Сухопутная улитка Рахиль Гуревич
        Марина - ученица лингвистического класса гимназии. Она живёт с мамой и бабушкой. Сухопутная улитка ахатина живёт в аквариуме, она - Маринин единственный друг. Марина неуютно чувствует себя в школе и приходит заниматься в секцию по гандболу. Она начинает обижать младших девочек, постепенно находит ровесниц-подруг. Летом 2010 года начинается смог, гандбольные команды едут в лагерь. Марина зарабатывает себе в лагере авторитет, надеется на любовь. Но в маленьком экологически чистом городке - тоже смог. Дымка и жара давят, донельзя истощают нервную систему. Страсти и нешуточные амбиции одолевают Марину, это приводит к большим неприятностям.
        Рахиль Гуревич
        Сухопутная улитка
        Глава первая. «Бредовое» мероприятие
        Она не помнила, когда появилась Юлька. Юлька ? это уля, улька, сухопутная улитка-ахатина. Большая и толстая, милая, мирная и тихая. Кажется, бабушке отдали аквариум с Юлькой. Или бабушка купила Юльку. Аквариум точно не покупала. Аквариум отдала соседка. Она тоже, как и мама, рассталась с мужем, и решила «обновить обстановку».
        Неприятности начались в то далёкое-предалёкое воскресение. У бабушки ещё разгибалось колено, и ходила бабуля без палочки. А она, Марина Любушкина, в то время одиннадцати лет отроду, была столь наивной, что думала: так будет всегда. В то воскресение папа угостил её в фастфудной. Она загремела в больницу. И папу отлучили от неё навсегда. Вместо папы у неё теперь Юлька. Но с Юлькой они не сразу сдружились. Сначала Марина по папе тосковала сильно, но если знать, что человек не придёт, это лучше, чем ждать, когда он объявится, ждать и мучиться: придёт или не придёт - а именно так она жила раньше. Мама с бабушкой уверяли, что папа на работе, что он ? трудоголик. Но судя по тому, как быстро папа женился по новой, никакой он не трудоголик, а бабник. Ну и пусть. Она придумала себе какого захотела папу, верного, любимого, благородного и богатого. Трепалась в классе, что по воскресениям ходит с папой везде: в кино, на каток, в магазины. «Карманный» папа был идеален, неотразим, выполнял все мечты. С мечтами, впрочем, приходилось быть начеку, как можно меньше выдумывать материальных благ. Если хвалиться,
например, бутиком, надо же предъявить доказательство; вещь, рано или поздно придётся надеть. Все девчонки старались вырядиться в театр. Марина в театр с классом не ходила, она ненавидела театр, такая тягомотина. Музеи тоже то ещё занудство, но в музей никто не наряжался, в музей ходили сразу после школы. Все обедали в столовой, она же покупала в буфете водичку и шоколадный батончик - шоколадки ей было можно, жареное нельзя.
        На каникулах их лингвистический класс должен был посетить книжкину неделю во дворце пионеров. Не пойти было нельзя, да ей и самой хотелось сходить во дворец. Пионеров сто лет как нет, а дворец жив. «Абсурдистский конструктивизм! ? восхищалась классная Алевтина Ивановна. - Это вам не какой-нибудь хайтек и постмодерн!» Классная любила вставлять жанровую принадлежность везде, где надо и не надо. Например, Марина любила смотреть фильмы. Ей и дела не было до того, что фильмы ужасов ? низкий жанр. Триллер и ужасы - плохо? То есть «Психо» - низкий жанр?! Да это революция в кинематографе - везде так пишут: фильм ужасов-нуар, шедевр, входит в десятку, сотню лучших. Марина это всё высказала на факультативе. Но классная сказала, что современные фильмы ужасов всё равно - дрянь, а классика есть классика, к классике она, Алевтина Ивановна, претензий не имеет. Ну ладно: Хичкока Марина в глазах одноклассников реабилитировала. А классная ? точь-в-точь как та иссохшая мумия из фильма, а ещё факультативы ведёт по театру и кино - бред.
        Если разобраться, то детская книга - тоже бред. Она, Марина Любушкина, - не ребёнок, сколько себя помнит, детское не читала. (Если только по программе заставляли). Марина обожала детективы, их дома ? полки, полки. Бумага жёлтая, буквы мелкие - это хорошо, можно долго книгу читать и не кончается, не то, что современные: кирпич, а прочитываешь за два дня. Детективы скупал папа, оставил ей «наследство». Глянцевые обложки, с дикими уродцами, но переводы приличные. «Советская школа перевода, - говорил ей папа. - Не то, что сейчас гугл-переводчик». Детективы - Маринино всё. Марина всё-всё во взрослой литературе понимает. Но классная так не считает, ведёт во дворец на экскурсию их шестой лингвистический «А», заодно посмотреть на книжки для детей. Ну и норм. Там во Дворце много всего, и - главное!? спортивный корпус. Марина давно хотела там побывать. Во Дворце же гандбольная секция, Марина гандболом заинтересовалась после песни «Сплина». «Мама мы все больны гандболом». Марина как раз в больнице после отравления лежала, а эту песню по радио крутили по три раза в день.
        - Ну что, Любушкина, и гиде твоё платьишко? - презрительно лыбился в гардеробе первый красавец класса Киса (первый придурок в рейтинге Марины). Киса был смугл, черняв, маленькие чёрные, как у крыски, глазки, мясистый нос-шнобель - овал лица как у всех героев сериалов сразу.
        Зачем только она сто пятнадцать раз хвалилась историей про бутик и про то, как папа дал ей двадцать тысяч на платье?! Сегодня она специально, напоказ, оделась в «рваньё»: рваные (это слякотной весной-то!) джинсы, клетчатую рубашку. Из дома-то она уходила в нормальных «цивильных», по выражению мамы, джинсах. Но все портки снимались в лифте или на лестнице. Марина стала метеором по части переодевания джинсов, брюк и непромокаемых штанов - всего того, что её заставляли надевать дома. «Марток - надевай семеро порток», - из года в год повторяла бабушка. Бабушке дай волю, она и десять заставит натянуть.
        Кису на самом деле звали Валера Киселёв. Кличку Кисель он ненавидел. Марина сделала каменное лицо:
        - Заткнись, Кисель. Я не в ресторан пришла, а на неделю, блин, книги. детской книги!
        Киса в ответ уставился глаза в глаза, не мигая.
        - Под Хаоса закос?
        Марина обожала Хью Лори. Она и театр поэтому ненавидела. Театр может быть только в Англии. Лучше Хью нет никого.
        Марина моргнула, смахнула предательскую, от напряжения, слезу. Киса победил.
        Киса кошачьими повадками был противоположностью Хью Лори. Тот англичанин, настоящий актёр, трагик и комик, в «Дживсе и Вустере» ещё и миллионер, аристократ, а Киса - сын кассирши супермаркета. И ничуть этого не стесняется. При этом он не беден, не то, что Марина. Точно ни на зарплату мамочки живёт.
        - Да, Марин, где же платье-то, которое вы с папой покупали? - спросили и одноклассницы. Марина ненавидела лицемерных девчонок из класса, приходилось врать и лицемерить им в ответ
        - Коко Шанель говорила: одежда должна быть к месту! - Марина умела отбиваться от девчонок, всё-таки скоро два года в этом классе. Главное - ответить, не молчать, ну и фэйс высокомерно-пренебрежительный состроить.
        Киса хмыкнул, девчонки стали перешёптываться, но отстали. По совету папы Марина научилась сыпать фразами от «великих». На самом деле, всё выдумывала, но даже учителя велись; ни разу Марина не прокололась с якобы «цитатами» на сочинении.
        Толстая жаба, вся в зелёном, то есть женщина в костюме цвета весенних садов, водила их класс по дворцу и, как маленьким, рассказывала о кружках и студиях, заводила в кабинеты и залы. Групп, пришедших на экскурсии, было много и толстых жаб, соответственно, тоже. Некоторые экскурсоводы даже были не толстыми, а одна попалась вообще не жаба, симпотная, даже очень, но она мелких водила. Почему-то мелким попадаются красивые молодые экскурсоводы, но чем старше класс, тем уродливее экскурсовод - Марина это постоянно замечала. Один раз, в каком-то частном музее, был экскурсовод-мужчина. Вот он был крут. Но завёрнут на своих юртах, Севере и чукчах. Нет! Марина завёрнутых мужиков не любила. Мама говорила:
        - Хуже замороченного мужика нет ничего.
        «Художественное слово», «Древние цивилизации», «Поэтический» ? квакала про кружки жаба-экскурсовод, тыча указкой на двери с табличками. Как будто они сами читать не умеют. «Поэтический» ? на этом слове Марина переключила воспоминания. Стихи Марина не любила. Стихи показывали слабость. Над ней так в старой школе смеялись, когда она свои стихи на уроке прочитала. Больше Марина не сочиняла. Ну так, иногда одну-две строфы, не больше. Слово должно быть чётким, слово - оружие, оно должно убивать, так учил её папа. Марине это удавалось. Да и поэтам это удавалось. Ну, Лермонтову, Маяковскому. А современная поэзия - фуфло сплошное, ерунда. Только у одной поэтессы Марине нравились стихи о том, как одиночество павлиньими перьями высовывается из подушки. Это Алевтина Ивановна, большая любительница поэзии, читала как-то на факультативе по кино и театру. Сказала: хоть и «шестнадцать плюс», всё равно прочту, вам по двенадцать лет, в двенадцать можно.
        Шестой «А» завис в игротеке. Некоторые, как малыши, стали собирать гигантский конструктор; кто-то стал играть в странные игры с проваливающимися в бездну спиралей и лабиринтов шариками; самые умные стали двигать на клетчатых столах гигантские шашки и шахматы. Марина ходила по игротеке нетерпеливо, мучилась: когда же, когда, нас отсюда уведут?! От нечего делать пнула носком угги огромные мягкие кубы… Угги знатные, суперские, мама в аутлете немецком купила. Жаль Марина похвалилась, что мама в Германию ездила. Надо было сказать, что это папа угги купил. Киса совсем долбанутый, причапал в кедах. Это по соляному снегу-то! Весь промок, идиот.
        Инструктор игротеки - маленький сухонький мужичок в алой атласной косоворотке, подпоясанный кушаком, был похож на волшебника. Он усадил Марину за игровой стол. Стал объяснять какую-то игру. Кружки деревянные, их надо выиграть как можно больше, выигранные вставлять в специальные отверстия. Она ничего не понимала, но мужичонка всё подсказывал, объяснял, он толкал кружочки-колёсики и за себя и за неё - кружки катились по фанерному полю, проваливались. Марине казалось, что она сходит с ума. Марина бросила очередной кружочек на игровое поле - кружочек закатился в щель.
        - Выиграла, - обрадовался мужичонка, подарил Марине игрушку - пластиковый крест, одна сторона - синяя, другая - белая.
        - Любушкиной бумеранг подарили! - крикнул Киса.
        - Красавицу ещё и Любушкина звать? - хозяин игротеки подмигнул Марине, он церемонно, целуя руку, попрощался с ней и убежал встречать следующую группу.
        Марина и не знала, как выглядит бумеранг. Она встречала в детективах: зло (разного калибра и в разнообразном обличии) вернулось бумерангом. Почему-то о добре никогда так не писали. Добро вернулось бумерангом - похоже на оксюморон. Она на этом оксюмороне чуть не срезалась, когда в эту «лучшую» школу поступала.
        Она не поверила хозяину игротеки, когда он назвал её красавицей. Бабушка твердила, что для старых все молодые - красавицы, чтобы Марина никому из мужчин не верила. Но всё-таки было приятно, что этот «игроман» (он же реально целый день при играх) отметил её, скромно одетую, ненакрашенную. Марина даже волосы не распускала как другие девочки, распущенные волосы мешают, лезут в рот, ими цепляешься за всё.
        Их повели по коридору в спортивный корпус. Наконец-то! Бумеранг она так и держала в руке: защита на случай, если Киса полезет обниматься, он это любил, такой у него был прикол. Они вышли балкон. Вдоль стен - обшарпанные стулья. Около перил тоже стоят стулья, на них восседают тётки, мужики стоят у перил, кричат. Под балконом - огромный спортивный зал, разделенный сеткой на два. В одной половине - гимнастки скачут с лентами, в другой - красивые быстрые пацаны бегают от ворот к воротам, закидывают мячики. На стене - огромный, высотой метров в пять, фотоплакат: красавец в полёте, он на корпус выше, размахнулся - кинул мяч. Только-только кинул. Мяч, небольшой, похожий на футбольный, но меньше, начинает свой полёт.
        - Ну пас же! Пас! - гаркнул крупный мужик и грязно выругался, обернулся на жабу-экскурсовода, стал оправдываться: ? Пять лет вместе играют, а всё сам и сам, пас же надо дать. Обижается, что не полусредний, что край тащит[1 - Наибольшее количество бросков совершают полусредние игроки, они бегают справа и слева от средней линии поля. Крайние игроки бегают по краям поля, они чаще обмениваются пасами, пасы делают полусредним.].
        - Сейчас здесь проходит турнир города по гандболу, - скривилась тётя-жаба. ? Не будем мешать.
        Марина осталась на трибунах с болельщиками. Ей хотелось посмотреть на незнакомую игру, про которую поют «сплины». Да и гимнастки радовали: худенькие, как она, длинноногие, нет у них «форм», как и у неё.
        С первого взгляда игра увиделась такой: все бегают от ворот к воротам, мяч перебрасывают, передают. То и дело случаются потасовки: кто-то не даёт сделать пас и хочет мяч отнять, другой же игрок, наоборот, пытается обмануть, пробиться к воротам, не смотря ни на что найти лазейку и забить гол…
        - Любушкина! - знакомый наипрепротивнейший баритон, который все учителя находили вполне приятным, а историчка, женщина неопределённого возраста, так та просто таяла. - Пошли: тебя не касается?
        Она не обернулась, процедила:
        - Иди отсюда, Кисель. Заблудишься.
        - Да ну. Они пошли к книжным прилавкам, там какой-то чудак автограф-сессию устроил.
        - Не чудак, а писатель.
        - Я и говорю - чудак. Кто сейчас не писатель - все писатели. Ты вот прикольные заметки в статусах пишешь, жаль, что редко, я… ? Киса не успел договорить, его перебил здоровый мужик:
        - Слушайте вы, чудаки на букву «ме», идите отсюда, смотреть мешаете. За третье-четвёртое место парни бьются. Пшли, кому сказал!
        Киса уже открыл рот, чтобы ответить что-нибудь пошловато-остроумное, покривляться с клоунскими ужимками, но Марина не стала дожидаться развития конфликта. Всё равно нормально теперь не посмотришь. Грубость мужика будет витать на балконе. Она пошла к выходу, Киса побежал за ней.
        - И куда нам?
        - Дебил, не пойму?
        Она сама не была уверена, куда идти. Первым делом покинуть спортивный корпус, потом спросить можно. Спрашивать она умела: состроить невинное лицо, скромно улыбнуться, заморгать глазами-блюдцами, плюс пара вежливых оборотов «вас не затруднит», «будьте так любезны» - всегда объясняли. Она так сейчас была взбешена: Киса окончательно испортил ей настроение, а теперь ещё раздражённо цыкает в спину. Выйдя из коридора, ни секунды не задумываясь, чисто по наитию, она выбрала верное направление и скоро нашла столы с книгами, прошвырнулась, ища своих ? нашла. Одноклассники слушали какого-то мужика в дорогом свитере, улыбались, отвечали. Она тоже стала слушать, но ничего не понимала. Слышала отдельные слова, но смысл фраз не доходил до неё. Киса в унисон мужику стал кому-то трещать, что «Любушкина-то наша - гандболистка».
        ГЛАВА ВТОРАЯ. УЛЬКА
        Юлька ползала по руке…
        Два года Марина издевалась над Юлькой, мучила её ? бессловесная тормознутая тварь пожаловаться не могла, сдачи дать не могла, противным голосом передразнить, как Киса, не могла, гримасничать не умела тоже. Единственное, что она делала - пугалась своей хозяйки, «бежала со всех ног», которых у неё не было… Марина специально сыпала на дно аквариума камешки - улиткам нельзя камешки, им нужна мягкая земля и листики салата. О камешки улитки царапают панцирь, могут и разбить его вдребезги. Но это надо очень уж постараться: острое что-то раскидать на дно аквариума и шмякнуть ульку со всей силы. Не-ет. Марина на такая. Иногда её подмывало шмякнуть, особенно, когда в школе противные одноклассницы не верили её рассказам о папе. Однажды, придя домой сильно не в духе, Марина даже размахнулась, чтобы убить этот вонючий комок слизи, спрятавшийся в домик-панцирь. Но передумала. Именно в эту секунду порыв злости улетучился - Юлька забрала хозяйкину злость и обиду на себя. Взяв в кулак несчастную ульку, Марина почувствовала это сердцем, умом, душой, внутренностями, селезёнкой, которой у неё не было…
        Селезёнку удалили в двухлетнем возрасте. Папа купил дачу. В первое же лето Марина упала с крыши подземного гаража. Она до сих пор помнила удар, сотрясение, что-то внутри хлопнуло, лопнуло как воздушный шар. Тогда крыша гаража казалась ей высоким обрывом, а всего два метра высота-то. Неудачно упала Марина, да. Но без селезёнки жить можно - Чехов тринадцать лет подписывал фельетоны «Человек без селезёнки», значит она, Марина, как Чехов. Правда, у него селезёнка была. Марина по совету врачей пила разжижающие кровь препараты и берегла печень - печень взяла на себя функцию селезёнки. Если питаться правильно, Марина ничего не чувствовала, никакого дискомфорта. Марина и на физру ходила.
        Юлька - в сжатом кулаке. Злость ушла. Марина вдруг поняла, что Юлька - единственный друг, и перестала её мучить. Не баловала, нет. Улитка и не поняла бы, если бы Марина стала её баловать. Но Юлька, эта безмолвная тварь, почувствовала, что хозяйка теперь дружески настроена, стала ползать по руке, оставляя влажный тёплый след. Юлька впервые тогда ползала по руке Марины, не пряталась в свой пластинчатый домик (раковина нарастает пластинками). Теперь после школы Марина бегом бежала домой, мыла руки, шла к себе в комнату, переодевалась, пила воду и, пока бабушка готовила или разогревала еду, Марина разговаривала с Юлькой. Марина опускала жалюзи, зашторивала окна - улитки не любят свет, им бы всё укрыться, найти укромный угол. Марина доставала Юльку из аквариума, клала себе на руку, садилась, расставляя руки на письменном столе, как первоклашка, выпускала на своё худенькое предплечье Юльку. Улитка сначала не реагировала, потом из-под панциря показывалась рожка, следом вторая, скоро Юлька вытягивала всё своё жирненькое слизистое тельце, худела на глазах, и начиналось путешествие по плечу, предплечью,
ладоням. Юлька ползала, а Марина рассказывала:
        - Ты не представляешь, Юль, как тебя повезло, что ты улька, улиточка моя, ахатиночка. Лежишь себе в земле, жуёшь свой салат и сухие трупики червячков, и знать не знаешь, что такое эта наша, прости господи, гимназия. А это ад. В особенности наш класс. И тупые, читают только по программе, пишут плохо. Ошибки, правда, не лепят, как в старой школе, но у нас шесть русских в неделю, а не как в нормальных школах - четыре. Короче, тупые челы, несут бред, только и хвалятся, у кого тачка круче. Эх, Юль! Вот бы меня бабушка на «инфинити» из школы забирала! Тогда бы я им всем нос утёрла. Но не судьба, папа бросил, мама бедная, хоть у бабушки пенсия военная. У нас же с тобой, Юлька, бабушка - майор, во как. А Киса этот, ну Киселёв, дебил один, в него все девчонки влюблены, так он, прикинь, Юль, как первого сентября рядом со мной сел - ну, я тебе говорила, ты помнишь? ? так уже пять дней согнать его не могу. Ну, он и шоколадки мне приносит из буфета, воду, всё за свои деньги берёт, всё-таки экономия. И перестал на меня нагло смотреть, с обнимашками больше не лезет, просто смотрит, по-дружески. Это позорище, что
я с ним до сих пор сижу. Он ещё, Юль, рюкзак мой таскает. Всё, Юль, бабушка с кухни зовёт, ты всё равно не слышишь. Ты ? на обед, и я. Марина осторожно опускала руку в аквариум, прислоняла к стеклу - Юлька сползала с руки на стекло, она уже знала, что аудиенция закончилась, сейчас будет еда. Она спускалась по стеклу вниз, к земле. Марина отрывала салат - он рос круглый год тут же в цветочных горшках. Марина сама его сажала специально для Юли: и салат, и кресс-салат, и пекинскую капусту.
        Глава третья. На гандболе
        Она поехала во Дворец, никому ничего не сказав. Завернула в спортивный корпус. Вошла в фойе. За барьером гардероба, как за прилавком, сидели люди в футболках и спортивных костюмах, они записывали в спортсекции. Ажиотаж наблюдался около треножника с плакатом: гимнастка с лентой летела над землёй, будто она фея рассвета. Тусня из ухоженных, лента вилась спиралями, вычерчивая в облаках сердечко. Везде эти сердечки, Марина ненавидела эти сердечки. Сердце совсем не так выглядит, а вот селезёнка на эти сердечки похожа… Марина прошлась мимо разделительного барьера. У таблички «гандбол» сидела красивая женщина. Идеальный овал лица. Женщина с подиума. Тёмно-каштановые слегка тонированные краской волосы ? на прямой пробор, гладко зализаны.
        Марина подошла, улыбнулась, поздоровалась.
        - Год какой? - рявкнула женщина низким прокуренным голосом.
        - Девяносто седьмой.
        - Нормально. Говори фамилию.
        Марина назвала.
        - Шорты, футболка, кроссовки. Первая тренировка в следующий понедельник, - женщина протянула Марине визитку. - Подружки есть?
        - Есть, - наврала Марина. Не могла же она сказать, что у неё никогда не было подруг.
        - Приводи! Команда ? во как! - женщина сделала характерный жест ребром ладони поперёк шеи.
        - Я в гимназии учусь. Никто гандболом не увлекается.
        - Ну и дураки, - рявкнула женщина. - Всё. Жду. А вы чего? Тоже ко мне? - женщина ослепительно улыбнулась какому-то деду. Дед с обросшей седой шевелюрой, но гладко выбритый, подошёл, когда тренер протянула Марине визитку, встал и стал слушать.
        - Да я внучку записать. Хотел в оздоровительную группу ОФП, но вот заинтересовался…
        - Год какой?
        - Девятый сейчас год… Две тысячи девятый…
        - Да нет. Внучка какого года рождения?
        - Вроде, двухтысячного.
        - Рост?
        - Сейчас позвоню, узнаю…
        - И год уточните, пожалуйста! - женщина всё улыбалась. Не Марине, нет! А этому поношенному деду.
        Дед достал из кармана чёрных джинсов дешёвый мобильник, направился к выходу. Марина постояла неприкаянно и тоже вышла. Дед разговаривал по телефону:
        - Соня у нас какого года? Значит, я правильно сказал. Слушай: может, на гандбол запишем? Тренер такая злая, сидит с тетрадкой, никто к ней не идёт. Да вот и я подумал. Она рост спрашивает. Какой у Сони рост? Понял. - Дед положил мобильник в карман.
        Марина пошла домой. Записаться оказалось так просто, а она думала отбор будет, просмотр, форму захватила. Она посмотрела на «визитку» ? обычную бумажку, распечатанную на принтере. Тренера звали Елена Валерьевна.
        Оставшиеся четыре дня она волновалась, жаловалась Юльке:
        - Нет, Юль, я сама не своя. Вдруг у меня не получится? Ещё мелких набирают. Двухтысячного года. Вообще кошмар. Может, они в другой группе будут?
        Юлька замерла, шевелила рожками растерянно, как бы сочувствуя.
        - Ути, ты моя прелесть, - Марина аккуратно опустила Юльку в аквариум, порвала с салата начинающие желтеть листочки.
        До понедельника Марина как-то крепилась. Каждый день думала: всё-таки ещё не понедельник, ещё обыкновенная жизнь. Но в понедельник начала волноваться по-настоящему, её трясло, она не могла даже пить. Никто, кроме Юльки, не знал, куда она записалась. Бабушку и маму она уверила, что записалась в группу ОФП.
        - Просто пробежки, пинг-понг, зарядка. Типа фитнеса.
        Мама была против, бабушка - за.
        - Мариночка! Ты же инвалид! - всплескивала руками мама.
        - Инвалидность перед первым классом сняли, - резонно замечала бабушка. ? И после восемнадцати никто ей группу не даст. Я узнавала. Без селезёнки все живут и прекрасно работают.
        - Если нас из инвалидов срезали, чтобы льготы не давать, это не значит, что Марина перестала быть инвалидом, - возражала мама.
        В большой медицинской карте, которую они с мамой отнесли в старую школу, в графе, где отметку делал хирург, было написано чёрным по белому (синим по жёлтому): «удалена селезёнка», и дата. В рекомендациях - «неосновная (II-ая) физкультурная группа без участия в соревнованиях» - такие же группы ставили и сердечникам с брадикардией или тахикардией, и диабетчикам, и тем, у кого давление - у Марины и в старом и в новом классе были такие. Марина, по совету умного врача, не афишировала свою неосновную группу, она честно сдавала все нормативы: прыжки с места, канат, опорный прыжок через козла. Дорогущий врач, какой-то светило, к нему Марину отвёл папа, сказал:
        - Движение, физкультура и закаливание обязательны.
        Он был классный, этот светило. Милый доктор, молодой, улыбчивый, похожий на зубного врача с рекламного плаката. Он посоветовал народные средства: отвары трав и растительные таблетки для укрепления иммунитета. И витамины.
        Когда Марина перешла в гимназию, ни врачиха, ни физрук ничего ей не сказали. В старой школе хотя бы на диспансеризации хирург многозначительно кивал головой, изучая карту. Диспансеризацию от гимназии они проходили в поликлинике по соседству, а не в той, куда Марина с детства ходила. Хирург в новой «гимназической» поликлинике привычно и раздражённо шлёпнул прямоугольный штампик «без патологий» в новую клетку. Марина тоскливо усмехнулась: снова стала здоровой, выздоровела.
        Бабушка и мама поругались. Бабушка победила, и на ОФП Марину отпустили.
        Пока ехала, Марина отвлеклась. Напоминания мамы всегда наводили на тоскливые мысли о смерти. Марина думала: вот люди здоровые, идут себе весело, а она - не здоровая. Успокаивало то, что Марина никак не ощущала, что селезёнки нет. Главное не есть жирное и жареное. Главное - вообще поменьше есть, не перегружать пищеварительную систему…
        В спортивный корпус Марина вошла в жутком настроении, забитая и подавленная. Сдала недовольной гардеробщице мокрую куртку (на улице моросил дождь). Злой охранник позвал администратора, та спросила, к какому Марина тренеру и провела её через длинный коридор в серое подвальное помещение. В помещении располагались двери.
        - Слева - мужские, справа - женские.
        - Что?
        - Да раздевалки, девочка, раздевалки.
        - А в какую мне?
        - Да в какую хочешь. Обычно гандбол в восьмой.
        Марина открыла дверь с табличкой «8» ? там было темно.
        - Свет включи!
        Марина стала озираться в поисках включателя.
        - Дальше, дальше по коридору.
        Марина прошла по коридору - остановилась в недоумении: на стене было два ряда клавиш.
        - Да нажимай все, - сказала администратор. - Сейчас и гимнасты подойдут, и офп-шники, и гандболисты.
        Марина потыкала в клавиши выключателей.
        - Ты первый раз?
        - Да.
        - Заметно. Худенькая. Девочки у нас в гандболе крепенькие. Ну ничего. Лучше, чем жирненькой-то быть.
        - Александра Юрьевна! - бас охранника.
        - А! Чтоб ты, - бросила в сердцах администратор. - Везде эта безопасность чёртова. Пропуски тренер сегодня выдаст. Фотографию не забудь прилепить, три на четыре. - И администратор захромала по коридору встречать новеньких.
        Марина зашла в раздевалку, стала переодеваться. Скоро в раздевалку вошла жирная огромная девочка, с длинной русой косой.
        - Ты к Елене Валерьевне?
        - Угу.
        - И я.
        - Ты первый раз?
        - Угу, - как Марина ни волновалась, но она не собиралась общаться с этой толстухой.
        - И я. Меня Варя зовут. - толстуха вопросительно посмотрела на Марину.
        - Марина, - еле выдавила из себя.
        Появились ещё три девочки. Они весело болтали, обсуждая отстойную песню и блокнотики. Невысокая девочка Маша с выпяченной вперёд челюстью верховодила.
        - Вы к Елене Валерьевне, девчонки?
        - Да, - кивнула Варя.
        - С нами будете. С прошлого года только мы втроём остались. В одной команде будем. Я - капитан. Я - Маша. А это - Даша и Поля.
        «Я не могу, - подумала Марина. - Это квадратная челюсть - капитан. Держите меня!» Но вслух ничего не сказала.
        Вместе с Машей и её подругами Марина и Варя поднялись по лестнице в зал, прошли мимо сетки, за которой под музыку и истошные окрики тренера занимались гимнастки.
        Елена Валерьевна сидела за столом.
        - О! Маша! Познакомились?
        - Да.
        - Твоя новая команда. Разминку проводи. У меня ещё мелкие подойти должны.
        Маша побежала по залу. За ней - остальные. Через пять кругов с Вари начал катиться пот. Она пыхтела:
        - Давай остановимся.
        Марина сделала вид, что не слышит. Пробежка закончилась ещё через два круга. Марина озиралась: где Елена Валерьевна? Красавица-тренер стояла у стола, разговаривала с какой-то женщиной. Девочка, в фирменных шортах и симпатичных сетчатых кроссовках с сиреневой подошвой, стройная и загорелая, с короткой стрижкой, стояла и смотрела на зал, на высоченные потолки на огромную фотографию гандболиста. Через окна под потолком пробивались сентябрьские лучи, освещая зал полосами. Значит, дождь закончился, значит распогодилось.
        - Маш! - крикнула Елена Валерьевна. - Ещё Соня будет с вами.
        «Ах, Соня! - подумала Марина. - Это, значит, её был дед. Мать тоже дешёвка. А девочку одели хорошо.
        - Бегай пять кругов, - сказала Маша Соне.
        Пришли ещё три девочки, тоже мелкие, сильно ниже Сони, тоже с мамами, и тоже стали бегать. А Елена Валерьевна всё говорила и говорила с мамами. До Марины долетели слова:
        - Нас с баскетбола выгнали. Вы-то не отчисляете?
