Домой не по пути Эшли Дьюал
        Young Adult. Инстахит
        Не верится, что я это сделала. Мне давно нужно было вырваться из родительского дома, но решилась я только сейчас, и все благодаря человеку, которого всю сознательную жизнь я считала самовлюбленным идиотом! Я запрыгнула к нему в машину, даже не представляя, что впереди меня ждут новые люди и города, музыка, танцы до рассвета и… сильные чувства. Он позволил мне стать частью своего безумия, и я не смогла ему отказать. Черт возьми, неужели после всего, что случилось, в моем сердце действительно осталось место для любви?
        Эшли Дьюал
        Домой не по пути

* * *
        Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
        
        Глава 1
        Я оглядываюсь и вижу улыбающиеся лица, перекошенные от непонятной радости. Чего они хохочут? Странно.
        Я оглядываюсь еще раз - вдруг мне чудится. Но нет. Люди, которые сидят рядом, находятся в зале, стоят у трибун, - все лыбятся так широко, что их лица кажутся жуткими и искусственными, будто бы натянутыми на бесстрастные головы манекенов. Я тоже пытаюсь улыбнуться. Дергаю уголками губ, а потом чертыхаюсь.
        Никак у меня не получается изобразить радость. Ну и черт с ней! Если говорить о чувствах, то я ощущаю промозглую пустоту, которая, как и погода, меняется внезапно, но портит настроение довольно-таки сильно.
        - Реган!
        Я недоуменно смотрю на соседку. На ней, как и на мне, квадратная черная шапочка, а еще дурацкая мантия, в которой теряются руки. Я вскидываю брови, мол, чего орешь на весь зал, а она надувает красные щеки.
        - Тебя назвали!
        Назвали? Я поворачиваюсь и понимаю, что деканша, как и вся ее свита, ждут моего выхода. Как всегда, проспала.
        - Реган Б-баумгар-ртен.
        Неуклюже подскакиваю, едва не валюсь кубарем из-за треклятой накидки, но каким-то образом сохраняю равновесие и шествую к трибуне. Ну хоть фамилию правильно выговорили. А то обычно Баумгуртен, Ваугратен.
        Люди в зале громко аплодируют. Звучит какая-то идиотская музыка, которая мне напоминает тему из «Звездных войн». И вот деканша уже передо мной в своей черной накидке.
        - Поздравляю, Реган, - шепчет она мне, когда я пожимаю ее костлявую руку. - Пусть у тебя всё получится, а перемены…
        Я отключаюсь. Просто гляжу в эти сморщенные, уродские губы и вспоминаю, сколько раз они отчитывали меня и оплевывали. Я пропускала занятия, потому что не любила ни университет, ни профессоров, ни ежедневное унижение, коему подвергались почти все обучавшиеся на моем факультете. А потом меня вели к деканше, и она, будучи, так сказать, в не очень хорошем настроении - муж бросил ее и ушел к студентке с моего курса, орала и клялась, просто божилась, что никогда не вручит мне диплом, а я сгнию на дне общественной ямы, как гниют яблоки в ее саду.
        - Удачи!
        - Спасибо, - хриплю я и едва не добавляю: «Безмозглая карга».
        Мы расходимся как в море корабли, и я плыву к своему месту, невольно глядя на тех, с кем училась четыре года. Четыре! Я видела их каждый день и терпеть не могла, потому что одна половина любила учебу, не обращая внимания на те унижения, о которых я уже упоминала, а другая - любила унижения, принимая учебу как нечто неизбежное. Конечно, была парочка людей, с которыми можно было общаться. Но до выпуска дожил лишь один - Кори Гудмен.
        Он так же, как и я, не улыбается, оглядывается по сторонам и ни черта не понимает. Ничего, друг, тут просто все спятили, а мы с тобой угодили в их сети.
        У него смешные волосы - вьются, как шерсть у барана, но Кори считает, что «как у барана» - это не круто. А круто, как у его старшего брата Уильяма, который, собственно, тот еще баран. Я его почти не знаю, видела пару раз, он носит широкие, просто гигантские штаны, такие же широкие футболки, выкуривает по сто сигарет за день и зарисовывает свои пошлые мысли не менее пошлыми татуировками. Хорошо хоть Кори еще не додумался вывести на своей спине: «Я делаю плохие вещи, но делаю их хорошо».
        После меня к деканше выходят еще люди. Она всем жмет руки и улыбается, а я гляжу на эту картину и спускаюсь по спинке стула все ниже и ниже. Когда эта церемония подойдет к концу? Столько стараний ради одной бумажки.
        Минут через сорок мы вырываемся из здания. Я всегда мечтала учиться в Йеле, но в итоге проучилась в местном, задрипанном университете, который похож на коробку, брошенную на кривой улице Янгстауна. Я оборачиваюсь через плечо: толпа орущих студентов прет из дверей, будто бы за ней несется горячая, темно-оранжевая лава, и гляжу на это серо-зеленое здание, проглотившее с потрохами мои «лучшие» годы.
        Кто бы мог подумать, что всё будет именно так. В школе я верила в лучшее, считала, что уеду из городка сразу же, как получу аттестат. Что я стану кем-то. Напишу что-то. Сделаю нечто важное. Возможно, прославлюсь. Возможно, по уши влюблюсь. Я выходила за порог школы с надеждами о той жизни, о которой, впрочем, мечтает каждый. Но сейчас я понимаю, что всё это - полная чушь. Находясь в плену собственных предрассудков, ты не способен вырваться на свободу. Верить - верь, конечно. Вот только о реальности не забывай, потому что она о тебе прекрасно помнит. Она размазала мои мечты, как сейчас Стейси Роман размазывает сопли по лицу. Ей-то отец уже местечко забил в своей адвокатской конторе. Стейси впору рыдать, ведь больше не придется лизать зад учителям за хорошие отметки. Теперь надо работать. А у меня надежда только на себя, что плохо, ведь я, как вы уже поняли, совсем не добросовестный человек.
        Невольно оглядываюсь, ища в толпе родные лица - маму или папу. Не знаю, зачем я это делаю, ведь понимаю, что никто не придет. Но я глупая. Я всегда была глупой.
        Есть одно важное правило. Люди считают, что если станут верить в тех, в кого верить не стоит, им обязательно воздастся свыше. Мол, мы меняемся, можно и потерпеть, и понадеяться, и подождать. Но все эти страдания в пустоту - полная лажа, потому что не надо терпеть. Не нужно строить из себя великомучеников. Если человек дерьмо - он дерьмо, и твоя вера в него ничего не изменит. Она не сделает тебя лучше и не припишет тебе дополнительные баллы, которые ты потом вдруг вытащишь из кармана на Страшном Суде и вручишь Богу.
        Сделай себе одолжение - не жди от людей чего-то. Они такие, какие есть, и ты их не исправишь, как бы ни старался и как бы сильно в них ни верил.
        Мне кажется, я строю иллюзии насчет своих родителей уже целую вечность. И мне жутко больно, когда они меня разочаровывают, пусть я и не хочу это признавать. Но на самом деле это не их проблема и не их вина. Я сама виновата, потому что я - глупая. Я жду, когда ждать нет смысла, а не они.
        Внезапно кто-то наваливается на меня сзади, и я громко чертыхаюсь.
        - Сад ты мой цветущий! - верещит мне на ухо Кори и хохочет. Ненавижу, когда он меня так называет. Узнал, что фамилия Баумгартен означает «деревья в саду», и теперь при каждом удобном случае умничает. - Ты чего такая кислая?
        - Я сладкая.
        - Ммм, еще и колючая. Смотри, Стейси сейчас выплюнет легкие! Она реально ревет или у нее началась аллергия?
        - На тебя у нее аллергия, а людям вообще-то грустно.
        Я хихикаю, обхватываю друга за плечи, и мы медленно плетемся в сторону моего дома. Живу я рядом, Кори всегда меня провожает, пусть потом и бежит к своему братику, чтобы посмотреть, как тот девок снимает. Сам-то Кори - монах. Целовался пару раз, да и то с мандаринами. А Уильям - ну просто Вильгельм Завоеватель. Девушек Янгстауна ему было мало, и тогда он пропал на целый год, чтобы переспать со студентками Принстона. Я слышала эту историю уже столько раз, что у меня сводит всё тело, едва кто-то в разговоре упоминает Нью-Джерси.
        - Знаешь, я ведь скучать буду.
        Я гляжу на смуглое лицо друга и почему-то не хочу шутить. Мы идем по тропинке, по которой шли сотни раз до моего дома, и до меня вдруг доходит, что больше этого не будет. Что Кори Гудмен не проводит меня после занятий, что мы не посмеемся до слез над мусорщиком Бади, который вечно ставит пакеты так, что они валятся вниз и объедки из них выкатываются на дорогу. Кори не расскажет мне истории о своем ненаглядном брате, а я не разревусь на его плече после очередной ссоры с предками. Да, ничего больше не повторится. Всё осталось позади, и мы идем вперед очень медленно, ведь так не хочется заканчивать то, что вроде бы только началось.
        Мне становится страшно. Надо быть взрослой, а я еще подросток, который изо всех сил сжимает руку лучшего друга в надежде, что происходящее - неправда и он никуда от меня не денется. Грудь вздымается от горячего воздуха, который застревает у меня где-то в горле. Я прикусываю губу и наконец отвечаю:
        - Я тоже буду скучать.
        - А писать будешь?
        - Было бы откуда писать, ведь я еще не уезжаю.
        - Всё будет в порядке, Реган. Тебя примут в Йель.
        - Меня учиться туда не приняли, а тут вдруг стажироваться разрешат. - Я говорю уверенно и решительно, хотя внутри надеюсь, что друг прав и у меня получится. - Ты когда уезжаешь? Когда начнется великий тур по местам славы Вильгельма Завоевателя?
        - Сегодня вечером. Уилл всё устроил, даже с предками договорился, хотя я знаю, что ему плевать на их мнение. Он в любом случае укатил бы на своем старом «Додже».
        - И я укатила бы куда угодно, лишь бы подальше от родителей.
        - Да уж. А их не было на церемонии? - Нас оглушает гудок автомобиля, и мы видим, как высунувшиеся из его окон краснолицые ребята, громко крича, размахивают квадратными шапками.
        - Да, они не пришли. Но я не удивлена, это было бы дико. В конце концов, там никто не раздавал бесплатную выпивку, так что церемония - отстой.
        - Ага, - как-то жалобно усмехается Кори. Когда мы говорим о моих родителях, он не может нормально себя вести, вечно корчится и жмется, будто у него штаны застряли где-то в промежности. Добрый мальчик. Но сейчас плохо быть добрым. - Ох, Реган, садик ты мой цветущий, только представь, что мы больше не вернемся на семинары. Что я больше не буду стоять перед твоей дверью в январе, пока ты ищешь свои любимые джинсы…
        - …а я не буду притворяться твоей мамой, когда ты прогуливаешь физкультуру…
        - …и мы не будем зависать в «Френзи»…
        - …ты все равно не любишь эти йогурты…
        - …зато ты любишь.
        Он кривит губы, а я крепче его обнимаю, потому что жутко, ну просто нереально его люблю. Кори Гудмен - неотесанный, тихий мальчик, который в первый же день завоевал мое сердце, когда отказался носить университетскую форму, потому что она не просто зеленая, а блевотно-бирюзовая. Я тоже отказалась, и нас отправили к деканше. Меня, Кори и еще одного парня, имя которого не хочу произносить. Там мы с Кори и познакомились, пока ждали эту каргу. Нам всё равно пришлось носить форму, но мы всячески над ней издевались: то я надену юбку как топ, то Кори обрежет брюки под капри.
        Неожиданно я понимаю, что мы оказываемся напротив моего серого дома. Запах тут стоит тяжелый - паленой травы и жаркого лета. Дышать сразу становится трудно, но, что странно, отнюдь не из-за этого. Я вновь смотрю на друга и расстроенно выдыхаю. Он мнется и перекатывается с ноги на ногу, будто бы не знает, что сказать. Я тоже не знаю, поэтому не спешу удивить его красноречивой тирадой, а просто прижимаю к себе.
        Кори сцепляет руки за моей спиной.
        - Без тебя жизнь будет совсем другой, Реган Баумгартен.
        - Ты единственный человек, который так красиво произносит мое имя.
        - У меня было много времени, чтобы потренироваться.
        Я зажмуриваюсь. Сжимаю его узковатые плечи и вздыхаю. Не хочу признавать, что на глазах слезы. Глупости какие! Я не плакала уже так давно, не разревусь и сейчас.
        Отстраняюсь и грозно свожу брови.
        - Пиши мне, услышал? Я, может, никуда не уеду. Останусь тут на веки вечные, а ты пиши. Даже из своего тура, даже потом, когда переедешь в Индиану, в этот, как его, в Ивансвиль.
        - Эвансвилл.
        - Какая разница!
        - Договорились, - кивает он. Поправляет смятую на локте мантию и глядит мне в глаза открыто, пронзительно и печально, как смотрят, когда прощаются, но не хотят уходить. Кори нервно усмехается. Нервно хлопает меня по плечу. Нервно плетется к противоположному двору и глядит на меня через плечо. Ему до дома еще минут десять, но я уверена, что идти он будет медленно, чтобы смотреть на меня как можно дольше. - И не вздумай рыдать, Реган! Слышишь?
        - Не дождешься, гаденыш! - Я уже кричу, потому что парень всё дальше и дальше, а на глазах эти противные слезы. Черт! Порывисто смахиваю их и широко улыбаюсь. - Я не пророню ни слезы, ясно?
        - Заметано!
        Он машет мне рукой и скрывается за поворотом.
        Пусто. Мне холодно, и я чувствую себя как-то странно. Гляжу на светлую улицу, но не вижу больше знакомых домов, знакомых лиц. Всё кажется чужим. Наверное, стоит пойти домой, а ступни словно вросли в землю. Я так и стою, глядя куда-то вдаль. Возможно, жду, что Кори Гудмен вернется и обнимет меня еще раз, но догадываюсь, что он так не поступит. Он слишком любит меня, а значит, не захочет сделать мне больно. Умный парень, очень хорошо меня знает.
        Глава 2
        Сколько у вас любимых мест? Обычно их немного. А дом, как правило, на вершине хит-парада.
        Я свой дом терпеть не могу благодаря двум факторам: мама и папа. Мать и отец, точнее, потому что трудно выговаривать «папа», когда он глядит опьяневшими, красными от безумия глазами, или когда просит убраться из дома, или когда недовольно выворачивает руки. С «мамой» проще. Она молчит, ну или орет. Во всяком случае бить она меня никогда не била, поэтому мы с ней вроде как дружим. Отец мне отвесит пощечину, она закроет ладонями лицо, а потом мы сидим на кухне, и я слушаю, как же ей больно, хотя лицо саднит у меня, а не у нее.
        Дом у нас небольшой. Вообще, он мог бы стать очень прикольным, уютным и что там еще бывает с домами, в которых живут, а не выживают. Но у нас мало денег, и потому крыльцо разбито, а на ступеньках видны прогнившие трещины. Иногда по ночам, когда завывает ветер, я слышу симфонии Бетховена и прелюдии Шопена, хотя, конечно, ни Бетховена, ни Шопена ветер еще не научился играть достойно.
        Почему-то, думая о родителях, я вспоминаю школу. Друзей у меня никогда не было много, а в старших классах я полностью отгородилась от ребят, и не потому, что не хотела с ними общаться, а потому, что стыдилась своих предков. Часто, возвращаясь домой, я видела отца, разгуливающего по кварталу с липким от пота лицом. Его ноги заплетались, будто змеи, он отпускал дикие ругательства - смело и отважно - невидимым врагам и чьим-то теням. Он пил так много, что даже меня не узнавал, и, когда я пыталась довести - донести - его до дома, отбивался и не щадил свое горло, разрывая воздух криками и бранью. Я понимала: будь у меня друг, я не смогла бы привести его домой, ведь кто знает - отец уже пьян или еще не дошел до кондиции.
        Что ж, в школе, как известно, мнение окружающих играет огромную роль, потому-то я и закрылась в себе. Стала «трудным подростком из не очень благополучной семьи», и если сначала я отталкивала людей, то потом они сами перестали со мной общаться.
        В университете стало немного проще, потому что я наконец научилась жить самостоятельно, а не страдать фигней вроде самобичевания и тотальной отчужденности. Уверена, Кори Гудмен вовремя появился в моей жизни и доказал, что даже у потерянных социопатов есть возможность найти друга.
        Я захожу в дом и прислоняюсь спиной к закрытой двери. Прикрываю глаза. Не люблю, когда меня называют нищебродкой - а в университете это практически стало моим вторым именем, но глупо отрицать очевидное.
        Знаете, я думаю, что у бедности есть запах. Она пахнет сыростью, алкоголем и потом. Бедные люди не в состоянии починить трубы, потому-то стены и потолки в их домах покрываются плесенью. Бедные люди не способны вынести трудности, они лишь заглушают происходящее крепкими напитками. Бедные люди живут так, словно время - их верный союзник, как будто оно остановилось, а не течет с дикой скоростью. Они живут час, тогда как проходит несколько месяцев. Они живут день, тогда как проходят годы.
        Вариться в этом соку без особого запаха трудно, и меня выворачивает наизнанку от того, как воняет вся моя одежда, как воняет моя комната, как воняет двор перед домом. Я знаю, кто я такая, знаю, кто моя семья. Хочу вырваться, но жизнь - подлая тварь - вертит передо мной задом и ржет до коликов, потому что мало трагедии в счастье. Ей интереснее наблюдать, как бедный муравей корчится под безжалостной лупой.
        Дома никого нет. Я недоуменно хмурю брови, а потом выдыхаю, потому что, как бы паршиво ни было, дышать приходится. Наверное, в этом и есть суть - дышать тогда, когда дышать больно. Люди ищут великий смысл, но, возможно, за смысл нужно принять то, что нам в определенный момент нужно. Даже смешно как-то. Спросите меня, в чем смысл жизни. И я вам отвечу: в том, чтобы дожить до завтра. И так каждый день. Неглобально как-то, верно?
        Я стягиваю кроссовки и бросаю мантию на скрипучий стул. Плетусь на кухню, то и дело посматривая по сторонам. Предков нет, надеюсь, они и не вернутся. Ушли за пивом и позабыли путь домой - вот такую историю я бы прочитала. Знаю, паршиво так говорить о тех, кто меня вырастил, но трудно нормально относиться к родителям, когда они не хотят нормально относиться ко мне. В детстве еще прощаешь всякие глупости, не замечаешь очевидных вещей, но сейчас глупо закрывать глаза. Да, предки играют большую роль в моей жизни, но не хорошую, к сожалению. Они, скорее, мои вечные антагонисты.
        Наливаю себе стакан воды и принимаюсь жарить яичницу. На кухне становится душно. Я и не знала, что так проголодалась. Набрасываюсь на обед как ненормальная и смотрю дешевое шоу по телику, пачкая пульт жирными пальцами. Если честно, иногда я понимаю, что хочу слишком многого. Жалуюсь на то, что мои родители неотесанные алкоголики, тогда как сама похожа на их отпрыска по всем пунктам. Но в глубине души я убеждаю себя, что я еще не потеряна. В конце концов, Кори дружит со мной, хотя живет в чудесной семье. Его родители - врачи, получают кучу денег, но он никогда не воротил от меня нос и не относился ко мне предвзято. Может, конечно, он просто такой человек. А может, и я еще не свалилась на дно той самой общественной ямы, о которой мне рассказывала деканша.
        Приподнимаю стакан с водой и хмыкаю: «С окончанием университета, Реган!» Теперь ты свободна. Ну относительно. Освободилась от одного, погрязла в другом.
        Проходит много времени, прежде чем входная дверь распахивается. Я вяло и сонно вздрагиваю, понимая, что уснула прямо на кухне, опустив голову на руки, и растерянно оглядываюсь. Что это меня так сморило?
        - А ты возьми и попробуй так жить, тупая идиотка! - воет отец, и я узнаю в его голосе те самые нотки, после которых мне непременно попадает. Дверь хлопает, мать тут же разражается плачем, а пол сотрясается от тяжелых шагов. - Чего ты ревешь?
        - Я не реву, я не…
        - Задолбала со своими психами!
        - Хватит на меня орать!
        - А ты прекрати истерить! Иначе…
        Отец недоговаривает, потому что входит на кухню и видит меня. Я не помню, как он выглядел до того, как начал пить. Сейчас он сморщенный, как апельсиновая кожура. У него старая, сероватая кожа, всегда обветренная. Квадратный подбородок зарос, а на скрученных коротких волосках застыла пена от пива.
        Он смотрит на меня и рявкает:
        - Чего ты здесь забыла?
        Обычно я молчу. Отец и не ждет, что я отвечу. Но сегодня мне хочется что-то сказать, может, потребность какая-то в опеке появилась, поэтому я отрезаю:
        - Я диплом получила. Вон. - Киваю на стол. Документы валяются под квадратной шапкой. - А вы где были?
        - Не твое дело.
        Он тянется к холодильнику за пивом, и в этот момент вваливается мама. Я нехотя перевожу на нее взгляд и вижу то, что и всегда: размазанные кричащие тени, полопавшиеся сосуды глаз, помада размазалась на пол-лица. Она порывисто смахивает слезы и тихо шипит себе что-то под нос, наверняка проклинает этот день, этого мужчину, этот дом. Но не думаю, что папе интересно. Захлопнув холодильник, он открывает банку с пивом - та щелкает с пронзительным звоном - и поворачивается к маме лицом.
        - Чего уставилась?
        - Ты не должен был рассказывать обо всем Сьюзи. Не должен выставлять нас…
        - Я буду делать то, что хочу, рот закрой, ясно? - Он взмахивает рукой, пиво льется на пол, а я крепко зажмуриваюсь. - Ты трахалась с ее мужем и со мной трахалась. Ты со всей школой трахалась, Мэндис, поэтому просто закрой свой рот и не капай мне на мозги, уяснила? Ты поняла?
        - Натан, прекрати, прекрати орать! Прекрати!
        Они взвывают, как дикие животные, а я незаметно поднимаюсь из-за стола и бреду к выходу. Не могу это слушать, не могу там даже находиться. Бывает, тебя мутит от одного лишь звука чьего-то голоса. Именно так я переношу голос отца: ядовитый и хриплый, как у заядлого курильщика.
        Собираюсь подняться к себе в комнату, как вдруг замечаю у двери стопку писем. Не знаю, что на меня находит. Ор за спиной превращается в тихое жужжание, которое сейчас не имеет никакого значения.
        - Вот черт, черт! - Я пулей бросаюсь к двери. Падаю на колени и дрожащими пальцами перебираю конверты. Счета, счета, счета…
        «ЙЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ».
        На конверте расписными огромными буквами вычерчен девиз университета:
        Lux et Veritas - «Свет и Истина».
        Я буквально задыхаюсь, попросту не могу дышать. Наверное, так себя ощущают те, у кого решается очень многое. Такой важный момент, а я даже языком пошевелить не могу. Разглядываю листок и не понимаю: что это? Шанс? Цель? Тот самый смысл?
        Разрываю конверт и достаю письмо. Глаза моргают часто-часто, и я боюсь, что взлечу ненароком, но я не взлетаю. Я опадаю, как опадают листья осенью. Или как с неба на нас валятся дождевые капли. Или как бомбы, которые бросают на жилые дома. Я опускаю руки, а взгляд поднимаю вверх, как будто ищу ответ где-то там, над головой. Но я его не нахожу.
        «Уважаемая мисс Реган Анна Баумгартен,
        мы рассмотрели ваше предложение и вынуждены его отклонить.
        С наилучшими пожеланиями,
        Мэрилин Итон».
        Не знаю, что хуже: то, что меня сочли неподходящей кандидатурой, или то, что меня навсегда заперли в этом месте. Янгстаун - мой дом, моя клетка.
        Неожиданно до меня доходит, что всё кончено. Что я навсегда здесь останусь и буду свидетелем этих скандалов вечно, и я стану слушать этот ор и купаться в этой вони - и ничего не изменится. Никогда.
        - Что это у тебя? - взвывает отец за спиной. Он вырывает конверт из моих рук так быстро, что я даже не успеваю среагировать. Испуганно оборачиваюсь, а у него уже не лицо, а рожа, налитая злостью. Из ноздрей вылетает горячий воздух. - Какого хрена?
        Он переводит на меня желтоватый взгляд. Только дети алкоголиков поймут, что я имею в виду. Желтый взгляд, не в плане, что его глаза наливаются огнем. Просто глазные яблоки кажутся изношенными, мутными и грязно-желтыми, как цвет пива, которым отец наливает себе брюхо.
        Хотите верьте, хотите - нет, но ответить мне нечего. Я просто смотрю на него, а он - на меня, и это самый долгий зрительный контакт, который произошел у нас за год или за два. В конце концов, он делает то, что всегда делает. Размахивается и хорошенько ударяет меня по лицу. Я теряю равновесие и падаю. Отец хочет еще раз ударить меня, но внезапно появляется мама. Она накидывается на него со спины.
        - Не надо, Натан, не надо! - ревет она не своим голосом. - Ты покалечишь ее!
        - Убери руки, Мэндис!
        - Пожалуйста, прошу тебя…
        Отец отталкивает мать. Она тоже валится на пол, и я вижу, как она погружает лицо в свои ладони, как в океан, разразившись громким плачем. Мои пальцы сжимаются в кулаки. Я вскакиваю, прыгаю на отца, но он даже не обращает внимания. Молочу по его спине ладонями.
        - Оставь нас в покое, убирайся, уходи!
        Папа оборачивается. Перехватывает мои кулаки одной рукой и переспрашивает:
        - Что?
        Кричать в спину легче, чем кричать в лицо, - это точно. Но я все равно отвечаю и не знаю, зачем это делаю. Смелой стала и глупой? А может, разозлилась после того, как получила отказ, после того, как попрощалась с другом, после того, как стояла на ступеньках университета и ждала семью, которой у меня нет.
        - Уходи, оставь нас! Ты подонок, пап. Я тебя ненавижу.
        Мои слова задели бы его, если бы он испытывал что-то кроме ярости. Тем не менее в его глазах определенно мелькает какая-то эмоция, правда, она такая же невзрачная, как и одежда, которая на нем висит. Отец обрушивает на мои плечи свои гигантские ладони, я вздрагиваю от их тяжести, горблюсь, и уже через пару секунд оказываюсь за дверью. Скатываюсь по ступеням и обрушиваюсь на прохладную к вечеру землю.
        Отец кричит какие-то ругательства. Подбегает ко мне и пинает ногой. Я взлетаю и падаю вниз. Снова подлетаю и падаю вниз. Лучше бы я смолчала, но теперь уже поздно врать и говорить, что он лучший папа в мире.
        В какой-то момент его нога ударяет меня не в живот, а в лицо. Я слышу хруст, ощущаю взрыв между висков, вспышку красок и еще какой-то дряни, из-за которой закладывает уши, и испускаю громкий стон.
        Натан Баумгартен бил меня, но он никогда не позволял себе ничего подобного. Мне вдруг кажется, что он никогда не остановится, и только потом я понимаю, что валяюсь на земле уже несколько минут в полном одиночестве. За тонкими стенами нашего дома пищит мать, громыхает мебель, бьется посуда, а я валяюсь в грязи и прерывисто дышу.
        Надо встать. Я поднимаюсь, кренясь. С трудом выпрямляю спину и гляжу перед собой, не зная, что делать. Зайти обратно? Пожалуй, я повременю с этим.
        Протираю лицо и вижу на пальцах кровь. Кажется, он попал мне по носу. Пытаюсь вдохнуть - вроде получается, а значит, всё не так уж и плохо.
        Я пытаюсь улыбнуться, а по щекам катятся слезы. О да, только и осталось, что реветь, правильно. Дергаю головой и чувствую, как от боли на глаза падает темное покрывало, меня качает, я чуть не падаю. Прекрати реветь, надо взять себя в руки, надо успокоиться, надо…
        Хлопаю ладонью по губам и морщусь от боли, согнувшись пополам, как от удара в живот. Стоит мне только подумать, что надо пересечь порог этого дома, как меня тут же затрясло, как от горячки. Словно вирус, по моим венам проносится не просто злость, а отчаяние, ледяное и удушающее, и я не могу нормально дышать.
        Неожиданно за моей спиной раздается визг тормозов. Кто-то выкрикивает мое имя, я неуклюже оборачиваюсь, опустив по швам руки.
        - Реган?
        Из окна высокого черного джипа на меня во все глаза пялится Кори Гудмен. Что он здесь делает? Сначала я вообще думаю, что он мне привиделся. В конце концов папа мне круто зарядил по лицу. Может, я рассудка лишилась? Но видение оживает, и парень выпрыгивает из машины, будто ужаленный.
        Кори несется ко мне со всех ног. Он замирает в паре метров и громко выдыхает. Не знаю, что именно его так шокирует: то, что я реву, или то, что у меня кровь.
        - Какого…
        Он недоговаривает. Приближается ко мне и качает головой. Если начистоту, он вряд ли может меня понять. Кори не представляет, что я сейчас ощущаю. Он думает, мне нужна его поддержка, нужны его объятия. А мне нужно, чтобы он ушел.
        Мне так стыдно, что хочется провалиться сквозь землю.
        - Реган, когда это произошло?
        - Почему ты еще не уехал?
        - Я уезжаю.
        - А здесь что делаешь?
        - Хотел проехать по этому кварталу напоследок. Какая, блин, разница? - Кори делает два шага и оказывается прямо передо мной. - Идем!
        - Куда?
        - В полицию.
        - Его не накажут.
        - Накажут.
        - Нет. - Я шмыгаю носом и отступаю назад, не зная, как себя вести. - Папа дружит с шерифом. Это бессмысленно. К тому же я совершеннолетняя.
        - И что? - громко спрашивает парень. Неожиданно раздается громкий неприятный звук. Я смотрю другу за спину, а сидящий за рулем незнакомец с силой давит на гудок. - Эй, просто на меня смотри, о’кей? Они подождут.
        Перевожу взгляд на Кори.
        - Я разберусь.
        - Ни хрена не разберешься! Пошли к моим родителям, они помогут.
        - Зачем? Слушай, я не хочу вас втягивать. Тебя ждут. Иди! - Я выдавливаю страдальческую улыбку, но не могу удержать ее на лице и снова сгибаюсь. - Тебя это не касается, понятно? Тебя здесь вообще быть не должно.
        Машина вновь сигналит, и тогда Кори оборачивается и орет во все горло:
        - Заткнись, Уилл!
        Не помню, чтобы он так разговаривал с братом. Обычно он ему поклоняется, а тут даже голос повысил. Видимо, я действительно шокировала его своим видом.
        - Не мое дело? - спрашивает парень, оторопело глядя на меня. Он жалобно дергает губами и отворачивается. - Ублюдок! Какого хрена! Как ты вообще здесь живешь, черт!
        Столько ругательств за один раз? Да Кори, кажется, не в себе. Я усмехаюсь.
        - Смешно? Ну конечно, давай поржем, Реган.
        - Ничего не смешно, просто это мои проблемы.
        - У тебя лицо разбито!
        - Серьезно?
        - Хватит, Реган, иначе я накостыляю тебе в дополнение к тому, что уже имеется.
        - Меня в Йель не приняли, - почему-то сообщаю я. Не думаю, что сейчас подходящий момент для разговора по душам, но слова сами срываются с языка.
        - Что? - глухо переспрашивает Кори.
        - Ага. Я узнала минут пятнадцать назад.
        - Черт, Реган…
        - Сегодня мой день! - Хочу взмахнуть руками, но шею сводит, и я передергиваю плечами. Кори собирается что-то сказать, но неожиданно громыхает дверца, и мы замираем.
        Я вижу, как на нас надвигается чья-то тень. Вскоре она приобретает очертания высокого широкоплечего парня, с которым мне уже доводилось видеться, но с которым я не желала бы вновь пересечься.
        Уильям Гудмен останавливается передо мной с недовольной миной. В зубах у него торчит сигарета, волосы взлохмачены, как у породистого командора, а в глазах полыхает нетерпение, такое же колючее, как и кожаный браслет на руке, утыканный серебристыми шипами. Мило. Я скептически морщу лоб, оценивая его безделушку.
        - Чего так долго? - спрашивает он у Кори, не обращая на меня внимания. - Торчать здесь нет времени.
        - Подожди, Уилл, мне надо разобраться.
        - С чем?
        - С ней.
        Кори указывает на меня, и Вильгельм Завоеватель наконец переводит на меня свой затуманенный взор. Мне кажется, он под кайфом. Зрачки у него черные и гигантские.
        - Напоролась на дверь? - шутит он и внезапно приподнимает пальцами мое лицо за подбородок. Изучает мой окровавленный нос и, несмотря на то что я вырываюсь, стоит ровно, по-прежнему стискивая в зубах сигарету. - Жить будет. - Он опускает руки и вновь смотрит на брата. - Теперь мы можем идти?
        - Чувак, ей помощь нужна.
        - Ничего мне не нужно, - защищаюсь я.
        - Поехали с нами!
        - Что? - восклицаем мы с Уиллом одновременно. Парень усмехается. Наклоняется над братом и выдыхает облако сероватого дыма ему в лицо: - Она не поедет.
        - Я ее не оставлю.
        - Тогда и ты не поедешь.
        - Да в чем проблема, Реган? - Кори смотрит на меня. - Давай, ты ведь хотела укатить отсюда, верно? Забей на предков, поедем с нами.
        - Я не могу.
        - Очень жаль, - театрально вздыхает Уилл.
        - Я не оставлю тебя, Реган!
        - С ума не сходи, поезжай уже.
        - Чтобы отец опять из тебя дух вышиб? Не только лицо тебе разбил?
        В какой-то момент мне кажется, что Уильям Гудмен всё же переводит на меня взгляд. Горло першит. Я неохотно поднимаю ресницы и встречаюсь с ним глазами. Не знаю, почему он вдруг смотрит на меня. Наплевать. Покачиваю головой:
        - Нет, я не могу.
        - Реган…
        - Кори, прошу тебя, поезжай. Мне не нужна твоя жалость, правда, я сама со всем тут справлюсь, веришь? - Потираю руками лицо и откидываю назад волосы. - Веришь?
        - Я даю тебе пять минут, - внезапно отрезает Уилл.
        Он откидывает окурок, выдыхает дым и тушит сигарету носком темных ботинок. Я перевожу на него взгляд.
        - Что?
        - Два варианта: или ты едешь с нами, или возвращаешься - и тебе доламывают нос.
        - Еще скажи, что сесть в машину с тобой и укатить непонятно куда безопаснее.
        - Безопаснее? Нет. Разумнее - возможно.
        - Разумнее? - Я скрещиваю руки на груди и спрашиваю: - Ты серьезно?
        - Три минуты.
        - Ты ведь шутишь…
        - Реган, решайся! - взвывает Кори. Он хватает меня за руки и встряхивает изо всех сил, да так, что боль прокатывается по всему моему телу. - Тебе здесь нечего делать.
        - Но у меня нет денег.
        - Разберемся.
        - Каким образом? Уилл, ты же не хотел меня брать, ты же…
        - Я передумал.
        Парень направляется к моему дому. Он скидывает с плеч широкую куртку, бросает ее на гнилые ступени и открывает дверь.
        - Что ты делаешь? Остановись! - Я несусь за парнем. - Уилл, прекрати, ты нарвешься на моего отца! - Я хватаю Гудмена за руку и резко поворачиваю к себе. - Я ведь еще ничего не ответила, я не согласилась.
        - Ты правда так думаешь? - Его глаза испепеляют меня. Он вскидывает брови, а я не знаю, что ответить. Так и пялюсь на него. - Если бы ты не захотела, мы бы уже давно уехали. Не трать наше время.
        - Ты нарвешься на неприятности!
        - В этом и смысл.
        Его лицо озаряет кривая ухмылка, пробирающая до костей, и я внезапно понимаю, что Уильям Гудмен - источник огромных проблем. Даже находясь далеко от эпицентра неприятностей, он умудряется попасть в гущу событий.
        Парень распахивает дверь и тянет меня за собой. Я ничего не понимаю. Не смотрю на мать, на отца, просто поднимаюсь по лестнице, пока Уилл подталкивает меня вперед своими крепкими руками. Вваливаюсь в комнату, нахожу сумку.
        - Ты кто такой, мать твою? - залетая в мою спальню, орет отец. - Ты что делаешь в моем доме? Какого хрена ты…
        Он надвигается на Гудмена, будто цунами, но Уилл отпихивает его. Отец покачивается от толчка, а мать взвизгивает от ужаса. Я зажмуриваюсь, приказывая себе не смотреть на них, пусть в груди щемит и ноет. Наплевать, наплевать.
        - Что происходит, Реган? - кричит мать. - Ты куда собралась?
        - Она отдохнет немного, - отвечает за меня Уилл. Он смотрит на отца, на то, как тот корчится, держась пальцами за ребра, и достает новую сигарету. Закуривает. - Будете?
        Мать хлопает мокрыми от слез ресницами. Папа предпринимает очередную попытку кинуться на парня, но у него ничего не выходит.
        - Готова?
        Я не отвечаю, потому что я не готова. Застегиваю молнию и подхожу к Уильяму. Он криво улыбается и пропускает меня вперед. Мы выбегаем из дома, Уилл поднимает со ступеней куртку и накидывает ее на плечи. А я гляжу на него и ни черта не понимаю. Двигаться еще больно, но я все равно иду, будто бы этот парень умеет лечить одним своим безумием.
        - Вот тебе первый урок, птенчик, - обращается ко мне Уилл, вытащив сигарету. Выдыхает дым, не спешит говорить дальше, пробуя на вкус никотин, разрушающий его молодость. - Дом не всегда там, где мы родились. И близкие не всегда те, с кем мы живем. Поэтому ты особо не расстраивайся. Еще успеешь нарыдаться, жизнь позаботится об этом.
        Не знаю почему, но я киваю. Уильям открывает мне заднюю дверь, и я оказываюсь там, где не ожидала очутиться.
        Глава 3
        Ярко-красные волосы Тэмзи Пол развеваются на ветру, будто бы костер, пылающий и искрящийся от вмешательства капризных струй прохладного воздуха, рвущихся сквозь полуоткрытое окно «Доджа». Тэмзи кладет ноги на приборную панель, кидает в мою сторону косой взгляд и отворачивается.
        - Мы с улицы брошенных зверьков не подбираем.
        О Тэмзи Пол мне известно столько же, сколько о современном искусстве. Городок не мог прийти в себя после того, как она - дочка мэра - пыталась покончить с собой, и не просто выпив таблетки, повесившись или перерезав вены, а бросившись с крыши их, как бы так сказать, большого особняка. Она пролежала в коме несколько месяцев, потом вдруг очнулась и пустилась во все тяжкие. Перекрасила волосы в огненно-рыжий цвет, научилась пользоваться бордовым карандашом и подводкой. Хотя научилась ли - вопрос, конечно, спорный. Поправилась на пару килограммов, забросила учебу, друзей и все то, что для нее имело значение.
        Если честно, я считаю, что у каждого человека есть причины ненавидеть эту жизнь. Но выбор Тэмзи Пол был мне непонятен. Ее мать - добрейшая женщина - посвятила свою жизнь благотворительности и церкви. Ее отец - самый богатый человек в Янгстауне. Я не исключаю того, что жизнь за порогом красивых домов отличается от той, которую нам пытаются втюхать, заливая о деньгах, роскоши и развлечениях. Но неужели у нее совсем не оставалось причин жить?
        В любом случае знаменитой она была, когда я еще выпускалась из школы. Уже лет так пять я ничего о ней не слышала, и вот она сидит на переднем сиденье «Доджа» и глядит на меня своими раскосыми глазами обсидианового цвета.
        - Привет! - нахожусь я.
        Я чувствую себя по-идиотски. Машина огромная. С одной от меня стороны - Кори, с другой - улыбающийся светловолосый парень, похожий на довольного медведя. Лицо у него разукрашено роем веснушек, а брови кажутся практически белыми.
        - Я Джесси!
        Он улыбается еще шире и крепко пожимает мою руку. Пальцы у него длинные, но шершавые и все в мозолях. Я недоуменно киваю. Происходящее похоже на сон.
        - Реган.
        - Классное имя!
        На водительском сиденье Уилл. Его пальцы едва дотрагиваются до руля, хотя мы едем с огромной скоростью. Ветер в «Додже» гуляет, как в пустыне. Мои волосы путаются и падают мне на лицо, сколько бы раз я ни пыталась заправить их за уши.
        Все молчат.
        Никто не спрашивает меня о моей жизни, не спрашивает, откуда взялась кровь на подбородке. Лишь ветер свистит и гуляет между нами, являясь единственной связующей нитью. В какой-то момент Уильям врубает музыку, и я устало валюсь на плечо Кори, как на спасительную подушку, прикрыв глаза.
        Я еле сдерживаю слезы и слушаю музыку, которая, как мне кажется, пробирается внутрь моих мыслей. Такое иногда бывает: обычный трек оказывается твоей темой, которую обязательно крутили бы в фильме, если бы ты был его главным героем. Мне нравится это слияние - играет та самая песня, в тот самый момент.
        Тэмзи Пол больше не смотрит на меня. Наверняка выброс яда при встрече - традиция, и люди поступают так уже не осознанно, а просто потому, что надо.
        - Мы отстаем от графика, - говорит Тэмзи, и я слышу, как Уильям выдыхает дым от очередной сигареты с глухим свистом.
        - Нет у нас графика, есть наметки.
        - Значит, наметки - к черту. Мы в Эри хотели попасть до девяти вечера, чтобы снять комнату, пока не стукнет полночь. Но уже восемь.
        - Придется ехать быстро.
        - Куда быстрее, - ворчит Кори и ерзает на сиденье. Из-за этого моя голова падает с его плеча, и я нехотя выпрямляюсь. - И так ведь гоним.
        - Мы плетемся, - смеется старший Гудмен, - я просто не хотел тебя шокировать, вот и давил на тормоз. Но раз Тэмми говорит, что мы сбились с «графика», мы должны прибавить газу. С Тэмми ведь не поспоришь, верно, Тэмми?
        - Да куда торопиться? - продолжает возражать Кори. - Мы ведь сами себе хозяева.
        - Я - твой хозяин, - пропевает Тэмзи и оборачивается, встряхнув огненно-рыжими волосами так, будто она снимается в рекламном ролике шампуня. - В девять мы должны припарковаться у аэропорта Эри.
        Неужели она бросилась с крыши?
        - И почему именно у аэропорта?
        Да еще и в коме пролежала.
        - Потому что я так сказала.
        Интересно, белый шрам, пересекающий ее тонкую, темную бровь - последствие того незабываемого полета? Как она вообще решилась на этот ужасный поступок?
        - Ты как заноза в заднице, - заключает Кори и покачивает головой.
        - Я педантичная заноза, котик, и если мы договорились в девять приехать в Эри - мы приедем в девять в Эри.
        Кори закатывает глаза, а Уилл разводит в стороны руки: мол, с ней ведь не поспоришь, что уж тут. В этот момент я понимаю, что мы летим по трассе со скоростью семьдесят пять миль в час, а Уильям - мать его - Гудмен не держит чертов руль. Мои глаза расширяются, и я резко подаюсь вперед.
        - Эй, котик, за дорогой следи!
        - Котик? - Теперь Уилл еще и вперед не смотрит, а глядит на меня своими серыми, отчасти голубыми - не берусь судить, в салоне темно - глазами, полными неги и легкомысленности, которая свойственна лишь тем, кто уже успел всё потерять. Тот, кому есть что терять, никогда не посмотрит на жизнь такими глазами: смелыми и яркими, как искры. - Ты назвала меня котиком?
        - Что?
        - Как ты меня назвала?
        - Какая разница, не гони так. И смотри на дорогу, справишься?
        - Нет, подожди, - парень поворачивается спиной к рулю и приподнимает ладони, - не думаю, что мне послышалось.
        - Какого черта ты творишь?
        - Уилл!
        - Ты хотела сказать котик?
        - Нет, блин, тортик!
        - Уилл, сядь нормально! - взывает к брату Кори. - Я не хочу умереть, мы ведь еще даже из штата не выехали.
        - Какая разница, где умереть, - пожимает плечами Тэмзи, - всё равно ведь умрешь.
        - Отлично, сказала девушка, спрыгнувшая с крыши. Чувак, следи за дорогой!
        - Я и так за ней слежу, просто мне захотелось узнать, послышалось мне или нет.
        - И что, если не послышалось, что? - спрашиваю я, когда Гудмен лениво переводит взгляд на дорогу. Неожиданно я понимаю, что угодить в неприятности в компании этих ребят куда проще, чем наткнуться на отца в плохом настроении. - Что ты сделаешь?
        - Скажу, что не надо меня так называть.
        - И почему?
        - Потому что тогда я тоже придумаю тебе прозвище. Людям лень называть тебя по имени, и они придумывают какую-то чушь. Но чем мое имя хуже? Если хочешь со мной поговорить, называй меня Уилл или Уильям, или мистер Гудмен.
        - Мистер Гудмен? - усмехаюсь я. - Отлично! Но ты назвал меня птенчиком.
        - И что?
        - А это не прозвище?
        - Ну мне действительно лень произносить твое имя. Не обижайся! Оно идиотское. Я не встречал девушек с именем Реган. Что это вообще за имя? А Уилл - нормальное такое.
        - Это ты еще не слышал мою фамилию.
        - Там еще хуже?
        - Гораздо.
        - Реган - классное имя, - вставляет свои пять копеек Джесси и замолкает, так и продолжая улыбаться, будто у него не все дома.
        - Он - поэт, - поясняет Кори, но мне все равно ничего непонятно. - И музыкант. Кажется, в багажнике только его вещи и валяются. Гитара в ободранном чехле, ноты.
        - Вы давно знакомы? - спрашиваю у Джесси и прижимаю пальцами пульсирующий нос. Он до сих пор жутко болит. - С Уиллом.
        - Целую вечность. Месяца два, наверное.
        - Большая же у вас вечность.
        - В пути время идет иначе, - встревает в разговор Уилл, - часы превращаются в недели, а недели - в месяцы.
        - Я не у вас спрашивала, мистер Гудмен.
        Уильям ничего не отвечает. Я вижу, как дрогнули его губы, и вновь смотрю на Джесси. У этого парня не волосы, а катастрофа. Уши проколоты, а веснушки похожи на картинки, которые нам втюхивают психологи.
        - В ночи они гнались за тем,
        Чего не видели, но ждали,
        И как бы ни манили дали,
        Нет больше света в слове «свет».
        И был бы в этом мой ответ,
        Но нет.
        - Что? - Я хлопаю ресницами.
        - Очередное «ничего» от Бонда, - ворчит Тэмми. - Джесси Бонд, никто тебя не понимает, когда уже до тебя дойдет?
        - Ты это сам придумал? Только что?
        - Музыка - это ведь тоже стихи, - задумчиво произносит парень, - я не думаю, я просто говорю, а строчки, как такты, выстраиваются самостоятельно.
        - Это интересно.
        - Я так выражаю то, что чувствую.
        - И надоедаешь всем прилично, - усмехается Кори. - Как-то он сказал мне: «И даже если ты уйдешь, ты ничего не потеряешь, скорей, тогда ты пропадешь, когда решишь, что ты уйдешь». И что это, твою мать, значит?
        Я усмехаюсь.
        - Понятия не имею.
        - Зато я все понял, - говорит Уильям. Он опять курит и опять говорит неторопливо и уверенно, как говорят люди, не сомневающиеся в собственной правоте, причем даже тогда, когда несут полнейшую чушь. Лицо у него делается умным, глаза сужаются, а уголки губ подрагивают от легкой ухмылки. - Человек всё теряет не в тот момент, когда уходит, а когда решает уйти, птенчик. Понимаешь? То есть твоя жизнь рушится от мыслей, потом ты бросаешь всё, действуешь и так далее, но в тартарары всё валится от осознания. Едва ты понимаешь, что тебе это не нужно, как оно тут же становится ненужным, и не важно: ушел ты уже или еще уйдешь.
        Тэмми отнимает у парня сигарету и затягивается.
        - Я должна спросить у нее.
        - У меня? - Я верчу головой, глядя то на Кори, то на Уильяма. - О чем спросить?
        - Это важный вопрос, подумай, прежде чем отвечать, о’кей? - Тэмзи Пол порывисто наклоняется ко мне. Глаза у нее дикие. - Ты нашла Иисуса, Реган Баумгартен?
        - Что?!
        - Тэмми, прекрати!
        - Пусть ответит! Ты нашла Иисуса или нет?
        - А он что, потерялся?
        Девушка выпрямляет плечи и медленно расслабляется, позволив своему лицу стать не просто милым, но и довольным. Она вдруг улыбается.
        - Отлично, ты прошла тест.
        - А это был тест?
        - А ты думала, тебя примут без вступительных экзаменов? - Уильям отнимает у Тэмзи сигарету и затягивается. - Мы ведь вольны выбирать, верно? Может, ты нам не нужна, птенчик. Хотя нет, я неправильно выразился. Может, ты испортишь нам поездку, как и мы тебе ее испортим. Понимаешь? Это цинично в каком-то смысле, но надо смотреть правде в глаза. Люди хороши в ненависти друг к другу, так зачем нам создавать подобные ситуации, а? Лучше удостовериться, что ты наш человек.
        - Удостоверились?
        - Это только первый тест.
        - Классно. А как мне вас проверить?
        - Да как хочешь.
        - Как хочу?
        Уильям кивает, и я на секунду задумываюсь.
        - Пусть каждый назовет любимую книгу.
        - Сразу в сердце метишь, Реган, - усмехается Кори, - учтите, она дерется, если кто-то обижает ее любимых авторов.
        - Мы не из пугливых, - ворчит Тэмзи. - Книги, кстати, не только читать можно. Их можно жечь, складывать в красивые рядки на полках, выставлять в алфавитном порядке.
        - Скорее всего, именно этим сейчас многие и занимаются, потому что гораздо легче накупить книг для красоты в комнате, чем для красоты в душе.
        - Красоту в душе трудно заметить, - продолжает девушка с красными волосами.
        - Знаешь что, - выдыхаю я, - ты не прошла тест, Тэмзи.
        - О какая жалость.
        - «Потерянный рай» Джона Милтона, - говорит Кори, - ну ты и так знала.
        - Скука! Ты старый, как сиденья в этой машине! - смеется Уильям.
        - Как мои джинсовые шорты, - добавляет Тэмзи Пол.
        - Как мир, - заключает Джесси.
        Я подмигиваю другу. «Потерянный рай» - сложная поэма, и осилить ее сможет только тот, кто ценит литературу.
        - Я люблю стихи, это странно, да? - спрашивает Джесси Бонд. Он не знает, куда деть свои руки, и в итоге складывает их на груди. - В стихах больше драмы, чем в прозе.
        - Думаешь?
        - Короткие предложения, связанные по смыслу, скованные не просто единым контекстом, но и общей мелодикой. Стихи пишут единицы, а прозу - тысячи.
        - Но не всю прозу можно читать, - я пожимаю плечами. Мне нравится, что мы обсуждаем книги, а не вырез на груди Тэмзи Пол, который такой смелый, что в нем можно было бы запросто утонуть, как в море. - Иногда возникает ощущение, что ты не книгу читаешь, а обмазываешь себя грязью, ну или выливаешь себе на башку малиновый сироп.
        - Не любишь любовные романы? - Уилл протягивает мне сигарету, но я качаю головой. Тогда он вновь затягивается. - А на вид вроде девчонка.
        - Я не верю им.
        - Девчонкам?
        - Любовным романам.
        - Почему же?
        - Потому что в жизни всё иначе. В жизни люди вырастают и превращаются в тех, кто разрушает всё, кто пьет, не просыхая, кто распускает руки и воняет, как кусок дерьма.
        Я почему-то вспоминаю о маме. Знала ли она, с кем водится? По кому слезы льет? А Натан Баумгартен наверняка был симпатичным парнем. Правда, потом он превратился в похотливое, смердящее животное, раздирающее в клочья ее жизнь. Мама ведь любила его, она, возможно, до сих пор его любит. Но кому нужна такая любовь? Больная и ненормальная. К человеку, для которого ничего не имеет значения. Зачем любить? Где заветный счастливый конец? Всё это полная чушь.
        - А у тебя есть любимая книга, Уилл? - спрашиваю я, встряхнув волосами. Мне вдруг кажется, что мы молчим слишком долго. Парень не смотрит на меня. Не оборачивается. Я не знаю, почему он затих, и придвигаюсь к нему ближе, едва не упираясь коленями в его локоть. - Так что? Умеет ли читать Уильям Гудмен?
        - Да, этому меня научили еще в школе.
        - Недостаточно знать, как выглядят буквы, чтобы читать книги по-настоящему.
        - А эта тема - твоя любимая, верно?
        - Без книг было бы трудно. Они спасают.
        - Но не любовные романы. Странная ты.
        - Чтобы читать о любви, в нее нужно верить.
        - А ты не веришь.
        - А я - нет.
        - Но ты спокойно воспринимаешь Толкиена, правильно я понимаю? Несмотря на то, что все его персонажи написаны под действием сильнейших антидепрессантов.
        - Фантастику не нужно принимать за правду. Это выдумка. А любовь вроде бы как реальное чувство. Во всяком случае нас пытаются в этом убедить. Терпеть не могу, когда мне вешают лапшу на уши.
        - Любовь - отстой, - внезапно заключает Тэмзи. Я уже и забыла о ее существовании, но девушка напоминает о себе, вновь водрузив ноги на приборную панель. - Давайте уже сменим тему. Меня тошнит.
        - Как скажешь, Тэмми. Но что насчет тебя? - Уилл смотрит мне в глаза через зеркало заднего вида. Его радужка переливается и кажется мне сверкающей, как море поздним августом: яркое, будто освещенное луной. Биолюминесценция.
        - А что насчет меня?
        - Какая твоя любимая книга?
        - Ты о своей ни слова не сказал.
        - Я просто таинственный.
        - Тогда и я сохраню название в тайне.
        - Какая же ты таинственная? Ты обычная, птенчик. Только имя у тебя дурацкое. А так ничего примечательного. В любовь ты не веришь, потому что не встретила ее еще, но как только встретишь, прыгнешь в нее с головой, да еще и разобьешься.
        Мне неприятно слышать его слова, но я приближаюсь к нему еще больше.
        - А дымить, как паровоз, бросать умные фразочки направо и налево - ново? О таких парнях, как ты, написаны сотни книг, Уилл. И если и есть в тебе тайна, то лишь одна - в какой именно момент ты расколешься и окажешься ранимым мальчиком.
        - И конечно, расколоть меня должна девушка. Верно?
        - Именно. Я, может, и прыгну с утеса. Но только после того, как ты потонешь в море собственных соплей.
        - Похоже на пари, - замечает Тэмзи и улыбается, глядя на меня своими огромными глазищами. - На что будем спорить?
        - Что? - Я прижимаюсь к Кори и недоуменно кручу головой. - Какое еще пари?
        - Уиллу любовь не нужна, а ты в нее не веришь. Но вы оба утверждаете, что рано или поздно у вас снесет крышу, да так, что мама дорогая.
        - Я не понимаю…
        - У нас есть недели две или три. Потом мы расстанемся и больше никогда друг друга не увидим. Так вот, - Пол выхватывает сигарету из руки Уилла и затягивается так глубоко, что у нее слезятся глаза, - на что будем спорить? На деньги?
        - На книги. Я ей скажу название своей любимой книги, а она мне - своей.
        Тэмми ворчит и картинно сплевывает, а Джесси вскрикивает:
        - Это самое скучное пари в мире, Уилл, давайте все-таки разбавим приз выпивкой или деньгами.
        - Если эта девушка и потеряет голову от любви, ей будет чертовски паршиво. Такие, как она, не любят, а страдают. Мы будем квиты.
        - Идет, - говорю я, выпрямив спину. Мои брови встают домиком, и я оказываюсь к лицу Гудмена так близко, что замечаю крохотные веснушки на его носу. - Я согласна.
        Глава 4
        Мы приезжаем в город на закате. Озеро поблескивает, играя с лучами вечернего солнца. Да, такое вот Эри - гигантское синее пятно, обрамленное зелеными деревьями и придавленное маджентовым горизонтом, уходящим далеко в бордово-рыжую синеву неба.
        Я перекатываюсь через Кори, открываю окно и высовываю голову, вдыхая влажный воздух. Мои волосы тут же запутываются и превращаются в непослушных змей, наподобие тех, что вились у мифической медузы, но я почему-то не обращаю на это внимания.
        Иногда, кстати, полезно не обращать внимания. Например, на то, что я бросила дом и уехала с незнакомцами черт знает куда. Да, конечно, рядом со мной Кори Гудмен - мой лучший друг. Но остальные.
        …Во что я впуталась? Да не важно.
        Зажмуриваюсь и слушаю, как свистит ветер. Машина несется по дороге, мы тут одни такие - дикие и безумные. Вокруг тихо, словно все люди вымерли, и никто не помешает нам слиться со звуками шелестящих веток, скользящих волн…
        Внезапно воздух разрывается от оглушающего грохота. Распахиваю глаза и вижу самолет, раскинувшийся над нами, будто гигантская птица! Он скользит по небу и исчезает где-то впереди, оставив после себя дымчатый след.
