Быть Корелли Анна Грэм (Khramanna)
        Алессандро Корелли - будущий глава влиятельной мафиозной семьи Чикаго.
        Он холоден, расчётлив и богат.
        Алессандро готовится взять бразды правления в свои руки.
        Но измена жены становится отправной точкой в катастрофе, которая обрушивается на клан Корелли.
        И кроме того, Алессандро встречает Изабеллу Бланко - девушку, которую встречать не стоило.
        Изабелла Бланко - живая игрушка в руках влиятельного садиста.
        У неё есть всё. Она красива, образованна и… сломана.
        Решившись, наконец, бежать, она едва не попадает под машину Алессандро Корелли - мужчины, которого ей послало небо.
        Быть Корелли
        Анна Грэм (Khramanna)
        Глава 1. Неверная жена
        - 1 -
        - Мы взяли их.
        Голос Лео Фалани - вот уже пятнадцать лет как бессменной правой руки Семьи - звучал как всегда сухо и отрывисто. Алессандро крепче сжал корпус телефона, прежде чем обрубить так и не начавшийся доклад кратким «Я понял». Он глубоко вдохнул, в надежде, что порция холодного воздуха сумеет остудить разгорающийся под грудью пожар. Кондиционер не помог - внутри всё полыхало. Алессандро встал с кресла и, сделав шаг, уткнулся лбом в прохладное стекло панорамного окна.
        Вид с девяносто первого этажа офиса «Корелли Консалтинг» был превосходным - над пыльно-серыми, стеклянными колоннадами чикагских небоскрёбов словно бы сверху лежало бирюзовое полотно озера Мичиган. Много и много раз вид безмятежной воды успокаивал нервы. В минуты, когда точка кипения достигала пика, глядя на озеро, Алессандро Корелли думал о том, что всё в мире преходяще. Ничего не вечно, кроме воды, земли и неба над ними. Удивительно, но это простое, очевидное умозаключение работало. Работало с тех самых пор, как отца начал пожирать рак. С тех пор, как младший брат заявил, что хочет отойти от дел и жить нормально. С тех пор, как на него самого обрушилось бремя управления делами Семьи в полной мере. Ему недавно исполнилось тридцать четыре. Отец всю жизнь готовил его к тому, что он рано или поздно займёт место главы Семьи. Это должно было случиться не раньше, чем через двадцать-тридцать лет - Глава покидает свой пост лишь после смерти. Отцу, в лучшем случае, оставался год, и Алессандро понимал, что всё ещё не готов.
        Какой из него к чёрту глава семьи, если он даже за собственной женой не сумел уследить?!
        - Мистер Корелли, ваш кофе.
        Тщетно пытавшаяся достучаться в дверь секретарша вошла с подносом, так и не дождавшись разрешения войти.
        - Спасибо, - Алессандро задержал взгляд на вольном вырезе её блузки. Пар, исходящий от чашки огненного, как он всегда любил, американо, кокетливо скрывал краешек красного бюстгальтера, будто бы случайно выглянувшего наружу. - Я уезжаю. До конца дня меня не будет.
        В Семье не ходят налево. В семье чтут честь и достоинство жён. За десять лет брака Алессандро откинул тысячи возможностей, одна из которых - эта приятная рыженькая секретарша-американка. Она не знала, на кого работает на самом деле, для неё Алессандро Корелли - гендиректор консалтинговой фирмы, принадлежащей его отцу Руссо Корелли - выходцу из Сицилии, Габриэле же была прекрасно обо всем осведомлена, и это её не остановило. Он уже не был уверен, что эта её измена первая.
        Застегивая на ходу пиджак, Алессандро обошёл секретаршу, растерянно стоящую с подносом посреди кабинета, и направился к лифту. В этот раз он обойдётся без водителя, дело слишком деликатное, чтобы допускать к нему третьих лиц, даже если они останутся за воротами семейного особняка.
        - 2 -
        - Их взяли в «Парк Хайят». В президентском номере.
        Лео встретил его на крыльце дома. Алессандро едва сдержался, чтобы не выругаться. Она будто бы даже не скрывалась.
        - Кто-нибудь видел?
        - Нет. Она вписалась под другим именем. Мы вывели их через служебную лестницу, постояльцы ничего не видели. С персоналом остались наши люди. Они подробно объяснят, что будет, если кто-то из них откроет рот.
        Лео Фалани - чистокровный сицилиец - выглядел на добрый десяток лет моложе своих пятидесяти пяти. Высокий, жилистый, быстрый - во время тренировок он не раз укладывал степенного и чуть медлительного Алессандро на лопатки. Лео посвятил жизнь Корелли, вкладываясь в молодое поколение, как в собственных детей, и так и не обзавелся своей семьёй, но он всегда держал дистанцию, не допуская ни панибратства, ни перегиба в детско-родительские отношения. И сейчас, когда над домом Корелли сгустились тучи, он держался по-деловому отстранённо. Лишь по поджатым губам и седой, несбритой вовремя щетине Алессандро видел, что Лео испытывает такое же гадкое чувство, что и он сам. Предательство. Наверное, хуже этого нет.
        Лео пропустил его вперёд. Спускаясь по лестнице вниз, в подвал, Алессандро чуть отпустил галстук, ставший похожим на висельную петлю. Кирпичная кладка под старину, кованые светильники, где вместо свечей тускло горели матовые лампы, решетчатые ворота с засовом и массивным навесным замком, эстетично проржавевшим в нескольких местах, за которыми располагался богатый винный погреб - этот подвал с детства казался Алессандро средневековой пыточной, и в этом он не ошибался. В этом подвале часто проводились казни. С тех пор, когда детям исполнялось двенадцать, они были обязаны присутствовать на них. Алессандро помнил одиннадцать казней, но впервые это касалось его лично. Он толкнул дверь. Дубовая снаружи, обшитая звукоизоляцией внутри, она чуть скрипнула, извещая присутствующих о приходе почти-главы Семьи.
        
        Они стояли на коленях, в чём были: мужчина - в полотенце, обернутом вокруг бёдер, Габриэле - в алом шёлковом халате. Мужчина дрожал не то от подвального холода (похоже, его выдернули из душа), не то от страха. Его голая грудь с редкими волосами будто бы свернулась внутрь, как у рахитика. Кожа на ссутулившихся плечах покрылась пузырями мурашек. Стандартный рост, стандартная комплекция. Курносый блондин с бесцветными ресницами и лицом техасского фермера. Что она в нём нашла?
        - Кто он?
        - Американец. Не из местных. Брокер, - ответил Лео.
        Алессандро перевёл взгляд на Габриэле. Разительный контраст. Прямая спина, гордо вскинутый подбородок, упрямо сжатые в уточку губы - Габриэле смотрела перед собой, но почувствовав на себе взгляд мужа, подняла глаза и резким, полным пренебрежения взмахом головы откинула с плеча прядь своих блестящих чёрных волос. Семейная черта Фальконе - выглядеть достойно, даже когда жизнь размазывает тебя тонким слоем по земле. Стоя на коленях, в неглиже, под взглядами и дулами пистолетов нескольких мужчин, Габриэле будто сидела на троне. Стоя на коленях, она умудрилась отравить своим высокомерием и гордыней всё узкое, низкое помещение подвала - к запаху гниения и сырости примешался запах её резковатых, древесных духов. Гниль, надёжно скрытая ароматом дорогого парфюма. Так пахла её душа.
        Когда-то Алессандро даже нравилось это в ней. Нравилось покорять её каждый раз - такую холодную, неприступную, красивую до рези в глазах. Нравилось перехватывать восхищенные взгляды, обращенные на неё, и понимать, что она его. Но то были мысли мальчишки. Сейчас, глядя на ту, с кем десять лет делил постель, он не понимал, что чувствовал. Знал ли её? Любил ли её хоть день в своей жизни? Да, любил. Он любил её, как отец любил свою чистокровную арабскую скакунью Долорес, как Лео любил свой винтажный «Кадиллак Фаэтон». Это была радость обладания статусной вещью - его брак с наследницей влиятельной семьи Фальконе сулил обеим семьям укрепление влияния в городе и успех в бизнесе. Он знал это, она тоже. Но знали ли они друг друга?
        - Как давно?
        - С пару месяцев, - невозмутимо ответила Габриэле. Алессандро отвёл взгляд в сторону, избегая смотреть в её самодовольное лицо. «Я тебя сделала» - читалось в каждой черточке её безупречного лица. Он снова ощутил, как внутри полыхнуло.
        - Тебе есть, что сказать? - спросил он и, поморщившись, будто проглотил пригоршню стальной стружки, добавил. - Габи.
        - А тебе?
        Она вскинула голову и прищурила глаза, совсем чёрные в блеклом свете электрических ламп, умело врезанных в кованую люстру семнадцатого века. Алессандро непонимающе нахмурил брови.
        - Ты помнишь, какое у меня любимое вино? Помнишь, когда ты в последний раз был на моём дне рождения? Весь праздник, не только под конец? Ты помнишь, когда сам в последний раз выбирал мне цветы? Сам, а не твоя секретарша? Кстати, у неё отвратительный вкус.
        Она поморщилась, словно вспоминала все присланные букеты, которые на следующий же день бросала в мусорное ведро, ссылаясь на внезапный приступ аллергии. Она никогда не была искренней - у Алессандро словно открылись глаза. Габриэле Фальконе-Корелли всегда играла роль Габриэле Фальконе-Корелли, а он и не пытался узнать её настоящую.
        - Кто я для тебя? Обложка? Шлюха из эскорта? Инкубатор?! - вскинулась она, словно прочитав его мысли.
        За десять лет они так и не обзавелись детьми. Сначала Габриэле говорила, что не готова, потом, что у неё проблемы со здоровьем. Но однажды Алессандро нашёл у неё в сумочке противозачаточные. Тогда у них состоялся первый крупный скандал. И Фальконе, и Корелли ждали наследника, давление с обеих сторон было немыслимым - старший Фальконе на одном из приёмов в шутку предложил Руссо отправить Алессандро на обследование. В тот день, когда Алессандро нашёл эти проклятые блистеры, он впервые сорвался. Он взял жену силой, он брал её в ту ночь ещё и ещё, пока запал не иссяк, сменившись горечью и отвращением к самому себе. Позже он отправил её вместе с сестрой Бьянкой, тремя их подругами и платиновой кредиткой на месяц в Париж, скупил ей, наверное, полбутика «Шопард», даже встал на колени, после чего посчитал инцидент исчерпанным. Но она ему этого не забыла.
        - Мы могли бы поговорить и не доводить до этого.
        - Сандро, у тебя есть удивительная способность слышать лишь то, что ты хочешь слышать, это было бы бессмысленно, - хмыкнула Габриэле, закатив глаза, а после взглянула на него так, что Алессандро захотелось шагнуть назад. Ненависть чистым концентратом плескалась в непроглядной черноте её взгляда, в чуть подрагивающей, словно у оскалившейся волчицы, верхней губе, подправленной ботоксом. Её ненавистью можно было отравиться, Алессандро даже представить не мог, что всё настолько запущено. Он ведь делал для неё всё.
        - Мне надоело. Мне надоело жить в этом доме, мне надоело спать с тобой в одной и той же позе, мне всё надоело. Я лучше умру, чем останусь под вашей проклятой фамилией ещё хотя бы на один день…
        - Габриэле Лидо де Карло Фальконе Корелли. За измену семье вы приговариваетесь к смерти через выстрел в сердце.
        Алессандро вдруг понял, что они с Габриэле не одни в этой комнате. Твёрдый голос Руссо Корелли донесся откуда-то сбоку, кажется, из ниши, образованной двумя мраморными колоннами. Отец сидел в инвалидной коляске, бледный, ослабевший, с почти лысой головой, но несмотря на это, по-прежнему суровый, строгий и требовательный, как и подобает главе клана. Позади него стояла мать. Взгляд её был рассеянным, черты лица заострились не то от резкого, контрастного освещения, не то от излишней худобы, которая скрадывала её статную фигуру, не хуже, чем рак облик отца. Она с силой сжимала ручки его кресла - лишь это выдавало её волнение, в остальном она выглядела бесстрастно, сдержанно, как истинная хранительница чести фамилии. Джулиано - средний сын Корелли - стоял по левую руку от Руссо. Данте - младший - отсутствовал, как и его жена Лита. Ещё двое человек из самой надёжной охраны стояли позади пленников.
        - А что будет со мной? - подал голос американец.
        - Вы ведь католик, верно? - уточнил Лео и, не дождавшись ответа, словно ответ ему не был важен или он знал его и без того, продолжил. - Не беспокойтесь, ваше тело будет передано земле по всем канонам…
        - Да вы спятили! Это что, розыгрыш? Это моя бывшая устроила, да?! Где камера? Ребят, серьёзно, кончайте, а?!
        Мужчина завертелся на месте, попытался встать с колен, но один из охраны, жёстко сцепив ему плечо ладонью, пригвоздил его обратно к полу.
        - Господи, закрой ты уже рот и прекрати ныть! Прими смерть, как мужчина, а не его подобие! - подала голос Габриэле, добавив в этот дурной спектакль ещё больше нелепого пафоса. Процесс действительно начинал напоминать балаган. Суд и без того затянулся, а отцу требовался покой. К чувству стыда и гнева примешивалось чувство вины перед родителями - Алессандро боялся поднять на них глаза. Будто ему снова было двенадцать.
        - Слушайте, я - свободный американский гражданин, мы в цивилизованной стране. Что за, мать вашу, каменный век?! Убери пушку, эй, ты!
        Два выстрела в грудь заставили американца замолчать навечно. Его тело грузно шлепнулось прямо к коленям Габриэле. На её лице не возникло ни тени отвращения, когда тягучая бордовая кровь потянулась к полам её халата, она лишь вздрогнула на звук первого выстрела. В американца стрелял Лео. Убить жену Алессандро предстояло лично.
        - Если хочешь, давай я, - шепнул в его сторону Фалани. Правилам это не противоречило.
        - Пусть сам! - рявкнул Руссо, и Лео, вложив оружие в руку Алессандро, отступил назад, в тень.
        Чуть теплая рукоять плотно легла в ладонь. Алессандро взглянул на Габриэле. На её губах мелькнула торжествующая улыбка: если он оставит её в живых - проиграет, убьёт - проиграет тоже. Фальконе ему этого не простят. Габриэле расставалась с жизнью с радостью, она выходила из этого порочного круга, внутри которого ей не посчастливилось родиться, и Алессандро вдруг поймал себя на мысли, что отчасти завидует ей.
        «Есть только одна причина уйти из семьи - смерть».
        И он выстрелил. Жгучий взгляд Габриэле Фальконе-Корелли потух. Её яркая, южная красота за какие-то жалкие секунды поблекла, будто истерлась. Она упала на своего любовника, крест на крест, и на её ярко-алом, шелковом халате расцвели тёмные пятна. Ей было всего двадцать восемь.
        Глава 2. Загадочная незнакомка
        - 1 -
        - Приберите здесь, - скомандовал Лео своим людям.
        За воцарившейся суетой - заворачивали и выносили тела, убирали кровь - Алессандро не заметил, как к нему подкатилась отцовская коляска. Руссо, собравшись с силами, поднялся на ноги, резко отринув помощь и жены, и обоих сыновей. Он выпрямился и, расправив худые плечи, встал напротив старшего сына. Алессандро показалось, что отец будто бы стал ниже ростом - проклятая болезнь съедала его день за днём - но несмотря на это, ему казалось, что отец возвышается над ним грозной скалой, с которой вот-вот сорвётся камнепад.
        - Посмотри на меня.
        Наверное, единственное, чего Алессандро Корелли боялся в своей жизни - это смотреть отцу в лицо. Он выдохнул, закрыл глаза и открыл их снова. Звонкая пощёчина и стыдная, острая боль в правой щеке - Алессандро дёрнул рукой, чтобы дотронуться до пылающего лица, но усилием воли оставил её висеть вдоль тела.
        - Я должен был научить тебя, как обращаться с собственной женой, чтобы она не пошла налево?! - отец тяжело дышал в приступе гнева, метнувшуюся было к Алессандро мать Руссо остановил резким жестом руки. - Не стоит, Гарделия. Не жалей его. Это целиком и полностью его вина.
        Люди вокруг делали вид, что ничего не видят и не слышат. Алессандро опустил голову, не в силах бороться с обжигающим чувством стыда. Вдруг нахлынули воспоминания, добавляя в топку под грудью больше угля. Ему едва исполнилось двенадцать, когда Руссо впервые пригласил его на казнь. Это был кто-то из обслуги, кажется электрик - по заданию полиции он установил в каминном зале прослушку. Тогда Алессандро расплакался, за что был жестоко наказан - отец отлупил его свежими ивовыми ветками. Бугры рубцов сошли только через месяц. Мать каждый вечер смазывала ему спину, приговаривая «Всё в мире преходяще, пройдёт и это». Наверное, с тех пор эта фраза в связке с тяжёлыми моментами жизни плотно впечаталась ему в память.
        - Будут последствия. Придётся отвечать за них.
        Руссо тяжело опустился в кресло, его лицо на миг исказило болью. Он кивнул жене и та, жалостливо взглянув на старшего сына, покатила коляску к лестнице - там её приняли охранники и, подняв, потащили наверх. Отец наотрез отказывался устанавливать в доме пандусы, словно не желал расписываться в своём бессилии.
        Джулиано, проводив отца гневным взглядом, подошёл к брату, встал с ним плечом к плечу.
        - Он перегнул.
        - Он прав.
        Прав, как и всегда. Алессандро проще было принять сторону отца, чем всю жизнь мучиться от несправедливости к себе. Так было проще. И сложнее одновременно.
        - Останешься сегодня дома?
        - Нет, к себе поеду. Где Данте?
        Присутствие всех сыновей на казни было обязательным. Данте уже второй раз пропускал это событие.
        - Сказал, на работе, - Джулиано вздохнул, покачал головой. - Опять проигнорировал. Ему тоже скоро достанется. Отец уже злится, говорит, Лита его с толку сбивает.
        Данте вряд ли достанется. В этой семье всегда доставалось только Алессандро. Только к Алессандро у Руссо Корелли были неизмеримые требования. Джулиано не обладал ни большим умом, ни характером, он был мягким, как пластилин, чутким, как мать, и не слишком инициативным, он не нарушал правил, но и не делал ничего выдающегося, Данте же всегда был сам по себе. Несмотря на строгий кодекс, он всегда искал пути выйти из жёстких рамок семьи, и даже почти нашёл их, женившись на американке. Руссо всегда закрывал глаза на его проступки, думая, что Данте ещё юн и глуп. Многое из того, что Руссо никогда не простил бы Алессандро, Данте часто сходило с рук, оттого между старшим и младшим братьями Корелли не случилось дружбы. Джулиано был тем самым клеем между ними, он сглаживал острые углы и находил для них точки соприкосновения. Он всегда мог найти верные слова. Жёстким руководителем он бы не смог стать, но он сумел стать любящим братом.
        - Алек. Мне жаль.
        Джулиан тронул брата за плечо. Алессандро начал забывать физическое ощущение близости и принятия. Из материнской ласки он давно вырос, а Габриэле была слишком суха на эмоции. От этого братского прикосновения, от чувства поддержки в горле заворочался предательский комок жалости к себе. Алессандро поспешил отстраниться.
        - И это пройдёт, - выдал он заученную фразу и сухо улыбнулся.
        - 2 -
        Алессандро Корелли покинул семейный особняк, когда уже стемнело. Оседлав свой представительский седан от «Линкольн», Алек нетерпеливо посигналил, чтобы ему скорее открыли ворота. Район «Маленькая Италия» быстро остался позади. Алек любил быструю езду - его сделанное на заказ авто давало разгон до сотни за четыре секунды. Переливающийся начищенными боками цвета бургунди и хромированными вставками «Линкольн» гнал вдоль озера до «Золотого Берега» - района, где располагалась небольшая, но светлая квартира Алессандро будто бы в противовес родительскому особняку отделанная в стиле лофт - на предельной скорости, словно старался выветрить из себя недавние события. Всё проходит. Пройдёт и это. Иначе быть не могло.
        Он увидел её, бредущую вдоль дороги. В сгустившихся сумерках, в глухом, бессветном пространстве между только-только загоревшимися фонарями, она казалась тенью - Алессандро мог бы сбить её, если бы взял чуть правее. Он намотал уже полсотни миль, но огонь в груди не переставал полыхать ни минуты. Стоило бы хорошенько выпить и лечь спать, а не гонять вдоль побережья, едва смотря на дорогу. Могло бы случиться непоправимое. На сегодня с него довольно трагедий.
        Он резко ударил по тормозам, и машина застыла на обочине шоссе. Алессандро бросил взгляд в отражение зеркала заднего вида, игнорируя свои красные от долгого напряжения глаза. Женщина всё так же шла по кромке дороги. Она словно не заметила, что в дюйме от её безвольно болтающейся вдоль тела руки только что пронёсся автомобиль. Корелли чуть сдал назад и торопливо распахнул дверцу машины.
        - Мисс, эта часть дороги не предназначена для пешеходов. Здесь опасно.
        Он сказал это грубее, чем собирался. Алессандро услышал в своём голосе злость, словно это она, а не он сам, виновна в его рассеянности. Словно это она виновна в том, что сегодня он убил собственную жену. Что получил при всех по лицу. Словно это она виновна в том, что все (а сегодня он был в этом уверен) абсолютно все женщины - подлые, лживые змеи, готовые ужалить исподтишка, стоит лишь чуть продавить слабину.
        Она ничего не ответила ему, только замедлила шаг и споткнулась. Её нога завернулась набок, слетев с высокой шпильки. Женщина неловко замахала руками, но выстояла. Алессандро заметил, что каблук у неё сломан. Он оглядел её снизу доверху: её темно-бордовое платье было измято и испачкано, бретель на правом плече была надорвана, и платье то и дело соскальзывало вниз, обнажая высокую полную грудь - девушка постоянно поправляла ткань, пытаясь сохранить приличный вид. Он увидел тёмные пятна на её коленях. Подойдя поближе, понял, что это ссадины - наверное, она уже не раз падала сегодня. У неё были синяки на плечах, на лице - чёрные разводы туши, из истрепавшейся причёски выбились локоны. Затравленная, напуганная, избитая, она не выглядела бродяжкой или женщиной из низов. Дальше по дороге располагался весьма приличный Кенвуд - район, где в своё время обитал Барак Обама. Она шла оттуда. Наверное, она из местных. Кто-то из этих зажравшихся американских коммерсантов, вконец озверевший от безнаказанности, поднял руку на женщину. Безотчетным жестом руки Алессандро потёр шею, словно на ней всё удавкой висел
галстук, валяющийся теперь на сиденье машины. У них так не поступают. У них женщин не бьют. Женщин убивают выстрелом в грудь…
        - Мисс?
        Она остановилась, но так и не подняла на него взгляда.
        - Что случилось?
        У неё вдруг мелко затряслись плечи. Её рот, слишком крупный для такого маленького лица, скривился в подступающих рыданиях. Она всхлипнула и, поднеся ладони к губам, подломилась, словно сухая ветка. Алессандро поймал её почти у самой земли.
        - Мисс?!
        Она была удивительно лёгкой, но в то же время неудобной - длинные руки, ноги, болтающаяся голова - она словно разваливалась на части. У неё, как в лихорадке, пылала кожа. Корелли подхватил её за подмышки и талию, тщетно пытаясь заставить её подержаться на ногах хотя бы секунду, чтобы перехватить её тонкое тело поудобнее. Но её колени подгибались, как у куклы, ткань платья проскальзывала и собиралась в складки, Алессандро дважды едва не упал вместе с ней в дорожную пыль, пытаясь сохранить её платье на месте.
        Корелли, наконец, совладал с ней: её голова упала ему на плечо, его шея взмокла от горячих слёз, от влажной дымки рваного дыхания. Лямка платья с треском порвалась окончательно, Алессандро прижал её оголившуюся грудь к себе, чтобы не видеть и не испытывать чувства неловкости, насколько это вообще было возможно. Она вздрагивала в его руках, доверчиво комкая лацканы его пиджака длинными пальцами, увенчанными острыми пиками наманикюренных, пепельно-розовых ногтей, и в этот самый момент Алессандро Корелли ощутил, как внутри нарастает тревога. Этот вечер по праву мог считаться одним из самых сложных в его жизни, и он не собирался заканчиваться. Откуда только взялась эта странная девица? От неё не пахло алкоголем, от волос тянулся лёгкий аромат цветочных духов с оттенком мандарина. При ней не было сумочки, а значит, не было ни документов, ни телефона. Алессандро судорожно соображал, что делать с ней дальше, ведь просто высадить её на стоянке такси с сотней долларов в руках, тем самым скинув с себя любую ответственность, он просто не мог. И что делать с ней, если она не заговорит?
        - Что с вами случилось?
        Он взял её за плечо, удивительно тонкое, в обхват его ладони, ещё раз изумившись, как на такое хрупкое существо кто-то сумел поднять руку, и попытался посмотреть ей в лицо. Затихшая и обессиленная после рыданий, девушка не могла держать голову - она запрокинула лицо, открывая его взгляду беззащитную тонкую шею, окруженную россыпью блестящих камней. Её прикрытые веки, густо накрашенные перламутровыми тенями, дрожали. Дрожали удивительно густые, тяжёлые ресницы, с капельками слёз на самых кончиках.
        - Давайте в машину.
        Так и не дождавшись ответа, Алессандро аккуратно погрузил её на переднее сиденье машины и набросил на неё пиджак. Поёжившись, девушка укуталась в него, как в одеяло. Алессандро сел за руль, завёл мотор и выехал на шоссе.
        Глава 3. Её имя
        Присутствие в машине неизвестной пассажирки не вписывалось в его планы, оттого Корелли был растерян и взбудоражен. Запах мандарина - чужой запах - удушающим, сладким туманом растекался по салону, вытесняя из головы все мало-мальски связные мысли. После Габриэле в машине всегда оставался тяжёлый, резкий древесный флёр, почти мужской, от которого Алессандро сразу же проветривал салон. А, может, этот странный выбор аромата был всего лишь искусной шифровкой? Чтобы замаскировать запах других мужчин? Алессандро зло усмехнулся своим мыслям. Габриэле получила своё, но ему не стало легче. Свой позор он будет помнить до седых волос…
        - Зря вы остановились. Было бы лучше, если бы меня сбила машина.
        Низкий, хрипловатый голос, донесшийся справа, выдернул Корелли из глубокой задумчивости. Его мысли о пережитой сегодня семейной трагедии восходили по спирали на новый виток, и не было им конца, но её слова выдернули его в реальность, переключили на «здесь и сейчас». Чувство отвращения и жалости к себе одномоментно сменилось злостью на её беспечность, на её неразумное желание так распорядиться собственной жизнью и жизнью того, кому выпало бы исполнить её желание.
        - Так вы за этим вышли на дорогу? А о водителе вы подумали?!
        - В жизни бывают такие моменты, когда меньше всего хочется думать о других.
        Снова этот странный, царапающий слух тембр, который так не шёл её очень юному, утонченному лицу. Она говорила, как заядлая курильщица, только вот табаком от неё не пахло. Алессандро повернул в её сторону голову. Она повернула тоже. Их взгляды встретились, и Алессандро почувствовал, что его будто толкнули в грудь. На вид ей было чуть больше двадцати, но глаза выдавали в ней вековую старуху.
        - В бардачке влажные салфетки и фляжка. Там виски. Выпейте, вам не повредит.
        Он спешно отвёл глаза. Корелли следил за дорогой, прислушиваясь, как она зашуршала в недрах бардачка, открутила крышечку, сделала глоток и часто задышала раскрытым ртом, стараясь унять огонь крепкого напитка, наверняка опалившего ей горло с непривычки. Потом она сделала ещё глоток, а после раскрыла салфетки и принялась стирать с лица остатки макияжа.
        - Кто вас так?
        - Мужчина, - ответ был очевиден. - С которым я сплю, - дополнила она с откровенностью, которая обычно лезет наружу после порции крепкого спиртного. Алкоголь разогрел её и чуть расслабил - закончив с умыванием, она откинулась на спинку кресла и чуть склонила голову набок, прикрыв глаза.
        - Раньше я думала, что он просто любит пожестче. Мне не особенно нравились все эти связывания, плетки, кляпы, но было терпимо. - Она пьяно жестикулировала, водя в воздухе ладонью (как же мало ей было нужно!), говорила медленно, нараспев чётким, хорошо поставленным голосом, словно она училась ораторскому мастерству или вокалу, и тем самым занимала собой всё больше места, заполоняла собой весь салон, становилась неудобной. Наверное, дело было в деликатной теме, совсем не подходящей для малознакомых людей. В салоне собственной машины Алессандро ощущал себя чудовищно неловко. - Сегодня, после ужина, он заставил меня изображать собаку. Надел поводок, заставлял лаять и бегать на коленях по саду, по камням. Если я бегала недостаточно быстро - бил. По-настоящему…
        - Да уж, умеют люди развлекаться.
        Он не был готов к откровениям такого рода. Корелли вдруг захотелось поскорее избавиться от неё, пока его благородные стремления помочь ближнему не зашли слишком далеко. Алессандро взглянул на её исцарапанные колени и в красках представил себе, как сажает на поводок того ублюдка, посмевшего вытворить такое с этой хрупкой девушкой. А ведь его это не касается, совершенно не касается…
        - Вы такое не любите? - просто и как-то даже с удивлением спросила она.
        Алессандро не был ханжой, но со своим традиционными отношением к семье и к сексу в частности решил оставить вопрос без ответа.
        - Вам стоит обратиться в полицию.
        - О, нет. Не в моем случае, - усмехнувшись, пропела она. Полицией этого «героя» не напугать, это предельно ясно и без подробностей. Но на любое действие найдётся противодействие как в рамках закона, так и вне его. Ему - члену одной из самых влиятельных мафиозных семей, берущей начало ещё в двадцатых годах прошлого столетия - это известно очень хорошо.
        - Вам нужно уйти от этого мужчины.
        - Я уже ушла…
        - У вас есть деньги?
        Она выставила вперёд руку и повертела запястьем - длинная цепочка застежки прозвенела по ячейкам с крупными прозрачными камнями, после дотронулась до ушей и шеи, демонстрируя колье и серьги.
        - Это бриллианты. На первое время хватит. Жаль только, что документы у него в сейфе.
        - Можно выправить новые. У меня есть один человек…
        - Нет-нет, не нужно! - резко оборвала его она. - Я сейчас не в состоянии отрабатывать вашу доброту, синьор.
        Синьор. Она - итальянка. Землячка. Странно, почему это не сразу бросилось в глаза. Лишь после до него дошёл смысл её слов. Она думала, что он захочет взять с неё плату тем же варварским способом, что и её обидчик.
        - О чём вы? - сухо уточнил он, силясь унять по новой забурлившую внутри злость.
        - О том, о чём думают все мужчины. Абсолютно все.
          - В мыслях не было. - Сегодня он стал вдовцом. Сегодня он понял, что такое измена. Сегодня он начал холодную войну с кланом Фальконе - кланом, с которым отец двадцать лет пытался добиться перемирия. Предаваться похоти - последнее, чем бы он хотел сегодня заняться, тем более с особой, от этой самой похоти пострадавшей. - У меня сегодня тоже, знаете, день не задался…
        - Сочувствую, - вдруг выдала она.
        Алессандро тщетно пытался услышать в её словах хотя бы намёк на сарказм, но она была искренна, и это отчего-то злило ещё сильнее.
        - На вашем месте я бы не стал разбрасываться сочувствием, оно вам самой не помешает. Сейчас мы едем в больницу, потом отвезу вас в отель, переночуете, разберемся с вашим паспортом и вы уедете.
        Она будто протрезвела от его резких слов. Девушка опустила голову и замолчала. Алессандро ощутил, как больно кольнула совесть.
        - Как ваше имя?
        - Изабелла. Изабелла Бланко.
        Казалось, ее голос охрип ещё сильнее. Она отвернулась к окну и украдкой смахнула со щеки слезу. Корелли захотелось извиниться, но он не мог подобрать слов. Остановившись возле госпиталя, он снял с манжеты платиновую запонку и протянул ей.
        - Вот, закрепите платье.
        Изабелла приняла её, чуть задев его палец острым кончиком ногтя, торопливо оттянула несколько нитей с каждого края, вставила в них кончики запонки и застегнула её. Вышло вполне сносно.
        - Спасибо, - оно кротко улыбнулась одними уголками губ. Глаза её остались печальными.
        Она сбежала из больницы, когда Алессандро отошёл к кофейному автомату. Вместе с запонкой стоимостью примерно три тысячи долларов. Наверное, её «бриллианты» были не настоящими, разве разглядишь в темноте? Он не стал заявлять в полицию, три тысячи - не слишком большая потеря, но он запомнил и, кажется, запомнил навсегда её большие, подёрнутые влажной пеленой глаза и имя, сладко-пряное, как ореховый ликёр. Изабелла Бланко.
        Глава 4. Благочестивая содержанка
        Он встретил её снова на ежегодном мэрском балу. На ней было платье цвета шампанского, оно сияло, искрилось в свете тысяч свечей, оттеняя её смуглую кожу, и она сама сияла - на ту себя, плачущую, избитую, утопающую в отчаянии - она была совсем не похожа. Рядом с ней был прокурор Хамфри Осборн - приземистый мужчина за пятьдесят с залысиной, лоснящимся от пота лицом и огромным брюхом. Алессандро вспомнил, что Габи в шутку называла его помесью бладхаунда и старого, разжиревшего мопса, но тогда Корелли не придавал значения его внешности.
        Потому что тогда он не знал, с кем прокурор спит.
        Изабелла скромно держала руку у него на плече. На своих огромных шпильках она была выше его на голову, наверное, поэтому господину прокурору удобнее было держать её за зад, а не за талию. Его вполне можно было представить с плетью в руке - Хамфри Осборн слыл заядлым охотником и любителем необычных экспериментов, но этим слухам Алессандро ровно так же не придавал значения.
        Потому что тогда он не знал, с кем прокурор спит.
        Осборн находился на прикорме у Фальконе, но в Семье не состоял. Мир оказался чертовски тесен.
        Наверное, Корелли слишком долго её разглядывал - Изабелла почувствовала, что на неё смотрят, повернулась, врезалась взглядом в толпу. И замерла, когда увидела Алессандро. Пристально глядя ей в глаза и криво улыбаясь, Корелли отсалютовал полупустым бокалом шампанского. Изабелла спешно отвернулась. Ему показалось, что она покраснела, даже несмотря на толстый слой грима.
        - Надеюсь, ты не собираешься просить моей руки взамен Габриэле?
        Алессандро пришлось сфокусировать взгляд - перед ним, закрыв собой Изабеллу Бланко, стояла Бьянка Фальконе, младшая сестра его покойной жены. У неё было круглое лицо, лоб сердечком и вздернутый, маленький нос. Бьянка всегда напоминала ему поросёнка. В ярко-розовом платье с юбкой-пачкой она походила на свинью ещё больше, несмотря на то, что была тощей, как плеть. Характером она вышла куда мерзее Габриэле - Алессандро никогда не мог найти с ней общего языка, и даже простое обсуждение погоды порой перерастало в обмен колкостями. Следуя этикету, она приятно улыбалась (насколько могла быть приятна улыбка на её неприятном лице), но глаза её горели злобой, и в словах её открыто угадывалось истинное отношение к нему. Она ненавидела его за то, что он выбрал Габриэле. И, конечно же, за то, что убил её.
        - Нет, я не совершу такой ошибки.
        Его ответная улыбка была похожа на оскал. Алессандро покинул зал, оставив розовое облако, состоящее из многих метров ткани и одной Бьянки Фальконе, наедине со своей ненавистью.
        Он вышел на балкон, поставил тонкий хрустальный бокал на парапет, ослабил бабочку и вдохнул свежего вечернего воздуха.
        Балы проводились в недавно отстроенном коттедже на левом берегу Мичигана. Его окружал самый настоящий ров и искусственно высаженный лес. К тонко выкованным воротам высотой в два человеческих роста прилагался изящный мост и богато украшенные кареты с ряжеными лакеями, на которых гостей довозили прямо до парадного входа. Коттедж больше напоминал Алессандро дворец и отчасти родительский дом. Он никогда не понимал, отчего старшее поколение так тяготеет к доцивилизованным временам. Наверное, оттого, что тогда законом была сила…
        Изначально коттедж и территория вокруг него должны были отойти под клинику для онкобольных, но в один момент в каких-то документах нашли какое-то несоответствие каким-то нормам (Алессандро хорошо знал, как такое бывает) и земля вместе с постройками оказалась на аукционе, откуда ушла в руки Луке Фальконе - владельцу многих тысяч квадратных метров коммерческой недвижимости Чикаго и по совместительству близкому другу мэра. Фальконе, в свою очередь, сдавал площадку в аренду мэрии по рискованно завышенным расценкам. В процесс никто не вмешивался, все были сыты и довольны.
        На мэрский бал обычно приглашали крупных чиновников и видных бизнесменов. Члены самых влиятельных итальянских семей - Винчи, Корелли, Фальконе и Понтедра - а так же их приближенные, давно и крепко внедрившиеся в официальные структуры, были как среди тех, так и среди других. Руссо по понятным причинам присутствовать не мог, Данте не хотел, Джулиано опаздывал, общаться с кем-либо из «друзей» Семьи - судьёй Савойей, начальником таможенной службы Ксандером, управляющим банка «Чикаго» Нессером - у него не было никакого желания. Он надеялся, что это не связано со страшным разочарованием, которое настигло его при виде Изабеллы Бланко.
        - Я должна вернуть вам это.
        Казалось, тяжёлый, хриплый, пробирающий до нутра голос Изабеллы Бланко обрёл плоть и коснулся его со спины, но то был лишь порыв ветра. Алессандро ощутил горьковатые нотки рассеянного в воздухе аромата мандарина. Он повернул голову. Возле бокала блестела его запонка. Изабелла стояла у парапета, всматриваясь вдаль.
        - Я вижу, далеко вы не ушли, синьорина Бланко, - криво ухмыльнувшись, Корелли взял бокал и осушил его до дна. Запонку он спрятал в карман брюк. Она всё ещё хранила тепло её пальцев.
        - Всё не так просто.
        Она так и не посмотрела в его сторону. Ресницы её дрогнули, но голос остался ровным - казалось, его слова задели её, но она старалась сохранить лицо. Решительно сказанное ею тогда в машине «Я уже ушла» оказалось пустым, бессмысленным набором звуков. Ненадолго её хватило. Алессандро бросил на неё короткий, оценивающий взгляд - платье, прическа, бриллианты в ушах. От красивой жизни так легко не отказываются. Ради красивой жизни можно и собакой полаять, верно, Изабелла?
          - Ваш мужчина - эта свинья?! - он вспыхнул, развернулся к ней всем корпусом, подался вперёд. Сам не зная почему, повысил голос. Алессандро подобрал самый благопристойный эпитет для господина прокурора - в его голове крутилась одна нецензурщина на всех четырёх языках, которые он знал в совершенстве.
        - Я надеялась полюбить его не за внешность.
        - А за кошелёк? Или за изобретательность в постели?!
        Воображение вдруг нарисовало красочную сцену: эта нимфа грациозно скачущая на члене, точнее на брюхе этого пса; утопающая в жировых складах и паховых зарослях; кричащая какую-нибудь пошлость.
        «Мой пухленький котик». «Возьми свою собачку на поводок».
        Захотелось сплюнуть. Да какое ему, собственно, дело?! Сплошь и рядом здесь такая «любовь», отчего его так заедает? Наверное, потому что всё это отдаёт какой-то дикой, жизненной несправедливостью. Алессандро Корелли не мог отделаться от мысли что он - лакомый кусок, красавец, миллионер - примерил рога, а Осборн - этот недомужчина - имеет в любовницах, наверное, самую красивую женщину в городе.
        - Послушайте! - Изабелла дёрнулась, резко развернулась к нему, приблизилась. Вырвалась из сковывающего её по рукам и ногам образа светской львицы: манерной, горделивой, манкой. Её глаза пылали. Аромат мандарина стал густым, почти удушливым. Алессандро словно схватили за шею и сдавили - и это лишь один её взгляд. В котором слишком много боли злости и отчаяния. - Это мой крест, и я несу его, и вас это не касается!
        Она не сказала - прорычала, и тут же будто бы смутилась своего порыва. Её на мгновение ожившее лицо вновь окаменело, превратилось в маску благочестивой дамы. Она сделала шаг назад и нервно замотала головой в поисках выхода.
        - Алек! Я тебя везде ищу.
        На балконе появился как всегда лучезарный Джулиано, и Изабелла, пользуясь моментом, проскользнула за его спину и растворилась в толпе.
        - Все в библиотеке. Пойдём.
        Джулиано кивнул в сторону выхода.
        «Все» означало, что представители всех четырёх семей собрались в библиотеке для обсуждения текущей ситуации и решения наболевших вопросов. Сегодня ему предстояло увидеться с бывшим тестем впервые после смерти Габриэле. Алессандро сорвал бабочку и сунул её в карман, ослабил ворот рубашки и нырнул в толпу следом за братом. В горле стояла навязчивая цитрусовая горечь.
        Глава 5. Конец мира
        Темой вечера стали вездесущие китайцы, которые были либо слишком смелы, либо слишком глупы, без спроса влезая в подконтрольный Семьям бизнес. Должна была пролиться кровь, и эта перспектива выливалась если не в проблему, то, как минимум, в череду лишних и весьма нудных действий. Настали времена, когда необходимо тщательнее убирать за собой - так часто любил повторять Руссо.
        Алессандро поймал себя на мысли, что стал чаще думать об отце в прошедшем времени - подтачиваемый болезнью, его мозг медленно умирал, а характер безвозвратно портился. Конец был близок, но Алессандро пугала не столько ответственность перед кланом, которая уже и так лежала на нем в полной мере, сколько то, что Руссо Корелли никогда не был и уже не станет для него настоящим отцом. Алессандро стремился заслужить похвалу или хотя бы добрый взгляд за свои успехи, но вместо них получал лишь вновь возрастающие требования. Но Алек не мог его ненавидеть, наверное, потому что всё же любил. Болезнь и осознание близости смерти не сделала Руссо мягче, отец не собирался меняться, глупо было на что-то надеяться, но Алек надеялся. Вопреки здравому смыслу, наивно, по-мальчишески. Он давно вырос, но это жалкое, гадкое чувство недолюбленности, казалось, преследовало его по пятам. Может, Габриэле была права, он не умел любить, потому что просто не знал, как это бывает?
        - Как здоровье уважаемого Дона Руссо?
        - Вашими молитвами, синьор Лука.
        Лука Фальконе - крепко сложенный мужчина за шестьдесят с белыми, курчавыми волосами, уложенными на пробор всегда казался Алеку моложе, чем есть на самом деле. Фальконе подошёл к нему сбоку и, тронув за локоть, увёл чуть в сторону, к столику с батареей разносортных сигар. Алессандро, следуя негласному закону старшинства, откусил ножничками кончик у одной и, поднеся огня, помог бывшему тестю прикурить. Прикурил сам. Глоток крепкого дыма, следом два глотка шотландского виски в полнейшем молчании. Алессандро знал, о чём это молчание, но не спешил нарушать его первым.
        Он огляделся. Цельные деревянные панели на стенах, музейные фолианты на полках, старинные витражи в створках книжных шкафов, зеркала в массивных серебряных оправах, зелёное сукно на столах, где играли партию-другую в покер или блэкджэк с чисто символическими ставками - старинным перстнем, небольшой яхтой или парой бутылок «Шато Лафит». Несмотря на современность постройки, здесь всё было напитано духом старых традиций, ощущением монолитности, чувством того, что их дело - дело «Коза Ностра» - будет продолжаться вечно. И пусть никто из Семей давно не называет себя так, дух Сицилии веял здесь, клубился, как плотный табачный дым. Кровь Сицилии, пусть порой и в разбавленном виде, была в каждом присутствующем здесь.
        - Методы твоего отца устарели, - Лука, наконец, заговорил, вырвав Алека из пространных, философских размышлений, вызванных порцией алкоголя, табака и безотчетного нервного напряжения, вызванного предстоящей, неприятной беседой. - Полиция не дремлет, нельзя просто так брать и убивать публичных людей, Алессандро. Стоило вернуть мне мою дочь. Я бы наказал её со всей строгостью.
        Габи, кажется, числилась руководителем каких-то благотворительных фондов, через которые Фальконе часто перегоняли деньги. Она никогда ими всерьёз не занималась, потому Алессандро не брал этот факт в расчёт, да и, честно признаться, забыл о нём. Да и что бы изменилось? Этот факт не отменил бы приговора. Но он услышал, как при слове «дочь» у Луки Фальконе дрогнул голос. Он любил её.
        Любил.
        А как это вообще?
        - Она предала мою семью, не вашу. Не вам вершить над ней суд, - бесстрастно ответил Корелли.
        Упрямство Руссо перешло к нему в полной мере. Будь у него возможность отмотать время вспять, вряд ли он поступил бы иначе. Практика разводов в их семье неприемлема, несмотря на то, что другие давно не гнушаются менять постаревших жён на новых, посвежее. Времена меняются, но что-то должно оставаться незыблемым. Он не собирался отступать от правил, которые ему вдалбливали с самого детства. Иначе всё, вся его жизнь не имела бы смысла.
        - Ты рассуждаешь, как Руссо, и это выйдет тебе боком, Сандро, рано или поздно.
        Фальконе словно услышал его мысли, считал их с его лица. Алек вдруг ощутил странное покалывание в груди - раскаленные спицы, вонзающиеся в пространства между рёбер. Что-то закипало внутри, занималось пожаром. Эйфория? Гордость? Его наконец-то сравнили с отцом. Неужели это всё, к чему он стремился в жизни?!
        - Я знаю тебя десять лет, Сандро, этого оказалось достаточно, чтобы понять тебя. Ты - раб своего отца, раб его принципов, ты не можешь воспринимать его со стороны. Воспринимать критически. То, что он бывает не прав, для тебя невозможно, это не вписывается в твою картину мира. Пора учиться думать своей головой, парень. Это последнее, что я скажу тебе, как твой тесть. Как твой почти отец.
        Фальконе произнёс это медленно, чётко, словно вворачивая в мозг свёрла, проговорил каждое слово. Сделал затяжку. Его лицо на мгновение исчезло за густыми, белыми хлопьями дыма.
        - Наши соглашения аннулируются, - продолжил Фальконе. - Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Я хочу, чтобы ты убрал своих людей с западных железнодорожных линий. Считай, это ультиматум.
        Корелли ничему не удивился, это было ясно с самого начала. С того самого дня, когда Лео Фалани сообщил ему об измене Габриэле.
        - Не могу вам этого обещать, дон Лука.
        Алессандро устало потёр лицо и плеснул себе ещё виски. Круглые шарики льда с плеском отправились в стакан - Алек взял их прямо руками, без щипцов. Пальцы закололо от холода. Боль была приятной, отрезвляющей.
        - На другое я и не рассчитывал, - ответил Фальконе.
        Алессандро не пойдёт на уступки. Руссо бы точно не пошёл. И пусть ради этого придётся снова пролить кровь своих земляков, позиций новоявленный Дон Корелли сдавать не станет.
        Глава 6. Новая встреча
        - 1 -
        Он снова увидел Изабеллу Бланко на выходе из библиотеки. Она спускалась по лестнице. Её изящные, тонкие, музыкальные пальцы скользили по мраморным перилам. Они словно ласкали камень. Алессандро подумал что под такими пальцами ожил бы любой… Нет, он определённо пьян. В груди ещё ворочались раскаленные угли, а сердце стучало в висках - после разговора с Фальконе адреналин зашкаливал не на шутку, эмоции, которые по этикету принято было тщательно скрывать, требовали выхода. Алеку вдруг захотелось дать кому-нибудь по роже. Или заняться сексом. Хотелось выскоблить, вычистить из себя эту липкую, чёрную копоть, мешающую ему ясно соображать, и после, с пустой, свежей головой, подумать, что теперь делать. За десять лет мира с семьёй Фальконе он успел порядком расслабиться, растерять хватку и сосредоточиться на развитии легального бизнеса, ведь тылы были прикрыты. У него не было плана на подобный исход. Нужно обратиться к отцу за советом. Испоганить ему и без того вечно поганое настроение, получить обвинение в недальновидности… Нет, фигура у Бланко просто божественная. Таких вообще не существует, она ему
кажется.
        - Что, понравилась? Я видел, вы уже успели почирикать? Доброго вечера, мистер Корелли.
        Прокурор Хамфри Осборн тёрся у дверей библиотеки, словно пёс, которому хозяева сколотили будку на улице и не пускали в дом, чтобы не наследил грязными лапами и не попачкал постели. Осборн ожидал новостей, как объедков со стола. Он улыбнулся, уцепившись короткими, округлыми, как сосиски, пальцами за край смокинга в раздумьях - подавать руку или нет. Алессандро взглянул на него так, что Осборн понял - не стоит. Но Корелли задержался, вместо того, чтобы удостоив его сухим приветственным кивком, пройти мимо. Ведь речь шла об Изабелле Бланко.
        - Девчонка хороша, даже слишком, - щелкнув языком, добавил господин прокурор.
        Они оба смотрели, как она сходит с лестницы, едва касаясь пола, лишь с той разницей что Корелли смотрел с восхищением, а Осборн - с предвкушением. С предвкушением того, что вечером свалит её лицом в подушку и…
        - И поэтому вы её избили? - невозмутимо уточнил Алессандро, с удовлетворением наблюдая, как на его толстой, блестящей от пота, изрытой ямами от оспин шее расцветают красные пятна. Корелли явно застал его врасплох, но прокурор, очевидно, не страдал муками совести.
        - Ох, птичка успела разболтать наши секреты? - сунув нос в пузатый бокал с виски, усмехнулся Осборн. Сделал глоток, причмокнул губами, гаденько осклабился. - Вы знаете, Алессандро, она ведь шлюха. Я серьёзно. Это вовсе не метафора. Я подобрал её с улицы. Она была как тощий котёнок, вечно голодная. Я её за руку поймал, когда она на моей кухне объедки жевала. Зато взгляните, какая она сейчас! Это я сделал её такой. Она моя. Я имею на неё полное право собственности. Хотите, дам вам её в аренду? На ночь, на недельку? Обкатаете, потом поделитесь впечатлениями.
        - Котик. Тебе, кажется, хватит.
        Котик. Черт, надо же, угадал!
        Изабелла подошла к прокурору со спины, положила ему на плечи обе руки, красноречиво заглянула в его бокал. Она слышала весь разговор - Алек видел, как она побледнела и спала с лица. Бланко тщетно пыталась сдвинуть Осборна с места, увести подальше. Она спрятала глаза и не поднимала их выше лацканов его пиджака. Ей было стыдно. Ей было страшно, что он согласится.
