Пятьдесят свиданий с врагом Елена Дженкинз
        Лишившись семьи, Джун Эвери нашла приют в радушном поместье Фрэнка Андерсона на окраине Эдинбурга. Идеальное место, чтобы забыть о призраках прошлого. И все бы ничего, если бы не Тони! Единственный сын нового опекуна заклеймил Джун двуличной вампиршей и разрушил ее наивные мечты. Уехав в колледж, она надеялась навсегда избавиться от этого наглого сероглазого сноба… Но жизнь непредсказуема. Фрэнка Андерсона больше нет, а его завещание уничтожат, если Тони и Джун не помирятся. Вот только им предписано терпеть друг друга не пару часов, а пятьдесят дней до самого Сочельника. Настоящая катастрофа для давних врагов, ведь им придется решить: кто сдастся и уступит первым?
        Глава 1
        Джун. Сейчас
        «Не бойся думать о прошлом, милая. Бойся забыть все хорошее вместе с плохим», – говорил Фрэнк.
        В эту дождливую ноябрьскую пятницу Джун именно так и жила – прошлым.
        Фрэнка больше нет. Погасли его карие глаза, которые согревали лучше пламени из камина, оборвался заразительный смех. Опекун больше не обнимал, когда мучили сомнения, не хмурился, поджимая губы, когда Джун и Тони случайно попадались в разгар очередной ссоры… Терпеливый был. Надеялся, что «дети» однажды обязательно найдут общий язык, но они были глупыми и не научились дружить даже ради лучшего-в-мире-человека.
        А теперь поздно.
        Наверное, знай она с самого начала, что Фрэнк смертельно болен, то притворялась бы лучше, хотя бы попыталась, но тот скрывал до последнего: лишь полгода назад признался, что у него сердце может остановиться в любую минуту. Ему предлагали пересадку. Да, опасно в его возрасте, и все же шанс был. Фрэнк отказался. Заявил, что именно в этом сердце живет память о его жене Иден, и с этим сердцем он умрет, пусть оно и ленится работать.
        Упрямый оказался. Тони в него пошел, такой же настойчивый.
        Джун нахмурилась и поправила волосы, убеждаясь, что они лежат идеально ровно. Прямые темные пряди едва доходили до лопаток. Новая прическа. Непривычно.
        Церемония прощания началась, а Джун продолжала топтаться на тротуаре. В Эдинбурге в эту пору года было сыро, но красочно. Крик чаек со стороны залива пробивался даже через какофонию городской жизни, сливаясь с шумом автомобилей.
        Джун одернула край черного жакета, провела ладонями по брюкам, разглаживая. В стройной, ухоженной студентке было не узнать ту ревнивую сиротку, которая боролась за место под солнцем в доме Фрэнка. Но чувствовала она себя сейчас именно так – напуганным ребенком: вход в часовню на окраине Эдинбурга страшил. Высокие резные двери с круглым тяжелым кольцом вместо ручки были закрыты. Джун всего-то нужно было подняться по ступенькам и зайти внутрь. Проводить Фрэнка в последний путь. А она не могла себя заставить.
        Сотый раз за день полезла в карман жакета и вытащила бальзам для губ. Нервы ни к черту, губы пересыхали, как в пустыне. Джун было двадцать лет, а не пятнадцать, но волновалась сейчас не меньше, чем в тот далекий день, когда впервые ступила на землю поместья Иден-Парк.
        Она закусила нижнюю губу до боли, сглатывая тревогу, прикрыла глаза и потянула за металлическое кольцо на двери. Ну вот. Получилось. Дыши, Джун.
        В часовне оказалось теплее, чем снаружи, но она все равно передернула плечами, справляясь с дрожью.
        – Наконец-то! – донесся возглас, и навстречу вышла Уитни, племянница Фрэнка. Джун виделась с ней пару дней назад, но подруга бросилась в объятия, словно сто лет прошло. – Я беспокоилась, что ты спряталась от нас.
        – Ну что ты, как я могла. Это же Фрэнк… А Паркеры здесь?
        – Нет, они в Италии. Прислали соболезнования.
        На церемонию прощания собрались родственники, друзья, бизнес-партнеры. «Цвет» высшего общества шотландской столицы. «Цвет», в котором так и не нашлось места для Джун.
        Она робко направилась вперед, здороваясь, принимая скупые, но искренние слова поддержки, ощущая себя чужой здесь.
        А среди череды лиц, там, в первом ряду – он. Тони.
        Сердце болезненно сжалось, но подойти к нему она не нашла смелости. Испугалась, что разрыдается. Увидит холодные серые глаза – и выдержка треснет по шву. Потому что это невыносимо. Потому что они два идиота.
        Два законченных эгоиста.
        Когда-то, в пятнадцать лет, Джун совершила ошибку, за которую поедала себя живьем. Зачем я свернула в проклятый магазин комиксов? Зачем?! Если бы вовремя пришла домой из школы, то остановила бы трагедию… До сих пор жила бы в Штатах. Все сложилось бы по-другому.
        А сейчас, пять с половиной лет спустя, она сидела на скамье в нескольких шагах от Тони на похоронах лучшего-на-свете-человека и не могла простить себе, что довела отношения с единственным сыном Фрэнка до необратимой неприязни, когда нет желания даже пытаться что-то наладить. И посмотреть на Тони нет сил, с того кошмарного летнего дня, когда они перешли черту и сделали друг другу по-настоящему больно.
        С тех пор они встречались только по большим праздникам в Иден-Парке, и все, на что хватало вежливости, – поздороваться с искусственной улыбкой, не глядя в глаза, и обсудить погоду в окружении общих знакомых.
        Джун врала Фрэнку, доказывая, что помирилась с Тони, просто в учебу погрузилась с головой и нет времени чаще встречаться… Но опекун не мог не раскусить плохую игру.
        Как это бессмысленно. Зачем, Тони, зачем? Почему из всех людей на земле ты один понимаешь, как мне плохо сейчас? А я даже посмотреть на тебя не могу, ведь станет только хуже.
        Потому что стыдно. Перед памятью о Фрэнке чертовски, неимоверно стыдно…
        Тони. Сейчас
        Пришла все-таки. Думал, уже не объявится. Думал, сидит где-нибудь в кладовке и плачет о том, какая она бедная-несчастная.
        Хватило бы совести в день чужих похорон только о себе и переживать.
        Как же она злила. Даже сегодня.
        Ну посмотри ты на меня, Бэмби, хоть поздоровайся, не позорься перед родственниками.
        Но она не откликнулась на молчаливый призыв. Уставилась в пол и старательно пригладила волосы.
        Волосы…
        Зачем было обрезать, вылизывать, как искусственные? Не умеет вести себя прилично, так надеется внешним лоском обмануть людей. Как всегда, держит окружающих за идиотов.
        – Тони, ты в ней дыру прожжешь, – прошептала Уитни, и он тяжело сглотнул, сжимая челюсти. Зажмурился, потер усталые глаза.
        В свои двадцать один Тони ощущал себя стариком. Старше отца, которому исполнилось пятьдесят в феврале.
        Пятьдесят – счастливое число Фрэнка. По поводу юбилея тогда закатили шумную вечеринку в Иден-Парке. И Джун, как обычно, даже не заговорила с Тони, отделавшись сухой улыбкой и пустым, безразличным взглядом. Игнорировала его весь прием.
        Не то чтобы он за ней следил. Просто проверял, адекватно ли себя ведет. С нее станется устроить истерику на пустом месте. Да и отец просил присматривать за этой… за ней, в общем.
        Черт, Фрэнк, надеюсь, ты уже в раю. Обнимаешь маму, рассказываешь, каким был упрямым бараном, что отказался от пересадки сердца.
        Диагноз поставили три года назад. Сказали, Фрэнку недолго осталось, но он протянул гораздо дольше, чем пророчили врачи. Может, потому что жил в Иден-Парке, гуляя по Изумрудному саду и напевая любимые мотивы… Отцу было что вспомнить. Тони поражался, сколько всего старший Андерсон успел натворить в своей жизни.
        И тем не менее. Подготовиться к смерти близкого человека невозможно. Это удар, который бесполезно блокировать, он проникает под кожу, как радиация. Разъедает, лупит по сердцу со всей дури.
        Да посмотри ты на меня, Джун!!!
        И она будто услышала. Вздрогнула, выпрямив спину, и скомкав платок в руках, медленно подняла голову.
        Тони даже дышать перестал. От презрения. От ярости… Да просто так, потому что день паршивый, как и все дни в течение последних лет.
        Один короткий взгляд в знакомые глаза, и горло стянуло от сожаления, в груди кольнуло от тоски. Джун, твою криминальную мать…
        Как же он, черт возьми, ее понимал сейчас. Второй раз в жизни по-настоящему сочувствовал. И да простит его Фрэнк, но все, чего хотелось, – подойти и взлохматить ее гребаные волосы, чтобы она наконец ожила. Чтобы бледное лицо залилось краской от возмущения.
        Но она не дала возможности даже кивнуть в знак приветствия. Затравленно мазнула по Тони беглым взглядом и сразу отвернулась.
        Джун никогда не умела держать лицо. Не умела и не научилась. Только волосы зачем-то выпрямила, и это до зуда в пальцах раздражало. Может, потому что до сих пор не давала покоя ее двуличность. Неужто Джун рассчитывала одурачить кого-нибудь строгим видом смиренной девочки? Как была оторвой, так и осталась. Будто бы Тони не знал, что она крутит романы направо и налево в университете. В одном городе ведь живут. Он же не глухой.
        Протянуть бы руку и сорвать с нее маску кротости. Содрать вместе с этой паршивой смиренностью, которая душила его сейчас, и закричать: «Кому ты врешь, Джун? Кому?! Где ты раньше была вот такая, невинная и робкая? Куда, черт возьми, подевалась твоя честность, когда ты выставила меня исчадием ада перед Фрэнком? Ты не знала, что у него с сердцем проблемы, но я-то знал. И пришлось годами врать ему, что мы с тобой помирились, лишь бы он не нервничал… Век бы тебя не видеть, Бэмби. Тебя и твои прилизанные волосы…»
        – Перестань таращиться на нее! – шикнула Уитни, и он отвел взгляд, буквально силой себя заставил. И сразу передернуло от озноба, холодом обдало. – Ты в порядке? – забеспокоилась кузина, и Тони кивнул, прикрывая глаза.
        Все просто супер.
        Супер-охренеть-как-плохо.
        Все всегда было плохо, если рядом находилась Джун.
        Джун. Пять с половиной лет назад
        Перед тем, как переступить порог нового дома, она с минуту вытирала подошвы кроссовок, чтобы не дай бог не наследить. Погода была сухая, июльская, а мерещилась грязь. На обуви. На руках. На душе.
        Какой же неказистой Джун выглядела со стороны, наверное. Бедный Генри, дворецкий. Он не знал, как угодить ей, потому что не привык к подросткам, питающимся фастфудом.
        – Нет, я не хочу воды. Можно мне колы? – спросила она, когда ее со всем почтением усадили на роскошный бархатистый диван в главной гостиной особняка.
        – Эм-м… боюсь, мисс, у нас нет колы. Могу предложить компот из вишни.
        – Ничего себе. Вы сами его делали?
        – Да, у нас в Речных садах растут вишневые деревья.
        Джун присвистнула и сразу прикусила язык. Расправила воротник мешковатой клетчатой рубашки, которую нашла среди вещей отца перед вылетом из Лос-Анджелеса, и выпрямила спину.
        – Тогда мне компота, пожалуйста… э-э…
        – Генри.
        – …Генри.
        Дворецкий мягко улыбнулся и ушел, а она, пунцовая от стыда, сидела и потела от ужаса. Казалось, что сейчас хозяева придут и слёту раскусят в щуплой девчонке ее – отброса общества. Выгонят пинком. И придется побираться по Америке, как хиппи в 1960-х.
        Джун все еще не была готова принять то, что произошло. Не могла… просто не могла озвучить в своей голове трагедию, которая сломала на долгие годы. Которая перекрывала кислород, стоило только начать думать об этом – том, что все могло быть иначе, если бы…
        Если бы Джун не пошла в дурацкий магазин комиксов после школы, а сразу отправилась домой. Туда, где рушилась жизнь единственного человека, который ее любил.
        Одна крошечная ошибка – и у Джун не стало дома.
        Четыре недели в социальной службе прошли, как в едком густом тумане.
        «Твои родители часто ссорились?»
        Да, часто.
        «Как думаешь, мама выстрелила намеренно? Она раньше угрожала твоему папе?»
        Отстаньте от меня. Оставьте меня в покое!
        Джун зажимала уши руками, но назойливые голоса продолжали звучать, и один – хуже всех. Ее собственный. Ты должна была успеть!
        Казалось, удушливое чувство вины пропитало насквозь. Все, что оставалось, – принять самосуд как норму. Иначе можно сойти с ума от груза противоречивых эмоций.
        Отец был мотогонщиком, довольно известным в ранней молодости. Он всегда старался предусмотреть события наперед, но вряд ли ожидал, что закончит именно так… Себе Джун тоже придумала самые страшные варианты будущего, но оказалось, что папа заранее составил завещание. В случае, если дочка останется одна, он просил связаться с его старым другом Фрэнком Андерсоном. Такая новость по-хорошему шокировала, потому что больше всего Джун опасалась, что ее отправят к старшему брату папы, Тристану Эвери, или еще хуже – к его родителям в Шотландию. Все эти люди представлялись злобными и высокомерными, и пусть она их никогда не встречала, но добрых слов в их адрес точно не слышала.
        Узнав, что уедет из Штатов, Джун испытала облегчение. Было больно смотреть по сторонам. Казалось, люди тычут в нее пальцем и шепчутся за спиной: «Смотри, это же Джун Эвери. Дочка стервы Анджелы и бедняги Ллойда. Кто же мог подумать…»
        Действительно, кто мог подумать, что вечные скандалы между родителями выльются в трагедию и мама застрелит отца из его же пистолета именно в тот момент, когда Джун возвращалась домой из школы. Свернув к проклятому магазину комиксов.
        С того дня лицо матери будто стерлось из памяти, Джун не хотела о ней помнить. Не собиралась навещать в тюрьме. Не собиралась думать о ней. Жалеть. Все. Нет ее. Пусто. Вместо имени – туманное прозвище, как в «Гарри Поттере»: Та-кого-нельзя-называть.
        Глупая, глупая Джун. Тогда она не понимала, что себе же делала хуже. Стыдилась матери, а потом стыдилась того, что было стыдно. Это многоэтажное чувство вины разрушало ее, уничтожая самооценку… Нет-нет, она давно перестала терзаться, но в те времена ей казалось, что наступил конец света. Что лучше бы она закрыла отца и погибла сама.
        Конечно же, сочувствующих после трагедии было больше, чем тех, кто записал Джун в список ненадежных личностей. Дочь убийцы. Да, люди шептались – но многие жалели, а не обвиняли во всех грехах. Но тем летом ей было плохо, и мир казался плохим, поэтому она отделила себя от него. Так появилась Джун Эвери, гордая воительница, одна против враждебного мира.
        Фрэнк быстро оформил документы, и в жаркий летний день социальный работник доставил ее из Штатов в огромное шотландское поместье, которое поразило девочку, привыкшую к довольно стремному городскому пейзажу на окраине Лос-Анджелеса.
        Когда она сидела на диване и ждала прибытия Фрэнка, то настраивала себя на худшее. Сердце ухало в груди, папина рубашка не выдерживала напора взбесившихся гормонов.
        – Мисс Джун, они приехали, – объявил Генри, и через пару минут послышались мужские голоса.
        Она поднялась, потирая ладони о джинсы.
        В комнате появились Фрэнк и его единственный сын, Тони, который был на год старше самой Джун.
        – Привет, – дружелюбно поздоровался опекун и взмахнул упаковкой из шести жестяных банок. – Я тебе колы привез, подумал, вдруг захочешь.
        И улыбка такая искренняя, добрая. И свет в карем взгляде. Никакого снобизма, скованности в движениях… У Джун слезы навернулись на глаза. Ей редко что-то покупали, да еще так удачно.
        – Привет, – сказала она сипло и настороженно покосилась на Тони.
        …Он пытался. Честное слово, он явно приложил максимум усилий, чтобы гостеприимно улыбнуться, но получилась только кислая гримаса.
        Ему было шестнадцать. Темно-каштановые волосы средней длины, опрятный школьный костюм с эмблемой частной школы. Стильный, ироничный, на многие вещи смотревший свысока. И на Джун он тоже посмотрел свысока, поэтому она мгновенно ощетинилась и записала его в представители враждебного мира. Задрала повыше подбородок и чопорно сказала:
        – Благодарю, мистер Андерсон, но я не пью колу, это очень вредно. Генри уже принес мне вишневого компота.
        Тони хмыкнул, но Фрэнк хлопнул сына ладонью по спине, и тот вымучил:
        – Чувствуй себя как дома, Джун. Теперь это и есть твой дом.
        – Генри покажет тебе твою комнату, – радушно добавил опекун. – Ты, наверное, устала с дороги. Через два часа ужин, а пока можешь разобрать свои вещи. И зови меня просто – Фрэнк.
        Вещей у Джун почти не было. Только рюкзак с вещами первой необходимости и небольшой дорожный чемодан с комиксами, как камень, который она привязала к своей душе. Чтобы никогда не забыть об ошибке, не простить себя. На комиксах лежали запасная пара джинсов и пара папиных рубашек. Ничего больше она не захотела забирать из дома.
        – Благодарю, Фрэнк. Не могу передать, как несказанно я рада стать частью этого замечательного места, – четко произнесла она заученные слова. – Я обязательно спущусь к ужину. Премного благодарна.
        …К ужину она не спустилась. Накрыла паническая волна, и Джун рыдала до полуночи. Генри принес поесть прямо в комнату: вегетарианское рагу, теплые булочки – но аппетита не было.
        Фрэнк заранее позаботился и накупил всякого девчачьего барахла, одежды, школьных принадлежностей. Джун такие комнаты только в кино видела. Опекун переборщил с розовыми оттенками, которые она не переносила на дух, но чужая забота по живому резала, заставляя плакать громче.
        Нет, семья Джун не была нищей в Лос-Анджелесе, но папина карьера покатилась по наклонной и он начал играть на ставках, а мама не работала, и часто приходилось считать каждый пенни, чтобы купить куриных наггетсов на ужин. Особенно в те недели, когда отца не было дома, потому что он мог исчезнуть на месяц, не сказав ни слова. Джун никогда не винила его: он ведь мотогонщик, не мог усидеть на месте.
        Самое обидное, что отчаянный, непостоянный Ллойд Эвери родился в состоятельной семье и когда-то учился в одном университете с Фрэнком в Нью-Йорке. Они были лучшими друзьями, папа даже спас его однажды: вытащил из реки и откачал (они тогда с утеса прыгали, испытывали судьбу). Но потом все пошло наперекосяк. Ллойд бросил учебу за месяц до диплома, ушел в экстремальный спорт и сомнительные дела, выбрал жену по своему усмотрению – и родные от него отвернулись, предатели. Списали его со счетов, как просроченный товар. Из-за этого Джун и не переносила упоминаний о семействе Эвери.
        Связь с Фрэнком тоже тогда оборвалась: он вернулся в Шотландию из Штатов и занялся семейным бизнесом.
        Джун много слышала о Фрэнке Андерсоне, когда росла. Он был единственным настоящим другом отца, его кумиром. Папа идеализировал годы своей юности, называл их лучшим временем жизни. Поэтому в первый же день пребывания в Иден-Парке Джун поклялась себе, что станет лучшей девочкой на свете, чтобы Фрэнк гордился ею.
        Увы, она не умела быть лучшей – в отличие от Тони. Подружись они, могла бы спросить у него совета, а вместо этого молча завидовала. В итоге, простые истины, которые Тони знал с пеленок, ей давались кровью и потом. Она совершала ошибки и набивала шишки, вместо того чтобы попросить о помощи.
        …Боже, с ней было ужасно трудно, конечно. Но у Фрэнка оказалось огромное сердце. За три года, которые Джун прожила в поместье, он ни разу не упрекнул ее, не обидел. Вместо этого всегда мягко улыбался и подбадривал.
        Фрэнка она не причисляла к плохому миру. Он был исключением, ее богом, и она всячески старалась угодить ему, чтобы он от нее вдруг не отвернулся.
        Джун не понимала, что любовь начинается с себя; если не нравится собственное отражение в зеркале, то отражением в чужих глазах сыт не будешь – это дорога к притворству ради похвалы и навязчивому страху, что однажды станешь не нужна… Нет, Джун не понимала этого, поэтому снова и снова соревновалась с Тони, чтобы получить порцию добра от Фрэнка. Когда не получалось, а опекун все равно хвалил, она краснела, как помидор, а потом выла полночи, закрыв голову подушкой и кусая простыню. Она ведь не заслужила похвалы. Не справилась. А значит, Фрэнк пожалел ее в очередной раз, хотя в душе, конечно же, разочарован.
        …Как бы там ни было, постепенно богатый пригород Эдинбурга стал для нее родным домом. До боли хотелось «подойти» по стандарту, как подходит деталька в часовой механизм. Это была ее мечта: стать достойным винтиком в уютном оазисе, который благодаря Фрэнку уцелел на краю враждебного мира.
        Уже через месяц жизни в Шотландии она начала изучать вакансии в местных магазинах, салонах, госпиталях – и заметила, что чаще других попадаются объявления о поиске сотрудников в элитную ветклинику мистера Уиллоби, приятеля Фрэнка. Тогда Джун решила, что в будущем станет уважаемым ветеринаром. Животных она обожала, в отличие от людей.
        Но как она ни старалась расслабиться, изнутри поедал страх. А что, если местные узнают правду? Узнают, что в ней течет кровь убийцы. Придется уехать из Иден-Парка. От нее ведь все отвернутся… естественно.
        Опекун поклялся, что никому, даже своему сыну, не расскажет о том, что именно произошло с Джун, и она ему поверила.
        Она всегда верила Фрэнку.
        Тони. Сразу после знакомства
        В столовой золотились светом люстры, но в большое французское окно все еще проникали тусклые лучи солнца. Тони любил много света.
        – Джун поужинает у себя, она устала, – объявил Фрэнк, и он безразлично пожал плечами, мол, мне-то какая разница. Но тем не менее уточнил:
        – Что у нее все-таки произошло, пап?
        – Горе.
        – Это я знаю, а подробнее?
        – Ни к чему тебе лезть к ней в душу. Оставь. Лучше жуй брокколи.
        Тони скептически вскинул бровь, не согласный, потому что имел право знать, с кем придется иметь дело. Вдруг девчонка не в себе? У него до сих пор глаз дергался, стоило вспомнить ее взгляд. До костей проняло. Мутный, осуждающий, будто Тони не имел права на собственный дом.
        Мутный… Хм. Какого же цвета у нее глаза? Болотные, неприятные какие-то.
        Но Тони никогда не был жестоким, так что жевал брокколи и искренне надеялся, что сможет наладить отношения с подопечной отца. Все-таки два года придется провести под одной крышей, пока он не поступит в университет и не переедет в центр Эдинбурга, чтобы в поместье не мотаться изо дня в день.
        Мысленно Тони уже был студентом. Не мог дождаться, когда войдет в семейное дело, чтобы помогать отцу в бизнесе.
        – Майлзы и Паркеры завтра на ужин придут. Представим им Джун.
        – Хорошо, – согласился он, и Фрэнк пристально посмотрел на него, слегка наклонив голову. – Что?
        – Ты на Джона Бендера похож.
        – На кого?
        Отец усмехнулся.
        – Герой старого фильма. «Клуб «Завтрак». Посмотрел бы.
        – Хорошо, посмотрю, – пообещал Тони и перед сном нашел в кинотеке «Клуб «Завтрак». Он всегда слушал Фрэнка, ценил даже незначительный совет, принимал к сведению любое замечание. Отец был главным авторитетом в его жизни. Примером для подражания.
        И точно. У Тони была прическа, как у Джона Бендера, психованного парня из фильма: длинноватые спереди волосы, закрывавшие щеки до линии скул.
        Прикольно.
        О нескладной девчонке, поселившейся в доме, он сразу забыл. Джун ушла на второй план, затерявшись среди более важных мыслей.
        К завтраку Тони спустился первым. Он бегло пролистал финансовую газету, которую принес Генри, и начал просматривать сводки в интернете.
        Тихие шаги отвлекли, и он вскинул голову.
        Джун, в школьной форме размера на два больше, ступала по мраморной плитке почти бесшумно, хотя шла в школьных туфлях на низких каблуках. На цыпочках топала, как балерина.
        Странная.
        До каникул оставалось три недели: 24 июля – последний день в этом учебном году. Можно было и не отправлять Джун туда, но Фрэнк решил, что ей стоит сразу познакомиться с местными.
        – Доброе утро, Тони, надеюсь, тебе хорошо спалось. – Она плюхнулась в кресло, но тут же выпрямила спину; пиджак с эмблемой школы висел на худых плечах. – Как там сегодня индекс Доу-Джонса?
        Тони поперхнулся куском яичницы и зашелся кашлем.
        – Вырос на шесть пунктов, – прохрипел он, и Генри, который проходил мимо, похлопал ему ладонью по спине.
        – Отлично! Кажется, я заработала три бакса! Прекрасный день, не правда ли?
        Тони не сомневался, что она понятия не имела об индексах. Просто старалась вписаться в тему. Но сам факт того, как уверенно она откинула назад длинный хвост курчавых темных волос, поразил. Вчера она выглядела нервной и напуганной, как олененок Бэмби, а сегодня…
        И тут она посмотрела на него. Прямо, с колючим любопытством.
        У нее не мутные глаза. Они зеленые, как мокрая трава в Речных садах.
        – Очень рад за тебя, Бэмби. Три бакса прибыли – это круто, – ляпнул он, и девчонка сощурилась.
        – Прости, как ты меня назвал?
        – Бэмби… из-за глаз. Они у тебя большие. Это комплимент, – придумал он на ходу.
        Она задрала курносый нос и повела плечом, как королева.
        – В таком случае, благодарю, Тони.
        – Не за что, Бэмби. – Он сдержал смешок. Еле удержался, чтобы не прыснуть. Ну и забавная она все-таки. Вообще не понимает подколок.
        Трудно же ей придется…
        Фрэнк лично отвез их в школу и крутился вокруг Джун, как курица-наседка. По-другому он не умел. Если взваливал на себя ответственность, то нес с энтузиазмом. К тому же отец этой Джун спас Фрэнку жизнь когда-то. А сейчас дочь старого друга осталась сиротой, и предстояло вернуть долг, позаботившись о ней… Это все, что Тони знал о гостье, и все, что ему полагалось знать. Для остальных Джун была дальней родственницей из Штатов.
        Тони ничего не имел против, честное слово. Да пусть живет, на здоровье. В огромном доме они даже пересекаться не будут, разве что за завтраком и ужином.
        …А вечером случилась первая стычка. Размолвка на пустом месте, стартовая в долгой череде изнуряющих, язвительных поступков Джун.
        В гости пришли Майлзы и Паркеры.
        Летиция Майлз была теткой Тони, единственной сестрой Фрэнка. Профессиональная наездница, жена актера Колина Майлза. Их дочке Уитни в марте исполнилось тринадцать. Тони подарил кузине книжку по психологии подростка, чтобы заранее готовилась ко всякой жести.
        Уитни обалдела от счастья, что в Иден-Парке появился новый «постоялец», и утащила не менее обалдевшую от чужого напора Джун рассматривать семейные картины, чтобы рассказать о предках клана Андерсонов.
        Зачем Джун знать о предках? Она же здесь временно.
        Тони сам не понимал почему, но Бэмби его напрягала. Было в ней что-то такое… ненастоящее. Он не мог раскусить ее. Да и бог с ней. Делать больше нечего, как анализировать эту странную девчонку, тем более когда Паркеры пришли в гости в полном составе.
        О, эти Паркеры. Потомки старой английской аристократии. Их предки перебрались в Шотландию в XV веке в свите королевы Джоан Бофорт.
        Паркеры выглядели, как семья с картинки какого-нибудь отфотошопленного журнала: консервативные родители и трое вышколенных детей. Они существовали с наследства, которое включало несколько крупных поместий в разных странах и несметные счета в банках Швейцарии и Англии. Свои средства Нэнси Паркер – глава семьи – приумножала, пропуская через Anderson&Son. Она являлась главным инвестором Фрэнка.
        Но как бы Нэнси ни любила деньги, она часто повторяла, что лучшее ее достижение – это идеальные дети.
        Крис, средний сын, был лучшим другом и одноклассником Тони. Старшая сестра, Олсен, собиралась стать журналистом и вызывала уважение зрелостью и самостоятельностью. А младшая, Мелани… не то, чтобы Тони был в нее безумно влюблен, но именно на такой девушке он хотел бы жениться когда-нибудь. Мел ассоциировалась с уютом и теплом. Такая же добрая, какой была его мать. И внешне тоже похожа на Иден: рыжие волосы, ясные глаза… правда, голубые, а не серые, но это нюансы.
        – Ты уже познакомилась с Джун? – спросил Тони, и Мел улыбнулась.
        – Да, она замечательная. Мы точно подружимся. Я решила ее поддержать морально. Все-таки новая страна. Тяжело…
        – Так что за секреты вокруг этой девочки? – тихо спросил Крис, и Тони неопределенно повел плечом, засунув руки в карманы брюк.
        – Никаких секретов. Она американка, дальняя родственница. Отец взял к себе, чтобы дать ей нормальное образование.
        – Хм, – ответил Крис и пристально посмотрел на Джун, которую снова куда-то тащила неуемная Уитни. – В таком случае, нужно помочь ей обжиться в наших джунглях. Не представишь нас?
        – Да ну тебя, Крис, выключи рыцаря. Расслабься. Она все равно не оценит.
        Но Джун оценила. Она посмотрела на Криса с немым восторгом, будто увидела ожившую мечту. Спокойный, вежливый кареглазый блондин, Крис умел собрать вокруг себя толпу, были у него задатки лидера. Вот и Джун поддалась очарованию. Она таращилась, как… Бэмби. Своими этими глазищами, напуганными и раболепными. Мямлила, как несказанно, неимоверно она за все благодарна… Господи. Нужно будет научить ее нормально разговаривать, чтобы не позорилась.
        Она не дышала, стараясь не упустить ни одного слова из уст Криса. Руки прятала, явно потели. Чудачка. В семью Паркеров захотелось попасть? Наивная. Ее даже на порог не пустят.
        Тони отвел ее в сторону, когда гости направились в столовую, и тихо посоветовал:
        – Джун, перестань заглядывать Крису в рот.
        – Прости, а тебе какое дело? – шикнула она.
        Он растерялся.
        – Я к тому, что девчонки всё видят. Уитни болтливая, начнет вслух подкалывать, она Криса на дух не переносит. Зачем, чтобы Паркеры проявляли к тебе лишнее внимание? Станут задавать вопросы о прошлом…
        В колючих глазах промелькнул жуткий холод, который пробрал его до основания.
        – О каком прошлом? – отчеканила Джун.
        – Не знаю, Фрэнк ничего конкретного не рассказывал… да мне, в общем-то, все равно. Но я о том, что ты никакая не родственница, а не пойми кто без рода, без племени. Тебе ведь еще три года учиться здесь, не порти себе репутацию в первый же день.
        Она выдохнула с явным облегчением, поняв, что ему ни черта не известно о ней, а потом прищурилась.
        – Я премного благодарна тебе за заботу, Тони. Но я сама разберусь, как мне жить. Может, я и была бездомной, но ведь ты сам вчера сказал: теперь здесь мой дом. И я отсюда не уйду, понял?
        Она фурией метнулась следом за Уитни и весь вечер пялилась на Криса, глаза чуть на стол не выпали, прямо в картофельно-луковый суп… Просто жесть. Тони мог поклясться, что Бэмби сделала это на зло, чтобы не смел ей указывать.
        Она на любой совет будет неадекватно реагировать? Будет каждый раз что-то ему доказывать?
        Да ну ее к черту! Какая она все-таки странная.
        Успокойся, Тони. Она сирота. Не знает, как себя вести. Что ты завелся-то?
        Но Джун раздражала… Он с первого взгляда понял, что от нее будет куча проблем. Она испортит ему жизнь. Да за что?
        А просто так.
        В этом была вся Джун. Ей не требовались причины, чтобы рушить мир вокруг себя. Она наслаждалась самим процессом.
        Глава 2
        Джун. Спустя полгода после переезда. Ее первый Сочельник в Иден-Парке
        Она никогда не любила Рождество. Мрачное, унылое время.
        Папа редко успевал вернуться домой из привычных поездок, никто не заморачивался тем, чтобы устроить настоящий праздник. Тошнотворное чувство одиночества – единственный подарок, который оставлял под елкой Санта. Ах, да. Еще бутылку выпивки для Той-кого-нельзя-называть: она любила это дело под Новый год.
        Но в Иден-Парке к Рождеству начали готовиться еще с ноября, и воздух был пропитан предвкушением. Прошлые выходные и вовсе оказались фантастическими. Фрэнк поддерживал местных торговцев и ремесленников, и вместе с ними устроил в поместье ярмарку, во время которой Джун накупила себе разноцветных шоколадок. Она жить не могла без шоколадок, заедала ими волнение и тревогу, хотя, в общем-то, поводов для этого становилось меньше с каждым днем. Здоровая атмосфера Иден-Парка казалась благословением небес. Никто не лез в душу, не отчитывал, не грозил выгнать вон.
        Часто по вечерам Фрэнк ставил диск Мартина Беккета, музыку которого открыл для себя в начале осени, и пел, сидя у камина с бокалом кислого вишневого компота. Джун подозревала, что опекун разбавлял компот вином.
        – Спой со мной, – предлагал он, но она отказывалась:
        – Я лучше тебя послушаю.
        На самом деле, Джун много пела, но либо наедине с собой, либо очень-очень тихо, чтобы не раздражать окружающих. (В далеком прошлом у мамы раскалывалась голова от ее голоса, и приходилось беречь человечество от собственного несовершенства.) Да еще в присутствии Тони петь… нет, она со стыда сгорела бы. Впрочем, Джун была для него пустым местом, может, он и не заметил бы. Младший Андерсон игнорировал ее во время завтраков, ужинов, вечерних посиделок у камина, поездок на выходных… короче, всегда. Она на него тоже обращала мало внимания, чтобы не расстраиваться лишний раз. Подумаешь, король мира! У нее других забот хватало. Забота №1: Крис. Его семья традиционно проводила Сочельник в Иден-Парке, в этом году тоже собиралась, и Джун сама не своя была, считая дни.
        И вот наступило 24 декабря. За завтраком Фрэнк сказал, что такой хорошей погоды давненько не бывало в канун Рождества.
        – Отлично! Значит, в сад можно будет выйти без пальто, – обрадовалась Джун, мечтая о Принце Паркере. Он посмотрит на нее – а она без теплого мешковатого пальто, как принцесса, прохаживается по саду.
        – Да, но кардиган набрось, все-таки не лето. – Опекун отпил кофе и пролистнул ленту новостей на планшете. Обычно Фрэнк комментировал новости вслух. Называл это домашним обучением. – Смотри-ка, у Роджера Синклера рейтинг подрос, – то ли одобрил, то ли осудил он какого-то рьяного парламентария и ткнул в экран, показывая видео с выступления этого Роджера. – Слышишь, как агрессивно и уверенно говорит? Сильный политик, жаль, что консерватор и пустослов.
        – Мгм, – согласилась Джун, чтобы не признаваться, что ей не интересна политика.
        – Его жена, Ванда, организовала фонд помощи жертвам домашнего насилия. С чего бы вдруг? Говорю тебе, Роджер метит в премьер-министры. Беда. Иден на него нет. Она могла любого консерватора разнести в пух и прах в разговоре. – Фрэнк вздохнул, ностальгически улыбнувшись.
        Джун мало знала об Иден, потому что старалась лишний раз не спрашивать о бывшей хозяйке дома. Зачем бередить чужие раны? Сама она, например, расстоилась бы, если бы ее ни с того ни с сего начали расспрашивать об отце. Лишь иногда, вот как сейчас, проскальзывали обрывочные фразы, из которых складывался образ Иден. Если коротко, то она была само совершенство. О клане Макгрегоров, из которого она происходила, Джун знала и того меньше. Вроде бы, Глория, старшая сестра Иден, недавно погибла в авиакатастрофе, а таинственный крестник по имени Кай перебрался в Эдинбург… Что еще? Ах, да, престарелая мать Иден живет в Высокогорье и никогда не приезжает в здешние края, потому что терпеть не может Фрэнка, хотя такое попросту невозможно.
        Конечно, Джун могла бы разведать и больше информации, но, если честно и совсем уж откровенно, куда больше интереса вызывала история семейства Паркеров. Главным объектом исследований выступал Крис, высокий блондин с глазами цвета карамельного кофе, без труда завоевавший сердце Бэмби. Теперь она пыталась завоевать его. Пока безуспешно.
        …К вечеру гостей собралось море, человек восемьдесят. Огромный каменный особняк был подсвечен огоньками; на террасе, которая выходила на восток, в Изумрудный сад, установили шоколадный фонтан. Восторг вызывало все: звон хрусталя, как бубенцы на оленях Санты, яркие наряды гостей, их смех. Невероятно, как магия, как в кино. Люди танцевали в приемном зале, двери которого вели на террасу и сейчас были широко распахнуты… Крис тоже был там. Играла размеренная романтическая музыка, и Джун тихо напевала в такт, стараясь не визжать от счастья каждый раз, когда встречалась глазами с Принцем. Он был невероятным, красивым, умным, а главное добрым, очень-очень добрым – и улыбался ей каждый раз, когда не удавалось отвести от него полный обожания взгляд.
        Даже в школе, когда они сталкивались в коридорах – не случайно, конечно же – он всегда улыбался. Ни разу не упрекнул, не осадил с высокомерным равнодушием.
        Это же не Тони.
        Джун закатила глаза к темно-серому небу при мысли о нем и растерла открытые плечи. Продрогшая, она стояла на широкой бетонной балюстраде на террасе, в полутьме, заполненной световыми пятнами фонарей. Отсюда было удобнее наблюдать за Крисом и именно здесь ее настигла внезапная мысль: может, зря нарядилась в блестящее серо-зеленое платье и уложила непослушные кудри в две длинные косы? Может, стоило выбрать образ поэффектнее? Вон Мелани, младшая Паркер, явилась в строгом костюме – и сразу увереннее в себе выглядит…
        – Не понимаю, что ты нашла в этом сухаре Кристофере Ледяное Сердце? – донесся снизу тонкий голос Уитни.
        – Это ведь невооруженным глазом видно. Он идеальный.
        Подруга фыркнула и одернула рождественский свитер, который для нее связала бабушка; на животе сияла рожица оленя с красным носом… Интересно, а у Криса есть такой свитер?
        – Он идеальный пример чопорного зануды. Мелани говорила, что он за завтраком ни одного пятнышка на столе не оставляет. Наверное, кусает хлеб медленно, как ленивец, чтобы не дай бог крошки не посыпались.
        – Я бы хотела увидеть, как он ест завтрак.
        – Ты ненормальная, – хохотнула Уитни и побежала к своей маме, которая окликнула ее.
        Тетя Летиция – Летти – была для Джун авторитетом номер №3, после Фрэнка и Криса. Летти при каждом случае давала ценные советы и просто обнимала. Сгребала в охапку и трепала волосы на макушке: «Ты такая хорошенькая, так и хочется потискать твои щеки!»
        Андерсоны, Паркеры, Майлзы – они были другими. Не черствыми, бездушными сплетниками, как в фильме «Леди Ева», а живыми, теплыми… Кроме, разве что, миссис Паркер. Обычно та с холодной улыбкой игнорировала жалкие попытки Джун завести светскую беседу. Оно и понятно, меньше всего «малышка Бэмби» походила на леди – в то время как предки Нэнси Паркер с королями дружили. Она оказалась элегантной, заботливой, но очень строгой женщиной старой системы взглядов. Джун восхищалась ею, но, если честно, тетя Летти была больше по душе.
        Крис направился вглубь дома, и Джун, тяжело вздохнув, спрыгнула на землю, чтобы последовать за своим кумиром и, если смелости хватит, пригласить его на танец.
        – Какого…?!
        – Тони! – взвизгнула она, цепляясь за парня, и прямо в грудь ему носом ткнулась. – Прости, я тебя не заметила.
        За полгода младший Андерсон вытянулся, голос стал более глубоким и неприятным. Джун старалась не ссориться с ним без повода, чтобы не расстраивать Фрэнка, но иногда это было невозможно.
        – Шпионила за Крисом?
        – Не выдумывай!
        Он поморщился, брезгливо отстраняя ее.
        – Джун, когда ты рядом, я чувствую себя истощенным. Ты как дементор. Пожалуйста, не трогай меня больше никогда.
        Какой же он наглый! И как ему корона мозги не отдавила?
        – Обещаю, но только если ты тоже пообещаешь оставить меня в покое. Лучше иди и помоги своей Мелани, – ядовито пропела она, и Тони резко обернулся, выискивая глазами младшую Паркер. Когда дошло, что его поддели, он хмыкнул:
        – Знаешь, Бэмби, я никак не пойму. Почему ты со мной на ножах?
        – Я не…
        – Это потому, что я не поддерживаю твою иллюзию по поводу Криса? Так ты пойми: тебе не светит ни одного свидания с ним, выбери цель попроще…
        Кислота его правдивых слов словно прожгла кожу и влилась в сердце, разъедая.
        – …и ради бога, надень что-нибудь теплое, Крис все равно не обращает на тебя внимания. Ему наплевать, а ты окоченела.
        – Отвали, Тони, – огрызнулась Джун и сбежала. Спряталась в тени рядом с магнолией Иден и просидела с полчаса в самобичевании, прежде чем отпустило. Нет, нет, нет! Тони не испортит ей этот волшебный вечер. Нет!
        Она набросила на плечи серый кардиган, который кто-то оставил для нее на балюстраде (наверное, Генри или Фрэнк), и зашагала вверх по холму к Речным садам. Туда, где ютился декоративный колодец желаний у арочного входа в «храм» вишневых деревьев. На небе сквозь тучи проглядывали звезды. Вечер тихий, ясный, и нельзя не поверить в чудо.
        Джун с воинственным видом промаршировала к колодцу, нащупала в кармане кардигана монетку и, опершись о каменный край, заглянула в темную воду.
        Когда что-нибудь не получалось, Фрэнк всегда напоминал о своем секрете успеха. «Три попытки предпринимают только суеверные люди. Упорные не сдаются никогда. Я делал предложение Иден пятьдесят раз, в течение двух лет. В конце концов, она сказала мне «да». А потом призналась, что просто проверяла, достаточно ли сильно я ее люблю… Иден была невероятно проказливой. Удивительно, что Тони у нас такой спокойный и послушный».
        Пятьдесят. Счастливое число Фрэнка.
        Джун коварно улыбнулась.
        – Тони сказал, что мне не видать даже одного свидания с Крисом. Поэтому пожалуйста, уважаемые ангелы, пошлите мне много… для начала пятьдесят свиданий с парнем, которого я люблю. Не обязательно в этом году, можно через много лет, когда я стану взрослой и у меня будут идеальные волосы.
        – Что ты там бормочешь?
        Джун чуть не споткнулась и не нырнула в колодец. Монетка выпала из ладони и пропала в темной глубине с тихим бульканьем.
        – Ты издеваешься?! Перестань за мной следить!
        Тони равнодушно отвел взгляд и лениво сказал:
        – Фрэнк просил тебя позвать. Ужин начинается.
        – Хорошо, я сейчас приду.
        – Я подожду. А то опять забудешь. Ты очень рассеянная, Джун.
        – Ы-ы-а-ы!!! – Она глубоко вдохнула и поравнялась с ним, шагая, как солдат.
        – Что загадала? Свадьбу с Крисом?
        – Пожелала тебе полысеть, чтобы Мелани перестала восклицать: «Ах, какие роскошные у него волосы! Как у Рапунцель». Честное слово, мне ужасно обидно за тебя, Тони. Если ты и похож на принцессу, то скорее на Бель. Ты ведь шатен.
        Он закусил губу изнутри, сдерживая улыбку. Как всегда, пропустил колкость мимо ушей. Джун задевало это – то, что ему было наплевать на ее ехидство. Она не могла по-настоящему уколоть божественного, правильного Тони Андерсона. Куда ей до него! Он ведь звезда, любимчик учителей, надежда нации.
        – Мелани так говорит? – не скрывая радости, уточнил он.
        Вот оно что. На лесть повелся.
        – Да. Но ты ей не подходишь. Ей нравится Эдвард Каллен, кровосос. Представляешь? Как низко пала твоя очаровательная Мел.
        – Прекрати злорадствовать у нее за спиной. Она ведь хорошо к тебе относится, помогает в школе. Какая ты все-таки неблагодарная, Бэмби.
        Она хмыкнула, задетая упреком до глубины души, а Тони добавил:
        – Я серьезно. Перестань волочиться за Крисом. Стыдно за тебя.
        Они брели по мощеной дорожке к особняку, как склочные, но все-таки приятели, и это было непривычно. Джун и сама не поняла, откуда набралась наглости, но вдруг предложила:
        – А давай поспорим! Кто первый из нас сходит на свидание. Ты с Мелани или я с Крисом.
        – Не собираюсь я ничего тебе доказывать, – снисходительно ответил тот. – Но серьезно, забудь о нем. Найди в себе хоть каплю самоуважения.
        Горечь проникла в поры, перекрыла кислород, попросилась слезами наружу. Джун Эвери не ровня Принцу Паркеру. Разве могла она забыть об этом? Зачем Тони напомнил, не позволяя помечтать?
        Неужели таким, как Джун, даже мечтать запрещено?
        Ей стало настолько тоскливо, что еще минута – и расплачется. Поэтому Джун скривила самую гадкую свою ухмылку и заявила:
        – Если начнешь ставить мне палки в колеса, чтобы мы с Крисом не могли быть вместе, то я сделаю все возможное, чтобы у вас с Мелани тоже ничего не получилось.
        Тони рассмеялся. Искренне, громко. Потешался над пустым предупреждением. Действительно, разве Джун могла хоть что-то испортить в его правильной, насыщенной жизни?
        – Господи, Бэмби, какая же ты все-таки наивная! – с умилением произнес он и снова беззаботно улыбнулся, показывая ямочку на щеке.
        …Если бы он знал, во что выльется пустая угроза Джун, то не стал бы смеяться тогда.
        Тони. На следующее утро
        Грохот из главной гостиной привлек его внимание. Видимо, Джун уже открывала подарки. Рождественский рассвет всегда был для Тони любимым часом года. Как и для миллионов других людей.
        В пижаме, взлохмаченный, он ускорил шаг, чтобы проверить, что там происходит, – и застыл у порога.
        Джун, красная, как рак, стояла у елки и…
        – Какого хрена, Бэмби?!
        Она держала в руке подарок, который он приготовил для Фрэнка. Кубок за первое место в соревновании по сноубордингу. Тони не сказал Фрэнку, что участвовал. Хотел сделать сюрприз.
        А теперь Бэмби держала в руках два куска треснувшего кубка.
        – Я… случайно. Хотела в свой подарок еще мишуры досыпать, а твой свалился. Я правда не хотела… все претензии – производителю кубков…
        Она лепетала оправдания, а Тони тихо тлел изнутри. Она специально это сделала, а теперь корчит из себя невинную овечку и…
        И Тони проняло. Он наконец понял.
        – Ты двуличная лицемерка, Джун. Терпеть тебя не могу, – процедил, но поссориться они не успели, потому что в комнату вошли Генри и Фрэнк.
        – Налетай на подарки, обитатели Иден-Парка! – бодро заявил отец, но осекся, увидев слезы в глазах Джун. – Что такое?
        – Я… правда не хотела.
        – Ври больше, – буркнул Тони и заработал строгий родительский взгляд.
        Супер. Теперь еще отдуваться за ошибки Джун.
        – Она разбила кубок, – вяло объяснил он, и отец растерянно вскинул брови:
        – И все? Из-за этого ты на нее накричал? Сынок, нельзя же так.
        И все? Она не просто разбила подарок, а измазала лучшее утро года слезами. И плевать, что Тони шестнадцать, он все равно любил Рождество. Как когда-то любила мама.
        Но Фрэнк отмахнулся от его возмущений и полностью переключился на Джун. Усадил ее рядом с собой прямо у елки и начал успокаивать.
        – Милая, это вовсе не проблема. Не плачь.
        – Я ведь испортила! Ты меня теперь не любишь, да?
        Офигеть, Бэмби изворотливая, как змея.
        Тони сложил руки на груди и хмыкнул.
        – Джун, я всегда тебя буду ценить и любить, независимо от твоих поступков. Ты должна это понять. Не важно, если ты оступишься, все можно исправить. Мы – твоя семья. Будь собой, и все у тебя получится. – Девчонка вцепилась в бедного Фрэнка, как клещ, и он похлопал ее по спине: – Ну ладно, ладно. Давай лучше посмотрим, что тебе Санта подготовил.
        – Фрэнк, я давно не маленькая, – всхлипнула она.
        – Это ты к чему?
        – К тому, что я не верю в Санту. Мне пятнадцать, а не пять.
        – Погоди, я не понял. Санта-Клауса не существует?! А кто в таком случае принес подарки?.. Генри! Откуда это все?!
        Отец изобразил удивление настолько достоверно, что Бэмби рассмеялась. Она буквально давилась смехом, будто у нее с плеч упала бетонная плита.
        …Тони ярко запомнил то рождественское утро. Казалось, со смехом из Джун вышла тонна страха, природа которого так и осталась загадкой. А еще что-то опасное блеснуло в болотных глазах. Она впервые глянула на Тони как на равного, с открытым, самодовольным вызовом.
        Тогда-то до него дошло: она хочет забрать себе Фрэнка.
        Судьба забрала мать, а Бэмби присвоит внимание отца.
        Было и другое последствие у этой размолвки: Фрэнк попросил Тони и Джун вместе посещать семейного психолога, чтобы они могли лучше понять друг друга и сблизиться.
        Мистер Кларксон, старый пройдоха, знал все тайны местной элиты. Близкий друг семьи, он, сам того не подозревая, ввязался в невыполнимую миссию.
        – Доброе утро, мистер Кларксон, вы прекрасно выглядите, – сказала в первый визит Бэмби.
        Невысокий, преисполненный чувства собственного достоинства психолог встряхнул копной аккуратно подстриженных седых волос и улыбнулся, поправив указательным пальцем очки в золотой оправе, с круглыми желтыми линзами, как у Джона Леннона[1 - Один из участников культовой музыкальной группы «Битлз».].
        – Доброе утро, Джун. Как для тебя началась эта суббота?
        – Чудесно! Не так ли, Тони? – добродушно обратилась она к нему, а сама при этом усердно терла правое запястье.
        Святая простота. Неужели не понимает, что Кларксон легко считывает ее лживые гримасы?
        Тони вздохнул:
        – Несомненно, Бэмби, день начался поистине великолепно.
        Хреново он начался. Они поцапались по ерунде. Тони даже не помнил, в чем заключалась причина. Кажется, Джун «случайно» забыла передать Мелани приглашение на обед в Иден-Парк.
        – Чем думаете заняться в выходные? – спокойно продолжил допрос Кларксон.
        – О. Я собираюсь препарировать макет кошки. Я снимаю операции на камеру в библиотеке. У меня там лаборатория. А завтра тетя Летти покажет, как правильно ухаживать за лошадьми.
        – Тебе нравятся животные?
        – Да, хочу стать ветеринаром и лечить больных животных, даже диких. Знаете, как в этих передачах, где спасают крокодилов из металлических сетей, – рассказала она с пеной у рта.
        – А ты, Тони, разделяешь увлечение Джун?
        Он нервно дернулся, заскрипев ножкой кресла: сесть рядом с Бэмби на диване не захотел.
        – Слушайте, док, к чему этот цирк с крокодилами? Вы же видите, что она ни слова правды не скажет. Вон, запястье выкрутит себе сейчас. Она всегда так делает, когда врет.
        – Нет! – всполошилась Джун и чуть ли не со слезами на глазах вперилась взглядом в бедолагу Кларксона. – Я просто нервничаю. Мне так хочется наладить отношения с моим дорогим братом, но он не понимает меня.
        – Братом? Бэмби, полегче на поворотах, ладно? – удивленно хмыкнул Тони.
        Ой все, выпустите меня. Как надоел этот балаган.
        – А почему ты не хочешь думать о Джун как о сестре? – вдруг спросил Кларксон.
        – Потому что она мне никто.
        – Она живет под крышей Иден-Парка. Фрэнк любит ее, как родную.
        – Прекратите, док. Я серьезно, – начал заводиться Тони.
        – Хорошо. Не будем больше развивать эту тему сегодня. Но прошу вас подумать на досуге о том, кто вы друг другу.
        Они поднялись, молча вышли из кабинета Фрэнка, в котором было решено проводить встречи с мозгоправом, и Джун нагло улыбнулась.
        – Как же легко задеть тебя, Тони. Братишка.
        Она непочтительно хохотнула и ушла, пока он изображал полное равнодушие…
        Именно изображал.
        Он и сам не заметил, как подколки Джун стали его цеплять. Это случилось сразу после злосчастного Рождества, и вот уже две недели слова Бэмби отзывались зудом в позвоночнике. Будто они что-то для него значили.
        Черт бы ее побрал, какая же она хитрая! И почему, господи-боже-ты-мой, этого никто вокруг не замечает?
        Братишка. Нет, он видел в Джун кого угодно, но не сестру. Даже до подруги не дотягивала. Она была для него испытанием на прочность, временным препятствием, назойливой фанаткой его лучшего друга. Она была гостьей, о которой просил заботиться Фрэнк.
        А в голове все равно до конца дня звучал ее едкий смех, зеленые глаза сочились вызовом. И Тони дрогнул. Он этот вызов принял.
        …Какое ему было дело? Почему стало важно поставить Джун на место?
        – Хорошо, я согласен, – сказал он после ужина, нагнав ее по пути на второй этаж.
        – О чем ты?
        Растерявшись, она одернула рукав джемпера. Джун всегда так делала: то волосы поправляла, то одежду, когда Тони заговаривал с ней ни с того ни с сего. Не успевала взять ситуацию под контроль, и он замечал ту напуганную девочку, какой она прибыла в поместье. Всего на миг, но она становилась собой. А остальные 99,9% времени лицемерила. Притворщица.
        Он засунул руки в карманы черных джинсов и, остановившись у комнаты Джун, оперся плечом о дверной косяк. И только сейчас задумался, что ни разу не был в комнате Бэмби.
        У нее там, наверно, все в розовых кружевах и плакатах Криса.
        – Ты предложила пари. Я согласен.
        Зеленые глаза блеснули, как болотные огни. Еще бы. Раскрутила Тони Андерсона на слабо.
        – Что будет призом? – сразу запустила она свои загребущие руки в его щедрое предложение.
        – Победителю достанется Фрэнк.
        Вот так просто он сбил с Джун все маски. Остались паника, страх и недоверие.
        – Ты ставишь на кон собственного отца? – истерично усмехнулась она, и Тони заметил, какие искусанные у нее губы.
        Он не понял, зачем посмотрел на ее губы, ему вообще не нравилось лицо Бэмби. Просто взгляд зацепился – и прилип.
        Она их весь день грызла, что ли? Нервнобольная.
        – Тони?
        – М-м? А, да. Да, ставлю отца. Такой вот я благодетель… Если выиграю, ты прекратишь все это.
        – Что – это?
        – Я имею в виду твою нездоровую жажду занять мое место в этом доме. Поначалу это было даже забавно, но теперь утомляет. Я хочу, чтобы ты отвязалась от Фрэнка.
        – А если я выиграю?
        Он осуждающе покачал головой. Н-да, ну и самомнение у нее все-таки.
        – Тогда можешь прыгать вокруг, как Бэмби, пока копыта не собьешь, я и слова не скажу, наоборот… Помогу тебе влиться в местное общество, буду нахваливать перед родителями Криса… Скажу нашему дорогому Кларксону, что нашел ответ на его вопрос – кто ты для меня…
        – И кто же? – затаив дыхание, тихо спросила она, и Тони склонился ближе, разливаясь соловьем:
        – Ты моя семья. Часть Иден-Парка. Сможешь даже нашу фамилию взять. Джун Бэмби Андерсон… Хочешь? – Он протянул руку, и девчонка, как завороженная, пожала ее. Это был первый раз, когда Тони добровольно коснулся Джун. Даже челюсти свело, будто лимонного сока хлебнул. Он разбил спор и с показным сожалением вздохнул: – Увы, твоим мечтам не суждено сбыться.
        Она, нахмурившись, посмотрела на свою ладонь, которую он только что сжимал, и растерянно спрятала ее за спину. А потом ухмыльнулась. Мерзко, как только она одна умела.
        – И кто еще из нас двоих наивный, Тони?
        Джун проскользнула мимо него в свою комнату и хлопнула дверью у него перед носом.
        Он не знал, с какой радости повелся на провокацию, но в тот вечер он пригласил в свою жизнь дементора. Эту ненасытную вампиршу. Дал ей повод считать, будто ему есть до нее дело. Стал обращать на нее внимание в школе, выискивать глазами.
        И… черт. Куда какому-то Эдварду Каллену до Бэмби-Джун. В соревновании на скорость пожирания чужой крови она обошла бы унылого брюнета в первом же раунде.
        Джун. Сейчас
        Когда умерла Иден, то Фрэнк разместил вазон с ее прахом в Изумрудном саду за домом, высадив прекрасное дерево магнолии Суланжа. Полгода назад, когда опекун пригласил Джун к себе и сказал, что его сердце совсем обленилось и отказывается перекачивать кровь как следует… В общем, он попросил, чтобы Джун и Тони разместили его прах там же, в Изумрудном саду, добавив второе дерево магнолии. Ветви переплетутся, и таким образом, должна получиться арка любви.
        Как это устроить, Джун не представляла. Тони вряд ли позволит ей участвовать в ритуале летом.
        Выйдя из часовни, семейство Андерсонов, включая тетю Летти, ее мужа и Уитни, отправилось в Иден-Парк: нотариус собирался зачитать завещание Фрэнка… А Джун думала о магнолиях и о том, что опекун обещал оставить прощальное письмо. Обещал, что его голос будет звучать в сердце Джун всегда через его последнее послание. Большего она и не просила. Фрэнк подарил ей целый мир, шанс жить так, как хочется. У нее успешно, неспешно протекал третий год в университете Эдинбурга, в Королевском ветеринарном колледже. Она жила с подругой в уютной квартире на юге столицы, неподалеку от кампуса. Мечты потихоньку сбывались. Пусть и омраченные Тем Самым Днем, который случился два с половиной года назад.
        С Тони она пересекалась только в праздничные дни, а в обычные через Уитни договаривалась с ним о визитах к Фрэнку, чтобы не приехать в один день и не столкнуться.
        Летом Тони станет бакалавром и посвятит себя семейному бизнесу, продолжит дело отца, развивая сеть инвестиционных и венчурных фондов в Anderson&Son.
        Их пути разойдутся окончательно.
        Разойдутся навсегда…
        Джун страшно скучала по Иден-Парку, но понимала, что никогда не сможет туда вернуться. Это место теперь принадлежит Тони. И никогда не принадлежало ей, как она ни пыталась стать нужной, своей.
        Оставалось доучиться, получить диплом и устроиться на работу. Здесь, в Эдинбурге. О возвращении в Штаты речи не шло. Джун не могла. Не хотела. Она вросла корнями в землю, по которой ходил Фрэнк. Из любимого города ее была не способна выгнать даже ненависть Тони. Даже ее собственный страх перед ним.
        Джун не питала иллюзий на его счет: они никогда не станут друзьями, семьей.
        Да, Фрэнк сказал бы, что все можно исправить.
        Но Фрэнка больше нет. И этого точно не исправить.

***
        В столовой главного особняка Иден-Парка было непривычно пусто, несмотря на то что здесь собралось семь человек.
        Джун сидела напротив Тони, игнорируя холодный взгляд, который – она чувствовала – распиливал ее пополам. По старой привычке.
        Вспомнилось их самое первое утро здесь, когда она пыталась казаться подкованной в экономике…
        Джун печально улыбнулась про себя.
        – А почему мы в столовой? – поинтересовалась тетя Летти.
        – Фрэнк оставил подробную инструкцию. Он просил, чтобы вы могли выпить чаю.
        Летти всхлипнула, и Уитни тут же потянулась к ней рукой, чтобы приободрить. Джун сглотнула ком слез и уставилась на свои сцепленные в замок пальцы. Пусть бы ей отдали письмо Фрэнка и позволили уйти из этого места, которому она отдала свое сердце, закопав в Изумрудном саду рядом с магнолией Иден. Каждая минута оставляла болезненную отметину внутри, как напоминание о том, что Джун должна исчезнуть отсюда навсегда.
        Однако семейный нотариус был здесь не единственным официальным представителем Фрэнка. Вторым оказался мистер Кларксон, психолог.
        – Кхм… Кларксон, а вы почему здесь? – раздался сухой вопрос Тони.
        – Фрэнк пригласил, – так же бесстрастно ответит тот.
        Молчание продолжилось. Нотариус тянул время по неизвестной причине.
        – Мы еще кого-то ждем? – устало вздохнул Тони, и даже смотреть на него было не обязательно, чтобы представить, как он забрасывает руки за голову и отклоняется на спинку кресла, закрывая глаза.
        – Мы ждем точного часа. Фрэнк просил прочитать его послание в 17:30, чтобы в 18:00 Генри мог подать ужин.
        – А он не подумал, что у нас не будет аппетита в такую печальную минуту? – с укором отозвалась тетя Летти.
        – О, поверьте, дорогая, вполне возможно, что аппетит появится, – загадочно ответил нотариус; посмотрел на круглые карманные часы и вскинул кустистые темные брови: – Ну, вот и время…
        Он достал из портфеля документы и, нахлобучив огромные очки на нос, зачитал:
        – Послание Фрэнклина Томаса Андерсона.
        Последовала многозначительная пауза.
        – Знаю-знаю, любимые мои люди. Вы надеялись услышать о том, кому и что я оставил. Но не торопитесь. Завещание будет зачитано только при одном условии…
        В горле расширилось облако волнения, и Джун обхватила пальцами чашку с теплым чаем. Тони сделал то же самое. Она краем глаза заметила, как он поднес чашку ко рту.
        – …и условие таково. Джун и Тони, вы должны приложить максимум усилий и помириться.
        Тони подавился чаем и закашлял, и Генри, который стоял рядом, подошел и похлопал его по спине.
        – Что?! – сипло возмутился Тони, и Джун молча вторила вопросу. Она, в ужасе гипнотизируя белую скатерть, начала медленно пить чай крошечными глотками, чтобы заняться хоть чем-нибудь и не поддаться панике.
        А нотариус продолжил:
        – …для этого я даю вам пятьдесят дней…
        Джун поперхнулась, издав дикий звук подбитой птицы, и дядя Колин, муж Летти, хлопнул ее по спине.
        – Что-о?! – надрывно переспросила она и впервые за долгое время посмотрела прямо в серые глаза Тони, которые буравили обвинительно, будто она была виновата во всех грехах человечества.
        – …вы должны встречаться каждый день и проводить вместе не менее двух часов. А раз в неделю совершать сие действо под надзором мистера Кларксона, который по итогу даст свое заключение. Я составил расписание, чтобы снять с вас лишние хлопоты.
        Нотариус протянул распечатки – по одной в каждой руке – и Джун с Тони их взяли, как роботы.
        Младший Андерсон бегло прочел первую страницу и тихо выругался.
        – Кларксон, любезный! А почему бы вам не дать заключение сейчас? – надрывным тоном предложил он и махнул в сторону Джун: – Мы же с ней лучшие друзья! Правда, Бэмби?!?!
        – Мгм, – кивнула она, но психолог лишь поморщился.
        – О боже, – пробормотала тетя Летти обреченно. – Мы никогда не узнаем, что было в завещании Фрэнка.
        За столом повисла немая тишина, только Уитни барабанила туфлей по мраморному полу.
        – Пятьдесят дней, – повторила она задумчиво и достала айфон. – Сегодня четвертое ноября, а значит… срок истечет… в Сочельник! – Она вскинула голову, заправляя за ухо длинную прядь рыжевато-блондинистых волос, и ахнула. – Нет, ну вы представляете?! Какое совпадение!
        У Джун от эмоционального напряжения губы онемели, и она начала их кусать.
        – А письмо… он оставил мне письмо? – убирая руки под стол, с надеждой напомнила она, но нотариус лишь покачал лысой головой:
        – Фрэнк всем оставил письма, но никто их не получит, если вы с Тони не исполните его последнюю просьбу. В Сочельник мы снова соберемся здесь, чтобы выслушать вердикт мистера Кларксона.
        – Такое чувство, что Фрэнк специально подстроил это. Чтобы мы вместе отметили Рождество, – прокомментировала оптимистичная Уитни.
        – Кошмарный сон какой-то, – сказал Тони. – У меня помимо работы еще универ, дел по горло. А ничего, что у меня девушка есть? Я не могу каждый день. Я… не выдержу.
        – У меня тоже график перегруженный, – прочистив горло, поддержала его Джун. – Фрэнк ни за что не стал бы меня заставлять… он бы не стал…
        Но закончить фразу она так и не смогла. Не нашла слов.
        – Пожалуйста, давайте успокоимся, – раздался строгий голос тети Летти. – Я не знаю, почему вы двое поссорились, но действительно, хватит дуться. Вы взрослые люди. Я надеюсь, вы понимаете, что должны выполнить это абсурдное требование ради всех нас. Ради Фрэнка. – Ее голос дрогнул.
        – А что будет, если мы нарушим условие? – спросила Джун.
        – Тогда письма и завещание будут уничтожены, а раздел имущества произойдет в соответствии с законом.
        – С ума сойти, – ошеломленно сказал дядя Колин. – Вот это Фрэнк учудил.
        Настенные часы пробили шесть раз.
        – Подавать ужин? – спросил Генри, и тетя, помассировав лоб, вздохнула:
        – А бог с ним. Давайте поедим. Даже интересно, чем Фрэнк решил нас накормить.
        – Суп из крапивы с тунцом. И три сорта хаггис[2 - Хаггис – шотландская колбаса из овечьих или телячьих потрохов, смешанных с овсянкой.], – сообщил Генри и тронул покрасневшие глаза рукой, затянутой в белую перчатку. – Фрэнк обожал хаггис.
        – Форменное издевательство какое-то, – расстроилась тетя Летти. – Я ведь вегетарианка.
        – А вам он прописал двойную порцию виски, мэм.
        – О. То, что нужно. Спасибо, Генри, – поблагодарила она, изможденная неожиданным завершением дня.
        А Джун снова подняла глаза на Тони. Он смотрел на нее в упор. И если бы она приоткрыла сейчас рот, то могла бы ощутить на кончике языка тягучую, искристую ненависть, которой сочился серый взгляд.
        Она усмехнулась, едва заметно, с глубинной грустью.
        Поверь, Тони. Наши чувства взаимны.
        Глава 3
        Джун. Четыре года назад, февраль
        Шел второй год жизни в Иден-Парке.
        Мелани отказалась встречаться с Тони. Это победа.
        Крис встречался с Сиенной Голдман, самой популярной девушкой школы. Это катастрофа.
        Джун вместе со своим одноклассником Чейзом Локхартом проводила обед в школьном кафетерии, потягивая ягодный морс, и просматривала комментарии под видео на ютубе.
        Чейз разделял ее любовь к животным и помогал записывать видео в библиотеке Иден-Парка. Они вели совместный ютуб-канал: брали шуточные интервью у зверей в домашних условиях, пытаясь строить разговор и попутно выдавая факты. Такой формат смешил аудиторию, и набралось много подписчиков. Правда, Генри дар речи потерял, когда неделю назад увидел в библиотеке ламу.
        – Он смотрит на тебя, – шепнул Чейз, и Джун скосила взгляд в сторону Криса. Тот сидел с Сиенной и Тони неподалеку, что-то бурно обсуждая.
        – Нет же, он смотрит в пол.
        – Отвернулся, – хмыкнул Чейз. Он сочувствовал Джун в вопросе неразделенной любви, потому что сам страдал по Олсен, старшей сестре Криса. Та закончила школу летом и теперь училась в местном универе на журналиста.
        – Слушай, а приезжай к нам на день рождения Фрэнка в субботу! Олсен тоже собирается.
        – Делать мне нечего, – развязно ответил Чейз и почесал подтянутый пресс через рубашку. Пресс у него был что надо. Джун не раз видела друга раздетым по пояс. Недавно мартышка вылила на него банку синей краски, когда записывали видео в библиотеке, и Джун в панике пыталась отмыть друга припрятанной про запас кока-колой. Именно в тот момент ее с полуголым одноклассником застукал Тони.
        О, этот шок на лице младшего Андерсона… шторм в серых глазах, в пучине которого смешались презрение и… и что-то вроде гадливости.
        Дома Джун соврала, что встречается с Чейзом. Не хотела, чтобы Тони думал, будто она безнадежно плачет по Крису и совсем не вызывает интереса у парней. А Чейза девчонки обожали. Он был общительным, привлекательным экстремалом. Что еще надо для того, чтобы покорять романтичные девичьи сердца?
        – Ну, пожалуйста, Чейз, приходи к нам в субботу, – начала упрашивать Джун. Страшно хотелось позлить Тони.
        – Ла-адно. Но это не из-за Олсен, не думай.
        – Спасибо, – улыбнулась она.
        В январе профессору снобизма Тони Андерсону исполнилось восемнадцать, и он стал просто невыносимым. Джун пока что не имела права водить машину и иногда вынуждена была просить о помощи: подвезти в город, съездить за покупками. Такие совместные мероприятия давались тяжело. Нет, Тони никогда не отказывал, опасаясь, что Джун нажалуется Фрэнку, но делал это с таким страдающим видом, будто она просила его провести вместо нее интервью с мартышкой.
        Младший Андерсон выглядел старше своих лет. Он подстриг волосы, оставив длинной только челку, и практически перестал улыбаться в присутствии Джун. Пффф. Больно надо. Подумаешь, страдалец, терпит малышку Бэмби, мучается, несчастный!
        В отличие от Криса, Тони ни с кем не встречался. Иногда он приводил домой девчонок, то одну, то другую. Ничего серьезного. Все ждал, что Мелани с пятидесятого раза сломается и пойдет с ним на свидание.
        Но Мел предпочитала общаться с Джун. Втроем, с Чейзом, они часто проводили вместе выходные.
        Мелани оказалась классной, не зря в нее Тони влюбился. Она была рыжеволосой, голубоглазой копией Одри Хепберн, с таким же светом в глазах. Поначалу Джун ей завидовала, но со временем начала молча восхищаться. Благодаря Мел, у нее прибавилось стиля и уверенности в себе. Только вот постоянно хотелось обрезать непослушные кудри, которые свисали до талии, но Мел просила не делать этого.
        Подруга подошла к их столику и грациозно опустилась на стул. На подносе она принесла только салат и воду.
        – Привет, меня директор задержал. Просил, чтобы я взялась организовать Майский день. – Мелани отпила воды и, оглядевшись, шепнула: – Он так смотрит на тебя…
        – Да? – с надеждой спросила Джун и резко повернула голову, впиваясь взглядом в Криса… Но тот обнимал Сиенну, которая увлеченно о чем-то рассказывала.
        – Тони. Тони смотрит, – уточнила Мел, и плечи Джун поникли.
        – Мы поссорились вчера, – вздохнула она.
        – Почему?
        – Э-э…
        Не то, чтобы нужна была причина. Оно само собой получалось. Как рефлекс: если в комнате Тони – жди ссору.
        – Он мои шоколадки выбросил. Нашел заначку в библиотеке, – приврала Джун: шоколадки остались целы в итоге. Она их отвоевала.
        Дело в том, что Джун хранила стратегические запасы среди книг. Высокие стены были «обшиты» полками, но два длинных стеллажа стояли торцом к ряду узких высоких окон, создавая проход. Самое подходящее место, чтобы спрятаться, как мышка, и лопать шоколадку.
        Тони там прятал сигареты. Джун их втихаря выбросила вчера вечером, чтобы не портил здоровье, а он попытался уничтожить ее шоколадки в отместку.
        Это было смешно, если честно.
        – Тони, отдай! Мне нужен сахар, когда я сильно устаю!
        Выше на голову, он был гибким, худощавым и почти-что-симпатичным. Ну, то есть, не совсем уродом.
        – Сахар не полезнее никотина, так что нет. Будем здороветь вместе, Бэмби.
        Тони – о чудо! – тоже улыбался, хоть и поджимал губы, пытаясь выглядеть строгим. Он стоял в узких брюках и сером свитере, оттенявшем глаза. Контрастный свет библиотеки подчеркивал четкие линии скул.
        – Перестань, – предупредила она и насупилась, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, настолько веселой и одновременно обидной казалась ситуация.
        – Где мои сигареты, малявка? – повторил наглец, но Джун медленно покачала головой:
        – Не будешь ты курить в этом доме.
        – Что еще мне нельзя в моем доме? – вскинул он бровь.
        У него были красивые прямые брови вразлет, темные, в меру густые, без фанатизма. Пожалуй, это единственное, что нравилось в нем… Ну, может, еще ямочка на щеке, когда он улыбался… И губы. Хм-м… Интересно, он только целовался с теми девчонками, которых приводил домой, или…
        – Джун? – раздался напряженный оклик.
        Она в ужасе отвела взгляд в сторону, испугавшись, что Тони мог прочесть ее мысли, и поправила воротник школьной блузки.
        – Да делай ты, что хочешь! – психанула она и приказала: – Верни мои шоколадки немедленно!
        Пачк с «твиксами», которую держал этот доморощенный король , тут же взлетела вверх, когда он поднял руку и ответил:
        – Только равноценный обмен.
        …Но и он больше не веселился. Тони смотрел хмуро, словно ему надоел этот цирк, и явно мечтал уйти, но не желал сдаваться. Как всегда, должен был настоять на своем даже в мелочи.
        – Я жду, – холодно сказал он.
        Джун покраснела. Она не знала почему. Не понимала, какого черта не получалось снова посмотреть врагу в глаза. Разозлившись на себя, она ступила к нему и толкнула ладонями в грудь, как в каменную стену, не иначе. Толкнула еще раз, но он не сдвинулся. Они замерли друг напротив друга, и Джун растерялась.
        Я боюсь его, что ли?!
        Как во сне, она снова коснулась его, ощутив под ладонью тепло, и задержала дыхание; пальцы онемели и перестали слушаться.
        Она не увидела, а почувствовала, как Тони опустил руку с упаковкой.
        – Держи, Бэмби. И больше не смей брать мои вещи, – тихо, сдавленно сказал он и сделал шаг назад.
        И она выдохнула наконец.
        …Что это было? С ума сошла! Откуда оно вообще взялось в ней – это вязкое, пугающее чувство, что кислорода не осталось на планете?
        Очнись, это же Тони! Он тебя со свету сживет, только повод дай!
        – Джун! Джу-у-н! – Голос Чейза вернул в кафетерий, к ягодному морсу. Друг тормошил ее, подгоняя: – Допивай быстрее, занятия начинаются.
        – Да, конечно, – улыбнулась она рассеянно.
        …А сердце трепыхалось в груди, как у загнанного зайца. Точнее, как у этрусской землеройки: 25 ударов в секунду – это вам не шутки. Да какие уж тут шутки, если Джун избегала Тони сегодня, словно была виновата перед ним непонятно за что. Назойливое, поедающее изнутри удушливое чувство напоминало именно ее – вину. Любимое чувство Джун, которое теперь пахло сигаретами и шоколадками.
        Точно! Мне просто стыдно, что влезла в его заначку. Мне плевать на него и на его личную жизнь. Пусть портит легкие никотином, я и слова не скажу. А тем более не прикоснусь к нему.
        И она больше не трогала Тони. Никогда-никогда. До Того Самого Дня.
        Тони. В тот же момент
        – Ты в порядке? – спросил Крис, а он продолжал смотреть на Чейза, который сжимал плечо Джун.
        В порядке? Он и сам не знал. Это нормально вообще – обращать внимание на то, кто и когда прикасается к ней? Какая разница? Главное, что это не Крис.
        Уйди, Бэмби, блин. Выметайся из моей головы. Просто – исчезни.
        Она ему не нравилась, но каждое утро за завтраком Тони смотрел, как она ест, и яд растекался по венам.
        Какие ее волосы на ощупь? На вид жесткие.
        А губы?
        …И тогда он отводил взгляд.
        Бесило, если она переставала совать свой курносый нос в его дела, будто забывала о его существовании. Был только Чейз.
        Крис и Чейз. Чейз и Крис.
        Тони поморщился, осознав, что перекривлял имена в мыслях. Нет, он не ревновал. Просто он не мог представить, что кто-то всерьез способен восхвалять Джун. Она же лицемерная двуличная кобра…
        Впрочем, ее парень Чейз любил животных, особенно змей.
        – Ты видел их видео с мартышкой? – спросил Крис, которого умиляло остроумие Джун, и Тони тяжело вздохнул.
        – Я не видел ни одного.
        – Серьезно? – удивилась Сиенна. – Они клевые! А когда Чейз снял футболку… м-м…
        – Так, не понял! – насмешливо возмутился Крис. – Ты же клялась, что перемотала этот момент.
        Сиенна фыркнула, не найдясь с ответом.
        Серьезно? И ей тоже Чейз нравится?
        Чейз и Крис. Крис и Чейз.
        Господи…
        Как же Тони ненавидел Джун за то, что напролом лезла в его сознание, как вирус. Грудную клетку до сих пор прожигало, будто она ему клеймо ладонью поставила вчера… А болотные глаза. Он чуть не захлебнулся в них, в этих убийственных топях.
        Ну ее к черту. Она из него все вены вытянет, если поймет, что может его зацепить. От таких, как Джун, нужно серебряными крестами отмахиваться, иначе сожрет и не подавится.
        И точно не стоит представлять, что будет, если он сейчас подойдет к этой вампирше здесь, при всех, и слижет кроваво-красный сок с ее вечно искусанных губ. Что она сделает? Оттолкнет?.. Пальцы у нее прохладные сейчас, она ведь стакан из рук не выпускает.
        Тони поморщился и зарычал про себя.
        Уйди, Джун. По-человечески прошу. Выметайся на хер из моей головы!
        Возле нее сидела Мелани. Умная, добрая, такая настоящая. Рядом с Мел хотелось быть лучше. Она мотивировала на подвиги. С такой девушкой можно легко провести целую жизнь, ни разу не пожалев об этом.
        Но взгляд Тони, как магнит, прикипал к той, которая бесила. Которую он не уважал от слова «совсем». Она мотивировала только на саморазрушение. От нее кровь либо кипела, либо стыла в венах.
        Ребячество, с которым они соревновались, инфантильное желание коверкать в мыслях имена других парней – все это вышло на первый план, заняв слишком много места. Слишком много ее. И это стало проблемой.
        Тони посчитал про себя, сколько месяцев осталось до отъезда в университет, и шумно, раздраженно вздохнул. Пять месяцев еще. Целая жизнь.
        В это было трудно поверить, но он не мог дождаться, когда уедет из Иден-Парка, сдав родной дом на милость Бэмби. Что угодно, лишь бы не видеть ее каждый день.
        Не думать.
        Глава 4
        Год спустя. 1 мая, день совершеннолетия Джун
        – С днем рождения, милая! – Фрэнк обнял ее и протянул плоскую квадратную коробку зеленого цвета, обвязанную серебристой лентой.
        Взгляд опекуна горел от восторга, темные короткие волосы с проседью были взъерошены, морщины у глаз стали глубже – так широко он улыбался.
        Джун, в пижаме – суббота, как-никак – спустилась к завтраку и теперь с волнением разглядывала подарок. Покрутила, потрясла из любопытства.
        – Эй-эй, аккуратнее, – попросил Фрэнк, а Генри, который вошел в столовую, зевнул в кулак и одернул форменный пиджак на пивном животе, который наметился в последний год.
        – С днем рождения, мисс Джун, – поздравил дворецкий и принялся укладывать тонкой черной расческой влажные волосы.
        – Ты кутил всю ночь, Генри? – хохотнула она.
        – Нам по ошибке доставили клетку с попугаями, и они орали до рассвета, пока их не забрали. А мистер Тедд привез фейерверки, хотя мы не заказывали в этом году.
        Вечером в Иден-Парке собирались праздновать 18-летие Джун и Майский день, фестиваль весны.
        – Не терпится увидеть световое шоу, – взбудораженная, улыбнулась она.
        Фейерверки на Майский день были традицией, но они слишком сильно коптили воздух и пугали зверей в окрестностях Иден-Парка, поэтому Фрэнк предложил устроить световое шоу вместо пиротехнического. В небо запустят двести дронов.
        – Во сколько Тони здесь будет? – спросил опекун, посмотрев на большие настенные часы, и Джун резко опустила взгляд, расправляя пальцами ленту на подарке.
        – Не знаю.
        Тони перед ней, вообще-то, не отчитывался. Она его видела очень редко, по выходным, и то не каждый раз. У него больше не было времени на детское противостояние с Бэмби. Ему девятнадцать, он студент бизнес-школы. У него девушка с ногами от ушей. И не одна. Он каждый месяц с новой приезжал. На этот раз, судя по тенденции, с носительницей титула «Мисс-Май» заявится…
        Ну и пусть. Кому какая разница? У Джун, может, рост средний и ноги не от ушей, зато дел по уши. Одних дронов – двести штук.
        Чейз, Мелани, Уитни, Олсен… Все они сегодня собирались прибыть в поместье Андерсонов. Крис тоже будет… После окончания школы они с Сиенной Голдман порвали, поскольку та перебралась во Францию, так что в Джун все еще теплилась надежда на возможные отношения с Принцем Паркером. Он иногда передавал привет через Мелани, и это волновало. Во-первых, мечта встречаться с Крисом никуда не делась. А во-вторых, до безумия хотелось выиграть пари с Тони. То дурацкое, идиотское пари, которое не давало покоя. Джун вбила себе в голову, что, если проиграет, то не сможет больше считать Иден-Парк своим домом. Не хватит совести вернуться сюда после университета, если Тони выскажется против.
        А кроме того… не то, чтобы это было мега-гипер-важно, но старый спор остался единственной нитью, которая связывала с младшим Андерсоном.
        – Ты открываешь? – напомнил Фрэнк, и она распаковала подарок. Под шелестящей бумагой оказался темно-зеленый бархатный футляр с тисненым гербом Андерсонов. Внутри мерцало ожерелье. Кажется, старинное…
        – Оно принадлежало Иден, а до того – моей матери. Это семейная реликвия нашего клана. Если бы у меня была дочь, оно досталось бы ей… Или, в ином случае, жене Тони. Но оно твое. Ты ведь и есть мой ребенок. Непоседливый. Приглашающий лам и мартышек в библиотеку.
        Джун боялась прикоснуться к драгоценностям. Ряд крупных изумрудов лежал полукругом. Камни, ограненные белым золотом, могли бы принадлежать королеве, как и пара сережек: два небольших зеленых ромба в той же огранке.
        – Под цвет глаз тебе подойдет, – добавил Фрэнк, и Джун кинулась ему на шею. Даже заплакать не получилось, до того дыхание сперло. Она просто сжимала опекуна дрожащими руками, цепляясь, как за спасательный круг, и молчала.
        – Ну что ты, перестань, – мягко сказал Фрэнк и погладил ее по макушке. – Надень этот набор сегодня на праздник.
        Она кивнула и снова вспомнила о Тони.
        «Он меня убьет. Я забрала то, что должно было принадлежать его будущей жене», – подумала она… и улыбнулась от предвкушения встречи: позлить Тони как смысл жизни.
        – Я люблю тебя, Фрэнк, – сказала она, и опекун, как всегда, ответил:
        – Ты главное себя полюби.
        Ближе к обеду нагрянула Мел, чтобы помочь со сборами. Подруга умела идеально уложить волосы за две минуты. Природный шарм. Просто космос.
        Они вдвоем поднимались наверх, когда Генри окликнул:
        – Мисс Джун! Вам письмо. – Он подошел, держа небольшой металлический поднос, склонился ближе и прошептал: – Личное. Социальная служба передала из Штатов. Фрэнк велел сразу вам нести.
        Сердце сделало кульбит, а пальцы замерли на большом сером конверте.
        – Спасибо, Генри, – сглотнула она и взяла письмо.
        На конверте не было имени отправителя, только официальный адрес, но Джун сразу поняла. Это от нее. От Той-чье-имя-нельзя-называть. Чье лицо безуспешно старалась забыть долгие годы.
        – Ты в порядке? – забеспокоилась Мел.
        – Да. Все хорошо, – вымучила она подобие улыбки. – Идем.
        В комнате Джун положила письмо на стол. Потом сунула под подушку. Под кровать… Все не то. Тошнотворное чувство – душащее, ледяное – проникало в кровь, в суставы, в мозг.
        Нет, я не буду читать. Мне все равно, что она хочет сказать. Все равно!
        Джун схватила конверт и разорвала пополам, приложив недюжинное усилие, потому что внутри было несколько листов бумаги.
        Много же она настрочила!
        Бумага жгла ладони. Джун с омерзением швырнула конверт в мусорку под столом и сразу успокоилась, почувствовала себя лучше. Для подстраховки выставила мусорку в коридор: горничная увидит и уберет. Бумага пойдет на переработку. На благое дело. Все хорошо.
        – Ну что? Хочешь увидеть, что подарил мне Фрэнк? – чересчур счастливо спросила Джун, глядя в небесные глаза Мелани, и та кивнула.
        – Уверена, он удивил тебя.
        – Да, он… Я не знаю, смогу ли когда-нибудь быть достойной этого дома.
