьте добры, отнесите все то, что относится к чаю, и принесите нам, пожалуйста, немного крепкого шерри.
        Лакей поклонился.
        — Конечно, мадам.
        — Я вас на минутку оставлю.  — Анаис выбежала из комнаты и быстро поднялась по лестнице.
        В спальне она достала из ночного столика шкатулку прабабушки Софии из черного дерева и, спустившись вниз по лестнице, обнаружила, что слуга уже наполнил два бокала шерри, а поднос с чайным сервизом унес. Анаис поставила коробку на край стола и открыла ее. Она виновато подумала о том, что давно не очищала карты. Но разве это имело значение в данном случае? Она же не собиралась их читать.
        Нет, она готовилась выдать очередную порцию лжи и наплести кучу глупостей, стремясь к тому, чтобы Шарлотта была настороже. У нее возникло впечатление, что похитить Жизель и Шарлотту гораздо легче, чем сделать это — нанизать одну ложь на другую, как будто ей было необходимо заполнить щель глиной с песком, а затем добавить навоз.
        — О Боже!  — Шарлотта склонилась над шкатулкой.  — Анаис, что это вы задумали?
        Анаис рассмеялась.
        — Я собираюсь вернуть вам душевное спокойствие — сказала она.  — И рассказать, что ожидает вас в будущем. Как вам идея?
        Шарлотта откинулась назад и распахнула глаза.
        — Это что, Таро?  — спросила она.  — И вы действительно умеете их читать?
        — Надеюсь,  — сказала Анаис, беря в руки содержимое коробки.
        — Я слышала об этих картах, но никогда не видела,  — сказала Шарлотта.  — Они кажутся почти древними.
        — Да, они древние,  — подтвердила Анаис, положив колоду на стол,  — и ужасно хрупкие. Мы никогда не позволяем свету добраться до карт, если их не читаем. Они лежат в этом ящике из черного дерева, по крайней мере, два столетия.
        Колода съехала чуть-чуть вбок и разложилась веером. Шарлотта нерешительно коснулась кончиком пальца верхней карты.
        — Как же вам удалось их достать?
        Анаис посмотрела ей прямо в глаза.
        — В крови моей семьи есть Дар,  — сказала она честно.  — Как правило, он передается через поколение или два. Моя прабабушка была последней, а затем Дар — я имею в виду навык и карты — перешел ко мне.
        При слове «Дар» у Шарлотты перехватило дыхание, но она быстро пришла в себя.
        — А ваша прабабушка действительно умела предсказывать будущее?
        — Она дожила до девяносто двух лет и всегда была права,  — сказала Анаис, и при этих словах ее сердце слегка замерло. Ей хотелось, чтобы прабабушка София все-таки ошиблась хоть в чем-нибудь.
        — Но вы… вы же это не всерьез?  — спросила Шарлотта, прижав руку к груди.  — Не правда ли?
        — Смотрите и увидите!  — сказала Анаис, изящно перетасовывая колоду.  — А затем вы сами для себя решите, говорят ли правду эти карты или нет.
        — Теперь возьмите карты в руки и подержите их,  — проинструктировала Анаис.  — Позвольте картам почувствовать вашу энергию. Ваши эмоции. Перемешайте их, если хотите. Затем, когда вы почувствуете, что готовы, положите колоду на стол, а затем разложите ее левой рукой на три стопки — так, как захотите, но откладывая при этом каждую стопку только налево.
        Шарлотта бросила на нее испытующий взгляд.
        — Хорошо.
        Анаис наблюдала за тем, как Шарлотта сделала то, что ей было велено, и наконец разложила колоду на три стопки на столе.
        — Превосходно. Теперь переложите их так, как захотите.
        Когда и это было сделано, Анаис разложила карты, используя любимый рисунок прабабушки — перечеркнутый круг.
        — Теперь, Шарлотта, запомните: Таро говорят правду, но часто капризничают,  — пробормотала Анаис, открывая последнюю карту.  — Мы не можем ими командовать. Но если есть то, о чем бы вы хотели узнать поподробнее, скажите об этом, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы добиться ответа.
        — Н-нет,  — сказала Шарлотта.  — Лишь… мое будущее, полагаю.  — И она усмехнулась.  — Остальное меня не интересует.
        Анаис захотелось быть такой же беззаботной. Но внезапно эта затея перестала казаться развлечением, а превратилась в бремя. Она практически не пользовалась картами даже в шутку, поскольку это было то, чему она инстинктивно сопротивлялась. Анаис видела достаточно много странных вещей, сидя на коленях у прабабки, чтобы уважать если не собственные способности, то хотя бы силу карт Таро.
        Закрыв глаза, Анаис провела по кругу рукой ладонью вниз, не касаясь карт. Это была традиция — способ попросить Божьего руководства в интерпретации карт,  — но в этот раз казалось, что колода излучает тепло.
        Подняв в тревоге ресницы, она посмотрела на круг. Он казался совершенно обычным. Сверхъестественные силы его не подожгли и не положили горячие кирпичи под чайный стол. Анаис решила, что за последние несколько дней ее нервы сильно расшатались. Вот и все.
        И все же, несмотря на внезапное нежелание, Анаис открыла первую карту. Это была тройка Мечей — три Меча, глубоко загнанные в кровоточащее сердце,  — самая важная карта и единственная, которую она никогда не видела перевернутой при открытии карт.
        Шарлотта отпрянула.
        — Какой ужас!  — вскрикнула она тонким голосом.  — Пожалуйста, скажите, что эта карта не имеет никакого отношения ко мне.
        Слабое чувство тревоги, охватившее Анаис, начало расти.
        — Одна картинка или число редко что-то предсказывает,  — сказала она.  — Интерпретация каждой карты изменяется в зависимости от ее расположения в круге других карт, лежащих рядом, и многих других переменных.
        — Так вы откроете еще несколько карт?
        Анаис кивнула и открыла еще три карты.
        — Ах!  — сказала она.
        Шарлотта издала нервный смешок.
        — Что вы увидели? Надеюсь что-то не связанное с мечами или кровью?
        — Ничего определенного,  — пробормотала Анаис.
        Она продолжила свой путь по кругу, чувствуя себя удивительно неловко, как если бы ее одежда была облегающей или в комнате было слишком жарко. Казалось, что ладонь правой руки Анаис покрыта ожогами от солнца, а кожу неприятно покалывало,  — конечно же, это лишь чувство вины, подумала Анаис.
        Однако она сильно жалела, что пошла наверх за картами. Она странно чувствовала себя, держа их в руках. Это лишь страх из-за Лезанна, попыталась оправдать она себя.
        Открыв весь крут, Анаис откинулась на кресле и расслабила плечи. Шарлотта коснулась карты, которая была ближе всего к ней.
        — Вот симпатичная карта,  — улыбнулась она.  — Итак, что вы можете рассказать?
        — Ну, практически все то, что мы и так знаем,  — сказала Анаис, проведя рукой вдоль левой стороны круга.  — Мы видим, что вы отправились в длительное путешествие — я думаю, здесь показан отъезд из Англии, а не поездка в Брюссель. И ваша жизнь была счастливой.
        — О да,  — согласилась Шарлотта.  — Я была счастлива.
        Анаис открыла следующую карту и почувствовала внезапную боль, словно получила в руку небольшой удар током. На мгновение она заколебалась. Еще было не поздно рассмеяться и собрать карты.
        — Анаис?  — Голос Шарлотты донесся как бы издалека.
        — Прошу прощения,  — сказала Анаис, поднимая руку к виску и отбрасывая назад выбившийся локон.  — Я потеряла ход мыслей.
        Шарлотта слегка коснулась пальцем карты.
        — Он выглядит на ней печальным.
        — Да, он печален,  — согласилась Анаис с легкой дрожью в голосе.  — Эта карта — воин Карбоне, она представляет того, кто вас покинул. Видите, он отворачивается от вас? И убывающую Луну?
        — Да,  — сказала Шарлотта, неуверенно растягивая слова.  — А кто он такой? Это реальный человек?
        Анаис не сомневалась.
        — Этот воин — ваш муж,  — ответила она.  — Он — Божий посланник, который перешел из этого мира в мир иной.
        — О Боже!  — воскликнула Шарлотта и выпрямилась в кресле.  — Анаис! Наверняка вы все это придумали?
        Анаис покачала головой, но с трудом смогла оторвать взгляд от разложенных карт.
        — Нет, это совершенно очевидно,  — прошептала она, и ее рука слегка задрожала.  — Этот человек был вашей силой и светом. Об этом говорит убывающая Луна рядом с этой картой и четыре кубка. Он в покое и ждет вас на том свете, за завесой.
        — Правда?  — прошептала Шарлотта.
        — Я уверена в этом — честно сказала Анаис, ибо честность сейчас показалась ей наилучшей политикой.
        Она открыла карту рядом.  — Теперь эта карта — шесть мечей… этот человек несет сильное бремя,  — сказала Анаис.  — Видите, какой тяжелый мешок он тащит? Это мешок полон оружия. Вам не напоминает это недавнее прошлое? Вы участвовали в длительном и утомительном сражении, Шарлотта. И здесь, на земле, на вас возложена большая ответственность.
        — Боже!  — выдохнула Шарлотта.
        — Эта обязанность, как мешок мечей, давит на ваши плечи тяжким грузом. Но эта предыдущая карта — воин Карбоне: он находится над вами, образно и небесно. Он следит за вами. Он верит, что вы сможете справиться со своей обязанностью и будете действовать с большой осторожностью. Он уверен, что ваш выбор будет правильным.
        Лицо Шарлотты исказилось, словно от горя.
        — Хотела бы и я так верить в себя.
        — Но здесь,  — Анаис открыла карту и слегка постучала по ней,  — здесь мы видим угрозу вашему спокойствию. Эта карта — о да, она представляет собой серьезную озабоченность. Думаю, это нечто, что преследует вас.
        — Да?  — слегка встревожилась Шарлотта.
        Анаис открыла нижнюю карту.
        — Это паж, юноша,  — прошептала она.  — А мне кажется, что это — Жизель.
        Шарлотта ахнула.
        — Жизель! Но… ведь это же молодой человек, не правда ли?
        — Да, но это символика, которую необходимо понимать,  — ответила Анаис.  — В Жизели есть что-то такое, что беспокоит вас, не так ли? То, что понимал ваш муж. А теперь вы чувствуете себя потерянной.
        На этой карте был изображен молодой воин, держащий в одной руке сокола. На нем был только один сапог, и он отложил в сторону свой щит. Слегка помешкав, Анаис открыла еще несколько карт, борясь с желанием сбросить их со стола одним взмахом руки.
        — Шарлотта,  — тихо сказала она,  — вам знакомо понятие предсказание? Вы знаете изначальное значение этого слова?
        Анаис провела пальцем по изношенным краям карты.
        — Паж на карте представляет собой молодую персону, у которой есть тайна,  — начала она.  — Птица — это символ невидимых вещей, духовных знаний, которые должны проявиться, то есть предсказаний в буквальном смысле. Но молодой воин пока еще не в состоянии контролировать эту силу и не желает ее использовать. Он ищет руководства,  — просто сказала Анаис. Она снова коснулась карты первого воина.  — Но Карбоне ушел в убывающую Луну. И молодому нужен новый наставник и новое руководство.
        — Но… но что все это значит?  — прерывающимся голосом спросила Шарлотта.
        — Бремя Жизели слишком тяжелое, и вы не можете продолжать нести его. Вам нужна помощь.
        Анаис подняла глаза и увидела, что Шарлотта начала плакать и по ее щекам молча потекли слезы, словно она боялась прикоснуться к ним и сделать их реальными. Анаис почувствовала себя дурно, как будто по ее вине произошел какой-то ужасный несчастный случай, которого она не хотела. Не нужно было все это начинать. Власть Таро очень велика.
        — Хотите, я остановлюсь?  — спросила Анаис, внутренне умоляя, чтобы ответом было согласие.  — Шарлотта, скажите слово, и я уберу эти карты со стола.
        Шарлотта прерывисто вздохнула.
        — Нет. Продолжайте.
        — Итак, мы видели прошлое и, думаю, настоящее,  — задумчиво сказала Анаис.  — Давайте заглянем в будущее.  — Она открыла карту, оставив неперевернутыми две последние.  — Шарлотта, а когда вы впервые покинули дом? Я имею в виду Англию?
        — Более десяти лет назад,  — ответила Шарлотта нетвердым голосом.  — Я уехала учиться в Париж.
        Анаис бросила на нее оценивающий взгляд.
        — И вы говорили, что семьи у вас нет,  — прошептала она.
        — Н…нет.
        — Нет.  — Анаис приподняла бровь.  — И все же?..
        Шарлотта вытерла слезы тыльной стороной() руки.
        — И все же что?
        — Эта карта, восемь жезлов — корзинка, полная жезлов,  — означает, что ваш мир был полным,  — сказала Анаис.  — Ваш урожай был изобильным, Шарлотта, много богатства и любви. Простой мир, но заполненный… многими людьми. И вы все это бросили?
        — Я… я не хотела,  — слабым голосом ответила Шарлотта.  — Я уехала учиться. Я собиралась вернуться, но потом встретила Пьера и все изменилось.
        Анаис открыла карту, лежащую рядом с последней.
        — А этот человек — кавалер де Спада, рыцарь мечей, воин, который скорбит о вас,  — сказала она, моля Бога о том, чтобы это ужасное прочтение карт поскорее закончилось.  — Вы покинули его. Он готов бороться за вас, Шарлотта, но на сердце у него тяжело, и он позволил — вот смотрите — своему мечу упасть.
        Тихо вскрикнув, Шарлотта прикрыла рот кончиками пальцев.
        — Это мой отец?
        — Этот человек жив,  — предостерегающе сказала Анаис.  — Это совершенно точно. Но я не знаю, кто это может быть.
        — Ах!  — воскликнула Шарлотта, зардевшись.  — О Боже, если бы я только могла поехать домой!
        — Шарлотта, вы хотите именно этого?  — резко спросила она.  — Вернуться домой?
        — Я… я не могу!
        Она задумалась, погрузившись глубоко в себя, и Анаис решила промолчать. Вместо этого она открыла заметно дрожащей рукой последнюю карту, и в этот момент у нее возникло ощущение, что та может вспыхнуть в любую минуту.
        — Боже мой!  — пробормотала она, уставившись вниз.  — Как много мечей!
        — На сей раз их два,  — прошептала Шарлотта.  — Анаис, что это значит?
        — Молодой воин и старый воин,  — негромко сказала Анаис, изучая обе фигуры.  — Жизель смотрит на него, рассчитывая на его руководство. Видите эти небольшие стрелы? Зло материального мира мчится к ним, но они держат свои оружия наготове. Они полностью готовы к сражению.
        — Но почему их двое?  — спросила Шарлотта.
        — Потому что молодой воин нашел себе нового наставника,  — ответила Анаис.  — Видите, он преклонил колено в знак уважения к его власти. А тот смотрит вниз и предлагает свою руку. Свою силу.
        — Но это ведь не Лезанн, не так ли?
        Анаис медленно покачала головой.
        — Разумеется, нет,  — сказала она.  — Это человек такой же, как Жизель. И никто другой.
        — Такой же, как она?
        Анаис подняла взгляд на Шарлотту и постучала кончиком пальца по карте.
        — Это не Лезанн,  — напомнила она.  — Это — ее Хранитель.
        Шарлотта затаила дыхание.
        — Ее… Хранитель?
        В ее глазах Анаис увидела понимание.
        — Да,  — печально сказала Анаис.  — Он тот, кого вы пытаетесь отыскать, Шарлотта. Лезанн не может вам помочь.
        — Но кто он? Я имею в виду — как его зовут? И где я смогу его найти?
        — Я не знаю,  — честно ответила Анаис.  — Но он ждет ее. Кавалер де Спада — горюющий человек, он тот, благодаря которому все произойдет. Это можно сказать по его центральному положению в круге.
        — О!  — Шарлотта потянулась и положила руку в центр стола.  — И все это… это то, что произойдет с Жизелью?
        — Это то, что должно произойти с Жизелью,  — ответила Анаис, проведя пальцем по кругу из карт.  — Но вы видите здесь? И здесь? Эти карты представляют собой множество тяжелых решений, которые придется принять, и много проблем, которые нужно будет решить.
        — Что мне делать?  — прошептала Шарлотта.  — С чего мне начать? О, Анаис, я не могу допустить ошибки. Мы же говорим о моем ребенке.
        Анаис наконец-то собрала карты.
        — Надо действовать с предельной осторожностью,  — ответила она.  — Впрочем, вы ничего не будете делать и ничего не будете говорить, пока все для вас не прояснится.
        — А так будет?  — Шарлотта посмотрела на нее умоляюще.  — Все действительно прояснится?
        Анаис, гораздо более потрясенная, чем это казалось, вернула карты в деревянную шкатулку.
        — Да, конечно. Когда именно и каким образом, я не знаю. Просто не совершайте никаких резких движений. Наблюдайте и ждите.
        — Наблюдайте и ждите,  — эхом отозвалась Шарлотта. Она начала теребить в руках свой носовой платок и откинулась в кресле, при этом выглядела почти побитой. Информации было слишком много, и она была довольно жестокой. Но увы, все было правдой.
        Несколько минут спустя Анаис встала, чтобы проводить гостью до двери. Шарлотта выглядела все еще несколько ошеломленной.
        — Шарлотта,  — сказала она, опять превратившись в счастливую и беззаботную особу.  — Я действительно ничего в этом не понимаю. Я просто читала карты. Возможно, то, что я сказала, что-то значит для вас, но для меня это — лишь слова. Понимаете?
        Шарлотта кивнула и повернулась, чтобы уйти.
        — И все же,  — сказала Анаис позади нее,  — думаю, будет лучше, если вы никому не расскажете о том, что здесь произошло, хорошо?
        Шарлотта медленно повернула голову.
        — А как я смогу это описать?  — ответила она.  — Я даже не понимаю, что только что произошло.
        Поддавшись внезапному импульсу, Анаис обняла Шарлотту.
        — Возможно я смогу разобраться в этом позже,  — предположила она.  — Хотя Джефф любит повторять, что я дурочка.
        — Я этому не верю,  — сказала Шарлотта, явно не зная, чему верить.  — Но, Анаис, вы со мной поделитесь, если вам что-нибудь станет понятно? И вы во всем разберетесь?
        — Да, можете на это рассчитывать.  — Анаис схватила ее за руки и успокаивающе их сжала.  — Теперь идите, Шарлотта, и, если сможете, будьте спокойны. Увидимся завтра вечером. А я пока подумаю о том, что можно сделать, чтобы отвлечь Лезанна, по крайней мере, хотя бы на какое-то время.
        Анаис смотрела, как она спускается по ступенькам и пробирается между двумя экипажами. Подбоченившись, она закрыла дверь и прижалась к ней спиной, с трудом подавляя желание ударить по ней.
        Боже мой, какая же она идиотка! То, что начиналось в общем-то как шутка, превратилось в настоящий кошмар. Анаис провела вниз руками по юбкам, словно она могла отряхнуться от грязи. Но не смогла. Она — дура, что не проявила истинного уважения к картам Таро, полагая, что к ним можно отнестись как к развлечению. Нет, хуже — считая их средством для манипуляции невинным человеком.
        Она чувствовала себя очень скверно, как будто ее использовали. При этом все было сделано ее собственными руками. И она лишь до смерти напугала Шарлотту.
        Пробурчав под нос ругательство, Анаис отпрыгнула от двери, как освободившаяся пружина, и бросилась вверх по лестнице.
        Глава двенадцатая
        Тот, кто знает, когда может сражаться, а когда нет, будет победителем.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Джефф вернулся домой после посещения художественных галерей и кафе, где произошла якобы случайная встреча с одним из контактов Дюпона, человеком, который вел наблюдение за Лезанном.
        Контакт объяснил, что его задание является крайне сложным, поскольку большая часть так называемой работы виконта ведется внутри брюссельских дворцов. Однако прошлым вечером контакт стал свидетелем мимолетной встречи виконта в Ла Монне — королевской опере с человеком, который, как полагают, почти наверняка был приспешником одной высокой особы.
        Контакт сообщил, что создается впечатление, будто у Лезанна действительно имеются склонности легитимиста, но Джеффа очень мало волновала политика Франции. Он переживал только из-за Жизели Моро. Когда она вырастет и эмоционально окрепнет, то сможет поднять свой меч в защиту старых королей династии Бурбонов, если у нее возникнет такое желание. Но до тех пор ее должны защищать Хранители Братства.
        Пока Джефф не знал, как довести это дело до конца. Он вернулся в дом на улице Эскалье, будучи слегка уставшим, и кинул свою шляпу на стол. Прежде чем переодеться к обеду, он прошел в гостиную, налил себе виски и сделал два глотка.
        Поднимаясь наверх, он услышал слабый глухой стук, как если бы кто-то стучал мечом на одном из верхних этажей. Он не обратил на это внимания и, бросив пиджак на кресло, позвонил в колокольчик, чтобы ему принесли горячую воду. Он уже стаскивал ботинки, когда вошел камердинер, чтобы узнать, что от него требуется.
        Ритмичный стук наверху усилился.
        — Черт побери, Мертенс, что это за шум?  — спросил он, расстегивая жилет.
        — Полагаю, это мадам Маклахлан,  — сказал его камердинер, поднимая жилет и встряхивая его.  — Кажется, она слегка не в настроении, сэр, если вы простите мне подобное высказывание. Она уже час как в мансарде.
        — В мансарде?  — эхом отозвался он, снимая ботинки.  — И что она там делает? Исполняет шотландский танец с мечами?
        Видимо, для фламандского уха Мертенса это галльское словосочетание было трудно перевести, поскольку камердинер лишь непонимающе взглянул на него.
        Не важно. Бросив взгляд на часы, Джефф вздохнул и начал натягивать обратно уже упавшие брюки.
        Он был готов держать пари, что во время чая с Шарлоттой Моро что-то пошло не так. Возможно, леди опять не появилась. Или…
        Застегнув последнюю пуговицу, он направился к двери.
        Скажите госпоже Янссен, чтобы она не беспокоилась насчет обеда,  — сказал он.  — Пусть позже нам принесут что-нибудь холодное. Я пошел наверх выяснить причину странного настроения мадам Маклахлан.
        Поднявшись в носках два пролета, Джефф толкнул дверь в игровую площадку месье Мишеля и посмотрел в угол. К его удивлению, Анаис стояла в огромном, освещенном солнцем пространстве, которое окружало боксерский мешок, а в ее руке сверкала длинная, опасная рапира.
        Элегантно подняв левую руку сзади, Анаис стояла в боевой позиции перед мешком, который слегка покачивался на веревке. На ней были лишь удобные нанковые брюки и свободная белая рубашка. Ее волосы были заплетены сзади в косу, в которую была вплетена белая лента. Двигаясь словно под музыку, которую могла слышать только она, Анаис опустила рапиру и сделала выпад, попав в центр мешка.
        Было очевидно, что делает она это не впервые. Из мешка из различных разрезов и проколов на пол вывалились комки ваты и опилки. Вытащив клинок, Анаис выполнила безупречный двойной отход, а затем начала танцевать взад и вперед со своим невидимым противником, делая шаги с такой легкостью, которую Джефф редко видел.
        Он задержался у двери на какое-то время, прислонившись к дверному косяку таким образом, что она не могла его заметить. Ему стало интересно, способна ли она почувствовать его присутствие, но на этот раз все ее внимание было сосредоточено только на кожаном мешке. Она громко вдыхала, но дышала при этом не очень тяжело, и непокорные завитки вокруг ее лба были влажными от пота.
        Он, конечно, знал, что крайне невежливо наблюдать за кем-то и не сообщать о своем присутствии.
        Но он так искренне наслаждался зрелищем, что не мог заставить себя войти в мансарду.
        Она двигалась назад и вперед с изящно выпрямленным корпусом, атакуя мешок так, словно стремилась к его элегантному и методичному уничтожению. Рапира — это длинное оружие, требующее терпения и согласованности действий. Несмотря на свою вспыльчивость, Анаис, казалось, обладала этими качествами в избытке. В ее движениях чувствовалась поэзия, а плавность и грация бросали вызов агрессивности ее действий.
        Ее круглые груди, свободные, как и ее нрав, отчетливо колыхались и перемещались под рубашкой. Благодаря нанковым брюкам ее бедра казались одновременно бесспорно спортивными и чрезвычайно женственными.
        И все это, вместе взятое, выглядело очень эротично. Глядя на ее очередной выпад, он кое-что понял. Нечто, что тревожило его гораздо сильнее, чем едва сдерживаемая ярость Анаис.
        Он ее хотел.
        И уже устал от этого.
        Он хотел держать Анаис в своих объятиях, мечтал о том, как она будет лежать под ним, выгибаться навстречу ему и задыхаться.
        О, само желание не было новым, он захотел ее с первого взгляда. Но желание не уменьшилось. Скорее наоборот. Жизнь в непосредственной близости с ней за последние дни превратилась в настоящий ад. Смотреть на нее каждый вечер во время ужина стало упражнением на физическое ограничение. А знать, что каждый вечер на расстоянии нескольких футов она ложится спать одна, было самой худшей из пыток.
        А теперь вот это фехтование.
        Зачем себя обманывать? Она ведь тоже хотела его и даже пригласила в свою постель. У нее не было никаких ожиданий и очень мало опыта. Но чистая спортивность ее движений подсказывала ему, что эта женщина полностью контролирует свое тело. И Джефф был достаточно уверен в своих способностях, чтобы знать, что когда Анаис будет выкрикивать его имя, находясь под ним, она надолго позабудет своего тосканского Ромео — по крайней мере, на какое-то время.
        Он почувствовал, что его плоть бешено пульсирует. Сменив позу, Джефф, не отрывая глаз от ее стройной фигуры, наблюдал за тем, как она перемещается взад и вперед по деревянному полу.
        Анаис, сверкая глазами и плотно сжав зубы, в какой-то момент оттолкнулась от края бильярдного стола, затем приземлилась и отправила острие рапиры точно в центр мешка, сделав идеально ровный разрез. В ее движениях был необъяснимый гнев, но она его тщательно сдерживала, ибо Джованни Витторио был хорошим учителем и научил ее этому.
        Во время ее следующего отступления она начала танцевать назад к краю бильярдного стола, нанося резкие и сильные удары, словно ее теснил безжалостный враг. Затем она ошеломила Бессетта тем, что, держа рапиру в руке, вскочила на стол, сделав сальто назад, буквально прокатилась по сукну и приземлилась на ноги на другой стороне.
        Она встала, тяжело дыша, но абсолютно спокойная. И тогда он вышел из тени двери, медленно хлопая в ладоши.
        — Брависсимо!
        Ее подбородок дернулся вверх, а темные, выразительные глаза стали еще больше, чем обычно.
        — Джефф?
        Он медленно подошел к ней.
        — Этому всему вас научил Витторио?
        — Кое-чему.  — Анаис настороженно наблюдала за тем, как он приближается.  — И как долго вы там стояли?
        — Достаточно.
        Когда он одолел расстояние между ними, она мотнула головой в сторону стены.
        — Я еще не закончила,  — сказала она.  — Выбирайте оружие.
        Он прислонился бедром к краю бильярдного стола.
        — Кажется, вы не в настроении,  — проворчал он, скользнув по ней взглядом.  — Однако я питаю слабость к женщинам со смертоносным оружием в руках.
        Должно быть, Анаис что-то уловила в его тоне. Она опустила рапиру и подошла к нему скользящей походкой.
        — Вы ведь умеете фехтовать, не так ли?  — спросила она, оглядывая его сверху вниз.
        — А вы сомневаетесь?
        Она задрала подбородок.
        — И насколько хорошо?
        Он ухмыльнулся и приподнял плечо.
        — Я не уверен в том, что смогу перекувырнуться назад и подняться, все еще держа клинок в руке,  — сказал он.  — Но думаю, что смогу принять вызов на дуэль.
        Она пожала плечами:
        — Полагаю, вы знаете, что это движение рассчитано только на то, чтобы произвести эффект. В реальном бою — это все равно, что перерезать горло.  — Она снова кивнула головой в сторону деревянной стойки.  — Итак, продолжим. Давайте посмотрим, что у нас получится.
        Он отошел от стола и подошел к стойке, схватив первую попавшуюся рапиру. Анаис последовала за ним, сменив свою рапиру на другую, притупленную.
        — Как это мило с вашей стороны, моя дорогая,  — сказал он, поглядывая на нее.  — Более проницательный человек просто усадил бы вас и заставил рассказать, из-за чего это вы вся в мыле.
        — Возможно, в другой раз.  — Отведя левую руку назад для баланса, Анаис сразу же подняла подбородок и оружие.  — Защищайтесь!
        — Кажется, мы это уже обсуждали,  — пробормотал Джефф, но тоже поднял свою рапиру.
        Они сошлись как фурии и яростно бились в течение двадцати минут. Джефф, обладая большим опытом, не давал ей пощады. Анаис была достаточно хороша и догадалась бы, если бы он использовал свое преимущество не в полной мере. Она сделала несколько выпадов, и каждый раз он уходил от них и заставлял ее отступать. Он предпринял обманный маневр, а потом нацелился на ее горло. Она красиво парировала, а затем нанесла ему быстрый ответный удар, схватив его за рукав. Анаис часто занимала оборонительную позицию, но не сдавалась. Сверкая клинками, они продолжали танцевать друг с другом, шаркая и стуча ногами, перемещаясь взад и вперед по полированному дубовому полу.
        Джефф был согласен с заявлением Рэнса. По крайней мере, в этом отношении Анаис была компетентна так же, как и любой Хранитель. Лишь один из ста смог бы выдержать ее натиск.
        Он и был этим единственным человеком… или по крайней мере должен был им быть.
        На мгновение он потерял бдительность, и она напала на него, вытянув руку в направлении его бедренной артерии.
        — Осторожно!  — крикнула она.
        Но их клинки сошлись и лязгнули до того, как прозвучали эти слова.
        — Всегда!  — ответил он, кружа ее клинком, а затем оттеснил ее назад.  — А вы знаете, что говорите по-итальянски?
        — Прошу прощения,  — слегка угрожающе улыбнулась она и снова парировала.  — Но вижу, вы меня понимаете.
        Лезвия столкнулись, грохот стоял оглушительный, он медленно наступал на нее, его движения были тяжелыми и искусными, и, судя по ее растущей усталости, очень эффективными. Она сделала обманный маневр, затем нацелилась на его щеку, но согласованность ее действий стала чуть менее совершенной. Он захватил клинок и отвел его, тесня ее назад.
        И тут Анаис совершила ошибку. Она сделала быстрый двойной отход, но из-за этого оказалась слишком близко к толстому боксерскому мату. Она зацепилась пяткой за грубую парусину, качнулась назад, и ее клинок, выскользнув, лязгнул, покатившись по полу. Она приземлилась на попку, вытянув вперед пустую руку.
        Тяжело дыша, Джефф опустился на колено и направил лезвие поверх ее плеча.
        — Не уступайте мне ни дюйма,  — приказала она, приподнявшись на локтях.  — Черт побери, Джефф, ни дюйма, слышите?
        — О, ради Бога!  — Джефф опустился рядом с ней на бедро и локоть и провел рукой по покрытому испариной лбу.  — Я не уступал вам, Анаис. Если бы вы были в нормальном состоянии и отдохнувшей, то скорее всего сумели бы дать мне отпор.
        Она отвернулась от него, уставившись в далекий угол комнаты, и ее дыхание начало приходить в норму.
        — Тогда позвольте мне взять реванш,  — наконец сказала она.  — Мы начнем снова.
        Он коснулся ее щеки и повернул лицом к себе. И вдруг заметил, что она потеряла ленту и ее волосы струятся вниз на кожаный мат.
        — Анаис, что случилось?
        В ее глазах вспыхнуло предупреждение.
        — Просто я чувствую себя… пленницей в этом доме,  — пожаловалась она.  — Мне кажется, что я мешаю. Мне нужно чем-то заняться.
        Возможно, это был удобный случай сделать ей предложение, на которое, как он надеялся, она не ответит отказом.
        Он передумал и заглянул ей в глаза. Воздух между ними потрескивал от чувственного желания, и все же за всем этим он ощущал боль, которая его тревожила. Да, он хотел соблазнить ее. Но не так. Не сейчас.
        — Анаис,  — повторил он,  — что случилось?
        — А почему вы считаете, что должно было что-то случиться?
        Она дернулась, словно хотела приподняться, но он не отпускал ее, прижав ее ногу своей.
        — Моя дорогая, мы живем бок о бок несколько дней подряд,  — проворчал он, все еще касаясь рукой ее щеки.  — И мне кажется, я знаю, когда вы перестаете сдерживать свою ярость.
        — A-а, так вот какой у вас Дар?  — пробормотала она, переведя взгляд на его рот.  — Талант совать свой идеальный англосаксонский нос в чужие дела и делать выводы?
        — До тех пор, пока эта миссия не будет закончена, моя дорогая, это наше дело,  — сказал он, нагибая к ней голову и касаясь губами небольшой выпуклости под глазом.
        Она его оттолкнула.
        — Оставьте меня!
        Джефф был в ином расположении духа. Он был расстроен и разочарован. Но отступать не собирался. Если она не хочет говорить, то ему придется приручить это дикое, свирепое существо. Он жаждал сдержать пламя страсти в своей груди, даже был готов сгореть от него. И внезапно все — и интересы Анаис, и поразительная красота леди Аниши, и даже гнев лорда Венденхайма,  — все перестало иметь значение.
        Перекатив вес своего тела на нее, он запустил пальцы в волосы у ее виска и приблизился к ее губам. На сей раз он не колебался и поцеловал ее сначала самым чувственным образом, глубоко проникнув языком в ее горло, а затем установил медленный, устойчивый ритм, дающий понять, что он от нее хочет.
        Анаис, словно протестуя, подняла правое колено и уперлась ладонями в его плечи. Не желая сдаваться, Джефф схватил ее за руки и, сведя их ладонью к ладони, закинул над ее головой, продолжая тем временем проникать в нее и изучать ее на вкус.
        Дрожа под ним, она была похожа одновременно на пламя и на ртуть — горячая, трепещущая и с трудом удерживаемая. Он хотел в ней раствориться. Заставить ее подчиниться, как бывает в тех случаях, когда женщина отдается мужчине. От ее аромата у него кружилась голова, а плоть опасно затвердела.
        Анаис, лежа под ним, снова попыталась сопротивляться и, издав тихий возглас негодования, коснулась через ткань брюк его возбужденного фаллоса, в результате чего он стал таким твердым, словно его отлили из стали.
        Он в последний раз припал губами к ее рту, а затем неохотно приподнял голову.
        — Так что, дорогая, мне остановиться?  — пробормотал он.  — Серьезно?
        Ее глаза, уже потемневшие от желания, вспыхнули.
        — А сможете?
        — С трудом,  — признал он.  — Но смогу, если так пожелает леди.
        Он приподнялся и увидел, что Анаис лежит под ним, как некая своенравная богиня плодородия, ее рубашка распахнута на груди, а в завитках черных волос в лучах заходящего полуденного солнца сверкают тысячи крошечных алмазов. Он посмотрел на нее, и сердце у него сжалось от тоски, которую он не мог понять, а затем появилась уверенность в том, что — по крайней мере в данный момент — он сделает все, о чем бы она ни попросила.
        Она не произнесла ни слова. Его сердце упало, Джефф отпустил было ее, но его остановил блеск удовлетворения в ее глазах.
        Он негромко выругался, затем прижался лбом к ее лбу, его дыхание было по-прежнему тяжелым.
        — Дорогая, вы говорили, что хотите, чтобы я стал Им-На-Время,  — прохрипел он.  — Именно это я вам и предлагаю. Хотите, чтобы я вас умолял?
        — Нет,  — прошептала она, тон ее голоса был мрачным и многообещающим.  — Я хочу, чтобы вы попросили, а не произносили красивые слова. Просто скажите, что вы хотите меня. И еще я хочу, чтобы вы заставили умолять меня.
        Она хочет свести его с ума.
        Он был уверен в этом. Он сжал ее руки покрепче, забросив их повыше над ее головой, держа ее в плену под тяжестью своего тела.
        — Анаис, я хочу тобой овладеть,  — сказал он.  — Здесь. Я достаточно просто выразился? Я хочу тебя так ужасно, что не могу дышать. И да, я могу заставить тебя умолять.
        — Х-мм,  — сказала она.  — Так, понятно. Продолжайте.
        Он вгляделся в ее лицо, ее прекрасное, замечательное лицо.
        — Иногда я не могу спать, зная, что ты в соседней комнате,  — прошептал он.  — Если же я сплю, в своих снах я чувствую жар твоего тела. Я чувствую, как твоя грудь прижимается к моей и как твои волосы запутываются в моих…
        Она прервала его, закрыв его рот поцелуем, приподняв голову с закрытыми глазами и невероятно черными ресницами, которые опустились на ее щеки. Он освободил ее руки, перенес свой вес на локти и взял ее лицо в свои ладони, словно изучая его.
        — Анаис,  — пробормотал он, проведя губами по ее щеке.  — Ты такая красивая.
        — Не говорите так,  — ответила она, скользнув руками вниз по его плечам и обняв его за поясницу.  — Джефф, вы не обязаны произносить подобные слова.
        — Хорошо, тогда я тебе это покажу,  — отрывисто сказал он и снова поцеловал ее. И он показал ей это языком, погружаясь им в ее рот медленно и нежно, а также руками, взяв в ладонь ее пышную, прекрасную грудь и поглаживая подушечкой большого пальца ее сосок.
        Она с наслаждением вздохнула, и он приподнялся, широко раздвинул ее ноги и снял с себя рубашку.
        — Будет лучше, если я запру дверь,  — прошептал он.
        — Да,  — сказала она, уставившись в его грудь.  — Но, Джефф, я…
        Она остановилась и тяжело вздохнула. Он наклонился, чтобы поцеловать ее снова, проведя рукой по великолепной гриве ее волос.
        — Что, Анаис?
        Она слегка поморщилась.
        — Это было давным-давно,  — сказала она.  — И я не очень… опытна. Не так, как женщины, к которым вы привыкли.
        — Анаис, любимая, таким женщинам, как ты, не нужен опыт.  — Он прикоснулся губами к ее лбу.  — Я тоже давно ни с кем не встречался, но думаю, что смогу вспомнить, как это делается.
        — И как давно это было?  — Анаис ревниво взглянула на него.
        Он задумался и с трудом смог вспомнить. Казалось, что каким-то образом ей удалось вытеснить всех остальных женщин из его головы.
        — Несколько месяцев назад, полагаю,  — сказал он.  — Анаис, я не из числа тех мужчин, у которых вереница любовниц.
        — Значит, сейчас никого нет?  — спросила она с приглушенной улыбкой.
        Он покачал головой.
        — Никого,  — прошептал он.  — И когда я смотрю на тебя, Анаис, я думаю, а был ли кто?
        — Лгун,  — сказала она. И все-таки она улыбнулась, слабой, чувственной улыбкой, которая предполагала возможность того, что впереди их ждет долгая ночь. Затем она подняла руки.  — Разденьте меня, прекрасный лжец.
        Он наклонил голову и сделал то, о чем она попросила. Он раздевал ее медленно и решительно, покрывая поцелуями ее зардевшиеся щеки. Спустя какое-то время ее прекрасная кожа, отдающая перламутровым блеском, наконец-то обнажилась, и Джефф остановился, чтобы коснуться и погладить ее. Ее грудь оказалась красивее, чем в его воспоминаниях, но это объяснялось тем, что он никогда не видел ее обнаженной. Ее ноги были длинными, что неудивительно, и скорее мускулистыми, а не тонкими, и это, как ни странно, ему понравилось.
