Сказка Шварцвальда Елена Граменицкая
        Самое прекрасное, что мы можем испытать — это ощущение тайны
        Граменицкая Елена
        Сказка Шварцвальда
        Halloween is here!
        — А вот это,  — ответил Голландец Михель; он полез в ящик и протянул Петеру каменное сердце.
        — Вот оно что!  — изумился тот, не в силах противиться дрожи, пронизавшей все его тело.  — Сердце из мрамора? Но послушай, господин Михель, ведь от такого сердца в груди должно быть ой-ой как холодно?
        — Разумеется, но этот холод приятный. А на что человеку горячее сердце? Зимой оно тебя не согреет — хорошая вишневая наливка горячит вернее, чем самое горячее сердце, а летом, когда все изнывают от жары, ты и не поверишь, какую прохладу дарует такое сердце. И, как я уже говорил, ни тревога, ни страх, ни дурацкое сострадание, ни какие-либо иные горести не достучатся до этого сердца.
        — И это все, что вы можете мне дать?  — с досадой спросил Петер.  — Я надеялся получить деньги, а вы предлагаете мне камень.
        Вильгельм Гауф, "Холодное сердце"
        " В этой убогой лачужке, сырой плохо запертой, в которой свистит зимний ветер…. Есть темные углы, где женщина хранит свои мечты"
        " Иным выходит сатана из пылающей груди ведьмы — он оживает, он во всеоружии и вид его угрожающ. Как бы его не боялись, приходится признать, без него мы бы умерли со скуки"
        Жюль Мишле " Ведьма"
        Пришло время начать…. 31 октября 2009
        Крошка сын к отцу пришел
        И спросила кроха
        — Что такое ХОРОШО,
        И что такое ПЛОХО?…
        И каждый отец сказал своему сыну правду, только была ли она одинакова? Знаю одно — первая родительская Правда была окрашена лишь в два цвета, исключительно чистых, без намека на оттенки. Но прозвучавшая на вечный детский вопрос истина на самом деле невольно заполнила весь монохромный спектр, создала черно белый мир во всем его многообразии, во всем великолепии и ничтожестве.
        Следующая история соткана из переплетения нескольких, казалось обычных человеческих историй слабостей и ошибок, невольных попустительств, невинных послаблений, на самом деле неизбежного падения и постепенного воскрешения раскаявшейся души, получившей второй или сто второй шанс, кто знает… Ха!
        Но на самом деле — все не столь патетично, высокопарно и возвышенно, истории обыкновенные, немного сказочные, и развитие их можно проследить любому внимательному наблюдателю, который не разучился мечтать. Не надо далеко ходить, лишь, приглядеться к мелочам, на миг отвлекаясь от утомительного круговорота обыденных поступков — улыбнуться счастливой молодой паре, полагающей, что мир создан только для них, сочувственно заглянуть в грустные глаза сидящей напротив усталой пассажирке в метро, поймать вороватый взгляд молодой да ранней рыночной торговки и позволить своей фантазии расправить крылья.
        Каждый человек способен рассказать уникальную историю, сложенную из фрагментов собственной жизни или жизни друзей. Добавим к ней лишь несколько ярких мазков магической кисти. И воспоминания, словно хрустальный шар, заиграют на солнце завораживающими гранями.
        А еще — это история извечной войны за каждую человеческую душу ни на жизнь, а насмерть. В войне, в которой никогда не бывает перемирия, не выбираются парламентеры и не спасают белые флаги. Она продолжается каждое мгновение, незаметно от нас, мы каждую секунду совершаем свой выбор, отраженный в бесконечности интерпретаций и реплик в душах других, вечно мечемся между двух полярных полюсов. Мы просто живем. Пришли сюда, добровольно выбрав испытание, которое не всем под силу преодолеть, но как ни горька потеря, опыт в награду обещан бесценный. Кем обещан?
        Кто из нас не задумывался над этим? Каждый сам для себя решал, каждый сам размечал пограничную черту, за которую не пускал Тьму, а потом она незаметно стиралась под ежедневными хождениями по комнате вдоль и поперек, и мы проводили ее заново, не замечая, что Тьма отвоевала несколько сантиметров и приблизилась. Она всегда была рядом. Но и у нас всегда был выбор.
        ПРИЛЮДИЯ
        " ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ"
        Позвольте представить — Машу. Да, нашу главную героиню зовут на первый взгляд просто. Но имя порой решает за нас будущую судьбу. Ее означало — клише святости, жертвенности и бескорыстной любви. Точнее она — Мария Сергеевна Фогель. Пусть фамилия не кажется вам о странной — фамилия как фамилия, не много ли других куда более чудных в Москве, городе — Вавилоне, сумасшедшем многослойном пироге, уже поглотившем и до сих пор поглощающем в нарастающей геометрической прогрессии миллионы человеческих душ и судеб, стекающихся в столицу со всех краев и весей не только великой России — матушки, но и других заморских пределов в поисках скорее проблем на голову, чем в ожидании лучшей доли.
        Эта фамилия досталась ей от дедушки Йозефа, чьи родители, бывшие уроженцы польского града Кракова в поиске пролетарского эльдорадо в победившей в классовой борьбе России переехали с нехитрым скарбом в 1920 году в Москву. В их одержимых молодых сердцах пылала вера в счастливое равноправное будущее, в победу их великого вождя, которого Франц и Ядвига боготворили, чьими опасными брошюрами зачитывались, за чье здоровье и благоденствие втайне от соратников атеистов молились Святому Николосу, за чьи идеи не побоялись сорваться с нажитого поколениями небольшого подворья в Величке, оставив его на стариков родителей и семью старшего брата. Променяли спокойный удел земледельцев на утопическую авантюру, на эфемерную идеологию всемирного товарищества и братства, рискнули начать жизнь с нуля, имея в багаже лишь необходимую для предстоящей долгой зимы одежду, перетянутую бечевой, истрепанную подборку подпольной агит литературы, зачитанный томик Капитала да неистощимую веру в светлое и счастливое будущее.
        Они были подобны прилетевшим на свет пылающего и всепожирающего горнила революции бесчисленным мотылькам… Не буду отвлекаться на то, как они потом пожалели о содеянном в ходе сталинских репрессий, но, тем не менее, выжили. Пусть ценой жизни нескольких невинных потомков, не пришедшихся по душе чистильщикам революции и навеки канувших в ссыльных магаданских лагерях. Несчастные члены семьи Фогель, что вам оставалось, как только ассимилироваться к условиям праведного в глазах фанатиков коммунистического террора, принять, вжиться, раствориться в серой марширующей под выкрики идейных лозунгов толпе. Стать ей…. и что в итоге получить в замен? Малогабаритную квартирку на севере Москвы, где тихо умирали их мечты, которым никогда не было суждено исполниться.
        Гримаса истории, бедолаги Фогель почили, в стране вновь победившего капитализма, от коего призрака их родители безуспешно пытались бежать, покидая неспокойную Речь Посполитую. Какая теперь разница, Россия стала для их детей новой суровой родиной.
        Разницы действительно никакой, особенно на сегодняшний момент для Маши Фогель, врача обычной московской поликлиники Северного округа, живущей на государственную зарплату и подрабатывающую порой переводами с немецкого языка.
        Врача психотерапевта, дипломированного специалиста, защитившей диплом на пять баллов и получившей самые лучшие рецензии уважаемой комиссии, но что они значили в наше время? Ровным счетом ничего. Возможно лишь удовлетворение собственных излишних амбиций и то на один единственный вечер, пока празднуешь защиту с сокурсниками, а потом, окунувшись с головой в серую и неблагодарную действительность перестраивающейся, очумевшей от завоеванной свободы страны, зажать в горле комок горькой обиды и разочарования.
        Постойте, замечательные похвальные отзывы дипломной комиссии можно в терапевтических целях расклеить на обоях и… благополучно забыть. Хотя…. Зачем так грустно? Хорошая идея — написать позитивные мысли о себе на четырех стенах спальни и каждый день, проснувшись — напоминать — какая ты исключительная и единственная на свете.
        Исключительная и единственная, самая умная, красивая, необыкновенная и желанная, самая, самая… самая… только ТЫ, Маша.
        Маша пыталась вспомнить, когда к ней в первый раз пришла мысль о привороте.
        О ужас! Каков переход! Ну извините, первоначальный пафосный настрой героини меняется. Все очевидно, когда речь заходит о несчастной любви.
        Слово то какое чудное…приворот… Привести к своим воротам, к своим дверям чужого человека?
        Вчера, когда шла в полном душевном смятении с его дня рождения? Или уже давно, когда поняла, что этот мужчина никогда не будет принадлежать ей, потому что не сводит восторженных глаз со своей красавицы жены?
        Что за ерунда — приворот? Могла ли она в процессе изучения в первом МЕДе химических процессов происходящих в человеческом мозге, считавшая, что может управлять этими исключительно подотчетными материальным теориям реакциями не только медикаментозно, но и путем обычного терапевтического внушения или доверительного разговора, в любое время суток предугадать всевозможные человеческие модели поведения, могла ли она подумать, что сама будет вынуждена отвернуться от рационального, от не требующего доказательств, от аксиомы и искать помощи у запредельного, иллюзорного, опасного подобно обманчивому тонкому льду, припорошенного первым снегом мира??
        Вряд ли, Маша Фогель могла представить, что связь с Денисом может завести ее так далеко… Зачем было шесть лет учиться, не спать ночами, пытаясь уяснить, понять и правильно интерпретировать теории доктора Фрейда и Шопенгауера, практиковаться ежегодно в психиатрическом диспансере, слушая каждого безумного теоретика, сочинять и доказывать собственную идею о преемственности любви и добра, чтобы спустя некоторое время после ее защиты осознать, что она сама — как личность ничтожна и повержена в прах… Что стоила ее образцово показательная, оцененная по максимальной шкале, награжденная похвальными рецензиями дипломная работа — "Помощь жертвам активного манипулирования психикой" теперь, когда реальная жизнь повергла заслуженного теоретика, отличницу и именную стипендиатку Фогель ниц, не дав ни малейшего шанса для реабилитации ее собственных придуманных идей преемственности Добра и обязательной, неизбежной наказуемости Зла. Да конечно, Зло наказывается, но порой столь незаметно и несущественно, что создается впечатление, что муки совести испытывают лишь те люди, кто изначально смирились с наказанием.
        Приворот, быстро, стопроцентно, гарантированно… кем гарантированно? Самим?
        Падшим и не порабощенным? Вечным оппонентом и противником? Кто вечный изобретатель быстрых и легких путей к достижению цели? Кто еще таким глупым способом постарается заполучить очередную человеческую Душонку?
        Но разве кто- то из нас задумывается о том, что скучный, занудливо-долгий путь правды извилист, тернист и безрадостен, а стоит лишь на блаженный миг закрыть глаза, а перед ними ОН, герой сладких девичьих снов, желанный и манящий, любимый и единственный, последний… мы абсолютно уверенны в том, что именно последний, и это определение толкает нас к той заманчивой черте, перейдя которую чаще из-за элементарного любопытства и наивной вере в безнаказанность, мы навсегда меняем свою и чужую жизнь. Темный Ангел обладает завидным терпением, он бессмертен и вездесущ, он всегда получает те Души, которые сами, словно мотыльки радостно летят в его искушающие пламенные объятия…. Почему излишнее любопытство никогда не считалось пороком?
        Мы начинаем искать легкие темные пути, считая их самыми правильными, справедливыми, заслуженными ночными страданиями и мокрыми от слез подушками. Мотивируя свой выбор лишь одним безапелляционным высказыванием — Почему кому то позволено все, и чем я хуже?? И абсолютно забываем о искусно расставленных ловушках…
        Я отвлеклась, нижайше прошу прощения.
        Маша уже несколько раз останавливала себя, что подсознательно, в любой газете или журнале ее взгляд притягивают яркие рекламные объявления о возможности осуществления любой мечты, будь то Вечная Любовь, Все Деньги Мира или Вечная Слава. Каждому свое… Не правда ли?
        На протяжении долгого времени ее рациональный материализм, воспитанный родителями и закрепленный в процессе обучения заслуженными профессорами боролся с неистребимой подсознательной верой в чудеса, с верой в Другой Мир, в котором возможно все по мановению волшебной палочки всемогущей волшебницы, феи из любимых детских книг, тех что до сих пор она бережно хранит под кроватью. Лишь стоит покрепче зажмуриться и прошептать….
        Тсс… каждый шепчет свои сокровенные слова, не так ли?
        Но дальше разглядывания объявлений и чтения ссылок в Интернете дело не шло…
        Недалекое прошлое Маши Фогель
        Денис Морозов. Кто же он? На первый взгляд- привлекательный мужчина тридцати пяти лет. Прямые темно русые волосы, вечно падающие на янтарно-карие золотистые глаза, привычным жестом обоих рук заправляемые за уши рисуют обманчивый романтический образ. Но нет — перед нами надменный красавец чуть выше среднего роста с волевым подбородком, совсем не подразумевающим стойкий характер, с натренированным в зале крепким телом, с обаятельной открытой улыбкой и морщинками вокруг тянущих в безумие глаз. Искренний, если не лезть особенно глубоко в душу, сексуальный до предела, идеальный УБИЙЦА одиноких тридцатилетних женщин.
        А еще, он муж, ее одноклассницы, Ирины, вечной отличницы, бывшего председателя комсомольской дружины и первой красавицы в школе…, ныне успешного топ менеджера строительного консорциума. А разве, по — другому могло быть? Разве мы ищем легких путей? Только в сказках прекрасные принцы одиноки и истосковались в поисках Тебя единственной. Стоит захлопнуть потрепанную книжку, как они тут как тут, женатые, счастливые, уже давно нашедшие любимых, раздобревших на царских хлебах принцесс, но продолжающие, тем не менее, жадно взирать по сторонам, в надежде перехватить лакомый кусочек, что случайно сам закатился под ноги.
        Бедная Маша, не сдалась сразу, безусловно, она боролась с собой и с искушением, шагнувшим, словно убийца из-за угла. Идеально точное определение придумал великий Мастер неожиданному недугу под названием Любовь. Она прекрасно понимала, что ее затягивает в бездну, но пустота априори была притягательна и желанна.
        Разве мы можем предугадать, когда именно стоить быть настороже и включить охранные инстинкты, не идти темным опасным переулком, чтобы, говоря возвышенно, не впасть в грех. Смешно бороться с Темным Прекрасным Ангелом. Вечный враг и мудрый учитель столь искусен и изворотлив, что готовит нам западню в самом неожиданном месте.
        Но выбор остается всегда…
        Бедная Маша Фогель не могла предположить, что несколько лет назад, приведя свою дочь на день рождения Кирилла, сына Ирины Кушнир, познакомится там с Денисом, новым мужем королевы класса. Познакомится не совсем точное слово, она лишь будет обожжена его случайным янтарным взглядом, он не скажет ей в тот вечер ни слова, только будет внимательно следить за ее передвижениями по квартире и заниматься своим делами. А химия уже начнется, процесс замещения кислот белками и самопроизвольной выработки эндорфинов будет запущен, мимолетная встреча взглядов, таинственный миг проникновения двух миров друг в друга, божественное или дьявольское провидение…. Часы начнут отсчитывать Время Начала или Конца.
        Выбор за тобой, детка!
        Потом пройдет несколько лет, и их судьбы вновь пересекутся. Случайная встреча в спортивном магазине за покупкой горнолыжного костюма положит начало новому продолжительному этапу знакомства, длящемуся до сих пор.
        На этот раз Денис будет более общителен и удостоит Марию нескольких слов приветствия и даже даст совет, какую именно марку лыж и обмундирования предпочтительнее в этом году приобрести. На невольно возникший вопрос — а в следующем разве будет другая?  — он не удосужится ответить, видимо посчитав его нелепым.
        Маше, у которой почти остановится сердце, останется удивляться, как он вообще снизошел до общения с ней. Ира, его вечная спутница, широко улыбнувшись, снисходительно посмотрит на Машу
        — Подруга, ты что? Горы требуют денег. Принято почти каждый год менять костюм и дрова.
        — И ты это делаешь?
        — Я? Нет, я предпочитаю покупать классику, она не стоит тех денег, что ты сейчас собираешься потратить на себя, поэтому на несколько лет я могу быть спокойна…
        Ира Кушнир легко и изящно по щелчку пальцев в очередной раз сможет смешать бывшую одноклассницу с населением за плинтусом. Маша потупится и вновь отругает себя на чем свет стоит. ПОЧЕМУ рядом с ней, почему рядом с Иркой Кушнир она постоянно чувствует себя ничтожеством??? Почему? Ведь она живет по средствам, экономит на дочку, не ворует, не стяжает на больных, но ПОЧЕМУ именно этот человек способен легко и непринужденно унизить ее в любой момент, начиная со школьной поры и теперь спустя десятилетия? Что в ней самой не так?
        Видимо почувствовав, что допустила бестактность, Ира в тот раз, дружески обнимет Машу и тихо скажет
        — Машуль, брось, не парься, ты же не общаешься в тех кругах, где каждый следит, кто в чем был одет год назад! Покупай куртку за трешник и не горюй! Для Яхромы потянет.
        Маша криво улыбнется, успокоить Ира тоже умеет по — особому, добавив горчинки. А подружка продолжит быть неожиданно нежной и доброжелательной.
        — Слушай, Мань. А что ты завтра вечером делаешь? Заходи к нам. Динька решил индейку запечь, он мастер в этом деле, давай, приходи, потрещим о наших бывших немножко! Сто лет не виделись.
        С этой встречи все тогда и началось.
        Они жили совсем недалеко от Маши. Ира, работая на богатых мира сего успела купить еще одну квартиру в построенном по соседству доме и переехала туда со всем семейством, сдав старую. Деньги всегда идут к деньгам.
        Подходя к новому двадцати двух этажному строению, Маша испытывала легкий страх, она еще никогда не пересекала границу между бедностью и богатством, между повседневностью, обыденностью и неординарностью, новизной. Потому что дом, возведенный на месте снесенной пятиэтажки, был поистине впечатляющ.
        Кирпичный, с просторными застекленными лоджиями, с большим садом, усаженным розовыми кустами и частной парковкой, с вездесущей охраной, у шлагбаума для машин и для посетителей в подъезде.
        Сказав, что хочет подняться к подруге, Марии пришлось ответить не только на несколько наводящих вопросов, но и дождаться, пока охранник поговорит с Денисом и соизволит пропустить ее к сверкающему сталью и неоном лифту. Тогда Маша, поднимаясь на одиннадцатый этаж почувствовала себя если не наемным Рамшаном, рабочим, штукатурящим здесь потолок, то точно разносчиком пиццы или новомодных суши. Однако новая богатая жизнь диктовала свои законы, сунувши нос в чужой монастырь, будь любезна их принимать….
        На самом деле все оказалось не так и плохо. Ира немного задерживалась на работе, а Денис, встретивший девушку, олицетворял саму любезность. Он с радостной улыбкой, моментально осевшей в сердце, приветствовал ее на пороге, и предупредив смущение,  — Иры еще нет, но, не переживай, Маш, сейчас я ей брякну, предупрежу, что ты пришла… кстати, индейка уже почти готова, давай, бегом, помоги мне!  — предложил мягкие тапочки из овчины и пригласил на кухню. Она не узнавала этого человека.
        Они легко говорили обо всем, как будто были уже лет сто знакомы, и Маша не переставала удивляться, глядя на Дениса, казавшемся ей ранее чопорным снобом, гламурным денди, рафинированным метросексуалом, презрительно наблюдающим за копошащимися рядом людишками. Она радоваться, что на самом деле он обычный, очень обаятельный и приятный в общении мужчина… который нравился ей все больше и больше. И это притяжение не было связанно с вновь открывшимися чертами его характера, хотя, конечно, они этому только способствовали, отнюдь, притяжение ПРОИСХОДИЛО само по себе… Оставайся, он холодным неприступным камнем, то его невольное присутствие рядом, все равно было способно перевернуть всю душу глупышки наизнанку.
        Скоро пришла ее бывшая одноклассница, задержавшаяся из- за выступления на отчетном совещании в холдинге, и вечер продолжился уже втроем.
        С того дня они не расставались дольше, чем на неделю. Им нравилось общаться всем вместе, сидя то на маленькой уютной кухне у Миши, то на огромной стеклянной лоджии у Ирины с Денисом.
        Для Маши стало откровением, что Ирина Кушнир на самом деле не высокомерная и стервозная красотка, а обычная счастливица, по воле судьбы попавшая в круг небожителей. Выигравшая далеко не случайный Джек пот. Ее как единственного ребенка в семье, мать — одиночка воспитывала на свой лад, скормив девочке с молоком идею, что она лучше, умнее и красивее всех, поэтому маска Королевы навеки приросла к лицу, и, что греха таить, позволила ей добиться определенных успехов в жизни. Она привыкла играть ведущую роль с пеленок. Мама заложила фундамент, сделала бесценный подарок — воспитала уверенность в себе. Ирина росла программированной на успех.
        Маша, удивленная не прекращающемуся, и точнее сказать все учащающемуся общению с семьей Кушнир, не могла взять в толк, что кроме ума и умения слушать людей привлекает к ней красавицу Ирину. Возможно, женщина привыкла играть на контрасте, выбирая себе менее симпатичных подруг, чтобы каждую минуту, даже во время досуга продолжать самолюбование и выглядеть неподражаемой? Задать вопрос напрямую из-за врожденной деликатности Маша стеснялась и позволила себе надеяться, что именно ее профессиональные данные как опытного психолога привлекли внимание успешной подруги, а не заурядная внешность, служащая выгодной декорацией.
        Чем дольше они общались с Ириной, тем откровенной та становилась.
        Постепенно, даже не пытаясь задавать наводящих вопросов, Маша узнала все подробности ее встречи с Денисом, их безудержной страсти, желания, возникавшего в самых неожиданных местах и удовлетворяемого незамедлительно (это такой экстаз, подруга — быть в любой момент замеченными). Маша слушала ее своеобразную исповедь с удивлением, одновременно желая прервать ее, и в тоже время невольно наслаждаясь подробностями смелых эротических фантазий. Постепенно, толи в благодарность за искренность собеседницы, толи за то, что сама привыкла изначально хорошо относиться к людям, Маша почувствовала растущую симпатию к Ирине. И это неприятно удивило бедную завистницу. Пора признать очевидное, Мария Фогель всегда завидовала удачливой сверстнице, а теперь еще и невольной сопернице. Низкое пакостное чувство глубоко пустило корни в ее неискушенной душе, разрастаясь подобно всеядной полыни.
        И вот однажды она поняла, что пропала. Теплое дружеское отношение к женщине, упрочняющееся от встречи к встрече и неясное томление, желание быть рядом, слушать, утопая в прищуренных янтарных глазах ее мужчины — эти чувства противоречили друг другу и не были приемлемы для Марии Фогель, ежедневно пропалывающей в своей душе огород, избавляясь от навязчивых сорняков.
        "Его глаза цвета виски, глаза цвета счастья…", набившая оскомину мелодия не давала покоя.
        Надо было срочно что-то решать, но понятие решать предполагает наличие элементарного выбора, а его то по большому счету у Марии не было. Единственный выход — прекратить отношения, свести их к нулю, и постепенно вырваться из колдовского обаяния Дениса. Иначе… тупик… катастрофа. Но для окончания отношений полагалось найти разумную причину.
        Маша допускала для себя возможность флирта с женатым мужчиной, но с мужчиной незнакомой женщины, чужой, невидимой, далекой, а не приятельницы, уплетающей пирожки на твоей же кухне. Необходимо как можно быстрее, под любым, даже самым нелепым предлогом, прекратить встречи, ставшие в последнее время регулярными.
        Но эта мудрая мысль, рождающаяся каждое утро в голове Марии, так и не могла пройти должную трансформацию и оформится в слова, которые надо произнести на очередное приглашение пройтись вместе по парку или сходить в театр на премьеру.
        Она постоянно откладывала разговор, намерено оттягивала момент откровения. Момент выбора.
        А потом неожиданно наступил день, когда Мария поменяла первоначально принятое решение.
        К тому времени не только Ирина была с ней откровенна, но и Денис с большим удовольствием просиживал с Машей вечера. Они говорили обо всем на свете, начиная с его веселых рассказов о хулиганском детстве, проведенном в бараке на окраине города, особенного восторженного времени с ободранными коленками, вечными уличными драками, заканчивая разоренными садами и первым украденным поцелуем под цветущей сиренью. Он часто жаловался на суровую властную мать, забросившую воспитание сына ради карьеры партийного работника. Жмурился от радости, вспоминая о службе в армии и бережно хранящемся дембельском альбоме, о верных друзьях, оставшихся с ним на всю жизнь, о пресловутой дедовщине. Тяжело вздыхал, рассказывая о неудачно сложившейся первой семье, разводе и, наконец, надолго замолк, перед тем как признаться в неожиданном леденящим душу одиночестве в итоге второго брака.
        Об этом Денис упомянул лишь один раз. Его новая жена оставалась идолом, кумиром, самой главной женщиной в жизни. Подобную паву он никогда еще не встречал и до сих пор не мог понять, почему Ирина снизошла до него и пригласила в свою жизнь.
        И лишь иногда наступали моменты, когда он хмурился и произносил
        — Знаешь, Маш. Почему-то только тебе могу сказать, как иногда бывает страшно. Накатывает абсолютная пустота, холодная, как… могила. Я боюсь умереть, так и не поняв, для чего я вообще жил. Я очень боюсь умереть в одиночестве… Так важно, чтобы кто- то держал тебя за руку…
        В этот момент сердце Маши сжимали боль и сострадание, но больше всего ее мучило непонимание, что не хватает этому привлекательному, состоявшемуся мужчине, живущего по его словам с самой прекрасной женщиной на свете, не нуждающегося ни в чем, до конца жизни обеспеченного не только куском хлеба, но и бокалом хорошего вина на десерт. Денис был тогда для нее непрочитанной, лишь начатой захватывающей книгой, и женщина надеялась не настаивая на откровенности постепенно докопаться до истоков его периодически возникающей депрессии и тоски.
        В тот осенний вечер к ней заглянула одна Ирина, предварительно предупредившая о своем визите довольно натянутым голосом по телефону. Машу немного покоробил официальный и безапелляционный тон топ менеджера, но и невольно заинтриговал, любое неожиданное немотивированное проявление эмоций в первую очередь привлекало ее с профессиональной точки зрения.
        Через час Ирина уже раздевалась в темном коридоре, поставив у зеркала бутылку армянского коньяка.
        Маша предложила ей слегка перекусить, но Ирина вежливо отклонила угощение.
        На самом деле натянутость, которой опасалась Маша так и не возникла, скорее всего, звонившая из офиса Ирина еще не отошла от роли руководителя и перенесла тон беседы на свою подругу.
        Расслабленно откинувшись спиной на мягкое сидение кухонного уголка, перед Машей сидела сейчас очень уставшая и внезапно постаревшая женщина тридцати трех лет с идеальными чертами лица Шерон Стоун.
        Рюмка душистого напитка мягкими теплыми волнами пробежала по телу и позволила Маше набраться решимости и начать разговор первой.
        — Ирин, что — то произошло? Та сама не своя?
        — Брр, холодно. Замерзла в машине. Давай — ка повторим по одной… Вот, отлично, передай лимон.
        — Ир, если я могу тебе как-то помочь, то не стесняйся — говори. Ты же знаешь, слушать — это моя профессия.
        — Да, слушать ты точно умеешь, это всем известно…
        Маша немного смутилась, но промолчала
        — Да ничем ты мне, подруга, помочь не сможешь! Что ты время назад повернешь? На один щелчок, вернешь мне мои двадцать пять? Что молчишь? Медицина бессильна? То-то дохтур…сидите и молчите
        Первая нелепая мысль, дурная и страшная, что возникла у Машки в голове, была, что Денис нашел себе молодую девочку и признался в этом жене… Маша сама невольно содрогнулась от этого предположения. Но, нет, все оказалось намного прозаичнее, но не менее трагичнее для Ирины.
        — Эта молодая тварь, длинноногая и жопастая, эта беспринципная зассыха посмела обойти меня, Маш!!
        Маша удивленно смотрела на в момент взбесившуюся Ирину, боясь попросить объяснений. Она впервые видела подругу в таком взвинченном экзальтированном состоянии и старалась изо всех сил принять правильную линию поведения, чтобы не рассердить ее еще больше.
        Вспышка внезапного гнева пошла на убыль, и Ира продолжала
        — Ты же знаешь, что для меня значила моя позиция в компании! Сколько я вытерпела, через что я пошла, чтобы занять ее? Я не под кого не ложилась, слышишь?  — это не мой принцип — ноги раздвигать ради карьеры и что… в оконцовке?? Эта коза грудастая, ни опыта, ни образования, ничего, кроме молодости и хамства, на корпоративе нашего Царя облагодетельствовала и в дамки! Она теперь со мной в одном кабинете сидеть будет, мне ее рожу смазливую каждый день видеть, Маш!!
