Исцеление любовью Тесса Дэр
        Бедная сирота, к тому же далеко не красавица… на что могла рассчитывать Иззи Гуднайт? Но внезапно она становится наследницей настоящего рыцарского замка! И не беда, что замок — полуразрушенный и малопригодный для жизни, а беда, что он был продан поверенными без ведома нынешнего владельца — слепого герцога Ротбери.
        И что еще хуже, герцог — озлобленный, одинокий, всеми покинутый — по-прежнему там живет и не имеет ни малейшего желания съезжать.
        Поначалу Иззи теряется, потом в ней просыпается жалость к Ротбери и его злосчастной судьбе… и постепенно, день за днем, девушка старается исцелить израненное сердце человека, который некогда потерпел несчастье из-за собственного благородства. Однако превратится ли ее сострадание в любовь и готовность подарить герцогу счастье?
        Тесса Дэр
        Исцеление любовью
        Tessa Dare
        Romancing The Duke

* * *
        Глава 1
        Имя Изольда Офелия Гуднайт с немалой долей вероятности предвещало жизнь, подобную трагедии. Иззи сознавала это, думая о том, в каком положении очутилась. Еще в детстве она лишилась матери. А теперь и отца. Осталась, не имея ни цента за душой. И без друзей.
        Но она никогда не теряла надежды.
        Даже теперь.
        Потому что имя Изольда Офелия Гуднайт сулило также роман. Умопомрачительный, блистательный, достойный стать легендой. С тех пор как Иззи помнила себя, она все время ждала с ослабевающей верой и нарастающим нетерпением, когда же откроется эта страница ее жизни.
        Едва успев подрасти настолько, чтобы осознать смерть матери, Иззи утешалась мыслью, что и эта утрата — часть замысла того, кто создал ее легендарную историю. Ведь героини сказок обычно растут без матерей.
        Когда папа растратил все их средства и горничной пришлось отказать, Иззи твердила себе, что ее каторжный труд когда-нибудь окупится. Всем известно, что Золушке пришлось немало трудиться, прежде чем ей достался прекрасный принц.
        К тому времени, как Иззи исполнилось пятнадцать, их финансовое положение поправилось благодаря папиным успехам на литературном поприще. Принц пока не появлялся, но в запасе еще было время. Иззи убеждала себя, что постепенно чуть великоватый нос со временем будет ей впору, а курчавые волосы станут гладкими и послушными.
        Но ни того, ни другого она так и не дождалась. Гадкий утенок не превратился в лебедя.
        Ее семнадцатый день рождения наступил и прошел, а уколоть палец веретеном ей не довелось.
        В возрасте двадцати одного года, где-то в пути между Мейдстоном и Рочестером, жизнь преподала ей жестокий урок. Оказалось, что настоящие разбойники с большой дороги не обладают ни дьявольским обаянием, ни грубоватой мужской привлекательностью. Они требовали денег, и поживее, а Иззи была рада уже тому, что они не заинтересовались ее персоной.
        Так, одну за другой она растеряла все девичьи мечты.
        А затем в прошлом году умер отец, и последним надеждам пришел конец. Деньги закончились вскоре после этого. Впервые в жизни Иззи оказалась на грани отчаяния.
        Ее мечты о романе развеялись как дым. Теперь она была готова довольствоваться пропитанием. На какую еще сказку может рассчитывать невзрачная обедневшая двадцатишестилетняя женщина, которая ни разу в жизни даже не целовалась?
        На вот эту, нынешнюю.
        Она сжала в руке письмо. Вот она, сказка, писанная черными чернилами на белой бумаге. Ее самая последняя надежда. Иззи остерегалась даже сжимать ее слишком крепко, чтобы она не рассыпалась в пыль.

«Любезная мисс Гуднайт,
        долг душеприказчика предписывает мне известить Вас о смерти графа Линфорда. В своем завещании он упомянул в качестве наследниц всех своих крестниц, в том числе и Вас. Будьте так любезны встретиться со мной в замке Гостли близ Вулингтона, графство Нортумберленд, 21 июня сего года, дабы уладить дела, связанные с Вашим наследством.
        Ваш Фредерик Трент, лорд Арчер»
        Наследство. Возможно, даже несколько сотен фунтов. Даже двадцать были бы подарком судьбы. Иззи уже вела счет на шиллинги и пенсы.
        Когда впереди показался замок Гостли, она судорожно сглотнула.
        Издалека он мог показаться романтичным — скопление разнообразных башен и высоких стен с зубцами и бойницами, возвышающееся на холмах, среди зеленых полей. Но парк, окружающий его, был настолько заросшим и запущенным без должного ухода, что Иззи невольно съежилась в его тени.
        Замок вовсе не выглядел приветливым или очаровательным.
        Он нависал над ландшафтом и таил угрозу.
        Казалось, он способен обрушиться по своей воле.
        — Вот мы и на месте, мисс.  — Похоже, вознице замок нравился не больше, чем Иззи. Он остановил упряжку возле барбакана — башни с воротами на некотором расстоянии от самого замка.
        Возница помог Иззи выйти из экипажа, поддернул воротник и выгрузил ее имущество — единственный потрепанный саквояж. Отнеся саквояж к каменным ступеням древних ворот, возница быстрым шагом вернулся обратно, сунул руки в карманы, прокашлялся. И застыл в ожидании.
        Иззи поняла, чего он ждет. Она заплатила ему еще в Вулингтоне, так как без уплаты вперед он не соглашался везти ее, но теперь ждал прибавки в знак благодарности. Иззи выудила из кошелька шестипенсовик. Монет в кошельке осталось так мало, что они даже не звякнули.
        Возница спрятал монетку в карман и прикоснулся к своей кепке.
        — Как, говорите, ваша фамилия, мисс?
        — Гуднайт. Мисс Иззи Гуднайт.
        Она умолкла, надеясь, что фамилия окажется ему знакомой. Как большинству грамотных жителей Англии, в том числе и прислуге.
        Но возница лишь хмыкнул.
        — Просто хотел узнать, на случай, если вдруг кто станет расспрашивать. И скажет, что вы как в воду канули.
        Иззи рассмеялась. Ожидая, что и собеседник засмеется.
        Но тщетно.
        Вскоре возница, его упряжка и экипаж исчезли вдалеке под затихающий скрип колес.
        Подняв саквояж, Иззи прошла под аркой барбакана. Каменный мост был перекинут через ров, некогда полный воды. Теперь же лишь на самом дне осталась зеленая жижа.
        Перед поездкой Иззи кое-что разузнала. Правда, и узнавать было почти нечего. Оказалось, во времена норманнов замок Гостли служил резиденцией герцогам Ротбери.
        Теперь же он имел нежилой вид. Стекла во многих окнах отсутствовали. Свет в них не горел. Вход полагалось преграждать опускной решеткой, но ее тоже не было. Как и дверей или ворот.
        Иззи вышла из-под арки на открытый двор.
        — Лорд Арчер?  — чуть слышно прозвучал ее голос. Она повторила попытку: — Лорд Арчер, вы здесь?
        На этот раз ей удалось вызвать слабое подобие эха. Но больше никто ей не ответил.
        Она здесь одна.
        Ошеломленная в незнакомой обстановке и ослабевшая от голода, Иззи прикрыла глаза. И заставила себя набрать в легкие побольше воздуха.

«В обморок ты не упадешь. Только неженки да чахоточные барышни теряют чувство, а ты к ним не относишься».
        Начинался дождь. Падали крупные тяжелые капли летнего дождя — из тех, в которых Иззи вечно чудилось что-то распутное и непристойное. Дождевые капли, маленькие пузатые пьянчужки, весело плюхались на плиты двора, рассыпая ликующие брызги.
        Иззи рисковала промокнуть, но другой выход — укрыться в одной из темнеющих арок — прельщал ее еще меньше.
        Какой-то шорох заставил мисс Гуднайт вздрогнуть и круто обернуться. Просто взлетел ворон. Иззи смотрела, как он перелетает через стену замка и скрывается вдали.
        У нее вырвался смешок. Право, это уж слишком. Огромный безлюдный замок, дождь, а теперь еще и ворон! Кто-то решил жестоко подшутить над ней.
        В этот миг она заметила на противоположной стороне двора, в одной из арок, мужчину.
        Если этот человек тоже шутка, то отнюдь не жестокая.
        В природе многое обязано своей красотой изяществу и утонченной симметрии. Цветы. Морские раковины. Крылья бабочки. Но и есть и другая разновидность красоты — мощная, дикая, неукротимая. Заснеженные вершины гор. Клубящиеся грозовые тучи. Косматые клыкастые львы.
        А человек, силуэт которого она разглядела вдали? Он, несомненно, принадлежал к числу последних.
        Как и волк, сидящий у его ног.
        Нет, это вряд ли волк, успокоила себя Иззи. Скорее всего, собака незнакомой породы. Волков давным-давно истребили. Последнего волка в Англии затравили много лет назад.
        Впрочем… ей ведь казалось, что и людей, подобных этому мужчине, на свете больше нет.
        Незнакомец переступил с ноги на ногу, и слабый свет озарил нижнюю половину его лица. Иззи разглядела широкий чувственный рот. Резко очерченный подбородок, темные бакенбарды. Волосы длиной до самого воротничка. Точнее, они касались бы воротничка, если бы мужчина носил его. Но под его плащом виднелась лишь льняная рубашка с расстегнутым воротом. Замшевые лосины облегали стройные мускулистые бедра, длинные ноги были обуты в видавшие виды запыленные ботфорты.
        Боже мой. Откуда у нее эта слабость к паре поношенных сапог? Ей нестерпимо захотелось узнать, где они побывали.
        Ее сердце заколотилось быстрее. Вновь закружилась голова.
        — Вы лорд Арчер?  — осведомилась она.
        — Нет.  — Ответ прозвучал негромко и неумолимо.
        Зверь у ног незнакомца зарычал.
        — Да?.. А лорд Арчер здесь?
        — Нет.
        — Вы присматриваете за замком?  — продолжала расспросы она.  — И ждете его?
        — Нет. И еще раз нет.
        Неужели усмешка в голосе незнакомца ей не почудилась?
        Она с трудом сглотнула.
        — Я получила письмо. От лорда Арчера. Он просил меня встретиться с ним здесь сегодня, по делу касательно имущества покойного графа Линфорда. По-видимому, граф оставил мне наследство.  — Она протянула дрожащую руку с письмом.  — Вот. Хотите прочитать сами?
        Один угол широкого рта дрогнул.
        — Нет.
        Со всем спокойствием, на какое она была способна, Иззи убрала письмо в карман.
        Незнакомец небрежно привалился плечом к стене арки.
        — Что же, продолжения не будет?
        — Продолжения чего?
        — Игры.  — Его голос был таким низким, что словно подкрадывался к ней по каменным плитам двора, вызывая дрожь в ногах.  — Не русский ли я князь? Нет. Мой любимый цвет — желтый? Нет. Стану ли я возражать, если вы войдете в дом и снимете с себя промокшую всю до последней нитки одежду?  — Его голос зазвучал еще ниже.  — Нет.
        Он просто потешался над ней.
        Иззи прижала к груди саквояж. Не хватало еще, чтобы Белоснежка промокла.
        — Вы так обращаетесь со всеми гостями?
        Тупица! Она мысленно выругала себя, готовясь услышать еще одно низкое, насмешливое «нет».
        Но он ответил:
        — Только с хорошенькими.
        Господи, как она сразу не догадалась? Усталость и голод подействовали на ее рассудок. Потому она готова поверить и в замок, и в ворона, и во внезапное появление рослого и смуглого красавца. И даже в то, что он еще и флиртует с ней!
        Видимо, она бредит.
        Дождевые струи ударяли в землю, торопясь излиться из облаков. Иззи смотрела, как капли отскакивают от каменных плит. И каждая словно отнимала еще толику сил у ее дрожащих ног.
        Стены замка пришли в движение и закружились. Перед глазами начала сгущаться темнота.
        — Я… прошу прощения, я…
        Саквояж вывалился из ее рук на землю.
        Зарычал зверь.
        Незнакомец вышел из тени.
        И в тот же миг Иззи лишилась чувств.
        С глухим стуком девушка рухнула на каменные плиты.
        Ирония происходящего заставила Рэнсома поморщиться. Несмотря ни на что, он по-прежнему кружит дамам голову. Тем или иным образом.
        Отдав приглушенный приказ, он спустил Магнуса. Как только пес обнюхал гостью, Рэнсом отозвал его и занялся ею сам.
        Он провел ладонями по безвольным конечностям, лежащим перед ним. Мокрый от дождя муслин, поношенные ботинки. Миниатюрные кисти рук, хрупкие запястья. Будто и не человек вовсе — так, ворох юбок и волос.
        Но каких волос! Густых, пышных, вьющихся.
        Ее теплое дыхание овеяло ладонь Рэнсома. Он сдвинул руку ниже, пытаясь нащупать пульс.
        И задел полную округлую грудь.
        Волна непрошеных ощущений прошла по его телу. Не вожделение, просто мужское осознание. Пожалуй, не стоит мысленно называть незнакомку «эта девушка». Она определенно «эта женщина».
        Рэнсом чертыхнулся. Гости ему не нужны. Особенно гостьи. Хватит с него и мисс Пелэм, дочери местного викария. Раз в неделю она являлась в замок с предложением послушать душеспасительные проповеди или еще какую-нибудь чушь. Но когда мисс Пелэм отправлялась в свой крестовый поход вверх по склону холма с корзинкой добрых дел в руке, она, по крайней мере, ожидала увидеть его покрытым шрамами и небритым. И была слишком благоразумна, чтобы падать в обморок от такого зрелища.
        А женщина, лежащая сейчас без чувств на плитах двора, не ожидала встречи с Рэнсомом.
        Что там она лепетала про лорда Арчера? Кажется, у нее есть письмо, которое все объясняет… Но с объяснениями можно повременить. Первым делом — внести ее в дом, согреть, дать глоток виски и чаю с молоком.
        Чем раньше она придет в себя, тем скорее уйдет отсюда.
        Он подхватил ее на руки, бесчувственную и мокрую, и поднялся. Перехватил поудобнее, нашел центр тяжести между бедрами и плечами, затем двинулся вверх по лестнице в дом.
        Шагая, он считал ступеньки. Пять… шесть… семь…
        На восьмой ступеньке она пошевелилась у него на руках. Он замер, готовясь к неприятной сцене. Едва увидев его, она лишилась чувств. Если же она, очнувшись, обнаружит, что он несет ее на руках, то может с перепугу испустить дух. Или завизжать так, что у него лопнут барабанные перепонки. А потеря слуха ему совсем ни к чему.
        Она что-то слабо пробормотала, но не открыла глаза. Зато сделала кое-что похуже.
        Прильнула к нему.
        Сдвинулась вбок, уютно свернулась у него в руках и с удовольствием потерлась щекой о его теплую грудь. Постанывая негромко и хрипловато.
        По телу Рэнсома распространилась волна тех же ощущений, что и прежде. Он постоял мгновение, переживая неожиданную напасть, затем продолжил свой путь.
        Проклятье! Что нужно ему сейчас еще меньше, чем бесчувственная женщина? Женщина, способная уютно устроиться у него на груди. С тех пор как он был ранен, он не терпел близкого присутствия других людей. И уж конечно, не хотел, чтобы к нему прижимались. С него хватит и собаки.
        Следуя за своим псом, Рэнсом поднялся на верхнюю ступеньку лестницы и повернул в большой зал замка. Зал служил ему чем-то вроде временного пристанища. Здесь Рэнсом спал, ел и пил, здесь же бранился и сидел, погрузившись в мрачное молчание. Его слуга Дункан то и дело порывался отпереть другие помещения замка, но Рэнсом не видел в этом смысла.
        Он уложил девушку — нет, женщину — на ветхий диван, набитый конским волосом, и придвинул его ближе к огню. Ножки дивана скрипнули по каменному полу. Рэнсом замер, ожидая, что незнакомка пошевелится и очнется.
        Но не дождался.
        Тогда он осторожно встряхнул ее, взяв за плечо.
        Никакой реакции не последовало.
        — Проснитесь!  — громко произнес он.  — Смотрите, здесь лорд Арчер.
        Все без толку.
        Рэнсом придвинул стул и сел неподалеку. Но, не просидев и пяти секунд, вскочил и принялся вышагивать из угла в угол. Двадцать три шага до крайнего левого окна, затем обратно. У Рэнсома имелись свои сильные стороны, но терпение не входило в их число. Бездействие превращало его в рычащего раздраженного зверя.
        Когда вернется Дункан, можно послать его за врачом. Но Дункан вернется лишь через несколько часов.
        Магнус заскулил и ткнулся носом ему в сапоги.
        Рэнсом отправил его на место у огня. Затем присел у дивана и приложил ладонь к шее незнакомки. Провел по гладкой нежной коже, пока не нашел жилку, бьющуюся под его пальцами. Сердце стучало слабее, чем ему хотелось бы. Черт.
        Незнакомка повернула голову, и ее мягкая щека коснулась его ладони. Она вновь пыталась прильнуть к нему. От этого движения вокруг нее словно распространился аромат женственности.
        — Искусительница…  — с горечью пробормотал Рэнсом.
        Если уж женщине, склонной к обморокам и имеющей привычку льнуть к кому попало, вздумалось падать без чувств у него на пороге, почему от нее пахнет не уксусом и перезрелым сыром? От незнакомки веяло розмарином, нежной кожей и пудрой.
        Он приложил палец к ее щеке в дождевых каплях.
        — Бога ради, как вас там, очнитесь.
        А вдруг она ударилась о каменные плиты головой? Он запустил пальцы в ее разметавшиеся волосы, выбирая из них шпильки. Их было множество, не один десяток, и с каждой новой извлеченной шпилькой волосы словно разрастались. И злились. Тугие завитки путались между пальцами, сплетались в узлы, затрудняя поиски. К тому времени, как Рэнсом убедился, что череп незнакомки цел, он был готов поверить, что ее локоны — живые существа. И вдобавок голодные.
        Тем не менее ее голова была цела, никаких шишек и ран он не нащупал. А незнакомка по-прежнему не издавала ни звука.
        Возможно, обморок вызван другой причиной. Например, слишком тугим корсетом.
        Проверить это можно лишь одним способом.
        С раздраженным вздохом Рэнсом снял сюртук и засучил рукава. Повернув незнакомку набок, он отвел в сторону злополучные волосы и занялся пуговицами сзади на ее платье. От такой работы он слегка отвык, но есть вещи, которые мужчина, однажды освоив, не забывает никогда. В том числе как расстегивать пуговицы на женской одежде.
        Или как расшнуровать корсет.
        Выпутав шнурки из петель корсета, он почувствовал, как поднялась ее грудь. Незнакомка пошевелилась и глубоко, чувственно вздохнула.
        Рэнсом похолодел. Еще одна волна, новый прилив ощущений, но на этот раз его не спутать с сентиментальными глупостями.
        Это было вожделение. Оно самое. Слишком долго он не держал в объятиях женщину.
        Рэнсом поспешил подавить в себе возбуждение. Быстрыми деловитыми движениями он закатал рукава платья незнакомки и проверил, не сломаны ли кости рук. Потом принялся снимать лиф платья. Надо поскорее избавить ее от промокшей одежды, иначе она схватит простуду.
        Он определенно заслуживал признательности незнакомки, но почему-то сомневался, что дождется.
        Иззи очнулась внезапно.
        Она находилась под крышей. Внутри замка. Колонны обступали ее, как древние деревья, взмывали к сводчатому потолку огромного зала, похожего на пещеру.
        Осмотревшись, Иззи увидела расставленную там и сям мебель разной степени ветхости. Ближайший к ней угол зала занимал огромный очаг. Если бы не бушующее пламя, Иззи могла бы шагнуть в жерло этого очага и выпрямиться там во весь рост. Топить его следовало бы не щепками и даже не поленьями, а целыми стволами деревьев.
        Иззи обнаружила, что лежит на пыльном бугристом диване, укрытая грубым шерстяным одеялом. Заглянув под одеяло, она сжалась. Кто-то снял с нее платье, корсет, нижние юбки и ботинки. Оставив лишь сорочку и чулки.
        — Боже мой!
        Дрожащей рукой она ощупала распущенные волосы. Тетушка Лилит оказалась права. Проводя летние месяцы у нее в Эссексе, Иззи то и дело слышала ворчливые теткины наставления: «Даже если их никто не увидит, всегда — слышишь, всегда!  — надевай чистое белье и чулки. Неизвестно, какой несчастный случай приключится с тобой в следующую минуту».
        Боже… мой… Память вернулась к ней. Дождь… головокружение…
        Иззи подняла голову и сразу увидела его.
        Тот самый несчастный случай.
        — Очнулись,  — подытожил он, не оборачиваясь.
        — Да. Где мои вещи?
        — Саквояж — справа, в двух шагах от входа.
        Чуть не вывернув шею, Иззи разглядела саквояж в указанном направлении. Его явно не открывали. Должно быть, Белоснежка еще спит. Вот и хорошо.
        — Ваше платье — там.  — Незнакомец указал на два стула с высокими прямыми спинками, на которых платье сушилось у огня.  — Ваши нижние юбки разложены на дальнем столе, ваш корсет — на другом ди…
        — Благодарю.  — Иззи хотелось провалиться сквозь землю. Какое унижение! Мало того, что она рухнула в обморок к ногам совершенно незнакомого человека, так он теперь еще и перечисляет ее имущество! Она судорожно прижала одеяло к груди.  — Напрасно вы беспокоились.
        — Вам было нечем дышать. А мне требовалось убедиться, что у вас нет кровотечений и ничего не сломано.
        Иззи так и не поняла, зачем для этого понадобилось раздевать ее чуть ли не донага. Быстрого взгляда хватило бы, чтобы убедиться: кровотечений нет.
        — Вы больны?  — спросил незнакомец.
        — Нет. По крайней мере, мне так кажется.
        — Беременны?
        Она невольно расхохоталась, разбудив собаку.
        — Определенно нет! И я не из тех женщин, которые то и дело падают в обморок, уверяю вас. Просто сегодня я почти ничего не ела.
        Как и вчера, и позавчера.
        Ее голос прозвучал хрипло. Кажется, начинается простуда. Возможно, это еще одно объяснение ее обморока.
        На всем протяжении разговора хозяин замка сидел у очага, отвернувшись от Иззи. Его сюртук натянулся на широких плечах, но обвисал в талии — видимо, в последнее время незнакомец изрядно похудел. И все-таки он выглядел крепким, поджарым и мускулистым. Его тело напоминало огромный зал, в котором они находились: оно тоже казалось слегка запущенным, но внушительным и прочно скроенным.
        А этот голос! В нем таилась угроза.
        Иззи не знала, что тревожит ее сильнее: то, что этот полускрытый в тени, по-мужски красивый незнакомец так вольно обошелся с ее персоной — принес ее сюда на руках, расшнуровал ей корсет, распустил волосы, раздел до белья,  — или то, что все это время она пробыла без чувств.
        Она украдкой бросила еще один взгляд на незнакомца, вырисовывающегося на фоне оранжевого пламени.
        Второе. Определенно второе. Она провела без чувств самые захватывающие четверть часа своей жизни. «Иззи, ты балда!»
        Отчетливых воспоминаний о том, как этот человек унес ее в дом, у нее не осталось, но оказалось, что у тела есть своя память. Под одеждой оно словно горело от прикосновения сильных рук. Как будто они оставили отпечаток на прохладной коже.
        — Спасибо,  — произнесла она.  — С вашей стороны было очень любезно внести меня в дом.
        — Там чай. Слева от вас.
        Щербатая кружка с дымящейся жидкостью обнаружилась на ближайшем столе — слева от Иззи, как он и сказал. Она взяла кружку обеими руками, наслаждаясь согревающим ладони теплом, и сделала длинный живительный глоток.
        Ее горло словно вспыхнуло изнутри.
        Иззи закашлялась.
        — Что в нем?!
        — Молоко. И капля виски.
        Виски? Она сделала еще глоток, понимая, что в ее положении нелепо привередничать. При достаточной осторожности напиток оказался неплох. Еще глоток, и землистое дымное тепло свернулось у нее внутри в тугой клубок.
        На том же столе Иззи нашла булку и вгрызлась в нее, утоляя острый голод.
        — Кто вы?  — спросила она с набитым ртом. Тетя Лилит ужаснулась бы при виде ее манер.
        — Ротбери. Вы у меня в замке.
        Иззи с трудом сглотнула. Этот человек называет себя герцогом Ротбери? Верится с трудом. Разве у герцогов нет слуг, чтобы подавать им чай и следить за их платьем?
        Господи помилуй! Неужели она попала в лапы сумасшедшего?
        Иззи поспешно прикрылась одеялом. Хоть она и сомневалась в правильности своей догадки, но рисковать, искушая его своим видом, не собиралась.
        — Я не знала…  — пролепетала она.  — Значит, я должна обращаться к вам «ваша светлость»?
        — Не вижу в этом смысла. Не пройдет и нескольких часов, как вы пожелаете именовать меня «этот неотесанный мерзавец, с которым меня угораздило встретиться однажды дождливым днем, но больше я не позволю ему докучать мне!».
        — Я не хотела доставлять вам столько хлопот…
        — С красавицами всегда хлопот не оберешься. Неважно, хотят они этого или нет.
        Опять ирония. Или безумие. Иззи не знала точно, что именно. Но в одном она не сомневалась: никакая она не красавица. И неважно, как усердно она щиплет щеки или закалывает непослушные вьющиеся волосы. Она дурнушка, и тут уж ничего не поделаешь.
        А ее собеседник — кто угодно, только не заурядный человек. Иззи смотрела, как он подбрасывает дрова в камин. Полено толщиной с ее бедро он подхватил легко, как щепку.
        — Я мисс Изольда Гуднайт,  — сообщила она.  — Возможно, вы слышали эту фамилию.
        Он разворошил огонь кочергой.
        — С какой стати я должен был ее слышать?
        — Мой отец — сэр Генри Гуднайт. Он был историком, ученым, но прославился как писатель.
        — Тогда ясно, почему я впервые слышу о нем. Я не читатель.
        Иззи перевела взгляд на сводчатые окна. День клонился к вечеру. Удлиняющиеся тени тревожили ее, как и то, что она до сих пор не видела лица хозяина замка. Ей не терпелось посмотреть на него, заглянуть ему в глаза. Должна же она знать, во власти какого человека оказалась.
        — Видно, лорда Арчера еще придется подождать…  — предположила она.  — Нельзя ли пока зажечь свечу или две?
        После пронизанной недовольством паузы он взял соломинку, сунул в огонь и, бережно прикрывая пламя ладонью, понес к свече, стоящей в подсвечнике на каминной полке.
        Как ни странно, эта задача далась ему с большим трудом. Фитиль занялся, но хозяин замка держал соломинку, пока она не догорела до самых пальцев. Чертыхнувшись, он замахал рукой, гася пламя.
        — Терпеть не могу доставлять хлопоты. Просто я…  — Иззи не знала, зачем ей понадобилось это признание,  — разве что стало жаль этого человека, который обжегся, лишь бы избавить ее от неудобств.  — Я не люблю темноту.
        Он обернулся к ней со свечой в руке. Один угол его рта приподнялся, словно чаша весов, которую перевесила ирония.
        — Вот и я пока что не примирился с ней.
        Разгорающееся пламя бросило золотистый отсвет на его лицо, и Иззи вздрогнула. Скульптурные, аристократические черты этого человека свидетельствовали о том, что он и вправду герцог. Но кое-что на его лице рассказывало совсем иную историю.
        Рваный, притягивающий взгляд шрам начинался на его брови, тянулся до виска и заканчивался на гребне правой скулы. Пламя свечи мерцало и дрожало, но он не щурился и не отводил глаз.
        Вот оно что…
        Догадка пронзила ее мгновенно. По крайней мере, что-то в событиях этого дня обрело смысл.
        Точнее, многое объяснило.
        Затемненная комната, отказ читать письмо, необходимость оценивать ее состояние на ощупь. Повторные упоминания о ее красоте, несмотря на явные свидетельства обратного.
        Он слепой.
        Глава 2
        Рэнсом сохранял неподвижность, свеча заливала светом изувеченную половину лица. Он намеревался пощадить гостью и держаться подальше от нее, но она попросила свет.
        И он ждал, давая ей время всмотреться.
        Ни визга, ни испуганных возгласов, ни глухого стука тела, упавшего на пол. Никаких обмороков на сей раз. Только все тот же дразнящий аромат розмарина, исходивший от нее.
        — Спасибо,  — произнесла она.  — За свет.
        Ее голос был еще соблазнительнее, чем аромат. К ее выговору благовоспитанной английской мисс явно примешивались низкие и хрипловатые чувственные нотки.
        — Давно у вас этот шрам?  — спросила она.  — Вас ранили в бою? На дуэли? Или произошел несчастный случай?
        — Это длинная история.
        — Люблю длинные истории.
        Он решительным жестом поставил подсвечник на стол.
        — Эта вам не понравится.
        — Простите. Понимаю, мои вопросы — ужасная дерзость. Сначала я хотела промолчать. Но потом подумала: вы ведь должны знать, что они у меня возникли. Вот если бы я сделала вид, что внезапно заинтересовалась потолком или погодой, это выглядело бы оскорбительно. А вы, как мне кажется, из тех людей, которые предпочитают честность, пусть даже причиняющую неудобство, спасительной неискренности, так что я решила…  — ее голос понизился на пол-октавы,  — спросить.
        И она умолкла. Наконец-то.
        Его тело отзывалось на ее присутствие, раздражая его. Ее женственность казалась кружевным покрывалом на его любимом кресле. Ничего подобного он не стал бы приносить сюда, в этот зал, но раз уж она здесь… он не мог отрицать, что израненная, преданная забвению часть его существа жаждет этой нежности.
        Да, черт возьми, его нестерпимо тянуло к ней.
        — Хорошо, я не стану допытываться,  — как ни в чем не бывало продолжала она,  — но считаю своим долгом предупредить: скорее всего, я сама придумаю подробности.
        — Можете выдумывать, что вам угодно. Только не превращайте меня в героя ваших историй.
        — Когда нам следует ожидать приезда лорда Арчера?
        Будь он проклят, если ему это известно. Рэнсом понятия не имел, кто этот Арчер.
        — Произошло какое-то недоразумение. Кем бы ни был тот, кого вы ищете, его здесь нет. Скоро вернется мой слуга. Я велю ему отвезти вас обратно в Вулингтон.
        Она замялась.
        — Тогда, полагаю, мне следует одеться.
        — Сделайте одолжение.  — Он приглашающе взмахнул рукой.  — Гардеробной здесь нет. И если вы еще не поняли, смею вас заверить, что вам вовсе незачем ждать, когда я отвернусь.
        И тем не менее он повернулся к стене. Потом пощелкал языком, подзывая к ноге Магнуса.
        За его спиной послышались легкие шаги. Шорох нижних юбок едва не лишил его остатков самообладания. Он наклонился, чтобы потрепать собаку по голове.
        — У вас на столе целая гора писем,  — заметила она.  — Вы совершенно уверены, что лорд Арчер не писал вам?
        Рэнсом задумался. А ведь он и вправду в последнее время не мог быть уверен ни в чем, что касалось его писем. Дункан обладал множеством полезных навыков, но служить ему секретарем никак не мог.
        — Просто… я, конечно, признательна за предложение отвезти меня в Вулингтон,  — продолжала она.  — Но я понятия не имею, куда мне деваться дальше. Я вижу, вы высыпали на стол содержимое моего кошелька. Значит, наверняка заметили, что он почти пуст.
        Он заметил. В ее кошельке нашлись лишь три шиллинга и десять пенсов. Ни единого хоть сколько-нибудь ценного украшения. Правда, в саквояж он не заглядывал, но тот почти ничего не весил.
        — Если вы прогоните меня отсюда, мне будет некуда идти.
        Рэнсом услышал, как дрогнул ее голос.
        Но сделал вид, будто ничего не заметил.
        Он представить себе не мог, зачем молодой женщине без компаньонки понадобилось это путешествие в самое сердце Нортумберленда, да еще с последней парой шиллингов в кошельке.
        Однако распрощаться с этой мисс Гуднайт следовало как можно скорее. Он не желал ей зла, но и предложить ничего не мог. Если она в поисках спасителя, то он совсем не тот, кто ей нужен.
        — Мой слуга может доставить вас к деревенской церкви,  — отозвался он.  — Возможно, викарий…
        Магнус навострил уши под его рукой. Голова пса задрожала от низкого, почти неразличимого рычания.
        Спустя мгновение те же звуки услышал и Рэнсом — стук копыт вдалеке на дороге. Ритм незнакомый. Стало быть, это не Дункан.
        — Наверное, этот лорд Арчер наконец приехал за вами.
        Она громко вздохнула.
        — Слава богу!
        — Воистину.
        Через несколько минут во дворе послышались шаги приезжего.
        — Эй, кто-нибудь!.. Мисс Гуднайт!
        Бросившись к окну, она выглянула наружу.
        — Сюда, милорд! В большой зал.
        Незваный гость вошел в зал и направился прямиком к их убежищу возле очага. Уверенно и решительно. И, пожалуй, чересчур быстро.
        Рэнсом скрипнул зубами. Проклятье, как ненавистна ему была собственная беспомощность. Вечно невыгодное положение, невозможность знать, что происходит…
        Кочерга лежала под рукой. Он вскинул ее.
        — Не приближайтесь.
        Шаги замерли на расстоянии футов десяти от него. Новый пристальный взгляд Рэнсом ощутил так, словно его обезображенного лица коснулось пламя.
        — Что?.. Не может быть!  — Вновь прибывший сделал еще шаг вперед.  — Ротбери? Боже правый! Будто встретился лицом к лицу с призраком!
        — Я вас не знаю,  — отрезал Рэнсом.
        — Верно, зато я знаю вас.  — Арчер понизил голос до шепота.  — Видите ли, я значился в списке гостей. Со стороны невесты.
        Рэнсом сжал челюсти, сохраняя бесстрастное выражение лица. Он не собирался давать этому мерзавцу повод для злорадства.
        — Никто не видел вас уже несколько месяцев,  — продолжал Арчер.  — По городу прошли слухи, что вы скончались.
        — Стало быть, слухи лживы.
        Истина оказалась еще страшнее.
        Рэнсом многозначительно постучал кочергой по каменной плите. Это его замок. Здесь он не отвечает на вопросы, а задает их.
        — Объяснитесь! С какой стати вы заманиваете ко мне в дом ничего не подозревающих женщин?
        — К вам в дом?  — Арчер усмехнулся приглушенно и слегка растерянно.  — М-да… дело принимает интересный оборот.
        Иззи казалось, что перед ней разыгрывается третий акт незнакомой пьесы. Она понятия не имела, что происходит, но остро чувствовала драматизм этой сцены.
        Безупречно играющий свою роль лорд Арчер выглядел достойно. Почему-то вид его накрахмаленного галстука и подобранных точно по размеру перчаток успокоил Иззи. Значит, в мире еще остались приличные люди.
        — Если вы позволите мне побеседовать с мисс Гуднайт,  — продолжал Арчер, которого ничуть не смутило импровизированное оружие, нацеленное ему в грудь,  — думаю, вы услышите ответы на все свои вопросы.
        Герцог Ротбери, ибо это и вправду был герцог, опустил кочергу. Нехотя.
        — Говорите.
        Лорд Арчер повернулся к Иззи, улыбнулся и потер рука об руку.
        — Итак… Признаюсь, мне не терпелось познакомиться с самой мисс Иззи Гуднайт! Мои племянницы позеленеют от зависти…  — Он окинул ее внимательным взглядом, и его воодушевление заметно угасло.  — Честно говоря, вы не вполне оправдали мои ожидания…
        Иззи подавила вздох. Оправдать чьи-либо ожидания ей еще ни разу не удалось.
        — Вы всегда представлялись мне большеглазым ребенком,  — добавил он.
        — Мне было двенадцать, когда рассказы моего отца начали публиковать в «Обозрении для джентльменов». Но с тех пор прошло почти четырнадцать лет. В силу естественных причин с тех пор я с каждым годом становилась на год старше.
        — Да,  — он покачал головой.  — Полагаю, иначе и быть не могло.
        В ответ Иззи лишь улыбнулась. С давних пор она привыкла высказываться с осторожностью, беседуя с почитателями отцовского таланта. Лорд Арчер и подобные ему вовсе не желали видеть Иззи взрослой женщиной с ее собственными симпатиями и антипатиями, мечтами и желаниями. Им хотелось, чтобы она оставалась ребенком с широко распахнутыми глазами, большой любительницей сказок. Так они могли читать и перечитывать любимые истории, представляя себя на месте Иззи.
        В этом и заключалась притягательность «Сказок на сон грядущий». Устраиваясь почитать очередной выпуск из тех, которые выходили раз в неделю, читатели чувствовали себя как под уютным и теплым стеганым одеялом. Над их головами на потолке поблескивали серебряные луны и золотые звезды, а отцовская рука ласково гладила волосы, разметавшиеся по подушке. И каждый читатель ждал знакомого и неизменного обещания:

«Погаси свет, голубушка Иззи, и я расскажу тебе такую сказку…»
        На самом деле детство Иззи было отнюдь не сказочным. Но если бы она призналась в этом — о, как возненавидели бы ее! На нее посмотрели бы так, словно она оборвала крылышки последней настоящей фее во всей Англии.
        Лорд Арчер присел на подлокотник дивана и доверительно наклонился к Иззи.
        — Вам, должно быть, постоянно задают одни и те же вопросы… но племянницы удавят меня прыгалками, если я хотя бы не попытаюсь. Скажите, ваш отец случайно не…
        — Нет, милорд,  — улыбка Иззи стала натянутой.  — Я не знаю, как Крессида сбежала из башни. И, к сожалению, понятия не имею, кем был на самом деле Рыцарь-Тень.
        — Так Ульрик по-прежнему висит, уцепившись за парапет башни?
        — Насколько мне известно, да. Прошу меня простить.
        — Не беспокойтесь.  — Он добродушно улыбнулся.  — Вы ни в чем не виноваты. Должно быть, эта неизвестность мучает вас больше, чем кого бы то ни было.

«Вы даже не представляете насколько».
        Неизвестность и вправду не давала покоя Иззи. Те же вопросы ей задавали постоянно — и при личных встречах, и в письмах. Когда ее отца сразил апоплексический удар, рассказ прервался на самом интересном месте. Любимые персонажи читателей остались в опасном положении самого разного рода. Одни были заперты в высокой башне, другие болтались над бездной.
        Но самым отчаянным оказалось положение Иззи. Она лишилась всего, что имела, была изгнана из своего единственного дома, но никому и в голову не приходило поинтересоваться, как живется ей самой. Все вокруг переживали за томящуюся в башне Крессиду и ее возлюбленного Ульрика, уцепившегося за край парапета тремя пальцами.
        — Мой отец был бы признателен вам за внимание,  — сказала Иззи лорду Арчеру.  — И я тоже благодарю вас.
        Она сказала чистую правду: несмотря на обстоятельства, она гордилась отцовским наследием.
        Герцог, сидящий у очага, прокашлялся.
        — Милорд,  — спохватилась Иззи,  — хозяин дома напоминает, что нам пора. Можно узнать, что оставил мне в наследство мой крестный?
        — Ах да!  — Лорд Арчер принялся рыться в маленьком саквояже.  — Я привез все бумаги с собой. Сегодня и закончим. Ротбери передаст ключи, если таковые имеются.
        — Ключи?  — Иззи выпрямилась.  — Не понимаю…
        — Ваше наследство, мисс Гуднайт,  — вот оно. Этот замок.
        У нее перехватило дыхание.
        — Что?!
        Герцог тоже запротестовал — хрипло и мрачно:
        — Это невозможно!
        Лорд Арчер прищурился, вглядываясь в бумаги.
        — Вот, извольте: «Мисс Изольде Офелии Гуднайт я завещаю собственность, известную под названием замка Гостли». Название, которому созвучны «кости» или «злости», верно? И то и другое подходит.
        — А я думала, наследство — это деньги,  — растерянно покачала головой Иззи.  — Сотня фунтов, может, даже две…
        — Денег нет, мисс Гуднайт. Только этот замок. У Линфорда было несколько крестниц, и он, по-видимому, не баловал их подарками вроде живых пони или разноцветных ленточек. И потом в последние несколько месяцев жизни он решил оставить одной из них мечту каждой девушки — замок.
        — Но постойте,  — вмешался герцог,  — моя семья владеет этим замком сотни лет.
        Арчер вновь сверился с бумагами.
        — И по-видимому, всего несколько месяцев назад замок был продан Линфорду.  — Он взглянул поверх бумаг на Иззи.  — Насколько я понимаю, вы удивлены?
        — Ошеломлена,  — призналась Иззи.  — Граф был добр ко мне, но не приходился мне даже крестным отцом. По крайней мере, официально. Он покровительствовал моему отцу при дворе.
        Иззи виделась с лордом Линфордом всего несколько раз, в последний из них — когда ее отцу был пожалован рыцарский титул. Во время этого знаменательного события милый старик граф сунул Иззи леденец, извлеченный из жилетного кармана, и потрепал по голове, хоть через несколько дней ей исполнялось двадцать два года. Он был движим лучшими побуждениями.
        И вот теперь выяснилось, что этот добряк завещал ей замок.
        Замок!
        Арчер почти силой вложил пачку бумаг в руку Иззи.
        — Здесь все: копия завещания, купчая. Замок и все, что есть в нем, теперь принадлежит вам.
        Она заморгала, уставившись на бумаги.
        — И что же мне с ним делать?
        — Если вы не желаете жить здесь?  — Лорд Арчер возвел взгляд к высокому потолку и пожал плечами.  — Полагаю, вы могли бы привести его в порядок. И попытаться продать…
        Бабах!
        Иззи невольно пригнулась, услышав, как что-то тяжелое ударилось о дальнюю стену.
        Потом огляделась в поисках источника звука. Долго искать не пришлось. Вновь демонстрируя ярость и силу, герцог подхватил второй стул и запустил его в полет.
        Бабах!
        Щепки посыпались на пол.
        Герцог застыл, тяжело дыша и напрягая мышцы, переполненные силой. Он напоминал великолепное, опасное и, бесспорно, мужественное олицетворение гнева. Иззи раздирали восхищение и страх.
        — Она не получит его,  — заявил герцог.  — Она не станет здесь жить. Не приведет замок в порядок и не продаст.  — Он ударил себя кулаком в грудь, и волоски на руках Иззи встали дыбом.  — Я Рэнсом Уильям Дакр Вэйн, одиннадцатый герцог Ротбери. Это мой замок.
        Похожий на волка пес зарычал. Напряжение, от которого словно потрескивал воздух, наполнило огромный зал до самого сводчатого потолка.
        Лорд Арчер беспечно пошуршал бумагами. Словно никто и не швырял о стену мебель.
        — Да-да, конечно… но вот герцог или нет… В последнее время дела у вас складывались неважно. Верно, Ротбери?
        Герцог не ответил. Если не принимать за ответ почти осязаемую ярость — в этом случае его ответ был очевиден.
        — Увы, бумаги исправны,  — добавил Арчер.  — Теперь замок — собственность мисс Гуднайт.
        — Этого не может быть,  — заявил герцог.  — Потому что я не продавал его.
        — Когда человек на семь месяцев исчезает, как сквозь землю провалившись, полагаю, делами занимаются его поверенные,  — Арчер вновь бросил взгляд на длинный обеденный стол, заваленный нераспечатанными конвертами.  — Скорее всего, искомое письмо затерялось где-то в этой лавине корреспонденции.
        Иззи уставилась на пачку бумаг в своей руке. Она прибыла сюда с пустым кошельком и урчащим от голода желудком. Ее желудок и кошелек по-прежнему пусты. Но теперь у нее есть замок. А в замке — герцог.
        — Ну что же… на этом все. Позвольте откланяться.  — Защелкнув замки саквояжа, лорд Арчер подхватил его и поднялся, собираясь покинуть зал.
        — Подождите!  — Иззи бросилась к нему и вцепилась в рукав. Она понизила голос: — Вы и вправду хотите просто уйти и оставить меня здесь? Одну, в этом мрачном и жутком замке? Не может быть!
        — Мисс Гуднайт, как бы мне ни хотелось продлить свое пребывание в этом очаровательном уголке, я чрезвычайно занятой человек. По милости Линфорда мне пришлось мчаться через всю Англию, чтобы вручить бумаги на эту древнюю развалину ничего не подозревающей юной леди. Я мог бы предложить подвезти вас до деревни. Но насколько я понимаю, вскоре за вами приедет ваш кучер?
        Ее кучер?
        Ах вот оно что. Лорд Арчер ни за что не поверит в ее нищету, в то, что у нее нет ни средств, ни дома, ни экипажа. Он убежден, что ее мягкая коляска, запряженная белыми пони, ждет за ближайшим углом.
        Иззи не решилась поправить его, чтобы не запятнать память родного отца, выставив его нерадивым транжирой.
        — Да, он скоро будет здесь,  — слабо подтвердила она.  — Безусловно.
        Лорд Арчер окинул взглядом зал, потом Иззи. И насмешливо вскинул бровь.
        А потом совершил самый вопиющий и непростительный из всех возможных поступков.
        Он покровительственно потрепал ее по голове.
        — Вот теперь я вижу малютку Иззи Гуднайт! Вы и вправду любите приключения.
        Глава 3
        — М-да…  — рискнула заговорить Иззи через несколько минут после ухода лорда Арчера, когда напряженное молчание стало невыносимым.  — Неловко получилось…
        — Неловко?  — Герцог вышагивал по залу, размахивая руками. Потом вдруг остановился и снова повторил: — Неловко!
        Этот возглас разнесся по огромному залу, отразившись от сводчатого потолка.
        Иззи стояла неподвижно. И на самом деле чувствовала себя неловко.
        — Отрочество,  — продолжал он,  — неловкий возраст. Явиться на свадьбу бывшей возлюбленной — это неловко. Предаваться любви в седле — неловко.
        По крайней мере, с первым утверждением Иззи могла согласиться. А во втором и третьем случаях была готова поверить герцогу на слово.
        — Но никакой неловкости в нынешнем положении нет,  — заявил он.  — Это предательство.
        — Предательство?  — Иззи крепко вцепилась в бумаги.  — Я точно знаю, что никакого предательства не совершала, ваша светлость. Я не просила лорда Линфорда завещать мне замок. Я знакома с ним ничуть не ближе, чем с вами.
        — Линфорд не имел никакого права распоряжаться этим замком.  — Низкий голос герцога прозвучал жестко.  — А меня вы совсем не знаете.
        Возможно. Но она бы не отказалась. Несмотря ни на что. Этот человек заинтриговал ее.
        Теперь, когда они вновь остались вдвоем, Иззи воспользовалась случаем, чтобы разглядеть собеседника. Если бы не шрам, его лицо выглядело бы гордо и благородно — с резко очерченными скулами и широким квадратным подбородком. В светло-каштановых с рыжеватым оттенком волосах, похожих на львиную гриву, поблескивали золотистые пряди. А его глаза… это были кельтские глаза. Темные, широко расставленные горизонтальные прорези на лице. Настороженные глаза.
        Эти глаза казались бы непроницаемыми, даже будь герцог зрячим. Если бы не случай со свечой, Иззи понадобилось бы несколько часов, чтобы заподозрить, что этот человек слепой.
        Ей хотелось задать ему сотню вопросов. Нет, тысячу. И самый дурацкий из них настойчивее всех вертелся на самом кончике языка.

«Вам вправду доводилось предаваться любви верхом на лошади?  — желала спросить она.  — И что из этого вышло? Ваш шрам — напоминание о том случае?»
        — Ваша светлость, я вовсе не собираюсь выгонять вас.  — Ей не верилось, что этого человека можно принудить хоть к чему-нибудь.  — Я вам не враг. Видимо, теперь я ваша домовладелица.
        — Моя домовладелица,  — эхом повторил он, явно не веря своим ушам.
        — Да. И мы обязательно придем к взаимопониманию.
        — К взаимопониманию…
        Он зашагал в противоположный конец зала, лавируя среди мебели с легкостью, которой Иззи невольно позавидовала. Будучи зрячей, она натыкалась на углы намного чаще, чем слепой герцог.
        Если после ранения он поправлялся здесь, в замке Гостли, ему, должно быть, пришлось без устали трудиться, чтобы составить в своем воображении карту этого места. Иззи начинала понимать, почему он наотрез отказывается покидать замок. Даже если у него есть другое поместье, после переезда ему придется начинать все заново. Иззи не хотелось оказаться бессердечной хозяйкой, выставляющей слепого человека за дверь.
        Он поднял ее саквояж — как и было сказано, все это время саквояж простоял в двух шагах от двери, справа от нее. Вернувшись обратно, герцог водрузил саквояж на стол.
        — Вот что вам придется понять,  — объявил он.  — Вы должны уйти отсюда.
        — Что?  — При виде саквояжа в Иззи взметнулась паника.  — Но мне некуда идти, у меня нет денег, чтобы куда-нибудь уехать!
        — Не верю. Если ваш отец был знаменит на всю Англию и даже пожалован рыцарским титулом, у вас должны быть средства. Или хотя бы друзья.
        Похожий на волка пес у его ног заворчал.
        — Что в этом саквояже?  — нахмурился герцог.
        — Это мой…  — Она махнула рукой.  — Сейчас это не важно. Я уже сказала, что не стану просить вас уйти, ваша светлость. Но и вы не можете выгнать меня.
        — Да неужели?  — Он сдернул со стула шаль Иззи, развешенную для просушки, и смял ее, намереваясь запихнуть в саквояж.
        Пес зарычал, затем залаял.
        — Да что там, черт возьми?  — Герцог расстегнул замок саквояжа.
        — Прошу вас, не надо!  — Иззи метнулась к нему.  — Осторожнее, она спит! Если вы потревожите ее, она…
        Но было уже слишком поздно.
        С диким воплем боли он выдернул из саквояжа руку.
        — Мать твою…
        Иззи поморщилась. Ее опасения были не напрасны: на пальце герцога что-то болталось. Гибкое и гладкое тельце зубастого, шоколадно-белого хищника.
        — Белоснежка, не смей!
        Пес словно взбесился, скакал вокруг хозяина и облаивал верткое существо, напавшее на него. Рэнсом чертыхался, вскинув руку и пытаясь увернуться от собаки. Белоснежка же осталась верна себе: в палец она впилась мертвой хваткой.
        — Белоснежка!  — Иззи бегала вокруг беснующейся троицы.  — Белоснежка, отпусти его!
        Наконец взобравшись на стол, она ухитрилась схватить герцога за запястье, вцепилась в его руку обеими руками и всем своим весом удержала его на месте.
        И замерла, стараясь не думать о том, как интимна их случайная поза. Его плечо, к которому она прижалась животом, казалось каменным. Локоть попал точно между грудей.
        — Пожалуйста, постойте спокойно,  — задыхаясь, взмолилась Иззи.  — Чем сильнее вы мечетесь, тем глубже она вонзает зубы.
        — Я не мечусь! Уже нет.
        Он и впрямь не шевелился. Цепляясь за его руку, Иззи вдруг осознала, насколько он силен. И вместе с тем почувствовала, насколько велика его способность сдерживать себя.
        Стоило ему захотеть, и он размазал бы Иззи и Белоснежку по стене так же легко, как разбивал стулья в щепки.
        Дождавшись, когда руки перестанут трястись, она потянулась к Белоснежке и принялась осторожно разжимать пальцами ее крохотные челюсти.
        — Дорогая, отпусти его. Ради всех нас. Отпусти герцога.
        Наконец ей удалось отцепить Белоснежку от истерзанного, окровавленного пальца.
        Все вздохнули с облегчением.
        — Боже милостивый, Гуднайт.  — Герцог встряхнул головой.  — Что это? Крыса?
        Иззи спрыгнула со стола, прижимая Белоснежку к груди.
        — Не крыса, а горностай.
        Он чертыхнулся.
        — Вы держите в саквояже хорька?
        — Не хорька, а горностая.
        — Горностай, ласка, хорек — все едино.
        — Ничего подобного,  — запротестовала Иззи, поглаживая воинственную Белоснежку по гладкой меховой щечке.  — Ну, вообще-то они похожи, но «горностай» звучит благороднее.
        Прижимая Белоснежку к себе одной рукой, а другой почесывая ей брюшко, Иззи отнесла ее к саквояжу и открыла дверцу шарообразной клетки, сделанной из мелкой позолоченной сетки.
        — Вот так…  — прошептала она.  — Ну, будь умницей.
        Пес зарычал на Белоснежку. В ответ она приподняла губу, обнажив острые, как иголки, зубы.
        — Будь умницей,  — повторила Иззи, на этот раз строже, и повернулась к герцогу: — Ваша светлость, позвольте мне осмотреть вашу рану.
        — Это ни к чему.
        Иззи невозмутимо взяла его за запястье и осмотрела палец.
        — К сожалению, крови слишком много. Надо смыть ее. И как можно скорее. Пожалуй, нам стоило бы… ой!
        Не слушая ее, герцог схватил со стола графин с виски и щедро плеснул янтарной жидкостью прямо на кровоточащую рану.
        Иззи вздрогнула, как от боли, увидев это.
        Герцог и глазом не моргнул.
        Она вынула из кармана чистый носовой платок.
        — Разрешите мне взглянуть…
        Осторожно промокая рану, она изучала кисть его руки. Крупная, сильная. Сплошь в мелких порезах и ожогах — и свежих, и уже заживающих. На среднем пальце он носил золотое кольцо с печаткой. На печатке рельефно выделялся герб. Видимо, герцогам свойственно любить все большое.
        — Рана все еще кровоточит,  — заметила Иззи.  — Наверное, бинтов у вас нет?
        — Нет.
        — Тогда придется прижать ее, пока кровь не остановится. Позвольте мне. Я знаю, как это делается.  — Она обернула его палец носовым платком и крепко сдавила в руках.  — Вот так. А теперь подождем минуту-другую.
        — Я сам подержу.  — Он высвободил руку и придавил к пальцу платок.
        Так началась самая долгая и томительная минута в жизни Иззи.
        В прошлом ей не раз случалось влюбляться безответно. Но обычно голову ей кружили задумчивые ученые в твиде или поэты со смоляными кудрями и скорбным взором.
        Герцог Ротбери ничем не походил на мужчин, по которым Иззи вздыхала раньше. Он был жестким, непреклонным и не тратил времени на чтение, даже пока был зрячим. Мало того, между ними завязался имущественный спор и герцог недвусмысленно пригрозил выставить Иззи вон в холодную нортумберлендскую ночь.
        Но, несмотря ни на что, ее охватил сильный трепет.
        Он стоял так близко. И был таким рослым. И властным.
        Настоящим мужчиной.
        Все женственное, что было в ней, взволновалось в преддверии испытания. Наверное, так чувствуют себя скалолазы, стоя у подножия величественной, увенчанной снежной шапкой горы: возможность покорить эту вершину приводит их в восторг, связанная с восхождением опасность внушает трепет. От слабости слегка подкашиваются колени.
        — Белоснежка…  — усмехнулся герцог, прислонившись к краю стола.  — Вам следовало бы назвать ее Пиявкой. Кому вообще могло прийти в голову завести ручного хорька?
        — Мне ее подарили.
        — И кто же это дарит хорьков?
        — Один из поклонников моего отца.
        — А по-моему, это был один из его врагов.
        Иззи пристроилась рядом на краю стола, понимая, что придется рассказать историю целиком. Она наглядно свидетельствовала о том, что успехи ее отца на литературном поприще и восхищение публики никогда не приносили материальных благ.
        — Мой отец писал сагу с продолжением — о рыцарях, прекрасных дамах, злодеях, колдунах… и о замках. Словом, про романтику рыцарства. Он как будто рассказывал сказки на сон грядущий мне. Маленькой Иззи Гуднайт.
        — Так вот почему Арчер ожидал увидеть ребенка!
        — Да. Все поклонники папиных историй этого ждут,  — подтвердила Иззи.  — У героини был ручной горностай. Само собой, сказочный — отважный и преданный и вместе с тем благородный, белоснежный, изящный и гибкий, как его хозяйка. И этот вот сказочный горностай совершал множество невероятных, совершенно сказочных подвигов — например, перегрыз веревки, которыми была связана хозяйка, когда ее в третий раз похитил сказочный Рыцарь-Тень. Так что один из преданных поклонников отца решил, что это будет красивый жест — преподнести в подарок настоящей Иззи Гуднайт самого настоящего, живого горностая.

«Ах, как это будет изысканно!  — должно быть, думал глупец.  — Как чудесно и восхитительно!»
        Ничего подобного. Его жест не обрадовал ни Иззи, ни Белоснежку.
        Настоящий горностай — это не ласковый, смелый и преданный питомец. Да, Белоснежка была грациозной и элегантной, особенно когда зимой меняла темную шубку на белую. Но, несмотря на то что весила она немногим более полуфунта, она оставалась опасным хищником. За годы Иззи досталось немало укусов — как пустяковых, так и болезненных.
        — Дурацкий подарок,  — заявил герцог.
        Спорить с этой оценкой Иззи не хотелось. С другой стороны, и Белоснежка была ни в чем не виновата. Она ведь не могла перестать быть горностаем. Такой уж она родилась. Вдобавок для горностая она была уже довольно стара, вскоре ей исполнялось девять лет. Иззи просто не могла выбросить ее на съедение волкам… или похожим на волков собакам.
        — Могу лишь предположить,  — снова заговорила Иззи,  — что и лорд Линфорд был движим подобными побуждениями. И решил, что будет очень мило подарить малышке Иззи Гуднайт самый настоящий замок.
        — Если этот роскошный подарок вам не нужен, откажитесь от него, не стесняйтесь.
        — Но замок — это совсем не то, что живой горностай! Это собственность. Неужели вы не понимаете, насколько редкая это удача для женщины? Собственность, заслуживающая внимания, всегда принадлежит нашим отцам, братьям, мужьям, сыновьям. А у нас никогда нет ничего своего.
        — Только не говорите, что вы из числа женщин, одержимых радикальными идеями!
        — Нет,  — покачала головой Иззи,  — я из женщин, у которых ничего нет. Нас, таких, как я, великое множество.
        Она устремила взгляд в пол.
        — После смерти моего отца все ценное, что принадлежало ему, перешло к моему кузену. Он унаследовал дом, где я росла, и всю мебель в нем. Всю посуду до последней тарелки в буфете и все книги в библиотеке. Даже доходы от папиных сказок. А что досталось мне? Только Белоснежка.
        У нее задрожали руки. Иззи ничего не могла с собой поделать: она по-прежнему злилась на отца. Злилась на то, что он умер, да еще так скоропостижно. Долгие годы она помогала ему, отказавшись строить собственную жизнь, а он так и не нашел времени переписать свое завещание и позаботиться о единственной дочери на случай, если его не станет. Он слишком заигрался в заботливого и любящего отца, рассказывающего чудесные сказки.
        Похоже, герцог не проникся несправедливостью судьбы к Иззи.
        — Значит, вам все-таки есть куда идти. У вас есть кузен. Он вас обеспечит.
        — Мартин?  — Это предположение рассмешило Иззи.  — Он презирает меня с самого детства. Когда мне было восемь лет, он толкнул меня в пруд и заливался хохотом, стоя на берегу, пока я чуть не захлебнулась, беспомощно бултыхаясь в воде. В тот день он так и не бросил мне веревку, не бросит и сейчас. Мне остается лишь одно. То же самое, что я предприняла тогда.
        — Что же это?  — спросил он.
        — Научиться плавать,  — ответила она.  — И как можно быстрее.
        Угол его широкого рта дрогнул. Иззи так и не поняла, что это было — одобрительная полуулыбка или презрительная усмешка. Так или иначе она спохватилась.
        — Ох и разболталась же я!  — Склонив голову набок, она осмотрела импровизированный компресс.  — Кажется, кровь остановилась.
        Герцог зубами оторвал полоску ткани от платка, обернул ею палец, аккуратно подогнув края, и затянул узлом.
        — Понимаю, вам не хочется покидать замок Гостли,  — вновь заговорила она.  — Мы могли бы договориться о сдаче жилья внаем, с оплатой раз в три месяца.
        Сдавая внаем собственность таких размеров, она наверняка смогла бы позволить себе снять чистенький коттедж где-нибудь неподалеку. Иззи умела довольствоваться малым. После нескольких месяцев скитаний по чужим домам она жаждала хотя бы некоторых удобств. Таких, как шторы и подсвечники. И постельное белье с ее собственной монограммой.
        Хоть что-нибудь, что угодно, что она могла бы назвать своим.
        — Это безумие,  — заявил герцог.  — Я не стану платить за право пользоваться моей собственностью.
        — Но эта собственность не ваша. Больше она вам не принадлежит. Граф Линфорд купил ее и завещал мне.
        Он покачал головой.
        — Линфорда надули. Какой-нибудь пройдоха состряпал поддельные бумаги, лишь бы выманить деньги у человека, стоящего одной ногой в могиле. На меня работают десятки управляющих и поверенных, они занимаются моими делами и ни за что не продадут мою собственность без моего согласия.
        — Вы в этом полностью уверены?  — Приподняв бровь, она оглядела кучу нераспечатанных конвертов.  — Откуда вы знаете, если вы месяцами не разбирали почту?
        Наугад выдернув из кучи конверт, Иззи повертела его в руках.
        — Если хотите, я помогу вам прочесть эти письма и ответить на них. Я много лет исполняла обязанности папиного секретаря.
        — В вашей помощи я не нуждаюсь.
        Эти слова прозвучали так резко, что она выронила конверт.
        — Позвольте преподать вам маленький урок истории из тех, которые так любил ваш отец. Герцогский титул был пожалован моим предкам за успешную оборону шотландской границы. На протяжении столетий. И не за то, что они разводили руками и мямлили: «Ладно, будь по-вашему» — всякий раз, когда кто-нибудь стучался в их двери и объявлял, что этот замок принадлежит ему.
        Иззи невольно засмеялась.
        — Но меня едва ли можно сравнить с военным отрядом шотландцев. И живем мы не в шестнадцатом веке.
        — Вот именно. У нас есть законы и суды. Так что, если вы намерены заявить свои права на этот замок, найдите поверенного. Пусть он изучит ваши бумаги и напишет моим поверенным. И пусть они договариваются друг с другом. Рано или поздно эта тяжба дойдет до суда лорда-канцлера. Может, года через три. И то если вам повезет.
        Три года?!
        В запасе у Иззи не было трех лет. Если ее выгонят отсюда, она не продержится и трех дней. Денег, чтобы заплатить поверенному, у нее тоже нет, тем более такому, который не побоится тягаться с герцогом.
        У нее нет выбора, кроме как стоять на своем. Держаться так, будто замок принадлежит ей. Если герцогу удастся выставить ее сегодня, замка ей не видать как своих ушей.
        — Если ваши поверенные готовы явиться сюда, чтобы изучить документы,  — милости прошу. Но я никуда отсюда не уйду.
        — Я тоже.  — Уцелевшая половина его брови нахмурилась. Если бы он мог метнуть в Иззи гневный взгляд, его силы хватило бы, чтобы раздробить алмаз.
        — Незачем так злиться,  — сказала она.  — Можете буравить меня взглядами, сколько вам угодно, тем не менее это вы на руках внесли меня в дом, спасая от дождя. При одной мысли об этом у меня снова кружится голова.
        — Напрасно вы считаете мой поступок благородным.
        — Зачем же тогда вы сделали это?
        — Из практических соображений. Я просто не мог бросить вас посреди двора. Вы привлекли бы хищников и паразитов.
        Она улыбнулась.
        — Боже мой! У вас, оказывается, есть и чувство юмора.
        По-видимому, герцогу давно никто не делал комплиментов. На его лице появилось такое выражение, будто в него швырнули гранатой.
        Да, он богат, влиятелен, зол и силен. Но по крайней мере в одном Иззи превосходила его. В умении держаться на плаву. Она умела ладить с кусачими существами и знала, как извлечь пользу из ситуации, далекой от идеала.
        Когда ее бросили в пруд, она научилась плавать.
        — В действительности положение не настолько сложное, каким кажется,  — объяснила она.  — Вы хотите остаться здесь. Я тоже хочу остаться здесь. Пока вопрос не улажен в судебном порядке, мы просто поделимся.
        — Поделимся?
        — Да, разделим территорию. Замок огромный, его построили в расчете на сотни человек. Мне хватит и какой-нибудь одной башни или крыла. Вы и не вспомните о моем существовании.
        Он придвинулся ближе.
        — Как бы не так, мисс Гуднайт! Я вспомню. Каким бы огромным ни был замок, такой мужчина, как я, не сможет ни на минуту забыть о женщине, подобной вам. Даже если мы не перемолвимся ни единым словом, я буду слышать шорох ваших юбок. Улавливать запах вашей кожи. Ощущать ваше тепло.
        Боже. Значит, ее тепло он чувствует и сейчас. Иззи обдало жаром.
        — Я не лорд Арчер,  — продолжал он низким, обольстительно хрипловатым голосом.  — Мне не доводилось читать слезливые сказочки вашего отца, для меня вы не малышка Иззи. Мне пришлось прикасаться к вашему телу. А у моих рук превосходная память.
        Боже милостивый.
        Она понятия не имела. Просто не могла, поскольку вела жизнь затворницы, о чем, разумеется, он не догадывался. Но сейчас герцог выразил все, о чем она так долго мечтала. Чтобы ее заметили. Не просто как героиню чьих-то любимых сказок, а как женщину.
        — Вы понимаете, что я имею в виду?  — спросил он.
        — Да,  — выдохнула она.  — Но вы не в своем уме, если считаете, что я пойду на попятный.
        Оба застыли в напряженном молчании.
        — В таком случае,  — наконец произнес он,  — вы покинете это место так же, как появились здесь.
        Нагнувшись, он схватил ее за ноги и перебросил через плечо — с легкостью человека, которому не раз приходилось носить на себе женщин. Определенно он проделал этот фокус не в первый раз.
        А Иззи взвалили на плечо впервые, и она понятия не имела, как себя вести. Заколотить кулаками по его спине? Лягаться и визжать? Она знала, что потом, позднее, ей придет в голову множество удачных решений. Язвительных реплик и мудрых увещеваний. Но сейчас вся кровь бросилась ей в голову, и разум отказался служить.
        Придерживая за ягодицы, он взвесил ее на плече.
        — Всего-то ничего.
        Пренебрежительное замечание развязало Иззи язык.
        — Ошибаетесь,  — возразила она.  — Я не настолько ничтожна. Вы даже не догадываетесь, какая я на самом деле. И никто этого не знает. Если хотите, можете вынести меня отсюда. Но я вернусь. И буду возвращаться вновь и вновь. Столько раз, сколько понадобится. Потому что теперь этот замок мой. И я отсюда не уйду.
        Глава 4
        Рэнсом встряхнул головой. Смелое заявление, особенно из уст хрупкой, как щепка, особы, висящей в эту минуту у него на плече. Но пусть мисс Гуднайт говорит все, что ей заблагорассудится. Истина заключается в том, что она беззащитная, оставшаяся без единого гроша незамужняя женщина, а он — герцог. И решения будет принимать он.
        Но остатки логики и немилосердно ноющий палец правой руки подсказывали ему, что с этой женщиной хлопот не оберешься. Лишившись зрения, Рэнсом полагался только на составленную с великим трудом воображаемую карту замка. На ней значилась каждая комната, каждая лестница и каждый камень. И среди них не было места ни юрким хорькам, ни обольстительницам.
        Она должна уйти отсюда.
        Но теперь, когда Иззи вновь очутилась в объятиях Рэнсома, прижималась грудью к нему, а его рука лежала на ее округлых ягодицах, другая часть его существа, весьма далекая от мозга, начала нашептывать совсем иные советы. Опасные советы.
        А это значило, что незваную гостью надо выпроводить как можно скорее.
        Даже в прежние времена, еще до ранения, Рэнсом не подпускал к себе женщин. Само собой, у него в постели их побывало множество. Однако он всегда щедро платил им за это — удовольствием, золотом или и тем, и другим,  — а затем прощался с ними навсегда. Ни одна не удостоилась чести проснуться с ним рядом поутру хотя бы однажды.
        Один-единственный раз он попытался продлить связь, и ничего хорошего из этого не вышло. А сам он очутился в этом полуразвалившемся замке, слепой и сломленный.
        Но где-то в заброшенном и забытом уголке его души проснулось мучительное осознание того, насколько мала и одинока его гостья. И что ее бьет дрожь, несмотря на смелую речь.