        Ее волосы, полностью освобожденные от ленты, рассыпались по телу. Они как шелк струились сквозь его пальцы, и это напомнило ему, как он держал ее в своих объятиях на «Джоли Мэри» — и все то, чего он так жаждал и так боялся. И еще он вспомнил, что эта женщина отличается от других.
        И что, возможно, это будет ему дорого стоить.
        Солнце уже зашло, и Джефф смутно понял, что потерял счет времени. Он наконец освободился от кальсон и с удовлетворением мужчины наблюдал за тем, как ее глаза сначала расширились от смущения, а потом снова потеплели.
        Он повернулся и опустился на нее сверху.
        Анаис свела колени, крепко обняв его, и откинула назад голову.
        — Я хочу тебя,  — прошептала она.  — Хочу, чтобы ты поскорее оказался во мне.
        Простота этих слов тронула его сердце. Он снова поцеловал ее в губы — и подумал при этом, что может умереть счастливым человеком лишь от того, что целует ее,  — затем медленно прошелся губами по длинной, податливой колонне ее горла. Он поцеловал ее ключицу, а затем припал к одному из сосков и начал его нежно посасывать.
        Анаис почувствовала, как рот Джеффа захватывает окружность ее груди, и вскрикнула. Погрузив пальцы в его волосы, она откинула голову назад и ахнула от необыкновенных ощущений. Она почувствовала, что ее охватывает страстное желание, которое выворачивает ее наизнанку, а в ее лоне возникла ноющая и какая-то пульсирующая боль.
        Слегка кружа языком, он гладил и дразнил ее тяжелый сосок, пока тот не затвердел, а затем обратил свое внимание на другую грудь.
        — Джефф!  — Она призывно приподняла таз.  — Джефф, пожалуйста…
        — Я же должен заставить тебя умолять, помнишь, любимая?  — прошептал он, покрывая низ ее живота легкими поцелуями.
        — А это…  — Ей пришлось сделать паузу, чтобы сделать вдох.  — А это не мольба?
        — И не надейся.  — Он провел кончиком языка вокруг ее пупка, а затем отправился ниже.
        — Джефф?  — неуверенно прошептала она.
        Он коснулся губами внутренней части ее бедра.
        — Могу ли я?  — пробормотал он.
        Она смутно представляла, о чем он спрашивал. Она не была наивной — не совсем. Она положила руки на грубую парусину ложа и вцепилась в него.
        — Я не знаю,  — прошептала она наконец.
        Он поцеловал другое бедро.
        — Ах,  — хмыкнул он.  — Ну, тогда мы должны это выяснить.
        Нежно, словно это был цветок, он раскрыл ее большим и указательным пальцами, а затем скользнул языком в ее тепло, затопляя ее желанием. Боль, свернувшаяся внутри ее, сразу же начала бить ключом. Он прикасался к ней так легко и деликатно, дразнил так интимно, что она могла бы умереть от смущения, если бы не чувствовала себя на седьмом небе от счастья.
        И казалось, что она готова умереть от наслаждения.
        — Анаис, это так восхитительно,  — пробормотал он, мягко касаясь губами ее самых интимных мест.  — Позволь мне это тебе показать.
        На этот раз он проник языком еще глубже, заставив ее вздрогнуть. Она издала звук, похожий на тихий стон, который шел глубоко из горла, и надежда на то, что она сможет противостоять его чарам, растаяла. Анаис хотелось раствориться в этом волшебном, болезненном ощущении, которое, казалось, было создано для того, чтобы полностью подчинить ее его желаниям.
        Он снова и снова ласкал и дразнил ее языком, пока она не задрожала, и тогда он скользнул в ее тепло сначала одним пальцем, а затем и вторым. Она была влажной, с ноющей болью, умоляя его о большем.
        А затем произошло что-то невозможное.
        Что-то новое и неожиданное.
        Ее дыхание стало быстрым и коротким, ее руки впились в полотно, словно ее скрутило. Это было как если бы она потеряла сознание, как будто оно слилось с телом и отправилось в какое-то совершенно другое место. Маленькая смерть — так говорят французы, и Анаис поняла почему.
        Когда наслаждение поднялось в полную силу, оно погрузило ее в теплый океан, который прошел через ее тело и утопил ее в блаженстве. Анаис уступила ему, потерялась в нем, позволив себе унестись далеко-далеко на волне острого эротического восторга.
        Спустя какое-то время она вернулась к жизни, начиная медленно осознавать мир вокруг себя. Она почувствовала, что голова Джеффа уютно устроилась на выпуклости ее живота, а его щетина слегка трется о ее кожу. Смогла услышать последнее в этот день пение птиц за окном. Она подняла голову и увидела, что небо исполосовано фиолетовыми и голубыми линиями, и это было похоже на последний всплеск жизни умирающего дня.
        И в этом чудесном свете Анаис не могла не заметить метку на теле Джеффа, вытатуированную черно-синими чернилами и сильно выделяющуюся на фоне кремовой округлости его левой ягодицы. Символ золотого креста — наложенный на чертополох, указывающий тем самым на его происхождение от самой могущественной линии. Шотландской линии.
        Это удивило ее и заставило еще раз вспомнить о том, кто он такой. Почему они здесь. И каким недолговечным будет ее счастье.
        Застонав, она опустила голову на мат.
        — Хорошо,  — сказала она, коснувшись лба тыльной стороной руки.  — Сейчас у меня нет сил даже умолять. Делай со мной что хочешь.
        Он усмехнулся, не поднимая головы, и низкий рокот в его груди отозвался в ней, словно они были одним целым.
        О, теперь она понимала, как это бывает, когда кто-то теряет себя. Ей снова напомнили, что голод может уничтожить все лучшее и разумное, что есть в природе человека. И ей было на это наплевать. На этот раз она не хочет думать ни о ком, кроме себя, и об удовольствии, которое может доставить ей этот красивый мужчина. Она схватила его за руку и потащила ее вверх, раздвинув ноги, чтобы принять его.
        Закрыв глаза, он встал на колени, опустив рукой свое достоинство, которое было толстое, испещренное прожилками и приводящее в легкое замешательство из-за своей величины.
        Да, этот мужчина, которого она не заслуживала, но страстно желала, был вылеплен великолепно. У Джеффа была широкая и гладкая грудь с твердыми, тонко очерченными, словно высеченными из кремового мрамора мышцами. Положив руки на его грудь, она ощутила его дрожь, почувствовала биение сердца и жар, исходящий от него.
        Мягко улыбнувшись, Джефф склонился над ней, и когда он начал двигаться и входить в нее, на его жесткие скулы упала тень от мерцающей бронзы волос.
        Он издал звук, слегка сопя от напряжения,  — или, что более вероятно, пытаясь сдержаться. Анаис в ответ положила руки ему на талию и притянула к себе, смыкая сзади колени. Поставив руки на мат над ее плечами, Джефф перенес свой вес вперед, погружаясь и наполняя ее так глубоко, что она начала бояться, смогут ли они вообще подойти друг другу.
        Они подошли.
        О да, они подходят друг другу. Идеально.
        Она с нетерпением приподняла бедра, чтобы позволить ему проникнуть еще глубже. Он снова застонал, вены его шеи вздулись, как канаты. Он приостановился, затем толкнул еще, еще глубже, пока она не почувствовала, как ее снова и снова пронзает глубокая и сладостная дрожь.
        — О,  — прошептала она,  — это… восхитительно.
        И это доподлинно было так. Если его рот был изящно грешным, то это казалось чем-то запредельным. Запредельным и все же вполне естественным — как дыхание. Таким, каким должно быть. Чем-то идеальным.
        Погрузившись снова, Джефф напряг свои мускулистые руки.
        — Анаис,  — шепнул он.  — Это мы, любимая. Мы прекрасно подходим друг другу.
        Но, как скоро выяснилось, то, чем они были вместе, больше походило на керосин, вылитый на огонь.
        Он установил ритм, погружаясь глубоко и медленно, проникая в нее с неумолимой точностью. Анаис инстинктивно приподнялась к нему, ощущая, что ее тело переживает вместе с ним симфонию наслаждения, словно они делали это тысячу раз. И все же это было чем-то совершенно новым. Она начала бояться, что всегда будет ощущать себя подобным образом — вечно старой и вечно молодой, и что когда он остановится, она почувствует себя чего-то лишенной.
        Но это был страх того, что будет потом. А сейчас она испытывала бесконечную, абсолютную радость. Анаис провела руками вниз по его спине, получая удовольствие сначала от прикосновения к его широким плечам, затем к скульптурным мышцам его спины и, наконец, к круглым выпуклостям его ягодиц, которые напрягались и дрожали, когда он погружался в нее.
        Его аромат, состоящий из мужского мускусного запаха, намека на табак и богатого, теплого аромата его одеколона, окружал ее чувственным облаком. Анаис откинула голову назад и глубоко его вдохнула. Очень глубоко. А затем обвила ногой его талию и подтянула себя к нему, словно они могли раствориться друг в друге.
        Он с пониманием взглянул на нее. Его лицо было покрыто тенью однодневной щетины. Проведя вниз рукой с длинными пальцами по икре ее ноги, он поразил Анаис тем, что поднял ее ноги и закинул их к себе на плечи, притянув бедра к своему тазу, полностью открыв ее своим толчкам.
        И сразу же что-то изменилось. Джефф глубоко застонал и выкрикнул ее имя. Его глаза цвета голубого льда теперь таяли. Анаис почувствовала, что скорость толчков увеличилась, и приподнялась к нему. Она соответствовала его скорости, принимая его все глубже и глубже, прямо внутрь себя, к самому сердцу. Его взгляд не отпускал ее, и они поднимались по спирали наслаждения все выше и выше.
        Эти глаза. Эти удивительные, нестареющие глаза, такие горячие и такие холодные. В этот раз она собиралась в них утонуть. Теплый голубой цвет безжалостно тащил ее назад, в волны его океана, как водоворот. Анаис почувствовала себя так, словно ее оторвали от земного причала, который крепко держал ее. После этого не было ничего, кроме яркого света, вершины и шепота ее имени на его устах.
        Они слились в одно целое, и это было так, словно ее душа полетела к его. Высокие вспененные волны захлестнули ее, и Анаис поняла, что на сей раз она потерпела крушение.
          ()
        Глава тринадцатая
        Стратегия без тактики — самый медленный путь к победе. Тактика без стратегии — шум перед поражением…
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Потом они лежали вместе в умирающем свете, свернувшись вокруг друг друга, как кошки. Джефф устроился позади нее, притянул ее бедра к своему тазу и левой рукой обвил талию. Голову он положил на изгиб ее шеи, а его губы касались того места, где чувствовалось биение ее пульса, и он оставался там так долго, что она забеспокоилась, не заснул ли он.
        — Джефф?  — сонно пробормотала она.
        Он пошевелился и слегка укусил ее за мочку уха.
        — Хмм,  — сказал он, и звук его голоса заставил вибрировать ее кожу. Затем он прижался к ней головой и снова затих. Анаис, почувствовав себя скользящей из чего-то чувственно насыщенного во что-то похожее на глубокий сон, заставила себя проснуться.
        — Пора обедать?  — спросила она, вытянув руку.
        Он покрыл ее шею дорожкой из поцелуев.
        — Я отменил обед,  — сказал он,  — прежде чем сюда подняться.
        — Однако!  — сказала она, повернув голову, чтобы взглянуть на него.  — А ты самоуверен, не так ли?
        — О Боже, нет.  — Она почувствовала, что он взял один из ее завитков и начал накручивать его вокруг пальца.  — Нет, Анаис, с тобой я никогда ни в чем не уверен и нахожу это обстоятельство — хотя и не должен это признавать — весьма забавным. И слегка сводящим с ума.
        — Сводящим с ума?  — Она с любопытством посмотрела на него и устроилась в его объятиях, слегка смущенная своей обнаженностью.
        Словно инстинктивно поняв это, он протянул руку, схватил свою рубашку и накинул ее на Анаис.
        — Вот,  — сказал он.  — Осмелюсь сказать, это самое большое безумие. Внизу у нас две прекрасные и удобные постели, а теперь из-за меня ты можешь простудиться.
        Но она все еще обдумывала те слова, которые он произнес до этого.
        — Джефф,  — тихо сказала она, вглядываясь в его лицо.  — Ты не можешь… нас видеть? Разве ты не предсказал бы это, я имею в виду, если бы захотел?
        Он наклонил голову и взглянул на нее.
        — Я же говорил тебе, что у меня все по-другому.
        — То есть как?
        Он притянул ее к себе и положил подбородок поверх ее головы.
        — Ватейи не может видеть свое будущее,  — тихо сказал он,  — и редко видит будущее себе подобных. Когда я нахожусь рядом с человеком и открываю себя, я чувствую его эмоции, особенно если они сильные. Такие, как страх или злость… или ложь.
        — Да,  — пробормотала она,  — я это заметила.
        — Но без моей воли я ничего не вижу,  — продолжал он.  — Если только не болен или не нахожусь в каком-нибудь ослабленном состоянии. Когда я был ребенком, в моей голове часто возникали странные видения. Их могли вызвать прикосновения или просто сильный зрительный контакт. В этом смысле я был похож на Рутвейна.
        — А потом ты научился возводить занавес,  — подсказала она.
        — Да, и теперь все наоборот,  — сказал он.  — Теперь я почти всегда должен попытаться увидеть, а я редко этого хочу.
        — А близость не… открывает подобную связь?  — спросила она.
        На мгновение он задумался.
        — Возможно, но такого никогда не было,  — ответил он.  — И, полагаю, это зависит оттого, что понимать под близостью. Да, я делил постель с женщинами, но не могу сказать, был ли я по-настоящему близок хоть с одной из них.
        — Итак, для тебя это… лишь секс,  — заметила она и отвела взгляд.
        — Нет!  — Он почти грубо схватил ее за подбородок и повернул ее голову к себе.  — Нет. Анаис, я говорю о других женщинах. Кроме того, для тебя и для меня это никогда не будет просто сексом.
        — Почему?
        — Я знаю,  — повторил он.  — Кроме того, ты — ватейи, Анаис. Как и Джованни Витторио, ты являешься потомком великих кельтских пророков или, возможно, тех людей, от которых они произошли. А ватейи не могут читать друг друга. Не глубоко. Не так, как ты представляешь. Вот так это всегда бывает. Как говорит Рутвейн, одна из небольших милостей Божьей.
        Анаис покачала головой.
        — Но как кельты могли оказаться в Тоскане?
        Джефф пожал плечами.
        — Ты читала Тацита?
        Она бросила на него испепеляющий взгляд.
        — Меня готовил Витторио,  — сказала она.  — Я была прилежной ученицей.
        Он улыбнулся и провел рукой по ее волосам.
        — Я уверен, что он рассказывал тебе, что в провинциях к северу от Рима было очень сильное кельтское влияние,  — сказал он.  — Некоторые полагают, что Тацит сам был кельтом.
        — Да, я это помню.
        — Более того, и это гораздо важнее, его письма наводят на мысль, что кельтские жрецы — все они, особенно ватейи и друиды,  — привлекли внимание римлян. Иногда их захватывали в плен и увозили, и в конце концов римляне даже породнились с кельтскими племенами.
        Она покачала головой.
        — Полагаю, все это правда, Джефф, но я не такая, как ты,  — тихо сказала она.  — И не такая, как Рутвейн.
        — Почти все мы не похожи друг на друга,  — ответил он.  — И возблагодарим Бога за это. Но Дар — это своеобразная вещь, Анаис. И ты это, конечно, знаешь. Некоторые видят то, что грядет, у других лишь сильная интуиция. Есть те, что гадают на кофейной или чайной гуще, и, разумеется, многие из них шарлатаны. Но некоторые — которым не повезло, как Рутвейну,  — могут взять тебя за руку, заглянуть в глаза и рассказать, как и когда ты умрешь.
        Анаис вздрогнула в его объятиях.
        — Я не подпадаю ни под одну из этих категорий.
        — Нет, твой Дар более тонкий,  — произнес он.  — Витторио открыл его и оттачивал, потому что он знал, как это сделать.
        Она склонила голову и промолчала.
        — У тебя есть шестое чувство, Анаис,  — сказал он, касаясь губами ее волос.  — Мария Витторио сравнивала тебя с кошкой в темноте. И возможно, ты не сумеешь нанести удар в сердце с завязанными глазами, как Витторио, но думаю ты можешь почувствовать присутствие человека, если, конечно, не поглощена чем-то полностью. Фехтованием, например. Или занятием любовью.  — Он сделал паузу и взял ее лицо в руки.  — И потом еще есть Таро.
        Она вздернула подбородок.
        — А что насчет Таро?
        Он коснулся губами ее щеки.
        — Твоя прабабка была профессиональной прорицательницей, не так ли?  — нарочито небрежно пробормотал он.  — И честно говоря, я как-то видел карту Таро, прислоненную к лампе на ночном столике. И предположил, что именно они лежат в той старой черной шкатулке, которую ты возишь с собой.
        Анаис не ответила. У нее не было желания задуматься о старых предсказаниях прабабушки, особенно об одном из них. Только не сейчас, когда она вся буквально светилась от любви Джеффа. Вместо этого она перевернулась на бок и спрятала лицо у него на груди. От него веяло мужским потом и чем-то еще, что ощущалось — по крайней мере, на данный момент — как утешение.
        Долгое время она просто лежала, накрытая его рубашкой, чувствуя себя защищенной в его объятиях и размышляя об одной вещи — ну, хорошо, о двух,  — о которых она пыталась никогда не думать.
        Анаис всегда была готова делать то, о чем ее просили. Она была готова упорно трудиться, чтобы стать Хранителем, потому что так пожелала ее прабабка. Для своих родителей она была послушной дочерью — ну, большую часть времени — и преданной сестрой Нейту, Арману и детям. Она также была хорошей кузиной, ухаживала за Джованни, сидела у его постели, кормила бульоном с ложечки и держала его за руку до тех пор пока болезнь не освободила его душу, отделив ее от тела.
        Она даже была послушной девушкой, когда Джованни и Мария, усадив ее между собой, объяснили ей сквозь свои и ее слезы, что она должна забыть свои мечты о Рафаэле, потому что у него есть жена и ребенок и что он скорее всего беззастенчивый лжец и негодяй, но от него зависит жизнь его семьи.
        Так что да, она была хорошей девушкой. Она сумела прогнать свои глупые мечты.
        Но она не хотела быть — ей была невыносима сама мысль об этом — предсказательницей будущего.
        И сейчас, задумавшись об этом, она поняла, что ей осточертело оставаться хорошей девочкой. Она предпочла бы быть плохой девочкой — и дальше позволять грешному лорду Бессетту раздевать ее донага и творить с ней самые грешные из всех грешных деяний. Потому что за один час, проведенный в его объятиях, представление о себе, как о хорошей девочке, утратило свое очарование.
        Но она знала, что некоторые вещи никогда не изменятся. Потому что они предопределены. Рафаэль не был ее судьбой. Джефф — этот элегантный и типичный англичанин — тоже. Но когда-нибудь, рано или поздно, ее тосканский принц появится. И Анаис предназначено быть… ну, если не всегда хорошей девочкой, то по крайней мере честной.
        Она вздохнула, слегка поворочалась в объятиях Джеффа и с ужасом почувствовала, что может расплакаться.
        — Я читала карты для нее сегодня,  — прошептала она в мягкие волосы, покрывавшие его грудь.
        Она скорее почувствовала, чем увидела, что он смотрит на нее.
        — Кому ты их читала?  — пробормотал он.  — Шарлотте?
        — Да.
        Голос Джеффа звучал так, словно он окончательно проснулся.
        — Так ты все-таки умеешь читать?
        Она пожала плечами.
        — Все умеют, не так ли?  — сказала она.  — Для этого не требуется Дар.
        Он расхохотался.
        — Не верю этому. Ни секунды.
        Анаис вздохнула.
        — Вероятно, ты прав,  — пробормотала она.  — На самом деле я не собиралась делать это сегодня. Это была шутка. Глупая шутка. Я просто хотела сказать ей то, что она, как мне кажется, должна была услышать. Но карты, Джефф, они…
        Она остановилась и покачала головой.
        — Что?  — мягко нажал он на нее.
        Она подняла голову от его груди и посмотрела на него.
        — Карты выдавали правду. И я знала это. Они жили своей собственной жизнью, Джефф. Да, я читала их. У меня не было выбора.
        — Ты имеешь в виду, что читала их отсюда?  — прошептал он, положив руку ей на сердце.
        Она медленно кивнула.
        — И я знала их значение — не только из-за того, что много лет наблюдала за прабабушкой, но… я знала благодаря чему-то иному. И я рассказала ей. И… напугала ее. Боже мой, я сама испугалась!
        — Анаис,  — сказал он, коснувшись губами ее головы,  — бедная девочка.
        — Бедная Шарлотта!  — поправила его Анаис.  — Сначала я просто чувствовала себя лгуньей — словно я использую ее. Лгу ей. Но потом я пришла в ярость. Из-за себя. Таро очень опасны, с ними нельзя шутить. И я знала это.
        — Таро опасны для того, кто обладает Даром читать их,  — мягко сказал Джефф.  — Любимая, для того, у кого его нет, это всего лишь колода карт.
        Анаис прижалась щекой к его груди.
        — Джефф, полагаю, я просто обманывала себя,  — прошептала она.  — Но я не хочу никакого Дара.
        — Я знаю,  — ответил он.  — Я очень хорошо это знаю.
        И прежде чем она заговорила, Джефф крепко обнял ее, а затем отстранился. Перекатившись на спину, он поднял Анаис над собой, ее колени упирались в его ребра, и они посмотрели другу друг в глаза.
        Он осторожно взял рубашку и укрыл Анаис, а затем поднял руку, чтобы заправить выбившуюся прядь за ее ухо.
        — Так вот из-за чего все это,  — пробормотал он, пристально изучая ее лицо.  — Эта ярость. Из-за этого ты искромсала несчастный боксерский мешок месье Мишеля.
        Она неловко пожала плечами.
        — Джефф, я просто хочу, чтобы это поскорее закончилось,  — прошептала она.  — Я не могу и дальше продолжать лгать Шарлотте о том, кто я. И я не в силах даже задумываться о том, кто я есть.
        — Я тоже хочу, чтобы все наконец закончилось,  — спокойно сказал Джефф.  — Но осмелюсь предположить, что с тех пор, как умер ее муж, сегодня она узнала от тебя больше правды, чем могла услышать от кого-нибудь. Это не твоя вина.
        Анаис подняла глаза вверх на застекленную крышу и увидела, что редкие облака стали теперь фиолетового цвета.
        — Я видела это, Джефф,  — прошептала она.  — Зло, о котором ты говорил. Черноту. Шарлотта в беде — возможно, в большей беде, чем Жизель.
        — Что ты имеешь в виду?
        Она прикусила губу и покачала головой.
        — Если бы я знала,  — сказала она.  — Но что-то было там… просто за пределами моего понимания. И карты хотели показать это мне. У меня ужасное чувство, что мы что-то упускаем. Знаю только, что нельзя оставлять ее здесь. Мы должны вытащить их обеих отсюда и как можно скорее.
        Джефф пристально посмотрел на нее, его рука все еще была на ее талии.
        — Хорошо,  — тихо сказал он.  — Ты права, надо положить этому конец. Но сначала необходимо получить как можно больше информации.
        — Какой именно? И как?
        Джефф нахмурился.
        — Завтра мы будем у них ужинать,  — сказал он.  — Уверен, Лезанн спрячет девочку так, чтобы она была подальше от нас. Нужно его отвлечь. Мне необходимо подержать в руках что-то, принадлежащее Жизели, возможно, то, что дала ей мать. Что-то, на чем могут остаться следы эмоций их обеих. Возможно, этот предмет вместе с носовым платком Шарлотты сможет помочь нам.
        — Я найду тебе что-нибудь, принадлежащее Жизели, обещаю,  — произнесла Анаис.  — Между прочим, Лезанн уже сделал Шарлотте предложение и сильно давит на нее. Возможно, я смогу дать ей короткую передышку.
        — И как ты это сделаешь?
        Анаис скользнула взглядом по его красивому лицу.
        — Буду весь вечер строить глазки Лезанну,  — сказала она.  — Возможно, он захочет воспользоваться мной, чтобы заставить Шарлотту ревновать.
        — Слишком опасно,  — сказал Джефф.  — Даже и не думай об этом.
        — Но ведь со мной будешь ты,  — возразила она.  — И…
        Внезапно за пределами дома послышался резкий звук, похожий на треск, словно по стене ударили чем-то тяжелым. Глаза Джеффа расширились.
        — О Господи!  — сказал он.  — Вот мы и в реальном мире. Я забыл закрыть дверь.
        Анаис улыбнулась.
        — Приму это за комплимент,  — промурлыкала она.
        — О да,  — сказал он, оглядывая ее жарким взглядом. Его теплые руки с длинными пальцами скользнули вверх по ее ребрам, чтобы прикоснуться к ее груди.  — Ах, Анаис, есть ли в тебе что-нибудь, что не является таким безупречным?
        — Я думаю, ты знаешь ответ,  — хмыкнула она, перекидывая через него ногу и усаживаясь рядом с ним на мате.
        Он взглянул на нее с упреком, а затем, как большой кот, грациозно вскочил на ноги и прошел через комнату, чтобы запереть дверь.
        — Нам лучше одеться,  — сказал он.  — Я попросил, чтобы на ужин нам прислали что-нибудь холодное.
        Анаис ничего не ответила, а лишь наблюдала за тем, как он подходит к высокому мансардному окну и кладет на него локти, словно решив посмотреть на улицу вниз. Она поняла, что, как истинный джентльмен, он предоставил ей возможность спокойно одеться.
        Бросив последний взгляд на его великолепное тело, Анаис, поспешно отбросила его рубашку, надела свою, а затем застегнула пуговицы на брюках. Странно, что он вообще не прокомментировал ее метку. Возможно, он ее не видел. Подняв его рубашку, она подошла к окну и протянула ее Джеффу.
        Он отвернулся от окна и насмешливо усмехнулся.
        — Где ты достала эти брюки?  — спросил он.
        Анаис мельком взглянула на него и застенчиво улыбнулась.
        — Вообще-то они Армана,  — объяснила она.  — Я взяла их на тот случай, если придется карабкаться по стене.
        Джефф, не сказав ни слова, направился к мату, ступая по полу длинными голыми ногами. И внезапно ей захотелось пойти за ним, приподнять этот прекрасный батист его рубашки и прижаться губами к метке на его бедре; к символу, который направлял его судьбу и, возможно, завлек его в жизнь, которую он хотел не больше, чем она.
        О Боже! Неужели это было то, что она чувствовала?
        Очевидно, Джефф отказался бы от своего Дара в мгновение ока, если бы у него был такой шанс. Но скорее всего он проник в них обоих гораздо глубже. Обиделась ли она, утратив свой шанс жить так называемой нормальной жизнью, когда ей пришлось вступить на этот странный путь? Возмущалась ли она тем, что прабабушка называла ее судьбой? Или она просто устала ждать своего принца?
        Да, в ее возрасте она быстро станет обычной. Превратится в одну из светских бабочек, порхающих в саду в поисках мужа среди гостей на званом вечере. Но почему же так тяжело на сердце? Откуда это чувство утраты… чего-то особенного?
        Анаис не знала. Да, наверное, и нет смысла думать об этом. Жизнь была такой, какой она была, включала и надежды, и страдания.
        Джефф молча оделся, и они вместе спустились вниз по лестнице.
        В спальне он привлек ее в свои объятия.
        — Я не знаю, как долго мы будем вместе, Анаис,  — сказал он, глядя ей прямо в глаза.  — Недолго, я думаю. Я буду скучать по тебе.
        — А я по тебе,  — прошептала она.
        Он провел пальцем по ее щеке.
        — Бог даст, скоро мы будем в Лондоне,  — сказал он.  — Вернемся в реальный мир, со всеми его ожиданиями и проблемами.
        — Да,  — просто ответила она.
        На его лице отразились какие-то непонятные эмоции, и затем, словно пытаясь скрыть их, он наклонил голову и снова поцеловал ее, в этот раз медленно и чувственно, постигая глубину ее рта своим языком. А потом они отстранились друг от друга, слегка задыхаясь.
        — Анаис, я все еще Он-на-Время?  — прошептал он ей в ухо своим жарким, волнующим голосом.  — И если да, то ты проведешь эту ночь в моей постели?
        — Да,  — ответила она.
        «Да,  — подумала она,  — и следующую, и последующую за ней тоже, если ты только пригласишь меня… Куда же я денусь?»
        Но это была глупая мысль.
        В Лондоне у него была своя жизнь, к которой он должен вернуться.
        А у судьбы относительно нее были другие планы.
        Глава четырнадцатая
        Качество решения — словно хорошо рассчитанное и внезапное устремление вниз сокола, которое позволяет ему нанести удар и уничтожить свою жертву.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Следующим утром Анаис проснулась в объятиях Джеффа. Солнце уже окрасило занавески теплым золотым светом. Осторожно освободившись от его рук, она поднялась и пошла в ванную. Широко расставив руки на столике для умывания, она уставилась на себя в зеркале.
        Ее обыкновенное, довольно-таки длинное лицо смотрело на нее из-под взъерошенных и непослушных волос.
        «Но я все-таки необычная»,  — утешила себя Анаис.
        Да, она была проста необычным образом — или, как всегда дипломатично выражалась ее мать, она была интересной. Иногда, в правильном платье и при правильном освещении, даже бросающейся в глаза.
        Затем она опустила руки и вздохнула. Часы, проведенные в объятиях Джеффа, заставили ее почувствовать себя прекрасной — чувственной и желанной,  — и этого было достаточно. Она не из тех женщин, которые обычно долго размышляют о своей внешности, и пришло время вспомнить об этом.
        Вымыв лицо и руки холодной водой, Анаис прошла в свою комнату и распахнула дверь в гардеробную. Без теплых рук Джеффа ей стало холодно. Сняв халат с крючка на двери, она заметила платье, которое надевала накануне.
        То самое платье, которое она в ярости сорвала с себя и бросила поперек постели.
        Этим платьем пришлось заняться бедной Клер — выгладить и даже пришить на место кружева, которые Анаис в ярости вырвала из манжет.
        Внезапно Анаис вспомнила про письмо Сазерленда, которое положила в карман. Слегка встревожившись, она начала рыться в складках, пока не нашла прорезь для кармана.
        Оно было все еще в нем, именно там, где она его оставила.
        Анаис с облегчением вздохнула.
        И все же она поступила очень беспечно. Конечно, она доверяла слугам, и Сазерленд написал письмо в очень осторожных выражениях, используя инициалы, а не имена, и во всем остальном делал лишь расплывчатые намеки. Тем не менее, карман платья — едва ли подходящее место для хранения такой вещи.
        Медленно идя назад в комнату, она еще раз бегло просмотрела письмо Священника, успокаивая себя его заверениями. Если они смогут доставить Шарлотту и ее ребенка в Англию в сохранности, все будет в порядке.
        На пороге она подняла взгляд и увидела, что Джефф все еще спит в той же позе, в какой она его оставила,  — он лежал почти плашмя на животе, одна рука вытянута над ямкой, которую она оставила на его постели, а его широкие, округлые, мускулистые плечи освещались теплым светом первых лучей солнца.
        Копна его золотистых с бронзовым отливом волос нависла над его глазом, и его лицо было затенено щетиной, бросалось в глаза аристократическое совершенство его орлиного носа с горбинкой, что придавало ему почти пиратский вид. Он откинул постельное белье, так что была открыта его одна совершенная мускулистая ягодица, от которой взгляд неизбежно поднимался выше к его татуировке.
        При взгляде на его тело в ее груди что-то предательски ухнуло — ее сердце, испугалась она,  — и она направилась к кровати, полная решимости разбудить его. Но в этот момент она вдруг вспомнила про письмо в руке.
        Походная конторка Джеффа, в которой находились все относящиеся к делу бумаги, стояла открытой на небольшом столике около окна. Торопливо подойдя к ней, она положила послание Священника под стопку казавшихся на вид обычных личных писем, в кипу бумаг, в которой она узнала досье Дюпона.
        Однако, когда она повернулась, ее внимание привлекла стопка книг на другой стороне стола. Бросив украдкой взгляд на постель, она быстро перебрала их. Казалось, Джефф олицетворяет собой человека эпохи Возрождения. Среди его книг были поэзия Кольриджа и Бернса, потрепанная копия «Опасного замка» Вальтера Скотта, технический справочник — что делать с клапанами и паром, а под ним — книга греческих архитектурных чертежей.
        Но больше всего ее заинтересовала книга, лежащая на самом верху,  — «Искусство войны» известного генерала и философа Суньцзы. Переведенное на французский язык иезуитским священником, древнее руководство военной стратегии — искусство войны — было одним из почитаемых произведений Джованни, и со временем она также полюбила эту книгу.
        Улыбнувшись воспоминаниям, Анаис собралась уйти, но затем поступила так, как сделали бы на ее месте многие влюбленные женщины: надеясь, что личные вещи могут открыть какие-то скрытные, личные мотивы, она решила повнимательнее изучить походную конторку.
        Это был большой старомодный ящик, сделанный из красного дерева, обитый медью, с одной пустой чернильницей и другой, заполненной до краев. Кожаная рабочая поверхность была закрыта, в основном отсеке справа от его корреспонденции лежал аккуратно сложенный носовой платок Шарлотты, а под ним — желтая лента для волос Жизели.
        Анаис осторожно приподняла крышку и увидела медную дощечку с монограммой Джеффа и под ней символ Братства. Не было ни герба, ни геральдики. Очевидно, эта вещь принадлежала ему давно, почти наверняка до того, как он получил титул.
        Она уже собиралась опустить крышку, но ее внимание привлекло верхнее письмо, написанное аккуратным — и, без сомнения, женским — почерком. Склонив голову, Анаис увидела, что оно было от его матери.
        Леди Мэдлин Маклахлан была известной красавицей, которая удивила общество тем, что отказалась от титула графини Бессетт, выйдя повторно замуж за простого человека, хотя, по обычаю, если не по закону, некоторые вдовы так не поступали, предпочитая цепляться за высокий титул своего мертвого мужа. Анаис попыталась представить леди и задумалась о том, похожи ли они с сыном.
        Не в силах справиться с любопытством, Анаис внимательно прочитала письмо леди. Первый абзац был вполне безобидным — в нем были самые теплые пожелания Джеффу хорошего здоровья и вопросы относительно погоды. Однако второй абзац уже привлек ее внимание.
        «Как ты просил, я снова пригласила леди А. на чай. О, Джефф, чем больше я за ней наблюдаю, тем больше убеждаюсь в том, что ты сделал очень мудрый выбор. Я лишь надеюсь, что ты сделал его по любви, а не только по обязанности, поскольку у тебя есть такая привычка…»
        Анаис выронила письмо, словно оно было охвачено пламенем.
        На мгновение ей показалось, что она не может дышать; это было как если бы из комнаты выкачали воздух.
        Она повернулась и посмотрела на Джеффа, который все еще спал. Затем, сумев приказать своим трясущимся ногам двигаться, она, не видя ничего вокруг, отправилась в ванную. Закрыв за собой дверь, Анаис села на край ванны и, чтобы не закричать от ужаса, охватившего ее изнутри, прикрыла рот ладонью.
        «Я надеюсь, что ты сделал его по любви».
        Слова издевались над ней. Она снова и снова повторяла их, стараясь приписать им какое-нибудь спасительное, невинное объяснение.
        Его не было. Он не был женат. Он просто сделал «мудрый выбор».
        Но какое это имело значение? Она уже влюбилась в него, хотя пыталась отрицать это всеми силами. А результат будет таким же. Разбитое сердце. Жизнь, полная разочарования, если не все охватывающего стыда. И это она сделала своими руками — ни к чему утешать себя тем, что была наивной и ее обольстил очень опытный и циничный мужчина.
        Нет, она сама подошла к нему и попросила об этом.
        Анаис не знала, как долго она там сидела, одной рукой зажав рот, а другую положив на трясущиеся колени. Но в конце концов оцепенение прошло, и на нее нахлынуло полное осознание происходящего, болезненное как жар бушующего огня после глубокого холода. Оно принесло с собой тяжелое горе, которое заполнило ее грудь и начало довлеть над ней.
        С дрожащими руками она встала, закупорила ванну пробкой и повернула кран. Что-то зашумело, забормотало, а затем вяло побежала вода, в которую Анаис шагнула, сняв свое тонкое ночное белье. Ледяная вода сомкнулась вокруг ее ног, и только тут она вспоминала, что нет ни парового котла, ни способа нагреть воду.
        Господи, она даже не может приготовить себе ванну.
        Это было как если бы она лишилась последней соломинки. Опустившись в холодную воду, Анаис подтянула ноги к груди и уронила лоб на колени, задыхаясь от рыданий.
        В этот момент она почувствовала за дверью чье-то присутствие. Заставив себя успокоиться, она подняла голову и прислушалась, но ничего не слышала в течение долгого времени. Тем не менее, она знала, что он был там.
        — Анаис?  — наконец раздался голос Джеффа, едва слышный за громко звенящей водой.
        Она закрыла кран — скорее всего звук струящейся воды разбудил его — и постаралась сделать так, чтобы ее голос не дрожал.
        — Да?
        — Что ты делаешь?
        Этот вопрос показался ей удивительно личным.
        — Принимаю ванну.  — Словам вторила пустота в холодной кафельной комнате.
        Он надолго замолчал.
        — А ты ведь знаешь, что в кране нет горячей воды, да?
        Анаис закрыла глаза и снова уронила голову на колени.
        — Да, спасибо,  — сказала она, глядя на мерцающую воду.  — Я в порядке.
        Прошло еще несколько секунд.
        — Тогда все хорошо,  — тихо сказал он.  — Я соскучился.
        Она слышала, как он отошел от двери, и смогла даже представить, как он, обнаженный и длинноногий, подходит к постели, усаживается на край матраса, широко расставив ноги, кладет локти на колени и опускает голову.
        Она знала, что именно так он делает, могла это почувствовать. Она чувствовала его, хотя и не так ясно, как других. Иногда это было как сейчас, и, не понимая почему, она видела, что когда Джефф нагнулся, его длинные волосы упали вперед, а потом он задумчиво переплел пальцы.
        Тогда какого черта она не почувствовала, что он почти помолвлен с другой женщиной?
        Может быть, потому, что он был ватейи? Или потому, что не был помолвлен?
        Быть может, он даже не лгал ей. Во всяком случае, не на словах. Он мог все легко объяснить: «Я собираюсь выполнить свой долг перед титулом».
        Именно это он и имел в виду, когда сказал, что собирается жениться. И она не была удивлена. От дворян всегда ожидают наследников. На этом зиждется английское аристократическое общество. К тому же разве Джефф не сказал ей, что он не для нее?..
        И она знала это. Знала, поскольку давным-давно так предсказали карты Таро, а они никогда не ошибались, их предсказания были всегда безошибочными. Но эта мысль заставила ее снова зарыдать. Все это, вместе взятое,  — вера в Таро, безумное увлечение Джеффом, ноющее одиночество, которое изводило ее последние несколько лет,  — нахлынуло на нее, и она почувствовала себя несчастной.
        И вдруг Анаис осознала, что позволила себя надеяться. О, совсем немного, ибо, пройдя суровую школу, она поняла, насколько необходимо иметь самообладание. А также как важно уметь сдерживать себя и никогда не быть слишком доверчивой.
        Но солгал ли ей Джефф?
