Серебряный закат Елена Юрьевна Демченко
        Прекрасный принц, девушка, не дурна так собой… Может ли что-то быть более предсказуемо в истории их встречи? А вот и может…
        Елена Демченко
        Серебряный закат
        «Самое прекрасное в Айленде, - рассказывала я Мари, - закаты, то время, когда солнце уже скрылось за горизонтом, а на небе вспыхивают серебром и пурпуром ленты облаков - настолько великолепное зрелище, что перехватывает дыхание от волнения. Это время поэтов и менестрелей, время романтических встреч и серенад о любви».
        Мари ахала и лучилась счастьем оттого, что едет в столь чудесное место - в столицу нашего небольшого государства, куда её пригласили на работу в королевских мастерских, как лучшую вышивальщицу провинции. Мы обе родом из Пор-Айленда, но впервые встретились здесь, на горной дороге, милях в десяти от родных мест. Оказалось, что нам по пути, и я предложила подвезти её.
        Мари всего шестнадцать, и жизнь для неё - прекрасная сказка. Я лишь улыбалась, слушая её восторженное щебетание.
        «Для меня это такое большое событие! Такое приключение - попасть в столицу, да ещё ко двору! И вас встретила, такую милую и добрую госпожу. Мне решительно очень везёт в последнее время!»
        Я тряхнула вожжами, и лошадка, задремавшая было на ходу, мотнула головой и чуть прибавила шаг. Совсем чуть-чуть.
        «Не называй меня госпожой. Просто Керри!»
        «А скажите, госпожа Керри, принца вы тоже видели?»
        «Да, но только на портрете», - кивнула я, вновь пытаясь разбудить лошадь. Для старой клячи серьёзная нагрузка - даже лёгкая плетёная открытая повозка с двумя девушками. Я намеревалась продать её в городе, но туда надо ещё добраться! Может, пешком-то оно было бы быстрее, но благородные дамы не ходят пешком, да ещё по горным дорогам… Про Мари не скажешь, что она - принцесса, да и сама я не голубых кровей, но всё это вторично. Сегодня мы - путешествующие аристократки, а значит, бедной лошадке придётся потрудиться! И вдвойне, если не желает стать колбасой.
        «Эй! Посторонись!» - зычный крик разбудил лошадь лучше кнута. Она шарахнулась в сторону, прижалась к скальной стене.
        Мимо неспешной рысью проследовала кавалькада знаменосцев на таких огромных зверюгах, что наша кобылка возле них выглядела просто собачонкой.
        Всадник в центре, поравнявшись с нами, приложил руку к краю роскошной шляпы с пером и слегка улыбнулся:
        «Приветствую, дамы!»
        На миг наши глаза встретились, и сердце моё куда-то ухнуло. Я ещё не видела таких звёздных глаз, такой дивной, ошеломляющей красоты! Кисть самого известного в стране художника не в силах была отразить на портрете, что видела не раз в доме мэра нашего городка, внутреннего сияния и одухотворённости, присущих оригиналу в жизни. Да и не очень, признаться, доверяла я парадным портретам. Особенно высочайших особ.
        Реальность превзошла все ожидания!
        Всадники проехали, даже пыль улеглась, а мы так и не двинулись. Мари сидела с совершенно обалдевшим видом. Рот приоткрыт, глаза горят, румянец такой густой, что пропали веснушки на её круглом лице.
        «Эй!» - я слегка толкнула девчонку локтем, и она встрепенулась.
        «Вы видели, госпожа? Он на меня посмотрел! Он мне улыбнулся!!»
        Вцепилась мне в рукав, умоляюще заглянула в глаза.
        «Что это значит, госпожа? Это значит, я ему понравилась?!»
        От неё шли такие мощные флюиды влюблённости, что я чуть не задохнулась. Пришлось сосредоточиться, несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы привести себя в норму.
        «Успокойся, Мари! И перестань называть меня госпожой… Н-но!»
        На сей раз лошадка проснулась почти сразу и радостно затрусила вперёд. Тоже, наверное, находилась под впечатлением. Животных чувствую хуже, особенно старых, так что переживания нашей клячи остались сокрыты для меня.
        Способности свои - да какие там способности! Так, название одно! - стараюсь не афишировать. Особенно после королевского указа, объявляющего всех дам в возрасте от четырнадцати до девяноста лет, обладающих даром, не поддающимся пониманию науки и церкви, персонами вне закона, если жизнь свою они не посвятят служению Господу в монастырях и скитах со строжайшим запретом выхода в мир под любым предлогом, общением с горожанами и селянами и прочая, прочая, прочая… Не хочу я в монастырь! Вот не хочу и всё! Я люблю солнце, свет, яркие краски жизни. Свободу люблю, и даже в девяносто лет не пожелаю её лишиться, а уж в неполные двадцать пять - и подавно. Поэтому о том, кто я, знают лишь очень немногие из числа самых близких родственников. К одному из таких я сейчас и еду - к дядюшке, в королевский дворец. (Дядюшка - советник по внутренним делам. Только лишь. А вовсе не король…)
        «Нет-нет, если бы я не понравилась, он бы так не посмотрел! - не унималась Мари. - Наша встреча не случайна, я чувствую! Это судьба!..»
        Она была так счастлива, пребывала в такой эйфории, что я даже возражать не стала. Не так уж много в жизни женщины счастливых минут. Пусть порадуется. Я вздохнула.
        «Мы не об этом сейчас должны думать, а о предстоящей работе».
        «Вы правы. Но я не могу думать ни о чём другом! Я должна снова увидеть его».
        «Ты хоть знаешь, кто это был?!»
        «Какая разница? Знатный господин…»
        «Угу. Очень знатный…»
        Повозка наехала на камень, и нас ощутимо тряхнуло.
        «Принц Алекс», - закончила я.
        Глаза у Мари стали размером с блюдца. Замешательство, однако, длилось ровно секунду, после чего сменилось бурной радостью.
        «Да что вы?! Вы его узнали?! Сам принц!.. Но это же замечательно! Нам легче будет встретиться. Ведь мы едем во дворец! Поторопимся же!»
        «Мари, не сходи с ума! Принцы не женятся на кухарках и белошвейках! Разве что в самых наивных сказках».
        Девчонка вздёрнула нос.
        «Я не кухарка и не швея! Моё искусство вышивки жемчугом благородно!»
        «О, да!»
        Она насупилась.
        «Вы просто завидуете! Да! Завидуете, что он отдал предпочтение мне, а не вам».
        Я расхохоталась. Понимаю, что над глупостью грешно смеяться, но не могла остановиться.
        Мари спрыгнула с повозки и, придерживая юбки, с величием принцессы крови зашагала по дороге.
        «Ну, не сердись! - Я справилась с приступом веселья и почувствовала укол стыда. - Залезай. Сейчас приедем в город, купим тебе более приличное платье, красиво уложим твои роскошные волосы (тут я душой не кривила - действительно роскошные, цвета спелой пшеницы и количеством вдвое больше, чем у меня!), будешь выглядеть настоящей госпожой…»
        «Правда?»
        «Правда. Залезай».
        Девчонка забралась в повозку, и даже лошадка, словно чувствуя её нетерпение, затрусила быстрее.
        * * *
        До города мы добрались без приключений. Правда, въехали в ворота одними из последних, и огромные створки захлопнулись, едва не прищемив хвост нашей кобылке. Переночевали на постоялом дворе, причём с трудом удалось убедить Мари, что принц без неё спокойно проживёт ночь и не помчится искать по тёмным улицам.
        Хозяин двора купил наш экипаж, особо не торгуясь, и утром, приведя себя в порядок и облачившись в новые туалеты, мы отправились ко дворцу.
        Расположенный на обширном холме, дворец являл собой не один роскошный дом, как я представляла, а целый комплекс из павильонов и зданий. Некоторые стояли обособленно, другие соединялись меж собой галереями, ажурными арками и переходами. Объединённые общим архитектурным стилем, украшенные барельефами, резьбой по камню и витражами смотрелись они очень гармонично и изысканно.
        Сам холм утопал в садах, цветниках и парках. С одной стороны, его обтекала живописная река, другая скальной поверхностью обрывалась в каньон, тёмный и сырой.
        Стражник долго и пристально изучал наши путевые грамоты. (От него веяло ленью и скукой. Я невольно зевнула) Наконец, он пропустил нас за высоченные решётчатые ворота ограды, и по подъёмному мосту мы прошествовали к центральному входу. Ещё полчаса бюрократической волокиты и ожидания, и советник короля, господин Ле Ангерт Торн принял племянницу в свои объятия.
        «Керри, девочка! Рад видеть тебя!»
        Дядюшка нежно поцеловал меня в лоб, как в детстве.
        «У тебя уставший вид!»
        Вгляделась в знакомые черты. Действительно за последние десять лет, что мы не виделись, сводный брат моего отца из крепкого мужчины превратился чуть ли не в старика. Он по-прежнему был огромный и внушительный, но волосы совсем поседели, морщины, опять же, коих я не помнила…
        «Забот много…» - он говорил правду, я чувствовала, но и чувствовала, что что-то не договаривает.
        «Угу».