        Мелани вскинула изогнутые темно-рыжие брови и посмотрела с укором:
        – Человек ценен сам по себе, и тем более ценнее какого-то дома.
        – Как же я завидую твоей уверенности! – восхитилась Джун.
        – Я просто принимаю себя такой, какая есть.
        – Да, но ты идеальная. Принять такую, как ты, легко.
        Мелани заливисто рассмеялась и присела на край кровати, поглаживая бархатную драпировку на футляре.
        – Ты единственная, кто так думает, – с доброй улыбкой ответила она, чертя аккуратным ногтем серебристый герб Андерсонов, но Джун возмутилась:
        – Не единственная! А Тони? Он всегда ставит тебя в пример.
        – Просто я внешне похожа на Иден. Но в остальном мы с ней очень разные, а он этого не понимает… Ты считаешь, он до сих пор в меня влюблен?
        – Думаю, да. У него нет постоянной девушки. Это странно.
        – Наоборот, не удивительно. Он парень требовательный, попробуй такому угодить. – Мелани с любопытством открыла футляр и воскликнула: – Вау! Это же ожерелье Иден! Она всегда надевала его на Рождество… И я точно знаю, какое платье выбрать для тебя. Ты будешь блистать сегодня.
        …И Джун честно пыталась помнить о том, что блистать нужно для Криса. Но, увы, угодить хотелось младшему Андерсону, которому угодить оказалось невозможно.
        Пробило 18:00. Прием был в разгаре. Джун стояла в саду в паре шагов от террасы, в окружении друзей, которые играли в салочки, и старалась держать спину ровно. Все-таки роль хозяйки исполняла.
        Изумрудный сад, изумрудного цвета длинное облегающее платье с открытыми плечами, очень темная помада, изумруды в ушах и на шее – головокружительное сочетание элегантной роскоши. И голова действительно немного кружилась от впечатлений. Особенно от того, что Крис то и дело смотрел в ее сторону.
        Вот и сейчас он взглянул на нее, но тут же прикрыл глаза, глубоко вдыхая, потому что Уитни завизжала как резаная. Принц Паркер не переносил подобной невоспитанности, и Уитни старалась допечь его, как никогда.
        Он возмужал за год лондонского университета, стал еще красивее и шире в плечах. Породистое лицо, прямая осанка – на него можно было любоваться часами, как на огонь в камине.
        Увлеченная, Джун не сразу заметила, что Тони наконец соизволил появиться. Держа за руку миловидную брюнетку «Мисс Май», он спустился по широким ступеням террасы, обнял отца и представил свою пассию. Губы заныли, чтобы их покусали, но Джун сдержалась: Мел битый час потратила на макияж, жалко было чужих трудов.
        – Неужели! Еще бы в полночь явился, – обвинительно воскликнула Уитни, влетая в объятия кузена.
        – Дела задержали, – объяснил он и с подозрением склонил голову на бок. – Чем вы тут занимались без меня, м-м?
        – Играли. Сейчас очередь фантов!
        – Значит, я вовремя, – поддался он задорному веселью и снял серебристые часы с запястья, чтобы бросить в черную шляпу, которую ловко подставила Уитни. Затем Тони лениво оглядел толпу и, заметив Джун, прищурился, будто оценивая, стоит ли с ней вообще здороваться. Она сжалась внутри, но взгляд не отвела. С какой стати?
        Этот нахал все-таки сделал одолжение: оставил свою девушку с Уитни, подошел, одарив прохладой серых глаз, и сухо улыбнулся. Джун вскинула подбородок, ответив ледяным презрением.
        – Я слушаю. Ты мне хочешь что-то сказать? – спросила она… и ощутила, что от Тони исходит умопомрачительный аромат бергамота и мятной свежести.
        Картинка пронеслась перед глазами: зимнее утро, елка, холмы из открытых подарочных упаковок и бумаги… Рождество в Иден-Парке.
        Сердце пропустило удар.
        – С днем рождения, Бэмби.
        – Премного, несказанно благодарна, – ехидно ответила она и осеклась, когда недоуменный взгляд Тони прикипел к ожерелью.
        – Где ты это взяла?
        – Фрэнк подарил. – Она не удержалась и сложила руки на груди, угрожая смять лиф платья. – Ты не согласен с его решением?
        По опасному блеску в серых глазах Джун поняла, что еще как не согласен, жест отца задел за живое. Однако удовлетворения или злорадства она не почувствовала. Наоборот, расстроилась, силой удерживая на лице маску первоклассной стервы. К счастью, Тони не стал устраивать сцену, а вместо этого сказал:
        – Я тебе тоже подарок приготовил.
        – Правда? – воспряла она духом.
        – Правда. Забыл в машине. Потом отдам… Идем, фанты ждут, – кивнул он в сторону Уитни, которая всячески пыталась привлечь их внимание.
        Началась приятная суета, смешанная со взрывами хохота, когда к играющим присоединилась тетя Летиция. Она могла раскачать любую, даже самую унылую толпу. Тете поручили важное задание – поймать Чейза, и она разулась, придерживая длинное платье из золотых пайеток.
        «Чейз! Чейз!» – скандировали гости, и тетя Летиция покатывалась со смеху, гоняясь босиком по траве за парнем в два раза крупнее себя. Он поддался, и Летти налетела на него, как ураган, задыхаясь от веселья.
        – О боже, Чейз, ты слишком быстрый, – обвинила она и попросила бокал вина, чтобы промочить горло.
        Олсен, стоявшая рядом, ухмыльнулась. Насколько Джун успела понять, старшая Паркер предпочитала наблюдать за людьми, а не участвовать в шалостях. Ироничная, уверенная в себе, она была немногим ниже Чейза и производила впечатление невольной правительницы этого дрянного мира.
        – Молодец, что сдался, иначе она загоняла бы тебя до смерти, – одобрила она уступчивость парня.
        – Ничего, я привык, что за мной бегают, – с ленивой улыбкой хитрого котяры ответил тот, а сам подкатал рукава рубашки на крепких предплечьях и незаметно провел ладонью по затылку, ровняя короткие, но взлохмаченные русые волосы. Его синие глаза в тусклом свете казались иссиня-черными, и сейчас эти глаза пожирали Олсен, которая вообще представления не имела, что была небезразлична Чейзу. Он так и не признался ей. Олсен была на два года старше, и в школе это, конечно, являлось серьезным препятствием. А сейчас уже поздно: Чейз собирался в университет Лос-Анджелеса летом. Мечтал стать не просто ветврачом, а еще и спасателем. Доктор Чейз спешит на помощь!.. что-то вроде того. Экстремальные ситуации его вдохновляли.
        – Задание для следующего фанта выбираю я! – объявила Уитни, ведущая.
        – Что сделать этому фанту? – загорланили гости, соглашаясь.
        – Подарить поцелуй имениннице! Точнее, французский поцелуй. Ну вы поняли…
        Это был маленький коварный план двух сообщниц. Уитни пообещала, что вытащит фант Криса. Она зажмурилась, порылась в шляпе и выхватила нечто блестящее.
        – Часы Тони! – тут же опознала тетя Летти.
        Джун чуть сквозь землю не провалилась и вперила яростный взгляд в предательницу Уитни, но та и сама выглядела напуганной. Проказница покопалась в шляпе и чертыхнулась.
        Ясно, не те часы вытянула. Спасибо, Уитни. Просто зашибись!
        Джун стояла, напряженная, не зная, как избежать этого навязанного задания, но Тони ей помог. Он прочистил горло и, продолжая обнимать одной рукой свою девушку, заявил:
        – Пожалуй, я пасс. Мы с Бэмби вроде родственников. По-французски нам никак нельзя. Разве что по-эскимосски.
        – Именно! – поддержала его Джун и выдохнула от облегчения.
        – Но отказываться не по правилам, – промямлила Уитни.
        – Выбери другой фант, – процедила Джун, и та, закатив глаза к медленно темнеющему небу, зажмурилась и, поелозив рукой в шляпе, помахала в воздухе золотыми часами. – Крис! Кажется, это твое.
        – А хотя! – раздался громкий оклик Тони. – Действительно, что мы, как маленькие, Бэмби. Иди сюда…
        Но Крис неожиданно проявил упорство и в мгновение ока оказался рядом.
        – Прости, Тони, ты свой шанс упустил… Если позволишь, – галантно взяв ее за руку, Принц притянул затрепетавшую Джун к себе и бережно обнял за талию.
        У нее глаза разбежались. Не знала, куда смотреть: на крепкий подбородок, в глаза, на строгую черную бабочку, которую он не снял даже на время игры?
        – Позволяю, – пролепетала она. В следующее мгновение Крис легко, с полу-улыбкой коснулся губами ее губ, и…
        И ничего. Она ничего не почувствовала. Ни звездопада, ни хотя бы одной хлопушки. Сердце замерло, но не в сумасшедшем восторге, а в немом вопросе: это что такое сейчас происходит?!
        Возмущенная до глубины души, Джун вцепилась в лацканы пиджака и сама поцеловала Криса, упрямо ткнувшись губами в его улыбающийся рот, а потом торопливо обнюхала шею, как оборотень, который отчаянно надеется признать истинную пару.
        Тьфу. Ей не понравился запах Паркера сегодня. Слишком резкий.
        Сделалось до того обидно, что даже яркие краски в саду померкли, одна серость осталась. Почти три года воздыханий по Крису наконец-то окупились, а ей это было не нужно. Он был не нужен.
        Крис по-иному воспринял ее реакцию. Видимо, решил, что она не умеет целоваться – и ведь прав! – поэтому сжал ее обнаженные, продрогшие от безнадеги плечи, и прижался крепче, к счастью, не пытаясь облизать ей лицо, как лама в библиотеке когда-то. Джун была благодарна Крису за то, что попридержал язык, только губами о губы потерся.
        Все-таки какой он благородный!
        Эх!.. Такая влюбленность пропала бездарно.
        Зажатая, как комок нервов, Джун дождалась, когда закончится поцелуй, и просипела:
        – П-премного благодарна.
        Крис лишь сверкнул темно-карим светом глаз в ответ. Он отступил, и стало не по себе. Джун смутилась: на них все смотрели. А она ничего не чувствовала к Паркеру, и за это тоже было стыдно.
        Но вот взгляд наткнулся на Тони, и внутри стало душно. Привычно. Так, как надо. И она расслабила плечи, даже улыбнулась.
        Вечер продолжился как ни в чем не бывало. Играла музыка, смеялись гости, выполняя забавные задания. Развевались разноцветные ленты на деревьях; на магнолии Иден переливалась фиолетовая. Но для Джун праздник потерял былое очарование, и она от расстройства не могла сосредоточиться. Уитни извинилась, что напутала с фантами, но вызвала этим лишь недоверчивую усмешку:
        – Да неужели?
        – Ну-у… может, не совсем, – пробубнила та, отведя янтарный взгляд. – Может, я хотела, чтобы вы с Тони поцеловались.
        – Зачем? – поразилась Джун.
        – Потому что на тебе драгоценности Иден. Я подумала… как здорово было бы, если бы вы с Тони начали встречаться.
        От этой абсурдно-невозможно-шокирующей мысли в голове воздушные шарики лопнули. Бух! Бам! И еще раз: пау! Джун надрывно хохотнула.
        – Уитни, мы с ним враги. Он ненавидит меня, да и я к нему особой любви не питаю. Он… он мечтает выжить меня отсюда. И я не сомневаюсь: так и будет. Он едва не сорвал с меня это ожерелье, когда увидел. Еще бы! Я ведь недостойна его носить, – с горечью поделилась Джун, потому что накипело, перелилось через край.
        – Что-о-о?!
        – Да! Такой вот он, твой распрекрасный Тони. Ты знаешь его только с хорошей стороны и не представляешь, каким он может быть… козлом. – Джун нахмурилась и задумчиво сама себе возразила: – Хотя, нет. Козлы – очень умные, выносливые животные.
        – О боже. А я-то думала всегда: почему вы вечно цапаетесь? Мне казалось, это вроде брачных игр у колибри.
        – Колибри не цапаются во время брачных игр.
        – Какая же я идиотка. Прости меня, – покаянно протянула Уитни.
        – Ты романтик, – сжалилась Джун. – Идем, световое шоу начинается.
        Они миновали Олсен, которая болтала с Чейзом, и вдруг – апокалипсис. В нескольких шагах, в тени деревьев, Мел шепталась с Тони, и это выглядело… интимно. Джун впилась ногтями в ладони, недоумевая. Зачем встала как вкопанная? Почему страх кольнул в сердце?
        – Я тебя догоню, Уитни…
        – Хорошо, я займу нам лучшие места! – согласилась та и побежала вперед.
        Спустя вечность Мелани наконец оставила Тони одного и торопливо подошла, сияя, как звезда; светлый взгляд лучился воодушевлением.
        – Мел? – спросила Джун настороженно, холодея внутри.
        – Знаю-знаю. Я отказала ему много раз, но сегодня такой чудесный вечер. В общем, я сдалась. Сама ему предложила, представляешь? Пообещала Тони свидание.
        Казалось, голова превратилась в колокол и в него ударил звонарь.
        – Когда?
        – Пока не решила… А что? Ты против? Если ты против, то…
        – Нет, я только за! Рада за вас! Просто… он ведь тебя не привлекает, ты сама говорила, – бормотала Джун, часто моргая, надеясь, что спит и сейчас проснется.
        – А мне захотелось побыть сумасбродной, как Иден. Есть в этом свое очарование.
        Сердце гулко билось, ухая о ребра, вызывая желание закричать, что все идет не так. Дурацкое первое мая! Не зря до приезда в Иден-Парк Джун не любила праздновать свои дни рождения. Вообще праздники не любила.
        Объявили о начале светового шоу, и пришлось покорно сесть в кресле между щебечущей Уитни и молчаливой Мелани.
        Играла песня «Sign of the Times» Гарри Стайлза; в темном небе разноцветные пятна дронов слетались в невероятные узоры, как ожившие иллюзии… а на глаза просились слезы.
        За что? Почему?
        В голове сварилась каша после лопнувших шариков и усердной работы звонаря. Захотелось пить. Джун поднялась и, извинившись, направилась к тележке с напитками, в паре шагов от которой младший Андерсон стоял хмурый, едва замечая свою девушку, которая льнула к нему.
        Джун взяла бокал с пуншем – и замерла, столкнувшись с тяжелым свинцовым взглядом. Тони смотрел на нее так… странно, словно видел впервые в жизни.
        У нее за спиной в небе кружили две сотни дронов, празднуя технологический прогресс, а Джун медленно растворялась в серых глазах Тони под музыку Гарри Стайлза… Стояла и умирала, умирала… Сердце из груди вынули, запустили в небо двести первым дроном. Щеки залило жаром, и Джун до побелевших костяшек сжала хрустальный бокал.
        Да что же это… Отвернись, глупая, не позорься!
        Но Тони отвернулся первым: брюнетка обняла его лицо ладонями и поцеловала. Страстно, куда откровеннее, чем когда Джун целовала Криса.
        Сердце, распоротое пополам, хлопнулось на землю, под ноги, и Джун посмотрела вниз, словно и правда искала там свое сердце… и мозги заодно, потому что в голове стало пусто до гула.
        В Джун вспыхнул протест. Она вдруг тоже решилась. Может, из-за того, что у нее на шее было ожерелье Иден, а может, Мелани придала смелости тем, что сама пригласила парня на свидание… Не важно, в чем причина отчаянного шага, но Джун отыскала среди гостей Криса и робко тронула его за руку.
        – Можно тебя на минутку?
        – Да, – согласился он. Музыка как раз затихла, огни в небе погасли, и Джун, досчитав до трех, задала сокровенный вопрос:
        – Крис, ты не против сходить со мной на свидание?
        Сказать, что тот удивился, – это ничего не сказать. В покер ему точно нельзя было играть сейчас, настолько явно читались эмоции на лице. Крис растерянно огляделся, потом еще раз, а в итоге ответил мягко:
        – Конечно, Джун.
        Вот так просто. Конечно, Джун.
        И радости – ноль. Только необъяснимая горечь.
        – Когда? – спросила она.
        Он задумчиво наморщил лоб, прикидывая в уме.
        – До конца июня я буду в Нью-Йорке по обмену студентами, но вернусь после твоего выпускного… Как насчет Летнего бала? Сбежишь ко мне в полночь, Золушка?
        Эх, Крис. Она сбегала от Принца, а не к нему. Но Джун согласно кивнула, улыбнувшись:
        – Хорошо. Я буду ждать. – И поняла, что переборщила с наигранным энтузиазмом.
        Когда гости уходили, она отозвала в сторону Мелани и попросила:
        – А ты не могла бы отложить свидание с Тони до моего Летнего бала?
        – Почему?
        – Не знаю, как и объяснить, – смутилась Джун, поняв, насколько бессмысленно и эгоистично звучала просьба. – То есть, забудь. Не обращай внимания, я не в себе.
        Но Мелани поправила свою и без того идеальную прическу и взяла Джун за руку.
        – Если это для тебя важно, то я подожду, все равно сейчас только экзамены в голове.
        – Для меня это о-очень важно, Мел! Спасибо тебе! – Джун, расчувствовавшись, обняла подругу и засомневалась, а не рассказать ли той о пари с Тони. О том, что малышке Бэмби придется отказаться от этого дома, если проиграет. Но она не хотела жаловаться. Хватит, что поплакалась болтливой Уитни. Если Мел готова дать младшему Андерсону шанс, то Джун не имела права мешать им.
        И плевать, что душа разрывалась от отчаяния. И не хотелось размышлять об истинных причинах этого отчаяния. Проще притвориться, что все хорошо.
        Притворяться Джун умела лучше, чем говорить правду.
        Растерзанная сотней неудобных вопросов, она сидела перед зеркалом в своей комнате, так и не сменив нарядное платье, мягкий глянец которого приятно льнул к телу.
        В полутьме – в спальне горел только ночник – изумруды мерцали, как огни свечей. Перед глазами до сих пор сияли световые узоры, в ушах стоял смех гостей.
        Я этого всего не заслуживаю, думала Джун.
        Смятение, вызванное поцелуем Криса, уже улеглось, остались лишь вопросы.
        Почему все пошло наперекосяк? Где фанфары, слезы счастья?
        Она окончательно запуталась.
        Резкий стук в дверь вырвал из апатии, и Джун спохватилась, глянув на часы. 23:30. Наверное, Фрэнк пришел пожелать спокойной ночи.
        Но нет.
        На пороге стоял Тони. Он заявился без пиджака и бабочки, рукава белой рубашки подкатаны до локтя. На лице – ноль эмоций. В руках – красная коробка, перевязанная красной лентой.
        – Твой подарок, – напомнил он, перехватив ее сбитый с толку взгляд.
        – А… да. Спасибо. – Она хотела забрать коробку, но непрошенный гость внаглую протиснулся мимо, обдав ароматом Рождества, и вошел в комнату.
        Тони вымахал под метр восемьдесят пять и сейчас, казалось, занял собой все пространство. А заодно перекрыл кислород, выключил и без того тусклый свет и подбил под ноги.
        Еле устояла.
        Без каблуков, босиком, Джун ощущала себя хрупкой и беззащитной, а каждый вдох наполнял легкие тем благоговейным чувством вины, которое она испытывала рядом с Тони.
        – Что тебе нужно? – насторожилась она.
        – Ничего. – Он положил подарок на стол и испытующе посмотрел ей в глаза… Но потом его взгляд спустился к ее шее, где все еще сверкали изумруды его матери.
        Он хочет, чтобы я вернула украшения, ударила мысль. Но он вдруг совершенно неожиданно сказал:
        – Тебе идет. – И едва заметно, грустно улыбнулся.
        Тони
        Она вскинула руку, тронув ожерелье, и тяжело сглотнула, прежде чем неуверенно ответить:
        – Спасибо.
        Ее губы. Не смотри на ее губы.
        Но ему мерещилась на них печать Паркера, которую хотелось стереть.
        Тони отвернулся, изучая комнату. Он впервые был здесь. И нет, никаких розовых обоев и плакатов Криса. Стерильно, ни одной лишней вещи, интерьер – в мятно-бежевых оттенках.
        В углу комнаты лежал старый пошарпанный чемодан, который не вписывался в общую картину, и Тони заинтересованно спросил:
        – Что за ящик Пандоры?
        – Не твое дело, – агрессивно ответила Джун, и ему стало просто невмоготу узнать, что же там. Он сделал два шага в сторону сомнительного багажа, когда Бэмби ринулась на защиту своей собственности и преградила ему дорогу.
        – Прекрати, я серьезно! Не трогай!
        Она сжала ладонями его предплечья, и Тони застыл, глядя на ее тонкие пальцы.
        – Грязные секреты прошлого скрываешь? – с хриплым смешком спросил он, и Джун ответила таким затравленным взглядом, что он тоже на секунду испугался.
        – Не твоего ума дело! Ты никогда этого не узнаешь, – ядовито заявила она.
        – Неужели? Не провоцируй меня, Бэмби. А то вдруг мне действительно станет интересно.
        Он по старой привычке дразнил ее, но она не поддержала игру:
        – Тогда ты пожалеешь, что появился на свет.
        – Ого, какие громкие фразы! Крис плохо на тебя влияет. Ты подцепила от него вирус демагогии.
        Они стояли так близко, что Тони ощущал аромат Джун. Она пахла летом. Она выглядела сногсшибательно сегодня. Он соврал бы, сказав, что не хотел вломить Крису за то, что полез к ней…
        Она все еще удерживала его за предплечья, и от ее прикосновения внутри начали медленно тлеть угли, наполняя жаром и копотью.
        – И как? – вопрос сорвался бездумно, Тони даже не осознал, что произнес его вслух. На самом деле, он не хотел знать ответ.
        Джун растерялась, уточнила тихо:
        – Что – как?
        – Понравилось… с Крисом? Ты же этого столько лет ждала.
        – Я не…
        Она замолчала, будто все слова забыла, когда он наклонился и поцеловал ее в щеку, обжигаясь. Задержался на несколько секунд, впитывая нежность, и выпрямился, облизывая нижнюю губу, на которой остался вкус лета. Вкус, который мгновенно вытеснил из памяти все остальные.
        – С днем рождения, Бэмби.
        Он снял с себя ее руки, развернулся и ушел, бросив Джун посреди комнаты в полном замешательстве. Закрыл за собой дверь и уперся в нее ладонью, шумно вздохнув.
        – К черту все. К черту ее, – повторил он старое заклинание и уехал в город на ночь глядя, запрыгнув в свою спортивную машину вместе с девушкой, которую привез на праздник и о которой забыл, стоило увидеть Джун.
        Джун
        Она долго не решалась пошевелиться, чтобы не рассеять магию. В голове больше не работал звонарь, там шумел морской прибой. Неожиданная забота Тони бальзамом легла на душу, исцеляя от ран, и стало так хорошо, что хотелось заплакать. Позвать. Остановить его.
        Глупая… Какая же ты глупая, Джун. Он бы не остановился. Ему плевать на тебя. Он просто старался быть вежливым в твой день рождения. Ради Фрэнка.
        Джун отмерла и на подгибающихся ногах подошла к столу. Сняла крышку с красной подарочной коробки и ахнула, зажав рот ладонью. Внутри лежала новая видеокамера, крутая, компактная, жутко дорогая.
        Впервые младший Андерсон открыто одобрил интересы Джун. Он сделал это просто, без «вируса демагогии». Не оставил открытку, не подписал подарок, ценник не налепил, не потребовал благодарности… Повел себя так, словно подобный жест с его стороны – сущий пустяк, а не целое событие для малышки Бэмби, не редкий миг чистого, щемящего восторга… совсем как утром, когда она получила ожерелье Иден.
        От пяток вверх по телу поднялась горячая волна, прихлынув к горлу, заливая лицо жаром. Губы задрожали – и Джун все-таки заплакала. Тихо, едва дыша, чтобы не разрушить этот волшебный момент, который подарил ей Тони.
        Глава 5
        Джун. За день до Летнего бала
        – Он приехал? Он уже здесь?!
        – Нет, и перестань меня спрашивать каждый час, – умоляюще попросил Генри, с которым давно общались панибратски наедине. Она его заставила. Не могла терпеть этого чопорного «да, мисс Джун, нет, мисс Джун». Как будто они были чужими людьми и Генри не жил на территории поместья со своей семьей.
        День выдался поистине великолепный, безмерно, несказанно прекрасный, ведь Джун получила подтверждение, что принята в Королевский ветеринарный колледж Эдинбургского университета. Школа осталась позади, начиналась новая жизнь. Джун гордилась собой, Фрэнк гордился ею… А Тони все не мог добраться до Иден-Парка, потому что дела в городе задержали.
        Господи, как же медленно тянется время!!!
        – Генри, позови меня, как только он приедет, – снова приклеилась она к дворецкому, и тот пообещал, лишь бы оставила в покое.
        Отвлечь от назойливых мыслей о младшем Андерсоне смогли только Уитни и Мел: они пришли с ночевкой, чтобы вместе подготовиться к Летнему балу, который в честь Джун устраивал Фрэнк.
        Мелани тоже решила учиться в Эдинбурге, она поступила на историю искусств в тот же университет… А завтра она пойдет на свидание с Тони. Интересно, во время бала или после?
        Уйди из моей головы, Тони, уйди!
        Но он был настырным, и ему, как всегда, было плевать на желания Джун. Она не хотела о нем думать, но вот уже два месяца ждала каждого его визита с замиранием сердца, сидя в гостиной у окна. Внутри пробуждалась другая, наивная Джун Эвери, которая растекалась сладким сиропом в присутствии Тони. Во рту пересыхало и мысли путались, когда он задумчиво, долго смотрел на нее. И каждый раз он словно хотел о чем-то спросить – и не спрашивал. С грустью улыбался и не произносил ни слова. Она тоже молчала, и ей было страшно. Очень-очень страшно.
        Тони теперь приезжал домой каждые выходные, а не как раньше. Более того, он приезжал один. «Мисс Май» в Иден-Парк не наведывалась со дня рождения Джун, а «Мисс Июнь» не появилась вообще.
        Почему?
        Причина, конечно же, в Мелани. Тони влюблен и ждет свидания.
        Да, он по уши влюблен в другую. Точка.
        …Миновал ужин, стемнело.
        Вместе с девчонками Джун проводила время в своей комнате, слушая сплетницу Уитни, когда наконец раздался стук в дверь: Генри пришел сообщить, что Тони объявился и сразу отправился спать.
        – Мне тоже пора ложиться, – вдруг поднялась Мелани. – Стоит хорошенько выспаться, завтра важный день.
        – Спокойной ночи, – удивилась Джун.
        Уитни тоже зевнула. Кажется, ночные посиделки отменялись.
        Подруги разбрелись по комнатам, а Джун долго не могла уснуть. Ее будоражило будущее, щекотало перышком изнутри, не давало ровно дышать. Пижама казалась неудобной, луна в окне – слишком яркой. Совершенно невозможно расслабиться.
        Завязав непослушные волосы в хвост и сунув ноги в тапки, она решила спуститься на кухню. Хотелось сжевать на ночь что-нибудь вредное, вроде большой порции лазаньи.
        Джун отправилась длинным маршрутом, чтобы прокрасться мимо комнаты Тони, где он сейчас спал. Добравшись до конца очередного коридора, она завернула за угол и с надеждой обвела взглядом стену, мечтая пройти сквозь нее, чтобы оказаться рядом с парнем, по которому соскучилась. Просто поздороваться с ним… Целую неделю не виделись.
        Она мысленно себя отругала за дурацкие мысли и сделала несколько шагов вперед, когда хлопнула дверь за спиной. Дверь в комнату Тони.
        Джун оглянулась – и на мгновение потеряла дар речи. Мел, растрепанная, раскрасневшаяся, замерла в ужасе и пролепетала:
        – Я… мне нужно было с ним поговорить.
        – Конечно, не объясняй, все в порядке, – возразила Джун и улыбнулась: – Спокойной ночи.
        А у самой внутренности будто на переработку отправили, до того больно стало. Горячо. Невыносимо. Джун завернула за угол и прислонилась спиной к стене, силясь вспомнить, куда и зачем шла. Перед глазами – широкая лестница на первый этаж, пальмы в вазонах вдоль балюстрады, а в мыслях – коллапс.
        Джун не двигалась, пока не затекли ноги, а потом вернулась к себе. Села на кровати… и просидела до рассвета, ощущая, как с сердца невидимая рука медленно снимает слой за слоем, добираясь до сути, оголяя. Наступи – и от беззащитной сердцевины ничего не останется.
        Джун боялась нового дня. Не потому, что, кажется, Тони этой ночью победил в пари, а потому что…
        Здесь она оборвала мысль, запретив себе даже думать об этом.
        Тони
        – Что сказал доктор Айзенберг? – спросил он у отца, удерживая плечом телефон, чтобы не выпускать руль из рук.
        – Сказал, что все будет хорошо, – бодро ответил Фрэнк. – Все будет хорошо, но уже без меня.
        Тони сглотнул ком в горле и, свернув к обочине, остановился.
        – А подробнее? Стало хуже? Лучше? Какие прогнозы?
        – Полгода максимум.
        Проклятье. Твою мать. Как это вообще могло случиться с Фрэнком?
        – Сынок, не надо драмы, я уже говорил. И ради бога, не рассказывай Джун… Во сколько ты сегодня будешь дома?
        – Вечером, поздно.
        – Хорошо. У Джун завтра бал, не забудь. Найди для нее пару добрых слов, она очень старалась. Я ее заверил, что вечер станет для всех нас незабываемым.
        – Конечно, не переживай. Увидимся утром, пап… Держись.
        Тони запрокинул голову, ощущая затылком прохладу кожаной обивки сиденья, и минут десять смотрел перед собой сквозь лобовое стекло. Вдоль старинной улицы двигался поток людей, из магазина сладостей раздавалась громкая музыка, трое «живых статуй» привлекали зевак.
        А Тони ощущал болезненное одиночество.
        Остаток дня прошел, как в полусне. Дела, дела… встречи. Какое это все имело значение? Кому это теперь нужно?..
        В Иден-Парк он приехал поздно вечером, измотанный жесткой борьбой с депрессией, и сразу отправился спать. Сбросил блейзер, но на большее не хватило. Так и упал на кровать: в джинсах и футболке – и долго смотрел в потолок. Голова раскалывалась.
        Тихий стук в дверь отозвался болью в висках, и он поморщился. Сполз с кровати и пошел открывать.
        – Мелани? – прохрипел удивленно.
        – Можно войти? – Она нервничала, терзая плотные манжеты длинных рукавов пижамной рубашки, и Тони сделал шаг в сторону, пропуская гостью.
        Она неуверенно остановилась посреди комнаты, приглаживая ровные рыжие волосы, и натужно улыбнулась.
        – Я сделала кое-что плохое, – наконец произнесла она, и Тони вскинул брови.
        – Незаконное?
        – Аморальное.
        – Тогда это поправимо.
        – Ты мне поможешь?
        Она была настолько искренней, что Тони даже о головной боли забыл и кивнул:
        – Конечно, если смогу.
        Мел поджала губы и, приподняв край рубашки, вытащила из-за пояса пижамных штанов конверт, аккуратно склеенный скотчем.
        – Я украла это письмо у Джун в мае, в день ее рождения. Если бы я знала, что там, то лучше бы не брала… Я не представляю, что мне делать. Но проблема даже не в этом!.. – Мелани замолчала, прикрывая глаза пальцами и смахивая слезы. – Джун порвала это письмо и выбросила. Она думает, что его больше нет. Она не прочла его даже…
        – Так, погоди, – успокаивающе сказал Тони, – присядь, не паникуй.
        – Ты не понимаешь, Джун меня никогда не простит!
        – Да за что тебя прощать? Это всего лишь письмо.
        – Нет, все плохо! Я рассказала маме неделю назад, попросила совета, но она пришла в ужас и заявила, чтобы ни я, ни Крис, ни Олсен не смели больше общаться с Джун после завтрашнего бала. Я не знаю, как исправить свою ошибку.
        – Что там такого в этом письме? – недоверчиво спросил он, опускаясь на кровать рядом с Мелани. Она протянула ему конверт и тихо сказала:
        – Ей мама из тюрьмы написала.
        – Кому? – не понял Тони.
        – Джун… У нее мама в тюрьме. За убийство.
        Он напряг спину, будто опасность почувствовал; пальцы закололо холодом.
        Нет, не надо, не продолжай, Мел. Он передумал и больше не хотел знать.
        – Джун шла домой из школы, когда ее мать застрелила отца. Джун даже выстрел слышала. Когда она вошла в дом, отец был еще живой. Он у нее на глазах умер… Но мама… в письме она рассказывает подробности, которые даже в суде когда-то не раскрыла. Она говорит, что обезумела тогда, потому что узнала о другой семье Ллойда Эвери. У Джун есть сводный брат! Она не одна, понимаешь? Я должна ей рассказать, но не представляю как!
        Мелани зарыдала, а Тони смотрел на конверт и тоже не знал – как ему реагировать на чужие слезы и на то, что пережила в прошлом Бэмби.
        – Успокойся, Мел. Это пустяки. Я завтра же поговорю с Джун… после бала, а письмо отдам Фрэнку, он разберется.
        – Но он ведь спросит, откуда у тебя конверт.
        – Скажу, что случайно нашел. Когда ты его взяла?
        – После обеда в день рождения Джун, она мусорку в коридор выставила.
        – Хорошо. Успокойся, – он обнял ее за плечи одной рукой, притягивая к себе, и поцеловал в макушку, вдыхая приторно-терпкий аромат лаванды. – Я все улажу, она не узнает, что ты вытащила ее тайны из мусора.
        – Спасибо, Тони. Спасибо, – пробормотала Мел с таким облегчением, что он снова нахмурился.
        – Слушай, а почему тебе так важно все, что происходит с Джун? И эта истерика сейчас… С чего вдруг?
        Знакомая с детства девушка застыла, даже всхлипывать перестала.
        – Мелани?..
        Она молчала, загнанная в угол таким простым, казалось бы, вопросом, и Тони хлестнуло по щекам такой же простой правдой. Он от неожиданности усмехнулся:
        – Ты ее любишь?
        В голубых глазах прочесть ответ было легко, она не умела врать, тем более в лицо.
        Охренеть. Вот это новости. Сначала Фрэнк огорошил, теперь младшая Паркер.
        – Зачем ты в таком случае пригласила меня на свидание?
        Мел опустила взгляд:
        – Расстроилась тогда. Ее Крис поцеловал во время игры в фанты, и мне захотелось сделать что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы не разрыдаться… Извини. Я не должна была.
        Тони кивнул. Это не укладывалось в голове, но он разделял чувства Мел: в тот майский вечер ему тоже хотелось выть.
        – Прошу тебя, не говори ей, – прошептала Мелани так испуганно, что он прочувствовал ее страх. – Я не перенесу, если Джун узнает, что я ее по глупости подставила. Она любила Криса столько лет, но стоило ему обратить на нее внимание, как влезла я и все испортила! Мы ведь думали, что она ваша родственница, а оказывается, она вообще к семье Андерсонов отношения не имеет. Моя мама, конечно, серьезно относится к социальным стандартам, но я не думала, что настолько. Она словно взбесилась! Сказала, что не пустит Джун в наш дом и поставит крест на ее будущем, если мы посмеем ослушаться.
        – Не накручивай себя. С чего твоей матери тратить время на разборки с Джун? Все будет хорошо, я уверен, – заверил Тони, и в голове прозвучали слова Фрэнка: «Все будет хорошо, но уже без меня».
        – Спасибо, – снова выдохнула Мелани и поднялась.
        У двери он еще раз крепко обнял ее, испытывая в этот момент болезненное сострадание ко всему миру, а стоило младшей Паркер уйти, то сразу вернулся к кровати, на которой лежал склеенный конверт.
        К рассвету Тони прочел письмо раз десять.
        К рассвету его тошнило от себя.
        Господи, Джун, как ты это вынесла?.. Как ты меня вынесла? Все эти годы, подколки, пренебрежение?
        Он не представлял, как теперь смотреть ей в глаза, читая там боль, которую она старательно прятала много лет от окружающих.
        Почему Фрэнк не рассказал ничего? Наверное, пообещал молчать, а он всегда держал слово.
        Почему она сама не рассказала? Тони относился бы к ней добрее…
        Его замутило от собственного снобизма. А разве без всех этих трагических подробностей нельзя было принять Джун доброжелательно просто потому, что она человек?.. Впрочем, он ведь пытался, и не раз, но так и не нашел к ней подход. Видимо, это и называется: не сошлись характерами.
        Да, в последние недели он не мог дождаться выходных, чтобы увидеть Джун. Да, она не устраивала ему пакостей и поубавила яда, и это давало надежду на…
        …на что?
        Он сам не понимал. Отказывался понимать.
        Как бы там ни было, Тони не мог проигнорировать проклятое письмо. У Джун ведь есть сводный брат, она должна об этом узнать, даже если предпочла бы не слышать об истинной причине того, почему ее отец отмечал праздники вне дома.
        Придется отдать письмо Фрэнку сразу после бала, откладывать не имело смысла. Тони был абсолютно уверен, что поступает правильно.
        Бэмби его, конечно же, возненавидит за такое наглое вторжение в ее личное пространство. Но она его и так на дух не переносила, поэтому терять было нечего.
        Джун. Летний бал
        – Класс! Все-таки отличная идея, – в очередной раз одобрила Уитни, наблюдая, как Джун заправляет белую блузку в короткую школьную юбку. Серо-красный галстук, серый пиджак с эмблемой. «Прощай, школа!» – эту тему тетя Летиция предложила. Она тоже в школьной форме заявится, как и другие гости. – Не дождусь увидеть Фрэнка в прикиде озорного мальчишки.
        Джун вяло улыбнулась, садясь за столик, чтобы сделать макияж.
        Уитни собрала ее волосы в высокий хвост, но передние курчавые пряди не держались в прическе и обрамляли щеки завитушками. Сама Уитни сделала себе две косы и выглядела до того хорошенькой, что все время хотелось дернуть ее за косичку. Даже не верилось, что подруге шестнадцать. Она оставалась такой же проказливой, как и в день знакомства, когда рассказывала шутливые истории о предках Андерсонов.
        Джун подкрасила ресницы, нанесла немного румян на бледные щеки и вздохнула, глядя на свое отражение.
        Что-то было не так.
        Вернее, все было не так.
        Чувство тянущей тоски не ушло из сердца, и весь день Джун провела в непонятной прострации. Да еще Мелани не показывалась на глаза, сославшись на срочные дела в городе. Сказала, что явится к началу бала.
        Складывалось впечатление, что Мел избегала ее.
        Сама же Джун избегала Тони, не желая видеть его с той же страстью, с какой вчера ждала его приезда. Вдруг он в первую же минуту скажет: «Ты проиграла, Бэмби. Надеюсь, ты помнишь, что обещала оставить нас в покое в случае проигрыша. Или ты лгунья, которая не держит слово? Хотя… ничего удивительного, ты ведь трусливая притворщица».
        От этого невыносимого ожидания каждый удар сердца растягивался на долгие мгновения, словно время замедлилось.
        Джун поправила широкую резинку серого трикотажного чулка над коленом и поднялась. Пора было спуститься в большой зал и проверить, все ли готово: до начала бала оставалось не больше часа.
        Майлзы давно прибыли, как и сорок восемь других гостей – «сливки» местного общества. А Паркеры задерживались. Ни Криса, ни Олсен, ни их родителей. Мелани тоже пока не вернулась, и Джун насторожилась: уж не случилось ли у них какой беды?
        Она спустилась вниз, и на нервах показалось, что некоторые из гостей неодобрительно косились в ее сторону. Пришлось спрятаться в ванной и проверить, не размазалась ли тушь.
        В такие минуты до жути не хватало Чейза, который умел пошутить и разрядить обстановку, но друг уже улетел в Штаты.
        Джун начала кусать губы, не удержавшись, но потом взяла себя в руки и выдохнула, уперевшись ладонями в холодную грань умывальника. Все хорошо.Все хорошо… Пока Тони и Мел вслух не сказали, что у них состоялось первое свидание, то и переживать не о чем.
        Джун вышла из ванной и обрадовалась, заметив миссис Паркер. Та разговаривала с мистером Уиллоби, главой ветеринарной практики таким суровым тоном, что и тропики вечной мерзлотой покрылись бы.
        – Уверяю тебя, Бернард, эта девчонка втянула мою Мелани во что-то страшное. Я подозреваю наркотики. Мел стала очень скрытной, а часто сидит и смотрит в одну точку, как потерянная.
        В Джун вспыхнула ярость: Мел связалась с дурной компанией?!
        – Но почему? С чего ты взяла, что Джун имеет к этому какое-либо отношение?
        А? Что? Так… погодите. Что происходит?
        – Мелани проводила с ней очень много времени. Если бы я раньше знала о происхождении этой выскочки, то не допустила бы подобного… Фрэнк во всем виноват. Он с самого начала напустил тумана на прошлое Джун, а когда я спросила прямо, то придумал, что она тайная дочь Тристана Эвери и Глории Макгрегор. Помнишь? которые погибли во время крушения самолета. Девочка якобы воспитывалась в Штатах у своего дяди. Но Фрэнк соврал! Он. Мне. Соврал!!!
        У Джун перехватило дыхание, ее замутило.
        – Погоди, Нэнси. Кто же она в таком случае?
        – Эта девочка – пустое место. Дурная кровь. Ее мать – нищенка, убийца, а отец… Ллойд Эвери! Тот самый Ллойд Эвери! Мы же вместе учились в Нью-Йорке: я, Фрэнк и этот… дебошир, безумец! Его потом из приличного общества выставили и правильно сделали. А теперь Джун расхаживает здесь, как хозяйка… Она его дочь, а никакая не племянница, понимаешь?! В ее крови нет ни капли от Макгрегоров! Иден в гробу переворачивается…
        – Ну зачем ты так. Джун не выбирала родителей.
        – Да, и мне ее искренне жаль, Бернард. Но ты ведь понимаешь, как важна генетика. Гены определяют характер.
        – Не совсем так…
        – Нет, нет. Я никогда не прощу Фрэнку этой лжи. Только не ему. Он ведь знал, как… – она нервно сглотнула, – знал, как мне это будет неприятно.
        – Не преувеличивай, Нэнси, – заступился мистер Уиллоби, но Джун уже бежала прочь, едва разбирая дорогу. Внутри было пусто. Хотелось забиться в угол и зачахнуть.
        Откуда они узнали?! Фрэнк не мог рассказать. Он никогда бы не предал.
        – Джун!
        Она часто заморгала, стряхивая туман. Ей навстречу шел, улыбаясь, Крис, такой же приветливый и привлекательный, как всегда.
        Интересно, а он знает правду? Ему уже рассказали?
        Вряд ли, иначе не подошел бы сейчас.
        – Привет, – неуверенно поздоровалась Джун.
        – Хорошо выглядишь, – одобрил Принц Паркер, и она обвела взглядом его школьный костюм.
        – Ты тоже.
        – Позволь напомнить, что ты обещала сбежать со мной после бала, Золушка.
        В его темно-карих глазах светилась неподдельная надежда, и Джун растерялась. Какой смысл встречаться с ним после того, как услышала мнение его матери о себе? Прав был Тони когда-то: ее и на порог Паркеров не пустят. Не стоило унижаться еще больше. Лучше отказать Крису… Но внутри на пепелище гордости вспыхнула та ядовитая искра, которая заставляла наслаждаться собственным падением. Этот удушливый импульс призывал творить гадости, усугубляя ситуацию. Джун будто бы проверяла мир на прочность. И каждый раз надеялась на чудо. И каждый раз чуда не случалось.
        – Я помню. И знаешь что? Давай сбежим прямо во время бала! – предложила она. – Встретимся в Изумрудном саду, там очень красиво сейчас.
        – Отлично, – согласился Крис. – Буду ждать твоего сигнала.
        Мелани вошла в зал, когда Фрэнк закончил с официальным приветствием и гости аплодировали. Джун сразу ее заметила и помахала рукой. Беспокойство не оставляло ни на минуту: неужели Мел действительно связалась с плохой компанией? В это не верилось.
        Не обратив внимания на Джун, подруга отвернулась к Тони, который появился следом за ней. Он выглядел… как Тони. Стильный, в форме школьника, которая всегда невероятно ему шла. Волосы шоколадного оттенка небрежно зачесаны, лицо хмурое. Он приобнял Мел за талию и склонился к ней, нашептывая нежности, от чего подруга засияла, обняла его в ответ и крепко поцеловала в щеку.
        Джун заставила себя отвернуться, и в тот же момент Фрэнк дал знак музыкантам начинать, а потом пригласил ее на первый танец.
        – Ты хорошо себя чувствуешь? – забеспокоился опекун, и пришлось соврать:
        – Прекрасно. Спасибо тебе за этот чудесный вечер.
        Фрэнк радовался, словно это был его школьный выпускной. Никто не умел так радоваться жизни… Разве что еще тетя Летти, которая сейчас танцевала с Тони.
        – О, братишка, давай махнемся! – предложила та, и в мгновение ока Джун оказалась лицом к лицу с младшим Андерсоном. Она так растерялась, что застыла в нерешительности.
        – Бэмби, ты хорошо себя чувствуешь? – повторил Тони вопрос Фрэнка, и пришлось снова врать.
        – Да, великолепно.
        Сердце билось на разрыв аорты, как у землеройки.
        Бедные землеройки…
        Джун положила ладонь на плечо Тони, а вторую он сжал в своей сильной руке. Аромат Рождества, тепло, тахикардия… Боже мой, это слишком. Все слишком!
        Тони обнял ее за талию, притягивая к себе, и повел в танце. Удивительно, что он не почувствовал, как сильно она дрожит. Джун тяжело сглотнула и вперилась взглядом в небрежно повязанный галстук, каждым нервом ощущая прикосновение чужих рук.
        Чужих? Нет, это были настолько правильные руки, что хотелось уткнуться носом в грудь Тони и попросить, чтобы обнял покрепче.
        – Джун, – услышала она хриплый шепот у своего уха.
        – Да?
        – Нам нужно поговорить.
        Вот он, момент, которого она боялась всю ночь и весь день.
        – Хорошо, – подавляя панику, согласилась она. – Может, после бала, в библиотеке?
        Он кивнул. Она медленно выдохнула. Как дожить до окончания вечера? Без понятия. Сил не осталось даже на то, чтобы отклеиться от Тони. Он сам отстранился, когда сменилась композиция, а Джун так и не посмотрела ему в глаза. И сердце грохотало, как в последнюю минуту жизни.
        Следующие полчаса прошли, словно в тумане. Еле дождавшись, пока гости забудут о ее существовании и погрузятся в разговоры и шампанское, она нашла глазами Криса и указала на выход. Она не знала, зачем делает это. Ее подстегивал парализующий страх – перед миссис Паркер, перед Тони, перед собой.
        Джун первой спустилась в Изумрудный сад, в котором цвели розы двадцати трех сортов. Они сплетались в арки, тянулись вдоль зеленых стен. Вода в небольшом пруду журчала, стекая водопадом по высокой каменной кладке.
        Центром сада была магнолия Иден. И почему-то Джун показалось, что дух хозяйки этого дома не одобряет ее намерений.
        Тони
        Ее аромат, ее голос. Каждое движение тонких рук, когда она танцевала с другими. Он неотрывно наблюдал за Джун, но стоило ей оглянуться в его сторону, и он отводил взгляд. Чтобы не заметила.
        Стройные ноги в плотных чулках, губы без помады, которые она постоянно облизывала. Значит, нервничала. Почему?
        Это был самый невыносимо долгий прием в истории. Каждая минута как час. Зато Фрэнк и Летти отрывались по полной, увлекая за собой толпу.
        Быстрее бы вечер закончился. Быстрее бы остаться наедине с Джун.
        …Тони сразу заметил, когда она вышла из зала. Увидел, как за ней последовал Крис.
        – Да никогда в жизни! – Он даже хохотнул от того, что никто не обратил внимания на пару дезертиров, которые – боже ты мой, что тут вообще происходит?! – явно решили заняться делами поинтереснее танцев.
        Так вот почему Джун легко согласилась встретиться после бала. Ну и хитрая! Все еще надеялась победить в споре? В импульсивном детском споре, о котором Тони давно забыл?! Он считал, что и Джун переросла их бредовый договор. Ей ведь восемнадцать лет, взрослая… женщина уже, она ведь с Чейзом явно не только дурацкие ролики снимала.
        Самому Тони было девятнадцать, скоро он станет главой этого дома… А Джун продолжает ему что-то доказывать?!?! Стерва! Просто вот… стерва! Стоило забыть об этом, пожалеть ее, проникнуться состраданием, как она сразу воспользовалась моментом, чтобы обойти Тони на финише, хотя он даже в гонке давно не участвовал. Ехал себе спокойно, никого не трогал.
        Кто его когда-то за язык потянул? Зачем повелся на слабо и пожал руку дементору? Сиди теперь, осознавай, почему внутри ни хрена не осталось, ни одной светлой эмоции. Да, когда-то в школе он приглашал Мелани на свидание… раз пять, но на большее не хватило, сдался. А точнее, забил. Переключился на Джун, как на нейтралку, и покатился со склона, потому что ручной тормоз заклинило. На Джун – переклинило.
        Тони не планировал идти на свидание с Мелани сегодня, хоть и договорились в мае. Куда идти? После вчерашнего-то разговора. А встречаться с младшей Паркер исключительно ради победы в споре Тони не стал. Унизил бы и ее, и себя.
        Да и зачем?! Кому сдался этот гребаный спор?!
        Бэмби. Вот кому сдался. Девочке, которая таскала в своих глазах целые бетонные плиты непонятных эмоций.
        Эгоистка. Какая же она эгоистка.
        В Тони вскипела ярость. На темной стороне его души мрачные тени разложили костер и подожгли, толкая его следом за Бэмби. От ревности и бессилия хотелось смеяться. Громко, так, чтобы легкие лопнули и прекратилось это невыносимое удушье. Оно изнуряло.
        Достало.
        …Крис взял Джун за руку, и они зашептались о чем-то, следуя вдоль садовой дорожки. Он положил ладонь на талию Бэмби, стирая отпечаток, который Тони оставил во время танца… Она улыбнулась, смутилась, как будто ее никто никогда не трогал. Как будто не встречалась с Чейзом два года.
        Обнаглевший, Крис наклонился к ее шее… Охренеть! Мало того, что Паркер собирался присосаться к Джун, так делал это рядом с магнолией Иден.
        Внутри взорвалась настолько жгучая жесть, что Тони вообще не помнил, в какой момент сорвался с места; на мир будто красный фильтр наложили. Он в мгновение ока добрался до парочки и в диком порыве схватил лучшего друга за лацканы пиджака, отшвыривая в сторону.
        – Какого черта?! – возмутился Крис.
        – Я предупреждал тебя, чтобы ты не лез к ней. Что из этого ты не понял?! – закричал Тони, наступая на Паркера, и тот остановил его точным хуком справа, прямо в челюсть зарядил. В глазах потемнело, стало легче дышать.
        – Я ее и не трогал, пока она была несовершеннолетней! Потом – пока школу не закончила. А теперь-то какая у тебя причина? Что с тобой не так?!
        – Перестаньте! – испуганно попросила Джун и, подбежав к Тони, стала тащить его прочь, закрывая собой. На ней лица не было, и это отрезвило.
        – Нравится, Бэмби? – процедил он, ощущая металлический привкус крови во рту. – Нравится вертеть людьми и прикидываться невинной овечкой? Такой несчастной, одинокой, никем не понятой?
        – Тони, ты не в себе, уйди отсюда, – приказал Крис. – Иди проспись, кретин. Свали, ради бога!
        – Только вместе с ней.
        Краем глаза он заметил Мел и Уитни, которые мчались к ним.
        – Что здесь происходит? – строго спросила Уитни, отбрасывая косы за спину, и осеклась, сложив два плюс два. – Паркер, ты озверел?! За что ты ударил Тони?!
        – А ты его спроси. Почему ему так важно, чтобы я не встречался с Джун.
        Тони набрал воздуха в легкие, чтобы ответить, но так ничего путного и не придумал. Он и сам отказывался думать об этом: почему Джун настолько важна.
        – Мы поспорили, – вдруг раздался громкий, раненный голос Бэмби, и внутри оборвалось что-то жизненно важное.
        – Замолчи, не смей, – перебил он, но Джун, как заведенная, настойчиво замотала головой и с вызовом заявила:
        – А зачем молчать? Тебе же плевать на меня, пусть знают! – Она перевела взгляд на Паркера и истерично повторила: – Ему плевать! Просто мы поспорили, Крис. На тебя и на Мелани. Кто из нас первым сходит на свидание… Он уже победил.
        Джун вскинула полные слез болотные глаза на Тони:
        – Ты ведь встречался с Мел, я вас видела прошлой ночью. Зачем ты устраиваешь здесь шоу, ты ведь уже выиграл! Давай, скажи, что мне пора убираться из этого дома!!!
        Она ударила ему кулаком в грудь, и еще раз, а он не мог сдвинуться, только пробормотал потерянно:
        – Что ты несешь, Бэмби?
        – Ты поспорил на мою сестру?! – охренел Крис и, грубо отодвинув Джун в сторону, бросился на него. – Ах ты, ублюдок! Гребаный ты мудак! Как ты мог поспорить на мою сестру?!
        Никто не знал в семье Паркеров, что весь год между лекциями по бизнесу в Лондоне Крис участвовал в подпольных боях. Мать не простила бы ему распущенности. Родители пытались вырастить из Криса подобного себе аристократа-консерватора, подбирая методы наказания и поощрения, будто он собака. И это в XXI веке. В глубине души Крис ненавидел всю эту светскую мишуру, поэтому и уехал учиться в Лондон, наплевав на требование матери остаться в Эдинбурге. Зато сестер он обожал и ограждал от влияния родителей. Мелани с первых лет жизни была любимицей в семье, за нее Крис мог и убить…
        …и сейчас он делал отбивную из Тони. А Тони отрывался на нем – за то, что не удержал свои поганые руки подальше от Джун, что трогал ее, а в мыслях трахал.
        – Остановитесь! – завизжала Уитни, прыгая на спину Криса, и тот покачнулся в сторону от неожиданности. Он развернулся, чтобы послать девчонку подальше, но та залепила ему такую звонкую пощечину, что эхо долетело до Северного моря, наверное.
        Крис уставился на малышку Уитни, как на рождественское чудо.
        – Майлз, ты в своем уме? – с благородным негодованием спросил он, прикладывая ладонь к горящей щеке.
        – А ты в своем уме драться с единственным сыном Фрэнка прямо тут, рядом с магнолией Иден? Она ведь даже отвернуться не может!
        Повисла тяжелая тишина, смешанная с тяжелым дыханием.
        – Тони, это правда? – Голос Мелани прозвучал глухо, но отчетливо.
        – Мел, все совершенно не так. Ты мне всегда нравилась.
        – Нет, я не о вашем споре, меня не волнуют подобные шалости… Это правда, что ты хочешь выжить Джун из дома?!
        – Я не… – Он осекся. Любое оправдание прозвучало бы неправдоподобно.
        Мелани вдруг пошатнулась и оперлась рукой о плечо Криса, который спросил обеспокоенно:
        – Что с тобой?
        – Голова кружится, – пробормотала та и вскинула голубые глаза на Тони. – Я бы никогда не доверилась тебе, если бы знала, что ты желаешь ей зла.
        – Да не желаю я ей зла! – психанул он, но Мелани уже отвернулась.
        Крис молча послал его взглядом, объявляя, что дружбе конец, и сразу же увез сестру домой. Это был последний раз, когда Паркеры навещали Иден-Парк.
        Глава 6
        Джун
        Фрэнк, как всегда, оказался прав. Летний бал стал незабываемым.
        Она так и не нашла смелости вернуться в зал для приемов. Казалось, окружающие осуждающе смотрят на нее, шепчутся. Мама Криса, наверное, успела всем разболтать, какой ужасный человек – выскочка Эвери.
        И так муторно было внутри. Джун видела издалека, как Фрэнк спорил с миссис Паркер, которая явно высказала все, что думала. Не сдержалась, особенно после внезапного отъезда Мелани и Криса.
        Господи, как же стыдно было перед друзьями. За то, что спровоцировала скандал, за то, что обидела упоминанием о проклятом споре. Ну почему не промолчала? Оно как-то само сорвалось, эмоции перехлестнули через край.
        Зря уединилась с Крисом, конечно. Не спала ночь накануне. Испугалась Тони. Разозлилась на миссис Паркер…
        Крис, наверное, решил, что Джун притворно вздыхала по нему только ради победы в пари. И не доказать теперь, что действительно была по-детски влюблена вплоть до первого мая, когда наконец поцеловала Принца и ощутила вкус разочарования…
        Эх, не получилось Золушки из Бэмби-Джун. Да и куда ей, с шестым размером обуви.
        Наконец на Иден-Парк опустилась тишина. Впрочем, Джун не осталась одна: Уитни решила переночевать в ее комнате. Настояла, что не бросит в такой трудный момент под одной крышей с Тони.
        Объяснять, что младший Андерсон далеко не демон, не было сил. Потом, все потом. Завтра…
        Полная переживаний, Уитни уснула сразу же, как только ее голова коснулась подушки, а Джун долго смотрела в окно, прежде чем спуститься на первый этаж. На нервах она даже не переоделась, до того паника захватила. Так и осталась в школьной форме, с растрепанным высоким хвостом на голове.
        В полутьме библиотеки горели ночники, разливался аромат мятного табака… Тони здесь. И на мгновение неуместная радость трепыхнулась в сердце, тут же сменившись подозрением. Что он все-таки собирался обсудить? Если заявит, что больше не желает видеть ее в этом доме, то Джун даже спорить не станет: она повела себя, как ненормальная.
        Едва слышно ступая, она подошла к видеокамере, которая была установлена у широкой библиотечной стены на штативе, и включила запись. На всякий случай. Тони тоже был сегодня невменяемый. Вдруг снова начнет буянить, обвинять. Джун не собиралась отныне терпеть его издевки. Она чертовски устала от препирательств и надеялась этой ночью поставить жирную точку в давнем противостоянии.
        Тони
        Он сразу услышал тихие шаги.
        Опять крадется… Не девушка, а бумажный кораблик: не ходит, а плывет. Он никогда не мог понять, куда и зачем.
        Прикрыв глаза, Тони сидел на кушетке у высокого узкого окна меж двух рядов стеллажей, где хранил сигареты. Где Бэмби хранила шоколадки. Он ей новых привез, кстати. Забыл принести в суете.
        Тони затянулся табаком, и нижнюю губу защипало: Крис хорошо приложился. Но внутренности выкручивало не от чужих ударов, а от тихой ярости, которая так и не нашла выхода.
        За что ему такое наказание? Когда, в какой момент он пустил жизнь под откос и вляпался в чувства к Бэмби? То, что он испытывал к ней, прожигало, изматывало. Больная химия, боль. Постоянная, губительная. А без нее никак. Не удовлетворяли другие, их было мало. Всего мало: аромата, тепла, шепота, болота… Один только прямой взгляд Джун стоил всех, кого Тони впускал в свою постель. Может, потому никто и не задерживался. Они проигрывали в сравнении.
        …Бэмби наконец показалась в проеме, и Тони ухмыльнулся, щурясь от дыма: она тоже в разбитом состоянии явилась. Стоило ли добивать ее сейчас новостью о том, что Ллойд Эвери проводил праздники вне дома, потому что проводил их с другой семьей?
        Прикинь, Бэмби, у тебя где-то в этом мире есть сводный брат. Нормальный человек, возможно. Лучше, чем я.
        Тони не представлял, как вообще можно завести подобный разговор, поэтому продолжал молча наблюдать. Джун не двигалась, не отрывая шокированного взгляда от его торса, едва прикрытого полами расстегнутой рубашки. И опять это удивление, будто мужчину никогда не видела. Чейз не упускал случая обнажиться, насколько помнил Тони. Непонятное смущение Бэмби выбивало из агрессивного настроя.
        Секунды капали воском на нервы, но она так и не сделала шага вперед. Вздохнув, Тони с равнодушным видом затушил сигарету в пепельнице, поднялся и вышел из укрытия в полутьму просторной библиотеки, которая всегда помогала привести мысли в порядок. Он спрятал руки в карманы брюк и вопреки здравому смыслу скользнул взглядом по ногам Джун, задержавшись на обнаженной коже над коленями, над резинками чулок, которые хотелось поправить… Просто дотронуться до нее, провести ладонями по бедрам вверх к тонкой талии, смять белую блузку, до неприличия скромную…
        – Почему ты так смотришь на меня? – напряженно спросила Джун, а у него уже фантазия заработала на полную мощность.
        – Это ты на меня смотришь, – возразил он, мысленно раздевая ее.
        – О чем ты думаешь?
        – О том, как сильно ненавижу тебя.
        – Я ненавижу тебя сильнее, – оскорбилась она. – И я не понимаю, зачем ты тянешь? Почему не говоришь, что я проиграла.
        Опять двадцать пять. Неужто и правда верит, что ее выгонят из дома? Чудачка.
        Тони решил подразнить ее. Проверить, есть ли у нее тормоза.
        – А что бы ты сделала, если бы и правда проиграла? М-м? Скажи, Бэмби, на что бы ты пошла ради права остаться в Иден-Парке навсегда, в качестве хозяйки?
        На что Джун Эвери была готова ради цели? Ради того, чтобы получить этот дом после смерти Фрэнка. Совсем скоро. Так несправедливо. Так адски, до вырванных из сердца вен, несправедливо…
        Она растерялась.
        – О чем ты?
        – Ты смогла бы сейчас, когда наконец открыла мне свои истинные чувства… Ты бы, допустим, опустилась передо мной на колени?
        Джун нервно облизала губы, и он ощутил во рту ее вкус. Лето, дурман… А внутри магма растекалась, выжигая напоминанием, что Бэмби пошла на свидание с Крисом сегодня. Потому что хотела. Другого объяснения нет, она ведь была уверена, что проиграла пари. Бессмысленное пари, в котором никто не получит приз: Фрэнка не станет через полгода.
        Тони завидовал тому, что Джун об этом не знала. Он тоже предпочел бы не знать, забыть. Забыться с ней, понять, почему она продолжает смотреть на него, как завороженная, если пару часов назад была готова отдаться его лучшему другу.
        – А зачем мне вставать на колени? – после долгой паузы удивленно уточнила Джун. – Ты в рыцари меня собрался принимать?
        Тони едко усмехнулся ее притворному непониманию и выразился прямо, лишая разговор двойных смыслов:
        – Ты бы отсосала мне, здесь и сейчас, давясь собственной ненавистью?
        Раздался громкий стук. Челюсть Бэмби упала. Вернее, разбилась китайская ваза, подарок Паркеров. Джун смахнула ее с квадратного стола, на который оперлась ладонью… Ее ладони. Как электроды дефибриллятора. То, что ему нужно сейчас, а то сердце болит, хоть ты вырви и отдай малышке Бэмби. Пусть поразвлечется, запишет новый видеоролик.
        Тони сделал шаг вперед и услышал возмущенное:
        – Держись от меня подальше! Ты больной ублюдок!
        Но он не остановился. Подошел к ней вплотную и, обхватив пальцами нежный подбородок, пристально посмотрел в болотные глаза.
        – А если бы я соврал, что хочу тебя? Это сделало бы тебя сговорчивее? Ты ведь была доброй с Крисом.
        В ее взгляде – и ему точно не показалось – блеснуло знакомое изматывающее чувство, которое ударило под дых, до звезд в глазах.
        Джун тяжело сглотнула.
        – Но… ты ведь не хочешь.
        – Нет. Просто рассуждаю, – хрипло соврал он.
        – Да я бы лучше умерла, чем занялась с тобой… этим! – полоснула она его по лицу надрывным шепотом, и последние трезвые мысли исчезли, столько в ее словах было сумасшедших эмоций.
        Ткань короткой юбки смялась от соприкосновения, и он сжал свободной рукой голую ногу над коленом, просунул пальцы под резинку серого чулка, лаская кожу. Джун не вырывалась, не кричала. Почему?
        Почему ты не посылаешь меня? Оттолкни, закричи… Но она молча смотрела широко раскрытыми глазами, с такой затаенной, отчаянной надеждой, что внутри него мир раскрошился раскаленным пеплом. Разбился, как та ваза. Тони даже дыхание задержал, когда скользнул ладонью вверх под короткую юбку, затем между плотно сжатых бедер, и просунул пальцы под шелковую полоску нижнего белья.
        Боже мой. Твою мать. Джун была горячая, мокрая…
        Спина покрылась испариной, и Тони поморщился от прилива возбуждения, скрутившего внутренности в узел.
        – Лучше умерла бы, да? Снова ты врешь, – прошипел он. – Как же ты заколебала меня своим враньем, Джун.
        – Ненавижу тебя, – упрямо напомнила она, судорожно дыша, и он, наклонившись, медленно слизал эти слова с ее вечно припухших губ.
        – У твоей ненависти обалденный вкус, – тихо сказал Тони и нехотя убрал руку из-под ее юбки. Провел влажными пальцами вдоль ее шеи и повторил движение языком: – И у желания тоже…
        Она всхлипнула, и в глазах потемнело от этого абсолютно прозрачного, откровенного звука. Тони прихватил зубами мочку ее уха и признался, тоже сдаваясь:
        – Я так хочу тебя…
        – Нет, нет, неправда, – обвинила она, а он потерся щекой о ее щеку, шумно втягивая этот проклятый аромат. Летний ветер, полевые цветы, беззаботный смех… Концентрированная ностальгия.
        – Я хочу тебя, Джун. Я с ума от тебя схожу…
        – Зачем ты это говоришь?
        – Ты удивишься, но некоторые люди говорят то, что думают.
        Он обрисовал ладонями ее всю, от горла вниз, по плечам, спине – и резко приподнял под бедра, услышав испуганный вздох. Но она и сейчас не оттолкнула, наоборот, крепко обняла руками и ногами. Податливая, ждущая, такая неправильно родная, с этими глазами, которые он узнал бы даже в кромешной темноте.
        Тони было плохо от ее близости, сердце разрывалось. Он неимоверным усилием сдерживал себя, чтобы не взять Джун грубо в попытке прекратить ревущую, раздирающую изнутри боль. Но в то же время это был кайф – ощущать жизнь настолько ярко.
        Он поднял руку и сдернул заколку, которая держала тяжелые волосы в хвосте. Кудри упали волнами на ее спину и плечи, и Тони зарылся носом в густые пряди, жмурясь от удовольствия. Какие мягкие у нее волосы. Почему он всегда думал, что они жесткие на ощупь?
        – Тони, – прошептала она с мольбой, опаляя горячим дыханием, и он потянулся к ней, желая попробовать вкус своего имени. Их взгляды встретились, и он начал тонуть, как и раньше, но больше не сопротивлялся. Запустил одну руку в темные кудри на затылке Джун, отклоняя назад ее голову, второй обхватил за шею, поглаживая большим пальцем, и с маниакальным наслаждением обвел языком контур рта, который не давал покоя…
        Губы Джун тоже были мягкими, и Тони начал задыхаться от ее покорности и от того, как мощно резонировал в кровь гулкий бит ее сердца.
        Джун
        Челюсти свело от незнакомого голода, между ног было сладко больно от тянущего жара. Казалось, в венах – горячая карамель, а сердце увеличилось и рвалось на свободу.
        – Скажи, что тоже хочешь меня, Джун. Разреши мне…
        Как же страшно было признаться. А если он рассмеется в лицо? Скажет, что пошутил? Но она видела безумный огонь в серых глазах Тони и ощущала его твердый…
        …она даже в мыслях стеснялась произнести это.
        Страшно. Конец света. С ума сошла…
        – Я хочу тебя, – прошептала она, удивив и себя, и его.
        Тони застыл, переводя дыхание, вглядываясь ей в душу.
        – Джун…
        Мгновение – и их рты столкнулись в отчаянном порыве, поглощая друг друга. Она целовалась неумело, а он… Господи, Джун стонала от каждого движения Тони, когда он яростно врывался в нее языком, буквально впаявшись в ее рот. Она хмурилась от сладкой боли, ей действительно было больно – от неутоленной потребности в другом человеке.
        Не разрывая поцелуя, Тони усадил ее на стол, и она дрожащими руками приспустила с широких плеч расстегнутую рубашку, ощущая под ладонями горячую гладкую кожу. Потянулась к своему галстуку, дергая его, но он как на зло не поддавался, и Джун нетерпеливо взялась за воротник.
        Тони со стоном оторвался от ее рта и спустился губами вдоль шеи, попутно снимая с нее галстук и расстегивая пуговицы на блузке. Он жадно целовал каждый дюйм обнаженной кожи в вырезе, оставляя влажные дорожки узоров – на ключицах, на грудях, скованных полупрозрачным белым кружевом бюстгальтера… Это было слишком хорошо. Все было – слишком, как всегда рядом с ним. Горло свело спазмом, и Джун зачарованно запуталась пальцами в волосах Тони, млея от того, какие они шелковистые, шоколадные…
        От распирающих чувств было трудно дышать, и она не выдержала, привлекла его к себе, накрыла требовательные губы своими – и поймала языком вкус его мимолетной улыбки… терпкий, теплый вкус его ошеломительной искренности.
        – Тони…
        Он отстранился, посмотрел вопросительно.
        Что он увидел в ее глазах? Заметил ли, что обнажил не только ее тело, но и душу? Кажется, да, потому что он вдруг сгреб ее в объятия двумя руками, охватывая ее всю, окутывая жаром, и вернулся к ее рту, порочно целуя до потери пульса. Было нестерпимо душно. И правильно. Умопомрачительно, до искр в сознании правильно.
        Когда Тони отстранился, чтобы перевести дыхание, она благоговейно прижалась губами к его шее, заставляя запрокинуть голову. Хотелось оставить на нем свой след, и Джун осмелела, прихватила кожу зубами и впилась, как вампирша.
        Он всегда повторял, что она вампирша… Пожалуй, так и есть, потому что сейчас она сходила с ума от его вкуса.
        – Прости меня за все, Джун, – выдохнул Тони с необъяснимым сожалением и легко приподнял ее, снимая со стола; пришлось крепче сжать мужские бедра коленями, чтобы удержаться. – Прости меня, прости…
        Он ступил вместе с ней к стеллажу и вжал спиной в широкий торец. Приподнял выше, заставляя ахнуть от испуга, и забросил ее ноги себе на плечи. Нетерпеливо огладил бедра ладонями и одной рукой задрал юбку к животу, удерживая Джун на месте.
        Когда до нее сквозь туман в сознании дошло, что именно происходит, она настолько растерялась, что не смогла возразить, лишь ухватилась за деревянные грани по обе стороны от себя.
        За что он извинялся таким образом? За те унизительные слова, когда предложил встать на колени и –
        … а теперь сам…
        Она в панике вспоминала слова протеста, пока Тони оттягивал влажную полоску нижнего белья.
        – Не надо, не… – она задохнулась и громко всхлипнула, когда он с нажимом провел языком вдоль ноющей плоти. В голове стало пусто, в глазах – темно. Пространство рассыпалось, как первый снег, нутро оплавилось, как воск.
        …Она стонала его имя, срываясь на хрип, подаваясь ему бедрами навстречу, когда он отстранялся и смотрел ей в глаза… Смотрел так, что хотелось принадлежать ему здесь и сейчас.
        То, что он творил, было за гранью, это шокировало. Мир отошел на второй план, остались только ритмичные движения, пульсация, стоны.
        Тони. Тони… Его влажный язык, его губы… Она задержала дыхание, ощущая, что вот-вот, сейчас…
        Каждый нерв внутри натянулся, живот свело от напряжения, которое поднялось штормовой волной. Тони еще раз скользнул языком по чувствительной вершине клитора, втягивая в рот – и Джун затопило, разрушило, выбросило в новую реальность, где она содрогалась и кричала навзрыд, все еще ощущая легкие поглаживания языка, который прижимался к ней.
        Эхо отбивалось от стен и возвращалось прохладой, остужая влажную кожу. Сердце училось работать заново. Тони крепко держал ее… долго, наверное, она не знала. Ничего не знала и не хотела знать. В пересохшем горле першило, и она через силу облизала губы, когда пятки наконец ощутили твердую поверхность.
        Ноги подогнулись, и Тони поймал ее.
        – Господи, Джун… Ты меня оглушила. У меня никогда так… никогда еще не… – Он не закончил фразу, вместо этого спросил: – Ты на таблетках?
        Она даже не поняла сути вопроса. Промямлила нечто невнятное в ответ, но и этого хватило, чтобы Тони насторожился.
        – Я спросил: ты на таблетках? Да? Нет? – четко повторил он, и Джун смутилась, отвела взгляд, но он обнял ладонями ее горящее лицо и заставил смотреть в глаза. – Ты ведь… ты же с Чейзом…?
        У Тони были расширены зрачки, глаза казались черными; он тяжело дышал. Ждал ответа.
        – Мы не… в общем-то, мы с ним никогда и не встречались, – виновато призналась она спустя долгое мгновение.
        Пожалуй, она и правда слишком много врала по жизни.
        Тони
        – Погоди, я не понял. Бэмби, ты ни с кем, то есть… Вау, – выдохнул он и уткнулся лбом в изгиб ее плеча.
        Он едва не кончил от криков Джун, но из последних сил держался, потому что хотел кончить в нее. А тут такое открытие… Сердце грохотало, отдаваясь разрядами в пах, ребрам было тесно в грудной клетке, а в голове не укладывалось, как такое вообще возможно: Джун – девственница.
        – Но ты же целовалась раньше? – не давало ему покоя.
        – С тобой сейчас, – едва слышно сказала она. – И еще тогда, в мае, с Крисом.
        – Ты шутишь? – спросил он с упреком, а внутри рассмеялся от эйфории.
        Джун отрицательно покачала головой, и Тони ей поверил. Впервые, по-настоящему.
        Ошалеть.
        Он не знал, как на это реагировать. Невинность – это ведь не о ней. Джун просто не могла быть вот этой сумасшедшей девочкой, которая после оглушительного оргазма отводила взгляд, краснея.
        Он медленно сжал ее плечи и отстранился, сделав шаг назад. От болезненной эрекции клетки мозга взрывались, но Тони поправил рубашку на плечах, застегнул первую пуговицу…
        – Ты уходишь? – запаниковала Джун, и он усмехнулся.
        – Нет, это ты уходишь, а я еще задержусь… подумаю о жизни.
        – Почему? – Она растерянно взглянула на себя, полуобнаженную, такую сексуальную, что у него снова рот наполнился слюной.
        Ну ее к черту.
        Но старое заклинание не помогло, потому что он не знал эту Джун, которая стояла перед ним, судорожно поправляя одежду. Он дико хотел ее, и логика ломалась, отказываясь работать. Пришлось отвернуться, чтобы не следить за движениями тонких пальцев, страстных, оставивших жгучие царапины на его плечах.
        Он испугался. То чувство, которое поднималось внутри, мало напоминало ненависть или презрение. Это было нечто всепоглощающее, как цунами: еще один вдох – и смоет на хер.
        Ну ее к черту. К черту!
        – Уйди, Джун! – рявкнул он. – Иди спать… Можешь жить здесь, сколько влезет. Делай, что хочешь, перекрась фасад в розовый. У нас с Мелани ничего не было и никогда не будет. Все. Ты выиграла. Довольна? Может, успокоишься наконец. А теперь иди… Убирайся отсюда!
        Он задыхался, ему стало холодно. Если бы он не накричал на нее, то упал бы перед ней на колени и сказал, что он ее…
        …и даже думать об этом было страшно до сердечного обморожения. Эта незнакомка перед ним – кто это? Он ее не знал. Единственное, что он понимал: он не испытывал к ней ненависти.
        Он ее…
        Джун
        Руки тряслись, она не могла сдвинуться с места, и Тони первым не выдержал. Со злостью зачесал пальцами растрепанные волосы, отвернулся и направился к кушетке между стеллажами, исчезая в полумраке.
        Она быстро заморгала, избавляясь от подступившись слез, а потом застыла от внезапного воспоминания.
        Камера!
        О боже, камера ведь включена.
        Джун на подрагивающих ногах подошла к стене и… вздохнула с облегчением, потому что батарея села. Пришлось снять камеру со штатива и тихонько, на цыпочках выбраться из библиотеки.
        То, что случилось, напоминало приступ безумия. От одной мысли снова суставы начало крутить, как в горячке. Джун остановилась посреди коридора и глубоко вдохнула, зажмурившись.
        Тони отверг ее, но определенно точно хотел. Она в этом сейчас не сомневалась. А для начала и этого достаточно… Стоп. Для начала – чего?
        Кто бы знал…
        Джун вернулась к себе, поставила камеру на зарядку и легла спать рядом с Уитни, которая скрутилась котенком на самом краю. Она всегда так спала: едва не падая с кровати.
        Как быть с тем, что миссис Паркер распускает слухи о Джун в местном обществе? Какого мнения о ней Крис? Что происходит с Мелани? Все эти вопросы утратили актуальность. В сознании осталось только одно: дыхание Тони и его шепот.
        Я с ума от тебя схожу, Джун.
        Она тоже сошла с ума. Потому что хотелось вернуться в библиотеку, к Тони, и сделать то, о чем он просил.
        Хотелось опуститься перед ним на колени.
        Она накрыла голову подушкой, но образ страстного сероглазого парня никуда не делся. Его голос звучал в мыслях. Аромат Рождества впитался в кожу.
        Джун провела пальцами по щекам, по губам – саднившим, впервые искусанным не ею самой – и улыбнулась.
        – Господи, мне нравится Тони Андерсон, – ошарашенно прошептала она, зная, что соврала: он ей не нравился. Она его…
        Джун задержала дыхание, пресекая мысль, и медленно выдохнула.
        Она его ненавидела-наоборот.
        – Джун! Джун!
        Настойчивый стук в дверь и громкий голос Генри вырвали из нездорового, туманного сна. Она спустила ноги с кровати и побрела к двери, но потом резко остановилась: на ней был вчерашний костюм. Быстро набросив халат, Джун открыла дверь.
        – Что случилось, Генри?
        – Фрэнк требует, чтобы ты к нему немедленно зашла.
        Ясно. О миссис Паркер собирается говорить. Что ж…
        – Хорошо, только переоденусь, – храбро кивнула она.
        – В этом нет нужды. Фрэнк уезжает через полчаса в срочную командировку в Лондон, он очень просит, чтобы ты поторопилась.
        – Ладно.
        Уитни в комнате уже не было: настенные часы показывали 10:20. Придется позже позвонить, объяснить путаную правду об отношениях с Тони. Не хватало, чтобы вспыльчивая Уитни оклеветала его перед своими родителями. Она может.
        Джун потуже затянула пояс халата и пригладила всклокоченную копну волос. Внутри снова возродилось ядовитое, отвратительное воспоминание: миссис Паркер нажаловалась Фрэнку вчера. Теперь всем на свете будет известно, кто такая Джун Эвери. Сбылось то, чего она так опасалась долгие годы. Придется уехать, чтобы не смотреть людям в глаза…
        А с другой стороны, она и так собиралась перебраться в город на время учебы. Может, еще обойдется… Может, не все так плохо.
        Войдя в кабинет Фрэнка, Джун просияла, увидев Тони. Она с обожанием облизала его беглым взглядом и едва не споткнулась. В вырезе его футболки, на шее, красовалась отметина ее поцелуя.
        Не смей краснеть, приказала себе Джун. Она взволнованно вцепилась в пояс халата и бодро поздоровалась:
        – Доброе утро!
        Но Тони не разделил ее радости. Он вскинул бровь и скептически уточнил:
        – Хорошо выспалась?
        – Да, прекрасно, – соврала она, и Тони ухмыльнулся. Снова ты лжешь, означало знакомое выражение лица.
        Это задело, дернуло за нерв.
        – Ну слава богу, вернулась старая-добрая Бэмби-Джун, а то я вчера испугался, не вселился ли в тебя чужой дух, – протянул Тони, и она по привычке собралась плюнуть ядом в ответ, когда в кабинет размашистым шагом вошел Фрэнк. Он был в замшевом дорожном костюме, который всегда надевал в дальние поездки.
        – Доброе утро, Джун, – холодно поздоровался опекун. Он обошел массивный стол, открыл полку и бросил наверх какой-то конверт, а потом… достал видеокамеру.
        Сердце остановилось.
        Взгляд не отрывался от камеры, но потом переместился к конверту: что-то показалось знакомым… он был разорван пополам. И склеен скотчем.
        Джун затошнило. Она не могла ни пошевелиться, ни задать жизненно важный вопрос, но Фрэнк сам все объяснил:
        – Тони отдал мне это письмо сегодня, и я не представляю, как у него хватило совести рыться в твоих вещах, Джун. Но слава богу, что он так поступил… И дело не в твоей матери. Не стану ничего тебе рассказывать, прочти сама. Возможно, это изменит твою жизнь… А теперь второй вопрос, – он кивнул на камеру и вперил осуждающий взгляд в Тони. – Как ты мне это объяснишь, сынок?
        Тони молчал.
        Опустошенная, Джун медленно повернула голову и увидела, как нахмурился ее враг. Предатель, подонок. Он все о ней узнал и рассказал Паркерам…
        – Где ты взял письмо? – вымучила Джун и поймала ледяной взгляд.
        – В мусорке. Ты не очень-то старательно оберегаешь свои тайны, Бэмби. Халатно с твоей стороны.
        В мусорке… В мае! А отдал Фрэнку только этим утром… Этим утром! После того, что было… И даже ни словом не обмолвился, не посоветовался…
        – Я спросил тебя, Энтони Уильям, как ты это объяснишь?! – гаркнул Фрэнк, впервые на памяти Джун.
        – А что именно тебе непонятно, отец? Я даже не знаю, о чем речь, – вежливо отбился от нападок Тони.
        Фрэнк включил запись и промотал сразу на последние секунды, и Джун готова была сквозь землю провалиться. Но оказалось, что батарея села в тот момент, когда Тони предложил встать перед ним на колени. Джун назвала его больным ублюдком, он бросился к ней… И все. Конец записи.
        – Он принуждал тебя к чему-либо? вчера или в другие дни? – спросил Фрэнк, негодуя. В карих глазах – ни привычного тепла, ни понимания.
        Ответь она «да», и отец не простил бы Тони. Больше всего на свете Фрэнк не переносил, когда унижали тех, кто слабее. Но Джун не могла соврать, она слишком ценила эту семью, чтобы вносить разлад в отношения.
        – Нет, – тихо, но уверенно ответила она, и Фрэнк с облегчением выдохнул.
        – Тони, твое поведение нельзя оправдать. То, как ты вел себя с нею, все то, что ты ей говорил… Зачем ты травил ее, как какую-то… зверюшку?!
        Побледневший, Тони неотрывно смотрел на камеру, которую сам же и подарил, и явно пытался сопоставить факты в голове. В его глазах сменялись сомнение, ярость и оно – презрение. То самое, которого не было ни вчера, ни в течение последних двух месяцев с Майского дня.
        Презрение кислотой пролилось на ее сознание. Стало больно. И в то же время в висках стучало: предатель, предатель.
        Он ведь был в курсе, что нельзя рассказывать чужим людям правду. Джун могла засудить его за распространение личной информации, которая бросала тень на ее будущее.
        Впрочем, здесь и сейчас страх перед общественным мнением померк в сравнении с горечью обиды. Тони знал, как ей важно оставить прошлое в прошлом, она не раз его об этом просила, а он все равно не упустил шанса поставить ее на место. Напомнить, что она для него – никто. Ее просьбы и желания – пустые слова.
        Она. Для него. Никто.
        Даже сейчас.
        Оглушающая, разрезающая пополам правда.
        Наверное, если бы вчера в библиотеке Тони довел дело до конца, то Джун стала бы его маленькой грязной тайной, а не девушкой, которую он с гордостью брал бы на встречи с друзьями и званые ужины.
        Эта мысль прошила ледяными искрами насквозь, настолько циничной, но разумной она была.
        – Откуда у тебя камера, отец? – наконец прозвучал жесткий вопрос, и Фрэнк раздраженно взмахнул рукой:
        – А это имеет значение?
        – Откуда у него камера? – нетерпеливо повторил Тони, обращаясь к Джун, и она тяжело сглотнула сухой глоткой. – Скажи, что ты понятия не имеешь, Бэмби.
        Она не представляла, как оправдаться. Да и зачем? Тони ранил ее очень глубоко, и не было желания улаживать конфликт. Хотелось довести его до безысходности. Проверить мир на прочность. И разочароваться, когда чуда не произойдет.
        Джун специально начала нервно тереть правое запястье и пролепетала:
        – Я не знаю, как это вышло, Тони. Честное слово, глупая случайность. Я записала видео ради шутки, чтобы показать Уитни… Я не знала, что она отнесет камеру Фрэнку. Правда.
        Джун не сомневалась, что в деле замешана Уитни. Конечно, кто же еще. Искательница справедливости, которая заехала по лицу Крису за то, что обидел ее кузена. А потом обидела кузена за то, что распустил руки с Джун.
        Уитни, наверное, утром случайно посмотрела запись. Может, с зарядки снять решила. А видео оборвалось на такой провокационной ноте, что только бессердечный человек не вступился бы за Джун.
        Тони скривил губы, ухмыльнувшись. Поверил, что она все подстроила. Естественно. Показать запись болтливой Уитни – то же самое, что показать всему миру.
        Ну и пусть. По крайней мере, Тони не будет торжествовать, считая, что отравил малышке Бэмби существование. Вчера, прогоняя ее, он заявил, будто она победила. А сам уже тогда знал, что победила она только в битве, проиграв войну. Проиграв свою жизнь в этом городе.