        Алессандро зло усмехнулся, не сдерживаясь, не прячась. Неловкость от предложения Осборна сменилась отвращением к этой сцене - сцене, где нимфоподобная Изабелла Бланко, пинком под зад спущенная на грешную землю, изо всех сил старалась соблюсти приличия. Отвращение сменилось яростью. Захотелось ударить. Ощутить, как кулак входит в мягкую, обрюзгшую щёку, ощутить как лопается кожа на чужой скуле, ощутить, как сила инерции гонит его вперёд, а потом вниз, следом за опавшей на пол прокурорской тушей. Замахнуться для нового удара…
        - Милая, не лезь в мужские беседы. Сходи, скушай ещё бутербродик.
        - Котик…
        - Нет, ну а что? Посмотри, какой красавчик! Неужели не нравится?!
        Но кто он такой, чтобы осуждать её выбор?
        Корелли развернулся и ушёл. Поискал глазами брата, сделал знак, что пора бы закруглиться. Формальности соблюдены, пища для размышления получена, пьяные выверты и чужие женщины его не интересуют. Глухой, журчащий, как водопад, голос Бланко растворился в сонме других голосов, Алессандро попытался не обернуться, и у него получилось.
        - 2 -
        Служащий вывел его машину из «конюшни» особняка, припарковал её возле выхода и с поклоном протянул ему ключи. Алек на автомате сунул ему в ладонь двадцатку. Последние десять минут он всё делал на автомате: перебрасывался с кем-то не обремененными смыслом любезностями, улыбался, продираясь к выходу, пил мимоходом виски. Осознал, что садится за руль сильно подшофе - и всё на автомате. Алек усмехнулся - у Корелли не бывает проблем с полицией. Он воткнул рычаг передач и собрался было гнать с места да так, чтобы шины визжали погромче, как пассажирская дверь распахнулась, и в салон влетело создание в искрящемся платье цвета шампанского. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, но у него, кажется, получилось - Изабелла Бланко снова, как в ту злополучную ночь, сидела у него в машине.
        Глава 7. Против воли
        - Послушайте, я - шлюха, ясно?! Он вам не солгал.
        Она бросила это ему в лицо с каким-то отчаянным вызовом. Так, словно ему должно быть до этого дело. Словно она разочаровала его и сейчас пытается оправдаться - глупо, истерично.
        - Скажу вам по секрету, Изабелла, все женщины в этом зале за редчайшим исключением - шлюхи. Но ни одна из них в этом не признается, напротив, будет страшно оскорблена. У вас хватает силы духа и честности называть вещи своими именами. Браво. Что-то ещё?
        Алессандро чувствовал, как сарказм закислил на языке. Он старался сохранять бесстрастность, но внутри колючим комом ворочались ярость, отвращение и, что странно, влечение - низменное, подспудное чувство к женщине, которая только что сама назвала себя шлюхой. Прежде он не испытывал ничего подобного, наверное, потому что почти всю сознательную взрослую жизнь был женат. Ошибки юности, мимолетные интрижки - всё то, что было до Габриэле - стёрлось из памяти. Он вдруг почувствовал себя чудовищно старым. Стариком, так и не успевшим пожить.
        - Я хочу, чтобы вы знали мою историю. Выслушайте! - она перебила его, заметив, что Корелли пытается возразить. - У моего отца был бизнес, а моя мать была довольно успешной певицей. Она научила меня петь и играть на фортепиано, в старшей школе я даже играла на сцене. Потом я поступила в колледж, собиралась стать дизайнером одежды, открыть сеть магазинов. Через год мама умерла, отец потерял бизнес и покончил с собой. У меня ничего не осталось, ничего, даже вшивой двадцатки, которые вы с лёгкостью швыряете швейцарам! Мне пришлось уйти из колледжа. У меня больше не было будущего, мне негде было жить, я работала официанткой, мыла по ночам посуду, но мне едва хватало на комнату, понимаете?! Я жутко, я всё время жутко хотела есть.
        Изабелла перевела дыхание. Алек услышал, как рвано она хватала воздух, словно пыталась сдержать слёзы. Корелли не выносил на дух женских истерик, предпочитая скрыться из виду, пока не минует буря, но здесь он ничего не мог поделать. Не выкидывать же её из машины? К тому же - Алек с неохотой себе в этом признался - ему было любопытно, чёрт, любопытно, что представляет из себя эта странная, полная противоречий, вызывающая у него неизведанные ранее чувства Изабелла Бланко.
        - Я познакомилась с ещё одной такой же неудачницей, её взяли официанткой на вечернюю смену. Она подрабатывала - оказывала «небольшие услуги», как она сама выразилась, проезжим водилам. Уговаривала меня. Однажды я согласилась сделать одному клиенту минет за завтрак. Самое обидное, что потом я этот завтрак выблевала. Кто знал, что надо было делать минет до, а не после? - она горько усмехнулась, шмыгнула носом. - Она говорила, ты привыкнешь, а я умереть хотела, понимаете?! Потом мне повезло. Сменщица рассказала, что для выездного обслуживания требуются официантки с опытом. Это был дом в Кенвуде. Район престижный, безопасный, оплата хорошая. Я отработала смену, и да, я съела пару закусок на кухне. Хамфри засёк меня. Он вообще всегда всё видит, всё замечает, даже сейчас он знает - я уверена, знает! - что я здесь, с вами! Это был его дом. Вместо того, чтобы уволить… - она замолкла, закусив верхнюю губу, задумалась о чём-то своём. Опомнившись, провела языком по зубам, убирая с них отпечатки кофейного цвета помады. - В общем, так всё и началось. Я подумала, что он один лучше, чем десяток разных каждый
день. Чем мытьё посуды по ночам. Чем адская боль в ногах после двенадцатичасовой смены с подносом в руках. Можете считать меня слабачкой, дурой, кем угодно. Но я больше не хочу голодать.
        Алек провел рукой по лицу, потёр подбородок с наметившейся вечерней щетиной, приоткрыл окно. В салон ворвался свежий вечерний воздух с ароматом хвои и приближающегося дождя. Его машина стояла на узкой подъездной дорожке, среди густых голубых елей, клёнов и посаженных в ряд кустов мелких диких роз и туи. Ров с водой, кажущейся в ночи совсем чёрной, блестел чуть вдали - в нём отражался свет уличных фонарей, звёзд не было видно. Алессандро расслышал чей-то приглушенный смех и далекие отзвуки музыки - на террасе, под открытым небом играл джаз-оркестр. Послышался рокот мотора. Автомобиль Джулиано поравнялся с его. Брат нахмурился, жестом руки и выражением лица спросил, всё ли нормально. Алек ровно так же молча, жестом руки ответил, что всё в норме и указал ему пальцем вперёд, на дорогу. «Встретимся дома». Джулиано кивнул и двинулся дальше. Средний брат всегда понимал его без слов. Чего не сказать о младшем.
        - Зачем вы всё это мне рассказали?
        Этот вопрос всплывал в его голове через каждое услышанное от неё слово. Он понятия не имел, почему, зачем, с какой целью Изабелла вывалила на него эту историю. Её откровенность сбивала с толку, Алек снова, как в ту злополучную ночь, не знал, как реагировать. Он взглянул на неё. Она сидела, обняв себя руками и вжавшись в кресло, её взгляд потух, и сама она словно сдулась, притихла. Его вопрос смутил её. Алессандро смутился тем, что смутил её.
        - Не знаю. Я не знаю, - она затрясла головой, потёрла виски. На запястье звякнул золотой браслет с подвеской. - Вы помогли мне тогда. Я вам обязана…
        - Не стоит. Вы слишком много берете на себя, в этом ваша проблема.
        - Я обязана, как минимум, быть с вами честной, - твёрдо завершила она, прямо и откровенно взглянув на него. Её кошачьи глаза были густо подведены чёрным, в них плескался скотч со льдом. Алек вдруг отчётливо вспомнил, как держал её на руках - жаркую, дрожащую, невероятно тонкую и хрупкую - и отвёл взгляд.
        - Синьорина Бланко, люди имеют гнусную особенность пресыщаться. Вы ему наскучите, и он вас просто убьёт. Вы понимаете это?
        Хотелось ослабить галстук, но его не было. Что-то стягивало ему глотку изнутри.
        - Да. Пусть так. Я устала бороться.
        Она отвернулась к окну, закинула ногу на ногу. Тонкая искрящаяся ткань натянулась на её сочном бедре, обняла крепче стройную, длинную ногу. Блеснули тончайшие ремешки босоножек, острым лезвием ножа из-под шлейфа показался высокий, как ножка фужера, каблук. У Алека помутился рассудок - захотелось дотронуться до её узкой ступни, провести ладонью вверх до колена, огладить бедро… Предложение Осборна показалось ему чертовски заманчивым.
        Зазвонил мобильный.
        - Прошу прощения.
        Алек не сразу попал по кнопке ответа. Это был Данте. Его голос звучал напряжённо.
        - Час назад в доме Фредерико Романо провели обыск. Ничего не нашли, но нервы попортили знатно. Ордер выдал Осборн, значит, Фальконе начинают рыть под нас. Лита готовит встречный иск.
        Фредерико Романо был одним из ближайших друзей семьи - успешный бизнесмен, владеющий сетью логистических компаний, благодаря поддержке Корелли почти монополист в железнодорожном бизнесе штата - он выступал в роли консильери Семьи. Услугами его транспортных компаний Корелли пользовались при перевозках вещей и средств, которые нельзя было декларировать, а также людей, которые находились на территории страны нелегально, и, кроме того, тех, кто отправлялся в своё последнее путешествие в чёрных пластиковых мешках. Это был весомый риск. Фальконе продумал всё задолго до их сегодняшнего разговора. Но Алессандро не предполагал, что те самые пресловутые последствия, о которых говорил отец, начнутся ещё до того, как он покинет мэрский бал. Алек вспомнил фальшивую улыбочку господина прокурора.
        Вот же тварь.
        - Я понял.
        Его ждали дома. Он положил телефон и повернул голову. Изабелла так и не покинула его машину. Она словно бы ждала чего-то, какого-то логического завершения разговора.
        - Черт! - он выругался, осознавая и одновременно не осознавая, что собирается делать. - Если он снова будет бить вас, звоните. В любое время.
        Сейчас, здесь, в салоне его авто творилась какая-то магия. Он достал визитку и протянул ей. Их ладони соприкоснулись, когда она нерешительно взялась за чёрный, гладкий кусок пластика. Изабелла робко взглянула на него из-под густых, чёрных, как гладь озера, ресниц. Алек увидел в её глазах, кроме благодарности и удивления, кое-что ещё…
        Глава 8. Семья
        Алессандро нравилось подниматься до рассвета. Окна его квартиры выходили на парк, и ему нравилось смотреть, как солнце вставало над ним. В этот самый парк он выходил на ежеутреннюю пробежку, глубоко надвинув на голову капюшон толстовки и невзирая на погоду - летом дожди шли едва ли не через день. После Алек шёл в свою минималистичную ванную и принимал душ в кабинке, похожей на простую усеченную пирамиду из стекла - домработница, проходящая трижды в неделю, по его просьбе натирала её до блеска. Стенки кабинки становились настолько прозрачными, что чужой, ранее никогда не бывавший в квартире гость, легко мог с налёту вписаться в них. Стекло и белый мрамор - Алессандро нравилось дизайнерское решение этой части квартиры. Спальня, кухня и гостиная - дерево, металл и каменная кладка; ничего лишнего, голые стены, функциональная мебель, минимум декора; единственным исключением был барельеф в спальне над кроватью с лицом печальной женщины - она будто бы олицетворяла собой всех молчаливо страдающих женщин Корелли, а других в их семье и не было. Сегодня утром Алессандро решил снести его.
        Алеку здесь легко дышалось. Здесь всё было чисто, честно, выпукло и даже как-то голо, но именно здесь ощущал себя самим собой. Родительский дом был похож на музей: роскошь снаружи - дряхлый, совершенно непригодный для жизни хлам внутри. В их семье никогда не было поддержки, ощущения сопричастности, искренности - каждый носил маску, отрабатывал свой долг, пытался соответствовать роли, отведённой каждому из них отцом. Даже братья порой смотрели друг на друга с недоверием, словно пытались просчитать, кто кого подставит перед отцом за грешки и промахи. Со временем это ушло, и не потому что братья стали друг другу ближе, а потому что дистанция увеличилась. Алек становился жёстче, бескомпромисснее, он становился Руссо, иначе семью было не вытянуть. Даже в Джулиано Алек не видел родственной души, хотя тот всегда был к нему расположен и ни разу не заставил Алека сомневаться в своей искренности. Одному было проще, и со временем одиночество стало частью его существа, срослось с ним, как вторая кожа.
        После душа Алессандро медитативно варил себе кофе, сам готовил себе завтрак, мыл и вытирал посуду, выбирал костюм, рубашку, подбирал к ним галстук, часы и запонки - педантично, не спеша, в тишине и молчании, так он набирался сил для долгого рабочего дня. Иногда он спускался в барбершоп, расположенный на первом этаже соседнего дома, освежал маникюр, стрижку, глядел, как его буйно разросшаяся щетина превращалась в снобистскую бородку, с которой он сразу же становился на пяток лет старше. Здесь, в этой квартире его уединение никто не нарушал. Вход в его квартиру был закрыт даже для жены. Только Данте плевать хотел на его заскоки.
        Он завалился к нему в шесть утра, в беговых кроссовках и с сигаретой в зубах - младший брат всегда состоял из одних противоречий - бросив короткое «Привет» он без спроса плюхнулся в его любимое серое кресло и сцапал с подноса стакан для виски, чтобы использовать в качестве пепельницы. Вчера Алессандро так и не явился в отцовский особняк. Испугался. До боли в стиснутых зубах не хотел снова получать тычки и укоры от Руссо. До отвращения, до протеста не хотел снова видеть его надменный взгляд. Воспоминания о пощёчине всё ещё были свежи. Поэтому младший брат явился к нему сам.
        - Дела не очень, если честно, - с ходу начал Данте. - Иск Литы отклонили. На Романо клепают дело, мы стараемся повернуть всё так, чтобы о его более тесных связях с нами никто не пронюхал.
        Повеяло табачным дымом. Алек с брезгливостью подумал, что ему придётся сутки выветривать эту навязчивую вонь, но промолчал. Иск Фредерико Романо - консильери их семьи - выдвинула администрация города, а конкретно Департамент землепользования Чикаго. В этом Департаменте у Фальконе были крепкие дружеские связи. Алессандро не нравилась линия, которую выстраивала Лита - она подала на администрацию встречный иск. Нагло, по-хамски, она дразнила злую собаку, тыча её палкой в морду, вместо того, чтобы бросить ей кость, и он неоднократно говорил об этом брату. Но брат доверял своей жене. Так, как Алек никогда не смог бы доверять своей.
        - Зато мне нравится, как идут дела с Осборном. Ему грозит лишение лицензии за взятку. Он сейчас, как уж на сковородке. Если Лита выяснит, что иск против Фредерико проплачен, дело примет другой оборот.
        - Откуда информация?
        Имя прокурора, сказанное в таком контексте, разбудило хищный азарт, взбудоражило. Шанс подложить свиноподобному Осборну свинью покрупнее, чем он сам, здорово бы потешил самолюбие, но Алессандро знал - по опыту жизни и «семьи» - что у всего есть цена.
        - Один доброжелатель подкинул компромат.
        - Пусть будет осторожнее с доброжелателями, - Алессандро нахмурил брови, обойдя кресло, он стряхнул с обивки невидимые пылинки. Ему не нравилось, с каким хамским - «американским» - нахрапом невестка взялась за это дело. - Мне интересно, почему Лита, а не ты занимаешься Романо.
        - Ну, Лита… Ты ведь знаешь её…
        - Ни черта я её не знаю.
        Она не слишком нравилась ему, но Алек не был так категоричен, как отец - скорее, его отношение к ней можно было обозначить, как лёгкая неприязнь. Алессандро считал, что Лита слишком много берет на себя и что Данте слишком много ей позволяет, называя это равноправием. На самом деле, Алеку всё больше казалось, что невестка перетягивает одеяло на себя. Он с удовольствием указал бы Лите на её место, но он был ей, по сути, никем, а Данте всё устраивало. Почти у всех американок, которых Алек встречал по жизни, был какой-то бзик на этом самом равноправии плюсом к поднебесным амбициям - такие не годились в жены, оттого Корелли всегда женились на землячках. Но Данте и здесь пошёл всем наперекор.
        Никто не думал, что Данте Корелли - циничный, свободолюбивый раздолбай - женится так рано, никто не думал, что он так скоро заделает двоих детей и станет так ревностно оберегать свою семейную идиллию. Что после своих дебильных увлечений - то автогонками, то скайдайвингом, то путешествиями автостопом без цента в кармане к черту на рога - вернётся к учёбе и станет высококлассным юристом, ведущим юристом «Корелли Консалтинг». И что однажды он принесёт заявление на увольнение, заявив, что открывает свою фирму. «Корелли Консалтинг» он взял на аутсорсинг, но скрывать то, что в принципе желает отойти от дел мафии, не стал. Руссо не имел мнения на этот счёт, а если и имел, то не озвучивал. Наверное, ему было достаточно крепко привязанного к семье старшего сына и Джулиано, несшего на себе бремя главного финансиста, да и слова Данте пока ещё оставались словами. «Выход из мафии возможен только через смерть», старое правило, стоявшее у истоков Коза Ностра, по прошествии времени теряло силу, но всё ещё изрядно действовало на нервы.
        - Она классный юрист и… у неё пунктик. Она хочет доказать отцу, что у неё тоже есть яйца.
        - Пусть не заигрывается.
        Алек был уверен, что юриспруденции и адвокатура - не женское дело, и пусть его тысячу раз обвинят в мизогинии и приведут миллион обратных примеров. Дела мафии не терпят эмоций, а женщина, любая женщина, состоит из них на девяносто процентов. Учитывая то, что неприязнь свёкра задевала её, и она из кожи вон лезла тому назло, Алессандро всё больше укреплялся в своей правоте. Ещё один жирный минус Данте за то, что он ей спускал всё это.
        - Алек. Пообещай мне одну вещь, - Данте вдруг взглянул ему прямо в глаза. Серьёзно и пристально, как никогда раньше не делал. Алессандро увидел в его глазах тревогу. - Что бы ни случилось, Лита не должна пострадать.
        Алессандро молча кивнул. Через силу. Его одолевало поганое чувство, что он дал обещание, которое не сумеет сдержать.
        Глава 9.Звонок
        - 1 -
        Алек всегда приходил на работу раньше всех. Каждое утро он отслеживал по внутренней программе, во сколько система отщелкивает пропуска сотрудников на входе в здание: Джулиано приходил за сорок-сорок пять минут до начала рабочего дня, руководитель отдела безопасности - за полчаса, главный программист - за три минуты, секретарша всегда опаздывала ровно на пятнадцать минут, уверенная в том, что Алек либо не замечает, либо не придает значения, ведь что такое пятнадцать минут для дамы, которая едва ли не каждый час поправляет на рабочем месте макияж? В свете множества гораздо более серьёзных проблем Алек не придавал значения этим ничтожным цифрам, но они почему-то упорно откладывались в голове, словно там у него - бездонная чёрная дыра, жадно поглощавшая любую информацию.
        Алек выходил ровно в шесть тридцать утра, чтобы в семь уже быть на рабочем месте, но сегодня что-то пошло не так. Он застегивал кожаный браслет часов, когда экран его смартфона вспыхнул и следом взорвался пронзительной, непривычной трелью - так ему приходили звонки с неизвестных номеров.
        - Корелли, - резко охватил Алек, напряжённо вслушиваясь в трубку.
        Ему ответила тишина. Алек посчитал про себя до трёх и сбросил звонок, положил телефон на столик. Досадная, не вписывающаяся в привычный ритм мелочь - Алек ощутил лёгкое раздражение не то от звонка, не то от намертво застрявшего в карабине ремешка часов.
        Через мгновение звонок раздался снова.
        - Говорите, иначе моя охрана вычислит ваш номер, и мы с вами встретимся лично…
        - Простите…
        Алек оторвал трубку от уха и взглянул на экран, будто на нём вместо бессмысленного, неизвестного набора цифр надеялся увидеть звонившую. Этот низкий, царапающий нервы и слух голос невозможно было спутать ни с каким другим.
        - Простите. Я…
        - Изабелла.
        Он не дал ей закончить, произнёс её имя сам, словно бы «Изабелла» - это сочетание букв, произнесённое вслух - возвращало ему чувство реальности, неумолимо ускользающей. Она умела застать врасплох. Алек подошёл к окну, взглянул на парк, смахнул пальцем невидимую пылинку с панорамного стекла, прозрачного изнутри, но абсолютно непроницаемого снаружи. Взял паузу, словно готовился нырнуть на неизведанную глубину.
        - Что-то случилось?
        - Нет-нет. - Ему почудилось, что она виновато улыбается. Алеку живо представилось её зардевшееся лицо, стыдливо опущенные ресницы, изогнутая линия чуть подрагивающих в нерешительности губ. В деталях. Как на том злополучном балу. - Мне просто… просто совсем не с кем поговорить.
        - Он вас обидел? - Алек прекрасно помнил, зачем дал ей свой номер. Ему казалось, что Изабелла лишь тянет время, пытаясь подобрать слова.
        - Нет! - Бланко вскрикнула. - Нет, - добавила мягче, но Алек почуял в её голосе фальшь. Она слишком рьяно протестовала. - Он просто… Просто у него проблемы на работе. И он разозлился. Он запер меня в комнате, запретил выходить, забрал телефон - я звоню с номера моей горничной - и уехал.
        Алек был почти уверен в том, какие именно проблемы преследовали господина прокурора и что эти проблемы - дело его рук, рук Корелли. Он готов был проклинать своё богатое воображение, которое подкидывало ему неприятнейшие из картин. Он будто бы своими глазами видел, как чёртов прокурор волочет её за локоть по лестнице, как швыряет её - такую тонкую и хрупкую - в комнату и запирает дверь, плюя на её плач и протесты. Это из-за него. И определённо ещё и из-за того, что она тогда села к нему в машину…
        - Я позвоню в полицию. У меня есть там надежные люди.
        - Пожалуйста, не надо, - она взмолилась. Алессандро почудилось что он видит, как она трепетно прижимает руки к груди, подаётся вперёд, смотрит на него снизу вверх, полными слёз глазами…
        - Если хотите, я пришлю за вами своего человека.
        - Это будет вторжение на частную территорию. У вашего человека и у вас будут проблемы. Пожалуйста, Алессандро. Просто поговорите со мной…
        Она просила. Не с гонором, не с пренебрежением, как Габи просила пополнить кредитку, вкладывая между строк «ты мне должен» одним лишь взглядом. Она просила, как просит слабая женщина сильного мужчину. Просила так, что невозможно было сказать «нет».
        - И как часто он предлагает вас своим друзьям? - съязвил Алек в последней попытке скинуть с себя путы.
        - Ни разу, никогда. Понимаете, он очень жаден… жаден до таких вещей. Мы вместе уже три года, и за эти три года… - она сделала паузу, словно раздумывая, и наконец, словно бы уговорила сама себя. - Он просто напился.
        - 2 -
        Отчего-то всплыла в памяти фраза «Любовь живёт три года». Наверное, очередной модный романчик, которые Габриэле читала перед сном. Так ли это на самом деле, Алеку узнать так и не удалось - их отношения с женой были такими же ровными и безжизненными, как кусок пустыни, прозванный Долиной Смерти. Отношения Данте и Литы напоминали американские горки: они могли всерьёз поцапаться даже на семейном обеде, однако, спустя час Данте выходил с красной, довольной рожей и сбитой набок бабочкой откуда-нибудь из библиотеки или гостевой ванной. Джулиано на работе порой мечтательно улыбался и посылал кому-то цветы. Алеку порой казалось, что в своих личных отношениях его младшие братья за свои двадцать восемь и тридцать один пережили по отношению к женщинам весь спектр эмоций, кроме равнодушия. Равнодушие, видимо, было его уделом. Да, черт возьми, он был чудовищно одинок и несчастлив в своём браке, почему-то только сейчас Алек признался в этом самому себе, но тогда он не давал себе права даже мысли такой допустить. Пример отца и матери всегда вдохновлял его, но он никогда не задумывался, что там, внутри. Может
быть, там тоже пусто?
        - Вы ему надоели.
        Изабелла, казалось, не слышала в его словах издевки - она отвечала прямо, честно и просто, словно ребёнок, ещё не познавший науку лжи. Отвращение, недоумение, злость и дьявол знает откуда взявшаяся ревность - эти чувства, словно градины, навязчиво барабанящие по жестяной крыше, пробивали брешь в его броне. Алек привык воспринимать всё с холодной головой, сдержанно и отстранённо, привык жить, мыслить и действовать по давно обкатанному алгоритму, а сейчас он блуждал в собственных ощущениях, терялся, словно слепой. Её голос хотелось слушать. Хотелось бросить трубку и не слышать, не воспринимать ужасающий смысл слов, этим голосом сказанных. Он не хотел ничего знать о ней и хотел знать всё одновременно.
        - Знаете, ведь я на самом деле хотела уехать в ту ночь. Тогда, когда вы встретили меня на дороге. Но я вернулась. Сама. Потому что однажды я уже уходила и, Хемфри… он нашёл меня… сказал, что куда бы я ни ушла, он всегда найдёт… и тогда… тогда я пожалею, что родилась на свет. Поэтому я не стала дожидаться, когда он вернёт меня сам. Я, правда, надеялась, что меня собьёт машина…
        - Чего вы хотите? - устало произнёс Алек. Он вдруг ощутил себя измотанным, словно Изабелла только что переложила на его плечи часть своих горестей, и груз этот оказался тяжёл.
        Алек никогда не задумывался, каково живётся в их мире женщинам, каково быть безвольным объектом чужих желаний, безропотным исполнителем чужих прихотей. Каково это потерять себя в угоду другим. Взгляд Габриэле, полный ненависти, тот взгляд, которым она смотрела на него во время «суда» - тревожный звонок, превратившийся вдруг в пожарный набат. До сегодняшней минуты ему было плевать…
        - Не знаю. Я уже ничего не хочу. Ничего. Я уже забыла, каково это, что-то хотеть…
        Она подтвердила его мысли.
        - Вы потеряли жену. Мне очень жаль. Наверное, вам очень одиноко…
        - Моя личная жизнь не обсуждается, - он резко осадил её. Этот внезапный переход, как ведро ледяной воды, остудил его, вернул в реальность. Реальность, в которой он был свободен. В которой одна женщина, сидя в заложниках в собственной комнате, пыталась ему сочувствовать.
        - Простите меня. Алессандро, простите, - она снова взмолилась. Алек услышал, как в её голосе дрожат слёзы. Почувствовал себя последней тварью. - Можно я вам просто спою?
        Не дожидаясь ответа, она тихо затянула. Алек узнал эту песню с первых слов. «Любимый мой» Эллы Фицджеральд.
        У Изабеллы был удивительный тембр - хрупкая итальянка, поющая, как дородная чёрная женщина. Она была рождена, чтобы петь блюз. Рождена, чтобы её слушали, чтобы ею восхищались. Изабелла казалась ему певчей птицей, запертой в высокой башне, там, где её пение больше никто никогда не услышит. Её голос удивительно правильно скользил по нотам, лишь на верхних он срывался на шёпот - Изабелла плакала или старалась не шуметь. Казалось, она пела о своих несбывшихся мечтах. О большом и сильном мужчине, который возьмёт её за руку, который построит ей дом, который будет любить. Слишком пронзительно, так, что внутри снова вспыхнуло, и языки пламени жадно поползли вверх, подбираясь к горлу. Становилось жарко, корпус телефона раскалялся в ладонях, Алек уткнулся лбом в прохладное стекло окна. Он был не в силах нажать на отбой. Он впервые опоздал на работу.
        Глава 10. Вожделение
        Когда он явился в приёмную, секретарша подскочила со стула и, звонко пропев «Доброе утро, мистер Корелли!», бросилась к кофемашине. После Изабеллы её голос показался ему гудением газонокосилки. Сосредоточиться сегодня не выйдет - Алек включил ноутбук и тут же захлопнул крышку, письма на столе оставил нетронутыми - вести о скоропостижной смерти его супруги от удара током расползлись быстро, его не интересовали десятки одинаковых соболезнований. Он повернулся к окну, взглянул на далёкую гладь озера Мичиган. Она казалась серой, словно подернутой пылью - собирался дождь.
        - Мистер Корелли, ваш кофе.
        Секретарша вошла без стука. Поставила поднос, проходя мимо, как бы невзначай коснулась бедром его плеча. Алек повернулся, посмотрел на неё - её блузка была расстёгнута уже на три пуговицы, а не на две, в чёрном кружеве прозрачного бюстгальтера читался призыв к действию - она тоже, вероятно, очень желала посочувствовать его утрате. Ощутив на себе его взгляд, она задержалась. Улыбнувшись, притворно стыдливо опустила глаза в пол, красноречиво взглянула на дверь, которую она предусмотрительно закрыла за собой. Она молчала, но гудение в голове лишь усиливалось, в ушах застучала кровь. Алек подался вперёд, взял её за руку и дёрнул на себя; охнув, секретарша упала ему на колени. Она первая вцепилась ему в губы и перед этим - Алек услышал отчётливо - победоносно ухмыльнулась. Она ждала этого почти год, с самого первого её рабочего дня. Это её победа, пусть наслаждается.
        Алек бесцеремонно расправился с её блузкой - чёрный кружевной бюстгальтер, почти прозрачный, едва скрывавший полные, крупные полукружия сосков, предстал во всей своей соблазнительной откровенности. Алек не стал его трогать, оставляя себе место для фантазии. Алек не стал ни ласкать её, ни целовать в губы - сработала внутренняя брезгливость к дешёвым женщинам. Ей этого было и не нужно - секретарша мечтала скорее насадиться на член, словно исходила возбуждением от одного только его вида и ни в каких дополнительных стимуляциях не нуждалась. Алеку даже ничего не пришлось делать, она сама ловко расстегнула ему брюки и сползла вниз, пристраивая свою ярко-рыжую голову ему между ног. Она делала это с таким усердием и с такой преданностью заглядывала в глаза, словно этот акт - всё, к чему она в этой жизни готовилась, апофеоз всего её существования - сидеть скрюченной на полу с нелепым, почти смешным выражением лица, с раздутыми щеками, издавая гнусные звуки крайнего удовольствия и истекая слюной, пытаясь протолкнуть его член глубже в глотку. Алек не хотел смотреть на это лицо - он резко поднял её за
подмышки, развернул к себе спиной, уложил на стол и задрал ей юбку. Под юбкой обнаружились кружевные чулки - ну как же иначе? Белья на ней не было - ещё одно подтверждение тому, что секретарша готовилась именно к этому. Не хуже, чем к международной конференции.
        Он взял её прямо на рабочем столе. Он толкался в неё грубо, быстро, ничуть не заботясь о её удовольствии и стараясь при этом не запачкать полы рубашки - Корелли не радовала перспектива пахнуть кислой женской смазкой до конца рабочего дня. Едва растянув процесс на две минуты, он кончил ей на ягодицы и скрылся в небольшой туалетной комнате, спрятанной в нише своего кабинета, оставив её разбираться со своим внешним видом самостоятельно.
        После, в обеденный перерыв, она явилась снова, чтобы повторить.
        - Вы уволены.
        Алессандро не собирался превращать свой рабочий кабинет в траходром.
        - Простите?
        Присевшая на краешек стола, в довольно фривольной позе, она казалась ему дешевой шлюхой. Он больше не видел в ней сотрудника «Корелли Консалтинг».
        - Суммарное время ваших опозданий составило шестьдесят шесть рабочих часов. Это неприемлемо.
        Причина была более чем неоспоримой. Он плевать хотел на возможные обвинения в домогательствах - видео- и аудиофиксация всего, что происходило в его кабинете при случае докажет обратное, а нет - пара миллионов американских денег способны заткнуть любой рот. Он больше не желал её видеть, она стала ему омерзительна. Он сам себе стал омерзителен. Контакт с секретаршей принёс лишь физическую разрядку, а пустота внутри свалилась ещё глубже. Корелли старался не допускать эту мысль, заталкивал её на самое дно подсознания, туда, где гниёт бессмысленный хлам из непозволительных эмоций - эмоций, которые так тщательно выбивал из него Руссо - но мысль эта лезла наружу, как убегающий из турки кофе. Мысль о том, что пустоту эту могла заполнить только женщина с медовым голосом. Чёртова Изабелла Бланко.
        Глава 11. Необдуманный героизм
        - 1 -
        Она позвонила ему в пятницу, поздним вечером, спустя два дня после их первого, до боли странного телефонного разговора. Всё тот же номер - номер её горничной, значит, Изабелла Бланко всё ещё наказана. Он всё ещё был на работе, и его новая секретарша - полноватая мулатка, аккуратная и исполнительная - спешно собиралась домой. Она боялась уйти вовремя, хотела, чтобы новый начальник оценил её рвение. Корелли её рвение ценил, потому что оно касалось исключительно работы и не было частью хитрого плана по поиску доступа к его ширинке - он чувствовал такие вещи за милю. Увидев её вопросительный взгляд сквозь стеклянное полотно двери, он кивнул - иди.
        - Я могу ещё спеть вам?
        Корелли молчал. Молчал и стискивал зубы так плотно, что, казалось, их скрежет слышен на том конце провода. Двое суток взаперти. Дело прокурора Осборна застопорилось - обвинению оказалось мало улик. Сколько ещё она так просидит? Сколько ещё он будет издеваться над ней?
        - Меня больше некому слушать, - сухо, обречённо произнесла она.
        Алессандро вдруг отчётливо понял, что ему не всё равно. Его должен волновать лишь скользкий, как уж, адвокат Осборна, щедро оплаченный из кармана Фальконе, но его беспокоит Изабелла Бланко, будь она трижды неладна. Она и её сладкий, густой, как мёд, голос. Его изматывало чувство вины за то, что в этом противостоянии Корелли-Фальконе она оказалась девочкой для битья - прокурор просто вымещал на ней злобу. Не мужчина - подобие…
        - Что вам спеть?
        - «Летняя пора». Луи Армстронг, Элла Фицжеральд.
        В трубке послышался лёгкий вздох. Этот вздох прошёлся невесомой дрожью вдоль позвоночного столба, поднял волосы на загривке. Ладонь, державшая телефон, вспотела, и сам аппарат, казалось бы, нагрелся от возбуждения, когда Изабелла запела.
        Её голос, легкий, прозрачный, как вуаль, на высоких нотах, опускался, словно тяжёлый, меховой плед Алеку на плечи, когда она брала низкий тон. Это было похоже на спуск с горнолыжного трамплина: сначала плавный, а потом всё ускоряющийся до свиста в ушах. Это было похоже на погружение к коралловым рифам - давящая сверху глубина и невероятная красота иной реальности, непригодной для человеческой жизни. Когда-то давно Алессандро играл на фортепьяно - отец заставлял, утверждая, что через пальцы развиваются мозги - у Алека не было ни слуха, ни голоса, но сейчас ему захотелось вдруг аккомпанировать ей, чтобы отвлечься от горячего желания залезть самому себе в трусы. Нет, это чёрт возьми, было невыносимое испытание. Надо либо заканчивать, либо…
        - Синьорина Бланко! Синьорина…
        В трубке зазвенел голос её прислуги, а следом послышался грохот и вскрик.
        - О, боже, - шепнула Изабелла. - Харви вернулся. Он понял про телефон. Простите меня, простите.
        Она отключилась, и Алек вскочил с кресла, словно получил по роже. Тайна мобильника служанки перестала быть тайной - наверное ушлые охранники просекли.
        Алек не выпускал из рук нагретый аппарат. Он подошёл к панорамному окну, прислонился к прохладному стеклу лбом. Озеро Мичиган словно обсыпало ржавчиной - закатное солнце касалось его безмятежной воды, окрашивая в рыжий глубокую тёмно-серую гладь и бедную узкую полоску пляжа. Эта удивительная гармония природы больше не успокаивала Алессандро. «И это пройдёт» растеряло свой волшебный эффект. Нужно принимать какое-то решение, и Алек уже знал, каким оно будет. Набирая номер Лео Фалани, Корелли полностью отдавал себе отчёт в том, что за его поступком последует.
        - 2 -
        Лео Фалани был мастером своего дела. Пятнадцать лет, отданных Сухопутным войскам Италии в составе Второй альпийской бригады в разведывательном полку он закончил в звании Primo capitano. После была частная военная компания, где он получил обширный опыт подготовки операций захвата, легальных и не очень, а после - официальная должность начальника службы безопасности в «Корелли Консалтинг» с теми же функциями, разумеется, неофициальными. Лео Фалани не составило труда найти план особняка прокурора округа Чикаго Харви Осборна, как и не составило труда выяснить состав охраны и расположение видеокамер, и пусть при этом паре человек пришлось пожертвовать здоровьем. Лео Фалани был верен Семье и главе её Руссо Корелли долгих пятнадцать лет и никогда не осмеливался ставить под сомнение приказы её членов. Даже сейчас.
        Его парни на гражданских автомобилях бизнес-класса (чтобы не слишком выделяться среди местных Роллс-ройсов и Ламборгини) прибыли в Кенвуд ранним утром. Дождавшись, когда прокурор в сопровождение водителя и телохранителя уедет на работу, они без лишнего шума, словно тени, пробрались в особняк, заглушили по пути всю электронику, уложили всю охрану и домашнюю прислугу, взломали дверь, где сидела, забившись в угол, испуганная девушка в длинном атласном халате. Она была измотана страхом и ожиданием нового страха - эта синьорина с огромными раскосыми глазами, полными слёз, даже не закричала, когда в её комнату ворвались четверо вооруженных мужчин в балаклавах. Она не сопротивлялась, когда к ней подошли двое из них и взяли её под руки. Она упала в обморок, спускаясь по лестнице, и один из ребят, забросив её тело себе на плечо, хмыкнул в переговорное устройство, что, мол, от голода, наверное, на ногах не держится, лёгкая, как пушинка. Когда его парни сгрузили Изабеллу Бланко на заднее сиденье его винтажного «Кадиллака Фаэтон», Лео Фалани, лично возглавлявший столь щекотливую операцию, взглянул на неё и
понял всё.
        - Куда её? - спросил он в телефонную трубку.
        - Ко мне, - сухо ответили ему на том конце.
        Глава 12. Птица в клетке
        - 1 -
        Изабелла Бланко была в полубессознательном состоянии, когда Лео занёс её в квартиру. Она пришла в себя на лестнице, робко оглянулась по сторонам и тут же снова провалилась в небытие. Её маленькая тёмная голова болталась на его сгибе его локтя, словно тряпичная, на скуле тёмным провалом зиял синяк, зажившая трещина пересекала ей нижнюю губу багровым полумесяцем.
        - Вызови врача, - скомандовал Алессандро осипшим от злости голосом.
        Ему хотелось убивать. Ему хотелось убивать, когда он принял маленькое едва живое тело из рук Лео Фалани и осторожно перенёс в свою спальню. Он уложил Изабеллу на постель, застеленную графитовым покрывалом из венецианского шёлка и заметался по спальне в поисках того, чем бы её накрыть. Она была босой, её длинные, тонкие и стройные ноги виднелись в распахнутых почти до талии полах халата, треугольник светло-сиреневых кружевных трусиков светился на загорелой, оливковой коже, невольно притягивая взгляд. Под тонкой тканью атласного халата угадывался плоский живот с мягкими впадинками тренированных в спортивном зале мышц. Она притягивала взгляд, и чем дольше Алек смотрел на неё, тем сильнее закипал в нём гнев. На Осборна - за то, что посмел поднять на неё руку, за то, что посмел терзать это тело, иметь его самыми извращёнными способами, на себя - за то, что поддался слабости, на неё - за то, ворвалась в его жизнь тёмной, призрачной фигурой с обочины хайвэя, и так и застряла в ней, словно глубокая нарывающая заноза.
        Алек метнулся в гардеробную, вынул с нижней полки клетчатый шерстяной плед - подарок матери, метнулся обратно, набросил его на Изабеллу. Словно скрыл улики. Плотная ткань спрятала соблазнительные до тянущей боли внизу живота изгибы её тела, и Алек вернулся в гостиную, к Лео, по-военному вытянувшемуся у порога.
        - Всё нормально прошло?
        - Да, всё чисто, - отчеканил Фалани. Алессандро заметил, как едва различимая тень осуждения мелькнула на его лице, смуглом, с острыми, яркими, как у всех сицилийцев, чертами. Наверное, ему показалось - Корелли ни секунды не прекращал сам себя терзать, и видел теперь своё терзание в чужих взглядах. Его поступок был далёк от обдуманного: он пошёл вслед за своей яростью, за порывом, словно в нём - в тридцатичетырёхлетнем взрослом мужчине, без пяти минут главе клана Корелли - проснулся бешеный семнадцатилетний юнец с горячей кровью. Узнал бы об этом отец… Сколько он выбил из него юной дури, готовя себе в преемники! И как удивился бы, узнав, что выбил не всю.
        - Её нужно проверить на предмет отслеживающих устройств, - сказал Алек.
        С Осборна станется чипировать Изабеллу, как собаку, недаром же он находил её, где бы она ни была.
        - Док будет через пару минут, он её осмотрит, - ответил Лео, хмуро глядя перед собой. Он жевал губы, кончик его пальца отбивал нервную дробь по ладони. Лео порой спохватывался и снова изображал камень, но взгляд выдавал его.
        - Говори, - Алек сел на диван, нарочито небрежно откинулся на подушки, почти утонул в них, плеснул себе виски. - Вижу, тебе что-то покоя не даёт.
        Фалани бросил на него долгий, испытующий взгляд.
        - Как долго ты собираешься держать её здесь?
        - Я не собираюсь держать её здесь. Я хочу обеспечить ей безопасность, - Алек выпил. Виски обожгло горло, обдало горячими парами пищевод, разлилось теплом в желудке. Но не успокоило. Алек ровно так же, как Лео, словно в треморе отстукивал носком ботинка азбуку Морзе - получался набор слов. Мышцы окаменели, напряглись, как перед броском, по венам ещё гулял адреналин. Алек пригубил ещё глоток. Потом ещё. Изабелла Бланко спасена. Теперь она здесь. Алек с удивлением отметил, что мечтал, чёрт возьми, увидеть её в своих владениях. Пусть не при таких обстоятельствах, но так даже лучше. Жаль, что не для неё…
        - Я надеюсь, ты осознаёшь все риски.
        Проникновение в частные владения? Причинение лёгкого вреда здоровью? Похищение? И у кого?! У федерального прокурора Чикаго, протеже семейства Фальконе! Алек «вляпался» - так любят говорить его американские коллеги. Он прекрасно осознавал, что может повлечь за собой его поступок. Осознавал и принимал неоспоримый факт того, что за него придётся отвечать, и при этом умудриться не бросить тень бесчестия на семью. Выкрасть женщину у прокурора и друга Фальконе - дерзкий акт, ещё одна брошенная в лицо перчатка. Ведь труп Габриэле - его жены и дочери Фальконе - ещё не остыл в могиле…
        Алессандро сжал челюсти, а после залпом выпил обжигающий напиток. Тепло разошлось по груди быстрее, чем обычно - так бывало, когда он нервничал или возбуждался. Наверное, сейчас он испытывал и то, и другое. Алек не успел ответить - в дверь зазвонили. Синьор Альдо - именно так, без фамилии - сухой, малорослый старичок с большой красной лысиной и курчавыми, седеющими висками вошёл в квартиру, неся перед собой кожаный, видавший виды чемоданчик. Алек помнил его с юных лет - синьор Альдо латал подстреленных «солдат» Корелли в убогих, захолустных времянках, подальше от любопытных, жадных до взяток американских копов и официальной медицины.
        - Синьор Корелли, - он низко поклонился. Алек ответил ему сухим, коротким кивком головы.
        - Лео, проводи синьора Альдо.
        Фалани довёл его до приоткрытой двери хозяйской спальни, толкнул её. Алессандро невольно бросил внутрь взгляд. Изабелла Бланко сидела у изголовья, укутавшись в плед и поджав под себя ноги. Длинная, узкая ступня с мерцающим кристаллом на ногте большого пальца виднелась из-под него, и на тёмно-сером покрывале казалась похожей на голую кость. Без броского макияжа, без украшений и дорогих платьев она выглядела иначе - моложе. Сколько же ей лет? Надо дать распоряжение Фалани проверить всю её подноготную, странно, что Алек не додумался до этого раньше. После знакомства с этой женщиной «странно» стало слишком часто возникать в его жизни.
        Когда дверь распахнулась, Изабелла зябко поёжилась. Алек перехватил её взгляд. Испуганный и в то же время обречённый. Прокурор, будь он проклят, довёл её до полного безразличия к собственной судьбе. Так же почтительно раскланявшись с ней, Альдо положил на прикроватную тумбу свой истёртый чемодан, раскрыл его. В нём было всё: от стетоскопа до хирургического набора.
        
        - Позвольте осмотреть вас, синьорина Бланко? Я - врач, я не причиню вам вреда.
        - Делайте, что хотите, - немного помолчав, ответила Изабелла. Её терпкий, как мёд, тягучий голос раздался в его спальне - спальне, в которую Алессандро никогда не водил женщин. В этой спальне он от женщин скрывался - от их интриг, козней, ожиданий и требований, и именно в этой спальне была сейчас Изабелла Бланко, словно нечисть, которая не могла переступить порог без приглашения. А он рад был пригласить.
        Синьор Альдо поставил ей капельницу с глюкозой и витаминами, вколол антидепрессант и успокоительное, не ленясь объяснять каждое своё действие и успокаивать Изабеллу - она вздрагивала и провожала нервным взглядом каждую иглу, которую синьор Альдо готовил по её душу.
        - Синьорита Бланко, вам делали операции? - осторожно спросил врач. Алессандро прислушался.
        - Да. Две. Пластические.
        - Позвольте уточнить, где.
        - Нос и грудь.
        Осборн даже под нож её положил, перекроил по своему вкусу. Чёртов ублюдок! Лучше бы брюхо себе уменьшил, свинья.
        - Возможно, вам делали приколы или надрезы в других местах.
        - После ринопластики, сзади на шее, был пластырь, - осторожно начала она. - Я спросила, что это, и мне ответили что там была папиллома, которая не нравилась… - Изабелла Бланко оборвалась, взглянув на дверь, словно чувствовала что её слушают. Алек никогда не скрывал от неё своей неприязни к прокурору, которая стократно усилилась после знакомства с его женщиной. Изабелла знала это, знала и не хотела задеть его чувства. Что ещё она знала? Понимала ли, что Корелли испытывает к ней на самом деле? Понимал ли он сам в полной мере?
        Алек молча кивнул Фалани. Лео всегда был понятлив - достав кармана небольшой контейнер, он вошёл в комнату.
        - Не бойтесь, - хмуро приказал он, словно эта сухая фраза могла с ходу отключить у неё инстинкт самосохранения.
        Изабелла боялась. Боялась двух незнакомых ей мужчин, которые тянули к ней руки, боялась так, что на глазах у неё выступили слёзы беспомощности. Алессандро не выдержал, встал с дивана, отпружинив от сиденья, словно подброшенный, вошёл в спальню. Ему показалось, или Изабелла испытала облегчение, увидев его лицо.
        - Синьор Корелли… - в её томном, тихом голосе послышалась надежда.
        - Делайте, что они скажут, Изабелла. Вам здесь никто не навредит.
        Бланко смиренно поджала губы и откинула растрепавшиеся волосы на плечо, чуть развернула корпус, чтобы дать доступ к шее. Тонкая шея с бархатистым пушком тёмных волосков и с тонкой цепочкой из белого золота… Алек отвёл глаза, не мог смотреть. Лео поднёс к ней сканер. Прибор пронзительно запищал.
        - 2 -
        - GPS-модуль, - констатировал Фалани, и Алек снова едва сдержался, чтобы не разнести всё вокруг. Прокурор действительно чипировал Изабеллу - это раз, прокурор уже наверняка знает, где она - это два. Стоило отвезти её в отель, а не тащить к себе, в этом случае, своё участие в этой чёртовой спасательной операции ещё можно было бы скрыть, а сейчас придётся действовать на опережение…
        - Извлекайте.
        Хоть в этом и не было больше смысла.
        - Синьорина Бланко. Сейчас может быть немного больно.
        Доктор вколол ей анестетик и подготовил скальпель. Отмеряя на наручных часах необходимое для действия местного наркоза время, он крутил его в ладони, одетой в белую стерильную перчатку. Блики света играли на его гладкой, стальной поверхности. На постели уже лежала плёнка и одноразовая впитывающая салфетка, а Изабелла путалась в завязках халата, чтобы освободить спину. Её худые лопатки казались Алеку обрезанными крыльями, из-под тонкой оливковой кожи один за другим выпирали позвонки, плечи её были тонкими, словно из фарфора. Изабелла сидела на краешке его постели, ссутулившись, и прижимала к груди руки, комкая в ладонях синий атлас халата. Она изо всех сил пыталась скрыть свою наготу. Жестом руки Алек отправил Лео прочь, а сам отвернулся к окну.
        Над городом нависли тяжёлые дождевые тучи, густая зелень в парке потемнела и словно бы замерла в ожидании дождя. Солнце в Чикаго в это время года явление редкое, и Алек порой отчаянно скучал по нему. В детстве и юности он часто бывал на Сицилии и в Италии, и местный, жаркий и влажный климат дарил ему чувство дома. Америка тогда казалась ему ульем, и днём, и ночью полным суетящихся пчёл, он не успел заметить, когда сам стал точно такой же пчелой. Для праздности не оставалось времени. Редкие вылазки на яхте, отпуска не больше десяти ночей в горнолыжной Швейцарии или на по-итальянски уютных Виргинских островах в Карибском море, не давали ему столь желанного ощущения расслабленности. Его дёргала Габриэле, дела семьи держали его, словно в упряжке, он не выпускал из рук телефона и даже спал тревожно. «Отдыхать» в лексиконе отца означало «валять дурака», и Корелли придерживался этого негласного правила долгие годы. Только сейчас, видя краем зрения Изабеллу Бланко, слыша её мученические вздохи, он вдруг задумался, а правильно ли это? Сегодня он отступил от этого кодекса, сегодня он крупно облажался, но
отчего-то он больше не сомневался в правильности своего поступка.
        - Вот, синьор Корелли.