        Мы приезжаем в аэропорт ровно в девять. Выходим из машины и становимся у правого крыла. Рокочут моторы, свистит ветер, и мигают, будто праздничные гирлянды, огоньки на посадочной полосе, а мы стоим и смотрим вперед, ожидая чего-то или кого-то.
        Джесси оказывается гораздо ниже, чем я представляла. А волосы в вечернем свете у него не просто светлые, а золотисто-желтые, как колосья в Техасе. Тэмзи Пол чересчур возбуждена - у нее трясутся колени, да всё ее тело трясется, будто она жаждет чего-то так сильно, что сейчас упадет на асфальт и начнет колотить по нему кулаками, пока не получит желаемое. Руки у нее крупнее моих, а вот талия - осиная, и зависть тут же пробирает меня до костей, ведь я, скорее, квадратная, пусть и худощавая, словно иссушенный лимон.
        Кори нервничает, потому что так же, как и я, ни черта не понимает. Он постукивает носком кроссовки по асфальту. Что-то мне подсказывает, что приключения - не для всех лечение от скуки и недугов. Иногда волнение порождает эти недуги. Как, например, эта нервозность Кори Гудмена: мальчика, дышащего громче, чем шумят самолеты при посадке. В этом его странном убеждении, словно случится худшее из того, что с нами вообще может случиться, и заключается суть моего лучшего друга. Он не был бы Кори Гудменом, если бы не думал по сто раз, прежде чем сказать что-то или сделать; не был бы он Кори Гудменом, если бы не стеснялся и не боялся своих же мыслей. Умные люди - трусы на самом-то деле. Они слишком много понимают, и оттого жизнь им видится не каруселью, а американскими горками, на которых катаешься непристегнутый и обреченный. Я не узнала бы его, если бы он не тарабанил пальцами по карману своих джинсов и не дергал носом, будто ему щекотно. Кори думает - как и все умные люди - и потому накручивает себя, словно прямо сейчас самолет не приземлится рядом с нами, а рухнет на землю, спикирует прямо на наши
головы.
        Спокойным остается только старший Гудмен. Сигарета, зажатая в его зубах, не зажжена. Она просто торчит там, будто модный атрибут, придающий ему странную авторитетность, которая только в нашем времени связана с табачным дымом, а не с характером человека. Хотя и характер у него что надо. Я уверена. Покатые плечи, но взгляд - прямой, как у ястреба. Того и гляди, сорвется с места за своей добычей. Всё это в моей голове никак не укладывается. Уильям - парень ленивый, обычный, в широченных штанах, не то чтобы мятых, но старых, словно выкраденных у пилигрима, прибывшего на Мейфлауэре. По его виду можно сказать, что в карманах у него ни цента, пусть в глазах и горит неистовый и горячий огонь, огонь какого-то безумия.
        Джесси наплевать, куда его жизнь закинет, Тэмми во всем ищет выгоду, Кори, пусть наивно и глупо, тянется за своим братом, стараясь ему соответствовать, хотя совсем на него не похож. А Уилл… Он нацелен набраться впечатлений, неприятностей, нацелен здесь не просто стоять, не просто быть, а дышать, смотреть, слышать, чувствовать. Он глядит на дорогу, сжимает в зубах эту сигарету, а его ленивый взгляд испепеляет, как испепеляет всё вокруг ленивое солнце.
        Неожиданно к нам подходят два человека. Они похожи на крадущихся крыс, то и дело глядят по сторонам, как будто вынюхивают запах неприятностей. Ничего с ними, собственно, не происходит. Они останавливаются напротив Уилла и протягивают ему чемодан.
        Я переминаюсь с ноги на ногу.
        - Тут всё.
        Классно! Уильям - криминальный авторитет.
        - Мне стоит проверить? - Парень делает шаг вперед, плечи не расправляет, но он выше их на голову. - Шутить не будем, верно? Мы, ребята, проблем не ищем.
        Только я замечаю блеск в его глазах?
        - О чем ты толкуешь? Всё честно.
        Они больше ничего не говорят, пожимают друг другу руки и обмениваются взглядами, а затем мы усаживаемся в «Додж» и трогаемся с места так быстро, что тормоза визжат и пыль брызжет из-под покрышек.
        - И что в чемодане? - спрашивает Кори, опередив меня на несколько секунд. - Тебя ведь не угораздило влипнуть в какую-то дерьмовую ситуацию, Уилл?
        - Что значит - дерьмовую? Если так рассуждать, то все ситуации - дерьмо. А я как бы провернул отличную сделку. Я нам создаю воспоминания, ребята, и, поверьте, вы, как и я, навсегда запомните эту поездку.
        - Но что в чемодане?
        - Катализаторы.
        - Не понял.
        - Ускорители удовольствия, брат мой. - Уильям кивает Тэмми, и она поджигает его сигарету с таким важным видом, будто бы натирает зад самому папе римскому. - Ты так боишься жить, но ты ничего о жизни не знаешь. Рисковать - это не набираться проблем, а пробовать, уяснил? Если ты не откусишь кусок от торта, как ты узнаешь, какой он? А? Ну ответь мне, как? Никак, Кори, нет, черт подери! Чтобы начать жить, нужно хорошенько и отчаянно рискнуть.
        - И мы сейчас все здесь рискуем?
        - Да, вы рискуете хорошо провести время.
        - Но…
        - Хватит ныть, - обрывает их Тэмзи и встряхивает огненными волосами, - ты, Кори, как стонущая старуха. Успокойся! Что бы ни случилось, я уверена, будет приятно.
        Не знаю, как реагировать. Просто молчу, прислушиваясь к тому, как перекатываются шарики в моей голове: «за» и «против». Выпрыгнуть из салона прямо сейчас или доехать до мотеля и слинять уже оттуда?
        - Птенчик, на меня посмотри. - Мы встречаемся взглядами в зеркале заднего вида, и Уильям криво улыбается, отчего его сигарета едва не падает на колени. - Я своих в обиду не дам. Ты просто знай это.
        - И в какой момент я стала своей?
        - Да сразу же, птенчик. Жизнь не сводит нас с кем попало. Если мы сидим с тобой в одной машине, значит, мы должны здесь сидеть. Понимаешь? К разочарованию это или к чему-то другому - это правильно.
        Мы останавливаемся в мотеле на центральной улице. Заваливаемся в комнату и обнаруживаем пять вытянутых узких кроватей, сдвинутых в одну огромную постель. Я не знаю, зачем так сделали, и меня не радует мысль засыпать рядом с полуголой Тэмзи Пол. Бросаю на пол куртку, затем сумку. Джесси прижимает к себе чехол с гитарой, а на лице Уильяма читается невероятное спокойствие, будто бы мы попали в номер люкс.
        - Так, делаем то, что задумали, и на вечеринку.
        - А что мы задумали?
        - Садись, птенчик! - Ладони у Уилла просто гигантские, и, когда они оказываются на моих бедрах, я невольно отстраняюсь, потому что боюсь находиться к нему так близко.
        Мы рассаживаемся в круг. Старший Гудмен достает какие-то листочки и довольно перемешивает их в кепке. Я наблюдаю за этим скептически.
        - Сейчас выбирать будем, - поясняет мне Кори, но я лишь вскидываю брови, - мы так развлекаемся, чтобы дорога веселей была, Реган. Чье имя выпадет - тот выполняет любые задания и поручения, которые остальные ему придумают. И так до следующего города, и мы вытягиваем другое имя.
        - Странные у вас развлечения.
        - А тебе лишь бы по клубам ходить да шлюх снимать, да? - хохочет Уилл. - Прости, мы еще и древние, предпочитаем развлекаться как в былые времена, когда снимать шлюх не было модно.
        Я корчу гримасу, а потом сжимаю пальцы в кулаки. Надеюсь, меня пронесет, потому что я не в настроении делать всё, что мне прикажут эти сумасшедшие. Я на них совсем не похожа, прыгать с утеса голышом, кричать во всю глотку и курить марихуану не смогу, да и не захочу. Сглатываю, когда Вильгельм Завоеватель достает бумажку из кепки.
        Он вдруг начинает смеяться.
        - Что? - распахивает глаза Тэмми. - Не может быть! Она?! Я в ауте!
        - Она? - Я подаюсь вперед и вырываю листочек из его пальцев. Читаю: «Реган». Ох, ну как же так? Черт! Перевожу взгляд на Уильяма и сужаю глаза от странного чувства в груди, будто меня жутко подставили. - Серьезно?
        - Это судьба, птенчик. Собираемся, давайте-давайте, нет времени, мы ведь стареем, черт вас всех дери. А вы зад свой поднять не можете.
        Говоря это, он прыгает вокруг нас, как сумасшедший, эмоционально жестикулирует и спотыкается о брошенные сумки. В конце концов, он обнимает за плечи Тэмми, и она не просто становится красной, а превращается в пунцовый, пульсирующий помидор.
        - Я устала, правда, - признаюсь я, - день был долгим. Хочется отдохнуть.
        - Чего хочется? - Уилл отпускает Тэмзи, она выглядит обиженной, а Кори усмехается и толкает меня плечом. - Мы не отдыхать сюда ехали, птенчик!
        - Но я спать хочу.
        - А ты расхоти!
        - Не расхочу.
        - Так, Реган. Как-тебя-там, вставай и собирайся. Я настаиваю, услышала? Это задание, и ты обязана его выполнить.
        Джесси хихикает, а мой лучший друг в сдающемся жесте поднимает руки, мол, я тут ни при чем. Сопротивляюсь еще пару минут, а потом мне говорят, что в наказание мне придется бежать за машиной завтра утром, когда все двинутся в путь, и Джесси подавленно признается, что уже как-то бежал за машиной, и это не шутки. Не знаю, почему в качестве протеста я не падаю на пол, ведь мне реально хочется спать. Но я соглашаюсь и принимаю душ, героически сдерживая крик в горле от вида отвратительных мухоловок на стенах.
        Мы плетемся по темной улице, и люди в странной одежде идут рядом с нами. Я понятия не имею, кто это. Уилл что-то спрашивает у девушки. У нее краснючие и пухлые губы, как у местной королевы бала. Они так блестят, словно она не блеском для губ их намазала, а звездной пылью. У другой девушки широкая юбка, как у див семидесятых. Я скептически осматриваю их, а затем вижу парня в приталенном синем пиджаке с желтым галстуком. На мне, черт подери, джинсы.
        Почему тут все так странно одеты?
        На улице темно, но квартал освещают люди в ярких костюмах. Ну все, кроме меня. На Кори странные штаны, а в номере я и не обратила на них внимания. Только сейчас понимаю, что они в белую полоску.
        - Что тут происходит? - Я пихаю друга в бок, а он хихикает с Джесси, не обращая на меня внимания. На Джесси, кстати, белая рубаха, выпущенная из штанов и свисающая чуть ли не до колен. Волосы он расчесывал часа полтора, но добился лишь того, что торчат они не в разные стороны, а в одну. - Кто все эти люди?
        С каждой минутой нас становится больше. Справа и слева в толпу вливаются незнакомцы.
        Я искоса гляжу на Тэмзи. Она в той же самой майке, что вульгарно подчеркивает ее «индивидуальность». Но еще на ней юбка средней длины и туфли. Туфли! Древние какие-то, ношеные, но натертые до блеска. Я засовываю пальцы в карманы джинсов и плетусь, уже не просто сожалея о том, что пошла с ребятами, но еще и о том, что проигнорировала их возгласы вроде тех, что на мне костюм монахини. Я не думала, что они серьезно. Думала, они шутят. Теперь я сомневаюсь.
        Мы спускаемся в какой-то подвал, тут пахнет потом, а еще какой-то мятой. В воздухе витают бело-серые узоры, сотканные из пара, что выдыхают мужчины и женщины. Я слышу музыку, но необычную. Она не вырывается из колонок, не гремит в ушах, и когда я наконец оказываюсь в небольшом помещении, то понимаю, что музыка льется со сцены. На ней пританцовывают несколько мужчин, одежда у них мокрая от пота, кожа ярко блестит, как и глаза. Один бьет по барабанам, второй изо всех сил сжимает в пальцах гитару. По ней катятся капли, падающие с его подбородка. Третий играет на саксофоне, издеваясь над ним и мучая его, да так, что каждый, кто находится здесь, не сидит на месте, а танцует до изнеможения.
        Я растерянно хлопаю ресницами.
        О джазе я знаю лишь то, что от него сносит крышу. Так я, по крайней мере, думаю. Я никогда прежде не бывала в подобных клубах и если и танцевала под блюз, то дома, где никто меня не видел и никто мне не мешал слушать Beatles и причислять себя к давно забытой касте ревущего поколения.
        Уильям здоровается со всеми так, будто хорошо их знает. Кричит направо и налево: да, конечно, привет, салют, а мы тащимся за ним, будто за локомотивом. Только Тэмзи Пол уверенно выходит вперед на правах главной девушки в нашей компании и не упускает возможности приблизиться к Уиллу, когда тот улыбается кому-то или пожимает руку.
        Мы усаживаемся за круглый деревянный стол.
        Уилл здоровается с музыкантом, который на сцене играл на саксофоне. Кожа у мужчины такая же темная, как и душа самого Уильяма Гудмена. Они счастливо улыбаются. Уилл так жмет этому мужчине руку, что сразу понятно: он уважает его и ценит. Другой рукой он похлопывает музыканта по спине, потом накрывает их туго сжатые ладони и кивает:
        - Рад встречи, Рэй Декарпентер!
        - Уильям Гудмен, мальчишка, какими судьбами? - Тот взлохмачивает его волосы. - Ты ведь не просто так пришел навестить старину Рэя, верно? Что у тебя?
        - Обижаешь.
        - Признавайся, черт! Все знают, что ты, выбирая между безумием и джазом, предпочитаешь безумие, хотя, бог знает, это одно и то же.
        - Я живу ради безумия, черт подери.
        - А значит, ради блюза, мальчишка, верно? Что это у тебя? - Он глядит на чемодан, что передали парни в аэропорту. - Тебя тут ждут, как Санта-Клауса, Уилл. Что на сей раз ты приготовил, признавайся!
        Я подпираю ладонью подбородок и с интересом наблюдаю за старшим Гудменом.
        Парень открывает чемодан, и я прикрываю глаза, ведь думаю, что там наркотики или что-то еще незаконное. Катализаторы удовольствия? Ну, естественно, речь идет о чем-то нелегальном и дурманящем голову.
        Но Уилл достает из чемодана музыкальные пластинки. Он передает их мужчине с таким видом, словно отыскал Святой Грааль. Глаза у него искрятся.
        - Это начало, Рэй, только подумай. Зарождение целой эпохи в твоих руках, у тебя в руках история, чувствуешь? Тяжело держать.
        Музыкант смотрит на пластинки, а потом резко выпрямляется, будто кто-то влепил ему оплеуху. Он глядит в глаза Гудмена.
        - Шутишь, что ли?!
        - Что там? - Кори приподнимается. - Что за мусор?
        - Мусор? Я - старик, но драться еще умею, понял? Приструни мальчишку, Уилл. Он тут мусором короля рок-н-ролла называет! Этот мусор определил жизни тысяч людей, он и сейчас нашу жизнь определяет. Смотришь в глаза красотки и думаешь: «Я не могу не влюбиться в тебя». А потом шепчешь ей на ухо сбивающимся голосом: «Люби меня нежно», - несешься по дороге под звук его изнывающей от усталости гитары, сбиваешь до крови ноги, вытанцовывая под ритм, когда-то стучащий в его огромном, музыкальном сердце.
        - Элвис?
        - Не просто Элвис. - Мужчина подходит ко мне и улыбается широко-широко, и его белоснежные зубы выделяются на фоне темного лица. - Элвис Пресли. Имя того человека, которого уважаешь, называй полностью, потому что в этот момент происходит какая-то магия, девочка. Ты проговариваешь его имя и становишься к нему ближе. Элвис Пресли.
        Я хмыкаю, а старший Гудмен усмехается. На нем белая рубашка. Он закатывает рукава.
        - Выпьем?
        - Спрашиваешь!
        Джесси хватает гитару и выбегает на сцену, а Рэй Декарпентер достает пластинку. Не знаю, почему Бонд побежал играть, ведь мы, похоже, будем слушать музыку с патефона? Но затем до меня доходит смысл происходящего. Когда еще сыграешь с Элвисом Пресли?
        Звучит музыка, мой новый знакомый с катастрофически взлохмаченными волосами принимается играть, и я смущенно улыбаюсь.
        Пластинки настолько старые, что трещат. Я слышу голос «короля рок-н-ролла», который говорит что-то между куплетами, а зал взрывается овациями, и люди не просто поют, они кричат, и я представляю, как многотысячная толпа тянет руки, чтобы дотронуться до легенды.
        Тэмми вскакивает с места, прежде осушив рюмку с чем-то прозрачным, и прыгает на руки к Уильяму. Он тащит ее в центр зала, прижимает к себе и приподнимает над полом так, будто она ничего не весит. Люди танцуют, шелестят юбки, а пол дрожит от стука женских каблуков.
        Кори хватает меня за руки и тащит танцевать. Я сопротивляюсь, говорю, что посижу за столом, пока все развлекаются.
        - Кори, прекрати, я не умею!
        - Я тоже! - смеется друг и начинает нелепо вертеть ногами.
        - О боже, я этого не выдержу, прекрати, я ослепла, слышишь? Ослепла!
        Но Гудмен не обращает внимания. Берет меня за руки и так пляшет, словно собирается протереть в покрытии дыру размером с Африку. Я хохочу, а он крутит меня и тянет к себе. Мы неуклюже подпрыгиваем, много смеемся, да так, что болит живот, и представляем себя совсем другими людьми. Я забываю, что на мне эти чертовы джинсы. В воображении я машу подолом пышной юбки, пот скатывается по шее, и я слышу, как разрывается гитара, как скрипит старый патефон, и чувствую нечто такое, чего раньше никогда не испытывала: ощущаю себя частью чего-то огромного.
        Потом я вновь оказываюсь в руках Кори, и он смеется так громко, что у меня закладывает уши. Я замечаю Уилла с Тэмми. В их движениях столько экспрессии, что страшно находиться рядом, наверное, поэтому вокруг них образовалось свободное пространство. Тэмзи вся пунцовая, а на лице Уильяма ни намека на усталость. Он то встает на носки, то приседает, то вспархивает, словно хочет коснуться длинными пальцами потолка.
        Дым от сигар, похожий на спутавшиеся мысли, плывет над головами.
        Я тру ладонями лицо и, улыбаясь, говорю Кори:
        - Я выйду, подышу.
        - Что?
        - Выйду на улицу!
        Музыка играет и горит, как костер, а люди, будто подожженные спички, светят все ярче и ярче. Пробираюсь к выходу. Ноги ноют от приятной усталости. Я улыбаюсь, ведь со мной не приключилось бы ничего подобного, если бы я не села вчера в машину к этим сумасшедшим. Поднимаясь по лестнице, сталкиваюсь с какой-то целующейся парой и обхожу ее стороной. Парень так прилип к своей девушке, что, кажется, вот-вот высосет из нее всю жизнь.
        Наконец оказываюсь снаружи. Прислоняюсь спиной к стене и прикрываю глаза. Я устала, но рада, что пошла с ребятами - необычное ощущение.
        - Видимо, тебе не только любовные романы не нравятся, - говорит знакомый голос, и я оборачиваюсь. Рядом оказывается Уильям Гудмен, и он, как всегда, с сигаретой во рту. - Что насчет книжек об изнасиловании?
        - И что в них такого?
        - В них насилуют.
        - Некоторым это нравится. - Я вспоминаю о парне с девушкой, которые обжимались у входа, а Уилл почему-то игриво вскидывает брови: - И не мечтай.
        - В смысле?
        - Ну а что у тебя за взгляд?
        - Какой еще взгляд?
        - Тебе лучше знать. - Я отворачиваюсь и втягиваю в легкие прохладный воздух. Ох, как же приятно. Кожа пылает, но ветер остужает ее, и я ощущаю себя хрупкой и растаявшей, как мороженое. - Я говорила о тех ребятах, что целуются у дверей. Парень не просто обнимает подружку. Похоже, он ее душит.
        - Это называется страстью.
        - Желание кого-то удушить?
        - В некоторых извращенных фантазиях.
        - Я почему-то не сомневалась, что ты так ответишь. - Я поднимаю глаза на парня, а он, к моему огромному удивлению, пристально смотрит на меня. Лицо у него в блестящих капельках, а глаза мутные и горящие. - Знаешь, я хотела тебе сказать…
        - Скажи.
        - Спасибо. - Гудмен сводит брови, а я торопливо объясняю: - Ты спас меня от предков, позволил поехать с вами. Я знаю, что подружка Кори не вписывалась в ваши планы.
        - Благодаришь меня за то, что я врезал твоему отцу? - Уилл шумно выдыхает дым от сигареты. Вид у него какой-то растерянный. - Чего ты ждала?
        - В смысле?
        - Ты застряла в этом городке с уродами, которые тянули тебя вниз. Но ты не рвалась наружу, ты чего-то ждала.
        - Я надеялась, что…
        - Надеялась, - перебивает Уилл, - на надежде далеко не уедешь. Чтобы уехать, нужно подняться с места, взять ключи и завести двигатель.
        - Ты ничего обо мне не знаешь.
        - Я много знаю о тебе - и без рассказов Кори. Ты из тех, кто чего-то стоит, но ничего не делает. Тебе разбил нос родной отец, а ты уезжать не хотела. Да ты должна была вцепиться в мою ногу и заставить меня вытащить тебя из этого дерьма.
        - Ого, да ты уже выпил!
        - Ага! - Уилл усмехается. - Я красноречив?
        - «Вытащить тебя из этого дерьма!» - с выражением повторяю я и киваю. - Я тебе почти поверила. Если бы ты еще добавил: «Человек - хозяин своей судьбы!» - я бы вообще растаяла, серьезно.
        - А ты не пьешь?
        - Странный вопрос.
        - Почему? Все пьют.
        - Да, все. И мой отец, который разбил мне нос, как ты верно заметил.
        - Так это самоотрицание?
        - Нет, это нежелание походить на животное.
        - Такое ощущение, что я разговариваю со своей мамой. - На лице парня появляется нахальная улыбка, и он придвигается ко мне так близко, что нас разделяют сантиметры, а может, и миллиметры. Его голубые глаза с интересом меня изучают. - Необязательно избивать дочерей после одной или двух рюмок, птенчик. Люди пьют, чтобы расслабиться, а тебе нужно расслабиться. Ты выглядишь уставшей.
        - Я же сказала, день был длинный.
        - Ты выглядишь уставшей от жизни.
        Поджимаю губы и медленно отвечаю:
        - Жизнь тоже оказалась длинной.
        - Тебе и тридцати нет.
        - Но мне уже хватило.
        - Ничего ты не понимаешь, птенчик, - уголки его губ дрогнули, - или просто не почувствовала. От нас зависит, какая наша жизнь. И от нас зависит, нравится она нам или нет. Тебе она не нравится, потому что ты ничего не испытала. А я боюсь умереть, правда.
        - Тебе нравится жить?
        - Честно? Жизнь паршива, но она не перестает меня удивлять, а это я люблю.
        Замолкаем на некоторое время.
        - Ты назвал фамилию Рэя. Она длинная и сложная. Ты его уважаешь.
        - Рэй Декарпентер - не человек, он - музыка. Живая, с ногами и руками.
        - Он тебя удивил.
        - Правильно, птенчик.
        - Моя фамилия Баумгартен.
        Уильям прыскает со смеху.
        - Кошмар, птенчик. Просто кошмар. Но я ее запомню.
        - Запомнишь? - Я недоуменно пожимаю плечами. - Почему?
        - Мне кажется, ты меня тоже удивишь.
        Глава 5
        Я открываю глаза и вижу переплетение чьих-то рук и ног, слышу сопение. Так ли сложно понять, где ты находишься? Сложно. Добрые пять минут я в ужасе пялюсь на руку, покоящуюся на моем плече. Затем приходят воспоминания о прошедшем дне, и я чувствую, что нос еще болит.
        Чертыхаясь, приподнимаюсь. Рука Кори падает с моего плеча, и я оказываюсь на свободе. Слезаю с кровати, где, тесно прижавшись друг к другу, лежат ребята, и достаю из кармана телефон. Глупо, наверное, все это, по-ребячески, но я фотографирую смятое, как подушка, лицо Тэмзи Пол - в разных ракурсах, естественно. То близко, то далеко. Затем решаю запечатлеть заломанные руки Джесси. Ей-богу, этот парень без костей! Я смотрю на Кори и едва сдерживаю смех: его глаза полуоткрыты, как и рот, и дышит он так, словно за ним кто-то гонится. Я перемещаю взгляд на Уилла. Он поворачивается, и я боюсь, что разбудила его, но нет. Парень просто накрывается одеялом, всхлипывает и надувает губы. О господи, за такое ведь душу дьяволу можно отдать! Беззащитный и милый Уилл Гудмен, на лице которого отпечатались складки от подушки… Не хватает только нимба над головой. Я опускаю телефон и задумчиво изучаю его лицо. Уильям красивый. Странно, я замечаю это только сейчас. У него острый, заросший подбородок. Широкие плечи. Сейчас он лишь в майке, и я вижу рельеф его рук.
        Отворачиваюсь и встряхиваю головой. Чем я вообще занимаюсь?
        Плетусь в ванную комнату и рассматриваю свое отражение. Черт, я уже и забыла, что у меня на переносице синюшная гематома. Папа классно постарался. Даже и не знаю, сколько должно пройти времени, прежде чем синяк полностью сойдет. Не думаю, что это серьезно, но стоило бы врачу показать.
        Умываюсь и вытираю лицо каким-то сероватым полотенцем. Оно неприятно пахнет. Умываюсь еще раз и возвращаюсь в комнату с мокрым лицом. Лишь сейчас чувствую этот аромат алкоголя и сигарет. Привычный запах, который я ненавижу. Впрочем, я сама села в машину к Гудмену, так что глупо жаловаться.
        Я завязываю волосы в тугой пучок и надеваю футболку, которую успела забросить в рюкзак перед отъездом. Она почти чистая, и я почти хорошо пахну. Нахожу деньги в кармане и плетусь к выходу. Мне кажется, что я должна как-то отблагодарить ребят за то, что они взяли меня с собой, пусть Уилл вчера никак и не отреагировал на мои слова.
        Я бреду вдоль улицы и с интересом гляжу по сторонам. Я никогда раньше не выезжала из Янгстауна. Быть тут, а не прозябать в четырех стенах - уже чудо. Новые улицы, здания, даже небо мне кажется новым. Я запрокидываю голову и смотрю на него, улыбаясь.
        Впервые я ощущаю себя свободной.
        Я направляюсь в магазин и тщательно изучаю еду, словно собираюсь готовить званый ужин. На самом деле денег у меня мало, и я покупаю лишь печенье и мятные конфеты.
        Вернувшись в номер мотеля, я обнаруживаю, что все пять смещенных кроватей опустели. Джесси что-то ищет в вещах, Уилла и Тэмми не видно, как и Кори.
        - Привет! - Я закрываю дверь и кладу на столик печенье. - А где все?
        - Уилл и Тэмми моются, а Кори пошел за машиной.
        Киваю, а затем вскидываю брови.
        - Что делают Уилл и Тэмми?
        - Моются.
        - Но ванна одна…
        Джесси выпрямляется и пожимает плечами:
        - Ну да.
        Трудно разговаривать с человеком о том, что тебе представляется диким, но для него воспринимается спокойно. Я еще раз киваю и сажусь на кровать, подогнув под себя ноги. Уилл и Тэмми вместе? Странно. Не секрет, что Пол тянется к парню, как будто он центр ее вселенной, магнит, огонь или… Что там еще говорят, когда описывают безнадежно влюбленных девчонок? Но Уильям на нее даже не смотрел. Что ж, придется признать, что этому парню действительно всё равно, с кем отрываться.
        Не знаю, почему я чувствую себя сбитой с толку. Интрижки вполне в стиле Уилла.
        Достаю конфету и прожевываю ее, прожигая взглядом дверь ванной. Черт подери, я ощущаю себя неловко. Мы тут с Джесси вещи разбираем, а Уильям с Тэмзи намыливают друг другу спинку. И не только спинку.
        - Тебя это пугает, верно? - неожиданно спрашивает Джесси Бонд. - То, что мы творим? Но ты еще ничего и не видела, Реган.
        - Ты про совместный душ?
        - У тебя ведь бывают безумные идеи?
        - Ну да.
        - Они приходят к тебе в голову, и ты о них забываешь. Верно? А Уилл никогда не откладывает их в дальний ящик. Едва ему фигня в голову взбредет, он тут же ее осуществляет, не думая, - просто делает.
        - Я не против. Это его дело.
        - Верно. Просто странно. Он странный.
        - Пожалуй, - соглашаюсь я и с интересом смотрю на Бонда: фамилия у него, как у агента 007, но похож он на тихоню. Милый и добрый, совсем мальчик, ничего не знающий о жизни. Но я помню, как вчера он стоял на сцене, как гитара рычала в его руках. - Откуда ты знаешь Уилла?
        - Он подобрал меня после концерта. Я шлялся по улице, Гудмен оказался рядом.
        - Почему ты шлялся по улице?
        - Парни меня кинули.
        - В смысле?
        - Концерт был наш. Группа «Смертельная лихорадка», слышала?
        - Прости, нет.
        - Не извиняйся, никто не слышал. Я просто хотел убедиться. - Парень сел рядом со мной и взъерошил длинные кудрявые волосы. - Мы выступали в небольшом клубе, я отошел попить, а когда вернулся - ребята испарились. Я выбежал на улицу - тачки нет. Тогда я и встретил Уилла. Он сказал, что видел, как парни укатили из клуба.
        - О, Джесси, - я съеживаюсь, представляя эту картину, - мне жаль.
        - Да брось, они те еще кретины. Им не нравились мои песни. Сейчас люди не умеют говорить. Для этого в глаза нужно смотреть. Вот они и бросили меня.
        - Уилл вовремя оказался рядом.
        - Да, у него будто встроено инопланетное моджо, и он чувствует, когда нужно рядом с человеком очутиться, чтобы спасти его. История с Тэмми тоже ведь невеселая, да и ты, у тебя отец - ублюдок. Так что Уилл, мать его, святой какой-то.
        - А что с Тэмми?
        Неожиданно дверь ванной распахивается, и показывается Тэмзи. Ее фигуристое тело обернуто полотенцем. Она проходит мимо меня и усмехается, словно я сказала что-то смешное. Но я ведь молчала. Не понимаю.
        Девушка сбрасывает с себя полотенце. Тихо напевая что-то себе под нос, Тэмзи роется в сумке, а я оторопело гляжу на нее и раскрываю рот, чтобы отвесить какое-то замечание, но слова застревают в горле.
        Следом выкатывается Уильям. К счастью, на нем растянутые штаны. Уже лучше. Не смотрю на Тэмми, а он смотрит. Хихикает и закатывает глаза:
        - Зад отморозишь, Тэмми.
        - Чего не сделаешь ради тебя, котик.
        Только сейчас я замечаю, что волосы у девушки не красные, а зеленые. Черта с два! Я встряхиваю головой и восклицаю:
        - Ого!
        - Так впечатлил мой зад? - интересуется Тэмзи, натягивая белье.
        - У тебя волосы зеленые! Даже бирюзовые какие-то.
        - Я знаю.
        - Знаешь?
        - Да, я перекрашиваю их, когда меняется настроение.
        - И какое же у тебя сейчас настроение, раз волосы похожи на водоросли? - Джесси покачивает головой. - Ты как русалка, милая моя. Морская нимфа.
        «Морское чудовище», - почему-то думаю я. Не понимаю, что движет такими людьми. Это ведь не смелость, а чистой воды безумие.
        - Машина готова, - врываясь в комнату, сообщает Кори. Выглядит он всполошенным и невыспавшимся. - Доброе утро. Куда ты пропала?
        - Я в магазине была.
        - Ого, чего ты раньше молчала? - восклицает Уильям и в один прыжок оказывается рядом. Я протягиваю ему печенье, и в глазах у него вспыхивает почти детская радость.
        - Любишь печенье?
        - Люблю еду. Особенно бесплатную.
        - Да, халява - это всегда круто, - без особого энтузиазма шепчу я и почему-то гляжу на Тэмми. Так ли круто встречаться с девушкой, которую не надо добиваться? Которая будет рядом, даже если ты в ней не нуждаешься? Возможно, для парня это удачная сделка. Но я не понимаю таких девушек. Да, в любовь я не верю, но верю в уважение. Но как человек станет тебя уважать, если ты сама себя не уважаешь? - О чем задумалась, птенчик?
        - Ни о чем.
        - Ты еще и лгунья.
        Я не отвечаю. Пожимаю плечами и поднимаюсь с постели. Надо проверить, забросила ли я зарядку от телефона.
        - Слушайте, мы ведь выбираем несчастного-слугу-беднягу каждый раз, когда едем в новый город, верно? - вдруг спрашивает Кори и замирает в центре узкой комнаты. - Так, может, и сейчас перетасуем карточки. Реган - новенькая в компании.
        - И что? - непонимающе спрашивает Тэмзи. - Она навсегда новенькой останется. Теперь ей, что ли, не играть с нами в несчастного-слугу-беднягу?
        Я не показываю, что ее слова задели меня. Почему навсегда останусь новенькой? Я ведь не первая, кто внезапно ворвался в их компанию. Они так и с Джесси познакомились, и с Тэмми, скорее всего. Я киваю Кори.
        - Да, я не прочь сменить игрока.
        Друг улыбается мне.
        - Это неудивительно, - замечает Тэмми, - ты трусливая. Боишься всего подряд.
        - С чего это я трусливая?
        - А что - нет?
        Я собираюсь ответить, но рядом оказывается Уилл и размахивает руками в стороны.
        - О’кей, перетасуем. Я не против, Кори прав: птенчик - новенькая. Дадим ей еще один шанс, договорились? - Он достает из сумки кепку с листочками. - Ты ведь не обидишься, Тэмми?
        - Да наплевать мне.
        - Какая ты злая.
        - Несколько минут с тобой в ванне меняют человека. - Она подмигивает Уиллу, и в этом ее пошлом жесте столько же эротики, сколько во мне жира. Уж больно нелепо она выглядит, когда пытается флиртовать. Есть девушки, о которых пишут романтические истории, а есть те, о которых пишут садомазохистские сказки о плетках и наручниках. Я причисляю Тэмзи ко второму типу.
        - Что ж, перемешиваю еще раз.
        Уильям копается рукой в кепке, достает бумажку и громко произносит:
        - Реган.
        - Что?! - восклицаю я одновременно с Кори и подаюсь вперед. Не могу поверить! Что за несуразица? - Да ты шутишь, наверное! Опять я?
        - Не опять, а снова, - хохочет парень и протягивает мне листочек, - видимо, это твоя судьба, птенчик. Прости. Я сделал всё, что мог.
        Свожу брови и наблюдаю, как Тэмми покатывается от смеха, а Джесси робко улыбается, будто бы ему меня жаль. Классно, мне себя тоже жаль.
        - Это чушь какая-то, ребята. Что вы задумали?
        - Ничего мы не задумывали. Чего ты наговариваешь? Такое бывает. Лучше смирись и возьми мои сумки. - Тэмми довольно улыбается. - И еще, если ты не против, а ты не можешь быть против, постирай мою майку, пока мы еще не уехали. Мне вчера было плохо, когда мы вернулись из клуба.
        Я хочу кинуться на нее с кулаками и не сразу понимаю, что действительно срываюсь с места. Однако Кори перехватывает меня на полпути и обнимает.
        - Тише, Реган, она шутит.
        - Нет, вообще-то, - говорит Тэмзи, - а будешь злиться, еще и колготки постираешь.
        Трудно поверить, но я действительно стираю ее вонючую майку. Но, стирая, думаю, как отыграюсь на ней, едва придет время. Вот же стерва. Придумаю нечто такое, отчего ей крышу снесет. По моему лицу скользит коварная улыбка, я отжимаю майку в зеленоватую раковину, потому что эта идиотка покрасила себе волосы в бирюзовый цвет.
        - Безмозглая стерва, - рычу я и неожиданно смеюсь. Черт! Она ведь реально ходит с зелеными волосами! Дурдом.
        Глава 6
        Мы едем с открытыми окнами. Джесси бренчит на гитаре, Кори вытягивает ноги, а я сижу у окна, опустив подбородок на сложенные в замок руки.
        Зеленые бесконечные поля проносятся с немыслимой скоростью, и остается лишь их запах, лишь видение, смазанное и прекрасное, как и чувство в груди. Иногда мне кажется, что жизнь наша такая же смазанная, она несется как сумасшедшая. Дети хотят вырасти, а взрослые мечтают замереть или же проснуться молодыми. Сначала время тянется, словно засахаренный мед: медленно и раздражающе тягуче. Затем что-то меняется, время будто решает прислушаться к тебе и набирает обороты. На первых порах ты рад таким мнимым изменениям, но потом начинаешь спотыкаться, падать, разбивать локти, колени, бежать всё сложнее и сложнее, дыхание сбивается, в глазах двоится и смазывается, и нет в тебе уже прежней радости. Ты стареешь. И ты понимаешь, что жизнь подходит к концу, а ты так и не успел пожить.
        Никогда бы не подумала, что окажусь в машине с незнакомыми людьми, что буду нестись навстречу неизведанному, в погоне за теми самыми ощущениями, которых у меня никогда не было. Но что моя жизнь без этого приключения? Что я вспомню, что расскажу своим детям, если они у меня будут? Что мой отец - алкоголик? Что жизнь моей матери - не жизнь вовсе, что мое детство прошло в тумане. В тумане от сигарет, что курил отец. В тумане от слез, что застилали глаза. Мне нечего рассказать. Хорошего, точно. О плохом мне много известно. А вот воспоминаний о выходных, проведенных с родителями дома, когда дворы завалены снегом, а школы закрыты, у меня нет. Нет у меня и того, что радовало бы. Я вдруг усмехаюсь. Нет, меня, конечно, радовало, когда отец домой не возвращался после посиделок в баре. Или нет - когда возвращался, но не бил меня. И опять-таки нет. Когда он возвращался, бил меня, но не сильно. Наверное, именно это меня и радовало. Но разве таким делятся? Разве это счастливые воспоминания?
        Я распускаю волосы и встряхиваю ими. Мы несемся по прямой дороге уже часа три, и день набирает обороты, как и жара, спускающаяся на землю. Трава уже не зеленоватая, а скорее рыже-желтая. Затем в окне мелькают поля такого же золотистого цвета, как и кудри на голове Джесси. Его пальцы скользят по струнам гитары, и он поет очень тихо, но я слышу, как и Кори, и Тэмми, и Уилл.
        Ты знаешь? С каких-то пор тут всё катится к черту.
        Хотелось бежать от людей, суеты.
        Свобода - как желание быть немертвым
        В поисках себя и света, что в конце пути.
        Голос у Джесси приятный. Гляжу на него и представляю, как выглядел он один, посреди темной улицы в поисках друзей, которые его кинули. Сердце екает, и к горлу подскакивает горечь, будто знаю я Джесси не день, а целую вечность. Я придвигаюсь ближе к ребятам и кладу голову на плечо Кори. Он тут же обхватывает меня за талию и прижимает к себе.
        - Реган, отними у Бонда гитару, - неожиданно приказывает Тэмзи и прикрывает лицо ярко-красной банданой, - иначе я выкину ее в окно.
        - Он классно поет, - вступаюсь я, - выпей таблетку, котик.
        - Что?
        - У тебя ведь эти дни, кажется.
        Уилл прыскает и бросает взгляд в зеркало заднего вида. Мы с ним опять смотрим друг на друга, я вижу, что в его глазах больше нет предубеждения, теперь там интерес и ожидание. Мне это нравится, я хочу встретиться с ним взглядом.
        - Что ты сказала? - восклицает Тэмзи и разворачивается. - Ты страх потеряла?
        - Нет.
        - Что значит нет?
        - Нет значит нет, Тэмми.
        - Это мое желание.
        - Да ладно тебе, - встревает Кори, - Джесси круто играет. Джесси, ты круто играешь.
        - Спасибо, старик.
        - Мне наплевать. Я хочу включить музыку. Мы плетемся уже три часа по жаре, и от его гитары у меня в ушах звенит. Давайте сменим пластинку.
        - Что не сделаешь ради тебя, морская нимфа, - соглашается Бонд и убирает гитару за спину - там багажник, закрытый пологом. На самом деле багажное отделение - огромный кузов, и туда поместились бы не только вещи Джесси, но и сам Джесси, и мы все, вместе взятые.
        - Птенчик.
        - Да?
        Я придвигаюсь к Уильяму и упираюсь подбородком в спинку его кресла.
        - Назови число от одного до восемнадцати.
        - Столько раз мне придется делать тебе комплименты?
        - Столько километров тебе придется бежать, - сухо сообщает Тэмми. Кажется, я ей совсем не нравлюсь.
        - Нет, без подвоха, обещаю. Просто назови.
        - Ладно. Восемнадцать.
        - Тэмми, достань диски и отсчитай восемнадцатый. Нам ведь нужно музыкальное сопровождение, верно? Может, и в ушах у тебя звенеть перестанет.
        Девушка недовольно цокает языком, но вытаскивает из бардачка стопку дисков. Пересчитывает их и косит на меня обсидиановыми глазами, будто из-за меня у нее неприятности.
        - Восемнадцать, - выдыхает она и усмехается: - Ох, нам повезло, у нас прибавление в лице «великолепной четверки».
        Тэмми тепло улыбается Уиллу, когда тот вставляет в магнитолу диск, и из колонок льется громкое и тихое, родное и чужое, далекое Help в исполнении The Beatles. Уилл кивает головой в такт, Тэмми трясет волосами, Кори и Джесси играют на воображаемых гитарах. Понимаю, что не хватает барабанной установки, и начинаю молотить руками по воздуху, довольно и широко улыбаясь. Слова песни - гимн любого потерянного подростка и вообще одинокого человека. Все сначала думают, что им никто не нужен, а затем жизнь сваливается на плечи - и до нас доходит, что должен быть близкий человек рядом, который сжал бы твою руку и сказал, что всё обойдется. Говорят, люди живут ради карьеры, ради денег и успеха, но так живут лишь те, кто разочаровался в жизни. Ведь едва ты находишь того самого человека, едва он сжимает твою руку, остальное теряет смысл. Очень часто внешними успехами мы пытаемся заглушить внутренние поражения. Не стоит ставить крест на человеке, который пашет на работе, не сидит на месте. Возможно, ему просто нужна помощь, нужен тот, кто возьмет его за руку и никогда больше не отпустит.
        Начинается быстрая мелодия, и мы уже не просто танцуем, а рискуем раскачать машину. Тэмзи водит руками в воздухе, они буквально тонут в дыме от сигарет, плавают в нем и пропадают. А Кори хохочет, когда Джесси прижимается к нему спиной и поднимает ноги, продолжая играть на воображаемой гитаре.
        В этот момент Уильям вдруг восклицает:
        - Приехали.
        Он резко поворачивает руль, колеса визжат по нагретому асфальту. Мы останавливаемся на обочине, и Уилл, сделав музыку невыносимо громкой, выпрыгивает из салона. Мы идем за ним, будто безумные. Даже не спрашиваем, что происходит, что мы делаем. Просто вываливаемся из машины и пляшем под палящим солнцем, до боли натирая ноги, которые начинают гудеть от диких танцев.
        В этот момент смеется даже злая Тэмзи Пол, хохочет даже зажатый Кори Гудмен. Думаю, в такие моменты все плюют на приличия и просто получают удовольствие. Мы поднимаем пыль и топчемся в ее облаке, резвясь, словно дети. Я не помню, как оказываюсь рядом с Уильямом, как он подхватывает меня и кружит, кружит, кружит. И как мелодия становится другой, я тоже не помню. Я просто смотрю в глаза Уилла, который до сих пор обнимает меня, и слышу, как колонки хрустят от музыки, как великолепная четверка поет: «Всё, что тебе нужно, - это любовь».
        - Ты никогда не окажешься там, где быть не должна, - говорит Уильям, щурясь от яркого солнца. В его глазах прыгают огоньки. - Слышишь? Это не я говорю, а парни, которые давно умерли, но они знали толк в жизни.
        - Ты сумасшедший, Уильям Гудмен.
        - Ты назвала меня полным именем?
        - Да.
        - Я тронут, птенчик.
        Ничего он не тронут, а притворяется, но я почему-то смущаюсь. Отталкиваю его от себя и иду к Кори. Прыгаю ему на спину, и мы с ним носимся около машины, распрямив руки в стороны. Мы - птицы, и мысли о том, что мы - птицы, доказывают, что мы еще и свихнувшиеся.
        Потом мы едем в Сиракьюс, сохраняя на лицах безмятежное выражение, будто сделали нечто незаконное, но очень и очень занятное.
        У Кори горячая кожа, а у Уилла она и вовсе красная. Тэмми предлагает ему крем, но он отказывается, отмахнувшись рукой.
        - Сколько еще до Сиракьюса? - спрашивает Джесси и поправляет пожар из волос.
        - Чуть больше трехсот километров.
        - Отлично. А мы остановимся?
        - Мы только что останавливались.
        - Ну, тогда я еще не знал, что хочу отлить.
        - А теперь знаешь? Чувак, потерпи до заправки.
        - А когда заправка?
        - Минут через тридцать.
        - Через тридцать? Ну ладно, потерплю.
        Мы проезжаем три столба, два засохших деревца и одну рекламную вывеску, когда Джесси говорит:
        - Вообще-то мне сильно хочется.
        - Заладил! Неужели нельзя потерпеть?
        - Ну да, я бы не просил, если б не сильно. Я туда и обратно, честное слово, просто я не выдержу и отолью прямо здесь, а ты ведь разозлишься, Уилл.
        - Только посмей!
        Мы вновь останавливаемся, и Джесси выкатывается из машины. Мне почему-то смешно: бывает же - приспичит.
        - Ты любишь свою машину, - говорю я Уиллу.
        - Я думаю, что даже тот, кто терпеть не может свою машину, не позволил бы подобного. Ну это только мои предположения.
        - Вообще-то он помешан на своей машине, - говорит Кори, - за руль никого не пускает. Сиденья до блеска чистил, будто одержимый, прежде чем мы выехали из дома.
        - Еще одно клише, мистер Гудмен.
        - Да, я банален, - отрезает Уилл, хлопнув ладонями по рулю, - я в дороге большую часть времени. Трудно не любить машину, когда она превращается в дом.
        - И от кого же ты бежишь?
        - Кто тебе сказал, что я бегу?
        Уильям отворачивается, смотрит в окно, а я хмурюсь. Как наши шутки вдруг переросли в серьезный разговор? Мне показалось, или Уилл отвернулся, чтобы не смотреть мне в глаза?
        Джесси возвращается, мы трогаемся, но меня не покидает ощущение, будто парень что-то скрывает, что-то таит в себе, перемалывает раз за разом. Что-то такое, из-за чего он пустился во все тяжкие, исчез из жизни родителей; из-за чего он перестал быть парнем из Янгстауна, а превратился в легенду с обочины.
        Мы останавливаемся на заправке в половине второго. Солнце жарит безжалостно, и у меня двоится в глазах. Я жутко хочу пить, сменить одежду, попасть под дождь, но понимаю, что могу лишь мечтать о холодном душе. Дорога плавится и извивается, играя с нашим зрением. Мы прячемся в тени, присаживаемся около стеклянной витрины и глядим друг на друга - измотанные и уставшие.
        - Нужно в магазине воды купить.
        - И мороженого бы.
        - Нет, - Уилл качает головой, - денег впритык, никаких излишеств.
        - Тогда только воды.
        - И заправиться еще надо.
        Мы переглядываемся и бредем кто куда. Я иду рядом с Кори, навалившись на него всем телом. Хочется очутиться в кровати, а не на заднем сиденье «Доджа».
        Мы гуляем по небольшому магазину, не собираясь ничего покупать, просто бездумно идем, пытаясь размять затекшее от долгого сидения тело.
        - Когда Уильям впервые уехал из города? - спрашиваю я, надеясь, что друг не расслышал в моем голосе интерес.
        - После школы. Он ведь был отличником, а потом что-то в голову ему стукнуло, и он просто пропал. Появлялся изредка с новостями: то деньги нужны, то татуировку себе набил, то экзамен не сдал.
        - Но что случилось-то?
        - У него спроси.
        - Вряд ли он ответит.
        - Просто Уилл любит свободу. - Кори берет бутылку с ледяной водой, потом ставит ее на место. - А мама давила на него, хотела, чтобы он здесь корни пустил, а не просто отсиживался.
        - Здесь - это в Янгстауне?
        - Ну да.
        - Уилл и его корни? Разве что корни волос. - Я усмехаюсь. - Не представляю его без сигареты в зубах. Такому парню семья нужна лишь для прикрытия, чтобы по ночам летать на байке по безлюдным окрестностям.
        - Вы сдружились, - Кори хлопает меня по плечу и улыбается, - я думал, будет хуже.
        - Хуже? По-моему, Тэмми хочет свернуть мне шею.
        - Именно.
        - Я смотрю, ты счастлив.
        - Просто Тэмми, как и я, видит, что вы хорошо общаетесь. Смотрите друг на друга и фразочками умными перекидываетесь.
        - У вас массовая галлюцинация.
        - Или у вас взаимное притяжение.
        Я собираюсь ответить, но неожиданно замечаю, как «Додж» свирепо газует, да так, что свистят покрышки, и срывается с места. Гляжу через стекло витрины на то место, где только что стоял наш автомобиль. Трясу головой и сглатываю подкативший к горлу комок.
        - Кори, - дергаю я друга за рукав, - Кори, кажется, ребята уехали.
        - Что? - переспрашивает он.
        - Кто уехал? - интересуется Тэмми. Когда она оказалась рядом?
        - Кто-то разве уезжал? - крутит головой Джесси.
        - Что вы несете? - возмущается Уильям. Мы переглядываемся и понимаем, что у нас только что угнали машину.
        - Черт! - кричит Уилл и срывается с места. Бутылки с водой валятся из рук Тэмми, я стою с раскрытым ртом, а Джесси изрекает:
        - Кажется, у нас проблемы.
        Глава 7
        Мы выбегаем из магазина. Я прирастаю к месту, увидев Уилла, который держится руками за голову и громко рычит. Он в ярости кидается на автомат с кофе и чаем. В эту минуту я вижу перед собой не прежнего нахального Уильяма Гудмена, а дикого зверя.
        - Твою мать! - орет он, молотя кулаками по автомату. - Твою мать! Дерьмо!
        - Уилл, прекрати! - взвываю я, но он не обращает внимания. Гляжу на Кори и Тэмзи и предлагаю: - Нужно копов вызвать, в машине наши вещи.
        - Никаких копов! - возражает Уилл.
        Я растерянно хлопаю ресницами.
        - Ты спятил? Почему никаких копов? Кинемся вслед за грабителями? Остановим их силой мысли? Мы должны обратиться в полицию, это кража!
        - Серьезно? Кто бы мог подумать, что ты такая умненькая.
        - Чего ты орешь на меня? Просто достань телефон и…
        - …что? - Уильям отпрыгивает от автомата и налетает на меня, словно дикая птица. Он глубоко дышит, его грудная клетка вздымается и опускается с глухим свистом. Парень стискивает зубы. - Достать телефон, набрать копов и сказать: «Эй, ребята, у нас тут угнали машину, и, кстати, проверьте бардачок и багажник, там завалялись экстази и марихуана».
        - Что ты сказал? Что там завалялось?
        - Что слышала, птенчик.
        - Так вы не сигареты курите?
        - «Так вы не сигареты курите?» - передразнивает парень и нависает надо мной. - Нет, твою мать, не сигареты, птенчик. Жизнь - отстой, сходить с ума и получать от нее удовольствие можно только под кайфом!
        Я поджимаю губы. Смотрю на Уильяма, на то, как он вновь хватается за голову, и отворачиваюсь. Я знала, что он жестокий, что он легко сходит с ума и разгорается, как эпидемия, поражая всё вокруг. Но я почему-то удивлена и задета.
        - Не трогай его сейчас, - шепчет мне Джесси. Он стоит рядом с Тэмми, и она тоже не произносит ни слова. Просто изучает носки своих уродских туфель. - Успокоить Уилла только у Кори получится.
        Старший Гудмен размахивается, чтобы врезать кулаком по витрине, но рядом с ним возникает брат, обнимает его за плечи. Они говорят о чем-то, ветер съедает слова, я гляжу на них, и мне так паршиво.
        - Только Кори, говоришь, почему?
        - Семейное, наверное.
        - Выходит, Уилла злить не стоит.
        - Определенно. И успокаивать тоже. Я как-то раз попытался, так он мне зуб выбил.
        - А мне кофту порвал. - Тэмзи ухмыляется. - Ну я ее не особо-то и любила.
        Мы втроем наблюдаем за усмирением демона внутри Гудмена и молчим, потому что сказать особо нечего. С ужасом смотрю, как парень вырывается из тонких рук Кори и отталкивает его от себя, злясь, будто брат виноват в том, что случилось.
        Неожиданно вся эта ситуация напоминает мне мой дом. Дни, когда мама кидалась на спину отца, лишь бы удержать его, когда тот несся в мою сторону. В детстве мне казалось, что внутри папы живет чудовище, и оно просыпается, едва я сделаю что-то неправильно или его обижу. Потом я выросла и осознала, что чудовище внутри моего отца - мой отец и никакие силы извне не завладели им. Он сам был причиной своего разрушения. Сам брал ледяную бутылку из холодильника, сам сидел в барах и приходил таким чужим, что даже незнакомцы казались мне ближе. Я ждала, что он изменится, что мне больше не придется бороться с ним, как и матери, а главное, что нам больше не придется выдумывать причины, из-за которых мы должны были его любить. Но жизнь простая до ужаса, она предсказуемая и банальная, и чудес в ней не случается. Если человек зависим от алкоголя, он и будет от него зависеть до тех пор, пока сам не решит измениться. А моего отца всё устраивало. Так что он как был мешком с дерьмом, так им и остался.
        Уильям похож на него.
        Эти мысли пугают меня и обезоруживают, и магия нашего с ним общения внезапно превращается в иллюзию. Мне становится тошно. Я сбежала от сигарет, от алкоголя, от безумия, которое взрывалось в глазах моего ненормального отца, когда тот хватал мать за плечи и кидал на стену. Но что я вижу? Вот оно - безумие! Кори пытается ухватиться за брата, а тот ревет, как сумасшедший.
        Я поворачиваюсь к парням спиной и начинаю плестись в неизвестном направлении. Я напугана, черт подери. Знаю, это глупо, но я боюсь, ведь, кажется, я вырвалась из одной ловушки, чтобы угодить в другую.
        - Эй, ты куда? Птенчик, эй!
        Я прибавляю скорости. Жара неимоверная, у меня кружится голова, но я прищуриваюсь и иду дальше, надеясь вновь попасть домой. Идиотские мысли.
        - Ты куда идешь? Эй! - Меня хватают за плечи. - Что такое? Куда ты?
        - Отвали, Уилл.
        - Что?
        - Отвали, я сказала. Руки убери и иди дальше громить заправку.
        - Что? - переспрашивает он и разворачивает меня к себе. Он оторопело смотрит мне в глаза, будто ни черта не понимает. - Тебе поистерить захотелось?
        - Мне? - громко переспрашиваю я. - Вот это да, парень, да у тебя не все дома! Может, твои друзья не привыкли к твоим концертам, но я на такое насмотрелась. Честное слово, я всё это уже видела и знаю, как выглядит безумие.
        - У меня тачку угнали!
        - Ты оправдываешься? Ну что я могу тебе сказать? Такое случается, да, жизнь ведь дерьмо, как ты сказал, и повсюду куча кретинов. И да, Уилл, у нас украли не только твою тачку, но и наши вещи. И все были бы, черт подери, рады их вернуть!
        - Чего ты разоралась? Жара так на тебя влияет?
        - Ты так на меня влияешь!
        - Плохо, значит, влияю.
        - Хранишь марихуану в бардачке, серьезно? Экстази? Боже, да ты воплощение всего, от чего меня тошнит, Уильям Гудмен.
        - Хватит отчитывать меня, училка, я тебе не мальчишка, на которого орать можно. У меня весьма примитивная реакция на потерю любимой машины.
        - А какая у тебя реакция на потерю любимого разума?
        - О боже, сразу видно, что ты помешана на книгах. Разговариваешь так, будто мы с тобой в театре играем. Ты, блин, лучше остынь и вернись к остальным, а истерики твои никому не нужны, поняла? Меня терпят, потому что я - главный. А тебя терпеть никто не станет. Уяснила?
        - Угрожаешь? - спрашиваю я. - Ты угрожаешь мне, что кучка обдолбанных нариков не захочет со мной общаться? О боже, как же так? О нет, прошу, я исправлюсь, я беру свои слова обратно!
        Видимо, эти слова задевают Уильяма, потому что он внезапно хватает меня на руки и перекидывает через плечо.
        - Отпусти! - рявкаю я. - Черт тебя подери, Уилл, опусти меня на землю!