        Марина удивилась: неужели из секций выгоняют…
        Началась разминка с мячиками. Марина надеялась, что её возьмёт в пару Кристина Щетинская, симпатичная девчонка с курчавыми волосами, собранными в пышный хвост. Но Кристина отошла к воротам, и Елена Валерьевна с другим тренером, вдвоём, стали лупить по воротам мячами. Кристина - вратарь, поняла Марина. И ей пришлось встать в пару с жирной Варей. Мяч эта толстуха пасовала на удивление сильно. Марина еле стояла на ногах. А ведь это только разминка…
        К зиме Марина освоилась на гандболе, привыкла, осторожно рассказала правду и бабушке. А уж бабушка «успокаивала» маму. Марина была собой довольна. Она не сразу огорошила свою гипер-опекунскую семью, она постепенно. И добилась своего. Сразу бы если сказала о гандболе, ни за что бы не отпустили. А сейчас, по прошествии трёх месяцев, смирились. К этому времени всех мелких, кроме дуры-Сони, они с Махой выгнали. Травили девчонок потихоньку, и только если не было поблизости администратора Александры Юрьевны. Вырубали мелким свет в раздевалке, закидывали мячи (мячи были подписаны) за маты и сетки, в самый угол. Прятали сапоги, разбрасывая их по соседним раздевалкам. Обзывали конечно, но не на тренировке - Елена Валерьевна наказывала отжиманиями, если замечала.
        После тренировки Марина по-прежнему была одна. «Тройка» Маши жила неподалёку, они вместе приходили, вместе уходили. Вратарь Кристина оставалась ещё и на вторую тренировку со старшаками. Варю ждала бабушка, весёлая общительная жизнерадостная, как все толстухи, она так радовалась, что Варя сбросила за четыре месяца пять килограммов, рассказывала об этом и охраннику и хмурым гардеробщицам и администраторше Александре Юрьевне. Марине приходилось выслушивать нескончаемые трели бабушки Вари, ну и с Варей, понятное дело, общаться, иногда плестись с ними до остановки.
        У Елены Валерьевны была звёздная старшая группа, сыгранная команда, сильная. Они приходили к шести вечера, переодевались в соседней раздевалке, в девятой. В десятую раздевалку входили старшие мальчики. «Как-то странно, - размышляла Марина. - Парни моего года тренируются до нас, старшие ? после нас. Почему, интересно? Почему не с нами? Почему мы в одиночестве?» Ровесники Марине на фиг были не нужны, а вот старшие… Вот бы с кем она хотела брести до остановки сколь угодно долго. Она рассказала бы своему парню и про папу, и про Юльку, и про прилипчивого Кису, который подарок ей уже на Новый год приготовил. «Сто пудов - духи», - предположила бы Марина и сморщила перед воображаемым собеседником носик - у неё это здорово смешно выходило. «Единственный выход - тренироваться, - думала Марина. - Тогда рано или поздно я буду тренироваться со старшими. Вон, Кристина Щетинская, тренируется же. Но она вратарь…» Кристина была на год старше Марины, и какая-то уникальная у неё была реакция, и растяжка тоже приличная. Марина же пока на тренировках не блистала, но старалась: с февраля начинался турнир.
        На турнире Марина крайняя. По другому краю бегала Соня. Маша - линейная, она мячи у противника молниеносно подбирает, Варя полусредняя, еле бегает, своей тушей пробивает защиту, удар сильный, мяч летит в ворота, но чаще мимо. А Марина - вообще не забивает. Крайние вообще мало по воротам бьют, крайние подбирают мячи по углам. А вот противная мелкая Соня забивает и с угла. Вроде как побежала, мяч внизу держит, и вдруг - раз! - мяч в воротах. Соня умела хитрить. Маша пасы теперь даёт только Соньке, а Марине - никогда. Поначалу Маша только Марине пасовала, но Марина мяч теряла, и Маша на Марину наорала, её даже с площадки на две минуты удалили. Маша на Марину вообще с кулаками полезла. Судья игру остановил. Противник-то от Маши часто по мордасам в гандболе получает, но чтобы игрок на своего же накинулся… Марина совсем растерялась, Елена Валерьевна её заменила. А Сонька бегала себе крайней и бегала. То, что тренер выпускала на площадку мелкую, выводило Марину из себя, ещё больше выводило, что все думают, что Соня лучше Марины играет. Почему парни девяносто девятый-двухтысячный играют отдельной
командой, а эта мелкая Соня - с ними?! Марина, пока стенку подпирала, спросила у Елены Валерьевны - ведь в запасе стоят девочки старше.
        Но Елена Валерьевна, как всегда, грубо отшила:
        - Нет у меня команды мелких. Соня рослая, нормально. Ты бы лучше о своём пасе думала. Лапша, такая лапша и руки дырявые, точный пас принять не смогла.
        «Лапша» Марину так все здесь на гандболе и звали…
        Марина пожалела, что полезла с вопросами. Елена Валерьевна нервничала на турнире, ругалась с арбитром из-за Вари - судья назначил семь метров, по мнению тренера Варя заслуживала только десять метров. В итоге Варю удалили на две минуты, а Елене Валерьевне показали жёлтую карточку…
        Глава четвёртая. Стукачка
        В спортивном корпусе были медицинские кабинеты. Сказали, что будет медосмотр. Их команде назначили на рано. Но тренера не было. Елена Валерьевна пришла спустя два часа с каким-то странным лицом, то ли до смерти напуганная, то ли просто сильно злая. Она не говорила, а рычала. Сунула Маше какие-то листки:
        - Веди, Машуль, команду. Если меня позовут, в зале найдёшь.
        Потом узнали, что у Елены Валерьевны в этот день умер отец. Совсем ещё не старый. Сердце…
        На медосмотре к невропатологу вошли скопом.
        - Курите, пьёте, матом ругаетесь? - неожиданно спросил врач и почесал усики.
        Все молчали. Матом в раздевалке ругались все, кроме Сони. Что с этой Сони взять. Один раз зашёл разговор о сексе, Соня спросила: а что это?
        - У родителей спроси, - презрительно бросила Марина.
        С тех пор, если Соню у гардероба встречала мама, то с ненавистью смотрела на Марину. Марина смело смотрела в ответ, не опускала глаза. Ей бы было легче, если бы эта здоровая неухоженная некрасивая тётка в дешёвых джинсах что-нибудь ей сказала, не молчала. Но тётка молчала, и от этого у Марины ещё больше портилось настроение.
        - Ну так что, девочки? Как дела с дурными привычками? - спрашивал невропатолог, выводя нечитабельные каракули на листочках.
        Все молчали.
        - Одна команда?
        - Одна.
        - И ты, малышка, Максимова Соня, с ними?
        - Да, - ответила Соня. - Там ещё девочки младшие были. Но Любушкина всех обижала. Они и ушли. Осталась только я.
        - Любушкина? Кто тут Любушкина?
        - Я, - скромно улыбнулась Марина. Она ничуть не испугалась. А вот Маша почему-то покраснела.
        - Не куришь? - непонятно было, зачем врач это спрашивает.
        - Нет.
        - Но ругаешься? Как, Соня, ругается Марина?
        - Да, - сказала Соня.
        И вот тут Марина почувствовала, что краснеет. Невропатолог между тем всё что-то строчил в бумажках и ухмылялся сквозь усы. Он отдал листочки Маше:
        - Следи, капитан, за дисциплиной. Гандбол - нервная грубая игра. Что, девчата, главное и в жизни и в спорте?
        Все молчали.
        - Держать себя в руках. Не выходить из себя. А то можно и обратно не вернуться, красная карточка… удаление до конца жизни… то есть игры… мда…
        После этого злополучного медосмотра Марина притихла, не приставала к Соне - вдруг невропатолог донесёт Елене Валерьевне? Но прошёл турнир, на котором они заняли последнее пятое место, прошло больше месяца со смерти отца Елены Валерьевны, и тренер стала такой же, как была, без того растерянного странного старящего её лица.
        Маша после турнира перестала издеваться над Соней. Но Марина действовала теперь с Варей. Они с Варей больше не лезли в Машину «тройку», точнее Маша и девчонки как-то отдалились от Марины и Вари. Маша вообще стала уходить в другую раздевалку, к старшим. Она и тренировались теперь иногда со старшими.
        После тренировки, если не было посторонних девчонок из групп ОФП, неповоротливых целлюлитных клуш, Марина говорила Соне с издёвкой:
        - Ой, ну как ты, Сонь? О-оо: сапоги? Посмотри на свои сапоги! Позор, да, Варь? Мальчик-то есть у тебя? Гуляешь?
        Соня молчала, краснела.
        - Я в четвёртом классе, очень любила потусить. А сейчас мой парень никуда меня не пускает - только с ним, только с ним, - кривлялась Марина, гордо застёгивая лифчик.
        - А чё ж, Марин, он на турнир не пришёл, твой парень? - басила Варя, переплетая косу. Варя любила расчёсываться в раздевалке, чтобы все видели, какие у неё роскошные волосы.
        - А зачем?
        - Ну как? У старших девчонок друзья приходили.
        - Так то - старшие. Они чемпионки. А мы последние. Я позориться не хочу.
        - Ты пасы слабые даёшь. И не метко, - сказала вдруг Соня.
        - Можно подумать ты сильные, ты вообще под конец игры не бегаешь, а пешком ходишь. И чего только тебя Елена Валерьевна ставит с нами?
        - Нет команды моего года, вот с вами и бегаю.
        - Смотрю: вместо уродского рюкзака сумку уродскую таскаешь? - Марине хотелось побольнее уколоть Соню.
        - Да ладно. Классная сумаха, - вступилась вдруг Варя.
        Сумка, и правда, была хорошая, спортивная, в цветочек. Марина и сама о такой мечтала, а то рюкзаки эти надоели. Ещё круто, когда сумка и рюкзак из одного материала. Соня как мысли её прочитала:
        - У меня ещё рюкзак такой. Мама купила.
        - Твоя мама дура, - сказала Марина.
        - Сама ты дура, - сказала Соня и вышла из раздевалки.
        - Видела: она чуть не заревела, - рассмеялась Марина.
        Варя загоготала. И Марина поняла, что Варя её одобряет, а с сумкой так только прикалывалась. Они как можно дольше сидели в раздевалке, пока Александра Юрьевна не постучала:
        - Девочки! Сколько можно?! Мне убираться. (Александра Юрьевна подрабатывала уборщицей по совместительству.) И смотрите у меня: девочка в слезах вышла. Мама её уже мне жаловалась. Не обижайте никого. Тут же спорт, не школа.
        «Да пошла ты», - подумала Марина. Но вслух ничего не сказала, мило, даже виновато улыбнулась. Она была довольна собой. Значит, мать Сони уже жалуется. Ну-ну. Хорошо, что Елена Валерьевна ни с кем из родителей не контачит, не разговаривает, вниз, к гардеробу, не спускается, на трибуны во время тренировок не пускает. Сколько раз бабушка Вари просилась «тренировочку посмотреть», Елена Валерьевна - ни в какую: «Только на игры!» ? говорит. И телефон свой никому не даёт. Если, тренировка отменяется или переносится, звонит Вика - капитан старших девочек.
        С этого дня, когда Соня чуть не расплакалась, Марина решила мучить Соню и во время тренировки. Чтоб не стучала невропатологу, чтоб мама её администратору не жаловалась. Нередко Марина попадала во время упражнений с мячом в пару с Соней - пары всё время менялись. Марина целилась в Соню, ей в лицо, вкладывала всю ненависть, всю силу. Иногда Соня пропускала броски, тёрла скулу - гандбольный мяч быстрый, удар от броска болезненный, жаль, что у Марины пока сильно не получается.
        Глава пятая. Весенняя паника
        В апреле Юлька заболела. На тельце у неё образовалась опухоль. Марина запаниковала, полезла в интернет, но интернета не было, мама не оплатила. Пришлось просить Кису. Эсемеску она ему тоже послать не могла - денег на счету не было, ждала следующего дня. Она привыкла к Кисе за этот год, ей было приятно, что в классе никто больше не прикалывается над её рассказами о папе, больше никому ничего и не рассказывает. Только Кисе врала как раньше. Если Киса приглашал её в кино на выходных, Марина отвечала, что не может, что идёт туда-то и растуда-то с папой.
        - Я посмотрю дома в сети, скажу насчёт улитки, - с готовностью отреагировал Киса.
        - Спасибо, Валер. Мне в общем-то по фиг. Всё-таки улитка, не собака там, не кошка, но привыкла я к ней. Она тихая такая, мокрая…
        На следующий день Киса, ухмыляясь, принёс распечатку:
        - Читай!
        Марина стала читать. Оказалось, что опухоль - это половой орган. Юлька повзрослела, ей нужна пара. «Пара из другой генетической линии» ? это они смеялись уже вместе с Кисой, когда он провожал её из школы домой. Впервые Марина позволила ему это!
        - Я и смотрю, Валер. Она теперь меня не ждёт, всё ползает по стеклу, мечется. Ну, насколько это возможно при её темпераменте. Раньше по руке ползала, а теперь всё в скорлупе и в скорлупе. Салатик есть перестала. А то ещё, знаешь, забьётся в угол, закопается в землю, я её и найти не могу.
        - А купаться?
        - Я так испугалась этого отростка, что перестала купать.
        Они поехали в магазин за второй улиткой. Мама без звука дала денег, Марина естественно сказала Кисе, что деньги дал папа.
        - Ахатины - гермофородиты, - радовался непонятно чему Киса, обняв Марину. Она впервые дала себя обнять, она несла коробочку с новой улькой.
        - И как назвать-то эту новую?
        - Назови Валера.
        - Нет. Назову Киса.
        Киса обиделся, засопел. Зачем, зачем Марина его обидела? Ведь, Киса с ней пошёл в магазин, выбрал улитку, вообще было всё замечательно. С другой стороны - он её в пятом-шестом классах сильно обижал. И ей до сих пор приходится продолжать врать ему об отце. А как не врать? Если уж столько наврала, признаться нереально. Киса снял руку с её плеча. Ну и пусть. Киса не стал её чмокать в щёчку у подъезда. Ну и пусть.
        - Да ладно. Назову Валерой.
        Киса даже не обернулся.
        - Валер! Не куксись!
        Киса проигнорировал и это.
        Ну и пусть.
        Юлька! Только Юлька никуда от Марины не денется, никогда её не предаст. Юлька! У тебя теперь пара из другой генетической линии!
        Паника! Юлька отложила яйца! Или это Валерка отложила яйца? А может быть они обе?
        Паника! Елена Валерьевна сказала, что будет лагерь. И надо пятнадцать тысяч рублей.
        Так… по порядку. Хорошо, что ещё оставались копейки на счету - она тут же послала эсемеску Кисе. Сообщения ей даются легко, не то, что телефонный разговор. У неё врождённая грамотность, и стиль, и всё такое письменное. Ей про грамотность на вступительных экзаменах сказала Алевтина Ивановна. Марина даже предположить тогда не могла, что будет спорить с такой уважаемой учительницей на факультативах. А вот - спорит теперь. Все молчат, половина вообще не врубается, не понимают, подсажены на фэнтези. Как их только в эту гимназию взяли, может, они классом ошиблись - им же всем не в лингвистический, а в какой-нибудь Хогвартс.
        Она написала Кисе про яйца. И спросила: ЧТО ДЕЛАТЬ?
        На следующий день Киса молча сунул ей распечатку - он всё ещё обижался, но с парты не отсаживался, рюкзак носил по-прежнему, и провожал, но всё молча, или почти молча ? односложные какие-то предложения. Она почитала распечатку, поблагодарила:
        - Спасибо. Так и сделаю. Может, заберёшь Валерку?
        Киса вздрогнул:
        - Всё-таки Валерой назвала?
        - Ну так. Ты ж обидчивый такой.
        - Валеру заберу. Ты только всё объясни мне. Как купать, где держать, чем кормить.
        - Главное - аквариум. Но первое время можно и в банке.
        - Нет уж. Попрошу денег у мамы. На террариум. Или нужен обязательно аквариум?
        - Аквариум лучше, - улыбнулась Марина, она впервые улыбнулась Кисе по-доброму, обрадовалась, что Юлька опять останется одна и яйца эти закончатся, но и Валеру Марине хотелось пристроить в надёжные руки. Марине было неприятно, что Юлька забыла о ней, променяла её на другую генетическую линию. Если Марина брала её в руку, она не вылезала из домика. Показывалась только под струёй воды. Но и с Валерой Юлька теперь не «общалась». Ползала вдалеке, спала тоже отдельно. А раньше-то - всё рядом, рядом, и даже вплотную. В общем, Юлька оказалась большая эгоистка. Отложила яйца и бросила их. Валерка тыкался в них, видно хотел сожрать, но у него ничего не выходило. Марина торопилась домой.
        - Блин! Ты так ходишь быстро!
        - Спортом заниматься надо. - Марина забрала у Валеры рюкзак, побежала по лестнице вверх, на свой пятый этаж. Влетела.
        - Бабушка! Где у нас банки?
        Бабушка сидела у телевизора, не сразу откликнулась.
        - На балконе. Не лезь, не лезь, Мариночка. Я сама. - бабушка, путаясь в махровом халате, поднялась с кресла.
        Но Марина сама нашла банку на балконе; из горшка с алоэ сыпанула в банку землицы, побежала в свою комнату. Ули опять были вместе. Рядом! Панцирь Юльки потемнел за это её брачное время. Валерик была крупнее, с панцирем коричнево-чёрным.
        - Ты мой моллюск, иди ко мне, иди, - Марина протянула руку и схватила Валерика. - Не надо мне больше детей, понял? Не надо. Всё. До скорого. Юлька соскучится, я тебя опять попрошу. ? Она как можно аккуратнее усадила Валерика на дно, но Валерка тут же пополз. «Совсем ополоумел, - подумала Марина. - По идее он прятаться должен. Юлька всегда в домик пряталась, если её на новое место сажали».
        Она накрыла банку полотенцем, вылетела из квартиры - пока бабушка будет проводить ревизию на балконе, Марина успеет отнести Валерика Валере. Она аккуратно побежала вниз по ступеням. Она была почти счастлива. Сами собой, через шаг, рвались на волю слова, слоги, звуки:
        Су-хо-путная улитка
        Ты ползёшь довольно прытко.
        Домик круглый покидаешь
        Прыг в троллейбус ? исчезаешь…
        Почему в троллейбус, Марина объяснить не могла, и почему прытко не знала. Хотя прытко - потому что улитка, рифма.
        - Ты чего это? - удивился Валера. - Поёшь, что ли?
        Марина опомнилась. Она выбежала из подъезда, повторяя слова ? спалилась.
        - Пушкина повторяю.
        - А-аа, - Киса посмотрел как-то странно. - Странный какой-то Пушкин. Троллейбусы воспевает.
        Вокруг бушевала весна. Рождались на деревьях липкие листики. Цвели яблони-китайки. Гудели по магистрали троллейбусы… Троллейбус-тролль в заиндевелый вечер, - вспомнила Марина совсем не по времени другое своё стихо, над которым так смеялись в старой школе. Марине захотелось обнять Кису, пойти с ним гулять. Это их с Кисой мир. Эти деревья, эти клейкие листочки, этот город. Это их время. Наплевать на остальных. Все вокруг вон из их мира!
        - Ули не любят света. Ты знаешь, Валера какая-то нервная сейчас. Паника у неё. Боюсь, она и тебе кладки устроит.
        - Пусть. Есть же рецепт, - отозвался Киса. Он не смотрел на Марину. Наверное, он уловил её мысли, её желания… Киса покраснел как рак. Его неловкость передалась Марине.
        - Да-да. Пойду, Валер. Побегу. А то ещё повыведутся. И куда их. В дикой-то природе улины яйца черви съедают, жуки. А у нас червей нет. Если не считать сухих червей, в корме.
        Валера грустно улыбнулся, чмокнул Марину в щёку, и она, довольная, что помирились, побежала скорее домой. Влетела в квартиру. Бабушка всё ещё шуровала на балконе. Ну, старики они такие, всё чего-то шебуршатся, всё пытаются контролировать. Эти банки сто лет на балконе стоят. Бабушка варенье варит. Раньше ещё консервировала: огурцы, грибы, перцы, синенькие - для Марины всё это под запретом, потому что с солью и уксусом. Пока папа с ними жил, всё это готовилось десятками банок. Теперь нет. Теперь только варенье, и то больше по инерции… Бабушка копалась на балконе - Марина копалась в земле, выискивая яйца - всё-таки ули успели их разнести-разбросать. Надо сразу было, - бесилась Марина. - А теперь выбирай их. Вроде бы собрала в пластиковую коробочку все яйца, тщательно ещё раз, пальцами, прощупала землю. Положила коробочку в морозилку. Ночью встала, взяла деревянную толокушку и стала толочь замороженные яйца. В кухню вошла заспанная мама:
        - Ты что, Марина?
        - Ничего. Улька яйца отложила, я их заморозила, теперь крошу, чтоб их ей же скормить.
        - Ужас какой!
        - Всё по инструкции, из интернета.
        - А почему ночью, Мариночка?
        - Мама! Уля ночной моллюск!
        Она хотела сказать как обычно «мама отстань», но как раз по риторике прошли синонимические образы речи, рерайт. Слова можно говорить любые, важна интонация - убеждала Алевтина Ивановна. Марина испытала новое знание на маме, и это сработало. Мама спокойно пошла спать. Марина высыпала яичный порошок в аквариум - можно сказать, развеяла пепел по ветру. «Надо было пепел на листочек салатный положить, так легче бы Юлке было. Хотя… пусть тренируется, двигается в своём замедленном темпе. И пусть мне приснится, что в заторможенном мире тормозов моя Юлька самая быстрая». Но Марине ничего не приснилось.
        Глава шестая. Аномальная жара
        Паника! Жёлтый уровень опасности! Аномальная жара!
        Киса уехал на дачу. Хотя обещал сидеть в городе всё лето ради неё, ради Марины. А вот - сбежал. Жара ? хорошо так за тридцать. И уже загорелись леса. Запах гари иногда приносит ветер.
        Паника дикая. Все бегут. Утром из-за смога не видно в окна ничего. Мама звонит папе. Второй раз за три года! Требует, чтобы папа позвонил Елене Валерьевне. Папа юрист, адвокат, он знает, как разговаривать.
        - А ты социолог! - орёт папа в трубку так, что Марина всё прекрасно слышит. - Ты привыкла общаться с людьми.
        - А ты не привык?
        - Меня достали люди! - визжит, как девчонки у них в школе, папин голос. - Я бесплатно с ними не общаюсь, поняла?
        - Но это твоя дочь! - плачет мама.
        Марина не плачет, как мама, нет, не причитает по-бабьи. Марина спокойно берёт Юльку, несёт её под кран. Юлке тяжело. Жара и пустыня - не её стихия. Всё голо, всё пресно, катятся по пустыне перекати-поле родительских ссор и взаимных обид.
        - Просто папа бабник, - шепчет Марина Юльке. - Сам виноват, и поэтому хочет доказать, что мы с мамой плохие. Конечно, мама и бабушка после операции меня оберегали, не разрешали ни с кем общаться…
        - Бабушке как всегда повезло, умотала в санаторий по путёвке собеса, - мама сидит за столом со стаканом пива, обмахивается веером. Толстые рыхлые руки, круглое как блин лицо.
        Конечно, можно поехать к папе на дачу.
        - После такого разговора? - мама делает большой глоток. Пиво пенится, сквозь стакан видны пузырики, похожие на улины яйца… ? Да лучше тут сгореть, чем унижаться.
        Марина не согласна. Ну и что, что папа не приглашает, можно попроситься, можно подружиться с новой женой. Но мама против: ехать на дачу, где Марина к тому же покалечилась - это выше её сил.
        А Марине всё равно. Тем более, что того «обрыва», крыши подземного гаража, больше нет. Не будет же папа гробить своего нового ребёнка, кстати, тоже девочку.
        - Ой! Ну что? - пиво заканчивается, мама успокаивается. ? Придётся самой Елене Валерьевне звонить. Знаешь, Марин, я эти пятнадцать тысяч для тебя еле у него выпросила. Думала: не даст, не поедешь в лагерь. Но он почему-то вдруг взял и на карточку мне перечислил. И не пятнадцать, а двадцать! Ну и алименты сейчас большие для тебя пошли. Вот, в бассейн всё лето ходишь, каждый день. Сто восемьдесят рублей сеанс помножим на тридцать дней. Да… Папа поднялся, стал зарабатывать… ? мама допила пиво. На кружке нарисован солдат, толстый, комичный, неуклюжий, надпись: «Praga».
        - Ох! Хорошо, я вентиляторы в начале лета купила. - радуется мама, повторяя про вентиляторы в сотый раз. - Я-то ещё ладно, у меня кондиционер на работе. Но как ты тут вес день!
        - Мам! - Марина спокойно переносила жару.? Главное - бабушки дома нет, всё-таки возраст, давление.
        - Да-да, - шепчет мама. - От давления сейчас все страдают.
        - Мам! Ну и бассейн очень кстати. У тебя кондиционер, у меня - бассейн. Там тоже кондишн.
        - Надо было раньше тебя в бассейн отдать, лет так в шесть. Всё инфекций боялись, - вздыхала мама. Она говорила в нос, растягивая слова, чуть запинаясь…
        Дым менялся. Он был то густой, тягучий. То вдруг лёгкий, как вуаль, сквозь него почти всё было видно. Вот этот прозрачный и был самый едкий. Он забивал горло маме. Она не могла вздохнуть, мучилась бессонницей. И пила, чтобы заснуть.
        - Кто кондиционеры ставит, сейчас озолотились. Вентиляторы во всех магазинах расхватали, - мама говорила всё невнятнее, язык заплетался. - Заметила, Мариночка? Город как после атомной войны. Вымер.
        Марина кивала. Она ходила в бассейн через пять светофоров и десять дорог. И впервые не боялась. Машин было мало, прохожих и того меньше.
        - Ну как там в бассейне?
        Марина послушно «пошла на второй круг», рассказала об инструкторах.
        Бассейн открылся после санитарного отпуска в середине июня - когда началась жара. Елена Валерьевна сказала, что в лагере - водоём. Марина не умела плавать. Никогда даже в воду не заходила - боялась воды. Бабушка посещала бассейн по пенсионному льготному абонементу, она и сообщила, что летом в бассейне два раза в день сеансы с инструктором. Никаких групп и абонементов. Приходишь и плаваешь с детьми, которых видишь первый и последний раз. Инструкторы менялись каждые два дня. А дети вообще каждый день новые, в основном мелкие. Иногда Марина вообще одна. В бассейне - мощные кондиционеры, выводят конденсат на улицу, он знай себе покапывает на асфальт. Оазис! Желающих посетить «оазис» в смог прибавилось. Когда почувствовала, что не тонет, когда перестала сильно уставать, Марина стала думать, размышлять, плавая с досочкой, анализировать: как бы так стать капитаном команды вместо Маши. Пока она бегает по краю. «Лапша! Лапша!» ? рычит Елена Валерьевна. Ну да: бросок у Марины слабоват, рука не разгибается, бросок вялый, близкий, не точный, а на боковой нужно быть техничной и быстрой, чтобы не давать мячу
уйти. Вот поедет в лагерь, будет тренироваться, оттачивать бросок, надо будет посмотреть, как старшие девочки руки закачивают. План такой. Первый этап - избавиться от жирной Вари, почему она полусредняя, почему? Марина тоже может нападать. Почему Маша - распасовщица? Пусть тогда Варя на центре. Нет, центральная должна быть юркой как Маша. О! У старших девочек линейная, та, что защищает ворота ? дико жирная, огромная. Пусть Варя будет линейной. Елена Валерьевна на тренировочных играх вообще линейного не ставит. В гандболе же можно играть впятером, а не вшестером. А Марина должна пробиться в полусредние. Она хочет нападать, она хочет зависать в прыжке так же, как тот парень с гигантского фото. Но для этого нужны сильные ноги, для такого-то прыжка… Надо не жалеть себя, надо тренироваться… Фууу… Марина в конце сеанса всегда так говорила: «Фууу».
        - Точно теперь не опозорюсь, когда плавать в лагере пойдём, Елена Валерьевна сразу увидит, как я хорошо плаваю, - делилась Марина с Юлькой. Но Юлька слушала невнимательно. Оживала только под краном. Марина стала лить воду в аквариум, на землю. Вообще-то, ули этого не любят. Но Юлька сразу ожила в этой грязи. Отлично. В жару не надо сажать Юлю к себе на руку, лучше просто облокотиться на аквариум и рассказывать. Юлька так лучше воспринимает, до неё быстрее доходит…
        Иногда дул ветер. Разгонял дым. Но ветер менялся. Другой ветер дым пригонял. И если ночью было свежо, то к утру опять затягивало, гуще прежнего…
        - Я волнуюсь, Юлечка. Как там в лагере? Я же никогда не была в лагере.
        И вот мама звонит Елене Валерьевне, говорит, что Марина задыхается (хотя Марина не задыхалась, задыхалась мама).
        - Нельзя ли как-то пораньше в лагерь заехать? Может, там есть места, какой-нибудь корпус для гостей?
        Дальше мама долго слушает, мычит «угу-ага», записывает.
        - Марина, - воскликнула мама, попрощавшись и нажав на «отбой». - Оказывается, ваш лагерь вовсе не лагерь.
        - А что? - испугалась Марина. Она слышала, что в некоторых лагерях в палатках дети живут. В секции десанта, например.
        Мама налила себе вина, вздохнула глубоко, тут же закашлялась, долго кашляла, положив руку на солнечное сплетение, сделала ещё глоток, поперхнулась, сглотнула и выдала, наконец:
        - Маленький городок. Вы селитесь в гостинице. Там рядом поля. Футбольное, и ещё какое-то.
        - Гандбольное и стадион.
        - Ну вот видишь, ты всё знаешь лучше меня.
        - Мам! Я только это и знаю.
        - Так вот. Живёте в гостинице, ходите на карьер, купаетесь, ходите на это гандбольное поле ? тренируетесь. Есть зал в спортивном центре, там играть можно, зал с кондиционерами. Это называется сборы, а не лагерь. Лагерь - это когда…
        - Мам! Так давай туда поедем, в эту гостиницу, раз там и бассейн.
        - Умничка! Ты моя умная девочка! Елена Валерьевна это и посоветовала. Я возьму отгулы. Мы поживём с тобой. А потом ты переселишься в забронированные Еленой Валерьевной номера.