        Он вопросительно глянул, изогнув бровь.
        «Что-то не так?»
        Улыбнулась.
        «Я не читаю мыслей, дядюшка, ты же знаешь».
        Он кивнул.
        «Ты читаешь чувства».
        «Да. И я вижу, что ты чем-то озабочен».
        «Устал, ты права».
        «Ты говоришь неправду».
        Он снова вздёрнул бровь.
        «Не всю правду», - поправилась я.
        «Керри, детка, не взваливай на себя лишние заботы. Пока. Отдохни, осмотрись. Возьми вот, - он положил на стол увесистый кошелёк. - Приоденься. Ты всё-таки во дворце! Хотя и в самом простом платье ты - само очарование! Однако этикет есть этикет».
        «Для чего ты пригласил меня?»
        «Потом, - он махнул рукой. - Всё - потом. Отдыхай. После поговорим. Я сейчас очень занят. Вернусь из Орсейна через несколько дней, тогда и новости обсудим».
        Более ничего комментировать господин советник не пожелал. С тем мы и простились.
        Он уехал, а я проследовала в отведённые мне покои - две крошечные комнатки гостевой части дворцового комплекса, в домике с окнами на каньон.
        С Мари мы расстались у входа. Управляющий увёл её к мастерским, что располагались ближе к реке. Решив попозже сходить узнать, как она устроилась, я попросила горничную принести горячей воды, чтобы ополоснуться.
        Подав целый ворох пушистых полотенец, горничная, полная женщина средних лет, приветливо улыбнулась.
        «Добро пожаловать, госпожа! Если вам что-нибудь понадобится, я к вашим услугам в любое время».
        Не нравилась я ей страшно. «Ещё одна обедневшая принцесса. Приехала набиваться в фаворитки. Пугало драное!»
        Вот так, примерно. Нет, мыслей я не читаю! И понять что-то по приветливой глуповатой физиономии служанки было бы невозможно, если бы не способность улавливать чужое настроение и чувства, даже тщательно маскируемые. Меня обсыпало мурашками холода, от неприязни этой тётки. И не столь она глупа, как пытается казаться!
        Осмотрись, сказал дядюшка… Уж не это ли он имел ввиду? Не для этого ли вызвал племянницу-эмпата - понять, кто искренен, а кто нет, если даже горничные умеют скрывать чувства почище карточного шулера… Только не от меня! Впрочем, вряд ли. За годы служения короне он, наверняка, ничуть не хуже меня научился определять, кто и чем озабочен.
        Я протянула ей серебряную монетку и улыбнулась как можно простодушнее.
        «Не подскажете ли адрес добросовестной портнихи? Я бы хотела обновить кое-что из гардероба».
        Тётка слегка расслабилась. «Подскажите адрес» - значит, не принцесса, даже обедневшая. Та бы потребовала портниху к себе, не унизившись личным визитом!
        «На улице белошвеек живёт Амелия Хорн. Она лучшая в своём ремесле».
        «О, благодарю вас! Знаете, я так теряюсь и в городе, и в вашем дворце. После нашей провинции, здесь всё кажется таким блистающим и огромным! Вы позволите обращаться к вам за помощью, если что?» - и я протянула ей ещё одну монетку.
        «Конечно», - снисходительно улыбнулась горничная. Ну, вот, первый шаг сделан. Мы ещё не подруги, но уже не враги. Кто всегда знает обо всём больше и лучше всех? Прислуга!..
        Потом я с наслаждением помылась, раскинув руки, упала на огромную кровать с прохладным шёлковым бельём и перевела дух. Как хорошо!..
        Вечером съездила на улицу белошвеек, купила несколько готовых туалетов и заказала у Амелии Хорн пару новых платьев.
        Поужинав и немного поболтав с горничной, решила перед сном прогуляться и вышла в парк.
        Подсвеченные встающей луной облака живописно перечеркнули небо призрачными дорогами. Пути меж звёзд…
        Ночные цветы пахли пряностями, деревья чуть шелестели листвой, - в такую ночь только стихи слагать и серенады слушать, а не бродить одной неизвестно где. Впрочем, королевский парк - не разбойничий лес! Да и я почувствую присутствие любого раньше, чем он сам поймёт, в какую сторону хочет пойти.
        «Добрый вечер!» - негромкий приятный голос совсем рядом заставил меня подпрыгнуть от неожиданности.
        «Я напугал вас? Прошу простить».
        Напугал - не то слово!
        «Просто не думал, что вы так глубоко задумались. Хотя сегодняшний дивный вечер и впрямь располагает к раздумьям».
        «Э-э-э… да, наверное».
        Что-то странное и непривычное я чувствовала, обволакивающее, лишающее сил. Причём это были мои собственные ощущения, а не «подслушанные» чужие. Я помню, когда впервые на меня обрушились чужие эмоции и чувства - это было лет в семь - думала, сойду с ума от непонятных страданий, ничем явно не вызванной радости, горя по кому-то ушедшему, чьей-то любви… Всё было не моим, но я чувствовала, слышала, переживала всё со всеми. Не могла объяснить, что со мной происходит, кричала от чужой боли, плакала и смеялась. Почти непрерывно. Матушка приглашала сначала лекарей, потом священника…
        Даже во сне первое время я не находила покоя. Сны - это ведь тоже эмоции. Я видела много странного, - всего, что снилось окружающим людям, и наутро просыпалась уставшей и разбитой. Это был самый нелёгкий период в жизни.
        Но постепенно научилась отстраняться от того, что кипело в душе, наполняло её. Знавшие меня удивлялись, как ребёнок может стать вдруг таким холодным, никого не любить, никому не сочувствовать. А я просто боялась, боялась, что чувства могут вдруг оказаться не моими. Где там я? Совершенно себя потеряла. Но, наверное, Перводева вняла молитвам, потому что и это миновало. Я обрела способность отделять чужие эмоции, блокировать их, когда нужно, хоть это и требует определённого напряжения сил и собранности. Ничего, привыкла.
        Так вот то, что испытывала сейчас, было именно моим, не привнесённым извне, и непонятным в своей силе, было необъяснимым и немотивированным. Может, я заболела?
        «Не будете против, если я нарушу ваше одиночество? Ненадолго».
        Мы с незнакомцем вошли в круг света фонаря, улыбка в звёздных глазах опять чуть не остановила моё сердце.
        «Нет. То есть… я не против. Ваше высочество…»
        «Прошу вас, прошу! - никаких церемоний. Просто - Алекс. А вы?..»
        «Я…»
        «Нет-нет! - перебил он. - Оставайтесь на сегодня инкогнито. Волшебный вечер, таинственная Дама В Ночи…. Я люблю тайны. Это - тема для поэмы. Или как минимум - для романса».
        «Таинственная? Красиво! Тем не менее мы с вами встречались. Не далее, как сегодня утром».
        «Не может быть!»
        «Горная дорога, экипаж с двумя девушками, кавалькада всадников…»
        «Так это были вы?! Я не разглядел. Но раз мы вновь встретились - такова воля провидения», - он улыбнулся открыто, искренне, дружелюбно. А у меня внутри что-то запрыгало и запело от счастья.
        «Вы не устали? Может, присядем?»
        Я не устала, но послушно уселась на край скамьи рядом с ним. С Ним!
        «Мне кажется, вас что-то тревожит. Какая-то давняя грусть».
        Это я сказала?!
        «О, вы так тонко чувствуете людей!»
        Чуть не ляпнула «ну, конечно, я же эмпат!». И тогда - здравствуй, монастырь! Или тюрьма! Благоразумие взяло верх над эйфорией. Тонко чувствую? Дьявол! Да вообще ничего сейчас не чувствую, кроме блаженства оттого, что рядом такой восхитительный, галантный, прекрасный мужчина - само совершенство. И это совершенство оказывает знаки внимания мне! Мне?! Не может быть! Этого чуда со мной просто не может быть. Ну, кто я такая? Провинциалка, ничтожество! А он?! Он… ОН!
        «Знаете, у меня мало друзей, настоящих, искренних друзей! Которым ничего от меня не надо - ни титулов, ни денег, ни должностей при дворе. А так хочется иногда просто по-дружески поговорить с кем-то, излить душу. Тяжело бывает носить всё в себе и чувствовать одиночество среди толпы. Вы меня понимаете?»
        «Да, - выдохнула. - Очень».
        «Не будете ли вы против иногда поговорить со мной?»
        Он что, правда думает, что я ему откажу?! Просит!!
        «Конечно, нет».
        «Тогда приходите завтра сюда. В это же время. Я буду ждать».
        Он взял мою руку и коснулся губами кончиков пальцев.
        Флиртует? Принц со мной флиртует??! Нет, это невозможно! Кто он, и кто я!..
        «Я приду, - прошептала чуть слышно».
        После ещё долго сидела в парке и раздумывала в мрачном расположении духа. С уходом принца счастье и эйфория от его присутствия сошли на нет. Почти.
        Но более всего меня волновало, что я не чувствовала эмоций Алекса. Раньше такого не было. С семи лет я вижу людей как зримо, так и «изнутри», все их страсти и переживания. А тут наткнулась на глухую чёрную стену. Словно вокруг принца - барьер, защита от вторжения. Это оказалось непривычно и даже болезненно.