        - Нет, птенчик, ты вывела меня из себя. Прямо сейчас я собираюсь кинуть тебя куда-нибудь с обрыва, и я бы реально кинул, если бы поблизости был обрыв.
        - О, шутки отпускаешь? Но где же твое хваленое безумие? Сдулся? Больше не хочешь помолотить автомат с кофе? Он ведь так жутко тебя подставил.
        - Ты невыносима!
        - Но ты меня как-то несешь.
        - Еще и чересчур умная.
        - Отпусти! Богом клянусь, Уилл, я поколочу тебя!
        - Что? - хохоча спрашивает парень. Неожиданно я вновь вижу перед собой старого Уильяма. - Можешь уже начинать. Давай! Укуси меня или что там еще у тебя в планах, птенчик.
        Я безвольно повисаю у него на плече и закрываю глаза. Сил драться нет, а от жары хочется и вовсе сдохнуть.
        - Ты там умерла, что ли?
        - Пытаюсь.
        - И как, получается?
        - Пока нет.
        Мы возвращаемся на заправку, Уилл опускает меня на землю. М-да, кажется, я переборщила, когда орала на него посреди улицы. Но он тоже хорош. Бил автомат! Еще и на Кори кидался. Господи, мы оба двинутые на голову, взгляды ребят - тому явное подтверждение.
        - Ну, что делать будем? - спрашивает Кори. - У нас осталась только гитара.
        - Всегда самое дорогое с собой носить нужно, - советует Джесси с серьезным видом и кивает, будто открыл страшный секрет. Только сейчас я замечаю, что он держит в руках инструмент. Вот это да, как чувствовал.
        - Там наши документы и шмотки, - напоминает Тэмми, - куда мы без документов? И денег впритык.
        - Денег нет.
        Мы все одновременно смотрим на Уилла, и в животе у меня что-то скручивается.
        - То есть как это нет?
        - Я оставил деньги в рюкзаке, а рюкзак на заднем сиденье.
        Я закатываю глаза, а Кори прикрывает ладонями лицо. Черт всех дери, мы действительно влипли. Я оглядываюсь в поисках помощи, но на заправке ни души, пустота. Лишь за прилавком в магазине стоит испуганный индус, но, видев Уильяма в гневе, он вряд ли захочет помочь.
        - Давайте рассуждать здраво, мы должны обратиться в полицию, - говорю я и с вызовом смотрю на старшего Гудмена, - у нас выбора нет, Уилл.
        - За решеткой тоже мало выбора.
        - Скажем, что впервые видим эти таблетки! Что они принадлежат тем психам, что у нас машину свистнули, - вмешивается Кори. - Может, вообще пронесет и оправдываться не придется. Кто знает? Главное - не терять сейчас времени. С каждой секундой твой «Додж» всё дальше и дальше от нас.
        - О’кей, как скажете, но если меня посадят, я выйду и прикончу вас, монахини!
        - Хватит угрожать, Уилл, - отвечаю я, - в тюрьме ты наколешь себе еще несколько татуировок, поболтаешь с неудачниками об экстази. Вы найдете общий язык, я уверена.
        - Ты меня реально скоро выбесишь, птенчик. Просто ненормальная девица. Кори, как ты с ней общаешься? Она же кому угодно мозг вынесет.
        - С тобой общаться не легче.
        - Ладно, у кого с собой телефон?
        - Я свой в сумке оставила, - шепчет Тэмми.
        - А у меня вообще нет телефона, - признается Джесси.
        - Что? - поражаюсь я. - Нет телефона? Как же ты живешь?
        - Сначала трудно было, а потом столько времени появилось. Серьезно, Реган, мы и не представляем, как долго зависаем в сетях, как много теряем. Я наконец погрузился в мою музыку, и ничто меня не отвлекало.
        - Но как ты связываешься с друзьями, родителями?
        - Все, кто мне нужен, рядом со мной.
        Я качаю головой и перевожу взгляд на Кори. Тот шарит руками по карманам и виновато смотрит на меня. Черт, видимо, он тоже оставил телефон в машине. Гляжу на Уильяма, парень зажимает пальцами переносицу.
        - Что такое? - спрашиваю я. - Ты тоже забыл сотовый в машине?
        - Нет.
        - Отлично!
        - Я разбил его.
        Я не верю своим ушам.
        - Что ты сделал?
        - Разбил его, когда выбежал на улицу. Вон, - он кивает в сторону автомата с кофе. На земле валяется раздолбанный телефон без признаков жизни. - Паршиво, верно?
        - Уилл, что еще ты сломал, говори сразу. Может, и оставшиеся деньги ты порвал в порыве страсти?
        - Нет, их, к счастью, у меня под рукой не было. Да и что толку от моего телефона? Там и баланс нулевой, наверное.
        - Наверное?
        - Точно. Так понятнее?
        - Ладно, держи, - я достаю телефон из кармана шорт и протягиваю его парню. - Что бы ты без меня делал, котик?
        Мы прячемся в тень и глядим вдаль. Кто бы мог подумать, что такое случится? Я и не представляла, что иногда машины воруют средь бела дня. Это же сумасшествие.
        Неожиданно Уильям усмехается и опускает руку с телефоном. Я вопросительно смотрю на него.
        - Что такое?
        - Проблемка небольшая.
        - Какая?
        - Телефон заблокирован. Женщина с писклявым голосом убедительно попросила меня пополнить баланс.
        Я пялюсь на Уильяма, ничего не понимая. Что? Денег на счету нет? Как? Тэмми тихо ругается, а Кори закрывает руками лицо.
        - Мы пропали.
        - Ты серьезно? - Я подхожу к Уиллу. - Попробуй еще раз.
        - Я не шучу.
        - Что теперь? - интересуется Джесси. Бонд плюхается на асфальт и вытягивает волосатые ноги. - Я бы написал об этом песню, ребята, честно.
        Тэмзи падает рядом с ним, кладет голову на его плечо. Ее бирюзовые волосы каскадом свисают вниз. Она усмехается:
        - Таких песен навалом, Джесси.
        - Телефон должен быть на заправке, - говорит Кори, - спросим у продавца.
        Мы забегаем в магазин, колокольчики звенят над нашими головами. Индус в ужасе отпрыгивает назад.
        - Я тут не делать ничего, я тут не виноват.
        - Где телефон? - холодно спрашивает Уильям, и от его голоса даже у меня волосы встают дыбом. Глаза у парня темнее тучи. - Ты меня слышишь?
        - Я не хотеть! Они появиться, но я не хотеть ваша была плохо.
        - Просто. Дай. Позвонить.
        - Телефоны не работать уже четыре месяц, мой начальника приезжать, но ничего не изменил, я не виноват, я работать, а своего телефона нет у меня. Я продать его в рынке!
        Уилл размахивается, ударяет кулаком по прилавку и опускает голову, волосы падают на его загорелое лицо, а мне хочется, чтобы он посмотрел на меня и успокоился.
        - Идем, попытаемся поймать попутку, доедем до следующей заправки, может, там найдем телефон. - Я глажу его по руке. - Слышишь?
        Парень переводит на меня взгляд и кивает. Мы медленно выходим, дверь со стуком захлопывается, и перед нами открывается вид на бесконечное шоссе, уходящее далеко за горизонт, тянущееся, словно ленивая змея, вдоль золотисто-рыжих полей.
        Под безжалостным солнцем время тянется несоизмеримо долго. Асфальт то гуляет, то плавает, и мысли возгораются от немыслимой температуры, как и терпение, которого становится всё меньше и меньше. Мимо нас проносится несколько машин, никто даже не смотрит на нас, а если и смотрит, то прибавляет скорость, ведь вид у нас явно отталкивающий. Я машу руками, как ненормальная, а Тэмми выбегает на дорогу, но нам не удается никого остановить, как мы ни стараемся. Уверенность в том, что кто-то поможет нам, быстро тает, и на ее место приходит банальная злость на род человеческий, на жару, на всё, на что только можно злиться, и бесит даже асфальт, даже небо над головой, даже лица друзей, даже собственное лицо.
        Я ложусь на разделительную полосу. Волосы разлетаются вокруг моей головы, поблескивают, словно в них вплетены золотистые нитки. Закрыв глаза, я жду непонятно чего: машины или смерти.
        - Интересно, - протягивает Тэмзи и ложится рядом, - думаешь, сработает?
        - Похоже, что я думаю?
        Мы одновременно усмехаемся. Измотанные и уставшие, мы перестаем друг друга ненавидеть. Всегда у нас так: то бросаемся громкими словами, то не можем из себя и звука выдавить; то хотим разодрать в клочья, то прижать к себе изо всех сил. Я думаю, «подростковый максимализм» - понятие, относящееся ко всем людям, просто взрослые не хотят признавать, что тоже мечутся, понятия не имея, что им нужно. Это ведь как-то несолидно в сорок шесть мечтать о безумствах и побеге, но это не означает, что по ночам им не снится, как они сходят с ума, носятся по городу и хохочут даже тогда, когда хохотать не над чем; как они теряют рассудок. Наутро они мамы и папы, такие серьезные и опытные, а потом вдруг улыбка мелькает у них на лице. Ты спрашиваешь, в чем дело, они отвечают: «Ни в чем». Но на самом деле в голове у них мелькнула мысль, как классно было бы нестись наперегонки с ветром по дороге и держать за руку парня или девушку мечты, с которыми родители никогда не позволили бы встречаться.
        Неожиданно по другую сторону от меня ложится кто-то еще. Оборачиваюсь и вижу Кори. Он улыбается.
        - Мы решили вам помочь.
        Рядом оказываются Уилл и Джесси. Мы лежим на горячем асфальте и, похоже, сходим с ума. Солнце издевается над нами, липнет к коже. Закрываю глаза и слушаю, как свистит в ушах ветер.
        Тут до меня доносится дикий визг тормозов. Я резко приподнимаюсь, и у меня перед носом оказывается чье-то недовольное лицо. Темнокожий мужчина в ярости машет руками.
        - Чего вы устроили? Вы спятили? - кричит он. На голове у него соломенная шляпа, и я, как ни стараюсь, не могу воспринимать его всерьез. - Вы смерти ищете?
        - На самом деле мы ищем машину, - говорит Кори, щурясь от солнца, - вы нас не подвезете?
        - Что? Парень, да вы тут перегрелись, что ли? Что творите, что выдумали!
        За спиной мужчины стоит огромный пикап. На переднем сиденье с вытаращенными глазами сидят мальчишки, такие же темнокожие и худые. Два брата, скорее всего. Я робко машу им, не зная, что еще сделать, чтобы они прекратили пялиться.
        - Вы чего на дороге валяетесь? - спрашивает мужчина с южным акцентом. Звуки он растягивает и необычно приглушает. Я поднимаюсь и отряхиваю шорты. - Больше ни до чего не додумались?
        - У нас машину угнали, - говорю я, - мы уже битый час голосуем, но никто на нас не обращает внимания, телефона у нас тоже нет.
        - И это оправдание, зеленоглазка?
        - Пожалуй.
        - Куда вы идете?
        - Нам все равно куда, - сообщает Уилл и пожимает плечами, - мы заплатили бы, но у нас нет денег, они остались в машине.
        - Нужны мне ваши деньги, - ворчит мужчина и машет большой ладонью, - я всё понимаю, но лежать на дороге… Что в головах у детей сейчас? Я вас чуть не переехал, а вы, оказывается, помощи искали. На небе, что ли? Садитесь уже, запрыгивайте в кузов, и вперед со мной пусть кто-то сядет, я мальчишек назад закину.
        Мы с Кори садимся вперед, а Уильям, Тэмзи и Джесси устраиваются в кузове вместе с сыновьями незнакомца. Пикап заводится со второго раза, рычит, будто дикий зверь, и вяло трогается с места, будто его нагрузили камнями. Осматриваю приборную панель и невольно улыбаюсь, заметив хаотично приклеенные снимки. Их много, и люди на них такие счастливые, что я сомневаюсь, можно ли такими быть.
        - Это моя жена, - поясняет мужчина, заметив, что я разглядываю фотки. - Барбара - красотка, верно?
        - Да, она очень милая.
        - Сумасшедшая женщина была, фурия, я поседел из-за нее в восемнадцать! Хотя я не жалуюсь ни в коем случае, она была для меня всем.
        - Простите.
        - За что? Лучше бы извинились за то, что я едва преступником из-за вашего безумия не стал, я ведь соблюдаю закон, богом клянусь! Мне еще сыновей растить, куда мне сейчас в тюрьму, вот скажи, зеленоглазка?
        - А куда вы едете? - спрашивает Кори.
        - В Тайрон через Брадфорд.
        - А сколько километров от Брадфорда до Сиракьюса?
        - Сто пятьдесят примерно. Собрались в Сиракьюс? Могу высадить вас в Брадфорде.
        - Собирались, пока у нас не угнали машину.
        - Сейчас по радио только и орут, что о мошенниках. Куда вы смотрели? Детишки, не знаете ничего об ответственности, верно? Я шучу, можно ведь пожаловаться, сказать, что я побольше вашего в жизни понимаю. Старость - она такая, вредная и капризная.
        - Но вы ведь нас подобрали! Не испугались, что у нас намерения нехорошие.
        - Я плохих людей сразу вижу, вы не мошенники, вы подростки. В этом тоже мало хорошего, подростки сейчас такие, что общаться с ними трудно, но вы не показались мне опасными, растерянными, скорее, и безумными.
        - Спасибо, - искренне благодарит Кори, - мы думали, никто не остановится.
        - В этом проблема нашего времени. Нет, я серьезно! Люди считают, что чужие проблемы их не касаются. Как по мне, о характере человека нужно судить по тому, как он относится к тем, кто ничем ему помочь не может, и к тем, кто ответить ему не в состоянии. Я вас не знаю, но остановился, потому что помочь - долг любого человека.
        - Люди не хотят быть обманутыми. Предубеждение и прочее.
        - Предубеждение? Я скажу тебе, зеленоглазка, что такое предубеждение. Я всю жизнь только и слышу: черные врут, черные аморальны, доверять черным опасно. Но вот в чем соль, красавица, не все черные врут, не все черные аморальны и не всем черным нельзя доверять. Более того, и белые врут, и белые аморальны, и некоторым из них нельзя верить. Выходит, предубеждение насчет цвета кожи - самая настоящая чепуха. Теперь ты мысли шире и пойми, что предубеждение в общем полная ерунда. Откуда ты знаешь, что верно, что нет? Потому что где-то об этом прочитала или услышала? Предубеждение - это чушь, моя дорогая. А люди, ставящие предубеждение выше собственного опыта, - глупцы.
        Я согласно киваю. Этот худощавый мужчина в соломенной шляпе определенно мне нравится. Его длинные пальцы сжимают старый руль, в салоне пахнет моторным маслом, будто владелец не раз пытался починить двигатель, но тот наотрез отказался работать лучше. Мы едем молча, а затем раздается звук гитары. Я оборачиваюсь и вижу, что Джесси перебирает струны, а два смущенных мальчика подпевают ему, сидя по бокам от Уильяма.
        Совсем скоро за окном появляются горы, они едва заметны, висят в воздухе среди облаков. Золотистый ковер полей превращается в зелень, за стеклом мелькают пышнокронные низкие деревья, и тень от них приглушает жару, достигшую апогея.
        Мы приезжаем в Брадфорд к вечеру. Желтовато-синий закат сливается с горизонтом, и ветер перестает хлестать по лицу, успокоившись и принявшись прятать прохожих в прохладные руки. Старик тормозит на перекрестке, и пикап предательски скрипит, будто бы прощаясь с нами. Из кузова выпрыгивают ребята, Кори открывает дверь, а я поворачиваюсь лицом к водителю и благодарно киваю.
        - Спасибо, вы очень нам помогли.
        - Пожалуйста, зеленоглазка. Но больше не ложитесь под колеса, попробуйте что-то менее радикальное. Договорились?
        - Договорились! Как вас зовут? Я - Реган.
        - Какое имя, красавица, так прямо и не запомнишь. Моррис я. - Мужчина жмет мою руку и широко улыбается. - Моррис Блэк, фамилия как кстати. Какое время странное, да? Сейчас знакомятся, собравшись проститься. Не верят друг другу, что ли?
        - Спасибо еще раз, Моррис!
        - Не скучай, зеленоглазка!
        Он смеется, а я выхожу из салона. Машу рукой и смотрю, как пикап отдаляется все дальше и дальше.
        - Нам повезло, - сообщает Джесси, - нам всегда везет.
        - И то, что тачку у нас украли, - это тоже везение? - ворчит Тэмзи. Оглядывается и в ужасе хватается за голову. - Мы на отшибе, мать его, мира.
        Так и есть. Брадфорд - небольшая деревушка с пятью административными зданиями и десятком небольших домиков. Пахнет тут свежескошенной травой, дождем и мятой, и я так глубоко втягиваю в легкие воздух, что становится больно.
        Мне почему-то кажется, что мы вернулись на пару десятков километров назад, где еще не было засухи и золотистых ковров из травы.
        - Тут так тихо.
        - Нужно участок найти, почту или что-то подобное.
        - Здесь, кажется, кто-то есть, - говорит Кори и указывает на четырехэтажное здание с включенным светом на первом этаже. В полумраке сложно сказать, где мы находимся, далеко ли до центральной улицы или мы уже на ней. Мы идем на свет, как мотыльки, и с надеждой стучим в дверь. На вывеске криво выведено: «Закусочная». Сложно представить, что здесь кафе. - Никто не открывает.
        - Почему тут так тихо? - не понимает Тэмзи. - Все вымерли, что ли? Ну всё, я поняла: этот водитель привез нас в ловушку, и сейчас начнется какой-то фильм ужасов, вот же блин, я плохо одета, чтобы умирать.
        - Ты еще и воняешь, - шутит Кори.
        - Замолчи, у самого небось поджилки трясутся.
        - Ничего и не трясутся!
        - Тихо, - командует Уилл и останавливается, - кто-то идет.
        Он загораживает нас спиной и резко поднимает голову. Наверное, собирается что-то сказать, но неизвестный мужчина его опережает. Становится в единственное светлое пятно от фонаря и восклицает:
        - Наконец-то!
        Я недоуменно смотрю на него, удивленная, как и остальные ребята. Мужичок невысокого роста, его живот почти выкатывается из-под пиджака. Он размахивает крохотными руками и говорит неожиданно басом:
        - Где вы были? Мы ждем вас уже несколько часов.
        - Нас? - переспрашивает Уильям и прищуривает глаза. - В смысле?
        - Вы ведь музыканты, верно? Мы звонили вам, заказывали на свадьбу. У меня дочь сидит в платье, а вокруг так тихо, что повеситься можно! Вот, - он подходит к Гудмену и впихивает ему в руки несколько свернутых купюр, - здесь как мы договаривались, только шевелитесь, прошу вас, быстрее! Установка уже там.
        Мужичок идет вниз по улице, а мы растерянно замираем. Уилл тупо пялится ему вслед.
        - Какие еще музыканты? - спрашивает Кори. - Что это было?
        Несколько секунд мы молчим, затем Уильям поворачивается к нам, и на лице у него играет уже знакомая мне хитрая улыбка.
        - Это наш шанс, братец.
        - Что?
        - Тут двести баксов.
        - Сколько? - переспрашивает Тэмми, но Джесси прикрывает ей рот и хмурится.
        - Не кричи так, о’кей?
        - Издеваешься? Нам просто так кучу денег дали!
        - Давайте их отработаем, - предлагает Уилл, - все равно делать больше нечего.
        - Отработаем? - переспрашиваю я и округляю глаза. - Ты спятил? Какие мы музыканты? Тут только Джесси играть умеет.
        - Я сяду за установку, Кори тоже себе гитару поищет.
        - Я на фортепиано в школе играла, - задумчиво говорит Тэмми, - ну так, пыталась.
        - Вау! Отлично! Какие тут все талантливые. А мне что делать? Найти кастаньеты?
        - А ты пой, - встревает, мать его, Кори, и я ошеломленно смотрю на него. У меня, наверное, лицо становится диким, потому что парень в панике отскакивает в сторону. - Ты же умеешь, Реган!
        - Издеваешься? Ничего я не умею!
        - О, так птенчик у нас поет.
        - Не пою!
        - Лгунья.
        - Господи, Кори, я тебя придушу!
        - Зачем? - улыбается Уильям. - Он просто хочет, чтобы ты раскрыла свои таланты.
        - Я не буду петь.
        - Будешь!
        - Нет!
        - Да! - Гудмен приближается ко мне и едва слышно шепчет: - Это мое задание, и ты обязана его выполнить.
        Глава 8
        Я сжимаю и разжимаю пальцы, сжимаю и разжимаю. Оглядываю толпу невидящими глазами и судорожно сглатываю. Что я здесь делаю, почему стою на сцене, держа старый микрофон? Что, черт подери, происходит?
        Это сон. Страшный сон.
        Опускаю взгляд, проверяя, на месте ли одежда. Фух, на месте. А ноги не приклеены к полу? Переминаюсь и киваю - не приклеены.
        Что ж, значит, не так уж все и плохо. Вот только петь я не хочу и находиться под прицелом десятков любопытных взглядов, ожидающих от меня того, чего я не смогу им дать. Ну кто тянул Кори за язык? Додумался ведь меня так подставить. Еще и Уилл, естественно, не прошел мимо. Как же я сейчас всех жутко и люто ненавижу, давно я уже не чувствовала себя так по-идиотски.
        - Раз, два, три, четыре, - кричит за моей спиной Уилл, и я оборачиваюсь через плечо, чтобы прожечь его испепеляющим взглядом. Кем он себя возомнил, черт возьми? Рок-звездой? Ох, что за бред? А он еще и лыбится! Боже, как же мне сейчас хочется вскочить с места и вмазать ему кулаком по довольной роже. Но парень ударяет по барабанам, Джесси громко вступает, и мне ничего не остается, как повернуться к зрителям и закатить глаза.
        Какая несуразица. От безысходности я начинаю нелепо покачивать бедрами. Мы выбрали песню Джоан Джетт «Я люблю рок-н-ролл». Точнее, выбрал Джесси, а мы кивнули, потому что никто из нас нормально ни играть, ни петь не умеет. К счастью, слова я знаю, и уже от этого на душе немного легче. Хотя меня то и дело тянет схватить микрофон и со всей дури сначала врезать им по башке Кори, а потом - Уилла. Ну и Тэмзи можно хорошенько огреть. Она меня раздражает просто так.
        - I saw him dancing there by the record machine, - начинаю я сиплым голосом и пялюсь на толпу. - I knew he must have been about seventeen.
        Под широким навесом собралось человек так шестьдесят. Они стоят около накрытых столов и смотрят на меня, как на обезьяну в зоопарке. Но какая разница? В конце концов, один раз ведь живем, верно? Да и жизнь нужно не только классно прожить, но и синяки успеть понабивать. Унижение вполне входит в список дел каждого уважающего себя человека. И не стоит выделяться. Позориться так позориться, а главное - под хорошую музыку. Чертыхнувшись и осознав, что сделала я это вслух, я продолжаю старательно изображать соблазнительный танец.
        - I love rock-n-roll, - пою я, сжимая в пальцах микрофон, - so put another dime in the jukebox, baby! I love rock-n-roll, so come and take the time and dance with me!
        Какая-то женщина с блестящими от дешевого лака волосами хмурит невыщипанные брови - ей-богу, они у нее пол-лба занимают! И я наклоняю стойку с микрофоном прямо к ее лицу и громко, безнаказанно выкрикиваю «Ау!» в проигрыше.
        Джесси крадется ко мне, мучая гитару, за спиной трещит ударная установка, я все думаю, что она развалится от оглушающего грохота и напора, с которым Уилл бьет по ней. Тэмми издевается над пожелтевшими клавишами фортепиано - ему наверняка столько же лет, сколько всем нам, вместе взятым, а Кори старательно теребит струны бас-гитары, которую он взял у какого-то мужика в зале.
        Мы вместе выкрикиваем: «I love rock-n-roll», - и даже страх нас боится, боится наших звонких голосов, нашего намерения свести здесь всех с ума. Люди молчат, а мы горим, как горят звезды. Как горят мгновения, пролетающие перед глазами с такой скоростью, что ты обычно их не замечаешь. Но я чувствую. Здесь, внутри, я чувствую, как воспламеняюсь и возрождаюсь из собственного страха, как феникс из пепла.
        Люди привыкли бояться самих себя, своих мыслей и желаний. Любая попытка быть тем, кто ты есть, понять, кто ты есть, кажется неверной. Тебе стыдно быть собой, стыдно делать то, что хочется, потому что ты должен делать то, что нужно, и это сводит с ума. У нас столько страхов, свихнуться можно. Но правда в том, что в этой жизни бояться стоит других вещей. Каких? Что твой страх публики перед раком? А что насмешки людей перед Холокостом или крушением самолета? Да, тебе кажется, свет клином сошелся на тебе и на твоих проблемах, но фишка в том, что это не так. Твои проблемы - не проблемы, если живут они только в твоей голове. Бороться - вот что главное. Нет ничего постыдного в желании быть тем, кем ты хочешь быть. Пробовать то, что на пути попадается, с головой в собственный мир погружаться, да так, что наизнанку выворачиваться; ошибаться и разбивать в кровь колени - нормально. Ненормально прийти к пятидесятилетнему рубежу без единого шрама. Ты вроде такой идеальный, нетронутый, правильный и разглаженный. Но жил ли ты, если тебя ничего не ранило?
        Пот скатывается по моему лицу, я вытираю его тыльной стороной ладони и подхожу к Кори, покачивая бедрами. Мы сталкиваемся, тремся спинами, сходим с ума, как сходят с ума лишь те, кто ничего об этом не подозревает, и рисуем каракули в воспоминаниях друг друга. Я запомню этот его дикий взгляд. Пройдет время, оно нас разлучит, оно всегда так поступает, и ничего у нас с Кори не останется, кроме этого. Я рада, что однажды сяду за стол, подопру ладонями лицо и вспомню своего доброго друга, который никогда не был плохим парнем, но который, как и я, сходил с ума по жизни.
        Джесси играет заключительный аккорд, Уилл ударяет по барабанам, и, тяжело дыша, я смотрю в зал, ожидая, что прямо сейчас в нас полетят еда, столовые приборы, а когда и это закончится, то стулья, обувь. Что там еще можно быстро кинуть в порыве минутного помутнения рассудка? Но толпа тихо и растерянно аплодирует, невеста, стоящая в центре - пухлая, круглая девица с красными непонятно от чего щеками, - молчит, а жених ее - весьма подтянутый молодой парнишка - хлопает длиннющими ресницами. Того гляди, мы взлетим от его растерянности.
        - Молодцы-молодцы, - говорит мужичок, который впихнул Уиллу деньги, и быстро поднимается на сцену. Его лицо, похоже, скрипит от фальшивой улыбки. - А теперь мы с радостью послушаем следующую песню, более лиричную и подходящую для этой церемонии. Правда, ребята? - Посмотрев на меня, он цедит: - У нас тут свадьба, а не кабак, милочка, что вы творите?
        В его глазах паника, в коленях - дрожь. Я пожимаю плечами, а Джесси подходит к микрофону и торжественно объявляет:
        - Тысяча лет!
        - Что? - шепчу я, подпрыгнув к нему. - Что еще за тысяча лет?
        - Песня такая, - одними губами отвечает он и широко улыбается.
        - А я знаю эту песню?
        - Все ее знают.
        - Ты ошибаешься, - продолжая глазеть в зал, сообщаю я, - понятия не имею, о чем ты говоришь, на ходу сочинять у меня не получается, гений, если ты не в курсе.
        Джесси кланяется, отводит меня немного в сторону и показывает Уиллу, чтобы тот отбил бит. Боже, дурдом, меня так и тянет расхохотаться, но я сдерживаюсь и гляжу на Бонда со всей серьезностью, на которую только способна.
        - Белла, Эдвард, свадьба, ну же, Реган. В конце эпичный момент, воспоминания.
        - Я похожа на человека, который любит «Сумерки»?
        - Ты похожа на человека, который любит всё, что ненавидят остальные.
        - И как это относится к песне, Джесси?
        - Вспоминай, в конце, они на поляне лежали, и там такая мелодия была милая: «Я любила тебя тысячу лет, и буду любить столько же». Поняла?
        - О господи, - я хлопаю себя ладонью по лбу, - ты издеваешься, что ли?
        - У тебя нет выбора.
        Джесси пожимает плечами и смотрит на Тэмми. Неужели она знает партию? Вот это да. Сейчас еще окажется, что они репетировали.
        Тэмзи с серьезным видом начинает играть медленную светлую мелодию, а я громко выдыхаю и становлюсь в центр сцены. Как там песня-то начинается? Сердце не бьется? Или бьется. Быстро, медленно. Черт.
        Я мило улыбаюсь и подмигиваю краснощекой невесте. Кажется, челюсть у нее вот-вот упадет на пол. Бедняжка, сколько ей сегодня пришлось пережить, а теперь еще и мы портим ее любимые песни. Наверняка, «Сумерки» она сто раз пересмотрела.
        Наконец вспоминаю слова.
        Мой голос становится очень нежным. Сама не понимаю, как начинаю петь красиво, проникновенно, закрыв глаза. В моей груди становится горячо-горячо. Я почему-то думаю о том, что сама вряд ли когда-то надену нарядное платье, признаюсь в чувствах. Испытаю ли я то, что сейчас испытывает эта девушка? Смогу ли я сказать то, о чем пою?
        Я открываю глаза, и теперь уже не зрители смотрят на меня, а я на них.
        Любовь - что это? Новое ли это слово, придуманное специально, чтобы как-то иначе назвать боль? Люди любят, но любовь не вечна. Она испаряется, как и любые другие чувства, как злость, зависть, презрение. В один момент ощущения теряют смысл. Так почему любовь должна остаться? Что в ней особенного? Почему о ней пишут книги, сочиняют песни, почему о ней мечтают, ее ждут. Любовь - вымысел, плод нашего разыгравшегося воображения, которому скучно и одиноко. Любовь опасна. Лишенные способности здраво соображать, люди творят невероятно глупые вещи. И все же любовь - повсюду. Будто бы одержимые и сумасшедшие, все ищут ее и не находят. Я уверена, чаще всего любовь - самообман, которым прикрываются те несчастные, которые не могут жить одни. Неужели этот русоволосый милый парень влюблен в толстушку, что с ним рядом? Она ведь больше его в два раза! Но он держит ее за руку. С ума, что ли, сошел? А она как вообще на него взглянула? Наверняка влюбилась в саму мысль, что на нее какой-то парень обратил внимание.
        Встряхиваю волосами. Допеваю песню и отхожу от микрофона, хмуря брови. Что на меня нашло? В голову лезут ненужные мысли, и я протираю ладонями лицо.
        - Ты чего? - спрашивает Кори, пока толпа аплодирует. - Ты в порядке?
        - Я должна отойти.
        - Что?! Но ты ведь солируешь.
        - Пусть Джесси споет, хорошо? Я скоро вернусь.
        Не дожидаясь разрешения, спускаюсь с небольшой сцены и бегу куда-то, не разбирая дороги. Прорываюсь через толпу, несусь к выходу и останавливаюсь на улице у терновника. Шипы царапают ноги, но я не двигаюсь, а смотрю в небо на звезды и молчу, сжимая до боли кулаки. Что на меня нашло? Я ведь и раньше думала, что у любви нет ни одного достойного оправдания, что любовь - вымысел, чушь и насмешка человека над собственным здравомыслием. В любви абсолютно всё неверно: ни желание посвятить свою жизнь другому человеку, ни попытки забыть о мире, заперев себя в ловушке из чужих стен. Любовь - идеал. Но ничего идеального в нашей жизни нет.
        Значит, и любви нет.
        Тогда что заставляет эту девушку сжимать руку этого парня? Что заставляет их быть здесь, а не где-то в другом месте? Не бывает такого, чтобы люди взяли и с ума сошли. Все. Вместе. Одновременно. Всем этим чертовым миром, будто бы сговорившись.
        И тут я понимаю, что именно так меня испугало. Люди твердят о любви, у них ни от чего так глаза больше не горят, только от нее. А я никогда не испытывала этого. Я не любила. Я видела, как больно моей маме, и я закрылась в себе, как закрываются не на время, а навсегда двери и окна. Замуровала себя в собственном мире. Ледяная. Черствая.
        И одинокая.
        - Глупости, - ворчу я и нервно ковыряю землю.
        Как мой отец любил мою мать? Он определенно любил ее бить, пиво любил и бар любил. Но любовь как чувство к человеку, как желание сойти с ума по одной улыбке, по одному лишь прикосновению - что моему отцу об этом известно?
        Как и мне - ничего.
        Я заправляю волосы за уши и протяжно вздыхаю. Тень от деревьев падает на лицо, ветки хрустят, покачиваются от ветра, и ночь пробирается внутрь меня, вдохновляя на те мысли, которые утром даже в голову не придут.
        Внезапно я слышу чьи-то всхлипы. Оглядываюсь, вытягивая шею.
        Из палатки доносятся звуки гитары, барабанов, по навесу носятся яркие пятна от светомузыки. И кажется, что я здесь одна, наедине с собственным безумием, но нет. Я замечаю в кустах еще одного человека.
        - Эй? - Я делаю несколько шагов в глубину зарослей. - Что-то случилось?
        Уже через пару секунд лунный свет освещает мокрое от слез лицо пухлой невесты. Я приближаюсь к ней уверенно, но затем застываю в нерешительности - чего она ревет? Что уже успело приключиться?
        - Ты в порядке?
        Невнятно пробурчав что-то, девушка отворачивается. Мне вдруг становится не по себе, будто это я ее обидела.
        - Что с тобой? Нашла где разгуливать в платье.
        - Какая разница!
        - Это ты мне скажи, я в свадьбах поменьше тебя понимаю.
        Девушка переводит на меня блестящие от слез глаза и делается еще более жалкой. Неохотно кладу ладонь на ее плечо.
        - Что случилось?
        - Это ты пела на сцене?
        - Ну да.
        - И почему ты ушла?
        - Душно стало.
        - И мне стало душно.
        - От этого не ревут ночью в терновнике.
        - Думаешь? - Пухлыми пальцами она протирает щеки и шмыгает носом. - Я просто хотела уйти оттуда, я… я не могу там находиться.
        - Не можешь находиться на собственной свадьбе?
        - Это была плохая идея.
        - Знаешь, мне кажется, тебе стоит вернуться. Твой отец… Низенький мужик в смешном смокинге, верно? Он будет волноваться.
        - Он вечно волнуется. Постоянно. Ничего с ним не станется.
        - И все же, что ты тут забыла? Мы не подруги, и ты можешь прогнать меня, но я не понимаю. Это ведь твой день, красавчик ждет тебя, а ты здесь ревешь.
        - Я не могу вернуться.
        - Почему?
        - Потому что они убивают меня! - внезапно кричит девушка, и ее полноватые плечи опускаются. Я хмурюсь.
        - Кто они?
        - Люди.
        - В смысле?
        - Ты что, не видишь, как они на меня смотрят. Это невыносимо. У них такие лица, будто я чудовище, отнимающее у них сына, друга, брата. Я не могу.
        - Подожди… - Я растерянно хлопаю ресницами. Смотрю на это несчастное, убитое горем создание. Неужели она не хочет возвращаться из-за того, что люди на нее как-то не так смотрят? Мне становится стыдно. Я ведь тоже с трудом понимаю мотивы жениха. Невеста далеко не красавица. От собственных мыслей мне тут же становится тошно. - Не выдумывай.
        - Не выдумывай? Серьезно? Взгляни на меня! Я - урод, а Шон - идеальный.
        - Не бывает идеальных людей.
        - Бывают, - настаивает она. В этот момент мне становится понятной еще одна вещь, пожалуй, самая главная: когда ты в кого-то влюблен, этот человек кажется тебе совершенным. - Шон - добрый и искренний, умный. Он - мечта, а я оказалась на его пути. Уродливая и совсем не такая, какую рядом с ним хотели бы видеть его родители.
        - Я не умею об этом разговаривать. Вопросы об отношениях - это не ко мне.
        - Но знаешь, что самое ужасное, - не слушая меня, продолжает девушка, а я закатываю глаза. Ну я и влипла. - У меня такое ощущение, что я не на свадьбе, а в цирке. Все собрались, чтобы на меня поглазеть. Подумаешь, жирная, и что с того? Сейчас этим никого не удивишь.
        - Ты не жирная…
        - В мое платье влезешь ты вместе со своей подружкой, что фальшиво на фортепиано играет. Кстати, музыка у вас отвратная. Честное слово. Вы хотя бы виделись раньше?
        - Провокационный вопрос. Если я на него отвечу, мне придется тебя убить.
        - Этот день должен был быть совсем другим, - шепчет девушка и робко поправляет выбившиеся из пучка светлые волосы. Я смотрю на нее и не знаю, что сказать. Мне об отношениях ничего не известно, но я хочу ей помочь.
        Стискиваю зубы и подаюсь вперед, расправив плечи.
        - Каким будет этот день, зависит только от тебя.
        - Сомневаюсь.
        - Люди сделают то, что ты им скажешь. Если ты позволишь им издеваться над тобой, они не упустят этой возможности, поверь мне. Они отыграются на тебе, да так, что от тебя живого места не останется.
        - И что делать?
        - Вернуться, - уверенно отвечаю я и усмехаюсь, - показать им, с кем они имеют дело. Если Шон выбрал тебя, значит, ты особенная. Хотя бы для него. И наплевать на остальных. Пусть они катятся к черту.
        - Почему ты так говоришь?
        - Я так думаю.
        - Неправда. - Девушка качает головой. - Ты смотришь на меня так же, как и все.
        - Как тебя зовут?
        - Ребекка.
        - Бекки, - я беру девушку за руки и смотрю ей прямо в глаза, - насрать. На меня, на тех, кто в зале. Мы всегда смотрим с недоумением на тех, кто от нас отличается. И к тебе это относится. Мы не понимаем других людей. Это абсурд, но это правда. Мы и себя-то с трудом принимаем, о чем тут можно говорить?
        - Думаешь?
        - Я знаю. Мнение человека не размахнется и не ударит тебя по лицу. Они могут тут целый вечер накручивать себя и сплетничать, но как это на тебе отразится? Забей, Бекки, ты живешь один раз. И, поверь, не все встречают таких парней, как Шон. Воспользуйся этим, ты никогда больше не будешь здесь, никогда больше не будешь такой же молодой и красивой. Жизнь пройдет. Моменты неповторимы.
        - Я боюсь.
        - Кого? Меня? Гостей, которые локти кусают?
        - Вдруг я поступаю неверно. Возможно, Шон заслуживает…
        - Прекрати! - обрываю я ее. - Никогда не говори подобной чуши. Живи здесь и сейчас, Бекки. И ради себя живи. Ты хочешь быть с ним?
        - Хочу.
        - И ты любишь его?
        - Да.
        - Тогда наплевать на всё. - Я улыбаюсь и подхватываю девушку под руку. - У нас с тобой есть дело.
        - Какое дело? - удивляется Ребекка, а я тащу ее в сторону навеса.
        - Ты выбрала песню, под которую будешь плясать перед всей этой злобной толпой?
        - Что? Нет, конечно. Издеваешься? Я не хочу.
        - Хочешь!
        - Нет!
        - Что ты потом вспомнишь, Бекки? Как ревела в кустах? Еще книгу об этом напиши. Но лучше утри всем им зад.
        - И что ты предлагаешь? - осторожно интересуется она. Ее голубые глаза горят от ужаса и предвкушения. Внезапно я понимаю, что ошибиться в человеке так же просто, как и проспать утром, потерять перчатку или набрать неверный номер. Мы делаем это случайно. Вот только не разглядев человека, мы подставляем не только его, но и себя.
        - Dancing queen.
        К счастью, слова этой песни мне знакомы.
        Глава 9
        Я смотрю, как Ребекка танцует с мужем, ее волосы больше не собраны в пучок, а разметались по полноватым плечам и отражают огоньки светомузыки и свечей. Ее лицо пунцовое, но теперь от возбуждения. Бекки больше не боится, она держится за руку Шона так, словно никогда не отпустит. У него в глазах нечто незнакомое мне. Сияние. Парень видит не толстую, зажатую девушку, а мечту. Они настолько разные, но взгляды у них одинаково завороженные, дикие, живые. Почему? Что их сблизило?
        - Ты отлично поешь, - неожиданно говорит знакомый голос, и я оборачиваюсь. Уилл облокотился на мой стул. Вид у него уставший, а на лице ухмылка. Не знаю, откуда он силы берет постоянно растягивать губы и казаться счастливым.
        - Обычно пою.
        - Нет, круто поешь.
        - А ты круто играешь на установке.
        - Так и есть! - Он садится на скрипящий табурет и придвигается ко мне почти вплотную. Я больше не смотрю в зал. Перевожу на него взгляд и сглатываю, не понимая, чего это Уильям так на меня уставился. - Ты невероятно поешь, птенчик.
        - Ты пытаешься сделать мне комплимент?
        - Возможно.
        - Можешь не стараться. - Я отворачиваюсь. Тэмми, Кори и Джесси до сих пор пытаются играть, но вид у них измотанный. Я еле разговариваю. Горло у меня саднит и пылает, будто бы я проорала несколько часов на холоде.
        - Почему я не могу сделать тебе комплимент? - интересуется Уилл и усмехается. - Я не помню девушек, которым бы это не понравилось.
        - А ты делаешь девушкам комплименты? Хм, мне показалось, ты сразу принимаешь с ними душ в мотеле. Это больше на тебя похоже.
        - Ты не в настроении?
        - Точно.
        - И почему же?
        - Взгляни на них! - Я показываю на Бекки и хмурю брови. - Я не понимаю.
        - Чего, птенчик?
        - Что с ними не так? Ребекка - милая девушка, и Шон наверняка хороший парень, но что заставляет их так смотреть друг на друга?
        - Как?
        - Ты не видишь? У Бекки глаза горят, а этот ее парень… Просто присмотрись, иди сюда. - Я притягиваю Уилла к себе и вновь указываю на парочку. - Гляди, как он нежно прикасается к ней. Он каждые несколько секунд гладит ее по плечу. И делает он это так медленно, так осторожно, что в этом его действии больше чувств, чем во всех словах мира. Я вижу электричество. Искры отскакивают от подушечек его пальцев. Я не понимаю. Он смотрит на нее иначе, а она тянется к нему, кладет голову на плечо, но не так, словно устала или хочет опереться. Бекки нуждается в нем. Он нужен ей.
        - Почему тебя это так удивляет?
        - Людям не нужны другие люди.
        - Ты не права.
        - Права. Человек существует сам по себе. Люди предают, люди делают больно. Нельзя просто взять и довериться человеку, в нашей природе обманывать.
        - Иногда люди хотят обмануться, верят в то, чего нет.
        - Но у них это есть. - Я не свожу глаз с Ребекки. - Уилл, знаю, я несу чушь, и ты должен меня остановить. Но как можно отрицать то, что перед глазами? Посмотри, как он ее обнимает. Его голова лежит на ее макушке, и в этом нет слабости. В этом столько личного.
        - Он ее любит.
        Я усмехаюсь. Закатываю глаза, а когда вновь смотрю на парня, понимаю, что он так пристально глядит на меня, что кожа воспламеняется. Мне становится неловко.
        - Что? - спрашиваю я и передергиваю плечами. - Чего ты уставился?
        - А ты чего смеешься?
        - Я не смеялась. Просто когда ты начал говорить о любви, я отключилась.
        - Вот как! Всё еще не веришь в любовь?
        - Звучит как название дерьмовой песни.
        - Я до сих пор хочу узнать, какая книга - твоя любимая.
        - Ты еще помнишь об этом? Классно. Ну узнаешь когда-нибудь.
        - И когда же?
        - Когда уберешь с лица это самодовольное выражение. Но что-то мне подсказывает, что по-другому ты не умеешь.
        - Зачем же мне его убирать? Ты влюбишься рано или поздно, а я хочу выглядеть так, словно выиграл охренительное пари. - Уильям поправляет взлохмаченные волосы. - Тебе ведь еще не приспичило дать заднюю, верно?
        - Не надейся, птенчик! - Я смотрю на парня, наконец позабыв о том, что не давало покоя несколько минут назад. - Я дам заднюю только тогда, когда ты проревешь столько дней, что мне станет тебя жаль.
        - Какая же ты благородная, - хохочет Уильям, - Кори повезло с тобой.
        - Кори вообще повезло с близкими, ведь у него такой классный старший брат.
        Уилл неожиданно отворачивается. Хмыкает и фальшиво улыбается. Ни черта не понимаю. Парень поднимается со стула, а я хватаю его за руку.
        - Ты чего?
        - Хочу воздухом подышать.
        - Так дыши. Воздух повсюду, забыл, что ли? - Я натянуто смеюсь, но Уилл кивает и уходит, а я так и пялюсь ему вслед, ничего не понимая. Что я такого сказала? Может, они поссорились, пока я разговаривала с Бекки?
        Поднимаюсь из-за стола и оглядываюсь. Ребята до сих пор играют на сцене, а толпа танцует, гудит, как паровоз, и не обращает внимания на то, что они устали. Как долго нам еще здесь торчать? Бедный Кори. Вид у него измученный.
        Поправив волосы, я непроизвольно плетусь за Уильямом. Что-то не дает мне покоя, а когда я на взводе - успокоиться сложно. Я выбираюсь из шатра, прохожу в кромешной темноте несколько метров и понимаю, что парень не просто вышел подышать, но и решил прогуляться. Здесь его нет, но куда он побрел?
        - Господи, - закатываю глаза. Что я сказала-то такого? Вроде нормально болтали, ну как нормально - пытались друг друга поддеть, но что в этом удивительного? Между мной и этим парнем огромная пропасть в несколько тысяч миллиардов различий. Он любит черное, а я белое. Он громкое, а я тихое. Он соленое, я сладкое. Разные и столкнувшиеся. Не так уж и сложно поверить во взаимное сопротивление.
        Однако волнение за Уилла не дает мне покоя. Я почему-то чувствую, что задела его. Я схожу с места и направляюсь его искать. Боже, нашлась ведь мать Тереза. Даже если я и сказала что-то такое, что ему не понравилось, - успокоится. Побродит, подумает, поколотит еще один автомат с кофе и в себя придет. Но нет! Я плетусь вдоль темной улицы и смотрю по сторонам в надежде остаться в живых. А ведь именно в такие моменты ребят в фильмах ужасов убивают.
        - Класс, - я потираю ладони и вздрагиваю всем телом от холода. Когда на улице уже успело так похолодать? Утром - неимоверная жара, к ночи - жуткий холод. Лето такое же невменяемое, как и подросток. Само не знает, чего хочет: палить без передышки или же промораживать до костей.
        Я прохожу под мигающими фонарями и вглядываюсь в темноту. Кусты торчат тут и там, словно чьи-то растопыренные пальцы, а ветви деревьев шуршат, как будто кто-то скребет когтями. Да, с фантазией у меня дела обстоят прекрасно.
        Не зря ведь я проучилась четыре года на факультете журналистики. Теперь умею делать шум из ничего и воображать что-то там, где ни черта нет.
        Неожиданно метрах в пятидесяти от себя я вижу светлое пятно. Это магазин. Крыша у него светится, усеянная огоньками, как и вывеска: «Круглосуточно». Иду к нему в надежде, что Уильям решил купить пачку сигарет или что-то в этом роде. Деньги у него ведь теперь есть. Однако я резко торможу, едва моему взгляду открывается вид на парковку у центрального входа. Мой рот открывается и закрывается, вновь открывается и вновь захлопывается, как оконная рама на ветру. Я пару раз моргаю, а затем шепчу:
        - Какого черта?
        - Ты тоже это видишь? - неожиданно раздается голос Уильяма, будто бы выросшего из-под земли. Я хочу взглянуть на него, но не могу даже шевельнуться. Просто пялюсь на машину, стоящую возле магазина, и молчу. - Я сначала решил, что это от того, что я принял что-то, но ведь всё, что я могу принять, находится как раз в этой машине.
        - Офигеть!
        - Охренеть, птенчик.
        Как можно поверить в то, что психи, угнавшие нашу машину, сейчас делают здесь покупки, чтобы отправиться в дальнейший путь? Бывают ли такие совпадения? Я с трудом в них верю. Но спорить… Спорить сейчас, когда «Додж» Уилла стоит прямо перед моим носом, могу ли я? Внезапно мне становится смешно, и я закрываю рукой рот, прежде чем из него вырывается хохот.
        - Наша тачка…
        - Моя тачка, - поправляет парень.
        - Как такое возможно? Черт, да они просто лузеры.
        - Лузеры с поломанными ногами.
        Уильям расправляет плечи, сходит с места, а я испуганно округляю глаза.
        - Эй! - Я хватаю его за локоть. - Ты что творишь?
        - Иду за тачкой.
        - Один?
        - А ты хочешь со мной?
        - Уилл, давай позовем кого-нибудь. Ты ведь не знаешь, кто машину угнал. Вдруг там психи, слышишь? Вдруг тебе ноги переломают?
        - Тогда тебе придется мужественно оттащить меня обратно к шатру.
        - Не смешно.
        - Я не шучу. Держи! - Он стаскивает с плеч куртку и вручает ее мне, будто бы Святой Грааль. Цокаю и вспоминаю, как он ворвался ко мне домой, врезал отцу и курил, глядя на его судороги. Жуткое зрелище. - Жди здесь!
        - Уилл, я… Эй, черт бы тебя побрал, остановись! Уилл!
        Но парень даже не смотрит меня. Со скучающим видом подходит к «Доджу» и лениво разминает плечи. Дьявол, что он творит? У меня сводит желудок. Злая и испуганная, я не убегаю, а решаю подойти поближе и корю себя за подобную легкомысленность. Что эти психи сделают со мной, когда привяжут тело Уилла к выхлопной трубе? Наверняка им очень захочется развлечься с его подружкой. И их даже не будет волновать, что никакая я ему не подружка.
        - Если они не убьют тебя, - шепчу я, испепеляя спину Гудмена взглядом, - я сама это сделаю, птенчик.
        Останавливаюсь и чувствую, как замирает сердце, когда Уилл стучит в окно «Доджа». Из машины с недоуменной рожей выходит высокий мужик, но не успевает сказать ни слова, потому что Уилл размахивается и врезает ему кулаком по челюсти. Незнакомец ударяется о крыло машины, скатывается на землю и застывает, раскинув руки.
        - Черт, - пищу я и вижу, как двери машины распахиваются, оттуда появляются еще двое. О боже! Мужчины невысокого роста, но у каждого на руках татуировки, и что-то мне подсказывает, что они их не в тату-салоне сделали.
        - Какого хрена? - кричит один из них, у него смешная рыжая борода, он наступает на Гудмена. Мужик собирается его ударить, но Уильям отпрыгивает и усмехается. Ему весело. Класс! А вот мне, мать его, страшно до одури!
        Дальше никто уже не пытается узнать, что происходит. Незнакомцы наваливаются на Уилла и начинают махать руками, рыча, будто одичавшие звери. Звуки ударов свистят в воздухе, рыки проваливаются в темноту и возвращаются эхом. А я стою с кожаной курткой и пялюсь, словно у меня вдруг появилось желание понаблюдать за чем-то неприличным.
        - Хватит! - ору я. - Не трогайте его!
        Я растерянно оглядываюсь. Где же люди? Ну почему их никогда нет, когда они нужны! Я вижу, как из магазина выходит еще один мужик с прозрачными пакетами, наполненными пивом. Раскрыв рот, он растерянно стоит несколько секунд. Затем до него наконец доходит, что происходит, пакеты валятся из его рук с оглушающим треском, и пенистая жидкость льется на асфальт, рисуя нечто сюрреалистичное и странное, за что кретины в художественной академии непременно отдали бы баснословные деньги.
        Со смазанным стартом он срывается с места и бежит на Уилла, сжав кулаки. Мне даже в голову не приходило, что сходить с ума и бросаться на людей способен не только мой отец. Я бросаю куртку Гудмена на асфальт, разбегаюсь и врезаюсь в незнакомого мужчину, надеясь повалить его с ног.
        Зря надеюсь.
        - Ты что делаешь, дура? - шипит он мне в лицо и хватает меня под мышки.
        Я оказываюсь в воздухе, прямо напротив его широченной и краснючей рожи. Мужчина встряхивает меня, будто запылившийся ковер. Встряхивает, встряхивает и откидывает в сторону, как ненужную вещь. Я ударяюсь спиной о землю и зажмуриваюсь от сильной боли, перекатившись на живот. Черт подери! Когда я поднимаюсь на ноги, перед глазами пляшут черные пятна. Проходит пара секунд, прежде чем я опять начинаю видеть. Уилла удерживает низкий мужичок с рыжеватой бородой. Он ждет, когда его друг размахнется и врежет Гудмену, но я незаметно подкрадываюсь сзади, запрыгиваю на него и впиваюсь пальцами в его потное лицо. Он скачет со мной по парковке, а я рычу ему в ухо.
        В конце концов запыхавшийся и обозленный, он скидывает меня с себя и застывает, не переставая громко дышать. В глазах у него пылает ярость, и я прекрасно знаю, что обычно за этим следует. Собираюсь вскочить, но не успеваю. Мужчина молниеносно оказывается надо мной, и его толстенные колени припечатывают меня к асфальту.
        - Отвали! - ору я что есть мочи. Голос срывается, и я хриплю, словно выкурила все сигареты мира. - Пусти меня, пусти!
        Я бью по его уродливому лицу, а он ловит мои руки и морщит рожу, стиснув зубы. Рыча, он прижимает меня к земле, а пенистые слюни с его губ капают мне на кофту, будто он бешеный. От омерзения я кричу громче и извиваюсь под его толстым телом, не замирая ни на секунду. Но вскоре у меня не остается сил, и вместо криков я издаю стон, ощущая, как в груди горит и взрывается сердце. Боже, боже! Мне становится так страшно, что я едва сдерживаю слезы. Я помню отца, помню, что он со мной делал. Он бил, но никогда не лапал. Не прижимал к полу, не нависал, не стискивал в ловушке.
        - Пусти! Отпусти меня, отпусти! - повторяю я сиплым голосом, а он прижимает меня еще сильнее. Теперь мужик не злится. Он хохочет, его намерения в мгновение ока меняются, его руки не душат, а играют, дергая мою одежду, перебирая волосы.
        - Сумасшедшая, - гогочет он и наклоняется к моему лицу. Из его рта разит так сильно, что меня тошнит. Я отворачиваюсь, а он хватается пальцами за мой подбородок и тянет его на себя. - Что ты глаза отводишь, больше ничего не скажешь? Ничего?
        Я взмахиваю ногой, пытаюсь достать его, а он приподнимает меня и со всей силы ударяет об асфальт. Да так, что в глазах взрываются краски. Распахиваю рот и в ужасе гляжу на небо. Оно тут очень красивое. Чистое. Звезд столько, что не сосчитать.
        - Сумасшедшая, - ржет незнакомец, - иди сюда, иди ко мне.
        Он наваливается на меня и внезапно испаряется. Я ничего не понимаю. Не перевожу взгляд в сторону. Между висков плывет звон, перекатывается из одного уха в другое, а я просто смотрю вверх, часто моргая.
        Понятия не имею, сколько я так лежу. Зажмуриваюсь, прикрываю ладонями лицо и покачиваю головой. Нужно прийти в себя, да вот шевелиться больно.
        - Эй, птенчик, ты как? Слышишь меня? - Чьи-то мокрые ладони касаются моих пальцев. - Реган, посмотри на меня. Пожалуйста!
        Меня приподнимают. Это Уилл. Он гладит мои волосы, но я все равно молчу. Это он во всем виноват. Во всем, что с нами случилось.
        - Взгляни на меня, ты цела? Ты в порядке?
        - Да.
        - Реган, пожалуйста.
        - Что?
        - Посмотри на меня.
        - Не хочу.
        - Я прошу тебя! Слышишь? Дьявол, - он прижимает меня к себе. Я застываю, а его руки смыкаются за моей спиной. Я слышу, как громко стучит его сердце, как пульс прорывается на его шее. Он весь потный, горячий, а еще он весь дрожит, словно замерз. - Ты спятила! Что творила? Черт, поверить не могу.
        - Зачем ты это сделал?
        Я отстраняюсь и гляжу в знакомые глаза парня. Уильям сейчас другой. По его пылающим щекам скатываются капли пота, крови, грязи, а еще, кажется, он счастлив. Он улыбается, а я еле сдерживаю слезы.
        - Зачем? - вновь повторяю я. - Что ты творишь?
        - Они украли нашу машину.
        - Они могли нас тут убить.
        - Ты должна была ждать меня.
        - И смотреть, как эти кретины тебя убивают? - завожусь я и загораюсь, как спичка. Злость вновь наполняет меня. Я даже про боль забываю. Отталкиваю парня, вскакиваю на ноги и оглядываюсь.
        Вокруг нас валяются неизвестные. Они без сознания, но ведь скоро очнутся. Я протираю лицо, стискиваю зубы и несусь к «Доджу».
        Уилл молча поднимает куртку и следует за мной.
        Он прыгает за руль, заводит машину, и мы срываемся с места, подняв облако пыли. Я смотрю в окно, понятия не имея, что там пытаюсь отыскать. Просто гляжу, и всё. Бездумно. Просто стараюсь успокоиться, потушить пожар в груди, но у меня не получается.