        Доктор показал ему железный поднос с маленькой микросхемой, выпачканной в крови. Алессандро придавил её бокалом с виски словно таракана и, раскрыв окно, смахнул остатки вниз. Бокал с пятном крови на дне он оставил на подоконнике, горничная разберётся.
        Изабелла всё также сидела на краешке его постели, придерживая рукой свежую повязку позади шеи. Она была слаба и, кажется, её качало даже потоками воздуха из приоткрытого окна.
        - Я дал ей успокоительное и оставил на столике обезболивающее на утро и на ночь, если проснётся. Пусть выспится хорошенько, - напутствовал его синьор Альдо, раскланиваясь у порога. Следом молча ушёл Фалани. Его работа была сделана.
        Они остались вдвоём. Неловкость можно было трогать руками, до того она была ощутима. Казалось, он знал её достаточно хорошо (она пела ему, боже, ему никогда никто не пел!), но в то же время не знал вовсе. Он стоял истуканом посреди собственной спальни, пропахшей ароматом мандарина и антисептика, не зная, как подступиться к ней и стоит ли это делать. Он впервые был не один в этой своей лофтовой берлоге, и чувствовал себя чертовски неуютно - время было почти десять утра, он давно должен был быть на работе, его тянули незаконченные дела, иск к Романо, наглые китайские конкуренты и море, море всего, а он тут, как приклеенный… Заигрался в героя.
        - Что же вы наделали, синьор Корелли… - она первая прервала тишину, взглянула на него снизу вверх, печально, открыто, понимающе. Она ему сочувствовала, снова, чёрт её подери, сочувствовала, несмотря на то, что сама была едва живая. Нет, она не слабачка, кто угодно, только не слабачка - нужно иметь титановый стержень, чтобы раз за разом приносить себя в жертву.
        - Оставайтесь здесь. Я распоряжусь, чтобы вам привезли еду и одежду. С вами свяжется мой секретарь, можете рассказать ей о своих предпочтениях.
        - Вы вернётесь? - с лёгкой тревогой в голосе спросила Изабелла.
        Наверняка она думала, что Корелли взыщет с неё плату за своё спасение. Или вовсе это было не спасение, а кража, отъём, рейдерский захват того, чем Алессандро Корелли сам хотел бы обладать.
        Возможно. Но не сейчас.
        - Нет, я заночую в отеле.
        Алессандро проверил запонки, чуть ослабил галстук, глядя в зеркало на своё лицо, чуть подёрнутое тёмными точками щетины (утром он забыл побриться, надо же!), покинул квартиру, поставив её на сигнализацию против внешних угроз. Изабелла не сможет выйти, и к Изабелле не сможет зайти никто, кроме доставщиков в сопровождении охраны, которая залезет носом в каждый пакет, проверит его от и до. Теперь она была в его власти, и пусть проклятого прокурора разорвёт от злобы. Алессандро до сих пор не знал почему, но одна лишь тень этой мысли вызывала в нём азарт и злорадство.
        Садясь в машину, он задрал голову вверх, пытаясь разглядеть где-то там, на упирающейся в небо стреле высотки собственные окна, и, конечно же, не увидел ничего - слишком высоко.
        Когда водитель-телохранитель закрыл за ним дверь, Алессандро взялся за мобильный и набрал номер приёмной.
        - Селеста, распорядись, чтобы в мою квартиру доставить рояль. Самый лучший. Прямо сегодня.
        Глава 13. Блудный сын
        Маленький серый родстер от Порше стоял у здания «Корелли Консалтинг» прямо под проливным дождём. Цвет его наверняка слился бы с цветом мокрого асфальта, если бы не молочно-белая откидная крыша и такого же оттенка салон - яркое пятно под лобовым стеклом. Алессандро никогда не понимал логики Данте - в таком климате редко удавалось покататься в кабриолете. Наверняка, эта машина была прихотью его жены.
        Водитель, невзирая на то, что мокнет сам, выскочил из салона и раскрыл над Алессандро огромный чёрный зонт. Корелли мельком взглянул на его костюм: мятые от долгого сидения полы пиджака, дешёвая ткань, тёмные, крупные капли-плевки на плечах и спине. Алек не помнил дату его поступления на службу, не помнил имени - безопасность была на Лео Фалани - зато всегда отмечал внешний вид. Корелли ненавидел небрежность, точно также он ненавидел, когда перед ним выслуживались. Сопровождающие его лица должны выглядеть достойно и вести себя должны соответственно - о каком уважении может идти речь, если его сопровождает мокрый и суетливый секьюрити? Алек вращается в слишком придирчивых кругах, чтобы позволять себе или кому-то из своего окружения подобные оплошности. Сделать выговор или повысить премию, чтобы хватило на более дорогой костюм? Алек мысленно сделал себе пометку и вошёл в услужливо распахнутые швейцаром двери.
        В конференц-зале его ждали оба младших Корелли. Селеста уже разливала им кофе. На передвижном столике стояли ром, виски и мартини - по вкусу каждого из братьев, на белоснежном блюде аккуратными пирамидками выстроились канапе с сыром, оливками и прошутто с дыней, поджаренный хлеб с ветчиной и кудрявыми листьями салата. Для следящего за питанием Данте в отдельной пиале подавались сбрызнутый лимонным соком авокадо и тонкие, почти прозрачные ленты огурца, свернутые в цветок. Селеста знала своё дело. И никогда не задерживалась. А вот Алек явился на целых два часа позже.
        - Наш безупречный брат опоздал, ну надо же! - хохотнул Данте и убрал ноги с подлокотника соседнего кресла, зная, как старший брат этого не любит. Алессандро удалось сдержаться, чтобы не сделать ему замечание. Наверное, в тысячный по счёту раз.
        У Данте, казалось, ноги были слишком длинными, и он попросту не знал, куда их деть. Наличие у него мелкого, почти женского родстера делало эту ситуацию едва ли не комичной.
        - Всё нормально? - участливо спросил Джулиано, приподнимаясь в кресле, чтобы пожать ему руку.
        - Да, порядок, - Алек пожал ему ладонь в ответ, младшего хлопнул по плечу. Подкол он проигнорировал.
        Ожидая от других соответствия своим негласным правилам, Алессандро сам же свои правила нарушил, но при этом совершенно не испытывал стыда. Зеркальные стеновые панели, которыми был украшен конференц-зал, отражали его горящие нездоровым блеском глаза.
        Несмотря на то, что его мысли были заняты Изабеллой Бланко, сидящей на его постели в одном только атласном халате, Алек безошибочно ощутил напряжение, исходящее от обоих братьев. Сев на своё место во главе стола, Алек сложил руки в замок и испытующе взглянул на обоих.
        - Фредерико задержан, - начал Джулиано. - В его личном вагоне экспресса Чикаго-Лос-Анжелес обнаружили наркотики. При обыске в его доме обнаружили ещё.
        - Партия небольшая, но обвинение давит на то, что Романо использует свои поезда, как канал, - подхватил Данте, зажёвывая сказанное огурцом. Этот хруст показался Алессандро самым мерзким звуком на свете. Словно кто-то перекусил ему хребет.
        - Он не занимается наркотой.
        Семья могла заниматься чем угодно, кроме наркотиков - это негласное правило действовало в семьях Корелли и Фальконе с самого их основания. Наркотики - красная тряпка для федералов, те, кто рисковал вписаться в этот прибыльный, но запрещенный бизнес, расплачивались кровью. Фредерико Романо был из «новых» итальянцев, но он чтил традиции. Алек в этом не сомневался.
        - Ты не можешь знать точно, - парировал Данте, с вызовом глядя старшему брату в глаза. Алек прочёл в них «если я могу начхать на правила, то почему этого не может сделать кто-то другой?». Алек ничего не ответил ему. В силу своей глупой юности Данте не понимал масштабы: кичась своей независимостью от Семьи, он продолжал от неё зависеть, потому что всё ещё вёл «Корелли Консалтинг», потому что всё ещё получал огромную ежемесячную сумму на счёт.
        - Проблема в том, что АБН теперь перетряхивает каждую его поставку, каждый рейс, - вступил Джулиано, пододвигая Алеку кожаную папку с документацией. - Особое внимание, как мне сообщили источники, уделяя контрактам с «Корелли Консалтинг». Не исключаю содействие Фальконе.
        И его друга прокурора. Алек увидел резолюцию Осборна под стороной обвинения.
        - Я бы сказал, Джулс, что «не исключаю» здесь лишнее, - вставил Данте.
        - Тебе следует поднять все договора с ним, Данте, и вам обоим провести полный финансовый аудит.
        Перегон наличных средств через дочерние фирмы Фредерико Романо и его «Чикаго Нейшнл Рейлвей», которые «Корелли Консалтинг» осуществляли с периодичностью раз в квартал - самое малое, что могло бы привлечь доблестное американское правосудие. Инвестиционный фонд, с которого проплачивались тендеры, тоже. Все сделки чисты, как первый снег, но Алек хотел перестраховаться.
        - Лита уже занимается.
        - А чем занимаешься ты? - Алек чуть склонился вперёд, сощурив глаза - подавляя, выдавливая брата из слишком уж безмятежной зоны комфорта. Это действовало всегда и на всех, Алессандро знал, как казаться грозным, а порой и опасным, но на Данте его арсенал психологического давления не работал.
        - Вечером у меня самолёт в Дубай. Меня пригласили сопровождать крупнейшую нефтяную сделку этого года. У меня, в конце концов, своя практика, Алек, - Данте, многозначительно дёрнув бровью, снова закинул ноги на подлокотник соседнего кресла.
        Удивительно, как гордыня меняет человека, насколько отвратительным делает его - Данте словно бы делал величайшее одолжение, находясь здесь. В груди медленно ворочалось что-то липкое, противное и даже страшное - где-то внутри себя Алессандро желал, чтобы брат, наконец, получил по заслугам, чтобы бумеранг настиг его и ударил по бестолковой голове. Данте слишком себя переоценивал. Хороших юристов много, Алек мог бы нанять любого, но Семья есть Семья. С этим фактом приходилось, скрипя зубами, мириться.
          - Ноги.
        - А?
        - Ноги, говорю, убери, Данте.
        Эти четыре слова Алессандро с силой вытолкнул из себя, едва разжимая челюсти. Проблем на Семью и на его собственную голову свалилось и без того достаточно, чтобы терпеть детские выходки здоровенного увальня.
        - Алек, у тебя выраженное обсессивно-компульсивное расстройство, - хохотнул младший, неохотно подчиняясь, - ты, как Говард Хьюз, такой великий и ужасный, а от микробов в панику впадаешь.
        - Причём здесь микробы? Элементарная этика и субординация это по-твоему выраженное обсессивно-компульсивное расстройство?
        - Субордина-а-ация, - протянул Данте. На его лице появилось выражение отвращения и разочарования. - Когда-то мы, помнишь, на Сицилии, в чаек из рогатки стреляли…
        Этого было достаточно, чтобы погасить его пыл. Алек уже забыл, когда всё так закрутилось. Забыл, что они в первую очередь братья, а лишь после деловые партнёры с разным уровнем ответственности. Что они одна кровь… Алек сто лет не выходил из себя так открыто, сто лет так открыто не демонстрировал свой гнев, пренебрежение и превосходство. Ничем он не отличался сейчас от Данте - такой же взбалмошный, великовозрастный мальчишка с непомерным эго. Это всё Изабелла. Чёртова Изабелла Бланко сдвинула его ось и вынула со дна его души всё то, что он так тщательно туда прятал.
        - Алек, я сегодня же займусь аудитом. И свяжусь с Литой, узнаю, какие у неё планы, - вмешался Джулиано, пытаясь разрядить добела раскалившуюся обстановку и вернуть разговор в деловое русло.
        Поймав на себе осторожный взгляд среднего брата, Алессандро кивнул. Данте вскочил со кресла и, не прощаясь, покинул конференц-зал.
        - Ты слишком суров…
        Джулиано всегда честно высказывал своё мнение, когда они оставались наедине. Честно, беспристрастно, по-братски. Джулиано всегда умел подобрать правильные слова и чутко выбрать время для того, чтобы произнести их. Настоящий дипломат для двух упрямых ослов, Алек доверял ему всецело, потому что Джулиано был по-хорошему предсказуем. Он был человеком без подвоха, таких теперь днём с огнём не сыскать. А каким он был братом… Дьявол, Алек и этого не помнил, как не помнил стрельбу по чайкам из рогатки.
        - С ним никто никогда не бывал суров, и вот что мы имеем в итоге, - небрежным жестом Алек указал на дверь и потянулся к пузатому толстостенному графину с виски. - Выпьешь?
        Джулиано любил ром. Насыщенно-янтарный «Клемент» с пряными фруктовыми нотками всегда ждал его в «Корелли Консалтинг». Неприлично дорогой, с трудом урванный на каком-то аукционе «Барбадос 1780», подаренный ему Алеком на тридцатилетие, хранился у Джулиано в домашнем сейфе - у брата тоже была своя маленькая, личная берлога. «Клемент» - узкий, статный, тёмный, как жжёный сахар, стоял рядом с любимым «шотландцем» Алека, в ожидании ответа тот водил пальцем по его прохладной, вспотевшей стенке. Им обоим требовалось хоть немного расслабиться, спустить пар. Но Джулиано отказался.
        - Дай мне пару дней, я позвоню, когда разберусь с аудитом.
        Джулиано забрал папку и, тихо прикрыв за собой дверь, ушёл. Алессандро прикончил две порции со льдом в компании собственного отражения в глянцевой поверхности стола. На плоском белом блюде уже заветрилась закуска, Алек наколол на шпажку и бросил в рот кусок прошутто с томлёной грушей, поморщился - он предпочитал исключительно свежеприготовленную пищу.
        Глава 14. Женщине нужен мужчина
        В одиночку хорошо думается - откинувшись на спинку директорского кресла, Алессандро прикидывал, что имел на данный момент.
        Он убил свою жену.
        Фальконе объявили ему войну.
        Фредерико Романо под колпаком у следствия.
        В его собственной квартире чужая женщина.
        Женщина, которую он выкрал, словно варвар. Короткий список, но слишком масштабный и разрушительный по последствиям. С пунктом номер один он уже ничего не мог сделать, с пунктом два и три, которые вполне можно объединить в один, предстояла долгая тактическая и стратегическая борьба по всем возможным фронтам, благо, Алек видел несколько путей развития событий. С последним пунктом он абсолютно не знал, что делать.
        Алессандро вызвал секретаря по внутренней связи. Она вошла спустя несколько секунд, держа в руках ежедневник для записей и ручку. Несмотря на явно лишний вес, Селеста была умна и сообразительна, у неё было отличное образование и глубокие познания в культуре и этике, а, кроме того, аккуратный и строгий внешний вид. После рыжей американки (он уже забыл, как её звали), которую он поимел прямо на столе собственного кабинета, Алессандро зарёкся брать на эту работу моделей без опыта на схожей должности и без внушительного списка рекомендаций. Ещё одним существенным положительным качеством Селесты было то, что она никогда не задавала лишних вопросов - она просто делала то, что ей скажут.
        - Ты звонила в мою квартиру, Селеста?
        - Да, сэр. Мисс сказала, что ей ничего не нужно. Я отправила ей несколько видов обеда из «Эль Порчелино», и два комплекта повседневной одежды из «Патриция Пепе». Надеюсь угадала с размером. Я взяла второй, - почти по-армейски отчиталась она. Ни смешка, ни намёка, ни понимающей улыбочки, несмотря на щекотливость ситуации. Стоит прибавить ей жалование.
        - В следующий раз закажи нулевой*, - для двойки Изабелла слишком хрупкая, пожалуй что только грудь будет слишком выпирать… Алек неосознанно коснулся ворота рубашки, который вдруг сдавил ему горло. Стоило только представить, как струящийся шёлк платья цвета шампанского обнимает её крепкую, пусть и слегка подправленную хирургом грудь, тонкую талию и живот с тонкой впадинкой, идущей от ложбинки грудей до пупка. Захотелось вдруг пройти этот путь кончиком языка…
        - Выбери ей пару платьев на свой вкус. Не слишком вычурно, чтобы она могла в этом и ходить, и сидеть. Посмотри у «Версаче» и у «Оскар де да Рента», там бывает что-то неплохое.
        - Да, сэр.
        - И забронируй мне номер на сегодня.
        Алессандро не хотел возвращаться в квартиру. Он не был уверен в том, что Изабелла Бланко была готова воплощать его безумные фантазии в жизнь. Но сделать ей подарок хотелось.
        - «Хайят»?
        - Только не «Хайят»! - воскликнул он, и тут же одёрнул себя. Селеста не могла знать, глупо отчитывать её за это. - Вычеркни его из списка. Подбери что-нибудь другое… соответствующее.
        Именно в этом чёртовом отеле Габриэле была поймала на измене, именно в том президентском номере, который они с Алеком снимали на пятую и седьмую годовщину их свадьбы. Алессандро больше никогда не появится там, несмотря на то, что утечка информации была исключена. Стыд не дал бы ему взглянуть на своё отражение в зеркале, попранная гордость не дала бы ему сомкнуть глаз.
        - Поняла, сэр. Это всё?
        - Да, закончишь, можешь идти домой.
        Она поблагодарила его лёгкой полуулыбкой и кивком головы.
        Этот вечер Алек встречал в пафосном отеле «Четыре сезона» ниже по Север-Мичиган-авеню, обложившись деловой прессой и номерами местных мелких новостных газетёнок - ему нужно было знать, что пишут об аресте Романо. «Белые апартаменты» давали усталым глазам отдых, а вид из окна умиротворял настолько, насколько это вообще возможно на данном отрезке его жизни.
        Алессандро ненавидел американские горки. Впервые он сел на них в тринадцать лет и после его здорово стошнило. И сейчас, стоило чуть задеть память, Алек испытывал схожее ощущение: под грудью начинало поджиматься, лёгкие словно подбрасывало вверх и вдохнуть было невозможно. Сухой, колючий воздух бил в глаза, а потные ладони едва удерживали перила. Алек тогда не чувствовал своего сердца, а сейчас оно билось бескрылой птицей в клетке, потому что жизнь его шла на крутой вираж и готовилась сорваться в свободное падение. Что-то должно было случиться, но Алек никак не мог понять, что.
        Лео Фалани прислал ему личное дело Изабеллы Бланко без четверти десять. Фалани умел составлять характеристики человека на основе разрозненных данных: досье из полиции, кредитные истории банков, информация из колледжа и даже из школ. Изабелла Бланко не врала - её мать Марсела Марселлини (ну и имечко!) действительно была певицей, успешно выступавшей в чикагских ресторанах первого и высшего класса. Кроме этого, она преподавала вокал и фортепиано в частной музыкальной школе. Оскар Бланко, её отец, выкупил франшизу одной известной компании экспресс-доставки корреспонденции, взяв большой кредит. Дела у него шли прекрасно. Семья Бланко - иммигранты из местечка Валле-д'Аоста на северо-западе Италии во втором поколении - была крепким представителем среднего класса. Юная Изабелла ещё не окончила первый курс, как её мать скоропостижно скончалась от рака горла. Безутешный отец через полгода повесился в кабинете собственного дома, который на следующий же день опечатали судебные приставы. Тело обнаружила Изабелла… Дом и всё имущество семьи Бланко ушло с молотка в счёт погашения кредита. У Изабеллы не было
водительских прав и не было сведений о местах работы. Официанткой она работала нелегально, по договорённости с работодателем - Лео сумел раскопать и это.
        В неполных двадцать лет Изабелла оказалась совершенно беспомощна: её растили, как цветок в теплице, не научив ни зарабатывать, ни как-либо выживать самостоятельно. В неполных двадцать лет девчонка успела пережить две смерти, увидеть собственными глазами висельника, остаться без крыши над головой, узнать, что такое голод и от отчаяния буквально продаться в рабство. Она не лгала ему о себе тогда в машине. Но она почему-то считала во всём виноватой себя.
        Перелистывая сканы её школьных фотографий Алек злился. Он злился на её отца, трусливо бросившего дочь на произвол судьбы. На юристов, которые не проявляли к ней ни капли сочувствия. На её работодателя, не удосужившегося открыть ей медстраховку. На Осборна, у которого хватило совести фактически сделать её вещью. Долговязая, угловатая, с чуть длинноватым носом (по мнению Алека, абсолютно не нуждавшимся в исправлениях), с чистым и наивным взглядом, полным надежд - сейчас это была другая Изабелла Бланко. Она научилась играть, чтобы скрывать этот навсегда потухший блеск глаз. Алеку до ощутимой боли в груди захотелось защитить её от этого мира. Снова посадить в теплицу, из которой её так бесцеремонно выдернули. И он сделал это. Только чем он отличался теперь от Осборна?
        Телефонный звонок выдернул его из липких, как мазут, размышлений. На экране высветился номер его квартиры. Алек принял вызов и молча поднёс трубку к уху.
        - Я запомнила ваш номер наизусть.
        Словно кто-то провёл гладким, тёплым кончиком языка вдоль изгибов ушной раковины. Всё внутри вздрогнуло, поджалось и окаменело - голос Изабеллы Бланко действовал на Алека магнетически.
        - Я хотела сказать вам спасибо за инструмент, он прекрасен. Это настоящий итальянский «Фациоли Айвори». Никогда не понимала этого всеобщего благоговения перед «Стенвеями»…
        Алек не понимал ни слова из того, что она говорила, он просто слушал, как льётся мелодия её голоса, едва искажённая помехами телефонной связи. Он прикрыл глаза и вздохнул. Зубы не разжимались, мозги не собирались в кучу, чтобы родить хоть полслова в ответ. Алессандро определённо терял голову.
        - И вашей помощнице тоже огромное спасибо, она была очень мила, но я была не в состоянии ответить ей тем же…
        Изабелла печально вздохнула. Алек представить не мог, что она могла быть с кем бы то ни было груба, наверное, как всегда берёт на себя слишком много вины. Чувствительная, тонкая женщина. Осборну - этой низко ползающей по земле твари - никогда не понять её.
        - Такая отзывчивая клавиатура… - в трубке послышался лёгкий перелив - Изабелла провела пальцем по трём клавишам. - Хотите послушать, как он играет? Что бы вам хотелось послушать?
        - Выберите на свой вкус.
        Она имеет право делать то, что хочет. А не то, что хотят от неё другие.
        Спустя целую вечность тишина прервалась - Изабелла вступила вместе с первыми аккордами рояля. Это была песня из фильма «Касабланка», спетая Фрэнком Синатрой. В её исполнении она приобретала особое очарование. Изабелла могла бы спеть с ним дуэтом, настолько совпадали их тембры, жаль, что этот старый чёрт давно умер - Алек отвалил бы за этот концерт половину состояния. Она пела о том, что самые важные вещи не меняются со временем: поцелуй остаётся поцелуем, вздох - вздохом, сердца всегда полны страсти, ревности и ненависти, а женщине всегда нужен мужчина…
        Он нужен. Именно это она и хотела сказать, Алек был в этом уверен. Алек проклинал своё страдающее воображение, потому что видел подтекст там, где, возможно, просто хотел его видеть.
        - Вы хотите, чтобы я приехал?
        Он ничего не придумал лучше, чем спросить в лоб. Робкое «да», услышанное им в ответ заставило его немедленно сбросить звонок и схватиться за круглую трубку винтажного телефонного аппарата, чтобы связаться с портье.
        - Мне нужно такси. Немедленно.
        Глава 15. Личное помешательство
        - 1 -
        Личный лифт распахнулся прямо в коридоре его квартиры, но Алек словно ошибся домом. Из гостиной лились чарующие неспешные звуки - «Лунная соната», он узнал эту мелодию. Его квартира неумолимо изменилась - всё осталось, как было, но изменился дух. Атмосфера, воздух, свет. Пахло мандарином, верхние лампы были выключены, горели лишь настенные бра, придавая полуголому мужскому лофту ауру чувственности и тайны.
        Ослабив и скинув через голову галстук, Алек шагнул в гостиную. Да, рояль был действительно прекрасен. Цвет слоновой кости с едва заметным оттенком золота, элегантная форма без лишних броских украшений - он идеально вписался в интерьер, но солистка, чьи пальцы легко и грациозно касались клавиш, перетянула на себя всё, абсолютно всё внимание. На ней было насыщенно-красное платье в пол простого, но элегантного кроя: скромный размер выреза дополняла драпировка у талии и совершенно невозможный разрез до самого бедра. Длинные узкие ступни в босоножках с тонкими золотистыми ремешками чутко касались чёрных педалей инструмента. Её чёрные волосы были небрежно заколоты наверх, в ушах блестели крупные серьги с позолотой. Если бы только не пластырь позади шеи, как напоминание о том, что это вовсе не сказка.
        Она взглянула на него и замерла. Её тонкая рука с изящным запястьем зависла над клавиатурой. В её глазах застыл немой вопрос и, кажется, надежда.
        - Продолжайте, - едва слышно произнёс Алек. Голос его охрип. У него закружилась голова, когда он опустился на диван, стоящий теперь ровно напротив рояля. Так он мог без зазрения совести разглядывать её. Алек потянулся к столику, где стоял мини-бар и, не отрывая взгляда от Изабеллы, плеснул себе двойную. Нет, сегодня он точно напьётся. Виски и Изабелла Бланко - одуряющее сочетание, наверняка до жути похмельное на утро, но Корелли не собирался останавливаться.
        Изабелла вдруг громко ударила по клавишам и резко встала с банкетки. Её чуть шатнуло. На крышке рояля Алек заметил початый бокал вина. Она шла к нему, раскачивая бёдрами, широким шагом, нарочито смело, глядела прямо в глаза из-под пушистых, густо накрашенных ресниц. Интересно, это ей Селеста прислала косметику вместе с платьем или Изабелла сама сделала такой заказ?
        - Вам нравится это платье? Там есть ещё чёрное, оно божественно. Я никак не могла выбрать.
        Алек перевёл взгляд на чехол, висящих прямо на распахнутой двери спальни, в нём угадывался мягкий ворс чёрного бархата. Явно роскошная вещь, Алессандро хотел видеть её и в нём. И обнажённой тоже.
        - Мне очень нравится, Изабелла, - Алек выдавил из себя улыбку, но с каждым глотком крепкого она становилась всё естественней, шла от души, чьи крепкие оковы алкоголь на время расслаблял.
        - Зачем вы спасли меня? Почему не послали к чёрту? - она шла к нему, шагая словно по струне, носочек тянулся за пяткой, пятка за носком, осторожно, словно крадущаяся львица. - Я нравлюсь вам?
        Она остановилась ровно между его небрежно разведённых коленей, наклонилась к нему, опираясь на спинку дивана. От неё едва уловимо пахло вином и пудрой, её глаза были тёмными и бездонными. Вместо ответа Алек потянулся к её лицу, обвёл его овал кончиками пальцем, спустился к шее, дотронулся до груди обтянутой в тесный шёлк. Всё внутри его горело и грохотало, низ живота словно придавило бетонной плитой, когда она ответила на его прикосновение, дотронувшись пальцем до его губ.
        Изабелла поставила колено между его ног, и наверняка ощутила, как сильно ему нравится. Её руки вспорхнули и принялись за пуговицы на его рубашке.
        - Что вы хотите, Алессандро? Как вы хотите? - мурлыкала она, лаская кожу его груди нежными, щекочущими касаниями.
        Алек перехватил её руки, заставив Изабеллу почти упасть на него.
        - Если ты вздумала меня так благодарить, тогда я точно пошлю тебя к чёрту.
        На мгновение в её глазах, таких теперь близких, мелькнул страх. Она играла роль, и теперь отчаянно пыталась вернуть сброшенную маску на место.
        - Между нами что-то большее, правда?
        Алек не ответил, лишь крепче сжал её запястья, невозможно тонкие, словно из стекла, а после переместил хватку выше, под локти. Он выпрямился, заставив Изабеллу изогнуться в неудобной позе. Так, чтобы ей неудобно было притворяться. Алек был честен сам с собой - он испытывал к ней нечто большее, чем безумное влечение тела. Он хотел её всю: её душу, разум, её голос, её музыку…
        - Я хочу вас. Хамфри я никогда не хотела, а вас… До помутнения рассудка.
        Он поймал её. Наконец-то. Ту испуганную лань, которую едва не сбил на дороге, ту открытую, честную женщину, которая отчаянно нуждалась в помощи и так же отчаянно её отвергала, думая, что страданиями искупает свои грехи. Она смотрела на него - та женщина в платье цвета шампанского, которая яростно била себя в грудь, называя шлюхой. Шлюхой среди таких же шлюх, бездарно играющих в благородство, и оттого кажущейся почти святой. Алек хотел её именно такой.
        - Я буду для вас кем захотите… - шепнула она, едва не проваливаясь в отчаяние.
        - Будь Изабеллой. Только ей.
        - 2 -
        Один последний рывок на себя, и он припал к её губам, к её вкусу и запаху - помада и вино - к влажности её трепетного, отзывчивого языка. Изабелла со стоном ответила на его поцелуй, обвила его шею руками, обмякла, навалилась. Алек, дорвавшись, скользил ладонями по её телу: спина, талия, оголённое бедро, крепкая, маленькая ягодицы в разрезе задранного до колен платья. Изабелла оседлала его, согнула колени так, что и Алек мог схватиться за тонкие каблуки её босоножек.
        Корелли ничего не хотел так сильно, как оказаться в ней, но он не спешил - он игрался с ней, трогая чувствительные места через нежное кружево трусиков, прикусывая ей соски прямо через баснословно дорогую ткань платья. Алеку хотелось поставить её на колени, задрать подол и отыметь прямо в этом красном платье и самому не снимая даже брюк, но он не спешил. И он не хотел быть с ней таким, сейчас. Впереди у них целая ночь.
        - Алессандро…
        Она нетерпеливо ёрзала у него на коленях, заполошно целовала ему лицо, губы, шею, пальцы свободной руки поочередно погружала в горячий, влажный рот, двигала тазом в попытке насадиться на его руку, и изумленно распахнула глаза, когда, наконец-то, добилась своего. Алек почувствовал, как влажные, горячие стенки сжались вокруг двух его пальцев и тут же расслабились - она хорошо владела этими мышцами или так сильно хотела его, что были готова кончить, ещё толком не начав. Подхватив её под бёдра, Алек поднялся вместе с ней с дивана и наощупь отправился в спальню. В голове ещё гремели отзвуки «Лунной сонаты», а запах мандарина кружил и будоражил, Алек донёс её до кровати, осторожно отпустил и начал торопливо разбираться с брюками.
        - Позволь…
        Изабелла встала на четвереньки и дёрнула замок вниз. Он почувствовал её дыхание, скользкое движение влажного языка… И тут время замерло. Тёмное, тягучее, низкое, неизменное удовольствие связало Алека, словно липкими путами. Изабелла потёрлась о его член щекой и поцеловала, словно самый ценный предмет, который когда-либо попадал ей в руки. Огладила, провела ладонью вверх и вниз, обошла головку кончиком языка, издав томный, глубокий стон удовольствия. Она взяла его в рот, медленно, дразняще продвигаясь до самого основания. Нет, это не было похоже на скользкий, жадный минет от секретарши - Изабелла смаковала их нарастающую близость, а Алек хотел сделать то же самое для неё. Он взял её за подбородок и заставил оторваться от дела. Изабелла глядела на него снизу вверх доверчиво и преданно. У неё чуть растеклась тушь и размазалась вокруг губ красная помада, делая её вызывающе сексуальной. Алек провёл по её нижней губе подушечкой большого пальца, размазывая её ещё сильнее. Изабелла проследовала за его движением кончиком языка…
        - 3 -
        Снова поцелуй, глубокий, вкусный - поцелуй, за который можно было послать к чёрту собственную репутацию и объявить войну всему Чикаго. Алессандро пьянел на глазах, вдыхая мандариновый запах (вдруг чертовски захотелось узнать, что это за марка, скупил бы всю партию!), придавливая её к постели собственным весом, пьянел от своей власти над ней.
        - Только не души, пожалуйста… Я боюсь.
        Алек взглянул ей в глаза - в них была робкая мольба.
        - Никогда. Я никогда ничего не сделаю против твоей воли.
        Прокурор ответит за всё, что творил с ней. Он сделает эту месть изуверски красивой, холодной, рассчитанной до мелочей. Хамфри Осборна больше не будет существовать на этой планете, даже имени его…
        Вжикнула молния платья - Алессандро не помнил, сам ли он это сделал или её руки направили его. Узкое, как чулок, платье на удивление легко соскользнуло с её тонкой фигуры, стоило чуть потянуть его вниз. Изабелла прогнулась, приподнимая таз, чтобы помочь ему спустить его с себя. Красный, смятый лоскут огладил её талию, бедра, колени, тонкие щиколотки, зацепившись только на босоножках, которые Алек ловко расстегнул и отбросил в угол спальни. Такие изящные ступни: розовые ногти, мягкая кожа, бриллиантовый всполох-украшение - он не удержался, поцеловал изгиб подъема, придерживая её за пятку, и кончики пальцев, и ложбинку стопы.
        - Щекотно.
        Изабелла засмеялась и толкнула его ногой в грудь. Она игриво, но не пошло закусывала кончик мизинца, а в её тёмных, как пропасть, глазах мерцал дьявольский огонёк. Он так и манил сделать шаг, оступиться, полететь камнем вниз. Алек жадно поедал её взглядом: под платьем оказался красный корсаж из тонкого кружева, совершенно прозрачный на груди. Красные повязки тянулись к телесного цвета чулкам, пересекая низко посаженные трусики, тоже кружевные и почти прозрачные. Он избавиться только от трусиков, остальное оставит на ней.
        - Алессандро…
        Она шепнула его имя, поманила его руками, приглашая в объятия, широко развела ноги. Алек снял с себя рубашку и комом бросил её куда-то в угол комнаты, нежно огладив её бедра стянул с неё трусики.
        Было неизмеримо трепетно её касаться, и чем дольше он ласкал её там, тем сильнее хотелось. Хотелось, чтобы она вздрагивала, кончая от одного лишь его языка, хотелось видеть, как судорожно сокращаются её мышцы, смотреть, впитывать в себя. Алек не помнил, чтобы с таким исступлённым удовольствием ласкал свою покойную жену. В последние годы они почти обходились без оральных ласк, исполняя лишь функцию, заложенную природой, обязанности, установленные браком. Он уже давно не практиковался, и, казалось, забыл за ненадобностью, но с ней, с Изабеллой Бланко, всё было иначе. Память услужливо подбросила искомое, инстинкты сработали, как надо - Алек раскрывал её, словно цветок, лепесток за лепестком, безошибочно угадывая самые чувствительные точки. Изабелла металась по постели и просила ещё. Она стонала, так громко, так глубоко, её насыщенный, низкий голос огрубел и превратился в шёпот. Она двигала бёдрами навстречу его языку, навстречу его руке, сложенной щепотью, сминала ладонями ткань покрывала, почти рвала её и кричала, кричала…
        Её тело мелко затряслось, она приподнялась на постели, выгнулась дугой и снова упала. Алек не вынимал из неё пальцев, с хищным азартом наблюдая, как Изабелла Бланко испытывает оргазм. На покрывале под ней темнело мокрое пятно - смесь её смазки и его слюны, и Алек не стал больше медлить. Спустив брюки он вошёл в неё. Он навис над ней на вытянутых руках, наблюдая, как она мечется под ним, как царапает ему руки, как неосознанно пытается выползти из-под него, потому что вторая волна - неизмеримо сильнее - была готова накрыть её с минуты на минуту. Алек задвигался в ней - мокрой, узкой, горячей, прижимая её грудью к постели, поддерживая под бёдра, чтобы быть глубже, целуя её раскрытый в беззвучном крике большой рот. Изабелла вцепилась ему в плечи, сжала бёдрами его бока.
        - Хочу… целиком… тебя… всего…
        Шептала она на каждый толчок, и Алек едва сдерживался, чтобы не спустить прямо сейчас, вперёд неё. Её чулки уже болтались где-то у колен, корсаж не выдержал активных движений - выпустил её крупную крепкую грудь на свободу, и она лежала под ним - неряшливая, мокрая, с растрепавшейся причёской, такая красивая и такая вульгарная, как настоящая шлюха. Его шлюха. Больше к ней никто не притронется. Больше никто не станет трахать её в этих умопомрачительных платьях, в этих чулках, больше никто не станет давать ей в рот, только он. Встав над ней на колени, Алек ускорился. Он свёл ей бедра вместе, согнул колени и прижал их к её груди - проникновение стало узким и глубоким. Подушечка пальца нежно легла на клитор, и это завершило дело - Изабелла снова бурно, громко кончила, жадно хватая ртом воздух. Она мелко вздрагивала и всхлипывала к концу, когда волны оргазма стали реже, тише - побеждённая, распластанная, разом ставшая ещё меньше и тоньше, и Алек отпустил себя…
        Он не помнил, кричал ли он или у него просто заложило уши, помнил лишь, как скользко и липко стало у неё внутри. Как дикое, необузданное ощущение заставило его сжать ей бёдра, словно податливую ткань (наверняка ей было больно, чёрт), а после опустошённому и блаженному, упасть на неё, прижать её своим весом к постели - ладонь в ладонь, лоб ко лбу, губы к губам - и закрыть глаза.
        
        Глава 16. До и после
        - 1 -
        Кажется, над Чикаго снова лил дождь - на тёмных окнах змеились блестящие капли. Изабелла боялась пошевелиться и боялась дышать, так и лежала с чуть повёрнутым к панорамному окну лицом, наблюдая, как острые лезвия ливня бьют с неба, не жалея ни людей, ни машин. Потому что с ней такого не было давно-давно, а, может, и никогда.
        Много-много месяцев назад секс для неё стал значить не больше, чем поход на медицинский осмотр - местами неприятно, но, если не раздумывать, терпимо. Она научилась отключаться, когда Хамфри Осборн приходил вечером в дурном настроении и заставлял её ходить по дому на четвереньках без нижнего белья, отключалась, когда он принимался иметь её в этой позе, где приспичит: в туалете, в прихожей, в саду у фонтана. Она научилась не придавать значения, отделяя голову от тела, когда ей приходилось долго-долго насасывать ему член, чтобы запустить хоть какую-то реакцию. Принимать всё за игру, когда в ход шли кляп, наручники и петля галстука на шее в качестве удавки. Порой она представляла себя кем-то то другим, или кем-то другим его, порой ей помогали порнофильмы, и так она могла хотя бы иногда получить разрядку. Но иногда на неё накатывало - сказывались гормональные контрацептивы или психика не выдерживала подмены понятий - и она впадала в хандру тайно желая погибнуть в каком-нибудь несчастном случае. Такое происходило, и тогда Хамфри, словно чувствуя её настрой, вёл её в ресторан или в оперу, дарил украшения
и вёл себя не как свинья, и тогда Изабелла даже была немного счастлива. Но проходил день или два, и Хамфри Осборн снова становился собой - пресыщенным, жадным, глупым, жестоким. Надежда на то, что когда-нибудь он изменится, таяла с каждым годом, Изабелла взрослела и с взрослением к ней пришло понимание, что люди, особенно мужчины, не имеют привычки меняться, особенно ради кого-то. Да и чего она хотела, если сама старательно создавала иллюзию того, что её всё устраивает?
        Дважды ей по-настоящему хотелось уйти. А первый раз, когда он ударил её по лицу - классика жанра, приревновал к садовнику, второй случился недавно, когда он водил её на поводке и заставлял лаять, бил ногами так, что никакое «это не я, это кто-то другой» не помогало, и тогда она захотела умереть. И умерла бы наверняка, если бы не Алессандро Корелли, так вовремя (или не вовремя) промчавшийся мимо неё по шоссе. Он спас её и это его «вы должны уйти от этого мужчины» вдруг всколыхнуло в ней давно забытую гордость. Она сбежала от него тогда в больнице, потому что испугалась себя такой. Испугалась так, что вернулась в дом Осборна, получила дежурное колье и ужин в лучшем ресторане города, а после ночь мучительных терзаний тела, когда Осборн пытался быть ласковым. Быть ласковым - ему почему-то казалось что она любит пожестче, что ей нравится боль и удушение. Ей не нравилось, но она думала, что это нравится ему, оттого молчала. Да и имела ли она право голоса? Прокурор явно дал ей понять, ему ничего не стоит сделать её жизнь невыносимой, если она начнёт доставлять ему проблемы. И Изабелла заставила себя
привыкнуть. А потом снова появился он. Алессандро Корелли.
        Она увидела его на мэрском балу, он проходил под золочёными сводами арки - статный, красивый, молодой. На него глазели и женщины - с вожделением, потому что он недавно стал вдовцом, и мужчины - с завистью, потому что у Корелли было богатство, власть и положение в обществе. И Изабелла тоже попала в их число. Только потом Осборн как бы между прочим упомянул об итальянской мафии, но её это не смутило. Изабелла не была наивной - уже не была - она знала, как устроен этот мир, знала, что и Хамфри не чист, и все те, кто кормиться у власти, кормятся и у мафии. Алессандро был её главой, и это делало его в глазах Изабеллы ещё привлекательнее. Её притягивали его внутренняя сила и бесстрашие, ведь чтобы управлять одной из крупнейших семей Чикаго, нужно иметь львиное сердце.
        Изабелла не заметила, как влюбилась без памяти. Не отдавала себе отчёта, когда тайком, рискуя собственным здоровьем, а то и жизнью звонила ему, каким-то необъяснимым женским чутьём поняв, что её чувства имеют шанс на взаимность. Её тянуло к нему, потому что именно он, одно его существование вселяло надежду на то, что когда-нибудь всё изменится. Нет, она ничего не делала намеренно, просто так вышло - инстинктивно, неосознанно все её мысли, поступки, слова, движения работали на то, чтобы привлечь Алессандро Корелли. Это был флирт, переросший в болезненную, отчаянную страсть, которой Изабелла не сопротивлялась, но которой сопротивлялся Алессандро. Но вдруг она победила… И вот теперь она боялась повернуть голову, боялась сделать лишнее движение, чтобы не разрушить момент единения. Момент своего счастья. Алек неровно дышал ей в шею, и грудь его, вздымаясь, давила её вниз. Он чуть двинул рукой, нашёл её ладонь, переплёл с ней пальцы. Изабелле хотелось заплакать от переполнившей её нежности.
        - Изабелла… - послышалось у самого уха. Она ощутила его горячее дыхание и влажность поцелуя, ощутило, как тело свело в спазме и живот прилип к позвоночнику. Один его шёпот, и она снова хотела его, несмотря на то, что он всё ещё был в ней.
        Нехотя Алессандро поднялся, навис над ней на локтях, снял с лица налипшую прядку, поцеловал в уголок глаза, где слеза смешалась с тёмными разводами туши. Нахмурившись, он аккуратно взял её за подбородок и чуть повернул ей голову. Пластырь был на месте. Он совершенно забыл, что утром ей делали мини-операцию. Что в то утро, когда его люди забрали её из дома Осборна, у неё на щеке был синяк, а губа вспухла. Ранка покрылась тонкой корочкой, а с пожелтевшего синяка уже сошёл грим. Ему до боли в груди хотелось обнять её.
        - Тебе больно?
        Она качнула головой - «нет». Глаза её пьяно и счастливо блестели.
        - Надо выпить лекарство.
        - 2 -
        Алессандро встал и потянулся к прикроватному столику, где лежали блистеры и записка Альдо. Графин с водой тоже нашёлся поблизости.
        - Дьявол разберёт, что он написал! - Корелли выругался, стараясь расшифровать нечитаемый докторский почерк, пока Изабелла, приподнявшись на коленях, не взяла его за руку. Её касание было невесомым, а рука холодной. Алеку вдруг до щемящей боли в сердце захотелось укутать её в тёплый плед и обнять.
        - Я помню. Мне нужно две. Вот с той и с той упаковки, - её тонкий пальчик указал на нужные. - Ноготь сломала, - хохотнула она, рассматривая испорченный маникюр, взяла обломок ногтя в рот, попробовала на зуб, рассмотрела. Ноготь сошёл почти до мяса - наверное, покрывало оказалось слишком жёстким для её нежных рук. В порыве Алек схватил её ладонь и прижал к губам.
        - Изабелла…
        Она потянулась к нему вся, обвила свободной рукой шею, прислонилась лбом ко лбу.
        - Я дам тебе всё, что ты захочешь… - в порыве шепнул он.
        Алессандро не узнавал себя. Размяк, раскрылся, скинул броню, став чертовски уязвимым, слабым. Он не представлял, как будет возвращаться в жестокий реальный мир, где от его решений зависят тысячи, десятки тысяч людей, работавших в «Корелли Консалтинг» и на Семью Корелли, в мир, где идёт война за каждый цент, за каждую пядь земли, за влияние. Где нельзя распускать сопли и идти вслед за чувствами. Ох, он ещё пожалеет об этом. Тысячу раз. А пока…
        - Мне ничего не нужно, только ты…
        Пока нежная Изабелла Бланко тёрлась, как кошка, носом о его лицо, пока её полный, влажный, чуть припухший от поцелуев рот обещал множество удовольствий, Алек не будет думать ни о чём.
        - Не возвращай меня ему, пожалуйста.
        Как она вообще могла о таком подумать?! Алек едва не разозлился, но вовремя понял - а что ей ещё думать, если она не знала ничего, кроме скотского обращения? Эта женщина не выйдет за порог этой квартиры, пока сама того не захочет, и никто не посмеет посягнуть на неё.
        - Никогда.
        Изабелла прильнула к нему - он ощутил её бедра, гладкой лобок, смятое кружево корсажа, жёсткие, набухшие соски, рот, жаждущий всё больше и больше поцелуев. Пальцы сами нашли тесьму - теперь только голая кожа, никаких препятствий! - дотронулись до гладких ягодиц. Алек сгрёб их в ладони, сжал. Липкие следы его семени остались на кончиках пальцев.
        - Я хочу забыть свою прошлую жизнь как страшный сон, - вдруг зашептала она. У неё часто-часто билось сердце, она изнывала, она жаждала повторения. - Я хочу тебя, хочу, чтобы ты был во мне, хочу проснуться утром с твоим членом внутри. Синьор Корелли, синьор Корелли… Алессандро…
        Она сводила его с ума. Её слова - грязные, пошлые - будоражили воображение. Алек позволил ей взять инициативу в свои руки: они поменялись местами, Изабелла оседлала его, соблазнительно изогнулась, показывая себя, предлагая себя всю. Алек потянулся руками к её груди, она перехватила его ладони на полпути, направила, подалась под них, под его ласку. Снова до безумия захотелось в неё, но она не спешила - дразнила, двигалась на нём, имитируя те самые движения, распаляла ещё больше. Алек с трудом сдерживался, чтобы не повалить её на живот и не усесться сверху, стянув ей руки за спиной, но он подчинялся, ведомый какой-то необъяснимой магией, позволял ей играть с собой.
        Она наклонилась к его лицу, провела губами по его губам, укусила за подбородок, взъерошила пальцами волосы, зарылась в них.
        - Ты такой красивый…
        В её глазах горел хищный огонь. Алек видел в них - она испытывала ровно те же чувства, что и он. Она не притворялась, она хотела его. Именно его. Не его состояние, ни его положение, а его. И пусть он обманывает сам себя - ведь кому нужен простой итальянский парень Сандро Корелли без всех этих атрибутов красивой жизни - ему было плевать. Изабелла Бланко горела на нём, он горел в ней, остальное сейчас не имело значения.
        
        Глава 17. Время для любви?
        - 1 -
        Она, наконец, насадилась на него, и картинка поплыла перед глазами. Её волосы, выпущенные из причёски, завивались теперь кольцами и щекотали ему лица, когда Изабелла опускалась к нему за поцелуем. Её ладони, тонкие и длинные, ложились на его грудь, давили, жалили острыми кончиками пепельно-розовых ногтей, словно хотели добраться до сердца, когда она ускоряла ритм. Её грудь, крупная и высокая, двигалась в такт её толчкам, и Алек сминал её в ладонях, порой привставал на локтях, чтобы поцеловать, жадно всасывая нежную, с ароматом горького мандарина, кожу, оставить бордовый след. Уставшая, она опустилась ему на грудь - Алек почувствовал её заполошное дыхание в ложбинке между шеей и плечом, а после она выпрямилась и, изящно перекинув ногу, развернулась к нему спиной.
        Алек любовался ей: тонкая талия, изящный разворот острых плеч, тонкая линия позвоночника - Изабелла, гибкая, словно змея, чуть наклонившись вперёд, двигалась на нём, насаживалась медленно, тягуче. В этой позе весь процесс был виден до мельчайших деталей - Алек и смотрел, и чувствовал, и распалялся ещё сильнее, так, что приходилось прерываться и выходить из неё, чтобы не спустить раньше времени, Изабелла понимала это и умело этим пользовалась. А после она встала на колени и локти, чтобы отдаться в самой простой и самой излюбленной позе, наверное, каждого мужчины на планете. Но теперь Изабелла делала это с удовольствием, почти диким, необузданным. Теперь сзади её имел не отвратительный прокурор Осборн, а красивый, подтянутый, высокий синьор Корелли, Алек, Алессандро, её невероятная, сбивающая с ног страсть.
        Она кричала, и закусывала подушку, потому что сорвала голос (придётся пару дней не петь), и подавалась всем телом навстречу его жёстким, быстрым фрикциям. Сил уже не оставалось, и она разогнула колени, упав лицом вниз. Алек продолжал вгоняться в неё, не снижая темпа, но теперь он стал ближе - Изабелла чувствовала тепло его тела мокрой от пота спиной, его сбитое дыхание возле уха, его ладони, жадно сжимавшие ей бёдра, широко разведённые в стороны…
        Она кончила в третий раз, уже не так бурно, но всё также продолжительно. Изабелле казалось, что она вот-вот потеряет сознание - организм истратил последние ресурсы на этот оргазм. С протяжным стоном, в котором потерялось её имя и «моя», Алессандро завершился следом. Резко покинув её тело, Алек откинулся на кровать. У него тоже больше не было сил.
        Хотелось спать, есть, в душ, и ничего из этого одновременно - у Изабеллы притупились все чувства, кроме пустоты и растянутости между ног. Между бёдер щекотно стекало семя, оставляя мокрые следы на коже, от которых становилось холодно.
        - У тебя есть выпить?
        - Конечно, - отозвался Алессандро. - Что ты хочешь?
        - Что-нибудь…
        Алек поднялся с постели, мимоходом поцеловал её посередине спины, направился к бару. Амаро Монтенегро, лимонный сок, розмариновая вода и две высокие рюмки уместились в его руках и подмышкой. Изабелла, пряча лицо в волосах, украдкой подглядывала, как он, совершенно обнажённый, сидя на краешке постели аккуратно смешивает ей коктейль. Он был невыносимо притягательным: смуглая кожа, рельефные руки, красивая спина и широкие плечи, острая линия скул и подбородка, глубокие, синие, всегда задумчивые глаза. Изабелла хотела его снова, но тело уже было ни на что не способно.