        - А тебя отпустят с работы?
        - Если не отпустят по отгулам, на больничный сяду, справку у врача возьму. Слышишь, как кашляю? Дистрофия у меня лёгких. Они испугаются - им же тогда по больничному платить. Я этих отгулов добьюсь. Я ж без отпуска в летние месяцы года два, если не три. Да и зачем мне этот отпуск? Денег на отдых всё равно нет. На еду, на одёжку, на учебники и сборы родительскому комитету, поборы… ? как обычно, выпивая, мама говорила всё несвязнее…
        Глава седьмая. Дымные хроники
        «2 августа.
        Папа! Буду писать каждый день, как ты и просил. Ты считаешь, что это обязательно надо описать, что воспоминания забудутся, а записи останутся. Но сейчас же всё в интернете. Все, наверное, пишут. У меня интернет не всегда. Дорого для нас. Хорошо, что ты дал нам денег на гостиницу. Номер с двумя кроватями, на двоих, стоит 2200. Но мы с мамой решили взять подешевле: 1600 - одноместный, но кровать огромная, во всю комнату. Мы уехали ночью с автовокзала. Мама заранее купила билеты. После работы специально пошла в кассы. Билеты обошлись нам на двоих в 328 рублей. Мы забрали бабушкин электрошокер с фонариком, и освещали им путь, пока шли от автостанции этого городишка до гостиницы. Вверх, прямо, потом, не переходя дорогу, налево. Тут тоже пахнет дымом. Но не так, как у нас».
        Гостиница плавно переходила в санаторий. Такое сплошное здание. Только санаторий - пятиэтажный, а гостиница - очень высокая. Кнопок в лифте - миллион. Они с мамой жили на пятом этаже. Хорошо, хоть на пятом, там в основном жили туристы, остановившиеся на одну ночь, хорошо, что не очень высоко. Марина боялась высоких этажей. Когда лежала с отравлением в больнице, она слушала по радио песню про крылья, там тоже девушка боялась высоких этажей…
        Мама привыкла вставать рано, да и Марина тоже. Она часто утречком делала уроки, вечером после гандбола вообще голова не соображала. Приняли душ, спустились в буфет. Им выдали пять талонов на еду - входит в стоимость номера. Буфет похож на бар. Освещение тусклое, телевизор плоский во всю стену. По нему ток-шоу, которые целыми днями смотрит дома и бабушка. Буфетчица милая, Любовь Васильевна. И мама больше не пьёт. Марина последние дни в шок по вечерам приходила - она маму такой ещё никогда не видела. Мама вообще никогда раньше не пила.
        В первый же день, когда они только расположились за столом, в буфет вошёл мужчина. Ещё не старый, высокий. Идеально отутюженная рубашка заправлена в брюки, но внешность… мда… это бред какой-то: глазки маленькие, лицо лоснящееся как масленичный блин, полное. А сам - не полный. И шея не толстая - отвратительный чел!
        - Любовь Васильевна! - сказал надменно, прохаживаясь мимо столиков и сверкая глазами за стойку. - Почему у вас пахнет гарью? Что сгорело на кухне?
        - Так, Тимофей Апполинарьевич! Так ведь, гарь - повсюду!
        «Тимофей Апполинарьевич, - подумала Марина. - Какое ужасное вычурное имя».
        - А кондиционер?
        - Забился ещё в июне. Не фурычит.
        - Так почему заявку не подали?
        - Так подали, Тимофей Апполинарьевич. Секретарю на стол собственноручно положила. На кухне вытяжка хорошо работает. На кухне гарью почти не пахнет.
        Мужчина прошёл за стойку, оттуда - на кухню.
        - Странно, - послышался его голос. - Очень странно. Действительно - тут гарью не пахнет.
        Лоснящийся человек с достоинством удалился. Марина долго ещё обдумывала, осмысливала его внешность…
        «4 августа.
        Папа! Мы освоились. Вчера был густой дым. А в Москве вроде бы тучи ветер нагнал, и дождь. Мы с мамой даже стали жалеть, что уехали и у тебя денег попросили. Но сегодня в Москве опять - душегубка. По телеку показывают: люди все с мокрыми тряпками, носы зажимают. А старух в медицинских масках я и сама много видела, когда ещё в бассейн ходила. Вчера весь день с мамой гуляли по этому городку. Он как игрушечный, а его эмблема - мирный атом. Прикольный такой овал, много-много эллипсов, картинка три-де получается. У гостиницы - «памятник»: цилиндр из титана, какая-то уникальная турбина. Мы с мамой радуемся. У мамы на работе хотели всех распустить в отпуск, так народ не согласился: наоборот, перестали домой ходить, в офисе ночуют. Все - это мамина начальница и мамина коллега. У них ни кондиционеров дома, ни дач - как у тебя. Правда, дачи спасают не особо. Мне сообщение мальчик из нашего класса прислал, Валера Киселёв: дым везде. И у нас дым. Но тут хотя бы дышать можно. А дома мне уже плохо стало иногда становиться. Как я пишу? Тебе нравится? Я сама не верю, что это я так классно пишу».
        Талоны, эти пять штук, кончились. И они теперь покупают еду за деньги. Мама - дорогой куриный шницель за 74 рубля. А Марине специально на заказ Любовь Васильевна отварила куриную грудку за 89. Любовь Васильевна совсем не похожа на буфетчицу. Она старая, за сорок, но симпатичная, высокая, и спокойная, даже не спокойная - покорная. Перед директором лебезила, старалась угодить, но напоказ лебезила - так же, как и Марина перед некоторыми учителями.
        Директор опять заходил с утра, опять мучил про гарь.
        - Я сама переволновалася, Тимофей Апполинарьевич.
        - Дым повсюду, - директор обратился почему-то к Марининой маме, - повсюду, как проникающая радиация.
        Директор гостиницы как-то странно улыбнулся, сквозь щёлочки глаз пробивалась растерянность, он запел:
        «Но нету слонёнка в лесу у меня
        Слонёнка весёлого нет»[2 - Стихи Вадима Левина]
        Эту потрясную песню про слонёнка, которого нет, Марина часто напевала в детстве. Песня и эпизод из мульта про то, как рыцарь вечно грохался с лошади, напоминало Марине всю её жизнь. У неё постоянно чего-нибудь не было. Селезёнки - это понятно, это уж навсегда, до смерти. Не было модных вещей, не было друзей, а потом не стало и папы. Несмотря ни на что, Марина была рада этому смогу: папа приехал к ним, папа дал денег, папа подарил дорогую записную книжку со специально состаренной обложкой. Марина обожала гладить и рассматривать эту обложку. Папа советовал Марине писать дневник. Папа порадовался и за успехи в бассейне.
        - И почему, папа, меня раньше не водили в бассейн?
        Папа пожал плечами и сказал:
        - Сам не пойму. Не знали.
        - Мариночка! У тебя же уши. - Мама без стеснения пересчитывала папины тысячные и пятисотенные купюры, как какая-нибудь торговка на рынке.
        - У всех уши! - скривился папа, но тут же опомнился. ? Действительно, уши у тебя болели часто. Визг такой ночами стоял!
        Марина кивнула послушно. Она не помнила, что она визжала ночами, но раз папа говорит… Это хорошо, что он так говорит. Значит, не хочет с мамой ссориться. Папа от Марины глаз не отрывает. Всё чаще и чаще Марина ловит на себе такие взгляды взрослых мужчин. Один даже подсел к ней в метро. Она тут же, на весь вагон, сказала:
        - Вообще-то мне тринадцать лет!
        Мужик тут же ретировался…
        У стойки буфета появилась очередь, нервный мужик торопил:
        - Девушка! Можно побыстрее?
        - Вода плохо идёт, - бормотала Любовь Васильевна, дрыгая ручку кофеварки.
        Кофеварка была стационарная, огромная как космолёт.
        - Да подождите! - стали уговаривать мужчину в очереди.
        - Угарный газ не имеет ни цвета ни запаха! - заорал мужчина и вылетел из буфета.
        - Вылетел на крыльях любви, - пошутил кто-то.
        - Да у него в «люксе», кондиционер, - сказал кто-то.
        - Товарищи! Кто ещё по талонам? - слышался голос Любови Васильевны.
        На пляже мама с ужасом смотрела на красный шар солнца, пробивающийся через смог. Почему-то сегодня солнце было красное, а не белое. Марина же любовалась этим огненным шаром. Вот вам и фэнтези в реале, вот вам другая реальность, другой мир. С луной такое и без смога случалось. Марина помнит, как луна год назад тоже стала красной и огромной - это Солнце Луну загородило, уникальное астрономическое явление…
        Мама вдруг сказала:
        - Это плохой знак. Это очень плохой знак. ? Марине стало жутко.
        «6 августа
        Папа! Вчера опять поленилась писать. Много было незначительных событий. Сидели в буфете. Ходили на карьер. Он в пяти минутах ходьбы от гостиницы. Прямо за гостиницей лес, сосны, а дальше - карьер. Хорошо там. Женщина на пляже смеётся: «Посмотрите на пейзаж!» Шутит. Пейзажа-то нет. Белая стена. Смотришь на солнце, а солнце как луна и глаза не болят. Мамина начальница, её подруга, тётя Инесса, та, что её на эту работу и взяла, умерла. Сердце. Похороны послезавтра. Как раз мама уедет завтра, у неё отгулы заканчиваются. Муж тёти Инессы звонил, плакал. «Скорую» ждали час. Водитель на «скорой» объяснил: у них на подстанции все врачи в отпуск сбежали, только фельдшера работают. И он, этот водитель, из ночи в ночь уже неделю работает. Это всё муж тёти Инессы маме рассказал, а я всё слышала. У нас же номер с мамой совсем маленький. А мобильник громко кричит. В больнице тётю Инессу положили в коридоре - мест нет и врачей нет. Сутки пролежала и умерла. Такая смерть неожиданная. Ужас. Мы с мамой уверены, что от духоты. Мы подробности не знаем, у мамы деньги на телефоне кончились, хотя звонила не она, звонил
муж тёти Инессы. А всё равно роуминг снимают, и деньги кончились. «Ест» телефон очень много. Завтра приезжают девочки из нашей команды. И мальчики. Мальчики поселятся в детский сад, а девочки в эту гостиницу, я просто перееду на другой этаж. Здесь в городишке культ гандбола. Огромный зал, даже не зал, а много залов, открытые гандбольные поля, международный гандбольный центр, спортшкола гандбольная. Всё супер. Так что завтра до 12-00 мы должны будем номер освободить. Тут в номере - местное радио. Передают такой интересный рассказ. Но мама называет это спектаклем. Там и правда разные голоса. Короче, вроде как дача. И бабочки машут крыльями. И оказывается, что бабочки ? вроде те, кто умер, и они приходят к тем, кто не умер. И не поймёшь, кто живой, а кто мёртвый. Потому что мёртвые - только вечером бабочки, а попозже, ночью, - уже люди, от живых не отличить. Так интересно. Мама сказала, это местное радио. Я завтра за главную. Елена Валерьевна, наш тренер, просила меня и на ресепшене переговорить, чтобы уборщицы номера убрали, и обед в кафе просила накрыть к приезду нашей команды. Елена Валерьевна
столовую не любит. Тут разных много команд гандбольных, дети всё мелкие, тоже и в гостинице живут, и в школе ( в спортивных залах на матах спят). А нам Елена Валерьевна заказала буфет. Нас же немного. И вот я должна проконтролировать. Чтоб они приехали, а обед уже накрыт. Буфет тут плохой. Всё жареное. Но есть суп. Можно заказать варёную грудку. Хлеб есть. Можно купить мороженое и шоколадку. Ты не знаешь, папа, но я на одних шоколадках жить могу. Сыр на завтрак вкусный. А обедать мы не обедаем. Мы на пляже. Я чуть не сгорела - дым, солнце через него вроде не печёт, а кожа сгорает. Шутят: «Как вам наш Лондон?» ? смешно. По телевизору смотрим с мамой чемпионат по плаванию. В Китае. Там тоже смог, представляешь! В их столице. И он там оказывается всё время. А в Кемерове дожди. Бабушка звонила. Но очень короткий разговор. Бабушка там с телеграфа звонила».
        Глава восьмая. Заезд
        Марина встретила всех у подъезда, на маленькой площади перед гостиницей. Мальчики почапали дальше, в центр города, а девчонки остались. Генка Гасилкин, высокий и дико популярный, он уже играл в каком-то клубе за юношей и получал зарплату, был угрюм. Марина видела: он чем-то расстроен, не катит, а пинает свой чемодан ногами. Господи! Да если бы у неё был такой чемодан! Как бы она его холила и лелеяла. А Гасилкин - толкает перед собой и пинает, и пинает. Злой какой. Он вдруг обернулся на неё: наверное, почувствовал её взгляд. Но Марина смотрела на чемодан, она и не думала смотреть на самого Генку. Лицо парня изменилось, он улыбнулся, скорее даже оскалился, хищно ощерился, но Марина приняла это за улыбку. Гасилкин остановился, сложил ладони замком, помахал кому-то, все ребята обернулись: интересно же посмотреть, кого лидер команды приветствует. Ребята его обогнали, а он стоял и смотрел на Марину. Ну да: она знает, что выглядит блестяще. Она стройная, волосы вьются, по плечи, босоножки с ремешками как у древних греков - бабушке отдали эти зачётные босоножки, кому-то они натирали… Генка опомнился,
схватил ручку чемодана и спокойно покатил его за собой как все, послал ей воздушный поцелуй. Послал ей, Марине! Не может быть сомнения. Она дёрнулась, хотела в ответ помахать ему, но вовремя осеклась, вроде как поправила, одёрнула стильную короткую юбку… Ребят не стало видно за дымкой, ээ-э-х, как жаль, что она не ответила Генке. Но она всё правильно сделала: что подумают девочки и Елена Валерьевна. Генка же с Владой из старших, она его девушка. Но приветствовал он сейчас Марину, в этом нет никаких сомнений. А на Владу даже не глядел. Да и она стояла к нему спиной. Такое впечатление, что демонстративно стояла. Марина пригляделась к Владе: лицо злое, напряжённое… Тонкие губы как рот-полоска у смайлика.
        Квадратная челюсть Маша не приехала. Не приехала! Марина знала, что Маша - бедная. Да Марина и сама бедная, просто она это тщательно скрывает. Но всё-таки пятнадцать тысяч не ахти какая сумма. У них из класса девчонки в лагерь на две недели за тридцать едут. Марина и предположить не могла, что Маша не приедет! Так. Спокойно. Наступает её время. Надо выстроить правильную стратегию поведения. Она здесь уже неделю. Она уже заняла номер, выбрала самую удобную кровать у стены. Весь номер виден, он - двухкомнатный, на четверых. Главное выбрать правильных соседей, авторитетных, тогда она и сама будет в авторитете.
        - Ну что? Сейчас распределяемся по комнатам, дальше - в буфет, дальше - на карьер, - сказала Елена Валерьевна и сладко, как после сна, потянулась. - Ой, девчонки! Не могу. Так здесь хорошо. Хотя бы дышится. И смога совсем чуть-чуть.
        - По дороге видели: бензоколонка от жары взорвалась! ? огорошила новостью Любовь Васильевна.
        Но никто не испугался: за месяц июльской жары и десять дней дыма все привыкли и не к таким новостям.
        Ели с аппетитом. Особенно пили - жарко же, а тут морс из красной смородины. Марина не притронулась ни к чему. Марина была на грани срыва. Ей помахал сам Гасилкин. Это супер. Но с ней будут жить Варя и Соня! Самый отстой ей достался. К ней, к Марине, остальные девчонки жить не пошли!
        Соня загорела по-южному, до черноты, хотя, сейчас такое лето - один юг сплошной везде, начиная от Карелии и вниз, и вправо и влево по карте… Соня ещё выросла, волосы выгоревшие на концах - очень красиво. Марина размышляла как-то сбивчиво, так расстроилась из-за соседок по номеру. Жаль, нет ульки. Жива ли она? Как там она в жаре этой? Марина взяла себя в руки. Надо терпеть, надо тренироваться, надо строить, выстраивать поведение. Они - втроём в четырёхместном, тоже неплохо. Всё-таки, есть преимущества. Можно с Соней всё что угодно вытворять - Варя Марину слушается. Она может верховодить, наглеть, никто ей слово поперёк не скажет. Марина - будет лидером, капитаном - почему бы нет. Главное: спуску не давать никому, надо зарабатывать авторитет.
        - Мы тебя на балконе поселим, - улыбнулась Марина Соне во время обеда. - Да, Варь?
        - Ага, - Варя улыбнулась широко, наивно.
        Соня поперхнулась, закашлялась.
        - Морсику ещё принести? - услужливо спросила Марина.
        Соня тут же перестала кашлять, посмотрела на Марину с таким ужасным, просто диким испугом. Марине стало не по себе. На неё сейчас смотрели как на хищника, на волка, на какого-нибудь медведя. Медведи очень опасные, и бегают быстро, жертву на части разрывают - им по «биологии» рассказывали.
        - На балконе? ? Соня пришла в себя, вытерла салфеткой полные губы. - На балконе… только если с тобой…
        Варя усмехнулась и стала таращиться на Марину: чем сейчас она ответит. А Марина промолчала. На ближайшие две недели она в номере ? властитель. Соня пожалеет, что так ответила, что вообще приехала. На всю жизнь запомнят: и Сонина мама, и Сонин паршивый дед…
        Марина вышла из буфета, заторопилась к лифту. В гостинице было огромное фойе. По фойе в ожидании обеда ходили и дрыгались гимнасты, мальчишки лет десяти. Они приехали вчера, ещё не освоились. Ходили каждый сам по себе, включая музыку в мобильнике на полную громкость. Получался хаос. Эта эклектика звуков реально выносила мозг.
        - Как психи!
        - Угу, - подобострастно отозвалась Варя.
        - А ты чего за нами идёшь? - обернулась Марина, даже не увидев, а скорее почувствовав Соню. - Не смей за нами ходить.
        - Я не за вами! - сказала Соня и вся как-то сжалась. - Я просто в свой номер иду. Я не за вами.
        - Номер не твой, запомни. Ты на балконе по-любасу ночуешь, я серьёзно.
        - Эй! - голос.
        Марина делала вид, что не слышит, но конечно же она узнала голос за спиной.
        - Эй! Тебе говорю, Лапша, тварь!
        Марина остановилась, медленно, как можно медленнее, обернулась ? пришлось, иначе не отвяжешься. Перед ней стояли две красотки из старшей команды. Влада - девушка Генки. Она до сих пор была не в духе, грустила - Марина это сразу заметила. Вика - капитан, в руках гирьки. Обе подруги блондинки, но Влада ? крашеная, с мелкими чертами лицами: узким носом, тонким ртом. Вика - настоящая красотка, но подкаченная чересчур, волосы у неё натурального цвета, собраны в хвост на затылке, хвост на конце вьётся. Вика и Влада - полусредние, те, кто забивают голы, много голов. Обе одного роста, где-то 175.
        - Короче, слухай сюда. Соню, мелкую, не тронь. Будешь с нами дело иметь, если тронешь.
        - Я её и не трогаю, - Марина мастерски и давно уже привычно состроила наивное милое непонимающее лицо чистого ангела.
        Эти старшаки как почувствовали:
        - Ты ангела-то не строй из себя, - сказала капитан.
        - И птицу дивную, - крашеная Влада смотрела на Марину с ненавистью. - Угу, лебёдушка?
        Лебёдушка - Марина в соцсетях, аватарка у неё такая. «Чёрт, - подумала Марина. - Неужели они мою страницу нашли?! Точно нашли! Может быть, Гасилкин на меня ещё раньше внимание обратил, и эта Влада решила меня просмотреть на предмет, да боже, не знаю на какой предмет, у меня на странице ничего такого… Надо же: интересуются, угрожают - это неспроста. Значит, видят во мне сильного человека, а может, и соперницу в будущем…»
        Марина обернулась: ни Вари, ни этой мелкой Сони не было. Лифт ожидали чужие люди, отдыхающие. Дрыгающиеся мальчики тоже пропали - мистика какая-то. Тут с этим дымом - другой мир. Все были - и все пропали в дымке… Или это она так долго стояла. Все ушли, а она всё стоит в прострации…
        Соня раскладывала вещи на самую неудобную полку внизу шкафа, заполнила тумбочку, положила на неё журнал.
        - Ой! Что это?! - Марина схватила журнал.
        - Журнал отдала, - сказала Соня.
        - Нет, Варь, ты видишь?
        Варя кивнула подобострастно: мол, вижу, мол, я на твоей стороне.
        - Бред - не наш формат, - пролистала Марина журнал о модных мультяшных героях и разорвала его. Соня, вместо того, чтобы расстроиться, сказала:
        - Мне мама ещё купит. Они только вышли. Я маме сообщение пошлю, что ты мне журнал порвала, - и Соня вышла из номера.
        - Сейчас рыдать будет, сто пудов, - хихикала Варя.
        - Блин! Она меня ещё больше стала бесить.
        Варя собрала ошмётки журнальных страниц, и они с Мариной вынесли их на помойку, - Марина показала, где эта помойка, сама к вонючим контейнерам не подходила.
        - Если что, скажем, что ничего не было, никакого журнала, - сказала Марина. - А этой Соньке ещё зададим. Она у нас будет ответственная за ключи.
        - Угу. Швейцар, - хихикала Варя.
        Марина забежала в буфет, после помойки почувствовала, что очень хочет пить, в пять глотков осушила стакан с морсом - такого с ней ещё не случалось. Но и рвать журнал до этого ей не случалось.
        - Спасибо тебе, о, Любушкина, - послышался голос Елены Валерьевны.
        Марина вздрогнула. Она и не заметила, что тренер ещё тут. Значит, она всё время, пока они раскладывали вещи и обустраивалась, здесь сидела?
        Буфетчица отозвалась:
        - Что?
        - А это я не вам, Любовь Васильевна. Это я Марине. У неё фамилия Любушкина.
        - Почти тёски, - улыбнулась буфетчица и подмигнула Марине: - Ещё, Мариночка, морсику?
        - Да. Спасибо, - Марина, как могла, улыбнулась. Варя стояла рядом. Морс ей никто не предложил.
        - Сегодня ещё в ужин, Любушкина, подежурь, а завтра график дежурств составим, - сказала Елена Валерьевна, вставая.
        - Не надо графика. Я буду помогать, - вызвалась Марина. Морс успокоил её, особенно то, что Варе его не предложили. Пусть Варя видит: Марина на особом положении: тренер её благодарит, буфетчица любит.
        - Ну… Посмотрим, - усмехнулась Елена Валерьевна. Когда она улыбалась, точнее усмехалась, лицо становилась ассиметричным и это ей, на удивление, шло.
        Любовь Васильевна сказала:
        - Я засервирую столы, а Мариночка только порции развозить будет. Мне так даже спокойнее, Мариночка всё знает, а других девочек учить придётся.
        - Да-да, спасибо, - улыбнулась Елена Валерьевна.
        В буфет заходили люди.
        - Через десять минут, - не пускала Любовь Васильевна. Спортсмены приехали.
        - Это, что ль, спортсмены? - тыкал пальцем в Варю с Мариной психованный мужик из номера «люкс». ? Все спортсменки уже в номера поднялись, думаете, я не знаю? ? У носа он держал влажный платок, точь-в-точь как старухи в Москве.
        - А чем вы не довольны? - поднялась Елена Валерьевна с угрозой.
        - Да так, - стушевался мужчина. Перед Еленой Валерьевной все мужики терялись, Марина это давно заметила. - Угарный газ ни цвета ни запаха не имеет, - оправдывался и блеял мужик. ? А так - хоть до ужина обедайте.
        - Нам после города тут рай.
        - А как там, кстати, в городе? - спросил псих, лелеющий свою дыхательную систему.
        - Крематорий в городе, - Елена Валерьевна любила шутить в таком духе.
        Псих на глазах побелел.
        В комнате Марина стала собирать купальные принадлежности, пляжное полотенце долго не находилось. Варя с Соней уже вышли из номера. Варя предательски не стала ждать Марину, боялась, что все уйдут на пляж без неё.
        Марина нервничала, она вспомнила: мама забрала пляжное полотенце и подстилку, на которой сидеть! А как же быть ей?! Не брать же гостиничное, позориться нельзя. Но делать нечего. Марина сорвала с перекладины чужой ничейной кровати серое вафельное полотенце с фиолетовым штампом у края . А у этой мелкой сумка пляжная, сто пудов подстилка там лежит.
        Лифты были заняты, Марина понеслась вниз по лестнице. Она думала: а ведь Варя её ещё не раз предаст. Только старшаки Марину остановили, Варя смылась. Журнал пошла выкидывать, а сейчас опять с Соней улизнула - обиделась, что ли, что ей морса не предложили. Колеблется Варя, надо будет её тоже прессингнуть.
        В холле, у ресепшена сидели все девчонки, ждали Елену Валерьевну.
        - Ключ-то сдай, - сказала Влада с ненавистью. Сказала как приказала - как будто Марина не знает, что ключ надо сдавать. Нет! Срочно надо Соню дрессировать. Пусть она за ключ отвечает.
        Глава девятая. Никаких дискотек
        «9 августа
        Папа! Ты не представляешь, как мне плохо и как мне жарко. У меня нет телефона. Мама позвонила на Варин телефон, не знаю, сказала ли она тебе, а мне сообщила, что умерла бабушкина подруга. У бабушки путёвка закончилась, но она не вернулась. Хорошо, что она взяла с собой сберкнижку. Ей деньги там в Кемерове сначала не хотели с книжки выдавать, но она сделала в банке запрос, и тогда, спустя сутки, ей деньги стали выдавать. Она теперь за бешеные деньги живёт в своём санатории. Зато живая. А подруга бабушки умерла. А мама еле выдержала похороны тёти Инессы. В кафе, где поминки были, сломался кондиционер. Ну вот, как-то так. Маму теперь, скорее всего, вместо тёти Инессы поставят, начальницей. Смог достал уже. И совершенно непонятно, когда эта газовая камера кончится.
        У нас тут на карьере нормально, даже хорошо. Не так печёт, а девчонки обгорели. (Я - нет, я - кремом мажусь.) Солнце через дым всё равно сжигает. В буфет приходят мужики по пояс голые, и женщины в топах и лифчиках. Жара. Ходят в купальниках от карьера до гостиницы, и даже некоторые на площади перед гостиницей сидят в купальниках. На бошках у многих - мокрые полотенца как чалмы, и с них как с кондиционеров капает».
        На карьере можно поранить ногу о ракушки. Их много на дне. Их много и в песке вперемешку с окурками. Хоть бы Вика с Владой поранили, - мечтает Марина. Но они, гадины, всё знают про эти острые края. Они сюда шесть лет ездят. Вика обо всём предупреждает: и о ракушках, и о том, что, на пляже надо полотенца на плечи накидывать. Настоящий капитан. Варя с Сонькой аккуратно ходят по дну. Соня нашла шикарную улитку, такую крупную. Она положила её на ладонь. Варя смеётся: ей малюсенькая улиточка попалась. Марина подошла к ним. Надо же говорить, общаться, не замыкаться, и никого не бояться. Тем более тема разговора ? улитки.
        - Ульку нашла? Дай посмотреть.
        Соня вздрогнула.
        - Да не бойся. Я не кусаюсь, - улыбнулась Марина.
        - Угу. Она сразу съедает, - пробасила Варя, разглядывая свою: ? Ну мелюзга.
        «Ну вот. Значит «угу». Как эта Влада: угу-лебёдушка. Перенимают междометия и интонации у лидера», - подумала Марина.
        - Можно сесть?
        Соня испуганно кивнула.
        Марина села на Сонину подстилку, сильно двинув в бок Варю. Варя послушно отодвинулась, сделав вид, что не чувствует неодобрения, осуждения, озлобления. Марина делает вид, что не замечает, как Вика за ней следит. Вика чует, что Марина Соню загасит. Да, это так. Марина уже начала. Исподтишка, втихую. От того, что Вика следит, ещё азартнее. Марина станет сильнее всех. У неё отличные данные для гандбола. Мелкие по возрасту ей в команде не нужны. Соня - лишняя. Соня - дура.
        - У меня дома живёт ахатина, сухопутная улька.
        Марина сказала, обращаясь конечно же к Соне. Но вроде бы и к Варе (всё-таки Марина почувствовала что-то неприятное, вроде стыда, за этот сильный пинок в Варин жирный бочок):
        - А как её зовут? - спросила Соня.
        - Неважно. Улька она.
        - А как она одна сейчас? - это Варя.
        - Вроде бы жива, мама сказала.
        Между тем речная улита показала одну рожку, затем другую.
        - На рожке - глазики?
        - Это у них обоняние-осязание. Они чувствуют ими.
        - Я так и думала, - сказала Соня. - Она уже доставала рожки, я пальцем потрогала - они тут же спряталась.
        - Нет, - сказала Марина. (Она чуть не добавила «нет, Соня», но вовремя осеклась. Такое обезличенное не пойми к кому обращённое «нет»). - Нет. По рожкам неприятно ей. Вот тебе по глазам. - И Марина резко тыкнула улькой Соне в глаза - Соня резко отпрянула, отшатнулась, встала и пошла купаться.
        - Давай, Варюха, двигайся обратно, - вдруг сказала Марина. - Место освободилось.
        Но Варя не придвинулась, смотрела на воду. Марина проследила за Вариным взглядом: Влада с Викой разговаривали у воды с Генкой и его друзьями. Точнее, разговаривала Вика, а Влада демонстративно отвернулась и полоскала у бережка ножки… Генка обернулся на Марину. Опять, наверное, почувствовал её взгляд. Влада неестественно захохотала. Марина резко опустила глаза.
        - Аня! Следишь за Софьей?! - кричала Елена Валерьевна.
        - Слежу Елена Валерьевна! - Аня Афонина, второй вратарь, стояла в воде недалеко, метров в десяти от берега. Мелкота и дальше продолжалась, но дальше с берега не было видно из-за дыма.
        Марина всё смотрела на улитку ( не на Гену же пялиться) - улитка не показывала тельце.
        - А твоя где? - спросила Марина Варю. Может, Варина улита рожки покажет, а может даже по руке поползает…
        - Кто? - Варя смотрела на пацанов, с которыми болтали Вика и Влада. Гены среди них уже не было.
        - Улитка где твоя?
        - А! Не знаю, - махнула рукой Варя. - Где-то тут в песке.
        - Она ж погибнет! - Марина пыталась переключить Варю, чтобы не смотрела она на компанию старшаков
        - Ну да. Тут много ракушек. - Варя всё равно смотрела на пацанов. Больше её ничего не волновало.