        Я не вынесу этого. Мало того на Париж ее кандидатура вместе с моей заявлена, я эту прошмандовку и во время вояжа наблюдать вынуждена буду, пока она царскую кредитку доит!! Короче, полный аут, подруга. Я во второй обойме с сегодняшнего дня.
        Маша тяжело вздохнула, переводя дух.
        Всего то…
        — Ир, погоди, давай разберемся. Тебе понизят зарплату? Нет. Ты же и так немало получаешь, не в пример мне, врачу из поликлиники. Твоя карьера не пойдет, как запланировано быстро вверх? Возможно, да. Однако у тебя есть неоценимое преимущество — опыт. Надо будет искать другие пути. Но, ты же знаешь- ничего не бывает постоянного. И жизнь всегда подбрасывает нам различные варианты, мы каждый день стоим перед выбором, и я пока не вижу ничего страшного из случившегося с тобой.
        — Маш, скажи, вот ты такая умная, да? Так почему в такой заднице торчишь?
        Каждый месяц гроши считаешь от зарплаты до зарплаты?
        Маша болезненно сжалась.
        — Что молчишь? Сказать нечего? Да потому что я права, как всегда. Запомни — я всегда права.
        Маша молчала и думала — Это уже диагноз — почему ты сейчас сидишь у меня в гостях и на желание помочь отвечаешь высокомерным хамством?
        Девушка терпеливо ждала продолжения. Как врач она понимала, что в данный момент говорит не Ирина, а ее боль с легкой руки алкоголя вырвавшаяся на свободу, ее задетое гипертрофированное самолюбие вмиг развенчанной Королевы, которую попросили спуститься с пьедестала, указав на скамейку запасных. Красавицы, лишившейся всех заслуженных регалий, плавно перешагнувшей в бальзаковский возраст.
        Да, Королевы стареют намного болезненнее Серых Мышек.
        Тяжело уступать трон, лучше на нем умирать, чтобы войти в историю. Но это уже ты загнула, Мария Сергеевна.
        Ирина, излив на подругу ушат бессильной злобы, решительно налила себе очередную рюмку и не чокаясь на одном дыхании проглотила.
        Кризис миновал, подумала Маша и не торопясь, пытаясь сохранить спокойствие из-за невольно нанесенной ей обиды, достала сигарету. Ирина последовала ее примеру.
        Некоторое время они молча курили, думая каждая о своем.
        Наконец, нервно затушив окурок, Ира, заглянула Марии в глаза
        — Ладно, Маш, не обижайся! Ты здесь не причем. Просто ты одна можешь меня выслушать и понять. С тобой я могу быть обычной, такой какая я есть на самом деле. И говорить могу по человечески. Мы же с тобой ничего не делим. Да, подруга?
        Маша вздрогнула
        — Что?
        — Я говорю, мы же с тобой ничего не делим, так ведь?
        — Да, Ир, делить нам действительно нечего…у нас с тобой совершенно разная жизнь
        — То-то и говорю. Я очень ценю, что ты есть, Маш. И Денис тоже ценит. Кстати, мы совсем забыли о нем, сейчас наберу — скажу, что зависла на часок
        Давай наливай, что сидишь. У меня есть желание расслабиться, а у тебя?
        Пожалуй, лучше с ней сегодня не спорить.
        Маша быстро наполнила рюмки и подняв свою, сказала
        — Ир. Давай выпьем за Дениса, тебе повезло с ним. Первый раз встречаю человека, который с такой любовью и теплом каждый раз отзывается о своей жене.
        — Ага. Давай. Только могу тебе сказать, дорогая, у него выхода другого нет.
        Маша удивленно взглянула на подругу.
        — Что смотришь? Да. Именно так. Он же альфонс. Ха — Маш. Да ради Бога — не делай ты такое несчастно — удивленное лицо! А то ты не в курсе, что я полностью содержу его??
        — Нет, я не знала. Он же работает? У него магазин…
        — Ага, работает, за пятьсот долларов в месяц! Да он в казино в один вечер больше спустит. О чем ты говоришь?!!
        Маше стало не по себе. Денис играет? Она первый раз слышала об этом.
        — И часто он ходит в казино?
        — Да нет — кто бы его туда пустил. Жопе слова не давали.
        О Господи…
        В этот момент Маше стало противно не от того, что она узнала о тайном пристрастии Дениса, ей до невозможного неприятно стало находиться в обществе Ирины, злой, зарвавшейся, пьяной, говорящей наконец то, что лежало глубоко запрятанное на душе, и всегда было скрыто под вежливой маской. Отвратительные слова, которыми она охарактеризовала человека, ни разу не сказавшего о ней ничего дурного вызвали невольный рвотный спазм. Маша отвернулась в стороны, спрятав лицо, боясь выдать истинные мысли.
        Даже если предположить, что Денис зависит от нее в материальном плане… Это не давало ей права так оскорблять его в отсутствие. Постоянное желание самоутверждаться наиболее примитивным и доступным способом приобрело сейчас уродливые формы.
        Бог ей судья, но именно в этот момент Маша поняла одну простую вещь, она не сможет отказаться от общения с Денисом. Никогда и ни за что. Ради Нее точно не сможет.
        Выбор за тобой, детка! Бинго!!!…Выбор сделан….Один ноль в пользу Темного Джокера…
        В продолжении того вечера она очень много интересного выслушала о ранее неизвестных подробностях совместной жизни Ирины Кушнир и Дениса Морозова, на этот раз не о интимных деталях их сексуальных развлечений, а об истинных причинах его развода с прежней женой, о том, как Денис в одну ночь бросил свою семью и переехал к Ирине, потому что Она поставила такое условие! О неприятии его ребенка. На кой шут мне она нужна — своего мало что ли? О том, как Ирина спускала вниз с лестницы обезумевшую от горя женщину, старающуюся вернуть своего мужа, как она издевалась над его неопрятно и бедно одетой, неумытой дочкой, иногда приходившей навестить папу. Маша молча слушала откровения пьяной озлобленной из-за собственного бессилия перед возрастом женщины и все более утверждалась в своем выборе. Когда Ирина оставила ее дом, Маше захотелось провести генеральную уборку, потому что все зло, что витало вместе с сигаретным дымом в воздухе, казалось, прочно осело на стены маленькой двухкомнатной квартиры.
        На некоторое время их совместные встречи прекратились. Маша не жалела об этом. Она еще долгое время находилась под тягостным впечатлением от откровенного разговора с подругой. Не могла избавиться от мысли, что Ирина так же жалеет о нем, потому что подалась слабости и выложила все грязное белье на стол перед человеком, которого она, по словам хоть и ценит, но считает много ниже себя по положению и статусу. Ира Кушнир посмела унизиться перед посредственностью. Маша была лишь удачным фоном, оттеняющим ее возвышенную божественную индивидуальность, так было всегда, начиная со школьной скамьи и заканчивая сегодняшним днем.
        Безусловно, Мария понимала, что на самом деле Ира слабый, впечатлительный и очень ранимый человек, скрывающий истинное лицо под удобной маской хладнокровной доминирующей стервы. Возможно, только Денис знал ее настоящую, потому что любил? Да и подруга- психотерапевт, потому что прекрасно разбиралась в хитросплетениях человеческой психики, в огромном ассортименте носимых людьми защитных обличий. Тем не менее, врожденная слабость и подсознательная неуверенность в себе не давала гордячке право унижать близких людей.
        Восприятие влюбленной Маши было искажено и далеко от объективности.
        Прошли недели после того вечера, когда наша героиня поняла, что ситуация меняется и если она сейчас не позвонит Денису, то возможно, их встречи действительно прекратятся, как и планировалось в самом начале. Но момент принятия прежнего разумного решения безвозвратно миновал и Мария признала тот факт, что отношения с Денисом продолжатся, несмотря на то, что он муж ее…подруги… нет вряд ли. Она не сможет теперь называть ее подругой. Ее приятельницы, так будет точнее. Она в очередной раз сделала выбор, предпочтя путь совестливой предательницы.
        Ей был легко сделать этот шаг. А у вас разве — нет?
        Два ноль, малыш! Я веду!!! Даю последний шанс!
        Когда в трубке раздался его хриплый голос, Машино сердце на миг остановилось, а потом понеслось по ухабам.
        — Алло?
        — Денис, привет.
        — А привет! Как дела?
        — Да, все нормально, а у вас?
        — Без изменений.  — и замолчал.
        Маша растерялась, она не могла найти слов. Впервые Денис говорил столь отрывистыми фразами, как бы заканчивая разговор, еще не начав, не задавая ни одного встречного вопроса, не интересуясь ничем. Маше стало холодно и неуютно. Ей бы сейчас все закончить… Ей бы создать себе другой образ…
        НО.
        — Ну ладно, если все хорошо, я рада. Передай от меня привет Ире.
        — Ммм. Вряд ли. Она улетела в командировку. Как куда — в Париж. Ты разве не знала?
        Пора было прервать неудачный разговор, чтобы совсем не испортить ситуацию. Остановись!!!
        Но Денис неожиданно сказал
        — Маш, ты не против зайти сегодня вечерком ко мне? Посидим на балконе как всегда, перетрем новости? Умница, я рад. Все, жду к семи. Позвони снизу от охранника.
        Увы…
        Маша неуверенно отключила трубку. Ее восторженное, радостное сердце — обезумевшая птичка готово было выскочить из груди. Какая же ты дура!! Сразу же согласилась! Стоило ему поманить тебя пальцем, и ты побежала как дрессированная собачонка! Цирк дедушки Дурова да и только!
        Но ругать себя можно было бесконечно, что стоил гнев рациональной и разумной половины Маши перед радостью половины Маши влюбленной и счастливой от того лишь, что через пару часов будет рядом с Денисом сидеть на его балконе, пить вино, смотреть на луну и снова разговаривать обо всем на свете, о прочитанных книгах, о фильмах, о своих пациентах, о его одиночестве и о вечной любви к Королеве. Все равно о чем — главное находиться рядом с ним, дышать его воздухом.
        — Детка, ты меня окончательно разочаровала…
        Время шло.
        А потом наступило 30 августа, эта дата навсегда останется в ее голове, потому что в этот день случилось неизбежное, исподволь желаемое и крайне опасное. В этот день дружба между Машей и Денисом закончилась, потому что ей на смену пришла страсть.
        Когда они вместе вошли в лифт, Денис нажал на кнопку стоп и быстро, со всей мощью своего натренированного тела вжал ее в угол кабины. Маша от неожиданности не поняла, что происходит, почему его губы страстно ищут ее, почему она вся мокрая от его поцелуев, почему он начал ее судорожно раздевать?
        Конечно, она мечтала о Денисе, рисовала его в своих почти ежедневных эротических фантазиях, но эти мечты не были связанны со страстными объятиями и насилием в грузовом лифте. Поэтому, она растерялась и признаться честно была сильно разочарована. Незадача…Это должно было случится, но не столь банально и пошло! Но к сожалению, ее друг был не из тех мужчин, которые привыкли отступать, он, несмотря на слова отказа, которые лишь дразнили его гипертрофированную самонадеянность, продолжал настаивать на близости.
        — Маша, ты же сама этого хотела, я видел, иди ко мне! Я больше не мог терпеть, малыш.  — голос Дениса дрожал от волнения, а его руки лихорадочно скользили по сжавшемуся в углу телу напуганной женщины.
        Потом, как гром среди ясного неба Маше вспомнились слова Ирины.
        "Он имел меня везде, где хотел, представляешь, какой это кайф! Везде, в самых неожиданных местах!"
        Между Марией и пылающим от страсти Денисом моментально выросла стена. Женщина собрала в кулак всю оставшуюся у нее волю, схватила мужчину за локти и с силой оттолкнула от себя. Как только ей это удалось, она поймала его безумный взгляд и твердо произнесла
        — Денис! Слушай меня внимательно. Смотри на меня!! Сейчас ничего не будет. Я не могу так. Не умею. Прошу тебя остановиться.
        Он попытался вырваться и вновь поймать ее губы, но Маша увернулась и повторила громче и четче
        — Денис, ты меня понял? Включи лифт. Мне пора домой.
        Потребовалось некоторое время, пока смысл услышанного дошел до его возбужденного перенасыщенного тестостероном мозга. Он медленно отошел в сторону, прижался спиной к противоположной стене лифтовой кабины и без сил опустился на корточки. Некоторое время он просидел низко опустив голову, потом, придя в себя поднял на Машу красные измученные глаза и не произнес больше ни слова.
        Марии было неизвестно, чем закончился тот вечер для Дениса. Возможно, вернувшись домой, он выплеснул свою неизрасходованную сексуальную энергию на жену, дождавшись ее с работы. Для нее самой вечер закончился перемежающимися друг с другом истеричным смехом и слезами прощания с прошлым, потому что случилось неизбежное — их дружбе пришел конец, а то, что должно появиться ей на смену сформировалось лишь в душе у девушки, но не у Дениса. Хотя в одном они были едины — они оба вступили в неизбежный период предательства. И как долго он продлится- не ведомо никому.
        Недалекое прошлое Ирины Кушнир
        — Ир, ты меня, конечно, извини, но, сколько можно не замечать очевидного! Между прочим, ты находишь причины ревновать своего Дениса, если он заходит ко мне, хотя, я как на ладони, вся на виду, всего лишь соседка по лестничной клетке… а то, что Маша просиживает у него вечера, тебе параллельно?
        — Светик, я его ко всем ревную, и к тебе и к ней, к любому движимому и недвижимому. Потому что ни одна баба еще мимо него спокойно не прошла.
        Неужели ты думаешь, что я не учла этот факт, выходя за него замуж? Я обычно просчитываю каждый шаг, дорогая. При попытке прыжка влево или вправо — мой дорогой и горячо любимый муж останется не только без крыши над головой, но и без любимых трусов от Дольче. Я же говорила тебе, что мы подписали с ним брачный договор об отказе от любых претензий на мое имущество с его стороны в случае развода.
        — Да это понятно, Ириш. Но только он не дурак, до развода он дело не доведет.
        Я вообще не о том речь веду. Почему ты ей позволяешь приходить к нему в твое отсутствие?
        Ирина тяжело вздохнула и вытащив сигарету из пачки, взглянула на Светлану.
        Они были знакомы уже года два, с момента переезда в новый дом. Муж Светланы Игорь так же занимался строительством и зарабатывал по нынешним временам не мало, что позволяло его жене и взрослой дочери не работать и жить в собственное удовольствие, которое заключалось в ежедневных походах по магазинам, спа- салонам, массажным кабинетам, а в случае матери так же в регулярном потреблении большого количества алкоголя.
        В любой момент, поднявшись к Светлане — можно было быть уверенной, что трезвой она тебя домой не отпустит. Поэтому, когда сюда забредал Денис, присутствие жалостливой соседки, регулярно подливающей в рюмку, сердобольно охающей и поддакивающей своему собеседнику, вызывало у Ирины куда больше опасений, чем разговоры на философские темы с недалекой Марией. Тот факт, что Маша всю жизнь была не от Мира сего, Ирина уже приняла и не обижалась, когда ее подруга пыталась давать "профессиональные" советы, как следует поступать в той или иной жизненной ситуации. Блаженная дурочка, вечно гоняющаяся за романтическим призраком идеального мужчины, дожившая до тридцати трех так и не понявшая, что все в жизни надо хватать первой, за все надо драться, рвать зубами. Если не ты, то Тебя все подряд и куда попало!
        Но в тоже время именно это качество наивного, смотрящего на жизнь влюбленными доверчивыми глазами ребенка и привлекало ее в Маше, рядом с ней она чувствовала себя чище и спокойнее. Рядом с Машей было уютно, как в детстве. Пахло пирогами и молоком с медом.
        А вот сейчас в обществе старающейся из- зо всех сил помочь советом Светика ей стало душно и тоскливо.
        — Ладно, соседка. Закроем эту тему. Если честно, то Денис у меня любитель женщин, но женщин особых, ухоженных, утонченных. А она? Ты видела ее руки? Боже мой, кажется — она никогда не была в кабинете у маникюрши. Не говоря уже о педикюре…. полагаю с ее зарплатой это недостижимо. Свет, мы с ней даже рядом не стояли. Он на такую рохлю как на женщину не польстится, а так — пусть трещат, мне безразлично.
        А если что- то выкину к чертовой матери! Пусть возвращается к своей Юльке. Хотя поздно, говорят, она снова замуж вышла. Но это его трудности.
        Света встала со стула и подойдя к холодильнику, насыпала в вазочку колотый лед.
        На ее бесцветном бледном лице появились пунцовые пятна, первая реакция на алкоголь.
        — Не знаю. Не знаю… смотри… как бы потом не пожалеть, Ириш.
        Недалекое прошлое Марии Фогель. Продолжение
        Маша шла по парку под руку с Леной, своей самой лучшей подругой, с которой не только просидела все десять классов за одной партой, но и стала крестной матерью ее сына.
        Уже наступил октябрь, но погода пока баловала москвичей, теплое ласковое солнце золотило верхушки лип и играло переливами в бордовой листве кудрявых кленов. В выходные в парке, что находился недалеко от них, всегда было много народа. Пожилые пары, тихо идущие по аллеям и бережно поддерживающие друг друга под руки, лихо гоняющие тинэйджеры на роликовых коньках, семьи с детьми и колясками, праздно шатающиеся молодые люди с неизменными банками пива. Играла музыка, и ряженые клоуны радостно зазывали маленьких гостей в парк аттракционов. Надо, надо пользоваться последними теплыми солнечными деньками и от души повеселиться, подготовиться к наступлению долгой и хмурой зимы.
        Музыка, аттракционы и клоуны — как добрые посланцы из далекого детства, всегда наполняли душу покоем и предвкушением праздника. Так и сейчас Маша на несколько мгновений вернулась в прошлое, во рту появился вкус сливочного мороженного, лучшего в мире, из Детского Мира, куда мама возила ее на метро за обновками, и на первом этаже этого волшебного магазина разрешала прокатиться на сказочной карусели. Это была добрая традиция, элемент магии, предвещающий покупку нового платья или туфелек, а возможно, если повезет окончательно, то и куклы Люськи, что до сих пор стоит на самой верхней полке и ждет, ждет Машу….И в один из дней, кукла пришла к ней на День Рождения. Поэтому, когда Маше становилось плохо, она, не смотря на то, что у нее самой уже взрослая дочь, всегда приезжала в сказочный магазин на Лубянке, где сбываются все мечты.
        — Маш, я тебе перебью, извини. Просто не терпится поделиться новостью. У меня начинается новая жизнь, новая страна, это как смена эпох, буду изучать ее от корней, от истоков, как же иначе я смогу рассказать пришедшему ко мне клиенту, почему именно Швейцария соответствует всем его чаяньям…
        — Здорово, Лен. У тебя жизнь всегда в непрерывном потоке, в вечном движении! А я — словно в трясине…. Работа, дом, работа, дом. Даже пациенты последнее время меня не радуют, ни одного интересного случая, ничего неординарного, только и заполняю в анамнезе: сезонная депрессия, затяжной невроз, абстинентный или панический синдром. Время сейчас такое, народ или спивается или от страха за будущее сходит потихоньку с ума.
        — Маш, тебе надо просто — напросто поменять работу. Иди в коммерческий центр, сейчас полно обезумевших от денег и безделья дамочек, готовых любые деньги платить, лишь бы выслушали ту чушь, от которой у них мозги набекрень…неужели, у тебя нет связей? Попробуй через бывших сокурсников устроиться!
        — Да. Я знаю, я уже думала об этом. Мне недавно Володя Смирнов звонил, он сейчас глав врач в крупном центре реабилитации, звал в штат. Представь, ближайшее Подмосковье, старый особняк, перепрофилированный под элитную психиатрическую клинику… Берег реки, березки, сосенки, санаторий одним словом… Сразу на тысячу евро в эквиваленте, представляешь?  — для меня это нереальные деньги. Я обещала подумать, скорее всего, соглашусь. Потому что, боюсь, столько мне никто больше не предложит. Только мне надо минимум еще месяц у себя отработать, пока смену найду. Вот такие дела… Единственный минус, каждый день на электричке туда и обратно трястись…
        — Маш, дорога — не самая главная беда, зато сколько денег сразу, обязательно соглашайся.
        Лена, взяла покрепче подругу под руку и добавила.
        — А теперь, моя дорогая, расскажи, что у тебя с Денисом, если хочешь, конечно.
        — Очень хочу, мне жизненно необходимо с тобой это обсудить, потому что я… Лен… я чувствую, что, я в полной…. безысходности. Если не сказать хуже… Меня загнали в угол!
        — Отлично. Давай поподробнее, уверена, не все так плохо, как ты полагаешь.
        Неужели его жена что-то узнала?
        — Нет, в том то и дело, она ни о чем не догадывается, или делает вид… Мне кажется даже, что она стала еще больше доверять мне, она еще более откровенна, участлива. Лена, я чувствую себя последней дрянью. Мне безумно стыдно, что я за ее спиной, с ее мужем…
        — Так, стоп! Во — первых, я никогда не поверю, что Кушнир прониклась к кому — то симпатией, кроме собственного отражения в зеркале, во-вторых, почему ты винишь себя в случившимся?? Не надо забывать, что будь в их семье лад да любовь, он бы даже не взглянул на тебя, согласись, что на фоне Ирины Владимировны ты просто не видна, ты молекула, извини, но кроме меня тебе никто правду не скажет. Что ты чувствуешь к нему? Полагаешь — это чувство взаимно? Вот, что сейчас главное.
        Маша некоторое время шла, низко опустив голову и подыскивая слова.
        Лена терпеливо ждала ее ответа, покрепче прижимая к себе острый локоток подруги.
        — Знаешь, у него недавно было день рождения, помнишь я говорила, что голову сломала над подарком…
        — Да, и что ты, в конце концов, купила?
        — Ничего, я нарисовала пастелью… желтого клоуна, играющего на скрипке, грустного Арлекина. Надеюсь, что мой подарок еще не в помойке…
        — Маш, почему так пессимистично? Не сомневаюсь, что получилось как всегда здорово!
        — Да, мне самой понравилось, он застыл на последнем аккорде, беспомощно воздев вверх руки. Кажется, что музыка только что перестала звучать…
        — Ну и? Что было дальше?
        — Ну и… Все было как всегда замечательно, по высшему классу. Вкусный стол, отличные дорогие напитки, караоке, весело и непринужденно. Мы пели, танцевали, смеялись как сумасшедшие…Но, когда я уходила… Он обнял меня при всех, прижал к себе и не отпускал несколько минут, уткнувшись в шею. И только когда его жена встала из за стола и сказала — Маш, отойди от моего мужа!  — он, рассмеявшись, опустил руки. Но, слава Богу, Ирина так же смогла обернуть случившееся в шутку и мы расстались без скандала… но, теперь я понимаю, что наступил предел…
        — Да, дорогая моя, вот эта ситуация мне уже не нравится. Хотя, возможно, он смог разрядить обстановку, подарив ей прекрасный секс.
        — Возможно, но меня напугало другое, Лен. Когда я стояла, прижавшись к нему, в моей голове существовала только одна единственная мысль — наступила ВЕЧНОСТЬ. И стало очень спокойно. Потому что мне показалось, что наши души связаны. Вспомнив его, вспомнят меня и наоборот. Извини за плагиат. Это было очень странное ощущение, как будто будущее сплелось с прошлым, царит безвременье, бесконечность…
        — О Господи! Подруга, только не ищи мистику там, где ее нет. Это просто любовь, Маш. Обычная человеческая любовь — злодейка.
        — Именно злодейка, потому что в глазах всех я предательница и разлучница. Хотя в последнюю очередь хочу разрушить его семью. Я прекрасно понимаю, что не смогу с ним жить, он слишком разбалован ее деньгами, своим ничегонеделанием, перегружен постоянным само копанием, вечным стремлением проанализировать каждую ситуацию и разочарованием в уже совершенных поступках. Самокритичным анализом, но при всем этом пассивностью по отношению к жизни. Все проблемы существуют только в его голове, в реальности их нет, они иллюзорны и превращаются в прах лишь одним волевым желанием. Но это желание у него никогда не появлялось. Вся его жизнь представляет собой бесконечный бег обезумевшей от золотого колеса гламурной, упакованной в фирменные лейблы белки. Шаг в сторону, и обреченность испарится как утренняя дымка. Но этот шаг он никогда не сделает. Его клетка во сто крат уютнее мира вокруг, где придется быть мужчиной, нести ответственность за происходящее…
        — Злая штука — любовь. За что тогда ты его так ценишь?
        — Сама не знаю. Мне органически его не хватает. Он словно наркотик, кажется, что миллионы невидимых нитей протянулись от его тела к моему, мы крепко связаны на энергетическом уровне, если таковой существует. Я даже издали чувствую, когда ему плохо, за несколько секунд слышу его звонок, могу предугадать, что он скажет, подумает… Какой именно фильм или передачу смотрит по телевизору в данный момент, потому что я так же включу именно эту программу…Вот где мистика Лен, я пропала — ты теперь видишь?
        — Да, дело зашло действительно далеко. А в плане… интима? Извини за вопрос…
        — Это непередаваемо. Лучше его у меня никого никогда не было. Я не могу подобрать слова, извини. Что-то неземное…
        Некоторое время женщины шли молча, шурша опавшей листвой и думая каждая о своем.
        Лена о том, как повезло Машке — скромной, застенчивой, вечно во всем сомневающейся тихоне — художнице встретить настоящую, но явно роковую любовь, это без сомнения была именно она, одна на всю жизнь. Можно уже предположить, чем закончится ее история. Один шанс из ста, что благополучно….хотя, чем черт не шутит.
        Маша о Нем, она не могла сейчас вообще ни о ком думать, кроме Дениса Морозова. Она смертельно заболела им.
        — Итак, Мария Сергеевна, Вы просите у меня совета? Отлично — я Вам его дарю совершенно бесплатно.  — Лена пыталась говорить бодро и оптимистично, несмотря на внутреннюю тревогу
        — Оставь все как есть, потерпи, не предпринимай сейчас никаких шагов, не форсируй ситуацию, пусть жизнь сама расставит всех на свои места, и поверь, это будет справедливо. А вот если вмешаешься, то равновесие нарушится и все может полететь в тартарары!
        Поняла меня???
        — Да,  — бессильно выдохнула Маша.
        Недалекое прошлое Ирины Кушнир. Продолжение
        Даже в кошмарном сне я не могла представить раньше предстоящую ситуацию? Не узнаю себя, какого шута я повелась на совет алкоголички и еду сейчас на другой конец Москвы? Ближний свет — Текстильщики! И еще согласилась взять ее с собой? Ну не высаживать же теперь по дороге? Она потом мне весь мозг съест…
        — Ириш, вот здесь сверни, пожалуйста, направо, в арку — быстро сказала, внимательно следящая за дорогой Светлана — и не торопись, мне надо вспомнить — какой именно подъезд. Я была здесь год назад, помнишь, когда мой Игорь с новой бухгалтершей замутил? Так я быстро его в чувство привела, родненького!
        В начале марта красный Опель Ирины медленно въехал в обычный московский двор — колодец на юго- востоке столицы, лавируя между плотно припаркованными машинами жильцов, и гуляющими мамами и бабушками с детьми. Было воскресенье, и возможность пристроить собственное авто в чужом дворе практически равнялась нулю, что еще сильнее разозлило и так находящуюся с утра на взводе Ирину. И вдруг, о чудо, маленький желтый Пежо выпорхнул из укромного уголка и двинулся к выезду, Светка резво замахала рукой — Ира! Давай, быстро, на его место. Ну, Слава Богу. Видишь все сегодня для нас, значит правильным путем идем, подруга!  — добавила она бодрым тоном и тяжело дыша вылезла из машины, вытирая потное раскрасневшееся от долгой дороги лицо.
        Ирина, осторожно открыла дверь машины и, убедившись, что ее новые сапоги не пострадают от лужи, стянутой коркой льда, посреди которой ей удалось припарковаться, широко шагнув, ступила на асфальт и огляделась. Дом как дом, крепкий, кирпичный, сталинской постройки. Но уже явно требующий капитального ремонта, некоторые его балконы заметно просевшие под тяжестью хлама, заботливо хранящегося на них, невольно угрожали жизни не только своим хозяевам, но и несчастным прохожим, проходящим под ними в подъезд.
        Света взяла ее под руку и решительно потянула под ближайший козырек. Пошарканная, местами подбитая фанерой дверь скрипнула и резкий запах кошачьей мочи сразу же привел Ирину в чувства, сморщив от омерзения нос, она угрожающе произнесла:
        — Дорогая, у тебя две минуты, чтобы довести меня до ее квартиры — иначе меня стошнит прямо на твою новую шубу. В жизни бы не поверила, что в таком хлеву живет хваленая ведьма!