«Господи Боже мой, Гуднайт. Ну что мне с тобой делать?»
        Нельзя допустить, чтобы она поселилась в замке. Ни о каком «разделе территории» не может быть и речи. Но неужели он и вправду стал таким — жестоким, бессердечным мужланом, способным вышвырнуть из дома среди ночи беззащитную женщину?
        Рэнсому не хотелось верить в это. Пока еще нет. Он никогда не сдавался без боя и теперь не собирался расставаться с осколками разбитого сердца.
        Он поставил мисс Гуднайт на ноги. Пока он опускал ее на пол, она скользнула по его телу, как дождевая капля скользит по поверхности камня.
        Рэнсом знал, что еще пожалеет о словах, которые собирался произнести. Потому что он намеревался поступить, как подобает порядочному человеку, а если жизнь и научила его чему-нибудь, так в первую очередь тому, что за каждое проявление порядочности ему придется поплатиться.
        — На одну ночь. Можете остаться на одну ночь.
        Напрасно он потратил столько времени, расписывая подробности и сложности судебной тяжбы. Замок сам переубедит ее. Стоит ей провести ночь под крышей замка Гостли, как она бросится наутек, не оглядываясь.
        Мисс Изольде Гуднайт предстояла крайне скверная ночь.

«Можете остаться на одну ночь».
        Иззи была готова завопить от радости, но сдержалась.
        Отступив на шаг, она оправила юбки и волосы. Хорошо еще, что герцог не видел, как пылают ее щеки.
        — Только на одну ночь,  — еще раз повторил герцог.  — Я соглашаюсь на это лишь потому, что убежден: одной ночи здесь вам хватит с лихвой.
        Победа невелика, но это лишь начало.
        — Так что идем, я покажу вам комнату. Мой слуга принесет туда ваши вещи чуть позже.
        Иззи вышла следом за ним из зала и поднялась по винтовой лестнице. Посмотрев с лестницы вниз, она невольно содрогнулась. С наступлением темноты каменные лестницы и коридоры замка превратятся в подобие гробницы.
        — Вы, конечно, потребуете себе лучшую спальню. Раз уж вы убеждены, что замок теперь ваш.
        Перед ними открылся длинный коридор. В него вели массивные ступени. Герцог молчал, но Иззи чувствовала, как он считает ступени мысленно. Его способность ориентироваться в замке вызывала изумление.
        Наконец он остановился и резко повернулся.
        — Мы на месте. Думаю, это подойдет.
        Заглянув в дверь, Иззи, к своему удивлению, обнаружила богато обставленную комнату. Половину ее занимала массивная кровать на возвышении, ее столбики красного дерева взмывали чуть ли не к потолку. Повсюду в этой комнате взгляд наталкивался на бархат и гобелены. Мебель была немногочисленной: стул с продавленным сиденьем, несколько забытых дорожных сундуков, туалетный столик, покрытый слоем пыли в дюйм толщиной. Дальнюю стену занимал ряд стрельчатых готических окон, но почти во всех стекла были разбиты.
        — Боже мой…  — выговорила Иззи, пытаясь примириться с плачевным видом комнаты.
        — Вот, извольте,  — с иронией отозвался Рэнсом.  — Полюбуйтесь роскошью своего мнимого наследства. До моего прибытия несколько месяцев назад замок десятилетиями пустовал. Почти весь его разграбили. Лишь в нескольких комнатах сохранилась мебель, да и та готова развалиться от старости.
        — В таком случае я рада, что здесь уцелело так много мебели.  — Иззи вошла в комнату. Узорчатые ковры устилали пол. Правда, кое-где они были вытерты до нитяной основы, но если продержались так долго, видимо, были сотканы на славу.  — Вы только посмотрите на эту кровать!
        — Восемь шагов в ширину. Хватит места и для герцога, и для полудюжины женщин. Эта кровать внушает тоску по средневековым временам.
        — Она предназначалась не для сна,  — объяснила Иззи.  — По крайней мере, не для… того, о чем вы упомянули. Эта спальня относилась к парадным покоям замка. Средневековые властители решали деловые вопросы, сидя в постели, как короли восседают на тронах. Вот почему кровать стоит на возвышении и выглядит так грандиозно.
        — Занятно.
        — Мой отец разбирался в старинной мебели.  — Иззи подошла к кровати, присмотрелась к драпировкам и поморщилась.  — Похоже, гобеленами полакомилась моль. Какая жалость!
        — Да. А крысам пришелся по вкусу матрас.
        Крысам? Иззи отскочила, закрыла ладонью лицо и сквозь пальцы взглянула на кровать в окружении изъеденных молью драпировок. Да, матрас как будто выпотрошили: солома и конский волос торчали из него во все стороны, и в целом увиденное напоминало…
        Да это же крысиные гнезда!
        Присмотревшись, Иззи была готова поклясться, что гнилая солома шевелится.
        С трудом взяв себя в руки, Иззи выговорила:
        — Белоснежка будет довольна. Голодать ей не придется.  — Далекий звук, похожий на стон, заставил ее вскинуть голову.  — Что это за шум?
        Герцог пожал плечами.
        — Наверное, привидение.
        — Привидение?..
        — Это же приграничный замок, мисс Гуднайт. Если вы знакомы с историей замков, вам наверняка известно, что это означает.
        — Известно.
        Замок Гостли предназначался для подавления шотландских мятежей. Усмиряя их, мятежников ловили, и вовсе не для того, чтобы позвать в гости. Никто не мог бы сказать, сколько людей томились за решеткой в этом замке, подвергались пыткам и были убиты за минувшие века. Несомненно, умерщвляли их предки самого герцога.
        — Я не верю в привидения,  — заявила Иззи.
        Он ухмыльнулся.
        — Посмотрим, что вы скажете сегодня ночью.
        Ночью. А ведь и вправду скоро ночь. При этой мысли желудок Иззи скрутило узлом.
        — Насколько я понимаю, комнатой вы довольны.  — Он прислонился плечом к дверному косяку.
        — Довольна? Не то слово.
        Скорее шокирована. Думая о том, что ей придется провести здесь ночь, Иззи почувствовала, как сжимаются ее внутренности.
        Но она не подала и виду, понимая, чего добивается герцог. Он рассчитывает, что она сбежит.
        Значит, на сегодняшнюю ночь ее пристанищем станет эта ужасная комната.
        Иззи изобразила воодушевление, которого не ощущала:
        — Немного труда и фантазии — и эта спальня станет очаровательной. Такие величественные пропорции! Достаточно лишь заменить матрас и драпировки.  — Она подошла к окнам.  — А какой отсюда открывается вид на закат!
        — Для тех, кто способен его увидеть.
        Иззи поморщилась, сожалея о своем бездумном замечании.
        — Могу описать его вам.
        — Не трудитесь. Я повидал достаточно закатов.
        — А сегодняшнего не видели.
        Из окна открывался изумительный вид, от которого захватывало дух. Кучевые сероватые облака в небе соседствовали с мазками насыщенного лазурного и розовато-оранжевого цветов. Очертания стен замка проступали сквозь романтическую вечернюю дымку, наплывающую со стороны моря.
        — Солнце садится за башней. Нет, «садится» — не то слово. Слишком уж мирно оно звучит. На этот раз солнце проигрывает битву. Подобно окровавленному воину, исчезает в челюстях гигантского каменного чудовища.
        Тяжелые шаги прозвучали в комнате и смолкли за ее спиной.
        — Оно уже исчезло?
        — Почти. Еще одна, последняя золотистая вспышка над самым горизонтом, и…  — Иззи перевела дыхание.  — Все. Оно исчезло.
        — В этом замке действует одно правило насчет закатов, мисс Гуднайт.
        — Правда?
        — Да.  — Он повернул ее лицом к себе.  — И мужчина с женщиной, стоящие на этом самом месте, вынуждены соблюдать его. Выбора у них нет. Им остается лишь одно…
        — Что же?
        Ее сердце сбилось с ритма. Неужели он намекает на…
        Герцог опустил голову и понизил голос до обольстительного шепота:
        — …лечь.
        Лечь?
        Иззи все еще растерянно моргала, когда странный звук отвлек ее. Казалось, мокрое белье, развешанное на многочисленных веревках, захлопало на сильном ветру.
        Иззи обернулась к кровати.
        Господи!
        У нее на глазах огромный балдахин словно начал оживать. Сначала он задрожал, потом пошел волнами, превратился в серебристый плащ, подхваченный ветром.
        И вдруг этот плащ распался на множество частиц, движущихся одна за другой.
        — О нет!  — Иззи замерла на месте.  — Неужели это?..
        Так и есть.
        Летучие мыши.
        Целая колония летучих мышей облюбовала самый верх балдахина, и вот теперь они взлетали оттуда — сначала поодиночке, затем десятками и наконец сотнями.
        Иззи повернулась как раз вовремя, чтобы заметить еще одну черную живую тучу, взметнувшуюся из камина. Летучих мышей в этой туче было не меньше нескольких тысяч.
        И все они ринулись прямиком к окнам.
        — Вниз!  — выкрикнул герцог.  — Сейчас же!
        Иззи медлила, поэтому герцог обхватил ее обеими руками и повалил на пол.
        Еще несколько секунд, и летучие мыши заполнили всю комнату, кишащим роем окутали обоих людей в ней. Иззи поспешно пригнула голову, сжалась, стараясь спрятаться. Герцог уткнулся ей в макушку твердым подбородком, и она ощутила, как щетина колет ей голову.
        Его сердце размеренно и мощно стучало совсем рядом. Иззи вцепилась в его рубашку обеими руками, спрятала лицо, придвинулась ближе к источнику неутихающего ритма и уже не слышала ничего, кроме него. Ни хлопанья крыльев, ни пронзительного писка — только ровный стук.
        Наконец он поднял голову.
        Иззи сделала то же самое.
        — Мне показалось, вы назвали эту комнату лучшей.
        — Так и есть,  — ответил он.  — Мыши улетели и до утра не вернутся. Теперь здесь безопасно.
        Нет, в безопасности здесь она себя не чувствовала. В кишащем привидениями и живыми тварями замке воцарилась ночь. Иззи очутилась в объятиях загадочного, опасного и коварного герцога. И понятия не имела, что с ним делать. Не знала даже, что делать с самой собой.
        В голову не приходило ничего, кроме нелепостей — замахать руками, возмущенно завопить… Ни в той, ни в другой мысли не было никакой пользы.
        Именно в этот миг она вдруг почувствовала, что ее царапают.
        Прямо за ухом.
        И невольно взвизгнула.
        Рэнсом уже собирался отпустить ее, когда она с неожиданной силой вцепилась в него.
        — Помогите!  — дрожащим шепотом взмолилась она. Ее тело тоже дрожало.
        — В чем дело?
        — М-м-мышь!
        Он едва сдержал улыбку.
        — Все «м-м-мыши» улетели, мисс Гуднайт.
        — Нет, не все! Не все. Одна зацепилась за мои волосы.
        — В ваших волосах ничего нет. Все это выдумки. Летучие мыши не вцепляются в человеческие волосы.
        — У. Меня. В. Волосах. Мышь,  — раздельно выговорила Иззи, с каждым словом повышая голос. А потом пронзительно завизжала на одной ноте: — Уберите ее!
        Да, мышам действительно нечего делать в человеческих волосах. Но он забыл, что ее волосы отличаются от обычных. В этой курчавой гриве вполне мог запутаться кролик.
        Запуская пальцы в густые, завитые крутыми спиралями пряди, Рэнсом опасался, как бы не попасться в эту ловушку самому.
        Одно несомненно: эти волосы уже распалили его любопытство. Скорее всего, они темные. Ее чувственный голос звучал так, будто у нее темные волосы, вдобавок Рэнсом по опыту знал: большинство кудрявых девушек темноволосы. А если волосы у нее темные, то наверняка и глаза такие же.
        Не успел он опомниться, как перед мысленным взглядом возник образ темноглазой красавицы в ореоле волос цвета воронова крыла, с пухлыми алыми губами.
        — Не шевелитесь,  — велел он.
        Он запустил пальцы в густые кудри, разобрал их и ощупал голову.
        — Улетела?
        — Нет, все там же. Я чувствую ее.  — Иззи передернулась.
        — Все ясно. Вы сильная и независимая владелица замка. Вплоть до того момента, пока поблизости не появится какая-нибудь ползучая или летучая тварь. И начинается: «Ай, ой, спасите, помогите!»
        Иззи глухо зарычала.
        — Мышка совсем маленькая,  — продолжал Рэнсом, отыскав виновницу происшествия.  — Размером меньше синицы. И напугалась гораздо сильнее, чем вы.
        Иззи вздохнула.
        — Ну зачем люди всегда говорят одно и то же? Это ведь бесполезно.
        — Хоть это и бесполезно, я отвлекаю вас разговорами, чтобы вы не смотрели на мое лицо. В прошлый раз вы лишились чувств.
        — Я лишилась чувств не потому, что ваше лицо…
        Шикнув на нее, он продолжал перебирать ее волосы, распутывая их и высвобождая мышь. Ни объяснений, ни извинений он выслушивать не желал.
        Свободной рукой он придерживал Иззи за плечо и успокаивающе поглаживал.
        Просто чтобы она не шевелилась, объяснял он себе.
        В сущности, ему нет до нее никакого дела.
        Он сам хотел напугать ее. Заставить сбежать из замка и от него. Именно так поступила бы любая женщина, у которой есть хоть капля здравого смысла.
        Чего он совсем не хотел, так это держать ее в объятиях — теплую, доверчивую, с сердцем, трепещущим быстрее, чем крылья летучей мыши.
        Он сразу почувствовал, что летучая мышь наконец оказалась на свободе и улетела, хлопая крыльями. Распутанные локоны легли ему в ладонь, шелковистые, упругие и чувственные.
        — Вот и все,  — объявил Рэнсом.  — Она улетела.
        — Вы знали, что так будет,  — упрекнула она.  — Про закат. И про мышей.
        Отрицать это он и не пытался.
        — Считайте это расплатой за вашего хорька.
        — Ах вы… вы…
        — Варвар?  — подсказал он.  — Бессердечный негодяй? Мужлан? Злодей? Все перечисленное мне знакомо — меня еще не так называли. Больше всего мне нравится «подлец». Отличное слово — «подлец».
        — Вы неотесанный мерзавец, с которым меня угораздило встретиться однажды дождливым днем, но больше я не позволю ему докучать мне.  — Она отстранилась и поднялась на ноги.  — Все летучие мыши достанутся вам. Я ухожу.
        Вот как? Она уже уходит?
        Слишком легкая победа.
        Рэнсом последовал за Иззи из комнаты и по коридору к лестнице, ведущей к большому залу.
        — Вам незачем уходить прямо сейчас,  — заговорил он.  — Дождитесь хотя бы, когда вернется мой слуга. Я дам вам немного денег, слуга найдет вам экипаж в деревне…
        — Мне не нужны ни деньги, ни экипаж. Я пойду пешком.
        — Пешком?
        — У меня есть знакомые в Ньюкасле. Вряд ли это далеко отсюда.
        — О, совсем недалеко. Каких-нибудь двадцать пять миль.
        Иззи замерла.
        — Значит, понадобится некоторое время, чтобы добраться туда пешком. Так что лучше мне поскорее отправиться в путь.
        Он двинулся за ней к выходу. Пешком до Ньюкасла, ну надо же! О чем она только думает? Может, из-за отцовских сказок она выросла совсем безмозглой? Или рассчитывает одним махом перескакивать через леса и луга, а в пути мастерить зонтики из грибов и брать себе в попутчики хоть и диких, но дружелюбных зверей?
        — Но не надейтесь, что все кончено,  — заявила она, забирая свой саквояж и горностая в клетке.  — Вы правы, у меня действительно много друзей. Влиятельных друзей. Тысячи семей по всей Англии будут только рады приютить маленькую Иззи Гуднайт. Среди них найдутся и поверенные.  — Рэнсом услышал шорох бумаг.  — Так что я свяжусь с… мистером Блейлоком и мистером Риггетом, и через три года мы встретимся в суде лорда-канцлера. Прощайте, ваша светлость.
        По слабому дуновению ветра сообразив, что она проходит мимо, он выбросил вперед руку и поймал ее за локоть.
        — Не спешите. Что вам известно о Блейлоке и Риггете?
        — Их имена значатся в купчей. Я же говорила вам — я заменяла секретаря моему отцу. Я умею читать официальные бумаги. А теперь будьте любезны отпустить меня, и мы покончим с этим не слишком дружеским прощанием.
        Он крепче сжал пальцы.
        — Нет.
        — Нет?  — эхом повторила она.
        — Нет.
        Рэнсом покрепче стиснул руку мисс Гуднайт. После того, что она сказала, он никуда не собирался отпускать ее. Во всяком случае, сегодня.
        — Я в замешательстве, ваша светлость. Вы же приложили столько стараний, чтобы спровадить меня отсюда.
        Да, приложил. Но это было до того, как он услышал из ее уст фамилии своих надежных поверенных. С Блейлоком и Риггетом он вел дела на протяжении многих лет. Они имели все полномочия, чтобы распоряжаться его собственностью в его отсутствие. Но это не значило, что они были вправе продать замок без его ведома и согласия.
        Что-то произошло. Рэнсом не знал, что именно, но услышанное ему не понравилось.
        — Ваши усилия увенчались успехом, ваша светлость. Поздравляю. Я ухожу. У меня нет ни малейшего желания провести в этой ужасной спальне хотя бы одну ночь.
        — Вы не уйдете.
        Она поперхнулась смешком.
        — Вы отказываетесь от своих прав и уступаете свою собственность мне?
        — Нет,  — отрезал он.  — И погостить в моем доме я вам тоже не предлагаю.
        — В таком случае не понимаю, что вы…
        — Я предлагаю вам работу. Должность моего секретаря.
        Это известие она встретила ледяным молчанием.
        Рэнсом тоже был не в восторге. Но два произнесенных ею слова — «Блейлок» и «Риггет» — ясно свидетельствовали о том, что кто-то должен прочесть ему полученные письма. У него есть имущество, на нем лежит ответственность. Если поверенные в его отсутствие манкировали своими обязанностями, пострадать могут тысячи человек. Ему следовало немедленно разобраться в происходящем.
        — Я намерен нанять вас и поручить вам чтение моей корреспонденции,  — объяснил он.  — Да, я знаю, что мой выбор далек от идеального.
        — Вы правы. Чрезвычайно далек.
        — В обычных обстоятельствах я ни за что не поручил бы такую задачу женщине. Но сейчас дорог каждый час, а больше поблизости никого нет.
        Он услышал ее медленный выдох.
        — Я предлагаю вам щедрое вознаграждение,  — добавил он.  — Пятьдесят фунтов.
        — В год?
        — В день.
        На этот раз ее вдох напоминал изумленный возглас.
        — Подумайте хорошенько. Вы, по-видимому, не глупы, хоть и не знаете применения своим способностям. Есть вероятность, что решение нашего имущественного спора где-то здесь, в этой куче бумаг. Когда мы убедимся, что замок по-прежнему мой, у вас будут деньги и вы сможете отправиться, куда пожелаете.
        Он почувствовал, как ослабевает ее решимость.
        А может, чутье обмануло его.
        — Сто,  — заявила она.
        — Что?
        — Я хочу сто фунтов в день. Деньги понадобятся мне, чтобы привести в порядок замок, как только выяснится, что он мой.  — В ее голосе послышались лукавые нотки.  — А еще я хочу, чтобы вы сказали «пожалуйста».
        Он дернул ее за руку, притягивая к себе.
        Она натолкнулась на его широкую грудь.
        — Не глупите,  — негромко произнес он.  — Вам нужны деньги. Нам обоим нужны сведения. Это соглашение выгодно нам двоим.
        — Тогда отпустите мою руку. И попросите вежливо.
        Он наклонил голову и почувствовал, как ее локон щекочет ему щеку.
        — Двести. Двести фунтов в день — это очень много.
        — А слово «пожалуйста» не стоит вам ничего.
        Он молчал, не желая сдаваться. Если она будет служить у него, пусть с самого начала поймет: здесь приказы отдает он.
        — Господи,  — прошептала она,  — так вы и вправду настолько боитесь попросить о помощи? Неужели это так страшно?
        — Ничего я не боюсь,  — отрезал он.
        — Ваши слова я слышу.  — Она приложила ладонь к его груди.  — Но вот лихорадочно бьющееся сердце говорит совсем другое.
        Плутовка.
        Его сердце колотилось по одной-единственной причине, и она не имела никакого отношения к злополучному «пожалуйста». Этот неистовый трепет означал «да», «Господи, да» и «еще, еще, только крепче».
        — Прошу прощения,  — послышался со стороны двери знакомый голос.  — Я, кажется, помешал…
        Дункан.
        Рэнсом встряхнулся.
        — Я не слышал, как вы вернулись.
        — Это естественно, ваша светлость.
        Естественно, но тревожно. Если он не заметил даже возвращения своего слуги, значит, влияние этой женщины слишком велико.
        — Вот уж не думал, что когда-нибудь скажу это, ваша светлость, но так приятно видеть, что вы вспомнили о прежних привычках! Сегодня вечером я не стану вам мешать.
        — Нет!  — вмешалась мисс Гуднайт.  — Пожалуйста, не поймите превратно… Прежние привычки тут ни при чем. Я как раз собиралась ухо…
        — Дункан, это мисс Изольда Гуднайт. Мой новый секретарь. Завтра мы найдем ей новое жилье. А сегодня она останется здесь. Ей понадобится чистая удобная комната, вода и все прочее для мытья, а также горячий ужин.  — Пожав ее запястье, он отдернул руку.  — Все верно?
        Глава 5
        С самого детства Иззи приучали верить, что «пожалуйста» — волшебное слово.
        Оказалось, ее обманывали.
        По всей видимости, волшебным следовало считать слово «ужин». А еще — «вода для мытья» и «удобная комната», в них тоже есть немалая прелесть. Произнесенные одно за другим, они действовали как заклинание. Иззи просто не сумела сбросить его чары.
        — Надеюсь, на сегодня эта комната вам подойдет, мисс Гуднайт.  — Дункан показал ей небольшую, скудно обставленную спальню.  — Обстановка небогатая, конечно, но это единственная приличная кровать во всем замке. Моя собственная.
        — Как великодушно с вашей стороны было предложить ее мне!
        И как странно, что в замке есть только одна приличная кровать.
        — А разве у герцога нет спальни?
        — Нет.  — Дункан вздохнул, давая понять, что и его такое положение не радует.  — Он спит в большом зале.
        Иззи окинула взглядом слугу, рослого и гибкого мужчину с темными волосами и сединой на висках. В отличие от герцога, он носил опрятный сюртук, накрахмаленный шейный платок и начищенные сапоги.
        — Значит, вы камердинер Ротбери?
        — Да. Хоть мне и неловко признаваться в этом, зная, насколько неряшливо выглядит мой хозяин. Это позор для меня.
        — И давно вы здесь живете?
        — Семь месяцев, мисс. Семь долгих месяцев.
        Боже. Семь месяцев — это и вправду много.
        — Что случилось с герцогом?  — спросила Иззи.  — Как он был ранен?
        — Мисс Гуднайт, я служу этой семье с тех времен, когда его светлость еще не родился. Долг и честь обязывают меня избегать каких бы то ни было сплетен о моем хозяине.
        — Да, конечно. Простите, что спросила. Не смогла удержаться.
        Иззи поняла, что подробности ей придется выведывать у самого герцога.
        Дункан появлялся в отведенной ей комнате еще несколько раз: принес саквояж Иззи, поднос с простой, но сытной едой, кувшин теплой воды и таз.
        — Сожалею, мисс Гуднайт, что не могу предложить вам более удобные покои.
        — Прошу вас, не беспокойтесь. Здесь замечательно.
        И вправду замечательно — по сравнению с комнатой ужаса, полной летучих мышей.
        — Как досадно… После долгих месяцев моих тщетных попыток исполнять обязанности камердинера, как полагается, в замке Гостли наконец-то появилась гостья. Вдобавок заслуживающая отдельных покоев для гостей и ужина из семи блюд.  — Неизвестно почему, он вдруг понизил голос до шепота: — Вы ведь та самая мисс Иззи Гуднайт? Я не ошибся?
        Она кивнула.
        — Не ожидала, что вы слышали обо мне. Герцогу моя фамилия незнакома. Он сказал, что вообще ничего не читает.
        — Да, и никогда не читал. Как, кстати, и я. В школе я проучился всего один год. Но экономка раньше вслух читала сочинения вашего отца в людской. А Рыцарь-Тень? И Крессида с Ульриком? Вы не могли бы рассказать мне, что с ними стало?
        Иззи грустно покачала головой.
        — Увы, нет.
        — Простите, что спросил. Не смог удержаться.
        Она улыбнулась. У каждого свои секреты.
        — Понимаю.
        Дункан вышел и прикрыл за собой дверь.
        Оставшись наконец одна, Иззи попыталась устроиться на новом месте.
        Белоснежка наверняка чувствовала себя как в раю. Этот замок, кишащий грызунами, был для маленькой хищницы подобием лучшего лондонского отеля.
        Иззи уже собиралась раздеться и заплести волосы на ночь, когда вдруг вспомнила, как руки герцога перебирали их. И о том, какое острое напряжение возникло между их телами, когда оба пригнулись, спасаясь от летучих мышей.
        Отголоски этого напряжения она ощущала в себе и сейчас.
        Его вовсе не влечет к ней, заверила себя она. Он просто хотел ее запугать, и потом, любые заигрывания с его стороны — чистейшее недоразумение. Будь герцог зрячим, он ни за что не заинтересовался бы ею.
        Прежде чем забраться в постель, Иззи чиркнула кремнем, зажгла огарок свечи и прикрепила его к полу каплей воска.
        Ей предстояла холодная и одинокая ночь. Иззи заранее крепилась, чтобы выдержать ее.
        Ей передали купчую на замок. Теперь ее задача — заявить о своих правах, завоевать положение хозяйки замка. Так она и поступит. Если не считать одежды и сережек из мелкого речного жемчуга, завещанных ею тетей Лилит, замок Гостли — первый подарок стоимостью дороже пары фунтов, какой когда-либо получала Иззи.
        Расставаться с ним она не собиралась.
        Сегодня ее не запугают ни летучие мыши, ни крысы, ни призраки, ни даже раненый герцог.
        Вот только от темноты нет спасения.
        Бояться темноты — ребячество. Будучи взрослой женщиной, Иззи понимала это. Знала разумом, но не чутьем. Переубедить чутье ей так и не удалось. Как и сердце, которое разбудило ее гулким стуком такой силы, что им можно было бы забивать гвозди.
        Иззи рывком села на постели, растерянная и покрытая испариной, несмотря на ночную прохладу. Огарок, должно быть, догорел и погас. Вокруг было черным-черно. В этой плотной гнетущей темноте даже луна не заглядывала в окно.
        Напрягая зрение, Иззи озиралась, не замечала ни единой искры или тени, но прекратить высматривать их не могла. Попытки ощупью найти кремень оказались безуспешными. Куда она задевала чертову штуковину?
        Как ненавистен был ей собственный страх! Как она глупела из-за него! Не далее как вчера она в одиночку предприняла поездку в Нортумберленд, получила в собственность средневековый замок и не уступила внушающему страх разъяренному герцогу. По любым меркам, ей следовало бы считать себя сильной женщиной. Но в ночной темноте она всегда, всякий раз, превращалась в девятилетнего перепуганного ребенка.
        Давние воспоминания запросились на поверхность. Сглотнув, Иззи обнаружила, что горло саднит. Как после долгих часов рыданий.
        Ее затрясло. Проклятье!
        Иззи подтянула колени к груди и обхватила их руками, свернулась в тугой комочек.
        Который теперь час? Иззи надеялась, что ей удалось проспать большую часть ночи, но в глубине души понимала, что сейчас скорее всего лишь полночь или первый час утра. До рассвета еще целая вечность. Каждый удар сердца длился чуть ли не час. Ей предстоит просидеть здесь несколько часов, напрасно вглядываясь в темноту и мучительно борясь со страхом.

«Всего одну ночь,  — уговаривала она себя.  — Надо лишь продержаться эту ночь. Дальше будет гораздо лучше».
        И тут она услышала этот звук.
        Не стенания и не вой призрака. Всего лишь негромкий ритмичный скрежет. Туда-сюда.
        Туда… сюда. От него волоски на руках Иззи встали дыбом.
        Господи.
        Иззи поняла, что выбор у нее небогатый. Либо прятаться в спальне и до конца ночи трястись без сна, чувствуя себя несчастной. Либо выяснить, что это за звук. Если она и вправду намерена остаться в замке, она должна вести себя, как подобает хозяйке.
        На негнущихся ногах она вышла из комнаты, кое-как спустилась по винтовой лестнице и достигла большого коридора. Скрежет продолжался.
        Иззи двинулась на звук.
        Возможно, просто ветку или ставню качает ветер, втолковывала она себе. Само собой, это не привидение. И не змея. И не труп повешенного мятежника, который оставили болтаться на потолочной балке, так что со временем он истлел до голых костей, и вот теперь этот скелет качается туда-сюда и костями пальцев скребет плиты пола. В которых за долгие века уже образовались борозды.
        Остановившись, Иззи встряхнулась. И как наяву услышала отцовский голос:

«Черт возьми, Иззи, у тебя талант излагать ужасающие подробности».
        Да, воображением она не обделена. Иногда это даже на пользу, но в темноте, как сейчас,  — неизменно во вред.
        Она шагала по коридору, спеша к слабому, но вселяющему надежду красноватому отблеску из дверей большого зала. Там есть и свет, и тепло. Огонь в очаге наверняка еще горит — не так давно герцог подбросил туда чуть ли не целое дерево вместе с обломками двух разбитых о стену стульев.
        Все, что ей нужно,  — это немного света. Как только она сможет осмотреться по сторонам, хотя бы совсем чуть-чуть, ей станет гораздо легче. Так бывало всегда.
        На цыпочках она прокралась в большой зал и всмотрелась в сторону очага. На каминной полке она заметила незажженную свечу в подсвечнике.
        Как раз то, что надо.
        Пройдя через зал, она потянулась за подсвечником и обнаружила, что тот весит не меньше тридцати фунтов. Решив оставить его на месте, она вынула свечу и зажгла ее от огня.
        Как только фитиль свечи в руке Иззи запылал, ей стало легче дышать. Целую минуту она стояла неподвижно, поглощенная единственным занятием. Дыханием.
        — Мисс Гуднайт.
        Иззи чуть не подпрыгнула. И чудом удержала свечу.
        — Уже убегаете?  — сухо осведомился герцог.  — Не выдержали даже одной ночи?
        Она обернулась, придерживая одной рукой свободный ворот ночной рубашки. Герцог стоял шагах в пяти от нее, он был по-прежнему одет так же, как днем. Видимо, он не спал. И блуждал по залу. Должно быть, этот звук она и слышала — его шаркающие шаги по каменным плитам.
        — Нет, я… и не думала убегать.  — Иззи попыталась изобразить беспечный тон.  — Мне просто не спалось.
        — Полагаю, с перепугу.  — Он сунул фляжку в карман сюртука.
        — От волнения,  — солгала она.  — Я унаследовала целый замок, но даже не видела его толком. Мне не терпелось приступить к осмотру.
        — Среди ночи? Возвращайтесь к себе. Нельзя бродить здесь в темноте. Это небезопасно для вас.
        Она шагнула ближе.
        — Вы не проводите меня?
        — И это тоже небезопасно,  — пробурчал он.
        Тем не менее он приобнял ее за талию и повел из зала к лестнице. На верхней ступеньке она повернула в коридор, ведущий к ее «комнате ужаса».
        — Вот видите!  — подал голос герцог.  — Вы уже повернули не туда.
        Иззи замерла, решив ни за что не признавать ошибку.
        — Я не заблудилась, а осваивалась в замке.
        Он недоверчиво хмыкнул.
        — Со мной все будет хорошо. Крыс я не боюсь. Летучие мыши уже улетели. А в привидения я не верю.
        — А в то, что я настоящий, верите?  — мрачно спросил он.
        Если честно, Иззи в этом сомневалась. Он казался сказочным персонажем. Даже ее буйная фантазия вряд ли могла бы создать человека, подобного герцогу Ротбери.
        Пока они шагали по коридору, его рука покоилась на ее талии. Иззи казалось, что его прикосновение обжигает ей кожу.
        Со свечой в руке она заглянула в несколько похожих на пещеры, почти пустых комнат.
        — Завтра я внимательно осмотрю их все и выберу себе спальню.
        — И каким же образом вы собираетесь обустроить ее? Вам понадобятся ткани, мебель, слуги. Платы вперед от меня не ждите. Собственных средств у вас нет.
        И то правда. Но и на этот случай у Иззи был готов ответ.
        — Завтра во время осмотра замка я составлю список самых ценных вещей. Наверняка здесь найдется что-нибудь, что можно продать.
        Возражение последовало незамедлительно.
        — Если здесь и были какие-нибудь ценности, их давным-давно разграбили. Сейчас в замке нет ровным счетом ничего ценного. Ничего такого, что стоило бы сохранить.
        Ничего ценного? Ничего такого, что стоило бы сохранить?
        Судя по всему, себя в этот список герцог не включил?
        Задумавшись, Иззи повернулась к нему. Мерцающий отблеск падал на левую половину его лица. Шрам на правой половине словно поглощал золотистое и теплое сияние свечи. В ночной темноте рана герцога казалась особенно широкой и жуткой.
        И незаживающей.
        — Откуда такая уверенность?  — спросила Иззи.
        — Я знаю каждый дюйм этого замка,  — объяснил он.  — От самых глубоких погребов до самой высокой башни.
        Небольшая затемненная арка поманила Иззи влево. Эта арка словно притягивала взгляд, лестница за ней нашептывала обещания — словно задорный хвостик интриги, спиралью уходящей в темноту.
        — Эта арка сбоку…  — заговорила Иззи.  — Если вы изучили этот замок вдоль и поперек, значит, вам известно, что там?
        — Тридцать четыре ступеньки и круглая комната наверху размером шесть шагов в поперечнике.
        — Ну и ну…  — отозвалась пораженная Иззи.  — Предельно точный ответ.
        — Если сомневаетесь, посчитайте сами.
        Оставив его в коридоре, Иззи начала подниматься по маленькой винтовой лестнице, освещая себе путь свечой. Лестница была узкой, даже Иззи пришлось повернуться боком, шагая со ступеньки на ступеньку. Широкоплечий Ротбери отстал от нее.
        — Тридцать одна, тридцать две, тридцать три…
        Он не ошибся. Ступенек оказалось тридцать четыре, и они привели Иззи в маленькую круглую комнату. Здесь не было ни летучих мышей, ни крыс, ни привидений. И всего одно узкое, как бойница, окно. Осторожно пройдя по неровному каменному полу, Иззи высунула голову в прямоугольное отверстие.
        О-о!
        Ее бедное сердце!
        Ей пришлось прижать ладонь к груди, чтобы сердце не выскочило из груди и не разбилось об землю, оставшуюся далеко внизу.
        Невероятно.
        Башенка возвышалась над замком, обзор с нее не заслоняли ни деревья, ни холмы. Облака в небе над ней как раз разошлись. И теперь Иззи словно парила среди звезд.
        С горящей свечой в руке, она казалась самой себе еще одной звездой. Одинокой. Незаметной среди тысяч других. Но точно так же излучающей свет и тепло.
        Как ни странно, при виде бездонного неба Иззи вдруг стало не так одиноко. Может быть, издалека, с другой планеты, она похожа на одну из звезд созвездия.
        — Вот она,  — произнесла она вслух, отрезая себе путь к отступлению.  — Вот моя комната. До летучих мышей, крыс и привидений мне нет дела. Эта башня будет моей спальней, а замок — моим домом.
        Герцог присоединился к ней, одолев тридцать четвертую ступеньку.
        — Повторяю в последний раз: вам нельзя здесь оставаться.
        — Почему?  — Она обвела комнату взглядом.  — Эта башня может обрушиться?
        — Нет. Опасность исходит не от ненадежных стен. Не от крыс, летучих мышей и даже не от привидений.  — Ведя пальцами по стене, он обошел комнату по кругу и остановился возле Иззи.  — Она исходит от меня.
        Он высок ростом и силен. Вздумай он обидеть Иззи, отбиться она бы не сумела.
        Но в глубине души она не верила, что он способен на такое.
        Нет, она не стала бы утверждать, что этот человек и мухи не обидит. Однако он пощадил ее горностая, и это говорило о многом.
        — Мисс Гуднайт, я мужчина, который вынужден большую часть времени проводить в одиночестве. А вы — беззащитная обольстительная женщина. Неужели вам надо разъяснять это слово по буквам? Вы в о-п-а-с-ности.
        Она подавила смешок.
        — Ваши разъяснения и вправду выглядят страшновато.
        — Я способен напасть на вас.
        Как многозначительно он это произнес! На этот раз Иззи не выдержала и рассмеялась.
        Он свел брови.
        — Вы думаете, что я шучу.
        — Нет, что вы!  — спохватилась она.  — Я смеюсь не над вами. Простите меня. И нисколько не сомневаюсь в том, что вы знаете, как нападать на женщин. В сущности, я уверена, что вы сведущи в… нападениях. Даже можете считаться знатоком. Но смеюсь я потому, что еще никто и никогда не грозил напасть на меня.
        — Ни за что не поверю. С такими волосами?  — Он коснулся пальцем ее шеи.  — С такой нежной кожей? У вас голос обольстительницы.
        Голос Иззи звучал низко и хрипловато из-за начинающейся простуды, и она могла бы объяснить это герцогу. А заодно и добавить, что нападения мужчин ей никогда не грозили по одной простейшей причине: она дурнушка.
        Но действительно ли она по-прежнему дурнушка здесь и сейчас? В темноте, рядом со слепым мужчиной?
        Если он соблазнился…
        Значит, она все-таки обольстительница?
        Иззи всегда завидовала красивым женщинам. И не только самой красоте: видимо, когда некое божество наделяло людей свойствами, то сочло необходимым приложить к красоте уверенность. Именно уверенности Иззи жаждала как ничего другого.
        Его ладонь скользнула по ее спине, отвела в сторону заплетенные на ночь волосы и легла на обнаженную шею.
        Великолепный и опьяняющий поток ощущений пронзил ее.
        — Кто позволил такой женщине, как вы, ускользнуть от мужского внимания?  — Он провел кончиками пальцев по ее затылку.  — Ни за что не поверю, что никто не предпринимал попыток.
        — О, ну вы же знаете, как это бывает,  — беспечно отозвалась Иззи.  — Видимо, все дело в моей ослепительной красоте. Она не дает подступиться ко мне.  — Он не может не уловить сарказм в ее голосе. И даже если примет ее слова за чистую монету… кому это навредит?  — Полагаю, она внушает джентльменам робость.
        Он легко провел пальцем по ее губам.
        — Мне не внушает.
        Внезапно ее смелость улетучилась.
        — Господи, поздно-то как,  — воскликнула она.  — Если я хочу завтра заняться обстановкой комнаты, мне давным-давно пора вернуться в…
        Капля расплавленного воска сорвалась со свечи и упала на руку Иззи. Вскрикнув от боли, она выронила свечу. Пламя погасло еще до того, как свеча коснулась пола.
        В башенке воцарился мрак.
        Сердце Иззи ускорило ритм. Ах, проклятье! Надо же было случиться такому как раз тогда, когда она решила настоять на своем. Вот тебе и попытка стать женщиной в его глазах. Стать соблазнительницей. Он высмеял бы ее, узнав, какие чувства она испытывает. Разве может такое ничтожество претендовать на замок? Она просто глупышка, которая лишилась чувств под дождем, завизжала при виде летучих мышей и вот теперь беспомощно дрожит в темноте.
        Хотя, возможно, он ничего не заметит.
        Его ладони легли к ней на плечи.
        — Вы дрожите.
        Черт, черт, черт!
        — Со мной все хорошо. Просто выронила свечу, вот и все. Вы не могли бы…  — она судорожно сглотнула,  — проводить меня вниз.
        — Не думаю.
        Господи… ее сердце ушло в пятки. Он намерен бросить ее здесь. Одну. В этой крошечной комнатке, к которой ведут тридцать четыре ступеньки, в жуткой, удушливой темноте. Чтобы проучить ее, не иначе.
        Но он никуда не ушел. Напротив, взял ее в объятия.
        И прижал к себе.
        Иззи не знала, как надо сопротивляться. Эти сильные руки казались ей единственной надежной опорой в непроглядном мраке. От неожиданности и испуга у нее закружилась голова.
        И вдруг…
        Она почувствовала, что ее целуют.
        Глава 6
        Рэнсом поцеловал ее.
        Приложив ладони к ее щекам, не давая ей отстраниться, он завладел ее губами. Без подходов и прелюдий. Одно только непреклонное прикосновение губ.
        Ей настоятельно требовалось кое-что понять, а ему осточертело объясняться при помощи слов.
        Эта девчонка чертовски невинна. Она выросла на сказках о рыцарском благородстве и романтике. И понятия не имеет, какую опасность представляют мужчины, подобные Рэнсому.
        Прекрасно. Ему не составит труда продемонстрировать, на что он способен. Одного непрошеного поцелуя хватит, чтобы вынудить ее сбежать: сейчас — в свою комнату, а утром — прочь из замка.
        — Вот так,  — произнес он, прерывая поцелуй.  — Вы, видимо, приняли меня за человека, которому свойственна порядочность. Надеюсь, теперь вам все ясно.
        И он отпустил ее, уверенный, что она бросится бежать.
        Вместо этого она вцепилась обеими руками в рубашку у него на груди и прильнула к нему.
        — Еще!
        На минуту он лишился дара речи. Случившееся не имело никакого смысла.
        — Еще,  — шепотом потребовала она.  — Сейчас же. И на этот раз — как полагается.
        — Что вы несете, черт возьми?
        — Это был мой первый поцелуй. Знаете, как долго я о нем мечтала?
        Рэнсом не знал. И не стремился узнать.
        — Всю мою жизнь!  — Подчеркивая эти слова, она ударила его кулачками в грудь.  — Так что помогите мне, ваша светлость! Я не позволю вам испортить все впечатление.
        — Вы, похоже, ничего не поняли. Целью этого маленького упражнения было избавить вас от романтических фантазий.
        — Нет, это вы не поняли.  — Она придвинулась ближе, по-прежнему судорожно цепляясь за него.  — Я всегда старалась довольствоваться тем, что посылает мне судьба. В детстве я мечтала о котенке. Вместо этого мне подарили горностая. Мне хотелось иметь совсем другого питомца, но я приложила все старания, чтобы полюбить Белоснежку.
        Он отступил на шаг.
        Она шагнула за ним.
        — С тех пор, как умер мой отец, я мечтаю о месте, которое могла бы назвать домом. Сгодился бы даже самый скромный коттедж. Но вместо него я унаследовала кишащий привидениями и крысами замок в забытом Богом углу Нортумберленда. Это не дом, о котором я мечтала, но я твердо намерена превратить его в дом.
        Она запрокинула голову, глядя ему в лицо. Он ощутил на шее ее дыхание. Слабую волну тепла.
        — А еще я почти с самого детства мечтала о своем первом поцелуе,  — шепотом продолжала она.  — Я просто знала, что он будет романтичным, нежным и невыразимо приятным.
        — Ну а теперь вам ясно, что вы ошиблись. За прожитые годы вам следовало бы привыкнуть к разочарованиям.
        — Вот тут вы ошибаетесь.  — Она крепче сжала в пальцах его рубашку.  — Я уже вступила в борьбу. Вы не испортите мой первый поцелуй. Я вам не позволю. Поцелуйте меня еще раз, немедленно. Только лучше, чем в первый раз.
        Не веря своим ушам, он покачал головой.
        — Все кончено. Момент уже упущен. Даже если я поцелую вас снова, этот поцелуй не будет первым.
        — Он тоже считается,  — возразила она.  — Пока мы не разжали объятий, все поцелуи считаются как один.
        Проклятье. Откуда женщины берут эти дурацкие правила? Может, вычитывают из какой-нибудь книжонки? Порой ему казалось, что все женщины до единой придерживаются обширного кодекса законов романтики, который упрямо прячут от мужчин.
        — Довольно медлить,  — не унималась она.  — Неужели этот поцелуй — лучшее, на что вы способны?
        Он возмутился.
        — Разумеется, нет!
        — Я хотела сказать, вам же случалось предаваться любви даже сидя в седле. Вы наверняка знаете, как надо целоваться. Я не выйду из этой башни, пока…
        Он схватил ее за плечи и поцеловал вновь. На этот раз крепче. Главным образом для того, чтобы заставить ее умолкнуть, а еще — чтобы снова заявить о своих первоначальных намерениях. Если она мечтает о нежностях, Рэнсом отнюдь не мужчина ее мечты. Когда речь заходила о плотских удовольствиях, он становился агрессивным, дерзким и не стыдился этого. И был готов объяснить это второй раз, если понадобится.
        Но во время поцелуя что-то нарушилось, изменилось, пошло совсем не так, как он рассчитывал.
        На этот раз Иззи ответила на поцелуй. И не просто с любопытством или бесхитростным воодушевлением, а с нежной, ничем не стесненной страстью, от которой у него защемило сердце.
        Потрясенный, он открыл глаза, хоть это и не изменило ровным счетом ничего. Он по-прежнему не видел, только чувствовал.
        Боже милостивый, и вправду чувствовал.
        Это было… Этого просто не могло быть.
        Ее губы оказались еще более соблазнительными, чем он мог представить себе. Пухлые, нежные, чувственные. Он упивался сначала одной, затем другой, потом просунул между ними язык. Она отвечала поцелуем на поцелуй, лаской на ласку.
        Он притянул ее к себе одной рукой. Его язык проникал глубже, и ее рот приоткрывался под этим напором, становился мягче. Великодушнее. Щедрее.
        Именно этого Рэнсом жаждал так долго: близости, тепла, нежности и податливости.
        Хоть он и не покидал замка с тех пор, как прибыл сюда залечивать раны, но двигался по-прежнему много. Каждую ночь он блуждал по комнатам, проходил по галереям, взбирался по лестницам, мерил шагами залы и слушал, как отдается от каменных стен эхо его шагов. Час за часом, день за днем, месяц за месяцем.
        Поначалу он укреплял ходьбой ослабевшие ноги. Потом начал мысленно составлять план замка, чтобы обходиться без зрения. Он повержен, внушал он себе, но не беспомощен, черт побери.
        Но была и другая причина, заставлявшая его без устали вышагивать по коридорам и башням замка Гостли. Даже когда ему хотелось остановиться и отдохнуть, он не мог. По крайней мере, без солидной дозы виски. Он просто не мог. Не чувствовал душевного покоя. И уже начинал думать, что больше никогда не ощутит его.
        Но теперь… теперь эта женщина схватила в объятия его израненную, мятущуюся душу и оживила ее поцелуями. Как давно потерянная возлюбленная, вновь открывшая перед ним двери своего дома.
        Боже мой. Боже мой.
        Она целиком отдавалась поцелуям. Целовалась так, словно хотела этого. Словно всегда об этом мечтала. Как будто ее хрупкое, стройное тело — не что иное, как мастерски сработанный сосуд для колдовского зелья. Самой сущности желания, выдержанного, закупоренного и ждавшего много лет. И этот поцелуй для нее — единственный шанс напоить его, Рэнсома, зельем, под бременем которого она уже изнемогла.

«Возьми эту сладость,  — молил ее поцелуй.  — Возьми эту страсть. Возьми меня всю».
        Он старательно исследовал ее рот, отчаянно желая большего.
        Ему следовало бы отвергнуть этот опрометчивый дар. Но он просто не мог заставить себя отстраниться. Слишком долго ему пришлось сдерживать свои желания. Он не смог бороться с вожделением, пробужденным ею. Не мог отрицать горячий и страстный отклик собственного тела, от которого натянулась спереди ткань его брюк.
        В кои-то веки он чувствовал себя живым. Совершенно живым — впервые с тех пор…
        Как он чуть не умер.
        Рэнсом понимал это, хоть и представить себе не мог, произвела ли воздействие на Иззи Гуднайт его уловка «берегись моих опасных поцелуев».
        Этот поцелуй потряс его самого от макушки до пят.
        Да, думала Иззи, ее первый поцелуй оказался совсем не таким, о каком она мечтала.
        Он в тысячу раз превзошел ее мечты и надежды.
        Это был самый настоящий поцелуй.
        Не просто грубое прикосновение губ, а истинный поцелуй мужчины, который знал, что делает. Он целовал ее не только умело, но и страстно. И пылко.
        И ласкал языком.
        Отраднее всего было то, что Иззи каким-то образом удалось вызвать у него стон. Пожалуй, ей просто повезло. А может, герцог с его поцелуями вроде виртуозных лондонских танцоров: в паре с ними любая леди чувствует себя грациозной и ловкой, даже если партнер просто ведет ее в танце.
        Впрочем, неважно. Ее поцеловали, она ответила на поцелуй, и до сих пор ничего унизительного или ужасного не произошло.
        Это было… великолепно.
        Уже во второй раз за день он вызвал у нее сладкий трепет.
        Она обвила шею герцога руками, чтобы не потерять равновесие. И позволила себе ни с чем не сравнимое удовольствие — запустить пальцы в волосы у него на затылке, перебирая густые пряди.
        От него так приятно пахло. Просто и по-мужски, и вправду очень приятно. Иззи не понимала, как самые непритязательные, простые запахи, смешавшись, заблагоухали, подобно редкому одеколону. Задавшись целью смешать фляжку виски, немного запаха старой кожи и простого мыла и добавить чуть-чуть собачьей шерсти, никто бы не рассчитывал получить букет более соблазнительный, чем аромат охапки роз. Но каким-то образом этот букет все же образовался.
        И вдобавок тепло. Герцог, казалось, излучал его. Как очаг, в котором пылает уголь. Тепло расходилось волнами от его сильных рук, твердой груди, от его губ.
        О, эти губы! Щетина у него на подбородке кололась, а губы были… нет, не мягкими. Мягкими бывают подушки или лепестки цветов, а мягкость его губ сочеталась с упругостью. Они дарили и владели.
        Когда их губы вновь соприкоснулись, определить его вкус оказалось очень просто: виски и чай. А когда его язык проник в рот Иззи — виски и желание.
        Острое желание.
        Именно оно будоражило и опьяняло сильнее всего. Сами объятия герцога говорили, что он одержим желанием, и самое поразительное — это желание вызвала она, Иззи. Придерживая ее ладонью за спину, он целовал ее крепко и неутомимо, словно гнался за чем-то. Искал неизвестно что.
        Некая часть ее существа не хотела ничего, кроме как сдаться. С радостью отдать ему все, чего он жаждет.

«Берегись, Иззи».
        — Достаточно.  — С этим резким возгласом он отпустил ее. Так неожиданно, что она чуть не потеряла равновесие.
        Башню огласило тяжелое, хриплое дыхание.
        Помолчав, герцог чертыхнулся.
        — Это была катастрофа.
        Иззи прижала ладонь к виску. Она опять осталась одна в темноте, у нее кружилась голова. А момент настоятельно требовал остроумного, изощренного ответа.
        Вместо этого у нее вырвалось:
        — Вы первым поцеловали меня.
        — А вы ответили на поцелуй.
        — А потом вы поцеловали меня снова.  — Она вздохнула. Вот тебе и остроумный ответ.  — Я не придавала бы случившемуся большого значения, если это вас беспокоит. Я понимаю, вы поцеловали меня только затем, чтобы напугать. Но вам следует знать: способ не сработал.
        — По-моему, сработал.  — Он притянул ее к себе.  — Я чувствовал, как колотится ваше сердце.
        Ну, если сердцебиение свидетельствует только о страхе…
        Она приложила ладонь к его груди слева, там, где лихорадочно билось сердце. Судя по этому сбивчивому стуку, герцог до смерти перепуган.
        Иззи ощутила странный прилив симпатии к нему. Подрастая в доме сэра Генри Гуднайта, она многое узнала о мужской гордости. Ее отец долгие годы прозябал в безвестности, считался несостоявшимся ученым и получал жалкий доход. Но как только его сказки приобрели известность, преклонение читателей стало пищей для его честолюбия. Без очередной порции льстивых похвал он не мог прожить и недели.
        И если гордость настолько важна для ученого средних лет, нетрудно вообразить, что она совершенно необходима такому мужчине, как герцог Ротбери. Как трудно, должно быть, примириться со слепотой ему, молодому и сильному. Впервые в жизни он вынужден полагаться на других. Ему наверняка ненавистна даже мысль об этом.
        Стало быть, он изучал замок Гостли шаг за шагом, из месяца в месяц и мучительно медленно составлял в голове карту каждой комнаты. Замок уже успел стать оплотом его гордости. Именно здесь он по-прежнему способен распоряжаться своей жизнью.
        И вот сегодня он лишился замка — по вине какой-то лазейки в законах. Его замок перешел к старой деве, неимущей дурнушке.
        Неудивительно, что герцог презирает ее.
        Но если Иззи понимала причины его отношения к ней и сочувствовала ему, это еще не значило, что она намерена сдаться. Чтобы ублажить его гордыню, она не станет поступаться собственными интересами. Однажды она уже допустила подобную ошибку, потому и очутилась здесь без денег и дома.
        Она просто обязана позаботиться о себе. Больше некому.
        — Не беспокойтесь, ваша светлость. Мы сделаем все необходимое, пересмотрим все письма и бумаги. Обещаю впредь не доставлять вам лишних хлопот.  — И она дружески похлопала его ладонью по груди.
        Он взял ее за локоть и отвел руку.
        — Завтра утром вы уедете отсюда, мисс Гуднайт. Сейчас я провожу вас обратно в вашу спальню. А утром подыщу вам подходящее жилье.
        Иззи промолчала, приберегая силы на завтра. Утром он будет выпроваживать ее из замка. Запугивать, кричать, действовать угрозами или поцелуями.
        Но она останется тверда, как стены замка.
        И не уступит ни единого дюйма.
        Глава 7
        Проснувшись на следующее утро, Рэнсом обнаружил, что увеличился на несколько дюймов, причем все они были сосредоточены спереди под брюками.
        Неясные грезы витали перед его мысленным взглядом. Руки вновь ощущали тяжесть шелковистых темных волос, а губы — нежность женских губ.
        Он повернулся набок и застонал. Господи, этот поцелуй! Дурацкий, злополучный, возбуждающий и душераздирающий поцелуй.
        Иззи ни в коем случае нельзя ночевать здесь, в замке. Он должен найти для нее другое пристанище. Сегодня же.
        Он сел и пригладил волосы руками. Ему необходима ванна. Желательно ледяная.
        — Дункан!  — позвал он.
        Никто не ответил. Звуков, выдающих присутствие камердинера, он не различил.
        Рэнсом направился к колодцу в глубине двора и набрал ведро воды. Потом разделся до пояса, поднял над головой ведро и вылил на себя его содержимое.
        Пусть вода смоет похоть.
        Он уже начинал согреваться после ледяного душа, когда к колодцу подбежал Магнус. Рэнсом дал псу напиться и почесал его за ушами.
        — Доброе утро, ваша светлость.
        Черт. Всего один день прошел, а он накрепко запомнил этот голос. Низкий, чуть хрипловатый. Нежный. Прозвучавший слишком близко. Как ей удалось подкрасться к нему незамеченной?
        — Гуднайт?  — пробормотал он.
        От звука ее шагов по плитам двора его сердце сбилось с ритма.
        Рэнсом приготовился впервые взглянуть на нее.
        Никто, кроме Дункана и нескольких врачей, даже не подозревал, что его слепота, вызванная ранением, была лишь частичной.
        Да, чаще всего он чувствовал себя слепым и различал в лучшем случае лишь неясные силуэты и тени. А иногда не видел ничего. Все погружалось в мутную серую мглу.
        Но каждый день на несколько драгоценных часов к нему возвращалось зрение.
        В такие часы он видел, как дряхлый старик без очков. Различал смутные очертания и приглушенные цвета. Дерево казалось ему размытым, неправильной формы пятном на фоне неба, его листва — серовато-зеленой тенью, похожей на плесень на сыре. Глядя на страницу в книге, он видел, как темный прямоугольник текста разделяется на строки. Но разглядеть слова, а тем более буквы не мог. Ему удавалось получить некоторое представление о лицах, хотя чаще всего они казались ему примитивными, как лица тряпичных кукол: две пуговицы глаз, щель рта. Никакого выражения эмоций.
        Вот и все, что он видел в лучшие часы. И эти возможности казались ему блаженством. Минувшей ночью его одурманили аромат и вкус мисс Гуднайт, но, по крайней мере, ее вид остался для него загадкой. Если повезет, он увидит ее как белесый столб с темной шапкой волос. Невыразительный и неприглядный.
        На это он и рассчитывал.
        Но когда она предстала перед ним, ее угораздило остановиться точно напротив восточных ворот замка, в которые как раз хлынули лучи утреннего солнца.
        При первом взгляде на Иззи Гуднайт Рэнсому показалось, что она окутана золотистым сиянием. Солнечный свет придал сходство с рельефом ее тонкой фигурке с изящными изгибами и ореолу непослушных распущенных волос, которые словно пылали.
        Господи!
        В эту минуту Рэнсом стоял, но был готов рухнуть на колени. Он ничуть не сомневался, что слышит небесный хор. Именно такую красоту справедливо называют «потрясающей».
        И он действительно был потрясен.