        - Вика! Влада! Сюда! - крикнула Елена Валерьевна. - Тут девчонки такие дела, - обратилась она ко всем, когда обе команды собрались вокруг неё и стали от нечего делать просеивать в ладонях песок. - Папа нашей распрекрасной Владиславы… в прошлом году претензии предъявил.
        - А я-то тут причём? - Влада скуксилась, виновато склонила голову, тонкие губы растянулись в неловкой улыбке.
        Елена Валерьевна проигнорировала Владины слова:
        - Так что в этом году - никаких дискотек.
        - Дискача не будет? - Кристина Щетинская показала свой проколотый язык. Там блеснула стекляшка. Марина тоже хотела себе проколоть так язык. Но бабушка с мамой убили бы.
        - Нет, Щетинская. Дискачей не будет. В этом году - чисто женским коллективом живём. А ты вообще должна тренироваться денно и нощно. Учти: виноват всегда стрелочник, то есть вратарь в нашем случае.
        - Да ладно, - усмехнулась Кристина. - Я ж хорошо на воротах стою.
        - Пока не фонтан.
        - Почему? - запротестовала Щетинская. Видно было, как она обиделась.
        - Потому что вратарю нужна интуиция. У тебя с этим проблемы.
        - У… что?
        - Интуиция, Щетинская.
        - А что это?
        - Мяч ещё не полетел, а ты должна угадать траекторию. Поняла?
        - Поняла, - недоумённо, озадаченно ответила Щетинская, она была простая девчонка, без заморочек, Марина понимала: таким тяжело что-то втолковать.
        - Вот и работай над этим, развивай предчувствия и предугадывания. Всё лучше, чем с мальчиками любезничать.
        - Да ладно. Я и не любезничаю.
        - Это несправедливо! - подала голос Анжела из старшаков. Она была маленького роста, распасовывающая, вроде бы говорили, что команда добивается таких успехов за счёт Анжелы. Она перехватывала молниеносно мячи, отбитые вратарём противника, она всегда пасовала очень точно, могла поднырнуть и выхватить у атакующего мяч. Анжела хорошо видела поле - это редкий дар, Марина понимала это. Анжела ещё и бегала очень быстро, она была и очень красивая, но маленькая. Анжела сидела с каким-то страдальческим выражением лица - Марина не видела у неё такого раньше.
        - Да ладно, Анжел, - пробасила огромная толстуха, линейная, её подруга. Она была как стена в игре, носилась вдоль ворот, тряся жиром, а однажды сама забила[3 - Линейный игрок обычно защищает свои ворота, блокирует атакующих из команды противников.], и не штрафной. Это было что-то необыкновенное, из арсенала мастеров, как сказали все вокруг. «Конечно этой толстухе «да ладно». С такой ни один пацан не станет», - думала Марина. Она тоже в душе надеялась на дискотеки. Все, кто бывал в лагерях, рассказывали о дискотеках.
        - Девчонки! - твёрдо сказала Елена Валерьевна. - Переживём эти сборы чисто женским коллективом. Мужики, скажу вам по секрету, гады.
        Но, судя по лицам, девчонок, никого этот аргумент не успокоил.
        - Всё равно из-за дыма дискотеки вряд ли будут, - принялась уверять Елена Валерьевна. ? Ой! Девчонки. - Елена Валерьевна потянулась как после сладкого сна. - Весь год такая рутина. Семья, работа, вы, вот, у меня. А сюда приехала - душа отдыхает. Аня! Афонина! Ты где?
        - Да тут я, Елена Валерьевна! Дайте поплавать, а то всё за мелкими следила.
        - Вылезай! Что-то, девчонки, вроде дым гуще стал. Афонину не видно.
        - Это просто солнце ниже - вот и кажется, что дым гуще, - сказала Марина.
        Афонина тоже даёт: почему это, например, Варя - мелкая? Почему они мелкие? Ведь, мелкая только Соня.
        Судя по шару солнца, уже было часов семь, когда они стали собираться.
        - Так девчонки. Сегодня всё сбилось, - говорила Елена Валерьевна, когда они шли обратно, загребая песок в босоножки: ? Сейчас ужинаем. После ужина - ознакомительная прогулка для тех, кто впервые здесь. Да и мы, кто здесь шестой год, - Елена Валерьевна посмотрела на Вику с Владой. - сравним: может, здесь поменялось что за зиму. Да?
        Глава десятая. Толкнуть в плечо - просто
        «10 августа
        Папа, папа! Помнишь, ты говорил о технологиях личностного роста? Я тогда была мелкая, но потом Алевтина Ивановна провела занятие, даже по-моему, два. И я кое-что запомнила. Но запомнить мало, надо воплощать. И вот смотри: ситуация - экстрим: бред нереальный этот дым. Ты нам дал денег на гостиницу. (Я помню, что и на лагерь, я всё время это помню!) Я приехала. Я освоилась. Я стала помогать в буфете. То есть показала крайнюю свою заинтересованность в команде. Ведь жрачка - это важно. Когда люди голодные, они буйные, я это в буфете сколько раз наблюдала. У нас столы накрыты, люди приходят в это время, а им говорят: через час, сейчас ? спортсмены. Ведут себя тогда эти люди буйно. Не приехала Маша, капитан. А у нас уже первая игра была, и Елена Валерьевна вывела меня из крайних. Я теперь полусредняя! Я принимаю пас. И я забила! Представляешь, папа?! Забила! Тут местные команды сильные, Елена Валерьевна всех тренеров тут знает.
        Знаешь, папа, так странно вчера утром. Встаёшь - вроде как пасмурно и дымом не так пахнет. (Может, я привыкла?) Глянешь в окно ? солнце, белый плоский круг, и непонятно, что за погода. У нас зарядка в семь. Мы бегаем вокруг карьера. Тяжело. Ноги в песок проваливаются, носки грязные, а без носков старшие девочки говорят, что мозоли натирает. Потом мы спускаемся вниз, к озеру и уже там - разминка. И повсюду, и наверху, на склонах, и внизу - всё спортотряды, и у всех зарядка. Все страдают, а я радуюсь. Радуюсь тому, что сила прибавляется. Но - папа! - в трёх метрах уже не видно за дымкой. Вечером дымка гуще. Вроде бы слух прошёл, что в Москве дымки опять нет. Ну, посмотрим, у нас есть. Говорят, из Подольска дымка к нам тянется. Вот так и вспомнишь географию с её циклонами и антициклонами. Получается: надо в Москву сейчас ехать, там чище? А вчера, то есть 9 августа, по радио так смешно сказали: «Кто сказал, что самый тяжёлый день понедельник? Самый тяжёлый день среда!» Да-ааа. Вроде бы все так говорят 9-ого, в среду, в Москве дымка рассеялась, а к вечеру опять газовая камера была. В буфете по
телевизору опять Красную площадь показывали, и все или в намордниках (масках) или с платками у носа. Ещё в новостях вчера (или уже позавчера, сейчас же ночь нового дня) говорили, к концу недели жара спадёт и дождь обещали. А он пошёл сегодня (или уже вчера) с утра, в одиннадцать, мы как раз разминались перед игрой. И с утра дымки не было, но - папа! - солнце всё равно на сером! Неба всё равно не видно. Не может же оно уже две недели быть одинаково свинцовым. Пишу ночью, уже считай 11-ое. И сейчас вроде чистый воздух, может и небо очистилось? Завтра утром посмотрю! Неужели душегубка закончилась?»
        Девятого августа, после зарядки, Марина первая пошла в душ:
        - Мне накрывать же!
        - Ой! - восхитилась Соня, когда Марина снимала носки. - Такие у тебя носки красивые.
        Марина это знала, носки стоили целое состояние - 300 рублей, но она купила их на деньги, сэкономленные от покупки купальника. С июля начинались распродажи. Маленькие размеры всегда остаются. Если бы не худоба, Марина бы, наверное, голая ходила - такие запредельные цены на все вещи. А до этого она в бассейн ходила в купальнике, который бабушке кто-то отдал, у кого-то там внучка выросла из купальника. То есть, Марина ходила в ношеном, чужом. Носки и Марине нравились. Но она заметила: у самой Сони были хорошие вещи, и гандбольный костюм она у Елены Валерьевны купила - Елена Валерьевна эти костюмы всем предлагала, а купили только Соня и старшие девочки. В общем, Марина решила, что Соня издевается, у неё же носки той же фирмы, но другого цвета.
        - Ты чё: дура? У тебя такие же!
        - Что? - испугалась Соня. - Опять я что-то не то сморозила?
        - Забыла про балкон?! Выкину тебя! - и Марина гордо прошла в ванную.
        Варя хихикнула.
        Днём, после тренировки, они с Варей ради прикола подкараулили Соню у окна, точнее подтащили её к окну - Марина предложила. Тащила Варя, Марина боялась к этому страшному окну подходить - высота запредельная, двор перед гостиницей как на ладони. Девятый этаж. Жуть! А Варя совсем не боялась высоты. И тут Елена Валерьевна, как назло, в номер заглянула.
        - Елена Валерьевна! - состроила гневное лицо Марина. - А Соня в окно высовывается. Мы её оттаскиваем, а она не хочет.
        - Соня! Жить надоело? - рявкнула Елена Валерьевна. - Так. А ты, Любушкина, почему ещё здесь? Мы без обеда, что ли?
        - Через пять минут иду накрывать.
        - Если тяжело, давай я других пошлю. Вот, Варю с Соней. А завтра из девятьсот седьмого номера ваших девчонок.
        - Нет, нет. Мне не сложно. И Любови Васильевне со мной спокойнее.
        - Смотри! Супа много, как вчера, не наливай. Девчонки, кто захочет, попросят добавки.
        - Хорошо.
        Когда Елена Валерьевна ушла, Марина обернулась на Соню - та стояла красная, злая. Марина вспомнила, как бабушка с мамой всегда говорили Марине: если, кто обижает, жалуйся учительнице! А вот Соне так, наверное, мама не говорила. Хотя… невропатологу Соня нажаловалась.
        После этого случая Соня старалась в свободное время уходить. Ключи Марина так и не смогла заставить её брать и сдавать на ресепшн. Соня упрямилась. У гостиницы жили две кошки, их все ласкали. И Соня весь вечер девятого, после того, как её пугнули у окна, проводила на площадке перед гостиницей, с кошками.
        На следующий день, в тихий час, Марина с Варей уселись перед телеком на Сониной кровати, а Соня лежала, отвернувшись к стене, и, вроде бы, даже спала, ровно в шестнадцать-ноль-ноль встала, быстро переоделась на вторую тренировку и вышла.
        - Куда? - спросила Варя.
        - Погуляю, - сказала Соня. - Там кошки. Одна сибирская.
        Марина подумала: гулять-то целый час, до пяти. Соня не хочет, чтобы они сидели на её кровати. Так выражает свой протест. В тихий час надо быть в номере - она лежала, отвернувшись к стене. Тихий час закончился - Соня ушла. Напоказ ушла. «Страдалица, - подумалось Марине. - Страдалица доиграется».
        - Кошатница! ? кричала Елена Валерьевна Соне у подъезда гостиницы перед вечерней тренировкой. ? А ну дуй к нам. Команда тебя ждёт! - Дальше Елена Валерьевна обратилась к Марине: - Любушкина! Почему у тебя игрок сам по себе? Вы все - одна команда.
        - Сонь! Пошли! - ласково позвала Марина и посмотрела украдкой на Вику.
        Вика, не переставая поднимать и опускать руку с гантелькой - она постоянно закачивала предплечье и плечо - тоже внимательно смотрела на Марину: подозревала неискренность. Все старшаки, кажется, в чём-то подозревают Марину. Они приходят в тот номер, где Афонина, их второй вратарь. А к Марине - никогда.
        После тренировки Марина не пустила Соню в лифт. Она специально дождалась второго, маленького, не стала садиться со всеми в грузовой. И Варя не стала садиться со всеми.
        - Тебе Елена Валерьевна сказала ноги тренировать. Вот и тренируй. Мы одна команда, а ты - слабак, ты нас на турнире подведёшь. ? Марина вытолкнула Соню из лифта. Соня пошла пешком, в номере сразу плюхнулась на кровать.
        - Я первая в ванную! - объявила Марина, когда Соня собралась с силами и поплелась в душ.
        - Да все поняли, что ты первая, - пробурчала Соня, снова падая на кровать. Марина тоже бурчала так бабушке, когда была не согласна.
        - Слушай, малявка, - Марина подошла к Соне по пояс голая, в одних трусах. Она гордилась своей фигурой - тонкой, грациозной. - Слушай, малявка, - наступала Марина. - Ты в какой класс перешла?
        - В четвёртый.
        - А я в седьмой. Ты чуешь вообще: кто ты, а кто я?
        - А я в шестой, - сказала Варя. - Странно. Я же старше тебя.
        - Просто не туплю, как некоторые.
        - А-аа. Пон…
        - Что «пон» ? - взъелась Марина: как пить дать, эта тупица Варя на «колы» учится.
        - Понятно, говорю, - буркнула и Варя.
        - И меня надо слушаться. Потому что вы тут тупости.
        - А ты острость? - спросила Соня.
        Соня была высокая не по возрасту. Ей невозможно было дать десять лет. Так и Варя была очень крупная. На голову выше Марины. Варя была как скала. Стоп! Марине захотелось ударить Соню. Но чью сторону займёт Варя? А вдруг Варя заступится за Соню? Нет! Не должна. Марина с ней весь день хорошо, и вчера только раз наорала во время тренировочной игры со старшаками. Варя жалуется, что у неё всё болит при каждом движении. Нет. Варя не станет защищать Соню. А Сонькину наглость надо пресечь раз и навсегда. Соня сидела на кровати. Марина двинула её в плечо. Соня покачнулась, отпрянула. Марина двинула не сильно, просто толкнула - она сама этого дико боялась, толкнуть. После толчка Соня опустила голову.
        - Блин! Я вам ужин накрываю ваш гадкий. А вы меня задерживаете. ? Марина с видом победительницы пошла в ванную. Она обернулась на порожке - посмотрела на Варю: Варя, будто ничего не произошло, расплетала косу. После тренировки Варя всегда расчёсывала свои шикарные русые волосы, заплетала косу заново.
        Глава одиннадцатая. Родительский день
        « 14 августа
        Папа, папа! Сейчас три ночи. Пишу тебе. У нас в номере предательница. Соня, двухтысячного года рождения. Она одна в команде такая маленькая. Елена Валерьевна никак команду маленьких девочек не может набрать. И Соня у нас по краю бегает. Ещё у нас Кристина Щетинская, Настя, Варя, ещё Даша и Полина - Машины подруги. Маша - капитан, а в лагерь не приехала. И Елена Валерьевна меня заместителем капитана сделала. Кристина - вратарь и у нас, и у старшаков. Даша всё время жалуется, что у неё то болит-сё болит. В первый день или во второй у неё полночи живот болел, она даже плакала. Ещё девчонки рассказывают, она первую ночь без света боялась спать. Так полночи с лампой включенной спала. Тут во всех номерах - столы и лампы. Даша только бегает и разминку делает, но не играет и не собирается. Мы играем в меньшинстве, впятером, так в гандболе можно. И старшаков пятеро. Эта Даша и раньше, дома, всегда в запасе сидела, вообще не пойму, зачем тогда приходить и тренироваться. Это я написала тебе про девчонок наших. А Соня эта… не наша. Представляешь: пошла ночью к Елене Валерьевне, разбудила её, представляешь?! И
нажаловалась на нас с Варей. Вроде бы мы ей спать не даём. А мы просто с Варей смеялись. И чай пили. Но у нас же номер двухкомнатный. Эта девочка Соня в первой комнате с телевизором, рядом с коридором, а мы во второй, с дверью на балкон. Сегодня же отдых был. Родители приезжали. Вот мы и не устали. Точнее, Варя устала есть. Я пробовала сегодня плавать - так Аня Афонина, второй вратарь старшаков, не даёт мне плыть подальше. Приходится туда-сюда вдоль берега, как малышня. А я чувствую в себе столько сил. Было жарко, была дымка, но гарью не пахло. А в прошлую ночь, с 12 на 13 дождь прошёл. Не у нас. В Москве. А у нас просто стало тихо и светло, небо-то всё равно серое, но так - чисто, и видимость почти нормальная. Ну, метрах в двадцати видно. А то было-то иногда - в пяти не видать. В общем, солнце, воздух и вода. И вдруг вечером в буфете мужчина говорит: « Москва - газовая камера. Всё-таки уехал я. Все дела бросил». Буфетчица говорит: «Ну что вы! К нам сегодня приезжали из Москвы ? говорили - нет смога больше». «А что ж они сюда-то приехали в эту дыру, если в Москве ясно?» «Родительский день сегодня», -
это уже я сказала. - Навестить». Мужчина усмехнулся горестно: «Понятно», забрал свои порции и вышел. Тут входят наши девчонки и Елена Валерьевна. И Елена Валерьевна говорит: «С двадцати-ноль-ноль в Москве жуткий смог». Ну, мы все - радоваться, что нас в Москве нет, и родителей жалеть. Я про маму думала: «Ей, главное, до завтра дотерпеть, переночевать дома. А там уж у них на работе кондишн». Мама, кстати, приезжала, мы с ней погуляли, в магазин сходили, в торговый центр, тут их два в городе. На карьере покупались. И перед обедом мама уехала. До остановки автобусов не разрешила мне её проводить; мама всё говорила, как хорошо, что я здесь. Да я и сама рада. И бабушка над ухом не зудит. Дома я устаю от бабушки: всё бы ей мне вопросы по орфографии задавать на засыпку. А в 22-00 и у нас гарью запахло. Ветер подул. И всё. Опять эта чёртова гарь! И мама телефон мне не купила, а я так ждала. Мама говорит, в магазинах мало товаров - ничего не завозится, все в отпусках в тунисах своих. В общем, душно очень стало, спать невозможно, только мелкая Соня спала. А мы с Варей вызывали духа Гены Гасилкина. Гена - это
парень. У него с Владой, это в старшей команде девочка, в том году был роман. А потом папа Влады позвонил Елене Валерьевне… Всё, папа, это тебе не интересно. Пойду спать, дым лезет и лезет в окно. Завтра пробежка в семь утра. А сегодня не было. А такой был день. Светлый, не угарный, почти ясный. Родительский».
        - Девочки! За мальчиками на зарядке не бегаем! - предупреждала Елена Валерьевна. - Младшие ? один круг, старшие - два. Кто хочет, может и три бежать.
        Старшие девчонки не слушали. Они провожали взглядом группу парней. Те уже заворачивали по дороге вокруг карьера, туда, где начинался пляж и песок.
        - Как мужской пол видят, так сами не свои. Влада! Ну что такое?
        - Можно бежать, Елена Валерьевна?
        - Да уж бегите.
        Который день именно так начиналась зарядка. На зарядке всё как обычно. Вика с Владой понеслись с мальчиками. Елена Валерьевна их не останавливала. Стоп! Не так, как обычно! Гасилкин вдруг остановился - остановились и Вика с Владой. И, когда Марина поравнялась с ними, побежали рядом. Марина и Гена, Вика и Влада. Марина была счастлива!
        Кристина Щетинская конечно же впереди всех. Она кросс 2 км за девять-тридцать пробежала. А Марина за одиннадцать. Но это тоже хорошо.
        … Кросс проходил десятого августа, когда на один день стало легче с дымом . Кросс бегали все гандболисты. И местные, и те, кто в этот город приехали. Соня бежала с местными двухтысячного. Плелась. Соня на второй круг пошла и на ходу пожаловалась:
        - Я не могу!
        - Поддержим, девчонки, - приказала Елена Валерьевна. Пришлось болеть за Соню, скандировать: «Со-ня! Со-ня!». Иначе Елена Валерьевна ругаться бы стала: они одна команда, надо притворяться, что болеешь за всех. Соня добежала. «Чёрт возьми, - подумалось Марине. - И по времени быстрее Вари. Эх, ладно. Плевать. Пусть живёт. Пока живёт.
        На тренировочной игре Марине больше стали пасовать. Даша и Полина. Особенно важно, что Полина. Полина - линейная. Но у Марины забить редко получается. Хоть она теперь и полусредняя. А вот Соня забивает с угла. Марина даже подумала, что Кристина-вратарь поддалась этой моське. Маринины мячи Кристина берёт и ещё смеётся: «Лапша!» Марина, чтобы Кристина больше не смеялась, два раза дала пас Соне - оба раза Соня забила. Да так, глядишь, эта Сонька в капитаны выбьется. До этого на тренировочных играх и на товарищеской игре с местными девочками, Марина всегда пасовала на левый фланг Насте. Настя же Марине пасы никогда не давала. А Соня - раз! - и Марине. И Марина тоже пару раз забила с Сониного паса. В общем, «сыгрались» как сказала Елена Валерьевна. Но просила Настю тоже не забывать.
        - Мне не с руки Насте, - невинно улыбнулась Марина. И это была правда. Марина выполняла бросок левой рукой. То есть она вообще двурукая. Пишет-то правой, а пасовать левой ей удобнее. Елена Валерьевна сказала, что это большая удача для команды, если кто-то левша.
        - Левшей все команды себе набрать хотят, - говорила Елена Валерьевна. - Что же ты, Любушкина, раньше не проявлялась с левым броском.
        - Так вы меня крайней ставили, - по-кукольному захлопала невинными глазами Марина.
        После игры Щетинская подошла к Марине, смачно сплюнула на землю, блеснула стекляшкой в языке:
        - Ты не думай: Елена, нам сказала вам поддаваться.
        - Да ладно врать-то, - сказала Влада. - Ты молодец, Маринка. Комбинации всегда выручают, надо хитрить, не напролом всегда лучше.
        - Да уж, молодец: не лапша, а вермишель, - ворчала Елена Валерьевна. - Не хвалите её. А то зазнается. Соня тоже забивала. А Соня мелкая. Местным-то с разгромным счётом пока проигрываем.
        - Так они какой год тренируются, - ныла эта непонятная болящая Даша. Не проходило и дня, чтобы она на что-то не пожаловалась.
        … Зарядку после пробежки с мальчиками Елена Валерьевна дала зверскую: со жгутами на руки, и с утяжелителями на ноги, и ещё орала, что если ещё раз кто-нибудь побежит с мальчиками, то будет двести приседаний делать, а вокруг карьера поёдет гусиным шагом. Но, несмотря на угрозы, Марина всё больше убеждалась, что Елена Валерьевна все слова говорит для «галочки», по привычке. Она же типа воспитатель. А на самом деле Елена Валерьевна отдыхает от всего, и никакой смог ей не страшен.
        Два гандбольных поля стояли на выезде из города. Днём после зверской тренировки они шли от поля по сосновому бору. Елена Валерьевна, казалось, уже забыла о зарядке, не злилась, была сильно в духе. Пока шли через сосны, Елена Валерьевна, вдыхала полной грудью и говорила:
        - Как надоела эта городская суета. Как здесь хорошо. Смог, надеюсь, скоро закончится, - вот такая быстрая смена настроений.
        В номере Марина достала мазь из своего старенького матерчатого чемодана без колёсиков, натёрла ноги - стало легче. Всё-таки бабушка - очень практичный опытный человек. А как Марина бесилась, когда бабушка аж с первого июня стала говорить только о том, что надо взять в лагерь. Аптечка собралась килограмма на полтора. Но бабушка уверила, что аптечка - самое важное, лучше лишнюю пару обуви не взять. Как будто у Марины была лишняя обувь.
        Соня всё больше и больше гуляла с кошками перед гостиницей. Вечером, если собирались в холле для разбора игр, Марине приходилось кричать из окна, звать Соню. Звала и Варя. Все, бабули дедули , выползающие вечером из номеров, задирали головы и смотрели со своих скамеек наверх, на них с Мариной. Ничего приятного, между прочим.
        - Совсем со своими кошаками с ума сошла, - сказала Елена Валерьевна. - У тебя что: дома нет кошки?
        - Нет, - сказала Соня.
        - Ясно. У меня-то сиамская. Так достала. Злая. Хоть здесь от неё отдохнуть.
        Марина вспомнила Юльку. Но это была мимолётная мысль - навеяло, что называется, кошками. Сейчас было не до Юльки. Ей надо было подчинить себе Дашу, Полину и главное - Настю. Чтобы они поняли, что Марина - лучше, чем Маша, что Марина - их капитан. Все дни Марина внимательно следила, как они общаются, как смотрят на неё и Варю. Пока ? так же как и девчонки в школе: индифферентно. Но в школе-то на неё так смотрели богатые. А тут богатых, кроме Насти, не наблюдалось…
        Посидели в холле. Разобрали ошибки в игре. Вышли на улицу. Прогулялись до магазина (в магазине запрещалось покупать газировку и чипсы), вернулись. Рядом с гостиницей была дискотека. Старшие девочки протестовали. Ложились на пандусы на площадке перед гостиницей, включали магнитолу. Тогда звук с дискотеки становился почти не слышен.
        - И не просите! - кричала Елена Валерьевна. - Не просите! После прошлогоднего даже думать забудьте. Тем более, там вход платный
        На небе сверкали зарницы. Где-то дождь… Марине всю ночь снились эти зарницы и что смог закончился. Утром она стала пихать девчонок. Она вставала рано, до того как Елена Валерьевна приходила будить. Толкала Варю, толкала Соню. С Соней она больше не связывалась после пинка в плечо. Марине было так хорошо, игра стала получаться. Вместо Сони всё равно некому играть. Не Даше же… Соня проснулась, осоловело уставилась на Марину, сказала раздражённо, как от бомжа вонючего отмахнулась:
        - Сегодня отдых. Родительский день.
        Воскресение! Неделя прошла. Ещё всего неделя, а столько всего должно произойти. И тренировки, тренировочные игры с местными, турнир. На игре будут болельщики, пацаны и Гена. На зарядке пацаны ей кричат: «Привет, лапша!», «Привет, вермишель!» Интересно, что они скажут после игр? Главное командой давить, как старшие девочки. Так они слаженно играют. И аккуратно. Не то, что Варя - как бомбовоз несётся на противника с мячом, вместо того, чтобы пас дать, она же теперь разыгрывающая, а всё в полусредние прётся. Не надо с Варей портить отношения, а то вообще игру завалит. Марина думала об этом, попивая бульон в буфете. Потом ещё сидела, ждала всех. Стали подтягиваться девчонки: сонные, помятые, мрачные. Елена Валерьевна больше не кричала: «Кашу чтоб доели! Шницель чтоб доели!» Все всё доедали без напоминания. И в магазин ходили как звери на охоту.
        Редкие утренние посетители вместо «здрасьте» говорили буфетчице:
        - В Москве - проливной дождь.
        - Вот почему зарницы были!
        Псих из «люкса» появился в буфете без тряпки у носа, но всё ещё на истошном негативе, сказал с угрозой:
        - Рано радуетесь. Посмотрим, что сегодня к ночи будет. В интернете прогноз плохой.
        Марине стало жутко. От испуга кашу всю съела, даже хлеб с маслом. Нет! Не надо больше смога! После завтрака потянуло в сон. Она засыпала в кровати, её пнула в плечо Соня:
        - К тебе мама приехала…
        - Эээ. Ты чё? - вскочила Марина.
        - Я как ты, - огрызнулась «мелкая».
        И Марине пришлось заткнуться. Если начать разборку, Соня может всем рассказать, как Марина утром, в единственный выходной, всех будить хотела на пробежку.
        Днём Марина заснула на час - так устала с мамой общаться, рассказывать ей полуправду, иногда «от» и «до» врать, почти во всём притворяться. Проснулась, села. Варя похрапывала в окружении двух мешков с едой. Третий стоял в холодильнике в соседнем двести седьмом номере. У них в номере холодильника почему-то не было - как Марина могла проглядеть это, когда выбирала. Вот поэтому, - думала теперь Марина, никто к ней и не заселился: холодильника-то нет, а она-то напридумывала, напридумывала…
        Соню забирали на целый день. Когда она вернулась, перед ужином, Марина сказала с порога:
        - Твоя мама дура.
        Соня не обернулась, стала сумку со шмотками разбирать.
        - Твоя мама дура! - повторила Варя, ухмыляясь и жуя.
        - А твоя - жирная, - сказала Соня и показала Варе язык.
        - Что ты сказала? - Марина и Варя вместе пошла на Соню.
        - То же что и вы, - сказала Соня. - И твоя мама…
        - Что? Что моя мама? - Марина чувствовала, что звереет, что хочет убить эту мелкую.
        - Она у тебя училка, что ли?
        - Почему? - удивилась Марина. Она так была ошарашена этим предположением. - Моя мама социолог.
        - А кто это - соци?.. - спросила Варя.
        - Это не для средних умов. - Марина остановилась, и Варя остановилась.
        Марина вкрадчиво спросила:
        - Послушай, Сонь: а почему ты решила, что моя мама училка?
        - Потому что только у учителей такие подлые дети.
        - Ой-ой! Как стыдно: я - подлая, - театрально заламывая руки, воскликнула Марина, подошла к сидящей Соне и толкнула её в плечо. Теперь это было совсем не страшно, не так как в первый раз.
        Тут подскочила и Варя, рассыпала пакет с Сониными вещами и стала пихать под кровать.
        - За то, что ты мою маму жирной обозвала!
        Соня села на пол, на колени, полезла под кровать за вещами, а Марина, она сама не знала, как это получилась, стала бить её ногами по ляжкам, по икрам, по бёдрам. Била и била. Соня попыталась вылезти из под кровати и подняться, но Марина не дала. Она продолжала лупить её ногами. Соня стала уползать под кровать, развернулась там, стала хватать руками Маринины ноги, один раз укусила Варю за лодыжку. Варя врезала ногой Соне по зубам. И тут же отошла - испугалась.
        Соня вылезла из под кровати, пыльная, грязная, подбирала вещи, складывала их в пакет, а Марина лупила ногами её уже стоящую. Соня только говорила:
        - Отстань! Отстань, дура.
        А Марина отвечала:
        - Я - дура? Я-дура? - и била Соню, тыкала её своими ступнями в шлёпках. Вдруг Марина поскользнулась, большой палец ударился о тумбочку.
        - Ой! - взвизгнула Марина.
        - Так тебе и надо, - сказала Соня, изо рта у неё текла кровь, стекала по шее, на грудь, на белую маечку. - У твоей мамы лицо как блин и причёска лысая.
        - Что, Марин, что? - Варя отошла испуганно от Сони, делала вид, что не заметила кровь, суетилась вокруг Марины.