        «Я убеждаюсь в том, что ты сделал очень мудрый выбор».
        Итак, он сделал выбор. Сделал выбор и поделился своими надеждами с матерью. Анаис необходимо с этим смириться. Несмотря на тошноту и тот факт, что внутри ее еще все дрожало, она сказала себе, что Джефф скорее не лжец, а авантюрист.
        А почему нет? Что она ему предложила? Что сказала?
        Что она кого-то ждет. А пока просто ищет кого-то на время.
        Она сделала глубокий вдох, запустила пальцы в волосы и постаралась мыслить рационально. Так ли уж сильно это отличалось от того, что она только что узнала?
        Ну да. Но только в том случае, если он был помолвлен, а она не потрудилась задать ему этот вопрос перед тем, как наброситься на него в спальне.
        Итак, она снова влюбилась, и на сей раз все гораздо сложнее, чем раньше. В этот раз интуиция ее не обманула: Джефф точно не для нее, он чересчур непримиримый и деспотичный, слишком англичанин и весьма откровенный «самец»,  — короче говоря, он не был Им.
        Но как бы то ни было, она все равно влюбилась в него и отдалась ему.
        Отдалась мужчине, который в конечном счете все равно предназначен другой женщине.
        В ответ он дал ей то, о чем она его попросила, и ни грамма больше. Так что у нее нет повода злиться на Джеффа. Он как бы выполнил условия сделки.
        С трудом подавив гнев, Анаис снова повернула кран, схватила губку и начала себя тереть. Она терла себя так, словно ей казалось, что она больше никогда не будет чистой, стирая все-все, чтобы уничтожить следы мерзкой глупости, которой была покрыта.
        И когда она это закончила — и растерла себя так, что стала красной,  — она швырнула губку через ванную комнату. Она впилась в нее взглядом, пожелав ей и себе отправиться прямиком в ад, а затем снова уронила голову на колени. И в этот раз уже зарыдала по-настоящему.
        Анаис рыдала по той частице сердца, которая была навсегда отдана Джеффу, и по тому, что ей уже двадцать два года и с каждым годом все труднее выносить одиночество. По тому, что ее принц не появлялся, а принц, которого она нашла, уже сделал свой мудрый выбор. Она рыдала по всем этим вещам, большим и маленьким, но очень тихо, поскольку уже давно была мастером приглушенных слез. В этой области ей, пожалуй, не было равных.
        Джефф вернулся к постели, сел и, положив локти на колени, какое-то время ждал возвращения Анаис. Он чувствовал, что вокруг него витает сильная эмоция, что-то весьма отличное от вожделения.
        Возможно, он ошибался. Он не мог понять, с чем связаны эмоции Анаис. Прикрыв глаза и вспомнив прошедшую ночь, он погрузился в то, что осталось от их смешавшихся ароматов. Шепчущие вздохи. Смех. Острое ощущение близости. Он позволил себе пережить каждый момент до тех пор, пока наконец не услышал, что вода в ванне сливается.
        Но она так и не вернулась. И когда он не услышал слабый скрежет открываемого замка и не увидел, что дверь распахивается, он понял, что она не собирается выходить.
        В его груди что-то оборвалось.
        Он предположил…
        Это ведь было неблагоразумно, не так ли? Он провел рукой по лицу, задумчиво поскреб подбородок, тронутый однодневной щетиной, а затем опустился на мягкую постель. Теперь, когда он размышлял при ясном свете дня,  — теперь, когда его тело было пресыщено, а мысли стали более рациональными,  — Джефф был вынужден признать, что между ними ничего не изменилось. Просто он ей понравился, и это ему доставило удовольствие.
        Они занимались любовью три раза. Первый раз казался немного неуклюжим и пробным, поскольку они изучали самые интимные желания друг друга, второй — медленным и утонченным. Он положил руки над ее плечами, проникая в нее, дразня и добиваясь ее удовольствия, а затем перекинул ее на себя, заставляя подниматься и опускаться все ниже.
        Ликуя, он наблюдал за тем, как Анаис, откинув назад голову, со вздохом насаживает себя на его копье, ее длинные волосы щекочут его бедра, а ее присутствие заполняет тени комнаты, которые всего лишь несколько часов назад казались абсолютно бездушными.
        Но в третий раз, в предрассветные часы утра, когда он перевернул ее на спину и молча опустился на нее, Анаис поднялась к нему так, как Луна и звезды поднимаются в ночное небо. Изящно. Красиво. Как будто это было самым естественным, что может быть во Вселенной. Словно теперь они познали друг друга в самом интимном и прекрасном смысле этого слова.
        Уткнувшись лицом в скомканное покрывало, Джефф вытянул руку через ее подушку и позволил себе на минуту представить, что она все еще лежит рядом с ним, ее длинные ноги до сих пор переплетаются с его, а ее растрепанные черные локоны по-прежнему, как шелковая пряжа, покрывают постель. Он вдохнул ее запах в себя. Анаис всегда пахла чем-то острым и сладким — каким-то странным сочетанием розовой воды и аниса.
        Но сейчас все это было лишь воспоминанием.
        И вряд ли станет чем-то большим, если ее исчезновение в ванной служит каким-то знаком. Ночью он был для нее тем, что она называла «любовником-на-время», выражение, которое он сразу же возненавидел. И все же какое-то время ему придется мириться с этими воспоминаниями о ее горячности, ее смехе и о ее запахе.
        Он постарался забыть про то, что ощутил внезапную, труднообъяснимую зыбь разочарования. Наступил следующий день, и есть важная работа, которую предстоит выполнить. Все, что должно быть решено между Анаис и им — а это будет решено,  — может подождать. Но он опасался, что она не откажется от своей мечты о возлюбленном и не согласится на что-то другое.
        Джефф был уверен, что они не смогут расстаться так просто, как, возможно, она надеется.
        А может быть, сама судьба не позволит это.
        После долгой и страстной ночи любви подчас возникают серьезные и непредсказуемые последствия. В чем-то он, возможно, ошибся, хотя всегда был безукоризненно осторожным. Но в эту минуту Джефф не испытывал желания думать о своей оплошности. До тех пор, пока у него есть неотложное дело, которое необходимо выполнить, все должно быть сосредоточено на сложных событиях, разворачивающихся в доме на противоположной стороне улицы. Но прежде чем он сможет сосредоточить свое внимание на Лезанне, ему необходимо написать пару срочных писем, первое из которых будет адресовано его матери. Исходя из собственного опыта, Джефф знал, что чем скорее жесткие слова будут произнесены, тем быстрее они окажутся в прошлом.
        Одним движением Джефф выпрямился и встал с постели. Он дернул за шнурок колокольчика и потребовал себе горячей воды. Анаис может принимать и холодную ванну, но ему необходимо соскрести выросшую щетину. И именно в этот момент ему показалось, что холод, обосновавшийся в его сердце и владевший им долгое время, уходит.
        Прежде чем спуститься на завтрак, Анаис возилась так долго, как могла. В залитой солнцем столовой было спокойно, лишь ритмичное тик-так, издаваемое каминными часами из позолоченной бронзы, казалось сегодня необычно громким.
        Как она и ожидала, Джефф уже был там и выглядел великолепно в темно-серой визитке и высоком белом воротничке. Он был свежевыбрит и с непроницаемым выражением лица читал письмо, потягивая густой черный кофе, который всегда предпочитал.
        На пороге она на мгновение замешкалась. Ей показалось, что он уже поел, поскольку его тарелку унесли.
        — Доброе утро, Джеффри,  — прошептала она, пока Пти отодвигал ее кресло.
        Его бледные, как у волка, глаза потемнели, он бросил на нее холодный взгляд, затем отложил письмо, приподнялся и отвесил ей легкий, весьма формальный поклон.
        — Доброе утро, дорогая,  — сказал он.  — Надеюсь, ты хорошо спала?
        — Да, спасибо.  — Она кивнула Пти, чтобы тот налил ей кофе.  — Ты получил письмо?
        — Да, от контакта ван дер Вельде, который находится здесь, в Брюсселе,  — ответил Джефф.  — И, судя по всему, большую часть дня я буду отсутствовать.
        Анаис почувствовала облегчение.
        — О,  — пробормотала она,  — что-то случилось?
        На его лице отразилось разочарование.
        — Он хочет, чтобы я встретился с одним правительственным чиновником в отставке,  — объяснил он.  — Он видел, как Лезанн давал взятки некоторым его коллегам, и может объяснить, почему он это делал.
        — Звучит как-то неопределенно,  — сказала она.
        — Да, так что, возможно, это будет долгая и пустая поездка,  — согласился он.  — И даже если я что-нибудь выясню, не думаю, что это нам поможет, поскольку меня не очень волнует благосостояние французского правительства — или бельгийского, если уж на то пошло. Я здесь только ради ребенка.
        — А вдруг у нас появится доказательство того, каким человеком является Лезанн, и мы сможем предъявить его Шарлотте?  — заметила Анаис.
        — Пожалуй,  — согласился Джефф.  — Итак, я поеду. На данный момент мы все равно ничего не сможем предпринять.
        В дверях столовой возник дворецкий.
        — Экипаж подан, сэр.
        — Спасибо, Бернард.  — Джефф положил письмо лицом вниз на скатерть и откинулся в кресле.  — Пти, насколько хорош ваш фламандский? Вы на нем можете читать?
        Стоящий рядом лакей вытянулся.
        — О да, сэр. Он очень похож на голландский.
        — Прошу вас сопровождать меня сегодня,  — приказал Джефф.  — И пожалуйста, оставьте нас ненадолго.
        Когда лакей их покинул, закрыв за собой дверь, у Анаис заныло в животе.
        Но Джефф остался на месте. Вместо этого он почти рассеянно начал вертеть в руках свою кофейную чашку, а затем провел рукой по копне волос.
        — Анаис, я должен тебе кое-что сказать,  — наконец произнес он.  — Насчет прошлой ночи.
        — Да.  — Анаис выдержала паузу.  — А я тебе, Джефф. Эта ночь была… волшебной.
        Он бросил на нее печальный взгляд.
        — Да, была,  — согласился он.  — И, если честно, она не должна была так быстро закончиться. Это несправедливо!
        — Но это так, Джефф,  — прервала она его, поднимаясь с кресла.  — Она закончилась. Все хорошее должно когда-нибудь заканчиваться. И я думала об этом прошлой ночью. О том, как…
        — Я тоже,  — вмешался он.  — Нам предстоит долгий разговор в более подходящее время, но…
        — Сейчас!  — резко сказала она.  — Сейчас — подходящее время, Джефф.  — Она начала беспокойно бродить по столовой, проходя мимо буфета, на котором стояли подносы с едой, которые не возбуждали ее аппетит.  — Прошлая ночь точно не была ошибкой.
        — Рад слышать, что ты так думаешь,  — сказал он.
        — Но, вероятно, это было неразумно.  — Остановившись перед камином, она повернулась к нему лицом, сложив руки перед собой.  — О, Джефф, ты… ты замечательный, хотя даже это слово не в полной мере характеризует тебя.
        — Но?..  — У него потемнело лицо.
        — Но, вероятно, этому нужно положить конец,  — сказала она, заставив себя продолжить.  — Джефф, я понимаю, что могу легко привязаться к тебе, и это может усложнить жизнь нам обоим. Ты такой красивый. Такой энергичный. И так сильно… ну, давай назовем это одаренный — я не имею в виду в метафизическом смысле.
        — Благодарю,  — натянуто сказал он.  — Но прости, что-то не пойму, к чему ты клонишь.
        — Понимаешь, Джефф…  — Здесь она сделала паузу и задумчиво улыбнулась.  — Ты не тот мужчина, которого женщина может не принимать всерьез. Я играю с огнем. Надо проявить благоразумие, чтобы вовремя остановиться. Дома у нас обоих есть обязательства. И у тебя, и у меня.
        Горькая улыбка тронула его красиво очерченный рот.
        — Значит, я должен стать жертвой своих достоинств? Так, что ли?
        Она пошатнулась под его пристальным взглядом и почувствовала, что упирается спиной в каминную полку.
        Наконец он отвел от нее взгляд, взял кофейную чашку в одну руку и накрыл ее другой, словно пытался таким образом удержать свои эмоции.
        — Можно только надеяться на лучшее,  — тихо сказал он.  — Но мне бы следовало быть более осторожным. Прости меня.
        Каким-то образом ей удалось набраться смелости подойти к нему и положить руку ему на плечо.
        — Это я должна попросить тебя простить меня,  — прошептала она.  — Я набросилась на тебя, как тигрица. Но теперь я отступаю, Джефф. Скоро мы будем в Англии. Вернемся к нашей старой жизни, надеждам и мечтам, которые мы там оставили. Мы должны иметь возможность выполнить все, что нам предначертано, не испытывая при этом никакого чувства вины.
        Он долго молчал, словно что-то прокручивая в голове.
        — Так, скажи мне, Анаис,  — наконец сказал он, все еще вертя чашку в руке и отказываясь смотреть на нее.  — Это все из-за Него? И почему мне кажется, что у этого парня есть имя?
        Анаис прикрыла глаза.
        — Как и у всех, не так ли?  — тихо сказала она.  — А что касается ожиданий, полагаю, у твоей семьи они тоже есть.
        — А чего ждет твоя семья?  — Его голос был холодным.  — Брак, который они устроили?
        — В каком-то смысле — да,  — прошептала Анаис.  — Когда я была совсем юной, прабабушка София сказала…
        Он взорвался.
        — О, ради Бога, избавь меня хотя бы в этот раз от упоминания Софии Кастелли!  — взревел он, отталкивая назад свое кресло и вскочив на ноги.  — Скажи мне, Анаис, неужели эта старуха влияет на твою семью даже из своей могилы?
        — Прошу прощения?  — прошептала она, положив руку на грудь.
        — Так я прав?!  — Теперь, возвышаясь над ней, он стукнул кулаком по столу так сильно, что подскочило столовое серебро.  — Она заставила обучить тебя так, чтобы ты была готова к самоубийственной миссии, как будто ты — мужчина, кем ты не являешься. А теперь, находясь в могиле, она по-прежнему диктует, за кого ты должна выйти замуж? Неужели все-все должны прыгать под дудку этой назойливой старухи? Ей-богу, я не буду!
        Анаис почувствовала, что теряет самообладание.
        — Я боюсь, что твоя чрезмерная гордость победила твой здравый смысл, Джефф,  — сказала она, и ее голос задрожал.  — Впрочем, довольно. Мы к этому еще вернемся, не так ли?  — Всплеснув руками, Анаис повернулась и направилась прямо к двери.
        — Анаис, не уходи, когда я говорю с тобой.
        — Наш разговор окончен,  — сказала она, распахивая дверь.  — Впрочем, Джефф, если самое худшее произойдет, ты, конечно, узнаешь об этом первым, а потом — да поможет мне Бог.
        Она захлопнула за собой дверь и с удовлетворением услышала, как один из пейзажей ударился о стену.
        — Анаис!  — проревел он.  — Черт побери, вернись сейчас же!
        Но Анаис просто продолжала идти — мимо бедного Пти, который стоял с непроницаемым лицом в коридоре, делая вид, что не слышал ни криков, ни как хлопнула дверь, и мимо Бернарда, который стоял часовым у входной двери,  — а затем прямо наверх по лестнице к себе в комнату. А там она бросилась на постель, приказав себе не рыдать.
        Она не будет рыдать, черт бы его побрал.
        Полчаса спустя Джефф наблюдал, как за окном его экипажа сначала пролетели предместья Брюсселя, а затем возник прекрасный равнинный пейзаж сельской Фландрии. Зеленые поля, сверкающая вода, в которой отражались облака и небо, иногда даже ветряные мельницы, блестящие на солнце,  — все это было потрясающим. Но даже красоты Фландрии не могли отвлечь его этим утром.
        Он сжал руку в кулак, поднял его, а затем, сопротивляясь желанию ударить им по чему-нибудь, опустил на бедро.
        Пти, сидящий на банкетке напротив, оторвал свой взгляд от заметок, которые он перевел и теперь просматривал.
        — Сэр?
        Джефф отвернулся к окну.
        — Ничего, Пти. Спасибо.
        Он смотрел на скользящий мимо него пейзаж, пока наконец солнце не ударило под углом в окно и он не увидел в нем отражение своего сердитого лица, и тогда Джефф почти беспристрастно принялся его изучать.
        Да, он — видный мужчина, допустил он. Во всяком случае, женщины всегда так ему говорили. Если бы не волосы, он выглядел бы точно так же, как его мать, слава Богу. А вот если бы он был похож на своего отца… ну да что об этом думать.
        Но он не был похож на отца, он был Арчардом до мозга костей, ибо его мать была кузиной лорда Бессетта. Этот брак — декабрь и май, как можно было бы его назвать,  — между молоденькой девушкой и стариком был устроен его дедушкой в целях «политической целесообразности». Граф Джессуп хотел избавиться от своей единственной дочери — и будущего внука — как можно быстрее.
        Но кровь Арчарда все-таки проявилась в Джеффе, по крайней мере, внешне. Он был высоким, худощавым и обладал типичными глазами Арчарда, хотя в отличие от матери они у него были холодными.
        Возможно, это горящее синее тепло шло изнутри человека? Ибо сколько бы любовницы Джеффа ни шептали ему о его красоте, в конце концов, они говорили ему — и уже не шепотом,  — что он холодный человек. В последний раз ему было сказано, что у него глаза как лед в февральский день.
        Он снова посмотрел на себя, на свое отражение, похожее на воду в граненом стакане. Анаис считает его красивым? Да, она так сказала, но нельзя утверждать, чтобы эта красота произвела на нее слишком сильное впечатление. Возможно, такие женщины, как она, придают не слишком много значения внешнему виду. Сама Анаис напоминала симпатичный цветок или сад, залитый солнцем. Впрочем, нет, внешность Анаис можно сравнить с красотой прохладного темного леса. А еще она обладала острым языком и была строптива. Тут уж ни убавить, ни прибавить.
        Он снова сжал руку в кулак. Его охватила ужасная тоска — переживание, которое он никак не ожидал испытать и все еще до конца не понимал. Это что — любовь? Она пройдет? Он боялся, что ответы будут в таком порядке: да и нет.
        Ему было жаль, что он не может поговорить с отцом прямо сейчас. Он спросил бы его, каково это — долгие годы страдать от неразделенной любви? Пожирает ли это сердце человека? Произойдет ли это с ним? И можно ли что-нибудь сделать, чтобы что-то изменить?
        Можно ли подчинить женщину своей воле?
        О, на это вопрос он знал ответ.
        Анаис де Роуэн никогда не подчинится воле мужчины. И если бы это было по-другому, он не желал бы ее.
        Глава пятнадцатая
        Из всех тех, кто в армии близок командующему, нет никого, кто ближе шпиона.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Для Анаис вечер в доме виконта де Лезанна начался натянутым и таковым и оставался.
        Джефф вернулся из бесполезной поездки в Мехелен, не найдя человека, который, судя по всему, и не желал быть найденным, и появился дома как раз вовремя, чтобы переодеться и перейти в дом напротив.
        На основании того немногого, что она смогла узнать из его ворчания и стенаний, Анаис заключила, что им с Пти пришлось много поездить, и в результате у них теперь имелось полное представление обо всех объездных дорогах между Брюсселем и Мехеленом.
        У Лезанна они встретили искреннюю теплоту Шарлотты и холодноватую вежливость виконта. На протяжении первой половины ужина джентльмены предпочитали молчать, предоставив Анаис возможность вести разговор. Лезанн, казалось, не возражал, обратив все свое холодное, почти безжалостное внимание на Шарлотту.
        Анаис приложила все усилия, чтобы выглядеть остроумной и кокетливой и казаться при этом легкомысленной и почти глупой. Судя по всему, это сгладило напряженность вечера, и к тому времени, когда унесли последнюю перемену блюд, ей удалось немного отвлечь его от Шарлотты, позволив тем самым хозяйке слегка расслабиться и завести непринужденную беседу с Джеффом.
        Позже Лезанн, отказавшись от предложения выпить виски, предложил составить дамам компанию в игре в карты в гостиной.
        Джефф был рад услужить ему.
        Анаис схватила Лезанна за руку и настояла на том, чтобы они были партнерами — кем они были бы в любом случае. Это движение вызвало у виконта снисходительную улыбку, и она продолжила вести себя как пустышка, много хихикая и отчаянно флиртуя направо и налево. Однако Джефф притих, и его глаза стали почти непроницаемыми.
        У них на руках было десять взяток, когда Шарлотта неожиданно затронула тему их отдыха.
        — Анаис, вы ни за что не догадаетесь, что Лезанн придумал для Жизели!
        Сидя за карточным столом, Анаис невольно насторожилась.
        — Шарлотта, конечно же, я не догадаюсь,  — улыбнулась она, окинув Лезанна теплым взглядом.  — Но, учитывая безупречный вкус джентльмена, уверена, что это — что- то восхитительное.
        — И вы правы,  — сказала Шарлотта, в то время как Лезанн пошел козырем, победоносно бросив свою карту.  — Он снял прекрасный коттедж у моря на целых две недели — только для нас троих.
        Анаис попыталась скрыть тревогу.
        — Как чудесно,  — сказала она, повернувшись к Джеффу.  — Дорогой, если в Брюсселе станет скучно, может быть, и нам стоит поступить так же?
        — С какой стати нам в Брюсселе будет скучно?  — Тон Джеффа был отнюдь не восторженным.  — Брюссель превосходно подходит моим планам. К тому же я уверен, что снять коттеджу моря — это слишком дорогое удовольствие.
        Анаис сделала вид, что обиделась, и надула губки.
        — Лезанн, расскажите нам все об этом коттедже,  — вкрадчиво сказала она.  — Он необычный и очаровательный? А за порогом песок и море?
        — Да, все именно так,  — сказал виконт с явным самодовольством.  — По крайней мере мне так сказали. И, Шарлотта, это больше, чем просто коттедж. Нам предоставил его в распоряжение сам посол Франции.
        — Видишь, дорогая?  — вмешался Джефф.  — У Лезанна хорошие связи в правительстве. Боюсь, мы не можем позволить себе такие развлечения. Так что придется тебе довольствоваться прогулками вдоль Сены.
        Лезанн рассмеялся. Анаис сморщила носик.
        — Шарлотта, а когда вы планируете уехать?  — спросила она.  — Я буду скучать по вам обоим, ведь здесь, в Брюсселе, вы мои единственные друзья.
        — Послезавтра.  — Шарлотта повернулась и с почти нежной улыбкой взглянула на своего благодетеля.  — Я так рада за Жизель. Она никогда не была на морском побережье.
        Игра была окончена, и Джефф забрал оставшиеся взятки. Они с Шарлоттой разбили их наголову, но когда Анаис в смятении начала приносить извинения Лезанну, тот вскинул свою изящную руку и сказал:
        — О-о, не важно.
        И все же виконт все время не спускал глаз с Шарлотты, а как только карты были убраны, предложил сыграть на фортепиано. Она слегка застенчиво согласилась и пошла выбирать ноты.
        Пора, подумала Анаис. Может быть, другого шанса не будет.
        Она подняла дрожащие руки, вытащила из волос специально воткнутую шпильку, а затем быстро подошла к хозяйке дома.
        — О, черт побери!  — сказала она.  — Шарлотта, простите за беспокойство, где я могу поправить свою прическу? Должно быть, у меня самая неумелая служанка во всем цивилизованном мире. Она даже не смогла заколоть мне волосы, как положено.
        Шарлотта, словно это была ее вторая натура, кинула тревожный взгляд на Лезанна.
        — Полагаю, вы можете воспользоваться моей комнатой,  — наконец сказала она.  — Она на втором этаже, последняя дверь по правой стороне.
        — О, благодарю,  — признательно улыбнулась Анаис.
        Когда зазвучали первые ноты вальса Шопена, Анаис, обменявшись с Джеффом быстрым понимающим взглядом, начала подниматься вверх по ступенькам.
        Наверху она прошла прямо в покои Шарлотты, небольшую, но удобно оборудованную комнату в задней части дома.
        Около постели стоял небольшой открытый дорожный чемодан, который, без сомнения, скоро будет весь заполнен одеждой.
        Анаис быстро закрыла дверь, открыла оба окна — на всякий случай,  — а затем подошла к зеркалу, чтобы поправить волосы. Менее чем через пару минут она снова оказалась в коридоре и быстро осмотрелась.
        Однако, когда она собиралась закрыть за собой дверь, почувствовала чье-то присутствие. Кто-то был рядом. Не Лезанн, подсказало ей чутье. Она с облегчением вздохнула. В этот момент дверь напротив распахнулась, и Анаис увидела большую, богато обставленную комнату, из которой вышел невысокий, хорошо одетый мужчина.
        Увидев ее, он остановился и слегка поклонился.
        — Добрый вечер, мадам,  — сказал он, а затем стремительно направился в сторону лестницы.
        Судя по всему, камердинер Лезанна. У него был потупленный взгляд и быстрая походка очень затравленного человека. Однако у него были хитрые глаза, а Анаис не доверяла никому.
        Когда его шаги затихли, она сделала глубокий вдох, приказав себе успокоиться, а затем поспешила по своим делам.
        За первой дверью, которую она открыла, было что-то вроде кладовой, заполненной постельным бельем и всем необходимым для содержания дома. Следующая была маленькая, очевидно, никем не занятая комната. Замешкавшись, Анаис посмотрела по коридору, пытаясь понять, где она ошиблась, ведь Пти заверял, что комната Жизели находится в передней части дома.
        За лестницей коридор делал резкий поворот, где должна была быть другая комната, но из-за этого поворота было сложно услышать чье-то приближение.
        Внизу все еще звучал Шопен. Конечно, ведь прошло не больше чем три минуты. Бросив быстрый взгляд на лестницу, Анаис прошла мимо нее и завернула за угол. Там была всего лишь одна дверь, и она быстро открыла ее.
        Это была маленькая узкая комнатка. Жизель лежала, свернувшись, на крошечной кованой постели с левой стороны от единственного окна. Рядом с подоконником горела лампа с приглушенным светом, а напротив постели стояло мягкое кресло с корзинкой для шитья и штопки. На подлокотнике лежал носок, словно кто-то только что вышел из комнаты.
        Выглянув за дверь, она действительно увидела другую кровать, которая была не намного больше постели девочки. Она закрыла дверь, отвела занавеску в сторону, чтобы открыть замок окна, а затем быстро оглядела комнату. Около камина стояла корзинка с игрушками, и Анаис поспешно подошла к ней, пытаясь найти что-нибудь маленькое, мягкое и потрепанное.
        Конечно, лучше было бы взять плюшевую собаку с рваным ухом и куда-то пропавшим глазом, но эта безделушка была слишком большой и не смогла уместиться в ее кармане. Однако это была та самая вещь, которую любящая мать могла подарить ребенку.
        Анаис, не раздумывая, схватила ее, приподняла юбку и прикрепила ее к ноге так, чтобы она находилась прямо под коленкой, затем осторожно подтянула чулок и поправила подвязку.
        Но когда она выпрямилась, все волосы на ее затылке встали дыбом. Она прислушалась к себе. Закрыв глаза, она открылась пространству, окружающему ее. И почувствовала чье-то присутствие. Кто-то шел по дому. И уже находился где-то совсем рядом. Причем его присутствие ощущалось как нечто… недоброжелательное. И на этот раз это был не камердинер Лезанна.
        Бежать не имело смысла. Виконт видел, как она поднималась по лестнице. Он будет искать ее, пока не найдет.
        Торопливо достав из кармана носовой платок, она задумалась о самых печальных вещах, которые случились в ее жизни.
        Потом рывком открыла дверь, вышла и резко осела, прислонившись к ней спиной. У нее перехватило дыхание, когда кто-то яростно схватил ее и потащил в коридор.
        — Мадам, как вы смели!..
        На него обрушился приступ ужасных рыданий.
        Лезанн замолчал, но все так же крепко держал ее.
        — Боже мой!  — произнес он.  — Что вы здесь делаете?
        — О, милорд, простите меня!  — прорыдала она в свой носовой платок.  — Я проскользнула сюда, чтобы бросить один лишь взгляд!
        Лезанн убрал руку, но Анаис, стоявшая рядом с ним, могла чувствовать жар и гнев, исходящие от него.
        — Вам здесь делать нечего!  — прошипел он.  — Где девочка?
        Анаис распахнула глаза и почувствовала, что по ее щекам потекли слезы.
        — Да ведь она тут, милорд!  — запричитала она.  — Спит в своей крохотной кроватке! Я не разбудила ее. И прежде чем продолжить разговор, потяните на себя дверь, чтобы закрыть ее. Дети должны спать.
        Лицо Лезанна пошло красными пятнами, когда он прошел мимо нее.
        — Я имел в виду девочку-служанку,  — проскрипел он, закрывая дверь.
        — Я не знаю, сэр,  — прошептала Анаис.  — Я лишь бросила взгляд на бедную крошку, и она была совсем одна.
        — Зачем вам это понадобилось?  — спросил он требовательным тоном, и его глаза, как узкие щелочки, сверкнули в темноте.
        Анаис притворилась, что она измождена.
        — Как я сказала, я лишь хотела взглянуть на нее,  — всхлипнула она.  — Потому что эта малышка так напоминает мне мою дорогую Джейн, и я так боюсь… О Боже! Я так боюсь, что больше никогда не буду с ней.  — Ее последние слова заглушили рыдания, и Анаис снова прижала к лицу носовой платок.
        — Не понимаю, мадам, о чем вы говорите?
        Но Анаис теперь трясло.
        — О, милорд!  — прошептала она.  — Пообещайте ничего не говорить моему мужу!
        — Вашему мужу?  — Наконец Лезанн стал казаться скорее раздраженным, чем рассерженным.  — Какое отношение ко всему этому имеет ваш муж?
        — О, это так ужасно!  — слабеющим тоном сказала Анаис, вытирая глаза.  — Он не любит ее. Я даже думаю, что он вообще не хочет, чтобы она существовала. Я говорю о Джейн, милорд! Разве Шарлотта вам не объяснила? Мой отец устроил наш брак, не рассказав мужу о Джейн. И я спрашиваю вас — как можно меня в этом винить? Как можно винить в этом малышку Джейн? А вот вы, вы-то приняли малышку Жизетт и любите ее, как собственную дочь.
        — Жизель,  — машинально поправил Лезанн. В его голосе по-прежнему звучало подозрение.  — Ребенок, говорите? Сколько же ей лет, мадам Маклахлан? Ваша девочка, конечно же, не такая взрослая, как Жизель?
        Анаис почувствовала, как его взгляд скользит по ней, пытаясь определить ее возраст.
        — Нет, Джейн всего лишь четыре, милорд, но окрас ее волос так похож на Жизель.  — Здесь она сделала паузу, чтобы вытереть глаза.  — Или, возможно, из-за горя у меня разыгралась фантазия. Но, клянусь, Джеффри совсем по ней не скучает.
        Она почувствовала, что Лезанн начинает смягчаться.
        — Возможно, со временем он полюбит ребенка.
        — Может быть, но почему он не похож на вас?  — спросила Анаис.  — Вот вы такой хороший. Так добры к дорогой Шарлотте и ее маленькому ангелу. Да, сейчас вы были сердиты на меня, но вправе ли я обижаться? Вы любите Жизель. И беспокоитесь о ней.
        Если он и сердился на нее, то теперь весь его гнев прошел.
        Идеальный момент.
        Анаис бросилась к нему и упала в его объятия.
        — О, как же девочке повезло, что у нее есть вы, сэр!  — прошептала она, обвивая руками его шею.  — Какая бедная вдова не решила бы, что ей повезло, коль она может опереться на ваше широкое плечо?
        Лезанн скользнул рукой по ее спине, затем пренебрежительно похлопал между лопатками.
        — Мадам, вы чересчур добры ко мне,  — сказал он.
        Анаис отстранилась от него, предоставив ему возможность рассмотреть ее глубокое декольте.
        — О, ну что вы. Это говорит мое сердце матери.
        Возникло неловкое молчание. Виконт открыл рот, словно собираясь сказать что-то, но потом отчего-то передумал.
        Анаис промокнула платочком последние следы слез.
        — Надеюсь, теперь я выгляжу прилично,  — слабо улыбнулась она.  — Милорд, вы проводите меня?
        Лезанн предложил ей руку, и они спустились вниз по лестнице вместе.
        — Мадам Маклахлан, может быть, вам удастся объяснить Шарлотте, как ей повезло?  — предположил он, когда они оказались на нижней площадке лестницы.  — Я ведь беспокоюсь о ее благополучии. Я не вполне уверен, что она понимает, насколько тяжелой может быть жизнь одинокой вдовы.
        — Конечно, я скажу ей это.  — Затем Анаис притворилась огорченной.  — Ой, какая же я болтушка,  — прошептала она прямо перед дверями гостиной.  — Боюсь, что теперь из-за меня вы будете скверно думать о моем муже. Но я думаю, что он в общем-то неплохой человек.
        — Вы полагаете?  — Виконт приподнял бровь, и они вошли в комнату рука об руку.
        Фортепианная музыка постепенно увеличивала силу звучания. Джефф, который переворачивал страницы для Шарлотты, с негодованием уставился на Анаис. Она дала ему понять, что ее миссия завершена, а затем повернулась к Лезанну.
        — Дело в том, что я его едва знаю,  — тихо призналась Анаис, придвигаясь к нему так, чтобы у него была возможность заглянуть ей за корсаж.  — Брак был устроен, но как только я представила ему Джейн, он пошел пятнами, и я подумала, что он расторгнет сделку. И о чем только думал папа!
        — Даже представить себе такое не могу,  — сказал виконт, и его взгляд потеплел.  — Дети — это благословение свыше.
        — Именно так я всегда и говорю, сэр!  — жарко воскликнула Анаис.  — Теперь с этим уже ничего не поделаешь. Я обещаю больше никогда не смотреть на Жизетт — Жизель,  — если вы против этого.
        — Она очень ранима.  — Но внимание виконта, как заметила Анаис, было обращено не на ее лицо.  — У Жизели… проблемы с нервами. Боюсь, я должен…
        — Да?  — подтолкнула его Анаис.
        Виконт поднял взгляд.
        — Э-э, настаивать,  — закончил он.  — Боюсь, я не смогу выполнить вашу просьбу.
        — Ну что же, я понимаю.  — Анаис недвусмысленно улыбнулась ему.  — Но в качестве компенсации вы должны пообещать, что будете развлекать меня. Это отвлечет меня от моего плачевного положения.
        — В самом деле, мадам?  — Было заметно, что Лезанн обдумывает сказанное.  — Что вы имеете в виду?
        — О,  — она затаила дыхание,  — я даже не знаю. Может быть, вы расскажете мне нечто захватывающее — например, о своей жизни в Париже? Или что-нибудь о своих приключениях?
        — Приключениях?  — пробормотал он.
        Анаис наклонилась к нему.
        — Я уверена, милорд, что у такого изысканного джентльмена, как вы, было много приключений.
        — Да как вам сказать.  — На его губах заиграла улыбка.  — Одно или два.
        Она громко рассмеялась, и Джефф снова бросил на нее мрачный взгляд. Анаис проигнорировала это, напомнив себе о задачах, стоящих перед ней,  — как можно дольше не давать Лезанну давить на бедную Шарлотту своим предложением; убедить его в том, что она легкомысленна и безобидна настолько, что не способна представлять ни малейшей опасности. Если он станет доверять ей, у нее могут возникнуть отношения с малышкой Жизель, хотя это казалось маловероятным.
        А возможно — всего лишь возможно,  — она просто слишком сильно наслаждалась яростью Джеффа.
        Анаис не хотела даже задумываться об этом.
        Вместо этого она кивнула в сторону фортепиано.
        — Кажется, они наслаждаются обществом друг друга,  — сказала она с дразнящей улыбкой.  — Может быть, мы немного погуляем в вашем саду? Мне кажется, что темнота так… освежает. У вас же есть небольшой садик?  — Она знала от Пти, что сада не было.
        Лезанн посмотрел на нее так, словно она была лакомым кусочком.
        — Боюсь, мадам, что у нас нет сада,  — пробормотал он, указывая на очень маленький мягкий диванчик.  — Но почему бы нам не сесть вот здесь? Я расскажу вам о своих приключениях во время пребывания во французской армии.
        Анаис распахнула глаза.
        — Во французской армии?  — спросила она, потащив его к тому месту, на которое он указал.  — А в каком полку? О, скажите, что это был кавалерийский полк! Я всегда говорила, что для женщины нет ничего приятнее, чем поднять взгляд и увидеть красивого мужчину, сидящего на коне.
        На мгновение Анаис испугалась, что раскрыла свои карты слишком уж бесхитростно. Но как только Лезанн оправился от шока, его чувства стали еще более пылкими. Он усадил ее в кресло и какое-то время потчевал военными историями, в которых было очень мало от войны, но очень много самомнения и напыщенности.
        А также много смеха и интимных взглядов.
        Однако иногда виконт также поглядывал и на Шарлотту, словно оценивая ее реакцию на то, как его вкрадчивый шарм действует на кого-то еще.
        Но Шарлотта на них не смотрела, и к тому времени, когда длинная часть пьесы закончилась и Джефф смог, извинившись, отойти от фортепиано, Лезанн держал Анаис за руку и предлагал ей съездить на следующий день в деревню Ватерлоо, рядом с последней стоянкой Великой Армии.
        Анаис была готова держать пари, что они доехали бы не дальше гостиницы в предместьях Брюсселя.
        Но Джефф готов был биться об заклад, что они вообще никуда не поедут.
        — Боюсь, это не обсуждается,  — сказал он.  — Завтра я собираюсь сделать эскизы, которые мне заказали. Может быть, мы сможем съездить в Ватерлоо все вместе в другой раз.
        Анаис бросила на него сердитый взгляд.
        — Но я не нужна тебе во время эскизов,  — сказала она.  — А Шарлотте неинтересно все военное, не так ли, Шарлотта?
        Шарлотта подтвердила, что это так.
        — Но я хочу, чтобы ты поехала со мной,  — холодно сказал Джефф.  — Боюсь, я вынужден настаивать.
        Анаис выпятила нижнюю губу, а затем слегка прикусила ее, взмахнув ресницами.
        Лезанн отреагировал — его глаза снова потеплели. Но все это время он наблюдал краешком глаза и за Шарлоттой. И получал от этого какое-то противоестественное удовольствие, осознала Анаис. Ему не удалось заставить Шарлотту ревновать, но почему бы не предположить, что в его жизни наступят какие-нибудь приятные перемены?..
        Анаис была готова предложить ему это — или по крайней мере производила такое впечатление.
        — Становится холодно,  — сказал Джефф.  — Анаис, накинь шаль и пойдем, наверное, домой. Не стоит злоупотреблять терпением хозяев.
        Расцеловавшись на прощание, Анаис и Джефф перешли на противоположную сторону улицы Эскалье и зашли в свой дом. Она почувствовала, что Джефф излучает почти необузданный гнев.
        Ну и пусть, решила Анаис. Она поднялась по ступенькам и начала рыться в сумочке в поисках ключа. Джефф вытащил свой и вставил его в замок.
        — Даже и не надейся повторить подобный трюк снова,  — сказал он холодным голосом.
        — У нас была работа, которую мы должны были выполнить.  — Она протиснулась мимо него, когда он открыл дверь.  — И я делала свою часть. Старалась.
        Анаис вошла внутрь и бросила шаль на столик, стоящий в холле. Позади нее захлопнулась дверь. Потом все было как в тумане. Джефф поймал ее за плечо, заставив обернуться. Миг — и Анаис оказалась прижатой к двери.
        Его красивое лицо перекосилось.