        Все тело ломит от боли, завтра синяков будет столько же, сколько звезд на небе, а еще я до сих пор помню хохот этого кретина, когда он меня лапал. Я зажмуриваюсь, Уилл тормозит перед шатром, оттуда до сих пор доносится музыка, и глушит двигатель.
        - Послушай…
        - Заткнись.
        - Реган, я не хотел, чтобы так вышло.
        - Ты хотел!
        - Чего? - Он нервно постукивает пальцами по рулю. - Чтобы тебя придушили?
        - Чтобы тебя придушили.
        - Ты несешь бред.
        - Тогда какого черта ты туда поперся! - повернувшись к парню, взрываюсь я. - Нет, объясни, потому что я, блин, не понимаю. Чего ты хотел? О чем думал? Неужели до тебя не дошло, что будут проблемы, что эти психи не отдадут тебе машину просто так? Ты всё понимал, Уилл, и шел туда шею свернуть.
        - Тебя не сильно потрепали?
        - Ты меня не слушаешь.
        - Может, врача надо найти?
        - Не нужен мне врач. Я понять тебя хочу. Мы могли позвать на помощь, могли копов найти, ребятам рассказать, но ты ринулся разбираться. Зачем?
        - Хорошо, что ты в порядке, - обрывает он меня и выпрыгивает из машины.
        Уильям хлопает дверью с такой силой, что приборная панель дребезжит и стонет, и я тут же выскакиваю из салона, сжимая в ярости кулаки.
        - Куда ты убегаешь? - спрашиваю я. - Эй, остановись, я с тобой разговариваю!
        - Но я с тобой не разговариваю.
        - По какой причине?
        - По любой причине.
        - Уилл! - Я нагоняю парня и резко поворачиваю к себе. В его глазах вспыхивает молния, я вижу ее, но не пугаюсь. - Что на тебя нашло? Ты ведь погибнуть мог.
        - И что?
        - Не говори так. Мы могли серьезно пострадать.
        - Но ведь обошлось.
        - А если бы не обошлось? Что тогда? - Я приподнимаюсь на носочки и смотрю парню прямо в глаза. Мне давно так страшно не было, а ему наплевать. - Ты не должен был идти один, не должен был меня в это втягивать. Уилл, это настоящее безумие! Ты просто сиганул с утеса, прекрасно понимая, что расшибешься в лепешку.
        - Похоже на меня.
        - Неправда.
        - Ты совсем меня не знаешь.
        - Ты не самоубийца. Не говори чепухи!
        - Что конкретно тебя не устраивает? Чего ты разоралась? Ты благодарна мне должна быть. Я создаю твои воспоминания. Что твоя жизнь без этой поездки? Что ты вспомнишь?
        - Ты считаешь, вспоминать о чокнутом психе, который придавил меня к асфальту и едва не изнасиловал, круто?
        - Хотя бы что-то.
        - Хотя бы что-то? Да ты спятил!
        - Да! - отвечает Уильям и смеется. - Да, я спятил. Довольна? Мы закончили сеанс психотерапии? А теперь проверь наши вещи. Займись чем-то помимо мозгового штурма.
        Он машет рукой и скрывается в шатре, а я смотрю ему вслед и едва сдерживаюсь от безумного желания убежать отсюда как можно дальше. Что у него в голове? Что вообще с ним происходит? Он что, ненормальный? Считает, в жизни главное - с ума сойти?
        - Идиот, - шепчу я.
        Черт, просто не верится, что несколько минут назад я пыталась выколоть глаза тому кретину. Я оказалась смелее, чем думала. Правда, все равно проиграла. Чтобы кинуться в бой, я силы в себе нашла, а чтобы выиграть его - нет.
        Иду к машине, оглядываю вещи. Кажется, ничего здесь не изменилось. Много сумок, какое-то барахло. Я копаюсь в вещах, перебираю их и вдруг случайно роняю на асфальт сумку Уильяма. Сначала я хочу поднять ее, а потом мне в голову что-то ударяет, и я начинаю молотить по ней ногами, стиснув зубы.
        - Чертов псих, - рычу я, поднимая пыль вокруг себя, - как же я тебя ненавижу, как же я тебя терпеть не могу, идиот, придурок!
        Сумка раскрывается, и воздух из меня выходит, будто бы я сдувшийся шар. Дьявол! Как же я устала, хочу есть, спать, убивать. Особенно Уильямов Гудменов. Да, их я бы всех стерла с лица Земли, начиная с того, что прячется в шатре.
        Присаживаюсь на корточки и вижу перед собой кепку. Из нее Уилл доставал имена тех, кто оказывался несчастным-слугой-беднягой. Мелкие листочки валяются у носков моих ботинок. Я собираю их, сгребаю в кучу и бросаю в кепку, однако неожиданно один из листочков переворачивается, и я читаю надпись: «Реган».
        - Что? - Третий раз? Серьезно? Грудь распирает от негодования. Я выкидываю из кепки все листочки, переворачиваю их и понимаю, что на каждом из них лишь мое имя. - Ах ты сукин сын! - восклицаю я. - Вот это да, вот же ты кретин, Уильям Гудмен!
        Я перевожу взгляд на вход в шатер, мне хочется сорваться с места, чтобы найти Уилла. Но я беру себя в руки. Это было бы слишком просто.
        Вдохнув в грудь побольше воздуха, я не складываю листочки в кепку, а тянусь к рюкзаку, чтобы найти ручку или карандаш.
        - Теперь мой ход, птенчик.
        Глава 10
        Мы уезжаем рано утром. Всем хочется спать, но еще больше хочется убраться отсюда как можно дальше. Мы не знаем, попытаются ли психи вернуть машину.
        На улице занимается рассвет. Солнце всплывает над горизонтом, прохладный воздух в считаные секунды нагревается и становится душным, влажным, тяжелым. Я жмусь в угол, обхватываю ноги и тихо гляжу в окно, покусывая губы. Мне чертовски не по себе. Даже смотреть не хочу на руки и плечи. Я знаю, что там у меня синяки, отпечатки пальцев того кретина. Знаю, что где-то в волосах запеклась кровь, и еще я знаю, что смыть ее мне негде. Оттого я себя ощущаю грязной и чужой. Будто бы я - не я.
        С Уиллом я не разговариваю. И не потому, что злюсь, а потому, что не хочу. У этого человека слишком много заскоков, как и у всех, но я не готова разгребать его дерьмо. У меня своего навалом.
        Неожиданно я вспоминаю родителей. Как они там? Как мама? Возможно, у отца случилось просветление и он больше не бьет ее?
        Мотаю головой и тут же жалею об этом: по всему телу прокатывается цунами из мурашек, и раны вспыхивают, словно факелы. Спину жжет. Я усмехаюсь.
        Ирония какая-то: куда бы я ни пошла, везде мне попадает. А вдруг это знак? Может, у всех девушек по имени Реган отстойная жизнь? Нас мало, и поэтому тот чувак, что на небе, внимания нам больше уделяет. Проходится по списку и такой: ммм, а почему бы мне не поиздеваться над Реган? Какую бы выбрать… Ага! Их всего-то семь на семи континентах! По одной неудачнице на каждый участок суши.
        Я опять растягиваю губы в улыбке, и Кори трогает меня за плечо.
        - Чего ты? - У него добрые глаза. Кори Гудмен - сгусток света. Я смотрю на него, и день становится лучше.
        Он всегда меня выручал. Я прибегала к нему после ссор с предками, а он никогда ничего не говорил и не гладил меня по голове. Кори слушал. Когда я едва ли не с легкими выплевывала из себя слова, он садился рядышком, вот прямо как сейчас, и обнимал меня. Крепко к себе прижимал, и сразу же становилось лучше. Он про родителей ни слова мне не сказал. Не говорил, что они уроды или что у них не все дома. Это ведь мне и так известно, мои предки далеко не подарок. Но он молчал, между нами было негласное правило: молчать о том, что режет похлеще лезвий. И я ценила эту его сдержанность. Я и сейчас ее ценю. Ценю его умение говорить о проблеме, не затрагивая проблему. Таким талантом обладают только самые близкие люди, только те, кто знает о тебе всё, но никогда не пользуется этим, а бережет.
        - Я просто задумалась, - отвечаю я с легкой улыбкой.
        - О ком же?
        - Обо мне, конечно, - громко встревает Уильям с водительского сиденья и смотрит в зеркало заднего вида. Он усмехается, а я закатываю глаза.
        - Это было бы слишком банально, - замечаю я и поворачиваю голову к окну.
        - Это было бы поразительно, - язвит Тэмми, открывая бардачок. Она копается в нем, искоса поглядывая в мою сторону. - Такая монашка, как ты, о парнях, наверное, совсем не думает. Чем ты вообще занимаешься, а? Нет, я сейчас на полном серьезе. Как развлекаешься? Как время свободное проводишь? Ты не пьешь, не куришь. Правильная такая, но на язык острая, значит, жизнь успела тебя потрепать.
        - Как и тебя, - я улыбаюсь одними губами. Мои глаза излучают холод.
        - Так в чем секрет? Поделись, мисс я-никогда-не-веду-себя-как-хочу.
        - Ты так много сказала, что я уже забыла вопрос.
        - Как ты развлекаешься? - повторяет девушка, но неожиданно громко вскрикивает и откидывается на сиденье. В глазах у нее мелькает подобие ужаса, однако уже через секунду там вспыхивает какое-то благоговение, будто она увидела лик самого Христа в отражении компакт-дисков. - Твою мать…
        - В чем дело? - резко бросает Уилл.
        - Взгляни!
        - Да что там?
        - Не поверишь.
        - Что случилось? - Мы с Кори придвигаемся к девушке и одновременно застываем, увидев в бардачке пакетики с белым порошком.
        Их два или три. Но не нужно быть специалистом, чтобы понять, сколько денег на них потрачено. Глаза у меня лезут на лоб, а Джесси воет не своим голосом, словно волк на луну:
        - Вот это да!
        - Мои молитвы услышаны, - шепчет Тэмзи и достает прозрачный пакетик. Взгляд у нее блуждающий, и мне вдруг становится чертовски страшно, что она прямо сейчас распахнет пакет и вывалит себе в глотку содержимое.
        - Убери это! - командует Кори. - Быстро выкинь это дерьмо!
        - Что? Ты спятил?
        - Ты слышишь меня, Тэмми?
        - Не собираюсь я тебя слушать. Лучше мы тебя выкинем, уяснил?
        - Следи за тем, что несешь, - холодно бросает Уилл. На девушку он не смотрит, но я думаю, до Тэмми и так дошел смысл его слов. Кори кивает, а я невольно перевожу взгляд на Уильяма. Мне приятно, что он заступился за Кори. - Откуда это здесь?
        - Наверное, оставили те идиоты.
        - Не такие уж они и идиоты, раз знали, как оттягиваться, - мурлычет Тэмми. Она сжимает пакетик в руках и одержимо следит за тем, как крупицы порошка перекатываются из одного уголка в другой. - Нужно попробовать.
        - Попробовать? - переспрашивает Кори. - Ты с ума сошла?
        - Я не маленькая. Хочу развлечься.
        - Это не смешно.
        - Можно я сама буду выбирать?
        - Это не таблетки, Тэмми, - продолжает младший Гудмен, наклонившись к девушке, - ты увязнешь, а слезть не сможешь.
        - Заткни своего брата, Уилл! Он как надоедливая мошкара.
        - Эй, она права, - говорит старший Гудмен и оглядывается, растягивая губы в привычной для него легкомысленной улыбке. - Пусть Тэмзи делает, что хочет.
        - Ты на ее стороне?
        - Мы здесь не для того, чтобы поучать друг друга.
        - Но это неправильно.
        - Что ты за друг, раз портишь ей кайф?
        - А что ты за друг, раз позволяешь ей впутываться в это дерьмо? Что ты за друг, если смотришь, как она черту переступает, и ничего не делаешь?
        - Не драматизируй!
        - Прости, я учился на факультете журналистики.
        - Что ты нудишь, а? В дерьмо впутываться, черту переступать… Она просто разок оторвется. Ничего не случится. В жизни всё гораздо проще, братец.
        - Да, Уилл, так и есть. В жизни всё проще, и одного раза ей будет достаточно, чтобы на всю жизнь подсесть. - Он качает головой. - Знаешь, я…
        Неожиданно Кори замолкает. Глядит на Уильяма, а затем откидывается назад, будто разглядел нечто такое, чего никогда прежде не видел. Он продолжает молчать, а Уилл изо всех сил сжимает руль, и его пальцы становятся белее.
        - Что? - спрашивает он, но Кори молчит. - Что я должен знать?
        - Ничего.
        - Скажи.
        - Не хочу!
        - Господи, Кори, мы же не в детском саду. Скажи, что хотел, и мы закроем эту тему.
        - Ладно, хорошо. - Мой друг подается вперед. Никогда не видела его таким. Впрочем, я думаю, он тоже никогда не чувствовал ничего подобного. - Я хотел сказать, что всегда считал тебя крутым. Но нет, Уилл, ты совсем не крутой.
        - Что? - Парень нервно усмехается.
        - Мне казалось, ты на машине раскатываешь, чтобы впечатлений набраться. Но здесь что-то другое. Ты с ума сходишь. Ты раньше таким не был.
        - Не понимаю, что ты несешь.
        - Не понимай.
        - При чем тут моя машина и желание Тэмми обдолбаться до смерти?
        - Дело не в том, что Тэмми хочет обдолбаться, а в том, что ты ей это позволяешь.
        - А я ей папочка, что ли, чтобы следить, чем она занимается?
        - Тебе наплевать на нее.
        - А это секрет?
        Он вновь усмехается, а Тэмзи резко отворачивается к окну. Не знаю, видит ли Уилл, что делает ей больно, но от самоуверенной Тэмзи Пол внезапно остается жалкое подобие. И мне становится ее жаль. Впервые я испытываю нечто подобное по отношению к этой девушке.
        - Знаешь, это твое дело! - Кори машет рукой и вновь откидывается назад. Он судорожно сглатывает. - О’кей.
        - Всё в норме, брат?
        - Да.
        - Я не понял, на что ты злишься, Кори.
        - Я не злюсь.
        - Точно?
        Кори кивает. Придвигается ко мне и крепко стискивает мою руку. Мне больно. Кори слепо шел за своим братом. Как жаль, что только сейчас он понял, какой он испорченный, гнилой и опасный. Он красиво говорит, он красиво обещает, но он эгоист и циник.
        «Потерянный», - неожиданно думаю я и морщусь. Какой еще потерянный? Глупость. Уильям Гудмен знает, чего хочет. А хочет он всего. И не важно, правильно это или нет.
        Я невольно бросаю взгляд на Уилла, и мы встречаемся взглядами. Мне не дает покоя раздвоение его личности, перепады настроения. Иногда он заставляет меня смеяться, а иногда я едва сдерживаю горячий поток ненависти к нему. Похоже, он недоумевает. Но даже сейчас умудряется криво улыбаться.
        Что с ним не так? Что им движет, когда он бросается в драку, понимая, что может не просто проиграть, но и пострадать. О чем он думает, когда молотит кулаками по автомату, напивается вдребезги или танцует до изнеможения. Неожиданно мне кажется, что Уильям Гудмен - бомба, которая вот-вот взорвется и уничтожит всех, кто находится с ним рядом.
        И мне становится страшно.
        Внезапно Уилл поворачивает руль вправо, и машина со свистом тормозит на обочине. Мы подаемся вперед, а парень уже выпрыгивает из салона. Что он делает? Не знаю. Но понимаю, что сделать он может что угодно.
        Уилл открывает пассажирскую дверь, и Тэмзи едва не вываливается наружу. Гудману, похоже, на это наплевать. Он открывает бардачок, достает пакетики с порошком, а затем вырывает дозу из цепких рук девушки. Она возмущается, но парень даже не смотрит на нее и отходит от автомобиля по зеленой траве.
        - Что ты делаешь? - кричит Тэмми и бросается за ним.
        Уильям не останавливается. Я тоже выхожу из «Доджа» и вижу, как парень разрывает пакетики. Белый порошок вспыхивает и искрится, будто снег, а затем ветер подхватывает его и уносит мимо перекошенного лица Тэмзи Пол.
        Я совершенно ошарашена происходящим. Мне кажется, я приросла к месту, но, оказывается, я иду к Уиллу на ватных ногах. Просто не верится, что он это сделал.
        - О боже! - Тэмми от злости дергает себя за бирюзовые волосы.
        В глазах у нее ужас, паника. Взгляд бегает от лица Уилла к его рукам, потом обратно. Вверх-вниз. Кажется, Тэмми вот-вот рухнет в обморок от шока. Она подбегает к Уиллу, трясет его за плечи изо всех сил, как одержимая.
        - Ты что сделал? Какого хрена, Уилл? Ты спятил?
        - Отвали, Тэмми!
        - Нет, объясни, что на тебя нашло. Дьявол!
        - Ты разорвал сотни баксов, - замечает Джесси, - ты точно сумасшедший.
        Уильям не отвечает. Сбрасывает руки Тэмми с плеч и возвращается к машине. Я наблюдаю за ним, не зная, что сказать. Впервые слова не идут на ум, и это сбивает меня с толку. Вильгельм Завоеватель останавливается перед Кори. Вид у него тот еще. Мой друг пялится на брата во все глаза и, точно рыба, хватает губами воздух.
        Уильям хватает Кори за шею и прижимает к себе. Они смотрят друг на друга так, что у меня мурашки пробегают по спине.
        - Всегда говори мне, что думаешь, - шепчет Уилл, обнимая брата. Тот кивает. - Я никому, кроме тебя, не доверяю, слышишь?
        - Я не хотел, чтобы ты… Не хотел, чтобы…
        - Не важно. Ясно? Я не разочарую тебя. Просто говори, я услышу.
        - Ладно.
        - Договорились?
        - Да, Уилл! - Кори прикрывает глаза и сжимает плечо брата так, словно это его единственная опора. В этом безобидном жесте столько надежды. Чувствую, как живот сводит судорогой, и неуклюже обхватываю себя руками. Смотреть на беззащитного друга невыносимо. Еще страшнее смотреть на то, как он опирается о прозрачную стену, которая в любой момент может исчезнуть. Уилл - прозрачная стена. Я вижу, ощущаю, знаю, он не бросит Кори, он глядит на него так, что дух перехватывает. Но он ненадежный, зависит от настроения, мыслей, погоды, людей.
        Похлопав брата по спине, Уилл выпрямляется и растягивает губы в привычной для него улыбке. В фальшивой улыбке, если быть точнее. Он щурится от солнца, прикрывает рукой глаза, а затем направляется ко мне. Я гляжу на него, не зная, чего ожидать.
        Ребята загружаются в машину, а мы с Уиллом стоим друг напротив друга. Смотрим куда угодно, только не в глаза. Он достает сигарету, затягивается и шепчет:
        - Присмотри за ним.
        Я все смотрю на него, а Уилл продолжает глядеть куда-то вдаль за горизонт, словно там скопились ответы на все его вопросы.
        - Зачем?
        - На случай, если я опять отключусь.
        - Что с тобой? Что происходит? Такое впечатление, будто в твоей голове полный кавардак.
        - Так и есть, птенчик. В моей голове стоит дикий ор. Джаз, рок-н-ролл, голос матери, Кори, двигатель, ветер. Я закрываю глаза, а шум становится громче.
        - Когда ты в последний раз нормально отдыхал, Уилл? Спал ночью, а не сбивал ноги в клубе? Тебе нужно поспать.
        - Я не могу.
        - То есть?
        - То есть не могу.
        - Но почему?
        - Мысли, птенчик. Они не дают мне спать.
        - И единственный способ заснуть - надраться по самое не хочу?
        - Ты быстро соображаешь! - Уильям переводит на меня взгляд и выпускает дым от сигареты мне в лицо. Я отворачиваюсь. - Ты злишься на меня?
        - При чем тут это?
        - Просто интересно.
        - Мне наплевать на то, что ты сделал с наркотиками, Уилл.
        - Я про драку.
        - И на драку мне наплевать. - Я поднимаю взгляд на парня в полной уверенности, что тот опять прожигает меня ироничным взглядом. Однако Уильям даже не дышит. Смотрит на меня и ждет чего-то. Вот только чего? - К чему эта поездка?
        - Отмечаем выпуск Кори.
        - Ты лжешь.
        - Думаешь?
        - Куда ты едешь?
        - Я просто еду.
        - Но куда?
        - А что, обязательно иметь пункт назначения? В путешествии главное - не конечная остановка, а сам путь. - Он опять становится тем Уильямом Гудменом, которого я знаю и терпеть не могу. Улыбка расплывается на его лице, и я закатываю глаза. - Что? Чего ты?
        - Не важно. Если ты не против, нас ждут.
        - Против, конечно. Мне чертовски нравится стоять здесь на жаре и болтать с тобой о какой-то чуши.
        - Тогда почему мы здесь стоим? - спрашиваю я. - Это ведь ты ко мне подошел. Забыл?
        - Я просто остановился, а ты оказалась рядом.
        - Ого! Классное оправдание.
        - Кто ж виноват, что ты вечно поблизости, птенчик.
        - Знаешь… - в моей голове крутится много оскорблений, но все они застревают где-то в горле, и я просто нелепо топчусь на месте, прожигая Уилла ледяным взглядом, а он при этом еще шире улыбается.
        - Вот видишь, тебе даже сказать нечего.
        Он выбрасывает окурок и направляется к «Доджу», а я громко выдыхаю. Дьявол, поскорее бы остановиться в каком-то мотеле. Я бы с радостью упала на кровать и уснула, лишь бы провести пару часов без лютого желания врезать по самодовольному лицу Уильяма Гудмена.
        Мы заезжаем в небольшую забегаловку с идиотским названием «Еда у Эда». Здесь немного людей. Столики широкие, окруженные кожаными старыми диванами. Они вдоль и поперек покрыты тоненькими трещинами, будто шрамами. Мы занимаем место возле окна, заказываем еду. Тэмми кладет голову на стол, Джесси кладет голову на Тэмми. Я же сижу рядом с ними и пялюсь на Уильяма и Кори, которые похожи на двух восставших из ада неудачников, позабывших о том, что иногда стоит мыться и стирать вещи.
        - У нас неплохая группа образовалась, - говорит Джесси и улыбается. - Мы можем гастролировать и зарабатывать деньги.
        - Мы отстойно выступили, - бурчит в стол Тэмми. Мне интересно, она когда-нибудь воздерживается от пессимистичных комментариев?
        - Нормально выступили. Нам только название придумать надо.
        - Ну давай, - соглашается Уилл, подперев подбородок ладонями, - какие варианты?
        - Я ведь поэт, а не рекламщик.
        - А поэты разве не креативные?
        - Они, скорее, пассивно-несчастные. Изливают душу в отчаянии.
        - «Ветер перемен», - неожиданно провозглашает Кори и зарабатывает сразу четыре косых взгляда. Да-да, даже Тэмми приподнимает голову и фыркает:
        - Ты еще скучнее, чем я думала.
        - Что? - смущается он. - Нормальное название. - Он нервно мнет салфетку, уголки его губ дрожат. - Вполне сносное. Рассчитанное на…
        - …старперов, - заканчивает зеленоволосая девушка. - Да уж, «Ветер перемен». Ну ты и сказал, котик.
        - «Переменный ветер», - хихикает Джесси.
        - Прогноз погоды какой-то, - улыбается Уилл. - Группа «Метеорологи», встречайте!
        - «Синоптики»!
        - «Плотники»!
        - «Охотники»!
        - «Подлокотники»!
        - Думаю, я выражу общее мнение, когда попрошу вас заткнуться, - говорит Тэмзи и улыбается. - Такими темпами наша группа будет называться «Идиотики».
        - Тэмми, - широко улыбается Уилл и касается пальцами ее руки, - ты тоже в теме!
        - Я в реме.
        Я вдруг прыскаю со смеху, а ребята задумчиво морщат лбы. Ох, с кем я сижу рядом. Неужели они не поняли шутку? Внезапно Тэмзи Пол на несколько ступеней поднимается в моем списке стерв-самоубийц. А так как знаю я таких девушек мало, точнее, совсем не знаю никого, она автоматически занимает первое место.
        Нам приносят картошку, бекон и огромные чашки с чаем. Они настолько огромные, что я не могу ее обхватить. Пахнет острой приправой. Мы не ели нормально уже несколько дней, и мне хочется проглотить все, что находится на столе. Минут пять мы молчим, изредка перекидываясь взглядами, но это к лучшему, иначе кто-то бы да поперхнулся. Я обжигаю себе язык, когда запиваю картошку, но мне все равно. Чувствую себя сорвавшейся с цепи голодной собакой.
        - Приедем в Сиракьюс и снимем себе нормальное жилье, - внезапно говорит Уилл и кивает сам себе, перемешивая сахар. Вид у него какой-то задумчивый. - Мы ведь с вами денег подзаработали. Можем позволить себе ночь в нормальном отеле.
        - А не потерпеть ли до Нью-Йорка? - спрашивает Кори.
        - Нью-Йорк? - удивляюсь я, округлив глаза. - Мы поедем в Нью-Йорк? Вот это да.
        - Да, птенчик. Кажется, еще чуть-чуть, и тебе не о чем будет мечтать.
        Я собираюсь ответить, но у Кори звонит телефон. Он виновато кривится и достает жирными пальцами сотовый.
        - Предки проверяют, жив ли ты, - зло усмехается Уилл и отворачивается к окну. Я и хотела бы не обращать на него внимания, но у меня ни черта не получается. Я вижу, как он стискивает зубы, и понимаю: здесь что-то не так. Я чувствую это. Внезапно мне кажется, что Уильям Гудмен - такой же человек, как и все остальные. Что он ранимый и живой. Если ударить его, кровь польется. Он только с виду железный, а внутри, как и мы, уязвимый. Я разглядываю его до тех пор, пока Кори неожиданно не толкает меня в бок.
        - Что такое?
        - Вернись с небес на землю.
        - В смысле?
        - Это тебя.
        - Меня? - Я удивленно смотрю на него, а друг виновато кивает.
        Прежде чем ответить, выхожу из-за стола. Иду вдоль стойки, пыльных окон и тихо постукиваю зубами, будто бы от холода. Морозит меня от предвкушения разговора, которого не получится избежать.
        Я откашливаюсь и прикладываю телефон к уху.
        - Да?
        - Реган, - выдыхает мама, и сердце у меня туго сжимается.
        Я ощущаю вину, свалившуюся на мои плечи тяжеленным грузом, и замираю, прилипнув к полу. Внутри всё переворачивается. Мне так паршиво, что в глазах рябит и темнеет. Я зажмуриваюсь и прислоняюсь спиной к стене, словно она сможет меня удержать. Нет, не сможет.
        Едва мама начинает говорить, я скатываюсь по ней вниз и оседаю на полу, положив голову на дрожащие колени.
        - Ты где, Реган? Куда ты пропала, Реган?
        - Мам, всё в порядке.
        - Ты должна вернуться.
        - Считаешь?
        - Конечно! Реган, послушай, я всё понимаю, но здесь твой дом.
        - Это вряд ли.
        - Я ведь жду тебя, ты - единственное, что у меня есть, Реган. Ты слушаешь? Кроме тебя у меня только скрипящий по швам брак и разваливающийся коттедж. Возвращайся, милая, прошу тебя, я поговорю с отцом. Я скажу ему, чтобы…
        - Прекрати!
        - Нет, я скажу, я обещаю!
        - Ему наплевать. Я не хочу возвращаться. И ты уходи. Слышишь?
        - Я не брошу его. Он ведь твой отец, Реган. Ему очень плохо сейчас.
        - Неужели так по мне скучает? - Я усмехаюсь и тут же виню себя за грубость. Но что мне еще остается? Я знаю, что не должна так говорить. Но как я могу вести себя иначе, если в моей голове нет ничего, кроме опасного яда, выпускающегося при любом упоминании об отце? Это защитная реакция, механизм. Этого не изменить.
        - Он в больнице, Реган.
        - В больнице? - переспрашиваю я, выпрямившись.
        - Да. Что-то с сердцем, давление. Я не знаю, какая-то чушь, о которой врачи ни черта не говорят. Они все пялятся на меня, спрашивают о чем-то, а я молчу.
        - Почему молчишь?
        - Потому что я ничего о нем не знаю, Реган! Знаю только, что он пьет, как будто бы завтра подохнуть собирается! Что он любит трахаться на заднем сиденье машины и пиво, простоявшее в холодильнике пару ночей!
        Я крепко зажмуриваюсь. Ее слова полоснули по мне, будто бритва. Раскрываю рот, дышу часто и ощущаю, как от отвратительной дрожи сотрясается мое тело. Мне вдруг хочется выкинуть телефон, разбить его, швырнуть подальше.
        - Прости, - хрипит мать, - я не должна была этого говорить, не должна была…
        - Ты выпила?
        - Я не…
        - Ты выпила! - Я киваю и с силой ударяюсь головой о стену. В глазах вспыхивают точки, а сердце сжимают невидимые когти. Как бы мне не хотелось сейчас слышать всё это, но я слышу. Я здесь и сейчас, и это паршиво и больно.
        - Я немного выпила, правда. Я чуть-чуть, малышка. Ты вернешься?
        - Нет.
        - Реган, прошу тебя, ты нужна мне здесь.
        - Я так не думаю, мам.
        - Зачем тебе думать? - громко спрашивает она. - Просто вернись - и всё! Вернись, ты меня слышишь? Ты нужна мне, ты должна быть со мной рядом, когда мне плохо!
        Я опускаю голову и прикладываю пальцы ко лбу. Сколько раз я успокаивала маму, сидела на кухне и прижимала ее к себе, хотя мои руки ныли от синяков и ссадин. Я делала это, потому что она нуждалась во мне. Но почему она никогда не думала, что и я нуждаюсь в ней? Что и меня нужно обнять?
        Боль, которую я не ощущала уже очень и очень давно, вырывается из меня диким потоком. Я крепче стискиваю телефон.
        - Знаешь, мам, - шепчу я, - мне кажется, вы друг друга стоите.
        Я сбрасываю звонок и молча пялюсь на экран, понятия не имея, что делать. В груди так горячо, что больно дышать. Но я дышу - через силу, потому что так надо. Потому что у меня нет другого выхода. Я должна жить дальше, несмотря на все то дерьмо, что меня окружает. Я должна подняться и идти, ведь иной возможности не представится.
        Я должна, но не маме, а самой себе.
        Я поднимаюсь и бреду к туалету. Перед зеркалом поправляю волосы, умываюсь и замираю, растерянно глядя на свое отражение. Капли скатываются по щекам, падают на темно-коричневую майку, но я не обращаю внимания. Я просто смотрю на себя и тихо, размеренно дышу. У всех ведь есть проблемы. У меня вот предки не совсем адекватные, но у кого-то и похуже бывает. Верно? Я точно знаю. Люди болеют, умирают, с ума сходят. Близких теряют. Себя теряют.
        Я опираюсь на край мойки и опускаю плечи. Бывает хуже, бывает…
        - Ты в порядке? - раздается знакомый голос, и я оборачиваюсь. Глаза у меня красные, но я не плакала. Я ведь никогда не плачу.
        - Да.
        Уильям чешет нос и прислоняется спиной к потертой двери, складывает на груди руки.
        - Ты что-то хотел?
        - Тебя проверить.
        - А зачем меня проверять?
        - Друзья заботятся друг о друге, птенчик.
        - О, а мы с тобой друзья, оказывается? Круто. Я не ожидала, черт, прости, для такого торжественного момента я плохо одета.
        - Ничего, тебе идет. Синяки на лице и руках отлично подчеркивают глубину твоих полопавшихся в глазах сосудов. Поверь, здесь бы странно смотрелась чистая и отглаженная одежда. Драные шорты и майка - то, что нужно.
        - Рада, что ты одобрил.
        - Я не одобрил. Я только сказал, что синяки сочетаются с грязной одеждой.
        - Ах, сочетаются! - Я щурюсь и приближаюсь к парню, ясно представляя, как размахиваюсь и врезаю ему. Мы оказываемся так близко, что я ощущаю странный запах мелиссы, исходящий от его кожи. - Меня уже тошнит от твоей грамотности. Откуда такие парни берутся? Может, ты с другой планеты?
        - А ты, может, выиграла звание главной язвы Янгстауна?
        - Я там каждый год побеждаю, котик.
        - Я и не сомневался. Возьми. - Уилл протягивает мне тюбик с кремом и серьезно говорит: - Это от синяков. Будет покалывать, но зато болячки быстро пропадут.
        - Не нужна мне твоя мазь.
        - Это не моя мазь. Теперь возьмешь?
        - Ничего я не возьму. Синяки и без нее пройдут.
        - Так они пройдут через пару дней.
        - А так через пару недель. Переживу.
        Я упираю руки в боки, а Уильям с вызовом прищуривает голубые глаза. Впервые мне кажется, что он готов свернуть мне шею от злости и усталости.
        - Просто. Возьми. Мазь. - Он подается вперед, а я отпрыгиваю назад.
        - Не хочу! Себя обмазывай.
        - Ты издеваешься? Будем из-за крема препираться?
        - Я тебя не задерживаю. Это женский туалет.
        - Это общий туалет.
        - И что с того? Я сама как-то справлюсь, договорились? Под холодной водой руки подержу. Слышал о таком? Необязательно себя кремом измазывать вонючим, чтобы от синяков избавиться, умник.
        - Что за детский сад, птенчик? - Уилл вновь надвигается на меня.
        - Даже не приближайся. Я уже сказала, мне ничего от тебя не нужно.
        - Ну значит, я не услышал.
        - Всё ты услышал!
        - Да, услышал, что ты собираешься руки под холодной водой держать.
        Внезапно взгляд Уильяма вспыхивает ярким фейерверком, и я тут же понимаю, что обернется это холодной войной. Он быстро подходит к крану, а я со смехом отскакиваю в сторону, но не успеваю и пару шагов сделать, как оказываюсь наполовину мокрой.
        Я визжу, а он сильнее зажимает пальцами поток воды, и капли летят мне в глаза, на одежду и волосы. Я закрываю лицо ладонями, а Уилл смеется, направляя водяные струи в мою сторону. В конце концов я срываюсь с места и несусь на него, намереваясь окунуть его чудесные светлые волосы в мойку. Но потом до меня доходит, что нагнуть его будет совсем непросто, и я подскакиваю к соседнему крану. Включаю холодную воду, набираю ее в ладони и плещу ему в лицо. Меня трясет от смеха, и я улыбаюсь так широко, что щеки сводит.
        - Кажется, ты зря обмазывался этой дрянью, котик, - смеюсь я, наблюдая за тем, как Уилл свободной рукой протирает мокрое лицо. Вода попадает мне в нос, и от неожиданности я отшатываюсь. Черт! Я отвлекаюсь всего на пару секунд, а Уильям тут же оказывается рядом и обхватывает меня руками за талию.
        - Кое-кто хотел подержать синяки под холодной водой, верно? А где у нас еще синяки, не только ведь на руках, я прав, птенчик?
        - О боже, Уилл, прекрати, прекрати! - Я хохочу и не прекращаю смеяться, когда он начинает плескать холодную воду мне в лицо. Пытаюсь вырваться, но он так крепко обнимает меня, что любые попытки бесполезны.
        Не знаю, когда до меня доходит, что я всем телом прижимаюсь к Уильяму. Но когда я это осознаю, щеки заливает пунцовой краской. Я уже не смеюсь, порывисто дышу, замираю, и Уилл застывает. Я думаю, он тоже лишь сейчас понял, что прижимает меня к себе так крепко, что я спиной ощущаю рельеф его торса, и мы оба буквально перестаем дышать. Я не могу пошевелиться и могу думать только о том, что горячие ладони парня сжимают мои плечи, затем медленно спускаются вниз по рукам, талии и останавливаются где-то на бедрах.
        Его тяжелое дыхание обжигает мне шею, грудь сдавливает неизвестное чувство, и я поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом в отражении.
        Уилл в зеркало не смотрит. Он смотрит на меня. Его взгляд смело путешествует по моим плечам, прилипшим к скулам волосам. Его щека касается моей, и мои колени подкашиваются по неизвестной рассудку причине.
        В этот момент Уилл все-таки выпрямляется, и наши взгляды встречаются в отражении. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Растерянность. Какая-то глупая неловкость и смущение. Сердце делает кульбит, а Уилл смотрит так пристально, что меня обдает жаром, словно меня окатили кипятком.
        - Что вы натворили? - раздается громкий возглас, и я отскакиваю от парня. Мы оборачиваемся и видим разъяренную уборщицу. Она, словно дикая фурия, проносится мимо, подбегает к забрызганному зеркалу и сокрушенно качает головой. Вид у нее такой, словно мы не водой туалет забрызгали, а чем-то похуже. - Чем вы тут занимались? Что делали? Малолетние извращенцы!
        Я не могу сдержать смех. Уилл тоже взрывается хохотом, однако потом виновато опускает голову:
        - Мы согрешили.
        - Осквернили сей храм, - подыгрываю я. - Он опасный искуситель. Перед ним очень трудно устоять, поймите. Я хотела, но не смогла. Даже сейчас…
        - Иди ко мне…
        - Вот, видите, я… я просто не могу. - Я хватаю Уилла за майку и резко дергаю на себя. - Спасите, у меня не получается сопротивляться, нет…
        - Ближе, - требует он, сцепив руки за моей спиной, - еще ближе.
        - Не выходит, прошу вас, о боже, что же это такое…
        Уильям откидывает назад мою голову, проходится пальцами по шее, а глаза уборщицы становятся размером с озера в Висконсине. Парень прижимается ко мне всем телом, а я женщина взмахивает тряпкой, будто саблей.
        - Бесстыдники! - верещит она. - Вон, пошли вон!
        Я сгибаюсь от смеха, а Уилл сводит брови:
        - Будет вам! Где еще вы посмотрите, как люди целуются.
        - Убирайтесь!
        Я хватаю парня за руку и тяну за собой.
        - И не мечтай, птенчик! - Мы бежим по коридору, соприкасаясь локтями. - Никаких поцелуев у нас с тобой не будет.
        - Это так, к слову пришлось.
        Я прищуриваюсь, но ничего больше не говорю, потому что неожиданно вспоминаю наше отражение в зеркале. Сердце екает, делает несколько десятков кульбитов, и я стискиваю зубы. Что же это? Нужно взять себя в руки.
        Мы прибегаем к столику полностью мокрые, и взгляды у ребят делаются такие, что мне тут же становится неловко. Тэмзи едва не роняет челюсть на стол, Джесси улыбается, ну он постоянно улыбается, а Кори хмурится.
        - Вы трубы прочищали? - Он настороженно поглядывает на нас. - Или, может, тут, у Эда, есть душевые?
        - Мы попали под дождь, - заявляет Уилл и плюхается рядом с братом. - А вы о чем подумали? О том, что мы с птенчиком устроили войну из-за того, что она отказалась взять твою, Кори, мазь от ушибов? Ну нет, всё было совсем не так. И вон та женщина, - Уильям указывает на уборщицу, появившуюся у входа, и хмыкает, - не собирается подойти и выгнать нас из кафе, потому что мы обрызгали весь туалет.
        Я поворачиваюсь и вижу перекошенное от злости лицо женщины.
        - Черт, она реально идет к нам!
        - Но что вы сделали? Кого обрызгали?
        - Выметаемся, - приказывает Уилл, поднимаясь, - у нее опасное оружие.
        - Какое еще оружие? - ужасается Тэмми.
        - Тряпка. Грязная и дырявая. Так что быстрее.
        Мы вскакиваем с мест и хватаем свои вещи.
        Уильям кидает на стол деньги, поворачивается лицом к несущейся на всех парах уборщице и восклицает:
        - Чаевых мы вам не оставим.
        Я вновь покатываюсь от смеха, тяну его за собой, и мы, сталкиваясь, бежим к выходу, слушая за спинами крики обозленной на весь мир женщины. Голос матери больше не звучит в моей голове. Я хочу забыть о том, что она мне сказала. Сейчас я - девушка с дороги, без прошлого и без будущего. Я не где-то, а здесь, в данную секунду, и всё остальное не важно.
        - Мы должны переизбрать несчастного-слугу-беднягу, - напоминает Тэмми, когда мы подходим к машине. Я хмыкаю. Меня забавляют ее попытки сблизиться с Уиллом, но в то же время мне ее жаль.
        - Верно, - соглашается старший Гудмен. - Кори, достань мой рюкзак.
        Я непринужденно прислоняюсь к дверце, сложив на груди руки. Жду, когда Уилл найдет кепку. Я, конечно, ни черта не смыслю в мести, но ведь когда-то нужно учиться.
        Парень перемешивает листочки, прячется в тень, падающую от козырька кафешки, и выдыхает. Интересно, о чем он сейчас думает?
        - Узнаем имя и делаем ноги, договорились?
        Все кивают, и Уильям достает из кепки бумажку. Он разворачивает ее, но читать не спешит. Боже, как же я наслаждаюсь этим моментом. Брови у него сходятся, затем резко взмывают вверх. Он отрывается от листочка и смотрит на меня, будто бы чувствует, что это моих рук дело. Я и не сомневалась, что до него дойдет.
        - Кто там? - спрашивает Джесси. - Если опять Реган - я не играю.
        - Не Реган.
        - А кто?
        Уильям продолжает смотреть мне прямо в глаза, а я пожимаю плечами, мол, прости, но играть со мной в игры не стоит, красавчик.
        - Тут мое имя.
        - Вау! Наконец повеселимся! - радуется Кори и хлопает брата по плечу. - Ты ведь не думал, что судьба обойдет тебя стороной, правда? Вечно ты задания даешь, а сам ничего не выполняешь. Теперь наш черед.
        - Как-то это неожиданно, - роняет парень, - даже не знаю, что сказать.
        - А ты и не должен ничего говорить, - парирую я. - Теперь мы говорим, а ты, котик, делаешь. И у меня есть первое задание.
        Уильям расправляет плечи, словно хочет с них что-то сбросить.
        - Быстро ты сообразила, птенчик. Создается впечатление, будто бы ты всё спланировала.
        - Где ключи от машины?
        - У меня. А что?
        - Отдай их мне.
        - С какой стати? - Уилл недоуменно застывает, а я улыбаюсь.
        - Я поведу.
        Глава 11
        - Нет, черт подери, нет! Ты угробишь мне коробку!
        - Хватит орать на меня!
        - Я тебе сказал, сцепление выжимай до конца и только потом за передачу хватайся!
        Я рассерженно наступаю на педаль, давлю так сильно, что сводит икры, и гляжу на Уилла:
        - Так?
        - Да, так. И прошу тебя, смотри вперед, а не на меня. Знаю, что я красавчик, но тут, блин, дорога и машины ездят.
        - Что? - Я хохочу и откидываюсь на сиденье. Пот скатывается по моей шее, а щеки горят от невыносимой жары, что прорывается сквозь окна. Позади ребята завесили стекла одеждой, какими-то одеялами. А мы с Гудменом сидим в адском пекле. - Какой ты красавчик, издеваешься? Да тебе в фильмах ужасов надо сниматься.
        - Чтобы убивать своим обаянием? Хорошая задумка.
        - Чтобы убивать своим тонким юмором. - Я переключаю передачу, и парень бросает на меня такой дикий взгляд, что я невольно сжимаюсь. - Что? Не гляди на меня так, я всё правильно сделала.
        - Ты вообще водить умеешь? Ну может - только может, на права сдавала?
        - Сдавала.
        - Тогда почему гробишь мою машину? - Уилл взъерошивает волосы. Он их убирает, а они вновь падают на лицо. Только сейчас я замечаю татуировку у него на шее.
        Прищуриваюсь, придвигаюсь ближе, и руль в ту же секунду плавно скользит в моих руках. Машину кренит в сторону. Черт! Я резким движением выравниваю «Додж», а у Уилла на лице появляется особое выражение, значение которого трудно разгадать: убить он меня хочет или просто хорошенько встряхнуть?
        - Знаете, а мне нравится, - неожиданно говорит Тэмми, - серьезно, зачем резать себе вены или с моста кидаться, когда есть Реган и ее искусство водить машину.
        - Может, Уилл опять поведет? - невинно интересуется Кори, но я крепче стискиваю руль и отрицательно качаю головой. - Ну ладно, как скажешь.
        - Всё в порядке, я просто отвлеклась.
        - Опасно отвлекаться на дороге, птенчик.
        - Да ты вообще руль не держишь, сидишь себе и болтаешь, к нам поворачиваешься.
        - Потому что я умею водить, а ты - нет. Мне можно, тебе нельзя.
        - Это с чего вдруг? Потому что я девушка?
        - Ого, а у нас в салоне феминистка завелась, - присвистывает Уилл. - Ну ничего, мы с тобой быстро справимся. Поверь мне!
        - Не говори чепухи, у тебя не получится меня переубедить. Неужели ты лучше меня машину водишь только потому, что ты мужчина? Что за абсурд.
        - Прости, но это факт. В фильмах и книгах твоих много девушек за рулем? Нет, мне что-то в голову даже примеров таких не приходит.
        - Значит, плохо думаешь. - Я пытаюсь сосредоточиться на дороге, но в то же время мне хочется ответить этому засранцу.
        - Нет, сама подумай, Реган: «Сверхъестественное», «Хорошо быть тихоней», «В дороге», «Элвис и Анабель»…
        - «Элвис и Анабель»? - Я прыскаю, а Уилл протяжно вздыхает. - О, я поверить не могу, а ты, оказывается, романтик!
        - Я один раз посмотрел.
        - Ну да, ну да. Конечно. Что ты врешь? Так и скажи, что вечерами пересматриваешь, завернувшись в одеяло. Наверное, плачешь, когда они ссорятся, верно? Милый Уилли.
        - Почему ты девушка?
        - Так уж вышло.
        - Плохо вышло. Я бы уже давным-давно тебе врезал, птенчик. Ты невыносима.
        - Ты уже говорил об этом. И, кстати, фильм «Жестокие игры». Там в конце главная героиня едет на машине, и в этой поездке заключается символика фильма, ясно?
        - А ничего, что это автомобиль главного героя, и никакой бы символики не было, если бы не он и не его дикая любовь к тачке?
        - Фильм пересмотри! - возмущаюсь я, повернувшись к нему.
        - За дорогой следи! - в ответ возмущается он.
        Я цокаю и усаживаюсь удобнее. Какой зануда. Оказывается, ему дорога жизнь. Кто бы мог подумать? Значит, кидаться в драку - нормально, а съехать в кювет - безумие? Странный парень.
        Мы едем часов пять. Я наконец привыкаю к коробке передач, и машина уже не рычит. Мы несемся по шоссе, воздух нагревается все больше, и в конце концов мы просто включаем музыку и молчим, думая каждый о своем.
        Уильям достает книгу, находит закладку. Слежу за тем, как он перелистывает желтоватые страницы и хмурит вспотевший лоб. Мне нравится за ним наблюдать. Кто бы мог подумать, что Уильям может держать в руках не сигарету, а книгу? Как много я о нем еще не знаю. В какой-то момент он отрывается от истории и смотрит на меня. Его губы расплываются в улыбке, а я смущенно перевожу взгляд на дорогу и краснею. Именно от жары, а не от его любопытных глаз. Он усмехается, возвращается к чтению, и я тоже улыбаюсь. Странный он, да и я. Странные мы оба, особенно когда находимся рядом.
        Мы приезжаем в Сиракьюс часов в шесть вечера. Я снижаю скорость и смотрю по сторонам, запоминая то, что вскоре забудется: и отражение неба в окнах, и старинные монументальные здания, возвышающиеся над небольшими постройками.
        Я вдруг опять думаю о том, что раньше не выходила из дома, а теперь еду по улицам большого красивого города, который сверкает, живет, дышит, завораживает, и внутри становится так хорошо, что я невольно улыбаюсь. Мы проезжаем университетский корпус Сиракьюс - это куполообразное старинное здание с квадратной лужайкой перед главным входом - и оказываемся в старой части города, где до сих пор еще кирпичная дорога, а на зданиях приуныли фигуры горгулий и мифических богов. «Додж» трясет, но всем наплевать. Мы открываем окна и высовываем головы, словно никогда прежде не видели ничего подобного. Да так и есть. Я испытываю какой-то странный трепет, будто бреду в неизвестности, принимая те решения, о которых никогда не пожалею.
        Уилл ищет по навигатору гостиницу. Мы приезжаем к маленькому зданию с темно-бордовыми стенами. Оно зажато между высоких жилых домов. Представить себе не могу, что люди живут здесь - будто в музее или в другом времени.
        Как и хотел Уильям, мы выбираем хороший номер на последнем этаже. Тут даже три комнаты: две спальни и огромная гостиная с балконом. Понятия не имею, откуда у нас столько денег, но не сопротивляюсь, ведь вижу ванную. Настоящую, прекрасную, чистую ванную.
        - Я первая! - кричит Тэмми, а я обиженно цокаю.
        - Я тоже хочу.
        - Становись в очередь, котик.
        - Еще в машине я говорила, что пойду первой.
        - Не помню такого.
        Неожиданно я кое-что вспоминаю:
        - Уилл!
        Парень отвлекается от телефона Кори и переводит на меня взгляд.
        - Мое следующее задание: задержи Тэмзи, а я иду в ванну.
        - Что?
        Это двойное комбо. Мало того, что Уиллу придется выполнить то, что я ему сказала, так и девушка против не будет. Тэмми надувает губы, а я спокойно иду в ванную, захватив сумку. Тэмми еще пытается сопротивляться, когда Уилл оттаскивает ее в сторону. Мне-то известно, что объятия у него крепкие, и вырваться будет не так уж и просто. Я почему-то замираю на пороге, увидев, как Уилл смеется, сжимая девушку. Странное ощущение. Я захлопываю дверь. Что на меня нашло - понятия не имею. Но мне не нравится, что Тэмзи Пол так прижимается к Уильяму Гудмену.
        - Глупости, - я включаю душ. - Мне нужно охладиться.
        После долгих споров мы решаем, что спальни отойдут девочкам, а парни устроятся в гостиной на диване и раскладушке. Какое счастье - расположиться в уютной комнате, где, кроме меня, никто не будет спать. Постель, шкаф, зеркало - всё мое. Я визжу от восторга и валюсь на кровать, раскинув в стороны руки. Матрас мягкий, и пахнет тут приятно. Никаких мухоловок и сдвинутых кроватей. Я улыбаюсь и заворачиваюсь в одеяло, убрав с лица мокрые волосы. Сон приходит тут же, и я даже понять не успеваю, как падаю в темноту.
        Меня будит чей-то кашель. С трудом поднимаю потяжелевшие веки, оглядываюсь, не понимая, что происходит и где я. В комнате прохладно, я откидываю одеяло, потягиваюсь и улыбаюсь, словно исполнила заветную мечту. Может, так и есть. Встряхнув волосами, я одергиваю футболку и выхожу.
        Дверь в комнату Пол закрыта, на диване валяются Уилл и Джесси. Они смотрят телевизор и тихо болтают о чем-то, то и дело отвлекаясь на Кори. Тот ворочается на раскладушке и кашляет. Мне это не нравится. Подхожу к другу и сажусь рядом, поправив свалившееся одеяло.
        - Что с ним? - Я перевожу взгляд на Уилла. - Когда он успел заболеть? Кашель сухой. Нужны таблетки.
        - Я уже сходил, купил какую-то дрянь. Сказали, поможет.
        - Давно он так?
        - Часа два, наверное. - Уильям встает и потирает ладонями лицо. - Плохо дело.
        - Успокойся, всё с ним будет в порядке. Он просто простудился, вот и кашляет. Мы ведь постоянно с открытыми окнами ездим. То жарко, то холодно.
        - Надо температуру померить.
        - Надо, но не стоит его будить. - Я убираю волосы Кори, чтобы не мешали. Прикладываю ладонь ко лбу.
        - Ну как?
        - Негорячий.
        Несколько минут Уилл молчит, а потом вдруг усмехается и шепчет:
        - Зато ты горячая.
        - В смысле? - Я смотрю ему прямо в глаза.
        - Тебе идут короткие футболочки, птенчик.
        - О боже, Уилл.
        - Что? - недоумевает он. - Просто к слову пришлось.
        - Много у тебя к слову приходится. - Я поднимаюсь и тяну футболку ниже, но прекрасно понимаю, что до колен ей еще очень и очень далеко. - Лучше купил бы поесть.
        - Я купил.
        - Да ладно.
        - Да. Пицца подана, госпожа.
        - Это я ему приказал, - смеется на диване Джесси. - А еще он купил мне новый медиатор и пообещал свозить в парк аттракционов.
        - Парк аттракционов? - Я вновь смотрю на Уилла. - Неплохая идея.
        - Ненавижу горки. Что вы в них находите? Вертит тебя, вертит, а потом тошнит.
        - Ну, знаешь ли. Я тоже мало понимаю в твоих попойках. Пьешь ты и пьешь, а потом тебя тошнит где-то за поворотом. Так что каждому свое, как говорится.
        - Кори тоже любит аттракционы, - неожиданно говорит Уилл и переводит взгляд на брата. Губы у него сжимаются в тонкую полоску, и я непроизвольно кладу ладонь на его плечо. Он поворачивается ко мне.
        - Не переживай. У него обычная простуда.
        - Дело не в этом.
        - А в чем тогда?
        - Не бери в голову.
        Я хмурюсь, а он падает на диван рядом с Джесси. В чем дело? Не понимаю, почему Уилл так странно ведет себя, когда речь идет о его брате.
        Выдохнув, я еще раз поправляю одеяло Кори, а затем иду к ребятам. Мы находим какое-то глупое шоу, едим пиццу, то есть проводим время настолько бессмысленно, насколько это вообще возможно. Но совсем скоро мне кажется, что в таких глупых посиделках гораздо больше смысла, чем в серьезных разговорах. Мы смеемся, болтаем о какой-то несуразице, и нам весело. Вот что главное. Мы становимся ближе.
        Примерно через час из комнаты выходит сонная Тэмми, потом просыпается и Кори. Он бледный и измотанный, будто и не спал вовсе. Садится рядом со мной на подлокотник дивана и закрывает ладонями лицо.
        - Ты как? - спрашиваю я. - Совсем паршиво?
        - Да, нет. Просто идиотское состояние. Башка трещит.
        - Ты заболел, друг мой.
        - Серьезно? А я и не понял.
        - Выпей! - Уилл протягивает брату пакетик с лекарствами. - Не затягивай. Тебе будет еще хуже, если не начнешь лечиться.
        - И ты туда же! Вы думаете, я отупел? У меня, может, и болит горло, но соображаю я отлично. Так что прекратите заваливать меня очевидными умозаключениями.
        - Мы волнуемся, - защищаюсь я.
        - А, ну раз так, тогда ладно. Можете и дальше нести пургу. Мама, - он эмоционально обнимает меня. - Папа! - Он пожимает руку Уиллу. - Пойду приму душ. Можно?
        - Нужно, - усмехается Тэмми и откусывает кусок уже холодной пиццы.
        - Где красный кружочек - вода горячая, а где синий - холодная, - серьезно заявляет Уильям, и мы все одновременно заливаемся смехом.
        - Спасибо за информацию! - восклицает Кори и захлопывает за собой дверь.
        - Так, и что дальше? - спрашивает Тэмзи, растянувшись на диване. На ней шелковая пижама, которую я приняла было за платье. - Куда направимся? Посмотрим город?
        - Нас ждут в «Сингере».
        - Кто ждет?
        - Один мой знакомый.
        - И откуда ты их берешь… - риторически спрашиваю я, но Уилл решает ответить:
        - Тебя никогда не раздражало, что почти все твои знакомые живут с тобой в одном городе, что вы или соседи, или учились вместе, или работали? Одни и те же лица, день за днем. Но люди ведь везде разные. Мне осточертело общаться с теми, кто знает не только меня, но и мою семью, моих предков, их предков. Это же безумие.
        - И ты решил расширить круг?
        - Человек обязан выходить из зоны комфорта. Мы для того и существуем, птенчик. Тот, кто никогда не прыгал выше своей головы, не жил вовсе. А я прыгал.
        - И тебе понравилось?
        - А как ты думаешь? - Уилл подходит ко мне, и мы с ним одновременно плюхаемся на разложенный диван. - Прыгать страшно, высоты ведь боишься. Но словами не описать тех чувств, что ты испытываешь, когда летишь. Они стоят усилий.
        - Мне всегда кажется, что людям не нужно мое мнение. Я не хочу навязываться и не хочу быть обузой. Что толку знакомиться со всеми встречными? Друзей не бывает много.
        - Никто и не заставляет тебя дружить с ними. Ты знакомишься с людьми, чтобы себя лучше понять. А иначе как ты поймешь, что тебя в человеке устраивает, а что - нет? И как ты вообще что-то о жизни узнаешь, если будешь общаться только с теми, кто живет точно так же, как и ты? Это тупик. Нужно высовывать голову, даже если на улице паршиво.
        - А если ты людям не нужен?
        - Ну и пусть катятся к черту. Для тебя главное - опыта набраться, научиться жить, Реган, а не притворяться, что живешь. Делать что хочешь и где хочешь. Путешествовать и вперед двигаться, а не стоять на месте.