        — Тише, забыла предупредить, что у нее в квартире около пяти кошек, может сейчас еще больше…
        — Так это они здесь все обсосали??
        — Ир, мой тебе совет — будь с ней повежливее. Она действительно ведьма и очень знающая.
        — Посмотрим… Веди!
        Поднявшись на четвертый этаж, женщины остановились перед дверью номер 19, украшенную художественно надорванным по всему периметру дерматином и вылезающими из дырочек кусочками ваты.
        Нда… подумала Ира, представляю, какой бедлам я сейчас увижу внутри этой берлоги… и тяжело вдохнула, презрительно сморщившись.
        Светлана, как будто прочтя мысли подруги, хитро ей подмигнула — потерпи немного, и нажала дверь звонка.
        Слабое птичье чириканье послышалось по ту сторону двери, и ничего не последовало. Света более настойчиво и чуть дольше подержала кнопку и немного смущенно глянула на Иру — ничего не понимаю, я же только сегодня утром с ней говорила — она сказала, что ждет.
        Ирина закатила в нетерпении глаза и уже готова была броситься к выходу из смрадного подъезда, как дверь тихо открылась, и маленькая серая мордочка котенка просунулась в отверстие и с любопытством подняла на стоящих женщин мутные детские глазки. Увидев незнакомок, котенок стремглав юркнул назад в квартиру.
        В проеме двери появилась молодая женщина, одетая в голубой велюровый спортивный костюм, с мокрой головой обмотанной полотенцем.
        — Извините, я в ванной была — не сразу услышала. Это вы мне с утра звонили? Проходите, не стесняйтесь, вот здесь тапочки — будьте любезны… А ну — кыш — мелюзга!
        Женщина пропустила посетительниц внутрь и угрожающе потопала ногами, прогоняя любопытных котят, заполонивших небольшой коридор.
        Ирина нерешительно вошла внутрь, приготовившись к страшной картине бедности и разрухи, но с удивлением поняла, что разорванный дерматин двери и обшарпанный подъезд удачно маскировали уютные, со вкусом обставленные апартаменты в плавном стиле ар-нуво. Коридор был небольшой, но очень светлый, оформленный в пастельных бежевых тонах.
        — Давайте знакомиться — меня зовут Ирина — женщина широко улыбнулась и пригласила обоих в гостиную.
        — Меня тоже… Ирина.
        — Отлично, мы тезки. Это даже к лучшему. Проходите, не стесняйтесь. Вы к кошкам как относитесь?
        Ирина невольно улыбнулась, именно кошек она предпочитала, но не в таких безумных количествах.
        Хозяйка правильно интерпретировала ее улыбку.
        — Хорошо, не буду злоупотреблять Вашим терпением. Сейчас прогоню лишних, оставлю с Вашего позволения лишь Дымка, он мой проводник.
        Проводник? Куда?  — чуть не задала вопрос Ирина, но вовремя одумалась.
        Обе женщины уютно расположились на мягком диване, пока хозяйка, прихватив большого серого перса освобождала гостиную от других лохматых домочадцев.
        Обычная квартира, как у многих москвичей со средним достатком, скорее всего оформленная приглашенным дизайнером. Мягкая мебель, современный журнальный столик из толстого гнутого стекла, плазма в углу, пирамидка дисков, все линии интерьера обтекаемы, комфортны, ни одного острого угла, ничего особенного, где же ведьминские атрибуты? Полутьма, свечи, вездесущий хрустальный шар, где весь загадочный антураж, который показывают в фильмах или передачах о сверхъестественном? Может, Света ошиблась и привела меня к обычной любительнице — гадалке? Легкое разочарование заползло в душу.
        Выгнав последнего котенка, Ира, не выпуская взрослого пушистого кота из рук, подвинула кресло к столику и села.
        Ее влажные длинные волосы, были аккуратно убраны за уши, открывая красивое узкое лицо с высокими скулами, немного крупным носом, совсем ее не портящим, приятный пухлый рот добавлял необычайный шарм, делал женщину весьма соблазнительной.
        Ирина натолкнулась на внимательный изучающий ее взгляд светлых, слегка отливающих изумрудом глаз и невольно вздрогнула.
        — Ну и? Сударыня, в чем Ваша проблема? Подруга вкратце обрисовала ситуацию, но мне важно услышать формулировку от Вас, тезка!
        Неожиданно наступила тишина. Ирина, обычно всегда смелая и решительная, замялась и никак не могла сформулировать суть проблемы. Простая на первый взгляд просьба становилась перегруженной деталями. Как спросить — Проверьте — любит ли мой муж другую — если сама даже не веришь в возможность ясновидения? Ирина чувствовала себя полной идиоткой, что она здесь делает? Ведущий топ менеджер консорциума, лишь один взгляд которой вызывает страх многочисленных подчиненных, их преклонение, граничащее с подхалимством, и легко перешагивающим эту грань, их заискивающую лесть, покорность и уважение. И сейчас она, Королева, вынуждена признаться, в невольном поражении от рук самой что ни наесть среднестатистической серой мыши? Тяжело сделать шаг, чтобы даже косвенно допустить возможность такого позора и унижения.
        Хозяйка квартиры, не отрываясь, внимательно смотрела на смутившуюся гостью, нежно поглаживая, Дымка за ушками. Наконец, она широко улыбнулась и спросила
        — Ира, а когда Вы запирались в кладовке, прячась от дотошной домработницы, то думали, что все принцессы должны быть спасены благородными принцами, а потом обязаны отомстить своим обидчикам, не так ли?
        Ирина подняла на хозяйку испуганные, полные недоумения глаза. Какого черта?
        — А еще, когда Вы смотрели на себя в зеркало, то не была ли Вашей любимой героиней Мачеха из Белоснежки? И о волшебном говорящем зеркале Вы точно мечтали! Я права?
        — Да,  — испугавшись, выдохнула женщина.
        Светлана с улыбкой смотрела на нее — ну я же говорила, она супер!
        — Итак, в сторону смущение, тезка. Выкладывайте и не тяните — мое время стоит дорого.
        Покрасневшая смущенная Ирина, достала из сумочки фотографию, запечатлевшую смеющихся Дениса и Машу на его последнем дне рождения, которую она взяла по совету Светланы, и молча положила ее перед хозяйкой.
        Та протянула к ней холеную руку украшенную острыми, как стилеты гелиевыми ноготками и подцепила ими снимок.
        Ее красивые зеленовато-голубые глаза внимательно начали изучать фото, а правая рука несколько раз совершила странные пассы — она будто что-то трогала на поверхности бумаги, пыталась сдвинуть. Это продолжалось несколько минут, пока ведьма не подняла на Ирину смеющиеся глаза и не спросила
        — Ну и что Вы хотите от меня, сударыня?
        Ира вдруг начала заикаться от волнения
        — А ч-ч то Вы мне можете сказать о…
        — Ничего особенного, сударыня, все ясно как Божий день. Обычная история, банальная до оскомины. Вас, пардон подвинули в сторону, забыв об этом спросить? Не так ли?
        — Не знаю, я пришла к Вам, чтобы узнать, что связывает этих двух людей.
        — Хм. Как бы поточнее ответить на Ваш вопрос, так, чтобы все стало понятно человеку не сведущему (Ведьма хитро взглянула на помрачневшую Ирину)  — пардон, сударыня, не хочу Вас обидеть, но Вы действительно полный ноль в ситуации, в которую попали. И не надо сердиться, если бы Вы почаще сомневались в правильности своих поступков, то, скорее всего, сейчас бы мы не разговаривали. Итак… что связывает этих людей?
        Попытаюсь пояснить как дилетанту — их связывает прошлое, оно у них общее, но Вам это понять сложно, поэтому буду более доступной — этих людей связывает особая нить, основанная на душевном, но и не побоюсь предположить, кровном родстве. Так понятно?
        Ирина неуверенно кивнула.
        — Что значит кровном? Родственном?
        — Пока не ясно, не обращайте пока на мои слова особого внимания, это лишь гипотеза. Экспромт.
        — И это все?
        — Нет не все. Это невозможно не увидеть и не почувствовать, слишком четко ощущается тепло, исходящее от ее лица. Это может означать лишь одно — любовь. Женщина любит Вашего мужа. Все просто. С ней ничего поделать нельзя.
        — Что значит просто? Мне это совсем не просто! Надо с этим что — то сделать. Я заплачу. Сколько Вы возьмете?
        — Подождите, дорогая Сударыня, скоро мы дойдем и до расценок, но вначале обсудим поточнее поставленный диагноз.
        Итак, эта женщина… как ее имя? Маша… Мария… Фамилия? Отлично… - вот Вам лист бумаги и ручка — пожалуйста, напишите ее полное имя, отчество, фамилию и даты рождения, и не улыбайтесь, мы заведем настоящее, как в отделении милиции дело на Вашу подружку.
        А что касается исправления ситуации, то варианты следующие — и оба требующие хирургических методов. Резать — к чертовой матери, не дожидаясь перитонита!! Шучу!! Первый вариант- устраняем ее, не надо так удивленно смотреть на меня! Вы надеюсь, пришли сюда не в куклы играть? Да, мы устраняем ее полностью, дарим ей хроническую болезнь, полностью переключающую ее энергетику с Вашего мужа на спасение собственной жизни.
        — А второй?  — спросила глухим голосом бледная как смерть Ирина.
        Ведьма весело рассмеялась
        — Обожаю смотреть, как меняются лица заносчивых и самоуверенных особ, когда дело запахнет жаренным, Вы сразу становитесь робкими и безобидными мышками. Боитесь наказания?? Увы… да, его не избежать…
        Второй вариант — мы переключаем его энергетику исключительно на Вас, Вы Ирина станете Богом и единственным судьей своему любвеобильному мужу. Кумиром, идолом, высшим Я. Мы замкнем на Вас все его чакры, сделаем его постоянным реципиентом. Но… но как и везде, в любом методе или применяемом лекарстве наличествуют противопоказания и побочные эффекты. О которых многие мои коллеги по цеху предпочитают скромно промолчать, зарабатывая на жизнь, но я дама честная, меня с детства приучили говорить правду во избежание грубого наказания.
        А так же я добрая и пушистая — поэтому предупреждаю.
        Любое решение, которое Вы сейчас примете, мы письменным образом закрепим за Вами, Ирина Владимировна Кушнир, ой, опять удивились, да нет — здесь чуда нет — Светлана мне сказала Ваше полное имя по телефону. Вы письменно подтвердите свою ответственность за выбор и мою скромную роль лишь как исполнителя Вашей воли.
        В этот момент Ирина наткнулась на жесткие цепкие глаза ведьмы, лезущие ей прямо в душу. Смутившись, она посмотрела вниз и вздрогнула от второй пары прищуренных желтых огней с расширенной поперечной полосой, следящих за ней.
        Окружили, демоны — мелькнула в ее растерянной голове странная мысль — осколок.
        — Хорошо, говорите — а по факту примем решение — стараясь казаться уверенной, произнесла Ирина.
        — Узнаю бизнес вумен. Итак, по факту — позиция номер раз — наказываем Машу. Гарантия успеха в силу моего годами накопленного опыта — 100 процентная. Противопоказания — Любовь. Мы косвенно убьем Любовь, точнее она сама себя изживет, если Маша озаботится своим существованием и стремлением выздороветь. А это как ни крути преступление против Господа нашего. Убить Любовь, что убить Человека — один грех. Не тобой подарено, не тобой и взято будет. Но тем не менее, забрать можно, но как известно из школьной программы — на каждое действие найдется противодействие, и в данном случае — мой Вам совет — не надо воздействовать на женщину. Повлияв на Него, мы косвенно накажем и Ее, но это уже относится ко второму варианту.
        Не перебивайте меня! Терпение никому еще не мешало. Теперь о побочных эффектах.
        Все просто, найдя внешнюю причину болезни, Маша сможет при желании избавиться от нее, я же не самая сильная в нашем цеху, есть коллеги и могущественнее, кто знает — куда ее приведет судьба во спасение. Известные со школы физические законы нарушатся — в нашем колдовском случае действие по своему злодеянию приведет к тройственному откату, который, следуя подписанному договору, автоматически перейдет на Вас. Готовы ли Вы, Мадам, прилечь на больничную койку уже не с хроникой, подаренной заклятой подружке, а допустим, с онкологией или со прогрессирующим слабоумием, с болезнью Альцгеймера? Брррр…мяу!
        Вряд ли… Поэтому — не будем рисковать.
        Остается — второй вариант, более щадящий. Мы делаем классический приворот Вашего мужа на Вас и одновременно остуду на Марию Сергеевну. Знакомы с таким понятием?
        Поясню, любое воспоминание, прямое или ассоциативное о ней будет вызывать в Денисе, допустим, рвотный инстинкт как о соприкосновении с гнилым мясом или клубком копошащихся червей. Веселая картина, признаю, главное беспроигрышная! Мы одним выстрелом убиваем двух зайцев — Бабах и все счастливы или несчастливы — кто знает?
        Потому что мало того, что мы изменим представления мужчины, перебив нити, что связывают сейчас голубков, мы лишим Машу возможности дарить Денису добро и тепло, и эти бесценные составляющие начнет поглощать ненасытная Пустота, Ничто, Бесконечность. И до тех пор, пока наша бедная девочка не обессилит и не начнет задумываться — почему все так тускло вокруг, грустно, ненастно, беспросветно? Но концов ей все — равно не найти, источника своих бед она не определит, потому что источник будет находиться в человеке, которого она продолжит любить, даже расставшись с ним. Как считаете, Ирина, достойна она такого наказания??? Изысканного, тонкого, ювелирно утонченного, филигранно- жестокого, наконец?
        Но щадящий смысл второго варианта в том, что Любовь мы не убиваем, мы предоставляем жертве самой совершить этот грех, чтобы выжить, выползти из замкнутого круга несчастий, или совершить божественный выбор, признать Любовь бескорыстную и так же выползти из тупика.
        У Ирины начала болеть голова от монотонного голоса ведуньи. Ее янтарноглазый кот не сводил с нее гипнотических прищуров и кривил пасть в волшебной чеширской улыбке. Еще секунда, и Ирине показалось, что он заговорит влажным британским диалектом.
        — Ничего личного, мисс. Just business…мррр
        Женщина зажмурилась и постаралась отогнать наваждение.
        — Не знаю. Мне раньше казалось, что все эти чары, привороты — для умалишенных или недалеких истеричных и романтических особ, не думала, что сама буду вынуждена заниматься этой чертовщиной!
        — Ну, всегда приходится с чего то начинать, Ваше Величество — мрачно ответила ей хозяйка и приподняла уголки рта подобно своему коту.
        — Мне надо подумать. В принципе, я не хочу делать ей плохо, она такая недалекая, наивная, доверчивая, ее дочка дружит с моим Кириллом с детского сада. Скажите, если все получится, как мы задумали, ей не будет слишком плохо?
        Ирина не узнавала сама себя, умоляющим голосом произнося эти слова.
        Хозяйка громко рассмеялась резко запрокинув назад голову, ее длинные русые, почти высохшие волосы, как крылья неведомой птицы поднялись вверх и мягкими волнами легли на плечи.
        — Да. Человечество не изменилось, как сказал великий Властелин, даже милосердие порой стучится в их сердца. Но, сейчас Ирина Владимировна, Вы находитесь по одну сторону баррикад, а Мария Сергеевна, пардон, по другую. Она Ваш потенциальный противник. А в любви, как на войне, знаете, все средства хороши. Но решать Вам, мое лишь дело предупредить и осуществить, заручившись Вашим письменным согласием. Давайте поступим так — Вы сейчас поедете домой, спокойно все обдумаете, а завтра до обеда наберете меня — вот номер. Нет — денег сейчас не возьму. Я привыкла осуществлять справедливый обмен. Пока что, я не заработала ни копейки.
        — Хорошо, можно задать Вам последний на сегодня вопрос?
        — Извольте
        — А Денис любит ее? Вы это можете почувствовать?
        Ведьма неожиданно мягко улыбнулась и тепло взглянула на Ирину.
        — А я подумала, что Вы забудете об этом спросить. И знаете что, я открою Вам лишь половину правды, не лишив себя удовольствия понаблюдать за муками Вашей совести при принятии решения и вынесении приговора ни о чем не подозревающему человеку. Да, ваш муж испытывает чувство, его образ теплый, но не горячий. Но я не скажу самого главного — к Кому! И не просите. Не лишу себя удовольствия помучить Вас, сотворив интригу, не указав на выход, позволив лишь Вам самой почувствовать себя Творцом Судеб. Хммм…. Не плохо прозвучало — Творцом. Или Палачом? Что Вам более нравится? Встаньте на ступеньку рядом со мной, Королева!! Это конец нашей встречи на сегодня. Решение за Вами.
        Ведьма, мягко столкнув с колен задремавшего Дымка, встала и молча прошла в коридор, всем своим видом давая понять, что визит закончен. Ира протянула руку за фотографией, но была быстро остановлена.
        — Постойте! Фотография должна остаться у меня. Это правило. Если Вы откажитесь — я ее просто сожгу. Но Вам ее в руки более брать нельзя. Она теперь мое потенциальное поле боя.
        Ирина послушно отдернула руку, толкнула задремавшую на мягком уютном диване Светлану, и прошла к выходу.
        — Спа…
        — Стоп!  — резкий, если не сказать грубый окрик остановил испуганную женщину,
        — Зарубите себе на носу, Ирина Владимировна. Это слово неуместно в нашей ситуации. И не произносите его всуе. Бог вас безусловно спасет…и в самый неожиданный момент, когда его меньше всего об этом просят. Ну что же — жду звонка в случае любого, даже в случае отрицательного решения
        Проводив взглядом из-за кухонной занавески женщин, выходящих из подъезда, Ирина тяжело вздохнула и достала сигарету. Сегодня по настоящему поганый день. Зачем она только согласилась выслушать эту самовлюбленную обиженную красавицу? Но кто мог предположить, что ее семейная ситуация с виду обычная до оскомины на самом деле окажется неоднозначной и потенциально опасной?
        И теперь все зависит от решения, которое примет обманутая и униженная женщина, рассчитывать на безопасный вариант шансов очень мало, но все — же они есть… Будем надеяться, что разум делового рационального и реально смотрящего на жизнь человека возьмет реванш над нанесенной обидой и разочарованием. Дай то Бог, что она через некоторое время вернется к своему обычному восприятию реальности и посчитает сегодняшний визит к гадалке неудавшейся шуткой, своего рода развлечением…. Дай то… Тяжело вздохнув и выпустив в сторону форточки тонкую струйку дыма, Ирина решительно затушила окурок и взяла в руки телефон.
        — Добрый день, Борис Михайлович — через некоторое время произнесла женщина спокойным тоном.
        — Извини, что долго не звонила, просто не было ничего достойного твоего драгоценного внимания…У меня все отлично, спасибо. У Виктории пока без изменений, состояние не стабилизировалось. Если что — то будет нужно, то в первую очередь скажу тебе. А пока, пока не забыла — как прошла стерилизация Стешки, она нормально отошла от наркоза? Да, я знаю, Борис, этот ветеринар на самом деле опытный, он всех моих кошечек подкорректировал и не одного осложнения… я же дурного не посоветую, обижаешь… Отлично.
        Ты только ей корм купи, который я тебе советовала, у тебя название сохранилось? Иначе, проблем не оберешься.
        Итак, к делу, дорогой Борис Михайлович. Ты угадал, звоню тебе действительно с умыслом. Возможно, я тороплюсь, но тем не менее — интуиция мне подсказывает, что я нашла сегодня две Скользящие. Если честно — то лучше бы я ошиблась, потому что мне совершенно не хочется лезть во всю эту темень. Да… надеюсь…Фотография у меня, ты на всякий случай должен сам посмотреть, говорю, возможно, я ошибаюсь, но, поверь, тактильная отдача страшная. У меня рука практически обуглилась… и то, они там лишь смеются. Если, не дай Бог, клиентка мне закажет наговор, то я вынуждена буду отказаться…. Приезжай — сам потрогай! О какой тройной защите ты говоришь? Мне мало не покажется, а что про заказчицу говорить?… Нет, калечить я ее тоже не хочу… она пришла ко мне за помощью… Что делать, Борь? Разыграть представление, чтобы успокоилась?
        Хочешь, приезжай сегодня, проверь сам, если они Те, что делать дальше? Оставить в покое — легко сказать. Я бы за версту их обошла… Хорошо, перезвоню. Обязательно. Пока.
        Ирина аккуратно поставила трубку на базу, взяла ласкающегося Дымка на руки и тяжело вздохнула
        — Дымок- дружочек, черт меня дернул согласиться…
        Ирина вышла из подъезда с тяжелым сердцем. Ее не покидало ощущение, что она только что побывала в параллельном мире, где возможно все, наговоренная по желанию болезнь, смерть или напротив привязанность и любовь до гробовой доски. Исполняется любой каприз за деньги заказчика. Разве это возможно? Ирина шла с твердой уверенностью, что теперь любое желание действительно осуществимо, как на приеме у Золотой рыбки или на аудиенции у джина. Единственное отличие от сказочных персоналий заключалось в обыденном подписании договора купли желаемого — продажи осуществленного и в оплате по факту сделки.
        Полный маразм. До чего она докатилась?
        На обратном пути Светлана пыталась выпытать у нее подробности беседы с ведуньей, но Ирина резко и немного грубо оборвала ее вопросы. В последнюю очередь ей хотелось обсуждать случившееся с недалекой соседкой, лучше молча взвесить все за и против, поразмышлять об успехе и необходимости задуманного. Решить, стоит ли игра свеч?
        Стоит ли Денис прилагаемых усилий? Или может оставить все как есть и не морочить голову напрасными подозрениями? А принципе, куда более важна ее запланированная на следующую неделю поездка в Лондон на отраслевую конференцию, тем более, что Царь одумался и заявил на этот раз лишь ее кандидатуру. Выжал из молодого безмозглого тела все возможное и успокоился. Остается совсем немного времени, чтобы во- первых сменить гардероб, Ирине удалось скинуть ненавистные несколько килограммов, во — вторых подыскать компромат на потенциальных конкурентов-участников. Так что важнее? Твое будущее, продвижение по служебной лестнице? Или наказание не в меру расшалившегося и почувствовавшего свободу мужа? Ее красивой Вещи, которую легко украла у другой женщины, отмыла, одела, обула, упаковала, накормила и напоила? И где его благодарность? Нет — Вещи надо показать ее место, чтобы знала и не рыпалась. За все надо платить, за джинсы от Армани, за трусы от сладкой парочки Дольче с Габанной, за поездки в Париж и Милан, за горы зимой, за море летом, ты забыл Денис — что за все ты мне должен пожизненно, сладкий мальчик….ты у
меня поплачешь кровавыми слезами…
        В этот момент ее размышление прервал телефонный звонок. Каково же было удивление Ирины, когда не дисплее определился номер Марии.
        — Ну да — на ловца и зверь бежит… чувствует кошка, чье мясо съела — под нос пробормотала Ирина, никак не решаясь ответить на вызов. Прослушав почти всю мелодию Доссена, она все же нажала на прием.
        — Алло, Вас слушают!
        — Ира, ты? Привет! Я думала — не дозвонюсь….Ты можешь говорить? Не отвлекаю?
        — Да, Маш, все нормально. Что-то случилось?
        — Да нет, слава Богу. Я что звоню. Недавно встречалась с Ленкой Сокольской, помнишь ее, надеюсь? Она через неделю летит в командировку в Швейцарию, в Цюрих. Так она может маме твоей лекарство поискать, ты говорила, что оно к нам не импортируется — а там оно в свободной продаже. Это еще актуально?
        У Ирины вдруг все поплыло перед глазами, и она была вынуждена резко припарковаться, чтобы успокоить внезапно заколотившееся сердце. Спящая сзади Светка недовольно поворчала, так и не подняв тяжелые затекшие веки.
        — О чем ты говоришь! Конечно! Спасибо, что вспомнила обо мне. А будет ли удобно просить Лену?
        — Конечно, удобно. Я ее предупредила, если что, ты ей сама наберешь и продиктуешь правильное название. Ее номер сейчас по СМС сброшу.
        — Отлично. Еще раз спасибо большое, Маш, что вспомнила…
        — Да, ладно — не за что. Как у вас дела?
        — Все хорошо, нормально, точнее, без изменений.
        — Отлично. Давай, пока.  — и подруга отсоединилась.
        — Пока, Маш. Пока.
        Ирина отложила телефон в сторону. Господи, что я творю???
        Ей стало тошно от одной только мысли, что она собиралась сделать с Машей, доброй и внимательной, ответственной к ее просьбе помочь с редким лекарством. Да, она недалекая и наивная дуреха. Ничего у них нет, и хватит мне слушать пропитую Светку, ей может примерещиться что угодно, пусть она лучше за своим Игорем следит, чем за моим… да и какое ее дело? В чем ее выгода? Поссорить меня с Машей или в чем то еще? Почему я никогда не думала, что Светлана сама преследует определенную цель, слишком часто зудит в уши о их связи, нет ли здесь подвоха? Не хочет ли она занять место исчезнувшей Маши и под сладкую рюмочку прибрать Дениса к рукам. Стоп! Хватит. Я действительно схожу с ума — не хватает мне начать его ревновать к пропитой и обрюзгшей соседке.
        Все, надо взглянуть на жизнь под другим ракурсом. У них уже больше недели не было секса и пора поразвлечься. Пожалуй, заеду я сейчас по дороге в Седьмой Континент, прихвачу бутылочку хорошего шампанского и фруктов. Почему бы нам не принять совместно ванну при свечах и развеять нелепые подозрения. Решено, так и будет.
        Высадив разморенную от дороги Светлану у дома, Ирина, сославшись на неотложные дела, поехала в магазин. Она уже предвкушала удовольствие от ласк Дениса, голова слегка кружилась в легком томлении и мысли немного путались.
        Спустя полчаса, она открыла дверь пустой квартиры. Первое неожиданное разочарование — Денис не дома, но — это было лишь начало конца, на мобильный он не отвечал, лишь монотонный и равнодушный голос автоответчика не уставал повторять, что абонент недоступен или находится вне зоны действия сети…. Горькое как полынь разочарование защипало в уголках глаз, скрутило горло Ирины, и она судорожно сглотнула комок обиды и подступившие слезы.
        В этот момент в ее голове нарисовалась страшная догадка, подсознательно, интуитивно, женщина уже знала, что она верна. Ирина решительно набрала номер Маши. Слушая длинные гудки, она предвкушала страшную правду, она будто видела их сплетенные страстью потные тела, их губы, слившиеся в жарком поцелуе, стоны, нежные слова… Знала, что так оно и есть.
        Через секунду Ирина уже шла к дому, где жила Маша, решительно переступила порог в темный подъезд и боясь дышать медленно поднялась на третий этаж. Она ловила себя на мысли,  — Какое странное ощущение, будто это происходит не со мной… словно это не я поднимаюсь по лестнице и нажимаю на кнопку звонка… Другая. С Ириной Кушнир такого произойти просто не может, ее муж не может сейчас трахать ее собственную подругу!! Это не моя история, кто-то глупо пошутил… так бывает, случается в мыльных сериалах или в бульварных романах, а со мной, прекрасной Королевой так не поступают…, я не достойна этой грязи…….. Ирина немигающими глазами смотрела на дверь и ждала.
        Маша открыла ей дверь лишь на третий продолжительный звонок и на угрожающие слова, что она в любом случае не уйдет отсюда до вечера.
        Опущенные в пол глаза пунцовой и уничтоженной Марии Фогель, судорожно придерживающий на груди махровый халатик, были главным доказательством страшной правды.
        Стоило Ирине взглянуть на бывшую подругу, услышать за прикрытой дверью в ее спальню легкий шелест спешно одеваемых вещей и уловить тонкий аромат знакомой туалетной воды, как привычный реальный мир рухнул и с дьявольским смехом покатился в преисподнюю… Ирина резко развернулась на шпильках и молча направилась к лестнице. В полной тишине, слыша лишь оглушительное, отдающее эхом до десятого этажа цоканье собственных каблуков, она вышла на улицу, а Маша даже не осмелилась молить о прощении.
        Не успев дойти до своего дома, она набрала записанный с утра номер.
        Через три гудка — ее тезка взяла трубку.
        — Здравствуйте, Ирина, я еще не успела по Вас соскучиться. Что-то случилось?
        — Да — Ирина сама не узнавала свой мертвый голос — я приняла решение…
        Она незримо почувствовала напряженное ожидание на другом конце, и хриплый голос собеседницы подтвердил ее догадку
        — Может быть, Вы позвоните мне завтра, как договорились? На свежую голову? Поспешить — как известно людей насмешить…
        — Нет, решение я не поменяю. Я заказчик — Вы исполнитель, не так ли? Отлично.