        - За сегодняшнюю ночь, - улыбнувшись, сказала Изабелла, принимая рюмку с ликёром.
        - И за все следующие, - ответил Алессандро, касаясь стеклом стекла. Он улыбался одним уголком губ, хищно, опасно, и сердце её бухало в груди, гоняя по телу горячую кровь. Это обещание выбило из неё воздух - она не знала, что будет дальше, она не планировала так надолго, ведь за одну только эту ночь она готова была умереть. Но Алек решил всё за неё, и впервые она была несказанно счастлива этому.
        Изабелла сделала глоток: кислый, сладкий и горький - удивительное сочетание вкусов, яркий пряный букет, изысканный и острый, он отражал Алессандро, его образ в её голове. Непредсказуемый, разный, но безумно манящий так, что хотелось пить его снова и снова, смаковать маленькими глотками. Изабелла выпила до дна, Алек долил ей ещё.
        - 2 -
        - Давай закажем ужин? - предложил он, заводя прядь волос ей за ухо. Изабелла поцеловала его ладонь. Невозможно красивую, узкую, длинную, мягкую. На мизинце у него она заметила кольцо чёрное, с литерой «К», уложенной причудливыми вензелями. Наверное, фамильный герб.
        - Давай.
        - Что ты хочешь?
        - Тебя…
        - Изабелла! - он рассмеялся. Она впервые услышала его смех, увидела, как улыбка озаряет его лицо, всегда хмурое, сосредоточенное и чуть надменное, его белые зубы, чуть выступающие вперёд клыки, запрокинутую шею. Изабелле, словно дикой, первобытной жрице, хотелось вцепиться в неё зубами, оторвать частичку его плоти, оставить её навсегда в себе.
        - Я серьёзно, - он опустился на локоть, огладил ладонью её лицо, посмотрел в глаза. У Изабеллы пересохло во рту, ликёр оставил после себя травяной привкус и лёгкую слабость в теле. - Я просто не хочу ничего тебе навязывать. Ты должна делать и выбирать лишь то, что хочешь сама.
        - Я ценю это, спасибо. Но сейчас я буду счастлива, если ты выберешь на свой вкус. Я не в состоянии принимать решения. Я не в состоянии, Алек… даже пошевелиться…
        Алессандро резко припал к её губам, страстным, чувственным, умелым, проник языком в рот, углубил поцелуй, взяв её за затылок. У него откуда-то появились силы, несмотря на долгий день и бурное начало ночи. Он чувствовал себя лёгким, ему хотелось летать. Изабелла словно приделала ему крылья - то, как она без остатка отдавалась ему, взвинтило его самолюбие до поднебесных высот. Оказалось, ему нужно было так мало, всего лишь немного искренности, немного любви. Любви, которой ему так не хватало. И пусть это слово слишком рано всплыло в его мыслях, но как же иначе? Разве не так любят - искренне любят - женщины, как делала это Изабелла Бланко?
        - Скажи мне хотя бы, ты не вегетарианка?
        - Нет, - усмехнулась она. - Я кровожадная мясоедка.
        - Сердцеедка… - поддел её Алек и, шлёпнув по голой ягодице, потянулся за телефоном. Пока он быстрым движением пальцев набирал заказ, Изабелла любовалась на него, чувствуя, как с лёгким опьянением к ней возвращается желание.
        - Я хотела бы съесть только одно сердце… - Это глухое, хриплое контральто, этот взгляд из-под опушенных ресниц, снизу вверх, такой покорный и одновременно зовущий покорить снова. Алек замер с телефонной трубкой в руке, утопая в нём. - Я безбожно влюблена, Алек. Не сочти за навязчивость.
        Она словно прочла его мысли. Да, это было стремительно, но чертовски серьёзно. Да, он тоже безвозвратно потерял голову до того, что ему стало глубоко плевать на то, что происходило за пределами его квартиры. Да, это была чёртова безответственность, но хотя бы раз в жизни он имеет на это право?
        - Пойдём в душ.
        Дрожащими от нетерпения руками Алек расправился с заказом, отложил телефон и притянул Изабеллу к себе, взял на руки. Удивительно лёгкая, она пахла его терпким запахом, она пахла им, она стала его. Чувство победы ничуть не уменьшало азарта нового завоевания - Алек хотел её снова. Усеченная пирамида душевой кабины быстро наполнилась паром и стала едва просматриваемой. Мелкие капли и тугие струи разбивались об их тела, превращаясь в россыпь брызг, пока Алессандро любил её на весу, прижимая спиной к стеклянной стенке. Уже была поздняя ночь, пасмурное чикагское небо смотрело в огромное, непроницаемое изнутри окно, но Алек не чувствовал ни усталости, ни сонливости, хотя завтрашний день сулил множество сверхсрочных задач. Изабелла обнимала его крепко и яростно, словно если она коснется ступнями пола, то утонет. Она снова и снова шептала его имя сцеловывая, слизывая капли воды с его колючих щёк и подбородка - надо бы привести себя в порядок, ей наверняка неприятно… А после они кутались в белые мохнатые полотенца и обнимались, как подростки, всё больше и больше расслабляясь в присутствии друг друга,
становясь всё ближе и ближе не только телами, но и мыслями.
        Глава 18. Прекрасна
        Изабелла где-то раздобыла свечи - удивительно, как легко Алек позволил ей хозяйничать у себя в квартире, распахивать шкафчики и совать везде свой маленький любопытный нос. Разливая по высоким бокалам белое вино, он следил за её торопливыми, но ловкими движениями краем глаза. Она была в элегантном домашнем костюме, чуть великом ей в плечах, заказанном для неё Селестой, и в нём она казалась уютной, домашней, очень близкой. Вспыхнул огонёк зажигалки, и пара пузатых чёрных свеч (наверняка выбранных дизайнером для дополнения интерьера, Алек их в упор не замечал) озарили каменную столешницу, янтарное вино в бокалах, закуски, её глаза цвета перезрелой вишни.
        - Так даже романтично, правда? - усевшись напротив, сказала она. Изабелла подняла бокал, покрутила в руках тонкую ножку, посмотрела вино на просвет, прикрыла глаза, чтобы отчётливее ощутить аромат. Пассито ди Пантелерия - сладкое вино, сделанное на маленьком островке близ Сицилии, родины семейства Корелли. Его душистый, многогранный букет таил в себе нотки сухофруктов, изюма и мёда, Алек считал его одним из лучших. Известные сомелье города были согласны с его мнением.
        - Вечером свожу тебя в «Империал», покажу тебе настоящее романтично.
        В этом ресторане был шикарный винный погреб, отделанный искуснее, чем вип-зал: стенной камень, тайно снятый из старинного каталонского монастыря, просмоленные винные бочки, которым было не менее сотни лет, искусно выплавленная корабельная пушка, снятая с пиратского судна и ещё множество мелких антикварных вещиц стоимостью в целое состояние, которые превращали погреб в настоящий музей. Не считая одиозных пирамид дорогого вина в тёмных, запылённых бутылках - настоящий рай для гурмана. Там был единственный столик, всегда свободный для Алессандро Корелли. Хрусталь с лёгким звоном коснулся хрусталя, Изабелла отпила глоток и блаженно прикрыла глаза.
        - Вечером… Мы ещё даже не ложились. Сколько времени? - она завертела головой в поисках настенных часов. Алек взялся за телефон, который машинально прихватил с собой из спальни. На дисплее высветились три пропущенных и одно сообщение.
        - Без четверти три.
        - Ох, - её тёмные брови взметнулись вверх. - Тебе ведь завтра в офис?
        - Ничего. Просплю утреннюю пробежку. А конце концов, я этим офисом владею.
        Волшебство страстной ночи неумолимо отступало, реальность возвращалась, Алек всё больше отвлекался на телефон. Звонки были от Лео Фалани, он пытался достучаться до Алека примерно с одиннадцати до двенадцати ночи, как раз тогда, когда он был полностью поглощён Изабеллой.
        - Чудесное вино, - Изабелла отпила ещё, мечтательно откинулась на спинку стула. - Я тебе все планы нарушила, да?
        Всю жизнь. С ног на голову. Во всех смыслах и с соответствующими последствиями.
        - Ты была одним из моих планов, - усмехнувшись, ответил Корелли.
        - Бизнес-планов? - Изабелла рассмеялась, не представляя, как близка была к правде.
        В сообщение от Лео Фалани говорилось, что Хамфри Осборн обратился в полицию по поводу проникновения в его частную собственность. Изабелла оставила в дома Осборна мобильный, а также свою прислугу, которая покрывала её тайные звонки ему. Сложить два и два Осборн и его служба безопасности могли и без полиции, но прокурор решил сделать ответный ход. Иск о взяточничестве против иска о проникновении со взломом. Кто кого? Удивительно, что он не приплёл сюда похищение человека, наверное, боялся, что Изабелла в суде скажет всё, как есть. Расскажет, кто здесь настоящий похититель и садист… И боялся Корелли. Алек ни за что не допустил бы, чтобы Изабеллу Бланко трепали по судам. Откладывать было нельзя - помимо аудита, иска и чёртовой тучи мелкой текучки, связанной с китайским вторжением на «итальянский», давно и чётко поделенный между Семьями рынок, ему предстояло разобраться с Осборном.
        - Можно и так сказать, - он отложил телефон, коснулся её руки. - Чем займешься днём?
        - Я не знаю. Наверное, буду спать до последнего, чтобы вечером выглядеть презентабельно. А не как сейчас, - она смущённо опустила глаза. На её лице больше не было ни капли косметики, а волосы были затянуты в простой узел, но она была свежа и великолепна, будто и не было этих нескольких безудержных часов.
        Алек поддел её подбородок двумя пальцами. В этом жесте было столько же нежности, сколько и властности. Она была его, но за неё ещё предстояло побороться. В груди снова горело, но это был не огонь стыда, как то было после новости об измене, а азарт, хищный, спортивный, поднимающий все ресурсы, заставляющий мозги работать в усиленном режиме. Изабелла Бланко вдохновляла. Кровь стучала в висках, и Алек не был уверен, что вообще сумеет сегодня уснуть.
        - Ты и сейчас прекрасна.
        Изабелла поцеловала его в середину ладони. Она целовала ему руки с нежной преданностью, обожанием и каким-то едва уловимым преклонением перед ним, как перед мужчиной. Такое было принято в далёкие-далёкие времена, когда женская эмансипация ещё не потеснила род мужской с трона главного добытчика и господина, имеющего право и поощрять, и наказывать. Изабелла Бланко не боролась с ним за первенство, она целиком и полностью признавала его власть над собой. Эта власть пьянила Алессандро и, несмотря на то, что она теперь полностью была зависима от него, его лишь сильнее влекло к ней. Это было странно и ново для него.
        - Знаешь, чего я хочу? - она отвлекла его от вихря разрозненных, путаных размышлений. Алек сосредоточенно взглянул на неё, ловя каждое слово. - Чтобы ты был счастлив.
        Она поразила его в самое сердце. Там, где всё ещё болела рана, оставленная Габриэле, кольнуло, будто кто-то воткнул туда острую, раскалённую спицу. Он вдруг почувствовал вину. Изабелла не знала, каким он может быть. Ещё не знала. Не предполагала, что слово «счастлив» к нему не применимо: в его жизни были лишь редкие вспышки, такие, как эта ночь, остальное время его жизни занимали мрак, боль, бесконечная занятость, непомерная ответственность, от которых он спасался в холодном равнодушии. Когда-нибудь она увидит его и таким, и когда-нибудь она разочаруется, ровно так же, как его покойная жена.
          - Ты меня совсем не знаешь, Иза… - выдохнул он.
        Она не знала, что свою покойную жену он убил собственными руками. И рука его почти не дрогнула…
        Изабелла отставила бокал и поднялась со стула. Обойдя стол, она наклонилась к его лицу, села к нему на колени, не сводя пристального, глубокого, тёмного взгляда. В этом взгляда Алессандро терялся, в нём ровным счётом ничего нельзя было прочесть, только тонуть…
        - Я тебя вижу. Твои глаза… Когда-нибудь ты доверишься мне, расскажешь всё, что у тебя на душе. Ты скрываешь в себе такой ураган. Я это почувствовала сегодня…
        Изабелла не скупилась на сладкие речи. Изабелла не скупилась на ласку: она обнимала его за шею, гладила его лицо, что-то неразборчиво шептала ему на ухо, Алек уже не прислушивался. Она растворяла его тревогу, успокаивала, расслабляла, убаюкивала. Две бутылки вина на двоих и благодарно сытый желудок закончили дело - Алессандро уснул в её объятиях и проспал до самого утра.
        Глава 19. Время собирать камни
        - 1 -
        Алессандро уехал ровно в восемь утра. Изабелла ещё крепко спала, и он двигался непривычно тихо, стараясь не разбудить её. Непривычно тихо он выдвигал ящики секретера, выбирая часы и запонки, непривычно тихо двигал дверцы шкафа, где по цвету были разложены идеально отглаженные рубашки. Сегодня была среда, а значит, должна была прийти помощница по хозяйству, но Алек перенёс уборку на завтра - не хотел будить Изабеллу. Ему было чертовски неудобно и непривычно, давно обкатанный ритм сбился, но это не вызывало у него раздражения, а скорее удивление тому, что он не раздражается. Алек, степенный, флегматичный, порой тяжёлый на подъем, не любил перемен, но волею судьбы он жил в нестабильном мире, под который приходилось подстраиваться, а эта квартира была его островком спокойствия, гаванью, где он мог отрешиться от череды бесконечно меняющихся дел. Теперь он разделял её с женщиной, и этот вкус новизны словно бы отменял его старые привычки.
        У них с Габриэле была якобы семейная квартира - просторный пентхаус в Маленькой Италии, в двадцати минутах езды от особняка Корелли, но Алек редко появлялся там, в последние пару лет он там даже не ночевал, потому что Габриэле превратила его в тусовочное место. Она и сама ночевала там редко, предпочитая - почему-то - бывать в особняке Корелли. Особняк был огромен, места хватало всем, в течение дня можно было даже ни разу ни с кем не пересечься, кроме прислуги - наверняка, прохаживаясь по галереям, Габриэле представляла себя его хозяйкой. Именно там, в правом крыле здания, где им были отведены отдельная кухня, спальня с гардеробной, кабинет и гостиная, они и встречались ночами. Это были даже не ночи, а двадцатиминутные сессии, в которых каждый из них изображал заинтересованность, взывал внутри себя к старым чувствам или фантазиям и непременно разочаровывался, конечно же, внутри себя. Секс с Габриэле с каждым прожитым годом превращался в безвкусный половой акт, и сегодняшняя ночь с Изабеллой Бланко, полная эмоций, огня, жизни, не шла ни в какое сравнение. Странно, что он ни разу не подумал о том,
чтобы завести себе любовницу, довольствуясь тем, что имеет.
        В Семье ценили и уважали честь жён, измена считалась низким поступком - поступком не мужчины, но соблазн всегда и для всех был велик. Многие члены Семей отходили от негласного Кодекса, принятого ещё в двадцатом веке, смягчали его для себя хотя бы в этом, но не Алек. Он был готов травить себя этим суррогатом семейной жизни и дальше, пока Габриэле не сделала первый шаг. Она пошла вы-банк, понимая и принимая все риски. Так кто в итоге трус? Алек с тревогой смотрел в будущее, не знал, не мог даже предположить, что ждёт его с Изабеллой Бланко. Он словно бы пытался разглядеть дно в мутной реке, отчаянно напрягая глаза, а после нырнул, пытаясь его нащупать. Но оно всё ещё было далеко, и он не знал, хватит ли ему кислорода…
        - 2 -
        Джулиано сидел в своём кабинете, зарывшись по макушку в бумаге. На его столе стояли два включённых макбука, две чашки кофе с засохшей под ободком гущей, тарелка с крошками от чего-то съестного и мятой салфеткой прямо в ней. Когда Джулиано на чём-то сосредотачивался, его было трудно сдвинуть с места. Так было с детства. Алек и Данте ненавидели рыбачить, но Джулиано мог сидеть на корме лодки часами, ожидая клёва. Он часами мог материть модель самолёта из картона, когда вечер непоседливый Данте сманивал Алессандро на улицу, запускать воздушного змея или играть в бандитские перестрелки с ребятами из соседних домов. Он всегда доводил начатое до конца, был внимателен к мелочам, что делало его превосходным финансистом и аналитиком цифр.
        - Как успехи? - сходу спросил Алессандро, нависнув над столом.
        - Мне не нравится вот этот договор, Алек, - брат тряхнул посеревшей бумажкой, вынутой из архивной папки двухлетней давности. Алек взял её в руки. - Здесь не слишком прозрачная схема. Вот этот нецелевой перевод идёт напрямую от «Чикаго нейшнл рейлвей», - он достал кусок бумажки с выпиской со счёта. - Как раз в этот период они выиграли тендер на перевозку горюче-смазочных материалов от «Дженерал Ойл».
        - Кто вёл договор?
        Джулиано перелистнул страничку.
        - Данте. Странно, что он упустил это, - Джулиано задумался, и, кажется, расстроился. Алек расстроился тоже, почувствовал, что начинает злиться.
        Помимо своей официальной деятельности - консалтинговые и экспертные услуги в управленческой, маркетинговой и юридической сферах, «Корелли консалтинг» выполнял и ряд условно-официальных услуг, проводя их в виде совершенно чистых сделок, пусть и по чуть завышенным расценкам. За вознаграждение Корелли продвигали интересы фирм, обратившимся к Семье за помощью: тендеры по благоустройству, перевозкам, в том числе железнодорожным и авиа, дорожным работам и жилому строительству в той части города, принадлежащей семье Корелли. Всё муниципальное строительство подмял под себя Фальконе, так как имел тесные дружеские связи с мэром, а так же некоторые ветки железнодорожного сообщения, в том числе те, которые пересекались с «Чикаго нейшенл рейлвей». После женитьбы Алека и Габриэле, Фальконе уступил Корелли свою часть железнодорожных путей и не чинил преград, если кто-то из частных фирм, подконтрольных Руссо и Алессандро Корелли вздумывали строить жилой дом на их «земле». После смерти Габриэле этим договорённостям пришёл конец. Но хуже было то, что Фальконе мстительно пытался подставить их. Сейчас «Корелли
консалтинг» как никогда должны быть безупречны, и если Алек уже громко сел в лужу, прихватив из дома прокурора Изабеллу Бланко, то Данте разложил «мины» ещё задолго до этого. Простая невнимательность могла дорого им обойтись. И этот мальчишка мнит себя лучшим юристом Чикаго.
        - Задай ему этот вопрос, Джулс.
        - Сразу, как дозвонюсь. Он же в Дубае, - брат пожал плечами и раздражённо свёл губы. Аудитом он занимался один, потому что почти никому из наёмного персонала не стоило доверять эти схемы. Алессандро было его отчасти жаль.
          - Нужна будет помощь, говори.
        Джулиано слабо улыбнулся в ответ.
        - Мистер Корелли, вас к телефону, - раздалось из коммутатора. - Прокурор Осборн.
        Алек и Джулиано переглянулись. Джулс прекрасно был осведомлён об иске, но не о Изабелле, поэтому Алек поспешил покинуть его кабинет.
        - Переведи звонок ко мне.
        В груди снова полыхнуло. Алек шёл к лифту, с мстительным наслаждением думая, что заставляет господина прокурора ждать. Лифт проехал двадцать этажей вверх, раскрылся прямо в фойе, где Селеста уже ждала его, стоя с трубкой в руке.
        - Доброе утро, сэр. Перевожу? Он звонит лично.
        По ней было отчётливо видно - она нервничала. Не каждый день ей приходилось заставлять федерального прокурора Чикаго висеть на трубке. То, что Осборн звонил не через секретаря заставило Алека зло, хищно оскалиться, забыв о том, что Селеста смотрела на него во все глаза и наверняка пугалась его реакции. Он редко проявлял эмоции перед подчинёнными, но тут они захлестнули его. Снова.
        - Через минуту ровно.
        Алек с улыбкой закрыл за собой дверь. Стоило чуть прийти в себя. Вид на озеро Мичиган был всё таким же, но для Алека будто бы всё изменилось. Он вдруг стал отмечать детали: жёлтый парусник, серая опора моста, вереница одинаковых машин - удивительно, как автоконцерны, пытаясь угнаться за спросом, едва ли не воруют идеи дизайна друг у друга! - туманная дымка, испарения после дождя. Значит, будет потепление…
        Коммутатор замигал, раздалась лёгкая, ненавязчивая трель. Алек присел на краешек стола, снял трубку. Он был спокоен и абсолютно уверен в себе.
        - Внимаю, - с лёгкой издёвкой в голосе произнёс Алек.
        - Господин Корелли, мне кажется, вы недавно забрали что-то моё, - Осборн не поздоровался, но в его голосе звучали заискивающие нотки.
        - Да, у нас с вами есть некоторые вопросы, для обсуждения которых требуется личная встреча. Вы согласны?
        - А давайте пообедаем, синьор Корелли? В «Гондола»? Думаю, вы знаток в итальянской кухне, подскажете мне, чем утолить мою боль?
        Алек хмыкнул. Осборн неплохо играл в подхалимство и панибратство, и это было даже интересно - Осборну явно было чем ответить, и Алеку не терпелось узнать, чем.
        - Идёт, - он спрыгнул со стола с какой-то необъяснимой юношеской прытью. Что бы ни было, Изабелла Бланко теперь у него, и господин прокурор ничего не сможет с этим поделать. Лишь оплакивать собственное поражение. - У меня сегодня окно в три часа дня, вам удобно?
        - Мне удобно, когда вам удобно, господин Корелли.
        Если бы Алек мог видеть сквозь трубку, то он наверняка наблюдал бы, как Осборн раскланивается, как раскланивался тогда, на мэрском балу. В этом было что-то напускное, нарочитое, двусмысленное. Это был новый этап игры, которая началась с выстрела в подвале фамильного особняка Корелли. И Алек готов был сыграть.
        Глава 20. Маркези и телятина
        В послеобеденное время в «Гондола» было не подтолкнуться. Вереницы машин стояли на парковке, словно дикие мустанги, загнанные в стойла: кто-то уезжал, кто-то заезжал на их место. Парнишки в бежево-терракотовой, повторяющей общую палитру заведения, униформе сновали туда-сюда, приглашая гостей занять свободные места, кто-то из служащих управлял дорогой машиной сам, потому что её хозяину не хотелось крутиться на паркинге самому, и эти ребята неумело сдерживали восхищение. Алек оставил свой бархатно-чёрный «Ягуар» - второго своего любимца после «Линкольна» - у входа, отдал швейцару ключи.
        Двери заведения услужливо распахнулись перед ним. Белая мебель, терракотовый и бежевый текстиль, много света и зелени - остановка в «Гондола» была едва ли не торжественной, и Алек соответствовал ей. Тёмно-синий дизайнерский костюм из тонкой шерсти, белая рубашка, свободно расстёгнутая на два пуговицы, запонки из белого золота. Наверняка чертовски довольное лицо. Девица-хостес нервно замахала ресницами, увидев его ещё издали, и покраснела до кончиков ушей, выглядывающих из-под тёмного каре.
        - Мистер Корелли, ваш столик, - она торопливо повела его вглубь зала, защищая от снующих, словно юркие рыбы в океане, официантов. - Вас уже ждут.
        Хамфри Осборн грузно сидел за столом и со скучающим видом изучал бокал с красным вином. После их встречи на мэрском балу прокурор чуть осунулся и будто бы даже посерел лицом, или Алеку просто хотелось, чтобы так было. Алеку хотелось заставить его понервничать. Заметив Алессандро, Осборн отставил бокал, попытался подняться с места, но огромное брюхо помешало ему - стол качнулся, взбрыкнуло красное вино в бокале. Замерев в этой неловкой позе, прокурор сделал поклон и уселся обратно. Во взгляде его плескалась ненависть, надёжно прикрытая притворным подобострастием. Осборн боялся Корелли до чертей. Если бы не протекция Фальконе, он не посмел бы даже номер его набрать, не то что попросить об аудиенции. Фальконе выкинул Осборна на передовую, как пса с гранатой в зубах под танк, а господин прокурор и рад был, думая, что играет здесь важную роль.
        - Ну вот, синьор, пока ждал вас, решил попробовать, - он снова взялся за бокал. Тонкая хрустальная ножка утонула, затерялась между его толстых, коротких пальцев. Этими пальцами он трогал его Изабеллу… - Как его там, я уже не помню…
        - «Маркези ди Бароло». Его обычно предлагают здесь в качестве аперитива, - с деловым видом Алек взял винную карту, хотя она была не нужна ему, он неплохо знал местный ассортимент. - Хотя, на мой сугубо личный взгляд, оно больше походит для обеда.
        - Тогда давайте закажем бутылку?! - преувеличенно радостно воскликнул Осборн. - Мне понравилось.
        Алек пожал плечами, мол, не имею ничего против. Перед ними тут же возник официант с двумя меню в белых кожаных футлярах.
        - Сегодня в меню прекрасная телятина… - голос молодого, худого, как трость, юноши мелодично раздался где-то над его головой.
        - Что-нибудь имеете против телятины? - Алек перевёл взгляд на Осборна, вопросительно заломил бровь.
        - Абсолютно ничего.
        - Телятина с белыми грибами. Капрезе. Сыр. Чуть позже ристретто, - Корелли коротко надиктовал официанту заказ, и отвлёкся на короткий звук сообщения. Это была Селеста. Она отчиталась за завтрак для «мисс» и прислала запрос на покупку «нескольких предметов личной гигиены и нижнего белья на две тысячи двести долларов».
        «Оплачивай всё, что она попросит».
        - Да-да, мне всё то же самое. Пожалуй, ещё ваши итальянские макароны, забываю всё время…
        - Паста?
        - Ага, её.
        - Какую вам, сэр?
        - Да любую, я всеяден. И поспешите. Не люблю разговоры на пустой желудок.
        «И выясни, какие у неё любимые духи». Алек хотел выяснить, кто производит этот умопомрачительный аромат с горькими нотками мандарина. Пока Осборн, словно деревенщина, выкаблучивался перед официантом, Алек усиленно делал вид, что не имеет ничего с ним общего. От неприятного соседства его отвлекали мысли об Изабелле. Она уже проснулась. Проснулась и готовилась теперь к вечеру. Алессандро улыбнулся экрану смартфона, представляя, как она - мягкая, тёплая и податливая после сна, с рассыпавшимися по подушке волосами - томно тянется под одеялом и сонно щурит глаза.
        Вино и сыр принесли почти сразу. Пока хрупкий официантик разливал вино, придерживая бутылку белоснежной салфеткой, Осборн полез во внутренний карман пиджака, достал сигару в индивидуальной упаковке и задумчиво повертел её между пальцев.
        - Здесь зал для некурящих, сэр.
        Осборн крякнул и хотел было возмутиться но, поймав на себе строгий, холодный взгляд Алессандро Корелли, сунул сигару обратно. Они пригубили вино почти одновременно. Потом Осборн, рассыпавшись в извинениях, отвлёкся на телефонный звонок.
        - Ну, что, с чего начнём, синьор Корелли? - отложив телефон и склонив голову на бок, поинтересовался прокурор.
        Глава 21. Грязная сделка
        - У нас много тем для беседы, - парировал Алек. Официант принёс салат. Пока стол сервировали, они молча смотрели друг другу в глаза, пока прокурор первым не отвёл взгляд.
        - Полагаю начать с чего-нибудь лёгкого, - Осборн поддел вилкой лист базилика, отложил его в сторону. - А потом перейти к более «сытным» темам.
        Аналогия с обедом не впечатлила Алессандро - лёгких тем у них с Фальконе, действующего руками Осборна, не было. Он решил действовать в лоб.
        - Вы не предполагаете, что наркоторговля - слишком рискованное дело для такого человека, как Фредерико Романо? Его целевой доход в разы превышает возможный доход от реализации тех объёмов, что у него обнаружили.
        Прокурор нервно хмыкнул при упоминании Романо. К задержанию консильери семейства Корелли он приложил руку, поставив на ордере об аресте свою подпись. Своим вопросом Алек выдал заинтересованность в этом деле, но она и так была очевидна им обоим. Кроме того, Алек чётко следил за своей речью - разговор о Романо не должен был перейти за рамки светской беседы, о том, что написано в газетах.
        - Нуу, человек такое создание. Ему всегда мало…
        - Не знал, что вы не только прокурор, но ещё и психолог, - усмехнувшись, Алессандро отправил в рот кусок помидора.
        - Жаль, что ваше сфабрикованное против меня дельце не выгорит, и ваш прекрасный деловой партнёр, скорее всего, отправится за решетку, зато вы, синьор Корелли, получили неплохую компенсацию, - Осборн состроил хитрое лицо. После вина оно покраснело, и контраст с белыми ямами после акне стал более заметен. Алек отвёл взгляд, на это было невыносимо смотреть.
        Принесли горячее, и Алессандро, рассматривая посетителей и ожидая, когда официант закончит свою работу, получил возможность продумать стратегию беседы. Они оба понимали о чём речь, но оба старательно лавировали среди намёков и общих фраз. Алек взял курс на то, чтобы заставить Осборна говорить, называя вещи своими именами.
        - Не понимаю, о чём вы.
        - О недавнем проникновении со взломом в мой дом, - Осборн заткнул за ворот рубашки салфетку, взялся за гриб и тут же капнул на неё соусом. Длинная бежево-розовая полоса изувечила всю эстетику девственно-чистой ткани.
        - Да, я слышал об этом, сочувствую, - Корелли нахмурил брови, старательно разыгрывая удивление. - Какие версии? Ограбление?
        - Нет, удивительно, но ничего не пропало. Почти ничего.
        - Тогда вам стоит сменить охрану. Вероятно, она недостаточно компетентна.
        Алессандро переключил внимание на телятину. Скалопини было действительно бесподобным, мясо таяло во рту, и даже неприятная компания не могла перебить простое человеческое удовлетворение от вкусной еды. Алек считал себя ценителем родной кухни, несмотря на то, что в Чикаго было не так много ресторанов, которые действительно чтили традиции приготовления. В отличие от своего отца, который всегда обедал дома, выписав себе повара с Сицилии, Алек сумел перестроиться, но всегда приятно удивлялся, когда находил в Чикаго действительно итальянскую кухню.
        - А что, если я придам огласке похищение из моего дома некоей Изабеллы Бланко? Не сомневайтесь, я знаю, что это сделали вы, - Осборн, наконец, перешёл в нападение. Он волновался - его выдала вилка, жалобно пискнувшая по фарфору огромной, круглой обеденной тарелки.
        Корелли невозмутимо отправил в рот второй кусок и отпил вина. Пряное кружево вкуса, фруктовые нотки и едва уловимый аромат табака и перца идеально оттеняли вкус нежного молодого мяса.
        - Мы можем договориться.
        Алек промокнул губы салфеткой и улыбнулся. Воцарилось молчание. Оно длилось так долго, что Корелли машинально дотронулся до ремешка «Джежер Лекультр», которые носил на правой руке, чтобы проверить время.
        - Ваши предложения, - наконец, отозвался Осборн. В этот раз Алессандро не сумел прочесть выражение его лица: он казался одинаково припёртым к стенке и задумавшим хитрую многоходовку.
        - Сколько вы хотите за неё?
        - Вы предлагаете мне отступные? - прокурор хрюкнул, проглатывая внушительную порцию пасты карбонара. Мелкие капли белого соуса повисли у него на носу и на подбородке. Настоящая свинья. Алек не мог отделаться от мысли, приделай к его башке острые уши-лопухи, она не будет отличаться от свиной на праздничном столе.
        - Давайте назовём это так.
        - За женщину?
        - Почему нет? Сколько вы хотите за неё?
        Цинично. Алек словно выторговывал у него эксклюзивную машину или скаковую лошадь. Таков был их мир, такова суть его, и, несмотря на все благородные порывы и на всю ту страсть, что он питал к Изабелле Бланко, Алек осознавал это. В их мире нельзя показывать слабости - такие, как Осборн, как Фальконе, тенью стоявший у него за спиной, только и ждут такой возможности. Ждут чтобы накинуться и сожрать. Но у Корелли слишком толстая шкура, сломают зубы.
        - Поверьте, я не хотел бы добиваться вашего молчания менее гуманными способами…
        Алек шёл по острию бритвы. Пока дела в бизнесе шли более или менее гладко, затевать открытую войну ему не хотелось. Лавируя между званием успешного предпринимателя в миру легальном и младшего дона в миру подпольном, Алек всегда выбирал путь договора, потому что и в том, и другом мире репутация была важнее всего. Лет семьдесят назад пришить несговорчивого законника было гораздо проще, чем сейчас. В нынешнее время такой способ решения проблем был гораздо более трудозатратным. И Осборн, и Корелли понимали это, но Алек открыто дал понять ему, что всё ещё может выбрать этот путь. Они смотрели друг другу в глаза, и прокурор первым отвёл взгляд. По его лицу Алек понял - он боится.
        - Ну вообще, я всё всегда записываю, - задумавшись, прокурор поднял глаза наверх, на его лбу образовалась глубокая жировая складка. - У меня есть расходная книга. Да-да, как у наших - не общих с вами, конечно же - глубокоуважаемых пращуров.
        Аналогия с учётом рабов заставила Алекс нервно усмехнуться. Зачесались руки разбить ему бутылку «Маркези…» о голову. Жаль, что она почти пустая. Осборн полез в портфель, достал потёртую кожаную папочку на завязках. Это действительно была большая книга учёта, где все записи были от руки.
          - Вот, - он перелистнул пару страниц, там были даты, цифры, в пластиковом кармашек лежали счета, чеки. - Шмотки от кутюр, драгоценности, спа, сиськи, косметика. Курсы гейш даже. Ну в самом деле, не мне ж её было учить? - хохотнул он. - Зато у вас теперь готовый продукт, а не полуфабрикат. Настоящая умелая дорогая эскортница.
        Дерьмо. Это словно навязчиво вертелось у Алессандро в голове. Дерьмо. Хотелось выплюнуть его прямо в эту самодовольную рожу. Но он лишь процедил:
        - Сколько?
        - Шесть миллионов двести семьдесят семь тысяч сто двадцать долларов, - он зачитал итоговую сумму, нацарапанную его убогим почерком в конце листа, под чертой. - Хотите, я пришлю вам её вещи с водителем?
        - Оставьте их себе. Или продайте. Я куплю ей новые.
        - Пожалуй что продам. Разницу перечислю на ваш банковский счёт. Реквизиты вам пришлёт мой секретарь.
        - А вот её документы будьте добры.
        - И документы.
        Алек взглянул на официанта, слегка приподнял бровь. Парнишка ринулся к столику, услужливо склонился к Корелли. Алек попросил счёт и полез в нагрудный карман за чаевыми.
        - О, синьор Корелли, не беспокойтесь. Я оплачу наш прекрасный обед. Вас ведь ждут большие расходы.
        Алессандро встал и, едва разжимая губы, чтобы попрощаться, покинул заведение. Ощущение, что его макнули головой в помойную яму прошло только тогда, когда он вспомнил о предстоящем вечере. Его ждала Изабелла Бланко.
        Глава 22. Затишье
        «Амуаж Мемуар». Стильная чёрная упаковка, флакон ручной работы, загадочный знак - символ бренда, умопомрачительный запах, тот самый. Алек держал в руках духи в подарочной коробке и маленький футляр - пробник. Цена им была почти в четыреста долларов - капля в море, по сравнению с шестью миллионами, которые минутой ранее Селеста отправила переводом. Алек не хотел, чтобы номер его банковского счета каким бы то ни было образом светился в банковских выписках прокурора Осборна.
        Джулиано заглянул к нему в кабинет, осторожно процарапавшись перед этим в дверь.
        - Всё в порядке? - поинтересовался он, наверняка имея в виду утренний звонок Осборна.
        - Да, всё в норме.
        Алек ещё не придумал, что ответить, говорить правду он пока был не готов, и поэтому решил не развивать тему. Джулиано едва заметно поджал губы и опустил глаза, разочарованный недоверием старшего брата.
        - Ко мне обратился один китайский концерн - чуть язык не сломал, пока выговаривал название, так и не запомнил, - Джулиано закатил глаза. Он выглядел усталым, но настроение его было приподнятым. Странно, но Алек отчего-то никак не мог подобрать слов, чтобы спросить его, как он вообще. Средний брат имел интересную привычку скрывать от семьи свою личную жизнь, и Алек не смел лезть туда без спроса, ведь сейчас он поступал точно так же, - его владелец хочет встретится с тобой.
        - По поводу?
        - Они пытаются продвинуть на рынок китайский металл, хотят проконсультироваться у тебя.
        - Пусть обратятся в маркетинговый отдел и предоставят коммерческое предложение. На кой чёрт им именно я? - Алек всплеснул руками. Джулиано многозначительно повёл бровью.
        Похоже, конкуренты решили идти путём договора, всерьёз опасаясь за свой бизнес и за себя. Постройка ими завода на территории Фальконе провалилась - неделей ранее там случился пожар, а после возникли проблемы с документами - участок земли вдруг оказался предназначенным под жилую застройку. Теперь они решили протоптать дорожку через Корелли, интересно, кто им подсказал? Алек ни за что бы не взялся продвигать дерьмовый китайский металл, даже если ему предложат - а ему не предложат, потому что для любого бизнеса такие огромные откаты это верный путь к полному краху - половину всей прибыли.
        Только сейчас Алессандро заметил, что Джулиано бросает короткие, заинтересованные взгляды на тумбу. Там Алек оставил «Амуаж Мемуар».
        - Мама звонила, - Джулиано заговорил о семье, и Алек тут же ощутил, как напрягается всё его тело, как он каменеет, как слезает с лица расслабленное выражение, и губы сжимаются в твёрдую тонкую полоску. Он не был дома с того дня, как не стало Габриэле. С той самой пощёчины, которой Алек так и не смог переболеть. - Говорит, отцу стало лучше. Он немного ходит сам. Спрашивал, как идут дела. Выслать ему сводный отчёт?
        - Он просил его? - резко и холодно уточнил Алессандро. Джулиано опустил глаза, надменный, повелительный тон брата кольнул его.
        - Нет.
        - Тогда просто скажи, что всё под контролем.
        - Ты приедешь на ужин?
        - Нет, у меня другие планы.
        Джулиано снова скользнул взглядом на подарочную коробку, но снова ничего не сказал. И, кажется, всё понял без слов. Поджав губы, брат коротко кивнул и молча вышел из кабинета.
        Селеста принесла бумаги на подпись, Джулиано прислал отчёт по аудиту за прошлый год и предупредил, что уходит. Без четверти семь секретарша позвонила с ним по внутренней связи напомнила ему о столике, забронированном на восемь часов в «Империал».
        - Мисс предупреждена.
        Алеку даже нравилось, что Селеста не знает её имени - эта загадочность придавала их с Изабеллой и без того бурным, острым отношениям особой пикантности.
        - Ты забрала мой смокинг из чистки?
        - Да, конечно, сэр.
        Селеста, предупредительно стукнув в дверь, внесла чехол в кабинет. К нему прилагались две свежих, отглаженных сорочки.
        - Сегодня меня уже не будет. Ты свободна.
        - Хорошего вечера, мистер Корелли.
        Не дожидаясь ответа, секретарша вышла из кабинета. Краем глаза Алек заметил, что она улыбается. Исполнительность и профессионализм новой сотрудницы грели душу - у него с ней образовался неплохой тандем, исключительно рабочий, без лишних намёков и полутонов. Максимум из личного, что могла позволить себе Селеста - осторожная забота. Лишний раз предложить кофе, напомнить об обеде, обеспечить всем необходимым Изабеллу, ненавязчиво, тонко, почти не беспокоя его лишними вопросами и уточнениями - она умела тонко, ненавязчиво, почти по-матерински опекать, несмотря на то что старше была всего на шесть лет. Алек был доволен выбором сотрудницы. Он любил, когда всё шло хорошо.
        Глава 23. На виду
        - 1 -
        Природа наградила Алессандро Корелли высоким ростом и длинными ногами - личный портной семьи всегда подгонял ему костюмы по фигуре. Глубоко-чёрный смокинг с атласными лацканами пиджака сидел на нем идеально. Алек был поджар и хорош собой. Он смотрел на себя в зеркало будто бы глазами Изабеллы, вспоминал её восхищение, почти по-детски искреннее. Вспоминал, как она окрыляла его - прикосновениями, словами. Подумал что, может быть действительно этого достоин. Для Изабеллы Бланко он не был разочарованием, как бывал порой для отца и всегда для жены, он был для неё идеалом.
        На волне радостного ожидания встречи и новых, неизменно приятных впечатлений, Алек зарулил в ювелирный магазин. В этом бутике он покупал украшения для Габриэле, но никогда лично, это делала для него секретарша, но, тем не менее, его узнали.
        - Мистер Корелли.
        Высокая брюнетка в белых перчатках пробежала к нему, опережая своих менее проворных коллег, стоило ему перешагнуть порог.
        - Чем могу помочь? Что посоветовать? - улыбаясь и глядя ему в глаза заворковала она.
        - Бриллианты для хрупкой и нежной молодой девушки, - бросил Алек, усаживаясь на просторный кожаный диван.
        Консультантке удалось попасть в его представления уже через пять минут - изящное колье и серьги-капли на длинной подвеске идеально подошли к образу Изабеллы в его памяти. Тёмно-бордовые футляры с украшениями и чёрная коробка с «Амуаж Мемуар» идеально сочетались с цветом салона его «Линкольна». Всё было одно к одному и всё было прекрасно.
        Алек ни разу не подумал о том, что дарит ей слишком много за раз, напротив, он хотел давать ей больше и больше. Странное чувство - Алессандро вёл счёт подаркам для своей жены, она имела дурную привычку в приступе шопоголизма скупать всё, что видит, присылая ему счёт за счётом, но с Изабеллой всё было иначе. Наверное, потому что она почти ничего не просила, несмотря на то, что Алек дал ей полный карт-бланш на пользование своей кредиткой.
        Он дожидался в фойе, когда Изабелла вышла из лифта. Её блистательный образ отразился во всех зеркалах: красная помада, густые, чёрные ресницы, волосы, забранные в простую высокую причёску, платье - чёрное, бархатное, с глубоким изгибом выреза, обрамляющего красиво приподнятую грудь. У него перехватило дух. Изабелла Бланко выглядела торжественно и в то же время невероятно соблазнительно, она потрясающе гармонировала с ним. Алеку безумно хотелось вывести её в общество. Хотелось, чтобы ею любовались и завидовали ему, как бы мелочно и по-ребячьи это не звучало.
        - Привет, - прошелестела она тихим, чуть сорванным голосом и опустила глаза. Яблочки её щёк покраснели. Алек подошёл к ней, взял за руку, поцеловал её холодные пальцы.
        - Кое-чего не хватает.
        Алек подвёл её к одному из зеркал, по очереди раскрыл футляры с драгоценностями.
        - Алек… - выдохнула Изабелла. Так, словно никогда ничего подобного не носила. - У тебя такой тонкий вкус.
        Тогда, на мэрском балу Изабелла блистала, словно рождественская ель. Тогда жирная свинья Осборн сделал всё, чтобы с неё не сводили глаз. И Алек попался. Но Алек считал, что Изабелла Бланко достойна куда более изящного обрамления. Он наблюдал как она вставляет серьги в крохотные отверстия в мочках ушей, как дотрагивается до колье, усыпанное сотнями мелких и крупных камней, не решаясь взять его в руки. Алек помог ей - небрежным движением, будто это ничего не стоящая безделушка, а не ювелирное произведение искусства за двадцать пять тысяч, вынул его из футляры, набросил ей на грудь, застегнул карабин позади на шее, там, где бледная полоска телесного цвета пластыря контрастировала с её оливковой кожей. Не удержавшись, он приобнял её за талию и поцеловал её в шею, в манящую ямку на линии роста волос.
        - Последний штрих, - он кивнул на черную коробку.
        Мимо проскользнул кто-то из жильцов, где-то у входа маячили охрана и портье, но Алеку было всё равно. Он снова был поглощён ей. Даже вне постели она занимала всё его внимание. Даже вне постели его сердце грохотало, словно на скачках. Он не помнил, чтобы чувствовал нечто подобное с бывшей женой или с кем-то другим - всё, что было до Изабеллы, словно накрылось белой простынёй, остались только очертания. И всё это случилось так быстро… Изабелла Бланко угодила в этот эмоциональный кавардак, случившийся с ним после известия об изменах Габриэле, и Алек не знал, настоящее ли то, что происходит между ними или он просто спасается в ней. Алек не знал, но предпочитал отдаться на волю чувств.
        - Мне неловко… Я этого не заслужила.
        Изабелла замотала головой, огорчилась, взгляд её подёрнулся мутью, словно она провалилась вдруг в воспоминания, не самые радужные. Наверняка Хамфри Осборн одаривал её также, не забывая напоминать ей, что это всё только по его милости, и она должна быть благодарна, и ноги ему должна целовать…
        Алек тряхнул головой, отгоняя вспыхнувшую вдруг злобу.
        - Сделай это для меня.
        Изабелла распаковала флакон. Выставив перед собой руку, она надавила на распылитель и вошла в ароматное облако. Тонкая нотка цитруса и кардамона, дымный шлейф, кожа и мускус - Алек прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как аромат звучит на ней. Драматично, богемно и как-то по-осеннему дождливо. Горячая итальянка, заточённая в мрачном, жадном, суетливом Чикаго - этот запах словно отражал всю суть Изабеллы Бланко, был ею. Он шёл ей неимоверно. Ей шло быть такой - дорого одетой, недоступной для других, искренне, до смущения влюблённой. Изабелла Бланко не стоила шести миллионов - прокурор страшно просчитался. Она стоила гораздо, гораздо дороже.
        - 2 -
        Ресторан «Империал» находился в пригороде Чикаго недалеко от ипподрома «Арлингтон-парк» и располагался на одной из старинных вилл, являющейся неполной реконструкцией древнего ирландского замка. Сюда было сложно попасть - в «Империал» не пускали людей с «улицы», но и для «своих» очередь была порой на недели вперёд. Ресторан нежно опекал Ричи Понтедра - глава одной из четырёх самых влиятельных мафиозных семей Чикаго, поэтому представителям дружественных семей столики предоставлялись вне очереди. Корелли были дружны со всеми, кроме - с недавних пор - Фальконе. Они поднимались по широкой каменной лестнице, украшенной живыми цветами, и Изабелла доверчиво и пылко прижималась к его плечу. Каждый раз, когда Алессандро пытался заглянуть ей в глаза, она скромно отводила их и краснела. Алек никак не мог понять, нравится ей здесь или она снова делала то, что хотели от неё другие - в данном случае, он.
          Метрдотель - высокий, поджарый мужчина с сединой в тщательно уложенных волосах - встретил их проводил через весь зал к подвальной лестнице, ведущей в винный погреб. Изабелла явно никогда не была здесь - она с изумлением рассматривала тысячи кристальных люстр-подвесок, обрамлявший высокий, в четыре человеческих роста, потолок. Чёрный глянцевый пол казался скользким, как лёд, но, на самом деле, был абсолютно безопасен даже для дам на огромных шпильках - осторожно ступив на него и пройдя несколько шагов, Изабелла убедилась в этом и пошла смелее. Дойдя до середины зала, она вдруг резко обернулась и сникла.
        - Что такое? - Алек наклонился к её уху, заботливо положив ладонь ей на открытую часть спины.
        - Здесь Бьянка Фальконе и Карла Понтедра. Смотрят на нас.
        Младшая сестра Габриэле и младшая дочь Ричи Понтедра, надо же, какая встреча! Алек не посмотрел в их сторону, они остались для него чёрным и розовым размытыми пятнами - пусть считают, что он их не заметил. Алек мстительно ухмыльнулся - семейству Фальконе будет, что осудить на семейном обеде. Их бывший зять с новой девицей, надо же, ни стыда ни совести. Он не собирался щадить ничьих чувств, потому что о его чувствах мало кто заботился.
        Алек лишь крепче обнял Изабеллу.
        - Пусть пялятся. Ты прекрасна.
        Глава 24. Откровенность
        - 1 -
        Когда они спустились в погреб, метрдотель бережно передал их главному сомелье.
        - Рады видеть вас, господин Корелли.
        Невысокой, коренастый мужчина в коричневом переднике с поклоном проводил их до столика с диваном в конце помещения. Атмосфера от света и воздуха, царившая в верхнем зале, разительно отличалась от атмосферы винного погребка: тяжесть каменных сводов, дубовых балок, кованых светильников, отсутствие верхнего света и преимущественно тёмная отделка стен создавали ощущение уюта и интимности. Здесь они были вдали от чужих глаз. Изабелла расправила плечи и расслабилась, её красная помада отдавала теперь оттенком бордо, когда она улыбалась - уже не скромно, а открыто и радостно.
        Сомелье расставил перед ними несколько бутылок, но Алек не смотрел на них, он любовался на Изабеллу. Она поднесла к губам пузатый бокал, понюхала, отпила глоток, улыбнулась, что-то сказала сомелье. Сомелье улыбнулся ей и спрятал взгляд - Изабелла ему понравилась. Изабелла Бланко не могла не нравиться.
        - Кальвадос, - она покрутила бокал в руке. Алек взглянул на её тонкое, почти прозрачное запястье. Изящный браслет из белого золота смотрелся бы на нём идеально. Стоит взять на заметку. - Как у Ремарка. Ты читал Ремарка?
        - Лет в тринадцать отец вручил мне первую книгу по экономике и я с тех пор читал только их, но что-то, кажется, я успел ухватить.
        Они сидели близко друг к другу - плечо к плечу, бедро к бедру, утопая в мягкости дивана, покрытого шкурой коричневой норки. Алек откинулся на сиденье, рассматривая узкую спину Изабеллы, упакованную в чёрный бархат, пока она неспешно говорила, держа голову к нему вполоборота. У неё была прекрасная осанка, вздёрнутый с достоинством подбородок, плавные, кошачьи движения - Изабелла Бланко могла дать фору любой Фальконе и Понтедра, которые больше напоминали ему хабалистых базарных девиц, работавших на овощном рынке в Сицилии. Была ли это выучка или природный дар, Алек не знал, но это не мешало ему открывать её для себя с новых сторон. Алессандро до боли под рёбрами захотелось дотронуться до этой спины, поцеловать острые вершинки лопаток - ничего более, только это, сексуальные игры он оставит для спальни - но к ним в перегородку из коварных решёток и живой изгороди постучался официант. Алек заказал их фирменные блюда: морских гребешков, мясо альпийской козы и дикую рыбу тюрбо.