        Паркеры – одна из самых влиятельных семей здесь. Мистер Уиллоби никогда не возьмет Джун на работу. Никто не возьмет, если миссис Паркер ненавязчиво на это намекнет. А снова просить Фрэнка о заступничестве Джун не собиралась. Конечно, опекун мог заставить местное общество закрыть глаза на ее происхождение. Но даже Фрэнк не мог заставить других… полюбить ее. Что поделать. Не его вина, что малышка Бэмби не подходила этому часовому механизму.
        Сейчас она была искренне благодарна Уитни за медвежью услугу. Благодаря ей, Джун нанесла удар одновременно с Тони, и единственное, чего она не могла простить себе, – блеска разочарования в глазах Фрэнка.
        Неподдельного – впервые за все годы – разочарования в них обоих.
        – Свободны, – отпустил опекун и протянул ей письмо. Она не хотела брать, но пришлось, и конверт обжег ладонь, вспышкой возрождая забытый кошмар в воспаленном мозгу.
        …Залитый кровью отец, и его испуганный, жуткий взгляд за минуту до смерти. Его рука, остервенело стиснувшая правое запястье Джун, так что следы целый месяц сходили. Его последние слова, навсегда затянувшие удавку у нее на шее:
        – Я так ждал тебя, детка…
        – Меня в школе задержали… я бы успела, но меня задержали.
        Ее первая ложь, порожденная неподъемным чувством вины. Ложь, которая въелась клеймом в запястье и с тех пор горела там всякий раз, когда с губ срывалось вранье.
        Джун резко втянула воздух и стиснула челюсти.
        Нет, нет, нет. Прошлое в прошлом. Это пройденный этап. Никто не заставит ее вернуться туда. Она закрыла дверь и потеряла ключ. Порвала письмо и выбросила.
        Тони первым вышел из кабинета. Джун – следом. Не было слов, чтобы выразить эмоции. Не было сил, чтобы простить.
        – Как ты живешь с собой? – устало спросил Тони и вдруг протянул к ней руку. Провел большим пальцем по ее губам, с силой сминая. Поморщился, как от боли, и выдохнул: – Ненавижу тебя.
        – Я ненавижу тебя сильнее, – пряча письмо за спину, ответила она.
        – Ничего другого я от тебя и не ожидал, – хмыкнул Тони и ушел, не оглядываясь.
        Это был последний раз, когда они разговаривали не о погоде.
        Джун. Сейчас
        Боже, что же они натворили когда-то.
        Джун надеялась, что та разъедающая душу химия осталась на ринге их бессмысленной битвы, но увы. Один прямой, беззащитный взгляд в глаза Тони – и сердце заныло, зашлось в рыданиях.
        Тоска, паника и мучительное сопротивление необъяснимому притяжению – такая гремучая смесь способна пробить даже стену прошлых обид. Но Джун перестала бы уважать себя, если бы наступила на те же грабли. Слишком много усилий она приложила, чтобы поверить: малышка Бэмби – человек не хуже других.
        Все это время после Летнего бала она не могла заставить себя общаться с Тони, потому что не сумела стать для него кем-то. Так и осталась… никем, девушкой, которую он захотел однажды, но посчитал недостойной себя. Подобное отношение задевало, как и прежде. Ранило. Настолько сильно ее мог ранить только он. Именно поэтому она упорно избегала Тони: он одним-единственным словом был способен выбить землю у нее под ногами.
        Нужно спасаться, бежать, не оглядываясь. Но выбравшись из особняка, она остановилась у своей машины и, помявшись пару секунд, повернула голову – чтобы натолкнуться на тяжелый, хмурый взгляд. Тони вышел следом и смотрел на нее, растерянный и злой, загнанный в угол условиями завещания.
        Джун буквально запрыгнула в салон. Руки дрожали, ноги дрожали. О Господи… А ведь еще пятьдесят свиданий впереди.
        Она не была уверена, что переживет хотя бы одно.
        Глава 7
        Суббота, 5 ноября. Свидание №1.
        Джун
        – Холли, я опаздываю!
        Но подруга так и не вышла из ванной комнаты. Ясно… Как обычно, в наушниках на полную мощность, отлеживается в пене морской и ничего не слышит.
        Пришлось бить в дверь кулаком, и через пару секунд послышались всплески воды. Холли, укутанная в большой махровый халат, вывалилась на свет божий, заполняя коридор паром.
        – Джун, детка! Кошмар, который час?! Я уснула.
        – А я говорила: душ куда безопаснее. А если бы захлебнулась?
        – Да ладно, не горячись, – отмахнулась Холли и побежала в свою комнату. – Я на репетицию опоздала!
        Подруга была дочкой известного музыканта Мартина Беккета, того самого, которого любил слушать Фрэнк. Два года назад Холли создала собственную группу, «Драйв», и устроила бунт на корабле, съехав от родителей. Впрочем, именно в их особняке проходили до сих пор репетиции группы. В гараже, как и положено начинающим музыкантам.
        Джун иногда пела у Холли на бэк-вокале. Оказалось, не у всех людей от голоса малышки Бэмби болит голова. Это открытие перевернуло ее жизнь.
        У группы пока не было оригинального репертуара, они исполняли каверы на хиты известных исполнителей. Поэтому Джун подготовила подарок для Холли: написала текст песни под названием «Тени». Саймон Родд, басист группы, на досуге создавал свою музыку и пообещал закончить композицию вовремя – к следующей пятнице, когда предводительнице «Драйва» исполнится двадцать два. Джун не могла дождаться, чтобы послушать.
        С Холли она познакомилась именно благодаря музыке, в клубе «Макбет». Мисс Беккет тогда впервые выступила со своей группой. Джун подошла и похвалила, очень уж ее зацепила аранжировка на песню Аврил Лавин «Innocence».
        Холли сказала, что ей очень приятно.
        Джун замялась, не зная, уйти или остаться.
        Холли предложила сходить в бар.
        В общем, через неделю они уже снимали квартиру вместе: бунтарка Беккет как раз съехала тогда из дома.
        Холли попросила никому не рассказывать о ней и тем более не сдавать адрес ее жилища. Она обожала нагнетать вокруг себя ауру тайны. Джун даже Фрэнку не призналась, с кем именно живет, и когда он напевал мотив из репертуара рок-группы, лидером которой был Мартин Беккет, то лишь поджимала губы, чтобы не рассмеяться.
        Может, стоило рассказать ему? Порадовать? Ведь мелочи жизни – это самое приятное. А с другой стороны, что бы изменилось? Как вообще можно изменить тот факт, что Фрэнк не встретит ее у порога Иден-Парка больше никогда-никогда?
        Жизнь – боль. А промозглая ноябрьская суббота – то, что надо для антигеройства, поэтому настроение у Джун было отнюдь не боевое. Тоска по Фрэнку истощала. Хотелось притвориться амебой и передвигаться на ложноножках между диваном и кухней, а учитывая, что единственный диван как раз и был на кухне, то план идеальный.
        Кстати, о диванах.
        Джун наспех почистила зубы, третий раз за день, снова выпрямила передние пряди, которые надумали завиться к вечеру, и метнулась на кухню. Среди диванных подушек лежал смартфон. Новое сообщение в чате на сайте знакомств светилось уже полчаса.
        «Привет, куда пропала?»
        «Такой сумбурный день, удивительно, как я на запчасти не развалилась», – ответила она виртуальному другу, Люку Найту, и минуты через три пришел ответ:
        «Какие-то проблемы?»
        «Да, личные. Мне грустно, обидно… м-м… даже не знаю, какие еще слова подобрать», – честно призналась, затем открыла файл в приложении «Записная книжка» и внесла новую пометку «+1» к прогрессу против вранья.
        Кто-то потреблял еду или одежду, а Джун врала по мелочи. До сих пор. Дурная привычка оказалась до безобразия въедливой. Если бы ложь можно было намазывать на хлеб, то Бэмби-Джун заболела бы остеохондрозом. Но она упорно старалась избавиться от этого дефекта.
        «Я могу чем-то помочь?» – поинтересовался Люк.
        «Нет, но спасибо за поддержку».
        «Всегда пожалуйста, Холли».
        Люк был хорошим парнем, юморным и заботливым. Правда, считал, что его подругу по переписке зовут Холли Беккет и она солистка группы «Драйв».
        Глупо получилось, конечно.
        Именно Холли завела аккаунт на сайте знакомств для «сливок общества». Она написала красавчику по имени Люк, который учился в Королевском колледже хирургов в Эдинбурге. Но парень с первых же слов взбесил ее, и она «сплавила» его поболтать с Джун: вдруг ей понравится, а то всё одна да одна. А тут хирург. Тоже животных любит.
        – Он, вообще-то, людей собирается лечить, – засмеялась тогда Джун.
        – Нет, он собирается их кромсать. Значит, животных жалеет больше.
        Джун ответила Люку, и завязалось общение. Уже три недели переписывались. Она хохотала над шутками парня и, в свою очередь, умела развеселить его.
        И сейчас, перед выходом на свидание №1, виртуальная дружеская поддержка помогла прийти в себя, как по взмаху волшебной палочки. Казалось бы: одно хорошее слово – это ведь так мало. Но для Джун оно означало целый мир.
        Тони
        Он выдохнул пар с ароматом ностальгии, отложил электронную сигарету и прикрыл глаза: только с работы, устал. Хотя, конечно, жаловаться причин не было. Компанией Фрэнка управлял совет директоров, Летти контролировала рутину, так что бизнес оказался в надежных руках. Тони не переживал, что развалит дело отца. Он и сам работал в главном офисе два дня в неделю – в понедельник и среду, изредка в субботу, чтобы влиться в процесс.
        В мужском клубе, который располагался в старинном каменном доме на Хай-Стрит, рядом с Эдинбургским замком, сегодня было людно. Конец осени, местная элита тянулась к теплу в каминах, которые топили вечерами. В свободное время здесь собирались наследники кланов, состоятельные бездельники и просто амбициозные ребята из разных сословий, которые стремились пробиться выше по социальной лестнице. Тони был самым младшим из тех, кому предстояло возглавить семейный бизнес, и к нему теперь стали относиться, как к старшему, будто ему лет восемьдесят, а не двадцать один.
        Он заскочил сюда ненадолго, чтобы обсудить с приятелем путешествие в норвежские горы на следующие выходные: хотелось отвлечься от меланхолии и покататься на сноуборде. Но с учетом новых обстоятельств придется брать с собой Джун.
        – Ты какой-то взвинченный, – заметил тот самый приятель, Люк Найт, который сидел в соседнем кресле, разглядывая стакан с… соком. Люк вообще не пил алкоголь, считая, что будущему хирургу это противопоказано, как и любой стресс.
        – Встречаюсь кое с кем.
        – Девушка?
        – Да.
        – И чем она тебе не угодила?
        Многогранный вопрос. И каждой гранью, как лезвием, в нутро впивается.
        – Она для меня токсичная. Пробуждает во мне темную сторону, как Палпатин.
        – В тебе? Темная сторона?! Не верю. – Люк усмехнулся.
        – Был бы ты Скайуокер, то не смеялся бы[3 - Палпатин – главный злодей мира «Звездных войн». Люк Скайуокер – джедай, воин света, который сражался против темных сил. Энакин тоже был джедаем, но в итоге перешел на темную сторону.], – резонно заметил Тони.
        Он чувствовал себя Энакином, идущим на встречу с Палпатином. Гарри Поттером, идущим к Волан-де-Морту… Тони Андерсоном, идущим к Бэмби-Джун… Тягостное, но такое необратимое чувство, что по-иному и быть не могло. Это Рок. И все, что остается, – бороться с соблазном отдать собственную душу не пойми кому. А ведь Джун и была для него не пойми кем: он ее не понимал.
        Тони в который раз глянул на часы: пора. Встреча предстояла в пабе «Рука Конхобара», минут десять езды отсюда.
        Следовать расписанию отца никто не заставлял, можно было выбрать какой-нибудь музей, чтобы вообще не разговаривать с Джун, но тогда пришлось бы заранее обсуждать с ней место и время. Проще явиться на два часа, поужинать и свалить.
        Фрэнк, конечно, выбрал этот паб для первой «профилактической» беседы специально, чтобы ткнуть Тони носом в прошлое, которое неизменно вызывало прилив тепла к сердцу, щемящей ностальгии. Отец явно надеялся таким образом задобрить его, чтобы не психовал.
        Дело в том, что в «Руке Конхобара» Фрэнк познакомился с Иден. Ему было двадцать два, ей – девятнадцать… Взобравшись на барную стойку, будущая миссис Андерсон пела средневековую балладу об опальном клане Макгрегоров, потомком которого являлась.
        Луна над водой и туман на холмах,
        У клана есть имя, запретное днем…[4 - «Военна песня клана Макгрегоров» Вальтера Скотта. Перевод автора.]
        Фрэнк обожал историю клана Макгрегоров.
        Иден происходила из обедневшей ветви, и в семье не терпели лентяев. В пабе «Рука Конхобара» мать работала, когда перебралась из Высокогорья в Эдинбург, чтобы учиться в университете – в том же, который сейчас заканчивал Тони.
        Иден была неуемной, преданной, настоящей музой. И в паб до конца своих дней приходила исправно по праздникам, навестить старых приятелей-коллег. Мать никогда не судила людей по статусу. Что она не переносила, так это ложь.
        Фрэнк влюбился с первого взгляда. Он как раз вернулся из Штатов на родину – и сразу влюбился. Пятьдесят раз делал предложение… Другая прыгнула бы в постель к выгодному жениху без раздумий, а Иден два года его изводила, испытывала мир на прочность. И мир выдержал. Следующие двадцать лет родители не расставались. И сейчас снова вместе. Судьба, противоположность Рока. А может, просто случайность. Кто там в этих законах бытия разберется.
        Тони вздохнул.
        – Что ты, кстати, думаешь о Холли? Она тоже токсичная? – спросил Люк, и он машинально глянул на темный экран телефона, который держал в руке.
        – Нет, нормальная девчонка. – Он улыбнулся при мысли о ней. – Зря ты ее мне передал, назад не верну.
        – А я пока и не решил, нужна она мне или нет.
        Холли написала Люку на сайте знакомств. Он к ней как-то подкатывал после концерта, но гордячка его отшила. А тут вдруг постучалась в чат, даже не вспомнив, что они знакомы. Люк оскорбился, но и сбрасывать Холли со счетов не хотел, поэтому попросил пообщаться с ней, пока не определится, сильно обижен или нет.
        Уже три недели прошло, а Люк так и не определился. Нестандартной внешности: высокий, худой, слегка сутулый голубоглазый блондин с вытянутым лицом, как у Дракулы в мультике «Отель Трансильвания», – он при этом был очень фотогеничным. Ему на сайте знакомств новые девчонки постоянно писали, но, как правило, общение не заходило дальше переписки. Люк был вполне вменяемым парнем, пока дело не касалось девушек. Здесь у него срабатывал тормоз под названием «мне все должны».
        Иногда Люк тормозил конкретно, как с Холли. За что ему, конечно же, спасибо.
        Холли Лав Беккет дочкой того самого Мартина Беккета, рок-звезды и кумира Фрэнка. Так что Тони сразу проникся к девушке сентиментальным почтением. Отец обалдел бы от счастья.
        Было в Холли что-то… ранимое, нежное, искреннее. Это цепляло за живое.
        Наследница Беккетов не раскрывала личных данных, и Тони был без понятия, где она жила, училась, работала и спала. Но сейчас ему стало интересно. Да, внешне Холли была не в его вкусе, но предстояло срочно найти постоянную девушку. И зачем только ляпнул вчера, что девушка есть? От неожиданности сболтнул, чтобы оградить себя от мрачной энергии Джун.
        Он последний раз затянулся аэрозолем, растирая летний аромат языком по нёбу, и поднялся.
        Кларксон планировал являться на встречи в конце каждой из семи недель – начиная со следующей пятницы, а это означало, что сегодня можно притвориться невидимкой и отсидеться молча.
        Поистине, молчание – лучшее изобретение человечества.
        Тони вошел в паб ровно в 19:30, как и предложил отец, ни минутой раньше, и его проводили к дальнему, уединенному столику, заказанному на его имя.
        Ты бы еще отдельный номер в отеле взял, Фрэнк!
        В интерьере преобладали оттенки темного дерева и дубленой кожи; к искусственному свету прибавлялись блики гирлянд и огня из каминов, которых Тони миновал три, добираясь до места. Он считал все подряд: столы, людей. Лишь бы маска невозмутимости не свалилась под ноги.
        Джун уже читала меню.
        У нее аппетит есть? Тут вроде бы кровь не подают.
        Тони сухо улыбнулся, сел напротив, на диване, и тоже взял меню.
        Вспомнил, что не сбросил пальто.
        Сбросил.
        Так-с… Надо бы поздороваться, наверное.
        – Привет, – отжалел он дозу вежливости, и Джун кашлянула, кивнув. Ее блестящие черные волосы лоснились, настолько гладкими были.
        Как же его раздражали эти волосы.
        – Выглядишь… не больной, – вымучил Тони, и она промямлила нечто чопорно-подходящее в ответ.
        Ну все. На этом можно и закончить. Вроде бы уладили разногласия. Лучшие друзья теперь. Кларксон будет аплодировать стоя.
        Они сделали заказы и уткнулись каждый в свой телефон.
        Если в таком формате встречи постоянно будут проходить, то жить можно.
        «Чем занимаешься?» – написал он Холли.
        Ответ пришел сразу.
        «Страдаю. А ты?»
        «То же самое. Собираюсь на следующих выходных слетать в Норвегию, в Гейло. Там снегом заметает, горнолыжный сезон уже открывают. Не хочешь присоединиться?»
        «Было бы здорово. Но у меня в пятницу вечером выступление».
        «Вылет в субботу утром, в 10:00, из местного аэропорта. Частный рейс, все заботы по организации беру на себя».
        Он не знал, почему постоянно улыбался, когда переписывался с Холли. Она его вдохновляла.
        «Уговорил. Но ты будешь сильно удивлен, когда меня увидишь».
        «Ты будешь голой?»
        Блин. Занесло.
        Тони закусил губу изнутри. Если Холли не ответит, решив, что он извращенец, то всё. Другую, такую же вменяемую, он не найдет быстро. Придется сказать Бэмби, что его девушка улетела до Нового года в Австралию. Или в Папуа – Новую Гвинею.
        М-да, Джун плохо на него влияла, как и раньше. Снова врать начал.
        Он вскинул глаза на соседку и удивился: та сидела растерянная, румянец на щеках. Джун заложила прядь волос за ухо, и он заметил прикольную сережку с кельтским крестом.
        «Я буду не похожей на себя», – пришел ответ, и Тони выдохнул.
        Ну слава богу, даже не верится. Ему и правда досталась самая адекватная девушка на свете.
        Джун
        Не смотреть на Тони было бы гораздо труднее, если бы не Люк. Будущий хирург выбил ее из колеи внезапным напором, и Джун от неожиданности даже восхитилась. Каков нахал!
        Но провести выходные в Норвегии очень хотелось. Джун любила смотреть, как другие катаются на сноуборде, и всегда надеялась научиться. Поэтому… почему бы нет? Только нужно Тони как-то умаслить.
        Джун открыла в телефоне список дел, который перепечатала из злосчастного листа, что оставил Фрэнк, и проверила расписание. На следующие выходные опекун предложил им выбраться на природу. Отлично. Даже придумывать ничего не нужно, Фрэнк все придумал за них. Для Тони такие поездки – обычное дело. Он два раза в год летал на материк, чтобы покататься на сноуборде, обычно именно в Гейло. Удачное совпадение.
        Люк больше не присылал наглых сообщений, и она молча принялась за ужин. Свитер казался слишком тесным, джинсы – холодными. Глаза напротив – колючими. Тони то и дело поглядывал на нее. Она же уставилась в тарелку с овощами и деловито окропила еду горчицей.
        Зачем? Она терпеть не могла горчицу, но оранжевая банка стояла ближе всего. А просить Тони, чтобы передал соевый соус, не стала.
        М-м-м…. О, этот вкус утраты и боли. Она проглотила горчичный кусок цветной капусты и снова посмотрела на экран. Не выдержала и написала Люку.
        «Ты умеешь кататься на сноуборде?»
        «Да».
        «Научишь меня?»
        «Запросто. Я терпеливый учитель. А ты отблагодаришь меня?»
        «Конечно. Я благодарная ученица».
        Ой зря-я-я. Подумает, что она легкодоступная. Но улыбка растянулась до ушей. Что угодно, лишь бы отвлечься от парня, который сидел напротив, весь такой прекрасный, расслабленный, гордый собой. В серой футболке и черном распахнутом джемпере. А на крепкой шее – засос. На том же месте, где когда-то оставила она…
        Хоть бы прикрыл.
        С кем он там переписывается? Естественно, с той девушкой, о которой упомянул вчера. Кому бы еще он так широко улыбался? Точно не малышке Бэмби. Ей он выделил сегодня только кривой оскал и сомнительный комплимент.
        Неужели у него с Мисс Совершенство все серьезно? Это она ему шею объела?
        Джун отхлебнула воды, запивая вкус Тони, который вдруг ощутила на губах.
        Мята, бергамот.
        Рождество.
        Черт…
        «Где ты выступаешь в пятницу?» – прилетело сообщение.
        «В «Макбете» в 20:00. Хочешь посмотреть на меня?» – нервно напечатала.
        «Да, пора бы. А в субботу утром вместе поедем в аэропорт».
        Вау! Стоп. Притормози, Люк. Это на что он намекнул? Что хочет провести с ней ночь с пятницы на субботу?
        «Ты согласен спать у меня на диване, на кухне?!» – написала она быстро, пока тот ничего такого себе не придумал.
        «Ты спишь на кухне???»
        Джун расхохоталась, пряча лицо в ладонях, чтобы заглушить звук.
        Хитрый какой! Нет, ну это просто… с ума сойти! А еще друг называется.
        «Ладно-ладно, согласен провести ночь в одиночестве на твоей кухне. Но только если ты споешь мне колыбельную, Twinkle Twinkle Little Star», – тут же пошел на попятную парень, и она снова засмеялась. Раньше он так открыто не флиртовал.
        – Извини, я сейчас, – сдерживая веселье, обратилась она к Тони и быстро поднялась, чтобы спрятаться в туалете.
        «Я спою тебе все, что захочешь, потому что ты спас меня сегодня. У меня не было настроения, а сейчас беспрерывно улыбаюсь».
        «Мне с тобой тоже весело, Холли. Жду пятницы».
        И она поняла, что тоже ждет. Это крайне обрадовало. Неужели ее наконец кто-то заинтересовал? Целое событие.
        Второй час в пабе прошел тоскливее. Люк больше не писал, и Джун уныло потягивала кофе без сахара, читая электронную книжку по ветеринарии. Советы Эйприл Кун по уходу за животными показались более увлекательными, чем молчание Тони.
        – До завтра, Бэмби, – безразлично сказал он на прощание, и она так же равнодушно ответила:
        – Пока.
        Чтобы привести мысли в порядок, она прогулялась по брусчатой пешеходной улице, разглядывая залитые огнями сказочные каменные здания, уже украшенные к Рождеству, хотя было лишь начало ноября. Продавцы вывесили гирлянды на витринах на следующий же день после Хэллоуина.
        Джун спрятала руки в карманах, нащупала телефон… Не вытерпела и снова открыла чат.
        «Спокойной ночи, Люк», – напечатала.
        «Надеюсь, ты мне приснишься», – пришел ответ, и Джун улыбнулась блаженно, словно огромную порцию любимого малинового мороженого съела. Шумно втянула холодный воздух, подняла воротник темно-зеленого шерстяного пальто и закружилась по мостовой.
        Боже, как же хорошо!
        Ни за что она не уедет из Эдинбурга.
        Ей было смешно и глупо сейчас вспоминать, как сильно она боялась миссис Паркер когда-то. Считала, что местная элита забросает бродяжку Бэмби упреками и отправит в мрачный лес погибать от унижения. На самом деле, 99,9% жителей Эдинбурга знать не знали Джун. Им было плевать и на ее прошлое, и на нее саму. Это нормально. Никто не обязан принимать ее и любить, но и она не обязана всем нравиться и притворяться кем-то другим.
        Она кружилась, как заведенная, посреди улицы, и никто-никто не сделал ей замечания. Наоборот, незнакомые парни одобрительно засвистели, а пожилая пара мило улыбнулась. Джун улыбнулась им в ответ.
        Кларксон, к которому она ходила на приемы все прошлые годы, объяснил ей: «Мир не против тебя, Джун. Ты и есть часть мира. Если кто-то к тебе жесток, то это лишь потому, что этот человек заблуждается. Вот и все».
        Вот и все.
        В чем заблуждался Тони? Она так и не нашла ответа. Зато мысль о миссис Паркер давно перестала вызывать панику. В конце концов, Мелани еще два года назад перевелась в университет во Флоренцию, а Крис жил в Лондоне. О Джун они давно забыли, и это к лучшему. Жаль только, связь с Мел оборвалась на сомнительной ноте.
        Но ведь Мелани идеальная. Она, конечно же, простила Джун и Тони за то, что испортили Летний бал тогда, сто лет назад, когда жизнь казалась несправедливой, а голубоглазый блондин по имени Люк не ждал, что Джун ему приснится.
        Она мечтательно вздохнула и тоже загадала, чтобы во сне к ней явился парень из чата… Но снова приснился Тони. Он стоял напротив и прожигал серым взглядом. Таким же серым, как ноябрьское небо.
        Я с ума от тебя схожу, Джун.
        Нет. Нет-нет-нет! Уйди, не занимай чужое место.
        Но Тони никогда не занимал чужое место. Он всегда был на своем, там, в криво склеенных осколках ее разбитого сердца.
        Воскресенье, 6 ноября. Свидание №2. Ранчо Майлзов.
        Тони
        – Чейз про-о-осто офигенный. Его видео на ютубе снова в тренде. Вчера он прыгнул в какое-то болото. Прямо в трясину, – захлебываясь, рассказывала Уитни, кутаясь в клетчатый плед.
        Тони нервно сунул пальцы в передние карманы джинсов и подбил камень носком сапога. Годы идут, а проклятие, которое заставляло дергаться глаз, оставалось неизменным. Чейз и Крис. Крис и Чейз… С одним уже два года не общался, другого век бы не видел.
        Уитни сидела рядом с Бэмби на верхней перекладине заграждения, за которым Летти объезжала нового скакуна. Два часа почти истекли, почти безболезненно. Но вдруг Уитни воодушевленно предложила:
        – Сделаю-ка я нам горячего шоколада!
        – Нет! – испугался Тони, и на него недоуменно воззрились две пары глаз, янтарные и болотные. – Я на диете, – соврал он.
        – Значит, тебе не буду делать, – пожала плечами кузина.
        Только не добавляй маршмеллоу в кружку Джун. Только не добавляй…
        Уитни не услышала мольбы. Мелкая западлистка сыпанула белых зефирок не жалея. Двенадцать штук. Тони специально заглянул и посчитал, чтобы знать, надолго ли затянется мучение.
        Джун, без шапки, в мешковатом пальто, с шеей, обмотанной огромным шарфом, держала двумя руками голубую пузатую кружку и вылавливала маршмеллоу языком.
        Тони просто смотрел. И хотел бы отвернуться, но перед законами физики был бессилен.
        Джун всегда так делала. Всыпала в горячий шоколад белого зла и ловила его ртом. Зефир быстро таял, и она всегда торопилась, будто важную миссию выполняла: успеть, пока «катышки» не превратятся в сплошную белую массу.
        Особенно завораживающе это выглядело раньше, когда у нее были длинные кудрявые волосы. Пряди постоянно падали на лицо, и она фыркала, как котенок, смахивая их со щек рукой.
        С ноября по март у Джун всегда замерзали руки в здешнем влажном климате, и сейчас на ней были прикольные варежки с символами Вегвизира[5 - Нордический «магический» компас, указывающий верный путь.]… Но она не морщила нос и не фыркала. Волосы не мешали. Лежали идеально, как парик.
        Отвратительное зрелище.
        На холоде шоколад остывал быстро, зефир таял медленно. Джун сосредоточенно подцепила кончиком языка очередную порцию сладости и довольно вздохнула, облизывая нагретые шоколадом губы. Ее дыхание создавало в воздухе едва заметные узоры из пара, и сразу нестерпимо захотелось в Норвегию, где гораздо холоднее и узоры будут ярче.
        – Вы только подумайте! – радостно заявила она. – Хамелеон может смотреть во все стороны. Какое продуманное устройство хрусталика! Я бы сейчас хоп – и не поворачиваясь, увидела, как Летти прыгает через барьер.
        И он не выдержал. Ступил к Джун, сидевшей на заграждении, и внимательно посмотрел ей в глаза.
        – Что?.. – растерялась она, а Тони уперся ладонями в деревянную перекладину по обе стороны от Бэмби и слегка подался вперед. Шумно втянул легкий, беззаботный аромат, поймал приоткрытыми губами теплое, сладкое дыхание. Такой контраст с холодом ноября…
        Острое волнение окатило с ног до головы. Тони тяжело сглотнул, а Джун с силой сжала перед собой кружку. В зеленых глазах растерянность сменилась ужасом, но он все равно не утерпел, протянул руки к ней.
        – Я мечтал об этом с первой секунды, когда увидел тебя в пятницу.
        Он медленно запустил пальцы в ее черные, гладкие волосы… и взлохматил. И еще, и еще, и еще, пока прилизанная копна не превратилась в спутанное облако.
        – А-а-р-г-х! Боже-ж-мой-как-мне-полегчало! – прорычал Тони, делая шаг назад. Легкие расширились от счастья, и он глубоко вдохнул, оживая.
        Кайф.
        Пунцовая, шокированная, Джун не шевелилась, застыв с чертовой кружкой, из которой вылакала уже десять зефирок. Еще две осталось, расплывшихся, как белые кляксы на темной бумаге.
        Джун медленно подняла руку к лицу и смахнула варежкой спутанные пряди. А потом фыркнула, как кот.
        И так хорошо на душе стало. Свободно. Правильно. Даже горло свело от нестерпимой нежности, которая взялась неизвестно откуда. Грудь сдавило тисками. Варежками.
        Явно не зная, как реагировать на его выходку, Джун прочистила горло.
        – Пойду помогу Летти проверить у коня… копыта… кхм-кхм… мало ли. – Она спрыгнула с забора и, оставив кружку на перекладине, скрылась за заграждением.
        – Зачем ты так, – упрекнула Уитни. – Знаешь, сколько времени уходит на укладку? Джун не хочет ламинировать, возится с утюжками. А тебе лишь бы высмеять ее. Годы идут, ничего не меняется.
        – Я тебя сам заламинирую, если уговоришь ее испортить волосы, – предупредил Тони.
        И вообще. Спасибо сказала бы, что простил и не припоминал ей Тот Самый День. День, когда Джун со всей дури врезала ему под дых, так что он вдохнуть потом не мог, чуть грудную клетку себе не вскрыл.
        Впрочем, в эту минуту Тони не злился на Бэмби за прошлое. Записала видео когда-то, сдала Фрэнку – и ладно. Здесь и сейчас тяготило как раз то, что батарея села не вовремя. Он бы что угодно отдал, лишь бы заполучить запись, где Джун впивается ему в шею, пытается раздеть, царапает плечи…
        Тони зажмурился. Ну вот. Стоило вампирше вернуться в его жизнь, и сразу дурные мысли заполонили голову. Порочные образы замелькали перед глазами.
        Горячий шоколад, теплые губы.
        Он глянул на часы и с душевным надрывом объявил, обращаясь к Уитни:
        – Все. Мне пора. Пока.
        Окликнул Джун, которая топталась на арене, и махнул рукой. Мол, адьёс! Пошла ты к черту со своими дурными привычками. Почему курение – это плохо, а то, что Джун вытворяет с маршмеллоу – это нормально?
        Что не так с этим миром?
        Что не так со мной?
        Ох уж эти риторические вопросы…
        Глава 8
        Понедельник, 7 ноября. Погода колючая, как и настроение
        Тони
        Во дворе Королевского ветеринарного колледжа гулял сквозняк. Тони поднял воротник черного пальто и снова глянул на часы. С работы вырвался со скрипом, чтобы пообедать с Джун, а она задерживалась.
        Естественно, на то была веская причина.
        Естественно, причина – очередной прилипчивый поклонник.
        Джун вышла на улицу в сопровождении классически одетого мужчины, возможно, преподавателя. На ней – строгий черный костюм, пальто, надетое лишь наполовину, сумка в руке. На нем – аура озабоченного самца: серьезное выражение лица, пристальный взгляд, нахмуренные брови. Притворялся, что слушает, а сам смотрел на ее губы.
        – Какая же она бесстыжая все-таки, – донесся осуждающий голос, и Тони заинтересованно глянул на двух студенток, которые остановились в паре шагов, у скамейки. – Даже не пытается скрыть свои отношения с профессором Делауэром. Чего она добивается? Чтобы его уволили?
        – Не придумывай, Шейла, у нее всего лишь плохие навыки общения. Она флиртует машинально, мне кажется. Не понимает, как это выглядит со стороны. – Вторая девчонка оказалась более разумной, и Тони присмотрелся. Серый костюм, туго стянутые в хвост русые волосы, лицо без косметики, голубые глаза. Вспомнилась Мелани почему-то.
        – Вы о Джун Эвери разговариваете? – вмешался он.
        – А ты одна из жертв ее «плохих навыков общения»? – Та, которую зовут Шейла, хмыкнула. Ничего себе, агрессивная. Девчонка вызвала отторжение молниеносно.
        – Я ее… брат.
        – О. Соболезную.
        – Обычно Джун ладит с людьми, – вступился он. Никогда бы не подумал, что в колледже у Бэмби проблемы с репутацией.
        – С парнями она ладит отлично, можешь не сомневаться. – Шейла посмотрела на проходивших мимо студентов и поправила широкую шлейку сумки. – Ты бы поговорил со своей сестрой. Объяснил, что спать с женатым мужчиной – плохое начало карьеры.
        В этот момент Джун засмеялась, и Тони сузил глаза. Да ну, не может быть.
        Уитни иногда упоминала, что Бэмби встречается то со студентом, то еще с каким-нибудь приблудным. Но чтобы профессор… Это разве законно?
        – Распускать слухи – тоже не самое доблестное занятие, – сухо предупредил он, наблюдая, как Джун прощается с преподом и тот провожает ее сытым взглядом, будто и правда у них с Бэмби есть грязный секрет.
        – Привет, – поздоровался Тони, а Джун настороженно посмотрела на Шейлу:
        – Все в порядке?
        – Да. Но ты спрашивала, можешь ли присоединиться к моей группе, которая едет на конференцию по ветеринарной этике в Дублин. Нет, прости, никто не отказался. Мест нет. Решила предупредить… Заодно и с твоим братом познакомилась, – вежливо ответила та и сразу слилась: – Было приятно пообщаться. До встречи.
        Сама скромность. Джун клонировали? Притворщицы захватили планету?
        Он проводил взглядом Шейлу и ту, вторую, в сером костюме. Поразмыслил и догнал ее, окликнул.
        – Прости, не знаю твоего имени, но в будущем, если у Джун будут проблемы с законами морали, свяжись со мной, ладно? – Он протянул ей визитку, которую выудил из кармана пальто.
        Девушка прочла его имя и усмехнулась.
        – Ничего себе. Тони Андерсон… сын Фрэнка, получается? Опекуна Джун?
        – Да.
        – Рада знакомству. – Она тоже вручила ему свою визитку, куда дороже его собственной, и доброжелательно улыбнулась. Помялась пару секунд, поправила русую челку, которую растрепало ветром, и последовала за Шейлой.
        Тони опустил взгляд на визитку и прочел: «Фрейя Синклер».
        Он нахмурился, перебирая знакомых с такой фамилией, и вскинул брови, глядя вслед девушке. Подошел к Бэмби и уточнил:
        – Фрейя случайно не имеет отношения к семье Роджера Синклера?
        – Она его единственная дочь.
        Тони присвистнул. Любопытно.
        – И что она забыла в ветеринарном колледже?
        – То же, что и я? – оскорбилась Джун.
        – Ты здесь из-за своей нелюбви к людям, а Фрейя показалась мне вменяемой.
        – Как хорошо ты меня знаешь, братишка. Напомни, чтобы я показала тебе свою коллекцию кукол вуду. Но меня волнует другое. У тебя ведь девушка есть, мог бы и не распушать хвост перед каждой наследницей, которая кажется тебе подходящей на роль жены, – отчитала его Бэмби, а он забрал у нее сумку с ноутом и, тяжело вздохнув, спросил:
        – Ты в курсе, что профессор Делауэр тебе в рот смотрел так внимательно, будто там кино показывали?
        – Он близорукий, – отмахнулась Джун.
        – О вас слухи ходят. Зачем ты вульгарно себя ведешь?
        – Чтобы тебе досадить. Это ведь единственный смысл моей жизни, – ехидно ответила она.
        – Странно. Когда-то ты тряслась за свою репутацию и притворялась паинькой, а теперь открыто живешь, как маргинальная оторва. Не пора ли тебе задуматься о состоянии своей души?
        – Спасибо за совет, отче, – парировала она. – Но меня уже поздно спасать. Давай лучше обсудим планы на выходные. Может быть, на север отправимся?
        О. Вовремя. Он как раз собирался обсудить этот животрепещущий вопрос.
        – Как далеко на север?
        – Да хоть на Северный полюс, лишь бы снег увидеть!
        Тони удивленно на нее посмотрел и сказал:
        – Вот как?.. Ну ладно. В принципе, можно полететь в Гейло. Не Северный полюс, но снег лежит, там сезон открыли.
        – Правда?! Не знала. Как удачно! – обрадовалась она, даже слишком.
        – Со мной будет девушка, если ты не против.
        – Отлично. Я тоже приеду не одна.
        – С кем же?
        – С парнем.
        О-па. Что ни день, то новости.
        – ?! У тебя есть парень?
        – Да.
        – Надеюсь, это не профессор Делауэр?
        – Нет, конечно.
        – Странно, ты ни разу о парне не упомянула.
        – Ты не спрашивал.
        – Сейчас спрашиваю. Как его зовут? Кто он?
        – Познакомитесь, сам и спросишь, – обозлилась Джун, защищая неизвестного мудака.
        Выбравшись на проезжую часть, они пересекли брусчатую улицу, забитую припаркованными автомобилями, и Тони выцепил взглядом двухместный «мини-форд», машину Бэмби. Смесь милоты и дискомфорта. Снова глянул на часы, прикинул время. Не хватало опоздать на бизнес-встречу.
        – Твоя квартира далеко? – спросил он, забрасывая сумку на панель позади сидений.
        – Ты напрашиваешься в гости?
        – Да. У меня времени в обрез. Не успеем в кино.
        – Домой мне неудобно сейчас, – замялась она. – Я обещала подруге, что буду не раньше трех. У нее гости.
        Чертовски странно было обсуждать с Джун будничные вещи. Казалось, мозг трещал, будто ткань расходилась по шву. Будто перебои в электричестве, и они вдвоем спотыкались каждый раз, окунаясь в темноту. Но это был колоссальный прогресс: они разговаривали.
        – Тогда, может, ко мне на работу? Закажем китайской еды, – не придумал он ничего оригинальнее.
        – Да, хорошо.
        – Адрес помнишь?
        – Конечно. Представляю лицо Фрэнка, когда он нас вдвоем увидит! Он не… – Она осеклась и застыла, вперившись отрешенным взглядом перед собой. Звякнули ключи, выпав из ее руки на землю.
        Тони до боли закусил губу изнутри, не зная, как себя вести. Джун побледнела, стоя, как одинокое дерево на пустыре, потерянная, вся такая ранимая, что сердце сжалось. Он зажмурился и глубоко вдохнул-выдохнул. Медленно обошел машину и осторожно привлек Джун к себе, обнимая двумя руками, утыкаясь ей в макушку носом. Сначала она не шевелилась, натянутая, как струна, а потом мелко задрожала. Всхлипнула. Тогда он обнял ее крепче.
        – Все хорошо, Джун.
        – Я ведь тебе даже не сказала.
        – О чем?
        – Как мне жаль, что его больше нет.
        – Я знаю. Знаю, что тебе жаль.
        – Ты ведь совсем один теперь.
        – Я не один. И ты не одна.
        Джун просунула руки ему под пальто, сжала ткань серого свитера в кулачках и заплакала. Ее слезы просачивались сквозь одежду, проникали солью в сердце. Но он не мог отстраниться и оставить ее сейчас. Он хотел разделить с ней боль, ему это тоже было нужно… И они продолжали стоять, объединенные скорбью, на обочине извилистой дороги, которая уходила вниз с холма резким виражом.
        Тони смотрел на пики костелов, на ряды старинных многоэтажек, которые стелились в городской низине, а видел Речные сады… Фрэнк подхватывает Иден на руки и кружит; она смеется, зовет Тони. Он бросает Генри одного разбираться с новыми саженцами вишневых деревьев и несется к матери…
        Лето. Счастье. Ностальгия.
        Тони вдохнул этот знакомый аромат и закрыл глаза, растворяясь в Джун. В прошлом, которое ей не принадлежало, но которое она олицетворяла всей своей сущностью.
        …Он не знал, сколько времени прошло. Мышцы затекли, но двигаться не хотелось, даже когда в кармане зазвонил телефон. Тони отлепил одну руку от Джун и глянул на часы.
        Охренеть.
        – Джун, мне пора, – сказал хрипло. – Я на встречу опаздываю. – Он обнял ладонями ее лицо, вглядываясь в припухшие глаза. – Давай отвезу тебя домой, не садись за руль сейчас.
        Она отвела взгляд, отстранилась. Стала чужой.
        Понятно. Стыдится, что вообще к нему притронулась.
        Начинается…
        – Не стоит, извини, эмоции не сдержала. Я в порядке, спасибо тебе.
        И снова пропасть между ними. Пустота, недопонимание… Изнуряющая, бессмысленная попытка подступиться ближе к человеку, которому ты не нужен.
        – Ладно, как знаешь. Вызови такси, если почувствуешь слабость.
        – Да, обязательно. До завтра.
        Она торопливо открыла дверь и буквально ввалилась в машину.
        – Увидимся, – раздраженно бросил Тони и направился к своему «лэндроверу». Внутри творился беспредел, анархия. Он даже усмехнулся. Всего три свидания прошло – а уже дрогнул. Одна доза психотропного вещества под названием «Джун», и сознание выжгло, как средневековую деревню. Как бы такими темпами передоза не случилось.
        В качестве детоксикации он отправил сообщение Холли. Та не ответила. Видимо, неделя начиналась паршиво не только для него.
        …А потом он снова подумал о Фрейе Синклер.
        Ее отец – член палаты общин британского парламента, один из самых агрессивных лоббистов в истории партии консерваторов. Его прозвали «Кролик Роджер», потому что с ним вечно случались скандалы, а он всегда умудрялся доказать, что его подставили.
        И вот… какого черта его дочь забыла в ветеринарном колледже Эдинбурга?
        Джун
        – Алё, – сипло ответила она на звонок. Так и не уехала домой, продолжая сидеть в салоне в прострации. Не могла сосредоточиться.
        – Где ты? Саймон у нас, ждет тебя, – загремел возмущенный голос Холли.
        – Ох, я забыла. Буду через десять минут, – виновато пообещала Джун и, собравшись с духом, повернула ключ зажигания.
        Саймон, басист, обещал привезти демоверсию подарочной песни. Если Холли одобрит, у группы «Драйв» появится первый сингл.
        В квартире царил хаос. Холли терпеть не могла уборку и готовку, и сейчас все комнаты были завалены шмотками и пустыми упаковками от еды. Джун почти не убиралась в последнее время, выбитая из колеи уходом Фрэнка, и чтобы добраться до кухни, пришлось плыть по морю тлена на лодке из терпения.
        Саймон, 26-летний брутальный мачо с сердцем поэта, грузил подругу философией, сидя прямо на столе, потому что диван облили бурдой синего цвета. Саймон был тот еще любитель сделать мир лучше при помощи звуков. Секс тоже обожал и периодически ночевал в комнате Холли. Не с ней, ясное дело, а с девчонками попроще и посговорчивее.
        Холли полулежала в кресле у окна, с патчами под глазами, и, кажется, дремала, не вникая в речи своего басиста.
        – Наконец-то, а то мне пора бежать, – увидев Джун, обрадовался Саймон.
        – Все готово?
        Он кивнул и потянулся к большой потертой сумке, которую оставил на широком подоконнике, то есть на самой чистой поверхности в доме.
        – Что готово? – подала голос Холли.
        Джун мгновенно повеселела, словно солнце в пасмурном небе разглядела.
        – У нас для тебя подарок. И до пятницы он ждать не может, – нетерпеливо объяснила она, наблюдая, как Саймон достает ноут и открывает музыкальную запись в программе.
        – Что за подарок? – с затаенным восторгом спросила Холли, поднимаясь из кресла и снимая патчи; глаза так и остались припухшими от недосыпа.
        Саймон с коварным видом кликнул «Play», и Джун затаила дыхание.
        Ритм… боже! идеальный. В такт сердца, мыслей. Инди-рок, мелодичный, с мощным битом, ложился прохладой на мозг, дофамином проникал в кровь и призывал улыбнуться.
        – Саймон, ты гений, – восхитилась Джун. – Это реально цепляет.
        – Это наше? – жадно спросила Холли, и Саймон вручил ей распечатку с текстом.
        – Да, у нас есть материал для сингла. Идея Джун. Слова тоже.
        – Ах ты, моя маленькая муза!!! Скрытная какая, ты только подумай! – взволнованно бормотала Холли. Она бегло прочла слова и надолго замолчала. – Вау, чистый экстаз… Но нет, одна я это петь не буду, давай вместе.
        – Холли, сцена – это не мое, ты же знаешь. На бэк-вокале меня хотя бы не видно, потому что все на тебя смотрят…
        – Только один раз, на мой день рождения в «Макбете», – начала уговаривать Холли. – Споем разочек вместе, и я оставлю тебя в покое.
        Джун рассмеялась. Как же, оставит она. Но вдруг подумалось, что оно даже к лучшему. Люк придет, увидит на сцене дуэт – и будет проще объяснить, откуда взялось вранье по поводу личности.
        – Так и быть, – сдалась Джун, и Холли до конца дня носилась по квартире сама не своя, будто ее зарядили, как маленький ядерный реактор.
        – Я папу пригласила в «Макбет», – объявила она в 23:00. – Если ему понравится, он устроит запись в крутой студии.
        – Поздравляю, – обрадовалась Джун. – Надеюсь, все сложится.
        – У меня голова трещит от идей. Столько всего сразу захотелось… Как ты это делаешь, Джун? Как лампочка, приходишь и светишь, и сразу жить хочется. Саймон никогда еще такой яркой музыки не создавал. Меня от вдохновения разрывает просто, пойду покурю, что ли.
        Она отправилась на балкон, а Джун приняла душ, налепила на лицо успокаивающую тканевую маску, укуталась в цветастый шелковый халат и отправилась в кровать. Взяла телефон и открыла чат.
        «Скажи мне что-нибудь хорошее», – висело не отвеченное сообщение от Люка.
        «Мы увидимся в пятницу, – напомнила она. – Это достаточно хорошая новость?»
        «Просто спасительная», – тут же засветилось.
        «И от чего же я тебя спасаю? Или от кого?»
        «От одиночества».
        Джун долго смотрела на сообщение, которое выразило ее глубинную боль, и не могла найти слов, чтобы отшутиться. Слишком серьезный тон выходил.
        О, это проклятое слово слишком.
        И сразу горло свело, захотелось обратно в объятия Тони. Сильные руки, тепло, аромат. Как вообще можно забыть его? Как забыть человека, которого ненавидишь, тем более которого ненавидишь-наоборот? Оторвать от него душу – как? По живому отрезать, чтобы кровоточило до конца дней?
        Удружил ты мне, Фрэнк, с обидой и тоской подумала она. Жила, как нормальный человек, а теперь снова: Тони то, Тони сё. Распрекрасный Тони Андерсон, чтоб ему не спалось всю ночь!
        Эгоист!
        Зачем обнимал? Кто просил?
        Горечь полыхнула в сердце, и Джун сняла с лица маску, скомкала и бросила в мусорку у кровати.
        Жалость Тони оказалась еще хуже его презрения. Он ее, как бездомного кота, приласкал. А она и рада была. Еще и о Люке соврала: теоретически, он не был ей парнем, они даже не встречались ни разу. Пришлось записать минус 1 к статистике вранья. Рядом с Тони показатели катились в бездну.
        Я не один, и ты не одна, сказал он. Тогда почему чертовски одиноко сейчас?
        Она даже испугалась, вспомнив, что, вообще-то, и правда не одна: Люк на связи. Стало стыдно общаться с одним парнем, а думать о другом, поэтому Джун напечатала виновато:
        «Буду счастлива спасти тебя от одиночества».
        «Это обнадеживает. И как именно ты будешь меня спасать?»
        Ого. Подтекст прозрачен, как стекло. Джун смутилась, натягивая одеяло повыше, до самого подбородка. Не стоило реагировать на провокацию, но мысли о Тони нужно было немедленно заглушить, иначе снова приснится и испортит настроение. Поэтому Джун отважилась из отчаяния:
        «А как тебе нравится?»
        «Громко».
        Давление подскочило от резкого воспоминания.
        Тони, его лихорадочный взгляд, горячая кожа. Боже, Джун, ты меня оглушила.
        Она нахмурилась, прикрыв глаза, и сглотнула собственный стон, который плавно осел внизу живота, отозвавшись жаром между ног.
        Хотелось написать Люку, что он связался с озабоченной идиоткой, но вместо этого Джун облизала губы и напечатала, пока смелость не испарилась:
        «Отлично. Все, как я люблю».
        Ответа долго не было. Она напряженно ждала. Может, не стоило настолько откровенно?
        «Холли, ты первая девушка за долгое время, к которой меня влечет. Не думай, что я легкомысленный, ладно?»
        Джун улыбнулась. Какой же он обалденно-классный.
        «Люк, а я не девушка-вамп, хоть и пытаюсь казаться. На самом деле, я ужасно нервничаю», – легко призналась она. Быстро открыла приложение и внесла «+1» к борьбе с враньем.
        Похоже, жизнь налаживалась.
        «Ты в постели?»
        Она покраснела. Даже уши и губы загорелись.
        «Да».
        «Что на тебе надето?»
        «Только халат», – негнущимися пальцами набрала ответ, заранее пожалев об этом.
        «Ты мне доверяешь?»
        Стало душно от резкой недостачи кислорода.
        «Да. Но… я не готова», – пошла она на попятную, запаниковав.
        «А по-моему, ты готова. По-моему, ты тяжело дышишь и хочешь, чтобы я раздвинул твои ноги и проверил пальцами, насколько ты горячая».
        Джун включила «микрофон», чтобы система напечатала сообщение за нее: руки не слушались от волнения – и громко возмутилась:
        «Люк! Прекрати!!!»
        «…что именно? Заводить тебя? Тогда не будь такой податливой, пока я стягиваю с тебя халат. Он шелковый? Что если я свяжу им твои руки за спиной, когда возьму тебя?.. Ты выгнешься мне навстречу?»
        Джун не хотела, но слышала голос Тони, словно он был рядом и шептал эти сумасшедшие слова ей на ухо.
        Она зажмурилась и упала на подушку, лицом вниз.
        Как же ей стало плохо. Нестерпимо, невыносимо, жарко.
        «Да. Я хочу чувствовать тебя. Чтобы мне нечем было дышать», – хрипло сказала она, сдаваясь, и согнула ноги в коленях.
        «В пятницу. Ты будешь задыхаться подо мной в пятницу. От твоей кухни к утру ничего не останется. А до тех пор не смей себя трогать. Натяни свою самую закрытую пижаму – и не смей себя трогать».
        Шух – как в холодное озеро нырнула. У Джун даже голова разболелась. Она недоверчиво воззрилась на экран, возмущенная и растерянная, и тут же села на кровати.
        «Да ты бог облома!» – воскликнула она.
        «Зато в пятницу ты станешь называть меня просто: о мой бог».
        Джун зажмурилась – и рассмеялась, изгоняя туман из мыслей. Никто не мог рассмешить ее так, как Люк. А самое удивительное, что она действительно была не против зайти с ним дальше, чем просто поцелуи. И собиралась она сделать это не на зло младшему Андерсону, который назвал ее сегодня невменяемой, а потом пожалел из чувства долга. Нет, она действительно должна попытаться. Должна оторвать свою душу от человека, который считал ее никем.
        А вдруг получится, благодаря Люку? А вдруг?!
        Тони мешал ей жить так же сильно, как привычка врать по мелочи. Привычку она почти победила. Осталось справиться с Тони, иначе мистер Кларксон ни за что не поверит в их перемирие. И Джун никогда не узнает, что же ей написал на прощание Фрэнк.
        Глава 9
        Пятница, 11 ноября
        Джун
        Всю неделю она разрывалась между «стервой-которую-не-волнует-репутация» на учебе, «молчаливой-статуей-несвободы» на встречах с Тони и «здравствуйте-это-настоящая-я» на репетициях группы «Драйв».
        Если бы не Люк, Джун вряд ли дотянула бы до свидания №7, которое было назначено на 12:00 все в том же пабе «Рука Конхобара», куда каждую пятницу до Рождества собирался наведываться мистер Кларксон.
        Как же не хотелось заходить внутрь, но Джун уже опаздывала, поэтому она обреченно ссутулилась и толкнула плечом тяжелую деревянную дверь.
        В прошлые дни они с Тони едва ли словом обмолвились. Зависали каждый в своем телефоне, благословляя интернет. Во вторник – в ресторане, в среду – в кафетерии в колледже у Джун. Вчера два часа просидели в машине Тони, он на водительском сиденье, она – на заднем, в полумраке бытия.
        Одно слово: Люк. Без него каждый день превращался бы в пытку. Но Люк Найт – он был послан звездами, чтобы спасти Бэмби-Джун от зловещей реальности.
        «Не дождусь, когда увижу тебя», – написал он сегодня утром.
        Она тоже ждала.
        …В пабе оказалось немноголюдно. Опекун забронировал столик заранее, тот же самый, дальний, уединенный.
        Класс. Спасибо, Фрэнк.
        – Мистер Кларксон! Вы великолепно выглядите, вам идет здоровый румянец! – поприветствовала его Джун, стаскивая шарф. Щеки старика пылали от жара из камина, который потрескивал поленьями в стене напротив. – А у тебя капли дождя в волосах, – пожурила она младшего Андерсона, который сидел с несчастным видом, и взлохматила его темно-каштановую шевелюру в отместку за выходку на ранчо Летти.
        Мистер Кларксон взглянул на Джун устало, умолял расслабиться, а Тони посмотрел на нее нежно… нет, скорее убийственно-нежно, и растянул губы в холодной самодовольной улыбке.
        – Рад, что ты решила проблему со зрением и научилась замечать меня, – ласково сказал он и запустил пятерню во всклокоченные волосы, причесывая. Меж темных прямых бровей пролегла хмурая морщинка. В серых глазах – сталь, припорошенная сахарной пудрой.
        Ух, до дрожи проняло.
        Джун не умела флиртовать с Тони. Не получалось. Чувствовала себя неуклюжей.
        Она сбросила пальто, прогулялась к вешалке с видом нашкодившего ребенка и неторопливо вернулась назад. Провела ладонями по лацканам черного жакета, одернула края и шумно выдохнула.
        – Ну хорошо, хорошо, актриса из меня никудышняя, – сказала она, закатив глаза к темному потолку, и обреченно плюхнулась на диване рядом с Тони. Перевела взгляд на мистера Кларксона, сидевшего напротив, и озвучила очевидное: – У нас ничего не выходит.
        Тони прочистил горло и, сложив руки на груди, поддержал чистосердечное признание:
        – Все верно. Мы с Бэмби не можем быть друзьями.
        Джун резко опустила взгляд в деревянную столешницу и начала чертить пальцем ромб, а Тони философски пояснил:
        – Красное и холодное не могут совпасть. Разве я не прав, док?
        Психолог достал платок из кармана брюк и, промокнув вспотевший лоб, с легким надрывом возразил:
        – У нас не сеанс. Я отказался от вас когда-то, если помните. Я здесь для контроля над прогрессом, поэтому оставьте меня в покое и давайте сделаем заказ. Насколько я помню, в этом пабе готовят отличного лосося… И кстати, лосось красный, если хорошо питался каротиноидами. И он холодный, пока его не приготовили.
        У Джун чесались руки отправить сообщение Люку, но она держалась. Кусала губы и улыбалась, когда встречалась взглядом с мистером Кларксоном, и больше не поворачивалась к Тони, злясь на него. Он то и дело раздраженно вздыхал, не скрывая, как его достало за неделю вынужденное общение.
        Это было обидно.
        – До завтра. Постарайся не опоздать в аэропорт, – снисходительным тоном напомнил он, словно огромное одолжение сделал. – Вылет утром в…
        – Я лечу со своим парнем. С тобой и твоей мисс Совершенство встретимся на месте. Позвоню, когда мы приземлимся, – пообещала Джун, довольная, что не придется зависеть от настроения Тони дольше пары часов на выходных.
        В горном скандинавском поселке Гейло тетя Летти владела небольшим шале, которое сдавалось в аренду круглый год. В школьные годы Тони летал туда на выходные с друзьями, но никогда не брал Джун с собой. Она всегда хотела отправиться с ним на поиски приключений вот так, как приятели. Общаться с его друзьями, пить теплый чай у камина, глядя, как за окном падает снег… Безобидная, маленькая мечта.
        Дыхание захватило от мимолетного трепета. Бывает же! Мечты сбываются.
        Она выбралась на улицу и поежилась, кутаясь в свой любимый огромный шарф кофейного оттенка. Погода менялась каждый день, предсказывали аномальную зиму. Даже в Эдинбурге земля начала подмерзать к утру.
        – Холли, я уже еду, ты взяла из дома мой костюм? – позвонила она подруге, и та подтвердила:
        – Да, только тебя не хватает.
        Джун улыбнулась – и снова будто из мрака выглянула на свет. Удивительно, как разные люди по-разному заставляли себя чувствовать. Тони часто говорил, что она дементор и вампирша. Но рядом с ним ей тоже становилось плохо, он тоже действовал на нее, как демон, нагоняя апатию.
        Полная противоположность Люку.
        Забравшись в машину на парковке, Джун включила обогрев и написала своему виртуальному парню:
        «Не забудь. 20:00. Макбет».
        «Приду в 19:59, чтобы наверняка».
        «Я буду в черном наряде. Это очень важная деталь, по которой ты меня узнаешь».
        «Уверен, что узнаю тебя даже без одежды».
        «Какой ты самоуверенный!»
        «Ты даже не представляешь».
        Джун хмыкнула и, покачав головой, завела двигатель.
        Дом Мартина Беккета находился на взгорье, на севере города. Джун бывала здесь пару раз, поэтому уверенно притормозила перед воротами, которые тут же открылись, и покатила по песчаной аллее к подъезду.
        – Джун! Приветики, – встретил ее хозяин дома, к панибратству которого она так и не привыкла. Каждый раз робела.
        – Здравствуйте, мистер Беккет.
        Одетый в теплую пижаму и длинное синее пальто до пят, он быстро шагал в направлении гаража, откуда доносились режущие звуки музыкальных инструментов. Джун торопливо последовала за ним.
        – Холли сказала, ты будешь петь с ней сегодня.
        – Да, вроде как…
        Он потер небритую щеку и сказал:
        – Вещь неплохая получается, но придется еще поработать.
        Длинные белые волосы, собранные на затылке в кривой пучок, резкие движения, пружинистая походка – если бы не глубокие морщины на лбу, то мистера Беккета можно было принять за брата-близнеца Холли, а не ее отца.
        – А вот и пропажа, – обрадовалась подруга и кивнула в сторону второго микрофона. – Начинаем, мальчики и девочки.
        Джун даже пальто не успела сбросить, когда заиграла музыка.
        Глубокий, хрипловатый, даже грубоватый голос Холли хорошо выражал эмоции, которые вложила в слова Джун. Сама же она звучала слишком мягко и чисто, слишком… мило. Но именно такая интонация и требовалась, чтобы добавить оттенков. Все-таки есть у Холли музыкальное чутье. Припев в два голоса и правда звучал ярче на контрасте.
        Пока мы рвем друг другу душу,
        Наши тени держатся за руки.
        Они рыдают о нас, заблудших,
        Мы смеемся о них, непонятливых.
        У меня за спиной – холод пропасти,
        У тебя за спиной – наши тени и дни.
        Оступаюсь. Прости, мне пора идти.
        Не отпускай меня.
        Отпусти…
        – Хотела бы я взглянуть на парня, который заставил тебя написать стихи, – взбудоражено сказала Холли, когда они ехали в фургоне в «Макбет». Оставалось полтора часа до выступления.
        – Если полетишь со мной в Норвегию завтра утром, то познакомишься с ним, – предложила Джун.
        – Утром… совсем рано?
        – В девять выезжаем в аэропорт. В десять – вылет.
        – О-о-О. Нет. Нет, и не проси. Я не проснусь. Можешь Саймона взять, он обычно с рассвета не спит.
        Холли пригладила белые локоны, встряхнула головой и насмешливо посмотрела на Саймона. Тот дремал. Он всегда перед выступлением дремал минут двадцать.
        – Со мной будет Люк, – напомнила Джун.
        – Ах, да, будущий хирург. Кто бы мог подумать, что этот сладкий пирожок тебя зацепит. Я утром квартиру не узнала, думала, опять в чужом доме проснулась.
        Джун навела порядок накануне, чтобы не напугать Люка. Он обещал разгромить кухню, а там громить было уже нечего, пришлось потрудиться, чтобы восстановить комнату.
        – Понимаешь, я всю жизнь ждала того, кто подарит мне крылья. Возможно, Люк – именно тот, кого я искала, – призналась Джун.
        – Ох, детка. Осторожнее. Ждать, что кто-то подарит тебе крылья – то же самое, что ждать, кто бы подарил тебе почку. Надежнее самой отрастить, иначе так и будешь ползать, пока какой-нибудь мудак лапши на уши не навешает и не растопчет. Люк мне сразу не понравился, у меня чутье на незрелых эгоистов.
        Джун сложила руки в молитвенном жесте и попросила, сделав жалобное лицо:
        – Пожалуйста-пожалуйста, будь к нему добрее, ради меня. После выступления мы с ним впервые увидимся, поможешь мне объяснить, почему у меня волосы черные, а не белые.
        – Если не дурак, то все поймет, не нервничай, – успокоила Холли, растирая ей плечи.
        Нервы и правда шалили. И от волнения перед выступлением, и вообще. Руки заледенели даже в варежках.
        В клубе сегодня вечером собралась тьма народа. «Макбет» был, с одной стороны, модным местом, с другой – андеграундным. Сюда массово слетались студенты, которым хотелось хорошенько оторваться, но бюджет не позволял пойти в более дорогие клубы. Идеальное место для начинающей группы, чтобы набрать аудиторию.
        Мистер Беккет пришел за кулисы, чтобы подбодрить. Он заявился в огромной толстовке с капюшоном, небритый, как и днем, в темных очках.
        – Удачи, – сказал он, и Джун запаниковала.
        – А если я забуду слова, все испорчу?
        – Тогда сбрось одежду и прыгай в толпу, у меня на концертах это всегда срабатывает, – посоветовал он на полном серьезе, и Холли возмутилась:
        – Па-ап!
        – Ладно, ладно. Не сорви голос, милая.
        Милая…
        Джун сразу подумала о Фрэнке, увидела его карие глаза.
        Почему она легко вспоминала его, а о родном отце не могла думать? Может, потому что наизусть выучила склеенное скотчем письмо, которое написала она? Может, потому что Фрэнк оказался единственным близким человеком, который не разбил малышке Бэмби сердце?
        Так. Стоп. Опять тлен в сознание пробивается.
        Джун подтянула повыше тугой корсет, отряхнула короткую, пышную черную юбку и еще раз натерла до блеска ботфорты на высокой платформе.
        Она походила на готическую демонессу, в то время как Холли оделась во все белое, подчеркивая большую грудь и сглаживая худые бедра. Подруга была выше Джун, поэтому белые ботфорты выбрала без платформы.
        – Мы выглядим дешево, – пожаловалась Холли. – Нужно всерьез заняться костюмами. И кстати. Стоило бы поменять название группы. «Dreams of June». Как тебе?
        – Подумай еще.
        – Минут пять осталось, кто хочет в уборную, самое время сбегать, – громогласно заявил Саймон, глядя на Джун. – Ты бледная какая-то, отравилась что ли?
        – Нет. Я почти ничего не ела сегодня. В обед салата поклевала.
        – Ясно. Тогда воды глотни, – протянул он ей бутылку.
        Пока Холли полоскала горло и настраивала голос, Джун занималась самовнушением. У меня все получится. А если не получится, то и черт с ним. Это не конец света, без конца повторяла она, и когда пришла пора выходить на сцену, то уже не волновалась так сильно. Она цеплялась за мысли о Фрэнке, и дышать было легче.
        Тони
        – С одной стороны, она в моем вкусе. С другой, слишком заносчивая. Даже не знаю, стоит ли она моих потраченных нервов, – рассуждал Люк, пока они пробирались через толпу поближе к сцене. На часах 19:59. Все, как обещал.
        Тони даже заморочился выбором одежды. Серый блейзер, черная футболка с принтом разбитого сердца, тесные черные джинсы.
        Вид приличный, настроение так себе.
        – С третьей стороны, она вообще не меня ждет, а тебя. Но с четвертой, вдруг она меня увидит и влюбится? Не смогу же я ей отказать, – мучился иллюзией выбора Люк.
        Закатив глаза, Тони случайно задел кого-то плечом и машинально извинился. Повернул голову и застыл, узнав девушку.
        – Фрейя?
        – Тони! Привет, – обрадовалась она.
        – Не ожидал тебя здесь встретить.
        – Почему? – удивилась она, опрятная и аккуратная до зубного скрежета.
        – Специфическое место.
        – Обычное. Здесь много наших студентов сегодня, учитывая, кто именно выступает.
        – Понятно, – быстро свернул он беседу: на сцене появились участники группы «Драйв».
        Свет погас, включились разноцветные прожекторы, толпа возликовала.
        Тони любил концерты, но редко удавалось вырваться из рутины. И сейчас он получал удовольствие, глядя, как музыканты неспешно настраивают инструменты.
        Когда на сцену уверенной походкой вышла девушка в белом, Тони улыбнулся. Она выглядела, как порочный ангел.
        – Напомни, почему я не хотел с ней общаться? – спросил Люк, облизывая Холли взглядом.
        – Она тебя послала когда-то.
        – Я простил. У меня к ней снова любовь, по-моему.
        Тони усмехнулся. Он тоже был не прочь снова испытать любовь, но не мог найти. Потерял где-то два года назад.
        – Привет, «макбетовцы»! – бодро поздоровалась Холли. – У меня сегодня день рождения, и в честь праздника мы дарим вам нашу первую оригинальную песню под названием «Тени». Я спою вместе с моей музой, которая является автором текста.
        – У нее день рождения? Ты бы хоть сказал, – упрекнул Люк, а Тони и сам растерялся. Почему она не предупредила? Он бы подарок подготовил.
        – Честно говоря, я не… – Он осекся и упал куда-то. Там было темно, пусто, холодно. Там была Джун.
        Джун, что за… Ты мерещишься, что ли?
        Она направилась ко второму микрофону и робко помахала рукой в знак приветствия:
        – Добрый вечер!
        Мысли раскрошились, осыпались.
        Бэмби, откуда ты взялась?
        От первого резкого бита Тони вздрогнул и обвел взглядом ее всю, с головы до пят… Спина покрылась испариной, когда до него дошло. Ты удивишься, сказала она. Я буду в черном.
        Он удивился. Она была в черном. Она уничтожила его только что.
        – Что происходит? – тихо пробормотал он, поморщившись; горло свело, не продохнуть.
        Зазвучала песня, пробирая до костей ознобом.
        Какого черта, Джун? Зачем ты здесь?
        Припев зазвучал резче, чем начало песни. Холли срывала мощный голос, а он смотрел на Джун. Она вторила словам, как мелодичное эхо, и смысл наконец вклинился острым углом ему в сердце.
        …я оступаюсь, прости,
        мне пора идти.
        Не отпускай меня.
        Отпусти.
        …Тони умирал, умирал и никак не мог сдохнуть наконец. Челюсти свело, так сильно сжал зубы от напряжения. Музыка выворачивала душу, царапала по сердцу, а голос Бэмби травил искренней, знакомой, понятной болью.
        На последних аккордах она посмотрела в толпу – прямо на него, будто почувствовала, и взгляды пересеклись. Тони перестал дышать. Джун тоже. Она замерла, неспособная спеть последние слова, и поэтому прошептала в микрофон:
        – …не отпускай меня. Отпусти.
        А он в ответ едва заметно покачал головой.
        Нет, нет. Не могу. Не проси меня, я не могу, не отпущу.
        Голову закружило, как на карусели, и он усмехнулся, поражаясь простому открытию: все эти годы, несмотря ни на что, он ждал Джун.
        Видеть ее. Держать за руку. Чувствовать пульс… Стоять здесь вечно и смотреть на нее.
        Музыка затихла, толпа взорвалась аплодисментами, и реальность обрушилась на сознание такой мощной волной, что Тони пошатнулся и отвел взгляд от сцены, часто моргая, приказывая себе: проснись, твою мать! Просыпайся.
        Он опустил голову, вспоминая, где он, в какой вселенной.
        – Я решил. Я ее хочу, – с азартом произнес Люк.
        – Кого?
        – Холли.
        Тони в прострации озирался по сторонам. Он не понимал, что именно изменилось, почему так плохо. Все же было классно еще пять минут назад.
        – Ты ждешь Джун? – разобрал он вопрос и посмотрел на Фрейю, которая стояла рядом.
        – Не знаю, – пробормотал.
        – Она здорово выступила, мурашки по коже.
        Да, у него тоже. Мурашки, бабочки, галлюцинации.
        – Ты знала, что она сегодня выступает? – зацепился Тони за соломинку здравого смысла, и девушка кивнула, закладывая русую прядь за ухо.
        – Конечно. А ты разве не знал? – задала она сложный вопрос, и Тони неопределенно кивнул в ответ.
        Он не знал. Он вообще Джун не знал.
        – Мне пора, друзья ждут, приятно было увидеться, – попрощалась Фрейя.
        – До встречи, – сухо улыбнулся он, глядя, насколько осторожно девчонка обходит людей. Будто впервые в толпе. Да еще и без охраны. Отчаянная.
        – Давай переместимся в бар, – предложил Люк.
        Тони достал из кармана айфон и долго смотрел на экран, прежде чем напечатать: «Жду тебя в баре. Я здесь с другом».
        Ответ пришел, когда он уже допивал безалкогольный коктейль, а Люк – воду со льдом.
        «Лечу на крыльях ночи».
        Тони не улыбнулся, как сделал бы раньше. Он задумчиво нахмурился, разглядывая наклейки на барной стойке.
        Прошла минута, вторая…
        – Люк?
        Он вздрогнул и с тяжелым сердцем обернулся, игнорируя тот простой факт, что мозг взорвался, как сверхновая.
        Джун стояла рядом и вопросительно смотрела на высокого блондина, который настороженно воззрился на нее в ответ и поправил узел яркого галстука на длинной шее.
        – Да, это я, привет, – подтвердил он низким голосом и сразу начал подкатывать к Холли. – Сильное выступление, поздравляю.
        – Спасибо, не забудь купить сингл, когда он появится на itunes. А кто твой друг? Познакомишь нас?
        – Конечно, как только он вспомнит о манерах.
        Джун держала в руке серебристый смартфон и не могла произнести ни слова, растерянно глядя на Люка. И как обычно, делала вид, что Тони вообще не существует.
        Да неужели?
        Он сжал челюсти и быстро напечатал:
        «Бэмби, посмотри на меня».
        Экран на ее телефоне загорелся, сообщая о доставке чужого сердца. Сегодня по скидке.
        Сбитая с толку, скованная, она бегло глянула на телефон – и замерла на секунду. Открыла сообщение, прочла и медленно, очень-очень медленно перевела шокированный взгляд на Тони. На ее глазах от концентрации недоверия даже слезы выступили. Она истерично хохотнула.
        – Нет. Нет! – повторила она его мысли и замотала головой, закрыв лицо руками. – Это шутка? Люк, что за шутки?!
        Тот прочистил горло и, игнорируя Джун, обратился к Холли:
        – Послушай, детка. Мы должны кое-что прояснить. С тобой общался мой друг. Он, скажем так, подменял меня, пока я был в раздумьях.
        Холли оказалась сообразительной.
        – Вау. Какой же ты засранец. Но чтобы ты знал, я тоже с тобой не общалась, ты мне сразу не понравился. Тебя Джун подобрала из сострадания. А ты приходишь и в открытую флиртуешь со мной у нее на глазах.
        У Люка отвисла челюсть.
        – Стоп… Что ты сказала?.. Да кем ты себя возомнила?!?! – психанул он. – Ты отшила меня после концерта, потом сама же мне написала – и снова отшила? А не пошла бы ты?! – Люк швырнул наличку на барную стойку и в ярости глянул на Тони, мол, валим отсюда.
        – Я задержусь.
        – Как знаешь. – Будущий хирург напоследок залпом опрокинул в себя остатки воды, поморщился, как от бренди, и ушел.
        Холли тоже незаметно растворилась в толпе. Все-таки умная девчонка.
        Тони остался наедине с Джун.
        Она стояла перед ним, родная, ранимая, и так легко было заглянуть ей в душу теперь, когда у нее не нашлось сил прикрыться. Он только сейчас в деталях рассмотрел ее костюм. Сногсшибательный контраст черной ткани с бледной кожей. Тонкие плечи, ключицы, шея… Жажда растеклась расплавленным серебром по венам при одном лишь воспоминании, какая нежная у Джун кожа.
        На соблазнительных губах темнела помада. В зеленых глазах не было равнодушия. Она пыталась, но попытки разбивались о невероятное открытие. Нет такой пары, как Холли и Люк. Есть Джун и Тони.
        Все, что они обсуждали. Переписывались, сидя рядом во время встреч… Как он не понял, что пишет ей? Ревновал к виртуальному мудаку, который заставлял ее смеяться, а это был он сам.
        Они ведь секс на эту ночь запланировали.
        – Объясни, пожалуйста, что происходит, – потребовала Джун, срываясь в голосе, пунцовая от стыда. – Немедленно объяснись, или я…
        Тони просто сделал шаг и впился в ее губы с отчаянным надрывом, от которого душа улетела к чертям на дно мира. Он смял ее волосы на затылке и крепко обнял второй рукой за талию, скованную корсетом. Тони впитывал знакомый вкус, аромат и не помнил, почему они поссорились когда-то.
        Разве он ее ненавидел в прошлом? Невозможно.
        Он целовал ее, как помешанный, пока челюсти не заныли. Ласкал ее рот, впадая в эмоциональный экстаз, потому что Джун не отталкивала, а точно так же жадно терзала его губы и втягивала в рот его язык, заставляя морщиться от сладкой боли.
        Тони никогда не хотел ее настолько сильно, как в эту минуту, посреди клуба, на глазах у незнакомых людей. Кто-то снимал их на камеру, вспышки мелькали перед закрытыми глазами, но ему было наплевать. Он не мог оторваться от Джун, даже чтобы вдохнуть.
        Она жалобно застонала, и это был стон чистого, неутоленного желания, которым они мучили друг друга долгие годы.
        – Сейчас, Бэмби… сейчас…
        Тони, как в полусне, взял ее за руку и вывел из помещения во двор. В другой руке она все еще сжимала смартфон.
        Парковка, чужие машины. Черно-белый «лэндровер».
        Разблокировать дверь.
        Тони забрался на заднее сиденье и утянул Джун за собой, усадил на себя, огладил гибкую спину и нащупал замок на корсете.
        – Что происходит? Что мы творим? – прошептала она, бросая телефон на сиденье.
        Мы. Слово-то какое. Правильное.
        – Не знаю, – хрипло ответил Тони, снова находя ее губы. В нем ревела потребность насытиться. Хотелось заорать, что он сломается сейчас, если Джун оттолкнет. И она, как истинная демонесса, тут же начала сопротивляться:
        – Нет, я не могу, подожди… Так нельзя.
        Она попыталась слезть с него, но он удержал, обхватил за бедра и толкнул на себя, чтобы она ощутила, насколько он возбужден.
        – Джун, я готов умолять, хочешь? Чтобы от моего самоуважения вообще ничего не осталось.
        Она не ответила. В затуманенном взгляде – тонна сомнений.
        – Видишь принт на футболке? – он откинулся на спинку сиденья, позволяя Джун рассмотреть себя.
        – Разбитое сердце, – тихо сказала она.
        Он потянул вверх край футболки, обнажаясь до самого горла, поймал за запястье руку Джун и положил ладонью себе на пресс, наслаждаясь прикосновением ее прохладных пальцев. Зажмурился от удовольствия и переместил тонкую руку выше, к бешено бьющемуся сердцу.
        – А это чувствуешь? – спросил в отчаянии. – Там тоже все вдребезги. Два года собрать не могу.
        Она судорожно сглотнула и нахмурилась. Не верила.
        – Отпусти меня, Джун, сделай это первая, потому что у меня не получается. Либо уйди прямо сейчас, либо останься. Со мной.
        У него дрожали руки от гормонов, требовавших утолить голод, а он застыл в ожидании, умоляя взглядом: не уходи. Не ври, что тебе все равно. Не ври.
        Джун медленно облизала припухшие губы, и ее плечи расслабились на выдохе. Она крепче сжала коленями его бедра и больше не шелохнулась.
        Она осталась.
        В сознании просветлело от облегчения.
        Тони осторожно приподнялся, притягивая ее к себе, и потерся своими губами о ее губы, смешиваясь с ней дыханием.
        С ума сойти. Она здесь, с ним.
        Не прерывая легкого поцелуя, он медленно расстегнул до конца корсет, под которым не оказалось белья, и отбросил в сторону. Поцелуй из целомудренного стал глубоким, до умопомрачения порочным. Тони обхватил ладонями ее обнаженные груди, поглаживая твердые соски большими пальцами; очертил ребра, спину, поддерживая, и плавно, ритмично задвигал бедрами.
        Джун тихо постанывала ему в рот, подаваясь навстречу. Гибкая, нежная, она обняла его двумя руками за шею, окутывая теплом. Он и забыл, как тепло рядом с Джун. Даже в ноябре душно.
        Неспеша, чтобы не напугать ее, Тони потянулся к поясу джинсов и расстегнул сначала пуговицу, затем ширинку, освобождая пульсирующий член.
        – Подожди, мне нужно знать, – разорвав поцелуй, сбивчиво прошептала Джун. – Скажи мне. Кто я тебе?
        Он не мог объяснить. Не представлял, как выразить все, что испытывал по отношению к ней.
        – Я не знаю. Ты просто… моя. Ты моя, Джун.
        Она расцвела на глазах и смущенно улыбнулась. Она никогда раньше не улыбалась ему так лучезарно. Она была неотразима.
        Тони снял одну ее руку со своей шеи, поцеловал по очереди тонкие пальцы, медленно облизал узкую ладонь и опустил к основанию члена, на который Джун до этого момента даже посмотреть не решалась. Но вот она опустила взгляд и рвано выдохнула… напряглась, послушно сжала пальцы – и Тони перестал существовать на мгновение.
        Он накрыл ее руку своей и задвигал вверх-вниз, дрожа от неутоленного желания, сходя с ума от духоты и сладкого аромата лета. Он уже скучал по ее рту, но она не позволила снова себя поцеловать. Хорошо, позже… он доставит ей удовольствие позже. У нее на кухне. На полу. В кровати. Везде.
        Скользящие, ритмичные движения стали жестче, быстрее.
        – Джун… – Кровь взревела в венах, когда Тони зарычал, откидываясь затылком на прохладное сиденье. Он задержал дыхание, кончая, и сорвался на громкий стон, ощущая головокружение, опустошение, нирвану…
        И его рука поверх ее руки.
        И мир кажется правильным и понятным.
        Во рту пересохло, не получалось произнести что-нибудь внятное. Связных мыслей, в общем-то, и не было.
        Джун опомнилась первой. Она сползла на сиденье, подняла корсет и хрипло попросила:
        – Застегни, пожалуйста.
        – Нет… нет, нет, нет. Ты же не уходишь? Не сбегаешь?
        Она села в пол-оборота и с тоской посмотрела на него своими болотными, согревающими душу глазами. Усмехнулась.
        – Я два года бегала от тебя. Пожалуй, хватит.
        Тони осторожно застегнул ее корсет, изучая идеальный изгиб спины, и понял, что с этой девушкой будет мало одной ночи. С ней целой жизни мало.
        Он не удержался и поцеловал ее в плечо, прихватив кожу зубами. Джун отстранилась и настойчиво завершила мысль:
        – …но я не стану одной из твоих девушек.
        – Ты не…
        – Подожди, не перебивай.
        Тони замолчал, приводя себя в порядок и убирая следы страсти, а она нашла свой телефон и открыла документ.
        – Это моя статистика вранья. Я обманываю по мелочи, с тобой это машинально получается. Но с Люком я не лгала вообще, может раз или два… Знаешь почему?
        – Потому что ты его не видела? – насторожился он, обтягивая футболку.
        – Нет. Потому что Люк был моим другом. Он уважал меня, а я уважала его. Мне не нужно, чтобы ты унижался передо мной, не делай так больше никогда. И меня не унижай, иначе я уйду.
        – И к чему ты ведешь? – Он уже заранее понял, что ответ ему не понравится.
        – Тони… – Она набрала побольше воздуха в легкие. – Давай станем друзьями. По-настоящему. Хотя бы попытаемся.
        Нет. Она ведь не серьезно.
        – То есть никакого секса? – уточнил он.
        – Никакого секса.
        – Ну вот мы и зашли в тупик. Бэмби, я хочу тебя, постоянно, и сейчас тоже, – ухмыльнулся он, но Джун не поддалась.
        – Может, если ты увидишь во мне не только игрушку, а личность, то и конструктивных мыслей станет больше, – нравоучительно заметила она, и Тони впервые подумал, что это ведь не худшая на свете идея – помириться. Понять ее. Он давно надеялся понять Бэмби-Джун.
        – И что включает в себя план примирения?
        – Мы начнем говорить друг другу правду.
        – Обо всем?
        – Да. Любое вранье будем записывать, а потом обсуждать.
        – Погоди… То есть, я могу спросить, о чем угодно, и ты не начнешь бормотать проклятия?
        – Ну-у, да. Кхм… Только не наглей.
        Тони широко улыбнулся, перед глазами замелькали сотни очень личных вопросов.
        – Более того. Если мы станем друзьями, – продолжила она рекламировать свой план, – то исполним последнее желание Фрэнка.
        – Согласен, – без промедления проголосовал Тони.
        – Как думаешь, он нас видит сейчас?
        – Кто? Фрэнк?! О боже, нет. Надеюсь, что нет, – застегивая джинсы, ужаснулся он и рассмеялся.
        Впервые по-настоящему рассмеялся вместе с Джун.
        Глава 10
        Джун
        И как только осмелилась предложить такое?
        Стать друзьями.
        Но в панике слова сами сорвались с языка, когда поняла, что еще один поцелуй – и наступит конец света, она отдастся этому притягательному парню душой и телом прямо в машине, рассыплется в звездную пыль, осядет у его ног и останется ничем. Никем. И прости-прощай, уверенная в себе Джун Эвери, здравствуй, самоедство.
        Она затаилась на сиденье, смущенная, но счастливая, с искрой надежды в сердце. Щеки горели. Всё горело.
        – Твоя машина здесь? – спросил Тони. Он улыбался до сих пор, то и дело обводя кончиком языка нижнюю губу.
        Улыбающийся Энтони Уильям Андерсон – это отдельный вид искусства. Энтонизм.
        Точно, подумала Джун. У меня энтонизм головного мозга.
        – Джун, ты услышала вопрос?
        – А?
        – Твоя машина здесь?
        – Нет, я с Холли приехала. Машина у мистера Беккета в поместье осталась, – ответила она, находясь под гипнозом последних событий. – Мы с Холли вместе живем, снимаем квартиру.
        – Ты никогда об этом не упоминала.
        – Ты не спрашивал.
        – А ты бы ответила?
        – Нет.
        – Поэтому и не спрашивал.
        Джун фыркнула, чтобы не занудствовал.
        Она часто размышляла о том, почему они с Тони вообще стали врагами. Причин набралось много, но главная – одна: потому что не говорили друг другу правды. Джун боялась, а Тони не видел в ней достойного человека, чтобы утруждаться.
        От этого настолько шокирующей оказалась его готовность пойти навстречу.
        Но могут ли враги стать друзьями? Могут ли совпасть красное и холодное, учитывая, что они не лосось?
        Голова гудела от пережитых эмоций, хотелось снова забраться руками под футболку Тони и словить биение его сердца.
        Разбитого сердца.
        Оказывается, его тоже мучила их отчужденность. Или наврал, чтобы соблазнить?
        Нет, холодного расчета в Тони никогда не было. Иронии в избытке, а вот цинизма куда меньше, чем требуется бизнес-акуле… Впрочем, акулы – существа не циничные. А значит, великому Тони Андерсону действительно не наплевать на Бэмби-Джун.
        Она поежилась и растерла продрогшие плечи. Тони проследил за движением ее рук, снял серый блейзер и набросил на нее, мимолетно коснувшись щеки, а затем вышел из машины и пересел на место водителя.
        – Едем к тебе?
        – Да, наверное. – Джун назвала адрес, и вскоре они вместе поднялись на второй этаж серого каменного дома. Ключ она всегда носила под чехлом смартфона, вместе с банковской картой. Не любила сумочки.
        – Хочешь пить? – предложила она, когда они вошли в квартиру.
        – От чая не откажусь, – вежливо ответил Тони.
        Бо-о-же. Вежливо. Ответил. Тони.