«Сдвинься с места!  — мысленно взмолился он.  — Сделай два шага вправо. Или влево. Нет, нет — лучше совсем уйди».
        — А я думал, вы еще спите,  — произнес он.
        — Уже не сплю.
        И он увидел, как алая линия ее губ растянулась в улыбке.
        Он обвел взглядом ее тело, задержавшись на неясных, но несомненных изгибах груди и бедер. Все это он прижимал к себе прошлой ночью. И теперь не мог понять, какого черта разжал объятия.
        — Не сомневайтесь, я проснулась с первым лучом солнца,  — продолжала она.  — И занялась осмотром своего замка.
        Верно. Для этого и встала.
        Свистом подозвав Магнуса, он направился внутрь.
        Она, конечно, последовала за ним. Прямиком в большой зал.
        — Знаете,  — чувственно зевнув, заговорила она,  — утром здесь так чудесно. Солнце заглядывает в окна, и пылинки вьются в его золотистых лучах. Вчера наше знакомство началось неудачно, но сегодня… замок Гостли уже кажется мне домом.
        Нет, нет, нет! Никакой это не дом. Ни для нее, ни тем более для них обоих.
        — Вы… не желаете надеть рубашку, ваша светлость?  — осведомилась она.
        В ответ он скрестил руки на обнаженной груди. Избавлять Иззи от неловкости он не собирался.
        — Я заварю чай,  — решила она, направляясь к очагу.  — О, смотрите, свежий хлеб!  — В следующий раз она заговорила невнятно, с набитым ртом: — Это Дункан принес или еще кто-нибудь? Где-то здесь я видела вчера молоко…  — Она рылась на столе, деловито звеня посудой.  — Яиц, наверное, нет? Хвалиться некрасиво, но у меня получаются отличные блинчики.
        О нет. Все хуже и хуже.

«У меня получаются отличные блинчики».
        Ужас.
        Но еще ужаснее было то, что Рэнсому вдруг нестерпимо захотелось блинчика. Он прямо-таки жаждал его. Умирал с голоду.
        В жизни любого уважающего себя повесы есть женщины двух сортов: те, которые делят с ним постель ночью, и те, которые готовят ему блинчики утром. И если ему вдруг захотелось получить и то и другое от одной и той же женщины, это тревожный признак. Настолько тревожный, что его заметит даже слепой.

«Уходи немедленно. Опасность таится здесь, в этом замке».
        — Позавтракайте без затей,  — велел он.  — И поживее. Дункан сегодня же отвезет вас в деревню. Мы найдем вам жилье на постоялом дворе или…
        — О, в деревню я с удовольствием!  — подхватила она.  — Но только за припасами. Какую рыбу здесь обычно едят? Держу пари, в реке водится чудесная форель.
        Рэнсом скрипнул зубами. Форель из местной реки и вправду чудесна. Но мисс Гуднайт не представится случая попробовать ее.
        Он поднялся.
        — Постарайтесь понять: вам нельзя здесь оставаться. После всего, что было между нами прошлой ночью.
        — Прошлой ночью…  — повторила она.  — Ах да. Вы имеете в виду тот момент, когда вы прибегли к запугиванию, чтобы выжить меня из замка, принадлежащего мне по закону?
        — Нет. Я имею в виду тот момент, когда мы целовались, как тайные любовники.
        — А-а,  — протянула она,  — вот вы о чем. Но мы же оба знаем, что это ничего не значит.
        Ничего не значит? Оскорбленный, он пригладил волосы.
        — Неправда.
        — Всего один поцелуй. Единственный поцелуй ничего не меняет.
        — Еще как меняет! Если поцелуй настоящий, он меняет все. Поцелуй — это первый шаг по длинному, извилистому, весьма опасному пути чувственности. И сегодня же утром вы должны повернуть обратно, мисс Гуднайт.
        Некоторое время она молчала.
        — Ваша светлость, я обещаю больше не набрасываться на вас. Мне хотелось узнать, что такое поцелуй, и вы помогли мне. Больше мое любопытство вам не грозит.
        Господи, так вот что это было. Она решила пощадить его самолюбие. В стремлении первый раз взглянуть на нее Рэнсом забыл, что и она делает то же самое — впервые при хорошем освещении разглядывает его вместе со всеми шрамами. Или приглядывается во второй раз, если учитывать тот случай, когда она лишилась чувств.

«Болван, ты больше не гордый красавец мужчина».
        Она продолжала:
        — В перерывах между чтением ваших писем у меня будет уйма дел в замке. Хлопот предстоит так много! Надо осмотреть комнаты. Вывести крыс и прочую живность. Обставить спальню.  — Она уселась на ближайший стул.  — Хотите хлеба?
        Она вложила ломоть хлеба в его ладонь. Рэнсом с недовольством принял его и вонзил в него зубы.
        Он уже подумывал, не вернуться ли к первоначальному плану — взвалить ее на плечо и вытащить отсюда. Но представив себе, как он будет взваливать ее на плечо, Рэнсом понял, что далеко не уйдет.
        — Но прежде, чем думать о делах…  — она повернула голову, и ее непослушные кудри взметнулись вихрем,  — мне надо найти свои шпильки. Вы не помните, куда положили их вчера?  — Она заглянула под подушки.  — Может, на диван?
        Рэнсом попытался не обращать внимания на аромат розмарина, но не смог.
        — Ага!  — радостно вскинувшись, она задела его руку.  — Вот одна! А вот еще.
        Чертовы шпильки. Рэнсом поднялся.
        — Здесь вы не останетесь.
        — Ваша светлость, вы отважно пытались запугать меня и даже прибегли к самому верному способу, но он не подействовал. Вам не кажется, что пора бы уже сдаться?
        — Нет.  — Он указал пальцем на собственную грудь.  — Я не сдаюсь. Никогда.
        — Не сдаетесь?  — Она засмеялась.  — Прошу прощения, но насколько я могу судить, вы были ранены много месяцев назад и с тех пор не покидали замок. В Лондоне вас считают умершим. На адресованные вам письма никто не отвечает, слугам не позволено прислуживать вам, вы пальцем о палец не ударили, чтобы обустроить ветхий, разваливающийся на глазах замок. Не знаю, что подразумеваете под словом «сдаться» вы, ваша светлость, но, по-моему, именно так вы и поступили.
        Рэнсом разозлился. Да как она смеет? Она представить себе не может, что ему пришлось пережить. Понятия не имеет, каким трудом дались ему первые несколько месяцев, пока он вновь приобретал простейшие навыки. Такие, как умение ходить не спотыкаясь. Считать не только до тридцати. Черт возьми, он убил уйму времени на то, чтобы опять научиться свистеть, подзывая собаку! В утешениях он не нуждается, он обойдется и без женской поддержки и поощрений. Всего, на что он способен сейчас, он добился сам, мучительно медленно продвигаясь вперед шаг за шагом. Потому что в противном случае ему осталось бы только сидеть сложа руки и ждать смерти.
        И он упрямо повторил:
        — Я не сдаюсь.
        — Так докажите это.

«Тише,  — упрашивала Иззи свое трепещущее сердце.  — Ну же, угомонись».
        Ближайшие несколько минут требовали предельной осторожности.
        Вообще-то с этим человеком всегда следовало быть начеку и следить за каждым своим шагом, жестом, словом и вздохом… но сейчас особенно.
        Рэнсом возвышался над ней — полуголый, мокрый, с взлохмаченной шевелюрой. Прекрасный, как грех, и злобный, как Люцифер. Герцог, привыкший настаивать на своем. А она не просто отказалась подчиниться — она бросила ему вызов.
        Голос герцога звучал негромко и ровно, но казался тлеющим фитилем, по которому огонь подбирается все ближе к пороху.
        — Я ничего не обязан доказывать вам.
        Он подбоченился. Его грудные мышцы сердито подрагивали. Словно передавая негодующий рык. Тонкая струйка воды лавировала между золотисто-каштановыми волосками на груди, сбегая к животу.
        Иззи вцепилась в свои шпильки так крепко, что они впились в нежную кожу ладони.
        Она поднялась. Потому что просто не могла усидеть, охваченная почти благоговейным трепетом.
        — Разумеется, ваша светлость,  — согласилась она, стараясь сохранять спокойствие и обращаясь к его затвердевшему левому соску.  — Но есть вещи, которые нуждаются в доказательстве. Например, обоснованность передачи права собственности и… и…
        О нет. Стоя так близко к герцогу, Иззи вдруг вспомнила ночные объятия. Ощущения распространились по ее телу, заставляя забыть, о чем она говорила. И вспомнить чувства, которые она так долго сдерживала, прежде чем вложить в поцелуй.
        Иззи скрестила руки на груди.
        — У меня хороший почерк, я умею читать и писать на нескольких языках, лишь два из которых мертвы, и свято чту конфиденциальность. Я помогу вам разобраться в ваших делах, и мы узнаем, как был продан этот замок.
        — Он не был продан.
        — Но запугивать меня я не позволю.  — Иззи открыла глаза. Боже, до чего он упрям, этот человек.
        Должно быть, его близость действовала ей на нервы, потому что Иззи вдруг стало жутко: ей показалось, что герцог смотрит на нее. Или сквозь нее. И она вдруг застыдилась собственного взгляда, устремленного на его грудь.
        Она попыталась смягчить свой голос.
        — Я понимаю ваши опасения…
        — Я ничего не опасаюсь.  — Он провел ладонью по волосам. Мышцы его руки напряглись и снова расслабились, отвлекая Иззи.  — Черт возьми, Гуднайт, вы из женщин, с которыми хлопот не оберешься!
        Несмотря ни на что, Иззи украдкой улыбнулась.
        Просто не сдержалась. Он назвал ее женщиной!
        — Жить в этом замке нам обоим… просто немыслимо. Если вы намерены обосноваться здесь, одних смелых слов будет недостаточно. Вам понадобятся мебель и слуги. И главное — компаньонка.
        — Компаньонка? Зачем? Есть же Дункан. И вы.
        Он фыркнул.
        — Я вам не нянька.
        — Вы все еще тревожитесь из-за того дурацкого поцелуя? Я думала, с ним уже все ясно…
        — О да, этот поцелуй для меня многое прояснил.  — Он шагнул к ней и понизил голос до хриплого шепота. Воздух между ними словно накалился, и Иззи могла бы поклясться, что видит, как капли воды на груди герцога испаряются от нестерпимого жара.  — Мне ясно, что я чувствую, когда ваше тело прижимается к моему. Ясно, насколько сладки вы на вкус. И совершенно ясно, как хорошо нам было бы вместе. В постели. Или на столе. Или возле какой-нибудь стены. По-моему, сложности с пониманием возникли не у меня, а у вас.
        Иззи невольно ахнула.
        И уставилась на него. Несчастный, сбитый с толку человек! Он, кажется, убежден, что его сердитое и непристойное заявление вынудит ее с криком броситься наутек. Вместо этого его слова возымели обратное действие. С каждым намеком на плотские удовольствия уверенность Иззи в себе достигала новых головокружительных высот.
        Он жаждет ее. Не кого-нибудь, а ее.
        Ей хотелось заплясать от радости.
        — Ваша светлость!  — Радостный женский голос огласил двор, как птичий щебет.  — Не беспокойтесь, я уже иду. Если вам что-нибудь нужно, я здесь.
        Рэнсом разом пришел в движение: резко обернувшись, он потянулся за висящей на спинке дивана рубашкой. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы нашарить ее.
        — Кто это?  — спросила Иззи, предупредительно подавая ему сюртук.
        Кем бы ни была гостья, герцог не желал показываться ей полураздетым.
        — Мисс Пелэм.  — Он рывком натянул рубашку через голову, после нескольких неудачных попыток просунул руки в рукава и принял протянутый Иззи сюртук.  — Дочь викария. Еще одна назойливая особа, от которой, похоже, мне никогда не избавиться.
        Боже милостивый. На этого человека охотятся даже дочери викария. Иззи сразу поверила ему и ощутила легкий приступ разочарования.
        Можно подумать, что он принадлежит ей. Всего один поцелуй в темноте, и она уже превратилась в ревнивую фурию… Спохватившись, Иззи подавила в себе искру ревности.
        Но в этот момент в зал вошла девушка, и ревность вспыхнула в душе Иззи с новой силой.
        Иззи довелось побывать при дворе, посетить немало приемов и даже несколько лондонских балов, и она могла с полным правом заявить, что более ослепительной красавицы еще не встречала. Золотистые волосы, шелковыми длинными локонами обрамляющие лицо. Ленты, струящиеся по голубому муслиновому платью. Приятные формы, заученная милая улыбка. Безукоризненные кружевные перчатки.
        — Ваша светлость!  — выговорила гостья со вздохом облегчения, прижимая ладонь к груди.  — Вы невредимы, хвала Господу! А я боялась найти вас мечущимся в бреду — после всего, что я услышала от мистера Дункана! Я просто не могла ему поверить. Конечно, здесь никак не могла появиться гостья по имени…  — Внезапно ее взгляд упал на Иззи, и она осеклась: — Так это правда? Она действительно здесь?
        Уронив корзинку на пол, мисс Пелэм прижала ладони к щекам.
        — Вы Иззи Гуднайт?
        Иззи сделала книксен.
        — Та самая Иззи Гуднайт?
        — Да, это я.
        Гостья издала негромкий восторженный возглас.
        — Прошу меня простить, я просто не в силах поверить… И вправду вы здесь, так близко от моего дома! О, пожалуйста, позвольте пригласить вас к нам в дом викария!
        — Я… буду очень рада, мисс Пелэм.
        — Какая честь для всех нас! Но я представить себе не могу, что привело вас в Нортумберленд.
        — Вот это все.  — Иззи сделала широкий жест.  — Замок Гостли. Мне оставил его в наследство покойный граф Линфорд.
        — В наследство? Замок?  — Глаза гостьи стали огромными.  — Ушам не верю!
        Иззи улыбнулась.
        — Да, полагаю, мы все потрясены. Мы с его светлостью как раз обсуждаем дальнейшие отношения хозяйки и арендатора.
        Мисс Пелэм подпрыгнула, ее каблучки цокнули по каменному полу.
        — Моей соседкой будет сама Иззи Гуднайт!
        — Мисс Пелэм…  — вмешался герцог.
        — Знаете, я ведь прочла все «Сказки» до единой. И не раз перечитывала их. Когда я была помладше, я вырезала продолжения из журнала, а потом переплела их. Я принесла получившуюся книгу с собой — на всякий случай, вдруг это правда.  — Она вынула из своей корзинки большой том в пухлом переплете.  — Почту за честь, если вы подпишете его мне.
        — Мисс Пелэм…
        — Да, и у меня еще одна просьба,  — продолжала она на одном дыхании.  — Нельзя ли мне получить прядь ваших волос, мисс Гуднайт? На память…
        — Мисс Пелэм,  — перебил герцог таким тоном, что леди вздрогнули.  — У мисс Гуднайт сложилось впечатление, что было бы небезопасно для нее жить здесь, в замке, пока не уладится наш имущественный спор. Сделайте милость, помогите мне убедить ее, что она ошибается.
        — О-о!  — протянула мисс Пелэм.  — О нет!
        Она отложила книгу в сторону и шагнула к Иззи. Повеяло приторно-сладким ароматом. Иззи различила в нем ваниль и, кажется, гардении.
        Ручка в белой кружевной перчатке покровительственно легла на ладонь Иззи. Мисс Пелэм зашептала:
        — Мисс Гуднайт, вам нельзя жить с ним одной. За несколько месяцев, пока я навещаю его, не произошло никаких посягательств. Этот человек — неисправимый повеса.
        Иззи в насмешливом изумлении уставилась на нее. Неужели мисс Пелэм и впрямь считает, что герцог не слышит ее шепот?
        Ротбери продолжал:
        — А теперь объясните ей, что почти весь замок непригоден для жилья.
        — Он прав, мисс Гуднайт. Я всю свою жизнь провела по соседству, под горой, и знаю, что замок рушится буквально на глазах. Гнилое дерево, насекомые… таких мест лучше избегать.
        — Вот и хорошо,  — подытожил герцог.  — А теперь будьте любезны объяснить, что это не Лондон и не Йорк. Здесь провинция, местные жители придерживаются традиционных ценностей. Незамужней женщине не полагается жить под одной крышей с неженатым мужчиной.
        — Верно,  — подтвердила мисс Пелэм.  — Ужасающие слухи будут множиться с каждым днем. Местные жители не захотят знаться с вами.
        Ротбери скрестил руки на груди.
        — В таком случае решено, мисс Гуднайт. Вам нельзя оставаться в замке без компаньонки. Просто нельзя. Уверен, мисс Пелэм с радостью…
        — Составит мне компанию?  — подсказала Иззи.
        — Что?  — Его подбородок дрогнул от удивления.
        Отлично! Теперь все преимущества на ее стороне.
        — Мисс Пелэм могла бы пожить со мной,  — объяснила Иззи.  — В качестве моей компаньонки, всего несколько недель. Если она будет так любезна.
        — Пожить? В качестве компаньонки самой Иззи Гуднайт?  — Мисс Пелэм в воодушевлении так крепко стиснула руку Иззи, что та поморщилась.  — Ни о чем другом я не мечтаю так, как помочь вам хоть чем-нибудь!
        Иззи уже догадалась, что мисс Пелэм — на редкость услужливая девушка. Готовая помочь даже в тех случаях, когда ее совсем не просят.
        — Буду чрезвычайно вам признательна, мисс Пелэм,  — произнесла Иззи.
        — Уверена, отец справится и без меня. Какое удачное решение для всех сторон!
        — Нам следует поблагодарить за него герцога. Ведь это он предложил.
        Несмотря на слепоту, Рэнсом был уверен, что Иззи ответила на его мрачную гримасу вызывающей улыбкой.
        — Ну, разве он не умница?
        Глава 8
        Все решилось за считаные минуты. Мисс Пелэм была сама не своя от открывшихся перспектив. Дункан предложил проводить ее до дома и помочь принести вещи.
        — Ну вот!  — Иззи хлопнула в ладони, вновь оставшись наедине с герцогом, и повернулась к нему.  — Все улажено. Теперь, когда они ушли, мы можем наконец приняться за работу.
        — Что это за чертовщина?  — осведомился герцог.
        — О чем вы?
        — О вас. О вашем поведении с того момента, как сюда явилась мисс Пелэм. Вы словно превратились в совершенно другого человека.  — И он передразнил девичий щебет: — «О да, мисс Пелэм. Буду чрезвычайно признательна вам, мисс Пелэм».
        Иззи вздохнула.
        — Вам незачем беспокоиться об этом.
        — Я и не беспокоюсь. Я завидую. Почему ей досталась уступчивая мисс Гуднайт, а мне — фурия, которая травит меня хорьками?
        — Потому что она моранглианка.
        — Кто?
        — Моранглианка. Место действия сказок моего отца — вымышленная страна под названием Моранглия. Поэтому самые ревностные его поклонники называют себя моранглианами. У них есть свои клубы, собрания и бюллетени. От Иззи Гуднайт они ждут непосредственности и наивности. Мне не хочется разочаровывать их, только и всего.
        Герцог забарабанил пальцами по спинке стула.
        — Значит, если бы я читал эти ваши сказки, вы были бы со мной кроткой и сговорчивой?
        — Нет.
        Иззи не собиралась быть с ним ни кроткой, ни сговорчивой и ни за что не допустила бы, чтобы он прочел «Сказки на сон грядущий». Об этом не могло быть и речи. Ни в коем случае, как будто сама такая возможность находилась на другом конце света отсюда.
        — Даже если бы вы прочли сказки моего отца, вряд ли они понравились бы вам. Они рассчитаны на читателя, в известной степени наделенного…
        — Легковерием?  — подсказал Рэнсом.  — Неопытностью? Неисправимой глупостью?
        — Душой. У него должна быть душа.
        — В таком случае вы правы. Они не для меня. И уж конечно, я не собираюсь называть себя мордалианцем.
        — Моранглианцем.
        — Да?  — раздраженно переспросил он.  — А какая разница?
        — Никакой. Для вас — ни малейшей.  — Она направилась к столу.  — Так или иначе, времени на чтение сказок у нас нет. Нам предстоит перебрать всю эту почту.
        Она окинула взглядом сугроб из писем и посылок, гадая, как лучше к нему подступиться.
        — Похоже, они разложены в неком подобии хронологического порядка. Самые давние письма лежат ближе ко мне, самые новые ссыпались на дальний конец стола. С каких предпочитаете начать — со старых или с новых?
        — Со старых,  — без колебаний решил Рэнсом.  — Если я хочу понять, что здесь происходит, начинать надо с самого начала.
        На изучение всех писем до единого могло понадобится несколько недель, но сетовать Иззи не собиралась. Чем больше работы, тем больше у нее будет денег на починку замка. И если уж говорить начистоту, каким бы непростым соседом ни был герцог Ротбери, Иззи не стремилась остаться в замке одна. По крайней мере, пока его не приведут в порядок. А заодно и очистят от скверны.
        — Отлично,  — отозвалась она.  — Начну с самого начала. Будем читать письма и раскладывать их в две стопки: в одну — важные, чтобы внимательно перечитать их потом, в другую — неважные, чтобы потом выбросить их. Вас устроит этот план?
        — Да.  — Он уселся на диван, потом вытянулся на нем. Диван был большой и все же выглядел маловатым для герцога. Магнус улегся у ног хозяина.
        — Значит, пока я читаю, вы намерены возлежать на диване. Как знатная матрона на ложе.
        — Нет. Как герцог, отдыхающий в собственном замке.
        Ха! Пусть отдыхает, пока еще у него есть такая возможность. Замка он вскоре лишится.
        Отыскав на столе разрезной нож, Иззи принялась ломать печати и заглядывать в старые конверты. Первым она открыла самый пухлый из них, какой только смогла найти.
        По-видимому, выбор был удачным. Из конверта вывалился лист, сплошь исписанный цифрами.
        — Выглядит многообещающе,  — заметила Иззи.
        — Так не дразните, Гуднайт. Читайте его.
        — Как будет угодно вашей светлости.  — И она начала: — «Мы весьма обеспокоены вестями о Вашем ранении. Просим Вас принять наши пожелания выздоровления и надеемся, что вскоре Вы вновь будете в добром здравии. По Вашей просьбе мы будем отправлять всю корреспонденцию, имеющую отношение к владениям, на Ваш адрес в Нортумберленде, замок Гостли, пока Вы не отмените свое распоряжение. Прилагаем список всех счетов и платежей, относящихся к имению за предыдущие…»
        Герцог перебил:
        — Вы сознаете, что вы сейчас делаете?
        — Что?
        — Читаете с выражением, меняя голос.
        — Ничего подобного.  — Ее щеки вспыхнули.  — Правда?
        — Да. Именно. Впервые слышу, чтобы секретарь говорил голосом рождественского деда.
        Честно говоря, она и вправду читала письмо баритоном самодовольного клерка. Ну и что? Иззи считала, что у герцога нет причин для недовольства.
        — Любое письмо звучит забавнее, если читать его с выражением.  — Пожав плечами, она продолжала: — «Прилагаем список всех счетов и платежей, относящихся к имению за предыдущие две недели». Далее следует список. Сто пятнадцать фунтов уплачено торговцу вином. Лошади куплены на торгах за восемьсот пятьдесят фунтов. Месячный кредит в игорном клубе «Черный лев» — триста…
        Вино, скакуны, азартные игры…
        Чем дальше она читала, тем менее лестным вырисовывался портрет герцога.
        Однако следующая строчка возбудила ее любопытство:
        — «Благотворительная подписка в поддержку дамской «Кампании за воздержание»…  — Иззи взглянула на герцога поверх страницы.  — Целых десять гиней! Какая щедрость.
        — Никто не вправе заявить, что благотворительность мне чужда.
        — Далее указано жалованье слугам, уплата уличному торговцу овощами и фруктами… на мой взгляд, ничего примечательного.  — Иззи всмотрелась в рукописную строчку.  — Кроме одного пункта. Сто сорок фунтов уплачено по счету из «Тайного перла». Что это — ювелирная лавка?
        — Нет,  — уже знакомая Иззи усмешка изогнула его губы.  — Однако они выставляют напоказ прелестные безделушки.
        — Да?..
        Иззи сообразила, что означает его двусмысленный ответ и дьявольская усмешка. Этот «Тайный перл» — наверняка публичный дом. А сама она — наивная дура.
        — Если вам угодно, можете списать на благотворительность и эти расходы,  — добавил он.  — Тамошние бедняжки почти совсем раздеты.
        Иззи пропустила его слова мимо ушей и напомнила о письме:
        — Оно важное или нет?
        — Важное,  — ответил герцог.  — Важно все, что имеет отношение к деньгам.
        Иззи положила письмо на расчищенный участок стола, закладывая фундамент того, что вскоре превратилось в небольшую, но неуклонно растущую стопку писем.
        Они вскрывали конверт за конвертом и просматривали их содержимое. Несколько приглашений на давно прошедшие приемы отправились в кучу неважных писем, как и газеты, и благотворительные обращения месячной давности. Отчеты о состоянии дел в имении и счета были признаны важными.
        Иззи вытащила из груды непрочитанных писем тонкий конверт.
        — Здесь письмо, франкированное членом парламента. Наверное, очень важное.
        — Если вы считаете важным всякое письмо, предварительно оплаченное членом парламента, значит, и ваши представления о правительстве почерпнуты из сказок. Но, сделайте одолжение, читайте.
        Иззи вскрыла конверт, и в нос ей ударил чуть затхлый запах духов. Почерк был неразборчивым, вычурным, на редкость женственным. Очевидно, письмо написал не сам член парламента, а его жена.
        — «Ротбери…» — начала читать вслух Иззи.
        Обращение выглядело чересчур фамильярно. Должно быть, это письмо от кого-то из близких знакомых герцога.
        Она продолжала:
        — «Вряд ли ты ожидал получить весточку от меня. Прошло уже несколько месяцев, а мы не из тех, кто обменивается нежностями. Но что это за новости о твоем загадочном ранении? Да еще в Нортумберленде, забытом всеми богами месте. До меня доходят сотни слухов, а я толком ничего не знаю. Одни говорят, что ты лишился глаза, носа или и того, и другого. Другие — что ты потерял руку. Само собой, мне нет дела до придатков, которых ты лишился, лишь бы ничего не случилось с твоим восхитительно острым языком и ни на дюйм не укоротился твой великолепный…»
        Иззи замерла, не в силах читать дальше.
        — Продолжайте же,  — подал голос герцог.  — Я слушаю с удовольствием. Кстати, я передумал: не стесняйтесь читать с выражением. В этом случае прекрасно подойдет низкий и чувственный голос.
        — Не думаю, что мне следует читать дальше. Этому письму явно место среди неважных писем.
        — Мисс Гуднайт!  — Его непострадавшая бровь выгнулась дугой.  — Неужели вы не заметили? В этом письме нет ни одной неважной детали.
        Сконфузившись, Иззи вспыхнула.
        — Не надейтесь пристыдить меня своим чопорным молчанием. Мне ничуть не стыдно. Если вы легко заводите друзей и ведете себя так, словно вас нашли в капусте и воспитали гномы, это еще не значит, что ханжество доставляет удовольствие всем.
        — Ханжество?  — переспросила она.  — Я не ханжа!
        — Безусловно. Причина, по которой вы перестали читать это письмо, не имеет никакого отношения к истинно английской нежности и невинности.
        Он закинул руки за голову и взгромоздил ноги в сапогах на противоположный подлокотник дивана. Если бы это зрелище запечатлел художник, он назвал бы полотно «Самодовольство». Иззи захотелось проучить Рэнсома.
        — Член,  — выпалила она.  — Видите? Я произнесла это. Вслух. И могу повторить: член. Член, член, член. И это еще не все.  — Она перевела взгляд на письмо и прочитала жеманным мурлыкающим голосом: — «Твой великолепный член, который я так жажду вновь ощутить глубоко во мне».
        Герцог молчал.
        Иззи разжала пальцы, злополучное письмо упало на пол.
        — Довольны?
        — Честно говоря, Гуднайт…  — Он сел и неловко поерзал.  — Нисколько. Искренне сожалею, что настоял на своем.
        — Хорошо.
        Иззи перевела дыхание и заложила за ухо упавший на лоб локон. Все ее тело ныло, ей стало жарко, между бедер ощущался трепет.
        Но хуже всего было жгучее любопытство, от которого ее мозг превратился словно в гудящий улей. Что означает слово «великолепный» применительно к мужскому органу? Видимо, это можно понять из письма. Возможно, речь идет о длине в дюймах и способности достигать глубин.
        Она поставила локти на стол, вытянула перед собой указательный палец и придирчиво осмотрела его. И задумалась: насколько он длинный? Вряд ли длиннее четырех дюймов. Эта длина не соответствовала ее представлениям о «великолепии».
        Она вытянула указательный палец другой руки, приблизила его к первому так, что кончики соприкоснулись. Длина двух пальцев вместе впечатлила ее. И немного напугала.
        — Гуднайт.
        Господи…
        Локоть Иззи соскользнул со стола и вызвал обрушение кипы писем на пол. Хвала богам, герцог не видел, чем она занималась.
        — Да?
        — Вы намерены продолжать работу?
        — Да. Да, ваша светлость. Конечно. Да.
        Хватит размышлять о комплиментах его бывших любовниц.
        Иззи пересмотрела несколько писем, надеясь выбрать что-нибудь сухое и скучное. Какой-нибудь отчет об урожае ячменя у арендаторов. Ничем не напоминающий о репутации неутомимого, бесцеремонного, великолепного распутника.
        — Вот письмо, которое доставили как срочное.  — Она извлекла из-под горы писем помятый конверт.  — Его отправили вам в Лондон, но, видимо, ваши доверенные лица переслали его сюда.
        Герцог выпрямился и насторожился.
        — Читайте.
        — «Ваша светлость…» — начала она.
        И опустила руку с письмом.
        — Странно… Я открыла уже не меньше двадцати писем. И ни одно из них не начиналось с дружеского приветствия. Я еще ни разу не встретила в письме обращение «мой дорогой герцог» или «дражайший Ротбери».
        — Неудивительно,  — бесстрастно отозвался он.  — Так и должно быть.
        Иззи издала негромкий смешок.
        — Но, конечно, не всегда. Где-нибудь среди этих сотен писем наверняка найдется хотя бы одно дружеское.
        — Можете считать, как вам угодно. Но надеяться я бы вам не советовал.
        Правда? Неужели нет ни одного?
        Иззи закусила губу, ругая себя за то, что завела этот разговор. Но если никто не осмеливается тепло обращаться к нему, возможно, в этом виновата его жесткость. Наверняка кто-нибудь все же любит его или, по крайней мере, ценит. И, может быть, не по финансовым причинам и не за физические достоинства.
        Иззи вернулась к письму, которое держала в руке. Прочитав несколько строк, она поняла, что письмо разительно отличается от всех прочитанных ранее.
        — «Ваша светлость, скорее всего, Вам уже известно о моем поступке. Прошу, не думайте, что я о нем пожалею. Я сожалею, всем сердцем сожалею лишь об одном — что мне не хватило духу напрямую сказать об этом Вам…»
        Каблуки герцога громко стукнули об пол. Он встал с дивана. Его лицо было мрачным и грозным, но останавливать Иззи он не собирался.
        — «Я понимаю,  — продолжала Иззи, прокашлявшись,  — что ждать от Вас прощения не стоит, но считаю своим долгом объясниться. Дело в том, что я никогда не смогу полю…»
        Ротбери выхватил письмо из ее рук, затем скомкал и швырнул в камин.
        — Неважно.
        Неважно?
        Чушь.
        Иззи сразу поняла, что это важное письмо. Настолько, что герцог не смог дослушать его до конца, схватил и уничтожил вместе с содержащейся в письме истиной.
        Вместе с тем ей открылось еще одно важное обстоятельство, и оно не имело никакого отношения к письмам.
        Иззи уставилась на него в упор.
        — Вы обманщик. Вы не слепой.
        Глава 9
        — Вы не слепой,  — повторила она.
        Это заявление застигло его врасплох, но отнюдь не разозлило. Собственное скверное зрение он был готов обсуждать сутки напролет, лишь бы его собеседница забыла о проклятом письме. Лживой мерзавке, которая прислала его, следовало бы поберечь чернила. Если он и раньше не собирался прощать ее, то теперь об этом не стоило даже заикаться.
        — Я слепой,  — сообщил он мисс Гуднайт.  — С какой стати мне притворяться?
        — Но вы только что сделали пять шагов и выхватили письмо прямо из моей руки. Без поисков и колебаний.  — Она помолчала.  — И потом, время от времени вы так смотрите на меня… вот я и подумала. Бывают моменты, когда вы кажетесь совершенно слепым, а иногда действуете совсем как зрячий.
        — Это потому, что иногда я совершенно слеп, а в других случаях нет.
        — Ничего не понимаю.
        — Не только вы, но и вся медицина, вместе взятая. Мне объяснили, что где-то поврежден нерв. Поэтому острота моего зрения меняется. В определенные часы я различаю формы и тени. И вижу как тусклые пятна несколько цветов. По крайней мере, слева от меня. А в остальное время меня окружает темный туман. Лучше всего я вижу по утрам.
        Она медленно отодвинула стул и поднялась.
        — Что вы видите, когда смотрите на меня? Опишите точно.
        Он позволил себе окинуть ее взглядом.
        — Ни о какой точности не может быть и речи. Я могу сказать, что вы худощавы. Вижу, что на вас белая или светлая одежда. Ваше лицо кажется бледным по сравнению с красноватыми губами. А на голове у вас восседает что-то вроде темно-коричневого осьминога.
        — Это мои волосы.
        Рэнсом пожал плечами.
        — Вы спрашивали, что я вижу. Я вижу щупальцы.
        Он почувствовал, что она раздражена этим ответом, и позлорадствовал в глубине души. А чего она ждала — комплиментов? Он не собирался говорить ей, что ее губы похожи на пролитое вино и что ему не терпится коснуться их языком. Или провести ладонями по ее округлым формам. Хоть все это и правда.
        — Кто еще знает правду о последствиях ваших ранений?  — спросила она.
        — Только несколько никчемных врачей, Дункан и… вот теперь вы.
        Рэнсом намеревался и впредь хранить свою тайну. Хватит с него и собственных стараний подавить нелепую и напрасную надежду. Оправдать надежды окружающих он не в состоянии. К примеру, если бы Абигейл Пелэм знала, что иногда к нему частично возвращается зрение, то не давала бы ему покоя, писала бы лучшим лондонским врачам, изводила его тысячами вопросов.

«Вам уже лучше?»

«Не заметили никаких улучшений?»

«Может быть, что-то все же изменилось?»

«А может, теперь?»

«А сейчас?»
        И конечно, ему пришлось бы повторять единственное слово. Нет, нет, нет, нет.
        И еще раз нет.
        — Но довольно о моих глазах. Вам следует знать две вещи. Во-первых, в этом замке я ориентируюсь лучше, чем вы. Во-вторых, прочитать эти письма самостоятельно я не могу.  — Рэнсом вновь занял свое место на диване.  — Так что берите следующее и читайте.
        — Да, ваша светлость.
        К счастью, на этот раз она выбрала нудный и сухой отчет, присланный одним из его управляющих — Тиммонсом из суррейского поместья. На редкость дотошный человек, храни его Господь. Несколько страниц он посвятил подробному описанию состояния здоровья овец и планам севооборота.
        Рэнсом мог бы прервать чтение, прослушав одну страницу. Он совсем не обязан выслушивать подробности перестройки старых конюшен. Но заставить себя остановить Иззи он не сумел.
        Ему нравилось слушать ее чтение. Пожалуй, даже слишком нравилось. Слушать ее голос было все равно что плыть по течению реки. Но не бурлящего потока среди скалистых берегов и камней, а тягучей, как дикий мед, полноводной глубокой реки, плеск воды в которой звучит как нежная мелодия. Чтобы удержаться на плаву, ему достаточно было слушать, как она читает что-нибудь, что угодно. Даже слюнявые сказочки о стране Менструалии, или как там она называется.
        — Еще одно письмо со счетами,  — объявила Иззи спустя некоторое время.
        Превосходно. Еще один длинный и бессмысленный перечень сведений, которые она прилежно прочитает. Но едва начав, она умолкла.
        — Странно…  — произнесла она.
        — Что странно?
        — По сравнению с предыдущим ваш счет у торговца овощами и фруктами вырос в четыре раза.
        — И что из того? Это же мелкий торговец.
        — Да, но… в сущности, сумма невелика. Странно то, что вашей экономке внезапно понадобилось тратить в четыре раза больше денег на овощи. Хотя вы даже не жили в поместье в то время.
        Рэнсом согласился, что это и впрямь выглядит странно.
        — Впрочем, неважно,  — продолжала она.  — Я заметила лишь потому, что мне всегда приходилось оплачивать подобные счета — от мясника, зеленщика, прачки. Для вас они, конечно, не имеют значения.
        Да, не имеют. На подобные расходы Рэнсом вообще не обращал внимания. Но они означали одно: если кто-то пытается обокрасть его, сделать это проще всего под прикрытием таких счетов, как этот, от торговца овощами.
        — Давайте еще раз сравним два отчета.  — Он подошел к столу и к Иззи.  — Не спеша и во всех подробностях.
        — Минутку, я только найду второй.
        Рэнсом вряд ли взял бы мисс Гуднайт на должность секретаря, будь у него выбор. Однако она была наделена внимательностью как раз того рода, в которой он нуждался. Учитывая суммы, которыми имели право распоряжаться — в том числе и сорить — его поверенные, мисс Гуднайт могла оказаться выгодным приобретением.
        Вряд ли кто-то из поверенных рассчитывал, что их отчеты подвергнутся скрупулезной проверке.
        — Мисс Гуднайт!
        Рэнсом чуть не застонал. Вернулась мисс Пелэм.
        — Мисс Гуднайт, не волнуйтесь, мы уже здесь! Я принесла с собой вещи из дома. Наша кухарка и горничная вскоре прибудут, чтобы помочь нам взяться за дело.
        — Чудесно,  — отозвалась мисс Гуднайт, поднимаясь со стула.  — Уже иду.  — И она добавила, обращаясь к Рэнсому: — Нам придется продолжить завтра, ваша светлость.
        — Минутку!  — запротестовал он.  — Я не желаю ждать до завтра.
        — Боюсь, выбора у нас нет.
        О, вот тут она ошибалась. Он герцог. У него всегда есть выбор.
        Скрипнув зубами, он объяснил:
        — Вы занимаете пост моего секретаря. Я плачу вам двести фунтов в день не за то, чтобы вы расставляли мебель или вешали занавески. А теперь сядьте и найдите предыдущий отчет.
        — Разве я услышала слово «пожалуйста»?  — Она сделала паузу.  — Нет, ни разу.
        — Черт возьми, Гуднайт.
        — Если вам угодно, удержите мое жалованье за этот день.  — Она двинулась прочь.  — С отчетами придется подождать до завтра. И если вы не дадите нам с мисс Пелэм до наступления ночи приготовить теплую, удобную спальню без крыс и летучих мышей, можете мне поверить — никакого «завтра» уже не будет.
        Мисс Пелэм позвала со стороны галереи:
        — Идемте же, мисс Гуднайт! Превратим этот замок в дом.
        Дом.
        Услышав это, он ужаснулся.
        Продолжать борьбу бесполезно. Мисс Гуднайт утвердилась в замке. И теперь превращает его в дом. Чудесно, черт бы ее побрал.
        Рэнсом начинал сомневаться в том, что его приобретение окажется выгодным.
        При виде мисс Абигейл Пелэм Иззи вновь охватило отчаяние. С того самого момента, как дочь викария вошла — нет, впорхнула!  — в большой зал, Иззи поняла, что она сделана из совсем другого теста.
        Мисс Пелэм принадлежала к девушкам, которые строят планы, составляют списки и неустанно ухаживают за собой. Из тех, кто каким-то образом знает, какая из шляпок в лавке модистки им к лицу, и никогда не выглядит украшенным лентами пугалом. Из тех, от кого всегда пахнет ванилью и гардениями, но не потому, что они любят печь что-нибудь или работать в саду, а потому, что выбрали для себя именно такой запах и предусмотрительно разложили благоуханные саше в комоде с бельем.
        Мисс Пелэм в совершенстве владела искусством, которое так и не освоила неловкая Иззи, росшая без материнской заботы,  — искусством женственности. Если бы они встретились в гостях, у них нашлось бы меньше тем для бесед, чем у яркокрылого попугая и серенького крапивника.
        К счастью, они встретились не в гостях. А поскольку им предстояло привести дом в порядок, сразу же стало ясно, что в этом деле Иззи не найти более воодушевленной напарницы.
        Мисс Пелэм обследовала большую спальню и поморщилась при виде изъеденных молью драпировок.
        — Со стороны герцога было ужасно некрасиво отвести вам эту спальню. Конечно, и у этой комнаты есть свои достоинства. Но едва ли нам стоит начинать с нее.
        — Согласна,  — кивнула Иззи.
        — Мы сегодня же осмотрим весь замок.  — Мисс Пелэм решительным шагом покинула спальню.  — И еще до наступления дня выберем комнату, с которой начнем работу,  — продолжала она.  — Какую-нибудь маленькую, которую легко вычистить. Мы уберем в ней и к ночи устроим постель, как полагается. И конечно, проверим дымоход. Порой в дымоходах птицы вьют гнезда, вдобавок трубы забиты Бог знает чем еще.
        Она остановилась, передернулась и взвизгнула.
        — Вы себе представить не можете, как я рада, что займусь этим! Наконец-то! Это же мучение — всю жизнь провести по соседству с чудесным замком и видеть, как он медленно, но верно превращается в руины. А теперь мы наконец обеспечим работу и заказы местным прихожанам.
        Мысленно посмеиваясь, Иззи слушала неумолкающую болтовню. Если быстрая ходьба и утомила мисс Пелэм, то она и виду не подавала.
        Сама же Иззи помалкивала, но внимательно смотрела по сторонам, пока они шагали по коридорам. При дневном свете стало ясно, что большинство комнат пребывают в плачевном состоянии. Оказалось, что в окнах недостает стекол и что все, до чего только могли добраться моль или мыши, изъедено ими. Пыль и паутина окутали все остальное сероватыми коконами.
        — Будем ставить перед собой реалистичные цели,  — продолжала мисс Пелэм.  — Этот замок строили не один день, значит, и сделать его пригодным для жизни за один день не удастся.
        — Судя по архитектурным особенностям, строительство продолжалось несколько веков,  — заметила Иззи.  — Надеюсь, нам не понадобится столько же времени, чтобы сделать замок пригодным для жизни.
        Мисс Пелэм, достигшая подножия лестницы, с улыбкой обернулась.
        — Вы, наверное, так много знаете о замках! Несомненно, от сэра Генри.

«Ну вот, опять».
        — Да.  — Иззи постаралась удержать на лице сладкую улыбку.  — Я всегда обожала слушать папины рассказы.
        — Как вам повезло с отцом!  — Мисс Пелэм обернулась к ней.  — И как умно вы поступили сегодня! Мне придется переодеваться в рабочую одежду, а вы предусмотрительно надели свою с самого утра.
        Иззи коснулась юбки своего лучшего утреннего платья и попыталась улыбнуться.
        За углом она увидела знакомую арку и лестницу за ней.
        — Давайте поднимемся туда!
        Мисс Пелэм нехотя двинулась следом.
        — Вряд ли там найдется что-то интересное. Лестница уж слишком узка. Нам не стоит заглядывать в каждую нишу и угол, иначе мы никогда не закончим осмотр замка. Сегодня мы пройдемся по большим башням и как можно скорее выберем вам спальню.
        Двадцать две, двадцать три…
        — Вот эту,  — объявила Иззи, останавливаясь посреди башни.  — Я уже выбрала эту комнату.
        Днем комната в башне выглядела еще живописнее, чем ночью. Высокий сводчатый потолок сходился в одну точку высоко над головой, в единственное окно заглядывало солнце.
        Выглянув из окна, Иззи почувствовала, как у нее заколотилось сердце. Далеко внизу, за стенами замка, расстилались пологие зеленые холмы. Стену обвивал плющ, в нем щебетали птицы.
        — Эту?  — Судя по всему, мисс Пелэм осталась равнодушна к прелести вида за окном.  — Но это же непрактично — такая узкая лестница! И здесь наверняка повсюду сквозняки. Даже камина нет!
        — Нет камина — значит, нам не придется чистить дымоход. И можно не бояться летучих мышей. К тому же сейчас лето, обойдусь одеялами.  — Иззи прошлась по комнате.  — Эта башенка должна быть моей!
        — Вы и вправду все та же маленькая Иззи Гуднайт.  — мисс Пелэм широко улыбнулась.  — О, может, распишем потолок серебряными лунами и золотыми звездами?
        Она имела в виду спальню Иззи из «Сказок на сон грядущий» — комнату с пурпурным покрывалом на кровати и потолком, расписанным под небеса. Комнату, которой никогда не существовало.
        — Не обязательно,  — отозвалась Иззи.  — По ночам отсюда видны настоящие звезды.
        В этой комнате ей совсем не хотелось чувствовать себя маленькой девочкой. Здесь она уже побывала женщиной. Обольстительницей. И удостоилась своего первого настоящего поцелуя. От герцога, неисправимого повесы, поцеловавшего ее лишь в силу необходимости. Тем не менее это был поцелуй, Иззи по-прежнему чувствовала, как саднят ее исколотые жесткими усами уголки губ.
        — В таком случае,  — смирилась мисс Пелэм,  — этажом ниже мы устроим вам настоящие покои, с гостиной и комнатой для камеристки. А для начала сгодится и эта комната.
        — Я рада, что вам она понравилась.
        — Понравилась?  — Мисс Пелэм воодушевленно взяла Иззи под руку.  — Я так довольна, что готова завизжать!

«Умоляю, не надо!»
        — У нас впереди длинный и трудный день,  — продолжала мисс Пелэм.  — Но к вечеру у нас будет настоящая спальня. Мы заплетем друг другу косы на ночь, нырнем под одеяло и станем допоздна рассказывать сказки. Будет так весело!
        Было и вправду весело, целый час или два.
        Но в конечном счете ночь оказалась точно такой же, как все другие ночи в жизни Иззи.
        Опять она проснулась в темноте с колотящимся от ужаса сердцем и пересохшим ртом.
        Пугающие звуки слышались со всех сторон.

«Я не одна,  — сказала себе Иззи, силясь выровнять дыхание.  — Здесь со мной мисс Пелэм».
        Но ей стало бы легче, если бы и мисс Пелэм проснулась. Иззи заворочалась в постели, надеясь, что возня разбудит ее компаньонку.
        Мисс Пелэм даже не шелохнулась, тогда Иззи решила действовать напрямик. Положив руку на плечо компаньонки, она решительно встряхнула ее.
        Тщетно.
        — Мисс Пелэм, мисс Пелэм, простите за беспокойство! Проснитесь, пожалуйста!
        Дочь викария всхрапнула на всю комнату.
        Но не проснулась.
        Ну и ну. Перед сном она заявила, что не боится привидений. И что у доброго христианина нет причин для бессонницы. Оказывается, она не шутила. И теперь вправду спала как убитая.
        Иззи сочла это обстоятельство в высшей степени несправедливым. Неужели ее саму нельзя счесть доброй христианкой? Да, церковь она посещала реже, чем следовало бы, но это еще не значит, что она язычница.
        Однако не далее как двадцать четыре часа назад она бесстыдно целовалась с герцогом и посвятила немало времени мыслям о его… великолепии.
        Чей-то вой пробрал ее до костей.
        Опять. Она решительно выбралась из постели. Этот звук ей определенно не почудился.
        Подумав, Иззи еще раз встряхнула мисс Пелэм за плечо.
        — Мисс Пелэм, мисс Пелэм, проснитесь.
        — В чем дело, мисс Гуднайт?  — Девушка сонно обернулась, отводя от лица спутанные волосы. Иззи с удовлетворением отметила, что даже у безукоризненной мисс Пелэм волосы путаются во сне.
        А затем вой повторился, и она утратила всякий интерес к прическам.
        — Вы слышали?  — спросила Иззи.
        — По-моему, это пустяки.
        — Слишком уж громкие пустяки… Тише! Вот опять…
        Мисс Пелэм нахмурилась и прислушалась.
        — Да, понимаю ваше беспокойство.

«Слава богу! Значит, я не спятила».
        — Что бы это могло быть? Я слышала, что в парке бродит одичавший скот, но эти странные звуки слышатся слишком близко.
        Они прислушались еще раз: все тот же низкий, надрывный вой.
        Мисс Пелэм села в постели.
        — Может, пастух дует в рожок?
        — Среди ночи? Да еще несколько раз подряд?  — Иззи передернулась.
        — В любом случае это не привидение. В привидения я не верю.
        — Вот и я не верила, пока не поселилась здесь.
        Мисс Пелэм вздохнула.
        — Есть только один способ узнать, в чем дело. Пойти и выяснить.
        — А надо ли?  — задумалась Иззи.  — Если уж на то пошло, такую неизвестность я как-нибудь переживу. Давайте просто снова уснем.
        — Это же вы меня разбудили, мисс Гуднайт. Вряд ли вы сумеете уснуть, пока мы не разгадаем эту загадку.
        Этого Иззи и опасалась.
        — Может, кто-то просто решил разыграть нас.
        — Вполне возможно.  — Мисс Пелэм потянулась за своим халатом.  — Не удивлюсь, если это затея герцога. Несомненно, он не прочь выманить нас из спальни в неглиже. Постарайтесь запахнуть халат и подпоясаться понадежнее.
        — Он же слепой. Какая ему разница?
        — Для него разница есть.
        Да, Иззи могла с ней согласиться.
        Хотя ее ничуть не прельщала перспектива вновь блуждать по замку среди ночи, теперь она чувствовала себя увереннее, зная, что во время этой вылазки ее будет сопровождать мисс Пелэм.
        Завязав пояса халатов и обувшись, они зажгли свечи. Иззи похлопала себя по карману. Пусто. Должно быть, Белоснежка охотится или спит в своем гнезде.
        Счастливица Белоснежка.
        Они спустились по лестнице, медленно переступая со ступеньки на ступеньку в темноте. Несколько раз мисс Пелэм прибавляла шагу и сворачивала за угол раньше Иззи, и тогда ее фигура со свечой терялась из виду. Иззи торопилась сразу же нагнать спутницу, уверенная, что в противном случае призрачные пальцы коснутся сзади ее шеи.
        — Вы видите что-нибудь в той стороне?  — спросила мисс Пелэм, когда они наконец вышли в коридор.
        Иззи подняла повыше правую руку с зажатой в ней свечой и вгляделась в темные глубины коридора.
        — Нет.
        — И я нет.
        Звук повторился.
        — Не беспокойтесь, мисс Гуднайт. Старые здания вроде этого замка издают всевозможные странные звуки. Это просто оседает балка или же какая-нибудь дверь разболталась на ржавых петлях.
        И то, и другое объяснение звучало правдоподобно и успокаивало.
        Они вышли во двор и уже почти пересекли его, как вдруг путь им преградила огромная черная фигура, вышедшая из тени.
        — Дункан!  — ахнула Иззи и схватилась за трепещущее сердце.  — Как вы нас напугали!
        Камердинер высоко поднял лампу, и на его лицо легли резкие тени.
        — А вы почему не в постели, дамы?
        Ночную тишину вновь рассек скорбный вой, от которого волоски на руках Иззи встали дыбом.
        — Вот по этой причине,  — сообщила она.
        — Что бы это могло быть?  — добавила мисс Пелэм.
        Дункан покачал головой.
        — Скорее всего, орут коты или дерутся лисы. Кто бы это ни был, я его отпугну. А вы возвращайтесь к себе.
        — Мы идем с вами,  — заявила Иззи.
        Они уже проделали большой путь. И теперь, когда рядом Дункан, она была готова столкнуться с чем угодно, лишь бы не возвращаться обратно в спальню.
        — Право, мисс Гуднайт, это не…
        Но, прежде чем он успел закончить предостережение, мисс Пелэм взвизгнула, указывая вперед:
        — Привидение!
        Размытая белесая тень вылетела из Белой башни. Она металась по двору, корчилась и выла.
        Это было не привидение, а Магнус.
        Бедный Магнус, похожий на волка пес, запутался в голландском полотне, вывешенном на просушку. Он носился по двору так стремительно, что Иззи понадобилось несколько минут, чтобы разглядеть причину его страданий.
        Ей следовало догадаться с самого начала.
        Белоснежка.
        Ее питомица отправилась на охоту, самую настоящую охоту на крупную добычу.
        И теперь горностай висел на хвосте Магнуса, крепко впившись в него острыми зубами. Пес метался по двору, бился, скулил и выл в тщетных попытках стряхнуть с хвоста обидчицу.
        — Ах, бедняжка!  — Рассмеявшись, Иззи бросилась за ним.  — Дункан, вы можете поймать его?
        Не сразу, но все же им удалось загнать неразлучную парочку в угол. Дункан придержал Магнуса, а Иззи сумела разжать челюсти Белоснежки и отцепить ее от собачьего хвоста.
        — Вот так… ах ты негодница!
        Осмотрев укус на хвосте, мисс Пелэм нахмурилась.
        — Я перевяжу несчастное создание. Рана глубокая. У меня с собой есть целебная мазь, она поможет. Аптечка в большом зале. Дункан, нам понадобятся бинты.
        Дункан сорвался с места, не дослушав.
        — Разумеется, мисс Пелэм.
        Иззи прижимала к себе горностая.
        — Я отнесу Белоснежку в башню и прослежу, чтобы она не сбежала, а потом присоединюсь к вам.
        Договорившись о встрече, они расстались.
        Пока Иззи взбиралась по лестнице, Белоснежка уютно устроилась в кармане ее халата. Погоня так утомила маленькую охотницу, что она сразу же уснула.
        — Герцог разозлится на тебя,  — упрекнула Иззи, запирая Белоснежку в позолоченную клетку-шар.  — И конечно, на меня.
        Кстати, а где Ротбери? Не может быть, чтобы вой не разбудил его. А если он проснулся, то наверняка заметил, что с его собакой творится что-то неладное.
        Несмотря на все вопросы и сомнения, поступь Иззи была легкой и беззаботной, пока она направлялась из башни в большой зал. Теперь, когда жуткое воющее привидение было разоблачено и оказалось безобидным Магнусом, Иззи ощутила прилив отваги.
        Она справится. Она выдержит все, и этот замок станет ее домом.
        И тогда…
        Пробегая по коридору, краем глаза Иззи вдруг заметила что-то странное в одной из пустующих комнат.
        Что-то бледное, скорчившееся, словно от боли.
        Издающее стон.
        Сердце Иззи предприняло судорожную попытку выскочить из груди. Но спасаться бегством она не стала. Она приблизилась к странному видению, крепко сжимая свечу.
        Постепенно очертания призрачной фигуры стали отчетливыми и знакомыми.
        Иззи растерянно заморгала.
        — Ваша светлость?
        Глава 10
        Черт, черт, черт.
        Рэнсом поморщился от звуков знакомого голоса, словно ввинчивающихся ему в череп.
        Так он и знал, что она найдет его здесь, увидит его таким. Скорчившимся на полу, с подтянутыми к груди коленями. Парализованного невыносимой болью.
        Зачем он вообще согласился на дуэль на шпагах? Ему следовало настоять на пистолетах. Конечно, сейчас он был бы уже мертв. Но смерть предпочтительнее, чем одна минута этой жгучей, стреляющей в голову боли.
        — В чем дело?  — спросила Иззи.  — Вам плохо?
        Пройдя по комнате, она присела возле него.
        — Уходите. Оставьте меня.  — Он перекатился на бок, обхватил колени, притянутые к груди, и прижался виском к прохладному гладкому камню.
        — У вас приступ?
        — Просто…  — Он поморщился: новая вспышка боли пронзила его от глазницы до затылка.  — Просто головная боль.
        Это была не просто боль, а пытка. Боль рвала половину черепа изнутри, отдавала в затылок и глаз.
        Один раз, другой… и еще, и еще.
        — Чем я могу вам помочь?  — спросила Иззи.
        — Тем, что уйдете.
        — Я не уйду. Вы не оставили меня, когда я упала в обморок.
        — Это другое…  — с трудом выговорил он.  — Тут ни при чем…
        — Сострадание ни при чем — знаю, знаю. Только чтобы не приманивать паразитов. Если не хотите видеть меня, может, позвать Дункана?
        — Нет.  — Ему удалось выпалить это слово, но за свои усилия он немедленно поплатился. От боли перед глазами возникли ослепительные белые вспышки.
        Но Иззи не ушла.
        — Может быть, вам нужна вода? Виски? Какие-нибудь порошки?
        Скрипнув зубами, он с трудом покачал головой.
        — Ничего не помогает. Надо просто переждать.
        — Долго?
        — Может, час.
        Час, который тянется так же долго, как жизнь. Целая жизнь ударов острым копьем в основание черепа. Постоянных и неумолимых.
        — Я побуду с вами,  — решила Иззи.
        Она положила руку ему на плечо, и от этого прикосновения его начала бить дрожь.
        Рэнсом привык справляться с болью своими силами. В детстве у него просто не было выбора. Его мать умерла меньше чем через час после его рождения. Отец не терпел слез, пролитых над ушибленными пальцами или оцарапанными коленками. Старый герцог считал, что Рэнсом должен в одиночку преодолевать боль и болезни. Нянькам и другой домашней прислуге было запрещено даже обнимать мальчика. Никакого баловства. Никаких маленьких радостей. На этом настаивал отец Рэнсома.
        И он был прав. Научившись справляться с болью самостоятельно, Рэнсом вырос сильным и независимым человеком. Непоколебимым и неуязвимым.
        Таким он был вплоть до того момента, как получил удар шпагой в лицо.
        Пальцы Иззи легко скользнули по рассеченной брови.
        — Вы мне здесь не нужны,  — выговорил он.
        — Разумеется. Вы взрослый, сильный и мужественный герцог, вам никто не нужен, я точно знаю. Я здесь не для вас, а для себя. Потому что мне надо остаться.
        Вздохнув, он покорился. У него просто не было сил, чтобы продолжать спор.
        Она устроилась рядом с ним и положила его голову к себе на колени.
        — Вот так… Тише, успокойтесь.
        Она принялась перебирать его волосы, касаться пальцами головы. С каждым прикосновением боль становилась чуть слабее.
        Ее движения казались волшебными, а если бы Рэнсом верил в чудеса, то назвал бы их чудом. Иззи нашла острый, режущий край боли и притупила его нежной лаской пальцев.
        А ее голос! Глубокий и напевный голос, как журчание воды в реке, уносил боль.
        Эта непрошеная нежность была совершенно чужда ему. Непостижима. И как бы он ни жаждал ее, она внушала ему смертельный страх. С каждой позволенной лаской рос долг, вернуть который он не мог.

«Ты этого не заслужил»,  — произнес мрачный, непреклонный голос. Эти слова Рэнсом слышал так часто, что сроднился с ними. Они жили в его крови, отзывались в каждом ударе сердца. «Ты этого не заслужил. И никогда не заслужишь».
        Большой палец Иззи нащупал узелок у основания его черепа и надавил на него. Рэнсом застонал.
        Она мгновенно замерла.
        — Вам больно?
        — Нет. Да.  — Он повернулся так, чтобы поудобнее уложить голову в колыбели ее колен, протянул руку и бесцеремонно обнял ее за талию.  — Просто…
        — Что?
        — Не останавливайтесь.  — Он затаил дыхание, когда новая волна боли чуть не лишила его чувств.  — Не останавливайтесь.
        — Не буду,  — пообещала Иззи.
        У нее разрывалось сердце. Было что-то невероятно трогательное в этом зрелище: крупный, властный, сильный мужчина съежился на полу, как щенок, покрываясь испариной и корчась от явной боли.
        Его руки сжались на талии Иззи.
        Иззи уже давно жила одна. В некотором смысле ее одиночество началось задолго до смерти отца. Близкое знакомство с одиночеством помогло ей понять: главный недостаток отсутствия тех, кто бы заботился о тебе,  — то, что и тебе не о ком позаботиться.
        Иззи не знала, прогонят ли боль осторожные движения ее пальцев, однако они легко разрушали укрепления, воздвигнутые вокруг ее сердца.
        И она продолжала поглаживать его лоб и голову и неразборчиво шептать слова утешения — по крайней мере, она надеялась, что они послужат утешением.

«Что случилось?  — нестерпимо хотелось ей спросить.  — Что произошло сегодня? И много месяцев назад?»
        — Говорите,  — попросил он.
        — О чем?
        — О чем угодно.
        Как странно! Иззи ежедневно выслушивала множество вопросов, но еще никогда ее не просили поговорить о чем угодно. И вот теперь, когда она наконец дождалась этой просьбы, она даже не знала, что сказать.
        Она снова пригладила ему волосы.
        — Говорите обо всем,  — повторил он.  — Если хотите, расскажите мне сказку. Про эту вашу Мимоходию.
        Она улыбнулась.
        — Пожалуй, не стоит. Всю свою жизнь я помогала отцу. Но это не значит, что я по-прежнему девочка, живущая в его сказках. Честно говоря, ничуть не меньше романтических историй я люблю газеты и журналы о спорте.
        Она коснулась его шеи и принялась массировать ее, двигаясь широкими кругами, помогая расслабиться сжавшимся в узлы мышцам.
        Рэнсом застонал.
        Ее пальцы замерли.
        — Мне прекратить?
        — Нет. Только говорите. О каком спорте?
        — В детстве я читала все подряд. В то время мой отец был еще младшим преподавателем, а я — девочкой, которая читала все, что ей только попадалось. Один из учеников отдавал отцу целые кипы журналов. О боксе и борьбе. Мне особенно нравились скачки. Я прочитывала каждую статью, изучала подробности каждого забега. Сама выбирала лошадей, а отец делал ставки. Мы знали, как найти применение лишним деньгам.
        Она оперлась на одну руку и принялась рассказывать, как однажды выбранные ею лошади выиграли в Аскот и Дерби, и не упустила ни единой подробности проведенного ею исследования родословных и подсчета шансов. Герцог хотел послушать ее, вот она и разговорилась.
        — Так или иначе,  — заключила она несколько минут спустя,  — нам крупно повезло.
        — Похоже, это было исключительно ваше везение.  — Он тяжело и протяжно вздохнул, повернулся на спину и взглянул ей в лицо.
        — Боль хоть немного утихла, ваша свет?..  — Она осеклась, не закончив подобающее обращение. Его голова лежит у нее на коленях, сама она разболталась о своей ничем не примечательной жизни. Момент, бесконечно далекий от титулов и формальностей. Какой тогда в них смысл?
        Иззи вспомнились письма, над которыми она корпела все утро. Все они начинались со слов «Ваша светлость», или «Смею сообщить герцогу», или еще с какого-нибудь столь же холодного и равнодушного обращения.
        Ему нужен хоть кто-нибудь, кто относился бы к нему не как к неприступному герцогу, а к человеку, достойному заботы. И поскольку Иззи понимала, что Дункан скорее согласится наглотаться ваксы, чем отступить от правил, заботиться о герцоге придется ей.
        — Рэнсом…  — прошептала она.
        Он не стал протестовать, поэтому она повторила попытку.
        — Рэнсом, вам лучше?
        Он кивнул, прикрывая одной рукой глаза, а другой массируя висок.
        — Лучше. Немного.
        — У вас часто бывают такие головные боли?  — спросила Иззи.
        — Уже реже. Просто они… наваливаются внезапно. И резко. Эта прямо-таки подкосила меня. Но когда приступы проходят, боль исчезает так же стремительно, как появляется.
        Он попытался сесть.
        — Только не говорите Дункану,  — попросил он.  — Он обязательно пошлет за врачом.
        — Может, обратиться к врачу и вправду стоит,  — заметила Иззи.
        Рэнсом попробовал покачать головой и поморщился.
        — Нет. Они все равно ничего не могут поделать.
        Он подобрался и встал. Иззи тоже поднялась. И перепугалась, увидев, как крепкий мужчина ростом шесть футов медленно кренится набок.
        — Господи!  — Она метнулась к нему, обхватила обеими руками и всем весом удержала от падения.  — Вам надо отдохнуть, ваша светлость.
        — Вам тоже.  — Он провел ладонью по ее руке.  — Кстати, вы почему не в постели?
        — Я… м-м…  — Она замялась, не зная, как объяснить свою «охоту на призраков», и не желая признаваться, что ее горностай чуть не откусил любимцу герцога хвост.
        Но Рэнсом, похоже, все равно не смог бы сейчас осмыслить услышанное.
        — Вы уверены, что можете стоять?
        — Так всегда бывает.  — Он восстановил равновесие, опираясь одной рукой на ее плечо.  — Даже после того, как боль проходит, моя голова не в состоянии работать, как полагается, еще час или два. При этом чувствуешь себя, как во хмелю.
        Ощутив тяжесть руки на своем плече, Иззи улыбнулась. Наконец-то герцог принял от нее хоть какую-то помощь без принуждений и просьб.
        — Ну что ж, по крайней мере, во хмелю вы добродушны,  — подытожила она.  — Да, несомненно. Сказать по правде, таким вы мне нравитесь гораздо больше.
        — А вы нравитесь мне слишком сильно.  — Эти слова он пробормотал невнятно и слишком тихо.
        Они прозвучали чересчур неправдоподобно, чтобы поверить им.