        - Да ничего. Болит. Ударилась,
        - Мазью помажь, - Варя уже тянула мазь Марине.
        Марина старалась не смотреть на Соню - та ходила в ванную, полоскать рот. А потом молча складывала вещи в пакет, всхлипывала. Нет, Марина знала, что у мамы плоское лицо. И вся она такая фигуристая, не толстая, но такая крепкая, как девушка с веслом. Мама отличилась, конечно. Надела такое позорное платье, у юбки внизу - оборки. Если бы мама нормально, не по-старушечьи, одевалась и волосы бы свои остригла, её никто бы не посмел обозвать. А вот Сонину маму уже ничего не спасёт. Она вообще - мужик, от мужика не отличить.
        Марина переоделась в свои синие плотные джинсы. Они были самые обычные, даже тянулись плохо. Марина в них чувствовала себя как в коконе. Ей и хотелось быть в коконе. Это не из-за неё кровь, это Варя Соню долбанула.
        - Я - накрывать. Чтоб были через двадцать минут. ? То же Марина объявила в соседней комнате. И ещё в одной, у старшаков. Все знают, что Марина в буфете, а что там в номере с Соней стряслось, Марина и знать не знает. Если что, она не при делах. Пока шла до буфета, палец на ноге перестал болеть. Почти перестал.
        В буфете всё пошло наперекосяк. Вот тебе и тринадцатое августа. Вот и не верь в приметы. Психованный мужчина из номера «люкс» был уже в буфете, он скучал и как ждал Марину: стал кричать, что в Москве опять смог, хуже, чем был, что снова после проливного ливня, предпоследний оранжевый уровень опасности, а что будет утром, доживём ли мы до утра? - вопрошал «псих» из «люкса». Он схватил у Любовь Васильевны пульт, переключил канал - там говорили о том, что смертность в Москве увеличилась вдвое. Глава Луховицкого района сказал, что у них в районе не только сорта огурцов самые известные, но что раньше в СССР работало пятьсот человек в лесничествах, к этому году лесников сократили до двадцати восьми. А сейчас на весь лес осталось четырнадцать! Другой человек, в клетчатом пиджаке, сказал, что в СССР торфяники горели всегда, но их затапливали солдаты ? рыли канавы вокруг торфяника. В них скапливалась вода, и она не давала торфяникам гореть. Теперь же эти элементарные обязательные условия не выполняются. А дожди торфяникам не страшны, они же тлеют изнутри…
        Марина выбежала из буфета, она не могла больше слушать телевизор. Она вышла из подъезда гостиницы - было свежо и сухо. Дымка была, но совсем не сильная, и запах можно было принять за остаточный, бабуля на лавке так и сказала - «остаточный». Марина привыкла: все люди жили только новостями о смоге и пожарах. Но этот мужик - просто полный дегенерат. Паникёр. И никогда в буфете не ел. Всё время еду к себе в номер таскал - там же кондиционер. А сегодня одичал и решил на неё весь негатив свой вылить? Паникёр и псих, успокаивала себя Марина, с фобиями как в фильме «Психо».
        Соня на ужин не пришла. Варя съела Сонину порцию. Слава богу, что сегодня родительский день и почти никто на ужин не пришёл. А так бы Елена Валерьевна обязательно поинтересовалась у Марины, где Соня. «Где Соня, где Соня, - твердила Марина. - С кошаками своими, где ещё».
        Так и было. Соня возилась с кошками у гостиницы. Губа распухла. Дискотека в этот день не проводилась, в магазин никому не надо было, все тусили у гостиницы. Пришли и «мальчики». Елена Валерьевна делала вид, что внимательно следит.
        - Ну чего, Лапша, всё макаронишь? - спросил Генка и взял её под локоть.
        - Да иди ты, - сказала Марина и выдернула руку.
        Генка был просто лапочка. Под два метра, чёрный от загара, выгоревшие волосы - как и у Сони… Везде эта Соня на ум приходит! Другой мальчик, коренастый, весь мохнатый, и руки мохнатые, и икры, тоже смазливый, подкатил к Анжеле. В общем, все ребята из старшаков подошли к девчонкам. Гена разговаривал только с Мариной. Марина краем глаза видела, что и к Соне подошёл какой-то парень, стал гладить кошаков. И тут же рядом с Соней очутилась Варя (будто она и не лупила Соню ногой по зубам час назад), и стала болтать с этим парнем. Больше Марина ничего не видела, она болтала с Генкой. Она старалась блеснуть остроумием. Вдруг как-то резко запахло гарью, и Елена Валерьевна повела всех в гостиницу. Анжела вошла в гостиницу с запредельно страдальческим лицом. Марина услышала, как Елена Валерьевна сказала Анжеле:
        - Терпи. Надо перетерпеть. Главное - ни в коем случае за мужиком не бегать.
        Гарью несло так, как, казалось, никогда ещё не несло.
        Соня заснула. А Варя с Мариной сели пить чай с сушками-челночком. Марина съела целых три сушки - очень вкусные. Варя грызла и грызла сухари, как бобёр бревно, хрустела и хрустела, как хомяк. Они смеялись, вспоминая пацанов. Спать не хотелось. В час ночи они решили разбудить Соню. Они ущипнули её в два щипка за плечо и гаркнули (но тихо!) и зашипели:
        - Твоя мама дура. Она похожа на мужика.
        Соня села на кровати. Но они толкнули её, накинули на неё подушку и стали душить. Соня не орала, но она как-то упёрлась и сбросила с себя Марину. А Варя сама руки убрала. Соня встала, вышла.
        - Обосрали. Обтекать пошла, - сказала Варя.
        Марине стало неприятно от этой фекальной тематики.
        Соня вернулась с Еленой Валерьевной. Так наступило 14 августа.
        Глава двенадцатая. Ад всё ближе
        Плохое всегда компенсируется хорошим, - так говорила бабушка. На вопрос Марины: чем же хорошим компенсируется её селезёнка, бабушка отвечала: «Ты красавица. Это из-за селезёнкиной диеты. А то была бы как мама». Мама и бабушка - ширококостные, а Марина похожа на папу, и диета тут не при чём. Селезёнка ничем хорошим, кроме плохого, не компенсировалась. Закон компенсации не работает с глобальных позиций. Если же дело касается мелочи, ерунды в космическом масштабе, закон работает почти всегда.
        Ночью на них с Варей настучала Соня. Пришлось в наказание бежать пять кругов вокруг карьера и делать сто приседаний. Гена бежал с ними рядом. На виду у всех. Марина была счастлива. Ждал он их и после зарядки. Счастье! Она идёт до гостиницы, через сосновый бор, через смог, с самым красивым мальчиком российского гандбола. Ноги отнимаются после ста приседаний, болят от усталости, в ногах поселились молнии и электрические заряды. Марина опирается о Гену. Он сам предложил ей руку. Варя плетётся рядом и глупо хихикает.
        Они вошли в номер. Соня вздрогнула: она сидела на кровати с полотенцем на голове.
        - Ты в чадре! Не могу! - сказала Варя.
        - Не в чадре, а в чалме, - поправила Марина. - Соня! Ты на нас не обижайся. - Марина была в прекрасном настроении. Она чувствовала потребность в широком щедром жесте. Марина по дороге до номера решила больше не ссориться с Соней, мало ли что. Марина боялась последствий, била-то ногами накануне она её жестоко. Марине было сейчас не в лом извиняться.
        - Ты не обижайся, - Марина поймала на себе удивлённый какой-то дикий взгляд Вари.
        Соня молчала.
        - Смог, Соня. Я расстроилась, а ты просто под руку попалась.
        Соня молчала.
        Марине стало не по себе, она прикрикнула на Варю:
        - Чё встала? Иди в душ. Пасёт, как от псины.
        Это правда: Варя сильно потела. Тем более, такая дымка с утра, тридцатиградусный парник.
        На гандбольном поле вроде бы дышалось полегче - всё-таки сосны.
        Теперь с ней Гена, - радовалась Марина. И все девчонки с ней хорошо: Настя, Даша, Поля. Только Варя дуется, завидует из-за Гены. Соня вообще играть отказалась. Елена Валерьевна её еле заставила, ещё стала ругать, что Соня в костюме. Но Соня костюм почему-то снять отказалась наотрез… Но ничего: Марина с Соней и Варей будет помягче. Она это умеет - наладить отношения или подлизаться, как считает бабушка. Бабушка ей так и заявляет: «Ты мастер по подлизываниям».
        - Девчонки! Закончили, - сказала Елена Валерьевна. - Невозможное что-то. Такая дымовая завеса. Может, вечером легче дышать станет.
        Но вечером дышать стало ещё тяжелее, городишко опустел, во всяком случае, улица, где стояла гостиница: ни одной машины, ни единого человека. Вечернюю тренировку отменили, сразу двинулись на карьер. Люди, много-много людей, на пляже свободных мест, и все жуют мороженое. И в воде толпы людей. Марину это злило. Она хотела искупаться, уплыть далеко-далеко… Но уплывать далеко не разрешается: говорили, что глубина карьера с девятиэтажный дом… В воде, бултыхаясь рядом с Настей, Марина вспомнила, как сегодня после тренировки Настя отстала, пока шли обратно через сосны - она собирала там, в соснах, малину. Ждали всей командой, пеклись в тени от козырька гостиницей, хорошо, что сверху капали редкие капли кондиционера, все старались, чтобы капли попали на них. Настя, наконец, пришла, держа горстку малины в ладони, и у всех на глазах опрокинула её себе в рот. Как же всем хотелось малины! А Настя - раз!? закидывает ягоды себе в пасть перед всеми, не стесняясь… Вот они: богатые, сволочи. Ещё и дразнила специально.
        Вечером, в темноте, потопали не в магазин, а к фонтану. Темно, в метре не видно ни зги. Фонтан был шикарный, на площади перед домом культуры. Подсветка, мигающая цветными лампочками, отражалась, преломлялась в струях воды. Люди с грудными детьми на руках счастливо ловили мелкие брызги, некоторые своих грудных опускали прямо в фонтан. Это было здорово, красиво до безумия - и почему Елена Валерьевна не водила их сюда раньше?
        - В дымовой завесе надо носить белый, девчата, - сказала Елена Валерьевна. - Всё. Идём обратно, спать. Господи! Где Афонина? Афонину не вижу.
        - Они у гостиницы остались,? сказала Соня.
        - Заткнись ты! - прошипела раздражённо Варя. - Тебя, дура, не спрашивают. Выкину тебя с балкона, когда придём, - Варя продолжала шипеть, пока они шли к гостинице.
        - Успокойся, Варя, - приказала Марина, чтобы все вокруг, и тренер, и старшие девочки, слышали; сделать вид, что она опекает Соню, получилось.
        Варя обиженно притихла.
        Лифт - это было единственное место на первом этаже, где не висело объявление о том, что с голым торсом ходить нельзя.
        Соню в лифт не пустили. И не Марина.
        - Вали, ноги тренируй! - сказала Варя в бешенстве. Она совершенно съехала с катушек.
        Марина понимала: Варя злилась, что Марина при всех осудила её. И сейчас, Варю, что называется, понесло. Марина прислушалась к себе: её тоже подмывало поглумиться над мелкой, тем более, что свидетелей нет, все уехали на другом лифте, на грузовом
        - Да, Соня, игра скоро. А ты самая слабая из нас, - не удержалась и Марина: можно снова позволить поглумиться над мелкой.
        К удивлению, Соня вообще не расстроилась, она привыкла уже ходить пешком, резво пошла к дверям, за которыми начиналась лестница. Зашли с Варей в двести седьмой к девчонкам. Варя взяла из холодильника свою сумку. Номер у девчонок какой-то не такой, разве, что холодильник есть. Родной, двести пятый, номер Марине нравился намного больше. В нём было свободнее, чище. А тут - много вещей повсюду. И телек в неудобном месте стоит, у стены. То ли дело у них: завалился на Сонькину кровать и наслаждаешься. А Сонька в углу жмётся, в самом дальнем углу кровати. Разговорились с Дашей. Скорее всего, если турнир всё-таки состоится, им придётся играть на турнире в меньшинстве, у Даши голова и живот прошли, но теперь разболелась нога. Марина с удивлением узнала, что Даша когда-то давно играла лучше Маши и была капитаном. А потом что-то случилось, надломилось, вроде бы трещина в позвонке… Позвоночник - тоже ничего приятного, ещё неизвестно, что хуже: селезёнка или позвоночник…
        Марина попросила у Насти телефон, набрала свой городской номер. Мама рассказывала, что бабушка всё сидит в своём Кемерове, в пансионате «Лесная сказка», и когда это кончится неизвестно, а деньги со сберкнижки таят:
        - Дорого - жалуется, а сидит. Ой, Маринк! А я на работе в десяти кофтах. Кондиционер в кабинете у Инессы, царство ей небесное, такой мощный ? приходится так вот наряжаться, иначе продует. Ты-то как?
        Марина ответила, что всё хорошо, что девочки дружные. Что скоро турнир. Марина говорила с мамой не спеша, подробно, всё равно у Насти денег куры не клюют, ей родичи по два косаря на счёт кидают, а интернет всё равно еле-еле тянет - провинция, что ни говори. Но этот подробный разговор с мамой вогнал Марину в тяжёлое состояние. Она вдруг поняла, что дико боится, что дым не закончится вообще никогда. Вдруг этот вонючий парник навсегда?!
        - Надо же, - говорила мама. - У вас там ещё реально играть. А у нас тут светопреставление. Пусто как после ядерной войны. Сбежали все. В новостях говорят: леса потушили. И кому верить?
        Скоро турнир. Не отменят ли его из-за смога? Дым начинал доставать Марину. Марина лежала ночью и думала: а что если конец света, об этом много девчонки в школе говорили. Ждут его года через два, а он - раз! - и сейчас пришёл… Ещё Марина подумала, что люди стали привыкать к «атмосфере» конца света. Неужели и она, Марина, привыкает? Вспомнился урок Алевтины Ивановны про фэнтези-мир, который может почти ничем не отличаться от реального. Вот вам и новый мир - постоянная дымка. Люди видят друг друга за пять метров. Отсюда сразу другие отношения. То есть, убийцам и ворам просто раздолье. Напал, отобрал, скрылся… Такой вот мир. Интересно: есть книжки про такой мутный, весь в дыму, мир?
        Глава тринадцатая. Лифт застрял
        Лифты вниз пришли одновременно. Марина, Варя и Соня в грузовой не стали заходить. После треньки Соня выглядела очень усталой: на лбу - слипшаяся чёлка, футболка съехала с одного плеча, обнажив синяк… Жуткий какой-то чёрный синяк. Марина вдруг поняла: это же щипки, их с Варей щипки! Или это она так Соню толкнула, что у неё синяк? Бывают от толчков такие синяки или нет? Соня зашла за Мариной и Варей в маленький лифт… Марина понимала, что надо Соню выгнать, выгнать из лифта - пусть пешком идёт. Но синяк! Марина испугалась. Сама не могла понять чего, но испугалась - какое-то предчувствие…
        Вытолкнула Соню Варя, грубо, зло, стала жать кнопку, чтобы двери закрылись. Но Соня поставила ногу в сужающуюся щель, лифт запикал - двери опять открылись. Варя толкнула Соню в плечо - намеренно, постаралась посильнее. У Вари в руке был ключ от номера - Марина поняла: Варя тыкнула Соню ключом. Соня взвизгнула - значит, Варя попала в синяк. Соня толкнула Варю в ответ, тоже сильно, бешено даже, лицо зверское. Варя отступила. Марина возмутилась, выглянула из лифта, стрельнула глазами: никого не было. Марина ткнула ладонью с растопыренными пальцами Соне в лицо, надавила, Соня - отшатнулась:
        - Чё не поняла? Игра скоро, ноги тренируй. На пас мой не успеешь.
        - Чушка, - почему-то именно это слово процедила Соня и пошла в сторону лестницы.
        Марина запрыгнула в лифт, Варя снова нажала на кнопку с двумя сходящимися стрелочками. Лифт поехал, как-то странно заскрежетал, дёрнулся, остановился. Маленький лифт Марине нравился больше грузового: не останавливался по вызову с других этажей, когда ехал вверх.
        - Не пойму! Такой звук, - сказала Варя, состроив обыкновенную недоумённую гримасу и качнув головой.
        Марина вдруг заметила, что у Вари пропали щёки, что лицо её было уже не круглое, как раньше, а почти овальное, красивое… Это неприятно поразило Марину.
        Лифт остановился.
        - Да жми ты на девятый, что тут понимать!
        - Да жму же! Кнопка горит.
        Кнопка с цифрой действительно светилась. Что-то в лифте пикало - значит, на каком-то этаже нажимали кнопку. В соседней шахте скользил грузовой - были слышны писки, звуки остановок, раскрывающихся и закрывающихся дверей…
        Марина оцепенела, принюхалась. Было душно. Варя смотрела на Марину, вылупив глаза.
        - Чё бычишься-то, дура, кнопки нажимала, вот и сломался.
        - Это из-за Сони, - ответила Варя. - Она ногу подставила.
        - Да, блин, звони диспетчеру! - заорала Марина. Она почувствовала панику.
        Варя нажала кнопку «вызов».
        Женский голос ответил сразу:
        - Номер три-пять-два. Говорите.
        - Мы застряли в лифте, - дрожащим голосом сказала Марина. На Варю она больше не смотрела, но чувствовала, что большие Варины глаза от испуга вылезают из орбит как в ужастиках.
        - Адрес!
        - Да гостиница, - закричала Марина. - У нас обед сейчас, а мы застряли.
        - На первый нажмите.
        Марина тыкнула кнопку с цифрой «один» - никакого движения.
        - Не получается.
        - Ждите бригаду.
        Стояли молча. Пять минут, десять. Узкая вытянутая коробчонка, железные стены, железный потолок, лампочка светила уже аварийным светом, еле мерцала. Дышать становилось всё тяжелее. Послышался стук:
        - Ей! Что с лифтом? - били на каком-то этаже по дверям.
        - Да, блин, где они все? На «вызов» жми давай! - приказала Марина Варе. Она чувствовала, что дышать нечем, что слёзы подкатывают, что не сможет говорить с диспетчером.
        Но Варя молчала. Марина резко обернулась: лицо Вари всё было в каплях пота. Она тяжело дышала. Марине захотелось выцарапать Варе глаза - ведь это она забирает драгоценный воздух всей своей тушей. Но Варя вдруг стала медленно закрывать свои выпученные глаза, она боролась, не хотела закрывать, но глаза закрывались сами. Взгляд был отсутствующий. Варя начала сползать по стенке.
        Марина судорожно стала жать «вызов».
        - Что ещё?
        - Девочке плохо стало. Девочка умирает, задыхается.
        - Да ждите, - голос обматерил грязно и обидно. - Пешком надо ходить, раз девочки, не бабушки же.
        Варю вырвало. Она зашевелилась, пришла в себя. Марина больше не оборачивалась. Ещё пять минут в тошнотной вони показались часом. И ещё неизвестно сколько прошло, время как замерло. У Марины начала кружиться голова. Наконец лифт зашатался, подрыгался, подпрыгнул, поехал, остановился, открыл двери. Варя оттолкнув Марину, выбежала первая. Марина тоже вышла. Первое, что подумала: хорошо, что не стала кричать «Помогите!» как учили на уроке по ОБЖ, сейчас бы не знала, куда от стыда деться.
        Соня сидела на полу у номера. Она странно, воинственно посмотрела на Марину. Марина брезгливо забрала у растерянной грязной Вари ключи, открыла дверь.
        - Дура. Мы из-за тебя застряли. Ты лифт сломала, - Марина хотела, чтобы Варя пнула Соню, как и тогда, ногами. Но Варя ввалилась в номер, и оттолкнув Марину бросилась в туалет. Её опять рвало.
        - Дверь не закрывай! Стул поставь, - орала не своим голосом Марина на Соню. Если открыть окно и входную дверь, то в номере создавалось некое перемещение воздушных масс, жалкое подобие сквозняка.
        - Ты мне что ли? - как можно спокойнее, но чуть дрожа, спросила Соня. ? Сама всё делай, - отчеканила презрительно, и, прищурившись пошла на Марину: - Отойди от меня. От тебя блевотиной несёт.
        Значит, Варя испачкала и её!
        «Надо же, - пронеслось у Марины в голове. - Как Соня злится. Освоилась, привыкла, а поначалу как пугалась». Соню не надо сейчас трогать. Они её сами из лифта вытолкнули. Соня ни при чём. Лифт давно скрежетал странно. Соня должна сыграть хорошо турнир. А если опять сейчас её тюкать, точно не сыграет. И так устаёт, видно по ней. Только бы состоялся турнир! Пока нет Маши у Марины появился шанс, его нельзя упускать. Настя по-любому должна стараться теперь. И Соня должна помочь. Обязательно. А уж Варя теперь так будет стараться: ведь, Марина может рассказать всем, как они сидели в лифте. «Как хорошо, - хвалила себя Марина, - что я не стала паниковать, просто стояла и ждала. Варя не поняла, что я испугалась и чуть не расплакалась…» Марина, зажмурившись, залезла на изголовье Сониной кровати, распахнула окно, подставила к двери стул. Стала переодеваться, закинула футболку в ванную к Варе:
        - Стирай! И попробуй не отстирать.
        За ужином работал телевизор. Потный ведущий (Марина видела, что он - потный) запнулся на слове «Лотарингия», читая новости, так запнулся, что не только Марина, но и Настя, а потом и остальные, обернулись на стену, где висел экран. Дальше ведущий простонал слово «Эльзас» и закончил новость тем, что там тропические дожди затопили всё. Никто не смеялся, все заворожено смотрели на ведущего, рассказывающего про ливневые дожди. Но дальше ведущий стал говорить о красном уровне опасности, и все зашевелились. Новости стали привычными, неинтересными.
        - Вот интересно: есть ли цвет опасности бордо, - директор гостиницы по отчеству Апполинарьевич рассматривал бокал на свет невозмутимо хохмил. Директор изменился за это время. Глаза у него стали шире, лицо не лоснилось, хотя пот он периодически вытирал. Он уже не был холёный и прилизанный, и не носил костюм. Лоск и превосходство улетучились. Сидел он в буфете по пояс голый, сильно сутулый, с тонкими руками, кожа бледная, рахитные рёбра и впалый живот - человек как человек. И сидит за столом с Еленой Валерьевной, угощает её вином.
        Все рассмеялись шутке директора про цвет опасности «бордо». Кроме Вари. Соня вообще расхохоталась. Чисто, звонко. Марина так не умела смеяться, она вообще не понимала, как люди смеются. Если ей было смешно, она тоже хихикала, и хихикание её походило на лисье - так ей говорили в школе. Марина заметила, что Соня стала ещё смуглее. Да и многие загорели. Одна Марина, да ещё директор, оставались бело-розовыми: она по-прежнему мазалась кремом от загара - от солнца, тем более такого, вполне может случиться рак.
        - Это, девочки, ад, - сказала Даша. Она вместе со всеми радовалась всё новым и новым шуткам директора.
        Но Марина знала, что это ещё далеко не ад. Ад - это когда в застрявшем лифте, и реально нечем дышать. А тут просто здорово и даже прохладно. Тут недалеко, на площади, в темноте, работает бочка с квасом, и маленьких детей освежают в фонтане…
        Марина, засыпая, вспоминала этот день. Она думала, как быть с Соней. Да уж, поначалу Соня выбешивала её страшно. Сегодня, когда Соня не испугалась у лифта Вари, Марина вдруг вспомнила Юльку. Тот момент, когда Юлька впервые высунула рожки, потом тельце и поползла по руке, щекоча кожу и слюнявя редкие волоски… Да: Соня пряталась в свой домик, втягивала голову в плечи, боялась, помалкивала, а тут вдруг - не испугалась. Конечно, она обрадовалась, что её мучительницы застряли, заявились все грязные и вонючие. В этом всё дело. Лифт отомстил за Соню. И она, как и Юлька, показала свои рожки. И в общем-то, Марина привыкла к Соне, смирилась с ней. Тут причина и в том, что Гена теперь с ней. И Елена Валерьевна по-другому относится - повторяет, что Марина - главная в команде, и Лапшой не обзывает. Марина заслужила капитанство: она ? бессменный дежурный, она и в номере уборкой командует. У них самый чистый номер. А вот Варя Марине теперь совсем не нужна. И команде не нужна. Хорошо бы её осенью выкинули из основного состава, чтобы команду не позорила.
        В густом тягучем угарном однообразии тянулась ночь, Марина заснула только под утро. Она волновалась за Юльку. Надо будет завтра у мамы спросить: как у Юльки дела. Может, её уже нет в живых? Марина думала и о своём конце. Он когда-нибудь наступит у всех. В будущем селезёнка, которой нет, напомнит о себе не раз. Интересно: доживёт ли Марина до старости? Ну, хотя бы до возраста мамы. О возрасте бабушки Марина даже не мечтает.
        «Надо перетерпеть, пережить и не унывать», - вспомнила Марина слова Елены Валерьевны, обращённые к страдалице-Анжеле.
        Про «не унывать» Марина от Елены Валерьевны постоянно слышала и на тренировках. Не унывать и собраться, всё забыть и играть дальше - дежурные напутствия тренера. Марина прекрасно это понимала. Самое сложное было не скисать, когда соперник идёт на тебя стеной, валит, пытается отнять мяч, перехватывает пас и броски, а свои ворота защищает так, что просто сплошная стена… Но как, всё же, забывать проигрышный счёт по жизни, вне спорта? Как жить, когда ты застряла в лифте, а потом от тебя ещё воняло?..
        И тут Марина почувствовала: в комнату подул лёгкий, еле заметный ветерок, ветер надежды, ветер перемен.
        Может, ей это приснилось?
        Глава четырнадцатая. Турнир
        «20.08. 2010. Папа! Папочка! Чуешь, какие цифры в дате! Волшебные! Папа! Был турнир. Мы выиграли одну игру и одну проиграли! Вот как! Завтра играем в финале! Знаешь: с пятнадцатого по восемнадцатое был самый ужас. Я даже вспоминать не хочу. Было такое ощущение, что этот смог навсегда. Ещё по телевизору такие мрачные фильмы показывали, страшные. Я-то ужасы люблю, и то мне жутковато стало. То там глаза выкалывают, то в тюрьму сажают и мучают. Но главное, папа, что вчера и сегодня был турнир. Три команды. И мы вторые. Местные, понятное дело, первые. Сначала мы местным проиграли, потом с другими вничью сыграли. Ну назначили дополнительное время, и тут мы победили. Больше писать нет сил. Я ужасно устала. Главное: смог закончился».
        Утром следующего дня Марина даже не стала смотреть в окно, чтобы не расстраиваться. Но, когда вышли на зарядку, кругляшкА солнца не было на сером покрывале неба. На улице капал дождик! Сквозь пелену и дымовую завесу капал дождик! И все взбодрились. Дождь - это надежда. Настя жаловалась, что её девочки намазали пастой, потом сменила тему, стала пересказывать фильм «Человек дождя». Марина кивала, но не слушала Настю. Состояние было странное. Завтра игра, турнир. Хотелось спать и есть. Марина еле-еле трусила рядом со старшими девочками.
        - Эй, Лапша! - голос Гены. Из-за дымки почти не было видно ребят. Но Марина поняла, они приближались. Вика и Влада тоже услышали, тоже обернулись, притормозили. Гена побежал рядом с Мариной, но не как раньше, а как-то напоказ и кривляясь… Тут же пристроились и другие пацаны.
        - Ну что, девчонки, к играм готовы?
        - Да что тут готовиться, - чересчур громко, чересчур слащаво рассмеялась Влада. ? Мы в меньшинстве играем.
        - Да вам что в меньшинстве, что не в меньшинстве - всё едино.
        - Ну да, - сказала Влада.
        Марина отстала, пусть болтают. Вика тоже сбавила, не хотела мешать подруге. Вика бежала с гантельками, кто бы сомневался. «Надо и мне тоже будет руки подкачать, у папы попрошу гантельки», - решила Марина.
        - Ну а ты, Лапша, готова?
        Генка притормозил, чтобы опять бежать с Мариной. Почему он снова называет её Лапшой?
        - Да в том и дело что… - нервно захихикала Влада.
        - Ну, ничего, Лапша. Надеюсь, ты уже и не макаронина, и не вермишель. Приду болеть.
        - Если увидишь что в таком дыму, - блеяла Влада.
        И Марине захотелось её врезать, пнуть эту крашеную дуру, чтобы не лезла больше к её Гене, никогда не лезла, никогда!
        - А у нас вчера в садике кондиционеры установили. Полчаса тарахтели вчера, ёжики в тумане…
        «Ёжики в тумане» ? Марина вспомнила, как шатались по фойе мальчики-гимнасты. Вот уж кто ёжики в тумане… Никого не видят, никого не слышат, шатаются каждый в своём ритме.
        - Наш детский садик «Солнышко» в центре. Приходи, Лапша, в гости.
        Марина молчала.
        - Ну всё. Побежал я. А то моих не догнать! - Гена пропал. Скрылся в тумане.
        Марина вдруг поняла, что она пробежала часть, где песок и пляж, и бежит по дороге - то есть заканчивает круг. Обычно этот круг казался бесконечным. А тут… И бежали-то медленно. Марина мучилась: Гена притормозил ради неё. Гена поговорил с ней. Но она не чувствовала нежного к себе отношения, разговаривал с ней как с другом. И почему опять Лапша?
        Марина подгоняла девочек, когда шли с зарядки. Она хотела помыться под ледяным душем, собраться с мыслями. В номере Марина зло отпихнула Соню, которая уже привыкла мыться сразу после зарядки - Марина бежит накрывать, не моясь после зарядки, Варя никогда не моется, если не заставлять.
        Холодный душ придал сил. «Попрошу кофе, - решила Марина. - Взбодрюсь»
        - Мариночка! Завтра уже плюс двадцать один обещают, - огорошила с порога Любовь Васильевна.
        - И вы им верите? - на Марининых глазах выступили слёзы. Ну не считая шоколадок, конечно. Нет! Этого не может быть. Все озверели, все сошли с ума. Весь лагерь какой-то сплошной дурдом. И Гена назвал её Лапшой…
        - Весь интернет пишет, что похолодание.
        Какие-то туристы, на одну ночь, ввалились шумно и суетливо, требовали, чтобы Любовь Васильевна их обслужила побыстрее.
        - Сядьте там! - командовала Любовь Васильевна. Тут спортсмены в девять завтракают.
        Но люди всё равно садились за все столы, а не за те два, которые были отведены в это время посетителям, - не «спортсменам».
