Не верь лучшей подруге! Светлана Демидова
        # Лучшая подруга увела любимого мужчину… Того самого, Алексея, которого в радужных мечтах Неля видела своим супругом. Кто она после этого? Змея, разлучница, предательница. А то, что Алексей не любил Нелю и жениться на ней не планировал, значения не имело. Когда оскорбленная женщина собирается мстить, такие мелочи ее не останавливают. Поэтому недолго коварной подруге наслаждаться - ее ждет справедливое возмездие. Такое, что мало не покажется…
        Светлана Демидова
        Не верь лучшей подруге!
        Глава 1 Оксана
        - Я знаю, Оксанка, почему он тебя бросил!- с многозначительным выражением лица сказала своей подруге кругленькая розовощекая молодая женщина по имени Неля.
        - Ну?- вяло улыбнулась подруга.- Выкладывай…
        - Во-первых…- Неля загнула один пальчик,- …хотя, скорее всего, это и во-вторых, и в-третьих, и во всех остальных тоже!- Нелины пальчики сложились в хорошенький пухленький кулачок.- Ты, дорогая моя, всегда одинаковая, вот!
        - Это в каком же смысле?- заинтересовалась Оксана.
        - В прямом! У мужчин, если хочешь знать, есть три ипостаси, которым женщины должны соответствовать, и только тогда…
        - Да ну?!- улыбнулась подруга, с удивлением округлив глаза и приподняв тонкие брови.
        - Не перебивай,- помотала головой Неля, и собственные ее каштановые локоны, слегка отшлепав молодую женщину по пухлым розовым щекам, опять спокойно улеглись на плечи.- Именно три! Первая - мужчина интеллектуальный, вторая - мужчина эмоциональный, а третья - мужчина инстинктивный!
        - И что?
        - А то, что надо чувствовать, понимаешь, чувствовать, какая ипостась мужчины в данный момент перед тобой!
        - И что?
        - Вот заладила одно и то же!- возмутилась Неля и даже пристукнула своим пухленьким кулачком по столику уличного кафе, за которым они с подругой сидели.- С тобой со скуки помрешь!
        - С тобой, можно подумать, очень весело,- недовольно буркнула Оксана и принялась сосредоточенно есть пирожное, запивая его уже почти совсем остывшим кофе.
        Неля с завистью оглядела ополовиненный кремовый рулетик подруги, а потом - с неприязнью свою пустую тарелочку, вздохнула и продолжила:
        - Со мной, по крайней мере, интереснее, потому что я то худею, то толстею. Все-таки какое-то разнообразие… Но я не о том! Вернемся к мужским ипостасям! Вот, например, когда мужчина находится в интеллектуальной ипостаси - ему нужна женщина-соратник, которая с удовольствием выслушает, когда он заговорит с ней о производственных проблемах, и, может быть, даже подскажет, куда лучше вставить какой-нибудь… шпиндель, или, на худой конец, вовремя подсунет нужный справочник. И заметь, сама она в этот момент должна выглядеть неброско, чтобы не отвлекать от проблемы, но все-таки элегантно, чтобы мужчину от нее ненароком совсем не откинуло! Лучше, если на ней будет классический английский костюм с глухим свитером под пиджаком, а туфли - лодочки без всяких прибамбасов, а прическа… такая… аккуратненькая…
        - Ясно,- сказала Оксана и допила кофе.
        Неля на всякий случай заглянула в свою чашку, еще раз удивилась тому, что она совершенно пуста, и вернулась к мужским ипостасям.
        - Так вот! А если в данный рассматриваемый момент твой мужчина - эмоциональный, то женщина должна тут же раскрепоститься. Одежда в этом случае уже не играет существенной роли. Тут важно подключиться к мужчине на уровне эмоций. Можно даже выпить за победу его любимого «Зенита» или… там… в случае проигрыша. Главное, Оксанка, не перепутать, за выигрыш пьешь или за проигрыш!
        - Хочешь, угадаю, как должна быть одета женщина, когда мужчина заявляется к ней в инстинктивном состоянии?- пряча улыбку, спросила Оксана.
        - Попробуй…- с большим сомнением покачала головой Неля.
        - Она вообще не должна быть одетой!- не удержавшись, расхохоталась Оксана.
        - Напрасно смеешься, между прочим!- Неля смотрела на подругу с чувством превосходства.- Голой… это тоже, конечно, неплохо, но не лучший вариант!
        - Не может быть!
        - Может! Есть кое-что и получше раздетой женщины!
        - И что же?!
        - Женщина полураздетая! Это мужчин волнует гораздо сильнее, если хочешь знать!
        - Ты-то откуда этих премудростей набралась?- продолжала улыбаться Оксана.
        - Оттуда! Читать надо больше!
        - И что же ты, Нелечка, читаешь?
        - Щас,- Неля порылась в объемистой сумке и выложила на столик несколько ярких глянцевых журналов. Она перебрала их толстенькими пальчиками и остановилась на одном.- Вот! В этом! Журнал называется «Дамские штучки»! Тут как раз статья про мужские ипостаси и вообще… очень много полезного… Бери, дома почитаешь!
        - Ты же мне уже все рассказала!
        - Повторенье, Оксана,- мать ученья!
        - Нель, а там не сказано, что делать, если у мужчины в голове одновременно шпиндель, футбол и полураздетая женщина?
        - Не сказано, но можно дойти и своим умом! Женщина должна интуитивно чувствовать, что в его голове в данный момент главенствует!
        - А если, Нель, ошибешься? Он думает о шпинделе, а я выйду в коридор встречать его в стрингах и чулках с подвязками?
        - Н-ну и что такого? Увидишь в его голове шпиндель, охнешь, скажешь, что только что из душа, и переоденешься.
        - В английский костюм?
        - Ну… не надо воспринимать все так буквально! Думаю, в домашней обстановке джинсы со свитером тоже подойдут. Главное, чтобы все… лишнее было закрыто и не отвлекало мужчину… А вот тут…- Неля вытащила из пачки еще один журнал,- тут написано, как правильно вести себя в постели…
        Оксана уже с раздражением захлопнула журнал подруги и спросила:
        - А тебе не кажется, Нелька, что эти твои журнальчики развернули жуткую кампанию, направленную против женщины как человеческого вида?
        - В каком смысле?- ужаснулась Неля и схватилась рукой за сердце.
        - Задача этих журналов, милая моя, выдрессировать женщин как собак, которые приносят вернувшимся со службы мужчинам тапочки в зубах. А я, Нель, не хочу быть дрессированной женщиной! Я хочу, чтобы мой мужчина старался под меня подстраиваться и соображал, что у меня в данный момент в голове: шпиндель или губная помада!
        - Не надо все драматизировать, Оксана! У мужчин тоже есть свои журналы. Их там наверняка учат, как правильно вести себя с женщинами.
        - Ты так думаешь?!!- сатанински расхохоталась Оксана.- Ты их читала?
        - Зачем мне их читать? Я женщина традиционной ориентации.
        - А я вот… читала! Специально купила журнал… «Настоящий мужчина» называется.
        - И про что там пишут?
        - Про все, что их интересует: спорт, алкоголь, табак, машины, серфинг, дайвинг, гей-клубы, и про то, как использовать женщин! Понимаешь?!! Не про то, как правильно вести себя с ними в постели и подстраиваться под их ипостаси! И даже не про то, как их любить, обожать! Только про то, как лучше использовать!!
        - Да ну…- отмахнулась от подруги Неля.- Не может быть…
        - Еще как может! В том номере, который я купила, была статья под названием
«Женщинам всегда нужно врать!».
        Неля в изумлении приоткрыла свой кукольный ротик.
        - Да-да, Нелечка! Именно так и написано: всегда врать! Красными буквами! А дальше на трех страницах - краткий курс обучения изощренному вранью в разных жизненных ситуациях. И еще: как искоренить в себе комплекс порядочного семьянина.
        Неля глядела на подругу с неподдельным ужасом в глазах, а губы ее самопроизвольно то вытягивались трубочкой, то растягивались в жалком подобии улыбки.
        - А женщины, Нелечка, у настоящих мужчин делятся всего на две категории, а именно: дуры, которые знают, что они дуры; и дуры, которые об этом даже не догадываются. Ты себя к какой категории причислишь?
        - Я-то…- Неля все еще жалко улыбалась,- пожалуй, ко второй…
        - А я отношу себя к третьей категории, до которой мужичье не додумалось!
        - К какой?..
        - Я дура, которая об этом уже догадалась и не позволит больше считать себя таковой.
        - Знаешь, что я скажу тебе, Оксана!- наконец пришла в себя Неля.- Давай все-таки не будем идти на поводу у мужских журналов, тем более что не все мужики их читают. Вот скажи, твой Корнеев их читал?
        Оксана отрицательно покачала головой.
        - Что и требовалось доказать!- Порозовевшая и уже совсем успокоившаяся Неля предложила: - А не испить ли нам по этому поводу еще по чашечке кофе с пирожным? Я в меню видела какую-то «Лунную сонату»!
        - Нелька! Ты ж худеешь!- воскликнула Оксана.
        - Да ладно! Один раз живем!- опять стукнула по столику кругленьким кулачком Неля.
        Расставшись с подругой, Оксана поехала домой. Быстренько переодевшись в домашнюю одежду, она придвинула к себе листочек со вчерашними расчетами. Конечно, в аренду взять помещение дешевле, чем выкупить, тем более что дохода ее бизнес не приносит никакого, поскольку еще и не начат. Но если брать помещение в аренду, то всегда будет существовать опасность того, что найдется кто-нибудь, кто его выкупит, а она останется на улице с неустойкой в кармане, а может, даже и без нее. Так что лучше все-таки поднатужиться и выкупить.
        Оксана решительно зачеркнула вчерашние расчеты и принялась за новые. Итак… Просчитаем по максимуму. Выкуп одного квадратного метра площади с арендной платой в тысячу долларов будет стоить тысячу пятьсот, значит, выкуп всего помещения составит около шестидесяти тысяч. На каждые десять квадратных метров площади понадобится продавец с зарплатой не менее трехсот долларов. Товароведом пока она будет сама, поэтому нанимать никого не станет. Бухгалтеру, без которого не обойтись, придется платить тысячу - тысячу пятьсот долларов…. Еще столько же уйдет на торговое оборудование. Значит, за вычетом собственной зарплаты ей на первое время понадобится около семидесяти пяти тысяч долларов. Корнеев обещал отступных - шестьдесят тысяч. Что ж, придется просить больше. Хотя, конечно, семидесяти пяти тысяч мало. Она сама ведь должна хоть что-нибудь есть.
        Боясь передумать, Оксана придвинула к себе телефонный аппарат и автоматически, не напрягая память, набрала номер.
        - Соедините меня, пожалуйста, с Иваном Леонидовичем,- потребовала она у секретарши.
        Ее голос эта белая мышь узнала сразу, поэтому без лишних вопросов переключила аппарат. Наверняка станет подслушивать. Ну и пусть слышит! Не жалко.
        Сначала в трубке прозвучали электронные переливы, а потом знакомый до спазм в груди сочный мужской голос сказал:
        - Корнеев слушает.
        - Иван, это я,- пролепетала Оксана и тут же откашлялась. Голос не должен звучать жалко.
        - Ну?!- гаркнул Корнеев.
        - Что значит «ну»?- возмутилась Оксана.- Нельзя ли поприветливей?!
        - Оксана! Я занят! Давай покороче!
        - Пожалуйста. Ты обещал мне шестьдесят тысяч, а мне надо… восемьдесят.
        - Зачем тебе столько? Мы, кажется, обо всем уже переговорили!
        Оксана представила, как Корнеев раздраженно кривит губы, но решила не отступать.
        - Я все просчитала, Ваня. Я хочу выкупить площадь. Так надежнее. Эти лишние, то есть неучтенные в нашем договоре двадцать тысяч я тебе обязуюсь вернуть.
        - Когда?
        - Когда-когда… Когда дело пойдет, вот когда!
        - Хорошо,- немного подумав, ответил Корнеев, и теперь Оксана вынуждена была спросить:
        - Когда?
        - Что когда?
        - Когда я получу деньги?
        - Так срочно надо?
        - Иван! Ну ты же в курсе, что я уже нашла помещение. Если буду тянуть с оплатой, его у меня уведут из-под носа.
        - Ладно, заеду сегодня,- без особого энтузиазма согласился Корнеев.
        - Во сколько?
        - Как всегда!- опять рявкнул Корнеев и отключился.

«Как всегда» - означало в 21.00. Иван Корнеев был одним из директоров крупной деревоперерабатывающей фирмы под претенциозным названием «Древо жизни» и работал всегда допоздна, чуть ли не до полуночи. Ради свиданий с Оксаной он вынужден был отрываться от работы пораньше.

…Оксана познакомилась с Иваном Корнеевым больше десяти лет назад, когда он работал сменным мастером на фанерном комбинате и как раз готовился к повышению - в заместители начальника цеха.
        Оксане было двадцать пять лет, когда она, придя на случайную вечеринку с одним молодым человеком, ушла с нее с другим. Иван оказался двоюродным братом хозяйки дома и сразу покорил Оксанино сердце. Во-первых, он был лет на пять старше всех присутствующих, а потому казался интереснее, серьезнее и значительнее. Кроме того, он имел эффектную запоминающуюся внешность. Иван совершенно не соответствовал своему русскому имени. Он был жгучим брюнетом с очень темными карими глазами и щеками, выбритыми, что называется, до синевы. Брюнеты зачастую седеют довольно рано, что не обошло и Корнеева. Он, правда, умудрился поседеть очень импозантно. Падающая на лоб прямая жесткая челка имела широкую и совершенно белую прядь. Казалось, будто Иван специально высветлил себе часть волос для привлечения к своей персоне повышенного женского внимания. И надо отметить, что очень многие девушки на той вечеринке самым отчаянным образом строили ему глазки, невзирая на явное неудовольствие собственных кавалеров. Они жарко обнимались с ним во время медленных танцев и пили с красавцем на брудершафт. Но Иван почему-то сразу выбрал
из всех девушек Оксану, хотя она, в отличие от него, не отличалась яркой внешностью: была самой обычной сероглазой шатенкой. Она весь вечер чувствовала на себе его внимательный, изучающий взгляд. Танцевать он пригласил ее всего один раз, но сразу шепнул в ухо, что уйти из дома сестры собирается именно с ней. Оксана и не думала противиться. Кроме взгляда Ивана и этого его интимного шепота, она ничего не запомнила с той вечеринки. Она потом никак не могла вспомнить, куда делся Андрей Петров, с которым она пришла в гости. Конечно, впоследствии он еще не раз напомнил ей о себе, но ей уже не было до него никакого дела. Она влюбилась в Ивана Корнеева, как ей казалось, до сумасшествия и полного самоотречения.
        Затем выяснилось, что Иван женат и даже имеет дочь. Когда Оксана об этом узнала, она проплакала сутки напролет и на следующий день сказала ему гордое: «Нет!» Корнеев пропустил это мимо ушей, и они продолжали встречаться после Оксаниного
«Нет!» еще десять лет.
        Шли дни, месяцы, годы. Менялись люди и страна. Из заместителя начальника цеха фанерного комбината путем то болезненных мутаций, то неожиданно легких метаморфоз Иван Корнеев преобразовался в одного из совладельцев деревоперерабатывающей фирмы
«Древо жизни». С женой он развелся, и вовсе не из-за Оксаны. Лиза Корнеева не смогла вытерпеть того, что она являлась женой только де-юре, а де-факто Иван женат на своем «Древе жизни», поскольку именно там проводит не только дни, рабочие и выходные, но еще прихватывает и ночи и, вдобавок, никогда не бывает в отпуске.
        Мать-одиночка, показывая ребенку фото безвозвратно сгинувшего папаши, обычно говорит, что он служил летчиком-испытателем и погиб при исполнении особо секретного задания. У Лизы Корнеевой, вместо одной-единственной фотографии, имелось целое портфолио, представляющее Ивана в самом выгодном свете, но она все равно чувствовала себя вдовой погибшего летчика. Ее не удовлетворяли даже деньги, которые бизнесмен-испытатель приносил домой во всевозрастающем количестве и, преимущественно, после полуночи, будто всамделишный погибший летчик, регулярно восстающий из могилы.
        Когда Лиза, забрав дочку, ушла от Корнеева к своему бывшему однокласснику, служившему простым механиком автосервиса, Оксана очень обрадовалась. Она решила, что уж теперь-то они с Иваном непременно объединятся, но не тут-то было. Оказалось, что бизнесмен от деревоперерабатывающей промышленности совершенно не нуждается в семье. Он даже в сексе нуждался очень мало. Порой он засыпал в Оксаниной постели, не дождавшись, пока она всего лишь сбросит халатик и упадет в его объятия.
        Два раза, правда, Оксане, везло. Корнеев очень своевременно, то есть именно в тот момент, когда она впадала в настоящее отчаяние и собиралась подыскать себе какого-нибудь свободного механика автосервиса, вывозил ее на пляжи Анталии. И там, вдали от нужд «Древа жизни», они с Корнеевым предавались сплошной любви и неге. На шелковых простынях пятизвездочного отеля Оксана убеждалась, что Иван влюблен в нее не меньше, чем когда они только-только познакомились. Она не сомневалась, что, вернувшись из Анталии, они наконец поженятся и она вознесется на самую вершину блаженства. Иван был не против. Уже там, в Турции, он купил ей чудесное обручальное кольцо с двумя бриллиантиками: одним побольше, другим поменьше. Показав на бриллианты, российский бизнесмен очень трогательно произнес прямо у прилавка: «Это ты и я» и так долго целовал Оксану в губы, что в магазине приостановился торговый процесс.
        Вернувшись домой, Корнеев моментально ушел с головой в работу и напрочь забыл обо всех своих обещаниях и даже о фразе «Это ты и я». Когда Оксана показывала ему кольцо и вновь объясняла его истинное предназначение, неутомимый бизнесмен хватался за голову, говорил: «Ах да!» и тут же забывал об этом снова. Оксана терпела, потому что любила, потому что знала совершенно точно, что, кроме нее, у Корнеева никого нет.
        В тот момент, когда она опять выдохлась от бесплодного ожидания, Иван вновь взял тур в Анталию. Оксана хотела схитрить и предложила расписаться до поездки, и он опять согласился, но дело корнеевской жизни снова восстало против естественного женского желания замужества. Иван не только не успел дойти до загса, он чуть не опоздал на самолет в Турцию.
        Анталия на то и существует, чтобы в ней человек расслаблялся, размягчался и забывал о проблемах, которые мучили его до того, как он ступил на ее солнечные пляжи. И Оксана вновь расслабилась, размягчилась и опять уверилась в том, что уж теперь-то Иван никуда от нее не денется. По приезде в Питер она расшибется даже не в лепешку, а в самый что ни на есть тощий блин, но женит на себе Корнеева. И она билась, и расшибалась, и все же осталась при своих интересах. Иван по-прежнему посещал ее набегами, как половецкий хан, а все остальное время отдавал «Древу жизни».
        Оксана несколько раз ловила себя за руку, чтобы не запалить здание ненавистного
«Древа», когда наконец с горечью осознала, что пять лет ее жизни брошены коту под хвост. К тридцати годам у нее не было ни мужа, ни детей, а личная жизнь состояла из сплошного ожидания любимого мужчины. Любимого! В этом было все дело. Оксане легче было свести счеты с жизнью, чем отказаться от бесконечного ожидания Корнеева, которое все-таки оставляло ей какую-то надежду. Она была уверена, что Иван тоже любит ее, и если бы не проклятый бизнес, который делает мужчину чуть ли не бесполым, то…
        Впрочем, через три года, после последней поездки в Анталию, Оксана поняла, что самым жестоким образом ошибалась. Жгучая любовь к ней Ивана давно канула в Лету, как тот фанерный комбинат, на котором он когда-то работал сменным мастером. Бизнесмену Корнееву не нужна была любовь. Ему нужна была женщина без особых претензий для отправлений естественных потребностей организма. Лиза претензии предъявляла, поскольку являлась законной женой, а у Оксаны никаких прав на претензии не было. Возможно, она еще не скоро дошла бы до осознания этой простой истины, если бы от Корнеева вдруг не стало пахнуть чужими духами, приторными и удушающими, как всегда имеют обыкновение пахнуть чужие духи. Оксана никак не могла взять в толк, откуда у Ивана взялось время на еще одну наложницу, если учесть его фантастическую загруженность делами «Древа жизни». Но довольно скоро, хотя Оксана и не задавала никаких вопросов, Иван признался в интимных отношениях с собственной секретаршей, в которые вступил вовсе не потому, что она натуральная блондинка и на пятнадцать лет моложе Оксаны, а всего лишь ввиду близости ее географического
расположения относительно его рабочего места. К Оксане после трудов праведных надо было тащиться от «Древа жизни» через весь город, а секретарша всегда имелась под рукой.
        - Ольга Васильевна тоже была у тебя все время под рукой,- ядовито и совершенно напрасно заметила ему Оксана,- но ты почему-то никогда не допускал ее до своего тела!
        Бывшей секретарше Корнеева Ольге Васильевне было около шестидесяти, и она уволилась, чтобы хоть на старости лет начать наконец личную жизнь, то есть сидеть с внуком. Понятно, что она не могла позволить себе по отношению к своему боссу исполнять, кроме секретарских, еще и обязанности интимного свойства, но Оксана не могла не уколоть этим Корнеева. Надо сказать, что Иван ничуть не смутился. Он всего лишь пожал плечами и сказал:
        - Ну… она же старая…
        Оксана подошла к своему любовнику вплотную и, не мигая, глядя в его почти черные глаза, спросила:
        - Скажи, Ваня, а ты… любил меня?
        Корнеев как-то угловато дернулся, отвел взгляд и ответил:
        - Честно говоря, не знаю, Оксана… Сначала, конечно, любил, а потом… потом…- Он вдруг повернул к ней лицо и почти прокричал: - Я очень занят! Ты же знаешь! Работа - это смысл моей жизни, и меня… не хватает на любовь! Уж ты-то давно должна была это понять!
        - А я не хотела этого понимать!- тоже закричала Оксана.- Я надеялась на любовь, как надеется любая женщина. Я не хотела считать себя секс-приложением к твоему треклятому бизнесу! А ты - подлец! Использовал меня целых десять лет, а теперь бросаешь, как ненужный обрезок деревянного бруса… или… еще чего-нибудь… чем ты там в своем «Древе» занимаешься.
        - Оксана!- взял ее за плечи Корнеев.- Ты ведь в любой момент могла послать меня ко всем чертям! И я бы понял тебя правильно! Я ушел бы!
        Оксана сбросила с плеч его руки и тихо сказала:
        - Ты идиот, Корнеев. Деревянный чурбан. Настоящее древо!!! Я же тебя любила… да что там…- она безнадежно махнула рукой,- я и сейчас люблю…
        После этих Оксаниных слов Иван обнял ее, прижал к себе, и в этот вечер и ночь все опять было, как всегда. Оксана изо всех сил пыталась доказать Ивану, что никакая близлежащая секретарша не сможет доставить ему такое наслаждение и так любить, как любит его она. После этого Корнеев еще несколько раз приходил к ней, но от него пахло все теми же удушающими духами.
        - Слушай, Ваня, зачем ты ко мне ходишь, нанося тем самым невосполнимый урон фирме
«Древо жизни»?- спросила как-то Оксана.
        - В каком смысле?- взвился Корнеев.- При чем тут фирма?
        - Ну как при чем? Один из директоров компании целых два раза в сутки позволяет себе отвлекаться на женщин! Так можно завалить все дело!
        Иван, сурово сдвинув брови, ничего не ответил на этот ее выпад, а Оксана, отодвинувшись от него на край постели, сказала:
        - Я отпускаю тебя, Ваня…
        - Оксана!- тут же навис над ней Корнеев.- Ну… ты прости меня, если, конечно…
        - Никаких «если, конечно»!- увернулась от него Оксана, чтобы опять не попасть под чары его черных глаз. Надо изгнать наконец его из своей жизни.- Я еще не договорила. Итак: я тебя отпускаю, но ты…- Она резко села в постели и ткнула ему пальцем в грудь,- ты платишь мне… неустойку или… отступные… Как хочешь, так это и называй!
        - В каком смысле?- изумился Корнеев.
        - В прямом! Ты ведь у нас бизнесмен?
        - Допустим…
        - Бизнесмен!- повторила Оксана.- А в мире бизнеса все покупается и продается, не так ли?
        - Я не понимаю, о чем ты…
        - О том самом, Ванечка! Я хочу… нет… я требую, чтобы ты заплатил мне за те десять лет, которые я на тебя убила!
        - Убила?- слегка охрипшим от негодования голосом спросил Корнеев.- Мне кажется, ты говорила о любви!
        - Вот и заплати мне за мою безответную любовь и десятилетнюю преданность,- не сдавалась Оксана, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
        Этих ее сдерживаемых рыданий Корнеев не заметил, вскочил с постели и стал поспешно одеваться, роняя поочередно носки и промахиваясь то одной, то другой ногой мимо брючин.
        - И сколько же ты хочешь?- сухо спросил он и опустился на постель в расстегнутых брюках и скомкав в руке рубашку.
        - Шестьдесят тысяч,- ответила она.
        - Надеюсь, рублей?
        - И не надейся! Долларов! Зелененьких хорошеньких баксов!
        - Почему так много?- изумился Корнеев.
        - Ты считаешь, что моя любовь стоила меньше?
        Бросив на нее испепеляющий взгляд, Иван опять вскочил и начал одеваться дальше.
        - Надо же, как благородно мы негодуем!- не удержалась от нервного всхлипа Оксана. - А ты не задавался вопросом, как я стану жить, когда ты от меня окончательно отвалишь?
        Корнеев молча рассовывал по карманам выпавшие из пиджака вещи: мобильник, бумажник, связки ключей. Оксана тоже вскочила с постели, набросила на плечи халатик и в один прыжок очутилась у дверей комнаты, чтобы помешать ему уйти все так же молча.
        - Я тебе, благородный бизнесмен, посоветовала бы узнать зарплату медсестры, каковой являюсь. И смотри не перепутай! Сумму тебе укажут не в долларах, а в рублях! В родных голубеньких тысячах!
        - Все равно не понимаю, зачем тебе такая куча баксов?- недовольно буркнул Корнеев.
        - А я хочу открыть свое дело! Тоже желаю заниматься бизнесом, как ты!
        - Каким еще бизнесом?- скривился он.
        - Не волнуйся, не деревоперерабатывающим! Конкуренции твоему мерзостному «Древу» не составлю!
        - И все-таки каким?
        - А вот это, Ванечка, не твое дело! Я собираюсь окончательно и бесповоротно от тебя отпочковаться… отпасть и зажить наконец нормальной самостоятельной жизнью.
        - Ну… ты зря так злишься…- начал сдаваться Корнеев.- Просто у меня нет сейчас такой налички… и потом… в деле бизнеса я мог бы тебе что-нибудь подсказать… помочь…
        - Никакой помощи мне от тебя, Ваня, кроме денег, не надо. А наличку можешь… копить, пока у меня еще есть другие дела.
        - Какие?- ревниво спросил Корнеев.
        - Ваня-я-я…- укоризненно протянула Оксана.- Пора перестраиваться! Теперь ты должен жить интересами исключительно своей новой секретарши!
        Корнеев попытался отодвинуть ее со своего пути и выйти в коридор, но Оксана стояла неколебимо.
        - Так когда я могу прийти за деньгами?- спросила она.
        - Куда прийти?- отшатнулся от нее Иван.
        - В твое паршивое «Древо»!
        - Зачем тебе идти? Я могу тебе привезти…
        - Ну нет! Забудь сюда дорогу, Ваня!- Оксана постаралась как можно презрительнее смерить его взглядом.- Ты распорядишься, чтобы твоя новая любовница выписала мне пропуск, и передашь мне деньги из рук в руки в твоем собственном кабинете!
        Оксана знала, что Корнеев не любит торговаться и тратить время на уговоры, поэтому надеялась на его согласие. Так оно и случилось.
        - Хорошо,- кивнул головой Иван.- Я позвоню.
        Оксана пропустила его в коридор, терпеливо подождала, пока он наденет обувь и куртку, и высунула вслед за ним голову на лестничную площадку, чтобы крикнуть:
        - Не забудь позвонить, Ваня! А то я сама позвоню, и трудно спрогнозировать, что услышит от меня твоя секретарша!
        Корнеев опять кивнул, но уже не поворачивая в ее сторону головы, и скрылся за дверями подъехавшего лифта. Теперь можно плакать, рыдать, биться в истерике, но слез почему-то не было. Очевидно, они все испарились от того жара, с каким она забрасывала словами Корнеева. Интересно, что он подумал о ней и обо всем только что между ними происшедшем? Наверно, обрадовался, что вовремя свалил от оголтелой акулы, которая долго маскировалась под любящую женщину, а теперь наконец проявила всю свою подлую сущность. Ну и ладно! Пусть он лучше ее ненавидит и живет с собственной секретаршей. Она, Оксана, его, конечно, все еще любит, но уже не с таким надрывом, как десять или хотя бы пять лет назад. Яркое радужное чувство несколько поистерлось и посеклось, как любимый, но уже очень старый шелковый платок, подаренный ей еще бабушкой. Надо начинать новую жизнь. Ей всего тридцать пять. Не пенсионерка. Она еще найдет свое счастье. Не зря же говорят, что тридцатилетние женщины нравятся всем, начиная от сопливых тинейджеров и заканчивая безнадежными стариками.
        Корнеев не обманул. Оксане не пришлось ему ничего напоминать. Он пригласил ее в
«Древо жизни» очень вовремя.
        Часа три Оксана потратила на прическу, макияж и выбор подходящей одежды. Ей хотелось, чтобы Корнеев пожалел о том, что променял ее на другую, а той, другой, дать понять, что у Ивана Леонидовича есть о-го-го какие знакомые и что расслабляться ей не стоит.
        Новая секретарша оказалась очень светлой блондинкой лет двадцати с небольшим. Никаких других достоинств Оксана в ней не заметила. Тяжелые терпкие духи были скорее ее недостатком. Бросив на девушку пренебрежительный взгляд, походкой супермодели Оксана без слов прошла мимо нее в кабинет Корнеева. У Ивана чуть не отвалилась челюсть, когда он ее увидел не раздетой на ночь и не в минимизированной одежде пляжей Анталии, а в полной боевой готовности. На ней был стильный черный брючный костюм без блузки. Волосы она свернула на затылке в узел, выпустив по обеим сторонам лица легкие прядки. Довершали картину помада под названием
«Кофейный десерт», пудра «Золотая пыль» и тушь для ресниц «Стрелы любви».
        Все с той же не закрывающейся челюстью Корнеев передал Оксане плотный конверт и даже вышел ее провожать в собственную приемную. У стола секретарши Оксана вытащила мобильник и набрала номер приемной. Белобрысая девчонка резво схватила трубку. Глядя ей прямо в глаза, Оксана не дала секретарше даже произнести: «Приемная господина Корнеева».
        - Это я вам звоню,- сказала она.- Запоминайте, милочка, мой телефонный голос и в будущем соединяйте меня с Иваном Леонидовичем без всяких промедлений. Поняли, деточка?
        Оксана отключила телефон. «Деточка» испуганно кивнула, продолжая держать у уха пищащую трубку. Дожидаться, пока она сообразит ее положить, Оксана не стала, а все той же походкой уверенной в себе женщины вышла из приемной. На улице она чуть не расплакалась. На кого ее променяли? На жалкого испуганного ребенка! Она же в дочери ему годится! Неужели Ивану все равно, с кем спать? Не любит же он эту девчонку, в самом деле! Ему, наверно, удобно, что у нее по молодости и глупости еще меньше к нему претензий, чем у Оксаны? У секретарши небось заходится сердчишко, когда прямо в кабинете к ней под юбочку лезет сам босс и одновременно красавец-мужчина в самом расцвете лет и половых сил. А она в ответ, конечно же, собирается пролезть к нему в жены, наивная простушка!

…И вот сегодня Оксана почему-то опять позволила Корнееву приехать. Зачем? Она уже почти отодрала его от себя. Стоит ли бередить почти зарубцевавшуюся рану? Впрочем, он с таким равнодушием говорил с ней по телефону, что, скорее всего, произойдет только деловая передача денег и не более того. Оксана решила даже не переодеваться к приходу Ивана. Спортивный костюм - самая подходящая одежда для предстоящего свидания.
        Когда время стало приближаться к 21.00, Оксану почему-то вдруг начало трясти. Днем она совершенно спокойно думала о Корнееве, но стоило за окном сгуститься осеннему мраку, как ей вспомнились его поцелуи и объятия. Как же она его любила! Как же соскучилась по его горячим нетерпеливым губам и сильному красивому телу! К черту спортивный костюм! Она встретит его в том замечательном пеньюаре из пенистых кружев, который Иван сам же ей и подарил! Пусть попробует устоять! Его белой мыши такие кружева не подойдут. Она с ними сольется и вообще пропадет с глаз долой!
        Оксана юркнула в душ, тщательно вымылась с самым душистым гелем, надела на благоухающее тело пенные кружева и принялась сушить длинные, по пояс, волосы. «Он не устоит!» - билось у нее в висках. Он не сможет устоять, даже если по Нелькиной теории будет находиться в интеллектуальной ипостаси. Она, Оксана, конечно, запросто может поговорить с ним о деревянном брусе и вагонке, но всякий брус встанет у него поперек горла, когда он увидит ее блестящие волосы и просвечивающее сквозь кружево тело. Все-таки она здорово похорошела с тех пор, когда они только с ним познакомились. Далеко не всегда юность является преимуществом… А уж когда он почувствует исходящий от ее кожи запах мадагаскарского жасмина…
        Звонок в дверь застал ее с феном в руках и в состоянии сумасшедшего желания мужских объятий. Торопливым движением Оксана забросила фен на шкафчик ванной комнаты, тряхнула за ворот пеньюар, чтобы он самым соблазнительным образом спустился с плеча, и пошла открывать.
        На пороге стоял Иван Корнеев под ручку со своей белобрысой секретаршей, взятой, очевидно, в качестве секьюрити. Возможно, он ожидал подобной провокации со стороны Оксаны и решил подстраховаться. Нечеловеческим усилием воли подавив подступившие к горлу рыдания, Оксана почти выскочила на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь и, как можно эротичнее, проговорила:
        - Извините, что не приглашаю. У меня… гость… сами понимаете…- И она повела плечом, чтобы кружева сползли еще больше.- Так что у тебя, Иван, всего несколько минут.
        С перекошенным от не слишком ясных Оксане чувств лицом Корнеев сунул руку во внутренний карман куртки и вынул еще один плотный конверт, абсолютный близнец первому, в котором он уже передавал ей деньги. Оксана ловко выхватила его у него из рук, послала бывшему любовнику воздушный поцелуй и скрылась за дверями своей квартиры. Она закричала бы изо всех сил раненым зверем, если бы те двое еще не стояли на площадке в ожидании лифта. Надо же быть такой идиоткой! Сегодня она с полным основанием может отнести себя ко второй категории женщин в градации журнала
«Настоящий мужчина». Весь вечер она вела себя как дура, которая даже не догадывается об этом. Ведь уже давно ясно, что между ней и Корнеевым все кончено. И чего она так раздухарилась? Гель, духи… кружева на обнаженном теле… Мужской ласки захотела? Маньячка! Шизофреничка! Но у его белой мышки глаза чуть не вылезли из орбит! Значит, все-таки один - ноль в ее, Оксанину, пользу! Это приятно, но больше она встречаться с Корнеевым не станет. Себе дороже. Она отошлет ему долг частями, электронными переводами.
        Глава 2
        Неля
        - Ты совсем спятила, Оксанка,- заявила Неля, когда наконец соизволила забрести в магазин подруги.- Я думала, что у тебя модный бутик, а ты открыла какую-то пошлую комиссионку… Кому нужно все это барахло второй свежести?- Она обвела глазами полки и стойки с одеждой.- Сейчас в нормальных магазинах можно купить все, что душе угодно!
        - Знаешь, Неля,- совершенно не обиделась на подругу Оксана,- когда я задумывала этот магазин, то исходила из собственных потребностей и потребностей своих знакомых… и, между прочим, даже подруг!
        - Это каких еще подруг?- поджала сочно накрашенные губки Неля.- Я, например, ни за что не буду одеваться в комиссионке! В конце концов, всегда можно найти что-нибудь дешевое на вещевых рынках… или там… на распродажах…
        - На распродажах тоже продают не дешево, а на рынках сама знаешь какой товар: до первой стирки!
        - Слушай, Оксанка, а чего ты прикидываешься убогой?- И она передразнила подругу: - «Исходила из собственных потребностей…» Да твои потребности Корнеев наверняка удовлетворил уже до конца жизни! Или не так?!
        Оксана сердито качнула головой:
        - Ты же знаешь, я не общаюсь с Корнеевым уже второй год. А что касается вещей, которые он мне дарил… то я их… почти все… в свою комиссионку и отнесла.
        - Зачем?- испугалась Неля.
        - Затем, чтобы поскорее избавиться от всего, что меня связывало с Иваном.
        - То есть… ты хочешь сказать, что тот пушистенький джемпер… ну, который мне всегда нравился, из ангоры,- там?- Неля выбросила в сторону стоек с одеждой свою маленькую ручку с коротенькими пальчиками и очень длинными ногтями.
        - Нет, его уже купили,- усмехнулась Оксана.- Зато там еще висит летний сарафанчик. Помнишь, с маками? Расклешенный! На тебя влезет, только укоротить придется. Сейчас не сезон, поэтому на него пока не обратили внимания.
        - А сумочка… ну… такая… красная, под маки?- дрожащим от возбуждения голосом спросила Неля.
        - Сумочка во-о-он на тех полках!- показала Оксана и обратилась к продавщице: - Займитесь клиенткой, Наташа.- Она хотела сказать подруге, что пока пойдет в свой кабинет, но Нелю ее местоположение уже совершенно не интересовало.
        Оксана улыбнулась и действительно прошла в кабинет. Сев за стол, она, сверяясь с записью на перекидном календаре, набрала номер:
        - Алексей? Здравствуйте! Это из комиссионного магазина «Новый взгляд». Да-да! Оксана Юрьевна. Я звоню, как мы с вами договаривались. Ну что? Вы все еще не решаетесь пойти ко мне товароведом?
        В этот момент в дверь кабинета просунула свое розовощекое лицо Неля и заверещала от восторга что-то совершенно непонятное. Оксана приложила палец к губам и глазами показала подруге на кресло напротив.
        - Простите, я не расслышала,- сказала она в трубку.- Значит, все-таки приедете посмотреть! Отлично! Конечно, меня это устраивает! Значит, до завтра! Ровно в двенадцать ноль-ноль я жду вас у себя в кабинете! Вы правы: вход именно со двора!
        - И что это за Алексей?- спросила Неля, тут же забыв про только что приобретенные сарафан с маками, красную сумочку и еще пару хорошеньких блузочек.
        - Товаровед! Наконец хоть кто-то откликнулся на мое объявление!
        - А он какой из себя?
        - Откуда я знаю?- рассмеялась Оксана.- Я же его еще не видела.
        - Ну… а по телефону… голос какой? Молодой?
        - Вроде бы не пожилой…
        - Слушай, Оксан! А что, если я завтра зайду в твой… не в обиду будь сказано… секонд-хенд… как раз к двенадцати, будто бы что-нибудь купить? Ну… в общем, стану изображать из себя толпу покупателей… чтобы ему… понравилось…
        Оксана посмотрела в просящие голубенькие глазки подруги и расхохоталась уже от души:
        - Нелька! Ты неисправима!
        - А что такого? Мне тоже надо как-то устраивать свою жизнь! Не на улице же к мужчинам приставать! Нарвешься еще… А этот Алексей… все-таки товаровед… Наверняка приличный человек…
        - Нель, а вдруг он женат?
        - Вот я приду будто бы выбирать вещи, а ты мне мигнешь, если он окажется женат.
        - А как я узнаю?
        - Ну… во-первых, у него может оказаться обручальное кольцо, во-вторых, он же будет писать заявление о приеме на работу и заполнять какие-то… бланки…
        - Он может и не согласиться у меня работать, да и никакие бланки мне не нужны. А слово «комиссионка» не одну тебя пугает.
        - Он согласится, Оксанка, согласится! Я буду изображать такую заинтересованность твоим магазином, что он непременно захочет работать в эдаком бойком месте. Если надо, то я могу прийти с Любкой… ну… с соседкой по площадке… Ты ее знаешь! И еще Вальку могу позвать с четвертого этажа. Они обе завтра как раз выходные! А я, ты же в курсе, всегда могу подмениться!
        - Вот только избавь меня от своих Любок с Вальками!- поморщилась Оксана.- Как вспомню, что они вытворяли в кафе, где мы твой день рождения отмечали, дрожь по коже продирает!
        - Брось, Оксана! Завтра же они будут трезвыми!
        - Никаких Валек с Любками!
        - Хорошо! Как скажешь! Ну… а я-то… значит, приду, да?
        - Все равно ведь придешь, даже если не разрешу!- опять рассмеялась Оксана.
        - Зачем же не разрешать, когда можно по-хорошему? Или мы не подруги?
        - Приходи. Разве от тебя отвяжешься?!
        Неля радостно взвизгнула и бросилась Оксане на шею, практически улегшись всем своим коротеньким телом на массивный стол.
        Неля Сергеевна Никодимова, давняя подруга Оксаны, действительно очень хотела устроить свою личную жизнь, которая сама собой никак не хотела устраиваться, начиная с самой юности. Кругленькая, толстоногая, с маловыразительным лицом, Неля абсолютно не интересовала мужчин. Она никак не могла понять, в чем причина такого беспардонного пренебрежения ею как женской особью, потому что считала себя ничем не хуже других. Почему-то этими другими мужчины увлекались, а ею - ни в какую!
        Неля проплакала беспрерывно два выходных дня после свадьбы Люды Водовозовой, их с Оксаной приятельницы по медучилищу. Эта Водовозова, с точки зрения Нели, лицом была - вылитая лошадь. И ведь нашелся смельчак, который на это не посмотрел, а женился на прекрасной Людиной душе. Конечно, этот смельчак был несколько мелковат телом и лысоват головой, но это ничуть не умаляло его достоинств: однокомнатной, но очень большой квартиры в центре Питера, в старом фонде, и двух высших образований.
        Конечно, сейчас, с появлением в широкой продаже бесчисленных дамских журналов, у Нели появилась надежда на то, что не все еще в ее жизни потеряно. Оксанка эти журналы презирала, за что и поплатилась. Она думала, что Иван Корнеев, красавчик и денежный мешок, выдан ей в вечное пользование, ан нет! Шалишь! Мало получить в свои руки приличного мужчину! Надо его еще суметь удержать! Вот она, Неля, сумела бы! Ей бы только его получить! У нее дома в голубой пластиковой папочке с кнопочкой хранились аккуратно вырезанные из любимых журналов и сколотые скрепочками материалы как раз на эту тему. Пусть себе Оксанка смеется сколько хочет. Давно известно: хорошо смеется тот, кто это делает последним! Если Оксанкин товаровед окажется ничего себе мужчиной, да еще и холостым, то наученная журналами Неля теперь знает, как правильно себя вести. А если - не холостым, то… это тоже ничего. В другой папочке, красной и клетчатой, у нее лежат материалы как раз о тех, кто неосмотрительно рано женился. Кстати, если уж говорить о женатых: водовозовский лысоватый муж женился на Люде, между прочим, вторым браком. И ничего! Они
вполне счастливы в своей огромной однокомнатной квартире в самом центре Питера с двумя собственными их детьми, мальчиком и девочкой.
        Вот если бы сейчас было лето, то Неля непременно нарядилась бы в только что купленный Оксанкин сарафан с маками. Конечно, подруга могла бы ей его запросто подарить, но что уж теперь об этом рассуждать? Купила так купила! Сарафан вообще-то стоит любых денежных вложений. Шелковый, широкий, летящий, он хорошо маскирует несколько полноватую Нелину фигуру. А вместе с красной сумочкой и с босоножками…
        Но сейчас не лето. Сейчас осень. И довольно поздняя, что, в общем-то, тоже не плохо. Нелино демисезонное пальто, во-первых, черного цвета, который стройнит, во-вторых, очень просторное… А толстоватые ноги всегда можно скрыть брюками, тоже черными, из плотного, слегка искрящегося шелка. И сапожки на каблуках… И шляпку такую… с полями… Или лучше без шляпки? Волосы у Нели хорошие: густые, темно-каштановые… Лучше без шляпки. С локонами. Можно даже взять такси, чтобы они не растрепались на ветру. Или не брать? Потратишься, а этот товаровед окажется совершенно негодным к использованию. Может быть, у него вставной глаз или гнойные прыщи по всему лицу! А что? Такое тоже бывает… И, главное, человек не виноват, а всем противно…
        В конце концов Неля решила шляпку не надевать и поехать в подругин секонд-хенд на троллейбусе. Если что, то на такси всегда можно будет уехать обратно… вместе с товароведом. Не примется же он сразу за работу!
        Таким образом, без шляпки, но в локонах, госпожа Никодимова явилась в комиссионку за полчаса до прихода товароведа. Пришлось временно снять скрывающее полноту пальто и остаться в хорошеньком джемпере густо-оранжевого цвета, к которому была подобрана искрящаяся помада, тон в тон. Словом, Неля себе очень нравилась, даже несмотря на то, что джемперок весьма недвусмысленно демонстрировал многоярусные складочки ее толстенького тельца. Пальто на всякий случай у нее было под рукой. Она надеялась, что всегда успеет элегантно набросить его на плечи, когда товаровед как воспитанный человек постучит в дверь Оксанкиного кабинета. Неля уже забыла о том, что собиралась изображать собой толпу покупателей, жаждущих комиссионных товаров, а подруга деликатно ей об этом не напоминала и даже поила кофе с маленькими круассанчиками с шоколадом внутри.