        Я выбираю вариант номер…два.
        Почему-то на том конце Ирине почудился легкий вздох облегчения, или ей показалось?
        — Заказ принят. Подчиняюсь Вашей Воле, Ирина Владимировна, будьте любезны через пару- тройку часов быть у меня для письменного соглашения. А сейчас запоминайте или лучше запишите, что необходимо захватить с собой…..
        Недалекое прошлое Марии Фогель. Продолжение
        Маша, стояла, вжавшись в стену в коридоре, боясь отступить от нее даже на шаг. Отойди она на миг в сторону, весь мир рухнул бы в тартарары, завертевшись в адском круговороте. Центр вселенной, центр равновесия, спасающий настоящее от неминуемого катастрофы, находился сейчас у нее на уровне плеч. Она с упрямым остервенением подпирала стену своего темного коридора, не позволяя реальности раскачиваться, спасая действительность от нарастающей амплитуды гигантского маятника, обладающего потенциалом тотального уничтожения всего сущего.
        Маша, стояла вжавшись в стену, став ее составной частью, она с полным отсутствием эмоций наблюдала как Денис быстро и молча оделся, не понимая глаз небрежно кинул в ее сторону вопрос — утверждение
        — Она меня не видела? Значит, меня здесь не было. Запомни! Меня здесь НЕ БЫЛО.
        Через секунду его действительно не стало. Запоздалый флер аромата мелькнул в воздухе и растаял, пустившись в вдогонку за хозяином, спасающим свою жизнь.
        Маша еще некоторое время в оцепенении смотрела на щелку полуоткрытой двери, ведущей на лестничную площадку, как на проход, тайную лазейку в другой мир, ставший только что чуждым, с запрещенным допуском, миром, параллельным ее собственному, недостижимым.
        Через секунду, коленки, о которых она и думать забыла, сломались, как хрупкие тростинки и тело Маши тихонько сползло на пол.
        — Пожалуйста, умоляю, дайте мне поплакать- последняя разумная просьба мелькнула в ее голове, перед тем как равновесие нарушилось и начал стремительный бег по безумному замкнутому кругу, маятник неизбежности все увеличивал амплитуду. Действительность трещала по швам и наконец подобно набухшей сверхновой взорвалась в ее обезумевшей голове, разлетелась на куски, унося в пустоту остатки сознания.
        — Или лучше умереть…
        — Ха, дурашка!!! Три ноль!! Нокаут!
        Недалекое прошлое Ирины Кушнир. Продолжение
        Ирина удивлялась, откуда появилась уверенность в том, что она точно не будет плакать, совершенно точно, она не будет плакать сейчас, потом что ей совсем не обидно, ей на самом деле сейчас очень легко. Легко от долгожданного осознания правды, от исчезновения мучавших столь долгое время скользких подозрений, сомнений, недомолвок. Все, наконец, то закончилось. Жить с правдой оказывается намного легче, намного разумнее, обоснованнее. Намного уверенней.
        Она почти уже выходила из дома, собрав по просьбе своей тезки кажется совершенно несовместимые друг с другом предметы, принадлежащие Денису. Его домашнюю затасканную почти до дыр любимую футболку, старую расческу, визитку, как ни странно, оставшийся со свадьбы, завалившийся за стопку постельного белья искусственный кружевной цветок, украшавший когда то ее собственную прическу, и пожалуй единственный логичный предмет из названного списка, их совместную фотографию, сделанную в самый сладкий год совместной жизни, во время страстного медового месяца, проведенного не только в роскошной постели отеля Шератон на Мальдивских островах…но и на белоснежном песке.
        — Привет малыш, ты уже дома?  — вдруг услышала она мягкий голос за спиной, заставивший ее вздрогнуть всем телом, изо всех сил сдерживая волну холодного омерзения, готовую накрыть ее с головой.
        — Почему не набрала мне на трубу? А то я с Джоном языками сцепился, сама знаешь, он пока про всех своих телок не похвалится — не отпустит.
        Резко, позволив на миг не сдержаться, Ирина повернулась к Денису и заставила себя взглянуть на него. Боже!
        Он, не мигая, смотрел на нее и радостно улыбался, искренне радуясь встречи.
        Лишь на одно короткое мгновение, в голову закралась тень сомнения, может быть, я ошибаюсь? Я же его не видела….почему я решила, что у Маши был он? Но, стоило ей вспомнить потухшие мертвые глаза бывшей подруги и витающий в коридоре аромат Гуччи Спорт подаренной ему на день рождения, как сомнения развеялись будто мимолетный туман. Наивная доверчивая дурочка не могла врать, ее молчание, ее простое молчание, выдало несчастную с головой.
        Денис подошел к Ире поближе, нежно прикоснувшись к щеке носом, глубоко вдохнул аромат ее кожи и прошептал
        — Девочка моя, я так устал от разговоров с Джоном, что всю дорогу думал о тебе,  — он настойчиво по хозяйски дотронулся до груди замершей в ожидании очередной порции лжи женщины и требовательно сжал ее предательски напрягшийся сосок. Нет!!!
        — Пойдем, малыш, у меня уже сил нет.  — прошептали его жаркие манящие губы.
        Ирина не понимала, почему вместо омерзения, которое вызывал оставшийся на его волосах чужой запах, в ней стремительно, подобно надвигающейся неумолимой лавине, подобно извержению нарастает неконтролируемое чувство желания. Чувство оскорбленного самолюбия, сублимированное в гипертрофированную мечту самоутвердиться, возымело неожиданный бурный эффект. Не говоря ни слова, молча, ожесточенно срывая с Дениса одежду, она толкнула его к кровати.
        Получив неожиданную разрядку, спустя полчаса стоя под упругими струями душа, она, рождаясь заново, смывала с себя остатки его страсти, предательской, но не менее сладкой и желанной.
        — Нет, дорогой, никому я тебя не отдам. Ты мой, только мой,  — твердила он как заклинание. И в этот момент, прислушавшись лишь к собственному подсознательном инстинкту, она промокнула оставшуюся на бедре маленькую каплю семенной жидкости носовым платком и быстро спрятала его в косметичку.
        Ирина тихо прикрыла за собой дверь чужой квартиры, более всего желая в этот момент остаться незамеченной вездесущими соседями. Она как можно скорее спустилась с четвертого этажа панельного дома — колодца на в юго- восточном округе столицы, не поднимая головы добежала до своей машины, и лишь захлопнув дверь, почувствовала небольшое облегчение. Как будто салон машины был способен отгородить ее опасного таинственного мира, что она только что оставила, от ее нескончаемых сомнений и опасений в совершенной страшной ошибке. Мимолетная иллюзия безопасности, но даже она была желанна.
        Облегченно вздохнув, чувствуя себя уже на своей территории, Ирина, достала дрожащими пальцами сигарету и глубоко затянувшись, прерывисто выдохнула дым.
        — Итак, во первых успокойся, дыши ровно, возьми себя в руки, черт подери, почему ты позволила себе расслабиться?? Ничего пока не произошло, и скорее всего, все это туфта, ничего не случится. Стоп, нет, я должна верить этой блаженной больной на всю голову ворожее, иначе, пардон потраченная мною сумма, эквивалентная поездки на распродажу в Милан, полетит ее же толстому коту под хвост. Все будет хорошо, я тебе верю, верю, ты всесильная…ведьма — колдунья… Тьфу, черт, как я могла во все это ввязаться? Я сошла с ума, надо быстрее убираться отсюда.
        Решительно повернув ключ в замке зажигания, Ирина не обращая внимания на взвизгнувшую за капотом дворничиху, резко вывернув руль, как можно скорее покинула двор колодец.
        Быстрая езда по Москве всегда приводила ее в чувства, заставляла сосредоточиться и подчинить разум простым отработанным со временем движениям. Инстинкт самосохранения за рулем отключал ненужные эмоции и давал мозгу передышку, совершая необходимую перезагрузку. Ирина давно открыла для себя эту панацею, почти от всех душевных дрязг и смятений, экстремальная прогулка по многомиллионному городу, езда на автопилоте на грани фола спасала ее не в первый раз. Сейчас она выручала ее от истерики, в которую бедняга готова была впасть, стоило лишь закрыть за собой дверь пропахнувшей кошками страшной квартиры.
        Куда делось то первое обманчиво ироничное ощущение от встречи с незадачливой колдуньей, вызывающей неловкое раздражение и насмешку, куда пропало чувство, что перед ней разыгрывают фарс или проще говоря надувают как последнего лоха… Сейчас все было по другому. Словно мир прошлого канул в Лету за порогом обычной сталинки.
        Управляя машиной, доверяя ее своему собственному неоднократно проверенному чувству супер контроля, Ирина постепенно восстанавливала картину произошедшего.
        По дороге на другой конец города она старалась не разу не усомниться в правильности принятого решения довести задуманное до конца, она подгоняла себя и машину, она не обращала внимание на спидометр и гневные сигналы подрезаемых по дороге водителей, она торопила время, стараясь как можно скорее оказаться перед желанной дверью в темном вонючем подъезде, будто опасаясь, что стоит ей затормозить и задуматься — решение моментально изменится.
        Следующий кадр. Она замерла перед дверью и с остервенением жмет на звонок, потому что это ее третья попытка, потому что ей никто не открывает дверь, словно опять давая шанс одуматься и пересмотреть свое решение.
        И наконец, распахнувшаяся дверь и совершенно незнакомая высокая, стройная, затянутая в темно-синее атласное платье, подчеркивающее идеальную точеную фигуру, женщина, возникшая на пороге, сдержанно улыбающаяся.
        Ирина Кушнир взглянув на нее с удивлением и с невольной женской завистью констатировала, что хозяйка в первую их встречу намеренно скрыла необычайную привлекательность изящно балансирующую на гране с нарочитой сексуальностью. В ней с первого взгляда чувствовалась великая женская сила, первородная, дикая, опасная. Будучи опытным игроком на этом поле Ирина, почувствовала рядом редкого и достойного соперника.
        — Извините, Ирина Владимировна, у меня был на столько важный телефонный разговор, что я не захотела его прервать. Проходите.  — услышала она знакомый голос ведуньи.
        Сдерживаясь из последних сил от внезапно нахлынувшей злости, стараясь не съязвить и не поставить зарвавшуюся шарлатанку на место, Ирина, глубоко вздохнув, переступила порог знакомой квартиры.
        И вот…
        Она сидит в полутемной небольшой комнате, освещаемой лишь мерцающим дрожащим светом четырех толстых свечей, расположенных по углам. Она не помнила, заметила ли она эту комнату при своем первом посещении, скорее всего просто не обратила внимания. На этот раз ведьма, провела ее прямо сюда, в маленькое квадратное помещение, единственными источниками света где были четыре, высокие красные свечи и мерцающий (Как это происходит? Где там спрятана лампочка?) стеклянный шар с заключенным в вечный плен атакующим свою невидимую жертву Скорпионом. Ведовской аксессуар стоял на небольшом квадратном столе в центре комнаты, покрытым кроваво красным бархатом с золотистой вышивкой… Узоры вышивки, замысловатые, выполненные парчовой золотой нитью, изображавшие совершенно незнакомые символы и слова, восхищали своим изяществом и тонкостью работы. Несомненно, они стоили немалых денег. Похожую красоту она могла видеть во Флоренции в маленькой ремесленной лавке, облюбованной знатоками, приезжающими со всего мир за рукотворными произведениями местных умелец, сохранивших мастерство, передаваемое из поколения в поколение со
времен Боккаччо и Джотто.
        Следуя жесту хозяйки, приглашающей ее сесть за стол напротив, Ирина опустилась на стул, не в состоянии отвести восхищенного взгляда от золотого узора, стараясь понять его тайный смысл.
        — Ирина Владимировна, не стоит так серьезно отвлекаться на вещи Вам совершенно неведомые и не нужные, нет смысла вникать в суть написанного древне арамейского охранного заклятия на моей рабочей скатерти, поверьте. Давайте не будем терять драгоценного времени, тем более, что у меня сегодня не только Вы в планах, но и еще одна несчастная обезумевшая от ревности дамочка.
        Холодные чуть надменные слова хозяйки заставили Ирину поднять глаза от красивой бархатного полотна. Скрывая, невольный гнев за прищуром глаз и вежливой улыбкой она взглянула на собеседницу.
        Та не скрывая наслаждением властью, снисходительно улыбнулась в ответ, заметив еле сдерживаемое раздражение клиентки.
        — Итак, перейдем к делу, Вы принесли все, что требуется? Отлично. Показываем…
        Резкий звук предупредительного сигнала справа заставил Ирину отвлечься от воспоминаний и вернуться в реальность. Ведя машину на автопилоте и уходя из перекрытого ремонтом левого ряда, она не обратила внимания на едущий довольно быстро в соседнем внедорожник, не ожидавший от нее резкого перестроения, гневно сигналящий, но все же дающий место для маневра. Привычный оскорбительный жест рукой, Ирина не продемонстрировала, она вежливо и виновато улыбнулась в зеркало заднего вида, надеясь, что разгневанный водитель быстро успокоится. Сил задираться и сражаться за право быть первой уже не осталось.
        Немного придя в себя, отдышавшись от резкого прилива крови, вызвавшего стресс, женщина вернулась к произошедшему.
        Она помнила лишь начало их беседы, главным образом свое состояние сходное с поведением нашкодившего виноватого ребенка, проказника, слушающего строгие указания учителя, Почему это ощущение тогда возникло, Ирина не могла восстановить в памяти. Скорее всего, распределение ролей произошло сразу, как она переступила во второй раз порог квартиры. Женщина постоянно ловила себя на мысли, что оправдывается, что заранее жалеет о происходящем. Властный требовательный тон хозяйки не давал ей перенять инициативу в диалоге, не давал ни одного шанса восстановить статус кво и начать говорить на равных.
        Она запомнила лишь начало, и то потому, что оно показалось ей смешным, излишне занудным и отчасти театральным.
        Хозяйка несколько раз попросила ее произнести вслух намеренье, точное пожелание, за исполнением которого Ирина ехала с другого края огромного города, не смотря на вечерние пробки. Это монотонное повторение казалось Ире нелепым и показным, но перечить она не могла, ее воля сейчас несмотря на внутренний протест практически полностью контролировалась сидящей напротив женщиной.
        Более всего ее поразило, что хозяйка трижды попросила произнести простую на слух фразу, прозвучавшую уже совсем по детски, фразу — это только ЕЕ воля и только ЕЕ решение, исполнение которого будет соответствовать только ЕЕ желанию. Да будет так!
        …море волнуется РАЗ, море волнуется ДВА, море волнуется ТРИ, морская фигура на месте замри!!!..  — мимолетное воспоминание о детском волшебстве настигло маленькую светловолосую задиру…
        Что за чушь!  — чуть не сорвалось у Ирины с губ, но женщина вовремя осеклась, с удивлением и испугом глядя на очень серьезное сосредоточенное лицо хозяйки, не сводящей с нее немигающих холодных изумрудов. Да она чокнутая больная шарлатанка, что я здесь делаю?  — еще одна мысль мелькнула в испуганной голове.  — Если прямо сейчас встать и уйти, она отпустит меня? Или уже поздно, уже закипел волшебный котел?
        — Отлично, Ирина Владимировна, так сказать необходимые формальности мы выполнили, договор, пусть не фактический, но не менее важный и легитимный
        (можете мне поверить в сотни и даже тысячи раз более крепкий чем подписанный на обычном А4 формате в вашем офисе) мы заключили. Ну что ж, теперь моя очередь как исполнителя Вашей воли приступить к своим служебным обязанностям…
        Хозяйка изящным движением руки, украшенной серебряным перстнем с летящей к тонкому, словно стилет ноготку колибри, достала из под бархатного покрывала несколько длинных палочек и две тонкие красные свечи. Через мгновение воздух заполнил сладкий пряный аромат восточных благовоний. Одновременно ведьма подожгла свечи и поставила их параллельно друг другу.
        Исходящий от дымящихся палочек и свеч аромат были столь приторный и тяжелый, что Ирина, почувствовав головокружение, испуганно схватилась за края стула, на котором сидела.
        — Не волнуйтесь, Вам ничего не грозит. Что может быть опасного в аромате вербены и пачули? Или плавящегося воска? Расслабьтесь и ничего не делайте, сидите спокойно и смотрите, если появится желание закрыть глаза — не беда, закройте, прислушайтесь к себе, к своим ощущениям, плывите по волнам сладкого волшебного аромата, фантазируйте, мечтайте, желайте несбыточное… сейчас Вам дозволено — Все. Вы во власти Великой Богини, откройте ей сокровенное чаяние.
        Подчиняясь монотонному голосу ведьмы Ирина закрыла потяжелевшие веки и сразу погрузилась в странное состояние полудремы, поддерживаемое волнами сладкого приятного аромата, мирным потрескиванием свечей и тихого шепота сидящей напротив женщины, шепота, состоящего из непонятных слов, произносимой ей на отрывистом грубоватом незнакомом свистящем наречье, напоминавшим мертвую латынь. Ирина потеряла счет времени, ей казалось, что странный полусон полуявь длится уже целую вечность, как вдруг резкий шипящий звук вывел ее из забытья. Она удивленно и испуганно взглянула на стоящую рядом с ней ведунью. Когда она успела встать из- за стола и незаметно подкрасться сзади? Та улыбалась, держа над ее головой тонкие, выполненные из зеленого полупрозрачного камня подсвечники с потрескивающими в них свечами.
        На столе в небольшой прозрачной чаше с водой лежал темный от пригара металлический предмет, издали напоминающий восьмерку из переплетенных змеек.
        — Смотрите сюда внимательно, дорогая моя. Что случилось за то время, пока Вы мечтали.
        Свечи, будто маленькие красные змейки обвили друг друга в многочисленных объятиях и горели уже одним фитилем. Невероятно…
        — Как эти свечи притянулись друг к другу, так и вы с Денисом будете теперь неразлучны, никто не посмеет нарушить ваш покой, никто не заставит его посмотреть на других женщин, отныне и до скончания века он будет принадлежать вам, дорогая Ирина Владимировна.
        — Так и никто?  — неуверенным тихим голосом произнесла побледневшая женщина.
        Ведьма молча взяла принесенную утром фотографию с изображением улыбающихся Маши и Дениса и решительно начала рвать ее посередине, как бы отделяя, двух людей друг от друга. Кусочек, со смеющейся женщиной она отложила в сторону, а оставшийся край фотографии с лицом мужчины закапала стекающим с обеих свечей красным, подобно запекшейся крови воском.
        — НИКТО, мой ответ.
        Ведунья осторожно сложила кусочки разорванной фотографии вместе, словно кровавый шрам, воск разделил еще улыбающихся влюбленных.
        Выдержав необходимую многозначительную паузу, она продолжила.
        — НО….. да да, дорогая Ирина Владимировна. Как не печально, везде и всегда существует волшебное слово — НО, как предупреждение, как предостережение, можно сказать, как совет.
        Простой как все самое важное на этом свете. Моя магия имеет пролонгированный эффект при соблюдении элементарного условия. Постарайтесь — не дать им встретиться.
        — Но, это как? Если он захочет… Как я смогу предотвратить??
        — Он не захочет. Не волнуйтесь, ОН НЕ ЗАХОЧЕТ, все просто, дорогая моя королева. Его внутренний и внешний мир подчинен с этой минуты лишь Вашей воле, все его помыслы и желания принадлежат лишь одной женщине, отныне Вы для него смысл существования, его солнце, вода или воздух, Вы его жизнь, можно сказать — даже своего рода Господь Бог.
        Она же — ныне полная противоположность, антипод. Неловкое воспоминание о ней вызовет у него отвращение, схожем ну… Как бы доступнее пояснить… Как при соприкосновением с жабой, червем или другим мерзким скользким существом, память о поцелуях подменится гадливым чувством… хмм… пережевывания вареного лука… Доступно поясняю?
        Ирина молча слушала сияющую открытой улыбкой хозяйку и не могла произнести ни слова.
        — Но как Вы догадываетесь, многоуважаемая Ирина Владимировна — Сказка ложь… да в ней намек… Нет абсолютного волшебства, его по сути вообще нет, все объясняется обыкновенной физикой взаимодействия невидимых нашему глазу энергий. Просто ваша покорная слуга совершила элементарную манипуляцию — перераспределила энергетические потоки, связывающие вашего легкомысленного мужа и наивную дурочку подругу, разорвала их и переключила на Вас. Поэтому, если выражаться языком программиста, мозг вашего благоверного перетерпел обычную перезагрузку, так сказать обнуление памяти. Его восприятие в данный момент кристально чисто как у малого доверчивого ребенка, он смотрит на мир восхищенными восторженными глазами новорожденного. И единственный доверенный человек в его сегодняшнем Я — это ваш сотканный заново обольстительный и желанный образ. И теперь все зависит только от Вас, кем стать для него — любящей преданной женой, страстной любовницей, верным другом или вновь оттолкнуть своим равнодушием и высокомерием, отдав в руки следующей Маши, Тани, Светы, какая разница… Я дала Вам сегодня второй шанс начать счастливую
совместную жизнь. Не надо думать, что все изменится по мановению моей волшебной палочки, оп — ля… надо теперь поработать и помочь себе любимой, поразмыслить над тем, что именно оттолкнуло его от Вас, увело к другой, что привлекло в ней, чего нет у Вас. Думайте, Ирина, Вы далеко не глупая женщина, не даром уже многого достигли в своей жизни, поднялись довольно высоко, упустив лишь одно самое важное — любовь…
        Изменив себя, Вы получите желаемое, Денис будет счастлив и более никогда не взглянет на другую женщину.
        Запомните сейчас мои условия, запомните, и не жалуйтесь впредь, если нарушите их, ибо Вы предупреждены.
        Откройте душу Денису, полюбите его, примите такого, какой он есть. Главное волшебство, куда более сильное, чем совершила я, в вашей власти — ПРОСТИТЕ его. Начните с чистого листа, напишите свою собственную историю любви. В обратном же случае, Вы его безвозвратно потеряете… сработает закон противодействия на только что наложенное мною заклятье, ситуация ухудшится во много раз по сравнению с той, что была накануне. Итог возможен самый плачевный.
        Ирина внимательно и терпеливо слушала ведунью, постепенно приходя к мысли, что подобные беседу уместно вести семейному психологу, а не ясновидящей, но последние слова сильно взволновали ее.
        — Что значит плачевный? Для кого?
        Хозяйка спрятала улыбку в ладони, опустив на мгновение голову.
        — Не для Вас, Королева, не для Вас. Ваша расплата подождет положенного срока, уж будьте спокойны…Меньшее, что может теперь случится с Вашим мужем, не поддержи Вы его своей нежностью, вниманием и заботой — это банальный алкоголизм, который разовьется весьма скоропостижно. Или… На крайний случай — наркомания. Не найдя удовлетворения рядом с Вами, он будет искать его в другом. Он ныне вечный заложник поиска источника тепла, счастья, от которого я его сегодня отключила, исключительно по Вашей воле. Самое удивительное, что он как реципиент замкнут всеми своими контактами на Вас, не будет замечать других людей вокруг, но в поисках жизненной энергии, если Вы таковую ему не предоставите — он неизбежно придет по ложному пути…
        — О. Господи… - со снисходительной улыбкой, облегченно вздохнула Ирина — всего то…
        А что может быть по-страшнее?
        Несколько мгновений хозяйка таинственной квартиры смотрела на женщину, думая о своем, потом нехотя добавила.
        — Вся моя сила ничего не стоит против истинной любви, повторяю — берегите своего недалекого супруга от встречи с бывшей любовницей. Никому не ведомо, как сложится их дальнейшая история. Нет у меня волшебного порошка от случайной встречи и от реакции на нее вашей соперницы. Незапланированный спонтанный сценарий мне не подвластен и может пойти нежелательным путем. Поэтому, постарайтесь, никогда не выпускать ситуацию из под контроля.
        — Так может нам, как бы это сказать, может есть более действенное средство? Я не хотела говорить, но у меня есть случайно кое что с собой, я захватила это в последний момент….
        Покраснев, Ирина достала из сумки смятую салфетку и смущенно взглянула на хозяйку.
        Но последовавшей за ее словами реакции она никак не ожидала.
        Лицо сидевшей напротив женщины, освещаемое лишь дрожащим мерцающем светом свечей, исказилось болезненной судорогой и моментально покрылось бордовыми пятнами, характеризующими крайнюю степень волнения. Глухим голосом, дрожащим от омерзения, она спросила
        — Там то, что я думаю?
        — Да, я случайно…  — испуганно пробормотала Ирина и осеклась на полуслове,
        — Ирина Владимировна, ничего не бывает случайно. Боюсь, я ошиблась в искренности Ваших намерений, боюсь, что мысли, что старалась вложить Вам в голову, бесполезны….
        — Но, позвольте…
        — Не перебивайте меня!!
        В голосе хозяйки зазвучали непреклонные металлические нотки
        — Помилуйте человека, что живет рядом, эгоистичная Вы женщина. Никому не прощается пагубное желание превратить творение Господа в собственного раба, лишив его свободы окончательно. Сейчас мы поймали во временную ловушку его мысли и желания, и то при выполнении определенных условий, однако Ваши аппетиты моментально выросли до того, чтобы проглотить его тело и душу навсегда? Одумайтесь, глупая женщина. У каждого разумного существа должен оставаться выбор. Не позвольте мне разочароваться в Вас, уважаемая Ирина Владимировна. Избавьтесь от соблазна бесконечно использовать мою силу во зло!
        Ирина, отдавшись воспоминаниям, не заметила, что уже свернула с шоссе к своему дому, время в дороге пронеслось незаметно.
        Припарковав машину, она медленно вошла в подъезд, чувствуя охватившую ее необычную усталость, подавленность, смертельную тоску и слабость. Еле передвигая ноги, ставшие ватными, подчиняясь лишь инстинкту самосохранения, она, провожаемая взволнованным взглядом охранника на автомате вошла в лифт и собрав оставшиеся силы, нажала кнопку нужного этажа.
        Лифт шел медленно, или ей казалось, что он еле полз на одиннадцатый этаж, уже прошла целая вечность, силы неумолимо покидали ее с каждой секундой, в голове неприятно зашумело и хаотично мелькающие белые мушки заполнили пространство перед глазами. Она уже не видела, как двери лифта тихо распахнулись, и ее тело безжизненно упало в руки вовремя подоспевшего испуганного Дениса, своевременно предупрежденного охранником. Наступила долгая ночь.
        Маша Фогель
        Ночь… Вечная ночь или перемежающиеся туманные прохладные сумерки и вновь темнота… Солнца более нет. Оно не всходит. Нарушился привычный круговорот света и тьмы. Вечная ночь, желанная подруга одиночества и тоски. Вечная спутница приговоренного к пожизненной каре за предательство.
        Невольные попытки найти привычные связи с реальностью, звонки оставшимся друзьям на мобильный заканчиваются обыденными отговорками, что абонент не доступен, или извинениями, что сильно занят и перезвонит… Но не перезванивает. Бокал вина, не один, их несколько, лишь потом душа испытывает непродолжительный отдых от изнуряющей боли и требует сигареты, с которой ты выходишь на балкон и видишь вокруг себя внизу человеческий муравейник!! Откуда они взялись в три пополудни, почему не на работе, почему они праздно слоняются под твоим балконом, гуляют с детьми, идут за ручку, разговаривают. Почему им хорошо? В отличии от тебя. Как хочется, чтобы они все исчезли, испарились из твоего мира скорби… Как хочется быть одной униженной, брошенной, нелюбимой, ОДНОЙ в мире… Почему все остальные должны жить и быть лучше и счастливее? Как контраст, как палачи по неволе, люди, снующие внизу становятся дополнительной мукой, испытанием… Мало… Ей пока мало. Надо забыться… Но, какого черта создан таким мозг, он не способен отключаться. Он вечно контролирует процесс, серый извращенец… Ему неведомо желание отвлечься. Он ее
главный палач, вездесущий судья, ее не спящая совесть, печальный удел и покаянный крест… Она хочет все забыть, хотя бы на время. Забыть его кожу, горящую под пальцами, его запах, изгиб спины и рисунок двух переплетенных змей на плечах, которые будто оживали, когда Денис двигался, они вновь и вновь обнимали друг друга и умирали в последнем смертельном поцелуе. Почему они не поделились с ней своим ядом? Оставили погибать в пустыне безмолвия, одиночества, тоски, осознания своего смертного греха? Что может быть нелепее разговора с его фотографией, обычной ламинированной бумагой, всего то запечатлевшей счастливый миг… Бесполезный монолог… Ответа уже никогда не будет. Фотография бездушна, безмолвна, она холодна, как наказание, что продлится вечно. Она еще один ее палач, ничего не стоит ее порвать и сжечь, но разве можно сжечь любовь или разорвать на клочки прошлую жизнь? Что такое любовь? Не знаю, для кого она благо, воспетое в стихах и сонетах неземное волшебство, божественный бессмертный напиток вечности…
        Отнюдь!! Для нее это кара, это каждодневная мука, приговор, это барьер, через который надо перейти чтобы выжить, это наркотик, который добавляет дури к привычному бокалу, это нескончаемая боль, это неслышимый крик, это краденные слезы кратковременного ложного экзальтированного счастья и вечная боль, боль в груди, которую не могут остановить ни уговоры оставшихся подруг (долго ли они намерены тратить силы на нее?) ни терпкие бокалы вина, ничего, кроме НЕГО. Но он исчез, растворился в реальности, нет — точнее — он перешагнул в параллельность, затерялся в призрачных сонных мирах, его как будто и никогда и не было в ее жизни. Как только поверишь, что его больше не существует в этом мире, так в виде бонуса получишь пароль доступа на вторую ступень, на второй уровень сложности, к осознанию, что без него можно жить….