«Вы нравитесь мне слишком сильно».
        Иззи обдало жаром. Вряд ли он на самом деле так думает. Просто он не в себе. В этом и дело.
        — Вам обязательно надо отдохнуть,  — сказала она.  — Разрешите, я отведу вас в большой зал и уложу спать.  — И она попыталась закинуть его руку к себе на плечи.
        Он повернулся лицом к ней, но вместо того, чтобы опереться на ее плечи, обнял за талию.
        — Хотя бы поцелуйте меня перед сном.
        Господи, он и вправду ведет себя, словно выпил лишнего. Наверное, утром он даже не вспомнит, что с ним случилось ночью.
        В таком случае… почему бы и нет?
        Привстав на цыпочки, она поцеловала его в небритую щеку.
        — Спокойной ночи, Рэнсом.
        — Нет-нет.  — Он притянул ее ближе, и они пошатнулись уже вдвоем.  — Я имел в виду не это. Изольда Офелия Гуднайт, поцелуйте меня. Вложите в поцелуй всю страсть своей души.
        — Я…  — вспыхнув, она с трудом сглотнула.  — Не знаю даже, как это делается…
        Он бесстыдно усмехнулся.
        — Призовите на помощь фантазию.
        Такого предложения она ждала всю жизнь.
        Она нежно прикоснулась губами к его губам. Он сохранял неподвижность, боясь спугнуть ее. Она обвила руками его шею и прильнула к нему, покрыла легкими поцелуями его верхнюю, затем нижнюю губу. Едва касаясь их, бережно и ласково. И еще раз, и еще.
        Эти поцелуи… они были откровениями. Имели привкус всего, что так долго таилось в ее душе. Всего, что она могла бы отдать мужчине, если ему хватит смелости принять этот дар. Поцелуй за поцелуем она изливала свою душу.

«Вот моя нежность и ласка.
        Вот мое терпение.
        Вот мое понимание.
        Вот мое чуткое трепещущее сердце».
        Он прошептал ее имя, и неприкрытая страсть в его голосе обезоружила Иззи. Его ладони прожигали ткань на ее спине. Казалось, без нее он не может не только удержаться на ногах, но и существовать.
        — Иззи…
        В дальнем конце коридора послышались легкие шаги.
        — Мисс Гуднайт!
        Голос мисс Пелэм.
        Иззи прервала поцелуй. Он наклонил голову, прикоснулся лбом к ее лбу. Происходящее казалось обоим безумием.
        — Мне надо идти,  — прошептала она.
        Нельзя допустить, чтобы их застали вдвоем. Понадобится слишком много объяснений, неловко будет им обоим.
        — Мисс Гуднайт, вы здесь?  — Мисс Пелэм уже приближалась.
        — Ваша светлость, я должна идти.
        Он крепко держал ее, не давая сдвинуться с места. И по-прежнему тяжело дышал.
        Внезапно он вскинул голову. Его глаза, оставаясь незрячими, вдруг сощурились.
        Он разом пришел в себя, поняла Иззи. Осознание стало подобным вспышке молнии, он вдруг вспомнил, кто он, кто она и почему ему не следует держать ее в объятиях.
        Он разжал руки, произнеся привычным грубоватым тоном:
        — Ступайте.
        Глава 11
        Той ночью Рэнсому снились темные волосы и пухлые алые губы. И тепло. Плотное, влажное тепло, которое надвигалось и окутывало его.
        Да.
        Нет.
        Нет, нет, нет. Он просыпался.
        Не смей, приказал он себе. Не просыпайся. Пока еще рано.
        Он перевернулся на бок. Крепко зажмурившись, расстегнул брюки и обхватил свое затвердевшее достоинство. В последнее время ему редко приходилось прибегать к подобным мерам, хоть он и долго обходился без женщины.
        Может, на этот раз он сумеет сбросить напряжение.
        Он провел рукой вверх, потом вниз. Сначала медленно. Потом быстрее.
        В сладком полусне ему представлялось, что это ее рука. А потом — что это ее рот. И наконец — что это ее влажная, тесная, сладкая…
        — Занятно.
        Рэнсом мгновенно проснулся и разозлился. Хрипловатый голос он узнал сразу же.
        — Гуднайт?
        — Доброе утро.  — Ее голос прозвучал рассеянно.
        Черт возьми, что ей здесь понадобилось в такой час? Неужели она с любопытством школьницы наблюдала, как он теребит свое мужское естество? В сущности, стыда он не испытывал, но и объясняться не желал.
        — Я не хотела разбудить вас,  — продолжала она.  — Просто заинтересовалась историей вашей семьи.
        Он услышал шелест перевернутой страницы.
        Она читала книгу. А вовсе не наблюдала за ним.
        Вытянувшись на соломенном тюфяке, он выругался.
        — Проклятье, Гуднайт! Какого черта в такую рань!..
        — Уже утро. Почти. Я читаю книгу по истории этих мест, которую дала мне мисс Пелэм. История Ротбери удивительна.
        — Я рад, что столетняя история моей семьи, полная кровопролитий, тирании и обманов, позабавила вас.
        Он заморгал, пытаясь хоть что-нибудь прояснить. Если не умом, то хотя бы остатками зрения.
        Иззи сидела в профиль к нему, на фоне огня в очаге, уютно устроившись в кресле в пяти футах от него. Ее тело выглядело как единственный бледный и чувственный изгиб. Рэнсом заметил босую ступню, свисающую с кресла и праздно покачивающуюся туда-сюда.
        Ступня замерла. Потом медленно и соблазнительно вытянулась вперед.
        Иззи перевернула еще одну страницу.
        — Я как раз прочла, как пятого герцога бросили в тюрьму за измену. И что же было дальше?
        — Он провел в лондонском Тауэре много лет. И за время правления королевы Марии успел получить помилование.
        — Ему повезло,  — отозвалась Иззи.  — Полагаю, чтобы вернуться в замок, его пришлось выкупить. Видимо, поэтому он и перестал быть майоратным владением?
        Рэнсом с трудом сел, по-прежнему чувствуя тяжесть в чреслах от вожделения, от которого он так и не сумел избавиться. Дотянувшись до сапог, он начал обуваться. Судя по серой пелене перед глазами, было еще совсем рано. Рассвет едва начался. И если Иззи провела здесь за чтением некоторое время, на что указывала ее уютная поза, значит, она пробралась в зал еще ночью.
        — Вы хорошо чувствуете себя сегодня?  — осторожно осведомилась она.
        — Да,  — коротко ответил он, давая понять, что обсуждать свое состояние не намерен. О минувшей ночи он старался не думать и совершенно не понимал, что произошло.
        Иззи отложила книгу.
        — Как вам известно, сегодня я работаю только до полудня. Утром мисс Пелэм собирается в деревню нанимать горничных, а днем мы решили привести в порядок гардеробную. Ваша помощь придется очень кстати.
        — Гуднайт,  — предостерегающе произнес он,  — больше вы не станете тратить время на уборку.
        — Цели есть не только у вас, ваша светлость. Вы же хотите выяснить, в каком состоянии ваши дела? А я хочу иметь дом. Утром будем заниматься письмами, днем — замком. Если мы поступим так, как предлагаю я, то оба получим то, чего хотим.
        Рэнсом пригладил ладонью волосы. У него имелась тысяча неосуществимых желаний, и примерно девятьсот из них напрямую относились к ее губам.
        Если ей так не терпится навести в доме уют, почему же она здесь, а не у себя в комнате?
        — С вашей башней что-нибудь случилось?
        — Нет, вовсе нет. Я проснулась, и… поняла, что мерзну. Потому и спустилась сюда, погреться у огня.
        И она издала негромкий странный звук:
        — Псьт.
        — Что это было?  — спросил он.
        — Вы о чем?
        — О звуке, который вы сейчас издали. Как блоха в порыве страсти.
        — А, это… Пустяки. Я чихнула.
        Он замер.
        — Это было не чихание. Так не чихают.
        — А я чихаю.  — Она шмыгнула носом.  — Ой, сейчас опять…
        Еще один приглушенный высокий звук, словно одна мышь заставляет умолкнуть другую. И еще раз.
        — Псьт. Псьт.
        Каждый раз при этом Рэнсом морщился.
        — Слушать невозможно.
        Она снова шмыгнула.
        — Я не хотела.
        — Это вредно для здоровья. Если уж вам надо чихнуть, чихайте как следует.
        Она снова чихнула. На этот раз трижды. Этот звук был негромким, но невыразимо раздражал.
        — Псьт! Псьт! Псьт! Просто вот так я чихаю,  — объяснила она.  — Тут уж ничего не поделаешь. В замке полно пыли. А у меня в башне сквозняк.
        А вот это уже серьезно. Заболев, она не сможет выполнять обязанности секретаря. Вдобавок Рэнсом сомневался, что выдержит соседство с ней, если у нее войдет в привычку разгуливать ночами по замку.
        Ладно, он разрешит ей уделить несколько дней уборке. Лишь бы сегодня ей было тепло и уютно в постели — и главное, подальше от него.
        Мысленно он сделал заметку: раздобыть одеяла. Потеплее и потолще.
        Одеяла он раздобыл. Самые теплые, какие только смог найти.
        Но уже на следующее утро Иззи вновь приветствовала его:
        — Доброе утро!
        И опять Рэнсом проснулся разъяренный, с восставшим и ноющим естеством. Чертыхался он целую минуту.
        — Снова читаете книги по истории?  — осведомился он.
        — Пишу письмо.  — Ее перо шуршало по бумаге.  — Знаете, ведь и мне приходится вести переписку. С кем бы вы предпочли сразиться — с сотней слонов размером с крысу или с одной крысой размером со слона?
        Он замотал головой, ничего не понимая.
        — Что?..
        — Это вопрос. Будь у вас выбор, с кем из них вы вступили бы в бой? С сотней слонов размером с крысу или с единственной крысой величиной со слона?
        — Вам, видимо, кажется, что в ваших словах есть смысл. Так вот, его там нет.
        — Вопрос, конечно, гипотетический,  — пояснила Иззи,  — просто для поддержания разговора. Мы с лордом Перегрином переписываемся уже несколько лет. В своих письмах он вечно задает глупые загадки вроде этой, и мы обсуждаем их.
        — Стоп, стоп. Значит, какой-то развратный тип пишет вам? Почему же вы не отправите этого нахала ко всем чертям?
        — Вы все не так поняли. Он прикован к постели, бедняжка. И уверяю вас, он не воспринимает меня как женщину.
        Значит, этот лорд Перегрин способен вообразить себе крыс размером со слонов и слонов размером с крыс, но почему-то не воспринимает Иззи Гуднайт как женщину? Рэнсом в этом сомневался. Даже прикованный к постели мужчина остается мужчиной.
        Многие считали, что после ранений Рэнсом стал больным и немощным. Однако он по-прежнему был мужчиной. Каждое утро, пробуждаясь от хрипловатого, но ласкового голоса, он чувствовал, как его член приобретает гранитную твердость.
        — Ну, что вы предпочитаете?  — допытывалась Иззи.  — Крошек-слоников или гигантскую крысу? И далее: какое оружие выберете?  — Она задумчиво постучала пером по столу.  — Лично я в сомнениях. Пожалуй, гигантскую крысу проще убить, если вонзить ей меч прямо в сердце. А если я промахнусь? Тогда моим противником станет разъяренная, да еще и раненая гигантская крыса.
        Следовало отдать этому лорду Перегрину должное: его письма превосходно избавляли от похоти.
        — Крошки-слоны выглядят менее опасными,  — продолжала рассуждать Иззи.  — Ну, какой урон способны нанести человеку миниатюрные бивни, даже если их две сотни? Если на мне прочные поножи, скоро карликовые слоны выбьются из сил. А вы как думаете?
        — Думаю, что вы рассуждаете о том, какие доспехи защитят вас от нападения миниатюрных слонов. По-моему, это безумие.
        — По-вашему — безумие, а по-моему — творческое мышление. Даже вам оно не повредило бы, ваша светлость.
        Он запустил руки в волосы.
        — И вообще, почему вы здесь? Пишите свои письма наверху.
        — Там нет письменного стола.

«Задача на сегодня: раздобыть письменный стол».
        — Вы спите?  — прошептала она.
        О нет. Опять.
        Рэнсом потер лицо ладонью.
        — Уже нет.
        Господи. Этому пора положить конец.
        Так продолжалось почти неделю. Каждый день с тех пор, как Иззи Гуднайт появилась в замке, Рэнсом просыпался от ее голоса, звучащего чересчур близко.
        Он не знал, в какое время она прокрадывалась в зал. И не хотел знать. Потому и напивался, чтобы забыться сном.
        За последние несколько дней он обеспечил ей компаньонку, одеяла, жаровню, письменный стол. Что еще от него понадобится, лишь бы она не являлась к нему в несусветную рань?
        Видимо, висячий замок и цепи.
        — Я тут подумала…  — воодушевленно начала она.  — И вчера в постели мне пришло в голову вот что… Рэнсом!
        Он попытался расслабить мышцы шеи.
        — Что?
        — В первую ночь вы сказали: «Неужели вам надо разъяснять это слово по буквам?» И забыли, как пишется «опасность», когда дошли до середины.
        — Ничего я не забывал,  — возразил он.  — Мне просто надоело называть букву за буквой.
        На самом деле в последнее время слова и правописание давались ему с трудом. Особенно когда он уставал.
        А эти предрассветные беседы с Иззи Гуднайт были особенно утомительными.
        — Неважно. Вам следовало выразиться иначе.  — Она понизила голос, подражая ему: — «Неужели вам надо разъяснять это слово по буквам? Р-э-н-с-о-м».
        Он потер лицо обеими руками, прогоняя сон.
        — Я бы никогда так не сказал.
        — Почему? Это же идеальное решение. Ваше имя — единственное слово, написание которого вы не забудете никогда.
        Он встряхнул головой и нахмурился.
        — Этот разговор состоялся несколько дней назад. С ним давно покончено. И вы с тех пор думаете об этой ерунде?
        — Да понимаю я, что это нелепо. Но со мной так всегда бывает. Верные слова я нахожу лишь несколько дней спустя.  — Она подошла и села на тюфяк, на котором он спал.  — Понимаю, сейчас уже трудно восстановить в памяти тот разговор. Но, поверьте, ответ «Рэнсом» был бы идеальным.
        Он никак не мог решить, что сказать на это. И потому промолчал.
        — Я приготовлю чай,  — предложила Иззи.
        Она придвинулась совсем близко. Слишком близко. Все его тело взволновалось, кровь зашумела в ушах.
        Потом она наклонилась и поставила чашку на стол.
        — Она справа, возле вашего локтя.
        Он ощутил волну тепла. Может, от горячего чая, а может, и от Иззи. Его раздирали противоречивые желания притянуть ее к себе или оттолкнуть. На руке подрагивал мускул.
        — У вас здесь пушинка.  — Она пробежала пальцами по его волосам, и по его спине распространилась дрожь. Заметив, как он вздрогнул, она попросила: — Посидите смирно, я сейчас уберу ее.

«Нет, не уберешь».
        Он поймал ее за запястье. Потом схватил в объятия и притянул к себе на колени.
        — Что вы делаете?  — ахнула она.
        — Что я делаю? А какого черта делаете вы?
        Она заерзала у него на коленях, словно дразня его.
        Сжав объятия, он заставил ее замереть.
        — Вы приходите сюда мучить меня каждое утро. Теперь вот вы готовите мне чай. И убираете пушинки. Это что, проявления заботы? Я в них не нуждаюсь.
        — Это не забота. Но и мучить вас я не собиралась. Просто… мне нравится приветствовать вас поутру.
        — Быть того не может.
        Рэнсом поверил бы в любое другое объяснение. Но Иззи не стоило рассчитывать, что он поверит, будто бы она спускается сюда ни свет ни заря только для того, чтобы насладиться его обществом.
        — Это правда. Просыпаясь, вы всякий раз сыплете удивительными проклятиями. Вам известно, что вы еще ни разу не повторились? Это невероятно. Вы как петух, только не кукарекаете, а сквернословите.
        — Да уж, тот еще петушок,  — пробормотал он.
        Она улыбнулась, и он, как ни странно, услышал это. Или каким-то образом почувствовал. Тепло распространилось в нем прежде, чем он успел подавить его.
        Иззи продолжала:
        — Знаете, именно это нравится мне больше всего. Никто и никогда не говорит со мной так, как вы. Вы такой простой, почти грубый. Я… понимаю, это нелепо, но я ничего не могу поделать. Ваше поведение доставляет мне странное удовольствие.
        Ей нравится простота? Она жаждет грубости?
        Прекрасно. И то, и другое он вполне способен продемонстрировать.
        — Ну так слушайте: когда мужчина просыпается, вместе с ним пробуждается и желание. Он просыпается затвердевший, восставший, с почти болезненной потребностью.  — Он передвинул ее на коленях так, чтобы заметная выпуклость у него под брюками прижалась к ее бедру.  — Чувствуете?
        Она ахнула.
        — Да.
        — Он хочет проникнуть в вас,  — добавил Рэнсом.
        — В… меня?
        — Да. В вас. Резко, быстро, глубоко и всецело. Так что не будите меня больше в такой час, пока не придумаете достойный ответ.
        Она молчала.
        Вот и хорошо.
        Рэнсом надеялся, что на этот раз она встревожится по-настоящему. Потому что и сам был охвачен тревогой. Его потребность усиливалась, приближалась к точке перелома, а переломов ему и без того хватало.
        Но гораздо страшнее было другое.
        То, что ему совсем не хотелось отпускать ее.
        Все годы, пока Рэнсом проводил ночи в постели с женщинами, он строго следил за тем, чтобы никогда не просыпаться рядом с ними по утрам. А теперь каждое утро просыпался рядом с этой женщиной — странной, чудаковатой, обольстительной,  — хотя до сих пор так и не затащил ее в постель.
        Это было недопустимо. Несправедливо. И очень тревожило его. Потому что он начинал привыкать к Иззи.
        Черт возьми, она начинала ему нравиться. Было так просто сидеть вместе с ней в окружении запаха чая и утреннего тумана. Одной рукой обнимать ее за талию, другой ласкать…
        Проклятье.
        Каким-то образом он незаметно для себя накрутил ее локон себе на палец и стал поглаживать его. Но как это случилось — хоть убейте, он не помнил.
        До чего он докатился! Женщина сидела у него на коленях, он строго выговаривал ей, и уже через десять секунд расчувствовался настолько, что принялся навивать на палец ее локон!
        Поведение, недостойное герцога. Совершенно неестественное для него.
        Он попытался как ни в чем не бывало вызволить палец из затруднительного положения, но пружинистая спираль слишком туго обвила его. Завиток мертвой хваткой сжал сустав пальца.
        Рэнсом предпринял еще одну попытку, дернул посильнее. В нем начинала нарастать паника.
        Господи, ему не вырваться.
        — Подождите,  — шепнула она, жестом веля ему умолкнуть.  — Слышите?
        Он много чего слышал. Пожалуй, даже слишком много.
        — Как будто земля дрожит.
        А-а, это. Да, теперь и он чувствовал дрожь, передающуюся через ступни. Земля действительно дрожала. Кто-то приближался к замку со стороны дороги.
        И не в одиночку, а в большой компании.
        Рэнсом различил не только топот копыт, но и постукивание колес повозки.
        Закрыв глаза, он быстро воскресил в памяти недавнюю военную историю Англии. Датчане, Наполеон, американцы… насколько он знал, все эти конфликты уже улажены. Впрочем, он слишком долго прожил в уединении.
        Герцог спросил:
        — В последние семь месяцев Англия не вступала ни в какие войны?
        — Насколько мне известно, нет,  — ответила Иззи.  — А что?
        А то, что к этому моменту дрожь стала настолько отчетливой, что Рэнсом был готов поверить: замок осадил неприятель.
        Иззи вцепилась ему в руку.
        — Боже, что это?
        — Или я схожу с ума, или…  — Он напряг слух.  — Что это было — труба?
        — Именно,  — ахнула она.  — О нет!..
        Он уловил отчаяние в ее голосе.
        — Что такое? В чем дело?
        Вырвавшись из его объятий, она принялась вышагивать по залу.
        — Я так и знала. Я знала, что рано или поздно это случится, но не думала, что так скоро…
        Он поднялся, взял ее за плечи и поставил перед собой. Пусть он слеп и слаб, пусть он на грани безумия, но, пока он жив, с женщиной, находящейся под крышей его дома, ничего не случится.
        — Успокойтесь,  — велел он.  — Просто объясните мне в чем дело. Как можно короче.
        — Это они. Они нашли меня.
        Глава 12
        — Кто вас нашел?  — спросил он.
        Иззи поморщилась, понимая, что придется рассказать всю правду. Пройдет несколько минут, и скрыть ее будет невозможно. И герцогу это не понравится. Нисколько.
        Она уже приготовилась объясняться, когда Рэнсом крепче сжал ее плечи.
        Его брови были сурово нахмурены.
        — А теперь выслушайте меня. Не знаю, кто там и чего эти люди хотят от вас. Но пока в моих легких есть воздух, а в руках — сила, я клянусь: никто не причинит вам вреда.
        Ой.
        По его милости у нее опять подогнулись колени. Еще никогда в жизни Иззи не слышала подобных клятв. По крайней мере, принесенных внезапно, тем более таким человеком, как герцог.
        На время она лишилась дара речи. От обещания Рэнсома защищать ее любой ценой у нее закружилась голова. Вместе с головокружением явилось раскаяние — за то, что она заставила его встревожиться.
        Пусть даже ненадолго.
        — Это вторжение,  — объяснила Иззи,  — но дружеское. Нам нанесла визит моранглианская армия. Пойдемте, может, и вы что-нибудь сумеете разглядеть.
        И она повела его к окнам галереи, обращенным во двор.
        За воротами Иззи увидела десятка два всадников, за которыми следовали три экипажа. Всадники в доспехах спешились, как один, дверцы экипажей распахнулись, выпуская дюжину юных дам в средневековых нарядах. Знамена трепетали на утреннем ветру. Иззи не могла различить вышитые на них слова, но это было ей ни к чему. Она и так знала, что там написано.

«Вне всяких сомнений».
        — Кто эти люди?  — спросил Рэнсом, пока всадники и дамы проходили под опускной решеткой барбакана и заполняли двор.  — Какого черта им здесь надо?
        — Я же говорила: самые ревностные почитатели таланта моего отца называют себя моранглианами. У них есть клубы и даже свои газеты, чтобы распространять новости. А самые преданные моранглиане пошли еще дальше. Им нравится наряжаться персонажами из любимых книг, разыгрывать битвы и другие сцены. Они подчиняются строгому порядку. Они дают клятвы и носят опознавательные знаки.
        — А что это за кошмарный лязг?
        — Это…  — Иззи вздохнула,  — доспехи.
        Смотреть герцогу в лицо она не осмеливалась.
        Как и следовало ожидать, он возмутился:
        — Доспехи?
        — Понимаю, вам это кажется бессмысленным.  — Она взяла со стула свою вышитую шаль.  — Вам вовсе незачем одобрять поступки этих людей. Просто не презирайте их.
        Набросив шаль на плечи, Иззи выглянула из окна и помахала рукой:
        — Добрые моранглиане!
        Все молодые господа и леди, собравшиеся во дворе, обернулись к ней. Рыцари в самодельных доспехах выстроились в боевом порядке.
        Один из них выступил вперед и почтительно преклонил колено.
        — Миледи, я сэр Уэнделл Баттерфилд, первый рыцарь моранглианской кавалерии Западного Йоркшира. Позвольте представить вам также наших сестер, местное собрание фрейлин Крессиды.
        — Вы проделали долгий путь, сэр Уэнделл.
        — Да. Я имею честь беседовать с мисс Иззи Гуднайт?
        — Да, это я,  — подтвердила Иззи с улыбкой.  — Мисс Иззи Гуднайт. Вашим дамам и рыцарям очень рады здесь.
        Толпа внизу разразилась радостными криками, Рэнсом изобразил приступ тошноты.
        — Опять вы говорите сладким голосом.
        — Перестаньте,  — упрекнула она, стараясь незаметно шевелить губами.  — Не могу же я испортить им развлечение. Они движимы добрыми намерениями.
        — И потому явились сюда без предупреждения ни свет ни заря? Какого черта они хотят от вас?
        — Скорее всего, просто нанести визит. Может, совершить краткую экскурсию по замку. Но откуда мне знать наверняка, если я пока об этом не спросила?
        И она обратилась к сэру Уэнделлу:
        — Прошу вас, будьте как дома, сэр Уэнделл. Я сию же минуту спущусь к вам.
        Герцог остановил ее.
        — Подождите. Не вздумайте разрешить этим болванам в маскарадных костюмах болтаться по моему замку. Ни сию же минуту, ни потом. Я не согласен, Гуднайт.
        — Это мой замок. И потом, я не устраиваю прием в их честь, а просто демонстрирую толику радушия моим гостям.
        — Если они и гости, то незваные. Не надо ни о чем расспрашивать их. Велите им убираться прочь.  — Он указал на уменьшившуюся в размерах, но все еще впечатляющую груду писем.  — Если вы и вправду хотите называть этот замок вашим, нужно проделать еще много работы.
        — Работе придется подождать,  — высвободившись, она направилась к двери.  — Они приехали издалека. Не могу же я просто взять и прогнать их.
        — Еще как можете. Довольно и того, что они изводят вас письмами и вопросами. Обозначьте границы, Гуднайт. Идите к ним и объясните, что вы взрослая женщина, способная бросаться словом «член» с непринужденностью куртизанки, и что вы не любите неожиданных визитов. А потом отправьте эту свору ряженых шутов к чертям. Или это сделаю я сам.
        — Нет!  — в панике Иззи выставила вперед ладонь, уперлась ею в грудь герцога, останавливая его.  — Ваша светлость, прошу вас! Если вы настаиваете, я не стану приглашать их в замок. И постараюсь отослать их прочь так быстро, как только смогу. Но пообещайте мне, что вы останетесь наверху, где вас не увидят. Позвольте мне справиться с этим затруднением своими силами. Доверьтесь мне. Вы же не хотите, чтобы все эти люди увидели ваше лицо.
        Рэнсом стиснул зубы.
        Вот оно как. Значит, его израненное лицо выглядит не так отвратительно, как он думал последние семь месяцев.
        А гораздо хуже.
        Похоже, он превратился в настолько уродливое чудовище, что ему самое место взаперти, в высокой башне, где он не напугает малодушных олухов, заполонивших двор.
        Ну что ж… по крайней мере, теперь он знает правду.
        Сегодня ему пригодится обезображенное лицо. Он сам прогонит незваных гостей.
        Отстранив Иззи, он покинул зал, направляясь к лестнице, ведущей во двор.
        — Постойте! Рэнсом, прошу вас!
        Не слушая ее, он остановился на верхней ступеньке лестницы. Толпа разом притихла. Несколько гостей ахнули, причем не все голоса были женскими.
        — Это мой замок.  — Его голос эхом разнесся от каменных плит.  — Немедленно покиньте его.
        Он обвел взглядом нелепую толпу. Юные леди в ней выглядели скоплением ярких пятен. За спинами волочились их шлейфы. «Рыцарей» Рэнсом воспринимал как холодный блеск металла и серебристые блики.
        Еще мгновение — и они обратятся в бегство. Просочатся сквозь арку ворот, как радуга сквозь сито. Теперь уже скоро.
        Прошла минута, а он все еще ждал. Никто и не думал бежать.
        Наконец послышался голос визитера, назвавшегося сэром Уэнделлом:
        — Рыцари, салют!
        Звон металла огласил двор: одновременно вскинув кулаки, «рыцари» ударили себя по закованной в панцирь груди.
        — Рыцари, на колени.
        Со скрипом и лязгом металла рыцари встали на одно колено.
        — Наш властитель, это честь для нас.
        Какого черта?..
        Им же полагалось с воплями ужаса броситься прочь. А они преклоняют колени и салютуют. Рэнсом ничего не понимал. Что здесь происходит?
        Мисс Гуднайт стояла рядом, но ничего не объясняла.
        — Сэр Уэнделл, чем мы можем помочь вам сегодня?
        — Мы направляемся на ежегодный Северный турнир, мисс Гуднайт. Нас известили о том, что вы находитесь неподалеку, и мы не могли не засвидетельствовать почтение. Мы… понятия не имели…

«О чем,  — мысленно спросил Рэнсом.  — О правилах приличия? О здравом смысле?»
        — Скоро мы продолжим путь,  — пообещал сэр Уэнделл.  — Но нельзя ли нам немного передохнуть и напоить лошадей?
        — О, будьте так любезны посетить деревню!  — Рядом с Рэнсомом остановилась задыхающаяся мисс Пелэм. Должно быть, она впопыхах оделась и спустилась по лестницам бегом. Как всегда, она не упустила случай порекомендовать товары и услуги местных прихожан.
        — Это всего в полумиле отсюда по дороге,  — продолжала она.  — Вон в той стороне. Здесь, в замке, конюшни невелики, а на постоялом дворе в Вулингтоне вам предложат чистую воду и сено. Там и кузница есть, если вдруг она вам понадобится. И паб, где подают отличный завтрак. Жители деревни будут только рады услужить вам.
        Сэр Уэнделл поклонился.
        — Превосходное предложение. Благодарю вас, мисс…
        — Пелэм, мисс Абигейл Пелэм. Мой отец — местный викарий.

«Да,  — безмолвно согласился Рэнсом,  — спасибо мисс Пелэм. Сейчас ему было все равно, кто именно убедит этих людей уехать отсюда. Лишь бы они покинули замок».
        Рыцари собрались в круг и принялись обсуждать планы отъезда, а одна из дам приблизилась к лестнице.
        — Мисс Гуднайт, будьте так добры… пока рыцари отведут лошадей в деревню, можно нам побыть здесь? Мы были бы так счастливы навестить вас… и, может быть, осмотреть ваш замок.
        — К сожалению, замок пока не готов к приему гостей,  — живо отозвалась мисс Гуднайт и ласково добавила: — Но, может быть, вы не откажетесь вместе со мной прогуляться по замковому парку? Здесь есть романтичные руины, которые мне не терпится осмотреть.
        — О, бесподобно!  — Девушка жестом позвала подруг, и все они поспешили к лестнице.
        Одна из гостей в чем-то синем или фиолетовом заискивающе обратилась к Рэнсому:
        — Не согласитесь ли вы составить нам компанию?
        — Да, вы непременно должны присоединиться к нам.  — Особа в белом устроилась слева от него и смело взяла его под руку.
        Прежде чем Рэнсом понял, что происходит, он уже направлялся вместе с остальными в парк. Магнус трусил за ним по пятам.

«Черт бы побрал его глаза! Зачем его тащат на прогулку? Он не в настроении гулять. Но никто не оставил ему выбора». Рэнсом оказался окруженным со всех сторон. И растерялся.
        До ранения он без труда привлекал внимание прекрасного пола. Но, как правило, к нему тянулись опытные, искушенные и хладнокровные женщины, а не впечатлительные дурочки. Неужели он спятил? Или они просто не заметили шрам, уродующий его лицо?
        Ну и ну! Одна из гостей игриво ущипнула его за зад, и все захихикали.
        — Не хотите сказать нам кое-что?  — допытывалась девушка в синем.
        — Что именно?  — спросил он.
        — Сами знаете,  — игриво отозвалась она.  — Скажите «вне всяких сомнений». Вы ведь скажете, правда? Мы мечтали об этом с самого детства.
        Все остановились среди запущенного парка. Дамы перестали хихикать и затаили дыхание.
        — Все всяких сомнений,  — эхом повторил Рэнсом, не понимая зачем.
        Дамы дружно и томно вздохнули.
        — О-о…  — простонал кто-то из них.  — О, этот голос! Ах, мое беспокойное сердце! Как это романтично!
        — Фрейлины!  — воскликнула мисс Гуднайт детски-невинным голосом.  — Видите, что там, вдалеке? Руины павильона. Поспешите же туда. Мне не терпится узнать, кто из вас сумеет составить самый большой букет шиповника к тому моменту, как я присоединюсь к вам.
        Радостно визжа, юные леди подхватили свои юбки и бросились вперед наперегонки.
        — Ну вот,  — заключила мисс Гуднайт.  — По крайней мере, несколько минут им будет чем заняться. А я пока что все объясню.
        — Да, сделайте одолжение. Что происходит, черт возьми? «Все всяких сомнений» — это что еще за чушь?
        Иззи взяла его под руку и повела в сторону разрушенного павильона. Она не спешила.
        — Это знаменитый монолог из «Сказок на сон грядущий». Ульрик произносит его в присутствии Крессиды перед тем, как отправиться в поход. «Вне всяких сомнений, я вернусь, миледи». И так далее, и тому подобное. «Вне всяких сомнений, мое оружие, моя сила, мое сердце…»
        — Зачем же они требовали этих слов от меня?
        — Боюсь, объяснение вам не понравится,  — грустно ответила Иззи.  — Просто внешне вы похожи на него.
        — Я? На Ульрика?
        — Да. Невероятно похожи. Широкие плечи, довольно длинные золотисто-каштановые волосы, небритость… Словом, как две капли воды, вплоть до потрепанных ботфортов.
        — Но…  — Рэнсом нахмурился. Так вот почему она просила его не появляться во дворе!  — Вряд ли у этого вашего Ульрика есть шрам на лице.
        — Вообще-то есть. С тридцать четвертого выпуска, где он бился с Рыцарем-Тенью в Бантервикском лесу.
        Рэнсом чуть не ахнул. Происходящее сразу обрело смысл. И от этого смысла на него накатила тошнота.
        Он остановился и заставил Иззи повернуться к нему лицом.
        Сегодня утром он видел хорошо. Настолько хорошо, насколько теперь мог. Он обошел бы пень, попавшийся на пути, и различал неясные силуэты деревьев и обрушившихся арок, хотя о том, что вокруг порхают птицы, догадывался лишь по щебету.
        Самая жестокая пытка — видеть туманный образ Иззи и знать, что отчетливее не увидит ее никогда.
        Он различал пухлые алые губы и ореол темных волос, падающих на плечи, прикрытые светлой — или желтой?  — тканью платья. Но разглядеть выражение ее лица он не мог.
        — Не верю,  — сказал он.  — Вы все выдумали. С самого дня своего прибытия сюда вы воплощаете в жизнь какие-то нелепые фантазии. Ваш собственный замок, ваш израненный, покрытый шрамами Ульрик… Так вот почему вы не желаете уехать отсюда и оставить меня в покое. Вот почему каждое утро приходите посмотреть на меня спящего. Я для вас игрушка.
        — Нет,  — запротестовала Иззи, и он увидел, как решительно она качает головой.  — Нет, нет, нет! Никакие фантазии я не воплощаю.
        — Проясним одно, мисс Гуднайт: вам лучше не питать никаких надежд.
        — Надежд на что?
        — На меня. На нас. На роман. Если вы выросли на сказках, это еще не значит, что вы попали в одну из них. Я не имею к ней ни малейшего отношения. Я вовсе не отважный герой.
        Она шумно вздохнула.
        — Знаю, знаю. Вы опасный обольститель, вам присылают из публичных домов счета длиной с руку. Честно говоря, не представляю, можно ли донести эту мысль доходчивее, разве что вышить на вашем гульфике: «Опасен для женщин!» Я не дура, я все понимаю. Ни в какие рыцарские фантазии я вас не помещаю.
        — Вот как? Зачем же вы тогда целовали меня так первой ночью?
        Она ответила не сразу.
        — А… как я вас целовала?
        — Как будто вам этого хочется,  — с упреком объяснил он.  — Будто вы всегда об этом мечтали. И годами ждали именно этого поцелуя. От меня.
        Закрыв лицо ладонью, она застонала.
        — Почему все это выглядит так унизительно? Ясно почему. Ведь это моя жизнь.
        Рэнсом молчал, ожидая объяснений.
        Она опустила руку.
        — Поверьте, ваша светлость, вы не встретите второй женщины, надежды которой на роман были бы так же ничтожны. Вы же видели, как относятся ко мне лорд Арчер, мисс Пелэм и все эти люди — как к наивной малышке. Так обращались со мной все и всегда. У меня никогда не было ни единого поклонника. Так что да, я поцеловала вас так, словно ждала этого поцелуя всю жизнь. Потому что я и вправду всю жизнь ждала, когда меня поцелует хоть кто-нибудь. Просто губы, которые наконец коснулись моих губ, по случайному стечению обстоятельств оказались вашими.
        Он покачал головой.
        — Вы целовали меня совсем не так, как будто этот поцелуй стал для вас первым.
        — Разумеется.  — Она отвернулась и зашагала в прежнем направлении.  — Я целовала вас так, словно этот поцелуй станет для меня последним.

«Последним?..»
        Эти слова вертелись у него в голове, пока он с Иззи приближался к разрушенному павильону. Нелепость услышанного казалась ему невероятной.
        — Это же просто смешно. Вы как будто набили голову волшебными сказками настолько, что для здравого смысла не осталось места. Вы умны, остроумны, привлекательны. Наверняка мужчины добиваются вашего внимания.
        Она взяла его за руку и слегка толкнула в сторону, обходя препятствие на их пути.
        — До сих пор в моей жизни наблюдалась явная нехватка подобных усилий.
        — Только потому, что вы живете в розовых сказочках вашего отца.
        — Дело не только в этом.  — Она попыталась отойти.
        Он крепче сжал ее руку, не желая отпускать.
        Надо хоть как-нибудь растолковать ей, что к чему. Нельзя допустить, чтобы она и впредь считала, что новые поцелуи ей не суждены. Или, хуже того, что ей не следует к ним стремиться. Ей не место в этом замке, ей незачем прятаться и увядать здесь до конца жизни. Эта участь уготована ему, а не ей.
        — Рэнсом,  — зашептала она,  — неужели вы не понимаете? Что бы там ни говорили эти девушки, сколько бы они ни хихикали, я все равно не вижу в вас Ульрика. Ульрик благородный и порядочный, а вы…
        — А я нет.  — Он нетерпеливо отмахнулся от ее слов.  — Это мы уже выяснили.
        Она предприняла еще одну попытку:
        — В этих сказках, которые всякий разумный человек сочтет не чем иным, как сказками, Ульрик любит Крессиду всей своей чистой, благородной, до смешного целомудренной душой. Они обмениваются тоскующими взглядами с соседних башен. Передают друг другу письма через слуг. За двенадцать лет они поцеловались всего два раза. Если бы я мечтала о таком мужчине, как Ульрик, я не бросилась бы к вам на шею в первую же ночь. И не сидела бы, размышляя, что означает ваше «великолепие». И уж конечно, не лежала бы без сна каждую ночь, уставившись в темноту и представляя себе прикосновение ваших рук к моей обнаженной коже.
        Что?! После ее признаний от возмущения Рэнсома не осталось и следа.
        — В ваших словах нет ни капли смысла.
        Она раздраженно застонала.
        — Сама знаю. Смысла в них нет никакого. Я не глупышка, мечтающая о рыцарях. Я женщина. Женщина, которая, к своему неудобству, впервые в жизни всецело охвачена похотью. Прямо-таки пылает от вожделения к худшему из всех возможных мужчин. К грубому, ожесточенному, раненому герцогу, который отказывается покидать ее дом. О, вы просто отвратительны.
        — И вы жаждете моих прикосновений.
        Слабый стон сорвался с ее губ.
        — Да, везде.
        Желание забурлило в жилах Рэнсома. Ему нестерпимо захотелось повалить Иззи на траву немедленно и сорвать с нее одежду. Она хотела прикосновений. Он хотел прикоснуться к ней. Ничто не могло помешать им.
        Ничто, кроме десятка хихикающих глупых фрейлин, непременно желающих осыпать их лепестками шиповника.
        Как бы от них избавиться? Рэнсому они казались назойливыми слепнями. И они уже приближались.
        Он повысил голос.
        — Фрейлины, сюда!
        Дождавшись, когда они соберутся в неровный круг, перешептываясь и хихикая, Рэнсом хлопнул в ладоши.
        — Может, поиграем? Назовем эту игру «Спасите девицу». Мисс Гуднайт будет считать до ста. А все вы бегите прятаться и ждите, когда отважный Ульрик спасет вас. Только не жульничать! Подглядывать нельзя.
        Фрейлины разбежались прежде, чем он успел досчитать до трех: смеясь и наступая на собственные подолы, они ринулись прятаться в арках и за живыми изгородями.
        Иззи покачала головой.
        — Ну хорошо, вы меня убедили. Я готова признать, что именно эти девушки, пожалуй, чуть-чуть глуповаты.
        Рэнсома не интересовала оценка глупости фрейлин. Как только все они скрылись из виду, он схватил Иззи за руку и почти втащил в полуразрушенный павильон.
        — У нас есть время, пока вы не досчитаете до ста. Начинайте.
        — Один. Два. Тр…
        Герцог схватил ее в объятия и завладел ее ртом. Не давая ей ни единого шанса передумать, он дерзко просунул язык между ее губ, и у нее перехватило дыхание. Он наклонил голову, погружая язык еще глубже.
        И она снова ответила на поцелуй. Если бы он не прислонился к стене, у него подкосились бы колени.
        Она была такой страстной от природы. И невозможно сладостной.
        Рэнсом понимал, что это безумие. И она об этом знала. Если бы он дал ей хоть мгновение, чтобы ответить, она так и сказала бы.
        Но ничто не располагало в эту минуту к здравым рассуждениям. В происходящем не было никакой логики, только страсть. То, чего хотели они оба. То, в чем нуждался он,  — возможность касаться, дразнить, пробовать на вкус. Исследовать ее губами и руками. Целовать так, чтобы у нее захватывало дух. Чувствовать себя сильным и живым.
        Потому что еще совсем недавно он был уверен, что больше никогда не ощутит в своих объятиях мягкое и податливое женское тело. И вот теперь он обнимал ее, а теплое летнее солнце согревало их обоих.
        Это и была жизнь.
        Полная событий, блистательная жизнь среди руин.
        Глава 13
        Происходящее казалось чудом.
        В этом полуразрушенном парковом павильоне наверняка обнималось и целовалось множество пар. Иззи вновь очутилась в окружении истинного наследия романтической эпохи и впервые за долгое время ощутила свою полную причастность к нему.
        Она уже не была здесь чужой.
        Расслабившись, она прислонилась спиной к обросшим мхом камням, а Рэнсом принялся покрывать обжигающими поцелуями ее шею.
        Он провел ладонью по ее телу, жестом собственника погладил талию и бедро, а потом коснулся груди.
        И замер, словно ожидая, что она вздрогнет или отстранится.
        Но она не сделала ни того, ни другого. Эти прикосновения пробудили в ней новые чувства, наполнили радостным предвкушением.
        Вокруг них посвистывали и щебетали птицы. Мхи, папоротники и плющи цеплялись за камни, прорастали даже в самых тесных и неприветливых уголках и трещинах. В воздухе витал аромат цветов.
        Иззи казалось, что и она расцветает. Все ее тело налилось жаром и порозовело. Словно созрело для его прикосновений.
        После долгих лет весны для нее наконец наступило лето.
        Она продолжала считать лихорадочным, сбивчивым шепотом:
        — Шестнадцать, семнадцать, восем…
        Когда он поцеловал ее вновь, она наклонила голову и коснулась языком его языка.
        Он застонал. Его пальцы дрогнули на ее груди, осторожно сжали ее сквозь ткань платья.
        Иззи отвечала и на его прикосновения. Провела ладонью по мускулистой руке ниже локтя, ощутила силу и упругость мышц и сухожилий. Скользнула ладонью выше, к бицепсу, выпирающему под тканью рукава. Мышца инстинктивно напряглась. А может, Рэнсом сделал это намеренно. Кто его разберет? Так или иначе Иззи была охвачена трепетом и заинтригована. Вся мощь его тела и уверенность его действий радовали ее и побуждали действовать.
        У нее вырвался негромкий удивленный смех.
        — А я уже потеряла веру во все это.
        — Во что?
        — Во все сразу: в нежданные благодеяния, таинственные замки, романтические руины и запретные поцелуи.
        Он поцеловал ее в шею.
        — Во что еще вы больше не верите, Иззи Гуднайт? В это?  — Он пощекотал мочку ее уха языком.  — Или в это?  — Он прихватил ухо зубами.  — Составьте список, и мы пройдемся по каждой строчке.
        Она склонила голову набок, открывая шею его поцелуям.
        — Во что я по-прежнему верю? В брак, детей, вечную любовь, послушные волосы. В истинное взаимопонимание.
        О, бедняга! Он отпрянул, его лицо стало пепельным.
        Иззи была всецело убеждена в одном: ни арабские скакуны, ни африканские гепарды — никто не сравнится быстротой с повесой, который услышал слово «брак». Этим словом следовало бы заменить стартовый выстрел на скачках.

«На старт, внимание… брак!»
        — Я пошутила,  — заверила она.
        — Я так и понял.
        — Я вообще не собираюсь вступать в брак. И вы, я уверена, тоже.  — Ну вот, теперь он решит, что она считает его недостойным любви.  — По крайней мере, со мной.
        — Верно. Именно. И ни черта не знаю о дамских волосах.  — Он прокашлялся.  — Гуднайт, это не…
        — Знаю.
        — Это просто…
        — Да. И больше ничего. Понимаю.  — Она обвила руками его шею.  — Никаких ожиданий. Продолжим начатое?
        Он вздохнул с облегчением.
        — Да, это я могу.
        Он и вправду прекрасно справлялся с этим делом.
        Пальцем он отыскал ее сосок и принялся поглаживать его через тонкий муслин, превращая в затвердевшую, ноющую бусинку. Ощущения, пронзавшие тело Иззи, были не похожи ни на какие известные ей. Неужели и вправду так бывает? Его палец неспешно касался всего одного крошечного местечка, а на эту ласку отзывалось все тело, от корней волос до ямок под коленками.
        Когда он убрал палец, Иззи захотелось расплакаться.
        Но Рэнсом тут же принялся ласкать другой сосок, и сладкая пытка возобновилась. Иззи боялась упасть, поэтому вцепилась в него, запустив пальцы в волосы.
        Когда она чуть не обомлела от ласк герцога, он обхватил ее за талию. И с низким гортанным стоном прижал Иззи к каменной стене, придавив всем телом.
        Иззи задохнулась. Она в ловушке. Ей следовало бы неистово отбиваться, стремясь вырваться на свободу. Но ее удерживали новые ощущения, понравилось быть в плену опьяняющей силы. Камни за ее спиной простояли на этом месте несколько веков, а мужчина перед ней выжил в неведомых ей испытаниях. Если она растает от страха или блаженства, то все они соединятся — она, эта стена, этот мужчина.
        Он вновь застонал, обхватив ее бедра. Что-то твердое и горячее уперлось ей в живот.
        Иззи разом открыла глаза. Ее познания о любви были в лучшем случае неполными. Общее представление она имела, но детали и нюансы от нее ускользнули. И все-таки она поняла: это его мужское естество восстало… свидетельствуя о том, как он жаждет любви. Вот этот длинный и твердый горячий бугор, прижимающийся к ее животу. Он означает желание. Сильное желание.
        Рэнсом сдернул с ее плеч шаль. Она упала на землю. Он провел пальцами по ключице Иззи и сдвинул платье с плеча, обнажив его.
        — Вы перестали считать,  — шепнул он.
        — Как же я могу считать, когда вы…  — Она ахнула: он подхватил ее грудь, высвободил ее из корсета. Прохладный воздух овеял сосок.  — Как можно считать, когда вы заняты этим?
        — Легко. Я помогу.  — Он наклонил голову и проложил поцелуями тропинку по ее шее и ниже, до обнаженной груди. Язык затрепетал, касаясь соска.  — Тридцать один.  — Еще одно быстрое движение языка.  — Тридцать два,  — и еще.  — Тридцать три…
        Тепло его рта чередовалось с прохладой воздуха. Иззи показалось, что все ее тело покрылось мурашками. Если он будет продолжать в том же духе, она сгорит дотла, не успев досчитать до сорока пяти.
        Однако он перестал дразнить сосок языком. Вместо этого он втянул его в рот.
        Все цифры потеряли для Иззи всякий смысл.
        До скольких надо считать, чтобы это длилось вечно? Именно этого хотелось сейчас Иззи. Его язык лениво задвигался, обводя по кругу ее сосок. От удовольствия из головы Иззи вновь вылетели все мысли. О, Рэнсом знал толк в наслаждениях. Прекрасно знал.
        Он опустился на колени и просунул руку под ее юбки.
        От прикосновения к ноге Иззи впала в панику.
        Схватив за плечи, она попыталась остановить его:
        — Девяносто девять, сто.
        Он замер с одной рукой глубоко под нижними юбками, а другой на ее щиколотке.
        — Вы же сказали «везде»,  — напомнил он почти угрожающим тоном.
        — Да, сказала.
        Ее сердце колотилось в груди. Рэнсом дал ей возможность пойти на попятный, и воспитание отчаянно призывало Иззи воспользоваться этим шансом.
        Но другой жизни у нее не будет. А в этой жизни лишь один человек проявил хоть какое-то подобие интереса к тому, что находится у нее под юбками.
        Возможно, это ее единственный шанс.

«Это же просто прикосновения,  — заверила она себя. Совершенно безобидные. Вряд ли он лишит ее девственности прямо здесь, неподалеку от десятка прячущихся фрейлин».
        — Вы передумали?  — спросил он.

«Боже, Боже, Боже».
        — Нет.
        Он процедил сквозь зубы что-то вроде: «Слава богу». Потом собрал юбки одной рукой и поднял их до талии ловким, привычным движением.
        Иззи прислонилась спиной к стене и подняла руки над головой, чувствуя себя дерзкой и страстной. Рэнсом провел ладонями по ее икре, обтянутой чулком, поднялся к бедру, и Иззи слегка расставила ноги.
        — Да,  — простонал он,  — откройся мне. Вот так. Прекрасно, прекрасно.