        Чудеса все-таки случаются.
        По дороге на кухню Джун мельком глянула в зеркало на стене и содрогнулась: вид у нее был тот еще. Густые черные стрелки на глазах слегка поплыли, а волосы лежали взбитой копной. Зато кухня сверкала чистотой. Особенно диван.
        – У меня есть зеленый и фруктовый.
        – Зеленый, – выбрал Тони.
        Она включила винтажный электрический чайник и нашла глиняную кружку.
        Сам факт, что Тони Андерсон, миллионер-плейбой, сидел на кухне в этой съемной квартирке, казался утопией. И хотя высокие потолки с декоративными узорами и модные кирпичные стены создавали уютную атмосферу, диван был неудобным для сна. Джун не представляла, как можно уложить Тони на неудобный диван. У него ведь спина будет утром болеть. Это же не Чейз, который засыпал где попало, хоть в спираль мог скрутиться на полу.
        Кстати, о Чейзе. Друг наведывался в гости раз в год, обычно зимой, и спал в комнате Холли… они скручивались в спираль вместе. Между ними случилась страсть с первого взгляда, переросшая в связь без обязательств. Они легко сходились и так же легко расходились. Джун поражалась, насколько спокойно здоровые люди относились к личной жизни. Не то, что всякие там вампирши, которые загонялись ого-го как даже по поводу дивана…
        – О чем думаешь? – спросил Тони, и Джун выпустила ложечку от неожиданности, расплескав чай. Быстро промокнула поверхность бумажной салфеткой и поставила кружку на стол перед гостем.
        – Эм-м… Вообще-то, о Чейзе.
        – Вау. Иногда лучше не спрашивать, да? – Он усмехнулся, забросив ногу на ногу. Разбитое сердце, пропечатанное на черной футболке контуром из крупных серых «стежков», манило подойти ближе и продолжить то, что начали на заднем сиденье машины. У Джун губы заныли. Хотелось опуститься к Тони на колени и спрятать лицо в изгибе его плеча, впиться зубами в крепкую шею…
        Соберись, тряпка.
        Джун обреченно вздохнула и плюхнулась на подоконник, расшнуровывая ботфорты. Волосы упали на щеки, и она в который раз пожалела, что постриглась. И Тони, будто читая ее мысли, спросил:
        – Зачем ты изменила прическу?
        – Решила, что прямые волосы сделают меня счастливее. В тот день, когда Фрэнк… когда он отправился к Иден, я поехала домой и сама обрезала ножницами. Холли на следующий день подровняла.
        В серых глазах полыхнуло сочувствие. Тони отпил чая и устало посмотрел на наручные часы. Не золотые, а деревянные, с темно-красным отливом, со скандинавскими рунами вместо цифр.
        Джун всегда нравились такие незначительные детали, которые отражали внутренний мир Тони. Он мог бы нацепить даже самодельные бумажные часы, и все равно никто не усомнился бы в глубине его мышления. Он был цельным человеком и четко знал, к чему стремился в жизни… А Джун до сих пор как лист на ветру: сплошные сомнения и поиски.
        – Спать будем или как? – раздался смешливый голос Тони, и Джун перевела взгляд от его запястья вверх, к губам, которые дрогнули в понимающей улыбке.
        – Можем киносеанс устроить, если хочешь, – пролепетала она, надеясь, что он не заметил обожания в ее глазах.
        – Хочу. – На его лице расплылась наглая ухмылка, и до Джун с опозданием дошло, что кино – это в ее спальне. Вообще ночевать придется вместе, потому что так удобнее.
        – Можем заказать еды, – взволнованно предложила она, спрыгивая с подоконника.
        – Хорошо. – Он скользнул взглядом вдоль ее корсета, задержавшись на приподнятой груди, и Джун прикрылась полами блейзера.
        – Прекрати, пожалуйста.
        – Что именно?
        – Разглядывать меня, – разозлилась она, и Андерсон воззрился на нее, как на синего кита в пустыне.
        – Тебе можно, а мне нельзя?
        – Я на тебя так не смотрела, – возмутилась Джун и прикусила язык, внося «минус один» к деградации.
        Тони поднялся и подошел к ней, молча упрекая. Остановился в полушаге и сложил руки на груди. Джун запрокинула голову, заглядывая в бездонные глаза, обрамленные длинными, загнутыми кверху ресницами. Сердце сжалось от умиления, а Тони сухо сказал:
        – Начинай.
        – Что?
        – Ты соврала. Теперь, согласно регламенту нашего договора, мы должны обсудить твой возмутительный поступок.
        Он стоял очень близко, и его дыхание согревало щеку, ласкало губы. Джун облизала их, ощущая вкус фруктовой жвачки.
        – Я… понимаешь, я действительно неприлично долго разглядывала тебя, – срываясь в голосе, покаялась она.
        – Почему?
        – Потому что нравится… м-м… нравится на тебя смотреть. – Она покраснела и отвернулась, но Тони обхватил пальцами ее подбородок и снова заглянул в глаза:
        – Тогда почему ты два года делала вид, что я пустое место? – холодно спросил он, и внутри Джун вспыхнула старая обида:
        – Почему ты делал то же самое?
        Он осторожно провел по ее губам большим пальцем, спустился ладонью вдоль шеи, сжал плечо, закрытое серым льном блейзера.
        – Боялся тебя. Кровь стыла, настолько я тебя боялся, Джун.
        Она прикрыла глаза, пряча сожаление.
        – Тони, я давно перестала воевать с миром и тем более с тобой.
        – Да, похоже на то, – с горьким смешком ответил он. – Война закончилась, а я и не заметил.
        Джун дышала полными легкими, чтобы надышаться им про запас, а Тони осторожно поднял руку и заправил прядь волос ей за ухо.
        – Твоя очередь отвечать. Почему ты бегала от меня?
        В грудной клетке сердцу стало тесно. Слова душили, и Тони будто почувствовал, что ей нужно: легко обхватил ее шею ладонью, нежно погладил пальцами, успокаивая, и Джун призналась:
        – Рядом с тобой я чувствую себя неправильной, ненужной, навязчивой идиоткой. Девочкой, которую можно использовать и выбросить, потому что она не подходит по стандарту. Ты, может, и не вампир, но умеешь очень больно ранить. Поэтому я и молчала – чтобы не провоцировать тебя.
        В серьезных серых глазах отразилась целая гамма чувств, от замешательства до ужаса.
        – Бэмби, – выдохнул он и обнял ее лицо ладонями, возражая: – Ты не идиотка, зачем ты это говоришь?
        Но слова полились из Джун водопадом:
        – Я всегда мечтала быть такой, как ты.
        – И какой же я?
        – Стойкий. Тебя нельзя было задеть, выбить из колеи. Ты… настоящий, сильный. Я вечно пыталась пристроиться рядом с тобой, как бездомный кот, и вечно мне не хватало места, – как маленькая, пожаловалась она.
        Тони чертыхнулся и сграбастал ее в объятия, и снова от его жалости слезы комом встали в горле.
        – Бэмби, прекрати. Что ты несешь?
        – Правду.
        – От твоей правды у меня мозг завис. Подожди, пусть перезагрузится.
        – Ты не понимаешь, что ты значил для меня, я…
        – Перестань, прошу, хватит. Потом поговорим, это слишком…
        Проклятое слово слишком, которое не давало им жить.
        Джун проглотила горький остаток предложения и согласно кивнула, отстраняясь:
        – Да, конечно, у нас еще уйма времени до Сочельника. Давай смотреть кино. Я закажу пиццу.
        Тони выглядел бледным и растерянным, словно попал в параллельную вселенную, где прошлое ожило и ходило перед ним по комнате. Джун проводила его в спальню, а когда осталась одна, ущипнула себя. Вроде бы не сон.
        Смартфон звякнул входящим.
        В чате от имени Люка светилось сообщение: «Мне любую, но без анчоусов».
        Джун хитро улыбнулась, приложив грань телефона к губам. Эх, раньше специально заказала бы пиццу с анчоусами, хоть сама их и не очень любила, но сейчас совершенно не хотелось проказничать. Она позвонила в доставку, а потом быстро напечатала:
        «Не пиши мне больше от имени Люка. Это жутко. Я покидаю этот чат. Прощай».
        Она аккуратно повесила блейзер Тони на подлокотник дивана и отправилась в ванную, пока сердце выбивало азбукой Морзе: Люк Найт – это Тони Андерсон. Это было настолько невероятное открытие, вроде всемирного закона тяготения. Закона, который бесперебойно работал между Тони и Джун даже спустя годы.
        Наспех приняв душ, она расчесала волосы, которые бессовестно начали виться к вечеру на фоне повышенной влажности воздуха и порочных мыслей, и набросила халат, подпоясавшись потуже.
        – Свежие полотенца – в шкафу в ванной, – сказала она деловито, зайдя в комнату, где Тони созерцал коллекцию дисков с фильмами.
        – Ты любишь комиксы? – недоверчиво спросил он, изучая длинный ряд с собранием «Звездных войн».
        – Да, очень, – улыбнулась Джун, натягивая пушистые мягкие тапки. – Я собирала журналы в школе… в той школе, в Штатах. А что?
        – Ничего. Просто я фанат, – он провел пальцем по названию. – Напомни, почему мы не общались по-человечески?
        Тони повернулся и застыл, вперившись в нее взглядом. Серые глаза потемнели, как штормовое море, ноздри раздулись, скулы обозначились четче.
        – Кажется, вспомнил, – пробормотал он. – Характерами не сошлись.
        Джун растерянно оглядела себя. Темно-синий халат с узором цветущей сакуры хоть и был коротковат, но вроде закрытый… Она ахнула. Халат! Тони обещал, что свяжет ей руки за спиной этой чертовой тряпкой, а потом…
        – Все-таки шелковый. Так и знал.
        От спокойного, глубокого мужского голоса бросило в жар, и Джун метнулась ко встроенному шкафу.
        – Я… подожди, сейчас переоденусь. И тебе что-нибудь найду. – Она порылась в вещах, нервно их разбрасывая, и вытащила пижаму Чейза. – Вот! А зубные щетки для гостей в правом отсеке над раковиной.
        У Тони вытянулось лицо.
        – Это чьё?
        – Чейза.
        – Оставь себе. У меня в машине чемодан с одеждой лежит.
        Он угрюмо мазнул взглядом по поясу халата и буквально сбежал из комнаты, а Джун прислонилась спиной к холодной зеркальной двери шкафа, шумно выдыхая. Пришлось срочно надевать закрытую теплую пижаму: штаны и рубашку фиолетового цвета, с принтом медвежат.
        В комнате раздалась резкая громкая музыка: Тони забыл айфон на кровати. Джун не собиралась лезть в чужое личное пространство, но победило беспокойство: вдруг случилось что-нибудь?
        На экране сияло имя: «Фрейя Син…Рус/Гол».
        Какой незатейливый шифр. Русые волосы, голубые глаза.
        Пфф!!! Подумаешь, какой Тони наблюдательный.
        Но Фрейя?? И давно они общаются настолько близко, чтобы созваниваться на ночь глядя?
        Это не мое дело, напомнила себе Джун.
        Не мое дело, не мое дело, повторяла она, пока ни вернулся мистер «Время даром не теряю» Андерсон. Он сразу отправился в ванную, с благодарностью оценив медвежат на пижаме Джун, а еще минут через десять доставили пиццу. От тепло-сладкого аромата рот наполнился слюной. Джун вообще ничего, кроме салата, не съела за весь день.
        Она притащила коробки в спальню, накрыла ими айфон, чтобы не мозолил глаза. Принесла воды, кока-колы. Расстроилась еще раз.
        Нет, ну а как не расстраиваться-то? У Джун пять лет ушло, чтобы создать хотя бы намек на дружеское общение с Тони, а Фрейе понадобилось меньше недели, чтобы втереться в доверие.
        Но зачем она звонила? Вдруг неприятности?
        Джун терзалась дилеммой, говорить ли Тони о звонке, когда дверь в комнату распахнулась, выбивая все мысли из головы, кроме одной: выключите свет в моей голове.
        Господи-за-что-и-почему?
        У Джун глаза заслезились, и она захлопала ресницами, наблюдая, как Тони, полуголый, в низко сидящих пижамных штанах, приближается, заглядывает в свою коробку с пиццей… Берет один кусок и ловит языком тягучий сырный кончик, откусывает…
        – Ты почему не ешь, она уже не горячая, – как ни в чем не бывало произнес он. Капля воды упала с влажной темно-каштановой челки и скатилась по шее.
        Джун заплакала про себя.
        – Ты издеваешься? – с надрывом и болью в голосе прошептала она, но Тони не услышал и переспросил:
        – М?
        – Для меня – чересчур горячо, – пробубнила она.
        Тони отвернулся и подошел к полкам с дисками.
        – Так что мы смотрим?
        Она была согласна всю ночь созерцать мускулистую спину Тони. Кино получится покруче, чем у Энди Уорхола. Широкие плечи, рельефные мышцы, узкие бедра… Он всегда был подтянутым, но у Джун перехватило дыхание от вида этой спины… Энтонизм головного мозга, кажется, набирал обороты.
        Так и не дождавшись ответа, Тони выбрал и включил «Звездные войны. Эпизод III», кое-как разобравшись с DVD-проигрывателем.
        Джун продолжала таращиться. У нее глаза, наверное, стали розового цвета, как малиновый сироп на мороженом. Поразительно. Тони сочетал в себе черты хмурого медведя и гибкого ягуара. Она могла бы снять о нем целую передачу: интервью с уникальным мутантом.
        – Тебе тоже душно? – спросил он, вернувшись к кровати. – Где у вас регулятор отопления, а то варимся, как в сауне.
        – И не говори…
        Мозг у Джун точно сварился. Она приложила к горящей щеке бутылку колы и молча вышла из комнаты. Может, на кухне переночевать? Иначе договор о дружбе народов полетит в бездну.
        Она выключила отопление и, собравшись с силами, вернулась к себе. Тони сидел на кровати, прислонившись спиной к изголовью, жевал пиццу и с интересом смотрел в широкий экран телевизора.
        – Ты в порядке? – спросил этот нахал, сияя обнаженным торсом.
        – Мгм, – промямлила Джун и выключила свет, оставив лишь ночник. Сбросила тапки, забралась на кровать, уныло оторвала кусок пиццы и произнесла подавленно:
        – Тебе Фрейя Синклер звонила, кстати.
        – Серьезно? – хмыкнул Тони и потянулся к айфону, проверяя, затем бодро спрыгнул с кровати и торопливо вышел из комнаты, чтобы перезвонить, а Джун, с трудом проглотив кусочек пиццы, потеряла аппетит. Спустила коробку на пол, забралась под одеяло и закрыла глаза.
        Да пускай они с Фрейей хоть поженятся! На здоровье. Но в другое время та не могла позвонить? Обязательно было первый совместный вечер им портить?
        Разболелась голова, и Джун нашарила рукой бутылку воды возле подушки.
        Тони вернулся быстро, хмурый и взвинченный. Может, Фрейе не понравилось, что он улетает на все выходные? Но разве они встречаются? Вряд ли. Познакомились только в понедельник.
        Версия №2: Тони тяготится мыслью, что нужно проводить время с Джун, в то время как сам хотел бы отправиться к новой подруге из семьи Синклер.
        Точно! Он пригласил Фрейю в Норвегию, а у той не получается. Она позвонила, чтобы с сожалением отказаться от предложения, и Тони теперь раздавлен.
        Не везет ему, однако, с девушками, в которых он влюбляется. Когда-то с Мелани не срослось, теперь вот с Фрейей планы на выходные не совпали.
        Так. Стоп. Притормози, Джун. Не накручивай себя. Выпей еще воды и успокойся.
        Сто вопросов вертелось на языке, казалось бы: просто спроси у него. Но она промолчала. Тони снял свою коробку с пиццей с кровати и лег поверх одеяла. Видимо, тоже аппетит пропал.
        Отличный вышел киносеанс.
        – Ладно, вставать в восемь, – сухо сказал он и выключил фильм. – Спокойной ночи, Бэмби.
        – Спокойной ночи, – отозвалась она, отвернувшись.
        А в голове крутилось: версия №3, версия №4…
        И Люку, увы, сообщение не отправишь, не попросишь совета. Пришлось вспомнить колыбельную, чтобы перебить жажду самоедства. Джун начала петь про себя «Twinkle, Twinkle, Little Star».
        Тони
        Кто-то настойчиво трезвонил в дверь. Чью дверь? Где?
        Он разлепил глаза и посмотрел в потолок. Белые гипсовые узоры показались знакомыми.
        Белый цвет.
        Белый костюм ангела, черный костюм демона…
        Тони резко повернул голову, но место рядом оказалось пустым. Он нащупал рукой подушку Джун и накрыл ею лицо, глубоко вдыхая аромат лета и со стоном выдыхая разочарование.
        День начинался с одиночества. Как это привычно.
        В квартире к утру стало зябко без обогрева, и Тони поежился, выбираясь в коридор. В ванной шумел душ. В дверь все еще звонили. Здесь не было видеодомофона, вообще система безопасности страдала, и Тони повернул ключ в замке, открывая дверь.
        Громкий, без причины счастливый голос Чейза разорвал ушные перепонки:
        – Здорово, брат! Какими судьбами?!
        Тони не сопротивлялся, когда этот йетти прямо с порога кинулся к нему, обнял и оторвал от земли.
        – А-а-а!!! Сто лет не виделись! А где курносая?
        – Кто?
        – Малышка где?
        – Э-э. Душ принимает.
        Чейз бросил в коридоре походный рюкзак и направился прямиком на кухню.
        Тони осознал, что стоит с голым торсом, и наспех натянул пижамную майку, которую вчера специально не надел перед сном. И толку, что красовался перед «курносой малышкой»? Фрейя позвонила и вынесла мозг: кто-то слил в студенческую сеть видео, где Тони и Джун целуются в клубе.
        Значит, жди в «желтой прессе» новостей. Журналисты любили проехаться по Тони даже без повода, а тут такое: наследник не успел отца похоронить, а уже пустился во все тяжкие. Клубы-девочки-наркотики. Тошно было даже думать о том, что дружба с Бэмби начиналась со скандалов. И ведь не объяснишь никому, что отца он не хоронил. Фрэнк просто уехал к Иден и настоятельно рекомендовал не загоняться, а проживать каждый день по максимуму, как всегда делал сам.
        – Тони? – Тихий голос Джун вывел из оцепенения, и он оторвал взгляд от пола. Она стояла рядом, замотанная в белое махровое полотенце, и обеспокоенно на него смотрела.
        – Доброе утро, – поздоровался он. – У тебя гости.
        Джун удивленно огляделась и заметила сумку Чейза. Улыбнулась… нет, скорее, расплылась в сияющей улыбке.
        – А почему он не предупредил?! – запищала она и бросилась в свою комнату.
        – О, я не могу придумать ни одной причины, – перекривлял ее Тони и отправился на кухню, где хозяйничал Чейз.
        – Холли дома? – спросил тот непринужденно; в синих глазах с прозрачными линзами – святая простота.
        – Без понятия, – процедил Тони, глядя, как парень расстегивает спортивный джемпер, являя миру Барта Симпсона на футболке.
        Тони и забыл, какой Чейз накачанный боров. Роста они были одного, но весовая категория разная. Чейз смахивал на бодибилдера, хотя широкая белозубая улыбка и вечно взъерошенные волосы придавали ему милоты, от которой тащились девчонки в старшей школе.
        – Чейз! – раздался оклик, и Бэмби буквально с порога запрыгнула на парня, который подхватил ее под бедра и заорал:
        – Малышка-а-а!
        А не охренел ли ты, парень?
        Тони сложил руки на груди, чтобы не мешать воссоединению родственных душ, и скептически подумал, что нет, не быть ему и Джун друзьями. Они никогда не станут вот так, как две блаженные мартышки, прыгать по комнате в знак приветствия.
        – Какие планы на выходные? – озаботился уточнить Чейз, выпуская Бэмби из объятий.
        – Мы летим в Гейло прямо сейчас, кататься на сноуборде, а Холли неизвестно где, наверное, у родителей. Зря ты не предупредил, – расстроенно ответила Джун и с надеждой воззрилась на Тони… очень жалостливо посмотрела, как истинная Бэмби. Ох уж, эти ее глазищи. Он вопросительно вскинул бровь, мол, не понимаю твоих намеков. Но Джун произнесла робко:
        – Тони… – и он сдался.
        – Ты можешь присоединиться к нам, Чейз, – чуть не подавился он словами, чтобы угодить «курносой».
        Нежданный гость потрепал себе волосы на затылке, обдумывая.
        – Мои предки сейчас в Сингапуре, дома делать нечего… Ладно, уломали.
        Тони не понимал спонтанных людей. Из Штатов прилететь в никуда, без цели… Опоздай Чейз на час, и здесь никого не застал бы. Но, судя по всему, этому экстремалу помогали те силы, которые не позволяли утонуть в трясине или быть заживо съеденным в заливе с акулами.
        Фрэнк обожал Чейза. Говорил, что энтузиазмом и тягой к экстриму этот шалопай напоминает ему юного Ллойда Эвери. Не самое лучшее сравнение, скорее оскорбление, а не комплемент, как считал Тони, помня об образе жизни Ллойда.
        Джун быстро закончила сборы и прикатила заранее подготовленный чемодан, Тони тоже переоделся, проклиная спонтанных людей. В десять утра они уже шли против колючего ветра к частному самолету Андерсонов в местном аэропорту.
        – Привет, мои родные! – раздался звонкий голос тети Летиции. Она спускалась по короткому трапу, чтобы встретить их. – О боже, Чейз! Как я рада!
        – О боже, тетя! Что ты здесь делаешь? – театрально воскликнул Тони, и та объяснила:
        – Не найду себе места, везде Фрэнк, Фрэнк, мысли заедают. Ты просил, чтобы шале подготовили к вашему приезду, и мы решили присоединиться.
        – Мы?
        – Я, Уитни и Колин. У мужа как раз съемки закончились, пусть расслабится.
        – Ладно, круто, – пожал плечами Тони и обернулся, наблюдая, как к самолету несется такси.
        Машина затормозила в паре метров от трапа, и даже интересно стало, кто еще проснулся пораньше… или вообще не ложился.
        – Детка! Джун! Я так надеялась, что успею, – хрипло сказала помятая Холли, выбираясь из такси; она все еще была во вчерашнем белом костюме, от нее разило весельем. – У тебя мелочь есть? За такси запла… – Девчонка осеклась, заметив Чейза: – О боже, Чейз!
        Еще одна…
        Холли издала воинственный клич и бросилась на парня с разбега. Они присосались друг к другу, как пиявки, наплевав на приличия, пока остальные пребывали в замешательстве.
        Тони переглянулся с Джун, закутанной в пальто и шарф, и вдруг подумал: как легко некоторые люди становятся друзьями, любовниками, семьей. И только у них с Бэмби что ни день, то недопонимание. Пять лет «холодной войны» пережили, а ради чего? Еще неделю назад ему казалось, что он знал ответ, но сейчас все причины забылись, потерялись в болотных глазах, в которых больше не было тлена. Там было… что? Надежда?
        В кармане завибрировал телефон, и Тони нехотя глянул на экран: Люк.
        – Алё?
        – Ты уже улетел?
        – А что?
        – Улетел???
        – Минут через пять.
        – Отлично, я паркуюсь, буду минут через шесть-семь.
        Зашибись. Все-таки не передумал.
        Тони взглянул на Чейза, на котором висела Холли, и двумя пальцами сжал переносицу.
        – Не торопись, без тебя не улетим, Люк, – с философским стоицизмом сказал он и поймал обалдевший взгляд Джун.
        – Этого только не хватало, – повторила она его мысль.
        Кажется, на выходных намечалось сражение за роль альфа-самца между будущим хирургом Люком Найтом и бешеным укротителем дикой природы Чейзом Локхартом.
        Тони заранее поставил на Чейза.
        Глава 11
        Джун
        – У Чейза никогда не будет девушки. Ни одна не выдержит его в большом количестве, – тихо исповедовалась Холли, когда два часа спустя они ехали в такси из аэропорта.
        Чейз использовал время перелета по полной. Пепельно-серый Люк до сих пор, наверное, заговорить не может. Еще бы. Все пассажиры были в курсе, почему Холли и Чейз вместе посещают туалет. Явно не ресницы подкрашивали.
        – Он меня укачал. Я и забыла, какой он бешеный, – добавила сонная подруга, поправляя высокий хвост растрепанных белых волос.
        Уитни, которая была третьей на заднем сиденье машины, громко прочистила горло, напоминая о своем присутствии. Бедняжка пребывала в шоке: ей всегда нравился Чейз, и она с первой минуты знакомства невзлюбила Холли.
        Такси неслось по извилистой дороге мимо заснеженных силуэтов гор, которые обещали активный отдых. Погода выдалась слегка морозная, но тихая и безветренная. Идеально. Джун видела эти места на фотках, которые давным-давно привозил Тони, и легко узнала уютный поселок, окруженный горами. Шале тети Летиции – сельский дом с мансардой – располагалось на окраине. Из дымохода лениво вились темно-серые клубы, уходя в такое же свинцово-серое небо.
        – Слушай, Джун, я надеялась отоспаться здесь, мне бы комнату без Чейза, – попросила Холли, когда они выбрались из такси.
        – Я собиралась ночевать с Уитни, но давай поменяемся, – согласилась Джун, стягивая шарф и сбивая снег, который налепился на подошвы и на колесики чемодана.
        – Девочки, что же вы так медленно! – вышла из дома тетя Летти, прикрывая лицо воротником пальто. – Мы вас ждем. К вечеру возможен снегопад, так что самоорганизуйтесь в темпе.
        Оказалось, остальные уже прибыли. Домохозяйка Марта, которая работала здесь много лет, подготовила комнаты и растопила камин в гостиной.
        – Я собираюсь спать, никаких лыжных подвигов, – со смешком сказала Холли.
        Началось расселение по комнатам, сумбурное раскладывание вещей, гул голосов, препирательства по мелочи.
        – Бедная Марта, она не ждала столько гостей, – объяснила Летти, пытаясь найти лишние одеяла.
        Когда все собрались в гостиной, чтобы обсудить планы, было уже 13:30.
        Дядя Колин, отыгравший в последнем эпизоде сериала «Подонки», молча занял самое удобное кресло у камина и закурил электронную трубку.
        – Офигеть, он такой красавчик, лучше, чем в кино, – прошептала Холли, и Джун толкнула ее плечом.
        – Тише ты, Летти тебе рот зашьет без анестезии.
        – Ой, ладно, это же классно, когда твоим мужчиной восхищаются, – удивилась Холли.
        – Да, если восхищаются талантом. Но дядя Колин злится, когда ему говорят о внешности. Он очень страдал из-за смазливого лица, не давали хороших ролей, пока не попал в «Подонков» шесть лет назад и не получил целый букет наград.
        Они шушукались в углу, усевшись на кушетку, и Джун быстро разомлела от тепла. Находиться здесь, в этом доме, с близкими людьми, да еще снегопад обещают…
        Видишь ли ты нас, Фрэнк?
        Он просил не плакать, не устраивать траур. Сказал, что первый закон термодинамики никто не отменял. Количество энергии во вселенной не меняется, она просто преобразуется. А поскольку душа – это энергия, то она бессмертна, потому что… первый закон термодинамики. Следовательно, я всегда буду по близости, даже если в иной форме, уверял он.
        Фрэнк любил мешать законы физики и демагогию, когда пытался успокоить.
        Джун выглянула в окно, любуясь сельской идиллией, напоминающей деревню Санта-Клауса, но ни эльфов, ни Фрэнка нигде не было. Наверное, он преобразовался в новую галактику, рядом с галактикой Иден…
        Тони и взвинченный Люк присоединились к дяде Колину, и Джун впервые наблюдала, как младший Андерсон курит электронную сигарету, выпуская пар. Была в нем непередаваемая притягательность, в каждом его спокойном, уверенном движении, но дурные привычки его не красили. Конечно, хорошо, что он в итоге перестал травиться никотином, но Джун читала столько ужасов об аэрозолях, что было физически больно смотреть на Тони… на его подвижные губы.
        – Это он, да? – спросила Холли.
        – Кто?
        – Парень, которому ты посвятила песню.
        В этот момент Тони заметил, что Джун на него пялится, и подмигнул ей. Она резко опустила взгляд и принялась растирать колени, хотя давно согрелась.
        – Да, это он. Я онемела, когда его увидела в толпе вчера. Боялась, что подведу тебя и рухну в обморок.
        – Наоборот, шикарно вчера отработали. Со следующей недели начнем шлифовать звук в студии. Отцу очень понравилось, он хочет вложиться. А он не спонсирует дерьмо.
        Самокритично, однако. Мартин Беккет никогда раньше не спонсировал музыку собственной дочери.
        Чейз болтал о чем-то с Уитни, которая отвечала ему нехотя, без энтузиазма, поглядывая на настенные часы, будто опаздывая. Ее раздражение можно было пилить ножом. Чейз, сам того не зная, сегодня лишился фанатки, когда отымел другую девушку в самолете, буквально в паре метров от шокированной Уитни.
        – Марта, ты богиня, – сказала тетя Летти, когда домохозяйка подала закуски. – Мы хотели вытащить с собой Генри, но его дочка Элиза на девятом месяце беременности, он решил остаться в Иден-Парке.
        – Я обязательно отправлю будущей мамочке открытку, – пообещала добродушная Марта.
        Наконец сформировалась группа тех, кому было не лень ехать на трассу. Люк приклеился к Уитни, поскольку они катались на лыжах, а Джун осталась с Тони и Чейзом, заядлыми сноубордистами.
        И началось… Аренда комбинезонов и снаряжения. Нет, размер не тот, поменяйте, пожалуйста. Сапоги будто из камня, идти невозможно, как это вообще работает?
        Нет, Тони, не надо меня нести. Чейз, перестань смеяться, предатель!
        Огромные защитные очки, малиново-фиолетовый комбинезон, дутые перчатки, доска…
        – Все, я готова! – воодушевленно объявила Джун, и ступая, как космонавт, отправилась следом за парнями на подъемник.
        Вокруг сверкала настоящая зима. Восьмое чудо света на фоне глобального потепления.
        – Ну вот, – многозначительно сказал Чейз, когда они втроем остановились на возвышении, глядя, как туристы в разноцветных костюмах рассекают снежный трек.
        – Что вот? – нахмурилась Джун.
        – Встаешь на доску – и поехала, – бодро пояснил Чейз. – Смотри. – Он сел, щелкнул креплением вокруг сапог, легко поднялся и спустил широкие очки на глаза. Два раза притопнул, разок прихлопнул, хоп – и понесся вниз по склону зигзагом.
        – Ага. Все понятно… Знаешь, я передумала. – Джун, как медведь, медленно развернулась, и до нее донесся участливый голос:
        – Иди сюда, Бэмби.
        – У меня ноги отваливаются в этих сапогах.
        – Ничего, скоро онемеют, перестанешь чувствовать, – обнадежил Тони и, в отличие от Чейза, не бросил погибать, а отвел на короткую полосу для новичков и терпеливо объяснил, как обуздать страх перед спуском. Затем дал короткие инструкции и помог закрепить доску.
        Упражнение №1: научиться тормозить, одолев спуск задом-наперед, доска – перпендикулярно трассе. Сгибать колени, упор на носки.
        Тони взял ее за руки и подтолкнул назад. Доска начала плавно соскальзывать.
        – Нет, нет, нет, не отпускай меня! – заверещала Джун.
        – Спуск здесь короткий. Начнешь падать – падай на колени.
        – Я не хочу падать!
        – Все падают, – ласково сказал он, вырываясь из ее цепкого захвата.
        – Я не хочу задом-наперед, я же не вижу, куда спускаюсь!
        – Странно, – недоумевал Тони. – Не пойму, почему ты кренишься назад, как столб. Подайся вперед, согни колени, доска должна работать только верхней гранью, напор на носки.
        – Держи меня!
        – Все будет хорошо, разожми руки.
        – Нет! – Джун поехала вниз и потянула Тони за собой, намертво вцепившись в его плечи. Он захохотал:
        – Бэмби, расслабься.
        – Я не могу.
        – А я говорю: прекрати истерику.
        – Не отпускай меня!!!
        – А если так?
        Он обнял Джун за шею одной рукой и накрыл ее холодные губы своими, опаляя жаром дыхания, перекрывая кислород и выбивая всё лишнее из головы, в том числе панику и инстинкт самосохранения. Горячий язык Тони скользнул в уголок ее рта, и она ощутила губами его улыбку.
        – Друзья ведь могут целоваться иногда, в знак поддержки? – невинным тоном спросил он.
        – Наверное.
        – Согни свои чертовы колени и привстань на носки.
        – Да, хорошо…
        Тони еще что-то говорил, но за грохотом сердца она не разобрала. Отпустила его руки и сделала первое рваное движение вниз. Удержала равновесие. И еще немного ниже, и снова гранью доски врезалась в поверхность, останавливаясь.
        – Отлично! Продолжай! – крикнул Тони, а она всеми силами пыталась не растечься талой водой по снегу.
        Джун спустилась до конца учебной трассы и, погруженная в сладко-ватные мысли, вернулась наверх, таща за собой доску. Боль в ногах действительно притупилась, стало легче.
        – Теперь будешь тормозить лицом вперед… В смысле, не лицом тормозить, а пятками. Чуть что – падай назад, сядь и сиди.
        Она кивала и молча выполняла упражнения. Вроде бы, получалось… Вроде бы, получалось не думать о поцелуе.
        – Молодец, Бэмби, вот ты и дожила до грандиозного события – съезда.
        Она встала в позицию, нос доски скользнул вниз, и Джун понеслась так быстро, что крик вырвался сам:
        – Мамочки!
        Мама. Мама.
        Забытое слово.
        Забытая жизнь.
        Джун утеряла баланс и резко затормозила, хлопнувшись на попу. В мыслях стало кристально чисто, до тошноты, как после принудительной стерилизации. Сердце стучало на разрыв, а глубокий, громкий голос Тони заполнил ее до предела:
        – Джун, ты как???
        Он быстро спускался к ней, и она успокоила:
        – Все хорошо! – Отстегнула доску и вместе с Тони поднялась наверх.
        Следующие два часа она занималась с полной самоотдачей, пока острая мысль о Той-кого-нельзя-называть не растаяла, как ледышка, и не освободила сознание. И все равно отголосок вопроса горным эхом звучал внутри: как она? что с ней? здорова ли?
        Упав раз двадцать, упрямо научившись съезжать зигзагом, Джун в итоге еле приволоклась на исходную позицию и устало объявила:
        – Все, на сегодня достаточно.
        – Да уж, наверное, – протянул Тони с уважением.
        – Спасибо, что вытерпел меня.
        – Я же обещал, что научу, – напомнил он.
        Его яркие влажные губы окутывало паром, а в серых глазах отражалось ноябрьское небо. Он был самым близким человеком в эту минуту, он был таким… таким… Джун не знала, какими словами выразить чувства, поэтому лишь по-детски счастливо улыбнулась и крепче прижала к себе доску, с которой успела сродниться.
        Тони
        Ради этой улыбки стоило убивать себе нервы полдня. Каждый раз, когда Джун падала, у Тони внутри обрывалось сердце и лавина в сознании сходила.
        – Теперь моя очередь, – сказал он.
        – Ты на трассу пойдешь?
        – Нет, на хафпайп.
        – О, да-а! Пожалуйста! – запищала Джун, как школьница-фанатка.
        Она поднялась на зрительскую площадку, а он направился к спуску в хафпайп, который напоминал по форме огромную ванну для Гулливера.
        Присутствие Джун влияло, как алкоголь, а может, переизбыток кислорода сказывался, но хотелось смеяться без причины. Тони надел широкие радужные очки, поправил ворот черного комбинезона и встал на доску.
        Джун буквально свешивалась с трибуны, волнуясь, будто он выступал на Олимпийских Играх, не меньше. Тони усмехнулся и легко съехал с вертикальный стены, разогнался и взлетел по оси другого края, исполняя в воздухе трюк, которому научился еще в шестнадцать лет.
        Тони любил сноуборд, адреналин и эти моменты чистого кайфа, когда творишь дикие виражи. А мысль, что Джун смотрит сейчас на него, добавляла особой остроты. Ребрам было тесно в грудной клетке, и он снова и снова отрывался от земли, освобождаясь от щемящего восторга.
        – Это было офигенно! – встретила его на трибуне Уитни.
        Целая толпа собралась, люди одобрительно хлопали.
        – Спасибо, – сказал Тони, выискивая взглядом родное болото. Бэмби скромно топталась рядом с Чейзом, с кем же еще. – Ну как? – подошел он к ней.
        – Неплохо, брат, – одобрил Чейз, которого не спрашивали.
        – Ты невероятный, – с тихим надрывом ответила Джун, сияя, как солнце, которого сегодня не было видно за тучами.
        – Мне полагается награда? – невинно поинтересовался Тони, и она фыркнула, рассмеявшись:
        – Ты невыносимый!
        Хм-м… вот интересно, что должно произойти, чтобы Джун хоть раз проявила инициативу в их отношениях? Наверное, апокалипсис с последующим перерождением вселенной.
        То есть, ждать бесполезно.
        Тони тяжело вздохнул:
        – Ладно, идем. Как раз к ужину вернемся, – и Чейз поддержал:
        – Умираю от голода.
        – А ты разве не умеешь добывать подножный корм?
        – Всю прошлую неделю я на спор питался мелкими грызунами, хочу нормальной пищи.
        Тони растерялся, не зная, что ответить.
        Черт. Кажется, ему начинал нравиться Чейз.
        – Как Олсен поживает? – спросил этот йетти по дороге.
        – Кто?.. А, вроде бы, неплохо. Паркеры в Италии до зимы. Олсен прошлым летом получила диплом и работает журналистом-видеоблогером. У нее свой канал.
        – Она всегда была целеустремленной девчонкой, да?
        – Да, пожалуй.
        Тони давно не общался с Паркерами, только с Нэнси изредка пересекался по работе. Раньше часто подмывало поехать в Лондон к Крису, спросить, как дела. Но Тони знал, что дела шли успешно. Олсен колесила по разным странам. Мелани еще два года назад перебралась во Флоренцию, поближе к солнцу и подальше от Бэмби…
        Мел оказалась сильным человеком, гораздо сильнее него. Прямо сейчас он едва выдерживал пару шагов, которые отделяли его от Джун, а Мелани выдерживала расстояние в целый континент.
        И Тони вдруг понял, что ни за что не уедет далеко от Джун. Его окончательно и бесповоротно засасывало в болото. А он и не сопротивлялся больше.
        Джун
        Вечером пошел снег.
        Джун пила чай и зачарованно наблюдала, как крупные хлопья медленно кружатся в воздухе за окном. Казалось, она и сама падает вместе с ними, настолько спокойно было на душе.
        – Давайте поиграем, что ли? – предложила заскучавшая Уитни, которая разомлела у очага.
        – Во что? – лениво отозвался Чейз, и Тони, не открывая глаз, подал голос:
        – «Я никогда не». Тогда не придется двигаться.
        Тетя Летти сползла с дремавшего мужа и молча принесла из бара бутылку текилы и ряд стопок.
        – Развлекайтесь, а я, пожалуй, вернусь к ничегонеделанию, – сонно потянулась она и буквально свалилась обратно на Колина, который лежал на самом удобном диване у дальней стены. Все-таки умел он выбирать лучшие места. Природный дар.
        Холли, которая, наоборот, к этому времени как раз выспалась, вползла в гостиную и, передернув плечами, хрипло попросила:
        – Приглушите свет, пожалуйста. Глаза режет.
        – В комнате только камин горит, потушить его? – ехидно бросил Люк и разлил по стопкам текилу.
        Уитни сходила на кухню за лаймом и солью, и игра началась. Решили, что признания должны быть провокационными, а выпивать «штраф» придется тем, кто заданное действие совершал. Вроде наказания за шалости.
        – Я никогда не дрался за деньги, – первым заявил Чейз, и Люк, презрительно глянув на соперника, опрокинул стопку.
        – В школе, выпускной класс, – поделился воспоминаниями будущий хирург, и Джун заметила, как скептически на него посмотрел Тони.
        Да неужто в группе помощи анонимным врунишкам прибыло? Люк соврал, чтобы выпендриться перед Холли? Знал бы он, что она терпеть не могла драчунов.
        – Я никогда не отказывался от секса из гордости, – противным тоном заявил Люк, и Холли высокомерно сложила руки на груди, давая понять, что тоже не совершала подобной глупости.
        – Ты решил, что я тебя тайно хочу? – Она недоверчиво хохотнула. – Вот же кретин.
        – А с чего ты взяла, что мой вопрос о тебе? Зацикленная на себе нимфоманка, – парировал Люк, и Чейз угрожающе-добрым голосом сказал:
        – Эй, полегче, притормози, парень.
        Люк сделал вид, что не видит и не слышит Чейза, а вместо этого с иронией истинного сноба повторил:
        – Что? Никто из присутствующих не отказывался от удовольствия из гордости?
        Разве что из страха, подумала Джун. Но это другое и не считается. Она затаилась, как осьминог, а Тони вдруг потянулся к текиле и выпил.
        – Два с половиной года назад, – пояснил он, в упор глядя на Джун. – Выставил ее из комнаты и не спал всю ночь. Не знаю, как до утра дожил, – усмехнулся он.
        – Вау, – сочувственно сказал Чейз. – Ну ты даешь, я бы не выдержал.
        – У тебя недержание? – поддел его Люк.
        – А у тебя со мной какие-то проблемы?
        – Психованные парни плохо заканчивают, знаешь ли, – поддразнил любитель медицины, явно рассчитывая победить Чейза если не физически, то словом. Однако Чейз, когда заводился, мог осадить кого угодно. Он холодно сказал:
        – А такие тормоза, как ты, и не начинают.
        Люк пренебрежительно фыркнул. Назревало нечто разрушительное для мебели. Пытаясь уладить назревающий конфликт, Уитни поднялась из кресла и громко заявила:
        – Моя очередь. Я никогда не занималась сексом!
        Тетя едва с дивана не свалилась вместе с дядей Колином, а Люк присвистнул, удивленный, будто Уитни призналась в том, что родилась на другой планете. Он тут же забыл о Чейзе.
        – Ничего себе. – Будущий хирург выпил текилы, но взгляда от Уитни не отвел, продолжая смотреть на нее, как на чудо. Целый день вместе катались на лыжах, а он словно впервые ее увидел.
        – Ты пьешь? – раздался сухой вопрос Тони, и Джун отвлеклась от созерцания. Опустила плечи и покраснела. Упрямо не хотелось признаваться ему, что ни с кем не спала. Еще возомнит из себя короля мира, как в школе.
        Индикатор прогресса против вранья безнадежно накренился в минус. Джун неловко сыпнула соли на ребро ладони и опрокинула стопку, тут же слизнув соль и впившись зубами в кусочек лайма. Задержав дыхание, она осмелилась бросить на Тони беглый взгляд и словила порцию леденящего равнодушия.
        Вот и поделом, заслужила.
        Далее никто не следил за очередностью. Всем стало все равно. Чейз молча быковал, Люк таращился на Уитни.
        Холли просто пила, не дожидаясь вопросов.
        – Я никогда не трахался с преподавателями в универе, – сдерживая ярость, буквально выплюнул Тони, и Джун вздрогнула от неожиданной боли, распоровшей пополам.
        Что он сказал??! Он это серьезно? Поверил сплетням о профессоре Делауэре? Или отыгрывается за вопрос о сексе? Вот же… мстительная тигриная морда!
        Джун стала единственной, кто резко подался к столу и выпил порцию алкоголя.
        О, это было истинное удовольствие – наблюдать, каким опасным стал серый взгляд. Тони напрягся и предупреждающе сощурил глаза. Но Джун контролировала себя, она не терзала запястье, не подавала признаков лжи.
        Съел? Доволен?!
        Растянув губы в искусственной улыбке и игнорируя шокированные взгляды, она с энтузиазмом поведала:
        – Вообще, я не люблю текилу. Ее делают из голубой агавы, и летучие мыши, которые питаются пыльцой с цветков агавы, вымирают в Мексике. Но люди хотят текилы, и никому нет дела до чувств летучих мышей, которые гибнут, оставшись без пропитания. Это же так легко – думать только о себе. Мы хотим сделать больно другому человеку – и делаем. Правда, Тони?
        Она метнула в него порцию тлена, чтобы вспомнил былое, и поднялась.
        – Я устала. Всем спокойной ночи.
        Тони чертыхнулся, поднимаясь следом.
        – Бэмби, стой! Меня занесло, прости. – Но она уже маршировала через комнату. – Да подожди ты, прошу!
        Тони ухватил ее за руку, а Уитни, пытаясь вернуть дружескую атмосферу, воскликнула:
        – Ой! А вы стоите под омелой!
        Они одновременно посмотрели вверх, где над из головами болтался пучок зеленых веточек.
        – О, ради бога, Уитни! Сейчас ноябрь! – рявкнула Джун и, послав наглого Андерсона колючим взглядом, вышла из комнаты.
        Тони
        Как же мало потребовалось, чтобы пошатнуть перемирие: один вопрос. Надо признать, тупой вопрос. Но Тони просто-напросто взбесился, когда вспомнил о том, что больше двух лет Джун провела без него, встречаясь с другими. Это было невыносимо. Проще не знать подробностей ее личной жизни, это его не касается. Прошлое в прошлом. Сейчас ведь она свободна. Остальное не имеет значения.
        Чейз молча отправился следом за Джун. Холли тоже.
        – Ты полный отморозок, – сказала она на ходу, и Тони согласно вздохнул. Он вернулся к камину, но игра, очевидно, закончилась. М-да. Пусть хоть сто лет пройдет, он так и останется наивным кретином. Как он мог поверить, что вместе с Джун мирно проведет выходные? Не получалось у них мирно.
        Когда-то давно упрямство было для Тони вроде защитного механизма. Он хотел Джун, но не хотел ее любить, поэтому до последнего держался, не впускал в душу. Но в ту проклятую ночь после Летнего бала система не выдержала нагрузки. С тех пор ему не давали покоя мысли о том, что Джун встретит кого-то, вроде Криса или Чейза, и исчезнет навсегда. Этот страх укоренился в нем, потому и эмоции не получилось сдержать. Черт… Он сожалел, что психанул на пустом месте. Он не хотел делать ей больно, просто он ее…
        Он ее любил.
        Боль острым углом вспорола сердце, и ярость ушла, одна только пустота осталась, да еще это проклятое ноющее чувство, которое не получилось ни выкорчевать, ни заменить.
        – Что же ты не сказал, что она и есть Палпатин? – спросил догадливый Люк, который захмелел от пары стопок.
        Текила, голубая агава. Чертовы летучие мыши… Как теперь напиться, не чувствуя себя преступником?
        – Она не Палпатин, – возразил Тони и нашел на полке электронную сигарету, которую оставил там утром. – Она неосознанно это делает. Чувствует опасность и сбегает. Защищается от меня… Я – от нее, она – от меня. Так и живем.
        – Они со школы враждуют, – поддержала разговор Уитни, и Люк сразу переметнулся в лагерь поклонников малышки Майлз, позабыв о том, что еще час назад капал слюнями в сторону Холли Беккет. Но там ему ловить нечего, он этого не мог не понимать. Впрочем, с Уитни надеяться тоже не на что. Она, может, и неопытная, но точно не пустышка.
        – Даже не думай, – предупредил приятеля Тони, но Люк поразил его неожиданным ответом:
        – Честно? Я бы и хотел подумать о чем-нибудь хорошем, но перед глазами висят эти долбанные летучие мыши. – Он с неприязнью взглянул на бутылку текилы и попросил Уитни: – Не проводишь меня в комнату? Я забыл дорогу.
        – Конечно, – тут же согласилась малявка, и Тони остался один. Опять один. Да что ж это такое? Целый дом людей, вон Летти с Колином не знают, притворяться спящими или нет. Все комнаты заняты. А он один.
        Вот что значит – неудачно предложить игру. За пять минут все перессорились.
        Супер.
        Джун
        Утром «постояльцы» шале выглядели взъерошенными и унылыми. Как и вчера, объявили о возможном снегопаде, поэтому было решено погулять по поселку, полюбоваться тихими улочками и выпить местного кофе, а после обеда улететь, чтобы не застрять на материке.
        Но общаться с Тони не было ни малейшего желания, поэтому Джун осталась в шале вместе с обиженным на весь мир Люком, у которого, как и у нее, болели ноги. Она не собиралась делать вид, что все прекрасно и великолепно, когда на душе кошки скребли. Два часа обратного перелета – вполне достаточно для свидания с Тони. Да и чего она снаружи не видела-то? Подумаешь, курорт! Обычный уютный горный поселок, который сияет огнями, скрипит снегом и манит горячим капучино и шоколадными конфетами.
        Пффф. Как-нибудь перебьюсь.
        Впрочем, глядя на сутулые плечи Люка и его вытянутое, бледное лицо, слушая монотонную речь, Джун сто раз пожалела, что повела себя так же глупо, как и он – то есть, из гордости отказалась от удовольствия.
        Паршивое ощущение.
        Зато давний план сбылся на 100%: она провела день с Люком Найтом. Настоящим Люком, который не имел ничего общего с тем обалденным парнем из чата… Парень из чата в это время наслаждался скандинавским гостеприимством в компании ее друзей. И был абсолютно прав.
        К моменту, когда она села в самолет, голова раскалывалась. Джун старалась вообще ни о чем не думать, чтобы не провоцировать приступ мигрени, и в итоге «перелетное» свидание с Тони прошло в режиме взаимного игнора.
        Потрясающе отдохнули.
        В Эдинбурге она, пряча сожаление, с высокомерным видом села в такси вместе с Чейзом и Холли и уехала домой.
        – Не хочешь рассказать, что между вами происходит? – спросила подруга, когда они втроем сидели на кухне в родной квартире.
        – Все сложно.
        – Это я поняла, – хмыкнула та и передернула плечами. – Чейз, принеси, мне, пожалуйста, плед.
        После душа Холли всегда мерзла.
        Чейз вышел из комнаты, а прозорливая подруга с упреком спросила:
        – Зачем ты соврала о сексе? Твой Андерсон из-за этого и завелся вчера.
        – Я знаю.
        – Если знаешь, почему делаешь глупости?
        – Не знаю.
        – Да уж, – покачала головой Холли, заплетая белые волосы в косу. – Вся жизнь в этом. Знаю, что нельзя, но делаю, просто потому что могу.
        Джун вздохнула, наблюдая, как ловко та перебирает пальцами длинные пряди, и зачем-то вспомнила:
        – Ему нравится, когда у меня волосы вьются.
        – Ему ты нравишься, ты слепая, что ли? – изумилась Холли, вытягивая ноги.
        – А мне мало просто нравиться.
        – Тогда для начала не скрывай от него правду.
        – Я постараюсь.
        – Умница, – похвалила подруга. – А теперь расскажи подробнее об искре, которой вы нас вчера обожгли.
        Вернулся Чейз, плюхнулся рядом с Холли на диван и укрыл ее пледом. Джун сделала чая и, воодушевленная видом близких людей, уселась на подоконник, обводя пальцем квадратную подставку для кружки.
        Джун знала, почему Чейз прилетел в этом году раньше: потому что Фрэнка не стало. Решил морально поддержать. Он заслуживал немного ясности, а Холли тем более. Врать им Джун не умела. Она загадочно улыбнулась и таинственным тоном произнесла:
        – Так и быть. Расскажу вам о счастливом числе Фрэнка и об условии завещания, которым он вернул сумятицу в мою жизнь…
        Глава 12
        Понедельник, 14 ноября. Свидание №10
        Джун
        Следующим утром она не выпрямляла волосы в знак примирения с Тони. Надела черный костюм, приехала в колледж без опоздания и столкнулась у главного входа с профессором Делауэром. Студентки по нему фанатели, потому что он был похож на актера Сэма Клафлина, но Джун относилась к нему исключительно с почтением, как и он к ней.
        – Доброе утро, профессор!
        – Джун! Рад, что ты все-таки пришла.
        – А я могла не прийти? – растерялась она, наградив того недоуменным взглядом.
        – Ну, учитывая некоторые обстоятельства… – Он открыл свой портфель и вытащил свежий номер «My Daily Mail».
        Джун посмотрела на обложку газеты – и челюсть отвисла.
        «Поколение хайпа. На что готовы медийные личности ради внимания. Плейбой Тони Андерсон оплакивает смерть отца в ночном клубе «Макбет». Сколько времени ему понадобится, чтобы спустить многомиллионное наследство?»
        И фотка целующейся пары. И лицо Джун хорошо видно.
        – Не расстраивайся, любая новость живет сутки, не дольше, – приободрил профессор. – Жду тебя на семинаре завтра. Держись.
        В аудитории народ притих, когда она вошла. Неприятно, конечно, но на сплетников Джун старалась не обращать внимания. Слишком сильно задела ее миссис Паркер когда-то, не хотелось снова впасть в тревожность из-за чужого мнения. Проще игнорировать, даже если оно оскорбительное. Да и новость не особо-то скандальная.
        Что действительно шокировало: как газетчики могли написать такое о Тони???
        Он не употреблял наркотиков, упорно работал с юных лет. Он был умным, ответственным, о людях и вещах заботился. Он даже одежду покупал только у местных ремесленников, сшитую из проверенных материалов, чтобы не поддерживать эксплуатацию в бедных странах. Фрэнк никогда не вкладывал деньги в венчурные предприятия, которые процветали за счет дешевой рабочей силы, и новый глава клана Андерсонов тоже не станет этого делать.
        Джун клокотала от несправедливости. Да как…. как у них совести хватило оскорбить его?!
        – Ты в порядке? – раздался вопрос преподавательницы, и Джун осознала, что стоит посреди аудитории.
        – Да, спасибо, – подавленно ответила она и, вглядевшись в ряды, заметила кривую ухмылку Шейлы, старосты. Вот кому радость. Истинная мещанка, Шейла терпеть не могла всех, кто выбивался из ее системы координат и стандартов. Сомнительные личности казались ей угрозой для общества.
        Джун высоко подняла голову и прошествовала на последний ряд. Села в одиночестве, как обычно, и, не очень внимательно слушая преподавательницу, вбила в поисковик адрес «My Daily Mail». А едва досидев до конца занятия, она первой сорвалась с места и поехала в редакцию этого мелкопакостного таблоида.
        – Добрый день, я к мистеру Хёрсту, – назвала она имя журналиста на ресепшене, в главном холле редакции.
        – По какому вопросу? – с вежливым безразличием поинтересовался охранник, отвлекаясь от экрана компьютера.
        – По важному. У меня есть дополнительная информация о Тони Андерсоне.
        Охранник позвонил в редакцию и выслушал ответ.
        – Простите, но мистера Хёрста не интересует ваше предложение. – Он почесал бороду и пояснил: – Вы уже третья сегодня. У всех есть информация о Тони Андерсоне.
        Джун положила на стойку газету и ткнула пальцем в свое зернистое лицо на снимке.
        – Я не уйду, пока не увижу автора этой статьи. Я подам на него в суд, если он меня не примет, – отчеканила Джун, и охранник перевел взгляд со снимка к ней и назад.
        – О. Погодите… Как вас зовут?
        – Джун Эвери.
        Он снова позвонил, и на этот раз ей позволили подняться в редакцию.
        Табличка «Кайден Хёрст» на двери кабинета вызвала у Джун приступ злости, и она уверенно потянула за ручку, готовая сжечь врага живьем. Переступила порог кабинета – и от удивления споткнулась.
        Кошмарный запах фастфуда смешивался с сильным ароматом пряной туалетной воды и сладким освежителем для воздуха. Парень лет двадцати пяти, не больше, громко общался по видеосвязи с кем-то. Он был одет в грязную потную футболку и рваные джинсы. И порвал их явно не дизайнер.
        В комнате не оказалось ни одного кресла, только раскладушка подозрительного качества. Парень работал стоя. Он мельком глянул на Джун и махнул рукой, мол, ожидайте. Она покорно кивнула, свесила на пол сумку с ноутбуком и расправила плечи. Обнаглев, подошла к окну и распахнула настежь, чтобы впустить свежий воздух.
        Кайден наконец договорил. Он выдохнул, потер покрасневшие глаза, посмотрел на Джун.
        – Я слушаю.
        – Вы оклеветали Тони Андерсона, – уже не так уверенно заявила она.
        – Да, это моя работа.
        Джун опешила.
        – Я подам на вас в суд. Вы опубликовали наш снимок… Откуда он у вас? Вы там были?
        – Мне его продал один из студентов. Ты в следующий раз головой думай, прежде чем целоваться на публике, ладно?
        – Тони – хороший человек. Он потерял отца, а вы пишете о нем гадости!
        – О нем и хуже писали. Ну кто нормальный поверит в эту чушь? А дураки порадуются, жалко тебе, что ли?
        Кайден хлебнул холодного кофе из кружки, которую нашел под папкой, и порылся в полке, вытягивая свежую футболку.
        – Слушай, у меня выдалось тяжелое утро. Если собираешься подавать в суд, на здоровье. Но знай: мне жаль, если сильно задел тебя… Джун, кажется?
        – Да.
        – Приятно познакомиться. Кайден, – он протянул руку, и она машинально пожала, сбитая с толку обаянием парня. – Передай привет малышу Андерсону. И читай поменьше бульварного дерьма.
        Спустя пять минут Джун, как в тумане, шла по улице, все еще находясь под действием необъяснимого влияния Кайдена. Он ее словно загипнотизировал. Высший уровень наглости! Восхитительно.
        Джун посмотрела на ключ от машины, который держала в руке, и вдруг застыла.
        О боже.
        Тетя Летиция ведь увидит газету!
        И Генри. И все-все-все.
        Они поверят, если соврать, что на фотографии не Тони, а кто-то другой?
        Погруженная в мысли, Джун дошла до парковки и поехала на «свидание». Она так загналась происходящим, что не туда свернула и плутала по улицам, пока через сто лет ни добралась до бизнес-центра Anderson&Son.
        Джун раньше часто наведывалась к Фрэнку, и сейчас сотрудники ее узнавали, здоровались, косо не смотрели. Наверное, не читали «бульварное дерьмо». Предпочитали финансовые журналы.
        Она воспряла духом.
        – Нет, мы не рассмотрим их заявку, пока не покажут отчеты по старым проектам. – Строгий, бархатистый голос заставил ее затаить дыхание.
        Тони выглядел взрослым мальчишкой, стоя посреди просторной светлой комнаты в брюках и серой рубашке и бросая маленький мячик в стену. Тот отбивался и возвращался в руку хозяина.
        – Экологические риски слишком высокие, такой проект идет вразрез с нашей политикой. Мне плевать, что Фрэнк был другом этого хитрого засранца, у Фрэнка миллион друзей… Да, хорошо, узнай до завтра.
        Тони сбросил наушник и, подойдя к Джун, помог ей снять пальто.
        – Привет. Как дела? – спросил он настороженно.
        – Нормально, – пожала она плечами, усаживаясь в кресло; сбросила варежки и вытащила из сумки скрученную в трубочку газету. – Ты видел это?
        Она развернула таблоид обложкой кверху и расправила на столешнице. Тони с видом провинившегося школьника нахмурил лоб.
        – Да-а… извини, что так вышло. Я повел себя эмоционально в клубе. Не стоило бросаться на тебя.
        Джун впала в отрицание.
        – Ой, ладно, обычный поцелуй. Сколько их случается каждый день, Господи! Нашли, о чем писать, правда? – полу-истеричным тоном ответила она, и Тони прищурился, а потом с облегчением улыбнулся, когда понял, что вампирша пришла мириться, а не бить дорогую технику.
        – Рад, что тебя подобная грязь не обидела.
        – Ну что ты, мне плевать на сплетни, – отмахнулась она. – Но я все равно съездила в редакцию, познакомилась с этим подлым Кайденом Хёрстом.
        Тони ошарашенно посмотрел на варежки, которые Джун оставила на краю стола, потом – на ее пальто, которое до сих пор держал в руках.
        – С Кайденом познакомилась? Кхм. А зачем ты туда поехала?
        – Меня задело, что они оклеветали тебя.
        – Ты за меня переживала? – недоверчиво уточнил он.
        – Конечно. Думала, придушу этого лжеца!
        Тони удивленно вскинул брови и в растерянности сел прямо на стол, все еще сжимая пальто.
        – И как он поживает? – с некоторой долей заботы спросил он.
        – Не очень. Питается фастфудом. Ходил по кабинету в порванной одежде.
        – Ясно, как обычно, значит. Он сталкер, выслеживает элиту.
        – Я так и поняла. В общем, хорошо, что статья тебя не расстроила.
        – Мне все равно. Я привык.
        Тони пристально посмотрел на Джун и побарабанил пальцами по столешнице:
        – Слушай, Бэмби, по поводу моего поведения на выходных…
        – Да, я тоже хочу объясниться…
        …но в разговор ворвался телефонный звонок. Тони нашел айфон среди бумаг и ответил:
        – Фрейя, привет. У тебя что-то срочное? Тогда я перезвоню… через полтора часа. Да, до связи.
        Он тут же вернулся к Джун, но поздно. Настроение оправдываться за ложь по поводу своей интимной жизни испарилось вместе со звонком.
        – Не знала, что вы настолько близки, – скованно произнесла она, стараясь звучать беззаботно.
        – Она мне нравится. Это плохо? – Он посмотрел испытующе, с легким прищуром, как на допросе. Джун в последнюю секунду спохватилась и заставила себя не трогать запястье, к которому уже было потянулась.
        – Нет.
        – Ревнуешь?
        – Нет, мне все равно, с кем ты встречаешься. – Джун гордо смахнула со лба кудрявую прядь.
        В глазах Тони зажглись лукавые огни.
        – Какая ты колючая. Не забудь внести «минус один» в блокнот.
        – Не льсти себе. Если я начну ревновать тебя к каждой достойной наследнице в Шотландии, то жизни не хватит, учитывая, какой ты влюбчивый, – вернула ему «шпильку» Джун, и Тони рассмеялся.
        – Ладно, ладно, не злись. Мир? – Он протянул ей руку, тепло улыбаясь.
        – Мир, – быстренько согласилась она, хотя внутри от тлена было не продохнуть. Но кто же виноват, что Тони постоянно влюблялся в идеальных, правильных девочек?
        Джун не могла и не хотела состязаться с ними. Она давно не пыталась стать идеальной. Она мечтала стать собой.
        Вторник, свидание №11
        Джун
        – Эвери, приезжай ко мне на вечеринку в пятницу, – подкатил к ней в коридоре староста курса, Оливер Поттс. Он официально встречался с Шейлой, а не официально – со всеми, кто говорил ему да.
        – Прости, я буду занята.
        – А ты проверь свое расписание еще раз.
        – Оставь меня в покое, – огрызнулась она, обходя его.
        Оливер был невысокий, но мощный, холеный. Из той категории твердолобых мажоров, которым бесполезно доказывать что-либо.
        Джун свернула к лестнице, парень не отставал.
        – Да ладно, могу заплатить аванс. Шейла сказала, ты непривередливая.
        – Еще одно слово, и я пожалуюсь декану на домогательства, – пригрозила Джун, но Оливер вдруг крепко сжал ее плечо и, толкнув дверь в мужской туалет, втащил за собой в помещение.
        – Ты больной?! – возмутилась она, вырывая руку и пытаясь удержать сумку, которая едва не слетела на пол.
        – А ты вдруг стала недотрогой? – с пошлой интонацией спросил он. – Спишь с преподом, с парнями в клубах отрываешься, и вдруг такая неженка. Ты хоть представляешь, как тебе повезло, что я вообще с тобой разговариваю?
        Джун решила не реагировать. Отвернулась и взялась за дверную ручку, поправляя сумку на плече, но Оливер уперся ладонью в дверь, не позволяя открыть.
        Как же она терпеть не могла подобных самодовольных ублюдков. Кровь закипала мгновенно.
        – Выпусти меня, – прошипела она.
        – А то что? Хозяина своего позовешь?
        - ?! Что?
        – Кого?.. Что ты сказал?!
        – Сколько тебе Андерсон платит за услуги? Я дам столько же. Плюс чаевые за старание.
        Он о Тони говорит? О Тони?!
        – Давай, Эвери, соглашайся. Как будто кто-то не знает, что ты была содержанкой у Андерсонов. Зачем еще они кормили бы тебя столько лет?
        Скулы свело от жгучей ярости. Что этот озабоченный мерзавец знал о тех бесценных нитях, которые связывали ее с кланом Андерсонов? О том, как много значил для нее Фрэнк, о непростых чувствах к Тони?
        Она вдруг засмеялась. Отгородилась смехом, чтобы не слышать, как неизвестный науке подвид подонка оскверняет то святое, что было в ее жизни. Смех вырывался нездоровый, злой, в нем выплескивалось столько бессильной агрессии, что Оливер растерялся. Он отпрянул, а Джун захохотала, как сумасшедшая. Казалось, еще минута – и легкие выплюнет, до того болело внутри. И одновременно колотило от блеска холодных плиточных стен.
        – Как будто кто-то не знает! – перекривляла она. – Какой же ты убогий, жалко тебя.
        – Ты под кайфом, что ли? – испугался Оливер.
        Он бросил на нее обеспокоенный взгляд, выругался, исчезая из поля зрения, – и смех оборвался. Джун всхлипнула и прислонилась спиной к гладкой стене, сползая на пол и шепча заклинания.
        Мир не против тебя, ты – часть мира.
        Оливер задел тебя за живое, потому что этот отморозок заблуждается. Тебе больно, это естественная реакция. Выдохни.
        И она дышала. Вдох-выдох, вдох-выдох. В эти бесконечные секунды вспомнилось всё худшее, что Джун знала о себе. Привычка врать. Страх. Ничтожность. Уязвимость… Она чувствовала себя изнеможенной, хотя мудак Оливер коснулся ее только словами. Но как – как?! – чужой человек мог спокойно подойти и наговорить гадостей о людях, которых даже не знал?
        Она потерялась во времени, сидя на полу в мужском туалете. Из прострации вывел голос Фрейи:
        – Джун, слава богу. С тобой все в порядке?
        – Да… да.
        – Я видела, как вы с Оливером шли по коридору, а потом куда-то пропали. Решила найти тебя на всякий случай, сюда в последнюю очередь заглянула… Я впервые в мужском туалете. – Фрейя с любопытством огляделась.
        – Оливер считает меня шлюхой.
        – Он полный придурок, но Шейла ему верит. После твоего феерического выступления в «Макбете» парни станут более настойчивыми, крепись… Оливер тебя трогал?
        – Нет.
        Фрейя помогла ей подняться, и они вместе вышли в коридор.
        – Слушай, не говори об этом Тони, пожалуйста, – попросила Джун.
        – Почему?
        – Потому что это мои проблемы, а не его.
        – Хорошо. Но если Оливер снова начнет к тебе приставать, напиши на него жалобу, не терпи чужое хамство.
        – Обязательно, – кивнула Джун, зная, что не напишет, предпочитая притвориться невозмутимой.
        Фрейя добродушно улыбнулась. Она перебросила русый хвост на одно плечо, одернула полы элегантного кардигана в стиле Шанель. А может, это и есть «Шанель». Фрейя вела себя настолько непринужденно, что Джун успела забыть, чьей дочкой являлась эта милая голубоглазая девочка с чистым лицом без косметики, с едва заметными веснушками на щеках и носу.
        – Кстати, мне очень понравилось, как ты поешь, – сменила тему Фрейя, и Джун благодарно кивнула:
        – Спасибо.
        Она почувствовала себя очень необычно. Фрейя была ей чужим человеком, более того, она – скорее всего – стала новым увлечением Тони. Но у Джун не появилось ни зависти, ни обиды. Только чистый свет, нетронутый, как первый снег. Приятное ощущение, теплое.
        К счастью, занятия еще не закончились: предстоял практикум на ферме, где выхаживали раненых скакунов, – то, что нужно, чтобы избавиться от мерзкого запаха Оливера. В итоге, к началу свидания №11 Джун совершенно успокоилась.
        На улице завывал резкий северный ветер, и в кафе у набережной, в восточном районе Лит, за чашкой горячего шоколада ее быстро разморило после трудного дня.
        – Как дела в универе? – по традиции спросил Тони, пристально наблюдая, как она языком ловит маршмеллоу из чашки.
        – Прекрасно, – ответила она полуправду и смутилась, облизав губы. Странно, раньше вроде не замечала, чтобы он настолько внимательно следил за судьбой зефирок… Может, показалось?
        – Еще три осталось, – развеял он сомнения, но Джун не посмела к ним притронуться, лишь сглотнула внезапный прилив волнения и отодвинула кружку.
        – Кхм… я наелась.
        – А я – нет, – многозначительно ответил этот нахал, все еще глядя на ее рот.
        Пришлось сделать вид, что оглохла и ничего не поняла…
        Позже, вернувшись домой, Джун и вовсе забыла об Оливере, погрузившись в заботы Холли. Та придумала очередное название для группы, осталось «всего лишь» треки написать для первого альбома.
        – «50 Days of June»[6 - «50 дней июня/Джун» (англ.).]. Как тебе? Так группу назовем.
        Узнав, зачем Джун встречается с Тони каждый день, подруга не могла найти себе места и искала, куда бы пристроить счастливую цифру 50.
        – Не назовем, а ты назовешь. Меня не втягивай, пожалуйста.
        – Не понимаю, о чем ты, – невинно похлопала ресницами «заноза» Беккет.
        Конечно, Джун любила обсуждать рабочие вопросы, нравилось наблюдать, как буквально на глазах рождалась магия – музыка. Джун чувствовала себя феей-крестной, которая подтолкнула подопечную на великие свершения. Но посвятить свою жизнь сцене?.. Это вряд ли. Выступать в клубах, а тем более ездить с турами по стране в будущем – точно нет. Джун любила петь, но никогда не мечтала стать певицей.
        Зато мистер Беккет воодушевился. Он испытал истинное облегчение от того, что его дочь наконец-то нашла свое звучание. К концу недели он организовал встречу в студии звукозаписи, и Джун с затаенной гордостью наблюдала, как техник делает пробную запись голоса Холли.
        Постепенно жизнь принимала форму шоколадной конфеты с начинкой: такие же четкие контуры, видимая простота, но что внутри – непонятно. Да еще и Уитни нагнетала. Она не могла отойти от шока, что, во-первых, Джун не пригласила ее в «Макбет» на выступление, а во-вторых, что не упомянула о поцелуе с Тони.
        – Вы встречаетесь? – спросила она.
        – Мы всего лишь поддались эмоциям, Уитни, не драматизируй.
        – Между вами всегда эмоции. Согласись, это подозрительно.
        – Мы просто пытаемся подружиться, ради Фрэнка.
        – И как?
        – Кажется, мы не безнадежны, – сказала Джун чистую правду.
        Что-то неуловимо изменилось в поведении Тони в последние дни. Он стал… спокойнее. Постоянно улыбался, шутил, ухаживал и больше не пытался заигрывать. Вел себя, как друг. Неужто Фрейя была причиной хорошего настроения? А может, другие девушки? Но он ни о ком не упоминал в разговоре, и неизвестность тяготила. Хотелось разломить конфету и проверить, что внутри.
        Но ломать было строго-настрого запрещено правилами договора о дружбе.

***
        На выходных они выбрались в небольшой заповедник на северо-запад, и Джун без умолку болтала в машине. Общение перестало напрягать и казалось самой естественной вещью на свете.
        В заповеднике, переобувшись в резиновые сапоги, они пешком преодолели пять миль к озеру, где располагался исследовательский центр: там профессор Делауэр работал над научным проектом. Джун ему помогала.
        – Он выступает за то, чтобы вернуть популяцию волков в Шотландию. Их здесь истребили еще несколько веков назад.
        – Опасная затея.
        – Да, но сегодня не составит труда следить за развитием стаи.
        – А если технология даст сбой?
        – В этом и заключается моральная дилемма…
        Начал накрапывать дождь. Джун расстегнула дождевик, потому что стало душно, и поправила шапку с помпоном, которая постоянно сползала назад. А Тони, истинный потомок горцев, казалось, даже не прилагал усилий, чтобы преодолевать длинные расстояния.
        – Почему ты все-таки занимаешься животными? – спросил он.
        Она пожала плечами, заложив руки за спину.
        – В старшей школе я мечтала работать у мистера Уиллоби. Мне это казалось верхом карьеры и счастья. Затем поняла, что действительно хочу помогать животным: они видят меня такой, какая я есть, им ничего не нужно доказывать. А со временем во мне созрело желание просто помогать, делать мир чуточку светлее, по мере возможностей. Надеюсь устроиться на работу в фонд защиты дикой природы в будущем.
        – Круто, – одобрил Тони. Каштановая челка, видневшаяся из-под шапки, красиво обрамляла его лоб. Серые глаза казались золотыми в лесу, отражая все краски мира. Он и раньше выглядел старше своего возраста, но сегодня – особенно. Наверное, это очень сложно – стать главой дома в двадцать один год. Быть взрослым, когда хочется безответственно прожигать дни, быть серьезным, когда хочется веселиться… Впрочем, Тони всегда вел себя, как взрослый. Он уже в шестнадцать лет смотрел на мир без «розовых очков» и читал финансовые сводки за завтраком.
        – Я все не мог подобрать момент, чтобы спросить, – сказал он, пряча руки в карманах короткой куртки. – А что насчет письма, того, из мусорки?
        Джун замедлила шаг, разглядывая деревья вокруг, берег озера, исследовательский центр, до которого оставалось всего ярдов десять…
        – Я прочла в тот же день, – призналась она, и застарелая боль тупым ударом отозвалась внутри.
        – И?
        И что тут скажешь? Сложно оказалось принять правду. Джун привезла в Шотландию из Штатов рубашки папы, стирала их вручную, чтобы материал не износился. Они до сих пор лежали в шкафу… но она их больше не надевала.
        Вроде бы обычный случай: мужчина разлюбил свою жену и решил уйти к другой – к той, которая делала его счастливым. Но зачем обманывал столько лет? Неужели не мог не мучить жену, которая от отчаяния напивалась, пока ждала его из долгих поездок? Она не хотела ни строить карьеру, ни заботиться о детях. Она хотела быть женщиной Ллойда Эвери, а оказалось, что это невозможно.
        – Фрэнк предлагал выяснить, с кем встречался мой отец, но я отказалась.
        – Почему?
        – Мне… понимаешь, мне будет тяжело посмотреть в глаза сводному брату. – Она нахмурила лоб и глубоко втянула хвойный аромат леса. – Я могла успеть в тот день, и отец остался бы жив. Не представляю, как посмотрю в глаза человеку, который тоже остался без отца… из-за того, что я опоздала буквально на минуту.
        Тони вышел вперед и преградил ей дорогу.
        – Джун, это не твоя вина, – сказал он убежденно, сжимая ее плечи. – Если бы ты успела один раз, то опоздала бы в другой. А даже если бы пришла вовремя… Ты представляешь только удачный исход событий, но произойти могло и кое-что похуже. Ты могла погибнуть. Терять родителей больно, но терять детей…
        – И все равно. Я пока не готова искать брата.
        Тони легонько дернул одну из ее вьющихся прядок и поправил вновь съехавшую шапку. Он и правда напоминал медведя сейчас, вынужденный ссутулить широкие плечи, чтобы заглянуть Джун в глаза и обнять ее лицо ладонями.
        – Все будет хорошо, ты не одна. Я всегда помогу, ты главное не молчи. Обещай, что скажешь, если тебе что-нибудь понадобится.
        Она кивнула и благодарно уткнулась в его плечо носом, наслаждаясь ароматом мяты и бергамота.
        – Так здорово, что ты круглый год пахнешь, как Рождество. Что это за брэнд? Я куплю себе, мне очень нравится.
        Тони в замешательстве отстранился, обнюхал свой рукав, задумчиво посмотрел на Джун.
        – Без понятия, о чем ты. На мне сегодня разве что дезодорант, но он вообще без запаха, экологический какой-то.
        Джун нахмурилась и, приподнявшись на цыпочки, потянула Тони на себя за расстегнутый воротник куртки; он бережно обнял ее за талию двумя руками, поддерживая. Теплая шея в вырезе – как всегда, без шарфика – так и манила, и Джун зажмурилась, вдыхая аромат приятно-кисловатого цитруса и свежести, а затем медленно открыла глаза и запрокинула голову, глядя на единственного парня, который заставлял ее задыхаться от недостачи кислорода даже в ноябре посреди леса.
        – Ну что? – тихо спросил он.
        – Ты пахнешь Рождеством.
        – Странно, – хрипло сказал Тони, и ее взгляд прикипел к его губам. В кристальном лесном освещении их изгиб казался более четким, притягательным. Договор о дружбе улетучился из памяти мгновенно, осталось только глубинное желание. Мольба.
        Пусть он поцелует меня.
        Поцелуй меня…
        Она даже приоткрыла рот, чтобы попросить.
        – О, нас обнаружили. Твой уникум рукой машет, – прочистив горло, сказал Тони, отстраняясь, и размеренным шагом направился навстречу профессору Делауэру.
        А Джун смотрела вслед младшему Андерсону и не могла унять учащенное сердцебиение. Ох… с ума сошла, нельзя так. Договор о дружбе важнее мимолетных хотелок, повезло, что профессор вовремя появился.
        Держись, Джун, где твоя сила воли?!
        Увы… Кажется, она утекла через брешь в панцире.
        Следующая неделя оказалась сущим кошмаром. Каждый день видеть Тони и не трогать его – та еще пытка. Джун ловила малейшее движение его рук, съедала глазами каждую улыбку, каждый вздох.
        В понедельник он приехал к Джун в колледж, но пришлось найти отговорку, чтобы прогуляться по улицам города, лишь бы не пускать Андерсона в здание. Не хватало, чтобы с Оливером столкнулся. Тот постоянно умудрялся выследить Джун, но она не реагировала на него. Пришлось даже с Шейлой поговорить, чтобы угомонила своего парня.
        Во вторник на время свидания №18 страдания перенеслись в поместье Мартина Беккета: Джун предложила познакомить Тони с кумиром его отца. В списке Фрэнка местом встречи значился театр, но в начале ноября здание закрыли на реставрацию.
        В среду Джун провела два часа в офисе Тони, с обожанием наблюдая, как он работает. В блокноте накопился целый список мелкого вранья, которое до сих пор так и не обсудили. Например, тот факт, что Джун не встречалась с другими парнями. Но разговор откладывался, а вернее, оттягивался силой.
        В четверг начали выкипать мозги, потому что расставаться с каждым днем становилось труднее. Улыбнуться, сказать «пока». Это было слишком… слишком… Ужасно, в общем. Началась ломка. И сомнения: написать ли ему двусмысленную смс-ку? Друзья ведь переписываются, это нормально. Но двусмысленность испортит атмосферу искренности, а это плохо.
        Когда Джун, неимоверно гордая собой, поняла, что дожила до пятницы, 25 ноября, то едва не плакала от счастья. Свидание №21 определенно стало историческим, потому что мистер Кларксон в «Руке Конхобара» заказал себе бокал вина еще до ужина. Он не комментировал свои наблюдения, но было ясно, что результатом психолог доволен. Он надменно посмеивался, пока Джун бросала не очень скромные взгляды на Тони, который невозмутимо поглощал рыбу с овощами.
        Ей нравилось смотреть, как Тони ест. Все в нем нравилось.
        Каждый раз, когда он вскидывал на нее вопросительный взгляд, она скупо улыбалась и отворачивалась. И еще долго не могла вдохнуть от волнения.
        И совершенно не представляла, что с этим всем делать.
        Глава 13
        Суббота, 26 ноября
        Тони
        – Ты улыбаешься.
        – Нет.
        – Тони, у тебя лицо сейчас треснет. Признайся, ты влюблен.
        – Не говори ерунды.
        Уитни хмыкнула и отвернулась, наблюдая, как Люк забирает с барной стойки две чашки кофе. В Королевском театре был аншлаг. Рок-опера «Ромео и Джульетта» на французском языке приманила скучающих эстетов Эдинбурга обещанием хоть какого-то разнообразия.
        Люк, с которым Уитни внезапно заявилась в театр, аккуратно опустил кофе на столик и пожаловался:
        – Отвратительный сервис.
        Раздался звонок, и голос свыше объявил, что можно занимать места в зрительном зале.
        – Отлично. Даже кофе выпить не успею. Стоило в очереди ждать? – возмутился Люк. – Где Джун до сих пор ходит? Нам пора, опоздаем.
        – О Господи, Люк, расслабься! – не выдержала Уитни. – Мы в театре, а не в аэропорту. Как мы можем опоздать, если мы уже здесь?!
        – А ты сегодня в хорошем настроении, как я погляжу, – пробубнил Люк, бросив на Тони ироничный взгляд, мол, этим девчонкам лишь бы поскандалить. Но Тони скептически вскинул бровь, предупреждая, чтобы не обижал Уитни.
        Как эти двое вообще сошлись? У них ни общих интересов, ни общих вкусов. Единственное, что их объединяло, – это неприязнь к Чейзу. Хотя Тони так и не понял, из-за чего Уитни взъелась на экстремала-йетти, которого воспевала долгие годы.
        – Ну наконец-то! – воскликнул Люк, кивая на торопливо идущую к ним Джун.
        Она выглядела стильно и просто: черное платье чуть выше колен, шерстяной клетчатый блейзер, темная помада… Глаза предусмотрительно не накрасила, явно настроенная плакать во время рок-оперы.
        – Простите, мне Холли позвонила, – оправдалась она.
        Люк закатил глаза к лепному потолку, а потом залпом выпил горячий эспрессо и поднялся, подгоняя остальных.
        – Ты улыбаешься, – снова шепнула Уитни, проходя мимо, и Тони закусил губу, чтобы нагнать драмы на лицо.
        Он не знал, в какой момент при появлении Джун перестал хмуриться и начал улыбаться, как блаженный. Ему нравилось слушать ее, следить за мимикой, ловить на себе задумчивые взгляды. Нравилось молчать с ней, просто быть рядом, чувствовать ту необъяснимую связь, которая перестала мучить и начала вдохновлять.
        Джун вдохновляла.
        И перекрывала кислород, когда смотрела на него.
        – Увидимся в антракте, – донесся звучный голос Уитни, и Тони мысленно поблагодарил Фрэнка, который забронировал ложу только для двоих. Люк и Уитни отправились в амфитеатр.
        В ложе, отгороженные от других зрителей, они молча заняли места. В нервном предвкушении Джун пригладила копну черных локонов, которые перестала выпрямлять, и сбросила туфли, поджав под себя одну ногу.
        Вычурность золоченого эдвардианского интерьера слепила, и Тони невольно опустил взгляд на колено Джун, которое она тут же прикрыла, расправив широкую юбку платья.
        – Здесь прохладно, – придумала Бэмби, уличенная в излишней скромности.
        Погас свет. Поднялся занавес.
        Музыка… гениальная, пожалуй. Актеры пели о Вероне. На длинном узком экране над сценой бежали субтитры, но Тони и без того хорошо понимал французский. Он не отвлекался. Он наблюдал за удивительной девушкой, которая сидела рядом. Джун завороженно следила за актерами, вздрагивая, кусая губы, сминая в кулаках ткань юбки.
        Тони не особо любил Шекспира, но сейчас проникся, потому что чувствовал переживания Джун. Кто бы мог подумать, что Бэмби такая романтичная.
        Она осталась в ложе во время перерыва, а во втором акте, после бегства Ромео из города, беззвучно плакала о чужой судьбе. По бледному лицу текли слезы, на губах не осталось помады. Она снова была той одинокой американской девочкой, которая когда-то давно стояла посреди гостиной в Иден-Парке, одетая в старые джинсы и мужскую рубашку. Тогда Бэмби так же прямо держала спину, притворяясь, что все прекрасно, поистине великолепно. И, кривясь от кислоты, упрямо пила вишневый компот.
        Тони, как заколдованный, протянул руку и тронул ладонью прохладную щеку Джун, стирая слезы. Она смутилась, спрятала взгляд… такая непередаваемо красивая сейчас.
        – Бэмби, давай переедем в Иден-Парк до Рождества, – вдруг предложил он, сам себя напугав.
        – Ты… ты серьезно? – отвлеклась она от страданий.
        – Да. Так будет проще. Нам с тобой.
        – А по-моему, это все усложнит.
        – Что именно усложнит? Дорогу в универ? Это мелочи.
        Она неопределенно пожала плечами.
        Чертова неопределенность, как заноза в нервной системе.
        – Ладно. Забудь, – с раздражением вздохнул он, отстраняясь, и до конца рок-оперы больше не делал сомнительных предложений.
        Занавес. Овации. Одиночество, даже среди тысячи людей. Всего один шаг от Джун, а кажется, что целая пропасть.
        – Бр-р, холодно, – поежилась на улице Уитни, и Люк, быстро попрощавшись, увел ее к машине. Люк не любил театры. Вообще искусство не признавал, так что был рад свалить отсюда.
        Вечерние огни заливали город золотом. На севере, на утесе, виднелся замок, который стоял там много сотен лет и простоит, наверное, еще столько же… если Арктика не растает и не затопит все к чертовой матери. А потом север замерзнет, второй ледниковый период начнется. Классные перспективы, ничего не скажешь.
        Тони был взвинченный. Настроение в хлам.
        Джун села на пассажирское сиденье «лэндровера», и он молча завел двигатель. Двадцать минут угнетающей тишины тянулись целую вечность, но и вечность не бесконечна, и он объявил наконец, припарковавшись рядом с домом Джун:
        – Я провожу тебя до квартиры. Мало ли, темно на улице.
        – Хорошо, – сказала она, выбираясь из салона, а у подъезда остановилась и несмело попросила: – Подожди, пожалуйста, я захвачу ноут и кое-какие вещи.
        Тони удивленно наморщил лоб.
        – ?? Ты согласна?