        Но Маше до обретения волшебного пароля далеко… она находится во власти приторно сладкой иллюзии, его возможного возвращения, его внезапного звонка. Она еще его ждет, но уже больна. Смертельно. Больна каждодневной болью, не сбывшейся надеждой, разговорами с пустотой, бесконечными переживаниями и пережевываниями случившегося… Она практически сошла с ума, потому что во сне любима, во сне желаема, востребована, но стоит лишь пробудиться, как приговор, ежеутренний приговор приводится вновь в исполнение, напоминая ей, что Денис ушел… навсегда… Он жив, но не живет для нее, он вне времени, вне пространства, он счастливо отделался, он заметил дорожный знак — GAME OVER немного раньше и переиграл партию, а скорее просто никогда ее не любил… поэтому и сориентировался во время.
        Боже милостивый? Возможно ли мне упокоение?
        Конечно, да. Дитя мое — вот оно искрится в переливах кровавого испанского вина, где сладость жаркого южного солнца счастливо влюбилась в безумие страстного фламенко, где сердечный такт аллегриаса вторит аритмичной партитуре твоего собственного раненного сердца. Аве Мария! Amantes — amentes evviva — влюбленные — безумные да здравствуют!!
        Но желанный покой подобен ускользающему миражу, чем меньше драгоценной влаги на дне бокала, там все дальше сказочное эльдорадо. Фата Моргана смеется над несчастной, никому не нужной, надоевшей, сломанной куклой. Обманывает ее, обещая излечение, но даря лишь разочарование и непреходящее чувство вины.
        Маша скрывает следы преступления подальше от глаз дочери, которая возвращается с прогулки и который раз с тревогой и удивлением пытается заглянуть в заплаканное распухшее лицо матери, которое та безуспешно прячет, уходя в другую комнату.
        Бедная девочка все чаще думает, что она сама и есть причина маминых слез и безуспешно ищет промахи в своем поведении.
        Но Маша как обычно ни о чем не спросит взволнованную дочь, и ничего не скажет ей, оставив в недоумении. Она, быстро покормив ее, удалится в свою спальню, и плотно прикрыв дверь, вновь окунется в пучину отчаяния и сладостно культивируемой боли, ставшей наркотиком, бессменным партнером в игре, под названием — "Сделай мне больно, ударь посильнее".
        — Хей, малышка! Ты начинаешь мне надоедать! Не пора ли сменить декорации?
        Ирина Кушнир
        Странное недомогание лишило Ирину сил на довольно длительный срок. В течении недели, она не могла вернуться к исполнению служебных обязанностей.
        Все попытки подняться с кровати и заняться собой заканчивались неудачей. Через пять минут вертикального положения у нее начинало давить виски, учащалось сердцебиение, и по телу, начиная со спины, заканчивая макушкой пробегала омерзительная горячая волна, вызывающая прилив крови к лицу и липкий холодный пот. Если в этот момент женщина не успевала облокотиться на кровать или стул, то ноги подкашивались, и она невольно опускалась на пол, стараясь глубоко и равномерно дышать в надежде, что ее отпустит. Если бы только физиологическое недомогание вызывало страдание, отнюдь, вместе с изнуряющими приливами на нее обрушивался животный страх, страх, природа и причина которого была не известна. Это был первородный страх перед неизвестностью, мрачные предчувствия отравляли кровь, ужас неизбежного раскаянья в содеянном не давал ей спокойно дышать. Ее истязало чувство вины, неожиданно подкараулившее, заставшее врасплох, чувство дотоле редко навещавшее самоуверенную красавицу.
        Постепенно приступы слабости и панического страха стали реже и короче, но должна была пройти еще одна неделя, пока силы окончательно вернулись к госпоже Кушнир, а непредвиденное чувство страха и неизбежности неминуемого наказания за манипуляцию над человеческим существом наконец оставили ее в покое. Ирина Кушнир обрела прежнее лицо, красивое и холодное. Лицо Снежной Королевы, любимый мальчик которой, немного пошалив, вновь вернулся в сверкающий ледяной чертог.
        Чувство вины некоторое время еще давало о себе знать, периодически погружая ее в мрачные раздумья, но время великий волшебник, через месяц и от него ничего не осталось.
        Все вернулось на круги своя.
        Возвращение домой — радостно улыбающийся Денис — готовый изысканный ужин на столе — отдых на диване в компании с новым шедевром киноиндустрии — потрясающий секс (слишком потрясающий, такой был лишь с первые годы их совместной жизни)  — ночь — легкий завтрак — поездка в ненавистный офисный виварий, гламурный гадюшник — возвращение домой. Круг замкнулся, дни закрутились в мелькающем однообразном калейдоскопе, полностью стирая воспоминания о дне, проведенном в компании с таинственной тезкой, подарившей ей второй шанс.
        Не прошло и нескольких месяцев сладкой безмятежной жизни, как все наставления ведьмы были благополучно забыты, и Ирина устроила Денису первую показательную порку.
        Тот майский день вообще был особенный, с самого утра он не задался, раздражение нарастало начиная с офиса, когда Людмила, ее свежее назначенная секретарша — референт позволила себе недвусмысленный презрительно насмешливый взгляд на внезапно зацепившиеся и поехавшие чулки начальницы. Только чудо спасло беднягу от неминуемого увольнения, звонок Царя остудил разгорающийся в душе Ирины пожар, отвлек от неминуемой экзекуции. Выйдя из кабинета с новым назначением в кармане, госпожа Кушнир уже не позволила себе опуститься до наказания глупой блондинки, правда дав себе обещание избавиться от нахалки при ее следующей малейшей оплошности… Итак, грядут перемены — босс только что назначил ее куратором филиала холдинга в Гессене, что означает не только подъем дохода на 35 процентов и личного шофера, но и возможность покупки недвижимости за счет беспроцентного кредита корпорации в Германии. А с глупой зарвавшейся девицей, виноватой уже в том, что ее тело молодо, свежо, желанно и доступно для персонала в брюках, она еще не закончила, оставит лакомый кусочек мести на десерт.
        По дороге домой злость и зависть бесследно испарились, их место прочно заняли самолюбование и восторг от осознания скакнувшей в небеса значимости.
        Переступив порог и подставив губы для положенного поцелуя, Ирина с удовлетворением отметила про себя — Какое же это наслаждение — быть для человека Всем, его воздухом для дыхания, его водой для утоления жажды, его Солнцем для жизни… И это все Я. И Я не промену бросить камень в любого, кто посмеет оспорить это факт….
        Что в тот вечер заставило ее начать профилактику? Его угодливый вопрос — неголодна ли она, его смущенная улыбка или ускользающий виноватый взгляд? Почему он старается не смотреть мне в глаза, что у него на уме?? По-моему он опять навеселе, опять приложился к бутылке… хотя, что ему еще делать, сидя целыми днями дома? Интересно он поднимается к Светке или в одиночку напивается? Думаю — один, к соседке ему запрещено заходить пол страхом смерти…
        — Динечка, что-то мне глаза твои сегодня не нравятся. Признавайся малыш, где нашкодил??  — задала она закономерный вопрос, удобно расположившись в мягком шезлонге на балконе. Яркая вспышка его сигареты послужила ответом.
        Денис молчал.
        (Это становится уже интересным) мрачная мысль оставила на лбу Ирины еле заметную продольную морщинку. Молчать ему никто не разрешал.
        Она заставила себя остановиться, лишь увидев его слезы.
        Последнее время — ей доставляло странное удовольствие наблюдать процесс их появления, она, отчитывая собеседника и нагнетая атмосферу тем не менее четко следила за гранью, через которую переступить считалось фолом, ошибкой, за моментом скапливания влаги в уголках глаз. Сначала ее подопытные начинали прятать глаза, смотря вниз, в сторону, куда угодно, усиленно моргать, стараясь сдержать непроизвольную реакцию на обиду и унижение, и лишь не имея более возможности скрывать раздражение и злость, не находя более аргументов для защиты, они позволяли предательским каплям, предвестникам поражения, признакам слабости скатиться по щекам. В этот волшебный момент Ирина чувствовала странное, щекочущее возбуждение под ложечкой от утвердившейся власти над человеком, который склонился перед ней в молчании. Наслаждалась его растрепанным, уничтоженным, подчинившимся, признающим ее превосходство и правоту положением.
        И на этот раз слеза, мелькнувшая в глазу у Дениса, заставила ее приостановить профилактическую работу по отработке выбранного курса партии и правительства.
        Она затянулась сигаретой и внезапно замолчала. На смену беса за ее левым плечом в душу постучал ангел, зашептавший в правое ухо.
        Бедный, заблудившийся в хитросплетениях человеческих пороков, припозднившийся херувим задал ей один единственный простой вопрос, заставивший праведную проповедь стать абсолютно бессмысленной
        — Ради чего надо было затевать умопомрачительную историю с ведьмой?
        И действительно, зачем, когда все вновь вернулось на круги своя. Ничего не изменилось у нее в душе, она так и не нашла сил простить своего легкомысленного мужа. За что, спросите прощать?
        Ну да, как ни крути, он не признал своей вины. Сколько бы она его не испытывала, он не ответил ей ни на один вопрос, ни на косвенный, ни на прямой, не попался на ловко расставленные ловушки, хитрые двусмысленные уловки, не сознался, что у него была связь с ее пустоголовой подругой из семейства мелких серых грызунов. Он упрямо твердил, что завис с Джоном, и безусловно верный друг, проведший с Денисом не один день в грязных армейских окопах, подтвердил его алиби. Кто бы сомневался? Мужская порука и дружба, закаленная армией крепче внезапно вспыхнувшей женской ревности и униженного самолюбия. Черт его дери, этого тупого накачанного расписанного татуировками десантника, который сам никогда не пропускал ни одной юбки, но свято хранил тайну друга. Не пойман — не вор.
        "Вот почему я и получаю истинное наслаждения, видя, как ты, Динечка, полностью зависишь от меня, от того мира, что я подарила тебе, никчемному инженеру, ни разу не создавшего ни одного достойного проекта, вот поэтому ты сидишь сейчас напротив и молча сдерживаешь слезы, которая вот вот скатятся по щекам. Ну что же — последнего выбора я тебя не лишу — плакать при мне или просто послать как можно дальше. Как я порой хочу услышать от тебя эти слова — заткнись и знай свое место, женщина. Но ты никогда мне их не говорил и вряд ли скажешь. Потому что ты никто, и звать тебя никак. Ноль без палочки…
        — Все, пошли спать, малыш, я очень устала сегодня.
        Ирина решительно затушила сигарету, встала с кресла и потрепала хмурого насупившегося Дениса по щеке. На одну лишь секунду ей показалась, что в глазах мужа промелькнуло отвращение. Какая разница. Ситуация стандартна, предсказуема, этот сценарий она лично написала несколько лет назад, и он никогда не нарушался. Он был безмолвно обоюдно одобрен. Диня подуется пару минут, а потом восстановит свое статус кво именно тем способом, что нравится Ирине более всего на свете. Приятно жить с мужем мазохистом, унизительная прелюдия на балконе выработала в нем сейчас достаточное количество тестостерона, чтобы подарить ей неплохой секс. В кровати она добровольно брала на себя роль жертвы, служанки, рабыни, исполняя все его извращенные ненасытные фантазии. Она позволяла ему самоутвердиться, не лишая при этом себя удовольствия. Как это наверное круто — трахать Королеву?? Что он чувствует в этот момент?
        Пожалуй не плохо будет опробовать метод бандажа, который она один раз подглядела разбудив мышкой заснувший монитор забывчивого хозяина, начальника службы безопасности их холдинга. Сегодня точно было бы не плохо…
        Вау!!! Вот эта девочка мне по нраву!!
        Мария Фогель
        — Лена, на самом деле Там нет Ада, все врут или ошибаются, используя наше духовное невежество… Ад здесь на земле. Лично для меня он начался со слезами обиженного на меня ребенка, когда я потакая дурным эмоциям и слабости брала на себя право унизить самого дорогого человечка на земле, мою дочь. Обидеть невзначай, или того хуже — намеренно, лишь потому, что у самой на душе царила тьма кромешная. А нижний, девятый круг моего личного Ада. Это…
        Маша замолчала, боясь проговорить страшное, комок боли встал в горле, не давая вздохнуть, лишь позволив катиться неудержимым слезам.
        — Машуль, пожалуйста, перестань. Не говори, если тебе не хочется… Или наоборот, наберись сил и откройся. Мы же подруги с тобой, как ни мне понять тебя, девочка моя. Говори, будет легче…поверь…
        Лена подсела к Маше и осторожно обняла ее за хрупкие плечи. Столь естественный жест дружеского участия вызвал в Марии бурную реакцию. Она отпрянула от Лены, будто прокаженная, закрыла лицо руками и горько зарыдала. Подруга терпеливо ждала — она знала, чувствовала, что Маше обязательно надо выговориться. Ее состояние отупения, душевного анабиоза не давало Елене покоя уже долгое время. Она видела, что Маша замкнулась в капсуле душевной боли, она уходит, все более погружается в пропасть, откуда лишь единицы находят путь наверх. Ее затяжная депрессия уже дала первые плоды, она долгое время не работала, прикрываясь больничным, выписанным знакомым терапевтом, сидела как отшельник дома, не прекращая ни на день алкогольную терапию, женщина полностью огородилась от внешнего мира, от друзей, родных, она притаилась как раненный зверь в темной пещере где осталось место лишь дешевому вину, антидепрессантам и нелепым мечтам. Она почти сдалась, потеряла желание жить. Лишь дочь удерживала ее на поверхности. На нее оставалась последняя надежда.
        Маша, прерывисто вздохнув, вытерла слезы и очень серьезно посмотрела на Елену. Та невольно сжалась в ожидании, предполагая нечто страшное.
        — Лена (голос Марии дрожал, но она старалась четко проговаривать слова, будто на исповеди) Лена, я уже неделю не пью. Я больше не могу…не потому, что здоровье не позволяет. Плевала я на него. Нет…не поэтому.
        На секунду Маша замолчала, а потом с невероятным усилием проговорила
        — Я не возьму больше ни капли в рот, клянусь! Я изуродовала свою дочь!
        О Господи, у Лены все сжалось внутри от только что прозвучавшего признания. Она могла ожидать все, что угодно, но не это.
        — Но нет, что ты такое говоришь? Что значит…
        — Да, я изуродовала ей лицо… Я не знаю, что такое на меня нашло, что за бес вселился, она начала спорить, а я ударила ее…. Я ударила ее ремнем с тяжелой металлической пряжкой… Я рассекла ей губу… Она вся в крови была. Мы поехали в Филатовскую, чтобы зашить ей рот… Лена, у нее на всю жизнь там останется шрам, понимаешь??? Шрам, оставленный мной, матерью!!!??? Знаешь, что такое Ад?
        Слезы безудержными ручьями опять покатились по щекам Маши.
        — Ад, это видеть нанесенную собственному ребенку рану. У меня до скончания времен будет стоять эта страшная картина перед глазами. Разверзшаяся рана, текущая из нее кровь и непонимающие, удивленные глаза дочери. Мне нет прощения во веки веков… Лена, как мне жить??
        Не знаю, хотелось ответить Елене, но так ответить нельзя, видя, как страдает подруга. Она приблизилась и опять насильно обняла ее и прижала к себе. Поистине заблуждаются верующие, ожидающие наказание лишь за смертным порогом, Ад у каждого свой, у некоторых он начинается сразу после рождения, у других чуть позже, при жизни, а у последних, особо отличившихся циников, не верящих в справедливость и неизбежность кары, его нет вообще… Хотя, возможно она ошибается… У каждого должен быть свой… И у нее будет.
        После того страшного признания Елена довольно долгое время не видела Машу, она уехала на год работать в филиал своей фирмы в Цюрихе, и все ее общение с подругой заключалось лишь в переписке по мейлу и редкими звонками.
        Маша выполнила обещание, лечение изодранного сердца алкоголем завершилось окончательно, не нанеся более значительного ущерба. Но в основном Лену радовал тот факт, что Маша выходит на работу в частную психиатрическую клинику, расположившуюся в Дмитровском районе Подмосковья в старинном особняке, ранее принадлежавшем семье Ганиных. Маша нашла в себе силы начать новую жизнь, приняв предложение от одноклассника, неоднократно пытавшегося подставить симпатичной коллеге плечо. Все случилось как нельзя вовремя.
        НАЧАЛО ЧУДЕС
        Сегодняшний день у Ирины Лазаревой, известной нам ведьмы — ворожеи из Текстильщиков не складывался с самого утра. Не потому, что сегодня 11 сентября, и почти весь мир, открыв спросонья глаза и вспомнив о дате, невольно содрогнулся из-за совершенного десять лет назад преступления, для нее это почти не имело значения. Она считала чудовищную трагедию лишь нелепым совпадением с более значимым событием, с днем рождения себя и своей двойняшки сестры, Виктории. Но тем не менее исламский мир добавил ложку дегтя в человеческую летопись, отныне и во веки веков их самый любимый, самый радостный, самый волшебный день закрашен траурным цветом в память о нескольких тысячах не в чем неповинных жертв, познавших адов огонь на Земле.
        Возвышенная мармеладно шоколадная энергетика дня была разрушена бескрайним горем, слезами, болью, проклятиями, справедливо извергаемыми семьями погибших. И так будет теперь всегда, до конца их с Викторией жизни.
        Но не этот факт более всего расстраивал Ирину, нервно барабанящую коготками стилетами по рулю Паджеро, ее взволновал телефонный разговор с лечащим врачом Виктории, Владимиром Смирновым, заведующим закрытой психиатрической клиникой, где уже более полугода лечилась сестра.
        Наступившая рецессия, обнадеживающая стадия восстановления, вчера сменилась внезапной агрессией, состояние больной резко ухудшилось, стало вновь не стабильным и требующим перевода ее в отделение постоянного наблюдения и интенсивной медикаментозной терапии.
        Доктор не находил причины изменения самочувствия Виктории и попросил сестру приехать как можно скорее. Безусловно — она приедет. Они в любом случае сегодня должны быть вместе и хотя бы номинально отпраздновать свое тридцатиоднолетние. Правда, повод для встречи не должен был быть столь печальным.
        Ирина так же не понимала, что могло повлиять на состояние сестры, она давно находилась в обычной палате окончательной реабилитации, не нуждалась в постоянном контроле со стороны персонала, с явным удовольствием общалась с мужем и сыном, что уже говорило о практически полной адаптации к прежней безоблачной жизни. И внезапно — этот страшный звонок, раздавшийся вчера сразу же после ее ежевечернего разговора с крестным Борисом Михайловичем. И не успела Ирина выслушать просьбу врача приехать, как тот, почувствовал неладное, перезвонил, чтобы поинтересоваться здоровьем Вики. Услышав неприятную новость, Борис некоторое время молчал, потом произнес
        — Поезжай к ней как можно раньше, постарайся узнать, были ли у нее в последнее время неизвестные посетители, спроси у сиделки — говорила ли она с кем — то по телефону? Без внешнего вмешательства не обошлось, верь мне. Сколько времени потрачено зря, но ничего, Ириш, нам надо определить лазутчика, выяснить его намерения. Возможно, я предвосхищаю события, и ищу врага там, где его нет. Поезжай — узнай на месте, где зло порылось — и срочно мне перезвони.
        — Так точно, товарищ командир,  — отсалютовала в трубку Ирина и тяжело вздохнула.
        Неужели этому не будет конца? Неужели Вика никогда не станет прежней? Ее веселым отражением, ее Альтер эго, светлой стороной, тем, кем сама Ирина мечтала быть. Счастливой мамой и любимой женой. Таковой ей уже не суждено стать. А сестра еще должна попытаться.
        Дорога до Дмитрова обычно занимала у нее не более полутора часов, но сегодня день не задался с самого утра. Свернув с кольцевой, она попала в пробку, вызванную закрытием одной полосы из-за профилактического латания дорожного полотна. Безусловно — именно эту часть дороги и точно сегодня должны были перекрыть, чтобы скорость движения сократилась практически до нуля.
        Выдержав от силы несколько сотен метров толкания в пробке, Ирина резко вывернула руль вправо и заехав на обочину, не обращая внимания на гневные сигналы обгоняемых законопослушных водителей, она вдавила педаль в пол.
        Один раз можно, только сегодня, позволю себе делать, так как считаю нужным — сегодня мой, наш день. Зажав уши, сосредоточив внимание на основной цели, Ирина благополучно миновала дорожное затруднение и выехала на свободную трассу. До поворота на Рождественское оставалось не более километра, дорога впереди была свободна и женщина, вернулась к грустным размышлениям.
        Итак, если исходить из пессимистического варианта, то Вика еще на погода гарантировано останется в клинике. Оплата не сильно волновала Ирину, все расходы по лечению взял на себя раскаявшийся в смертном грехе прелюбодеяния Александр, отец ее ребенка. Личная жизнь сестры не особо волновала, важнее было состояние ее мировосприятия, если оно подразумевало наличие мужа, так тому и быть. В случае, если Виктория захотела бы развестись — Ирина осталась бы на ее стороне. В силу своих знаний она научилась видеть людей насквозь, и истинная сущность ловеласа и карьериста, мужа Вики, была как на ладони. Порой Ирина проклинала свой дар, ей хотелось хотя бы на время лишиться способности сканировать человеческие чувства, разглядывать их тщательно скрываемые за масками пороки и как в детстве, поверить в чудо, в настоящую любовь, искреннюю, бескорыстную, жертвенную, а главное вечную. Но такого счастья ей не выпадало и увы, в свете выбранного пути, не уготовано.
        Так что же могло случиться с Викой?
        Ответ на вопрос так и не пришел, потому что сработал автопилот, и правая нога резко вжала в пол тормоз. Визг шин оглушил Ирину, она изо всех сил держала рвущийся из рук руль, машину несло в кювет.
        Ей удалось остановиться буквально в нескольких сантиметрах от обрыва. Сердце билось как сумасшедшее и рвалось из груди. Кровь пульсировала в висках, а голову опоясал обруч невыносимой боли. Опустив голову на колени, тяжело дыша, Ирина в ужасом вспомнила, что перед визгом тормозов она отчетливо слышала глухой удар по капоту.
        — Господи, Черт!  — крайности смешались в невольном крике, когда она взглянула в зеркало заднего вида.
        На дороге скорчившись, поджав под себя колени, под кустом лежала женщина.
        Не ощущая собственное тело, на деревянных негнущихся ногах, Ира вывалилась из машины и медленно подошла к пострадавшей, моля Бога лишь об одном. В подобные моменты, бедная ведьма всегда вспоминала Создателя, как бы издевательски это не звучало…
        И Господь услышал ее безумную молитву, несчастная подняла голову из пыли обочины и попыталась встать. Ирина остановилась в нерешительности, замешкавшись, она не знала, что сказать, что спросить, она просто смотрела на щуплую маленькую женщину, весь брючный костюм которой покрывала дорожная пыль. Она молча наблюдала, как та поднялась и вновь с криком присела на землю, схватившись за раненную ногу. В этот момент с глаз Ирины будто слетела пелена, она стремглав подскочила к пострадавшей и подхватив ее под руки, подставила свое плечо и помогла подняться.
        — Что болит, говорите, что у Вас сломано?  — ее голос дрожал, но мысли уже полностью прояснились, Ирина судорожно рассчитывала время, которое понадобится, чтобы доставить беднягу в ближайшую больницу, а потом продолжить путь к сестре.
        Женщину била дрожь, она отходила от шока, и первых ее слов Ира не расслышала.
        Лишь спустя время ей удалось разобрать ответ пострадавшей и понять, что им обоим сказочно повезло. Удар получился скользящим и пришелся бедняге по правому боку. Основную опасность представил росший на обочине куст, в который влетела жертва, поэтому у нее скорее всего рваная рана колена и возможно травмы ребер.
        Ну, ты дорогуша, в рубашке родилась, подумала про себя Ирина, помогая раненной забраться в машину.
        Через некоторое время, когда шок миновал, дыхание и сердцебиение пострадавшей женщины восстановилось, она подняла на Ирину испуганные глаза и тихо произнесла.
        — Извините, это я виновата, решила сократить путь, пошла напрямую через лес, сегодня погода хорошая, время до моей смены еще довольно, вот я пешком и решилась… Я вас не заметила, шла задумавшись, так что — Вашей вины нет — не переживайте…
        Ирина с удивлением слушала торопливые извинения, толком не понимая, встретила она хитрую бестию, исподволь планирующую шантажировать ее и раскручивать на лечение или душевнобольную самаритянку, обвиняющую себя в чужих грехах.
        — Как Вас зовут, девушка?
        Незнакомка прервала поток извинений и взглянула Ирине прямо в глаза.
        — Мария, Мария…Фогель.
        Мир на мгновение потемнел перед глазами Ирины, но всего на мгновение, так всегда бывает, когда в ее жизнь начинает вмешиваться неконтролируемое провидение. Оно порой настигало неосторожную ворожею, но до сих пор косвенно, поверхностно, и лишь сейчас она почувствовала парализующий укол в сердце и мелькнула припозднившаяся мысль — зачем я связалась с самовлюбленной красоткой?
        Безусловно — это была она, та счастливая девушка с фотографии, стоявшая в объятиях чужого мужа, судьба которого так же была не безразлична Ирине. Те же детские наивные глаза, та же светлая челка, спустившаяся на пол лица, то же выражение лица, обезоруживающее, беззащитное. Серая мышь, так она тебя называла? Увы, бедная Маша, это мне надо перед тобой на коленях ползать за то, что собиралась сотворить… Мое косвенное вмешательство не должно было извести тебя, лишь отвлечь от неправильного пути. Хорошо, что не дремлет ангел — хранитель, не отходит. Доказательство тому — не убила, лишь поранила. Значит, избрана ты действительно, но только для чего?.. Скользящий удар… Скользящая душа…
        Эти мысли молниеносно пролетели в голове Ирины, пока она с искренним удивлением разглядывала смутившуюся Машу.
        — Почему вы так смотрите на меня?  — послышался ее тихий голос.
        Ира усмехнулась последний раз над гримасами провидения и сказала.
        — Нет, ничего, это я о своем подумала. Так что будем делать с Вами, Маша.? В больницу нам надо, коленку зашить, ребра проверить.
        — Да, да. Я очень прошу Вас оказать мне одну услугу, если не затруднит. Я тут недалеко работаю, в клинике Смирнова, следующий поворот, а там полкилометра по лесу до поместья. Пожалуйста — довезите меня туда, мне там первую помощь окажут, если понадобится и рентген сделают.
        Не получив ответа, Маша вопросительно взглянула на бедную как полотно, онемевшую от изумления Ирину.
        Провидение не уставало выкладывать на кон новые козыри. Бескомпромиссные. Небитые.
        Еле справившись с волнением, Ира произнесла голосом, который сама не узнала, глухим и потерянным.
        — Нам по пути.
        "Все-таки ангелы хранители существуют, и мой совершенно точно на сегодня не взял отгул. Было бы интересно узнать его или ее имя, бывает ли у них разделение по половому признаку, или это свойственно только нам, их подопечным, бестолковым людишкам?
        Только бестолочи могут среди бела дня на пустой дороге попасть под машину и лишь хранимые отделываются небольшой раной под коленом, которую через несколько дней залечат две стяжки. Останется лишь незаметный шрам как напоминание о беспечности и безалаберности. Почему же я не заметила приближающуюся машину? Как обычно спала на ходу, погрузилась в привычный душевный анабиоз лишь бы не вспоминать о нем. Мысли о Денисе казались страшнее дорожного происшествия."
        — Мария Сергеевна, Вас вызывает доктор Смирнов,  — голос Любочки, больничного администратора, раздавшийся из монитора в ее кабинете, заставил Машу вздрогнуть и прервать воспоминание о произошедшем сегодня утром недоразумении,  — Поднимитесь, пожалуйста, в его кабинет.