        Я хмыкаю и улыбаюсь, пристально глядя в светло-голубые глаза Уильяма Гудмена. Есть в этом человеке что-то такое, что заставляет подниматься, когда трудно и больно. Он сам плохо представляет, что является смыслом жизни, куда надо идти, чего бояться. Но он продолжает искать ответы на эти вопросы. И мне это нравится. Нравятся его смелость и вера в то, что он вплотную подобрался к разгадке.
        Кори остается в номере, а мы выдвигаемся в «Сингер». Я несколько минут стою на пороге и читаю ему наставления: если станет хуже - нужно срочно звонить мне или ребятам, а не дожидаться, пока приедет «Скорая». Не хочу оставлять его одного, но Кори не позволяет мне и слова вставить. Буквально выталкивает за дверь и усмехается:
        - Отдохни, я не для того тебя сюда притащил, чтобы ты со мной нянчилась.
        - Если будет плохо…
        - Иди уже!
        Я закатываю глаза и догоняю ребят.
        «Сингер» - небольшое кафе на углу Палм-стрит. Оно располагается на втором этаже жилого комплекса, но, как я понимаю, людям это абсолютно не мешает. Некоторые из них спускаются в кафе по пожарным лестницам. Внутри кафе напоминает обычную забегаловку, но только с приглушенным светом. Столики располагаются по периметру, а в центре - на круглой возвышенности - стоит микрофон и музыканты, подыгрывающие тем смельчакам, что решаются самостоятельно исполнять песни. Во второй части кафе - угол для особо опьяневших танцоров, которые, впрочем, танцевать не умеют, но пытаются. Не знаю, сколько там людей, но зал переполнен, и мне видны лишь переплетение рук, взмахи чьих-то волос. Предлагаю остаться в помещении с микрофоном, потому что здесь совсем не людно, да и воздух не сперт, а прохладен.
        Мы подходим к квадратному столику, за которым уже сидят два парня. Оба одеты в черные обтягивающие костюмы. Это сбивает меня с толку. Хотя нет. Не сбивает. С толку меня сбивает их внезапный обмен поцелуями в щеку. Вот тут-то я удивляюсь.
        - Уилл! - восклицает один из них и вскакивает с места. - Сюда иди, как же мы давно не виделись, правда?
        - Как жизнь, Мичико? - Уилл пожимает парню руку. Только сейчас я замечаю, что у нового знакомого узковатые глаза. Он почти на голову ниже Гудмена. - Отдыхаете?
        - Да, это мой приятель - Зэй Ди Тамико.
        Второй парень улыбается Уиллу, затем подходит к нам и по очереди каждому жмет руку. Меня он внезапно обнимает, и я растерянно усмехаюсь.
        - Зови меня просто Зэй.
        - А меня просто Реган.
        - Ну и имя! - говорит человек по имени Зэй Ди Тамико. - Язык сломаешь!
        - Точно…
        Мы рассаживаемся за столиком, и ребята начинают болтать о чем-то, суть чего я, как ни стараюсь, не могу уловить. То про университет, потом про работу. Про музыку и кино. Я почти сдаюсь и решаю отключиться, как вдруг Мичико - кажется, так назвал Уилл того низкого парня - восклицает:
        - Опять ты за свое. Вечно сопротивляешься.
        - О чем вы? - Я придвигаюсь ближе к столу. Джесси устало кладет голову мне на плечо, и я смущенно улыбаюсь.
        - Нет, Мич, не отвечай, - восклицает Уилл, - прошу тебя. Ей нельзя об этом говорить.
        - Почему? Да ладно тебе, красавчик! Он просто петь не хочет.
        - Что? - Я широко улыбаюсь и перевожу взгляд на Гудмена. - Чего ты не хочешь?
        - Ничего.
        - Петь? Быть не может.
        - Пытаюсь уговорить его уже который год, - сетует Мичико и закатывает глаза. Они у него, кажется, подведены темным карандашом. - Но он ни в какую. Только и делает, что открещивается. А это ведь весело, дорогой мой.
        - Да, - подключается Зэй. - Чего бояться? Здесь постоянно поют какие-то невежды, а я уже устал терпеть их дребезжание. Как по пенопласту ножом.
        - Кажется, у Реган пошел мыслительный процесс, - хихикает Тэмми и хлопает меня по плечу. - Ну же, котик, скажи это. Я на себя ответственность брать не буду. Он мне потом это припомнит и будет больно.
        - Всем будет больно, - угрожает Уильям, сверкнув хитрыми глазами, - я не шучу. Не смей, Реган, иначе мне придется тебя убить.
        - Я не боюсь тебя, Уилл.
        - Зря.
        - Иди на сцену и спой нам что-нибудь.
        - Вы играете в слугу? - удивляется Мичико и прихлопывает в ладони. - Это ведь я его научил, помнишь, Уилл? Мы тогда ехали в автобусе со студентками из Принстона.
        - Не думал, что тебя когда-то волновали студентки.
        - Зато ты был в восторге.
        - Ну же, - поторапливаю я, - не тяни время. Это мое задание, мистер Гудмен.
        Неожиданно лицо Уильяма становится совсем другим. Он улыбается, но в глазах у него холод, впившийся в меня острым клинком. Парень резко поднимается из-за стола. Он разминает шею, а затем, крадучись, подходит ко мне.
        Ребята продолжают болтать, а Уилл останавливается за моей спиной и приближается к моей щеке так близко, что я ощущаю его горячее дыхание. Оборачиваюсь. Наши лица в нескольких сантиметрах друг от друга, но в этом нет ничего приятного. Это опасно.
        - Я сделаю тебе больно, - шепчет он. Я не понимаю, чем так разозлила его, но мне не страшно. Я вскидываю подбородок и ухмыляюсь.
        - Попробуй.
        - Я вижу, как ты на меня смотришь.
        - И как я на тебя смотрю?
        - Так, будто скоро ты проиграешь пари.
        Он идет к сцене, а я шумно выдыхаю. Мое лицо вспыхивает и горит, желудок скручивается от неприятного ощущения, проскользнувшего по всему телу. Что он имеет в виду? Как я на него смотрю? Что за глупость!
        Мне абсолютно наплевать на него. Мне нет до него никакого дела, и боль причинить он мне не в состоянии, потому что для этого нужно к человеку что-то испытывать. А я вижу в Уильяме лишь чужака, который иногда говорит умные вещи.
        Нам приносят выпить, я хватаю сок прямо с подноса и залпом выпиваю половину стакана. Затем со стуком ставлю его на стол и зажмуриваюсь.
        - Ты чего? - интересуется Джесси и хмурит светлые брови. - Тебе плохо?
        - Естественно, ей плохо, - отвечает за меня Тэмзи Пол и помешивает трубочкой свой коктейль. Она кривит губы, но глаза на меня не поднимает. - Уилл метко бьет.
        - В смысле? - Я встряхиваю волосами. - При чем тут Уилл?
        - Хватит придуриваться. Только идиотка не обратит на него внимание.
        - Все как раз наоборот.
        - Значит, мы идиотки.
        - Нет, Тэмми, это ты идиотка. А мне наплевать на Уилла.
        - Думаешь? - Ее обсидиановые глаза прожигают во мне дыру размером с Коннектикут. - Не делай вид, что тебе все равно.
        - Я разберусь, что мне делать.
        - Я просто советую.
        - Засунь свои советы…
        - Тише, девчонки, - усмехается Джесси и вклинивается между нами, словно подушка безопасности, - давайте прекратим этот глупый спор, ладно?
        Я отворачиваюсь от Тэмми. Мне хочется уйти, и я жалею, что не осталась в номере с Кори. Нужно было прислушаться к интуиции и запереться в своей комнате. Но нет! Я решила, что набраться впечатлений для меня важнее здравого рассудка.
        - Мне нужна помощь из зала, если вы не возражаете, - со сцены говорит Уилл, и зрители аплодируют. Несколько полупьяных девиц тут же кидаются к нему, словно парень прочитал заклинание, и я закатываю глаза. Разодетые, не стоящие на ногах, они прилипают к Уильяму, хищно лыбятся, а он обнимает их, как верных подружек. - Эта песня посвящается одной девушке, к которой у меня особые чувства. Она думает, что знает меня, понимает, лезет в голову и насилует мозги. Но она ошибается.
        Он смотрит мне прямо глаза, а я не свожу с него взгляда. Не знаю, что именно меня цепляет, но цепляет. Я крепко стискиваю зубы, а он кивает музыкантам, и из колонок льется знакомая мелодия группы «Нирвана». Я ухмыляюсь - эта песня так идет Уиллу, его самодовольной улыбке, пылающим глазам и решительному голосу. В этом весь Уильям Гудмен - сломленный мальчишка, который играет с людьми и радуется, когда они тоже ломаются.
        «Изнасилуй меня. Изнасилуй меня, мой друг», - поет Уилл, прожигая во мне дыру. Около него вьются девушки, а он обнимает их, прижимает к себе, пока они карабкаются по его телу, как по канату.
        - И конечно, он хорошо поет, - отвернувшись от сцены, улыбаюсь я. В груди у меня пылают злость и обида, и я, черт подери, понятия не имею, откуда взялись такие чувства.
        - В этом мире вряд ли есть что-то такое, что не получается у этого парня, - заявляет Мичико и смотрит на меня с сожалением. - Это тебе песня его посвящается, милочка?
        - Нет.
        - Да, - одновременно отвечают Джесси и Тэмми.
        Я пожимаю плечами и неохотно соглашаюсь:
        - Возможно.
        - Видимо, ты разозлила его.
        - Уилл такой талантливый, что сам себя научился злить. - Я вырываю из рук Тэмзи свой стакан с соком - что он там делает? И вновь жадно пью. Кошусь на сцену, а Уилл продолжает обнимать двух незнакомок. Они потные, и глаза у них горят.
        Меня тошнит.
        Неожиданно он берет микрофон в руки и идет к нашему столику, оставив позади расстроенных девиц. «Презирай меня, делай это снова и снова. Опустоши меня. Изнасилуй меня, мой друг». Он оказывается передо мной. Губы его искривлены улыбкой, а смотрит он так, что мне хочется провалиться сквозь землю и больше никогда не возвращаться. Парень резко наклоняется, и между нашими лицами остается всего несколько жалких сантиметров.
        - Ты почти уничтожена, - едва слышно шепчет он и касается губами моей щеки, - ты проиграла, птенчик.
        Становится нечем дышать. Его горячие губы так близко, и мое сердце останавливается. Хочется оттолкнуть его, но я не могу пошевелиться. Лишь бросаю на него взгляд и тут же об этом жалею.
        Я не понимаю, что сделала неправильно, чем разозлила Уилла, почему заслужила его презрение. Но мне не нужно знать ответ. Я просто в очередной раз убедилась, какие люди эгоисты и как рьяно они самоуничтожаются, обвинив в этом тех, кому они дороги.
        - Тебя ждут, Уильям, - произношу я, умудрившись равнодушно улыбнуться. Подаюсь вперед и касаюсь губами его щеки. Сердце у меня рвется из груди, бьется о ребра и взвывает на неизвестном языке, но голос мой спокоен, ровен и тих. Не узнаю его и удивляюсь, но не подаю вида. - Я вижу, как ты на меня смотришь, - томно повторяю я его слова, - но ничего не будет. Ты мне не нужен. Возвращайся на сцену, там тебя утешат.
        Я отталкиваю парня от себя, а затем вновь тянусь к соку. Опрокидываю содержимое и решительно поднимаюсь из-за стола.
        Голова кружится, и я едва не падаю.
        - Осторожно, - восклицает Джесси и поддерживает меня за руку.
        Я пару раз моргаю.
        Не понимаю, что такое. Картина смазывается, а музыка превращается в какофонию звуков, давящих на виски. Хочу уйти, но Уилл хватает меня за локоть, тянет на себя. Лицо у него становится совсем другим - смягчается. Или мне кажется? Колени подгибаются. Я ощущаю, как странная сила - горячая и теплая - тянется к сердцу и берет его в широченные ладони.
        - Ты куда? - спрашивает он. - Что с тобой?
        - Отвали, Уильям! Я хочу танцевать. А тебя ждут. Обернись. Они соскучились. - Я вырываюсь из оков и бреду туда, где танцуют. Со мной творится что-то невообразимое - приятное и пугающее одновременно.
        В одну секунду ясность исчезает, и я погружаюсь в состояние полнейшей пустоты. Я должна заполнить эту пустоту, причем немедленно. Желание пить превращается в жажду. Желание есть - в голод. Желание танцевать - в желание оторваться от земли и взлететь к потолку, умчаться в небо, да, в черное небо и стать северным ветром, гоняющим по дорогам иссохшие листья. Я улыбаюсь незнакомцам, прикасаюсь к ним пальцами и вижу, как от них отскакивают искры. О да, искры! Я не схожу с ума. Краски становятся в сто раз ярче, музыка - в сто раз громче! Что за странные чувства? Грудь пылает, горит, я сейчас сойду с ума, этот пожар, он опустошает меня, он обжигает, всё болит!
        Откидываю назад голову, касаюсь ладонями лица, которое внезапно намокает и становится горячим. Мне нужно найти воду и выйти на свежий воздух. Я слышу, как в соседнем зале поет Уилл. И его голос проходит сквозь меня, разлетаясь по всему телу, разбиваясь на сотни осколков. Его голос в голове, он повсюду. Я закрываю глаза, а передо мной его лицо, и запах сигарет, и дым. Он обнимает меня, я прижимаюсь к нему и откидываю назад голову. Мне нравится, что Уилл здесь, и что он там, и что я где-то, где мир взрывается на тысячи красок и звуков.
        - Пойдем, - слышу я голос у моего уха, - пойдем со мной.
        Это не Уилл. Это не его голос. Я открываю глаза и вижу незнакомца. Его лицо в тени, видны лишь губы, которые зовут меня за собой, но я не хочу идти. Я пытаюсь сопротивляться, а ноги не слушаются, как и руки. Я просто невнятно шепчу что-то, а в груди горит шар из ужаса. Что со мной? Я не понимаю, я ничего не понимаю. Дергаюсь, незнакомец дергается вслед за мной, и тут я вижу черты его лица - знакомые мне черты. Именно этот человек лапал меня на парковке, когда Уилл решил вернуть свою машину.
        Он тянет меня, а я в ужасе примерзаю к полу и верчу головой.
        - Нет-нет! - не может быть, чтобы этот мужчина был здесь. Не может. Я закрываю глаза и ощущаю, как рвота подскакивает к горлу. Боже, как же мне плохо, кожа горит, лицо горит. Боль выворачивает наизнанку, и я кренюсь назад, ударяюсь спиной о ледяную стену.
        - Ты чего? Эй, красотка, что с тобой?
        Когда я раскрываю глаза, то вижу совершенно другого человека.
        Какого черта? Что происходит! Это не он был на парковке, я его вообще впервые вижу! Мне показалось. Мне просто показалось…
        - Тебе плохо? Может, позвать кого-то?
        Я не могу заставить себя выпрямиться. Пытаюсь понять, какого черта мое тело меня не слушается, но отвлекаюсь на то, как сверкают шары светомузыки, как преображаются человеческие голоса и музыка.
        - Мне надо, - тихо шепчу я, заплетающимся языком, - мне надо найти друзей.
        - Чего ты ревешь? - неожиданно звучит до боли знакомый голос, и я порывисто поднимаю голову. Нет! Нет! К глазам подкатывают слезы, тело наливается ледяным ужасом. Он не может быть здесь, не может, нет… - Какого хрена ты ревешь? - еще громче спрашивает отец, и я вжимаюсь изо всех сил в стену.
        Меня трясет. Тело дрожит, я шатаюсь, а отец стоит так близко, что я ощущаю запах, его запах - терпкий и тяжелый. Запах пота, пива. Запах грязи.
        - Я не реву, я не…
        - Задолбала со своими психами!
        - Не понимаю, я…
        - Рот закрой, ясно? - Его кулак врезается в стену в нескольких сантиметрах от моего лица, и я в панике закрываю ладонями рот. - Мне насрать на тебя и на твою мамашу! Я хочу, чтобы вы сдохли, обе, и больше не дурили мне мозги! Ты - ошибка и залет твоей тупой мамаши, ты появилась, потому что мы трахались на заднем сиденье машины и наплевали на правила ее кретинских родителей. Ты и дня не прожила бы, если бы от меня зависела твоя жизнь, уяснила?
        Я сползаю по стене и вжимаю голову в трясущиеся колени. Но даже сейчас, в темноте, с закрытыми глазами, я чувствую, как он на меня смотрит, как ненавидит меня.
        - Я смотрю на тебя и вижу ее. Вижу Мэндис. Она тоже хотела, чтобы я изменился, а ты до сих пор в меня веришь? Тупая идиотка, как и мать, как и ее предки. Сборище тупых недоумков. - Я вспоминаю, как он бил меня во дворе, как его ноги проваливались в мой живот, и я подлетала над землей, словно ничего не вешу. - Ты обуза, - говорит он. Боль вспыхивает в ребрах, будто отец опять избивает меня, я содрогаюсь от боли во всем теле. - Обуза, обуза! - кричит он над моей головой, а я плаваю в воспоминаниях, и кровь появляется на моем лице, и трава оставляет темно-зеленые разводы на джинсах. И земля оказывается во рту, на ладонях, в волосах. - Обуза!
        - Реган?
        - Обуза! Обуза!
        - Реган! - Кто-то трясет меня за плечи, и я поднимаю голову. На глазах у меня слезы, но я не плачу. Я ведь никогда не плачу. - Боже, Реган, что с тобой?
        - Он здесь, - шепчу я дрожащим голосом и только сейчас понимаю, что передо мной Джесси, - он здесь, он нашел меня.
        - Кто нашел?
        - Мой папа, он нашел меня! - Я обнимаю парня, дрожа от ужаса и паники, а он гладит меня по голове и убирает с моего лица спутавшиеся волосы. - Он здесь, пришел за мной, говорил, что ненавидит меня.
        - Ты приняла что-то?
        - Ты меня слушаешь?
        - Твои зрачки, Реган! Послушай, тебе показалось, твоего отца здесь нет.
        - Есть! - горячо возражаю я. - Он здесь, Джесси, я его видела! Он был здесь, был!
        Мне очень холодно, я вся дрожу. Что происходит? Что со мной?
        - Идем. Ты можешь идти? - Джесси поднимает меня на ноги, и я наваливаюсь на него всем телом. Вокруг нас люди, они танцуют, смеются, их лица - сплошное пятно, их голоса - шум. - Почему ты не сказала, что тебе плохо, Реган? Почему ушла?
        - Я не уходила. Я плыла и увидела небо. А потом увидела мужчину с парковки, и он потом пришел - мой отец. Он бил нас с мамой, я говорила? Он бил так, словно бил себя, я знаю, он себя ненавидит. Больше всех.
        Парень не отвечает. Обнимает меня и ведет за собой. Я старательно переставляю негнущиеся ноги, но они не слушаются, я то и дело проваливаюсь в какие-то ямы.
        Шум становится тише, а воздух - не таким тяжелым. Мы летим над полом - я в этом абсолютно уверена, а потом замираем перед столиком. Я прищуриваюсь и вижу Уильяма в окружении каких-то девушек. Одна из них сидит у него на коленях.
        Я вежливо ей улыбаюсь и пожимаю руку.
        - Я - Реган. - Меня шатает, я налетаю на стол. Стаканы валятся, жидкость из них разливается, капает на пол, а я застываю. - Простите.
        - Что с тобой? - Уильям оказывается ко мне так близко, что я вижу веснушки на его носу. Их много. Как я раньше на них внимания не обращала? - Реган, ты меня слышишь?
        - Слышу, но мне очень хотелось бы не слышать.
        - Я нашел ее несколько минут назад.
        - Что значит - нашел? Я не терялась.
        - Почему она пьяна? Она же не пьет.
        - Я думаю, она что-то приняла, Уилл, - замечает Джесси, а я понимаю, что мне необходимо отдохнуть, и медленно оседаю на пол.
        - Ты чего? - пугается Уильям. Он подхватывает меня, не давая упасть. - Реган! Да что с тобой, черт подери? Тебе плохо?
        Прилипаю к его груди и медленно поправляю пальцами ворот его рубашки. Уильям приятно пахнет. Мелиссой. Мне нравится. Я рассматриваю его сильные плечи, подбородок и замечаю на шее красное пятно - это помада. Очевидно, одной из тех девиц, что сейчас испепеляют меня недовольными взглядами.
        - Ты воспользовался моим советом? Нашел утешение?
        - О чем ты?
        - Он приходил ко мне.
        - Кто?
        Я приближаюсь к уху парня и шепчу:
        - Мой отец. - Уильям напряженно глядит в мои глаза, а я продолжаю: - Ты на него похож. Не думаешь и делаешь. Живешь так, как хочется. Он тоже иногда приходил домой с помадой на рубашке. Чертов ублюдок. Мама кричала, а он ее бил.
        - Реган, - перебивает меня Уилл, - я совсем не похож на твоего отца.
        - Даже больше, чем ты думаешь. - Я закрываю глаза и кладу голову ему на плечо. Он тяжело дышит. Под моей ладонью вздымается и опускается его грудь. Я вдруг думаю, что могу услышать стук его сердца… если оно у него, конечно, есть. И мне так хочется верить, что есть. - Мама делает мне больно непроизвольно. Она не умеет иначе. Трудно ее винить, ведь ей самой так паршиво, Уилл. А вот отец и ты - вы похожи.
        - Перестань.
        - Вы делаете больно специально. Вам нравится, когда другим плохо.
        - Ты не понимаешь, что говоришь.
        - Я не права?
        Я отстраняюсь, смотрю Уиллу в глаза, а он отводит взгляд.
        - Я отведу ее в гостиницу, - сообщает Уильям.
        - Если хочешь, оставайся, - предлагает Джесси, - я справлюсь. А ты развлекайся, чувак. Ночь только началась. Ты же не любишь уходить рано.
        - Нет, я сам. Не бросай Тэмми одну, хорошо?
        - О’кей, Уилл. Увидимся!
        - Пока, Джесси, - говорю я и обнимаю парня. - Ты теплый, как солнце, Джесси Бонд.
        - Да-да, Реган, ты не в себе, но спасибо.
        - Я серьезно.
        - Никто и не сомневается, - отрезает Уилл и крепко обхватывает меня.
        Теперь мне не страшно. Мне спокойно, отец исчез. И он не появится, пока рядом со мной Уильям Гудмен.
        Мы идем по ночному городу и молчим. Я подставляю лицо прохладному ветру и иду, пошатываясь и спотыкаясь о собственные ноги. Уильям поддерживает меня и прижимает к себе настолько близко, что теперь у нас на двоих один воздух.
        Мы приходим в номер минут через десять. Я отстраняюсь от парня и мужественно решаю преодолеть последние несколько метров самостоятельно. Однако неуклюже кренюсь в сторону и со стуком падаю.
        - Реган! - шепчет Уилл и садится рядом. - Черт тебя подери! Кори ведь спит, забыла?
        - Я просто… просто шла, и вот.
        - Иди сюда, алкоголичка.
        Парень берет меня на руки, и я интересуюсь:
        - Ты что делаешь?
        - Так будет быстрее.
        - Сейчас меня стошнит.
        - Давай обойдемся без этого. По-моему, воспоминаний и так хватит до Рождества.
        Я оказываюсь на мягкой кровати. Не знаю, как снять кроссовки, тянусь к ним, но Уилл неожиданно опережает меня и стаскивает их.
        - Может, воды принести?
        - А ты принесешь?
        - Нет, я спросил, чтобы ты сама за ней сходила.
        Усмехаюсь и киваю. Наверное, я попала в другой мир, потому что тут мне не хочется свернуть шею Уильяму, что странно. Я закрываю глаза. Сон подкрадывается и манит в теплые, пушистые руки, однако затем прямо над моей головой раздается голос:
        - Какого хрена ты тут лежишь, идиотка?
        Я открываю глаза и в ужасе оглядываюсь. Страх вновь подкатывает к горлу. Я осматриваю комнату и ощущаю, как паника сдавливает горло. Он опять здесь! Он опять за мной пришел. Отец! Как он меня находит? Как?
        Дверь распахивается, и я вскрикиваю, прижавшись всем телом к изголовью кровати. Однако в комнату входит Уилл со стаканом в руке.
        - Ты чего? - спрашивает он. - Что происходит?
        - Он опять был здесь, о боже мой, я сумасшедшая, я свихнулась. - Я закрываю руками лицо, раскачиваюсь, не понимая, что со мной творится. Мелкая дрожь сотрясает тело, и меня передергивает, как от неприятного скрипящего звука. - Я его слышала, он в моей голове, я ничего не могу с этим поделать, не могу, не могу…
        - Тише, - успокаивает Уилл, он совсем близко, прямо перед моим лицом, - здесь никого нет.
        - Его здесь нет, пока ты рядом.
        - Значит, я никуда не уйду.
        - Правда?
        Уильям поправляет мои волосы и касается пальцами щек. Я не узнаю его. Его взгляд совсем другой, не такой, как прежде, и мне ничего не остается, как тонуть в этом взгляде. Мне нравится такой Уильям Гудмен.
        - Правда, птенчик. Иди сюда. - Парень ложится рядом и притягивает меня поближе. Я не сопротивляюсь. Кладу голову на его грудь и крепко зажмуриваюсь, потому что боюсь, что отец вновь появится в комнате, что он опять ударит меня или ударит Уилла. - Всё будет хорошо, слышишь? Здесь никого нет, только ты и я.
        Это последнее, что я слышу, прежде чем проваливаюсь в сон.
        Отец больше не приходит.
        Глава 12
        Я просыпаюсь от ноющей боли. Раскрываю глаза и скручиваюсь, будто в живот мне хорошенько врезали. Виски вспыхивают. Все тело горит, и мне так паршиво, что я скатываюсь с постели и несусь из комнаты. Мельком вижу, что на кровати кто-то есть. Ноги не слушаются, я чудом добираюсь до ванной комнаты и падаю рядом с унитазом.
        Никогда в жизни мне не было так плохо. Все тело скручивает, а перед глазами мельтешат разноцветные точки. Я упираюсь ладонями об унитаз, громко и прерывисто дыша.
        - Черт, черт! - меня качает. Я бы легла на ледяную плитку, но боюсь, что меня опять вывернет наизнанку, поэтому я крепко зажмуриваюсь. В висках пляшет пламя. Чувствую, как тошнота вновь подскакивает к горлу, но всхлипываю и выплевываю ругательство, решив, что обойтись сейчас без сквернословия - значит слицемерить.
        - Можно?
        - Нет! - Хриплю я, но, естественно, Уилл все равно заходит в ванную, и мне ничего не остается, кроме как почувствовать себя еще более паршиво. - Уйди, Уилл, пожалуйста!
        - Ты как?
        - Угадай.
        - Что ты приняла вчера?
        - Наверняка что-то мозговыносящее, раз сегодня мы очнулись в одной постели.
        - Ты так быстро унеслась. Не думал, что ты вообще меня заметила.
        Уилл протягивает мне полотенце, а я стыдливо морщусь. Поверить не могу, что мы с ним спали вместе, а сейчас я сижу, положив голову на унитаз. Что со мной? Почему это происходит? Мне становится так обидно, что злость вскипает в венах диким пожаром, и теперь я смотрю на Уилла не виновато, а разъяренно.
        - Как это произошло? Я ничего не пила.
        - Мне тоже интересно.
        - А разве интересно, когда знаешь ответ?
        - Что? - Брови парня удивленно подскакивают вверх. - Что ты имеешь в виду?
        - Ты знаешь что. - Я кидаю полотенце Уильяму. - Развлекся?
        - Как раз нет. Я бы развлекся, если бы не ты и не твой приступ. - Он бросает полотенце мне обратно, но я перехватываю его в дюйме от своего носа и свожу брови.
        - Какой еще приступ?
        - Истерический.
        - Что ты несешь?
        - Ты забыла про свои глюки? Забыла, как боялась, что в номер заявится твой отец?
        - Что? - растерянно шепчу я и округляю глаза. Меня будто по лицу ударили. Гляжу на Уильяма и хватаю губами воздух, разрываясь между стыдом и шоком. - Я не…
        - Могла, - перебивает парень и неожиданно стягивает через голову футболку. Я тупо гляжу на него, хлопаю ресницами, а он подходит к душевой кабинке.
        - Ты что творишь?
        - В смысле?
        - Уилл, выйди отсюда!
        - Но я хочу помыться. - Он расстегивает джинсы. - В чем проблема? Я тебя ведь не прогоняю. Делай свои дела, а я - свои.
        - Ты шутишь? - Глаза у меня, наверно, на лоб лезут, когда он стягивает брюки. - У тебя явно какие-то проблемы, парень. Серьезные проблемы.
        - Это не я сижу в обнимку с унитазом.
        - Нельзя просто взять и… - Он снимает трусы, а я в ужасе отворачиваюсь. Черт меня дери! Что он делает? Я слышу, как Уильям захлопывает кабинку, и покрываюсь румянцем до кончиков пальцев. - Боже, да ты чокнутый! - Вскакиваю на ноги. - Меня сейчас снова стошнит, честное слово.
        - Я настолько плох? - сквозь шум воды спрашивает парень.
        - Нет, ты неотразим.
        - Может, ко мне запрыгнешь, птенчик?
        - Ну если ты позволишь.
        - Серьезно? - Уильям приоткрывает кабинку и выглядывает наружу. Волосы у него мокрые. - Ну я позволяю.
        - Очень за тебя рада, - я закатываю глаза.
        Что он вообще творит? Совсем с катушек съехал.
        - Я так и знал, что ты обманываешь. Ты лгунья, птенчик. - Гудмен вновь исчезает за дверцей. - Всего боишься. Даже себя боишься.
        - Давай без философии. - Я морщусь, стягиваю с себя лифчик и остаюсь в футболке. Меня будто сдавливают чьи-то пальцы. Дышать невозможно. Кидаю бюстгальтер на скользкий пол и оборачиваюсь к зеркалу. - В другой раз поумничаешь.
        - Как скажешь.
        Я умываюсь, стараясь не смотреть в сторону душевой кабинки. Живот крутит, но мне легче. Возможно, организм понял, что есть вещи намного страшнее безумных глюков. Например, Уилл Гудмен и его желание продемонстрировать все свои достоинства.
        Я завязываю волосы и выхожу из ванной, с трудом представляя, что теперь делать. Я понятия не имею, что на меня вчера нашло, и мне жутко стыдно, что Уильям слышал об отце. Что я наговорила? Что успела сделать? Надеюсь, рядом мы лежали лишь потому, что он воспитанный джентльмен и пытался успокоить меня своим присутствием. А не потому, что я рухнула ему в объятия и наговорила какой-то чепухи.
        В гостиной сидит Кори. Он смотрит, как я захлопываю дверь ванной комнаты, и усмехается:
        - Ты воду забыла выключить.
        Я плюхаюсь рядом с другом, закрываю руками лицо, а он заботливо поглаживает меня по спине, будто бы знает, что сейчас мне хочется скинуться с крыши или чего еще похуже. Он кашляет, а я выпрямляюсь.
        - Как себя чувствуешь?
        - Лучше. Таблетки хорошие. А с тобой что?
        - Со мной мистика, Кори. Реально мистика. Вчера я словно побывала в одном из рассказов Стивена Кинга с галлюцинациями и маньяками-преследователями.
        - В смысле?
        - Не знаю. Мы были в клубе, Уилл пел…
        - Пел? - переспрашивает парень. - Вот это да! Я пропустил много чего интересного.
        - Честно? Не помню. В голове все смешалось. Я понятия не имею, что вчера со мной происходило. Знаю лишь, что сегодня очнулась рядом с Уиллом, а потом меня вывернуло наизнанку в туалете. Классная история, не так ли?
        - Не то слово, - неожиданно встревает в разговор Тэмми, выходя из своей спальни. На ней вчерашний рваный топ и юбка. Тушь размазалась, подбородок розоватый от помады. Она идет к нам, покачиваясь, а я хмуро смотрю на нее. - Тебе хотя бы весело было? Или ты умудрилась заскучать даже под кайфом?
        - Что?
        - Ты развлеклась?
        - Тебе-то какое дело? С чего ты вообще решила, что я была под кайфом?
        - Ну не знаю, - она не сводит с меня обсидиановых глаз, - одна птичка нашептала.
        - Какая еще птичка?
        - Нужно следить за тем, что пьешь, котик.
        Я округляю глаза и недоуменно смотрю на девушку. Внезапно мне будто бы дают под дых. Перед глазами проносится момент, когда я вырвала из цепких пальцев Тэмзи стакан с соком, и грудь сдавливают колючие силки. Неужели…
        Я вскакиваю. Тело у меня вспыхивает, словно новогодняя елка, и я сжимаю кулаки до такой степени, что сводит руки, пальцы, кисти.
        - Ты серьезно? - едва слышно спрашиваю я. - Ты подсыпала мне что-то в сок?
        Тэмми молчит и поправляет бирюзовые волосы. Сейчас она не кажется милой и невинной овечкой. Мне ее не жалко. Мне хочется ее убить.
        - Ты же должна была когда-то оттянуться, - говорит она, - вот я и помогла тебе.
        - Помогла мне?
        - Очнись, Реган! Тебе двадцать - сколько? И ты ничего еще в жизни не попробовала. Ты умеешь расслабляться? Умеешь удовольствие получать?
        - Поверить не могу.
        - Вот и я не могу. - Она со свистом выдыхает и откидывает назад волосы. Все ее движения просты и обычны, словно Тэмми не сделала ничего такого, что мы должны обсудить. Она направляется в ванную.
        - Я с тобой еще не закончила.
        - Не благодари.
        - Что? - Я хватаю девушку за локоть и резко поворачиваю к себе. - У тебя с головой всё в порядке? Ты мне какую-то хрень в сок подсыпала!
        - Я знаю, что сделала! - кричит она, вырывая руку.
        - Знаешь? Ну и? Считаешь, это нормально? Считаешь, ты в своем уме?
        - Считаю, что сделала тебе одолжение. Только подумай, котик, столько впечатлений за одну ночь. Ты и потанцевала, и покувыркалась.
        - Что ты несешь?
        - Даже в душе порезвилась. Ну и как он? Тебе понравилось? Раздвигать ноги иногда полезно, это лечит от монашества и девственности.
        - Боже, Тэмзи! - Кори подскакивает к нам. - Ты в своем уме?
        - Что? Пусть ответит.
        - Я не собираюсь тебе отвечать! Мне наплевать на твою любовь к Уиллу, наплевать на то, что ты не будешь ему нужна, даже если в очередной раз с крыши бросишься. И мне насрать на это. Мне насрать на твои проблемы.
        - Рада это слышать.
        - Но если ты еще раз подсыплешь мне какую-то дрянь…
        - То что? - Она вплотную приближается ко мне и кривит обветренные губы. Они у нее светло-розовые, потрескавшиеся, будто бы Тэмми болеет или нуждается в дозе. - Что ты сделаешь? Ничего. Ты только говоришь. Ты обложка с пустотой внутри. Ты говоришь и говоришь, а о жизни знаешь столько же, сколько я о смерти. Притом что ты живешь, а я уже умирала. Ты вдохновлена праведностью, не куришь, не пьешь - монахиня. Только жизнь другая, солнышко. Люди - кретины, желающие сделать тебе больно.
        - Заткнись, Тэмми, - рычит Кори, - если ты рот не закроешь, я…
        - Что? Позовешь Уилла? О да! Только он и сможет что-то сделать, потому что вы - два недоразумения, застрявших в собственных предрассудках. Я сделала то, что захотела, и я славно повеселилась, котик! - Она смотрит мне в глаза и усмехается. - А ты никогда так не сможешь. Ты никогда не поступишь по своей воле, только по совести. И мне тебя жаль. Как много ты теряешь! Жизнь не только хорошая штука. Вся красота жизни в ее плохой стороне. А вы - святоши. Меня тошнит от вас. От вашего лицемерия. Я хотя бы говорю то, что думаю. А вы боитесь даже собственных мыслей.
        - Что здесь происходит? - неожиданно раздается голос Уилла. Он стоит на пороге ванной комнаты и прижимает полотенце к волосам. - Всё нормально?
        Мы молчим. Я тяжело дышу, смотрю на девушку, а она продолжает кривить губы, не обращая внимания на то, что воздух раскалился и искрится над нашими головами. Становится так тихо, что звенит в ушах. Это гнетущая, омерзительная тишина, которая в свое время сводила с ума пленников и лишала их рассудка. Наконец Тэмми усмехается и приближается ко мне, облизывая губы.
        - Лучше это буду я. Лучше ты разочаруешься из-за меня, Реган. Жизнь все равно от тебя не отстанет, пока ты не свалишься и не разобьешь лицо об асфальт. Прими этот дар от девушки, которую терпеть не можешь. Иначе это сделают те, кого ты любишь.
        Она уходит, больше не взглянув на меня, а я с силой стискиваю зубы. Что за идиотское оправдание? Что за идиотский разговор? Я нервно тру ладонями лицо и срываюсь с места.
        - Ты куда? - взволнованно спрашивает Кори. - Реган!
        - Пройдусь.
        - Я с тобой.
        - Нет. - Иду к двери. - Я хочу побыть одна. - И выбегаю из номера.
        Не знаю, сколько брожу по городу. Более того, я смутно представляю, куда вообще иду. Просто шагаю по проспектам и улицам, смотрю по сторонам, но в голове ни черта не откладывается. Сиракьюс больше не кажется мне волшебным местом. Я вдруг понимаю, что это такой же город, как и все остальные. И не важно, высокие здания или низкие, много парков или мало, скрещенные улицы или параллельные. Важно то, с кем ты здесь находишься и как ты себя чувствуешь. Даже самое красивое место в мире не избавит от уродства в груди, которое растет и распускается, как ядовитый плющ.
        Раньше мне казалось, что есть какая-то магия в вечном движении. В путешествиях и познании неопознанного. Но сейчас я понимаю, что мало двигаться. Нужно, чтобы кто-то еще и за руку держал, кто-то близкий, а не чужой. Какой смысл в открытиях, если их разделить не с кем? Какой смысл в движении, если двигаешься один? Иногда людей вокруг много, а на деле оказывается, что рядом - никого.
        - Осторожно! - доносится до меня вопль какой-то женщины, и я вижу перед носом автомобильный капот. Машина тормозит в нескольких сантиметрах от моих ног, я зажмуриваюсь от страха и только потом понимаю, что перехожу дорогу на красный свет.
        - Ты что, спятила? - возмущается водитель и выскакивает из салона. Что ж, день просто великолепный. Еще одна стычка, а не прошло и получаса. - Ты куда смотришь, куда…
        Я встречаюсь взглядом с водителем и чувствую, как грудь обдает кипятком. Не могу поверить! Мы застываем в немой растерянности. Глядим друг на друга и молчим, потому что говорить сложно.
        - Реган? - наконец спрашивает парень и улыбается. Я соскучилась по этой улыбке. Тепло проносится по коже, воспоминания ударяют в голову похлеще алкоголя, и я резко встряхиваю волосами, не веря в то, что вижу этого человека перед глазами. - Ренни!
        Он кидается ко мне и обнимает, прижимая к себе так крепко, что у меня сводит тело, но я не сопротивляюсь. Позволяю себе расслабиться и тоже обнимаю его.
        - Бенни…
        - Вот это да! Черт! - Парень отстраняется и широко улыбается. Автомобили сигналят, а мы не обращаем внимания. Смотрим друг на друга и как придурки лыбимся. - Как же так, господи, поверить не могу. Ты настоящая? - Он вновь хохочет. - Точно?
        Я жадно осматриваю парня, притрагиваюсь пальцами к его иссиня-черным волосам, к заросшему подбородку. Касаюсь широких плеч, а потом гляжу в глаза. Они у него невероятные: изумрудно-синие с рыжеватой крапинкой. Парень выше меня на голову, а я уже и забыла, как это - стоять под его пристальным взглядом и ощущать себя мелкой.
        - Ренни, что ты здесь делаешь?
        - Так вышло. Чистая случайность.
        - Случайность?
        - Да.
        Гляжу парню за спину и вижу машины, скопившиеся у перекрестка.
        - За тобой уже очередь.
        - Верно. Надо убрать машину. Идем!
        - Но…
        - Ничего не знаю, Реган Баумгартен. - Бенни берет меня за руку и ведет к машине. У него низкий ровный голос, и, когда он произносит мое имя, у меня мурашки бегут по спине. - Пошли! Я никуда тебя не отпущу, ясно? Я тебя похитил.
        Смущаюсь и запрыгиваю в салон синего кабриолета. Бенни не открывает мне дверь. Я залезаю через верх, так же, как и он.
        Парень дает по газам, машина визжит, от колес поднимается серая дымка, и мы лихо срываемся с места, наконец освободив дорогу тем, кто сигналил. Мои волосы плывут по воздуху, словно по океану. А я смотрю на Бенни, на то, как он сжимает кожаный руль, как переключает передачи, и улыбаюсь, неожиданно позабыв о том, что прошло три года. Нет, мы не расставались. Он не уезжал. Не оставлял меня и Кори, не нарушал ту идиллию, что была в наших отношениях. Он продолжал заезжать за мной по пятницам, и мы продолжали ходить в парк, лежать на одеяле и смотреть в небо, изучая созвездия. Втроем. Как в хороших книгах. Мы не расставались больше чем на несколько часов, и если Кори не мог вытащить меня из дома, приходил Бертрам и послушно ждал, пока я вязала канаты из постельного белья. Он был мне другом. Он и Кори. Две причины, из-за которых я соглашалась мириться с предками, из-за которых я закрывала глаза на все то дерьмо, что со мной творилось. Какая к черту разница, если у меня были лучшие друзья?
        Но потом Бертрам уехал.
        Я свожу брови и смотрю на парня иначе. Я вспоминаю, как он оставил мне письмо у двери, даже не зашел попрощаться. Просто уехал. А мы с Кори потерялись. Конечно, как это бывает в жизни, мы пережили его отъезд. Люди все переживают, дайте лишь время. Но мне было больно. Мне и сейчас становится больно, как только отходит шок и на плечи сваливается реальность.
        Думаю, эйфория притупляется и у Бенни. Он больше не улыбается. Ведет машину и смотрит на дорогу, крепко стискивая в пальцах руль. А он изменился. Подкачался. На шее размашистые татуировки. Я скептически хмыкаю.
        - Что? - спрашивает он. - Что-то не так?
        - Нет, все в порядке. - Я отворачиваюсь.
        - Ты так и не научилась врать.
        - А ты до сих пор отвратительно водишь.
        - Я совершенствуюсь, - улыбается он.
        - Да, я заметила. Едва не переехал меня.
        - Вообще, это ты шла на красный свет.
        - И что? - Я развожу руками. - Водитель всегда виноват.
        - Отличное оправдание. Кстати, что ты делала на дороге? Пыталась покончить с собой? Серьезно, Ренни, следить нужно, куда идешь.
        - Не прошло и пяти минут, а ты уже учишь меня жизни. - Я качаю головой. - Я скучала, Бертрам Уоткинсон.
        - Я знаю. Я тоже скучал, Реган Баумгартен.
        Он смотрит на меня, а я отвожу глаза. Трудно видеть его здесь, сейчас, перед собой. Все это похоже на продолжение жуткого кошмара. Мы с ним познакомились, поступив на первый курс университета. Нас распределяли по группам, и мы угодили в одну с Кори. Он взбунтовался против формы, а мы поддержали его, будто бы уже тогда почувствовали, что станем друзьями. К тому же мы с Бенни как-то успокоились. Оказалось, что ошибаться в имени и фамилии будут дважды по списку.
        - Куда мы едем?
        - А куда ты хочешь? - Бенни наезжает на кочку и кривит губы. - Прости.
        - Я привыкла. - И отвыкла за три года. - Слушай, поехали к Кори!
        - Кори тоже здесь?
        - Да. Мы путешествуем вроде как.
        - Я рад, что вы выбрались из Янгстауна.
        - Мне пришлось. - Я хмыкаю, а Бертрам протяжно вздыхает. Ему о моих проблемах известно практически все. Он часто держал дверь моей спальни, пока отец молотил по ней в надежде ворваться. - А ты?
        - Что я?
        - Живешь в Сиракьюсе?
        - Нет. Я проездом. Работаю на отца в Нью-Йорке.
        - Всё, как и планировал.
        - Наверное. - Он пожимает плечами, и ветер отбрасывает назад его черные волосы. Парень поправляет их. - Я не рвался сюда, Ренни. Но я не против.
        - Никто и не спорит.
        - Я знаю тебя, знаю твой голос. Ты меня осуждаешь, и ты обижена.
        - Осуждаю? Ну ты загнул.
        - Не загнул. Ты имеешь право. Слышишь? Я понимаю. - Парень постукивает руками по рулю и кивает. - Я ведь уехал и исчез. Не звонил, не писал.
        - И слава богу. Иначе мы с Кори никогда бы не смирились с тем, что по пятницам ты не привезешь свое идиотское одеяло в горошек и мы не поплетемся в парк.
        - Значит, всё в норме?
        - Да. - Я киваю. - Всё отлично.
        - Ренни!
        - Бенни!
        Парень усмехается и, смеясь, откидывает назад голову. Я соскучилась по его смеху. Я хотела бы вновь вернуться в то время, когда мы постоянно были вместе.
        Но это невозможно. Мы стали другими людьми, может, даже чужими.
        От этих мыслей становится так тошно, что живот сводит.
        Легко ли выкинуть близкого человека из головы? Легко ли его забыть? Сотрется ли память, исчезнут ли воспоминания? Пропадет ли дрожь, доверие? А тепло? Когда-то мы не представляли жизни друг без друга, а теперь нам известно: жизнь продолжается, несмотря ни на что. Зная все это, зная, что нет незаменимых людей, нет тех ран, что не вылечило бы время, сможем ли мы общаться как прежде, когда одна лишь мысль о расставании била по груди и не давала дышать?
        Мы поднимаемся в номер, улыбаясь друг другу. Бертрам крутит в пальцах ключи от машины, а я с интересом смотрю на знакомые черты его лица, которые не видела давно, но хотела увидеть. Все девушки мне завидовали, я дружила с настоящим красавцем, но у меня с Бенни никогда не было ничего большего. И нас никто не понимал.
        Я открываю дверь и вздыхаю. Всё бы ничего, но мне придется вновь увидеть Тэмзи, а я ведь могу сорваться и случайно свернуть ей шею. Ну не совсем случайно.
        - Реган! - восклицает Кори и соскакивает с дивана. - Где тебя носило? Мы искали тебя по городу, но…
        Друг замолкает, когда порог пересекает Бертрам. Челюсть у него отваливается, как и у всех в комнате. Джесси улыбается, Тэмми хищно наклоняется вперед. Уилл же смотрит с интересом, словно его наконец удалось удивить. Он прищуривается и бросает:
        - Ты познакомилась с ним пару часов назад, но уже решила представить семье?
        - Очень смешно, - огрызаюсь я, наблюдая, как Кори срывается с места. Внутри у меня все перемешивается, сталкивается, сплетается. Друг налетает на Уоткинсона и рьяно прижимает к себе, словно боится отпустить.
        - Черт! - восклицает он. - Я умер? Или это глюки от температуры?
        Бенни не отвечает. Похлопывает Гудмена по спине и хмурится. Мне тоже хочется сорваться с места и кинуться их обнимать, но я не двигаюсь, а просто стою, улыбаясь и боясь шевельнуться. Сейчас моргну - и Бертрам исчезнет.
        - Как ты здесь оказался? Где ты его нашла? - громко тараторит Кори. - Вот это да, как вы встретились?
        - Я едва не переехал ее.
        - Это ты умеешь, - шутит Гудмен.
        - Отличное начало романтической комедии, - вставляет Тэмми и поднимается с кресла. Она решительно подходит к Уоткинсону и обнимает, будто давнего друга. Стерва. - Меня зовут Тэмзи Пол. А ты…
        - Бертрам Уоткинсон.
        - Еще один, - смеется Джесси, приближается к парню и пожимает ему руку. - Тебя тоже назвали в честь несуществующих слов? Мне нравится.
        - А мне нет, - парирует Бенни. Глядит на Уилла, но тот стоит у балкона и не двигается. Меня веселит его настороженность. - Я вам не помешаю?
        - Издеваешься? - по-детски визжит Кори и ерошит волосы. - Я просто не верю, что ты здесь! Сколько мы не виделись: год, два?
        - Три, - отвечаю я, и мы с Уоткинсоном смотрим в глаза друг другу. Между нами так много несказанных слов, но мы молчим. Не время, не место. Не месяц. Не год.
        - Ренни сказала, вы путешествуете.
        - Ренни? - переспрашивает Уильям и ухмыляется. - Интересно.
        - Вполне нормально, - защищаюсь я, - уж получше, чем птенчик.
        - А в чем проблема, птенчик?
        - В том, что я не птенчик.
        - Со стороны лучше видно.
        Неожиданно я понимаю, что мое желание свернуть шею Тэмми перевоплощается в знакомое мне желание врезать Гудмену по лицу, и я скрещиваю руки на груди.
        - Бенни нужно в Нью-Йорк, как и нам, так что…
        - Мест нет.
        - Не страшно, я придумаю что-нибудь на этот счет. - Бертрам поднимает руку с ключами от машины и кивает Уиллу с широкой улыбкой. - У меня места навалом.
        Уильям пожимает плечами. Равнодушно смотрит на парня и вздыхает.
        - Как тебя?
        - Что?
        - У тебя есть имя? Или мне тоже называть тебя Бенни.
        - Я уже говорил, - фальшиво улыбается парень, - Бертрам Уоткинсон.
        - Я не слушал. Но в принципе все равно не запомню. В общем, поторапливайся. Мы выезжаем через полчаса. Идет?
        - Идет.
        - Отлично. И, птенчик…
        - Что? - Я смотрю на него. Пусть не думает, что сможет меня пристыдить.
        - Ты забыла в ванной свой бюстгальтер.
        Он уходит, а я краснею с головы до пят.
        Черт!
        Глава 13
        - Итак, в день по городу? - уточняет Бертрам и переключает передачу. - Это как-то неправильно, что ли.
        - Почему неправильно? - спрашивает с заднего сиденья Кори.
        Мы решили поехать с Бенни. «Додж» Уилла плетется за нами, и я удивлена, что он до сих пор не обогнал нас на всех парах. Когда Кори сказал, что поедет в кабриолете Уоткинсона, у Уилла от злости перекосило лицо. Но он ничего не сказал. Кивнул и молча ушел к Джесси и Тэмми. Я хотела остановить его, сама не знаю почему. Просто шагнула вперед, но рта так и не открыла. Что я должна была сказать? Да и зачем? Иногда мое поведение в присутствии Уильяма Гудмена не поддается объяснению.
        - Потому что вы посмотреть ничего не успеваете, - поясняет Бертрам. - Что можно о городе узнать за двадцать четыре часа? У вас нет времени ни на парки, ни на музеи.
        - Уиллу по душе клубы, - неохотно признается Кори.
        - Он не прав. Ночная жизнь - это круто, но ночью не увидишь главного.
        - Если бы не Уилл, мы бы вообще никуда не поехали, - внезапно отрезаю я, и парни одновременно смотрят на меня. Мне становится неловко, и я поправляю волосы. - В смысле он и так из кожи вон лезет, чтобы мы повеселились.
        - Значит, плохо лезет. Ничего. Я буду вашим гидом по Нью-Йорку. И вы опомниться не успеете, как влюбитесь в этот город. Надеюсь, вы задержитесь на пару дней.
        - Уилл хотел пробыть в Нью-Йорке трое суток, - уточняет Кори. - У него знакомые в Академии искусств есть. Пообещали провести в подпольный клуб «Серенити».
        - Когда?
        - Сегодня ночью. А на завтра у нас прогулка по окрестностям.
        - Отлично. Я надеюсь, Уильям не будет против, если я к вам присоединюсь.
        - Будет, - отвечаю я, - но мы не собираемся спрашивать разрешения, Бенни. Ты не парься, он странный парень, со всеми так себя ведет. Серьезно, мне кажется, я скоро поседею. Что ни день, то праздник. И все благодаря Уильяму Гудмену.
        - Мой брат - сложный человек, но с ним весело.
        - Я заметил, - смеется Бертрам. - Так весело, что даже про нижнее белье забываете.
        Я закатываю глаза и протяжно выдыхаю:
        - Я случайно оставила бюстгальтер в ванной. Случай-но!
        - Врет она! Едва Уилл на горизонте появляется, у нее щеки вспыхивают. Да и Уилл ведет себя как идиот. Вечно они шушукаются, обсуждают что-то.
        - Правда? - Бертрам переводит на меня взгляд и вскидывает черные брови. В его глазах мелькает странное выражение, смысл которого я не могу понять, но мне в ту же секунду становится так стыдно, что живот скручивается в трубочку. - Тебе наконец-то кто-то понравился? Удивительно, Ренни.
        - Никто мне не понравился.
        - Но ты разговариваешь с ним.
        - Я со всеми разговариваю.
        - Не выдумывай, - отмахивается Кори и придвигается к нам ближе. - Тебе если человек противен, ты избегаешь его всеми силами и вообще на него внимания не обращаешь. А с Уиллом вы вечно философствуете, то в туалете в игры играете, то просыпаетесь в одной постели.
        - Что делаете? - Машину ведет в сторону, я резко хватаюсь за подлокотник и гляжу на Бертрама с широко раскрытыми глазами. Что он творит? - Простите. Я… я не хотел.
        - Ты водишь так же паршиво, парень, - улыбается Кори. Кажется, только я удивлена. С каких это пор Бенни волнуется о том, что я и с кем делаю? - До сих пор не верю, что ты здесь, Бертрам.
        - Да, - Уоткинсон теперь смотрит на дорогу, - я тоже.
        Я чувствую, как моя голова чуть не лопается от напряжения. Ничего не сходится. Передо мной тот самый парень, который таскал мне арахисовое масло в палату, когда я сломала ногу на втором курсе. Тот самый парень, который шил мне юбку на моей гигантской древней машинке. Тот парень, что держал за руку, смеялся, катал на качелях, приглашал домой и заставлял смотреть черно-белые фильмы. Вот же он! Перед глазами!
        Но внешность обманчива. У этого парня те же скулы, нос и губы. Тот же голос, но у него совсем другие мысли. Я чувствую, знаю: Бертрам Уоткинсон изменился. И я никак не могу принять эту информацию, переварить диссонанс от того, что было и что есть сейчас.
        - О чем задумалась? - спрашивает Бенни, а я выдавливаю улыбку.
        - Да, просто, ни о чем.
        - Обманываешь?
        - Тебя? Легче залпом выпить газировку.
        - Ты же не переносишь газировку.
        - Вот именно, - подмигиваю я и отворачиваюсь к окну, глядя на обочину, смазанную от скорости.
        - Странно, что вы с Тэмми незнакомы, - протягивает Кори, - ваши родители много зарабатывали в Янгстауне. Вы, возможно, даже жили на одной улице.
        - Я редко бывал дома, если ты помнишь.
        - Это точно. Постоянно мы где-то шлялись. А потом ты уехал, гаденыш!
        - Я должен был. - Бенни сжимает руль так сильно, что белеют пальцы. - У меня не было выбора. Отцу предложили работу. Глупо отказываться от вакансии в Нью-Йорке.
        - Верно. Но ты даже не попрощался.
        - Тогда я бы не уехал, Кори.
        - Ну и остался бы. - Мы с Бенни вновь смотрим друг на друга, и в груди у меня что-то обрывается, будто я камнем лечу с обрыва. - В Янгстауне жили люди, которым ты был дорог. А ты развернулся и слинял.
        - Я виноват, знаю. Но иначе не получилось. Если бы я пришел прощаться, ты бы меня возненавидела, Ренни. Ты бы не поняла.
        - Я такой отстойный друг? Не смогла бы поддержать тебя?
        - Вряд ли. Я наговорил бы лишнего.
        - Что такое ты мог мне сказать, что испугало бы меня? - Я усмехаюсь и поправляю волосы - всё время в лицо лезут. - Ладно, закроем тему. В конце концов, ты уехал, и уже прошло три года. Что рассуждать, правда?
        - Но мы встретились сейчас, - неуверенно говорит он. - Судьба!
        Я хмыкаю и пожимаю плечами. Уилл тоже верит в судьбу, и я, черт подери, понятия не имею, почему опять о нем вспоминаю.
        Мы едем часа четыре, и Кори и Бертрам не утихают, болтая о какой-то чуши. Но мне нравится их слушать. Я отключаюсь и больше не думаю о том, что Бенни изменился, я изменилась, мы стали совсем другими. Я пребываю в иллюзии, словно жизнь не катилась к черту, а мои друзья всегда были рядом и хохотали до слез, хватаясь за животы и сгибаясь в три погибели. Я помню эти дни: горячие, яркие дни, когда ничего не могло испортить настроения, ведь около меня шли неумолкающие чудаки. Такое бывает: ты находишь настолько близких людей, что они не просто оказываются рядом, но и проникают в твои мысли, в твою голову. Бенни всегда знал, чего я хочу. Он чувствовал меня, слышал, хотя я рта не раскрывала. Как и Кори. Они подхватывали меня под локти, и мы носились по улицам, будто сумасшедшие, смеясь и толкая друг друга, а потом нам непременно попадало от каких-то заплесневевших соседей, но мы посылали всех к черту.