        — Черт побери, Анаис,  — проскрежетал он,  — ты решила свести меня с ума?
        Она почувствовала, что ее глаза вспыхнули.
        — А разве это возможно? Я думала, что только соблюдаю правила игры.
        — Я расскажу тебе, что было со мной.  — Он перебил ее и слегка встряхнул.  — Я устал смотреть на то, как ты предлагаешь себя Лезанну. Я просил тебя не делать этого. Ты даже собиралась поехать с ним в экипаже?..
        — Джефф, он застукал меня в комнате Жизели,  — прошептала она.  — Я должна была что-то срочно придумать. Кроме того, я знала, что ты ни за что не отпустишь меня, и к тому же я не настолько глупа, чтобы поехать с ним. А теперь, пожалуйста, убери от меня свои руки.
        Он даже и не подумал это сделать. В слабом свете лампы она видела его глаза, которые были как никогда холодными и безжалостными. Всем своим телом он прижимал ее к дубовой двери. Она чувствовала запах, смесь возбуждения и желания, исходящего от его кожи, а также дразнящий ее ноздри аромат цитрусовых и табака, к которому примешивался пот.
        Она подняла глаза и поняла, что он хочет поцеловать ее. А еще, вот позор, она не собирается ему в этом отказывать.
        Слегка наклонив голову, она опустила ресницы и услышала, как он тихонько чертыхнулся.
        Наблюдая, как густые черные ресницы Анаис ложатся веером на щеки, Джефф почувствовал себя так, словно он падает все глубже и глубже. Внутри его по-прежнему сражались страх, отчаяние и желание. Запустив пальцы в ее мягкие волосы на затылке и скользнув языком глубоко в ее рот, он уговорил ее принять поцелуй.
        Анаис открылась ему, издав низкий, мягкий гортанный звук. Он смутно услышал, как одна из шпилек упала на пол. Джефф ослабил свои руки под ее бедрами и больше не удерживал ее. Он чувствовал, что не способен сделать это. Он нуждался в ней, ему было необходимо понять, что она принадлежит ему.
        Они обменивались поцелуями, словно ударами клинков, насмешливо дразня и немного опасно. Языки скользили как один теплый шелк вокруг другого. И когда казалось, что волнения страсти могут затопить его, Джефф оторвался и приник губами к ее горлу. Шепча ее имя, он покусывал, пробуя на вкус, а потом припал языком к сладкой точке ее учащенного пульса.
        — Анаис,  — пробормотал он, уткнувшись в ее кожу.  — О, любимая, слишком поздно.
        — Что ты хочешь сказать?
        — Мы не сможем спастись от того, что происходит между нами.
        Его плоть, давившая на мягкость ее живота, была тверда и настойчива. Казалось, что это другой человек — горячий и сумасшедший, а не холодный и рассудочный. Он жаждал эту женщину, хотел ее так, как никого и ничего в своей жизни. Наблюдать за ней сегодня — видеть, как Лезанн похотливо смотрит на нее,  — было невыносимо и сводило с ума. Ибо лишь безумец мог бы вынести это.
        Ткнувшись носом в изгиб ее шеи, он поднял руку выше и положил ее на мягкий шар ее груди. Анаис чуть не задохнулась. Джефф провел большим пальцем по вырезу платья, отделанного рюшами.
        Все, что произошло после этого, было сделано в порыве страсти.
        Все еще удерживая ее своим телом, он взял ее сосок в рот, глубоко втянул его, а затем начал скользить кончиком языка взад-вперед по его возбужденному пику. С мягким стоном она откинула голову назад.
        Безумие, да. Он грубо задрал ее юбки. Позже он не смог вспомнить момент, когда потерял самообладание. Им владела лишь одна потребность — потребность быть в ней. Тот факт, что постель была совсем рядом, что в любой момент на них могут натолкнуться слуги — ничто из этого не приходило на ум. Им владело лишь яростное, темное желание скорее войти и оказаться в ней. Предъявить на нее свои права. Пролить в нее свое семя.
        Он не спрашивал разрешения. Он нашел щель в ее панталонах. Коснувшись пальцами ее влажной плоти, он почувствовал, что все его тело дрожит.
        А потом он начал грубо проникать в нее, почти не понимая, как такое могло быть. О, он делал это прежде — быстрое совокупление украдкой в какой-нибудь подходящий момент с женщиной, которая понимала, что делает. Но в глубине сознания его жгла мысль, что это он делает с Анаис.
        С Анаис, которая заслуживает лучшего. С женщиной, из-за которой он потерял голову и лишился сердца.
        И все же он не мог остановиться.
        Он не был уверен в том, что Анаис хочет его.
        — Ах,  — вздохнула она.  — Да.
        Он держал ее, подложив руку под выпуклости ее ягодиц и прижав спиной к двери. Анаис обвила его одной ногой, нетерпеливо приподнявшись. В его руках она чувствовала себя перышком и так, словно она была частью его. Словно это было чем-то прекрасным, а вовсе не грубым, не быстротечным.
        Он приподнял ее еще и проник в ее тепло всем своим естеством. Она, влажная от желания, напряглась, инстинктивно сопротивляясь вторжению, и в этот момент он подумал, что может взорваться. Он проникал в нее снова и снова, пригвождая ее к двери, и с каждым его новым ударом дыхание Анаис становилось все быстрее.
        Ее ресницы были опущены, а рот чуть приоткрылся.
        — Да,  — прошептала она.  — Вот так, Джефф… о, не останавливайся…
        В пылу страсти она быстро достигла кульминационного момента. Джефф почувствовал, как все ее тело охватывает дрожь, и с восхищением смотрел, как ее голова откидывается назад к двери. Она вздрагивала и сжималась вокруг его плоти, а ее нога так сильно обвивала его бедро, как будто она пыталась вжаться в него.
        Он почувствовал приближение своего оргазма, продолжил удары, а затем его охватило такое наслаждение, словно разверзлись небеса, и он и душой и телом оказался в великолепном, восхитительном белом сиянии.
        Лишь спустя долгое время он услышал какой-то смутно знакомый звук — это было печальное тик-так, тик-так, тик-так высоких напольных часов, стоящих на верху лестницы.
        Глава шестнадцатая
        Воины-победители сначала побеждают, а потом идут на войну, в то время как побежденные воины сначала идут на войну, а затем пытаются победить.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        До Джеффа постепенно начало доходить понимание того, что он только что сделал. Господи, он взял ее в дверном проеме, словно она была дешевой шлюхой. И в его собственной передней, где в любое время на них мог натолкнуться слуга.
        Но в доме стояла тишина. Слуги легли спать, как он им и велел. Часы тикали, как всегда. Снаружи донеслось громыхание ночного экипажа по мостовой, пересекающего улицу Эскалье.
        Затем снова наступила тишина. Никто не был потревожен.
        Он осторожно опустил Анаис и почувствовал, как ее нога соскользнула с его бедра, а затем легко коснулась пола.
        — О,  — повторила она.
        Мягко поцеловав ее в последний раз, он опустил платье цвета морской волны, а потом нежно подхватил на руки. И лишь теперь заметил мягкое изделие у нее под коленкой.
        — Плюшевая собачка,  — прошептала она.  — Не потеряй ее. Поспешим. И будь осторожен.
        Да, она была права, не хватало, чтобы они скатились по ступенькам раздетыми и появились бы слуги, желающие узнать, из-за чего такой шум.
        Он бережно отнес ее в спальню. Прикрыв локтем дверь, посадил на край постели, где тускло горела лампа на прикроватном столике. Мягкий свет мерцал, оставляя половину ее прекрасного лица в тени.
        — Я собираюсь раздеть тебя, Анаис,  — прошептал он,  — затем уложить в постель и заняться с тобой любовью.
        — Ах.  — Она посмотрела на него глазами, все еще пресыщенными удовольствием, и на ее губах заиграла лукавая улыбка.  — А я могу высказаться по этому поводу?
        — Думаю, ты можешь сказать «нет».
        — И тогда ты?..
        Он провел пальцем вдоль края корсажа ее платья, глядя, как напрягаются ее соски.
        — Сумею убедить тебя иным способом,  — прохрипел он, опустив корсаж так, что стали видны кончики ее прекрасных грудей.  — Я начну?
        Она потянулась и положила руку на его щеку.
        — Джефф, я…
        — Не надо,  — сказал он, прервав ее поцелуем.  — Не надо терять то немногое время, что у нас осталось, любимая. Это — судьба, и мы сойдем с ума, пытаясь бороться с ней.
        Она почти застенчиво опустила ресницы, и он почувствовал ее дрожь.
        Ему хотелось, чтобы до того, как закончится ночь, она почувствовала гораздо большее, чем просто дрожь.
        Он опустил голову и провел кончиком языка вокруг ее сладкого, розового пика груди и с удовлетворением наблюдал за тем, как он твердеет. Он медленно облизал его, слегка покусывая, сопровождая это медленными круговыми движениями, а когда она издала хриплый вздох, он переключил свое внимание на другой сосок.
        — А ты — упорный,  — прошептала она таким мягким голосом, что он едва слышал ее.
        Он проложил путь поцелуями вверх от ее груди, а затем расстегнул все пуговицы. Платье Анаис было изысканным — такого же зеленого мерцающего оттенка, каким светятся отмели в Адриатическом море на закате,  — и когда оно соскользнуло вниз, он увидел, что подвязки были сделаны из шелка такого же цвета и отделаны изящным белым кружевом.
        Издав звук восхищения, он опустился на колени и начал скатывать их вниз, а затем спустил и шелковые чулки. Плюшевая игрушка опустилась по ноге и закатилась под постель.
        Она приподняла ресницы и застенчиво взглянула на него.
        — Никто никогда не раздевал меня так,  — прошептала она.
        — Я буду раздевать тебя так каждую ночь — ответил он, проведя рукой по внутренней стороне ее икры.
        Но это невозможно. Она ведь не была его женщиной и, похоже, никогда ею не будет.
        Понимание этого раздражало и дразнило его, как ничто другое. Казалось, что до Анаис его жизнь была лишь слабым подражанием страсти. Неопределенные чувства под видом любви, страсти и тоски.
        Ее чулки и подвязки были внизу, но он оставался на коленях, развязывая ленту ее панталон. Они сразу же соскользнули вниз и оказались на ее лодыжках. Джефф поцеловал ее бедро, а затем начал целовать, поднимаясь все выше и выше, погружаясь в ее завитки одним пальцем.
        — Ой!  — вскрикнула она тонким голосом.
        — Откройся для меня немного,  — проворчал он. Анаис схватилась за стойку кровати, словно это могло придать ей сил. Тогда он скользнул в ее тепло пальцами. Она закрыла глаза и начала издавать мягкие гортанные звуки.
        Он покрыл поцелуями выпуклость ее живота и снова подумал о темноте и тайне леса, а также о пока еще неизведанных темных глубинах Анаис. Она была такой чувственной. Это темное, сказочное существо. Так естественно эротичной, даже не постигнув различные способы.
        Он очень хотел обучать ее, соблазнять ее женскую природу, чтобы от его прикосновения она раскрывалась, как цветок, и смотреть на то, как Анаис превращается в прекрасную, сладострастную женщину, какой она и должна быть.
        Внезапно он нетерпеливо вскочил и начал быстро и небрежно сдирать с себя шейный платок.
        Она открыла глаза и отпустила стойку кровати. Ее пальцы сразу же нашли его горло.
        — Остановись,  — упрекнула она,  — подними подбородок.
        С легкой улыбкой он сделал то, что она велела.
        — У тебя надменный подбородок,  — сказала она, решив развязать узел.  — Ты это знаешь?
        Он ничего не ответил, и она освободила его шею от воротника. Она уронила его на пол, а затем сняла с его плеч пиджак. Ее умные, тонкие пальцы быстро расстегнули пуговицы на его жилете, который также приземлился на полу.
        Теперь он не мог отвести от нее глаз. Она все еще хотела его — и хотела так сильно, что не могла отказать ему,  — но при этом не выглядела счастливой.
        Он поклялся сделать ее счастливой.
        Он поклялся, что к восходу солнца для них не будет никакого пути назад.
        Он быстро стащил рубашку через голову и отбросил ее в сторону. Не отрывая от нее взгляда, он скинул ботинки и расстегнул единственную пуговицу, на которой держались брюки.
        Она положила теплые руки на его бедра и стянула с него шерстяное белье. Его мужское естество, свободное от одежды, уже затвердело. Анаис взяла его в руку и погладила. Прерывисто вздохнув и сразу же почувствовав, как у него напрягся живот, Джефф прикрыл глаза и удивился, возможно ли, что это произошло лишь от простого прикосновения женских пальцев.
        Возможно. Если эта была истинная женщина.
        Больше ждать он не мог. Обняв ее и поцеловав ее глубоким поцелуем, он упал с ней на кровать. Она расставила ноги, чтобы принять его.
        — Джефф, иди ко мне,  — прошептала она.
        Джефф послушался, но в этот раз он вошел в нее медленно. Однако она была еще напряженной. Он закрыл глаза, чувствуя, что его руки дрожат, и приказал себе сдержаться. На сей раз он хотел заниматься с ней любовью долго; любить ее до тех пор, пока ее дыхание не превратится в мягкие и сладкие вздохи в ночи.
        Анаис в ответ снова прошептала его имя, обвила его одной ногой и прижала к себе, впуская его в свою теплую, влажную щель. Он погрузился в ее женскую плоть как человек, принявший свою судьбу. Он прикрыл глаза и почувствовал себя так, словно он наконец-то оказался там, где ему и было место.
        Сколько раз, занимаясь любовью с женщиной, он покидал ее постель еще более потерянным и опустошенным… Но не на сей раз. Не с этой женщиной. Была лишь тоска, более сильная и душераздирающая. Джефф закрыл глаза и начал двигаться в ней взад и вперед. Анаис взяла в руки его лицо и, поцеловав его долгим и страстным поцелуем, приподнялась к нему навстречу, чтобы встретить его каждый удар.
        Она была его.
        И он был ее.
        Чем скорее они признают эту истину, тем будет лучше.
        Она была так прекрасна, его лесная нимфа. В прохладной неподвижности комнаты он погружался в нее, упиваясь этим движением. Он проникал и толкал, соответствуя ее темпу и ее вздохам, пока весь не покрылся потом. И тем не менее этого было недостаточно.
        Этого никогда не будет достаточно. О, он бы скользнул в Анаис как можно глубже и в последний подходящий момент пролил бы свое семя во время безжалостных атак в ее чрево. Но он слишком быстро понял, что она ему нужна гораздо больше, чем просто для того, чтобы испытывать оргазм.
        В этот момент Анаис обвила ногу вокруг его талии и тяжело сглотнула. Ее волосы покрывали постель восхитительной шелковистой волной. Свет от лампы переместился и танцевал на ее наготе, согревая ее кожу. Она со вздохом откинулась на мягкую подушку, и ее лицо напряглось в ожидании изысканного наслаждения.
        Положив руки под пышные выпуклости ее ягодиц, Джефф слегка приподнял ее, а затем погладил чуть выше, ища сладкое жаждущее место.
        Он нашел его. И нашел ее, связав себя с ней душой и телом. Она выгнулась навстречу к нему, тело напряглось, как туго натянутая струна, глаза широко распахнулись, а ногти царапали его спину. А затем она задрожала и начала биться в конвульсиях, выкрикивая его имя.
        Так он заявлял свои права на нее. Заявлял самым чувственным и диким способом в тот момент, когда ее женская плоть пульсировала вокруг него. Из его горла вырвался торжествующий, почти дикий звук, идущий словно из глубины груди.
        Схватив в кулак ее волосы, Джефф удерживал Анаис, продолжая проникать в нее, а затем, все еще раскачиваясь внутри ее, укусил мягкую плоть ее горла. Когда он достиг оргазма, это было как взрыв раскаленного добела удовольствия. Его яички трепетали, а руки дрожали. Затем с глухим стоном он отбросил голову назад и проник внутрь ее еще один последний раз.
        Он упал на Анаис и забылся в аромате секса, розовой воды и пота. Она обняла его, и он, нежно прижавшись губами к ее горлу, прошептал ее имя, зная, что потерялся в ней навсегда.
        Джефф очнулся, услышав, что часы на лестничной площадке пробили два. Он почувствовал, что голова Анаис все еще покоится на его плече, как это было, когда он погрузился в сладкую негу, которая неизбежно следует за чувственным блаженством.
        Повернув голову на подушке, он скосил глаза и обнаружил, что Анаис смотрит на него немигающим взглядом честных, широко распахнутых глаз.
        Он поцеловал ее в кончик носа.
        — Мы забыли потушить лампу,  — пробормотал он.
        — Ох, мы о многом забыли.  — Улыбка Анаис вышла немного натянутой.  — Но я люблю свет, и мне нравится смотреть на тебя.
        Теперь улыбнулся он:
        — Правда?
        Она опустила ресницы, повернулась к нему и провела кончиком языка вокруг его соска, отчего у него перехватило дыхание.
        — О да,  — прошептала она.  — Твое лицо, конечно, прекрасно, но эта грудь — ах, она великолепна. Я уверена, что ты сам знаешь это.
        Он ухмыльнулся.
        — Ты продолжаешь говорить такие вещи,  — ответил он,  — словно в действительности ожидаешь от меня самого худшего.
        Она плюхнулась обратно на его руку, устроившись на постели, и ее груди, похожие на спелые круглые персики, четко вырисовывались в свете лампы.
        — О, Джефф, давай не будем спорить,  — сказала она, снова повернувшись к нему и прижавшись лбом к его ребрам.  — Давай просто наслаждаться тем, что есть.
        В ответ на это он провел пальцем по ее щеке.
        — То, что есть,  — тихо сказал он.  — Это — серьезно.
        У нее расширились глаза.
        — Серьезно?  — эхом отозвалась она.  — Скажи мне, Джефф, а насколько это серьезно? Мои чувства и планы не в счет. Потому что мне дали понять, что ты ухаживаешь за кем-то другим.
        В этот момент он почувствовал раздражение.
        — Черт побери, то, за кем я ухаживаю, касается только меня,  — сказал он.  — И если какой-то болтун — скажем, мой старый приятель Лейзонби — что-то рассказал тебе, то еще немного, и я разберусь с ним.
        Она отвернула голову.
        — Ты не должен винить Лейзонби.
        — Тогда кого же?
        — Не имеет значения,  — прошептала она.  — Просто я помню то, что ты сказал тогда в книгохранилище Общества Сент-Джеймс.
        Джефф прикусил язык, пытаясь вспомнить все, что они обсуждали в тот день. Видимо, он молчал слишком долго.
        Анаис взглянула на него.
        — Джефф, я еще раз тебя спрашиваю — ты ухаживаешь за кем-нибудь еще?  — спросила она.  — И пожалуйста, подумай, прежде чем ответить.
        Он почувствовал прилив разочарования — и немалую досаду.
        — Ну, в общем, да,  — признался он.
        — Для леди, о которой идет речь, это слишком расплывчатый ответ,  — заметила она.
        Джефф почувствовал, что краснеет, как нашкодивший школьник.
        — Как только мы вернемся, я принесу леди свои извинения,  — пообещал он.  — Ей сразу же станет легче.
        Но глаза Анаис были печальными.
        — Ты не можешь быть в этом уверен,  — сказала она, приблизив к нему голову и закинув на него ногу.  — Джефф, давай это будет нашей тайной. Я не могу допустить, чтобы пострадал кто-нибудь еще. И, знаешь, этот жар между нами перегорит. Нам предназначено идти разными путями.
        Он почувствовал, что глубоко в горле у него возник ком.
        — И ты сможешь вот так легко полюбить другого, Анаис?  — прохрипел он.
        — Я не знаю,  — сказала она.  — Знаю лишь, что обещала своей… своей семье, что выйду замуж за одного из людей, предсказанного мне прабабушкой. И если я когда-нибудь найду подходящего человека, то выйду за него.
        — Тебе уже двадцать один, Анаис,  — мягко напомнил он.  — Ты провела много времени в Тоскане. И до сих пор так и не нашла своего возлюбленного из мечты.
        — Спасибо Джефф, что напомнил мне, как основательно я засиделась в девицах,  — сказала она, хотя в ее голосе было немного горечи.  — Но речь не обо мне. Это ты оставил в Лондоне раскаленное железо на наковальне. Я была и тем, и другим и знаю, что это ранит. Тебе надо позаботиться о том, чтобы тот, кто не заслуживает этого, не сгорел.
        Он понял, что она права. Он задумался об этом и не сказал ни слова. Но в душе он проклял свое нетерпение в тот день в Храме. Он был рассержен на Рэнса и испытывал жалость к леди Анише. Он сам ввязался в это. Он сделал то, чего не сделал Рэнс,  — и теперь сожалел об этом.
        Однако Анаис заговорила снова.
        — Между прочим, мне уже двадцать два,  — сказала она неестественно веселым голосом.  — На прошлой неделе был мой день рождения.
        — Как и мой,  — спокойно сказал он.  — Полагаю, это были близкие даты, не так ли? И ты не засиделась, любимая. Ты в самом расцвете.
        — Хмм,  — фыркнула Анаис.
        Он сделал паузу и провел кончиком пальца по ее бедру, прямо по красивой татуировке, которая отметила ее судьбу так же, как и его знак.
        — Я не поверил Лейзонби, когда он сказал, что ты носишь метку,  — пробормотал он.  — Я не мог представить, что есть семья, которая может так отметить женщину. Но он уверял меня, что видел ее.
        — Он солгал,  — категорически заявила Анаис.
        Джефф уставился на нее.
        — Что?  — недоверчиво спросила она.  — Неужели ты думаешь, что я показала свою голую задницу Лейзонби?
        — А это не так?
        Она расслабилась, опустила голову ему на грудь и почти покровительственно положила руку ему на сердце.
        — Ну хорошо, полагаю я бы сделала это, если бы это было необходимо,  — задумчиво сказала она.  — В конце концов, за свою распутную жизнь он видел немало голых попок.
        — О, несомненно,  — угрюмо согласился Джефф.
        — Он тоже не мог до конца поверить в то, что у меня есть эта метка,  — призналась Анаис.  — И я предложила ему прислать одну из его служанок. Он попросил взглянуть на мою наготу свою экономку — огромную бой-бабу с таким жутким акцентом, что им можно было заколачивать гвозди,  — и она взглянула и сразу же поняла, что это такое.
        — Ага.  — Джефф почувствовал странное облегчение, услышав это.
        И все же она сказала, что показала бы татуировку Лейзонби, если бы это было необходимо. Он понимал, что Анаис верна долгу, и уважал ее за это. Но в данный момент эта черта ее характера выводила его из себя. Она была сильной; кем бы он ни был, он столкнулся с серьезным противником. Джефф расслабил руку и притянул Анаис к себе.
        — Может быть, расскажешь о нем, любимая?  — пробормотал он.
        Анаис слегка напряглась в его объятиях.
        — Я думала, что ты не можешь читать меня.
        — Я этого и не говорил,  — ответил он.  — В этом нет необходимости. Я знаю, что тебе нравился твой любовник, Анаис. А еще я знаю, что ты не заслуживаешь разочарования.
        Она рассмеялась.
        — О, Джефф, после того, что я испытала, думаю, слово «разочарование» исчезло из моего лексикона. И я не хочу говорить о нем. Он не стоит того, чтобы тратить на него то недолгое время, которое нам осталось провести вместе.
        Ну вот, опять. Эта фраза, которую он уже почти ненавидел.
        Джефф чувствовал, как его дни с Анаис проносятся мимо, и он очень хотел притянуть их к себе и держать в узде, словно они были упряжкой лошадей, которой можно каким-то образом управлять. Но это подвергло бы опасности Шарлотту и Жизель и поставило бы под угрозу их миссию.
        — И все же ты когда-то любила его,  — сказал он скорее себе, чем ей.  — Он был мужчиной, которому ты поверила.
        И я… я непонятно почему жутко ревную.
        В течение долгого времени она молча лежала в его объятиях, и он подумал, что скорее всего она промолчит. Затем она вздохнула.
        — Он был моим флорентийским мастером фехтования,  — наконец сказала она.  — Человек, которого Витторио нанял, чтобы обучать меня.
        Джефф почувствовал, что у него сжалось сердце.
        — Господи!  — воскликнул он.  — Сколько же тебе было лет?
        — Семнадцать,  — сказала она.  — И я не была наивной, Джефф. Я должна была понять, что он собой представляет. Но что я могу сказать? Рафаэль знал, как заставить своего противника потерять бдительность и разоружить.
        И все же семнадцать — очень юный возраст, или это так казалось ему.
        — И он соблазнил тебя?
        — Так уж вышло,  — ответила она.  — Он сказал, что любит меня, не может без меня жить и хочет на мне жениться. Спустя несколько недель он просто покорил меня своими взглядами и очарованием.
        — Лживый подлец,  — проворчал он себе под нос. Теперь она погрузилась в воспоминания.
        — Подлец, да,  — сказала она.  — Но знаешь, я не думаю, что он был таким уж лгуном. Став старше и оглядываясь назад, я думаю… я думаю, что он действительно так считал. Он любил меня настолько сильно, насколько мужчина, любящий только себя, способен полюбить.
        — И ты отчаянно влюбилась в него?
        — О да,  — прошептала она.  — И так мелодраматично и душераздирающе, как бывает только тогда, когда молоденькая девушка влюбляется впервые. Но думая об этом сейчас, я понимаю, что на самом деле была влюблена лишь в свое представление о нем.
        — Это была неудачная партия?  — спросил он.  — Твоя семья была против?
        Она снова заколебалась.
        — Сначала моя семья ничего не знала,  — наконец сказала она.  — Как и Витторио. Рафаэль сказал, что мы должны держать это в тайне, пока я не стану старше. Иначе Витторио будет плохо думать о нем, потому что предполагалось, что он прибыл в Сан-Джиминьяно, чтобы обучать меня, а не соблазнять.
        — И ты согласилась?
        Она кивнула, и ее волосы шевельнулись на подушке.
        — Я была дурой,  — сказала она.  — И обожала его. Он был старше — ему было целых двадцать четыре года!  — и мудрее, как мне казалось. Я считала себя самой счастливой женщиной на свете, потому что такой красивый мужчина собирался жениться на мне…
        — Тише, Анаис, тише!  — скомандовал Джефф.  — Ему повезло, что у него была ты, и если он потерял тебя, то, полагаю, он этого заслужил.
        Однако, похоже, Анаис совсем ушла в свои воспоминания.
        — Да, я думала, что такого, как он, больше нет на свете. Он был таким отважным. Таким остроумным и очаровательным. А видеть его с клинком…  — Здесь она сделала типичный итальянский жест, приложив пальцы к губам.  — Это все равно, что наслаждаться поэзией. Так что я позволила себе влюбиться в него. Но эта мечта все время казалась мне очень хрупкой. И в конечном счете я поняла почему.
        По непонятной причине в его сердце проник холод.
        — Почему?
        Анаис закрыла глаза и с трудом сглотнула.
        — Потому что он не мог жениться на мне.  — Она горько усмехнулась.  — У него уже была жена,  — прошептала она.  — Он был женат чуть меньше года. Брак по договоренности. Витторио не знал, а Рафаэль — он решил, что лучше не упоминать об этом.
        Рука Джеффа опять сжалась в кулак.
        — Вот ублюдок!
        Анаис снова рассмеялась.
        — Именно так и назвал его Витторио,  — сказала она.  — Так и еще несколькими, гораздо худшими словами. Рафаэль был из семьи, которая была связана с Братством в Тоскане долгое время. Это были люди, которым Витторио доверял свою жизнь — и доверил меня.
        — О Господи!  — прошептал Джефф.  — И как же Витторио поступил?
        Анаис посмотрела на него с изумлением.
        — Как поступил?  — эхом отозвалась она.  — Он был тосканцем. Он был Витторио. Он вытащил свою любимую рапиру и изуродовал его лицо.
        — О Господи!  — повторил Джефф.
        — Да, скажем так, когда жена Рафаэля получила его назад, он не был так же прекрасен, как когда покидал ее.
        Ужас этого вызывал у Джеффа отвращение. Женатый мужчина.
        И красивый безжалостный ловелас тайно предавал другую женщину…
        Это была гнусность, которая вызвала отвращение у Анаис. Конечно, так оно и есть.
        Но он не был Рафаэлем. Он не был ни женат, ни даже помолвлен. Он просто попросил свою мать с почтением относиться к одной леди.
        Что в его мире было почти равносильно предложению руки и сердца.
        Он не собирался предлагать леди Анише Стаффорд вступить с ним в брак. Не теперь. Не при данных обстоятельствах.
        Но она все еще оставалась близким другом — и прекрасной, хорошо воспитанной леди, изысканная красота которой была принята лондонским обществом, хотя ее кожа была недостаточно бледной, а кровь не совсем английской. Она не заслуживает того, чтобы он причинил ей боль.
        Анаис права. Он оставил раскаленное железо на наковальне. Очень сильно раскаленное.
        Внезапно Джеффу стало ясно, что он должен сделать для общей пользы. Он решил, что ему необходимо объяснить леди Анише, в каком ужасном положении он оказался, но не письменно, а лично. Написать об этом матери просто недостаточно. И Рутвейн, который сейчас плывет в Калькутту на корабле Ост-Индской компании, вероятно, получит его письмо лишь через несколько месяцев.
        Он громко вздохнул и устроился на локте, чтобы лучше видеть ее.
        — Я все исправлю, Анаис,  — спокойно сказал он.  — Я имею в виду мою ситуацию. Леди — всего лишь мой друг, и мы оба желаем счастья друг другу. Никто из нас не сходит с ума от любви. Если что, это был бы брак по взаимному расчету.
        Анаис снова покачала головой.
        — Так может сказать мужчина, а может быть, даже и считать,  — прошептала она.  — Пожалуйста, не говори больше ничего. Я не хочу быть причиной вашей разлуки…
        — Тише, тише,  — прервал он, положив палец на ее рот.  — Ты — не причина.
        Но она лишь сжала губы, выглядя при этом очень печальной.
        — Анаис, любимая, я не Рафаэль.  — Он потянулся и заправил за ухо выбившуюся прядь.  — И Рафаэля больше нет. Он остался в твоем прошлом. Практически умер и погребен.
        Она хмыкнула.
        — О, это едва ли,  — сказала она.  — Нет, Рафаэль — настойчивый. Он мечтал только о смерти Витторио и наверняка теперь думает, что наконец-то оказался в безопасности.
        — Да, ты говорила, что видела его на погребальной мессе,  — припомнил Джефф.
        — Не только тогда.  — Ее взгляд уставился куда-то в глубь комнаты.  — Он приезжал на виллу Витторио. Незадолго до похорон.
        — Довольно смелый ублюдок,  — проскрипел Джефф.
        И что он хотел?
        — Возобновить отношения,  — горько сказала Анаис. Наши отношения, вот и все. Он не получил этого. Рафаэль не из тех мужчин, кто в состоянии принять то, что он не может изменить, а он не смог заставить меня передумать.
        — Он что, решил, что вот так запросто продолжит с того места, где вы остановились?  — оскорбившись, спросил Джефф.  — Он полагал, что ты с радостью будешь с ним прелюбодействовать?
        Она снова затихла, а затем на ее лице возникла бесчувственная маска.
        — Она умерла,  — наконец сдержанно прошептала Анаис.  — Жена Рафаэля. Она умерла. Во время родов, сразу после того, как Витторио отправил его назад во Флоренцию с поджатым хвостом. И после смерти Витторио он подумал…
        Джефф не знал, что и сказать.
        — О Господи!  — смог выдавить он.
        Анаис посмотрела на него с мольбой в глазах.
        — Видишь, как хорошо знал меня Рафаэль,  — прошептала она.  — Он предположил… я не знаю, что он предположил. Что все это время я чувствовала себя несчастной? Что я ждала своего часа? Я скорее облила бы его маслом и подожгла. Но он не знал этого — потому что, по правде говоря, несмотря на все эти красивые разговоры, на самом деле Рафаэль вообще меня не знал.
        — Да,  — твердо заявил Джефф,  — он тебя совсем не знал. Иначе он бы понимал, что нельзя, причинив тебе страдания, вернуться и требовать что-то еще.
        Анаис слабо рассмеялась. А затем поразила его тем, что потянула его вниз и поцеловала, взяв в ладони его лицо.
        — Хмм,  — сказал Джефф, когда они оторвались друг от друга спустя какое-то время.
        Но Анаис все еще держала его лицо в своих руках.
        — Займись со мной любовью еще раз,  — прошептала она, глядя на него умоляющими глазами.  — Думаю, еще один раз ничего не изменит. Я больше не хочу говорить о Рафаэле или о прошлом — и даже о будущем. Просто займись со мной любовью и дай мне что-нибудь реальное и настоящее. То, о чем я буду вспоминать, когда пройдет ночь.
        И он сделал это. Он занимался с ней любовью с такой приятной и точной медлительностью, словно поставил целью использовать свой каждый навык, все свои мужские хитрости, короче, сделать все, что было в его силах, чтобы убедиться в том, что она так же страстно хочет его, как он ее.
        А это было именно так. Она была нужна ему, и он испытывал ужасную боль в сердце и тоску в душе и уже начал бояться, что без Анаис его будущее превратится в бесконечный, ничем не примечательный пейзаж, в нечто такое, что никогда не будет реальным. Никогда не будет настоящим.
        Но даже когда он проникал в нее с этими сладкими мужскими ударами, то чувствовал, что она опять поднимается к нему, как луна и звезды, стремящиеся на небеса. Джефф знал, что Анаис утаивает от него маленький кусочек своего сердца. Как и то, что это был последний раз, когда они занимаются любовью, а следующий раз будет очень не скоро.
        Он лишь надеялся, что это расставание будет не навсегда.
        Какое-то время он подремал в ее объятиях, но, несмотря на наслаждение и апатию, которые охватили все его тело, Джефф не отдыхал. Он чувствовал, что пришло время покинуть Брюссель. Он очень хотел доставить Шарлотту и ее дочь в Англию и передать их под бдительный присмотр Братства, вернуться домой, исправить свою жизнь и добиваться благосклонности Анаис.
        Сегодня вечером у Лезанна он почувствовал зло и ощутил темное чувство, которое охватило его в доме. Его источником не была злоба, возникшая у Лезанна во время поиска Анаис, а что-то более глубокое и гораздо зловещее.
        Пытаясь провалиться в сон во второй раз, он прижался к Анаис и окунулся в ее экзотический аромат, но напрасно. Он наклонил голову и слегка ткнулся в нее носом. Она издала мягкий, счастливый звук и вжалась в подушку. Он пропустил сквозь пальцы мягкие шелковистые волосы на ее виске и подумал, что это доставляет ему такое удовольствие, что он никогда от него не устанет.
        Нет никакого смысла, решил он, в том, чтобы ворочаться здесь и тревожить и ее сон, и ее жизнь. Пришло время приступать к осуществлению того, что должно быть сделано.
        Он очень осторожно отстранился от нее, перекатился и сел на край постели. В один миг собрал свою одежду, разбросанную по комнате. И когда он наклонился, чтобы поднять брюки, увидел маленькую плюшевую собачку Жизель Моро.
        Он поднял ее и тихо выскользнул из комнаты.
        Глава семнадцатая
        Будьте предельно тонкими, вплоть до бестелесности. Будьте абсолютно непостижимыми, даже на грани безмолвия.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Анаис вытащила себя из черных глубин сна навстречу слабому лунному свету, который просочился в комнату. Она подняла руку, чтобы загородиться от него, и поняла, что дрожит от холода. Краешком сознания она уловила присутствие чего-то очень тяжелого — вроде ощущения обреченности или даже кошмара.
        Еще полусонная, она решила, что если повернется, то уткнется лицом в грудь Джеффа, ощутит его аромат и вызовет в памяти воспоминание о его руках, скользящих по ней, его губах, дразнящих и соблазнительных. Но даже то, что они пережили вместе, не помогло ей отделаться от мрачных предчувствий. А холод в спине подсказал ей, что Джефф давно покинул ее постель.
        Приподнявшись на локте, она оглядела комнату. Она лежала обнаженная на простыне, внешние занавески на окнах не были опущены. Ее вечернее платье и нижнее белье все еще валялись на ковре, словно белые и цвета морской волны пятна в сумраке. Одежда Джеффа исчезла.
        Анаис провела рукой по голове и попыталась вспомнить, из-за чего она проснулась.
        Звук. Ее разбудил звук.
        Вскочив и накинув халат, который Клер оставила на стуле, Анаис схватила нож, который всегда держала под подушкой, а затем пошла на цыпочках в гардеробную. Она уже окончательно проснулась, и теперь все ее чувства были настороже.
        Вот. Она снова услышала его. Тонкий, почти жалобный звук. И это был звук, несвойственный человеку, а скорее похожий на поток подземной реки. Она вошла в комнату Джеффа, не постучав.
        Обернув простыни вокруг узкой талии, он сидел на постели, вытянувшись в струнку, и в бледным лунном свете казался охваченным жутким белым свечением. Несмотря на холод, оба окна были широко распахнуты. Она опять услышала звук, похожий на шорох ветра, но все ее внимание было сосредоточено на Джеффе.
        — Джефф…  — Анаис быстро пересекла комнату, положив нож в карман.
        Он вытянул руку вперед.
        — Стой!  — проскрежетал он.
        Но она остановилась, лишь когда подошла к постели.
        — Что с тобой?  — прошептала она.
        — Вода,  — пробормотал он, смотря не на нее, а куда-то в глубь комнаты.  — Вода. Ты ее видишь?
        Он грезил, у него было видение.
        Она села на постель, подложив под себя ногу.
        — Джефф, проснись,  — сказала она, потянувшись к нему.  — Здесь нет воды. Это просто страшный сон.
        — Тихо,  — прошептал он, все еще указывая на что-то рукой.  — Вот. Ты видишь воду?
        Ей показалось, что по комнате пронесся слабый ветерок, и занавески заколыхались. Она коснулась его щеки, пытаясь разбудить его.
        — Джефф, здесь нет никакой воды.
        — Темнота,  — прохрипел он.  — Песок. Он в ее ботинках. Она чувствует его.  — В этот момент он схватил Анаис за руку и потащил ее к себе так легко, словно она была невесомой.  — О Господи, почему она не видит?
        Она неуклюже опустилась на его колени.
        — Видит что?
        — Яркая луна,  — сказал он, сжимая руку так сильно, что на ней появился синяк.  — Спокойные волны. Она не может… не может…
        Анаис положила руку на его щеку. Он дрожал, словно от холода, но казалось, что его лихорадит.
        — Джефф, о ком ты говоришь?
        — Слишком поздно,  — смог он выдавить, задыхаясь от волнения.  — Слишком темно. Скажи ему, что слишком темно.
        Анаис, страшно испугавшись, взяла в руки лицо Джеффа и повернула его в сторону белого лунного света.
        Позже она так и не смогла сказать, в какой момент осознала, что холод в комнате был не просто холодом и что Джефф не спал, а скорее отсутствовал, по крайней мере, частично. Его волчьи глаза жгли ее и казались настолько дикими, что она не могла и представить, что такое возможно. Несмотря на мрак, его зрачки были похожи на крошечные осколки оникса, блестящие и многогранные.
        Словно он что-то видел глазами другого человека.
        И это было именно так, осознала она. О Боже, это было именно так.
        — Джефф…  — сказала она слабым голосом.  — Вернись. Пожалуйста.
        Внезапно вокруг них ирреальным, непредсказуемым вихрем закружил воздух. Занавески, на которые он набросился, поднялись и начали плавать. Раздался низкий звук, похожий на завывания ветра в далеком туннеле, за которым последовал громкий хлопок. Анаис оглянулась и увидела, что книгу «Искусство войны» сдуло со стола. Она лежала на полу, и ее страницы колосились взад и вперед как рожь на ветру. Затем вверх поднялись бумаги из его походной конторки и начали носиться по комнате, как бумажный циклон.