        Товароведа Алексея привела в кабинет заведующей продавщица Наталья, которая в прошлый раз предложила Неле вдобавок к сарафану и красной сумочке взять еще пару миленьких блузочек. В общем, эта Наталья была вестником хорошего и приятного, за что сразу полюбилась Никодимовой. Неля сначала улыбнулась ей как старинной знакомой, а потом, слегка прищурясь, перевела взгляд на товароведа.
        Товаровед оказался отличным. Ему было хорошо за тридцать, но без перебора. В самый раз. Он был не слишком высок, что тоже сразу же понравилось Неле. Зачем ей слишком высокий? Слишком высокий - это, может быть, и красиво, если смотреть со стороны, но неудобно при Нелиных габаритах. Одет прилично, но без шика, что тоже хорошо. Мужчины, которые слишком заботятся о своей внешности,- ненадежны. Это азбучная истина, которую, если кто все же ее не знает, всегда можно прочесть в любом дамском журнале средней руки.
        Алексей с Оксаной говорили о чем-то нудном и неинтересном, а Неля ерзала на диванчике, буравя товароведа своими светлыми глазками. Лицо у него было тоже ничего. Обыкновенное. Розовое с бесчисленными веснушками. Если бы Неля Никодимова была стройной красавицей, то эти веснушки ей, возможно, не понравились бы: куда это годится, когда мужское лицо будто забрызгано желто-коричневым пигментом из неисправного краскопульта. Но у Нели имелись жирненькие складочки на теле. У него - излишки веснушек, у нее - излишки жировых отложений. Минус на минус всегда дает плюс, то есть если не замечать его веснушек (как Люда Водовозова не заметила лысой головы своего жениха), то товаровед из благодарности может не заметить погрешностей Нелиной фигуры.
        Дальше. Дальше идут кудрявые волосы самого тривиального рыжего цвета (именно при таком оттенке общественность всегда подозревает человека в убийстве собственного дедушки лопатой). Но Нелю это тоже совершенно не расстраивает. У товароведа рыжие волосы, а у нее - чересчур маленькие глазки. Как их ни крась, они все равно кажутся крошечными на круглом щекастом лице. Опять-таки минус на минус…
        А вот цвет глаз у Алексея в точности такой же невыразительный, как у самой Нели. Это уже идет в настоящий плюс, без всякого умножения минусов, потому что общность цвета всегда может стать общностью взглядов. А одинаковость губ… Нелю даже слегка передернуло от почти сладострастной дрожи, когда она представила, как соединяются в единое целое эти одинаковые губы… В общем, товаровед Алексей подходил ей по всем статьям. Только она успела это осознать, как Оксана сказала наконец нечто стоящее:
        - Познакомьтесь, Алексей, это моя лучшая подруга - Неля.
        Никодимова изобразила на своем лице самую обворожительную улыбку, на какую была способна, а замечательный товаровед лишь слегка раздвинул в стороны губы, чуть тряхнул своими рыжими кудрями и снова повернулся к хозяйке магазина.
        - Значит, завтра вы выходите на работу!- утвердительно заявила Оксана.
        - Да. К десяти,- отозвался Алексей, и Неля совершенно обомлела от звука его низкого и сильного голоса. Такими голосами говорят лишь настоящие мужчины, которые, если что, действительно могут… не только лопатой, но и запросто - голым кулаком… Когда они вполголоса разговаривали с Оксаной, Неля, поглощенная созерцанием, не вслушивалась. Тем приятнее теперь ей было осознать, что она в Алексее не ошиблась.
        - Кстати, я буду вам очень признательна, если вы довезете Нелю домой,- неожиданно для Никодимовой сказала вдруг Оксана и с особым выражением посмотрела ей в глаза. - Понимаете, она оказалась тут совершенно случайно… шла мимо и… в общем, подвернула ногу. Я сейчас вызову такси и… вы только не волнуйтесь,- предупредила она возражения, которые могли вырваться из уст нового товароведа, но, к чести его, так и не вырвались,- все оплачу. Вы с Нелей живете на соседних улицах, так что вам по пути, а я буду спокойна за подругу. Вы согласны?
        - Конечно, я помогу вашей подруге,- все тем же неподражаемым голосом отозвался Алексей, вынул из кармана мобильник и вызвал такси.- И платить за меня не надо. Я и сам способен…
        Когда Алексей предложил Неле руку, Оксана у него за спиной соорудила на своем лице такое странное выражение, что Никодимова от испуга даже не сообразила, что надо хромать. Оксана для примера тут же припала на одну ногу, исхитрившись при этом пребольно ущипнуть Нелю за бок. Та очень натурально взвизгнула и завалилась на товароведа всем своим тяжеленьким телом. Алексей мужественно принял удар и осторожно повел несчастную к выходу. Возле такси Оксана мигала Неле уже обоими глазами попеременно, а Никодимова никак не могла прийти в себя от восторга. Оксанка молодец! Настоящая подруга! Лихо все завернула! Теперь бы только не оплошать. То, что так хорошо началось, должно так же хорошо и закончиться. А то прямо стыдно будет перед заботливой подругой…
        - Вам куда?- спросил Нелю Алексей, когда они забрались в салон «желтого такси» нового образца.
        - В К-купчино. Н-на Малую Бухарестскую,- запинаясь от неожиданного поворота событий, пролепетала Никодимова.
        Алексей наконец улыбнулся настоящей широкой улыбкой и сказал:
        - Мы действительно живем рядом. Я - на Малой Карпатской.
        Неля в этот восхитительный момент смогла только согласно кивнуть, красиво качнув своими специально для него завитыми локонами.
        До самого Дунайского проспекта новый Оксанкин товаровед молчал. Молчала и Неля, потому что никак не могла придумать, что бы такое значительное сказать. Она несколько раз тяжело вздохнула, и Алексей наконец разродился, но всего одним словом:
        - Болит?
        - Болит,- согласилась Неля, с трудом вспомнив, что у нее должно болеть.
        - Если бы сразу, то можно бы холодный компресс,- сказал он.- А теперь уж что…
        - Да… теперь уж что…- эхом откликнулась Никодимова.
        - Теперь уж только согревающий…
        - Я обязательно сделаю согревающий…
        Неле очень хотелось, чтобы он посоветовал ей еще что-нибудь, но Алексей, пристально глянув в окно, спросил:
        - А вы не будете возражать… Неля, кажется (она быстро кивнула, потому что заранее знала, что ни в чем не станет ему возражать), если мы по пути заедем в детский сад?
        - В детский сад?!!- Никодимова так удивилась, будто Алексей признался в том, что сам является его воспитанником и собирается после Оксанкиной комиссионки поспеть еще и на тихий час.
        - Да… у меня там дочка… Наташенька… Она, знаете ли, ненавидит детский сад, а сегодня как раз есть возможность забрать ее пораньше.- Он всем корпусом развернулся к Неле, которая еще раз поразилась совпадению цвета их глаз, и, благородным жестом прижав правую руку к груди, заверил: - А потом мы с Наташенькой обязательно поможем вам добраться до дома! Она у меня славная! Вот увидите!
        Неля Никодимова уже ни на что не хотела смотреть. На ее голубенькие глазки набежали слезы, которые она сдержать так и не сумела. Да и чего сдерживать? Только что родившаяся мечта об общности взглядов уже лопалась мыльным пузырем. Конечно же, он женат! И даже имеет собственную Наташеньку, которая ненавидит детский сад! Оксане, видимо, просто не удалось у него спросить о семейном положении. Э-э-х, такая красивая комбинация разваливалась на глазах!
        Слезы мелкими капельками побежали по крутым никодимовским щечкам.
        - Неужели так больно?- участливо спросил Алексей и даже выдал ей собственный потрясающей чистоты платок с клетчатой каемочкой.
        Неле очень хотелось швырнуть этот платок ему в лицо, но она не посмела. В чем он, собственно, виноват? В том, что она, как только его увидела, так и запала на него? Пришлось промокнуть глаза, стерев при этом вместе с тушью половину своей привлекательности.
        - Но если так… то мы… конечно… сначала завезем вас…- растерялся товаровед.
        - Нет-нет,- всхлипнула Неля.- Какая разница? Давайте сначала заберем вашу дочь, раз уж она так ненавидит детский сад. Я, знаете, тоже его здорово ненавидела вместе с тамошней манной кашей…
        Последнее Нелино заявление так понравилось Алексею, что он опять улыбнулся и стал объяснять водителю, каким образом лучше всего проехать к нужному детскому саду.
        Неля сидела в машине возле ограды детского сада с потухшим взором и размышляла о причинах своей невезучести, когда дверца с грохотом распахнулась. Неля вздрогнула, а рядом с ней на заднем сиденье в одно мгновение оказалась удивительно некрасивая большеротая девочка. Она была в нелепой розовой вязаной шапке, которая совершенно не шла ни к ее лицу, ни к цвету волос, такому же рыжему, как у отца. Из-под темно-синей мальчиковой куртки выбивалось салатовое фланелевое платьишко с отвратительными катышками, свидетельствующими о долгой носке.

«Вот так мамаша!- с неприязнью подумала о жене Алексея Неля.- Мужу - так чуть ли не накрахмаленный платочек, а девчонку нарядила, будто огородное чучело!»
        - Познакомься, Наташенька!- ласково пропел Алексей, когда они уже ехали к Малой Бухарестской.- Это тетя Неля. У нее болит ножка, и мы с тобой сейчас поможем ей дойти до дома.
        - Как у муравья?- простуженным басом спросила Наташенька и очень смачно шмыгнула носом.
        - При чем тут муравей?- удивился товаровед.
        - Солнце скроется, муравейник закроется… Я инвалид, ножка болит,- Наташенька процитировала классику отечественной детской литературы и еще раз шмыгнула носом.
        - А-а-а! В этом смысле!- Алексей очень обрадовался, что дочь так хорошо себя рекомендует при посторонних, и наставительно заметил: - В этом смысле ты права. Всегда надо помогать тем, кто в твоей помощи остро нуждается!
        Неля Никодимова не нуждалась ни в чьей помощи вообще, а уж в помощи такого нелепого существа, как дочь Алексея, тем более, но машина уже подрулила к ее подъезду, и нужно было из нее выходить и изображать из себя опаздывающего в муравейник муравья. Стоило ей ступить на твердь асфальта, ведущую к дверям, как Наташенька тут же прилепилась к ее локтю, не столько помогая, сколько повиснув на нем. Попросив водителя подождать, Алексей пристроился с другой стороны, и они оба, преисполненные гордостью от своей миссионерской деятельности, потащили тяжеленькую и фальшиво хромающую Нелю к подъезду.
        Когда дверь квартиры распахнулась, Наташенька все тем же простуженным басом спросила:
        - Там у вас что?- и мгновенно просочилась в прихожую.
        - Наташа! Немедленно вернись!- крикнул в гулкую глубину квартиры Алексей и беспомощно посмотрел на Нелю. Та пожала плечами и вынуждена была пригласить его зайти.
        Наташенька уже сидела с ногами на пуфике возле зеркала и красила себе губы красной помадой, которая вчера была куплена Нелей к Оксанкиному сарафанчику с маками.
        - Что ты делаешь, негодная девчонка!- рассердился папаша, бросился к дочери, вырвал у нее помаду, прочертив кровавый след на розовой веснушчатой щечке, и сильной рукой вдруг нечаянно отломил красный столбик у самого основания.- Простите…- прошептал он, стараясь не глядеть на Нелю,- я вам куплю… обязательно… точно такую же…
        Неля хотела сказать, что не стоит беспокоиться, поскольку таких помад в магазине навалом, а до лета, когда она пригодится к сарафанчику и красной сумочке, еще очень далеко, но не успела. Наташенька вдруг залилась громоподобным плачем, завалившись всем телом на туалетный столик и расплющив при этом тюбик с тональным кремом.
        - Это она… потому что спать пора… в детском саду тихий час… вот дочь и капризничает…- извиняющимся тоном начал объяснять Неле Алексей, одновременно пытаясь отодрать Наташеньку от туалетного столика.
        Он сам здорово перемазал брюки выдавившимся из лопнувшего тюбика кремом персикового тона, но с ревущей дочерью так ничего и не смог сделать, потому она отчаянно цеплялась за зеркальную створку.
        - М-может, пока чаю…- предложила совершенно растерявшаяся Неля. Ей уже представлялись полностью раскуроченная Наташенькой квартира и возвратившаяся от больной сестры мама, впавшая по этому поводу в нервный шок. Единственное спасение Неля видела в пирожных, которые находились у них в холодильнике и которые, как всякие сладости, непременно должны любить дети.- С эклерами…
        - Нет, ну что вы… не стоит беспокоиться…- живо отказался Алексей, а Наташенька особенно басисто рыкнула и завопила:
        - Хочу эклеров!!!
        - Ну вот видите…- развела руками Неля и поспешила в кухню, забыв, что надо хромать, но Алексею тоже было не до ее псевдовывихнутой ноги.
        Такси, конечно, пришлось отпустить. Наташенька, поедая эклер, в подробностях пересказала Неле сначала историю про муравья, потом книжку «Чей нос лучше?», а потом заснула прямо за столом с надкушенным третьим эклером в замурзанных пальчиках, которые она наотрез отказалась мыть перед едой. Ее ничуть не испугали налипшие на них болезнетворные микробы, о которых в два голоса пронудели ей Алексей с Нелей. Видимо, микробы казались девочке такими же своими ребятами, как бианковские насекомые, с готовностью помогавшие муравьишке вовремя поспеть в муравейник.
        - Вы извините, Неля, что так получилось,- смущенно сказал Алексей, с любовью глядя на некрасивое личико спящей дочери.- Сейчас я еще раз вызову такси, и мы освободим вас от нашего присутствия.
        - Ничего страшного,- опять пожала плечами Никодимова, философски закончив: - Всякое бывает…
        - Кстати, как ваша нога?- вспомнил отец Наташеньки, которому вдруг стало стыдно, что из-за его дочери этой ноге так и не было уделено должного внимания.
        - А вы знаете, она вдруг совершенно перестала болеть!- улыбнулась Неля, которой окончательно опротивело притворяться, тем более что и особой нужды в этом уже не было.
        - Но вы все равно сделайте на ночь компресс,- посоветовал Алексей.
        - Обязательно сделаю,- согласилась она.
        Когда Оксанкин товаровед с виноватым лицом вынес свою спящую дочь из квартиры на лестницу и за ними захлопнулась дверь, Неле очень захотелось заплакать. Она уверяла себя, что ничего плохого не случилось, а даже наоборот, случилось хорошее: она увидела, какие страшненькие дети получаются от этого Алексея, а потому не стоит о нем и сожалеть, но слезы почему-то сами собой катились и катились по ее круглому лицу и капали прямо на густо-оранжевый джемперок, расплываясь на могучей Нелиной груди темными грустными пятнами.
        А поздним вечером позвонила Оксана и коротко спросила:
        - Ну как?
        - Как-как! Никак!- отрезала Неля.- Неужели ты как работодатель не могла узнать, что товаровед женат! В конце концов, ты имеешь право знать его семейное положение: мало ли придется оставить его работать сверхурочно!
        - Нель! Он сказал, что не женат…- растерялась Оксана.- Неужели соврал? Тогда я зря приняла его на работу. Зачем мне товароведы, которые врут по пустякам?
        - Вот-вот! Ты завтра приглядись к нему получше! У него еще и ребенок имеется! Уж-жасная дочь!
        - Про ребенка-то он мне сказал… И про детский садик, из которого надо забирать его обязательно до шести. Я еще спросила, а не может ли это делать жена, а он сказал, что у него нет жены… А откуда ты взяла, что она у него есть?
        Теперь растерялась Неля. А действительно, с чего она взяла, что у него есть жена? Платочек, конечно, был чистый и отглаженный, но… с другой стороны, девчонка одета так, будто у нее вместо матери злобная мачеха, которая непременно отправит ее за подснежниками в самую лютую зиму.
        - Ну-у-у… я не зна-а-аю…- протянула Неля.- Я подумала, что если есть ребенок, то и жена должна быть…
        - Так, он сам тебе про жену ничего не говорил?
        - Ничего…
        - Значит, все-таки нет жены! Значит, не соврал!- обрадовалась Оксана.
        - А как же ребенок?- не сдавалась Неля.
        - Себе, видать, забрал при разводе. Такое, знаешь, тоже бывает!
        - Бывает, конечно…
        - Что ты какая-то заторможенная?- рассердилась Оксана.- В моем кабинете пожирала Алексея глазами, а теперь лопочешь что-то невнятное. Выходит, я зря старалась, такси вам организовывала? Ты хромать-то не забывала?
        - Не забывала, но, понимаешь, я все время думала, что у него есть жена, а потому… ну… в общем… ничего не сумела…
        - Раньше ты мне с таким воодушевлением пересказывала журнальную статью о том, как завоевать женатого мужчину, который, как оказалось, вовсе даже и не женат, а теперь в кусты, да?
        - Оксанка, ты не представляешь, какая у него дочь! Это же гремучая смесь лягушки, муравья и терминатора.
        - Ты что, ее видела?
        - Она самовольно проникла в мою квартиру, раздавила тональный крем, который мне подарила Валька с четвертого этажа, и сожрала почти три эклера за один присест!
        - И сколько же ей лет?
        - Не знаю… Лет пять, наверно.
        - Тогда все еще поправимо. Ты вполне можешь ее перевоспитать в своем вкусе!
        - Ты думаешь?
        - Я просто уверена!
        Когда подруги попрощались, Неля еще раз представила себе дочку Алексея. Вообще-то если ее отмыть от болезнетворных микробов, приодеть, то, может, она и сойдет за нормальную девочку. Все-таки Наташенька здорово похожа на своего отца, который Неле сразу понравился.
        Глава 3
        Оксана
        Оксана жила без Корнеева уже третий год. Без него она запросто тронулась бы умом, если бы не магазин. Он окупился через полтора года и, возможно, лишь потому, что Оксана занималась им столько времени в сутки, сколько мог выдержать ее организм. Одно вытекало из другого и питало друг друга: из жизни исчез любимый человек, и она потеряла бы смысл, если бы в ней не возник не менее любимый магазин «Новый взгляд». Оксана теперь шла по жизни не только с новым взглядом на старые вещи, но и на все остальное. Из любовницы и содержанки она превратилась в довольно удачливую предпринимательницу. Ее магазин не давал сумасшедших прибылей, но хватало не только на жизнь, но и на постепенное превращение секонд-хенда, как продолжала презрительно называть его Нелька, в элитную комиссионку.
        Почему Оксана открыла именно комиссионный, а не какой-нибудь другой магазин, объяснялось довольно просто. Она очень любила старые вещи. Дома, на антресолях, в кладовках и просто в шкафах, не навалом, когда в никому не нужном, проеденном ржавчиной ведре можно найти старый конек и кокетливый хорошо сохранившийся шарфик, а в аккуратных коробочках у нее хранились бесчисленные вещицы, оставшиеся от мамы и бабушки. Например, две театральные сумочки. Одна побольше, из черного бархата, вышитая по одной стороне цветами из золотых нитей и с цепью из граненых колец вместо ручки. Другая, черная с белым, на витых шелковых шнурах, с покрытием под крокодиловую кожу, совсем крошечная, но раскладывающаяся в целое полотнище с многочисленными кармашками и зеркальцами: простым и увеличительным. А еще: большая подарочная коробка с парфюмерией под названием «Голубой ларец». Парфюмерии в ней, конечно, уже не было, зато остались матовые витые флаконы из-под духов и одеколона, похожие на православные храмы, и емкости в виде перламутровых раковин из-под рассыпчатой пудры и крема. Оксана хранила кружевную накидку с
серебряной нитью, удивительное выходное платье из золотой парчи и много других потрясающих вещей, которые уже никогда не могут быть использованы, поскольку давно вышли из моды, но остались трогательно прекрасными и как бы хранящими в себе остановившееся время. Исходя из этой любви к старым вещам, Оксана, конечно, с большим удовольствием открыла бы антикварный магазин, но понимала, что не потянет. Там крутятся совсем другие деньги, да и знания нужны специальные, не говоря уже и об особых клиентах. Ей все-таки хотелось спать спокойно.
        Однажды, томясь в очереди к участковому терапевту, Оксана, чтобы развеять скуку, взяла со столика самый чистый и незатрепанный журнал под названием «Бизнес СПб». Его почти первозданная чистота свидетельствовала о том, что для скучающих и болезненных граждан он не представлял никакого интереса. Оксана пролистнула его страницы и решила, что ей он тоже не по зубам, поскольку вместо кроссвордов, кулинарных рецептов, анекдотов и сплетен о народных кумирах содержит бесчисленное количество графиков, диаграмм и нудных колонок с цифрами. Подобного рода издания Оксана раньше никогда не держала в руках, а графики и диаграммы еще со времен школьного детства наводили на нее смертельную тоску. Она как раз собиралась бросить «Бизнес СПб» в общую кучу со «Знахарями», «Отдохни» и «Садоводством», когда вдруг под рубрикой «Выгодное дело» в глаза ей бросилась статья о комиссионках. Несмотря на многообещающую рубрику, статья честно рассказывала обо всех подводных камнях этого бизнеса, но будущая владелица «Нового взгляда», что называется, сразу на это дело запала.
        Первым товаром в ее магазине действительно стали вещи из Оксаниных шкафов и с полок: те самые, которые дарил ей Корнеев. И не только одежда и обувь. Она принесла в свой магазин несколько вазочек и экзотических статуэток, которые Иван привозил ей из заграничных поездок. Ей хотелось плакать навзрыд по утраченной любви, когда почти сразу были куплены две эбеновые африканские девушки, длинноногие и прекрасные. Борясь со слезами и специально оттягивая время расставания с черными фигурками, Оксана лично и довольно долго заворачивала каждую в тонкую мягкую бумагу, лаская пальцами их деревянные тела. Ей казалось, что она навсегда запомнила их покупательницу, немолодую элегантную женщину в темных очках на желтоватом матовом лице с коралловыми губами.
        Потом в магазин понесли вещи жители близлежащих домов или, как их надо было правильно называть в комиссионной торговле, комитенты. Но Оксана сразу отказалась принимать на комиссию абы что. Ей невозможно было всучить ни траченные молью меха, ни кримпленовые костюмы семидесятых годов прошлого века, ни безухих плюшевых медведей, ни облезлых деревянных пирамидок. Она не брала бобинных магнитофонов, детских колясок, лыж, коньков и гитар с лопнувшими струнами. Только первое время принимала советские пылесосы «Вихрь», стиральные машины «Сибирь» и отечественные электробритвы. Иногда, из жалости, она брала у полунищих пенсионеров вещи, которые никогда никто не купит, и платила им из своего кармана, но старалась делать это не слишком часто. Всем обездоленным все равно не поможешь, всех несчастных не спасешь своим участием.
        Алексей Пылаев, которого Оксана очень удачно взяла на место товароведа, сразу предложил оснастить магазин несколькими компьютерами и наладить торговлю еще и через Интернет. Очень скоро из товароведа, должность которого он тем не менее продолжал исправно выполнять, Пылаев превратился почти в компаньона, который жил делами их магазина, как сама Оксана. Конечно, он не вкладывал в ее дело собственные деньги, но доходами, полученными от торговли через Интернет, магазин был обязан только ему.
        Ежедневно к шести часам Алексей ездил в детский сад за дочерью, привозил ее в магазин, и она, бедолага, кантовалась в его задних помещениях до глубокой ночи, засыпая в каком-нибудь шкафу, в обнимку с фарфоровой статуэткой, или на клавиатуре компьютера самой старой модели, который Оксане безвозмездно отдала приятельница. Компьютер так медленно загружался и так трудно «соображал», что очень скоро был предоставлен девочке почти в полное владение. Оксане некогда было не только приласкать дочку Пылаева, но даже и просто пожалеть. Она воспринимала болтающуюся в магазине страшненькую Наташеньку как некую издержку ее бизнеса, с которой хочешь не хочешь, а приходится мириться. А девочка иногда открывала дверь ее кабинета и подолгу смотрела на нее в образовавшуюся щелку. Оксана иногда подмигивала ей и тут же погружалась в свои дела, мгновенно забывая о дочери товароведа.
        Алексей Пылаев иногда бросал на Оксану странные взгляды, всерьез задуматься о значении каковых ей тоже было недосуг. Это во-первых. А во-вторых, после красавца Корнеева странно было бы всерьез воспринимать не слишком высокого Пылаева, рыжего, до умопомрачения веснушчатого и обремененного необыкновенно некрасивой и довольно-таки нахальной дочерью. В-третьих, на Алексея всерьез претендовала Нелька. Она строила ему глазки, наведываясь в магазин чуть ли не каждый день. Сейчас, в довольно-таки прохладном июне, она ежедневно рядилась в тот самый открытый сарафан с маками, который ее, несомненно, здорово украшал, как украсил бы любую женщину. Оксана уже сто раз пожалела, что продала его подруге. Сарафан купил ей Корнеев в одну из тех самых памятных поездок в Анталию и остался единственной из вещей, которые были с ним связаны. Каждый раз, когда Нелька его надевала, на Оксану накатывали ненужные воспоминания и мешали работать.
        Наташенька по старой памяти называла Никодимову тетей Муравьем, хотя она, скорее, была похожа на хорошенькую кругленькую божью коровку. Алексей, который давно понял, что от него хочет тетя Муравей, при виде Нельки покрывался нервным малиновым румянцем и прятался за первый попавшийся манекен или компьютер. Никодимова старалась этим не смущаться. Надеясь приручить непокорного товароведа через дочь, Нелька закармливала ее пирожными, конфетами и прочими сладостями. Наташенька трескала их так, что за ушами трещало, но от этого Алексей Пылаев почему-то никак не делался ближе тете Муравью.
        - Знаешь, подруга, я считаю, что ты должна мне как-то помочь,- заявила однажды Никодимова.
        - Как ты себе это представляешь?- спросила Оксана, понимая, что речь идет об Алексее.
        - Ну-у-у… не знаю… Может, организовать какую-нибудь корпоративную вечеринку, куда я буду приглашена в качестве своего человека для вашего «Нового взгляда» и личной твоей подруги.
        - Так нечего праздновать. Лето же,- отозвалась Оксана.
        - Можно всегда придумать, что праздновать. Было бы желание. Вот посмотри, в этом журнале написано…- и Нелька шлепнула на рабочий стол подруги очередной пестрый журнал и принялась зачитывать подчеркнутую фразу: - «На корпоративных вечеринках служебные отношения сотрудников принимают более непринужденный характер и при умелом ведении дела всегда могут перерасти в нечто большее…»
        - Ты же не сотрудница моей комиссионки.
        - Знаешь, Оксана, последнее время я стала подумывать: не перейти ли мне к тебе работать. Твои девчонки из торгового зала наверняка получают больше, чем я в заводской медсанчасти, ведь правда?

«Девчонки из торгового зала», конечно, получали больше, но «Новый взгляд» вовсе не нуждался в дополнительной продавщице. Штат был укомплектован. А Нелька со своей бешеной любовью к Пылаеву может внести в работу излишнюю нервозность. Хватит с нее, с Оксаны, лягушонка Наташеньки! Если по ее магазину каждый день будет разгуливать еще и тетя Муравей в красных маках, то все, что с таким трудом создавалось годами, может с треском развалиться в один момент от усилий толстеньких Нелькиных ручек и под пристальным взглядом ее голубеньких глазок.
        - Ты же презираешь комиссионную торговлю!- пыталась ухватиться за соломинку Оксана.
        - Это я раньше презирала по недомыслию и недальновидности,- охотно бичевала себя Нелька.- А теперь, глядя на твои несомненные успехи и очень хорошие вещи на полках, я полностью пересмотрела свои взгляды. Так как?
        - Что как?- пытаясь оттянуть неприятный момент отказа, пробормотала Оксана.
        - Ну… ты же берешь меня на работу!- В голосе Нельки не слышалось никаких вопросительных интонаций. Она была уверена, что лучшая подруга не сможет не взять ее к себе в магазин. Если не возьмет, тогда вообще непонятно, зачем нужны лучшие подруги.
        - Понимаешь, Неля… штат у меня полностью укомплектован…
        - Ну и что? Ты же частное лицо, а не отдел кадров заводской медсанчасти. Возьми и придумай для меня какую-нибудь новую должность. Кто тебе сможет помешать?!
        - Но мне больше никакая должность не нужна…- как можно ласковее пыталась втолковать ей Оксана, но Нелька ничего не хотела понимать.
        - Мало ли, что не нужна! Я же не бездельница какая! Да я уколы делаю лучше, чем все остальные! Ты же знаешь! Ко мне специально ходят…
        - Нель, но здесь же не надо делать уколов…
        - А вдруг какой-нибудь старушке станет плохо? Она принесет тебе на комиссию свою вазочку, которую ей в начале прошлого века подарил собственный ее возлюбленный, и все! Удар на нервной почве от потери драгоценной для нее вещи! А тут как раз я со шприцем!
        - Неля! Ну что ты несешь? Если кому-нибудь станет плохо у меня в магазине, я всегда могу вызвать «Скорую помощь»! И потом… никакие бабушки с вазочками ко мне больше не ходят. У меня теперь совсем другая специализация!
        - Ну хорошо! К черту шприц! Например, я могла бы обзванивать клиентов! Зачем тебе на это дело отвлекаться? Ты… ворочай делами по-крупному… а я просто буду на подхвате! Я же вчера видела, как ты изнемогала, когда разговаривала по телефону с одной навязчивой особой, когда тебе надо было срочно бежать в банк!
        Неля, что называется, наступила на самую больную мозоль хозяйки «Нового взгляда». Комитентами и покупателями Оксаниного магазина теперь действительно были не старушки с вазочками, а женщины среднего возраста разных социальных слоев. Одни желали избавиться от еще хороших, но уже надоевших вещей, другие мечтали их купить по более низкой цене, чем в обыкновенных магазинах. В «Новом взгляде» велась специальная тетрадь, где были указаны телефоны и адреса постоянных комитентов и покупателей. С ними поддерживалась постоянная связь. В этой тетради, например, было записано, кто ждет летнюю блузочку 48-го размера и кто обычно сдает вещи именно такого размера. Магазин старался найти хозяина для каждой вещи, и это являлось прямой Оксаниной обязанностью, на которую она тратила уйму времени. Неудивительно, что предложение Нели поспело как нельзя кстати. Никодимова много лет проработала с больными людьми, которые капризничают покруче дамочек, желающих купить хорошую вещь, а заплатить за нее как можно меньше. Немного подумав, Оксана решила, что подруга вполне может справиться с обзвоном клиентов магазина.
        - Знаешь, Неля… я подумаю над твоим предложением,- сказала она.
        - И когда же ты решишь?- Никодимова даже раскраснелась не хуже маков на сарафане, поскольку почуяла, что подруга вот-вот сдастся.
        - Я позвоню тебе, Нелька, вечером. Только сейчас ты уж, пожалуйста, мне не мешай!
        - Хорошо! Ухожу! А ты не забудь позвонить, ладно? И заодно подумай насчет корпоративной вечеринки! Как раз можно будет отпраздновать прием на работу нового сотрудника!
        Оксана кивнула, и Никодимова вихрем вынеслась из ее кабинета.
        Через некоторое время после ее ухода в кабинет вошел Пылаев, нервно красный и взвинченный. Наверно, Нелька прижимала его своей грудью в маках в каком-нибудь из углов магазина. Оксана чуть не расхохоталась при виде несчастного взъерошенного Алексея. Вот и принимай Нельку на работу! Да от Пылаева одни рожки да ножки останутся. А как ей без него работать? Другого такого помощника днем с огнем не сыщешь! Как ей все-таки повезло, что именно он откликнулся на ее объявление!
        - Оксана Юрьевна, мы можем ехать,- сказал Алексей.- Такси через пять минут будет у входа.
        Дня три назад в «Новый взгляд» во время своего «шопинга» случайно забрела скучающая жена крупного бизнесмена. Она купила две парные статуэтки Дулевского фарфорового завода в виде целующихся парочек в пышных нарядах восемнадцатого века и без церемоний прошла в кабинет Оксаны. Анна Николаевна Ракова, как представилась дама, сказала, что к новому летнему сезону желает освободить от старой коллекции один из гардеробов, и пригласила служащих магазина в свою квартиру, чтобы оценить вещи. Разумеется, Оксана тут же согласилась. Уже достаточно повращавшись и хорошо потершись в комиссионных кругах, она знала, что прослойка людей, которые легко расстаются с дорогими вещами, отдавая их за «смешные» деньги, очень мала. Еще бы: купленную за пять тысяч долларов «Chanel» жаль отдавать всего за триста, а магазины типа Оксаниного большего предложить не могли. Поэтому многие состоятельные женщины предпочитали просто коллекционировать вещи и не расставаться с ними, даже если понимали, что никогда больше их не наденут.
        Таким образом, случайно завернувшая в «Новый взгляд» Анна Николаевна Ракова была несомненным подарком для магазина.
        Огромная пятикомнатная квартира Раковых находилась в старом доме на Разъезжей улице. Совсем недалеко, на улице Печатника Григорьева, жил Иван Корнеев. Оксана даже не подозревала, что так расстроится, попав в этот район. Она и была-то у Ивана дома всего раза три, но этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы у нее запульсировало в висках и заломило затылок, когда машина ехала мимо знакомых домов и дворов. Видимо, она здорово изменилась в лице, потому что Пылаев даже спросил, не стало ли ей плохо. Оксане пришлось сказать, что в легковых машинах ее всегда укачивает, но она сразу придет в себя, как только они выйдут из такси на свежий воздух.
        - Вам лучше?- спросил Алексей, когда они уже поднимались по широкой, облицованной гранитом лестнице на третий этаж.
        Она кивнула, чтобы он отвязался от нее. Лучше ей не стало, потому что и стать не могло. Ей стало значительно хуже. Лестница была почти такая же, как в доме, где жил Иван. Такие же отполированные до благородного блеска деревянные перила, такие же широкие подоконники из белого и голубоватого мрамора, двустворчатые двери квартир.
        В один очень счастливый вечер, каких в ее жизни было немного, Корнеев пригласил Оксану в ресторан. Она не помнит, танцевали ли они там и что ели и пили, потому что важным для нее тогда было совсем другое. Возвращаясь к Ивану домой за полночь, они медленно поднимались по такой же лестнице, целуясь на каждой площадке, а потом устроились на холодном мраморе подоконника, где Корнеев сказал Оксане, что она - самая главная женщина его жизни. Она навсегда запомнила не только его голос, гулко раскатывающийся по подъезду, но и запах его признания. На лестнице отремонтированного для состоятельных людей дома пахло не кошками и помойкой, а цитрусовой свежестью новомодных отдушек и чуть-чуть эмульсионной краской. Возможно, разгоряченные вином и близостью друг к другу, они с Корнеевым остались бы на этом широченном подоконнике на всю ночь, если бы не соседи Ивана. Эти соседи, как показалось влюбленным, чересчур демонстративно и долго возились со своими многочисленными замками. В пику им Корнеев сгреб Оксану в охапку и понес к себе в квартиру. И они не спали всю ночь, а потом провели вместе еще и целый день.
Тогда Оксана была уверена, что будет вместе с Иваном всю жизнь…
        Квартира Раковых тоже была похожа на корнеевскую, хотя чуть ли не в два раза больше. Мода есть мода, и люди отделывали свои жилища стандартно. Различие состояло только в качестве и цене отделочных материалов. На стенах прихожей Анны Николаевны полированные панели темного дерева перемежались с зеркалами почти в той же последовательности, что и в квартире Ивана. Оксана с тяжело бьющимся сердцем брела по коридору, и ей казалось, что в комнате она непременно встретит Корнеева. Она тяжело дышала. Пылаев бросал на нее тревожные взгляды, а она лишь вымученно улыбалась ему.
        Оксана несколько отдышалась лишь в гардеробной, где госпожа Ракова вывалила перед комиссионщиками кучу фирменных шмоток в очень хорошем состоянии. Тут были и многочисленные блузки и платья, и обувь, и джинсы. Оксана и Пылаев боялись, что Анну Николаевну не устроят цены, которые они ей могут предложить, но женщина сразу соглашалась с каждой суммой, которую они называли, и совершенно не торговалась. Заметив удивленные взгляды представителей комиссионки, Ракова улыбнулась и сказала:
        - Я все равно это никогда больше не надену, а потому рада, что вы хоть что-то заплатите за бросовый товар.
        Оксана как раз держала в руках потрясающей красоты пестрое шелковое платье, которое никогда не смогла бы назвать бросовым товаром. Она знала, что все наряды Анны Николаевны у них сметут из магазина в считаные дни. Как говорила одна из их постоянных покупательниц, только товары «Нового взгляда» дают ей возможность примирить высокую моду с собственной низкой зарплатой. Уж она непременно купит и это платье, и, пожалуй, еще несколько других, поскольку они как раз ее размера.
        - Думаю, что могу вам предложить еще шубу из рыжей лисы и очень неплохое демисезонное пальто,- сказала Ракова и направилась ко второму шкафу.
        - Нет-нет, не стоит беспокоиться,- остановила ее Оксана.- Дело в том, что покупатели приходят в комиссионные магазины за сезонными товарами и ничего не покупают впрок. Мы с удовольствием купим у вас пальто и шубу в начале осени, если вы, конечно, не передумаете.
        - Не передумаю,- улыбнулась Анна Николаевна.- Осенью вы сможете получить одежду не только у меня. Две моих приятельницы тоже собираются несколько порастрясти свои гардеробные. Честно говоря, мы с подругами хотели отнести свои вещи в какую-нибудь благотворительную организацию, но если их еще можно продать, то почему бы этого не сделать!
        - Будем очень рады, если ряды наших постоянных комитентов пополнятся!- ответно улыбаясь, сказала Оксана, делая особый упор на слове «постоянных».
        - Комитенты это?..
        - Это те, кто сдает товар,- продолжала улыбаться Оксана, хотя ей очень хотелось разрыдаться, бросившись на гору фирменных тряпок госпожи Раковой.
        Ее, Оксану Юрьевну Демину, нынешнюю владелицу комиссионного магазина «Новый взгляд», безжалостно выбросили из мира Раковых и Корнеевых как устаревшую модель наложницы и содержанки, легко найдя ей замену в лице молоденькой белобрысой куклы. Она, Оксана,- товар второй свежести, секонд-хенд, и ею теперь вполне может попользоваться скромный товаровед комиссионки Алексей Пылаев. А что? Зря он, что ли, в полном соответствии со своей фамилией бросает на нее все более и более пылкие взгляды.
        Еле сдерживаясь от подступающих к горлу рыданий, Оксана попросила Пылаева оформить положенные бумаги, к несказанному удовольствию хозяйки, прямо на дому.
        - А машину за вещами, с вашего разрешения, мы пришлем завтра,- напоследок сказала она новой и очень выгодной клиентке.
        - Но мы можем забрать их и сегодня,- возразил товаровед.
        - Нет, Алексей Дмитриевич, не сегодня!- уже почти не владея собой, нервно бросила ему Оксана.- Разве вы забыли, что нас с вами ждет еще один клиент?!
        - Ах да… Совершенно вылетело из головы…- сказал Пылаев, хотя точно знал, что никто их больше не ждет.
        - Я буду в машине,- еле выговорила Оксана и стремительным шагом покинула гостеприимную квартиру госпожи Раковой.
        Едва забравшись в салон такси, она разрыдалась так громко, что удивленный водитель вынужден был спросить:
        - Э-э! Случилось чё?
        - Не ваше дело!- буркнула Оксана.- Вам вперед уплачено… Мало, так еще накину!
        - Чё мало? Не мало! Нормально! Я как человек спросил! И неча хамить! Водители, между прочим, тоже люди!
        Когда в машину забрался Пылаев, Оксану била уже самая настоящая истерика. Алексей вопросительно посмотрел на безучастно курившего в окошко водителя. Тот развел руками и презрительно бросил:
        - Не велено расспрашивать! Сказано, что за все вперед уплачено!
        - Оксана Юрьевна!- тихо позвал ее товаровед.- Куда едем-то?
        - Д-домой…- прорыдала она.- Отвезите меня, п-пожалуйста, домой…
        Алексей с трудом довел свою начальницу от машины до ее квартиры. Она совершенно ослабела и еле передвигала ноги. Попасть ключом в замочную скважину Оксана никак не могла, и Пылаеву пришлось самому открывать дверь. Прямо в прихожей она повалилась на пол, пролепетав ему, что он может идти.
        - Но я не могу оставить вас в таком состоянии!- сказал он.- Вызвать врача?
        - Н-не надо…- отмахнулась она.- Н-не п-поможет…
        - Может, я… как-то помогу? Вы только скажите, Оксана Юрьевна…
        Все еще конвульсивно вздрагивая, она, оглядев тяжелым взглядом Пылаева, ответила:
        - А что? Возможно, именно вы и сможете мне помочь!- и истерично расхохоталась.
        Он болезненно скривился и сказал:
        - Сейчас, одну минуту…- и вытащил из кармана мобильник. Нажав на одну из кнопок быстрого набора, он почти прошептал в трубку, отворачиваясь от Оксаны: - Мама! Это я, Алексей! Возьми, пожалуйста, Наташу из садика! Очень нужно… Да на работе я… Мама! Ну я же так редко тебя прошу! Да заберу я ее у тебя… ну конечно… сегодня же вечером заберу!
        Оксана, перестав плакать и только изредка вздрагивая, во все глаза смотрела на своего товароведа. Надо же, на какие жертвы ради нее идет! Она уже знала, что мать Пылаева живет в одной квартире с его младшим братом, у которого трое детей и самой маленькой дочке всего семь месяцев. Алексей практически никогда не подкидывал свою дочь матери и брату, потому что понимал, как тяжело при этом будет и родным, и самой Наташе.
        Пылаев спрятал мобильник и обернулся к Оксане. Она все еще сидела на полу, но уже на все решилась. Да, она товар второй свежести, но Алексею нравится. Это видно невооруженным глазом. А ее уже третий год не обнимали мужские руки. Пусть сегодня ее обнимет Пылаев. Хоть кто-нибудь… только чтобы не чувствовать себя брошенной, несчастной, одинокой. При этих мыслях из глаз ее опять полились слезы. Она закрыла лицо руками, а он опустился на пол рядом с ней и действительно обнял и прижал к себе, поглаживая по волосам и утешая дурацкими словами, что все пройдет и станет гораздо лучше, чем было. Наверно, таким же образом он утешал свою Наташеньку, когда та плакала, разбив коленку. Но Оксане уже было все равно. Она готова побыть для Алексея не только Наташенькой, а вообще кем угодно, лишь бы он продолжал обнимать ее, лишь бы она чувствовала себя кому-то нужной.
        Оксана приблизила свое лицо к пылаевскому, призывно глядя в глаза, и тому ничего не оставалось делать, как поцеловать ее зовущие губы. И она с жадностью ответила на его поцелуй. Потом вскочила и заперлась в ванной, яростно сдирая с себя одежду.
        Горячие струи душа жгли ей плечи, а она думала только об одном: ну и пусть он рыжий и веснушчатый! Если закрыть глаза, то можно представлять на его месте Корнеева. Поцелуй Пылаева тоже был неплох. На корнеевский вполне потянет, если не открывать глаз. Она и не будет их открывать. Зачем ей их открывать?
        Замотавшись в полотенце, она вышла из ванной. Пылаев все так же сидел на полу в прихожей. Она рукой показала ему на открытую дверь ванной комнаты и увидела, с какими ужасными муками ее товаровед борется с собой. Она чувствовала, что он не хочет вот так запросто сдаваться начальнице от того, что той вдруг захотелось мужчины, но противиться ей явно не мог. Он встал с пола и решительно прошел в ванную.
        Оксана быстренько задернула плотные шторы, разложила диван, постелив новое нарядное белье, отбросила мокрое полотенце и нырнула под прохладное еще одеяло. Ванечка-а-а… Как жаль, что придется изменить ему с другим… но это будет будто и не с другим… она будто бы будет с Иваном… Не выдержав того странного состояния двойственности, в которое сама себя загнала, Оксана опять расплакалась. И Пылаеву снова пришлось ее утешать, и гладить по голове, и говорить смешные слова, после которых так просто оказалось отдаться ему. Иногда она все-таки открывала глаза, но вновь зажмуривалась, когда видела перед собой веснушчатое лицо и светлые глаза, так не похожие на корнеевские. А с закрытыми глазами все было хорошо, более чем хорошо… Одна за другой ее накрывали волны то ли наслаждения, то ли мучения. И закипала кровь в ожидании взрыва, и Оксана взрывалась, и снова плакала, и знала, что все это связано только с Иваном Корнеевым, а никак не с товароведом ее комиссионки «Новый взгляд». Алексею отведена всего лишь скромная роль посредника между ней и Иваном. Оксана была уверена, что сейчас, где бы он ни находился,
Корнеев просто обязан содрогаться от такого же чувственного восторга.
        Измученная слезами и любовью Оксана заснула на груди собственного подчиненного и одновременно компаньона. Последним, что она помнила, проваливаясь в зыбкую бездну сна, было почему-то некрасивое сморщенное личико Наташеньки. Она тоже плакала, и некому было ее утешить.
        Когда Оксана проснулась, Пылаева рядом не было. Она бросила взгляд на красные цифры электронных часов. 00.15. Конечно, он давно ушел. Его ждала дочь. И почему она ей привиделась, да еще плачущая и безутешная? Неужели потому что… Оксана резко села в постели. Зачем она заманила Алексея в свои объятия? Зачем?! Она самым бесчестным образом воспользовалась тем, что нравится ему! И как теперь смотреть в глаза своему товароведу? Что он о ней думает? Как это что… Что она собой представляет, то он и думает: сексуально озабоченная взбалмошная истеричка… Завтра надо обязательно извиниться перед ним, сказать, что была не в себе… Нет, это вообще глупо. Но он должен знать, что их близость случайная и никакого повторения не будет! Она больше никогда в жизни не опустится до того, чтобы истерикой с горючей слезой завлекать мужчин к себе в постель.