        - «Триумфальная арка». Равик встретил свою Жоан Маду на мосту. Она хотела покончить с собой. Очень похоже на нас.
        Она задумалась. Её внимательный взгляд рассеялся, а уголки губ опустились вниз. Возможно, она сомневалась в своём выборе, возможно, жалела о чём-то. Алек не любил обсуждать отношения, но, почему-то, это любила делать каждая женщина, такова была их природа. И сегодня Алек не хотел с этой природой спорить.
        - У них всё плохо закончилось… У нас такого не будет, - Алек выпрямился, чтобы взять на пробу бокал с белым вином. - И вообще, они там только и делали, что пили.
        Изабелла рассмеялась. Алек улыбнулся, притянул её к себе за талию, положил подбородок ей на плечо, согнувшись дугой - сидя она оказалась невелика ростом, каблуки добавляли ей лишних четыре дюйма. Она повернула к нему лицо, прижалась щекой к щеке. Запах её кожи смешанный с ароматом мандарина, её нежность, кальвадос, ударивший в голову - Алек чувствах себя окрылённым, по-дурацки счастливым, несмотря на ворох проблем, которые он оставил за порогом винного погребка.
        - Я была для тебя лёгкой победой, да, Алек? - она кокетливо улыбнулась, но в глазах её застыла грусть и надежда. Она, как и любая женщина, хотела быть последней и единственной. Алек был хорош в стратегическом планировании, но только, когда дело касалось бизнеса, в отношениях личных всё было куда сложнее. Но это не мешало ему наслаждаться иллюзией того, что это волшебство между ними продлится до конца жизни, и поддерживать её иллюзии. Ведь никто не знает, что будет завтра, если уж мыслить совсем философски…
        - Ты считаешь я только и делаю, что побеждаю юных и прекрасных дев?
        - Я почти уверена.
        Изабелла чуть отсела от него, повернулась, посмотрела с вызовом. С ревностью. С необузданным желанием обладать им и только им. Пламя свечей играло в её глазах, тёмных, почти не проницаемых, с дьявольским, хмельным блеском где-то на дне их, отражался всполохами на чуть влажных губах. Алек смотрел на эти губы и не мог оторваться.
        - Количество не слишком интересует меня.
        - «Если женщина принадлежит другому, она в пять раз желаннее, чем та, которую можно заполучить - старинное правило». «Чёрный обелиск», - процитировала она, взявшись за бокал. Изабелла выглядела встревоженной.
        Официант принёс заказ. Сомелье вскрыл бутылку выбранного Алеком белого вина.
        - Не читал, - он передал ей тёплое влажное полотенце для рук. - Ты чего-то боишься? - спросил Алек, когда все ушли. Изабелла долго молчала, разглаживая на коленях идеально ровную салфетку.
        - Будущего. Боюсь, что какая-нибудь неведомая сила заберёт тебя у меня.
        - Этого не случится.
        Алек был категоричен. Он взял её за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. Она взволнованно хлопала ресницами и смотрела на его губы. Алессандро поцеловал её. У её помады был привкус смородины.
        Ему нравилось, как Изабелла разговаривает, как строит фразы - казалось, она не из этого времени. Её голос - томный, мелодичный, низкий - резонировал где-то в груди, приятно щекотал слух. Они ужинали, пили вино, Изабелла выбирала десерт, Алек - кофе. Ему было хорошо с ней. Не только спать, а даже просто сидеть вот так и молчать. Она будоражила его, волновала и в то же время сделалась для него островком покоя и отдыха. Рядом с ней он действительно не хотел больше думать ни о чём.
        - Ты любил свою жену? - она вдруг выбила его из блаженной неги своим вопросом. Алек вздохнул. Когда-нибудь она всё равно подняла бы эту тему, так почему же не удовлетворить её любопытство сейчас? К тому же, кальвадос и вино отлично развязывают язык.
          - Скажем так, я был не слишком счастлив в браке.
        - Она не любила тебя?! - её брови изумлённо взметнулись вверх, словно тот факт, что не все женщины любят Алессандро Корелли, а некоторые его вовсе ненавидят, был чем-то невозможным, сравнимым со снегом, выпавшим в середине июля. Он усмехнулся. Всё-таки Изабелла умела ласкать мужское эго. Не только в постели.
        - Она любила мои деньги. И я, скорее всего, её тоже не любил.
        - Это очень грустно…
        - Нет, не грустно. Так бывает, - Алек нащупал под столом её узкую маленькую ладонь. Она была ледяной. - Тебе не холодно? Здесь довольно свежо.
        Изабелла сжала его ладонь в ответ. Алек дотронулся губами до её виска. Ужин пора было сворачивать, ему хотелось остаться с Изабеллой наедине.
        - Я немного устала. Поедем домой?
        Алек снова поцеловал её. Долго, тягуче, многообещающе. Изабелла отвечала, пылко прижимаясь к нему всем телом, лаская холодными до мурашек ладонями его лицо, шею, зарываясь в волосы. Ни на секунду не прекращая обнимать её, Алек вызвал официанта и оплатил счёт. Когда они выходили из зала, Бьянки Фальконе и Карлы Понтедра уже не было.
        - 2 -
        Изабелла знала за собой эту гадкую черту - резкую смену настроений. Тайком от Хамфри она даже пила антидепрессанты, думая что повредилась головой, увидев отца в петле. И сегодня она сама себя подвела - перестаралась, пока собиралась на ужин и почти у самого выхода поняла, что выбилась из сил. А после, увидев Алека в фойе - такого красивого, статного, в смокинге, ждущего её и только её - воспряла духом. Её сердце трепетало, как птица, когда он, осторожно касаясь, надевал ей на шею бриллианты. Которых она не заслужила. Не выстрадала. Изабелла почти привыкла, что подарки равно извинения, этот уравнение так плотно засел в голове, что она едва не расстроилась, когда Алек, кроме комплекта украшений наверняка баснословной стоимости, подарил ей её любимые «Амуаж…», которые навсегда остались в доме прокурора. Но Алек был искренен, он не пытался купить её расположение, ведь она и так уже отдала ему всё и отдаст ещё больше, стоит ему только намекнуть… И она снова была счастлива, глядя из окна его машины на вечерний Чикаго.
        Она расстроилась, когда увидела Карлу и Бьянку в «Империал». Бьянка посмотрела на неё так, словно хотела убить на месте. Изабелла была шапочно знакома и с ней, и Карлой. Их представляли друг другу на одном из многочисленных приёмов, куда Осборн таскал её с собой, словно ручную собачонку, но ни та, ни другая не отнеслись к ней серьёзно и не удостоили даже парой фраз. Они демонстрировали пренебрежение всем своим видом - богатенькие дочки богатых папочек против девицы, которая с таким вот «папочкой» спит, наверняка не ради глубины его души и красоты тела. Все всё друг про друга понимали, а если не всё, то восполняли недостающее сплетнями. Изабелла не делала больше попыток с ними подружиться. И от этого столь пристальное внимание Бьянки пугало её, было ей неприятным. Но потом Алек обнял её - обнял так, чтобы все видели, показав этим, что ничего не стыдится - и Изабелла снова почувствовала себя счастливой. Они сидели рядом, дегустировали вино, говорили ни о чём и обо всём на свете - Изабелла могла, наконец, говорить о том, что интересно ей, не натыкаясь на пустой, непонимающий, а порой и насмешливый
взгляд. Алек слушал её и слышал, и она почти любила его в этот момент.
        А потом вдруг вспомнила всё, с чего они начинали. Вспомнила о его жене. Ведь если бы не её нелепая смерть - надо же, уронить фен в ванную, какая нелепость! - Алек был бы сейчас с ней, а Изабелла - наверняка в гробу, сбитая машиной. Ей хотелось быть в чём-нибудь уверенной, хотя она знала больше других, что в этой жизни нельзя быть уверенной ни в чём. Ей хотелось, чтобы Алек никогда не любил свою жену, но её, Изабеллу Бланко, обязательна полюбил бы. Хотелось, чтобы Алек боролся за неё, но в то же время не хотела, чтобы они с Осборном когда-нибудь где-нибудь пересекались, и ей было страшно спрашивать, чем закончилась история с её похищением. Ведь Алек её похитил! Похитил из дома федерального прокурора Чикаго! А к концу вечера она и вправду замёрзла - в платье с открытыми плечами холод подвала ощущался особенно сильно. Хмель отошёл и больше не согревал её, только объятия Алека давали ей живительное тепло, но одних объятий ей было мало…
        - Ты умеешь водить?
        Алек спросил её, когда они подходили к его блистающему хромированными колёсами «Линкольну».
        - Никогда не садилась за руль.
        У неё не было водительских прав, не было и у её матери - в их семье почему-то считали вождение автомобиля не женским делом. Да она и сама бы не рискнула: лавировать в плотном городском трафике, умудряясь ни в кого не врезаться, изучать все эти штрафы, парковки, миллион кнопок на приборной панели - всё это казалось ей недостижимой наукой, а с точными науками ей всегда было непросто…
        Алек распахнул водительскую дверцу, сделал приглашающий жест. У него были хитрые глаза, он едва сдерживал улыбку.
        - Ты шутишь?! Я разобью её. И я пьяна.
        - Шучу. Но не совсем.
        Алек сел в машину, завёл мотор и отодвинул до упора сиденье назад. Хлопнул себе по бёдрам, приглашая сесть. Изабелла, взбудораженная, испуганная и немного злая, не сделала ни шагу. Действительно пьяна или, наконец, освоилась и осмелела - Алек впервые наблюдал её такой. И она нравилась ему такой. Не податливый пластилин, не испуганная лань, а женщина, вдруг почувствовавшая под ногами почву. И Алек был счастлив, что именно он дал ей эту почву.
        - Ты тоже пьян. Первый же патруль поймает нас.
        - Иза, я даже не знаю сколько мне нужно, чтобы напиться. А насчёт патруля… Мне позволено немного больше, чем простым смертным… Давай.
        Алек никогда не кичился положением, но здесь перед Изабеллой, не смог удержаться. Рядом с ней он чувствовал себя юным и безбашным. Этот азарт заразил и её. Она села к нему на колени, обняла, положила голову на грудь. Электропривод закрыл за ними дверь, и Алек втопил педаль в пол.
        Глава 25. Как развлекаются влюблённые
        Изабелла кричала на резких поворотах, когда встречные и параллельно едущие машины сигналили им вслед за опасное вождение. Хохотала и прижималась к нему ближе, когда стрелка спидометра на прямом участке дороги приближалась к красной отметке. Она кричала и смеялась, когда Алек на пустынной части трассы предложил ей взять в руки руль. А после, когда адреналин прогорел, она лежала у него на груди, слушая, как сыто рокочет мотор его красивой машины, и обнимала его, целовала в шею над воротом белой рубашки, стараясь не оставлять следов помады, но всё равно оставляла. Ей больше не было холодно - жар его крепкого, сильного тела окутал её, размягчил и распалил, и для грусти не осталось места.
        Ни один патруль не рискнул остановить машину с этими номерами.
        - Ты всё ещё хочешь домой? - цепко следя за дорогой, Алек поцеловал её в макушку, зарылся свободной ладонью в волосы.
        - Я хочу тебя, - Изабелла взглянула на него снизу вверх, преданно, с восхищением, оставила лёгкий поцелуй кончике подбородка.
        Один поцелуй, три слова, и в груди его снова полыхнуло.
        - Значит, домой, - выдохнул он. - А потом тебя ждёт сюрприз.
        - Какой?
        - Всё по порядку, Иза. - Алек дотронулся до её бедра, провёл ладонью по всей длине огромного выреза. Изабелла хотела больше, дальше, но крепкая ткань корсажа и плотных трусиков-кюлотов в стиле ретро не давали на это шанса. Изабелле хотелось раздеться. Хотелось на самом деле, без принуждения, без подмены страха сказать «нет» на собственное вымученное «да». У неё не осталось ни стеснения, ни страха перед неизвестным, как то бывало с Хамфри, когда Изабелла могла лишь гадать, каким способом он будет её сегодня иметь. Алек в постели был консервативен и по-хорошему предсказуем - и это радовало её, и давало ей простор для фантазии, и право решать самой, что делать со своим телом.
        Они бросили машину на придомовой парковке и едва дождались лифта. Там внутри, несмотря на камеры, припали друг к другу. Изабелла едва успевала ухватить порцию кислорода, потому что не могла оторваться, и Алек не мог. Поцелуи становились глубже, настойчивее. Она держала в ладонях его лицо, пока он задирал ей платье, прижимая спиной к зеркальной стенке лифта. Его рука скользнула по шёлку закрытых трусиков - они сидели на ней слишком плотно, как чёртов пояс верности, и Алек выругался, не найдя ни одной лазейки к желанному. На выходе из лифта они едва не столкнулись с портье, но даже не взглянули в его сторону. У Алека дрожали руки, он никак не мог нащупать в кармане ключ-карту.
        Она ждала с нетерпением того момента, когда избавится от платья и продемонстрирует лучшую себя - в чёрном комплекте, дизайн которого навеян модой ревущих двадцатых, закрытом, но оставляющий простор для фантазии. Как только раздался писк открываемой двери, Изабелла скользнула в темноту и нащупала сбоку молнию платья. Молния коротко взвизгнула.
        - Изабелла… - было сказано с восхищением и предвкушением, когда она, перешагнув скомканное на полу платье, двинулась к его спальне.
        На ней всё ещё были каблуки, бриллианты и прическа, но из молодой леди она превратилась в даму полусвета, женщину для утех. Изабелла знала, как вызывающе и будоражаще выглядит, и это заводило её ничуть не меньше, чем голодный взгляд Алессандро Корелли. Сейчас она хотела его как никогда. От усталости не осталось и следа - Алессандро Корелли завёл её, словно двигатель своего «Линкольна», и она оказалась безотказной, словно механизм.
        - Слишком много одежды, - она придирчиво оценила его с головы до ног.
        Он был прекрасен в этом смокинге, в белой рубашке с растерзанным воротом в красных следах её помады. Его щека, подбородок были в следах её помады, и он казался ей беспомощным, побежденным - таким, каким она мечтала его видеть, сидя запертой в особняке проклятого Осборна. Изабелла сделала два ленивых, нарочито медленных шага к нему, застыла на расстоянии ширины ладони он его груди. Он дышал медленно и глубоко, но бешено пульсирующая на шее венка и оттопыренная ширинка брюк выдавали его с головой.
        - Так-так… - она коснулась его груди.
        Алек дал ей верховодить, с улыбкой подставляясь под её быстрые, ловкие пальцы. Она скинула пиджак, расстегнула сорочку, взялась за брюки… Изабелла ласкала его через ткань трусов, покрывая поцелуями шею и грудь. Глядя ему в глаза, медленно опустилась на колени. Томно застонав, прижалась к нему щекой, игриво прикусила член через ткань трусов. Огладив его бедра, она спустила его бельё вниз.
        Ей нравилось на него смотреть. Смотреть и видеть, как она действует на него, как сильно Алек её желает. Ей нравилось ощущать во рту его твёрдую гладкость, нравилось делать ему хорошо. С Осборном она выполняла лишь функцию, считая про себя секунды до финала, с Алессандро же всё было иначе - ей хотелось делать это для него. Её умелый язык порхал вокруг головки, дразнил. Она вынимала его изо рта и помогала себе рукой, щедро смоченной слюной, а после брала его снова, и продвигалась глубже, дальше, до конца. Она давно натренировалась подавлять рвотный рефлекс - Изабелла глубоко дышала носом, расслабляя горло, двигалась, плотно сжимая губы и оставляя красные следы на стволе. Изабелла сходила с ума от желания: ей хотелось ощутить его вкус хотелось, чтобы он залил ей рот, лицо, чтобы семя стекало по подбородку и падало светлыми шлепками на баснословно дорогое платье. Кажется, она сказала это вслух, как только на мгновение выпустила его изо рта, чтобы отдышаться.
        - С удовольствием. Но позже.
        Алек сделал шаг назад, избавился от оставшейся одежды. Изабелла смотрела на него снизу вверх, так и найдя в себе сил подняться с колен. Он был прекрасен. Как греческий бог. Подтянутый, но не перекачанный. Высокий, прекрасно сложенный, стройный. Его руки… Изабелла смотрела на них и не могла поверить, что этими руками он обнимал её. Алек крутанул запястьем, снимая часы, и Изабелла едва не застонала - у него были невозможно красивые пальцы. Ладонь, оплетенная сетью вздыбленных вен - широкая, длинная, мужественная. Рельефные плечи. Она ощутила, как захолодило между ног - ткань трусиков оказалась полностью мокрой.
          - Иди ко мне.
        Алек поднял её с колен, прислонился лбом к её лбу, взял её лицо в пригоршню. Поцеловал так нежно, так трепетно, что Изабелла на мгновение подумала, что он любит её. Уже любит, несмотря на то, что их отношениям нет и недели. От его прикосновения по спине бежала дрожь - он коснулся её голых лопаток, дотронулся до шнуровки корсажа. Молча развернул её спиной, заставив опереться руками о комод, принялся расшнуровывать.
        - Какая сложная упаковка… - он дёрнул зубами шнурок, Изабелла почувствовала его горячее дыхание на коже спины. - И как ты это надела?
        - Есть небольшие хитрости, - уклончиво промурлыкала она в ответ.
        Изабелла прогнулась, потёрлась ягодицами о его крепкий член. Ей не терпелось начать. Ей не нужны были ни прелюдии, ни дополнительные стимуляции - её бросало то в холод, то в жар, и руки подгибались, когда Алек случайно толкал её в спину, борясь с застёжками. Когда он взялся за её трусики, медленно, дразняще спуская их вниз, покрывая поцелуями её бёдра, ягодицы, Изабелла едва не застонала от негодования.
        - Прямо сейчас, пожалуйста.
        Прямо здесь, на комоде, у зеркала, где отражались её пьяные глаза. Алек выпрямился, вырос позади неё, бросив перед ней скомканный чёрный лоскут. Его серо-стальные глаза потемнели до цвета тёмного грозового неба, зрачки расширились, когда он столкнулся с её пустым, невидящим, глубоким, как пропасть, взглядом. Она опустилась на локти и толкнулась вперёд, ощутила между ягодиц его член. Алек словно издевался над ней - он ни на полдюйма не двинулся ей навстречу, испытывая её выдержку, свою выдержку. И Изабелла, поднявшись на носочки, толкнулась сама. Она сама насадилась на него. Сама двинулась назад, чтобы освободиться, прокричаться, продышаться от остроты ощущений. Насадилась снова, и снова. Она трахала его сама в той позе, в которой обыкновенно мужчине иметь женщину, и это лишь доказывало то, как велико её желание соединиться с ним. И это определённо льстило Алеку.
        - Полегче, - усмехнувшись, он слегка шлёпнул её по заднице, когда она стала неистовствовать, явно доводя себя до оргазма. Изабелла замерла, чуть развернула плечи, чтобы посмотреть на него.
        - Не думал, что скажу это, но мне нравится, как ты злишься.
        Стоя в неприличной позе, с его членом внутри, Изабелла умудрилась полоснуть его яростным взглядом. Совершенно бешеным.
        - Не искушайте меня, синьор Корелли, - прошипела она, словно змея.
        - И что же ты сделаешь?
        Алек крепко сжал её бедра так, что на нежной коже остались следы пальцев.
        - Сама, - едва ли не прорычала она. - Всё сделаю сама.
        - Я хочу посмотреть… - вдруг сорвалось с языка, и Изабелла резко выпрямилась, встряхнула волосами. Развернулась, дерзко взглянув на него, толкнула его в грудь, освобождая себе путь.
        Глава 26. Непростой человек
        - 1 -
        Алек не узнавал себя. С ней он медленно превращался в похотливое животное. С ней его фантазия становилась настолько разнузданной, что Алессандро сам себе удивлялся. Он смотрел на неё, как загипнотизированный - как она идёт к постели, обнажённая, безупречно стройная, покрытая ровным южным загаром, как укладывается на тёмно-серое покрывало, как разводит ноги. Ему хотелось броситься на неё и одновременно хотелось смотреть, как она трогает себя, как погружает в себя пальцы, как шире раскидывает ноги, приподнимает бедра, чтобы оттрахать себя глубже, но Алек словно прирос к полу. Когда она застонала и дёрнулась, готовая вот-вот завершиться, он зажал в ладони член, чтобы не спустить только от одного этого зрелища. Больше тянуть было нельзя - её крик, глубокий, гортанный, шедший откуда-то из глубин её естества, выбил его из оцепенения. Алек шагнул к ней, навалился сверху, развёл ей руки, прижал их к подушке над её головой. Взгляд её был мутным, она словно была не в себе - доведённая до исступления, до сумасшествия, которое Алек прервал на самом пике.
        Он вонзился в неё, и крики продолжились. Алек вырвался в неё резко, грубо, до основания. Тела стукались о тела, скомканное под ними покрывало упало на пол, за ним скатились обе подушки, Алек не удивился бы, если б у кровати подломились ножки - никто никогда так яростно её не эксплуатировал.
        Когда Изабелла, подгоняемая волнами сильнейшего оргазма, вцепилась в его плечи ногтями и попыталась выползти, Алек силой удержал её. Изабеллу встряхнуло, мышцы живота налились тяжестью и сделались каменными, а потом - словно кто-то надрезал их ножницами - сдулись, растворились, оставив под кожей шар из воздуха. На пике она на мгновение провалилась в небытие и испугалась этого - впервые в жизни она настолько потеряла над собой контроль. Впервые в жизни её тело так бурно реагировало на оргазм. Она не успела опомниться, не успела прийти в себя, когда Алек до боли сжав ей запястья, дважды толкнувшись в неё, сильно, глубоко, болезненно, завершился следом. Он кричал ей куда то в шею, в ключицу, в плечо, тыкаясь в неё влажным лбом, и Изабелла понимала, что он испытывает ровно такую же бурю, что только что испытала она.
        Алек расслабился и замер на ней, восстанавливая дыхание. Изабелла чувствовала, будто в неё налили воды - внутри было растянуто и влажно. Когда он вышел из неё, струйка семени щекотно стекла по участку кожи между бедром и ягодицей.
        - Если ты хочешь дальше так развлекаться, мне нужны будут противозачаточные.
        Свои она оставила в доме прокурора. Алек, как и прокурор, как и все мужчины у власти, не любил лишать себя удовольствия, сдерживать себя в чём-то или притуплять ощущения. Изабелла усвоила этот урок, когда обучалась в тайском салоне массажа у старейшей и опытной «массажистки», бывшей когда-то элитной эскортницей для таких вот мужчин. Изабелла усвоила, что именно им, женщинам, следовало заботится о предохранении и лучше никогда-никогда не лелеять мечты забеременеть от одного такого. Что случилось с такими хитрыми аферистками и их детьми, её «учительница» описывала в красках.
        - Закажи Селесте всё, что тебе нужно, - лениво откинувшись на подушку сказал Алек. Янтарный отблеск справа привлёк его внимание - в баре стоял бренди. Захотелось выпить.
        - Я смогу когда-нибудь выйти отсюда?
        Вопрос, прилетевший в спину, заставил Алессандро замереть с вытянутой рукой в паре дюймов от бутылки. Он повернулся и взглянул на неё, нахмурился. Изабелла была беззащитна перед ним, как котёнок. Она была целиком в его власти: без денег без документов, без близких, к которым она могла бы обратиться за помощью. Ему стало чудовищно стыдно за то, что он даже не подумал об этом и, в то же время, он собственнически, ревностно не хотел её выпускать из-под своего крыла.
        - Прости, Иза. Из одного заточения ты попала в другое…
        - Нет, милый, нет, - она замотала головой, тонкие чёрные прядки рассыпались по плечам. - Я счастлива быть здесь, просто… некоторые вещи мне хотелось бы делать самостоятельно, - она стушевалась, заскромничала и даже натянула одеяло на себя, скрыла наготу. Такой разительный контраст с той Изабеллой, которая несколько десятков минут назад ублажала себя на его глазах. - Я же не буду просить тебя или твою секретаршу покупать мне тампоны.
        - Не вижу в этом ничего страшного, - Алек улыбнулся, поцеловал её в макушку и потрепал за волосы. Такая милая… - Я дам тебе машину с водителем. И охрану. И ты можешь ездить, куда захочешь.
        - Охрану? - её брови удивлённо взметнулись вверх, она присела на постели, не своя с Алека глаз.
        - Я не простой человек, Изабелла.
        Алек разлил бренди по стаканам, один протянул ей. Она сунула туда нос, принюхалась.
        - Я знаю. Точнее догадываюсь. Никто ничего не говорит точно, - осторожно ответила она.
        - И это хорошо, - Алек чуть стукнул своим бокалом о её и сделал глоток. - Будем считать, что я простой бизнесмен, у которого много врагов.
        Изабелла вздохнула, опустила глаза, покрутила в руках бренди. Расстроилась. Ей снова хотелось говорить по душам, но не хотелось Алеку.
        - Когда-нибудь ты научишься доверять мне…
        - Я доверяю тебе. Просто в моей жизни нет ничего интересного.
        О чем говорить ей? О том, что у него двойная жизнь? О том, что над чертой закона он - законопослушный предприниматель, владелец консалтинглвой компании, услугами которой пользуются крупнейшие концерны страны, а за чертой - младший Дон одной из самых влиятельных итало-сицилийских мафиозных семей в Чикаго? О том, как ему изменяла жена? О том, как отец муштровал его в детстве? Это было неинтересно. Об этом Алек хотел забыть. Забыть и забыться хотя бы на те минуты, что проводил с ней.
        Изабелла пригубила напиток. Сморщилась.
        - Крепкий…
        - Зато будешь хорошо спать, - Алек поцеловал её в лоб и отправился в душ. На сегодня достаточно одного раунда.
        - 2 -
        Алек решил не пренебрегать утренней пробежкой - тело требовало физической нагрузки, а мозги - кислорода. Изабелла ещё спала, когда он, встав с рассветом, выпил витаминный коктейль, оделся в костюм и кроссовки и отправился в парк. Осень ещё не вступила в свои права, но утренний холодок упрямо напоминал о ней. Алек не любил холод, Алек любил влажный морской воздух и ветер, после которых кожа словно покрывается солью и белеет, и горит после. Когда он в последний раз видел море?
        Пробежку прервал звонок Лео Фалани.
        - Buon giorno, Алессандро. На твоё имя только что пришёл пакет без обратного адреса. Мы его проверили на предмет ядов и взрывчатых веществ, всё чисто. С обратной стороны приписка «Бумаги…», - он зашуршал пакетом, видимо переворачивая его, для того, чтобы передать фразу дословно. - «… для обольстительной синьорины Бланко». Мне его вскрыть или сам? Ты в курсе, что это или выяснить?
        - Оставь в моем кабинете.
        Алек не стал вдаваться в подробности. Это были документы Изабеллы. Господин прокурор выполнил свою часть сделки.
        - И ещё новость. Мои люди в полиции выяснили, что Осборн отозвал заявление о проникновении, - сказал ему Лео, и, немного помолчав, добавил. - Ты ничего мне не хочешь сообщить?
        - Тебе отчитаться? - зло процедил Алек.
        Всё то отеческое и покровительственное, что было в Фалани, вдруг начало его раздражать. Алеку вдруг мстительно захотелось указать ему на его место, несмотря на то, что именно Фалани организовал рискованную аферу с похищением и, казалось бы, имел право знать, во что ввязывается. Алек до зубовного скрежета не любил обсуждать свои решения - ему достаточно было критики отца за каждый неверный шаг. От Лео он не желал этого терпеть.
        Фалани ничего ему на это не ответил.
        - Дон Руссо обеспокоен текущими делами. Ты давно не был в особняке, - осторожно, словно делая шаг по минному полю, заметил он.
        - Я заеду, когда вернусь.
        - Когда вернёшься? - переспросил Фалани, делая акцент на последнем слове. В его голоса слышалось недоумение. Алек никого не посвящал в свои планы и посвящать не планировал.
        - Я улетаю. На пару дней. Мне тоже иногда полагается отпуск, правда?
        Глава 27. Быть Фальконе
        - 1 -
        - Дон Руссо обеспокоен текущими делами. Ты давно не был в особняке, - осторожно, словно делая шаг по минному полю, заметил он.
        - Я заеду, когда вернусь.
        - Когда вернёшься? - переспросил Фалани, делая акцент на последнем слове. В его голоса слышалось недоумение. Алек никого не посвящал в свои планы и посвящать не планировал.
        - Я улетаю. На пару дней. Мне тоже иногда полагается отпуск, правда?
        Связь прервалась, разговор был закончен. Лео сунул телефон в карман и, поднявшись в кабинет приёмную, оставил пакет Селесте. Проследил - по старой профессиональной привычке следить за всеми и контролировать всё - чтобы она отнесла его в кабинет.
        Лео чувствовал, чем ближе Алек к власти, тем сильнее он отгораживался от близких, тем выше строил вокруг себя стены - не стены, целые башни, с которых взирал на всех свысока. И эта несчастная девчонка с оленьими глазами - сильное чувство или каприз безграничного мужского эго? Лео не знал ответа на этот вопрос, но он его отчаянно беспокоил. Потому что когда-то он знал одну такую девочку.
        - 2 -
        Бьянка Фальконе уже полчаса с шумом цедила горькую кофейную прослойку, продираясь сквозь приторную молочную пенку латте. Дрянь неимоверная. Что-что, а кофе в этом фитнес-клубе готовили отвратительный. Лучше бы смузи какой-нибудь заказала, с ним время тянулось бы не так скверно долго. Через обширное панорамное стекло, разделяющее бар и спортивные залы, она уже полчаса наблюдала, как её новый инструктор - Лэнс Мартин - красовался с боксерской грушей в зале боевых направлений. Он занимался без майки, словно бы намеренно демонстрируя любопытствующим идеальную вытесанную спину с широкими «крыльями», плечи и руки, на которых, казалось, видно каждую мышцу и вену. Не тощ и не перекачан, идеальный баланс мускул и жира - Бьянка закусила трубочку, оглушительно громко всосав в себя липкую смесь молока, кофе и воды. Хотелось бы проделать то же самое с его членом. Сидящая чуть впереди неё немолодая, но отчаянно молодящаяся блондинка с коричневой, изжаренной в солярии кожей обернулась и смерила Бьянку недовольным взглядом, Бьянка в ответ показала ей средний палец. Не она одна задержалась в клубе, чтобы
полюбоваться на нового инструктора, но уступать она никому не собиралась. Бьянка Фальконе привыкла брать всё, что ей захочется.
        Когда Бьянка впервые увидела Лэнса Мартина, он показался ей фриком: выбритые виски, длинные, скрученные в гульку волосы, цветные татуировки на спине, груди и предплечьях, кольцо в носу, пухлые, темно-бордовые губы, будто бы подчеркнутые татуажем. Не похож на нормальных - на тех, с кем она привыкла проводить время. Не похож на Алессандро Корелли - вылощенного, идеального, как картинка с журнала. Наверное, именно поэтому её так потянуло на Лэнса - полную его противоположность.
        Ей было шестнадцать, когда Корелли в полном составе впервые переступили порог дома Фальконе с явным интересом к перемирию, сотрудничеству и кроме того, к их дочерям. Размазывая противоположным концом трубочки остатки молочной пены по стенкам стакана, Бьянка вспомнила, какой была тогда дурой. Ей было шестнадцать, у неё вовсю чесалось в причинном месте, хотелось любви и прочих радостей жизни, она загорелась Алессандро с первого взгляда, понятия не имея о том, что её в принципе никто не рассматривал - Алек и Габриэле уже успели познакомиться заранее, в более непринуждённой обстановке и, кажется, понравились друг другу. Быть в роли отвергнутой влюбленной дуры Бьянке Корелли чертовски не понравилось, а в шестнадцать лет любое светлое чувство легко обратить в ненависть. Она укреплялась в этом чувстве, слушая рассказы сестры о скуке семейной жизни, об угасшей страсти, о равнодушии, о прыщах на заднице и волосах в носу. Укреплялась, глядя на идеально подобранный галстук, на идеально начищенные ботинки, на идеальные до тошноты пальцы с маникюром, которыми Алессандро Корелли держал вилку и нож на семейных
ужинах, зная, насколько на самом деле не идеален его внутренний мир. Она укрепилась в нём окончательно, когда сестры не стало. Боги, она бы трахнула Алессандро Корелли из одной только ненависти, чтобы после выставить его вон, как уличную потаскуху; жаль, что в этом мире - мире, принадлежащем мужчинам - такое в принципе невозможно. Она хотела убить его, увидев в «Империал» с какой-то потаскухой в тряпках от кутюр, и это всего спустя всего месяц после смерти Габриэле! Этих дешёвых потаскух видно за милю, слишком уж они стараются показать свою «светскость», оставаясь при этом насквозь фальшивыми. Кажется, она эту сучку уже где-то видела. Наверняка чья-то бывшая шлюха, а ведь Бьянка думала, что Алессандро Корелли куда более разборчив и брезглив, чтобы пихать член в чужих баб.
        Когда Лэнс закончил тренировку и скрылся в направлении душевых, Бьянка с облегчением отбросила изжеванную трубочку, поднялась со своего места и бесцеремонно плюхнулась на стул, стоящий напротив блондинки. Фальконе вытащила из рюкзака три сотни и положила их на стол.
        - Слушай, сходи купи себе сумочку или смотайся в клуб, трахни какого-нибудь бармена, а его оставь мне. Если будешь выпендриваться, твой банановый шейк окажется у тебя в декольте, окей? - произнесла она, перегнувшись через стол.
        Бьянка знала, как её гаденькая, злая улыбочка действует на людей. Она делала её похожей на чокнутую маньячку. Блондинка спала с лица, но деньги взяла и удалилась молча и гордо. «Малолетки оборзели совсем», - бросила она перед самым выходом. Бьянка усмехнулась. Один бой выигран, остался ещё один. Небрежно забросив маленькую спортивный рюкзак на плечо, Бьянка направилась в зал боевых направлений.
        - Поехали в отель, я оплачиваю.
        Бьянка не стала церемониться, все эти традиционные предкоитальные жеманничанья были ей чужды. Капельки воды блестели на полностью обнажённом теле Лэнса Мартина, и она не была уверена, что вообще дотянет до отеля. Сгодилась бы даже скамья в раздевалке.
          - Ты забавная, - он внимательно и чуть насмешливо оглядел её с высоты своего немалого роста, откинув в сторону полотенце. Бьянке пришлось сделать над собой усилие, чтобы смотреть ему в глаза, а не вниз. Вариант отказа она не рассматривала. - Лучше ко мне, не люблю, когда за меня платят.
        Она бросила свою машину у клуба и села к нему на мотоцикл. Конечно же, у него был мотоцикл - такие парни не водят седаны. И, конечно же, маленькая, захламленная квартира - чёрт, как в таких люди вообще живут и как не дохнут в панике от клаустрофобии, но Бьянке было не до разглядывания интерьеров в ту ночь. Они ввалились в коридор, отчаянно целуясь и скидывая на ходу одежду. Бьянка кусалась, царапалась, срывала до хруста бельё - до невозможности жадная, она хотела всего и сразу. Лэнс со снисходительным смешком, которого она даже не заметила, позволил ей верховодить. Бьянка толкнула его на диван, вцепилась в пряжку ремня его узких джинсов.
        - Помоги, - скомандовала она, и Мартин, не переставая улыбаться, расстегнул ширинку и приспустил джинсы.
        Бьянку возбуждал этот вид. Она обожала этот орган, приносящий удовольствие. Стеснение было ей чуждо - она развернулась, влезла на диван и расставила колени по обеим сторонам его головы, сходу предъявив Лэнсу Мартину впечатляющий вид, и принялась работать над ним руками и ртом. Лэнс тоже умел делать хорошо - она с криком восторга насаживалась на его язык и пальцы, изгибаясь, чтобы подставить под них все свои чувствительные места.
        - Трахни меня в задницу, - рявкнула она, и Мартин, поставив её на четвереньки, выполнил в точности всё, что она требовала.
        Бьянка ловила кайф от своей победы, она ловила кайф, глядя, как Лэнс кончает ей на лицо, в рот, на грудь, ей нравилось чувство стянутости кожи, нравилось, как от спермы саднит мелкие ранки, как он наотмашь бьёт её по заднице за то, что она «чертовски плохая девчонка». Она не осталась на ночь, Лэнс и не настаивал. Но она пришла на следующую ночь. Пришла бы и в третью, но Лэнс сказал, что занят. Они встречались трижды в неделю, и, однажды Бьянка поняла, что хочет перетащить к нему чемодан и всецело подстроить под себя его странное расписание. Ей хотелось большего. Ей всегда хотелось большего, будь то сумма на кредитке или чьё-то внимание, а чёртов Лэнс Мартин всё ещё оставался независимым от неё.
        - 3 -
        Она слишком часто думала о нём. Посиделки с подружками уже не были так веселы, как раньше, а оставаясь в одиночестве, Бьянка всё чаще вспоминала Габриэле, грустила о ней. Открывала её инстаграм, вылавливала там редкие фото Алессандро. Предавалась ненависти. А после снова звонила Лэнсу. Часто, гораздо чаще, чем прилично. Да что такое вообще прилично? Бьянка, родившаяся на стыке двух культур, ни одной не усвоила в полной мере - отец, рано овдовевший и сменивший после их матери уже четвертую жену, больше баловал их с Габи, чем воспитывал.
        Она стала дарить Лэнсу подарки: дизайнерские шмотки, очки, гаджеты. Бьянка никогда не смотрела на ценники, и, конечно же, никогда их не отрывала.
        - Слушай, я надеюсь, ты понимаешь, что всё это не серьёзно. У меня есть девушка.
        Он сказал это как бы между прочим, будто бы шутя - Бьянка замечала, что он вообще редко бывает чём-то всерьёз озабочен. Они валялись в постели - два взмокших, расслабленных тела - и Бьянка едва смогла собрать мысли в кучу, чтобы осмыслить его слова.
        Она в упор не хотела замечать женских тряпок в его квартире, упорно не желала мириться с тем, что четыре ночи из семи он проводит с другой. Она ни с кем не собиралась делиться своим новым приобретением. И уязвленное женское самолюбие, которое закололо вдруг где-то под левой грудью, шло побоку.
        - Брось её, - заявила она, рявкнула, словно приказала, но Лэнс, казалось, даже не почуял, как сменился тон её голоса. Расслабленный, чуть циничный кайфуша по жизни, притом рьяный зожник и веган (оказалось, он ещё и инструктор по правильному питанию) - бабы вились возле него, как пчёлы, и Бьянка сама не помнила, как оказалась такой же пчелой, которым Лэнс Мартин не вёл счёта. Её не устраивал такой расклад. Ни при каких условиях. Уложив его в постель, она ничего не выиграла, кроме минутного торжества победы. Его сердце ей не принадлежало.
        - Зачем? - рассмеялся Лэнс. - Она классная. Кира - лучшая татуировщица в городе. Это она всё сделала. - Лэнс был покрыт татуировками от шеи до крестца, от коленей до щиколоток. Чёрт, сколько же времени они вместе?! - Вот её портрет.
        Он ткнул пальцем на рисунок, выбитый на плече. А Бьянка думала, что это Мерилин Монро.
        - Пусть бьёт кому-нибудь другому, - невозмутимо хмыкнула она, поднимаясь с постели.
        - Не жадничай, - Лэнс игриво потрепал её за волосы, а потом отправился на кухню делать себе смузи из пророщенного зерна и грейпфрута. - У нас с ней свободные отношения. Можем оставить все, как есть. Хочешь, познакомлю с ней? Она реально крутая.
        Он говорил о ней с восхищением. Бьянка почувствовала, что сейчас сама себе откусит язык.
        - У меня есть деньги.
        - У меня тоже. Мне хватает.
        - У меня дохрена денег. Я могу купить тебе весь этот сраный зал. Он будет твой.
        Она не знала, какой ещё аргумент применить. Годился любой способ - она готова была купить его расположение.
        - Ты забавная, Би.
        У неё перед лицом помахали красной тряпкой. Её, как собаку, растравили и оставили без крови. Колесо раскрутилось, Бьянка уперлась рогом. Она не могла, просто не могла отступить. От своего отца, Луки Фальконе, она могла добиться своего бычьим упрямством и истерикой, но Лэнс Мартин - не её отец, он совершенно чужой ей мужик, который не брал на себя никаких обязательств. Здесь такое не сработает. Но Бьянка уже не могла остановиться. Она пошла за советом к Витторио - начальнику её охраны, от которого ей часто влетало за то, что она каким-то совершенно волшебным образом умудрялась сбежать из-под опеки.
        - У Дона Луки есть враги, вы не должны себя так безответственно вести, сениорина Бьянка - выговаривал он ей, когда она впервые умотала с Лэнсом на мотоцикле. - Он едва пережил смерть синьорины Габриэле…
        - Я просто потрахаться захотела, всё нормально, - оборвала его тогда Бьянка, с удовольствием замечая, как он, благовоспитанный мужчина средних лет, заливается краской. Она не хотела слышать о Габриэле, не хотела снова предаваться тягучим, тоскливым мыслям. Не хотела вспоминать об Алессандро Корелли, но думала и думала о нём день за днём, как долбаная мазохистка.
        Его образ всегда присутствовал в её жизни каким-то несмываемым оттиском, тенью, неискоренимым воспоминанием, записанным в подкорку. Как никогда не забывается первая влюблённость, так Бьянка не могла забыть ему его пренебрежения. Ей было всего шестнадцать, и тогда она ещё только училась принимать и понимать себя. Тогда она всерьёз засомневалась в своей привлекательности, и лишь множество и множество партнёров смогли вернуть ей веру в себя. И тут снова. Лэнс Мартин с таким же нахальным, высокомерным пренебрежением, с одним лишь отличием - оно было прикрыто лёгкой, беззаботной улыбкой. Он никогда не называл её красивой. «Забавная». Дьявол, да что таить, она всегда уступала Габи в красоте, но можно было хоть разок соврать?! Будь оно всё проклято.
        Бьянка прекрасно знала в какой семье родилась, знала, что им позволено больше, чем простым смертным, и не могла этим не воспользоваться. Когда она пришла за советом к Витторио, она уже точно знала, что делать. Выяснить, где работает «Кира - лучшая татуировщица в городе» труда не составило. Выяснить её расписание, её передвижения - дело техники. Главное, найти нужных людей и хорошо им заплатить. И набраться терпения.
        - 4 -
        Лэнс пропал из зала на неделю. Он не звонил ей, Бьянка вдруг поняла, что он вообще никогда не звонил ей первым, всегда только она. У администратора клуба Бьянка выяснила, что Лэнс взял две недели за свой счёт. Вечером она всё же решилась ему позвонить. Он согласился встретиться, но не у себя в квартире, а в кафешке на углу. Он опоздал, Эмма - до блевоты лучезарная официантка - дважды подлила ей кофе. Когда Лэнс, наконец, явился, Бьянка не узнала его. Он словно потускнел, лицо посерело и осунулось, его извечный оптимизм улетучился, во взгляде появилась растерянность и тоска. Претензии о том, что она, как дура, ждёт его уже сорок минут, и вообще, куда он, чёрт возьми, пропал, так и остались колом во рту - она сумела выдавить из себя лишь блеющее «Что случилось?».
          - Киру похитили.
        - В смысле? - Бьянка почувствовала, что её жаром обдало, под кожей и плотью словно бы зачесались кости. Она нырнула рукой под стол и схватила себя за коленку, сжала, сделала себе больно, чтобы хоть как-то унять навязчивый, нервный зуд.
        - Я приехал домой и увидел, что её вещей нет. Только записка, - Лэнс полез в карман своей косухи, но остановился на полпути. Он выучил текст наизусть, не за чем было трепать бумагу. - «Милый, прости, всё кончено. Я встретила свою любовь и я уезжаю. Не ищи меня», - сухо процитировал он, и Бьянка почувствовала, как у неё вспыхнуло лицо. - Я заявил в полицию, пока нет результата.
        - Она тебя бросила, это же очевидно.
        У неё звенел голос. Бьянка почувствовала, как страх неумолимо ползёт по пищеводу вместе с тремя порциями американо. Она отдала это дело на откуп профессионалам, считая, что чем меньше она знает, тем меньше окажется замешана, Бьянка не знала ни о содержании записки, ни о подробностях исчезновения проклятой татуировщицы, но это не спасло её, не помогло показаться удивлённой. Она больше не могла смотреть ему в глаза. Она выдавала себя с головой.
        - Не-е-ет, - с улыбкой протянул он, но теперь в этой его полурассеянной ухмылке вечного кайфуши Бьянке почудился яд. - Знаешь, почему?
        Он протянул ей свой телефон, открыл сообщения. Бьянка ничего не понимала: ни слова, ни буквы.
        - Она бы никогда не назвала меня ни милым, ни дорогим, ни любимым. Никогда. «Придурок» - это было её слово. А «Стерва» - моё. Это подстава. Её похитили, Бьянка, - он посмотрел на неё так, что у Бьянки затряслись руки. Когда она возвращала ему телефон, эту трясучку заметил и Лэнс. - Ты ничего не знаешь?
        Только сейчас Бьянка в полной мере осознала, что по её приказу был убит человек. Чувство страха разоблачения, чувство ответственности - поганое чувство. Надо было поговорить с отцом, исподволь узнать, что он думал, что ощущал, отдавая такие приказы. Явно он не трясся от страха, как осиновый лист, так чего же она трясётся?!
        - Я надеюсь, всё выяснится, - выдавила из себя она, поднимаясь из-за стола. Она забыла оплатить счёт, миловидная официантка Эмма что-то пыталась крикнуть ей вслед, но, увидев её лицо, осеклась.
        - Я тоже надеюсь, Бьянка, - донёсся ей вслед голос Лэнса. В нём слышался звон бензопилы.
        Она выдала себя. Одно чёртово неправильное слово - «милый», мать его, «милый» - и всё пошло прахом. Чёрт, как же страшно.
        Сев в машину, Бьянка набрала номер Витторио. Придётся просить его ещё об одной услуге. Лэнс Мартин стал для неё проблемой, а проблемы Бьянка Фальконе очень не любила.
        Глава 28. Сюрприз для Изабеллы
        - 1 -
        Сюрпризом для Изабеллы оказался небольшой отпуск на Карибах. Алессандро объявил ей об этом утром после пробежки, когда она, чутко спавшая, услышала, как он вернулся. Алессандро сказал, что они вылетают в ночь, и у неё есть целое утро, чтобы подготовить список необходимых ей вещей. Изабелла смотрела не него, только что вышедшего из душа: свежий, полный энергии, с чуть влажными волосами, голыми, стройными и сильными ногами, голым торсом с россыпью капелек воды на плечах - и чувствовала, что сейчас просто взорвётся от счастья и не сможет поехать ни на какие Карибы. Алек сказал ей, что на Барбадосе, на приколе в частном порту, стоит его яхта «Гарделия». Женское имя. Изабеллу некстати уколола ревность.
        - Так зовут мою мать, - пояснил Алек, надевая рубашку и запонки, и Изабелла выдохнула с облегчением. И снова улыбнулась.
        Ей понадобилось немного: солнцезащитный крем, три купальника, три сарафана, босоножки и шляпа. На сайте «Хьюго Босс» она заказала любимые очки каплевидной формы, без которых раньше никогда не выходила даже на дневной променад или шоппинг. Зайдя в любимый интернет-магазин нижнего белья, она выбрала пару «сюрпризов» для Алессандро. Закончив с покупками, Изабелла отложила ноутбук и заскучала.
        В гостиной стоял золотисто-бежевый рояль - удивительно роскошный, но, как ни странно, очень подходящий к ультра-современному интерьеру квартиры Алессандро, но ей почему-то не хотелось сейчас на нём играть. Оставшись одна, Изабелла вдруг ощутила безмерную пустоту своей жизни. Ей казалось, что она - просто красивая обложка, под которой были одни лишь белые страницы. Изабелле стало страшно. Страшно, что когда-нибудь она надоест Алессандро, что он остынет к ней и отошлёт от себя куда подальше, а она ничего не сможет сделать. Изабелла Бланко умела только принадлежать, а сама по себе она ничего не стоила. Она понимала, что её тревоги и смены настроения только вынимают ей душу до дна, мешают жить счастливо - наконец-то счастливо рядом с человеком, которым она восхищается, а не пытается не ненавидеть и быть благодарной - но ничего не могла с этим сделать. Изабелле хотелось на улицу, но она не смела ослушаться Алессандро.
        Вечером он привёз ей маленький чемодан от «Луи Витон» и целый ворох брендовых бумажных пакетов - всё что она заказала, и Изабелла снова ощутила себя на седьмом небе.
        - Устроишь мне показ мод? - Алек со смехом плюхнулся на огромный серый диван в гостиной и подцепил пальцем первый попавшийся пакет. Изабелла подбежала и почти вырвала его из рук.
        - А вот это я тебе не покажу… Пока не покажу, - она игриво погрозила ему пальцем. В пакете было нижнее бельё.
        Она примеряла платья, лёгкие и летящие - коричневое в белый горох, зелёное с ветками пальм и белое, купальники - коричневый, в комплект к платью, классический красный и купальник-боди с вырезом почти до пупка тропической расцветки. Она вертелась, как модель на подиуме и делала шуточные проходки, и Алек неизменно сопровождал каждый её выход бурными овациями.
        - 2 -
        Позже когда они сидели рука об руку в маломестном самолёте частной авиакомпании - Алессандро считал наличие собственного самолёта расточительством, любое имущество или приобретение должно приносить доход - решилась рассказать о своих чувствах.
        - Как бы я ни пыталась наслаждаться одним днём, я не знаю, чего ожидать.
        - Чего бы ты хотела?
        Алек внимательно слушал её. Он держал её за руку, изредка поднося её запястье к своим губам, чтобы оставить на нём лёгкий поцелуй. Он не был занят собой, делами, работой - а она научилась замечать, как он погружается во всё это с головой, не видя ничего вокруг - Алессандро был с ней, всецело с ней, и она тянулась к нему, доверяла, не боясь быть осмеянной, как то бывало с Хамфри. Прокурор называл её чудачкой, приправляя это своей коронной «зажралась и не знаешь, куда себя деть». Он советовал ей качать задницу, чтобы не потерять конкурентоспособность, потому что «на твоё место много желающих, киса». Изабелла с ужасом вздрагивала, вспоминая это. Вспоминая, как добровольно позволяла себя унижать…
        - Не знаю… - она снова вздрогнула, прогоняя страшные воспоминания, повела плечом, ощущая тепло плеча Алессандро, почувствовала, что под защитой - Может, закончить всё-таки колледж. Найти занятие себе по душе…
        - Ты можешь делать всё, что тебе угодно. Я поддержу тебя.