        Анаис сидела, озираясь вокруг, и локоны хлестали ее по лицу.
        — Джефф, что происходит?  — вскрикнула она, вцепившись в него.
        Он сжал ее руку еще сильнее, если такое вообще было возможно.
        — Она собирается умереть,  — прошептал он.  — Она готова умереть. Он толкает ее. Держит ее под водой. Убивает ее.
        — Кого?  — закричала она.  — Шарлотту? Ради Бога, кого?
        — Шарлотту,  — пробормотал он.  — Бедная Шарлотта. Она не видела…
        Затем Анаис почувствовала, что его хватка ослабла. Джефф прислонился к спинке кровати, его грудь тяжело поднималась, как кузнечные мехи, и Анаис упала на него.
        На мгновение ей показалось, что время остановилось. Как если бы никто не дышал. Затем шум отступил, словно уходящий поезд. В комнате наступила мертвая тишина. Занавески упали на подоконник. Бумажный циклон успокоился, и весь пол был покрыт листками бумаги, как засохшими листьями.
        — Слава Богу!  — прошептала она, уткнувшись лбом в его плечо.
        — Анаис…  — Ее имя прозвучало очень тихо.
        — Джефф?  — смогла вымолвить она.  — Ты… здесь?
        Казалось, он молчал целую вечность. Но она почувствовала, что он медленно приходит в себя. Затем его дыхание стало более резким, его сильные руки обняли ее, и она поняла, что он вернулся в настоящее.
        Она вцепилась в него, уткнувшись носом в его шею, все еще напуганная и дрожащая внутри.
        Когда он заговорил, слова как будто с трудом выходили из него.
        — Анаис, это произойдет скоро,  — сказал он, все еще задыхаясь.  — У нас нет времени.
        Анаис пошевелилась, и он отпустил ее. Его глаза стали вновь обычными, его собственными, но были полны печали.
        — С тобой все в порядке?  — шепнула она, вглядываясь в его лицо.
        Его дыхание успокоилось.
        — Да,  — наконец сказал он.  — Да, теперь все хорошо. Прядь его длинных волос упала на один глаз, и Анаис нежно заправила ее назад.
        — Что произошло?  — прошептала она.  — Ты можешь мне рассказать? Можешь объяснить это?
        Он покачал головой и закрыл ладонями глаза.
        — Не совсем,  — сказал он хриплым голосом.  — Я просто… просто пытался увидеть. Мне жаль. Я напугал тебя?
        — Нисколько,  — солгала Анаис.  — И ты не пытался увидеть. Ты действительно видел. Что-то. Воду. Песок. Ты это помнишь?
        Он опустил руки, словно покорившись.
        — О да,  — прошептал он.  — Я нашел игрушку Жизели. И носовой платок. Письмо, которое прислал Дюпон. Я использовал все это, чтобы попытаться открыть дверь.
        Анаис обвела глазами беспорядок, царивший в комнате.
        — Выглядит так, как будто это сработало.
        Он снова покачал головой.
        — Не сразу,  — тихо ответил он.  — Но ты видишь, каково это. Словно… словно я теряю разум. Я ненавижу это состояние. Оно пугает людей.
        Анаис подумала, что это было чем-то гораздо большим.
        — Это не напугало меня,  — возразила она.
        Он резко и раздраженно рассмеялся.
        — Когда я был подростком и у меня начались приступы, я скрывал это от матери,  — сказал он.  — Она была напугана. Врачи… они сказали ей, что у меня расстройство психики. И что в конечном счете ей придется избавиться от меня.
        — О Господи!  — сказала Анаис.  — Она, конечно, их не послушала?
        Какое-то время он молчал.
        — Нет, она отдала меня даме, которая не была врачом,  — наконец ответил он.  — Она была… что-то вроде гувернантки, которая обучалась в Вене и работала с детьми, которые считались умственно неполноценными. Сумасшедшими.
        Она прижала палец к его губам.
        — Перестань произносить это слово.
        Джефф смотрел на нее какое-то время, и сейчас его взгляд был спокойным, как открытое в штиль море.
        — Твоя мать,  — тихо сказал он.  — Сазерленд сказал, что она сестра графа Трейхерна.
        Анаис опустила руку.
        — Да,  — пробормотала она.  — И что?
        Он отвел взгляд.
        — Это была его жена,  — сказал он.  — Она была гувернанткой.
        — Тетя Элен?  — Анаис была поражена.  — Но… но они женаты целую вечность.
        — Мать не знала, что они женаты,  — объяснил он.  — Она хотела перекупить ее у графа. Предложить ей больше денег. Мама была в отчаянии, ты должна понять. Она верила, что или так, или психиатрическая больница.
        Анаис рассмеялась.
        — Как бы я хотела быть мухой на стене во время этой беседы,  — сказала она.  — Но Элен действительно обладает даром общаться с детьми и редким здравым смыслом.
        — Как раз последнее и спасло меня,  — заметил Джефф. Она сказала моей матери, что я абсолютно здоров и должен жить своей жизнью. И посоветовала меньше слушать врачей.
        Какое-то воспоминание шевельнулось в памяти Анаис.
        — А затем ты нашел своего наставника,  — сказала она.  — В Шотландии, да?
        Его улыбка была задумчивой.
        — Это очень длинная история,  — сказал он.  — Возможно, я расскажу ее как-нибудь в другую ночь.
        Но Анаис не была уверена в том, что впереди у них много ночей.
        Она постаралась не думать об этом.
        — У тебя есть Дар,  — сказала она.  — И самое главное, что ты научился справляться с ним.
        — Да, когда мне это нужно,  — попытался улыбнуться он, но выражение его лица было мрачным.  — А потом это все равно, что звать на помощь дьявола. Но дьявол не сможет помочь Шарлотте Моро, не так ли?
        Она снова провела рукой по его волосам.
        — Расскажи мне,  — подтолкнула она.  — Расскажи мне, что именно произошло этой ночью. Ты взял игрушку и другие вещи. А потом?
        — Ничего не появилось,  — сказал он.  — Ничего, кроме ужасной темноты. Анаис, с тех пор как мы здесь, она часто посещает меня. Но ничего не появилось, и я попытался заснуть. Иногда это происходит, как только сознание начинает ускользать…
        — И ты провалился в этот странный небольшой зазор между сном и бодрствованием, правильно?  — пробормотала она.  — Полагаю, так в той или иной степени чувствуют все. Но для тебя это знакомо — ты сам знаешь, что при этом происходит. А теперь ты в порядке?
        — Я-то в порядке, а вот Шарлотта — нет,  — ответил он, снова сжав ее руки.  — Анаис, вспомни. Когда, по ее словам, они отправляются на отдых?
        — Послезавтра,  — быстро ответила она.  — А что?
        Джефф закрыл глаза.
        — Лезанн собирается утопить ее,  — прошептал он.  — Он хочет завлечь ее на прогулку вдоль моря при лунном свете и в последний раз умолять ее принять его предложение.
        Анаис подскочила.
        — О, Джефф. Нет!
        — Но она… она откажет ему,  — продолжил он.  — И он знает это. И потому подготовился. Именно поэтому он увозит ее. Подальше от дома и слуг. Ее священника. Возможно, даже от тебя.
        — О Боже, все произойдет так просто!  — прошептала Анаис.  — В темноте, в ее юбках и кринолине — в воде у нее не будет и шанса.
        — Он объяснит потом, что она споткнулась,  — тихо сказал Джефф.  — Что волна взялась ниоткуда, ее утащило, и он не смог спасти ее.
        Анаис, ахнув, прижала ладонь к губам.
        — Романтическая прогулка, рука об руку.  — Сейчас глаза Джеффа были закрыты.  — Он… он держит ее подол. На них обрушивается прибой. Это не занимает много времени. Она такая маленькая.  — Он остановился, с трудом сглотнув.  — Такая маленькая и усталая. После всего того, через что она прошла, в ней осталось так мало сил для борьбы.
        — Но это же чудовищно!  — расплакалась Анаис.  — Мы должны что-то предпринять.
        В этот момент часы на лестнице пробили четыре раза, и в сумраке этот звук показался очень печальным.
        Анаис зажмурила глаза.
        — О, Джефф!  — прошептала она.  — Пятница! Завтра уже наступило!
        — Да, это так.  — Он приподнялся.  — Анаис, мы должны подготовиться к отъезду. Их нужно будет забрать этой ночью. Это единственный выход.
        — Да.  — Анаис встала, подошла к окну и посмотрела на дом Лезанна на противоположной стороне улицы.  — Да, это единственный выход. Но сначала я должна пойти туда и предупредить ее.
        — Поверит ли она тебе?
        Анаис повернулась, подол халата обернулся вокруг ее лодыжек.
        — Я сделаю все, что в моих силах,  — решительно сказала она.  — Я знаю — я попрошу ее сходить со мной на исповедь. Она не удивится. И как только мы окажемся в церкви Святого Николая, я все ей расскажу. Если будет необходимо, я могу показать ей свою метку.
        — Да, тогда она поверит и все поймет,  — кивнул Джефф, вытягивая на постели свое длинное, худое и абсолютно голое тело.  — Это может сработать. По крайней мере, я думаю, она не расскажет Лезанну, зачем мы здесь. Но ты должна так или иначе убедить ее, что с нами она в большей безопасности, чем с ним. И все же мне это не нравится. Я не смог заслужить ее доверия — возможно, что и ты тоже.
        — Тогда нам придется воспользоваться лестницами и опием,  — мрачно сказала Анаис.
        — Так тебе удалось отпереть окна?
        — Ага, все.
        — Хорошая девочка,  — улыбнулся он, хватая свою одежду.  — Разбуди слуг. Я хочу, чтобы к десяти утра все было упаковано, погружено и отправлено в Остенд. Пти должен сопровождать багаж и сказать капитану Тибо, чтобы тот подготовился. Завтра мы отплываем в Англию.
        Ровно в половине одиннадцатого Анаис стояла на пороге дома виконта де Лезанна в самом скромном платье и с молитвенником в корзинке для покупок, которая покачивалась на ее локте. К ее удивлению, никто не замечал, как дрожат ее колени.
        Дверь открыла служанка, одетая в серое, в которой Анаис смутно признала одну из горничных. Она слегка присела в реверансе, но дверь пошире не открыла.
        В ответ на просьбу Анаис она лишь покачала головой.
        — Весьма сожалею,  — сказала она на ломаном английском.  — Но мадам Моро больна и не принимает посетителей.
        — Как это ужасно.  — Анаис незаметно поставила ногу на порог.  — А вчера вечером она казалась совершенно здоровой.
        Горничная снова сделала реверанс и бросила взгляд вниз.
        — Очень сожалею!  — повторила она.  — Это случилось так неожиданно. Будем надеяться, что она скоро поправится.
        Она собиралась закрыть дверь, но Анаис не убрала ногу и умудрилась всунуть локоть в дверной проем.
        — О, если бы я только смогла увидеть ее, всего лишь на мгновение,  — умоляла она.  — Чтобы только убедиться, что это не моя вина. О, это так ужасно. Мы задержали ее допоздна — она играла для нас на фортепиано. Какими же беспечными мы были. Теперь я чувствую себя просто отвратительно.
        — Нет, мадам,  — сказала девушка менее решительным тоном.  — Это просьба его светлости. Мадам нельзя беспокоить.
        Анаис поставила на порог другую ногу, а также втиснула и корзинку. Как она и надеялась, девушка наконец-то отступила на шаг.
        — А что насчет виконта?  — спросила она, оставшись без альтернативы.  — Я могу с ним поговорить? Просто чтобы успокоиться?
        Девушка бросила быстрый взгляд вверх — почти как предупредительный выстрел из лука,  — потом, после минутного колебания, распахнула дверь.
        — Входите, мадам,  — сказала она.  — Не могли бы вы подождать здесь в кресле?
        Анаис села, как ей сказали, и оглядела вестибюль. Высокие напольные часы у лестницы. Зонтик около двери. Очень красивый коврик. Все казалось совершенно нормальным. На мгновение она закрыла глаза и попыталась мысленно пройти по дому. Она это уже делала. И возможно, ей придется сделать это сегодня в темноте ночи.
        Не открывая глаз, она попыталась расслабиться. Возможно, если она постарается открыть себя пустоте, к ней что-нибудь придет. Некий фрагмент замысла или намек на то, о чем думает Лезанн.
        Бесполезно. Ничего не произошло — хотя она действительно ожидала, что что-нибудь возникнет.
        Девушка быстро вернулась — ее глаза были по-прежнему опущены вниз — и жестом предложила Анаис следовать за собой.
        Анаис встала и пошла за служанкой, считая шаги, мысленно отмечая расстояние от холла до лестницы. Число ступенек. Два шага на лестничной площадке. Еще шесть ступенек.
        Лезанн встретил их наверху лестницы и слегка поклонился. На нем был элегантно вышитый восточный халат, рукава которого были отвернуты, и виднелись края черного атласа. Под халатом белела рубашка, шейный платок отсутствовал.
        — Мадам Маклахлан, вы вернулись,  — проворчал он, бесцеремонно оглядев ее сверху донизу. Возможно, теперь, при свете дня — и в отсутствие прекрасного вина — вчерашнее поведение Анаис казалось ему подозрительным.
        — О, ваша светлость!  — жалобно воскликнула она, положив пальцы на его руку.  — Пожалуйста, расскажите мне, как дела у бедной Шарлотты. Умоляю, успокойте меня. О-о, я просто вне себя при мысли о том, что, возможно, мы доставили ей вчера слишком много хлопот или каким-то образом расстроили!
        Он тонко улыбнулся, махнув рукой элегантно и воздушно.
        — Нисколько,  — сказал он.  — Не беспокойтесь. Ничего страшного — всего лишь головная боль. Я просто хотел, чтобы она отдохнула.
        — Ну и слава Богу!  — сказала Анаис.  — Я надеялась, что этим утром мы вместе с ней сходим в церковь.
        — Боюсь, это исключено,  — ответил Лезанн.
        Анаис распахнула глаза пошире и постаралась выглядеть как можно наивнее.
        — А как бы мне ее повидать? Возможно, я смогу принести ей что-нибудь. Может быть, немного заливного из телячьих ножек?
        Он колебался, затем на его лице возникла ухмылка, и Лезанн поклонился.
        — Вы — сама доброта, мадам,  — сказал он.  — Короткое посещение, пожалуй, не повредит. И вы увидите, что все хорошо. Пожалуйста, следуйте за мной.
        На кончике языка Анаис вертелось желание сказать ему, что ей известно, где находится комната Шарлотты, но она заподозрила, что виконт не собирается выпускать ее из своего поля зрения.
        Придется ей что-нибудь предпринять. Они прошли по коридору, затем мимо комнаты, где раньше была спальня Шарлотты, и подошли к двери в самом конце холла. Лезанн открыл ее и продемонстрировал маленькую, изящно обставленную комнату с дверями, ведущими в соседнюю комнату, которая, как она поняла, соединяла спальни Лезанна и Шарлотты. У этого человека совсем не было стыда.
        Шарлотта лежала на диване около окна, дверь в ее спальню была открыта.
        — Нет, Луиза, красные туфли, пожалуйста,  — сказала она, обращаясь к кому-то, кого Анаис не видела.
        — Смотрите, малышка, кого я к вам привел,  — сказал Лезанн, входя в комнату.
        Шарлотта медленно повернула голову.
        — Анаис!  — воскликнула она, явно собираясь встать.
        — Нет, нет, вы не должны вставать!  — замахала руками Анаис.  — Я знаю, что вы нездоровы, и забежала лишь на минуту.
        На лице Шарлотты мелькнула тень какой-то непонятной, загадочной эмоции.
        — Лезанн хочет, чтобы я отдохнула,  — сказала она.  — Завтра мы отправляемся в путешествие. Но как приятно видеть вас. Прошу вас, присядьте.
        — Только на мгновение,  — сказала Анаис, усевшись и глядя на Лезанна.  — Возможно, виконт присоединится к нам? Если хотите, мы можем пообещать вам, сэр, что не будем болтать ни о шляпках, ни о лентах. И вы убедитесь, что я сдержу свое обещание. Я останусь, но ненадолго.
        Если у него и были подозрения, то они покинули его, и он уселся рядом с ней — о чем, судя по всему, все время мечтал.
        — Кстати, спасибо за прекрасный вечер,  — сказала Анаис, расправляя складки юбки.  — Милорд, за долгое время это был один из самых лучших ужинов. Шарлотта, может быть, ваша кухарка поделится рецептом суфле с госпожой Янссен?
        — Я прослежу за этим до нашего отъезда,  — ответила Шарлотта, которая казалась изнуренной и встревоженной.
        Только тогда Анаис заметила служанку, стоящую в дверном проеме комнаты Шарлотты и держащую в руках ворох одежды.
        — Да, Луиза, все правильно,  — сказала ей Шарлотта.  — Спасибо. Вы так добры.
        — О, вы уже упаковываете вещи!  — сказала Анаис.
        — Да. Этим занимается Луиза.
        Анаис погрозила ей пальчиком.
        — Шарлотта, если вы собираетесь путешествовать на поезде, будьте осторожны.
        — Осторожной? В каком смысле?
        — Упакуйте все свои самые важные вещи в одну маленькую сумку и не выпускайте ее из рук,  — предостерегающим тоном заявила Анаис.  — Особенно всякие памятные вещицы. Когда-то в Глостершире у меня украли все-все дорожные чемоданы. Я собиралась навестить бабушку, и каким-то образом у меня все похитили. Представляете?
        — Какой ужас!
        — О да,  — искренне согласилась Анаис.  — К счастью, мама предусмотрительно упаковала все подарки и смену белья в мою сумку, иначе, когда бы я добралась до места, у меня даже не было бы пары чистых панталон — о, прошу прощения, милорд!
        Лезанн приподнял бровь.
        — Не стоит, мадам Маклахлан,  — невозмутимо сказал он.  — Все мы носим их, не правда ли?
        Анаис хихикнула.
        — Безусловно!
        Они говорили об удовольствии отдыха на морских побережьях, делились своими воспоминаниями детства. У Анаис их не было, поскольку ее семья была слишком занята фермой и виноградниками за границей, а она ездила в Тоскану.
        Но она об этом не упоминала, поддерживая видимость легкомысленной дамы, и вместо этого плела веселый рассказ о том, как ее сестра свалилась однажды в море — и если кто-то и заметил, что история была слегка переделана из того, что было поведано в произведении мисс Остен, слушатели были достаточно любезны, чтобы не заострять на этом внимание. У вымышленной сестры Анаис пострадала лишь ее гордость и нижние юбки, но это не испортило их семейный праздник.
        Затем Шарлотта начала рассказывать о своих планах развлечь Жизель во время их грядущего путешествия постройкой на берегу замков из песка и поисками морских ракушек. Но, услышав это, Лезанн сразу же вскочил на ноги, словно эта тема была ему неприятна.
        — Шарлотта, вам в самом деле нужно отдохнуть, если мы собираемся отправиться в путешествие завтра.
        Анаис поняла, что таким образом он намекает ей, что пора уходить.
        — Его светлость, конечно, абсолютно прав,  — сказала она, быстро поднимаясь.  — Нет-нет, Шарлотта, не вставайте. Я сейчас вернусь домой и пришлю к вам служанку из кухни. Она принесет плошку с заливным из телячьих ножек. Вы должны его подогреть и медленно черпать ложкой, а теперь…  — о, я забыла про книгу!  — у меня есть книга, которая вам возможно понравится.
        — Один из ваших необычных романов, мадам?  — поинтересовался виконт, слегка сморщив нос.
        Анаис удалось покраснеть.
        — О нет, милорд, это просто томик поэзии господина Кольриджа.  — Но я подумала, что во время завтрашней поездки это будет легким чтением.
        — Благодарю вас,  — быстро сказала Шарлотта.  — Уверена, это окажется забавным.
        Анаис вышла из комнаты и, считая про себя шаги, пожелала им хорошего отдыха. И все это время она мысленно отмечала предметы, о которые можно споткнуться в темноте.
        Лезанн остался наверху лестницы, пожелал ей хорошего дня, а затем вернулся в гостиную Шарлотты. Анаис наблюдала за тем, как он идет, будучи более чем когда-либо благодарной за то, что не обладает Даром Джеффа. Она была рада не знать — не чувствовать — дьявольского зла, которое скрывалось в этом человеке. Совсем необязательно иметь Дар, чтобы видеть, что Лезанн следит за Шарлоттой, как ястреб, и собирается делать это до тех пор, пока она не станет невестой или не умрет.
        Анаис поняла, что третьего не дано.
        Задумчивая и глубоко взволнованная, она пересекла улицу Эскалье и вошла в дом. Отставив корзинку, она прошла через общие комнаты дома. Не встретив никого, посмотрела в окно заднего фасада здания и заметила экипаж, стоящий в проходе в конце заднего двора. Одетый в высокие ботинки и удобные бриджи, Джефф находился внутри его и помогал Пти укладывать багаж.
        Позволив себе несколько минут понаслаждаться зрелищем, Анаис опустила занавески, а затем пошла прямо наверх через свою спальню в комнату Джеффа.
        Его томик стихов Кольриджа все еще лежал в аккуратной стопке книг. Пролистав его и убедившись в том, что в нем есть то стихотворение, которое ей было нужно, Анаис понесла его в свою спальню.
        Она бросила книгу на кровать, открыла шкатулку прабабушки Софии и перетасовывала карты Таро, пока не нашла нужную ей.
        Кавалер де Спада. Рыцарь мечей.
        На мгновение она закрыла глаза и прижала карту к груди.
        Она знала, что очень высока вероятность того, что эту карту она больше никогда не увидит. Более чем два столетия семейная колода передается из поколения в поколение, и теперь она станет неполной — и это будет сделано ее руками. Эти карты Таро окажутся совершенно бесполезными.
        Удивительно, но Анаис больше не хотела брать эту карту из шкатулки. Ее девичья фантазия и предсказания прабабушки — все это казалось теперь такой далекой, оставшейся в прошлом, мечтой.
        Анаис очень остро чувствовала, что время течет и уходит, и пожалела, что была так глупа и потратила столько времени на ожидание чего-то неведомого. Она устала ждать, ей просто хотелось, чтобы в ее жизни был муж и дети, которых бы она любила. Ее перестало волновать, появится или нет ее прекрасный тосканский принц.
        На самом деле она уже не хотела, чтобы он появился. Она хотела…
        Ах, но это невозможно.
        И хотя у Анаис не было никакого желания подвергать сомнению предсказание прабабушки Софии, было понятно, что в ней многое изменилось. Она уже начала сомневаться в том, что стоит ждать идеального мужчину. По правде говоря, предсказание в целом казалось таким несуразным, что она задумалась — а верила ли она в него когда-нибудь? И за исключением Марии о нем никто больше не знал. История была слишком диковинной, чтобы ее можно было рассказать.
        Но прабабушка София повторяла ее — или по крайней мере так делали ее Таро. Снова и снова эта карта появлялась перед Анаис. Опять и опять Король Пентаклей становился ее судьбой.
        А что изменится, если она расстанется с мыслью об идеале или никогда не получит назад от Шарлотты Кавалера де Спада? Она больше не сможет читать Таро. Она никогда не обратится к картам, даже если нужно будет решить серьезный вопрос. То, что она прочитала Шарлотте, все еще беспокоило ее. Она не хотела этого Дара, но что же теперь делать?
        Это заставило ее опять подумать о Джеффе, о юном мальчике, которым он когда-то был, напуганным и блуждающим в темноте, не имея рядом того, кто мог бы направлять его.
        И вдруг странная мысль поразила ее.
        А почему рядом с ним никого не было?
        Как так получилось, что его мать не знала, что такое Дар? Это была или ее кровь, или лорда Бессетта. Один из них должен был узнать признаки и понять, что Джефф нуждается в помощи, и найти для него Хранителя или Священника, который мог бы дать ему совет, или наставника внутри его круга крови,  — ради всего святого, хоть кого-нибудь. Именно так Дар защищали на протяжении веков.
        Вместо этого мать отвела его к врачам. Она испугалась, что он сумасшедший.
        Впервые Анаис осознала, насколько мало известно ей о Даре.
        Господи, неудивительно, что он так переживал за Жизель Моро — и за Шарлотту тоже. Конечно, он хорошо понимал тот страх и неуверенность, которую она переживала как мать, вот почему он так не хотел причинить ей боль, забрав у нее ребенка. Это было бы похоже на то, что врачи пытались сделать с ним самим.
        И Шарлотта знала, что ее дочь обладает Даром. Ее жизнь была бы намного тяжелее, если бы ей это было неизвестно! Анаис едва ли могла представить себе, какую озабоченность и тревогу может вызывать у ничего не подозревающей матери такой странный, неземной ребенок.
        Но судьба Джеффа была тайной, которая ждет своей очереди,  — и, возможно, ее ждать придется вечно, ибо и прошлое Джеффа, и его будущее переставали ее касаться. К счастью или к несчастью, скоро им суждено расстаться. И она не могла не задаться вопросом: как только он возвратится в Англию, к Братству и к своей почти невесте,  — не испытает ли он облегчение, избавившись от нее?
        У нее не было желания думать об этом, а ее жалкое хныканье не поможет Шарлотте. Взяв книгу и карту, Анаис вскочила с кровати, прошла к столу около двери, затем открыла ящик, пытаясь найти карандаш. Повернув карту к свету, Анаис провела кончиком пальца вниз по рисунку — по поникшей голове рыцаря, по его опущенному мечу и по фону в виде скучного и бесцветного пейзажа.
        Пустая жизнь. Отказ. Боец, искусно владеющий холодным оружием, у которого нет врага, чтобы сражаться.
        Это похоже, подумала она, на жизнь Хранителя, которому отказали.
        Анаис закрыла ящик стола и погрузилась в задачу, стоящую перед ней. На тонком краю нижней части карты она написала всего лишь три слова: «Будьте готовы. Ночью».
        Отложив карандаш в сторону, она посмотрела на карту.
        Расплывчато, туманно, непонятно, но что поделаешь. К тому же это было почти незаметно. На первый взгляд это была просто старая карта, которую любой мог использовать в качестве закладки. Да, изношенная и слегка необычная, но большинство людей скорее всего не придали бы ей особого значения.
        Однако Шарлогга обязательно вспомнит эту карту. Из-за этой карты в ее глазах появились слезы. Увидев ее снова, она детально изучит ее, ища хоть какой-нибудь намек на ее отца.
        Отца, который был жив.
        Отца, который очень любил ее.
        Анаис быстро пролистала томик поэзии, ища свое любимое стихотворение. Это было «Полуночный мороз», ода тоски Кольриджа по своему дому в английской сельской местности, где он родился.
        Она нашла его и обвела всего несколько строк.
        В предвестии смотрел я на решетку,
        Где тихо реял этот «гость»!
        И часто с открытыми глазами я мечтал
        О милой родине…
        Вряд ли кто-нибудь будет уж очень пристально рассматривать слова, обведенные в этой книге. Почти все желающие запомнить или лучше понять понравившиеся строчки поэзии или отрывки прозы отмечают их.
        И все же было маловероятно, что Шарлотта потратит время на то, чтобы внимательно просмотреть книгу. Возможно, она вообще сегодня ее не откроет.
        Анаис громко и от души выругалась. Да, наверное, Шарлотта уложит ее среди вещей в подготовленную ручную кладь, о которой предупреждала ее Анаис.
        Она глубоко вздохнула.
        Да, скорее всего Шарлотта кинет книгу на дно дорожного чемодана, а когда проснется сегодня ночью, начнет кричать, что ее убивают. А если нет — если благодаря чуду Анаис удастся ее тихо разбудить и рассказать об их плане,  — весьма вероятно, что Шарлотта захочет одеться, упаковать портмоне, найти свою любимую ленту для волос или туфли… короче, сделать все те глупые вещи, которые делают женщины, уезжая домой — или, как в данном случае, оставляя все позади.
        А затем им придется пройти мимо служанки Лезанна и похитить Жизель.
        Господи, это невозможно.
        Анаис почувствовала, что у нее опускаются руки. Но есть ли у них выбор? Лезанн явно не собирался оставлять Шарлотту в покое. Конечно, у него и в мыслях не было позволить Анаис поговорить с Шарлоттой наедине.
        В этот момент раздался грохот каблуков по полу, затем по открытой двери постучали и на пороге возник Джефф с хлыстом в руке. Анаис повернулась в кресле и взглянула на него. Он был потрясающе красив в своем аккуратном пальто и в облегающих бриджах. Его длинные волосы были растрепаны из-за весеннего ветра.
        Однако его взгляд был мрачным и вопросительным.
        — Итак?  — спросил он.
        Анаис покачала головой.
        — Он подозрителен,  — сказала она.  — Он говорит, что Шарлотте нездоровится.
        — В общем, ты не видела ее?  — с разочарованием в голосе спросил он.
        — Нет, мне удалось к ней попасть, хотя и пришлось кое-что предпринять.
        Джефф сел на край ее кровати.
        — Вот умница, моя девочка,  — сказал он с бледной улыбкой.  — Все-таки смогла исхитриться.
        — Но Лезанн не оставил нас наедине,  — продолжила она.  — Ни на секунду. Служанка пакует вещи, они уезжают завтра на поезде.
        — По крайней мере, хотя бы это мы знаем точно.  — Он задумчиво постучал хлыстом по голенищу.
        Анаис показала ему книгу и карту и объяснила свой план.
        — Что ты думаешь?  — спросила она, устраиваясь на постели рядом с ним.  — Слишком рискованно?
        Джефф приподнял бровь и прочитал строчки.
        — Ну, стихотворение ничего не доказывает,  — пробормотал он.  — Я сам обвожу десятки подобных отрывков. Что касается карты, она странная, поношенная, а слова почти сливаются с ее рисунком. И, чтобы что-нибудь заметить, нужно поднести ее совсем близко к глазам. Да, черт возьми, это может сработать.
        Анаис на мгновение просияла, а затем ее лицо омрачилось.
        — Но, Джефф, каковы шансы?  — спросила она.  — Возьмет ли она ее сегодня в руки? Что, если у нее действительно болит голова? Тогда она, вероятно, просто отложит ее в сторону.
        Но Джефф с ней не согласился.
        — Это хорошая идея, Анаис,  — твердо заявил он.  — Кроме того, это все, что у нас есть. И если это не сработает — тогда мы будем молиться, чтобы она не разбудила своими криками весь дом, и постараемся убедить ее пойти с нами.
        Анаис ответила ему печальным взглядом.
        — О, мы убедим ее,  — пробормотала она.  — Видел бы ты ее сегодня. Она казалась… испуганной. Джефф, думаю, она знает. Возможно ли, чтобы Жизель… я не знаю… что-нибудь увидела?
        Джефф поднялся и стал бродить по комнате.
        — Трудно сказать,  — произнес он.  — Обычно дети и их родители не могут читать друг друга.
        — Прабабушка София могла читать мои карты,  — напомнила Анаис.
        Джефф обдумал это.
        — Но вас разделяло четыре поколения,  — сказал он, скрестив руки и прислонившись к дверному косяку.  — Кровь была разбавлена. Хотя кто знает? Дар — это странное явление, особенно если он сильный. Более вероятно, что Жизель может читать Лезанна или чувствовать сидящее в нем зло. Черт, даже не касаясь этого ублюдка, я ощущаю его зло очень сильно. Прошу прощения за сквернословие — я слишком расстроен.
        — Ничего страшного!  — Анаис вздохнула.  — По крайней мере я думаю, что Шарлотта догадывается: Лезанн собирается предложить ей вступить в брак в последний раз, и хочет отказать ему.
        — Да, и это одно может быть достаточным для ее побега,  — согласился Джефф.  — Анаис, я молю небеса, чтобы поступить правильно. Чтобы с Шарлоттой все было хорошо и чтобы мы увезли отсюда ее и ребенка. И, ей-богу, если я должен нанести удар прямо в сердце этому ублюдку Лезанну, то пусть так и будет.
        Позже Анаис поняла, что именно в этот момент она влюбилась окончательно, бесповоротно и по самые уши в лорда Бессетта, который прежде казался ей холодным, равнодушным и надменным. Это произошло в это самое мгновение, и принц из ее мечты превратился из темноволосого, лихого, франтоватого тосканского жулика в практичного, спокойного и безжалостного англичанина с глазами цвета арктического льда и волосами, которые поцеловало солнце. В ту секунду она поняла, что мечта ее прабабки необязательно должна быть ее и что, возможно, судьбу можно изменить, если только действительно этого захотеть.
        Конечно, судьбу можно изменить.
        То, что они здесь делают, разве не подтверждение этого? Они спасают Шарлотту от ужасного жребия, похищают Жизель у человека, который хочет воспользоваться ее несчастьем. Но почему именно они оказались здесь? В чем заключается польза Дара?
        От одной только мысли, что существует вероятность изменения реальности, у нее перехватило дыхание и забилось сердце.
        Прабабушки Софии нет, и даже если Анаис позволит ее мечтам продолжать жить, то это не вернет ее. Она не станет из-за этого менее мертвой и не перестанет играть важную роль для Анаис, как раньше. Прабабушка София была права по поводу очень многих вещей — в действительности по поводу всего.
        Но только не в этом случае.
        На этот раз она ошиблась — во всяком случае, Анаис молилась, чтобы это было так.
        Она встала с постели, слегка покачнулась и подошла к нему. Положив руку на щеку Джеффа, она приподнялась на цыпочки и быстро поцеловала его.
        — Джеффри Арчард, вам кто-нибудь когда-нибудь говорил, что вы удивительный человек?  — прошептала она.
        Его глаза потеплели.
        — Неужели?  — ответил он.  — И с чего бы это?
        Анаис отстранилась, но руку не убрала.
        — Я еще не совсем уверена,  — допустила она.  — Но когда я разберусь с этим, то сообщу тебе.
        На это он откинул голову назад и расхохотался. Анаис одарила его насмешливой улыбкой, затем подошла к постели и сдернула покрывало прочь.
        Он опустил руки и приподнял бровь.
        — И что ты будешь с ним делать?
        Анаис намотала его на руку.
        — Не думаю, что месье Мишель будет горевать по нему, когда получит назад свой дом,  — сказала она.  — Во всяком случае, не больше, чем по тем старым клинкам, которые он держит наверху.
        — Его клинкам?  — Глаза Джеффа расширились.  — Мы завернем их в покрывало и возьмем с собой?
        — Только самые острые,  — уточнила она, поцеловав его снова, и выбежала из комнаты.  — Кстати, есть поговорка — если собираешься ужинать с дьяволом, то возьми длинную ложку.
        — Да, есть такая.  — Он последовал за ней.  — И какая здесь связь?
        Она повернулась к нему, находясь уже в коридоре, покрывало все еще висело на ее руке.
        — Одному из нас, возможно, придется нанести удар Лезанну прямо в сердце,  — беззаботно сказала она.  — И мне хочется, чтобы в этот момент у клинка была хорошая длина.
        Глава восемнадцатая
        Тайные операции играют важную роль в войне, армия полагается на них, когда делает следующий ход.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Как и во всех больших городах, ночь на самом деле никогда не приходит в Брюссель, и к тому времени, когда городские часы пробили три, движение на основных улицах если и уменьшилось, то не намного. Джефф, чьи ноги давно онемели, неподвижно сидел на корточках около забора в тени позади дома виконта де Лезанна.
        Сегодня ночью луна лишь изредка выглядывала из-за сгущающихся туч, и порой Джефф с трудом, но мог разглядеть небольшое пространство, которое занимали уборная, садовая хижина и сарай, примыкающий к дому. Далеко внизу по переулку лошади с нетерпением переступали с ноги на ногу, и их упряжь тихо позвякивала.
        Им не придется долго ждать, считал Джефф. Всего лишь через несколько минут у них с Анаис или все получится, или они полностью провалят операцию. Он молча привлек внимание Анаис, а затем кивнул головой в сторону сарая.
        Анаис вскинула пальцы. Восемь футов.
        Он согласился, а затем снова обдумал возможные варианты. Казалось, что с тех пор как он насмехался над ее предложением попасть в дом через окно, прошла целая жизнь. Но ни один из них не имел опыта взламывать замки, и даже если бы им удалось сделать это, надо было взвесить, что опаснее — войти через дверь на первом этаже, пройти по дому, а затем выбираться из него таким же путем, или влезать, а затем вылезать через окно. По словам Пти, обычно рядом с передней спал слуга.
        Так что скорее всего придется воспользоваться окном. И многое зависит от храбрости Шарлотты. Ребенка — если девочка действительно дисциплинирована, как полагал Джефф,  — можно будет подать сверху, а вот Шарлотту — нет.
        Джефф снова взглянул на Анаис и поразился тому, как она преобразилась. Ее волосы были так безжалостно закручены в тугую косу поверх ее головы, что шляпа едва ли смогла бы прикрыть их. Она надела лишь свободную рубашку, жилет, брюки брата и мягкие ботинки.
        Всего лишь час назад он, готовясь к операции, наблюдал за ее подготовкой — нож в ножнах она прикрепила на ремешок на запястье, другой засунула в ботинок, а длинную веревку обвязала вокруг талии. Она оделась с показным спокойствием и с тех пор, как они покинули дом, следила за каждым его сигналом, словно понимала, что сегодня вечером они должны двигаться и функционировать как одно целое.
        С собой они взяли два маленьких пистолета, бесчисленное количество клинков, коробку спичек, огрызок свечи и маленький пузырек эфира — его фон Альтгаузен вручил Джеффу до их отъезда, и Джефф молился Богу, чтобы не пришлось им воспользоваться. Он еще раз посмотрел на окно и принял решение.
        Джефф приблизил голову к ее и едва слышно прошептал:
        — Можешь ли ты сказать, есть ли в доме те, кто еще не спит?
        Она поймала его взгляд и кивнула головой. Выскользнув из-за кустов, она, пригнувшись и все время оставаясь в тени, пробралась по двору. Она действительно была похожа на кошку в темноте.
        Джефф следовал за ней на расстоянии вытянутой руки. Позади дома она остановилась и начала беззвучно передвигаться вдоль него, замирая у окон. Когда она добралась до сарая, то встала на колени и положила руку на каменную кладку.
        Он наклонился ближе.
        — Кто-то храпит в кухне,  — прошептала она.  — Больше никто не шевелится.
        Он кивнул, встал, поставил один ботинок на бочку для дождевой воды, другой на дверной проем, затем подтянулся и оказался на покатом карнизе. Сделав это, он протянул руку Анаис, которая уже балансировала наверху бочки, и втащил ее. Она поднялась легко и молча.
        Они договорились, хотя ему не нравилось это, что Анаис влезет в окно Шарлотты первой. Ведь если ту придется будить, то она скорее узнает голос Анаис, чем его. Приблизившись к водосточной трубе, она ударила по ней ногой, чтобы проверить, насколько крепко та держится. Труба не сдвинулась с места. Анаис повернулась и начала по ней взбираться, карабкаясь, как обезьяна, используя трубу, выступы и даже несколько щелей в каменной кладке.
        Стоять на крыше сарая и смотреть, как Анаис поднимается навстречу возможной опасности,  — да, пожалуй, это была самая трудная вещь, которую он когда-либо делал в своей жизни. Но она привела свои веские доводы в пользу этого и была права. Он последует за ней, но только если она сможет открыть окно.
        А это будет сложно — нелегко приподнять окно снаружи, используя только одну руку, держась другой за водосточную трубу. Но она втиснула ладонь в центр планки оконной рамы и начала поднимать ее дюйм за дюймом.