        Полагая, что от нее потребуется обычный отчет, Мария захватила несколько карт ведомых ею пациентов, и прихрамывая, потихоньку двинулась на административный этаж.
        Прошло около десяти минут, пока превозмогая боль в колене она подошла к массивной, обитой бежевой кожей двери и постучавшись, толкнула ее.
        Владимир Смирнов, ее бывший однокурсник, перманентный троечник с повадками лидера и талантом продвиженца, ее тайный поклонник на протяжении всего времени обучения в первом Меде, безнадежный воздыхатель (только магниты притягиваются друг другу разными полюсами, с людьми все сложнее), быстро поднял на нее внимательный взгляд и тут же опустил, вновь занявшись бумагами, ворохом раскиданным на его огромном столе из красного дерева. В кабинете уже находился его зам, Ипполитов Сергей Михайлович, врач, перед которым Маша благоговела, это был мастер, светило науки, доктор с мировым именем, написавший немало трудов, которыми восхищалась не только она, но и все молодое поколение грызунов гранитных столпов психиатрии.
        Володя Смирнов считал собственным неоспоримым достижением и заслугой, что уговорил знаменитого доктора работать в своей клинике, пусть не на основной ставке, а в роли консультанта.
        Увидев Сергея Михайловича, Маша сразу смутилась, покраснела и хотела сказать, что зайдет позже, но великий гуру приветственно кивнул ей и жестом пригласил сесть напротив него.
        Маща доковыляла до стула, скривившись присела, боль в колене не отступала.
        — Ты действительно не хочешь взять больничный? Неделя дома тебе бы не помешала… - нахмурившийся Смирнов задал вопрос из вежливости, уже зная заранее ее отрицательный ответ.
        — Ну тогда приступим сразу к делу, дорогие коллеги.
        — Маша,  — он вновь обратился к женщине теперь с улыбкой,  — вот и пришло твое время заняться более серьезной работой, а не просто бегать ко мне с еженедельными отчетами и за выписками для больных.
        Маша не сводила с него внимательных глаз, пытаясь спрогнозировать будущее
        — Итак, Мария Сергеевна, будьте так любезны, взять на контроль особого пациента нашей клиники, скажу точнее — самого важного пациента клиники Смирнова.
        Маше стало неуютно от торжественности тона глав врача, и она втайне начала перебирать способы отказаться от поручаемого задания, но кроме банального и необдуманно отвергнутого — взять больничный — ничего более в голову не приходило.
        Владимир прочел ее невеселые мысли и рассмеялся.
        — Да ладно тебе, Машка, это я так для камуфляжа тебя строю, на самом деле случай не ахти какой выдающийся, и с первого взгляда хрестоматийный — Прогрессирующий депрессивный психоз, усугубленный алкоголизмом, психоз со перемежающимися стадиями устойчивой ремиссии… Вот только термин "устойчивый"  — термин с позавчерашнего утра не актуален. Увы, да, девушка наша уверенно шла на поправку, уже около месяца находилась в палате с обычным наблюдением и благополучно готовилась к выписке, как стабильный статус неожиданно перешел в кататонический. Больная в один день вернулась в состояние полугодичной давности, она ограничила контакты с персоналом, замкнулась, потеряла контроль над действительностью, полагаю так же, к ней вернулись галлюцинации, хотя она уверенно отрицает присутствие невидимого собеседника. Кроме того, пациентка внезапно отказалась от успокоительного и снотворного, которое получала ежедневно. Она предпочитает бодрствовать. По нашим наблюдениям, она не спала уже две ночи подряд. Я бы мог сравнить все перечисленные признаки присутствием делириум тренум, но в ее крови нет ни следов алкоголя, ни
другого галлюциногенного вещества. Весь мир невидимых существ, с которыми больная продолжает поныне общаться является продуктом ее сознания. Компьютерная томография не выявила признаков патологии, нет никаких существенных отклонений на биохимическом уровне. Замечена лишь повышенная активность реакций нейронов левого полушария, ответственного за проекцию видений и образов.
        Маша подняла вопросительный взгляд на Сергея Михайловича, как бы спрашивая его совета.
        Пожилой доктор неловко закашлялся и пожал плечами.
        — Должен сознаться, дорогая Мария Сергеевна, эта больная поставила меня в тупик. Безусловно, в моей практике встречались нестандартные течения заболевания, но мы методом экспериментов находили оптимальное решение и подбирали препараты. В данном случае, я вынужден признать поражение… Нет, я не ни у коем случае не оспариваю установленный в самом начале диагноз, я сознаюсь, что выбранный курс, медикаментозная и гипно терпия оказались не эффективными, более того, она могли даже ухудшить анамнез. И сейчас мы наблюдаем последствия… Мне как врачу — это безусловный упрек, но в данный момент у нас нет возможности по-новому диагностировать ее состояние и назначить другое лечение. Больная перестала выходить на контакт со своим прежним врачом, включая и меня. Она будто закрылась от всех в своем собственном, сотворенном мире, и позволила туда войти сегодня утром только сестре…
        Сергея Михайловича вежливо прервал Владимир
        — Маша, ты должна быть полностью в курсе. Виктория Лазарева, наша больная, является Вип пациентом клиники, надеюсь, тебе не надо пояснять, что означает этот статус? Ее муж, Александр Рытвин в силу произошедшего с женой — один из наших основных инвесторов. Он спонсирует не только лечение супруги, но и пребывание здесь других страждущих, он платит мне, Сергею Михайловичу, а теперь и тебе, Маша, довольно хорошую зарплату. Короче говоря — Александр Рытвин, практически совладелец нашей закрытой от всего остального мира элитной богадельни. И…
        — Я поняла, Владимир Степанович, всю важность будущего задания, так что же я должна делать? Маша не выдержала скопившегося в воздухе напряжения и рискнула перебить главврача.
        Зачем ее вызвали в кабинет и на протяжении долгого времени рассказывают о несчастной спятившей женщине, а теперь о регалиях и заслугах ее супруга?
        — Ирина Лазарева, родная сестра пациентки, дала согласие на назначение тебя ее новым лечащим врачом, точнее я рекомендовал ей согласиться с этим фактом, подтверждая свое решение твоим многолетним опытом работы, нестандартными взглядами на выбор лечения, новой школой в области психиатрии, коммуникабельностью и человеколюбием наконец. Что скрывать, твое назначение было моей личной протекцией. Так что оправдай доверие, уважаемая Мария Сергеевна. Безусловно, Сергей Михайлович останется при тебе бессменным консультантом. Но так сказать, путь к Телу разрешен отныне только тебе, Маша.
        Так что попытайся найти с ней контакт, тихо, спокойно, не торопясь, выведай, что за враг поселился в ее тайном мире и вызвал неожиданный срыв. Выяснив, кто он — мы вместе придумаем способ лечения.
        Подходя к двери отдельной одноместной палаты, располагающейся в правом крыле старинного здания, напротив лаборатории, Маша уже успела пробежаться глазами по личной карточке больной.
        Виктория Владимировна Лазарева, год рождения 1979, 11 сентября.
        (Удивительно — у нее сегодня день рождения. Интересно, она помнит об этом?) Была госпитализирована 13 марта 2010 года в состоянии тяжелого кататонического криза. Назначенное лечение….
        Анамнез: Прогрессирующий психоз на фоне алкогольной интоксикации.
        Прозаичная и грустная картина, все чаще встречающаяся среди богатых мира сего, свихнувшихся от переизбытка дозволенных эмоций, пресыщения извращенными фантазиями, а чаще, из — за недостатка простого человеческого общения…
        Ну, вот и готов твой предварительный диагноз.
        Хотя, как показывает действительность, ты часто ошибаешься в своих прогнозах, уважаемый доктор Фогель.
        Тихо постучав в дверь, Маша вздохнула глубже и вошла.
        Не догадываясь, что только что переступила порог в новую жизнь.
        Отдельная палата для особого пациента значительно отличалась от остальных. Так мог выглядеть одноместный номер в хорошей четырех звездной гостинице, но никак ни больничный бокс. Довольно просторное помещение, наполненное солнечным светом и свежим воздухом из широкого трехстворчатого окна, занимающего почти полстены. Мягкий уголок с журнальным столиком, стеллаж с книгами, небольшая плазма напротив кровати, оборудованной по последнему слову техники, кнопками для вызова персонала, джойстиками для изменения положения. Только кровать, переливающаяся огнями панели управления с закрепленным сбоку штативом для капельницы, да незаметные, крепкие решетки на окнах возвращали в больничную реальность. Осматривая с удивлением особую палату, Маша не сразу заметила свою подопечную. Ее стройная высокая фигура терялась на фоне окна, казалась эфемерно прозрачной, не естественно тонкой и воздушной. Женщина обернулась на скрип двери, но Маша пока не могла видеть ее лица.
        — Здравствуйте, Виктория, я ваш новый лечащий врач, Мария…Фогель., - она постаралась как можно увереннее произнести приветственное слово, но смутилась и немного замешкалась
        — Отнюдь,  — послышался высокий звонкий голос от окна,  — Отнюдь, Ваше имя звучит по-другому, а именно — Маленькая Птичка. Весь ваш род звался именно так.
        Добро пожаловать, Я ждала ВАС!
        Маша растерялась. Безусловно она была предупреждена о странном поведении пациентки, она просчитывала, продумывала различные подходы, способы войти с ней в контакт, но тот факт, что она, названная странным именем является ее долгожданной гостьей, ожидать не могла ни как.
        Больная пошла ей навстречу, и с каждым ее шагом удивление Марии становилось все сильнее. К ней приближалась женщина, только этим утром сбившая ее на машине и любезно подбросившая в клинику.
        Огромные испуганные глаза Маши явно доставляли удовольствие больной. Она подошла совсем близко и широко радостно улыбнулась, показав прекрасные жемчужные зубы.
        Маша, не отрываясь, разглядывала стоящую напротив женщину. Она была довольно высока, прекрасно сложена, стройную фигуру совсем не портил, скорее украшал широкий шелковый халат, расписанный изысканным китайским орнаментом, ее темно-русые вьющиеся волосы были небрежно убраны в пучок, а ясные зеленоватые глаза с хитрым прищуром не отрываясь смотрели на растерявшегося новоявленного личного врача. Да, это была та самая женщина, которая сбила ее на дороге утром и не успела впопыхах назвать своего имени, а Маша не догадалась его спросить.
        — Так, доктор, сейчас мы с Вами явно поменяемся местами. Неужели, Ирина не сказала Вам, что мы близнецы? Кстати, как поживает Ваше колено? Не волнуйтесь — через три дня оно угомонится.
        — Значит, она… Ваша сестра? Удивительное совпадение, просто невозможное стечение обстоятельств, что именно ее машина сегодня утром…
        — Мария, да будет Вам. Неужели прожив столь долго, почти тридцать три
        (Виктория мягко улыбнулась), Вы так и не поняли. что никаких совпадений не бывает, и обстоятельства просто так не соприкасаются, все предопределено. Тем более наша с Вами встреча.
        "О Господи! Бред начался с первой минуты разговора, что же ждать дальше"  — мелькнула в голове Маши мысль
        — Доктор, вы только не подумайте, что я брежу (Маша вздрогнула)  — я всего лишь вторю давно подтвержденной теории……, что все поступки людей запланированы Главным Кукловодом… они уже происходили…ранее
        Маша прерывисто втянула в себя воздух и постаралась взять инициативу в свои руки
        — Виктория, давайте сядем, мне весьма неудобно вести разговор практически у двери в палату. Не хотелось бы, чтобы кто-то был его свидетелем.
        Женщина усмехнулась, видя стремление врача сменить тему разговора.
        — Да, проходите, располагайтесь в кресле, доктор. Вы зря волнуетесь, в это время дня в коридоре никого нет.
        Маша устроилась в кресле напротив небольшого дивана, на который, расслабленно закрыв глаза, прилегла Виктория.
        Маша постаралась сосредоточиться.
        — Ну вот теперь хорошо и всем удобно. Вы видимо привыкли вести разговор лежа. Часто посещали психотерапевтов?
        Виктория блаженно улыбнулась и потянулась с кошачьей грацией.
        — Да, их было немало в самом начале, пока я наконец не поняла, кто я на самом деле, и в чем мое предназначение. Что все их заумные мужские беседы, сосредоточенные лишь на изучении моего скрытого либидо и латентной фалософобии, лишены всякого смысла.
        — И в чем ваше предназначение, Виктория?
        Ответ прозвучал молниеносно и сухо, как выстрел.
        — Я медиум.
        (Бог ты мой! А я Мария Терезия в таком случае! Начался обычный диалог с буйно помешанным)  — подумала Маша, подыскивая правильные аргументы для продолжения беседы.
        — Нет, Маша, никакая Вы не Мария Терезия, царской крови в Вас ни капли, увы… А вот имя Маленькая Птичка приклеилось не оторвешь.  — спокойно пробормотала Виктория, так и не открыв глаза.
        (Что происходит? Как она…это делает?)
        — Маша, простите, мысли некоторых людей подобно зачитанной книге, я их вижу как на ладони… Да успокойтесь Вы наконец,  — Виктория открыла глаза и легла набок, небрежно закинув ногу на подлокотник. Она напоминала избалованную абиссинскую кошку.
        — Неужели Вы никогда не встречались в своей жизни ни с чем таинственным, непонятным, неизведанным?? Неужели у Вас все просто и понятно и подчинено лишь рефлексам?
        Перешагнув порог этой палаты — вы попали в особый мир, Мир, созданный мной. И Я позволила этому произойти. Я понимаю стремление врачебного коллектива во главе с мировым светилом Ипполитовым излечить меня, но пардон, господа, лечить меня невозможно, только потому, что я здорова. Просто я сейчас должна быть здесь, а нигде более, здесь самое безопасное место. Здесь он меня не найдет…если я сама этого не захочу.
        — Кто не найдет?
        Слова вылетели непроизвольно, произнеся их, Маша ужаснулась, не так, ох — не так надо вести беседу. Куда подевался твой профессионализм? Это же самый главный вопрос, который надо задать, исподволь, осторожно…
        Виктория сменила позу, она села на краешек дивана, вытянувшись в струнку. Она слегка побледнела, осунулась, выражение лица внезапно стало серьезным и сосредоточенным, будто на экзамене.
        — Его имя Гай. Гай Фердинанд Лендол.
        Ирина Лазарева.
        Почему именно 11 сентября всегда самый тяжелый день для Ирины. Почему именно сегодня на нее накатывает ненавистное всепоглощающее чувство никчемности, пустотелости, бездарности, но что эти эфемерные эмоциональные составляющие значат против чудовищного ощущения одиночества, безжалостными щупальцами сжимающего ее уставшее биться сердце. Обязательная в этот день поездка к сестре все только усугубила. Еще сильнее пролегла между ними пропасть, становясь постепенно бескрайней, пропасть между Даром и обычным Умением, между избранностью и просто особенностью, между знанием и талантливой имитацией. И самое обидное, что во всех сравнениях Ирина занимает вторую, обреченную позицию. Она — самоуверенное ничтожество, играющее самостоятельно выбранную роль успешного умеющего импровизировать хомосапиенса.
        Одиночество все глубже затягивает ее в пропасть, откуда скоро не будет возврата. Все началось после смерти матери, девочкам тогда было всего по пять лет. Их отец доблестно исполнял воспитательский и менторский долг, но не более, вплоть до их полового созревания, четко соизмеряя диапазон душевных затрат и не приводя в дом чужой женщины. Когда им исполнилось тринадцать, он, наконец, позволил себе изменить свою и их жизнь, пригласив в пятикомнатную сталинку странную бледную особу, тощую, высокую даму, затянутую в веселенький ситец с крахмальным кружевным воротником, торжественно представив ее второй мамой. Та дама искусственно растянула пергаментно тонкую кожу на бледных щеках и наигранно приветливо присела на корточки, протянув к девочкам руки-веточки. Удивлению и отвращению сестер не было предела. Виктория странно хихикнула тогда и ничего не сказала, Ирина наоборот горько заплакала и бросилась в детскую, где в самом углу своей полки до сих пор хранила мамину розовую, самую любимую блузочку. Виктория нашла ее уткнувшуюся в мокрую от слез ветхую тряпочку и сказала лишь одно
        — Посмотрим, надолго ли эта бледная и худосочная моль заселилась к нам… Не хнычь, Ириша. Пусть лучше она поплачет…
        Ирина удивленно взглянула на улыбающуюся сестру и внезапно успокоилась, с тайной радостью предвкушая радужную перспективу отомстить предателю — отцу и еще более — насолить самозванке, понадеявшейся заменить им самое дорогое.
        Так Виктория нашла первую подопытную куклу для тренировки и усовершенствования своего особого дара.
        Она незаметно, исподволь, изо дня в день все изощреннее изводила мачеху, которая, надо признаться, не особо старалась найти общий язык с девочками, за что заслуженно страдала. Потерянные в самый необходимый момент очки или ключи от квартиры, были невинными шутками, разогревающими интерес и желание хихикающих проказниц. Пересоленный чай или переслащенный суп опять таки лишь увертюрой. В первом акте возмездия на передний план выступали постоянно со скрипом открывающиеся дверцы кухонного гарнитура и внезапно падающая на пол посуда. Второй акт исполняли занавески и гардины, путающиеся под ногами бледной Антонины Степановны, Тонечки, как ее называл жалкий предатель. А сколько восторга вызвало развешанное во дворе белье, плотно обмотавшее ее тщедушное тело. Высокий пронзительный визг Антонины всполошил тогда весь двор. Мачеха безуспешно боролась с непослушными простынями, заковавшими ее в непроницаемый кокон подобно гигантской мерзкой личинке. Но апофеозом детского триумфа было совсем другое, не явное проявление неведомого таланта одной из сестер, не физические доказательства ее вмешательства, а ее
тайная сила, особая способность испортить неугодным ей людям сон. С того самого дня как безликая Антонина попросила себя называть мамой, она невольно подписала себе приговор, неукоснительно приводимый в исполнение не только днем, но и ночью. Мачехе не было покоя ни минуты, при свете солнца ее везде преследовали четыре пары хитрых восторженных от собственных проказ глаз, но стоило ей в надежде на долгожданный сон сомкнуть веки, как начинался главный кошмар, вызывающий сначала скрежет зубов, тихие протяжные стоны, и наконец долгожданный испуганный вопль, заглушающий тихий детский смех.
        Кроме выше перечисленных экзекуций, адресованных лично Тонечке, которая на удивление сносила их с ангельским терпением, сестрам доставляло тайное удовольствие заставлять остальных родных и знакомых путать их. Они были похожи друг на друга как две капли воды, имели одинаковый рост, цвет волос и глаз. Безусловно — с неукоснительной точностью и тщательностью они подбирали себе одинаковые наряды, завязывали хвосты и накручивали челки. Отличать с первого взгляда их могла только мама, более никто не обладал способностью заметить особый, вечно блуждающий по темным уголкам взгляд Виктории и пристальные глаза Ирины, всегда смотрящие в душу и чувствующие мельчайшие оттенки настроения. После ее ухода ни одна живая душа более не различала их, даже горемыка отец. Разыгрывать этого простака скоро им надоело, хотя они и радовались каждый раз, когда он был поставлен в тупик их переодеваниями и лицедейством. Что уж говорить о навязанной против воли второй мамы. Бледная моль была не только глуха к их желаниям, особенностям внутреннего мира, но и абсолютно слепа, подобно кроту альбиносу. Она ни разу не назвала их
правильно по именам.
        Розыгрыши с переодеванием и вечной путаницей девочки с успехом перенесли в школу, а потом и во взрослой жизни не раз возвращались к детским невинным забавам.
        Одной из последних их антреприз была сдача экзаменов в Академию имени Сеченова на лечебный факультет, когда вместо Ирины на экзамене по специальности появилась Виктория, не потому, что Ирина не была подготовлена, отнюдь, просто сестры решили не рисковать на основном испытании. Вторая сестра, правда всего на несколько минут раньше появившаяся на этот свет и лишь по этому Старшая, успешно ответила на все три необходимых вопроса, не вдаваясь в теорию, она читала правильные ответы в глазах одного из менее защищенного члена комиссии.
        Предпоследним и на данный момент самым изощренным и опасным розыгрышем, была свадьба Виктории, перед смущенным Александром предстали две невесты, два белоснежных зеркальных отражения. И не было дня веселее и грустнее одновременно для обеих проказниц, когда рука жениха протянулась к Ирине и ей достался долгий призовой поцелуй в губы… До сих пор она с ироничной усмешкой видит удивленные и разочарованные глаза Александра, и ее сердце невольно сжимается при воспоминании о темном облачке, промелькнувшем на лице Виктории. Промелькнувшем лишь на миг…
        После розыгрыша на свадьбе, обе сестры интуитивно поняли, что подошли к пределу, вступить за который уже не вправе. Они дали друг другу невольное обещание прекратить лицедейство и исполняли его неукоснительно.
        До прошлого февраля…
        Поездка в Венецию на карнавал была детской мечтой Ирины. Очень давно, точнее с того момента как впервые в передаче вездесущего Сенкевича увидела сказочный город, плывущий по волнам лагуны, младшая сестра заболела им. С раннего детства она представляла себя знатной дамой, укрывшей свое лицо под таинственной прекрасной маской, украшенной разноцветными каменьями и кружевами, гуляющей по узким улицам странного средневекового города, вознесшегося над изумрудной водой на покрытых водорослями сваях, красавицей, стоящей на изогнутом мостике, смотрящей на проплывающие под ней изящные гондолы, управляемые стройными гондольерами, распевающими грустные песни о вечной любви… ей казалось, что именно в этом волшебном городе во время знаменитого карнавала ее будет ждать Принц, благородный незнакомец, носящий белоснежную бауту, закутанный в черный как смоль атласный плащ. И только ее сестра знала об этой мечте и как всегда тихо посмеивалась, уверяя, что под маской принц будет обязан спрятать толстое веснушчатое лицо, а под черным плащом пивной животик. Но Ирина не обижалась на старшую, она знала, что придуманная
сказка обязательно сбудется.
        Так оно и произошло. Правда, с эффектом — все наоборот.
        Вместо Ирины в Венецию полетела Виктория. Проза жизни положила на лопатки долгожданную мечту…. Ирина была срочно госпитализирована с маточным кровотечением, открывшимся после неудачно произведенного аборта.
        И вместо прекрасного Принца — сестре повстречался не менее прекрасный незнакомец по имени Гай Фердинанд Лендол.
        Но незнакомцем его можно было назвать с натяжкой. С Ириной Лазаревой, он довольно длительное время состоял в переписке на международном сновидческом форуме, посвященном расширению сознания и совершенствованию контроля над снами.
        Милый симпатичный англичанин, по его словам, богатый наследник древнего рода, владелец небольшого поместья в графстве Кент, не мог не заинтересовать неискушенную мужским вниманием девушку.
        Неплохо зная английский, она вступила с ним в профессиональную полемику относительно способов продления осознанности, которая постепенно перешла в тесную виртуальную связь. Через полгода они знали друг о друге все, что могли или считали нужным… поездка в Венецию была бы их первым долгожданным свиданием в реале. Но, увы, ему так и не суждено было состояться… В последнем письме, которое так и не было отправлено из-за технических проблем на сервере, Ирина сообщала ему об ухудшении здоровья и отмене вылета…
        Гай являлся единственной тайной, скрываемой от Виктории. Мысли сестры та читать не умела.
        Воспоминания мгновенно пронеслись перед глазами Ирины… Верит ли она в судьбу? В предопределенность, в фатум? Теперь уже да…
        В Венецию по ее паспорту отправилась сестра и вернулась совсем другой.
        Невеселые размышления Ирины прервала вибрация, а потом и любимая мелодия Поля Мариа, донесшаяся из внутреннего кармана куртки. На связи был Борис Михайлович.
        Она свернула на обочину, и некоторое время нерешительно смотрела на освещенный дисплей, судорожно пытаясь продумать предстоящий разговор.
        Прослушав песню почти до конца в надежде, что абонент отключится — она нажала на зеленую кнопку приема.
        Бориса интересовал лишь один вопрос, но на него не было определенного ответа, у нее вообще не могло существовать ответа на него, а излагать все наличествующие факты по мобильному она не считала целесообразным.
        — Да, я уже еду от нее. Борис Михайлович, дело очень запутанное, и по телефону вряд ли я донесу его суть. Я эту гребенную суть в принципе не в состоянии осознать!!! Чертовщина какая то…Нам надо встретиться как можно скорее. Если ты не против, то, я прямиком направляюсь к тебе в лабораторию…. Да, положение с Викой необъяснимое, нет, не скажу, что тяжелое… Но она до сих пор не идет на контакт и говорит отдельными фразами. Тем не менее кое — что я из нее вытянула. Случилось то, чего мы не могли предположить… Он нашел ее! Он нашел ее во сне!!! Как это возможно???
        Денис Морозов.
        Когда-то Джон говорил мне, что измены помогают сохранить ему семью, укрепить утраченное за годы сексуальное желание, восстановить сокровенность чувств, остроту ощущений. Теперь могу пожать ему руку и сказать
        — Да, парень, ты абсолютно прав. Так оно и есть. И, знаешь, острота чувств напрямую зависит от тяжести вины, а вот продолжительность этого странного чувственного опьянения уже от множества других факторов. Как то, степень обиды обойденной половины, высота планки ее или его амбиций, способности прощать и осознать собственную вину в произошедшем…
        Но Джону этого не понять, его половина кардинально отличается от моей, великой и ужасной Ирины Владимировны. Твоя Маринка верит тебе, старый осел со второй попытки, она самозабвенно который раз утыкается в плечо и плачет, полагая, что все страшные подозрения лишь привиделись, а подруги, застукавшие тебя с очередной блондинкой на Ленинградке, безусловно завидуют ей, потому что всегда мечтали о высоком мускулистом десантнике, сокрушавшем разум всему двору после возвращения из армии. Легко списывать свои грехи на зависть подруг. Тебе круто подвезло, Джонни!! Выбрав после выпускного бала Маринку, ты нашел тихую и уютную гавань.
        Хотя, могу тебе признаться, положа руку на сердце — от моей Снежной королевы я так же не мог ожидать ничего подобного. Она превзошла твою дурочку Маринку, она совершила ТО, что я не мог предвидеть даже в самом радужном сне, она в очередной раз удивила, хотя, почему я удивлен — моя Ирка была всегда намбер ван, я это знал, ты это знал и тихо постанывал от зависти, глядя на нее и меня… Коль любить — так королеву!
        Когда я понял, что наступил самый что ни на есть ординарный пример пошлейшего классического анекдота о глупом любовнике, шмыгнувшим в платяной шкаф, я испугался, как может пугаться ребенок, да именно так. Увы, я струсил, я практически навалил с штаны…а как бы ты например поступил, мой друг?? Внутри все сжалось, я не верил в происходящее, затаил дыхание, как будто именно дыхание способно выдать меня, притаившегося за дверью чужой спальни. Я молил только об одном, чтобы Ирина не вошла и не запалила меня… Как Валерия Ивановна, помнишь, когда она нашла нас с тобой в лабораторке, где мы готовили специальную гремучую смесь для физички… Да порой дурацкие детские мысли посещают нас в самый страшный момент в жизни. Но она не вошла, или мой ангел услышал отчаянный SOS.
        Когда я уходил, точнее убегал, из чужой квартиры я уже понимал, что моя жизнь меняется, я зачеркиваю строки, казавшиеся важными, но теперь ставшие совершенно бессмысленными.
        Знаешь, Джон, я никогда ранее не задумывался, что так может быть. Одномоментно, односекундно человек, занимающий в твоей жизни определенную позицию, играющий в ней одну из ведущих ролей, становится заштатным статистом. Призраком. Как будто сладкая пелена греха, окутывающая глаза падает и ты смотришь на мир глазами новорожденного, не испытывая при этом ни капли вины, или лишь совсем одну, единственную каплю. Ты желаешь, чтобы та, что стала ничем, не сильно страдала… Исчезла из жизни и не пыталась реанимировать почившее. Уж, ты, старик, меня поймешь точно!
        Знаешь…
        Мама всегда пыталась выбиться в люди, стремилась всю свою жизнь выбраться из барака, где жили ее родители, а потом находилась моя колыбель… Ей это удалось, но из барака, в трехкомнатный кооператив выбралась лишь ее оболочка, а душа, родившаяся в бараке, навеки осталась там. Барак — это судьба, мой друг! Да, служа Отечеству, великой партии большевиков, она забыла обо мне, или точнее сказать, таким образом, воспитывала во мне стойкий дух, но мне оно надо?? Я хотел маму, мечтал о сказках, которые должна была рассказывать мне она, а на самом деле читала нянечка в детсаде на продленной неделе. Я до слез завидовал детям, которых хорошие родители забирали каждый вечер домой в теплую постель, когда моя наоборот засиживалась на партийных собраниях, следуя своей сумасшедшей иллюзорной идеологии, так и не восторжествовавшей. Но за одно я ей благодарен — она воспитала во мне отвращение к бараку. Животную ненависть. Дала уверенность, что я никогда не повторю ее судьбу.