        – Да. Это чрезвычайно щедро и невероятно любезно с твоей стороны – позволить мне вернуться в Иден-Парк до Рождества. – Ее насмешливый мягкий тон лег бальзамом на сердце. – Ты прав, нам действительно будет удобнее.
        – Повтори…
        – Ты прав. Ты. Прав.
        Он широко улыбнулся, мгновенно выбитый из пасмурного настроения. Вроде тот же ветреный вечер, тот же город. А мир ощущается по-другому.
        Что нужно для счастья? Вернуться с Джун домой. И плевать на второй ледниковый период, как-нибудь справимся.
        Она впопыхах сгребла вещи в большой дорожный чемодан, затем схватила второй – тот, пошарпанный, старый, который забрала с собой при переезде, и Тони спросил:
        – Что все-таки в чемодане?
        – Кое-что.
        – Не поделишься?
        – Нет.
        Но испортить ему настроение уже было невозможно. Он улыбался всю дорогу, пока Джун смотрела в окно на смазанные огни и серо-зеленые холмы пригорода.
        Система безопасности просканировала номер машины, кованые ворота в Иден-Парк открылись, впуская гостей, и «лэндровер» медленно покатился по подъездной аллее. Тони призадумался. Когда же он в последний раз привозил сюда Джун?.. Давно, еще в школе, когда вампирше нужно было в торговый центр. Она готовилась к ночным съемкам 30-килограммового броненосца и купила корм: корни какие-то и фрукты. Тони тогда предложил купить заодно сорок тысяч муравьев, чтобы накормить такую огромную тушу, и Джун долго возмущалась, рассказывая о том, что именно этот броненосец по имени Шон сознательно стал вегетарианцем.
        Какой же забавной была Бэмби когда-то. Он страшно скучал по ней, когда уехал учиться в универ. Не хватало ее суетливой деятельности по расширению сознания броненосцев и всяких там Тони Андерсонов…
        В доме оказалось непривычно тихо.
        – Нервничаю, словно впервые здесь, – шепотом призналась Джун, цепляясь за свой пошарпанный чемодан с тайнами прошлого. – Генри с ума сойдет от радости. Мы вместе еще ни разу Иден-Парк не навещали.
        Тони отнес вещи Джун в ее комнату, а потом спустился вниз по широкой лестнице. У подножия караулил дворецкий.
        – Мальчик мой! Что же ты не предупредил, я бы тебе поздний ужин приготовил, – пожурил тот, приглаживая редкие волосы на облысевшей голове. – Ты до понедельника? Приказать, чтобы подготовили твою комнату?
        – Выдохни, Генри. Иди спать. Мы сами разберемся.
        – Мы?! – поразился тот, поправляя ремень на форменных брюках.
        – Я и Джун. Мы сюда до Рождества решили переехать.
        Генри оперся рукой о перила, издав нечленораздельный звук одобрения, а потом кинулся обниматься.
        – Слава богу! Какое счастье, дети вернулись, – бормотал он вперемешку с глухим хохотом, и Тони похлопал его по спине:
        – Ну все, все. Утром увидимся.
        – Утром меня не будет. Элиза в госпитале, готовится к родам. Завтрак вам миссис Янг подаст.
        – Не нагружай ее, мы сами себе хлопья молоком зальем, – шутливо ответил Тони, смиренно принимая тот факт, что для старожилов Иден-Парка навсегда останется школьником.
        – Помирились, помирились-таки! – продолжал преждевременно радоваться Генри, пока Тони поднимался по широким ступеням. Перед огромной семейной картиной он остановился, вскинув бровь. Пойти налево – к себе, или направо – к Бэмби-Джун? Хм… У Генри вот-вот внук родится, вроде серьезный предлог.
        Значит, направо.
        Миновав коридор, Тони остановился у запретной для него двери. Потянул узел тонкого черного галстука, взъерошил волосы пятерней, а потом пригладил.
        Сейчас снова пошлет. Сделает вид, что ничего не понимает.
        Тони постучал три раза и сунул руки в карманы брюк, дожидаясь.
        Джун открыла на счет «шесть», широко распахнув дверь. Тонкие плечи больше не были прикрыты блейзером, волосы собраны в небрежный пучок на затылке. В болотных глазах нет болота. И наивный вопрос:
        – Да?
        Издевается.
        – Пришел пожелать спокойной ночи. Тебе что-нибудь нужно?
        Пригласи ты меня, Бэмби, разреши переступить порог в твой мир.
        – Нет, спасибо. Всё есть.
        – Точно? – настаивал он.
        Она сцепила руки в замок и сказала:
        – Вроде бы, всего хватает. Я уже отопление включила.
        …и пожирающий взгляд не отводит… Она теперь постоянно на него так смотрела: как удав на кролика. Тони в ее присутствии есть нормально не мог, потому что горло сводило судорогой. Кларксон сразу все понял. Да и кто бы не понял?
        Кажется, не понимала сама Джун. А точнее, притворялась. Боялась задавать вопросы.
        Спроси меня. Ну давай, спроси, ты же хочешь знать, есть ли у меня другая девушка. И я скажу, что никого нет. Только ты, чужих лиц не помню и помнить не хочу.
        Но она молчала…
        Благо, еще одна тема для разговора имелась в запасе.
        – Кстати, Элиза, дочка Генри, в самое ближайшее время собирается произвести потомство.
        – Точно! Обязательно куплю ей подарок.
        – Я уже купил.
        – Это хорошо.
        – Неплохо, да… кхм…
        – Ну-у, спокойной ночи, – отшила его Джун после неловкой паузы.
        Мысленно пробив кулаком стену, он сухо улыбнулся:
        – До завтра.
        Дверь закрылась, и Тони прислонился к ней спиной, усмехнувшись. Не успели приехать в Иден-Парк, а Бэмби уже хлопнула дверью у него перед носом.
        Классика жизни.
        Он отправился к себе, проверил сообщения, принял холодный душ. Спать не хотелось, возвращаться в город тоже. Спустившись на первый этаж, Тони свернул в библиотеку… Покурить, если заначка все еще на месте. Напиться, если совесть позволит. Посмотреть на ютубе старые видео с ламой и броненосцем, которые раньше не смотрел из принципа.
        А чем же еще заняться в вечер субботы холостому парню, которого угораздило влюбиться в дементора?
        Джун
        Она с минуту простояла, прислонившись к двери. Противоречие съедало живьем. Но она училась обуздывать собственные слабости, поэтому не побежала следом за Тони и не начала умолять о любви.
        Радовало, что не пришлось сегодня прощаться с ним.
        Огорчала ситуация в целом.
        Да, они на удивление легко стали друзьями, причем в рекордные сроки. Фрэнк гордился бы ими… Но теперь хотелось большего, а это опасно. Поддаться желанию до Сочельника – значит создать массу новых поводов для ссоры. А ссориться нельзя, иначе прощальные письма Фрэнка бросят в камин.
        Одна перспектива хуже другой. Вот и выбирай.
        Впрочем, Иден-Парк подействовал на Джун умиротворяюще; бурные эмоции, которые вырвались со слезами в театре, поулеглись. Только воздух нагревался медленно: градусник показывал +17°С – и пришлось отогреваться в горячем душе, дожидаясь +19°С.
        Джун надела атласную ночную сорочку, короткую, на бретельках, которую успела выхватить из шкафа в своей квартире, затем расчесала влажные волосы и, напевая мотив из рок-оперы, принялась раскладывать вещи. Средства гигиены, техника, немного одежды, которую затолкала в чемодан впопыхах, и, конечно же, коробка. Та самая, в которой Тони подарил видеокамеру. Джун обклеила «сундук с сокровищами» разноцветными стикерами и хранила внутри важные мелочи. Например, запонки Криса, напоминание об опасности иллюзий. Эти запонки когда-то давно, три года назад, авантюристка Уитни стащила во время празднования Сочельника здесь, в Иден-Парке, когда Криса случайно облили соком и он пошел переодеться.
        То было последнее Рождество, которое отмечали вместе с Паркерами.
        Джун сохранила и засушенный бутон алой розы, которую Тони сорвал для нее в Изумрудном саду летом после ее 16-летия… Нет, он не подарил ей цветок, а просто сунул в руку, чтобы показать новый сорт. Его вывела жена Генри, отвечавшая в Иден-Парке за сохранность ландшафта и состояние садов.
        В коробке лежала и полоска полароидных снимков, на которых они втроем: Джун, Тони и Фрэнк. Тони сложил руки на груди и закатил глаза в знак протеста, а Фрэнк улыбается, как мальчишка.
        Все-таки насколько непредсказуема жизнь. Давным-давно малышка Бэмби загадала желание, попросив пятьдесят свиданий с парнем своей мечты, и желание сбылось. Фрэнк его исполнил последней волей. Он смотрел с фотографии и словно спрашивал: ну как, ты довольна? Ловко я придумал с завещанием?
        – Если Тони женится на идеальной богатой наследнице и выбросит меня за порог или, что хуже, предложит роль содержанки, то я придушу тебя, Фрэнк. Пойду и перекопаю Изумрудный сад на глазах у магнолии Иден.
        Джун укоризненно покачала головой, закрывая коробку, и порылась в полке в поисках шоколадки, чтобы заглушить тоску калориями, но ничего съедобного не нашлось. Засунув босые ноги в тапки, она набросила шелковый халат поверх сорочки и отправилась в библиотеку на поиски заначки. В прошлый раз там, кажется, оставалась сувенирная шоколадка, купленная во время поездки в замок Стерлинга.
        Вообще, если честно, найти «гуманные» шоколадки стало проблемой. Гиганты-производители то эксплуатировали рабочих, то уничтожали целые экосистемы для выращивания какао-бобов. Список проверенных компаний мельчал на глазах. Безобразие, хоть ты на балконе эти какао-бобы выращивай, чтобы поддерживать должный уровень шоколада в крови.
        Джун вошла в библиотеку, погруженная в тяжкие мысли о судьбе планеты, и резкий мужской смех заставил подпрыгнуть на месте.
        Тони!!!
        Она рванула к выходу, но в последний момент затормозила, любопытство победило: что там такого веселого происходит? Пришлось красться на цыпочках, как в старые-добрые времена.
        В помещении не горели ночники, только свет экрана меж стеллажей мерцал: младший Андерсон смотрел видео в телефоне. Глаза быстро привыкли к полутьме, в нос ударил сладкий аромат табака, а до ушей донеслось бодрое:
        «Чейз, прекрати задавать настолько личные вопросы Шону… Прости, Шон. Ты не обязан рассказывать о своей любимой позе. Ты же броненосец. У вас… э-э… у вас разве больше одной позы для спаривания?»
        Джун помнила, что в этот момент Шон начал чавкать, с энтузиазмом уплетая измельченную хурму.
        «В любом случае, «Камасутра для броненосцев» была бы самой депрессивной на свете, учитывая, что они жуткие интроверты и предпочитают жить в одиночестве… Чейз, что ты рисуешь?»
        «Камасутру для броненосцев. Запатентую завтра».
        Тони снова засмеялся. Джун мурашками покрылась с головы до пят от этого уютного, беззаботного смеха. Она зажмурилась и набрала полные легкие воздуха, чтобы сообщить о своем присутствии.
        – Бэмби, почему ты раньше не показывала мне свои видео? Я бы вам лайки ставил и участвовал в розыгрышах, – громко заявил он, и у нее сердце ухнуло в желудок, пока ее собственный голос с энтузиазмом сообщал:
        «Броненосцы издалека распознают друг друга, по запаху».
        – Привет. Я не подслушивала, – нагло соврала она и, вскинув подбородок, уверенно прошествовала к тайнику, стараясь не смотреть на Тони. Вдруг он не одет.
        То есть, раздет.
        Джун сосредоточенно нахмурила брови, усердно выуживая надкушенную плитку молочного шоколада из проема за книгами.
        – Не беспокойся, я уже ухожу, – деловито поспешила уточнить она, но Тони не ответил.
        Снова разобрало любопытство, и взгляд невзначай скользнул по Андерсону. Он продолжал глазеть в экран, широко улыбаясь, так что ямочка на щеке стала хорошо заметна. Он был одет. Черная майка, темные пижамные штаны. Вроде прилично, но почему-то щеки залило жаром.
        На полке рядом с ним, подпирая книжный ряд, стояла бутылка виски. Тони редко пил, и Джун удивилась: расстроен чем-то?
        – Останься, съешь свой сахар спокойно, – дружелюбно предложил он и, затянувшись сигаретой, приподнялся, выпуская дым в приоткрытое окно.
        Джун скромно присела на край викторианской кушетки и откусила уголок шоколадки, игнорируя ванильный сироп, бурлящий в венах. А Тони забросил ногу на ногу и вернулся к просмотру, переключив на очередное видео, с ламой.
        О боже, только не это.
        «Всем привет! В прошлом выпуске у нас в гостях была голуболицая мартышка по имени Тони. Своенравный Тони невзлюбил Чейза и вывернул на него синюю краску. А сегодня к нам пожаловала лама. Она вроде бы миролюбивая, так что краску на Чейза придется выворачивать мне, чтобы набрать такое же количество лайков».
        И тут же самодовольный голос Чейза:
        «К чему бессмысленная жестокость, Джун? Зрителям понравилась не мартышка, а то, что я сбросил футболку. Для этого не обязательно снова обливать меня краской. Достаточно попросить».
        «Чейз!!! Это же сексизм чистой воды!»
        «Зато краску сэкономишь».
        Джун с трудом проглотила кусочек шоколада, который растаял на языке, и вскинула виноватый взгляд на Тони, но его, кажется, шутка о голуболицем примате не обидела.
        – И что стало с мартышкой? – спросил он.
        – Мы добились, чтобы ее вернули в заповедник, в Конго.
        – Счастливчик Тони.
        – Да…кхм-кхм… надеюсь, его не загрызли там.
        – Конкуренты или хищники?
        – Не обязательно. Иногда у мартышек попадаются очень агрессивные самки.
        – Бедняга Тони… как я его понимаю.
        Повисла двусмысленная пауза.
        Тони курил.
        Джун ела шоколадку.
        Так и жизнь проходила. Они не избавились от дурных привычек, приобрели новые и продолжали молчать о том, что действительно имело значение.
        Тони потянулся к пепельнице, чтобы затушить сигарету, и случайно выронил айфон. Помещение погрузилось во мрак, только лунный свет озарял очертания предметов. Тони чертыхнулся, но так и не начал искать упавший гаджет. Вместо этого он похлопал по полке, отыскав пачку жвачки, и забросил одну в рот. Затем, отклонившись на изогнутую волной спинку кушетки, запрокинул голову и устало прикрыл глаза.
        Джун мысленно коснулась его лица, стерла тень со щеки под скулой, согрела кончики пальцев горячим дыханием, очертила рельефные плечи… В горле пересохло, в сердце стало мало места для двоих, и оно разрывалось, отдаваясь эхом в памяти: я с ума от тебя схожу, Джун.
        – Спать пора. Ты закончила?
        – Нет, – взволнованно ответила она, и Тони в замешательстве открыл глаза; его ресницы дрогнули, плечи напряглись. В пристальном взгляде не было ни сонливости, ни серого свинцового неба, лишь манящий темный омут, в который Джун провалилась еще в школе, поранившись.
        Но прошлое в прошлом. Все можно исправить, заштопать раны, простить обиды. На место старых ошибок приходят новые. Ну и пусть. Зато никто, а тем более внутренний голос, больше не посмеет сказать, что Джун Эвери – жалкая трусиха.
        Она привстала на колени на кушетке и медленно подалась к Тони… Он не шелохнулся, когда она накрыла ладонью его щеку, скользнула пальцами ниже, обхватывая подбородок.
        – Ты пахнешь Рождеством, мятой и бергамотом. Не знаю, почему никто не чувствует, но лично я…
        Голос сорвался, и Джун на выдохе прижалась ртом к крепкой шее, ощущая учащенный пульс, впиваясь губами, чтобы оставить след. Тони глухо застонал, сминая ткань ее халата, а она, осмелев, перебросила одну ногу через его бедра, усаживаясь верхом, и посмотрела ему в глаза.
        – …я с ума от тебя схожу, Тони. – Ее надрывный шепот утонул в ночной свежести, которая заполняла комнату через приоткрытое окно. Холодно и в то же время душно, дышать нечем.
        …И потрясенный взгляд Тони как награда за безрассудную храбрость:
        – Господи-боже-ты-мой. Дождался все-таки.
        Глава 14
        Тони
        Джун… Ее болотные глаза, мягкие губы. Тонкие заботливые руки, которые он ощущал на себе. Он не понимал, что происходит. От неожиданности он рухнул на дно своей памяти, где всегда жил образ лета… Рухнул и застыл там. Не представлял, что делать дальше. Внутри горели брошенные в огонь хроники старых ошибок, а он в ожидании смотрел на этот знакомый рот, который приоткрылся на выдохе.
        Всё, как два с половиной года назад. Только он больше не боялся Джун, нет. Он ее…
        Тони тяжело сглотнул.
        Он ее любил. Хотел. Поэтому надеялся все сделать правильно, чтобы до деталей запомнить сумасшедший момент жизни, когда Джун сама к нему пришла.
        Но она тоже не шевелилась, зажатая, скованная непонятным страхом. Казалось, вся ее смелость ушла на признание, и больше ни капли не осталось.
        Тони бережно, успокаивающе погладил ее по спине, обнял за талию, чтобы снять с себя, но Джун в панике замотала головой, цепляясь за его майку.
        – Нет, нет, не уходи.
        – Я не ухожу.
        – Ты же не собираешься оставить меня, как тогда?
        Он удивился.
        – Нет, я просто подумал, что нам лучше подняться наверх.
        Ее неподдельный вздох облегчения заставил нахмуриться. Тони вообще уже ничего не понимал. Сейчас была другая жизнь, они стали другими. А Джун снова вела себя, как напуганная школьница. И флиртовать она так и не научилась. И…
        – Джун, – тихо сказал Тони, ошалевший от догадки.
        – Что?
        – Ты… у тебя же, хм-м… Уитни иногда рассказывала о твоих парнях… Черт, да весь универ рассказывает о твоих парнях. У сплетен, как правило, есть повод.
        Она заправила кудряшку за ухо и высокомерно повела плечом. Слегка отстранилась и сложила руки на груди. Тони старался не пялиться в вырез сорочки, а Джун с видом всадницы апокалипсиса всматривалась в ночную тьму за окном.
        – Бэмби?
        – Я внимательно слушаю. Вопроса ты так и не задал.
        Да ну нет, бред.
        – Ты… у тебя никого не было… в этом плане?
        – Допустим, и дальше что?
        Тони сначала усмехнулся, выбитый ее ответом из темноты, в которой жил, а потом рассмеялся, тихо – таким тихим бывает только счастье. Сердце заколотилось в эйфории, мир внутри срочно склеился назад. Раз – и нет прошлого, есть только она. Они вдвоем. Раны затянулись, выбрасывая на помойку бытия весь тот хлам, среди которого лежали колючие мысли о Джун в чужих объятиях.
        – Но ты же целовалась с другими? – уточнил он, как когда-то давно, и услышал, как она хмыкнула, краснея и еще выше поднимая подбородок.
        – Я не пойму, какое это имеет значение?
        Сердце, только-только зажившее, начало стучаться в ребра, выбивая искры.
        – Только со мной, да? – задал он жизненно важный вопрос, жадно съедая взглядом каждый жест Джун, пытаясь не задохнуться от дикого, болезненного возбуждения.
        – Знаешь, Тони, я как-то по-другому себе это представляла. Не думала, что ты начнешь хохотать, как орангутанг.
        – А они хохочут?
        – Пфф! Ты бы видел, – хмыкнула она, собираясь сползти с его колен.
        Его ломало, хотелось быстро, жестко, чтобы прекратить бесконечную пытку. Сделать Джун своей. Принадлежать ей. Быть вместе наконец. Он обхватил ее руками, уверенно возвращая на место, вжимая в себя, чтобы она ощутила глубину его падения, и спросил невинно:
        – И куда ты собралась?
        – К себе, рыдать о проваленной миссии по соблазнению, – иронично ответила она, и Тони медленно облизал губы, наблюдая, как Джун прикипает взглядом к его рту. Она теперь всегда так делала: смотрела, думая, что он не обращает внимания.
        – Меня не надо соблазнять, Бэмби. Я хочу тебя по умолчанию, – хрипло ответил он и, подхватив Джун под бедра, поднялся вместе с ней. Она испуганно ахнула, обнимая его ногами и руками, и от ее близости гормоны взбесились, погружая в знакомое состояние аффекта. Горячая волна затопила, хлынула вдоль позвоночника, ударив в поясницу, и это был кайф. Забытое ощущение полета.
        Тони потерся щекой о ее плечо, сдвигая ткань халата, и провел языком вдоль изгиба, лизнул ключицу, прихватил зубами подбородок…
        – А у меня? получается тебя соблазнить? – напряженно спросил он.
        – Ты же знаешь, – срывающимся голосом прошептала Джун. – У тебя всегда получалось. Она крепче обняла его за шею и уверенно накрыла его губы своими, целуя с такой откровенной страстью, что у него внутренности расплавились, как те маршмеллоу, которые она любила ловить языком. Джун впивалась в его рот с бесконтрольным надрывом, будто боялась потерять. Как если бы все, что ей было нужно от жизни, – это он.
        …Шоколадный вкус ее поцелуя. Душа наизнанку. Эмоции как оголенные провода… Больно, и хотелось еще.
        Тони шел на ощупь, натыкаясь на мебель, прислоняясь спиной к стене, чтобы перевести дыхание.
        Полутьма, чертова пальма, в которую едва не врезался. Бросил туда жвачку.
        Коридор. Стена мраморная – значит, сейчас направо, к лестнице.
        Поцелуй превратился в один сплошной молчаливый стон, который душил…
        Широкие ступени, наверху горит ночник. Шаг, два, три, уже почти… А нутро превращается в раскаленный пепел с каждой лишней секундой, и сердце не выдерживает нагрузки такой долгой прелюдии.
        Вокруг ни звука, только рваное дыхание, нетерпеливое, общее… Пространство поплыло. Дом будто ожил, когда сюда вернулась Джун.
        Тони уложил ее прямо на лестнице, не дойдя каких-то пару ступеней, и снова поцеловал – развязно, порочно, показывая, что собирается с ней сделать. Одной рукой он поддерживал ее под шею, чтобы проникать языком глубже, а второй гладил податливое тело, дрожа от нетерпения, которое пришло на смену эйфории.
        Джун попыталась обнять его ногами, но потом поняла, чего он хочет, и широко расставила их, упираясь пятками в грань ступени.
        Кожа ее внутреннего бедра была шелковистой на ощупь, а кружево нижнего белья – мокрым. Она, как и прежде, легко заводилась… Тони с трудом оторвался от припухших губ, чтобы посмотреть ей в глаза, впитать этот сумасшедший темный взгляд и утонуть по старой привычке.
        – Так нравится? – хрипло спросил он, поглаживая ее ладонью между ног, и уверенно просунул пальцы под полоску белья. Джун прикрыла глаза и резко выгнулась навстречу, когда Тони с нажимом провел большим пальцем вдоль ее влажной плоти и медленно погрузил палец внутрь, осторожно растягивая. И снова – к чувствительной вершине, массируя, неотрывно поглощая искрящие эмоции Джун, ее сорванное дыхание, жар, которым залило щеки.
        Она призывно подалась навстречу его пальцам, и Тони сразу же поднялся, утягивая ее за собой. Еще рано. Еще немного… здесь недалеко. Она хныкала, терлась о него кошкой, как одурманенная, и он с трудом добрался до своей комнаты; прижал Джун к двери, вклиниваясь между стройных ног, и поморщился от ноющей пульсации в паху.
        – Сейчас… подожди.
        – Пожалуйста…
        Их дрожащий шепот переплетался, врезаясь холодным эхом в затуманенное сознание, и когда они ввалились в комнату, то никто уже не задавал вопросов и не помнил других слов, кроме имени друг друга. Не было лишней секунды, чтобы включить свет, но даже в полумраке Тони различал каждую черту Джун: помнил ее наизусть.
        Они упали на застеленную кровать, лихорадочно целуясь, и у Бэмби тряслись руки, когда она стягивала с него майку, пожирая голодным взглядом.
        Потом… завтра у них будет время, чтобы все сделать медленно, часами изучая друг друга, а сейчас Тони хватило только на то, чтобы сорвать с тонких плеч Джун проклятый халат и спустить сорочку к талии.
        Штаны улетели на пол, нижнее белье Бэмби – следом.
        – Пожалуйста, пожалуйста, – продолжала она умолять, мешая слова с тихими всхлипами, от которых у него начали сдавать тормоза. Если она вот так продолжит тереться о него, то он слишком быстро кончит: окаменевший член разрывало от потребности в разрядке.
        Пришлось вспомнить мантру: Джун. Лето. Ностальгия…
        Он широко раздвинул ее гладкие ноги, но она продолжала метаться, царапая его плечи короткими ногтями, пытаясь притянуть ближе. Тогда он наощупь нашел халат и, усмиряя оглушающий рев в венах, связал шелковой тканью ее запястья. Завел их вверх, заставляя буйную вампиршу лежать смирно. Осторожно накрыл ее всю собой, защищая от остального мира, и посмотрел в глаза.
        – Ты моя, Джун, моя, – произнес он без единого грамма сомнений, и она затихла, будто он нашел ключ к ее демонам.
        Первый плавный толчок – и раздался ее протяжный грудной стон, который Тони поймал губами. Он зажал ее рот своим и вошел в нее еще раз, и еще, пока от неспешного размеренного ритма стоны Джун не стали порочно-сладкими, хриплыми. Она была под ним, здесь, в этой комнате, где он ночами бредил ею. Он удерживал ее связанные руки, и у него крышу сносило от этого зрелища. Тони не погружался в нее слишком глубоко, и в голове шумело. В нем каждый нерв звенел, пресс свело от напряжения и необходимости контролировать себя. Он зажмурился, рвано выдыхая ей в рот, и Джун впилась зубами в его нижнюю губу.
        Толчок.
        Она сжала зубы сильнее.
        Вампирша.
        – Мне мало тебя, – прохрипела она, оторвавшись от его рта, и удушливым жаром захлестнуло. Тони подхватил ее свободной рукой под колено, входя одним глубоким движением до конца, и замер в ожидании. Он был большим, а она такая тесная… Ей же больно. Но она с наслаждением запрокинула голову, прогибаясь в спине.
        Точно вампирша.
        Он торопливо поцеловал ее во влажную шею, потерся губами о ложбинку между грудей и втянул в рот затвердевший сосок, наращивая темп.
        – Останови меня, если не выдержишь…
        Но она не остановила, а попросила еще ближе, и он отпустил себя, перестал думать, помнить, пока в безумном порыве брал ее, срываясь на глухое рычание, которое смешивалось со страстными стонами Джун. Ее голос вдруг оборвался, затих; изумленно глядя ему в глаза, она задержала дыхание – и ее начало сотрясать от оргазма.
        Джун… Бэмби… Господи. Он растворился в ней, остался пульсацией в крови, чистым кайфом. Ее затуманенный взгляд, и большой пересохший рот, к которому он сразу потянулся губами, и эти разрывающие грудную клетку удары сердца, которое бешено перекачивало аромат Джун по венам… Тони вышел из нее и кончил на нежный, плоский живот, едва прикрытый сорочкой, жмурясь от мощной волны разрядки, которая качнула его назад, на Джун.
        К ней. Всегда к ней, как зависимый.
        Он упал рядом, освобождая ее запястья, и долго не мог пошевелиться, опустошенный, пока не услышал тихий, мелодичный голос. Бэмби пела колыбельную, «Twinkle Twinkle Little Star».
        И ведь запомнила…
        – До конца дней лежал бы здесь с тобой и слушал, как ты поешь, – сказал он и приоткрыл глаза, чтобы увидеть широкую, родную улыбку Джун.
        Ради этой улыбки он, наверное, и жил.
        Джун
        Огненно-розовый рассвет. Туман над Речными садами. Ровное дыхание Тони.
        Высокое окно в пол не было зашторено, и Джун наблюдала, как меняется окрас неба, как медленно рассеивается туман в это последнее воскресенье осени.
        Она улыбнулась и оттянула вырез футболки, которую Тони отдал ей в вечное пользование вместе с пижамными шортами. «Можешь оставить себе» – так и сказал после того, как они вместе приняли душ.
        Вместе. Приняли. Душ. Неужели не приснилось? И что это значит? Кто они сейчас? Пара? Или друзья, которые занимаются сексом без обязательств, как Чейз и Холли?.. Вопросы-вопросы…
        Джун попыталась освободиться, но Тони лишь крепче обнял, не отпуская. Он спал прямо на ней, только сполз ниже, прижавшись щекой к ее животу.
        В комнате было тепло и уютно, на светлых стенах – полки с наградами, семейные фото. Джун тоже на одном снимке есть. В школьной форме, хмурая, щурится… что-то нехорошее задумала.
        Надо же, какая неудачная фотка. Придется втихаря заменить.
        Словно услышав ее коварные мысли, Тони, не просыпаясь, потерся щекой о ее живот, устраиваясь поудобнее, и внутри мгновенно активировались они – воображаемые бабочки, мурашки, хохочущие орангутанги. Внезапно вспомнилась голуболицая мартышка по имени Тони. Веселое было время: что угодно, лишь бы подразнить младшего Андерсона. А ему и дела-то не было, он не смотрел видеоролики… до вчерашнего вечера.
        И только она прикрыла глаза, чтобы еще подремать, как зазвонил домашний телефон, стоявший на тумбочке у кровати. Тони глухо чертыхнулся сквозь сон, нехотя скатился с Джун и, схватив трубку, прохрипел:
        – Алё… А, Генри… Уже?! – Он накрыл ладонью микрофон и сообщил, что у Элизы мальчик родился. – Как они себя чувствуют?.. Отлично, поздравляю. Это поистине великолепно, несказанно круто и расчудесно.
        Джун запустила в Тони подушкой, чтобы не издевался над ее давнишней вычурной манерой общения, и начала прыгать на кровати, хлопая в ладоши. У Генри внук родился!
        – Давай устроим прием здесь через неделю, для своих! – восторженно выкрикнула она, и Тони передал ее предложение. Генри согласился, естественно. В кои-то веки радость в Иден-Парке.
        Попрощавшись, сонный Тони поднял подушку и со словами:
        – И тебе доброе утро, – запустил обратно в Джун. С детским энтузиазмом поддавшись игре, она прицелилась и со всего маха впечатала ответку прямо в лицо врагу, он даже пошатнулся от неожиданности.
        – Ой, прости, я случайно, – соврала она и поджала губы, чтобы не рассмеяться.
        Тони медленно отнял подушку, сдул челку, упавшую на глаза, и, упершись кулаками в край кровати, очень нехорошо посмотрел на Джун. Воздух искрил, надвигался шторм. Она прищурилась, оценивая свои шансы на победу: шансов почти не было.
        Секунда, вторая…
        Джун схватила из вороха подушек самую большую и даже успела замахнуться, когда Тони крепко обхватил ее за талию, рывком снимая с кровати, а затем бросил обратно, навалившись сверху. Джун завизжала, колошматя его подушкой куда попало.
        – Слезь с меня, чудовище!
        – Сначала извинись.
        – Обойдешься! Я отделаю тебя, как Рей – Кайло Рена[7 - Рей и Кайло Рен – герои «Звездных войн», любимых комиксов Тони и Джун.]!
        Тони откровенно наслаждался, не слишком усердно отбиваясь. В его горящем взгляде переливалось серебро. Он выглядел умиленным… Джун никогда не видела его умиленным, разве что в старые годы, когда он сох по Мелани. Но даже тогда он не казался настолько…
        …влюбленным?
        Она испугалась собственной мысли и тут же ее отмела, чтобы не тешить себя пустыми надеждами, а Тони отобрал у нее подушку, отбрасывая в сторону, и пригладил ее кудри.
        – Извинись.
        – Отстань. – Джун не могла отдышаться, ощущая, как ее уносит в такие недра энтонизма, что пора бить в набат.
        Тони склонился ближе, пощекотал языком ямочку под ее нижней губой, и она с готовностью приоткрыла рот, ожидая поцелуя. Джун расплавилась, как карамелька, от наслаждения, когда Тони накрыл ее грудь через ткань футболки, неторопливо поглаживая большим пальцем, и втянул в рот ее губу, посасывая.
        Джун вспыхнула мгновенно, сжимая коленями его бедра, но этот нахал со вздохом отстранился и поднялся с кровати, чтобы объявить:
        – Так и быть, отстаю. Жду тебя на кухне через полчаса. Завтрак готовлю я.
        Она в шоке смотрела ему в рельефную спину, а он, довольный собой, сонно потянулся и ленивым шагом направился в ванную.
        Надо же, какой он злопамятный и ранимый с утра.
        Неудовлетворенная, Джун побрела в свою комнату, чтобы переодеться. Внутри происходила смена власти: отреклась от престола королева самобичевания, на ее место пришла толпа остервенелых энтонистов. Они размахивали букетами из мяты и бергамота и требовали от нового короля любви, признаний и обещаний.
        Увы, король не торопился. Энтони Уильям Андерсон был профи в плане нагнетания. Вроде бы еще ничего дурного не случилось, а уже хочется ввести чрезвычайное положение… Жуткое чувство – полное погружение в мир другого человека, без страховки и кислородного баллона. Да еще отреченная королева самобичевания, уходя, злорадно шепчет:
        Осторожно, Джун, не строй воздушный замок. Кому, как ни тебе, знать, что падать будет очень больно.
        К счастью, назойливый голос утонул в шуме толпы.
        Энтонисты победили.
        – Итак…
        Она внимательно просмотрела список вранья. Казалось, там накопилась тонна шлака, но главная недосказанность сводилась только к Фрейе и идиоту Оливеру, который преследовал в университете. О нем Джун опасалась заводить речь, зная, каким вспыльчивым может быть Тони, но хоть в чем-нибудь да нужно было признаваться.
        Собрав волю в кулак, она выпалила:
        – Я подозреваю, что ты женишься на богатой наследнице, вроде Фрейи Синклер, а меня вышвырнешь из Иден-Парка.
        Джун тут же отхлебнула зеленого чая и начала щипать булочку хрустящего горячего хлеба, приняв вид беззаботной ламы.
        Тони даже жевать перестал, отложил вилку с ножом и переспросил:
        – Ты до сих пор боишься, что я выставлю тебя из дома? По-моему, мы давно разобрались, что я скорее сам уйду.
        – То есть, намерение жениться на подходящей наследнице ты не отрицаешь?
        – Я этого не говорил.
        – Ты издеваешься, что ли?!
        – Да. По-моему, очевидно, что я издеваюсь. – Он нагло ухмыльнулся. – Просто я не пойму, почему тебя заботит моя будущая жена.
        Джун приосанилась.
        – Переживаю за Генри, вдруг она его выгонит.
        – А за меня не переживаешь? Вдруг она меня будет обижать? Подушкой избивать по утрам, например.
        Жар прихлынул к щекам и, как оползень, спустился на шею, которую тут же начало покалывать.
        Расслабься, Джун, он пошутил, вот и все. У него с чувством юмора всегда проблемы были.
        Она подперла щеки ладонями, пряча следы смущения, и уткнулась в экран смартфона, который давно погас.
        – Так… что там еще. В общем-то, больше ничего, – пробормотала она обескураженно и, чтобы сменить тему, спросила: – Тебе Уитни не звонила, кстати?
        – Нет.
        – Она жаловалась, что Люк не дает ей прохода. Из-за того, что он твой друг, она не хочет быть грубой, а намеков он не понимает. Уитни сначала загорелась, ты же знаешь, как она любит знакомиться с новыми людьми. Но Люку мало общения, он хочет большего.
        – Я с ним поговорю, не вопрос. – Тони покачал головой. – Да уж. В этом сезоне будущему хирургу не везет. Может, его с Олсен познакомить?
        – Олсен… Паркер? – встрепенулась Джун.
        – Да. Она создала свой канал по теме отношений. Вдруг и Люку что-то путное подскажет, а то он вечно в пролете с девушками.
        – Олсен его живьем съест! От его самооценки мокрого места не останется.
        Джун не могла вспомнить, когда видела старшую Паркер в последний раз. Пожалуй, в тот далекий майский вечер, когда поцеловалась с Крисом.
        – А как поживают Паркеры, кстати? – спросила она, испытывая неловкость. Трудно было заговорить о них.
        – Нормально. – Тони лениво подтянул рукава темно-синего свитера к локтям, что выдавало сомнения.
        – Какие-то проблемы?
        – Не знаю. Они вернутся в Эдинбург через две недели, тогда и узнаю.
        – О чем? Что случилось? – испугалась Джун.
        – Ничего, все в порядке. Просто… Нэнси всегда была главным инвестором Фрэнка, но большой вопрос, захочет ли она оставаться со мной.
        В Джун проснулись угрызения совести.
        – Мне так жаль, что я вас рассорила.
        – Ну что ты, Бэмби, ты не виновата. Кто же знал, что Нэнси настолько принципиальная.
        Джун приоткрыла свалку старых воспоминаний и вытащила на свет тот подслушанный разговор в вечер Летнего бала.
        – Фрэнк соврал ей, что я внебрачная дочка Тристана Эвери. Папа упоминал о своем брате, Тристане, с которым в детстве дрался, видимо, именно его Фрэнк и приплел.
        Тони кивнул.
        – Да-да. А воображаемая мать – Глория Макгрегор.
        – Да!!! Ты знаешь?!?
        – Конечно. Фрэнк притянул за уши эту легенду специально для Нэнси. Дело в том, что Глория Макгрегор была моей теткой, старшей сестрой Иден. Заядлая холостячка, бунтарский дух. Она и Тристан были любовниками с юных лет, но семьей так и не стали: Глории не нравилась семейная жизнь. Года за три до гибели они жутко поссорились, и Тристан на зло ей женился на 18-летней девушке, Розе Брин, которая родила ему дочь. Но почти сразу он восстановил связь с Глорией. Однажды они вдвоем летели на частном самолете через Атлантику и рухнули в океан. Неисправность системы.
        – Какой ужас. Печальная история.
        – Можно даже сказать, мистическая… учитывая, что они погибли в один день с твоим отцом.
        – Нет! – Джун холодным потом обдало. – Не может быть. Фрэнк ни разу не упомянул об этом.
        – Не хотел тебя расстраивать.
        Онемевшая, Джун пристально разглядывала узор на фарфоровой чашке, размышляя о превратностях судьбы. Два брата погибли в один день. Отчаянный мотогонщик, погрязший в долгах, и солидный аристократ, летающий на личных самолетах. Такая разная жизнь у них была, а закончилась одинаково плохо.
        – А куда они летели? Глория и Тристан.
        – В Штаты.
        Она вскинула удивленный взгляд на Тони.
        – Все же это подозрительное совпадение. Отец собирался уйти из семьи, и в тот же день его брат летел в Штаты. Может, они общались?
        – Может быть.
        С минуту они молчали, и вдруг Тони выдал:
        – Черт, а представь. Будь ты и правда дочкой Тристана и Глории, то приходилась бы мне двоюродной сестрой.
        Джун обомлела, давление подскочило. Она машинально заложила волосы за уши, испытывая непередаваемое облегчение от того, что родилась в Калифорнии у Анджелы и Ллойда. Все-таки есть в жизни справедливость. Неимоверно захотелось обнять Тони, чтобы избавиться от жутких мыслей, и он, словно почувствовав это, сказал:
        – Иди сюда…
        Она благодарно поднялась и буквально примагнитилась к нему, забралась на колени, прижалась щекой к мягкому свитеру, вдохнула любимый аромат – и пустые сомнения разом рассеялись, как рассветный туман над Речными садами.
        …Падали редкие крупные хлопья снега за окном, не долетая до земли. Падали последние барьеры внутри Джун, отпуская душу навстречу другому человеку.
        Знал ли Фрэнк, что они помирятся?
        Конечно, знал. Он всегда предсказывал и политические события, и погоду. Он, наверное, предвидел даже этот первый ленивый снег, который внезапно пришел на смену рассветному солнцу. Не зря ведь Фрэнк посоветовал провести свидание №23 в Иден-Парке.
        «Возьмите в погребе хорошую бутылку вина, растопите камин, обсудите Рождество. Осталось меньше месяца, вам столько всего еще нужно успеть…»
        И действительно, как никогда хотелось всё успеть.
        Тони
        – Ты играешь?
        Он кивнул и поднялся из мягкого кресла у камина, глядя, как отблески пламени путаются в черных кудрях Джун. Она сидела рядом на полу, скрестив ноги, и расставляла шахматные фигуры на доске.
        Что случилось с Тристаном и Глорией? Кто была та женщина, к которой собирался уйти Ллойд Эвери? Эти вопросы целый день не давали покоя, доставшись по наследству от Фрэнка. Проблема заключалась в том, что без Джун выяснить подробности было невозможно. Но как завести об этом речь, Тони не представлял. Вернее, он заранее представлял реакцию Джун: психанет, соберет вещи, уйдет из дома. Потом снова бегай за ней, уговаривай…
        Но попытаться стоило, и он решился.
        – Кстати… Было бы полезно съездить к родителям твоего отца. Они живут в Абердине. Что-то же они знают.
        – Нет, я не поеду, – предсказуемо испугалась Бэмби, опрокидывая бокал вина на шахматную доску. – Ч-черт! – она потянулась к полотенцу, которое лежало у подноса с едой.
        – Джун…
        – Нет! – Она вернула фигуры на место и сосредоточенно сделала первый ход белой пешкой.
        – Отличный ответ, а главное, обдуманный.
        Он опустился на пол напротив нее и передвинул коня, пока Джун убеждала:
        – Ты не понимаешь, они отреклись от моего папы когда-то и ни разу не дали о себе знать. За пять лет, которые я живу в Шотландии, от них ни слова не было.
        – Но если у них есть хоть какая-то информация, которая поможет найти твоего брата и узнать что-нибудь о Тристане и Глории… Почему нет?
        – Я просила: не наседай на меня! – Джун поднялась, одергивая хлопковый сарафан. Она слегка опьянела: два бокала вина выпила. Агрессивная стала, жесть, Тони ее такой давно не видел. Вернее, никогда не видел.
        Пламя в камине было беспокойным, тени на ее лице казались ожившими страхами, как в мультиках Миядзаки.
        – Спокойной ночи, – процедила она.
        – Всё? Бросаешь меня?
        – А мы разве встречаемся? – уколола его Джун и с видом оскорбленной принцессы неровной походкой направилась прочь из комнаты.
        Бесит. Как же бесит ее наигранное высокомерие без причины, еще со школьных лет. И понимал, что это способ самозащиты у нее такой, а все равно раздражало.
        Он прислонился к креслу, устало опершись затылком о стеганую обивку, и посмотрел на большой герб Андерсонов, который висел над камином. Тони не пил в этот вечер, чтобы сохранить трезвую голову: завтра понедельник. Но сейчас стало все равно. Напевая походную песню Макгрегоров, он налил себе вина.
        – За тебя, Фрэнк, – сказал он в никуда, поднимая бокал.
        Отец не верил, что Глория Макгрегор, старшая сестра Иден, погибла в случайном крушении самолета. Но и выяснить правду не удалось. Если Джун не соберется с духом, чтобы поехать к старикам Эвери, то загадка так и останется неразгаданной и будет давить на мозг до скончания времен.
        Тони хорошо помнил породистое лицо тетки Глории, которая пару раз навещала Иден-Парк. Она не любила это поместье, но обожала младшую сестру. Последний раз Тони видел ее на похоронах матери, Тристан Эвери тоже приезжал… Они погибли через год. О них не осталось памяти, кроме сплетен, в то время как об Иден напоминало дерево магнолии в Изумрудном саду, которое на удивление хорошо прижилось. Джун тоже прижилась, но никак не могла поверить в это. Тони и сам не верил, что прошлую ночь они провели вместе. Казалось, это было давно и неправда. Только аромат лета на губах и доказывал реальность происходящего.
        Часы показывали 22:30. Тони затушил камин и поднялся к себе. Включил свет, обвел взглядом комнату…
        Со стены пропала фотка Джун.
        Вот же мстительная. Хоть бы не выбросила, он обожал этот снимок. Назвал его: «В окрестностях орудуют вампирши». Забавная она все-таки была, малышка Бэмби.
        Тони осознал, что стоит и улыбается, как дурак, вспоминая прошлое.
        Раздался стук в дверь – прямо в нервную систему эхом – и он вздрогнул, заинтригованно вскинув бровь. Неужто скандалить пришла, выплеснуть остатки агрессии? Или фотку решила вернуть?.. Хоть бы не порвала, это единственный экземпляр.
        Тони с опаской открыл дверь – и замер.
        Джун скромно переминалась с ноги на ногу и смотрела тепло, без злобы и желания придушить врага. Она держала перед собой чемодан. Тот Самый Чемодан. Старый, пошарпанный…
        Ее страшный секрет.
        …Господи, как же он ее любил.
        Тони никак не мог привыкнуть к тому, что Джун повзрослела. Когда она лицемерила, он ее ненавидел. Но когда она была искренней, то он буквально умирал рядом с ней, не мог выносить тяжести, которая давила на грудную клетку.
        Джун нерешительно вошла в комнату, и Тони испугался непонятно чего, как в ту ночь, когда Мелани рассказала об украденном письме.
        Она молча опустилась на колени прямо на пол, щелкнула замками – и Тони дыхание задержал. Сердце грохотало, как камни во время обвала.
        – Бэмби, ты не обязана…
        Но она, поджав губы, раскрыла чемодан и повернула к нему.
        Что он ожидал увидеть? Черепа? Кукол вуду? Да что угодно, но…
        – Комиксы? – опешил он и сложил руки на груди, не зная, куда деться.
        Она кивнула и взяла один в руки, листая.
        – Я их много лет собирала. Спускала все деньги, которые мне дарил отец. Как-то по дороге из школы я по привычке свернула в магазин, хотя в кармане не было ни цента. Идти домой не хотелось, меня тошнило от несчастного лица матери…
        Тони чувствовал, как она нервничает. Он всегда ее чувствовал, это раздирало изнутри, не давало нормально жить.
        – Я полчаса слонялась по магазину, а когда пришла домой – уже вот-вот, за дверную ручку взялась – услышала выстрел.
        Она тоскливо улыбнулась.
        – Папа не предупредил, что приедет. Это был кошмар. Он не мог подняться и ухватился за мое запястье, сказал: я так ждал тебя, Джун. Тогда это все и началось… мое вранье. Я ответила, что меня задержали в школе. Обманула родного человека, понимаешь? Мама рыдала, звонила в «скорую», отец умирал, а я врала.
        Она бросила журнал обратно в чемодан и вздохнула.
        – С тех пор у меня запястье ноет, когда не могу сказать правду. Ты сразу когда-то заметил… И ты совершенно прав: все могло закончиться гораздо трагичнее, если бы я успела. У меня пять лет ушло, чтобы осознать такую очевидную для тебя мысль. В этом и заключается разница между мной и тобой, Тони. Ты очень устойчивый, как маяк. А я – как маятник. Мне тяжело дается то, что для тебя – обычная мелочь… Очень прошу, не дави на меня, я от этого просто-таки зверею, хоть и понимаю, что ты прав.
        Тони разглядывал разноцветные, слегка выцветшие комиксы в чемодане и не знал, что сказать. В мыслях царил хаос, в сердце – голос Джун и ее спокойная, тихая нежность… Господи, сколько в ней было нежности. Он опустился перед ней на колени, чтобы утешить и сказать, что…
        Что?
        Все будет хорошо?
        Тони не знал, что будет. Он не умел предсказывать, как Фрэнк.
        Вместо этого он поймал правую ладонь Джун, переплетая пальцы, и поцеловал тонкое запястье. Она посмотрела на него странно – так, как смотрела всегда, – но он не стал спрашивать, что значит этот темный взгляд, который годами не давал ему покоя. В глубине души Тони знал ответ, чувствовал еще тогда, в те далекие месяцы перед Летним балом, когда Джун ждала его, уверенная, что он не видит. А он каждые выходные приезжал домой, искал глазами ее силуэт в окне и проклинал себя за то, что не может не думать о ней…
        И вот она здесь, рядом. Тони держал ее в своих руках и боялся отпустить. Для него давно все начало казаться размытым: прошлое, будущее, Иден, Фрэнк, Крис, Мелани… И только Джун оставалась реальной, самым четким, ярким образом, и Тони был благодарен ей за это. За то, что она была в его жизни.
        Именно этого хотелось больше всего – быть. Просто быть вместе.
        – Извини, ладно? – тихо сказала она и вскинула на него влажные глаза. – Теперь ты… мы можем…?
        – Мы всё можем, Бэмби. Всё, что захочешь.
        – Я хочу тебя. – Ее смущенный шепот опалил душу, достал до самого дна.
        Он напрягся, когда Джун придвинулась ближе и просунула прохладные ладони ему под свитер. Тони поднял руки, помогая себя раздеть, и на секунду прикрыл глаза, ощутив мягкость ее губ на своем теле. Он стиснул челюсти и сжал пальцы в кулаки, останавливая порыв опрокинуть Джун на пол. А она с сосредоточенным благоговением гладила его плечи, оставляла влажные дорожки поцелуев у шеи и ниже, у сердца.
        Забери ты его уже, Бэмби. Навсегда забирай.
        От возбуждения воздух стал вязким, дыхание – тяжелым. Тони потянулся к прикроватному столику и нашарил презерватив в полке, затем раздел Джун и прошептал то ли ей, то ли себе:
        – Давай сегодня медленно…
        Долго и медленно, чтобы из сознания выжгло последние два года. Не было их. Ничего без нее не было.
        Тони прислонился спиной к кровати, расстегивая ширинку, и увлек Джун за собой, чтобы села на него верхом. Неспеша целуя ее в губы, он приподнял и осторожно опустил ее на свой окаменевший член, погружаясь до конца. Она всхлипнула, цепляясь за его плечи, но Тони перехватил ее правую руку и завел ей за спину, с силой удерживая запястье в плену. Зажмурившись, Джун запрокинула голову, и он свободной рукой обхватил свою вампиршу за горло, сдерживая темп. Он брал ее неторопливо, мощными глубокими толчками, неотрывно наблюдая, как меняется выражение ее лица. Когда она замерла, выгибаясь навстречу, он переместил ладонь с ее горла на затылок и закрыл ей рот поцелуем. Джун прорыдала его имя, содрогаясь в экстазе, и Тони жестче стиснул запястье ее правой руки, зная, что ей больно. Завтра на нем появятся синяки. Завтра на ее запястье будет гореть новое воспоминание, правильное. Об уходящей осени, о сумасшедших чувствах на разрыв.
        Тони целовал ее глаза, щеки, губы и, предавая свои принципы, шептал, что все будет хорошо.
        Все будет хорошо, Джун.
        Он и правда сейчас в это верил.
        Глава 15
        Понедельник, 28 ноября. Свидание №24
        Джун. Настроение – мятно-розовое, в сердечки
        Холли подогнала ее «форд» к факультету, и Джун забралась в салон, бросив сумку под ноги. Пристегнулась и тут же залезла в мессенджер.
        Пользователь Тони Андерсон прислал селфи. Блаженный взгляд, ветер треплет челку, каштановый цвет – очень насыщенный на солнце… Снова солнце. Перепады погоды в Эдинбурге были такими же резкими, как и смена сезонов в отношениях Джун и Тони. Штормило не по-детски.
        «Скучаю по тебе», – быстро напечатала она и немедленно сделала фотку Тони заставкой на телефоне.
        Еще несколько часов продержаться до встречи. Целая вечность.
        – Что между вами происходит? – спросила Холли, объезжая велосипедиста, который упорно двигался вверх по склону.
        – Не спрашивай, я сама не знаю… Мы вроде как встречаемся, но это не точно, – ответила Джун, упираясь подошвами в серую панель перед собой, чтобы поправить шнуровку на коричневых сапогах, украшенных принтами золотистыми пчел.
        – Этот парень слишком сильно на тебя влияет. Ты перед ним душу выворачиваешь, не надо так, Джун.
        Не надо так… Если бы это было просто – любить Тони чуть-чуть, а не слишком.
        – Я не могу по-другому. Вижу его – и у меня сердце млеет от счастья.
        – Он, конечно, интересный парень, но ревнивый, поэтому сразу выставь личные границы – что вам можно, а что нельзя. Иначе он задолбает тебя за месяц, и ты сбежишь.
        – Глупости. По своей воле я его никогда не оставлю.
        – Никогда не говори «никогда».
        – Холли, ты сама советовала не врать ему. Вот я и пытаюсь, – нетерпеливо перебила Джун. – Расскажи лучше, где ты нашла мне замену.
        – Тебя нельзя заменить, – возмутилась подруга и цинично добавила: – Но поет эта девчонка очень круто. Может, ты и права, что не повелась на мои уговоры.
        – Вот видишь, все к лучшему.
        Холли все-таки сдалась и подобрала профессиональную певицу для дуэта. Ее голос сегодня записывали, Джун решила приехать в студию для моральной поддержки.
        – Папа сказал, что если сингл зайдет публике, то альбом будем записывать в его домашней студии. Он туда никого не пускает. Это же чертова мечта всей моей жизни! Ты исполнила мою мечту, Джун.
        – Не преувеличивай.
        Сингл «Тени» – Shadows – был почти готов. Мистер Беккет взял на себя работу продюсера, релиз запланировали на начало февраля, как раз ко Дню Святого Валентина. Все складывалось удачно. Холли светилась, как лампочка, от прилива энергии, и Джун тоже радовалась.
        – Вау, очень чувственно, – одобрила она, когда незнакомка за прозрачной перегородкой замолчала, а Саймон нажал «конец записи». Он снял наушники и кивнул:
        – Да, неплохо.
        – Даже не думай с ней заигрывать, я тебя предупредила, – строго сказала Холли, и Саймон поднял руки, защищаясь:
        – Расслабься, я не враг себе. Чудо, что вообще подходящую девочку нашли так быстро. Тем более, у нее жених есть. – Он нажал на кнопку связи и объявил: – На сегодня все, Сиенна, спасибо.
        Девушка вышла из комнаты записи к ним в операторскую и взволнованно поинтересовалась, поправляя широкий пояс юбки:
        – Ну как? – а потом добавила: – Привет, Джун.
        Э-эм…
        – Привет, – кивнула она в ответ и вдруг воскликнула: – Сиенна?!
        – Да, ты меня не узнала? – рассмеялась та.
        О боже. Сиенна Голдман, бывшая девушка Криса.
        – Когда ты вернулась?
        – Пару недель назад. Только-только закончила во Франции курсы вокала – и сразу такая удача. – Она взбудоражено улыбнулась, показывая идеально ровные, неестественно белые зубы.
        – Здорово… Я… даже не знаю, что сказать. Счастлива тебя видеть.
        «Минус один» к прогрессу против вранья.
        – Я за вас тоже офигенно рад, встреча старых знакомых, все дела – но время капает. Нам еще нужно немного поработать, – воззвал к совести Саймон, и Джун бросила вопросительный взгляд на Холли:
        – Тебя подождать? Отвезти куда-нибудь?
        – Нет, меня Сиенна подбросит, не переживай, – отмахнулась та.
        – Ладно, до встречи, – натянуто улыбнулась она и, забрав у Холли ключи от своей машины, вышла на улицу, ощущая смутное беспокойство. Сиенна когда-то была для Джун назойливым индикатором собственного несовершенства, и застарелое чувство тревоги мгновенно врезалось в сердце мерзким зябким ветром.
        Можно ли переписать поверху прошлое, которое неумолимо возвращается и продолжает грызть? Как найти свое место, если повсюду тени? Не так много на планете континентов, как поводов для переезда. Но не бежать же каждый раз, когда тень появляется из-за угла.
        Джун достала из кармана пальто телефон и посмотрела на фотку Тони на заставке, напоминая себе: все будет хорошо. Он сказал, что все будет хорошо. Значит, так и будет.
        …Но Сиенна Голдман! Почему именно она? Когда-то эта веселая, уверенная в себе девушка занимала место рядом с Крисом, пока Джун наблюдала со стороны. Теперь Сиенна будет петь рядом с Холли… Судьба насмехается, что ли?!
        Сбитая с толку, Джун приехала в Иден-Парк первой и просидела у окна около часа, дожидаясь Тони и изливая текст новой песни в электронный блокнот в смартфоне. Во дворе было темно, и свет фар сразу привлек внимание. Издав восторженный клич, она бросилась встречать хозяина поместья, но Генри оказался быстрее. Появившись из ниоткуда, он открыл входную дверь.
        Тони…
        Тоска за день разъела душу, расставание на целых десять часов показалось бесконечным. Джун не знала, как себя вести. Генри, конечно, не слепой, осознал перемены в отношениях бывших врагов, но и своей девушкой Тони ее не объявлял – и оставалась зыбкая недосказанность.
        В общем, Джун скромно топталась рядом с верным Генри и вежливо улыбалась. На ней были синие узкие джинсы с завышенной талией и зеленая блузка; траур по Фрэнку она перестала носить с сегодняшнего дня.
        – Поздравляю со статусом деда, – вместо приветствия сказал Тони. Дворецкий улыбнулся и тут же достал платок из кармана форменного пиджака, чтобы смахнуть слезу; не мог смириться, что Фрэнк не разделит всеобщей радости. – Если будут вопросы с приемом, дай мне знать.
        Семейные посиделки запланировали на пятницу.
        – Спасибо, Тони. Этому месту в последнее время не хватало внимания. – Генри спрятал платок обратно в карман и окинул опытным взглядом младшего Андерсона, слегка исхудавшего за осень. – Когда подавать ужин?
        – Минут через пятнадцать, – ответил тот, суетливо снимая перчатки и пальто. Он ослабил узел галстука, поправил часы на запястье и задумчиво прищурился, глядя на Джун: – Нет, давай лучше через полчаса… Привет, Бэмби.
        – Привет, – сказала она, сцепив пальцы в замок за спиной.
        Он подошел вплотную и, не обращая внимания на притихшего Генри и на ее предостерегающий взгляд, уверенно обнял за талию и нагло поцеловал в губы, оставляя на них отпечаток уличной прохлады. Джун застыла, растерянная, а Тони дернул ее за кудряшку и бодро объявил:
        – Кстати, Генри, разреши представить мою девушку. Иногда она бывает невыносимой, но если прикармливать ее шоколадом, то она сразу успокаивается. – Он взял Джун за руку и торопливо увел наверх.
        – Слав-те-Господи, – донесся им вдогонку вздох облегчения.
        – Ненормальный! – шепотом восхитилась Джун.
        – Ты вчера спросила, встречаемся мы или нет. Ну вот, теперь не отвертишься, у меня есть свидетели.
        Тони начал раздевать ее еще в коридоре, рассказывая, как сильно соскучился за день, и не было другого места в мире, где Джун хотела бы сейчас находиться. Только здесь, рядом с ним.
        Пожалуйста, пусть это место станет моим навсегда.
        Пожалуйста, пожалуйста.
        До боли в сердце хотелось этого самого «навсегда»…
        Поздно вечером, перед сном, она повесила в комнате Тони новую фотку, которую распечатала на принтере в библиотеке. Это была увеличенная копия снимка, на котором они втроем: Джун, Тони и Фрэнк. Счастливый момент, уютное воспоминание.
        И никаких больше вампирш.
        Понедельник, день тяжелый
        Джун
        Акустика в студенческом кафетерии была хорошая, музыка из чужих телефонов сливалась с голосами, и Джун расслышала мелодию «Теней». Кто-то смотрел видео из клуба с того памятного вечера, когда оказалось, что «Люк» – это на самом деле потрясающий парень, вкус которого сейчас смешивался с ароматом кофе на губах.
        Мята, бергамот, Рождество.
        …Кстати, актуальный вопрос: что подарить на праздники своему парню, невероятному Тони Андерсону, идолу демонесс?
        Без понятия.
        – Ты уже придумала список подарков на Рождество? – спросила она у Фрейи, которая на обед пила шотландскую минералку и ничего не ела.
        – У нас в семье все просто: каждый заранее говорит, что хочет. Никакой интриги, зато и разочарования нет.
        Джун, наоборот, любила, затаив дыхание, распаковывать подарки в Иден-Парке, поэтому не стала комментировать чужую семейную традицию. Вместо этого она решила пригласить новую подругу в гости.
        – Ты занята в пятницу во второй половине дня?
        – Нет, ничего, что нельзя перенести, – ответила Фрейя, проверив органайзер в айфоне.
        – У нас небольшой прием в Иден-Парке. У дворецкого внук родился. Приезжай, если у тебя нет классовых предубеждений. – Джун пригубила крепкого кофе и поправила широкую манжету блузки, скрывая синяки на запястье.
        – Спасибо за приглашение, обязательно присоединюсь, – улыбнулась Фрейя. От нее, как всегда, пахло сладко-цветочным парфюмом; русые волосы собраны в идеальный хвост, элегантный бежевый костюм от кутюр сидит как влитой. И не скажешь, что мисс Синклер – первокурсница. Она выглядела влиятельной и уверенной в себе, как староста курса… А вот, кстати, и староста. Оливер собственной персоной. Мажорный вид, трусливый мозг.
        – Привет, Фрейя. Тебя Шейла ищет, она в приемной у декана.
        – Спасибо, сейчас иду. – Подруга бросила обеспокоенный взгляд на Джун, мол, давай поторапливайся. Пришлось быстро допить эспрессо, чтобы не оставаться наедине с Оливером.
        – Джун, ты не могла бы задержаться на минуту, у меня есть важный вопрос по поводу рождественской вечеринки, – вежливо попросил тот, в тусклых глазах – ни намека на агрессию. Вот же непробиваемый тип! Хамелеон, приспособленец.
        – Конечно, – вздохнула она и обратилась к Фрейе: – Увидимся.
        Та нехотя поднялась и кивнула на смартфон, который Джун держала в руке:
        – Чуть что – звони.
        Оливер плюхнулся на место Фрейи и долгим осуждающим взглядом обвел Джун от макушки до похолодевших пальцев, которые сжимали телефон.
        – Чем я тебе не нравлюсь? – в конце концов спросил он. – Может, мне прическу поменять? Линзы вставить?
        – Мозги вставь, – огрызнулась она. – У тебя девушка есть.
        – Ты только из-за Шейлы упираешься?
        – Нет, это одна из тысячи причин. Прошу в последний раз: оставь меня в покое. – Джун раздраженно расправила воротник свинцово-серой, как глаза Тони, блузки. – Что там по поводу вечеринки?
        Оливер побарабанил ухоженными пальцами по столешнице и сообщил:
        – Мы договорились с благотворительным фондом Паркеров, что наш факультет присоединится к ним в рождественском сборе средств для защиты бездомных животных в Греции.
        У Джун сердце упало. Кому как не Нэнси Паркер заботиться о бездомных. Она в этом деле мастер.
        – В общем, 19 декабря мы организуем вечер в здании их фонде. Все на высшем уровне. И если ты не слишком зазналась, то выступи с группой «Драйв» на благотворительном концерте.
        – Хорошо, я обязательно спрошу у Холли, но с ней будет петь другая девушка, не я.
        – А что так? – Оливер сложил руки на груди, сияя перекаченными бицепсами, которые натянули светлую рубашку на плечах. – Тебя уже выставили из коллектива? Сказали, что шлюх там не держат?
        Джун скучающе отвела взгляд, поднялась из-з стола и, забросив шлейку сумки на плечо, закончила бессмысленный разговор:
        – Пока, Оливер.
        – До скорого, Эвери.
        По дороге в аудиторию она позвонила Холли. Та скептически отнеслась к предложению выступить на благотворительном вечере «зазнаек», но согласилась ради Джун. А она с облегчением выдохнула, что петь придется не ей. Она бы не смогла и рта открыть, если бы на нее в этот момент смотрела Нэнси Паркер.
        Тони
        – Повтори, как его зовут.
        – Оливер Поттс. Он староста третьего курса на нашем факультете.
        – И давно он Джун прохода не дает?
        – Послушай, Тони, я обещала ничего тебе не рассказывать.
        – Ты уже рассказала, поэтому ответь, будь добра.
        Фрейя вздохнула в трубку.
        – Да, довольно давно. Я предлагала написать заявление декану, но Джун зачем-то притворяется, что ей все равно. А Оливер воспринимает это как кокетство с ее стороны. Тони, он ее открыто домогается.
        – Хорошо, я разберусь. Спасибо, что позвонила, Фрейя.
        Он бросил телефон на рабочий стол и крутнулся в офисном кресле, чтобы посмотреть в окно на огни вечернего города. Огни сейчас не вдохновляли. Чертыхнувшись, Тони взял с подоконника электронную сигарету и закурил, выпуская пар в приоткрытое окно, но аромат лета в эту минуту бесил, из себя выводил, просто жесть.
        Ну что за человек? Просил же делиться, если будут проблемы. Нет, куда там! Джун в гордом одиночестве продолжала упрямо топать через болото. И что теперь? Ему тоже притвориться, что все хорошо?
        Тони с силой надавил пальцами на усталые глаза, отложил сигарету и позвонил в редакцию «My Daily Mail».
        – У тебя пять минут. Я занят, – раздался надтреснутый голос, и в следующую секунду – резкий кашель.
        – Ты заболел или подавился от счастья, услышав мой голос?
        Кайден Хёрст, который добывал адреналин, преследуя знаменитостей, рассмеялся:
        – Не льсти себе. Мне вчера пришлось в холодный бассейн нырнуть… Ты по делу?
        – Да, по личному. Мне нужны данные на одного парня… я тебе его имя в личку сброшу.
        – А что с ним не так?
        – Он мою девушку хочет.
        – У тебя новая девушка? Постой, не говори, дай отгадаю! Джун Эвери, мечта перфекциониста.
        Тони расплылся в улыбке против воли.
        – Она, кто же еще. Удачный снимок был в газете, кстати. Но ты мог бы и не лить на меня помои. Что ты как неродной. Стыдно за тебя.
        Но этот паразит лишь иронично хмыкнул:
        – Волка ноги кормят.
        – В Шотландии нет волков, – внезапно вспомнил Тони, и теплом затопило, как волной… Джун. Лес, холодно. Ее глаза сияют, щеки горят. Она увлеченно рассказывает о волках…
        – Всё, пока, мне надо работать, – вернул его в реальность Кай. – Пришлю тебе досье на парня к концу недели. А ты дожми свою девчонку. Мне старики Эвери ничего не рассказали, но Джун растопит их черствые сердца.
        – Ну ты и циник все-таки.
        – Что поделать, я характером в маму.
        Раздался оглушительный кашель, и Тони отнял трубку от уха, поморщившись. Нажал «отбой» и раньше сорвался с работы, удивив своего помощника, который привык, что босс всегда уходит минута в минуту. Но сегодня Тони решил заехать в Старый город, чтобы развеяться, прежде чем встречаться с Джун. Не хватало устроить ей допрос. Захочет, сама расскажет.
        По дороге купил цветы – большой букет тюльпанов – и отправился в мужской клуб, напевая в машине под звуки радио, которое звучало с перебоями и хрипело, как простуженный Кайден.
        В ноябре Тони столько раз принимал соболезнования, что перестал приезжать в клуб, ибо каждый встречный считал своим долгом заговорить о Фрэнке. Но время шло, и сегодня в тренде оказалась иная тема. Разглядев пару новичков в тусклом освещении комнаты, заполненной дымом и мерцанием айфонов, Тони услышал знакомую фамилию.
        – Если консерваторы победят на выборах и Роджер Синклер станет новым премьер-министром, я перееду в Канаду.
        Тони заинтересованно оперся локтем о спинку мягкого кресла, в котором сидел язвительный приятель, Марк. На лохматой голове у того возвышалась бумажная корона, и Тони сбил ее, заработав возмущенный смешок. Поправив корону, Марк продолжил:
        – Поттс, ты клялся, что дочка Кролика Роджера делится с тобой личной информацией. Она не упоминала, кто тайно спонсирует ее чокнутого папашу? Судя по всему, пришельцы.
        – Она не разбирается в подобных вопросах, она же девушка, – раздался напыщенный ответ новенького.
        – Тони, как тебе такое заявление? Оливер Поттс страдает мизогинией[8 - Женоненавистничество.]. Стоит заняться его просвещением, как думаешь?
        Стоп. Оливер Поттс. Потти-Поттс… Это он, что ли? Фанат Бэмби? Тони недоверчиво усмехнулся. Надо же, как удачно заехал.
        – Думаю, я обязательно присмотрю за Оливером, – сухо ответил он и перехватил взгляд этого безобидного кретина, который и двух секунд не выдержал, уставившись на свои сложенные руки. Не конфликтный, тщеславный. Теперь будет втирать знакомым, что вращается в верхних слоях городской атмосферы.
        Убогое зрелище.
        Перед уходом Тони остановился рядом с ним и вежливо уточнил:
        – Надеюсь, ты хорошо изучил устав клуба прежде, чем заплатить ежегодный взнос.
        – Да, конечно, – расправляя плечи, ответил Поттс.
        – Напомни, что там в пункте №3?
        Оливер начал крутить вычурный перстень на мизинце. Притворялся, что размышляет. Тяжело давалось. Так и не придумав умного ответа, он вскинул руку к воротнику темной рубашки, и в запонке на манжете сверкнул мелкий бриллиант.
        М-да. Далеко пойдет Потти-Потс. Подчиненные будут его ненавидеть.
        – Не знаю… не уверен, – сдался он.
        Тони разочарованно вздохнул.
        – Какой ты невнимательный. Тебя в ООН потом не возьмут с таким безответственным отношением к бюрократии. – Он ступил еще ближе, нарушая личное пространство, и, глядя мимо парня, холодно произнес: – Правило №3. Не трогай чужое. Запомнил?
        – Да.
        – Что – да?
        – Запомнил, сэр. – И голос елейно-резкий, как и его тошнотворная туалетная вода.
        Ну давай, сорвись, я же вижу, что ты меня ненавидишь. Ты еще как хочешь потрогать чужое.
        Поттс несколько секунд разрывался между злостью и осторожностью. Победило желание вписаться в тусовку. Жаль.
        – Свободен, – отпустил его Тони, и тот, пытаясь сохранить остатки достоинства, молча убрался. Это вам не Бэмби-Джун, которая убила бы болотным взглядом в ответ на вызов.
        Кстати, о ней. О сладкой мечте Потти-Потса. Тони позвонил ей, но Джун не ответила ни сразу, ни через пять минут, когда он уже сидел в машине. В солнечном сплетении будто ледяным ножом провернули. Вдруг представилось, что Джун нигде нет. Паскудное ощущение, сразу перехотелось устраивать ей разборки, да еще в кинотеатре.
        Хоть бы она была там…
        Он нормально вдохнуть не мог, пока не увидел ее наконец. Джун стояла в очереди за попкорном. Будто почувствовав его присутствие, она стащила шапку, встряхнула копной кудрей и помахала ему, широко улыбаясь.
        Знала бы она, какой у него в этот момент сумбур в голове творился. Тони подошел к ней, отогнав беспричинную тревогу, сграбастал в объятия, как последнюю надежду, и потерся губами о ее висок.
        – Привет, Бэмби.
        – Привет.
        – Ты не отвечала.
        – Батарея села.
        – Ясно… Как ты?
        – Лучше всех.
        – Ты ведь расскажешь, если тебя кто-нибудь обидит?
        В ее больших зеленых глазах отразилось замешательство:
        – Конечно.
        «Минус один» в ее статистику вранья.
        Успокойся, Тони, все хорошо.
        Да, конечно, все хорошо… Но не то, чтобы очень. Ибо с этой минуты стало трудно отпускать Джун, даже на пару часов. Казалось: стоит закрыть глаза, досчитать до трех – и она исчезнет, с ней что-нибудь плохое случится.
        Тони каждый вечер возвращался домой с цветами, хотя их и так было полно в Иден-Парке. Каждую ночь засыпал, сжимая правое запястье Джун, просыпался, обнимая ее, – и не мог убедить себя, что все хорошо, великолепно и расчудесно.
        Какой смысл бояться будущего? Это нормально, если Джун однажды уйдет. Нет ничего вечного, лето тоже заканчивается. И все, что остается, – просто держать ее за руку, пока она не ускользнет.
        Да, логично, кто же спорит. Но Тони медленно сходил с ума, накручивая себя. Потому что хотел навсегда, а так не бывает.
        Пятница, 2 декабря, Свидание №28. Иден-Парк.
        Джун
        – А это что такое? – шепотом спросила Уитни, сидя в кресле-качалке, которое подарили Элизе, дочке Генри. Кресло было с приделанными по бокам дополнительными сиденьями для малышей.
        Джун нахмурилась:
        – Штуковина для отслеживания активности ребенка, ее на одежду цепляют.
        Уитни повертела небольшой гаджет в руке и вернула обратно в большую корзину с разной мелочью для новой мамы.
        – А это что?
        – Удлинитель для крана.
        – …какая странная ложка, – прошептала Фрейя, которую тоже увлекло изучение подарков. Она приехала вовремя и очень легко влилась в общую атмосферу благожелательности. Гостей собралось немного, все свои: человек двадцать, включая мистера Кларксона и работников Иден-Парка, которые жили на территории поместья.
        Пару лет назад Элиза вышла замуж за местного кондитера – одного из братьев-близнецов, которых родители то ли в шутку, то ли всерьез назвали Моби и Дик. Элиза была женой Дика и жила всего в двух милях от Иден-Парка. Временно они перебрались в дом Генри, стоявший у Речных садов, чтобы не оставаться в изоляции с ребенком.
        За пять дней, которые Элиза провела в поместье после выписки из роддома, она успела соскучиться по внешнему миру, и сейчас, довольная, сидела на кушетке и с блаженным выражением веснушчатого лица наблюдала за людьми. Ребенок спал в большом переднем кармане ее специальной теплой толстовки, как кенгуренок.
        Элиза съела ломтик овощного рулета, отставила тарелку и осторожно вытянула ноги, чтобы размять.
        – Как же хорошо, – сказала она, поправляя шапочку на голове спящего ребенка. – Спасибо вам еще раз. За приют, за прием, за подарки. И, пользуясь моментом, хочу сделать объявление… Мы долго выбирали имя и решили, что назовем нашего сына Фрэнк. Надеюсь, он будет таким же добрым и счастливым, каким был большой Фрэнк.
        Тони, стоявший посреди просторной комнаты, растерянно сунул руки в карманы брюк.
        – Это… лучший подарок, который ты могла сделать Иден-Парку, Элиза, – сказал он и сразу нашел взглядом Джун. Он теперь постоянно проверял, на месте ли она. Звонил по сто раз на день без причины, чат в мессенджере давно превратился в бескрайнее полотно сообщений.
        Джун чувствовала, что его постепенно накрывает осознанием того, что Фрэнк умер. Тони устал терять близких людей. У него сдавали нервы. Она не знала, как помочь, могла лишь отвечать на звонки, даже во время занятий.
        Сейчас он улыбался, стоя в одиночестве среди толпы; ямочка на щеке, прямые брови вразлет, красивая линия скул… и нездоровые тени под глазами.
        Нет, так не пойдет.
        Джун досчитала до трех, собираясь с духом, подошла к нему и успокаивающе обняла за талию, устроившись у него под боком. Он удивленно вскинул бровь, уголок губ дрогнул; в сером взгляде – печать уважения. Тони склонился к ней и прошептал:
        – Неужто ты осмелилась заявить на меня права?
        – Чего ни сделаешь, чтобы создать конкуренцию маленькому Фрэнку за внимание, – шутливо ответила Джун, игнорируя бешеный стук сердца, и Тони с серьезным видом поддержал авантюру:
        – Тогда повысим градус борьбы. – Он крепче обнял ее одной рукой, а вторую запустил ей в волосы, накрывая ее губы своими в неспешном, невероятно нежном поцелуе. У Джун от неожиданности ноги подкосились.
        В комнате повисла немая тишина. Только маленький Фрэнк, почувствовав конкурентов, внезапно проснулся и захныкал, а Уитни ошарашенно произнесла:
        – Обалдеть. Я так и знала.
        – Ты не говорила, что вы с Тони встречаетесь. – В голосе Фрейи проскользнуло осуждение.
        Они стояли на улице, со стороны парадного входа, наблюдая, как приближается машина такси, сияя фарами.
        Джун плотнее укуталась в любимый шарф кофейного цвета, который набросила на плечи, и опустила взгляд.
        – У нас с ним долгая история… Ты извини, пожалуйста. Тони тебе нравится, и…
        – Зачем ты оправдываешься? – поразилась Фрейя. – Это твоя жизнь, ты можешь делать все, что угодно. И – нет, он мне не нравится. Мы просто общаемся. Полезное знакомство.
        У Джун камень с души упал. Очень не хотелось обидеть Фрейю. Она вызывала доверие, было в ней что-то цепляющее: спокойная проницательность, особый стиль. И эта печать тоски во взгляде, которая объединяла.
        – Ты скучаешь по родителям, наверное, – с пониманием сказала Джун.
        – Я как раз собираюсь утренним рейсом в Лондон. Папа дождаться не может, чтобы обсудить последние политические новости. Вернусь в среду.
        – Счастливого полета.
        – Спасибо, – тепло улыбнулась та, наблюдая, как водитель такси открывает для нее дверь. Фрейя уже сделала шаг, чтобы уйти, но в порыве нахлынувших эмоций Джун удержала ее за руку:
        – Подожди. Можно спросить у тебя совета?
        – Конечно.
        – Ты бы стала искать человека, которого никогда в жизни не видела, если бы боялась встречи?
        Вопрос удивил Фрейю, в ее серо-голубом взгляде молниеносно сменялись варианты… Джун вдруг подумала, что в отличие от Роджера Синклера, юная мисс Синклер обязательно понравилась бы Фрэнку.
        – Нет, – в итоге ответила та и, словно перекатывая на языке это слово, повторила: – Нет, не стала бы. Вдруг тот человек не хочет, чтобы его нашли? Должна же быть причина, почему он не нашел тебя.
        Об этом Джун не задумывалась… А что, если сводный брат не хочет ее видеть? Другая семья даже на похороны не приехала когда-то, когда Ллойда Эвери проводили в последний путь.
        Но, как оно часто случалось в жизни Джун, чужая неприязнь, даже надуманная, прибавила ей упрямства и решительности. Она посмотрела вслед удаляющейся машине и ощутила, как сомнения внутри медленно, но верно проигрывают любопытству. Действительно, а почему брат не искал ее? Не знал о ней или специально избегал? Презирал, ненавидел?
        Хммм.
        Все-таки очень важно в нужный момент задать правильный вопрос правильному человеку. Как говорил Фрэнк: если в чем-то сомневаешься – спроси у того, кто ни капли не сомневается, а потом сделай наоборот.
        Так что спасибо, Фрейя. Помогла определиться малышке Бэмби.
        Глава 16
        Воскресенье, 4 декабря. Свидание №30
        Тони
        Если не знаешь, куда запропастилась Джун, ищи у Речных садов. Она всегда туда сбегала. Целое состояние потопила в колодце желаний когда-то, сразу после переезда из Штатов. Видимо, ей было проще поверить в себя, если за исполнение брались высшие силы.
        Все выходные Джун была задумчивая, рассеянная. Что-то не давало ей покоя, и Тони был абсолютно уверен, что она, как обычно, ушла в оккультизм.
        – Уважаемые ангелы… – услышал он мелодичный голос и, прочистив горло, серьезным тоном произнес:
        – Внимательно слушаю тебя, Бэмби-Джун.
        Она резко повернулась, и ее бежевое пальто мазнуло по камням колодца, пачкаясь.
        – То-О-ни! Напугал.
        Рядом шумела река, подмерзшая местами за ночь; погода была безветренная, сонная. Солнце хоть и не грело, но заставляло Джун щуриться, и она выглядела безумно мило. Тони порылся в кармане расстегнутой дутой куртки и нашел 50 пенсов.
        – Что загадала? – спросил он, бросая монету в темную воду.
        – Много всего. Четыре монеты уже бросила… А ты?
        Он мягко улыбнулся:
        – Ничего. Попросил уважаемых ангелов взять отпуск и расслабиться.
        – Почему?
        – У меня все есть.
        Она смутилась и принялась суетиться: достала бальзам из широкого кармана пальто, накрасила губы, которые сразу захотелось поцеловать, заправила волосы за ухо, в котором блеснул знакомый кельтский крест.
        Будто сбегая от его прямого, кристально ясного ответа, Джун приподняла шарф шоколадного оттенка, втягивая голову в плечи, и крест тут же запутался в крупной вязке. Тони осторожно протянул руку, освобождая сережку. Он до сих пор старался не делать резких движений без предупреждения, потому что Джун вздрагивала.
        Он заглянул в теплые болотные глаза, и сердце привычно защемило от сентиментальности. Потянуло на романтику.
        – Слушай, Бэмби, а что для тебя любовь?
        Ей срочно понадобилось рассмотреть большую пуговицу на его сером кардигане под курткой.
        – Ну-у… не знаю. – Она задумалась на пару секунд. – Гм. Когда-то любовь была для меня наградой за ожидание. Мучительное, выворачивающее душу наизнанку ожидание чуда казалось мне нормой жизни.
        – А если чуда не происходило?
        – Значит, я недостаточно старалась.
        – Вау. – Тони взял Джун за руку, в котором все еще была зажата монета, и поцеловал костяшки по очереди. – Ну ты даешь.
        Она усмехнулась.
        – Да уж, тяжела доля дементоров, таскающих внутри себя кучу вирусных шаблонов и токсичных идеалов.
        – Отец был для тебя идеалом?
        – Да.
        – А я?
        – А ты меня бесил. – Она рассмеялась, обняв его за талию, и Тони машинально погладил ее по голове, путая пальцы в мягких кудрях. – Как же ты меня бесил.
        – Чем?
        Джун приподнялась на цыпочки и поцеловала его в прохладную щеку.
        – Надменностью. Что бы я ни делала, казалось, этого недостаточно… Я, между прочим, когда-то рассказала мистеру Кларксону о нас, о том, почему мы поссорились. Все уши ему проела, вымотала несчастного старика.
        – И что он ответил?
        – Что парню, который меня обесценивает, не нужно ничего доказывать, от него нужно уходить.
        Во рту горечь растеклась, по внутренностям будто танком проехались. Тони поморщился, понимая, что когда-то сильно накосячил. Он хотел бы признаться, что любил ее годами и ждал. И что ее было достаточно, даже через край.
        – Прости меня, Бэмби, я был… хуже голуболицей мартышки.
        – Вот именно. – Она фыркнула, показывая, как жалко выглядят его извинения, отстранилась и раскрыла ладонь, являя миру 20 пенсов. Джун шумно втянула свежий воздух, наполненный ароматом спящей природы, прикрыла глаза и, пробормотав желание, швырнула монету в колодец. – Последняя, – сообщила она и добавила взволнованно: – Попросила удачи.
        – В чем?
        – В поисках. Я много размышляла в последние дни, и… в общем, давай поедем к родителям моего отца на следующих выходных, если они будут дома. Я готова.
        Ого, ничего себе прогресс. Так вот почему она ходила тихая все выходные.
        Джун взяла его за руку, и они размеренным шагом направились к особняку, каждый размышляя о своем. О чем думала малышка Бэмби, было заметно по хмурому выражению лица: переживала, как пройдет встреча с родственниками. О чем думал Тони, осталось загадкой даже для него самого. Но потом мысль все-таки оформилась, и он осознал: нужно срочно позвонить Кайдену Хёрсту, чтобы приехал в Иден-Парк.

***
        – Кого мы ждем?
        – Это сюрприз, Бэмби.
        – Кто-то из Паркеров?
        – Они через неделю вернутся, так что нет. А ты надеялась увидеть Криса? Соскучилась?
        – Пфф, скажешь тоже. – Она поерзала на стуле и облокотилась о дубовый стол.
        Просторная, отделанная деревом кухня особняка была залита тусклым искусственным светом, и Тони зажег большие свечи на столе.
        Взвинченная, Джун не усидела на месте и поднялась, прошлась по комнате, сунув руки в задние карманы джинсов. Чтобы не пялиться на эти самые карманы, Тони подкатал длинные рукава черной футболки и срезал пару стеблей лаванды, которая сухими вениками висела вдоль стены среди других трав.
        – Тебе лаванды в чай добавить?
        – Мне шоколада, если можно, – попросила Джун. Она была на взводе, просто жесть. Не любила неопределенность, а Тони, наоборот, любил нагнать тумана.
        Он сделал ей горячего шоколада – без маршмеллоу, чтобы не испытывать судьбу: Кайден был человеком спонтанным и мог нагрянуть в любую минуту.
        Ох уж эти спонтанные люди.
        Джун, как на зло, нашла стеклянную банку с зефирками в одном из шкафов и вывернула в кружку миллион их, наверное. Тони посчитать не успел. Он снова глянул на наручные часы и обреченно сел за стол, отпивая обжигающе-горячего зеленого чая с лавандой. Бэмби, в свою очередь, обхватила глиняную кружку двумя ладонями, подула на маршмеллоу, чтобы заколыхались, – и началось…
        Где ее только учили издеваться над людьми?
        Джун смотрела в стол. Ей не было дела до чужой внутренней борьбы. Она медленно прошлась по краю кружки языком, и Тони представил, что она делает то же самое с его членом, с таким же наслаждением…
        Спина покрылась испариной, то ли из-за слишком горячего чая, то ли из-за больной бурной фантазии.
        Угомонись. Уйди из комнаты, сделай что-нибудь полезное для человечества.
        Дыхание стало глубоким, вязким, будто легкие накачали не кислородом, а растаявшим зефиром. Тони медленно выдохнул и потянулся к пуговице на джинсах, чтобы расстегнуть ширинку и ослабить напряжение в паху.
        Черт, надо сказать ей, чтобы прекратила.