        На каркасе мягко зашуршали противовесы, и он лишь молился, чтобы этот звук не разбудил раньше времени Шарлотту. Он начал подниматься за ней, как только Анаис положила обе руки на подоконник и перелезла через него в комнату. К тому времени, когда он заглянул через тонкие занавески, Анаис нагнулась к большому белому объекту — постели, быстро сообразил он, как только его зрение адаптировалось.
        Анаис поднесла два пальца к глазам, а затем указала на предметы справа и слева. Он повертел головой. Прикроватная лампа и кресло у окна с противоположной стороны. Джефф кивнул, а затем скользнул в комнату, ловко маневрируя между ними.
        Шарлотта лежала на боку, отвернувшись от них, и ее тело огибало какой-то выступ под одеялом. Анаис, не садясь на постель, положила руку на рот Шарлотты.
        Джефф почувствовал, как Шарлотта мгновенно проснулась и комнату заполнил страх.
        — Ш-ш-ш, это я — Анаис,  — прошептала она.  — Всего лишь я. Ради Бога, Шарлотта, только не кричите. Кивните, если вы понимаете.
        Джефф услышал, как волосы Шарлотты прокатились волной по подушке.
        — Слава Богу,  — сказала Анаис, убирая руку.
        Шарлотта приподнялась на локте.
        — Анаис! Как вы посмели?
        — Шарлотта, у нас нет времени,  — прошептала Анаис.  — Вы в серьезной опасности. Думаю, вы это знаете.
        — Д-да,  — сказала она дрожащим голосом и выпрямилась на постели.
        — Шарлотта, мы должны забрать Жизель,  — пробормотала Анаис.  — Нас прислало Французское Братство золотого креста. Человек по имени Дюпон. Вы его знаете?
        Шарлотта покачала головой и подтянула к груди одеяло.
        — Как я могу доверять вам?  — прошептала она резким голосом.  — Откуда мне знать?
        — У меня нет времени, чтобы рассказать вам все,  — надавила на нее Анаис.  — И в действительности у вас практически нет выбора. Но мы знаем о вашем муже. Французское Братство думает, что он был убит Лезанном.
        — О Господи! Я… я тоже так думаю.  — Ее голос звучал так, словно она вот-вот заплачет.
        — Шарлотта, сейчас не время,  — сурово сказала Анаис.  — Итак, я отмечена — у меня есть метка Хранителя, как и у Джеффа.
        Джефф впервые вышел из тени. Шарлотта открыла рот от изумления.
        Анаис продолжила.
        — Вы знаете, что значит эта метка,  — сказала она.  — Как только у нас будет хоть какой-нибудь свет, я покажу ее. А сейчас вам нужно решить, кому вы больше доверяете — мне или Лезанну?
        — Вам,  — сказала Шарлотта, дрожа.  — Кому угодно, только не Лезанну.
        — Хорошо, Шарлотта, вставайте и соберите одну сумку,  — приказала Анаис.  — У нас нет времени для переодевания.
        — Я уже упаковала ее,  — сказала Шарлотта.  — Одну сумку, как вы и говорили. И эта карта в книге… я задумалась…
        — Хорошо, теперь просто найдите ее. Мы заберем ваши вещи позже — если сможем.
        Свидетельством того, что Шарлотта действительно боялась, было то, что она не колебалась.
        — Сумка на кресле,  — прошептала она.
        Джефф мысленно проложил путь к креслу, подошел к нему, взял сумку и подошел к окну. В это время Шарлотта уже встала и надела туфли. Они немного скрипнули, когда она коснулась ими пола, а так все было тихо.
        Теперь наступил момент еще раз проверить, на их ли стороне удача.
        — Я пошла за Жизель,  — сказала Анаис.  — Она крепко спит?
        — Она здесь,  — шепнула Шарлотта, указывая на выступ в постели.  — Она напугана… она боится вот уже несколько дней. Обычно Лезанн не позволяет ей покидать постель, но сегодня он смягчился.
        При этих словах по спине Джеффа поползли мурашки. Он понимал, почему ребенок напуган, и причину того, отчего Лезанн смягчился. Дьявол был уверен в том, что через несколько дней Жизель будет целиком его, а Шарлотта мертва.
        — Разбудите ее,  — приказала Анаис.  — Мы спустим ее из окна первой.
        — Из окна?  — Шарлотта прижала руку ко рту.
        — Мы не можем рисковать, вдруг мы разбудим лакея внизу,  — нажала на нее Анаис.  — С ней все будет в порядке. Мы всегда так делаем.
        Затем она коротко изложила свой план. Голос Шарлотты начал дрожать так сильно, что Джефф почувствовал ее дикий страх. Лучше поднажать на нее и заставить сделать то, что необходимо.
        Анаис поняла это.
        — Шарлотта, проснитесь,  — приказала она.  — Будьте абсолютно спокойной и четкой в своих указаниях.
        Шарлотта кивнула, разбудила ребенка и заговорила на французском так мягко и быстро, что Джефф не разобрал ни слова. Но спустя мгновение девочка слегка нетвердо встала на ноги и кивнула, выслушав инструкции матери. Как Джефф и ожидал, Жизель слушалась, не говоря никому ни слова. Словно она знала, зачем они здесь,  — или, возможно, она просто понимала, какие злые силы угрожают ее матери.
        Что бы это ни было, думал Джефф, ни один ребенок не должен нести подобное бремя, и его сердце разрывалось от жалости к Жизель Моро.
        Но у него не было времени, чтобы думать об этом. Анаис пропустила веревку под мышками и через талию девочки и завязала такие узлы, которыми могли бы гордиться даже моряки. Затем Джефф вылез из окна и спустился на крышу. Анаис начала медленно опускать ее вниз. Жизель слегка цеплялась за водосточную трубу, но не проронила при этом ни звука. Джефф принял ее в свои объятия, и детские ручки обвили его шею. И тем не менее она не произнесла ни слова.
        Вскоре и Шарлотта выбралась из окна, на ее плечи был наброшен тяжелый шерстяной плащ, а ее белая ночная сорочка развевалась под усиливающимся ветром. Хотя Анаис обвязала веревку вокруг ее груди и твердо закрепила под плечами, Шарлотте удалось спуститься более или менее самостоятельно, и она всего лишь раз потеряла опору. Она издала короткий, резкий вскрик, но сумела ухватиться за водосточную трубу.
        Анаис подтянула веревку, и Шарлотта перестала раскачиваться. Она закончила свой спуск, но все равно дрожала всем телом. Однако, подумал Джефф, им чертовски повезет, если никто ничего не услышал.
        Спустя мгновение все они стояли на твердой земле. Джефф хотел спустить ребенка вниз, но ее руки были все еще обвиты вокруг его шеи, и она цеплялась за него изо всех сил.
        — Пошли.  — Анаис подхватила сумку Шарлотты, а затем замерла.
        — Что?  — одними губами спросил Джефф.
        Анаис пыталась прислушаться.
        — Кто-то проснулся,  — прошептала она.  — Кто-то внутри дома.
        Шарлотта начала говорить, но Анаис зажала ей рот рукой.
        — Скорей!  — сказал Джефф.  — Вниз по переулку.
        Анаис шла очень быстро, ее сердце стучало в горле, и одной рукой она подталкивала Шарлотту. До сих пор все шло по плану, но Анаис не знала, как долго смогут выдержать нервы Шарлотты.
        У кучера Дирка ван дер Вельде были стальные нервы, Анаис признала это. Он распахнул дверь, очень учтиво предложил Шарлотте и Жизели разместиться внутри, затем ловко запрыгнул на козлы, словно он совершал побеги среди ночи по несколько раз в неделю.
        Джефф отвязал привязанного сзади коня, затем прижал Анаис к двери экипажа, чтобы быстро поцеловать ее.
        — Хорошая работа, любимая,  — сказал он низким голосом.  — Я только молюсь, чтобы мне больше никогда не пришлось наблюдать за тем, как ты это делаешь.
        Анаис подняла голову, чтобы поцеловать его в ответ, но в этот момент волосы на ее затылке встали дыбом. С замирающим сердцем она бросила быстрый взгляд через плечо на дом.
        Кто-то зажег лампу в комнате Шарлотты.
        Анаис выругалась про себя.
        — Нас обнаружили,  — с ужасом сказала она.
        Кучер поехал сначала медленно и настолько тихо, насколько это было возможно, а затем, как только они покинули центр Брюсселя, быстро набрал скорость. Опустив занавески, Анаис зажгла свечу в маленьком экипажном фонаре и помогла Шарлотте и Жизели одеться. Она приняла меры предосторожности, поручив госпоже Янссен купить несколько предметов одежды, но оказалось, что Шарлотта уже упаковала в свою небольшую сумку все необходимое.
        — Гляжу, вы послушались моего совета,  — заметила Анаис, улыбаясь в сумраке.
        — Да, и я увидела слова на вашей карте,  — призналась она, плотно укутав Жизель в свой плащ.  — Но карта выглядела такой старой и такой странной. Хотя я удивилась…
        Анаис наблюдала за тем, как руки Шарлотты нежно поправляют покрывало вокруг ребенка, и на мгновение почувствовала восхищение, а также и некоторую зависть. Жизель была красивым, пусть и застенчивым ребенком… и, очевидно, гораздо более нормальным, чем пытался изобразить виконт.
        — Оставить письменное сообщение на карте — это все, на что я осмелилась,  — пробормотала она.  — Лезанн стал слишком подозрительным.
        — О!  — Порывшись в своей сумке, Шарлотта вытащила книгу, нашла карту и отдала ее Анаис.
        Анаис со смешанными чувствами положила ее в карман пальто, которое она надела поверх жилета. Она была абсолютно уверена в том, что после того, как Лезанн разбудит слуг и прикажет обойти все комнаты, он перейдет через дорогу на противоположную сторону и потребует, чтобы они с Джеффом вылезли из своих постелей, но обнаружит, что дом закрыт, а слуги исчезли так же быстро, как и появились.
        Однако Лезанн не дурак. Он сделает свои собственные выводы. Затем постарается предположить, каким может быть их маршрут, а потом по пути будет спрашивать о них — и то, и другое весьма вероятно,  — при этом он будет искать двух леди, а не леди и молодого человека.
        Но похоже, они смогут выиграть время. Дороги были хорошими, их экипаж легким, на надежных рессорах и с четверкой выносливых лошадей. У них практически не было багажа. Впереди них ехал Пти, который подготавливал для них смены лошадей вдоль всего маршрута. Если удача не оставит их, они доберутся до побережья после полудня.
        Но Лезанн будет полон ярости. А ярость — это фактор, который нельзя недооценивать. Он может отказаться от комфорта поездки в экипаже и просто отправить своих ставленников верхом. Или, если он будет стопроцентно уверен в их планах, дождется момента, когда пойдут поезда, направится прямо в Остенд и прибудет туда раньше, чем они смогут отплыть. Уверенности в том, чем он воспользуется — лошадьми или поездом,  — не было, но недаром они с Джеффом обсуждали и планировали свои действия на протяжении полутора дней.
        Надо просто доверять трезвому расчету. Она должна верить в Джеффа.
        Шарлотта, ничего не видя, уставилась в окно — мимо них пролетали пригороды Брюсселя.
        — Куда мы едем, Анаис?  — прошептала она дрожащим от страха голосом.  — Кто теперь будет заботиться о нас? Французы? Братство? Кто?
        Анаис потянулась и твердо сжала руку Шарлотты.
        — Братство, разумеется,  — сказала она.  — Но в этот раз в Англии. Там более стабильное положение, Шарлотта. И к Жизели будет приставлен новый Хранитель.
        Голова Шарлотты откинулась назад, ее глаза расширились.
        — Ваш муж?
        Анаис почувствовала, что краснеет.
        — Нет, и Джефф не мой муж,  — призналась она.  — Это было лишь уловкой, Шарлотта.
        — Не… ваш муж?  — Шарлотта выглядела ошарашенной.  — Тогда кто?
        — Ни господин Маклахлан, ни я не состоим в браке,  — ответила она.  — И даже наши имена иные… не важно, забудьте.
        Но Шарлотта выглядела бледной, как молоко, в слабом свете лампы.
        — А карты?  — прошептала она.  — Они тоже лгали?
        — Как бы мне хотелось, чтобы это было так,  — пробормотала Анаис.  — Но нет. Они сказали правду. В любом случае Галльская конфедерация попросила нас защищать Жизель, пока она не достигнет совершеннолетия. У Братства в Эссексе есть хорошие люди. Вероятно, одного из них и назначат Хранителем.
        — В Эссексе?  — Шарлотта округлила глаза.
        — Да.  — Анаис порылась в своей сумке и достала письмо Сазерленда.  — Наш Священник был в Колчестере, улаживая дела с вашей семьей,  — сказала она, вручая его Шарлотте.
        Шарлотта развернула письмо и поднесла его к светильнику. Письмо начало слабо дрожать в ее руке, а затем ее лицо наконец-то порозовело.
        — Он имеет в виду моего отца,  — прошептала она, пробегая глазами по строчкам.  — О Боже! Он говорил с папой! Я правильно поняла? Я действительно могу вернуться домой?
        Наконец заговорила Жизель — она произнесла всего несколько слов, но очень взволнованно:
        — Мама! Мы едем в Англию!
        Шарлотта крепко обняла ее.
        — Да, малышка,  — прошептала она на ухо ребенку.  — Думаю, что да. Мы наконец-то едем в Англию.
        Анаис дотянулась до девочки и приподняла ее подбородок.
        — Жизель, но нам нужно проехать большое расстояние, чтобы добраться туда,  — легко сказала она.  — И тогда ты сможешь встретиться с дедушкой. Будет лучше, если ты сейчас поспишь.
        Твердо сжав губы, Шарлотта похлопала по коленям.
        — Хороший совет,  — сказала она.  — Положи свою головку сюда и отдохни.
        Жизель сделала то, что ей было сказано. Шарлотта успокаивающе провела рукой по волосам ребенка, но потом ее взгляд вернулся к Анаис.
        — А я всегда это знала,  — пробормотала она почти обвиняющим тоном.  — С того момента, как встретила вас в церкви. Было что-то… что-то в ваших глазах, что не соответствовало вашему веселому поведению. А затем вы читали те карты — и я… у меня появилась уверенность. Хорошее или плохое, но что-то очень важное должно было произойти.
        «И это что-то «важное» едва не произошло»,  — печально подумала Анаис.
        Лезанн собирался утопить ее в море. Если бы не видение Джеффа — и его решимость,  — возможно, Шарлотта умерла бы еще до окончания этого дня. Но Анаис видела, что глаза Шарлотты вновь наполняются слезами, наверняка слезами радости. И не имело смысла обсуждать, какого кошмара она только что избежала.
        Словно храня взаимное соглашение, они какое-то время вообще ни о чем не говорили. Мимо них за окном в темноте проносились фламандские поля, и Жизель дремала, но глубокий сон все время ускользал от нее до тех пор, пока они не свернули на главную дорогу к Генту.
        Тогда Шарлотта заговорила более четко.
        — Мы едем к побережью,  — произнесла она.  — В Остенд, да? И Лезанн будет нас преследовать?
        — Скорее всего,  — ответила Анаис.  — В Остенде нас ждет корабль. И я очень боюсь, что Лезанн не сильно отстает от нас.
        Шарлотта прижала пальцы к губам.
        Анаис быстро рассказала ей о том, что она видела, и об их решении поехать в экипаже, не дожидаясь того времени, когда пойдут поезда, поскольку те были слишком переполнены. Она лишь молча молилась, чтобы они не сожалели о принятом решении.
        — А из Остенда?
        — Прямо в Харидж,  — сказала Анаис.  — Наш Священник все еще там, навещает свою семью. Джефф отправил вперед человека на утреннем почтовом судне. Немного удачи, Шарлотта, и ваша семья будет ждать вас в порту.
        — Так много всего, на что нужно надеяться,  — тихо проговорила Шарлотта.
        Анаис поняла, что она имеет в виду прошедшие годы.
        — Шарлотта,  — шепотом обратилась она,  — что вы знаете о планах Лезанна относительно Жизели?
        Глаза Шарлотты наполнились болью.
        — Сначала я была чересчур наивна, чтобы задумываться о его планах или хотя бы о том, понимает ли он, какой у нее Дар,  — призналась она.  — Какая мать может быть такой глупой?
        Мать, оказавшаяся в отчаянном положении, подумала Анаис.
        — Но он ведь все понимал, Шарлотта,  — сказала она,  — и хотел контролировать ее. Вы не знаете почему?
        — Я думаю, что он хотел воспитать ее как собственную дочь,  — ответила Шарлотта.  — И чтобы она была всецело в его власти. Он хотел заставить Жизель использовать Дар, чтобы видеть будущее, и тогда он мог бы пользоваться этими знаниями в своих политических и экономических интересах или вообще пытаться изменить будущее.
        — Вы знаете, на кого именно работал Лезанн?
        Шарлотта осторожно и неуверенно взглянула вверх.
        — Я думала, что на французское правительство,  — сказала она,  — но однажды поздно ночью…
        — Да?  — нетерпеливо произнесла Анаис.
        Шарлотта быстро прикрыла рот рукой.
        — В дом пришел человек,  — прошептала она.  — Человек, которого я знала еще в Париже — агент старых Бурбонов, как удалось выяснить. Анаис, среди французского дворянства есть много людей, которые никогда не прекратят попыток вернуть их на трон. Они хотят повернуть историю назад на шестьдесят лет! Вернуть старую монархию. Старую жестокость. И Лезанн — один из них. Я знаю. Я подслушивала. Я должна была знать. Именно тогда я поняла, что никогда не смогу выйти за него замуж. Что мы должны сбежать.
        Это было именно то, что подозревал Джефф. Внезапно у Анаис возник другой вопрос.
        — Шарлотта,  — обратилась она,  — что виконт знает о вашей семье? Он знает, откуда вы?
        — Нет,  — прошептала Шарлотта.  — Я сказала ему то же, что и всем — что у меня нет семьи. Это было проще, чем говорить правду, которая заключалась в том, что от меня отреклись.
        — Ну что же, остается надеяться, что им повезло.  — Анаис попыталась расслабиться.
        Это был план Джеффа — ехать прямо к месту назначения, останавливаясь только для того, чтобы менять лошадей. По прибытии в порт он собирался распространить слух, что «Джоли Мэри» держит путь в Дувр. Для Лезанна это будет иметь смысл. Если повезет и он отважится преследовать их, то из Остенда он выберет неправильное направление. Возможно, он вообще не осмелится последовать за ними.
        Ах, какая слабая надежда!
        Но сейчас с этим ничего нельзя поделать. Лезанн не сможет задержать их на дороге. И все же Анаис на всякий случай уже пять раз вытаскивала и проверяла пистолеты господина ван дер Вельде, и Шарлотта в лунном свете наблюдала за ней с широко раскрытыми глазами.
        — Шарлотта, все будет в порядке,  — успокаивающим тоном произнесла она.  — Вы будете дома через два или три дня.
        — А вы с-сможете воспользоваться оружием?  — спросила Шарлотта.
        — Если придется, то да,  — мягко заверила ее Анаис.  — Но дело до этого не дойдет. А теперь попробуйте немного отдохнуть.
        Шарлотта кивнула, прислонилась головой к стенке экипажа и закрыла глаза.
        Спрятав пистолеты, Анаис откинулась на сиденье банкетки, а затем под скрип рессор экипажа провалилась в некое подобие сна. Но она все еще была полна чувств и, засыпая, начала мечтать о Джеффе. Джефф в туманном, темном переулке, его рука бесстрашно выбивает нож напавшего на нее. Находясь между бодрствованием и забвением в полусне, Анаис мягко улыбнулась, чувствуя, что она в безопасности и ей удивительно спокойно.
        Глава девятнадцатая
        Очень важно найти агентов врага, которые пришли шпионить против вас.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Джефф протискивался через толпу людей, которая окружала порт Остенда, держа Жизель на руках. Руки девочки по-прежнему обвивали его шею. Он чувствовал ее нетерпение, словно малышка понимала, что должно произойти. Этим утром, около одной из гостиниц, когда он спустил ее из экипажа вниз на землю, она что-то прошептала матери на французском языке, и для него это звучало так, как если бы она давала какие-то обещания.
        Он молился, чтобы ребенок знал что-то, чего не знал он, потому что его нервы были на пределе.
        Позади него следовали Анаис и Шарлотта, которая сегодня выглядела бледной и уставшей. Анаис все еще была одета в мужскую одежду, ее волосы были покрыты фетровой шляпой. Однако, если бы кто-нибудь решил приглядеться к ней повнимательнее, ее вид и наряд навряд ли смогли кого-нибудь одурачить. Но никого это не волновало — очередная молодая семья в порту ни для кого не представляла интереса.
        Впереди пассажиры роились вокруг парома в Дувр. Джефф ринулся в гущу, поднес Жизель к билетной кассе и, громким голосом обратившись к кассиру, купил билеты на четверых. Затем они снова растворились в толпе и вышли с другой стороны.
        Под властью новой бельгийской монархии порт находился в процессе модернизации и рос за счет расширения каналов, что лишь увеличивало давку людей. Капитан Тибо, окруженный постоянным шумом этого строительства, занимал место на рейде рядом с коммерческой акваторией, и его экипаж отдыхал. Но к тому времени, когда Джефф вступил на борт, все находились на своих местах, слабый бриз надвигался с севера, а над морем кружились и кричали чайки.
        Несмотря на то что на севере собирались зловещие облака, Джефф решил принять это за доброе предзнаменование.
        Тибо увидел их и поспешил навстречу.
        — Здравствуйте, добрый день!  — Капитан успел ущипнуть девочку за подбородок, прежде чем Джефф опустил ее вниз, а затем обратился к юнге.  — Этьен!  — проревел он.  — Иди сюда!
        Парень оторвался от груды веревок, с которыми он что-то делал, и поспешил к ним.
        Бросив подозрительный взгляд на теперь ужасно помятую после сна одежду Анаис, Тибо поклонился ей и Шарлотте.
        — Мой племянник Этьен проводит вас вниз, чтобы вы смогли освежиться,  — сказал он.  — Месье Маклахлан, не соблаговолите ли вы пройти со мной и осмотреть судно?
        Однако Джефф схватит Анаис за запястье и повернул ее к себе лицом, обнаружив при этом, что та вынула нож из ножен и спрятала его в рукав. Она тоже волновалась.
        — Держи их внизу до тех пор, пока мы не окажемся далеко в море,  — сказал он низким голосом.  — Слишком много людей видело нас на борту.
        Анаис кивнула, снова окинула взглядом причал, а затем пошла за матерью с ребенком. Джефф сразу же повернулся к капитану.
        — Тибо, боюсь, у нас совсем нет времени,  — сказал он.  — Так что снимайтесь с якоря как можно быстрее.
        Капитан кивнул.
        — Мы готовы к отплытию,  — сообщил он.  — В Харидж, как сказал месье Пти?
        — Да, и поспешим,  — мрачно ответил Джефф.  — Думаю Лезанн следует за нами по пятам.
        — Увы, на ветер не стоит надеяться,  — слегка уныло произнес Тибо.  — Но мы хотя бы сможем увезти вас из Бельгии.
        Джефф не мог успокоиться и мерил шагами палубу клипера, в то время как команда Тибо спешно готовилась к отплытию. День, однако, был хороший, и там и сям на причалах росли толпы людей, те же самые толпы, которые можно увидеть вдоль береговых линий на всем протяжении континента. Бондари и портовые грузчики. Проститутки и продавцы пирогов. И вездесущие клерки, которые, уткнувшись в свои гроссбухи, носились взад и вперед в длинных темных пальто.
        Джефф внимательно осмотрел толпу, но никого из знакомых не заметил. Он обратил свой взгляд на другие суда поблизости и не увидел ничего необычного, за исключением трехмачтовой барки без флага. Это было маленькое — рассчитанное на небольшую команду — парусное скоростное судно, которое даже при самом слабом ветре могло обогнать любой корабль в порту. А к горстке мужчин, копошащихся на палубе, можно было бы применить выражение «разношерстная команда».
        Джефф обратился к одному из людей Тибо.
        — Что вы знаете о том судне?  — спросил он, кивнув головой в направлении барки.
        Француз выдал что-то вроде галльской усмешки.
        — Ну-у, это просто контрабандисты.
        — Контрабандисты?  — переспросил Джефф.  — В Остенде?
        Француз погладил себя по носу.
        — У меня нюх,  — со знанием дела сказал он.  — Они здесь два дня — и только и делают, что пьют и распутничают. Марокканцы, испанцы и пара бретонцев. Они ни с кем не говорят. Не задают вопросов. Кем еще они могут быть?
        Действительно, кем еще?
        — А какой флаг они поднимали?  — спросил Джефф вдогонку, когда его собеседник отправился восвояси. Француз вернулся и усмехнулся.
        — Да здравствует, Франция!  — сказал он, подмигнув.  — Теперь мы все равны.
        И все же Джефф знал, что стоит прислушаться к неприятному ощущению в животе. Или, возможно, это было нечто большее, чем просто ощущение. Он не был уверен. И все же он спустился вниз, постучал в дверь каюты и жестом попросил Анаис выйти к нему. Сняв пальто и помятый шейный платок, она распустила волосы, и теперь они были заплетены в длинную, толстую косу, спускающуюся вниз по спине. В руке она несла дымящуюся кружку.
        — Все хорошо?  — спросил он.
        Анаис улыбнулась, но ее глаза выглядели уставшими.
        — Жизель болтает как сорока,  — сказала она.  — А юный Этьен сделал мне кружку имбирного чая бог знает с чем — но не с опиумом, как он заверил меня.
        Джеффу удалось улыбнуться в ответ.
        — Возможно, это поможет.
        — Он клянется,  — ответила Анаис, но было незаметно, чтобы она верила в успех.  — Как дела на палубе?
        Он пожал плечами и прислонился плечом к двери.
        — Рядом с нами на якоре стоит французская барка,  — задумчиво сказал он.  — Мне не нравится, как она выглядит.
        Ее темные глаза расширились.
        — Думаешь, она принадлежит Лезанну?
        Джефф покачал головой.
        — Я не понимаю, каким образом,  — пробормотал он.  — Но у меня плохое предчувствие.
        — Ничего нельзя игнорировать,  — сказала Анаис.  — Чем я могу помочь?
        Джефф пожал плечами.
        — Ничем,  — ответил он.  — Второй помощник Тибо говорит, что это просто контрабандисты, томящиеся в ожидании, и похоже, он прав.
        — Возможно, но разве есть кто-нибудь авантюрнее, чем команда скучающих контрабандистов?  — заметила Анаис.
        Джефф обдумал это. Внезапно он почувствовал, как он рад тому, что Анаис была здесь. Правда, его слегка смутило, насколько он стал зависим от нее и привык доверять ей. Он почему-то был уверен, что на нее можно рассчитывать и она сможет уберечь Шарлотту и Жизель от опасности, пока они будут находиться в пути.
        Он провел рукой по волосам.
        — Нам нужно было взять с собой пистолеты ван дер Вельде,  — шепотом сказал он.
        — У меня с собой мой карманный пистолет,  — заверила его Анаис.  — Просто оставайся на палубе и не волнуйся за нас.
        Джефф кивнул и отошел от двери.
        — Хорошо,  — сказал он.  — Но я собираюсь подняться на борт этой барки. Возможно… возможно, я что-нибудь почувствую.
        Он сделал движение, собираясь уйти, но она схватила его за руку, и ее твердый взгляд смягчился, когда она взглянула ему в лицо.
        — Джефф, я…
        Он наклонил голову.
        — Да?
        Она опустила глаза.
        — Просто будь осторожным, береги себя,  — прошептала она.
        Несколько минут спустя Джефф как бы случайно прошел мимо трапа французского судна. Он прошагал еще пятьдесят ярдов, затем развернулся и направился в обратную сторону. В угасающем свете дня можно было увидеть название корабля, написанное кричащим шрифтом на доске. «Золотой тигр».
        Человек, которого Джефф принял за боцмана, что-то орал, отдавая приказы моряку, который забрался на такелаж, чтобы что-то прибить. Поддавшись импульсу, Джефф вскочил на трап. Полудюжина мужчин на палубе замерла и с негодованием уставилась на него. Боцман, неповоротливый, громадный, неуклюжий парень в грязной кожаной безрукавке, спустился и что-то проворчал ему на смеси нидерландского и французского.
        — Я ищу капитана Рейнарда,  — ответил Джефф на ломаном французском.  — Он мой старый друг. Он на борту?
        Лицо боцмана потемнело, но он сразу же перешел на английский.
        — Вы ошиблись, друг мой,  — сказал он, скривив губы.  — Вам лучше уйти.
        Джефф приподнял бровь, пытаясь разобраться в своих ощущениях. С чем он столкнулся? Враждебность. Подозрительность. Он подытожил — им не понравилось то, что он увидел их.
        Худой рябой парень, стоящий на противоположной стороне палубы, полез в жилет, словно хотел достать оружие.
        — Сабо!  — крикнул он.  — Я могу помочь?
        — Нет, Наварра,  — ответил боцман, поднимая руку.  — Никакой помощи не нужно. Наш друг уже уходит. Верно?
        Наварра отступил, и его лицо потемнело от разочарования. Джефф приказал себе расслабиться и постарался выглядеть дружелюбным и слегка глуповатым.
        — Я прошу прощения, месье Сабо,  — пробормотал он.  — Это судно не Рейнарда? «Серебряный тигр»?
        — Нет,  — ответил боцман, указывая пальцем на кормовую часть.  — Вы ошиблись. А на этом судне я капитан. А теперь убирайтесь.
        Джефф сделал шаг назад.
        — Ах, мои извинения, сэр. Мой французский… не настолько хорош.  — Он протянул руку, стараясь посмотреть в глаза Сабо. Попытался открыть сознание и сфокусироваться.  — Тогда хорошего вам дня!
        — Угу,  — сказал капитан, который едва взглянул на него. Но он взял протянутую руку и быстро и равнодушно встряхнул ее.
        В этот момент, в блеске цвета и света, что-то мелькнуло в голове Джеффа. Это были осколки мыслей, мерцающие в его мозгу, как солнце, пробивающееся сквозь деревья. И хотя в этом не было ничего, что бы он мог разобрать, кроме этого жуткого ощущения в голове, возникла вспышка чего-то, что было не совсем болью, но чем-то близким к ней.
        — Спасибо,  — поблагодарил он.
        Затем, подняв другую руку, словно пытаясь прикрыть солнце, Джефф ступил на трап, а затем повернулся и удалился — с притворной беспечностью — в направлении, противоположному «Джоли Мэри».
        Им не удалось быстро выбраться в Северное море, поскольку канал был забит судами, а ветер был недостаточно сильным для парусов «Джоли Мэри». Как только судно наконец оказалось в открытом море, Тибо взял курс на север-северо-запад, и высокие слоистые облака быстро закрыли то немногое, что осталось от дневного света.
        Анаис стояла на палубе в кормовой части судна, следя за линией горизонта. Хотя она и нашла Бельгию прекрасной, но вдруг почувствовала, что хотела бы избавиться от нее как можно быстрее. Ей очень хотелось, чтобы поднялся ветер. По крайней мере, пока ей еще не стало плохо. Пока еще она в ясном сознании.
        А может быть, молодой Этьен действительно знал, что чай поможет?
        Джефф стоял ниже, изучая с помощью оптической трубы Тибо исчезающую набережную Остенда, и ветер раздувал его бронзовые волосы. Его беспокойство усилилось, поняла она, и не без причины.
        Как только «Джоли Мэри» снялась с якоря, на борт подозрительной барки поднялся мужчина в темном сюртуке и затеял жаркую дискуссию с человеком, который, как оказалось, был капитаном корабля. Согласно наблюдениям Джеффа, они спустились вниз, а спустя десять минут были уже наверху и обменивались рукопожатием. Затем капитан отдал короткий приказ, и команда начала готовиться к отплытию.
        У Анаис возникло плохое предчувствие.
        Она осторожно спрыгнула вниз и встала рядом с Джеффом.
        Он оторвался от трубы и положил руку на ее талию.
        — Как ты себя чувствуешь?  — пробормотал он, наклонив голову, чтобы посмотреть на нее.
        — Ну, я пока еще не страдаю морской болезнью,  — призналась она.  — Но из-за этих высоких облаков и штиля мне не по себе. И я немного боюсь, что в Остенде мы совершили ошибку.
        — Да?  — спросил он.  — И какую же?
        — Возможно, нам нужно было позвать Шарлотту взглянуть на человека, который сел на «Золотого тигра»,  — наконец сказала она.  — Что, если это один из прихвостней Лезанна?
        Джефф покачал головой, прищурившись на быстро заходящее солнце.
        — Не стоило рисковать,  — спокойно заметил он.  — Он мог увидеть ее. Однако если они начнут расспрашивать о нас в порту, то в конце концов узнают, на каком мы корабле, но на это у них уйдет драгоценное время.
        — О чем ты думаешь?  — тихо спросила она.
        Он усмехнулся.
        — Я устал ждать,  — сказал он.  — Серьезно, я думаю, что одна половина меня мечтает о том, чтобы ты была дома, в безопасности, в Англии, в то время как вторая чертовски рада, что ты здесь.
        Она взглянула на него.
        — И я рада, что ты здесь,  — сказала она.  — Очень рада.
        Он задумчиво улыбнулся, заправил своенравный завиток за ее ухо, а затем опустил руку. Джефф вернулся к своей бессменной вахте и начал вышагивать вдоль обшивки судна, прижав трубу к глазам.
        Анаис тоже вернулась на свое прежнее место, намереваясь удерживать в поле зрения сушу до тех пор, пока не исчезнет дневной свет.
        Долго ждать им не пришлось. Едва только солнце закатилось за горизонт, как с наблюдательного поста на мачте раздался крик впередсмотрящего:
        — Французское судно с правого борта, сэр!
        Анаис услышала, как Джефф, настраивая трубу, выругался себе под нос.
        Парень спустился вниз. Мужчины наскоро посовещались.
        — Это может быть французская барка,  — сказал Тибо.  — Скоро будет слишком темно, чтобы разобрать.
        Джефф сложил трубу и положил ее в карман.
        — Мы сможем их опередить?
        — Увы, нет,  — произнес Тибо грустным голосом.  — Ветер пропал, это значит, что они догонят нас очень быстро. Как вы думаете, каковы их намерения?
        — Если они работают на Лезанна, то попытаются взять нас на абордаж,  — спокойно ответил Джефф.  — Им нужен ребенок. Они ничего не сделают, что может подвергнуть ее риску,  — как и мы.
        — А орудия ты зарядить не хочешь?  — спросила Анаис, глядя на две небольшие пушки, установленные на верхней палубе.
        Джефф сжал губы.
        — Слишком опасно,  — сказал он.  — К тому же у них французский флаг. Тибо может заплатить за это слишком высокую цену — при условии, если кто-нибудь из нас выживет. Нет, думаю, нам нужно подождать подходящего момента.
        — Но ведь это контрабандисты,  — заметил капитан.
        — Да, значит, они жадные и продажные. Но они хотят похитить ребенка… и, возможно, мадам Моро. Мы должны сделать так, чтобы они поняли, что это трудная задача. И тогда они довольно скоро поймут, что им не стоит выяснять с нами отношения.
        — Пожалуй,  — с облегчением произнес Тибо.
        Но Джефф все еще смотрел на море, словно продолжал обдумывать свою стратегию в уме.
        — А сколько людей может быть на барке?  — спросил он капитана.
        Тибо потер рукой подбородок.
        — Не очень много,  — задумчиво сказал он.  — Самое большее — двадцать, а может быть, и десять. За последние два дня я видел на борту человек семь или восемь.
        — А сколько человек в вашем экипаже?
        — Четырнадцать, не считая Этьена,  — сказал капитан.  — Это надежные люди, которые готовы сражаться за Братство.
        — Спасибо, Тибо,  — кивнул Джефф.  — На севере собираются облака. Возможно, темнота сыграет нам на руку?
        — Они не смогут оказаться на борту судна, если не найдут его,  — ответил капитан.  — Сегодня ночью ни одна лампа не будет гореть на палубе.
        Джефф наконец улыбнулся, и его улыбка была натянутой и слегка утомленной. Это в очередной раз напомнило Анаис, что он провел в седле половину ночи и большую часть дня, в то время как она наслаждалась сном в экипаже, пусть и не в очень комфортных условиях.
        — С другой стороны,  — запоздало добавил Тибо,  — если они найдут нас, то окажутся на нашем борту раньше, чем мы узнаем об этом.
        Анаис вздохнула про себя. Тибо был прав. Кажется, никто из них не будет спать этой ночью. Слишком опасно! Она оторвала взгляд от лица Джеффа и посмотрела на воду, но было темно, и за мерцающими волнами ничего не было видно.
        — Позовите всех, Тибо,  — приказал Джефф.  — С мечами и пистолетами, пожалуйста. Анаис, иди вниз и охраняй пассажирскую каюту.
        Тибо не в первый раз бросил на Анаис странный взгляд, словно он не понимал, почему подобные обязанности были возложены на женщину. К счастью, она была все еще в ботинках и бриджах. Сделав несколько шагов, она добралась до люка, а затем прыгнула вниз, чего она ни за что не попыталась бы сделать, если бы была в юбках.
        Шарлотта и Жизель спали в каюте. Этьен был все еще здесь, он застилал при свете фонаря две другие койки. Анаис отметила про себя — кажется быстрым и умным, и к тому же достаточно высокий.
        — Этьен, иди сюда,  — прошептала она.
        — Да, мадам?  — Парень сразу же оказался рядом с ней.
        Анаис закатала штанину и вытащила из ботинка маленький пистолет.
        — Вы знаете, как этим пользоваться?
        Парень кивнул. И все же Анаис продемонстрировала это ему шаг за шагом.
        — Да, мадам,  — ответил он на английском.  — Я смогу.
        У него было круглое лицо и серьезный взгляд, и Анаис поверила ему. Но они повторяли приемы обращения с пистолетом снова и снова, пока юнга не начал смотреть на нее с легким раздражением.
        — Превосходно,  — сказала она.  — Теперь, Этьен, я пойду наверх и буду охранять люк на корме. Приближается судно — возможно, контрабандисты. Но не думаю, что они причинят нам слишком много беспокойства.
        Мальчик натянуто улыбнулся.
        — Да, мадам,  — сказал он.  — У дяди храбрая команда. Но вы женщина. Может быть, я буду охранять люк?
        Да, похоже, мужчины во всем мире одинаковы.
        — Думаю, я смогу справиться,  — сказала она, вытаскивая из-под стола маленький стул.  — Итак, как только я уйду, возьмите этот стул и всуньте его в дверную ручку. Никому не открывайте дверь. Только если узнаете голос — мой, господина Маклахлана или кого-нибудь из команды.
        — Да, мадам,  — кивнул он.
        Она наклонилась и провела пальцем по его щеке.
        — А теперь самое сложное, Этьен,  — сказала она.  — Если кто-нибудь попытается атаковать дверь, ты должен…
        — …пристрелить их,  — ответил мальчишка.
        — До того как они откроют дверь,  — уточнила Анаис, показывая ему еще раз спусковой механизм.  — Одна пуля в дверь, как предупредительный выстрел. Вторая — только если это понадобится. И прислонись спиной к стене, иначе отдача свалит тебя с ног и ты не сможешь сделать второй выстрел.
        — Разумеется, мадам,  — храбро ответил он.  — Дядя научил меня. Я смогу это сделать.
        — Я верю, что ты сможешь,  — сказала Анаис, подходя к небольшой груде их багажа.