        И тогда, убегая из панельной двенадцатиэтажки, показавшейся мне самым ненавистным и тоскливым местом на земле, псевдо бараком, я бежал за ускользающей мечтой к счастью, и успел запрыгнуть последний вагон, следующий в Эльдорадо.
        Не пойман — не вор — так ты мне говорил, Джонни… Спасибо, друг, что выручил, подтвердил незамысловатое, наспех придуманное алиби.
        Но вернусь к теме — чем удивила меня королевишна. Ты никогда не догадаешься…
        Она призналась мне в любви… Прикинь!! Мне, только что слезшему с ее недалекой простушки — подруги. Если бы только призналась, нет, она делала это каждый день на протяжении месяца. Весьма неожиданно, пикантно. Чертовски возбуждающе. Я повсеместно находил записки от нее, как в детстве, как в старые добрые школьные времена, влюбленная девочка открывала мне душу, приближая шаг за шагом наступление вечера, когда я, уже изнемогая от желания ждал ее приезда из офиса. Правильно говорят, что в каждой женщине спрятана ведьма, так вот моя кудесница смогла сотворить почти невозможное она вернула нам страсть, острую, животную. Ту, что вновь скрепила наш почти развалившийся брак…
        Вспоминаю ли я другую? Чуть не спросил — о ком ты? О Господи, о чем ты говоришь?? Стараюсь не делать этого, дружище… Зачем? Это уменьшает уровень комфорта. Отношения между людьми тогда имеют смысл, когда они комфортны обеим партнерам. Та женщина перестала выполнять нужную функцию, близлежащей промокашки — жилетки и теплой бесплатной дырочки. Прости, грубо, но правдиво. Неужели ты думал, что я собственноручно выберу местом обитания — ненавистный совковый барак, двенадцатиэтажную панельную башню? Только одна мысль меня порой мучает, если она сильно заморочилась после нашего расставания, пусть я ей побыстрее стану безразличен… Ведь, что греха таить, я не достоин ее, наивной блаженной дурочки, верующую в бескорыстную любовь и необходимость самопожертвования ради кого-то… Бедняге пришло время повзрослеть…хотя… После тридцати трех — пожалуй это уже клиника.
        Денис положил мертвую трубку на базу. Он часто говорил с воображаемым Джоном не потому, что не хотел набрать его номер, просто он не находил в себе силы признаться другу в абсолютной пустоте и одиночестве, поселившемся в его душе. Он придумывал все произнесенные ранее в пустоту фразы, лишь для того, чтобы хотя бы немного упорядочить мысли, которые уже на протяжении нескольких месяцев, подобно сумасшедшим броуновским пчелам метались в голове, мешая вести прежнюю размеренную жизнь образцового метросексуала и зачем далеко ходить, заурядного альфонса. Оно из великих человеческих достижений — признать истину, взглянув на себя со стороны трезвым незаинтересованным взглядом. Да, ну и что из этого? Альфонс, приживалка, нахлебник, жиголо, экскорт партнер, как много у меня имен, много масок, а суть одна — паразит. Ну — ну, негоже постоянно заниматься самоедством, каждый выживает по способностям, а умный по потребностям.
        Мария Фогель
        На третьем этаже панельной двенадцатиэтажки зажегся теплый свет, спрятавшийся под плетенным апельсиновым абажуром. Маша, на автомате заварила себе травяной чай, чтобы немного расслабиться после невероятно насыщенного событиями дня. Заглянувшая на огонек дочка, присела рядом и прижалась к уставшей маме. Взгляд Маши упал на почти заживший шрамик над ее губой. Взгляд всегда теперь падал только сюда, рана, собственноручно нанесенная ребенку служила вечным напоминанием и вечным укором, маяком, позволившем найти путь из мира безумия, почти поглотившем ее накаченный алкоголем разум.
        Интересно, где тот маяк, что вернет их липких лап сумасшествия ее новую подопечную, Викторию Лазареву, молодую красивую женщину с невероятной судьбой.
        Немного поговорив с дочерью о делах в школе, о новом мальчике, пришедшем с началом четверти в их класс, Маша нежно поцеловала зевнувшую девочку в лоб и пожелала спокойной ночи.
        Оставшись одна на кухне, она сделала большой глоток чай и потянувшись, устало закрыла глаза. Итак, стоит ли мне сейчас хотя бы попытаться отделить зерна реальности от воображаемого бреда, нащупать объективные границы, обосновать ими услышанную историю, воспользоваться как фундаментом. Или сотканный рассказом Виктории сказочный замок будет смыт первой же волной прибоя. Маше были прекрасно знакомы симптомы параноидального психоза, развивающийся при хроническом алкоголизме, характеризующийся бредом преследования, выраженным аффектом тревоги и страха, двигательным возбуждением и импульсивными действиями. Пограничное состояние с притаившейся шизофренией. Виктория подтверждала каждый классический симптом и в тот же момент опровергала его. Она прекрасно осознавала опасность и приводила вполне обоснованные объяснения компрометирующим ее действиям. Если бы не состояние неконтролируемого амока, приступа безудержной ненависти к родной сестре, не несущего под собой ни одного реального основания, в момент которого она была госпитализирована полгода назад, то… можно было считать, что в частной подмосковной
клинике содержится под замком талантливая симулянтка.
        Если бы не жесткие факты, подтверждающие тогда абсолютную неадекватность восприятия реальности, самоизоляции, оторванности от окружающего, разрыв по собственной инициативе всех родственных и социальных связей… хотя…и это может быть признаком высочайшего душевного напряжения и перенесенной глубокой психологической травмы… И установленный доктором Ипполитовым диагноз прогрессирующего психоза можно будет ставить под сомнение. Но это будет только завтра, во время доклада главврачу, а сейчас у Марии Фогель есть возможность восстановить в памяти невероятный рассказ Виктории.
        VIVA VENEZIA!
        История Виктории Лазаревой.
        — А кто такой Гай Лэндол?  — с удивлением спросила Маша, не сводя глаз в бледной, словно полотно женщины, вытянувшейся в струнку на краю больничного дивана.
        Несколько мгновений гнетущей тишины прервал судорожный вздох. Казалось даже столь невинный вопрос вызвал у собеседницы мучительную боль, ее прекрасное лицо помертвело, идеальный мраморный лоб прорезала глубокая морщина, навечно застывшая между высокими бровями вразлет грустной складкой.
        Через несколько секунд Маша услышала тихий глухой голос, совершенно незнакомый ей, будто принадлежащий совсем другому человеку, но тем не менее — это говорила Виктория, в мгновение ока превратившаяся в смертельно напуганного ребенка.
        — Гай? Это… это человек, или его можно так назвать…который вывернул мою жизнь наизнанку, исследовал каждый темный уголок и, вытащив почти все нужные ему секреты, выкинул на свалку за ненадобностью. Но мой мозг хранит еще одну очень важную тайну, о которой он догадывался, изысканно пытая меня, и был уверен, что я не смогу противостоять его сумрачным экзерсисам. Но, увы…. Потерпел фиаско…Знаю одно — разгадка необходима ему, как воздух, он одержим ей, но ключ, отпирающий волшебный погребок надежно заперт вот здесь.
        Тонкий белоснежный палец с острым перламутровым ноготком коснулся нежного виска, а потом незаметно смахнул скопившуюся в углу глаза каплю.
        — А еще это самый прекрасный любовник на свете…
        Маша в недоумении смотрела на Викторию, ожидая продолжения. И оно последовало.
        — Знаете ли Вы, доктор, что я появилась на свет несколькими минутами раньше сестры и видимо за это была облагодетельствована Всевышним, взвалившем на мои хрупкие плечи неизмеримо тяжелый груз особого знания. Но то, что это не просто Знание, а точнее говоря предначертанный кем-то без моего согласия на то Путь, я поняла, лишь повзрослев. Этому Знанию не научат вас ни в одном университете, ни в самой престижной академии. Его не существует в физическом мире, оно завещано нам прежней погибшей цивилизацией, навеки потерянным миром. Его отголоски, следы, доступны сейчас лишь избранным. Мне думалось в детстве, что моя сестра, мама, да и все люди вокруг видели тоже, что я вижу, слышали тоже, что слышу я и чувствовали естественно тоже самое. Когда я поняла, что эта способность принадлежит только мне, то впервые столкнулась с одиночеством… которое в дальнейшем стало моим верным спутником, собеседником, учителем, судьей и защитой… Ладно, не буду утруждать Ваше внимание подробным рассказом взросления одаренного сверхъестественными способностями ребенка, для нас сейчас придумано мудреное прозвище — индиго,
говорят моя аура обязана святиться синим цветом, согласна с одним — мой любимый оттенок лавандовый, переходящий в берлинскую лазурь, но это не имеет отношения к рассказу или… лишь косвенно. Итак…
        Венеция…
        Город — призрак, танцующий на волнах Адриатической лагуны, город — перевертыш, прячущий один раз в год истинное лицо за нарочитым весельем карнавала и таинственными масками… Легенда, тайна, вечный символ романтической любви, заблудившейся в узких переулках, замершей в ожидании на горбатых мостках, умирающей и воскресающей вновь в протяжных песнях гондольеров. Город — мечта моей на несколько минут младшей сестры, но по велению рока ставший моим палачом.
        Мы с раннего детства любили розыгрыши, никто, кроме мамочки, рано оставившей нас не мог отличить девочек друг от друга, чем мы не редко пользовались… Как и в этот раз, когда поездка Ирины сорвалась в самый последний момент из-за осложнения после неудачно сделанного аборта. Не убий!! Первый из смертный грехов, совершенный сестрой, но расплата за него, почему то легла на мои плечи…
        Она уговорила меня еще раз воспользоваться нашим феноменальным сходством и слетать в Венецию в феврале по ее паспорту, как раз на время ежегодного карнавала.
        Безусловно, я согласилась не раздумывая, в моей галерее затянулся ремонт, Саша, улетел в Лондон на конференцию… Знаете ли Маша, главную особенность фатума? Так вот — все обстоятельства вокруг запланированного действия моментально сложатся как удачный пасьянс, лишь бы предсказанное свершилось. Все кусочки паззла найдутся легко, без усилий, Вас понесет навстречу судьбе как на крыльях.
        В начале февраля 2010 года меня туда понесли крылья Ал Италии…
        Отель, что забронировала себе сестра находился в самом центре, не слишком далеко от площади Святого Марка, на берегу одного из бесчисленных каналов, пронизывающих город подобно кровеносной системе. К небольшой рецепции вел изогнутый маленький мостик, с обеих сторон украшенный подвесными горшками с цветущей геранью. Не удивляйтесь, она там цветет круглый год. Ка де Конти, собственность семьи Шеридан, построенный в начале четырнадцатого столетия — жемчужина городской архитектуры, выбранная Ириной для осуществления долгожданной мечты. Мало того, что она отыскала себе один из самых романтических отелей, она за полгода до начала карнавала зарезервировала прокат карнавального костюма, который был заблаговременно доставлен услужливым консьержем и лежал у огромного зеркала в гостиной в ожидании примерки.
        Про костюм я вспомнила в последний момент, когда немного пришла в себя после утомительного утреннего перелета и последующего путешествия на островную Венецию на борту вапоретто. Я заметила вместительную синюю коробку, угол которой был немного надорван, выпустив на свет небольшой лоскут красного, прямо таки алого цвета. " Да уж. Ирина в своем репертуаре… надеюсь, меня не примут за обезумевшего петуха или перевозбудившегося попугая.." размышляла, с надеждой подходя к коробке. Увы… должна признаться, приготовленный сюрприз удался, зарезервированный костюм был великолепен, он полностью отражал внутренний мир позерства, кокетства, вычурности, богемной эпатажности моей родной сестры, но и тем не менее он поражал изысканностью кроя, изяществом кружев, богатством вышивки и отделки. У меня невольно вырвался вздох восхищения и в голове прозвучал закономерный вопрос — сколько же стоила его аренда? Это было ярко красное пышное платье из тяжелого атласа, ложившегося плавными складками, с откровенно открытым декольте, отороченным прозрачным кружевом, зауженное на талии стеганым золотом корсетом. Украшением ему
служил широкий парчовый кушак, отделанным замысловатой петляющей вышивкой в восточном стиле. Под платьем, в отдельной коробке, перетянутой атласной лентой с фирменным ярлычком мастера, нашлась черная бархатная полумаска с вкраплением темного жемчуга вокруг прорезей для глаз. Для неучей вроде меня над именем мастера, изготовившем это произведение искусства стояло короткое название Moretta, Tragicomica.it.
        Она была прекрасна. Мои руки задрожали от волнения, когда я вытаскивала ее из упаковки. Я не могла отвести от нее глаз, не предполагая, что современные мастера могут создавать столь изысканные образцы старинных классических масок. Не совладав с любопытством — я подошла к огромному зеркалу в пол и приложила ее к лицу. И как ожидала — произошло чудо, взглянув через узкие прорези я увидела совсем другой мир, искрящийся фейерверками, танцующий на радуге, фантастический, волшебный, суливший мне, исполнение самых заветных желаний, билет в забытую сказку.
        Я в недоумении повертела маску у руках, на обратной стороне не находилось ни одной ленты, чтобы ее закрепить на лице, так же не было отверстия для специального держателя снизу… Потом лишь нашла небольшую палочку из пластика внутри самой маски на уровне рта и поняла ее смысл. Мне придется во время празднества держать маску зубами… согласившись на добровольное молчание… Довольно оригинальное спасение от женской болтливости придумали венецианцы. Безмолвная красота — идеал женской сути… Но Ирина могла бы предупредить заранее об особенности выбранного образа, странное решение молчать на протяжении всего карнавала — явный диссонанс не только с ее экспрессивной природой, но и с остальным костюмом, должным вызывать волнение и восхищение, обликом обворожительной алой куртизанки. Это не было на нее похоже и слегка настораживало.
        Согласие погрузится в мир ее мечты, я собиралась выполнить лишь отчасти. Безусловно, я планировала присутствовать на площади в момент традиционного полета Ангела, провести некоторое время в карнавальной толчее, любуясь бесконечностью человеческой фантазии, воплотившейся в бесчисленных масках, возможно, посетить один из костюмированных балов, правда сестрой зарезервировано три, не более и не менее. Но в данный момент я принимаю решение сама, оплаченные ею мероприятия мне не указ.
        Тогда я решила положиться на настроение и следовать особым ощущениям, которые потихоньку давали о себе знать.
        После первого шага на венецианскую землю, который, увы закончился неловким падением на пристань, о чем сейчас напоминает мне разбитое в кровь колено, вплоть до рецепции отеля меня не отпускало чувство ведомости, ощущение присутствия, человеческой слежки или проявления стороннего духа. Я с удивлением почувствовала две ледяные точки от пристального взгляда на спине, но попытки оглянуться и внимательнее рассмотреть спускавшихся по трапу в город вместе со мной туристов результата не дали.
        Потом положение усугубилось, добавился пробегающий время от времени по телу морозец, верный признак присутствие чужеродной сущности. Я на миг остановилась, делая вид, что любуюсь Мостом Вздохов, закрыла глаза и полностью сосредоточилась на ощупывании окружающей действительности, и тогда в первые соприкоснулась с Пустотой, с Ничем. И оно более не отпускало.
        Маша, чтобы пояснить обыкновенному человеку, это было похоже на порыв ледяного ветра в спину, моментально лишающего осязательных рефлексов. Тогда силой мысли мне удалось растопить наледь и продолжить путь. Но подобно репью Ничто прилипло к картине восприятия, спряталось, затаилось. Пустота прочно поселилась в моей душе, но не предъявила образа, который она собиралась примерить для реальной жизни. Пока еще не предъявила…
        Сидя на полу комнаты за плотно завешанными портьерами и закрытыми окнами, разглядывая черную бархатную маску, предназначенную мне, я смогла на время освободиться от присутствия чужого взгляда, но лишь на время. Выйдя на божий свет, я буду вынуждена найти неизвестного преследователя и постараться узнать его намерения.
        Рассказ Виктории невольно прервался. В палату после тихого стука в дверь вошла процедурная сестра с томографом. Маша молча наблюдала за манипуляциями девушки, подворачивающей рукав халата пациентки и отметила про себя болезненную худобу ее рук. Виктория была истощенна не только душевно, но и физически. Доктор машинально сделала заметку в ее карте о необходимости проконтролировать питание и добавить физические нагрузки для повышения тонуса мышц.
        Дверь за сестрой закрылась и Виктория, проводив ее взглядом, тихо произнесла
        — Когда мы поговорим с Вами, Маша, пожалуйста предостерегите Ларису от задуманного, оно не принесет желаемого, лишь усугубит ситуацию. Не спрашивайте, это долгая история, просто отпустите ее со смены пораньше и напомните золотые слова Скарлетт — Я подумаю об этом завтра. А завтра наступит другой день…. Итак, вернемся к моей истории, фантасмагорической, сюрреалистической, запредельной и в тоже время многократно разыгранной персонажами захолустных мыльных опер…
        …Притаившаяся Пустота не заставила себя долго ждать. Стоило мне появиться на следующий день на улице и смешаться перед выходом из отеля с толпой чирикающий по птичьи японских туристов, которые в восхищении обступили закутанную в алый шелк и атлас новоявленную куртизанку и защелкали фотоаппаратами и айфонами, как за их головами, спрятавшимися в капюшоны от незапланированного праздником мелкого дождика мелькнуло белоснежное лицо, безмолвное и пустое. Оно проскользнуло, успев обжечь меня черными провалами глаз, и исчезло в толпе, смешавшись с гостями карнавала, спешащих на площадь посмотреть на традиционный полет Ангела.
        Я пыталась вычислить белую маску среди идущих рядом людей, безуспешно, она появилась вновь уже довольно на большом расстоянии, в конце переулка, выходящего на площадь Сан Марко. Человек, закутанный с головы до ног в черный атласный плащ с низко опущенным капюшоном, сверкая белоснежным мертвенным лицом стоял против течения толпы и не сводил с меня черных пустых глазниц. Потом он резко развернулся и смешавшись с торопящимися людьми исчез, мелькнув словно ворон полой хлопнувшего на ветру плаща. Вместе с интригой в мою душу на мгновение заползли щупальца леденящего кровь ужаса. Кто он? Что ему нужно? Именно этот человек следит за мной с первых шагов на венецианской земле. Какую ужасную маску он выбрал для своей миссии. Лик пустоты, безразличия, непроницаемого холода, маску Вольто, гражданина, одну из классических личин, под которой ранее скрывали человеческие пороки, безнаказанно творя первородное зло.
        Закравшийся внутрь страх подобно плесени разрастался и постепенно ослабил защиту от постороннего вмешательства.
        Обычно, я всегда ставила ее барьером от проникновения чужих мыслей, которые если им дать волю, жужжат в голове подобно назойливым мухам. Защита стала для меня обыденностью, как для Вас, Маша, мытье рук перед едой. Она, чтобы было понятно, выполняла роль респиратора в задымленном помещении, давала возможность дышать, жить своей собственной жизнью, а не скользить по обрывкам посторонних эмоций. Находясь в социуме, я мысленно облекаю себя в зеркальный кокон, не позволяющий проникнуть в голову чужим намерениям, защищающий от внедрения нежелательным сущностей.
        Предвосхищаю Ваш вопрос — Блаженные в своем невежестве… Видели ли бы Вы, что крутится сейчас вокруг нас, даже здесь, в пропитанном антисептиками, наставлениями врачей и молитвами болезных пациентов убежище — просмотр ужастиков в обнимку с попкорном стал бы лишним.
        Маша невольно огляделась по сторонам. Виктория терпеливо ждала, пока она успокоится, чтобы продолжить свой рассказ
        И только страх, немотивированный, необоснованный, беспричинный, подобно ржавчине способен был прогрызть мой волшебный скафандр… Так и произошло тогда… А вслед за страхом, пробившимся сквозь дырочку я услышала Голос, тихий, низкий, почти шепот.
        — Иди за мной…
        Мария в смущении опустила глаза, увы, ее подопечная не оправдала надежды на изменение установленного ранее диагноза. Мания преследования — один из классических признаков развившейся шизофрении. Виктория в ответ тихо вздохнула и опустила голову на поджатые к животу острые колени.
        _- Мария Сергеевна, не спешите с выводами, дослушайте мою историю до конца — а уж потом решайте — сумасшедшая я или просто Другая.
        Полагаете — я не могу отличить обычного зеваку, комедианта, решившего разыграть интригу среди всеобщего маскарадного помешательства, экзальтированного актера, намерившегося испугать меня от действительного зла в человеческом обличии. Увы, если бы это были происки ряженного впечатлительного юноши, затеявшего игру в салки. Но все было не так… Вы намерены дослушать меня?
        — Извините, Вика, Вы правы- пожалуйста продолжайте.  — Мария от смущения покраснела. Ей стало стыдно, что собеседница читает ее будто открытую книгу.
        — Не переживайте Вы так, каждый человек на вашем месте принял бы меня за буйно помешанную, страдающую от иллюзорных вражеских козней. Но нет, чужое присутствие подобно мигающей тревожной кнопке на пульте охраны, только расположенной на задней части моей головы,  — Виктория повернулась боком к Маше и приподняв кудрявые волосы, указала рукой на основание черепа.
        — И вот здесь еще одна,  — рука женщины коснулась горла,  — я всегда ощущаю переменную пульсацию, по мере усиления воздействия — становится все тяжелее дышать.
        В тот день я пыталась всеми известными способами сбросить с себя присосавшегося спрута, но усилия оказались напрасными, нашествие всепоглощающей пустоты уже не контролировалось, его ледяное дыхание постепенно охватило все тело. Подобно марионетке, перестав управлять собственными мыслями и поступками, подчинившись лишь завораживающему зову — Иди за мной, я, слившись с толпой туристов и ряженных минуя арку Часовой башни вышла на площадь Святого Марка.
        Вы были в Венеции, Маша?
        — Нет, к сожалению, но…
        — Не беда… Вы там обязательно побываете, поверьте. Любовь приводит каждого человека в свой город и распоряжается им потом по собственному усмотрению. Мне кажется, что ваш будущий избранник боготворит этот город…
        Маша вздрогнула. Не обращая на нее внимания, Виктория продолжала…
        Когда Вы впервые попадете на центральную площадь, то доставьте себе удовольствие — покормите голубей, священных птиц Венеции. И дайте им свободу вести себя, как они привыкли, просто доверьтесь им и ничего не бойтесь.
        В то утро, несмотря на постепенно заполняющуюся возбужденным пестрым народом площадь, голуби не сдавали своих позиций, они кружили небольшими стайками по ее центру у Базилики, собирались под арками Прокураций, клевали щедро рассыпаемый туристами попкорн.
        Зовущий голос продолжал главенствовать над моим разумом, контролируя свои действия лишь частично, я подошла к продавцу корма и приобрела за одно евро пакетик с сушеной кукурузой. Не обращая внимания на накрапывающий мелкий дождь, опустилась на корточки на мокрую мостовую и рассыпала немного зерна вокруг. Не прошло и секунды, как вечно голодные птицы бесцеремонно облепили меня со всех сторон, цепляясь острыми коготками за одежду они ползли вверх возбужденно курлыкая, приближаясь к лицу. Я испугано поднялась и из последних сил безуспешно пыталась стряхнуть с себя наглую птичью стаю, но усилия оказались напрасными, несколько особенно зарвавшихся особей, цепляясь за оборки платья, поднявшись, атаковали мои плечи и голову. Полагая, что от роскошного костюма уже не осталось и следа, я, продолжая сжимать во рту маску, беспомощно оглянулась по сторонам, ища помощи. Вокруг толпились лишь восхищенные необычным птичьим аттракционом зрители, слышался многоязыковый говор и мелькали вспышки камер. Но помощь все же пришла — она прозвучала в моей голове тихим вкрадчивым голосом, который и привел меня на площадь —
Убей! Убей одного, кинь камень в стаю — и все сразу закончится, словно в сказке — они заклюют сами себя…..
        Я, теряя самообладание, вновь присела на мостовую и закрыла уши, стараясь не слышать страшных приказов, но правая рука машинально потянулась назад и нащупала неизвестно откуда попавший на площадь остроугольный тяжелый булыжник. Откуда он взялся? Вокруг меня волновалось, вздрагивало крыльями антрацитово — серое курлыкающее голубиное море, и я уже вожделенно упивалась видом легкой и доступной смерти. Своей властью над безмозглыми грязными тварями, унизившими меня перед толпой, испортивших коготками и клювами карнавальный костюм. Рука судорожно сжала камень и стала подниматься…
        Через секунду на нее легла тонкая бамбуковая трость, и прозвучал глухой голос, будто говоривший человек произносил слова через длинную металлическую трубу.
        Я подняла глаза и закричала от ужаса. Моретта выпала изо рта и откатилась в сторону по мокрой мостовой. На меня хищно нацелился длинный птичий клюв диковинной маски. Человек, стоящий рядом, быстро убрал с моей руки трость, а другой рукой перехватил зажатый камень.
        — Мисс, не делайте то, о чем серьезно пожалеете в будущем. Голуби — священные птицы этого города и им позволено все. Хорошо, что готовящееся преступление кроме меня никто не заметил — все наслаждаются ежегодным полетом Ангела… Все, кроме нас…
        Он говорил на хорошем и правильном английском, что выдавало его британское происхождение.
        Я со страхом разглядывала странную птичью маску с нарисованными на ней круглыми очками, зловещий черный саван незнакомца, черную шляпу с круглыми полями и непроницаемый плащ из тяжелого атласа, отороченный серебреной вышивкой с изображением человеческих черепов, который полностью скрывал тело. В прорези маски на меня с нескрываемым любопытством смотрел один ярко-голубой, и другой странный зеркальный глаз, в котором на миг отразилось мое мертвенно бледное лицо… Мужчина улыбался, приподняв лишь уголки рта.
        Улыбка и хищно опущенный клюв загадочной птицы напомнили мне гротескное жуткое существо Апокалипсиса, сошедшее с полотен бессмертного Иоранима Босха, средневекового апологета Страшного Суда.
        Я не могла отвести от него завороженного взгляда, и лишь подошедшая девочка, осторожно тронувшая меня за локоть, чтобы отдать упавшую маску, прервала визуальный молчаливый диалог.
        — Как Ваше имя, мисс?  — услышала я его вопрос
        Что заставило меня тогда соврать, какой потаенный голос дал совет, не знаю, но я назвала имя сестры.
        Мужчина галантно поклонился, сняв шляпу, приподнял за клюв наверх страшную маску, открыв лицо, на котором играла радостная мальчишеская улыбка, обнажая ровные белоснежные зубы.
        — А меня Гай, Гай Лендол, очень рад познакомится с тобой, Ирина! Вот так встреча!!
        Напряжение спало, и я с интересом разглядывала стоящего рядом господина.
        Блондин, волнистые волосы стянуты сзади кожаным ремешком в хвост. Немногим выше среднего роста, под плащом просматривается плотное мускулистое, натренированное тело. На меня с легким прищуром смотрели глаза в странного вида очках. Одно их стекол было обычным, через него я видела насмешливый голубой глаз, другое же отливало зеркальным блеском, что в целом делало незнакомца похожим на аллегорического пирата, если бы не мрачная монашеская сутана. Мужчина, назвавший себя Гаем Лендолом, не был красавцем в классическом понимании этого слова, тем не менее отличался особой привлекательностью, ценимой женщинами. Смелый взгляд с лукавым прищуром, открытая, располагающая улыбка, приятные, мягкие черты лица, присущие жителям Туманного Альбиона, волевой подбородок, немного обветренная на вересковых пустошах или на берегах Ла Манша кожа щек и правильной формы нос с небольшой горбинкой. Рассматривая его, я почувствовала, как внутри груди затрепетал крыльями мотылек, испуганно и восхищенно. Впервые…
        Он шагнул ближе и предложил руку. А потом случилось странное — как только я дотронулась до его локтя, освободившегося из под тяжелого черного плаща, пульсирующая точка в моей голове погасла, а сжимающее горло ощущение присутствия Зла исчезло без следа. Я с облегчением вздохнула полной грудью влажный дождливый воздух, пропитанный морем и…в тот же момент рядом с нами раздались оглушительные триумфальные звуки фанфар и тромбонов, возвещающих начало празднества, пронесся кубарем клубок ряженных, и пестрый дождь из разноцветных конфетти вмиг окутал нас, погрузив в сказку.
        Я вздрогнула от неожиданности, а Гай с улыбкой успокаивающе сжал мою руку.