        Глава 4
        Алексей
        Оксана понравилась Алексею Пылаеву сразу, как только он первый раз зашел к ней в кабинет. Это было удивительно, потому что после развода с женой женщины скорее раздражали его, чем интересовали. Он согласился бы работать у Деминой, даже если бы ему не понравился ее магазин и то, как она ведет свои дела. Но ему понравилось все: и ее деловая хватка, и увлеченность, и, главное, конечно, ее лицо. Она не была красавицей в общепринятом значении этого слова, но от нее исходило такое теплое очарование, которое Алексей считал более важным для человека свойством, нежели физическая красота. Оксана одевалась очень просто, все вещи были выдержаны в классическом стиле, который всегда нравился Пылаеву. В качестве украшений его начальница предпочитала шейные платки, шарфики. Они предавали ей шарм.
        Алексей понимал, что никогда не сможет заинтересовать ее собственной персоной. Он был страшно конопат и по-клоунски рыж. Кудрявые пряди волос к концу дня свивались в плотную паклю, которую с трудом раздирала расческа. Ему шла короткая стрижка, когда пышные волосы стояли плотным неколебимым ежиком, но он давно не стригся, потому что как-то было незачем и не для кого. После того как договорился с Оксаной о выходе на работу в ее магазин, он первым делом постригся в дорогом салоне. Оксана Юрьевна Демина не заметила в нем никаких перемен, когда он явился к ней на службу с модельной прической. Ей было все равно, как он выглядит. Ее интересовали только его деловые качества, а по этим параметрам он ей вполне подходил.
        Его бывшей жене Алине тоже было все равно, как он выглядит. Она вышла за него замуж с горя. Они все учились в одном классе: он, Алина Максименко и Олег Герасимов. Алексей был влюблен в Максименко с первого класса и не мог перестроиться до самого выпускного. Разумеется, красавица Алина его не замечала. В детстве, да и в юности он был еще смешнее, чем сейчас, потому что беспрестанно краснел по поводу и без повода. Краска заливала все открытые участки его тела сплошным багровым цветом, на котором бесчисленные веснушки казались грязью, вылетевшей в непогоду из-под колес проезжающего мимо грузовика и самым гадким образом налипшей на его лицо, шею и руки.
        Алина Максименко, волоокая длинноногая натуральная блондинка, любила Олега Герасимова, Герасимов - всех встречающихся на пути девушек одновременно, а все встречающиеся девушки, соответственно, любили его. Он был бесподобен, этот Олежек: высокий, гибкий, красивый, с чувственными губами. И ему было из кого выбирать. Кроме первой девочки их класса Алины, вокруг него вихрились и исходили любовью много других красавиц. В конце выпускного класса Максименко все-таки удалось заарканить Герасимова и даже выскочить за него замуж.
        Алексею было почти тридцать, и он все еще не был женат, когда в школе на вечере встречи опять увидел Алину, но уже с потухшим взором, тусклыми волосами, которые казались травленными перекисью, и печально опущенными уголками губ. Оказалось, что Герасимов мучил ее своими загулами больше десяти лет, и как раз в прошлом месяце, не выдержав длительных испытаний, она наконец с ним развелась. Эта новая встреча с Максименко показалась Алексею очень подходящим моментом для того, чтобы сказать о своей вечной любви к ней. Тогда несчастная Алина была очень благодарным слушателем любовных излияний. Ей хотелось, чтобы хоть кто-нибудь по отношению к ней, бывшей первой красавице класса, горел любовью и восторгом, боготворил бы ее и был бесконечно предан. Все это в полном объеме и даже с некоторым перебором тут же предоставил Алине Алексей Пылаев, за которого она, долго не раздумывая, согласилась выйти замуж и сразу родила дочку Наташеньку.
        Надо сказать, что Наташенька здорово испугала Алину, которая снова очень похорошела, купаясь и нежась в Алексеевой любви. Дочка была патологически некрасива, если не сказать - страшна. Она абсолютно ничем не походила на Алину, но позаимствовала у отца неимоверное количество веснушек на один сантиметр поверхности кожи и рыжие волосы, словно пакля. Пока девочка лежала в коляске, завернутая в одеяльце и с лицом, прикрытым легкими кружевами, Алина еще как-то ее терпела, но когда Наташенька начала резво бегать, не желая скрывать свое лягушачье лицо никакими раскружевными завесами, сердце красавицы не выдержало, и она сбежала от двух рыжих людей, тем более что обожание Алексея уже давно казалось ей приторным и раздражало.
        Пылаев не осуждал свою жену. Он понимал, что захватил Алину врасплох и втянул в брак тогда, когда она была слишком легкой добычей. Но он ни в чем не винил и себя. Возможно, он спас ее тогда от других, не слишком порядочных любителей красивых и отчаявшихся женщин. А его, Алексея Пылаева, Алина никогда не любила. Какое-то время она отходила в его объятиях от ужасов семейной жизни с Герасимовым, но, придя в норму, мучилась и тосковала рядом с навязавшимся ей мужем. Если бы Наташенька была красивым ребенком, может, их брак продержался несколько дольше, но тогда при разводе Пылаев наверняка лишился бы дочери. Он благодарил судьбу за то, что его Наташенька оказалась такой дурнушкой, которая не нужна была даже собственной матери. Он же - обожал свою дочь, никогда не стыдился ее и был счастлив тем, что она у него есть.
        Последнее время Наташенька уже стала постигать, что окружающий мир враждебен по отношению к ней. Ее дразнили ребята в садике и во дворе, воспитательницы не прощали даже самого незначительного проступка или шалости, на которые запросто закрывали глаза, когда в них уличали хорошенькую девочку в бантиках или славного мальчугана. У Наташеньки стал портиться характер. Она делалась скрытной и мстительной. Всем окружающим давала детские еще, но очень меткие прозвища. Так нянечку, тетю Люсю, звала прямо в глаза тетей Злюсей. Тетя Злюся за это злилась на нее еще сильней, но девочка не разбиралась в сравнительных и превосходных степенях прилагательных. Для нее существовало только одно определение - злая, а в какой степени, не имело абсолютно никакого значения.
        Оксану Наташенька не называла никак. Это настораживало Алексея, потому что он не мог понять, как дочь к ней относится. Но, решил он потом, поскольку Оксана никогда в жизни не обратит свой взгляд на него, совершенно не важно, как эти две женщины, маленькая и взрослая, относятся друг к другу.
        Подругу Оксаны, Нелю, Наташенька так и продолжала звать тетей Муравьем. Вообще-то в этом прозвище по большому счету не было ничего обидного, но какой женщине оно понравится! Конечно, оно не нравилось и Неле. Она изо всех сил старалась завоевать сердце девочки, но так пока и не преуспела в этом. Наташенька ела ее конфеты и пирожные, но никогда даже не благодарила за них, будто чувствовала, что они скормлены ей не от души, а для какого-то дела. Алексей ругал дочь за поедание в неумеренном количестве чужих сладостей, за неблагодарность и запрещал называть Нелю тетей Муравьем. Наташенька всегда соглашалась с ним, кивала головой, но все оставалось по-прежнему.
        Алексей очень хорошо понимал, для какого дела Неля прикармливает его дочь, будто дикое животное. Несмотря на пылаевскую неуемную веснушчатость и рыжесть, женщины все-таки влюблялись в него, и довольно сильно, но ему долгое время нужна была только одна женщина - Алина Максименко, бывшая одноклассница и бывшая жена. Несколько раз он пытался устроить личную жизнь вопреки собственным желаниям, потому что понимал, что девочке нужна мать, но ни одна из претенденток на его сердце тест на Наташеньку не выдержала. Все они, как и Неля, пытались сюсюкать с ней и даже покупать ей новые платья, и завязывать на макушке большие банты-пропеллеры, но через некоторое время все равно начинали раздражаться, получали от девочки убийственные прозвища и исчезали из жизни Алексея и его несносной дочери.
        К тете Муравью, несмотря на явно лукавые пирожные, Наташенька относилась все же довольно снисходительно, что никак не давало Пылаеву возможности расставить все точки над «i» в отношениях с Оксаниной подругой. Пухленькая Неля ему не нравилась, потому что обычно его привлекали стройные женщины, но если дочка находила в тете Муравье какие-то достоинства, то стоило, наверно, получше приглядеться к ней. И Пылаев приглядывался, и эти его приглядки очень обнадеживали Нелю.
        Но после ночи, вернее, вечера, проведенного с Оксаной, Алексей не мог даже думать о Неле. Он отлично понимал, что начальница отдалась ему тоже с какого-то великого горя, как когда-то Алина. Он мог бы уйти из ее квартиры тогда, когда она заперлась в ванной, и даже хотел это сделать, но потом передумал и остался. И не столько от того, что ему очень хотелось остаться, а потому что чувствовал: она сотворит с собой что-нибудь нехорошее, если он уйдет. У нее на сердце явно какая-та любовная драма. Не случайно она никогда не спешит домой и иногда проводит в своем магазине даже ночи. Какой муж или возлюбленный выдержал бы такое? Ей никто никогда не звонит, не встречает с работы. Все это недвусмысленно говорит о том, что у такой милой и обаятельной женщины никого нет. И еще о том, что тот, кто когда-то был в ее жизни, очень много для нее значил, и не ему, рыжему клоуну Алексею Пылаеву, заступать на вакантное место.
        С неприязнью разглядывая свое отражение в темном стекле вагона метро, Алексей думал, как неловко сегодня будет чувствовать себя перед ним Оксана. И ему будет неловко, но только из-за нее, ведь она станет нервничать, переживать и стыдиться того, что отдалась кому попало. Ему стыдиться нечего. Она нравится ему… нет, не то… Он любит ее… Впервые после Алины по-настоящему любит…
        Оксанино лицо, словно огнем, залилось нервным румянцем, как только она увидела Пылаева. Алексей сдержанно поздоровался и сразу прошел в свой кабинетик с маленьким окошком под потолком, перестроенный из какого-то чулана. Оксана тут же влетела следом. Он поднял на нее спокойные глаза, всем своим видом пытаясь дать понять, что никогда и никому ни единым словом, ни жестом не выдаст их тайны. Но Оксане явно мало было одного его взгляда. Она хотела от него словесных подтверждений, а потому, с трудом собравшись с силами, начала:
        - Алексей Дмитриевич, я прошу у вас… прощения за свою… слабость и… невоздержанность…
        Он хотел прервать ее словами о том, что он все понимает и что ей не стоит так нервничать, но она не дала ему сказать.
        - Нет-нет! Не говорите ничего!- слабо выкрикнула она.- Я вас самым беспардонным образом… заманила… и стыжусь… своего поведения… Я надеюсь, что все… останется между нами… и вы не будете…- Она подняла на него несчастные глаза,- и вы не станете думать, что я… Словом, вы не будете считать, что я хочу от вас… повторения… или еще чего-то… что будто вы теперь можете… ну… вы меня понимаете…
        Она замолчала, и он решил, что теперь уже самое время ответить:
        - Я все понимаю, Оксана Юрьевна. Никто ничего не узнает, а сам я вовсе не считаю, что имею теперь на вас какие-то особые права, и ничем вам не напомню… Клянусь…
        Заведующая комиссионным магазином «Новый взгляд» некрасиво скривилась, всхлипнула и выбежала из его кабинета. Безжалостно отбросив от себя свою сумку, Алексей плюхнулся в компьютерное кресло и закрыл лицо руками. Ну почему?! Почему именно те женщины, ради которых он готов пожертвовать всем, кроме, конечно, Наташи, только утешаются в его объятиях?!! Он им нужен лишь в качестве жилетки, в которую они могут выплакать свое горе! Если бы Оксана знала, как он любит ее, то, возможно, не стала бы так… А может быть, есть смысл ей все сказать? Нет! Ни в коем случае! Он сказал о своей любви Алине, и что из этого вышло? Ему не нужно повторения этого кошмара!
        Алексей старательно стер руками с лица свои переживания и приступил к работе.
        К трем часам в магазин, как всегда, явилась Неля. По понедельникам и четвергам она заканчивала колоть больных граждан в половине третьего и за полчаса всегда успевала добраться до комиссионки. В этот четверг Алексей не хотел выходить из своего кабинета, но сделать это все же пришлось. С приходом подруги Оксана собрала в собственном кабинете почти весь свой маленький коллектив, кроме двух продавщиц, которых оставила в торговом зале. Она представила всем Нелю как новую сотрудницу, которая будет заниматься телефонными переговорами с клиентами. Вообще-то человек для исполнения таких обязанностей действительно был не лишним в магазине, но Пылаева смутила кандидатура. Когда Неля Никодимова только забегала в магазин по пути с работы, ему не было от нее никакого спасения. Чего же ему ждать, если она будет находиться в комиссионке неотлучно? Впрочем, может быть, это и хорошо? Он наконец приглядится к ней получше и… Ну и пусть полная… Он тоже не герой-любовник! И Наташенька к тете Муравью очень неплохо относится. В конце концов, все равно… с кем… если не с Оксаной… Было бы дочери хорошо…
        Глава 5
        Неля
        Отработав в заводской медсанчасти положенные перед увольнением две недели, Неля Никодимова приступила к работе в комиссионном магазине своей подруги «Новый взгляд». Работа ей нравилась. Она действительно умела разговаривать с людьми самых разных возрастных категорий и даже разного социального положения. Неля славилась в медсанчасти легкой рукой, и ее приглашали ставить уколы в кабинеты администрации завода. Некоторые большие начальники рекомендовали ее своим женам, и Неля была вхожа в их богатые домашние апартаменты и отлично ладила с самыми капризными пациентками.
        Кроме того, что она занималась приятным ей делом, теперь все время рядом находился Алексей Пылаев, и можно было наконец приступить к самой серьезной на него атаке. Начала Неля с хрестоматийного, а именно: с проторения пути к сердцу мужчины через его желудок. Она приносила на работу пирожки, разнообразные салаты в баночках и нежнейшее мясо в емкостях для микроволновки. Поначалу она расстилала свою скатерть-самобранку для четверых: себя, Алексея, Оксаны и бухгалтера пенсионного возраста Петра Степановича Толкунова. Первым отвалил Толкунов, сославшись на то, что его язва никак не выдерживает Нелиных соусов и майонезной заправки. Потом отказалась от ее разносолов Оксана.
        Разумеется, Неля недолго уговаривала подругу продолжать трапезничать вместе с ними. Она заметила, что между Оксаной и Пылаевым отношения несколько напряженные, что ее неприятно удивило. Складывалось впечатление, что между ними было что-то интимное и они изо всех сил пытаются это скрыть. Неля даже спросила всезнающую продавщицу Ирочку, не замечала ли она каких-нибудь «шур и мур» между заведующей и товароведом. Ирочка сказала, что никаких таких «шур и мур» не замечала, но что не стоит и к бабке ходить за тем, чтобы узнать, что Алексей Дмитриевич сохнет по Оксане Юрьевне самым несчастным образом.
        - А она?- спросила Неля.
        - А она вроде бы нет.
        - Так «вроде бы» или точно нет?
        - Откуда я знаю, что точно, а что неточно! Она мне не докладывает! Но влюбленные женщины, мне кажется, выглядят иначе!
        - Как?- растерялась Неля.
        - Да вот так, как вы!- рассмеялась Ирочка.- Все в магазине поняли, что вы только из-за Алексея Дмитриевича перешли к нам работать! Разве не так?!
        Неля сначала несколько растерялась от таких слов продавщицы, но потом решила, что стесняться ей абсолютно нечего, тем более что все возможные конкурентки должны знать, что она просто так Пылаева никому не отдаст.
        - Да, вы правы, Ирочка,- гордо заявила Неля.- И я не считаю нужным это скрывать. Хотя, по вашему утверждению, Алексей Дмитриевич будто бы сохнет по Оксане Юрьевне, на самом деле у меня с ним уже существуют некоторые отношения, и я думаю, что в самом ближайшем будущем они перейдут в такую стадию, когда мы сможем объявить о них всем сотрудникам магазина.
        Неля самым наглым образом блефовала. Никаких особых отношений у нее с Пылаевым не получалось. Он непостижимым образом как-то умудрялся от нее ускользать, хотя по-прежнему соглашался с ней обедать и всегда хвалил ее разносолы. Его Наташеньку Неля тоже кормила всякими вкусностями, и девочка уже несколько раз даже сидела у нее на коленях и обнимала за шею, на что Алексей смотрел весьма благосклонно.
        Неле очень хотелось припереть Оксану к стене прямым вопросом: «Что у тебя было с Пылаевым?», но почему-то не смела. Может быть, потому, что боялась услышать нечто для себя невыгодное. Лучше ничего не знать и самостоятельно попытаться ускорить события. На корпоративную вечеринку она так и не смогла раскачать Оксану, а потому ей придется прямым текстом приглашать Алексея к себе в гости. Надо только придумать повод. На день рождения приглашение не свалишь, потому что на него обязательно надо звать и Оксану, а кто лучше ее знает, когда у Нели день рождения!
        Промучившись целую неделю с придумыванием повода, Неля Никодимова решилась пригласить к себе в гости Алексея Пылаева без всякого повода. К ее удивлению, он сразу согласился, но предупредил, что придет с Наташенькой, потому что ее абсолютно некуда девать. Наташенька в Нелины планы никак не входила, потому что она собиралась окончательно завлечь в свои сети товароведа путем ухищрений, которыми ее снабдили глянцевые женские журналы. В деле завлечения Алексея не только детские глаза, но и весь детский организм был лишним, потому что дело это требовало:
        а)возжигания особых ароматических свечей, которые возбуждают половое влечение;
        б)возлияния алкогольных напитков с особыми добавками;
        в)включения в затемненной комнате специальной провоцирующей на объятия музыки;
        г)надевания на собственное пышненькое тело особо эротичной одежды и, наконец,
        д)самих объятий с незаметным надавливанием на эрогенные зоны тела, что немедленно должно возбудить мужское желание до невероятных размеров.
        Ну и к чему тут, скажите на милость, Наташенька, даже несмотря на то, что к ней надо как-то привыкать?
        Неля Никодимова долго мучилась вопросом, как быть с дочерью Пылаева, и наконец придумала. Она перенесет встречу на более позднее время, и пятилетнюю Наташеньку, которой они с Алексеем обязательно покажут передачу «Спокойной ночи, малыши!», можно будет положить спать в комнате матери. Нелина мать, Мария Ильинична, уж и не чает, когда единственная дочь выйдет замуж и подарит ей внуков, а потому не станет сопротивляться ее просьбе пожить пару деньков у сестры.
        Алексей без лишних слов согласился прийти в гости попозже.
        Поскольку вместе с Пылаевым должна прийти Наташенька, Неля никак не могла придумать, каким образом суметь выполнить пункт «г» инструкции по соблазнению мужчины, чтобы нечаянно не испугать девочку. В конце концов она решила надеть минимализированное белье черного цвета и чулки в сеточку, а сверху - велюровый темно-фиолетовый халат с широким поясом, но зато без единой пуговицы. Чтобы он не смотрелся как простоватая домашняя одежда, сверху можно накинуть дареную теткой очень красивую и даже где-то торжественную павловопосадскую шаль с зелеными огурцами и золотыми шелковыми кистями. Как только Наташенька, усыпленная поросенком Хрюшей, перестанет им мешать, халат без пуговиц запросто, словно ненароком, может разъехаться в стороны и взору Алексея предстанет то, что должно его сразу и всерьез заинтересовать.
        В китайском магазине Неля купила специальные ароматические свечи. Никакой курильницы, как на грех, китайцы не завезли, и ей пришлось купить аромалампу северной страны Суоми. Она представляла собой фаянсовую печку, на которой стоит кастрюлька с дырочками на крышке. Внутрь лампы, как в чрево печи, на фаянсовой же сковородочке помещалась круглая плоская свеча. Она нагревала кастрюльку с водой. В воду требовалось добавить несколько капель эфирного масла. Некоторое время Неля сомневалась, не станет ли перебором одновременное использование ароматических свечей и аромалампы, но потом решила, что чем больше будет присутствовать факторов, разжигающих сексуальный интерес, тем лучше.
        Последний номер журнала «Дамские штучки» предлагал три рецепта эротических пряных смесей для добавки в глинтвейн или черный кофе. Два Неле пришлось сразу забраковать, потому что она нигде не смогла найти фиалкового корня и кориандра. Зато третий подходил по всем своим структурным составляющим: мускатный орех, черный перец, гвоздика и имбирь - в равных частях. За имбирем, конечно, пришлось немного побегать, но все-таки и он был найден в одном из магазинов в центре Питера. Как советовал журнал, Неля перемешала и хорошенько истолкла специи, но никак не могла выбрать, в какой напиток их будет добавлять: в глинтвейн или кофе. Что больше любит Алексей, она не знала. Ссыпав истолченные пряности в маленькую стеклянную баночку из-под аджики, Никодимова сказала себе, что решит этот сложный вопрос уже по приходе Алексея путем прямого к нему вопроса. Но кофе она все равно подаст в любом случае, потому что журнал очень советовал на досуге вместе со своим возлюбленным заняться лактеартом, что означает - «молочной живописью». Она представляла собой рисование зубочисткой по «холсту» в виде взбитых сливок,
посыпанных корицей. Надо нарисовать сердечко или профиль своего любимого,- результат, как утверждал журнал, превзойдет самые смелые ожидания. Ничей профиль Неля никогда не смогла бы изобразить не только зубочисткой на сливках, но даже и карандашом на бумаге, но на сердечко очень рассчитывала.
        Перед кофе Никодимова собиралась подать румяную жареную картошечку и курицу с ананасом, грибами и орехами. Это было ее фирменным блюдом и всегда с удовольствием съедалось гостями до последнего орешка.
        В общем, предстоящий вечер и (как хотелось бы) ночь были продуманы Нелей во всех подробностях, и программа не обещала серьезных сбоев. Если Наташенька по малолетству, к примеру, не любит курицу с ананасом, то для нее было заготовлено картофельное пюре с паровой котлеткой, вишневый компот, мороженое и, на всякий случай, куплены еще и конфеты «Мишка на Севере». Подстраховавшись таким образом со всех сторон, Никодимова твердо верила в успех мероприятия, но все-таки волновалась перед приходом Пылаева с дочерью так, что ей три раза пришлось бегать в ванную, мыть потеющие подмышки и заново мазать их антиреспирантом.
        Несмотря на все Нелины приготовления, с самого начала все пошло наперекосяк. Вбежавшая в прихожую Наташенька ловкой ручонкой сдернула с плеч тети Муравья посадскую шаль с золотыми кистями, и Алексей сразу получил возможность увидеть, что на Неле предусмотрительно надет домашний халат без пуговиц. Он тут же отобрал у дочери шаль и даже дал ей легкий подзатыльник, но дело уже было сделано, и снова набрасывать шаль на плечи Неле не захотелось.
        Наташенька отказалась не только от курицы с ананасом, но и от картофельного пюре с паровой котлеткой и сразу потребовала себе пирожных и конфет. Алексей сказал, что дочке вполне можно дать сладкое. Дома пришлось ее как следует покормить, поскольку терпеть голод «до гостей» дети не умеют. Поедая пирожные, Наташенька без умолку рассказывала про плохого мальчика Алика Хомякова, который ее все время дразнит, а Галинатольевна ему это разрешает, и про то, что скоро у них в садике будет концерт, и ее назначили птичкой-зябликом. Она требовала, чтобы тетя Муравей объяснила ей (потому что папа не знает), почему зяблика называют зябликом, и курица с ананасами как-то была скомкана. Когда Наташеньку усаживали перед телевизором, Неля вспомнила, что так и забыла спросить, любит ли Алексей глинтвейн, но теперь почему-то спрашивать постеснялась, решив, что лучше без всякого спросу всыплет привораживающую смесь в кофе.
        После мультфильма Наташенька пожелала смотреть хоккей на траве, и Неля с Алексеем вынуждены были еще раз повторить курицу. Пылаев, слегка освобожденный от дочери, наконец смог благосклонно посмотреть на Нелю и даже сказать, что никогда в жизни не ел такого вкусного блюда и что никак не сообразит, какие в нем ингредиенты. Довольная и сразу раскрасневшаяся Неля в подробностях все ему объяснила и разошлась до того, что собралась непринужденно зажечь ароматические свечи заодно с аромалампой северной страны Суоми. Алексей остановил ее словами, которые она больше всего хотела услышать:
        - Ничего такого не надо, Неля, я и так останусь, если вы именно этого хотите…
        Именно этого она и хотела, и даже догадывалась, что он сразу понял, зачем его приглашают в гости, и все же ей стало почему-то так тошно, что она, с трудом сдержав слезы стыда, спросила:
        - Ну а кофе вы будете? Я умею готовить такой… с пенкой… а можно со сливками…
        - Конечно буду, с пенкой,- по-доброму улыбнулся он, и она как-то сразу успокоилась. Они взрослые, свободные люди и ничего плохого не делают. В конце концов, он всегда может уйти, если вдруг почему-то посчитает интимные отношения с ней постыдными.
        Раз он не хочет кофе со сливками, то лактеарт тоже отпадает, хотя, конечно, можно попробовать рисовать на пенке… Нет, она ни за что не сможет предложить Пылаеву подобное развлечение. Но сама-то она вполне может незаметно нарисовать на пенке сердечко… Можно и не зубочисткой, а ложечкой. Алексей даже не догадается, что она делает.
        Когда Неля вернулась в комнату с двумя чашечками кофе с пряностями и с плотной пенкой, Наташенька уже спала, свернувшись калачиком в кресле перед телевизором. Алексей стоял над дочерью в глубоком раздумье, будто витязь на распутье.
        - М-можно положить Наташеньку в д-другую комнату,- запинаясь, предложила Неля.- Я там специально… п-приготовила все, чтобы она не упала… если что…
        Алексей кивнул, осторожно взял дочь на руки и понес туда, куда ему указали. Когда девочка была устроена, они вернулись к остывшему, но с так и не опавшей пенкой кофе.
        - Ну и ну!- опять улыбнулся Алексей, разглядывая пенку.- Держится! Вы - мастерица, Неля!
        И мастерице Неле, сжавшейся от ужаса (потому что сейчас все наконец должно произойти или… не произойти), от его слов опять стало легче. Она улыбнулась ему в ответ и сказала, что получение плотной кофейной пенки - ее тайное знание, которое она пока еще никому не открывала. Потом они пили остывший кофе, а Неля думала, что и с интимной музыкой пролетела. Наташенька спит, и беспокоить ее не стоит. Остались всего два пункта практически полностью проваленной программы, а именно: г) соблазнение эротическим бельем и д) собственно интимные отношения. Бедная Неля не могла даже представить, как приступить к выполнению пункта «г», не говоря уже о сакральном «д». Можно, конечно, специально ослабить пояс, чтобы он соскользнул, будто бы сам собой, и тогда полы халата разъедутся в стороны, но что при этом подумает Алексей! Когда в комнате была Наташенька, халат почему-то не расходился, а стоило уложить ее спать, как он вдруг начал терять пояс и эротично демонстрировать белье!
        У несчастной Нели от мучительных раздумий и опять окатившего ее горячей волной стыда начали дрожать и кривиться губы. Она готова была разрыдаться, когда Алексей вдруг самым непринужденным образом попросил у нее полотенце и прошел в ванную. Воспрянувшая духом Никодимова мигом разложила диван и застелила его. Можно, пожалуй, пренебречь пунктом «г», то есть снять так и не осмотренное Пылаевым эротическое белье, потому что оно здорово намяло ей с непривычки некоторые особо нежные места. У нее есть почти прозрачная ночная сорочка, которая гораздо больше подойдет к ее выходу из ванной, куда она непременно зайдет после Алексея.
        Таким образом благодаря Пылаеву их перемещение из-за стола в постель произошло довольно непринужденно и самым естественным образом. Так укладываются на семейное ложе уже много лет прожившие в браке семейные пары. Неля Никодимова почти ничего не знала о браке, а потому ее нисколько не задели спокойствие Алексея и его, как ей показалось, нечеловеческая выдержка. Она, наоборот, была благодарна ему за то, что он помогает ей преодолеть и неловкость, и рвущий душу стыд.
        Когда все, о чем она так мечтала, было кончено, Неля не выдержала и сказала, что любит его. Он нежно поцеловал ее в губы, тех же самых слов, правда, не произнес, но она и не ждала их. Она прижалась к нему как можно теснее и жарко зашептала в ухо:
        - Ты привыкнешь ко мне, Лешенька, вот увидишь… А потом, может быть, и полюбишь… Я все сделаю для этого! И Наташеньке со мной будет хорошо… И пусть она называет меня тетей Муравьем, пусть! Ты ее не ругай! Мне и не обидно нисколько… А она потом тоже привыкнет!
        - Только не завязывай ей на макушке бант, прошу тебя,- сказал вдруг Алексей.
        - Бант?- удивилась Неля.
        - Да, бант… Она очень не любит бантов. И ненавидит брюки. Я уж и не знаю, каким образом выбросить ее старое зеленое платье. Все время требует, чтобы я ей надевал только его, потому что у него большие карманы, в которые она вечно сует всякую дрянь…
        - Мы, Лешенька, обязательно справимся с этим платьем. Мне оно тоже не нравится. И банты я ей завязывать не буду. Я, знаешь, думаю, что ее надо просто коротко постричь, и тогда волосы не будут так путаться!
        - Ты это здорово придумала!- радостно откликнулся он.- И как я до сих пор сам не догадался? Наташе должны пойти короткие волосы!
        Алексей благодарно поцеловал Нелю в висок, а она подумала, что он обязательно женится на ней и у них будет замечательная семья. Они очень хорошо понимают друг друга. Он не мог этого не заметить.
        Глава 6
        Оксана
        Алексей Дмитриевич Пылаев начал раздражать Оксану. Когда он находился рядом, она все время чувствовала себя раздетой. Ей казалось, что при каждой встрече он сразу вспоминает, как она перед ним унизилась и как отвратительно в тот момент выглядела. Какой бы джемпер или блузку с глухим воротом она ни надела, ей представлялось, будто Пылаев непременно думает что-то вроде: «Уж я-то, милочка, точно знаю, как ты выглядишь обнаженной. Нечего и прикрываться». Конечно, можно его уволить, она ли не начальница в своем магазине, но Оксана понимала, что будет без него как без рук. В отличие от нее, бывшей медсестры, Алексей окончил институт торговли и уже работал товароведом в других магазинах. То, до чего она доходила интуитивно и чутьем, для Пылаева было обычным и хорошо знакомым делом. Короче говоря, он был отличным специалистом, и магазин много потерял бы, если бы Оксана его выгнала.
        А еще владелицу «Нового взгляда» раздражала собственная ее давняя подруга Неля Никодимова. Неля очень хорошо справлялась со своими телефонными обязанностями, но так беззастенчиво ворковала с Пылаевым и даже иногда обнималась с ним практически на виду у сотрудников магазина и его покупателей, что это выходило за рамки приличий. Однажды Оксана не выдержала и призвала подругу к ответу:
        - Неля,- самым строгим тоном начала она.- Нельзя же в конце концов так вести себя на службе! Магазин - это тебе не процедурный кабинет, где ты уединяешься с больным за ширмой и никто не видит, чем вы там занимаетесь!
        - Это в каком же смысле?- не поняла подруга.- Когда это я чем-то… таким занималась с больными? Чего ты выдумываешь?
        - Я, Неля, не про больных!- разгневалась Оксана.- И не делай вид, будто не понимаешь, о чем я говорю!
        - Но я правда не понимаю, чего ты ко мне прицепилась!
        - Не понимаешь, да?!- саркастически проговорила владелица магазина и пока все еще Нелина подруга.- Это неприлично - целоваться с… товароведом прямо на рабочем месте! Странно, что приходится тебе это объяснять!
        - Мы и не целовались…
        - Ну… обнимались… какая разница…
        - Знаешь, Оксана, разница вообще-то существенная, но дело даже не в этом! Вполне нормально, когда муж с женой оказывают друг другу легкие знаки внимания на работе! Это еще никогда и никем не осуждалось!
        - То есть?! Что еще за муж с женой?!- Оксана от возмущения даже привстала со своего кресла.- Что-то я не помню вашей свадьбы! Или у меня начал развиваться ранний склероз?!!
        - Мы, между прочим, взрослые люди, а наличие штампа в паспорте по большому счету не имеет существенного значения!- выкрикнула Неля, насупив свои еле видные бровки.
        - То есть… ты хочешь сказать…
        - Да, я хочу сказать, что мы живем вместе, и я не понимаю, почему тебя это так возмущает! Мне кажется, что ты должна бы радоваться счастью подруги!
        - Что-то ты раньше никогда не делилась со мной своим счастьем…- растерялась Оксана, а горло вдруг перехватило так, что она с трудом дышала.
        - А чего с тобой делиться, если ты ревнуешь!
        - Я?!! Ревную?!!
        - Да, ревнуешь!! Вон у тебя лицо даже красными пятнами пошло! Тебе, наверно, кажется, что все мужчины должны у тебя разрешения спрашивать, можно ли им приударить за кем-нибудь еще, кроме тебя, да?!!
        - Не говори глупостей, Неля!- Оксана наконец справилась с собой и заговорила почти спокойно.
        - Никакие это не глупости! Весь магазин знает, что Алексей по тебе сох! А теперь, когда он со мной и на тебя не обращает никакого внимания, ты никак не можешь этого стерпеть!!
        - Что за ерунда?!- смутилась Оксана.
        - Не ерунда! Я знаю, что у тебя даже что-то с ним было!
        Владелица комиссионки закаменела и совершенно замороженным голосом спросила:
        - Это он тебе сказал?
        - Он ничего не говорил, а я и спрашивать не собираюсь! Я это нутром чую, потому что…
        - Почему?
        - Потому что… люблю его… И ты, Оксанка, лучше не стой на моем пути!- Неля поднялась со своего места и направилась к дверям. На пороге она обернулась и, сузив глаза, по-змеиному прошипела: - Я разнесу весь твой магазин в клочья, если ты только попробуешь… если помешаешь… если только посмотришь на него особенным взглядом… Он мой, поняла, подруга?!
        Когда за Никодимовой закрылась дверь, Оксану вдруг охватила такая слабость, что лоб покрылся испариной. Неужели Пылаев все-таки рассказал об их интимных отношениях Нельке? Конечно, рассказал, а она его просто покрывает… Какой мужчина сможет удержаться от того, чтобы не похвастаться своими подвигами! Его новая женщина должна знать, какой он половой гигант! А ведь прикидывался такой интеллигентной овцой! Подлец! Негодяй! Как он мог?! Воспользовался Оксаниным горем, ее слабостью, а теперь смеет трепать ее имя на каждом углу!
        Оксана вытерла мокрый лоб и решительным шагом направилась в крошечный кабинетик Пылаева. Он все-таки вылетит из ее магазина вместе с Нелькой! На нем свет клином не сошелся! Найдется другой товаровед, не хуже! Она опять даст объявление в газету, и все дела!
        Влетев в кабинет Алексея, Оксана сразу будто наткнулась на его пристальный, но совершенно спокойный взгляд. Неужели такие чистые глаза могут лгать? Боже, какие же у него бездонные глаза! Она никогда таких не видела у мужчин! Неужели он так ловко маскируется, гад?! Не-е-ет, ее не купишь невинными глазками! Она выведет его на чистую воду!
        - Алексей Дмитриевич, как вы посмели?!- выкрикнула она и закашлялась от избытка слов, которые ей хотелось бросить ему в лицо, но она не знала, с каких лучше всего начать.
        Он подождал, пока она откашляется, и все так же спокойно спросил:
        - Что вы имеете в виду, Оксана Юрьевна?
        - Зачем вы рассказали Неле, что… между нами… было?!!
        - Я ничего не говорил ей,- возразил Пылаев.
        - Самым беззастенчивым образом врете, Алексей! Она сама сказала мне, что все знает!- Оксана подошла к своему товароведу как можно ближе, и он наконец смутился и стал так стремительно краснеть, будто ему всего пять лет, как Наташеньке, и его уличили в каком-то постыдном поступке.
        - Я не говорил,- повторил он, а ей захотелось провести рукой по его веснушчатой щеке, чтобы стереть растекающуюся по ней краску.
        Именно в этот момент в кабинет влетела Нелька, практически поймав свою подругу на месте преступления.
        - Я так и знала, что ты к нему пойдешь выяснять отношения!- громовым голосом выкрикнула она.- Дай, думаю, подожду, что ты станешь делать! Вот и дождалась! Значит, я все-таки права! Между вами что-то было, и ты, подружка моя верная, с тех пор никак не можешь успокоиться!
        Оксана молчала, потому что была близка к обморочному состоянию. Алексей посмотрел на нее, как ей показалось, сочувственным взглядом и сказал, обращаясь к Неле:
        - Между мной и Оксаной Юрьевной ничего не было! Мне, правда, одно время очень хотелось, чтобы было… но Оксана Юрьевна отказала… Вот и все, Неля!
        Некоторое время они втроем молчали, а потом Никодимова, криво улыбнувшись, проговорила:
        - Не верю я вам обоим… Вы сами себя все время выдаете. Если бы между вами ничего не было, вы бы не отскакивали друг от друга как ужаленные!
        Пылаев, лицо которого стало совершенно багровым, подошел вдруг к Неле, взял ее за плечи, легонько тряхнул и сказал:
        - И я прошу тебя, Неля, чтобы ты больше никогда не поднимала этот вопрос, иначе…
        - Иначе ты меня бросишь?- с вызовом спросила его она.
        - Иначе… ничего больше не будет…
        - Но ты же не можешь… так просто… Я же люблю тебя… И потом… Наташенька…
        - А вот это вообще - запрещенный прием,- грозно рыкнул Алексей.
        На этом его рыке Оксана посчитала, что ей пора уйти. Пусть они выясняют отношения одни. С нее уже довольно. Она шла по коридору к себе в кабинет и думала о том, как у мужчин все просто: сначала с одной, а потом раз - и с другой! Что Корнеев, что Пылаев - близнецы-братья! Оксана представила, как Алексей обнимает пышное тело Нельки, и ей стало совсем нехорошо. То, что он регулярно это делает, не подлежит никакому сомнению. Они на «ты», и Никодимова уже позволяет себе шантажировать его Наташенькой. Оксана напрягла память и вспомнила, что девочка перестала называть Нельку тетей Муравьем, и уже довольно давно. Молодец, подруга! Правильно повела дело.
        Оксана тряхнула головой, отгоняя от себя мысли о Никодимовой и любвеобильном товароведе, которого с первого взгляда было очень трудно заподозрить в подобной любвеобильности. Надо срочно взять себя в руки! Какое ей до них дело? У нее других забот по горло! Она бросила взгляд на часы и нелепо присвистнула. Сейчас привезут вещи от подруги госпожи Раковой, и их срочно надо разобрать. Пылаев нужен просто позарез…
        Оксана зашла к себе в кабинет и увидела в окно машину, которую она теперь постоянно нанимала для поездок по домам богатеньких комитенток. Если дела пойдут и дальше так же неплохо, как идут сейчас, то она сможет взять в штат этого водителя Володю. Кажется, он сопротивляться не будет, тем более что у него, похоже, завязался роман с продавщицей Ирочкой. Оксана постучала в стекло и махнула Володе рукой, чтобы он внес коробки в ее кабинет. Когда он поставил на диван последнюю коробку, она попросила его позвать к ней товароведа Пылаева, кабинет которого как раз будет у него на пути. Володя, кивнув, вышел, а Оксана занервничала. Как они сейчас будут работать с Алексеем? У нее даже руки трясутся. Вот свалился он ей на голову!
        Когда Пылаев зашел к своей начальнице, на его лице уже не было никаких следов румянца или какой-нибудь озабоченности чем-то другим, помимо работы. Оксана подумала, что у нее не товаровед, а самое настоящее бесчувственное бревно. С другой стороны, хорошо, что он делает вид, будто сейчас с ними ничего особенного и не происходило. Можно спокойно заниматься вещами подруги госпожи Раковой.
        И они занимались, оформляя документы и прикидывая, что можно сразу же вывесить в торговый зал. Но стоило их рукам нечаянно встретиться на хорошенькой шелковой блузочке с рюшками, и они, как и говорила Нелька, отскочили друг от друга в разные стороны, словно подростки.
        - Глупо, да…- выдохнула Оксана, болезненно потрясая головой.
        - Не знаю…- ответил Алексей.- Наверно, вам надо наконец поверить в то, что я не представляю для вас никакой угрозы.
        - Ну… если вы и правда живете с Нелей, то…- зачем-то сказала она.
        - Мы не живем вместе,- проговорил он сквозь зубы, тоже непонятно для чего,- но это не имеет никакого значения…
        - Не имеет,- согласилась Оксана, но отметила про себя, что Нелька нагло врала и что ей от этого почему-то здорово полегчало. Она искоса посмотрела на своего товароведа. Он как раз нагнулся над коробкой. Его силуэт на фоне окна был темен, веснушки с лица пропали, и профиль Пылаева неожиданно поразил Оксану благородством своих линий. Надо же! А ведь его, пожалуй, можно чеканить на монетах… Она тут же испугалась собственных мыслей и даже выскочила из кабинета, будто для того, чтобы отдать кое-какие распоряжения продавщицам. Алексей настиг ее и там. Оксана сжалась от страха, опасаясь, что сейчас произойдет еще что-нибудь кошмарное и прямо при покупателях, но он всего лишь пригласил ее к телефону.
        Молодой и очень звонкий голос представился Татьяной Ивановной, еще одной подругой госпожи Раковой, что очень порадовало Оксану и даже несколько взбодрило после только что пережитых треволнений. Молодец Анна Николаевна! Как обещала, так и сделала! Уже несколько дней женщины, жаждущие качественных товаров известных фирм за минимальные деньги, осаждают «Новой взгляд».
        Держа у уха трубку, Оксана раз десять кивнула, словно подруга госпожи Раковой могла это видеть. Конечно, она в качестве владелицы комиссионного магазина подъедет к Татьяне Ивановне собственной персоной и, конечно же, прямо сейчас. И не возьмет с собой товароведа-мужчину, чтобы у них с Татьяной Ивановной была возможность переговорить о личном и очень женском.
        Когда Оксана ехала с Володей к подруге Раковой, то уже размышляла спокойно, без ненужной экзальтации и никак не могла взять в толк, о каких таких женских делах она собирается с ней говорить. Не станет же эта Татьяна Ивановна предлагать на комиссию гигиенические прокладки или товары секс-шопа? Это было бы странно и неразумно с ее стороны. Да и у Анны Николаевны вряд ли могла бы оказаться в подругах подобная женщина.
        Жила Татьяна Ивановна в недавно построенном супердорогом комплексе «Петербургская сказка» на Петроградской стороне, и, чтобы проехать внутрь комплекса, занимающего целый квартал, Оксане пришлось несколько раз связываться с ней по мобильнику, иначе Володину «Волгу» последней модели не пропускали многочисленные охранные посты. Поразил Оксанино воображение и просторный холл на первом этаже подъезда с огромным аквариумом и садом экзотических растений, и лифт, величиной с ее кабинет с мягкими диванчиками по стенам, и женщины непонятного назначения в кружевных наколках, деловито снующие по этажам.
        Татьяна Ивановна оказалась молодой платиновой блондинкой с сильно накрашенными веками и ресницами, похожими на почерневшую густую хвою новогодней елки. Ее неимоверной длины ногти были черного цвета с оторочкой из золотистой крошки. Количество колец, браслетов и цепочек, «украшающих» дамочку, превышало всякие разумные пределы. Оксана сразу почувствовала себя с этой девицей очень неуютно. Ей почему-то стало неловко за ее дурной вкус и даже жаль всуе потраченных огромных денег. Неужели с ней дружит элегантная госпожа Ракова?
        Платиновая блондинка между тем провела Оксану в спальню, где на огромной кровати, осененной неимоверных размеров китайским веером с аистами и крестьянами в соломенных конусообразных шляпах с конусообразными же корзинами на коромыслах, было навалено очень много разноцветных тряпок. Владелица комиссионного магазина с явным неудовольствием взялась за первую попавшуюся тряпицу, но она оказалась очень недурным сарафанчиком от «Chanel». Перебирая одну за другой вещи Татьяны Ивановны с «дурным вкусом», Оксана поняла, что возьмет их все.
        Когда они в четыре руки упаковали их в коробки магазина и со всеми формальностями было покончено, блондинка откинула назад свои волосы и, улыбнувшись, спросила:
        - А вы меня не помните, Оксана… кажется… Юрьевна?
        Оксана «кажется Юрьевна» еще раз внимательно вгляделась в хозяйку квартиры самого фешенебельного в городе жилого комплекса, и у нее чуть не ушел из-под ног пушистый нежно-розовый, под цвет китайского веера, ковер. Перед ней на опустевшей кровати, покрытой золотистым гобеленом с иероглифами, со снисходительной усмешкой сидела та самая ненавистная белобрысая (с новым оттенком платины) секретарша бизнесмена от деревоперерабатывающей промышленности Ивана Леонидовича Корнеева.
        - Ну, я вижу, вы узнали меня!- с легким смешком пропела она, и Оксана тут же опознала и ее голос, который неоднократно слышала в телефонной трубке и два раза вживую. Первый раз, когда пришла к Ивану за дополнительной суммой, необходимой для открытия магазина, а второй раз - явившись вернуть ему долг прямо в руки.
        Сначала Оксана хотела послать деньги электронным переводом, но потом не смогла отказать себе в удовольствии еще раз утереть нос этой девчонке специально купленным для такого случая облегающим трикотажным платьем, густо-синим, с искрой и с потрясающим разрезом спереди. Надо сказать, что девчонка тогда, как и требовалось, обалдела от платья с разрезом, а сама выглядела тусклой растерянной провинциалкой и дрожала голосом и всем белым телом. Корнеев тоже раскрыл рот при виде Оксаны, но она гордо швырнула ему конверт с деньгами на стол, с издевкой процедила: «Не провожай!» и все тем же модельным шагом, каким уже однажды хаживала, покинула его кабинет, немного задержавшись в приемной, чтобы сделать белобрысой преемнице «козу» и даже пару раз препротивно мекнуть.
        Бывшая дрожащая провинциалка совершила головокружительный переворот в собственной личной жизни, судя по всему, выйдя замуж за кого-нибудь из корнеевских содиректоров, ибо никому другому даже в процветающей компании «Древо жизни»
«Петербургская сказка» была не по зубам.