        – Джун, – произнес он очень тихо, но она все-таки услышала и подняла на него взгляд… Хитрый, наглый взгляд, полный самодовольства, которым прошила насквозь.
        Он и забыл, какой она может быть невыносимой.
        Зазвонил телефон, гость у ворот, значит. Ну и пусть подождет, не хрен приезжать, когда люди заняты.
        Джун недоуменно вскинула бровь и ехидно спросила:
        – Какие-то проблемы, Тони?
        Никаких, Бэмби. Все великолепно, просто зашибись.
        – Другого времени выбрать не могла?
        – Для чего? – спросила она, в глазах – невинное удивление, а губы изогнуты в кривой ухмылке.
        Телефон звонил и звонил.
        Тони подошел к ней и развернул к себе со стулом, так что деревянные ножки заскрежетали по мрамору. Джун вскрикнула от неожиданности, а он сдвинул ее колени и зажал своими. Притворяясь, что не видит, насколько он возбужден, эта нахалка кивнула в сторону телефона, сообщая очевидное:
        – Там твой сюрприз прибыл, кажется. Нам пора.
        Она безуспешно попыталась подняться и возмущенно выругалась, когда он не позволил.
        – Ты зачем меня завела?
        Джун раздраженно вздохнула и произнесла покаянно, неуклюже складывая руки на груди:
        – Терпеть не могу угнетающую неизвестность, и ты об этом знаешь, но все равно не признался, кто сюда едет.
        Тони понимающе кивнул:
        – Безобразие. Как ты меня терпишь? – Он выгнул спину, лениво сбрасывая футболку, и поймал шокированный взгляд болотных глаз, которые пожирали его, несмотря на протест.
        Джун отклонилась и оперлась двумя руками о край стула позади себя, чтобы удержать равновесие. Легкий румянец проступил на скулах и даже на кончике носа. Контур ее тугих грудей под футболкой стал более четким, и Тони сильнее зажал ее ноги своими.
        – Там человек ждет…
        – Подождет.
        – С ума сошел, – то ли осудила, то ли похвалила она.
        Тони накрыл ладонью ее затылок, запуская пальцы в мягкие кудри, и слегка сжал. От бестии в болотных глазах не осталось и следа, одна лишь ранимость – да этот голод, который пробуждал в нем темную сторону. Заряд дофамина пробежал вдоль позвоночника, ударив в пах, и Тони непроизвольно качнул бедрами навстречу Джун. Склонился к ней и жадно накрыл сладкие губы своими, впитывая вкус маршмеллоу, а потом нетерпеливо, хрипло прошептал:
        – Хочешь попробовать меня, Бэмби?
        – ? ч-что?
        Он облизал два свои пальца и протолкнул в ее яркий рот, ритмично двигая, ощущая влажность ее языка. Джун послушно начала их посасывать, и это подействовало гипнотически. Внутренности скрутило от того самого мучительного ожидания чуда. Тони очень медленно сделал шаг назад, и она опустила горящий взгляд к его внушительному стояку, прикрытому боксерами в прорези расстегнутой ширинки.
        Джун аккуратно обтянула края футболки, поправила волосы, заложив за уши, и серьезным, полным важности тоном произнесла:
        – Только ты сядь… в моих фантазиях ты сидел в полутьме.
        – И часто ты обо мне фантазировала? – нервно спросил он, и Джун сразила его:
        – Всегда.
        Красивое слово. Абстрактное, как магия, нереальное. Джун вся была как магия. Тони буквально рухнул в кресло, подбитый под ноги таким простым заклинанием.
        Она выключила свет, оставив только свечи на столе, и вернулась к Тони. Посмотрела на него с осторожным любопытством и робко поинтересовалась:
        – А ты… думал обо мне?
        – Да. Постоянно.
        Каждую ночь, как по расписанию.
        Она поджала губы, пряча улыбку, плавно опустилась перед ним на колени, наблюдая, как он освобождает член, сжимает у основания и проводит рукой вверх-вниз, растирая смазку… Джун придвинулась ближе.
        Тони резко втянул воздух и задержал дыхание, когда она обхватила его теплой ладонью у основания и повторила скользящее движение один раз, другой… Осмелела и провела влажным языком по всей длине. Он стиснул челюсти и запрокинул голову, закрывая лицо ладонями. Пресс онемел от напряжения, сердце тоже. Тони дышал через раз, уговаривая себя не быть мудаком. Но сила воли уволилась только что, да и как можно работать при таких-то нагрузках.
        Ее горячее дыхание, влажный рот…
        Не тяни к ней руки – но он обхватил голову Джун ладонями.
        – Смотри мне в глаза, – прохрипел он и еще сильнее завелся от ее темного взгляда. У нее были расширены зрачки. Она раскрыла рот, вбирая глубоко… еще глубже, и протяжно, сдавленно простонала. Вибрация этого порочного звука выжгла его дотла, и Тони будто стерло с планеты.
        – Иди сюда. – Он рывком поднял Джун и развернул к себе спиной, сдирая с нее тесные джинсы сразу с бельем, впиваясь губами в упругую ягодицу и оставляя засос. Кровь бушевала в венах, и Тони не слышал ничего, кроме сумасшедшего стука собственного сердца, не видел ничего – только Джун. Она, она, везде, как туман на рассвете.
        Такая нежная, родная, сексуальная вампирша.
        Трясущейся рукой он нащупал в заднем кармане своих джинсов презерватив – всегда теперь с собой носил – и разорвал пакетик зубами. Джун хотела повернуться к нему, но он подтолкнул ее к столу и наклонил, заставляя упереться руками. Сдернул джинсы еще ниже, к коленям, и вошел в нее пальцами, хрипло обещая, что ей понравится… Ей уже нравилось. В подтверждение она выпрямилась, прогнувшись в спине, и вскинула руки, обнимая его за шею, вжимаясь в него теснее. Тони накрыл свободной ладонью упругую грудь сквозь футболку, прихватил зубами мочку уха вместе с сережкой, ощущая вкус металла… И до него дошло наконец: Джун носит серебряный кельтский крест, показывая ему, что не вампирша.
        Охренеть она тролль.
        Полутьма, свечи на столе, и этот отблеск серебра… Тони затопило вдохновением, он будто оглох, поэтому не знал, разборчиво ли звучали пошлости, которые срывались с языка, пока он брал ее пальцами и сбивчивым шепотом рассказывал обо всем, что собирался сделать с нею сегодня, завтра, всегда… Сосредоточенная на его ритмичных движениях, разгоряченная, она откинула голову ему на плечо. Ее дыхание стало глубоким, шумным; она была готова кончить.
        – О боже, я сейчас… сейчас…
        Тогда он снял с себя ее руки, чтобы она снова оперлась о стол, с силой сжал ее бедра, приподнимая, и медленно погрузился в нее неглубоко, и еще раз… еще медленнее, дразня. Она недовольно захныкала:
        – Тони…
        – Какие-то проблемы, Джун? – спросил он хрипло. И только когда она прошипела:
        – Ах ты, мстительный…! – Он вошел в нее резким движением до упора, так никогда и не узнав: он мстительный кто?
        Джун спрятала лицо в сложенных на столе руках, чтобы заглушить стон, и Тони собрал в кулак ее растрепанные волосы на затылке, удерживая на месте эту вампиршу, которая не боялась серебра. Она подавалась бедрами навстречу, и Тони вбивался в нее в лихорадочном темпе, неспособный унять рев желания в венах. Свободной рукой он перехватил Джун поперек живота, а потом спустил пальцы на клитор. Она всхлипнула, напрягаясь всем телом, и он ускорил толчки.
        Тони кончил с ней одновременно, срываясь на хрип, падая в пропасть, как в лучший мир. Там было темно и свободно, и мелкая дрожь моросью по коже, и шумное дыхание лета, наполняющее сознание до краев.
        Дыхание Джун.
        Она еще долго содрогалась под ним, и он не хотел шевелиться, но тишину снова разорвал звук входящего звонка.
        Черт… Забыл про этого спонтанного, который ждал у ворот.
        Они в спешке привели себя в порядок, и Тони старался не глазеть на свою лучшую-в-мире-девушку, иначе Хёрст не дождался бы их этим вечером. Чтобы отвлечься, он отхлебнул зеленого чая, который давно остыл, а Джун подошла сзади, обнимая, и прижалась щекой к его спине. Попросила уже привычно:
        – Скажи, что все будет хорошо.
        И он соврал, тоже привычно, лишь бы ее успокоить:
        – Все будет хорошо.
        Джун
        – Как у тебя совести хватило переступить порог этого дома?! – разозлилась она, увидев бесстыжую физиономию Кайдена Хёрста. – И это сюрприз? Предупредил бы, что неприятный. Зачем ты впустил этого человека, он же публикует гадости о тебе, Тони!
        Джун метала молнии, пока парни спокойно стояли посреди гостиной, переглядываясь, словно сообщники.
        Тони был примятый, но стильный, он умел выглядеть, как фотомодель, даже в возмутительных ситуациях. Каштановый беспорядок у него на голове отражал внутреннее состояние Джун: она не понимала, что происходит. Подумать только! А тайны-то сколько было вокруг гостя!
        – Джун, не драматизируй, пожалуйста. Я благородно ждал на взъезде как неприкаянный, пока вы… кхм… спасали планету, судя по всему. Поэтому начнем с самого начала. С приветствия. Привет.
        Кайден заявился в черной удобной одежде, будто собирался лезть через ворота, как вор, если бы ему в итоге не открыли. Но ни его приятная открытая улыбка, ни самоуверенная деловитая манера общения не сбили с толку на этот раз. Манипулятор, подлый манипулятор, вот он кто!
        – Привет, – процедила Джун и сложила руки на груди.
        – Вот видишь, от вежливости нет вреда.
        Кайден общался с ней, как со злой девочкой: вежливая улыбка, светлые рыжеватые брови домиком, сострадание в…
        …и тут Джун осознала: у Кайдена серые глаза.
        Серые глаза Макгрегоров.
        Нет, ерунда, совпадение…
        – Так, ладно. Давайте я вас представлю, как следует, – вмешался Тони. – Кайден, познакомься, это Джун Эвери, моя девушка… А это Кайден, сын Тристана Эвери и Глории Макгрегор.
        Он все-таки существует!
        Мышцы сковало, как у деревянной куклы, и Джун молча выпучила глаза, почувствовав себя черной рыбкой-телескопом, которую бросили на сушу. Эйфория и шок – гремучая смесь.
        – Прикольно, да? – риторически спросил Кайден, почесывая небритый подбородок с более темной щетиной, чем цвет его пшеничных волос. – У тебя и твоего парня – общий двоюродный брат. Будет что потомкам рассказать.
        Он подошел к Джун и неуклюже обнял, хлопнув по спине в некоем подобии отеческого жеста. А потом задал, судя по всему, главный вопрос:
        – Вы уже ужинали?..
        На кухне Джун тут же принялась потрошить холодильник.
        – Нет, это просто невероятно. Тайный ребенок Глории и Тристана! – восклицала она по ходу дела. Открытие будоражило, но и воспоминания захлестнули: о миссис Паркер, о сводном брате, о предательстве отца и смерти Фрэнка.
        Кузен оказался гурманом-философом и питался либо фастфудом, либо веганской едой. В Иден-Парке не было гамбургеров, зато овощей хватало, и Джун нарезала салат из перцев, помидоров, свежей тыквы, ревеня, шпината и рукколы. Бросила в красивую глиняную миску пригоршню ягод годжи, тыквенных семечек, петрушки, каких-то желтых соцветий, острых специй, налила три сорта масла, соевого соуса и поняла, что все – эмоции через край, сейчас нервы не выдержат.
        – Тони, – сдавленно произнесла она, моля о помощи, и тот обеспокоенно обнял ее, удерживая на ногах.
        – Дыши глубже.
        – Я перенервничала немного…
        – Прости. Обещаю, никаких больше сюрпризов без взаимного согласия.
        Джун кивнула и шумно втянула воздух, уткнувшись лбом в плечо Тони. Его аромат успокоил.
        – Мне уже лучше. – Она освободилась из объятий и поставила салат перед Кайденом. Парень с опаской покосился в блюдо.
        – Выглядит, как целебный сбор.
        – Это снадобье правды, – хмыкнула она. – У меня к тебе очень много вопросов.
        – Спрашивай. У меня очень много ответов.
        …Оказалось, он тот самый мистический крестник Иден, неуловимый парень, которого Джун ни разу не встречала. Он вырос в Инвернесе, в Высокогорье. Его воспитала бабушка Макгрегор, мать Иден и Глории, – единственный человек на планете, который на дух не переносил Фрэнка Андерсона. Джун бесило одно лишь упоминание об этой женщине, но Кайден ее, кажется, обожал.
        – Глория приезжала ко мне раз в месяц, Тристан – раз в сезон. В документах он не был зарегистрирован как мой отец, я ношу фамилию матери. Хёрст – мой псевдоним.
        – Мне очень жаль, – расстроилась Джун, но кузен усмехнулся:
        – Не стоит, у меня было прекрасное детство. Прибереги жалостливый взгляд для стариков Эвери. Они скрытные, но что-то должны знать.
        – А сам ты что-нибудь выяснил?
        – Только то, что история мутная. Глория решила лететь вместе с Тристаном в самый последний момент. Мне это известно, потому что бабуля разговаривала с ней по телефону накануне трагедии. Во-вторых, в последние месяцы жизни Тристан часто навещал семью Роджера Синклера, которого поддерживал на политическом поприще, они были соратниками. Кролик Роджер чист: верный муж, популярный политик – но я ему не верю. Даже сразу после трагедии ходил слух, что Роджер причастен к крушению самолета… В общем, задача у тебя простая – вытянуть как можно больше информации из стариков Эвери. Все, что связано с Тристаном, имеет отношение и к твоему отцу.
        – Я сделаю все, что смогу, – заверила Джун.
        – Ага, главное не перестарайся, – посоветовал Кай насмешливо, намекая на «лечебный» салат, который она от души посыпала не только тертым имбирем, но и перцем чили.

***
        Началась учебная неделя.
        В университете дела шли хорошо и с проектом профессора Делауэра, и с подготовкой благотворительного вечера. Придурок Оливер через день цеплялся к Джун, чтобы обсудить подготовку концерта, но больше не делал мерзких намеков. Видимо, Шейла достучалась до его совести, пригрозив разрывом отношений.
        Дни в календаре сменялись, и скоро наступило 13 декабря, воскресенье. Время ехать к родственникам. Чета Эвери обитала в загородном доме в Абердине; Кай прислал их адрес. Там со дня гибели Тристана жили также его вдова, Роза Брин, и семилетняя дочь Сара. Ах да, еще 90-летняя прабабушка, у которой развилась деменция.
        В общем, большая семья, в которой презирали Ллойда Эвери.
        Джун с рассвета не могла найти себе места. Она перебрала все безделушки в красной коробке из-под видеокамеры, перестирала папины рубашки, которые не трогала с тех пор, как прочла письмо-из-мусорки.
        Оделась он строго: льняная голубая блузка и серый костюм с узкими брюками. Волосы стянула слишком сильно на затылке, и голова разболелась. Давление упало, наверное.
        Она как раз выгребала из тайника в библиотеке шоколадку, когда ей позвонил Тони.
        – Джун, пора.
        – Ты где?
        – В смысле – где? В машине, жду тебя.
        – Уже?!
        Генри принес таблетку от головной боли, и Джун выпила ее по дороге к черно-белому «лэндроверу». Ехать было два с половиной часа, целая вечность, чтобы извести себя. Перелет в Норвегию меньше занял.
        – Ты плохо себя чувствуешь? – нахмурился Тони. – Может, перенесем поездку?
        – Нет!
        Второго такого нервического утра она не пережила бы.
        На первой же заправке Джун купила себе двойной эспрессо в кофе-автомате, на следующей стоянке опрокинула в себя еще одну порцию. Тони осуждающе на нее посмотрел и вместо того, чтобы завести двигатель, не терпящим возражений тоном сказал:
        – Сними обувь, сделаю тебе массаж.
        Она послушно расшнуровала ботинки и перебросила ноги на колени к Тони, уперевшись спиной в дверь. Педикюр был простой, французский, парень рядом – непростой, шотландский. Глава клана Андерсонов, человек, умевший хранить свои и чужие тайны… Он сидел рядом в джинсах и темно-зеленой футболке оттенка «болото». На его груди не красовалось разбитое сердце, в серых глазах не было льда.
        И Джун тоже оттаяла. Массаж подействовал умиротворяюще. И все бы хорошо, но, когда они прибыли на место, магия эспрессо с двойной силой ударила в мозг. Взбудораженная, Джун едва не выскочила из машины без ботинок, но Тони удержал ее на месте и сам затянул шнуровку потуже, чтобы наверняка.
        Особняк оказался симпатичным, квадратным, вдоль выбеленного фасада тянулись нити зимних роз. У порога их встретила пожилая горничная, пригласив внутрь.
        У Джун от адреналина и кофе тарахтело сердце. Тони крепко сжал ее руку в знак поддержки, а потом и вовсе остановился и уверенно, глубоко поцеловал, пока горничная притворялась невидимкой.
        Поцелуй сработал, как и тогда, на снежной трассе в Норвегии.
        – Спасибо, – прохрипела она.
        – Всегда пожалуйста, Бэмби.
        Семья – пожилая пара, маленькая девочка и очень привлекательная женщина – обедала в главной гостиной за длинным столом, укрытым бежевой скатертью. Комната была «обшита» полками, на которых стояли многочисленные гипсовые статуэтки и резные фигурки из дерева. Довольно необычно.
        Хозяин поднялся, и Джун услышала его чистый глубокий голос:
        – Добрый день, молодые люди, мы вас ждали.
        Болотные глаза, испещренные сединой темные волосы… Джун сразу поняла, что это ее дед, глава клана Эвери, а та худощавая дама лет шестидесяти пяти – бабушка.
        Тони взял на себя формальности, объясняя:
        – Простите за этот спонтанный визит. Меня зовут Тони Андерсон, а это…
        – Да, да. Думаешь, я не узнал бы свою кровь? – огрызнулся дед, и девочка, ерзавшая за столом, завопила:
        – Это не честно, не честно! Почему они могут нарушать правила, а мне нельзя! Почему Цезарю запрещено обедать с нами?!
        – Потому что римляне считали шотландцев дикарями? – смешливо ответил ей Тони, и дед хмыкнул, ему понравилась шутка.
        – Цезарь – ее кот, – пояснила бабушка и улыбнулась, поднимаясь: – Очень рада наконец познакомиться с тобой, Джун. Ты еще красивее, чем я представляла.
        – У меня живот болит, – продолжала привлекать к себе внимание малявка… Сара, кажется… и миловидная женщина, сидевшая рядом, шикнула на нее. А это, наверное, Роза Брин, вдова Тристана. Странно, что она живет здесь столько лет, спрятавшись от внешнего мира. От душевной боли ведь не спрячешься.
        – Присаживайтесь, расскажите, зачем приехали, – смилостивился дед.
        – Скоро Рождество, и мне было бы приятно получить памятные вещи моего отца в подарок, – произнесла Джун заготовленную речь. – А еще хотелось бы больше узнать о дяде Тристане, я… кхм… собираю историю семьи… для университетского проекта.
        «Минус один» в статистику вранья.
        – Тристан был мямлей и дураком, – громко заявила девочка, явно повторяя то, что слышала раньше от взрослых.
        – Детка! – возмутилась бабушка, покрываясь горячечными пятнами. – Нельзя так отзываться о родном папе.
        – Маме можно, а мне нельзя?!
        – Простите Сару за грубость, ей немного скучно у нас, – оправдалась бабушка.
        – У тебя помада стерлась, – продолжала проверять взрослых на прочность маленькая вредина, обращаясь к Джун. – И у него тоже, – она тыкнула пальцем в Тони. – Вы пользуетесь одной помадой?
        – О, милая, прекрати! Давай лучше поищем шкатулку с детскими вещами Ллойда, – в отчаянии предложила бабушка, всплеснув руками.
        – Кто такой Ллойд? – спросила Сара, и дед Эвери резко подчеркнул:
        – Никто.
        Какое знакомое слово.
        Бабушка и вдова Тристана увели девочку из комнаты, и старик прямо спросил:
        – Так что ты действительно хотела бы знать, Джун?
        Она притянула к себе пустую чашку на блюдечке и храбро спросила:
        – Два ваших сына погибли в один день. Это не может быть совпадением… У моего отца была вторая семья, он собирался оставить мою мать ради другой женщины. Вы что-нибудь знаете об этом?
        Джун взглянула на него жалостливо, как учил Кайден, и старик дрогнул. Прочистив горло, он нахмурил морщинистый лоб и достал портсигар из кармана твидового пиджака.
        – Никогда не слышал, чтобы у Ллойда была хоть одна постоянная женщина, а тем более та, к которой он мог бы уйти. Ему было наплевать на всех. Он солгал, как обычно. Не сомневаюсь, что он надумался бросить семью, чтобы жить, как ветер. Безответственный бездельник.
        У Джун упало сердце.
        – Может, Тристан что-нибудь рассказывал о нем?
        – Нет, не припомню. Тристан в основном обитал в Лондоне, сюда редко заглядывал.
        – Как вы думаете, Роджер Синклер имеет отношение с его гибели?
        – Вряд ли. Я когда-то сказал этому прохиндею Кайдену и повторю сейчас: мой сын был соратником Роджера, а не конкурентом. Им нечего было делить. – Дед открыл портсигар, собираясь закурить.
        Ну вот. Худшая поездка в жизни. Разбередила раны, присыпала солью. Неужели отец выдумал другую семью? Тогда его смерть – глупейшая на свете.
        – Простите, я отлучусь на минуту. – Расстроенная, она поднялась и вышла из гостиной. Наугад свернула налево, прошлась вдоль коридора и толкнула приоткрытую дверь, гадая, правильно ли определила уборную, но внутри оказалась небольшая кладовка с маленьким окошком.
        – Цезарь! Где Цезарь?! Цезарь!!! – донеслись вопли Сары. Было слышно, как она бегает по комнате наверху и буянит.
        – Замолчи, сколько можно! Как же ты мне надоела, мерзавка! Маленькая дрянь! – закричала на нее обозленная мать.
        – Р-мра-а-у-р-р, – раздалось рядом с ногой Джун, и она едва не завизжала, заметив в полутьме сияющие глаза кота.
        Цезарь был в розовом наморднике, на шее – поводок, оборванный на конце. Когти, значит, точно срезаны, чтобы не царапался. Огромный котяра, сытый, ростом со взрослого мейнкуна, шкура толстая, тигровый окрас…
        – О Господи! – Джун закрыла рот ладонью и осторожно отступила.
        Цезарь был лесным котом. Вымирающий вид.
        Чертовы живодеры!
        Нахлынули огромная обида и чувство несправедливости, и Джун даже подумать толком не успела. Дернула на себя дверь, закрывая, чтобы кот не сбежал, сняла жакет и медленно присела, набрасывая поверх Цезаря, который едва слышно зашипел, пригнувшись к земле.
        – Все хорошо, тише, тише…
        Кот был как комок железных мышц, напряженный, но не защищал себя. То ли характер не агрессивный, то ли наказывали и он привык к покорности.
        Цезарь оказался тяжелым. Он ворчал, но не вырывался, когда Джун подняла его на руки и, как шпионка, выглянула из кладовки: никого. В панике она быстро пронеслась по коридору, ища выход в сад, и тихо прошмыгнула мимо кухни, откуда доносились голоса.
        Сердце бабахало похлеще, чем у землеройки, и Джун буквально вывалилась на задний двор, не зная, что делать дальше.
        – Не бойся, я никому не скажу.
        Джун подпрыгнула на месте, пискнув, и медленно повернула голову. На скамейке у зеленого забора сидела старушка. У нее на голове был тюрбан, как в 1920-х, на плечах – манто. Вообще, она производила сильное впечатление.
        – Подскажите, пожалуйста, как выбраться к главному входу через сад.
        – Спроси Ллойда, он лучше знает.
        Джун растерялась.
        – Вы помните Ллойда?
        – Он мой любимчик, только не говори Тристану, он будет ревновать, хоть и старший.
        Точно, это же прабабушка…
        Джун решила попытать удачу и пожаловалась:
        – Ллойд снова влюбился.
        – Такой уж у него характер…
        – Он упоминал о девушке, которая ему нравится?
        – О да…
        Сердце замерло в ожидании, а прабабушка продолжила:
        – …ее зовут Джун. Мой Ллойд любит ее больше всех.
        Где-то по близости послышались голоса, и кот начал вырываться.
        – А когда он об этом рассказал?
        – Он написал мне. – Старушка трясущимися сухими руками открыла старинный ридикюль; на ее пальцах сияли драгоценные перстни. Она вытащила конверт, но внутри оказалась лишь фотография папы, когда он был мальчишкой.
        – Вам Тристан передал письмо?
        – Да, но Роза его подевала куда-то… – Прабабушка замолчала, а Джун в спешке удобнее перехватила Цезаря, стащила с него ошейник с поводком и бросила у разлапистого куста рядом с зеленым забором. Пусть думают, что сбежал.
        Она торопливо пошла вдоль дома по дорожке, вопрошая у высших сил о помощи, и с облегчением выдохнула, заметив черно-белую машину у подъезда. Достала смартфон из кармана жакета и позвонила Тони.
        – Джун?
        – Разблокируй машину, мне нужно кое-что спрятать.
        В саду послышались громкие голоса, но никто не гнался за воровкой. Машина подмигнула фарами, и Джун открыла багажник, выпуская кота и молча извиняясь, что должна оставить его в темноте.
        – Джун, вы в порядке? – раздался участливый вопрос Розы, вдовы, которая вышла навстречу, и пришлось захлопнуть багажник.
        – Мне было нужно принять таблетку… я антидепрессанты пью, – соврала она, одергивая манжеты блузки.
        – А кто их в наше время не пьет, – посетовала Роза. Она вела себя доброжелательно, но при этом от нее вообще не исходило тепла, и Джун удивилась, как такое возможно. Красивая, но холодная. Странное ощущение, озноб от чужого взгляда.
        Вместе они вернулись в дом. Бабушка Эвери и заплаканная вредина Сара уже сидели в гостиной.
        – Цезарь, кажется, спрятался от нас.
        – Вот как? – изумилась Джун, проверяя мельком, не осталось ли шерсти на блузке.
        – А где твой пиджак? – спросила Сара, прищурившись.
        – Стало душно, оставила в машине.
        – А почему… – Но малявка не успела задать новый вопрос. В комнату под руку с сиделкой вошла величественной прабабушка.
        – Смотрите, что мы обнаружили в саду только что, – объявила она, показывая ошейник с поводком; девочка с еще большим подозрением воззрилась на Джун. – А кто эта юная леди?
        – Мама, это Джун Эвери, дочь Ллойда, – представил дед, и в глазах старушки отразилась целая гамма эмоций. Она поправила тюрбан, сверкая перстнями, и сердечно произнесла надтреснутым голосом:
        – Очень любезно, что ты нашла время навестить нас.
        Джун ободряюще ей улыбнулась:
        – Честно говоря, я и подумать не могла, что вы меня ждете.
        Сидевшая рядом с Сарой бабушка оставила попытки задобрить внучку и объяснила извиняющимся тоном:
        – Мы собирались проведать тебя, но сначала одно, потом другое… Роза связывалась с Фрэнком Андерсоном пять лет назад, чтобы узнать, как ты устроилась, но он уверил, что ты не желаешь слышать о нас. Мы решили, что ты сама приедешь, когда будешь готова.
        – Не помню, чтобы отец упоминал о вашем звонке, – нахмурился Тони, и вдова Тристана растерянно вскинула точеные брови:
        – Не посчитал нужным, я полагаю. Мы были бы очень рады, если бы Джун после тех страшных событий поселилась здесь, с нами…
        Роза притворялась. Являясь ассом в притворстве, Джун сразу почуяла чужое вранье. А бабушка продолжала сетовать:
        – Сара часто болеет, ее мучают кошмары. Наш дедушка для нее вон сколько всего выстругал и слепил, чтобы играла, а она не хочет.
        – Вы это сами сделали? – поразилась Джун, указывая на длинные полки.
        – Конечно, он ведь скульптор. Ллойд тебе, наверное, рассказывал.
        – Нет…
        Бабуля окончательно приуныла.
        – Время оно как вода сквозь пальцы. Годы после трагедии прошли для нас как один долгий, полный скорби день. Терять детей – нет хуже боли…
        – Ну все, хватит, – сурово оборвал ее дедушка.
        Оказалась, не одна Джун была мастером спорта по самобичеванию. Это у них семейное.
        Получив в подарок детский кулон отца, она решила, что пора уезжать, пока Цезарь не начал подавать голос.
        – Тони, быстрее заводи двигатель, – шепотом попросила она, и тот вышел из дома первым. Джун тоже почти добралась до выхода, когда девочка, преследовавшая ее, вдруг громко заявила:
        – Ты украла моего кота!
        – Ну что ты, дорогая, у меня аллергия на шерсть, не переношу животных, а тем более котов. Я больше люблю маленьких миленьких девочек. – Джун потрепала двоюродную племяшку по щеке, искусственно улыбаясь.
        Запястье не горело, Тони стер с него тяжелые воспоминания, переписал поверху новыми, светлыми, и врать получалось без проблем. «Минус 100» к статистике, зато полезное дело сделала – спасла беззащитное существо.
        – Не расстраивайся, солнышко, тебе купят нового котика… Кстати, а где ты нашла Цезаря?
        – Мне его дядя Кролик подарил. Он страшный и брызжет слюнями, когда разговаривает.
        – Цезаря привез Кролик Роджер?
        – Да.
        С ума сойти. Роджер Синклер подарил дочке погибшего друга не просто питомца, а очень редкого зверя: лесных котов единицы остались в Шотландии. С чего вдруг такая щедрость? Может, чувство вины заело?
        Сара переступила с ноги на ногу и хмуро спросила, глядя исподлобья:
        – А ты еще приедешь?
        – А ты этого хочешь?
        – Может быть… а ты?
        Джун усмехнулась:
        – Может быть.
        Она села в машину и помахала Саре на прощание. Та сначала не шевелилась, но потом вскинула руку и тоже отжалела вежливости.
        – Что ты узнала? – спросил Тони, выезжая за ворота.
        – Ничего существенного для дела.
        – В каком смысле? Я думал, ты что-то важное обнаружила.
        Джун поправила воротник блузки и выпалила:
        – Я украла у них кота.
        – Что?!?
        – Они держали дома вымирающий вид – лесного кота. Я его спрятала в багажник. Когда выедем из города, проверю, как он там, бедненький.
        Тони долго молчал, пристально глядя на дорогу, а потом уголок его губ дрогнул – и он расхохотался.
        – Эй, не смейся!
        – Бэмби, ты… нет слов! Я думал, ты к ним в сейф залезла.
        – Тони, они надели поводок и намордник на лесного кота!!!
        – Да-а, дело серьезное… И что мы будем с ним делать?
        – Заедем по дороге в заповедник, в лабораторию профессора Делауэра, он обычно там проводит выходные. Профессор свяжется с обществом, которое занимается сохранением лесных котов, и Цезарь окажется в безопасности.
        Тони ухмыльнулся и сокрушенно покачал головой.
        – А я-то думал, поездка будет скучной.
        Вечером Джун впервые за последние два с половиной года надела рубашку отца и долго смотрела на огромные зимние звезды в окно, гадая, куда же собирался уехать неугомонный Ллойд Эвери. Планировал ли он бросить Джун в Штатах, при том что в письмах к бабушке тепло отзывался о ней?
        Существовала ли другая семья вообще – или он просто хотел свободы?
        Джун упорно отказывалась искать сводного брата, а когда наконец собралась, то вместо него нашла кузена Кайдена, лесного кота Цезаря, прабабушку с деменцией и диковатую Сару.
        Джун, конечно же, была благодарна за такие неожиданные подарки судьбы, но…
        …неужели перед смертью отец соврал?
        …и если соврал, то о чем именно?
        Глава 17
        Среда, 14 декабря. Свидание №40
        Джун
        Паркеры вернулись из Италии.
        Казалось бы: ну вернулись, и что с того. Кому старые раны не кровоточат, тому и прошлое не страшно. Но Джун знала, что врет себе. Ей было страшно. Однако несмотря на непреходящее необъяснимое волнение, она меньше всего ожидала услышать этот голос, когда в перерыве между лекциями зазвонил телефон.
        – Привет, Джун.
        – Привет. А кто это? – спросила она, хотя узнала.
        – Парень, с которым ты сходила на самое неудачное свидание в истории. Крис Паркер, – рассмеялся он и спросил: – Как дела?
        – Прекрасно, спасибо… Как ты?
        – Хотел бы встретиться с тобой сегодня, если ты не против. Выпьем кофе, поговорим.
        В замешательстве Джун не смогла придумать повод для отказа и согласилась.
        – Отлично, – с явным облегчением ответил Принц Паркер. – В 17:00 будет удобно? В «Руке Конхобара».
        И Крис туда же. Джун ощутила себя предательницей по отношению к Тони, но зажмурилась и укорила себя за дурацкие мысли.
        – Замечательно, люблю это место.
        – Тогда до скорой встречи, Джун.
        – Пока, Крис.
        Черт. Зря согласилась. Она представила, что Тони ничего бы ей не сказал и пошел на встречу с девушкой, которая нравилась когда-то. Пожалуй, стоило предупредить его, чтобы не ждал к ужину, и объяснить причину. Кусая губы, Джун уже разблокировала смартфон, когда раздался оклик помощницы декана, которая вошла в аудиторию.
        – Мисс Эвери… Джун! Зайдите в деканат, пожалуйста. Мистер Арчибальд ждет вас.
        Странно. Что такого важного случилось?
        Она последовала за суетливой вежливой сотрудницей колледжа, пытаясь угадать, в чем причина спонтанного приглашения.
        Не угадала.
        – Добрый день, Джун, присаживайся, – предложил ей мистер Арчибальд, человек прямолинейный и крайне строгий.
        – Добрый день, мистер Арчибальд, – поздоровалась она и опустилась в кресло, расправляя шерстяную юбку на коленях.
        – Джун, ты прошла огромный путь к профессии, которую избрала, и стала частью колоссального проекта профессора Делауэра. Скажи, почему ты избрала именно этот проект?
        Она удивилась.
        – Мне интересна тема возрождения популяции волков, это очень сложный моральный вопрос и…
        – Не было ли другой причины?
        – Какой, например? – насторожилась она.
        – Например, личный интерес к профессору Делауэру.
        На мгновение дыхание сперло, а потом Джун выпалила:
        – Что?! Нет! Нет, конечно, это абсурд!
        …и сразу вспомнилось предупреждение Тони, чтобы осторожнее вела себя и пресекала слухи. Но кто же мог подумать, что слухи дойдут до декана, а тем более, что он к ним прислушается.
        – Мистер Арчибальд, обо мне ходит много сплетен, но уверяю, в них нет и капли истины. У нас с профессором исключительно рабочие отношения.
        – Я получил иную информацию.
        – Клевета!
        – Если нечего скрывать, то и волноваться не стоит, не правда ли? – стальным тоном парировал мистер Арчибальд, и Джун поняла, что несдержанностью добавила себе «минус 100» к рейтингу в его глазах.
        – Мне действительно нечего скрывать, – уже спокойнее сказала она, и декан надел очки, просматривая распечатку.
        – Вот и прекрасно. Искренне надеюсь, что итог служебного расследования подтвердит твои слова.
        – Вы собираетесь проводить расследование?!
        – Да. Тебя это тревожит? – Он пристально посмотрел исподлобья, изучая, а Джун повела плечом, которое свело от напряжения.
        – Нет, но это немного… оскорбительно по отношению ко мне и тем более к профессору.
        – Джун, оскорбленное достоинство – это наименьшие потери в данной ситуации. Если подтвердится ваша связь, профессор Делауэр лишится своей должности, а ты – места в нашем колледже.
        Наверное, шок на ее лице стал ответом на все вопросы декана, потому что он укоризненно покачал головой и тяжело вздохнул, словно вина уже была доказана.
        – Уверен, все обойдется, – торопливо добавил он, а подтекстом читалось: убирайся и не позорь стены этого уважаемого заведения.
        Джун мутило по дороге в лекторий. В голове шумело, сбилась радиочастота. Десятки вопросов, не оформившись в мысли, бурлили в сознании, и когда в аудитории Джун заметила Шейлу, то наконец вскипела и ринулась к этой двуличной гадине.
        – Что ты наплела мистеру Арчибальду?!
        Шейла сидела в первом ряду, любила внимание – но не внимание такого рода, поэтому прошипела:
        – Тише, будь добра. Не понимаю, о чем ты.
        Джун крепче сжала плотную шлейку сумки на плече.
        – Профессора Делауэра собираются подвергнуть служебной проверке. Знаешь, по какому поводу? Еще бы ты не знала, если сама и распустила мерзкую сплетню.
        Шейла изменилась в лице, и Джун процедила:
        – Надеешься, что меня исключат, да?! Неужели всё из-за твоего беспозвоночного Оливера?
        Староста, пунцовая то ли ярости, то ли от стыда, сдвинулась к краю скамейки, поближе к Джун.
        – Как ты смеешь меня обвинять! Я бы не стала портить репутацию нашей группы.
        – Если не ты, то кто? Кому ты жаловалась на меня?
        – Да кто ты такая, чтобы я уделяла тебе столько внимания?! Не устраивай сцену и не… – Шейла вдруг замолчала. Уставилась на Джун и тяжело сглотнула, поправила персиковый шелковый платок на шее.
        – Что?
        Шейла нервно усмехнулась:
        – Ерунда.
        Джун нависла над ней, прищурившись:
        – Ты кому-то рассказала, я же вижу. Кому?
        Шейла, казалось, сама не верила, когда призналась:
        – Мы вместе с Оливером посещали фонд Паркеров вчера, и миссис Паркер начала расспрашивать о тебе. Она сказала, что ты очень распущенный человек, и я…
        Внутрь словно ураган ворвался, уничтожая все, что было дорого, за что Джун боролась и что имело значение. Она горько усмехнулась.
        – …решила выслужиться, да? Поддакнуть, показать, какая ты достойная жительница нашей замечательной планеты по сравнению со мной? Поздравляю. Надеюсь, ты довольна.
        – Но я же не знала, что она придаст значение моим словам! – Шейла попыталась ухватить Джун за руку, но сейчас не было желания спорить, а тем более слушать чужие оправдания. Джун быстро вышла из аудитории, пока не началась лекция. Отвратительное чувство грязи душило, слезы подбирались не к глазам, а сразу к сердцу, угрожая затопить, и приходилось сбежать на свежий воздух.
        Первая мысль была: позвонить Тони. Но если бы сейчас Джун услышала его заботливый голос, то разрыдалась бы и нажаловалась на миссис Паркер, как маленькая. Не хватало испортить отношения между Андерсонами и Паркерами окончательно. Они ведь бизнес-партнеры, и очень важно, чтобы ими и оставались.
        Она глубоко вдохнула и набрала номер Холли, но подруга оказалась занята на репетиции. Голос Сиенны на заднем фоне добил, расстроил еще сильнее.
        Сиенна Голдман – мечта, а не девушка, она явно не позволяла распространять о себе сплетни, потому что уважала себя. А Джун… кому и что она доказывала, когда не обращала внимания на грязные слухи?
        Она проматывала список номеров, сожалея, что нельзя встретиться с Мел или Чейзом, которые в школе всегда умели найти правильные слова в трудную минуту. Оставалась последняя надежда.
        – Але, Уитни, ты занята? – хрипло спросила она, прижимая смартфон к уху и забрасывая сумку в свою машину. – Тогда давай немного поболтаем, попьем кофе, в «Руке Конхобара».
        До встречи с Крисом оставалось полтора часа, за это время нужно было прийти в себя. Она отправила Тони смс-ку, что задержится на встрече с друзьями, и поехала в паб.
        Уитни прибыла минут через тридцать, ворвалась, как ветер, остудив энтузиазмом кипящий мозг Джун. Длинные светлые волосы с рыжинкой, янтарные глаза, вздернутый нос – Уитни не менялась с годами, оставаясь милой и сумасбродной. Она совершенно не представляла, что делать со своей жизнью, но зато точно знала, как и кому правильно жить. Из нее вышла бы хорошая повелительница мира.
        Уитни села на диван напротив, расстегивая короткую золотистую куртку, и широко улыбнулась, но улыбка сразу погасла.
        – Что случилось?
        Делиться подробностями своих бед с Уитни – значит, делиться со всем миром; эта теория давно была проверена на практике. Нет, спасибо, повторять старые ошибки Джун не собиралась. Она обтянула тонкий серый свитер и небрежно взмахнула рукой:
        – Ничего, устала очень. В универе проблемы, хочется отвлечься от суеты. Расскажи, как ты.
        Уитни закатила глаза к потолку.
        – Заблокировала Люка на днях. Пусть обижается, но терпеть его претензии не было сил. Мы друг другу вообще ничего не обещали, а теперь я худший человек на земле. Оказывается, я водила за нос бедного мальчика. Ничего себе мальчик! Двадцать два года, рост под два метра!
        – Я просила Тони поговорить с ним, чтобы…
        – Зачем?! – Уитни дернулась, как от удара. – Не стоило, я ведь его уже заблокировала. Люку только повод дай прицепиться ко мне снова.
        – Ой… я хотела как лучше.
        – Ничего, надеюсь, Тони забыл. Позвоню ему вечером, попрошу, чтобы не поднимал эту тему больше.
        Уитни заказала цветочного чая и, понимая, что Джун кислая, как лимон, начала веселить, в шутливой форме рассказывая о фанатке ее отца, которая пыталась пробраться к ним на ранчо на прошлых выходных.
        – …мама как раз прогуливалась верхом на Хане.
        Ханом звали огромного вороного, любимчика тети Летти.
        – …она заметила девушку, которая кралась в направлении дома, и подъехала к ней, чтобы спросить, не заблудилась ли та. Незнакомка завизжала и впала в истерику. Пришлось к врачу ее везти, у нее был жуткий стресс.
        Джун всегда нравилось слушать о жизни Майлзов, и время пролетело незаметно: часы показывали 16:50. Закусив губу, она побарабанила пальцами по чашке, из которой давно выпила кофе, и попросила:
        – Уитни, останься еще ненадолго, поужинаешь заодно. У меня сейчас встреча с Крисом, мне нужна моральная поддержка.
        – Э-э-м, с которым Крисом?
        – Паркером.
        – С Паркером?!?! А не пошел бы он… – Уитни вдруг приосанилась и невинно улыбнулась, процедив сквозь зубы: – А вот, собственно, и он.
        У Джун давление подскочило. Она резко встала с места, разворачиваясь, и расправила плечи, прижимая ладони к юбке по стойке смирно.
        – Привет. – Она выбросила вперед руку, которая отказывалась гнуться, и Крис легко пожал ее.
        – Давно не виделись, – мельком улыбнулся он, игнорируя Уитни.
        Крис изменился за два года. Ростом он был с Тони, как и прежде, но стал шире в плечах, волосы – словно бы темнее, а взгляд – мрачнее. Не только номер телефона у него новый, но и он сам казался незнакомым. Как прежде, ухоженный, опрятный, но совершенно чужой.
        В глубоком низком голосе сочилась неприкрытая насмешка, когда он наконец перевел взгляд на Уитни и поздоровался пренебрежительно:
        – Майлз.
        – Паркер, – сухо ответила та.
        Джун плавно упала обратно на диван, испытывая досаду и сожаление об утраченной дружбе, и о том, что в Арктике тают льды, и что Цезаря нельзя оставить жить в Иден-Парке, а еще обо всех людях, которые в этот момент испытывали какие-либо изнуряющие чувства. Всех людей было очень, очень жаль.
        Крис снял джинсовку, подбитую мехом, и сел рядом.
        Сделали заказ.
        Уитни забилась в угол и притворилась невидимкой, но Крис не заводил разговор. Видно, не хотел общаться при посторонних. Джун прочистила горло, привлекая внимание подруги, и та фыркнула, но, поняв намек, перебралась за пустой соседний столик; надела наушники и показала экран айфона, подтверждая, что включила музыку.
        – Хорошо выглядишь, – немного расслабившись, сказал Крис.
        – Ты тоже.
        Он оперся локтями о стол, и бежевая толстовка натянулась на плечах.
        – Не знаю, с чего и начать. Мне очень жаль… по поводу Фрэнка. Мы бы прилетели на похороны, но не смогли.
        Джун резко опустила взгляд на свои сложенные на коленях руки, растирая пальцем запястье, которое теперь терзала не в минуты вранья, а когда хотелось заплакать. Трогала запястье, и казалось, что Тони рядом. Становилось легче.
        – Так ты извиниться пришел? – тихо спросила она.
        – Извиняться нам, если честно, не за что. – Он заметно нервничал, и Джун, не понимая причины его волнения, начала разглядывать иероглиф, который был нашит на плече толстовки. Крис сложил руки в замок на столе и наконец сказал: – У Мелани в ноябре была операция, мы не могли ее оставить и прилететь.
        У Джун мгновенно исчезли сомнения, терзания и апатия, осталось чистое беспокойство:
        – Что с ней? Как она?
        – Стабильно. Все будет хорошо, наверно. Она… черт. Слушай, Джун, я подумал, что ей было бы приятно услышать от тебя местные новости, поговорить немного. Она скучает по дому.
        – Конечно, я ей позвоню. На Рождество. – Джун не могла усидеть на месте и ёрзала, не зная, куда деть руки. – И еще дай мне, пожалуйста, ее адрес, я отправлю ей подарок.
        – Да, сейчас, – Крис быстро напечатал смс-ку с флорентийским адресом младшей сестры. Звук входящего сообщения показался потусторонним, нереальным. Все было нереальным сейчас, как во сне. Казалось бы, такое простое действие: взять адрес Мелани, отправить ей подарок – а на это два с лишним года ушло.
        Официант принес заказы, но у Джун не было аппетита, Крис тоже не притронулся к ужину. Зато Уитни, которая заказала себе салат «Цезарь», невозмутимо поливала его соевым соусом. Джун передернуло. Цезарь теперь ассоциировался только с лесным котом. Вдруг Уитни отложила вилку и ответила на звонок, усиливая громкость на проводе наушника.
        – Добрый вечер, я вас слушаю… Люк?! – Она отвернулась к стене и начала тихо, агрессивно разговаривать с назойливым парнем, а Джун, изучая итальянский адрес, сочувственно спросила:
        – А что именно произошло с Мел? Что-то серьезное?
        Крис сложил руки столе.
        – Ей провели пересадку сердца.
        Сердце… сердце… Смысл этого слова доходил медленно, сквозь туман неприятия. Постепенно ужас сковал мышцы, глаза защипало. Джун зажала рот ладонью, глотая слезы. Думалось, если Мелани идеальная, то и жизнь у нее в Италии идеальная. Это же… Паркеры. Они все идеальные.
        – Я не знала, что у нее проблемы с сердцем.
        – С детства.
        Мел ни разу не упомянула, что у нее слабое здоровье. Она не занималась спортом в школе, но Джун не искала этому серьезной причины. Мало ли, почему человеку не нравится спорт.
        О Господи… Позорный вечер Летнего бала вдруг приобрел совсем иной оттенок. У Мелани тогда не просто закружилась голова, ей было действительно плохо.
        – Скажи, что все хорошо, – едва слышно произнесла Джун.
        – Пока что все нормально.
        Она не могла пошевелиться, так и сидела, молча заливаясь слезами.
        – Люк, оставь меня в покое, я не жаловалась на тебя Тони! Нет… говорю же, это была не я! Нет, я не набиваю себе цену, а прошу оставить меня в покое!!!
        Крис, который тоже сидел в прострации, поморщился от громкого голоса Уитни: терпеть не мог ее высоких нот, в былые годы просто на стенку лез. Он уверенно поднялся, и Джун увидела большой круг японского солнца на спине его бежевой толстовки: красный круг, а в нем силуэт самурая.
        – Можно? – спросил он, протягивая руку отчаявшейся Уитни, и та растерялась, но вручила ему айфон. Крис выдернул наушник и морозным, пробирающим до костей голосом произнес в трубку:
        – Люк, я тебя даже не знаю, но ты мне уже надоел. Если девушка говорит нет, то она именно это и имеет в виду, что тебе, мудаку, не понятно? – Крис закрыл микрофон ладонью и сухо уточнил: – Он учится или работает?
        – Он будущий хирург, – ответила Уитни, глядя на парня широко раскрытыми глазами, а он продолжил:
        – Еще раз позвонишь ей, переломаю тебе руки, так что они будут дрожать до второго пришествия. Могу для профилактики сейчас приехать… Ну вот и Уитни тоже считает, что не стоит. Скажи ей спасибо за заботу и забудь этот номер, пока я его из твоей памяти не выбил. Дебил.
        Крис отключил звонок и вернул айфон хозяйке, у которой из ушей пар вот-вот готов был повалить. Она зачем-то схватила бутылку соевого соуса и, клокоча от негодования, упрекнула:
        – Паркер, ты совсем…? Ты зачем ему нахамил?!
        – У нас с Джун важный разговор, а ты визжала, как металлоискатель, нервы сдали, – то ли извинился, то ли обвинил ее Крис и устало помассировал двумя пальцами переносицу.
        – Попросил бы, чтобы я говорила потише.
        – А ты умеешь?
        Уитни фыркнула и поставила бутылку соуса обратно на стол.
        – Ты тиран, сноб и ленивец, – выпалил она.
        Крис оживился, удивленно вскинув брови:
        – А ленивец почему?
        Уитни набрала воздуха, чтобы ответить, но осеклась, заметив, в каком разбитом состоянии пребывала Джун.
        – Ты плачешь?!
        – Все в порядке. Кое-что вспомнила, расстроилась, – соврала Джун, надеясь еще немного пообщаться с Крисом. Столько вопросов хотелось задать, но ему пришла смс-ка, и он разочарованно сказал:
        – Черт… мне пора. Прости, что срываюсь, но Сиенна ждет. – Крис выудил бумажник из джинсовой куртки и достал карточку, чтобы расплатиться за ужин.
        – Сиенна… Голдман? Вы с ней снова встречаетесь? – поразилась Джун.
        – Да. Мы собираемся пожениться летом. Она говорила, что виделась с тобой. Думал, ты знаешь.
        – Нет, я не знала. – Да и с чего бы Сиенне делиться личными планами с неуравновешенной девушкой, которая в школе хвостом бегала за ее будущим мужем. – Поздравляю.
        – Спасибо, – сухо ответил Крис, набрасывая джинсовку. Он заплатил заодно и за Уитни, напомнив, что когда-то давно все они были одной огромной семьей, и на прощание сказал: – Скоро увидимся, Джун… И не говори Тони о моей сестре.
        – Постараюсь, – пробормотала она.
        Крис больше не казался чужим. Чувство общей боли прочно объединило, жаля в сердце. Пока Джун оплакивала Фрэнка, Паркеры нуждались в поддержке на другом краю Европы.
        Мелани, Мелани… Ну как же так?
        Фрэнка не стало, потому что он отказался от пересадки сердца, а Мел благодаря новому сердцу все еще жила. Где-то там, далеко, вне зоны досягаемости.
        Джун решила купить ей подарок, понимая, что, конечно же, ничем нельзя заменить годы молчания. Но прошлое в прошлом. Пора жить настоящим и идти вперед, даже если тянет сделать шаг назад.
        А еще предстояло объяснить встречу с Крисом своему ревнивому парню, да так, чтобы и не соврать, и не сказать всей правды.
        Не только Тони умел хранить чужие тайны, Джун тоже имела на это право. И если он уважает ее, то поймет.
        Тони
        – Я вернулась, – объявила Джун, входя в кабинет Фрэнка.
        Тони как раз заканчивал короткое совещание с Генри и управляющим. Хозяйственные вопросы, бюджет, техосмотр ветряков… и запуск производства своего брэнда шоколада «Навеки для Эвери» – Forever For Every – в Иден-Парке. Подарок малышке Бэмби к Рождеству. Братья-близнецы Моби и Дик согласились составить рецептуру и наладить продажу в своей пекарне.
        – А это что? – Джун с любопытством сунула нос в распечатку с черновым дизайном логотипа.
        – Скоро узнаешь, – ответил Тони, ловко пряча страницу в полку, и поднялся. – Как друзья? Все в порядке?
        Она на мгновение отвела взгляд.
        – Да, в полном порядке.
        – Как универ?
        – Как обычно.
        Тони подошел к ней и обнял, уткнувшись носом в изгиб теплой шеи. Ему нравилось, когда Джун обувала ботинки на платформе, как сейчас: можно было обнимать ее, не сутулясь. Иногда он казался себе неуклюжим медведем рядом с Бэмби и боялся придушить ее случайно.
        – Я кое-кого встретила сегодня, – сказала она загадочно.
        – Кого?
        – Криса Паркера.
        – Надеюсь, ты послала его подальше и прошла мимо.
        – Ну-у, не то, чтобы совсем так. Он ведь тоже переживает. Надеюсь, ты не обидишься, если я с ним буду иногда общаться.
        – Зачем? – насторожился Тони. Не хватало еще, чтобы Крис облизывал взглядом свою бывшую восторженную поклонницу. Пусть невесту облизывает.
        – У нас с ним есть общие темы, – расплывчато ответила Джун.
        – У вас с ним? Какое неприятное словосочетание. Но дело твое, – согласился Тони, а сам внутри офигел от наглости Паркера и доверчивости Джун. Какие общие темы?! Звучит как вялая отмазка. А учитывая, что Крис уже обзавелся невестой, то его намерения были далеки от порядочных.
        Тони казалось, что кровь из глаз хлынула от напряжения.
        – Спасибо, – обрадовалась Бэмби. – Рада, что ты не ревнуешь.
        Зашибись, вывод сделала.
        Перед сном Джун долго расчесывала волосы и несколько раз пыталась завести разговор о чем-то, что ее беспокоило, но так и не собралась. Видимо, хотела поговорить о Крисе еще, не наговорилась.
        Тони не выдержал и спустился в сад, чтобы проветриться. Было холодно, но тихо. Он любил такую погоду, когда в тишине даже дыхание слышно. Но насладиться спокойствием ему не дали: позвонила Уитни. Попросила, чтобы больше не упоминал в присутствии Люка даже ее имени, а потом вскользь спросила:
        – Как Джун?
        – А что?
        – Ну… не знаю. А что? – запуталась она в собственных вопросах, и Тони сжалился:
        – Джун в порядке. Паркера встретила, представляешь?
        – Да, я знаю, тоже с ними была. Мы вместе ужинали в «Руке Конхобара».
        О-у. Даже так?
        – И как поживает Крис?
        – Выглядит жутко. Он расстроил Джун, она плакала.
        Ничего себе.
        – О чем же он вещал, посланник Рока?
        – Без понятия, поняла только, что он женится. Ты знал об этом?
        – Да, слышал краем уха. Не то чтобы важная для меня новость.
        …Но для Джун, оказывается, это было важно. Настолько, что она аж расплакалась.
        Ой всё. Ну почему ей не наплевать на то, что происходит в жизни парня, в которого она была по уши влюблена? И какого черта нужно с ним встречаться больше одного раза?
        Спросить бы напрямую, чтобы не мучиться бессонницей, но Тони понял, что боится услышать ответ. До безумия пугала мысль, что Джун отведет глаза и соврет, как раньше. Он бы этого не перенес.
        Тони так и не уснул. Джун тоже просыпалась несколько раз, вела себя странно, выглядела подавленной и отстраненной.
        На следующее утро, сонный и злой, он приложил максимум усилий, чтобы не выглядеть ревнивым идиотом. Спросил только:
        – Какие планы на день?
        – Не поверишь. Сегодня после обеда буду в фонде Паркеров. Помогаю с организацией рождественского концерта, староста курса попросил пригласить группу Холли, потом попросил еще о паре мелочей… в итоге я в студенческом оргкомитете.
        – Староста курса, хм… это который?
        Джун резко вспомнила, что так и не притронулась к завтраку и сыпнула в тарелку голубики поверх мюсли, хотя не очень любила ягоды. Значит, занервничала.
        – Оливер Поттс, ты его не знаешь.
        Ну-ну. Кто же не знает Потти-Поттса. Что взял Джун в комитет, это он молодец, но зачем было звать именно в фонд Паркеров? Такое чувство, что Оливер прочел беспокойные мысли Тони и решил заочно испортить ему жизнь.
        Нет, так не пойдет. Нужно четко очертить границы, иначе свихнуться можно.
        Тони чувствовал себя полным придурком, когда, выходя из дома, задержал Джун за руку рядом с машиной, в которую она уже садилась, и сказал:
        – Я тут немного подумал. Мне бы не хотелось, чтобы ты снова встречалась с Крисом. Какие у вас могут быть общие темы? Поговори с Олсен, если надо. С Сиенной, в конце концов. Он-то при чем?
        Джун пахла обалденно, выглядела тоже. Кудри на ветру, румянец на щеках, скромный костюм, принты пчел на ботинках.
        – Ты мне не доверяешь? – насупилась она, в глазах сразу болото всколыхнулось. – Ты снова за старое?
        – Речь не о доверии, а о том, что меня напрягает эта ситуация.
        – Значит, выход простой: расслабься. – Она глянула на наручные часы, торопливо поцеловала его в щеку и забралась в салон «мини-форда».
        Расслабиться? Совет профессионального тролля Бэмби оглушил на секунду, как пощечина. Джун его вроде поцеловала, а не ударила, но чувство было как после драки. Тони даже щеку тронул.
        У него была стабильная самооценка, но сегодня Джун, сама того не зная, лупила по ней битой, как Харли Куин, и спокойствие тлело, пеплом сыпалось под ноги.
        Годы идут, Джун не меняется. Наивными глазами хлоп-хлоп, и делай, что хочешь. Неужто она не понимает, что творит?
        И ведь не понимает.
        Господи, хоть бы Чейз вернулся из Штатов и разбавил это болото. Тони искренне скучал по старине йетти хотя бы потому, что к Джун относился, как брат. Святой человек.
        Тони отправился на учебу, но собраться с мыслями не получалось. Все раздражало. Он ждал, что вот сейчас Джун позвонит и беззаботно сообщит, что так уж вышло – это просто совпадение, фаза луны – но сегодня она опять должна увидеться с Крисом. Срочно нужно обсудить общие темы. Это же так мило, правда, Тони?
        Зашибись, Бэмби. Умереть от счастья можно.
        Он знал, что Джун его не предаст. Ее саму не раз предавали близкие люди, она просто не поступит подло с человеком, с которым живет… Но идеал – это же такой соблазн, особенно когда он сам плывет в руки, бери – не хочу. Принц Паркер. Он вернулся в ее жизнь, хотя его не звали, и Джун не послала его. Наоборот, она ворочалась всю ночь и приняла в штыки просьбу не видеться с ним.
        Когда-то Джун обожала придумывать идеальных людей и ставить их на пьедестал. Тони точно знал, что ни разу не поднимался на него. Для Джун он был… кем? Она так ни разу и не сказала: кто он ей? В эту самую минуту он чувствовал себя временной заменой идеалу. Он был готов стелиться перед Бэмби при первых же признаках любви с ее стороны, а ее это отталкивало. Ее идеал так не поступил бы. Он бы много улыбался, пичкал ее пустыми надеждами и заставлял страдать. Ублюдок. Тони ненавидел идеального мужчину Джун, хотя его даже не существовало. Но у него было лицо Криса, и это выводило из равновесия.
        Выйдя из университета, Тони решился. Первый раз за два с половиной года надумался поговорить с бывшим другом. По правде говоря, он предпочел бы сделать «мертвую петлю» на сноуборде, чем это, но да ладно.
        Он добрался до парковки, сел в машину и закурил электронную сигарету, но вкус показался отвратительным. Рядом с Джун он не курил, ей не нравилось. В итоге начал отвыкать.
        Крис сменил номер, и Тони из принципа не взял новый у его родителей. Решил, мол, если Паркер захочет, то сам позвонит. Не позвонил. Вернулся в город и сходу начал обхаживать чужую девушку. О своей бы лучше заботился.
        Тони выпустил пар с тяжелым вздохом и набрал Сиенне, девчонке, по которой полшколы сохло в те далекие прекрасные времена, когда Тони сходил с ума по Джун.
        – Сиенна, привет.
        – Привет! А я как раз о тебе вспоминала! – эмоционально поздоровалась бывшая одноклассница.
        – С чего бы?
        – Не знаю, как и сказать. Весь день сомневалась, но… понимаешь, с Крисом что-то происходит. Он вчера встретился с Джун, и его будто подменили. Вернулся замкнутый, агрессивный. Боюсь, она опять за старое.
        – Что ты имеешь в виду? – спросил Тони севшим голосом.
        – Не знаю, но женская интуиция в таких вопросах всегда срабатывает.
        – Не выдумывай, между ними ничего нет.
        – Неужели? Джун всегда была в него влюблена и не скрывала. Она умела состроить из себя невинную овечку, при этом прихватывая лучшие трофеи. Она в итоге даже тебя получила, Тони! Ты, может, и нормально относишься к тому, что тебя полощут в таблоидах, но мы с Крисом как раз собрались дать объявление о помолвке. Не хватало, чтобы на это наложились сплетни о том, что он проводит время с другой. У нас с ним и так отношения непростые, мне сложности ни к чему.
        Супер. Непростые отношения – это что значит? Сиенна и Крис еще могут разбежаться? Интересно, с чьей подачи. И к кому побежит Крис?
        Или уже побежал…
        – Сиенна, ваши личные проблемы не имеют никакого отношения к Джун. Она просто, как обычно, оказалась не в том месте и не в то время… Кстати, а где сейчас Крис?
        – Собирался к матери в фонд. Но последний час он на звонки не отвечает, поэтому не знаю наверняка.
        Руки похолодели, пробило на дрожь. Ледяной острой ревностью распороло от горла до солнечного сплетения, выпуская демонов. Они медленно выкручивали душу, топтались по ней, чтобы сорвался и повел себя неадекватно, как неуверенный в себе школьник – как в проклятый вечер Летнего бала.
        – Не волнуйся, я его найду и спрошу, в чем дело, – ответил Тони.
        Пальцы плохо гнулись, когда отложил сигарету и завел двигатель.
        Город за лобовым стеклом казался серым, смазанным, а перед глазами летопись жизни проносилась. Все те паршивые моменты, когда Джун врала. Но то ведь было раньше. Она бы никогда теперь… она не стала бы.
        Но реальность раскололась на до и после, окуная с головой в прошлое, где Джун была импульсивной и творила дикие вещи.
        Она разбила его кубок.
        Она бегала за Крисом и устраивала пакости.
        Она записала гребаное видео в библиотеке и отдала Фрэнку.
        Да, Джун повзрослела… но тогда на черта ей сдался Крис?
        Тони поднялся по широким бетонным ступеням отреставрированного эдвардианского здания, в левом блоке которого находился фонд Паркеров. Позвонил Джун, но она не ответила, и от этого молчания нутро заледенело, как в морозильной камере.
        Успокойся, Тони, она не слышит, занята. Она же в оргкомитете.
        Он похлопал по бедру, надеясь обнаружить карман пальто, но пальто осталось в машине. Пришел в джинсах и свитере, с айфоном в руке вместо здравого смысла.
        Большой концертный зал готовили к приему.
        Мелькают лица, ее нигде нет.
        – Добрый день, я ищу Джун Эвери, – онемевшими губами произнес Тони – и узнал девушку, которую невзлюбил с первого взгляда. Шейла, кажется.
        – Привет, она где-то здесь. Исчезла полчаса назад, а мне разбирайся с завалом.
        Тони кивнул со странным спокойствием.
        – Ясно. Спасибо.
        – Кстати! – остановила его Шейла. – Ты ведь ее… парень?
        – Да.
        – Странные у вас семейные отношения, во время знакомства ты представился братом.
        Назойливость Шейлы растопила лёд внутри, и Тони начал медленно закипать.
        – И?
        – Ничего… Я вообще не об этом хотела сказать.
        – А о чем же?
        – О том, что была не права. Я и подумать не могла, что ее могут исключить из университета из-за слухов.
        Тони растерянно усмехнулся.
        – В смысле, исключить?
        Шейла крепче прижала к груди черную папку.
        – Я говорю о служебном расследовании по поводу ее отношений с профессором Делауэром. Она, конечно, сама виновата, что флиртовала с ним…
        – Джун знает об этом? – нахмурился Тони.
        – Конечно, она мне и рассказала. А ты разве не в курсе?
        Тони даже отвечать не стал. Развернулся и направился прочь из зала, чтобы разнести здание на камни и найти, где прячется Джун.
        Он миновал арочный проем и врезался в Криса.
        Надо бы сказать: привет, давно не виделись. Но Тони не мог заговорить, его душила ярость. Он зачесал волосы пальцами, ощущая, как прошивает искрами от малейшего движения, и процедил:
        – Какого хрена, Крис? Что тебе от нее нужно?
        Паркер в первое мгновение растерялся, притворился, что не понимает, а потом в темных глазах отразилась злоба.
        – Тебе не надоело решать, что мне нужно, а что нет?
        – Не надоело. Оставь Джун в покое.
        – А если я не хочу? Если она не хочет, чтобы я оставил ее в покое? Что ты сделаешь?
        – Я знаю, что между вами ничего нет, – повторил он мантру, и Крис уперся ладонью в стену, раздраженно вздыхая.
        – Может, нет. Может, есть… Жаль, что ты разучился понимать меня, Тони. – Паркер обошел его, задевая плечом, и в висок будто штопор вкрутили, мучая вопросом: где она была эти полчаса? куда исчезла?
        – Ты ведь женишься, – бросил Тони вдогонку бывшему другу.
        – А причем тут жена. На роль любовницы Джун подходит гораздо лучше. – Он растянул губы в отвратительно-ублюдочной ухмылке и добавил: – Я проверил.
        Первый удар пришелся Крису в челюсть, второй – под дых. Все стало как в тумане, пробки в сознании выбило. Адреналин от недосыпа и агрессии бурлил в крови, требуя избавления, и Тони отпустил себя, как бешеного пса с цепи.
        Они ввалились в приемный зал под визги людей, и он не разбирал: налетает на что-то ценное или можно ломать. Он ждал, что Крис врежет ему и физическая боль перекроет душевную, но стало только хуже, потому что соперник отбивался, но не бил. Тони не мог понять почему.
        Он остановился, чтобы перевести дыхание, и увидел людей кругом. Сюда слетались, как на праздник. Пара столов перевернуты, ворох бумаг на полу, большая музыкальная колонка, стоявшая у сцены, больше не стояла.
        – Никогда о ней такого не говори, – процедил Тони. – Еще раз откроешь свой поганый рот и унизишь ее, и я тебя прикончу.
        – Ненормальный, – прохрипел Крис, поправляя одежду. – Еще раз подойдешь ко мне, и я тебе отвечу. По-настоящему отвечу, чтобы до тебя дошло наконец, какое ты ничтожество.
        Крис тяжело дышал. На лице – печать усталости, в глазах – смирение с утратой, знакомое и болезненное. У него и правда волосы слегка потемнели, не такие светлые, как раньше. Тони зачем-то обратил на это внимание и не сразу заметил Джун. Она вошла в зал в компании верного сталкера Потти-Поттса, но тот, перехватив тяжелый взгляд Тони, быстро отправился подбирать разбросанные документы.
        – Что происходит? – испуганно спросила Джун.
        А Тони и сам не знал, что происходит. И знать не хотел.
        Потому что Джун выглядела виноватой.
        Глава 18
        Джун
        До благотворительного приема оставалось пару дней, и как ни крути, пришлось вместе с Шейлой и Оливером ехать в фонд Паркеров, чтобы проверить, все ли идет как надо. Список выступающих, музыкальная аппаратура, миллион организационных нюансов – в общем, сплошной стресс.
        Джун не любила такую работу и все чаще вспоминала о Мелани. Та обожала заниматься организацией развлекательных мероприятий и в школе всегда брала на себя Майский день и Рождество.
        Ох, Мел. Как ты? Какая у тебя сейчас прическа? А жизнь?
        По дороге в фонд Джун свернула в ювелирный магазин и купила подарок для Мелани: золотой кулон в виде сердца, напоминающего тонкой работой кованый узор на воротах Иден-Парка. Изящное украшение с россыпью мелких сапфиров – под ясный голубой цвет глаз Мелани. На подарок Джун потратила почти все деньги, которые получила за работу в заповеднике у профессора Делауэра. Но было стыдно звонить старой подруге, свалившись как снег на голову. Лучше сначала отправить подарок, а тогда набрать ее номер и спросить, дошла ли посылка.
        Мысли о Мелани отвлекли от других переживаний, и войдя в здание фонда, Джун уже не думала о том, как реагировать на миссис Паркер. Будь что будет, взрослые ведь люди, пора поговорить, выяснить отношения. Понять, почему даже спустя несколько лет эта женщина не желала оставить Джун в покое.
        Женщина… Нет, миссис Паркер была скорее «железной леди», властной и влиятельной. В присутствии мамы Криса хотелось сделать реверанс и стать невидимкой, чтобы не подпасть под критику.
        Вот и сейчас так же: Джун заметила ее и испытала приступ паники.
        Миссис Паркер разговаривала с сыном у сцены в самом настоящем концертном зале, где проводили приемы. Зал был огромный, с высокими потолками и лепниной на белых стенах.
        Сегодня Крис был одет более привычно: брюки-рубашка. Вид будничный, но отутюженный, отполированный. Волосы аккуратно причесаны. В общем, принц для Золушки. Джун не испытывала ни малейшего сожаления, что туфелька ей не подошла. Она предпочитала резиновые сапоги, чтобы гулять по Речным садам вместе с Тони.
        Расправив плечи, она отважилась поздороваться.
        – Добрый день.
        – Привет, – сказал Крис дружелюбно.
        – Джун, – холодно произнесла миссис Паркер. Она словно на международную конференцию явилась. Статная, ухоженная, волосы выкрашены в пепельный оттенок. Строгий темно-синий брючный костюм, бриллианты в ушах – и ноль доброжелательности в узко посаженных, невыразительных черных глазах.
        – Не знал, что ты здесь будешь, – сказал Крис.
        – А зачем тебе знать о Джун? – Его мать удивленно вскинула бровь, которая по форме отличалась от той, что была раньше… Точно, Нэнси изменила форму бровей.
        Прекрати, это не имеет значения сейчас. Но Джун готова была думать о чем угодно, лишь бы не о предстоящей беседе.
        Криса окликнули, и он оставил их наедине, извинившись.
        Вот он, момент истины.
        – Миссис Паркер, я бы хотела с вами поговорить, – сдерживая нервную дрожь, попросила Джун, и Нэнси ответила:
        – Конечно, лучше сделать это в моем кабинете.
        О боже.
        Джун молча шла позади «железной леди», которая зачем-то вознамерилась испортить ей жизнь, и проклинала неизвестность. Сбежать бы к Тони, но этой минуты Джун ждала два с половиной года. Она должна была пройти через это. Пройти и забыть, как страшный сон.
        Кабинет Нэнси мало напоминал уютный мирок Фрэнка в Иден-Парке. Здесь оказалось зябко и блекло, без теплых красок и индивидуальности. Обычный трудовой кабинет бюрократа.
        Миссис Паркер выглядела взвинченной. Она остановилась у широкого стола и чопорным тоном произнесла:
        – Я слышала, у тебя проблемы в университете.
        – Да. – Джун поразилась уровню чужого притворства: она слышала, оказывается. И конечно же не имела никакого отношения к истокам этих самых проблем.
        – Я добьюсь, чтобы служебное расследование прекратили.
        – Благодарю за помощь, но я ни в чем не виновата. Уверена, все будет хорошо, – упрямо заявила Джун.
        – Ты утверждаешь, что не имела связи с профессором? – не поверила миссис Паркер.
        – Да, утверждаю, и проверка подтвердит.
        В окне, вдали, виднелся утес, на котором стоял Эдинбургский замок. Дождь стучал по стеклу редкими крупными слезами декабрьского города.
        Нэнси сухо улыбнулась.
        – Что ж, буду рада за профессора. Но для тебя в любом случае ситуация невыгодная. Университету не нужны студенты, которые портят его имидж. Тебя попросят написать заявление об отчислении.
        – Это не вам решать! – возмутилась Джун. Она пригладила волосы, которые собрала в свободный пучок на затылке, сунула руки в карманы юбки-клеш, нащупала жвачку.
        – Не хочу показаться тщеславной, но именно мне. Я вхожу в круг покровителей университета и обязана заботиться о его репутации.
        – Что вы хотите от меня? – пала духом Джун. Она не понимала.
        Миссис Паркер обошла стол и достала из полки сложенную пополам газету. Тот номер «My Daily Mail», на обложке которого красовалась целующаяся парочка.
        Нет, только не это.
        Джун мысленно заткнула уши, чтобы не слышать.
        Пожалуйста, пусть миссис Паркер молчит…
        – Я хочу, чтобы ты оставила Тони в покое. Фрэнка больше нет, и кто-то должен позаботиться о его наследии. Ты не имеешь права занимать чужое место, Джун.
        – И чье же это место?
        – Мы с Фрэнком всегда мечтали, что Мел и Тони поженятся. Мелани… болеет, ей не потянуть роль хозяйки Иден-Парка. Но это точно будешь не ты. Кто угодно, только не ты.
        Джун опустила взгляд в пол, морщась от унижения. Сцепила пальцы в замок перед собой, словно на нее наручники надели, и повторила про себя: пусть она замолчит, пусть замолчит. Но Нэнси Паркер знала, как сделать еще хуже:
        – Ты не понимаешь, что значит семья и на какие жертвы ради нее идут нормальные люди. Андерсоны всегда были для нас частью семьи, последние годы не имеют значения, у всех случаются разногласия. Фрэнк был мне дорог, и это моя последняя услуга ему и Иден. Поверь, Джун, я отравлю твою жизнь. Если ты останешься рядом с Тони, я разорву с ним все бизнес-связи и выведу средства из его фондов. Ему в наследство достанутся долги. Он потеряет Иден-Парк, продаст с молотка. Пусть лучше так, чем видеть там хозяйкой тебя.
        Она подошла к Джун и, скривив губы, посмотрела брезгливо, как на насекомое. От мощной волны чужого негатива кренило в истерику, и Нэнси добила жестоким вопросом:
        – Неужели ты хочешь такой участи для семьи, которая приютила тебя в трудный момент и подарила билет в будущее?
        Джун впилась ногтями в ладони и тяжело сглотнула.
        – Вы так не поступите.
        – А ты ослушайся и проверь, – ледяным тоном предупредила миссис Паркер, и стало ясно, что она не отступит. – Все, разговор окончен. Можешь возвращаться к работе.
        Джун вышла из кабинета и долго стояла в коридоре, глядя в одну точку. Хотелось домой, спать. Проснуться… А Тони? Господи! Тони! Нужно позвонить ему, а сумка осталась в приемном зале.
        Поправив воротник-стойку на блузке, Джун резко втянула воздух, и сразу слезы навернулись на глаза. Она шла быстро, молясь, чтобы никто ее не позвал, не задал вопроса. Взять сумку – и бегом на воздух. Успокоиться, позвонить Тони, поехать домой. Больше ничего не надо.
        Шум из зала пробился через пелену тумана. Голос Оливера звучал непривычно глухо:
        – Нашлась, пропажа! Сделай что-нибудь, они сейчас разнесут помещение к чертовой матери!
        – Кто?
        – Тони Андерсон и сын миссис Паркер.
        – Тони?!
        Спешно миновав арочный проем, Джун не сразу поверила своим глазам. Вокруг царил хаос, мебель перевернута.
        – Что здесь происходит? – поразилась она.
        Ее лучший-в-мире-парень стоял рядом с Крисом, который выглядел далеко не таким опрятным, как полчаса назад…
        - !? они подрались, что ли?!
        О нет, из-за нее подрались!
        – Зачем ты приехал, Тони? – впала она в отчаяние, ощущая зыбкость мира, который готов был рухнуть ей на голову.
        – А ты мне не рада? – он улыбнулся, но взгляд остался холодным, как город за окном в кабинете миссис Паркер.
        Джун замерла, слова застряли в горле. Осознание окатило колючим потоком от макушки до пят. До нее наконец дошло, что именно от нее потребовали.
        Бросить Тони.
        Во рту пересохло, желудок словно льдом наполнился. На негнущихся ногах Джун подошла к одному из перевернутых столов, с которого слетела сумка, подняла ее, отряхнула.
        Как можно оставить Тони, сделать ему больно? Это чудовищно, за гранью добра и зла.
        Не говоря ни слова, она развернулась и вышла из зала, оставив позади сбитых с толку людей. Нельзя убежать от выбора, но именно это она сейчас и пыталась сделать: сбежать. Она понеслась к большим стеклянным дверям, которые разъехались при ее приближении, и выскочила на улицу. Спустилась по ступеням, прямо под дождь, но это не важно. Ничто не важно, лишь бы не слышать ничего, не говорить самой.
        – Постой! – догнал ее Тони, хватая за руку и притягивая к себе. – Джун, какого черта?
        Она не смотрела на него.
        – Джун!
        – Пусти, потом поговорим, не сейчас, пожалуйста.
        – Посмотри мне в глаза.
        Но она не могла. Слезы катились по щекам, жизнь казалась такой же беспросветной, как мокрый тротуар под ногами.
        Тони сжал ее подбородок, заставляя запрокинуть голову.
        – Куда ты бежишь, от кого? Что происходит?
        – Ничего, все хорошо, – выдавила Джун, глотая слезы, и Тони рявкнул, оглушая:
        – Прекрати! Перестань врать! Какое хорошо?! Тебя однокурсник домогался, этот Поттс, а ты делала вид, что все охренительно прекрасно. Служебная проверка в универе, и снова я ничего не знаю. Встречаешься с Крисом втихаря… зачем?
        – Отпусти. – Она шмыгнула носом и слабо дернулась, но лишь теснее прижалась к единственному человеку, которому надеялась больше никогда не причинить боли.
        Растерянность, паника, страх – все смешалось со слезами и дождем, и казалось, что выхода нет и не появится никогда. Снова и снова будут возвращаться кошмары, от них нельзя спастись.
        Можно только сбежать.
        – Опять ты молчишь, – устало сказал Тони, обнимая ее, закрывая, чтобы укрыть от дождя. Его забота убивала, особенно на фоне того, что именно Джун собиралась сделать.
        – Откуда ты обо мне столько знаешь? – зло спросила она, рыдая внутри и проклиная ту минуту, когда ворвалась в мир Тони, как таран. – Ты следишь за мной? Я тебе что, приблудный кот? Должна отчитываться о каждом шаге? Да, я встречалась сегодня с Крисом, и дальше что? Имею право жить так, как хочу. Тебя это не касается.
        Тони словно окаменел. Медленно отстранился, сделал шаг назад и провел ладонями по лицу, стирая следы дождя.
        – Забавно… Ты раньше спрашивала, кто ты мне. И я ответил. А теперь моя очередь задать тот же вопрос. Кто я тебе, Бэмби? Чужой парень с улицы?
        Его каштановые волосы потускнели под дождем, челка упала на лоб, и руки чесались убрать ее. Обнять Тони, зацеловать, попросить, чтобы сказал: все будет хорошо. Но это была ложь, всегда. Он знал об этом. Она тоже знала.
        – Ты мне никто, – отчеканила Джун, и горло свело от ужаса. Она заледенела внутри, заметив, каким потухшим вдруг стал взгляд серых глаз, и в порыве отчаяния ступила к Тони, чтобы забрать слова назад. Но он вскинул руки и попятился, словно она была прокаженной, а потом огляделся и быстро перешел дорогу, исчезая из поля зрения.
        А Джун стояла и не могла шелохнуться, онемевшая от шока, что смогла. Сказала. Разрушила.
        Вампирша.
        Где мята, бергамот, Рождество? Почему вместо них – дождь, пустота, лютый холод?
        Джун ненавидела себя.
        Мистер Кларксон предупреждал, что от эмоциональных откатов никто не застрахован. Вернется причина боли – вернется и жажда впасть в самоедство. Причину нужно искоренять, ее нельзя подавить и сделать вид, что все хорошо.
        Нельзя встретить миссис Паркер и беззаботно улыбнуться.
        Если Фрэнк был для малышки Бэмби богом, то миссис Паркер – дьяволом. Джун надеялась, что прошлое в прошлом, но практика доказала обратное. Она так и не научилась защищать себя перед лицом дьявола, потому что в глубине души до сих пор верила в бога – но не верила в себя. Жизнь в Иден-Парке с самого начала казалась временным счастливым сном, который обязательно закончится.
        Правда, Джун не подозревала, что именно она всё и закончит.
        На плечи опустилась теплая тяжесть. Пальто, которое забыла в спешке. Чужое прикосновение показалось знакомым.
        Принц Паркер.
        – Пойдем, отвезу тебя домой.
        – Не нужно. Я сама, – безжизненным тоном ответила она.
        Но Крис проводил ее до машины.
        – Я его спровоцировал, я не должен был, – устало извинился он, но Джун замотала головой:
        – Дело не в тебе, а во мне. Во мне, понимаешь? – Она грустно улыбнулась, пожав плечами, мол, что ж поделать, люди не меняются, а испорченную деталь не починишь, ее можно только выбросить.
        – Что от тебя хотела моя мать?
        – Ничего. Обсудили концерт, – соврала Джун, и Крис нахмурился:
        – Не позволяй ей руководить собой. Она привыкла получать все, что хочет, особенно от слабых.
        – Я не слабая, – огрызнулась Джун. Ну чисто Цезарь с розовым намордником в заложниках у капризной девочки. Жалкая картина бессмысленного сопротивления.
        – Верю. И все-таки пришли мне сообщение, когда доберешься домой, – попросил Крис, и она пообещала. Захлопнула дверь и отправилась домой.
        Как никогда тянуло в уютное забвение.
        В Иден-Парке дождя не было. Зачарованное место.
        Генри, его дочка Элиза с маленьким Фрэнком, а также близнецы Моби и Дик что-то бурно обсуждали у подъезда. Моби размахивал страницей и тыкал в нее пальцем. Маленький Фрэнк спал в переноске.
        – Джун! Как ты вовремя. Мы составляем список выпечки на рождественскую ярмарку. Присоединяйся!
        – Не сейчас, у меня голова гудит, – извинилась она и поднялась к себе. Переоделась в теплую пижаму, взяла красную коробку с безделушками из прошлого и спряталась ото всех в библиотеке.
        Пару дней назад Джун догрызла последнюю плитку шоколадки, а новых не купила, но на всякий случай провела рукой в проеме за книгами и нащупала новую заначку.
        Тони принес… Джун достала красиво упакованный в зелено-золотую бумагу подарок и услышала эхо собственных слов. Ты мне никто. И было страшно, и больно, и необратимо.
        Она осторожно забралась на кушетку с ногами, прижимая к себе красную коробку и новую шоколадку, и заплакала навзрыд. Слезы полились, как из автополива, установленного рядом с магнолией Иден.
        Как она могла?! сказать такое ему!..
        Когда-то она страдала из-за того, что не могла задеть младшего Андерсона за живое, а сегодня отдала бы что угодно, лишь бы ее слова не ранили его. Отмотать бы время на час, взять черствые слова назад, обнять Тони и признаться ему в любви, сказать, что все будет хорошо, потому что она не позволит чужим людям решать за них двоих.
        Душа, разорванная в клочья, билась в агонии, а Джун искала путь в прошлое, чтобы переписать этот проклятый день и не видеть, как гаснет свет в глазах любимого человека.
        Нет-нет, все еще может наладиться. Нужно дождаться Тони, рассказать ему об угрозах миссис Паркер и вместе решить, что делать…
        Но от мысли, что Иден-Парк продадут чужим людям, становилось тошно и жутко. Это ли не настоящий кошмар – стать причиной краха близких людей, которые однажды тебя спасли?
        Джун вздрогнула, когда Генри тихо постучал в деревянный торец стеллажа.
        – Джун, ты будешь ужинать?
        – Да, позови меня, когда Тони придет, – спохватилась она.
        – Я звонил ему, он попросил, чтобы его не ждали.
        Джун сникла.
        – Тогда я тоже ничего не хочу. Спасибо.
        Генри, самый понятливый человек на свете, подбадривающе улыбнулся и ушел, оставив ее в покое.
        Тони долго не возвращался, и Джун разволновалась. Она позвонила ему, но он сбросил. И снова – через час, два, три…
        Успокойся, Джун. Он злится. Ему плохо. Он не станет искать утешения у другой девушки, Тони не такой.
        Не такой, как твой отец.
        И слава богу.
        Но задобрить себя не получалось. Какое к черту доверие, когда от ревности ныла даже спина, будто плитой придавленная? Образы Тони в компании столичных красавиц истязали, душили. Сколько их было когда-то, всех лиц не вспомнить. Тони менял девчонок легко, словно сезонную моду.
        Легко ли он поменяет малышку Бэмби?
        Этот вопрос выстудил кровь, пробиравшись под кожу ледяными искрами.
        Чтобы отвлечься, Джун нашла бутылку бренди, которую оставил Тони когда-то, и пригубила, скривившись, а потом выплюнула. Нет, не докатилась еще. Даже любовь не стоила того, чтобы спиться от горя. Лучше уж новую шоколадку попробовать. Она сорвала обертку с подарка Тони и отгрызла уголок, выдохнув с облегчением.
        Какая ирония. Нормальные люди в библиотеке читали, а Джун ела сладости. А Тони курил. Та еще парочка библиофилов, не умевших справляться со слабостями. После всего, через что они вдвоем прошли, Тони все еще бесился при виде Криса Паркера, а Джун теряла рассудок при появлении Дьяволицы Нэнси.