        Она вытащила покрывало месье Мишеля, взяла его под мышку и вышла, подождав за дверью ровно столько, чтобы услышать, как Этьен, следуя ее инструкциям, задвигает стул в ручку двери.
        Глава двадцатая
        Искусство войны учит нас полагаться не на вероятность того, что враг не придет, а на нашу собственную готовность принять его.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Джеффу казалось, что когда находишься в море, ночь всегда наступает удивительно быстро. И этот раз не был исключением. Он наблюдал затем, как люди Тибо медленно растворяются во мраке, и вскоре он мог различить лишь парня, который стоял совсем рядом, справа от него. Вскоре он также исчез, Джефф оказался в полной темноте, и лишь шуршание волн и скрип оснастки напоминали ему, что он в море.
        Только он начал скучать по Анаис, как почувствовал рядом с собой ее тепло.
        — Вот,  — хриплым голосом сказала она в темноте,  — я принесла тебе кое-что из оружия.
        — Спасибо.  — Он осторожно нашел рукоять, взял, а затем, не имея ножен, вонзил шпагу в дерево палубы.
        — Боже, как же темно,  — прошептала она.  — Слава Богу, что ты все еще здесь.
        Его пальцы коснулись гарды шпаги, сохранившую тепло ее руки.
        — Ага, все еще здесь,  — проскрипел он.
        Повинуясь внезапному и дурацкому порыву, он притянул к себе Анаис и звонко поцеловал ее, окруженную черной как смоль ночью.
        Она затаила дыхание, потом открылась под его натиском и приняла, а затем возвратила ему поцелуй. И в это мгновение все мысли об их миссии вылетели из его головы, вытесненные отчаянной потребностью знать, что их ожидает.
        Мысль о том, что судьба смеется над ним, не оставляла его даже тогда, когда теплые и ласковые руки Анаис скользнули по его телу, а их языки сплелись — ибо в этот момент жарких поцелуев и внезапного отчаяния Джефф отдал бы все, чем он владел, все, кем он был, только лишь за то, чтобы сделать то, чего он всегда боялся — заглянуть в будущее, в их будущее.
        Однако именно Анаис прервала их поцелуй, и когда она скользнула руками по его груди, а потом опустила их еще ниже, ее дыхание было немного хриплым.
        — О, небо!  — прошептала она, соблазнительно проведя рукой по выпуклости в его брюках.  — А ведь правы те, кто говорит, что никто не знает, какие опасные существа таятся в темноте.
        На сей раз он позволил ей отойти, хотя и не испытывал желания делать это.
        — Да,  — проворчал он.  — Будет очень жаль, если Лезанн догонит нас.
        Он услышал, как она мягко сглотнула. Почувствовал ее волнение.
        — А это возможно?  — наконец спросила она.  — Как тебе кажется, что ты чувствуешь?
        Он знал, о чем она спрашивает. Знал, что видел, хотя это были лишь вспышки видения. Это было ничто. Ничто и все. Груз этого все еще по-прежнему был на нем.
        — Он идет,  — ответил Джефф.  — Я не вижу это точно… но знаю.
        — Сейчас настолько темно, что не увидишь даже вытянутые перед собой руки.
        — При первом же подозрительном ударе или скрипе у Тибо сразу на изготовку корабельные фонари,  — заверил он ее.
        — Это должно сработать,  — заметила Анаис.  — Хорошо, что нет ветра, который мог бы их погасить.  — А что за лодка на борту «Золотого тигра»?
        Джефф на какое-то время задумался.
        — Лишь маленький катер,  — ответил он.  — Двадцать футов.
        — Тогда они наверняка подойдут к нам на нем,  — сказала она.  — И до последнего момента будут плыть вдоль побережья, так что мы не услышим весел. Кстати, я положила пару маленьких мечей и рапир под парусину рядом с люком на корме.
        Они оба почувствовали то, что было потом. Очень слабую дрожь корабля, словно он коснулся причала.
        Или маленького судна.
        Джефф обнял Анаис за плечи.
        — Анаис, иди вниз, пожалуйста. И будь осторожна.
        Она кивнула и быстро исчезла во мраке. Но он знал, что даже теперь она не убежит, он был уверен, что она останется и будет сражаться, как мужчина,  — а возможно, даже лучше, чем мужчина.
        Он почувствовал второй звук, что-то вроде царапанья, и Тибо отдал приказ. В тот самый момент, когда зажегся первый фонарь, шлюпочный якорь перелетел через фальшборт, а затем с лязганьем появилось и еще три. Все произошло очень быстро, и спустя мгновение появились мужчины, которые перелезали через поручни, стремясь попасть на палубу.
        Люди Тибо встретили их пистолетными залпами. Один из контрабандистов вскрикнул и, схватившись за плечо, упал в воду. Джефф прицелился в ногу темноволосого бородача, которую тот перебросил через поручни. Он промахнулся, но деревянные щепки попали нападавшему прямо в лицо. Он свалился на палубу, схватившись за глаз.
        Мужчины набрасывались друг на друга, ботинки гремели по палубе, в свете фонаря сверкали клинки. Но люди Тибо сумели взять верх, и все окружавшие их контрабандисты отшатнулись назад, захваченные врасплох внезапной вспышкой света.
        Выстрелы были неточными, и пистолеты быстро стали не нужны. Почти сразу они были отброшены в сторону. Сражающиеся вытащили клинки, и металл звенел и ударялся о металл. Находясь в гуще всего этого, Джефф увидел вспышку света. Он увернулся влево в тот момент, когда сабля просвистела у его правого уха.
        — Какой сюрприз, дружище!  — прогремел грубый голос.  — Мы снова встретились!
        Капитан «Тигра». Мясистое, загорелое лицо Сабо усмехнулось во мраке.
        Джефф сделал отвлекающий выпад вправо, потом влево, защищаясь от ударов сабли.
        — Это не ваше сражение, Сабо,  — сказал он, нанося с волнением ответный удар.  — Уходите, пока можете.
        Усмешка Сабо стала шире.
        — Ах, но слово мужчины — это его долговое обязательство.  — Он снова и снова наносил ответные удары, и они были тяжелыми и довольно эффективными.
        Клинок Джеффа кружил вокруг оружия Сабо.
        — Слово Лезанна стоит столько же, сколько ботинок, полный мочи,  — сказал он.  — Возьмите его деньги и забудьте об этом.
        Но Сабо лишь рассмеялся, обнажив в темноте передние гнилые зубы. Какое-то время они оба наносили удары и парировали, не обращая внимания на хаос, царивший вокруг них. Джефф старался не думать об Анаис, он не мог допустить мысли о ее смерти. Вместо этого он обрушил на Сабо шквал быстрых ударов, тесня его к поручням. Сабо начал ворчать, но не отступил.
        Все окружавшие их мужчины сражались. Двое сдались и прыгнули за борт, но Сабо был непоколебим. Он злобно рассмеялся и, дико взмахнув саблей, чуть не пронзил горло Джеффа.
        — Ах, друг мой,  — прохрипел он.  — Вы готовы умереть?
        — Только когда умрут все ваши люди,  — прошипел он, снова тесня капитана.  — Лезанн солгал, Сабо. Из-за него вы попали в ловушку.
        Увидев, что Сабо открылся, Джефф нацелился в его горло. Но в этот момент между ними втиснулись такелажник Тибо вместе с одним из контрабандистов. Потеряв баланс, Джефф лишь коснулся кончиком сабли трахеи Сабо, на которой выступило немного крови. Член команды Сабо пошатнулся и споткнулся о ногу капитана. Сабо слишком поздно отдернул свою саблю и проткнул ему плечо. Моряк упал между ними, истекая кровью. Они следили друг за другом, стоя над стонущим телом. Теперь они задыхались. Затем Джефф выбрал момент и сделал выпад, перепрыгнув через раненого и тесня Сабо к бизань-мачте.
        Джефф сделал обманный маневр, а затем схватился за плоскую сторону сабли Сабо. Мгновение, и она загремела по палубе. Джефф оттолкнул его к мачте, поднял оружие и приставил лезвие к его кровоточащему горлу.
        — Сабо, вам не удалось использовать фактор внезапности,  — сказал он, задыхаясь.  — И мы превосходим вас численностью. Может быть, вы и не в курсе этого, но это знают ваши люди.
        И это была правда. Кроме того, у них не было никакого доверия к Лезанну, это можно было прочесть на их лицах, теперь бледных в колеблющемся свете фонаря. Сабо выругался, но Джефф смог почувствовать его неуверенность. Ему, без сомнения, сказали, что они смогут застать судно врасплох и схватить ребенка до того, как тревога будет поднята.
        Где-то слева от Джеффа, за пределами его видимости, возникла новая схватка, а так все на судне затихли.
        — Прикажите своим людям отступить, Сабо,  — сказал он сквозь стиснутые зубы.  — Сделайте это сейчас же!
        Если капитан и колебался, то лишь секунду.
        — Прекратить!  — заорал он, и его голос разнесся по палубе.  — Стоп! Мы здесь закончили!
        Но Джефф не убрал клинок от его горла. Мужчины исчезли с палубы так же быстро, как и появились на ней.
        — Лезанн — негодяй и подлец, больше чем вся ваша команда, вместе взятая,  — сказал он.  — Я хочу наказать этого ублюдка, Сабо. Сейчас же!
        У Сабо дернулись уголки губ, и на его лицо вернулась ухмылка.
        — Ну что ж,  — сказал он, кивнув головой в сторону люка.  — Можете взять его… если что-нибудь останется после того, как закончит женщина.
        Только теперь Джефф повернулся и увидел то, за чем уже наблюдал весь корабль. Анаис теснила Лезанна к баку, держа шпагу в левой руке, а свою любимую рапиру в правой. Она отвечала на его выпад выпадом, легко парируя, используя шпагу только для баланса. Джефф направился было к ней, но потом сумел себя сдержать, хотя это было самое трудное решение, пожалуй, за всю его жизнь.
        Если он приблизится, то это отвлечет ее и выведет из себя. К тому же он просто был не нужен. Лезанн скалил зубы, как бешеная собака, словно не верил собственным глазам.
        Снова и снова он нападал на нее с безумной яростью и наталкивался своим клинком на ее. Анаис все время держала его на нужной ей дистанции, она изящно отступала, почти насмешливо — а затем направляла свой точный выпад или в район его горла или ребер, но никогда не доводила его до конца, двигаясь при этом так, словно играя с ним, как кошка с мышкой.
        — Глупая сука!  — выругался Лезанн, неистово, но беспорядочно атакуя ее.
        Смеясь, Анаис отразила удар, и Лезанн чуть не потерял равновесие. Мужчины попятились. Теперь ничто не мешало ее длинному лезвию. Джефф слышал, как позади него последние члены команды Сабо, пока имелась возможность, пятятся к своим веревкам.
        Однако Лезанн не собирался покидать палубу. Несомненно, он начал этот бой клинков, будучи абсолютно уверенным в себе, и собирался биться до смерти.
        Ни один из мужчин не бросился на помощь Анаис, и Тибо также не отдавал приказ сделать это. Казалось, как и Джефф, они понимали, что это без толку. Она снова и снова изматывала виконта, а затем отбрасывала его. Он снова предпринял атаку, с яростью наступая на нее. Она парировала выпад и энергично оттеснила его. Лезанн дико качнулся, коснувшись кончиком клинка снасти, которые служат для уборки парусов, и перерезал их. Где-то высоко парус сначала надулся, а потом опустился, криво раскачиваясь, позади него, как занавес во время дешевого шоу.
        В этот момент Анаис наклонилась и аккуратно, очень осторожно ткнула в его висок.
        Лезанн вскрикнул, задыхаясь от гнева. У него было дикое выражение лица, а вниз по щеке стекала кровь.
        — Английская сука!  — снова проревел он.  — Как ты посмела?!
        — Вы вынудили меня, Лезанн,  — спокойно сказала она, в этот раз все время тесня его назад.  — Вы собирались убить Шарлотту, а теперь я хотела бы убить вас. Согласитесь, это справедливо.
        Тогда Лезанн запаниковал. Он яростно набросился на нее, но безрезультатно, и тогда, отступая дюйм за дюймом, наконец вскочил на груду сложенных парусов и вцепился в планшир.
        Это была его фатальная ошибка, потому что он оказался в ловушке. Лезанн начал размахивать руками, на его лице застыла маска ужаса. Когда он предпринял последнюю попытку спасти себя, его клинок упал и покатился по палубе. Слишком поздно. Он опрокинулся назад, а потом упал через поручень.
        На палубе наступила тишина. Затем раздался громкий всплеск.
        Лишь тогда Джефф осознал, что он почти дрожит. Люди Тибо взорвались приветственными выкриками, кто-то хотел пожать руку Анаис, но их резко прервали. Где-то внизу раздался громкий звук, зловеще отзываясь эхом по всему судну, как будто в трюме что-то взорвалось.
        С бьющимся в горле сердцем Джефф подскочил клюку, схватился за край руками и прыгнул вниз. Приземлившись, он побежал в сторону пассажирской каюты. Анаис следовала за ним по пятам.
        Он резко замер с другой стороны бизань-мачты. Рябой человек по имени Наварра, весь покрытый деревянными щепками, лежал пластом с неловко подвернутой ногой в узком проходе. В двери каюты было отверстие размером с крикетный шар.
        Анаис перепрыгнула через тело.
        — Этьен!  — крикнула она, просунув руку через отверстие, и что-то оттолкнула. Оно упало с грохотом, и она распахнула дверь. Этьен Тибо с широко распахнутыми глазами все еще стоял, прижавшись спиной к стене, и держал в руке пистолет.
        Он сразу же опустил его.
        — Приветствую вас,  — сказал он.  — Ну вот и все.
        Джефф взглянул на лежащего на спине контрабандиста. Выше, на самой верхней полке, съежившись от страха, стояла на коленях Шарлотта, которая в попытке защитить Жизель спрятала ее себе за спину. Увидев Анаис, она в изнеможении упала, прижав руку к груди.
        — Слава Богу!  — заплакала она.  — Слава Богу!
        Джефф наклонился над телом, прижав два пальца к горлу Наварры. Этьен осторожно переступил через тело и с любопытством посмотрел на него.
        — Он мертв, месье?  — спокойно спросил мальчик.
        — Нет,  — сказал Джефф, ощупывая рану.  — Думаю, он просто ударился головой.
        — О…  — Маленькое лицо Этьена вытянулось.  — Очень жаль!
        Глава двадцать первая
        Даруй награды, не требуемые законом; отдавай исключительные приказания. Направляй силы Трех Армий так, как будто командуешь одним человеком.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Преподобный мистер Сазерленд был прежде всего человеком веры. Строгий традиционалист, он полагал, что руку Господа можно увидеть во множестве вещей, которые человеку не дано понять за всю его жизнь, и Сазерленд относил Братство именно к этой категории. С другой стороны, будучи хорошим Священником, он твердо верил в Братство и понимал, что ради справедливости иногда приходится чем-то жертвовать. И в тех редких случаях, когда он обнаруживал, что его личные принципы вступают в конфликт с его естественными склонностями, это беспокоило и тревожило его.
        Он стоял около одной из кирпичных башенок, которые обрамляли колчестерскую станцию, наблюдая за тем, как в тот момент, когда последний из их чемоданов был выгружен из экипажа Шарлотты Моро — а точнее, из экипажа ее отца — на обочину, пошел дождь. А затем извозчик хлестнул лошадей, и под дождем процессия, состоящая из двуколки и экипажа, с грохотом отправилась в путь.
        Шарлотта махала им троим до тех пор, пока экипаж не повернул на главную дорогу. И даже тогда Сазерленд увидел в заднем окошке маленькое личико Жизели с заостренным подбородком, которая наблюдала за ними, становясь все меньше и меньше. А затем, в самый последний момент она подняла руку и прижала ее к окну — вместе со своим маленьким носиком,  — и Сазерленд больше ничего не мог разглядеть, хотя было ли это из-за дождя или из-за слабой дымки на его глазах, он сказать не смог бы.
        Джеффри и мисс де Роуэн, стоящие ниже, на тротуаре, развернулись и бросились с улицы под крышу станции. Они сильно встряхнули и закрыли зонтики. Одетые в темные одежды, почти как для торжественного вечернего приема — он в черном фраке и ослепительно белой рубашке, и она в платье из атласа цвета темного баклажана,  — они были похожи на богатую молодую пару.
        Граф продолжал наблюдать за экипажем, который теперь был на довольно большом расстоянии от них.
        — Как вы думаете,  — сказал он скорее самому себе,  — смогут ли они справиться без нас?
        Сазерленд улыбнулся:
        — Ты не единственный Хранитель, друг мой, способный охранять этого ребенка, и не имеет значения, что, возможно, за последние несколько дней вы втроем привязались друг к другу.
        Джефф рассмеялся.
        — Джеффри, мистер Хенфилд будет хорошо заботиться о ребенке.  — Сазерленд утешающе похлопал по спине друга.  — Он отличный Хранитель, и я уверен, что Шарлотта будет от него в восторге. Ты и мисс де Роуэн выполнили свою работу, порученную Господом, ибо у Него есть замысел относительно этого ребенка, хотя мы пока не знаем, в чем он заключается.
        — Она уже предсказала падение одной монархии,  — немного встревоженно сказал Джефф.  — Я с содроганием думаю о том, какими будут ее следующие предсказания.
        — Точно,  — пробормотал Священник.  — И теперь она останется в безопасности до тех пор, пока не научится понимать свой Дар. Возможно, она вообще не захочет им пользоваться, но по крайней мере у нее будет выбор. Это — подарок, который вы оба преподнесли ей.
        Именно в этот момент дождь застучал снова, барабаня по тротуару, как галька, и разбрызгивая капли воды во все стороны.
        — Пойдем,  — сказал Джефф, подталкивая Анаис к двери.  — Давай зайдем внутрь.
        Оказавшись внутри станции, джентльмены, пробравшись через поток пассажиров и носильщиков, купили билеты и отдали распоряжения насчет багажа. Они присоединились к Анаис, стоящей около входа, как раз тогда, когда на станцию прибыл пыхтящий и свистящий поезд.
        — Итак,  — сквозь шум и гам сказал Сазерленд,  — полагаю, здесь мы распрощаемся. Мисс де Роуэн, вы абсолютно уверены, что не хотите поехать со мной? У моей сестры прекрасная кухарка, уютный дом, и она будет рада компании.
        Анаис, уже в третий раз после завтрака, покачала головой.
        — Вы очень любезны, сэр,  — сказала она,  — но я немного соскучилась по собственному дому.
        — Тогда, чтобы вы оказались дома уже сегодня, я буду рад нанять вам экипаж,  — предложил Священник.
        — Сазерленд, в чем дело?  — требовательным тоном спросил Джефф.  — Поезда ходят туда и обратно из Лондона весь день.
        Священник поджал губы.
        — Хорошо, Джеффри, все дело в морали нашего века,  — наконец сказал он.  — Я имею в виду вот что — незамужняя леди в поезде, в салоне первого класса с джентльменом, который не является ее мужем?
        Джефф посмотрел на Анаис странным взглядом.
        — Не беспокойтесь по этому поводу, сэр,  — слегка жестковатым тоном ответил он.  — Я собираюсь исправить это упущение, как только смогу поговорить с отцом этой леди.
        Кустистые брови мистера Сазерленда изумленно поползли вверх.
        — Неужели?
        — А зачем же откладывать?
        — Прекратите, вы, оба!  — Лицо Анаис потемнело.  — Джефф, тебе не кажется, что подобное заявление является слегка преждевременным? А что касается вас, мистер Сазерленд, то хочу заметить, что я провела в компании Джеффа очень много дней — и все на службе Братства. Поездка до Лондона едва ли будет самым худшим дополнением к тому, что было до этого. Так что, мне кажется, уже поздновато беспокоиться по поводу моей репутации.
        Это и был тот самый конфликт, который Сазерленд был обязан разрешить. Очень хорошо жертвовать чем-то во имя Братства, если ты являешься частью организации — и к тому же джентльменом, а значит, защищен от презрительных насмешек общества. Но совсем другое дело, если ты — леди. Леди, которой было отказано в членстве. И которая все-таки сделала все, что было в ее силах,  — все возможное и даже невозможное.
        Теперь слишком поздно начинать бороться с этической неопределенностью данного дела. И с чувством вины. Она терзала его, лишая внутренней уверенности в том, что мужчины являются более сильным полом и что женщине нет места в Братстве. Но если хотя бы половина того, что он слышал, была правдой, то эта молодая особа была исключительно смелой.
        Поезд издал еще один оглушительный звук, и толпа пассажиров устремилась в направлении дверей. Выражение лица Анаис де Роуэн не изменилось.
        Внезапно у него возник порыв — а возможно, просто сработал здравый смысл. Он снял свой цилиндр и поставил его на саквояж.
        — Дорогая,  — сказал он,  — дайте вашу руку.
        Смутное изумление отразилось на ее лице, но она сделала это, вложив в его ладонь свои длинные, холодные пальцы.
        — А теперь,  — сказал он,  — произнесите слова. И побыстрее, пожалуйста.
        — Слова?  — Ее брови взлетели.
        Сазерленд взмахнул пустой рукой, в то время как поезд просигналил снова.
        — «Я смиренно прошу о приеме» и так далее, и так далее,  — сказал Сазерленд.
        — В Братство?  — пребывая в легком шоке, уточнила она.
        — Да, да, это лишь формальность,  — ответил Священник.  — Лейзонби уже произнес свою часть.
        Джефф мрачно взглянул на него.
        — Ради Бога, Сазерленд!  — прошипел он.  — На железнодорожной станции? Уместно ли?
        Но мисс де Роуэн уже повторяла традиционные слова, и ее голос был тихим, но ясным, а латынь — точной.
        — Я смиренно прошу о приеме в члены Братства,  — быстро произнесла она.  — Я заслужила это право моей Преданностью, Силой и Кровью. Клянусь честью, я обещаю, что своим Словом и своим Мечом я буду защищать Дар, мою Веру, мое Братство и всех его Родственников, пока последнее дыхание жизни не покинет моего тела.
        Сазерленд положил руку на ее плечо.
        — Тогда пусть твоя рука, сестра, будет как правая рука Господа,  — сказал он.  — И все твои дни будут отданы Братству и службе Ему.
        — Так же, как твоя,  — ответила она.
        Сазерленд опустил обе руки и слегка поклонился.
        — Ну вот,  — сказал он,  — дело сделано.
        Мисс де Роуэн выглядела все еще смущенной.
        — И… больше ничего?  — спросила она.  — Это все?
        — Ну, если хотите, по возвращении в Лондон мы можем закончить формальную церемонию инициации,  — предложил Сазерленд.
        — Нет, благодарю вас,  — твердо сказала Анаис.  — Я уже выбросила свою сорочку.
        — Тогда это все.
        — Ну, я думаю, все-таки должно быть голосование,  — неуверенно сказал Джефф.  — Общество Сент-Джеймс…
        Она пригвоздила его взглядом.
        — И как ты будешь голосовать?
        Его взгляд смягчился.
        — Ты ведь знаешь, как я буду голосовать.
        — А я знаю, как проголосуют остальные,  — сказал Сазерленд, ухватившись за цилиндр и надевая его на голову.  — В противном случае им придется искать себе нового Священника.
        Джефф взял в свои руки руку Сазерленда и крепко пожал ее.
        — Тогда я жду единодушный вердикт,  — сказал он, повернувшись к Анаис с нежной улыбкой.  — Мои поздравления, дорогая. Ты их заслужила.
        — Ну хорошо.  — Сазерленд резко откашлялся.  — Я в любом случае буду с нетерпением ждать разрешения этой небольшой тайны, касающейся вашего совместного будущего,  — сказал он, снимая цилиндр и кланяясь Анаис, в то время как прозвучал еще один свисток паровоза.  — Думаю, это мой поезд в Ипсвич. Позвольте мне поблагодарить вас обоих за образцовую службу Братству золотого креста.
        И с этими словами он повесил зонтик на руку, взял саквояж и направился к поезду.
        Почувствовав себя вдруг неловко, Анаис посмотрела Сазерленду вслед. В ее голове до сих пор не укладывалось то, что он только что сделал.
        Они с Джеффом почти три дня провели в Эссексе, инструктируя Сазерленда и мистера Хенфилда, участвуя в воссоединении Шарлотты с родителями и улаживая дела Жизели. И теперь миссия была завершена. Опасность миновала. И казалось, будто бы между ними все изменилось.
        Но Джефф взял ее руку в свою и крепко сжал ее, возвращая все на свои места.
        — Пойдем, любимая,  — прошептал он.  — Пора возвращаться домой.
        На станцию, медленно выбрасывая дым и покачиваясь, прибывал другой поезд. Он остановился, и возобновилась бурная деятельность, на этот раз в противоположном направлении. Анаис взяла предложенную руку Джеффа, а он, схватив в одну руку обе их сумки, понес их так легко, словно они были невесомыми.
        Спустя несколько минут они уже были в своем вагоне и убирали ручную кладь. На платформе начали открываться и закрываться двери. Далеко впереди раздались два таких громких гудка, что Анаис чуть не подскочила на сиденье. Последние пять дней она провела, как на острие ножа, и теперь чувствовала себя так, словно все ее тело находилось в состоянии постоянной повышенной готовности.
        Сидящий напротив нее Джефф потянулся и положил свою руку на ее.
        — Так бывает иногда,  — спокойно сказал он, словно прочитав ее мысли.  — Скоро мы вернемся в Лондон, и жизнь войдет в нормальное русло.
        Именно этого и боялась Анаис. Она опасалась, что они вернутся в Лондон такими же, какими они его оставили,  — подозрительными, настороженными незнакомцами, живущими каждый своей жизнью. Она боялась, что дни, которые она провела с Джеффом, были удивительным эпизодом в ее жизни, не имеющим никакого отношения к реальности. Что его страсть к ней была лишь страстью и ничем более, и что ее новое представление — о себе, о жизни, о любви и о мечтах, которые ее томили,  — начнет исчезать, как только она окажется вдали от Брюсселя.
        Ее сомнения усиливались тем фактом, что с тех пор как они покинули дом Лезанна, они ни на мгновение не были с Джеффом наедине, если не считать тот горячий поцелуй в темноте на борту «Джоли Мэри». На протяжении многих дней подряд они жили бок о бок и учились доверять друг другу, работали, хоть и ругаясь и ворча, на общую цель и стали любовниками — любовниками, охваченными лихорадочной страстью.
        А затем — так же внезапно, как все началось — все закончилось. Время, проведенное вместе, сплоченность во имя общей цели — всему этому пришел конец. А лихорадка, как знала Анаис, способна сжечь саму себя. И все же она чувствовала себя абсолютно другим человеком. Ее представление о себе каким-то образом изменилось, перевернув ее вполне упорядоченный мир. И теперь цель, над которой она так долго и упорно работала — инициация в Братстве золотого креста,  — оказалась внезапно достигнутой. Так почему же у нее возникло такое чувство, что ей все стало безразлично?
        Поезд задрожал, заскрипел, а затем наконец тронулся с места. Анаис наблюдала, как за окном медленно исчезает пустая платформа, охваченная паром и дымом. Она отвернулась от этого зрелища и увидела, что Джефф протягивает ей руку.
        — Иди ко мне,  — сказал он. И как все его приказы, это было сказано мягко, но решительно.
        Анаис была не в том настроении, чтобы ссориться. Она села рядом с ним, поезд к этому времени уже набрал скорость, и мимо них теперь проносились виды сельской местности.
        Джефф обнял ее и убедил положить голову ему на плечо.
        — Анаис де Роуэн,  — спокойно сказал он,  — я люблю вас.
        Она застыла в его объятиях.
        Он опустил голову и посмотрел на нее.
        — Что?  — спросил он.  — Разве ты не предполагала, что жизнь может измениться в лучшую сторону?
        Она ответила ему искренним немигающим взглядом.
        — Мы провели вместе несколько необычных и удивительных дней,  — сказала она,  — но теперь мы должны вернуться к своим прежним обязанностям.
        Он ничего не ответил и некоторое время молча смотрел в окно.
        — Я не уверен, что смогу жить без тебя,  — спокойно ответил он.  — Но если ты не чувствуешь того же самого, то я приму это.
        — Правда?  — У нее сжалось сердце.
        — Да,  — сказал он.  — Я начну ухаживать за тобой. И не важно, сколько на это уйдет времени. Я дождусь своего часа, Анаис. Я еду домой, чтобы сделать то, о чем ты меня попросила. А затем я собираюсь попытаться завоевать тебя. Осаждая твое сердце. Отказываясь принять «нет» в качестве окончательного ответа.
        — Джефф,  — воскликнула она, и внезапно ей стало трудно дышать,  — я не сказала «нет»! Просто попытайся понять — чувство вины, с которым мне придется жить…
        Он оборвал ее, прижав палец к ее губам.
        — Перестань, Анаис,  — сказал он.  — Я знаю. Я собираюсь ввести известную тебе леди в курс дела, как только мы сойдем с поезда. Я хочу объяснить ей это лично. Уверяю тебя, все будет решено еще до заката солнца. И она будет рада быть свободной.
        Анаис не знала, что ответить. Она хотела связать свою жизнь с ним, но хотела ли она его в ущерб другой?
        К ее стыду, да. Она хотела. Она отвела взгляд и с трудом сглотнула. Ей хотелось верить в то, что она приняла верное решение и что Джефф поступает правильно. И что ее прабабушка… ошиблась. Она была уверена в своей любви. И в своем выборе. И теперь это была ее жизнь. У нее появилась возможность ухватиться за него обеими руками, ибо Джефф был тем мужчиной, который стоил этого.
        Они молчали очень долго, пока не доехали до следующей станции, на которой опять замелькали пассажиры и носильщики. Время от времени Джефф нагибал голову, чтобы взглянуть на нее, но ничего не говорил, а просто улыбался. Затем двери одна за другой опять захлопнулись, и снова после свистка поезд заволокло паром и дымом.
        Он прижался губами к ее виску.
        — Боюсь, до следующей станции далеко,  — сказал он.
        — О,  — тихо сказала Анаис.  — Звучит… многообещающе.
        — Да?  — С озадаченным видом он поднял голову.  — И почему?
        — Потому что я как раз задумалась,  — спокойно ответила Анаис,  — на что похоже занятие любовью в движущемся поезде…
        В тот день серые облака над Лондоном чудесным образом исчезли, и открылось такое удивительно яркое голубое небо, что дамам, пришедшим посмотреть на витрины магазинов на улице Сент-Джеймс, пришлось вытаскивать зонтики от солнца, чтобы их носы не покрылись веснушками.
        Рэнс Уэлхэм лорд Лейзонби как раз спускался с крыльца Общества Сент-Джеймс, когда из-за угла на Сент-Джеймс-плейс появился черный фаэтон с рубиново-красными колесами, который проехал по последней луже, оставшейся от утреннего дождя, а затем остановился на расстоянии нескольких футов от него.
        Четверка отлично подобранных, с тонким костяком, вороных лошадей била копытами и с нетерпением кивала головами, но кучер с легкостью удерживал их.
        — Добрый день, Рэнс!  — раздался голос леди Аниши.  — Какой приятный сюрприз!
        В некотором изумлении он наблюдал за тем, как дама спускается вниз и бросает поводья лакею Белкади, который лихо сбежал с лестницы и теперь расшаркивался перед ей.
        — Ну и ну, Ниш!  — сказал Лейзонби, опираясь на трость с латунным набалдашником.  — Теперь заботишься о себе сама, да?
        — Жизнь тяжела.  — Леди Аниша улыбнулась и, спустившись на тротуар, сняла кожаные перчатки, небрежно махнув рукой в сторону фаэтона.  — Тебе нравится?
        — Это… лихо,  — сказал Лейзонби, изо всех сил стараясь удержать челюсть на месте.  — Просто я не до конца уверен, что это ты.
        — Ну, может быть, так и должно быть?  — загадочно пробормотала дама.
        Лейзонби критическим взглядом окинул фаэтон и нашел его восхитительным. Он был высоким, но не слишком. Его передние колеса доходили до плеч леди Аниши и сверкали, как оникс в сочетании с рубинами. Это был экипаж, от которого не отказался бы ни один светский молодой человек, а управлять им могла лишь одна, ну, может быть, несколько дам.
        — Скажем так,  — продолжила леди Аниша,  — я забрала его у Лукана.
        — А-а,  — понимающе произнес граф.  — Щенок опять в немилости, и что же на сей раз?
        Леди Аниша напряглась.
        — Именно так,  — вздохнула она.  — В этот раз он проигрался в баккара. Но ему пришлось разъяснить, что если он рассчитывает на мою помощь, то должен платить. И на сей раз цена — его фаэтон. Должна признаться, что он мне очень нравится, и я не уверена, что Лукан получит его назад.
        Лейзонби оторвал взгляд от фаэтона и посмотрел на красивую женщину.
        — Ты снова пришла к мистеру Сазерленду?  — с любопытством спросил он.  — Ведь он, кажется, все еще в дебрях Эссекса.
        — Ну, он же не мог проделать весь этот путь до Колчестера и не навестить сестру, не правда ли?  — сказала Аниша.  — Но вообще-то я пришла за Софией. Я собираюсь покататься с ней по парку.
        Лейзонби отступил на шаг назад.
        — Ну, удачи тебе в этом.
        — Видишь ли,  — Аниша нахмурилась,  — она скорей всего откажется. А что насчет тебя? Ты сможешь доверить мне свою жизнь?
        — Думаю, я бы мог с такой легкостью довериться всего лишь нескольким людям,  — честно ответил Лейзонби.  — Но нет, я как раз направлялся в клуб Куотермэна.
        — Рэнс!  — ворчливо заметила она.  — Ты же не играешь.
        Он усмехнулся.
        — Не у Неда. Это — бесспорно,  — сказал он.  — Из Общества Сент-Джеймс он никого не пускает за свои столы.
        — О Боже, хотела бы я знать почему!  — пробормотала она.  — Поднимись со мной до книгохранилища. Я должна тебе кое-что рассказать, но мне не хочется стоять на улице.
        С явной неохотой Лейзонби наклонил голову и предложил ей руку.
        Две минуты спустя они сидели в частной библиотеке клуба на длинных кожаных диванах и смотрели друг на друга через чайный стол. Лейзонби очень надеялся, что леди Аниша забыла тот последний раз, когда она натолкнулась на него в этой комнате.
        Тогда он был в ужасном состоянии, охваченный упрямой яростью и чем-то еще, о чем он старался не думать. Брат Ниши застал его в ситуации, которая, очевидно, показалась ему двусмысленной — с этим маленьким гаденышем Джеком Колдуотером. Хуже того, вместе с Рутвейном была Ниш. Он лишь надеялся, что она не разглядела… ладно, что бы это ни было, это произошло.
        Ее брат наверняка все видел — и сделал ему жестокий выговор за это. Не потому что Рутвейн был добропорядочным человеком; он таковым не был. Нет, он ругал его из-за Ниши. Ниши, самой красивой женщины, которую он когда-либо видел.
        Он посмотрел на нее сейчас — на ее сверкающие темные глаза, маленькую, идеальную грудь, которая уютно расположилась в черном шелковом дорожном платье, и на длинную и элегантную, как у лебедя, шею,  — и ему стало немного жаль, что он так быстро передал ее Бессетту.
        Ниш не из тех женщин, кого можно передать, словно какую-нибудь вещь. Она не была такой. И никогда не будет. Каким-то образом именно сегодня он почувствовал это наиболее пронзительно.
        Словно желая разрядить обстановку, леди Аниша вытащила длинную булавку из своей кокетливой шляпки, а затем положила ее рядом с собой.
        — Вот,  — сказала она, вздохнув.  — Она мне мешала. Итак, Рэнс, ты поступил очень плохо, бросив меня на днях в Уайтхолле. О чем ты думал?
        Он вскочил на ноги.
        — Я не бросал тебя!  — раздраженным тоном ответил он.  — Я оставил тебе свой экипаж, извозчика и лакеев — с инструкциями отвезти тебя на Аппер-Гросвенор-стрит,  — потому что решил, что будет лучше, если я пойду домой, поскольку я был в плохом настроении и не мог составить компанию леди.
        — Ты бросил меня,  — повторила она и подошла к нему, встав у окна.  — Честно, Рэнс, я не могу не думать о том, что происходит с тобой в последние месяцы. Ты так странно себя ведешь.
        Лейзонби уставился вниз на вход в клуб Куотермэна, наблюдая затем, как Пинки Рингголд, один из громил клуба, выходит, чтобы открыть дверь ожидающего экипажа.
        Он заставил себя отвернуться и посмотреть на нее.
        — Прошу прощения,  — проскрипел он.  — Так о чем, Ниш, ты хотела мне рассказать?
        Она оценивающе взглянула на него.
        — Две вещи,  — сказала она.  — Во-первых, что ты знаешь о прошлом Ройдена Нейпира?
        Лейзонби пожал плечами:
        — Ни черта, лишь то, что он приплод старого Ника Нейпира.
        — Рэнс, ну и выражения!  — Аниша закатила глаза.  — Ладно, леди Мэдлин во время вчерашнего ужина рассказала мне кое-что интересное.
        Лейзонби усмехнулся:
        — Как интересно общаться с новой свекровью, не так ли?
        Ее темные глаза сверкнули от гнева.
        — Просто заткнись и слушай,  — пробормотала она.  — Несколько месяцев назад, когда Нейпир помчался к смертному ложу дяди…
        — Да, в Бирмингем, кто-то говорил,  — перебил ее Лейзонби.  — Наверное, какой-нибудь адвокат, берущийся за сомнительные дела. И что с того?
        — Ну, вообще-то не в Бирмингем.  — Леди Аниша понизила голос.  — Белкади неправильно понял. А в Берлингейм.
        Лейзонби в замешательстве уставился на нее.
        — К лорду Хепплвуду?
        — Хепплвуд умер, не так ли? Так говорит леди Мэдлин.  — Леди Аниша махнула рукой.  — Клянусь, я ничего не знаю об этих людях. Но неужели Нейпир — племянник пэра с такими большими связями в высшем свете?
        — Тогда, скорее, со связями со стороны леди Хепплвуд,  — пробормотал он.
        — Леди Мэдлин, говорит, что это не так,  — возразила леди Аниша.  — Я подумала, а что, если Нейпир — незаконнорожденный?
        — Нет, но, возможно, им был старый Ник.  — Лейзонби снова пожал плечами.  — Но я и двух шиллингов не дам за имя Нейпира. Я просто хочу, чтобы он поднял свою задницу и выполнил свою работу.
        Леди Аниша взглянула на него из-под длинных, густых и черных ресниц.
        — А вот теперь я перехожу ко второму пункту,  — сказала она, и внезапно ее хрипловатый голос начал обволакивать его.
        У Лейзонби слегка пересохло во рту.
        — Что?
        — Я убедила Ройдена Нейпира позволить мне просмотреть документы, касающиеся дела Певерила.
        — Даже так?  — Он недоверчиво посмотрел на нее.
        — Он собирается позволить мне просмотреть эти документы,  — повторила она.  — Я, конечно, не смогу вынести их из его кабинета. Но это документы публичного характера — или что-то вроде этого,  — так что он собирается позволить мне взглянуть на них. Записи его отца. Показания свидетеля. И так далее, и тому подобное. Итак… что именно ты хотел бы знать?
        Рэнс не мог оторвать от нее глаз.
        — Я… о Боже… все,  — сумел сказать он.  — Все, что ты сможешь узнать. Но каким образом?..
        Ниш отвела взгляд.