        - Браво, девушка!- улыбнулась Оксана и даже слегка хлопнула в ладоши.- Право, не ожидала от вас подобной метаморфозы и очень вами горжусь!
        - Прямо так и гордитесь?- переспросила Татьяна Ивановна, и ослепительная улыбка сползла с ее лица, уступив место очень неприятному оскалу.
        - Конечно, горжусь,- все так же весело отозвалась Оксана, но под ложечкой у нее засосало. Она вдруг поняла, что девчонка ни за что не пригласила бы какую-то жалкую комиссионщицу, секонд-хендку в свою навороченную квартиру, если бы на то не было серьезных оснований. Конечно же, она позвала ее неспроста. Оксане нет никакого дела до того, за кого эта девчонка вышла замуж… если только… Нет… Этого не может быть, чтобы она вышла за… Ерунда какая-то… За него невозможно выйти замуж! Он не желает жениться! Ему на всю жизнь хватило Лизы. Он теперь вечный холостяк…
        Оксана почувствовала, что у нее вдруг ослабли колени и пересохло во рту. Она с ужасом уставилась на Татьяну, которая, тут же почувствовав смятение бывшей, а сейчас уже поверженной соперницы, в очередной раз обворожительно улыбнулась.
        - Ну, я вижу, что вы уже все поняли,- сказала она и провела по безукоризненно выщипанной бровке длинным ноготком.
        - Что именно?- не своим голосом спросила Оксана, хотя спрашивать уже и не надо было.
        - Ну… вы же поняли, что я вышла замуж за Ивана Корнеева?
        - Да-а…- не без труда выговорила Оксана.
        - Вот и хорошо!- еще обворожительнее улыбнулась Татьяна, хотя, казалось, что обворожительнее уже некуда.- Мне очень хотелось, чтобы вы об этом узнали.
        - Но… зачем?
        - Затем, что я хорошо помню ваше пренебрежительное отношение ко мне и унизительно презрительные взгляды, которые вы на меня бросали в приемной моего будущего мужа. Вы должны были узнать, что я справилась меньше чем за год с той задачей, которую вы не могли решить более десяти лет!
        - То есть… вы хотите сказать, что Иван… поведал вам… нашу с ним историю?!- возмутилась Оксана.
        - Представьте себе!- расхохоталась Татьяна.- Он мне все рассказал! Абсолютно все! Ваш непобедимый Иван Корнеев у меня вот где!!- И она притопнула по мягкому ковру изящной домашней туфелькой на каблучке.
        Уже несколько оправившись от потрясения, Оксана спросила:
        - Неужели вы искали меня по всему Питеру, чтобы поставить в известность об этих ваших успехах?- И она обвела взглядом отвратительно розовую спальню.
        - Нет! Ну что вы! Я бы не стала так напрягаться ради вас! Все получилось совершенно случайно. Видите ли… как-то я сидела в машине у Анны Николаевны Раковой, когда вы соизволили выйти вместе с ней на крыльцо вышей комиссионки. Я не могла вас не узнать, потому что очень хорошо запомнила… вы слишком презирали меня тогда… Потом Анна рассказала мне, что она решила сдать вам ненужные вещи, и я поняла…
        - Что ваш час пробил?- закончила за нее Оксана.
        Татьяна очень красиво рассмеялась. Ее голос вообще был приятного тембра: несколько низкий, мягкий и обволакивающий. Может быть, Иван полюбил ее именно за голос?
        - Пожалуй, что… так,- согласилась жена ранее непобедимого бизнесмена Корнеева.
        - Ну а теперь… когда вы… расквитались со мной, мне, наверно, можно идти?- спросила Оксана и, собрав с каждой минутой ускользающие силы, саркастически улыбнулась.- Вещи-то сдавать будете или это только так… предлог?
        - Конечно, буду! Кстати! Вы можете подобрать в моем шкафу что-нибудь и для себя… в качестве… так сказать, компенсации. Мне ничего не жаль для бывшей любовницы моего мужа!
        Татьяна еще продолжала улыбаться, но выражение ее лица уже больше напоминало ленивый оскал хорошо пообедавшей львицы.
        - Как? Только из шкафа?- расширила глаза Оксана.- А сережку из ушка за милого дружка слабо отдать?
        Бриллиантовые серьги госпожи Корнеевой наверняка стоили сумасшедших денег, но Татьяна, все так же кривя губы в снисходительной усмешке, тут же вынула их из ушей.
        - Пожалуйста! Возьмите! У вашего нового дружка наверняка не хватит годовой зарплаты на такие вещицы… если, конечно, дружок у вас вообще есть.- Татьяна встала с постели и утвердительно заметила: - Но у вас ведь нет другого дружка!
        Оксана решила ничего не отвечать на это ее весьма справедливое замечание, отвернулась от протянутых серег и стремительно вышла в коридор, чтобы попросить сидящего там на стуле Володю помочь ей перетащить коробки с вещами в машину.
        Коробок было много, и Татьяна по домофону вызвала им в помощь пару человек из охраны. Оксана сухо поблагодарила и уже хотела гордо покинуть гостеприимную квартиру подруги госпожи Раковой, как вдруг, пропустив мимо себя выносящего самую большую коробку Володю, в холл вошел Иван Корнеев собственной персоной. Увидев его, Оксана онемела и обездвижилась. Она хотела бы бежать куда глаза глядят, но не смогла даже шелохнуться.
        - Оксана?- назвал ее имя Иван, и звук его голоса будто расколдовал ее. Она поспешила пройти мимо. Корнеев схватил ее за плечо.- Погоди! Что ты здесь делаешь?!
        Оксана обернулась. Любимые глаза оглядывали ее с тем же выражением, с которым смотрели всегда. Если бы не эта чужая квартира и не эта его… жена, она подумала бы, что Иван продолжает любить ее так же, как и она его.
        - Это ты, Дусик?- раздался над ухом Оксаны низкий голос Татьяны, вышедшей навстречу мужу из спальни.
        Дусик?!! Ничего себе!! Этот огромный, мощный Корнеев - Дусик?!! Похоже, он действительно под каблуком у своей жены. И как же это так получилось?! Как же она смогла?!
        - Я, Нюша,- ответил Корнеев, не отводя глаз от Оксаны.
        Нюша?! Час от часу не легче! Что еще за Нюша? Татьяна же не Анна! Или это производное от Танюши? Точно! Надо же!! За все десять лет их знакомства Корнеев ни разу не назвал Оксану каким-нибудь ласковым именем, а тут вдруг - Нюша…
        - Почему ты так рано?- очень недовольно спросила Нюша. Видимо, в ее планы никак не входило свидание мужа с бывшей любовницей.
        - Я срочно еду в Москву,- сквозь зубы ответил Иван и, все так же глядя в лицо Оксаны, повторил ей свой вопрос: - Что ты тут делаешь?
        - Она тут по долгу службы,- поспешила вмешаться госпожа Корнеева, недвусмысленно тесня Оксану к выходу и даже загораживая от нее мужа своим телом.- Она занимается комиссионной торговлей… ты же знаешь… Вот я и решила сдать в ее магазин некоторые свои тряпки… конечно, ненужные… Ты ведь не станешь возражать, Дусик?! Мне Анна Николаевна Ракова ее рекомендовала!- Татьяна приникла к широкой груди мужа, на которой Оксана заметила галстук такой немыслимой расцветки, какую Иван никогда не позволил бы себе раньше.
        Корнеев осторожно отлепил от себя жену и опять обратился к Оксане:
        - Если ты чуть подождешь, я тебя довезу до магазина…
        - Спасибо, не надо. Я и так на машине,- ответила она, не сумев удержаться, насмешливо фыркнула: - Дусик!!- и вышла из квартиры с последней коробкой в руках.
        Когда Володя вез ее в магазин, Оксана размышляла о том, почему встреча с Корнеевым почти не взволновала ее. Ответа она не находила. Ей казалось, что она все еще любила Ивана, но биться в истерике у нее почему-то больше не было никакого желания. То ли ее сильно рассмешило дурацкое прозвище Дусик, то ли квартира Корнеевых была выдержана в таком невыразимо пошлом стиле, что все это вместе взятое никак не вязалось с высотой той трагедии, которую лелеяла ее душа.
        Глава 7
        Неля
        Последнее время Неля Никодимова жила в более или менее спокойном состоянии духа. В Оксанкиной жизни опять появился Корнеев. Сначала Неля не понимала, отчего подруга вдруг сделалась такой задумчивой и рассеянной. Неля было решила, что та всерьез собралась отбить у нее Пылаева, но потом стало совершенно очевидно, что дело не в нем.
        Однажды Неля присутствовала при том, как Оксана говорила по телефону в своем кабинете. Она вся подобралась и даже привстала с кресла. Несколько раз она сказала: «Не стоит», потом: «Я подумаю», а в конце разговора все-таки согласилась с чьим-то предложением: «Хорошо, сегодня в восемь вечера у меня».
        Алексей Пылаев в 20.00 с Оксанкой не мог встречаться, потому что на это время он уже был приглашен в гости Нелей. Пылаев - человек порядочный, а потому никогда не назначил бы два свидания одновременно. Да и с чего бы он стал звонить Оксанке из своего кабинета, если в магазине всегда можно поговорить с глазу на глаз! Исходя из всего этого, Неля уверилась в том, что Алексей придет сегодня именно к ней, и спросила Оксанку прямо в лоб:
        - И с кем же ты встречаешься сегодня в восемь вечера?
        Подруга посмотрела на нее такими влажными глазами, что Неля поняла: во-первых, Оксанка забыла обо всех нелицеприятных разговорах с ней и даже о ее недвусмысленных угрозах, а во-вторых, этот, с кем она собирается встречаться, очень много для нее значит, а потому за Пылаева можно совершенно не беспокоиться. Неля состроила на кругленьком лице самое дружественное выражение и добавила:
        - Я, знаешь, за тебя здорово рада, а то ты все одна да одна…
        - Не знаю, Нелька, буду ли я с ним встречаться или нет,- вынырнула из своих размышлений Оксана.- Сегодня - это так… деловой разговор…
        - Ну… сначала он может быть и деловым, а там, глядишь, и…- сладко улыбнулась Никодимова и даже подмигнула подруге.- И кто же он? Может, расскажешь? Мы с тобой все-таки не чужие друг другу люди.
        На всякий случай Неля чуть отодвинулась от Оксаны подальше, потому что совершенно неизвестно, как она воспримет ее последний пассаж. Может, вцепится в волосы и напомнит, как она недавно изображала из себя роковую женщину. Но Оксана не вцепилась. Видимо, ей хотелось поговорить. А с кем ей еще говорить, как не с Нелей? Разве есть у нее другие подруги!
        - Понимаешь, это Иван…- выдохнула Оксана.
        - Какой Иван?- машинально спросила Никодимова и тут же сообразила, какой.- Неужели Корнеев?
        Подруга как-то горько кивнула.
        - И как же это? Откуда он взялся?
        Оксана покусала губы и рассказала Неле историю с поездкой к подруге госпожи Раковой.
        - Корнеев женился?!!- охнула Неля.- Ты же говорила…
        Оксана с негодованием отбросила от себя шариковую ручку и с большим пылом произнесла маленькую речь:
        - Я была уверена, что женить на себе Ивана нельзя, потому что он уже давно и всерьез женат на своем проклятом бизнесе, и к тому же у него куча детей по всей стране в виде дочерних предприятий «Древа жизни»! И вот тебе пожалуйста - женился! Жена - Нюша, а он… Нелька, ты представляешь, он позволяет называть себя Дусиком! Дусик!!! Корнеев - Дусик!!!
        Неля покачала своими каштановыми локонами, сморщила носик и наставительно сказала:
        - А я тебе, Оксанка, всегда говорила, что ты слишком строга и однозначна! Тебе самой надо было изобрести ему какую-нибудь кликуху! И я тебе, между прочим, несколько раз пыталась подсунуть журнал, в котором в одной очень умной статье как раз и говорилось о том, какие ласковые прозвища предпочитают деловые мужчины.
        - И там был Дусик?!!
        - Честно говоря, про Дусика я не помню, а вот Папусик и этот… как его… Папик - там точно были. Оказывается, мужчинам нравится, когда женщины воспринимают их как отца, который все может и никогда не предаст, как настоящий родной отец.
        - Ерунда какая-то…
        - Вот ты все называешь ерундой, а потом жизнь тебе доказывает, что ты не права, но уже поздно что-либо исправить. Слушай, а чего хочет от тебя Корнеев?
        - Не знаю, Неля…
        - Брось! Всегда видно, чего они от нас хотят!
        - Я действительно не знаю, Неля… Может, Нюшенька его достала, а?
        - Очень может быть! А ты-то, Оксанка, какова! Я гляжу, по-прежнему его любишь!- Неле это так понравилось, что она даже потерла от удовольствия свои пухленькие ручки, сверкнув лакированными ногтями бордового цвета.
        - Не знаю, Неля,- Оксана вдруг всхлипнула.- Ничего не знаю… У меня в жизни не было никого, кроме Ивана, но ведь он же меня и предал!
        - Вот только не надо разводить патетику! Что значит предал?! Ты не государство, чтобы тебя предавать! Ну… ошибся Корнеев! С кем не бывает! Зато ты теперь на фоне этой… как ее… Нюшеньки… можешь очень даже неплохо выглядеть!
        После этого разговор плавно перетек на то, что Ивана есть смысл приветить, сначала, конечно, со всей строгостью, затем простить с некоторыми ограничениями и запретами, а когда он от этих запретов дойдет до совершенно невменяемого состояния, смело тащить его на развод, а потом и на новый брак.
        Когда подруга размягчилась до такого состояния, что согласилась на замужество с Корнеевым, Неля позволила себе наконец ее оставить и поспешила на свое рабочее место, то есть в крошечную комнатушку, которую Оксана сумела выгородить из довольно просторных бытовых помещений магазина. На стенах комнатушки желтела старая, потрескавшаяся кафельная плитка, но Нелю это не смущало. Желтая плитка - сущая ерунда по сравнению с тем, что она в этом помещении была сама себе хозяйкой и в качестве хозяйки могла смело зазвать к себе Алексея, чтобы выпить с ним по чашечке кофе и выклянчить пару быстрых поцелуев.
        Как уже говорилось ранее, новую работу Неля полюбила и со всем пылом своей деятельной натуры принялась вводить в дело усовершенствования. Она решила, что внушительная толстая тетрадь, куда они заносили данные о клиентах магазина, уже является вчерашним днем в делопроизводстве, даже несмотря на свою ярко-красную пластиковую обложку. Втайне от Оксаны, вместо тетради, Никодимова решила завести картотеку; карточки распределить в соответствии с требуемыми товарами, размерами носильных вещей и финансовыми возможностями клиентов. Она учла также возраст клиентов, и даже семейное положение, потому что членам их семей тоже могут понадобиться товары комиссионного магазина. В карточках Неля отметила еще и некоторые черты характера клиентов, как-то: капризность, склочность или, наоборот, покладистость и доброжелательность. На собственные деньги Никодимова купила несколько специальных коробок для дискет со съемными перегородками и расположила там очень аккуратно картонные карточки. У нее получилось три коробки: одна с именами комитентов, и две - покупателей, жаждущих дешевых, но качественных товаров.
        Именно в этот день Неля собиралась дописать последние карточки, сделать кое-какие поправки в их расположении еще и по сезонам, а потом предъявить свое детище сначала Алексею, чтобы он восхитился ее недюжинным умом и способностями, а затем уж и Оксанке. Пусть знает, что не зря взяла ее в свой магазин.
        Переставив вперед карточки с именами клиентов, которые ждали летних вещей, Неля удовлетворенно выдохнула, поправила на лбу недавно выстриженную челочку и пошла за Пылаевым.
        - Вот!- гордо сказала она, показав на коробочки с картотекой.
        - Что это?- удивился Алексей, перебирая карточки.- Никак картотека!
        - Картотека!- радостно согласилась Неля.- Теперь мне в сто раз удобнее будет работать, да и вы с Оксаной всегда можете свериться с карточками, если вдруг что. - Она заглянула в светлые глаза Пылаева и не удержалась, чтобы не спросить: - Ну как? Нравится?
        Неля была убеждена, что Алексей примется ее целовать за такие потрясающие достижения и неоценимую помощь магазину, а потом эти его деловые поцелуи сами собой трансформируются в совершенно другие. У нее даже призывно приоткрылись губы, но Пылаев, смущенно потирая подбородок, сказал:
        - Понимаешь, Неля… Все это, конечно, здорово, только сейчас есть уже более современные методы создания базы данных…
        Бедная Никодимова никогда раньше не слышала словосочетание «база данных», но тут же поняла, что около месяца занималась ерундой. Она огорченно захлопала ресницами и даже попыталась заслонить своим пухленьким тельцем от Алексея коробки, с которыми так неудачно выступила. Увидев, что Неля готова разрыдаться, Алексей легонечко отодвинул ее от картотеки и сказал:
        - А вот расстраиваться не надо! Ты провела большую подготовительную работу, распределив всех клиентов по группам. Теперь довольно просто будет занести данные в компьютер. Ты не знаешь программу «Access»?
        - Я вообще плохо разбираюсь в компьютере,- прохныкала Неля.- Когда делаешь людям уколы, данные о них не надо заносить в компьютер.
        - Не огорчайся,- участливо приобнял ее за плечи Алексей, и за это его ласковое прикосновение Неля готова была сию же минуту сжечь на костре результаты своей месячной неутомимой деятельности. Объятия Пылаева того стоили. А он между тем продолжил: - Я тебя научу, ты сама внесешь данные со своих карточек в компьютер, и все это, я думаю, понравится… Оксане Юрьевне…
        - Но у меня нет компьютера,- прогундосила Никодимова.- Ни на работе, ни дома.
        - Ничего. У меня в кабинете есть. Ты сначала освоишь программу, а потом, думаю, Оксана Юрьевна поставит и тебе компьютер.
        О такой награде, как работать с Пылаевым бок о бок, да еще в его кабинете, Неля не могла и мечтать. Она мысленно похвалила себя за свою картотеку. На нее не жалко было бы угрохать и целых два месяца ради такого результата.
        - И когда мы начнем?- спросила Неля, еще раз коснувшись пальцами своей челки, чтобы навести Алексея на мысль о том, как здорово она ей идет.
        - Ну… вот сейчас я переговорю с бухгалтером, потом у меня есть еще одно важное дело, а после обеда, пожалуй, можно и приступить.
        Сказав это, Алексей посмотрел на Никодимову, как ей показалось, таким многообещающим взглядом, что она поняла: в ее жизни наступает счастливая полоса. Оксанка выйдет замуж за своего Корнеева, а она, Неля, получит наконец Алексея в полное единоличное пользование.
        Никодимова с большим трудом дождалась второй половины дня, когда Пылаев наконец пригласил ее в свой кабинет. Она с сильным душевным трепетом села рядом с ним за компьютер и некоторое время от волнующей его близости не понимала абсолютно ничего. Поскольку Оксана была нейтрализована Корнеевым, Неля чувствовала себя уже практически женой Пылаева, и от этого сладко замирало сердце, и программа «Access» никак не могла пробиться в ее замутненное сознание.
        - Поцелуй меня, Лешенька,- попросила она.
        Пылаев оторвал взгляд от компьютера и с удивлением уставился на Нелю.
        - Ну что такого ужасного в моей просьбе?- прошептала она, глядя на него расширившимися глазами.- Я же люблю тебя… ты знаешь…
        Алексей зачем-то посмотрел в окно, потом еще пару раз щелкнул мышкой, но потом все-таки наклонился к Неле и поцеловал ее в губы. Никодимова тут же обхватила его за шею и целовала бы бесконечно, если бы Пылаев не отстранился, сказав:
        - Мы на работе, Неля…
        Она согласно кивнула, а он очень деловито спросил:
        - Начнем сначала?
        - Начнем сначала,- согласилась Неля и кивнула так яростно, что чуть не свернула себе шею.
        - Ты сумеешь сосредоточиться?- все же засомневался Алексей.
        - Сумею, Лешенька,- ответила Неля. Она знала, что обязательно сумеет, потому что это будет ради него, это станет платой за то, чтобы сидеть рядом с ним, касаться его локтем и держаться за одну мышку.
        И она действительно смогла. Она уже почти сообразила, в чем разница между таблицами, запросами, формами и отчетами, когда вдруг отворилась дверь кабинета и на пороге возникла Оксана. При виде вплотную прижавшихся друг к другу Нели и Пылаева ее лицо вытянулось, а правая рука почему-то легла на горло.
        - Вы… вы что здесь делаете?- спросила она таким задушенным голосом, будто увидела подчиненных не усердно работающих на компьютере, а совокупляющихся прямо на рабочем столе.
        - Мы, Оксана Юрьевна,- привстал со своего места Пылаев,- работаем. Неле Сергеевне нужно освоить программу «Access».
        - З-зачем?
        - Понимаете, она, то есть Неля Сергеевна, придумала, как распределить клиентов магазина по группам, и мы вносим ее данные в компьютер.
        - В компьютер…- эхом отозвалась Оксана.
        - В компьютер… А когда Неля Сергеевна полностью освоит программу, думаю, надо будет поставить компьютер и в ее комнатку. Это в интересах магазина, Оксана Юрьевна…
        - В интересах магазина…- опять повторила Оксана и скрылась за дверью, очень осторожно притворив ее за собой.
        После ухода Оксаны курсы по освоению программы «Access» пришлось временно прикрыть, потому что Неля опять утратила всякое соображение. Еще бы! Что же это делается?! Оксанка, которая должна выйти замуж за Корнеева, вместо того чтобы радоваться и ликовать по этому поводу, почему-то очень неадекватно среагировала на их компьютерный тандем с Пылаевым. У нее лицо не только вытянулось, но и посинело! И с какой это стати?! Неля же не лезет в ее отношения с Корнеевым, хотя тоже могла бы. Иван - мужчина видный, и всякая другая подруга непременно строила бы ему глазки, а она, Неля, даже и не думает. Ей это незачем, потому что Алексей не хуже Корнеева. Он, конечно, несколько ниже ростом и не так могуч, но зато он интеллигентен и вообще… Неля любит Алексея и в лапы Оксанке его не отдаст, будь она хоть десять раз лучшая подруга. В таких делах ничего нет хуже лучшей подруги! Так что пусть у нее лицо вытягивается хоть до самого пола!
        Вечерняя встреча Нели с Алексеем тоже оказалась скомканной. Наташенька капризничала, не хотела ни есть, ни спать и опять обзывалась тетей Муравьем, хотя последнее время, казалось, уже забыла это, такое неприятное для Нели, прозвище. В конце концов дочка Пылаева впала в такую дикую истерику, что ему пришлось вызвать такси и срочно везти ее домой. Пригорюнившаяся Неля подумала, что, когда выйдет замуж за Алексея, будет драть эту Наташеньку как сидорову козу и девчонка непременно сделается шелковой.
        Недели через три Неля Никодимова вполне прилично освоила «Access». Оксана действительно поставила в ее комнатушке персональный компьютер и по достоинству оценила нововведение в виде базы данных. Неля была горда!
        После того памятного вечера, отмеченного небывалой истерикой Наташеньки, Неля провела две совершенно счастливые ночи с Пылаевым, опять немного успокоилась и даже позволила себе спросить подругу:
        - Ну как у тебя с Корнеевым?
        Оксана в задумчивости пощелкала мышкой своего компьютера и ответила:
        - Как-то все у нас не так…
        - Но вы встречаетесь?
        - Встречаемся.
        - И часто?
        - Часто.
        - Каждую неделю?- с большой надеждой спросила Неля.
        - Чаще.
        - Каждый день?!!
        - Ну… почти…
        - А почему ты говоришь об этом таким мрачным тоном?
        - Вовсе и не мрачным…
        - А каким?!
        - Обыкновенным.
        - А надо, чтобы не обыкновенным, а счастливым!
        - Не могу я быть счастливой, Нелька, потому что со мной он изменяет жене.
        - Когда Корнеев изменял с тобой Лизе, ты почему-то так не расстраивалась,- недовольно заметила подруге Неля.
        - Молодая была да глупая.
        - По-моему, ты и сейчас не сильно поумнела,- окончательно рассердилась Неля.- Корнеев к тебе от Дусика сбежал, а тебе все не так! Радовалась бы, что в конце концов лучше молоденькой девчонки оказалась!
        - Что-то мне мешает, Неля, радоваться, и я никак не могу разобраться, что именно.
        Никодимовой очень не хотелось бы, чтобы подруге мешал Пылаев, поэтому она поспешила уйти от скользкой темы:
        - Слушай, Оксанка, а разводиться-то Иван собирается?
        - Соберется, как только я соглашусь…
        - На что?
        - На брак с ним.
        - Вот здорово!!- преувеличенно бодро воскликнула Неля.- Ну а ты что?
        - А я не знаю… Отвыкла я от него и вообще…
        - Что «вообще»?- насторожилась Никодимова.
        - Понимаешь, я привыкла уже жить одна, и он…
        - Что?!
        - Ну… мне иногда почему-то хочется, чтобы он поскорее ушел. А если я выйду за него замуж, то он постоянно будет мельтешить рядом…
        - Это Корнеев-то будет мельтешить? Сама же говорила, что он днюет и ночует на работе!
        - Он во многом изменился, Неля. Теперь он хочет иметь, как говорит, настоящий уютный дом, чтобы прекратить без конца торчать на работе… и хочет воспитывать детей.
        - Он теперь и детей хочет?
        - Представь себе! А о своей с Лизой дочке даже и не вспоминает!- недовольно проговорила Оксана. Ей эта забывчивость Корнеева явно не нравилась, а то, что это Оксане не нравилось, очень не понравилось Неле, отчего она поспешила заметить:
        - Это ему, Оксанка, только плюс. Значит, все будет лишь тебе и вашему ребенку! Знаешь, как некоторые женщины мучаются, когда мужик на две семьи разрывается! А тебе об этом даже думать не придется. К тому же при корнеевских деньжищах можно будет и магазин задвинуть ко всем чертям!
        - Он тоже так говорит.
        - Ну и чего же тебе еще надо?!
        - Нелька! Ты-то как можешь мне советовать бросить магазин?!- возмутилась Оксана. - Это Корнеев не в курсе, а ты-то знаешь, что я последние годы жила только им! Да эта комиссионка для меня - все равно что ребенок!
        - Вот родишь своего и сразу поймешь, где ребенок, а где магазин и стоит ли их сравнивать!- как всегда наставительно сказала ей Неля.
        - Ты-то откуда это знаешь?!- угрюмо проговорила Оксана.
        - Знаю,- многозначительно ответила Никодимова и тут же пожалела и о своей многозначительности и о том, что вообще затеяла разговор о ребенке, поскольку подруга спросила:
        - Ну а у тебя как дела?
        - Хорошо,- поспешила ответить Неля.- Он меня любит.
        - Он тебе признался?- опять все тем же странным голосом, который так не нравился Неле, спросила Оксана.
        - Признался,- бесстрашно соврала Никодимова, потому что Пылаев все равно когда-нибудь да признается. Прошлый раз в постели, руководствуясь любимыми дамскими журналами, она превзошла самое себя. Алексей даже поблагодарил ее и поцеловал так, как никогда до этого. Если учесть, что она применила еще далеко не все приемы, которыми ее вооружила одна очень полезная статья, то от Пылаева смело можно и в будущем ожидать самых жарких поцелуев и, как следствие, официального приглашения замуж. Да и Наташенька опять перестала дразниться Муравьем. Она теперь очень трогательно звала ее тетей Нелей, и Никодимова даже раздумала в замужестве драть ее как сидорову козу. Да и вообще… С короткой стрижкой и в новом джинсовом комбинезончике с большими накладными карманами, который Неле все же удалось на нее натянуть вместо так любимого прегадкого зеленого платья, девчонка уже не казалась такой уж страшненькой.
        Никодимова посмотрела на подругу. Та с самым сосредоточенным видом чертила прямо на ведомости какие-то странные фигуры с отвратительно длинными носами.
        - Ты за меня не рада?- на всякий случай спросила ее Неля.
        - Ну почему не рада…- проговорила Оксана, не отрывая взгляда от носатых фигур.- Рада…
        - Я так и думала,- резюмировала Никодимова и пошла на свое рабочее место.
        Если бы Неля Никодимова знала, во что выльется ее придумка с картотекой, она сама себе обломала бы руки по самые плечи. Однажды она зашла за какой-то надобностью в кабинет Оксаны и имела удовольствие увидеть практически такую же идиллическую картину, какую не так давно видела ее подруга. Оксана сидела щека к щеке с Пылаевым и пялилась с ним вместе в одну и ту же точку на мониторе компьютера. Неля очень хотела спросить, чем они занимаются, но не посмела. Владелица магазина имеет полное право заниматься в нем чем угодно и в любом составе.
        Никодимова немым вопросом застыла в дверях кабинета подруги, и та все-таки вынуждена была дать некоторые пояснения.
        - Алексей Дмитриевич вводит и меня в курс программы «Access»,- сказала она и покраснела.- Ты молодец, Неля! Все очень здорово получилось, и, главное, все могут теперь пользоваться! Очень удобно…- Оксана запнулась, откашлялась и добавила: - Я даже думаю, что тебе стоит увеличить зарплату за такой серьезный вклад в наше общее дело.
        Алексей совершенно спокойно сидел рядом со своей начальницей и краснеть не собирался, хотя его плечо касалось плеча Оксаны, а колено там, под столом, должно быть, тоже притиснулось к Оксаниному.
        - Спасибо,- деревянным голосом произнесла Неля и так же, как тогда Оксана, очень осторожно закрыла дверь с другой стороны.
        Что же это получается? Получается, что ее собственная придумка, на которую она потратила целый месяц, теперь оборачивается против нее? А эти двое, пользуясь ее достижением, имеют наглость обделывать у нее за спиной свои гнусные делишки!! Чего бы это Оксанке краснеть, если она всего лишь изучает «Access»? А каков Пылаев?! Вот тебе и трепетный интеллигент!! И это после того, как она, Неля, положила ему под ноги всю свою жизнь?! После того, как она… да что там говорить! Ее все предали: и лучшая подруга, и любимый человек! Они ее самым подлым образом обманули! Надули! Обвели вокруг всех своих пальцев по очереди! Воспользовались ее мозгами! Если бы она не придумала эту пресловутую картотеку, Алексею не пришло бы в голову создать компьютерную базу данных и они не сидели бы сейчас с Оксанкой практически обнявшись в ее кабинете. Что же делать? Надо немедленно что-то предпринять! Неля слишком много поставила на Пылаева. Алексей был Нелиной надеждой, которой она жила последнее время. Она собиралась выйти за него замуж и наконец зажить нормальной женской жизнью. Кроме того, она действительно полюбила его. Да
разве его можно не полюбить…
        Неля почувствовала, что по щекам побежали слезы, вытерла их рукавом новой нарядной блузки и решила подумать о другом. Поскольку она не может все оставить так, как есть, а именно: Алексея рядом с Оксанкой, то надо сделать все возможное, чтобы срочно их разлучить! Можно, например, поговорить с Иваном Корнеевым. Пусть он объяснит Алексею, кто в их четырехугольнике есть кто и где чье место, или даже убьет его в припадке ревности. Неле легче ходить к Пылаеву на могилку и орошать ее слезами, чем отдать его Оксанке.
        Да… Мысль о Корнееве хороша, но… В Нелином бешено работающем мозгу неожиданно зашевелилась еще одна, которая показалась ей куда лучше предыдущей.
        Глава 8
        Оксана
        Оксана смотрела на спящего в ее постели Корнеева. Он был по-прежнему красив. Волосы все так же жгуче черны, и белая прядь надо лбом все так же элегантна. Ресницы густые и длинные, как у девушки. Смуглая гладкая кожа, классически прямой нос и губы, которые умеют так сладко целовать. И слова… Иван теперь говорит ей совершенно другие слова. Он называет ее любимой, единственной и ненаглядной, чего раньше за ним никогда не водилось. Он каждый раз зовет ее замуж. Она пока отмалчивается, потому что никак не разберется в своих чувствах. Конечно, ей льстит, что он бегает к ней от своей увешанной золотом платиновой Нюшеньки, но простить его до конца ей никак не удавалось. Однажды Оксана спросила:
        - Скажи, Ванечка, каким образом Татьяна умудрилась женить тебя на себе? Я ума не приложу, как у нее все получилось за какие-то жалкие месяцы. Я убила на это дело десять лучших лет жизни и - ничего!
        - На самом деле история банальна и совершенно не тянет на романтическую,- морщась, ответил Корнеев.
        - Ну… ты все-таки поделись.
        - Это не слишком интересно, но… я расскажу… Пожалуйста… все очень просто: нас с ней однажды застукали члены совета директоров, которые неожиданно явились ко мне в кабинет с требующим безотлагательного решения вопросом. И несмотря на то что они проделывают со своими секретаршами примерно то же самое, Шорохов вдруг разозлился и стал дурным голосом вопить об изгнании морально разложившегося типа из совета. Потом я узнал, что это дело, ради которого они во внеурочное время всей компанией завалились ко мне в кабинет, грозило ему, Шорохову, потерей энного количества собственных капиталов. В общем, он брызгал слюной, а Нюша, то есть Татьяна, застегивая на ходу блузку, подошла к нему вплотную и предложила не сердиться, потому что я, дескать, вовсе не разложившийся тип, а практически ее муж и что она просит господина Шорохова стать первым приглашенным на нашу свадьбу, о дате которой ему будет сообщено завтра же в присланном приглашении. Все тут же бросились нас поздравлять, и инцидент был исчерпан. Вот, собственно, и все…
        - И после этого ты как честный человек вынужден был жениться, да?- усмехнулась Оксана.
        - Примерно так… Тем более что Шорохов потребовал, чтобы его непременно взяли в свидетели.
        - Ослушаться ты, конечно, не мог!
        - Не мог. Шорохов - держатель контрольного пакета акций «Древа жизни». Он действительно мог одной левой вышибить меня из совета директоров.
        - Ай да Нюша! Ай да молодец!- расхохоталась Оксана.- Вовремя подсуетилась! Мне такое даже в голову не пришло бы, если бы нас с тобой застукали! А скажи, Ваня, как ты до Дусика-то докатился?
        - Тебе непременно хочется это знать?
        - Непременно! Надо же набираться жизненного опыта!
        - Все произошло на свадьбе. Хорошо подвыпивший Шорохов пристал к Татьяне с вопросом, как она называет меня в интимные минуты. Она и выдала этого Дусика. И ты представляешь, этот гад теперь спокойно может назвать меня Дусиком при заказчиках, не говоря уже о наших совещаниях…
        - И что, Ванечка, тебе слабо поставить его на место?
        Корнеев посмотрел на нее больными глазами и ответил:
        - Если ты выйдешь за меня замуж, я могу вообще послать «Древо» к чертям собачьим.
        - Даже так?! Раньше это самое «Древо» заменяло тебе почти все, иногда даже женщин!
        - Честно говоря, я устал, Оксана,- выдохнул Корнеев и запустил руки в свои густые волосы, совершенно по-новому взъерошив их.- Я всю жизнь работал как вол и в один прекрасный момент вдруг понял, что не заработал вообще ничего! Что я имею? Две квартиры! Одна на улице Печатника Григорьева, отделанная в угоду моде, а вовсе не моим желаниям, другая - в «Петербургской сказке», от которой меня вообще тошнит. Еще есть жена Нюшенька, которую мне периодически хочется придушить! Знаешь, я предлагал ей родить ребенка, чтобы она наконец занялась делом и прекратила как сорока таскать в дом все, что блестит, что залеплено закордонными лейблами. Ты же видела, в нашем доме не продохнуть от всяких идиотских вееров, вазочек и ее бесчисленных тряпок.
        - Ты что же думаешь, Ванечка, что я тебя пожалею?- неожиданно зло для Корнеева отозвалась Оксана.
        - А почему бы тебе меня не пожалеть?- горько усмехнулся Иван.- Мы оба несчастливы, так почему бы не отогреть друг друга? Ты меня любила, я это чувствовал. Да и я любил тебя, только не понимал этого. Думал, пусть вся эта любовь состоится попозже, когда я сделаю то главное дело, ради которого родился. Да-да! Зря смеешься, между прочим! Я действительно много сделал и для «Древа», и… для страны… Если бы ты видела, как подобострастны с нашей фирмой те же немцы, ты, думаю, гордилась бы мной.
        - И что тебе с моей гордости, Ваня?
        - Да… Наверно, ничего… Я хочу твоей любви, Оксана! Я теперь ничего так не хочу, как любви! Я мечтаю, чтобы меня ждали дома не для того, чтобы выпросить денег на двадцатое кольцо, а просто… как ты раньше… потому что любишь… Неужели у тебя не осталось ко мне ничего?! Разве так может быть, Оксана?!! Десять лет любила, а теперь что? Отрезало? Или ты из гордости? Или хочешь мне отомстить? Если так, то уверяю: Нюшенька за тебя уже рассчиталась!
        - Ничего такого я не хочу, Ваня,- сказала Оксана, обняла его за шею и заглянула в глаза.- Только почему-то не могу теперь гореть так, как раньше. Что-то во мне потухло, изменилось…
        - А разве моя любовь не может все это как-то поправить?- спросил Корнеев и, крепко прижав ее к себе, зашептал в ухо: - Я действительно люблю тебя, Оксаночка! Если бы ты знала, как остро я сейчас это ощущаю, как проклинаю себя за предательство, за союз с дебильной Нюшенькой, за то, что прогнулся перед Шороховым, как последний… Ты прости меня, любимая… Давай начнем все сначала! Вот увидишь, теперь все будет по-другому!
        Оксана говорила: «Да… да… конечно, попробуем», но слезы почему-то сплошным потоком лились из ее глаз, и она не смогла бы назвать их слезами счастья.
        В другую их встречу Корнеев, оторвавшись от холодных губ Оксаны, даже спросил:
        - Может быть, ты полюбила другого? Ты скажи… Ты вовсе не обязана была меня ждать все это время. Честное слово… я смогу это понять и… уйду…
        - Нет-нет…- почему-то испугалась она, горячо обняла Ивана, губы ее потеплели, и они провели чудесную ночь.
        Сейчас Оксана смотрела на мирно спящего красавца Корнеева и опять не чувствовала себя счастливой. Во-первых, сообразительная Нюшенька не может должным образом не отреагировать на постоянные отлучки мужа. Уж она-то придумает какую-нибудь особо изощренную месть, и Оксана постоянно ждала явления корнеевской жены. Во-вторых, она никак не могла впасть в состояние той безоглядности чувств, в котором постоянно находилась раньше. Теперь у нее был магазин, и она любила его почти так же сильно, как когда-то Ивана. В-третьих, она наконец решилась себе признаться, что ее почему-то очень тревожил собственный товаровед Алексей Пылаев. Именно тревожил. Она всегда вздрагивала, когда видела его. Он, как и обещал, ни словом, ни взглядом не напоминал ей о том вечере, что они провели в одной постели. Но она сама то и дело вспоминала об этом. У нее теперь была возможность сравнить двух мужчин, и это сравнение оказывалось не в пользу Ивана. Оксана гнала от себя эти преступные мысли; как молитву твердила про себя пожелания счастья подруге Нельке, но иногда ей хотелось плакать прямо в объятиях Корнеева.
        Оксана замирала от совершенно неизъяснимого чувства, когда сидела за компьютером рядом с Алексеем и он иногда вынужден был касаться пальцами ее руки, чтобы направить мышкой курсор туда, куда требовалось. Нелька застала ее в состоянии замирания от присутствия рядом Алексея будто на месте преступления и с тех пор при разговоре с ней каждый раз обиженно поджимала губки. Что могла сказать ей Оксана? Она прибавила Нельке зарплату, поставила на стол персональный компьютер, но тепло из их отношений, похоже, ушло навсегда.
        Оксана почти совсем не удивилась, когда в ее кабинет вошел майор милиции по фамилии Потапов и предъявил обвинение в краже драгоценностей в доме госпожи Татьяны Ивановны Корнеевой. Чего-нибудь подобного Оксана ждала уже давно.
        - И что же пропало у госпожи Корнеевой?- спросила она, поначалу совершенно не испугавшись и даже поразившись глупости затеи Нюшеньки.
        - Две пары серег с бриллиантами и три перстня с камнями, которые указаны тут, в заявлении,- отчеканил майор и положил это заявление перед носом Оксаны. Даже не взглянув на него, она спросила:
        - И вы можете это доказать?
        - Вас видели на ресепшн в подъезде господ Корнеевых.
        - И что? Разве я там предъявляла украденные серьги и кольца?
        - Ваш юмор, гражданка Демина, совершенно неуместен в данной ситуации!- сильно рассердился майор Потапов.
        - А что в ней уместно?
        Майор посмотрел на нее довольно брезгливо и заявил:
        - Уместно добровольно признаться в содеянном.
        - А если я не содеяла ничего преступного?
        - Сейчас проверим,- уже совершенно спокойно сказал майор и, набрав на мобильнике номер, гаркнул в трубку: - Иванчук! Бери с улицы понятых и быстро в кабинет хозяйки магазина!
        - Понятых?- удивилась Оксана.- Вы что, станете меня обыскивать?
        - Не вас, а ваш кабинет.
        - Кабинет? А вам не кажется, что глупо красть бриллианты, чтобы держать их в кабинете? Я ведь занимаюсь торговлей! Я бы их давно продала!
        Потапов явно собирался сказать ей что-нибудь уничижительное, но как раз в этот момент в кабинет вошел некто в милицейской форме, видимо, тот самый званный с понятыми Иванчук. Молоденький розовощекий лейтенант, как и велел начальник, привел с собой дородную женщину с тремя подбородками и худосочного мужчину в черной футболке с цветистой надписью «BOSS». Глядя на этого «BOSSа», Оксана, несмотря на всю серьезность ситуации, чуть не рассмеялась. Все происходящее напоминало ей очередную серию так любимого народом сериала про ментов. И в полном соответствии со сценариями ментовских сериалов майор Потапов скомандовал:
        - Гражданка Демина! Откройте сейф!
        - Пожалуйста,- пожала плечами Оксана и порылась в сумочке. Ключа от сейфа там не было.
        - В чем дело?- рявкнул майор так громко, что вздрогнул тщедушный «BOSS», а у дородной женщины заколыхались не только три ее подбородка, но и все ее студенистое тело, обтянутое чересчур тесным платьем с нарядными белыми парусниками по синему полю.
        - Понимаете… ключ, должно быть, у моего товароведа,- растерялась Оксана.- Он вчера запирал сейф, и ключ, скорее всего, остался у него.
        - Вы доверяете ключи всем служащим магазина?- опять почему-то рассердился Потапов.
        - Не всем,- прошептала Оксана, которая наконец по-настоящему испугалась. Наверно, она напрасно подозревала Нюшеньку в глупости. Она всегда знала, что делала и что из этого должно выйти.- Только товароведу…
        - Как его имя-отчество?
        - Алексей Дмитриевич Пылаев…
        - Лейтенант Иванчук!- еще громче прорычал майор.- Пригласите сюда товароведа Пылаева, Алексея Дмитриевича, с ключом от сейфа.
        Через несколько минут, в которые Оксана успела совершенно одеревенеть от непонятно почему усиливающегося страха, в кабинет вернулся розовощекий Иванчук вместе с Алексеем, лицо которого выражало самую крайнюю степень изумления.
        - Гражданин Пылаев,- обратился к нему майор Потапов.- Хозяйке вашего магазина, Деминой Оксане Юрьевне, предъявлено обвинение в краже драгоценностей госпожи Корнеевой Т.И. Вы принесли ключ от сейфа?
        - Принес,- ответил Алексей,- только я ничего не понимаю… Что еще за кража?
        - Сейчас поймете,- заверил его Потапов.- Открывайте сейф. А вы,- он обернулся к понятым, подойдите, пожалуйста, к нему поближе.
        - Нет, вы все-таки объясните, в чем дело,- опять начал Алексей, но майора Потапова не так-то легко было сбить.
        - Открывайте сейф, гражданин Пылаев, и всякая нужда в объяснениях, возможно, отпадет сама собой.
        Алексей с тревогой посмотрел на Оксану, будто спрашивая у нее, действительно ли стоит открывать сейф или лучше уж сразу проглотить ключ, чтобы он никому не достался. Оксана неловко, но явно разрешающе кивнула ему головой, которая покачивалась на дрожащей шее, как цветок на ветру.
        Пылаев открыл сейф. Понятая с тремя подбородками, оттеснив плюгавого «BOSSа» в сторону, закрыла от Оксаны его разверзнувшееся нутро. Майор Потапов, потеснив в свою очередь студенистую даму, начал вытаскивать из сейфа его содержимое: папки счетов, документы для налоговой инспекции и несколько пачек денег. Оксана уже облегченно вздохнула, когда Потапов, засунув руку глубоко в сейф, вытащил на свет картонную розовую коробочку, наподобие тех, в которых в хозяйственных магазинах продают маленькие ложечки, чайные или кофейные.
        - Прошу вашего внимания, граждане понятые,- торжественно провозгласил майор и, открыв коробочку, показал ее содержимое сначала им, потом всем остальным присутствующим и приказал Иванчуку: - Пиши, Саша: две пары серег с бриллиантами, три перстня с… в общем, укажи там камни, которые указаны в заявлении. А вы, граждане понятые, распишитесь!
        Понятые придвинулись к журнальному столику, за которым расположился лейтенант Иванчук, а Потапов вытянул губы трубочкой, прищелкнул ими и обратился к Оксане:
        - Ну и что вы на это скажете, гражданка Демина?
        - Я… я ничего…- пролепетала она,- я не брала этих колец…
        - Каким же тогда образом они попали в ваш сейф?
        - А вы… вы откуда знали, что искать надо именно в сейфе?- дрожащим голосом вопросом на вопрос ответила Оксана.- Уж не подстроили ли вы все это?