        Отложив шоколадку, загнанная в угол Бэмби открыла блокнот в телефоне и удалила файл, посвященный борьбе с враньем. К черту статистику. Толку от нее, если ничего не работало, лишь чувство вины вернулось. Вместо этого Джун создала «чистый лист» и начала записывать текст для новой песни, чтобы дать выход противоречивым эмоциям, терзавшим похлеще выжженных на запястье воспоминаний…
        Джун просидела в библиотеке до рассвета. Когда услышала шаги, то не сразу отреагировала, настолько устала: сознание замедлилось, мысли рассеивались. Она поднялась, кое-как причесав волосы пальцами, вышла из укрытия – и застыла.
        Тони был пьяный, растрепанный, бледный. Значит, гулял до утра.
        Его серый свитер пропах чужим запахом, за километр несло отвратительным приторно-терпким ароматом.
        У Джун сердце сжалось.
        Тони не сразу ее заметил. Он стоял и смотрел в пустоту, пока наконец не обратил на нее внимание.
        – Что такое? – хмуро спросил он. – Почему ты здесь сидишь?
        – Тебя жду. Хорошо, что ты вернулся.
        – Я здесь, вообще-то, живу, – ехидно сказал он и подтянул к локтям рукава свитера, привлекая внимание к сбитым костяшкам.
        – Надеюсь, ты не вел машину в таком состоянии.
        – Нет, меня подвезли добрые люди.
        – Ты был не один?
        – С друзьями. Обсудили общие темы.
        – Не притворяйся, ты понимаешь, о чем я.
        Скажи, что не заглушал боль в чужих объятиях.
        Скажи, скажи.
        Но Тони разозлился. Его голос был полон усталой ярости и безнадеги:
        – Нет, Джун, не понимаю. Я правда пытался тебя понять, но ни черта не выходит. Ты сама предложила говорить правду, а теперь стоишь, как неприкаянная, и боишься спросить прямо.
        Да, она боялась. Кончики пальцев похолодели – так она боялась.
        Тони сорвался с места, подошел и крепко сжал ее плечи.
        – Ну что, чем я пахну, Рождеством или сексом? Давай, спроси меня. Спроси меня, Джун!
        От него разило алкоголем и чужим запахом.
        От него разило тленом.
        Она закрыла лицо дрожащими ладонями, а потом провела ими по волосам, ощущая, какие неправильные, спутанные у нее волосы.
        Все было неправильно, снова.
        Ее молчание чудесным образом отрезвило Тони. Наверное, она показалась ему все той же напуганной глупышкой, какой приехала в Иден-Парк пять с половиной лет назад. Он посмотрел презрительно, а потом тихо, надрывно произнес:
        – Пошла ты к черту.
        Он отпустил ее и оставил одну, в теплой пижаме, с заледеневшим сердцем, со спутанными мыслями и волосами.
        Проклятые волосы, ну почему они вьются?!
        После бессонной ночи, с отупевшим сознанием, Джун плохо соображала. Она осталась в библиотеке и наивно попыталась отогреться в лучах декабрьского восходящего солнца, сидя на подоконнике. Но так и не отогрелась…
        На учебу она в итоге опоздала. Не страшно. Последний день семестра, ничего важного. «Хвостов» у Джун не было, успеваемость отличная. А толку? Исключат скоро. Она не верила, что миссис Паркер сдержит слово и отзовет претензии к личности Джун Эвери. Но на фоне ссоры с Тони даже вылет из универа померк. Пусть что хотят делают. Главное, чтобы профессора Делауэра оставили в покое.
        Настойчиво дозванивалась Фрейя. Сил на общение не было, но подруга не сдавалась, и Джун согласилась прийти на обед в университетский кафетерий. Там она плюхнулась за свободный столик и маленькими глотками начала пить двойной эспрессо, когда к ней присоединилась Фрейя.
        – Что случилось?! – был первый вопрос подруги.
        – Ничего.
        – Тогда что это такое? – Она положила перед Джун планшет с открытым инстаграмом, где известная столичная инста-дива выложила селфи. Полуголая, в платье, которое нужно искать в микроскоп, она обнималась с парнем, целуя его в щеку… Вернее, не целуя, а облизывая ему щеку.
        Ничего себе язык у нее длинный, как у муравьеда. Точнее, как у комодского варана или…
        Джун поперхнулась, едва не свалившись с кресла. В глазах стало темнее, чем в чашке с кофе. Она кашляла, как припадочная, слезы брызнули из глаз.
        В объятиях муравьеда был сероглазый шатен.
        Тони Андерсон!
        – Это когда… где? – прохрипела Джун.
        – Прошлой ночью в одном из клубов. Мне Шейла переслала ссылку.
        Подумать только, а она искала ему оправдания всю ночь и все утро. И кстати, на заметку: инста-диве нужно сменить брэнд духов, противный запах до сих пор стоял в носу, вызывая омерзение.
        – Мы с Тони поссорились вчера, – превозмогая потрясение, пробормотала Джун.
        Наверное, мама так же объясняла отсутствие отца по праздникам: он не виноват, просто мы поссорились.
        Она снова поймала на себе любопытный взгляд одной из однокурсниц и ахнула. Так вот почему на нее студенты косятся! Она-то решила, что это из-за ее всклокоченного вида.
        Спасибо, Тони. Премного, сказочно благодарна тебе.
        Защитник выискался! Худшей защиты и придумать нельзя. Он своими собственными руками добил ее репутацию на факультете. Малышку Бэмби променяли на инста-самку. Великолепно! Именно на такой ноте она и мечтала завершить семестр, а может, и учебу вообще.
        Молнией вспыхнула жажда возмездия. Туман в голове расплылся не такой красивый, как в Речных садах, он был ядовитого оттенка и лениво разъедал все живое.
        – Я волнуюсь за тебя, – сказала Фрейя, и с трудом удалось растянуть губы в улыбке:
        – Все обойдется, это обычное недоразумение.
        – Но…
        – Извини, мне пора ехать по делам.
        Сегодня ведь пятница. Свидание №42 с Тони – в 19:30 в «Руке Конхобара». Предстояло морально подготовиться, чтобы не шокировать бедного мистера Кларксона.
        Помня об ошибках своей матери, которая превратила себя в тряпку, Джун решила действовать радикально. Для начала она на эмоциях заблокировала номер Тони, в том числе в мессенджере. Потом, вернувшись в Иден-Парк, быстро собрала необходимые вещи и перевезла их в квартиру, которую все еще официально снимала вместе с Холли.
        В квартире кто-то был.
        Джун удивилась. Странно. Холли в это время всегда на занятиях по вокалу, а в ее комнате явно гости. Наверное, Саймон. Привел новую девчонку.
        Прокравшись в свою спальню, Джун прислонила чемодан к шкафу. Любопытство взяло верх, и, заслышав тихие голоса, она выглянула в коридор, закусив губу, как худшая в мире шпионка. Она даже дышать перестала, чтобы разглядеть спутницу Саймона, но не получилось. Та слишком быстро проскользнула мимо и собралась уходить. Ну и ладно.
        Но потом Саймон позвал девушку, и та вернулась в центр прихожей. Упрекнула, что уже опаздывает, но так и быть – обнимет на прощание.
        – Только давай забудем о том, что произошло, – попросила девушка. Тихий голос показался знакомым. – Это первый и последний раз.
        Джун видела только спину и длинные прямые светлые волосы. Парочка целовалась, и казалось извращением подглядывать, но вот подружка отлепилась от Саймона, взглянула на картину, которая висела на стене и пошутила, что это ужасная работа. Саймон ответил, что сам рисовал – сделал подарок Холли в прошлом году.
        Девушка подошла к картине ближе, и… профиль. О, этот точёный профиль.
        Господи, ослепи меня!
        Сиенна Голдман. Золушка Принца Паркера.
        – Я серьезно, Саймон, давай забудем о случившемся. Я ведь замуж выхожу… Не знаю, что на меня нашло.
        – Конечно, детка, уже забыли…
        Задержав дыхание, Джун осторожно прикрыла дверь и застыла, простояв минут пять, пока гостья не ушла.
        Саймон остался в квартире.
        Предатель. Еще один, второй за сутки. Да что же это такое! Сегодня День разбитых розовых очков, что ли?
        Саймон уверял, что не станет спать с певицей, тем более из собственной группы. И вот пожалуйста, продержался меньше месяца. Но Сиенна! Она же невеста Криса-чертового-принца-Паркера! С ним-то что не так?!
        Джун упала на кровать, проматывая последние события в памяти, и накрыла лицо подушкой, подавляя стон. О не-е-т, не говорите, что Сиенна таким подлым образом отомстила Крису за то, что встречался с малышкой Бэмби.
        Нет, глупости. Кто изменяет из мести? тем более, когда повода и нет. Сиенна адекватная и не стала бы портить отношения с будущим мужем сгоряча. Но тогда значит… у нее с Крисом проблемы, причем большие, раз она переспала с другим.
        Ничего себе. Крис и Сиенна всегда казались идеальной парой, и вдруг здравствуйте…
        Джун слышала, как Саймон ушел, не заметив, что в квартире кто-то есть. Слышала, как гулко билось собственное сердце, еле живое.
        Интересно, Тони так же будет оправдываться?
        Прости, Бэмби, не знаю, что на меня нашло. Она залезла на меня, а потом хоп – мы уже голые, потные, стонем. Я сам в шоке!
        Джун показала средний палец виртуальному собеседнику, зашла в аккаунт инста-дивы, чтобы еще раз посмотреть на шедевр жанра селфи, и прочла в комментариях: «Вау! А это не тот красавчик, который спит с собственной сестрой?»
        Придурки.
        Джун сунула телефон под матрас, чтобы не нервировал, и поставила «Эпизод V. Империя наносит ответный удар», чтобы за просмотром фильма дождаться Холли.
        На часах пробило 17:00, когда подруга пришла домой. Она с первого взгляда поняла, что Джун не от хорошей жизни вернулась в старую берлогу, поэтому жалостливо покачала головой и вздохнула:
        – Что-то ты исхудала.
        – Меня любовь истощила, – вздохнула Джун, сжимая свою талию и прикидывая объем. Точно, тоньше стала. Раньше Джун заедала нехватку эмоций здоровой пищей в неограниченных количествах, а в последние недели питалась в основном сексом, потому что голода рядом с Тони не испытывала. Некогда было. То мифического брата искали, то разбирались с крушением самолета… В общем, не скучали.
        – Что у вас случилось? – тоном воспитательницы спросила Холли по дороге на кухню. Она распустила высокий хвост, позволяя белым волосам упасть на плечи, и устроилась на любимом месте – на подоконнике.
        – Он прошлую ночь с инста-дивой провел в клубе, – пожаловалась Джун и щелкнула кнопку на чайнике.
        – Шутишь? – поразилась Холли.
        – Нет.
        – Вот же кобель… а ты уверена?
        – Она селфи выложила.
        – Ну, это не доказательство. Хотя все равно мудак, что дома не ночевал.
        – Мы поссорились. Я наговорила ему грубостей. – Джун насыпала зеленого чая в заварник и залила кипятком. Крепкий аромат перебил воспоминание о приторных духах другой девушки, и дышать стало легче.
        – А подробнее? Почему поссорились?
        – Причин миллион. Но началось с мелочей. Ты была права, он ревнивый собственник. Запретил мне общаться со старым другом лишь потому, что я в него была влюблена раньше. То есть, я не по-настоящему любила, но Тони до сих пор бесится. В итоге они подрались. А потом я перегнула палку и сказала, что Тони мне никто. Он обиделся и вернулся домой только под утро.
        У Холли челюсть отвисла.
        – И он с тобой не порвал?
        – Не знаю. Я его заблокировала.
        Челюсть Холли брякнулась на пол.
        – Джун, я ведь… я имела в виду беспричинную ревность, а не обоснованную. Ты чем думала, когда встречалась с парнем из прошлого?
        – Не знаю. Столько всего навалилось… черная полоса какая-то, – вяло объяснила она.
        – Ладно, не расстраивайся. Ты же знаешь, я всегда на твоей стороне, даже если ты накосячила.
        Джун устало выглянула в окно.
        – Мне скоро ехать на встречу с Тони, а душевных сил нет.
        – Тогда мотивируй себя, устрой ему пакость. Чего он терпеть не может? – спросила Холли, массируя себе лоб, чтобы избавиться от морщин, которых у нее и без того не было.
        Чего Тони терпеть не мог?
        Хм…
        Джун вскинула поникшую голову, озаренная.
        – Ты гений, Холли!
        И та ответила, ухмыльнувшись:
        – Иди и доведи этого парня до слез. Нашелся король-лев, в клубах с инста-самками тусоваться, пока девушка дома локти кусает.
        Они синхронно вздохнули.
        – Кстати, а ты застала Саймона с Сиенной? Они собирались обсудить график на следующий сезон.
        – Мы разминулись, – ляпнула Джун. Впервые соврала подруге. Слишком много разбитых сердце сегодня в мире, не хотелось разбивать еще и сердце Холли, ведь ей придется срочно искать новую вокалистку.
        Холли сурово относилась к интрижкам в рабочем коллективе и тем более не терпела измен – поэтому, наверное, и не состояла никогда в серьезных отношениях.
        Джун вздохнула. Сначала свои тайны жить спокойно не давали, теперь чужие. А что в итоге? В итоге, победителем вышла миссис Паркер, хотя это была даже не ее игра. Смотрела бы она лучше за будущей невесткой, а то вцепилась в горло Бэмби, как тигрица. Да за что?! Кто бы знал.
        Я слишком стара для всего этого, подумала Джун и побрела собираться на свидание №42.
        Глава 19
        Тони, тем же днем
        Будильник зазвонил в 13:00. В грудной клетке – тяжесть; сознание – на подзарядке. Под веки будто песка насыпали. Облизав сухие губы, Тони сполз с кровати и стащил с себя свитер, который провонял чужим запахом.
        Холодный душ согнал остатки сонливости, и реальность хлестнула напоминанием:
        Ты мне никто.
        Неправда.
        Ты врешь, Бэмби. Как же я ненавижу твое вранье.
        Зря, конечно, поехал в фонд Паркеров в неуравновешенном состоянии. Ясно же, что Джун не стала бы изменять с Крисом, да еще под носом у Нэнси, которую боялась до дрожи в коленях.
        Но это сейчас ясно, когда проспался, а вчера мало что соображал на адреналине.
        Одевшись, Тони спустился в библиотеку, проверил, не сидит ли там Джун до сих пор. Ее не было. Набрал ее номер – перебросило в голосовую почту, и еще раз, и еще: один гудок и сразу посылает.
        – Не понял…
        Она его заблокировала, что ли? Обиделась, значит. Кто еще должен обижаться.
        Тони позвонил Фрейе, но и та не ответила. Супер. А ей чем не угодил? Или это женская солидарность?
        Он взял с собой упакованный ланч и поехал на работу, включив громкую музыку, а в ушах все равно звучало: ты мне никто. Ломающие слова. Как тленом насквозь. И плевать, что вранье, легче не становилось. Он на автомате слушал сотрудников, давал распоряжения, а сам ждал вечера, который обещал быть поистине, несказанно великолепным, мать его.
        К 18:00 Тони освободился и решил дождаться свидания №42 в клубе на Хай-Стрит, заодно последние новости послушать. Народа оказалось мало, атмосфера вялая, поэтому местный заводила Марк обрадовался, когда заметил его.
        – Тони! Ты-то нам и нужен. Говорят, ты вчера устроил побоище у Паркеров. Одобряю, расшевелил этот гадюшник благодетели. Но телку зря к себе пустил. Тебе триппера для счастья не хватает?
        В первое мгновение Тони подумал, что речь идет о Джун, но никто здесь не посмел бы оскорбить ее.
        – Какую телку? – уточнил он настороженно, и приятель кивнул в сторону вездесущего Оливера Поттса, который сидел напротив, разомлевший от косяка. Тот с третьей попытки достал свой айфон из кармана, открыл инстаграм и протянул с кривой ухмылкой, пока Марк продолжал комментировать:
        – Даже я осуждаю. Ты хоть продезинфицировал себя после нее?
        Тони взглянул на экран – и у него глаза на лоб полезли.
        – Охренеть, – выдохнул он и вопросительно посмотрел на Оливера, который нынче преследовал не только Джун, но и самого Тони, судя по всему. – Ты кому-нибудь уже успел отправить?
        – Только своей девушке, – заплетающимся языком ответил тот.
        – А кто твоя девушка, напомни?
        – Шейла. Мы учимся вместе.
        Класс. А казалось, хуже, чем вчера, уже не будет. Тони усмехнулся от такого везения. И стало ясно, почему Джун его заблокировала. Решила, что он ей изменил. Ночью еще сомневалась, а увидев фотку, поверила, значит.
        Серьезно, Бэмби? Это твое мнение обо мне?
        «Как и твое – обо мне», – ответил ее вредный голос.
        Начинается, и тут она.
        Уйди, Джун, дай оклематься.
        Он налил себе минералки в стеклянный стакан и приложил к виску, остужая воспаленный мозг. Уселся в потрепанное кресло и вспомнил все, что делал вчера после ссоры.
        Да ничего сверхъестественного, если вдуматься. Сначала поехал на север города и, пересев в спортивный «астон мартин», измотал себя на гоночной трассе, очищая голову от мыслей. Не помогло. Чтобы не оставаться одному и не думать, позвонил Люку, и тот позвал в клуб, познакомить со своей новой девушкой, более сговорчивой, чем Уитни.
        Девушкой оказалась полуголая алкоголичка, которая повисла на Тони и сделала селфи, облизав ему лицо, как доберман. Он отцепил ее от себя и приказал, чтобы удалила фотку, и ведь сделала вид, что удалила…
        Ой всё. Как же задолбали эти искатели хайпа.
        Люк был трезвый, но несчастный, нес чушь о том, что все женщины – меркантильные суки. Слушать этот бред было невозможно. Женоненавистничество Люка уже в печенках сидело, если честно, в одной зоне с тупостью Потти-Поттса. Тони в тот момент будто прозрел, осознав, что пора менять круг общения. Он реально затосковал по Крису, адекватному человеку со здоровой психикой. И даже йетти Чейз показался светочем среди мракобесия.
        В общем, он попрощался с Люком, попутно предупредив, чтобы не додумался переспать с потасканной тусовщицей, которую подобрал не пойми где, и тот обиделся. Сказал: «Ты мне просто завидуешь, Андерсон!» – и грубо послал. На том и разошлись.
        Итого, Тони пробыл в клубе минут двадцать.
        Дальше он поехал к Кайдену, который ночевал в офисе редакции «My Daily Mail». Там Тони и остался до рассвета, опустошая алкогольные запасы Кая и философствуя о том, что лосось, конечно, – красный и холодный, но Тони и Джун не лосось. Вот в чем проблема.
        Раскладной диван, на котором он лежал, был насквозь пропитан въедливым, тошнотворным запахом сладкого кондиционера, но мест поудобнее не нашлось.
        Кайден стоя печатал текст, слушая в пол-уха и поддакивая время о времени. Сказал, книгу пишет. Потом кузен привез Тони домой в его же «лэндровере», а себе вызвал такси и вернулся на работу.
        Всё, больше ничего не было. И он рассказал бы Джун об этом прямо сейчас, если бы она его не заблокировала, маленькая демонесса.
        Тони злился на себя, на нее и ситуацию в целом, потому что хорошо помнил, какой мстительной становилась Бэмби в дурном расположении духа, – вернее, она такой бывала когда-то. Но ведь с тех пор она повзрослела. По крайней мере, он все еще в это верил…
        Паб оказался забит под завязку. Гудел подвыпивший народ, звенели бокалы вина и кружки эля. Ароматы горячих блюд заставили вспомнить о голоде, смех посетителей – о том, что есть еще на свете люди, которые умеют радоваться жизни.
        Старина Кларксон сегодня прибыл первым. Психолог наизусть помнил предпочтения своих клиентов не только в выборе людей, но и в выборе напитков, поэтому, когда Тони подошел к столу, официант уже принес воду с лаймом для него и колу для Джун.
        Поздоровавшись, Кларксон надел очки с круглыми желтыми линзами, выловил из своего стакана дольку лимона и начал натирать испещренную пигментными пятнами худую руку.
        Как говорится, у каждого свои секреты красоты.
        – Почему вы с Джун не вместе приехали? – удивился психолог.
        – Разминулись.
        – В дороге?
        – Во мнениях.
        Тони сбросил блейзер, потому что стало жарко, и поправил футболку, которую специально надел, – ту самую, с разбитым сердцем. Может, у Джун совесть взыграет и вдохновит на извинения.
        – Любопытная аппликация, – вскользь заметил Кларксон. У него было необычное ассиметричное лицо, и когда он хмурился, да еще светотень играла, то выражение становилось нечитаемым, как на портретах Модильяни.
        Тони нравилось искусство, думал даже устроить вместе с Джун тур по Европе летом, после получения диплома, но сейчас все планы повисли в воздухе. Тут бы до Рождества дожить.
        – Добрый вечер! – раздался громкий голос Бэмби, наполненный искусственным счастьем, и Тони, сидевший спиной к проходу, повернулся, чтобы поздороваться.
        – Добрый вечер, Джун, – сказал Кларксон…
        …а Тони так и не произнес ни слова, застыв в пол-оборота и таращась на эту бунтующую всадницу апокалипсиса.
        Она выпрямила волосы. Вылизала, на зло ему. Они блестели, как крыло ворона, вызывая у Тони отторжение. Но и этого мало. Джун надела платье оранжевого цвета – единственного цвета, который он не терпеть не мог, и она об этом знала.
        Короткое облегающее платье закрывало ее потрясающие ноги до середины бедра; тонкие руки были затянуты эластичной оранжевой тканью до запястий. Квадратный вырез декольте подчеркивал бледность кожи и тусклость старого кулона, который Джун получила от семьи Эвери. Детский кулон ее отца.
        Это намек на изменника? Типа оберега от мудаков?
        Ха-ха. Смешно. Он оценил.
        На губах – помада бледно-оранжевого цвета, который с натяжкой можно было назвать персиковым.
        Весь ее внешний вид вызывал только одно желание: раздеть ее и умыть. Но сначала все-таки раздеть. Разложить на столе вместо ужина… Он прищурился и провел языком по нижней губы.
        – Отлично выглядишь, – соврал, мысленно стирая ладонью ее помаду, снимая платье, при взгляде на которое болели глаза.
        – Спасибо, ты тоже, – скептически ответила она, равнодушно обведя взглядом его футболку, и невозмутимо села рядом.
        И теплой волной накрыло в присутствии Джун. И плевать, что поссорились.
        – М-м, что же мне заказать? Может, лосося? – воодушевленно заговорила она с собой. – А впрочем, я ведь не знаю, откуда идут поставки и где его выращивают. Пожалуй, обойдусь салатом и орехово-овощным пирогом.
        Следующий час разговор шел ни о чем. О погоде, еде и подготовке к Рождеству в Иден-Парке. Джун притворялась, что все прекрасно. Кларксон натирал руки лимоном.
        К концу второго часа нейтральные темы для общения иссякли, и Тони облегченно выдохнул, когда глянул на часы: через пятнадцать минут можно уйти отсюда, чтобы нормально обсудить личные дела с Джун, объясниться. Терпение, если честно, заканчивалось.
        Кларксон извинился и вышел в уборную.
        Тони снова посмотрел на часы.
        – Кстати, – сказала Джун. – Я поразмыслила и поняла, что мне и правда лучше не видеться с Крисом.
        Он насторожился. Где-то тут подвох, слишком елейно прозвучал ее голос… И она, порывшись в рюкзаке, с которым пришла, вытащила небольшой черный футляр.
        – …но тогда не мог бы ты вернуть ему запонки в качестве моего рождественского подарка и извинения?
        Тони врос в сиденье.
        – А откуда у тебя его запонки?
        – Украла когда-то. Они ценные, с их семейным гербом.
        Поток нецензурной брани перегрузил систему, и Тони подвис на миг, а потом усмехнулся от наглости Джун:
        – Ты все эти годы хранила запонки Криса?
        Это хуже, чем если бы она обклеила плакатами Паркера все стены в доме.
        – Тебя что-то смущает?
        – Меня многое смущает, например, оранжевый цвет.
        – Здесь ничем помочь не могу, о вкусах не спорят.
        – Когда вкуса нет, то и спорить не о чем, согласен.
        – Расскажи о моде своей новой подруге, с которой провел ночь. У нее отвратительные духи.
        – Благодарю за идею, куплю ей новые.
        – И платье купи заодно, а то ходит голая, как канадский сфинкс.
        – А ты ей свое отдай, спаси мои глаза.
        – А ты на меня не смотри, не шокируй свое чувство прекрасного.
        – Это довольно трудно, учитывая, что мы с тобой вместе живем.
        – О. Ты же не знаешь. Я переехала обратно в свою квартиру.
        – Ты что сделала?!?
        – Кхм-кхм. – Скрипучее покашливание Кларксона разорвало их сцепленные взгляды, и Тони осознал, что Джун совсем близко, он ощущал ее дыхание на губах. Как же он хотел ее… придушить.
        – Меня ждет такси, – сказал психолог и снял очки, аккуратно складывая их в карман. – Увидимся в Сочельник, на встрече с поверенным… Но, если быть откровенным, то боюсь, что не дам положительного заключения. Если вы за пять лет не смогли прийти к согласию, то за неделю вряд ли что-то изменится.
        Кларксон накрутил теплый шарф на шею, взял портфель с дивана, посмотрел в последний раз с жалостью, будто похоронил их только что, и ушел.
        Увидимся в Сочельник.
        Внутрь будто болт вкрутили.
        Фрэнк, его прощальные письма, завещание…
        Еще 42 свидания назад боль от прощания с отцом казалась самым сильным чувством, а желание выполнить его последнюю волю являлось приоритетом. А сейчас Тони сидел рядом с Джун и читал в ее глазах то же смятение. Как можно было забыть об этом? Предали память о Фрэнке, потерялись в своих отношениях, которые стали единственным смыслом… И кажется, не было последних двух с половиной лет, а они вдвоем сидят в кабинете Фрэнка после выговора и боятся думать о том, что будет завтра. Потому что уже сейчас плохо, а потом станет гораздо хуже.
        Рассмейся, Бэмби, скажи, что все хорошо… соври, ты же в этом профи.
        Он и сам рассмеялся бы или соврал, превращая ссору в шутку, но лицо превратилось в холодную маску. Он не мог найти себе оправдания.
        – Я пойду, – сдавленно сказала Джун и поднялась, забирая рюкзак и пальто.
        – Подожди, то есть… всё? это конец? – недоверчиво усмехнулся он, пребывая в прострации.
        Джун не ответила.
        Они выбрались из паба на свежий воздух, который сыростью въелся в легкие. Джун не смотрела ему в глаза. В эту минуту общим у них было только дыхание, которое сплеталось в узоры из пара.
        – Уверена, что не вернешься со мной в Иден-Парк?
        – Да, уверена.
        Черт.
        Черт!!!
        Ему стоило огромных усилий, чтобы ответить спокойным тоном и не задохнуться:
        – Как хочешь. Мы уже выяснили, что твоя жизнь меня не касается.
        Они отвернулись друг от друга и пошли в разные стороны. Каждый – в свою.
        Дома Тони долго смотрел на фотографию в своей спальне. Он, Фрэнк и Бэмби. Счастливая семья – какой они могли стать, но не стали. И не станут. Фрэнка больше нет.
        Его больше нет.
        На плечи Тони вдруг навалилась неподъемная тяжесть, и он узнал: это оно, то чувство – подростком Джун всегда носила его в своих глазах, как бетонную плиту.
        Обреченность… Осознание, что как бы ни старался, ничего не изменится. Никогда. Просто потому что. Так сложилось.
        Нет, это чушь, не могут отношения оборваться из-за глупости, случайности, из-за проклятого несовпадения, так не бывает… Но он знал, что бывает. Люди уходят. Нет такого слова – навсегда.
        Тони впервые за много лет по-настоящему протрезвел, увидел мир таким, какой он есть, без оттенка зеленых глаз и аромата лета.
        Какое лето? Зима на улице, очнись. В 17 лет уснул вечным сном, никак не проснешься. Ходишь по замкнутому кругу, ищешь выход, которого нет.
        Он ведь знал, что у этой задачи нет решения. Понял в самый первый момент много лет назад, стоило заглянуть в болотные глаза.
        И она ведь не виновата. Никто не виноват, что для него прошлое было источником света, а для Джун – источником боли и срывов… Тони тоже был частью ее прошлого. Это данность. Поэтому и не складывалось. Она разрушала его тленом, он разрушал ее силой. Джун не хватало смелости, ему не хватало терпения. Первое недопонимание – и сразу лавина упреков сошла… Случись что-то действительно серьезное, и они вдвоем уже без дыхания лежали бы где-нибудь на окраине Эдинбурга с этими вечными «не отпускай меня – отпусти».
        Все, хватит… Хватит мучить друг друга.
        Всё, Тони, отпусти...
        Джун
        Холли, которая приехала забрать ее из паба, сочувственно вскинула брови домиком и протянула:
        – Нет, домой сейчас нельзя.
        Джун было все равно, поэтому она не сопротивлялась, когда подруга свернула на север, в поместье Беккетов.
        – Спасибо за платье. У Тони эстетическая эпилепсия случилась, – как во сне, отстраненно сказала, но было не смешно. Шалость не удалась.
        Черт… Когда оно всё настолько запуталось?
        Джун несколько раз за вечер собиралась рассказать об угрозах миссис Паркер, но не смогла, каждый раз останавливал образ Иден-Парка, в котором новые хозяева, как вандалы, уничтожают историю клана Андерсонов прямо в рождественское утро. Выкорчевывают магнолию Иден, снимают картины со стен, прогоняют работников – всех, включая Генри и маленького Фрэнка.
        Джун не перенесла бы, если бы стала причиной разрухи в раю: пришла и испортила идиллию, как падший ангел. Она всего лишь один маленький человек, а там – память целого клана. Это важнее… так ведь?
        В доме Беккетов она, как подкошенная, свалилась спать в гостевой комнате, а утром в субботу проснулась и первым делом потянулась к телефону: разблокировать Тони, спросить, как дела…
        Пришлось ударить себя по рукам.
        Одетая в пижаму Холли, она спустилась на первый этаж и поплелась на кухню. Огромное светлое помещение в стиле хайтек встретило крепким ароматом кофе. Холли возилась с эспрессо-машиной. Надо же, так рано проснулась…
        От чужой заботы стало теплее.
        – Как себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила подруга.
        – Не знаю.
        – А он?
        – Не знаю. – В носу защипало от слез.
        Джун подтянула широкие, чересчур длинные для нее штанины и забралась на высокий стул. Машинально погладила правое запястье, поднесла к губам. Снова захотелось позвонить Тони, услышать его голос, но Холли поставила перед Джун маленькую белую чашку крепкого кофе, это и отвлекло от навязчивой мысли.
        Подруга, в такой же пижаме, со вчерашней косметикой на лице, уперлась ладонями в столешницу и чертыхнулась.
        – Вы расстались? – спросила она.
        – Да.
        – И что, он даже не пытался оправдаться?
        – Нет. Он очень гордый. Обиделся. Футболку с разбитым сердцем надел… Он не изменял мне, понимаешь? Я в этом уверена. Он жутко разозлился и впал в тлен. – Джун отхлебнула обжигающе-горячего кофе, чтобы перебить вкус слез, и вдруг поняла: – Тони только со мной такой, причем исключительно в тех ситуациях, когда я вру. В нем темная сторона пробуждается. Я…
        Джун резко вскинула голову и закрыла ладонью рот, а через мгновение пропищала:
        – О Господи! Я Палпатин!
        – Кто?
        – Темный властелин из «Звездных войн».
        – Бред. Просто ты слишком хороша для Андерсона, и он это знает. Вот и паникует, в крайности бросается. Боится, что не удержит тебя. Прямо как в песне, в «Тенях». Хэштег всё_сложно.
        – Я люблю его, Холли. Я без него не смогу.
        – Не накручивай себя. Пей кофе. Хочешь блинчиков?
        На кухню харизматичным вихрем ворвался мистер Беккет, в теплом халате до пят, с низким хвостом белых волос. Он знакомой пружинистой походкой направился к кофе-машине, бодро интересуясь:
        – Что обсуждаете?
        – Джун считает, что она Палпатин, – поделилась Холли.
        Мартин вскинул бровь, с серьезным видом изучая Джун; он был похож на Люциуса Малфоя в этот момент. В итоге он разочарованно покачал головой и изрек:
        – Не-е-т, нет, не похожа. Ты скорее принцесса Падме. Такая же бестолковая.
        – Ну спасибо, поддержал, – пробубнила Холли, бросая в отца поджаренным тостом. Мартин поймал его и надкусил, но потом скривился:
        – Чем ты его намазала?
        – Ореховым маслом.
        – Фу, гадость… Какие планы на утро? – спросил мистер Беккет, продолжая хрустеть тостом, и Холли постановила:
        – Собираемся объесться мороженым.
        – Отлично, я с вами.
        Джун с грустью посмотрела в широкое окно, где мир застыл в предвкушении Рождества, и тихо вздохнула. Все можно исправить, говорил Фрэнк… Но что, если не получается? Что тогда делать?
        Что мне делать, Фрэнк?
        Для начала – пережить свидание №43.
        К счастью, оно планировалось после обеда на ранчо тети Летиции, а значит, можно аккуратно расспросить ее о Паркерах.

***
        – Вы с Тони поссорились? – обеспокоенно поинтересовалась Летти.
        Увы. Только слепой не заметил бы отчуждения между ними. Они едва взглянули друг на друга. Всё как прежде, до перемирия.
        Джун поправила шапку и пожала плечами:
        – Не сошлись характерами. Ерунда.
        Они с тетей медленно брели к конюшням, пока Тони отсиживался в доме в компании дяди Колина и Уитни. Резкий порывистый ветер продувал насквозь, вересковый холм вдали отражал состояние Джун: цвет настроения – серо-буро-апокалиптический.
        – Хм… понятно, – с сомнением сказала Летти. – Послушай моего совета: не дайте упрямству и мелким дрязгам испортить ваши отношения. Любовь – это глагол, огромный труд в первую очередь.
        Кто же против?! Если бы не миссис Паркер, то…
        – Кстати, а какую долю в вашем семейном бизнесе занимают Паркеры? Они… ну, то есть, они могут усложнить вам жизнь?
        – А почему ты спрашиваешь? – Летти пристально посмотрела на Джун. – Паркеры собираются дать нам ответ… Стоп! Они уже дали, да? Тони от меня что-то скрывает?
        Сердце похолодело. Значит, точно какие-то проблемы.
        – Нет-нет, мне вдруг стало любопытно. Всегда хотела больше узнать о бизнесе, – воодушевленно соврала она, потирая щеки руками в варежках.
        – А, это пожалуйста, – с явным облегчением ответила Летти. – История нашей любви с Паркерами, в общем-то, довольно скучная, но в этом и заключается главная прелесть. Нэнси пропускает часть своего капитала через Anderson&Son, позволяя нам самим решать, как именно мы обновим и приумножим их средства. Такое стабильное партнерство крайне взаимовыгодно. – Летти остановилась и, улыбнувшись, заправила прядь волос, которая выбилась из-под шапки Джун. – Милая, ты же не думаешь, что рассорила наши семьи когда-то? Это не так. Да, у Фрэнка произошел конфликт с Нэнси, но поверь, это ни коим образом не отразилось на бизнес-сотрудничестве. Дружба дружбой, а сохранить прибыль важнее. Нэнси это понимает.
        Собрав волю в кулак, Джун кивнула.
        – А что насчет Иден-Парка?
        – А что насчет него?
        – Миссис Паркер имеет к нему какое-нибудь отношение?
        – Нет, слава богу, – испуганно хохотнула Летти, а потом задумчиво добавила: – Впрочем, она была бы счастлива заполучить поместье, ведь Иден-Парк – сердце нашего пригорода. Но с чего бы этой консервативной кобре портить отношения с Тони? Нет… нет, это не имеет смысла. Нэнси слишком уважала Фрэнка и, опять же, более надежного партнера, чем Anderson&Son, она не найдет.
        С чего бы миссис Паркер портить отношения с Тони?
        Джун знала ответ. Она сама была ответом. Пока Фрэнк все еще был жив, миссис Паркер не решилась на противостояние с Андерсонами, но сейчас эта консервативная кобра словно сошла с ума. Мелани, любимица семьи, перенесла сложную операцию, в то время как малышка Бэмби процветает, примеряя на себя чужую роль. Роль хозяйки в чужом раю.
        Джун смотрела в светлые, солнечные глаза Летти и слышала, как рушится внутри последняя надежда, бьется о землю, рассыпается в пыль… ветер подхватывает ее и несет в даль, чтобы похоронить среди багрово-серого вереска. И так больно, что не продохнуть.
        …но что такое боль? Всего лишь чувство. Всего лишь земля ушла из-под ног, и слишком поздно отращивать крылья.
        Поздно, Джун, ты не справилась.
        Она с безмятежным видом вернулась в дом, хотя горло сводило от немого крика, и как ни в чем не бывало завела беседу с дядей Колином о его актерской работе, но их прервала Уитни. Подруга отозвала Джун в сторону и взбудоражено сообщила:
        – Я всё выяснила!
        – О чем?
        – О селфи из инстаграма, из-за которого вы с Тони на ножах.
        – Мы не только из-за этого…
        Но Уитни перебила:
        – Я заставила себя позвонить Люку только что, он под фоткой в хэштегах был отмечен. Он сделал вывод, что я его ревную, представляешь?! Оказалось, та пошлая лизунья – его новая девушка. А по-моему, она его первая девушка. Люк сказал, что Тони тоже хотел получить эту «богиню», но она выбрала лучшего из парней, потому что у нее есть мозги, в отличие от меня.
        – Не в обиду Люку, но я бы предпочла Тони, – не поверила Джун.
        – Именно! Он оболгал собственного друга, чтобы передо мной покрасоваться. Я абсолютно уверена, что та «дива» поцеловала Тони в щеку ради селфи, вот и всё! Дай он ей хоть намек, что может быть продолжение, и Люк оказался бы в пролете.
        Джун прикрыла глаза, шумно выдыхая последние сомнения.
        Так и знала.
        Ей бы обрадоваться, но лишь чувство вины перед Тони усилилось, а заодно и чувство вселенской несправедливости, когда на прощание он сказал, глядя сквозь нее с былым безразличием:
        – Завтра заеду за тобой в 13:00.
        Она согласно кивнула, пряча дрожь под теплым пальто. Если бы Тони взял ее за руку, то ощутил бы, как она дрожит…
        Но он не взял.
        Свидание №44 Фрэнк предложил посвятить поездке в старинную церковь Святого Катберта, где он венчался с Иден.
        Спасибо, Фрэнк! Напомнил, что Джун – католичка, а Андерсоны – протестанты. Словно мало различий между ними и без того. Нет, конечно, Джун не считала себя религиозной, разве что восклицаниями, вроде «боже мой!» злоупотребляла. Но все равно обидно. В общем, никакого Святого Катберта в это воскресенье.
        В итоге, они остались в машине, каждый уткнувшись в свой телефон: Тони – на месте водителя, она – сзади, забившись в угол, – и это были самые мучительные два часа в ее жизни, гораздо хуже, чем такая же бессмысленная трата времени во время первых свиданий в ноябре. Тогда они были врагами, а сейчас… кто они сейчас?
        Обычно в серых глазах Тони фантастически красиво отражалось предзакатное солнце. Сегодня же в них отражался только холодный искусственный свет от экрана айфона… С кем он, интересно, переписывался? Быстро ли он найдет замену Джун?
        Даже думать об этом было тяжело. Несправедливо. Неправильно.
        Потому что ты мой, Тони! Ты – мой.
        Но крик души остался неуслышанным. И слава богу.
        Зато Уитни снова написала. Она не унималась, пытаясь докопаться до истины и узнать, где же Тони провел ночь, которая увековечена в истории благодаря селфи с инста-дивой. Упорствуя, Уитни добыла распечатку передвижений Тони, которую прикрепила к сообщению:
        «В клубе он пробыл двадцать минут, что подтверждает мою теорию о подлости Люка. Остальное время до рассвета Тони потратил в редакции «My Daily Mail».
        Кайден… Ну конечно! Ужасный запах, смесь фастфуда, сладкого освежителя и черт еще знает чего.
        Джун усмехнулась.
        «Спасибо, Уитни. Это всё объясняет. Но ты могла поступить проще и спросить напрямую у Тони».
        «Я хотела получить доказательства, чтобы у тебя не осталось сомнений».
        «А я и не сомневалась».
        «Тогда почему вы не миритесь?!?!»
        Спроси у Нэнси Паркер. Но Джун ответила:
        «Хэштег всё_сложно».
        В 15:00 она спрятала телефон в карман и прочистила горло, привлекая внимание лучшего-в-мире-парня. Он спохватился, вышел из машины и открыл для нее дверь.
        – Спасибо, – мельком улыбнулась она, пытаясь поймать его взгляд, но бесполезно. – Да ладно, не хмурься! Всего шесть свиданий осталось отмучаться, и начнется новая жизнь!
        Демон вранья внутри одобрительно кивнул: столько притворного энтузиазма в ее голосе давненько не звучало. Даже Тони словно из гипноза вынырнул и глянул на нее рассеянно, как если бы успел забыть о ее существовании.
        – Хм. Действительно… Уже решила, чем займешься после Рождества, в своей новой жизни? – задал Тони нейтральный вопрос, а ей словно под дых ударили. Вырвался тихий вздох, и слова сами сложились в предложение:
        – Думаю уехать.
        Потому что не смогу жить с тобой в одном городе, смотреть, как ты встречаешься с другими.
        – Куда? – Тони вскинул на нее цепкий взгляд, и она тяжело сглотнула, посмотрела на дорогу, на горизонт, где виднелась темная полоска Северного моря… и ее осенило:
        – В Штаты.
        Тони усмехнулся, едва заметно, но Джун и с закрытыми глазами распознала бы движение его губ.
        – И давно ты решила?
        Опустив голову, она беспечно пожала плечами. Не говорить же: только что, спонтанно. Он ненавидел спонтанность. А врать ему Джун больше не могла. Устала.
        Она заправила ровную прядь волос за ухо, и Тони вдруг перехватил ее руку, такую хрупкую в его сильной ладони. Раздраженно вздохнув, он сжал ее запястье – правое – поглаживая большим пальцем. На миг показалось, что сейчас случится чудо, мир перезагрузится, починит все неисправности – и Тони притянет ее к себе, обнимет, скажет, что все это одно большое недоразумение…
        …но он задумчиво посмотрел на их сцепленные руки и поморщился. Выпустил ее запястье, отступил к машине и сказал:
        – Удачи, Джун.
        Звук захлопнутой двери с размаху ударил по нервам, оглушая, и Джун поняла: сегодня, сейчас Тони отпустил ее навсегда.
        Какое уродливое слово: навсегда.
        Тони
        Солнце уже садилось, когда он вернулся в Иден-Парк. Холод в шотландской сырости пробирал до костей, но хотелось еще больше холода, чтобы заморозить мысли. Тони обул резиновые сапоги, набросил потертую рабочую куртку и направился к Речным садам. Там всегда становилось легче дышать. По пути он встречал людей, которые работали здесь много лет, улыбался, слушал о том, как сильно местные рады, что производство шоколада запустят.
        Тони не любил шоколад, он любил Джун и не представлял, на кой черт ему теперь сдались шоколадки с надписью Forever For Every – «Навеки для Эвери».
        Он смотрел на знакомый с детства, умиротворяющий пейзаж, а видел Джун. Ее глаза, ее губы. Слышал ее смех, ощущал прикосновение рук… Столько всего было между ними, и вдруг ничего не осталось. Причем без видимой причины, на пустом месте. Как такое вообще возможно?
        И ведь не сказать, чтобы у них совсем не получилось стать семьей. Они старались. Правда, старались, но все оказалось слишком… Слишком-охренеть-как-больно.
        Впереди, у ряда вишневых деревьев, постепенно разваливался старый каменный колодец, заполненный желаниями Джун доверху… Интересно, хоть одно исполнилось?
        Тони не загадывал желаний с тех пор, как мать попала в реанимацию, но сейчас был как раз такой момент: обреченный, когда других средств не осталось, кроме как взывать к высшим силам. Поэтому он достал фунтовую монету из кармана, потер пальцем медно-цинковый профиль английской королевы и бросил в мутную глубину, услышав тихий всплеск.
        Он попросил, чтобы Джун осталась в Шотландии. Нельзя, чтобы она уехала из-за их ссоры, да еще в прошлое, от которого упорно бежала столько лет.
        Джун
        Она не сразу вернулась в дом, а когда все-таки собралась с духом, то уже стемнело. Беккеты – отец и дочь – готовили ужин на кухне. Джун забралась на стул, вывела замерзшим пальцем узор на столешнице и тихо позвала:
        – Холли…
        – М-м?
        – Я тут подумала… я уеду из Эдинбурга после Рождества.
        – Куда? – насторожилась та.
        – В Штаты вернусь.
        Подруга отложила сырую морковку и переглянулась с отцом.
        – А как же учеба? Тебе еще полтора года, – сходу начала торговаться Холли.
        – Заберу документы, переведусь… придумаю что-нибудь.
        Тем более от репутации в универе только мокрое место осталось.
        – Нет… нет! Так нельзя. Ты не можешь из-за какого-то парня перечеркивать свою жизнь!
        – Это не из-за него. Это ради него.
        – Что ты имеешь в виду? – всполошилась Холли. – Есть какая-то причина, да? Ты чего-то недоговариваешь?
        Джун тяжело сглотнула.
        – Я не могу с ним остаться, иначе у него возникнут большие проблемы с бизнесом из-за меня.
        – И он позволил тебе жертвовать собой, своим будущим?!
        – Нет, он ничего не знает. Зачем? Пусть живет спокойно.
        …пусть женится на подходящей, идеальной наследнице, вроде Фрейи Синклер, которая удовлетворит даже избирательную миссис Паркер.
        Холли начала грубо материться, но отец остановил ее. Тронул за руку и многозначительно намекнул, что лезть в чужие отношения – себе дороже.
        Но вечером, когда они заканчивали ужинать в гостиной, у электрического камина, сидя на полу вокруг небольшого турецкого столика – в семье любили традиции разных стран – то мистер Беккет сам поднял эту тему.
        – Джун, ты ничего не съела.
        – Аппетита нет.
        – Тогда вина выпей.
        – Голова еще сильнее заболит.
        – Так нельзя, – укорил он, и она подумала, что он имеет в виду ее голодовку, но Мартин вытер губы салфеткой и продолжил: – За свое место под солнцем надо бороться.
        Джун все же взяла бокал с белым вином и, прислонившись спиной к дивану, устало ответила:
        – Для меня нигде нет места.
        Мартин фыркнул, поражаясь ее депрессивному настроению:
        – И не будет, пока не отвоюешь. Я несколько лет за тобой наблюдаю и, знаешь, Джун, ты совершенно безответственная по отношению к себе. Судьба вкладывает тебе в руки подарки, а ты отдаешь их другим. Кто так делает?!
        Она растерянно пожала плечами, задерживая сухое, слишком кислое вино во рту и не зная, выплюнуть или проглотить.
        – Папа, не заводись! – осадила его Холли, но мистер Беккет зачесал пальцами распущенные длинные волосы и взмахнул руками:
        – А ты тоже хороша! Только идея для альбома начала складываться, как ты сразу струсила и пригласила в группу первую встречную!
        – Разве Сиенна не подходит? – удивилась Джун.
        – Какая к черту Сиенна?! – заявил Мартин. – Полная дисгармония, глазам тошно. Холли боится одна выходить в мир. Крутится по клубам годами, голос стирает впустую. Ты ее хоть как-то мотивировала дальше двигаться, а сейчас она опять на попятную.
        Он раскраснелся, бледная кожа на руках и лице пятнами пошла от жара электрического камина и возмущения. Холли тоже налилась, как помидор, и до Джун дошло:
        – Ты мне соврала! Сказала, что Сиенна классная и все хорошо.
        – А что я должна была говорить?! – так же, как и отец, вспылила Холли. – Ты бы себя живьем съела, терзаясь, что бросила меня. Пришлось врать! Тем более ты сама не хочешь петь. Не заставлять же тебя. А одна я боюсь!
        – Почему?!
        – Боюсь, что скажут, будто дочка Мартина Беккета – бездарь.
        Лицо Мартина вытянулось, как у кенгуру; он тяжко вздохнул, поражаясь:
        – Холли, что за мысли?
        – Обычные мысли.
        – Ты не бездарь. У тебя талант.
        Та опешила, вытаращив глаза:
        – Правда?
        – Конечно.
        – А раньше ты сказать не мог?!
        – Я думал, ты знаешь, но ленишься работать.
        Повисла долгая-долгая пауза, а потом Холли шумно выдохнула:
        – Офигеть. – Она рассмеялась, закрыв лицо ладонями, и повторила: – Офигеть! Нет, ну что за жизнь?!
        Мартин обнял ее, притягивая к себе, и на его длинных пальцах сверкнули перстни, напомнив почему-то о прабабушке Эвери, о взгляде, которым та наградила Джун: словно увидела луч света в темноте.
        И действительно, Джун стала лучом света для Холли. Для Цезаря. Для кого угодно, но только не для себя и не для Тони.
        Она в шоке посмотрела в бокал с вином и увидела размытое отражение реальности. Болотные глаза. Болото.
        – Мне вот интересно, – произнесла она задумчиво. – Если у кота семь жизней, то сколько есть у человека? Сколько попыток мне надо, чтобы научиться жить?
        Холли кивнула, словно подумала о том же, а Мартин подпер подбородок кулаком и задумчиво улыбнулся, обращаясь к Джун:
        – Ты иногда напоминаешь мне Иден.
        – Вы были знакомы?!
        – Да, в юности несколько месяцев вместе работали в «Руке Конхобара».
        – Нет! Не может быть!
        – Еще как может.
        Совершенно не получалось представить Мартина в образе юного официанта, который в свободную минуту шутил с Иден, а может, даже подыгрывал ей, стуча по барной стойке ладонью, когда будущая жена Фрэнка пела гимн клана Макгрегоров…
        А сам Фрэнк в это время сидел среди посетителей и слушал… и даже представить не мог, что вот этот длинноволосый парень в будущем станет его любимым рок-музыкантом. Зато точно знал, что девушка, которая забралась на барную стойку, станет частью клана Андерсонов.
        Джун отставила бокал и сложила руки на коленях, вспоминая образ рыжеволосой богини, чей дух до сих пор жил в Изумрудном саду.
        – А какой была Иден?
        – Она была оторвой.
        – Нет!!!
        – О, да! – Мартин широко улыбнулся, сверкая белыми зубами. – Вы с ней похожи. Те же страстность, самоотдача, доброта… Правда, Иден была смелее и умела защитить своё. Она не оглядывалась на тех, кому не нравился ее выбор, ей было наплевать, она точно знала, чего хотела.
        Мартин взял виноградину из расписной пиалы и, наморщив лоб, многозначительно посмотрел на Джун:
        – Чтобы научиться жить, для начала перестань бояться. Ты пойми, совершенно не важно, кто ты и откуда пришла. Важно, хочешь ли ты остаться.
        Сердце ухало в груди, как в момент судьбоносного выбора.
        Но она ведь уже решила. Слишком поздно.
        Или нет?
        – Если я останусь, то у Тони заберут Иден-Парк, его родной дом, его рай, – призналась она в порыве отчаяния.
        – А ты уверена, что этот рай нужен ему без тебя?
        Конечно, нужен!
        Или нет?!
        От вина голова закружилась. Сознание наполнилось сладким сиропом свежеприготовленной надежды: наклонись – и польется из ушей.
        Боже мой, ну почему всё так сложно???
        Она запустила пальцы в волосы и взлохматила их, чтобы не лежали ровно, и вдруг ощутила, что задохнется, умрет на месте, если промолчит. К черту всё! Горло свело от рвущихся на свободу слов:
        – Я скажу ему!.. расскажу о проблеме, и мы найдем выход. Где-то же он есть, этот гребаный выход!!!
        Разомлевшая, счастливая Холли с тихим ликованием потянулась к отцу, и они ударили по рукам в победном жесте.
        – Так держать, – похвалил мистер Беккет. – Вот это я понимаю, дух Иден. Иди и отвоюй свой рай, Палпатин.
        Ее распирало от внезапного ощущения легкости. Словно последняя бетонная плита с души упала. Джун ступила к окну, распахнула его и поежилась от порыва ночного воздуха, который остудил пылавшие щеки. Небо было чистое, звезды – огромные, а ветер пел, воскрешая перед глазами яркие краски цветущей магнолии Иден:
        Иди, Джун.
        Иди и забери своё.
        Глава 20
        Понедельник, 19 декабря, свидание №45
        Джун
        Давным-давно, много лет назад, когда мир еще не знал о Билли Айлиш, а фанаты киновселенной Marvel не представляли, чем закончатся приключения «Хранителей», Джун мечтала о костюме Железного человека, чтобы научиться летать. Но папа вместо этого предложил собирать комиксы, их хотя бы почитать можно. А костюм что? пару раз надеть – и продать на ebay. Сплошной урон окружающей среде и здравому смыслу.
        «Повзрослей, Джун», – просили родители с тех пор, как ей исполнилось двенадцать.
        «Ты можешь лучше, а пока что – не очень».
        «Какая ты милая, вот бы еще немного подправить твои волосы…»
        «Если станешь лучшей ученицей в классе, я возьму тебя с собой в Европу, принцесса», – уверял папа в день ее 15-летия по телефону, а через месяц пополнил статистику жертв домашнего насилия.
        Джун не стала лучшей в классе. Поскольку Ллойд Эвери уже не мог, то она сама поставила штамп у себя на лбу: «Не заслужила. Еще немного – и, может быть, тогда».
        И вот она здесь, в доме Мартина Беккета, знаменитого рок-музыканта, усердно счищала проклятый штамп и настраивалась на противостояние с мегерой Паркер на благотворительном приеме. Там соберутся «сливки» общества, там Нэнси Паркер увидит, как сложно отделаться от Джун Эвери, если она решила остаться.
        Уитни сказала, что не уверена, будет ли Тони на приеме. Но это не важно, свидание №45 запланировано и закреплено юридически, он не сможет сбежать от разговора, пусть и не на приеме, а после, в ресторане «Шекспир», куда предложил заглянуть Фрэнк.
        Такого воинственного энтузиазма Джун не испытывала даже в тот момент, когда спасала Цезаря. Может, потому что сейчас она спасала сразу двух людей, себя и Тони.
        Что послужило последней каплей, какой антивирус вылечил систему? Она не знала, ей было не до размышлений. Закусив губу, она тщательно наносила на ногти бронзовый лак. Отлично подойдет к платью оливково-зеленого оттенка, которое она купила еще летом, но так ни разу и не надела. Облегающее, с закрытым лифом и открытой спиной, похожее на бесподобный наряд из далекого дня ее совершеннолетия, когда должна была остановить Тони и сказать ему «спасибо» за камеру, а потом поцеловать – потому что хотелось.
        Холли уехала с самого утра, чтобы подготовиться к концерту, и Джун осталась в одиночестве, слушая фоном новые видеоролики Чейза. Он сейчас выживал на западном побережье Аргентины.
        Джун взлохматила волосы, как любил делать Тони, и закрепила кудрявое безобразие на затылке в подобие небрежного пучка, оставив передние пряди волнами обрамлять лицо.
        Получилось на удивление гармонично.
        Легкий макияж, обтянутые искусственным шелком туфли на шпильках, и как вишенка на торте – оно. Ожерелье Иден. Изумруды в огранке из белого золота.
        Не ищи отражения в других, найди его в себе, советовал мистер Кларксон. Любовь, уважение, восхищение – оно все там, внутри твоей души, Джун. Освободи их, дай им выход.
        Когда-то она слушала, кивала – но не понимала. А сейчас поняла. Джун смотрела на себя в зеркало и впервые видела по-настоящему, без желания подправить вот здесь и еще немного – тут. Курносая, среднего роста, с болотными глазами и черными локонами, которые лежали, как им вздумается. Да, не эталон. Но Джун улыбнулась своему отражению. Потому что ей всё нравилось.
        Тони
        Паркеры обнаглели.
        В Anderson&Son полдня ждали Нэнси, чтобы подписать новый контракт – или не подписать, – а та не появилась. Она в последний момент сообщила, что из-за неких юридических проволочек должна отложить принятие решения.
        Что за чушь. Тони не вчера родился. Либо Паркеры не доверяют ему и хотят получить больше влияния на проекты Anderson&Son, либо Паркеры доверяют ему, но все равно хотят больше влияния. Его не устраивало ни то, ни другое. У Тони были четкие границы, как в личной жизни, так и в бизнесе, и уступать он не собирался.
        В любом случае, подписать контракт до Рождества уже не светило, поэтому не было смысла дергаться. Но он все же принял приглашение на благотворительный прием от имени семейства Андерсонов, оставив Летти и других членов совета директоров проклинать имя Паркеров.
        Встретиться с Джун он планировал после приема, в ресторане «Шекспир», но в итоге решил, что проще убить двух зайцев одним выстрелом. Находиться наедине с Бэмби после вчерашнего молчаливого кошмара он больше не собирался. Вредно для психики.
        Тони приоделся в смокинг, явился точно к началу приема и теперь стоял у выбеленной колонны, над каскадом широких бетонных ступеней, наблюдая, как народ, подгоняемый резкими порывами ветра, стекается в величественное здание.
        Он глубоко затянулся электронной сигаретой и медленно выдохнул, усмехнувшись. Роскошь и благотворительность – забавное сочетание. Почти как красное и холодное.
        – Тони!
        Он оглянулся на оклик и закатил глаза, показательно отворачиваясь. Принц Паркер собственной персоной – уж лучше на толпу смотреть, чем на него.
        Но несбывшаяся мечта малышки Бэмби не поняла посыла.
        – Рад, что ты здесь, – упорно навязался Крис.
        – У тебя стокгольмский синдром? Скучаешь по мне? Челюсть слишком быстро зажила? – поддел он и вспомнил, что принес подарок этому предателю. Хорошо, что сейчас можно отдать. Потом меньше суеты будет.
        Тони сунул руку в карман пальто и выудил черный футляр с запонками.
        – Держи, – протянул, и губы Криса дрогнули в улыбке.
        – Предложение мне делаешь? Прости, я не могу связать свою жизнь с абьюзером. Это против моих принципов.
        Тони честно пытался сохранить лицо. Секунды на две хватило.
        – Придурок, – хохотнул он, а Паркер, забрав футляр, открыл подношение и удивленно вскинул темные брови:
        – Откуда это у тебя?
        – Джун просила вернуть. Она их хранила, как Голум – кольцо всевластия.
        Крис растерянно присвистнул, зачесал светлые волосы пальцами. Вроде здоровый циничный бычара, а смутился от поступка фанатки, как маленький.
        – А почему она сама не отдала?
        – Меня решила наказать.
        – Хладнокровная, ничего не скажешь. – Крис подтянул рукава черного пиджака и вынул из белоснежных манжет простые односторонние серебряные запонки, меняя их местами в футляре с новыми, а вернее, очень старыми, потускневшими от времени. Он аккуратно спрятал футляр во внутренний карман смокинга, провел ребром ладони вдоль шелкового лацкана, возвращая тому идеально ровный вид…
        Тони усмехнулся.
        Крис был человеком деятельным и щедрым, но крайне осторожным в выборе всего – будь то костюм, книга или человек. И если выбирал, то заботился, как умел, даже если не умел. У него с детства выработался рефлекс ответственности за всё на свете, даже за плохую погоду в день соревнований по гребле. Издержки жесткого воспитания.
        На улице было сыро и зябко, пальцы отмерзали быстро, и у Криса не получалось справиться со старинной двусторонней запонкой. Но если Крис сосредоточился на чем-то, то не оторвешь.
        Тони чертыхнулся, поражаясь идиотизму ситуации, и с шумным вздохом спрятал сигарету в карман. Забрал у Криса проклятую запонку, одернул проклятую манжету, вдевая драгоценный герб семьи Паркеров в первую петлю, и спросил:
        – Так что ты хотел? Зачем подошел?
        – Меня беспокоит Джун.
        Тони со злостью взялся за вторую запонку, уточняя:
        – Что именно беспокоит? Здоровье, финансовое положение?
        – Ее отношения с моей матерью. Джун разговаривала с ней в четверг, как раз перед твоим геройским прибытием… – Крис перебил сам себя и произнес покаянно: – Слушай, я не должен был провоцировать тебя тогда…
        – Подожди ты извиняться. Что там по поводу Нэнси?
        – Да ничего нового. Обычная тактика перемалывания слабейшего. Она либо пыталась подмять Джун под свои законы, либо прочла лекцию о чистоте крови и попросила на выход.
        – Хм… любопытно. – Тони закончил возиться с запонкой и нахмурился. – Что-нибудь еще расскажешь, или я могу идти?
        Крис спрятал руки в карманах брюк и посмотрел на дорогу; надул щеки, шумно выдыхая, как дракон, и выдал:
        – Может, помиримся?
        Внезапно.
        – Может, не надо было встречаться с моей девушкой за моей спиной?
        Но Крис не повелся на упрек.
        – Между мной и Джун никогда ничего не было, но ты упорно отказываешься в это верить. Думаешь, я не понимал, что с тобой происходило когда-то? В последний год в школе ты мог зависнуть минут на десять в перерыве, глядя на Джун, как под гипнозом, и универ тебя не спас. Ты бесконечно придумывал причины, почему мне нельзя встречаться с ней, хотя я никогда и не думал об этом. А тебе везде мерещились ублюдки, которые только и мечтали, как бы отыметь малышку Бэмби. Кто на чем зациклен, да, брат?
        Тони презрительно фыркнул.
        Может быть.
        Подумаешь, Шерлок нашелся.
        – А ты у нас благородный рыцарь. Дал ей пустую надежду и слился.
        – Какую надежду?! Джун меня не знала, выдумала себе принца, которого никогда не существовало, и с какого-то перепуга хранила запонки… Причем, это ведь не она украла, а Уитни. На моих глазах стащила. Сказала, для ритуала, куклу вуду сделать. Ну, надо, так надо. Было бы странно, если бы я нажаловался на малолетку своей маме… Хотя это запонки шестого лорда Паркера, XVIII век. Может, и стоило нажаловаться.
        Крис поправил манжету и укоризненно покачал головой, пока Тони переваривал услышанное. Не стыковались рассуждения Паркера с его действиями. Например:
        – Помнишь Майский день, совершеннолетие Джун?
        Крис посмотрел скучающе, в темных глазах – снисходительность.
        – Допустим.
        – Ты ее поцеловал. Скажешь – не хотел?
        – Хотел. Хотел убедиться, как сильно ей на меня наплевать. И знаешь, что она сделала сразу после того, как вытерла рот, будто я жаба, а не принц? Она посмотрела на тебя. Она весь вечер на тебя смотрела, пока ты сосался с очередной девчонкой и делал вид, что все вокруг мечтают о Джун, но только не ты.
        – Не выдумывай, не было такого.
        – То есть я не только бездушна тварь, но еще и сказочник? – возмутился Крис и проводил взглядом поток людей.
        – Если это правда, то какого черта ты согласился пойти с ней на свидание?
        – Это был ее день рождения, а она стояла передо мной бледная, еле слезы сдерживала. Я подумал, может, она тебе на зло это делает… я же не знал, что вы поспорили. – В его голосе прозвучал упрек. – К тому же понадеялся, что чувство соперничества тебя подстегнет к более активным действиям, а то ты реально достал страдать. Но я и подумать не мог, что ты поведешь себя, как последний мудак.
        Рука-лицо. Твою мать, Крис.Не получилось из тебя мастера хитросплетений. Зато отношения на годы испортили.
        – Зря старался, Паркер. То, что после тебя еще живо было, мы с Джун тогда успешно добили. Вообще разговаривать перестали. Вот, буквально месяц назад, начали встречаться, но ничего не получилось. И я даже объяснить не могу почему.
        – Уверяю, без моей матери не обошлось.
        – Как бы там ни было, меня это больше не касается, – закрыл зыбкую тему Тони, а у самого надежда в душе забрезжила. Что если у Джун была веская причина для разрыва, а не бессмысленное упрямство вампирши, которой снова захотелось выпить чужой крови?
        Он надолго замолчал, глядя на оживленную улицу старого города.
        – Мне жаль, что Фрэнк не с нами, – вдруг посочувствовал Крис и сжал его плечо в знак поддержки. Тони кивнул и чуть не ответил машинально: я знаю… знаю, что тебе жаль. Сколько раз он произносил эти слова за прошедшие недели? Сменялись события, сезоны, а набившая оскомину фраза, как застывший кусок траура, висела в воздухе. Поэтому Тони ободряюще улыбнулся другу детства и сказал:
        – Ты же помнишь Фрэнка. Он уходил из театра последним. Так что он останется с нами до конца.
        Джун. До начала приема
        Миссис Паркер поймала ее буквально на входе, словно караулила.
        – Джун! Ты едва не опоздала. Какая же ты безответственная! Познакомься, пожалуйста, это моя новая помощница Клаудия. Она из семьи Брин… О, прости. Тебе эта фамилия вряд ли о чем-либо говорит. Объясню проще: из нее выйдет достойная пара для любого требовательного наследника в этой стране… Клаудия, это Джун, из оргкомитета. Я тебе рассказывала о ней. Она… она студентка. Пока еще. – Нэнси хмыкнула, мол, вряд ли такая «безответственная» особа долго продержится в стенах великолепного университета.
        Двойной намек, прозрачный, как бриллианты на шее Нэнси, хлестнул очень больно, но на Джун были доспехи в виде ожерелья Иден, а еще нечто новое, освобожденное внутри. Самоуважение? Кто бы знал, но чувство оказалось чертовски приятным. Оно и помогло выдержать оценивающий взгляд безумно привлекательной Клаудии, которая пахла одним из тех масел, которые готовят в Лос-Анджелесе вручную и которые мама заказывала себе на день рождения. Аромат сандала, мускуса и женского отчаяния.
        Клаудия из семьи Брин. Зловеще звучит… Очередная любительница чужих парней. А вернее, одного конкретного парня по имени Тони Андерсон.
        Сколько их было за годы. Еще одна не сделает погоды.
        – А вы случайно не имеете отношения к Розе Брин, вдове Тристана Эвери? – высокомерным, снисходительным тоном поинтересовалась Джун.
        Клаудия удивилась.
        – Да. Это моя тетя. Правда, мы никогда не встречались.
        – Вы с ней очень похожи. Та же… доброта во взгляде, – мягко сказала Джун, давая понять, что бесконечно рада знакомству, и потуже стянула воротник пальто на шее, прикрывая ожерелье. Рано выставлять напоказ тяжелую артиллерию. Пусть думают, что враг отступил. Она торопливо прошла в зал, в котором скоро должен был начаться прием, и больше не попадалась на глаза миссис Паркер.
        Джун битый час в одиночку занималась организационными мелочами за кулисами, пока Шейла и Оливер преспокойно встречали гостей, а с началом приема они и вовсе растворились в толпе.
        Наконец пришло время концерта. Первыми собиралась выступить группа «Драйв». Бедная Холли, ее заставили надеть твидовый костюм, от которого веяло модой 1960-х. Сиенна, наоборот, казалось, была рада выглядеть, как политик за трибуной.
        Группа вышла на сцену и начала настраивать инструменты, а Джун снова выглянула в зал, чтобы отыскать глазами Шейлу… и весь мир ушел на второй план, сердце пропустило удар.
        Тони.
        Здесь.
        Приехал!
        Он о чем-то спорил с Нэнси… а может, показалось. Как бы там ни было, занятый разговором, он не видел, что к нему подбирается Клаудия. Властно распустив щупальца, она собралась ухватить не своего лосося. Вот это нахальство! Джун возмущенно хохотнула, кутаясь в пальто, которое так и не сняла, а потом глубоко вдохнула – и сорвалась с места, чтобы побороться за место под солнцем.
        – Мечты не сбываются, Фрэнк! Я сдаюсь, не хочу делать канал на ютубе, у меня всего три просмотра за сутки!
        – А что такое, по-твоему, мечта? Это цель. Ты же не ждешь, пока цель сама сбудется. Ты ее достигаешь, постепенно.
        – Ка-А-а-К?
        – Для начала сделай шаг. Потом еще один, и еще. И не важно, если смотрят косо. Это проблемы того, кто смотрит.
        Джун спустилась в зал, на ходу сбрасывая пальто, чтобы расправились крылья ее новообретенного самоуважения. Какого они цвета? Наверное, болотного, как и ее глаза. Теплый цвет.
        Кто-то окликнул ее, сделав комплимент, но она не обратила внимания. Шаг, и еще шаг, нельзя останавливаться, иначе сердце разорвется. Она настойчиво пробиралась кнему, игнорируя миссис Паркер, которая выпучила глаза и попыталась испепелить малышку Бэмби потоком ненависти.
        Плевать. В этот момент существовал лишь Тони. Только его реакция имела значение. Его затягивающий в омут серый взгляд. Шторм, дождь, туман в Речных садах.
        Пульс, как у землеройки, душа искрится вопросом.
        Что ты ответишь мне, Тони?
        Мята, бергамот, первый рассвет вместе…
        А будет ли новый?
        Да или нет?
        Тони
        – Мальчик мой! Как я рада тебя видеть! – Нэнси протянула ему худые холеные руки, и он их слегка пожал.
        – Мы в офисе надеялись увидеть тебя гораздо раньше, – сухо напомнил он, разочарованно глядя на женщину, которая называла себя другом Фрэнка.
        Она беззаботно рассмеялась:
        – Как обычно, сводишь разговор к работе. Не волнуйся, мне всего лишь нужно кое в чем убедиться, прежде чем подписать контракт. Мелочи жизни.
        Мелочи таких огромных сумм не стоят. Но Тони промолчал, гадая, имеет ли Джун какое-либо отношение к решению Нэнси. Он то и дело обводил взглядом просторный зал, забитый гостями под завязку, в надежде увидеть Бэмби, но та не показывалась на глаза. Наверное, делами занималась и заодно пряталась от «грозной миссис Паркер», как в школьные годы.
        Нэнси, попутно вещая о последних новостях фонда, отвела его к элегантно одетой девушке, которая со скучающим видом слушала россказни старины Уиллоби, главы ветклиники. Незнакомка отвлеклась от разговора и вопросительно посмотрела на Тони, а Нэнси тем временем взяла его под руку и торжественно произнесла:
        – Дорогой, разреши представить мою временную помощницу, Клаудию Брин, она будет заниматься согласованием контракта, все вопросы отныне задавай ей. Клаудия, это тот самый Тони Андерсон, с которым тебе предстоит поработать.
        Девушка сдержанно улыбнулась.
        – Рада познакомиться, мистер Андерсон.
        – Взаимно, мисс Брин.
        Только зачем смотреть на меня, как на кусок мяса? Это неприлично, сейчас веганство в моде. Он мстительно прищурился, когда Нэнси оставила его наедине с девушкой, ловко скрывшись среди гостей вместе со стариком Уиллоби. Взял два бокала вина с подноса официанта и протянул один новой знакомой.
        – Как давно вы работаете у Паркеров, мисс Брин?
        – Можно просто Клаудия… С Нэнси я уже неделю.
        – Вот как? И вам сразу доверили курировать такой важный контракт? Вы, видимо, гениальная помощница.
        Во взгляде юной хищницы сверкнуло самодовольство.
        – Не мне судить, – ответила она. – Но отец утверждает, что во мне сосредоточено все лучшее от семьи Брин.
        Брин, Брин… Хм… Золотые-прииски-и-бриллианты-Брин?
        Ой всё, этого не хватало! Кажется, Нэнси решила заняться его личной жизнью. Благотворительница, чтоб ее. Тони сжал переносицу двумя пальцами, расслабляя уставшие глаза, и извинился:
        – Одну минуту. Я сейчас вернусь.
        – Концерт вот-вот начнется. Первый танец – медленный, – шутливо-строгим тоном намекнула Клаудия, и он приподнял бокал, мол, намек понял, но ничего не обещаю.
        Тони уверенно направился сквозь толпу, чтобы найти хозяйку вечера. Нэнси стояла у сцены рядом с мужем. Мистер-сабмиссив-Паркер был вечно без повода счастливым, бесхребетным подкаблучником, который и сейчас широко улыбался, сияя винирами.
        – Что происходит, Нэнси? – прямо спросил Тони. – Ты организовала для меня отбор невест?
        Та поправила тонкие золотые часы на запястье и пожала плечами, прикрытыми белым мехом:
        – А почему бы и нет? Ты глава семьи. Это твой долг – продолжить род. Я всего лишь помогаю сделать выбор.
        – Осторожнее с идеями.
        – Иначе что? Снова сломаешь музыкальную технику? – с вызовом махнула она в сторону сцены. – Как-нибудь возмещу потери.
        Их взгляды столкнулись, как два куска льда.
        – А чем ты возместишь мне Джун? Клаудией, наследницей золотых приисков?
        – По-моему, более чем достойная замена.
        – А я спрашивал твоего мнения? – осадил ее Тони. – И откуда у тебя настолько токсичная агрессия против Джун?
        Нэнси прошила его насквозь потоком высокомерия.
        – Она не вписывается в наш мир, и ты знаешь об этом. Хочешь – сделай ее содержанкой, но не приводи в дом, не позорь Иден-Парк. Я понимаю, ты сердишься. Но это пройдет, и ты еще скажешь мне спасибо за то, что я позаботилась о тебе, мальчик мой.
        Умереть не встать от такой заботы. Так и подмывало устроить скандал и испортить вечер Паркерам, чтобы все таблоиды про них написали завтра.
        Стараясь не наговорить лишнего, Тони отвернулся к сцене, на которой как раз появились знакомые музыканты. Вышли Холли и Сиенна, одетые в классическом стиле, без откровенных нарядов ангела и демона. Впрочем, демона на сцене и не было. Джун осталась за кулисами, увы. Н-да. Не получится у них свидания, если она не покажется ему на глаза хоть раз… Может, она не заметила, что он здесь? Или специально прячется?
        Тони раздраженно вздохнул.
        Холли поздоровалась, и спустя минуту зазвучала первая композиция. Медленная.
        – Ну что, мы договорились? Ты готов к сотрудничеству? – примирительно спросила Нэнси, а он застыл, узнав мотив.
        Песня о тенях.
        Их песня.
        Джун.
        Лето.
        Любовь.
        Горло сдавило спазмом, сердце отозвалось тупой болью в грудной клетке, как в тюрьму заточенное.
        – А вот и Клаудия! Дорогой, ты просто обязан пригласить ее на танец, – донесся сквозь туман настойчивый голос.
        Чужая рука легла на его локоть, и Тони со смесью брезгливости и презрения посмотрел на Клаудию, которая улыбалась ему.
        Кто это, почему она его трогает?
        Мотив «Теней» выворачивал душу, и Тони тяжело сглотнул, глядя в чужие глаза. Все чужое.
        – Убери руку, – холодно приказал он, и улыбка Клаудии превратилась в гримасу оскорбленного достоинства. Она отдернула пальцы, будто обожглась о его лед…
        …и в этот момент Тони увидел ее.
        Ее глаза, ее губы.
        Она. Она везде.
        Джун.
        Мир замолчал, люди вокруг растворились, уступив ей дорогу.
        Она была как мечта. Совершенный силуэт, плавные изгибы. Она шла к нему, и каждый ее шаг отдавался эхом в грудной клетке. Дыхание захватило.
        – Добрый вечер, – одарив окружающих спокойной улыбкой, произнесла она.
        – Джун! Разве за кулисами не нужна твоя помощь? – разбил идиллию грубый голос Нэнси, которая позеленела, глядя на малышку Бэмби… Еще бы. Кожа Нэнси впитала сияние изумрудов.
        Ожерелье Иден.
        Ничего себе.
        Тони сморгнул наваждение и прочистил горло, чтобы вступиться за Джун, но она, как истинный тролль, с видом королевы проигнорировала резкий выпад хозяйки и обратилась напрямую к нему:
        – Могу я пригласить вас на танец, мистер Андерсон?
        Он закусил губу изнутри, сдерживая улыбку.
        – Конечно, мисс Эвери.
        Он поймал ее руку и тронул губами тонкие пальцы, а хотелось приложить прохладную ладонь к своей щеке и тереться о нее, как верный волк. В эту минуту он не понимал, почему они поссорились, зачем расстались.
        Разве они расстались? В памяти штормом пронеслись воспоминания, и ни в одном не было слов Джун о том, что всё кончено.
        Он спросил ее: это конец?
        А она промолчала…
        Выйдя в центр площадки для танцев, Тони пробежал пальцами по гладкой коже стройной спины и притянул Джун к себе, возвращаясь в рай, который казался потерянным навсегда.
        К счастью, нет такого слова – навсегда.
        – Я сомневалась, приедешь ли ты, – взволнованно сказала она.
        – Я и сам не знал до последнего момента.
        Она была на высоких каблуках. Ей ничего не стоило податься вперед и впиться губами ему в шею… Как же он этого хотел. Соскучился по ней страшно.
        – Бэмби…
        – Да?
        – Не уезжай. Обещаю, я оставлю тебя в покое, только не уезжай. Не ломай свою жизнь из-за меня.
        Она вскинула на него умоляющий взгляд.
        – Нам нужно поговорить, – прошептала она с тихим надрывом.
        – Хорошо, идем.
        – Прямо сейчас?!
        – Да, не вижу препятствий.
        Ему жизненно важно было услышать то, что она собиралась сказать. Внутри закручивалась и расширялась спираль, мешая сердцу работать, и он едва разбирал дорогу, когда вел Джун сквозь толпу, никого не замечая.
        Они выбрались из зала на открытую террасу, в полутьму, заполненную приглушенными аккордами «Теней». Во рту пересохло от ожидания. Пульс как у марафонца. Еще пару ударов – и артерии порвутся.
        Ну же, Джун…
        Он был готов сжать ее тонкие плечи и умолять, чтобы она сказала наконец…
        – Тони, я соврала тебе.
        Он чуть не рухнул от облегчения.
        Слава богу.
        Так и знал…
        Он же чувствовал, что Джун не без причины включила режим дементора в четверг, четыре кошмарных дня назад.
        Расстроенная, она прислонилась спиной к каменной стене, и Тони ступил ближе, обнимая свою сумасшедшую демонессу, просовывая руки между нею и камнем, чтобы голую спину не поцарапала.
        – Миссис Паркер мне угрожала, и я растерялась, – с отчаянием в голосе продолжала она объясняться, впиваясь ему в предплечье побелевшими пальцами, будто он мог оттолкнуть ее и уйти. Но он лишь крепче обнял ее. Мысли поплыли, и Тони зажмурился, стараясь прийти в себя.
        – Ты должна была сразу мне признаться.
        – Я собиралась, но не смогла. Она заявила, что если я от тебя не уйду, то она разорит вас и придется продать Иден-Парк с молотка.
        – Да ты что? Так и сказала?!
        – Да!
        Тони от удивления задержал дыхание, а потом резко рассмеялся, избавляясь от тлена, который терзал его в последние дни. Господи-боже-ты-мой! Он крепко прижал к себе Джун, захлебываясь от нездорового смеха, который заглушил даже звуки музыки… Это чувство Тони сразу узнал: его накрыла эйфория, разбивая в дребезги бетонную плиту обреченности. Так смеялась Джун после того, как расколола на части его кубок по сноуборду, а Фрэнк заверил, что все хорошо, что он все равно ее любит…
        Ощущение чуда.
        И даже не верится.
        – Джун, болото ты моё! Мы в Иден-Парке столько всего производим, что расходы покрываются с внутренней выручки. Нэнси, конечно, та еще стерва, но она бы никогда не пошла против нашей семьи, о чем ты говоришь, вообще? А даже если она не подпишет контракт… Я и сам не уверен, стоит ли продолжать дела с человеком, которому больше нельзя доверять.
        – Но ведь Паркеры – ваши главные партнеры.
        Тони обхватил ладонями нежное лицо Джун и осуждающе на нее посмотрел.
        – В первое утро после нашего знакомства ты притворилась, что разбираешься в бизнесе. Это было чертовски мило, не спорю. Но прошу тебя, смирись, что без финансового образования не видать тебе три бакса прибыли от Доу-Джонса.
        – Из-за меня у тебя будут проблемы.
        – Если проблема решается деньгами, то это не проблема, а задача. Проблема для меня – это когда тебя рядом нет. С остальным я разберусь.
        Он прислонился лбом к ее лбу, и Джун всхлипнула:
        – Прости, пожалуйста.
        – Ну что ты, не плачь. Все хорошо… Я говорил тебе, какая ты потрясающая? Ты выглядишь сногсшибательно, я увидел тебя и мгновенно забыл, что мы поссорились.
        Внутри было непривычно светло, только вены звенели от того, что их резко расслабили. Тони тронул губами горячую щеку Джун, затем ее припухшие губы – снова кусала на нервах – и неспешно раздвинул их языком, ощутив вкус сладкого шоколада.
        Заедала стресс, значит.
        Страдала.
        Ему показалось странным, что он думает о таких вещах во время поцелуя, но от этого еще сильнее защемило сердце. Тони пил ее дыхание, как умирающий в пустыне, млея от того, с каким нетерпением Джун подавалась ему навстречу. И пришлось напомнить себе, что они сейчас в общественном месте. На приеме у Паркеров.
        Одни проблемы от этих Паркеров.
        – Мне было так плохо без тебя, – прошептала Джун. – Но я испугалась, что разрушу твою великолепную, совершенно замечательную жизнь.
        Его голос звучал хрипло, когда он поддразнил ее:
        – Ох-ох-о-о, Бэмби. Спасибо, конечно, но на будущее запомни: меня не надо спасать, меня надо держать за руку мертвой хваткой. А то теряешься на поворотах.
        – Честное слово, я буду держаться, – пообещала она в неповторимо искреннем порыве, но потом нахмурила брови и недовольно пробормотала, прислушиваясь к музыке: – Идем. У меня осталось последнее задание в списке дел.
        – Какое?
        – Довести Нэнси Паркер до белого каления.
        Глава 21
        Джун
        Они вернулись в зал, и Джун едва не налетела на Фрейю, вовремя притормозив. Та стояла среди студентов из Эдинбургского университета. Модная, естественная, словно родилась на страницах журнала Vogue, она улыбнулась и приподняла бокал шампанского в честь Джун, привлекая к ней внимание остальных.
        – Эвери! Спаси этот безнадежный вечер, – пожаловался однокурсник.
        – Я умею спасать только животных, – вежливо ответила она, вызвав одобрительные смешки, и заскучавший парень отшутился:
        – Значит, ты по адресу. Еще немного, и я взвою! Ау-у!
        – Тяжело вам, оборотням. Так и быть, уговорил, – вздохнула Джун с показной жалостью и обратилась к Тони: – Помоги снять ожерелье, пожалуйста.
        Народ ожил, почуяв грядущее развлечение, а лучший-в-мире-парень криво ухмыльнулся и принялся расстегивать застежку на шее Джун. Он спрятал ожерелье во внутренний карман черного пиджака, а потом притянул ее к себе и безрассудно поцеловал в губы, показывая всем вокруг, что Тони Андерсон и Бэмби-Джун Эвери сами разберутся, кто они друг другу. Ни подсказки миссис Паркер, ни советы «желтой прессы» им не нужны.
        Заканчивалась третья песня группы «Драйв», оставалась последняя композиция – кавер на скучную песню из 1970-х, которую одобрила миссис Паркер. Сказала, это ее любимая. Холли выглядела совершенно несчастной. Невозможно было представить, что подруга будет исполнять занудную песню в строгом костюме, потея и злясь, да еще с напарницей, чей голос, как выяснилось, не сочетался с ее собственным.
        Чмокнув Тони в щеку напоследок, Джун посеменила на высоких каблуках за кулисы, где Сиенна как раз пила воду мелкими глотками, готовясь к номеру.
        – Жарковато здесь, – заметила Джун, но Золушка промолчала. – Кхм. Я бы хотела вместо тебя спеть в следующем номере.
        – Это вряд ли, – скептически ответила Сиенна и отвернулась, поправляя идеально ровные светлые волосы.
        Джун подошла ближе и постучала ей по плечу указательным пальцем.
        – Что?!
        – Я хочу спеть.
        – Я же сказала: нет!
        – Тогда я расскажу Крису о том, что ты переспала с Саймоном.
        Ба-думс! Джун сама от себя подобного выпада не ожидала. Она, конечно же, не собиралась никому ничего рассказывать, но на Сиенну прием подействовал. У нее расширились глаза, она набрала воздуха, но так и ничего не сказала, а потом истерично хохотнула. Джун ни разу не видела ее в плохом расположении духа, поэтому опешила, когда Сиенна заговорила:
        – Это из-за Криса, да? Ты до сих пор грезишь о нем. – Она запустила руки в свои густые волосы, словно пыталась удержать две части головы вместе и осознать, что ее измена больше не тайна. Голос Сиенны стал презрительным: – А я предупреждала Тони, что ты с ним просто играешь, а сама надеешься заполучить Криса. Но знаешь что? Крис тебе не поверит. Кто вообще станет воспринимать твои слова всерьез?!
        – Я стану. – Резкий голос Холли вклинился в бабл напряженной атмосферы и разорвал его. Сиенна запаниковала и начала оправдываться:
        – Холли, она же врет!
        – Из нас троих здесь врешь только ты.
        – Но я не…
        – Не держи меня за идиотку, Сиенна!
        Повисла тяжелая тишина. Осознав, что ее загнали в угол, Золушка Принца Паркера сдалась. Она сникла и развела руками, горько усмехнувшись:
        – Так и быть, сознаюсь. Довольны? Допустим, я поступила опрометчиво. – Она вскинула на Джун умоляющий взгляд. – Но неужели ты не понимаешь, что рушишь чужую жизнь? Крис меня не простит.