        — Думаю, будет лучше, если с этого момента ты позволишь мне самой разбираться с Нейпиром — особенно если учесть, что ты не в состоянии быть учтивым и избегать грубостей.
        Лейзонби прикрыл глаза и тяжело сглотнул. Когда он снова открыл их, то обнаружил, что леди Аниша все еще смотрит на него. Ее смуглое, изящное, красивое лицо казалось таинственной и непроницаемой маской, а широкие темно-карие глаза — глубокими и непостижимыми колодцами. Иногда, когда он смотрел на нее, у него просто перехватывало дыхание. И каким-то образом — в этот самый момент у открытого окна, за которым грохотали проезжающие мимо экипажи, а чуть выше на карнизе ворковали голуби,  — ему показалось, что самым простым и естественным поступком будет обнять и поцеловать Ниш.
        Затаив дыхание, она придвинулась к нему, и их губы встретились. Сначала он поцеловал ее мягко, скользя губами по ее рту, вдыхая в себя ее аромат — экзотическую смесь сандалового дерева, магнолии и такой чистой, подлинной женственности, что она смогла бы разбудить мертвеца.
        Ниш ответила на поцелуй, приподнявшись на цыпочки, поскольку ее голова едва доходила до уровня его груди. Он углубил поцелуй, скользнув языком в ее рот, и почувствовал, как напрягается его живот и затвердевает плоть. Она мягко застонала, и от этого звука его охватила дрожь.
        Он хочет ее, какие уж тут сомнения.
        Сейчас он может взять ее и потеряться в этом маленьком, чувственном теле. Он мог доставить ей ни на что не похожее удовольствие, даже радость. И она могла бы успокоить хотя бы на какое-то время эту неудовлетворенность, которая, казалось, навсегда поселилась в нем.
        Но он не мог позволить себе любить ее.
        Он мог овладеть ею. Он мог использовать ее — и блестяще! Но она была достойна гораздо большего. Леди Аниша Стаффорд была словно маленький экзотический драгоценный камень — если верить слухам, женщина из касты Раджпут обучила ее тысячам способам доставлять мужчине наслаждение,  — и она заслужила, чтобы рядом с ней был тот, кто способен поклоняться такому совершенству. Он же не был таким человеком. Он слишком много видел. Слишком много испытал. Его остроту восприятия ослаблял, как ни странно, богатый жизненный опыт.
        Лейзонби оторвался от ее губ и отодвинулся. Его дыхание было тяжелым, а тело мечтало о ней.
        — Прости,  — прохрипел он, опустив руки.  — Ради Бога, Ниш! Прости…
        Она опустила глаза и отошла от него, словно была слегка смущена. Никто из них не заметил тени, которая только что сначала зашла в дверь, а потом вышла.
        Он инстинктивно потянулся к ней.
        — Нет,  — сказала она и сделала еще один шаг.  — Я не буду ждать. То, что между нами произошло… этого ведь не повторится, не так ли, Рэнс?
        Он покачал головой.
        — Да,  — согласился он.  — Я могу заняться с тобой любовью, Ниш. Я могу… я хочу. Но Рутвейн убьет меня. И Бессетт — о Боже, о чем я думал?
        Она наконец подняла глаза, ее лицо вспыхнуло.
        — А может быть, все-таки важнее то, что я думаю?
        — Ты должна выйти за него, Ниш,  — сказал Лейзонби.  — Он хороший человек. Он даст тебе старинное, честное, незапятнанное имя — этого я никогда не смогу тебе предложить. К тому же он будет замечательным отцом для твоих мальчиков. Ты должна выйти за него.
        Ее взгляд дрогнул.
        — Да. Я должна.
        — И ты выйдешь за него?  — Он надавил на нее.  — Ты это сделаешь? Надеюсь, что да.
        Снова неуверенное движение ее глаз.
        — Может быть,  — наконец сказала она.  — Если он попросит меня — хотя и не обязан,  — тогда да, ради блага мальчиков я, возможно, соглашусь.
        Лейзонби с облегчением вздохнул и почувствовал, что кровообращение восстановилось.
        — Хорошо,  — спокойно сказал он.  — Ты никогда не пожалеешь об этом.
        Она пригвоздила его взглядом.
        — И ты тоже никогда не пожалеешь об этом,  — сказала она.  — Не так ли?
        Он сжал губы и отвернулся.
        — Ты не любишь меня, Ниш,  — тихо ответил он.
        Наступила долгая, тягостная пауза.
        — Да, не люблю,  — в конце концов согласилась она, и ее голос был удивительно сильным.  — Иногда я хочу тебя, Рэнс. Полагаю, ты относишься к тем мужчинам, которые пробуждают в женщине самое худшее. А возможно, самое лучшее. Но ты прав, я не люблю тебя.
        Он посмотрел на нее с некоторым изумлением, не зная, что ответить.
        — Итак, я могу чем-нибудь еще помочь?  — спокойно спросила она.  — До моего возвращения в Уайтхолл? Я не знаю, сколько поездок смогу совершить, прежде чем лопнет терпение Нейпира.
        Было еще кое-что. Нечто очень важное. Лейзонби почувствовал, что краснеет. Слишком неподходящее время, черт побери, чтобы просить Ниш об услуге. Но он был отчаянным человеком.
        — Послушай,  — наконец сказал он,  — есть одно очень важное дело.  — Он подошел к небольшому столику возле двери и вытащил почтовую бумагу. Потом нетерпеливо нацарапал имя и вручил листок ей.
        — Джон Колдуотер,  — пробормотала она, а затем с раздражением посмотрела на него.
        — Или Джек,  — просипел Лейзонби.  — Джек Колдуотер.
        — Я знаю, кто он,  — сказала она холодным тоном.
        — Или любое имя в документах, которое хоть как-то связано с человеком по фамилии Колдуотер.
        — И как же я смогу это узнать?  — немного едко спросила она.
        — Вот почему я и направлялся в клуб Неда Куотермэна,  — ответил Лейзонби.  — Я собираюсь нанять одного из его головорезов, чтобы тот накопал информацию на этого парня — выяснил, откуда он и из какой семьи.
        — Зачем?  — Леди Аниша неодобрительно сжала губы.  — Я думала, ты извлек урок на этот счет.
        Лейзонби не посмел спросить, что она имела в виду под этими словами.
        — Колдуотер преследует меня по какой-то неясной для меня причине, Ниш,  — ответил он.  — Это что-то большее, чем просто история для «Кроникл», потому что я теперь никому не интересен. Нет, здесь что-то личное.
        — Личное?  — эхом отозвалась леди Аниша, пряча листок в карман.  — Я скажу тебе, что думаю, Рэнс. Я думаю, что личной является твоя одержимость Джеком Колдуотером.
        — Правда?  — Его голос прозвучал как-то фальшиво.
        — Да!  — отрезала она.  — И это очень неразумно с твоей стороны.
        Он колебался, раздумывая, не послать ли ее к дьяволу или просто поцеловать, чтобы она замолчала.
        В конце концов он решил ничего не предпринимать. И поступил как трус.
        — Прошу прощения,  — напряженным голосом сказал он.  — Меня ждут в другом месте.
        Затем Лейзонби развернулся на пятках, вышел из двери, направившись к лестнице, где натолкнулся на лорда Бессетта, который стоял на почтительном расстоянии от библиотеки — так, чтобы ничего не было слышно,  — прислонившись спиной к стене.
        Лейзонби вскинул руки.
        — Господи Иисусе!  — воскликнул он.  — Это ты?..
        Он слишком поздно заметил, что Бессетт поднес палец к губам.
        — Во имя всего святого, Рэнс!  — выдавил он, задыхаясь то ли от смеха, то ли от ярости.  — Если ты и дальше собираешься целоваться в библиотеке, то прикажи засыпать песок в петли этой чертовой двери.
        — Ты!  — сказал Лейзонби, сжимая руки в кулаки.  — Какого черта ты здесь делаешь?
        — Похоже, я могу задать тебе тот же вопрос, старина,  — ответил он.  — Но я… я просто пришел, чтобы вытащить железо из огня. Хиггенторп сказал, что я смогу найти Ниш здесь.
        — Железо из огня?
        — Да,  — сказал Бессетт, и в его глазах заплясали искорки веселья.  — Хотя, по правде говоря, старина, кажется, ты проделал всю работу за меня.
        В семь часов вечера Мария Витторио решила опустить тяжелые бархатные шторы в гостиных, и ее каблуки громко застучали по широким отполированным половицам. Она часто жаловалась, что нужно постелить ковры, но Анаис не хотела участвовать в их выборе, поскольку предпочитала ничего не менять и оставить комнаты в том виде, в каком они были еще при жизни прабабушки.
        Но в дни прабабушки эти комнаты была заполнены не креслами с мягкой обивкой и длинными диванами, а массивными столами и стоящими друг на друге ящиками, а также клерками, которые гудели, как усердные пчелки. Став слишком старой, чтобы выходить из дома, София приняла решение держать свою империю под рукой. Однако, по правде сказать, «Кастелли и компания» переросла это место задолго до смерти старухи. Им просто пришлось.
        А сейчас эти длинные, массивные и скудно обставленные кабинеты и комнаты, такие элегантные и изысканные, использовались редко, поскольку дом был большой, а проживало в нем всего два человека. Две женщины, ведущие замкнутый образ жизни, которым было некуда уйти, ибо они никого не приглашали — за исключением членов семьи.
        Однако теперь Мария, рассматривая просторные комнаты с высокими потолками, задумалась с чисто материнской заботой насчет того, произойдут ли еще какие-нибудь изменения в этих помещениях и в самом доме. Она не была матерью, поскольку Бог не благословил ее ребенком. Но Господь дал ей Нейта, Анаис и Армана и целый список других людей, которые нуждались в ней.
        Правда, сейчас она не была уверена в том, что все еще нужна Анаис — по крайней мере не так, как раньше, ибо Анаис, которая появилась сегодня дома с кучей чемоданов и шляпных коробок, стала совсем другим человеком. И эти перемены были хорошо знакомы Марии — Анаис была неразговорчива, со светом в глазах, но с печалью на сердце. И всегда, всегда в центре подобных противоречивых эмоций и красноречивого молчания стоял мужчина.
        Мария как раз опускала последние из тяжелых штор, когда услышала стук дверного молоточка. Тогда она оставила свое занятие и распахнула дверь пошире, увидев на пороге очень высокого, стройного джентльмена в темно-синем сюртуке и цилиндре с мехом бобра, который, должно быть, стоил целое состояние.
        Она сразу же узнала его.
        Да, судя по всему, Анаис так и не усвоила урок относительно красивых, любящих порисоваться мужчин.
        — Проходите, пожалуйста,  — пробормотала она под нос, нисколько не удивленная.
        — Благодарю,  — ответил джентльмен, снимая цилиндр.  — Я — Джеффри Арчард. Мисс де Роуэн дома?  — Он протянул плотную карточку цвета слоновой кости. Но, как она заметила, на ней не было имени Джеффри Арчарда.
        — Да,  — рассеянно сказала Мария.  — Заходите, милорд.
        Анаис находилась в гостиной и разбирала большую кипу корреспонденции, которая накопилась за время ее отсутствия, когда почувствовала, что в доме кто-то есть. Это — мужчина, подумала она, но не Нейт. И не Арман. Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться.
        Ей не пришлось долго ждать, и вскоре она услышала, как по старой дубовой лестнице поднимается Мария, а позади нее идет кто-то тяжелой походкой. Отложив в сторону счет от мясника, Анаис отодвинула кресло назад, нервно пробежав руками по темно-синему кружевному платью. Это было старое, удобное платье и далеко не самое лучшее, и Анаис, зная, что скоро увидит Джеффа, вдруг засмущалась.
        О, она ждала его появления, ибо он был человеком, который всегда поступал правильно. Но что будет правильным для него теперь, после возвращения в Лондон, к его обычной, размеренной жизни?
        И вот он был здесь — с глазами цвета льда и цилиндром в руках. Его широкие плечи заполонили весь дверной проем в гостиную.
        — К тебе посетитель, дорогая,  — сказала Мария, и ее глаза предостерегающе вспыхнули.  — Я уйду — но не далеко.
        Джефф бросил цилиндр на кресло, схватил ее в объятия, целуя и лишая дыхания.
        — О, Анаис, как долго я тебя не видел,  — пробормотал он, покусывая ее ухо.  — Ты не могла бы что-нибудь сделать, чтобы мы впредь не расставались?
        Анаис слегка отодвинулась, чтобы повнимательнее рассмотреть его лицо, и поняла, что он искренен. И впервые после отъезда из Брюсселя у нее появилась уверенность в себе.
        — Зачем?  — прошептала она.  — Ты скучал по мне?
        Он снова поцеловал ее, быстро и крепко.
        — Это были самые длинные пять часов в моей жизни,  — сказал он.  — Пожалуйста, предложи мне сесть. И налей бренди, хорошо?
        Она направилась к дивану около окна, за которым уже темнело, и прошла к буфету.
        — Где ты был?  — спросила она, стараясь казаться беззаботной.
        — Там, где я и собирался быть,  — ответил он, запустив руки в волосы.  — Выполняя то, что я пообещал сделать.
        Немного подумав, Анаис налила бренди и себе. Она испугалась, что, возможно, он ей тоже понадобится.
        Она присела рядом с ним на диване и всунула бокал ему в руку. Но Джефф просто сделал глоток, а затем нетерпеливо поставил стакан и глубоко вздохнул.
        — Анаис,  — сказал он, распахнув объятия,  — иди ко мне.
        Она так и поступила, быстро преодолев расстояние между ними, и спрятала лицо на его плече. Она втянула его знакомый, бодрящий запах и почувствовала себя так, словно наконец вернулась домой.
        — Анаис,  — пробормотал он, прижимая ее к себе,  — я отчаянно люблю тебя. И пришел, чтобы честно предупредить тебя, что собираюсь начать ухаживать за тобой и взять в осаду твое сердце. Я хочу заставить тебя забыть Рафаэля и всех, кто когда-либо встречался на твоем жизненном пути.
        Анаис подняла голову и коснулась губами его щеки.
        — Не трать свои силы на осаду,  — улыбнулась она.  — Я безумно люблю тебя. И это никогда не изменится.
        Тогда он взглянул на нее своими голубыми как лед глазами, одним пальцем приподнял ее подбородок и легонько поцеловал в губы.
        — Надеюсь, что так и будет,  — тихо сказал он.  — Анаис, ты для меня всё. Но есть кое-что, что мне нужно сказать тебе. Что-то важное.
        Она почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
        — О чем?  — прошептала она, вглядываясь в его лицо.  — Что-то касающееся леди, за которой ты ухаживал? О, Джефф, пожалуйста, только не говори, что она…
        — С ней все замечательно.  — Он на мгновение замер, а затем с сожалением покачал головой.  — Да, думаю, она все еще нуждается в муже, поскольку ее детям нужен отец. Но теперь я понимаю, что не смог бы решить эту проблему, независимо от того, насколько сильно я бы об этой даме заботился. Я полагал, что готов попробовать, но это не так. И она это понимает. На самом деле она даже почувствовала облегчение.
        Анаис прикрыла глаза, внутренне расслабившись.
        — Так что же ты хотел мне сказать?  — поинтересовалась она.
        — Ничего такого, что с этим связано,  — сказал он, и его голос прозвучал так, словно именно это он и имел в виду. Но к Джеффу снова вернулась сдержанность, у него слегка напрягся подбородок, и Анаис опять вспомнила того человека, с которым она встретилась тогда в книгохранилище Общества. Да, он был задумчивым, печальным и упрямым… и оказался прекрасным человеком. Джентльменом по своей сути.
        Анаис почувствовала, что то, что его беспокоило, имеет отношение к тому, что он собирался рассказать ей, и это уже какое-то время гложет и раздражает его.
        Он откашлялся.
        — Думаю, ты заметила, как сильно я переживал за Жизель Моро,  — сказал он.  — С самого начала ее безопасность и ее будущее имели для меня огромное значение.
        — Ты испытывал к ней большую симпатию,  — признала Анаис.  — И на каком-то глубоко личном уровне, что я не совсем могу понять. Но я не знаю и даже представить не могу, каково это — нести подобное бремя, как у тебя и Жизели, и я этому действительно очень рада.
        Спустя какое-то время он потянулся и накрыл рукой руку Анаис и переплел свои пальцы с ее.
        — Мое детство было такое же, как у Жизели,  — сказал он.  — До тех пор, пока мне не исполнилось двенадцать, я не мог ни к кому обратиться. Не было никого, кто бы помог мне.
        — Да,  — медленно произнесла Анаис.  — И, честно говоря, я все время думаю об этом.
        Его рот скривился в горестной улыбке.
        — Моя мать винит в этом себя,  — ответил он.  — Но это была не ее вина. Она… она была так молода, ей было всего лишь семнадцать, когда она родила меня, и она не могла знать, чего ожидать.
        — Я вот чего не понимаю,  — пробормотала Анаис, пытаясь поймать взгляд Джеффа.  — Разве лорд Бессетт не ее кузен? Дар передается с кровью. Любой, кто обладает им, знает это.
        — Да, моя мама — правнучка четвертого графа Бессетта,  — сказал он.  — Однако то, что она вышла замуж за кузена, было всего лишь браком по расчету, который, скажем так, спас ее. И меня. И…
        Анаис ободряюще посмотрела на него.
        — И?.. — И?..()
        Джефф сглотнул.
        — И моего настоящего отца,  — закончил он.
        Чтобы во всем разобраться, ей потребовалась пара минут.
        — А-а,  — наконец сказала она.  — Я начинаю понимать.
        Его горькая улыбка стала мрачной.
        — Уверен, мне не нужно просить тебя держать это в тайне,  — сказал он.  — Все понятно.
        — Джефф, для меня это ничего не меняет,  — быстро сказала она, положив руку на его лицо.  — Мне жаль твою маму — наверное, ужасно зачать ребенка, будучи такой молодой и вне брака,  — но для меня не имеет значения, кто твой отец. Поверь, это так.
        Он накрыл рукой ее руку, которая согревала его щеку.
        — Я никогда не сомневался в этом,  — тихо сказал он.  — Анаис, ты не из тех глупышек, для которых такие вещи, как кровь и приличия, слишком много значат. И я никогда не стыдился того, кем я являюсь.
        — Не думаю, что могло бы быть по-другому,  — заметила она.
        Он повернул голову к ее руке и долго целовал ладонь Анаис, а затем переплел свои пальцы с ее и положил обе руки к себе на колени, словно хотел получше разглядеть их.
        — Я никогда не стыдился своего происхождения,  — спокойно сказал он.  — Я был зачат в любви родителями, которые очень хотели меня. Я был зачат также и в браке — или, возможно, за день или два до него. Видишь ли, в этом и заключается сложность.
        Анаис почувствовала, что у нее расширились глаза.
        — Ничего себе,  — пробормотала она.  — Может быть, расскажешь мне об этом подробнее?
        Он приподнял плечо и вздохнул.
        — За несколько недель до ее первого выхода в свет мать сбежала с бедным шотландцем и вышла за него замуж в Гретна-Грин,  — сказал он.  — Но мой дедушка по материнской линии был жестоким человеком. Ему удалось схватить их вскоре после этого и убедить мать с помощью каких-то фальшивых документов, что отец женился на ней ради денег — а их было много!  — и что он заплатил ему, чтобы аннулировать брак. Он даже показал ей бумаги.
        — Ох!  — Анаис прижала руку ко рту.  — Что за чудовище!
        — Он был влиятельным политиком,  — продолжил Джефф.  — И решил устроить для нее брак из политических соображений, который должен был послужить удовлетворению его жажды власти. Он думал, что сможет скрыть ее тайное бегство и запугать ее, но он не учел меня. Одно дело обмануть молодого человека, вынудив взять в жены девушку, которая не является девственницей, и совсем другое — навязать невесту, которая уже с ребенком. Даже лорд Джессуп — мой дедушка — не осмелился сделать это. Моя мама, следовательно, стала для него бесполезной.
        — Но он… он позволил ей вернуться к твоему отцу?
        Джефф покачал головой.
        — Нет,  — сказал он.  — Он был слишком мстителен и горд. Более того, он приказал избить отца и оставить его умирать. Мать была уверена, что ее бросили. Так что Джессуп быстро навязал ей ее кузена — отца Элвина,  — ибо Элвину нужна была мать, а Бессетт был настолько погружен в книги по истории, что его абсолютно не волновал отцовский долг.
        — Звучит эгоистично.
        На мгновение Джефф заколебался.
        — Думаю, скорее эгоцентрично,  — задумчиво сказал он.  — Бессетт был приличным человеком и по-своему заботился об Элвине и обо мне — и о моей маме тоже. Он понимал, что это необходимо, иначе он бы не женился на моей матери, зная, что она носит меня. Я утешаю себя этой мыслью, когда меня мучает бессонница.
        Анаис прокручивала все это в голове, испытывая ужас и безумную печаль.
        — И ты воспитывался Бессеттом как его ребенок, хотя был ему лишь кузеном,  — прошептала она.  — А Дар… твоя мама ничего не знала о нем?
        — Она почти ничего не ведала о моем отце,  — ответил Джефф.  — Она знала, что он был шотландцем и обладал артистическими способностями, и она безумно любила его. Но она прожила всю свою жизнь в Йоркшире. Когда они сбежали, она провела в Лондоне не больше двух месяцев. А после ее свадьбы с Бессеттом — если можно это так назвать — они сразу же на несколько лет уехали за границу. До тех пор, пока она не привезла меня в Лондон, чтобы найти твою тетю, она даже не знала, что мой отец все еще был там.
        — Но затем она нашла его?
        Джефф жалко улыбнулся.
        — О да,  — сказал он.  — Она нашла его — совершенно случайно. И, о Господи, хорошо, что тогда не нашла коса на камень. Когда он понял, что я его сын, он пришел в бешенство.
        — О Боже!  — распахнула глаза Анаис.  — И что он сделал?
        — Схватил меня за загривок, как заблудившегося котенка, швырнул в экипаж и увез в Шотландию, прежде чем кто-нибудь из нас смог вымолвить хоть слово,  — рассмеялся Джефф.
        — Потрясающе!  — воскликнула Анаис.  — Бедная твоя мама. И как она поступила?
        — Поехала с нами,  — сказал Джефф.  — Отец не оставил ей выбора. Он все еще носил в кармане свидетельство об их браке. И я… я провел несколько следующих лет с моей бабушкой, имеющей тесные связи с Братством в Шотландии. Это были хорошие годы. Они сделали меня таким, какой я есть. И я знаю, что на каком-то уровне Шарлотта понимает, кем является Жизель. Но этого недостаточно, Анаис. Ребенку нужен настоящий наставник, и в Эссексе он у нее будет.
        — А что насчет твоей матери?  — спросила Анаис.  — И твоего отца? Что было дальше?
        — Спустя какое-то время они тихо поженились снова,  — сказал он.  — Необходимости в этом не было, Анаис, все для видимости — для того, чтобы сохранить иллюзию моего происхождения и чтобы на моей матери не было клейма дважды замужней.
        — О Боже,  — пробормотала Анаис, затаив дыхание.  — Я об этом как-то не подумала.
        — Ну а я думал,  — мрачно сказал Джефф.  — И никому никогда об этом не рассказывал. Мать не станет объектом сплетен. Ни за что.
        — Итак, твой отчим вообще не отчим.  — Внезапно Анаис усмехнулась.  — Значит, ставя подпись под моим портретом в парке, ты написал свое настоящее имя?
        — Полагаю, да,  — улыбнулся Джефф.  — И имя, которым я пользуюсь сегодня,  — это тоже мое настоящее имя.  — Его лицо немного вытянулось.  — Мама хотела изменить его, когда повторно вышла замуж, но папа сказал, что это не имеет значения. Ведь он знает, кто я, и я знаю, кто я, а все остальные пусть катятся к черту.
        — Я начинаю понимать, откуда в тебе эта независимость,  — сказала Анаис.  — И думаю, что ты поступил правильно.
        Он пожал плечами.
        — Это была фамилия Элвина, и я взял ее,  — ответил он.  — Мне наплевать на титул Бессетта — как бы мне хотелось вернуть его!  — но теперь я навсегда связан с ним.
        — Но ты ведешь свой род от линии Арчарда,  — напомнила Анаис.  — И титул никогда не может быть возвращен и передан твоей матери — или все-таки может?
        Он задумчиво посмотрел в глубь комнаты, где теперь собирались тени.
        — На самом деле мама говорит, что это можно сделать и с существующим состоянием, и со старинным титулом барона,  — сказал он.  — Если он — награда Короля, но наследование титула графа по женской линии невозможно.
        — А… у тебя есть где-нибудь другой кузен? Кто-то, кого… кого…
        — Кого я обделил графством?  — Джефф поднял руку и, как он это часто делал, заправил за ухо ее выбившуюся прядь.  — Нет, Элвин был последним в генеалогическом древе. Графы Бессетты не были удачливыми селекционерами — так что я думаю, что моя мать теперь могла бы быть баронессой, а я ее наследником. Но, честно говоря, мне это безразлично. Я буду именовать себя графом Бессеттом до самой смерти, но не допущу, чтобы моя мать хотя бы капельку страдала от унижения.
        — Боже, все так запутанно,  — произнесла Анаис, откидываясь назад на диване.  — Но, поверь, все, что ты рассказал, не имеет никакого отношения к моим чувствам к тебе, Джефф. Ты не обязан был рассказывать мне это.
        — Я должен это сделать,  — спокойно сказал он.  — Но возможно, не по той причине, о которой ты думаешь.
        Анаис в третий раз за день почувствовала, что у нее слегка защемило сердце.
        — И по какой же тогда причине?
        Он развернулся боком на небольшом диване — что было нелегко, учитывая его длинные ноги,  — и взял ее руки в свои.
        — Я рассказываю тебе об этом, Анаис, потому что чувствую, что женщина должна всегда следовать за своими желаниями,  — сказал он.  — Моя мать так не поступила. Она была молодой, робкой и сбитой с толку отцом. Но хуже всего было то, что она абсолютно не верила в себя. Она не доверяла своему выбору, не считала, что он может быть правильным, не знала, чего хочет, и не добивалась этого. И все мы заплатили за это высокую цену.
        — А как это относится ко мне?
        — Никогда ничего не бойся, Анаис,  — сказал он.  — Думаю, возможно, ты последняя женщина на земле, которой это нужно говорить. Следуй своим желаниям. Я надеюсь, что нужен тебе. Но в конце концов, если это не так — если ты думаешь, что на самом деле тебе нужен Рафаэль или кто-нибудь ему подобный,  — тогда расстанься со мной. Но только если это будет твоим личным желанием. Не потому что этого хотела твоя прабабушка или потому, что именно этого ждет от тебя твоя семья. Ожидания семьи чуть не довели мою мать до могилы, и думаю, что если бы не я, она свела бы счеты с жизнью.
        Его слова были такими искренними и уничижительными, что Анаис опустила голову.
        — Я знаю, чего хочу, Джефф,  — тихо сказала она.  — В любом случае это была просто глупая мысль, которую прабабушка София вбила себе в голову, и карты показывали это только потому, что… потому, что она очень этого хотела.
        — Карты?  — спросил он, явно обескураженный.
        Анаис вздернула подбородок и осознала, что никогда раньше не рассказывала ему всего.
        — О, забудь!  — в замешательстве сказала она.  — Теперь ничего не имеет значения, Джефф. Я знаю, чего хочу — хотя бы частично. Мое желание — это ты.
        Он долго и пристально смотрел на нее, взгляд его голубых глаз буравил ее, словно пытаясь заглянуть прямо в ее сердце, чтобы окончательно убедиться в искренности ее слов. Затем он расслабился, выпустил ее левую руку и спустился с дивана, встав на одно колено на пол гостиной.
        — Тогда я ловлю тебя на слове,  — торжественно произнес он тихим и спокойным голосом.  — Анаис де Роуэн, сделаете ли вы меня самым счастливым мужчиной на свете, став моей женой и графиней?
        Анаис закрыла глаза.
        — Да,  — прошептала она.  — Да, Джеффри. Я люблю тебя. И я выйду за тебя и действительно буду считать, что мне повезло.
        Он поцеловал ее руку и встал.
        — Слава Богу, что все улажено,  — сказал он, усаживаясь рядом с ней.  — Я немного боялся, что ты собираешься отправиться в Тоскану, чтобы предпринять последние поиски Его.
        — Я решила, что ты и есть Он,  — спокойно сказала она, положив руку на свое сердце.
        — О, Анаис, я всегда знал это,  — заявил Джефф.  — Просто я не был уверен, что и ты так думаешь. Итак, когда вернется твой отец? Я должен поговорить с ним.
        — Через несколько недель, полагаю,  — с трудом произнесла она.  — Но, Джефф, он лишь хочет, чтобы я была счастлива. Он ничего не знает о странной идее прабабушки. Не беспокойся.
        — Как же я могу не беспокоиться?  — Он уставился на нее напряженным, одновременно горячим и холодным взглядом.  — Теперь, Анаис, ты для меня всё.
        Она почувствовала, что на ее ресницах дрожат слезы.
        — Ох!  — мягко сказала она.  — Ох, Джефф! Я так сильно люблю тебя. И эта история о твоих маме и папе — такая трагичная. Пообещай мне, что мы не позволим, чтобы что-нибудь подобное этому когда-нибудь случилось с нами.
        — Никогда. Ни за что.  — С каждым словом он стирал поцелуем с ее лица еще одну слезинку.  — Но, знаешь, у меня есть еще одна история — уже со счастливым концом.
        — О, хорошо!  — слабым голосом произнесла она.  — Давай послушаем.
        — Давным-давно,  — прошептал он, коснувшись губами ее ушной раковины,  — жил-был граф, который на самом деле не был графом, и влюбился он в странную, взбалмошную девушку с дикими черными волосами и еще более странным именем. И они поженились, разрушили родовое проклятие Бессеттов, имели полный дом детей и с тех пор жили счастливо. В Йоркшире. Или в Лондоне, если такой конец тебе нравится больше.
        — Меня не волнует эта последняя часть,  — сказала она, положив голову ему на плечо.  — Но мне очень нравится эта история, она намного лучше.
        Эпилог
        Небо заключает в себе Инь и Ян, холод и зной, и порядок времен года.
    СУНЬЦЗЫ. ИСКУССТВО ВОЙНЫ
        Анаис София Кастелли де Роуэн, одетая в стильное красно-белое платье, выходила замуж в ослепительно яркий весенний день в садах на Уэллклоус-сквер, где с яблоней уже начали опадать, кружась, цветки, и казалось, что красный, в тон платью невесты, жилет Джеффа и края его цилиндра были припорошены снежинками. Возможно, это был не самый фешенебельный адрес для лондонской свадьбы, но Анаис, отказавшаяся от мечты прабабушки Софии, решила, что это было наименьшим из того, что она могла сделать в ее честь.
        Преподобный мистер Сазерленд руководил церемонией — с искрящимися от радости глазами — и в присутствии ближайших родственников и половины Общества Сент-Джеймс объявил их мужем и женой.
        Мистер Сазерленд сразу же вызвал их экипаж, но Лейзонби уже с жаром пустился в повествование дикой истории о первой встрече с женихом в марокканском борделе. Леди Мэдлин ахнула и прикрыла уши своей дочери. Священник резко схватил Лейзонби за рукав пиджака и, приподняв на прощание цилиндр, потащил его к выходу.
        Сразу же после этого гости начали суетиться, прощаться и отбывать в экипажах. Включая Нейта, у новой графини было несколько братьев и сестер, и, чтобы отвезти их назад домой в Вестминстер, потребовалось три коляски. Оставшиеся гости разъезжались в еще десяти экипажах, а в это время счастливая пара целовалась и махала на прощание до тех пор, пока наконец не осталось никого за исключением родителей Джеффа.
        На пороге леди Мэдлин, наверное, уже в шестой раз сжала Анаис в своих объятиях.
        — О, моя дорогая, дорогая девочка,  — немного печально сказала она.  — Кажется, только вчера я впервые взяла Джеффа на руки, потеряв голову от страха и боясь, что у него никогда не будет такого счастливого дня. Но теперь он настал, и я так рада, Анаис! Так рада, что он нашел вас!
        — О, леди Мэдлин, как вы добры!  — Анаис слегка отстранилась, все еще удерживаемая свекровью.  — Но почему вы боялись? Он родился хилым?
        Леди Мэдлин пожала плечами и покраснела.
        — О нет, но я была так молода!  — сказала она.  — И чувствовала себя такой одинокой и неспособной понять, что происходит. Наверное, я потеряла сознание от усталости, а когда проснулась, помню, акушерки перешептывались — какой милый ребенок,  — а может быть, все было наоборот… пока я не начала плакать, так мне стало страшно.
        Услышав ее рассказ, Джефф рассмеялся и поцеловал мать в щеку.
        — Какая же ты глупышка, мама! Думаю, они просто хвалили твоего красивого малыша.
        Она бросила на него испепеляющий взгляд.
        — Не смей надо мной смеяться, молодой человек!  — сказала она.  — Я была практически без сознания и не понимала ни слова.  — Внезапно она повернулась к мужу, и ее глаза наполнились слезами.  — Теперь это кажется глупым, но я почему-то подумала, что он умер. Что произошла какая-то ужасная ошибка. Или я вообразила все это…
        — О, мама!  — мягко сказал Джефф.  — Просто ты очень долго находилась под ужасным давлением.
        — Да, да, Мэдди,  — сказал ее муж, открывая объятия и прижимая ее к груди.  — Ты не могла знать.
        Но казалось, что напряжение дня не прошло даром для леди Мэдлин.
        — О, Меррик, я думала, что я сделала что-то не так!  — вскрикнула она, рыдая в его шейный платок.  — Когда они искупали его и принесли мне, я совсем пала духом и чувствовала себя несчастной. Я пересчитывала его пальчики на ногах и руках два дня подряд и не осмеливалась заснуть, боясь, что он может умереть. И теперь — только подумай! Он женился!
        — И ему уже тридцать лет,  — сказал господин Маклахлан с легким оттенком сарказма в голосе.  — Любовь моя, ты уже выполнила свой долг. А теперь Анаис должна пересчитывать пальчики на его руках и ногах.
        Между тем, однако, никто не заметил, что с лица Анаис схлынула краска, поскольку Джефф вернулся в гостиную, чтобы налить матери бренди. Когда он вернулся, леди Мэдлин с благодарностью выпила рюмку, извинилась за свои слезы и, прежде чем покинуть дом, снова расцеловала их обоих.
        Господин Маклахлан помог ей спуститься с крыльца, поддерживая ее так, словно она была хрупким цветком, и с такой элегантной осторожностью посадил ее в ландо, что половина жителей квартала повысовывалась из окон, чтобы поглазеть на это. Затем господин Маклахлан махнул на прощание, присоединился к жене и приказал кучеру трогать.
        Анаис стояла на верхней ступеньке, держа Джеффа за руку, а в это время его родители покидали площадь.
        — Джефф,  — спокойно спросила она, когда ландо исчезло,  — где ты родился?
        — В Риме,  — ответил он, увлекая ее за собой и закрывая дверь.  — Или где-то рядом. В местечке, которое называется Лацио. Знаешь такое?
        Анаис взглянула на него, приподняв бровь.
        — Да, но, Джефф, Лацио — это провинция,  — сказала она.  — И она очень большая.
        — И красивая, как мне рассказывали, хотя я этого не помню,  — сказал он, направляясь в гостиную, чтобы выпить вина, поскольку до него у них не дошли руки.  — Кажется, на следующий год мы были в Кампаньи. А оттуда отправились в Грецию. Как я говорил, Бессетт изучал древние цивилизации. Но когда я родился, он был в Лацио, раскапывая руины рядом с каким-то озером к северу от Рима. Я забыл название.
        Анаис взяла протянутый им бокал.
        — Случайно, не этрусские руины?
        Он пожал плечами.
        — Весьма вероятно,  — ответил он.  — Но я никогда не разделял его страсти к древним цивилизациям. Бессетт был, конечно, блестящим человеком, но, честно говоря, я не удивился, когда узнал, что он не мой отец.
        — Джефф!  — взволнованно сказала она.  — В какой деревне?
        Он оторвался от бокала, который снова наполнял, стоя у буфета.
        — Что — в какой деревне?
        — В какой деревне ты родился?
        Он с грохотом поставил бутылку и приподнял бровь.
        — Дай-ка вспомнить,  — пробормотал он.  — У нее было очаровательное название… Питии Ли — что-то еще, так мама называла ее.
        — Питильяно?  — спросила она, затаив дыхание и усаживаясь на диван.
        Его красивое лицо прояснилось.
        — Да, именно так.  — Он присоединился к ней, усаживаясь рядом.  — Питильяно. Маленькое местечко, но несколько акушерок приехали из Рима — монахини, я полагаю,  — чтобы обучить пару местных женщин. Мама рассказывала, что это было недалеко от озера, где работал Бессетт, так что для ее родов он снял дом.
        — Боже мой!  — прошептала Анаис, неловко поставив бокал на чайный столик.
        Джефф наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
        — Что? Это имеет значение? Я говорил тебе, что провел детство за границей.
        Она повернула к нему лицо с широко распахнутыми глазами.
        — Но, Джефф, это же потрясающе!
        — Потрясающе?  — Он нагнул голову, чтобы лучше ее видеть.  — В каком смысле?
        — Ну, кто знает, может быть, лорд Бессетт и перекопал все Лацио,  — ответила она.  — Но я знаю, что Питильяно находится в Тоскане.
        Он с любопытством посмотрел на нее.
        — А ты в этом уверена?
        — Ну… да.  — Анаис прижала руку к сердцу.  — Городок расположен рядом с границей, но, насколько мне известно, он всегда был частью Великого герцогства Тосканского.
        — А, вот куда ты клонишь.  — Джефф сверкнул знакомой сардонической улыбкой и поднял бокал.  — Еще одна пикантная подробность обо мне, о которой я даже не подозревал,  — хотя и менее шокирующая, чем та, что касается моего отца.
        Но Анаис безмолвно откинулась на спинку дивана. Ее взгляд пробежал по его красному жилету, за шелк которого все еще стойко цеплялся белый цветок яблони.
        Он отставил бокал и притянул ее к себе.
        — Что такое, Анаис?
        — Князь мира,  — пробормотала она про себя.  — В алом. Джефф, ты никогда ни за что не поверишь этому.
        Он скользнул рукой с длинными пальцами — своей красивой артистичной рукой — по ее лицу, отчего Анаис ощутила жар в груди.
        — Да, не поверю, любовь моя,  — прошептал он, пристально глядя на нее.  — Особенно если ты так и не закончишь предложение. Ты вроде бы побледнела. Я сказал что-то не то?
        Она оторвала взгляд от его жилета.
        — Нет, нет, просто ты и есть Он,  — сказала она.  — Все это время… ты был Им.
        Услышав это, Джефф откинул голову назад и рассмеялся, его голубые глаза искрились весельем.
        — О, Анаис, я всегда знал это,  — во второй раз сказал он.  — Я просто не был уверен, что и ты так думаешь.
        И тогда она поцеловала его, красивого тосканского принца. Ее красивого голубоглазого тосканского принца…
        notes
        Примечания
        1
        Город в Юго-Восточной Англии.
        2
        Группа, убивающая людей для продажи их тел анатомам, действовавшая в Лондоне в 1831 г. Они подражали Уильяму Хейлу и Уильяму Берку, владельцам эдинбургского пансиона, которые убивали своих постояльцев, а затем их тела продавали анатому Роберту Ноксу.
        3
        В 1816 г. Леопольд I поселился в Англии, где женился на Шарлотте-Августе, дочери принца валлийского Георга IV, вероятной наследнице английского престола.