        Да, я помню. Память - скверная штука. Ничего из головы не пропадает, как и слова о том, что Бертрам уезжает. Лишь несколько слов на бумажке, оставленной у порога моей двери. «Прости, отцу предложили работу в Нью-Йорке. Я никогда не забуду тебя, Ренни». Всё. Так просто отрезать, вырвать или сжечь. Я понеслась к его дому, а тот уже пустовал. Мне было так паршиво, что я неделю никуда не выходила. Я и Кори не могла видеть, ведь он мне напоминал о нас. О нашей троице. Скажите, ну кто будет смотреть Гарри Поттера, если вдруг исчезнет Гермиона? А кому понравится книга «Хорошо быть тихоней», если пропадет Чарли? Всё потеряет смысл. Так и случилось. Я пережила собственный конец света и валялась на кровати, представляя руины исчезнувшего будущего. Но потом боль утихла, обида исчезла. Люди забывают других людей, это, наверное, самое страшное.
        Кабриолет Бертрама рассекает воздух, будто птица. Мы летим вдоль шоссе. Я улыбаюсь, а Кори поднимает вверх руки, ловя восточный ветер.
        - Свобода! - кричит он, а я хмурюсь.
        - С ума сошел? Хочешь заболеть?
        - Я уже болею, мамочка.
        - Станет хуже.
        - Знаешь, когда станет хуже? Когда я пойму, что упустил момент.
        Я задумчиво наклоняю голову, а он встает на сиденье, раскидывает руки в стороны и улыбается, словно летит по горячему воздуху и не боится свалиться. Неожиданно я вижу в нем Уильяма. На лице у него такая же сумасшедшая ухмылка, а в глазах - непоколебимая уверенность в том, что безумие рационально и имеет причины.
        Бенни включает музыку. Черт подери, Кори ведь прав! Почему нет? Если не сейчас, то когда? Если не я, то кто?
        Я перекатываюсь на заднее сиденье, цепляюсь за друга и неуверенно становлюсь рядом, расставив в стороны руки. Ветер толкает меня назад, я едва не падаю, но Кори тут же хватает меня за руку, и я плыву рядом с ним.
        - Я рад, что ты поехала со мной, Реган, - признается он и улыбается, - без тебя было бы совсем не так, слышишь? Я рад, что ты рядом.
        - Я тоже, Кори. - Изо всех сил сжимаю руку друга и кладу подбородок на его плечо. Как же жаль, что некоторых чувств не передать словами. - Спасибо.
        - Что?
        Ветер откидывает назад наши волосы, звуки растворяются в воздухе, но я прижимаюсь к другу и повторяю:
        - Спасибо!
        - За что, садик ты мой?
        - За все, гаденыш. Просто за все.
        - Ты стала сентиментальной? - Он хохочет, а я пихаю его в бок. - Глядишь, так и плакать научишься, Реган!
        - Ни за что. И не подумаю!
        Меня качает, но вскоре я нахожу равновесие, расставляю руки, и мы с Кори кричим так громко, что горло сводит, а щеки щиплет. Бертрам смеется, поднимает руку, и я хватаюсь за нее, как за опору. Так мы и несемся вперед. И я готова так нестись вечно.
        Я слышу Нью-Йорк еще задолго до того, как мы въезжаем в город. Сердце екает, оно предупреждает меня, что вот-вот разорвется на тысячи частей, и я чувствую, как учащается пульс, как мурашки несутся по коже. Трепет, дикий и восторженный, горит и пылает в груди. Во все глаза я смотрю на растущие вдалеке небоскребы, и ничто в моей жизни так меня не волновало и не притягивало, как сверкающее пятно, окруженное темным ореолом из вечера и облаков.
        - Добро пожаловать! - говорит Бертрам и сбавляет скорость.
        Мы оказываемся в другом мире: в мире, где усталость исчезает, едва перед глазами вырастают гигантские дома со сверкающими экранами; в мире, где люди бегут по улицам и сливаются с общим потоком, не утихающим ни днем ни ночью; в мире, где сплетены не только близкие, но и чужие, и их жизни взаимосвязаны, как корневая система. В мире, где город и люди дышат друг другом и задыхаются, не в силах перенести столько шума, хаоса и мистической привлекательности, свойственной лишь огромным городам.
        Я никогда прежде не видела ничего подобного, и ребра сжимаются, сдавив в силках неподготовленное сердце. Я растеряна, ошеломлена. Не могу вымолвить ни слова, я даже не представляла, что города способны хватать за плечи и встряхивать, да так, что в глазах темнеет, а в ушах звенит. Нью-Йорк - мечта, иллюзия и идеал. Я читала о нем, но не думала, что когда-нибудь буду ехать по этим улицам, разглядывать витрины и прохожих. Так ведь не бывает. Не бывает так красиво и пугающе!
        - Центральный парк, - сообщает Бертрам, и я перекатываюсь на другую сторону. Мы в нескольких метрах от огромного куска земли, засаженного деревьями, ветки которых не просто тянутся к небу, но украшены сверкающими фонариками. - Сходим туда, Ренни, ты полюбишь это место. Я точно знаю.
        Поток машин рябит перед глазами. Я поднимаю голову и вижу, как на гигантских экранах крутят рекламу, как вспыхивают разноцветные буквы. Нью-Йорк - особый город. Агрессивный и характерный. Мало его любить, нужно, чтобы и он полюбил тебя. Я сразу чувствую эту связь. Ощущаю горячий поток, несущийся по венам.
        Я уверена: здесь мое место. Среди хаоса, неразберихи и вечного побега от реальности. Вот где я хочу находиться, хочу закрывать глаза и теряться в собственных фантазиях. Хочу сталкиваться с незнакомцами, свихнуться на разговорах и ненужной болтовне, которая волей-неволей остается в памяти. Хочу отчаянно рваться вперед и понимать, что на финише меня что-то ждет, что усилия не напрасны.
        Я протяжно выдыхаю, а Бертрам кладет ладонь поверх моей руки.
        - Я знал, что ты влюбишься.
        - В этот город невозможно не влюбиться.
        - Да! Трудно устоять перед тем, что удивляет.
        Я оборачиваюсь, вижу, что Бертрам смотрит на меня и глажу его по заросшему подбородку. Я рада, что он рядом, что он сжимает мою руку. Мне тепло с ним и спокойно. Бенни - часть той жизни, в которой всё было хорошо, и я, сама того не ведая, цепляюсь за него, как за спасательный круг.
        Мы паркуемся у высокого здания со стеклянными стенами и выходим, не произнося ни звука. Смотрю по сторонам. Ноги заплетаются от усталости, но я все равно хожу туда-сюда, пытаясь вглядеться вдаль, увидеть что-то такое, чего еще не заметила.
        «Додж» останавливается. Уилл выходит и растягивает губы в улыбке, увидев, как я пританцовываю у забора. Он подходит ко мне так близко, что я улавливаю запах мелиссы в воздухе, и заправляет мне прядь волос за ухо.
        - Ты выглядишь счастливой, птенчик.
        - Так и есть, Уилл. Даже ссориться с тобой не хочу. Хочу просто носиться по городу и кричать от восторга. Это невероятно.
        - Я рад, что тебе нравится.
        - Ты так говоришь, будто сам этот город построил, - язвит Тэмзи и потягивается. На ней какой-то прозрачный топ и драные джинсы. - Есть хочется, ребята. Я не шучу.
        - Где тут можно перекусить, Бенни? - спрашивает Кори.
        - Везде. Здесь на каждом углу забегаловки.
        - А что с отелями? - Джесси, как всегда, сжимает в руке гитару. - Сколько в Нью-Йорке гостиниц для малоимущих путешественников?
        - Гостиниц? Вы серьезно? Не выдумывайте! - Бертрам качает головой, и в его невероятно красивых глазах сквозит решительность. - Оставайтесь у меня.
        - Хорошая идея, - хмыкает Уилл и задумчиво смотрит на Бенни. - Ты точно не против, если мы у тебя перекантуемся пару ночей?
        - Нет. К чему ютиться в хостеле, если есть квартира?
        - Классно мыслишь, Бенни, - усмехается Уилл, и я невольно подмечаю в его голосе нотку сарказма. - Так и поступим. Вот оно - хваленое нью-йоркское гостеприимство.
        - Так, какие у нас планы? - зевает Тэмми и опирается о Гудмена, словно он ее личная подставка. - Куда сейчас идем? В кафе, а потом в «Серенити»?
        - Я передумал насчет «Серенити».
        - Что? Почему?
        - Ну просто так. Решил, что сегодня мы с вами потеряемся.
        - Где потеряемся? - недоумевает Кори, а я подхожу к Уиллу и улыбаюсь.
        - В Нью-Йорке.
        Высокие здания врываются в небо, исчезают далеко в темноте, и мне кажется, что те счастливцы, которые живут на верхних этажах, собирают в ладони звезды или облака.
        Мы бродим по многолюдным улицам. Все вместе, как вырвавшиеся из клетки звери, не видевшие людей, не чувствовавшие на своей коже порывов ветра. Джесси предлагает заходить в каждое восьмое здание по Пятой авеню - улице в центре Манхэттена. Самая известная и невероятная улица в Америке, впрочем, ее даже сравнивают с Елисейскими Полями в Париже.
        Мы проходим Эмпайр-стейт-билдинг на 34-й улице и Нью-Йоркскую публичную библиотеку между 40-й и 42-й улицами. Затем Бертрам указывает на Рокфеллеровский центр - крупнейшее офисное здание в Нью-Йорке - и вскользь бросает:
        - Тут работает мой отец.
        Я округляю глаза, а Кори примерзает к месту.
        - Что? Здесь?
        - Ага. Ну ничего интересного.
        - Ничего интересного? - тянет Тэмми и так неожиданно оказывается рядом с Бертрамом, что он удивленно вскидывает брови. - Уверен, что неинтересно?
        - А что хорошего? Я чеки от отца чаще вижу, чем самого отца.
        - Хотелось бы и мне так. Мой отец вообще отказался меня финансировать, едва мне двадцать один стукнуло. Вот так просто. Хотя нет, наверное, сложно. В конце концов, не так уж и престижно мэру города обеспечивать дочь-самоубийцу, верно?
        - Самоубийцу? - переспрашивает Бертрам. - В смысле?
        - В прямом смысле. Не каждый день дочери с крыши прыгают. Вероятно, поэтому он и решил от меня отказаться.
        - Но зачем ты это сделала? Почему?
        Я подхожу ближе, потому что мне тоже непонятны мотивы Тэмзи. Я не люблю эту девушку. Возможно, я ее ненавижу. Но мне не по себе. Нет ее вины в том, что она такая, какая есть. Черствой ее сделала жизнь или другие люди. Это правило: сначала поступок, потом реакция - и никак иначе. Недоверие не возникает из воздуха, как и разочарование в окружающих. Гниль внутри обозначает лишь то, что люди уже успели обмануть вас и ваши ожидания.
        - Мамочка хотела, чтобы я поступила в Принстон. Папа настаивал на Дартмуте. Мне же хотелось в Колумбийский, но это никого не волновало. Тогда я провалила тесты. - На губах у Тэмми появляется фальшивая улыбка. - Пришли результаты, мама их увидела и сказала: «Лучше бы ты бросилась с крыши». Вот я и бросилась.
        Тэмми усмехается, а я отворачиваюсь. Внутри всё сжимается. Неужели у такого холодного и ядовитого человека, как Тэмзи Пол, есть чувства? Неужели она живая?
        Девушка продолжает улыбаться, а ее глаза наливаются таким отчаянием, что оно сваливается на нас сверху и придавливает к земле. Родная мать предпочла видеть дочь мертвой. Лучше похороны ребенка, чем похороны репутации. Такие слова режут лучше скальпеля. Я уверена. Я знаю это.
        Вновь перевожу взгляд на Тэмзи, а она смеется.
        - Что вы такие кислые? Зато знаете, как теперь моя мамочка живет? Скучно живет. У нее вместо спальни комнатка в клинике. Опомниться она никак не может, бедная. Значит, я прыгнула и живу себе нормально, а у нее травма душевная. - Девушка нервно передергивает плечами и хохочет. - Слабенькая у меня мама. Отец поумнее. Просто сделал вид, что я не выжила. Вот это я понимаю. Вот это выход из ситуации.
        Она идет вперед, а я ловлю взгляд Уилла. Парень чувствует то же, что и я. Никто не может услышать подобное и пройти мимо. Такие вещи оставляют следы.
        - И вы познакомились…
        - …в больнице, - тихо заканчивает Гудмен, поравнявшись со мной. Мы отстаем от ребят, следуя за ними хвостом. - Я тогда в баре подрался. Мне хорошенько лицо разбили, пришлось швы накладывать. Она ждала родителей в приемной после выписки, но никто за ней не пришел.
        - О, - только и могу сказать я. Сжимаю крепко кулаки и ощущаю, как внутри у меня все переворачивается и сморщивается, будто на лютом морозе. - Уилл, это ужасно.
        - Мы подружились, она даже некоторое время жила у нас дома. Разве Кори никогда о ней не упоминал?
        Я качаю головой.
        - Нет.
        - М-да, странно. Позже я предложил ей разъезжать со мной по стране. Она согласилась. Вот мы с ней и путешествуем уже года два, наверное, если не больше.
        - Ты вовремя оказался рядом.
        - Со мной такое часто происходит, - парирует Уилл и неожиданно обнимает меня за плечи. Я растерянно смотрю на него, а он смеется. - Ты вся похолодела. Боишься меня?
        - Знаешь, в моем мире парни просто так не обнимают девушек, - осторожно говорю я и пытаюсь выбраться из-под руки Уильяма, однако он настроен решительно.
        - А кто сказал, что просто так?
        - Ты ведь шутишь!
        - Я сама серьезность!
        Он смеется, а я пихаю его в бок и закатываю глаза.
        - Ну где вы там? - возмущается Кори. - Шевелитесь! Пятая авеню не произведет на вас впечатления, если вы не будете обращать на нее внимания.
        Улыбаясь, мы с Уиллом нагоняем ребят. Едва я отхожу от Уильяма, рядом тут же возникает Бертрам. Его изумрудные глаза светятся недоумением и чем-то таким, что я не могу разобрать. Парень подхватывает меня под локоть и невесело кривит губы, словно случилось нечто такое, чего он никак не ожидал.
        - Ты в порядке? - интересуюсь я. - Видок у тебя не очень.
        - Устал просто.
        - От меня?
        - Разве от тебя можно устать? - спрашивает он, а я смущаюсь. Я скучала по другу так сильно, что сейчас не могу на него насмотреться, как ни стараюсь. Да, он сделал мне больно. Копнул так глубоко, что задел нечто важное. Но сейчас мне все равно. Я готова позабыть обо всем, лишь бы Бенни был рядом.
        - Ты выглядишь такой…
        - Какой?
        - Счастливой, что ли.
        - Мне хорошо. Это правда. - Я улыбаюсь. Нью-йоркский ветер путешествует по моему лицу, плечам и вплетается в волосы. Мне уже давно не было так спокойно. - Не знаю, чему именно радоваться.
        - Всему радуйся. Я разрешаю.
        - Ну как скажешь. Всему так всему.
        Рядом оказываются Джесси, Тэмми и Уилл. С другой стороны от Бертрама шагает Кори. Мы решаем, что если и наступать на Нью-Йорк, то вместе. Мы беремся за руки и, смеясь, идем в ногу, покоряя то, что, казалось бы, покорить невозможно.
        Джесси вскидывает подбородок и читает с выражением:
        В ночной тиши мы растворимся
        И станем ветром, и притворимся,
        Что нам не страшно, и мы отважны,
        А правда - вымысел, придуманный однажды.
        Свобода - грех, маячащий звездой.
        И ты кричишь: «Время, постой! Остановись!
        Прошу, поговори со мной!»
        Но, как и было время быстротечно,
        так и бежит оно халатно и беспечно.
        А ты стоишь на одинокой пристани.
        Такой же одинокий. С мыслями.
        И смысла больше нет во лжи, ведь ложь
        мгновенно стала состоянием души.
        - Браво! - смеется Уилл, останавливается и громко хлопает в ладоши. Тут же к нему подключаемся мы все, и Джесси наигранно кланяется, приложив руку к сердцу.
        - Спасибо, спасибо!
        Квартира Бертрама - это студия на восемнадцатом этаже. Мы сразу же несемся на балкон и встаем у перил, вглядываясь в сверкающий горизонт.
        - Ох, - шепчу я. Дух перехватывает. Небоскребы кажутся ненастоящими, а горящие разноцветными цветами окна - расписными. - Тут очень красиво, Бенни!
        - За такое и убить можно, - хрипит Кори.
        - Отец всё сделал, чтобы я не скучал по старому дому.
        - Однако друзей твой отец вряд ли купит, - неожиданно говорит Уильям. Он стоит у поручней, но на нас не смотрит. - Деньги открывают внешние двери, а не внутренние.
        Я хмыкаю, а Бертрам неохотно кивает головой.
        - Так и есть. Кстати, чуть не забыл, - спохватывается Бенни, - завтра у отца небольшой корпоратив. Ну как небольшой - соберутся сливки Ист-Сайда. Приходите!
        - Сливки Ист-Сайда? - растерянно переспрашивает Джесси, будто бы не понял, что Бенни имел в виду. Лицо у него ошеломленное. - Ты приглашаешь нас на вип-тусовку?
        - Ну да.
        - Ты уверен? - переспрашивает Кори. - А что если…
        - Мой отец вечно зовет меня на подобные мероприятия, но мне там скучно, и я постоянно отказываюсь. Если он узнает, что я все-таки приду, ему будет плевать на всё остальное. Он вам даже слова не скажет.
        - Туда не завалишься в джинсах… - серьезно говорит Тэмми.
        - Я позабочусь об этом.
        - Все-таки пытаешься нас купить, - хмыкает Уилл. Мы встречаемся глазами, а затем он отворачивается и смотрит на плавающий горизонт. - Я пас.
        - Что? - удивляется Кори. - Ты чего, братец? У тебя голова от высоты закружилась?
        Уильям достает сигарету. Затягивается и выдыхает дым в темноту ночи. Лицо у него задумчивое, отстраненное, будто Уилл сейчас далеко, не с нами.
        - Серьезно, котик, - мурчит Тэмми и поднимается с пола. Она подкрадывается к нему в привычной для нее манере: лениво и изящно, будто бы даже корчась от злости или боли, она не перестала бы быть сумасшедшей красоткой. - Чего ты выдумываешь?
        - У меня есть планы.
        - Какие планы?
        - Личные. - Он выдыхает дым от сигареты ей в лицо. Затем выкидывает окурок. Тот валится с восемнадцатого этажа, искрясь и испаряясь. - Я уеду, вернусь через день. А вы развлекайтесь.
        - Куда ты уедешь? - интересуюсь я. Уильям смотрит на меня, но лицо его скрыто под равнодушной маской. Парень глядит на руку Бертрама, что покоится у меня на плече. Тогда-то и проносится в его глазах что-то такое, что разжигает во мне чувство вины. - Уилл? Неужели нельзя…
        - Нет. Я уеду завтра. - Он отходит от перил. - Всем доброй ночи.
        Парень исчезает за дверью, а я расстроенно отворачиваюсь.
        Что со мной? Не понимаю. Какого черта я вообще волнуюсь? Мне становится так обидно, что я даже не хочу идти на этот чертов вечер. Не хочу идти без него - без Уильяма Гудмена.
        О боги! Кажется, я свихнулась.
        Встряхиваю волосами. Мне холодно. Почему мне, черт возьми, холодно, когда на улице от жары можно задохнуться?
        - Держи, - шепчет Бенни и укрывает меня своей курткой. Нелепо улыбаюсь, киваю и думаю, что хотела бы завернуться в кожаную куртку с запахом мелиссы.
        Глава 14
        На следующий день Уильям уезжает. Он никому ничего не объясняет. Просто уходит, и всё. А я смотрю на закрывшуюся за ним дверь и думаю: кажется, я сошла с ума.
        До меня вдруг доходит, что без Уильяма Гудмена паршиво. Но я не хочу об этом думать, не хочу это понимать. Если я признаю, что Уильям для меня что-то значит, жизнь разрушится, а все возведенные мною стены превратятся в мельчайшую пыль. Мне это нужно? Нет. От чувств одни проблемы? Определенно.
        Мы собираемся на вечер с Бенни, и он разрешает нам воспользоваться его деньгами, чтобы мы купили себе подходящую одежду. Мне неловко брать его кредитку, поэтому ее выхватывает Тэмми. Ей все по фигу. Она на всё согласна.
        Я выбираю простое черное платье на бретельках, а Пол находит короткое, красное и атласное. Все эти три прилагательных воедино образуют нечто такое, что сбивает с ног и очаровывает, и когда девушка выходит из примерочной, выглядит она невероятно. Чуть позже она вновь красит волосы. На сей раз в золотисто-медовый цвет. Тогда-то она и становится не просто красивой - Тэмзи Пол становится восхитительной.
        Часов в семь вечера мы уже сидим в кабриолете Бертрама. Он рассказывает о чем-то Кори, ребятам, а я не слушаю. Не знаю, что со мной. Пытаюсь ухватиться за красоту Нью-Йорка, за запах лета, за друзей и этот вечер, но ни черта не получается.
        Как много зависит от одного человека. Он может стать смыслом жизни, а может его отнять. Наше желание существовать ради кого-то - априори неверный шаг. Связать себя, обезоружить глупо, но жить без этого еще глупее.
        Бертрам протягивает мне руку, чтобы помочь выбраться из салона, а я смотрю на нее и не шевелюсь. Раньше поездка имела смысл: драки, смех, танцы, шум. А сейчас смысла нет. Но где же он? Куда он делся?
        - Реган? - окликает меня парень и легонько встряхивает за плечи. - Ты чего?
        - Прости, я задумалась. - Улыбаюсь. - Пойдем.
        Отец Бертрама - Матиас Уоткинсон - принимает гостей в картинной галерее, которая только с виду напоминает выставочный зал. На самом же деле внутри играет оркестр, а в центре кружатся пары. Я ошеломленно наблюдаю за ними и с трудом представляю себя в их окружении. Что я здесь забыла?
        Помещение пугает красотой и объемами. Крышу заменяет стеклянный купол, и кажется, что мы находимся в обсерватории. Я вижу звездное небо, мелькающие точки от самолетов. Я гляжу вверх и не дышу, пытаюсь привыкнуть к бешеному сердцебиению, но у меня не получается. Я - в другом мире, но в нем так много неизведанного, очаровывающего и пугающего, что меня порядком трясет.
        Джесси приглашает Тэмми на танец. Она соглашается, выходит вперед и держится так, словно знает об этом обществе всё. Да так и есть. Внезапно разбитная Тэмзи перевоплощается в богатую наследницу с ровной спиной и вздернутым подбородком. И этому глупо удивляться. Родители впихивали ей это в голову с самого детства, а такое не исчезает бесследно. Хочет она этого или нет, двигается она именно так, как хотела бы от нее ее мама. А разговаривает она медленно и уверенно, как мэр нашего города - ее отец.
        - Потанцуем, Ренни? - спрашивает Бертрам, и я растерянно округляю глаза. Гляжу на него, морщусь, а он повторяет едва слышно: - Потанцуй со мной.
        - А, да, конечно. Прости, я плохо спала.
        Парень ничего не отвечает. Выводит меня в центр зала, выпрямляется и выдыхает так тяжело, что вмиг опускаются его широкие плечи. Одна его рука оказывается на моей талии, вторая - сжимает ладонь. Кадык Бертрама дергается, а сам парень сглатывает и не двигается, будто боится шевельнуться.
        - Ты чего? - не понимаю я. - Ты такой бледный, Бенни.
        - Не выдумывай.
        - Нет, на самом деле.
        - Я… - Он откашливается. - Я тоже плохо спал.
        - Ты не умеешь врать. - Я подталкиваю парня, и мы наконец начинаем двигаться.
        Рядом кружатся пары. Звучит расслабляющая музыка. Незнакомые мне люди тихо и спокойно общаются, медленно жестикулируя, медленно улыбаясь и медленно отвечая. Я вдруг думаю, что богатым некуда спешить, вот они и растягивают даже самые короткие слова. Они так похожи на нас, на простых смертных, и тем не менее между нами огромная пропасть. Реши я с кем-то поговорить, это бы обернулось большим недопониманием.
        В лучшем случае.
        Мне неожиданно кажется, что за нами кто-то наблюдает, и я оглядываюсь.
        - Ищешь кого-то? - спрашивает Бертрам, а я перевожу на него взгляд. Мне не нужно вновь дружить с ним два года, чтобы расслышать в его голосе насмешку.
        - Не ищу.
        - Ты не умеешь врать, так же, как и я.
        Он притягивает меня к себе еще ближе, а я недоуменно вскидываю брови.
        - В смысле?
        - Ты знаешь, о чем я.
        - Нет. - Качаю головой. - Не знаю.
        - Ты прекрасно выглядишь.
        - Думается, ты другое имел в виду. Но спасибо. - Я опять чувствую на себе чей-то взгляд и осматриваюсь. - Все эти люди знакомы с твоим отцом?
        - Нет, конечно. Было бы классно, если бы он знал по имени хотя бы десяток.
        - Тогда что они здесь делают?
        - Работают. - Парень криво улыбается. - Знаешь, у докторов есть халаты, у военных форма и квадратные ботинки. А у людей Верхнего Ист-Сайда - пиджак и галстук. Они выходят на охоту, вооружившись дорогим одеколоном. Работают и днем и ночью, то и дело продавая свои слова, мысли. Да и самих себя.
        - Звучит паршиво.
        - Реальность паршива.
        - Но тебе здесь нравится.
        - Скажем так: плюсы покрывают минусы.
        - Интересный ответ. Какие же тут есть плюсы? - Я вскидываю бровь.
        - Я алчный человек, Ренни, - смеется Бертрам. - Я не прочь получать много денег и не париться насчет завтрака по утрам.
        - А минусы?
        - Ну есть один минус. Большой, пожалуй.
        - А ты меня заинтриговал. - Я смотрю парню в глаза и хитро улыбаюсь. - Неужели минус лишь один? О чем же мы говорим?
        - О ком, - тихо поправляет Бертрам, и я понимаю, что мы больше не танцуем, что мы не двигаемся. Застыли посреди зала и глядим друг другу в глаза.
        Я опускаю руки.
        - Это человек?
        - Это девушка.
        - Девушка? - Я усмехаюсь. - Так ты влюблен? Господи, Бенни, почему же ты молчал? Я должна с ней познакомиться.
        - Вряд ли получится.
        - Почему?
        Парень просто молча смотрит мне в глаза, а я ничего не понимаю. Что с ним? Отчего в его взгляде страх и трепет? Внутри у меня всё переворачивается и лихо валится вниз с оглушающим треском. Бертрам приподнимает руку и касается пальцами моей щеки.
        Друзья так друг к другу не прикасаются, уж точно. У меня немеет все тело. Я в ужасе гляжу в эти знакомые глаза, но не узнаю человека перед собой.
        - Дело в том, что я…
        - Нет! - Я трясу головой.
        - Послушай, Ренни!
        - Перестань!
        - Я хочу сказать…
        - Не хочешь.
        - Хочу. - В глазах Бертрама бушует пламя. Оно поджигает меня, испепеляет. - Я…
        - О чем шепчемся? - внезапно раздается знакомый голос, и перед нами вырастает Уильям Гудмен собственной персоной. Я хмурю лоб, а Бенни стискивает зубы.
        - Мы разговаривали, - с наигранным спокойствием сообщает он.
        - Ну говорите. Я вам мешаю?
        - Мы хотели поговорить наедине.
        - Наедине? Да тут человек восемьдесят.
        - Уилл, - восклицаю я и делаю шаг к нему, - ты что тут делаешь? Ты же уехал.
        - Я вернулся.
        - Почему?
        - А когда еще пригласят покутить в Верхнем Ист-Сайде, верно? - Уилл наклоняется, а я улавливаю запах алкоголя, исходящий от него. - В чем дело, птенчик?
        - Ты пьян.
        - Немножко.
        - Давайте выйдем на улицу, - предлагает Бертрам. Он кладет руку на плечо Уильяма, но тот вдруг порывисто выворачивает ее и тянет на себя. Я даже опомниться не успеваю, а друг уже от боли стискивает зубы. - Какого черта?
        - Уилл! - кричу я. - Ты что творишь?
        - Мы сами с птенчиком разберемся, что нам делать, - шепчет он и откидывает парня от себя резким толчком. Не знаю, как Бертрам умудряется удержать равновесие, но он не падает.
        Внимание всего зала приковано к нам. Я вижу, как сквозь толпу прорываются двое мужчин, и пронзаю Уильяма испепеляющим взглядом. Что он делает? Что на него вообще нашло? А я еще хотела его увидеть! Лучше бы он уехал и не вернулся.
        - Быстро, - рявкаю я и хватаю Уилла за локоть, - уходим!
        - Но мы не потанцевали. Куда ты торопишься?
        - Просто шевелись!
        Толкаю Уилла к выходу и периодически оборачиваюсь, проверяя, не преследует ли нас охрана. Надеюсь, Бертрам не сдаст нас, хотя я на его месте не была бы столь милосердна. Иногда Уильям ведет себя как кретин.
        Мы оказываемся на улице, и шум Нью-Йорка сваливается на мои плечи, будто груда камней. Но сейчас я не готова к такому. Не готова наслаждаться хаосом. Мне хочется как можно скорее очутиться в тишине.
        Я тру ладонями лицо и растерянно осматриваюсь.
        - Ты чего? - пошатываясь, спрашивает Уильям и наваливается на меня. - Только не говори, что ты не скучала. Ты скучала. Я точно знаю.
        - Боже.
        - Нет, я Уилл.
        - Черт!
        - Опять не угадала.
        - Просто закрой рот, хорошо?
        Даже думать не хочу о том, что происходит. К счастью, в сопровождении алкоголиков у меня имеется опыт. Но я не хочу им пользоваться. Не хочу, чтобы Уилл был таким же, как мой отец. Это неправильно. Если они хотя бы чем-то похожи, я должна уносить ноги.
        - О чем думаешь, птенчик?
        - О том, что ты полный кретин.
        - Я испортил тебе вечер?
        - Такими темпами ты испортишь мне жизнь.
        - Нет, подожди. - Уильям выпрямляется и тут же становится намного выше меня. Глаза его потемнели, а скулы подрагивают от того, как сильно он стискивает зубы. - Ты делаешь вид, что я дерьмо, что я что-то испортил. Но я спас тебя.
        - Спас меня? - громко переспрашиваю я. - Ты спятил?
        - А разве не так? Ты бы посмотрела на себя со стороны. Этот придурок пытался тебе в любви признаться, а ты ведь ничего к нему не чувствуешь. Ни-че-го.
        - Это не твое дело.
        - Это мое дело.
        - Как только я проиграю пари, я сообщу тебе об этом.
        - Я сейчас не о пари.
        - А о чем?
        - О том, что ты меня любишь. - Он покачивается, но взгляда от меня он не отводит.
        - Что?
        - Ты услышала.
        - Ты сам себя не услышал, Уилл. Ты пьян, ты не понимаешь, что несешь.
        - То есть я не прав?
        - Конечно! - В глазах у меня темно, а ноги трясутся от ужаса. - Какое мне до тебя может быть дело? Влюбиться в человека, которому никто не нужен? Потерять голову из-за того, кто не ценит близких? В того, кому не нужны отношения и любовь никакая не нужна? Я что, свихнулась?
        - Именно. Я ведь говорил тебе. В самом начале. - Уильям оказывается так близко, что наши лбы соприкасаются. - Ты из тех, кто не любит, а страдает. Ты страдаешь из-за меня, птенчик. Тебе больно, потому что ты влюбилась в такой кусок дерьма, как Уильям Гудмен. Паршиво, верно? - Его пальцы путешествуют по моей щеке, его дыхание греет и морозит мои губы. Я не могу стоять, не могу его слушать, и мне так страшно и больно, что внутри всё переворачивается и вспыхивает ярким пламенем. - Ты меня любишь.
        - Нет. - Я глубоко-глубоко втягиваю воздух и перехватываю его руку. Уилл застывает, а я отстраняюсь и рассерженно поджимаю губы. - Мне наплевать на тебя.
        - Ты не умеешь врать.
        - Мне наплевать на тебя!
        - Повтори это еще раз, и, возможно, только возможно, ты сама в это поверишь.
        - Перестань! Ты не должен быть здесь. Вызови такси и отоспись. У тебя в голове кавардак.
        - Зачем мне такси? Я приехал на машине.
        - На машине? - Я скрещиваю руки на груди. - И ты сядешь за руль в таком состоянии?
        - Тебе же наплевать на меня. - Он ухмыляется и не спеша направляется в сторону «Доджа». Я округляю глаза от ужаса.
        - Уилл! Чертов идиот, что ты делаешь?
        Он не отвечает и идет дальше, а я мнусь возле входа в галерею и понятия не имею, что мне делать. Дьявол! Я срываюсь с места и бегу за Гудменом, прокручивая в голове самые страшные ругательства. Во что я ввязалась?
        Будто фурия, я налетаю на парня сзади и ударяю по спине, когда он открывает дверцу с водительской стороны. Уилл оборачивается, а я хватаю его за ворот куртки.
        - Ты сейчас же отдашь мне ключи от машины, понял?
        - Ого, - присвистывает он, - ты нравишься мне в гневе, птенчик.
        - Я не шучу.
        - Я тоже.
        - Отдай ключи!
        - Нет! - Он ухмыляется, а меня тошнит от запаха алкоголя. Когда он успел выпить? Зачем? - Я так и не доехал до Нью-Хейвена.
        - Нью-Хейвена? - переспрашиваю я удивленно. - Что ты там забыл?
        - Отца.
        - В смысле?
        - В прямом. - Он хихикает, а я недоуменно смотрю на него.
        - И что мистер Гудмен делает в Нью-Хейвене?
        - А разве я сказал что-то о мистере Гудмене? - шепчет он и глядит на меня глазами, полными безумия, отчаяния и ужаса.
        - Не понимаю.
        - Зато я всё понимаю, - едва слышно говорит он и пытается открыть дверь машины, но я хватаю его за плечи и тяну на себя. Он не сопротивляется. Парень вялый, да и на ногах стоит еле-еле. Я приближаюсь к нему.
        - О чем ты говоришь?
        - Ни о чем.
        - Уилл, объясни мне.
        - Я уже всё сказал. Я должен ехать.
        - Нет, Уилл, что ты сказал о своем отце? Зачем? Это неправильно. Дрейк, он ведь замечательный, он…
        - …не мой отец.
        Я отступаю. Внезапно мне становится больно, и я хватаюсь руками за живот.
        - Такого быть не может!
        - Я тоже не поверил. А потом - вух! Жизнь такая подлая тварь, Реган. Она таится в уголке и ждет, пока ты пробежишь мимо. А затем впивается зубами в твою глотку.
        - Ты ошибаешься.
        - Думаешь? Мой настоящий отец двадцать три года прохлаждается в Нью-Хейвене, а моя мама всё это время вешала мне лапшу на уши.
        - С чего ты взял?
        - Прикинь, она сама мне сказала. - Он опирается спиной на крыло автомобиля и закрывает ладонями лицо. - Порадовала на выпускной. Решила честной быть.
        - Уилл…
        - Выходит, в молодости никто не идеален, - смеется он. - Она тусила с одним парнем - Фрэнком Фостером. Залетела от него и должна была замуж выскочить, но после очередной вечеринки, на которой все здорово надрались, они врезались в бревно.
        - Какое бревно?
        - Я имел в виду дерево, - пьяно отмахивается парень и встряхивает головой. - Они пострадали, маму загребли в больницу. Она там месяц пролежала, а когда в себя пришла - отца уже и след простыл.
        - Уилл, мне жаль.
        - Подожди, ты не дослушала до конца эту великолепную историю, - жестоко бросает он и отталкивается от машины, налетев на меня, будто торнадо. - Ее лечащим врачом был Дрейк Гудмен. Так они и познакомились. Романтично, верно? Они переехали, нам с Кори ни хрена не рассказывали, будто имеют право, будто могут скрыть такое.
        - Они пытались вас защитить, Уилл, - едва слышно шепчу я, - Хелен и Дрейк…
        - Лжецы и предатели. Мать - потаскуха, а отец… он мне не отец. Он мне никто, он в мои глаза смотрел и говорил, что я его сын. Но он знал, что это не так.
        - Никогда не говори так о своих родителях. Они любят тебя и Кори, они…
        - Что? Обычные люди с дерьмовым прошлым. Почему, черт подери, у всех есть это гребаное прошлое? Почему моей матери обязательно нужно было встречать Фостера, а Гудмену - работать в больнице? Почему, Реган, почему жизнь такая сволочь?
        - Уилл, - я подхожу вплотную к Уиллу и глажу его по лицу. Он тяжело дышит. Грудь у него вздымается и опускается в такт сердцебиению. - У всех есть то, что делает больно. Но твои родители не заслуживают тех слов, что ты сказал.
        - Что ты понимаешь?
        - Всё понимаю, кроме одного: зачем тебе в Нью-Хейвен? Что ты хочешь увидеть?
        - Я просто…
        - Просто что?
        - Хочу посмотреть ему в глаза, - шепчет Уильям и часто моргает. Парня шатает из стороны в сторону, но он продолжает упрямо глядеть на меня. - Я должен. Я хочу встретиться с ним. Он мой отец.
        - Отец тот, кто тебя любит, кто был с тобой рядом, кто держал тебя за руку, когда тебе было плохо, Уилл. Думаешь, у меня есть отец? Теоретически да, но так ли это на самом деле? А у тебя был и есть. Твой настоящий отец - Дрейк Гудмен. И в глубине души ты знаешь об этом.
        Парень молчит. Смотрит на меня, а затем отрезает:
        - Я все равно поеду, что бы ты ни говорила.
        - Уилл…
        - Я поеду! - горячо восклицает он. - Я должен. Я хочу поехать.
        Как же так? Неужели Уильям говорит правду и Дрейк Гудмен не его отец? Черт, похоже, в этой жизни не бывает нормальных семей без проблем и тайн, без боли. Такое ощущение, будто люди специально издеваются друг над другом.
        Я киваю Уиллу.
        - Хорошо.
        - Мне и не нужно было твое разрешение, птенчик.
        - Я в курсе. Уилл, отдай мне ключи.
        - Что? - Парень пошатывается. - Ты серьезно? Я же тебе всё объяснил.
        - Я поняла. Ты хочешь поехать в Нью-Хейвен. Класс! Просто я поведу.
        Глава 15
        Играет радио. Дорога в темноте напоминает сверкающий мост в никуда, и я смотрю на шоссе, чувствуя, как где-то в горле стучит сердце. Я боюсь, что выпущу руль и сверну с дороги, предоставив «Доджу» выбор: врезаться в дерево или сделать сальто в кювет. Музыка проникает под кожу. Слова бьют по голове гаечным ключом. Я не помню, когда в последний раз переживала так сильно. Ненавижу водить ночью. Ненавижу узнавать дерьмо о моих друзьях. Ненавижу запах алкоголя. И ненавижу себя за то, что после всех сказанных слов смотрю на Уильяма и не испытываю ненависти. Это странно. И это не поддается объяснению.
        «Поздравляю тебя с тем беспорядком, который ты устроил», - поется в песне, и я вслух усмехаюсь. А я ведь сама виновата в том, что нахожусь здесь. Никто не заставлял меня бежать за Уиллом, а я побежала. Никто не заставлял меня с ним говорить, а я поговорила. И к чему это привело? К беспорядку, хаосу и неразберихе.
        «Это уже начинает походить на затянувшуюся тоску по невозможному. Начинает казаться, что она медленно обвивается вокруг твоего горла, чтобы придушить», - продолжает певец, и я издаю нервный смешок. В точку! Что за радио? Переключаю волну и мечтаю доехать до этого чертового Нью-Хейвена. И как мой ненаглядный Уильям вообще собирался добраться туда? Он же на ногах не стоит.
        «Возьми мою руку и всю мою жизнь, потому что я не могу не любить тебя», - выводит Элвис Пресли, и я недовольно хмурюсь. Да вы что, издеваетесь? Неужели нет на радио песен о том, как классно быть одной и не обращать ни на кого внимания?
        Вновь меняю волну, прикусываю губу, а радиоприемник выдает:
        «Я ненавижу то, что ты любишь. А ты ненавидишь то, что люблю я».
        - Да что за черт? - Я вырубаю магнитолу, пальцы скользят по рулю, и машину резко ведет вправо. В груди у меня просыпается страх. Стремительно выравниваю нос автомобиля, давлю на тормоз и не шевелюсь, встав посередине дороги.
        Хорошо, что сзади никого нет.
        - В чем дело? - сонно спрашивает Уилл. - Птенчик, что ты делаешь, я не понимаю. Что такое?
        - Я засыпаю. Я жутко устала, меня всё бесит, я хочу выбраться из этой тачки и свалить отсюда в тартарары! - Я завожу машину, нахожу карман на обочине и лихо паркуюсь в каких-то зарослях. - Хватит. Сейчас три ночи! Не жизнь, а черт-те что.
        Выбираюсь из салона и захлопываю дверцу. Я стягиваю с багажника брезент, устало перекидываю ноги через бортик и падаю на холодный металл среди сумок. Тут я хотя бы посплю. Вытяну ноги. Найду одеяло. Хватит с меня приключений и безумия.
        Укрываюсь тем, что попадается под руки, зажмуриваюсь и протяжно выдыхаю, внезапно вспомнив о Бенни и Кори. Они остались там и видели, как я унеслась за Уиллом. Я им даже позвонить не смогу: мой телефон сел, а свой мистер-неуравновешенный-красавчик разбил на заправке. Кори будет вне себя. Уж точно.
        Неожиданно Уилл выходит из салона. Он громыхает дверью, шаркает по земле и останавливается у багажника.
        - Ты замерзнешь здесь, - заявляет парень, а меня так и тянет треснуть его по голове. Понятия не имею, почему он вызывает у меня такие чувства.
        - Зато тебя согреет алкоголь, - бурчу я.
        - Я уже почти не пьян.
        - А я уже почти заснула, поэтому будь добр, отстань.
        - Тебе сейчас нормально, а ночью…
        - Уже и так ночь, Уилл.
        - Я серьезно.
        - Я тоже! Пожалуйста, я жутко устала.
        - Ладно, как скажешь. - Гудмен забирается в багажник и ложится рядом со мной. Ну что он делает!
        - Уилл…
        - Вдвоем теплее.
        - Сейчас не время для твоих шуток.
        - Я не шучу. - Он притягивает меня к себе горячими руками, а я разворачиваюсь и смотрю на него так, словно собираюсь поджечь его взглядом. - Чего ты?
        - Я первая сюда пришла.
        - Я и не выгоняю тебя. Просто забочусь о тебе, птенчик. Ты околеешь. Будешь потом жалеть, еще и таблетки у Кори заберешь. - Он все-таки притягивает меня к себе, и сумки, что лежат между нами, оказываются единственным барьером. Не знаю, что со мной. Хочу оттолкнуть его от себя, а еще больше быть к нему ближе. Сердце у меня делает сальто, а в голове что-то щелкает. - Ты не должна заболеть по моей вине.
        - Ты и не заставляешь меня спать на улице.
        - Я заставляю тебя делать безумные вещи. - Он улыбается, а мое сердце вот-вот выскочит из груди. Я закрываю глаза. Не могу на него смотреть. Не хочу на него смотреть.
        - Что с тобой?
        - Ты со мной.
        - Так и есть. - Он придвигается ближе, и наши носы соприкасаются. Что же между нами происходит? Что мы делаем? Оба в чувства не верим, отрицаем их, а сейчас лежим друг к другу так близко, что дышим одним воздухом. - У меня никогда не получалось.
        - Что не получалось?
        - Доехать до Нью-Хейвена. Я столько раз ехал туда, столько раз говорил всем, что путешествую, столько лгал. Но всегда разворачивался, не доезжая несколько километров. Не выходило. Перед глазами появлялась пелена, я с ума сходил, Реган, и возвращался.
        - Всё будет в порядке.
        - Не будет.
        - Уилл, он такой же человек, как и ты. Не нужно бояться.
        - Я не его боюсь.
        - А кого?
        - Себя.
        - Но почему?
        - Я отключаюсь и перед глазами темно. Делаю какую-то чушь, на которую никогда бы в реальности не решился. Не знаю, что со мной. Я с ума схожу, птенчик.
        Парень опускает голову, а я невольно касаюсь пальцами его лица. Он дрожит, я думаю, от холода, а может, ему просто страшно.
        - Я не спал уже так давно, лишь однажды мне удалось вырубиться.
        - Когда?
        - Когда мы вернулись из «Сингера». Я думал, что помогаю тебе, но вышло наоборот - ты помогла мне.
        - Уилл… - Я не знаю, что сказать. Слова застревают где-то в горле. Он открывает глаза, смотрит на меня, а мне так горячо в груди, что даже больно. Странное, пьянящее ощущение. Я бессильна перед ним. - Нужно… - я сглатываю комок, - …нужно спать.
        - Нужно.
        Он проводит пальцами по моему лицу, изучает мои пылающие щеки, которые даже в этой темноте отливают красным, и обнимает меня так крепко, что дышать нечем. Я кладу голову ему на грудь, а он сильнее заматывает нас в покрывало, прижавшись подбородком к моей макушке. Над нами звездное небо. Рядом - темный лес, в котором гудит ветер. И мы одни, но нам никто не нужен. Это страшно и приятно одновременно.
        - Кори вечно звал меня с собой. Хотел нас по-человечески познакомить. Мы ведь с тобой толком и не виделись раньше, верно?
        - И что ты ему отвечал?
        - Говорил: «Завтра». Не умел тогда ценить время. Не понимал, что многое теряю.
        - Но мы все-таки встретились, Уилл, - шепчу я. - Так ведь?
        - Да, - выдыхает он. Молчит некоторое время, а потом говорит: - Наше с тобой «завтра» наступило через четыре года, Реган Баумгартен.
        Я улыбаюсь, крепче сжимаю в пальцах ворот его куртки и проваливаюсь в темноту.
        Просыпаюсь я к полудню. Солнце прячется за грозовыми облаками, и впервые мы не едем по жаре, а несемся, разгоняя прохладный воздух.
        Не помню, как оказалась в салоне на заднем сиденье. Я протираю глаза затекшими руками, приподнимаюсь и вижу Уилла. Парень сжимает в левой руке руль, в правой - сигарету. Ветер из окна ерошит его светлые волосы, заставляет футболку колыхаться, но Уильям не обращает внимания, сосредоточившись на дороге.
        - Тебе не холодно? - спрашиваю я и смущаюсь. Не знаю, что еще можно сказать, что надо делать. Несколько часов назад мы лежали вместе, крепко прижимаясь друг к другу. Теперь что? Притворимся, будто этого не было? Возненавидим один другого и продолжим войну?
        - Как спалось? - Он поворачивается ко мне и выдыхает дым от сигареты.
        - Нормально.
        - Под утро погода испортилась. Я перенес тебя в салон.
        - Да ты ниндзя. Я ничего не почувствовала.
        - Вообще-то ты пыталась отбиваться. - Он затягивается и смеется. - Но меня сложно одолеть, особенно спросонья. Тебе не дует?
        - Нет. - Странный разговор. Я поднимаюсь и прикусываю губу - о чем нам говорить? - Нам еще долго ехать?
        - Минут двадцать.
        - Ты знаешь, где найти твоего… хм, этого человека?
        - Да. Есть адрес. - Уильям хмурит брови и выкидывает окурок в окно. Наверное, теперь, когда он пришел в себя и алкоголь выветрился из его головы, болтать со мной о семейных проблемах у него нет желания. - Тебе точно не холодно? Можешь взять мою куртку. Сейчас дождь ливанет. А на тебе это чудесное легкое платье.
        Я осматриваю юбку, поправляю бретельки и решаю последовать совету Уилла. Беру его кожанку, просовываю руки и сразу же ощущаю запах мелиссы. Щеки мои краснеют, и я чувствую себя бунтаркой, совершившей преступление.
        Нью-Хейвен - большой город. С Нью-Йорком сравнивать его глупо, но есть и в нем что-то, что притягивает глаз. Наверно, спокойствие. Я бы непременно сняла сериал о том, как люди бродят здесь по засаженным цветами улицам и завтракают на верандах.
        Погода портится на глазах. Голубоватое небо затягивают тучи, они гремят, неохотно сталкиваясь над нашими головами, и клокочут, будто бы изголодавшиеся животные. Меня одолевает грусть. Я люблю дождь, люблю запах, исходящий от асфальта и земли, но еще я помню, зачем мы здесь и куда мы приехали. А потому наслаждаться прохладным ветром трудно и глупо. Вряд ли радуга обрадует Уилла, когда он встретится с родным отцом.
        Мы приезжаем в один из спальных районов Нью-Хейвена, а я не могу отделаться от мысли, что дома здесь в точности такие же, как и в Янгстауне. Стоят в рядок с темными и одинаковыми кубиками из черепицы и прямоугольными зелеными лужайками.
        Уильям сбавляет скорость, а я подвигаюсь к окну и с грустью изучаю коттеджи. В одном из них живет настоящий отец парня. Интересно, что он чувствует? Район неплохой. Так, может, и Фрэнк Фостер - хороший человек?
        Мы останавливаемся. Перевожу взгляд на Уилла, а он с силой сжимает в пальцах кожаный руль. Глядит на дом, что стоит по правую сторону, и не двигается, не дышит. Превращается в статую с испуганными глазами.
        - Ты как? - спрашиваю я, хоть и знаю, что вопрос глупый. - Идем?
        - Да.
        - Уилл, всё будет в порядке.
        - Не будет, Реган. Но пошли.
        Он выходит из машины и нервно вытирает ладони о колени. Уилл волнуется. Никак не могу смириться с тем, что даже он чего-то боится. И что мне делать? Понятия не имею, как себя вести, просто подхожу и беру его за руку. Кажется, он не замечает.
        Мы идем по кирпичной дорожке, ведущей к двухэтажному домику. Трава здесь не просто зеленая, а ярко-изумрудная, блестящая от капель дождя, что начинают медленно падать на землю. Уилл останавливается перед дверью, втягивает воздух глубоко в легкие. Я крепче сжимаю его руку, а он говорит:
        - Чушь какая-то.
        - Ты справишься. Давай!
        - Я не знаю, что сказать.
        - Ты и не должен знать. Всё будет в порядке. Не бойся, Уилл!
        Парень переводит на меня взгляд и серьезно кивает. Сердце у меня сжимается. Я никогда еще не видела его настолько растерянным. Впервые мне кажется, что Уильяму Гудмену действительно кто-то нужен. И этот кто-то - я. Невероятно.
        Он стучит и переминается с ноги на ногу. Пальцы его так сильно сжимают мою ладонь, что она вспыхивает от боли. Но я терплю. Я вдруг понимаю, что физическая боль - полная чушь. Она убивает, изматывает, отнимает силы, но она не проникает в твои вены, не прожигает насквозь кожу. Душевная боль - это яд, дурман, лишающий рассудка.
        Дверь открывается, и на пороге оказывается симпатичная девушка. Она высокая, худощавая. Глаза у нее ярко-голубые - как у Уильяма.
        - Вы кто? - Она внимательно смотрит на нас. - Если что, Квентин в Лэйквуде и вернется только на следующей неделе.
        - Квентин? - глупо переспрашивает Уилл.
        - А вы не к нему?
        Парень молчит. Впервые он молчит. Черт возьми, Уилл, скажи хоть что-нибудь. Но он не двигается. Испепеляет девушку озадаченным взглядом, и тогда шаг вперед делаю я.
        - Мы ищем Фрэнка Фостера.
        - Папу? Он на работе.
        - На работе?
        - Как и каждый будний день.
        - А когда он вернется?
        - Черт его знает! Дайте угадаю, вы задолжники? Всегда так. Летом студенты к нам в очередь выстраиваются, будто мой отец - тиран. Что завалили? Латынь?
        Девушка вскидывает брови, а я повинуюсь инстинкту и киваю.
        - Ага, латынь.
        - Лучше ищите его в университете. Он там больше времени проводит, чем дома. На кафедре или в западном корпусе. Йель такой большой. Я была там однажды, хотела папе чего-нибудь из еды принести и заблудилась. Как вы справляетесь? Карту носите, что ли?
        Йель? Теперь мой черед терять дар речи.
        Настоящий отец Уильяма работает в Йельском университете? Хуже быть не может. Я неуверенно киваю, а незнакомка улыбается. Она вся искрится. Счастливая такая. Мне даже не по себе становится. Неужели люди могут улыбаться, любить свой дом, предков, свою жизнь. Не знаю, так ли это, но впечатление она производит светлое и теплое.
        - Спасибо, - говорю я, растянув губы в улыбке, - прости, что потревожили.
        - Ой, ладно. Удачи вам с латынью! - Она смеется, закрывает дверь, а мы так и стоим на пороге, не двигаясь, словно приклеенные. Уилл трет ладонями лицо. Затем спускается с крыльца. Я следую за ним.
        - Нужно позвонить Кори, - говорит он.
        - Зачем?
        - Скажем, пусть едут в Рехобот-Бич. Мы их там подхватим. Не хочу делать крюк.
        - Прямо сейчас?
        - Прямо сейчас.
        - Ты слышал ее? Нам нужно в университет.
        - Нужно ли?
        - Уилл! - Я нагоняю парня и поворачиваю к себе. Он смотрит куда-то поверх моей головы, а я упрямо сжимаю губы. - Сколько лет ты пытаешься встретиться с ним? Сколько раз ты говорил родителям, что собираешься по штатам проехаться, когда тебя тянуло сюда?
        - Реган!
        - Поставь точку. Остановись. Это последний шанс, иначе жизнь пронесется, пока ты бежишь от собственных страхов. Знакомиться с новыми людьми, исследовать потаенные уголки штатов, городов - интересно. Но ты живешь этим. Живешь дорогой. Хватит!
        - Что ты предлагаешь?
        - Встретиться с Фрэнком Фостером и вернуться домой.
        - А где мой дом? - спрашивает парень, глядя на меня. - Где мое место?
        - Сам решай. Считаешь, ты должен быть здесь, рядом с человеком, который когда-то бросил твою мать? Или ты должен скитаться по дорогам, рассказывая направо и налево, что у тебя нет дома, тогда как в Янгстауне тебя ждут родители?
        Парень отворачивается. Он хочет уйти, но я снова беру его за руку.
        - Хватит убегать.
        - Я не убегаю.
        - А что ты делаешь? - Мы смотрим друг на друга, и я думаю, что еще сказать Уиллу. Трудно заставлять человека делать то, что причинит ему боль. Но если мы уедем, унесемся отсюда на всех парах, станет ли ему легче? Не станет. Уильям должен взглянуть в глаза собственному страху. Он должен увидеть Фрэнка Фостера, чтобы вновь спать по ночам. - Осталось чуть-чуть, - шепчу я, - ты не можешь уехать. Не сейчас.
        Уильям жмет пальцем переносицу. Смотреть на него невыносимо. Я молчу, а он несколько минут не двигается, размышляя о том, чего мне не понять. В конце концов, Уилл порывисто опускает руки и кивает.
        - Идем.
        Мне тоже хочется стать такой же сильной. Набраться смелости и сказать отцу правду. А она ведь не в том, что я его ненавижу. Мне было бы наплевать на его слова и поступки, если бы внутри пылала только злость. Правда - противоположна, потому мне и нехорошо, когда я о нем думаю.
        Мы приезжаем в Йельский университет, и на небе вспыхивает молния, будто скупое предупреждение. Но я не верующая. Уилл - тоже. Мы не обращаем внимания на погоду, на ветер, разыгравшийся не на шутку, и идем к западному корпусу, как и посоветовала незнакомка.
        Интересно, как мы его узнаем? Неужели будем подбегать ко всем мужчинам и спрашивать: «А вы случайно не Фрэнк Фостер? А, может, вы? Или вы?». Терпения даже на двоих у нас ничтожно мало, поэтому бродить по коридорам университета и играть в игру «Холодно-горячо» нет желания.
        Я настолько поглощена мыслями об Уилле, Фрэнке и всей этой неразберихе, что даже не замечаю, как оказываюсь в том месте, куда стремилась последние годы. Я ведь думала, что буду здесь работать, писать о том, что меня волнует, делиться мыслями, мнением. А потом мечты рухнули. Но я все равно здесь. И как после этого расценивать жизнь? Чего же от нее ждать и на что надеяться, если она играет по своим правилам, о которых ты не имеешь ни малейшего понятия?
        Я останавливаюсь возле огромной мраморной колонны и перевожу дух. Йель красив и притягателен. Мне вдруг думается, что писатели здесь наверняка всегда полны вдохновения, ведь нельзя бродить по таким коридорам и не ощущать себя частью чего-то прекрасного.
        Оглядываюсь, изучаю студентов, снующих между корпусов, и неожиданно замечаю мужчину, вышедшего из невысокого здания. Он прикрывает голову коричневым портфелем - прячется от дождя, несется куда-то, кивая прохожим.