        - Сядьте там! - настаивала Любовь Васильевна.
        - Ну что вы настроение с утра портите, - отмахивался турист. Он сидел как раз на Сонином месте, самом неудобном, спиной к проходу. - Дайте лучше ещё пива.
        - Люди! Хватит ссориться! - сказал кто-то. ? Тут страна сгорела, а вы ругаетесь!
        Марина села за стол с чашкой бульона. Успела спокойно его допить до девчонок. На завтрак были котлеты с рисом. Марина отдала свою котлету Насте - какими глазами смотрела на Марину Варя - это надо было видеть! Ну а что? Варя Марине теперь не нужна. Марина прекрасно звонит с Настиного телефона, с крутого и дорого, а не с занюханного Вариного. Варя хищно ткнула вилкой в Сонину порцию, и не говоря ни слова, перетащила её котлету себе. Теперь уже Соня смотрела на Варю дико, и с презрением.
        После завтрака дымка ещё больше развеялась. И турнир решили проводить не в помещении, как планировали сначала, а на улице.
        - Всего три команды в младшей группе - сказала с презрением Влада, с угрозой глядя на Марину. У Марины настроение стало ещё лучше: так ей, этой Владе, и надо. Гена с ней, с Мариной, теперь дружит! А Лапшой с утра на зарядке назвал просто по привычке.
        Марина с тщательно скрываемым торжеством, чрезмерно серьёзно тащила жребий с двумя капитанами других команд. По жеребьёвке выпало играть сначала с местными, потом со второй командой, из области. Если они две игры проигрывают, то вылетают сегодня с третьим местом. Завтра - только финал.
        Марина пошла к трибунам. На каменных трибунах стадиона (Настя сказала, что они напоминают развалины древнегреческого храма), сидели старшие девочки, ожидали своего вердикта - Вика тоже тянула жребий. Елена Валерьевна теперь говорила с Мариной как с равной.
        - Старших-то пять команд. Пока они разминаются, вы играете свои двадцать минут[4 - В детских командах в гандболе предусмотрены два тайма по 20 или 25 минут].
        - А мальчики? - спросила Влада как бы ненавязчиво, как бы между прочим, но чтобы Марина поняла, почувствовала, что она, Влада, не отдаст Гену.
        - Мальчики после обеда.
        - Нууу…
        - Владислава! Ну сколько можно-то? - стала ругаться Елена Валерьевна. Марина любовалась тренером: она ещё больше похорошела здесь, в этот смог. Тоже загорела, скулы ещё больше выделялись на овальном правильном лице. - Сколько можно: Анжела исстрадалась, ты всё не успокоишься. Я, честно говоря, рада, что Гена за Любушкиной бегать начал. Страдай теперь как Анжела, это лучше, чем загул.
        - Да ну, - прогундосила Влада. - И ничего он за Лапшой не ухаживает.
        - Она у нас не Лапша, она у нас уже храбрый боец. Капитан!
        - Да ну, - сказала Влада. - Они вообще мелкую травят: вы видели, Елена Валерьевна, у мелкой синяки на ногах.
        Марина окаменела как те трибуны, которые как греческие.
        - Да ты что? - Елена Валерьевна вся встрепенулась, напряглась. Хорошо, что Елена Валерьевна не смотрела на Марину. Елена Валерьевна уставилась на Владу. Она пыталась понять: правда это или нет. Марина это поняла и ожила. Если бы Вика спалила Марину, тогда бы Елена Валерьевна сразу на неё накинулась - Вика врать не стнет. А Влада… Вполне себе из ревности может гнать.
        - Ну, - кивнула Влада. - Помните, мелкая, ещё костюм снимать не хотела?
        - Не помню, - озадаченно, сосредоточенно, как бы пролистывая в мозгу прошлые дни, произнесла Елена Валерьевна, и тут пришла в себя, накинулась на Марину: ? Любушкина! Это правда?
        Марина уже подготовилась, невинно захлопала глазами:
        - Что - правда?
        - Синяки.
        - Какие синяки?
        - Влада! Какие синяки?
        Влада грозно поднялась с трибун, по-бабьи опёрлась руки в боки.
        - Да чё ты целку-то из себя строишь? - и села на расстеленную олимпийку.
        Это незнакомое ругательство сбило Марину с толку. Зато Елена Валерьевна сразу успокоилась:
        - Понятно всё. Ревнует. - и погрозила Владе кулаком:? Не развращай мне мелких словами своими похабными!
        - Я не знаю, - стала на радостях, что тренер не поверила, оправдываться Марина. - У нас у всех синяки. Тренировки же, падения…
        Елена Валерьевна опять чего-то испугалась, пристально посмотрела Марине в лицо, сказала:
        - Смотрите у меня. Мне разборки с родителями не нужны и сказала Владе: ? Не расстраивайся, Владислава. Таких, как Гасилкин…
        - Гена, - поправила Влада, чуть не плача.
        - Ну, Гена. Таких, как он, у тебя ещё будет миллион.
        - Да ну… ? грустно усмехнулась Влада и смахнула слезу.
        - Вот слушай. - Елена Валерьевна перешагнула трибуну, взяла Владу за руку, очень серьёзно сказала: - Специально тебе и Анжеле рассказываю. Муж так меня добивался. Живём семнадцать лет вместе. Он всё на работе и на работе. Вообще не разговариваем. Ищите себе девчонки парня, чтоб было о чём поговорить. Всё! - Елена Валерьевна резко встала. - Разминаемся, разминаемся. Смог-то, говорят, всё: тю-тю. Ох, девчонки, как же здесь хорошо, - Елена Валерьевна привычно потянулась и вздохнула всей грудью.
        На трибунах, на поле, улыбались многие. Девочки из других команд трусили по полю - разминались. Все радовались, что видно поле до конца, полностью, и за полем видны кусты, а за кустами ещё дорога просвечивает. На стадионе было очень шумно, говорили и в микрофон. Шум заглушил правду о Марине, которую откуда-то знала Влада. Неужели Сонька бегает жаловаться к старшакам?
        Судьи тащили ворота, мерили рулеткой поле, расставляли оранжевые конусы по границе. Команды собрали, выстроили, показали десятиметровые и семиметровые линии, провели по площадке. Было чудно, что на футбольном поле проводится гандбольный матч. Тем более, что гандбольное поле было рядом, но там разминались старшие команды.
        Две игры пронеслись молниеносно. За неё болеют старшие мальчики, Марина старалась как могла. Мысль, что Елена Валерьевна теперь знает о Сониных синяках, постоянно крутилась в голове, как гандбольный мячик, летящий по идеальной траектории в верхний угол ворот. Марине надо было себя зарекомендовать, укрепиться в полусредних, она активно пасовала Соне, Насте, Варе - чтобы все видели, какая у них дружная команда. В воротах у них стояла Кристина - она же была их ровесница, она имела право, но помогало это слабо. Все, и Даша, и Поля, и Варя, и Настя, все, кроме Марины и Сони, орали на Кристину. Кристина расстраивалась и неожиданно пропускала ещё больше мячей. А Соня! Соня забила с угла и раз, и два, и три. Противник стал опекать её персонально[5 - У своих ворот защитники опасных игроков из команды противников «опекают персонально» - не дают перехватить мяч]. Из семи забитых мячей три были Сониных, два - Дашиных (ради матча она приняла обезболивающее), и один - Марины.
        Настя играла плохо. Но Елена Валерьевна больше всех кричала на Марину. Во втором тайме стало полегче. Разыгралась Поля, она хорошо стала защищать шестиметровую линию, меньше стало и ошибок. Но сил уже не оставалось. Противник тоже подустал. И вдруг Настя каким-то фантастическим невообразимым образом тоже забила. Это конечно ничего не меняло, но всё же…
        После первой игры должны были играть вторую, с другой командой. Елена Валерьевна отняла все бутылки:
        - Куда столько воды выдули, идиотки? Любушкина! Куда ты смотришь? Почему не следишь за командой?! Сейчас надуетесь, на игре плохо станет!
        Тренер объясняла ошибки, умоляла Настю не расстраиваться:
        - Я умоляю тебя, Настя. Эта команда слабее. Напирай. Пас у тебя не выходит, забивай сама, главное быстро - один раз же смогла. И ещё сможешь.
        Вторую игру они выиграли. Первый тайм проиграли, второй выиграли. На дополнительном времени Кристина отбила один мяч, а вратарь противников, крепкая девочка с короткой стрижкой, от мальчишки не отличить, уверенная и грубая, мяч пропустила. Пробивала с семиметровой Даша, она мастерски била семь метров[6 - Семь метров - штрафной семиметровый удар]. Марина поняла, почему Даша всегда сидела в феврале на играх - на всякий пожарный, если фифти-фифти, и дополнительное время, Елена Валерьевна её как палочку-выручалочку выпустила бы.
        После победы все сразу перестали друг на друга дуться, забыли ошибки и промахи, которыми обыкновенно, на тренировочных играх, ещё битый час попрекали друг друга. Переодевались на трибунах, но Марина стеснялась, она натянула костюм на потную форму и стала внимательно смотреть гандбол старших. Парни сидели за ними. Но Гена как будто забыл о Марине. Будто и не было разговоров у гостиницы, утренней пробежки, где он явно за ней, Мариной, приударил. В воротах опять Кристина. Но насколько лучше она играет. Вот что значит грамотная защита ворот, - думала Марина, кусая губы от обиды. Кристина просто блистала. Вообще она уникум - один вратарь на две команды. Гена свистел и кричал, особенно Афониной, то и дело, называя её Чуней.
        - Да она же вратарь, - успокаивали его друзья. - Что ты привязался к ней. Она не привыкла ещё в поле.
        Гена всё равно расстраивался. Марина обернулась и сказала:
        - Аня во втором тайме покажет себя, я уверена.
        - Тебя забыли спросить, Лапша, - зло сказал Гена. - Вам вообще повезло, что выиграли. Это всё Кристинка.
        - Нет! - Марина пока ещё старалась очаровать Гену, хлопала глазами, улыбалась. ? Мы же выиграли командой!
        - Двадцать два - двадцать? - Гена сплюнул, не сплюнул - харкнул Марине под ноги: ? Ну-ну.
        - Но мы же вторую игру играли. Подустали.
        - Да ну, - скривился Гена.
        - Наоборот размятые были, это ж преимущество, - сказал кто-то из парней.
        А кто-то сказал:
        - Они же, мелкие, слабачки. Ко второму тайму выдыхаются.
        А ещё кто-то сказал:
        - Машка не поехала. А Лапша на капитана не тянет.
        - Да, - сказал Гена. ? Машка бы всех тут порвала. А эта Лапша, и ещё эта жирная корова, её подружка…
        Марине стало очень обидно: почему Варю считают её подругой?!
        - То-то мы зимой с вашей Машей последнее место на турнире заняли! - Марина психанула, встала и пошла.
        - Эй, Лапша! Ты куда?
        Но Марина шла и шла. Она взяла на ресепшен ключи, вошла в номер, переоделась, спустилась в буфет. Хорошо, что есть Любовь Васильевна. Она как раз вернулась с рынка и показывала Марине обновки:
        - В отпуск уезжаю. Вот шлёпки, юбка, а вот купальник.
        - Сколько купальник? ? спросила Марина. Ей и правда стало интересно: да пошёл этот Генка, у неё Киса есть.
        - Дорого. Тысяча двести, - округлила глаза Любовь Васильевна.
        Марина успокоила Любовь Васильевну, что это не очень дорого, что в Москве купальники по пять тысяч, и стала сервировать столы.
        Девчонки опоздали, пришли довольные, после одной своей победы, после двух побед старших девочек. Они не досмотрели игры до конца, Елена Валерьевна прогнала их обедать. Даша и Полина окончательно сдружились на игре с Соней. И Варя шла вместе с Соней, а Настя - одна. Старшие и Елена Валерьевна так и не показалась на обеде. Суп старших девчонок совсем остыл.
        - Ешьте, - разрешила Любовь Васильевна. Всё равно пропадёт. И все, кроме Марины, съели ещё по тарелке супа.
        После сна Марина решила не идти на игры, но Настя постучалась к ним в номер, зашла как к себе домой, властно сказала, как приказала:
        - Обязательно иди. Будем болеть против твоего бывшего.
        - Он не мой. У меня парень в классе есть, - улыбнулась Марина. Ей было очень тяжело на душе. Но надо успокоиться: завтра опять игра.
        - А я буду за мальчишек болеть! - сказала Варя.
        - Они, между прочим, тебя жирной коровой обозвали, - натянуто, напоказ рассмеялась Марина, и почувствовала, что ей стало намного легче. Варя скуксилась, замолчала, забрала на себя Маринину грусть-тоску.
        - А ты? - вдруг спросила Марина Соню. - Ты за кого, Соня?
        - За мальчиков. Это ж наши.
        - А мы всё равно будем против, - сказала Настя.
        Марина понимала, почему Настя её поддерживает. Настя чувствовала, что из-за неё чуть не продули вторую игру. Она чувствовала, что играет слабее всех.
        Вечером, когда пили чай с Настиными печеньями (печенья таяли во рту), Настя сказала:
        - Девчонки! Старайтесь завтра.
        - Да чё стараться, - сказала Варя. ? Мы по-любасу вторые. Они же сильнее.
        - А вдруг выиграем? ? спросила Настя.
        Марина не могла понять, к чему Настя клонит. На дуру она не похожа, ясно же, что завтра местные выиграют, та, третья, команда откололась, а местные самые сильные, и никакая Кристина их не спасёт.
        - Не выиграем, - откликнулась Соня.
        - А ты вообще заткнись, - сказала Настя.
        «Понятно, - подумала Марина. - Настя бесится, что мелкая играет лучше её, вот и провоцирует. Хитрая».
        Соня встала из-за стола, пошла и легла в кровать.
        - Девочки! Я что-то спать совсем не хочу. Пойдём телек смотреть, а то сегодня ещё не смотрели, - предложила Настя.
        - Не, я спать, - зевнула Варя и легла.
        - А ты, Марин? - Настя в упор смотрела на Марину.
        - Ну пошли, - Марина тоже хотела лечь, но перечить Насте она не смела: Марина же опять пятнадцать минут говорила по Настиному телефону.
        - Там ужастик.
        Марина с Настей сели на Сонину кровать. Фильм увлёк. И секс, и ужасы - супер. Они сдвинули Соню к стене, и даже чуть-чуть прилегли на неё. Соня сопротивлялась, молча пинала их в ответ. Марина вспомнила разговор на трибунах. Ей стало страшно: вдруг Соня побежит жаловаться Елене Валерьевне…
        - Всё. Я спать хочу. Страшно: глаза выкалывают, руки отрубают.., - сказала.
        - А я до конца досмотрю, - настаивала Настя
        Но тут вошла Елена Валерьевна.
        Марина дёрнулась: ну всё - сейчас Соня пожалуется точно!
        - Девчонки! Владу не видели? - озабоченно спросила Елена Валерьевна.
        - Нет, - сказала Марина, выключила телевизор и пошла к своей кровати.
        Настя испуганно замерла: она же после отбоя не в своём номере. Сейчас Елена Валерьевна прибьёт.
        Елена Валерьевна прошла во вторую комнату:
        - Точно Влада не у вас?
        - Нет.
        Елена Валерьевна заглянула почему-то под все кровати, вышла на балкон, и тут только заметила Настю:
        - Ты что это?
        Настя убежала, Елена Валерьевна тоже быстро вышла из номера, в коридоре крикнув напоследок:
        - Любушкина! Попробуй только телевизор сейчас включить.
        Чёрт! Как это обидно: включила Настя, а гонят на неё, на Марину.
        Через пятнадцать минут пришла Афонина, села на кровать к Марине, стала нервно теребить в руках полотенце:
        - Влады нет, и Гены. Тренер его звонил.
        - Да знаем, - отозвалась Соня.
        - Да найдутся, - сказала Марина.
        - Это всё из-за тебя, - встала с кровати Афонина. - Если бы он с тобой не заигрывал, то сейчас все бы спали спокойно. А он заигрывал с тобой, чтобы Владку заманить.
        - Да мне плевать, - жёстко сказала Марина. - У меня в школе парень есть. И симпотный, не то, что этот Гена.
        Она вдруг услышала, как Варя хихикнула, и это было ужасно обидно: наверное, Варя считала Гену идеалом красоты, а в то, что у Марины парень в школе, не верила. На самом деле так и было. Гена лучше Кисы по внешности, но он и старше, и спортсмен. Но Киса тоже ничего. Марине захотелось врезать Варе. Но это никак нельзя при Афониной.
        - У нас игры завтра, а Влада неизвестно где, - переживала Афонина. - Господи-господи! ? и вдруг сменила тему: - Ты, Лапша, слышь, к Соне не лезь.
        - Я не лезу.
        - А откуда у неё на ногах синяки такие?
        - Да это мы случайно… - замялась Марина.
        - Что случайно?
        - Это на тренировочных играх…
        - Гонишь! Мы доказать-то ничего не можем, но все подозреваем, что ты Соню лупила. Сонь! - Афонина откинула с Сони покрывало. - Не бойся! Скажи!
        - Аня! - ответила Соня, всхлипывая. ? Они меня всё время терроризируют. И сейчас с Настей из девятьсот седьмого к самой стене отпихнули. Они всегда так.
        - Не волнуйся, Сонь. ? сказала Афонина. ? Отдыхай, Сонь. У тебя хорошая игра была сегодня. Это что у вас печенье? - Афонина подошла, взяла со столика еду, тут же захрустела, высосала кипяток из чайника. - О! Узнаю Настину кормёжку. Она нас тоже сначала прикармливала. Потом мы её послали. Она не командный игрок, дурра. И ты, Лапша, дура. Поэтому Соню и гасишь, чувствуешь, что она сильнее. Я за пять лет на гандболе таких как ты перевидала… ? почему-то с издёвкой сказала Афонина, загребла ещё печенья и вышла. Варя размеренно сипела в ответ. Она спала, ей ни до чего не было дела.
        Марина лежала и кусала губы, слёзы стекали от уголков глаз по щекам, по виску, на подушку, изрядно уже грязную наволочку. Лицу стало холодно: Марина почувствовала, что вся дрожит. Она накрылась ещё и покрывалом, стала ждать, когда согреется… Она терзалась, сердце ныло: значит, Гена использовал её! А как зло он ей говорил на трибунах, как унижал при всех, как плюнул её под ноги. Ну, ничего, никто, ни Соня, ни Афонина, ни Настя, ни тем более спяще-храпящая Варя, не заметили, что она расстроилась. Надо не показывать виду. Марина вспомнила Кису. Ей захотелось обнять его, захотелось быть с ним. «Почему, - кляла себя Марина. - Почему я так к нему относилась?!» Гасилкин такой подлый, его парни зовут здесь Газ. Гасилкин как этот смог - то приходит, а то пропадает. Киса в сто раз лучше Генки. Потом Марина подумала, что как хорошо, что через три дня домой. Суббота, воскресение, понедельник. Вторник - уже дома. Но надо пережить ещё эти три дня. И Афонина угрожает. Как она зло с Мариной! Это всё зависть. Марина-то почти капитан! И игру они выиграли! Афонина же как вратарь теперь - пшик, бегает крайней.
Послышалась возня и шаги. Марина обернулась - Соня встала. Неужели она тоже не спала и слышала её, Маринины, сморкания и редкие всхлипы?!
        - Ты чего? - Марина поспешно вытерла о подушку лицо.
        - Холодно. Разве не чувствуешь. Хотела балкон закрыть.
        - Ах, балкон, - Марина вскочила, бросилась на Соню. - Я тебе сейчас закрою балкон, так закрою. Ты у меня на балконе ночевать будешь, под балконом. Соня отскочила, шарахнулась, легла в кровать сказала:
        - Ты псих?
        - Кто тебе разрешил подходить сюда? Кто вообще? Елена Валерьевна предупреждала тебя! Сейчас пойду и настучу как ты тогда на нас.
        - Елене Валерьевне не до тебя сейчас. Твой Генка увёл же Владу, - сказала Соня. - А ты на мне злость срываешь, Лапша…
        - Да заткнитесь вы, девки, - пробормотала Варя. Зашевелилась, встала, поёжилась:
        - Холодно-то как.
        Варя пошла, как лунатик закрыла балкон, босиком пошлёпала в туалет.
        Глава пятнадцатая. Дыма больше нет
        С утра стало «морозно». Марина тряслась у гостиницы в своих шортах и майке, но не идти же переодеваться. Вышла Настя из двести седьмого, объявила:
        - Остальные дрыхнут.
        Елены Валерьевны не было. И старших.
        - Точно! Какая зарядка, - сказала Варя. - Влада пропала. Тренерам сейчас не до зарядки.
        - Подождём ещё пять минут, - сказала Марина.
        И стали ждать. Из-за угла гостиницы появились Влада и Госилкин.
        - О! Лапша! - сказал он. - Вермишелина, ты моя.
        Он обнимал Владу, видно было, что они счастливы, и что они очень красивы.
        - Я фигею, - пробасила Варя.
        Соня тоже таращилась на Владу и Гену во все глаза - благо, видимость стала просто отличная.
        - Вас ищут с ночи! - объявила Настя.
        - Да знаем, - в нос протянула Влада и резко застегнула олимпийку, как будто злилась, что её счастью кто-то мешает. Потом пристально посмотрела на Марину и сказала: ? Мы с зарядки, дурочка. А ты что подумала?
        - Да. Все ваши на карьере! ? рассмеялся Гена. И Марина с удивлением заметила, что зубы у него жёлтые и мелкие.
        - Пошли, девочки, на карьер, - сказала Марина. Она только не могла понять одного: почему Елена Валерьевна не зашла за ними?
        Но на карьере никого не было.
        - Я так и знала, что прикололись, - усмехнулась Настя. Усмешка у неё была противная, какая-то сытая, пренебрежительная. Настя так постоянно усмехалась. Даже, когда шли навстречу незнакомые люди, прохожие. Настя как будто хотела сказать: что за отродье, и бывают же такие, небо коптят.
        Марина накрыла завтрак впритык - девчонки уже заходили. Садиться за стол с Соней и Варей марина не стала, вернулась в номер. Тут и села пить чай, чтобы побыть в одиночестве. Вчера Настя оставила целый съедобный клад: вкусный чай в пакетиках, и кофе, и сливки в маленьких порционных формочках.
        После поплелись на поле, на трибуны. Елены Валерьевны и тут не было. Девчонки сказали, она и с утра в буфете не появилась… Показалось солнце, стало припекать, Марина сняла олимпийку повязала её на поясе и решила пробежаться к карьеру, размяться.
        Она стояла в кроссовках, увязших в песке, одна на пляже. Редкие мужики с металлоискателями бродили то там - то здесь. Они все как слепцы, которые вдруг прозрели, - подумалось Марине, - ищут монетки и драгоценности. А я открываю заново для себя детали, пейзажи, пространство… Сейчас набежит народ, холодно, но солнце припекает. И всё-таки: каким лживым оказался Гасилкин. Одни и те же люди вокруг тебя, но то радостно на душе, то жить не хочется. Марина почувствовала, что её отпускает. Она как Юлька, выбирается из своего домика, в который её вогнала новость о Владе и Генке. Марина вздохнула полной грудью, как Елена Валерьевна. Она здесь уже две недели, а вроде как ? новое место! Далёкий противоположный берег без дымки, сосны, палатки между деревьями, дальше карьер уходил вправо - там был как бы второй водоём, что-то вроде огромного лягушатника, там уже плескаются дети, в кругах, в нарукавниках - там на воде было ярко и пёстро. Марина посмотрела на небо. Небо тоже новое, удивительное, такого Марина нигде не видела: с одной стороны ? тёплое голубое небо и пушистые облака, с другой стороны - белое с
тонкими холодными длинными, как старый потрескавшийся жгут, облаками. На фоне этого белого - какие-то серые облака, не пушистые и не тянущиеся долго-долго, какие-то больные облака, облака-мутанты. Это был дым, он убегал, он уходил, дым серый, он намного ниже, чем облака. Голубое наступало ? серое отодвигалось. Марина села на песок, стала выбирать из песка камешки и кидать, они не долетали до воды.
        - Чуешь, Маринк. Дымки нет, - послышался голос.
        Марина не сразу сообразила, что это к ней обращаются, её зовут. Она вздрогнула, обернулась, вскочила на ноги: Даша и Полина.
        - Маринк! Ты чё плачешь? - Даша испуганно смотрела на Марину Даша, продолжая бежать на одном месте.
        - Да ты чё? Из-за Гасилкина? - спросила Полина. Марина вдруг увидела, что у Полины тонкий аристократический нос, а у Даши скуластое как я якутки лицо - Марина впервые за две недели пристально смотрела на этих девчонок, подруг Маши…
        - Нет девчонки, - Марина вытерла глаза рукой. - Просто я уже думала, что дым никогда не уйдёт.
        - Ой, - остановилась Даша, и хвост её собранный на затылке, перестал надрывно скакать из стороны в сторону: ? Я тоже думала, что кирдык всем нам, просто не говорила.
        - Ужас, - кивнула и Полина. - По телеку сегодня в буфете говорили, что из Москвы все чиновники сбежали. Бросили людей. Там жертвы страшные, куча людей задохнулись.
        - У мамы подруга умерла, ещё перед тем как мы сюда приехали, и у бабушки подруга умерла, - и Марина разревелась как рёвушка.
        - Любушкина, - разнёсся по карьёру истошный крик.
        - О! Елена Валерьевна! - опомнилась Даша. - Погнали.
        Елена Валерьевна стояла у сосен, из-за её спины всё шли и шли люди, заполняя, заполоняя пляж.
        - Ну вы даёте! ? сказала Елена Валерьевна заспанным не своим хмурым голосом, под глазами у неё были синяки.
        - Мы размяться, Елена Валерьевна, - сказала Полина.
        - Значит, сейчас старшие играют, а потом опять мы с местными. Финал. Собрались! Слышишь, Любушкина, я к тебе обращаюсь?! Ты что: ревела?
        - У неё у мамы подруга в Москве умерла, задохнулась, - сочувствующе сказала Даша.
        - А-ааа, ну крепись Любушкина. У меня папа весной от инфаркта скоропостижно. Э-эх, девчонки, - вздохнула Елена Валерьевна. ? Занимайтесь спортом, спорт молодит. И поменьше мужскому полу доверяйте, - тренер как-то странно посмотрела на Марину: неужели она всё поняла про неё.
        Пока разминалась, Марина смотрела игру, как в пух и прах разгромили старшие областную команду. Влада была в ударе, она обыгрывала даже двухметровую гигантшу у соперников, да и Вику обыгрывала по мячам. Марина не могла оторваться от захватывающей игры, тянула и тянула бедро, поставив вторую ногу на каменную приступочку, пока Варя не сказала:
        - Марин! Ты чего? Пошли уже с мячиком разминаться.
        Марина совсем не запомнила, как играли. Она играла как автомат - когда надо, бросала, давала пас, защищала ворота, мешала противнику. В тайм-аутах Елена Валерьевна что-то говорила, Марина слышала слова, а значение до неё не доходило. После второго тайма Марина увидела цифры - пластиковые перекидные карточки на судейском столе: 10-25. Плохо, - только и подумала Марина. В буфет она опять не пошла. Тем более, что будет только их команда, сами себе накроют. И буфетчица другая. Любовь Васильевна сегодня передаёт смену. Марина решила выйти из гостиницы, прогуляться - всё-таки на душе было ужасно тяжело. И так обидно: ещё Гасилкин этот противный с утра прикололся над ними, что Елена Валерьевна на зарядке.
        За клумбами начиналась лестница от гостиницы вниз. К шоссе, к автовокзалу, от которого ночью, освещая путь фонариком, торопились они с мамой. Мама охала от тяжести чемодана… Как это было давно! Как же хорошо, когда нет дымки!
        Марина опустила голову. Боже! На груди медаль. Она же сняла медаль. А грамота? Куда делась грамота? Марина не помнит, куда её положила.
        Она вошла в кафе. Девчонки сидели, ели, уже допивали компот.
        - Мариночка - подошла Любовь Васильевна. - Я уж переживать стала. Бульон твой, грудки. А я побежала. Пока Мариночка. Спасибо тебе за помощь!
        - Вам спасибо Любовь Васильевна.
        Марина услышала за столом надсадное хихиканье: Настя, Варя, а может Соня? ? и вдруг почувствовала, что дико хочет есть.
        - Чё с медалью как пионерка? - за стойкой стояла полная похожая на тарелку супа-рассольника, тётка, загорелая до черноты и с голубыми ресницами.
        - Забыла снять. - Марина сняла медаль, сунула её в карман шорт.
        - Мы пойдём, Марин, - сказала Даша.
        - Угу. Я сейчас поем и приду.
        Настя почему-то не уходила, сидела, с вызовом, беспардонно, пялилась на Марину и жевала самую дорогую шоколадку. Но Марине было теперь всё равно. Она выпила бульон, съела две грудки, запила киселём и вышла, придерживая карман, чтобы медаль не выскочила.
        Номер был закрыт. Девчонок не было. Даже Сони. Из девятьсот седьмого номера слышался смех. Все в другом номере. Она одна. О господи! Она же забыла ключи на ресепшене. Марина потащилась обратно вниз, в маленький лифт садится не стала, она уже третий день в него не садилась.
        Глава шестнадцатая. Королевская ночь
        «22.08.2010 Папа! Сегодня королевская ночь! И этим всё сказано. Чемоданы собраны. Лидия Васильевна, буфетчица, уехала в отпуск. Бред какой-то. Старшие девочки выиграли у всех, хотя играли в меньшинстве. Турнир мальчишек я не видела. Они местным, кажется, проиграли, но там у ребят семь команд было. Играли на футбольном поле. Там кочки. Местные-то привыкшие… Ну в общем, старшие мальчики из нашей спортшколы тоже вторые, как и мы. Я жутко устала. Хочу отдохнуть дома. Пока, папа. Отдохну и с новыми силами в сентябре - на гандбол».
        Вернулась она домой совсем опустошённая. Девчонки все сдружились в автобусе. Варя обнимала Дашу, та смеялась. Голова у неё, по всей видимости перестала болеть, ноги и руки тоже ? Даша больше не жаловалась на боли - Елена Валерьевна утверждала, что это из-за воды, что надо Даше чаще плавать… Афонина и Поля тоже сидели довольные сзади, за ними ? Вика с Владой. Настя с Мариной сидели через два ряда впереди. Настя была мрачная - родители отказались ехать за ней, сказали, что будут встречать автобус в городе.