«Немыслимо, немыслимо!»
        Вот и все, что подумала бы Иззи об этой сцене всего две недели назад. Теперь она казалась самой себе языческой богиней в древнем храме. Возле увитой плющом стены разрушенного павильона ее плотью упивался средь бела дня обезображенный шрамами чувственный герцог.
        Ни о чем подобном она не смела даже мечтать, а ведь у нее было богатое воображение. Ее приводили в восторг не только прикосновения, но и утонченная порочность всего, что с ней сейчас происходило.
        Новое, похожее на биение пульса ощущение возникло между ее ног. Скорее, призывало оно. Поторопись!
        Его ладонь заскользила вверх по ее бедру, обошла подвязку, продолжала путь по гладкому склону внутренней части бедра.
        — Как мягко…  — Он поцеловал ее ногу выше колена.  — Словно атлас.
        Прикосновения неуклонно приближались к заветному местечку, нарастающий шквал ощущений становился невыносимым.
        Выше, выше… и еще выше.
        До тех пор, пока большой палец не достиг цели.
        — О-о…
        Блаженство стрелой взмыло в ней, пронзив от пальцев ног до макушки. Она стиснула кулаки, вцепилась в ветви плюща, задергала их, чтобы удержаться на задрожавших ногах.
        Облако мелкой белесой пыли окутало обоих.
        Рэнсом вскинул голову.
        — Что это было?
        — Господи, кажется, стена рушится…  — Иззи отпустила плющ. Со стены свалилось несколько мелких осколков камня.
        — Тогда пойдем отсюда.  — Рэнсом вскочил, привел в порядок ее юбки и прижал Иззи к груди.
        В этот момент обломок размером с яблоко, отвалившийся от стены, ударил его точно в голову.
        — Боже мой, Рэнсом!
        Он чертыхнулся, попятился, прижимая ладонь к голове, и с трудом сел на траву. Магнус заскулил и забегал вокруг хозяина.
        Иззи опустилась на колени рядом с ним. На голове уже росла шишка, острый осколок сорвал небольшой клочок кожи со стороны лба, противоположной шраму. Иззи понятия не имела, лучше было бы, если бы удар пришелся на поврежденную бровь или нет.
        Если вдуматься, это даже забавно. От погибели ее спасли… руины!
        Она подобрала с земли шаль и прижала свернутый край ко лбу Рэнсома.
        — Как вы себя чувствуете? Голова не кружится? Посмотрите на меня и скажите, сколько пальцев…
        Она прикусила язык, оборвав абсурдный вопрос. Разумеется, он не в состоянии сосчитать пальцы, которые она ему показывает.
        Разве что…
        Разве что произошло чудесное исцеление. Она слышала, что и такое бывает. К солдатам, ослепшим от ран, полученных в бою, зрение возвращалось после сильного удара по голове.
        — С вами… все по-прежнему?  — осторожно спросила Иззи.
        Он стиснул зубы.
        — У меня звенит в ушах, голова превратилась в сгусток боли. Но вижу я не лучше и не хуже, чем десять минут назад. Если вы спрашиваете об этом.
        — А-а. Хорошо. То есть плохо, конечно. Надеюсь, вы не слишком пострадали.
        Иззи вздохнула. Она ужасный, просто кошмарный человек. Герцог сообщил ей, что чудесного прозрения не произошло, а ее первой инстинктивной реакцией стало облегчение. Кому вообще придет в голову желать человеку остаться слепым?
        Дурнушке. Которая впервые в жизни почувствовала себя привлекательной и наслаждалась этим чувством.
        Но это не оправдание.
        Словно пытаясь искупить свою вину, Иззи отвела в сторону длинные волосы герцога и промокнула шалью кровоточащую ссадину на лбу.
        Он отклонился.
        — Вечно вы хлопочете надо мной.
        — Я не хлопочу,  — возразила Иззи,  — а вытираю кровь. Если угодно, я могу одновременно говорить что-нибудь уничижающее. Например, «неблагодарный!»
        — Колдунья. Дьяволица.
        Она усмехнулась. Видимо, его характер ничуть не пострадал, и этому она только радовалась. Никто из воинов моранглианской армии никогда не называл ее «обольстительницей» или «колдуньей». А из красиво изогнутых губ Рэнсома она была готова слушать даже обращение «дьяволица».
        Он забрал у нее шаль и приложил к собственной голове.
        — Сначала хорьки, теперь камни… вы что, действуете согласно списку древних методов пытки?
        — Признаться, вы с угрожающей быстротой заливаете кровью мою единственную чистую шаль.
        — Мое лицо уже обезображено. Еще одна шишка ничего не изменит.  — Он опустил руку со свернутой шалью.  — Выглядит ужасно?
        Иззи ощупала шишку кончиками пальцев.
        — Шишка — да, но отек не такой уж страшный.
        — Я не про это.  — Он повернул голову, демонстрируя ей профиль с изогнутым шрамом.  — Я про все остальное. Очень страшно? Только отвечайте честно.
        Иззи замерла, ошеломленная его внезапной откровенностью. Он что, и вправду беспокоится о том, как выглядит?
        — Сам я не могу разглядеть свое лицо,  — объяснил он.  — Вот и хочу узнать, какое место на шкале я занимаю между чуть подпорченным Адонисом и кошмарным ужасом. Само собой, нельзя судить по реакции тех глупых девчонок, начитавшихся сочинений вашего отца. Значит, остается только спросить у вас.
        У Иззи сжалось сердце. Как он может сомневаться в себе? Даже при ярком дневном свете он был великолепен. Его кожа казалась бронзовой, она словно впитала тепло этого дня. Солнечный свет играл на золотистых прядях среди его волос — слишком длинных, небрежно падающих на лоб. Иззи задумалась, зачем он отпустил волосы. Просто не удосужился приказать Дункану подстричь его или пытался прикрыть шрамы на лице?
        Протянув руку, Иззи отвела волосы с его лба.
        — Вы расскажете мне, как это случилось?
        — Меня ударили. Чем-то большим и острым.
        Иззи пришла к выводу, что ничего другого она и не заслужила: каков вопрос, таков ответ.
        Она коснулась шрама кончиком пальца, провела по нему от брови до скулы, помедлила на небритой щеке. В том, что удар, не задевший правый глаз, лишил Рэнсома возможности видеть обоими, Иззи усматривала злую иронию.
        — Итак?..  — поторопил ее он.
        — Итак,  — в тон ему ответила она,  — совершенно ясно, что вы когда-то были поразительно красивым мужчиной.
        — А теперь?
        — Теперь…  — Она вздохнула.  — Мне неприятно говорить об этом. Пожалуйста, не заставляйте меня.
        Его пальцы сжались на ее запястье.
        — Говорите.
        — А теперь вы поразительно красивый мужчина с впечатляющим шрамом. Такова печальная истина. Я хотела бы выразиться иначе, но не смогла. Теперь вы станете невыносимым.
        — А как же…  — Он в растерянности отпустил ее руку.  — А как же встреча в первый день? Увидев меня, вы лишились чувств.
        Она усмехнулась.
        — Но не оттого, что разглядела ваше лицо. Я чувствовала слабость еще до встречи с вами. Потому что несколько дней питалась одними черствыми хлебными корками.
        — Так шрамы вас не испугали?
        — Ничуть.
        Она солгала. На самом деле шрамы Рэнсома пугали ее, но совсем немного, и лишь потому, что пробуждали в ней сочувствие. Она уже смягчилась, и теперь ее сердце таяло быстрее, чем карамель под ярким солнцем.
        Ничего подобного она не могла допустить. Легко сказать себе «ни на что не рассчитывай», но Иззи давно знала, как изголодалось по чувствам ее сердце. Она так отчаянно желала любить и быть любимой, что в ней могла проснуться нежность даже к камню. А камни никого не называют «колдуньями» и «дьяволицами». И шелковистых золотисто-каштановых волос у них нет.
        Однако у камня и Рэнсома все же есть нечто общее.
        Ни тот, ни другой никогда не полюбит ее.
        — Нам пора,  — объявила Иззи.  — Наши спутницы уже наверняка досчитали до ста и ждут нас.
        Рэнсом поднялся и отряхнул одежду.
        — Я сам вернусь к дому.
        — Один?  — Едва это слово сорвалось с ее губ, Иззи сжалась, сожалея, что не сумела промолчать. Ну конечно, он в состоянии найти обратную дорогу.  — Просто фрейлины ждут, когда их герой найдет их.
        — В таком случае пусть лучше подождут кого-нибудь другого.  — Он прошел мимо нее.  — Я не герой и никому не принадлежу, мисс Гуднайт. Зарубите это себе на носу.
        Глава 14
        — Мисс Гуднайт, это вы?
        Иззи замерла на цыпочках.
        Ах, чтоб тебя!..
        После нескольких часов гуляний, болтовни, подсчета цветов шиповника и вопросов о сразу двух Ульриках, Иззи наконец тепло попрощалась с фрейлинами и рыцарями Моранглии. И теперь надеялась проскользнуть в замок незамеченной. Но ничего не вышло.
        По крайней мере, ее застал врасплох не герцог.
        — Да. Дункан?
        — Что это у вас в руках, мисс Гуднайт?
        Иззи перевела взгляд на свою свернутую испачканную шаль. Она носила ее в руках с тех пор, как тем утром осталась наедине с Рэнсомом.
        Смутившись, она спрятала руку с зажатой в ней шалью за спину.
        — Да так, ничего.
        — Это ваша шаль?
        На вещи, нуждающиеся в стирке, у Дункана глаз был наметанный.
        Вздохнув, Иззи предъявила свою ношу.
        — Да. Я… видите ли, она немного испачкалась.
        Господи, ну и как ей объяснить, что стало с шалью? Надо было зашвырнуть ее в ров возле замка. Судя по всему, пятна уже не отстирать.
        — Дайте ее мне.  — Камердинер протянул руку. Он развернул тонкую, как салфетка, ткань, осмотрел ее и прищелкнул языком.  — Земля… трава… Боже, а это что? Неужели кровь? На шелковой вышитой шали?
        Иззи прикусила губу, молясь, чтобы Дункан не рассердился на нее за недавнюю рану герцога. И не потребовал объяснений, что еще хуже.
        — Мисс Гуднайт, даже не знаю, что сказать. Это же…  — он покачал головой.  — Это прекрасно.
        — Прекрасно?..
        — Да.  — Он прижал шаль к груди.  — Для этого и существуют камердинеры. Чтобы отстирывать самые упрямые пятна с самых тонких тканей. Давно уже мне не представлялось подобного случая. Сейчас же займусь стиркой. Если дать пятнам высохнуть, их уже не отстирать.
        Приятно удивленная, Иззи проследовала за ним в комнату, отведенную под прачечную. Дункан развел огонь, поставил кипятиться чайник, приготовил мыло, утюг и марлю.
        — Самыми стойкими наверняка окажутся вот эти пятна от травы.  — Он разложил шаль на столе, придирчиво оценивая каждое пятнышко.  — Значит, прежде всего — лимонный сок и холодная вода. А если не поможет, попробуем содовую кашицу.
        — А я могу чем-нибудь помочь?
        — Что вы, мисс Гуднайт!  — Дункан слегка ужаснулся.  — Не лишайте меня такого удовольствия. Но я буду рад, если вы составите мне компанию.
        Иззи нашла место поудобнее и принялась наблюдать за Дунканом, заинтригованная продуманной кампанией по удалению пятен. Сначала Дункан осторожно поскоблил их ножом. Затем обработал мягкой щеткой. И лишь после этого взялся за свой арсенал флаконов из темного стекла, содержащих спиртовые растворы и соли. Иззи казалось, что она наблюдает за хирургом за работой.
        — Дункан, как это случилось? Я имею в виду, с герцогом?
        Камердинер, промокавший пятно от травы тампоном, смоченным в уксусе, ненадолго отвлекся от своего занятия.
        — Мисс Гуднайт…  — с расстановкой начал он.  — Мы ведь уже говорили об этом. Хороший камердинер не сплетничает о своем хозяине.
        — Знаю, знаю. И прошу простить мой вопрос, но… теперь и я работаю на него. Разве работникам запрещено сплетничать о своих хозяевах?
        Дункан с безмолвным осуждением приподнял бровь.
        Иззи ненавидела себя за неуместное любопытство и в то же время не хотела нарушать слово, данное Рэнсому, и рассказывать о ночном приступе головной боли. Или упоминать о письме, которое Рэнсом скомкал и кинул в огонь.
        — Просто я беспокоюсь, вот и все. Герцог такой…  — Упрямый. Ранимый. Невозможно притягательный.  — Такой вспыльчивый. Похоже, он зол на весь мир, и особенно на меня. Он, кажется, взял себе за правило толковать все, что происходит, наихудшим образом, и, сдается мне, дело тут не только в его ранении. Вот я и хотела бы понять, в чем именно.
        Дункан перестал тереть пятно и отошел к засвистевшему чайнику.
        — Мисс Гуднайт, камердинеру не пристало распространяться о своем хозяине.
        Иззи кивнула. Она была разочарована, но настаивать не решилась. Ведь этот человек как-никак пытался спасти ее лучшую шаль.
        — Но поскольку вы мисс Иззи Гуднайт,  — продолжал седовласый камердинер,  — а я люблю сказки, пожалуй, я мог бы рассказать вам одну… о совершенно другом человеке.
        — Да, да!  — подхватила Иззи, выпрямляясь на стуле и стараясь не выдать воодушевления.  — О вымышленном лице. Не имеющем никакого отношения к Ротбери. Мне так хотелось бы послушать такую сказку!
        Камердинер с подозрением взглянул на нее через плечо.
        — Клянусь, я никому не скажу,  — зашептала Иззи.  — Я даже помогу вам начать: жил-был однажды молодой дворянин по имени… Брэнсон Фейн, герцог Мотфейри.
        — Мотфейри?
        Она пожала плечами.
        — А у вас есть идея получше?
        Дункан поставил чайник обратно на конфорку.
        — Лишь бы он об этом не узнал.
        — Разумеется,  — кивнула Иззи.  — Откуда? Ведь человека, о котором мы говорим, не существует в природе. Итак, вернемся к его трагическому прошлому. В юности этот несуществующий герцог Мотфейри…
        — Был одинок. И это не преувеличение. Его мать скончалась при родах.
        Иззи кивнула: об этом она уже знала от самого «вымышленного лица».
        — А его отец… можно сказать, что и он умер в тот же день. От горя старый герцог замкнулся к себе и обращался с сыном чрезвычайно холодно. Едва Брэнсон повзрослел, он стал искать… общества.  — При этих словах лицо камердинера исказила болезненная гримаса.  — Дамского общества.
        — Хотите сказать, он неустанно сеял свои семена?
        — Целые плантации. Господи, он только этим и занимался.
        Иззи охотно поверила ему, ведь она своими глазами видела счета.
        — Но к тридцати годам он наконец смирился с основной обязанностью, лежащей на нем. А именно — произвести на свет следующего герцога…
        — Мотфейри,  — подсказала Иззи.
        — Да.  — Дункан прокашлялся.  — Во время светского сезона в Лондоне он выбрал дебютантку, имевшую самый большой успех, и недвусмысленно заявил о своих намерениях по отношению к ней. И вскоре они уже были помолвлены.
        У Иззи невольно приоткрылся рот.
        — Рэнсом был помолвлен?
        Теперь понятно, почему он впал в панику, стоило ей по глупости упомянуть о браке.
        — Нет,  — Дункан пронзил ее строгим взглядом,  — это Брэнсон был помолвлен. Герцог, Которого Никогда Не Существовало. Он был помолвлен с юной леди Эми…  — он спохватился: — Леди Шемили.
        — Леди Шемили?  — Иззи украдкой улыбнулась: Дункан явно входил во вкус.
        — Да, с леди Шемили Ливерпейл. С дочерью графа.  — Камердинер возобновил работу и откупорил флакончик с каким-то веществом, резко пахнущим лимоном.  — Когда о помолвке объявили, многострадальные слуги герцога пришли в восторг. Кое-кто из его домашней прислуги служил семье уже тридцать лет, и все это время в доме не было герцогини. Слуги с нетерпением ждали, когда в доме появится новая хозяйка.
        — Ждал и преданный, достойный камердинер хозяина дома?  — подсказала Иззи.  — Как его звали — Динкинс?
        — А преданный и достойный камердинер ждал с особым нетерпением. Динкинс надеялся, что ему придется реже счищать румяна с одежды герцога. Румяна чертовски трудно отчистить с ткани.
        — Могу себе представить,  — Иззи задумалась: какой должна быть женщина, чтобы ради нее герцог отказался от прежнего распутства?  — Эта леди Шемили Ливерпейл… какой она была?
        — Какой только можно вообразить себе удачливую дебютантку. Красивой, образованной, с большими связями. И молодой. Ей было всего девятнадцать.
        Иззи подавила тоскливый вздох. Ну конечно. Само собой, леди Шемили была сокровищем.
        — И что же случилось?  — спросила она.
        Дункан помолчал.
        — Ведь это вымысел. История, которая выдумана от начала до конца лишь для того, чтобы развлечь меня, потому что вы знаете, как мне нравятся рассказы о несчастливой любви.
        — Все уже было устроено,  — наконец продолжил Дункан.  — Свадьба, медовый месяц, заново обставленные покои для молодой герцогини… И вдруг меньше чем за две недели до дня свадьбы невеста исчезла.
        — Исчезла?
        — Да. Пропала из своей спальни посреди ночи.
        Иззи подалась вперед и подперла подбородок ладонью. И вправду занимательная история. И, похоже, Дункан рад возможности наконец-то поделиться ею. Бедняга, как долго он носил ее в себе, и даже поговорить ему было не с кем. Да и пятен недоставало.
        — Леди Шемили,  — продолжал он, многозначительно понизив голос,  — сбежала.
        — Сбежала? С кем?
        — С арендатором из поместья Ливерпейлов. Видимо, они уже давно питали чувства друг к другу.
        — Вот так скандал. И что же Ро…  — Иззи спохватилась: — Что сделал Мотфейри?
        — Ничего благоразумного. Ему следовало отпустить глупую девчонку — пусть губит свою жизнь. Во всеуслышание отозваться о недостатках ее воспитания, умно пошутить о том, что он спасся чудом… А в следующем светском сезоне найти себе новую невесту. Но ему не позволила гордость. В ярости он кинулся в погоню.
        — Без своего преданного и надежного камердинера?
        Дункан досадливо вздохнул.
        — Динкинс последовал за ним в экипаже. И, к сожалению, отстал от хозяина на целый день пути. Потому и не успел предотвратить трагедию.
        Иззи прикусила губу и внутренне сжалась.
        — Герцог упал с лошади?
        — О нет. Милях в двадцати к югу от шотландской границы Мотфейри настиг свою бывшую невесту и ее возлюбленного на постоялом дворе. Вспыхнула ссора, противники обнажили оружие…
        Иззи поморщилась, словно своей кожей ощутив жжение шрама, рассекающего лицо Рэнсома.
        — Остальное нетрудно себе представить.
        — Вам придется положиться на свое воображение, так как я не могу рассказать в точности, что произошло. Меня там не было.  — Дункан перестал делать вид, будто бы рассказывает сказку. Он положил ладони на стол.  — К тому времени, как я нашел его, он провел две ночи в чулане на том треклятом постоялом дворе. Никто не удосужился позвать к нему врача. Хозяин постоялого двора просто ждал, когда он умрет. Мне самому пришлось зашивать рану.
        — Невероятно…  — откликнулась Иззи.  — А его бывшая невеста?
        — Снова исчезла. Вертихвостка.  — Он покачал головой.  — Везти его обратно в Лондон было слишком рискованно, и я привез его сюда. С тех пор прошло больше семи месяцев. Он отказывается уезжать отсюда. Не дает мне даже исполнять мои обязанности камердинера. Мне стыдно за его внешний вид.
        Иззи уклончиво заметила:
        — Я бы так не сказала.
        Неухоженность герцога ей даже нравилась. И дюжина восторженно ахающих фрейлин подтвердила ее правоту.
        — Он наотрез отказывается надевать шейный платок. Какой стыд!
        — Действительно,  — кивнула Иззи. С этим замечанием она могла согласиться: расстегнутые воротники рубашек герцога вызывали у нее постыдные мысли.
        Дункан отставил утюг и расправил в руках отчищенную шаль, придирчиво разглядывая ее.
        — Благодаря этой задаче я еще день пробуду в здравом рассудке,  — объявил он.  — Спасибо вам. Вы не представляете себе, как это невыносимо — посвятить всего себя одному делу, а потом вопреки своей воле отказаться от него.
        Иззи не ответила. Однако чувства камердинера она понимала лучше, чем он мог себе представить. Со смертью отца пришел конец и ее работе.
        Аккуратно свернув шаль, Дункан протянул ее Иззи.
        — Я был настолько не в духе, что чуть было не дошел до…
        — До чего?
        — Сам не знаю. В том-то и дело, мисс Гуднайт. Я перепробовал полдюжины пороков, и ни один из них не удовлетворил меня. Сигары омерзительны. Нюхательный табак немногим лучше. Вкус крепкого спиртного я не выношу и не пью в одиночку. Что же остается? Азартные игры? Но с кем?
        Она пожала плечами.
        — Полагаю, есть еще женщины…
        — Банально,  — отрезал он.  — Этот порок здесь уже занят.
        Иззи осенило. Порывшись в карманах, она вытащила горсть конфет в бумажных обертках.
        — Вот. Сладости.
        Дункан уставился на конфеты в ее ладони.
        — Смелее!  — подбодрила она.  — Этим вы только поможете мне. Меня с давних пор закармливают сладостями. А за сегодняшнее утро, проведенное среди фрейлин, я съела больше конфет, чем мне хотелось бы.  — Она указала на одну.  — Кажется, это абрикос в меду.
        Дункан взял конфету, развернул и отправил в рот. Пока он жевал, его плечи постепенно расслаблялись.
        — Вам уже лучше?  — спросила Иззи.
        — Лучше. Спасибо вам, мисс Гуднайт.
        — Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.  — Она положила остальные конфеты ему на стол.  — Спасибо, что спасли мою шаль и открыли мне истину. То есть нет, не истину. Рассказали занимательную… историю.
        Теперь многое прояснилось. Разумеется, человек, которого так бессердечно бросили, а потом чуть не убили и оставили умирать, вряд ли придерживается высокого мнения о любви и романтике. Так в чем же причина — в уязвленной гордости или разбитом сердце?
        — Дункан!
        — М-м?  — отозвался камердинер, разворачивая вторую конфету.
        — А он…  — набравшись смелости, Иззи договорила: — Он любил ее?
        Ответа не последовало.
        Ах, черт. Напрасно она задала такой деликатный вопрос человеку, рот которого набит сладостями. Дункан жестом попросил ее подождать немного и энергично заработал челюстями. А сердце Иззи тем временем болезненно сжалось.
        Мало того, ей хватило времени, чтобы задать вопрос себе.
        Какая ей разница, любил герцог свою невесту или нет? Ей-то какое дело? Ведь он же не собирается жениться на ней, Иззи.
        Спустя минуту, показавшуюся вечностью, Дункан наконец проглотил конфету. И оказалось, что все это время Иззи ждала напрасно.
        Ответ был прост:
        — Не знаю.
        Глава 15
        Невероятно. По утрам, когда она работала с письмами, сидя за столом, и солнце озаряло ее…
        Ее волосы и вправду напоминали осьминога.
        Видимо, все дело в том, что она делала с волосами, думал Рэнсом. Или, может быть, в том, что волосы делали с ней. Они казались большой чернильной кляксой у нее на голове. И как бы крепко она ни закалывала их, темные тяжелые кудри выбивались во все стороны, как щупальца.
        Мало того, это был чарующий, на удивление эротичный осьминог. Рэнсом задумался: видимо, так и зарождается фетишизм.
        — Вы избегаете меня, Гуднайт.
        Она подняла голову, отвлекшись от работы.
        — Я?..
        — Да, вы.
        Она помолчала.
        — Ваша светлость, мое присутствие сейчас в этой комнате и даже сам разговор, который мы ведем, говорят об обратном.
        — Это не значит, что я вас виню.  — Герцог поудобнее улегся на диване, подсунув под голову руки с переплетенными пальцами.  — Если бы это было физически возможно, я сам тоже избегал бы себя.
        Она взяла очередной конверт и резким движением провела под печатью ножом для писем.
        — Я вовсе не избегаю вас, ваша светлость. Не понимаю, что вы имеете в виду.
        Маленькая лгунья. Она прекрасно поняла его.
        С самого дня вторжения оравы болванов в доспехах и ошеломляющих, хоть и кратких объятий в павильоне, Рэнсом заметил явную перемену в поведении Иззи Гуднайт.
        Принимать неожиданных гостей им больше не приходилось, и хотя по ночам Рэнсом подолгу блуждал по замку, с Иззи он больше ни разу не встретился. Когда он просыпался, она неизменно ждала неподалеку, но больше не заводила нелепых разговоров о крысах размером со слона и слонах размером с крысу.
        И как это ни странно, Рэнсом замечал, что скучает по ним.
        А может, он просто скучал по ней.
        — У меня вопрос,  — объявил он, перебив Иззи, которая как раз читала вслух деловое письмо с оценкой новых планов финансирования строительства паровых двигателей.  — В Мерлинии есть драконы?
        — В Моранглии.
        — Ну да.
        — Если и есть, какая вам разница?  — настороженно уточнила она.
        Он пожал плечами.
        — Просто хотел узнать, чего еще мне ожидать, только и всего. Может, однажды утром сюда пригонят стадо единорогов. Или тролли поселятся у меня под мостом.
        — Нет. Нет, ваша светлость. Не будет ни драконов, ни единорогов, ни троллей.
        — Вот и славно,  — заключил он. Но не успела Иззи прочитать следующий абзац, как он снова прервал ее: — Нет вестей от лорда Пингвина?
        — Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.  — Иззи раздраженно хлопнула ладонью по столу.  — Ваша светлость, вы наняли меня, чтобы я читала ваши письма. А не обсуждала с вами мои.
        Он вскинул руки, показывая, что сдается.
        — Прекрасно.
        Рэнсом отчетливо видел, что происходит: она отгораживалась от него стеной. Значит, она неглупая и благоразумная женщина. И потому особенно притягательная. Черт бы ее побрал.
        — Простите, я не хотела вам грубить,  — продолжала она.  — Дело в том, что… сказки моего отца я обсуждаю со всеми. Нет, я не против, но с вами я хотела бы поговорить о чем-нибудь другом, о чем угодно. Даже о финансовых перспективах производства паровых машин.
        Ее ответ показался ему логичным. Он уже начинал понимать, как дурацкие сказки сделали Иззи пленницей чужих ожиданий.
        Ей надо поскорее вырваться из этого плена. Потому что внушительная груда конвертов и пакетов уже уменьшилась наполовину, и Рэнсом был почти уверен, что понял, что произошло.
        Кто-то обирал его. И этот «кто-то» быстро наглел. Поначалу неувязки были мелкими, но со временем достигли размера десятков и сотен фунтов.
        У Рэнсома сложилась теория: видимо, виновник — какой-нибудь клерк из конторы поверенных. А может, даже кто-то из поверенных. Кем бы он ни был, у него есть пристрастие к азартным играм — скорее всего, карточным, а может, и на бегах. Или же любовница, которая дорого ему обходится. А может, он решил, что достоин большего, нежели скудное жалованье, которое платят ему работодатели. И он начал таскать понемногу, мелкими суммами, там, где никто его не заподозрил бы. А когда его выходки прошли незамеченными, отважился играть по-крупному.
        А потом ему представился шанс прибрать к рукам самую крупную добычу.
        Поверенные старого графа Линфорда наверняка обо всем расспросили, покупая замок Гостли для его крестницы. Разумеется, обратись они с таким предложением напрямую, их ждал бы отказ. Всем и каждому известно, что Рэнсом ни за что не согласился бы продать замок, принадлежавший его предкам. Но неизвестный вор подделал бумаги, лично доставил их прикованному к постели Линфорду и выманил у умирающего старика кругленькую сумму.
        Пока что это были лишь домыслы, но по сравнению с любыми другими они выглядели правдоподобно. И если Рэнсом не обманулся в своих догадках, это означает, что сделка недействительна.
        В самое ближайшее время Иззи Гуднайт останется без дома. Снова.
        — Через считаные недели мы покончим с работой,  — сказал он.  — Вы уже думали, куда отправитесь потом?
        — Об этом следовало бы спросить вас,  — ответила она.  — А я никуда не собираюсь.
        — Напрасно. В том-то и дело, Гуднайт. Вы должны повидать мир.  — Он сел и подался вперед, опираясь локтями о колени.  — Войны закончились. Все, у кого есть деньги, вновь начинают путешествовать. Найдите какую-нибудь ворчливую старую развалину, которая не прочь отправиться в большое турне. Даму преклонных лет, которой нужна компаньонка, которая читала бы ей с выражением во время утомительных плаваний на кораблях, делала зарисовки обнаженных статуй для памятного альбома и дважды в день выгуливала ее моську. Вы могли бы побывать в Париже, Вене, Афинах, Риме…
        Даже со своего места на диване он увидел, как ее пухлые, алые, как кларет, губы, изогнулись в улыбке. Это была первая за несколько дней улыбка Иззи, которую он разглядел.
        — Увы, у меня нет знакомых среди богатых и ворчливых пожилых дам с моськами,  — объяснила она.  — Но путешествие могло бы получиться замечательным.
        Значит, решено. У Рэнсома тоже не было знакомых среди престарелых путешественниц. Но он мог найти одну из них. Или, если понадобится, нанять пожилую актрису с Друри-лейн на роль тетушки Как-бишь-ее и оплатить путешествие от и до.
        Иззи Гуднайт давно пора проститься с жизнью в чужих сказках. Пусть увидит мир, а не только пыльные замки и старомодные английские деревушки. Рэнсом не мог предложить ей то, в чем она нуждалась и чего заслуживала. Но хотя бы что-то он мог для нее сделать.
        Приняв решение и вздохнув с облегчением, он проследил, как Иззи вынимает из кучи еще одно письмо, которому предстояло сократить время ее пребывания в замке еще на несколько минут. Еще одна песчинка проскользнула сквозь перемычку песочных часов.
        Немного погодя она отодвинула письма.
        — На сегодня все,  — объявила она и радостно добавила: — Я иду переодеваться к ужину.
        — Переодеваться к ужину?
        Это что-то новое. Подобные формальности в замке не соблюдались. Иззи и мисс Пелэм ели в кухне, в компании Дункана,  — по крайней мере, так полагал Рэнсом. Ему и в голову не приходило присоединиться к ним.
        — Вчера мы закончили работу в столовой. Дункан, мисс Пелэм и я. И решили отметить избавление от пыли торжественным ужином.  — Она поднялась.  — Сегодня мисс Пелэм весь день составляла меню.
        Рэнсом поскреб густую щетину на подбородке.
        — А мне никто не сообщил.
        — Я…  — Ее голос смягчился, стал нежнее.  — О, простите. Мне следовало вас предупредить. Вы обиделись?
        — Что?  — Он скрестил руки на груди.  — Не болтайте чепухи. Если я испытываю какие-то чувства — кстати, это еще не значит, что они у меня есть,  — то обида к ним не относится.
        — Мы вовсе не планировали собраться в узком кругу, без вас. Разумеется, вы можете к нам присоединиться. Просто… вы же никогда этого не делаете. Никогда не ужинаете с нами.
        День заканчивался, перед глазами Рэнсома сгущался туман. Иззи виделась ему как колеблющееся темно-серое пятно среди светло-серой мути. И он никак не мог понять, искренне она приглашает его или делает это из вежливости. Или из жалости.
        Впрочем, неважно. Она права: в последнее время он не ел в присутствии других людей. И не без причины.
        Рэнсом поднялся.
        — Гуднайт, я благодарен вам за великодушное приглашение на ужин, оплаченный моими деньгами и приготовленный в моем замке, но…
        — О, я прошу вас, приходите!
        Эти слова вырвались у нее сами собой, но гораздо опрометчивее был жест, которым они сопровождались.
        Она взяла его за руку.
        И пожала ее обеими руками. Очень нежно. Словно он был упрямым ребенком, нуждающимся в сочувствии и ободрении.
        — Я буду очень рада, если вы поужинаете с нами, Рэнсом. В том числе и потому, что хотя бы одному из сидящих за столом будет все равно, кто же такой на самом деле Рыцарь-Тень.
        Он нахмурился.
        — А кто такой Рыцарь-Тень?
        — Вот видите!  — Она снова пожала ему руку.  — Я уже много лет не слышала ничего лучше этого вопроса. Так приходите на ужин и будьте вспыльчивым и неромантичным, как всегда. Очень вас прошу.
        — Я рассказала герцогу про наш сегодняшний ужин.  — Иззи ахнула и затаила дыхание: мисс Пелэм слишком резко затянула ее корсет.  — И пригласила его присоединиться.
        — О, чудесно!  — Мисс Пелэм сделала еще рывок.
        — А он отказался.
        Шнурок вновь натянулся.
        — Да?.. Как жаль.
        Иззи задумалась: сколько еще раз она сумеет собраться с духом и сама обратиться к Рэнсому? Он так упрям и полон решимости сторониться людей. Узнав от Дункана историю его хозяина, Иззи не знала, что и думать. Неужели сердце Рэнсома разбито? Или он злится оттого, что лишился зрения и независимости? Или же он просто обманутый человек, зализывающий душевные раны?
        Так или иначе ему давно пора вновь обратиться к миру, и как можно скорее.
        Она уже прочла больше половины адресованных герцогу и скопившихся на столе писем, и ее подозрения обрели отчетливую форму. Без неопровержимых доказательств она не решалась даже заикнуться о том, что заподозрила. Но она почти не сомневалась, что поверенные герцога сговорились против него. Зачем — она представить себе не могла. Однако он рисковал лишиться не только этого замка, если в самое ближайшее время вся Англия не узнает, что он жив.
        Сегодняшний ужин мог бы стать шагом в верном направлении.
        Если бы только!..
        Мисс Пелэм снова дернула за корсетные шнурки, заметила, что Иззи поморщилась, и извинилась:
        — Простите, мисс Гуднайт. Но корсет надо затянуть как можно туже, иначе вы не сможете надеть платье.
        Платье было шелковым, цвета маковых лепестков. Конечно, оно принадлежало мисс Пелэм. В гардеробе Иззи не нашлось ничего подходящего для торжественного ужина.
        — Этот цвет вам к лицу. Хоть лиф платья и тесноват.
        Лиф и правда был тесным. Собственная грудь казалась Иззи парой бледных трепещущих полусфер над вырезом платья. Довольно-таки скандальный наряд для малышки Иззи Гуднайт. Правда, у нее есть шаль, а за столом будут лишь мисс Пелэм и Дункан.
        — Обещаю, я не стану объедаться за ужином.  — Иззи провела ладонями по роскошному алому шелку.  — Спасибо, что одолжили мне платье.
        — Не за что. Я только рада помочь.  — Мисс Пелэм натянула длинную, до локтя, перчатку, и протянула руку Иззи, чтобы та застегнула пуговицы.  — Но как все-таки долго вам приходится ждать, когда привезут ваши вещи!
        — Да уж.  — Иззи трудилась над мелкими пуговками и чувствовала болезненные уколы совести.
        — Что-то не так, мисс Гуднайт?
        — Просто мне хотелось бы…

«Просто мне хотелось бы сказать вам всю правду. О том, что я неистово завидую вашим золотистым волосам, румянцу и уверенности в себе. И что я хотела бы пробудить в вас хоть какую-то зависть, признавшись во всем, что было между мной и герцогом…»
        — Мне хотелось бы, чтобы вы звали меня Иззи.
        Веер мисс Пелэм со стуком упал на пол. Ее лицо озарила сияющая улыбка.
        — Правда?
        — Да, конечно.
        — Тогда и вы зовите меня Абигейл.
        — С удовольствием.
        Мисс Пелэм крепко обняла Иззи.
        — О, я знала! Я знала, что мы станем лучшими подругами.
        Подругами…
        Как странно. Иззи ни за что не поверила бы, если бы ей сказали, что она способна подружиться с такой девушкой, как Абигейл. В ранней юности все знакомые ей «Абигейл Пелэм» относились к застенчивой и неловкой Иззи пренебрежительно, с презрением и жестокостью. Ей придумывали обидные прозвища — Ведьмина Метла, Швабра, Овечка Иззи, Обезьянка… и еще много других.
        Но она уже выросла, напомнила себе Иззи. Они с Абигейл — взрослые женщины, и если она не даст дружбе с Абигейл ни единого шанса, это будет нечестно.
        Абигейл отстранилась.
        — Если теперь мы подруги, вы позволите мне сделать вам прическу?  — Она подняла на ладони непослушную кудрявую прядь волос Иззи и с жалостью принялась разглядывать ее.  — Я знаю замечательный рецепт средства из яичных желтков и розовой воды, от которого любые кудряшки становятся гладкими, как атлас!
        Иззи заверила подругу, что ее средство не подействует. Она уже перепробовала все известные человечеству способы, и все напрасно.
        Но Абигейл и слышать ничего не желала.
        Она подвела Иззи к зеркалу.
        — Вот увидите! Вам бы еще прическу и яркую новую ленту… и будет почти красиво.
        Почти.
        Иззи потянулась за своей шалью, делая вид, что пропустила обидное замечание мимо ушей.
        — Ну что, идем ужинать?
        Абигейл взяла ее под руку.
        — Да, идем. У меня есть вопросы, которые я приберегла как раз для ужина.
        Иззи обреченно вздохнула.
        К чести Абигейл, она приступила к допросу лишь после того, как было покончено с первым блюдом.
        Виноватая улыбка коснулась ее губ.
        — Вы, наверное, уже догадались, о чем я хочу спросить.

«Кажется, да».
        — Простите, но я просто не могу удержаться.  — Абигейл понизила голос до шепота.  — Рыцарь-Тень… кто же он на самом деле? Не бойтесь, я никому не скажу.
        Иззи решила продлить драматическую паузу, с наслаждением проглотила полную ложку супа-пюре с пастернаком и ощутила приятное послевкусие.
        Над этой столовой они трудились целых два дня: отмывали стены, выбивали ковер, полировали мебель, меняли обивку на стульях. При дневном свете потертости и проплешины на ковре и царапины на стенных панелях были отчетливо видны.
        Но при свечах столовая выглядела великолепно.
        Вся комната прямо-таки сверкала. Стол застелили накрахмаленной и отутюженной белой скатертью, и каждый предмет сервировки на ней, от самой крошечной ложечки до огромного подсвечника, был отполирован до блеска. Даже отделка настоящими бриллиантами не выглядела бы внушительнее. Хрусталь позаимствовали в доме викария, а все остальное нашлось в замке. Дункан обнаружил полный сундук столового серебра и два ящика переложенного соломой фарфора, уцелевших от разграбления в дальнем углу погреба, под досками.
        Взмывающий высоко вверх сводчатый потолок усиливал впечатление великолепия, и вместе с тем в комнате сохранялась атмосфера тепла и гостеприимства. В воздухе витал аромат жареной баранины.
        Это место казалось Иззи ее настоящим домом.
        — Ну, что скажете?  — напомнила о себе Абигейл.
        Ах да. Рыцарь-Тень.
        — К сожалению, я не знаю,  — ответила Иззи.  — Папа никогда мне не говорил. Я знаю лишь те подробности, которые были опубликованы в журнале.
        — И про Крессиду с Ульриком тоже? О, я не вынесу, если они так и не смогут быть вместе! Скажите, они ведь поженились, и у них появились дети, как я всегда надеялась и мечтала?
        — Если так, скорее всего, этим все и закончилось. Да, я знаю, читатели разочарованы тем, что история так и не получила продолжения. Но, по-моему, есть своя прелесть в том, что Ульрик остался в буквальном смысле слова в подвешенном состоянии. Благодаря этому у истории может быть столько счастливых финалов, сколько способны вообразить читатели.
        Иззи надеялась таким образом дать понять, что вопрос исчерпан.
        — Но этого недостаточно.  — мисс Пелэм вздохнула.  — А как же тот евнух? Он с самого начала показался мне подозрительным. Неужели сэр Генри…
        — Ради всего святого, оставьте ее в покое!
        Этот возглас застал врасплох всех присутствующих.
        Потому что его издал герцог.
        Рэнсом застыл в дверях. Взглянув на него, Иззи пожалела, что мысленно назвала столовую «великолепной» и «внушительной», потому что теперь у нее не осталось подходящих эпитетов для Рэнсома.
        Кроме, пожалуй, одного.

«Блистательный».
        Начисто выбритый и свежеумытый, он был в черном фраке, плотно облегавшем его фигуру — казалось, она облита чернилами. Судя по ошарашенному лицу Дункана, который поспешил вскочить, со всеми приготовлениями к ужину Рэнсом справился сам, без посторонней помощи. Вероятно, бедняга Дункан перепугался, что останется без работы.
        Но Иззи в этом сомневалась, заметив, что цвет жилета герцог выбрал неудачно, а на его подбородке виднеется свежий, тонкий, как лист бумаги, порез.
        Может, это и глупо, но эта почти незаметная красная линия показалась Иззи более наглядным знаком доблести, чем шрам поперек брови, да и смотрелась куда милее.
        — Это он!  — громко прошептала Абигейл.  — Герцог!
        — Вижу,  — отозвалась Иззи.
        — Зачем он пришел? Может, вы ему нравитесь?
        Иззи ущипнула себя за переносицу. Боже мой… неужели Абигейл не понимает, что Рэнсом слышит каждое ее слово?
        — Наверняка нравитесь,  — упорно шептала Абигейл.  — Удивительно, правда? Вы могли бы убедить его поверить в романтику и лю…
        Герцог прокашлялся.
        — Ваша светлость!  — спохватился Дункан.  — Простите! Мы не ожидали…
        — Сядьте.  — Рэнсом подошел к стулу во главе стола и отодвинул его.  — Я пришел не для того, чтобы прибавить вам работы.
        — Не желаете ли супу?  — Абигейл подала знак одной из недавно нанятых горничных.
        — Только вина. Я здесь не для того, чтобы есть.
        Стало тихо: все обдумывали вопрос, который никто не решался задать вслух. Если герцог пришел не для того, чтобы прибавить работы слугам и не для того, чтобы есть… тогда зачем он здесь?
        — Дайте мисс Гуднайт отдохнуть от Морбидии.  — Он сел за стол.  — Наверняка найдется о чем поговорить, кроме нее.
        — Ничего страшного,  — отозвалась Иззи в попытке уберечь приятную атмосферу вечера.  — Честное слово, я не против.
        — В таком случае, я против — ради вас.
        А-а, так вот зачем он явился на ужин. Чтобы вступиться за нее. Выступить в роли ее мрачного и неделикатного защитника. Иззи разразилась бы ливнем благодарных слез, если бы не боялась пересолить изумительный суп.
        Герцог постучал вилкой по тарелке.
        — Я думал, сегодняшний ужин предполагался как праздничный.
        — Так и есть, ваша светлость,  — подтвердила Абигейл.
        — В таком случае объявляю вечер отдыха от сказок. Мне больше нет до них дела — кроме, пожалуй, сказок, в которых рыцари и девицы падают в постель, чтобы предаться плотским утехам.
        Щеки Абигейл порозовели.
        — Ваша светлость! Ничего подобного они не делают.
        — Значит, они неинтересны мне.
        — Как видите, мисс Пелэм,  — подтвердила Иззи,  — герцогу неинтересно.
        — Только потому, что герцог сам не понимает, чего лишается. Ему надо поближе познакомиться с этими историями. Мы могли бы после ужина почитать ему.
        Горничная унесла супницу и внесла новое блюдо, которое поставила перед герцогом. Под снятым колпаком на блюде обнаружилось аппетитно подрумяненное каре ягненка.
        Рэнсом глотнул вина.
        — Надеюсь, никто не ждет, что я разрежу мясо?
        Дункан пристыжено взялся за нож и принялся разделывать каре и класть по куску на тарелки. Рэнсом отказался от своей доли.
        Иззи внутренне съежилась от мучительной неловкости. Так вот почему Рэнсом никогда прежде не садился с ними за стол! На нем, как на джентльмене, лежала обязанность разделывать любое мясо и дичь, а ему это не под силу. Особенно вечером, когда, как знала Иззи, его зрение резко ухудшается.
        Иззи перевела взгляд на кусок баранины в своей тарелке. Должно быть, даже простая тарелка кажется герцогу испытанием, которое он скорее всего провалит. Она зажмурилась и попыталась представить себе, как режет мясо вслепую. Возможно, она и справится — при должной практике. Но продемонстрирует ли она при этом хорошие манеры? Маловероятно.
        Раскладывая и поглощая блюда, все присутствующие на время забыли о беседе. Рэнсом по-прежнему только пил, и Иззи уже не сомневалась, что ничем хорошим это не кончится.
        Когда наконец подали десерт — чудесный пирог со свежими ягодами,  — Абигейл вышла из-за стола и вскоре вернулась с огромным переплетенным томом. Видимо, она помнила о своем обещании почитать вслух.
        — А вот и они,  — объявила она.  — «Сказки на сон грядущий». Сегодня мы начнем с самого начала.
        Рэнсом сдавленно чертыхнулся.
        — А без них никак не обойтись?
        — Пожалуйста, давайте не будем читать,  — взмолилась Иззи.  — Герцог вовсе не настроен слушать. Или, если уж читать, по крайней мере избавьте его от первых глав. Мой отец всегда стеснялся их. Он считал, что они не удались.
        — Но ведь это же начало! А начинать полагается с начала. Ваша светлость, вот увидите, скоро вас увлечет история Крессиды и Ульрика.
        Мисс Пелэм открыла свой фолиант, и Иззи с трудом подавила в себе стремление забиться куда-нибудь под ковер. А может, и просидеть под ним в какой-нибудь укромной щели ближайшие несколько лет. Как знать, может, пылевые клещи сочтут ее почти хорошенькой и объявят своей королевой.
        — «Часть первая,  — прочитала мисс Пелэм.  — Ночная тьма укрыла Англию. В маленькой деревушке, вдали от больших городов, приютился неприметный коттедж с крышей из сланцевой плитки, и на каждом окне коттеджа горела свеча. В комнате под серебряными лунами и золотыми звездами, нарисованными на потолке, стояла кровать под стеганым пурпурным покрывалом, а в кровати лежала девочка. Девочку эту звали Иззи Гуднайт, и ей не спалось».
        Поморщившись, Иззи украдкой бросила взгляд на Рэнсома, сидящего во главе стола. Может, это даже к лучшему, что он не съел ни крошки. По лицу герцога можно было подумать, что его сейчас вывернет наизнанку.
        Мисс Пелэм читала с выражением, на разные голоса:
        — «Папа, расскажи мне сказку!» — попросила малышка. «Уже поздно, Иззи»,  — ответил я. «Ну пожалуйста, папа! Я боюсь темноты, а после твоих сказок мне так сладко спится».
        От этих слов герцог застонал — еле слышно, и тем не менее это был стон. Иззи тоже застонала, но беззвучно.
        Между тем унижения только начинались. Дальше будет еще хуже.
        — «Ладно,  — продолжала Абигейл,  — погаси свет, голубушка Иззи, и я расскажу тебе такую сказку. Жила однажды во времена храбрых рыцарей и бесстрашных дам утонченная и смелая леди по имени Крессида. Глаза у нее были изумрудно-зелеными, а волосы — янтарными, гладкими, как шелк».
        Иззи сжалась, готовясь к худшему. И оно наступило: вот оно, проклятие из трех слов, мучающее ее всю жизнь. Шевеля губами, Иззи повторила те же слова, которые мисс Пелэм выговорила отчетливо:
        — «Такими, как твои».
        Мисс Пелэм подняла взгляд от книги и уставилась на Иззи.
        — Любопытно, правда? Признаться, эта мысль не дает мне покоя с тех пор, как мы познакомились. А вам, Дункан?
        Дункан кивнул.
        — Честно говоря, мисс Пелэм, мне тоже.
        — Иззи, ответ на этот вопрос вы наверняка знаете. Почему ваш отец написал, что у вас изумрудные глаза и гладкие янтарные волосы?
        — Я…
        Боже мой. Этот вопрос всегда ставил Иззи в тупик. А разве ответ не очевиден? Потому что Иззи из этих сказок — другая Иззи. Потому что никто не захотел бы слушать сказки о смешной девчонке с похожей на швабру шапкой спутанных темных кудряшек и бледно-голубыми глазами. А уж тем более представлять себя на ее месте. И потому что она, настоящая, живая Иззи Гуднайт, могла лишь надеяться стать в лучшем случае почти хорошенькой.
        — Потому что ее отец был ослом,  — заявил Рэнсом.  — Это же очевидно.
        Абигейл и Дункан ахнули в один голос.
        — Нет-нет!  — запротестовала Абигейл.  — Вы совершенно не правы, ваша светлость. Сэр Генри был… словом, самым нежным и любящим отцом, о каком только может мечтать девочка. Ведь правда, Иззи?
        Рэнсом снова заметил, что Иззи не спешит с ответом, неловко отводя взгляд.
        — Ладно, я готов исправиться: он был хитрым ослом и сумел одурачить всех. Если добрый сэр Генри был таким заботливым отцом, почему же он не удосужился оставить дочери приличный доход и удобный дом?
        — Ваша светлость, его смерть стала трагедией,  — напомнил Дункан.  — Он умер внезапно.
        — Да, этого никто не ожидал,  — подтвердила Иззи.
        Абигейл участливо взяла Иззи за руку.
        — Могу себе представить, как вам было тяжело! Вся страна скорбела вместе с вами.
        Рэнсом покачал головой.
        — Это не оправдание. Непоправимые беды в жизни редки, но смерть определенно относится к ним.  — Он жестом велел подлить ему еще вина.  — Если хотите знать мое мнение, то сэр Генри Гуднайт был ничем не лучше торговцев дешевым спиртным или опиумом. Он приучал читателей к своим слезливым сказочкам, которые продолжал кропать одну за другой, не заботясь о том, сколько людей утратило способность рассуждать здраво, барахтаясь в этом болоте из липкой патоки.
        Даже Иззи решила, что это уже чересчур.
        — Вам незачем восхищаться сказками моего отца,  — заявила она.  — Но будьте добры не принижать читателей и романтику в целом. Крессида и Ульрик — всего лишь персонажи. Моранглия целиком выдумана. Но любовь все-таки существует. Она окружает нас повсюду.
        Он поставил свой бокал и повернул голову, словно осматривая столовую.
        — Где именно?
        Иззи не сразу нашлась с ответом.
        — А я должна была указать на нее, как на архитектурную деталь? Как будто она вставлена в рамку и вывешена на стене?
        — Вы же сами сказали: любовь окружает нас повсюду. Ну и где она? Нас за этим столом всего четверо, все мы взрослые люди. И ни единого романа. Ни одного влюбленного.
        — Но…
        — Что «но»? Ваше положение всем известно, мисс Гуднайт: из-за отцовских сказок вы обречены остаться старой девой.  — Он кивнул в сторону камердинера.  — Дункан потратил десять лет, ухаживая за одной лондонской горничной. Кудрявой ирландкой с внушительными формами. А она на него ни разу даже не взглянула.
        Дункан предпринял слабую попытку возразить, но Рэнсом не обратил на нее внимания.
        Он повернулся к Абигейл.
        — А вы, мисс Пелэм? Вы свежи и по любым меркам привлекательны. Ваш отец — джентльмен. И где же ваши поклонники?
        Абигейл потупилась, не сводя глаз со своего недоеденного пирога.
        — Был один…
        — Да? И где же он?
        — Ушел служить во флот,  — упавшим голосом объяснила Абигейл.  — Мое приданое невелико, а он второй сын у родителей, так что собственного состояния у него нет. Мы так и остались друзьями.  — Она попробовала улыбнуться.  — Конечно, все могло сложиться иначе…
        Рэнсом стукнул каблуком по ножке стула.
        — Именно. Видите? Жестокая действительность вновь погубила чувства.  — Он взмахнул рукой, указывая поочередно на Иззи, Абигейл и Дункана.  — Пренебрегаемая, нежеланный, отвергнутая. Ни одного счастливого финала!
        — Так нечестно!  — заявила Иззи.  — Наши истории еще не закончены. И даже если нам уже не на что надеяться, мы — всего лишь четверо человек, капля в огромном человеческом море. Каждый день я получаю письма от папиных читателей — самых разных людей, которые…
        — Отчаялись и пали духом?
        — Которые верят в любовь.
        Рэнсом с равнодушным видом откинулся на спинку стула.
        — Это то же самое.
        — Нет, не то же!
        Иззи уставилась на него в упор, сама не понимая, почему ей вдруг стало так важно победить в этом споре. Если Рэнсом готов провести в одиночестве и тоске остаток своих дней, он имеет на то полное право. Но его самоуверенный вид вызвал у Иззи нестерпимое раздражение. Этот человек не просто высмеивал любовь и романтику. Он оскорблял ее друзей и знакомых. И ее собственный труд.
        И ее самые сокровенные мечтания.
        Спор утратил чисто теоретический характер и стал сугубо личным. Если она не сумеет защитить идею вечного счастья, как ей тогда надеяться на то, что она его обретет?
        Она предприняла еще одну попытку:
        — Все… ну, то есть почти все… понимают, что истории моего отца — это просто сказки. Но любовь — это не иллюзия,  — и услышав, как недоверчиво фыркнул Рэнсом, твердо повторила: — Нет.
        Внезапно ее осенило.
        — Подождите!  — Она вскочила из-за стола и бросилась в сторону лестницы.  — Подождите здесь минутку, и я вам докажу…
        Она выскочила в коридор, пробежала по нему и, быстро перебирая ногами, взлетела по всем тридцати четырем ступенькам в башню. Там она стремительно перерыла полученные письма, нашла знакомый конверт и бросилась вниз по лестнице, прижимая конверт к себе.
        Она вернулась в столовую запыхавшаяся, но торжествующая.
        — Вот!  — Она предъявила помятый конверт.  — У меня в руках доказательство того, что папины истории способны изменить человеческую жизнь. Доказательство, что истинная любовь всегда побеждает.
        — Сейчас, приготовлюсь к разгрому…  — Герцог поднес к губам свой бокал и осушил его залпом.  — Продолжайте.
        Иззи развернула письмо и начала читать:

«Дорогая мисс Гуднайт,
        мы никогда не встречались, и все-таки я считаю Вас близкой подругой. Может, даже сестрой. Моя гувернантка начала читать мне истории Вашего отца, когда мне было всего шесть лет, и с тех пор, как я себя помню, добрые жители Моранглии населяли мои сновидения — наверное, так же, как Ваши. Узнав о безвременной кончине сэра Генри, я несколько месяцев подряд ночь за ночью оплакивала его и Вас.
        Теперь я уже выросла, как, должно быть, и Вы. В этом году мой отец выбрал мне мужа, не спрашивая моего согласия. Выбранный им человек не жесток и не груб, однако он кажется мне бесчувственным и холодным. Я уверена, что он не любит меня и скорее всего никогда не полюбит. Он вознамерился присвоить меня, и теперь идет к этой цели, проявляя не больше чувств и внимания, чем случается проявлять мужчинам при покупке лошади. Предстоящая жизнь с ним внушает мне ужас.
        Все эти объяснения наверняка покажутся Вам знакомыми. Ведь правда же, я вылитая Крессида из тридцать пятого выпуска, когда отец объявил о ее помолвке и она узнала, что ее жених — ужасный лорд Туполоб? Вот только башни без окон и стайки помощниц-мышек у меня нет.
        Мое сердце, как и сердце Крессиды, уже много лет принадлежит другому. О, мисс Гуднайт, как бы я хотела познакомить Вас с ним! Как и Ульрик, он вырос в небогатой семье. Однако он уже не раз показывал, на что способен, и демонстрировал такое понимание и преданность, каких я не видела даже от самых близких подруг и родных. Я люблю его всей душой.
        Я стою перед ужасным выбором. Но я сумела прислушаться к советам сердца и принять смелое решение.
        Я последую примеру Крессиды и сбегу. Даже без помощи мышек.
        Можете не сомневаться: завтра же я буду вместе со своей истинной любовью, и мы вдвоем выдержим все испытания жизни. Огромное спасибо Вам, мисс Гуднайт, и Вашему дорогому отцу, память о котором живет в его сказках и сердцах людей».
        Когда Иззи подняла голову, в уголках ее глаз блестели слезы.
        — И подпись: «С бесконечной признательностью — Ваша леди Эмили Ривердейл».
        Она с победным видом опустила руку с письмом. Вот так-то! Это письмо наверняка тронет Рэнсома.
        Он и вправду не остался равнодушным.
        Не говоря ни слова, он встал. И навис над столом, рослый, смуглый и зловещий, как грозовая туча. Его руки сжались в кулаки. Иззи перепугалась: судя по виду, еще секунда — и он начнет метать молнии.
        По спине Иззи побежали мурашки.
        Всегда такой сдержанный, Дункан лихорадочно размахивал руками, силясь привлечь внимание Иззи.
        — Что такое?  — шепотом спросила она камердинера.  — Что не так?
        Вытаращив глаза, Дункан указал на письмо в ее руке и одними губами выговорил: «Вот это».
        Это?..
        Герцог широкими шагами вышел из столовой, а Иззи снова пробежала взглядом письмо, пытаясь понять, какие слова оскорбили его. Письмо выглядело вроде бы пристойно, разве что…
        Остановив взгляд на подписи отправительницы, Иззи похолодела. Казалось, ее сердце и желудок вдруг поменялись местами.
        Не может быть. Только не это.
        Эмили Ривердейл.
        Леди Шемили Ливерпейл.
        Глава 16
        Господи, ну и дура же она!
        Письмо, которое Иззи сжимала в руке, написала бывшая невеста Рэнсома. Та самая вертихвостка, которая сбежала с фермером и стала причиной появления шрама на лице герцога, чуть не погибшего при попытке вернуть невесту. А Иззи угораздило прочитать это письмо вслух в присутствии Рэнсома как доказательство вечной любви!
        Проходя мимо Дункана, она сунула ему письмо, потом подхватила юбку одной рукой, а подсвечник со свечой — другой.
        — Надо догнать его.
        Шагая так быстро, как только позволяли тугой корсет и ткань платья, она вышла в коридор.
        — Рэнсом, подождите!
        Он даже не сбавил шаг, предостерегающе бросив через плечо:
        — Не сейчас.
        Эти слова обрушились на нее, как удар в грудь, вынудив застыть на месте. Пропустить такой ответ мимо ушей было невозможно. В нем сказывалось наследие одиннадцати поколений людей, умеющих отдавать приказы.
        Герцог был зол, оскорблен и мог взорваться в любую секунду.
        Собравшись с духом, Иззи все-таки последовала за ним.
        Она прибавила шагу, чтобы не отставать, мимоходом подумав о том, как хорошо он изучил расположение этих комнат и коридоров, вышагивая по ним ночами в темноте.
        Наконец он свернул в какую-то комнату, и Иззи поняла, что здесь она сумеет загнать его в угол.
        Выбранная комната оказалась библиотекой.
        Как ни странно, именно в библиотеку Иззи до сих пор избегала заглядывать. Хотя эта обширная комната со шкафами красного дерева, возвышающимися от пола до потолка, была способна заворожить истинного библиомана, его восторг скорее всего смешался бы с невыносимой печалью. Даже беглого взгляда в первый день хватило Иззи, чтобы понять: все хоть сколько-нибудь интересные и ценные книги давным-давно пропали. Уцелели лишь сухие трактаты по земледелию да устаревшие календари, но и они были безнадежно испорчены плесенью и насекомыми.
        Иззи давно уже пообещала себе, что, когда у нее появятся деньги, она приведет эту комнату в порядок и снова наполнит ее лучшими книгами, какие только можно найти. Книгами в добротных переплетах из мягкой кожи всевозможных цветов — темно-зеленого, глубокого синего, благородного коричневого, насыщенного бордо. Когда-нибудь она будет проводить дождливые дни, сидя вон у того массивного камина в уютном кресле, закутавшись в плед и увлеченно читая захватывающий готический роман.
        А пока приходилось довольствоваться жизнью, подобной этому роману.
        Иззи остановилась посреди комнаты и поставила подсвечник на пыльный стол.
        — Рэнсом, я…
        Он остановил ее, вскинув вытянутую руку.
        — Гуднайт, я предупреждаю вас: сейчас меня лучше не задевать.
        — Пожалуйста, выслушайте меня. Я вовсе не собираюсь спорить. Просто позвольте мне извиниться. Мне правда очень жаль. С моей стороны было чудовищно неразумно прочитать это письмо вслух. Я хранила его у себя с давних времен, но понятия не имела, что оно означает. Мне и в голову не приходило, что это ваша леди Эмили.
        В нем вспыхнула ярость.
        — Так вы знаете?..
        — Да. Знаю.
        Он сделал два порывистых шага в ее сторону. Тени и свет зловеще заиграли на его лице, обезображенном шрамом.
        — Стало быть, вы сплетничали обо мне. Или нашли какие-то письма в куче остальных. Может, вы даже совали в них нос без моего ведома?
        — Нет!  — поспешила заверить Иззи.  — Ничего подобного! Я узнала обо всем от Дункана.
        — От Дункана? Он вам рассказал?  — Рэнсом яростно выругался и отвернулся.  — Так вот в чем дело. Значит, на свете не осталось ни одной живой души, которой я мог бы доверять.
        — Нет-нет, пожалуйста, не поймите меня превратно!  — Убеждая его, Иззи постепенно приближалась, осторожными шажками сокращая расстояние между ними.  — Просто Дункан переживает за вас. Честное слово, он даже не собирался сплетничать. И ничего такого не говорил. Просто рассказал мне про герцога Мотфейри и леди Шемили, и я додумала остальное.
        — Мотфейри?!
        Иззи, ужаснувшись, хлопнула себя ладонью по лбу.
        — Не обращайте внимания! Пожалуйста, забудьте все, что я об этом говорила!
        Не успела она понять, что происходит, как он шагнул к ней, схватил за талию и притиснул к ближайшей стене, вдоль которой выстроились пустые книжные полки.
        — Я же предупреждал,  — прорычал он,  — просил вас не трогать меня сейчас. Теперь я отплачу вам тем же.
        Он взялся обеими руками за книжные полки по обе стороны от Иззи, зажимая ее, словно в тиски. Жесткий край полки уперся ей в спину, еще один — сзади в ноги. От Рэнсома сильно пахло вином.
        Она попала в ловушку, и ее тело отреагировало на это событие так, как у любого животного. Волоски сзади на ее шее встали дыбом, грудь высоко поднималась, наполняя легкие воздухом. Сердце бешено застучало.
        — П-простите,  — запинаясь, выговорила Иззи.  — Мне очень жаль…
        — За что простить? За то, что вы прочитали мне то письмо? Простить за мою боль? За то, что косвенно виновны в том, что моя жизнь разрушена?
        Господи, так он и вправду считал ее виновной.
        — Мне очень жаль,  — осторожно отозвалась Иззи,  — что леди Эмили так и не поняла, что вы за человек.
        — Вот как?  — Он переложил одну руку с полки на талию Иззи. Ладонь заскользила по гладкому шелку, неспешно обводя очертания ее груди и бедра.  — И какой же я человек?
        — Хороший. Человек, который выглядит иногда неприветливым и хмурым, а все остальное время — неприятно высокомерным. Но в трудную минуту в его преданности и защите можно не сомневаться. Вы ведь последовали за ней, Рэнсом. Вы пытались ее догнать, а могли бы просто махнуть рукой.
        — Да, я за ней погнался. И если по этой причине вы считаете меня героем, то жестоко ошибаетесь. Все, что написано в ее письме,  — правда. Я не любил ее. И вряд ли когда-нибудь полюбил бы. Для нее я бы навсегда остался злодеем и мучителем.