        Лицо майора Потапова при этом ее заявлении начало на глазах у присутствующих наливаться такой яростно бордовой краской, что Оксана испугалась: не хватил бы его сейчас апоплексический удар, за который отвечать тоже придется ей. Видимо, Алексей подумал о том же самом, потому что решил смягчить ее слова:
        - Гражданин майор! Оксана Юрьевна хотела сказать, что все случившееся - какое-то недоразумение! Она не брала этих драгоценностей!
        - А вы откуда знаете?- развернулся к нему бордовый майор.- Вы ездили к госпоже Корнеевой вместе с гражданкой Деминой?
        - Нет, я ездила с Володей… С Владимиром Третьяковым,- поспешила сказать Оксана.- Мы часто нанимаем его в качестве шофера.
        - Да,- согласился Потапов,- ваш товаровед не соответствует описанию служащих ресепшн.
        - Понимаете, Оксана Юрьевна не могла взять эти драгоценности,- опять попытался заступиться за хозяйку магазина Пылаев.- Это какая-то чудовищная ошибка!
        - Гражданин Пылаев,- поморщился Потапов, слегка побледнев от негодования,- надеюсь, что гражданка Демина оценит вашу преданность и веру в ее кристальную честность, но, согласитесь, это золото слишком реально, чтобы считать его ошибкой.
        - Но золото действительно мог кто-то подложить в сейф специально!- не унимался Алексей.
        - И с какой же целью?
        - Не знаю, но я ручаюсь за Оксану Юрьевну… то есть за гражданку Демину!
        - Прекратите, Алексей Дмитриевич,- покачала головой Оксана.- Ваши ручательства ничего не стоят, когда на столе лежат драгоценности госпожи Корнеевой, которые на ваших глазах извлекли из моего сейфа. К тому же я узнаю… вот эти серьги. Они в мой приезд были как раз в ушах Татьяны Корнеевой, а потом она…
        - Что она?- насторожился майор, когда Оксана запнулась.
        - А потом она их сняла.
        - Зачем?
        - Чтобы предложить их мне.
        - В каком смысле?- не понял Потапов.
        - Ну… чтобы унизить… У меня нет таких серег, а у нее есть, а потому она стоит выше меня… на социальной лестнице…
        - Странно… Зачем ей вам их предлагать? Может, вы были знакомы с ней раньше?
        - Не были,- быстро сказала Оксана и, уходя от нежелательных объяснений, спросила: - Можно я позвоню?
        - Своему адвокату?- усмехнулся Потапов, тут же забыв, что хозяйка магазина только что призналась, что стоит куда ниже госпожи Корнеевой на социальной лестнице.- Ох уж эти мне бизнесмены! Не шагу без своего адвоката!
        Оксана не стала говорить, что у нее нет никакого адвоката, а набрала номер Корнеева. Раньше Иван ненавидел, когда она звонила ему на службу, и всегда обрывал на полуслове. Сегодня на ее слова: «Приезжай в магазин. Здесь милиция. Меня обвиняют в краже», Корнеев не пробубнил раздраженно: «У меня совещание», а тут же коротко и очень четко ответил:
        - Сейчас приеду.
        Конечно, Корнеев все утряс, и его Нюшенька забрала свое заявление вместе с коробочкой золотых вещей, но Оксана целых две недели не показывалась в магазине. Ей казалось, что все сотрудники перемывают ей кости, и никогда больше не поверят в ее честность и порядочность, и, может быть, даже уволятся все как один. Иван приезжал к ней каждый вечер, поил чаем с молоком и со всякими успокоительными средствами.
        - И все-таки я не понимаю, Ваня, почему Татьяна так быстро сдалась?- как-то спросила его Оксана.- Все было против меня. Даже шоферу Володе казалось, что он видел в моих руках эту розовую коробочку.
        - Какая же ты наивная, Оксана! Нюшенька очень хорошо заплатила твоему шоферу, чтобы ему «показалось» именно то, что ей нужно. И этому «неподкупному» майору Потапову позолотила ручку, чтобы он знал, где искать, и особенно не надрывался.
        - Неужели?- изумилась она.- Неужели все действительно покупается и продается?
        - За большие деньги практически все,- невесело улыбнулся Корнеев,- а Татьяне моих денег не жалко!
        - И все-таки ты не ответил, Иван, почему она забрала заявление?
        - Да потому что достала уже меня!- выкрикнул Корнеев.- Держал я про запас одно средство против нее. Пришлось применить!
        - И что же за средство?
        Иван уже знакомым движением сжал руками голову, запустив пальцы в волосы, и глухо прорычал:
        - Даже говорить противно, поверь!
        - И все равно я хочу знать!- безжалостно настаивала Оксана.- Хочу быть уверенной, что она… больше не посмеет…
        - Да не посмеет!- уже гораздо выразительнее рыкнул Иван.- Не бойся! Понимаешь, я ее однажды тоже застукал… все с тем же гадом Шороховым. Все случилось, как в пошлейшем анекдоте: возвращаюсь из командировки раньше времени, а они - в постели… В общем, они оба: и Нюшка, и Шорохов - в ногах у меня валялись, чтобы я шороховской жене на них не донес.
        - Что, такая суровая женщина?
        - Мария-то?!- Иван расхохотался.- Не то слово! Во-первых, она такая темпераментная, что запросто может позволить себе разбить о головы любовников по антикварной вазе. Не пожалеет. Но дело не в этом. Дело в том, что у нее всюду связи, знакомства, родственники какие-то: всякие сваты-браты и внучатые племянники. Если Мария всерьез разозлится, то ее муженек в два счета может лишиться своей должности в «Древе», а от Нюшеньки вообще одно мокрое место останется.
        - И ты ей пригрозил?
        - И я ей пригрозил.
        - И она испугалась?
        - Еще бы! Она Марию слишком хорошо знает, а потому под это дело и заявление о разводе подписала как миленькая. Так что, Оксана, скоро я буду свободен. Ты рада? - И Иван заглянул в глаза Оксане.
        - Рада,- ответила она, отводя свои и не очень хорошо понимая, что на самом деле испытывает.- Я одного не могу сообразить, Ваня,- поспешила она сменить тему,- как и когда Татьяна умудрилась засунуть золото в сейф! Ключ всегда у меня или, в крайнем случае, у… моего товароведа.
        - Нюшенька могла и ему заплатить!
        - Нет!- с жаром возразила Оксана.- Он не мог взять деньги!
        - Что? Думаешь, неподкупен? Знаешь, милая моя, Нюшенька в таких делах не мелочится. Она предлагает столько, чтобы человек не смог отказаться.
        - Все равно! Он… он отказался бы!
        - Да почему ты в нем так уверена?- раздражился Иван.
        - Не знаю! Уверена, и все! Ты ведь тоже уверен, что я никаких денег не возьму, даже очень больших, разве нет?
        - Ты - это другое! Я тебя люблю! А он тебе кто? Товаровед какой-то!
        - Он хороший товаровед!
        - Ну и что? Гони его лучше в три шеи из своего магазина! Найдешь и получше. Если хочешь, я могу помочь тебе найти.
        - Нет уж, спасибо. Не надо… Я уж как-нибудь сама с ним разберусь…
        - Гляди, как бы он тебя опять где-нибудь не подставил!
        Оксана ничего не ответила Корнееву. Она прикрыла глаза, сделав вид, что устала и хочет спать. Иван заботливо поправил на ней одеяло, поцеловал в висок и отправился в душ. Когда он, влажный и прохладный, забрался к ней под одеяло, Оксана уже самым натуральным образом спала.
        Глава 9
        Алексей
        Алексею Дмитриевичу Пылаеву, в отличие от Оксаны, в эту ночь не спалось. Он просчитывал варианты, каким образом в сейф магазина могли попасть драгоценности жены бизнесмена Корнеева. Алексей не сомневался в порядочности «гражданки Деминой» и был уверен, что Татьяна Корнеева не могла незаметно проникнуть в кабинет Оксаны и воспользоваться ключом. Похоже, что жене бизнесмена помог кто-то из сотрудников магазина, но тогда получается, что… это сделал он, потому что больше некому… если только… Нет! Этого не может быть! Какая ерунда иногда приходит в голову! Алексей даже сел в постели. Конечно же, нет! Она не могла! Она же ее лучшая подруга! Они дружат с самой школы… В медучилище вместе учились…
        Последний раз Алексей курил в выпускном классе в кустах акации, густо разросшихся за школой, и больше к сигаретам не прикасался. Сейчас ему вдруг зверски захотелось курить. Он посмотрел на дочь. Она спокойно спала в обнимку с грязно-серым потасканным зайцем, которого ни за что не давала ни выбросить, ни постирать в машине. Алексей натянул джинсы, накинул ветровку и в несколько минут сбегал в соседний ларек за сигаретами. Еще раз глянув на раскрасневшуюся во сне Наташеньку, он вышел на лестницу.
        Алексей выкурил полпачки каких-то гнусных дешевых сигарет и окончательно уверился в том, что, кроме Нели Никодимовой, никто другой не мог влезть в сумку Оксаны или в его ветровку, вечно болтающуюся в кабинете на стуле.
        Утром следующего дня он первым делом пригласил Нелю к себе в кабинет и, пристально глядя в ее очень сильно накрашенные, радостно распахнутые глазки, сказал:
        - Я знаю, что это сделала ты.
        - Что?- отрывисто и гортанно спросила Неля, и стало ясно, что она очень хорошо понимает, о чем идет речь.
        - У кого ты вытащила ключ: у меня или у Оксаны Юрьевны?
        - Не знаю я никаких ключей,- буркнула Неля и трубно засопела, явно собираясь заплакать.
        - Как ты могла?!- невзирая на закипающие в ее глазах слезы, грозно спросил Пылаев.- Ведь Оксана Юрьевна твоя подруга!
        - Да?! Подруга?! Ты так думаешь?!- взвилась Неля, которая явно раздумала отрицать свою причастность к отвратительной истории с ключом и драгоценностями мадам Корнеевой.- Что ты вообще в этом понимаешь?! Эта самая подруга решила разбить мою жизнь, а я терпи, да?
        - Не говори ерунды! Как она может разбить тебе жизнь?
        - Очень просто! Она положила на тебя глаз, хотя отлично знает, что мы с тобой… что у нас… в общем… она знает, что я тебя люблю, и все лезет между нами, и лезет!
        - Неля! Что за чушь?! Никуда она не лезет!- возмутился Пылаев.
        - Лезет! Еще как! Это ты, слепой дурак, не видишь! А я все вижу! Ты ей нравишься, нравишься! Она спит с Иваном Корнеевым… Да-да! С мужем той Татьяны! А во сне тебя видит, понял! И я должна терпеть, когда она под меня роет?! Да?!!
        - Ну… Неля… Это вообще ни в какие ворота… Я тебе говорил, что Оксана Юрьевна сразу отказалась от моих ухаживаний. Понимаешь, сразу!!! И ни под кого она не роет! Кто я и кто… Корнеев! Соображать-то надо!
        - А вот представь, ей тебя захотелось!- не сдавалась Неля.- Может быть, для разнообразия, а может, чтобы Ивана уесть!
        Алексей угрюмо посмотрел на Никодимову и, чересчур четко артикулируя, сказал:
        - Повторяю, что ты несешь чушь, Неля, но дело даже не в этом! Если бы ты вдруг оказалась права (что совершеннейшая чушь!), то все равно никто не давал тебе и… жене Корнеева права манипулировать людьми да еще подвергать их чуть ли не уголовному преследованию!
        - Любовь дала мне такое право!- истерично выкрикнула Неля.
        - Любовь не должна позволять совершать подлости!
        - Но… я же из-за страха потерять тебя, Леша! Неужели это надо объяснять?!
        Алексей внимательно оглядел плачущую Никодимову, неприязненно скривился, отвернулся от нее и уставился в окно. Неля тут же перестала рыдать и зловеще произнесла:
        - Или… или ты как раз ждал, когда я в чем-нибудь… проколюсь, да?! И ты тогда сможешь меня бросить, оставшись принципиальным и благородным!! Так?!!
        Пылаев обернулся к ней с совершенно беспомощным выражением лица.
        - Что ты говоришь, Неля?- проговорил он.
        - Я правду говорю! Ты ведь любишь Оксанку и не знаешь, как поделикатней от меня отделаться, а тут вдруг такой случай! Такая удача!!!
        - Неля!!!
        - Что Неля?! Что Неля?! Я видела, как вы сидели за компьютером чуть ли не в обнимку!
        Пылаев тряхнул головой, прогоняя растерянность, и решительно сказал:
        - Ты должна сейчас же пойти к Оксане Юрьевне и во всем признаться!
        - А если я не пойду, то ты меня ей сдашь?
        Алексей с удивлением смотрел на женщину, на которой уже было совсем собрался жениться. Как хорошо, что он не успел… Оксанины неприятности уберегли его от поспешного шага. Он не любит Нелю и никогда не любил. Он сошел бы с ней с ума или запил бы с тоски. Впрочем, нет… не запил бы. У него ребенок. Но все равно ничего хорошего из их брака не получилось бы.
        - Ну и что же ты молчишь?- прервала его размышления Неля.- Хочешь моей крови, да? Корнеев все уладил, а ты желаешь это дело снова разворошить? Эх ты! Я тебе поверила! Я готова была тебе служить, как раба, а ты! Ты подлец! Я тебя ненавижу! Как же я тебя ненавижу!! Знаешь, твоя Оксанка была права, когда говорила, что все мужчины негодяи и всегда женщинам врут!
        Неля раскраснелась и разгорячилась так, что на верхней губе выступили бисеринки пота. Она словно раздулась от гнева и внезапно охватившей ее ненависти, отчего казалась еще более рыхлой и грузной, нежели обычно.
        - Ненавижу тебя и Оксанку твою!- еще раз выкрикнула Неля и скрылась за дверью.
        При всей отвратительности ситуации Алексей Пылаев испытал чувство невероятного, почти сказочного облегчения. Он вовсе не ждал Нелиных проколов, в чем она его обвинила совершенно напрасно, но тем не менее для него все действительно сложилось как нельзя лучше. Ему больше не надо было убеждать себя, что Никодимова неплохо выглядит, сильно его любит и, главное, станет хорошей матерью для Наташеньки. Снова можно было жить, как раньше, свободно, раскованно и ни от кого не завися. Даже довольно затхлый воздух его маленького кабинетика показался ему вдруг свежим, чуть ли ни морским бризом.
        Алексей с удовольствием потянулся так, что хрустнуло в суставах, и сел за стол, чтобы с хорошим настроением, которого давно не было, со вкусом поработать. Но тут же вспомнилось все, что в запале выкрикивала Неля об Оксане. Конечно, было бы здорово, если бы она оказалась права, но права она быть не может, потому что… В общем, не может - и все! Алексей очень хорошо разглядел этого Корнеева. Видный мужик. Мощный. Красивый и - не бедный. А смотрел на Оксану такими собственническими глазами, что уже там, в кабинете, рядом с майором Потаповым, Алексей понял, что между ним и Оксаной что-то есть и не зря корнеевская жена подсунула ей в сейф свои бриллианты.
        Алексей не хотел этого представлять, но вместо колонок цифр в ведомости ему виделось, как Оксана и Корнеев занимаются любовью. Черт знает что такое! От хорошего настроения после этих картин не осталось и следа. И чего радовался, болван? Оксана Юрьевна по-прежнему далека и недоступна, а Неля вполне еще может передумать его ненавидеть и вернуться. Хотя… ее возвращение ему больше не страшно. Он не может иметь никаких отношений с такой безнравственной женщиной, которая…
        Не успел он сформулировать последнюю мысль до конца, как «безнравственная женщина» опять вошла в его кабинет. Поджав губы, она в один прыжок подскочила к его столу и бросила прямо на руки отпечатанный на принтере листок.
        - Вот!- выкрикнула она.- Это копия моего заявления об уходе из этой проклятой комиссионки! Возьми себе на память!
        - Оксана Юрьевна подписала?- зачем-то спросил Алексей.
        - Куда она денется! Я высказала ей все, что думаю о вас обоих.
        Пылаеву очень хотелось спросить, что на этот счет сказала Оксана, но решил, что сейчас лучше не задевать никаких струн возмущенной Нелиной души. Это оказалось напрасным, так как ее душа задевалась даже молчанием.
        - Молчишь!!!- злобно констатировала Никодимова.- Правильно! Что еще остается делать, когда выведен на чистую воду!
        На это ее замечание Алексей среагировал кручением с неправдоподобно большой скоростью стандартной шариковой ручки за два рубля пятьдесят копеек. Глядя на этот аттракцион, Неля не выдержала и разрыдалась.
        - Неужели тебе все равно?- спросила она, всхлипывая и размазывая по щекам удлиняющую тушь, которая должна была быть еще и водостойкой.
        - Не все равно,- тяжело вздохнув, ответил Пылаев.
        - Тебе меня все-таки жаль?
        - Конечно, жаль… Запуталась ты, Неля…
        - Но… тогда, может быть, ты… в общем, мы еще можем…- с надеждой заговорила Никодимова.
        - Нет! Мы ничего уже не сможем!- резко прервал ее Алексей. Пылаев больше не хотел иметь с ней ничего общего.
        Неля мгновенно проглотила слезы и опять очень злобно спросила:
        - И на что же ты рассчитываешь?
        - В смысле?- удивился ее вопросу Алексей.
        - В смысле Оксанки!
        - Ни на что.
        - И правильно делаешь! Ты посмотри на себя в зеркало!- расхохоталась вдруг Неля. - Ты же настоящий урод! Рыжая образина! Квазимодо!
        - Я знаю,- неожиданно для Нели почему-то не обиделся Пылаев.
        - Да что ты знаешь?! Каждому кажется, что он ничего себе… вполне приличный. Я почему на тебя польстилась, как ты думаешь?- Неля села против Алексея на стул и, не мигая, уставилась ему в глаза.
        Пылаев уже понял, что не отвечать ей нельзя, поскольку молчание злит ее гораздо больше.
        - Думаю, хотела выйти замуж все равно за кого,- сказал он.
        - Да, но это - во-вторых. А во-первых, потому что сама не красавица. Толстая я. Знаю. И никак не похудею. А ты - страшно, неприлично рыжий и конопатый! Чем не пара?!- Она опять истерично расхохоталась, с трудом успокоилась и продолжила: - И ведь я умудрилась тебя полюбить… по-настоящему… А вот скажи, ты-то… со мной… зачем? Тоже с голодухи по женщинам, да?
        - Честно говоря, мне казалось, что вы подружились с Наташей, и я…
        - Подружились?!- Неле хотелось еще раз расхохотаться, как можно значительнее и презрительнее, но из груди вырвалось лишь куриное квохтанье.- Да разве можно подружиться с твоим злобным лягушонком?! С ней можно только относительно мирно сосуществовать! Я думаю, что ты никогда не сможешь найти мамашу для своей Наташеньки. Она кого хочешь ухайдакает! Твоя дочь - это еще один минус тебе, Пылаев! И такой мощный, что перевешивает все твои плюсы.
        - А разве они у меня есть?- улыбнулся Алексей.- Судя по твоей пламенной речи, я - это окончательно и бесповоротно отрицательная величина.
        - Ты нежный, Леша,- съежилась вдруг Неля, мигом потеряв всю свою воинственность. - Бывали у меня мужчины до тебя, но чтобы они вели себя в постели так, как ты… таких надо еще поискать… Да и вообще… ты настоящий, Леша… И мне очень жаль…
        Пылаев понял, что разговор опять пошел все по тому же бесконечному кругу, резко встал и прервал Никодимову:
        - Давай на этом наконец поставим точку, Неля! Сколько можно говорить об одном и том же!
        - Значит, все кончено?!- встала напротив него Неля.
        - Да.
        - Корнеев тебя уроет!
        - Я не дам ему повода.
        - Идиот!- крикнула Неля и ринулась к дверям. На пороге она обернулась и еще раз, уже тихо, повторила: - Идиот! Какой же все-таки ты идиот, Лешенька!
        Когда за Никодимовой наконец захлопнулась дверь, совершенно обессиленный Алексей рухнул в свое крутящееся кресло. Черт знает что такое! Он, конечно, знает, что не красавец, но чтобы урод… Он посмотрелся в застекленную дверцу шкафа для документации. В стекле не видно ни веснушек, ни цвета его волос. Стекло - это вам не зеркало. Хорошая вещь - стекло… Нет… Все не так страшно, как расписывала тут Неля. Его любили женщины. Он это точно знает. Вот Наташеньку полюбить действительно ни одна из них так и не смогла. Ну и пусть они все катятся ко всем чертям! В конце концов, когда приспичит, всегда можно найти себе утешение. А все остальное… Да гори оно… Ему и с дочкой неплохо. Сделав такой утешительный вывод, Пылаев целиком отдался работе. С Оксаной Юрьевной в этот день он не виделся вообще.
        Весь вечер Наташенька капризничала, отказывалась пить даже свой любимый фруктовый кефир и ни за что не хотела ложиться спать. Алексей в сердцах уже собирался отшлепать ее, когда вдруг понял, что у нее поднялась температура. От градусника дочка отмахивалась, как от какого-нибудь страшного шприца, и заливалась таким истеричным плачем, что засунуть его ей под мышку так и не удалось. Алексей с большим трудом затолкал Наташеньке в рот таблетку детского парацетамола и почти до часу ночи читал ей ее любимые книжки Бианки. Во втором часу они оба заснули в Алексеевой постели.
        Утром Наташенька горела так, что Пылаев вынужден был позвонить Оксане.
        - К сожалению, я не смогу сегодня выйти на работу,- сказал он.- У меня заболела дочь.
        В трубке немного помолчали, потом хозяйка магазина огорченно воскликнула:
        - Но… как же тогда? Мы же договаривались… И вообще у нас полно работы!
        - У Наташи высокая температура, Оксана Юрьевна. Надо вызывать врача.
        - Но… вы могли бы попросить вашу маму…
        - Я не стану ее просить по разным причинам. Одна из них состоит в том, что от нас мама может принести вирус домой, а у них там грудной младенец.
        - Но, может, вы все-таки как-нибудь устроитесь и… выйдете на работу?
        - Очень сожалею, но… никак… Я должен быть сейчас с дочерью.
        - Вообще-то… это безобразие…- совершенно убитым голосом произнесла Оксана и повесила трубку.
        Алексей понимал, что они с Наташенькой здорово подвели магазин. Именно на этот день была назначена переоценка товаров и выезд на дом к одной очень выгодной клиентке. Но что Пылаев мог сделать для Оксаны? Ничего. В конце концов, когда он нанимался на работу, то предупреждал ее, что у него маленький ребенок. Но разве человек, у которого нет своих детей, способен понять его проблемы?
        Вызванная на дом врач сказала, что у Наташеньки ОРВИ и что сейчас многие дети болеют, потому что в такую жарищу кругом сквозняки. Она велела давать жаропонижающее, только когда температура зашкалит за тридцать восемь градусов. Но разве Наташеньке измеришь температуру! При виде градусника она вся аж трясется от страха и заливается неимоверно диким плачем. И обманом градусник не вставишь, потому что он холодный. Алексей все же еще раз попробовал незаметно сунуть его под мышку дочери, но она взвилась так, что он еле поймал градусник, а потом с большим трудом уложил под одеяло бьющуюся в рыданиях дочку. Сбегать в аптеку за сладким растворимым лекарством, которое прописала врач, он тоже никак не мог, потому что Наташа, вцепившись обеими ручонками в его руку, никуда его от себя не отпускала. Если же он все-таки отпрашивался у нее в кухню или в туалет, она непременно вылезала из постели и, покачиваясь от жара и слабости, брела за ним, шлепая по полу голыми ножками. Ни одной таблетки парацетамола она больше не проглотила, сразу выплевывала, если Алексею и удавалось засунуть ее ей в рот.
        Когда около четырех часов дня в дверь позвонили, открывать ее Пылаеву пришлось, держа на руках дочь, которая уже периодически впадала в забытье. На пороге стояла Оксана.
        - Заходите быстрей!- крикнул Алексей, кивая на Наташеньку.- Что случилось?!
        - Да уж случилось…- пробормотала Оксана.- Мадам Горюшкина устроила настоящую истерику, поскольку я посмела к ней приехать без вас, то есть без специалиста. Боюсь, она теперь откажется иметь с нами дело.
        - Это, конечно, печально, Оксана Юрьевна,- отозвался Алексей,- но, честно говоря, мне сейчас не до этого…
        - Что с девочкой?- деловито спросила Оксана.
        - Всего лишь ОРВИ, но температура, по-моему, ужасная.
        - Какая?
        - Не знаю. Не дает измерить. И парацетамол не пьет.- Алексей смерил Оксану взглядом, как бы определяя, можно ли обратиться к ней с просьбой, наконец решил, что в его ситуации церемониться глупо, и попросил: - Вы не могли бы, Оксана Юрьевна… раз уж все равно пришли… и время потратили… сходить в аптеку? Она тут рядом, в следующем доме. Наташе выписали какое-то растворимое жаропонижающее… сказали… сладкое. Может, хоть его удастся в нее залить!
        - Подождите,- отозвалась она и склонилась над девочкой. Алексея обдало знакомым запахом ее волос, от которого сразу пошла кругом голова. Он рассердился на себя, потому что головокружение было ужасно некстати.
        Оксана тронула губами лобик Наташи и вдруг начала распоряжаться деловым тоном хозяйки магазина:
        - Не надо никакой химии, да еще и растворимой! Водка есть?
        - Нет,- покачал головой Алексей.
        - А уксус?
        - Нет… зачем мне уксус?- изумился Алексей.
        - Затем, что в доме маленький ребенок!
        - Но…
        - Никаких «но»! Быстро кладите девочку на постель и тащите пару простыней… даже лучше три штуки… и тазик с водой.
        - Тазик?- ошалело переспросил Пылаев.
        - Ну… не обязательно тазик. Кастрюлю можно. В общем, любую емкость, только чтобы в нее можно было запихнуть простыню целиком.
        - Зачем?!!
        - Вы задаете слишком много лишних вопросов, Алексей. А ну быстро несите воду! Только холодную!
        Такому напору Пылаев не мог не подчиниться. Он осторожно опустил Наташеньку на ее диванчик. Девочка хотела было ухватиться за его руку, но ослабевшие пальчики соскользнули, и ручка безвольно упала вдоль тела.
        - Я сказала - быстро несите холодную воду и простыни!- пришпорила его Оксана.
        Когда она намочила в холодной воде простыню и велела раздеть девочку, Алексей по-настоящему испугался.
        - Да вы что?!!- Он закрыл дочь грудью.- У нее же и так температура! Хотите ее вообще уморить, да?! Здесь вам не магазин! Нечего тут командовать!
        - Алексей Дмитриевич, я медсестра по образованию,- мягко сказала Оксана,- и после училища несколько лет работала в областной детской больнице. Я знаю, что делаю. Вашей дочери необходимо гипотермическое обертывание, чтобы снизить температуру. Возможно, придется сделать его не один раз. Приготовьте, пожалуйста, еще и чистое белье. Ночную рубашку с рукавами или хотя бы платье.
        - Г-гип-потермическое?!- поразился Алексей.
        - Ну да… то есть холодное и влажное. При этом центральная и вегетативная нервные системы настроятся на расслабление, отдых и восстановление энергетического потенциала, понимаете?
        Пылаев ничего не понимал, и Оксана вынуждена была продолжить:
        - Ну… видите ли… в соответствии с механизмом лечебного воздействия данного вида обертывания происходит охлаждение тела, которое вскоре компенсируется реакцией организма на холодный раздражитель. Поэтому под компрессом будет ощущаться вовсе не холод, а приятная теплота. При этом произойдет расслабление мышц, исчезновение неприятных признаков озноба, улучшится дыхание, реже станет сердцебиение, и больного охватит сонливость, чего, в общем-то, нам и нужно добиться…
        Оксана будто читала Алексею лекцию по оказанию первой медицинской помощи. Она могла бы так продолжать довольно долго, потому что знания, полученные в медучилище, как оказалось, сидели в ней очень крепко, но Пылаеву хватило и этого. Хозяйка комиссионки говорила таким бесстрастно-медицинским голосом, что он сдался. Ему надо было кому-нибудь поверить, потому что сам он уже совершенно не знал, что делать. А Оксана утверждала, что по образованию медсестра… Никогда бы не подумал… И обертывание предлагала не простое, а гипотермическое…
        Мокрая простыня высохла на горяченной Наташеньке почти мгновенно. После четвертого обертывания девочке явно стало лучше. Она, как и обещала Оксана, задышала ровнее, а с лица даже несколько спала краснота. Очередной раз вытерев худенькое тельце девочки, полулежащей у нее на коленях, Оксана попросила Алексея надеть на дочь рубашку. Когда он продевал в рукава ее ручки, Наташа вдруг потянулась и обхватила Оксану за шею.
        - Ты пришла, мамочка,- прошептала она и тут же уснула на груди замершей хозяйки магазина «Новый взгляд».
        Алексей тоже замер столбом возле новоявленной мадонны с младенцем.
        - Укройте ее одеялом,- тихо попросила Оксана, чтобы ситуация перестала быть такой напряженной и тягостной.
        Пылаев, с трудом выйдя из оцепенения, укутал дочь одеялом и в полном изнеможении опустился рядом на стул. Какой кошмар! Нашла себе мамочку… Остается только надеяться на то, что девочка не вспомнит об этой «мамочке», когда очнется. Неля Никодимова очень четко обозначила все ориентиры. Его Наташеньку никто полюбить не сможет. Лягушонок… У Алексея чуть не выступили слезы на глазах. Ну за что девчонке так не повезло? Родилась бы парнем, плевать было бы на некрасивость. А ей еще и без матери приходится расти…
        - Поправьте постель,- опять обратилась к нему Оксана и привстала с диванчика, держа Наташу на руках.- Думаю, ее уже можно положить. Спит глубоко и спокойно.
        Алексей как мог дольше разглаживал постель и укладывал на разные лады подушку. Ему казалось, что, как только Наташенька оторвется от Оксаны, ей опять станет плохо. Но в конце концов все было поправлено, и ему пришлось отойти в сторону. Оксана осторожно положила девочку на диванчик, заботливо укрыла одеялом и, повернувшись к Пылаеву, сказала:
        - Ну вот… Надеюсь, что ей полегчает. Если вдруг опять поднимется температура, то вы теперь знаете, что делать, да?
        Он кивнул. Она слабо улыбнулась и, будто отпрашиваясь, спросила:
        - Ну… я пойду?
        - Да-да, конечно… извините, что так все получилось…- засуетился Алексей.- Спасибо вам… Если бы не вы, то уж и не знаю, что…
        - Ерунда,- отмахнулась Оксана, посмотрела на него странным взглядом и пошла к выходу.
        На пороге Алексей задержал ее вопросом:
        - А все-таки… зачем вы приходили, Оксана Юрьевна?
        - Сама не знаю…- пожала она плечами.- Может быть, чтобы удостовериться, что у вас действительно больна дочь.
        - То есть… вы сомневались?!
        - Не то чтобы сомневалась… В общем, последнее время жизнь преподносит мне такие сюрпризы, что я уж и не знаю, чему верить, а чему нет. Простите…
        Оксана вышла на лестницу и сама захлопнула перед носом Алексея дверь. Он ткнулся в нее лбом, который горел не хуже Наташенькиного. Может быть, броситься за ней и умолять? Нет… Никого еще не удалось уговорами заставить любить. Он и сам не смог полюбить Нелю Никодимову, хотя и очень старался.
        Глава 10
        Оксана
        Вечером того же самого дня, когда Оксана спасала от жара Наташеньку, к ней опять пришел Корнеев. Он приходил теперь каждый вечер и без конца говорил о женитьбе. Оксана, как могла, гасила эти разговоры, переводила их в другую плоскость, но Иван снова и снова возвращался к этой теме с небывалым упорством.
        Нынешним вечером Оксана вообще не могла слушать Корнеева, потому что вся была полна думами о больной Наташеньке и ее отце. Она уже совершенно четко осознавала, что самым страшным образом влюбилась в своего товароведа. Ее больше не смущали ни рыжие волосы Пылаева, ни его веснушчатость. Это уже не казалось пороком, а, наоборот, представлялось достоинством, отличающим его от других. Оксане нравилось в Алексее все: и острый убористый почерк, и собранная быстрая походка, и волосы, стриженные ежиком, и то, как он носил сверху белой или черной футболки клетчатые рубашки навыпуск. Если бы только Пылаев знал, как ей не хотелось спускать с рук его Наташеньку. Она держала на руках частичку Алексея, и ей хотелось плакать от горько-сладкого чувства единения с ним. Она понимала, что уже любила его девочку так же сильно, как и его самого.
        Оксана пришла к Пылаеву домой для того, чтобы проверить, нет ли там Нельки, и разорвать ее на части, если она там окажется. Она никогда раньше не испытывала такого сильного чувства облегчения, когда поняла, что Никодимовой в доме Алексея нет. А потом у нее опять заболело в груди, когда она все же вынуждена была положить Наташеньку на постель. Больше всего ей хотелось прижаться к Алексею, но она не посмела. Слишком уж он был вежлив! Убийственно корректен! Неужели все чувства к ней у него прошли? Она же нравилась ему, нравилась! Она бы даже сказала больше: он любил ее тогда… именно любил… Она же все прекрасно помнит, хотя тогда, казалось, думала только об Иване. Теперь Оксана, пожалуй, продала бы даже свой магазин, только бы Пылаев ответил на ее чувство, разгоревшееся с такой невероятной силой. Она любит его! Кто бы знал, как она его любит! Сейчас ей казалось, что она и Корнеева-то никогда не любила с таким неистовством и таким надрывом. Кем она была при нем? Одалиской? Куртизанкой - дамой полусвета? Они даже разговаривали с Иваном мало. Вся жизнь Оксаны сводилась к ожиданию Корнеева. Даже на пляжах
Анталии, разморенные солнцем, они общались с ним мало. Теперь ясно, что у них с Иваном и не могло ничего получиться, потому что ей должен был еще встретиться Алексей. Жизнь берегла Оксану для Пылаева. И как же она сразу не догадалась, что именно он предназначен ей судьбой! Даже в тот момент, когда он обнимал ее и шептал о своей любви, она почему-то ничего не поняла!
        - О чем ты сегодня думаешь целый вечер?- спросил ее Иван, когда в очередной раз не дождался ответа на заданный вопрос.
        Оксана вгляделась в его красивое лицо, как всегда восхитилась импозантности его широкой седой пряди и сказала наконец то, что давно из нее рвалось:
        - Мне кажется, Ваня, что нам не надо больше встречаться.
        Она думала, что Корнеев удивится ее словам и со свойственным ему напором скажет что-то вроде: «Какого черта?», но Иван молча и внимательно смотрел на нее. Оксана съежилась под его взглядом и густо покраснела, будто он застал ее за каким-то очень неприличным делом.
        - Ты любишь другого?- неожиданно спросил Иван.
        - С чего ты взял?!- ужаснулась его проницательности Оксана.
        - Я давно это понял, только все на что-то надеялся… Сам не знаю, на что…
        - Как ты мог понять, если я сама поняла это только сегодня?- удивилась Оксана.
        Иван откинул со лба свою суперчелку, невесело усмехнулся и сказал:
        - Я даже знаю, кто он.
        - Да? И кто же?- вздрогнула она.
        - Думаю… твой подчиненный… ну… в магазине… Разве нет?
        - Но… с чего ты взял, Иван?
        - Когда мы разбирались с майором Потаповым, я видел, как ты изо всех сил старалась не смотреть на этого… кажется… Пылаев его фамилия?
        - Не смотреть?
        - Да… Ты все время отводила от него глаза, будто боялась встретиться с ним взглядом… И, между прочим, зря…
        - То есть?
        - Он тоже любит тебя. Я это сразу понял.
        - И ты об этом так говоришь…
        - Как «так»? Думаешь, спокойно? Нет, Оксана. Какое уж тут спокойствие! Я столько всего передумал на этот счет. Когда я только заметил эти ваши взгляды-недогляды, хотел размазать товароведа по стене твоего же магазина. Потом решил погодить, на тебя посмотреть.
        - И что же ты увидел?
        - Увидел, что меня ты разлюбила. Тогда мне, поверишь ли, захотелось извести твоего Пылаева каким-нибудь иезуитским способом, похожим на Нюшенькин…
        - Не смей!- подскочила к нему Оксана и, испугавшись собственной горячности, опустилась в стоящее рядом кресло.
        - Не бойся!- скривился Корнеев.- Я же сказал, что долго думал обо всем этом. Я сам во всем виноват. Предал тебя, на пошлую Нюшеньку променял. Я, знаешь, решил, что буду рядом с тобой, пока не прогонишь… И, честно говоря, никак не пойму, почему же ты меня не гонишь, Оксана?
        - Не знаю, Ваня…
        - Слушай, а чем он тебя взял, а? Что в нем есть такого, чего нет во мне?
        Оксана подняла на Корнеева глаза и ответила:
        - Ты, Иван, уверен, что весь мир принадлежит тебе и что стоит только пошевелить пальцем… как…
        - А он, стало быть, не уверен?
        - В той же степени, что и все обычные люди. Он такой же, как я. Он из моего мира…
        - И всего-то?
        - А это немало, Ваня. Нам есть с ним о чем поговорить, а с тобой… Что у нас с тобой было, кроме постели?
        - Но ты же любила меня…
        - Любила. Теперь полюбила его и… словом, я не знаю, чем объяснить, что чувство к одному человеку проходит, а к другому… Я и сама не пойму, как все это со мной случилось.
        - А он-то знает?
        - О чем?- испугалась Оксана.
        - Да о ней… о любви твоей…
        Она отрицательно покачала головой.
        - А что так?
        - Слушай, Корнеев!
        - Все. Понял. Молчу.
        Иван отошел к окну и спросил в стекло:
        - Мне уйти?
        Оксана посмотрела в спину еще совсем недавно горячо любимого человека. Будет ли она рада, если он уйдет? Нет… Но, пожалуй, и не огорчится. Их роман изжил себя. Она могла бы остаться с Корнеевым в теплых дружеских отношениях, но он вряд ли нуждается в них. Оксана вздохнула, собралась с силами и четко сказала:
        - Уходи, Ваня.
        Корнеев, не оборачиваясь, быстро вышел из комнаты. Когда за ним захлопнулась входная дверь, Оксана ничком рухнула на диван. Правильно ли она сделала? Не останется ли она теперь совсем одна? Алексей держится подчеркнуто сухо. Наверно, он не сможет простить ей собственного унижения. Слишком уж демонстративно она тогда пренебрегла им, боялась, что их мимолетная связь выйдет наружу и ей от этого станет невыразимо стыдно. Какая глупость! Сейчас она готова была объявить о своей любви к нему всем сотрудникам магазина. Да, она любит его и счастлива этим!
        А что касается Нели Никодимовой, то вся многолетняя дружба с ней закончилась совершенно бесславно для Оксаны. На следующий день после истории с драгоценностями Нюшеньки Неля, встрепанная, взмыленная и заплаканная, ворвалась к ней в кабинет и с порога обозвала подлой змеищей и собакой на сене. Оксана, конечно, сразу поняла, что Никодимова имеет в виду, но все же сделала удивленные глаза.
        - И нечего на меня таращиться!- заявила ей Неля, плюхнувшись на стул напротив нее и сдув с лица цепляющуюся за нос развившуюся прядку.- Я же вижу, что ты с ума сходишь по моему Пылаеву!
        - По твоему?
        - Вот именно, по моему! Я чуть ли не полгода рыхлила почву, удобряла ее и поливала, а ты собралась собрать урожай, да?
        - Нелька! Что ты несешь?!- довольно фальшиво возмутилась Оксана.
        - Нет, вы посмотрите на них! Они все время твердят мне, что я несу чушь, когда на самом деле я говорю чистую правду! Вот ответь мне, моя любимая подруга, как на духу: ты влюбилась в Алексея? Да?
        Оксана смутилась. Она совершенно не хотела говорить об этом с Нелькой, которая была в близких отношениях с Пылаевым. Если бы Оксана могла, то с удовольствием каким-нибудь образом стерла бы из памяти Алексея его ночи с Никодимовой, но приходилось мириться с тем, что они у него были.
        - Что же ты молчишь? Отвечай!- пыталась подстегнуть ее Неля.
        Оксана упорно молчала, тогда Никодимова сквозь зубы процедила:
        - Ну тогда знай, что это именно я подсунула тебе драгоценности Ванькиной жены!
        - Как ты?!
        - А вот так! Договорилась с Нюшенькой, которая уже с ума сходила от того, что Корнеев к тебе каждую ночь шляется! Тебе же мало чужого мужа, тебе еще и чужого любимого человека подавай! Как же я ненавижу тебя, Оксанка! Я даже не знала, что смогу так ненавидеть собственную подругу! И особенно противно, что ты отказываешься признаться в своей подлости!- Неля снова сдула мешающую прядь волос и выкрикнула: - А ну слезь с кресла!
        - Это еще зачем?- до холода в животе испугалась вдруг Оксана.
        - Затем, что я тебе сейчас на твоем же компьютере нашлепаю заявление об уходе из этого поганого магазина, где со мной так подло обошлись!
        - Зачем заявление? Тут нет отдела кадров. Можно и без заявления…
        - Я знаю, что можно и без заявления! Но я хочу, чтобы оно вечно мозолило тебе глаза! Я его сейчас сделаю заставкой на рабочем столе твоего компьютера, а ты ни за что не сумеешь его убрать! Меня Алексей научил некоторым компьютерным примочкам! Ты долго будешь меня помнить, а обратиться к Пылаеву, чтобы он убрал с монитора мое заявление, тебе гордость не позволит!
        Оксана медленно поднялась с кресла, освободив его для Нели, и уже совершенно спокойно сказала:
        - Делай что хочешь, Нелька.
        Под стрекотание печатающего принтера Никодимова еще раз, сузив презрительно глазки, оглядела Оксану и сказала:
        - Ведь ясно, что ты втрескалась в него. Неужели слабо признаться!
        Оксана посмотрела в глаза своей бывшей подруге и ответила:
        - Ты права, Неля. Я люблю его. Прости… Я не хотела… Так получилось…
        Нелька, громко шмыгнув носом, сунула ей распечатанные бумажки и потребовала:
        - Подпиши! Один экземпляр я себе оставлю на память о нашей «беззаветной» дружбе, а другой - Пылаеву подарю!
        Оксана подписала, с трудом удерживая ручку в одеревеневших пальцах. Неля выхватила у нее подписанные бумаги и прошипела:
        - Не забывай, что у Пылаева есть еще довесок в виде Наташеньки. И я тебе доложу, что это еще та особа… наплачешься…
        После театрального ухода Никодимовой с отшвыриванием с дороги стула и хлопаньем дверью Оксана минут двадцать простояла посреди кабинета, размышляя о том, что произошло с ней за это лето. Она потеряла лучшую подругу, окончательно порвала с Иваном, а что приобрела? Любовь! Она только что впервые произнесла вслух слова о своей любви к Алексею, и у нее от этого застучало в висках… Если даже Алексей не ответит на ее чувство, Оксана все равно будет счастлива тем, что испытала.
        Перед Нелькой она, конечно, чувствует вину, но… она тоже хороша! Нюшенькины бриллианты подсунула! Что ж! Пожалуй, можно считать, что они с Никодимовой квиты. Оксана никого в жизни не боялась так, как испугалась майора Потапова.
        Алексея не было в магазине две недели. Оксана совсем извелась. Несколько раз она порывалась зайти к нему домой, но убедительного предлога найти так и не смогла. У Наташеньки температура наверняка уже спала, и надобности в Оксане в доме Пылаева нет никакой. Можно, конечно, явиться и объявить о своей любви, но… Но вдруг проклятущая Нелька, несмотря на все свои заявления и демонстрации, все-таки живет у него? Медсестрой она всегда была куда лучше Оксаны, а потому практической пользы от нее намного больше. В доме, где есть маленький ребенок, всегда полезно иметь под рукой квалифицированную медсестру. Да только ли медсестру? А вдруг Нелька понравилась Пылаеву? А что? Многим мужчинам нравятся пухленькие женщины, только не все в этом признаются, поскольку эталоном нынче считается совсем другой тип женской красоты. Нелька к тому же не только сама любит поесть, но и готовит вкусно. А путь к сердцу мужчины, как известно… Нет! Не может он любить Нельку! Не должен! Если ему нужна Никодимова, то жизнь Оксаны вообще лишится всякого смысла.
        Когда Пылаев наконец вышел на работу, Оксане стало еще хуже. Она с трудом смотрела ему в глаза и путала бумаги дрожащими пальцами. Алексей, по своему обыкновению, был с ней вежлив и корректен. Он ничего не спрашивал, только безропотно и терпеливо приводил разворошенные документы в порядок. По вечерам по магазину все так же бегала поправившаяся Наташенька. Иногда она чуть приоткрывала дверь в Оксанин кабинет и, как и раньше, смотрела на нее в щелку до тех пор, пока Пылаев за шкирку не оттаскивал ее в сторону и не закрывал перед носом дочери дверь. Оксане очень хотелось подозвать девочку к себе, взять на руки и прижать к груди, чтобы та еще раз обняла ее за шею и назвала мамочкой. Но разве могла она позволить себе это сделать? Не было у нее на Наташеньку никаких прав.
        Через несколько дней после выхода Алексея на работу его вместе с Оксаной пригласила на фуршет владелица комиссионного магазина «Дагерт», специализировавшегося на продаже швейцарских часов. Амалия Дагерт, назвавшая магазин собственной звучной фамилией, сначала продавала новые часы от производителя, за которыми специально ездила в Швейцарию. Однажды в той же Швейцарии ей предложили продать российским покупателям подержанные часы, и неожиданно оказалось, что продавать их гораздо выгодней, чем новые. Сначала Дагерт поделила свой магазинчик на два отдела. В одном продавались новые часы, а в другом - комиссионные. Но даже комиссионная цена на швейцарские часы была довольно высока, а потому и к одному, и к другому прилавку подходили одни и те же люди, которые очень скоро совершенно утратили интерес к часам новым. Теперь Амалия занималась только комиссионной торговлей и собиралась отпраздновать пятилетие своего бизнеса.