        Способностей я не утратила, и чутьё исправно работает, как и раньше. При желании, немного сосредоточившись, могу прочувствовать всех, находящихся во дворце. Кроме Алекса…
        До сих пор среди мужчин не встречалось носителей магического дара. Правда, это вовсе не означает, что факт сей невозможен, не существует и не скрывается кем-то тщательно. Впрочем, барьер могла поставить и женщина, ибо есть у меня подозрение, что далеко не все чародейки коротают дни в монастырях и скитах. И не все творят лишь молитвы Господу и Перводеве, а ещё и ставят магические заграждения. Зачем? Для защиты от таких, как я? Хм! Может быть.
        Что же до собственных переживаний, тут всё гораздо сложнее. Дело в том, что мой опыт общения с мужчинами начался и закончился, когда я только-только почувствовала себя не ребёнком, а девушкой и напрочь отбил всякое желание возобновить его. Нет, я люблю мужчин, но не более чем просто явление природы, чем цветы, закаты, чем вообще всё красивое. Я люблю получать эстетическое наслаждение от того, что ласкает взор, что совершенно. Только лишь. А на что-то большее мысли всегда пресекали воспоминания о ТОМ дне. Не столько об обстоятельствах, сколько о чувствах, о том животном восторге, который испытывал мой «первый опыт» (и последний, как решила для себя).
        Тем более необъяснимо полное расположение к парню, которого вижу второй раз в жизни. Даже при всех его достоинствах и при том, что он - королевский сын и наследник престола. Есть вещи, в которых я непреклонна, и эта - одна из них!
        * * *
        Дворцовая жизнь, суетная, блистающая нарядами царедворцев, сопровождаемая противоречивыми страстями и переживаниями, шла меж тем своим чередом. Кто-то приезжал, кто-то уезжал…Сменялся караул у дверей, сновали лакеи и прочая челядь.
        Принца я видела только издали. Среди своей свиты он блистал, словно райская птица в стае кур. И дело было не в его потрясающей красоте. Обаяние, ум, харизма, - это ощущалось даже на расстоянии. А переживания его так и остались загадкой для меня, хотя всех прочих чувствовала прекрасно. В основном присутствовали восторг и обожание, но мелькала и зависть, хотя несильно. Только принц словно полностью лишён эмоций. Но это же невозможно! Он ведь разговаривал со мной отнюдь не как холодный истукан! Эмпатом не нужно быть, чтобы понять! Однако, то, что обычно видно мне в душах, с ним недоступно для восприятия.
        Я заметила, что в окружении Алекса почти нет женщин. Только парочка пожилых дам держалась несколько в отдалении в сопровождении своих кавалеров. Необъяснимо. Ведь естественнее, когда блистательный мужчина, да ещё и наследник короны, окружён толпой поклонниц. Хотя, может, тут так принято?
        Меня принц не видел. Да и не хотелось попадаться ему на глаза. Наблюдала издали, старалась понять. Себя в том числе, ибо испытывала нечто противоречивое. Меня и тянуло к нему и в то же время я чувствовала, что недостойна претендовать и на толику внимания. Он слишком великолепен, слишком блистателен, умён и совершенен. Подле него находиться впору лишь богине!.. Вот это и странно. Странно потому, что, хотя и не считаю себя писаной красавицей, дурнушкой и ничтожеством тоже! До недавнего времени самомнение у меня было достаточно высоким, чтобы не быть заносчивой и в то же время не уничижаться. Ни перед кем!
        …А вечером пошла в сад. Побродила меж экзотических деревьев, свешивающих тонкие ветви в воду живописного пруда, подышала ароматом роз, полюбовалась полной луной. Когда собралась уже уходить, услышала шаги, хруст песка на дорожке. Принц опустился на скамейку рядом со мной. И снова что-то внутри у меня сладко сжалось. От острой радости, что он всё-таки пришёл, на глаза навернулись слёзы. Надеюсь, он их не увидел.
        «Вы ждали! Прошу прощения за опоздание. Столько дел перед коронацией!»
        «Коронацией? Вам предстоит взойти на престол? Но ведь ваш отец жив».
        «Да…» - грустно-прегрустно.
        Господи! Неужели я его чем-то задела по неведению?! Не прощу себе никогда!
        «… он болен».
        «Простите ради бога! Я не знала».
        «Конечно, - кивнул. - Ничего».
        «Могу ли я чем-нибудь помочь?»
        Он вздохнул.
        «Реально - вряд ли. Но просто побудьте со мной. Мне отчего-то так покойно с вами. Я словно чувствую то, что чувствуете вы. Каким-то непонятным образом».
        Не поняла? Он что, тоже эмпат?!
        «А других? С другими у вас то же ощущение?»
        «С другими - нет. Только с вами».
        «И что же я чувствую?» - старалась не выказать озабоченности. Сама ещё не оказывалась в подобной роли. Это я читала в чужих душах. Но чтоб читали мою?!… Хм! Неуютно как-то!
        Он пожал плечами.
        «Доброту, тепло, участие. В вас нет корысти, а это, поверьте, уже немало».
        Промолчала. Что тут сказать? Он не эмпат. Нет, то, что он перечислил, смею надеяться, присутствует во мне, но ведь это не всё! И даже не главное на данный момент. А что главное? Главное - Его присутствие в моей жизни. Всё прочее - вторично. Главное - те минуты, что наполняют меня счастьем, когда Он сидит рядом.
        «Вы любите стихи? Я кое-что написал. Не будете против послушать?».
        «Конечно, нет… Алекс. Читайте», - прошептала чуть слышно.
        И он начал читать. Не могу судить о профессионализме, гармонии и прочем. Я не имею отношения к поэзии, да и не очень её люблю, признаться, но слушала, замерев. В стихах порой отсутствовала рифма и размерность, но зато звучала самая настоящая, неприкрытая боль. Такой искренности и глубины переживаний не слышала ещё ни у кого, ни у одного, самого прославленного поэта. Пусть даже я не специалист.
        «Это поразительно. У вас настоящий талант!»
        Улыбнулся.
        «Благодарю. Литература и искусство - моё призвание. Я хочу, чтобы наше государство было светочем культуры на всём континенте, хочу, чтобы прекрасное вошло в каждый дом, к каждому человеку. Тогда никто не будет чувствовать себя несчастным. Счастье ведь не в богатстве или власти, а во внутренней гармонии. Вы согласны?»
        «Да. Это удивительно, так просто и понятно!»
        «Только немногие это видят», - мрачно добавил он.
        «Вот как? А… эта боль в ваших стихах… она оттуда? От непонимания?»
        «Нет». - Он замолчал, но я не могла успокоиться, пока не проникну в глубь его переживаний. Я не позволю Ему страдать! Он, борющийся за счастье других, не может чувствовать себя несчастным!
        «Значит… в вашей жизни была женщина»
        Он вздохнул.
        «Простите, если я сказала что-то не так, если невзначай задела…»
        «Вы правы. Женщина. Была, - опять вздохнул. - Вот именно - была».
        «А где она сейчас?»
        «Умерла».
        «Боже! А вы… вы любили?.. О, простите! Это личное, я не должна спрашивать».
        «Не могу сказать, что любил, но… Нам было хорошо. Вряд ли эти отношения имели будущее, но столь трагичная развязка потрясла меня».
        «А что произошло?»
        «Она бросилась в каньон».
        «Какой ужас!»
        «Не оставила письма, никому ничего не говорила, ни на что не жаловалась. Но у меня чувство, что виноват я».
        «Не корите себя, - коснулась его руки, замерев от собственной смелости. - Вы не виноваты. Вы просто не можете быть виноваты! Всё же было хорошо до того дня? Ведь было хорошо?»
        Я и мысли не допускала, что Он мог так обидеть девушку, что она прыгнула в пропасть.
        «Да, всё было нормально. Мы не могли пожениться, но она и не хотела этого. Говорила, что недостойна, хотя я пытался переубедить».
        «А… как давно это произошло? То событие».
        «Месяц назад. Я никак не могу отойти. Мне так больно! Вот и стихи…»
        «Вы не виноваты. Не корите себя».
        «Разумом я понимаю, но сердцу не прикажешь. Остаётся лишь занять себя работой и как можно больше. Чтобы некогда было думать».
        Он улыбнулся.
        «Только с вами могу чуть-чуть расслабиться».
        «О, Алекс! Если бы я могла забрать вашу боль…»
        «Совсем забыл! - вдруг перебил он. - Я же принёс вам подарок».
        И на мою ладонь легла крупная розовая жемчужина на серебряной цепочке.
        «Какое чудо! Какая красота! - Я восхищённо ахнула - Дивный подарок! Я никогда не смогу достойно вас отблагодарить за него…»
        «Ну, что вы! Ерунда! Будете смотреть, вспоминать меня».
        Ага! Как-будто Его можно забыть!