«Я не любил ее».
        Услышав эти слова, Иззи следовало бы вздохнуть с облегчением — за Рэнсома. А вместо этого она эгоистично обрадовалась за саму себя.
        — Вы понятия не имеете,  — он придвинулся ближе, и тепло его дыхания овеяло ухо Иззи.  — Вы не представляете себе, как велико искушение погубить вас. Прямо здесь, немедленно. Какой чертовски сладкой могла бы получиться эта месть! Самой известной девственнице Англии придется раздвинуть ноги для моего достоинства!
        От этих дерзких слов у Иззи подкосились ноги и перехватило дыхание. Проклятый тугой корсет и жесткая шнуровка! С каждым вздохом ее грудь все сильнее натягивала алую шелковую ткань. От трения соски быстро затвердели.
        — Вы этого не сделаете.  — Она сглотнула.  — Вы не из тех людей, которые пользуются своими преимуществами.
        — Мне и не к чему ими пользоваться.  — Он опустил руку и приподнял юбки Иззи.  — Я просто принимаю приглашение.
        Подхватив ее ногу под коленом, он поднял ее, отвел в сторону и поставил на нижнюю полку. В этом положении он прижал ее ногу своим коленом.
        Сердце Иззи замерло, едва он коснулся ее нижних юбок и поднял их. Под юбки она не надела ничего, кроме чулок. Но ни запротестовать, ни начать отбиваться она не могла. Его уверенные прикосновения заворожили ее, возбуждение начало нарастать еще до того, как его рука коснулась укромного места между ее ног.
        Вдобавок Иззи вовсе не хотелось возвращаться в столовую и делать вид, будто бы ничего не произошло. Ей хотелось остаться здесь, с ним, жаждать и изнывать от желания. Ее румянец и затрудненное дыхание было бы невозможно подделать, они говорили всю правду. Желание сосредоточилось между ее ног и было бесстыдно-откровенным.
        Его большой палец коснулся ее складки, осторожно раздвинул ее. Иззи пронзила дрожь, она схватилась за ближайшую полку, чтобы не упасть.
        — Да…  — простонал он.  — Я знал, что так и будет. Я знал, что ты станешь влажной, ожидая меня.
        От этих грубых слов она словно обезумела. Его палец проскользнул в нее, и она закусила губу, чтобы не закричать.
        Да.
        Он знал, чего она хочет. И с каждым легким движением погружался чуть глубже.
        И все-таки она мечтала о большем. Слегка покачивая бедрами, она пыталась впустить его глубже. Она хотела его. Хотела почувствовать его глубоко в себе.
        — Неужели никто до сих пор не догадался? Даже не понял, какая ты пылкая и страстная? Больше никто не увидит то, что вижу я. Никто не заставит тебя задыхаться и стонать.
        Она выгнула спину, выдохнув:
        — Никто.
        — Только я.  — Его палец скользнул еще глубже.  — Скажи это.
        — Только ты…
        С довольным ворчанием он наклонил голову и покрыл поцелуями ее грудь. Потом прихватил зубами край лифа, потянул его вниз, и прежде чем Иззи успела предупредить, что платье чужое, а швы и так натянуты до предела, послышался негромкий треск ткани.
        Ее грудь оказалась на свободе, в легкие хлынул поток воздуха.
        — Вот так.  — Он приподнял ее грудь на ладони и обвел сосок языком.  — Я знаю, чего ты хочешь.
        Он взял ее за талию обеими руками, быстрым движением приподнял ее на шесть дюймов над полом и усадил на полку. Потом задрал до талии ее юбки и встал между ее ног.
        — Если ты не готова, так и скажи,  — хрипло выговорил он.  — Тебе незачем кричать. Незачем отталкивать меня. Достаточно просто сказать.
        Иззи не знала, что сказать. Ее тело хотело его — в этом не могло быть никаких сомнений. Неужели таким и будет ее первое соитие — и, возможно, единственное в жизни? Поспешным, скрытным, на пыльной книжной полке, больше похожим на собачью случку? Ведь ясно же, что он не собирается предаваться с ней любви. Сама мысль о любви чужда ему.
        — Я…  — Она с трудом перевела дыхание.  — Я не говорю «нет».
        Он застонал и приподнял ее, чтобы помочь обхватить ногами ее талию.
        — Но я не хочу, чтобы все было вот так. Мне нужны чувства. Нужна нежность. Я знаю, что и ты хочешь их.
        Его пальцы вонзились в ее ягодицы, он провел языком по ее груди.
        — К черту нежность. К дьяволу чувства. Я не тот, кто будет любить тебя, но я дам тебе все — слышишь? Все!  — чего жаждет твое тело.
        — Только потому, что…
        Он втянул в рот ее сосок, и в очередном взрыве блаженных ощущений она лишилась дара речи.
        Запустив пальцы в его волосы, Иззи предприняла попытку объясниться:
        — Если она сбежала, это еще не значит, что никто не полюбит тебя. Рэнсом, я… я знаю, что на самом деле тебе нужно не только это.
        — Но это значит для меня очень много.  — Он выдвинул бедра вперед, и твердая выпуклость спереди под его брюками прижалась к низу ее живота.  — И ты можешь получить все. Сколько угодно и как пожелаешь.
        Иззи невольно застонала. Да, об этом она и мечтала.
        Он задвигал бедрами, увлекая ее размеренным и неумолимым ритмом. Выпуклость под согретой шершавой тканью будто дразнила ее. Тихонько застонав, Иззи вцепилась в полку, способная лишь беспомощно наслаждаться каждым движением.
        Каждым движением он будто подталкивал ее к самому краю пропасти. И к освобождению.
        Он прекрасно понимал это.
        — Кончи для меня.  — Он просунул ладонь между их телами и снова погрузил в нее палец. При каждом движении внутрь и наружу твердый край его ладони терся о ее жемчужину.  — Я хочу почувствовать это. Хочу услышать.
        У Иззи вырвался тонкий стон наслаждения.
        — Мое имя.  — Он продвинулся чуть глубже.  — Скажи мое имя. Я хочу слышать, что ты знаешь: это я.
        — Рэнсом…  — она изо всех сил вцепилась в книжную полку.
        Внезапно…
        Полка подалась под ее рукой.
        Со скрипом и шорохом стена за спиной Иззи повернулась вокруг своей оси. И оба рухнули в темноту.
        — Что такое?..  — отдышавшись, проговорила Иззи.  — Что случилось?
        Будь Рэнсом проклят, если он хоть что-нибудь понимал. Еще мгновение назад он был в раю: Иззи выговорила его имя, нежные горячие складки, истекающие влагой, сжимали его пальцы… Победа, прямо у него на ладони.
        И уже мгновение спустя оба очутились в аду. Часть стены вместе с книжными полками на ней повернулась вокруг своей оси и куда-то унесла их с собой.
        И где они теперь, неизвестно.
        Рэнсом ничего не понимал. Знал только, что вокруг темно и тесно. В воздухе пахло гнилью и вековой плесенью.
        — Это какой-то потайной ход?  — спросила Иззи, все еще тяжело дыша.
        Он убрал руку от ее трепещущей плоти и попытался одернуть ее юбки. Но он по-прежнему придерживал Иззи на полке, не давая спустить ноги на пол. Еще неизвестно, что там, внизу, под его ногами.
        Свободной рукой Рэнсом ощупал пространство вокруг книжных полок.
        — Скорее, потайной шкаф. Если здесь когда-то и был ход, то теперь он замурован.
        — Наверное, это убежище священника. Тайник. Такие строили в XVI веке, когда католичество было объявлено незаконным. Должен быть какой-то способ выбраться отсюда. Рычаг или…
        — Дай я посмотрю.
        Он обшарил полки, нажимая на каждый край и выступ. Безуспешно. Потом попытался всем весом надавить на одну сторону шкафа, чтобы повернуть его и привести в прежнее положение. Тот же результат, вернее, его отсутствие.
        — Дункан и мисс Пелэм наверняка будут искать нас,  — сказал он.  — Мы услышим шаги и позовем на помощь.
        Иззи вцепилась ему в воротник. Ее дыхание стало сдавленным.
        — Только не уходи…
        — Что такое? Ты ушиблась?
        Он почувствовал, как она качает головой. Ее пальцы на лацканах сжались в кулаки.
        — Просто… здесь так темно, а я…
        — А ты боишься темноты. Я помню.
        Она уткнулась головой ему в плечо.
        Господи. Так, значит, она не преувеличивала. Это был не просто страх, а панический ужас. Он чувствовал, как она дрожит, понимал, как ей страшно, по участившемуся дыханию. Женщина, которая ничуть не боялась летучих мышей, крыс, призраков и изуродованных герцогов, едва не окаменела от ужаса…
        Очутившись в темноте.
        У Рэнсома пропало всякое желание насмехаться над ней или злорадствовать. И гнев, и похоть растворились в мрачной подавленности. Он обнял Иззи, привлек к себе и крепко прижал. Потому что он понимал ее страх так же хорошо, как знал собственную душу. Он тоже чувствовал себя несчастным, одиноким и перепуганным, блуждая в потемках.
        — Все хорошо,  — сказал он.  — Здесь темно, но ты не одна. Здесь я.
        Она снова вздрогнула.
        — Это так стыдно, совсем по-детски… И такое продолжается с тех пор, как мне исполнилось девять.
        — Что случилось с тобой в девять лет?
        В таком возрасте испытывать страх перед темнотой уже поздновато. Может, подробный рассказ поможет ей избавиться от ужаса. Или хотя бы рассеет тишину.
        — Раньше летом я часто гостила у моей тети в Эссексе. Дочерей у нее не было, только один сын, Мартин. Я о нем уже упоминала.
        — Тот самый, который столкнул тебя в пруд?
        — Да.  — Она по-прежнему дышала прерывисто и говорила краткими, сдавленными фразами: — Он самый. Мерзкий, противный мальчишка. Он завидовал мне. И ненавидел меня. Только и ждал, когда я уеду. Когда ему случалось застать меня одну, он колотил меня. Придумывал злые прозвища. Этим он ничего не добился и тогда попытался утопить меня в пруду. Но и на этот раз у него ничего не вышло. Наконец он подстерег меня в саду, затащил в садовый погреб и запер там. От погреба до дома было шагов тридцать, вдобавок он был довольно глубокий. Никто не услышал, как я зову на помощь. Меня нашли только после того, как прошел целый день и вся ночь. Мартин наконец-то достиг своей цели. Увидев, что я в истерике и плачу без умолку, тетя Лилит отправила меня домой. С тех пор я ненавижу темноту.
        Только теперь его осенило.
        — Так вот почему отец начал рассказывать тебе сказки. Потому что ты боялась темноты.
        — Да.
        — И по той же причине утром, проснувшись, я всегда находил тебя внизу. Ты все еще боишься оставаться одна в темноте.
        Она медленно вздохнула.
        — Да.
        Мрачно чертыхнувшись, Рэнсом принялся успокаивающе поглаживать ее спину.
        — Этот твой кузен — злобный гаденыш. Надеюсь, он получил по заслугам.
        — Ничуть. Сейчас он уже взрослый подлец и за все свои выходки был только вознагражден.
        — Как это?
        — Свое единственное завещание мой отец написал еще до того, как родилась я, в день своего совершеннолетия. Я и не подозревала об этом завещании, а папе и в голову не приходило переписать его. Согласно этому завещанию, все его имущество должно было перейти к ближайшему родственнику мужского пола, так что…
        — Все досталось твоему кузену.
        Она кивнула.
        — Когда Мартин явился, чтобы принять во владение дом и все, что в нем есть, я думала, может, с годами он образумился и переменился. Надеялась, что мы сумеем договориться. Но нет, он остался все таким же злобным, мелочным и грубым и лишь сильнее ненавидел меня за то, что папа сумел прославиться. И он отнял у меня все, вплоть до последнего огрызка пера. Еще и злорадствовал при этом.
        Рэнсом стоял не шелохнувшись, чтобы не растревожить ее. А внутри у него ярость бушевала, как лесной пожар. Он больше не желал ждать, когда Дункан и мисс Пелэм отыщут их. В бешенстве он был способен голыми руками проломить стену.
        — Ты молчишь…  — нерешительно выговорила Иззи.
        Он сделал глубокий вдох и выдох, пытаясь взять себя в руки.
        — Просто задумался и увлекся одной логической задачкой. Как бы мне поступить: бросить твоего кузена на растерзание стае голодных шакалов? Или скормить его стае прожорливых пираний?
        — Задачка что надо.  — Она хихикнула.  — Послать бы такой вопрос лорду Перегрину!
        Некоторое время оба молчали.
        — Как ты это терпишь?  — спросила она.  — Как сумел продержаться так долго? В темноте?
        — Поначалу было нелегко,  — и это еще мягко сказано, мысленно добавил он.  — Но со временем я привык. Темнота пугает потому, что кажется бесконечной. Но на самом деле она не столь обширна. Ее можно исследовать, понять, какой она формы, измерить ее, и тогда как будто видишь, но не глазами. У тебя есть еще руки, нос, уши…
        — У меня есть разум,  — шепотом возразила Иззи.  — А это самое страшное. Это он наполняет темноту всякими ужасами. У меня слишком богатое воображение.
        — Тогда захлопни дверь, ведущую в него. Никаких больше историй и сказок! Сосредоточься лишь на том, что можешь почувствовать. Что прямо перед тобой?
        Она приложила ладони к рубашке на его груди, ощутила тонкую прохладную ткань.
        — Ты.
        — А по обе стороны от тебя?
        — Твои руки.
        — А за твоей спиной?
        Она медленно вздохнула.
        — Твои ладони. Они касаются моей спины.
        Он провел ладонями вверх и вниз по ее спине, согревая и успокаивая.
        — Вот и все, что тебе нужно знать. Я держу тебя. Если кто-то и прячется в темноте, я не пущу его к тебе.
        Прошло несколько минут, и дрожь Иззи начала утихать. Рэнсому показалось, что у него в груди развязался какой-то тугой, неприятно сдавливающий узел.
        — Ты такой большой и сильный…  — пробормотала она.
        Рэнсом не ответил.
        — И запах от тебя… успокаивает.  — Она ткнулась лбом в его плечо.  — Ты пахнешь виски и кожей. И собаками.
        Он невольно засмеялся.
        — Видишь? Ты все поняла. Людей можно чувствовать, даже не видя их: запахи, звуки, ощущения. До сих пор поражаюсь тому, как мало внимания я уделял всему этому до того, как был ранен. Если в случившемся и есть светлая сторона, то это мое вновь обретенное умение замечать то, что прежде я упускал.
        Например, женщину в его объятиях.
        Рэнсом нисколько не сомневался: случись ему несколько лет назад встретить Иззи Гуднайт при дворе, он даже не взглянул бы на нее. Темноволосая, хрупкая, скромно одетая, невинная и не уверенная в себе — словом, она не в его вкусе. Обычно его внимание притягивали жизнерадостные пышные блондинки.
        На этот раз глаза сослужили бы ему плохую службу.
        Потому что эта женщина… она как откровение. Всякий раз, заключая ее в объятия, он вновь поражался ее теплу и мягкости. Удивлялся свежему запаху ее волос, напоминающему аромат молодой зелени, и тягучей, сладкой напевности ее голоса. И присущей ей страстности натуры.
        И ее нежности… Ее руки заскользили по его телу, обвили его талию, притянули ближе.
        Иззи снова уткнулась лицом ему в грудь.
        Приникла к ней.
        Значит, она совсем успокоилась.
        — Если возможность заметить то, что раньше упускал,  — лучшее, что есть в слепоте, что же тогда худшее?  — спросила она.
        Господи, да претендентов на такую честь — сколько угодно. Иззи могла бы и сама догадаться о многих. Но кое-что она даже вообразить себе не могла, а Рэнсом не собирался просвещать ее.
        — Ненависть к неожиданностям,  — удивил самого себя признанием Рэнсом.  — Теперь я раб привычек и порядка. У меня в голове хранится карта каждой комнаты этого дома, каждого стола. Мне приходится класть каждый предмет именно туда, где я взял его, иначе потом я его не найду. Чувствую себя старым брюзгой, которого неожиданности только раздражают.
        — А я стала как раз такой неожиданностью,  — подсказала Иззи.
        — Да. Именно.
        — Вдобавок начала менять установленный порядок. Менять расположение всего, что ты уже нанес на мысленную карту.
        — И это тоже.
        Иззи подняла голову.
        — Теперь я понимаю, почему ты гнал меня прочь из замка. Я была неприятным сюрпризом. Ты, наверное, сразу возненавидел меня.
        Он дотронулся до ее щеки пальцем.
        — Нет, ненависти к тебе во мне не было.
        — Если поначалу и не было, то теперь для нее есть причины. Рэнсом, пожалуйста, поверь мне. Я прошу прощения: за письмо, за замок, за леди Эмили. За все. Ты имеешь полное право…
        Он перебил ее:
        — Гуднайт, мы заперты вдвоем в тесном и темном пространстве. Пока что мы держимся вполне достойно. Но лучше не напоминать мне о том, как много у меня причин досадовать на твое присутствие и презирать все, чем ты так дорожишь.
        — Хорошо.  — Она глубоко вздохнула.  — Но если подумать, нам, пожалуй, незачем ждать, когда нас спасут. Должен же быть где-то здесь скрытый засов.
        — И я его найду.
        — Нет, придется мне самой.  — Иззи поерзала на своем месте.  — Нам стоило бы занять такое же положение, как до поворота стенной панели. Ты стоял между моих ног, а моя рука лежала на полке… вот так.
        Рэнсом послушно принял прежнюю позу, приподняв Иззи за бедра и чувствуя себя глупо. Неужели он и вправду держал ее вот так? С широко раздвинутыми ногами, сунув между ними руку, требуя назвать его по имени, чтобы потешить свое уязвленное самолюбие?
        Да. Видимо, так все и было.
        — Сейчас посмотрим…  — бормотала Иззи.  — Как же это?.. Ах да. Твои пальцы были во мне, ты просил назвать твое имя, а потом…
        — А нельзя ли без подробностей?
        Проклятье. Эта девушка — нищая и бездомная девственница, которая наряду со множеством других стала жертвой выдумок своего отца-шарлатана. Такого отвращения к самому себе Рэнсом еще никогда не испытывал. Иззи имеет полное право презирать его.
        — А потом…  — она потянулась, выгнув спину,  — когда я надавила вот сюда…
        Ее прервал негромкий скрип.
        Глава 17
        Мир вокруг Иззи снова изменился.
        Стенная панель повернулась вокруг своей оси, возвращая их обратно в библиотеку. Но на этот раз потайная дверь не закончила поворот, а застряла на полпути.
        От резкого движения оба качнулись вперед.
        — Уфф!
        В падении Рэнсом изогнулся, подхватывая Иззи на руки и принимая на себя всю силу удара.
        Она упала на него сверху, распростершись и хватая ртом воздух.
        — Спасибо,  — отдышавшись, выговорила она.
        Он отпустил ее.
        — Не благодари. Я просто…
        — Не надо.  — Она с улыбкой приложила пальцы к его губам, уговаривая его замолчать.  — Даже не вздумай.
        Ей не хотелось снова слышать о том, что он просто не способен на добрый или благородный поступок и что вся его жизнь — вызов, брошенный правилам приличия и романтике.
        Иззи уже знала, какой он на самом деле. Он сумел успокоить ее в темноте. Поделился с ней сокровенными мыслями и воспоминаниями, и она ответила ему тем же. Вдобавок он пожелал ее подлому кузену две хоть и воображаемые, но одинаково плачевные участи.
        Они поняли друг друга. По крайней мере в чем-то.
        И самое главное, Иззи уже ничуть не сомневалась: все его уверения в том, что он бессердечный негодяй, на самом деле просто слова.
        В подтверждение этой мысли, а заодно и чтобы отплатить ему за все грубости и притворство, Иззи наклонилась и нежно поцеловала его в лоб.
        Поцелуй продолжался целых два мгновения.

«Вот тебе, милый».
        Наконец Иззи поднялась и, как могла, привела в порядок корсет и разорванный лиф платья. Все это время Рэнсом продолжал лежать на вытертом до основы ковре.
        — Ты ушибся?  — спросила она.
        Он бессильно уронил руки на пол.
        — Я раздавлен.
        В коридоре раздались шаги. В библиотеку заглянули Абигейл и Дункан.
        — Боже мой!  — ахнул Дункан и бросился к Рэнсому, с ужасом оглядывая его перепачканную пылью и грязью одежду.
        — Вот вы где! А мы уже обыскали весь замок!  — Абигейл кинулась к Иззи, сразу же заметив, что ее платье порвано, а волосы растрепаны. Замерев, она перевела взгляд на лежащего на полу Рэнсома.  — Господи, что случилось?
        — Мы… мы застряли.  — Не в силах подобрать слова для объяснения, Иззи кивнула на приоткрытую стенную панель. Она надеялась, что вид тайного убежища все объяснит.
        Абигейл взвизгнула.
        — Да нет же, ничего страшного не произошло!  — поспешила успокоить ее Иззи.  — Мы же выбрались. Вот только ваше платье… прошу меня простить.
        — Я не об этом…  — слабо выговорила Абигейл и повернула Иззи к тайному убежищу.  — Смотрите!
        Иззи присмотрелась.
        — Неужели?..  — Она склонила голову набок, нерешительно шагнула ближе, и вдруг зажала ладонью рот.  — Боже мой! Так и есть…
        В темном и пыльном дальнем углу убежища лежали кости.
        Их хватило бы на полный человеческий скелет.
        В темноте Иззи и Рэнсом были не одни.
        Неожиданная находка сразу же положила конец праздничному ужину. Скелетам вековой давности это удается безо всякого труда.
        Рэнсом послал за судьей и викарием, и эти двое целый час обсуждали, как быть с костями: стоит ли сообщать о них кому-либо, устраивать похороны и так далее. Человек, останки которого были найдены в убежище для католических священников, вполне мог оказаться бродягой, контрабандистом или вором. Нельзя было даже определить, протестантом он был или католиком, поэтому мужчины с благодарностью приняли предложение Иззи захоронить неизвестного в замковой часовне.
        Кости собрали почтительно, но без промедления и сложили под камнем в полу часовни. Викарий прочел молитву.
        После этого викарий уехал домой, увозя с собой мисс Пелэм и Иззи, а Рэнсом остался один. И решил почтить неизвестного способом, освященным временами,  — выпив за упокой его души.
        Он приканчивал второй бокал виски, когда услышал пересекающие зал легкие шаги.
        — Это призрак?  — спросил он.
        — Я не верю в призраков. Или ты забыл?
        Иззи.
        Она прошла через весь зал.
        — Абигейл решила сегодня переночевать в доме отца. И я ее прекрасно понимаю.
        — Я тоже.  — Рэнсом полагал, что и Иззи останется ночевать в доме викария.
        Но она передумала. И вернулась к нему.
        Его грудь переполнили неописуемые чувства, которым он не знал названия. И потому приписал их воздействию виски.
        Она остановилась у очага.
        — А почему огонь догорает?
        — Все новые слуги ушли. Никто не желает работать в замке с привидениями, скелетами и прочими ужасами.
        — А-а.  — Она подбросила в очаг дров и принялась орудовать кочергой.  — А где Дункан?
        — Я отправил его в деревенский паб,  — объяснил Рэнсом.  — Ему необходимо выпить, а в одиночку он не пьет.
        — Ему и незачем. Он мог бы выпить вместе с тобой.
        — А вот я как раз предпочитаю пить в одиночку.  — Рэнсом отпил еще один глоток. Обжигающая, землисто-пряная жидкость скатилась в желудок.  — Почему ты не осталась у викария вместе с мисс Пелэм?
        — Она звала меня, но я отказалась.
        — Всего три часа назад мы нашли в тайнике мертвеца. И даже провели в тесном соседстве с ним несколько минут. Неужели тебе не страшно остаться здесь сегодня?
        — Конечно, страшно,  — ответила она.  — Мне всегда страшно, каждую ночь. Ты ведь уже знаешь. Но здесь мой дом. Я слишком долго ждала, когда у меня будет свой дом, чтобы убегать при первой же… ну, если уж говорить начистоту, при третьей или четвертой неприятности.
        Она придвинула стул ближе и села.
        — И если уж говорить совсем откровенно, я вернулась по еще одной причине.  — Ее голос смягчился.  — Я беспокоилась. Мне не хотелось оставлять тебя одного.
        Боже милостивый. Как этой женщине, которая видит весь остальной мир сквозь радужную дымку волшебных сказок, удается с орлиной зоркостью замечать слабости единственного человека — его, Рэнсома? Какими бы ничтожными ни были эти изъяны, как бы он ни старался скрыть их, она ухитряется высмотреть его уязвимые места и вцепиться в них когтями.
        Стул Иззи стоял совсем рядом с его стулом.
        — Когда мы нашли останки того бедняги…  — Рэнсом почувствовал, как она содрогнулась.  — Все мы были шокированы. Но ты, кажется, больше всех.
        Так и есть. Находка и вправду потрясла его. Он наклонился вперед, свесил голову. Через двести лет вот так могли найти его самого. Как бесполезную, всеми забытую груду костей.
        — Знаешь, Гуднайт, ты расстроила все мои планы.
        — Все сразу?  — уточнила она.  — Правда? Таким достижением можно гордиться.
        — Не задирай нос. Расстраивать-то было почти нечего. В сущности, план был единственный — оставаться здесь, в замке, пока я не обращусь в прах.  — Он снова выпрямился и провел ладонью по волосам.  — И тут появилась ты.
        — Только не говори, что тебе снова захотелось жить и все это благодаря мне.  — Зашуршал шелк: Иззи поудобнее устроилась на стуле.  — Ты сам на себя не похож.
        — Ради бога, только давай без этого!
        — Без чего?
        — Без улыбок.
        — Как ты догадался, что я улыбаюсь?
        — Услышал. Нет, черт возьми, почувствовал! Они теплые, приятные и…  — Он скривился.  — Тьфу.
        Она издала воркующий смешок.
        — О, Рэнсом!..
        — Час от часу не легче.  — Он поднял плечи так, словно хотел зажать ими уши.  — Теперь понимаешь, почему ты все испортила? Если нет, так спроси того малого, которого мы нашли в тайнике. На протяжении веков человек не мог найти места лучше, чем замок Гостли, чтобы зачахнуть и отдать концы. А теперь — нет. Теперь здесь драпировки и званые ужины. Это невыносимо.
        — Может быть,  — осторожно произнесла Иззи,  — это значит, что тебе следует вернуться в Лондон. В мир живых.
        Он покачал головой. Вернуться — ради чего? В Лондоне его никто не ждет.
        У него нет настоящих друзей. Он никогда не хотел их. Он — герцог Ротбери, один из самых знатных и богатых людей в Англии. Ему незачем лебезить перед кем бы то ни было, а всякую попытку лебезить перед ним он воспринимал с подозрением. Таким людям скорее всего что-то требовалось от него.
        Что же до врагов… в юности он коллекционировал врагов, как мальчишка — красивые камушки. Когда его ненавидели, по крайней мере он знал, что честно заслужил эту ненависть. Однако ему казалось, что ни один враг не в силах причинить ему вред. Он был неуязвим.
        Вплоть до того момента, когда выяснилось, что он ошибался.
        Черт бы побрал его слепоту. Из всех возможных ран ему досталась та, от которой нельзя исцелиться. Если бы он лишился руки, он вполне мог обойтись без нее. И без ноги, если уж на то пошло. И даже без обеих ног. Но если зрение не вернется к нему, в делах ему никак не обойтись без посторонней помощи. Он стал пленником собственного юношеского высокомерия. Остался совсем один, и у него нет близких людей, которым он мог бы довериться.

«Нет,  — нехотя поправил он себя,  — сейчас это уже не так».
        Сегодня вечером он не одинок. Он не мог припомнить, случалось ли ему за всю свою жизнь острее чувствовать присутствие женщины. Эти ощущения были невероятно сильны и болезненны. Иззи словно убивала его сотней почти незаметных способов.
        От огня, который она развела, веяло в его сторону теплом, и каждая волна была пропитана ее запахом. Дымом и травами. Ее близость влекла его.
        Он слышал, как она выбирает шпильки из волос: одна за другой эти мелкие металлические вещицы ложились на приставной столик. И каждый тихий стук отдавался у него в ушах громовым раскатом.
        Потом Иззи издала легкий, почти неслышный вздох. Но этот звук показался ему подобным реву урагана, выворачивающего с корнем деревья.
        Он прекрасно сознавал всю ироничность ситуации.
        Кроме них двоих, в замке больше никого нет. Он навеселе, а она более чем уязвима. Самое время привести в исполнение свои коварные планы. Продолжить осаду девственной крепости. Безжалостно пробить брешь в ее запретах. Урвать час-другой запретных наслаждений, а потом неопровержимо доказать: романтика и любовь — иллюзии, которым так охотно поддаются люди, а счастливых финалов попросту не бывает. По крайней мере в этом замке и с таким человеком, как он.
        Вот только в его замыслах имелся один изъян.
        Иззи слишком нравилась ему, чтобы привести этот план в исполнение.
        — Тебе пора ложиться,  — мрачно объявил он.  — Прямо сейчас.
        — Да.  — Она зевнула.  — Пожалуй, уже пора.
        Но она ушла не сразу. Сперва девушка поднялась со своего места и прошлась по залу. Он думал было, что она отошла за подсвечником с зажженной свечой. Но с этим пустяковым делом она должна была справиться гораздо быстрее.
        Целую минуту он напряженно прислушивался к лязгу подставки для дров, шороху ткани и скрипу ножек мебели по плитам пола, прежде чем его осенило.
        — Прекрати!  — Он поднялся.  — Сейчас же прекрати!
        — Что прекратить?  — Виноватые нотки в ее голосе ему явно не почудились.
        — Прекрати то, что сейчас делаешь.
        — Не понимаю, о чем ты.
        — Все ты понимаешь.  — Он сделал шаг в ее сторону.  — Ты только что придвинула вон тот стул к столу. А до этого повесила на гвоздь мой сюртук.
        — Ладно, ты поймал меня с поличным. Пошли за судьей. Упеки меня в тюрьму за чрезмерную опрятность.
        — Это не опрятность, Гуднайт. И ты это знаешь.
        Нет, ей было не отвертеться, потому что он точно знал, чем она занята. Она приводит комнату в порядок перед уходом. Убеждается, что каждый стул, подушка и кочерга находятся на своем месте.
        Для него.
        И это не просто опрятность или любовь к порядку. Это понимание и забота. А он сегодня в таком состоянии, что вести себя подобным образом рядом с ним попросту опасно. И тем не менее она отважилась на этот шаг.
        — Я провожу тебя в башню.  — Он предложил ей руку, не давая обвинить его в излишней галантности, благородстве и тому подобной чепухе. Его намерения были какими угодно, только не благими.
        Ему хотелось быть рядом с ней, плечом к плечу подняться на следующий этаж. Хотелось вести ее по коридору, сначала обняв за плечи, затем, словно невзначай, опустить руку и обвить ее талию. Хотелось, чтобы ее распущенные кудри защекотали его запястье.
        Хотелось…
        Господи, да он сгорал от желания.
        — Мы пришли.  — Она остановилась у арки, ведущей в комнату в башне.  — Спокойной ночи, Рэнсом.
        Он медлил, слушая, как она поднимается по лестнице, и считая шаги. Один, два, три, четыре…
        — Гуднайт.
        Она остановилась. Потом спустилась на несколько ступенек. Один, два…
        — Ты позвал меня или отпустил?  — спросила она.  — «Гуднайт, иди сюда»? Или «Спокойной ночи, можешь идти»?
        Рэнсом и сам не знал. Неожиданный возглас просто вырвался у него. Он подозревал, что хотел выпалить: «Гуднайт, сними наконец одежду, обними меня покрепче и больше никогда не отпускай».
        — Пятнадцатая ступенька,  — произнес он,  — не такая широкая, как остальные.
        — Так ты боялся, что я упаду и ушибусь? Как мило.
        — Ничего подобного.  — Он скрипнул зубами.  — Одну груду костей я сегодня уже нашел. И этого мне вполне достаточно.
        — Мне тоже.  — Она легко коснулась его лица.  — Спасибо.
        Ее пальцы легли ему на щеку. Он взял ее за запястье, собираясь отвести руку в сторону.
        И вместо этого провел пальцем по жилке, трепещущей на запястье. Здесь ее кожа была особенно нежной. Перед его мысленным взглядом возникли лепестки. Всех оттенков розового цвета. И поскольку он, видимо, уже переступил черту, за которой начиналось безумие, граничащее с сентиментальностью, он не придумал ничего лучше, чем…
        Поднести ее запястье к губам. И поцеловать эту нежную трепещущую жилку. Пропащий, опьяненный чувствами глупец.

«Благослови тебя Бог…»
        Он выпустил ее руку и зажмурился. Ему казалось, что его судьба сейчас висит на волоске. Если бы в эту минуту к нему чудесным образом вернулось зрение, у Иззи не осталось бы ни единого шанса.
        — Сжалься над несчастным. Ступай спать.
        Он стоял у подножия лестницы, слушая, как легкие шаги взбегают по винтовой лестнице в башню. Все его существо изнывало от желания последовать за ней. Он прислонился к стене арки и схватился за какой-то выступ, борясь с этим желанием.
        Наконец ее шаги смолкли вдалеке, и он повернулся, чтобы уйти. Уже в конце коридора, пересчитывая ступеньки, ведущие вниз, в большой зал, он вдруг услышал крик:
        — Рэнсом!
        Он замер, придерживаясь рукой за стену. По спине прошел холодок.
        — Рэнсом, скорее сюда!
        И тогда он за долю секунды понял все. Он понял, зачем каждую ночь блуждал по замку в темноте. Изучал длину и ширину каждой комнаты, арки, коридора и лестницы. Вовсе не затем, чтобы восстановить силы или освоить пространство, которое теперь считал своим домом и тюрьмой. Все это он делал с одной-единственной целью: чтобы поспешить к ней.
        Немедленно. Так быстро, как только он способен.
        Глава 18
        Иззи потрясенно застыла посреди комнаты. На лестнице грохотали шаги Рэнсома.
        Он ворвался в комнату, раскрасневшись и тяжело дыша. Его брови были сурово сведены, шрам, пересекающий одну из них, казался следом молнии.
        — Иззи, что случилось? Говори же! Ты не пострадала?
        — Нет.  — Ей стало стыдно за то, что она потревожила его.  — Не в этом дело…
        — Так объясни.
        — Это… сделал ты? Наверняка ты, больше некому.
        — Что сделал?
        — Свечи. Они здесь повсюду.
        Она медленно повернулась на месте. Пока она была внизу, кто-то расставил по периметру комнаты дюжину подсвечников. В каждом горела восковая свеча. Вдобавок на туалетном столике высились два канделябра, а третий громоздился на столе возле ее кровати. Все это множество свечей выглядело расточительно и нелепо, они наполняли комнату светом, от них в башне стало ощутимо теплее.
        Иззи растерялась.
        Это мог сделать только Рэнсом. Больше она никому не рассказывала про свою боязнь.
        Она шмыгнула носом.
        — Там, внизу, ты упрекал меня за то, что я пододвинула стул и повесила сюртук, а сам… Ну, что это такое?  — Она вытерла глаза.  — Рэнсом, так нечестно. Зачем тебе понадобилось…
        — Это же просто свечи.
        Она покачала головой. Он наверняка понимает: это не просто свечи, а забота. Забота о ней. Ощущение было настолько непривычным, что Иззи просто не знала, как себя вести.
        В отчаянии она взмахнула руками, словно отгоняя чувства. Это не помогло.
        — Ради бога!  — Рэнсом шагнул к ней.  — Ты придаешь слишком большое значение пустяку. Эти свечи предназначены для того, чтобы ты проводила больше времени здесь. У себя в комнате. Вдали от меня. Каждую ночь ты украдкой спускаешься в зал и будишь меня еще до рассвета. Я никак не мог понять, чего тебе здесь не хватает, но перепробовал все. Одеяла, жаровню, письменный стол.
        Она прижала ладонь к шее.
        — Так это твоих рук дело? А я думала, Абигейл…
        Он покачал головой.
        — Нет. Я знаю, о чем ты думаешь, потому и объясняю: нет, ты ошибаешься. Все обстоит не так, как можно подумать.
        — Это тебе так кажется.  — Она снова обвела взглядом ярко освещенную комнату.  — Потому что выглядит это… мило. И…  — она с трудом сглотнула,  — и так романтично, Рэнсом!
        Он в досаде пригладил волосы обеими руками.
        — Ничего подобного.
        — Честное слово! Правда, романтично. Значит, ты романтик.
        — Я не нарочно,  — не выдержав, он обнял ее.  — Просто… просто мне надо было, чтобы ты оставалась здесь.  — Он оттеснил ее к кровати, она не удержала равновесие, и оба повалились на матрас.  — В этой постели.
        Он погладил ее волосы, разметавшиеся по подушкам, и обхватил ладонями лицо Иззи.
        — Но я никак не мог понять, чего тебе недостает, чтобы чувствовать себя в безопасности. И я перепробовал все. Пока наконец сегодня ты не сказала мне сама: тебе нужен свет. Так что теперь у тебя будет столько свечей, сколько захочешь. Но из моей затеи все равно ничего не вышло. Потому что ты здесь, в своей постели. И я здесь. Да поможет мне Бог, Иззи,  — он прижался лбом к ее лбу, придавив ее к постели горячим телом,  — но я не знаю, как уйти отсюда.
        — А я знаю.  — Она уперлась ладонями в его плечи.  — И я тебя заставлю.
        Он замер.
        — Заставишь?
        — Да. Так нельзя. Каждый раз, стоит нам сблизиться, случается что-нибудь плохое. Тебя кусает горностай, тебе на голову падает камень, мы оказываемся в темной ловушке, в компании мертвеца. И если мы отважимся… только Богу известно, что еще может случиться. А вдруг обрушится вся башня?
        Он медленно кивнул, словно обдумывая услышанное.
        — Иззи…
        — Что?
        — Ну и пусть.  — Он потянулся к ее губам.  — Мне все равно.
        Пусть рушится башня, думал Рэнсом, прижимая к себе Иззи. Пусть боги и дьяволы поступают как им заблагорассудится.
        Пусть рухнет весь замок. Наступит конец света. Сюда явится армия Моранглии в полном составе, звеня дурацкими бубенчиками. Ничто не имеет значения для него, кроме Иззи.
        Нет ни тьмы, ни одиночества, ни страха.
        Только бы она ни о чем не жалела.
        — Иззи, я хочу тебя. Промолчать я просто не смог. Не хочу показаться грубым или шокировать тебя, но ты сама видишь, в каком мы положении: я сверху, ты снизу, мы в твоей постели. Ты должна знать, что я хочу…
        В голове у него замелькали варианты продолжения: «переспать с тобой», «овладеть тобой», «взять тебя», «сделать тебя своей»…
        — Я хочу предаться с тобой любви, Иззи. Невыносимо хочу.
        Никогда прежде он не говорил ничего подобного. Иззи об этом не подозревала.
        — Я…  — она провела пальцами по его волосам.  — Я тоже хочу тебя. Очень.
        От этого робкого признания его сердце застучало вдвое быстрее.
        Время перевалило за полночь, за день он очень устал. Обычно в такой час он уже ничего не видел. Но при таком обилии свечей, подстегнутый возбуждением, он отчетливо различал ореол ее волос на фоне белой подушки. И широкую улыбку на алых губах Иззи — самую чудесную улыбку из всех возможных.
        — Какая ты красивая…
        Он повернул ее на бок и принялся на ощупь расстегивать пуговицы на спине. Алый шелковый наряд, испачканный и порванный, она сменила на одно из своих повседневных платьев. И хотя на нем пуговицы были крупнее, а ткань не такая скользкая, пальцы плохо слушались Рэнсома. Понадобилась целая вечность, чтобы справиться с первыми тремя или четырьмя пуговицами.
        — Когда ты была без сознания, раздевать тебя было легче,  — заметил он.
        Она засмеялась.
        — Наверное, потому, что в то время ты был трезвым.
        Верно. В том, что у него трясутся руки, наверняка виноват алкоголь. Впрочем, Рэнсом в этом сомневался.
        Он занервничал. Потому что для него эта ночь должна была стать первой после долгого перерыва. А для Иззи — самой первой из всех.
        Эта ночь должна была остаться в памяти Иззи как нечто чудесное.
        Чертыхнувшись, он бросил возню с пуговицами.
        — Иззи…  — Он подхватил ее грудь, сжал ее через ткань платья.  — Я больше не могу. Совсем не могу. Позволь порадовать тебя.
        Он нашел прорезь в ее панталонах и быстрым, решительным движением разорвал ткань. Потом придвинул Иззи к краю кровати и опустился на колени на пол у ее ног. Подняв подол платья и нижние юбки до талии, он взялся за ее ноги снизу, заставляя раздвинуть их.
        Вот так. Теперь он сможет прикоснуться к ней. Ощутить ее вкус.
        — Рэнсом…  — Она попыталась сесть.  — Что ты делаешь?..
        Он коснулся языком укромного местечка между ее ног.
        — О-о…  — Она вновь откинулась на постель.  — О-о!
        На вкус она оказалась удивительно сладкой. Сладкой, розовой, мускусной…

«Иззи, Иззи… моя Иззи».
        Его возбужденное естество судорожно пульсировало под тканью брюк. Не переставая работать языком, он расстегнул брюки и сжал в кулаке горячую твердую плоть. Бесстыдно и непристойно. Да, он выплеснет свое желание прямо здесь, на полу, лаская ее,  — ну и что? Это желание вызвала она. Это она превратила его в задыхающееся от страсти животное, которому нет дела до условностей и приличий. Ей по душе его простота и грубость. Она сама так сказала.
        Вздрагивающая Иззи извивалась на постели.
        — Рэнсом!.. Рэнсом, ты уверен, что это?..
        Он поднял голову лишь затем, чтобы коротко ответить: «Да».
        И он возобновил ласки ее самого чувствительного местечка, ловя каждый ее вздох и стараясь, чтобы вздохи звучали чаще.
        С трудом выговорив его имя, она вцепилась ему в волосы, придвигая его ближе. Каждое прикосновение ее рук было для него блаженством.
        Он с новым пылом принялся дразнить языком ее складки, потом вернулся к набухшему бутону и вобрал его в рот, обводя языком.
        Содрогнувшись, она застонала, выгнулась на постели, забилась в его руках.
        Да. Да.

«Я хочу, чтобы ты кончила для меня. Только для меня, и больше ни для кого».
        Кульминация уже приближалась, и он просунул язык в нее, желая оказаться в ней хоть как-нибудь. Завладеть ею. Ее мышцы сжались, охватывая его. Умоляя о большем.
        Он поспешил вернуться на постель, угнездиться между ее раздвинутых ног. Его твердая горячая плоть коснулась мягких, истекающих соком складок. Еще несколько секунд — и он проникнет в нее.
        Но тогда обратного пути у них уже не будет.
        Он уткнулся головой в ее плечо и тяжело вздохнул.
        — Рэнсом…  — Иззи приподнялась на локте.  — Что такое? Что-то не так?
        — Не знаю,  — ответил он.  — Это тебе решать.
        Иззи уставилась на него взглядом, затуманенным после невыносимо прекрасного наслаждения. Не может быть, чтобы он передумал. Острие его восставшего копья касалось ее бедра и было твердым, разгоряченным и нетерпеливо подрагивающим.
        — Я достаточно выпил, чтобы считать, что более блестящей мысли мне никогда не приходило в голову,  — объяснил он.  — Но если ты считаешь иначе, я еще способен остановиться.
        Иззи, которая, в отличие от него, не была пьяна, прекрасно понимала, что их нынешнее занятие не назовешь благоразумным. И все-таки не видела в нем ничего преступного. Это была не просто похоть, которую можно испытывать к кому угодно. Они понимали друг друга. Она почти отдалась ему, и он был внимателен к ней. Пусть он и умалчивал об этом, но его поступки говорили сами за себя.
        И потом Иззи понимала, что привередничать не стоит: другой шанс провести ночь, полную страсти, ей может так и не представиться.
        Либо это случится сегодня, либо никогда.
        — Я не хочу останавливаться,  — произнесла она.
        — Слава богу!  — с облегчением выпалил он и принялся расстегивать ее пуговицы и распутывать шнуровку. Теперь пальцы двигались гораздо проворнее.  — А я уж было подумал, что попытка вспомнить о приличиях мне дорого обойдется. Как обычно бывает.
        — О приличиях?  — Она высвободила руку из рукава.  — Я была бы страшно разочарована, если бы ты вдруг решил вести себя прилично. Вообще-то я жду от тебя чего угодно, только не благопристойности.
        Высвободив из-под одежды ее грудь, он приник к ней.
        — Сдерживаться я нисколько не намерен. Слишком долго я ждал.
        Но несмотря на это, он не забыл, как заставить женщину вздрагивать и стонать.
        Он просунул в нее палец. Потом добавил к первому пальцу второй, осторожно заставляя ее растянуться.
        — Рэнсом… скорее! Если ты не хочешь…
        Он прижал край ладони к ее холмику, безошибочно отыскав самую чувствительную точку, и потер ее, скользя пальцами внутрь и наружу. Глубже, еще глубже. Не прошло и нескольких секунд, как Иззи начала приподниматься навстречу его пальцам.
        Он наклонился, втянул в рот ее сосок, и она застонала от блаженного тепла его губ.
        — Да…  — торжествующе выдохнул он. Его язык работал неутомимо и безжалостно, и между ее бедер снова стало нарастать сладкое напряжение.
        Он убрал пальцы и сел, стащил через голову рубашку и отбросил ее в сторону, поспешно избавился от брюк. Иззи хотела было спросить, надо ли помочь ему, но он уже обошелся без помощи.
        Наконец раздевшись, он вытянулся рядом с ней на постели, покрыл благоговейными поцелуями ее шею, грудь и живот. Иззи казалось, что он поклоняется ей как святыне.
        Потом он лег между ее ног, и под тяжестью его тела ее бедра раздвинулись.
        — Подожди…  — Она провела ладонями по его плечам и груди, изучая отчетливые рельефные очертания мышц.  — Я…  — Смелость чуть было не изменила ей.  — Я хочу увидеть тебя. И почувствовать.
        Он отстранился жестом безмолвного приглашения.
        Иззи перевела взгляд на его грудь, затем посмотрела ниже и увидела во всей красе то, что возбуждало ее любопытство. Гордо вздыбленное, пугающе огромное нечто. Дерзко торчащее из темных завитков и словно притягивающее ее взгляд.
        Иззи вдруг поняла, что совершенно не представляет себе, как полагается обходиться с восставшим мужским достоинством. Может, протянуть руку и пожать его? Коснуться кончика одним пальцем? Спросить, как дела?
        Наконец она отважилась попросить совета и подала руку Рэнсому.
        — Покажи, как порадовать тебя.
        Ее слова исторгли из уст Рэнсома стон. Он взял ее за руку, помог обхватить пальцами основание копья, а потом показал, как вести по нему вверх и вниз. Новые ощущения вызвали у Иззи сладкую дрожь. Нежная кожа скользила по твердой плоти. Охваченная любопытством, Иззи коснулась большим пальцем головки восставшего естества и удивилась ее шелковистой нежности и чувствительности.
        Рэнсом сжал ее руку, не давая зайти слишком далеко.
        — Я сделала что-то не то? Или чего-то не сделала?
        — Все хорошо,  — прошептал он, переплетая пальцы с ее пальцами и укладывая ее руку на постель.  — Больше ничего не надо. Ты прекрасна. Просто будь со мной. Будь собой. Прекрасной Иззи.
        Она почувствовала, как гладкое и широкое острие копья ищет вход.
        А потом он очутился у нее внутри.
        Она вскрикнула.
        — Тебе больно?
        Она прикусила губу.
        — Немножко.
        — Прости.  — Он погрузился чуть глубже.  — Прости меня.
        Дыхание давалось ей с трудом. Он казался таким чуждым и немыслимо огромным у нее внутри.
        — Я не буду спешить.  — Он нежно прикоснулся к ее губам, и она почувствовала вкус виски.  — Буду терпеть, сколько смогу, а потом все кончится быстро и бурно. Извиниться я хочу заранее. Боюсь, потом мне будет не до того.
        — Все хорошо,  — шепнула она.  — Я понимаю.
        На самом деле она мало что понимала, но надеялась понемногу разобраться. Ей все еще никак не удавалось освоиться с непривычными ощущениями — наполненностью, растянутостью, теплом. Он плавно скользил внутрь и наружу, с каждым разом входя глубже. Когда их тела соприкасались, он на мгновение замирал, чтобы потом снова отстраниться.
        Вскоре боль притупилась, и движения сильного мужского тела стали доставлять Иззи удовольствие. Его поросшие густыми волосками и оплетенные мышцами ноги терлись о нежную внутреннюю поверхность ее бедер, широкая грудь прижималась к ее груди.
        И в этом не было ничего пугающего. Совсем напротив.
        Рэнсом приподнялся на руках. Его лицо исказила гримаса боли и наслаждения.
        — Иззи… Боже мой, я…
        С этих слов началась «быстрая и бурная» часть, и Иззи порадовалась, что он предупредил ее заранее.
        Он передвинулся, так что ее бедра раскрылись под новым, широким углом, устроившись так, что сомкнуть ноги она бы уже не смогла. И, не давая ей опомниться, он принялся вонзаться в нее с лихорадочной быстротой. Вместе с болью в ней вспыхнуло возбуждение. Оно подталкивало ее к грани чего-то еще неизведанного.
        Ей казалось, что она распростерта не на тюфяке, набитом шерстью, а на жесткой и колкой поверхности. На тонкой корке льда поверх черной бездны. С каждым новым ударом в этой корке появлялась трещина. Неизвестность, таящаяся под ней, пугала Иззи и внушала ей блаженный трепет. Ей хотелось забыть обо всем, упасть в эту бездну, но мешал знобкий страх.
        Он знал, чего она хочет.
        Просунув руку между их телами, он нащупал пальцем ее жемчужину и принялся обводить ее узкими настойчивыми кругами. Напряжение распалось на тысячи граней наслаждения, Иззи прильнула к Рэнсому, и весь ее мир сжался до размеров его твердого и дерзкого орудия. Ее пик страсти стал невесомым, безудержным и бесконечным. Подобным полету среди облаков блаженства.
        Где-то высоко над ней послышался голос Рэнсома: он хрипло чертыхнулся. Застонал и снова выругался.
        Иззи вдруг захотелось рассмеяться. Он был прав: сейчас оба они не в состоянии вымолвить ни слова. Как приятно знать, что это она виновата в том, что он утратил дар речи!
        Еще один бешеный натиск, несколько лихорадочных ударов — и он обрушился на нее. Тяжело дыша, покрываясь испариной и содрогаясь.
        Только после этого он разжал пальцы и стиснул обеими руками ее талию, уронив голову ей на грудь.
        Иззи робко положила ладонь на его гладкую спину, а другой рукой коснулась его волос.
        На миг он словно окаменел. Она тоже. А затем он вздохнул так глубоко, словно удерживал воздух в легких несколько месяцев. А может, и лет. Вместе с этим вздохом он избавился от надменности, гордыни, гнева, страха и похоти. И просто расслабился в ее объятиях.
        Она поглаживала его волосы, перебирала пальцами шелковистые густые пряди. Ее сердце переполняла почти невыносимая нежность. Неважно, что будет завтра: ради этой нежности можно вытерпеть любые страдания.
        — Рэнсом…  — прошептала она.  — Я, кажется, немножко влюбилась в тебя. Но ты не волнуйся. Я ничего от тебя не жду, и я знаю, что вскоре мы расстанемся. Просто я так долго ждала того, кто будет мне дорог, так что… я ничего не могу с собой поделать.
        Она умолкла, с замиранием сердца ожидая его ответа.
        И когда этот ответ наконец прозвучал, им стал…
        Низкий и звучный храп.
        Глава 19
        Пробуждение Рэнсома на следующее утро было одним из самых удивительных в его жизни. Светило солнце, теплые лучи согревали ему лицо. Легкий ветерок приносил аромат трав. Пели птицы.
        Волосы щекотали его шею.
        — Рэнсом… Рэнсом…
        Кто-то тряс его вялую неподвижную руку.
        Иззи.
        Он открыл глаза. Увидел ореол кудрявых волос над ее бледным лицом. Темные брови. Алые губы.
        — Рэнсом, проснись!  — Она снова встряхнула его руку.  — Что с тобой? Ты умер?
        — Нет,  — хрипло выговорил он.  — Не умер.  — В уголках глаз защипало от полноты чувств. И он медленно, с благодарностью повторил: — Я не умер.
        Напротив, он давно уже не чувствовал себя таким живым. Он словно заново родился. Сердце как будто стало новым и теперь разгоняло по его жилам бурлящую, как шампанское, чистую радость. Он был готов броситься к окну и запеть.
        С женщиной он не был с тех пор, как…
        Да, с тех самых пор.
        Первые несколько месяцев после ранения он не мог думать ни о чем, кроме боли. А потом… потом он боялся, что близость будет сродни незнакомой комнате. Где ему придется двигаться на ощупь, спотыкаться и чертыхаться. Делать дурацкие ошибки и мучительно медленно осваивать новое пространство. А если это пространство непригодно для него?
        А если непригодным окажется он?
        Но опасения оказались напрасными. Все получилось. И не просто получилось — все сложилось на редкость удачно для них обоих. Воспоминания возвращались к нему. Ее горячая скользкая плоть, сжимающая его пальцы и манящая оказаться у нее внутри. Первое проникновение, слияние двух жаждущих тел. Последние сладкие объятия.
        Иззи, Иззи.
        — Вот и хорошо,  — отозвалась она.  — А теперь одевайся скорее.
        — Что?..  — Он заморгал и сел на постели.
        Иззи порхала по комнате, торопливо умываясь и одеваясь. Смотреть на нее было все равно что на танцовщицу на сцене. Она обтиралась губкой, капли воды стекали по ее телу. Словно завороженный, Рэнсом наблюдал, как белая рубашка взлетела над ее темной головой, затем сползла по бледно-розовой колонне ее нагого тела. Иззи распустила волосы, и они обрушились на спину темным потоком кудрей, снова преобразив ее силуэт. На ее лице играли свет и тени.
        Рэнсом уже нисколько не сомневался в том, что более соблазнительного существа еще никогда не видел. Ее чувственность была безграничной, присущей только ей.
        Сдвинувшись на край кровати, он поймал Иззи за талию, притянул к себе и уткнулся лбом в ее живот.
        — Иззи…
        Она высвободилась.
        — Нельзя. Сейчас нельзя. Не знаю, куда ушел Дункан, но он наверняка скоро вернется. Не хватало еще, чтобы он застал нас обоих здесь.
        Рэнсом потерся лицом о ее живот.
        — Поверь мне, Дункан повидал кое-что гораздо хуже. Он давно разучился задавать нетактичные вопросы.
        — Охотно верю, что для вас двоих это утро ничем не примечательно. Но не для меня.  — Мягкий ком ткани стукнулся о его грудь.  — Одевайся.
        В растерянности он принялся распутывать одежду. Он мог бы объяснить, что и для него это утро — нечто из ряда вон выходящее.
        Просунув голову в ворот рубашки, он нашел рукава, потом поднялся с постели, натянул брюки и застегнул их.
        Он направился к туалетному столику, возле которого Иззи торопливо закалывала волосы, наклонился и поцеловал ее в шею.
        — Иззи, прошлая ночь была…
        — Я знаю.
        — Вот как?  — Он подхватил выбившийся из узла завиток.  — Сомневаюсь.
        Она кивнула и обернулась к нему.
        — Все хорошо. Тебе не о чем беспокоиться, Рэнсом. Я все понимаю. Прошлая ночь была чудесной, но…
        Но?
        Рэнсом не поверил своим ушам. Значит, ночь была чудесной, но?..
        В этой фразе не могло быть никаких «но». Только «и». Ночь была и чудесной, и страстной, и нежной, и чувственной, и…
        — Но она прошла, как сон,  — решительно продолжала Иззи.  — А сегодня утром я все вижу ясно и рассуждаю здраво. Тебе не о чем беспокоиться. Я не питаю никаких глупых надежд и ничего от тебя не жду.
        Боже милостивый. От потрясения Рэнсом онемел.
        Существуют слова, которым любой пресыщенный повеса только рад. Эти слова Рэнсом был бы счастлив услышать от любой другой женщины, в любой другой день.
        Но от Иззи сегодня утром… Они неприятно поразили его.
        — Сегодня мы вернемся к работе,  — продолжала она.  — Я умею отделять личную жизнь от деловой. Обещаю, я буду вести себя, словно ничего и не было.
        И она ускользнула, торопливо сбежав по лестнице.
        Он не стал ее догонять.
        Она ничего от него не ждет.
        Неужели и вправду ничего?
        Значит, она убеждена, что он способен всю ночь предаваться с ней любви, а на следующий день делать вид, будто ничего и не было?
        Да, скорее всего, она в это верит. А почему бы и нет? Ведь несколько последних недель она провела, читая многочисленные свидетельства как раз такого поведения. За это время она успела близко познакомиться с его прошлым, его темпераментом, пороками и недостатками. А он лишь подтверждал увиденное разнузданным поведением и дерзкими поступками. Убеждал ее в том, что он обезображенный шрамами слепой негодяй.
        А минувшей ночью он лишил ее девственности — не только без обещаний жениться, но и без каких-либо других обещаний. Разве что подарить ей ночь удовольствий.
        Естественно, Иззи ничего не ждет.
        По мнению Рэнсома, это могло означать лишь одно.
        Для того, чтобы удержать ее, понадобятся неожиданности.
        Тем утром Иззи остро нуждалась в утешительных привычных занятиях. Слишком многое в ее жизни изменилось со вчерашнего дня. Она перестала быть девственницей. У нее немного побаливало между ног. А в сердце смешались нежность и боль.
        Словом, у нее болело все сразу.
        Что значила прошлая ночь для Рэнсома? А для нее?
        Напрямик задавать себе эти вопросы она опасалась. И потому пыталась хоть немного продлить свое счастливое неведение.
        Всем пострадавшим частям ее тела требуется только время, чтобы перестать ныть, вот и все. Когда боль пройдет, можно будет перевести дух и задуматься о том, как быть дальше.
        — Ты начала без меня?
        Вскинув голову, она увидела перед собой Рэнсома и мгновенно лишилась способности дышать. Пальцы судорожно стиснули перо.
        Перо хрустнуло и сломалось.
        Сердце глухо стукнуло в груди.
        Мужчина просто не имеет права быть таким красавцем. Это несправедливо. В зал он явился одетый в чистую рубашку с открытым воротником, заправленную в серые брюки. Его волосы были еще влажными на висках, солнце высвечивало в них золотистые пряди и играло с ними.
        Иззи с трудом отвела от него взгляд и попыталась сосредоточиться на работе. Это было все равно что соседствовать с небольшим сияющим светилом. Даже избегая смотреть на него в упор, она не могла не чувствовать его присутствие и тепло. И не вспоминать предыдущую ночь. Мелкие капли испарины одна за другой скатывались по ложбинке между ее грудей.
        — Сегодня утром,  — сказала она, кашлянув,  — нам надо наконец заняться делом. Хватит просматривать письма и раскладывать их по стопкам. Я прочитала достаточно, чтобы научиться с первого взгляда отличать важное от незначительного. Пора покончить с этой грудой писем.
        — Зачем спешить?  — Вопреки своему обыкновению, он не стал располагаться на диване, а остановился за спиной Иззи.  — До сих пор ты медлила намеренно. Чем больше рабочих дней, тем больше денег для тебя.
        Да, но это было раньше. До того, как она уловила общий смысл бумаг и привязалась к Рэнсому настолько, что захотела во всем разобраться.
        Ей уже казалось, что она близка к разгадке.
        — Нам надо найти все письма от твоих поверенных.  — Иззи подала Рэнсому конверт и провела его пальцем по неровной сургучной печати.  — Все они запечатаны одинаково, ты сможешь отличить их на ощупь.
        Он отложил конверт.
        — Я предпочитаю прикасаться к тебе.
        Он встал за спиной Иззи, положил руки ей на плечи и принялся осторожно разминать мышцы.
        — Расслабься,  — пробормотал он.  — Нам незачем прямо сейчас браться за работу.
        — Наоборот, нам надо спешить. Меня не покидает беспокойство.
        — Не беспокойся.  — Он поцеловал ее за ухом.  — Иззи, я хочу, чтобы ты больше ни о чем не волновалась.
        Ее колени опять задрожали. Она положила одну ладонь на стол, оперлась на нее, чтобы не упасть.
        — Вот письмо от поверенных. Мне надо прочитать его.  — Она придвинула стул, чтобы сесть на привычное место.
        Рэнсом обнял ее за талию и отодвинул стул.
        — В другой раз.
        — Знаешь, читать можно и стоя.
        — Стоя можно делать многое.  — Он проложил дорожку поцелуев по ее шее, придерживая руками бедра.
        Иззи неловко засмеялась.
        — Не понимаю, что на тебя сегодня нашло. Где же неприветливый человек, который встречает рассвет руганью? Где привычные мне «черт бы вас побрал, Гуднайт!»? Где очаровательные сравнения с морской живностью?
        Он обвил вокруг пальца прядь ее волос.
        — Осьминог…
        — Нет, не так. Сейчас у тебя получилось почти ласково.
        Ее голос звучал укоризненно, а душа была готова запеть. Что бы ни было между ними в прошлом, Рэнсому явно не хватило одной ночи.
        Иззи взломала печать и начала читать письмо.
        — Оно было отправлено три месяца назад. Начинается так: «Прошу Вашу светлость обратить…»
        — Что?  — переспросил он.  — Повтори. Первые три слова.
        Первые три? Иззи заглянула в письмо.
        — «Прошу Вашу све…» — Ах, хитрец! Она невольно улыбнулась.  — «Прошу Вашу светлость…»
        — С удовольствием!  — откликнулся он и подхватил ладонью ее грудь. Другая рука устремилась под юбку.
        — Рэнсом!  — с упреком воскликнула Иззи.  — Сюда могут войти в любую минуту!
        — Да, могут. Это особенно возбуждает.
        Иззи не могла этого отрицать: возбуждение и вправду оказалось сильным. Ее соски превратились в твердые бусинки, а заветное местечко между ног уже с нетерпением ожидало ласки герцога.
        — Но не можем же мы…  — Она с трудом сглотнула.  — Что, прямо здесь?
        — О, я намерен предаваться этому занятию где угодно. Для начала — в каждой из комнат замка. Но зачем останавливаться на этом? Можно устроиться на замковой стене под звездами. В парке, расстелив одеяло на траве…  — Он поднял юбку до ее талии.  — Но начнем мы прямо здесь, и немедленно. Я уже несколько недель мечтаю овладеть тобой на этом столе.
        Строчки на бумаге начали расплываться перед глазами Иззи. От неловкого движения руки письма посыпались на пол. Ничего «важного» в них уже не осталось. Не осталось ничего, кроме обольстительных прикосновений его пальцев.
        — Эй, есть здесь кто-нибудь?
        Незнакомый голос доносился со двора.
        Иззи вздрогнула, обрушив на пол еще одну лавину писем.
        — Боже мой!  — прошептала она.  — Кто это?
        — Эй!  — повторил тот же голос.  — Кто-нибудь!
        — Неважно, кто он. Ему придется уйти.  — Рэнсом шагнул к окну и крикнул в него: — Ради всего святого! Меня ждет на столе прелестнейшая из английских леди, умоляя поспешить. Ступай прочь и приходи завтра!
        Иззи в ужасе сжалась.
        — Рэнсом!
        Оправив одежду, она поспешила во двор. К счастью, гость оказался незнакомым — просто посыльным с почты. Иззи заплатила за письма, дала посыльному несколько лишних монет за труды и извинилась за непристойную шутку герцога.
        В комнату она вернулась запыхавшаяся и, пресекая все попытки Рэнсома продолжить прерванное занятие, уперлась ладонью ему в грудь.
        — Рэнсом, не смей больше так шутить! Даже не вздумай! А если бы рядом были Дункан или Абигейл? Или, хуже того, кто-нибудь из моранглиан?
        — Ну и что?  — пожал плечами он.  — Почему тебя так волнует, что подумают другие? Почему ты боишься, что они узнают, что ты уже не невинная малышка?
        — Потому что я выжила лишь по одной причине: меня считали невинной малышкой.
        Вряд ли он способен понять это. Рэнсом богат и знатен, он герцог, он всегда был в привилегированном положении. Ему неизвестно, что значит голодать и дрожать в темноте.
        — Вспомни, я пришла сюда с пустыми руками,  — продолжала она.  — Если тебе удастся отнять у меня этот замок, я снова останусь ни с чем. Но папины поклонники оказывают мне поддержку — на свой лад, конечно, но у них благие намерения. Пусть у меня и нет денег, но по крайней мере тысячи людей желают мне добра.
        Он скорчил гримасу.
        — Зато у тебя есть горностай. И сладости.
        — Это лучше, чем ничего.  — Она взломала печать на письме.  — Может, мне снова придется питаться одними сладостями. И много недель подряд проводить под чужой крышей, на птичьих правах. Но у меня всегда будет еда. И постель. До тех пор, пока я останусь девочкой, какой меня хотят видеть.
        — До тех пор, пока ты останешься малышкой Иззи Гуднайт. А не чьей-то любовницей. И не миссис Иззи с совершенно другой фамилией.
        — Вот именно. Так что прошу тебя, Рэнсом, не надо так. Не вреди мне своими бездумными шутками. Не делай этого, если не можешь пообещать, что больше я ни одной ночи в своей жизни не проведу, страдая от холода, голода, одиночества и отсутствия любви.
        Некоторое время он молчал.
        — Я не знаю, как надо предлагать любовь. Тысячи людей не желают мне добра. Ты же читала мои письма: добра мне вообще никто не желает. Далеко не у каждого в детстве была спальня с потолком, усыпанным звездами, далеко не всех целовали по вечерам и рассказывали сказки на сон грядущий.
        Сердце Иззи сжалось.
        — А какой же тогда была твоя спальня?
        — Богатой.
        Повисла тягостная пауза, Иззи перевела взгляд на письмо.
        — Я никогда не притворялся романтичным героем. А теперь я — изуродованный, слепой, презираемый всем миром. Но это не значит, что я не могу обеспечить тебя. Я все еще герцог.
        — Подожди…  — Она напряженно уставилась на письмо, которое держала в руках, быстро пробегая глазами строчки.  — Согласно этому письму, возможно, уже нет.
        — Что?
        — Срочное письмо, которое принесли только что,  — от твоих поверенных. В нем идет речь о признании тебя недееспособным. Поверенные сомневаются в том, что ты в здравом уме и способен в дальнейшем принимать решения, как подобает герцогу Ротбери.  — Она опустила руку с письмом.  — Они выезжают сюда. На следующей неделе.
        Глава 20
        Любой гость, навестивший замок тем утром, не застал бы в нем ничего более скандального, чем обеспокоенную девушку-секретаря и ее раздраженного работодателя, с головой ушедшего в бумажную работу.
        Они вскрывали, читали и сортировали все письма подряд.
        Все до единого.
        У Иззи разбегались глаза.
        — Вот оно!  — Она начала читать вслух: — «Прошу Вашу светлость обратить внимание на то, что сделка состоялась. По Вашему распоряжению замок Гостли был продан».  — Она подняла голову.  — И дата трехмесячной давности. Значит, они и вправду продали замок Линфорду.
        — Но я не давал такого распоряжения. Равно как и не просил их вложить средства в плантации горчицы или покупку арабских зверинцев,  — Рэнсом смахнул со стола еще одну стопку бумаг.  — Этим объясняется хаотичный учет и покупки. Они пытались представить дело так, чтобы я выглядел неуравновешенным и странным. Меня подставили.
        — Подставили?  — эхом повторила Иззи.  — Поверенные? Но зачем?
        — Скорее всего, они сговорились с моим наследником. Алчные кузены есть не только у тебя. Мой не осмелился бы спихнуть меня в пруд или запереть в погребе, но с радостью отнимет у меня и титул, и состояние, как только представится случай.
        Иззи перебрала пачку извещений.
        — В таких вещах я не разбираюсь. Тебе нужен помощник. Возможно, новый поверенный.
        Рэнсом только отмахнулся.
        — Я никому не могу довериться.
        — Знаю, в том и беда. Тебе надо начать доверять людям, Рэнсом. И для начала пусть ближе познакомятся с тобой. Узнают не только твои сильные стороны, но и слабости.
        Он принялся вышагивать по каменному полу из угла в угол.
        — Пусть познакомятся со мной. Узнают мои слабости… Да, так я и поступлю. Сразу же, как только ты во всеуслышание объявишь, что Иззи Гуднайт уже не девочка, а двадцатишестилетняя женщина, которая обожает, когда ей пощипывают соски.
        Иззи пришлось согласиться с его логикой. Да, им обоим есть что скрывать. Но последствия разоблачения для каждого из них свои.
        Она постучала стопкой бумаг о стол, подравнивая ее.
        — Я хочу сказать, что дело зашло так далеко лишь потому, что тебе было стыдно…
        — Стыдно?
        — Да, стыдно.  — Иззи надоело ходить вокруг да около. Тем более что Рэнсом сам уверял, что ценит прямоту.  — Ты герцог, а твоя невеста сбежала с каким-то крестьянином. А потом этот крестьянин победил тебя в поединке, в итоге ты ослеп. Да, это унизительно.
        — Да не победил он меня, черт возьми!  — Рэнсом остановился у окна.  — Знаешь, что гораздо опаснее, чем драться с мастером фехтования?
        — Что?
        — Драться с одурманенным любовью болваном, который понятия не имеет, что делает. Это все равно что защищать обе стороны сразу. Он никогда прежде не держал в руках шпагу. Мне пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не изрешетить его.

«Что все это значит? Неужели он был ранен в поединке, в котором не старался победить?»
        Иззи встала из-за стола и шагнула к нему.
        — Рэнсом…
        — Я не смог бы убить его. Какой в этом был бы толк? А погнался я за ними лишь потому, что боялся, вдруг ее увезли силой. Но очень скоро понял, что ошибся.
        Иззи стало нестерпимо жаль его. И неловко за свою попытку его пристыдить. Нет, ему не следовало стыдиться своих поступков. Он рисковал всем, чтобы защитить невесту. Свой шрам он мог бы носить с гордостью, как знак отличия.
        — Ты поступил правильно,  — решительно заявила Иззи. Не для того, чтобы задобрить его — просто приняла сказанное как непреложную истину.  — Наверное, ты беспокоился за нее.
        — Я собирался жениться на ней,  — ответил он.  — Конечно, я за нее беспокоился. Насколько вообще способен беспокоиться о ком-то такой человек, как я. Нет, между нами не вспыхнула пламенная страсть, мы не были родственными душами, но я считал ее… практичной. Думал, она не прочь стать герцогиней и распоряжаться моими деньгами, вдобавок способна быть терпеливой настолько, чтобы в ответ мириться с моими недостатками.  — Он бессознательным жестом согнул и разогнул руку в локте.  — Но оказалось, я ошибся.
        Иззи почувствовала болезненный укол совести, вспомнив о письме леди Эмили.
        — Она была еще так молода. Возможно, свою роль сыграли впечатлительность и испуг.
        — Да нет же, нет. По-моему, дело обстояло прямо противоположным образом. Она оказалась гораздо прозорливее, чем я думал.  — Он указал на груду писем.  — Когда я потеряю все свое состояние, она сможет порадоваться тому, что спаслась чудом.