        Дагерт училась с Алексеем Пылаевым на одном курсе института торговли. Алексей однажды из чистого интереса зашел в комиссионный магазин, на претенциозной вывеске которого искрилась и переливалась знакомая ему фамилия. Владелицей «Дагерта» оказалась его однокурсница, которая, в свою очередь, очень заинтересовалась магазином, где работает Пылаев. Недолго думая, Алексей пригласил ее в «Новый взгляд». Шустрая деловая Амалия сунула нос в каждый угол магазина, похвалила его и предложила Оксане командировать как-нибудь вместе с ней в Швейцарию Алексея, поскольку там можно наладить скупку подержанных товаров для украшения интерьеров очень приличного качества. Оксана согласилась. Пылаев действительно несколько раз съездил в Швейцарию, но дело как-то не пошло. Гораздо выгоднее было скупать подобные товары у жен российских бизнесменов. Несмотря на эту неудачу, чрезвычайно коммуникабельная Амалия осталась у Оксаны в приятельницах, а потому и пригласила их к себе на фуршет вдвоем с Алексеем.
        В тот день, когда вечером надо было идти на вечеринку к Дагерт, Пылаев явился в
«Новый взгляд» в строгом темно-сером костюме-тройке, серебристой рубашке и полосатом галстуке в тон рубашке и костюму. Потрясенная его элегантностью Оксана с трудом оторвала от него взгляд и весь рабочий день изо всех сил старалась не смотреть ему вслед.
        На фуршете Алексей Пылаев казался Оксане лучшим из всех присутствующих мужчин. Сама Амалия так беззастенчиво кокетничала с ним, что ее муж, веселый, плотный и уже начавший слегка лысеть здоровяк Анатолий, заявил, что вызовет Алексея на дуэль, если жена немедленно не прекратит к нему приставать. Амалия хохотала, говорила, что вызывать на дуэль надо не Пылаева, а ее, поскольку именно она и пристает, со звоном чокалась бокалами и с Оксаной, и с Пылаевым, и с собственным мужем, и целовалась со всеми по очереди. Все эти «приставания» и звонкие поцелуи были всего лишь светским развлечением и шуткой, но Оксану при этом терзали самые страшные муки ревности. Алексей танцевал и с той же Амалией, и с другими женщинами, а она изнывала от тоски и с удовольствием в кровь расцарапала бы всем этим дамочкам накрашенные лица. В конце концов, Алексей пригласил потанцевать и Оксану. Он так нерешительно спросил: «Можно вас, Оксана Юрьевна?», что она поняла: Пылаев опасается, что танец с ним будет ей неприятен. Если бы он знал… Если бы он только знал, что сейчас с ней творится!!!
        Оксана таяла в руках Алексея от невысказанной мучительной любви к нему, но он об этом даже не догадывался. Он очень осторожно держал свои руки на ее спине, но даже этого легкого прикосновения было достаточно для того, чтобы у нее заходилось и выпрыгивало из груди сердце. Оксана понимала, что не имеет права раскисать и впадать в истерику, потому что он может подумать, будто она опять собралась его соблазнять, как… в тот раз… Он же не знает, что теперь все изменилось… Он вообще ничего не знает…
        Как Оксана ни старалась держать осанку и приличествующее случаю выражение лица, Амалия все же заметила, что с хозяйкой «Нового взгляда» творится что-то неладное. Она смело бросила своего Анатолия в объятиях весьма сексапильной блондинки и подошла к Оксане.
        - Слушай, Оксюш, по-моему, ты сегодня не в себе,- сказала Амалия и обняла ее за плечи.- Знаешь, если бы я не была в курсе того, что вы уже давным-давно работаете вместе с Алешкой, то решила бы, что ты его ревнуешь ко всему моему фуршету целиком!
        Губы Оксаны непроизвольно дернулись, а глаза наполнились слезами. Она хотела сказать что-то вроде: «Ерунда какая», но вместо этого ей пришлось как можно незаметнее вытереть слезинку, которая собиралась вот-вот выкатиться из глаза.
        - Нет… я что… права, что ли?- изумилась Амалия.- Так ты из-за него…- И она показала себе за спину, где Пылаев обменивался любезностями сразу с двумя очень стильно одетыми женщинами,- в таком взвинченном состоянии?
        Оксана и хотела бы сказать, что не из-за него, но сил у нее хватило только на то, чтобы кивнуть.
        - Отлично!! А он что?!!
        Оксана звонко шмыгнула носом и очень содержательно ответила:
        - А он ничего…
        - Да ну?!!- красиво выгнула брови Дагерт.
        - Нет, ты неправильно поняла…- заторопилась Оксана.- Он не виноват… Это я во всем виновата… Я сначала сама от него отказалась, а теперь не знаю, что и делать…
        - То есть ты влюбилась?
        - Вроде того…
        - Так «вроде того» или влюбилась?
        - Слушай, Маня, тебе-то какая разница?- рассердилась вдруг Оксана, у которой от возмущения даже слезы пропали. Они с Амалией, конечно, в последнее время так близко сошлись, что панибратски позволяли себе называть друг друга смешными именами: Оксюша и Маня, но это не давало Дагерт никакого права лезть в душу.
        - Как это какая мне разница?!- возмутилась Амалия.- Вы, поди, мне оба не чужие!
        - И что, ты сильно удивлена?- с вызовом спросила Оксана.
        - Удивлена? Нет… Вот он… вроде бы нестандартно рыжий, но… В общем, в него всегда влюблялись. И в институте… Не многие, конечно… Но если уж влюблялись, то чуть ли не до смерти, честное слово! Я и сама не устояла, но… понимаешь… он ни на кого не смотрел. Сам был в кого-то сильно и безответно влюблен. Потом вроде бы каким-то образом все-таки умудрился жениться на этом своем предмете… Злые языки говорили, что она… ну эта красотка… сногсшибательная блондинка… от него ушла, потому что он, когда добился своего, стал изменять ей направо и налево, но я не верю… Алешка… он не такой… Он порядочный и правильный. Он бы не стал. Мне кажется, что, если бы он даже и разлюбил, все равно мучился бы с женой, раз уж женился… Вон он как со своей дочкой возится!
        - Как же его жена смогла ребенка оставить?
        - Как-как… А вот так! Бывают такие стервы!- заклеймила бывшую пылаевскую жену Амалия, потом взяла Оксану под руку, отвела к стойке с напитками, всунула ей в руки фужер с коктейлем и предложила: - Хочешь, я поговорю с ним?
        - Нет!- испугалась Оксана и выплеснула чуть ли не половину своего коктейля на ярко-красную юбку приятельницы.- Только не вздумай с ним ни о чем говорить! Умоляю! Я должна сама!
        - Ну… смотри-и-и-и…- протянула Амалия, с интересом рассматривая безобразное темное пятно на своем наряде.- Сама так сама… но если что… я могу…
        В конце концов Дагерт вынуждена была идти переодеваться, а Оксана опять осталась одна со своими невеселыми мыслями. Она с трудом терпела этот несносный фуршет, когда под прекрасную музыку с ее Алексеем танцевали другие женщины. И уйти она не могла, чтобы он ничего такого не подумал… И еще очень боялась, что Амалия не утерпит и выдаст Алексею ее тайну. Никогда в жизни она еще не была так измучена и выпотрошена обычной вечеринкой.
        Когда Пылаев привез ее к дому на такси, Оксана стрелой бросилась к подъезду, потому что иначе… иначе она могла сойти с ума от его присутствия рядом и натворить каких-нибудь бед, которые потом никогда и не расхлебаешь. Спать в эту ночь она вообще не могла. Прометавшись в постели и сбив ее к утру в безобразный ком, Оксана поняла, что совершенно не в состоянии идти в магазин. У нее болела голова, руки тряслись, а глаза окаймили темно-синие круги. Она никогда не думала, что от неутоленной любви можно самым натуральным образом заболеть.
        Владелица магазина «Новый взгляд» отключила телефоны, стационарный и мобильный, приняла таблетку от головной боли, две таблетки снотворного, привела в порядок постель, опять забралась под одеяло и заставила себя лежать не двигаясь. В конце концов ее измученный организм сморил искусственный тяжелый сон, и она, часто просыпаясь и опять впадая в тягучую дрему, промучалась до пяти часов вечера. Когда наконец окончательно проснулась, поняла, что голова так и продолжает болеть, а все мысли по-прежнему заняты одним лишь Алексеем Пылаевым. Оксане подумалось, что если она сейчас же не разрешит мучившие ее сомнения и вопросы, то у нее никогда не пройдет головная боль. Она должна была немедленно увидеть Алексея. Если она опоздает, то на его душу может найтись еще какая-нибудь Нелька, или Амалия, или Ирочка… Эта продавщица тоже как-то подозрительно на него смотрит, особенно после того, как Оксана выгнала из магазина ее воздыхателя, предателя Третьякова. Ирочкины взгляды надо немедленно пресечь. Пылаев предназначен судьбой для нее, Оксаны. Именно для того, чтобы они встретились, в ее жизни и случился этот
магазин. Вовсе не для того, чтобы освободиться от Корнеева, а чтобы рядом оказался Алексей. Да что там рядом… Он давно уже внутри ее, она только о нем и думает и разорвется на куски, если в ближайшее же время не прикоснется губами к его золотистой щеке.
        Оксана схватила телефонную трубку и быстро, чтобы не передумать, набрала номер своего магазина. Алексей откликнулся через минуту, и у нее огнем вспыхнули щеки от звука его голоса.
        - А-алексей Дмитриевич!- чуть дрогнув, но тут же собравшись с силами, самым начальственным тоном сказала она.- Это я, Оксана… Юрьевна… Мне нужна папка с платежками за последний месяц! Срочно!
        - Что случилось?- встревоженно отозвался Пылаев.- Вас не было в магазине… мы звонили, звонили…
        - Пока ничего… не случилось, но… словом, может случиться, если вы не привезете мне папку как можно быстрее.
        - Но… Оксана Юрьевна… Сейчас уже почти половина шестого, и я…
        - Да-да, конечно,- прервала его она.- Поезжайте за дочерью и, пожалуйста, отвезите ее на этот вечер к… вашей маме… Понимаете, вы мне можете понадобиться… для… в общем, для проверки документации… И это срочно!
        - Неужели все так серьезно?- удивился Алексей.
        - Да… более чем…- ответила Оксана и шлепнула на рычаг трубку, чтобы он больше ни о чем ее не расспрашивал.
        Как жаль, что ему еще надо ехать в детский сад, а потом к матери на другой конец города. При самом удачном раскладе все это займет у него около полутора часов. Как ей пережить их, если она уже на все решилась? Как ей выдержать? Сердце так ухает и с такой мощью гонит по ее организму кровь, что, кажется, вот-вот прорвутся тоненькие жилки, бьющиеся на висках, не выдержат такого напора. Какой ужас! Надо немедленно успокоиться, иначе она не сможет ничего толком объяснить Алексею. Он решит, что у нее горячечный бред, и вызовет «Скорую помощь».
        Оксана до упора отвернула кран холодной воды, чуть-чуть разбавила ее горячей, забралась почти под ледяные струи душа и стояла до тех пор, пока не застучала зубами от холода. Все-таки физический дискомфорт отлично избавляет от мучительных размышлений. После душа минут десять она могла думать только о том, как бы ей согреться. А согревшись, опять обратилась мыслями к Алексею. Ей не хотелось сравнивать свои ощущения, но она постоянно сравнивала. Она никогда так мучительно не ждала Корнеева. Никогда, хотя любила его. С Пылаевым все было по-другому, будто в первый раз, будто ей всего семнадцать…
        Она совершенно истомилась ожиданием, но звонок в дверь застал ее все-таки врасплох. Он пришел, и пути назад нет… Надо открыть дверь и сказать, что она сходит по нему с ума…
        - Вот то, что вы просили, Оксана Юрьевна,- сказал Алексей, протягивая ей темно-синюю пластиковую папку.- Что вас так серьезно обеспокоило?
        Он смотрел на нее своими светлыми глазами и готов был помочь справиться с любыми недоразумениями и финансовыми трудностями. Но ее трудности были совершенно иного рода. И как объяснить ему, что с ней происходит, каким образом хотя бы начать?
        Оксана открыла папку, перелистнула несколько страниц, глядя на колонки цифр невидящими глазами.
        - Что-то не так?- опять встревожился Пылаев.- Я по дороге все просмотрел и, признаюсь, ничего ужасного не обнаружил.
        Оксана молчала, и это ее молчание затягивалось самым кошмарным образом.
        - Да что с вами, Оксана Юрьевна?- осторожно, будто боясь спугнуть, спросил Алексей.
        Оксана, наконец решившись, отложила папку на столик у зеркала.
        - Вообще-то я не для этого позвала вас, Алексей Дмитриевич,- сказала она.
        - А для чего?- растерялся Пылаев и зачем-то застегнул почти до самой шеи молнию на легкой летней куртке.
        Она не знала, как объяснить. Его вопрос «для чего?» совершенно не подходил к случаю, и она глупо спросила:
        - Может быть, чаю?
        - Нет-нет,- замотал головой Алексей.- Не стоит беспокоиться.
        Изнемогшая Оксана подошла к своему товароведу и почти компаньону так близко, что почувствовала легкий запах его парфюмерии, от которой в последнее время у нее шла кругом голова.
        - А может быть, я хочу о тебе беспокоиться,- с вызовом заявила она, положила руки ему на грудь и нелепо поцеловала в золотую веснушчатую россыпь где-то возле носа. Пылаев застыл, напрягшись и не двигаясь.- Ну что же ты, Алеша?- укоризненно прошептала она.- Ну обними меня…
        Он покорно положил свои руки ей на спину, а она приникла к нему всем телом, беспорядочно целуя каменно-холодное лицо.
        - Да что же это?- чуть не плача, с трудом выговорила она, вынужденная отпрянуть. - Тебе неприятно?
        - Нет… отчего же…- сказал он незнакомым глухим голосом.- Разве… это может быть неприятно… Я просто не очень понимаю…
        - Да что тут непонятного? Неужели ты не видишь, что я… что ты… что я хочу быть с тобой…
        Она всхлипнула и прижалась своими губами к его, бесчувственным и холодным. И они начали оттаивать. Они не могли не оттаять. От Оксаны било таким жаром, что запросто могли растаять полярные льды, а не то что какой-то там слегка застывший товаровед Пылаев. Он в конце концов обнял ее так, как ей и хотелось, и поцеловал сам, и из глаз Оксаны неконтролируемым потоком потекли слезы.
        - Ну что ты…- нежно сказал он, целуя ее в мокрые щеки.- Все же хорошо… Зачем же плакать…
        - Я боялась что-нибудь сделать не так…
        - Все так… Все даже лучше, чем так…
        Она крепко-крепко обняла его за шею и шепнула в ухо:
        - Знаешь, я не могу забыть, как Наташенька назвала меня мамой… Мне так хочется…
        Оксана не смогла договорить, потому что Алексей отстранил ее от себя и, внимательно глядя в глаза, сказал, опять перейдя на официальное «вы»:
        - Если вы, Оксана Юрьевна, только из-за этого, то… не стоит… Наташа, как любой ребенок, конечно, мечтает о матери, но… право, не стоит… потому что если вы только из-за этого, то долго все равно не протянете. Я-то как-нибудь переживу, а девочка… Тем более что она и не помнит, что назвала вас так. У нее температура была… высокая очень… В общем, ничего такого не надо, Оксана Юрьевна…- и он, выбравшись из ее сплетенных рук, направился к выходу.
        Пылаев уже взялся рукой за замок, когда она из последних сил, будто прощаясь с жизнью, выкрикнула:
        - Только не уходи!!!
        Он опять застыл, потом медленно обернулся. В его глазах стыла такая мука, что Оксана бросилась к нему, чтобы немедленно облегчить ее, чтобы спасти.
        - Я люблю тебя, Алешенька,- прошептала она, пытаясь руками разгладить его искаженное болью лицо.- Только не уходи… Я готова любить твою дочь, потому что тебя люблю…
        Он сильно прижал ее к себе, а потом поцеловал в губы, и ей перестало хватать воздуха, что совершенно не расстроило. До чего же сладостно было задохнуться в его объятиях. Можно было бы даже умереть ненадолго. Но умирать было некогда, потому что надо целовать его лицо и губы и бесконечно говорить о любви, чтобы он поверил и никогда больше не сомневался в ней. Когда Оксана уже совершенно потеряла контроль над собой, Алексей вдруг опять отодвинул ее от себя и сказал:
        - Подожди… Так нельзя. Если все, что ты говоришь, правда, то мы не должны торопиться. Неужели все правда, Оксана?
        Она могла только кивнуть.
        - Тогда… погоди… Тогда все должно быть праздником! Я сейчас…- и он оставил ее прямо в коридоре, растерзанную собственным признанием и поцелуями, и выскочил за дверь квартиры.
        Оксана медленно опустилась на пол. Ушел. Почему? Она все же что-то сделала не так. Ну конечно… Алексей очень интеллигентный, выдержанный человек, а она налетела на него, как ненормальная, сексуально озабоченная особа. Надо было вести себя тоньше. До чего же она примитивна! Но у нее совершенно нет опыта в таких делах. С Корнеевым все было по-другому. Она просто вечно ждала его, отдавалась ему, как одалиска, а он, от души выспавшись после ее ласк, опять уходил по своим бизнесменским делам, дежурно целуя ее в висок на пороге. Они за все десять лет сказали друг другу так мало слов, что их можно было пересчитать по пальцам. Какой ужас! И ведь она считала это нормальным! Считала это любовью!
        Оксана сидела на полу в прихожей и думала о том, что, если Алексей не вернется, она покончит жизнь самоубийством. Каким-нибудь щадящим способом, например, передозировкой лекарственных средств. Вообще-то у нее в доме очень мало лекарственных средств, но для такого случая она купит. Хорошо, что аптека за углом. Понаделали аптек… Далеко и идти не надо. Она как раз представляла себе, как красиво будет лежать на диване среди разбросанных вокруг разноцветных таблеток, строгая, с голубоватым лицом, когда наконец раздался звонок в дверь.
        Алексей принес шампанское, апельсины, конфеты и букет снежно-белых роз. Оксана опять некстати подумала, что Корнеев никогда не дарил ей цветов. Вообще никогда. Он дарил золото, наряды, меха. Ему почему-то и в голову не приходило принести ей букет или хотя бы одну розу…
        Они пили шампанское и никуда не торопились. Да и куда им было торопиться, если впереди расстилалась целая жизнь!
        Поверх бокала Оксана смотрела в светлые глаза любимого человека и никак не понимала, как она могла столько времени без него существовать. Как могла находиться рядом и пренебрегать его любовью? Она ведь чуть не отдала его Нельке!
        - Неужели ты мог жениться на другой?- спросила она, отставив в сторону недопитое шампанское.
        - Мог,- ответил он.- Если бы она стала хорошей матерью для Наташи.
        - Да?!!- удивилась Оксана.- Не ты ли мне только что чуть не дал от ворот поворот, потому что заподозрил всего лишь в жалости к дочери?!
        - Ты - это совсем другое,- сказал Алексей, тоже отставил бокал и вытащил ее из-за стола.- Я люблю тебя. Я сразу влюбился, как только увидел. В первый же день.
        - А я была идиоткой,- сказала она и потянулась к нему руками и губами.- Я думаю, что полюбила тебя сразу же после той нашей близости… но не могла в это поверить. Понимаешь, большинство женщин… и я в том числе… сначала любят душой, а потом уж… А тут получилось наоборот… Я все-все помню до мельчайших подробностей… и чуть не умерла без тебя… Ты прости меня, Алешенька…
        - Я люблю тебя, и все, что было до сегодняшнего дня, не имеет никакого значения.
        И он взял ее на руки и понес в комнату, где все, что уже однажды случилось между ними, должно было повториться совершенно в ином качестве. Он действительно не хотел никуда торопиться. Ему не надо было отсыпаться и спешить по делам бизнеса. Бизнес был у них один на двоих и такой простой по сравнению с корнеевским что спокойно мог погодить без них даже неделю.
        При встречах с Иваном Оксана уже всегда была заранее полураздета, чтобы доставлять ему как можно меньше хлопот. Сейчас ее впервые раздевали мужские руки, и по коже пробегала дрожь сумасшедшего желания только от одних легких прикосновений его пальцев. Она жадно открывала будто совершенно новые для себя звуки. Вот прощелкали пуговки его рубашки, и, шелково прошуршав, она успокоилась где-то на полу, у дивана; вот с глухим треском расстегнулся замочек бюстгальтера, нежно дзинькнула молния на джинсах. Зачем на них с Алексеем так мучительно много одежды? Хотя… с другой стороны… и хорошо… Это почти что… сквозь тернии к звездам…
        Оксана всегда старалась доставить Корнееву такое наслаждение, чтобы он приходил к ней еще и еще, и как можно чаще. Она до встречи с Пылаевым даже не догадывалась, что главным для мужчины может быть не собственное удовольствие, а желание довести женщину до иступленного состояния блаженства от близости с ним. Оксана думала, что знает о мужчинах и, главное, о себе самой все. Оказалось, она не знала почти ничего. Она не подозревала, что ее можно так любить. Алексей ловил каждое ее движение, каждый вздох, угадывал все ее желания и счастливо смеялся, когда она неожиданно для себя вскрикивала или вздрагивала сразу всем телом.
        - Я люблю тебя… как же я люблю тебя…- шептала она ему, когда все было кончено, покрывая жадными поцелуями его лицо.- Я никогда не была так счастлива… честное слово…
        - Оксана,- вдруг совсем не интимным голосом прервал ее Алексей и даже чуть отодвинулся от нее.- Ты все-таки подумай над тем… что с нами происходит… Твой… Иван… он любит тебя. Я видел… А меня с ним даже сравнивать нельзя. Я боюсь, как бы ты потом не пожалела, что сейчас так… Я, знаешь ли, это уже проходил…
        - Что значит «сейчас так»?- почти с угрозой в голосе спросила она.
        - Ну… я не знаю, как сказать… Может быть, ты расслабилась… или захотела сделать Ивану назло…
        - Алеша!- Она выкрикнула его имя так надрывно, что опять сами собой полились слезы то ли отчаяния, то ли любви к нему, огромной и с неимоверным трудом переносимой.- Я не назло… Я не умею назло…
        - И ты… ты выйдешь за меня замуж?- тихо спросил он.
        - Я выйду за тебя замуж,- ответила она, размазывая слезы.- Я мечтаю выйти за тебя замуж…
        Он наклонился к лежащим на полу джинсам, вытащил из их заднего кармана бархатную коробочку и достал из нее нитку жемчуга.
        - Вот, это тебе… вместо кольца, которое надевают, когда обручаются… Это речной жемчуг. Он недорогой. Но я купил его не поэтому. Мне нравится, как он смотрится на коже. Я специально выбрал вот этот теплый, чуть розоватый оттенок…
        Он надел ей на шею ожерелье. Оксана ласково тронула жемчуг пальцами и сказала:
        - Ты не поверишь, Алеша, но…- и она, выскользнув из постели и надев его рубашку, бросилась к секретеру, где в китайской бамбуковой шкатулочке у нее хранились всяческие безделушки. Все, что ей дарил Корнеев, она давно отнесла в ювелирную мастерскую, где безжалостно продала по цене золотого лома. Первыми серьгами, которые она купила уже на собственные деньги, стали две жемчужины почти такого же розоватого оттенка. Она вдела их в уши и вернулась к Алексею. Сев перед ним на постель, Оксана откинула от ушей длинные волосы, и он увидел серьги, составлявшие с его ожерельем единый комплект.
        - Представляешь, не так давно я их купила сама,- сказала она.- Это судьба, Алешенька…
        - Судьба…- повторил он и спустил с ее плеч свою собственную рубашку.
        Утром в постели Оксаны Алексея опять не оказалось, как и тогда, в первый раз. Он опять ушел из-за Наташеньки или его и вовсе не было? Неужели все ей только приснилось? Но… тогда не стоило и просыпаться… Зачем ей эта постылая жизнь, если…
        У Оксаны опять перехватило горло от подступивших рыданий. Она положила руку на шею. Ладонь легла на прохладные жемчужины. Было! Значит, все было!! На ней его подарок - ожерелье из речного жемчуга. И не простое, а обручальное! Алешенька… Любимый…
        Оксана взглянула на часы, ужаснулась тому, что уже половина десятого, и судорожно начала одеваться. Надо же! Проспала! Впрочем, это не удивительно… У нее была такая ночь! Такая ночь! А сейчас они встретятся в магазине, и он еще раз скажет, что любит ее, а она ответит самыми нежными словами, какие только знает.
        Застегивая блузку, Оксана включила электрочайник и заодно радиоприемник.
        - …тое августа, воскресенье,- сообщил бодрый голос ведущего программу.
        Воскресенье? Как воскресенье? Ну… правильно, воскресенье… вчера же была суббота… По субботам магазин работает, а по воскресеньям… Черт бы побрал эти выходные! Как же ей быть? Неужели она сегодня не увидит Алексея?! Может, отправиться к нему? Нет… Наташенька, наверно, еще спит…
        Оксана сердито отключила чайник и радиоприемник, который сообщил ей такую нерадостную вещь, и обреченно поплелась обратно в постель. В прихожей ей пришлось вздрогнуть всем телом от неожиданного звонка в дверь. Странно… Кто бы это мог быть? Ну не Корнеев же…
        В дверном проеме стояли Алексей с Наташенькой. Испуганная Оксана попятилась в кухню и рухнула на подвернувшуюся под ноги табуретку. Почему они пришли вдвоем? И потом… еще рано… Алексей, наверно, пришел сказать, что у них ничего не выйдет, потому что Наташенька…
        А Пылаев между тем закрыл дверь и тяжело привалился к ней. Наташенька выдернула из его руки свою ручонку и медленным осторожным шагом приблизилась к Оксане, пристально вгляделась в нее и вдруг бесцеремонно залезла к ней на колени, обняла за шею и прошептала в ухо:
        - Я всегда знала, что ты моя мама…
        Оксана прижала Наташеньку к себе и посмотрела на Алексея. Он так и стоял, прислонившись к двери и нервно покусывая губы.
        - А я давно уже догадывалась, что ты… моя девочка…- прошептала Оксана и уткнулась носом в прохладную детскую щечку.
        Глава 11
        Алексей
        - Ну… не стоит так расстраиваться,- сказал Алексей и погладил плачущую Оксану по волосам.
        - Как можно не расстраиваться, если я не соответствую ее притязаниям… Ей казалось, что я волшебница, которая разведет руками все ее неприятности. А ее как дразнили, так и продолжают дразнить. И эта нянька… тетя Злюся… все так же продолжает ее ненавидеть. Наташенька, наверно, думала, что я превращу эту старую дуру в паука, но… В общем, я не знаю, что делать, Алеша…
        - Может, ничего пока не надо делать… Может быть, все еще образуется? Мы всего лишь второй месяц живем вместе…
        Оксана всхлипнула и обхватила его шею руками:
        - Я не знала, что будет так трудно, Алеша… Я изо всех сил стараюсь, а она…
        - А если все дело как раз в этом?
        - В чем?
        - Ну… в том, что ты слишком стараешься… А надо просто жить… любить… Хотя я знаю, что полюбить ее трудно…
        - Мне не трудно… Я люблю вас обоих, но Наташе мало моей любви. Она хочет от меня невозможного.
        Алексей крепко прижал Оксану к себе и шепнул в ухо:
        - Ну что она может особенного хотеть? Ей всего пять лет. Ребенок совсем.
        - Этот ребенок чует, когда ты меня обнимаешь, и… вот увидишь, она наверняка уже вылезла из постели…
        Алексей усмехнулся и автоматически посмотрел на дверь кухни. В ее проеме действительно стояла Наташенька, босая, в длинной фланелевой рубашке в красных и желтых цветочках.
        - Почему не спишь?- из-за плеча Оксаны спросил дочь Алексей.
        - Она ненастоящая мама,- басовито произнесла Наташенька.
        Обессиленная Оксана оторвалась от Алексея и рухнула на кухонный диванчик, а он присел возле дочери на корточки и спросил:
        - С чего ты взяла?
        - Мне Павлик Новиков сказал.
        - А Павлик откуда знает?
        - Знает. Он сказал, что у таких обезьян, как я, не бывает красивых мам.
        - Этот Павлик тебе просто завидует,- попытался улыбнуться Алексей.
        Наташенька в ответ не только не улыбнулась, а еще сильнее насупилась.
        - У Павликиной мамы такие же коричневые волосы, как у него, а у нее…- Она выбросила в сторону Оксаны тоненькую ручку с указующим, не менее тоненьким перстом,- черные. Где у нее веснушки? Где?
        - Ну… не у всех же людей есть веснушки! Вот у Павлика же, например, их нет!
        - Павлик чужой,- справедливо заметила Наташенька.
        - Знаешь что, давай-ка спать,- предложил ей Алексей.- Ты же из сказок знаешь, что утро вечера мудренее. Может быть, завтра ты и сама посмеешься над тем, что сказал тебе этот глупый Павлик.
        - Павлик не из сказки,- опять произнесла вполне дельную вещь Наташенька.
        - Тем более!- Алексей взял дочь на руки и понес в постель. Уложив ее и подоткнув со всех сторон одеяло, он сказал: - А завтра мы поедем к бабушке на день рождения.
        - С ней?- сурово спросила дочь.
        - Нет…- покачал головой Алексей.- Вдвоем.
        - А она?!
        - А у… мамы свои дела. А вечером она будет ждать нас с ужином…
        - Она не мама!- крикнула девочка и горько расплакалась.
        - Зачем ты ее обижаешь, Наташа? Ну что она сделала тебе плохого?
        - Все плохое! Она даже не купила мне мороженого, когда я просила!
        - Вот что, милая моя, эту историю про мороженое я слышал уже сто раз!- рассердился Алексей.- Раз не купила, значит, так было надо! И хватит вспоминать про мороженое, а то вообще никогда в жизни его больше не получишь!
        - Ты тоже меня больше не любишь, да, папа…- прошептала Наташенька, и Алексею стало стыдно и за свою излишнюю горячность, и за то, что он никак не мог обеспечить своей дочери счастливое безоблачное детство, которое было у него самого, несмотря на такую же рыжесть и веснушчатость.
        Он сел на пол, положил свою голову на подушку Наташеньки и сказал:
        - Конечно, люблю. Как же я могу тебя не любить, когда мы такие одинаковые. Ты - это все равно что я.
        - А я - как ты, да, папа?
        - Да…
        Когда девочка все-таки уснула, Алексей вышел на кухню и тяжело опустился на стул у стола. Оксана подошла сзади, обняла его за шею и уткнулась лицом в пушистые рыжие кудри. Он за руку вытащил ее из-за спины и посадил к себе на колени.
        - Я люблю тебя,- сказала Оксана и провела пальцами по его щеке.
        - Я это чувствую,- отозвался он.- Я долго не мог до конца в это поверить, а теперь…
        Оксана опять обняла его за шею, и они долго целовались, временно забыв про свои неприятности. Потом он слегка отстранился от нее и сказал:
        - И все же… еще можно повернуть назад, пока мы не расписались…
        - В каком смысле?- испугалась Оксана.
        - Ну… если ты не сможешь жить рядом с Наташей…
        Она вскочила с его колен и сразу осипшим голосом проговорила:
        - То есть ты… готов от меня отказаться… из-за… своей дочери?
        - Ну… не то ты говоришь, не то…- сморщился Алексей.- Я боюсь сломать тебе жизнь…
        - Сломать?!
        - Ну… не знаю… Может быть, я опять подобрал неподходящие слова… В общем, я и за себя боюсь тоже… Мне кажется, я не перенесу, когда ты мне вдруг скажешь, что не в силах больше ее терпеть… Может, уж лучше сейчас, сразу…
        - Что ты говоришь, Алеша?!- ужаснулась Оксана и закрылась руками.
        Он подошел к ней, оторвал ее руки от лица и сказал:
        - Ну посмотри на меня еще раз, Оксана! Я боюсь, что, когда горячка пройдет, ты вдруг обнаружишь, что я не тот… что не с тем тебе нужно… И вообще пожалеешь…
        - Ну что ты…- опять потянулась она к нему руками и губами.- Я люблю тебя, люблю… И ты не смеешь так говорить…
        И он снова сдался, хотя уже почти совсем решился вырвать ее из сердца, раз и у нее ничего не получается с Наташей. Он совершенно не мог ей противиться. Она значила для него не меньше, чем дочь. Он страшно любил ее. Гораздо больше бывшей жены Алины. Гораздо больше всех вместе взятых женщин, которые встречались на его пути. Она была самой главной…
        И Алексей прижал ее к себе так, будто кто-то собирался у него ее отнять, будто они обнимаются последний раз перед тем, как расстаться навсегда. Наверно, даже если бы опять проснулась Наташенька, он не смог бы сейчас оторваться от Оксаны. Он весь переливался в нее и растворялся в ней, и ничего в этот момент не надо было другого. Существовали только он и она, их сумасшедшая любовь, а все остальные вполне могли подождать до утра, даже Наташенька…
        Утро для дочери Алексея Пылаева мудренее вечера так и не стало. Она капризничала и утверждала, что Оксана нарочно вчера съела все печенье, чтобы сегодня ей не досталось. Оксана говорила, что печенье они все вместе съели за ужином, но девочка все равно твердила одно и то же: «Съела! Съела! Специально!» Алексею очень хотелось отшлепать дочку, но он понимал, что именно этого она и ждет. Она готова пострадать, потому что ее страдания целиком и полностью будут на совести Оксаны. Конечно, в своем пятилетнем возрасте Наташа так думать не могла, но она интуитивно чувствовала, как надо себя вести, чтобы досадить Оксане.
        Расстались они тогда, когда Оксана была уже на таком взводе, что у нее кривились губы и дрожали руки.
        - Мы вернемся примерно к шести,- сказал на прощанье Алексей.- У Сашки совсем маленький ребенок, поэтому вечер им нужно освободить. А ты…- Он сжал Оксанину руку,- не бери ничего в голову. Будем надеяться, что сегодняшний вечер будет мудренее утра. Наташа любит бывать у бабушки. Всегда возвращается от нее счастливая и умиротворенная.
        Он нежно тронул Оксанину щеку губами и захлопнул дверь квартиры. Почему-то ему показалось, будто вовсе и не дверь захлопнулась перед его носом, а опустился тяжелый занавес, отделяющий эту, счастливую часть его жизни от другой, постылой и ненужной. Алексей тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, и поспешил взять в свою руку теплую ладошку дочери. Оставшись вдвоем с ним, Наташенька тут же перестала капризничать, а принялась весело щебетать про детсадовские дела: про новенькую девочку с белыми волосами и красными бантами, про новые качели и гадкий суп с крупой, который ей страшно надоел и который она ни за что не станет есть, даже если тетя Злюся выльет ей его за шиворот. Алексей подумал о том, что как-нибудь собственноручно задушит эту тетю Злюсю, если она не прекратит тиранить ребенка, а потом решил для начала поговорить о ней с заведующей детским садом. Он, конечно, знает, что ввиду крошечной зарплаты хороших нянечек сейчас и днем с огнем не сыскать, но его дочь в этом совершенно не виновата и отдать Наташу на растерзание тете Злюсе он никак не может.
        В квартире брата Алексея, Сашки, Наташенька чувствовала себя как рыба в воде. Здесь все были не только родными, но и рыжими. Рыжей и веснушчатой была ее любимая бабушка Оля, рыжим и невероятно похожим на ее отца был дядя Саша. Рыжими были два Наташенькиных двоюродных брата, и даже у маленькой Верочки уже золотились на макушке золотистые волосенки. Жена дяди Саши, тетя Люда, была светлой блондинкой и тоже с веснушками, благодаря которым не выпадала из общего стиля.
        Разглядывая знакомую и родную компанию собравшихся за праздничным столом, Алексей удивленно усмехнулся, будто видел их впервые. Надо же! Прямо-таки маленькое государство рыжих, страна веснушчатых, княжество кудрявых и светлоглазых. И Наташенька вовсе не казалась здесь некрасивой. Она просто была больше похожа на мальчика, на Сашкиных сыновей. Эх, кабы все люди на свете были рыжими и веснушчатыми, у них с Наташенькой не существовало бы таких проблем!
        - Ну и почему ты не привел свою даму сердца?- спросил Алексея Сашка, когда застолье кончилось и они уединились с ним в маленькой комнатушке, где спала крошечная Верочка.- Я так понял: она - что надо. Или опять все-таки что-то не то?
        - Наталья кому хочешь даст прикурить!- ответил Алексей.- Беспорочный ангел взбесится!
        - То-то я смотрю, глаза у тебя какие-то потухшие. Неужто и у этой ничего с ней не получается?
        - Никак…
        - Знаешь, что я тебе скажу, Леха, мужику легче принять неродное чадо, потому что сам родить не может. А бабам не нужны чужие дети, поскольку они запросто могут своих завести.
        - Оксана - не баба…
        - Да это я так… обобщенно и фигурально… Может, ну ее, эту твою Оксану, а, Леха?! Людмилкина сеструха, Ритуля, давно к тебе клинья подбивает. И Наташка к ней хорошо относится! Хочешь, сведем вас? Заживем большой семьей на одном этаже…- Сашка посмотрел на часы.- Кстати… она к пяти обещала зайти, маму поздравить. Сейчас пока на дежурстве… Как ты на это смотришь, а?
        - Никак. Я люблю Оксану.
        - Ну и что тебе с этой любви, если жить с ней невозможно! Ритка - человек хороший, ты же знаешь. Как там говорится: стерпится - слюбится… А, Леха? Жалко мне тебя!
        Алексей потер руками лицо, резко выдохнул и сказал:
        - Спасибо тебе, Сашка, за участие, только не смогу я ни с Ритой, ни с кем-то другим. Я уже несколько раз пробовал… ради Наташи…
        - А тут будет не столько ради Наташки, потому что для нее Рита - уже давно как своя, а ради себя… Ты сразу-то не отказывайся, тем более что она о нашем разговоре ничего не знает. Через полчаса придет - ты на нее еще раз взгляни с пристрастием. Честное слово - нормальная женщина!
        Алексею сразу захотелось уйти, чтобы ни на кого не глядеть ни с пристрастием, ни без него, но сделать этого не удалось. Наташенька заигралась с братьями в настольный хоккей и уходить не желала.
        В начале шестого пришла Рита и при виде Алексея, как всегда, густо покраснела, а Наташенька повисла у нее на шее, визжа на всю квартиру:
        - Ритуля пришла!!!
        И без Сашкиных слов Алексей знал, что нравится сестре его жены. Рита всегда краснела, когда им приходилось встречаться на днях рождения в пылаевской семье, и посылала ему недвусмысленные взгляды, но почему-то никогда не привлекала его. Ее волосы были гораздо темнее, чем у Людмилы, а глаза - карими, и все же чего-то не хватало Рите: то ли живости, то ли игры ума в ярких глазах. Она казалась Алексею скучной и туповатой, хотя на самом деле он ее почти не знал. Многое ли можно понять в человеке, раза три в год встречаясь с ним за праздничным столом?..
        Поскольку пришел новый человек, семейству Пылаевых опять пришлось сесть за стол и снова праздновать, и говорить тосты, и улыбаться. Последнее давалось Алексею с трудом. Судя по всему, Сашка уже успел доложить матери о его очередных бедах, потому что она поглядывала на своего старшего сына с тревогой и болью. А потом, когда застолье опять исчерпало себя и Алексей уже совсем собрался уходить, Сашка кликнул его на кухню и велел помочь Рите мыть посуду. Он так плотно прикрыл за собой дверь, что Алексей понял: ни одна муха не помешает ему разглядывать Риту с тем самым пристрастием, которого от него требовал брат. Он взялся за ручку двери, чтобы уйти, но Рита вдруг остановила его.
        - Погодите, Леша,- сказала она.
        Он обернулся. С Ритиных рук на пол стекала мыльная вода, но она не замечала этого. Теребя краешек цветастого передника, она посмотрела на него так пристально, что Алексею стало неловко. Ей тоже было не по себе, но она с видимым усилием проглотила что-то, мешавшее говорить, и произнесла:
        - Мне Саша сказал… что у вас неприятности… что вам нужна помощь…
        Алексей хотел остановить ее, но она не дала:
        - Пожалуйста, не говорите ничего! Сначала уж я… а вы… потом… В общем, вы мне… очень нравитесь, Леша… давно… Да вы знаете это… И если бы вы… то я…
        - Нет, Рита, простите меня, бога ради… Только ничего такого не нужно…- засуетился Алексей.- Саша поторопился. У меня все нормально… Я тронут вашим признанием, но…
        Рита, закусив губу, отвернулась, взяла с полки чистую чашку и принялась с ожесточением натирать ей бока. Алексей тяжело вздохнул, в огорчении нелепо махнул рукой и вышел в коридор.
        - Ну как?- перед ним мгновенно материализовался брат.
        - Дурак ты, Сашка!- возмутился Алексей.- Зачем женщину растревожил, когда я… Словом, я люблю другую, и прекрати устраивать мою жизнь!
        - Да пожалуйста!- рассердился Сашка.- Только тогда смени вывеску, чтобы меня не раздражать и мать не травить!
        Алексей с Наташенькой уже подходили к дому Оксаны, когда возле ее подъезда остановилась темно-лиловая «Ауди». Из машины вышли Оксана и крупный мужчина в строгом черном костюме. Алексей замер на месте, потому что мужчина был не кем иным, как уже известным ему бизнесменом Иваном Корнеевым. И этот Иван Корнеев с высоты своего огромного роста наклонился к его любимой женщине и поцеловал ее в губы. А она не отстранилась, не влепила ему пощечину, а что-то тихо сказала. Корнеев снова наклонился, может быть, чтобы лучше слышать, и опять поцеловал в губы. Оксана снова что-то сказала. Корнеев явно нехотя сел в машину и уехал. Оксана с совершенно непонятным выражением лица посмотрела вслед отъехавшей «Ауди», а потом встретилась взглядом с Алексеем. Если бы ее лицо так не изменилось, возможно, все дальнейшие события развивались бы по-другому. Но она испугалась. Ох как она испугалась того, что он видел ее поцелуи с Корнеевым.
        Алексей с бешено колотящимся сердцем прошел мимо Оксаны к ее подъезду, так сжав при этом ручонку Наташеньки, что она тихонько пискнула, но разреветься в голос не отважилась, поскольку у отца было очень странное выражение лица.
        - Алеша…- не своим голосом проговорила Оксана и бросилась вслед за ним. В лифте она три раза подряд сказала: - Это было совсем не то, что ты подумал…
        Но он не хотел отвечать. К чему? Даже если эта встреча с Корнеевым случайна (а скорее всего, именно так и было), она может повториться еще… Оксане надо как-то спасаться от напряжения, в которое ее регулярно вгоняет Наташенька, и Иван для этого дела - самая подходящая компания. Поскольку от дочери Алексей никак не может отказаться, ему надо отказаться от Оксаны. Сейчас. Пока он окончательно не врос в нее. Если задержаться, то потом наилучшим выходом будет… Но он не сможет себе позволить никакого выхода, потому что у него ребенок.
        В квартире Оксаны Алексей быстро собирал вещи в спортивную сумку. Как хорошо, что стоит такая теплая осень, что у них с Наташенькой этих вещей очень немного. Дочка следила за его действиями расширившимися глазенками и от испуга ничего не спрашивала. Оксана тоже ничего не спрашивала. В ее глазах плескался настоящий ужас, но Алексей старался не смотреть на нее. Все кончено… Все кончено! Ему не нужен никто: ни Неля, ни Рита, ни… Оксана… Оксану он не сможет делить ни с кем, поэтому пусть она лучше достанется другому. Иван Корнеев - очень хорошая партия, потому что любит ее. Бросив в сумку сверху вещей Наташенькиного любимого зайца, Алексей так резко дернул за язычок молнии, что она самым отвратительным образом взвизгнула. От этого дикого звука Оксана очнулась и крикнула:
        - Не надо! Я тебя люблю… не его… Ты ошибаешься, Алеша!
        Но он не ошибался. Он помнил, как у нее сегодня утром дрожали руки и кривилось лицо, когда Наташенька донимала ее этим дурацким печеньем. И она не остановится на печенье, его дочка. Он ее слишком хорошо знает. Оксана не должна страдать от того, что им довелось в жизни встретиться. А Наташенька, очевидно, единственная женщина, которая должна быть рядом с Алексеем. Все другие ему противопоказаны… И особенно Оксана, потому что он даже не знает, как будет без нее жить… Алексей схватил за руку Наташеньку и, аккуратно обойдя Оксану, покинул ее квартиру.
        Глава 12
        Оксана
        После ухода Алексея Оксана не могла даже плакать. Она силилась понять, что произошло, и никак не могла. Дело не может быть в том, что Корнеев ее поцеловал. Не может. Этот поцелуй ровным счетом ничего для нее не значил. Она даже не отстранилась от Ивана, потому что ничего не почувствовала при его поцелуе. Она так и сказала ему:
        - Ваня, не надо. Я ничего не чувствую.
        Он поцеловал еще, будто стараясь расшевелить, но и второй поцелуй был напрасным, совершенно ненужным ей. Оксана сказала ему:
        - Уезжай.
        И он уехал. А потом она наткнулась на взгляд Алексея, и это было ужасно. Она ни от кого не скрывалась, потому что была чиста и полна любовью к одному лишь Пылаеву, но он смотрел на нее так, что ей сделалось невыносимо стыдно и больно. Она будто предала его, и он это видел и никогда не сможет простить. Сначала, правда, она не верила в это. Он ведь знает, как она любит его, и то, что ей не нужен никто, кроме него. Она была уверена, что скажет ему это еще раз, и он рассмеется, и все будет, как прежде. Но Алексей почему-то собирал вещи. Она все-таки крикнула ему то, что хотела, но он не поверил. Он никогда не поверит. Он ушел. Навсегда.