        Он взял мою руку, коснулся губами кончиков пальцев. И ушёл. А я долго ещё сидела, пребывая в смятении, пока буря чувств не угомонилась в моей душе…
        Впрочем, угомонилась она быстрее, чем в прошлый раз. Я обрела способность трезво мыслить уже не за ночь, а за каких-нибудь два-три часа. Похвально! Знать бы ещё, что со мной происходит, и почему в его присутствии веду себя, как совершенная идиотка. Нет, Алекс чудесный парень, но ведь я наглухо замкнула душу, раненую однажды, от любых посягательств! Выходит, броня не столь надёжна, как казалось?
        Побрела к себе, чувствуя, что устала неимоверно. Не упасть бы по дороге от слабости. Решила не обходить западное крыло дворца, а пройти через него. Сквозные выходы там есть, видела днём.
        Когда пересекала широкий холл, едва не столкнулась со стариком в тяжёлых одеждах, отороченных мехом, несмотря на довольно-таки тёплую погоду. Старик величаво стоял, преграждая мне дорогу, и чуть раскачивался на носках.
        «Ты кто?»
        Я подняла на него глаза. Сходство с парадными портретами и профилем на монетах хоть и условное, но всё же присутствовало, так что я его узнала и сделала реверанс.
        «Экернис Торн, ваше величество».
        «Принеси мне вина», - бросил он и скрылся за одной из дверей, что придержал для него лакей-охранник. Секунду я раздумывала, не перепоручить ли слуге сбегать за выпивкой для короля, но решила, что полезно будет пообщаться с монархом самой. Захочет ли он предоставить мне аудиенцию при других условиях? А кое-что выяснить было бы совсем неплохо.
        Забыв об усталости, я помчалась на кухню.
        Несмотря на поздний час, там кипела работа. Сновали поварята, шеф отдавал указания зычным голосом, а толстые женщины в белом чистили, резали, жарили и варили.
        «Король просит вина», - я подёргала за накрахмаленный белоснежный рукав главу кухонного хозяйства
        «Погреб там, - махнул он куда-то в сторону, даже не взглянув, кто это его беспокоит. - Куда?! Ну, куда ты несёшь?!…»
        И мальчишка-поварёнок, получив подзатыльник, едва не выронил пакет с мукой. Ничего! Пискнул только и побежал на сей раз, куда надо.
        Я пробралась меж кастрюль и стеллажей с утварью к небольшой скруглённой двери. За ней оказался целый зал с полками, до самого сводчатого потолка забитыми бутылками, бутылями, бочонками и огромными бочками. Вина белые, красные, лёгкие, густые, пряные присутствовали в таком разнообразии, что я растерялась. Что же из всего этого предпочитает король?
        В дверь просунулась лукавая рожица.
        «Эй!» - позвала я, но рожица тут же исчезла.
        Пришлось выбирать самой. Поставила на поднос несколько бутылочек с содержимым разных цветов и, лавируя меж тёток-кухарок и непоседливой детворы, направилась к выходу из кухни. Как бы ещё это всё не уронить!..
        * * *
        Лакей открыл предо мной дверь в королевские покои, ухмыльнулся и подмигнул. Я ответила презрительным взглядом, ибо то, что он чувствовал в данный момент можно охарактеризовать только словом «непотребство».
        Поставила поднос на столик у входа. Король сидел спиной к двери, протянув ноги в меховых сапогах к пылающему камину, словно мёрз в многослойной, тяжёлой своей одежде. Я подумала, не заснул ли он, но Его Величество полуобернулся и буркнул:
        «А! Принесла? Налей!»
        Я подала бокал со светлым. Он осушил его одним глотком, поморщился.
        «Что за дрянь? Налей чёрного!»
        Выпил так же, залпом. Опять протянул бокал.
        «Давай!»
        Потом вино закончилось. Король глянул на меня мутным взором.
        «Ты кто?»
        «Экернис Торн, ваше величество».
        «Торн? Ты - дочь Советника?»
        «Племянница».
        «А. Старый лис Торн… - он протянул бокал, - Налей-ка».
        «Больше нет».
        «Так принеси!»
        «Ваше величество, - постаралась произнести как можно мягче, - ваша печень взывает о пощаде. И не только она. Поберегите здоровье».
        «Кому это надо?.. Кому?..»
        «Тем, кто вас любит… Всем», - нехорошо неправду говорить. Каюсь! Ни у одного из всех, кто находился во дворце, не было и толики приязни к королю.
        «Вашему сыну», - а вот это - скорее всего, правда. Не может Алекс не любить отца.
        «Всем… - он глянул на меня мутным взором. - Алекс получит трон, и про меня забудут навсегда».
        «Не забудут. Вы же всё равно останетесь королём. Пусть и в отставке».
        «Я никто. Уже… Пусть его коронуют, а меня оставят в покое».
        «Он беспокоится о вас».
        «Он слишком хорош, слишком. Я присутствовал при его рождении, первым взял его на руки… Если бы не это, никогда не поверил бы, что он - Алекс Георг Ксантор, мой сын …»
        «А что с ним не так?»
        Король усмехнулся, тяжело качнул головой.
        «Это всё проклятье».
        «О чём вы?»
        «Проклятье - он откинулся в огромном своём кресле, закрыл глаза, пробормотал, засыпая, - Я знаю. Да. Сбывается…»
        «Что сбывается?»
        Осторожно потрясла его за плечо, но король, всё глубже погружаясь в царство сна, похрапывал, неэстетично открыв рот. Я тихонько вышла.
        Лакей у двери расплылся в улыбочке.
        «Уснул старикан? Он до утра будет теперь дрыхнуть. Может, порезвимся? Только представь: королевское ложе размером с полигон - и всё в нашем распоряжении!»
        Я протиснулась мимо него, но он не дал пройти и ухватил меня за талию.
        «Ну, постой, зеленоглазая! Нам будет хорошо!»
        Спокойно посмотрела на его лоснящуюся от сытости рожу.
        «Грибы на ночь есть вредно», - сказала строго.
        «Чего?!» - удивился он, потом слегка позеленел, задышал часто.
        Стряхнув его разом ослабевшую лапищу, пошла к себе. Я ведь умею не только слушать чужие чувства, но и внушать их, как приятные, так и не слишком. Небольшое отравление - якобы! - грибочками заставит похотливого слугу провести ночь на горшке, а не в королевской кровати. Чтоб неповадно было впредь.
        * * *
        Дядя вернулся через три дня. Чёрный от усталости и дорожной пыли, в сопровождении эскорта кавалеристов въехал на площадь перед воротами в дворцовый комплекс, где я его ждала. Грузно слез с коня.
        «Дядюшка! Как ты? Почему не в карете? Разве тебе можно ездить верхом?!»
        Он поцеловал меня в лоб.
        «Я чертовски устал, девочка. Зайди ко мне через пару часов, ладно?»
        «Может, завтра?»
        «Нет. Потом у меня не будет времени, а я бы хотел просто посмотреть на тебя, мою девочку, узнать о семейных новостях, поболтать о ерунде».
        Он улыбнулся.
        «Через пару часов…»
        Не в пример моим покои Советника короля были богато убранными и состояли из нескольких залов, библиотеки и кабинета, где дядюшка и принял меня, сидя за огромным столом. Кипы бумаг и множество свитков хаотично на первый взгляд лежали здесь, но дядя прекрасно в них ориентировался, и найти нужный не составляло для него труда поиска более пары секунд.
        «Ну, что скажешь, малышка? Как ты устроилась?» - советник на миг оторвался от написания письма, чтобы глянуть на племянницу.
        «Спасибо. Прекрасно».
        «Хорошо. А дома как? Как там наш старый городишко? Я подумываю выделить финансы на его развитие. Места уж больно красивые. Можно организовать там…» - он наткнулся на мой взгляд и нахмурился.
        «Я что, снова говорю неправду?»
        «Ну, почему же, - пожала плечами. - Ты в это веришь, хоть всё и придумал только что, на ходу. Может, лучше поговорим о том, что тебя тревожит?»
        «С тобой надо держать ухо востро», - покачал он головой.
        «Не надо меня бояться, дядя Ангерт! Но и не принимать всерьёз тоже, - ободряюще коснулась его руки. - Я на твоей стороне и готова помочь. Зачем ты пригласил меня?»
        «Разве я не могу соскучиться по своей малышке, которую не видел пятнадцать лет?» - он тепло улыбнулся, а я ощутила исходящее от него чувство вины. Бедный! Он так занят, что даже на меня, родного для него человека, не хватает времени!
        «В письме ты упоминал о помощи. Что за помощь тебе нужна?»
        Он отложил перо, откинулся в кресле и устало потёр лицо ладонями.
        «Я так закрутился в последнее время! Столько работы!.. Прости меня. Мне просто вдруг захотелось увидеть чьё-то родное лицо, взглянуть в знакомые любящие глаза. А ты всегда была легка на подъём».
        Я подошла, обняла его за шею. Широкой горячей ладонью дядя похлопал меня по руке.
        «Присядь».
        Села на маленький пуфик у его ног, и теперь приходилось смотреть на дядю снизу-вверх. Сразу почувствовала себя маленькой девочкой. Впрочем, так, наверное, и было. С высоты дядиного возраста.
        «Ты видела принца?»
        «Да. Мы говорили несколько раз».
        «Как ты его находишь?»