        - И будешь рядом? - она повернулась к нему, посмотрела в глаза. При свете люминесцентных ламп они делались светлее, прозрачнее, глубже. Она тонула в них. Сеть тонких - самых первых - морщин обрамляла их, придавала его взгляду серьёзности.
        - Буду.
        Он поцеловал её пальцы. Крыло самолёта разрезало облако. Хмурый Чикаго остался далеко внизу.
        - Такой огромный выбор… Это сложно.
        Она верила ему, верила, что весь мир теперь у неё на ладони. Она обязательно откроет своё ателье. Или поступит в консерваторию. Станет солировать в джаз-оркестре. Она, как ребёнок, заново попробует жизнь на вкус - всё вокруг казалось ей прекрасным и неизведанным.
        - Мы никуда не торопимся, правда? - спросил он, подцепив пальцем её подбородок.
        Впереди были несколько дней вдвоём и только вдвоём. От предвкушения у неё чесались ладони и щекотало в груди. Потянувшись к нему через подлокотник, Изабелла поцеловала его.
        В рубашке поло с коротким рукавом и в светлых брюках он выглядел непривычно - Изабелла видела Алека только в костюмах - но ему невероятно шло. Ей казалось, что ему пошло бы всё - от кожанок до твидовых пальто, настолько непринужденно и уверенно он нёс себя по жизни. Он был полон огня и азарта, и Изабелла тянулась к нему как цветок к солнцу. Она вспоминала, что Хамфри на отдыхе только ел и спал, иногда ходил в казино, но никогда не поддавался азарту - отбив проигранное, он тут же сворачивал игру и уходил, утаскивая Изабеллу с собой за руку. Алек же водил яхту и любил быструю езду. Он нырял в море прямо с мостика, а после со смехом выливал в джакузи, где она нежилась под солнцем, шампанское, бутылку за бутылкой.
        Морская волны разбивались в пену, когда Алек разгонял лёгкую яхту до предельной скорости, брызги летели ей в лицо и она кричала, и смеялась одновременно. А потом они пришвартовывались у рыбных ресторанчиков и обедали, ужинали, сидя за маленькими круглыми столиками в плетеных ротанговых креслах. Его руки, смуглые, моментально принимающие загар контрастировали с белой свободной рубашкой, волосы кудрявились, а щетина отрастала в модную бороду, обрамлявшую его обветренные, солёные губы, и спускалась на шею. Изабелла смотрела на него во все глаза, словно на божество, упавшее с небес, и Алессандро невероятно льстил этот её взгляд. Он купался в её восхищении и одаривал её восхищением в ответ на те невероятные эмоции, которые она заставляла его испытывать. Рядом с ней он чувствовал, что способен свернуть горы и развернуть реки вспять.
        Глава 29. Сюрприз для Алессандро
        Алек открывал в себе новые, неизведанные грани чувственности. Когда он увидел Изабеллу в портупее на голое тело - в тот самом «сюрпризе» - то сперва опешил. На ней не было ничего, кроме опоясывающих грудь, талию и бедра лакированных ремней, шею обхватывал тонкий ошейник с карабином, а в руке она держала не то поводок, не то плётку, Алек так и не разобрался. Потому что не знал, куда смотреть.
        Смотреть хотелось везде: на пышную грудь с крупными тёмными окружностями сосков, обрамлённую треугольниками из чёрных кожаных полосок, на стройные бёдра, перехваченные тремя рядами тонких ремней, на манящую линию бикини, где из этих же ремней было собрано некое подобие трусиков. Ни одного лоскутка ткани, только голая кожа. Живая человеческая и звериная нарезанная на тонкие ломти. В этом было что-то первобытное, и Алек почувствовал, как изнутри поднимается нечто такое же, тёмное, тягучее, бесконтрольное. Мгновение - и его словно электрическим током пронзила мысль, что проклятый Осборн любил именно так. На поводке. Поставив её на четвереньки, как собаку…
        - Нравится? - словно учуяв его замешательство, спросила Изабелла. Она мгновенно распознала изменения в его взгляде, она научилась это делать, живя с непредсказуемым Осборном, и едва не испугалась, что переборщила.
        - А тебе? - Алек закинул ногу на ногу и чуть подался вперёд, складывая подбородок на скрещенные ладони чтобы она, посмотрев вниз, не увидела что да, чёрт возьми, ему нравится. Но он не хотел, чтобы его Изабелла делала что-то по принуждению. Это теперь был его пунктик.
        Она поняла, что он имел в виду.
        - С тобой всё, что угодно.
        Потому что Алессандро Корелли - не Осборн, не гнилая свиная туша с одной лишь похотью во взгляде. Потому что Алессандро Корелли - мечта, вдруг ставшая реальностью.
        Она подошла к нему так близко, что её бедра коснулись его коленей. Его коснулись плоского, но мягкого живота, Алек дотронулся до кожаной полоски обнимающей её талию. Чёрт, так соблазнительно.
        Изабелла протянула ему плётку.
        - Нет, - твёрдо ответил Алек, отводя её руку в сторону. Он не станет делать ей больно даже в игре.
        - Тогда так.
        Она накинула плеть ему на шею, обвила, потянула на себя. Алек поймал её губы, жадно, настойчиво впился в них. Изабелла оттолкнула его, погрозила пальцем.
        - На колени.
        Она умела быть госпожой, и рабыней тоже, она умела всё, её всему обучили, и это теперь не вызывало у неё чувство стыда и собственной грязности, а окрыляло, будоражило, вселяло гордость. Она ловила безудержный кайф от того, что теперь верховодит она. Что ей есть, чем его удивить. И Алек был удивлён. Его никогда не ставили на колени, его никогда не заставляла подчиняться женщина. Строгое воспитание, строгая семейная иерархия, консервативность и приверженность традициям во всех сферах жизни - всё это отчаянно сопротивлялось где-то внутри, ворочалось тяжёлыми камнями, но какая-то его часть, скрытая на самом дне души, хотела этого. Хотела узнать, каково это, отпустить вожжи, и посмотреть, что будет.
        Алессандро смотрел на неё снизу вверх, глазами полными вожделения и ожидания. Удивительно кроткий и даже немного испуганный новизной ощущений, и Изабелле хотелось кричать, так её переполняли эмоции. Обстановка каюты располагала к утехам: дерево, красный текстиль, постель от стены до стены, лепнина на потолке, обрамляющая большое круглое зеркало. Изабелла не хотела думать о том, кто здесь был до неё, она хотела остаться здесь навсегда. Последней и единственной.
        - Я должна видеть твои руки.
        И откуда в её медовом голосе взялось столько твёрдости? Алек со смехом положил ладони на колени.
        - И в глаза мне не смотреть!
        - Изабелла, - Алек рассмеялся. Она казалась ему котёнком, тонкокостным и мягким, как желе, который яро храбрится и шипит, поднимая на загривке шерсть.
        - Ч-ш-ш! - она дёрнула поводок. Алек от неожиданности покачнулся. Взглянул на её тонкие, как веточки, руки - удивительно, сколько силы в них таится. - Я не разрешала тебе говорить.
        Изабелла обошла вокруг, дотрагиваясь кончиками ногтей до голых, загорелых плеч и шеи, покусанной солнцем - Алек пренебрёг кремом от загара - зная, что делает больно. Дотронулась бедром до его лица, чувствуя, как щекочет и колется щетина, когда он прильнул к ней. Она развернулась и, чуть прогнувшись в пояснице, позволила - приказала - ему ласкать её языком, без помощи рук. От ощущения собственной власти колотилось сердце, от возбуждения подгибались колени. Пресвятая Мадонна, Алессандро Корелли, неприступный, холодный, красивый, как сам дьявол, вылизывает ей зад, и сегодня она примет его везде - на дне пакета с «сюрпризами» как раз лежала и ждала своего часа анальная пробка с зелёным кристаллом, так похожим на изумруд.
        Изабелла замечталась, и едва не упустила момент, когда он схватил её за бёдра.
        - Руки!
        - Ну хватит.
        Алек рывком поднялся с колен и свалил её на кровать. Подтягивая прямо за ремни, подмял под себя, стянул с себя шорты.
        - Ты совершенно не умеешь подчиняться, - улыбнулась Изабелла, притягивая его к себе за шею.
        Всё вернулось на круги своя, но этот его взгляд - умоляющий - она не забудет никогда, даже если он больше не повторится.
        Глава 30. У края пропасти
        О громком скандале Алессандро узнал из утренних газет. В нём фигурировали имена Литы Корелли и Хамфри Осборна. Иск о взяточничестве, который она готовила против него, просочился в сеть и разбился о контрдоказательства. Адвокат Осборна обвинял Литу в подлоге, полиция занималась причастностью «Корелли Консалтинг» и «Чикаго нэйшнл рэйлвей» к этому скандальному событию. В жёлтых изданиях кое-кто из журналистов приплёл Изабеллу Бланко, как яблоко раздора. Утечка шла со всех сторон и Алек сбился с ног, пытаясь найти её и заткнуть. Телефон Данте не отвечал. На дисплее высвечивался пропущенный звонок из дома. Разговаривать с отцом Алессандро не хотел. Изабелла спала после перелёта, и он не стал её беспокоить. Мыслями Алек был уже далеко. Плотно закрыв за собой двери гардеробной, он собрался и немедленно выехал в «Корелли консалтинг».
        В офисе будто бы ничего не изменилось, но напряжение висело в каждом коридоре, словно растяжка для мин. Если бы не чёртовы газеты, этого бы не было - рядовым сотрудникам ни к чему знать, как трясёт верхушку. Акции «Корелли консалтинг» упали на восемь процентов. Банки прислали несколько электронных писем с осторожными вопросами. Партнёры и ключевые клиенты звонили в приёмную - Селеста записала два десятка коротких сообщений для Алессандро. Секретарша отчиталась ему на словах, принеся в кабинет два кофе. Это была лишь малая часть айсберга - за дверью его ждал Лео Фалани. Алек жестом велел Селесте пригласить его.
        Фалани был хмур как никогда. Его вытянутое, остроскулое лицо, казалось, ещё сильнее похудело, цепкие орехово-зелёные глаза впали из-под набрюзгших вдруг век, стали смотреть как-то зло. Алек словно видел перед собой копию отца, чей звонок на мобильный он отклонил по дороге в офис, и от этого раздражение его росло, как снежный ком.
        - Обрадуй меня, - зло хмыкнул Алек, пододвигая себе кофе. Он кивнул на вторую чашку, но Фалани не двинулся с места.
        - Благодарю, я выпил дома. Больше нельзя, сердце уже не молодое, - он дёрнул уголком губ в попытке улыбнуться, но у него вышла лишь кривая ухмылка, очень злая.
        Алессандро мерещилось осуждение даже в горшке с цветами. Нарастающее напряжение вкупе со стыдом горело в груди, не давало спокойно, с достоинством сидеть на месте. Директорское кресло вдруг стало до чёртиков неудобным, словно кто-то наложил под обивку камней в попытке выпихнуть его с поста.
        - Фальконе вовсю пользуются ситуацией. Они договорились с китайцами. На нашей территории, которую Дон Лука решил вернуть себе, решено строить завод. Это инсайдерская информация. Суд над синьором Фредерико состоится во вторник, на следующей неделе.
        Шевелений на спорной земле Алек ещё мог ожидать, но не провала с Романо. Дело-таки довели до суда и теперь оно всё больше напоминало публичную порку. Лита не смогла выбить даже залог. Данте всё ещё прохлаждался в Дубае.
        - Некоторые командиры недовольны, они не чувствуют себя в безопасности…
        - Литу Корелли отстранить от работы с «Корелли консалтинг». Людей успокой. Найди Данте. Из-под земли достань.
        Отчеканил Алек и коротко кивнул головой - значит, разговор окончен. Лео вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь. Алессандро набрал секретаршу и попросил вызвать к себе Джулиано.
        Сколько его не было? Всего каких-то четыре дня? Четыре дня и пять ночей. Он позволил себе всего четыре дня и пять ночей, и всё вокруг начало рушиться. Алек вспоминал об Изабелле: карабины и ремни портупеи, красные следы на её коже от них, её красивый рот, полный его семени, блеск кристалла между её ягодиц и это томное ощущение бархатистой узости и полной власти. И это её «Алессандро, Алессандро, Алессандро» глубоким, тягучим контральто… Точно ли оно стоило того? Что он вообще хотел? Что хочет сейчас? Догнать ускользающую юность? Забыть, кто он такой? Поиграть в героя-любовника? Доказать что-то самому себе? Только вот что… Изабелла Бланко подняла его до высот небес, но делала ли она это от чистого сердца? Или воспроизводила то, что умеет лучше всего - притворяться? Или благодарить за спасение? В присутствии Изабеллы Алек не мог думать трезво, но вдали от неё сомнения крались к нему, словно ядовитые змеи… «Знаешь, чего я хочу? Чтобы ты был счастлив». Нельзя же так искренне притворяться…
        Через несколько секунд затрезвонил коммутатор. Включив громкую связь, Алек выплюнул раздражённое «да», уверенный в том, что это Селеста что-то не так поняла. Что там можно не понять, он же чётко сказал…
        - Это что, демонстрация?! Решил показать, какой ты большой и сильный? Мальчишка! Ты всё развалишь к чертям собачьим! У тебя два дня, чтобы разрешить это дерьмо, иначе я сам этим займусь!
        Голос Руссо Корелли прогремел над ним, словно погребальный колокол. Оглушительно. Выбил из него дух. Алек словно проглотил кол - ни согнуться, ни развалиться в кресле, ни встать - он так и сидел, до ощутимой боли сжимая рукой краешек стола. Стыд перехватил горло железным обручем. Ярость бурлящей лавой поднималась откуда-то из желудка, застревала злобным рыком в сжатых до скрипка зубной эмали челюстях. В эту секунду Алек готов был поклясться, что ненавидит своего отца. Ненавидит за то, как он смачно тыкает его носом в дерьмо, не обращая внимания на очевидные заслуги. Всё, что Алек сделал для Семьи и для «Корелли консалтинг» считалось само собой разумеющимся, а стоило ему оступиться…
        «Ты - мой преемник, Алессандро. Если я стану щадить тебя, то другие не пощадят».
        Руссо сказал ему это после того, как выпорол розгами. Тогда Алеку было двенадцать, он тогда впервые присутствовал на казни. Всего двенадцать, но Руссо счёл его достаточно взрослым, чтобы начать постигать науку той жизни, которой жила коза ностра. Но Алек не был готов. Увидев кровь, он испугался. Испугался и расплакался на глазах командиров. Алессандро до сих пор помнил тот жгучий стыд и жгучую боль в израненной спине. Тогда он уверовал в то, что слабость - смертельный грех и всё, что делает отец - благо. Что так нужно. Что так лучше для него. Но после той пощёчины вера его пошатнулась. Что-то внутри надломилось, а после Изабеллы - да, именно после неё! - взбунтовалось. Изабелла стала спичкой, упавшей в лужу натёкшего бензина. Стена огня смыла, слизала всё, что казалось важным, важным и незыблемым, и Алек никак не мог найти в себе - новом себе, чужом себе - опору.
        
        Глава 31. Братья
        В приёмной началась суета. Слышались всхлипы, разговоры, голос брата. Алек вскочил со стула - кресло отъехало от стола и ударилось в стенку. Через мгновение Джулиано распахнул дверь, едва не стукнув его по носу - Алек успел удержать полотно рукой. Брат молча повернул голову и бросил красноречивый взгляд на рабочее место секретарши. Селеста сидела в обнимку с коробкой бумажных салфеток и горько плакала. Услышав Алека, она подняла на него мокрые, красные глаза, попыталась встать. Джулиано бросился к ней и мягко усадил обратно.
        - Простите мистер Корелли, я… он, этот мистер… он сказал… что, если я не соединю… что я… и мои дети…
        Алек сквозь зубы выругался. Отец сумел довести до нервного срыва даже его секретаршу.
        - Успокойтесь, Селеста, ничего он не сделает вашим детям, - сдержанно попытался приободрить её Алек, но Селеста лишь громче всхлипнула. Плечи её затряслись, она всеми силами пыталась остановиться, затыкая себе нос и рот салфеткой, вероятно, чувствовала перед ним вину и стыд. Алек боялся, что она задохнётся. Заглянувшему на шум охраннику он сделал знак рукой.
        - Отвезите её домой.
        Как назло раздался звонок мобильного. Алек нырнул обратно в кабинет. Это была Изабелла. Первое, что ему хотелось сделать - просто сбросить звонок.
        - Прости, Иза, я не могу сейчас говорить, - выдавил он из себя и отрубил связь, не дождавшись от неё ни слова в ответ. Алеку не хотелось обижать её, вины Изабеллы в происходящем не было, но он не сумел обуздать раздражение. Ему было сейчас абсолютно не до неё.
        - Что происходит, Алек?
        Он не заметил, как Джулиано оказался позади него, не заметил, как тот вошёл и прикрыл за собой дверь. Всхлипы в приёмной стихли, повисла удручающая, глубокая тишина, Алеку казалось, что он слышит своё дыхание.
        - Полный швах, как ты заметил.
        Он отошёл к окну. Сквозь кудрявые белесо-серые тучи пробивалось солнце. Озеро Мичиган волновалось, и лучи его подсвечивали белым гребни волн. Оно напоминало Алеку море. Под солнцем оно становилось бирюзовым. Алек уже скучал по морю, несмотря на то, что был там только вчера. Все ждали хорошей погоды: от улыбчивого синоптика по CNN до пожилого уборщика, сметавшего возле «Корелли консалтинг» первые осенние листья. Прятавшиеся по домам люди скоро повылезают на пикники и прогулки, кто-то рискнёт войти в остывшую уже воду. И всё обязательно пройдёт. И трудности опять сделают его сильнее, и повысят его в собственных глазах, и, наверное, в глазах отца. Когда-нибудь. Вернётся Данте. И она снова разгребут всё, что наворотили, как разгребали всегда… Всё будет хорошо. Всё будет…
        - Кто такая Изабелла Бланко? - твёрдый голос брата выдернул его в реальность. Джулиано стоял напротив его стола, сложив на груди руки. В его глазах была твёрдая решимость добиться ответа. И Алек не стал противиться.
        - Я увёл женщину у Осборна.
        - Ты вообще понимаешь, что творишь?
        - Он её бил.
        - Это вообще не твоё дело! А вдруг она в сговоре? А вдруг они все тебя подставляют?! Мог бы спасти кого-нибудь попроще, чёрт тебя дери!
        Сначала Джулиано был спокоен, но с каждым словом тон его голоса повышался, становился резким. Он кричал на него, по-настоящему кричал, Джулиано, тот, чьей выдержке и терпению стоило поставить памятник. Средний брат смотрел на него дикими глазами, резкими взмахами рук подчёркивая каждое слово, летящее в Алека, словно метательный нож. Первое, что пришло ему на ум - толкнуть его в грудь и залепить отрезвляющую пощёчину, алгоритм был записан в подкорку, потому что Алек не знал, не видел, как бывает по-другому, но он до зубного скрежета не хотел поступать, как отец.
        - Закрой рот, Джулиано, - прорычал он.
        - Сам закрой! - выкрикнул брат и тут же осёкся, затих. - Прости.
        Джулиано отвёл глаза, потёр ладонями лицо, взъерошил волосы. Он - единственный из троих сыновей был похож на мать, и отчасти поэтому с ним не хотелось бороться. Алек сдувался. Гнев и дух противоречия улетучились, когда он услышал это «прости», сказанное с досадой от того, что до этого «прости» вообще дошло. Алек отвернулся к мини-бару, взял два стакана и пузатую бутылку скотча.
        - Ты прости. Ты прав. Я сам миллион раз говорил себе это. Но дело сделано.
        Джулиано от выпивки не отказался. Взгляд его посветлел, и Алек вдруг ясно ощутил, что они с Джулиано на одной стороне.
        - Где она сейчас?
        - У меня.
        - Осборн свирепствует?
        - Вряд ли. Я заплатил ему за неё.
        Джулиано закатил глаза, устали прикрыл лицо ладонью, разом прикончил свою порцию алкоголя.
        - Алек, ты с головой дружишь вообще?
        Алек лишь усмехнулся в ответ. Он сам бы хотел это знать.
        - Пойдём пообедаем?
        Алессандро хлопнул брата по плечу, Джулиано кивнул. Они вышли из кабинета мимо непривычно пустующего рабочего места Селесты. Вместе. Молча поддерживая друг друга.
        Глава 32. Так бывает
        Алессандро вернул Изабелле документы, купил телефон и забил туда свой личный номер. Завёл на её имя кредитку, дал ей безопасную, комфортную машину с личным водителем-телохранителем и пропал для неё. Он почти не говорил с ней, сухо и отрывисто объясняя, что занят. Возвращался поздно, когда она уже крепко спала. Изабелла буквально вставляла спички в глаза, чтобы дождаться его и поговорить - наверняка у него были какие-то проблемы на работе, ей хотелось поддержать его - но организм раз за разом передавал её. Когда она чутко просыпалась ближе к рассвету, то видела его крепко спящим и тихо радовалась, что он хотя бы приходит. Изабелла старалась не допускать мысли, что стала неинтересна ему, но это чувство - ужасное чувство подавленности и ненужности - порой накатывало, и невозможно было от него отбиться.
        И когда он вернулся в шесть вечера с букетом роз и огромной круглой подарочной коробкой в руках, у неё отлегло от сердца. В коробке оказалась элегантная красная шляпка - Алек сказал, что завтра они едут на скачки. Позже водитель занёс в квартиру бумажный пакет из супермаркета, и после душа Алессандро сам приготовил ужин.
        Он умеет готовить - это было для неё удивительным открытием. Алек был сосредоточен и одновременно расслаблен, словно готовка была для него чем-то вроде медитации. Он не допускал к своему таинству Изабеллу - разрешил только снять кожуру с помидор. Под его ловкими пальцами сыр, базилик и оливковое масло превратились в соус, куриное филе в сочную отбивную, баклажан, лук, сладкий перец, сладкий картофель и длинная зелёная фасоль - в аппетитные овощи-гриль с поджаристой корочкой.
        - Пробуй, - Алек поднёс к её рту деревянную ложку с порцией соуса. Изабелла осторожно дотронулась до него кончиком языка, боясь обжечься.
        - По-моему, идеально. Где ты научился готовить?
        - У деда на Сицилии. Он всегда говорил, что мужчины - лучшие повара.
        Изабелла была так счастлива в этот момент, что не верила сама себе. Он был здесь, с ней, и все те мучительные, одинокие вечера, которые не могло скрасить даже любимое музицирование, забылись, как плохой сон. Алек был в одном фартуке и мягких домашних штанах, босой, с мокрыми после душа волосами, которые, высыхая, завивались, и ей вспомнились Карибы - самые прекрасные пять ночей в её жизни. Она занималась любовью, трахалась, как животное, покорно отдавалась - всего пять ночей, но за эти пять ночей она испытала все оттенки чувственной любви, как никогда и ни с кем. Опыт и умения без любви ничего не стоят - Изабелла поняла, как сильно ошибалась, думая, что сможет жить без неё, что чья-то щедрая рука заменит чувства. Ощущения, когда дрожат колени при одном лишь виде своего возлюбленного. Когда пересыхает в горле при одном лишь его взгляде. Когда сердце вдруг бешено начинает биться при одном лишь его прикосновении. И Изабелла снова хотела его. Прямо на кухне, пока цыплёнок парминьяна томился в духовке. Не дождалась ночи, нарушила привычный ход вещей, снова пошатнула его приверженность традициям, его
последовательность, уже не боясь показаться навязчивой. Изабелла отдалась чувствам, не оставив в себе ни капли загадки, и будь, что будет.
        - Ожидание лишь усиливает желание, верно, Изабелла? - со смехом сказал он, вынимая её ловкие маленькие руки из своих штанов, когда она подошла к нему сзади.
        - Это не про меня, - Изабелла по целовала его в середину спины, провела кончиком языка вдоль линии позвоночника. Лёгкое платье и бельё она заранее оставила в спальне, и Алек, увлечённый готовкой, даже не заметил, как она тихо пробралась на кухню совершенно голая.
        - Я уже понял.
        Резко развернувшись, Алек подхватил её под бёдра и усадил на разделочный стол.
        Он любил её долго, тщательно, безжалостно, не обращая внимания на звякнувший таймер духовки, словно точно так же, как и она, скучал по ней все эти дни. Каменная столешница непригодна для голой спины - Изабелла чувствовала, что стирает кожу на позвонках, но не хотела останавливаться. Боль и удовольствие ударили в голову пряным контрастом, и на вершине удовольствия у неё прыснули слёзы из глаз.
        - Иза, всё хорошо? - Алек повернул к себе её лицо, обеспокоенно посмотрел ей в глаза, стёр подушечкой пальца слезинку, так некстати прокатившуюся по щеке.
        - Да, так бывает. Когда слишком хорошо.
        Она сбежала в душ, чтобы смыть с тела его следы, а вернулась уже к великолепно накрытому столу. Алек вручил ей бокал вина. Спина уже не болела, но на ней остались багровые следы. Она скрыла их под шёлковым халатом - ей не хотелось, чтобы Алек расстраивался.
        - ?????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        - ????Глава 33. Скачки
        «Арлингтон-парк» уже с утра ждал своих первых гостей. Алек вместе Изабеллой, одетой в облегающее красное коктейльном платье, прибыли почти к самому началу скачек. Места на трибунах были заполнены, в воздухе витала атмосфера азарта и праздника, распорядители принимали ставки. Их с Алеком провели в вип-ложу, где для особых гостей были накрыты фуршетные столы. Изабелла дважды была на скачках с Хамфри, но так и не научилась в них разбираться: прокурор больше внимания уделял еде и разговорам с «нужными людьми». Люди были всё те же - Изабелла замечала знакомые лица.
        Многие неприкрыто глазели на неё - Изабелла Бланко оказалась самой ярко одетой дамой на ипподроме. Алек не стеснялся выставлять напоказ её яркую южную красоту - она, черноволосая и темноглазая, облачённая в глубокий, почти кроваво-красный, затмевала собой бледную, сдержанную симпатичность американок, и за это некоторые из них смотрели на неё, как на даму полусвета.
        На неё смотрели с завистью. И с осуждением. Ещё в прошлом году она была здесь с другим мужчиной, а сегодня… С самим Алессандро Корелли, пределом мечтаний многих и многих женщин здесь. И даже его женатый статус не мешал им питать иллюзии, статус же вдовца ещё сильнее всколыхнул их интерес к его персоне. Изабелла чувствовала это. Ощущение превосходства и какое-то тайное злорадство, что он сейчас с ней, именно с ней, а не с кем-то из них, заставляло держать спину ровно, задирать подбородок повыше и тянуть носочек при ходьбе, но в то же время повышенное внимание страшно смущало её. Алессандро не всегда был рядом с ней - разговоры с «важными людьми» преследовали её и здесь. Когда он, извинившись, отошёл в сторонку с какой-то женщиной, которую назвал Литой, Изабелла почувствовала, как больно уколола ревность. Ей собственнически хотелось, чтобы он был с ней и только с ней, но умом понимала, что это невозможно. Она подошла к смотровой площадке, взялась за перила, выглянула на арену. Лошади волновались в загонах, вот-вот должны были объявить старт.
        - Привет.
        Её окликнули сзади. Она повернула голову. Протиснувшись сквозь плотную толпу, рядом с ней встала Бьянка Фальконе. На ней был нежно-розовый костюм-двойка и белая шляпа с огромным пучком страусиных перьев. Изабелла завертела головой в безуспешной попытке найти взглядом Алессандро или хотя бы наметить себе путь отхода. Ей не хотелось говорить с Бьянкой.
        Её высокомерный, насмешливый взгляд выносил прочь всю её уверенность в себе. Соседствование с сестрой бывшей жены Алессандро вызывало у неё смутное чувство тревоги и вины, словно она украла его из семьи, сбила с пути, не дала доносить траур. Её тревожило то, что Бьянка, которой никогда не было до неё дела, вдруг подошла теперь к ней сама. Это определённо было связано с Алессандро. Она никак не могла найти его взглядом в толпе, и от этого волновалась ещё больше.
        - Мирабелла?
        - Изабелла, - поправила она. Ей показалось, что Бьянка намеренно коверкает её довольно простое имя, чтобы продемонстрировать пренебрежение.
        - Ох, прости, - она деланно закатила глаза. - Как дела?
        Изабеллу ошарашил этот вопрос. Такой задают подружкам, а не малознакомым людям, впрочем, ожидать соблюдения этики от такой дамы, как Бьянка Фальконе, было глупо. Они с ней были почти ровесницами, но Бьянка вела себя, как хозяйка жизни, порой нагло и нахраписто. Это было ещё одной причиной не желать с ней контакта - Изабелла попросту терялась от чужого хамства.
        Объявили старт, и конники рванули из-за ворот. Раздались возбужденные вопли толпы, рядом с ней кто-то вскрикнул «Давай, Звезда, вперёд!», и это позволило ей взять время на обдумывание ответа.
        - Хорошо, - она не придумала ничего лучше.
        - Хорошо? Всего лишь?! - воскликнула Бьянка, звонко хлопнув в ладоши. - Ха, да я бы на твоём месте прыгала от счастья.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Заполучить такого красавчика. Да после жирного гадкого ублюдка. Да, я терпеть не могу Осборна. Он такой мерзкий. И старый. И наверняка вонючий, да? - Бьянка рассмеялась, далеко запрокинув голову. Изабелла почувствовала, что под толстым слоем грима начинает краснеть. - Он часто бывает у нас в гостях. Когда у него потеет лоб, у меня пропадает аппетит.
        Изабелла не могла понять, к чему она ведёт. Этот разговор не напоминал советскую болтовню. Бьянка Фальконе влезла в её грязное бельё по локоть с явным намерением её уколоть.
        - Я бы и за миллиард с ним не легла. А тебе, по слухам, хватило шести миллионов.
        Что-то внутри поджалось, свернулось в узел. Нехорошее предчувствия - предчувствие того, что настолько прекрасно всё быть не может - снова вернулось к ней. Изабелла чуть повернула к ней лицо, стараясь сохранить максимально беспристрастное выражение лица.
        - О чём ты?
        В глазах Бьянки блеснул жадный, животный огонёк, сделавший её похожей на тронутую. Она склонилась над её ухом и быстро-быстро заговорщицки зашептала.
        - Слушай, расскажи, как было. Мы тут все головы сломали с девчонками, - увидев недоумение на лице Изабеллы, она пояснила. - Ладно, направлю тебя. По слухам, Алек заплатил ему шесть миллионов долларов за тебя. Ну, чтобы ни у кого не было претензий. И Осборн не в обиде, и Алек получил, что хотел, правда, не понимаю, почему именно тебя, к нему любая бесплатно бы побежала…
        - Мне нужно отойти.
        Изабелла нырнула в толпу, на ходу сдирая с головы шляпку, мгновенно ставшую слишком вычурной, безвкусной, дурацкой. Её поманила к себе пирамида с шампанским - срочно нужно было сделать глоток.
        Почему-то Изабелла поверила ей. Поверила, что такое действительно могло быть. Если Осборн купил её, то почему этого не мог сделать и Корелли? Чем они, по сути, отличаются друг от друга? Её не искала полиция, и Осборн не пытался выйти с ней на связь. Её похитили из дома федерального прокурора США, и после всё было так, будто этого вопиющего акта не было вовсе. Они ведь могли договориться. Может, и вправду Алек взял её в аренду, как и предлагал ему Хамфри тогда на мэрском балу? После всего, что она испытала, до сих пор наивно верить в любовь? Изабелла усмехнулась. Её душили слёзы. Вторая порция шампанского едва протиснулась сквозь сжатое спазмом горло. Она вела себя, как чёртова истеричка, и пусть. Взяв ещё один бокал, Изабелла направилась к туалетам. Пойманного по дороге официанта она попросила напомнить, где здесь выход. Всё также держа спину прямо и улыбаясь, Изабелла Бланко прошла мимо ушлых секьюрити и оказалась в ухоженном зелёном саду. Затерявшись среди густых кустарников она направилась туда, где слышался шум дороги…
        
        Глава 34. Семья и политика
        - 1 -
        За два часа до старта забега Лео Фалани сообщил Алеку, что Данте только что сел в самолёт. Вечером брат будет в Чикаго. Алек надеялся, что он осознаёт всю цену своего попустительства. Его жена завалила всё. У них осталось меньше суток, чтобы всё уладить. От иска к прокурору следовало или откреститься, или давить до конца. С другой стороны к ним и их контрактам с «Чикаго нейшнл рейлвей» подкрадывалась антимонопольная служба и правоохранители, и с этим тоже нужно было что-то делать. Алек притащился на скачки, которые всей душой ненавидел, считая их скучнейшим развлечением для снобов, чтобы разузнать, какие настроения царили среди семей.
        Светские мероприятия были обязательными в его деловой и общественной жизни: на них заключались соглашения, делились слухами, получали информацию из первых уст. Вовремя выпущенная сплетня могла здорово навредить репутации, выпущенный в ответ, равноценный по значимости слух, мог развернуть общественное настроение в иное русло. Это была политика и дипломатия - тонкое дело, где требовалась сосредоточенность и умение просчитывать на несколько шагов вперёд. Порой Алек задавался вопросом, кто он больше, Дон или бизнесмен, и никогда не мог прийти к однозначному ответу. Времена, когда проблемы решались одним лишь оружием, давно прошли. «Корелли консалтинг», а точнее многие его ответвления в виде дочерних фирм, никогда не были кристально чисты, и при огромном желании - и бесстрашии - до этого можно было бы докопаться. Алек чувствовал себя зависшим где-то посередине: между патриархальным укладом жизни отца и реалиями современного мира.
        Подавая Изабелле бокал шампанского, Алек огляделся. Здесь были представители Винчи - младший брат и кузен дона Массимо и Ричи Понтедра - босс Семьи Понтедра собственной персоной. Луки Фальконе видно не было.
        - Я не могу ни в офис попасть, ни дозвониться до тебя. Что за чёрт?
        Когда они с Изабеллой мирно пили шампанское и беседовали - кажется, Алек что-то рассказывал ей об истории возникновения скачек - его дёрнула за рукав Лита Корелли. Жена брата выглядела взвинченной и даже одета была как будто бы наспех. Простое светлое платье с пиджаком больше подходило для пикника, а шляпа, огромная, соломенная, купленная, казалось бы, где-то на уличном лотке, норовила слететь с головы при каждом порыве ветра. Лита удерживала её рукой. Шепнув Изабелле пару слов и подтолкнув в сторону смотровой площадки, Алек отошёл в сторонку. Он не ожидал увидеть здесь невестку, не ожидал и не хотел превращать мероприятие в семейные разборки.
        - Вероятно, моя служба безопасности просто очень хорошо работает.
        - Ты не хочешь со мной поговорить?!
        - Тебе есть, что сказать мне? - с иронией произнёс Алек, пригубив шампанское. Он словно бы прятался от неё за этим бокалом, делал из него баррикаду. Алек не хотел смотреть на Литу, он глядел куда-то поверх её шляпы, потому что злился на неё, и эту злость едва сдерживал.
        - Я прошу помочь. Я просила сменить представителей обвинения, потому что Осборн замешан в этом. Я уверена, что Фредерико Романо слил кто-то из конкурентов. Он действительно занимался наркоторговлей, Алек… Но я смогла бы найти лазейку, мне просто не дали…
        - Или ты была недостаточно компетентна?
        Лита шумно выдохнула. Полные губы, изогнутые словно лук, поджались в тонкую линию. Она ненавидела, когда кто-то проезжается по её профессионализму - честолюбивая, властная и беспросветно глупая, считавшая себя при этом умнее других - и Алек с удовольствием проехался по её больной мозоли. Он бы вышвырнул её из «Корелли консалтинг» ещё вчера, но официально - и очень предусмотрительно - она перешла в фирму Данте, как только та открылась. С этим фактом он уже ничего поделать не мог.
        - Ты просто хочешь, чтобы так было, - зло прошипела она. - Позволь мне вернутся к делу, Алек. Я должна выступить в суде. Мне не нужны пятна на репутации.
        Удивительно, она просила, не требовала. Алек знал, для неё, как для ярой поборницы прав женщин, это было унизительно. Сощурившись, Алек пристально посмотрел ей в лицо. За каменным выражением таился страх и растерянность. Оглушительное фиаско, которое она потерпела, стукнуло её по голове её же собственными амбициями, по факту абсолютно несостоятельными. Алек был почти счастлив, что оказался прав.
        - Твоя репутация не моя проблема. Данте почистит за тобой хвосты.
        Алеку больше нечего было ей сказать. Он больше не хотел иметь с невесткой дел, пусть с ней разбирается брат. Ему было плевать, посчитают его безжалостным, мстительным или просто гадом, он не считал свое решение необоснованным.
        - Спустись с небес, Алек. Твоя заносчивость у меня уже в печёнках сидит. Кем ты себя считаешь? Ты тоже не без греха! - прошипела Лита ему в спину. Ей хватило выдержки и чувства приличия не разораться и не увязаться следом, навлекая на себя внимание охраны, а Алеку было глубоко плевать на её мнение о нём.
        Алессандро сложно было воспринимать Литу и Данте единым целым, несмотря на то, что она носила фамилию Корелли уже больше пяти лет и на двоих совместных детей. Алек видел племянников два-три раза в году, и ни они, ни он не проявляли друг к другу большого интереса. Данте как-то вскользь говорил, что малышня побаивается его. Малышня побаивалась и деда. Литу Алек всегда воспринимал, как чужеродный элемент, она и сама себя так держала - её болезненная тяга к независимости появлялась даже в мелочах.
        Она постоянно встревала в разговоры о политике, о бизнесе, причём не всегда чувствуя нить беседы и преследуя одну-единственную цель - обозначить своё особо ценное мнение. Которое лично ему было попросту неинтересно. Алека раздражало даже то, что на семейных ужинах она пила виски наравне с мужчинами, разговаривала по телефону за столом, форсировала смену блюд, всячески обозначая, что у неё много работы и мало времени для пахнущих плесенью семейных традиций. Алек не знал, какой она была матерью, но наверное, весьма любящей. Два часа в неделю, когда была свободна от маниакально любимой работы. Алессандро никогда не потерпел бы такую женщину рядом с собой. Удивительно, что же нашёл в ней Данте?
        - 2 -
        В небольшой круглой беседке Алек нашёл Ричи Понтедра. Маленький, чернявый и худой, он больше напоминал еврея, чем сицилийца. Ричи пришёл к власти десять лет назад, когда семью Понтедра знатно трясло после убийства предыдущего босса. С Корелли Понтедра поддерживали тесные деловые и дружеские связи, Ричи был одним из первых, кто приехал к Алессандро выразить сочувствие относительно смерти его жены. Топить лодку «Корелли консалтинг» было не в его интересах, поэтому к словам Ричи Алек прислушивался, но неизменно пропускал их через фильтр своего личного мнения.
        Понтедра принципиально носил выпивку с собой - патологический страх быть отправленным, как его предшественник, довлел над ним, делая его подозрительным. К этому его чудачеству с пониманием относилось всё его окружение, несмотря на его специфические вкусы - сегодня у него был вишнёвый ликёр. Алек не отказался от рюмки. Приторная гадость с лёгким химическим привкусом - казалось, Понтедра сам желал кого-нибудь отравить этим дерьмом, но Алессандро, сделав каменное лицо, стерпел. Доверие и расположение было дороже поруганного вкуса.
        - Я не слишком поддерживаю то, что делает Лука, - после пары ничего не значащих фраз о погоде, организации скачек и одной дамской шляпки в виде пепельницы с сигаретой, Ричи сам перешёл к насущным вопросам. - Говорят, подкоп под вас его рук дело. И я, знаешь, вполне этому верю. Но он взял слишком высоко, пытаясь действовать через железные дороги. И слишком низко, действуя через девчонку. Рано или поздно и его найдётся, за что ухватить, ведь что посеешь, то и пожнёшь.
        Алек был согласен, что облава на Романо была слишком дерзким актом. Это было объяснимо - Лука потерял любимую дочь и хотел мстить. А вот слухи про «девчонку» Алессандро хотелось прояснить.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Он считает, что ты нарушил кодекс, связавшись с ней.
        Речь шла об Изабелле, не нужно быть семи пядей во лбу. Алек предполагал, что их отношения вызовут резонанс но не предполагал, что такой широкий.
        - Осборн официально не является членом семьи Фальконе, а она не является его женой. По факту нарушений нет.
        Не смотреть на чужих жён - одно из незыблемых правил Омерты. Но Алек считал себя абсолютно чистым. Он не пошёл бы на риск, зная, что Изабелла - законная жена кого-то из членов Семей. Или всё равно пошёл бы? Какой смысл теперь гадать. Алек оглядел павильон и смотровую площадку издалека. Изабеллы нигде не было.
        - Я с тобой согласен. Но ты знаешь, порой хватает и слухов, чтобы потерять доверие.
        Вишнёвый ликёр оседал на языке горько-сладким послевкусием, щипал нёбо. Хотелось воды или чего-нибудь приличного, желательно без сахара, скотч подошёл бы идеально. Хотелось найти Изабеллу, посмотреть на неё и убедиться - всё было не зря. Что она всё ещё нужна ему.
        Сомнения разъедали Алека. Он чувствовал себя стоящим на сцене под бьющими в лицо лучами прожекторов. Его личная жизнь и раньше была под прицелом, но тогда у него была жена, полностью соответствующая всем требованиям и стандартам, а сейчас любовница. Чужая любовница… Была ли Изабелла Бланко интересна ему, после всего, что он уже получил от неё? После того, как спас её и вернул способность самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Погеройствовал, почувствовал себя архиважным, а что дальше-то? Нужны ли ему вообще отношения после десяти лет чертовски неудачного брака, закончившегося полным фиаско?
        Алек вдруг вспомнил это её «я хочу, чтобы ты был счастлив». Эти слова грели душу, потому что кто-то впервые искренне хотел делать что-то для него. Она хотела жить для него, и это было для него огромной благодатью и огромной ответственностью. Алессандро вдруг стало стыдно за своё малодушие. Распрощавшись с Понтедра, он отправился на поиски Изабеллы.
        Её не было на смотровой площадке. Её не было у фуршетного стола. Алек метнулся было к выходу, но вспомнил, что у неё теперь тоже есть телефон. Изабелла долго не поднимала трубку.
        А когда подняла…
        - Кто следующий на очереди, Алек? Кому следующему меня обещали?
        Когда гудки прекратились, на него словно обрушилась стена. Изабелла никогда не говорила с ним так. Её голос никогда не был настолько холоден и одновременно полон отчаяния. Её обволакивающий, щекочущий слух голос никогда не звенел, словно натянутая цепь. Алек заозирался по сторонам в надежде увидеть её - в ярко-красном платье она не могла просто затеряться в толпе. Алек вдруг понял, что подсознательно вырядил её так броско. Чтобы её видели все. Видели и пускали слюни на его новое приобретение. Чтобы «выгулять» свои инвестиции. Что же он, чёрт подери, за дерьмо такое?
        - Я не понимаю, о чём ты. Где ты?
        - Шесть миллионов. Я знаю про шесть миллионов.
        - ?????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        - ????Глава 35. Минуты боли
        Алек вдохнул, но забыл выдохнуть. Резко повернул голову направо - ему показалось, что там он увидит ухмыляющуюся физиономию Хамфри Осборна. Но его там не было, а была вереница чужих, безучастных лиц. Чужие взгляды смотрели на него, сквозь него, друг на друга, и воздух становился тяжёлым, пряным, отдавая запахом прелого навоза и сена. Где-то фыркнула лошадь. Алек огляделся - вокруг площадки ездила тройка и тянула за собой элегантную коляску с кучером, разодетым под старину. В коляске сидела и заливисто смеялась Бьянка Фальконе. В своём блекло-розовом наряде она походила на бледную моль. Алек тяжело сглотнул и возвратил внимание к трубке.
        - Изабелла, скажи мне, где ты и мы всё обсудим. Это не телефонный разговор.
        - Нет, Алек, - она жёстко прервала его. - Скажи сейчас. Это правда?
        Алек не стал ей врать.
        - Я заплатил ему за молчание.
        За то, что он отозвал заявление в полицию. За то, чтобы не смел преследовать её и уж тем более за то, чтобы он помалкивал об их соглашении. Но на что он надеялся? На принципиальность и порядочность самого продажного прокурора Чикаго? Да и, по сути, о чём ему молчать, ведь это он, Алек, купил себе женщину при своих-то возможностях. Ведь это Алек сам передал ему лично в руки инструмент для манипулирования. Джулиано был прав - в тот момент Алек совершенно не дружил с головой. Он эту самую голову потерял к чертям собачьим.
        - О боже… Ты меня купил, - она сказала это шёпотом. В её голосе звучал ужас.
        - Тот, кто сказал тебе это, рассчитывал именно на такую реакцию, - Алек старался быть - хотя бы казаться - максимально спокойным, надеясь, что его деловой, почти холодный тон успокоит и её. Но всё случилось наоборот. - Кто тебе это сказал? Осборн?
        - Нет, не он. Это неважно, - в её голос снова вернулась решимость. Алек чувствовал, как наваливается усталость. Ему становилось чертовски сложно следить за этими перепадами. Снова американские горки, которых он так ненавидел. - Я всё поняла. Ты не звонишь мне, не берёшь трубку, не интересуешься мной. Оставил меня здесь одну. Тебе всё надоело, да?
        - Разве я не интересуюсь тобой?! - нет, Алек не мог с этим согласиться. Он делал для неё всё. Неужели Изабелла оказалась также ненасытна, как и все другие женщины?
        - Я ухожу от тебя.
        - Изабелла… - Алек с досадой потёр переносицу. Чёрт, ну почему всё так сложно? Почему именно сейчас? И почему, дьявол раздери, все проблемы наваливаются вот так сразу?
        - Я больше не хочу быть вещью, не хочу. Не буду! - на последней фразе Изабелла вскрикнула. Алек услышал, как она заплакала.
        - Ты не вещь…
        - Я ухожу, Алек. Не ищи меня.
        Ей удалось его шокировать, хотя Алек уверен был, в этой жизни его больше ничего не удивит. Нет, он не думал о «долго и счастливо», не строил прогнозов, но и не предполагал, что их бурный роман окончится так внезапно, да ещё и по её инициативе. Он вдруг вспомнил её слабую, беззащитную избитую, кутающуюся в тонкий атласный халат… Нет, он не ошибался тогда - у Изабеллы Бланко действительно был стальной стержень.
        - Это твоё право.
        Он не станет удерживать её, как то делал Осборн. Он обещал ей свободу и море новых возможностей. И он ей это даст. То, чего она так желает.
        Она молча сбросила вызов. Её чувства, её слова и обещания не стоили ни цента, раз разбились о первые же трудности. Она не дала ему даже шанса оправдаться. Авантюристка. Может, так оно и было, и Джулиано был прав? Всё подстроено. Чтобы заставить его ошибиться. Алек усмехнулся - красиво она всё повернула. И осталась при этом жертвой. Идеально.
        Александр смертельно устал. Этот разговор вынул его до дна, выжал до капли. Он сунул телефон в карман и покинул ненавистные скачки через главные ворота. Вслед ему мстительно улыбалась Бьянка Фальконе.
        - ???????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        Глава 36. Начало конца
        - 1 -
        Алессандро выжимал из «Линкольна» всю мощь, которую способен был принять извилистый хайвей - разбиваться в лепешку он не планировал, хотя это решило бы большую часть проблем. Алек усмехнулся своим мыслям.
        Управление машиной с бешеным мотором под капотом давало ему ощущение контроля. Сейчас это было особенно важно. Он ощущал себя парящим в свободном падении, ведь он уже почти ни на что не мог влиять. В квартире было непривычно пусто (как же быстро он успел привыкнуть к чужому присутствию!), но вещи Изабеллы лежали там-сям и этот рояль, казавшийся теперь огромным и неповоротливым бельмом… Всё вернулось на круги своя - квартира, чей порог не переступала ни одна женщина - и всё, что было до казалось теперь сном. Барельеф дамы с печальным лицом всё ещё висел на месте, Алек забыл снять его. Он ринулся в гардероб, выволок оттуда деревянный табурет-стремянку, взлетел на него. Панно с грохотом рухнуло на каменный пол и разбилось на мелкие куски. Алек с удовлетворением глядел на дело рук своих - больше никаких несчастных женщин в его доме. Довольно.
        В дверь позвонили. Наверное, соседи или консьерж прибежали на шум. Алек подошёл к двери, нажал на кнопку видеосвязи. На экране высветилась тёмная макушку Данте и его недовольное лицо. Наконец-то. Никогда в жизни он не был так рад видеть младшего брата. И, конечно же, он никоим образом это не выразил.
        Молча войдя в квартиру Данте метнул на журнальный столик пачку отпечатанной бумаги. В углу титульного листа была нанесена эмблема «Чикаго нейшнл рэйлвей».
        - Что это?
        - Договора. Я только что от Фредерико. Задним числом он раздробил «Чикаго нейшнл рейлвей» и перевёл все активы третьим лицам, - Данте взглянул на брата и, наверняка, оценив степень удивления на его лице, пояснил. - Я тоже об этом не знал. И ещё. Он просил меня организовать ему встречу с тобой.
        - Ясно. Что ни черта не ясно, - Алек сел в кресло, взялся за бумаги, пролистал их. В покупателях числились несколько знакомых лиц и несколько компаний, принадлежащих «Корелли консалтинг». Алек увидел договор и на своё имя. Пятнадцать процентов уставного капитала «Чикаго нэйшнл рэйлвей» теперь принадлежали ему. Осталось только поставить подпись. Ему определённо нужна эта встреча с Романо, чтобы, как минимум, всё прояснить.
        - Ты отстранил Литу.
        - Она продула дело.
        - А что, если я тоже устранюсь?
        Алек, оторвавшись от чтения договора, поднял на него суровый взгляд исподлобья. Его высокие скулы зарумянились, словно он только что пробежал стометровку - Данте пылал злобой.
        - Тебе не позволят.
        Может сколько угодно строить из себя независимость и создавать иллюзию владения ситуацией, но выйти из Семьи ему было не под силу. Не существовало ни единой лазейки обойти кодекс - он не был договором, где изворотливый адвокатский ум мог бы найти слепые пятна, его не существовало. Омерта жила и действовала в умах и сердцах её последователей, потому её невозможно было обхитрить. Это «дело» Данте никогда не выиграть. И эти его попытки играть с собственной жизнью в рулетку чертовски злили Алессандро. От радости не осталось и следа.