        Какие мерзкие у нее в прихожей обои… Желтые и вытершиеся. Давно пора переклеить. У нее все никак не доходили руки… из-за магазина. Она думала, что они сделают ремонт вместе с Алексеем, но теперь уж не сделают. С ума сойти! О чем она думает?! Какие-то обои… Ей нет никакого дела до обоев… Ей ни до чего нет дела… Конечно, она знает, где он живет. Она может пойти к нему и умолять, но… наверно, не надо. Раз он смог заподозрить ее в измене, значит, ничего не нужно…
        Хорошо бы заплакать. Со слезами уходит боль, если и не вся, то хоть какая-то ее часть. Но почему-то слез нет. Это странно. Она осталась в этом мире совершенно одна, а слез нет. Она даже не в состоянии оплакать собственную потерю. Внутри все закаменело и даже не болит. Внутри ее вакуум, пустота, жуткий ледяной космос…
        А начиналось все хорошо… Наташенька так обрадовалась неожиданно найденной маме, что никуда не отпускала Оксану от себя. Она пела ей песни, выученные в садике, рассказывала стихи, знакомила со своими любимыми игрушками, главной из которых был плешивый и потершийся на швах заяц с поникшими от старости ушами. Первое время они с Алексеем не могли даже обняться, потому что девочка тут же встревала между ними, а спать желала только в одной постели с Оксаной.
        Оксана и сама была счастлива нежданно-негаданно обретенной дочкой. Ей уже давно пора было иметь своих детей, и дочь Алексея подоспела как нельзя кстати. Оксане нравилось в обнимку с ней смотреть мультфильмы; лежа под одним одеялом, читать сказки и так любимые Наташенькой книги про животных. Она с удовольствием купала и собирала свою девочку в садик и воспринимала ее только так - дочка Наташенька. Оксана была по-настоящему счастлива своей новой ролью. Она имела все, что только может пожелать женщина: любимого мужчину, любимого ребенка и любимую работу - обожаемый комиссионный магазин. Казалось, что от жизни ей больше нечего и желать.
        А потом вдруг все испортилось, и именно из-за того самого мороженого, которое Наташенька с тех пор вспоминала раза по три за день. В один из выходных они с ней вдвоем, без Алексея, возвращались домой из торгового центра, где покупали девочке к осени туфельки и куртку. Возле яркого стеклянного «стакана», в котором продавалось мороженое, Наташенька остановилась и попросила купить ей вафельную трубочку с розовым, как она выразилась, носиком. Оксана мягко отказала, сказав, что не стоит есть сладкое перед обедом. Наташенька попросила снова. Оксана опять отказала. Девочка притопнула ножкой и заявила, что вообще не пойдет ни на какой обед, если ей сейчас же не купят «розовый носик». Оксана погладила ее по пушистым золотым волосам и согласилась купить мороженое с тем условием, что они возьмут его домой и Наташенька съест его после обеда. Девочка, набычившись, не произнесла ни да, ни нет. Оксана купила две трубочки: одну с «розовым носиком», а другую - с
«полосатым» и даже позволила Наташеньке нести нарядный пакетик домой.
        Обед девочка съела без всяких капризов и, как говорится, до последней крошки и капли: и борщ, и курицу с картошкой. Когда довольная собой и дочкой Оксана торжественно выдала Наташеньке вожделенную трубочку с «розовым носиком», девочка вдруг, сильно размахнувшись, запустила ею прямо в холодильник. Мягкое мороженое тут же потекло по его белой створке, а вафельная трубочка так и осталась торчать нелепым буратиньим носом.
        Разгневанный Алексей выгнал дочь из-за стола и громовым голосом велел дочери отмывать холодильник. Наташенька взревела благим матом. Расстроенная Оксана принялась собственноручно вытирать холодильник, но выходной был уже испорчен. Наташенька дулась весь оставшийся день и периодически плакала в живот своего грязного зайца, которого никак не давала привести в порядок, и уснула раньше обыкновенного, часов в восемь вечера.
        Утром она встала как ни в чем не бывало и даже обнималась с «мамочкой», как до случая с мороженым. Обрадованная Оксана решила, что инцидент исчерпан, но оказалось, что радость ее была преждевременной. Наташенька начала ежедневно проверять ее, что называется, на вшивость. Она нарочно ходила по лужам так, чтобы промочить ноги, крошила и мочила на столе хлеб, рисовала на обоях и вылила на пол лучшие Оксанины духи. Она изо всех своих силенок нарывалась на скандал. Оксана тоже из последних сил держалась спокойно, чтобы не дать девочке возможность скандалить. Наташеньке не понравилось, что все ее усилия пропадают даром, и она порезала ножницам свою новенькую, только что купленную осеннюю куртку. Алексей не выдержал и довольно сильно ее отшлепал. Это было как раз то, чего так ждала Наташенька. Она устроила дикую истерику, и в этот день Оксана впервые услышала, что она - ненастоящая мама.
        На следующий день выяснилось, почему девочка усомнилась в Оксане. Когда она привела Наташеньку в садик, из группы выскочила тетя Злюся в несвежем халате практически на голое тело и самым отвратительным голосом завопила:
        - Воспитывать надо девочку, а не в новые кофточки наряжать! Никакого сладу с ней нету! Замучила весь детский сад! Я, конечно, понимаю, что она не ваша, а потому можно сквозь пальцы смотреть на ее паршивый характер, но…
        - Что вы несете!- возмутилась Оксана и прижала Наташу к себе.- Она моя дочка…
        - Да ладно,- махнула костлявой и сморщенной рукой тетя Злюся.- Знаем мы, кто кому дочка,- и юркнула в дверь какой-то каморки при раздевалке.
        Наташенька с силой вырвалась из рук Оксаны и побежала в группу. Тетя Злюся победила. Оксана это понимала. Но что она могла сделать? Разбираться с неумной нянькой глупо, да и поздно. Она уже сделала свое черное дело. Наташенька, наверно, не раз слышала из ее змеиных уст, что Оксана ей не мать.
        А дальше события, одно отвратительнее другого, посыпались, будто из прорвавшегося мешка.
        Следующим вечером они втроем вернулись из «Нового взгляда» и не успели даже поужинать, как в дверь позвонили. Не дожидаясь приглашения, в квартиру влетела молодящаяся бабушка с третьего этажа, Галина Степанова Кузьмина, размахивая детской розовой курткой.
        - Вот! Полюбуйтесь, Оксана!- выкрикнула Галина Степановна и сунула ей под нос грязную куртку.- С тех пор, как в нашем доме живет дочь вашего…- Она явно хотела сказать - сожителя, но спохватилась и ввернула нежное: - Возлюбленного… нормальным детям совершенно невозможно гулять во дворе! Эта девочка…- Галина Степановна ткнула желтым пальцем в сторону сжавшейся в углу Наташеньки,- толкнула нашу Яночку прямо в грязь!
        - Но… позвольте! Вашей Яночке уже лет десять, а Наташе и шести еще нет!- возмутилась Оксана.- Каким образом она могла обидеть вашу внучку?
        На крик в коридор вышел Алексей и спросил:
        - Что-то случилось?
        - Конечно, случилось!- подскочила к нему Галина Степановна, воинственно размахивая курткой.- Ваша дочь распускает не только руки, но и язык! Она обзывает нашу Яночку… вы не представляете… розовой цыпкой! Где это видано?!
        - Розовой цыпкой?- не удержавшись, фыркнул Алексей.
        - То есть… вам, как я гляжу, это нравится!- завизжала оскорбленная за внучку бабушка и повернулась к Оксане: - А вам, милочка, не к лицу сожительствовать (Галина Степановна все же не утерпела, чтобы не ввернуть это слово) черт знает с кем!
        - А ваша Янка сама обзывает меня образиной и ублю… ублюдом! Вот!- крикнула из своего угла Наташенька.
        - А вот это уже куда серьезней розовой цыпки,- сразу перестал улыбаться Алексей. - И если ваша внучка еще раз позволит себе подобный выпад против моей дочери, то дело не окончится всего лишь грязной курткой! Я вас уверяю!!
        - То есть вы мне угрожаете?- еще пронзительней взвизгнула Галина Степановна.- Да я в милицию! Да я…
        - Я вас только предупреждаю,- спокойно ответил Алексей и открыл дверь, недвусмысленно призывая ее покинуть помещение.- А в детскую комнату милиции я могу и сам сходить. Пожалуй, есть смысл поставить вашу Яночку на учет!
        Яночкина бабушка поперхнулась тем, что собиралась выкрикнуть, и выбежала на лестницу.
        - Да когда же вы успели поругаться с этой Яночкой?- обратился Алексей к Наташеньке.- Ты ведь одна никогда и не гуляешь!
        - Утром. Я ждала вас в парадном, она ко мне привязалась. И на лестнице всегда привязывается.
        - А тебе обязательно обзываться?
        - А пусть она не лезет! Папа! А кто такие ублюды?
        Алексей сморщился и сказал:
        - Это нехорошее слово, Наташа, и к тебе не имеет никакого отношения.
        - А зачем Янка его говорит?
        - Люди говорят слишком много плохих слов.
        - Зачем?
        - Чтобы обидеть.
        - Зачем?
        - Не знаю, доченька… Я сам всю жизнь силюсь это понять… и никак не пойму…
        Алексей взял девочку на руки, и они с ней уединились в комнате. Наташенька после этого, что называется, и к ужину не вышла, заснув прямо в кресле, где обнималась с отцом.
        - Этим всем она уже настроена против меня,- грустно сказала Оксана, когда Алексей вернулся в кухню.
        - Не понял…- помотал он головой.
        - Наташа видит, что я не могу заткнуть рот ни тете Злюсе, ни Яночкиной бабушке, и ей это очень не нравится. Она не ожидала, что ее «мамочка» окажется столь малопригодной для жизни…
        - Ну хоть ты-то не говори глупостей, Оксана.
        - Это не глупости, а суровая правда жизни. Зачем девочке такая мать, которую никто не воспринимает всерьез? Наташеньке это понять трудно, почти невозможно… И она делает свои собственные выводы.
        - И какие же?- наконец встревожился Алексей.
        - Что я вовсе и не мать ей - вот какие!
        - Ты лучше, чем мать,- нежно сказал Алексей и обнял Оксану.- И она еще это поймет, вот увидишь.
        Но на следующее утро, когда Оксана собралась надеть Наташеньке теплый свитер, так как неожиданно сильно похолодало, та вдруг раскричалась, что только злые ведьмы и мачехи заставляют девочек надевать кусачие свитера. Когда Алексей волевым усилием все-таки надел дочери теплую кофту вместо кусачего свитера, Наташенька показала Оксане язык и назвала клоном.
        - Это в каком же смысле?- спросил удивленный Алексей.
        - Это когда вместо настоящей мамочки делают другую… страшную…
        - Что за ерунда, Наташа?!- Алексей чувствительно тряхнул дочь за плечи. Ее головка мотнулась из стороны в сторону, и девочка так горько заплакала, что воспитательный процесс пришлось срочно свернуть.
        Вечером того же дня так же горько, как утром Наташенька, опять плакала Оксана.
        - Я же понимаю, что ты ни в чем не виновата,- утешал ее Алексей.- В людях столько злости! Не пойму откуда! Это ведь не детские слова: ублюдки, клоны… Это же взрослые зачем-то говорят детям или при детях, не стесняясь…
        - Но Наташенька все это переносит на меня! Она считает, что я всему виной!
        - Может быть, нам переехать в нашу квартиру, а?
        - Какая разница, где жить?! Везде найдутся Яночкины бабушки… И потом, в твоей квартире всего одна комната…
        - Точно…- грустно улыбнулся Алексей.- И пока у нас есть две…- Он не договорил, взял Оксану на руки, как маленькую Наташеньку, и понес в ту комнату, где никто не мог их побеспокоить.
        После этого Оксана плакала еще не раз. С Наташенькой разладились всякие отношения. По сравнению с тем, что она вытворяла, обвинение в специально съеденном печенье было пустячным, но Оксана расстроилась до головной боли. Она чувствовала, что ее счастливо налаженная жизнь рушится и никто не в силах это предотвратить. Она понимала, что Алексей не может полностью встать на ее сторону, потому что тогда его дочери хоть вообще помирай. Может быть, предчувствуя надвигающуюся катастрофу, Оксана любила Алексея, как ей казалось, еще сильнее и трепетнее, чем прежде. Она постоянно носила его ожерелье и без конца касалась его рукой. Пока оно с ней, ничего ужасного не должно случиться.
        Когда Алексей с Наташенькой уехали к бабушке, Оксана собралась посетить все тот же торговый центр, где была куплена разрезанная куртка, и купить вместо нее другую. Кроме того, она видела, что в прошлый раз девочке очень понравился выставленный в витрине игрушечного отдела велюровый оранжевый тигр с зелеными пуговичными глазами. Она вовсе не собиралась задабривать строптивую капризницу, она хотела ее порадовать. Оксана даже намеревалась попросить Алексея, чтобы он собственноручно вручил дочери тигра, а она пока смогла бы выстирать в стиральной машине ее любимого многострадального зайца.
        Оксана не успела купить ни куртки, ни тигра. Из бистро, которое находилось в цокольном этаже торгового центра, навстречу ей вдруг вышел Корнеев. Она вздрогнула, но всего лишь от неожиданности. Ее смятение не укрылось от глаз Ивана, но он, скорее всего, истолковал его по-другому.
        - Как жизнь?- спросил Корнеев, пристально вглядываясь в ее лицо.
        Она не смогла сказать, что жизнь прекрасна. Она лишь жалко улыбнулась.
        - Ну-ка пошли,- буркнул он, взял ее за руку и повел к машине.
        Грубовато затолкав Оксану на переднее сиденье, Иван сел за руль, тронул машину, а ей приказал рассказывать. И она начала рассказывать про Наташеньку. Она не жаловалась. Ей просто надо было выговориться. Невысказанные слова боли и страха за свою любовь разбухли внутри ее страшным нарывом, который кто-нибудь должен был вскрыть. На ее пути попался Корнеев, стало быть, ему - и скальпель в руки.
        Но Иван не стал делать Оксане больно. Он не говорил банальностей, типа того, что надо было раньше думать и что всего этого стоило ожидать. Он молча, но очень заинтересованно слушал, и его и без того черные глаза темнели еще больше, как-то густели и наливались болью за нее.
        - Я, конечно, не знаю, как приручать чужих детей,- задумчиво начал Корнеев, когда Оксана закончила свое печальное повествование,- тем более что и свою-то дочь, как ни стыдно в этом признаться, практически забросил… Я только очень хорошо помню, как в детстве ненавидел своего отчима Виктора Тимофеевича Топлякова. Он был очень неплохим мужиком, но это я понял далеко не сразу. В двенадцать лет я страшно ревновал к нему мать, называл Сопляковым и устраивал ему всякие пакости и подлости. И ты даже не поверишь, что меня с ним примирило!
        - Что?!- с большой надеждой спросила Ивана Оксана.
        - Однажды мы с ребятами выкрали из школьного кабинета военной подготовки пару автоматов Калашникова. Надо тебе сказать, что это дело было очень непростым и потребовало необыкновенной изобретательности и изворотливости. Мы несколько дней подряд играли с ними в «войнушку» на пустыре за домами, пока военрук нас не вычислил и не взял в кольцо превосходящими силами противника в лице практически всех учителей нашей школы. Так вот за эту кражу мой отчим выдрал меня ремнем с такой силой, что я пару дней не мог сидеть. В ответ я грозился убить его из того же самого автомата, который специально для этого дела украду еще раз. За эту угрозу, как ты догадываешься, я получил еще дополнительную порцию ремня, а отчим - поток самой нецензурной брани, которую я к тому времени успел выучить. А потом оказалось, что абсолютно все родные отцы отодрали своих отпрысков примерно с теми же самыми ругательными словами, с той же силой и тем же орудием, что и Виктор Тимофеевич. Это стало самым весомым доказательством того, что мой отчим был настоящим если не отцом (я слишком хорошо помнил своего родного отца), то очень
неравнодушным к моей судьбе человеком. После этой показательной порки я еще долго и с большой гордостью рассказывал пацанам о том, что дядя Витя лупцевал меня с такой силой, какая их родным отцам и не снилась. Вот такая история, Оксана…
        - Но Наташеньку не за что драть ремнем,- покачала она головой,- да я и не смогу причинить ей боль… Она такая худенькая, прозрачная…
        - Я и не призываю тебя лупить девчушку, как двенадцатилетнего хулигана. Это я так рассказал… к слову… Понимаешь, ты мучаешься, ломаешь голову, а решение, возможно, лежит на самой поверхности. Вот завтра на свежую голову ты вспомнишь моего дядю Витю, и тебе, может быть, придет в голову что-нибудь совершенно неординарное!
        Иван улыбнулся Оксане такой знакомой улыбкой, что она не выдержала и расплакалась.
        - Ну вот что! Все неординарные решения ты будешь принимать сегодня вечером или завтра!- решительно заявил Иван.- А сейчас мы с тобой пообедаем в одном очень неплохом ресторанчике, потому что в этом паршивом бистро меня накормили такой дрянью, которую срочно надо чем-нибудь заесть.
        Не слушая слабых возражений Оксаны, Корнеев резко стартовал с места, и очень скоро они уже ели раковый суп в горшочках в дорогом заведении, с большой претензией названном «Нирваной». В настоящую нирвану Оксана не впадала, но постепенно успокаивалась и светлела лицом. Иван болтал о каких-то пустяках, убаюкивая и отвлекая ее от неотвязных мыслей необязательными словами, забавными историями, о которых можно забыть, выйдя из ресторана. В какой-то момент Оксана даже поймала себя на мысли о том, что, может быть, она зря отказала Корнееву. С ним у нее не было бы таких проблем. Да и вообще никаких не было бы… Она теперь отчетливо видит, что он любит ее и не хочет выпускать не только из-за столика этого ресторана, но и вообще из своей жизни.
        Оксана откинулась в мягком кресле и долгим взглядом смерила Ивана. Он замолчал и напрягся, будто догадался, какая в ней шла душевная борьба. В этот момент по законам жанра должна была бы лопнуть на Оксаниной шее нитка пылаевского ожерелья, и разлетевшиеся в стороны розоватые жемчужины с нежным хрустом должны были погибнуть под ногами танцующих пар, но ничего такого не произошло. Обычно прохладный жемчуг будто слегка ожег Оксане кожу. Она закусила губу и отвела глаза от Ивана.
        - Любишь его?- с невеселой улыбкой спросил Корнеев, хотя и так все было ясно.
        - Люблю, Ваня,- ответила она.
        - Тогда придется терпеть.
        - Придется.
        - Но если вдруг станет совсем… невмоготу, ты знай, что…
        - Я знаю,- прервала его она.- Ты прости меня, Иван. Мне не следовало идти с тобой в ресторан… и вообще… Это я от отчаяния, понимаешь?!
        Он обреченно кивнул.
        А возле дома он вдруг поцеловал ее в губы. Оксана понимала, что именно для этого он и наклоняется, но не отстранилась, желая еще раз удостовериться, что его поцелуи теперь ничего для нее не значат. Она удостоверилась, а после этого встретилась взглядом с Алексеем…
        С помощью SMS, посланного на мобильный телефон Оксаны Юрьевны Деминой, товаровед Алексей Дмитриевич Пылаев просил уволить его из комиссионного магазина «Новый взгляд». Магазин много потерял с уходом Пылаева, но по сравнению с потерей личного свойства отсутствие Алексея на рабочем месте Оксана уже не восприняла как трагедию. «Новый взгляд» был уже довольно известной в городе фирмой, и другого товароведа оказалось не так уж трудно найти. Ею стала маленькая хрупкая женщина лет пятидесяти, которая разбиралась в деле не хуже Пылаева. Конечно, она не задерживалась на работе, как Алексей, допоздна, но, как и он, освободила Оксану от многих дел.
        Домой хозяйка комиссионки опять перестала спешить, что пошло только на пользу магазину. Оксана выкупила у муниципалитета соседнее помещение грязной кафешки, где ошивались сомнительного вида личности, отремонтировала его и собиралась использовать для торговли светильниками, гобеленами, циновками и паласами, от которых тоже довольно часто избавлялись состоятельные люди. Она уже кое-что выкупила у той же госпожи Раковой и собиралась поехать еще по одному адресу, который дала ей Анна Николаевна, когда вдруг случайно столкнулась на улице с подругой по медучилищу Людой Водовозовой. С тех пор как они виделись последний раз, Люда очень похорошела. Совершенно непривлекательная в юности, сейчас она выглядела очень приятной дамой, в общем-то, по-прежнему некрасивой, но какой-то лучистой и обаятельной. Она была счастлива своей семьей, детьми, и это личное счастье облагородило ее облик.
        Поскольку личной жизнью Оксана похвалиться не могла, она принялась хвастаться магазином. Они встретились с подругой недалеко от него, и Оксана не могла не затащить в него Люду.
        - Ну, ты, Оксанка, даешь! Класс!- восхитилась Люда.- Я даже не представляла себе, что бывают такие комиссионки! Если бы я ненароком завернула в твой магазин, ни за что не догадалась бы, что на его прилавках не новые вещи! И такие цены! А ты случаем не в убыток себе торгуешь?!
        - Нет, конечно! Всякая торговля закончилась бы, если бы в убыток.
        - И что? У тебя свой дом? Машина?
        - Ничего у меня такого нет, Люда… Живу все там же. Езжу на метро. Все свои прибыли я вкладываю в магазин.
        - Но так же нельзя! Много работать надо, чтобы хорошо жить, а жить ради работы - это, мне кажется, противоестественно для женской натуры.
        - Если бы у меня была семья, Люда, то… А так… мне просто не для кого стараться…
        - Глупости какие! Если не вылезать из магазина, то никогда ничего и не будет!
        Оксана тяжело вздохнула и тихо ответила:
        - Мне и не надо ничего… Хватит уже…
        - Все ясно. Несчастная любовь,- констатировала Люда.
        Оксана уже давно держала себя в таких ежовых рукавицах, что почти и не вспоминала Алексея, но при этих словах светящейся благополучием Водовозовой ее вдруг пронзила такая боль, будто она рассталась с Пылаевым не три месяца назад, а только вчера. Она уронила голову на собственный стол, за которым они с подругой пили кофе, и горько разрыдалась.
        - В общем, так,- сказала Люда, ласково поглаживая Оксану по волосам,- надо, милая моя, выходить в люди! У тебя, конечно, отличный магазин, но хоронить себя в нем заживо не стоит. В следующую субботу мы с Григорием… это мой муж, если ты забыла… Так вот, мы приглашены в гости за город, на одну дачу. Хозяин ее… художник и коллекционер.
        - Что он коллекционирует?- спросила Оксана.
        Люда рассмеялась:
        - Ну вот! Так-то гораздо лучше! Ты правильно навострилась. Этот человек, Николай… он все коллекционирует. У него на даче куча всяких разностей: самовары, старые утюги, какие-то прялки-моталки… Но смотреть приглашает он платки.
        - Какие еще платки?
        - Вроде бы обычные, головные. Он их лет десять собирал. Кстати, и по комиссионкам скупал, на блошиных рынках - тоже. У меня даже купил один, с головой лошади. Помнишь, я его в училище носила?
        Оксана кивнула.
        - Может и у тебя что-нибудь купить,- продолжила Люда.- Ты ведь всю жизнь на шею платки повязывала. Наверняка дома скопилась куча ненужных…
        - Ну… вообще-то есть…
        - Можешь прихватить.
        - Нет, я уж лучше посмотрю сначала…
        - Тоже правильно,- согласилась Люда.- В общем, мы с Гришей заедем за тобой в эту субботу часов в одиннадцать утра! Надеюсь, ты уже проснешься! Говори адрес! Я уж забыла… Столько лет не виделись…
        - Ой, нет!- отмахнулась Оксана.- Я не могу в субботу. В субботу магазин работает, как в обычные дни.
        - Ерунда! Найдешь, кого оставить за себя. И вообще я тебе скажу, что фирма - не фирма, если без хозяина не может функционировать ни дня! Быстро пиши адрес!- и Люда подсунула Оксане под руку собственную записную книжку.
        Оксана, оттягивая время, капитально высморкалась, пару раз вздохнула и нетвердой рукой все же нацарапала адрес.
        Оксана давно не была за городом и, в общем-то, совершенно не хотела туда ехать. Она заставила себя. Во-первых, для того, чтобы сделать приятное Люде. Подруге так хотелось ей помочь. Почему бы не сделать вид, что она действительно помогла ей хотя бы на время забыть о бедах. Но, уже выйдя из подъезда, Оксана поняла, что ей не придется особенно насиловать себя. Декабрьское утро было морозным, но очень нарядным. Красноватое низкое солнце залило всю округу золотисто-розовым светом. Снежные шапочки на столбиках ограды румянились и сливочно желтели, будто только что вынутые из печи куличи с застывшей сверху помадкой. Оксана с удовольствием вдохнула свежий воздух и с улыбкой забралась в бежевую «девятку» Людиного мужа.
        В Репино было еще красивее и сказочнее. Дитя асфальта, Оксана совсем забыла, что за городом всегда больше снега. Когда они по довольно узкой тропинке пробирались к домику художника Николая, она на пробу тронула ногой близлежащий сугроб и, не удержав равновесия, провалилась почти по пояс. Захлебнувшись снежной пылью, Оксана рассмеялась безудержно и по-детски. Именно так хохотали они, валяясь в снегу, когда в суровые морозы отменяли занятия в школе и дети с радостью бежали на горку, ледяным языком спускающуюся с берега к узенькой местной речушке.
        Уже рядом с небольшим бревенчатым домиком началась та самая выставка платков, на которую, собственно, и собирались гости. Оксана думала, что платки им покажут дома, может быть, натянутыми на рамы, или они будут расстелены на столах и диванах. Платки парили в воздухе. Разноцветными штандартами они были развешаны на голых сучьях деревьев и еловых лапах. Оксана сразу обратила внимание на один, тонкий, полупрозрачный с легким рисунком в виде переплетающихся трав. Он реял над сугробом, и сквозь него бил луч все еще розовато-золотого солнца. Платок будто светился и казался волшебным экраном, у которого если постоять немного, то можно, пожалуй, увидеть и собственное будущее. И завороженная Оксана стояла.
        - Нравится?- раздался у нее за спиной чуть хрипловатый мужской голос.
        Она обернулась. Перед ней высился незнакомый мужчина с длинными соломенными волосами, распавшимися на прямой пробор по обе стороны лица. Конечно же, это хозяин дачи и коллекционер платков - художник Николай. Оксана такими и представляла себе художников: длинноволосыми, без шарфов и шапок в самые лютые морозы, в партизанском полушубке, небрежно наброшенном на плечи, обтянутые свитером грубой вязки. Она не любила штампов, а потому мужчина ей сразу не понравился, хотя лицо у него было неплохое: с довольно правильными чертами и по-доброму улыбающееся.
        - Нравится,- ответила она.
        - Николай,- представился он.- Я тут живу…
        - Оксана,- отозвалась Оксана.- А меня привезли к вам…- Она хотела сказать - Водовозовы, потом спохватилась, что у Люды сейчас должна быть другая фамилия, мужнина, и сказала: - Людмила с мужем…
        Николай кивнул, и Оксана поняла, что ему все равно, кто ее привез. Возможно, что он и не помнил, кто такие - Людмила с мужем.
        - Тут много народу,- будто согласился с ее мыслями Николай.- Я не всех знаю.
        Народу по участку бродило действительно немало. Платков на ветвях тоже качалось много, поэтому Оксана сделала решительный шаг к следующему, ярко-красному, ярмарочно веселому, с яблоками и колосьями по кайме. Николай двинулся за ней. Оксана подумала, что он ждет от нее каких-то изъявлений восторга, но ей почему-то захотелось чем-нибудь уязвить его. Она с минуту подождала, не спросит ли он сам что-нибудь, но Николай за ее спиной молчал.
        - А вот этот платок,- сказала она,- я повесила бы не на ветки тополя, а на ель.
        - Почему?- очень заинтересованно спросил Николай и встал рядом с ней напротив платка.
        - Потому что он плотный и его не стоит смотреть на просвет. На фоне еловой зелени он казался бы еще наряднее. Красное на зеленом - это всегда вызывающе, а потому впечатляет.
        - Пожалуй… в том, что вы говорите, есть нечто… А вы художница?
        - Нет-нет, что вы! Я просто всю сознательную жизнь ношу платки… на шее да иногда и на голове… Мне шапки как-то не идут… Да и вообще… Я люблю вещи… Не знаю, как объяснить… Понимаете, я занимаюсь комиссионной торговлей…
        Оксана и сама не знала, зачем ему это сказала. Какое дело художнику Николаю, чем она занимается. К тому же при слове «комиссионка» очень многие сразу морщат носы. Николай не сморщил. Он улыбнулся и сказал:
        - Тогда пойдемте к дому.
        Оксана собиралась сказать, что ей хочется еще посмотреть на платки, которыми был завешан чуть ли не весь участок за домом, но Николай, будто опять услышав ее внутренний голос, прямо ему и ответил:
        - Я вам по пути покажу самые редкие экземпляры и те, которые мне нравятся больше других.
        И они пошли по узким тропинкам, петляющим между сугробами. Николай не только показывал Оксане платки, но без конца то здоровался со своими гостями, то шумно обнимался с кем-то. На сероватых бревнах его домика висели четыре платка с конскими головами и упряжью по кайме: серый, красный, синий и зеленый. Оксана сразу узнала серый, Людин, с вороным конем.
        - Хозяйка этого платка меня и привезла,- сказала Оксана.
        - Ах, это Людочка! Я с ее мужем, представляете, в одном классе учился!- опять очень шумно обрадовался Николай, когда Оксана сказала ему, что знакома с бывшей хозяйкой платка.- Пойдемте! Они с мужем как раз должны быть в доме. Смотрят мои работы, потому что платки уже видели. Я их летом тоже вывешивал. Поверьте, на фоне зелени - совсем другое впечатление!
        - Зимой, наверно, лучше?
        - Да, вы правы! Зимой лучше!- он внимательно оглядел ее.- Что-то вы слишком часто оказываетесь правы, уважаемая Оксана! Это настораживает!
        - Вы считаете это пороком?
        - Мне кажется, такой дар может стать для человека несчастьем,- очень серьезно сказал он.
        - Бросьте,- усмехнулась Оксана.- Если бы у меня был такой дар, в котором вы меня подозреваете, сейчас я была бы совсем в другом месте.
        - Тогда хорошо, что я ошибся. Я, знаете ли, часто ошибаюсь.
        - Это тоже может стать несчастьем…
        - Уже стало…
        Оксана не знала, какую реплику подать следующей. Разговор показался ей двусмысленным, а потому неприязнь к художнику возросла. И чего он от нее хочет? Но никакого ее ответа ему не понадобилось. Николай открыл дверь, пропуская Оксану в дом. Сразу после крошечных сеней она попала в комнату, всю увешанную картинами. Над картинами по всему периметру стен были устроены длинные полки, на которых, как и говорила Люда, сверкали начищенными боками самые разнообразные самовары, старинные чайники, непонятного назначения стеклянные и глиняные сосуды. Оксану больше всего заинтересовали картины. Ее новый знакомый писал портреты. Судя по внешности Николая, он должен бы быть крутым авангардистом, но портреты, развешанные по стенам, были реалистичны. Более того, они напоминали большие цветные фотографии. Оксана не любила такую манеру письма. Ей казалось, что в любой картине, будь то портрет или пейзаж, художник должен самовыразиться, пойти по какой-то новой тропе, чтобы поклонники живописи ахали: «Надо же! Такого еще никогда не было!» Николай как художник, видимо, сознательно уходил на второй план. На его
портретах жили только модели.
        Когда Оксана узнала нескольких известных в городе лиц, ее отношение к живописи Николая тут же изменилось. Популярная улыбчивая телеведущая, казавшаяся с экрана удачливой и надменной, смотрела с портрета глазами, полными такой боли и скорби, что Оксане стало неловко. Она будто подглядела за ней в щелку и увидела то, чего видеть никак не должна была. Оксана повернула удивленное лицо к Николаю и, уже в который раз, не успела ничего спросить.
        - Танечка не взяла этот портрет,- опять ответил ее внутреннему голосу он.- Сказала, что люди не должны видеть ее в таком виде, потому что у нее другой имидж. Я возражал. Говорил, что имидж - всего лишь маска, но она ответила, что собирается носить эту маску до тех пор, пока она не превратится собственно в лицо. А вот это… - Николай подвел ее к еще одному портрету,- наш знаменитый футболист. Узнаете?
        Сергея Мастоцкого нельзя было не узнать, потому что сейчас он уже гораздо чаще мелькал на разных презентациях и телевизионных шоу, нежели на футбольном поле. На его лице была написана такая смертельная скука, что Оксану, как и от портрета телеведущей Танечки, пробрала дрожь.
        - Он тоже не взял свой портрет,- сказал Николай.- Догадываетесь, почему?
        - Догадываюсь…- пробормотала Оксана и с испугом посмотрела ему в глаза.- Вы… вы… страшный человек, Николай…
        - Я как художник обязан видеть глубже, только и всего. Это не всем нравится, потому что, к сожалению, многим хочется, как Татьяне с телевидения, соответствовать какому-то уже выбранному имиджу. Но есть, правда, люди, которые… Впрочем, пойдемте наверх. Сейчас сами увидите…
        По узкой и очень крутой лестнице Оксана с Николаем гуськом поднялись на второй этаж. В маленькой комнатушке, которая, очевидно, была жилой, около стоящего на мольберте портрета застыли Люда Водовозова и ее муж.
        - Ну что, Гриша? Как тебе портрет жены?- спросил Николай.
        Григорий с трудом оторвался от портрета и уставился на художника, потом как-то странно дернул шеей и задушенно сказал:
        - Я вообще-то, Коля, знал, что ты талантлив, но чтобы настолько…
        Оксана, обойдя Люду, у которой тоже было несколько странное выражение лица, пробралась к портрету и обмерла. Николай изобразил ее фотографически точно: и жидковатые волосы, и непропорционально длинное лицо с маленьким ртом и с крупным кляксообразным родимым пятном на виске, и все же - изображенная на портрете женщина казалась красавицей. Из ее обыкновенных светло-карих глаз шел свет такой доброты и душевной теплоты, что Оксана, обняв подругу, не сдержала восторга:
        - Людочка! Это же настоящая ты!!! Мы тебя все обожали в училище, помнишь?! Как хорошо, что нашелся человек, который смог запечатлеть это на портрете!
        Николай бросил на Оксану быстрый взгляд и, похоже, захотел сменить тему:
        - Ну… вы тут посидите, посмотрите… что хотите… А я обещал людям, которые на морозе… горячее питье… В общем, пойду… И вы спускайтесь… минут через двадцать…
        Николай быстро вышел из комнаты. Когда его шаги затихли на лестнице, Люда спросила Оксану:
        - Ну и как тебе Николай?
        - Он потрясающий художник!- совершенно искренне восхитилась она.- И платки на фоне неба, над снегом - это так здорово! Я прямо не ожидала!
        - Ну… в его художественных способностях никто и не сомневается,- улыбнулась Людмила,- а вот… в качестве мужчины… он тебе как?
        На лице Оксаны тут же погасла восторженная улыбка.
        - Он мне… никак!- сказала она.- Я же тебе говорила, что мне никто не нужен!
        - Не горячитесь, Оксана,- вступил в разговор Григорий.- Мне Люда говорила, что у вас на сердце какая-то драма, но и у Николая… В общем, ему очень не повезло… в плане личной жизни… И если вы понравитесь друг другу, то… Ну… в этом же ничего не будет плохого!
        - Плохого-то, конечно, ничего… Но я… Вы понимаете, что я не могу… сейчас, когда все еще так живо…
        - Никто и не говорит, что прямо сейчас надо что-то делать… В омут с головой… Нет! Но ведь подружиться-то вы можете?
        - Вы так говорите, будто он…
        - Вы ему понравились, Оксана!- убежденно прервал ее Григорий.- Я-то уж знаю. Мы дружим с ним чуть ли не с яслей! Если бы не понравились, он не привел бы вас в эту комнату. Она только для своих. Внизу… там… как выставочный зал, вечно кто-нибудь толчется. А сюда нельзя. Тут Коля живет. А вам разрешил в первый же день знакомства. Это многого стоит. Поверьте!- Григорий еще раз бросил взгляд на прекрасный портрет жены и добавил: - В общем, вы подумайте над моими словами, Оксана. А сейчас пойдемте-ка вниз. Николай варит такой потрясающий напиток, вроде старинного сбитня! Вам обязательно надо попробовать!
        На улице вокруг мангала собрались гости Николая, поедая жареные сосиски с хлебом и запивая горячим коричневым напитком, который Николай разливал из огромного медного чайника. Это был квас с медом, пряностями и даже, как показалось Оксане, с алкоголем. Она спросила о напитке у Люды.
        - На морозе он действительно добавляет немного водки, чтобы люди согрелись,- ответила она.- Но мы пробовали и без водки. Тоже вкусно.
        Когда гости разъехались, Николай пригласил Григория с женой и Оксаной на обед. За щами из кислой капусты и овощным рагу говорили о живописи и, в частности, о портретах, написанных Николаем. Он, видимо, уже не в первый раз отказывался от денег за Людин портрет.
        - Вы лучше… вместо денег… все втроем…- Николай обвел взглядом присутствующих,- разрешите мне написать портрет… словом, ваш портрет, Оксана…
        - Нет!- испуганно вскрикнула она и, тут же одернув себя, вымученно улыбнулась.- Я тоже… как некоторые… не хочу, чтобы все обо мне все знали…
        - Я… уже все равно многое понял,- сказал Николай, держа в руке вилку, как кисть.
        - Вы - это еще не все…
        - Мы можем никому и не показывать…
        На этом месте Григорий вставил:
        - Ну… нам, кажется, пора…
        - Да-да! Пора!- тут же вскочила со своего места Оксана.
        - Но… вы… Может быть, вы останетесь?- спросил Николай, заглядывая своими пронзительными глазами прямо в ее сердце.
        - Если уж вы такой проницательный… то должны знать, что я… не могу остаться…- ответила Оксана.
        - Вы не можете, потому что думаете, что я… а я всего лишь буду писать ваш портрет. А вечером или… утром… как захотите… я сам отвезу вас домой…
        - Нет!- выкрикнула Оксана, почувствовав, что непременно разрыдается, если он будет настаивать еще. Она хотела обратиться за помощью к Люде, но ни ее, ни Григория за столом уже не было.- Они… уехали?- с ужасом прошептала она.
        - Ну что вы! Разве можно так думать о Люде!- отрезвил ее Николай.- Я просто уверен, что они удалились из деликатности и сейчас ждут вашего решения в машине.
        Оксана, не сказав больше ни слова, схватила с вешалки свою дубленку, выбежала на улицу и забралась в машину Григория, как в бомбоубежище.
        - Зря ты испугалась,- сказала ей Люда, когда они уже ехали в Питер.- Коля - порядочный человек. И если он сказал, что будет писать портрет, то только это и делал бы.
        - Я никогда не смогу ему позировать,- проговорила Оксана.
        - Почему?
        - Боюсь…
        - Глупенькая… Он хороший человек.
        - Зато я… не очень…
        Люда рассмеялась, обняла подругу за плечи, и они так и ехали, обнявшись, до самого Оксаниного дома.
        Через несколько дней Николай приехал к Оксане прямо в комиссионку.
        - Да не пугайтесь вы так!- рассмеялся он, усаживаясь против нее на стул, все в том же распахнутом партизанском полушубке и в том же толстом сером свитере под ним.- Я не за тем, о чем вы подумали, хотя не против бы и за тем… В общем, я хотел посмотреть ваш магазин.
        - Зачем?- все так же испуганно спросила Оксана.
        - Может быть, у вас найдется место для меня?
        - В смысле?
        - В субботу вы так быстро исчезли, что я не успел показать вам всего, что хотел.
        - И что же вы хотели показать?- осторожно спросила Оксана.
        - Дело в том, что я не только коллекционирую платки. Я занимаюсь еще и их росписью, по шелку. Про технику батик слыхали?
        - Ну да…
        - Я хотел бы у вас арендовать стенд или прилавок… Для выставки и продажи.
        - Но почему в комиссионке? Не лучше ли отнести ваши платки в художественный салон?
        - Будет лучше, но только тогда, когда руку набью. Понимаете, я только начал этим заниматься и… словом, не совсем уверен… А платки я как бы специально старю… будто они не новые. Если бы это был металл, сказал бы - что мои изделия с налетом патины, а про текстиль даже не знаю как и сказать. Может, и есть какое название, только я не в курсе, потому что этому никогда не учился, своим умом дошел. Да что там…- Он порылся где-то внутри своего полушубка, вытащил приличных размеров платок и расстелил его на Оксанином столе.- Вот смотрите…
        Шелковый платок был темно-горохового цвета, будто с заломами от долгого лежания в сложенном состоянии. В его центре был изображен Медный всадник с гуляющими вокруг него барышнями в капорах и кавалерами в крылатках. Создавалась полная иллюзия того, что платок каким-то чудом сохранился с пушкинских времен.
        - Здорово!- опять восхитилась Оксана.- Я уже на даче поняла, что вы жутко талантливы!
        - А я там же понял, что вы… жутко несчастны…
        - А вот это вас не касается,- сухо бросила ему Оксана.- Пойдемте в отдел гобеленов и светильников. Мне кажется, что там можно выделить вам место.
        - Я обязательно заплачу за аренду, вы не сомневайтесь!
        Оксана бросила на него испепеляющий взгляд, и он прижал руку к груди:
        - Молчу! Не скажу больше ни слова! Клянусь! Пока… не скажу…
        В отделе Николай первым делом стал осматривать товары, выставленные на продажу, даже потрогал руками некоторые светильники.
        - У вас хороший вкус,- сказал он.- Я это тоже еще на даче понял. А сейчас… знаете, мне даже захотелось попробовать сделать один светильник… вот… что-нибудь в этом роде…- И он показал на настольную лампу, выполненную в стиле модерн.- Возьмете, если получится?
        - Я смотрю, вы на все руки мастер!- усмехнулась Оксана.
        - Вам это не нравится?- удивился Николай.
        Она молча пожала плечами.
        - Не нра-а-авится!- протянул он.- У меня такое впечатление, что вы заранее настроили себя против меня. Я вас раздражаю. Это большими буквами написано на вашем прекрасном лбу.
        - Не говорите ерунды!
        - Если это ерунда, тогда давайте сейчас возьмем и пообедаем вместе!- Он посмотрел на часы.- Глядите-ка, и время как раз подходящее! Тринадцать двадцать!
        - Похоже, от вас не отвяжешься,- слабо улыбнулась Оксана и пошла одеваться.
        А потом он писал ее портрет. Долго. Почти месяц. Несколько раз кромсал холст ножом и начинал все сначала. Посмотреть на то, что выходит из-под его кисти, Николай Оксане не давал. Она и не настаивала. Она загадала: если готовый портрет ей понравится, то все в ее жизни еще будет хорошо. А поскольку Оксане очень хотелось, чтобы все как-нибудь наладилось, она практически жила на даче Николая, забросив свой магазин. Теперь, правда, это уже можно было себе позволить, поскольку она наняла хорошего управляющего и в ее отсутствие «Новый взгляд» работал как часы.
        Ничего, кроме сеансов позирования, у Оксаны с Николаем не было. Сначала это устраивало ее, а потом вдруг у нее стал развиваться дикий комплекс неполноценности. Она решила, что уже абсолютно никому не интересна как женщина, поскольку ей - отвратительные тридцать шесть со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ей хотелось, чтобы художник наконец перестал пялиться на нее, как на неодушевленный предмет, и признался бы в любви. Она, конечно, не сразу на все согласится, но все-таки согласится, потому что уже совершенно невозможно и дальше жить бесполой моделью… Она хочет быть если уж не женой, то хотя бы матерью. А для осуществления этого желания Николаю даже не надо надрываться с признанием в любви. Можно все сделать и без лишних сантиментов. Она готова сразу покинуть его дачу, как только он выполнит определенные функции, результат которых зафиксирует женская консультация.
        Оксана уже решила сама предпринять некоторые меры по осуществлению навязчивого желания, когда портрет вдруг был закончен. Николай наконец отложил кисти и развернул к ней мольберт. Оксана застыла в полном изумлении. С холста смотрела женщина, безусловно, очень похожая на нее внешне, но одновременно совершенно незнакомая. Та, на портрете, была слишком чувственна, вызывающе сексуальна. Женское начало в ней било через край. Оксана себя такой не знала. Она даже не могла бы сказать, понравился ей портрет или нет. А раз все это было неясно, значит, совершенно неизвестно, что ждет ее впереди.
        Николай, глядя на ее смятение, ухмыльнулся и, впервые назвав ее на «ты», сказал:
        - А ты думала, я изображу тебя жалкой мокрой курицей, которой ты тут прикидываешься?
        - Я прикидываюсь?- удивилась Оксана.
        - Конечно, прикидываешься. Ты такая, как на портрете! Вернее, ты можешь быть такой, если захочешь!
        - Да? Н-не знаю…- покачала она головой.- Себя ведь не всегда можешь увидеть со стороны…
        - Но я тебя вижу как раз со стороны… и именно такой…- тихо сказал он и подошел к ней чересчур близко.
        Оксане очень хотелось отстраниться, но она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. В конце концов, у нее к нему важное дело…
        Николай взял ее за плечи и осторожно поцеловал в губы. Она не ответила.
        - Ну же!- он нетерпеливо тряхнул ее за плечи.- Ты же все можешь! Я чувствую это!
        Оксана с трудом поборола в себе желание оглянуться на портрет, чтобы скопировать манящий взгляд изображенной на нем особы, которую она все-таки никак не могла считать собой. Пришлось обнять Николая без всякого особенного взгляда. Уж как может, так и… Пусть дорисовывает ситуацию с помощью своего богатого воображения.
        У художника действительно оказалось очень богатое воображение. В постели он был хорош, но Оксана опять изо всех сил зажмуривала глаза и старалась не вдыхать запах чужой кожи. Она снова думала о том, что если не смотреть и не дышать, то вполне можно принять Николая за другого. Потом она спохватывалась, что такое с ней уже было и ничего хорошего из этого не вышло. Тогда она раскрывала глаза, вглядывалась в лицо нависшего над ней человека с длинными соломенными волосами и изо всех сил пыталась соответствовать портрету, который так и стоял на мольберте рядом. Видеть себя со стороны Оксана, естественно, не могла, но Николай, похоже, остался доволен. Поскольку ее усилия даром не пропали, оставалось только ждать результата.