        «В каком смысле?!»
        «Ну… с чисто женской позиции. Как он тебе? Понравился?»
        «Понравился - не то слово», - ответила осторожно. Дядюшка испытывал такие противоречивые чувства, что не могла догадаться, чего он хочет услышать?
        «Значит, понравился».
        Так, что-то начало локализоваться. Что же это? … Сожаление! Разочарование!.. И о чём же он так сожалеет?!
        «Он - идеал, дядюшка. О таком мужчине любая женщина может только мечтать. Чуткий, внимательный, добрый. О красоте я уже и не говорю. А его стихи!..»
        Дядя поморщился.
        «Стихи! Он ещё и стихи пишет!»
        «Да. Причём пронизанные такой болью! … А… что-то не так?»
        «Нет, - дядя, вздохнув, покачал головой. - Стихи - это, конечно, прекрасно. Особенно в момент, когда герцоги Орсейн на юге и Левел на западе спят и видят, как разодрать государство в клочья, в момент, когда в стране царит разброд, а король не в состоянии даже подписать указ о смене кабинета министров, хотя проект и список я ему представил два месяца назад. Стихи - это то, что нам нужно сейчас, когда вести войну мы не можем не то что с двумя такими сильными противниками, а даже с одним из них! Только не стихи, а три провинции я отдал Орсейну, чтобы тот поутих на время. Я столкнул их с Левелом. И пока они будут разбираться меж собой, нам удастся собраться с силами для обороны… А он пишет стихи!»
        Дядя резко встал, подошёл к окну и стоял некоторое время, заложив руки за спину и глядя в ночное небо.
        «Но в его жизни трагедия. Дай ему время!»
        «Он сам - одна большая трагедия для государства. Он - король через месяц, Керри! Это в его руки я должен передать страну. И что он с ней сделает? Цветников насажает? Даже этого не успеет, потому что жадные псы уже точат клыки, а бросать сахарные кости каждому - может костей не хватить! Да и герцоги - не последняя беда…»
        Я не знала, что ответить. Да и нужно ли было отвечать? Дядя скорее говорил сам с собой, выплёскивая раздражение и усталость.
        «Прости, малышка».
        Он подошёл, и я прижалась как в детстве к нему, такому большому, сильному и тёплому. С ним всегда было уютно и спокойно. Оказывается, не только мне.
        «Я не должен грузить тебя своими проблемами. Прости».
        «Ну, что ты! Кто же тебя ещё выслушает, как не близкий человек?»
        «Спасибо, дорогая. Я справлюсь. Должен».
        «Ведь ты будешь помогать Алексу?»
        «Конечно. Пока есть силы. Это мой долг перед страной. Но решения должен принимать король. Я не могу всё делать один».
        «Ты сказал, что есть ещё беда. Какая?»
        «Стоит ли тебе знать?».
        «Боишься, что начну сеять панику?»
        «Не боюсь, но… Впрочем, рано или поздно ты всё равно узнаешь. Это лангри. Другая наша беда - лесные чудовища из забытых преданий. Кто мог подумать, что они вновь явятся, да ещё в столь трудный для государства момент!».
        «Лангри?! Не может быть!»
        Он опять вздохнул, поколебался с минуту, потом решился.
        «Пойдём. Покажу».
        Мы прошли через сад, вышли через маленькую кованую калитку к тропинке над каньоном, стали спускаться по ней. Слабый шум воды далеко внизу бился о скальные стены, подчёркивая странную тишину этого места. Ни один звук, кроме речного не проникал сюда. Здесь было тепло, влажно и глухо.
        Луна светила ярко, но тропинка петляла, то и дело скрываясь в тени горы. Дядя шёл уверенно, а я одной рукой придерживала юбки, а другой цеплялась за перильца, прибитые к стене, и ощупывала ногой дорогу перед собой, прежде чем ступить на неё. Причём несколько раз ступня моя проваливалась в пустоту.
        Тропинка кончилась никем не охраняемым арочным входом в туннель. По обеим сторонам его, освещённые факелами, высились решётки клеток. Все оказались пустыми, кроме последней, расположенной глубже всех в горе…
        Этими чудовищами в моём детстве пугали непослушных ребятишек. Обитающие в ночи, лангри и по одиночке опасны, а уж когда они собирались в стаи - это было настоящее стихийное бедствие. Лет сто назад. Потому что их уже давно никто не видел. Но представляли они собой воплощённое зло. И смерть каждому, кто попадётся в их пятипалые лапы, почти человеческие, если бы не длинные когти.
        При нашем появлении с шипением и присвистом они метнулись навстречу. Я отшатнулась в ужасе, хотя зверюг помимо толстых прутьев клетки удерживали ещё и цепи на мускулистых коротких ногах.
        Кожистые крылья затрещали, подбросив хозяев к каменному потолку. Цепи натянулись.
        «Не бойся, дорогая, - дядя улыбнулся. - Пока они заперты, мы в безопасности. Хотя это и стоило жизни двоим моим верным слугам».
        «А зачем вы их держите?» - я встретилась взглядом с круглыми немигающими глазами одного лангри и почувствовала… даже трудно объяснить, что? Холод? Равнодушие? Впрочем, чего ещё ждать от хищника с совершенно иным разумом? Недаром говорят, что лангри посылаются к нам из другого мира. В наказание за грехи.
        «Когда они вновь появились в лесах Айленда, началась паника. Люди стали уходить из деревень, бросать дома и поля. Пока что зафиксировано только два случая нападения, но этого достаточно, чтобы посеять ужас среди населения.
        Эти звери активны только ночью, так что нам удалось найти и уничтожить большую стаю. Полуослепшие и вялые они, тем не менее, так сопротивлялись, что с десяток солдат полегло в той битве. Нескольких лангри отловили и привезли сюда. Мы хотим их изучить, узнать, чего они боятся. Чтобы научиться защищаться без огромных затрат и потерь. Может, ты поможешь? Почувствуешь, поймёшь, что у них внутри?» - он испытующе глянул на меня. Я покачала головой.
        «Чувства животных мне недоступны. Могу лишь сказать, что у них даже в таком положении нет страха перед нами».
        «Да, это так, - вздохнул дядя. - Ладно, пойдём».
        Перед выходом из туннеля я ещё раз оглянулась на лангри. Один из них, присев на корточки и покачивая головой с резко надломленным лобным псевдоклювом, глядел нам вслед, и меня снова ожгло холодом.
        * * *
        Горничная принесла горячего молока и печенья. Я пригласила её поужинать со мной. Она с удовольствием уселась за стол и принялась уплетать выпечку.
        Я глотнула молока и завернулась плотнее в пушистый плед: слегка знобило после прогулки над каньоном. Кроме того, не покидало ощущение какой-то недосказанности, чего-то такого, что известно всем или почти всем, а до меня никак не дойдёт. И это ощущение вызывало тревогу и дискомфорт. Дядя же не только не захотел ничего объяснить, но и постоянно переводил разговор на другие темы, причём очень старался чувствовать себя заинтересованным и искренним. Чересчур старался…
        Что же у них тут происходит? Или вот-вот произойдёт?
        Горничная, вопреки моим ожиданиям, не прояснила ситуацию, хотя с удовольствием рассказывала всё и обо всех. Не было темы, о которой она оказалась бы не осведомлена. Включая политические. Здесь, правда, она имела собственное суждение. Но меня более интересовали дела внутренние, поэтому, предоставив разбираться с политикой дяде, стала расспрашивать о венценосном семействе. Про короля не узнала ничего нового, кроме того, что он - старый пьяница, которого даже слуги ни во что не ставят. А вот вокруг Алекса ходили разные толки в связи с несколькими историями. В каждой присутствовала женщина, прекрасная, знатная, женитьба на которой укрепила бы позиции страны, если бы… Если бы невесты после представления принцу, категорически не отказывались иметь с ним какие-то дела, пусть даже во благо государства. И это - дамы, которым с детства внушали, что их первейший долг - самопожертвование во имя политических целей, а не личные чувства и страсти! Но чем Алекс мог вызвать подобное отторжение?! Ослепительно красивый, добрый, утончённый, возле которого ощущаешь только собственную ущербность в сравнении с его
божественным совершенством!..
        Так. А не это ли причина? Не чувствовали ли принцессы то же, что и я? Какая женщина захочет ощущать себя ничтожеством рядом с недостижимым идеалом? Пусть даже во имя политики. Женщина ведь остаётся женщиной, и есть вещи, через которые ей не перешагнуть.
        И что же произойдёт через месяц, когда Алекс станет королём? Принц-поэт, не способный быть жёстким монархом в трудное и ответственное для страны время, мой дядюшка, изо всех сил пытающийся удержать страну от хаоса и войны и по сути являющийся её истинным правителем…
        А мне какая роль отведена? Тёплой жилетки? Не похоже, чтобы Советник Торн нуждался в утешителе, да ещё и подобном мне.
        Повлиять на Алекса? И каким же образом, если в его присутствии могу лишь млеть от восторга и нежности? Я! Всегда считавшая себя сильной личностью, не способной к безумствам!