        - Скажи спасибо, идиот, что за неё не взялся наш отец.
        - Она мне хотя бы не изменяла.
        Младший брат сознательно, абсолютно расчётливо проехался по его самолюбию. Со знанием дела и мстительным удовольствием надавил на больное место. Габриэле, теперь Изабелла… Данте не мог знать того, что происходит у Алека в душе, но он мог бы представить, поставить себя на его место… Нет. Данте мстил, и Алек больше не желал это терпеть.
        - Хочешь ударить меня? Валяй. Я знаю, ты давно этого хочешь. Тебя бесит одна мысль, что я могу послать нашего папашу далеко и надолго, а ты нет. Потому что ты трус, Алек…
        У обоих зазвонили телефоны. Алессандро только сейчас понял, что держит Данте за грудки - даже не заметил, как сорвался с места, как перевернул стул, как махом преодолел разделяющее их расстояние. И как взбесило то, что Данте даже не испугался. Чёртов мелкий говнюк. Опомнившись, Алек резко тряхнул его и отпустил. Едко усмехнувшись, брат попятился назад и одёрнул пиджак. Отвернувшись друг от друга, оба сняли трубки. Судя по его негромкому «да, милая» Данте звонила жена. Алеку - Фалани.
        - У нас ЧП. Срочно приезжай в особняк.
        Да что это за день такой? Алек и Данте переглянулись и оба синхронно бросились к двери.
        - 2 -
        - Лита говорит, что её подставили, - произнёс Данте за целый час безумной гонки до Маленькой Италии, где располагался родительский дом. - Сказала, что за ней едут. Алек?
        Алессандро бросил на брата короткий взгляд, стараясь не слишком отвлекаться от дороги.
        - Что происходит?
        - Я не знаю. Но наверняка знает отец.
        Данте поджал губы и опустил голову. У Алессандро сжалось сердце. Справа от него сидел не заносчивый адвокат Данте Корелли, а тот вихрастый мальчишка, которому здорово влетело за то, что он протащил в особняк старый, чёрт знает где найденный мотоцикл и чуть не спалил гараж, пытаясь его реанимировать.
        Глава 37. Обрыв
        - 1 -
        Потом Алек долго не мог поверить в то, что произошло. Он долго торчал в уборной, до красноты натирая руки под струёй горячей, как кипяток воды - пытался смыть кровь. Потом сидел на крыльце и курил толстую кубинскую сигару, пока голова не закружилась, пока не затошнило от едкого, концентрированного табачного дыма. Голоса в голове галдели без перерыва: рыдания матери, протесты Джулиано, грозный рёв отца. И молчание Данте. Удивительная, так несвойственная ему покорность судьбе. Молчание, которое врезалось в память не хуже самого громкого крика…
        На лестнице дома их ждал Лео Фалани.
        - Ни черта не везёт вам с жёнами, парни. Крепись, Данте, - он сжал брату плечи в жесте поддержки, но Данте нервно сбросил его руки.
        - Какого чёрта происходит?!
        - По приказу синьора Руссо мы провели внутреннее расследование. Лита - предатель.
        У Алессандро тогда сердце свалилось куда-то в кишки, перед глазами заплясали ступеньки - первая, вторая, десятая - пока он, словно обезьяна, карабкался, спотыкаясь, по крутой лестнице вслед за сорвавшимся на бег Данте. Лишь бы не наделал глупостей. А Лита… «Обещай мне, что с ней ничего не случится». Алек не мог ему обещать. Алек не знал, что ждёт их за дверьми особняка. Не знал, но догадывался. И от этого под грудью зудело сильнее.
        - В подвал, - направил их Фалани, и тогда внутри что-то с треском оборвалось и грохнуло, отдавая тупой болью в висках. Если у порога особняка надежда ещё теплилась, то сейчас она сдохла, как вшивая псина под колёсами грузовика.
        Огромные мокрые глаза, дорожки расплывшейся туши на щеках. Лита Корелли, сидящая на стуле возле камина - первое, что Алек увидел, ворвавшись следом за братом в пыточную.
        - Меня подставили… - шепнула она, глядя на Данте умоляющим взглядом, надеясь, что он ей поверит. И Данте верил. И Алек верил. Несмотря на обоюдную ненависть. Она ведь не совсем конченая, чтобы так поступить? Она ведь в своём уме? Топить собственную семью, чью фамилию носят её дети…
        - Она намеренно проиграла дело. Она намеренно пустила утку в СМИ и взялась за липовое обвинение прокурора Осборна во взяточничестве. Она в сговоре с Фальконе, - отец, палач-обвинитель, сидел в своей коляске посреди комнаты, мать тенью стояла за его спиной. Алек не взглянул ни ему, ни ей в лицо. Зажужжали приводы, инвалидное кресло тронулось, Алек отвернулся, посмотрел на колонны, на потолок - отец проехал мимо него чёрным пятном. - Здесь перевод на крупную сумму на имя Литы Корелли. Оплата поступила с одного из фондов Фальконе.
        Он положил бумаги на коротконогий кованый стол. На нём лежал футляр с оружием, виски и сигары.
        - Это ничего не доказывает. Отец, я хочу сам ознакомиться с документами… - Джулиано (оказывается, он тоже был здесь!) потянулся к папке, судорожно принялся листать её.
        - Вы уже сделали сами всё, что могли. И доказали свою несостоятельность.
        - Я прилетел только вчера, сегодня же я разберусь… - пытался вступиться Данте, но Руссо резким взмахом руки прервал его.
        - Не утруждайся, Данте. Твои приоритеты мне давно понятны, - оказалось, отец не спускал ему ничего: непослушание, пренебрежение, высокомерие и желание быть отдельно - Руссо всё помнил и копил, чтобы однажды дать своему сыну увидеть плоды. Холодная месть. Алек думал, что хорошо знает своего отца, но это его шокировало. - Я надеюсь, это послужит тебе уроком.
        Отец сделал знак охраннику. Тот подошёл к Лите и грубо схватив её за плечо, поставил на ноги. Данте дёрнулся, но ещё двое секьюрити, появившиеся из ниш в стенах, перегородили ему путь.
        - Лита Андреа Корелли. За предательство семьи вы приговариваетесь к смерти через выстрел в сердце.
        Лита заплакала. Она больше не протестовала, не пыталась вырваться - шок и неверие в происходящее сковало её по рукам и ногам. И Алек не верил, что это происходит. Снова. Чувство дежавю захлестнуло его - ровно на том же месте, у камина, где над каменной плитой возвели металлический, нержавеющий поддон, чтобы не вытекло ни единой капли крови, стояла на коленях его жена и её любовник. Вина Габриэле была очевидна. А сейчас всё внутри Алека яростно протестовало.
        Данте беспомощно крутил головой не находя ни у кого поддержки - все прятали глаза в пол, охрана смотрела перед собой натренированным невидящим взглядом. Они были мебелью и только. У матери дрожали губы, она прикрывала рот сложенным в кулёк носовым платком. Джулиано напоминал статую, Алек и сам её напоминал. Парализованный волей отца, который, даже сидя в инвалидном кресле, внушал страх.
        - Данте. Пистолет, - указал ему Руссо, когда Литу поставили на колени.
        Но Данте не взял его. Пройдя вглубь комнаты, он встал на колени рядом со своей женой, обнял её. Она что-то горячо зашептала ему, но Данте отрицательно качнул головой. Лита залилась слезами, уронила голову в ладони.
        - Нас вместе.
        От его ледяного, уверенного тона по спине пробежал холодок. Алек помнил только то, что тогда всё вышло из-под контроля, а после память услужливо оставила ему лишь обрывки.
        - Нет, Руссо! Нет! Всю жизнь я не говорила ни слова против, но сейчас! Нет! Я говорю тебе нет! - мать вдруг закричала так, что зазвенел хрусталь на потолке, она бросилась к Данте, но Фалани перехватил её в паре футов от них, Гарделия успела лишь соприкоснуться с Литой руками.
        - Гарделия, - Лео мягко взял её за руки и отвёл в сторону. К ней бросился Джулиано. Мать смотрела на него умоляющими глазами, искала помощи, поддержки, пыталась остановить то, что творилось у неё на глазах. И не находила её. Доведённая до отчаяния, Гарделия бессильно повисла на руках у среднего сына.
        - Внуки. Наши внуки. Совсем маленькие. Антея. Винченте… - она захлебывалась в рыданиях. Алек с ужасом понял, что его племянники остаются круглыми сиротами.
        - Здесь кто-нибудь способен держать в руках оружие? Алессандро?
        Собственное имя прозвучало, как хлёсткая пощёчина. Алек непроизвольно дёрнулся, когда услышал его. Холодная рукоять пистолета тронула ладонь, перед лицом возникли орехово-зелёные глаза Лео Фалани. Они влажно блестели, в них читалось сочувствие горю, которое уже почти состоялось.
          - Надеюсь, ты хотя бы в этом не подведешь меня, - добил Руссо, и чувство стыда накрыло Алека лавиной. Оно ударило его в лицо, набилось холодными льдинами за воротник. Тогда Алек впервые захотел навести оружие на отца. Впервые ужаснулся этой мысли. Тому, что она вообще пришла ему в голову.
        Потом, после всего, давясь очередной сигарой на крыльце отчего - до чёртиков ненавистного - дома, Алек с ужасом понимал, что эта страшная мысль укоренилась в нём.
        - Давай, брат, докажи, что ты не трус.
        Шепнул ему Данте за секунду до выстрела.
        Грохнуло дважды. Дважды руку дёрнуло отдачей. А потом наступила темнота.
        Он выплыл из неё только на улице. Сухие реплики отца отдавались эхом по стенками черепа, скребли память. «Детей перевезти сюда. Гарделия позаботится о них».
        «Уберите тела. Фалани, займись поиском юристов для «Корелли консалтинг». Свяжись с нашим судмедэкспертом».
        «После похорон устроим семейный совет. Я не уверен, что Алессандро готов нести бремя главы семьи. Все свободны. Джулиано, останься».
        Отняв жизнь у сына, он словно бы сам получил жизнь. Жалкий, высушенный, жестокий ублюдок. Алек снова поймал себя в реальности, когда яростно тушил сигару о край ступеньки. Она рассыпалась мелкой, вонючей пылью, и ветер растрепал её по всей лестнице. Перед глазами всплывала картинка - два тела, державшихся за руки - Алек раз за разом прогонял её из головы. Ещё одна - мать, упавшая на грудь Данте, её руки по локоть в крови, прикосновение, липкое, мокрое, её скользкие пальцы и глаза, полные боли. «Ну, зачем, сынок, зачем?».
        Хлопнула дверь, Алек резко обернулся, подобрался, будто ожидая нападения. Джулиано вывалился из дома, как пьяный, и зашагал куда-то прочь. Он держался за стенку, ничего и не кого не видя перед собой, а после сел на корточки и зарыдал в голос.
        Это было выше его сил. Алек втянул носом воздух - голова закружилась сильнее - отпружинил от ступеньки и бросился к машинам. Ему хотелось немедленно уехать отсюда. И больше никогда не возвращаться.
        - 2 -
        Она вошла тихо, словно тень - её выдал лишь густой, терпкий мандариновый аромат. Она была словно соткана из тьмы. Из тьмы и крови в этом своём красном платье. Она ему снилась. Снилась или чудилась, потому что скотча осталось на дне. Вот, оказывается, сколько ему нужно, чтобы напиться. Всего-то один графин.
        - О, боже…
        Тень говорила голосом Изабеллы Бланко. Она двинулась, и вместе с нею двинулась тьма. Она настигала его, грозясь растворить его в себе, затопить. Алек задыхался. Алек пил, пытаясь протолкнуть колючий ком в горле. Грыз лёд, чтобы сводило зубы и болели схваченные холодом дёсны. Вдыхал запах незажжённой сигары, чтобы заглушить резь в носу. Делал всё, чтобы сдержать боль. Тень скользнула на кухню, села напротив. Алек не поднимал на неё глаз, лишь боковым зрением уловил красный блеск помады. Тень нежно дотронулась до его руки.
        - Я убил своего брата. Я убил свою жену. Это был не несчастный случай. Ты должна это знать.
        Голос дрогнул, и Алек поспешил залить новой порцией скотча разгорающийся в груди пожар. Он не знал, реальна ли Изабелла или его воображение так зло шутит над ним, но тень переместилась, скрипнул стул и тепло объятий накрыло его, словно тёплым одеялом. Она аккуратно положила его голову себе на грудь. Аромат мандарина стал отчётливее, отчётливее стали слышны нотки зашифрованные в букете «»Амуаж… ладана - запаха умирания. Изабелла Бланко была здесь. Он ощущал тепло её рук, слышал её дыхание. Она гладила его по голове и что-то шептала, и напевала, словно баюкала.
        - Я больше тебя не оставлю. Что бы ни было. Ты мой. Мой навсегда.
        Глава 38. Тяжёлое утро
        - 1 -
        Это было тяжёлое утро. Лео Фалани проспал всего час, сидя сгорбленным на жёстком железном стуле в морге. Здесь синьор Альдо и верный Корелли судмедэксперт работали над телами Данте и Литы Корелли, сочиняя для них нужную причину смерти. Ещё две трагические гибели в семействе видного бизнесмена однозначно привлекут внимание общественности, здесь нельзя было проколоться. Ночью в промышленной зоне его люди разбили машину Данте - по легенде смерть настигла чету Корелли в автокатастрофе. Лео привык разгребать последствия принятых решений Руссо, но с каждым разом это становилось всё сложнее и сложнее. Рак явно действовал тому на мозги. И пусть в последние пару недель ему явно стало лучше физически, разум его продолжал бедствовать.
        Данте лежал на жестяном столе, его грудь пересекал толстый шов от вскрытия - никаких следов огнестрела - худой, белый, словно из воска вылепленный. Не Данте, уже нет, только его тело. Фалани смотрел на него и не мог поверить в то, что видит. Молодой, здоровый, энергичный. Любимый сын Гарделии, её единственная отрада, ведь старших Руссо едва ли не отобрал у неё, опасаясь, что она их «слишком изнежит». Что она сейчас испытывает… Не передать словами. Фалани злился от собственного бессилия, ведь он ничего, абсолютно ничего не мог сделать, только ждать, когда этот страшный, безумный палач сдохнет.
        Ещё на Сицилии Руссо Корелли славился своей изворотливой мстительностью и жестокостью. Создав себе имидж и наворотив кучу дел, он перебрался в США, где планомерно, с нуля двадцать пять долгих лет строил свою империю. Этого было у него не отнять - он умел налаживать связи и заключать договора, он умел припугнуть, отблагодарить и наказать, но в нём не было чувств. Семья была ему лишь средством - жена и сыновья лишь обеспечивали его интересы. Гарделия рожала, дети работали во благо Семьи. Всё должно было идти чётко, как швейцарские часы. Но всё перечеркнула болезнь. И Руссо, осознав, что теряет власть, окончательно съехал с катушек. Лео было безумно жаль Джулиано, слишком мягкого и чувствительного для такой жизни. Алессандро, нормального, хорошего парня, который рвал жилы, чтобы соответствовать и который год за годом всё сильнее ожесточался, становясь похожим на отца. Данте… Дороже всех расплатился Данте. Он взглянул на худое маленькое женское тело на соседней кушетке, накрытое белой простынёй по макушку. Фалани не верил в то, что Лита могла предать - слишком очевидны были доказательства, слишком
сильно нанятые Руссо независимые эксперты тыкали ими в нос. Джулиано был прав - на доказательства требовалось гораздо больше времени. Но Руссо ничего не хотел слышать. И сейчас они имеют то, что имеют: отстранение Алека и восставшего из пепла полоумного тирана.
        Тишину помещения нарушила трель телефона. Лео вышел в коридор, чтобы не нарушать покой мёртвых.
        - Босс, тут кое-что интересное.
        Звонил один из его командиров, Микеле Бонса. Толковый парень. К его мнению относительно «кое-чего интересного» стоило прислушиваться.
        - Мы тут человечка нашли. Раненый. Весь в кровище, татухами забитый, чудик по виду. Полз, видать, по рельсам, с чужой стороны и застрял. Мы хотели его обратно кинуть, нафиг нам проблемы с копами, пусть те разбираются. Но он пришёл в себя и знаете, что сказал?
        Лео напрягся.
        - Ну!
        - «Фальконе», - хитро хмыкнул Бонса. - Я подумал, это будет вам интересно.
        Лео Фалани редко подводила интуиция. В этот раз она едва ли не взвыла сиреной. Фалани засуетился, забегал, выискивая по тонким, длинным кишкам коридоров лысую макушку синьора Альдо.
        - Сделай всё, чтобы он не сдох. Адрес диктуй, я привезу врача.
        - 2 -
        Изабелла спала на краешке постели. Всё ещё в платье. Алек плохо помнил вчерашний вечер, но знал точно, что был не в состоянии заниматься с ней любовью. Он был вымотан эмоционально и телом не владел вовсе - нажрался, как чёртова свинья. Даже сейчас он чувствовал пары алкоголя в воздухе. Надо бы открыть окно и нагнать рабочих, чтобы те проверили вентиляцию, не зря же он платит несколько тысяч в месяц за эту квартиру.
        Удивительно, но похмелья он почти не чувствовал: лишь лёгкая муть в голове, липкий стакан и столешница в блестящих круглых следах напоминали о вчерашнем. Алек отправил стакан в посудомойку, графин с янтарной лужицей на дне туда же. О вчерашнем хотелось вообще никогда больше не вспоминать. Он держал в голове лишь неоспоримый факт - Данте больше нет. Алек так отчаянно желал ему расплаты, и вот она свершилась. Надо было желать осторожнее. Сейчас бы он отдал всё, чтобы вернуть время. Засунул бы свою злобу куда подальше. Свою зависть… Да, он завидовал ему. Завидовал его храбрости, его внутренней силе, стержню. Его беззаботной семейной жизни. Завидовал их любви с Литой, их взаимопониманию, их детям. Господь всемогущий, они даже погибли вместе…
        - Ты как?
        Изабелла поймала его на пути в бездну, выловила над самой кромкой воды - Алек снова едва не провалился в страшный вчерашний день. Она стояла в дверном проёме, заспанная, растрепанная, взволнованная, в мятом платье. Его женщина… Она вернулась и удержала его над пропастью. Её не испугала ни кровь жены на его руках, ни братоубийство - он выложил ей всё, как на духу пьяным заплетающимся языком, закусывая кулак чтобы не расклеиться, как двенадцатилетке. И она всё выслушала. И всё приняла. И осталась здесь.
        Алек молча кивнул ей. В горле снова заскребло.
        - Прости меня, Алек. Я выпила лишнего, и Бьянка…
        - Это ты прости меня, - Алек не дал ей договорить. Подошёл, взял за руку, вывел из предрассветной темноты спальни. Обнял. Она доверчиво прижалась к нему. - Я должен объяснить тебе всё. Я не покупал тебя. Я заплатил ему, чтобы он тебя больше не преследовал. Постой, - он оторвал её от себя на мгновение, чтобы заглянуть в лицо. - Бьянка? Ты сказала Бьянка?
        - Да, это она мне сообщила про шесть миллионов.
        Изабелла. Нежная, доверчивая девочка. Если бы он знал, кто ей тогда всё это наплёл, не стал бы так беспечно кидаться фразами «это твоё право», «не смею тебя удерживать»… Идиот. Просто конченый идиот. Алек снова прижал её к себе.
          - Не позволяй этой дряни к тебе приближаться. И охрана, пожалуйста, всегда будь с охраной. Не убегай никуда одна.
        Он почувствовал, как Изабелла кивнула. Её волосы так волнующе пахли. «Амуаж мемуар» и лёгкий, чуткий запах женщины. Запах, пробуждающий к жизни. Как же он недооценивал её, как же однобоко о ней думал. Жар в груди вспыхнул с новой силой, только теперь это была не боль потери, а желание. Алек поцеловал её, а после поднял на руки и внёс в спальню.
        Глава 39. Злоба
        Джулиано уже был в офисе. По виду, не ложился вовсе. Алек приехал в «Корелли консалтинг» к десяти утра, пусть и безбожно опоздав - ведь его отстранили от управления Семьёй, но не от бизнеса. Брата он нашёл в его кабинете. Он перебирал бумаги, которые отец вчера кинул им, как кости собакам.
        - Данте разобрался бы с этим лучше, - с досадой произнёс Джулиано, переворачивая очередной листок. Алек молча подошёл и тронул его за плечо, заглянул в документы. Всего несколько листов, подтверждающих причастность Литы Корелли к деятельности Фальконе. Несколько листов, пару десятков строчек, которые стоили двух жизней. - Я нанял частного детектива.
        - Хорошо.
        Джулиано не успокоится пока не проверит правдивость обвинений. Алек понимал, что это поддерживало его на плаву, и поэтому не стал отговаривать. В душе он и сам хотел с этим разобраться, но всё ещё не смел перечить воле отца.
        - «Чикаго Эйрлайнс» хотят прервать с нами контракт. «Чейз банк» намекает на перезаключение договора с повышенной ставкой, наши акции падают, они не хотят рисковать, - сообщил Джулиано.
        Алек мысленно сделал себе заметку назначить встречу с главой чикагских авиалиний и директором банка. Порой приходится светить лицом и заверять в личной заинтересованности, ставя гарантом собственную репутацию. Пока над Фредерико Романо идёт судебный процесс, «Корелли консалтинг» находится под пристальным вниманием.
        - От антимонопольной службы слышно что-нибудь?
        - Пока нет, Лео держит руку на пульсе. Всё зависит от результатов поверки фирм Романо. Пока сложно предположить, чем она закончится, у меня нет доступа. Был только у Данте…
        Джулиано прокашлялся, заглушая на мгновение треснувший голос. У него было опухшее бедное лица, и глаза его, красные, с яркими прожилками капилляров, выделялись на нём отчётливо. Болезненно. Джулиано страдал, и Алек снова почувствовал, как в груди зашевелилась ненависть, словно паразит, скользкий, мерзкий. Теперь Алессандро отличал её от других чувств, отделял, понимал, осознавал. Больше не было страха, вины и подобострастного «отец знает, как лучше», была лишь голая, неприкрытая злоба, которая отчаянно требовала выхода.
        - Я понял.
        Алессандро вспомнил про договора и про встречу, о которой говорил Данте накануне трагедии. Теперь придётся разгребаться с этим самому. Нужно связаться с юристами Романо и встретится с ним с глазу на глаз без посредников. Для этого следовало выделить не меньше половины дня - следственный изолятор, в который его поместили, находился в двух часах езды от центра.
        - Алек, я не хочу занимать твоё место, - Джулиано вдруг резко сменил тему. - Отец вчера прямо сказал об этом. И ты, и я оба знаем, что я не потяну. Я не хочу.
        Быть может, Алек не до конца верил в это, считая, что отец только лишь пугает его, но Джулиано подтвердил, что угрозы серьёзны. Не угрозы, а уже принятое решение. Алек тяжело опустился на стул. Всё, к чему он готовился всю жизнь, просто вырвали у него из рук. Брат не годится на это место. Джулиано слишком поддаётся давлению, он слишком хрупок душой. У него есть сострадание, жажда справедливости, совесть - с такими качествами ему нечего делать в кресле дона. Да, он действительно был не готов. Зачем отец поступил так? Ему нужна марионетка? Или очередная жертва? Ему так нравится убивать?!
        - Я расстался с любимой девушкой, - Джулиано продолжил. - Я не хочу, чтобы когда-нибудь её постигла та же участь. И ещё. Она дочь полицейского.
        - Джулс… - Алек потёр лицо, под ногтями заскреблась точно такая же, как и у брата, не сбритая со вчера щетина.
        Он не должен был этого говорить. Никто бы и не узнал, но Джулиано словно намеренно хотел очернить себя в его глазах. В глазах Семьи. Связь с копами и родственниками копов была под строжайшим запретом для членов коза ностра. Так было с самого её основания и продолжалось до сих пор. Никто не подаст ему руки, если этот факт всплывёт. Алек знать не знал, что у Джулиано есть возлюбленная, он тщательно скрывал это, да и сам Алек не жаждал копаться в его личной жизни. Алессандро, как и отец, до сегодняшнего дня видел в среднем брате лишь функцию - хорошего финансиста, а в Данте - юриста. До сегодняшнего дня… Почему, чтобы понять, как дорог человек, его обязательно нужно потерять?!
        - Я не знал, - с жаром воскликнул Джулиано, словно бы в ответ на его мысли. - Она не ладит с отцом, она о нём не говорила. Поэтому я тоже нарушитель, Алек.
        У Джулиано между бровей залегла скорбная складочка. Он боялся, он чувствовал вину и втайне, не озвучивая вслух, надеялся, что старший брат вытащит его из этой передряги, как вытаскивал всегда. Лицо Данте - его остекленевшие глаза, застывшие в полуулыбке губы - вдруг всплыло перед глазами, Алек схватился за галстук. Вдруг нечем стало дышать. Не хватало ещё проблем с сердцем после всего.
        - Я клянусь, - Алессандро перегнулся над столом, сдвинул бумаги в сторону. - Больше никто не умрёт. Мы разберемся с этим дерьмом.
        Он не потеряет второго брата. Алек не знал как, но знал, что костьми ляжет, но этого не допустит. Где-то на задворках сознания маячила убийственная в своей дерзости мысль, и Алек никак не мог оформить её во что-то связное и логичное. Одно он понимал точно, Руссо Корелли - корень всего зла, что обрушилось на них, и это зло нужно было нейтрализовать.
        Сообщение от Лео Фалани, упавшее ему на телефон говорило: «У меня новости». Следом был написан адрес. Одна из окраин Чикаго. Север. Два с лишним часа по загруженным магистралям центра до тусклого райончика с облупившимися малоэтажками. Ни слова больше. Значит, что-то чертовски важное. Алек показал сообщение Джулиано. Тот сгреб бумаги в портфель и вышел следом за ним на парковку «Корелли консалтинг».
        - ?????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        - ????Глава 40. Ниточка
        Они переступили порог захламлённой квартирки ближе к вечеру. Вонь затхлости и лекарств резко ударила в нос, Алек поморщился, жалея, что не взял с собой пачку салфеток из машины - хотелось вытереть себе руки, чистота дверной ручки вызывала сомнения. Зачем только Лео вытащил его в эту конспиративную дыру?
        Фалани встретил их на пороге комнаты и, распахнув дверь, пригласил войти. Удивительно, но внутри помойной квартирки располагался мини-лазарет: на койке, укрытой белоснежной простынёй лежал перебинтованный молодой мужчина в кислородной маске. Он был без сознания или спал. Алек пригляделся к нему. Там, где не было бинтов, были татуировки: все руки и шея, и, наверное, всё, что ниже - кромка одеяла обрывала замысловатую вязь рисунков. Лео не отволок парня в больницу, значит, не хотел к нему внимания персонала и полиции.
        - Его зовут Лэнс Мартин. Я зафиксировал его рассказ. Запись здесь, - Лео показал ему маленький, как зажигалка, диктофон. Алек кивнул, он ждал продолжения истории, наверняка захватывающей. - С пару недель назад у него случилась интрижка со всем нам известной Бьянкой Фальконе. На тот момент он состоял в отношениях с некой Кирой Дженсен, чей труп со следами насильственной смерти был обнаружен в сточной яме недалеко от парка на Эшленд-авеню. Этот парень утверждает, что его девушка исчезла сразу, как только он попытался с Бьянкой расстаться. Он оказался не промах, далеко не промах, - Лео ухмыльнулся. Алек заметил, с каким азартом он рассказывал эту, казалось бы, совершенно не имеющую ничего общего с реальными проблемам семьи, историю. Так, будто бы нащупал что-то архиважное. Алек терпеливо ждал, когда Лео дойдёт до сути. - Он начал копать. Подключил свои связи - он фитнес-тренер в неплохом спа, много кого знает, включая нескольких копов - и к концу своего расследования он вычислил имена исполнителей.
        - То есть Бьянка Фальконе заказала его подружку? - воскликнул Джулиано. - Из ревности?
        - Я тебе больше скажу, когда запахло жареным эта ненормальная заказала его самого, - припечатал Фалани, не сумев скрыть хищной улыбки.
        - Чем это нам поможет? Где доказательства? - терпение не было добродетелью Алессандро Корелли. История чертовски интересная для того, чтобы посплетничать за чашкой кофе, но Алеку хотелось скорее добраться до сути. Времени и так было в обрез.
        - Самый эпичный провал синьорины Фальконе был в том, что она действовала в обход папочки. Сама нашла исполнителей. Двух идиотов. Они не только не удостоверились, что парень точно мёртв, но и передали ему привет от неё.
        - Что, так и сказали? - Джулиано нахмурился.
        - Да, так и сказали. Привет тебе от Бьянки Фальконе.
        Придурки решили поиграть в мафиози. Алек потёр лоб, не зная толком, что испытывал, то ли досаду от чужого непрофессионализма, то ли едва сдерживаемую радость от неё же. Повезло, что парнишка оказался живучим.
        - Кино. Просто кино… - Данте нервно рассмеялся.
        - Идиотов я нашёл. Они готовы всё подтвердить. Понимаешь, что мы имеем?
        Они получили рычаг давления на Луку Фальконе. Не рычаг, огромный бульдозер, который выроет ему могилу и засыплет её. Лука Фальконе не захочет терять вторую дочь. Он не допустит, чтобы последняя его дочь пострадала от рук Корелли.
        - Береги его, как зеницу ока, - Алек сжал зубы. Судьба дала ему один шанс на миллион. Он предвкушал, как сокрушит Фальконе.
        Глава 41. Преданность
        Изабелла подкрашивала ресницы, стоя у трюмо в гардеробной Алессандро, среди его развешанных по цветам рубашек, костюмов, брюк, джинсов, разложенной по сезонам обуви, ящичков с часами, запонками, галстуками, где недавно она разыскала ту самую, которую едва не украла в день их первой встречи. Ей хотелось сделать себе из неё кулон и носить у сердца, как талисман. Она была внутри его жизни - где-то здесь притаилась ниша с её пока немногочисленными платьями. Она стала частью его жизни, и едва не лишилась всего этого из-за мимолетной смены настроения, приправленной внушительной порцией алкоголя. Она едва не позволила кому-то со стороны разрушить своё счастье. Эта Бьянка… Ведь она сестра его покойной жены! А ещё она исходила завистью и злобой, Изабелла, как женщина, чувствовала это. Алессандро был для Бьянки тем, кого она не могла получить и никогда бы не получила, что ей ещё оставалось? И Изабелла повелась. Как глупая девчонка. Глупая и наивная, забывшая вдруг, в каком мире живёт, кем она была, пока не встретила его. Алессандро Корелли случился с ней, словно лесной пожар - он сжёг всё, что было до него,
и Изабелла беспечно думала, что начала жить заново, что прошлое никогда не настигнет её. Прошлое всегда будет напоминать о себе, но Алек… Алек вернул ей то, что она уже отчаялась получить - ощущение того, что она важна.
        Она красила губы светлой, неброской помадой цвета загара и с ужасом вспоминала, как продиралась сквозь ветви и восставшие над почвой древесные корни, убегая со скачек. Как рыдала в такси, пойманном на дороге. Как вышла где-то на Квинсвуд-роуд и долго не могла найти отель. А когда нашла, с тем же ужасом поняла, что на неё смотрят там, как на проститутку. Мир за пределами золотой клетки был жесток и страшен, и Изабелла рыдала, сидя на продавленном матрасе в единственном оказавшимся свободном номере, оплаченном с её кредитки, но деньгами Алека. Она ненавидела себя за то, что так и не научилась быть благодарной.
        Облачаясь в чёрное, закрытое до горла платье-миди, Изабелла вспоминала, как жутко замёрзла под вечер. В отеле (или только в её номере) были проблемы с отоплением, и она ничего не смогла с этим поделать, потому что портье - лысый, небритый мужик в растянутой толстовке, который так напоминал ей Хамфри и лицом, и жадными, вечно блестящими от похоти глазами - кажется, был пьян. Она боялась пускать его в номер. Она не смогла бы пережить насилие снова, не смогла бы снова убедить себя, что шла на это по согласию. Она бы просто погибла… Изабелла вызвала такси и сбежала, и истратила безумную сумму по счётчику почти за два с половиной часа пути до «Золотого берега». Она спешила обратно в свою золотую клетку. Туда, где оставила своё сердце.
        Сидя на угольно-сером пуфе в гардеробной Алека, Изабелла надевала чёрные неброские лодочки и прокручивала в памяти самое ужасное из воспоминаний. Темнота. Пустая бутылка. Алек. Его бешеные глаза. Его пьяные слёзы. Она представить не могла, что однажды увидит его таким. Она не могла поверить, что Алессандро Корелли может что-то сломить.
        «О, боже…»
        Тогда он казался ей призраком, бледным оттиском того Алессандро Корелли, которого она знала. И она возненавидела себя за то, что оставила его в такой тяжёлый момент.
        - Ты готова? - Алек заглянул в гардеробную. Он был бледен, весь карибский загар словно бы сошёл с него этим утром. Чёрный смокинг, чёрная рубашка и бордовые траурные цветы, он и сам казался мёртвым. Словно собирался на собственные похороны. - Я ещё раз повторюсь, что ты можешь не ехать, если не хочешь…
        - Нет, Алек. Я буду с тобой. Я хочу быть рядом.
        Алессандро кивнул и исчез за дверью.
        В ту ночь он рассказал ей всё. Про жену, про брата, про отца… Рассказал без прикрас, чего стоила такая его жизнь, какая тьма скрывается за безупречным фасадом. Но Изабелла не испугалась, она лишь сильнее полюбила его. Лишь сильнее захотела ему счастья. Сегодня на похоронах Данте она будет рядом с ним. Сегодня она покажется его семье и тем подтвердит честность своих чувств.
        Завершив образ чёрной шляпкой с вуалью, Изабелла вышла из гардеробной. Она нашла Алека сидящим на банкетке у выхода. Он смотрел в одну точку и почти не двигался. При свете дня его бледное лицо посерело, глаза впали и заострились скулы. Он будто снова и снова прокручивал в памяти тот злополучный вечер, когда чужая воля заставила его нажать на спусковой крючок.
        - Милый, - она дотронулась до его плеча. - Ты ни в чём не виноват.
        - Виноват, - глухо и зло ответил Алек. - Я мог остановить всё это.
        - Он бы тебя убил.
        - Не посмел бы.
        - После всего, что ты рассказал мне о своём отце, я не была бы так уверена, - она обошла его со спины, поддела пальцами подбородок. - Посмотри на меня. Алек.
        Его взгляд был словно колотый лёд, холодный и острый. В нём больше не было тоски и скорби, только отчаянная злоба, непредсказуемая, пугающая. Изабелла безуспешно пыталась угадать, куда она направлена, внутрь или вовне, и никак не могла угадать. Алессандро бесконечно о чём-то думал и почти ничего не обсуждал при ней. К ней он приходил за редким и оттого безумно желанным отдыхом для души - так он ей говорил. И Изабелла приняла это. Потому что безумно любила.
        - Ты не виноват, у тебя не было выбора.
        - Ты не представляешь, как я устал быть марионеткой, - он тяжело вздохнул, разгладил невидимые складки на бёдрах. Белый циферблат «Одемар Пике» - минималистичный, едва ли не скромный дизайн, чёрный ремешок, под цвет всеобщего траура - поймал солнечный блик. Непогода отступила, даже солнце вышло проводить младшего Корелли в последний путь.
        - Я верю, когда-нибудь это изменится. Я всегда поддержу любое твоё решение.
        Алек положил ладонь ей на поясницу, протянул к себе, прижался щекой к её тёплому, мягкому животу. А после резко встал, одёрнул пиджак, снял с ключицы брелок от «Ягуара».
        - Пора. Не хочу опаздывать.
        Изабелла кивнула и молча скользнула следом за ним в фойе.
        
        Глава 42. Скорбь
        - 1 -
        Старое кладбище Грейсленд было настолько большим, что впору было заблудиться. Изабелла никогда не была здесь - её родители были похоронены на кладбище Святого Бонифация, но и там она постоянно плутала, пока вовсе не бросила попытки навещать молчаливые могильные плиты, бывшие когда-то её семьёй. Она шла возле Алека, крепко держа его под локоть, своим прикосновением напоминая ему, что она рядом. Туфли слишком громко цокали - на кладбищах всегда была плотная, стоячая, как болото, тишина, и даже шумное дыхание сравнимо было со свистом ветра. Поразительно, но игравшие с сухими листьями порывы остались за воротами кладбища - даже ветер боялся беспокоить усопших. Алек плотно замолчал ещё в машине, и здесь не проронил ни слова - они тихо шли по главной аллее, и Изабелла от скуки рассматривала старые надгробия и памятники, многим из которых было больше двухсот лет.
        Чем ближе они подходили к месту похорон, тем чаще мелькали вдоль дорожек чёрные спины охраны - Изабелла узнавала их по воткнутой в ухо гарнитуре и взгляду, цепкому, но в то же время отсутствующему. Широкая аллея вывела их к часовне, где проходила церемония прощания - там этих чёрных спин было гораздо больше. Приглашённые медленно плелись в сторону распахнутых дверей часовни и исчезали внутри, в дрожащем мерцании свечей, в тяжёлом запахе ладана и пионов. Белые, с переливами в бедно-розовый, цветы, казалось, были повсюду: на деревянных скамьях, у алтаря, у чёрных, как уголь, гробов с золотой вязью на крышке. Изабелла боялась подходить к покойным, но не смела отпускать Алека от себя ни на шаг. Она спряталась за его спину и старательно отводила взгляд, рассматривая бархатистые лепестки кудрявых роз, из которых был составлен её прощальный букет.
        Никто не готовил речь, потому что никто не смог бы её внятно произнести - Джулиано, средний брат Алека, беззвучно плакал, закусывая губы, синьор Руссо и синьора Гарделия сидели в первом ряду с каменными лицами, плакали только двое - пожилые мужчина и женщина, наверное, родители Литы - и дети. Боже зачем было брать сюда детей?! Сколько им лет? Четыре, шесть, не больше. Изабелла замечала, как они вжимают головы в плечики стоит дону Руссо лишь поднять на них взгляд. Когда Алек подошёл к ним, чтобы обнять, они вяло позволили это ему, их лица были испуганными и смущёнными. Алессандро они тоже побаивались. Дети, как доверчивые котята, льнули к рукам бабушки и дяди Джулиано. И синьору Леопольдо Фалани они доверяли больше, чем родному деду. Расстановку сил и приоритетов в семье Изабелла с лёгкостью считала с маленьких детей - самых честных существ в этом мире. Самых пострадавших…
        Изабелле было дурно от густого, дымного запаха смерти, у неё чертовски разболелась голова, и только тёплая рука Алессандро в её руке удерживала Изабеллу от побега на воздух. Здесь была его семья и самые близкие их друзья, не больше трёх десятков человек, и многие из них с интересом - а кто и с осуждением, словно Алессандро должен был навеки теперь остаться вдовцом! - поглядывал в её сторону. Но Изабеллу это больше не трогало. Она нужна ему, он нужен ей, а злые языки пусть давятся собственным ядом.
        После проповеди священника, процессия двинулась вглубь кладбища. Семейный склеп с причудливо выписанной по камни буквой К притаился среди раскидистых ивовых деревьев. Внутрь вошли лишь работники службы захоронения и кровные родственники. И Изабелла - Алессандро не оставил её за дверьми. У него не было ни капли сомнения в том, что её присутствие уместно здесь. Зато были у Руссо - он, сидя в кресле-коляске, смотрел на неё так, будто хотел испепелить. Он действительно внушал страх, теперь Изабелла прекрасно Алека понимала.
        Изабеллу ужаснуло то, что в семейном склепе были подготовлены места для всех, даже для живых - ниша на втором ярусе была прикрыта мраморной плиткой, где витиеватой резьбой по камню было выведено Алессандро Корелли. Распахнув глаза, она вопросительно взглянула на Алека, но он даже не понял её - для него это не было чем-то удивительным. Изабеллу поразило то, как обесценивалась его наиценнейшая жизнь, ярость так захлестнула её, что, шепнув Алеку «прости, мне душно» она вышла из склепа. На воздухе её накрыло - Изабелла расплакалась, прижимая ко рту скомканный кружевной платочек. Она плакала так горько, что не сразу заметила, что не одна здесь - Гарделия Корелли вышла из склепа минутой ранее. Высокая, статная, стройная - возраст не портил её, он придавал ей величия. Гарделия не плакала, она была преисполнена достоинства, как настоящая матрона, мать семейства.
        - Изабелла.
        Она первая дала знать, что заметила её, и, Изабелла, смутившись своей непочтительности, низко опустила голову - Гарделии Корелли хотелось поклониться. За всё то, что её заставили пережить. За то, какой сильной она при этом оставалась. За то, что она родила её любимого мужчину.
        - Синьора. Скорблю вместе с вами.
        - Скорбеть наш удел.
        Гарделия не взглянула на неё, её взгляд, преисполненный вековой тоски и мудрости, устремился куда-то вдаль. Изабелла не могла оторвать от неё взгляд - синьора Корелли была похожа на статую. Такая же бледная, неживая, но до безумия красивая.
        - 2 -
        Церемония закончилась. У подножия могил положили последний букет. Гости отправились на обед, Алессандро - на деловую встречу, Изабелла - домой, приходить в себя. Она вспомнила знаменитую фотографию министра нацистской пропаганды Йозефа Геббельса - его запечатлели в тот момент, когда он узнал, что фотограф - еврей. На прощание Дон Руссо Корелли посмотрел на неё точно также.
        - ?????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        - ????Глава 43. Романо
        Тюрьма округа Кук - крупнейшая в Чикаго - была расположена в центре Саут-Лондейла, в трёх часах езды от кладбища Грейсленд. Большую часть пути Алек преодолел за рулём, а после, оставив «Ягуар» на платной парковке, пересел в такси. В такси он переоделся в клетчатый твидовый пиджак и рыжее кепи, чёрные кожаные перчатки и тёмные очки - встреча с Фредерико Романо должна была оставаться тайной во избежание ненужных слухов. Консильери дома Корелли ожидал суда в комфортабельной камере со всеми удобствами: интернетом, телефонией и телевидением и эксклюзивной возможностью изредка и под бдительным присмотром принимать у себя посетителей. В его внешности не было ничего выдающегося, никакого намёка на величие - обычный мужчина, рост ниже среднего, худощавое телосложение, только взгляд - цепкий, расчётливый, холодный - выдавал в нём того, кто он есть. Уставный капитал «Чикаго нейшнл рэйлвей» был в два раза больше, чем у «Корелли консалтинг», одно лишь это вызывало безоговорочное уважение и неоспоримый факт необходимости прислушиваться к каждому его слову.
        Когда Алек вошёл в камеру, Фредерико играл в шахматы сам с собой.
        - Здесь чертовски скучно.
        На нём была свободная серая униформа, такая непривычная, против его любимых строгих костюмов из тонкой шерсти. Фредерико Романо словно раздели и выставили голым на мороз под осуждающие взгляды толпы. Его осудят, уйдёт эпоха, когда всё было привычно, понятно, хорошо - Алек ощутил, как досада и бессилие что-либо изменить навалились на него бетонной глыбой, заставляя сутулиться, втягивать голову в плечи.
        - Это моя вина.
        - Не придумывай, ни мои, ни твои адвокаты не справились бы, - Романо жестом пригласил его сесть. Алек опустился на стул, пластиковый и чертовски неудобный, снял с доски фигуру чёрного короля, повертел её в руке. - Я знаю о брате, искренне соболезную. Он никогда не сделал бы того, в чём его обвиняют. Даже после смерти человек имеет право на оправдание.
        - Мы делаем для этого всё.
        Фредерико намекал на то, что расследование необходимо продолжить и найти всех тех, кто близок к их окружению, но верен Фальконе. Если Литу действительно подставили - она это утверждала - то нужно это доказать. Джулиано занимался этим прямо сейчас. Поначалу Алек отнёсся к этому скептически, но теперь с нетерпением ждал развязки.
        - Сандро, времени у нас не много, поэтому я перейду к делу, - Романо оторвался от безмятежного созерцания шахматной доски и посмотрел Алеку в глаза. - Договора, которые я передал тебе через Данте, необходимо подписать и вернуть курьером в офис железки.
        - Поясни, что ты задумал?
        - Я знал, что против меня готовится заговор, Сандро. Я знал, что меня хотят предать. Но я продолжал верить…, - он вздохнул и, прежде чем продолжить, крепко сжал свою маленькую сухую ладонь в кулак. Ходили слухи, что в дело замешан кто-то из близких Фредерико, вовремя исчезнувший со всех радаров по программе защиты свидетелей. Алеку показалось нетактичным выпрашивать подробности. - Но я готовился. «Чикаго нейшнл рэйлвей» уже месяц как официально не существует. Я раздробил её на части и продал. Конечно, в надёжные руки. В твои руки, Сандро. Пятьдесят пять процентов акций железки так или иначе теперь под твоим управлением. Теперь те, кто хотят меня поиметь, не получат ничего. А когда я выйду, а выйду я очень скоро, моё дело снова вернётся ко мне. Ты расчистишь нам землю, Сандро, и нашему могуществу не будет предела.
        Романо зло, мстительно улыбнулся. Романо рассчитывал на него. Из войны с Фальконе Алессандро Корелли обязан выйти победителем. Другого варианта ему не оставляли.
        - ?????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        - ????Глава 44. Назад в прошлое
        Её встретили на выходе из спа, где Изабелла привычно наводила красоту. Это была охрана, но не её охрана - не те ребята, которые её в этот спа доставили. Уже тогда она почуяла неладное.
        - Синьорина Бланко. Синьор Корелли ждёт вас. Это срочно.
        - Что-то случилось?
        - Да, кое что случилось.
        Может, это пересмена, но её бы предупредили… Она встала в дверях, прижав к груди сумочку, и никак не могла решиться, выйти наружу или нырнуть обратно. Изабелла беспокоилась об Алессандро, она готова была сорвался на другой конец света ради него, но всё же что-то где-то далеко в подсознании, мучило её. Она растерянно качнулась, когда выходящая следом за ней клиентка попросила её посторониться, и этого было достаточно чтобы секьюрити прочно ухватил её под локоть. Она споткнулась на тротуаре, когда её потащили к машине, грубо, ничуть не заботясь о том, успевает она или нет - её подхватили и встряхнули, как пьянчужку, запутавшуюся в собственных ногах. Изабелла не на шутку испугалась.
        - Позвольте я позвоню ему, - она упёрлась перед раскрытой дверцей машины, попыталась вывернуться из захвата.
        - Садитесь уже, - её толкнули в спину и потащили за локоть вниз, чтобы заставить согнуться. В салоне её уже готовились принимать - точно такой же охранник, которого она тоже ни разу не видела в лицо, тянул к ней руки. Изабелла хотела кричать, но от ужаса горло стянуло, будто липкой паутиной. Её стукнули сзади под колено - профессионально, быстро, незаметно, никто из прохожих ничего и не понял - заставив непроизвольно согнуть ноги. От удара, от страха Изабелла сложилась, словно кукла на шарнирах, и её легко усадили в салон, зажали с обеих сторон. Водитель немедленно тронулся. Конечно, не в сторону дома.
        - Это похищение? Что вы хотите? Кто вы?! - Изабелла с трудом вытолкала из себя слова. Она сидела, соприкасаясь бёдрами с двумя незнакомыми мужчинами, стискивала до боли колени и прижимала локти к бокам - боялась, что ей сделают больно. От ужаса её укачивало и тошнило, и перед глазами плыли круги, она пыталась прийти в себя, чтобы хотя бы запомнить дорогу, по которой её везли, но тщетно - ужас притупил и зрение, и слух.
        - Забери у неё сумку, - бросил водитель, и тот, что слева, выдрал сумочку у неё из рук, рванул молнию, влез внутрь здоровенной ручищей. Она слышала, как под его пальцами трещат блистеры с противозачаточными, пластиковый корпус пудреницы, звенят ключи…
        - Прекратите! Что вы делаете?! - Изабелла расплакалась, безотчётно подалась влево, пытаясь вырвать свои вещи из чужих рук. Эти руки по локоть залезли в её жизнь, в её душу, выпотрошили её, вывернули наизнанку, и она до сих пор не знала, зачем, почему, за что…
        - Ещё звук и вы умрёте.
        Изабелла коротко вдохнула и не смогла выдохнуть. Её обдало холодом и сразу же жаром, она вдруг остро и чётко осознала весь кошмар своего положения. Слёзы высохли, ком в горле встал поперёк и перекрыл рыдания, желудок прижался к позвоночнику, мышцы окаменели. Изабелла затихла, затихли мысли и улёгся хаос эмоций, она словно бы провалилась в полусон. Наверное, так психика заботилась сама о себе - ещё минута в состоянии острого стресса могла бы здорово навредить ей. Изабелла не хотела осознавать то, что происходило с ней - она будто со стороны наблюдала, как её телефон вылетел в окно, прямо на дорогу под колёса машин, как её кредитку разломали и вынули из неё чип. Зачем они это делали? Никто не удосуживался объяснять, и Изабелла не рисковала спрашивать. Возможно, чтобы Алек не смог её отследить, возможно, его враги добрались до неё. А, возможно, она проживает последние свои часы, кто знает… Лишь бы только они не навредили ему.
        Её вывезли за город, остановили у маленького трехэтажного мотеля с круглосуточным минимаркетом внизу. Что они собираются с ней делать здесь? Иисус, лишь бы не трогали…
        - Сеньорина Бланко, - к ней обратился водитель, она поймала его взгляд в зеркале заднего вида. - Вы должны оставить синьора Корелли. Здесь триста пятьдесят тысяч, - один из охраны протянул ей новую кредитку, Изабелла не взяла, и тот со смешком сунул её ей в сумочку. - При разумном использовании вам хватит надолго. Мы настоятельно просим вас не показываться больше синьору Алессандро на глаза. Уезжайте из города. Если вы не послушаетесь - заплатите. Вам дорога ваша жизнь, синьорина Бланко? - Изабелла ничего не ответила ему, и он пояснил. - Скажите, как поняли?
        - Я поняла.
        - Что вы поняли?
        - Я должна оставить сеньора Корелли и уехать из города.
        - И не искать встреч с ним. И не пытаться связаться. Поняли?
        - Поняла.
        - Мы отследим любую вашу попытку, понимаете?
        - Понимаю.
        Изабелла отвечала, как робот - не чувствуя, не соображая, ни понимая, делая и говоря лишь то, что от неё требовали. Весь ужас положения накрыл её только тогда, когда её высадили у входа. Она смотрела им вслед, пока машина, в которой её везли, не растворилась в потоке других машин.