        Я думала, отца Уилла будет непросто найти, но сейчас понимаю, насколько ошибалась. Фрэнк Фостер - высокий мужчина с острым подбородком. Его волосы, как и у Уильяма, отливают медью, золотом. Мне кажется, даже походка у них одинаковая. Не верится, что такое возможно. Я будто гляжу на Уилла, только в сорок пять лет.
        Уильям растерянно застывает рядом со мной. Мы следим за Фрэнком, а он идет в нашу сторону. Я хватаю Уилла за локоть и подталкиваю вперед. Другого шанса не будет.
        Видимо, он тоже это понимает, потому что, пусть и выглядит бледным, но смотрит на отца решительно. Едва Фрэнк Фостер оказывается перед нами, как Уилл выходит ему навстречу и откашливается.
        - Подождите. - Глупое начало диалога, но мужчина все-таки застывает перед нами. Глаза у него голубые, как у Уильяма, как у дочери. Я вся дрожу. Что сейчас творится с Уиллом - вопрос еще более сложный. - Мне нужно с вами поговорить.
        - Да неужели, - отрезает Фостер. - А мне нужно открыть список, потому что лица я вашего не помню. Пропускали лекции и опомнились только сейчас? Не мои проблемы.
        - Я здесь не учусь.
        - Тогда что вам нужно?
        Уильям тяжело дышит. Глядит на мужчину, стискивает кулаки, но сказать ничего не может. Да и что сказать? Вы мой отец? Я ваш двадцатитрехлетний сын? Как ни переверни, звучит отвратно.
        - Если вы насчет поступления, обратитесь в деканат. - Фрэнк обходит нас. Смотрит на меня и кивает. Наверное, из приличия. Я тоже киваю. Наверное, от шока.
        Уильям зажмуривается и вдруг говорит в спину мужчины:
        - Хелен Менсфилд.
        Фостер замирает. Не вижу его лица, вижу лишь, что плечи его дрогнули и он моментально стал ниже ростом, будто на него свалились тяжеленные камни. Фрэнк медленно оборачивается и перекладывает портфель из одной руки в другую.
        - Что? Откуда вы знаете Хелен?
        - Она моя мать.
        - Я рад, что у нее всё отлично сложилось в жизни, - сбивчиво шепчет мужчина. Как же отчаянно он пытается ухватиться за тонкую соломинку, удерживающую его на плаву. Выглядит это нелепо и глупо, ведь даже идиот заметит, как сильно Фрэнк и Уилл похожи друг на друга. - Вы пришли ко мне, потому что…
        - Ты знаешь почему.
        Фрэнк отворачивается. Растерянно жмет пальцем переносицу, как совсем недавно делал его сын. Мне хочется схватить Уильяма за руку и увести отсюда как можно дальше. Хочется обнять его. Но я просто стою рядом и молчу.
        - Идемте, - выдыхает Фостер и опускает руки. - Здесь не лучшее место для таких разговоров. У вас есть время?
        - Да, - отвечает Уильям.
        Мы приходим в кафе. Садимся в глубине зала.
        Меня не покидает неприятное ощущение, что все это - страшный сон. Сбитый с толку Уильям, нахмуренный, жутко похожий на него взрослый мужчина. Официантка приносит мне чай, а я не помню, как заказывала его. Уилл сжимает ледяной рукой под столом мои пальцы.
        - Итак, ты сын Хелен, - говорит Фрэнк Фостер, и на его серьезном лице проскальзывает улыбка. - Я помню ее.
        - Хорошо, что помнишь.
        - Как она?
        - Неплохо. А ты как?
        Фрэнк качает головой. Светлые волосы падают ему на лицо. Он тянется к карману пиджака, а затем отдергивает руку.
        - Дурная привычка. Не могу избавиться.
        - Какая?
        - Сигареты. Ты тоже куришь?
        - Да. - Уилл смотрит ему прямо в глаза. - Теперь ясно почему.
        Повисает молчание. Фостер изучает сына любопытными глазами, но, кроме интереса, я ничего не вижу в этом взгляде. Он будто проводит эксперимент.
        - Я думал, Хелен потеряла ребенка после аварии.
        - Ты ошибся.
        - И сколько тебе?
        - Ты вроде умный. - Уилл машет в сторону Йельского университета, который виден за квадратным окном, и ухмыляется. - Посчитай.
        - Почему она ничего мне не сказала?
        - Может, потому, что ты исчез.
        Фостер откидывается на стуле. Порывисто расстегивает ворот рубашки и кивает.
        - Я испугался. - Внезапно он становится тем самым двадцатилетним мальчишкой, который любил выпить и оторваться в компании, становится Уиллом. - Зачем ты здесь? Сказать, что я плохо поступил с Хелен? Я знаю. Но прошло столько лет. Она живет без меня, и я живу без нее. Если ты хочешь, чтобы я извинился…
        - Не хочу.
        - Тогда что тебе нужно? - Фостер растерянно смотрит на сына. - Парень, я…
        - Уильям, - шепчу я, - его зовут Уильям.
        - Уилл, - исправляется Фрэнк, - я никогда не скажу того, что изменит прошлое. Наш разговор не приведет ни к чему. Ты же понимаешь.
        - Понимаю. Но я хотел узнать правду.
        - Да, это верно.
        - Я думал, мне станет легче.
        - И стало?
        - Нет. - Уильям ухмыляется, как обычно, скрывая истинные эмоции, и наклоняется вперед. - Ты неплохо устроился. Завел семью.
        - Так и есть.
        - А они знают о том, что ты сделал?
        - Не знают. - Фостер хмурится. - И не узнают. Я давно не тот, кем был.
        - А кем ты был?
        - Подростком. Глупым и безответственным. Все такими были, да и ты сейчас такой. Так ведь? Надеюсь, мой пример поставит твои мозги на место. И их у тебя больше, чем у всей этой одичавшей толпы, что сидит у меня на лекциях.
        - Твой пример? - переспрашивает Уильям.
        - Уилл, послушай, я не твой отец. Вопреки случившемуся, мы чужие люди. Я живу в настоящем, а не в прошлом. И ты должен так поступить.
        - Должен?
        - Пойми, я не прогоняю тебя. Но мне не оправдать твоих ожиданий. Ты думаешь, я тебе нужен? Я отец для своих детей, тех самых, что ждут меня дома. Для тебя я никто.
        Внутри у меня всё переворачивается от непонятной боли. Я изо всех сил сжимаю руку Уилла, но он не шевелится. Наблюдает за тем, как Фостер поднимается из-за стола, и молчит. О чем он думает? Почему не произносит ни слова?
        - У моей дочери сегодня день рождения, - сообщает Фрэнк, одергивая пиджак. В его глазах искрится нечто, похожее на сожаление, но я не верю в его искренность. Мужчина кивает и кладет деньги под чашку с кофе. - Я не хочу задерживаться.
        - Да, - только и говорит Уилл.
        - Послушай, парень, это трудно, но если ты хочешь быть лучше меня - забудь. Тебе немного лет, возможно, потом ты меня поймешь. Но сейчас лучше думать о другом.
        - О чем же?
        - Точно не обо мне.
        Фрэнк Фостер собирается сказать что-то еще, но замолкает. Поднимает портфель с пола и уходит, ни разу не обернувшись.
        Я перевожу взгляд на Уилла. Бледный, он ухмыляется, вертит в руках салфетку и не произносит ни звука. Меня пугает его реакция. Пусть он скажет что-нибудь, посмотрит на меня, но только не молчит. Я тяну к нему руку, а он срывается с места и несется к выходу, спотыкаясь о ножки стульев. Я бегу за ним.
        Мы выскакиваем на улицу, а тут уже разыгрался дождь. Стоит пелена из капель воды, превратившихся в острые стрелы. Над головой громыхает, небо сетует, жалуется, вспыхивают молнии, разрывая свод на части. Я вижу, как Уильям бежит куда-то по улице, несусь за ним, но он не останавливается.
        - Уилл! - кричу я.
        Что он собирается делать? Мне становится страшно. Парень сворачивает в переулок, а я едва не падаю на повороте, подвернув ногу. Я опираюсь ладонями о стену, смотрю вперед и вижу, как Гудмен хватается руками за голову. Он в тупике. И не только потому, что повернул не в ту сторону. Кажется, жизнь загнала его в ловушку.
        - Уилл, - повторяю я, двигаясь к парню, - слушай, поехали.
        - Не трогай меня!
        - Уилл, пожалуйста.
        - Я сказал, не трогай меня!
        - Не надо ничего объяснять, не надо ни о чем говорить. Давай мы просто…
        - Замолчи, Реган!
        - Уилл, зачем ты так?
        - Ну прости, прости, - злится он, закинув за голову руки, - у меня такая привычка. Я никого не слушаю, и мне наплевать на людей. Помнишь? Ты сама об этом говорила.
        - Уилл, льет как из ведра. Пойдем в машину! - Я подхожу к парню, а он отскакивает от меня, как от огня, и машет руками. - Да, тебе паршиво, знаю, но…
        - Чего ты привязалась? Отвали! О’кей?
        Стискиваю зубы. Вокруг ни души, лишь дождь барабанит по карнизам. Мы стоим посреди какой-то свалки, вокруг старые вещи, тут холодно, шумно, мерзко. А я жду человека, которому не нужна.
        - О’кей.
        Я ухожу. Поворачиваюсь к нему спиной, а он вдруг чертыхается и несется за мной, наступая в глубокие лужи.
        - Куда ты? Черт подери, куда ты уходишь?
        - Ты сам прогнал меня.
        - Всё, ладно, идем в машину. Ты ведь этого хочешь? Да? Довольна?
        - Прекрати кричать на меня!
        Внезапно Уилл хватает с асфальта какой-то поломанный стул и со всей мощи кидает его на землю. Я замираю. Деревянные ножки стула проносятся в нескольких сантиметрах от моего лица. Стул ударяется о мокрый асфальт с глухим треском, щепки разлетаются в стороны, а я с ужасом закрываю глаза.
        Мне становится так страшно, что рыдания подскакивают к горлу. Я срываюсь с места и несусь из этого переулка - от Уильяма, от его безумия и боли. Зачем мне это нужно? Я видела сломленных людей. Я видела их каждый день. Я не хочу больше. Не смогу! Я бегу, а ливень бьет по лицу. Дышать нечем, легкие горят, как и ноги, как и все тело, и тут меня хватают чьи-то холодные руки. Они обнимают, прижимают к себе, останавливают.
        - Подожди.
        - Отпусти меня!
        - Прости, пожалуйста, прости, - шепчет Уильям, и его горячее дыхание обжигает мне шею. Уилл обнимает меня, кладет голову на мое плечо, а я зажмуриваюсь. - Не уходи.
        - Хватит, прекрати! - Я пытаюсь вырваться, поворачиваюсь к нему, а он нагибается, пытаясь посмотреть мне прямо в глаза, сжимает мои руки.
        - Я идиот, прости меня. Я идиот.
        - Я хочу уйти!
        - Не надо. Реган, не бросай меня.
        - Ты… ты пугаешь меня.
        - Знаю. Я не хотел, просто… - Парень отшатывается, хватается руками за голову и сдавливает ее изо всех сил, - я не могу.
        - Чего не можешь? - испуганно шепчу я.
        - Я думал, будет иначе. Я ждал этого момента столько лет. И всё кончено. Всё, что было важно, разрушено. Я виноват, слышишь? Я не должен был кричать, но я…
        - Единственный человек, который разрушает твою жизнь, - это ты сам.
        - Я знаю. Я понимаю, но…
        Уильям закрывает ладонями лицо, а я тянусь к нему, потому что не могу ничего с собой поделать. Касаюсь его щеки, отнимаю от лица руки и прижимаю к себе изо всех сил. Уилл обнимает меня. Он хватается за мои плечи так, будто боится упасть, словно я единственная опора. Прижимается ко мне всем телом, жмется щекой к моей щеке и шепчет:
        - Прости меня, прости.
        - Тише! - Мне нечем дышать. Я глажу его волосы.
        - Я не хотел.
        - Уилл…
        - Я не знаю, что мне делать.
        - Всё будет хорошо. Слышишь? Я здесь, я рядом.
        Уильям касается губами моей шеи, потом щеки. Он гладит мои мокрые волосы, смахивает капли с подбородка и глаз. Он растерян и сбит с толку, и он смотрит на меня так, будто видит впервые. А затем целует.
        Его губы прикасаются к моим, ища спасения, а его руки обхватывают мое лицо, ища поддержку. Он вжимается в меня всем телом, а я тянусь к нему навстречу, потому что не могу сопротивляться - я никогда не испытывала ничего подобного.
        Мне страшно. Неожиданно я понимаю, что этот человек не просто перевернет мою жизнь. Он разрушит ее. Уильям отстраняется, смотрит на меня, а мне нечем дышать. Его взгляд - взгляд сломанного, разбитого человека, у которого отняли все, - путешествует по моему лицу. Его пальцы бегают по моим щекам, взгляд испепеляет кожу, а затем мы опять тянемся друг к другу. Он приподнимает меня, а я встаю на носочки и кладу руки ему на плечи. Дождь барабанит по голове. Капли скатываются по нашим лицам, а мы дрожим, но не от холода. Страшно нуждаться в ком-то так сильно.
        - Подожди, - между поцелуями шепчет Уильям, - Реган, послушай.
        Он прикасается пальцами к моим щекам и застывает. Его дыхание обжигает губы. Я смотрю Уиллу в глаза, и внутри всё переворачивается. Я не хочу, чтобы он впустил сюда, в созданную нами иллюзию, реальность.
        Пусть он молчит! Пусть не произносит ни звука!
        - Я не тот, кто тебе нужен.
        - Уилл, не говори ничего.
        - Ты знаешь, ты понимаешь. Птенчик, говорят, идеальных людей нет, но что значит - быть идеальным? - Он приподнимает мой подбородок, и я замечаю, как подрагивают его губы. - Идеален не тот, у кого нет недостатков или проблем. А тот, кто справляется с ними, оставаясь при этом хорошим человеком. Ты - идеальна, я - нет.
        - Не говори так, Уилл.
        - Я не хочу делать тебе больно. А я сделаю. Я действительно похож на твоего отца.
        «Да».
        - Нет, - горячо шепчу я и мотаю головой, - хватит!
        - Ты знаешь, я всё разрушу.
        «Разрушишь, но мне плевать».
        - Нечего разрушать! Не заставляй меня быть… быть такой.
        - Какой?
        - Слабой.
        - Прости меня, пожалуйста, Реган… - Уильям закрывает глаза и целует меня так трепетно, что сердце у меня разрывается на сотни осколков. Я хватаюсь за его руки, а он отпускает меня и отворачивается. - Нам пора уезжать.
        Смотрю, как он отходит, и растерянно хлопаю ресницами. Ничего не понимаю. Что он делает? Почему убегает? Опять. Боже, такое чувство, что вся жизнь Уильяма Гудмена - сплошной побег от себя, от своих чувств и желаний. Смелый? Он? Нет.
        - Зачем ты это делаешь? - спрашиваю я, так и не сдвинувшись с места. - Ты не можешь развернуться и уйти. Только не сейчас.
        - Потом будет поздно.
        - Уже поздно.
        Уильям смотрит на меня. В этом взгляде столько отчаяния, что я едва не валюсь без сил на асфальт. Я думаю, он ответит что-то. Но нет. Он опускает голову и уходит от меня, прорываясь сквозь беспросветную пелену дождя.
        Глава 16
        Уильям находит телефонную будку и звонит Кори. Говорит, что хочет встретиться в Рехобот-Бич. Я не знаю, как реагирует Кори. Гудмен бросает трубку, приподнимает ворот ветровки и несется обратно к машине, попадая в лужи.
        Дождь стучит по крыше. Печка работает вовсю, но мне всё равно холодно. Я гляжу в окно, на Уилла не обращаю внимания. Мы молчим, притворяясь, что ничего не было и мы - чужие. А наши чувства - вымысел, как и все сказанные слова.
        Не знаю, что мне делать.
        Я зажмуриваюсь. Нужно взять себя в руки. Я не для того проделала весь этот путь, не для того сбежала из дома, чтобы разбиться в дороге и навсегда остаться порывом ветра, гуляющим по призрачным склонам. Я должна быть умнее. Найти в себе силы и забыть о боли. Я должна.
        Мы едем, в машине пахнет мелиссой. Я уже ненавижу этот запах. Ненавижу, что у меня подскакивает сердце, едва Уилл смотрит на меня. Глупость. Бессмыслица. Впервые я ощутила внутри тепло, захотела стать к кому-то ближе, а этот человек - разрушение. Если я прикоснусь к нему, то превращусь в пепел и растворюсь в воздухе.
        Вскоре дождь превращается в морось, а затем и вовсе исчезает. Небо озаряет тусклое солнце, на землю падают безобразные куски света, освещающие лишь части поверхности. Мы едем вперед, оставляя позади грозовые тучи, ветер и холод. Становится светлее, но в груди до сих пор полыхает буря. Не знаю, как избавиться от этого ощущения.
        Мы едем часа три, Уильям жмет на газ так рьяно, что «Додж» летит над дорогой, едва касаясь колесами асфальта. Я ничего ему не говорю. Если мы разобьемся - так уж и быть. Повторим историю его матери. Будет весьма интересно. Я - как его мать, а он - как мой отец. Повторяем ошибки взрослых, знаем об этом, но все равно бросаемся очертя голову в круговорот лжи, безумия, отчаяния. Разве это жизнь? Говорят, что гнаться нужно за впечатлениями, с ума сходить, рисковать и на куски разрываться. Но это чушь. Никто не кинется в сумасшествие, если ему есть что терять. Люди с дороги, люди, живущие одним лишь днем, секундами, одиноки и несчастны. Они не знают, за что уцепиться, и цепляются за безумие. Оно придает им сил и уверенности в том, что у жизни есть вкус. Но на самом деле это вкус разрушения. Вкус отчаяния. Они по-другому не умеют. И они тухнут, отравленные собственным ядом.
        Истории про свободу всегда заканчиваются плохо. Человек, пытающийся вырваться из клетки, обязательно попадает в другую клетку. Это закон жизни. А если он всё же смог выбраться - значит, он умер. Не бывает свободы, не бывает безответственности. Разъезды по городам, новые знакомства, алкоголь, безумные ночи - попытки убежать от себя. Иллюзия жизни, которая оказывается такой же мимолетной, как и падение звезды.
        Вам кажется, что я вспомню, как смеялась с Кори? Как танцевала в джазовом клубе? Как бродила по Нью-Йорку с распахнутым ртом? Нет. Я вспомню, как воспламенялась и сжигала себя, влюбляясь в того, в кого нельзя влюбляться. Как ссорилась с той, кто меня ненавидит. Как убегала под дождем, как стискивала зубы от боли.
        Вот они - молниеносные моменты. Вот что я вспомню. Но это не то, что мне нужно.
        Мы приезжаем в Рехобот-Бич поздним вечером. Это небольшой курортный городок, который заполняется летом туристами. Пахнет океаном. Я открываю окно и вдыхаю глубоко-глубоко запах океана. Я никогда не видела океан.
        Мне становится больно. Столько моментов, которые произошли со мной впервые, а на душе неспокойно. Я бы так хотела улыбнуться, насладиться этими минутами, но никак не получается. Я слабая и глупая. Такая же, какой была в Янгстауне. И никакие люди, ни поездки меня не изменили.
        Уильям паркуется у пляжа. Мы выбираемся из салона, а на мне по-прежнему его куртка. Не хочу ее снимать. Лишь сильнее укутываюсь в нее и складываю на груди руки. Наплевать, что она велика мне на несколько размеров, и я тону в ней, как в океане, что распластался передо мной и сливается с горизонтом. Наплевать на всё! Хочу сейчас ощутить запах мелиссы - отвратительный, мерзкий запах! А потом отдам Уиллу куртку и больше никогда с ним не заговорю.
        На парне ветровка. Он идет к пляжу, где под вечер мало людей. Вижу ребят. Они смеются и носятся по берегу, брызгаясь теплой водой. Кори, Тэмзи и Джесси. А еще Бертрам.
        Неужели он приехал?
        Мы с Уильямом медленно подходим к ребятам. Заметив нас, они застывают и глядят во все глаза. Наверное, выглядим мы уставшими и грустными, пусть оба и выдавливаем из себя фальшивые улыбки. Кори подбегает ко мне. Джинсы у него мокрые по колено.
        - Где вы пропадали? - спрашивает он и обнимает меня. Я хочу застыть. Сжать в пальцах его плечи, закрыть глаза и перестать дышать. Но я отстраняюсь. - Всё хорошо?
        - Ага.
        - Где вы были?
        - Уилл сам тебе потом расскажет.
        Я гляжу на Бенни. Он тоже мокрый. С его темных волос на песок льется вода. Странно. Неожиданно он кажется мне частью этой компании, пусть и познакомился со всеми совсем недавно.
        Тэмзи прыгает на Уилла, а я делаю шаг вперед к Уоткинсону.
        - Привет. - Мое горло будто сжимают тиски. Бертрам кривит губы, а я чувствую, как вспыхивают щеки. - Ты здесь.
        - Решил подвезти ребят. И еще хотел убедиться, что ты в порядке. - Он отводит взгляд в сторону, а я не знаю, что сказать.
        - Бенни…
        - Ты ведь в порядке?
        Он вновь на меня смотрит. Мне становится так плохо, что глаза закрываются. Я неуклюже шагаю к парню. Он обнимает меня, а я с силой сжимаю его.
        - Ренни.
        - Извини, что я убежала.
        - Давай пройдемся, - шепчет он, и я неуверенно киваю.
        Мы говорим ребятам, что прогуляемся. Джесси улыбается, Тэмзи бурчит что-то, а на Уильяма я даже не смотрю. Надеюсь, его отвлечет Кори, и он не кинется глушить боль в каком-нибудь баре, чтобы затем прибежать ко мне и рассказать о том, как плохо и трудно ему живется.
        - Так что случилось? - спрашивает Бертрам, шагая босиком по песочному пляжу.
        Волны бьются о его ноги, подкатанные джинсы мокрые и темные.
        - Не знаю.
        - Ты выглядишь растерянной.
        - Так и есть.
        - Это из-за Уильяма?
        Я смотрю на друга, а он улыбается. Мой Бенни, мой защитник. Он всегда был со мной рядом, и сейчас три года исчезают, просто испаряются. Я готова рассказать ему о том, что меня гложет, что делает больно. Но тогда и ему будет больно.
        - Что он сделал? Он тебя обидел?
        - Нет. Конечно нет.
        - Он тебе нравится.
        - Не выдумывай, пожалуйста. Как он может мне нравиться?
        - Ренни, ты не научилась врать.
        Мы замолкаем. Бертрам смотрит на океан. Я злюсь. Что за глупые разговоры? Я не такая. Я не испуганная девчонка, которая по уши влюбляется в парня и сходит с ума. Я всегда смеялась над такими людьми, жалела их. А теперь…
        - Бред какой-то, - бормочу я, - Бенни, что мне делать?
        - Уехать.
        - Куда?
        - Подальше от Уилла. Я помню, что сказал тебе на вечеринке, уверен, и ты помнишь. Но дело сейчас не во мне и не в моих чувствах. - Бенни тяжело выдыхает, останавливается и кладет ладонь мне на плечо. - Он плохой парень. Он очень сильно похож на твоего…
        - …отца.
        - Тебя это не пугает? Желание держать Гудмена за руку противоречит всему, через что ты проходила. Хочешь стать своей матерью?
        - Не говори так, пожалуйста. - Я знаю: все его слова - правда. Истина, которая разрывает меня на куски. - А может…
        - Нет. Ренни, ты очень дорога мне.
        - Бертрам…
        - Послушай, я знаю, что ты скажешь. Скажешь мне про эти три года, но я уехал не просто так. Ты всегда смотрела на меня как на друга. Мы и были друзьями, но мне этого было мало. Я мог остаться в Янгстауне, но поехал с отцом, чтобы начать всё заново.
        - Ты уехал из-за меня?
        - Я уехал из-за себя. И тебе советую поступить точно так же. Мы встретились опять, и я вновь потерял голову. Попытался что-то сделать, но это неправильно. Ты - мой друг, Ренни. И я всегда буду с тобой рядом. Наплевать, что у нас ничего не вышло. Ближе у меня никого нет, слышишь? Послушай меня.
        - Я должна сбежать.
        - Уйти. Возможно, люди меняются. - Бертрам пожимает плечами. - А возможно, и нет. Кто знает? Стоит ли проверять на себе?
        - Уильям - хороший человек.
        - Хороший. Но еще сумасшедший и безответственный.
        - Ты не знаешь, что с ним случилось.
        - Не знаю. Но ты знаешь. И тебе легче?
        Я отвожу взгляд в сторону. Бенни всегда говорил правду, и правда в его устах всегда была умной и верной. Я закрываю глаза, а он гладит мои волосы. Он так делал, когда я плакала из-за отца. Сидел рядом и успокаивал.
        - Поехали со мной. Придумаем что-нибудь. Я должен вернуться домой.
        - В Нью-Йорк?
        - Да, теперь там мой дом.
        - Оставить Кори…
        - Он поймет, Ренни. Мы ведь не просто дружили, мы понимали друг друга.
        - Не знаю, - я тру ладонями лицо. - Всё слишком сложно.
        - Почему?
        - Потому что я никогда прежде не сталкивалась ни с чем подобным. Я не могу вдруг взять и уехать. Просто так.
        - Просто так? - переспрашивает Бертрам и качает головой. - Это твое дело, я не настаиваю, Ренни. Но никто, кроме тебя самой, о тебе не позаботится.
        - Поверь, уж я-то это знаю.
        - Тогда с какой стати ты боишься принимать решения?
        «Может, потому что я не хочу их принимать? - думаю я. - Может, потому, что вопреки случившемуся я не хочу уезжать от Уильяма Гудмена?»
        - Я подумаю, хорошо? Мне нужно время.
        - Как скажешь. Уверен, ты справишься. Ты же Реган Баумгартен. - Бенни обнимает меня и тащит на себя. Мы едва не валимся с ног, рискуя оказаться в волнах океана.
        - Улыбнись, ну же! - Он щекочет меня, я отпрыгиваю в сторону и устало улыбаюсь.
        - Перестань.
        - Я не отстану, пока ты не прекратишь дуться!
        - Всё-всё, я уже самая счастливая на свете.
        - Точно? - Он приподнимает меня и кружит. - Я не слышу?
        - Да-да, Бенни, отпусти меня!
        Я хохочу, а он ставит меня на песок и улыбается. Обнимаю его.
        - Спасибо.
        - Только давай без нежностей, о’кей? - ласково усмехается он. - Ты же у нас совсем не романтичная, забыла? Вместо цветов любишь кровавые истории Кинга.
        - У него не все истории кровавые, - парирую я, и мы бредем вдоль берега, болтая и вспоминая то время, когда нам было весело и просто вместе.
        Жаль, что, чем старше мы становимся, тем сложнее становится жизнь.
        Глава 17
        Ребята сняли квартиру на набережной. Оказывается, они приехали уже в обед. Бенни говорит, Кори носился по квартире и кричал, что Уилл не оставит от меня живого места.
        Тэмми целую дорогу причитала, будто мы с Гудменом решили уединиться.
        И только Джесси читал стихи.
        - Он что-то принимает, верно? - интересуется Бертрам, приподняв бровь. - Джесси, ну очень странный парень. Тут есть вмешательство извне.
        - Он талантливый и добрый. Вот тебе и всё вмешательство.
        Мы приходим к небольшому одноэтажному домику. Интересно, сколько он стоит? Я перевожу взгляд на парня и хмурю брови.
        - Только не говори, что это твоих рук дело.
        - В смысле?
        - Бенни, хватит разбрасываться деньгами!
        - Давай только не будем обсуждать мои деньги. Я сам знаю, что я могу себе позволить, а что - нет.
        Мы открываем дверь квартирки и застываем на пороге. В углу стоит огромная елка.
        Вот же черт! Я ошеломленно застываю, а Бертрам усмехается. Тэмми и Кори украшают ветки игрушками, гирляндой, а Бонд бренчит что-то рождественское на гитаре.
        - Что тут происходит? - удивляюсь я и делаю шаг вперед. Уилл вырезает снежинки. Я, наверное, сознание потеряла, и волны утянули меня на дно.
        - У нас праздник, - внезапно сообщает Уилл и робко глядит на меня. - Все любят Рождество, верно? Мы проходили мимо какой-то свалки, а там валялась елка.
        - И мы притащили ее сюда! - восторженно продолжает Кори. - Представляешь?
        - Со свалки? - Я скептически улыбаюсь. - Круто!
        - Если нам хочется отпраздновать Рождество посреди лета - будем праздновать! Что в этом такого, правда? Глупо терять время и ждать, когда можно взять и сделать.
        - Хорошая идея, - улыбается Бертрам.
        - Да вы просто сумасшедшие, - смеюсь я, - крыша у вас поехала.
        - Вот тебе еще один урок, птенчик. - Уилл откладывает в сторону снежинку. - Если возвращаешь крышу на место, перестаешь видеть звезды.
        Я пропускаю удар в самое сердце. Как он умудряется пробираться внутрь меня и переворачивать все мои чувства, мысли? Я сжимаю кулаки.
        - Надеюсь, вы купите хорошие подарки, - мурчит Тэмми. - Сейчас мы разойдемся по магазинам, предел - двадцатка. Завтра пойдем в братство. Ребята на пляже пригласили нас на вечеринку для студентов.
        Сколько у них уже планов. Подарки. Братство. Я искоса смотрю на Бертрама, а он пожимает плечами, предоставляя мне право выбора. Я могу прямо сейчас развернуться и уйти. Могу оставить свое недоумение в этой комнате и выйти за порог свободным человеком. Свободный - не всегда счастливый. Но людей это редко останавливает, когда они лихо и безжалостно сжигают мосты. Однако что-то не позволяет мне уйти. Я смотрю на Кори, Джесси. Потом на Уильяма, и ответ тут же кажется вполне очевидным.
        Перевожу взгляд на Бенни и киваю:
        - Что ж, предел - двадцатка. Интересно, что из этого выйдет? Вас пятеро, получается я должна купить каждому по подарку за четыре бакса?
        - Нет, - отмахивается от меня девушка, - каждый вытянет имя человека, которому он будет искать подарок. Так интереснее.
        Впервые я с ней согласна.
        - Давайте тянуть, - воодушевленно предлагает Кори. - Уилл, на тебе, как всегда, организация. Пиши имена.
        - Как скажешь.
        Мне хочется поспорить. Уж лучше пусть Джесси напишет имена или Бенни, ведь мистер Гудмен любит жульничать. Но я не хочу привлекать к себе внимание, не хочу, чтобы Уилл подумал, будто я стараюсь заговорить с ним. Он дал мне понять, что между нами ничего не может быть, и мне до сих пор неясно, что я здесь делаю и почему не уношу ноги.
        - Итак, - Уильям бросает в кепку смятые листочки и торжественно откашливается. У него на лице играет улыбка, но в глазах таится нечто другое, совсем на него непохожее. Ребята не видят перемен, а мне становится грустно. Уилл из кожи вон лезет, чтобы никто не заподозрил неладное, чтобы никто не заметил, как тяжело ему улыбаться, трудно вновь и вновь предлагать сумасшедшие идеи, которыми он раньше славился. Уиллу плохо. Но никто этого не видит. Никто, кроме меня. - Достаем листочки и читаем вслух имя. Можно было бы инкогнито. Но давайте без причуд. Это будет обратный Тайный Санта.
        - Тайный нетайный Санта.
        - Не очень-то Тайный Санта.
        - Совсем нетайный Санта.
        - Так, замолчите. Суть вы поняли.
        - Мне тоже тянуть? - интересуется Бертрам, и Уилл сводит брови.
        - А ты против?
        - Нет. Я…
        - Вот и отлично. Если ты даешь нам благословение, начнем. Ты первый, Кори. И да, я надеюсь, никто не вытянет свое имя, и мы разделаемся с этим до вечера.
        Ребята усмехаются, а я хмыкаю: в этой его фразе больше раздражения, чем сарказма.
        - Класс, - парень копается в кепке и вытаскивает бумажку, притоптывая носком кроссовок в такт моему сердцебиению. Вроде бы такая глупость, но я волнуюсь, ожидая своей очереди. - Так, кто тут у меня? У меня Джесси!
        Белобрысый парень улыбается:
        - Ты знаешь, что мне нужно, брат мой.
        - Догадываюсь.
        - Теперь ты. - Уилл подходит к Бонду.
        Джесси вытаскивает мятую бумажку и читает:
        - Реган.
        Я встряхиваю головой, освобождаясь от непрошеных мыслей, и искренне улыбаюсь. Хорошо, что подарок мне будет выбирать он, а не Тэмзи. Даже подумать боюсь, что бы эта девица мне подобрала. Уверена, это привело бы к очередной стычке между нами.
        Не успеваю опомниться, а Уильям уже стоит передо мной и смотрит мне в глаза своим глубоким, пронзительным взглядом. Я теряюсь. Даже забываю о том, что он здесь для того, чтобы я вытащила имя из кепки, а не для того, чтобы заключить меня в объятия и увезти из Рехобот-Бич как можно дальше.
        - Обо мне размечталась, птенчик? - спрашивает он низким голосом, и я покрываюсь пунцовыми пятнами.
        - Не в этой жизни.
        - Лгунья.
        Я опускаю руку в кепку и вытаскиваю бумажку, надеясь поскорее избавиться от пристального взгляда Гудмена. Когда я разворачиваю листок, меня накрывает дикое разочарование. Черт!
        - Кто? - с интересом спрашивает Кори, а я фальшиво улыбаюсь.
        - У меня Тэмзи.
        - Ого, тебе придется постараться, чтобы меня удивить. - Девушка невинно хлопает ресницами, а я представляю, как покупаю ей джутовую веревку и упаковку мыла. Однако затем я думаю о том, что вполне могу распечатать фотографию Уильяма, и это будет самый классный подарок, который Тэмзи Пол когда-либо получала на Рождество.
        После меня бумажку вытаскивает сама Тэмзи. Она даже не успевает прочитать имя, а мы все уже понимаем, что сбылась ее заветная мечта. Девушка растягивает губы, глаза у нее становятся иного, более глубокого оттенка, и в следующую секунду она медленным и торжественным голосом, как на инаугурации Папы Римского, объявляет:
        - Мне выпало имя Уильяма.
        Так и хочется добавить: «Аминь». Кори присвистывает, Уилл криво ухмыляется, а я чувствую укол ревности. Нет. Какая же это ревность? Нет, это не она. Не может быть.
        - Что ж, теперь мой черед выбирать, - заявляет Уильям, мельком взглянув на меня. Интересно, что он видит? Девушку, загнанную в угол собственными предрассудками? Не знаю. Но это что-то заставляет его согнать с лица ухмылку. Уилл отводит глаза, сжимает челюсти, да так, что я вижу желваки, проступившие на его лице, и вытаскивает из кепки заветную бумажку. Но, как и я, читать имя счастливчика он не спешит. - Мне попался… как его там… ты, в общем, - бросает он, показывая на Бертрама, а тот скалится:
        - На бумажке есть имя, Уильям. Просто прочитай его. Или ты не умеешь читать?
        Это он зря. Очень зря. Уилл переводит на него темный взгляд, который отнюдь не пугает Бенни, хотя должен - ради его же безопасности. Я выступаю вперед.
        - Дальнейшее ясно. Ты последний, Бенни, значит, тебе достался Кори.
        - Отлично, правда? - Кори подходит к Бертраму и хлопает его по плечу. - Тебе столько всего обо мне известно! Больше, чем всем в этой комнате.
        Они улыбаются друг другу, а я невольно перевожу взгляд на Уилла Гудмена. Не так давно Уильям был готов броситься на Уоткинсона с кулаками, а сейчас… сейчас он задет. Наверняка люди осознают важность чего-либо лишь тогда, когда рискуют это потерять. Раньше Уильям спокойно переносил разлуку с братом, не переживал, что они никогда не были особо близки, хотя Кори к нему тянулся как сумасшедший, и, возможно, на то у Уилла были свои причины, однако сейчас эти причины не сглаживают боль от обиды. От осознания того, что в этой чертовой комнате, где собрались абсолютно разные люди, он не является самым близким человеком для своего родного брата.
        - Я выйду покурить, - бросает он и медленным шагом покидает комнату.
        Дверь захлопывается, ребята продолжают болтать, а я зажмуриваюсь. Не думала, что когда-нибудь испытаю такую дикую тягу сорваться с места, чтобы догнать человека, чтобы схватить его за руку и остановить. Искалеченный, поверженный, испорченный - мне внезапно становится абсолютно все равно. Это так глупо. Меня не должно волновать то, что творится с Уиллом, меня должно это предупреждать, отталкивать.
        - Ты чего? - спрашивает Кори. - Ты в порядке?
        Нет, Кори. Всё просто ужасно. Но я выдавливаю улыбку и киваю.
        - Конечно. - Я кладу ладонь на плечо друга. - Всё замечательно.
        Мы идем по магазинам. Выбирать подарок Тэмзи Пол - не самое приятное занятие, но оно хотя бы отвлекает меня от ненужных мыслей.
        Мы с ребятами решили встретиться дома в половине девятого. Как раз есть полтора часа, чтобы разобраться с подарками и вернуться на набережную. Надеюсь, я успею, пусть и понятия не имею, что понравится этой бестии. Разумеется, я могу не париться и купить в первом попавшемся ларьке нечто за двадцатку, и дело с концом. Но потом я забываю про собственную гордость, предубеждение, чувство и чувствительность и прочее, о чем там писала Джейн Остин. Иногда стоит абстрагироваться от ощущений и сделать, что должно.
        Я долго хожу по магазинам, рассматривая нижнее белье и пижамы. Также я смотрю на дешевые украшения, браслеты, слепо веря в то, что такие девушки, как Тэмми, то есть не уважающие ни себя, ни окружающих стервы, обожают побрякушки. Естественно, мне известно, что мое мнение о Тэмзи Пол предвзято. Но она сама виновата, что я считаю ее картонной идиоткой. Мы сами создаем о себе мнение.
        Озарение снисходит на меня, когда я бреду вдоль прилавка с различными кремами и шампунями. Ответ оказывается таким простым! Нахожу продавца и спрашиваю:
        - А где у вас отдел с краской для волос?
        Консультант подводит меня к нужному стеллажу, и я сосредоточенно рассматриваю предложенную палитру. Итак, зеленые были, красные тоже, да и золотистые. Я хмыкаю, остановившись на синем цвете, и киваю сама себе. Что ж, Тэмзи Пол, удивить я тебя вряд ли удивлю, но, возможно, смогу тебе угодить. В конце концов, мы ведь вместе собираемся праздновать Рождество. Пусть всем будет приятно. Даже этой гадюке.
        Вернуться быстро у меня не получается. В поисках подарка я плутала по улицам и совершенно не обращала внимания на то, куда меня ведут ноги. Но, к счастью, до меня доносится шум прибоя, и найти домик оказывается намного проще.
        Я стучусь, переминаясь с ноги на ногу, и с облегчением выдыхаю, когда дверь мне открывает Джесси. На какое-то мгновение мне показалось, что я перепутала дом и все-таки заблудилась. Хорошо, что я ошиблась.
        Прохожу в комнату и улыбаюсь, увидев Бертрама и Кори.
        - Ты вернулась, - радуется младший Гудмен, искры от огоньков на елке сверкают в его по-детски счастливых глазах. - Справилась с миссией?
        - Конечно. А вы?
        - Разумеется.
        - Тэмми и Уилл еще не вернулись?
        - Уилл давно дома, - сообщает Джесси, плюхнувшись на диван. - А вот Тэмзи…
        Ну конечно. Она ведь выбирает наверняка с таким трепетом. Я закатываю глаза и присаживаюсь рядом с друзьями. Бенни толкает меня в бок.
        - Всё в порядке?
        - А как ты думаешь? - Я пытаюсь улыбнуться.
        - Я думаю, что всё просто замечательно.
        Мы улыбаемся друг другу, и неожиданно по комнате разносятся звуки музыки. Кори довольно присвистывает, поправляет провод от колонок, который тянется к его телефону, и надменно расправляет грудь. Вот уж гордец.
        - Кто гений? Ну же, говорите, кто гений.
        - Ты починил колонки? - удивляется Бертрам. - Они у меня в багажнике валяются с прошлого лета! Ты молодец, Кори.
        Обстановка оживляется рождественскими песнями, и я смотрю на елку, на огни и вновь чувствую себя так необычно и странно. Ну как можно было додуматься провести посреди лета Рождество? Это безумная идея. Но в то же время невероятно чудесная.
        Внезапно открывается дверь, и в гостиную входит Уильям. Он чешет затылок, осматривается и констатирует:
        - Наша педантичная Тэмми опаздывает.
        - Не будем винить ее, - вступается Кори, - в конце концов, ей выпало имя Уильяма.
        Он произносит это со смешной интонацией, и мы все одновременно усмехаемся, хотя и знаем, что неприлично и неправильно смеяться над чувствами других. Уилл отмахивается и нервно поджимает губы. Неужели ему льстит, что Тэмзи Пол сходит по нему с ума?
        Я очень сомневаюсь. Скорее, он не прочь утешиться ею, когда ему плохо или скучно. Наверное, Уильям всегда так поступает. Даже со мной он так поступил. Он ведь поцеловал меня. Он сам это сделал, потому что нуждался в тот момент в поддержке. Но потом…
        Сложно поверить, что Уильям Гудмен пошел на такие великие жертвы, чтобы жизнь мне не портить. Этот человек всегда берет то, что хочет. Всегда добивается того, что ему нужно. И никакие правила, моральные принципы его не останавливают, поэтому вряд ли его оправдание про идеальных людей имеет смысл. Куда убедительней версия о том, что я попросту ему не нужна. И эта вот мысль «Я ему попросту не нужна» звучит так жалко и тупо, что меня аж передергивает. До чего я докатилась?
        Встряхиваю головой и морщусь. Меня самой от себя тошнит.
        Тэмми приходит минут через двадцать, и мы усаживаемся на пол рядом с елкой и достаем пакеты с подарками, чтобы вручить их своим счастливчикам. Уилл где-то откопал шапку Санты, а у Джесси заплетена тоненькая косичка из тех локонов, что всегда пожаром горят вокруг его головы.
        - Давайте начну я, - достав пачку сигарет, предлагает Уильям. Он закуривает, лениво передает Бертраму небольшой пакет и взмахивает рукой. - Там нечто очень тебе нужное, парень. Я долго не думал. Сразу понял, чего тебе не хватает.
        Сигарета в его руке дымится. Едкий запах расходится по комнате. Я с интересом придвигаюсь к Бенни, наблюдаю за тем, как он вытаскивает из пакета книгу, и застываю.
        Книга? Серьезно?
        - «Как влюбить в себя девушку», - низким голосом читает Бенни и кривит губы. Ох, быть не может. Тэмзи прыскает со смеху, а я чувствую, как внутри всё скручивается.
        - Это пошаговая инструкция, - выдыхая дым, поясняет Уилл.
        - Ого, спасибо.
        - Всегда пожалуйста. Это поможет тебе, ну… с этим. - Он кивает в мою сторону, и в этом его движении есть нечто настолько неприятное, что я перестаю дышать. Он усмехается, выгибает бровь, явно намекая на то, что прекрасно знает о чувствах Бенни и абсолютно плюет на них, и мне становится обидно. А еще жутко стыдно.
        - Уилл, - нервно шепчет Кори, а тот вскидывает перед собой ладони.
        - Я из добрых побуждений.
        - Разумеется, - цедит Бертрам и умудряется улыбнуться. - Это очень мило.
        «Мило». Я знаю, что больше всего сейчас Уоткинсон хочет врезать Уиллу по морде, но он, черт возьми, хороший человек. Он понимает, что это глупо. Он понимает, что Уилл, возможно, именно этого и добивался. Бертрам никогда не полезет в драку, если будет хотя бы отчасти уверен в том, что соперник у него немощный калека. А Уильям… Он не имеет никакого права так себя вести, не имеет! Пусть и переживает после случившегося с отцом, пусть и несет это в себе и перемалывает раз за разом.
        У меня появляется непреодолимое желание выйти из комнаты.
        - Думаю, моя очередь.
        Бертрам протягивает подарок для Кори. Им оказывается одеяло в горошек. Я должна улыбнуться, ведь он действительно знал, чего нам будет не хватать, когда мы расстанемся с ним и вернемся в Янгстаун. Но я не улыбаюсь. Мигающие огни на елке становятся не просто яркими, а раздражающими, а запах табака дерет горло. Я отключаюсь, наблюдая за происходящим издалека, из построенного мною купола.
        Вот Кори протягивает Джесси маленький пакетик с медиаторами, вот Джесси стоит передо мной и вручает мне игрушечный микрофон. Без всякого энтузиазма я отдаю Тэмзи упаковку с синей краской, и даже то, что на ее лице появляется слабая улыбка, никак не трогает мое сердце.
        - Что ж, я объездила весь городок, чтобы найти тебе это, Уилл, - признается она и с гордостью достает из-за спины черную широкую футболку. Она разворачивает ее, и мы читаем надписать: «Я хочу себя». - Держи, котик. Уверена, ты будешь в восторге.
        - Разумеется, - бросаю я, - разве может быть что-то важнее, верно?
        Не знаю, Уильям действительно не слышит моих слов или притворяется. Но он в мою сторону даже бровью не ведет. Принимает подарок и тут же надевает его поверх похожей грязно-серой футболки. Я поднимаюсь на ноги.
        - Ты куда? - спрашивает Кори, схватившись за мою руку. - Мы еще не…
        - Хочу проветриться.
        Друг говорит что-то еще, но я отвечаю ему фальшивой улыбкой. Подхватываю со стула ветровку и вырываюсь навстречу свежему воздуху.
        Понять не могу, что со мной происходит. Почему произошедшее в Нью-Хейвене так важно для меня? И почему мне так обидно, что оно совсем не важно для Уилла? Он ведет себя как невероятный идиот. Но зачем? Чего он добивается?
        Я присаживаюсь на скамейку возле фонарного столба, опускаю взгляд на свою тень и устало горблюсь. Нам никогда не понять других. Иногда их поступки настолько бессмысленны, что становится страшно.
        Я рисую носком кроссовки узоры на асфальте.
        Мне не хочется идти обратно. Там столько близких мне людей. А ведь два человека, которых ты считаешь своими настоящими друзьями, - это действительно много! Но меня останавливает лишь один человек. Как меня раздражает, что я дала ему так много власти над своей жизнью. Что теперь все принятые мной решения каким-то образом связаны с его личностью, с его присутствием, с его желанием или нежеланием.
        - И долго ты собираешься здесь сидеть? - раздается знакомый голос, и я неохотно оборачиваюсь. Ну конечно, Вильгельм Завоеватель вышел на охоту. Какого же он высокого о себе мнения. Просто поразительно. И у него хватило наглости подойти ко мне, заговорить после того, что он сказал Бертраму?
        Я отворачиваюсь.
        - Играешь в молчанку? - спрашивает он, приближаясь ко мне, а я понимаю, что лучший способ обмануть его ожидания - перестать вести себя как наивная дура.
        Вновь перевожу взгляд на парня и отвечаю:
        - Нет, Уилл, не играю.
        - Тогда почему ушла?
        - Захотелось.
        - Больше, чем находиться в моем обществе?
        Я пристально смотрю на него, изучаю его кривую ухмылку, блестящие глаза…
        - Зачем ты пришел?
        - Тебя искал.
        - Нашел. Что дальше?
        - Птенчик, я могу…
        - Нет, Уильям, пожалуйста. Если ты хотя бы немного меня уважаешь, прекрати весь этот спектакль. Что происходит? - Парень вскидывает брови, а я продолжаю: - Мы с тобой оба понимаем, что ты не просто так ведешь себя как кретин. Что ты не просто так пришел сюда. Ну так ответь. Я жду.
        - В этом твоя проблема: ты постоянно чего-то ждешь.
        - Может, поговорим о тебе?
        - С какой стати мне разговаривать с тобой о себе?
        - Потому что я единственный человек, который знает про твоего отца.
        - Поздравляю, - бросает он и усаживается рядом, не поднимая на меня глаз. Ого, мне удалось пошатнуть уверенность каменной глыбы. Неужели ему так больно, что он изо всех сил старается сделать больно каждому, кто рядом?
        - Я не понимаю тебя.
        Парень усмехается и вновь достает пачку сигарет, но затем переводит на меня взгляд и нерешительно постукивает пачкой по ладони.
        - Ты не хочешь, чтобы я курил, верно?
        - Уилл, мне плевать, что ты будешь делать.
        - Почему ты вечно врешь? Хотя бы раз сказала то, что чувствуешь.
        - И это говоришь мне ты? - Я в изумлении округляю глаза. - Серьезно?
        - Да, это говорю я: засранец, который жестоко обошелся с твоим другом, который не ценит такую прекрасную девушку, как ты, не осознает, как много теряет, и прочая чушь.
        - О господи, - усмехаюсь я и отворачиваюсь, - вау, Уилл, ты превзошел сам себя.
        - Думаешь?
        - Пытаешься таким образом оттолкнуть меня? Я польщена. Чего мне еще ждать? Ты предупреди меня сразу, чтобы я была готова к очередному выпаду с твоей стороны.
        - Зачем предупреждать? - Он смотрит на меня. - Тогда не будет нужного эффекта.
        - Ты ненормальный.
        - Я рад, что ты это понимаешь.
        - И это всё? - растерянно спрашиваю я. - Это всё, что ты мне можешь сказать после случившегося? Замечательно.
        - А что ты хочешь услышать, Реган? - Парень придвигается ко мне, и я невольно поворачиваюсь к нему. Мы бросаем друг на друга похожие, испепеляющие взгляды. - Только не говори, что вообразила жизнь, где мы ходим с тобой под ручку и восхищаемся тем, как удачно сложилась жизненная ситуация.
        - Это не смешно.
        - Правда? Я бы поспорил.
        - Я слушаю тебя, Уилл. Я все еще сижу здесь и готова слушать тебя. И я бы на твоем месте отдавала себе в этом отчет. Никто не станет мириться с тем, как ты относишься к людям.
        - Да брось, птенчик! Что за педагогический бред ты пытаешься мне втюхать? Давай еще скажи, что ты - лучшее, что было в моей жизни.
        - Я не скажу так.
        - Отлично.
        - Но ты скажешь.
        Уилл пренебрежительно усмехается, а мне становится так обидно, что сводит горло. Я продолжаю смотреть на него и испепелять пылающим взглядом, а сама ощущаю, как глаза покалывает от горького разочарования.
        - Ты глубоко несчастный человек, Уилл.
        - Ну началось. Что еще скажешь? Что я ублюдок?
        - Ты не такой. Хватит притворяться!
        - Да что ты постоянно пытаешься отыскать во мне что-то хорошее? - громко спрашивает Уильям и ударяет кулаком по скамье. Похоже, надеется меня напугать, но я усмехаюсь.
        - Да, вскочи, избей этот фонарь, а потом меня избей. Как мой отец.
        - Заткнись, Реган.
        - Что? В чем дело? Ты же пытаешься показать мне, какой ты кретин. Чего тянуть?
        - Я ничего не пытаюсь тебе показать, мне абсолютно безразлично, есть ты или нет тебя.
        - Тогда какого черта ты приперся? - Гудмен пронзает меня взглядом-кинжалом, а я наклоняюсь к нему. - Ответь! Что ты здесь делаешь?
        - Я не…
        - Или подожди! Я сама отвечу. Ты здесь, потому что впервые за всю твою жизнь ты почувствовал, что тебе кто-то нужен! Ты здесь, потому что я нужна тебе!
        - Это не имеет значения и не меняет того, что есть на самом деле.
        - И что есть на самом деле?
        - Как бы сильно я ни хотел стать к тебе ближе, как бы сильно я ни хотел быть с тобой рядом, я кусок дерьма, который разрушит твою жизнь!
        Он смотрит на меня сумасшедшим взглядом, часто дышит, а я замираю и сжимаю кулаки, понятия не имея, что мне делать.
        Темнота. Я слышу лишь завывание ветра, шум прибоя. Я молчу, и Уильям молчит, становится невероятно холодно, словно между нами выросла глыба льда.
        Когда я открываю глаза, Уилла уже нет рядом. Я наблюдаю за тем, как он уходит, попадая в плен сумерек, и ощущаю себя совершенно разбитой. Уилл прав: у нас ничего не получится. Он такой же, как мой отец: жестокий, легкомысленный.
        Сбившийся с пути.
        Я еще долго сижу на скамье, думаю о том, как поступить правильно.
        На следующий день я нахожу Бертрама. Он стоит на веранде и пьет чай. Пар плывет над кружкой и извивается, будто хвост змеи. Парень замечает меня, но не начинает разговор первым. Не думаю, что ему нечего сказать. Просто он видит, что сейчас говорить бессмысленно.
        - Давай уедем, - предлагаю я. - Скажи, когда собирать вещи.
        - Сейчас, Реган.
        Я киваю:
        - Хорошо.
        Глава 18
        Мы заходим в домик. Ребята одновременно поднимают на нас головы. Сколько бы неприятностей ни случилось во время путешествия, уезжать сложно. И дело тут не только в Уилле. Мне не хочется забывать о тех чувствах, что испытываешь, когда палящее солнце прорывается сквозь лобовое стекло, когда покрышки свистят вместе с ветром. Не хочется забывать ощущение свободы. Пусть мнимой. Пусть мимолетной.
        Но я должна уехать. Так правильно.
        - Почему такие кислые? - не понимает Кори и улыбается. - Скоро вечеринка, а у вас лица, будто вы кого-то похоронили. Ну же, просыпайтесь!
        - Мы с Ренни уже не попадем на вечеринку, - говорит Бертрам.
        Уильям выпрямляется. Знаю, что сейчас он смотрит на меня, знаю, что он прекрасно понимает, к чему ведет Уоткинсон. Он прожигает меня настороженным взглядом, молчит, а я отвечаю:
        - Мы едем в Нью-Йорк.
        - Что? - переспрашивает Кори. - В смысле?
        - Ты же видел ее лицо, когда она бродила по улицам Манхэттена, да? - отвечает Бенни, и у меня на плечах оказываются его ладони. - Я должен сегодня вернуться, вот и ее заберу. А вы встретитесь уже дома.
        - Серьезно? Да ладно, ребята. Реально уедете?
        - А почему нет? - Я слабо улыбаюсь. - Мы ничего не успели, нигде не побывали.
        - Вот это оправдание, - неожиданно усмехается Тэмзи. Она опирается спиной о подоконник и кривит губы. - Только вчера развлекалась с одним парнем, теперь с другим. Как же быстро ты научилась раздвигать ноги, котик. Может, еще и Кори обработаешь?
        - Заткнись, Тэмми, - ледяным голосом прерывает ее Уилл. Он смотрит мне в глаза, а я отворачиваюсь. Это невыносимо.
        Уильям поднимается и выходит из комнаты, не сказав ни слова. Когда за ним закрывается дверь, я зажмуриваюсь. Мне так больно, что подкашиваются колени.
        - Отлично! - бросает девушка, поправляя ярко-синие волосы. Когда она уже успела воспользоваться моим подарком? - Удачно вам оторваться! Идем, Джесси, надо перехватить Уилла, пока он не снес кому-то крышу.
        Они тоже уходят, и в комнате остаемся лишь мы втроем. Кори растерянно глядит на меня, а я даже не знаю, что сказать. Сажусь на диван, сцепив руки в замок. Я ведь верно поступаю, правда?
        - Что это было? - спрашивает Гудмен. Он устраивается рядом со мной и смотрит на Бертрама. - Куда вы собрались?
        - В Нью-Йорк.
        - Скажите правду, я не идиот. И какого черта Уилл унесся на всех парах? Что между вами вообще творится?
        - Ничего не творится.
        - Куда вы вчера ездили?
        - Об этом не я должна тебе рассказать.
        - Ого, так это тайна?
        - Уильям всё объяснит. Дай ему время.
        - Ты его защищаешь, но при этом хочешь смыться от него как можно дальше. Как это вообще называется? Самообман? Я серьезно. В чем дело?
        - Реган любит твоего брата, - объявляет Бертрам, и я растерянно округляю глаза.
        - Нет!
        - Да. Любит так, что готова простить ему все его недостатки, которых, к слову, немало. Любит так, что сейчас сомневается и не хочет уезжать.
        - Я хочу уехать.
        - Но что-то тебе мешает.
        - Это не имеет значения. Я сказала, что уеду, значит, так и будет.
        - О чем вы вообще толкуете? - возмущается Кори. - Меня сейчас стошнит. Уильям и любовь? Чушь какая-то. Еще нереальнее сочетание Реган и любовь.
        - Нет-нет, Кори. Забудь! Ты неправильно понял.
        - Всё он правильно понял.
        - Ради бога, Бенни!
        - Что? Он должен знать правду.
        - Я просто не думал, что доживу до такого, - неуверенно говорит Кори. - Разве не ты убеждала, что любви не существует?
        - Так, хватит! Я и сейчас так считаю. - Поднимаюсь с дивана. - Я хочу поскорее уехать в Нью-Йорк, Кори, вот и всё. Не накручивай, ладно? И не думай, будто я неблагодарная. Ты спас меня. Но сейчас…
        - Что сейчас?
        - Сейчас я уезжаю.
        - Ты чего-то недоговариваешь.