        Иван Корнеев когда-то поставил Оксане жесткое условие: никаких детей, потому что заниматься ему с ними некогда. С него хватит того, что он испытывает постоянные угрызения совести из-за Лизиной дочки. Оксана слушалась, потому что не хотела его терять. Когда она была с Алексеем, то забеременеть боялась из-за Наташеньки. Трудно было даже спрогнозировать, как девочка отнеслась бы к появлению братика или сестрички. Когда Пылаев ушел, Оксана очень жалела, что так и не решилась на ребенка, а потом даже обрадовалась этому. Если бы у нее родился рыжий малыш, она ежедневно сходила бы с ума от рвущих душу воспоминаний. А так можно было запретить себе думать об Алексее. И она запретила и не думала о нем.
        Николай писал Оксану много раз. Это были и поясные портреты, и в полный рост, и одно только лицо. И каждый раз она себя не узнавала и думала о том, что если бы была обыкновенной заказчицей, то также отказывалась бы от них, как отказались от своих портретов популярная телеведущая и известный футболист. Оксанины изображения каждый раз получались куртуазными и эротичными, хотя ни на одном портрете она не была обнажена. Влюбленный художник вместо обыкновенной живой женщины писал аллегорию вечной женственности. Оксане очень хотелось бы увидеть, что выйдет из-под его кисти, когда он ее разлюбит. А разлюбит он непременно, поскольку должен понять в ближайшее же время, что вместо «вечной женственности» с ним в постели лежит холодая бесчувственная рыба. Только бы успеть до того, как он все поймет, получить желаемое.
        Однажды Николай спросил:
        - Я тебе не нравлюсь?
        Оксана удивленно вскинула брови. Почему-то вопроса именно в таком контексте она не ожидала. Нравится ли он ей? Пожалуй, нравится. Если сравнивать, то Корнеев, конечно, эффектнее, а Алексей… Алексей вообще не такой, как все, а потому вне всякой конкуренции…
        - Нравишься,- честно ответила она.- У тебя хорошее мужское лицо, глаза… ясные такие…
        - С этим понятно,- отмахнулся он.- Может быть, я плохой любовник?
        - Ты хороший любовник,- как на уроке, полным ответом, заверила его Оксана.
        - Тогда чего тебе не хватает?!- Он вскочил с постели, натянул джинсы и встал возле нее, скрестив на груди руки. Длинные светлые волосы почти закрыли его щеки. Напряженный, с обнаженным мускулистым торсом, с длинными, расставленными в стороны ногами, Николай был хорош, как никогда.
        Оксана хотела сказать ему что-нибудь ласковое, в стиле вечной женственности, но почему-то произнесла то, что ему наверняка не хотелось бы слышать:
        - Ты ведь все знаешь, Коля…
        - Ты любишь другого, да?!
        - Да…
        - А он тебя не любит!
        - Не знаю…
        - Что значит «не знаю»! Всегда ясно, любит тебя человек или нет!
        - Все гораздо сложнее. Наши с ним отношения ни в какие схемы не укладываются.
        - Ты все еще на что-то надеешься?
        - Нет!- покачала головой Оксана.- Ни на что. Там все кончено.
        Николай вздохнул, откинул волосы назад, сел на постель спиной к ней и все так же напряженно застыл. Она провела рукой по его спине и спросила:
        - Хочешь, я уеду? Прямо сейчас?
        Он обернулся. Она никогда еще не видела у него такого несчастного лица. Он резко выдохнул и заговорил:
        - Я уже и сам несколько раз хотел отвезти тебя домой с условием, чтобы ты больше никогда здесь не появлялась и не рвала бы мне душу! Но не могу! Понимаешь ты, не могу! Люблю я тебя, Оксана!
        - Ты не меня любишь, Коля,- возразила она,- а ту женщину, которую бесконечно изображаешь на портретах. Но прекрасные оживающие Галатеи существуют только в древних мифах. Ты не сможешь вдохнуть жизнь ни в один свой портрет, да и меня вряд ли переделаешь. Может, стоит принять все таким, как есть, или… действительно расстаться…
        - Я уже несколько месяцев пытаюсь приспособиться к тебе и, как ты говоришь, принять… Но ведь каждому хочется, чтобы на его чувство ответили так же горячо, как и…
        - Может, вот этой-то горячности как раз и не надо!- перебила его Оксана.- А то потом только хуже…
        - Это когда же - потом?- с сарказмом спросил он.
        - Ну… когда все кончается…
        - А если не кончается?
        - А если не кончается, то получаются такие, как я… которые и сами мучаются, и других мучают. Ты прости меня, Коля. Я действительно поеду домой. И отвозить меня не нужно. Уж сколько раз ездила на электричках… Не заблужусь.
        - Нет!- выкрикнул Николай.- Только не сегодня! Сегодня я почему-то… не готов к этому… Я люблю тебя… Действительно тебя, а не этих баб на портретах! Ты права, я увлекся своими фантазиями. Я обязательно напишу другой портрет, где будешь именно ты!
        - Я не хочу больше позировать.
        - И не надо! Мне ли не знать, какая ты! Да я с закрытыми глазами могу…
        И он принялся целовать ее лицо и тело и был так нежен и страстен, что Оксане почему-то подумалось: «Именно сегодня ЭТО случится. Или сегодня, или никогда!» И уже на следующее утро за завтраком ее мутило. Она даже не думала, что все может стать ясно на следующий же день после зачатия, без всякой женской консультации.
        Оксана с трудом держалась бодрой, потому что Николай ничего не должен знать. То, что наконец свершилось, свершилось лишь для нее. Его это не касается.
        Шелковые платки художника Николая Руденко шли нарасхват. Богатенькие комитентки стали сами приезжать в Оксанин «Новый взгляд», чтобы выбрать себе подходящий. Госпожа Ракова заказала Николаю несколько штук с петербургскими мотивами для оформления интерьера своего загородного дома. Оксана постоянно предлагала Николаю перебраться со своим «эксклюзивом» в какой-нибудь художественный салон, где он смог бы выручить большие деньги, но он с таким же упорством отказывался. Вещи, выставленные на продажу в Оксанином магазине, поставляли ему новые идеи, которые он живо подхватывал и воплощал в жизнь на новом уровне, руководствуясь собственным вкусом и полетом фантазии. Как того и хотел, он изготовил светильник. Из куска белого, полупрозрачного на просвет куска мрамора Николай выточил женскую обнаженную фигурку, которая полулежала под белым шелковым абажуром в виде зонтика. Оксана всячески отказывалась выставить в магазине собственное обнаженное тело, но он настоял, уверяя, что никто никогда не узнает в этой фигурке хозяйку комиссионки. Оксана сдалась, и обнаженную с зонтиком на следующий день купила госпожа
Ракова, которая заходила в магазин, с появлением в нем творений Николая, очень часто. В конце концов, зал, где поначалу были выставлены на продажу гобелены, ковры и светильники, постепенно превратился в миниатюрный салон художника Руденко Н.К.
        - По-моему, ты задумал выжить меня из моего же магазина,- как-то полушутя-полусерьезно сказала ему Оксана.
        - Глупая!- чмокнул ее в нос Николай.- Я же привлекаю в твой «комиссионный взгляд» новых покупателей и этих… как ты их называешь…
        - Комитентов.
        - Вот именно! Этих самых! Вспомни, сколько тебе за зиму сдали классных шуб! И сколько купили!
        Николай был прав. Жены бизнесменов и даже представители питерской богемы зачастили в ее магазин за работами Николая и очень радовались, когда узнавали, что рядом можно еще и сдать надоевшие шмотки. Для них не салон Руденко Н.К. существовал при комиссионном магазине, а «Новый взгляд» был его удобным придатком.
        Не очень удачливый портретист постепенно превращался в модного прикладника. Постепенно менялся и сам Николай. Нет, он не становился заносчивым или капризным. Он весь уходил в новую работу, занимаясь всем тем, чем только могли заинтересоваться покупатели. Наняв двух помощников, он практически поставил на поток производство шелковых платков и картин на шелке, изготавливал светильники и даже серебряные ювелирные украшения. Ему было некогда. Ему стало не до Оксаны. Привыкнув к ней, как привыкают к домашней обстановке, он перестал говорить о любви, забыл, что собирался написать ее особенный портрет, и порой забывал об обязанностях, которые назвали бы супружескими, если бы они жили в браке. Это не сильно тревожило бы Оксану, если бы не ребенок, который уже второй месяц жил в ней. Ее мучил токсикоз, ее лицо очень часто было зеленоватого цвета, но мастер росписи по шелку совершенно не замечал этого. Она никак не могла решить, сказать Николаю, что ждет ребенка, или не стоит. В конце концов, она решила съездить к Люде.
        - Твой Григорий говорил, что Николаю не везет в личной жизни. Что он имел в виду? - спросила она подругу.
        - Понимаешь, почему-то женщины от него уходят… А он ведь очень хороший человек. Я его знаю столько же, сколько Григория. Наверно, нелегко жить рядом с таким талантищем. Мне показалось, что ты сможешь. И он так к тебе потянулся…
        - А я, Люда, обычная женщина, как и все те, которые от него уходили. Вашему Николаю никто не нужен, он живет искусством. Он, конечно, может зажечься человеком, но очень ненадолго. Свежие люди помогают ему перейти на новый виток творчества, но длительные отношения великому Руденко не нужны. Отработанный человек мешает, путается под ногами как раз в тот момент, когда Коля уже готов к освоению новых рубежей.
        - Ты хочешь сказать…
        - Я хочу сказать, что уже не нужна Николаю. Если я однажды тихо уйду, думаю, он даже почувствует облегчение.
        - Но… у него же салон в твоем магазине!
        - И что? Он станет со мной просто дружить, как дружит с тобой.
        - А ты, Оксана…- Люда запнулась, но потом все-таки решилась закончить: - Ты любишь его?
        - К счастью, нет. Я так и не смогла его полюбить. Думала, может быть, потом полюблю… или хотя бы привыкну… Коля, в общем-то, действительно хороший человек.
        - Наверно, все дело как раз в том, что ты не смогла его полюбить!- воскликнула Люда и сморщилась так, будто приготовилась оплакать несчастную судьбу великого художника, которого так и не смогла понять и принять ни одна женщина.
        - Людочка! Не расстраивайся ты так!- сказала Оксана и погладила подругу по закаменевшему плечу.- Ему не нужна любовь! С него достаточно кратковременного любовного экстаза, который заряжает вдохновением. А вся эта рутина, бытовуха… они так… неэстетичны! Разве можно написать картину «Обнаженная за варкой щей» или сработать светильник «Девушка с половой тряпкой»! В общем, мне опять не повезло…
        После этих ее слов Людмила передумала плакать по несчастному Руденко и расстроилась за подругу так, что даже голос у нее задрожал.
        - Оксаночка!- чуть ли не всхлипнула она.- Ну… ты уж прости нас с Гришей… мы же хотели, как лучше…
        Оксана улыбнулась, а Людино лицо от ее улыбки сразу посветлело.
        - Знаешь что! Давай-ка я тебя липовым чаем напою, с медом,- обрадовалась она этой своей хорошей мысли.- Одни наши с Гришей друзья прямо на даче держат небольшую пасеку. Мед натуральный! Нигде такого не купишь!
        Разумеется, Оксана согласилась. Почему бы не выпить чаю с натуральным медом?
        Кроме меда, Людмила наметала на стол кучу всякой снеди. От запаха сырокопченой колбасы Оксане опять сделалось дурно. Сдержать себя ей не удалось, поэтому после того, как отдышалась, ей пришлось снова отвечать на пристрастные вопросы Людмилы.
        - А ты случаем не беременна?- спросила она.
        - Беременна,- ответила Оксана, поскольку врать ей не хотелось. Она понимала, что Люда спрашивала только для порядка. И без всяких вопросов ясно, что она ждет ребенка.
        - От Николая?
        - От Николая.
        - А он знает?
        - Не знает.
        - Но почему?!- возмутилась Людмила.
        - Потому что ему все равно,- бесстрастно отозвалась Оксана.
        - Глупости какие!! С чего ты взяла?!
        - С того, что меня рвет чуть ли не по пять раз на день уже третий месяц, а он так ничего и не заметил!
        - Н-но… он же занят… У него куча заказов! Он Грише рассказывал. Я слышала…
        - Вот именно, что он занят своими заказами! Я тебе об этом и говорила! У него нет времени даже на то, чтобы просто заметить, что у меня уже давно отвратительно-зеленое лицо…
        - Нет… Я все-таки думаю, что ты преувеличиваешь!- покачала головой Люда.- У беременных вообще мозги набекрень. Ты уж извини, но у меня двое детей, поэтому я про это состояние все знаю.- Она взяла Оксану за обе руки, заглянула ей в глаза и самым ласковым тоном сказала: - Милая моя, надо обязательно обо всем рассказать Николаю! Да он обалдеет от счастья! У вас сразу все наладится, вот увидишь!
        Людмила, отойдя от первого потрясения, так обрадовалась сообщению подруги, что стала необыкновенно похожей на портрет кисти Николая Руденко. Оксане очень жаль было ее огорчать, но пришлось. Она осторожно выдернула свои руки из ладоней Люды и сказала:
        - Я тебя прошу, ничего не говори Николаю. Я не люблю его, понимаешь?!
        - Нет… я ничего не понимаю…- растерялась она.- Отец ведь имеет право знать, что у него есть ребенок…
        - Я, Люда, тоже имею право… жить собственной жизнью. Я очень старалась полюбить Колю, но… у меня не получилось… Не надо его терзать! Я прошу тебя! Может быть, он действительно, узнав о ребенке, загорится снова, но я… Я не смогу поддержать его горение! Не люблю я его, Люда!
        Оксана чувствовала, что подруга не в состоянии ее понять, но вернуться к Руденко лишь в угоду ей она не могла.
        - Не осуждай меня, Людочка, если можешь!- бросила ей Оксана и вылетела из ее гостеприимного дома в слезах и тоске.
        От Люды Оксана поехала в Репино за своими вещами. Николай с двумя помощниками занимались грандиозной картиной на шелке, которую ему заказала одна питерская гостиница для украшения холла. Оксана глянула на огромное полотно из-за спин художников. На сине-голубом фоне в виньетках, будто перерисованных из старинного издания, в художественном беспорядке были разбросаны силуэты (с самой минимальной деталировкой) архитектурно-скульптурных достопримечательностей Петербурга. Оксане очень захотелось сказать Николаю, что он в погоне за популярностью скатывается на банальности, но все-таки промолчала. К чему расстраивать? Полотно почти готово. Не переделывать же его, оттого что ей оно не понравилось. Может, у нее как у беременной и впрямь мозги набекрень!
        - Оксан, там, на кухне, бутерброды с красной рыбой. Ребята принесли,- даже не повернувшись к ней, бросил через плечо Николай.- Поешь! Такая вкуснятина!
        Оксана сказала, что обязательно поест, и поднялась наверх, чтобы собрать сумку. Вещей оказалось неподъемно много. Может быть, оставить кое-что? Нет! Нельзя! Николай подумает, что она специально не все взяла, чтобы вернуться. Ее уход не должен превращаться в фарс. Они расстаются окончательно. Назад пути уже не будет. Написать ему записку или не стоит? А собственно, что писать в записке? Прости-прощай? Нет, она перед ним ни в чем не виновата… Или виновата? Зачем жила у него, не любя? А он? Чем он лучше ее? Она правду сказала Люде. Каждое утро она с трудом выползает к завтраку вся зеленая от то и дело подступающей тошноты, а ему и дела нет до ее цвета лица! Впрочем, пора оставить претензии. Николай тоже может найти что ей предъявить. Не станет она ничего ему писать. И так обо всем догадается.
        Оксана подошла к своему последнему портрету из гривуазно-жантильной, как сказали бы в начале двадцатого века, серии, который так и остался стоять на мольберте. Нет, все-таки изображенная на нем женщина - не она. Даже для тех мужчин, которых она любила, Оксана никогда не могла бы соорудить на своем лице подобного выражения. Для нее главным в любви было полное единение с человеком, а вовсе не чувственное вожделение. Великий Николай Руденко ее не понял. Хотя… может быть, она и не хотела, чтобы он ее понял до конца…
        Оксана отошла от портрета, с трудом застегнула молнию на сумке, еще раз без всякого сожаления оглядела свое последнее пристанище и спустилась вниз. Николай опять, как ей показалось, с показной заботой спросил, поела ли она той замечательной красной рыбы, и, не слушая ответа, вновь углубился в работу. Оксана прошла к двери, переступая через тела художников, растянувшихся на полу. Никто ее не только не остановил, но даже и не заметил огромной сумки, которую она несла на плече с большим трудом.
        Где-то на середине пути к вокзалу у нее начал болеть живот. Это Оксане не понравилось. Вариантов, как поступить, было два: вернуться назад или продолжить путь к платформе «Репино», и в обоих случаях с тяжеленной сумкой на плече. Поколебавшись не больше минуты, она выбрала платформу «Репино».
        В вечерней воскресной электричке народу было много. Дачники, которые, несмотря на декабрьский мороз, регулярно ездили по выходным на свои участки, возвращались в Питер. Оксана пристроилась на краешке сиденья для инвалидов и пассажиров с детьми. Живот у нее уже болел так яростно, что она вполне могла сойти за инвалида. Почти подъехав к Питеру, в полном изнеможении от боли, она подняла опущенные в пол глаза и неожиданно встретилась взглядом с голубыми глазищами Наташеньки. Девочка смотрела на нее не просто удивленно, а прямо с каким-то первобытным ужасом. Оксана перевела взгляд на мужчину, сидящего рядом с ней. Алексей Пылаев увлеченно читал журнал. В тот момент, когда на него смотрела Оксана, он поднял правую руку, чтобы перелистнуть страницу. На безымянном пальце сверкнуло тонкое гладкое кольцо. Женился?!! Ну почему они так быстро женятся, стоит им только от нее уйти?!! Корнеев женился, Пылаев… Но как он мог так быстро жениться после того, как клялся ей в вечной любви?!! Она утешала себя мыслью о том, что Алексей вынужден был уйти от нее из-за дочери и каждый вечер в одиночестве мучается в своей
квартире от любви к ней так же, как мучается она. А он, оказывается… И Наташенька… Неужели она смогла так быстро полюбить другую женщину?!! Неужели она зовет ее мамой?!! Разве так может быть?!! Разве такое возможно?!! А что, если обратиться к Мане Дагерт?! Она же обещала замолвить за нее словечко Алексею! Нет!!! Какая ерунда лезет в голову?!! При чем тут Амалия?! И за кого ей молвить словечко?! За беременную от другого мужчины?!!
        Вдобавок к физическим страданиям, к которым за время пути она уже как-то притерпелась, Оксану пронзила такая душевная боль, что ей захотелось закричать на весь вагон. Наташенька все с тем же ужасом в голубых глазах теребила отца за рукав, очевидно, собираясь доложить о наличии в вагоне Оксаны. Дожидаться, когда Алексей оторвется от журнальной статьи, она не стала, а, еле волоча за собой сумку, бросилась к выходу, благо электричка как раз подъехала к платформе
«Ланская». Оттуда уже запросто можно добраться до дома на городском транспорте.
        Прямо с платформы «Ланская» Оксану, которая уже не могла и шагу ступить от боли и истекала кровью, отвезли на «Скорой помощи» в районный родильный дом. Она захлебывалась слезами, и уже не от боли, которая и не думала отпускать, а потому что понимала: все кончено. В ее жизни кончено вообще все!!! Где-то в глубине души у нее еще теплилась надежда на то, что Наташенька вырастет, поумнеет и они с Алексеем смогут быть вместе. Сегодня эти наивные и ни на чем не основанные мечтания были полностью развеяны. Вдобавок к этому еще нужно похоронить и мечту о ребенке. Вряд ли при таком кровотечении врачи смогут сохранить его. И ведь виновата в этом только она сама. Зачем потащила с собой такую тяжелую сумку?! Какая разница, что подумал бы Николай, если бы она оставила у него часть вещей! Разве можно было подвергать опасности ребенка?!
        Из приемного покоя, разрезав ножницами прямо на ней окровавленные джинсы с колготками и оставив полуголой, Оксану повезли в операционную. Перед закрытыми дверями с горящей над ней красной надписью «Идет операция» все медики куда-то подевались, бросив ее одну на холодной металлической каталке. Она корчилась от боли, пытаясь кое-как прикрыться руками, а мимо сновали беременные и небеременные в халатах и тренировочных костюмах. Никого не интересовали обнаженные и окровавленные чресла Оксаны, потому что, похоже, женщины в халатах и трениках навидались тут всякого.
        Когда Оксана уже окончательно собралась умереть в коридоре, откуда-то появилась низенькая толстая санитарка. Она стащила с нее всю одежду и натянула на голое тело короткую больничную рубаху неопределенного цвета, потом надела на ноги какое-то странное подобие белых гольф на завязочках, а на голову - смешную цветную косынку, в каких ходят в лес по грибы. Уже в операционной моложавый и симпатичный врач в голубой робе и прорезиненном фартуке задал несколько глупых, как ей показалось, вопросов и сказал женщине-анестезиологу, что можно начинать. Оксане не было страшно. Все самое худшее с ней уже случилось, а все остальное не имеет никакого значения. Больно ей наверняка не будет, потому что зачем же тогда анестезиолог. Да и не аборт же это… Она не по своей воле лишается ребенка… Врачебный мясницкий фартук, конечно, настораживает, но это всего лишь медицинская атрибутика и насущные требования санитарии с гигиеной…
        Анестезиолог надела Оксане на лицо маску, а врач сказал:
        - Когда почувствуете, что начинаете уплывать, махните мне рукой.
        Какое-то время Оксана ничего не чувствовала, а потом в ней вдруг будто переключили программу, и она попала в совершенно другое измерение. Махать рукой врачу она не собиралась, потому что никуда не уплывала. Она находилась в операционной, но и одновременно где-то еще. Она слышала, как кто-то сказал: «Уже можно» и хотела крикнуть: «Нельзя!», но не смогла. Теперь ее уже не было в операционной. Ею окончательно завладел странный тягучий мир лабиринтов и без конца меняющих очертания и размеры пирамид. А потом ее пронзила нечеловеческая боль, которая заставила все ее тело выгнуться и отпрянуть от мучителей. Мучители настигали и вгрызались в ее тело, но не это было самым страшным, хотя она никогда в жизни не испытывала еще такой боли. Со всех сторон на нее наползали ужасные сущности. Одни имели кошмарные сюрреалистические морды, другие вообще не имели лиц и тел. Они представляли собой сгустки концентрированного ужаса, который проникал в ее мозг и парализовывал его страхом ада. Это и был ад. Она вдруг поняла, что умерла. Вот как, оказываются, умирают… И кто же это склоняется над ней? Хозяин и властелин
этого кошмара? Неужели за все свои грехи она принадлежит ему? И никто, никто даже не собирается побороться за ее душу! Она никогда не вырвется из этого абсолютного ужаса… Никогда… Эти муки, эти пытки будут длиться всегда… всю оставшуюся жизнь… Впрочем, о чем это она? Это уже не жизнь… Это и есть смерть…
        Оксане казалось, что она чует зловонное дыхание того, кто рвет ее тело изнутри, и нечеловеческая боль вдруг стала трансформироваться в такое же дикое, нечеловеческое сладострастие. Она попыталась крикнуть, что даже ради такого блаженства не согласна существовать в аду, что у нее еще есть земные дела, есть Наташенька, у которой несчастный испуганный взгляд… И в этот момент в самом центре ирреального мира, где находилась Оксана, вдруг возникло прозрачное, все расширяющееся, как в мультфильме, окошко, сквозь которое неожиданно проступил сначала кровавый фартук врача, потом белый кафель операционной. Через секунду перед Оксаной склонилось лицо все той же низенькой и толстой санитарки, которая сказала:
        - И куда ж ты летала, красотуля? Все руками махала-махала, будто птица!
        - Я не умерла?- спросила ее удивленная Оксана.
        - И-и-и! Чего захотела?- дробно рассмеялась санитарка.- Бабы - они живучие! Их хоть жги, хоть режь, хоть детей из них выскребай, а они отойдут и новых ребятишек понаделают! Ну давай, вставай, милая!
        - Вставать?- поразилась Оксана. Разве можно было встать после того смертельного ужаса и боли, которые она только что испытала?
        - А ты че думала? Кто тебя понесет-то? У нас носильщиков нет. Все сами ходют. Ну, давай, давай… ноги-то спускай…
        Оксана осторожно спустила плохо слушающиеся ноги и попыталась встать, опершись рукой о кресло. Тело сразу повело в сторону. Санитарка подхватила Оксану на удивление сильной рукой и сунула ей между ног в несколько раз сложенную пеленку.
        - Вот тебе подкладная. Ты уж держи, да и пойдем, милая…
        Полуголая, с тряпкой между ног, качающаяся Оксана выползла из операционной в сопровождении санитарки. Уже по пути кто-то набросил ей на плечи бурый больничный халат, и она так и шла в палату, еле семеня и через каждую минуту роняя подкладную. Навстречу ей попадались не только равнодушные беременные и небеременные, но и их мужья и возлюбленные, которые пришли их навестить. Мужья и возлюбленные тоже плевать хотели на синюшную и всклоченную полуголую тетку, которую волокла по коридору санитарка. У них самих была куча проблем, и, возможно, их женщин тоже уже таскали по коридору санитарки точь-в-точь в таком же дико расхристанном виде.
        Угнездившись в люлькообразной кровати и укрывшись с головой тонким казенным одеялом, Оксана пыталась охватить умом все то, что с ней произошло. Охватить не удавалось. Что-то ускользало, и, по всей видимости, самое главное, иначе она поняла бы, ради чего или за что испытала такие мучения. Она явно была на грани жизни и смерти. Она пыталась вспомнить облик того, кто драл ее тело железными горячими когтями, и не могла. Ей виделся то окровавленный фартук, то голубой хирургический костюм, то что-то шерстистое и невыразимо гнусное… И для чего в конце истязаний она испытала такое неземное сладострастие? Неужели адские муки в конце концов могут стать желанны? Или это просто ее перестали скоблить и отсутствие боли в наркотическом дурмане показалось блаженством? Да за что же российская медицина так издевается над женщинами? Да еще над теми, кто и так наказан потерей ребенка? Что же это за наркоз такой, после которого не хочется жить? Вот бы этим хирургам самим попробовать! Или их жен эдак помучить, чтобы они потом выцарапали мужьям-садистам глаза!
        Оксана всхлипнула и так страшно разрыдалась, что затихли соседки по палате, которые как раз ругали серое больничное пюре с холодной осклизлой котлетой.
        - Видать, аборт сделала,- предположила одна женщина.
        - Да ты что!- возразила ей другая.- Абортарий в другом конце коридора. И потом… кто после аборта рыдать-то станет? На него сознательно идут.
        - Ну тогда, видать, чистили, сволочи, с маской. Между прочим, в институте Отто все то же самое делают с уколом в вену!
        - А ты знаешь, что колют-то? Такое кошмарное лекарство… Забыла, как называется… Так вот эта отрава, говорят, похуже маски. Мерещится даже и не чертовщина, а смерть в страшных мучениях собственных детей! Врачу не пожелаешь… то есть… я хотела сказать - врагу…
        И женщины разразились хохотом, с такими же истеричными нотами, как и рыдания Оксаны. Потом кто-то, видимо, встал с кровати, потому что она отозвалась болезненным скрежетом. Босые ноги прошлепали к Оксане, и чьи-то руки потрясли ее за плечо.
        - Э-э!- услышала она над ухом.- Может, поешь? Мы тебе котлету взяли. Гадость, конечно, но… пока родственники ничего не принесли, сойдет.
        Оксане резко расхотелось плакать. Она откинула одеяло от лица и сказала:
        - Спасибо. Я не хочу.
        - Ну… как знаешь,- отозвалась женщина с вытравленными до совершенно безжизненного состояния волосами.- Я пока на тумбочку поставлю. Может, потом захочешь…
        Оксана не захотела и потом. Вечером после чистки и весь следующий день пребывания в больнице она ничего не ела, не спала и не сказала своим соседкам по палате больше ни единого слова. Из-под своего тощего одеяла она слышала, как они шепотом строили всякие догадки на ее счет, но не подала вида, что слышит. Ей не хотелось разговаривать, ей не хотелось жить. Она уже вычеркнута из этого мира чьей-то безжалостной рукой. Она уже побывала в другом и вырвалась из него чудом. Может, она не должна была вырваться? Скорее всего, это чудовищная ошибка, недосмотр или, как сейчас говорят, прокол того, который в шерсти и с когтями… И тех, у которых нет лиц, кто есть воплощение ледяного абсолютного ужаса. Они еще придут за ней… А потому нельзя спать… Она должна встретить их в полном сознании и, перед тем как… кое-что спросить…
        Из больницы домой Оксана ехала на троллейбусе. Голова у нее кружилась от слабости и резкой перемены погоды. Морозы за двадцать градусов неожиданно сменились оттепелью. Троллейбус, как глиссер, взрезал лужи своим тупоносым корпусом, и вода раскидывалась по обе его стороны прозрачными крыльями. Вода была внизу, вода лилась сверху… Город Петербург лил горючие слезы по Оксане… Сама Оксана пристроилась со своей сумкой на заднем сиденье троллейбуса. Ее шелковые брюки-клеш, которые она надела вместо погибших под медицинскими ножницами джинсов, были мокры почти до колена. Она стучала зубами от промозглой сырости и неконтролируемого страха. Что делать дальше? Как жить?
        По возвращении домой Оксана всерьез решила продать «Новый взгляд». Можно даже и Николаю Руденко. Пусть весь магазин превращает в модный бутик. Ей плевать. Ей на все плевать. Она устроится работать в какую-нибудь прачечную, где можно будет физически уставать за смену так, чтобы дома сразу ложиться спать, ни о чем не думая и ничего не вспоминая. Она только немного отойдет от больницы и тогда сразу же займется всем этим…
        На третий день Оксаниного лежания лицом к стене в ее квартире появился Николай.
        - Ну и в чем дело?- спросил он, вглядываясь в ее осунувшееся лицо.
        - Ни в чем,- ответила она.- Просто ушла, и все.
        - Почему?
        - Ты и сам знаешь.
        - Не знаю.
        - Врешь!- рассердилась вдруг Оксана, резко села на диване, и от этого движения у нее опять закружилась голова.
        - Да что с тобой, Оксана?- подскочил к ней Николай.- Ты белая, как Снегурочка.
        - Эта проклятая жизнь заморозила меня, Коля.
        - Хорошо хоть не я…- хмыкнул он.
        - Да и ты постарался тоже…
        - То есть?
        - В общем, так: мы не любим друг друга,- подвела итог Оксана.- Нам надо разойтись, а потому отдай ключи от моей квартиры.
        - С чего ты взяла, что я тебя не люблю?- сделал вид, что удивился, Николай. Во всяком случае, Оксане показалось, что он именно сделал вид.
        - Может, скажешь, что любишь?- слабо выкрикнула она.
        Николай встал с дивана, на который присел, чтобы поддержать Оксану, несколько раз пробежался по комнате и повернулся к ней тоже с побледневшим лицом.
        - Ну… ты войди в мое положение, пожалуйста… Я увлекся работой. Я всегда увлекаюсь, а… женщины никак не могут мне простить, что я думаю не только о них… Мне казалось, что ты понимаешь меня. Ты ведь тоже увлечена своим магазином. Я же… ничего… когда ты в нем чуть ли не ночуешь… Оксана!- Он опять присел к ней на диван.- Я понимаю, тебе не хватало внимания, но я исправлюсь! Мне очень важно, чтобы ты была рядом! Ты - надежный тыл… У меня до тебя никогда не было этого тыла… Я сдуру и решил, что так будет всегда… Я не хочу тебя терять! Мне без тебя не жить!
        - Ты проживешь без меня в лучшем виде,- сквозь зубы процедила она.
        - Да-да, я знаю, что ты наговорила Гришкиной жене! Людмила меня чуть пополам не перепилила, когда я пытался у нее выяснить, куда ты делась. Только ты, Оксана, не права. Я в твою схему тоже не влезаю! Я сложнее, честное слово! Или тупее… даже и не знаю… И портрет твой… другой… я написал! Поехали, посмотришь и… может быть, простишь меня, а!
        - Никуда я не поеду, Коля… Все кончено…
        - Но почему?
        - Потому что я не должна быть с тобой…
        - Да почему?!!
        - Потому что не люблю тебя… И ты это знаешь, разве нет?
        - Оксана! Тебе же не семнадцать лет! Неужели ты не в курсе, что любовь в этом мире вообще не всем выдается, а жить-то все равно надо!
        - Мне ее выдали, Коля…
        - Это я тоже уже слышал! Ну и хорошо тебе от этой твоей неземной любви?
        - Плохо… но мне и с тобой плохо… Мне вообще плохо. Я даже в магазин не хочу возвращаться… Может, ты его у меня купишь, Коля? Или покупателей найдешь?
        - Совсем с ума сошла! Может, тебе еще и веревку намылить?
        - Не смешно…
        - Да мне тоже не смешно! И магазин я у тебя покупать не собираюсь! Более того, думаю, что тебе надо перестать валять дурака и поскоре начать работать… Кстати…- Николай присел возле Оксаны на корточки и уставился ей в глаза,- если честно, то я вообще не понял, что произошло. Из-за чего ты в таком плачевном состоянии? Не от того же, что ушла, как говоришь, от нелюбимого человека! Ты же должна радоваться свободе? Чего ж не радуешься?
        Оксана смотрела на Николая и удивлялась тому, что Люда все-таки ничего не сказала ему. Если бы сказала, вряд ли он спрашивал бы, что с ней произошло. А теперь и говорить ему ничего не надо. В ней уже нет его ребенка. В ней вообще ничего нет… Она хотела сказать Николаю какую-нибудь гадость, чтобы он оскорбился, ушел и оставил наконец ее в покое, но он вдруг обернулся и прислушался. Потом опять повернулся к Оксане и спросил:
        - У тебя, случайно, кошки нет?
        - Нет, а что?- удивилась она.
        - Такое впечатление, будто кошку где-то заперли, и она царапается, чтобы выпустили…- Николай еще раз обернулся, поднял палец вверх и сказал: - Вот опять… Слышишь?
        Оксана прислушалась. Откуда-то из прихожей действительно доносились странные царапающие звуки. Она хотела сказать, что, может быть, нечаянно к ней забежал соседский Маркиз, но в этот момент во входную дверь чем-то застучали.
        - Пойду посмотрю, кто там балуется,- сказал Николай и отправился в коридор.
        Оксана присела на постели и снова прислушалась. Лязгнул дверной замок, а потом голос Николая спросил:
        - Ну и что же тебе нужно, красавица? Чего царапаешься, как кошка?
        Ответной реплики «красавицы» Оксана не расслышала. Она уже хотела откинуться обратно на подушку, когда Николай крикнул:
        - Оксана! Тут тебя какая-то девчушка хочет видеть! Подойдешь?!
        - Д-да… Сейчас…- дрожащим голосом отозвалась она и бросилась в коридор.
        Она уже знала, кого там увидит. Предчувствие ее не обмануло. На пороге стояла мокрая дрожащая Наташенька.
        - Что?!!- срывающимся голосом крикнула Оксана и втащила девочку в квартиру.- Что случилось?!! Что с папой?!!
        - Папа на работе,- пролепетала Наташенька.
        - А ты!! Почему ты не в садике?!!
        - Я ушла…
        - Зачем?!
        - К тебе…
        - Зачем?!
        - Не зна-а-аю…- жалобно протянула девочка и, уткнувшись лицом в стенку, расплакалась.
        - Наташа… ну как же… ну что же…- засуетилась Оксана, пытаясь развернуть ее к себе.- Ты же вся мокрая… опять по лужам шла, да? Ну-ка немедленно раздевайся!
        Оксана с трудом расстегнула на девочке куртку, стянула ее и увидела, что она надета всего лишь на тоненькую маечку.
        - Почему ты… без кофты… В чем дело, Наташа?
        - Я из кровати вылезла.
        - Из какой еще кровати?
        - У нас был тихий час… А тетя Злюся сказала, что если я не засну, то она напустит на меня тараканов. Я не хочу таракано-о-ов!- И Наташенька опять в голос разрыдалась.
        Оксана посадила ее на стул в прихожей и, стягивая с ее ножек абсолютно мокрые сапожки и джинсики, попросила Николая:
        - Коля! Пусти в ванну горячую воду! Быстро! Заболеет ведь!
        Николай, молча наблюдавший за совершенно непонятной ему сценой, отделился от стены и в состоянии глубокой задумчивости побрел в ванную. Когда Оксана принесла туда облепившую ее руками и ногами девочку, он спросил:
        - Чье это создание?
        Оксана еще крепче прижала к себе Наташеньку и ответила:
        - Мое, Коля…
        - В смысле?
        - Ну… это моя девочка…
        - Не хочешь же ты сказать…
        - Это моя… дочка…- Оксана произнесла это без всякой боязни, потому что поняла: никакой другой женщине, на которой Алексей сдуру женился, она ни за что не отдаст Наташеньку. Она разрушит их идиотскую семейную идиллию, и он непременно разведется и женится на ней, потому что они должны быть втроем: она, Пылаев и Наташенька.
        - Та-а-ак…- протянул Николай.- Это уже что-то новенькое. Дочка у тебя, оказывается, есть… Правда, колер немножко странноват… Слушай, а может, у тебя и муж где-нибудь завалялся?
        Оксана вздохнула и ответила:
        - Нет, мужа у меня нет… пока…
        Николай прислонился к косяку двери, сложил руки на груди и снова спросил:
        - Интересно, а где же твоя дочь все это время была?
        - Я с папой была и в садике,- ответила ему Наташенька, изо всех сил прижимаясь к Оксане.
        - А твой папа тоже сюда придет… ну… чтобы в ванне помыться?- саркастически спросил ее Николай.
        - Нет, он не знает, что я буду мыться,- очень серьезно ответила ему девочка.
        - Так… ясно…- Руденко посмотрел на Оксану.- Посторонним мужчинам не стоит присутствовать при том, как женщины принимают ва-анну, не так ли?!
        - Ты все правильно понял, Коля,- ответила ему Оксана.
        - Ну что ж… Я тогда пойду, пожалуй, но… если у тебя все-таки это дело не выгорит… ну, с ее отцом… ты возвращайся в Репино, хорошо?
        Оксана грустно кивнула. В ней вдруг кончились завод и кураж. Разве она сможет тягаться с женщиной, которая в два счета, как сейчас говорится, развела Алексея на брак. Она не могла тягаться с Нюшенькой, не сможет и с этой. Она вовсе не прикидывается, как считает Николай, мокрой курицей. Она мокрая курица и есть. Конечно, у нее вряд ли что-нибудь выгорит, как бы она ни хорохорилась, но не заводить же опять тягомотину о том, что она к Николаю никогда не вернется. Николай вышел из ванной с похоронным лицом. Оксана подождала, когда за ним захлопнется входная дверь, и посадила Наташеньку в горячую воду. Она терла мочалкой ее прозрачное, но уже немножко вытянувшееся тельце, с трудом сдерживая слезы, но девочка ничего не замечала и весело стрекотала о том, как они с папой ездили на дачу к дяде Саше и тете Люде. Оксана понимала, что в ее мозгу в единое целое объединились дача дяди Саши с тетей Людой и их встреча в электричке. Она хорошо помнила дикий испуг в глазах девочки. Тогда, в вагоне, она, наверно, никак не могла сообразить, откуда там взялась Оксана.
        Закутав Наташеньку в большое махровое полотенце, она отнесла ее в постель, нарядила в собственную самую маленькую футболку, укрыла ватным одеялом, примостилась рядом и с ужасом представила, как пятилетний ребенок бредет к ней через весь город, полный людей и талой воды.
        - Как же ты меня нашла?- спросила она девочку, запустив пальцы в ее опять спутанные пушистые волосы.
        - Я ехала на автобусе.
        - Как на автобусе? Откуда ты знаешь, на каком автобусе надо ехать?
        - Я не знаю, на каком. Я зашла в автобус и сказала тетеньке, что мне надо в зоопарк. А она говорит, что в зоопарк детей одних не пускают, а я сказала, что у меня там… мама… Вот она мне и показала зоопарк. А дальше я помню, потому что недалеко…
        Ужаснувшись тому, что Наташеньку вполне могли сдать в милицию и поместить в какой-нибудь приемник-распределитель, Оксана крепко обняла ее, будто загораживая телом от людей в серой форме, которые толпились в комнате и тянули свои загребущие руки к ее ребенку. Девочка тут же обхватила ручонками ее за шею и горячо шепнула в ухо:
        - Я больше не буду плохо себя вести. Я и тете Злюсе сказала, что мама придет и разгонит всех тараканов. Ты ведь разгонишь, правда?
        - Конечно, разгоню,- подтвердила Оксана,- и эта тетя Злюся больше никогда тебе не скажет ни одного обидного слова, вот увидишь! Ты мне веришь, моя девочка?
        - Верю,- выдохнула Наташенька.
        - Ну вот что,- отстранилась от нее Оксана.- Ты пока полежи, а я приготовлю тебе горячего чаю с малиной, чтобы ты не простудилась после такого путешествия.
        - Полежу,- согласилась девочка, которая явно была настроена соглашаться на любые ее условия.
        На кухне Оксана бросила взгляд на часы и обмерла. 18.30. Алексей, наверно, сходит с ума, разыскивая дочь, а у нее не сохранилось номера его телефона. Она вообще плохо запоминала номера телефонов, а уж номер мобильника Пылаева специально вытравливала из своей памяти. Листок записной книжки, на котором был его домашний номер, она вырвала с мясом, разорвала в мелкие клочки и утопила в унитазе.
        Горячий чай Наташеньке не пригодился, потому что она уснула, согревшись под теплым одеялом. Оксана села к телефону и набрала номер управляющего «Новым взглядом». Тот в течение пятнадцати минут нашел в старых бумагах телефоны Алексея Дмитриевича Пылаева. Оксана повесила трубку и задумалась. Сейчас она позвонит ему, и все либо кончится окончательно и навсегда, либо… Нет, она не должна думать о себе! Алексей где-то мечется в поисках дочери, а она…
        Оксана вытащила из сумки мобильник и, уже не колеблясь, набрала его номер.
        - Да?- мгновенно откликнулся он, потому что наверняка ждал хоть от кого-нибудь известий о дочери.
        - Алексей, это я, Оксана. Не волнуйся, Наташенька у меня. Спит.
        - Спит? Но как…
        - Все потом. Приезжай… за ней…
        Она специально добавила «за ней», чтобы он не подумал, будто она собирается шантажировать его дочерью. Пусть все решает сам. Она положила мобильник на столик рядом с диваном, где спала его дочка, и задумалась. Она исключила из своей жизни все вещи, которые могли ей хоть как-то напомнить об Алексее. Когда-то она так же поступила и с подарками Корнеева. Самый же главный подарок Алексея - ожерелье из речного жемчуга - уничтожить все-таки не смогла. Она хотела и его спустить в унитаз вслед за листком записной книжки, но пальцы так и не разжались. Сейчас ожерелье лежало в нижнем ящике письменного стола, заваленное ненужными уже бумагами и старыми поздравительными открытками. Оксана хотела было его достать и надеть, чтобы Алексей сразу все понял о ней, но не смогла. Нельзя. Она его предала. Жила с Николаем Руденко, как с мужем, и даже собиралась родить от него ребенка. Не получилось… Не потому ли… Может быть, ей надо было пройти через эти адовы муки, чтобы очиститься для Алексея? Ерунда… Ему наверняка ничего от нее не нужно. Вот он сейчас приедет, заберет Наташеньку, и все…
        Это «все» погребальным звоном отозвалось у нее в мозгу. Или нет… Это совсем не то… Это же звонят в дверь… Алексей звонит…
        Подергивая на нервной почве плечами, Оксана отправилась в прихожую. Алексей ворвался в квартиру смерчем, смерил ее непонятным взглядом и бросился в комнату. Возле дивана он рухнул на колени, взял в свои руки высунувшуюся из-под одеяла ручку дочери и прижался к ней щекой. Наташенька вздохнула, открыла глаза, увидела Алексея и сказала сонным голосом:
        - Папочка, а я приехала к маме на автобусе… Меня тетенька научила, где выйти…
        Девочка улыбнулась, сладко зевнула и опять заснула.
        Алексей некоторое время посидел возле дочери, потом поднялся и медленно обернулся. Лицо его было страшно и черно. Оксане показалось, что он сейчас ее ударит за кражу дочери. Она даже машинально закрылась рукой. Алексей подошел к ней и отвел руку от лица. Оксана смотрела на него и думала о том, что они, два взрослых идиота, расстались, испугавшись трудностей, а маленькая девочка нашла то единственно верное решение, которое, как и предсказывал Корнеев, лежало на поверхности. Всего-то и нужно было немного потерпеть… Неужели Алексей этого еще не понял? Неужели он сейчас отпустит ее руку и второй раз заберет из ее жизни ребенка, которого она успела полюбить?
        Алексей тяжко вздохнул и прижался щекой к ее ладони точно так же, как только что прижимался к ладони дочери. Он хотел что-то сказать, но Оксана прикрыла ему рот другой рукой. Сейчас не нужно слов. Все слова будут лишними, потому что не смогут выразить и сотой доли того, что они чувствуют. И Алексей понял это тоже. Он просто обнял ее и крепко прижал к себе, как совсем недавно она прижимала к своей груди его дочь… их общую дочь…
        Через мгновение Оксана слегка отстранилась и поднесла к глазам его правую руку. На ней светилось не золотое обручальное, а серебряное кольцо с молитвой «Господи, спаси и сохрани мя».
        - Мама зачем-то надела,- сказал Алексей.
        - Чтобы оно сохранило тебя для меня,- объяснила ему Оксана.