        У него должны быть сотни поклонниц, а он совсем один! Даже во дворце женщин почти нет, если не считать двух кухарок, парочки замшелых придворных тёток и Зоуис, которой мужчины даром не нужны.
        Впрочем, такая ли это беда, если только дядя не имеет далеко идущих планов политических союзов? Например, с мятежными герцогами. Есть у них дочери? Откуда я знаю? У Левела, вроде, сыновья, у Орсейна… вообще никого. Кажись… Точнее не могу сказать. Но раз присутствия Алекса не выносит ни одна женщина, брак отпадает, даже чисто номинальный. Уже пробовали.
        * * *
        Зоуис уплетала печенье и с увлечением рассказывала историю Аннет - мачехи Алекса, принцессы, изначально предназначенной ему в жёны (могу даже с уверенностью предположить, кто пытался устроить этот брак!), но бросившей его чуть ли не у алтаря по всё той же таинственной причине и вышедшей-таки замуж, но за старого короля - тут проблем не было. И государство таким образом обрело новую провинцию - Гор-Айленд и ещё одну разбитую жизнь.
        Я сидела на своей широкой мягчайшей кровати, обхватив колени руками в любимой позе для размышлений, слушала, думала и вдруг ощутила странное беспокойство, похожее на состояние тягучего сна, когда хочешь проснуться, а никак не получается. Что-то происходило примерно в миле отсюда, в стороне, где как уже знала, располагались покои Алекса. Один из двух аурических рисунков узнала. Мари! Моя юная попутчица, белошвейка Мари - я ж совсем про неё забыла! И теперь она ощущала такое счастье, такое блаженство, что я просто остолбенела. Она и заколдованный принц?!…
        Картины, где самая невинная представляла бросающуюся из окна девушку, сменялись в моих мыслях одна за другой, пока, спрыгнув с постели, нашаривала пеньюар и туфли.
        «Куда вы?!» - Зоуис быстренько дожевала последнее печенье и помогла мне одеться.
        «Я должна! … Не жди меня!»
        И понеслась бегом через парк, лишь краем сознания отметив, что всё равно не успею, да и что смогу сделать в подобной ситуации? Сердце колотилось, я задыхалась, но мчалась, не останавливаясь. Где могла, срезала путь, бежала по росным травам. Подол пеньюара намок и потяжелел, а сама себе в торопливости я напоминала растрёпанную белую птицу.
        Вот и парадный вход на половину принца.
        Я остановилась в нерешительности перед дверью, украшенной затейливым орнаментом с золотой инкрустацией. Неужели крошка-белошвейка преодолела то, что не удалось никому до неё?! Не настолько она глупа, чтобы чувствовать себя равной Ему! Или тут имеет место быть чудо?.. Должна ли я войти? Должна ли вмешиваться? Только ли опасение за девчонку говорит во мне? Или - что уж греха таить, ведь чары Алекса не миновали и меня! - дело в элементарной ревности?
        Тогда я должна смириться. Что ж…
        Повернулась, было, чтобы уйти, но тут из соседней маленькой двери под самой лестницей выпорхнула счастливо щебечущая парочка. Оба заметили неожиданную свидетельницу своего свидания. Потом девчонка подпрыгнула, пискнула от радости и кинулась мне на шею.
        «Госпожа Керри! Как я рада вас видеть!»
        «Мари! Что ты здесь делаешь?! Кто это с тобой?»
        «Ох, не спрашивайте! Я так счастлива! Он такой, такой…!»
        «Кто?» - её радость передалась мне, и я тоже смеялась, плакала и ничегошеньки не понимала.
        «Да Орсин же. Вот он!.. Иди сюда, - махнула своему приятелю. - я вас познакомлю. Он чудесный! Я как увидела его, так во мне что-то всколыхнулось! Вот так! - она широко всплеснула руками. - Мы познакомились в первый же день, и оба поняли, что нашли свою судьбу. Так, милый?»
        «Гм-гм, - ответил Орсин, стараясь, чтобы его голос звучал ниже и мужественнее. - Да, конечно. Поняли… Угу. Сразу».
        «Вы его не слушайте, - Мари хихикнула. - Он старается выглядеть старше, чтобы его сделали главным смотрителем зоопарка вместо прежнего. Он так любит животных! Даже этих жутких чудовищ лангри».
        «Я с ними подружился, - Орсин широко улыбнулся. - Таскаю им лягушек».
        «Какой ужас! - я содрогнулась. - Они же холодные! Ненавижу лягушек!.. Но, - снова повернулась к Мари и понизила голос, - как же принц? Ты же говорила, это судьба…»
        «Да что вы! - махнула рукой девчонка. - Я к нему подойти боюсь! Взглянуть боюсь! На него молиться надо, а не оскорблять своими поползновениями. А вот Орсин!..» - она нежно прильнула к пареньку, возрастом вряд ли старше неё самой, довольно щупленькому, с внешностью совершенно невыразительной. Особенно по сравнению… Вот именно! По сравнению! Для меня. А для неё, выходит, затмившему самого принца. Хм! Я ведь не зря подумала о чуде!.. Ну, что ж, совет да любовь! И счастья вам обоим!
        Влюблённая парочка скрылась, наконец, а я всё ещё стояла у лестницы.
        Ведь какая-то мысль мелькнула, когда мчалась сюда… Даже не мысль, а так, кусочек… Что за мысль? И почему я должна её вспомнить? Потому что она беспокоит меня, и чувствую, в ней что-то есть…
        О! «Заколдованный принц». Я подумала о нём «заколдованный». Может и впрямь здесь имеет место некое чародейство? И король, опять же, бормотал про какое-то проклятье…
        Чтобы убедиться, надо войти.
        Я поднялась по мраморным ступеням, остановилась на миг, глубоко вздохнула и толкнула дверь.
        Широкий холл встретил меня гулкой пустотой и похрапыванием лакея, устроившегося в кресле у окна. Лунный свет сквозь высоченные витражи, причудливой мозаикой расцветил пол, часть стен и физиономию слуги, делая его похожим на скомороха. Тоже мне охранник! Я хмыкнула, тихонько прошла мимо и проскользнула в покои Его высочества.
        Здесь было тихо. Слабо пахло ароматическим маслом, горящим в ночнике, да лёгкий шелест листвы доносился из полуоткрытого окна в сад.
        Принц спал. Я чувствовала его присутствие, чувствовала, что он один.
        На глаза снова навернулись слёзы, дыхание перехватило от нежности. Я постаралась взять себя в руки, сосредоточиться. Пришла ведь по делу, а не страдать из-за неразделенных чувств!
        Закрыла глаза, напряглась… Ничего!.. Не может такого быть!
        Ещё раз. Задержала дыхание и стояла, пока светлячки не запрыгали перед глазами. Выдохнула со всхлипом. Снова ничего! Ничегошеньки не чувствую. И вовсе не из-за того, что он спит. В нескольких метрах от меня. Во время сна эмоции людей чище и ярче, чем при бодрствовании, а расстояние не имеет значения. Во всяком случае, в пределах трёх миль могу почувствовать любого, как и полностью заблокировать восприятие.
        До сих пор сил хватало для проникновения сквозь любую преграду, но что происходит сейчас?? Не может обычный человек так закрыться от меня! Значит, либо Алекс колдун, что маловероятно, либо барьер, как и предполагалось, искусственный - некая аура вокруг него…
        Голова слегка закружилась. Решив, что выяснила достаточно, я вышла и… нос к носу столкнулась с советником Торном. Вздрогнула от неожиданности.
        «Дядя?! Что ты тут делаешь?»
        Он молча смотрел на меня в разноцветном лунном свете, и исходили от него волны удовлетворения, сожаления, вины и чего-то, что охарактеризовала бы чувством долга. Странная смесь! Сознавать свой высокий долг, встретив племянницу, выходящую из мужской спальни. Куда уместнее было бы негодование, но как раз его-то и не было.
        Он двумя пальцами поднял моё лицо за подбородок.
        «Ты плакала?»
        Вытерла мокрые щёки, попыталась улыбнуться.
        «Наверное, это от счастья».
        Он не ответил и молча прижал меня к себе. И снова навернулись слёзы, на сей раз от его чувства жалости и моей благодарности за это.
        «Пойдём, я провожу тебя».
        Так, обнявшись, мы шли до самой двери комнаты с окном на каньон. Моей комнаты. Потом дядя поцеловал меня в лоб и ушёл, так и не произнеся больше ни слова.
        А я действительно была счастлива! Даже не знаю, от чего, но была. Счастлива и благодарна. Дяде, Алексу, Мари, всему миру! С этим ощущением и заснула.
        * * *
        С того памятного вечера у меня в комнате всегда стояли свежие цветы, белые, пахучие, только что срезанные и поблёскивающие капельками росы. Зоуис сказала, что так распорядился советник Торн. Я хотела поблагодарить дядю, но он постоянно был занят, либо в разъездах, либо принимал послов и гостей вместе с Алексом.
        Поговорить с принцем тоже никак не удавалось, хотя он улыбался, завидев меня издали. Я тоже улыбалась в ответ, а сердце просто разрывалось от чувств. От комплексов не избавилась и по-прежнему ощущала себя полным ничтожеством рядом с Ним, но это не мешало любить Его издали.