        Алек сам никогда не отдал бы такой приказ - за последние недели они стали по-настоящему близки. Ей не приходилось сомневаться в нём. Значит, это сделали те, кто хотел повлиять на него. Значит, они знали, как она ему дорога. Изабелле захотелось немедленно бросится в мотель и потребовать телефон, чтобы позвонить Алессандро, но она остановилась. Ей стало безумно страшно. Тёмная сторона его жизни до сегодняшнего дня никак не касалась её, но волею судьбы именно сегодня она, наконец, поняла, что всё имеет свою цену. Цена её страсти оказалась равна цене её жизни. Изабелла судорожно пыталась понять, как и почему судьба завела её в этот лабиринт и есть ли из него выход.
        - Боже мой, что мне делать? - она сказала это вслух и тут же схватилась за шею - горло пронзило острой болью, связки сомкнулись, изо рта вырвался хрип и плач. Она попыталась что-то сказать, но не смогла - голос пропал. Голос, которым она очаровала Алессандро Корелли, исчез из её жизни вместе с ним.
        - Белла?
        Её окликнули по имени. Изабелла, не переставая безотчётно сжимать ладонью шею, закрутила головой. Парковка у мотеля была оживлённой, но она никого не узнавала, и на неё никто не обращал внимания.
        - Да ну! Белла! Бланко! Би-би!
        Что-то смутно знакомое послышалось ей в этом «Би-би». Из памяти по кусочкам словно мозаика, всплывало юное, маленькое лицо сердечком и курносый нос на нём, весёлый смех и грустные глаза. Этот диссонанс всегда напрягал Изабеллу, она не знала, что прячется за фасадом напускной жизнерадостности, наверное, разочарование. Изабелла не знала, что у Эль внутри, но тогда, четыре года назад, у неё не было выбора. Тогда Эль была единственным человеком, на которого она могла опереться.
        Эль. Имя, как у доброй феи. Лёгкое, звенящее против её тяжёлого, громоздкого, с претензией на элитарность - Изабелла. Ей нравилась Эль: своим лёгким отношением к жизни, умением преодолевать трудности и не зацикливаться на плохом, своим весёлым нравом, тем, что за её плечами не было багажа из горя и смертей. Изабелла тянулась к ней, словно к солнцу. И доверяла. Эль заразила её своей американской мечтой, своим желанием найти мужчину, который решил бы все её проблемы. Именно Эль подтолкнула её к её первому клиенту - бородатому байкеру с добрыми глазами, которому ничего не нужно было, кроме минета. Всего лишь минет… Потом этих минетов было ещё два или три. Изабелла никак не могла начать играть «по-крупному», как начала Эль - она брала семьдесят баксов за час, три сотни за ночь. А потом случится Осборн. И она больше не виделась с ней.
        Эль почти не изменилась. Всё та же улыбка, всё те же грустные глаза с наметившимися морщинками вокруг. Она была в немодных уже расклешённых джинсах на низкой талии и в потертой кожаной курточке, под которую был надет топик, открывающий живот. За эти три года она раздалась в талии, а её юная миловидность истерлась, словно по ней прошлись наждаком. Она занималась всё тем же - Изабелла заметила, как та выходила из мотеля под руку с водителем трака, припаркованного на площадке.
        - Ничего себе, какая ты стала! - Эль пошла к ней и осмотрела, оценила её внешней вид: сумочку от «Биркин», укороченные брюки и жакет от «Ив Сен-Лоран». - Какими судьбами? Решила, наконец, вспомнить обо мне?
        Изабелла вдруг поняла, что ни разу не попыталась связаться с ней за все три прошедших года. Она и не могла, Осборн контролировал каждый её шаг.
        - Прости. Мне бы не позволили, - невнятно прошелестела Изабелла в ответ, забыв на мгновение о рези в горле.
        - О, этот жирный взял тебя в оборот? Ты всё ещё с ним?! Вот это везение! Эй, ты чего? А, ну пойдём. Белла! Да чтоб тебя…
        Изабелла словно со стороны наблюдала, как оседает на асфальт, держась за шею, как отлетает в сторону дорогая сумочка, как чиркает по асфальту каблук. Что за дурная особенность у её организма, чуть что сразу падать без чувств?! Она ощутила, как Эль подхватила её над землёй, а память резко подменила ей картинку - ей показалось, что это Алессандро поймал её, как тогда, на дороге, в их первую встречу…
        - ?????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        - ????Глава 45. Прозрение
        - 1 -
        Изабелла очнулась на диване в фойе мотеля. Не фойе - маленькая прихожая, с двумя тесно составленными друг к другу диванами из коричневого, треснутого на подлокотниках кожзама. Над ней нависала Эль с мокрым полотенцем в руках и какой-то помятый, заросший клочковатой рыжей бородой мужик со стаканом чего-то дымящегося.
        - Очухалась, - Эль с тревогой и облегчением повернулась к мужчине, взяла у него кружку. - На вот выпей. Это чай.
        - Больно… - просипела Изабелла, сделав глоток. Горло болело, словно при ангине.
        - Тебя что, в гланды оттрахали? Что с голосом? Куда орала? Что там надо, яйцо сырое выпить? Неси, Бенджи!
        Изабелла помотала головой, а потом обняла себя за плечи и расплакалась. Всё вокруг слилось в сплошную серую массу, голова закружилась, она закачалась, словно маятник, сильнее и сильнее сжимая в ладонях собственную кожу, впиваясь ногтями. Алессандро. Господи, как же ей снова хотелось его увидеть! Но как же было страшно…
        - О, это нервяк, ясно. Бенджи, яйцо отменяется. Её надо в больницу. У тебя страховка есть?
        Из серого тошнотворного мрака выплыло лицо Эль. Изабелле почудилось, что её выбросило в прошлое, в её двадцать один, и сейчас начнётся её смена в зале, и гремят уже подносы, и шеф-повар орёт, как резаный, и на парковке за углом в тени её ждёт бородатый водила, а с ним вонь, соль, унижение…
        - Не знаю…
        - А бабло?
        Изабелла кивнула. Ей дали триста пятьдесят тысяч отступных. Триста пятьдесят тысяч за то, чтобы она исчезла из его жизни. Кто и зачем сделал это с ними? Кто и зачем?! Изабелла беспомощно шла вслед за Эль, крепко державшей её за руку, села в машину, бесцельно уткнулась в окно, когда машина тронулась. Эта часть города была ей незнакома, но она очень походила на ту часть Чикаго, в которой Изабеллу Бланко тщетно пыталась начать самостоятельную жизнь. Сейчас она словно пыталась делать то же самое - начать новую жизнь, и опять же, не по своей воле. У неё даже пропал голос! У неё отобрали право голоса, так зачем ей вообще говорить? Изабелла снова разрыдалась, спрятав лицо в ладони.
        - Ты можешь сказать, что с тобой, Белс? - Эль тронула её за руку, Изабелла замотала головой, давясь всхлипами.
        - 2 -
        Доктор в больнице установил у неё воспаление голосовых связок на фоне стресса. С рецептом успокоительного на руках, Изабелла Бланко покинула госпиталь поздно вечером. Эль ждала её у стойки администрации. Оказалось, Алессандро оформил ей медицинскую страховку. Осборн этого для неё так и не сделал.
        - Ну что? Говорить можешь?
        - Шёпотом, - ответила Изабелла, пряча глаза в пол. Ей не хотелось смотреть на бывшую подругу. Ей было стыдно и страшно смотреть в глаза своему прошлому. Одному из прошлых. Тепличная жизнь с родителями. Глубокое дно жизни с подносом и на коленях. Осборн. Алессандро. Который тоже скоро станет прошлым, уже почти становится… От всех своих прошлых жизней Изабелла хотела бежать без оглядки, но от Алессандро Корелли бежать ей не хотелось. Даже под страхом смерти.
        - Что с тобой случилось?
        И Изабелла рассказала ей всё. Как могла. Сбиваясь, кашляя, плача. С болью вырывая из себя гнусные воспоминания, иллюзии, страхи - всё то тошнотворное и унизительное, что было у неё с Хамфри Осборном. Наконец, заговорила, вытаскивая из себя всё то, что так старательно забивала внутрь. Та реальность, от которой она так старательно открещивалась, больно ударила под дых - прокурор Осборн делал всё, чтобы она чувствовала себя растоптанной, виноватой, зависимой - шлюхой которую подобрали с улицы и сделали своей персональной шлюхой - и продолжала чувствовать себя такой даже с другим. Алессандро Корелли не заслужил её такую - и Изабелла сказала это вслух.
        Эль долго смотрела на неё, скрестив на груди руки. Они сидели в кафе при больнице, в плетёный креслах за пластиковыми столами с имитацией под дерево. Теперь - без Алека - вся жизнь её станет сплошной имитацией.
        - Знаешь что, Белла, - перекинув ногу на ногу, Эль заговорила. - Ты расчётливая сука. Ты получала бабло, подставляла жопу и строила из себя жертву. А теперь, когда нашла нормального мужика, решила свалить при первой же проблеме?
        Изабелле стало больно, словно её наотмашь ударили по лицу.
        - Я не хочу уходить. Меня вынуждают…
        Осипший голос превратился в рычание. Изабелла яростно защищала себя, столкнувшись с непониманием. Откуда Эль было знать, как она жила?! Откуда ей было знать, чего ей всё это стоило?! Изабелла почувствовала, как бриллианты в ушах повисли обломками бетона, как бельё за семь сотен долларов стянуло под грудью, словно корсет из китового уса. За что она так отчаянно цеплялась? За комфорт? За роскошь? Та девочка, старательно учившая гаммы на фортепьяно матери, мечтала только о любви, а потом… потом перестала в неё верить. В её жизни остался один ужас и роскошь, которую она получала в ответ на него. И если бы не Алессандро…
        - Вынуждают? Да ну. Ну, погрозили тебе, и что? Всё, лапки кверху?
        - Но ты не понимаешь! Ты не понимаешь, кто он и что за люди его окружают!
        - Ну да, ты-то всё понимаешь… - Эль снисходительно хмыкнула, от этого Изабелла завелась ещё больше. - Знаешь, я тоже всяких людей повидала. Ты его любишь или нет?
        - Люблю.
        - Так прекрати ныть и докажи это, чёртова трусиха.
        - Пошла к чёрту! - крикнула Изабелла и испугалась того, как повела себя. Испугалась, что вернулась в эту свою провинциальность, снова стала глупой простушкой, которую легко было обвести вокруг пальца. Изабелла злилась, но не понимала, на кого: на себя или на Эль, потому что Эль говорила правду. Изабелла струсила. Изабелла допустила мысль, что может взять деньги и исчезнуть, что может из страха предать, и что после будет страдать, потому что страдание - это привычно. Привычно сносить удары судьбы и подставлять левую щёку. А сопротивляться, схватить за руку бьющего - страшно. Но она попробует. Лишь бы ей хватило времени. Лишь бы она успела хотя бы мельком увидеть его.
        Не попрощавшись, Изабелла вскочила из-за стола и помчалась к выходу, чтобы поймать такси.
        Глава 46. Гроза начинается
        - Это точно? - Алек взялся за уголок простой чёрной папки, не решаясь заглянуть внутрь. Ему казалось, что всё вокруг рухнет, «Корелли консалтинг» превратится в руины и похоронит его под собой, если он сделает это. Он боялся, что это окажется правдой. И это случилось.
        - Бумаги перед тобой, смотри, - сквозь зубы бросил Джулиано и отвернулся к окну.
        На столе лежал отчёт частного детектива. В рекордные сроки человек со стороны сумел разузнать обстоятельства «предательства» семьи Литой Корелли. Человек со стороны, а не собственная служба безопасности - их Руссо Корелли просто не допустил к делу. Он не дал собственному сыну возможности оправдаться. Алек прочёл текст по диагонали, стараясь не вчитываться, и не принимать слишком близко…
        Лита Корелли была невиновна. Анонимный доброжелатель, который подкинул ей информацию об Осборне, сыграл на её честолюбии, неопытности и горячности, попросту обманул - Лита дала делу ход и спровоцировала череду скандалов, ударивших по репутации Семьи. Параллельно с этим была взломана её электронная почта и цифровая подпись. И самое главное - в час перевода денег она была на скачках, она говорила с Алеком. У неё было железное алиби. Но Руссо Корелли не дал им разобраться. Не дал ни часа… Алек внутри себя вдруг перестал называть его отцом. Алек отделился от него - Руссо Корелли стал для него палачом, хозяином, работорговцем, свихнувшимся стариком, только не тем, кто вырастил его и кому Алессандро должен быть благодарен. В этот самый момент Алек ненавидел его, а ещё больше ненавидел себя. За то, что слепо верил ему, шёл за ним. Почти стал таким, как он.
        - Ты отцу это отправлял?
        - Нет.
        Алек взглянул на Джулиано, тот смотрел в окно, перекатывался с носка на пятку и жевал губы, по его виду невозможно было определить, что он чувствует. Наверняка ничего хорошего.
        - Я отвезу сегодня.
        - И что ты надеешься услышать, Алек?! - Джулиано резко развернулся к нему. В его покрасневших глазах блестели слёзы. Он так и не смог справиться, это было очевидно. Алессандро вдруг стало стыдно за то, что сам он отошёл как-то слишком быстро. Не успел почувствовать всю полноту горя: залил его спиртным, завалил сверху неотложными делами, забил злостью. И Изабеллой. Алеку вдруг захотелось немедленно позвонить ей. - Извинения?!
        - Я хочу хотя бы раз в жизни услышать, что он сожалеет.
        - Не услышишь, - ядовито хмыкнул Джулиано. - Он убил Данте. Твоими руками убил. О чём этот человек может жалеть?!
        В его словах был резон. Но надежда - неубиваемая сволочь, никак не хотела отпускать…
        Звонок телефона раздался неожиданно громко. Корпус завибрировал в кармане, словно огромное насекомое - отвратительное чувство, Алек, путаясь в прокладке пиджака, немедленно вынул его. Звонил охранник Изабеллы. Алек дал ему свой личный номер для экстренных случаев, чтобы тот звонил ему напрямую, в обход Лео Фалани. И Алек понял, что сделал это не зря.
        - Синьор Корелли, синьорина Изабелла пропала. Мы просмотрели записи камер. Её увезли. Такая же машина. Кто-то из наших, синьор… но она не отвечает, телефон вне доступа, никто из ребят не в курсе, - затараторил секьюрити. Выслушав доклад, Алек завершил разговор коротким «Я понял».
        Наверное, у Алека всё было написано на лице - пока он набирал по памяти номер Лео, Джулиано смотрел на него распахнутыми в ужасе глазами.
        - Где она? - процедил Алек сквозь сжатые до спазма челюсти, едва Фалани снял трубку.
        - Она жива, - Фалани ждал этого звонка, и ничуть не удивился вопросу. Он сохранял бесстрастный, деловой тон, а Алеку до безумия захотелось взять его за грудки и хорошенько встряхнуть.
        - Зачем?! - не сдержавшись, Алек рявкнул и стукнул кулаком по столу. Стаканы звякнули, подпрыгнула папка и тяжёлый именной «Паркер» Джулиано медленно покатился по поверхности, замерев на самой кромке стола.
        - О причинах спрашивай у отца. Я не имею права возражать, ты знаешь.
        Только потом, когда Алек мчался по коридору до лифта, в грохоте крови в ушах он различил испуганный окрик брата. Джулиано не сумел его догнать, слишком Алек был быстр. Изумлённые глаза Селесты и её робкое «мистер Корелли, что с вами?» он вспомнил только в лифте. Не кто-то со стороны, а собственная семья предала его - вот что было с ним.
        Выруливая с парковки он сбил левое боковое зеркало об опору и едва не устроил аварию, вклиниваясь в плотный поток машин. Нарушая все мыслимые ограничения скорости, Алессандро мчался в Маленькую Италию. В дом своего отца. Когда-то отца…
        - ?????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        - ????Глава 47. Да здравствует король
        Алек слишком поздно затормозил. Свист колёс завершился громким ударом бампера об ступеньку каменной лестницы - «Линкольн» ждал дорогостоящий ремонт, но Алеку было плевать. Охрана почтительно расступилась перед старшим сыном Корелли, когда он влетел в особняк, распахнув двери плечом. Алессандро судорожно завертел головой, думая, куда идти дальше - словно впервые здесь, словно заблудился. Он вдруг понял, что дом этот никогда не был ему родным. Это был не дом - тюрьма, где Руссо Корелли был надзирателем, а сам Алек - пожизненно осуждённым только по праву рождения.
        - Где Изабелла?
        Он не постучался в дверь отцовского кабинета, как то было положено по негласному этикету, ворвался, распахнув её настежь, так, что створка бахнула о стену, оставив после себя царапину на деревянной резной панели.
        - Должно быть, далеко отсюда. Ей дали достаточно денег, поверь, - невозмутимо ответил Руссо, даже не отрываясь от бумаг.
        - Причём здесь деньги?! - Алек взревел так, что, казалось, затряслись стёкла.
        В кабинет осторожно заглянул охранник и Руссо, наконец оторвавшись от своих дел, небрежно махнул ему рукой, мол, захлопни дверь.
        - Обычным шлюхам достаточно денег. Эта же начала сбивать тебя с толку. Ей не место в семье Корелли.
        Алессандро вдруг понял, что вся его жизнь это взмах руки, щелчок пальцев отца, а жизнь Изабеллы не считалась чем-то важным в принципе, инструментом для манипулирования - самое большее. Этим самым лёгким взмахом руки он мог приказать убить её. Только сейчас Алессандро осознал, как она дорога ему - после звонка её охранника им овладел гнев, после разговора с Фалани - ужас, и этот ядовитый коктейль терзал его, вынуждая сжимать кулаки до красных следов от ногтей. Вся его жизнь вдруг вывернулась подлой изнанкой. Ему хотелось швырнуть дорогую китайскую вазу в ближайшую стену, сорвать со стены подлинник за восемь миллионов и разбить к чертям собачьим раму, разорвать ветхий холст на мелкие куски. Ему хотелось поджечь этот проклятый дом и после любоваться тем, как пламя пылает до небес. Руссо знал всё, он сунул свой нос везде. Он устроил его брак с Габриэле, лишив его выбора, заставил совершить братоубийство, убрал из его жизни Изабеллу… Чёрт, где же она?! Что с ней сделали?
        - Это не твоё дело. Моя жизнь и моя женщина тебя не касаются!
        Кресло с тихим урчанием двигателя отъехало в сторону, Руссо подобрался ближе к сыну, взялся за прислоненный к креслу костыль. Оперевшись на него, с трудом - Алек не стал ему помогать - встал. Руссо Корелли не собирался сдыхать. Ремиссия. Да, чёрт возьми, ремиссия - Фалани что-то говорил об этом вскользь - жаль, она не коснулась усохших мозгов и каменного сердца. Алессандро, словно в замедленной съёмке, наблюдал, как эта проклятая мумия приближалась к нему, как его тёмные, непроницаемые, злые глаза шарили по его лицу, и руки, сухие и коряжистые, словно птичьи лапы, сжимались в кулаки и разжимались, будто бы примеряясь, по какой щеке лучше ударить.
        - Пока я жив, всё, что касается семьи - моё дело! Ты слюнтяй и растяпа! Ты не смог уследить за женой, за фирмой, за репутацией, ты позволил проститутке сесть тебе на голову, и говоришь, это не моё дело!? Я возлагал на тебя слишком много надежд, Алессандро. Ты не оправдал ни единой!
        - Да плевать я хотел, - наклонившись к нему, процедил сквозь зубы Алек. Тихо, смакуя каждое слово. Наслаждаясь тем, как ярость, словно пламя, облизывала каждую его кость. Эта ярость придавала ему сил. Придавала смелости для сопротивления. С каким удовольствием Алек наблюдал, как изменилось лицо отца после его слов: мелко затряслись мускулы, сухие бледные губы поджались в тонкую ниточку, а глаза сузились и словно засели глубже. Алек вывел его из себя - Руссо не выносил неподчинения.
        - Тогда иди и выстрели себе в висок, сукин ты сын!
        Его рот брызнул смердящей старческой слюной. Алек с омерзением вытер подбородок тыльной стороной ладони. Казалось, вместе со слюной из старшего Корелли вырвалась гниль, которая бродила и бултыхалась в нём все эти годы. Та гниль, которую Алессандро старался не замечать. Которую принимал за благо. С глаз спала пелена - теперь Алессандро понимал, как сильно ненавидит его.
        - Что ты за чудовище. Откуда ты только взялся…
        - Придержи язык. Иначе я вышвырну тебя отсюда и оставлю без цента в кармане. Тебе и вполовину не пришлось испытать того, что пришлось мне и не тебе судить меня…
        Он поднял было руку, но Алек сделал шаг в сторону. Руссо оступился, завалился вперёд, Алек подставил ему руки, почувствовал, как лёгкое, высохшее тело повисло на нём, а лицо уткнулось в грудь. Отец оказался так слаб - не смог высвободиться, когда Алек с силой прижал его лицо к своей груди. Где-то там, на границе сознания, Алессандро понимал, что отцу не хватает воздуха. Понимал, но отпускать не спешил. И руки сами собой давили сильнее.
        - Отец, я любил тебя, несмотря на все, что ты творил со всеми нами, - произнёс Алек свистящим шёпотом ему на ухо, едва проталкивая звуки сквозь сжатое спазмом горло. Алеку казалось, что ему тоже нечем дышать. - Но хватит. Хватит царствовать.
        Это было похоже на объятие. Последнее объятие отца и сына, и от осознания этого Алека охватывал ужас. Страшно. Страшно остановиться и страшно продолжать. Остановиться, значит, подписать самому себе смертный приговор, ведь Руссо уже понял, что творится - он бил Алека слабыми кулаками по рукам и спине, вопил ему в пиджак, обильно смачивая горячей слюной. Продолжить и стать не только убийцей жены и брата, но и собственного отца. Дона Семьи Корелли. Что с ним после этого будет? А что будет? А что бывает с теми, кто свергает засидевшихся правителей? Они сами занимают трон…
        Острый запах мочи ударил в нос, Алек рефлекторно дёрнулся, спасая ботинки из разливающейся по паркету лужи. Руссо в его руках затих, и от осознания неотвратимости произошедшего Алессандро сдавленно вскрикнул и ослабил хватку. Тело Руссо Корелли безмолвной куклой свалилось на пол. Запрокинутая голова, раскрытый рот, распахнутые в ужасе глаза - всё, что осталось от грозного главы клана. У Алессандро затряслись руки, живот свело судорогой, а из глотки вырвался истерический смех.
        В себя его привёл чей-то удар в челюсть. Алек устоял на ногах и даже сумел увернуться от второго. Перед глазами мелькнуло лицо Лео Фалани, и Алек незамедлительно контратаковал. Удар в корпус Фалани пропустил, но с лихвой отыгрался, попав ребром ладони Алеку по шее. Не слишком сильно, иначе старший сын Корелли лёг бы бездыханным телом рядом с отцом, но достаточно эффективно, чтобы, не тратя лишнего времени, жёстко, профессионально, по-военному вывести противника из строя. Держась за шею, Алек без сил сполз по стене, сел на задницу. Рубашка выдралась из-за пояса брюк, послетали запонки, с ворота отскочили пара пуговиц - Алессандро словно в мясорубке перемололо. Алек на поверку шевельнул челюстью - лицо пронзило болью. Было трудно глотать. Дышать трудно. Жить - невозможно. Алек чуть приподнял голову - Фалани молча стоял над ним, чего-то ожидая.
        - Что, скорую будешь вызвать?
        Алек скосил глаза на остывающий труп.
        - А надо?
        Алессандро в ответ только хмыкнул. Фалани вдруг резко поднял его за грудки, встряхнул, прижал к стене. Алек взглянул на него - его вечно каменная физиономия будто треснула, обнажая его живого, настоящего. Такого, каким он никогда его не видел.
        - Слушай сюда, Алек. Слушай внимательно. Я поддержу тебя, если ты поклянёшься мне. - Его лицо было так близко, Лео Фалани едва не касался губами его подбородка, чуть что - вцепится в шею зубами, как бойцовый пёс, у которого отняли хозяина. - Поклянись мне! - Фалани снова встряхнул его, заставив Алека сфокусировать на нём то и дело уплывающий взгляд. - Поклянись, что твоя мать больше ни слезинки не уронит.
        - Ты любил её, да?
        Внезапная догадка, не догадка даже, а факт, от которого Алек отмахивался за ненадобностью, вдруг озарил его сознание яркой вспышкой.
        - Любил. Всю жизнь. И буду защищать её до самой своей смерти, - помолчав, Лео отпустил Алессандро, одёрнул пиджак, отошёл к трупу, наклонился, проверил пульс. - Мы сообщим о скоропостижной кончине дона Руссо. Он храбро боролся, но болезнь оказалась сильнее. Приведи себя в порядок, Алек.
        Фалани, в чьей верности отцу Алессандро никогда не сомневался, вдруг превратился в союзника. И соучастника. Значит, это ещё не конец. Месть - не конец. Совесть и страх резко заткнули свои вопли, осталось лишь ощущение правильности происходящего. Король умер да здравствует король.
        - Верни Изабеллу, - бросил он ему в удаляющуюся спину и заметил, каким властным вдруг сделался собственный голос. Теперь он, Алессандро Корелли, отдавал приказы. Теперь его этот дом-музей, компания, половина Чикаго… И скоро весь Чикаго будет его.
        Лео остановился в дверях, улыбнулся одним уголком губ и почтительно склонил голову.
        - Как скажете, Дон Корелли.
        Глава 48. Изабелла
        Изабелла, не помня себя от страха, ворвалась в здание «Корелли консалтинг». Она чутко ощущала на себе пристальные взгляды секьюрити и боялась до одури что её прямо здесь и сейчас отправят к праотцам. Хотя это было бы невозможно - она была среди десятков снующих туда-сюда людей, на самом виду, кто бы посмел… В безучастных, одинаковых лицах охраны ей чудились те, кто похитил её. Она робко взглянула в окошко камеры и тут же отвела взгляд - боялась, что её прямо сейчас вычислят и сделают с ней то, что обещали. И пусть. Пусть лучше так, чем жить трусихой и предательницей.
        - Мне нужен увидеть Алессандро Корелли, - оно подошла с стойке администрации и с нажимом потребовала своего. Знала что если начнёт плакать и мямлить, её никто не станет слушать. А плакать хотелось, она едва держалась.
        - Добрый день. Вам назначено? - равнодушно ответила гладко причесанная девушка в белой блузке.
        - Я Изабелла Бланко.
        Она достала из сумочки портмоне, вынула паспорт, кредитку, чеки, разложила на стойке. Администратор глядела на её нервные движения, чуть приподняв бровь не то раздражённо, не то брезгливо, а после поводила пальцами по экрану планшета на своём столе.
        - Извините, я не вижу вашего имени в списках, - так же равнодушно произнесла администратор и взглянула на неё с притворным сочувствием и едва скрываемой усмешкой. В её глазах читалось «надо же, ещё одна штучка размечталась о встрече с боссом, выкуси», и Изабелла почувствовала, как начинает злиться. Страх подстёгивал к действиям. Изабелла осознавала, что времени у неё совсем мало.
        - Послушайте. Я должна его увидеть. Это важно, - она вцепилась в краешек стойки и так сильно сжала его, что побелели пальцы.
        - Ничем не могу помочь вам, мисс…
        - Я не уйду отсюда, пока не увижу его! - Изабелла понимала, что похожа сейчас истеричку, плевать, она и без того привлекла слишком много внимания. Она проделала слишком большой и трудный путь, чтобы отступать у последнего бастиона. Паника захватила её, она заозиралась по сторонам, увидела, как один из охраны - высокий, лысый и безбровый медленно направился к ним, ожидая от администраторши вызова. Впереди раскрылись створки лифта, Изабелла в отчаянии готовилась рвануть с места и ринуться в лифт, как в спасательную шлюпку. Ей казалось, что либо сейчас, либо смерть.
        - Мисс Бланко? - её окликнули откуда-то сбоку. Небольшого роста крупная афроамериканка, в элегантном платье цвета марсала казалась ей знакомой, несмотря на то, что Изабелла совершенно точно ни разу её не видела. - Я Селеста. Вы в порядке?
        Словно камень свалился с души, Изабелла обессиленно уронила лицо в ладони.
        - Всё нормально, иди уже! - Селеста отшила навязчивого секьюрити и подошла ближе. - Вас полгорода ищут! Мисс?
        Изабелла ничего не смогла ответить, и Селеста вдруг порывисто обняла её. Почувствовав чужое тепло и участие, Изабелла снова расплакалась. Ей казалось, что она рыдает без остановки круглые сутки и тем только истощает себя. Пресвятая Мария, когда же всё закончится?
        - Пойдёмте в приёмную, я налью вам чай и дам успокоительное, - Селеста взяла её за руку и повела вглубь помещения, к отдельному лифту, которым пользовалось высшее руководство. Администраторша проводила её завистливым взглядом. - Сейчас напишу мистеру Корелли, что вы здесь, - она вынула из кармана плоский смартфон с эмблемой Корелли, что-то быстро набрала на нём.
        - Селеста, вы - ангел-хранитель, вас мне послали небеса! - воскликнула Изабелла. Ей так хотелось отблагодарить эту чудесную женщину за всё. За помощь, за одежду и обеды, за помощь с платьями, бельём и косметикой. За спасение. Изабелла не могла поверить, что в мире существуют такие люди, как она: простые, искренние, честные, отзывчивые.
        - Да бросьте! - Селеста засмущалась. - Вы так много пережили, я вам очень сочувствую. Мистер Корелли очень обрадуется, что вы здесь. Он хороший человек.
        Он прекрасный человек. Он самый лучший на свете. И никакие обстоятельства, никакие угрозы не заставят её от него отказаться.
        - ?????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        - ????Глава 49. Жизнь прекрасна
        - 1 -
        Он ворвался в приёмную, когда Селеста подливала ей успокаивающий травяной чай, попутно рассказывая о двоих своих сорванцах. Алессандро Корелли застыл в дверях, будто наткнулся на невидимую преграду и взглянул на Изабеллу. Смотрел долго-долго, будто не мог поверить что это она. Что это именно она, а не двойник, не подставная утка, не мошенница, назвавшаяся её именем. Алек выглядел так, словно двое суток не бывал дома, словно двое суток не спал - щетина, мятая рубашка и, о боже, синяк у подбородка! Изабелла ахнула и вскочила на ноги, Селеста, бросив короткое «извините меня» вышла из приёмной, плотно закрыв за собой дверь.
        - Я люблю тебя, Изабелла.
        Вдруг выдал Алек и тяжело сглотнул, будто это признание вырвалось у него непроизвольно. Само. Смело все ментальные барьеры и фильтры. Прошло мимо разума, вырвалось прямиком из груди. Изабеллу словно в спину ударили - она бросилась к нему, стукнулась о его грудь, и не ощутила даже, как ноги оторвались от пола, когда Алек поймал её на полпути и едва не забросил себе на плечо. Алек потерял равновесие, и пытаясь поймать его, задел журнальный столик - чашка с недопитым чаем жалобно взвизгнула, падая на каменный пол. Тонкий фарфор превратился в груду белоснежных острых кусочков. Под подошвами его ботинок хрустнул один такой.
        - Я тоже люблю тебя, Алек. Боже мой, я так боялась, я думала, умру…
        Алек поцеловал её, заглушив бессвязный поток слов и признаний. Он обнимал её так крепко, что всё остальное перестало иметь значение. Только он. И только она. И больше никто и никогда не навредит им.
        - 2 -
        Густой, обворожительный аромат роз и жасмина витал в воздухе, смешиваясь с запахом сандала и эвкалипта от зажженных ароматических свеч, плавающих в пузатой стеклянной вазе. На деревянных помостках расположились ваза с фруктами и ягодами, шоколадное фондю, сыры, оливки и вино. Изабелла с пучком влажных волос на затылке, с бокалом вина в руке сидела напротив Алека в огромной круглой ванне, полной розоватой пены. Ванна стояла на деревянном постаменте и казалась похожей на гигантскую кофейную чашку, только без ручки.
        Вид из окна был захватывающим. Пока в квартире обновляли систему безопасности, Изабелла и и Алессандро проводили ночь в номере отеля «Четыре сезона» на сорок пятом этаже, и весь город был перед ними, как на ладони. Чикаго казался синим. Словно сверху кто-то набросил на дома и улицы шёлковое покрывало. Только блеск фонарей и автомобильных фар просвечивал сквозь него, словно нитки люрекса. Пригубив вина, Изабелла улыбнулась, поймала ответную, усталую и удовлетворённую улыбку Алека и снова взглянула в окно.
        Тогда в приёмной Алек схватил её за руку и вывел прочь из здания, усадил в «Ягуар». И не сказал почти ничего по дороге в отель. Только позвонил и забронировал номер.
        - Я решу кое-какие дела и вернусь, - сказал он ей, прежде чем уйти, оставив её в президентском люксе. - А ты жди меня.
        И она ждала, потому что ждать его - ждать Алессандро Корелли - теперь было смыслом её жизни. И он приехал вовремя - она как раз набирала ванную. Алек набросился на неё с порога, смял в объятиях, поцеловал отчаянно, бешено. Сказал, как дьявольски волновался. А Изабелла повторяла на каждый второй вдох «люблю, люблю, люблю»… Страсть одолела обоих прямо на полу коридора: Алек сдирал с себя рубашку, Изабелла путалась в завязках халата, тихо чертыхаясь. А после тело к телу, словно голодные звери, пока не наступило насыщение.
        Где-то над озером Мичиган пролетел вертолёт - блеснули навигационные огни. Там, за огромным панорамным окном кипела жизнь. Жизнь Изабеллы Бланко только начиналась.
        - ?????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        - ????Глава 50. Предложение
        - 1 -
        Она шевельнула ногой, собрав на поверхности воды горку пены, взглянула на Алессандро. Его разморила горячая вода, он был спокоен и, как всегда бывал в состоянии покоя и удовлетворения, расположен к разговорам.
        - Кем были эти люди, Алек? - осторожно спросила она. Изабелла больше ничего не боялась, но ей было любопытно, что теперь будет. Чего ей ещё ждать.
        - Их больше нет.
        Она в изумлении приоткрыла рот, но сразу же захлопнула его, прикусила щеку. Ей пора привыкать ничему не удивляться. Даже тому, что из-за неё убивают людей. В первую очередь, к этому. Едва не стать жертвой внутрисемейного конфликта, стать разменной монетой при делёжке власти, всегда теперь быть начеку и тысячу раз подумать, прежде чем сделать шаг в сторону - то была лишь малая цена за её отчаянную преданность и любовь к Алессандро Корелли. Стоило ли оно того? Изабелла взглянула на его точечный профиль, на руку, пальцы, свободно держащие винный бокал. На мускулистую грудь, где дорожки мокрых волосков сливались и путались друг с другом причудливыми узорами. В глаза, глубокие, как омут, полные силы, глубинной печали и ответственности за эту силу.
        Определённо стоило.
        - Завтра похороны моего отца, - обронил Алек. Как-то даже слишком легко, буднично, словно назвал время. Изабелла встрепенулась, оставила вино и переместилась к нему. Положила руки на грудь, посмотрела в лицо. Нигде не блеснуло: спокойствие и принятие неизбежного отражались в его синих, как озеро в штиль, глазах.
        - Как ты?
        - Лучше, чем думал, - он мягко улыбнулся ей, подтверждая свои слова и Изабелле на мгновение показалось, что он и в самом деле вовсе не горюет…
        - Значит, теперь ты… - он больше не номер два. Это открытие вдруг поразило Изабеллу. Если Дон Руссо Корелли умер, то Алек станет полноправным главой Семьи.
        - Теперь я, да, - он подтвердил её мысли, и Изабелла сникла, отвернулась. Ей снова захотелось плакать. - Что такое?
        - Теперь ты станешь ещё дальше от меня…
        - Это почему? - Алек подцепил её пальцами за подбородок и заставил смотреть в глаза.
        - Они и раньше осуждали нас…
        - Они?
        Он будто бы и вправду не понимал, так искренне было его недоумение. А Изабелла помнила и взгляды Карлы в «Империал», и грязные слова Бьянки на скачках. Нет, для неё чужое осуждение никогда не станет причиной отступиться - Изабелла готова была остаться на всю жизнь в тени, лишь бы быть рядом - она переживала за Алека. Насколько хватит его пыла постоянно защищаться и отмывать свою женщину от грязи?
        - Все эти Фальконе, Понтедра, Винчи… Теперь они будут следить за тобой пристальнее.
        - Знаешь что? - Алек развернул её спиной к себе и обнял за плечи. - Плевать мне на их мнение.
        Он пристал и потянулся рукой куда-то за помосток - там лежал его пиджак. Перед глазами у Изабеллы возникла чёрная бархатная коробочка. У неё забилось сердце и кровь прилила у щекам. Этого не может быть. Не с ней. Это было бы слишком…
        - Окажешь мне честь? Станешь синьорой Корелли?
        Изабелла прижала обе ладони к лицу, чтобы не разрыдаться. И закивала головой.
        - 2 -
        Парнишка Лэнс Мартин удивительно быстро шёл на поправку. Когда Алек и Джулиано приехали навестить его, Мартин уже садился в кровати, держась за бок - два сломанных ребра уже схватились, а колотая рана затягивалась безо всяких осложнений. Он оказался толковым, сговорчивым и весьма храбрым - дал видеопоказания и обещал всячески способствовать наказанию Бьянки Фальконе - лично или через её отца, через суд или самосуд, ему было не суть важно. Мартин горел за справедливость. Они были на одной стороне, а посвящать его в тонкости необходимости не было.
        Алеку нравился Лэнс. То, как он вёл себя - без подобострастия и страха, даже зная, пусть и приблизительно, кто перед ним. И Алек рядом с ним казался себе свободнее и отчего-то моложе.
        - Ты чего губы-то забил? На педика похож, - Алек в очередной раз беззлобно откомментировал его внешний вид. Мартин был весь в татуировках, как чёртова цветочная клумба, даже лица своего смазливо-скуластого не пожалел.
        - А ты на мафиози, блин. В этих костюмчиках. Я прям «Донни Браско» смотрю. Изнутри. - Лэнс не обижался, а искромётно отбивал подачи. Чертовски уверенный в себе говнюк. И это Алеку в нём тоже нравилось.
        Алек присел на стул напротив, посмотрел ему в лицо. За эту свою самоуверенность Лэнс Мартин едва жизнью не поплатился. Надо же, против дочурки Фальконе полез. Пошёл по друзьям-приятелям, по мелким бандам, вышел на тех, кто покрупнее… Прям-таки герой. Бэтмен местного разлива. А уж Бьянка… Кто мог знать, что эта глупая кукла возомнит себя «настоящей Фальконе»? Прямо-таки «Крёстная мать». Однако, стоит сказать ей спасибо. Благодаря ей Корелли выберутся из сложившегося положения с гораздо меньшими финансовыми потерями.
        - Тебе работа нужна?
        - Костюмчик не надену, сразу говорю, - фыркнул Мартин, но глаза его загорелись, Алек заметил это.
        - А если серьёзно?
        Лэнс вздохнул.
        - Я сейчас на мели, босс. Из зала меня выперли. Пока восстановлюсь, клиенты разбегутся…
        - Понял. Восстанавливайся. Дам твою визитку парочке знакомых дам. Они нуждаются в личном фитнес-гуру, - Алек усмехнулся одним уголком губ.
        - О, класс! Только не слишком старым! - Лэнс рассмеялся, но следом скривился от боли - закололо в боку.
        Приехал Джулиано. Он показался в комнате больного и отсалютовал ему папкой для бумаг. Алек вышел к нему, притворил за собой дверь.
        - Налоговую проверку прошли, - обрадовал он.
        - Великолепно! - Алек похлопал брата по плечу и широко улыбнулся. Сдерживать эмоции больше не хотелось. Всё налаживалось. Капитал «Корелли консалтинг» и его личный капитал были чисты, неприкосновенны и как никогда огромны. Кредит доверия, который выдал ему Фредерико Романо, заключавшийся в праве на пользование его активами, пусть и временно, дали ему сильнейшие рычаги влияния не только в бизнесе, но и за пределами его.
          - Ну, что? - Джулиано кивнул на чёрный прямоугольник телефона, который Алек задумчиво, в предвкушении крутил в руках. - Давай?
        Зло усмехнувшись, Алессандро набрал номер бывшего тестя. Копию показаний и черновик заявления в полицию Джулиано подготовил для отправки в офис Фальконе, и теперь держал палец над иконкой «отправить», словно над красной кнопкой.
        Ровно через шесть гудков в трубке послышалось хриплое, грубоватое «Да!».
        - Дон Лука, - как-то даже слишком весело начал Алессандро. В груди разгоралось нетерпение.
        - Сандро? - с притворным удивлением откликнулся Дон Фальконе. Казалось, он ждал его звонка. Алека грела мысль, что он не представлял, с чем именно бывший зять ему звонит. И он не ошибся. - Хочешь предложить мировую? Я не против, только, сам понимаешь, условия будут для тебя не из приятных…
        - Нет, я хочу побеседовать с вами о вашей дочери, - прервал его Алек.
        В трубке воцарилась тишина, зазвеневшая по натянутым струной нервам. Джулиано смотрел Алеку прямо в глаза, чуть прищурившись, как хищник перед нападением, ждал развязки ровно с таким же нетерпением. И у него порой проскальзывали такие повадки, несмотря на привычное благостно-сдержанное выражение лица. Он же Корелли.
        - Габриэле давно остыла в земле, не беспокой её память, неблагодарный щенок… - тихо, словно потревоженная в гнезде змея, зашипел, затараторил Фальконе.
        - У тебя есть ещё одна дочь. Последняя… - Алек словно выстрелил в воздух. Привлёк внимание. Заставил прохожих лечь на землю и прикрыть руками головы. Джулиано мстительно улыбнулся. Алек умел быть эффектным.
        - Что ты…
        - Давайте встретимся, Дон Лука, - прервал его Алек. Время театральных пауз закончилось. - Обговорим нынешнее положение дел…
        - Я не собираюсь с тобой встречаться…
        - Бьянка совершила убийство и покушение на убийство. Доказательства собраны и ждут своего часа, чтобы отправится прямиком в полицию округа и в «Чикаго Трибьюн». Копия будет выслана вам в течение минуты после окончания разговора, - вывалил Алессандро и прикрыл глаза, наслаждаясь, представляя себе эффект от сказанного. Наверняка, у дона Луки покраснела лысина и пот выступил на лбу. Наверняка, он ослаблял сейчас ворот галстука и старался подобрать более цензурные слова, чтобы не дискредитировать свою респектабельность, старый пройдоха.
        - Что за бред ты несёшь?! - Не старался. Он загремел в трубку густым басом, разбрызгивая слюну, словно яд змея. Алек отнял трубку от уха - динамик разрывался от громкости.
        - Спросите у Витторио, начальника её охраны. Он должен быть в курсе.
        Трубку бросили. С чувством выполненного долга Алессандро положил телефон в карман.
        - Ну, теперь жди звонка, - улыбнулся Джулиано.
        Пришло время покинуть «лазарет». Квартира под надёжной охраной, его миссия на сегодня выполнена, впереди ещё море дел. А вечером его ждала Изабелла. Алек вдруг взглянул на брата. Тот смотрел в окно, задумавшись о чём-то своём.
        - Джулс. - Брат обернулся. - Если хочешь, я уволю тебя.
        - В смысле? - Его густые брови взметнулись вверх. Джулиано даже приосанился и поудобнее перехватил папку с отчётами.
        - Знаю, что тебе всё это осточертело. Что это не для тебя всё. И та девушка, дочь копа… ты мог бы уехать, и никто бы тебя никогда не достал…
        Алессандро искренне желал брату счастья, зная, как нелёгок их путь. Помня о Данте. Алек не станет таким, как его отец, а всем вокруг давно уже плевать, кто есть кто. Алек сумел отвоевать для себя Изабеллу. Сумеет и Джулиано. Пусть и далеко от Чикаго.
        - Спасибо, Алек, но… Ты правда думаешь, что я оставлю тебя одного? Сейчас?! - Джулиано взглянул на него с укоризной. - Мы же семья… Я останусь. Ради Данте.
        - Ради Данте.
        У Алессандро потеплело в душе. Джулиано - его опора - остаётся с ним. Он хлопнул брата по плечу, и вместе они вышли из квартиры.
        Поздним вечером Джулиано Корелли зарулил в кафе, где работала официанткой улыбчивая девушка Эмма. Взглянул на неё сквозь панорамные окна: сиреневая униформа, чёрные, уложенные в идеальный, гладкий, как у балерины, пучок волосы, ослепительная улыбка, добрые глаза. Девушка с невозможно доброй, щедрой душой. Таких сейчас не бывает. Она словно что-то почувствовала, подняла взгляд, посмотрела в окно. Когда она прищурилась, увидев что-то знакомое - у Джулиано была приметная машина - он нажал на газ. Когда-нибудь он решится. А пока пусть всё остаётся так.
        Эпилог
        ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ
        Джованни Барбарро - самый старый из ныне живущих член Коза Ностра, Capo Dei tutti cap?*, прошедший Вторую Мировую, успевший повоевать на двух фронтах и сделавший безумное состояние на вывозе и продаже антиквариата и предметов искусства с территории побеждённой Германии - прогуливался вдоль антикварных фонтанчиков загородного отеля, в котором собрались все четыре Семьи для празднования сорок первого дня рождения Ричи Понтедра. Алессандро составлял Дону Барбарро компанию.
        Желание босса боссов переговорить с Алессандро лично было понятно - на днях в особняке Корелли прошла церемония. Все командиры единогласно признали Алессандро новым доном Семьи Корелли. Кроме того, в прошлом месяце состоялся суд над Фредерико Романо, где его признали виновным, отправив отбывать наказание в тюрьму общего режима на срок в десять лет. После этого внезапно выяснилось, что все активы Романо, в том числе «Чикаго нэйшнл рэйлвей» перешли под управление Алессандро Корелли. Примерно в то же время Лука Фальконе неожиданно отказался от притязаний на спорные земли и, более того, дал зелёный свет обвинению прокурора Хамфри Осборна в коррупции, с которым пыталась выступить покойная Лита Корелли. Проговаривали, что дело было в его младшей дочери, которая спешно отправилась в Швейцарию, в лечебное учреждение для душевнобольных. Осборн же на данный момент ждал решения суда, но одно было ясно точно - ни в суде, ни в прокуратуре ему не светила должность даже младшего уборщика.
        Алек лишь многозначительно улыбался, никак не комментируя слухи - он помнил до мельчайших деталей выражение лица дона Луки, когда предоставил ему все доказательства причастности Бьянки к убийству и нанесению тяжкого вреда здоровью двум совершенно безвинным жителям Чикаго - Кире Дженсен и Лэнсу Мартину. Все материалы уже готовились отправится копам. Тогда Дон Лука Фальконе, обливаясь потом и проклиная весь род Корелли до седьмого колена, согласился на все условия.
        Алек приобрёл небывалый вес как в бизнесе, так и за пределами его, его влияние стало как никогда значимым - именно поэтому Джованни Барбарро устроил ему аудиенцию.
        - Дон Лука поступил подло. А подлость в нашем мире хуже предательства, - неспешно проговорил Джованни, любуясь на античные статуи, украшавшие фонтанный комплекс.
        В этом Дон Барбарро был с Алессандро солидарен: поддавшись эмоциям Лука был неосмотрителен. Он закинул в жёлтые издания сплетни, намереваясь подпортить Корелли репутацию, вступил в сговор с федералами, намереваясь подставить Фредерико Романо, подставил Литу, в надежде отомстить, забрать невестку за дочь, не подозревая, что заберёт и сына и тем совершит свою главную ошибку. Фальконе нарушили равновесие. С лёгкой руки Алека об этом теперь знали все. Фальконе Алека недооценивал, он не подозревал, что Алессандро Корелли вывернется и обернёт всё в свою пользу.
        - И Руссо, упокой господь его душу, конечно же, был не прав. Сочувствую тому, что случилось с твоим братом, - Барбарро легко тронул Алека за плечо искренне соболезнуя. - И, надеюсь, что ты учтёшь опыт и ошибки твоего отца.
        Гарделия не плакала на похоронах мужа, Джулиано тоже. Брат не спрашивал подробностей, и Алессандро не стал его посвящать, решив уберечь от тяжёлой тайны, которую разделял со своим - теперь своим - верным подручным Лео Фалани. Лишь по его взгляду, полному облегчения, Алек понимал, что поступил тогда верно.
        Тот вечер, когда нашлась Изабелла, был незабываем. Алессандро чуть с ума не сошёл, пока искал её, думая, что теперь она прячется от него, а она запросто высадилась из такси возле «Корелли консалтинг» и переполошила всю охрану. Храбрая, стойкая девочка. От вызова полиции её спасла потрясающая Селеста - она забрала её в приёмную и отпаивала кофе с коньяком, пока Алек не приехал. Алессандро повысил ей оклад в два раза.
        Он приказал найти и уничтожить всех, кто имел отношение к похищению Изабеллы Бланко. Жестокая, показательная казнь в здании бывшего авиационного завода была призвана доказать, что причинение вреда его близким влечёт за собой смерть. Никакого послабления. Алек прекратил проливать кровь в доме своей матери. Он уже начал всё менять.
        - Не сомневайтесь, дон Джованни.
        - Я верю в тебя, Алессандро, - Барбарро, высокий, животастый и удивительно бодрый для своих лет улыбнулся Алеку и, вдруг отвлёкшись на что-то, резво ринулся к кустам у ограды. - Какие чудесные розы. Надо спросить у садовника сорт…
        И на фоне этих событий некрасивая история Изабеллы Бланко - теперь Изабеллы Корелли - забылась, как нечто незначительное. Она снова блистала. Сегодня на ней было платье цвета марсала со шлейфом. Строгий крой, минимум украшений, губы в тон - больше ничего в ней не было от той Изабеллы, которую Осборн выставлял перед всеми дорогой эскортницей. Теперь она была леди. Теперь её не избегали - напротив, все хотели говорить с ней, заполучить её расположение. Карла Понтедра, оставшись без языкастой подружки, кружилась возле неё, заглядывала в глаза. Супруга Винчи зазывала её на обед, обещая поделиться номером телефона лучшего в городе массажиста. Подружки и любовницы младших членов Семей с завистью смотрели на её платье и обручальное кольцо с редким розовым бриллиантом. А она смотрела только на него. Она восхищалась им. И готова была следовать за ним всю жизнь и с гордостью носить его фамилию, несмотря на то, как это порой тяжело.
        Впереди их ждал непростой путь.
        Только Корелли знают, каково это, быть Корелли.
        Конец