        – Бла-бла-бла. Меньше пафоса, – протянула Холли, закатывая глаза. – Разбирайся со своим женихом сама. Если он тебя не удовлетворяет, то уйди от него. Или собираешься случайным сексом до конца жизни перебиваться?
        Послышались шаги, раздался громкий голос Саймона:
        – Пора на выход.
        – Кобелина, – процедила Холли, сдирая с себя неудобный жакет и швыряя его на пол. – Неужели нельзя развлекаться во время отдыха, а на работе – работать?
        – Саймон не виноват, – вступилась за него Сиенна, а Холли со злостью расстегнула блузку и хмыкнула.
        – Ну конечно! В мире вообще виноватых нет, сплошные жертвы собственных добрых намерений… Ладно. Некогда страдать. Ребята из симфонического оркестра вон косо смотрят, своей очереди ждут.
        Холли отошла к передвижному гардеробу, и Сиенна, воспользовавшись моментом, ухватила Джун за руку:
        – Не говори Крису. Я сама расскажу, когда соберусь с духом. Обещаю.
        Во взгляде Золушки отражалось столько неподдельного отчаяния и усталости, что Джун сжалилась:
        – Хорошо, конечно. Прости, что накинулась на тебя с разбега.
        – Ну что ты, это я накинулась…
        – Ты его любишь?
        Сиенна обессиленно прикрыла глаза.
        – Все слишком сложно… А ты?
        – Нет, конечно! Я люблю Тони, еще со школы… Знала бы ты, как я завидовала твоим волосам. Мне казалось, будь у меня такие волосы, и мир пал бы к моим ногам.
        Снова раздался нетерпеливый оклик Саймона, которому пришлось включить для слушателей обычный мелодичный трек, дабы заполнить ожидание. Холли, раздетая до спортивного белья, сказала ему:
        – Исполняем кавер на Ариану Гранде, «7 Rings».
        – Опаньки! – оживился Саймон. – Всё будет.
        А Холли принесла огромную сумку и бросила на пол.
        – Я планировала петь одна, но на всякий случай второй костюм захватила. Как чувствовала, что ты не выдержишь моего мучения. Так что переодевайся, детка. Пусть твой Андерсон порадуется.
        – Мы помирились, – чуть не запищала от радости Джун.
        – Я видела. У него не было шансов против тебя, – одобрила Холли. – Сейчас закрепим результат феерическим выступлением. А ты, Сиенна, на бэк-вокале, если не боишься.
        – Нет, я не могу, ты что. Нэнси ненавидит, когда выбиваются из регламента.
        – Как знаешь. Тогда сейчас и попрощаемся. Завтра ищи новую работу. И дело не только в нарушении условий. Извини, но наши голоса несовместимы.
        Сиенна удрученно кивнула, а Джун порылась в сумке и ошарашенно воззрилась на Холли:
        – Это что? Очередной бунт на корабле?
        – Несомненно. В зале с десяток стриптизеров в форме официантов. Они устроят шоу.
        – Ты с ума сошла! Миссис Паркер нас сотрет в порошок! – Джун закрыла рот рукой, сдерживая адреналиновый смех.
        – Ничего она не сделает, – отмахнулась Холли. – Притворится, что так и было задумано. Иначе гости решат, что она хреновый руководитель.
        Джун сменила свое вечернее платье на ультракороткое, сшитое из серебристых пайеток. Оно держалось на теле благодаря тонким бретелькам и облегало, как перчатка. У Холли было такое же, только золотое. Из обуви – устойчивые туфли на огромном каблуке для Джун, и пара с низким каблуком – для Холли.
        Они выглядели эффектно.
        Но главным дополнением к костюмам оказался белый полотняный транспарант, на котором красной краской было написано: «К черту ложную благотворительность»[9 - На англ.: «F*ck Fake Charity».].
        Эпатировать Холли любила, в пиаре тоже была профи. Она ловко превратилась из послушной девушки из высшего света в несносную оторву и плевать хотела на требования организаторов.
        Миссис Паркер их прибьет. Хоть бы полицию не вызвала…
        Сиенна быстро распустила волосы Джун и принялась наспех причесывать, а Холли резонно заметила, обращаясь к Золушке:
        – Как можно выйти замуж за парня, с которым проблемы еще до свадьбы?
        Раздался тяжкий вздох.
        – Сама этим вопросом задаюсь. Крис предлагал пожениться сразу после школы, но я уговорила расстаться на пару лет и сбежала во Францию. Хотела… понимаете…
        – Сексуальной свободы.
        Сиенна рассмеялась:
        – Нет, свободы творчества. Но осенью родители настояли, чтобы я пригласила Криса к себе в Париж и приняла его предложение. Оказалось, они заранее договорились с Нэнси. Выгодный союз. Я и сама соблазнилась… В общем, мы с Крисом обручились во Франции, перед моим возвращением, но проблема никуда не делась. Он лучший парень в моей жизни, но секс для нас – катастрофа. Я не могу с ним, мне… Ладно, не важно. Идите, люди ждут.
        Оклики и свист нарастали, но Холли нахмурилась, забив на требования знатной публики, и пристально посмотрела на Сиенну:
        – Тебе с ним больно?
        Та смутилась и кивнула.
        Ого. Джун была не такой опытной, как Холли, поэтому вообще не предположила подобного поворота событий, и теперь уточнила, обтягивая ткань платья на бедрах:
        – А почему?
        – А потому, что у жениха Сиенны слишком большой для нее размер… мужских амбиций. Не секс, а пытка для обоих. Не совпали, бывает. Зачем убиваться-то?
        – Да знаю я, знаю! – в отчаянии воскликнула Золушка, которая встретила Принца со слишком большими амбициями. – Нужно было порвать навсегда сразу после школы, а я мучила его неопределенностью несколько лет, чтобы в итоге предать. В зеркало на себя смотреть не могу. – Расстроенная, она сбросила жакет и расстегнула верхнюю пуговицу на блузке. – А, была ни была. Спою на бэк-вокале. Все равно меня миссис Паркер возненавидит скоро.
        – Отмолишь грехи тяжким трудом. За работу. – Холли закрепила на поясе батарею, нацепила на голову мелкий портативный микрофон и вручила такой же Джун. Свистнула, привлекая внимание Саймона, а затем позвала двух парней, которые вынесли на сцену транспарант, растянув его по периметру позади музыкантов.
        Холли и Джун взялись за руки и вышли под свет софитов, и студенты, которые скопились толпой у сцены, засвистели громче, пока старшее поколение соображало, что происходит вообще.
        Саймон включил фон на синтезаторе и начал умело заводить аудиторию звуком бас-гитары, ударник нагнетал ожидание битом, а Сиенна встала у микрофона, готовая подпевать.
        – Замариновались в нафталине, зайки мои? – вопросила Холли, встряхивая копной распущенных белых волос. – Сейчас мы вас раскачаем. Соскучились по Джун?
        Тони стоял в первом ряду и, авторитетно сложив руки на груди, широко улыбался, наслаждаясь происходящим, пока миссис Паркер громко кашляла в стороне, подавившись шампанским.
        Джун подошла к краю сцены и посмотрела в серые глаза.
        – Спроси меня, Тони!
        Он закрыл лицо ладонями, притворяясь, что не знаком с ней, но затем взъерошил свою каштановую шевелюру и крикнул:
        – Кто я тебе, Джун?
        – Ты парень, с которым я сегодня пойду на свидание.
        Толпа загудела громче, а студенты, стоявшие рядом, начали хлопать Тони по плечам.
        Зазвучал вступительный проигрыш, мощный бит всколыхнул воздух, заставляя двигаться в такт, и Джун вместе с Холли запела провокационную песню, которая никак не вписывалась в атмосферу старомодного вечера. Джун не раз исполняла этот кавер на бэк-вокале и чувствовала себя уверенно, сообщая миру: если я вижу то, что мне нравится, и я хочу это – иду и беру[10 - Отсылка к песне Арианы Гранде «7 Rings». Перевод автора.].
        …Официанты, парни и девушки, начали раздеваться. Это произвело эффект взорвавшейся бомбы. Народ словно сошел с ума от жара и энергии, которую выплеснули на них со сцены. Вечер из благотворительного стремительно превращался в протестный. Ну, знаете, тот кратковременный протест, который заканчивается вместе с песней. Но это было круто.
        Чтобы доконать организаторов, Холли на последних словах сбросила платье и швырнула в толпу, оставшись в бежевом спортивном белье. Золотое наряд из пайеток улетел прямо в лицо остолбеневшему Оливеру Поттсу, который был главой оргкомитета от студентов, а значит, ему потом и расхлебывать. Это же он пригласил группу Холли, чтобы похайпиться на имени великого Мартина Беккета.
        Джун не стала следовать примеру подруги. Она ступила к краю сцены, ликующе выбросила вверх руку в победном жесте, как Джон Бендер[11 - Герой американского подросткового фильма «Клуб “Завтрак”» (1985).], которому когда-то подражал лучший-в-мире-парень, и крикнула:
        – Лови меня!
        Мгновение – и она влетела в знакомые объятия. Тони прижал ее к себе и с облегчением заявил:
        – Я на секунду испугался, что ты тоже разденешься.
        – И что тогда? Ты бы меня бросил?
        – Боже упаси. Но я успел заметить, что на тебе нет бюстгальтера.
        Джун удивленно моргнула – и покраснела, как рак, опьяненная эйфорией.
        Упс. В шоке от собственного коварства бюстье забыла надеть.
        – Какой ты наблюдательный, однако!
        – Стараюсь.
        – Любишь разглядывать пайетки на платьях?
        – Я люблю тебя, Джун.
        Сердце замерло на секунду, трепыхулось, а потом застучало, как бешеное.
        – Я люблю тебя сильнее, – призналась она, и это были самые искренние слова в ее жизни. Тони рвано выдохнул, замерев на секунду, и накрыл ее губы своими в отчаянном поцелуе, не обращая внимания на людей, которые вокруг них сходили с ума.
        – Кажется, праздник удался, – прошептала Джун и поймала губами его улыбку, такую же невыразимо прекрасную, как и эта минута, которую она ждала много лет.
        С ума сойти…
        Так вот он какой – вкус победы.

***
        – Камень, ножницы, бумага. Раз, два, три!
        Джун выбросила ножницы, Тони – камень.
        Значит, ей начинать.
        – Кхм… Тони, я не ломала твой кубок по сноуборду… помнишь, пять лет назад. Он случайно свалился и треснул. Я потом целый месяц переживала. – Она перевела дыхание и великодушно разрешила: – Твоя очередь.
        Они сидели друг напротив друга в ресторане «Шекспир», за столиком под названием «Подоконник Джульетты», и играли в игру, которую наконец освоили: сказать правду как на духу, без долгих размышлений. Блиц-признания. С благотворительного вечера они просто-напросто сбежали, оставив миссис Паркер проклинать их.
        Тони погрузил вилку в десерт – горячую яблочную шарлотку – и нахмурил лоб, перебирая воспоминания.
        – Когда Крис расстался с Сиенной после окончания школы, я сказал ему, чтобы даже не думал трогать тебя. Мне было плевать на наш с тобой спор, я ревновал.
        Джун сокрушенно покачала головой.
        – Мой поцелуй с Крисом оказался сплошным разочарованием. Мне нравился ты, Тони. Ты мне постоянно снился после того злосчастного Майского дня.
        – Я не мог дождаться, когда приеду к тебе. Ни с кем не встречался, тобой болел…
        – Нет, не говори мне этого…
        – Почему? Это же правда.
        Она с трудом проглотила ком в горле и отхлебнула крепкого кофе без сахара.
        – Тогда зачем ты выставил меня из библиотеки?
        – Я запаниковал. – Джун встрепенулась, впилась в него цепким взглядом, а он усмехнулся: – Не каждый день признаешься себе, что любишь вампиршу. Жуткое ощущение. Как в пропасть без страховки.
        Тони перехватил ее руку и прижался губами к ладони, в которой она еще минуту назад взволнованно мяла мякиш сладкого хлеба.
        – Джун.
        – М-м?
        – Твоя очередь.
        Она кивнула, опустив взгляд в стол.
        – Я никому не собиралась показывать видеозапись нашей встречи. Уитни случайно нашла камеру утром, пока я спала, и отнесла Фрэнку.
        – ?!?
        – Угу… глупо получилось.
        Потрясенное выражение лица Тони отпечаталось в сознании новым полароидным снимком. Он в замешательстве снова взял вилку и начал яростно распинать бедную шарлотку.
        – …и, честное слово, я понимаю, почему ты отдал письмо Фрэнку, ты хотел как лучше. Я тебя давно простила.
        Тони резко отодвинул от себя тарелку с добитым пирогом и попросил:
        – Давай еще раз.
        Камень-ножницы-бумага-раз-два-три!
        Джун выбросила бумагу, Тони – камень. Все-таки его очередь. Он давно снял галстук-бабочку, а сейчас и рубашку расстегнул еще на одну пуговицу, словно, как и Джун, задыхался от воспоминаний. Мурашки озноба по коже прошлись от пронзительного серого взгляда, когда он сказал:
        – Я не брал письмо, мне его отдали за день до бала.
        Джун уронила голову на руки и протянула:
        – О не-е-т… Так и знала, что ты ни за какие деньги мира не стал бы копаться в моей мусорке… – Она осеклась. – Постой, ты собирался письмо со мной обсудить в библиотеке?!
        Тони кивнул.
        Джун взбила волосы на затылке и оперлась локтями о стол, пряча горящее лицо в ладонях. Выходит, поговорили бы тогда нормально – избежали бы ссоры… А может, и нет. Легко сейчас судить на здоровую голову.
        – Я до сих пор храню красную коробку, в которой ты подарил мне видеокамеру, – пробормотала она и улыбнулась. – Это был волшебный момент, правда?
        – Правда… – Серый взгляд задержался на ее губах, и она, как всегда, затаила дыхание, провалившись в туман. – И что ты с ней сделала?
        – ..? С кем?
        – С коробкой.
        – Складирую в ней памятные мелочи. Запонки Криса тоже там лежали. Не знала, как бы вернуть и не выглядеть воришкой.
        – А зачем ты с ним, кстати, встречалась? Что он хотел?
        – Чтобы я позвонила Мел.
        – И? Ты позвонила?
        – Нет еще. Не представляю, как это – внезапно набрать ее номер и сказать привет.
        Тони достал банковскую карту из внутреннего кармана, где лежало заодно и ожерелье Иден, и подозвал официанта, чтобы расплатиться.
        – У меня есть предложение получше. Как ты смотришь на то, чтобы завтра начать свидание №46 в самолете, а продолжить во Флоренции?
        Джун ахнула, воодушевленная:
        – Какой ты спонтанный сегодня! Думаю, это будет грандиозно.
        Вторник, 20 декабря. Свидание №46
        Тони
        Флоренция встретила ярким холодным солнцем. Живописные виды Тосканы, старинная южная архитектура, громкая итальянская речь… Когда-то Иден каждый год летала в Италию, даже имя Тони выбрала в честь итальянца – Антонио Вивальди, композитора. Ее любимым концертом из «Времен года» была «Зима»… А Тони любил «Лето».
        Забавное совпадение.
        Джун каждую минуту дергала его за рукав и восторгалась разными мелочами. Ей здесь тоже нравилось. Но предстоящая встреча с Мел омрачала светлый день. Тони поверить не мог, что ему раньше не рассказали о ее болезни. То есть, она могла умереть, как будто и не было ее в их общей жизни? Это разве нормально? Поведение Паркеров не укладывалось в голове. Хорошо, хоть Крис одобрил план навестить Мелани, и сейчас айфон отозвался смс-кой.
        «Она отправилась в собор Санта-Мария-дель-Фьоре, посмотреть на часы Уччелло. Первый ее выход из дома, так что осторожно, не напугайте».
        Мел и правда нашлась в соборе. Она сидела на раскладном кресле у колонны из темного мрамора, глядя на большие часы, которые шли против часовой стрелки, а сердцевина циферблата была такой же насыщенно-голубой, как ее глаза. Тони помнил их напуганными. Последнее воспоминание о ней.
        Рыжие волосы Мел были собраны в аккуратную косу, колени прикрыты пледом. Рядом с ней стояла молодая женщина лет двадцати пяти. Врач, скорее всего.
        – Минут через десять пора домой, – сказала по-английски незнакомка.
        Джун сильнее сжала его руку. Нервничала. Прочистив горло, она громко сказала:
        – Простите, что без предупреждения. Проходили мимо, решили поздороваться.
        Мелани в замешательстве огляделась, и ее брови взлетели вверх.
        – Джун! Тони!!! Откуда вы взялись?! Анна, все хорошо, это мои друзья. – Мел сжала руку, которую помощница в защитном жесте положила ей на плечо, и представила: – Анна – мой физиотерапевт.
        Джун бросилась к Мелани, осторожно обнимая, а Тони ограничился вежливой улыбкой:
        – Отлично выглядишь, Мел.
        – Да уж! – усмехнулась она бледными губами, убирая косу за спину. – Придется отчитать Криса за длинный язык. Я надеялась сохранить свою тайну хотя бы до июня, пока не станет ясно, прижилось ли сердце. Не хотела никого обременять… Тем более в такое тяжелое для вас время. Я имею в виду Фрэнка…
        Повисла пауза. Молчание о тех, кого больше нет.
        Бэмби нарушила тишину первой. Порылась в рюкзаке, вытащила плоский футляр и протянула давней подруге.
        – Я привезла тебе подарок. С наступающим Рождеством, Мел.
        – Спаси-и-бо, – обрадовалась та и сразу открыла, замерев в восхищении: – Какая красота! Странным образом напоминает ворота Иден-Парка, не так ли? – Она потрогала украшение и растрогано добавила: – Вы даже не представляете, как я рада вас видеть. С удовольствием пригласила бы вас к себе домой, но там жуткий бардак. А кроме того, не могу долго разговаривать, устаю. Только Анна и может выносить мой скверный характер. Мы живем вместе.
        То, что между Мел и Анной были более теплые отношения, чем просто между пациенткой и физиотерапевтом, для Тони стало очевидным сразу, а Джун, сбитая с толку, задумчиво прищурилась. Через пару секунд ее осенило, болотные глаза расширились – и она зависла, уставившись на часы Уччелло.
        – Мы всего на пять минут, не беспокойся, Мелани, – перетянул на себя внимание Тони.
        – Мы… Значит, вы теперь вместе. – Мел с пониманием посмотрела на него: – А-а, вот оно что. Ты ей ничего не рассказал.
        – О чем? – встрепенулась Джун, стараясь осознать новую реальность, в которой Мел встречалась с девушкой по имени Анна.
        – Это я когда-то взяла письмо из твоей мусорки.
        Джун снова в шоке посмотрела на часы, как на оракула, и через долгие мгновения ошарашенно спросила:
        – Зачем?
        Мелани виновато опустила взгляд.
        – Джун, ты… дело в том, что ты была моим первым серьезным увлечением. Я переживала за тебя, хотела помочь и напортачила. Прости меня. – Ее голос звучал хоть и с легкой грустью, но умиротворенно. Сейчас в Мелани не чувствовалось страха, будто весь он остался в старом сердце.
        Джун стойко приняла чужое признание.
        – О-о, Мел. Ты должна была рассказать мне обо всем, – растроганно ответила она, и Тони в который раз восхитился, насколько сильной была Бэмби. Он удивлялся иногда, откуда в ней сопереживание ко всему на свете, учитывая, через что ей пришлось пройти в прошлом.
        Как вообще можно не любить Джун? Она же как лето. Все любят лето. Кроме тех, у кого аллергия на жару. И кроме Нэнси Паркер.
        – Да, должна была, – согласилась Мелани. – А вместо этого показала письмо маме, ожидая помощи, но она, наоборот, запретила всей нашей семье общаться с тобой. Сейчас это звучит по-детски, но тогда мне казалось, что я разрушила твою жизнь.
        – Так вот что ты делала в спальне Тони, да? Ты отдала ему письмо.
        Мел кивнула, и Анна сжала ее плечи в знак поддержки.
        – Кстати, а ты выяснила, за что твоя мать ненавидит Джун? – спросил Тони.
        – Да, кое-какая теория появилась, – оживилась Мелани. – В конце лета Олсен серьезно поссорилась с мамой, потому что отказалась работать в солидном лондонском издании и создала свой блог об отношениях. Мама наговорила много гадостей, и Олсен из принципа начала раскапывать ее прошлое. И знаете что? Мама сделала аборт, когда училась в Нью-Йорке. А с кем она там училась?
        – С Фрэнком, – ужаснулась Джун.
        – Да. А еще с твоим отцом. Фрэнк не был бабником, а вот Ллойд Эвери вполне подходит на роль кандидата. Это единственное объяснение. Письмо-из-мусорки словно взорвало бомбу, я никогда не видела маму настолько невменяемой. Она повторяла, что кровь Эвери – это яд, что вы неспособны любить и теория о брате Джун – ложь. Что Тристан угробил Глорию, а Ллойд – всех женщин, которые его любили. Мама не могла спать целую неделю. Она поэтому и поругалась с Фрэнком на Летнем балу. Не смогла смириться. Когда Олсен узнала об аборте, то мне стало ясно, что значила давняя мамина истерика. Она ревновала, буквально изводилась ревностью к женщине, которую любил Ллойд Эвери и к которой собирался уйти перед смертью. Какая-то незнакомка получила то, о чем в юности мечтала моя мама. Уверяю вас, если бы та женщина в тот момент пришла к нам домой, мама убила бы ее не раздумывая.
        – О-хре-неть.
        Мелани вздохнула:
        – Да-да. Вот вам и леди Паркер.
        Спустя час они вдвоем стояли в арочном проеме на мосту Понте-Веккьо. Малышка Бэмби ела малиновое мороженое, а Тони обнимал ее со спины и смотрел на тихую лазурную воду, на размеренно плывущую гондолу, и на тесные ряды высоких кирпично-желтых домов, которые тянулись по берегам канала. Мост был полностью крытым, застроенным сувенирными лавками, и Тони точно помнил, что здесь есть хороший ювелирные магазин.
        Чем бы Джун отвлечь минут на десять?
        Но мысли сбивались, возвращая к главному вопросу: кого любил Ллойд Эвери?
        Джун доела мороженое и спустя минуты две наконец устала облизывать ложку. Он забрал у нее пустой бумажный стакан и сунул в карман ее рюкзака, который висел у него на плече.
        – Ну что, идем? Может, кофе хочешь? – спросил Тони, прикидывая, как бы незаметно пробраться в ювелирный.
        – Нет, давай еще немного здесь побудем. А потом на гондоле покатаемся, вон той, красненькой.
        – Конечно, Бэмби, мы не спешим. Полетим домой завтра.
        Она накрыла его руки своими, прислонилась затылком к его груди, и он поцеловал ее в висок.
        – Никогда бы не подумала, чем все обернется. Незадолго до смерти папа обещал, что возьмет меня с собой в Европу… Его нет, а я все равно в Европе.
        И оно вспыхнуло перед глазами, сложилось, прямо здесь, на самом старом мосту во Флоренции. Озарение. Земля из-под ног ушла на миг, потому что это же так очевидно, Господи-боже-ты-мой!
        Тони от неожиданности уставился на вон ту красненькую гондолу, плывущую под мост, а потом сжал плечи Джун и повернул ее к себе, надеясь, что она прочтет его мысли, потому что сам он не мог заговорить от обрушившегося на него открытия. Его горячей волной обдало, стало душно, хоть ты в воду прыгай, чтобы охладиться и прийти в себя.
        – У тебя нет брата, – наконец выпалил он, пожирая Джун глазами, как дракон.
        – Спасибо, что напомнил.
        – У тебя нет брата, потому что у тебя есть сестра. – Он перевел дыхание. – Ее зовут Фрейя Синклер.
        Он рассмеялся от облегчения. Бо-о-О-же, наконец-то решил задачу, чуть не поседел от усилий.
        – Ты хорошо себя чувствуешь? – нахмурилась Джун и деловито приложила ладонь к его лбу.
        – Я великолепно себя чувствую! А-ха-ха-х! Чертов Ллойд Эвери, ловелас всех времен и народов! Ты себя изводила за то, что соврала отцу в последнюю минуту его жизни, а он и сам соврал о сыне. Может, из опасения за жизнь Фрейи напустил тумана, а может, твоя мать не так поняла.
        Джун вглядывалась в него своими бездонными глазищами, и постепенно отрицание в них сменилось сомнением.
        – Всё сходится, – настаивал он. – Братья Эвери общались. Тристан и Роджер Синклер тоже активно общались, особенно в последние месяцы перед трагедией.
        – Да, точно…
        – Тристан летел в Штаты, чтобы забрать своего брата Ллойда, который решил переселиться в Европу. Тебя тоже собирались взять с собой, скорее всего, раз отец заводил разговор об этом. Он тебя морально готовил. Планировал перебраться на другой континент, к любимой женщине, и имя ей – миссис Синклер… как там ее имя?
        – Ванда, вроде бы. Так маму Фрейи зовут.
        – Супер. А папу Фрейи зовут Ллойд, готов спорить на что угодно. Роджер Синклер устроил крушение самолета, потому что ревновал свою жену, думая, что у нее роман с Тристаном и она собирается сбежать с ним. Он же явно чувствовал, что они за спиной что-то мутят.
        – Ничего себе… Получается, Кролик Роджер убил невиновного?
        – Да. Зато твоя мать по роковому совпадению попала в цель, и Ванда Синклер осталась с мужем. Но, в любом случае, это лишь теория. Правду нам расскажет твоя сводная сестра.
        У Джун ослабели ноги, и Тони крепко обнял ее, сминая бежевое пальто на ее спине.
        – Но мы с Фрейей совсем разные.
        – Протестую. Она меня с первой встречи зацепила чем-то. Я все думал: откуда ощущение, будто мы встречались раньше? Списал на то, что она внешне слегка напоминает Мел. А она на тебя похожа. Повадками, тембром голоса. Я тебя и в темноте узнаю. Логично, что и в другом человеке узнал.
        – Нет, и всё-таки ты ошибаешься.
        – Тогда какого черта она забыла в наших краях?
        – Учиться приехала?
        – Нет, Бэмби, она приехала, чтобы познакомиться с тобой. – Тони бережно отвел кудрявую прядь с ее щеки и заключил: – Фрейя всё знает.
        Глава 22
        Четверг, 22 декабря. Иден-Парк. Свидание № 48
        Джун
        Тони прав. Черт побери, он прав!
        Джун жадно следила за каждым движением Фрейи, и та испытывала неловкость от столь пристального внимания, то и дело одергивая рукава бежево-голубого кардигана, надетого поверх скромного винтажного платья.
        – Все в порядке, Джун?
        – Да. Рада, что ты смогла приехать.
        – Спасибо, что пригласила. – Гостья взяла леденец с миниатюрного серебряного подноса и повертела, разглядывая. – Как у вас с Тони дела?
        – Прогрессивно. После упорных попыток мы все-таки сошлись характерами, – улыбнулась Джун. – Он минут через пять вернется, с другом… Кайден Хёрст, может, помнишь. Он сплетни в «My Daily Mail» публикует.
        Фрейя насторожилась.
        – А для чего здесь журналист? Что происходит? О нет, только не говори, что вы хотите вытянуть из меня данные об отце, это низко с вашей стороны!
        Она поднялась, метая молнии. «Почерк» тяжелого взгляда был до боли знаком. Джун часто видела его в зеркале. Внешне Фрейя была вылитая мать, Ванда Синклер. А внутри сидела классическая Эвери.
        Раздались голоса, и в небольшую гостиную, в которой они уединились, вошли Тони и Кайден.
        – Добрый день, – поздоровался Кай.
        – Добрый. Но вы опоздали. Я ухожу. – Фрейя схватила свою сумочку и гордо прошествовала мимо них.
        – Подожди, – окликнула ее Джун. – Разреши хотя бы представить вас как следует. Фрейя, это Кайден, сын Глории Макгрегор и Тристана Эвери. Он твой двоюродный брат по отцу. По настоящему отцу.
        Прием внезапности сработал, и Фрейя споткнулась. Ошарашенно, с долей недоверия она посмотрела на Кайдена, а затем перевела обреченный взгляд на Джун и тихо, укоризненно сказала:
        – Я же просила оставить все, как есть. Не искать меня.
        Она бросила сумочку на пол, и Кайден галантно подобрал чужое добро. Почти герой. Даже приоделся по такому поводу, пришел в повседневном стильном костюме, без грязи и кровавых разводов.
        – Как ты узнала? – спросила Фрейя.
        – Тони догадался.
        – И что вы хотите? Информацию?
        Джун замотала головой.
        – Нет, нет. Мне ничего не нужно. Я просто… – она проглотила ком в горле, – мне хотелось посмотреть на тебя. Убедиться, все ли у тебя хорошо. Расспросить о нашем общем отце.
        Фрейя сделала шаг к обитому зеленым бархатом креслу, буквально рухнув в него, и непререкаемым тоном произнесла:
        – Моего единственного отца зовут Роджер Синклер.
        – Соболезную, – с сарказмом ответил Кай. – Есть слух, что он убийца. Он устроил крушение самолета, на борту которого находились мои родители.
        – Клевета, – уверенно ответила Фрейя.
        Джун, сбитая с толку, приосанилась:
        – Погоди, то есть, ты на стороне Кролика?
        – Да.
        – Но тогда… зачем же ты приехала в Эдинбург?
        – Чтобы испортить тебе жизнь.
        – Что-о?!
        Фрейя посмотрела вопрошающе, умоляя о снисхождении:
        – В прошлом году мама призналась, кто мой настоящий отец. Она надеялась, что я разделю ее утрату, а во мне душа перевернулась, потому что я Ллойда Эвери на дух не переносила.
        Слова Фрейи обожгли, и Джун поморщилась. Она-то надеялась, что хотя бы в другой семье все были счастливы.
        – Роджер знает, что ты не его родная дочь? – спросил Тони.
        – Да, конечно…
        …Оказалось, когда-то сразу после замужества у Ванды Синклер случился короткий сумасшедший роман с Ллойдом Эвери, в Италии во время чемпионата по мотокроссу, всего через год после рождения Джун.
        Ванда забеременела.
        В тот период Роджер начинал подниматься по политической лестнице в Вестминстере, поэтому проглотил предательство и оставил все, как есть. Когда родилась Фрейя, отчим привязался к ней, и отношения в семье наладились. Но спустя восемь лет, на Рождество, Ллойд снова вернулся в жизнь Ванды и узнал о существовании второй дочери.
        – В тот год Роджер работал на праздники, и его место за столом занял чужой человек. Мама сказала, что это наш с ней маленький секрет, «просто друг приехал в гости, папе знать не обязательно». Милый друг, ничего не скажешь… С тех пор он всегда прилетал на Рождество.
        Спустя несколько лет Ллойд заявил, что больше не может жить вдали от Ванды. Он вознамерился подать на развод и забрать Джун в Италию. Ванда согласилась и организовала побег. Тристан в этой истории встал на сторону влюбленных, он помог Ванде купить дом в Италии и вызвался доставить туда своего младшего брата Ллойда, который наконец-то решил остепениться. Пользуясь случаем, Тристан взял на борт самолета и Глорию, чтобы провести с ней небольшой отпуск в Калифорнии.
        Казалось, что все шло идеально, но увы – планы рухнули в один день.
        – Мама до сих пор винит себя в том, что случилось. У нее не хватило смелости, чтобы приехать в Эдинбург и посмотреть тебе в глаза, Джун. А у меня хватило… Но чем больше я тебя узнавала, тем сильнее восхищалась тобой, гордилась, привязывалась. Знаю, месть – это не лучший повод начать отношения, но дай мне шанс. Мы никогда не сможем стать сестрами, потому что я не считаю Ллойда отцом, но я хочу быть твоим другом. Моя мама не виновата, что влюбилась в плейбоя, который годами не мог определиться, чего хочет. А Роджер не виноват, что проклятый самолет рухнул в океан. Вы ведь не первые, кто его обвиняет, конкуренты тоже пытались повесить на него это дело, правда, безуспешно.
        – Но мотив у твоего отчима был. Он мог заподозрить, что твоя мать собирается сбежать с Тристаном, – сказал Кайден, однако Фрейя отвергла эту версию:
        – Нет, исключено.
        – Почему ты так уверенно об этом говоришь?
        – Потому что я не сохранила секрет мамы и рассказала Роджеру о «милом друге», который приезжал на Рождество. И знаешь, что он ответил? Я рад, что вы не скучали… С тех пор он каждый год проводил рождественские праздники вне дома, давая возможность собственной жене встречаться с другим, а мне – видеть генетического отца, который вызывал у меня лишь презрение.
        – Но ведь Ванда собиралась уехать тайно, значит боялась мужа…
        – Она боялась грязного бракоразводного процесса. Мама хотела сначала перебраться в Италию, а затем подать на развод. Ей казалось, что Роджер не отпустит ее… Но я уверена, что он бы отпустил – при условии, что я останусь с ним… В любом случае, после смерти братьев Эвери они стали жить раздельно. Мне тогда было тринадцать лет, и я не могла найти ни одной причины, почему родители превратились в чужих людей. А год назад всё встало на свои места, когда мама рассказала правду.
        Кайден скептически отнесся к слова Фрейи.
        – Ты придумала эту басню, чтобы выгородить отчима, – заявил он.
        – Можешь верить во что угодно и сражаться с ветряными мельницами. Но твои родители, скорее всего, погибли случайно. Считай это проклятием братьев Эвери.
        – Хм-м, зловеще звучит, – задумчиво произнес Кай. – Но ветряных мельниц в этой истории нет. А вот кто-то, устроивший катастрофу, есть. И пока я не найду ответ, спать не смогу. Подобная зацикленность у меня от Макгрегоров. Тони такой же. Да, братишка?
        – Так точно, – подтвердил тот. – Но если у Роджера не было мотива, то у кого он был?
        – У кого-то очень жестокого, – сказала очевидное Джун. – Моя мама выстрелила, находясь в состоянии аффекта, но здесь другое – детальность и холодный расчет.
        – Не каждый человек готов терпеть измены, как мой отец, – продолжала защищать Кролика его падчерица. – Тристан Эвери был женат. Что насчет его вдовы?
        Кай возразил:
        – Она тихая, хрупкая женщина, траур до сих пор носит. У нее ребенок на руках остался, да и денег у Тристана было немного, он жил в кредит. Какая ей выгода?
        – Слышал бы ты, как эта «тихая женщина» кричала на свою дочку, Сару. Девочка, конечно, не подарок, но мать меня насторожила. Что-то не так с этой Розой Брин, – подала голос Джун и вздрогнула, вспомнив холодный пронизывающий взгляд этой притворщицы.
        – У нее нет мотива, – настаивал Кай.
        – А ревность? Чем не мотив. Боль обманутой женщины нельзя неооценивать. Вспомни хотя бы о моей матери… Она ведь даже стрелять не умела.
        – Нет, не подходит. Отношения Тристана и Глории были притчей во язытцех в «высшем свете», Роза не могла не знать о постоянной любовнице будущего мужа.
        – А что если все-таки не знала? – с сомнением спросил Тони, и Кай нахмурился, задумавшись.
        – Кстати, в доме Эвери держали в плену лесного кота, вымирающий вид… Между прочим, подарок заботливого дяди Роджера. Да-да, Фрейя, твой прекрасный отчим – браконьер, – заявила Джун.
        – Не может быть! Он обожает котов.
        – Каких? Приготовленных во фритюре?
        В комнату вошел Генри, сообщая, что обед подан, а Фрейя забрала свою сумку у Кайдена, достала телефон и набрала номер. Ей ответили сразу, и она произнесла радостно:
        – Привет, пап! Нет-нет, все хорошо. Есть минута? А, совещание… тогда я позже перезвоню. – Но неразборчивый мужской голос настоял, что минута найдется, и Фрейя спросила: – Скажи, пожалуйста, зачем ты отвез в семью Тристана Эвери лесного кота?.. Э-э-м, нет, это не просто разжиревший кот, а вымирающий вид…
        Мужской голос зазвучал бодрее.
        – А ты проверял, как он поживает?.. Вот оно что. Я тебе потом все объясню. Пока.
        – Ну и? – затаив дыхание, спросила Джун.
        Фрейя победно приподняла подбородок и скрестила руки на груди, все еще сжимая телефон.
        – Дело было летом. Кот хромал на одну лапу и чуть не попал под машину. Водитель подтвердит. Папа в тот день решил навестить семью Эвери в Абердине, чтобы отдать им кое-какие важные документы Тристана, которые нашел в архиве. По прибытии он собирался вызвать ветеринара, но вдова Тристана, любезная Роза Брин, пообещала позаботиться о животном. С тех пор папа не интересовался судьбой кота, у него предвыборная кампания на носу.
        Вскинув брови, Джун воззрилась на Кайдена и заключила:
        – Женщина, которая сажает лесного кота на цепь и надевает на него розовый намордник, способна на всё.
        – Ничего себе, – присвистнул Кай, а Тони пробормотал:
        – Похоже, Кролик Роджер снова выйдет сухим из воды.
        – Зато Роза Брин – по уши в дерьме.
        Тони
        – Ллойда убила жена, и Тристана тоже – вероятно – убила жена. В один и тот же день. Они сговорились, что ли?! Клуб первых жен какой-то, – быстро пережевывая сырые брокколи, размышлял Кайден. Сегодня он опять был веганом. – Нет, вы представляете себе такую картину?!
        Тони вполне представлял. Чего только не бывает. Например, он сидел за столом на месте Фрэнка, хотя еще пару месяцев назад это показалось бы кощунством; Эдинбургский замок уже тысячу лет стоял на вершине потухшего вулкана и ничего, держался; у Роджера Синклера, чертового консерватора, подкаблучника и любителя котов, были все шансы стать премьер-министром Великобритании, а Джун снова вернулась в Иден-Парк, утром ее вещи перевезли. Так что все в этой жизни возможно.
        – Ты какой чай любишь? – с детским энтузиазмом допрашивала сводную сестру малышка Бэмби.
        – Желтый, из Китая. «Серебряные иглы с горы Цзюньшань», – и Фрейя повторила название на китайском.
        – О. Я такого даже не знаю, – сникла Джун. – А фильмы какие смотришь?
        – Психологические триллеры нравятся.
        – Мне космическая фантастика… А цветы?
        – Магнолии.
        В глазах Джун блеснули болотные огни.
        – Мои любимые. Напомни, чтобы я показала тебе магнолию Иден в апреле, когда она начнет цвести.
        Тони слушал и умилялся. Ему было хорошо. Он радовался, что смог вычислить Фрейю и что она оказалась адекватной девчонкой. Радовался, что послезавтра завещание прочитают и отдадут письма. А весной шоколадки «Forever For Every» появятся, чтобы у Бэмби больше никогда не закончились запасы и при этом не начался диабет – все рецепты с минимальным количеством сахара.
        – Мистер Андерсон, сэр, – обратился к нему вошедший Генри. – У ворот Крис Паркер, впустить его?
        – Да, будьте так любезны, уважаемый Генри, – закатил он глаза, отвергая привычку дворецкого соблюдать этикет при гостях.
        Крис появился в неожиданном амплуа: помятый, волосы вихрами. Рукав черной рубашки надорван. Джинсы на коленях в пятнах, будто Крис вымаливал у богов прощение за грехи.
        – Добрый день, – с невозмутимым видом поздоровался он.
        – Привет. Присоединяйся, – предложил ему Тони. – Есть сырые овощи, а также нечто, вроде холодца… не спрашивай, Генри сказал, что это чистый коллаген. Ах, да, еще суп из чечевицы, но мы его уже съели.
        – Прекрасно, – одобрил Крис, усаживаясь за стол.
        – Ты в порядке? – робко спросила Джун, и Паркер вежливо улыбнулся, повторив:
        – Прекрасно, – а потом внимательно посмотрел на Тони, сообщая без слов, что всё прекрасно-наоборот.
        Джун
        Звякнул смартфон. Смс-ка от Холли.
        «Паркер-большие-амбиции сорвал нам репетицию в клубе и отделал Саймона, как отбивную. Я только из неотложки вернулась. Саймон в порядке, оклемается через пару дней. Сиенна с ним. Кажется, у них серьезно. P.S. Cкоро я постигну дзен и начну петь а капелла».
        Джун с сожалением взглянула на Криса, который с отстраненным видом жевал миндаль. Очевидно, Сиенна призналась, что изменила. И в такую морально тяжелую минуту он приехал именно сюда, в Иден-Парк. К Тони…
        Она прочистила горло и послала многозначительные взгляды Фрейе и Каю, мол, пора бы и прогуляться, дать гостю возможность выговориться.
        Втроем они вышли на задний двор. Погода стояла пасмурная, но тихая. Помахав Элизе, которая прогуливалась с маленьким Фрэнком в Изумрудном саду, Джун втянула полные легкие свежего воздуха, такого же кристально чистого, как реальность, и шумно выдохнула.
        Без груза мрачных мыслей дышалось легко.
        Джун достала варежки из кармана, но засунула их обратно и, подумав, молча протянула руку Фрейе – и та широко улыбнулась, сжимая ее пальцы, и, в свою очередь, протянула руку Каю. Он, будучи истинным циником и самым старшим здесь, сначала хмыкнул, но потом принял предложение.
        Они просто стояли, взявшись за руки, и дышали. Жили.
        – Это она? – спросила Фрейя, кивая в сторону магнолии Иден.
        – Да.
        На дереве сияла рождественская гирлянда, оплетая аккуратно обрезанные ветви. Джун показалось, что мерцающие огни подмигивают ей. И если бы сейчас ее спросили: какие у тебя планы на жизнь – она бы, ни секунды не сомневаясь, ответила:
        – Я стану хозяйкой Иден-Парка.
        В конце концов, плох тот дементор, который не мечтает о рае.
        Тони
        – Она вернулась ко мне и приняла предложение, потому что повелась на уговоры моей матери.
        Крис оперся локтями о стол, потер лицо ладонями, сверкая сбитыми костяшками, и усмехнулся.
        – Оказывается, нет никаких «мы» и не было никогда. Она хотела статус моей жены и чтобы я ослеп, пока она ходит налево. За кого она меня принимала? За идиота?
        За Роджера Синклера, подумал Тони. Тот годами притворялся слепым, чтобы жена не ушла. А в итоге все равно живет один и работает по праздникам. Для Тони, который вырос в любящей семье, подобное потокание чужим изменам казалось бессмысленной растратой ресурса. Так что он отлично понимал позицию Криса. Если бы Джун изменила, Тони бы тоже не простил. Он бы улегся под магнолией Иден и умер.
        На прошлой неделе Сиенна обвиняла Джун во всех грехах человечества, считая вавилонской блудницей, а сама переспала с первым встречным панком-гитаристом, пока ее жених искал хорошего сексолога… Наверное, специалист может помочь, если у людей любовь, но Сиенна никогда не любила Криса. Тони еще в школе это ясно видел, а Крис верил в сказку о благородном рыцаре и даме сердца.
        На то он и Принц Паркер.
        В кармане завибрировал айфон: Люк. Спохватился, светоч медицины, сто лет не прошло. Видно, с девчонкой из инстаграма не сложилось.
        Тони сбросил вызов, внес номер в «черный список» и предложил Паркеру:
        – Останься у нас, куда тебе в таком состоянии. Открою бар Фрэнка.
        Крис уныло посмотрел на яблоко, которое лежало перед ним, и на пригоршню миндаля.
        – Я не пью алкоголь даже в дни потерь. Но от нормального ужина не откажусь.
        – Вот и славно.
        Тони выглянул в широкое окно столовой, зная, что где-то там сейчас бродит Джун, и сцепил руки на затылке, прикрывая глаза.
        В Иден-Парке всегда жило стойкое ощущение чуда перед Рождеством. Тони думал, что оно уйдет вместе с Фрэнком, но нет. Оно витало в воздухе, проникало в кровь. Шептало, что магия реальна. Вот же она, выгляни в окно. Видишь, Тони? В твоей жизни в декабре наступило лето.
        Он открыл глаза – и увидел силуэт Джун. Она направлялась вверх по холму в сторону Речных садов вместе с Фрейей и Кайденом, но вдруг остановилась и оглянулась. И хотя она была слишком далеко, чтобы разглядеть ее черты лица, Тони был уверен, что она сейчас улыбается.
        Ему улыбается.
        Потому что знает, что он тоже смотрит на нее.
        Глава 23
        Суббота, 24 декабря. Свидание №50. Сочельник
        Джун
        Тони был прекрасен, когда спал… И когда не спал, впрочем, тоже, поэтому меньше лирики, больше дела. Сочельник на носу.
        Часы показывали 7:30. Джун осторожно выбралась из кровати и, сладко потянувшись, на цыпочках, мелкими перебежками добралась сначала до уборной, а потом шмыгнула в ванную комнату, которая у Тони была не очень просторной, зато душ отлично работал, без сбоев.
        Рождественская ярмарка, которую Джун пропустила из-за ссоры, на прошлых выходных прошла удачно, и поместье буквально ломилось от яств. Оставалось проверить, все ли стратегически важные подарки разложены под огромной елкой в большой гостиной, не разбиты ли чужие кубки, а главное, что там с коликами у маленького Фрэнка?
        Джун включила воду и сбросила короткую ночную сорочку, улыбаясь.
        Несомненно, день будет поистине велико-ЛЕ-е…!
        – Тони!!! Напугал! – взвизгнула она и схватила махровое полотенце, чтобы прикрыться. – Надоел появляться из полутьмы. И кто тут еще демон?
        Равнодушно приняв упрек, Тони проверил температуру воды и сделал ее прохладнее. От подобной супернаглости Джун недоверчиво усмехнулась.
        – Эй! Я первая сюда пришла!
        – Я первый с конца.
        – Ты совершаешь рейдерский захват, это нечестно!
        – Какой ужас, меня замучает совесть, – покаялся он и снял футболку, заставляя Джун вспомнить о том, что такое энтонизм и каковы физические основания у этого культа.
        – У меня море дел сегодня, – отстаивала она право на душ.
        – У меня тоже.
        – У меня больше.
        – Х-м-м… что же нам делать? – Он вопросительно вскинул темную бровь и стянул пижамные штаны.
        Джун тяжело сглотнула.
        – Ты моешься в ледяной воде, я отказываюсь мерзнуть вместе с тобой.
        – А если так? – Он протянул руку к регулятору и сделал теплее. – Пойдешь на компромисс, Бэмби?
        – Ну-у, в принципе… сэкономим воду, спасем природу, – бормотала Джун, разглядывая шедевр кубизма на мужском прессе и ступая в душевую вместе с полотенцем.
        – Всегда уважал твои принципы, – вздохнул Тони, закрывая за ними раздвижную стеклянную дверь, и отобрал у Джун полотенце.
        …В итоге природу они не спасли, воды израсходовали немеряно, сил тоже. Когда они наконец спустились на первый этаж, на часах было уже 10:00.
        Поверенного ожидали к 16:00, в 17:30 начнется официальный ужин, а до тех пор Джун носилась по поместью, как бешеный гепард. Но у гепарда хвост есть для равновесия, а у Джун нету, предок человека его миллионы лет назад потерял – поэтому она то и дело налетала на кого-нибудь по дороге куда-нибудь.
        Когда в обед она торопливо поднималась по бетонным ступеням на террасу из Изумрудного сада и увидела в холле для приемов Чейза, то не сразу поверила глазам.
        – Чейз!!! О боже!
        Но ее опередил Тони, закричав еще громче:
        – Йетти! О боже! – И первым добрался до гостя, пресекая попытку Джун запрыгнуть на старого друга и напоминая, что отныне прыгать она имеет право только на него.
        – Откуда ты взялся, Чейз?! Я сплю? Ущипните меня.
        – Тони пригласил.
        – Какой ты скрытный, однако! – похвалила она своего лучшего-в-мире-парня.
        Неожиданно в поместье начали прибывать многочисленные гости, которые отмечали Сочельник в Иден-Парк во времена Фрэнка. Мистер Уиллоби, глава ветклиники, тепло поприветствовал Джун и сказал, что будет рад видеть ее среди своих сотрудников после выпуска.
        – Тони сказал, ты об этом мечтала.
        Джун давно переросла школьную мечту работать у мистера Уиллоби, но предложение пролилось елейным маслом на ее попранную гордость.
        – Спасибо, я подумаю, – растрогано ответила она, умолчав о том, что из универа ее, скорее всего, выгонят еще до начала нового семестра.
        «Минус один» в статистику вранья, «плюс один» – к вежливости.
        Когда явился мистер Кларксон, Тони и Джун, не сговариваясь, зажали его в углу и минут десять доказывали, что выполнили условие Фрэнка и если Кларксон не даст положительного заключения, то они снова запишутся к нему на терапию и будут испытывать его терпение до конца дней.
        Психолог осуждающе покачал головой, поправил уголок красного платка в верхнем кармашке клетчатого пиджака, но так ничего и не сказал, кроме: «Кхм». Он выхватил дольку лимона из чужого стакана, который забыли на столике, и натирая руки, отправился к мистеру Уиллоби.
        – Что ж. Мы сделали всё, что смогли, – вздохнул Тони. Он чмокнул Джун в нос и вернулся к обязанностям хозяина, а она следующие пару часов только и восклицала: о боже, Холли! Мистер Беккет, миссис Беккет!
        А потом:
        – Кайден, неужели ты не работаешь сегодня?!
        – Сам удивился.
        – Давай познакомлю тебя с Холли, поможешь ей дом из имбирного печенья украсить помадкой и сахарной пудрой.
        Чейз уснул, уставший после перелета: он из Аргентины вернулся – поэтому Холли сражалась с имбирным домиком одна.
        – Холли… Беккет? – оживился Кай. – Показывай, куда идти.
        В доме и в саду играла музыка, гости продолжали прибывать, и Джун уже охрипла от восклицаний к тому моменту, когда увидела в холле Фрейю.
        – Я думала, ты в Лондоне отмечаешь, с мамой!
        – Она приехала ко мне. Вон она, прическу у зеркала поправляет. Тони нас пригласил.
        Сердце трепыхнулось.
        Джун ожидала увидеть эффектную диву, вроде Бейонсе, но Ванда оказалась невысокой, худощавой, на первый взгляд обычной русоволосой женщиной. Однако ее глаза… у нее были чудесные, ясные голубые глаза, в которых эмоции читались легко. Она произнесла в волнении:
        – Здравствуй, Джун, – и добавила тихо: – Как же ты на него похожа… Он столько рассказывал о тебе. Кажется, я с тобой давно знакома.
        Джун протянула гостье обе руки, и та пожала их. Они замолчали, разделяя печаль по утраченной любви, у Ванды – к мужчине, у Джун – к отцу.
        – Прости меня, пожалуйста, – сдавленно сказала миссис Синклер. – Я не хотела, чтобы всё так закончилось.
        Джун мимолетно улыбнулась, возражая:
        – Ну что вы, какое закончилось? Всё только начинается.
        Чтобы отвлечь гостью от скорби по прошлому, Джун отправила ее на помощь взмыленному Генри, который занимался подготовкой небесных инсталляций. Небо было затянуто тучами, но световые дроны напомнят о том, что звезды всегда там, над нашими головами, стоит лишь остановиться на мгновение и посмотреть наверх.
        До собрания с поверенным оставалось минут десять, когда на первый этаж спустился Крис, с влажными непричесанными волосами, в спортивном костюме Тони.
        Паркер с четверга находился в доме и в основном спал.
        – Привет, – с обычной улыбкой на бледном лице поздоровался он и пояснил: – Поеду домой, переоденусь. У Тони нет моего размера смокинга. И кстати. Спасибо, что вернула запонки.
        У Джун щеки вспыхнули от стыда, она загорелась от ступней до макушки, и вальяжно уперев одну руку в бок, второй махнула:
        – Ерунда! Не стоит благодарности.
        – Расслабься, я знаю, что ты их не брала… О, вот и катастрофа бежит. Посторонись, честной народ! Майлз на полной скорости, – снисходительно-насмешливым тоном произнес Крис и отступил, давая дорогу Уитни, которая объявила, запыхавшись:
        – Пора, Джун! Все в сборе. Поверенный просил позвать тебя.
        – Да-да, иду… Увидимся за ужином, Крис.
        Уитни вздрогнула и в замешательстве отпрыгнула на шаг.
        – Ой, мамочки, Паркер! Не узнала тебя без глянцевой упаковки.
        Но Принц проигнорировал чужое замечание.
        – До встречи, Джун, – чопорно ответил он и направился к выходу, а Уитни нахмурилась.
        – Что это с ним?
        – Ему сердце разбили.
        – Сердце? Оно у него есть?!
        – По крайней мере, было, – вздохнула Джун, а подруга снова оглянулась, задумчиво изучая парадную дверь, в которую только что вышел Крис.
        – Надо же. Как старит людей разбитое сердце.
        – Ему двадцать два!
        – А выглядит на все двадцать пять. Седина в волосах и мрак в потухших глазах.
        – Какая седина? Это влага, он только из душа! – Джун рассмеялась, забавляясь тому, с каким постоянством Уитни придумывала новые «шпильки» в адрес Криса. Как в старые-добрые времена, когда они вместе отмечали праздники.
        Хорошие были времена.
        В столовой уже собрались Тони, Генри, Майлзы… и чета Паркеров, при виде которых Джун чуть было не повернула обратно. Когда они приехали?! Проскользнули незаметно, хоть бы предупредил кто-нибудь! Но отступать в собственном доме было бы позором, поэтому Джун вскинула подбородок и прошествовала на место рядом с Тони.
        – Итак, начнем, – глянув на часы, распорядился поверенный. – Мистер Кларксон, каким будет ваш вердикт?
        Джун затаила дыхание, сжала руку Тони и…
        – Положительным.
        …выдохнула.
        – Замечательно. Поставьте подпись вот здесь и продолжим. – Нотариус подвинул к мистеру Кларксону страницу с фирменный бланком, а сам взял большой серый конверт, который лежал перед ним, и разорвал пополам.
        – Что вы делаете?! – всполошились все, кто сидел за длинным столом.
        – На случай, если бы Тони и Джун не выполнили требование, Фрэнк оставил второй документ, отменяющий данное требование. Но поскольку второй документ не понадобился, я его порвал.
        – То есть, нам было необязательно мириться? – поразилась Джун.
        – Совершенно верно.
        – Мы с Фрэнком придумали это условие прошлой весной, когда обсуждали ваше будущее, – пояснил мистер Кларксон. – Фрэнк не сомневался, что вы справитесь, и действительно. Общая цель сплотила вас быстрее, чем годы самокопания.
        Тони потер щеку и усмехнулся:
        – Черт…
        – Я не до конца понимаю, что происходит. Почему меня пригласили? – разозлилась миссис Паркер, и поверенный вскинул густые брови, протирая очки белым платком:
        – Сейчас вы все узнаете. Итак. Сначала я зачитаю короткое обращение Фрэнка, затем вручу письма, вы их прочтете. Далее я оглашу завещание, и после этого мы все сможем вернуться к празднованию Сочельника.
        Джун сильнее сжала руку Тони, переплетая пальцы, и он подмигнул в ответ, чтобы не нервничала.
        Нотариус прочистил горло, надел очки и с торжественным видом вскрыл один из конвертов. Внимательно обвел взглядом всех собравшихся, развернул страницу и зачитал:
        – Нэнси, я знаю, что ты там и слышишь меня. Оставь Джун в покое, ради бога, я знаю, что ты не даешь ей жизни. Вспомни о том, как часто мы помогали друг другу. Помоги мне в последний раз: отстань от Джун. Я понимаю, ты хочешь как лучше, но Иден-Парк – это не твои заботы. Обещаю, что буду являться к тебе в кошмарах, если ты не прислушаешься к моей просьбе. Береги себя. Скучаю. С Рождеством.
        Поверенный замолчал и зашуршал другими документами, а миссис Паркер, которая к этому моменту успела покрыться красными пятнами, оскорбленно спросила:
        – Мы с супругом свободны?
        – Нет, вы включены в список наследников.
        Каждому, кто сидел за столом, вручили по конверту с письмом. Не дожидаясь, когда ей передадут специальный нож из стерлингового серебра, Джун в нетерпении разорвала бумажный край. Письмо оказалось сложенным в пухлую гармошку, и первая надпись гласила:
        «Привет, милая».
        Привет, Фрэнк.
        В носу защипало. Джун перевернула верхний край заледеневшими пальцами и прочла дальше:
        «Здорово я подколол Нэнси, да?»
        Губы дрогнули в улыбке, слезы навернулись на глаза.
        «Иден-Парк – твой дом. 50% – официально».
        Она несколько раз прочла, чтобы убедиться, правильно ли поняла фразу, и ахнула.
        Ты с ума сошел!
        «Заботься о нем, как делала всегда».
        Пальцы не слушались, слезы капали на стол. Она тяжело сглотнула и перелистнула, как во сне, настолько реальным казалось присутствие Фрэнка рядом.
        «Я горжусь тобой, Джун».
        Она долго смотрела на эту строку. Руки дрожали, губы тоже. Она заглянула дальше, и дыхание перехватило.
        «Если у тебя в будущем появятся дети, первенца назови Майклом, если это будет мальчик. Кейтлин, если будет девочка».
        Джун вытащила бумажную салфетку из коробки, которую к ней подвинул Тони, и прочла последнюю запись: «Переверни меня». Она перевернула страницу-гармошку, расправила – и узрела рисунок, исполненный на уровне пятилетнего ребенка. Два дерева магнолии, образующих арку в виде сердца, и парочка под ней. Тони с торчащими каштановыми волосами и Джун с черными кудрями-спиралями. Они машут руками-метелками и говорят: «Добро пожаловать в Иден-Парк!»
        Внизу подпись, заметка от художника: «Под елкой лежит более профессиональный портрет, тебе понравится. С Рождеством, милая».
        Сердце сдавило тисками, и Джун только спустя несколько минут смогла оторвать взгляд от рисунка.
        Все, кто находился за столом, плакали, кроме дяди Колина, обученного актера, и кроме Тони, который широко улыбался.
        У него шок, наверное.
        – Ты в порядке? – шмыгнув носом, спросила Джун.
        Он протянул ей свое письмо, и она прочла на верхней полоске:
        «Не благодари».
        Тони криво ухмыльнулся:
        – Я в полном порядке, Бэмби.
        Дальше в его письме шли отцовские напутствия, слова любви и поддержки. А на последней строчке:
        «Если у тебя в будущем появятся дети, первенца назови Майклом, если это будет мальчик. Кейтлин, если будет девочка».
        Джун потеряла дар речи, густо покраснев, пока Тони продолжал улыбаться.
        Следующие пять минут поверенный читал завещание, согласно которому Бэмби-Джун и вредный-младший-Андерсон становились совладельцами Иден-Парка. Основная доля бизнеса досталась Тони, остальная часть отошла Майлзам. Генри получил пожизненное содержание, Кайден Хёрст – крупную сумму денег на счет, которая определенно поможет ему бросить работу в «My Daily Mail», а Паркеры – коллекцию картин, которую они всегда мечтали перекупить.
        – А кто такой этот Кайден? – нахмурилась Нэнси, обращаясь к тете Летиции.
        – Без понятия, – соврала та.
        Зная, что бизнес-дружба между Паркерами и Андерсонами висит на волоске, Джун решилась воспользоваться моментом и зарыть топор войны. Она поймала одобряющий взгляд тети Летти, которая едва заметно кивнула ей, и громко, четко произнесла на правах хозяйки:
        – Миссис Паркер, мистер Паркер… мы будем очень рады, если вы останетесь на ужин. Крис сейчас тоже приедет.
        Нэнси промокнула припухшие глаза салфеткой и сказала охрипшим голосом, признавая поражение перед лицом малышки Бэмби:
        – Что ж. Должна отдать тебе должное, Джун. Вы с той сумасшедшей девочкой произвели фурор во время благотворительного вечера. В наш фонд еще никогда не жертвовали настолько активно.
        Паркеры остались. Праздник получился грандиозным. Правда, Нэнси так никогда и не узнала, что провела Сочельник под одной крышей с тайным ребенком Тристана и Глории и, что еще более возмутительно, – общаясь с женщиной, которая была последней любовью Ллойда Эвери.
        На следующее утро. 4:00
        Тони
        Тишина в доме. Шелест в большой гостиной… Кажется, Бэмби добралась до подарков первой, как обычно.
        Тони вошел в комнату, и его затопило теплом. Джун, все еще одетая в вечернее платье серебристого цвета, ползала у елки в поисках… чего? пыльцы фей?
        – Что ищешь?
        Она суетливо выбралась из завалов и сдула кудряшку со лба.
        – Фрэнк оставил подарок. Там рисунок или что-то в этом роде.
        Тони подкатал рукава рубашки и достал из кармана брюк футляр изумрудного цвета, в котором лежало кольцо, купленное во Флоренции.
        – Смотри, я кое-что другое нашел.
        Джун повернулась к нему и от неожиданности утеряла равновесие; пришлось подхватить ее и усадить себе на колени.
        – Ты что?.. – испугалась она, и Тони кожей ощутил ее дрожь. Он взял ее за руку, приложил холодной ладонью к своим губам, чтобы согреть, а потом вложил в нее футляр.
        – Открой.
        Черные ресницы дрогнули, когда она осторожно приподняла крышку и застыла, забыв, как дышать. Он и сам забыл, но пришлось глубоко втянуть воздух, чтобы сказать:
        – Помнишь, когда мы поспорили с тобой сто лет назад, я пообещал, что в случае выигрыша ты сможешь взять нашу фамилию и тебя будут звать Джун Бэмби Андерсон… Ты тогда не ответила, что думаешь по этому поводу, а мне крайне важно знать… Джун Эвери, ты возьмешь мою фамилию? Ты станешь моей женой?
        Она молчала. За бесконечные секунды у него мысли оплавились и покрылись вечным льдом. Вся жизнь перед глазами пронеслась, пока ни услышал тихое:
        – Я так сильно люблю тебя.
        – Я люблю тебя сильнее.
        – Нет, я.
        – Я в бесконечной степени, – настоял Тони и накрыл ее губы своими, прекращая бессмысленный спор, но быстро разорвал поцелуй и нахмурился: – Постой, твой ответ «да» или «нет»?
        – Я подумаю.
        Заноза.
        Он многострадально вздохнул и, крепче обняв Джун, уложил ее на пол, целуя в шею и приговаривая:
        – О, как страшно я скучал по твоему вранью. Где там график деградации, внеси «минус один», и за мелкое хулиганство добавь, мы чей-то подарок только что помяли… Да или нет, Джун?
        – Я завтра отвечу.
        – Тогда и подарок не отдам.
        – Какой подарок? Еще один?! – воодушевилась ненасытная Бэмби, а Тони нащупал край подола, обнажая ноги Джун, затянутые в серебристо-голубые чулки, и забыл, о чем, собственно, разговор.
        Кажется, они говорили о будущем.
        Но настоящее было не менее заманчивым.
        – Эй!
        – М-м? – Он все-таки не выдержал и передвинулся вниз, сгибая стройную ногу в колене.
        – Что за подарок?
        – Я завтра отвечу, – пробормотал он охрипшим голосом и потерся губами о чувствительную кожу над линией чулка.
        – Сумасшедший! – запаниковала она, отбрыкиваясь, но Тони жестче обхватил ее разведенные бедра руками, и скоро она сама выгибалась навстречу, с силой сжимая волосы на его затылке дрожащими пальцами и срываясь на стоны: – Да… да.
        – Это твой ответ?
        – Да!
        Джун, тем же днем, в полдень
        Кольцо идеально подошло по размеру. Одетая в свободный комбинезон, она прохаживалась по библиотеке и любовалась бликами.
        На столе, на подносе, остывали две кружки кофе, обложенные имбирным печеньем в виде звезд и сердечек; еще с рождественской ярмарки остались: Моби и Дик перестарались в этом году с количеством, напекли на всю планету.
        Там же, на столе, до сих пор неразвернутые, лежали большая плоская коробка – от Фрэнка, и аккуратный куб в бежево-мятной бумаге, с золотистой лентой – от Тони.
        Не терпелось развернуть их.
        Сам «будущий мистер Бэмби-Джун», как назвал его Генри, свои подарки распотрошил еще до рассвета. Если честно, Джун голову сломала за декабрь, пока придумала, что подарить парню, у которого, по его же словам, всё есть.
        В итоге ему досталась большая энциклопедия собак.
        У Фрэнка была аллергия на шерсть, питомцев в Иден-Парке не держали, и Тони иногда унывал по этому поводу, когда в школе учился. Поэтому – пусть выбирает.
        Он пришел в восторг от идеи и сказал, что теперь у него точно всё есть. И – да, поскольку заводить Майкла и Кейт рано, то стоит обзавестись парочкой голубоглазых хаски. Или австралийских овчарок…
        – Ну что, готова к новым открытиям? – раздался бодрый голос Тони. Он быстро подошел и сел на край стола, выбрав имбирное печенье в виде звезды, которое тут же надкусил.
        – Я уже к чему угодно готова, – улыбнулась Джун и, сдерживая любопытство, неспеша сняла обертку с подарка Тони. Открыла картонную крышку – и глаза на лоб полезли. Наверху лежала разноцветная карточка с силуэтом Иден-Парка и подписью: «Forever For Every». Навеки для Эвери.
        А под карточкой – кубики шоколада с сухофруктами.
        Мурашки по коже побежали от такого совершенства.
        – Что это? – шепотом спросила она, и эхо полетело по библиотеке, отбиваясь от стен и полок с тайниками для заначек.
        – Наша собственная линия шоколада, весной запустим. Моби и Дик первую пробу тебе приготовили для дегустации. Нравится?
        Волнение окатило прохладной волной.
        – Выглядит как произведение искусства, жалко пробовать.
        – Давай помогу, – ответил заботливый Тони и, вытащив кубик шоколада, провел уголком по ее губам. Она приоткрыла рот и откусила немного.
        Горько-сладкий вкус, мягкая вишня…
        Аромат мяты и бергамота.
        – М-м, очень вкусно, – восхитилась она.
        Будущий мистер Джун склонился к ней и поцеловал, с серьезным видом вынося вердикт:
        – Согласен.
        Она покраснела, довольная, и деловито подтащила к краю плоскую упаковку, подарок Фрэнка. Сорвала с нее зелено-серую подарочную бумагу и аккуратно сняла крышку.
        – Вау, – сказал Тони. – Надо же.
        Это оказался не рисованный портрет, а большая фотография 50х30 см. Судя по заваленному горизонту и черно-белой гамме, Генри постарался.
        Снимок был сделан ровно год назад.
        Джун, с пледом на плечах, сидит в кресле на террасе; длинные черные кудри прикрыты большой шапкой с помпоном, в руках – кружка, из которой виднеются маршмеллоу; она мечтательно смотрит вверх, пытаясь поймать губами снежинку: первый и последний в том году снег пошел.
        На заднем фоне, слегка размытые, топчутся Фрэнк, Уитни и тетя Летти – общаются, радуются…
        А Тони смотрит на Джун. Одетый в теплый свитер и джинсы, он стоит в шаге от нее, сложив руки на груди и опершись бедром о бетонную балюстраду. И его теплый серый взгляд настолько пронзительно-умилённый, что даже не верится, что в те времена они враждовали.
        Может, потому что врагами они, в общем-то, никогда и не были. Он были врагами-наоборот – парень, который пах Рождеством, и девушка с ароматом лета.
        Конец февраля. 51-й день рождения Фрэнка
        Джун
        В рабочем кабинете было тихо и уютно. Рассвет еще не наступил, горела лампа на столе.
        Укутанная в свободный, теплый халат, Джун прощалась с прошлым. Она решила сбросить камень с души и сдать старый пошарпанный чемодан с комиксами в благотворительный магазин. Последний раз перебрала журналы, аккуратно сложила и закрыла чемодан.
        Всё.
        Папины рубашки тоже пусть уходят в новые руки – в руки Ванды Синклер, которой они пригодятся в минуты душевного одиночества. Джун больше не собиралась их носить. Переболела. До того, как прочитала письмо-из-мусорки, отец казался призрачным идеалом; после того как прочитала – подлым предателем. А сейчас… если бы ее спросили сейчас, каким был Ллойд Эвери, то она сказала бы: это был вечно мятущийся дух, который распылялся на два континента, а в итоге любил всех по чуть-чуть, но никого – достаточно. Так случается, когда не хватает смелости сделать выбор.
        Джун сняла тяжелый чемодан на пол и присела на край деревянного кресла. Взяла чистый лист из полки, золотистую ручку и, закусив губу, старательно вывела слова.
        «Мама. Спасибо за письмо, которое ты написала три года назад, оно мне очень помогло. Знай, что я не одна, я здорова, у меня все хорошо. Через год я получу университетский диплом и буду заботиться о дикой природе. А ты, пожалуйста, позаботься о себе. Твоя дочь, Джун».
        Содержательно, без лишней личной информации, без страданий. То, что надо.
        Она отложила страницу, чтобы подсохли чернила, и взяла новую, для второго письма. Его Джун не планировала отправлять почтой. Из него она собиралась сделать кораблик и пустить по реке за колодцем желаний.
        Столько всего хотелось рассказать…
        О том, что в блокноте с новой статистикой вранья – сплошной прогресс. И о том, как приятно было после Рождества получить извинения от декана и вернуться в родной универ, где никто теперь не смеет оскорблять Джун Эвери – потому что она не позволяет. Ее выбрали старостой курса вместо Оливера Поттса, который сдал «значок шерифа» после благотворительного вечера в фонде Паркеров, и теперь раз в неделю Шейла должна отчитываться перед Джун на собраниях старост.
        А Цезарь, живший в заповеднике рядом с лабораторией профессора Делауэра, слишком одомашнился, бедняжка. Джун привозила его один раз в Иден-Парк, и вчера он пришел сюда пешком. Выследил, следопыт. Не зря стал ключевой фигурой в раскрытии дела о преднамеренном убийстве Тристана Эвери, тихая-скромная жена которого расчетливо отомстила мужу за неверность.
        Кай выяснил, что Роза Брин – клиническая социопатка. Она не любила ни взрослых, ни детей, ни котов, а замуж вышла, чтобы не поступать в университет, на чем настаивали ее родители. И – нет, она не знала о существовании Глории до замужества, а измен не терпела. В общем, Тристан основательно ошибся в выборе невесты. И хотя ее вину так и не смогли доказать в суде, старики Эвери закрыли для нее двери своего дома, забрав внучку на воспитание. Джун собиралась снова навестить их весной.
        Благодаря завершившемуся журналистскому расследованию, Кайден наконец смог дописать книгу, «Проклятие братьев Эвери», где не только раскрыл свое происхождение, но и танком проехался по двойным стандартам «высшего света», вызвав настоящий переполох. Кай бросил работу в «My Daily Mail» и купил себе дом на окраине Эдинбурга. У него теперь приличный кабинет есть, с мебелью.
        И девушка у него тоже есть. Ее зовут Холли Лав Беккет.
        В первую же встречу в Сочельник Кай предложил ей пойти на свидание. После третьего свидания они официально объявили об отношениях, а неделю назад стали жить вместе.
        Песня «Тени» молодой исполнительницы Холли Лав стала хитом февраля и попала в музыкальные чарты, так что мистер Беккет пустил дочь в свою домашнюю студию, чтобы готовить первый альбом. Джун написала тексты для четырех композиций и в запасе было еще миллион идей для будущих песен Холли, которая перестала прикрываться брэндом группы и отдала себя на растерзание музыкальным критикам.
        Критики ее обожали.
        А она обожала Кая.
        Кто бы мог подумать, что такая прожженная холостячка, как Холли Лав Беккет, влюбится в такого прожженного циника, как Кайден Макгрегор Хёрст. Вот что значит – удачно имбирный домик сахарной пудрой украсили, пока Чейз спал.
        Но Чейз не в обиде. Его истинная любовь – это живая природа. В качестве итогового научного проекта он собрался освоиться в львином прайде. Так что он сейчас в африканской саванне время проводит, под солнцем, в компании сенегальских львов.
        Что до судьбы Цезаря, то, посовещавшись с Тони, Джун решила обустроить в лесной части Иден-Парка питомник для передержки спасенных диких животных. А пока лесной кот обитал в районе Речных садов и кухни, никому не позволяя приблизиться, кроме Джун.
        Она переживала, что придется оставить Цезаря без присмотра в марте аж на три дня: большой компанией они снова собирались в Норвегию, чтобы отметить 19-й день рождения Уитни и увидеть Северное сияние.
        …В общем, новостей прибавлялось c каждым днем, но во втором письме Джун решила написать о самом главном.
        «Привет, папа. Не поверишь, но скоро я стану женой Тони Андерсона, сына твоего обожаемого друга Фрэнка. О нашей помолвке все таблоиды написали, и меня теперь заваливают приглашениями на званые ужины, но мне некогда. Подготовка к свадьбе занимает уйму времени (кто бы мог подумать?).
        Мы с Тони собираемся пожениться 10 июня.
        Свидетелями со стороны жениха выступят Крис, Чейз и Кайден. Со стороны невесты – Уитни, Фрейя и Холли.
        К «алтарю» в Изумрудном саду Иден-Парка меня поведет Генри под звуки живой музыки Мартина Беккета. А Фрэнк вместе с Иден будут там, выше всех этих земных забот, смотреть на нас и улыбаться.
        И ты тоже, если тебе станет одиноко, думай обо мне.
        Где бы ты ни был».
        Джун сложила из листа кораблик и, тепло одевшись, отправилась к Речным садам, где в компании заинтригованного Цезаря отпустила послание вниз по реке, наблюдая, как оно исчезает в журчащем потоке, унося с собой прошлое, заполненное тенями. И так удивительно тихо стало на душе, и так правильно…
        А на горизонте занимался рассвет.
        Эпилог
        10 июня, Иден-Парк
        Джун
        – Всё давно готово. Идем, зачем тянуть? – настаивала она, выглядывая в боковую дверь, которая вела из «зоны невесты» во двор.
        – Рано, Джун. Если ты не нервничаешь, то не мешай нервничать другим. – Генри красовался перед зеркалом, приглаживая волосы на висках, поскольку на макушке уже не осталось.
        «Генри удерживает меня вдали от тебя», – пожаловалась она в чате, и жених ответил: «Так и знал, что он коварный разлучник».
        В комнате лежали подарки разных размеров и цветов, в том числе один – от Мелани. Вместе с Анной она обещала прилететь осенью, когда ей разрешат длительные путешествия. Подарок от имени Мел принесла Олсен, которая была где-то там, снаружи, среди сотни гостей.
        Раздался лай.
        – Опять она пытается вырваться к тебе, – посетовала Фрейя, имея в виду Акиру, красавицу породы сибирский хаски. У нее один глаз был карий, второй – голубой. Ее два месяца назад профессор Делауэр спас от живодера. Акира оказалась беременна, и сейчас за ней бегали клубками шесть месячных щенков. Им оборудовали жилище в соседней комнате, где и закрыли на пару часов.
        – Бедняжка, Чейз ее вечером выгуляет, – пообещала Джун, надеясь, что Акира услышит.
        Уитни подала букет и в сотый раз расправила длинный подол свадебного платья, который лежал бескрайним полукругом на полу; вдоль подола от талии вниз треугольником спускался изумрудно-зеленый узор, расширяясь к основанию.
        Платье было снежно-белое, элегантное, с открытыми руками и тугим корсетом, обхваченным на талии зеленым поясом. Подвязка на правой ноге тоже была бело-зеленая, из кружева.
        Кудри, которые успели отрасти до середины спины, уложили в высокую прическу, декольте украсили изумрудным ожерельем клана Андерсонов, которое все-таки досталось по наследству будущей жене Тони.
        – Ты и правда похожа на принцессу Падме, – одобрительно сказала Холли. – Глаз не оторвать.
        – У меня для брачной ночи ее Озерное платье припасено, – поделилась Джун, и подруга одобрила:
        – Обожаю косплей.
        …Наконец заиграла музыка.
        Холли опустила фату, закрывая лицо Джун, – и подружки невесты первыми отправились по проходу к «алтарю».
        Мартин Беккет собственной персоной играл на скрипке, стоя в окружении небольшого оркестра. Изумрудный сад, украшенный в бело-зелено-золотых тонах, благоухал цветочным ароматом двадцати трех сортов роз. Но среди всех ароматов Джун безошибочно угадала тот единственный, к которому она стремилась.
        Мята, бергамот, любовь.
        Энтони Уильям Андерсон.
        Генри ступал медленно, преисполненный гордости, и Джун торопила его, чтобы ускорил шаг.
        – Не спеши, – прошептал он, сдерживая смех. – Когда еще такой день повторится.
        Надеюсь, никогда, подумала Джун.
        Никогда…
        Какое хорошее слово.
        Она закусила губу и робко улыбнулась, заметив, с каким зачарованным выражением на лице Тони неотрывно следил за ней. Мурашки по коже, сладкий сироп внутри – и никаких землероек: сердце стучало уверенно, ровно, в такт одухотворенным звукам музыки. Хотелось закружиться, широко улыбаясь, и упасть в объятия любимого человека.
        – Привет, – тихо сказал он, когда спустя столетия Генри все-таки передал ее руку жениху.
        – Привет.
        Он был в cером костюме-тройке, с белой рубашкой и темно-зеленым галстуком. В каштановых волосах путалось солнце, а в серых глазах – ответы на все вопросы, которые еще не задал преисполненный торжественности регистратор.
        Ты любишь меня, Тони?
        Я люблю тебя, Джун.
        Уйдем с приема пораньше?
        Естественно.
        Я надеваю тебе на палец кольцо… Безумие какое-то.
        Наконец-то, Бэмби…
        Что?
        Сейчас он скажет…
        – Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.
        Тони аккуратно убрал фату назад, открывая ее лицо, и выдохнул:
        – Привет, миссис Андерсон.
        – Привет, мистер Джун.
        Он поцеловал ее, рассмеявшись, и она ощутила сладко-мятный вкус на губах. Нет, Тони не накурился на нервах: он «завязал» в качестве свадебного подарка и перешел на леденцы. Джун сама их варила, нашла рецепт в старой кулинарной книге Иден. Теперь в библиотеке, в заначке, лежали домашние мятные леденцы и шоколадки с низким содержанием сахара.
        В бонбоньерки для гостей на праздничном столе тоже их положили. Красиво получилось… Но красивее всех был Тони в эту самую минуту, когда он отстранился, взял Джун за правую руку и тронул губами запястье; в серых глазах – рассветный туман, и обещание, как на тех шоколадках: «Навеки для Эвери».
        И какая разница, существует ли такое слово – «навсегда». Рядом стоял Тони, двадцать три сорта роз пестрели вокруг, аромат июня мешался с ароматом Рождества, и в этом мгновении уместилось гораздо больше, чем какая-то там вечность. Здесь и сейчас всё было бесконечно, несказанно…
        …идеально.

***
        – Что сделать этому фанту?
        – Выбрать самую красивую розу в саду и подарить самой красивой девушке… или парню.
        Ловкой рукой Фрейя вытянула из шляпы заколку Уитни.
        Это был заговор. Уитни попросила, чтобы ей дали задание, благодаря которому она могла бы привлечь внимание Чейза. Он заслужил прощение в ее глазах тем, что больше не вытворял пошлостей с Холли или другими девушками, а вместо этого провел последние месяцы в прайде львов, где его приняли как родного.
        Уитни отставила бокал с шампанским на столик и предупредила:
        – Но имейте в виду, я могу выбирать часами.
        Она огляделась и прошествовала к кустам роз, которые длинным рядом тянулись вдоль высокой зеленой изгороди, кое-где оплетая ее ветвями доверху, создавая волнистые узоры.
        Уитни выглядела невероятно хорошенькой, как обычно. Светлые волосы с рыжинкой уложены в объемный пучок на макушке, в янтарных глазах – желание сделать что-нибудь эдакое, и плевать, что одета не в брюки, а в тесное платье до колен, такое же зелено-золотое, как и у других подружек невесты.
        – Кажется, нашла! – заявила она и направилась к стремянке, которая была аккуратно приставлена к изгороди и по которой тоже вились розы.
        – Осторожней, Уитни, – забеспокоились окружающие, и только Крис, стоявший в паре шагов от нее, не обратил внимания, продолжая читать нечто интересное в своем телефоне, засунув одну руку в карман брюк. Темно-зеленый костюм подчеркивал статность Паркера, который остался гордым принцем даже после череды невзгод.
        Громкий резкий лай прозвучал раскатом грома, и в сад ворвался вихрь – Акира и шесть щенков; считай, стая волков, которых Джун мечтала вернуть в Шотландию. Они с полной самоотдачей, презрев препятствия, гнались за Цезарем, который весь день прятался на кухне среди мясных закусок и колбасы хаггис.
        Лесной кот метнулся в кусты роз, и Акира ринулась следом, пролетев мимо стремянки, которая пошатнулась. Уитни завизжала, взмахнула руками – и начала падать.
        К ней бросились все, кто успел среагировать, но быстрее остальных оказался Крис. Он молниеносно отбросил телефон и поймал кричащую Уитни: подхватил на руки и поставил на землю, уверенно обнимая за талию.
        – Цела? – строго спросил, и Уитни кивнула, ошарашенно глядя на Принца Паркера.
        В руке у нее был зажат бутон бледно-голубой розы, который она успела оторвать.
        Джун не сомневалась, что Уитни сейчас отстранится от Криса и подарит цветок Чейзу или, на крайний случай, маленькому Фрэнку, который пищал от восторга и тыкал пухлой ручкой в сторону щенков… Но Уитни до того растерялась, что не могла сдвинуться с места. Она пробормотала:
        – С-спасибо, – и то ли в знак благодарности, то ли от испуга сунула бутон в верхний карман на пиджаке Криса, разбавив бело-зеленый цвет бутоньерки в его петличке бледно-голубым оттенком розы.
        Не известно, кто удивился сильнее: шокированный Крис или сама Уитни, которая впервые в жизни не съязвила в адрес Принца Паркера.
        Они с минуту стояли, не шелохнувшись, пока не объявили танцы, и Крис, прочистив горло, пригласил Уитни танцевать… Потому что – а как иначе? Было бы хамством не пригласить девушку, которая только что подарила тебе розу как самому красивому парню на вечере.
        …По крайней мере, именно так он потом оправдывался.
        Уитни с выражением тихого ужаса на лице едва заметно кивнула, соглашаясь.
        Потому что… ну-у… это же было бы невежливо – отказать парню, который тебя только что спас.
        …По крайней мере, именно так она потом оправдывалась.
        Акира вместе со щенками вернулась на террасу, оставив попытки догнать лесного кота, и внимательно посмотрела на Чейза в надежде, что он уделит ей внимание.
        Но Чейз, которому не досталось розы, потрепал собаку по холке и опрокинул в себя остатки вина из своего бокала. Он набрался-таки смелости и пригласил на танец острячку Олсен, о чем мечтал еще со школьной скамьи, когда ему было 14, а ей 16.
        Ведь где же еще сбываться мечтам, если не в Изумрудном саду в июне?
        Два года спустя
        Тони
        В апреле первый раз зацвела магнолия Фрэнка. В предзакатный час в саду было по-весеннему зябко, и Тони то и дело поправлял плед на плечах жены, чтобы не простудилась. Врач сегодня после УЗИ сказал, что беспокоиться не о чем, но мало ли.
        На фоне играл новый хит Холли Лав, слова к которому написала Джун.
        Пели птицы. Пела душа.
        Обнявшись, они медленно танцевали и вспоминали тот далекий день семь лет назад, когда заключили самое бессмысленное на свете пари. Тогда они впервые пожали руки – и будто печать друг на друга поставили, вроде пиратской метки, которая потребовала уплаты не деньгами, а разбитыми сердцами. Вот что значит – не читать в договоре сноски мелким шрифтом.
        Но цена в итоге была уплачена, счастливое чисто 50 перезагрузило их жизнь, и сейчас они находились у цветущей арки любви, держась за руки, прямо как на том забавном рисунке, который Фрэнк оставил для Джун в прощальном письме.
        Однако они пришли сюда не из праздности, а по делу: поделиться новостями.
        Может, это, конечно, не принципиально важно, но Фрэнк точно не откажется узнать, что Роджер Синклер сегодня стал премьер-министром, что близкие живы-здоровы, арктические ледники до сих пор не растаяли…
        …а первой на свет все-таки появится Кейтлин.
        Конец
        Все события, персонажи (включая Мартина Беккета и Роджера Синклера), а также поместья, некоторые общественные места и брэнды (Иден-Парк, паб «Рука Конхобара», клуб «Макбет», ресторан «Шекспир», заповедник с лабораторией профессора Делауэра, закрытый мужской клуб на Хай-Стрит, газета «My Daily Mail», шоколад «Forever For Every») являются художественным вымыслом. Также допущением является показ французской оперы «Ромео и Джульетта» в театре Эдинбурга. Любые совпадения случайны.
        В оформлении обложки использована фотографии «Portrait of young beautiful girl» автора Heckmannoleg и «Handsome young man posing» автора Master2 с (стандартная лицензия).
        notes
        Примечания
        1
        Один из участников культовой музыкальной группы «Битлз».
        2
        Хаггис – шотландская колбаса из овечьих или телячьих потрохов, смешанных с овсянкой.
        3
        Палпатин – главный злодей мира «Звездных войн». Люк Скайуокер – джедай, воин света, который сражался против темных сил. Энакин тоже был джедаем, но в итоге перешел на темную сторону.
        4
        «Военна песня клана Макгрегоров» Вальтера Скотта. Перевод автора.
        5
        Нордический «магический» компас, указывающий верный путь.
        6
        «50 дней июня/Джун» (англ.).
        7
        Рей и Кайло Рен – герои «Звездных войн», любимых комиксов Тони и Джун.
        8
        Женоненавистничество.
        9
        На англ.: «F*ck Fake Charity».
        10
        Отсылка к песне Арианы Гранде «7 Rings». Перевод автора.
        11
        Герой американского подросткового фильма «Клуб “Завтрак”» (1985).