        Он больше не приходил на заветную аллею, а я всё равно бродила там до ночи, вновь и вновь вспоминая и проигрывая в памяти прежние беседы.
        Так минуло какое-то время в относительном спокойствии и равновесии.
        В один из вечеров я спускалась к реке, к местечку, где меж кустарников образовалась тихая заводь, давшая приют многочисленному лягушачьему семейству. Несколько минут собиралась с силами, внушала себе, что противные, орущие, холодные, скользкие рептилии - просто симпатичные ожившие камушки, и нет ничего приятнее, чем собирать их в небольшую корзинку, позаимствованную на кухне…
        Прикрыв травой и влажными листьями свой улов, поднималась от реки по тропинке, когда кто-то огромный схватил меня сзади, заключил в стальные объятия и так сильно зажал мне рот широченной ладонью, что едва не задохнулась. Затем поволок вниз, вниз, к чёрным водам холодной реки…
        Из упавшей корзинки лягушки радостно прыгали в разные стороны.
        Тащили меня недолго и в реку в итоге не сбросили. Спасибо и на том! Ибо пловец из меня…!
        Хлопнула дверь. Меня, полуоглушённую и полуослепшую не очень бережно незнакомый верзила сгрузил на пол, прижав коленом, чтобы не дёргалась, связал за спиной руки, потом поднял рывком и усадил на плетёный табурет.
        Я перевела дыхание и огляделась. Кроме верзилы, возвышающегося рядом почти до потолка, когда-то белёного, но теперь потрескавшегося и сероватого, некая старушенция возилась у маленького очага. Над огнём висел котелок, в котором что-то булькало, распространяя довольно резкий запах. Верзила, скрестив на груди ручищи, не сводил с меня поросячьих глазёнок. Старушенция помешивала варево и мурлыкала под нос.
        На стенах каморки, освещённой только огнём очага и парой маленьких фонариков - ночников, во множестве висели пучки трав, ветки, сушёные корни и стебли неизвестных растений. Сквозь открытое перекошенное окошко доносился шум реки, порывы ветра разбавляли тяжёлый дух струями свежего воздуха.
        «Эй! Что вам надо?» - сказала я и попыталась встать, но верзила тут же пресёк попытку, опустив тяжеленную ручищу на моё плечо.
        «Немедленно отпустите меня, и тогда - обещаю! - советник Торн помилует вас».
        Старуха, не выпуская ложку, с которой на пол падали тягучие зелёные капли, повернулась и некоторое время вглядывалась в моё лицо. Удовлетворённо кивнула.
        «Энергетичка. Очень хорошо. Должно получиться. На сей раз должно!»
        «Что получиться! Что вы задумали?!»
        «Не бойся, девонька, - прошамкала старушка, - сиди спокойно, слушайся и больно не будет».
        «Вы кто?! Что вам надо от меня?!»
        «Тихо, тихо! Не кричи! - поморщилась бабка, - никто тебя тут не услышит. Будешь умницей, скоро вернёшься домой. Будешь вопить, Грумми быстро утихомирит, только тебе не понравится - он грубоват».
        Громила радостно ухмыльнулся.
        «Что вам надо?» - повторила я немного спокойнее, хотя внутри всё сжалось от страха и негодования.
        Сосредоточилась. Разобраться в примитивных чувствах Грумми не составило труда, а вот от старухи шёл ровный, однообразный шум. Она лукаво глянула и ухмыльнулась.
        «Что, птичка-энергетичка? Не выходит? - она снова отвернулась к очагу, зачерпнула из котелка варево деревянной ложкой, понюхала. - У меня секретов нет. Просто хотела, чтобы ты оценила, с кем имеешь дело!»
        Тут она погладила корявой своей ладошкой ожерелье из корешков на груди, и я всё поняла. Чародейка-травница!..
        Я - энергетик, то есть все мои способности реализуются за счёт внутренних сил организма. Травница для этих целей использует растения…
        Но есть ещё один тип чародеек. Самая сильная в магической градации - каменная колдунья. Великое чудо - чувствовать свойства камня, разные в разных условиях и сочетаниях, переменчивые в зависимости от времени суток, освещения, даже от того, против мужчины или женщины направлено воздействие. Если каким-то энергетическим приёмам можно научиться, если можно научиться отличать ядовитые травы от лекарственных, то научиться даже азам каменного колдовства нельзя. Сей дар либо есть, либо его нет, и ничего - в промежутке.
        Каменных колдуний очень мало. Сама я не видела ни одной из них, хотя и слышала.
        По уровню силы, используя образность, если я - птичка, то травница - кошка, а каменная против нас обеих - тигр. Хорошо, что не с ней меня свела судьба! Точно трепыхаться было бы бесполезно. А с бабкой-травницей можно попробовать побороться. Шансов немного, но не каждая птичка по зубам иной кошке!
        «Ну и что же тебе надо? Если ты всё равно сильнее меня?»
        «Кое-что надо», - пробормотала она, медленно и осторожно наполняя стакан жидкостью из котелка, зачерпывая её ложкой.
        «Я дочь советника Торна! Учтите, вам не поздоровится!»
        «Ты не дочь, - спокойно ответствовала старуха, - но будь хоть сама принцесса, что с того? В чём ты меня обвинишь? Что напоила чаем?»
        «Вы меня похитили!»
        «Неужели? А разве не сама забрела на огонёк, любопытная ты моя?»
        «И насильно удерживаете! Да ещё угрожаете!»
        «Не угрожаю, милочка, а предупреждаю, чтоб Грумми не сердила. Он у меня мальчик нервный».
        Она поднесла к моим губам стакан. Поверхность наполнявшей его жижи исходила дымными бурунчиками и горьковатым запахом.
        «На-ко вот, выпей»
        «Сама пей свою отраву», - я, поморщившись, отшатнулась. Грумми что-то недовольно и угрожающе промычал.
        Бабка грустно улыбнулась.
        «Я для этого чая уже стара. Пей! Сама пей, или мой мальчик вольёт в тебя целый котелок! Ну?! И не бойся, не обожжёшься»
        Я сделала несколько глотков, едва не захлебнувшись этой дрянью, обильным потоком льющейся в горло.
        «Вот и молодец, - похвалила колдунья. - Теперь подождём с полчасика. А потом домой пойдёшь»
        Внутри меня понемногу стал разгораться пожар, и заструилась боль от горла до самого низа, эхом отдаваясь в ноги. Дыхание участилось. Я старалась держаться прямо, но нарастающая боль заставила застонать и согнуться.
        «Ничего-ничего, - посочувствовала старуха. - Так и должно быть. Давай-ка, приляг на лежанку. Грумми, помоги. Да осторожнее, остолоп!».
        Грумми перенёс меня на твёрдый лежак у стены, не удосужившись однако развязать руки. Я свернулась калачиком. Боль скручивала внутренности, нарастая до нестерпимого уровня, потом резко отпускала, давая отдышаться и пару-другую минут порадоваться жизни.
        Колдунья меж тем что-то растирала в мисочке, добавляя разные порошки и негромко бормоча то ли молитвы, то ли ругательства.
        «Что… я вам сделала? За что…» - новый приступ не дал закончить фразу, но бабка поняла.
        «Вина твоя в том, что ты родилась на этот свет такой, какая есть, не обычной девчонкой. И дар твой призван теперь в помощь миру!»
        «У меня… эмпатический дар. К тому же… очень слабый…»
        «Это неважно. Важно, что он есть! И поможет избавить от заклятия».
        Она наклонилась надо мной, глянула совсем по-матерински, с сочувствием и промокнула салфеткой мой мокрый лоб.
        «Плоть от плоти, кровь от крови - основа зелья. Ты уж потерпи! Отдашь его, и всё кончится».
        «Бабка! Ты что такое говоришь?!… Какая плоть?.. Ты сошла с ума?!»
        «Моё зелье и плод любви твоей и принца снимет с него колдовство».
        «Какой плод? Ты думаешь, я… Нет, ты точно свихнулась».
        Меня разобрал смех, но приступ превратил его в гримасу. Я постаралась сесть, что удалось лишь с третьей попытки.
        «Развяжи меня, старая безумица. Ничего из твоей затеи не выйдет. Я всё-таки не Перводева, и Святой дух меня не посещал. И как ты могла подумать…!»
        Бабка озадаченно смотрела на меня.
        «Ты правду говоришь?.. Впрочем, зелье уже должно было подействовать. Странно… Но ты же была с ним! Тебя видели! Неуж не получилось?»
        «С кем была? С принцем? Я была У него, в его комнате. Просто постояла у дверей, пытаясь сломать защиту. Это ты окружила Алекса какой-то дрянью?!»
        Она осклабилась.
        «Если бы у меня была такая сила, сидела бы сейчас не здесь, а на королевском троне!»
        «Хорошо, что тебя там нет. Перетравила бы всех неугодных подданных! По одному подозрению».