«Если ты потеряешь все свое состояние, что станет со мной?»
        Иззи выругала себя за эту мысль, но страх стремительно сжимал ее душу. Возможно, замок действительно принадлежит ей по закону. Но ей не сохранить эту собственность и не найти другой дом, если Рэнсом так и не заплатит ей то, что обещал.
        — Господи!  — Абигейл и Дункан вошли в зал и ошеломленно уставились на сугробы писем.  — Что здесь произошло?
        Рэнсом выпрямился.
        — Предательство. Вот что.
        — Нашли в стене еще один труп?
        — Нет.  — Иззи показала письмо, которое принес посыльный.  — На следующей неделе мы ждем важных гостей. По-видимому, кто-то усомнился в дееспособности его светлости.
        — Его считают сумасшедшим? Но это же абсурд! Герцог в своем уме!  — Абигейл повернулась к Иззи и шепотом уточнила: — В своем, да?
        Ох, Абигейл… Иззи приподняла брови и согласно закивала.
        Дочь викария продолжала отчетливым шепотом:
        — Вот только прошлым вечером он вел себя весьма странно…
        Рэнсом прокашлялся.
        — Мисс Пелэм, я здесь. Я не глухой. И не сумасшедший, в чем легко могут убедиться юристы и врачи.
        Но он слепой.
        Все присутствующие подумали об одном и том же, встревожились, но промолчали. Слепые нередко попадают в сумасшедший дом, даже если они в здравом уме. А если учесть то, что дела герцога запущены, а сам он решительно сторонится общества, доказать свою дееспособность ему будет нелегко. Если поверенные хотят разделаться с ним, его слепота им лишь на руку.
        — Черт…  — Он запустил руки в волосы.  — Я все потеряю…
        — Нет,  — возразила Иззи.  — Мы этого не допустим. Потому что тогда все потеряю и я. И, если уж на то пошло, Дункан и Абигейл.
        Если Рэнсом лишится герцогского титула, Дункан останется без работы. А если Иззи придется покинуть замок из-за отсутствия средств, Абигейл останется без финансовой поддержки местного прихода.
        — Забудьте все, что я говорила о честности. Если поверенные лгали вам, значит, и вы вправе обмануть их. Они ни в коем случае не должны узнать, насколько сильно вы пострадали. Когда я приехала в замок, мне понадобилось несколько часов, чтобы догадаться, что вы слепы.
        — Большую часть этого времени вы пробыли без чувств,  — указал Рэнсом.
        — Неважно. Главное, что вы поняли меня. Вы знаете этот замок как свои пять пальцев и наверняка сможете сосредоточиться так, чтобы ваш взгляд не блуждал. Все, что от вас требуется,  — продержаться все время разговора. Как только гости уедут, откажитесь от услуг Блейлока и Риггета и наймите новых поверенных.
        — А как же замок, мисс Гуднайт?  — Дункан огляделся по сторонам.  — Он не похож на поместье герцога.
        — Значит, придадим ему внушительный вид.  — Иззи расправила плечи.  — У нас в запасе есть неделя.  — Замок должен выглядеть безукоризненно — по крайней мере парадные покои. Но менять расположение мебели в комнатах ни в коем случае нельзя. Герцогу понадобится сменить гардероб. Да и мне не помешало бы новое платье или два,  — Иззи принялась загибать пальцы.  — Еще нужны слуги, много слуг. Для уборки, работы в саду, прислуживания за столом…
        — С огромным удовольствием займусь гардеробом его светлости!  — объявил Дункан.
        — А я помогу приодеться вам, Иззи. Все мы готовы как следует потрудиться. Вот только найти слуг будет непросто.  — Абигейл помрачнела.  — Местные жители отказываются работать в замке — всем известна его кровавая история, слухи о привидениях, а также то, что герцог несколько месяцев прожил здесь отшельником. А уж после того, как в тайнике нашли кости…  — Она покачала головой.  — Со временем я надеялась переубедить местных жителей. Но всего за неделю…
        — И даже если мы уговорим их,  — вмешался Дункан,  — не знаю, успею ли я за неделю научить их прислуживать герцогу. Вдобавок еще ливреи и другая форма… Нет, эта затея безнадежна.
        — Она просто не может быть безнадежной!  — возмутилась Иззи.
        Абигейл улыбнулась.
        — Вы правы, Иззи. Разве Крессида и Ульрик сдались бы, очутившись на нашем месте? Конечно, нет! И мы как-нибудь справимся. Вне всяких сомнений.
        После этих слов все четверо умолкли.
        Их охватили сомнения.
        Но сомневаться им было некогда. Особенно теперь, когда предстояло так много дел.
        Следующие несколько дней обитатели замка Гостли трудились не покладая рук. Усерднее всех работал Рэнсом.
        Спустя пару дней Иззи, вошедшая в зал, увидела, как он пишет на чистом листе одну строчку, другую, третью. После десяти повторов он поднял лист и посмотрел его на просвет, словно желая удостовериться, что строчки прямые.
        Явно оставшись недовольным, Рэнсом чертыхнулся, скомкал бумагу и швырнул в камин.
        Затаив дыхание, Иззи дождалась, когда улика исчезнет в огне. И лишь после того, как Рэнсом положил перед собой чистый лист, Иззи набралась смелости и подошла поближе.
        — Я занят, Гуднайт.
        Ее шаги он прекрасно узнавал на слух.
        — Это не займет много времени,  — заверила она.
        — Значит, может подождать. Смети пока паутину где-нибудь в углу или почисти зеркало. Наверняка в доме осталось еще немало работы.
        — Внимания требует еще одна задача. Вот эта.  — Она поставила поднос на приставной столик рядом с ним.  — Тебе надо поесть.
        Он пропустил ее слова мимо ушей.
        Иззи нарезала грушу ломтиками и протянула ему один.
        — От еды твои глаза лучше видят. А зрение тебе сейчас понадобится, потому что я хочу показать тебе нечто важное.
        — Хорошо.  — Он поймал ее за запястье, зубами вынул из ее пальцев грушу и съел.  — Все.
        Она протянула ему еще ломтик.
        — Еще.
        Он съел и этот. Так, ломтик за ломтиком, груша была съедена. В завершение Рэнсом лизнул ладонь Иззи и втянул губами сок с каждого пальца по очереди. Его ловкий язык обвел каждый сустав и коснулся чувствительных впадинок между пальцами.
        — Вот так,  — заключил Рэнсом.  — Что это за важная вещь, которую ты хочешь мне показать?
        Ошеломленная взрывом ощущений, Иззи не сразу вспомнила, о чем речь. Для этого ей пришлось потрясти головой.
        Ах, да!
        — Твоя новая спальня.
        Его губы растянулись в озорной полуулыбке.
        — Прекрасно.
        Иззи повела его вверх по лестнице, а затем по коридору, чувствуя себя цыпленком, ведущим лису прямо к ее логову.
        — Вот она,  — волнуясь, объявила Иззи.  — Спальня герцога. Мы избавились от летучих мышей, повесили ставни, прочистили дымоход. Полог над кроватью и драпировки новые. И шторы тоже.
        Рэнсом вышел на середину комнаты и задумчиво кивнул.
        — Мне нравится все, что ты сделала с замком.
        Она негромко рассмеялась.
        — Тебе вовсе незачем расточать комплименты. Я не для этого старалась. Просто хотела, чтобы ты успел изучить эту комнату, прежде чем… прежде чем прибудут новые слуги.
        — Я не расточаю комплименты, а слышу разницу.  — Он сделал еще один осторожный шаг вперед.  — Вся комната звучит гораздо мягче. Эхо приглушено, почти не осталось острых углов. Здесь уютно.
        Иззи улыбнулась, и нервозность вдруг покинула ее. Ему и вправду было незачем хвалить ее за работу, но его похвала много значила для нее.
        — А кровать?  — спросил Рэнсом.
        — Она… все на том же месте. Там же, где раньше.
        — Покажи мне.
        Она взяла его за протянутую руку и подвела к огромной кровати с четырьмя столбиками.
        — Вот. Матрас, конечно, новый. А основание мы укрепили и сделали новый настил.
        Он попробовал матрас ладонью и одобрительно хмыкнул.
        А потом обхватил Иззи обеими руками и повалился вместе с ней на постель. Иззи невольно вскрикнула.
        — Что ты делаешь?
        — Провожу испытания.  — Герцог обвил ногами ее ноги и перекатился вместе с ней по всей длине кровати. Наконец остановившись в центре, он объявил: — Я был прав. Здесь хватит места и для герцога, и для шести женщин.
        — Если тебе нужны шестеро, меня среди них не будет.  — Она попыталась высвободиться и сесть.
        Он удержал ее.
        — А если я хочу только тебя? Но шесть раз.
        — Шесть раз за одну ночь? Это невозможно.
        — Звучит как брошенный мне вызов.  — Он положил ладонь на ее грудь.  — Я принимаю его.
        — Рэнсом…  — Ее возглас закончился томным вздохом: он лизнул ее грудь над кружевной отделкой лифа.  — Рэнсом, нельзя. Сейчас нельзя. Предстоит сделать еще слишком много.
        — Ты и так уже много сделала,  — прервал он, ладонью раздвинул ее ноги и просунул руку между ними.  — Слишком много, Иззи. И эта комната тому свидетельство. А теперь просто расслабься. Разреши мне сделать хоть что-то взамен.
        Ее тревожило, что он, видимо, не мог принимать даже незначительные знаки внимания — такие, как заботливо нарезанная груша,  — не думая о том, что должен хоть как-нибудь отплатить за них. Если не деньгами, то предоставленным удовольствием.
        Конечно, ничего против получения удовольствий Иззи не имела. В последние дни она почти не спала. А теперь мягкий пружинный матрас так манил, а прикосновение его твердого жаждущего тела казалось таким естественным. Иззи ужасно недоставало его.
        И все-таки…
        От поцелуя в ухо она вздохнула и улыбнулась.
        — Почему нельзя просто действовать заодно?
        Он просунул руку под ее юбку.
        — И какая в этом радость?

«Радость».
        Выбранное им слово удивило ее.
        Он мог высказаться иначе: «И что в этом интересного?» Или «какой от этого толк?»
        Но ни «интерес», ни «толк» не пришли ему в голову. Он заговорил о радости. Неужели именно радость он ощущает рядом с ней?
        Иззи надеялась на это. И не могла отрицать своих ожиданий. Ей хотелось, чтобы здесь Рэнсом чувствовал себя как дома. Здесь, в замке, и рядом с ней.
        Если они переживут скорый… визит, больше похожий на ревизию, Рэнсому больше не понадобится прятаться в замке Гостли и страдать в одиночестве.
        Но захочет ли он остаться здесь?
        Иззи коснулась его лица, провела пальцами по щеке, дотронулась до волос. Этот невозможный, порочный, раненный в самое сердце человек не бросил ее лежать в обмороке под дождем. Он успокоил ее, дрожащую в темноте. Помог ей почувствовать себя красивой и желанной.
        Он держит в себе столько невысказанных чувств, а ей никак не удается помочь ему излить душу. Страсть. Преданность. Любовь. В его груди бьется верное и преданное сердце, его чувства пробиваются сквозь панцирь из шрамов и уязвленного самолюбия. Иззи догадалась об этом еще в первый день, когда он внес ее в замок на руках.
        — Рэнсом…  — шепнула она.  — Что бы ни случилось, надеюсь…
        — Подожди!  — перебил он и нахмурился.  — Что это за шум?
        Рэнсом прислушался к звукам, которые уже надеялся больше не услышать никогда: к цоканью копыт, стуку колес — и непрестанному лязгу примитивных доспехов.
        Проклятье. Они вернулись.
        — Они не опоздали,  — отметила Иззи.
        Неужели она знала об этом визите?
        — Иззи, ты не могла так поступить.
        — И все-таки поступила. Пожалуйста, не злись.
        Как будто он способен злиться на нее! Поднявшись с постели, он подошел к окну нехотя и в то же время порывисто, словно привлеченный видом опрокинувшегося экипажа. Во двор замка вливалась уже знакомая ему блестящая радуга из множества людей.
        Очередное вторжение моранглиан.
        Иззи встала рядом с ним у окна.
        — Я понимаю тебя. Знаю, как ты к ним относишься. Но нам необходима помощь. В нашем положении привередничать опасно.  — И она повысила голос, обращаясь к людям, по милости которых двор заполнился неприятным шумом: — Какая честь для нас, сэр Уэнделл! Как любезно было с вашей стороны ответить на мой призыв в час испытаний!
        Со двора донесся голос:
        — Вне всяких сомнений, мисс Гуднайт, мы вернулись бы откуда угодно, чтобы вновь служить вам.
        Рэнсом силой оттащил ее от окна.
        — Иззи, нет. Ни в коем случае. Я должен продемонстрировать здравомыслие, показать, что я сведущ в делах, к которым имеет отношение герцогский титул. А если замок будет кишеть помешанными с игрушечными мечами и неестественным пристрастием к устаревшим речевым оборотам, мое положение только осложнится.
        — У нас нет выбора. Нам уже некогда искать, обучать и одевать слуг из числа местных жителей. А эти люди готовы нам помочь. Они умеют подчиняться приказам, вдобавок… они одеты одинаково.
        — На них нагрудники, словно найденные в куче мусора у ближайшей кузницы. На ливреи эти наряды нисколько не похожи.
        — Понимаю, они выглядят непривычно, но мы сделаем вид, что это моя причуда,  — объяснила Иззи.  — Ты же знаешь, как ко мне относятся. Я мечтательная малышка, живущая в сказке, придуманной моим отцом.
        Черт, как ненавистна ему была мысль о том, что ей опять придется притворяться. Тем более что это будет притворство ради спасения его, Рэнсома.
        — Ты забыла еще об одном,  — сказал он.  — О том, что все эти люди по ошибке принимают меня за своего кумира. Значит, будут звать меня Ульриком.
        — Нет, что ты! На этот раз ошибаешься ты. Все понимают, где сказка, а где реальность. Эти люди никогда и не считали тебя Ульриком. Просто думали… ну, что ты один из них.
        — Один из них?
        — Да. Рэнсом, они с радостью станут твоими друзьями, если ты им разрешишь.
        В дружеских отношениях с этими людьми он ничуть не нуждался. Но жестокая истина заключалась в том, что ему требовались слуги. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь подумал, будто бы он похоронил себя заживо в полуразрушенном замке, в обществе одного камердинера. Даже если именно так он и жил еще несколько недель назад.
        — Просто дай им шанс,  — шепотом попросила Иззи и поцеловала его в щеку, прежде чем спуститься навстречу пестрой толпе.  — Ты сделаешь это для меня?
        Она понятия не имела, на что он был готов ради нее. Не просто на глупые уступки, но и на любые подвиги.
        Он сам заточил себя в этом замке, чтобы здесь и умереть. Он обрубил все связи с внешним миром. И когда он уже считал, что сжег за собой все мосты, эта женщина — невозможная, нелепая, желанная — явилась сюда с явной решимостью перебраться через ров вплавь. Прорвать его оборону. Свить гнездо в замке. И остаться в нем.
        Если бы не Иззи, эта комната по-прежнему кишела бы крысами и летучими мышами. Если бы не она, он сидел бы сейчас, небритый и пьяный, в огромном зале или угрюмо считал шаги в никуда. Если бы не она, у него не было бы никаких причин бросаться в этот бой.
        Может, у него вскоре не останется ни титула, ни состояния, чтобы предложить ей, но он твердо решил защитить ее.
        Поэтому все поступки, которые он совершал в последнее время…
        Он совершал ради нее.
        Глава 21
        — Все сюда! Собирайтесь! Итак, начинаем генеральную репетицию.
        Выглянув из окна спальни герцога, Иззи обращалась к собравшимся во дворе рыцарям, фрейлинам, слугам и друзьям.
        Поверенные прибудут уже завтра. Значит, у всех присутствующих есть только один шанс проверить, все ли они запомнили.
        Прокашлявшись, Иззи громко попросила:
        — Пожалуйста, займите свои места.
        Рыцари, кухарка и служанки-фрейлины скрылись в замке, во дворе осталась лишь «инквизиция».
        Роли «инквизиторов» вызвались сыграть Абигейл и несколько фрейлин, которые должны были изображать незваных гостей. Девушки с воодушевлением взялись за дело, собрали волосы на макушках в строгие узлы, облачились в скромные пальто темных цветов и касторовые шляпы, позаимствованные из гардероба викария. Они даже нарисовали на лицах сурьмой бакенбарды и усы.
        Если не считать редких смешков, эта компания выглядела совсем как сборище ревизоров — солидных и серьезных поверенных и врачей.
        — А теперь, когда гости прибыли, Дункан проводит их в замок Гостли.
        Дункан открыл парадную дверь и почтительно поклонился ряженым юным леди.
        — Добрый день, господа. Добро пожаловать в замок Гостли.
        — Превосходно! А теперь проводите гостей в…  — Иззи обернулась к Рэнсому, который стоял рядом с ней на площадке у окна.  — Ты уверен, что предпочитаешь большой зал? Теперь у нас есть гостиная. Она не так велика…
        Рэнсом покачал головой.
        — Пусть будет большой зал. Я хорошо знаю пространство и эхо в нем.
        — Значит, большой зал.  — Иззи снова повернулась к окну: — Дункан, проводите их в зал.
        Дункан встал перед «инквизиторами» и почтительно склонил голову.
        — Будьте добры, джентльмены, следуйте за мной.
        Хихикающие девицы направились за ним в замок.
        Иззи отошла от окна.
        — Тем временем мы ждем здесь. Как только Дункан устроит гостей в большом зале, он пришлет за нами кого-нибудь из фрейлин.
        И они погрузились в молчание. Иззи разглядывала свою обувь. Завтра она наденет новую, а сегодня сойдут и старенькие нанковые полусапожки.
        Рэнсом, конечно, с каждым днем выглядел все величественнее. Дункан без устали трудился много часов подряд, вычищая, стирая, отутюживая и полируя каждую деталь одежды его светлости, и его старания не прошли даром.
        Локоны Рэнсома были, пожалуй, чуточку длинноваты, но Иззи не могла заставить себя предложить ему подстричься. Золотисто-каштановое крыло волос падало на его рассеченную бровь, и Иззи понимала, что без него Рэнсом будет чувствовать себя неловко.
        — Ни о чем не беспокойся,  — заверила она.  — Мы продумали все до последних мелочей, предусмотрели каждую возможную случайность. А если что-то пойдет не так, у нас есть последнее средство. План Г.
        — План Г? Что за План Г?
        — Белоснежка. Если возникнут непредвиденные сложности, одна из фрейлин впустит в комнату горностая. По меньшей мере, его появление всех отвлечет.
        Уголок его губ дрогнул уже знакомым Иззи образом. Она до сих пор не знала, как истолковать эту гримасу, но пыталась убедить себя, что это улыбка.
        В дверь постучали.
        — А вот и он,  — объявила Иззи.  — Сигнал нашего выхода.
        Она взяла Рэнсома под руку, вдвоем они вышли в коридор и начали спускаться по лестнице в большой зал.
        — Я помню все, что ты мне рассказал,  — заверила Иззи.  — У Блейлока рыжеватые волосы и очки. Риггет тучный, с близко посаженными глазами. Когда мы войдем в зал, я высмотрю обоих и подам тебе знак, объясняя, где они находятся. Первый сигнал — Блейлок. Второй — Риггет. Что касается остальных, дождемся момента знакомства. Если тебе понадобится Дункан, он всегда будет находиться слева от входа. После того, как ты представишь меня, я смогу взять на себя…
        Он остановился.
        — Иззи…
        — Да? Я что-то забыла?
        — Вот это.  — Он наклонил голову и поцеловал ее. Теплым, длительным прикосновением губ к ее губам.  — Он тебе не помешает.
        Она вздохнула.
        — Да. Спасибо.
        Сумбур в ее голове сменился четким и ясным порядком мыслей. Поцелуй Рэнсома стал для нее подобием надежного якоря в бурю. Если они выдержат это испытание вместе, остальное уже не имеет значения.
        После входа в большой зал Иззи подала условный знак, указывая Рэнсому, где находятся фрейлины, изображающие Блейлока и Риггета. Рэнсом поприветствовал каждого легким кивком, глядя примерно в указанную сторону.
        В этом случае титул должен был сослужить ему хорошую службу: ему не требовалось кланяться никому из присутствующих. И уж конечно, он не был обязан пожимать им руки. Или предлагать гостям прохладительные напитки. Если глаза не подведут его, он сможет различить фигуры гостей настолько, чтобы в разговоре смотреть на каждого из них. Ничего другого от герцога и не потребуется.
        Они направились к дивану и креслам у очага — обивку на мебели недавно заменили свежей. Иззи подала еще один знак, направляя Рэнсома к свободному креслу.
        Хозяин и гости расселись почти без затруднений.
        — Превосходно!  — оценила их старания Иззи, вздохнув с облегчением. Задача и вправду оказалась проще, чем ей представлялось.  — Когда мы все рассядемся, начнется беседа, будут поданы напитки. Нам предстоит отвечать на вопросы.
        — Нет, не так,  — возразил Рэнсом.  — Вопросы буду задавать я.
        — И это правильно. Если гости будут настроены дружелюбно, я предложу показать им замок. Конечно, я поведу их за собой, а вы будете замыкать шествие. А когда мы вернемся в большой зал, вероятно, уже наступит время ужина.
        Настроение Рэнсома мгновенно испортилось.
        У Иззи упало сердце. Она надеялась, что это предложение он воспримет с воодушевлением. Но, видно, надежда была напрасной.
        Он нахмурился.
        — Время ужина? То есть?
        Черт возьми. К такому повороту Рэнсом оказался не готов.
        — Ужин? Это еще зачем?
        — Если нам повезет, ужин не понадобится,  — разъяснила Иззи.  — Но на всякий случай мы должны быть готовы к нему. Поверенные проделают долгий путь из самого Лондона. Они будут голодными и уставшими. Скорее всего, нам придется предложить им переночевать здесь.
        Он выругался.
        — Не беспокойтесь, мы уже все продумали, а сейчас прорепетируем встречу. Дункан пригласит нас в столовую.
        Она подала знак Дункану, и камердинер, вжившийся в роль дворецкого, как и просила Иззи, звучно объявил:
        — Ужин подан.
        — После этого вы предложите мне руку,  — продолжала Иззи, взяв Рэнсома под руку еще до того, как он успел ее предложить,  — и мы поведем гостей в столовую.
        Шагая по коридору к столовой, Рэнсом чувствовал себя так, будто его вели на виселицу. Каждый шаг приближал его скорбную участь.
        Ужин. Не что-нибудь, а ужин. С таким же успехом Иззи могла бы устроить состязание в меткой стрельбе. Если бы задалась целью погубить его.
        Наконец они достигли столовой, и Рэнсом убедился, что и ужин продуман заранее. По обе стороны от длинного обеденного стола выстроились рыцари в доспехах, играющие роль лакеев. Один из них переступил с ноги на ногу, лязгнуло железо — от этого звука Рэнсома едва не передернуло.
        — Я предложу нашим гостям сесть.  — Иззи указала фрейлинам в мешковатых темных сюртуках на стулья.
        — Вы, конечно, сядете во главе стола.  — Иззи подвела Рэнсома к его месту.  — А я, как хозяйка, займу место в противоположном конце.
        Другими словами, на расстоянии десятка шагов от него.
        Рэнсом поймал ее за руку и удержал возле себя.
        — Так не пойдет.
        — Прошу вас, не паникуйте.
        Он скрипнул зубами.
        — Я и не думал паниковать.
        — Все будет хорошо,  — шепнула она.  — Честное слово. Я распорядилась, чтобы все блюда подавали «а-ля рюсс»: их разложат по тарелкам еще в кухне и принесут отдельно каждому. Ничего не придется ни резать, ни раскладывать. Во Франции такой стиль в большой моде. Нас сочтут знатоками современных веяний.
        — Я рад, что вы и об этом подумали,  — сухо отозвался он.  — Но…
        — Конечно, первым блюдом будет суп. Это очевидно. Что же касается мясного блюда…  — она подала знак одному из рыцарей,  — мы подадим бифштекс.
        На столе перед Рэнсомом появилась тарелка.
        Иззи придвинула стул и села рядом с ним.
        — Я все понимаю,  — зашептала она.  — Рэнсом, вы не подумайте, я заметила, что в нашем присутствии вы никогда не едите. Разве что кусок хлеба или сандвич. Но не полный обед или ужин. И я попробовала завязать себе глаза и поесть, орудуя ножом и вилкой наугад. И вся перепачкалась, не успев проглотить и трех кусков. Так что я вас понимаю.
        Ее голос звучал нежно, но обращалась она с ним, как с упрямым ребенком. И ни черта не понимала.
        Она взяла его руку и направила к тарелке.
        — Я предупредила кухарку: на вашей тарелке все будет нарезано кусочками на один укус, кроме хлеба. Булочка с маслом — на двенадцать часов, затем говядина — с трех до семи. А с восьми до двенадцати — картофель и фасоль.  — Она вложила ему в руку вилку.  — Ну же, попробуйте.
        — Иззи…
        Она коснулась его плеча.
        — Не робейте. Я знаю, что вы справитесь.
        Он сделал медленный вдох и выдох, стараясь сохранять спокойствие.
        — Я буду есть, когда захочу и где захочу. Мне не нужна еда, нарезанная на кусочки. Я не ребенок.
        Вот они, на столе перед ним,  — все его обиды и муки, поданные на одной тарелке.

«Вот вам порция беспомощности, ваша светлость. С гарниром из горечи и унижения. Все это безумие. А он — дурак, если согласился осуществить этот план. Не успев провести и пяти минут за обеденным столом, его поверенные поймут, кто он такой,  — несчастный слепой. В лучшем случае его признают инвалидом. В худшем упрячут в сумасшедший дом. Он лишится титула, состояния… и, может быть, даже свободы.
        И потеряет Иззи. Вместе с возможностью защищать ее. С последним шансом крепко обнять ее и ощутить нежность ее кожи».
        И все потому, что вслепую бифштекс не разрежешь. Мысль о том, что вся его жизнь зависит от такой мелочи, сводила его с ума.
        Между тем все ждали, фрейлины шушукались и хихикали. Рыцари лязгали доспехами. Рэнсому казалось, что этот металлический звук ввинчивается ему в мозг.
        — Я не голоден.  — Он жестом подозвал одного из лакеев в броне.  — Унесите.
        Никто не шелохнулся.
        — Примите тарелку,  — рявкнул Рэнсом.
        Болван в доспехах вышел вперед и забрал тарелку. Рэнсом кривился от каждого скрипа и лязга. В основании черепа нарастала боль. Это было все равно что знать: за его спиной стоит злодей с ледорубом, готовый нанести удар в любую секунду.
        Все. С него хватит. Он поднялся из-за стола.
        Иззи бросилась следом и остановила его прежде, чем он достиг двери.
        — Это я виновата,  — торопливо заговорила она.  — Надо было заранее предупредить вас. Я понимаю, вы устали. Мы все измучились. Попробуем еще раз позднее. А пока идите наверх и прилягте.
        Теперь ему предлагают еще и дневной сон?
        Верх унижения.
        — Остановимся на этом,  — заявил он.  — Никаких «попробуем позднее». Поблагодарите своих морфиниан за потраченное время и отошлите их.
        — Отослать?  — Она вцепилась ему в рукав, не давая уйти.  — Мы можем репетировать, сколько понадобится. Но сдаться мы не имеем права! Слишком многое поставлено на карту для нас обоих!
        — Я и без вас знаю, что поставлено на карту.
        Все ее будущее повисло на волоске. За себя Рэнсом не боялся, но хотел убедиться, что Иззи ничто не угрожает.
        Ее план — изображать зрячего в присутствии десятков фантазеров в маскарадных костюмах,  — просто не мог сработать. Рэнсом твердо знал это и мог доказать, но понимал, что даже факты не лишат Иззи романтичного оптимизма. Как и ее поклонников, которые сейчас стоят рядом и ловят каждое ее слово. Она ни за что не согласится обмануть их ожидания.
        Мало того, она не собирается делать выбор между Рэнсомом и тысячей незнакомых людей, желающих ей добра и готовых закармливать сладостями. Даже если второе наиболее вероятно.
        Значит, ему придется сделать этот выбор за нее.
        — Я не сдаюсь,  — объяснил он.  — Просто меняю план.
        — Значит, план Г!  — воскликнул кто-то из рыцарей.  — Всем внимание: План Г! У кого горностай?
        — Да не этот план.  — Рэнсом скрипнул зубами и пояснил, обращаясь к Иззи: — Нам нельзя терять времени. Ступайте наверх и принесите свою шаль.
        — Мою шаль? Зачем? Куда мы едем?
        — В Шотландию,  — сообщил он.  — Сегодня мы поженимся.
        Поженимся?..
        На минуту Иззи лишилась дара речи. В голове у нее все перепуталось. Мысли напоминали детский волчок, только кружились гораздо быстрее.
        Когда она наконец заговорила, ее голос звучал осторожно. И очень тихо, хотя она не сомневалась, что рыцари и фрейлины слышат каждое слово.
        — Вы хотите жениться? На мне? Сегодня?
        Он пригладил волосы.
        — Да, от этой идеи я тоже не в восторге, но ничего другого нам не остается. Соберите вещи. Самое большее через несколько часов мы будем у шотландской границы.
        — Но…
        — Преимущества очевидны,  — бесстрастно продолжал он.  — Если мы поженимся, сразу все изменится. По крайней мере, остальным придется подождать, пока не выяснится, беременны ли вы моим наследником. А тем временем я позабочусь о том, чтобы вы получили деньги, которые вам причитаются.
        — Знаете, все это очень напоминает… сделку. Надеюсь, вы простите мне эту откровенность, но не таким должно быть романтическое предложение, о котором мечтает девушка.
        — Вам двадцать шесть,  — безжалостно заявил он.  — Сколько еще предложений вы надеетесь получить?
        От этих жестоких слов ей стало трудно дышать.
        — Скорее всего, ни одного. Но это не значит, что я рада предложению, в котором нет ни капли чувств.
        — Иззи, вам давно пора повзрослеть. Чего вы ждете? Бравого героя? Пора покончить с жизнью в этой…  — он указал на рыцарей и фрейлин,  — в этой сказке.
        Она уставилась на него не в силах поверить, что он произнес эти слова.
        — Вы сделали это нарочно,  — наконец осенило ее.  — Вы отталкиваете меня потому, что вам страшно.
        — Я не отталкиваю вас. Если мне не изменяет память, я только что сделал вам предложение.
        — Самым оскорбительным и нелестным образом из всех возможных.
        Лязгая доспехами, Уэнделл сделал несколько шагов к ним.
        — Могу я предложить помощь миледи?
        — Она вам не миледи,  — отрезал Рэнсом.  — Она мисс Гуднайт. Взрослая женщина. И неважно, сколько бабушкиных подносов вы привязали к себе тесемками. Рыцарем вас это не сделает.
        Иззи скрестила руки на груди. Значит, ему мало просто оттолкнуть ее. Он не успокоится, пока не разгонит и остальных.
        — Ваша светлость, тем не менее я рыцарь,  — ответил Уэнделл.  — Я король Моранглии.
        — И как же вы сделались королем?
        — Принес присягу.
        — А-а, присягу. И на чем же вы поклялись? На шпаге, сделанной из подпорки для куста? Вы не рыцарь, вы фантазер. Как и все вы.  — Он повысил голос.  — Признайте это! Вот почему вы здесь, вот почему вырядились фрейлинами и рыцарями. Потому что ваша жизнь слишком ничтожна, а вы не желаете понять это.
        — Вы завидуете.  — Иззи покачала головой.  — Вам не понять, что значит быть частью подобного сообщества, вот вы и завидуете.
        — Завидую?  — Он фыркнул.  — Этим людям? Ставлю десять фунтов на то, что доблестный сэр Уэнделл до сих пор живет под одной крышей с родной матерью.
        Уэнделл густо покраснел.
        — Очень многие холостяки до женитьбы живут под кровом своих родителей.
        — О да,  — издевательским тоном согласился Рэнсом.  — И каковы же ваши брачные перспективы? У вас есть возлюбленная? Невеста? Вы хотя бы к женской груди прикасались?
        Иззи решительно наступила ему на ногу.
        — Хватит, говорю вам! Если ваша цель — выставить себя на посмешище и уничтожить все, над чем мы так долго трудились, можете мне поверить: вы сделали более чем достаточно.
        Но Рэнсом не унимался:
        — Ну же, сэр Уэнделл! Признайтесь, что вы и не целовались никогда!
        Щеки бедняги Уэнделла побагровели.
        Перед глазами Иззи потемнело.
        Внезапно Абигейл Пелэм решительными шагами пересекла столовую, взяла растерянного Уэнделла Баттерфилда за плечи и крепко поцеловала в губы.
        — Вот так!  — объявила Абигейл.  — Как видите, он целовался!
        Мысленно Иззи возликовала. Умница Абигейл!
        Спохватившись, Иззи твердо заявила, глядя Рэнсому в лицо:
        — Ну все, довольно. Вы сейчас же извинитесь. Нам не обойтись без помощи этих людей. И даже если вы намерены лишить нас последнего шанса, эти люди нужны мне. Они приехали сюда ради меня.
        — Нет, не ради вас. А ради малышки с широко распахнутыми изумрудно-зелеными глазами и гладкими янтарными волосами. Ради вас они бы и пальцем не шевельнули.
        Господи…
        Эти слова обрушились на нее, как удар. Иззи пошатнулась и отступила.
        — Это я здесь ради вас,  — продолжал он, обхватывая ее за талию.  — Иззи, если мы поженимся, неважно, что сделают со мной. Пусть, если им так хочется, запрут меня в Бедламе и проглотят ключ. Пока вы носите моего ребенка, вам ничто не угрожает.  — Он приложил ладонь к ее животу.  — Нам обоим известно, что вы, возможно, уже ждете моего наследника.
        Она в ужасе зашептала:
        — Поверить не могу, что вы заговорили об этом! Вслух, да еще и при всех!
        Она не решалась смотреть в глаза фрейлинам, а тем более Абигейл. На глаза навернулись непрошеные слезы.
        Все ее старания, весь труд, вся любовь ничего не значат для него. Он отверг все сразу. Иззи так надеялась, что завтрашнее испытание они выдержат вместе, а они не сумели продержаться даже сегодняшний день.
        Хуже того, он погубил ее в присутствии единственных друзей, какие у нее остались.
        — Вам надо избавиться от всего этого, Иззи.  — Он кивнул в сторону шокированных зрителей.  — И если уж на то пошло, им тоже не помешает. Скрывая истину, вы оказываете им медвежью услугу. Неужели вы боитесь, что они рано или поздно узнают, что волшебные сказки — чушь собачья, что их клятвы и присяги ничего не стоят, а счастливые финалы бывают лишь в книжках вашего отца? Хорошо. Но теперь-то, надеюсь, истина им известна. Может, она избавит кого-нибудь вроде меня от лишних забот.
        Иззи отстранилась.
        — Так вот оно что! Дело не в «Сказках на сон грядущий» и не в ваших поверенных. И даже не во мне. А в вашей гордыне и леди Эмили Ривердейл!
        Дункан громко и отчаянно закашлялся.
        — Леди Шемили Ливерпейл,  — поправилась Иззи.  — Прошу прощения. Так или иначе вы решили отомстить. Так, Рэнсом? Вам было мало погубить любимицу всей Англии. Теперь вы решили жениться на мне, только чтобы свести счеты.
        Он покачал головой.
        — Никакие счеты я сводить не собирался.
        — Это вы фантазер, вы верите в то, что выдумали сами.  — Она ткнула пальцем ему в грудь. Прямо в то пустое место, где полагалось находиться сердцу Рэнсома.  — Она бросила вас не из-за сказок моего отца. А потому, что вы вели себя холодно и бесчувственно по отношению к ней. В том, что вы остались совсем один, слепой и беспомощный, виноват лишь один человек из присутствующих здесь. Вы сами.
        — Иззи…
        Она смахнула со щеки обжигающую слезу.
        — Знаете что? Она правильно сделала, что сбежала. Она заслуживала большего. И я тоже.
        Глава 22
        Дамы и джентльмены, собравшиеся в столовой, в полном молчании слушали, как затихают вдалеке шаги Иззи. Рэнсом остро ощущал их единодушное осуждение.
        Эхо слов Иззи еще звенело под сводчатым потолком.

«Она заслуживала большего. И я тоже».
        Рэнсом задергал шейный платок, ослабляя узел, сдавливающий горло.
        Он испытал тошнотворное облегчение, услышав это мнение, высказанное вслух, и зная, что все вокруг разделяют его. Последние несколько дней дружелюбия, готовности помочь и приветливости заставили его почувствовать себя чужаком в собственном доме. Десятки людей вызвались помочь ему, не ожидая ни платы, ни какого-либо другого вознаграждения. Рэнсом не узнавал собственную жизнь.
        А нынешнее чувство беспросветного, глухого одиночества… Оно было до боли знакомо ему. Ничего другого он и не знал. То же самое ему твердили еще с тех пор, когда он не понимал смысла этих слов. Ему не стоит ждать утешения. Ни доброты, ни сочувствия. Никто и никогда не полюбит его — просто не сможет.

«Ты этого не заслуживаешь, мальчик».
        Рэнсом не спорил.
        Когда он покинул столовую и направился в гардеробную, за ним последовал только Дункан.
        — Дункан, приготовьте мне ванну, лучший костюм и вещи в дорогу. Сегодня мы уезжаем.
        — В Шотландию?
        — Нет. В столицу.
        Рэнсом принялся на ходу расстегивать манжеты.
        Они сейчас же отправятся в Лондон. Там он сразу же явится в банк и опустошит свои счета. А если предатели-поверенные уже заморозили их, он пойдет по клубам, в которых все еще состоит, и постарается взять в долг или выпросить столько, сколько сможет.
        И все средства, которые ему удастся собрать, достанутся Иззи. Пусть он не нравится ей, пусть о любви к нему не может быть и речи, но ему необходимо знать, что она обеспечена.
        — Ваша светлость,  — начал Дункан,  — а вы уверены, что это разумно?..
        Рэнсом прервал его:
        — Нет. На этом и закончим. Мудрые советы мне не нужны. Вы мне не советчик, а камердинер.
        — Я думал, меня повысили до дворецкого.
        — А теперь снова понизили. Готовьте ванну. И костюм. И все прочее.
        Раздеваясь, он слушал, как гремят чайники и как потом ванну подтаскивают по полу ближе к очагу.
        Когда звуки смолкли, Рэнсом ощупью нашел ванну и погрузился в нее, предвкушая, что сейчас его обольют теплой водой.
        Вместо этого на него обрушился поток ледяной воды.
        — Какого?!..  — отплевываясь, вскричал он.
        — Считайте это моим заявлением об отставке, ваша светлость.
        — Вы не можете уйти!
        — Еще как могу. Пенсию я обеспечил себе еще несколько лет назад. Но работу не бросал — по глупейшей из причин. Из-за обещания, которое дал давным-давно. Но сегодня в столовой вы просветили меня. Вы совершенно ясно дали понять, что любые клятвы и обещания… как же это? Кажется, «чушь собачья». Точнее не припомню.
        Рэнсом смахнул с лица ледяные капли.
        — Что все это значит? Вы никогда не приносили никакой присяги. Клятвы камердинера не существует. Как и Ордена крахмального воротничка.
        — Вам — да, не приносил. А ей я поклялся.
        — Мисс Гуднайт?
        — Нет, вашей матери. Перед тем, как она умерла, я пообещал ей присматривать за вами. Нелепо, правда? Еще одна слезливая сказочка.
        Рэнсом сделал медленный вдох.
        Значит, мало того, что он стал невольной причиной смерти родной матери. Он испортил жизнь и Дункану. Что ж, теперь он знает и об этом.
        С другой стороны, положить конец этой пытке — проще простого.
        — Считайте, что этого обещания вы не давали.
        — О, конечно, ваша светлость. Так и сделаю.
        И на голову герцога обрушилось еще одно ведро ледяной воды.
        — Вы болван,  — выпалил Дункан с яростью, какой Рэнсом от него никогда не слышал.  — Я видел вас в стельку пьяным, распущенным, предающимся всем мыслимым порокам. Но никогда не видел, чтобы вы вели себя так глупо, как сегодня. Если вы отпустите эту леди, значит, мозгов у вас нет и в помине.
        Рэнсом передернулся. У него стучали зубы.
        — Так будет лучше.
        — Лучше?  — Ему на плечи снова вылили ледяную воду.  — Для кого?
        — Для нее.  — Он обтер ладонью мокрое лицо.  — Для Иззи. Вы же слышали: я недостоин ее.
        — Конечно, недостойны. Как и ни один другой мужчина. Кроме того, кто готов заложить душу, лишь бы завоевать свою возлюбленную, а потом всю жизнь выплачивать свой долг.
        — Вскоре у меня не останется ничего. И я не собираюсь тянуть в пропасть вместе с собой ее, вас и всех остальных.
        Дункан надолго замолчал.
        — Знаете, она ведь любила вас.

«Любила»… Забавно: достаточно прибавить короткий хвостик к слову «любит», и чудесная фраза становится душераздирающей.
        — Вы слишком много болтали с мисс Гуднайт.
        — Я говорю не о мисс Гуднайт. А о покойной герцогине.
        Рэнсом сжался от резкой боли.
        — Еще одна женщина, для которой было бы лучше, если бы я вовсе не рождался.
        — В то время я был еще молодым лакеем, меня наняли, когда герцогиня ждала вас. Все в доме ходили на цыпочках и боялись дышать. Мне рассказали, что годом раньше у герцогини родился мертвый ребенок. В людской поговаривали, будто бы врачи предупредили герцогиню, что следующих родов она не переживет.
        Мертвый ребенок? Годом раньше?
        Об этом Рэнсом слышал впервые.
        — Но она решила пойти на риск,  — продолжал Дункан.  — Потому что хотела, чтобы родились вы. Когда закончились роды, меня прислали вынести из комнаты саквояж врача. Я уже собирался уходить, когда герцогиня взяла меня за руку…  — Камердинер закашлялся.  — «Пообещайте,  — попросила она,  — пообещайте показать ему, что такое любовь».
        Рэнсом сидел не шелохнувшись.
        — У нее началась горячка,  — рассказывал Дункан,  — ей оставалось уже недолго. Я понял, что она приняла меня за герцога. Но сказать ей об этом я не мог, а звать его уже не было времени. И потом герцог вряд ли сказал бы ей то, что она жаждала услышать.
        Да, черта с два бы он дал такое обещание. Отец Рэнсома оставался холодным и злопамятным до самого конца.
        — Я не мог допустить, чтобы молодая герцогиня умерла в тревоге. И я пообещал. Поклялся показать вам, что такое любовь. И потом еще тридцать лет делал все возможное, чтобы сдержать обещание.
        Боже мой. Где еще одно ведро ледяной воды, когда оно так необходимо ему — чтобы капли на лице стали незаметными?
        Погрузившись глубже в ванну, Рэнсом подтянул колени к груди и потер лицо обеими ладонями. Его горничным и гувернерам было запрещено относиться к нему по-доброму. Но кто всегда был рядом с ним? Кто выхаживал его после каждой попойки, зашивал раны, облачал его в безукоризненные фраки, тесные, как материнские объятия? Кто провел с ним последние семь месяцев, пока он, Рэнсом, с трудом отползал от самого края могилы?
        Дункан.
        Все это время рядом был Дункан.
        — И только теперь…  — хрипло выговорил Рэнсом.  — Все это вы говорите мне только теперь.
        — Раньше я думал, что вы не готовы выслушать меня. И я был прав.
        — Но… зачем? Никакая пенсия в мире не стоит тридцати лет прислуживания мне. Вдобавок я не давал никаких оснований для преданности.
        — Разумеется, не давали. Тридцать лет я держал свое слово потому, что оно придавало смысл моей работе. Иначе я не смог бы уважать себя. Конечно, это ничтожное, незначительное уважение, но все-таки уважение. Но, видимо, с вашей точки зрения, я зря прожил свою жизнь. Опять из-за каких-то дурацких клятв, а все они — чушь собачья… Но теперь, когда вы избавили меня от необходимости держать слово…  — Камердинер тяжело вздохнул.  — Я, наверное, поселюсь где-нибудь в Ирландии, в маленьком коттедже у моря. С нетерпением жду этого момента.
        Рэнсом протянул руку, пытаясь нащупать поблизости полотенце или свою одежду.
        — Где моя рубашка?
        — Не знаю, ваша светлость. Это уже не моя забота. Но если позволите, на прощание я все же дам вам совет… Вы не в том положении, чтобы привередничать. Если вам предлагают любовь или дружбу, принимайте. Даже если предложивший наряжен в доспехи из чайных подносов. И не выбирайте одежду в полоску. Она вам не идет.
        И Рэнсом остался один — слепой, голый, мокрый и дрожащий. Совсем один, как в день своего появления на свет.
        Ему не оставалось ничего другого, кроме как начать заново.
        И попытаться вернуть все, что он имел.
        При свете единственной свечи Иззи мерила шагами свою спальню.
        Она снова взглянула на часы. Половина третьего ночи. В прошлый раз она смотрела на часы всего девять минут назад.
        Куда же мог уйти Рэнсом? Совсем один, среди ночи? По ее настоянию Дункан отправился искать его. Оба должны были вернуться еще несколько часов назад. Теперь Иззи тревожилась за обоих.
        Она то злилась на него за побег, то боялась, что с ним случилось что-то ужасное. Рэнсом — взрослый мужчина, твердила она себе. Магнус не бросит его в беде. Но, с другой стороны, собака не способна предотвратить несчастный случай. А если он заблудился? Если свалился в реку?
        Или он сбежал в Шотландию с кем-нибудь из фрейлин? Иззи не винила его, помня, сколько резкостей наговорила.
        Господи! Эта неизвестность убивала ее. Наверное, стоило бы отправиться на поиски самой. Надо только взять лампу и разбудить Белоснежку, мирно спящую на ложе из стружек.
        Решено. Иззи потянулась за своим плащом и ботинками. Нельзя просто сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего.
        Трясущимися руками она принялась развязывать шнурки на ботинках. Почему ей вечно не хватает терпения распутать их, снимая ботинки вечером, Иззи не знала. Наверное, просто лень и дурная привычка, о которой Иззи впервые горько пожалела лишь сейчас.
        Теперь, когда она приняла решение отправиться на поиски, ее тревога усилилась. И в отличие от уже привычного ей зябкого страха перед темнотой этот ужас имел определенную форму и вид.
        Потому что он не был воображаемым. Уже нет. Это был неподдельный страх за человека, который ей дорог. Которого она любит. Да, любит, хоть он и свел на нет все ее старания и надежды на будущее счастье. Если ему плохо одному в темноте, ее долг — прийти на помощь.
        В тот момент, когда Иззи наконец развязала узел на втором ботинке, во дворе вдруг послышались шаги. Иззи бросилась к окну.
        Слава богу!
        Рэнсом дома.
        Он буквально висел на плече Дункана и… смеялся.
        Смеялся?..
        Страх Иззи мгновенно улетучился. Его место заняла вспышка ярости.
        Опрометью сбежав по лестнице, она столкнулась с вернувшимися мужчинами у входа в большой зал.
        Чтобы не дрожать, Иззи обхватила себя руками.
        — Рэнсом, я чуть с ума не сошла от беспокойства! Где же вы были?
        Дункан понял намек и попытался улизнуть.
        — Мне надо…  — он сделал туманный жест, глядя в потолок. Потом кивнул через плечо: — Заняться стиркой. Давно пора…
        — Идите,  — разрешила Иззи.
        С благодарным кивком он исчез.
        — Итак?..  — Иззи крепче сжала руки.  — Где ты был?
        — Я…  — Рэнсом широко развел руками.  — Заводил друзей!
        Заводил друзей? Иззи не удивилась бы так сильно, даже если бы он ответил, что охотился на единорогов.
        — Где?  — спросила она.  — С кем?
        — Ну, я начал с дома викария. Уэнделл Баттерфилд ужинал там с семейством Пелэм. Через несколько часов я направился на деревенский постоялый двор. А когда его закрыли на ночь, перебрался в какую-то убогую таверну. Кажется, «Мускусный кабан». Очаровательное, хоть и опасное местечко, и любопытных посетителей там пруд пруди. Один или двое даже умеют читать.
        — Читать?
        — Вот именно,  — кивнул Рэнсом.  — Видишь, чем я занимался? Весь вечер околачивался то тут, то там. Мне надо было, чтобы кто-нибудь почитал мне вслух, а тебя я попросить не мог. А это важно.
        — Да? И что же тебе читали?
        — «Сказки на сон грядущий».
        От этого ответа, как от удара, у Иззи подкосились колени.
        — О нет…
        — О да! Сегодня я понял: если я хочу хоть когда-нибудь понять, заслужить, а тем более вернуть тебя, мне надо знать, что там написано, в этих сказках. И вот теперь благодаря Абигейл, мистеру Баттерфилду и доброте посетителей здешних злачных мест я узнал всю историю. От начала до конца. Разумеется, конца у нее нет. Зато у меня появились вопросы к тебе…
        Нет. Нет! Только не от него. Не от Рэнсома. Единственного человека, который не воспринимал ее как маленькую глупышку из волшебных сказок, а как взрослую женщину. Прекрасную обольстительницу с чувством юмора и мыслями, достойными внимания.
        Однако он, узнав, о чем говорится в сказках, повел себя точно так же, как лорд Арчер, Абигейл и все остальные.
        Иззи отшатнулась, пока он не совершил непоправимое. Например, погладил ее по голове. Или протянул леденец.
        Он произнес нараспев:
        — «Погаси свет, голубушка Иззи, и я расскажу тебе такую сказку…»
        Она вспыхнула.
        — Как ты мог?..
        — Как я мог?  — переспросил он.  — А как могла ты? Вот что я хотел бы узнать. Признаться, я сочувствую читателям, написавшим тебе столько писем. Неудивительно, что они едва не спятили. Ульрик болтается на парапете уже больше года, а Крессида так и торчит в своей башне… Ты просто обязана объяснить мне, кто такой Рыцарь-Тень! Мне необходимо это узнать. У меня, само собой, есть догадки на этот счет, но…
        Она закрыла лицо ладонями.
        — Какой ужас… Теперь и ты…
        — Да, и я. Я стал отъявленным моранглианцем. Обратился в эту веру под действием чар «Сказок на сон грядущий».  — Он вытянулся на диване, заложив руки за голову и глядя в потолок.  — Ты предупреждала, что выпуски первых нескольких лет не заслуживают внимания. Надо отдать тебе должное: ты права. Им недостает глубины, они слишком предсказуемы.
        — Предсказуемы?  — Вопреки всякой логике, Иззи обиделась.
        Между тем Рэнсом продолжал:
        — Но потом, ближе ко второму похищению Крессиды, сюжет начинает меняться. Словно хороший виски, выдержанный в бочке. Появляется глубинный смысл, более тонкие оттенки чувств. Слова рисуют такие яркие и живые картины. Я будто видел мысленно все происходящее. Так отчетливо, словно сам стал свидетелем этих событий, но тем не менее сюжет не переставал удивлять меня. К тому времени, как мы добрались до финала, точнее, до того места, где он отсутствует, я словно прирос к стулу. Таверна перестала существовать. Я поймал себя на мысли, что почти хочу быть Ульриком. И даже, признаться, увлекся Крессидой.
        Иззи в отчаянии всхлипнула.
        — Но самое большое потрясение не имело никакого отношения к героям этих сказок.  — Он сел и повернулся к ней. Казалось, он прозрел и смотрит на нее в упор.  — Оно было связано с тобой.
        Ее сердце затрепетало.
        Боже… Он все понял.
        — Да,  — подтвердил он ее опасения.  — Теперь я знаю правду.
        Вот, значит, как… Загадка продолжительностью тринадцать лет разгадана. Он все понял.
        У Иззи остался лишь один возможный выход.
        Бежать.
        Глава 23
        С мучительным вздохом Иззи пробила ледяной панцирь паники, вылетела из большого зала и понеслась к винтовой лестнице.
        — Иззи!
        Она не остановилась.
        Он гнался за ней.
        — Иззи, стой! Не убегай от меня, черт возьми! Не смей убегать!
        В коридоре она споткнулась и, чтобы не упасть, прижала ладонь к стене.
        А ведь он прав. Леди Эмили Ривердейл сбежала от него. Виной тому стали истории Иззи, в итоге была погублена жизнь Рэнсома.
        И теперь она, Иззи, обязана дать Рэнсому хотя бы одно — шанс поговорить с ней лицом к лицу.
        Она остановилась и повернулась к преследователю.
        — Рэнсом, я… представить себе не могу, что ты сейчас чувствуешь.
        — А по-моему, еще как можешь.
        Он схватил ее за талию и увлек в ближайшую комнату — ею оказалась недавно обновленная, но так и стоящая без дела большая спальня.
        Рэнсом пинком закрыл дверь за собой.
        — Ведь выдумала же ты все эти диковинные истории. Значит, способна многое вообразить.  — Продолжая говорить, он оттеснял ее к кровати.  — Так что, наверное, ты сможешь представить себя на моем месте — когда я сидел сначала у викария, потом на постоялом дворе, потом в той сомнительной таверне, и до меня постепенно доходило, что автором этих сказок был вовсе не сэр Генри Гуднайт. Этим автором всегда была ты и только ты.
        Край матраса уперся сзади в ноги Иззи, и она повалилась навзничь на постель. Рэнсом упал следом, придавив ее всем весом к матрасу.
        — Так ответь мне…  — Его голос звучал мрачно и казался гулким, как эхо в пещере.  — Ты можешь представить себе, что я чувствовал? Можешь назвать чувство, переполнившее мою грудь так, что стало больно ребрам?
        — Гнев,  — полуобморочным голосом предположила она.
        Он покачал головой.
        — Неверно.
        — Ярость? Боль, вызванная предательством?
        — Нет и еще раз нет.  — Он коснулся ее губ, обвел их пальцем.  — Это была гордость. О, моя Иззи, как я гордился тобой! Я боялся, что мое сердце лопнет.
        А ее сердце почти перестало биться.
        — Гордился…  — У нее вырвался всхлип.  — Что это значит? С какой стати ты гордился мной?
        — Брось эти глупости. Рядом со мной можешь больше не притворяться.  — Он стер с ее лица слезы.  — Я гордился потому, что эти сказки написала ты. Все до единой.
        — Да, и значит, во всем виновата только я. Это из-за меня сбежала леди Эмили. Твои раны и слепота — тоже моя вина. И даже в том, что ты рискуешь потерять все, что у тебя есть, не виноват никто, кроме меня.
        — В таком случае все, что я могу сказать…  — он сделал медленный вдох и выдох.  — Благослови тебя Господь! Спасибо.
        — На самом деле ты так не считаешь.
        — Считаю. Если бы ты не научила глупую и взбалмошную Эмили Ривердейл мечтать о любви, у меня не появилось бы шанса самому поверить в нее. Я не приехал бы сюда. И не встретил бы тебя. А если бы и встретил, то в своей надменности и расчетливости не подпустил бы к себе.
        Он уткнулся лицом в ее шею.
        — Иззи, я всем обязан тебе. Ты моя душа. Моя жизнь. Не покидай меня.
        Ее сердце наполнилось нежностью.
        — Никогда!  — Она обвила его шею руками и крепко прижала его к себе.  — Если ты только позволишь, я никогда тебя не отпущу.
        Они поцеловались крепко и нежно. И медленно. Словно все время на свете принадлежало им двоим.
        — Прости за все, что сказал раньше,  — прошептал он.  — За все мои глупости. Я повел себя как последний болван. Я уничтожил весь твой труд. Хуже того, я разрушил собственные планы.
        Она нахмурилась.
        — Собственные планы? Какие?
        — Ну, прежде всего…  — Он приподнялся на локтях.  — Сегодня я намеревался соблазнить тебя и затащить в эту постель.
        Иззи с трудом сглотнула.
        — Эти планы изменились?

«Пожалуйста, скажи нет. Прошу тебя!»
        — Разумеется.  — Он выпрямился, поставив колени по обе стороны от ее талии.  — По-моему, соблазнение сейчас неуместно. Я считаю, что тобой давно пора овладеть.
        Ее пронзил трепет.

«Да!»
        Именно этого она жаждала в глубине души — чтобы он принимал решения сам. В доме Гуднайт Иззи была главной с десяти лет. И все эти годы она не прекращала лихорадочно писать сказки, чтобы на столе всегда был хлеб, а в светильниках — масло. Вдобавок ей постоянно приходилось помнить о том, что истину надо скрывать, а значит, в любом разговоре проявлять осторожность и вовремя придерживать язык. Следить, чтобы ни одна живая душа не догадалась, как обстоит дело на самом деле. Потому что она оберегала не только доход своей семьи, но и мечты и надежды тысяч читателей.
        И все это время Иззи хотела, чтобы кто-нибудь позаботился о ней. Об этом она мечтала. О мужчине, достаточно сильном, чтобы защищать ее, и смелом настолько, чтобы принять ее такой, какая она есть. И готовым назвать ее своей.
        Да, она слишком долго ждала этого момента. Всю жизнь.
        Но сегодня ее мечта не могла исполниться.
        Когда Рэнсом переплел пальцы с ее пальцами и попытался уложить ее на постель, Иззи не поддалась.
        — Нет.
        Он нахмурился.
        — Нет?
        — Не так. Я не могу позволить тебе овладеть мною.
        Воспользовавшись его замешательством, она высвободилась и перевернулась на постели так, что уселась на распростертого Рэнсома верхом.
        — Сегодня,  — объявила она,  — я намерена овладеть тобой.

«Овладеть им?»
        Рэнсом предпринял не слишком решительную попытку запротестовать. Пробормотал несколько бессвязных слов. Но собственное тело уже предало его.
        — Я же знаю, ты хочешь,  — прошептала Иззи, поднимая юбки и усаживаясь поудобнее.
        Она не ошиблась. Он и вправду хотел этого.
        Иззи не знала, что это значит для него — когда его уложили в постель, сорвали одежду, а потом… ласкали и осыпали поцелуями. Повсюду, везде. Ничего не требуя и не ожидая взамен. Не смущаясь и не ожидая, что ее остановят. Просто изливая нежность и страсть. Открывая душу.
        Иззи покрывала поцелуями каждый дюйм его тела.
        Он наслаждался каждым прикосновением ее губ, ласками, для которых она выбирала как чувствительные, так и неожиданные местечки. Сгиб его локтя. Резко очерченный подбородок. Мускулистые, густо заросшие икры. И все это время ее мягкие шелковистые волосы скользили по коже Рэнсома, как тысяча ласкающих пальцев.
        Конечно, Иззи не обделяла вниманием и его губы, просовывала между ними язык, касалась его языка. Целовала щеки и виски, чувствительную кожу под ухом, пробегала языком по груди, пока наконец не…
        Остановилась возле пупка.
        Рэнсом замер.
        Настаивать ему не хотелось. К тому моменту она обласкала языком почти все его тело, и теперь его возбужденное естество требовало своей доли. Жаждало ее прикосновений, вожделело поцелуев. Подрагивало, как стреноженный конь.
        — Иззи…
        Наконец она обхватила его член пальцами. Поднесла губы к головке. И, ободренная его стоном беспомощного наслаждения, повторила поцелуй. А потом еще раз, но легонько обведя головку языком.
        — Покажи мне,  — прошептала она.  — Покажи, что делать.
        От такого предложения он не смог отказаться. Положив ладонь ей на затылок, он повелительным жестом заставил вобрать его в горячий, влажный рот, провести губами по всей длине его достоинства. Долгих объяснений ей не понадобилось. Как только она уловила ритм, он убрал руку с ее головы, откинулся на подушку и отдался блаженству.
        Она еще раз взяла его в рот, потом отпустила, проведя языком снизу, и он застонал, без слов прося сжалиться над ним.
        — Ты хочешь, чтобы я овладела тобой?  — спросила она обольстительно низким голосом.
        — Да,  — еле выговорил он сквозь зубы.  — Очень.
        Он уселась на него верхом и поерзала, потираясь влажной складкой о его затвердевшее копье. Потом замерла над ним, удерживая головку члена возле того самого места, куда он так жаждал проникнуть.
        Милосердное небо, он так долго не выдержит.
        — Иззи…  — От страсти у него перехватило горло.  — Сделай это. Прямо сейчас. Умоляю.
        — Ты же знаешь, что я хочу услышать.
        О чем это она?
        Ах да. Вот о чем. Плутовка.
        — Пожалуйста…  — Он протянул руку, запутался пальцами в ее длинных разметавшихся кудрях и повторил: — Пожалуйста.
        — Вот так-то лучше.
        Она медленно и плавно опустилась на него, принимая в себя всю его длину до самого основания.

«Да…»
        Пока он еще мог терпеть, он дал ей возможность задавать темп. Она двигалась на нем неторопливо и неумолимо, лишая остатков терпения.
        Когда же он понял, что долго уже не продержится, то схватил ее за бедра обеими руками и заставил двигаться быстрее, опускаться ниже. Упершись ступнями в матрас, он приподнимал бедра, встречаясь с ней на середине пути.
        Она упала к нему на грудь, и два сердца застучали в унисон. Он обнял ее, крепко обвил обеими руками, жадно ловя каждый стон и вздох наслаждения. Он держался так долго, как только мог, заставляя ее подниматься все выше, пока она не задрожала и не замерла в его объятиях.
        Вместе с ней вершины достиг и он. Это было единство, наслаждение и совершенство, и все благодаря ей. Ей одной.
        Любовь к ней переполняла его.
        Обхватив Иззи руками, он перекатился на бок и прижал ее голову к своей груди. Она по-детски уткнулась в него лицом и свернулась клубочком рядом с ним.
        Рэнсом положил подбородок ей на макушку.
        — Иззи, я хочу задать тебе один вопрос. Раньше я никогда не спрашивал об этом женщину. Мне понадобится собраться с духом, чтобы завести этот разговор, поэтому очень тебя прошу — нет, умоляю: как следует подумай, прежде чем ответить.
        — Какой вопрос?
        — Иззи, душа моя.  — Он ласково пригладил ее волосы.  — Ты испечешь мне утром блинчики?
        Глава 24
        Как только за окнами начало светать, Иззи взяла за плечо спящего возлюбленного и попыталась разбудить его. Она отважилась на это не сразу: он лежал такой прекрасный, раскинув смуглые руки среди белоснежных простыней и пуховых подушек.
        Герцог мирно спал.
        Но ему предстоял по меньшей мере непростой день. Проспать его было бы немыслимо.
        — Рэнсом.  — Она осторожно потрясла его за плечо.
        Он вздрогнул.
        — А? Что такое?
        — Просыпайся и одевайся. Сегодня приедут поверенные. Не знаю, где Дункан, но он наверняка скоро появится.
        — Иззи, ради бога! К чертям поверенных. Дункан потребовал расчета. И я думал, мы уже обо всем договорились. Я не собираюсь отказываться от того, что у нас есть.
        — И я ни от чего не отказываюсь.  — Она присела рядом с ним на постель и взъерошила его волосы.  — Просто пытаюсь поторопить тебя. Если ты хочешь блинчиков, заняться ими надо сейчас же.
        — Что?.. Тогда сейчас встаю.
        Несколько минут спустя, облаченный в измятую одежду, но с улыбкой на лице, Рэнсом спустился вместе с Иззи в кухню, находящуюся неподалеку от большого зала.
        Иззи развела огонь и принялась вынимать из буфета миски и ложки.
        — Так как же ты догадался?
        — Хочешь сказать, как я понял, в чем дело? Первые подозрения у меня появились еще давно. Ты сравниваешь закаты с умирающими воинами, читаешь с выражением, меняя голос, подсказываешь дурацкие реплики для диалогов. А когда я наконец услышал эти сказки, все стало очевидно. Я понял это, потому что знаю тебя, Иззи. Тебе давно пора прекратить отрицать свое авторство и притворяться.
        Хорошо, больше она не станет притворяться. По крайней мере с ним.
        Пусть даже весь остальной мир так и не узнает истину, ей все равно: главное, чтобы знал единственный человек, мнением которого она дорожит. Он сумел разглядеть ее сквозь ожидания и представления публики. Увидел настоящую Иззи.
        — Тебе правда понравилось?  — спросила она. Глупейший вопрос, и ответил он на него в том же духе.
        Он потрепал ее по голове.
        — «Понравилось» — не то слово.