        Марине не хотелось разговаривать с Настей. Марина еле дожила эти последние часы… Этот последний день
        В последнюю ночь они с Настей решили намазать Соню.
        - Ты что? - говорила Настя, счастливая, что завтра уезжать. - Всегда в королевскую ночь мажут.
        - Ещё мне рассказывали, что автографы надо в шкафу оставлять. Давай напишем что-нибудь, - предложила Варя. Она тоже была счастлива, что смог закончился и что она сильно похудела.
        Марина сказала:
        - Давайте.
        Они крадучись, чтобы не разбудить Соню, прошли в коридор, включили ночной тусклый свет. Соня так устала после мероприятия в холле, где Елена Валерьевна хвалила её больше всех и подарила игрушку - пятнистую собачку, что пришла и сразу легла, счастливая, с этой самой маленькой плюшевой собачкой под боком, и вырубилась… Тут же на кровати, в ногах Сони, лежали её вещи, валялся на полу несобранный чемодан. Настя протянула Марине маркер:
        - Ну чё: напишем «Гостиница «Салют» - капут»?
        - Отлично! - сказала Варя.
        - А я напишу : «Салют - а я не тут» ? сказала Марина.
        - Тоже класс! - восхитилась Варя.
        - Ну так, Варвара, мы ж в гимназиях, это тебе не пирожки с капустой на печке жрать.
        Варя насупилась:
        - Я тут похудела, я пирожки больше не буду есть.
        Марина отметила: Настя - спец по задеванию за самое болезненное, живое. Это по всей видимости был единственный её талант. Что называется нервы попортить - это Настя мастак.
        - Давай, Варвара, пиши.
        - Не хочу, - пробубнила Варя.
        - Ну и не надо, - отозвалась Марина.
        Марина скинула все Сонины вещи с полки на пол: футболки, носки, какие-то пакеты со свитерочками.
        Настя прыснула:
        - На северный полюс, что ли, её собирали?
        Написали, всё, что хотели. И про «капут», и про «я не тут». Вернулись в комнату, пошушукались:
        - Варвара! Мазать тебе.
        - Ага. Как раз паста нагрелась.
        Соня безмятежно спасала. Вообще не проснулась, когда Варя мазала её.
        - Зачем собачку-то мажешь? - шептала Настя. - Мажь простынь, тогда всё угваздается…
        Марина вскоре заснула. Разбудил её с утра голос:
        - Вставай! Зарядка!
        Это Варя была. Она подмигивала Марине, дёргала плечами. Соня была в ванной. Она умывалась и всхлипывала.
        - Ты чего? - зашла Марина.
        Соня не ответила. Она вытерлась полотенцем.
        Варя захихикала: Соня выпустила полотенце из рук - полотенце всё было в пасте. Соня разрыдалась.
        - Все! На зарядку! - в номер постучала Афонина.
        На улице не было только Елены Валерьевны. Марина испугалась: Соня, наверное, жалуется? Но вот вышла Елена Валерьевна:
        - Все на месте?
        - Вроде все.
        - Мелкой нет, - сказала Влада.
        - Ты бы уж молчала, - одёрнула Елена Валерьевна Владу. - Если папа твой претензии опять предъявлять начнёт, я так и скажу ему, что не могу гостиницу на ключ запереть. Если он так свою дочь воспитал…
        Вышла Соня. В свитере. Это, наверное, была единственная вещь, которую они не намазали.
        - Вот. Один человек нормально оделся. Холодно же, девочки. Скоро осень. Соня! Штаны отряхни! В белом в чём-то они у тебя!
        «По всей видимости, - подумала Марина. - У Елены Валерьевны короткая память. Или правда, она смотрит только вперёд, не оборачивается назад, не вспоминает». Все, кроме Елены Валерьевны смотрели на Соню, на её заплаканное лицо.
        Обычная зарядка. Только мальчиков - гимнастов не было ни на карьере, ни в столовой. Они уезжали рано, сразу после завтрака. Без них фойе было совсем пустое, огромное, эхо одиноко гуляло по нему.
        За Соней после завтрака приехала мама. Соня, счастливая, пихала как попало вещи, которые так и лежали на полу вымазанные пастой. Соня проверила тумбочку, шкаф, прочитала надписи на своей полке:
        - Вали уже! Достала! - сказала Марина. - И не забудь бельё с кровати снять. Я в твоём грязном белье копаться не собираюсь…
        Двумя пальцами Соня начала снимать измазанный пастой пододеяльник, вывернула пододеяльник наизнанку.
        «Умная, - подумала Марина, - чтобы паста внутри».
        То же Соня проделала с подушкой и наволочкой: подушку отбросила, наволочку вывернула. По полу заскакала вся в зубной пасте плюшевая собачка. Соня подняла её, достала из кармана пакет с ручками, сказала:
        - Мама дала! - и торжествующе с вызовом посмотрела на Марину.
        - Проваливай же скорее! - Марина жутко боялась - Соня уже нажаловалась маме, раз мама пакет дала. Марина хорохорилась, храбрилась ? как перед «смертью».
        - Чё пялишься? Простынь снимай.
        Соня сняла и простынь, запихнула её в пододеяльник.
        - Пока! У меня у дедушки сегодня день рождения. - Соня нажала кнопку, вытянула из чемодана ручку, покатила его к выходу.
        - Чтоб ему пусто было! Эй! А одеяло и подушку обратно положить?
        - Сама положишь, - сказала вдруг Соня и бросила Марине: ? Дура тупая. Лапша!
        Варя и Настя (Настя с до этого сидели по кроватям молча, а тут загоготали.
        Марина хотела избить, ударить Соню за эти слова, потом она увидела как хищно, выжидающе, в надежде на конфликт, на драку, пялится Настя. Да и Варя тоже хищно раздувает ноздри. Нет! Марина не будет их развлекать. Марина выбежала в коридор, закричала Соне в спину:
        - Какое счастье без тебя хоть полдня побыть. Проваливай. Скатертью дорога, желаю деду всего самого плохого! - Марину почему-то потянуло на книжность.
        Варя и Настя подбежали к окну. Варя споткнулась о Сонино постельное бельё:
        - Блин! - Закричала Варя. ? В пасту вляпалась. О! Смотри, Марин: она с мамой о чём-то болтает. О! ? Варя отшатнулась от окна: - Мама наверх смотрит, кулаком грозит.
        - Да пошла она, - сказала Марина. - Давай, Варюха, тоже, что ли, бельё.
        И они с Варей стали снимать с кроватей простыни и пододеяльники, от которых, как казалось, Марине несло гарью…
        Какое-то недоброе предчувствие томило Марину в автобусе. Все счастливые, довольные… А она. Ещё с этими пастами и расстройствами из-за Гены забыла, куда грамоту сунула - совсем ума лишилась тогла после финальной игры. Как бы перестать так расстраиваться?
        Глава семнадцатая. Угрозы Сони
        Во дворце, в сентябре, всё изменилось. Елена Валерьевна иногда стала приглашать Марину на тренировки к старшим. И тогда Марина возвращалась домой с мальчиками. Не с Геной, нет, но с другими ребятами из команды. Старшие девочки напоказ не обращали на Марину внимания. Она тренировалась в паре с Машей. Маша была капитаном, а Марина - заместителем
        В дни же, когда она тренировалась со своими, Марина оттягивалась по полной. Она гнобила вновь появившихся мелких: понукала, обзывала, спрашивала издевательски участливо в раздевалке: зачем они вообще сюда пришли. И вновь появившиеся за сентябрь исчезли в октябре. Все! Елена Валерьевна говорила:
        - Что за слабаки? Что мне делать с командой двухтысячного? Одна Соня Маслова держится. Хоть по школам ходи.
        Когда на тренировку не явились две последние «оставшиеся в живых» новенькие девочки (то ли бросили занятия, то ли заболели), Марина решила во что бы то ни стало вытравить и Соню. Она сказала Варе в раздевалке:
        - Слышь, Варь. Соня меня бесит.
        - Угу. Её мама в лифте родила.
        Варя ужасно обрадовалась, что Марина разговаривает с ней. Весь сентябрь Марина дружила с Настей. Варю почти не замечала, и то только потому, что Маша делала Марине замечания, больше обычного выпячивая челюсть:
        - Всё девки. Ссоры забыли. Мы - одна команда.
        - Да говорю: в лифте родила. Это в роддомах лифты такие. Маму её до палаты не довезли. Разродилась в лифте - вот и ребёнок дурак.
        Вошла в раздевалку Соня. И Варя ухмыляясь, выдала это всё Соне. Соня этот месяц вела себя как-то отстранённо, на вопросы и подколы Марины не отвечала, не обижалась, только если Даша что-то спрашивала Соню, Соня улыбалась и отвечала, болтала долго, рассказывала подробно. И тогда Варя второй раз повторила Маринины слова. Соня покраснела, хотя и была красная после игры, встала со скамейки, подошла вплотную к скамейке Вари:
        Варя перетрухнула - Марина это не увидела, а почувствовала, она уже хорошо знала, что Варя, если лицом к лицу - пуглива. А Соня подошла к Варе вплотную и сказала:
        - Заткнись ты, калоша жирная. Мы с мамой уже в милицию на тебя написали.
        Варя так и осталась сидеть с открытым ртом. А Марина сказала:
        - Да все знают, что ты стукачка первая. Надо было тебя с балкона всё-таки выкинуть.
        - Мы боимся, мы так боимся, - противно захихикала Настя. Вот она не испугалась вообще. Она всегда оставалась наблюдателем, гадким, азартным, злорадным, любительницей жареного и пареного.
        - И правильно делаете, что боитесь, - Соня рассекла воздух указательным пальцем, тонким, изящным - Марина в том числе ненавидела Соню за красивые руки и вообще, за все её длинные для её мелкого возраста части «шкелета»: шею, руки, ноги. - А ты… ? Соня повернулась к Марине.
        - Ну что я? Что я? - Марина похабно задвигала челюстью, играя распущенность и развязность, играя плохую девочку.
        - Да то! - Соня вдруг осеклась, «залезла в домик», села на лавку, стала переодеваться, оголив плоскую совершенно детскую грудь, точнее её полное отсутствие.
        - Когда ты, плоская, наконец угомонишься.
        Соня, продолжала переодеваться, после «плоской» замерла, прикрылась чистой футболкой и сказала такие слова! Время перестало течь, оно встало, как в разных этих фэнтезюшных историях про часовщиков.
        Соня сказала:
        - Допрыгалась ты, Лапша.
        - Что-ооо?
        - То. Мне в милиции разрешили фэйс тебе набить.
        - Слышь, Маринка? ? хихикала Настя. Она получила свою порцию острых ощущений, она не хотела больше ничего знать, похоже, и она вструхнала. - Смотри, видео прикольное - и Настя сунула Марине очередной навороченный гаджет. Марина смотрела на экран, хохотала, видео действительно было прикольным, но она ни на секунду не забывала о том, что сказала Соня. «В милиции»! Внутри у Марины было холодно, очень холодно. Её, выражаясь языком плохого романа, сковал страх. Посидели с Настей в Макдаке . Настя часто угощала Марину в разных фастфудных, рассказывая об одноклассниках и о том, у кого, какая тачка ? Марина кивала со знанием дела потягивала коктейль, не вслушивалась в этот бред, она в марках машин не разбиралась. Еле вытерпев эти посиделки ( Марина не могла дождаться, пока Настя догрызёт свою булку, дожуёт жареный пирожок, дососёт большую колу), Марина «на автомате» добралась до дома. Юлька! Ей нужна Юлька! Она аккуратно помыла Юльку, пустила на руку. Но Юлька не двигалась: то ли спала, то ли была не в настроении, да и купалась она без удовольствия, чуть-чуть показывая тельце. Марина аккуратно усадила
Юльку на стекло аквариума ? та сразу поползла в тёмный угол… так же она вела себя весной перед кладкой яиц, но сейчас же она одна, хотя Марина читала: ульки могут откладывать яйца и в течение трёх месяцев после разделения с особью из другой генетической линии. Но три месяца - это жуткое лето - давно прошли.
        Дома Марина съела на ночь не два, а четыре творожка, запила не одним, а двумя пакетами «снежка», уроки оставила на раннее утро, легла в кровать, в животе непривычно бурлило, кроме коктейля в макдаке она ела салат под майонезом, не посмела отказаться… Марина ворочалась с боку на бок, никак не могла найти удобное положение, в итоге легла на живот, засунула руки под подушку, обняла подушку и стала размышлять: что, если действительно Соня говорила правду. Нет! В первый момент Марина была уверена, что это враньё. Точнее, в первый момент, она испугалась, а потом решила, что Соня пугает. Конечно же: виновато слово «милиция». Скорее всего, это пустые угрозы. Ещё папа говорил, что человек, который что-то замыслил, никогда не станет об этом говорить ? те, кто угрожают, обычно блефуют, врут, ну, или не врут, а принимают желаемое за действительное. Марина и сама сколько раз так делала. Настя тоже уверяла, что Соня врёт. Но Насте доверять нельзя: что она думает на самом деле, никак нельзя понять по её узким мышиным глазкам.
        Всё-таки, надо на всякий случай выработать стратегию поведения, как говорила на уроках бизнес-успеха новенькая учительница, ужасно молодая и ужасно тощая, похожая на сухую палку. Просто на всякий случай. Значит, надо говорить, что ничего не было, главное ничего не признавать - мама Марине это сказала, когда она только в первый класс собиралась идти. Родители очень боялись, что Марину будут обижать, и мама, и папа, и бабушка предупреждали, что ни в коем случае не надо терпеть насмешки, а уж толчки и подавно - всё-таки у неё нет органа.
        - Делай свирепое лицо и нападай, маши руками, пинай ногами, - говорила мама утром первого сентября. - А если взрослые станут ругать - реви, обвиняй во всём других. И ни в чём не признавайся, говори, что ты не начинала, всё они начали.
        Марина тогда переспрашивала маму: а кто это «они»? Мама отвечала: все, все люди вокруг - твои враги. Марина спрашивала: почему? А мама говорила: потому что у них есть селезёнка, а у тебя нет.
        Так Марина и будет говорить. Она ничего не знает, это наговор, Соня завидует, что Марина была капитаном. Мама Сони ещё и бесится, что команду для её дочки никак не наберут. И не наберут - Марина всех младшаков ненавидит. А Марина к Соне не подходила даже, и девочки могут подтвердить. Главное завтра ? предупредить Варю и Настю. Но предупредить она не успела. Господи! У неё новый мобильник - папа подарил. Но мама кидает на него так мало денег!..
        Глава восемнадцатая. Разбирательство
        Утром пришла повестка из милиции: маме явиться туда то и туда то, к инспектору такому-то, почтальон принёс прямо в квартиру, под роспись в полвосьмого утра. Марина внутри обмерла, - чёрт! не врала Соня - но внешне сделала вид, что ничего не знает, что это её не касается. Но бабушка перепугалась. Мама сказала, успокаивая бабушку :
        - Это из-за Инессы. Муж её мне звонил, какую-то справку ему в больнице не дали. Вроде бы, получается по документам, что он её мёртвую в больницу привёз. Нигде не значится, что она в больнице умерла. По документам «скорой» ? живая, по документам больницы - поступила мёртвая. А он же её сопровождал. Он предупреждал, что меня как свидетеля могут вызвать. До сорока пяти лет, если человек умирает, родных в убийстве подозревают и всех друзей умершего опрашивают.
        - Беспредел, полный беспредел, - отозвалась бабушка. - Она сияла медным въевшемся за время вынужденной ссылки в Кемеровскую область загаром, новые морщинки, испещрили за аномальное лето её лицо. Бабушка стала похожа на сухофрукт. ? Не ходи вообще в милицию, пусть сами к тебе приходят… Не ходи.
        Но день не задался с этого самого разговора, с этого письма. Нет! Марина не сомневалась, что это насчёт тёти Инессы, ни в коем случае она не думала о другом, не просчитывала другие варианты. Но так бывает, так случается: чужеродное, постороннее сбивает весь твой утренний настрой, все твои планы. Просто звуком сбивает, словом, темой… Тёти Инессы больше нет… Марина рассеяно слушала уроки. Она вспоминала смог. Сначала просто жару и пустые тротуары и дороги. Вспоминала то, как она чапала из бассейна, а голова, тяжёлые тёмные вьющиеся волосы - её гордость! - высыхали уже на полпути. Высыхали не только на макушке и затылке - к половине пути высыхали волосы у корней, в самой глубине, где череп срастается с позвонком… «Интересно, - размышляла Марина. - А когда тётя Инесса упала дома, когда стала задыхаться, чем она ударилась: затылком или лицом»… Марина не одёргивала себя, она и не о таких вещах размышляла. Много о чём Марина думала, фантазировала: она по-прежнему обожала детективы и ужасы.
        Днём бабушка забыла предупредить о дожде. Обыкновенно, когда Марина одевалась в прихожей, чтобы идти на гандбол, бабушка кричала из комнаты, объявляла погоду. А сегодня Марина бабушка в сотый раз припомнила, что Марина надурила их с мамой, скрыла год назад, что пошла на гандбол. И Марина в сотый раз ответила, что гандбол - это… впрочем, неважно, что Марина ответила. Важно, что бабушка не сказала о погоде. И Марина не взяла зонт, хорошо, хотя бы надела ветровку, не толстовку. Или он не предполагался, этот дождь? Нет. Быть такого не может! Бабушка после своего санатория стала какая-то забывчивая. «Не пришла в себя после каникул», - шутила. На самом деле просто постарела, старческий склероз.
        Автобусов, как назло, не было. Под козырьком остановки стояла толпа. Марина не хотела толкаться. Да и в толпе её не заметят те, кого в машинах на секцию везут. Если Марина пойдёт пешком, её могут заметить, подкинут до дворца, так случалось часто. Но по закону подлости никто ей не сигналил с дороги. Волосы постепенно мокли. Кончики прилипали к ветровке. Марина вымокла насквозь, пока дошла.
        В раздевалке Марина, как могла, вытерла волосы запасными носками. Эх, полотенце бы!
        - Как чучело, - сказала Елена Валерьевна, посмотрев на Марину. И почему-то не сделала замечание, насчёт распущенных волос, а произнесла совсем уж оскорбительные слова:? Совсем обурела?
        Марина преданно хлопала ресницами:
        - Что, Елена Валерьевна?
        - На тебя бумага из милиции пришла. - Елена повела Марину к своему маленькому столику, заставила сесть на её стул. - Читай. ? Елена Валерьевна положила перед Мариной листок А4 с мелкими-мелкими буквами на обеих страницах. Лицо у тренера было такое же, как когда-то давно, весной, когда Елена Валерьевна опоздала на медосмотр, но тогда у Елены Валерьевны скоропостижно умер папа… Марина читала и не верила. Жутким тяжёлым языком было написано, что «по приезде из лагеря обнаружены на теле Масловой Сони гематомы» и что Соня сказала, что это Любушкина Марина её «била в гостинице, находящейся по адресу…»
        Елена Валерьевна потащила Марину по коридорам в какой-то кабинет. Там сидел мужчина в идеальном сером костюме. На столе перед ним лежала папка.
        - Выйдите! - приказал он Елене Валерьевне. Елена Валерьевна заискивающе кивала этому Серому.
        Серый костюм молча смотрел на Марину. Цвет глаз стальной. Выражение лица железное.
        - Так я и думал, - сказал. - Красавица. Садись, садись. Не стой. В ногах правды нет.
        Пока Елена Валерьевна её тащила, Марина панически соображала, что делать. По идее, надо молчать. Они вообще не имеют права её так хватать и тащить - они в гимназии на юридическом факультативе разбирали. С другой стороны: если встать в позу не отвечать, молчать, а ещё и Елене Валерьевне пригрозить - она ж бешеные деньги на форму забирает и на костюмы, и на мячики по пятьсот рублей, а поборы тренерам запрещены, - то, может, на время Марину и оставят в покое, но из группы точно отчислят. А Марина не собирается бросать гандбол. Ей плевать, что гандбол - опасная контактная игра. Здесь свой медосмотр, справок из поликлиники по месту жительства не требуют, они тут сами с усами, им главное - сердце и анализ крови, они ж не могут даже предположить, что к ним заявится ребёнок без селезёнки. Ребёнок! Марина 13-летний ребёнок, ей ничего не будет. До 14 лет никакой ответственности нет. Марина хочет здесь тренироваться, в этом зале, с девочками, с Еленой Валерьевной, с Машей, Полей и Дашей. У неё, у Марины, только-только начинает получаться… Мда… Надо отвечать этому козлу старому, как-то прощупать,
прозондировать почву. Весь месяц идут в гимназии занятия по корпоративному общению, надо применить.
        - Вы не имеете права без родителей меня допрашивать. Я вам ничего не отвечу, - всё-таки в последний момент Марина решила, что молчать самое простое: не надо врать, не надо никого закладывать, ни на кого стрелки переводить.
        - А я у тебя ничего и не спросил.. пока. Садись. Всё равно мать твою ждать здесь, да и потерпевших тоже… ждать.
        Он представился: майор какой-то-там - Марина не запомнила, ещё сказал: «следователь», потом:
        - Видишь - никаких записей. Ничего не записываю. Просто беседа.
        - У вас тут всё на диктофон записывается.
        - Представь себе - нет. Если я каждую несовершеннолетнюю буду на диктофон записывать… Я хотел с тобой просто поговорить, пока твоя мама не подошла, просто, потому что ты жила в одном номере с Соней.
        «Вот хитрый змий, - подумала Марина. - Прикидывается дурачком. Ну и я прикинусь».
        - Я ничего такого не знаю. Не буду ничего отвечать. Вы не имеете права, - хорошо, что бабушка сто раз говорила, как надо вести себя «не дай бог что».
        - Если разберёмся с тобой сейчас, родители всю правду не узнают, обещаю тебе.
        - У меня нет родителей. - Марина и сама не поняла, что она такое ляпнула с перепугу, и вдруг разрыдалась. Она дико испугалась. Даже не этого разговора, а того, что сейчас будет разбирательство. В старой школе тоже случались такие разбирательства, в началке. Марину как-то раз сильно толкнул мальчик, а до этого её обзывал. В кабинете у завуча проходило разбирательство.
        - Как это - нет? - Марина видела: следователь изумился.
        - Нас папа бросил. Я с мамой живу и с бабушкой. - Марине жутко стало жалко себя. Дневник для папы всё ещё лежал у неё в столе. Папа сказал: пусть лежит у тебя, и не стал читать, сунул ей коробку с мобильником и уехал - только его и видели…
        - Ну вот и хорошо. Папа. Бабушка. Вот и родители.
        - С мамой и бабушкой. А папа живёт с другой семьёй. Но это он мне денег на лагерь дал.
        - Мама Сони написала заявление: ты избивала её дочь.
        - Да вы что? - рыдала Марина. ? Вы не имеете права без…
        - Вот заявление от мамы Сони. - он открыл папку, вынул бумаги. - Вот всё написано здесь. Справки приложены. Это серьёзное дело, нанесение телесных повреждений, угрозы, покушение на убийство. Я имею право допрашивать тебя без…
        - Подождите. Выслушайте меня, - этот приём они отрабатывали ещё в прошлом году на риторике. Даже была инсценированная дискуссия. Приём «Выслушайте меня» относился к так называемым «обезоруживающим» ключевым фразам. Оппонент не хочет показать себя базарным человеком и даёт слово второй стороне.
        Серый костюм всё перечислял какие-то статьи административного и уголовного кодексов…
        - Выслушайте меня!
        - Слушаю.
        «Ну вот подействовало, со второго раза», - подумала Марина. Вставал следующий вопрос: что дальше? Что говорить после слов «выслушайте меня». А дальше надо давить на жалость. Этому не учили на управлении дискуссиями, но об этом знал каждый человек. Любой нищий давит на жалость. Любой зависимый человек, подчинённый, давит на жалость - чтобы начальник больше денег заплатил, премию выписал - мама Марине об этом сколько раз говорила, ведь она теперь начальница, вместо тёти Инессы. Давя на жалость, можно вызвать ненависть к оппоненту - мама ненавидит таких своих подчинённых. Но Марина решила идти всё-таки по проторенной дорожке жалости - у неё же органа нет, она же почти инвалид. И потом что это такое: «покушение на убийство», совсем он что ли? Она не собиралась Соню убивать.
        - Не перебивайте. Выслушайте меня!
        - Ну?… Слушаю. Слушаю.
        - Не перебивайте. - Марина подняла голову, вперилась своими огромными прекрасными глазами в следователя. ? Я…я… я… только не перебивайте, пожалуйста, меня.
        - Не перебиваю, - его стальные глаза смеялись в ответ: неужели он её раскусил?
        Тянуть время до бесконечности тоже опасно. Если это правда, что сейчас все здесь соберутся, то тянуть нельзя. Но и говорить ничего не хочется. Что она скажет? Да. Соня носила в жару леггинсы по колено, а на первой неделе - да, шорты. Какие синяки? Чтобы скрыть синяки - леггинсы? Бред. Да Марина и не видела синяки. Может, они и были, но Марина не разглядывала Соню. Они и кросс в разных забегах бегали, и разминалась Марина в паре с Варей. А Соня с кем разминалась, Марина не помнит. На тренировках она концентрируется только на гандболе, только на гандболе; до тренировочной игры делает упражнения с Варей Калоевой. И потом - у всех на гандболе синяки - контактная ж игра.
        - Вы ничего не понимаете! - что ещё делать, остаётся это любимое бабушкино выражение
        - А ты объясни.
        - Вечером…
        - Ну…
        - Каждым вечером я лежала пластом. Я была капитаном в команде, на мне была вся ответственность, я ещё дежурила в буфете, я уставала. Я реально лежала пластом. У меня ни на что больше сил не оставалось. Ещё этот дым… Я задыхалась…
        - Значит, заявитель не прав?
        Ну вот, - пронеслось у Марины в мозгу, уколом заморозки в десну кольнула совесть. Она решила всплакнуть, тем более, что слёзы были на подходе. Текли потихоньку…
        - Так: - не прав?
        - Подождите! Не перебивайте! Вы ничего не поняли! Выслушайте меня!
        - Ну? Ну же?
        Чёрт! Или молчать, ничего не говорить, дождаться маму? Как они хитро подловили её. И ведь не придерёшься - мама уже едет. Зачем Елена Валерьевна её отвела так рано, зачем заранее привела сюда? Ах, ну да: пока шли в этот чёртов кабинет, Елена Валерьевна что-то говорила, что лучше всё объяснить ДО, чтобы потом не было «мучительно больно» - Елена Валерьевна так и сказала.
        - Вы ничего не понимаете! - эти слова были безопасны, тем более, что на риторике говорили: все всегда «ходят по кругу». Цицерон тоже «ходил по кругу», несколько раз повторяя одно и то же, через определённый промежуток. ? Откуда вы знаете, что это я? У меня был понос! У меня болел живот. В столовой дают всё жареное! Вы ничего не понимаете.
        - Конечно, я ничего не понимаю. - Следователь, кажется, тоже стал ходить по кругу. Такие вот круговые бродилки, чёрт возьми. ?Поэтому я тут с тобой сейчас и общаюсь.
        - Вы не имеете права.
        - Насчёт прав. Если мы разберёмся сейчас, без перекрёстного допроса, а просто вот так побеседуем, если мы разберёмся, что там у вас с Соней Масловой произошло, то есть вероятность, что тебя не поставят на учёт в ОДН. Понимаешь ты или нет?
        - А что это? - испугалась Марина.
        - Отдел по делам несовершеннолетних.
        Марине это ровно ни о чём не говорило, она только отметила, что слово «учёт» звучит не айс. Когда Марина отравилась, точнее переела, мама ругалась с папой по телефону. И Марина слышала, как папа прокричал в трубку: ну давай вести учёт того, что ей можно, от чего её не тошнит.
        - Выслушайте меня! - Марина полезла в карман костюма за салфеткой, вытерла глаза. ?Что вы такое говорите? Вы… вы не имеете права! У меня был понос. У меня не было сил ни на что…
        - Ты меня довести хочешь? - на лбу у следователя выступили капельки пота. Странно: Марину бил озноб, а кому-то жарко. ? Хорошо. - проговорил следователь чрезмерно спокойным тоном, сигналившем Марине безумными децибелами о том, что она собеседника-допросчика довела. ? Значит, ты не причиняла Соне Масловой никакого вреда?
        - Вреда? Какого вреда? Мы же одна команда, мы вторыми на турнире стали.
        - Понял, - остановил Марину следователь. ? Так ты била её или нет?
        - Бред. Кто-то на меня гонит, я же капитаном в лагере была, я жребий тянула на турнире, я одна из команды имела право общаться с судьями. Соня завидует и врёт.? Марина вспомнила, наконец, реплики, о которых она думала этой ночью.
        - М-м? - Следователь стал копаться в бумагах за столом.
        - На ужин был жареный шницель с майонезом. Вы что думаете: у меня были силы заниматься чем-то ещё? Я лежала в лёжку с температурой тридцать девять.
        - Ты в какой школе учишься? В крутой какой-нибудь?
        - Подождите! - Марина поняла, что завязла окончательно с этими риторическими приёмами, ключевыми словами и обезличенными оборотами, но по инерции повторила:? Вы ничего не понимаете! Выслушайте меня.
        - Тебя в твоей школе обучили приёмчикам.
        - Вы…вы…
        - Мы ходим с тобой по десятому кругу. И мне это надоело. Надоела эта баламуть! Вот заявление от Масловой. - Он протянул знакомую уже бумагу, которую показывала ей и Елена Валерьевна.
        - Она гонит. Это клевета. У меня был понос.
        - В заявлении указано, что ты её дочь периодически избивала.
        - Клевета. Вы ничего не понимаете. - Марина панически соображала, что ещё сказать. И выдала чуть переделанную фразу, которую уже произносила, кажется, вначале разговора: ? Мои родители этого так не оставят.
        - Мама с бабушкой или папа с новой женой? - он смеялся над ней и даже не пытался это скрыть.
        - Вас реально выгонят с работы, - завизжала Марина. Да какое он право имеет говорить так о её папе, о ЕЁ папе!
        - Вот справка из травмпункта. Печать. Треугольная, круглая. Здесь зафиксированы следующие травмы. - Следователь стал читать без выражения, тускло. ? Ушибленная гематома правого коленного сустава и правого бедра, обширная гематома верхней трети предплечья. А также в заявлении Маслова свидетельствует, что ты неоднократно щипала её, царапала, дёргала за волосы, избивала ногами, душила, угрожала и пыталась выкинуть в окно…
        «А ведь он тоже по третьему разу настаивает на избиении», - подумала Марина и стала горячо спорить:
        - Вы что? Вы ничего не понимаете! Какие травмы? Какие суставы? Какое окно? Я высоты боюсь! Я к окнам не приближаюсь. У меня был понос. Я инвалид. - Марина выла белугой, рыдала: ? У меня органа нет.