        - Тебе кажется, - тихо отвечаю я, - я говорю чистую правду.
        Бертрам протяжно выдыхает, а я принимаюсь собирать вещи.
        Неожиданно дверь в комнату открывается, и на пороге появляется Джесси. Он робко улыбается, проходит и тянется к своему рюкзаку.
        - Вы уезжаете? - спрашивает он, вытащив пакетик с медиаторами. Они у него разных цветов. Собирал, наверное, очень долго.
        - Ага, - шепчу я.
        - Точно?
        - Точно.
        Бонд подходит ко мне, прижимает к себе и гладит по волосам. Я смущенно улыбаюсь.
        - Ты очень милая девушка, Реган. И имя у тебя классное.
        Я тоже обнимаю его.
        - У тебя тоже классное имя, Джесси. Еще ты отличный поэт и играешь чудесно.
        - А ты поешь круто.
        - Мы еще увидимся, правда?
        - Конечно. Мне кажется, мы увидимся скорее, чем ты думаешь. Держи! - Бонд протягивает мне какую-то записку. - Это адрес.
        - Какой еще адрес?
        - Вечеринки. Она здесь поблизости. Тэмзи и Уилл уже туда направились.
        - Джесси, - шепчу я. Пусть он вырвет из моих рук листок, пусть заберет свои слова назад! - Я уезжаю.
        - Знаю. - Он загадочно улыбается. - Но иногда уходят, чтобы вернуться.
        Они сговорились или у меня паранойя? Я тяжело вздыхаю. Что мне делать? Надо уходить, надо бежать. Пока есть шанс и не так больно.
        Парень гладит меня по плечу и кивает, а затем прощается с Бенни и уходит. Я гляжу ему вслед, а в груди у меня горит что-то такое, что трудно описать словами. Черт с ними со всеми. Надо уезжать как можно скорее. Я даже опомниться не успеваю, как уже стою на пороге с собранной сумкой. Кори смотрит на меня, не скрывая недоумения. Понятия не имею, что творится в его голове, но мне тоже не пришелся бы по душе его побег.
        - Ну хотя бы напишите, когда доберетесь до Нью-Йорка.
        - Конечно, - Бертрам обнимает Кори, - я прослежу за ней.
        - Не сомневаюсь.
        Бросаю сумку в салон, оборачиваюсь и крепко прижимаю к себе друга. Дышать сложно. Гудмен растерянно водит ладонями по моим плечам, а я жмурюсь и приказываю себе успокоиться. Ну же, я поступаю верно.
        - Скажи мне правду, - спрашивает Кори едва слышно, - зачем ты это делаешь?
        Я молчу и прижимаюсь к Гудмену еще ближе.
        - Уилл обидел тебя? Сделал тебе больно?
        - Нет. Еще нет.
        Отстраняюсь, сжимаю руку друга и запрыгиваю на пассажирское сиденье. Бенни не говорит мне ни слова. Нажимает на газ, машет Кори рукой, и мы срываемся с места, будто действительно поступаем правильно. Я крепко зажмуриваюсь.
        Свист в ушах не позволяет мне расслышать даже собственный голос. Я впиваюсь пальцами в кожаное сиденье. Неужели я всё еще хочу остаться? Неужели во мне нет ни капли здравомыслия? Я должна вспомнить о том, как Уилл разбил стул об асфальт, как молотил по автомату, как бежал под дождем в неизвестность и рычал, будто раненое животное. Вспомни!
        Вспомни, Реган!
        Но потом я вспоминаю, как Уильям обливал меня водой, как крутил вокруг себя под песни «Битлз», как вел до дома после похода в «Сингер», как пролежал рядом всю ночь. Я вспоминаю, как мы глядели друг на друга в зеркало заднего вида, как он обнимал меня на улицах Нью-Йорка, как танцевал в джазовом клубе, как бил по барабанам на свадьбе. И я замираю. Уилл сказал, что я запомню эту поездку, что он создает мои воспоминания. Он был прав. Уильям Гудмен - разбитый и сломленный мальчишка - оказался близким мне по духу. Возможно, я прыгаю с обрыва, но отношения - это всегда прыжок в неизвестность.
        Я вспоминаю наши разговоры по душам и то, как мы хохотали, убегали от уборщицы, дрались из-за крема. Вспоминаю, как он сидел напротив меня на скамье и смотрел в мои глаза открыто и беззащитно. Я вспоминаю всё. И по моей щеке вдруг скатывается холодная слеза. Я не успеваю осознать, что плачу, как вдруг машину ведет в сторону. Поворачиваюсь и вижу, как Бертрам резко прокручивает руль, разворачивается и едет в обратную сторону.
        - Что ты делаешь? - Смахиваю слезы. - Что ты…
        - Не спрашивай.
        - Ты издеваешься?
        Мы успели отъехать от коттеджа метров двести. И когда мы возвращаемся, Кори ещё стоит у домика и озадаченно пялится на кабриолет.
        Бертрам тормозит, мы подаемся вперед, и я раздраженно рычу, не понимая, какого черта творится. Собираюсь накинуться на него, но не успеваю.
        - Кого ты хочешь обмануть? - горячо спрашивает Бенни. - Я два года наворачивал круги вокруг тебя. А ты потеряла голову за несколько минут из-за какого-то чокнутого парня.
        - Я не теряла голову! О чем ты говоришь?
        - Если продолжишь это отрицать, ты окончательно заврешься.
        - Да незачем мне врать.
        - Опять отрицание.
        - И Уилл мне не нужен.
        - Еще одно.
        - Я сейчас тебя ударю, - предупреждаю я, поддавшись к Уоткинсону. - Серьезно.
        - Ударь, потому что я говорю совсем не то, что должен.
        - Это уж точно. Пытаешься меня запутать? Вчера ты кричал, что я должна как можно скорее унести отсюда ноги. Что изменилось?
        - Я не хочу об этом говорить.
        - В смысле?
        - Просто…
        - Что?
        - Он смотрит на тебя так, как парень должен смотреть на девушку, которую любит.
        - Ого, а для этого есть особенный взгляд?
        - Да. Так, словно он всё сделает, чтобы ей было хорошо.
        - И поэтому он убежал? Не схватил меня, не попытался остановить.
        - В том-то и дело! - Бертрам горько улыбается. - Он сделал единственное, что полезно для тебя, - ушел.
        Мы замолкаем. Я порывисто отворачиваюсь. К машине приближается Кори и потерянным голосом спрашивает:
        - Вы мне не объясните, что тут происходит?
        Какая нелепая ситуация! Не знаю, что на меня находит, но я вдруг усмехаюсь. Поднимаю взгляд на друга и звонко отвечаю:
        - Поверь, мы тут все ни черта не понимаем.
        - Я… я понимаю лишь то, - начинает Бертрам, - что не стоит терять тех, кто дорог.
        - Я никого не теряю.
        - Теряешь! Не делай, как я, Реган. Я уехал. Поступил правильно. Но в итоге потерял своих друзей. Тебя потерял. Разве правильные поступки стоят того?
        Он выходит из машины, и я следую его примеру. Мы останавливаемся рядом с Кори и замолкаем. Я не знаю, что сказать. У меня никогда не получалось красиво говорить.
        Я крепко обнимаю Бертрама, не представляя, откуда он находит в себе силы быть таким добрым и заботливым человеком. Он вздыхает, будто я его разочаровала, и я знаю, что так и есть.
        - Послушай, - говорит он, отстранившись, - что бы ни случилось, ты всегда можешь ко мне приехать. Слышишь?
        - Да. Я знаю.
        - Серьезно. Кори, я в курсе, что Уилл - твой брат, но если он тронет ее хоть пальцем…
        - Я сам его придушу, - кивает парень и хмурится. - Попытка номер два?
        - Да, я должен уехать. В отличие от тебя, Ренни.
        - Жаль! - Кори достает мой рюкзак и закидывает его к себе на спину. - Я только вспомнил, каково это - быть нашей троицей.
        - Мы никуда не денемся, - обещаю я, - правда. Давайте встретимся! Может, в конце лета? Как думаете? Мы прикатим в Нью-Йорк, и ты сводишь нас на Бродвейский мюзикл.
        - Договорились! - Бертрам обнимает Гудмена, ерошит его кудрявые волосы и улыбается. - Когда ты уже подстрижешься? Вечно у тебя на голове черт-те что.
        - Кто бы говорил! Сам татуировками изрисовал шею.
        - Я так самовыражаюсь.
        - Ага, если бы.
        - Ренни, - Бертрам переводит взгляд на меня, и я вновь обнимаю его, словно боюсь, что никогда больше его не увижу. - Я люблю тебя, слышишь? - едва слышно шепчет он, а у меня перехватывает дыхание. - Что бы ни случилось, я всегда с тобой. Всегда на твоей стороне.
        - Я так скучала.
        - Я больше не исчезну. Честно. - Он приподнимает пальцами мой подбородок. - И ты не исчезай.
        - Хорошо. Договорились.
        - Договорились.
        Он щелкает меня по носу и усмехается. Затем запрыгивает в кабриолет.
        - Постарайся объезжать ямы, о’кей? - смеется Кори. - А то ты, наверное, думаешь, что их специально для тебя роют.
        - Заткнись! Я нормально вожу.
        - Осторожно. - Я машу рукой. - Не торопись!
        - Обещаю, мамочка. Повеселитесь!
        Парень дает по газам и резко срывается с места, а я наблюдаю за тем, как его машина скрывается за поворотом, и не шевелюсь. Что я натворила? Кого отпустила?
        На асфальте черные полосы. Он совсем не умеет трогаться с места. Никогда не умел. Тоска снедает внутри, обволакивает в колючее одеяло, и я прислоняюсь к Кори.
        Мы долго стоим на тротуаре и смотрим куда-то вдаль, думая каждый о своем. Мне трудно понять себя. В груди полыхает костер. Внезапно я думаю об Уилле, о том, что он скажет, когда узнает, что я не уехала.
        - Так, ладно, - прерывает молчание Кори Гудмен и потирает ладони, - закидываем твои вещи обратно, ты переодеваешься, и мы идем на вечеринку, да?
        - Я смотрю, ты приобщился к подобного рода мероприятиям.
        - Оказывается, необязательно пить на таких тусовках, чтобы тебя приняли.
        - Да что ты говоришь, - язвлю я. - А что же тогда обязательно?
        - Поить других.
        Он подмигивает, а я смеюсь и подхватываю его под руку. Надеюсь, сегодняшний день наладится и голова перестанет раскалываться от грусти. В конце концов, я вернулась. Вернулась ради Уильяма. Значит, я действительно что-то к нему чувствую.
        Мы приходим по адресу, написанному на бумажке, что мне вручил Джесси. Кампус в нескольких минутах от нашего дома, что меня радует. Это огромное кирпичное здание с окнами нараспашку, из которых доносятся крики и музыка. У здания расположен прямоугольный бассейн, а над ним плывет пар, будто бы на улице лютый холод, а вода горячая. Я хмурю лоб: зачем людям бассейн, когда в десяти минутах ходьбы океан? Странно.
        Мы проходим мимо танцующих ребят. Один из них размахивает стаканчиком так эмоционально, что брызги хлещут во все стороны. Я усмехаюсь, а он подмигивает мне.
        - Ого, Реган, уже парня себе нашла, - шутит Кори, и я пихаю его в бок.
        - Не превращайся в Тэмми, иначе я тебя поколочу.
        - Ладно-ладно, прости.
        Мы оказываемся у входа в общежитие Бета-Сигма. Двери распахнуты, и пройти может любой желающий. Народ толпится уже на пороге. Музыка гремит так, что в висках стучит. Фасад зарос виноградником, и кусты проникают даже внутрь, извиваясь на дверных косяках. Кого-нибудь это интересует? Нет.
        Людей здесь так много, что пройти практически невозможно. Я сжимаю руку Кори, он бурит нам дорожку в гостиную, но такое ощущение, что мы топчемся на месте. Здесь все пьют. Мелькают красные стаканчики, и я опомниться не успеваю, как кто-то вручает и мне такой же. Хочу отказаться, но не успеваю. Даже не поняла, кто именно меня угостил. Кори тащит меня по серому коридору, заполненному дымом, и мы оказываемся в широком зале, где девушки танцуют на столах, а парни завороженно наблюдают за ними.
        Ставлю стаканчик с выпивкой на какой-то столик и замечаю на диване Джесси. Он счастливо улыбается и прекращает бренчать на гитаре, взмахнув рукой.
        - Реган! Вы с Кори здесь, как классно! - Он пьян. - Вы такие милые, светлые. - Точно пьян.
        - Ты уже дошел до нужной кондиции? - удивляется Кори. - Быстро.
        - У них в стаканчиках волшебный эликси-и-ир, - таинственно шепчет он, прижав палец к обветренным губам. - Только не говорите, что я вам сказал. Хорошо?
        - Хорошо, - подыгрываю я, - ни единой душе.
        - А где Уилл? - интересуется Кори, чем снимает с меня ответственность: я не буду выглядеть глупой и наивной девчонкой, разыскивающей парня. - Он тут?
        - Ага! Пошел за выпивкой.
        - Я не удивлена.
        - У них тут есть волшебная комната, в которой варят волшебный эликсир.
        - Ясно, - смеюсь я. - И давно он ушел?
        - Минуты две назад. Вы размялись, распрянулись… фу, разминулись или как там.
        Я улыбаюсь. Да уж, веселье - лучше не придумаешь. Мне никогда не нравились подобные места, сейчас я и вовсе чувствую себя не в своей тарелке. Может, лучше уйти и дождаться Уилла в домике? Тогда и поговорим.
        Вот только о чем нам говорить? О том, что мне наплевать на его характер? Что меня не пугает его жестокость, не возмущает его грубость? Это ведь неправда. Тогда зачем мы с ним должны пересекаться? К какому выводу должны прийти?
        Я тяжело вздыхаю.
        - Спой со мной, - неожиданно просит Джесси и хватает меня за руку, - ты классно поешь, очень-очень классно.
        - Нет, - смущенно отказываюсь я, - я еще в своем уме.
        - Тогда выпей - и сразу ум потеряешь.
        - Это нехорошая идея, когда рядом столько парней, разглядывающих мои ноги.
        - Пусть разглядывают, - говорит Джесси, - это их проблемы!
        - Я, наверное…
        - Прости-и-и, - внезапно орет мне на ухо какой-то парень, и на меня обрушивается ледяной коктейль из водки и апельсинового сока. Я растерянно отпрыгиваю назад, а этот парень виновато морщится. - Блин, вот же лажа.
        - Точно. Лажа, - ворчу я и опускаю глаза на свое черное платье. Боже, сколько же ему пришлось пережить? Теперь оно еще и алкоголем воняет. Других красивых вещей у меня не нашлось. Пришлось надеть то же, в чем я вчера была на приеме. Более того, что-то со мной определенно случилось, пока я переодевалась, ведь вместо своей ветровки на плечи я решила накинуть кожаную куртку Уильяма. Мне показалось, что так лучше. Но даже на пьяную голову эта отговорка звучит нелепо. - Ты слепой?
        - Он пьяный, - шепчет Кори.
        - Я просто шел, а ноги, они такие, пфф, и я…
        - Ясно. - Я останавливаю поток его бессвязной речи, вскинув руку. - Это знак - я должна вернуться домой.
        - Не уходи, извини, - продолжает мямлить парень. Он внезапно начинает вытирать руками мокрое пятно на платье. - Сейчас, момент, я…
        - Руки убери!
        - А чем вытирать?
        - Головой.
        - Головой? - переспрашивает он, а я закатываю глаза. Пьяные люди - не люди. Их нужно запирать в комнате и морить голодом, чтобы мозги на место встали. И то не факт, что встанут, конечно. - Ты обиделась? Я - Тим.
        - А я - нет.
        Отхожу от незнакомца и обращаюсь к другу:
        - Кори, я пойду смою эту дрянь с себя. Будь здесь, хорошо?
        - О’кей. И постарайся никого не убить. Ребята развлекаются.
        - Пусть в шахматы лучше сыграют.
        - За период эволюции братств они поняли, что шахматы - это скучно.
        - Значит, мало они понимают в жизни. Не уходи!
        Пробираюсь через заполненную людьми гостиную, ищу ванную комнату. Но тут такая очередь, что проще дождаться собственной смерти. Может, туалет есть наверху?
        Поднимаюсь по лестнице. Парочки целуются прямо на ступеньках, и я расстроенно выдыхаю. Неудивительно, что я не верю в любовь. Если любовь пошлая и неразборчивая, она мне не нужна. Посмотреть друг на друга, прикоснуться в первый раз. Всё это дорого, важно, но не случайно. Не потому, что ты надрался и подцепил первую девчонку, лицо которой потом даже не вспомнишь.
        Я иду по коридору, пытаясь открыть все двери подряд, но они заперты. Вот это да! Ребята так заботятся о своих вещах? Удивительно. Одна из дверей поддается, но там пляшут какие-то девушки. Голые! Я закрываю дверь и в ужасе трясу головой. Обряд, что ли, какой-то проводят. Парня пытаются себе накликать. Ну лучше бы голышом внизу танцевали - там больше возможностей.
        Улыбаюсь сама себе - явный признак сумасшествия - и открываю еще одну комнату. Дверь поддается. Наконец-то сделаю что-то с этим платьем.
        Я переступаю через порог и с сожалением понимаю, что это не ванная. Это спальня. Ну ничего, тоже сойдет. Только здесь уже кто-то есть. Мелькают знакомые синие волосы.
        Я прищуриваюсь, привыкая к темноте. А затем все мое тело пронзает судорога.
        На кровати лежит Уильям, а девушка с синими волосами - это Тэмми, и она сидит на нем.
        Глава 19
        Мне кажется, меня замечают. И вроде бы звучит мое имя. Но я ничего не вижу и не слышу. Я захлопываю дверь и застываю. Как застывает вода, превратившись в лед. Как застывает время: часы, минуты, секунды. Все смешивается, сплетается и валится на меня с оглушающим треском, а звуки превращаются в монотонный шум в ушах.
        Я пытаюсь взять себя в руки, но ни хрена не получается. Путаница в мыслях мешает осознать происходящее. Затем моя растерянность сменяется гневом, злостью, и я больше не стою на месте. Я рвусь к выходу, сбивая ноги, несусь вон отсюда, спотыкаясь обо всё, что оказывается на пути.
        Дура. Идиотка.
        Осталась ради него. Обманулась ради него. Унизилась. Позволила себе полюбить то, что нельзя любить: ложь. Мне не следовало слушать Уилла, никогда. Мне следовало уехать, убежать, исчезнуть. Мне следовало… следовало…
        Я задыхаюсь. Расталкивая толпу, отчаянно прорываюсь к выходу. Я просто хочу уйти, черт, просто хочу уйти! Меня сжимают, толкают. Дикий ор и музыка, алкоголь, дым и мельтешащий свет. Я почти уверена, что упаду и больше никогда не встану. Но я не падаю. Вопреки тому, что творится у меня внутри, жизнь вокруг течет по-прежнему.
        Мне никогда не было так больно.
        Стискиваю зубы и понимаю, что к глазам подкатывают слезы. Нет-нет, я не сделаю этого, я не разревусь. Не из-за него. Не из-за человека, который…
        Закрываю ладонями лицо и врезаюсь в кого-то. Меня качает, но я продолжаю идти. Опьяневшая и растерянная. Я убегаю, когда нет смысла больше в побеге. Раньше нужно было думать. Раньше нужно было спасаться.
        Я наконец оказываюсь на улице. Горячий воздух проникает в легкие. Упрямо встряхиваю волосами, кулаки сжимаю так, что ногти впиваются в ладони. И иду. Куда? Не знаю.
        Мне никогда не было так больно.
        Мир кажется совсем чужим. И небо, висящее над головой, и океан. Я иду к нему, а он не ждет меня, а манит, специально, чтобы я утонула. Но я уже утонула. Ложь затопила меня. Я полюбила! А теперь у меня разбито сердце. Это ведь всего лишь человек. Один из миллиарда! Да, он поступил не так, как ты хотела. Что с того, что ты ему не нужна? Какая, на хрен, разница? Сегодня - да, завтра - нет. Что такого страшного случилось? Всё в порядке. Я в порядке, и жизнь продолжается.
        Но мне никогда не было так больно.
        Я бреду вдоль пустой набережной и не плачу. Я не понимаю, что случилось. Мне трудно признать, что Уильям Гудмен предал меня, еще труднее признать, что у меня к нему есть чувства. Может, я люблю его? Вот это и есть любовь? Когда морозит и раздирает на куски. Отличное ощущение. Оно поглощает меня, и я растворяюсь в нем.
        Я сижу на пляже и слушаю океан.
        Мне жутко плохо. Голова опускается, я сжимаю ее руками и хочу орать, орать во все горло, изо всех сил.
        Мне нужно поступить правильно. Уехать. И тогда станет легче.
        Я не помню, как возвращаюсь в домик. Сил у меня нет, ноги шаркают по асфальту, в глазах стоит темнота. Я не думаю. Ни о чем. Просто делаю. Подхожу к порогу, дергаю ручку. Дверь тут же поддается, и я захожу. Иду за своей сумкой. Чувствую на себе чей-то взгляд и оборачиваюсь.
        Тэмзи Пол стоит на пороге ванной комнаты. Она одета в какие-то джинсы, майку, на волосах капли воды. Принимала душ. Я молча отворачиваюсь.
        - Опять уезжаешь? - спрашивает она, и ее голос делает мне так больно, что ноги у меня в буквальном смысле подкашиваются. Я хватаюсь за спинку дивана. - Ты не торопись, мы можем утром подбросить тебя до вокзала.
        Не отвечаю. Глаза пылают, кожа горит.
        Неожиданно осознание произошедшего сваливается на меня и припечатывает к полу с дикой силой. Я горблюсь, а Тэмзи оказывается рядом и ухмыляется, поправляя синие волосы. Я на нее не смотрю. Пытаюсь сделать вид, что ее нет.
        - Раньше ты была более разговорчивой. В чем проблема? Я же говорила, Уилл всегда думает только о себе. Ты знала. Чего сейчас удивляешься?
        Раскрываю сумку и проверяю вещи. Главное - подзарядить телефон. Я шмыгаю носом, внезапно понимаю, что на мне куртка Уильяма, и столбенею. Нет! Отвращение накрывает меня. Я порывисто стаскиваю куртку и кидаю на кровать. Что же это такое? Что это?..
        - Если тебе станет легче, - говорит Тэмми, - он иногда шептал твое имя.
        Она выходит из комнаты. Хлопает дверь. Становится темно. Я гляжу куда-то вперед, смотрю, смотрю, а затем сгибаюсь. Ломаюсь. Разбиваюсь.
        - Нет, - шепчу я, закрывая ладонями лицо. По телу прокатывается волна невыносимой боли. Слезы скатываются по щекам, я вытираю их, а они снова появляются. Хватит, ну, Реган, хватит! Сейчас мне кажется, что сильнее Уильяма Гудмена я ненавижу лишь себя.
        Я сажусь на диван. Как он мог?
        Нет, так нельзя! Нужно быть сильной и доверять себе, уважать себя. Нужно взять себя в руки и справиться, пусть это и трудно. Я должна перешагнуть через обиду, боль. Должна.
        Я сворачиваюсь на диване и закрываю глаза. Дома у меня нет. И Уильяма теперь нет. А кто такой вообще этот Уильям?
        Всего лишь человек, который должен был стать для меня всем. Я собираюсь с мыслями и поднимаюсь на ноги. Поправляю волосы, переодеваюсь. Я складываю вещи, окончательно решив уехать. Буду на вокзале спать, лишь бы не здесь.
        Иду в ванную и равнодушно осматриваю свое опухшее лицо. Меня бил отец, и тогда я была похожа на сбежавшую из приюта дикарку. Сейчас я выгляжу хуже.
        Умываюсь холодной водой, ледяной такой, что скулы сводит, и позволяю себе еще на несколько секунд замереть, стиснув до боли зубы. Ничего. Справлюсь.
        Вытираю лицо махровым полотенцем, на нем смешные ромашки, видимо, Кори не вырос еще из детства, и слышу, что кто-то пришел.
        Желудок у меня подпрыгивает, делает сальто. Нет, нет, пожалуйста. Я прошу не знаю кого. Просто крепко зажмуриваюсь и повторяю, будто мантру: «Нет, нет, нет».
        Не хочу выходить, но мне и не приходится. Оббежав дом, Уильям Гудмен несется в ванную и растерянно застывает на пороге. Я не готова. Я не хочу.
        - Реган!
        Я смотрю на Уилла. В его глазах столько всего, что мне хочется кричать. Я сжимаю губы. Вешаю полотенце на крючок и медленно прохожу мимо парня. К счастью, он не предпринимает попыток меня остановить. Лишь смотрит, как я обуваюсь, накидываю ветровку.
        - Пожалуйста, Реган, скажи что-нибудь.
        Стискиваю зубы так сильно, что они скрипят. Завязываю шнурки, а пальцы трясутся. Черт, черт! Я нервничаю, в носу покалывает, глаза пылают.
        - Я не хотел. Думал, ты уехала.
        Я смеюсь. Удивительно, я, оказывается, еще способна выражать эмоции. Распрямляюсь, Уилл уже стоит рядом. Вскидывает руки, хочет коснуться меня, но я пячусь.
        - Не смей. - Мой голос похож на шипение. - Не смей меня трогать.
        - Реган, прости, знаю, я всё испортил.
        - Испортил? - переспрашиваю я и хохочу. Похоже, я схожу с ума, но не могу ничего поделать. - Ты не мог испортить то, чего не было.
        - Было. Ты знаешь, что было.
        - Нет.
        - Пожалуйста, просто выслушай меня. - Его руки оказываются на моих плечах. Я пытаюсь вырваться, а он сжимает меня еще крепче и придвигается так близко, что у меня перед глазами все вертится. - Я идиот, я знаю, знаю. Но, Реган, пожалуйста…
        - Хватит.
        - Птенчик.
        - Прекрати! - кричу я. - Боже, Уилл, прекрати, что ты делаешь? Отпусти меня и больше не трогай, я прошу тебя, пожалуйста.
        - Я не хотел. Я без тебя не смогу. Я ошибся. Но ради тебя…
        - Что ради меня?
        - Всё, всё ради тебя!
        - Да ты, мать твою, болен, Уилл! Ты болен! - Я хочу вырваться и отталкиваю парня. Он отступает, а я бегу за вещами. - Мне не нужны твои извинения, и ты мне не нужен. Я знала, знала, что так будет, и все знали. Мне следовало сразу убежать, а я в тебя верила. До последнего верила, как дура.
        - Я исправлюсь.
        - Исправляйся.
        - Что я должен сделать?
        - Уилл, ты жалок.
        - Хорошо, я согласен. Мне наплевать. - Он бежит ко мне. - Я жалок.
        - Хватит! Знаю, что у тебя есть причины сходить с ума, разрушать себя и свою жизнь, но я не хочу быть частью этого безумия. Не хочу видеть тебя, слышать. Ты сделал мне больно.
        - Я понимаю. - Его голубые глаза блестят и поглощают меня, а я исчезаю, тону и не могу выбраться на поверхность. - Понимаю. Я потерял тебя.
        - Потерял.
        - Но я хочу тебя вернуть. Я смогу, постараюсь. Вчера… вчера ты сказала, что…
        - Замолчи.
        - Что ты - лучшее, что было в моей жизни.
        - И когда ты это понял? Пока с ней…
        Нет сил договорить. Я запинаюсь и качаю головой.
        - Но это правда. Я всегда отталкиваю людей, не умею иначе. Но ты верила в меня.
        - Нет. Я хочу уйти.
        - Пожалуйста, Реган, я кретин, я знаю. Но ты делаешь меня лучше. Слышишь? Ты в моей голове, мыслях, я поступил так, потому решил, что потерял тебя!
        - Ты был прав.
        Смотрю на парня и опускаю плечи. Беру сумку и вытираю слезы. Они опять льются по щекам. Иду к выходу. Уилл идет за мной. Он забегает вперед и открывает дверь.
        Я гляжу в его глаза. Я люблю его глаза. Но это не важно.
        - Вернись к родителям, Уилл. Извинись перед ними. - Мне нечем дышать. Нечем. Я задыхаюсь, боже, я упаду. - Иначе у тебя не останется близких.
        Я делаю шаг вперед. Однако Уильям неожиданно закрывает дверь и ударяется об нее лбом. Он зажмуривается и шепчет:
        - Не уходи, Реган, прошу тебя.
        - Уилл…
        - Не оставляй меня!
        - Пожалуйста, прекрати. - Слезы душат. Я не могу, не могу говорить. - Ты делаешь хуже, перестань.
        - Что мне сделать? - Он выпрямляется. Приближается ко мне и касается моего лица. - Скажи, черт подери, просто скажи, я сделаю, обещаю! Реган, я люблю тебя!
        Закрываю глаза, и слезы рисуют новые полосы на щеках. Такое чувство, что у меня нет земли под ногами, что воздух исчез. Я раскрываю глаза, а мир - черно-белый.
        - Дай мне уйти. - Мой голос мертвый. Сердце падает.
        Уильям дрожит.
        - Дай мне уйти, - еще раз повторяю я и позволяю себе в последний раз посмотреть на лицо Уильяма Гудмена, на морщинки около его губ, веснушки.
        Мои пальцы непроизвольно касаются его щеки. Я касаюсь ладонью его губ, а потом выбегаю за дверь и не оборачиваюсь. Это самый трудный шаг в моей жизни, и впервые я ощущаю себя по-настоящему сломленной.
        Глава 20
        Янгстаун - город, который никогда не был мне домом.
        Я здесь выросла. И тут же разочаровалась. Пыталась стать смелее, а потом сбежала. Стоило ли садиться в машину к Гудмену? Бросать семью? Стоило. Я не жалею о сделанном. В Янгстауне я будто врастала в землю. А теперь я умею летать. И пусть мой полет закончился падением, я все-таки ощутила вкус свободы.
        От вокзала до моего дома ходу минут пятнадцать. Я иду по знакомым улицам и уже не верю, что бродила по Эри, Сиракьюсу, Нью-Йорку; что видела океан, слушала джаз. Все это кажется вымыслом и плодом разыгравшегося воображения. Возможно, я напишу об этом. Да, напишу нашу с Кори историю. Всегда хотела выражать свои мысли на бумаге, потому и пошла на факультет литературы. А теперь мне даже есть о чем писать.
        Плечи ноют от усталости, а в груди будто дырка. Кажется, сейчас опущу глаза и увижу простреленное легкое, ведь дышать совсем невыносимо. Щеки болят. Так болит лицо у тех, кто рыдал несколько часов подряд, а я рыдала. Мне стыдно за себя.
        Я прихожу на свою улицу. Делаю несколько шагов и останавливаюсь, повернувшись лицом к коттеджу. Смотрю на него. Небольшой дом с ветхой крышей, с разбитым крыльцом и прогнившими ступеньками. Я будто не уезжала: те же стены, тот же запах. Я вновь стою здесь, напротив дома, из которого убежала, и думаю: «Что со мной не так? Что я делаю неправильно?» Ветер откидывает назад спутавшиеся длинные волосы. Я медленно иду вперед, переставляя ватные ноги. Дома кто-то есть. Я слышу, как на кухне работает телевизор.
        Стаскиваю кроссовки. Бросаю вещи. Иду по коридору и чувствую запах, от которого слезятся глаза: запах сырости, алкоголя. Я вновь здесь. Я дома.
        Прохожу на кухню. Мама мешает салат, но, увидев меня, замирает. Ложка падает из ее рук с глухим стуком. Она ошеломленно смотрит на меня, пытается сказать что-то, но не может. На ее лице, как всегда, кричащие тени, в глазах полопавшиеся сосуды, помада на пол-лица. Она делает шаг вперед, делает шаг назад. Я тоже молчу. Подхожу к холодильнику, открываю дверцу и спрашиваю:
        - Ты будешь что-нибудь?
        - Я делаю салат, - шепчет она. - Ты проголодалась?
        - Немного. - Достаю пакет молока, яйца. - Что насчет омлета?
        Она нерешительно кивает. Включаю плиту, связываю в пучок волосы. Мама стоит со мной рядом, помешивает салат, а плечи ее трясутся. Я зажмуриваюсь. Не могу. Все это не просто причиняет боль - мне трудно даже дышать.
        - Я хочу устроиться в кафе официанткой. С тобой. У Грэга есть вакансии?
        - У него всегда есть вакансии. - Она смахивает слезы со щек.
        - Хорошо. Я собираюсь накопить немного денег, чтобы уехать, мам.
        - Уехать.
        - Да.
        - Опять?
        - Опять. - Выливаю яйца на сковороду, и они шипят, растекаясь по маслу. Мама шмыгает носом. Помада у нее размазалась по подбородку. - Ты можешь поехать со мной, если хочешь, в Бостон, в Вашингтон или Провиденс.
        - Там у тебя никого нет.
        - Начну все заново.
        - Я не брошу отца.
        - Почему? - Я перевожу взгляд на маму и сжимаю кулаки. - Почему ты не бросишь его? Мама, мы должны уехать.
        - Ты должна уехать, - шепчет она, мешая салат, который уже давно готов, - но не я.
        Поджимаю губы и отворачиваюсь. Возможно, она права: пришло время самостоятельно принимать решения и строить свою жизнь. Заново. С чистого листа.
        Мы накладываем еду и расставляем ее на маленьком столе. Садимся друг напротив друга и молча едим, не говоря ни слова. Я невольно вспоминаю о тех словах, что она мне сказала по телефону: «Ты должна быть со мной рядом, когда мне плохо». Что изменилось? Почему теперь она позволяет мне уйти?
        - Что с ним? - хрипло спрашиваю я.
        - Он до сих пор в больнице.
        - И долго он там пробудет?
        - Не знаю. Ему плохо. - Мама отпивает воды и передергивает плечами. - Алкоголь. Он разрушил его. Разрушил всю его жизнь.
        - Ну а ты? - Я смотрю на нее. - Что насчет тебя?
        - Реган…
        - Ответь!
        - Я стараюсь, - шепчет она и накрывает ладонью мои пальцы. Я не шевелюсь. - Люди меняются, когда хотят.
        - А ты хочешь?
        - Хочу.
        - А отец?
        - Боюсь, он слишком поздно задумался над этим. - Ее голубые глаза блестят от слез. Видимо, дела у отца совсем плохи. Внутри становится так горячо, что я вздрагиваю. Боже, какая разница. Наплевать мне на отца. Наплевать! - Ты сходишь к нему? Сходишь?
        - Что?
        - Реган.
        - Нет, - я мотаю головой, - ни за что. Нет!
        - Пожалуйста, ему совсем плохо, слышишь? Он ведь твой папа. Он…
        - Ты знаешь, что он сделал. Мам, как ты можешь защищать его? Как ты можешь его любить? У меня нет отца. А у тебя нет мужа. У нас есть существо, которое испортило нам жизнь. - Я отдергиваю руку и до боли стискиваю зубы. - Он все разрушил.
        - Так и есть.
        - Ты понимаешь это, и всё равно просишь меня проведать его?
        - Другой возможности у тебя не будет. Сейчас ты зла, а потом его не станет. Сейчас тебе кажется, что это не проблема. А потом…
        - Что потом? - кричу я, ощутив, как глаза пылают. Я резко поднимаюсь и смотрю на мать. - Что? Мы расстроимся, что никто не выворачивает нам руки? Расстроимся, что не приходится вести его домой? Вытирать его блевотину? Ты расстроишься, что он больше не заставляет тебя орать на весь дом, когда я сижу за стеной и ладонями закрываю уши? Расстроишься, что больше не надо будет со спины набрасываться на него, когда он крушит квартиру, разбивает стекла, посуду, мебель? О чем ты?
        - Реган, милая…
        - Я убежала из-за него! Он виноват, во всем виноват! В том, что я одна, что везде я вижу предателей и кретинов. Он сделал нас с тобой грязными, гнилыми, пустыми.
        - Он был хорошим, - говорит мама. - И когда-то он держал тебя за руку и обещал, что никогда не отпустит.
        - Но что же случилось, мама?
        - Жизнь случилась.
        - Она со всеми случается, - возражаю я, - но нужно быть сильнее. Нужно думать о близких, любить близких. Не делать им так больно.
        - Он не смог. Он не такой, как ты.
        - Да, мы с ним совсем не похожи.
        - Вот потому ты и должна простить его - потому что ты совсем на него не похожа.
        Неожиданно я смеюсь. Что за глупое оправдание, черт подери? Простить его, потому что я лучше? Потому что у меня есть совесть, чувства. Потому что я живой человек, и мне бывает больно. Потому простить?
        - Врачи дают ему месяц. - сообщает мама. - Тебе решать.
        Я смахиваю со щек слезы и поднимаюсь к себе в комнату. Меня трясет от безысходности. Какой-то замкнутый круг. Что происходит? Почему я опять здесь?
        Нужно быть сильнее. Но что это значит? Что это, черт возьми, значит?
        Возможно, быть сильным - значит принимать свои слабости. Но в чем моя слабость?
        В неумении двигаться дальше. Нельзя ступить вперед, будучи привязанным к чему-то позади. Нужно разорвать веревки. Освободиться. Смогу ли я? Найду ли в себе силы? Иногда мне кажется, что сил у меня куда больше, чем я думаю. Хорошо, если так, ведь мне предстоит еще очень многое.
        Я устраиваюсь в бар на целое лето. Официанткам платят мало, но мне хватит, чтобы унести ноги из Янгстауна и попробовать нечто новое. Я написала нескольким редакторам, прошла собеседования через интернет, и меня взяли в Провиденс на должность помощника редактора какой-то непопулярной газетенки. Работать я начну с осени. А сейчас мечусь по бару круглые сутки. Надо заработать как можно больше и найти квартиру в Провиденсе поближе к редакции.
        Чтобы дойти до бара, нужно пройти городскую больницу и дом Кори. Такое чувство, что жизнь надо мной смеется. Я каждый раз зажмуриваюсь, замечая коттедж Гудменов. А потом кулаки стискиваю, пробегая мимо госпиталя.
        Про Уилла мне ничего не известно. Возможно, он продолжил разъезжать по штатам, возможно, он давно втрескался по уши в Тэмми и они танцуют до изнеможения в новом, джазовом клубе. А возможно, он остановился, принял себя, вернулся и стал другим. Мне хотелось бы в это верить. Пусть я и убеждаю себя, что мне абсолютно наплевать.
        В четверг утром - да, ко мне наконец вернулось чувство времени, и я знаю число и месяц, и даже год - проходя мимо дома Гудменов, я замечаю Кори. Он переносит вещи в огромный грузовик, припаркованный на обочине. Мы с ним всего один раз разговаривали с тех пор, как я убежала. Сейчас мне тоже хочется пронестись мимо, но затем…
        Затем я вспоминаю, что Кори Гудмен - мой лучший друг. И я буду дурой, если забуду про него из-за отношений с его братом.
        Кори удивляется, когда я останавливаюсь около грузовика. Он неуверенно улыбается:
        - Наверное, снег пойдет.
        - С чего вдруг? - усмехаюсь я.
        - Ну ты стоишь на вражеской территории. Забыла?
        - Я объявляю временное перемирие.
        Гудмен счастливо улыбается. Мы подходим друг к другу, абсолютно синхронно, и обнимаемся, словно не виделись тысячу лету. Кори покачивается, а я едва не падаю.
        - Вот же гаденыш, подкачался, что ли?
        - Мы с тобой всего несколько недель не общались. Маловато для бицепсов.
        - Я просто хотела сделать тебе комплимент. - Отстраняюсь и в грустной улыбке кривлю губы. У него манеры Уилла. Его голос. Его смех. - Ивансвиль ждет, верно?
        - Эвансвилл, - поправляет он.
        - Точно. Ну и название.
        - Обычное, знаешь ли.
        - Родители, наверное, в ужасе. Как они без тебя справятся, не представляю. Хелен уж точно с ума сойдет.
        - Да уж. Мама носится по квартире, боится, что мы что-нибудь забудем. Как будто мне одиннадцать.
        - Они тебя любят, Кори. Тебе очень повезло.
        - Уилл на днях приезжал.
        Я застываю. Мне не хватает воздуха. Дыши, Реган. Дыши!
        - И что он здесь забыл?
        - Хотел поговорить с родителями. Не знаю, что там между ними творится, но отец в гостиную вышел весь опухший, будто плакал. - Кори вскидывает брови. Плохо, что парень не знает правду. - А потом мама обнимала Уилла, чуть не придушила, минут так десять!
        - Ого!
        - Я тоже удивился. Никогда их такими не видел.
        - И куда он уехал?
        - Не знаю. Сказал, что хочет начать всё заново. Не знаешь, с чем это связано? - Друг испытующе смотрит на меня, а я закатываю глаза.
        - Я-то откуда знаю.
        - Между вами творилось нечто странное.
        - Не хочу говорить об Уилле.
        - Прости. - Кори усмехается и трет руками лицо. - Черт, я ведь все время о нем болтаю. Так странно, что теперь я не могу потрепаться о своем ненаглядном братце.
        - Да уж. Ладно, Кори, мне нужно на работу бежать.
        - Ничего тебе не нужно. Твоя смена начинается в девять, а сейчас только половина восьмого. - Он поджимает губы, а я виновато отворачиваюсь. - Слушай, я понимаю, да, тебе паршиво, поэтому и не настаиваю. Но, пожалуйста, не пропадай, Реган.
        - Я ведь здесь.
        - Ты не просто друг, ты мне как сестра. Я не хочу потерять тебя.
        - Кори… - Я обнимаю парня и крепко прижимаю к себе. - Никуда я не денусь.
        - Отлично. Смотри, ты пообещала, потому что сейчас я должен кое-что тебе отдать, а ты, я уверен, совсем не обрадуешься. Обидишься, и всё такое.
        Он роется в рюкзаке, пытаясь что-то отыскать, и вытаскивает книгу. Я вопросительно смотрю на него.
        - И с каких это пор книги должны вызвать во мне обиду?
        - Это книга Уилла, - поясняет парень и отдает томик мне. - Он попросил передать ее тебе.
        - Кори…
        - Меня это не касается. Просто возьми, и всё.
        - На чьей ты стороне? - усмехаюсь я. - Гаденыш!
        - Между вами трудно выбирать, ведь вы - моя семья.
        Я смотрю на друга. Ему действительно сложно. Он всегда сходил с ума по Уиллу, всегда был рядом со мной. Отказаться от кого-то одного не вариант.
        - Ты тоже моя семья, Кори Гудмен.
        Парень отводит взгляд, и мне кажется, что в глазах у него мелькают слезы. Не могу на это смотреть, потому прощаюсь.
        - Я пойду. Пора.
        - Да. Увидимся еще. Обещаешь?
        - Конечно.
        Я киваю и медленно поворачиваюсь. Уходить сложно. Сложнее, чем в первый раз, но я все-таки оставляю друга позади и двигаюсь вперед, сжимая в пальцах книгу Уильяма. Зачем он передал ее мне? Чтобы как-то отвлечься от тоски, подступившей к горлу, разглядываю его подарок. Пожалуй, стоит выкинуть эту книгу к чертовой матери, сжечь где-нибудь, но я лишь крепче сжимаю ее в руках. Это «Бойцовский клуб» Чака Паланика.
        Интересно.
        Открываю первую страницу и вижу в уголке надпись корявым почерком. Видимо, у парня не только характер отвратный.
        «Я проиграл пари, птенчик».
        Я резко останавливаюсь. Так вот что это. Наше пари, а я совсем забыла. В волнении прикусив губу, я листаю желтоватые страницы. Они немного смяты, по краям стерты буквы. Он любил эту книгу. Это его любимая книга.
        Я захлопываю книжку и прижимаю к груди.
        Ну кто бы мог подумать, что даже вдалеке Уилл способен подрывать мою нервную систему. Я бы с удовольствием сейчас нашла его и треснула по голове, ведь быть таким идиотом и гением одновременно невозможно.
        Хотя возможно. Как в этой книге.
        Я иду на работу. Кори прав, времени у меня еще много. Но я всегда выхожу раньше, чтобы пройтись, подышать воздухом. Это вошло у меня в привычку лишь сейчас, когда я поняла, что в жизни только от тебя зависит, от чего получать удовольствие. Можно гонять по неизвестным дорогам, а можно бродить по давно знакомым.
        Удовольствие будет одним и тем же, если тебе нравится то, что ты делаешь.
        Я невольно сворачиваю с намеченного пути. Мне вдруг кажется, что сегодня тот день, когда я должна сделать всё, чего от себя не ожидаю. Бывает, ты скидываешь самое сложное на последний момент. Сейчас наступает этот последний момент. И я иду в больницу, стараясь не обдумывать свое решение.
        Я спрашиваю на регистрации, в какой палате лежит Натан Баумгартен, и меня провожает к нему неразговорчивая медсестра. Не думала, что бывают такие. Она указывает на дверь, но я не шевелюсь. Трудно перешагнуть через порог, когда понимаешь, что перешагнуть придется через себя. Что там говорила мама? Я на него совсем не похожа. А еще что она сказала? Что ему дали месяц. Прошло уже две недели с того момента.
        Я набираю полную грудь воздуха и открываю дверь. Она скрипит, трется о старый пол. Не знаю, как себя вести. Просто прохожу в палату, выпрямляюсь и забываю о злости. К чему она, если принесет только новую боль и разочарование.
        Отец лежит на узкой койке. Вокруг стоят еще кровати, но там пусто. Никого. Лишь он и его мысли. Да, здесь запросто можно свихнуться.
        Делаю шаг вперед.
        - Привет, - здороваюсь сиплым голосом. Папа удивленно открывает глаза. Из носа у него торчит какой-то провод. Лицо сероватое, как обычно. Разве что теперь оно еще сильнее осунулось.
        - Ты? - хрипит он. - Ты здесь?
        - Да.
        - Что тебе нужно? - Отец отворачивается. Я вижу, как дрожит его подбородок, и еще мне кажется, что ему стыдно. Впервые он говорит со мной, не выпив несколько банок пива, не проведя ночь за барной стойкой. Он всё понимает, и ему от этого плохо. - Я не настроен болтать.
        - Я не болтать пришла.
        - А зачем тогда?
        - Проверить, как ты.
        - Проверить, как я? - Он вновь смотрит на меня, а у меня всё сжимается. Глаза у отца покрываются пеленой, мутнеют. Он беззащитно стискивает в пальцах простыню, а я сразу же вспоминаю, как он стискивал этими же пальцами мои запястья. - Уходи.
        - Хорошо. - Я вытираю ладонью слезы, срываюсь с места и хочу убежать, но меня останавливает его голос.
        - Подожди. Реган. Стой!
        Застываю перед дверью. Я сгибаюсь как от удара. Больно делают только те, кого мы любим, кто нам дорог. Этот человек вопреки всему, что между нами было, дорог мне. Я ненавижу себя за эти мысли, я хочу его ненавидеть.
        А у меня не получается.
        - Мэндис сказала, ты уезжаешь.
        - Да. - Слезы бегут по моим щекам.
        - Куда?
        - В Провиденс. - Я оборачиваюсь и встречаюсь с отцом взглядом. - Буду работать в редакции. Писать чушь какую-то.
        - Хорошо. Да, это хорошо.
        - А с тобой что?
        Отец не отвечает. Пожимает плечами, отворачивается, а я неожиданно отчетливо ощущаю, что отца у меня скоро не будет. И надеяться, что он исправится, я больше не смогу. Складываю руки на груди и плачу, потому что внутри у меня все горит и рушится. Разбивается на безобразные осколки.
        - Ты… ты прости меня, Реган, - внезапно говорит он, глядя в окно. А я сгибаюсь пополам и закрываю ладонями лицо. - Я плохим отцом был.
        Из горла вырывается всхлип. Я качаю головой из стороны в сторону, ничего не понимая, не осознавая. Мы прощаемся, но зачем? Я уйду, а он всё еще будет здесь, да?
        - Ты исправишься, - шепчу я, выпрямляясь. - Люди исправляются.
        - Я не успею.
        Подбородок у него трясется. По грубому лицу катятся слезы. И он хочет стереть их, но не может поднять руку. Он то сжимает, то разжимает пальцы.
        - Умирая, думаешь о том, что сделал. А я ничего не помню. - Папа смотрит на меня. - Ничего! Ты плакала, наверное.
        - Наверное.
        - Ты даже сейчас плачешь. Я вам с Мэндис жизнь испортил. Но вы прорветесь. Ты сделаешь всё, я уверен.
        - Сделаю. - Я решительно киваю и подхожу к отцу. Невольно беру его шершавую руку. Пальцы у него холодные. - Принести одеяло?
        Отец открывает рот, судорожно выдыхает и испускает всхлип. Он все же поднимает свободную руку и тянется к моему лицу. Закрываю глаза, когда она касается моей щеки.
        - Ты так и не дождалась меня, Реган, - шепчет он.
        - Дождалась, - отвечаю я, - ты ведь здесь.
        Накрываю ладонью его пальцы и улыбаюсь. Впервые я улыбаюсь рядом с ним.
        Я ухожу из больницы за пять минут до начала смены. Глаза у меня до сих пор пылают, но на душе гораздо легче. Всё можно исправить. Но ты сам должен захотеть этого. И захотеть вовремя.
        Отец разрушил мою жизнь. Я всегда надеялась, что однажды он изменится, и он изменился. Поздно, но всё же. Я никогда не забуду того, что он сделал со мной и мамой. Я ведь неидеальна, память не сотрется просто так. Но еще я буду знать, что он раскаивался. Что он осознал свои ошибки. Легче ли от этого мне? Сложный вопрос.
        История моей семьи неправильная. Она сложная и грустная. Но она заставляет меня верить в то, что люди меняются, когда любят, ждут и надеются. Во время перерыва я иду домой и нахожу книгу Кэтрин Стокетт «Прислуга».
        Я люблю перечитывать ее. Эта книга придает мне уверенности, что и я добьюсь всего, чего захочу. Главное - первый шаг, а потом пусть не становится легче, но отступать некуда, если мечты действительно важные.
        Я отдаю книгу Хелен Гудмен. Прошу передать ее Уиллу, когда он у них появится. Я знаю, что это глупо. Но я должна быть честной, а осталось лишь одно признать: я тоже проиграла пари.
        Эпилог
        Я работаю в редакции уже полгода.
        Провиденс - красивый город. Каждую субботу я выхожу на улицу ближе к вечеру и гуляю по переулкам, открывая для себя новые места.
        Быть внимательной к мелочам я научилась в той поездке. Не могу сидеть дома, когда знаю, что за окном непокоренные парки, музеи, улицы. Постоянно засиживаюсь допоздна у Брауновского университета. Наблюдаю за студентами и записываю себе что-то - профессиональная привычка. Я теперь все мысли заношу в блокнот. Это, кстати, очень даже полезно. Взбесит меня какая-то карга, что возмущается в автобусе, и я ей посвящаю целых две страницы.
        Там есть глава про отца. Он умер четыре месяца назад. Я приезжала в Янгстаун, но не смогла и на пару часов остаться в городе. Слишком много плохих воспоминаний. Мне теперь в Провиденсе спокойнее. Возможно, здесь мой дом.
        Сегодня заветная суббота. Я уже обошла центральный парк и теперь хочу пройтись до Капитолия штата Род-Айленд. Говорят, это очень красивое здание. По крайней мере, так говорит моя знакомая из редакции, а она в Провиденсе живет всю жизнь.
        Покупаю горячий сэндвич и иду по широкой улице. Люди несутся куда-то, а я медленно переставляю ноги, наслаждаясь моментом. Вспоминаю, как бродила по Нью-Йорку. Нужно обязательно туда вернуться, тем более Бенни написывает каждый день.
        Улыбаюсь, откусываю бутерброд и внезапно сталкиваюсь с кем-то. Сэндвич валится из моих пальцев, разваливается на асфальте, соус попадает на мои новые балетки, и я расстроенно смотрю на пятно. Черт возьми!
        - Простите, я заплачу, - говорит парень.
        - За балетки?
        - А за них тоже надо платить?
        - Ну вообще-то…
        Я выпрямляюсь, перевожу взгляд на незнакомца и едва не валюсь так же, как и сэндвич. Хлопаю ресницами. Парень тоже удивленно смотрит на меня. Нет! Нет! Такое не случается в нашем мире. Быть не может.
        - Реган? - удивляется Уильям Гудмен, и я пропускаю удар по сердцу. Сильный, меткий удар. - Что ты здесь делаешь?
        - Что ты здесь делаешь? - интересуюсь я. Я просто не верю! Уильям стоит прямо передо мной. На нем длинное пальто, синяя рубашка. Волосы стали короче, и щетины на подбородке нет. Парень совсем на себя не похож, и если бы он проходил мимо, я бы его даже не узнала.
        - Совпадение.
        - Я не верю в совпадения.
        Мне становится не по себе. Прошлое безжалостно наваливается на плечи, а еще этот отвратительный запах мелиссы. Я шумно выдыхаю и поправляю волосы.
        - Мне идти нужно.
        - Мне тоже. - Уилл криво улыбается. Как прежде. Я вспоминаю, как солнце рвалось через стеклянные окна, как палило и с ума сводило. - Кори говорил про Бостон.
        - Я проходила там собеседование.
        - Тогда почему остановилась на Провиденсе?
        - Это интервью?
        - Я просто давно тебя не видел.
        - И у нас были причины не видеться. - Я стискиваю зубы. - Или ты забыл?
        - Ты все такая же невыносимая, - смеется он.
        Возмущенно вскидываю брови.
        - Оскорблять меня будешь?
        - Я вообще-то пошутил. Получил твою книгу.
        - Серьезно? - Сглатываю комок, вставший в горле. Полгода прошло, а я до сих пор не могу нормально дышать, когда дело касается этого человека.
        - Интересная.
        - Твоя тоже.
        - Ты прочитала?
        - Да.
        Мы смотрим друг другу в глаза, а что сказать? Не знаем. Я отворачиваюсь, а Уильям со свистом выдыхает. Наверное, ему так же нелегко, как и мне.
        - Послушай, я рад тебя видеть, - наконец произносит он и пристально глядит на меня. - Ты никуда из моей жизни не пропадала, несмотря на то что мы не виделись столько месяцев.
        - Это плохо.
        - Считаешь? - Он достает пачку сигарет и закуривает, а я горько усмехаюсь: Уилл все тот же. Мне вдруг становится обидно. - Что такое?
        - Ничего. - Я отворачиваюсь.
        - Да ладно тебе, я всё и так понял. Врать ты не научилась. А я не могу избавиться от этой привычки, как ни стараюсь. - Он выдыхает дым в сторону. - Но я стараюсь.
        - Старайся лучше.
        - Знаешь, а мы ведь могли бы…
        - Нет. Уилл, мы ничего не можем.
        - Ты даже не дослушала, что я хотел сказать.
        - Какая разница? - спрашиваю я, а он улыбается.
        - Ты не изменилась совсем.
        - Ты тоже.
        - Я слышал, твой отец умер. Приезжал в Янгстаун, но тебя не застал.
        - Да. Я уехала почти сразу же.
        - Кори говорил, вы с ним помирились.
        - Помирились? Громко сказано. Просто приняли друг друга такими, какие есть. Что с Джесси и с… - Делаю вид, что вспоминаю имя. - …с Тэмзи?
        - Я их давно не видел. Джесси играет в какой-то группе, а Тэмзи вроде бы уехала из Штатов. - Уильям затягивается. Переводит на меня пронзительный взгляд и поправляет пальто. Мне кажется, ему не хочется говорить о ребятах, а у меня нет ни малейшего желания узнавать почему. - Я должен идти. У меня встреча.
        - Нашествие на еще один джазовый клуб?
        - Нет, птенчик, - улыбается он, и у меня замирает сердце. - Ищу работу.
        - Здесь? В Провиденсе?
        - Возможно. Я пока присматриваюсь.
        О нет! Уилл откидывает в сторону окурок, а я ощущаю себя в клетке. Черт возьми, что он вообще здесь забыл?
        - Честно? Надеюсь, у тебя ничего не получится.
        - Честно, - он притягивает меня к себе и улыбается, - думаю, всё как раз наоборот.
        Я отстраняюсь. Сердце вспыхивает, голова вспыхивает, мир вспыхивает, и я не просто злюсь, а схожу с ума, ведь куда бы я ни пошла, что бы я ни сделала, Уилл повсюду. Почему это происходит? Он в моих воспоминаниях, мыслях, теперь еще и в моем городе. Так не должно было случиться. Это неправильно.
        Я стараюсь дышать ровно.
        - Пока, Уилл. Передавай привет Кори, хорошо?
        Машу рукой и ухожу, уже думая, как сменю работу, город, штат. Если мне придется вновь бежать - я сбегу. Я сделаю всё, лишь бы не угодить в сети Уильяма Гудмена, пусть мое сердце и взрывается, едва я о нем вспоминаю.
        - До встречи, Реган Баумгартен! - говорит он, и я на ходу оборачиваюсь. Парень машет мне и широко улыбается. - И помни, птенчик, ты никогда не окажешься там, где быть не должна.
        - Опять цитируешь «Битлз»? - выкрикиваю я. - Какой ты банальный.
        - Но тебе ведь нравится.
        Придурок. Усмехнувшись, закатываю глаза и скрываюсь за поворотом.