        Я стряхнула с рук остатки верёвки, встала, ухватившись за стул, чтобы не упасть. Грумми зашевелился у входа, издал угрожающий звук. Устало махнула рукой: «Спи, Грумми! Ты ж так утомился!» Он покорно закрыл глаза, сполз по стене, разбросав ноги на половину комнаты - неудачно-то как! теперь придётся обходить эти брёвна! ужас! - и захрапел. Бровки вздёрнулись, рот приоткрылся, и вид у громилы стал беспомощный, детский, даже трогательный, хотя мне почему-то совсем не было его жаль.
        Колдунья села на лежанку, уронив костлявые руки.
        «Опять промах. Да что же это?!. Он не простит!»
        «Тебе о душе пора думать, а не козни строить, - я сделала ещё один шаг, используя стул, как опору. Теперь надо было перешагнуть через ногу Грумми. Постояла, собираясь с силами. - Второй раз… А первой жертвой уж не та ли девушка была, о которой принц печалится? Может, ей Грумми и помог из окна вылететь, чтоб свидетелей не осталось?»
        Бабка издала злобный скрежет и, вытянув руки, кинулась на меня.
        Тут дверь открылась, и в каморку шагнули два дюжих стражника, а за ними Советник Торн.
        «Спаси меня», - сказала я, упав ему на руки, и отключилась.
        * * *
        Я приходила в себя несколько дней, не выходила из комнаты. И все эти дни в душе тонко и жалобно звенела туго натянутая струнка. Обида разрывала душу. Никакие доводы разума не могли её заглушить, никакие отвары, приносимые заботливой Зоуис. Я категорически отказывалась их пить и употребляла только горячее молоко и чистую воду. Даже известие о том, что старая травница после ареста и короткого следствия отправлена доживать свой век в один из подземных монастырей, не порадовало. Я не держала на неё зла, как ни странно, потому что в картине, сложившейся из отдельных фрагментов, в разбитом зеркале, бережно составленном из осколочков, отразилась, наконец, разгадка. Она лежала на поверхности, и не понять этого казалось невозможным. Теперь. Но ведь есть такой приём - не хочешь, чтобы что-то нашли, положи его на самое видное место…
        Меня использовали, как пешку в довольно простой партии, партии беспроигрышной, ибо фантастическое обаяние Алекса не оставляло ни единого шанса противиться ему. Использовали, чтобы изменить ситуацию, дать стране настоящего правителя, сняв колдовство с принца страшноватым способом. И только одному человеку мог прийти в голову подобный план…
        Хотя я отказывалась верить, что мои чувства - результат воздействия каменной колдуньи, проклявшей однажды старого короля таким необычным образом …
        Дядюшка заходил ко мне один раз. Посидел молча. Потом сказал: «Прости». У него в душе в этот момент царила гулкая пустота, как бывает у человека, приложившего все усилия для достижения цели, но так и не получившего желаемого результата. Разочарование и пустота.
        Мне стало жаль его. Ведь не о себе лично он пёкся, а о благе государства. И если ради оного на алтарь положена одна жизнь, что она есть в сравнении с сотнями тысяч? Да ничего! Величину, исчезающее малую, величину ничтожную. Если только пресловутая жизнь - не твоя собственная.
        Но он всё-таки просил прощения. Значит, надо простить. И я простила. Ведь, несмотря ни на что, он меня любит и, может, по-своему он прав? Если бы он всё рассказал вначале, честно, ничего не утаивая, я бы согласилась? Не развернулась бы с порога и не уехала бы тут же?.. Хм.
        А потом меня навестил Алекс. Он принёс букет белоснежных роз. На улице громыхал гром, шумел сильнейший ливень. Вряд ли в такую погоду кто-нибудь следил за принцем и видел, куда тот направился. А если даже и следил, мне уже было всё равно.
        «Как вы? Как вы себя чувствуете?»
        Я смотрела в звёздные очи, улыбалась, а по щекам катились слёзы. Потом взяла его ладонь, прижала к своему лбу и сидела так, молча, закрыв глаза. Я прощалась с ним…
        ЭПИЛОГ
        После коронации я уехала.
        Вещи свои немногочисленные, платья, туфли, белый кружевной пеньюар, - всё оставила в распоряжение Зоуис. Пусть делает, что хочет, хоть сама носит. Мне это уже не понадобится. В глухом лесу, у самой границы Айленда. У знакомого старого егеря в небольшой хижине, вдали от страстей, от лживых слов и порочных чувств.
        Небо в тот вечер переливалось серебром и пурпуром.
        Я выехала из городских ворот с последними путниками, но в отличие от них повернула кобылку не на тракт, а в лес, который собиралась пересечь до наступления непогоды - может, и не слишком умное решение с позиции здравомыслия, а что до стратегии - то единственно верное. Серебряный закат - признак надвигающейся бури, но я успею переждать её в горах, в маленьком охотничьем домике. Ты ж не будешь искать меня там, дядя Ангерт? Во всяком случае, до утра того дня, когда развеются последние тучи. Да вообще не будешь искать, ведь ты выпустишь лангри через час после моего отъезда.
        Я снова улыбнулась. Чуть иронично. И грустно.
        Я слишком хорошо знаю тебя. Ты сделаешь всё, что велит тебе долг, а он велит, чтобы история не получила огласки во имя страны, во имя спокойствия всех. На твоём месте, наверное, я бы поступила так же. Но я не на твоём месте. И буду бороться. И ты знаешь это. Именно поэтому ты отловил нескольких лангри заранее. «Мы изучаем их, чтобы понять». Кого ты хотел обмануть? Меня? Ме-ня?! Ты тщательно прятал свои чувства, маскировал их, а лангри - нет. Знаешь, что я ощутила, когда ты впервые показал чудовищ, сидящих в клетке? У них не было ненависти к тебе, не было и следа неприязни. Ко мне была, а к тебе - нет! Это говорит лишь о том, что приручить их тебе удалось.
        Только я ведь не любопытства ради потом ходила к твоему зоопарку. Лангри не поддаются дрессировке. Их не заставить ходить на задних конечностях и держать мячик на клюве. Но их можно прикормить. Речные лягушки для них настоящий деликатес. И я носила им лягушек (о-о-о! кошмар ничуть не меньше самих лангри!) каждый вечер, чем заслужила - не любовь нет! Они не способны любить. У них нет чувства привязанности! - заслужила узнавание. Этого достаточно, чтобы они не убили меня в первую же секунду, как догонят. А догонят быстро! И тех, кто идёт по тракту, и одинокую всадницу на лесной тропинке…
        Вот и всё, малышка, вся история. Я расскажу тебе её снова, когда смогу заглянуть в твои звёздные очи, а то, что они будут именно такими, не сомневаюсь. Ты унаследуешь доброту, утончённость и любовь к поэзии. Ты унаследуешь и эмпатический дар, по сути ничего с настоящей магией не имеющий, как не относится к магии талант художника или поэта, или певца. Вернее, относятся, но скорее в метафорическом плане - создание шедевров, конечно, тоже своего рода магия. Но не та.
        Будь я настоящей колдуньей, наверное, нашла бы возможность снять заклятие с принца иным способом. А так… я долго думала и пришла к выводу, что одних моих сил не хватит, что необходимо обладание частью ауры Алекса. И получить ее можно только одним способом…
        Я поговорила с ним. Оказывается, он слышал в детстве историю, как одна женщина поклялась отомстить королю за что-то. То ли он отверг её, то ли упёк подальше от людских глаз, - неизвестно, чем вызван был её гнев. Но слово она сдержала. В итоге Алекс лишился возможности создать семью, принимать суровые решения, король от отчаянья спился, а страна оказалась на грани распада.
        Единственное, о чём он спросил, будет ли новая личность после снятия колдовской ауры помнить меня? Честно созналась, что не знаю.
        Он обещал подумать и через несколько дней пришёл ко мне с розами… Вот так. Чувство долга свойственно не только моему дядюшке. Полностью отказаться от себя, знать, что ты сегодняшний перестанешь существовать, а что завтра будет - неизвестно, это мужество, малышка.
        Король Алекс Первый жив-здоров, начал проводить реформы, заменил всех своих министров, повысил налоги, объявил герцогов мятежниками и подписал указ об их аресте - всё за неполные три дня правления, правления жёсткого и бескомпромиссного, именно такого, о котором мечтал Советник Торн и которое считал единственно верным в сложившейся обстановке. Наверное, теперь будет всё хорошо. Наверное…
        А меня он так и не вспомнил. Впрочем, это совершенно неважно, потому что молодой король не имеет ничего общего с тем Алексом, которого помню, похоже, только я, ну и дядя, наверное. Внешность у него - и та стала другой, грубоватой, жесты - резкими, звёздный свет в глазах погас. Он по-прежнему симпатичный парень, но не более того. Уж не в моём вкусе - точно!
        И всё же прежний принц жив. Он жив в моей памяти - это навсегда! Он воплотится в тебе, моё солнышко, вместе с тобой когда-нибудь вернётся в Айленд и изменит его, наполнит любовью, красотой, светом, как хотел когда-то. Залогом тому пусть будет его подарок - розовая жемчужина, которую я отдам тебе, когда чуть подрастёшь.
        Серебряный закат возвещает перемену погоды, перемену в жизни.
        Я оглядываюсь последний раз на город на холме и трогаю коня.