«Тогда какое же?  — Иззи задумалась.  — Он восхищен? В восторге? Умилился? Ему полюбились ее сказки?»

«Нет, пусть лучше не отвечает»,  — сказала она себе. Но втайне ждала продолжения.
        — Но почему ты мне сразу не сказала?  — спросил он.  — И если уж на то пошло, почему не объявила об этом всему миру? Если бы я написал самую популярную книгу Англии, я кричал бы об этом на каждом углу!
        Он что, спятил?
        — Разве я могла об этом рассказать? Я испортила бы всем удовольствие и выставила своего отца обманщиком.
        — Он и был обманщиком. Трусливым и бесстыдным мошенником, который присвоил себе всю славу, которая причиталась тебе за усердный труд.
        Иззи покачала головой, доставая из буфета яйца.
        — Поначалу он просто старался защитить меня. Я была еще слишком молода. Издатели даже не взглянули бы на «Сказки», если бы знали, что их написала я. Мне не нужны были поклонники и внимание. А отец искренне радовался преклонению читателей. Мне же больше нравилось писать.
        — И так продолжалось, пока он не умер, а ты не лишилась всего сразу. Неужели ты не скучаешь по прежним временам?
        — Конечно, скучаю. Ужасно скучаю.  — Даже теперь, по прошествии более чем года, ее не покидало ноющее чувство тоски от потери, которую, как она твердо знала, не восполнить ничем.  — Но что я могу поделать? Я не могу публиковаться под именем отца: все его произведения по закону принадлежат Мартину. А если я отправлю их в издательство под своим именем, рукопись отошлют обратно. Скорее всего, так и не заглянув в нее.
        — Откуда ты знаешь, если ты даже не пробовала?
        — Ты не понимаешь, Рэнсом. Ты просто не видишь.
        Он обидчиво вскинул голову.
        — Не понимаю, при чем тут моя слепота.
        — При всем.  — Она вздохнула.
        Его слепота имела к этому разговору самое прямое отношение.
        Ни один мужчина никогда еще не обращался с ней так, как Рэнсом. Для всех она оставалась маленькой, непривлекательной и незаметной. Но ее слова на странице значили гораздо больше. Они могли внушать восхищение и оказывать влияние. Они казались могущественными.
        Но только когда все считали, что это не ее слова.
        Иззи смирилась с тем, что так всегда было и будет. Лучший выход для нее — оставаться невидимой. Вот почему она описала себя как красавицу с изумрудными глазами и гладкими волосами цвета янтаря. Настоящая Иззи просто была недостаточно хороша.
        Так было до недавнего времени. Но для Рэнсома хороша оказалась настоящая Иззи. Он даже представить себе не мог, как много это значит для нее. А она всеми силами старалась объяснить это.
        Она пожала ему руку.
        — Подожди, сейчас я испеку тебе блинчики.
        Он наблюдал, как она разбивает яйца в миску.
        — Кто научил тебя печь их?  — спросил он.  — Ваша кухарка?
        Иззи усмехнулась.
        — У нас не было кухарки. Единственным источником дохода моего отца были занятия с полудесятком учеников. Пока сказки не приобрели популярность, нам никогда не хватало денег на слуг.  — Она налила в миску молока, просеяла туда же мерку муки и принялась мешать тесто ложкой.  — У нас не было ни кухарки, ни горничной, ни гувернантки. Только мы с папой. Я сама многому научилась, но печь блинчики мне особенно нравилось.
        — Значит, все свое детство ты была сама себе кухарка, горничная и гувернантка. А в тринадцать лет стала обеспечивать семью.  — Он обнял ее за талию.  — Меня так и подмывает забрать у тебя эту ложку и выкинуть ее в окно. Больше тебе никогда не придется печь блинчики.
        Она улыбнулась и поцеловала его в щеку.
        — Это совсем другое дело. Готовить для тебя — это удовольствие.
        Рэнсом обнимал ее, пока она добавляла в миску щепотку соли и немного сахара.
        А Иззи, мешая тесто, решила поделиться с ним еще кое-чем, и немедленно.
        — Хочешь узнать продолжение? И о том, кем был Рыцарь-Тень?
        — Ты шутишь?  — Он сжал ее талию.  — За это я готов отдать что угодно! Кроме блинчиков. Отдать блинчики даже не проси.
        — Когда Ульрик повис на парапете…  — Иззи нашла в одном из горшочков сливочное масло,  — и уже начал было подтягиваться на руках, Рыцарь-Тень выхватил меч и одним ударом отсек Ульрику кисть одной руки.
        Рэнсом нахмурился.
        — Господи, какие же у тебя кровожадные фантазии!
        — И Ульрик повис уже на одной руке. Шел дождь, над парапетом свистал ветер. А Ульрику приходилось удерживать на руке не только вес тела, но и всю тяжесть доспехов. Это слишком много. Пальцы уже не выдерживали. Все было кончено, и это понимали они оба — и Ульрик, и Рыцарь-Тень.
        Иззи отставила миску с тестом и протянула Рэнсому выпачканные сахарной пудрой пальцы, чтобы он облизнул их.
        Рассказ продолжался:
        — «Скажи мне,  — попросил Ульрик, с трудом держась на последних двух пальцах,  — скажи мне, прежде чем я умру, кто ты такой». И тогда Рыцарь-Тень поднял забрало своего шлема, открывая хорошо знакомое Ульрику лицо, и объявил…  — Иззи понизила голос до зловещего шепота: — «Ульрик, я твой брат».
        Рэнсом выпустил изо рта ее палец.
        — Нет!
        — Да.
        — Нет…
        — Да,  — повторила она.  — На самом деле поворот не такой уж и неожиданный. Похожий мотив часто встречается в рыцарской литературе. Заклятым врагом странствующих рыцарей нередко становятся их отцы, братья или же давно потерянные сыновья.
        Она смазала маслом разогретую сковороду и вылила туда же полную ложку жидкого теста.
        — А я думал, брат Ульрика погиб в крестовом походе,  — заметил Рэнсом.
        — Вот и Ульрик так думал. А Годрик, которого считали погибшим на поле боя, выжил. Ему понадобилось несколько лет, чтобы вернуться в Моранглию, и все это время он мечтал отомстить брату, который бросил его умирать.
        Рэнсом покачал головой.
        — Скажи еще, что Крессида на самом деле их сестра.
        — Крессида — их сестра? Господи, конечно, нет! С чего вдруг ты об этом подумал?
        — А что, был бы неплохой сюрприз,  — заметил он.  — Согласись.
        Иззи с отвращением передернулась и перевернула блинчик.
        — Они никак не могут быть братом и сестрой. Ведь они целовались.
        — Поцелуй был так себе.
        — И все-таки он был. Так что они не родственники.  — Она засмеялась.  — Странное предположение.
        Готовый блинчик она выложила на тарелку. В этот момент дверь кухни скрипнула, открылась, и Иззи подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть знакомую фигуру, увенчанную узлом белокурых волос.
        — Вот вы где, Иззи!
        Абигейл.
        Иззи закусила губу, не зная, какого мнения о ней теперь дочь викария. Вчерашнее заявление Рэнсома не оставило простора воображению, вдобавок сегодня Абигейл застала их обоих полуодетыми в кухне за выпеканием блинчиков. Любой на ее месте поверил бы, что они любовники.
        В довершение всего Рэнсом обнял Иззи за плечи, притягивая к себе.
        — Абигейл, доброе утро,  — начала Иззи.  — Я просто… то есть мы…
        — Все хорошо, Иззи.  — Абигейл вошла в кухню.  — Я никому не скажу. Вообще-то я хотела попросить вас об одолжении. Если кто-нибудь спросит, скажите, что прошлую ночь я провела здесь, в замке.
        — Здесь?..  — внезапно Иззи осенило.  — А-а, ну конечно!
        — И конечно, ноги моей не было минувшей ночью в лагере моранглиан.  — Абигейл перешла на шепот: — И я вовсе не позволяла мистеру Баттерфилду вольности отнюдь не рыцарского свойства.  — На ее щеках проступил легкий румянец.
        Иззи улыбнулась.
        — Разумеется, нет.
        — Спасибо.
        — Не за что. Для этого и существуют подруги.
        Абигейл крепко обняла ее и вздохнула с облегчением.
        — Итак,  — оживленно продолжала она,  — что будем делать с поверенными? Как докажем, что герцог вовсе не помешанный? Не можем же мы просто взять и сдаться.
        Иззи переглянулась с Рэнсомом.
        — Сдаваться мы и не думали. Верно?
        — Верно,  — согласился он.  — Пусть приезжают. Но и ломать комедию мы не станем. Хватит притворства. Я честно отвечу на все вопросы. А если они и после этого будут оспаривать мое право сохранить за собой титул, мы встретимся в суде лорда-канцлера.
        — Мне нравится этот план,  — отозвалась Иззи.  — Абигейл, мы можем рассчитывать на вашу помощь?
        — Конечно!
        — Дункан просил расчет,  — объявил Рэнсом, почесывая небритую щеку.  — Но я, наверное, смогу убедить его остаться. На правах друга. Однако без лакеев нам все равно не обойтись.  — Он повернулся к Абигейл.  — Говорите, моранглианская армия расположилась лагерем неподалеку? Возможно, я сумею убедить их вернуться.
        Иззи усомнилась в том, что это разумное решение.
        — Рэнсом, вчера ты очень обидел их. Бог знает, что они думают обо мне. Что бы ты ни собирался им сказать, начни с искренних извинений. И не забудь сказать «пожалуйста».
        Прожевывая блинчик, он пожал плечами.
        — Они разумные люди. Уверен, после краткого разговора мы придем к взаимопониманию.
        Но достичь взаимопонимания оказалось не так просто.
        Предыдущие два часа Рэнсом провел в лагере моранглиан. А теперь его плотно окружили, связали руки за спиной, завязали глаза и под усиленной охраной куда-то повели.
        По всей видимости, в лес.
        Рэнсом повысил голос, чтобы его услышали, несмотря на накинутый на голову мешок и лязг доспехов:
        — Право, добрые сэры, я знаю, что вчера наговорил немало обидных слов. Но сегодня я пришел с миром. Я хочу присоединиться к вам.
        Что-то острое кольнуло его в спину.
        — К рыцарям Моранглии нельзя просто присоединиться. Для этого есть особая церемония и клятва.
        — С испытанием,  — добавил другой голос.
        — Хорошо, я согласен пройти ваши испытания. Но зачем мне завязали глаза и надели на голову мешок? Я и так слепой.
        Его снова кольнули в спину.
        — На колени!
        Он встал на колени. Кто-то снял мешок и повязку с его головы.
        Рэнсом жадно глотнул свежего воздуха.
        — Итак, что я должен делать? Что говорить?  — Он прокашлялся.  — Сим клянусь в верности своему господину…
        Ему снова надели на голову мешок.
        — Смилуйтесь!  — запротестовал он.  — Не соблаговолите ли вы промедлить секунду, черт бы вас побрал…
        — Брат Уэнделл, он не воспринимает происходящее всерьез,  — заявил кто-то из рыцарей.  — Наш орден — тайное общество. Мы здесь потому, что нас объединяет высшая цель.
        Кто-то добавил:
        — Если мы примем его в наши ряды, то должны будем относиться к нему, как к равному. Как к брату. Думаете, он намерен так же относиться к нам?
        Наклонив голову, Рэнсом ухитрился избавиться от мешка и заговорил, обращаясь к окружающим его мужчинам, лица которых видел как белесые пятна:
        — Послушайте, я все понимаю. Я вам не друг. Я негодяй, который колотил вас в школьные годы и отбирал карманные деньги. Но теперь я стою на коленях. Среди леса. Мало того, не далее как вчера мой камердинер потребовал расчет. Это не шутка. Я искренне прошу прощения за все, что наговорил. Мне необходима ваша помощь.
        Впервые в жизни Рэнсом выговорил «мне необходима ваша помощь». И как ни странно, пережил это унижение.
        Первый рыцарь снова подал голос:
        — Не соглашайся, брат. Он не настоящий моранглианин.
        — Сейчас уже настоящий,  — настаивал Рэнсом.  — И сэр Уэнделл об этом знает. Он присутствовал на ужине у викария, когда мы прочли первую часть «Сказок».
        — Тогда докажите это,  — вмешался второй рыцарь.  — Какие три ингредиента Ульрик принес в семнадцатой части для эликсира греймерской ведьмы?
        Проклятье. Там было что-то этакое… Рэнсом принялся рыться в воспоминаниях о предыдущей ночи. Он слушал внимательно — честно говоря, даже увлекся,  — но ничего не старался запоминать.
        — Палец ноги тролля, щетину тритона и… мочу единорога? Черт, не помню.
        — Видите?  — подхватил рыцарь.  — Он говорит неискренне. Ручаюсь, он даже не помнит монолог «Вне всяких сомнений».
        — Постойте!  — встрепенулся Рэнсом.  — Я помню его.
        Он и вправду помнил этот момент — удачный, выразительный, с Ульриком, прощающимся с Крессидой перед тем, как отправиться убивать Камбернотское чудовище. Во время этого прощания Ульрик произнес настоящую речь.
        — «Вне всяких сомнений,  — процитировал Рэнсом,  — вне всяких сомнений, я вернусь, миледи. Вне всяких сомнений, мой клинок…»
        — «Мое оружие»,  — поправил кто-то, сопроводив свои слова увесистым тумаком.  — «Вне всяких сомнений, мое оружие…»
        — Да-да.  — Рэнсом сосредоточенно уставился в землю.  — «Мое оружие, моя сила…» И еще что-то там про короля, потом «вы останетесь королевой моего сердца», и наконец — «за миледи и за Моранглию».  — Он поднял голову.  — Ну как, годится?
        — Нет,  — он узнал голос Уэнделла Баттерфилда.  — Это было жалкое зрелище.
        — Да он же нас просто использует,  — снова послышался голос первого рыцаря.  — Он забудет о нас, как только получит то, что хочет. Выкинет нас на улицу. Будет высмеивать наши церемонии в своих шикарных клубах джентльменов. Он понятия не имеет, кто мы такие.
        Рэнсом покачал головой.
        — Нет, в клубах меня тоже никто не любит. Поверьте мне, я знаю, что такое оскорбления. Я был тяжело ранен семь месяцев назад — угадайте, сколько гостей и доброжелателей навестило меня с тех пор? Ни единого. Так что я тоже изгой.
        — Богатый и знатный изгой с полудюжиной поместий,  — возразил Уэнделл.
        — В настоящий момент — да. Но если мои поверенные и наследник добьются своего, я потеряю все. Заметьте, я прошу у вас помощи не ради себя. А ради мисс Гуднайт. Если визит пройдет неудачно, она лишится дома своей мечты. Позвольте мне вступить в ваши ряды, и я клянусь: мы объединимся ради высокой цели. Ради нее.
        Последовало продолжительное молчание.
        Рэнсом не знал, что еще сказать.
        — Я принимаю эти слова как вашу торжественную клятву,  — сэр Уэнделл положил меч плашмя на плечо Рэнсома.  — Нарекаю тебя сэром Рэнсомом из Ордена Макового цветка и истинным рыцарем Моранглии.
        Слава богу.
        — Орден Макового цветка?  — пробормотал Рэнсом, пока ему развязывали руки. Он потер онемевшие запястья.  — Значит ли это, что мы курим опиум?
        — Нет,  — ответил Уэнделл и добавил, обращаясь к одному из товарищей: — Подайте ему медовый напиток.
        Рэнсому передали флягу со сладким густым вином. Он сделал глоток.
        — Неплохо. Примите мою благодарность, сэр Уэнделл.
        — Брат Уэнделл,  — поправил тот.  — Теперь вы один из нас.
        И вправду. Теперь он с ними. Какая неожиданность. Стоя на коленях в лесу, в окружении бывших учеников закрытых школ, ныне неудачников, Рэнсом понял, что его охватывает удивительное, совершенно непривычное чувство.
        Его приняли как своего.
        — А когда мы не настороже,  — продолжал Уэнделл,  — тогда зовите меня мистер Уэнделл Баттерфилд, эсквайр.
        — Эсквайр?  — переспросил Рэнсом.  — Но… значит ли это, что вы адвокат?
        — Да, так и есть.
        — Не знал, что адвокатам позволительно в свободное время разгуливать по лесам в самодельных доспехах.
        — Почему бы и нет?  — отозвался Уэнделл.  — Ведь в рабочей обстановке мы вынуждены носить длинные черные мантии и пудреные парики.
        Рэнсом признал довод логичным.
        — Хоть лакей из меня никудышный, когда требуется прислуживать за столом, я мог бы разобраться с вашими юридическими делами. Конечно, если вы примете мою помощь.
        Уэнделл протянул Рэнсому что-то размытое, телесного цвета.
        Свою ладонь.
        Уязвленное самолюбие Рэнсома в последний раз укололо его в самое сердце, прежде чем скончаться в муках. Ему не нужна помощь, чтобы подняться на ноги, уверяла гордыня. Он не инвалид и не дитя.
        Однако он человек. Впервые за всю жизнь безнадежно влюбленный. И рискующий лишиться всего сразу. Как сказал Дункан, ему понадобится любая дружеская помощь, какую он только может заполучить.
        Подавив в себе желание отказаться, он принял протянутую руку.
        Как только Рэнсом поднялся на ноги, Уэнделл созвал рыцарей. Обступив Рэнсома, его похлопали по плечам и спине.
        — Рыцари, общий салют!
        Кулаки грохнули о панцири.
        — За миледи и за Моранглию!
        Глава 25
        — Иззи, вы не поверите!  — Абигейл, стоящая у окна в башне, обернулась.
        — Что там? Только не говорите, что поверенные! Мы еще не готовы, я не одета. Даже Рэнсом не вернулся.
        — Это не поверенные. Взгляните!
        Иззи высунула голову в узкое окошко. Издалека, по извилистой дороге, ведущей к барбакану, приближалась уже знакомая пестрая толпа рыцарей-всадников Моранглии. Их сопровождали фрейлины Крессиды. Знамена трепетали на ветру, солнечные блики плясали на доспехах.
        — Герцогу удалось!  — воскликнула Абигейл, вцепившись в руку Иззи.  — Он уговорил их вернуться!
        — Без вашей помощи он бы не справился,  — напомнила Иззи.  — У сэра Уэнделла явно имелись свои причины вернуться. Но почему это произошло, неважно. Главное, что они здесь.
        Глупые слезы навернулись на глаза Иззи. Даже после всего, что случилось вчера, поклонники не оставили ее в беде. Они все еще здесь, они по-прежнему ее друзья. Их вера все еще крепка.
        Вне всяких сомнений.
        Следующие несколько часов пролетели в вихре лихорадочных приготовлений. Кухарка и фрейлины хлопотали на кухне. Рыцари вновь проходили курс лакейской премудрости, готовясь прислуживать за столом. Дункан увел Рэнсома мыться, бриться, надевать тщательно подогнанный костюм и начищенные сапоги. Абигейл потратила почти три четверти часа и немалую долю своего терпения, укрощая волосы Иззи.
        Когда у ворот замка загрохотали колеса экипажей, Иззи даже не отважилась выглянуть в окно. Это пришлось сделать Абигейл.
        — Да,  — объявила она.  — Это они. Теперь уже точно.
        — Сколько их?
        — Два экипажа. Трое… нет, четверо мужчин.
        Четверо? Господи. Поверенных только двое. А остальные? Врачи, свидетели, помощники лорда-канцлера?
        Иззи принялась беспокойно вышагивать туда-сюда, всей душой надеясь, что внизу все идет удачно. Дункан встретит прибывших, проводит в зал, а потом придет время…
        В дверь постучали.
        Рэнсом.
        — Ты готова?  — Он предложил ей руку, вдвоем они вышли в коридор.  — Ни о чем не волнуйся. Просто будь рядом со мной.
        — А если им покажется странным то, что я все время буду рядом с тобой, как приклеенная?
        Он усмехнулся.
        — Поверь мне, никто из моих поверенных не удивится, увидев рядом со мной красивую женщину. Это лишь подкрепит впечатление, что я снова стал прежним.
        Но Иззи беспокоила не его репутация: она всерьез сомневалась, что поверенные привыкли видеть Рэнсома с такими женщинами, как она.
        — Подожди…  — Иззи придержала его.
        — Что такое?
        — Я… мне надо кое-что сказать тебе.
        — Хм… ну ладно. Только пусть это будет что-нибудь хорошее. Или давай отложим разговор на потом, после встречи, к которой мы готовились всю неделю.
        — Нет, откладывать его нельзя,  — Иззи потянула Рэнсома за рукав.  — Ты должен узнать это немедленно.
        Теперь, когда он внимательно слушал ее, она вдруг испугалась. Зажмурившись, она заставила себя выпалить:
        — Я некрасива. Совсем.
        Он свел брови, сжал губы, словно желая что-то спросить, но вопрос так и остался невысказанным.
        — Надо было сразу тебе сказать. Ты себе не представляешь, как это меня угнетало. Просто… никто и никогда не называл меня красивой. Никто даже не считал меня такой. Потому я не могла сказать тебе правду, хоть и видела, что произошло недоразумение. Но теперь ты должен знать об этом. Если мы войдем в зал вместе, да еще под руку… невозможно представить себе более достоверного свидетельства тому, что ты ослеп. Гости сразу задумаются, с какой стати я тебе понадобилась.
        — Иззи…  — Он попытался взять ее за руку.
        Она высвободилась.
        — Я не напрашиваюсь на комплименты. Честное слово. Важно, чтобы ты поверил мне и понял, о чем речь. Я некрасивая, Рэнсом. И даже не хорошенькая. И не миловидная. Мою внешность едва ли можно назвать обычной. Я дурнушка. И всегда была такой. Ни один мужчина никогда не уделял мне ни малейшего внимания.
        — Все ясно. Значит, ты не красавица.
        — Да.
        — Из всех твоих признаний и откровений…  — он положил ладони ей на плечи,  — это и есть самая страшная тайна, которую ты скрывала от меня.
        — Да.  — Она попыталась придвинуться к нему.
        Его пальцы сжались, мешая ей сойти с места.
        — Не надо.
        Он оттеснил ее к стене, и слова вдруг хлынули потоком. Бесполезные, глупые слова.
        — Все началось довольно безобидно. Мне и в голову не приходило, что это может плохо кончиться, я твердила себе, что тебе вовсе незачем знать правду. Но сейчас… в замке чужие люди. И ты хочешь выдать меня за свою любовницу, так что…
        — Не я хочу выдать,  — поправил он.  — Ты и есть моя любовница.
        Иззи прижала ладони к лицу. Будь проклято ее нелепое тщеславие! Теперь из-за него под угрозой оказалось все будущее Рэнсома.
        — Ушам не верю,  — продолжал он.  — Это и есть твое страшное, постыдное признание? Ты говоришь, что ты некрасива.  — Он рассмеялся.  — Какая нелепость!
        — Да?
        — Конечно. Это ничего не значит. Хочешь узнать по-настоящему страшную тайну, Иззи? Тогда вот тебе моя: я убил родную мать.
        Рэнсом почувствовал, как она вздрогнула от этих слов. Ее потрясение было почти осязаемым.
        Он не винил Иззи. Его слова звучали ужасно. Сам он так и не привык к ним. Каждый раз они били наотмашь.
        — Моя мать мучилась тридцать с лишним часов, чтобы произвести меня на свет, и меньше чем через час после этого умерла,  — объяснил он.  — Я убил ее. Именно это говорил мне отец, этими самыми словами, с тех пор как я научился понимать их.
        Воспоминания были по-прежнему свежи. Всякий раз, стоило ему расплакаться, задрожать, споткнуться, захотеть хоть немного ласки, отец хватал его за шиворот, тащил за собой, так что ноги волочились по мраморному полу, и ставил перед большим портретом матери.

«Хватит трястись, парень. Она уже никогда не утрет тебе слезы. Ты убил ее».
        Боже, какой красивой она была на этом портрете! Золотистые волосы, голубые глаза, светло-голубое платье. Ангел. Раньше он часто молился ей. Возносил кощунственные молитвы, просил чуда, прощения, игрушек… в надежде, что она услышит хоть что-нибудь.
        Но она не слышала. Она умерла.
        С тех пор он больше никого и ни о чем не молил.
        — Всем слугам,  — продолжал он,  — нянькам, экономке, гувернерам — всем было строго-настрого приказано не проявлять ко мне никаких чувств. Ни объятий, ни поцелуев, ни утешений, ни заботы. Потому что все это я получил бы от матери, а я этого не заслужил. Отец винил в ее смерти меня.
        Он услышал, как она вздохнула.
        — Рэнсом, это ужасно…
        — Да,  — согласился он.
        — Он не имел права так относиться к тебе.
        — Да. Он был жестоким и бессердечным. Скажем так: сказок на сон грядущий он мне не рассказывал.
        — Я… это прозвучит бессмысленно, но мне очень жаль.
        Он прижался лбом к ее лбу.
        — Нет, совсем не бессмысленно. Это много значит для меня. И если ты захочешь лечь со мной в постель и погладить меня по голове, желательно несколько дней подряд, я буду счастлив.  — Он отстранился.  — Но об этом потом. А сейчас поговорим о тебе. О некрасивой Иззи. Я знаю женщин, Иззи. Их было у меня слишком много.  — Долгие годы он искал у женщин утешения, в котором раньше ему было отказано, но всегда избегал близких уз.  — Я с самого начала, с самого первого дня, понял, что ты не такая, как все, кого я знал раньше. И я этому только рад. А если мужчины никогда не обращали на тебя внимания, я рад и этому, хоть и чувствую себя эгоистом. Иначе сейчас ты была бы с кем-нибудь другим, а не здесь, со мной. Но как бы крепко я ни обнимал тебя, как бы глубоко ни проникал в тебя, какая-то частица тебя всегда оставалась для меня недосягаемой. Ты что-то скрывала. Я думал, что свое сердце. И я мечтал о нем. Я хотел тебя целиком. Но не мог заставить себя попросить о том, чего я не заслужил.
        Он услышал, как она попыталась возразить, и сразу остановил ее:
        — Мое рождение и детство тут ни при чем. Я уже взрослый, чтобы понимать: отец проявлял ко мне бессмысленную жестокость. Но с тех пор много чего случилось. Ты считаешь себя дурнушкой только потому, что у тебя своеобразное лицо? А я уродлив по своей сути. И вся Англия знает об этом. Ты наверняка поняла то же самое, прочитав мои письма. Тебе известно о множестве моих грехов. Конечно, ты окружила свое сердце неприступной стеной. Ты же умница. Разве ты могла полюбить такое чудовище? Как его вообще можно любить?
        — Рэнсом…  — Ее голос дрогнул.
        — И вот теперь я узнал, что именно ты скрывала. Причину твоей скрытности. Ты не чувствуешь себя достаточно миловидной. Для слепого. Господи, Иззи, а я-то считал слишком ограниченным человеком себя.
        Эти слова прозвучали резче, чем он рассчитывал. И он сопроводил их поцелуями. Нежными, успокаивающими поцелуями в щеку, шею, изгиб плеча…
        Господи, благослови эту женщину и ее глупое, совершенно человеческое тщеславие. А ведь он мог никогда не узнать, как стать мужчиной, которого она заслуживает. Но теперь…
        Конечно, он знал, что надо делать.
        — Иззи…  — простонал он, приникая к ней всем телом.  — Я схожу с ума от влечения к тебе. Ты себе даже не представляешь.  — И он просунул руку к ней под юбки.
        Она ахнула.
        — Что ты делаешь?
        — А ты как думаешь?
        — Нельзя! Поверенные ждут внизу!
        — Это гораздо важнее.
        — Овладеть мною в коридоре гораздо важнее, чем сохранить твой титул?
        Он замер. Потом поцеловал ее в губы.
        — Да.
        Это слово он произнес просто и торжественно. Потому что так он и думал и был убежден в своей правоте. И предан ей душой и телом. Поверенные и герцогский титул пусть подождут. Без Иззи его жизнь пуста, за нее не стоит цепляться.
        — Я больше не могу увидеть красоту,  — заговорил он,  — но я способен услышать ее. Она звучит, как река, полная дикого сладкого меда. От красоты пахнет розмарином, на вкус она как нектар. Красота даже чихает красиво.
        Иззи улыбнулась. Прекрасная улыбка. Как ей вообще пришло в голову сомневаться в том, что она сводит его с ума?
        — Вот какая ты дурнушка.  — Он провел ладонью по ее груди, одновременно расстегивая брюки другой рукой.  — Вот насколько непривлекательной ты кажешься мне.
        Времени на прелюдии и ласки уже не осталось.
        Он пробрался под ее юбки и обнаружил, что она ждет его с тем же нетерпением, с каким он стремится к ней. Подхватив под ягодицы, он приподнял ее над полом и прислонил к стене. Иззи обняла руками его шею, а ногами — талию.
        И он вошел в нее.
        — Я люблю тебя.
        Произносить эти слова, в которых ему отказали так надолго и давно, что они утратили для него всякий смысл, было на удивление приятно.
        — Я люблю тебя, Иззи.  — Он проникал решительно и глубоко, с каждым ударом бедер продвигаясь еще дальше.  — Я люблю тебя. Тебя. Прекрасную… соблазнительную… умную… прелестную… тебя.
        Он погрузился в нее до самого основания и замер, прижав к стене. Оба тяжело дышали. Ее бедра подрагивали. Стать еще ближе было просто невозможно. Он обнимал ее так, как только мог, проник глубоко, как никогда.
        Но достаточно ли этого? Сумел ли он коснуться ее души?
        Он должен был это узнать.
        Закрыв глаза, он прижался лбом к ее шее, сладко пахнущей пудрой. Давно знакомый голос предательски подстерег его и загрохотал в ушах: «Ты этого недостоин. Ты недостоин ее».
        И все-таки он отважился.
        Он выговорил слова, которые дались ему труднее, чем любые другие.
        — Люби меня.
        Глава 26
        — Люби меня.
        Он произнес их хриплым, еле слышным шепотом. Но Иззи поняла, каких трудов это стоило ему.
        — Да.  — Она прижалась к нему, словно боясь, что ее унесет волной нежности, поцеловав в лоб и в щеку.  — О, Рэнсом, я люблю тебя. Люблю.
        С прерывистым вздохом он вышел из нее почти полностью и снова вонзился по самое основание.
        — Еще.
        — Я люблю тебя. Я люблю тебя.
        Она могла бы повторить эти слова сто раз. И удерживать его в себе столько, сколько он пожелает. Но времени у них не было. Он задвигался резко и быстро, доводя их обоих до ошеломляющей и безмолвной кульминации. Иззи вцепилась зубами в свою руку, чтобы не закричать во весь голос.
        Наконец он вышел из нее и опустил ее на пол. Но продолжал обнимать ее. Пока не выровнялось дыхание.
        — Мне было так это нужно,  — признался он.  — Ты даже не представляешь насколько.
        — Не только тебе — нам обоим,  — улыбнулась она.
        Он оправил ее юбки, попытался пригладить замявшиеся складки, застегнул пуговицы на брюках.
        — Иззи, вот что я могу сказать с уверенностью, как человек, который знает, что говорит…  — Он одернул жилет, потом рукава по очереди.  — Ты невероятно притягательная и чувственная женщина. Возможно, поклонники боялись подступиться к тебе из-за «Сказок». Или твой отец держал их на расстоянии, опасаясь потерять тебя. Не знаю, почему раньше никто не добивался твоего внимания. Но могу сказать, почему и впредь у тебя не будет поклонников.
        — Почему же?
        Он пожал плечами, словно желая спросить: «А разве не ясно?»
        — Потому что я этого не допущу.
        — А-а…  — Иззи расслабленно прислонилась к стене.
        Он раскинул руки, чтобы показаться ей.
        — Как я выгляжу? Приемлемо?
        — Умопомрачительно.  — Все еще борясь с головокружением, она попыталась поправить прическу. Точнее, то, что от нее осталось.  — Мои волосы! Ты иди вперед, а я сбегаю наверх и…
        — Оставь.  — Он взял ее за руку и потянул за собой.  — О внешности не беспокойся. Просто будь рядом со мной, не отходи ни на минуту. Пусть у поверенных не возникнет ни тени сомнения в том, чем мы с тобой занимаемся.  — Он помедлил.  — Но если тебя тревожит то, что подумают твои друзья, тогда, конечно…
        — Нет, не тревожит.  — Она взяла его под руку.  — Об этом я вообще не думаю.
        С этими словами Рэнсом повел ее навстречу «инквизиторам».
        Когда он вошел в большой зал, все присутствующие встали. Рэнсом увидел группу из четырех серых фигур, словно погруженных в негустой серый туман. Прекрасно. Отличить гостей друг от друга он не мог. И понятия не имел, кто остальные двое, кроме Блейлока и Риггета.
        Этим четырем зловещим теням предстояло вершить суд над его жизнью.
        Но его держала под руку Иззи. И негромкое поскрипывание доспехов рыцарей, как ни странно, ободряло Рэнсома.
        Вдобавок у него есть новый юрист. Притом отличный. Заслуживающий всякого доверия.
        Он среди друзей.
        Один из гостей приблизился к нему. Рэнсом почувствовал, что подошедший внимательным, оценивающим взглядом впивается в его шрамы.
        — Ваша светлость, приятно видеть вас в столь добром здравии.
        Приятно? Рэнсом фыркнул. Его собеседник испытывал сейчас какие угодно чувства, кроме приятных. Омерзительный, алчный мошенник.
        Иззи прижала пальцы к его запястью, подсказывая, кто перед ним.
        — Блейлок,  — заговорил Рэнсом,  — это мисс Изольда Гуднайт. Новая владелица замка Гостли. Линфорд завещал этот замок ей.
        — Добрый день.  — Иззи вежливо присела.
        — Мы привезли с собой мистера Хейверса,  — продолжал Блейлок,  — из ведомства лорда-канцлера.
        Хейверс выступил вперед.
        — Очень приятно, мисс Гуднайт. Лорд-канцлер передает свои наилучшие пожелания. Его сын — большой поклонник сказок вашего отца.
        Блейлок завершил представлять спутников:
        — Моего коллегу, мистера Риггета, вы наверняка помните. А вот этот джентльмен — доктор Миллс из Холифилдского санатория для умалишенных.
        Рэнсом поприветствовал туманные фигуры коротким кивком.
        — Если ваши представления закончены, теперь моя очередь. Это мистер Уэнделл Баттерфилд, эсквайр. Мой новый адвокат и советник. И прежде, чем мы продолжим, хочу кое-что прояснить сразу же. Я отвечу на любые вопросы. О том, как я оказался здесь семь месяцев назад и почему. Чем занимался с тех пор. О моих ранах, моей слепоте…  — он выдержал паузу, ожидая, когда смысл его слов дойдет до слушателей,  — и о моем психическом состоянии. Я соглашусь пройти обследование. Но сначала…  — он щелкнул пальцами, и Уэнделл вложил ему в руку бумаги,  — вы подпишете вот это.
        — Что это?
        — Документ о создании безотзывного доверительного фонда на имя мисс Гуднайт с капиталом в размере двадцати тысяч фунтов.
        Поверенный растерялся.
        — Двадцать тысяч?.. Что?..
        — Ввиду вашей небрежности в работе мисс Гуднайт унаследовала этот замок от своего крестного и пришла к выводу, что ее новая собственность находится в плачевном состоянии и требует ремонта. Самое меньшее, что мы можем сделать,  — обеспечить ее необходимыми для этого средствами.
        — Ваша светлость, мы не можем признать…
        — Речь идет о моем состоянии. Я герцог. Пока суд не примет иное решение, я могу распоряжаться своими деньгами.  — Он сунул бумаги поверенному.  — Я подпишу этот документ, а вы заверите мою подпись. Тогда и только тогда я буду в вашем распоряжении. Если вы откажетесь… Клянусь, я буду сопротивляться на каждом шагу и выдвину против вас обвинения в мошенничестве.
        Поверенные отошли посовещаться.
        Иззи сжала руку Рэнсома.
        — Что происходит?  — шепотом спросила она.
        — Я забочусь о твоем будущем здесь, в этом замке. Остальное второстепенно.
        — Твоя судьба не второстепенна,  — шепотом возразила она.  — Для меня — нет.
        Рэнсом ответил на ее слова нежным пожатием пальцев, но отказаться от своих требований и не подумал. Двадцать тысяч — немалая сумма и вместе с тем ничтожная толика того, что перейдет под управление поверенных, если им удастся отнять у него состояние. Он рассчитывал, что их алчность сыграет сейчас ему на руку.
        — Ну, что?  — поторопил он.  — Может, мне стоит объявить, что предложение утратило силу, и перейти прямиком к обвинениям в мошенничестве?
        — В этом нет необходимости,  — отозвался Блейлок.  — Мы подпишем документ в интересах мисс Гуднайт.
        — Хорошо.  — Рэнсом расписался на документе, рядом поставили свои подписи поверенные. Рэнсом вздохнул свободнее: будущее Иззи обеспечено.
        Теперь пора сделать ее герцогиней.
        К Рэнсому подошел врач.
        — Меня беспокоят разговоры о мошенничестве. Вам часто кажется, что все вокруг сговорились против вас, ваша светлость?
        А вот и оно: освидетельствование началось.
        Рэнсом поудобнее устроился на диване. И принялся отвечать на вопросы — один за другим. Какой сейчас год, кто правит страной, какого цвета небо. Его собеседники подробно расспрашивали о его ранах и шрамах.
        Он чуть не истощил все запасы терпения, которыми обладал. И остро ощущал, что гости ждут малейшей оплошности с его стороны. При таком количестве свидетелей сфабриковать акт о недееспособности им не удастся. Рэнсом знал: если дело дойдет до суда, он выиграет его. Но гораздо проще покончить со всем уже сегодня.
        После часа с лишним расспросов он почувствовал, что еще немного — и он сорвется. К основанию черепа угрожающе подступала головная боль.
        — Кто-нибудь! Дайте мне выпить. Виски.
        Доктор сделал пометку:
        — «Пристрастие… к… виски…»
        — Это далеко не новость,  — возразил Рэнсом.
        — Признаться,  — заговорил мистер Хейверс,  — одежда вашей прислуги выглядит… необычно.
        — О, это моя прихоть,  — отозвалась Иззи приторно-сладким девичьим голоском из тех, которые Рэнсом ненавидел.  — Вы же понимаете, я всей душой предана чудесным папиным сказкам. И вот теперь в этом великолепном замке я не удержалась и воссоздала атмосферу «Сказок на сон грядущий». Мне так повезло, что рядом со мной фрейлины и рыцари! А леденцов у вас случайно нет?
        Доктор подался вперед.
        — Ну и как вы себя чувствуете в этой атмосфере, ваша светлость? Вам тоже нравится жить, как в сказке?
        Один из рыцарей — кажется, сэр Альфред, если Рэнсом не ошибся,  — скрипнул доспехами и выступил вперед. Он вложил в руку Рэнсома стакан с виски. Стакан слегка покачнулся, виски плеснулся в нем на руки обоих мужчин.
        — Прошу прощения, брат,  — произнес рыцарь.
        — Брат?
        Черт возьми. Рэнсом уловил смысл этого вопроса. Инквизиторы почуяли добычу.
        Голос Блейлока зазвучал резче.
        — Этот лакей только что назвал вас «братом»?
        — А вы решили заодно проверить и мой слух?  — нарочито скучающим тоном отозвался Рэнсом.  — Да, назвал.
        — Безусловно, вы не позволяете лакеям обращаться к вам столь фамильярно, ваша светлость… или вы забылись?
        — Нет, не забылся.
        — Эй, ты!  — обратился Риггет к рыцарю, который, лязгая доспехами, вернулся на свое место.  — Почему ты только что назвал его светлость «братом»?
        — П-потому что мы оба принадлежим к одному братству,  — ответил юноша.  — К Ордену Макового цветка.
        Услышав ответный смех, Рэнсом обнаружил, что серый туман перед его глазами исчез.
        Теперь их застилала багровая пелена.
        — Орден Макового цветка?  — Голос Блейлока звучал хищно и плотоядно. Он словно превратился в жадного мальчишку перед миской с лакомствами, вооруженного двумя ложками сразу.  — Нельзя ли поподробнее?
        — Это рыцарский орден Моранглии, сэр. У нас есть знамена и турниры. Есть свои награды и клятвы.
        — И герцог по своей воле и охотно участвует во всем этом?
        — Я… я не знаю, сэр,  — смутился Альфред.
        Еще бы он не смутился! Теперь Рэнсом вспомнил его голос: Альфред был в числе рыцарей, выступавших против принятия Рэнсома в братство. И, возможно, Альфред был прав. Он понимал, что рано или поздно подобный момент настанет. Вот только случился он гораздо раньше, чем предполагалось.
        И теперь Рэнсому грозило испытание.
        Значит, вот что ему предстоит. Он может сегодня же вернуть себе титул, состояние и полномочия, но только если отвергнет плоды трудов Иззи и все, что дорого ее друзьям.
        Еще вчера он сделал бы это, не задумываясь. Он охотно высмеял бы и унизил всех людей, которые выстроились вдоль стен большого зала.
        А сегодня они вернулись сюда. Ради Иззи и вместе с тем ради него. А он, стало быть, должен снова оскорбить их всех?
        — Ну, теперь-то вы мне верите?  — Риггет поспешил закрепить победу.  — Ясно же, что он не в своем уме! Видно, повредился рассудком после удара в голову. Наш единственный выход — процедура признания недееспособности.
        Врач придвинулся ближе.
        — Ваша светлость, вы знаете, кто вы такой?
        — Да,  — Рэнсом поднялся,  — прекрасно знаю. Я — Рэнсом Уильям Дакр Вэйн, одиннадцатый герцог Ротбери, а также маркиз Янгем, граф Прайорвуд и лорд Теккерей. И кроме того…
        — И кроме того?  — подхватил врач.  — Вы считаете себя еще кем-то?
        Рэнсом услышал предостерегающий шепоток Иззи. Но ведь он дал клятву, черт побери. Поклялся ее именем. И теперь не мог отрицать это.
        — Я рыцарь Моранглии.
        Иззи зажала себе рот ладонью.
        О нет. Он все-таки отважился.
        Рэнсом ударил себя в грудь кулаком, и все рыцари повторили этот жест.
        Иззи не знала, возликовать ей или разрыдаться. Да, он поступил смело и благородно, но чем ему придется заплатить за эту дерзость?
        Поверенные решили действовать по горячим следам.
        — Видите, Хейверс? У нас нет выбора.  — Риггет указал на герцога.  — Он явно недееспособен. У него бредовые идеи. Возможно, он опасен.
        Доктор согласился.
        — Как специалист, я считаю, что его необходимо взять под арест до освидетельствования в Лондоне.
        — Прошу вас!  — взмолилась Иззи.  — Подождите минутку! Давайте поговорим! Его вовсе незачем помещать в сумасшедший дом!
        Но в поднявшемся шуме ее никто не услышал. Желающих протестовать нашлось больше чем достаточно.
        Все рыцари и фрейлины, собравшиеся в огромном зале, встали на защиту Рэнсома.
        Один из рыцарей обнажил меч, которым было бы невозможно даже разрезать кекс, и вскинул его в воздух.
        — Вы не тронете его!
        — Мы все — братья!  — подхватил другой.
        — Я же говорил — нам еще пригодится выучка.
        — Один за всех, все за одного! Мы будем стоять насмерть.
        Даже Магнус зарычал и залаял.
        Послышался возглас:
        — Выпускайте горностая!
        — Стойте!  — Иззи бросилась в конец зала, забралась на стол и приставила ладони ко рту.  — Стойте!  — выкрикнула она так громко, как только могла.  — Замолчите все! Остановитесь!
        И они остановились. И повернулись к ней.
        Завладев вниманием присутствующих, Иззи перевела дыхание, потом вытянула ладони перед собой, словно надеясь этим жестом смягчить почти ощутимое напряжение в комнате.
        — Не надо воевать. Освидетельствование тоже ни к чему. Все это недоразумение. Герцог в своем уме. Мистер Блейлок, мистер Риггет, мистер Хейверс и мистер Миллс, прошу вас, поверьте мне. Я провела здесь, в одном замке с герцогом Ротбери, несколько недель, и я твердо знаю: он не сумасшедший. Рыцари, фрейлины, романтические истории… ничему этому он на самом деле не верит. И не должен верить. Видите ли…  — продолжала она, переведя взгляд на рыцарей и фрейлин,  — «Сказки на сон грядущий» были… ну, в общем, все это ложь. Я никогда не была наивной малышкой с гладкими волосами цвета янтаря. А сэр Генри не был заботливым отцом, хоть он и старался. Я не собиралась заводить ручного горностая и не просила дарить его мне.  — Она указала в сторону коридора.  — Крессида отважна, а я безумно боюсь темноты. Ульрик повторяет: «Вне всяких сомнений», а я постоянно сомневаюсь. Не верю в счастливые финалы. Сомневаюсь в существовании вечной любви. И самое главное — сомневаюсь в себе.
        Она продолжала, обращаясь к поверенным:
        — Герцог потакает моим капризам, но понимает, что это всего лишь выдумки. «Чушь собачья», как он выразился вчера,  — она обвела глазами присутствующих.  — Так он и сказал, верно? Вы все слышали.
        В зале поднялся неохотный ропот согласия.
        Иззи повернулась к Рэнсому:
        — Так объясните им. В этом нет ничего плохого. Мне больше незачем притворяться, а вам — оберегать меня. Просто скажите им все то, что твердили мне несколько недель. Вы — здравомыслящий человек, а романтика — бред.  — Она прижала ладонь к своему животу.  — Все хорошо. Честное слово.
        Рэнсом задумался. Иззи увидела, как тяжело он дышит. Почесав в затылке, он уставился в пол.
        Блейлок выступил вперед:
        — Итак, ваша светлость?

«Давай же,  — мысленно взмолилась Иззи, подталкивая к действиям Рэнсома, находящегося на другом конце зала.  — Отвергни все разом, спаси себя».

«Просто скажи правду».
        — Скажу только одно,  — Рэнсом поднял голову и озорная улыбка заиграла на его губах,  — вне всяких сомнений.
        Сердце Иззи дрогнуло в груди.
        — Нет-нет, Рэнсом, не надо…
        — «Вне всяких сомнений, миледи, я вернусь».
        — Да не это!  — взмолилась она.  — Только не сейчас!
        Вскинув голову, он направился в ее сторону, продолжая цитировать Ульрика:
        — «Вне всяких сомнений, мое оружие послужит мне, но я никогда не испытаю на себе губительного воздействия цепей, стрел, клинков и камней противника».
        Только не монолог Ульрика. Что угодно, только не это.
        — Вне всяких сомнений, моя сила преодолеет…  — его голос постепенно окреп,  — любое… любые…
        Он умолк.
        Вот и хорошо. Иззи помнила продолжение, но подсказывать не собиралась.
        Рэнсом выжидательно повернулся к рыцарям.
        Один из них прошептал:
        — «Любые бурные моря».
        — Да, вот именно,  — отступив на шаг, Рэнсом начал фразу заново: — Вне всяких сомнений, моя сила преодолеет любые бурные моря и ветреные пустыни. Никакие, даже самые высокие горы не помешают мне вернуться к вам.
        — Видите?  — подтолкнул врача Блейлок.  — Он буйнопомешанный! Он считает себя героем какой-то сказки.
        Рэнсом не обратил на них внимания. Он помнил лишь о том, что впереди находится Иззи. И шел к ней медленно, но верно, не сворачивая с пути.
        Фрейлины вдоль стен огромного зала были на грани обморока.
        — «Вне всяких сомнений, мое сердце принадлежит вам,  — громко и с чувством декламировал он. Его низкий и звучный голос как нельзя лучше подходил для этой роли.  — Пусть проходит время, месяцы складываются в годы,  — ему не изменить неизбежного».
        — Рэнсом, умоляю…  — прошептала Иззи.  — Вас уже считают сумасшедшим. И я уже начинаю сомневаться…
        Поверенные и врач двинулись к Рэнсому, словно намереваясь удержать его.
        Но их попытки были бы безнадежны. Иззи видела, что Рэнсома не остановить никому.
        Пинком отшвырнув с дороги стул, он произнес следующую фразу:
        — Вне всяких сомнений, вы — моя любовь.
        К тому времени все рыцари и фрейлины начали хором повторять его слова. Они знали эти строки наизусть, пожалуй, знали даже лучше, чем сама Иззи.
        Но лишь один Рэнсом знал, что эти слова написаны ею. И что они всегда принадлежали Иззи. Он возвращал их ей. Это был жест любви, веры и…
        И чистейшего безумия.
        Иззи прижала ладонь к груди. Ее герой…
        Фрейлины толпой бросились к ней, помогли спуститься со стола и повлекли вперед, навстречу Рэнсому, уже достигшему центра зала.
        — Вне всяких сомнений, вы — моя любовь,  — повторил он, и хор рыцарей поддержал его.  — Если люди попытаются разлучить нас, даже смерть окажется слишком непрочной преградой. Несмотря на то, что я отправляюсь странствовать по приказу моего короля, вы остаетесь и останетесь навеки королевой моего сердца.
        Он опустился на одно колено и поцеловал руку Иззи.
        — Не сердись,  — прошептал он, поднимаясь.  — Это дело всей твоей жизни, а они — наши друзья. Я просто не смог.
        — Конечно, я не сержусь.  — Она прижала ладони к его щекам.  — Ты даже представить себе не можешь, как я люблю тебя сейчас.
        — Тогда скажи, что выйдешь за меня. Я отправлюсь в Лондон, решу юридические вопросы и вернусь с кольцом. С бриллиантами или сапфирами?
        — Никакого кольца мне не нужно. Я хочу только тебя.
        Наступил момент для мимолетного, но нежного поцелуя.
        А потом Рэнсома попытались увезти.
        — Ваша светлость, сохраняйте спокойствие,  — объявили подошедшие поверенные.  — Сейчас мы отвезем вас в Лондон. Мы хотим показать вас лучшим врачам.
        Он стряхнул с себя их руки.
        — Я сам отправлюсь в Лондон. В сопровождении я не нуждаюсь. Можете не сомневаться, мы встретимся в суде.
        — Вообще-то,  — вмешался мистер Хейверс,  — вряд ли дело дойдет до суда. Во всяком случае, до суда о признании недееспособным.
        — Что?  — Блейлок явно удивился и обвел зал рукой.  — Но вы же своими глазами видели… это зрелище.
        — Видел. И смею вас заверить, лорд-канцлер будет настроен решительно против этого процесса.  — Хейверс повернулся к Иззи.  — Как я уже сказал мисс Гуднайт, сын лорда-канцлера — большой поклонник этих сказок. В детстве он упал с лошади и с тех пор прикован к постели. Эти сказки — его единственная отрада.
        — Прикован к постели?  — Иззи осенила догадка.  — Вы имеете в виду лорда Перегрина?
        — Его самого,  — подтвердил Хейверс.  — Так что лорд-канцлер даже слушать нас не захочет. Запереть в сумасшедший дом жениха той самой Иззи Гуднайт? Тогда семейные ужины станут для лорда-канцлера адом. И если уж на то пошло, вся Англия начнет роптать.
        Риггет замахал руками.
        — А как же рыцари? И доспехи? И этот Орден Макового цветка?
        — Я вас умоляю! Это же просто сказки. И все мы понимаем это.  — Мистер Хейверс указал на Рэнсома.  — Взгляните на него: он не спятил. Он влюблен.
        Губы Рэнсома дрогнули в привычной полуулыбке.
        — Против этого обвинения я ничего не могу возразить.
        Свадьба была не похожа на другие. Она прошла довольно скромно и тихо.
        Церемония состоялась рано утром во вторник. Невеста была в красном, чтобы жених мог различить ее в толпе. На узких скамьях в деревенской церкви с трудом расселись рыцари в самодельных доспехах и фрейлины в нарядах по средневековой моде.
        После свадебного завтрака на деревенском постоялом дворе счастливая пара отказалась от ждущего экипажа в пользу долгой и неспешной прогулки до замка вдвоем, рука об руку.
        Приближаясь к воротам замка, Иззи засмотрелась на древнее каменное сооружение. Новые стекла в окнах блестели как грани бриллиантов, искрились на утреннем солнце. Как изменился замок с тех пор, как однажды дождливым серым днем Иззи явилась сюда с горностаем, письмом и последней надеждой!
        Рэнсом остановил ее во дворе.
        — Подожди.
        Она взглянула на него и вновь почувствовала, как у нее путаются мысли. Замок изменился, а его хозяин — нет. При виде его грубоватой и неукротимой мужской красоты у Иззи всякий раз подкашивались колени.
        — Что-нибудь не так?  — спросила она.  — Мы что-то забыли на постоялом дворе?
        — Ничего мы не забыли. Просто мне захотелось еще раз сделать вот так…
        Он наклонился, быстрым движением подхватил ее на руки и прижал к груди.
        На этот раз Иззи удалось удержаться от обморока.
        Правда, с трудом.
        Эпилог
        Семь месяцев спустя
        Свеча уже догорала в подсвечнике, когда Рэнсом наконец поднялся на тридцать четвертую ступеньку.
        — Иззи, уже поздно. Тебе пора в постель.
        — Знаю.  — Иззи воткнула перо в чернильницу и поставила локти на письменный стол. С усталым вздохом она закрыла глаза и потерла виски.
        Он подошел и остановился за ее спиной, опустив ей на плечи тяжелые ладони.
        — Последние несколько недель ты слишком много работаешь.
        — И это знаю.  — Она взялась за перо и вновь принялась писать.  — Извини, просто я тороплюсь закончить как можно больше выпусков сказок до рождения малыша. А работа продвигается медленнее, чем хотелось бы. Вдобавок меня буквально завалили письмами, и на них приходится отвечать.
        Он принялся разминать напряженные мышцы ее плеч и шеи, и у Иззи вырвался блаженный вздох.
        — Я могу чем-нибудь помочь?  — спросил Рэнсом.
        — Для начала достаточно и массажа.  — Иззи перебрала кипу конвертов.  — Ты не поможешь мне ответить на письмо лорда Перегрина?
        — Какую головоломку он выдумал на этот раз?
        — Вообще-то сейчас моя очередь выдумывать головоломки, а я, как назло, в тупике.  — Она отерла перо о промокашку.  — А-а, кажется, придумала.  — Окунув перо в чернильницу, она начала быстро писать: — «Кого Вы предпочли бы увидеть в своей постели — горностая или осьминога?»
        Дописав последние пожелания и поставив подпись, Иззи отложила листок.
        — Так нечестно! Значит, ему можно выбирать, а мне нельзя?
        — Да, тебе — нельзя. Ты вынужден терпеть и то, и другое.  — Иззи вынула из-под стопки писем журнал.  — Кстати, сегодня с почтой принесли то, что тебя может заинтересовать: журнал «Обозрение для джентльменов», а в нем — письмо редактора. Обо мне.
        — В таком случае — читай.
        Иззи открыла журнал на заложенной странице и начала читать вслух высокомерным, напыщенным баритоном:
        — «Подобно многим преданным читателям нашего журнала, я был счастлив узнать, что любимая дочь Англии, маленькая Иззи Гуднайт, ныне герцогиня Ротбери, взялась за перо, решив продолжить сагу о чудесном мире, который подарил ей и нам сэр Генри. За первые выпуски нового цикла я взялся в трепетном предвкушении и с огромным интересом, но должен с сожалением признать, что они не впечатлили меня».
        — Вот нахал!  — нахмурился Рэнсом.
        — Он вправе иметь свое мнение. Итак, на чем мы остановились?  — Она продолжала читать низким голосом: — «Несмотря на быстрое восхождение ее светлости по социальной лестнице, которое, несомненно, обрадовало бы ее отца, первые же несколько глав недвусмысленно доказали, что ей никогда не достичь виртуозности сэра Генри. Ее стиль смотрится бледно по сравнению с яркой, насыщенной прозой отца, о чем я вынужден с прискорбием заявить».
        — А я вынужден с прискорбием выслушивать эти бредни,  — проворчал Рэнсом.
        — Дальше будет лучше,  — пообещала Иззи, перескакивая через несколько строк.  — Смотри, что он пишет: «Однако в «Путешествии Рыцаря-Тени» наметились слабые проблески надежды. Возможно, когда зрелость и время отшлифуют навыки герцогини, она сможет рассчитывать на толику славы своего отца, что само по себе немалое достижение для любого писателя, тем более столь юного и женственного». И подпись: «достопочтенный Эдмунд Крили из Чаттона, Кент».
        Иззи отложила журнал и расхохоталась.
        Рэнсом не стал смеяться и не сказал ни слова.
        — Ну как?  — спросила Иззи, отсмеявшись.  — Не понравилось? Ничего не хочешь ответить?
        — Хочу, конечно! Я не прочь высказать достопочтенному Эдмунду Крили пожелание: пусть возьмет свое перо и засу…
        Услышав то, что последовало дальше, Иззи прижала обе ладони к животу, словно прикрывая нежные уши будущего ребенка. Однако тот по-прежнему весело пинался и чуть ли не кувыркался в своем убежище.
        Иззи счастливо вздохнула. Кажется, малыш унаследует беспокойный характер Рэнсома.
        Против этого она ничуть не возражала.
        — Все равно последними посмеемся мы,  — напомнила Иззи мужу.  — А мистеру Крили придется взять свои слова обратно и вдобавок… в общем, ты уже сказал, что ему предстоит. Со временем он узнает правду. Как и все остальные.
        Рэнсом подарил ей финал, достойный волшебной сказки, и Иззи поклялась ни за что не упустить такой подарок. Она намеревалась заявить о своем авторстве и продолжить сочинять истории, которые так любила не только она, но и многие другие. Но в любом случае действовать следовало осторожно, демонстрируя уважение к Крессиде и Ульрику, к памяти отца и пурпурного покрывала и, самое главное,  — к читателям, благодаря которым «Сказки на сон грядущий» если и не стали явью, то по крайней мере приобрели значимость.
        Поэтому вместо того, чтобы продолжать работу с того места, на котором она когда-то остановилась, Иззи принялась за новую историю, озаглавив ее «Путешествие Рыцаря-Тени».
        Несомненно, многие читатели, более проницательные, чем Эдмунд Крили, вскоре догадаются обо всем. Некоторые уже выразили свои подозрения в письмах, присланных Иззи. Но на все расспросы Иззи пока отвечала уклончиво.
        Она собиралась поведать читателям о приключениях Рыцаря-Тени вплоть до кульминационной сцены у парапета. А потом, когда две сказки наконец сойдутся в одной точке, он поднимет забрало, и станет ясно, кто он такой.
        И кто такая Иззи.
        Когда истина наконец всплывет, скандал будет неизбежен. О том, как перенесет его Рэнсом, Иззи беспокоилась больше, чем о собственных чувствах. Она надеялась, что чтение письма мистера Крили станет для Рэнсома своего рода прививкой.
        — Приготовься к худшему, Рэнсом. После того как все новые выпуски опубликуют, никто уже не погладит меня по головке. Уверена, на письма с критикой читатели не поскупятся.
        Некоторое время он молчал.
        — Вот и хорошо.
        — Хорошо?
        — Да, потому что я решил отвечать на все неприятные письма поцелуями, а я рад любому поводу поцеловать тебя.
        — По-моему, нынешнее письмо стоит гораздо больше одного поцелуя. Не меньше десяти или двенадцати.
        — Я не остановлюсь, пока ты не досчитаешь до ста,  — с проказливой улыбкой пообещал Рэнсом.  — Но позднее.
        Иззи надулась.
        — Позднее?..
        — А пока я хочу тебе что-то показать. Это сюрприз.
        Заинтригованная Иззи последовала за ним по винтовой лестнице. Она шагала со ступеньки на ступеньку медленно и осторожно: в последнее время центр тяжести ее тела заметно сместился.
        — Какой сюрприз может быть лучше сотни поцелуев?  — спросила Иззи, выходя за Рэнсомом в коридор.
        — Надеюсь, вот этот.
        Он остановился возле одной из спален. Той самой, где они решили устроить детскую. И толкнул дверь.
        Иззи захлопала в ладоши.
        — Уже готово?
        Ей было строго-настрого запрещено участвовать в ремонте замка — Рэнсом сказал, что это слишком пыльное и опасное занятие. Иззи не стала спорить, ей вполне хватало и работы над сказками. А сердце согревала мысль о том, что Рэнсом наконец-то приводит в порядок замок, дом его предков.
        Замок, который теперь был их общим домом.
        — Сегодня закончили. Докрасили днем,  — он указал на распахнутую дверь.  — Зайди посмотри.
        Иззи с улыбкой шагнула в комнату.
        И замерла, словно пораженная громом.
        — О-о…  — выдохнула она.  — О, Рэнсом!..
        — Только не вздумай жаловаться, что к тебе относятся, как к ребенку. Я знаю, что ты уже слишком взрослая, чтобы дарить тебе лиловую комнату с золотыми звездами. Вместе с тем я знаю, что ты когда-то мечтала о ней. Вот я и решил подарить ее нашим детям.
        Ошеломленная Иззи прижала ладонь к груди. Детская была великолепна. Колыбель под пурпурным стеганым покрывалом венчал пышный тюлевый полог. На пушистом ковре переплетались лозы и крупные цветы. Полки были заставлены рядами книг. А на потолке поблескивали серебряные луны и золотые звезды. И даже пара комет.
        При ближайшем рассмотрении оказалось, что некоторые небесные светила выглядят не так аккуратно, как прочие,  — их контуры были неровными, фон слегка размазанным. Они не соответствовали высоким требованиям, которые Рэнсом обычно предъявлял к любой работе.
        Иззи поняла, откуда взялись эти далеко не идеальные звезды.
        Скорее всего, Рэнсом нарисовал их сам.
        Он переступил с ноги на ногу.
        — Может, скажешь что-нибудь?..
        — Я ошеломлена. Бывают случаи, когда даже писателю не хватает слов.  — Она смахнула слезу и обняла мужа так крепко, как только позволил ее округлившийся живот.  — Спасибо. Я люблю тебя. Лучшего подарка я и представить себе не могу.
        Сказать по правде, об этом подарке она мечтала всю жизнь. И вот теперь ее мечта сбылась. Они подарят детям чудесную комнату в самом настоящем, их собственном замке. Но что еще важнее — подарят детям любовь. И защиту.
        А еще — сказки. Множество вечерних сказок.
        Финал истории и вправду получился сказочным. Он начался в тот день, когда Рэнсом сделал Иззи предложение, а она приняла его. Новая детская относилась к продолжению — «и жили они долго и счастливо».
        Но что же было лучше всего?
        То, что еще множество счастливых лет отделяло их от слова «Конец».