        - Я ничего не понимаю, - бесцветным не предвещающим ничего хорошего голосом согласился следователь. ?Сейчас половина детей ? инвалиды. Замолчи! И не надо мне рассказывать, что тебе жить осталось два дня.
        - Вы гоните! Вы ничего не понимаете! Я инвалид! У меня органа нет. - Она была довольна собой: тянула-тянула, почти вывела из себя и, наконец огорошила, в самый опасный для себя момент. - Я вам десять справок принесу. И не синяки какие-то, а селезёнки нет!
        - Значит, синяки всё-таки были?! - он торжествовал, да ещё как торжествовал! Марина это видела.. Чёрт! Чёрт! Как же она так неосторожно. Ведь, в начале разговора она, сказала, что синяки не видела. Надо говорить только о себе, давить на жалось, ни в чём не признаваться, а она проговорилась, сказала о чужих синяках.
        - Выслушайте меня, не перебивайте меня, - передразнил вдруг следователь, наморщил лоб. ? Вырвалась на свободу из своей неполной семейки и в разнос пошла. Девчонки к тебе же тянутся, ты же капитан. А справку неси, хотя в этом деле отсутствие органа тебе вряд ли поможет. - Серый костюм посмотрел на часы. - Ну всё. Сейчас начнётся.
        Марина высморкалась. Ну хоть так… Можно было сказать, что синяки ? это всё Варя, но как-то… в общем, не стала Марина на Варю ничего валить. Она же не стукачка, как эта Соня.
        Она аккуратно с любовью потрогала свои всё ещё влажные волосы, тряхнула ими, попыталась пальцами расчесать слипшиеся волны-«сосульки».
        - Что? Под дождём вымокла?
        - А как вы думаете? Не в унитазе же бошку полоскала, - Марина сама испугалась выпрыгнувшему, выскользнувшему из неё хамству.
        - А что? И такие вещи с Соней проделывала? - следак реально не обиделся, не среагировал. И Марина вдруг действительно припомнила, как в старой школе портфель одной девочки, толстой, пыхтящей, тихой, другие девчонки засунули в унитаз…
        - Нет, нет!
        - Что «нет-нет»? «Нет, не полоскала» или «нет, полоскала»?
        - Да на улице вымокла. Зонт дома оставила. После школы сразу на тренировку бегу, боюсь опоздать, - затараторила Марина и вдруг со злостью, с ненавистью посмотрела в эти спокойные серые чуть насмешливые глаза и сказала: ? Меня ж не возят на тачке, как некоторых. Мы бедные, мы нищета. У меня даже интернета нет и мобильника.
        Глаза оперативника всё так же светились недобрым огоньком: мол, знаем, вас прибедняющихся, когда выгодно, все прибедняются.
        Марина это поняла, совсем скуксилась. Боевой настрой улетучился, запал иссяк будто и не было его. На неё напало какое-то безразличие. Она сидела на стуле, рядом у стены стояли ещё стулья. По стенам были развешаны вымпелы, это был кабинет директора спортшколы. Марина как-то отрешённо, со стороны смотрела как входят Варя и Елена Валерьевна, как испуганно, втянув голову в плечи, как будто собралась залезть в привычный домик, вошла Соня и как, позже всех, опустив глаза, вошла Сонина мама, в немодной куртке, в отстойных джинсах. Марина запомнила мамины слова на разбирательстве: «Подумаешь: маленький синячок». Все спорили, все что-то говорили, следователь писал. Очень долго говорила Варя. Испуганно, с жалобным и виноватым таким видом: я же правду говорю. И она её, Марину, валила по полной. Но и Марина тогда в ответ стала рассказывать, как именно Варя мазала Соню. Варя расплакалась, начала рассказывать, что это всё Настя и Марина, что она не помнит кто, что они сдружились под конец «смены», а её бросили, и она с Соней стала дружить, а измазать Соню «девчата заставили», она-то не хотела.
        - Ага, - сказала Марина. - Особенно, когда из лифта её вытолкнула.
        Варя покраснела и замолчала.
        - С Насти желательно показания, - сказал следователь.
        - Ой, не надо, - попросила Елена Валерьевна. ? Достаточно Вари. Не надо Настю впутывать. Она в другой комнате жила, просто в последние дни к девчонкам заходить стала. И так столько времени. У меня сейчас старшие девочки. Первенство Москвы в ноябре открывается, нам готовиться надо. Проиграем финал, финансирование срежут, я категории лишусь.
        - Спасибо вам, - стал зачем-то благодарить следователя директор спортшколы, - спасибо, что не пришлось в отделение ехать как порядком заведено.
        - Уж пошёл вам на встречу. Всё-таки гандбольных спортшкол в городе мало.
        - Одна. Да и ту закрыть грозятся, - грустно усмехнулся директор спортшколы и с ненавистью уничтожающе посмотрел на Марину. Марина почувствовала себя под этим взглядом червяком. Не хватало только заклинания и взмаха волшебной палочки…
        Глава девятнадцатая. Юлька. Потом папа
        На учёт её поставили. Сообщили в гимназию. Марину вызвала директор, приказала уходить:
        - Возвращайся в старую школу. Здесь уголовникам не место.
        Марина отказалась: с таким трудом поступила, а теперь уходить. Директор сказала, что школа получила выговор: в медкабинете «Паспорт здоровья ребёнка Марины Любушкиной» не вёлся. Паспорта здоровья других школьников тоже не велись. Но Марина ответила, что это вообще не её проблемы, эти паспорта здоровья.
        - Как же не твои? - съязвила директор. - У тебя же селезёнки нет.
        Ну нет и нет - Марина не стала это вслух произносить, скромно потупила глазки, вперила взгляд в пол, в новый паркет.
        Бабушка часа три инструктировала, как себя вести у директора. Бабушка рассказывала о конфликтах в своей жизни, на заводе, где она работала начальником отдела кадров.
        - Ты не бойся, главное - не пугайся. Чего только в жизни не случается. Ну и будут осуждать, пальцем тыкать. Потыкают и перестанут. У людей короткая память, посплетничают, поболтают, обмусолят и забудут. Мариночка! Да я просто уверена, многие ещё больше уважать тебя начнут.
        - Только не в нашей гимназии, бабушк.
        - Дорога моя, все организации одинаковые.
        - Нет.
        - Люди одинаковы.
        - Нет.
        - Вот увидишь. Все уважают силу. Побаиваются. И даже не вздумай согласиться на «забрать документы» ? они не имеют право. Пусть тебя лучше воспитывают. Они государственное учреждение, педагогическое.
        - Вы не имеете права! - Марина так и заявила директору. Что ей этот кабинет, после позора в кабинете директора спортшколы.
        Директор взъелась, стала Марине угрожать, но Марина наотрез отказалось уйти.
        - Хорошо же, - прошипела директор, холёная старуха с лицом сорокалетней ухоженной женщины - слух ходил, что директор делала «пластику» по многу раз на все части тела. Ходила она еле-еле, по-старушечьи передвигая ноги, на походку пластическую операцию, ведь, не сделаешь. - Хорошо же. Ты сама из школы сбежишь. Я устрою тебе весёлую жизнь.
        Она собрала седьмые-девятые классы в актовом зале, выставила Марину на сцену. Марина чувствовала на себе сотни взглядов. Но Марина гордилась своей внешностью, даже следователь назвал её красавицей, она ещё прямее выгнула спину, ещё выше подняла голову: она сейчас над всеми, над этими богатенькими тупыми придурками-тюфяками.
        Директор долго втирала что-то, зачитывала цитаты из «дела». Но после разбирательства в кабинете с вымпелами, это тоже было совсем не страшно. Тут на линейке не было ни Сони, ни Сониной мамы, ни её, Марининой, мамы. Ни Елены Валерьевны, ни директора спортшколы…
        Киса не стал провожать её в этот день после уроков, он был удручён, Марина видела, что он переживает, на его красивом повзрослевшем за лето лице как будто был нарисован огромный вопросительный знак, а взгляд говорил: как же так? что же это?
        На следующий день после уроков он, как ни в чём не бывало, взял Маринин портфель, пошёл провожать.
        - Зачем ты девчонку-то била?
        - Это враньё. Поклёп, - сходу заявила Марина.
        - Да ладно. Синяки-то есть
        - Гематомы, - Марина издевательски растягивала звуки. - Это не я. Это Варя Калоева. Девчонка из моего номера. Она мне завидовала, я же в лагере капитаном была, вот и свалила на меня всё.
        - Зачем ты, Марина? - Киса остановился у перехода через дорогу. Люди шли, давно горел зелёный человечек, мигали, убывая, зелёные цифры… Кто-то толкнул Марину в плечо, кто-то сказал: «проход загородили, молодёжь»… ручейки пешеходов, обплывали их.
        - Говорю же: это гон. Бред и гон, Валера. Я же - капитан. Я, наоборот, команду сплачивала. Мы второе место на турнире заняли. Если бы ругались, то проиграли бы.
        - Да ладно, - сказал вдруг презрительно Киса. - Что ты врёшь, Марина! Какой ты капитан? Ты же по боковой линии бегаешь.
        - Ну да: я была крайней, а потом стала полусредней…? Марина чувствовала, что Киса ей ужасно нравится. С ним ей ничего не страшно, пусть вся школа на неё косо смотрит. Главное - Киса, Кисель, Валера Киселёв - с ней, при ней; и до дома пусть непременно провожает!
        - Да какой полусредней? Какое второе место? Я же видел, как ты играешь!
        Марину как громом вдруг поразило.
        - Ты был весной на играх?
        Киса молчал, взгляд его был холоден, паутина брезгливости окутала его.
        - Да. Я был на играх. Я знаю, что тебя зовут Лапша. Ещё пацан рядом здоровый такой, огромный, белобрысый, сидел рядом на трибунах и смеялся над тобой: Лапша, Лапша.
        - Это мой парень! - вдруг сказала Марина. Она прокричала это на всю улицу: Зачем? Зачем? Она сама не знала зачем.
        - Да, да. Твой парень.
        - Бы-ыл, - замялась Марина. - Она посмотрела на Кису преданно, как самая последняя подхалимажнецкая собака. - Я тебе правду говорю, Валера. Я в лагере была капитаном, Маша, наш капитан, не поехала в лагерь. - Марина поморщилась. - У неё, прикинь, пятнадцати тысяч не нашлось. ? А мелкая Сонька такая стукачка, чуть что, жаловаться тренеру бегала, ну и мама её тоже стукачка… Два сапога пара, как говорится.
        - Но на линейке прочитали, что она двухтысячного года. Младше же тебя. На игре я не видел мелких.
        - Да в том-то и дело. Она знаешь, какая. Рассказывала, как в школе только с семиклассниками дружит, а сама в началке ещё. И курить с ними ходит, и с уроков сбегает, придёт в школу и тут же с ними - гулять…Вот тебе и мелкая, она акселерат, гигантизмом больна. И на меня поклёп возвели.
        Киса со вздохом поднял Маринин рюкзак, они молча перешли по переходу, встали на остановке. Потом, молча, ехали на автобусе. Киса о чём-то думал. У подъезда Киса спросил:
        - А правда что у тебя селезёнки нет?
        - Откуда ты знаешь? - вздрогнула Марина. Был прекрасный октябрьский день. Один из тех дней, которые Бунин описал в своих «Тёмных аллеях», им Авлевтина Ивановна зачитывала на уроке. Жарко, красные клёны, липы, жёлтые лиственницы, прохожие с виноградом в кульках и арбузами подмышкой и конечно с антоновскими яблоками, ароматными и безумно вкусными…
        - Да в закрытой группе вконтакте скан протокола кто-то выложил.
        Марина потеряла самообладание и сказала:
        - Да. У меня нет селезёнки. Я как Чехов.
        Киса не понял юмора, да он и не собирался его понимать, лицо его поскучнело.
        - Значит, ты инвалид? А как же тебя в секцию взяли?
        - Нет, я не инвалид, - горячо стала уверять Марина. - Я здорова. Просто органа нет.
        - Теперь ясно, почему ты злобная такая. Больные всегда злые. У меня бабка, пока не померла, всех так изводила. Больные здоровым завидуют и мстят им просто за то, что они здоровы.
        - Да нет же, Валера. Нет!
        Марина понимала, что Валеру нельзя отпускать от себя. Он красив, он хороший, он прекрасный. Марина протянула руки, неловко попыталась обнять его. Он отстранился, сунул ей в вытянутые руки рюкзак, грубо сказал:
        - Всё. Прощай.
        - В смысле?
        - В прямом смысле.
        - Ты меня не любишь?
        - Разве я когда-нибудь говорил, что люблю?
        - Нет. Но мне так казалось, - Марина захлопала невинно глазами, она прекрасно понимала, что надо сделать всё возможное.
        - Когда кажется, Любушкина, креститься надо, так моя бабка говорила, - Киса пошёл не оборачиваясь. Она так и стояла с рюкзаком в руках. Она так и не смогла обнять своего парня, бывшего парня.
        Дома бабушка смотрела сериал. В телевизоре следователи ходили по школе и что-то выясняли: страшное и вместе с тем неправдоподобное, несуразное. Марина почему-то припомнила как Елена Валерьевна кумарила в лагере по мелодраматическому сериалу. Бабушка, вот, кумарит по бандитским сериалам.
        - Марина! Обед на кухне. На тренировку идёшь?
        - Иду, конечно, бабушка…
        Это удивительно, но Елена Валерьевна не запретила Марине ходить, хотя тоже теперь знала о селезёнке. Со старшими Марина перестала тренироваться, а заместителем капитана сделали Варю. Марина чувствовала по интонациям Елены Валерьевны, что та пренебрежительно к ней относится. Она снова стала называть её Лапша. Снова, как и раньше, Марина бегала крайней в играх. Пасы ей давали мало. Но Марина заметила, что и к Соне Елена Валерьевна относится плохо. На тренировках было сносно. Марина разговаривала с девочками как обычно. И они ей отвечали, как обычно, как будто ничего и не произошло. А вот парни, когда сталкивались с Мариной в фойе или на улице, выставляли перед собой кулаки и начинали боксировать воздух, как бы защищаясь. Это было комично, все девочки и тренеры смеялись. Только Марине было совсем не смешно, ком подкатывал к горлу, хотелось плакать. А если так вёл себя Гена Гасилкин, то хотелось выть. Марине он до сих пор безумно нравился, он снился ей иногда, и тогда она весь день ходила счастливая…
        После тренировки Марина прошла на кухню. Есть не хотелось. От запаха куриного бульона мутило - бабушка опять сэкономила и сварила не грудки, а ножку…
        В комнате Марина подошла к аквариуму. Впервые с тех пор, как начались эти разборки, Марина заинтересовалась Юлькой. То есть она видела её на стене аквариума, и еду бросала, но не больше, землю не меняла, под краном не купала. Юлька и сама виновата: вела себя странно, по руке не ползала, рассказы Марины не слушала, сразу «бежала» в угол аквариума. Марина подошла и ласково позвала свою ахатину, свою улю-уличку:
        - Как ты, Юлька? Я же про тебя стих сочинила!
        «Стих» Марина сочинила, пока стояла на линейке позора перед седьмыми-девятыми классами.
        Марина усадила Юльку на руку и продекламировала:
        Сухопутная улитка!
        Ты ползёшь ужасно прытко,
        Домик круглый покидаешь.
        Прыг ? в троллейбус, исчезаешь.
        Едешь, уля-уличка,
        Переулком, улочкой
        Рожками шевелишь,
        Домик не жалеешь.
        Говоришь:
        - Тут новый домик
        Он гудит, он бодр и звонок,
        Рожки впились в провода,
        Тряска, ветер ? красота.
        Шевелю я рожками,
        Прыгаю немножко.
        Я объеду круг-маршрут,
        Не волнуйся, тут я, тут!
        Остановочка. Ползу.
        Домик снова я везу.
        Свой, родной, а не железный.
        Хмур, обижен ? не любезный.
        Я тебя не предавала!
        И троллейбус не нахал.
        Дом! Я век тебя катала!
        Вот и он меня катал.
        Пока читала, Марина всё смотрела на Юльку, всё надеялась, что та покажет рожки - ведь раньше, когда Марина прикасалась к ней, она сразу показывала рожку. Но комочек в домике-скорлупе оставался невозмутим и неподвижен ? глух. Марина читала и читала стихотворение, ещё, и ещё раз, слёзы текли у неё по щекам, капали с подбородка: неужели и Юлька её бросила? Неужели и она? Она подошла к аквариуму, чтобы высадить Юльку на стекло. И тут Марина заметила, что на дне аквариума что-то шевелится, всё плыло перед глазами, какие-то разводы, палочки-колбочки, как говорила билогичка. Марина вытерла глаза, присмотрелась и отшатнулась: всё дно аквариума было усеяно мелкими улитками. Как так? Когда Юлька успела? Валерика давно отдали Кисе. Прошло пять месяцев, как Валерика нет! Может, всё дело в этой парилке? Может уля мутировала…
        - Ах! Ты так! - непонятно чему разозлилась Марина. Она перенесла аквариум на кухню. Из горшка, стоящего тут же, на подоконнике она взяла совок, вынула его из земли, брезгливо соскребла всю землю вперемежку с малюсенькими улиточками, сложила это «добро» в кастрюлю, пошла в туалет, вытряхнула в унитаз и спустила. Несколько улиточных детёнышей упали рядом, на пол. Марина смачно раздавила их домашней тапкой с вышитыми розовыми собачками - у Соньки в лагере тоже были такие домашние тапки, домашние позорища - усмехнулась тогда Марина, а в сентябре купила себе такие же в акции по 150 рублей.
        После первого слива многие улитки всплыли - их было ужас сколько, Марина слила ещё раз, и ещё, потом стала носить воду из ванной и сливать и сливать противных детёнышей… Они всё не хотели тонуть, прикреплялись к стенкам унитаза… Они цеплялись за жизнь. Они же прожили не меньше недели, успели её познать, осознать, полюбить.
        Когда вода в унитазе стала кристально чистой, Марина села в угол кухонного уголка, с торжеством посмотрела на опустевший, с разводами грязи на стекле, аквариум. Юлька сидела на стене.
        - Надо же: я убила всех твоих детей, а тебе по фиг! - сказала Марина.
        - Мариночка, - бабушка шаркала в туалет. - С кем ты говоришь?
        - Да ни с кем. Ты видела, что в аквариуме творится?
        - Нет. Я на него и не смотрю. Ты же знаешь, что я боюсь всех этих червей, да и не вижу я. И потом - они в твоей комнате, на твоём пространстве, ты же запретила мне заходить в твою комнату.
        - Ну что ты, бабушка! - Марина обняла бабулю. Бабуля очень хорошая, и сразу взяла её сторону, в отличие от мамы не ругалась из-за этой Соньки. Бабушка растрогалась, потом вспомнила о сериале, вернулась в свою комнату, а Марина со злостью цапнула Юльку, зажала в кулаке эту дуру:
        - Сейчас я тебя, тварь, убью. Я тебя любила, а ты - предательница.
        Почему Юлька предательница, Марина не смогла бы себе объяснить. Предательница, дура, как и эта Сонька. Такая же дура, просто говорить не умеет и заявления писать. А умела бы, тоже бы на Марину заяву накатала: «Ах, ах, Марина Любушкина убила всех моих детей! Ахатина Улитовна Юлька».
        Марина раскрыла ладонь и вдруг увидела что Юлька показала одну рожку, как будто просигналила: я тут, я с тобой. Я слушаю тебя!
        - Йес! - заговорщицким шёпотом простонала Марина и понесла Юлю не в унитаз, а купаться. Юлька радовалась воде, наслаждалась, она готова была вообще выкинуть свой «домик», свою скорлупку, навсегда, потом накупалась, наполовину спрятала своё тельце.
        Ещё час Марина мыла аквариум, ссыпала специальную покупную землицу, сдабривая «покрытие» щепотками сушёных червяков, украшала аквариум свежими листиками. Летний-то салат погиб, иссох, но на старых корнях пекинской капусты, выросла новая: молодая, нежно-зелёная, весенняя.
        Марина положила на ладонь Юльку. Юлька потихоньку поползла. Марина отхлебнула вкуснейший сладкий чай:
        - Везёт тебе, у тебя евроремонт прошёл дома, - сказала Марина подруге, единственной своей подруге: - Ещё тебе вытираться после душа не надо. А у меня, если волосы не просушу, голову ломить начинает. Не всегда, но иногда. Кстати: как ты тут выжила в душегубке в уровне опасности цвета бордо и переспелой вишни, хотя переспелая вишня - это дурновкусное сравнение, ты так не находишь?
        Юлька ползла вверх по предплечью, щекотала кожу, замирала, шевелила рожками - она соскучилась по Марине, она всё ей простила. А Марина до вечера, пока не пришла мама, рассказывала и рассказывала Юльке о всех неприятностях, о Генке и Кисе, о Вике и Владе, об Афониной и Щетинской, о школьной линейке и разбирательстве в милиции, потому что пришлось ещё в милицию два раза ходить, документы приносить. Марина рассказывала, а Юлька уже не ползала, а просто сидела на одном месте, на маленьком бицепсе Марины и понимающе шевелила рожкой. Потом Марина аккуратно опустила единственного друга на дно аквариума. Отнесла аквариум в свою комнату и завалилась спать.
        Эпилог
        Спустя месяц папа случайно узнал обо всём, что произошло. Он пришёл к маме за какой-то подписью - это касалось какой-то квартиры, какого-то наследства, которое было у папы. И мама с бабушкой всё ему рассказали, мама даже слезу пустила. Папа удалился с Мариной в её комнату, всё подробно выспросил. Юлька была молчаливым свидетелем их беседы. Папа вышел из комнаты растерянный, он вздыхал и бормотал:
        - Почему сразу не сообщили?
        - Откуда я знала, Вов? ? всхлипывала мама. - Ты ж даже тренеру тогда в смог не хотел звонить!
        - Но тут же - ми-ли-ция! - с расстановкой сказал папа.
        - Ну и что: милиция. Ты же сказал, что бесплатно никого не защищаешь.
        - Мариночка же дочка моя, - голос папы дрогнул, - старшая моя дочка, самая любимая. Вон: какая красавица.
        - На тебя похожа.
        Марина видела, как он украдкой вынул из кармана дорогих брюк платок в клеточку, промокнул глаза:
        - Ну я им покажу!
        И папа занялся делом Марины. Оказалось, что позарез необходима грамота, та с турнира. Но Марина не привезла её из лагеря.
        - Только медаль, - говорила она папе.
        - Медаль не нужна, - нервничал папа, руки его дрожали. - Грамота! Грамота! Вспоминай!
        Марина вспомнила после полутора часов наводящих папиных вопросов:
        - Ой. Я её, кажется, под матрас положила, на дно кровати. Там два матраса толстых. На первый стелют простынь, а нижний - в наматраснике. Вот я под него и сунула грамоту, чтобы не помять, там ещё деревяшка, занозила палец. Хотела потом в чемодан переложить, но забыла… Только сейчас вспомнила.
        - Дай-то бог, - сказал папа. И тут же, на ночь глядя, газанул в тот городишко, в ту гостиницу, в девятьсот пятый номер, самый дальний по коридору, на девятом этаже.
        Он позвонил той же ночью ? Марина держала трубку рядом. Папа кричал:
        - Мариночка! Так и лежит грамота! Не тронули её! Так и лежала!
        Потом папа пошёл к Елене Валерьевне. Она написала на Марину хорошую характеристику. Девочек, Машу, Дашу и Полю попросили расписаться. Ни Варю, ни Настю не просили. Да Настя и не стала бы, она была жутко обижена, что её редко выпускали в осеннем турнире: Марина заняла её край, а болящая Даша вдруг перестала болеть - как-то там у неё позвонки на место встали. Даша играла полусреднего теперь на месте Марины.
        Папа дал и маме подписать заявление, которое сам за маму и написал.
        Потом три дня они с папой потратили на то, чтобы описать всё, что происходило в лагере, а конкретно в номере.
        - Ты же вела дневник? Где он? Ты же мне его давала? Где?
        Марина отдала блокнот в специально состаренной дизайнерской обложке.
        - Девочки видели, как ты писала?
        - Нет, - покраснела Марина. ? Я ночами.
        Папа открыл блокнот, стал читать, лицо его мрачнело и мрачнело всё больше.
        - Отличный дневник, -голос папы дрожал. - Ты молодец, дочка. Он очень нам пригодится. Просто ты большущий молодец.
        Папа сходил с Мариной к хирургу и к невропатологу, взял какие-то справки, что-то говорил, беседовал с врачами, а Марина сидела за дверью. Потом, как он рассказал, направил заявление и все документы в «центральную милицию». Марину пригласила инспектор почему-то по месту жительства (когда ставили на учёт, они с мамой ездили в отделение рядом с дворцом). Молоденькая «девочка»-следователь выдала Марине документ, что её с учёта сняли. Девушка, улыбаясь, провела с Мариной «разъяснительную» беседу, Марина кивала: да всё поняла, да раскаиваюсь, щипать, пинать, бить и душить больше никого никогда не буду, и выкидывать из окон тоже. Марина подписала бумагу. И папа подписал, и мама, которая сидела, уткнувшись в пол, она была красная как помидор - после приступа кашля, последнее время мама страдала давлением и лающим кашлем, врачи говорили, что это последствия смога и дыма.
        Папа написал жалобу в департамент образования. Приложил к жалобе все документы. Бабушка и мама отговаривали. Но папа заявил:
        - Они первые встали на тропу войны, эта вонючая гимназия. Что они там о себе возомнили? Они только и могут, что бедных и беззащитных унижать. Я уж не говорю о том, что Мариночку выгнать пытались, это вам спасибо, Вера Ивановна, пригодилась ваша военная стойкость кадровика.
        - Ну уж. Это разве проблемы, - отмахнулась бабушка. - Вот у нас в восемьдесят третьем на заводе два контейнера с деталями пропали, вот дело было, даже в газете написали, в «Комсомольской правде». Статья называлась «Несуны? Нет, воры!» Вот это тяжёлое было время. Одних судов сколько, не считая дознаний, тома писанины…
        - Я и говорю: только ваша, Вера Ивановна, стойкость Мариночку спасла - и папа галантно поцеловал бабушке руку.
        - Ну не без этого, - впервые улыбнулась бабушка папе. - Такая жизнь позади. У-ух. Не приведи господи никому. Вот помню в семьдесят седьмом на парткоме разбирали…
        Директора школы скоро сняли. Закрытую группу «Без селезёнки», созданную как оказалось, секретарём директора, из соцсети удалили. Секретарю сделали строгий выговор. Новый директор, которую департамент «спустил сверху», собрала в актовом зале седьмые - девятые уже после Нового года. Зачитала новый протокол из ОДН, от лица всех детей и школы извинилась перед Мариной.
        Из актового зала все выходили подавленные, в том числе и Марина. Ей не было жалко старуху-директрису, но ей было как-то стыдно, неудобно, что перед ней извинялись, ощущение - когда незаслуженная пятёрка, списанная… Киса, который давно отсел от Марины, вдруг вернулся к ней за парту. Но она рычала на него как когда-то в пятом классе. «Да пошёл он - говорила Марина Юльке по вечерам. - Достал. Но пусть сидит. Это максимум, что я ему разрешаю после всего. А ещё, Юль, я его каблуком по кеду колю и вбок толкаю больно».
        Марина играет в гандбол всё лучше. Она опять полусредняя. Елена Валерьевна её хвалит. Соня перешла в другую команду, более младшую: Елена Валерьевна обзвонила всех, кто бросил заниматься из-за Марины и уверила, что Марина больше никого трогать не будет. Иногда, когда эпидемия гриппа и не хватает девочек, Елена Валерьевна сама звонит Сониной маме и просит выручить. Марине неприятно видеть Соню и её маму, но она терпит. Марина следит за Соней по интернету. Соня в сильной команде - на групповых фотках после игр Соня всегда с собачкой, которую ей подарила Елена Валерьевна, а потом измазала пастой Варя. Собачка - талисман. Марина желает Соне всего наихудшего, иногда просматривает в сети видео с игр «мелких», рассказывает Юльке о Соне. Юлька понимающе шевелит рожками. Юлька на стороне Марины.
        По субботам Марина уходит с гандбола раньше. У Дворца её ждёт папа, она запрыгивает к нему в машину. Гена в окружении друзей как раз чапает на треньку, а она заскакивает в дорогую папину иномарку. Иномарка несётся по пустому субботнему городу - все отдыхают после рабочей недели. Папа подвозит Марину к бассейну. Марина входит в предбанник переодевает обувь, протягивает абонемент администратору. Папа умудрился взять Марине абонемент к самому лучшему инструктору! Марина ещё лучше стала плавать. И в группе с ней всё приличные умные мальчики. Крупные высокие общительные, и почти все учатся в хороших школах. «По субботам у меня одни ботаники», - смеётся инструктор.
        Папа ждёт Марину. После сеанса они заходят в буфет - в бассейне отличный буфет, там и горячее можно купить. Буфетчица Майя рассказывает, как она делает манты.
        - У нас диета номер пять, - пожимает плечами папа. ? Нам супчик и паровые грудки. Майя улыбается, показывает на мобильнике блюда, которые готовила на Новый год - дежурные новогодние блюда без всякого национального колорита. Но Марина и папа восхищаются: их мама так не умеет. Майя очень общительная и добрая.
        - Потому и еда у меня вкусная, - Майя блестит золотом зубом.
        Они сидят с папой. Папа пьёт зелёный чай и закусывает слоёным пирожком с мясом. А Марина жуёт грудки. На парУ они выходят гораздо сочнее, чем сваренные в бульоне.
        2016-2017
        Все фото обложки - автора!
        notes
        Примечания
        1
        Наибольшее количество бросков совершают полусредние игроки, они бегают справа и слева от средней линии поля. Крайние игроки бегают по краям поля, они чаще обмениваются пасами, пасы делают полусредним.
        2
        Стихи Вадима Левина
        3
        Линейный игрок обычно защищает свои ворота, блокирует атакующих из команды противников.
        4
        В детских командах в гандболе предусмотрены два тайма по 20 или 25 минут
        5
        У своих ворот защитники опасных игроков из команды противников «опекают персонально» - не дают перехватить мяч
        6
        Семь метров - штрафной семиметровый удар