        — Знаете, Ирина, что в средние века с колокольни Святого Марка спускали не бутафорного ангела, как например сегодня, известную топ модель, дочь местного мафиози, закутанную в бесчисленные рюши и предвкушающую небывалый гонорар от местного муниципалитета, а настоящих преступников. И спускали их без всякой страховки, протянув обычный канат между колокольней и балконом дворца дожей. Бедняги, которым за отважный поступок было гарантировано отпущение всех мыслимых грехов, шли с корзиной, наполненной лепестками роз и щедро посыпали ими восторженно ревущую внизу толпу. Немногом удавалось пройти весь путь, не сорвавшись вниз, но удачливые, перешагнувшие на балкон дворца становились героями, обещавшими Венеции счастливый, безбедный год. Если же несчастные падали, то год по обычаю грозил невзгодами и болезнями.
        Потом дожи перестали искушать судьбу, и место арестантов заняли обычные акробаты, умелые канатоходцы, гарантирующие вечно тонущему городу безбедное существование. И лишь теперь традиционное действо превратилось в фарс. Я каждый год посещаю Венецию перед великим постом, и уже потерял счет тем, кто спускался с несчастной колокольни. Она не выдержала издевательств и обрушилась в начале прошлого века, но сейчас полностью восстановлена. С ее вершины кто только не летал вниз, начиная с искусно выполненных крылатых муляжей, в последствии известных актеров и рок певцов и заканчивая сегодняшней королевой гламура. Что отцы города придумают на следующий год?? Где им взять настоящего ангела? За неимением оного почетная роль достанется представительнице еще одного из влиятельных кланов?
        Я слушала его тихий приятный голос с большим удовольствием и молчала, исполняя роль, навязанную мне маской. Роль Безмолвной дамы.
        На губах Гая заиграла улыбка, он словно прочел мои мысли
        — Интересную роль ты себе выбрала, молчаливая куртизанка. Твоя маска особенная, у какого мастера она была изготовлена? В обычных салонах настоящую моретту найти уже нельзя. Нынче дамам молчать не принято… А зря… Этим они лишают возможности говорить тело, а язык его глубоко эротичен, потому что подчиняется лишь первобытным инстинктам. Твои слова пройдут через беспристрастный фильтр разума, и сохранят один процент истинного намерения. А вот глупое искреннее тело завершит начатое… Ну вот, ты улыбаешься, и маска готова снова покатится по дождливой мостовой… Безусловно, мне льстит внимание дамы, но не мешало бы услышать и ее нежный голосок. Не будешь ли ты так благосклонна — принять от меня вынужденный подарок, скажи — в каком отеле остановилась — я пришлю новую маску, более удобную. Думаю, ты предпочтешь классику, и роль Венецианской Дамы подойдет куда больше. Тем более на балу, на который ты сегодня приглашена мною, следует не только улыбаться окружающим, но и говорить с ними.
        Я в недоумении отвела моретту от лица, и капризно изогнув бровь, взглянула на самоуверенного англичанина. Правый голубой глаз Доктора Чумы весело сверкнул сквозь отверстие маски. Под хищным клювом на губах заиграла обезоруживающаяся юношеская улыбка. Спорить с ним я не осмелилась, да и не хотела. Он поражал меня, удивлял, восхищал, и в то же время держал в напряжении, в нарастающей интриге, он был Другой. Меня с первой секунды знакомства тянуло к этому человеку все сильнее. Лишь немного настораживал факт, что рядом с ним я чувствовала себя в абсолютной безопасности, это бывает крайне редко в моей странной жизни. Что бы это значило? Куда спряталась Пустота, следовавшая по пятам со вчерашнего дня?
        — Ка де Конти, так это совсем недалеко отсюда. Неплохой выбор для участника массового помешательства. Нас разделяет с тобой лишь Канале Джудекка, я остановился в Киприани, это отель на другом берегу, если подпрыгнешь, то сможешь его разглядеть. Я пошутил, не делай этого, считай, что завтра ты приглашена на уютную террасу моего временного пристанища, будем пить ароматное кофе и наслаждаться вечерним ликом постепенно погружающегося в воды лагуны города…
        Виктория опять прервала рассказ и с вздохом опустила голову на сложенные руки.
        Маша с тревогой следила за ее реакцией, готовая в любой момент попросить прекратить воспоминания, которые могли вызвать неконтролируемый приступ.
        Несколько минут больная женщина молчала, опустив голову, а потом, совершенно неожиданно, подняла на врача счастливое лицо.
        — Это было самое прекрасное время в моей жизни. Не бойтесь за мой рассудок, позвольте мне вновь побывать там, под вашим контролем это будет безопасно. Не так ли, доктор? Тем более — следуя психологической практике, избавиться от проблемы можно лишь вновь пережив ее, так давайте проведем несколько изумительных по красоте и страшных в последствии мгновений моей жизни вместе… Вы готовы отправиться со мной в путешествие в мир волшебного маскарада, буйства красок, безудержного веселья, обезумевших оторванных от повседневных забот людей, вмиг ставших детьми, в мир грациозных таинственных масок, с удовольствием позирующих фотографам, а за кулисами карнавального сумасшествия познакомится поближе с Демоном, поселившемся среди людей??
        Виктория ждала ответа.
        Маша, сглотнув ком в горле, послушно кивнула головой, позабыв о статусе врача, вмиг превратившись в испуганно настороженную, предвкушающую страшную сказку на ночь маленькую девочку, которой сейчас не хватало большого пухового одеяла, чтобы спрятаться под ним с головой.
        — Обещанная маска Венецианской Дамы была доставлена незадолго до выхода на запланированный сестрой бал Серениссима проводимый во дворце Папафава. Тот факт, что сестра забронировала именно тот же бал, на который неожиданно позвал Гай, я посчитала тогда счастливой случайностью.
        Кожаная, легкая как пушинка полумаска лежала в руках, и я не могла оторвать глаз от красоты и изящности отделки, золотой с кармином росписи, затейливого растительного узора, окружающего миндалевидные отверстия для глаз и плавно спускающегося к носу. Сколько же она могла стоить? Несколько сотен евро как минимум… С чего он так щедр? Гай намеренно позаботился о том, чтобы мой рот был открыт, чтобы я не только могла говорить, но и… В этот момент теплая волна предвкушения запретного удовольствия разлилась по телу, я закрыла глаза, представив прикосновение его губ, мягкое, нежное, требовательное. Он тянул к себе каждую секунду все сильнее… Внезапно нахлынувшее искушение продлилось лишь миг, опомнившись, я от негодования до крови прикусила нижнюю губу за вырвавшиеся на свободу чувства и с усилием стряхнула сладкий морок. Вдали от него мой способности восстанавливались, и я пыталась контролировать разодранные в пестрые клочья эмоции. Тем не менее, тайное желание само по себе загадалось, мой мир принял молчаливый приказ и принялся тасовать карты пасьянса, подбирать паззлы для создания желаемой картинки,
для осуществления задуманного.
        Дорогая Маша, не буду утруждать Вас описанием многоцветия сказочного действа, свидетелем которого я была на протяжении пяти долгих дней. Тем более, не пройдет и года, как Вы сами станете свидетелем добровольного человеческого помешательства.
        А сейчас…
        Представьте себе ежесекундно рассыпающиеся и вновь рождающиеся картинки искрящегося всеми красками мира калейдоскопа. Суматоху, смех, непрекращающиеся антрепризы, буффонады и пантомимы бессмертной комедии Дель Арте, сопровождающие гостей города начиная со Славянской набережной, продолжающиеся под кружевными арками дворца Дожей на Пьяццо Сан Марко и заканчивая рынком у моста Риальто. Хитрый проказник Арлекин, дурак и прохвост, под руку с Пульчинелло незлобиво задирали похожих, вовлекали их с импровизированные сценки, смешили, а потом милостиво позировали для фотографий. Своенравная Коломбина прохаживалась под руку с венецианским купцом Панталлоне в сопровождении умного слуги Бригеллы. На каждой улице менялись труппы, персонажи и костюмы, смысл разыгрываемых сценок, так что постепенно я потеряла нить каждой из увиденных пантомим и клоунад. Звуки музыки, гитар, мандолин, виол и скрипок слышались из каждого переулка старого города.
        И на фоне лицедейства клоунов существовали Великие Маски, стоящие отдельными группами, парами или в одиночестве. Как посланцы другого, далекого, параллельного мира, выходцы из края сказок и снов. С удовольствием позирующие, замирающие на время фотосессии в грациозных позах, словно величественные статуи, молчаливые гонцы потусторонности, снисходительно наблюдающие за нами сквозь миндалевидные прорези и хранящие Вечную и никем неразгаданную Тайну, скрытой под фантастическим ликом.
        Находясь с Гаем, я ловила себя на мысли, что практически не слышу мыслей окружающих меня людей, не плыву по волнам их настроений, все мои эмоции и чувства были сосредоточены лишь на нем, все энергетические линии замкнулись на ауре нового знакомого. Словно его волшебная бамбуковая трость, прикоснувшаяся к руке, превратила меня в совершенно другого человека. По отношению к внешнему миру я стала обычной женщиной, какой мечтала быть всегда. Он подобно фильтру глушил проявления тонкого мира, был их естественной преградой на пути к моему сознанию. Я наслаждалась покоем, тишиной и возвышенным чувством полета, царившем в восторженной душе. И еще я влюблялась в него с каждым днем все сильнее.
        Этот странный человек становился все ближе и желаннее. Пасьянс складывался.
        Он познакомил меня со своей Венецией, годами исхоженный им, открывшей все тайны. Горбун Риальто, навеки застывший на берегу канала, символизирующий мрачное Средневековье, Гай похлопал его по плечу как старого знакомого и что-то прошептал на ухо. Замысловатые мосты, спрятавшиеся от туристов среди полу разрушившихся кварталов, с полусгнившим фундаментом, заросшим водорослями. Один из них был особенный и носит название Моста Чудес, в честь волшебного чувства, что внезапно испытал юноша к скромной, некрасивой девушки с сердцем королевы. Тайными тропами Гай водил меня по маленьким, притихшем в февральском влажном сумраке кампо и кампиелло, площадям, среди затерянных кварталов, куда не ступала нога досужего туриста. Петляя в лабиринте улиц, мы добрались до дома блистательного сердцееда Джакомо Казановы и пересели на катер, чтобы увидеть ужасающий палаццо Дарио, завершающий особую коллекцию Гая, дворец, убивший всех своих прежних владельцев. Необыкновенной пугающей красоты заколоченный пустой дом с зеркальными арочными окнами, в которых отражались проплывающие мимо вапоретто и снующие по Гранд Канале
гондолы. По слухам его нынешний хозяин, богатый американец продался дьяволу и лишь поэтому до сих пор жив, как бы то ни было — ни одна живая душа не осмеливается поселиться в нем, ставни прочно заколочены, дом необитаем…
        Светлейшая Венеция полна неразгаданных тайн… Гай Лендол был одной из них.
        Мы могли разговаривать обо всем и ни о чем, потому что уже знали ответы друг друга. Такой тонкий контакт существовал у меня лишь с Ириной, а теперь ее место занял прекрасный незнакомец, о котором я к вечеру третьего дня знала почти все… Или, почти все, кроме одной страшной тайны, спрятанной в черном ящике Пандоры в самых дальних переулках его души, секрета, разгадав который можно проститься с рассудком.
        — Знаете ли Вы, Маша, что все участники ежегодного красочного паноптикума подразделяются на три основные группы, первую самую немногочисленную составляют коренные жители островной Венеции, для которых карнавал является одной из основных статей дохода, так как большинство из них занято в сфере обслуживания туристов. Они составляют здравомыслящее зерно происходящего массового помешательства, его стабилизирующий фактор. Вторую, основную часть, являют праздно шатающиеся по городу гости, стекающиеся в красочный и на время обезумевший город со всех концов мира. В зависимости от материального благополучия являющимися или зрителями и хроникерами происходящего сказочного преображения или его непосредственными участниками. Они арендуют предлагаемые в отелях костюмы и маски, присутствуя на многочисленных традиционных балах и мероприятиях. И наконец третья, великая и ужасная, обособленная каста сильных мира сего, заболевших карнавалом эстетов и ценителей красоты, состоящих в закрытых ассоциациях, проводящих подобные мероприятия по всему миру и тратящих баснословные средства на фантазии знаменитых метров от
кутюр за дизайн и пошив костюмов, каждый год новых и все более изысканных.
        За ними из года в год сохраняются номера в самых лучших отелях города. Резервируются места на публичных и закрытых мероприятиях в рамках празднества. Они являются лицом и душой карнавала, его движущей силой, его вожделенными идолами, без которых само существование феерического и мистического действа окажется бессмысленным.
        Гай принадлежал именно к этой касте. Сопровождая его на официальный прием во дворец Папафа, переместивший на следующий вечер важную публику в легендарный отель Даниели, продолжив костюмированное веселье на прогулке в гондолах по бесчисленным зеленым тенистым каналам, я наблюдала особый ритуал общения посвященных. Казалось, что мой новый знакомый знал абсолютно всех собравшихся участников праздника, вне зависимости, надеты на них маски и костюмы или устав от лицедейства и грациозных поз, аристократы сменили фантастический наряд на привычный для приемов смокинг или коктейльное платье, оставив на лице лишь намек на таинственность, провоцирующую на сомнение полумаску.
        Принадлежность к особому, другому миру выдавала его с поличным. Это качество помогло ему безвозвратно похитить мое сердце и разум. Гай и тайна были неразделимы как брат и сестра, и с первых мгновений знакомства я попала в желанное рабство, заблудившись в таинственном лесу подобно Гансу и Гретель, следуя лишь заботливо рассыпанным хлебным крошкам. Умело расставленная ловушка захлопнулась незамедлительно.
        "Я скрылся под одеждой и маской клоуна. Мои мысли, намерения, действия неожиданны. Я умею постоянно перевоплощаться и со смехом делать то, что многим может показаться запрещенным и непристойным. Любить, не любя….." провозглашал великий Джакомо Казанова, житель и невенчанный король Венеции, ее великий и бессмертный певец.
        Так кем Гай был тогда? Я не ошиблась, употребив это наречие — именно Тогда — во время нашего знакомства, потому что с течением времени его образы менялись, ощущения путались, все сильнее привлекая меня к таинственному британцу. Уровень знания английского позволял мне без особых проблем понимать его, мои же попытки выразить чувства, что властвовали надо мной напротив вызывали у него снисходительные улыбки, он часто говорил
        — Мисс Ирина, будь спокойна, я читаю ответы в твоих прекрасных глазах, ну а если они касаются нежных губ, то я испытываю истинный восторг, вне зависимости от правильности построения предложения или выбранной формы глагола. Ты чудо, я наслаждаюсь каждой секундой, проведенной рядом тобой.
        Его голос и слова наполняли мое сердце неземным блаженством и я, забыв об осторожности плыла по волнам искушения. А искушать он умел всегда.
        Помню ожоги от пристальных взглядов как престарелых масок, так и молодых рафинированных див, брошенных на меня в моменты знакомства, леденящих, пронизывающих, оценивающих и уничтожающих одновременно, когда Гай, нежно гладя мою руку, переходя от группы к группе людей на приемах, недвусмысленно представлял меня. Как мне не хватало в тот момент утраченной защиты. Но исполнившееся желание стать обычным человеком лишило способности рассуждать, оно требовало все большего наслаждения.
        Мой бедный разум был полностью затуманен присутствием особого, совершенного и долгожданного мужчины и не реагировал на тщетные попытки подсознания указать на скрытую опасность… Откуда ей взяться в праздничном ликующем городе?
        В его образе все казалось восхитительным, провокационным, и тем более желаемым. Слегка настораживала пара внешних особенностей, как странного вида полу зеркальная оправа и кольцо на правой руке, которое он постоянно нервно крутил и двигал, будто оно натирало или сдавливало ему палец.
        В один из вечеров, сидя в ресторане своего отеля на набережной Канале Джедукка, он, предвосхитив мой вопрос, снял очки, и предстал передо мной во всей красе. Его больные глаза были причиной ношения образа гротескного флибустьера, неприглядная пелена на левом глазу, бельмо, уродство пряталось за зеркальным затененным стеклом. Ему не потребовалось объяснений, я все поняла без слов, взглянув в здоровый внезапно увлажнившейся слезой глаз, второй напротив остался сухим и мертвым, будто зашторенным окном в мрачный потусторонний мир. Тогда я, набравшись смелости, протянула руку и дотронулась до его холодных пальцев.
        Гай опустил голову вниз, его губы дрогнули в благодарной улыбке.
        — Видела бы ты меня год назад, Я был истинным чудовищем, с мерзкими бельмами на обоих глазах, зрение упало практически до нуля, я не мог водить машину, да что говорить, я не мог существовать в обществе, не испытывая омерзения к отражению в зеркале. Я панически боюсь врачей, моя мама погибла, недалекие и безрукие эскулапы не смогли остановить кровотечение после невинного аппендицита, поэтому я до последнего откладывал операцию на глазах, но теперь жалею, что не решился на нее раньше… Если бы не моя детская фобия, то я бы не смущался, сидя сейчас с такой красавицей как ты…
        Его красивые губы растянулись в широкой улыбке, обнажив белоснежные зубы.
        Невольная мысль,  — ты специально принижаешь свои достоинства, сердцеед,  — промелькнула в голове и была незамедлительно прочтена собеседником.
        — Я не льщу себе, что греха таить, женщины всегда испытывали ко мне непрестанное влечение, жалость к слепцу еще сильнее укрепляла его и многие на моем месте воспользовались бы расположением слабого пола, но, не я, видевший свое истинное лицо каждый день в проклятом стекле и вынужденный прятать его за зеркальными очками. Я всегда был почетным членом клуба Уродов, неугомонным комедиантом их цирковой труппы и не желал его покидать…
        — Не говори так, Гай, теперь все позади, осталось сделать последнее усилие над глупым детским страхом… и все мостовая будет усеяна осколками женских сердец…
        Он промолчал, лишь вновь улыбнулся благодарно и тепло, скромно опустив глаза. По его лицу скользнула грустная мысль или воспоминание. Он растерянно глядел на тихо плещущуюся антрацитовую воду канала, по которой плыли дрожащие блики разноцветных фонариков, растянутых по периметру террасы, на качающиеся на волнах среди полосатых причальных столбов призраки одиноких гондол. Гай молчал. Прошлое настигло его в тот момент и не хотело отпускать. Единственный здоровый глаз отражал блик свечи, дрожащей на столе смешанный с подкравшейся слезой, там роились призраки его прежней жизни, в которую он так и не пустил меня тогда.
        О кольце он рассказал немного позже.
        На мой вопрос — не мешает ли оно ему — Гай отреагировал неожиданно агрессивно. Его лицо перекосила злобная гримаса, но он моментально взял себя в руки и спокойно ответил.
        — Нет, моя дорогая. Тебе просто показалось, это глупая привычка, теребить кольцо, не стоит внимания.
        Внимания стоило другое. Я не ошиблась, предположив, что это незамысловатое украшение могло иметь большое значение для моего нового знакомого. Прозвучавший в тот вечер рассказ о происхождении кольца потряс до глубины души и позволил закрасться невольным сомнениям о душевном здоровье Гая. История эта была фантастической и не укладывалась в рамки реального восприятия действительности.
        Хотя Гай с самого начала казался посланником другого мира, тем не менее я позволила себе усомниться в правдивости услышанного.
        — Сначала реальные факты. Мое настоящее имя Гай Фердинанд Лендол, я уроженец графства Кент, наследник небольшой поместья Уилл- Лодж, последний по мужской линии из рода Мортон. А сейчас, добро пожаловать в сказку. Эта скромная полоска золота с выгравированными символами принадлежала моим предкам, ведущим род от скандинавских викингов, далеких завоевателей Туманного Альбиона… До меня путь этого кольца пролег не только через века и через кровопролитные воины, но и через временной феномен…
        — Прости, я не совсем поняла твой английский…
        — Не волнуйся, я поясню… Это кольцо…подарила мне жена моего лучшего друга, однако, история их знакомства поистине сумасшедшая и достойна экранизации в Голливуде или создании костюмированного мыла на БиБи Си…, извини, я отвлекся. По глазам вижу, что ты считаешь меня беглецом из сумасшедшего дома. Не торопись… Там может оказаться вскоре каждый из нас…
        Увы, то, что я сейчас скажу тебе — истина без доказательств, аксиома, просто поверь в нее. Несчастная девочка, Элен, так зовут крошку, кстати — она твоя землячка, родилась в Москве, провалилась в прошлом году в безвременье, постой, не перечь мне, прошу, просто поверь. Точнее сказать, Элен попала в странный временной переход, выбросивший ее на пару месяцев в начало девятнадцатого века, в 1810 год. Так сказать — в незапланированную экстремальную командировку. Цель — затеряйся среди аборигенов. Бонус — свадьба с приданным. История современной Золушки, замуж за моего друга она все же вышла и весьма удачно, правда вначале планировала окрутить его предка. Фокус в том, что вернулась она назад в тот же самый день, немыслимое течение время сжало три месяца прошлого в несколько часов настоящего. Смысл ее неожиданного путешествия заключался для меня в главном — она принесла кольцо, вернула его законному владельцу. Ира, что с тобой? Ты не веришь ни одному моему слову?
        (прим. Автора — См. первую историю "Хроника Торнбери")
        Я действительно не верила ему, что за ерунду рассказывает мне внезапно потерявший рассудок Гай, разве могут существовать временные переходы, это лишь издержки желтой оккультной прессы для недалеких переростков, перевозбудившихся в детских лагерях от любимых страшилок или продукт жизнедеятельности пораженного психопатией мозга… Я могу верить лишь в то, чему сама была свидетелем, могу клятвенно подтвердить присутствие потусторонних сущностей в нашем мире, неуспокоенных духов, неприкаянных призраков, все… то что вижу, слышу, порой осязаю…Не более. Повернуть время вспять — нельзя.
        Он это знал и не пытался что то доказать, оставил мой скептицизм без комментариев, просто продолжил рассказ о кольце. Он его назвал тогда — мое спасение, мой последний оплот, моя защита… Тогда я даже не догадывалась — от кого оно могло его оберегать.
        — Тебе ли не знать, моя необыкновенная, тебе ли сомневаться в возможности существования лазеек, особых мест, где сублимируются, скрещиваются ветра времени, соединяются векторы намерения и реальность начинает трансформироваться. Тебе, способной, по твоим же рассказам видеть потаенный мир и общаться с ним, сомневаться в моей правдивости? Почему, я верю тебе беспрекословно, а ты сейчас отводишь в смущении глаза, думая, что я прочту в них невеселый диагноз?
        Я молчала, прислушиваясь к равномерному глухому стуку, шедшему с воды. Покачивающиеся на волнах черные гондолы, соприкасаясь бортами издавали мрачный похоронный набат, летящий над водой.
        Он прав, кому как ни мне верить ему, кому как ни мне, полусумасшедшей впечатлительной замкнутой в ракушке собственного мира телепатке, вечно ходящей по лезвию бритвы, по границе, условно проложенной Светом и Тьмой, балансирующей на острие, боящейся даже взглянуть вниз, но вечно желающей это сделать.
        Гай не отводил требовательного взгляда, вопрошающего к сути, не криви душой, детка, мы с тобой одной крови, ты и я…
        — Я верю тебе…  — выдохнула я и поймала его облегченную улыбку,
        — Но не совсем понимаю, каким образом это обычное золотое кольцо спасает тебя, отчего? Последний оплот… знаешь ли — звучит вызывающе и пафосно.
        Гай криво улыбнулся, приподняв лишь уголки рта, сохраняя неподвижную непроницаемую лицо-маску, сделавшую его похожим на зловещего хитрого Джокера. По спине у меня пробежал холодок, а на затылке на миг ожила пульсирующая тревожная кнопка. Ожила лишь на краткий миг и снова затихла, после того как мой испуганный взгляд был перехвачен его, теплым и нежным. Холодную маску темного клоуна мгновенно сменил романтический рыцарь.
        — Милая, милая девочка. То, что наш мир покоиться на балансе энергий, на равновесии разно полярных субстанций, пояснять тебе не стоит. Ты это знаешь, потому что ты другая… Мы понимаем друг друга так хорошо лишь по одной единственной причине, потому что я так же по счастливой случайности рожден с расширенным восприятием. Мы видим мир не так, как все люди, мы знаем, что он удивительно разнообразен, многоплановен, и хрупок, словно хрусталь. Он подобен замысловатой доминошной фигуре, и порой неловкий шаг в сторону одного из нас может сдвинуть одну из фишек и привести человечество к катастрофе. Равновесие, вот опора, вот золотое сечение. Эта простая полоска желтого металла с незаметными рунными символами,  — в них то и заключена суть, это кольцо — единственное наследие моего рода, доставшегося от далекого предка Рутберга Справедливого. Один из многочисленных артефактов, оставленных мудрецами древности во имя спасения. Говорят Рутберг был простым воином, диким необразованным викингом, пришедшим на британскую землю лишь с одной целью, завоевать ее для своего народа. Но у грозного воина в груди билось
доброе сердце. По преданию, это кольцо было выковано придворными цвергами в подземельях Валгаллы и подарено ему возлюбленной, скандинавской холодной речной альвой, возжелавшей возвращения любимого в целости и сохранности. Кольцо сберегло жизнь храбрецу, помогло не запятнать невинной кровью душу, о его доброте и справедливости слагали песни, сочиняли саги и пели песни. Кольцо хранилось подобно зенице ока и передавалось от отца к сыну, из столетия в столетия, преумножая благополучие нашей семьи, ее праведность… Но, в последствии, оно было трагическим образом утрачено, никто из живущих в смутное время технической революции потомков уже не верил в силу его защиты, считая заурядным семейным преданием, обычной безделушкой, залежавшейся в дедушкином сундуке. Прогресс науки, неудержимое становление материалистического мировоззрения заставили нерадивых родственников стать неосмотрительными и выпустить артефакт из поля зрения, разочароваться в нем. Но, по провидению Божьему и по его воле — оно вновь возвратилось к своему последнему хозяину, достойного знания о нем… Но это лишь часть истории, дорогая моя…
        Ты слушаешь меня, открыв рот, подобно ребенку сидящему под рождественской елкой. Ты прекрасна, я уже говорил тебе это сегодня. Я могу повторять вечно. Ты — Сияющий Ангел, сошедший на грешную землю, Ангел, выбравший единственно возможный путь, единственный раз в году позволяющий грешным людям узреть красоты небесные, время карнавала, момент, когда краски неба отражаются в зеленых водах лагуны…Ты необыкновенна, и все внутри меня, каждая клеточка моего тела готова восхищаться тобой. Как я благодарен туманному вечно тонущему городу, познакомившему нас….
        Я слушала тогда его слова и не видела ничего, кроме глаз, точнее одного, нежного сапфира, ласкающего, зовущего в мир искушения. Я шла как завороженная на сладостные звуки дудочки очаровательного Крысолова, шла уже по пояс в воде, не замедляя шага, не замечая бездны, которая в вожделении раскрыла приторные объятия. Уже чувствовала ее нежную пульсацию в горле. Пустота звала, тянула, обещала вечное блаженство, болезненное наслаждение, я шагала навстречу неизбежному и радовалась, что в черной поглощающей пустынной тьме рядом со мной идет он… темный ангел…
        Гай положил руку на плечо, заставив меня вздрогнуть от неожиданности всем телом. Как я могла не заметить, что он уже не сидит напротив, а подошел сзади, притихнув за спиной? Взяв его кисть, поднесла ее к пылающей от возбуждения щеке. Рука Гая была холодна как лед. Лед и пламя.
        — Я рад, что наконец — то нашел тебя,  — послышался сзади тихий надломленный голос.
        В тот вечер ничего не произошло. Я была слишком взволнована, чтобы решиться на дерзость и пригласить Гая в отель. Он же молчал, лишь грустно смотрел на меня, будто ждал, словно давал право выбора мне… Больше о кольце я его не спрашивала… Наступил следующий день, и чудеса продолжились…
        Машу насторожил оживший карман халата, она в недоумении и с невольной досадой оторвалась из затейливо сплетенного рассказа увлеченной воспоминаниями подопечной и достала уже нагревшийся от нетерпения мобильный.
        — Мама, мама, я тебе звоню уже третий раз!! Почем ты не берешь трубку??  — прозвучал обиженный голос дочери.
        Маша виновато взглянула на Викторию и смущенно улыбнулась, простите, я лишь на секунду.
        Виктория вряд ли восприняла ее извиняющийся жест, она продолжала существовать в прошлом, в мире, в который пригласила Машу, позвала, надеясь на помощь.
        — Мам, ты сегодня во сколько домой поедешь? Пожалуйста, посмотри у метро журнал Браво, новый сумеречный номер, ну ты его сразу увидишь, там же Эдвард на обложке. Что значит — какой? Купи, его плиз, в то у наших девчонок уже все стены в постерах, только я у тебя лох… Все — пока!! Спасибо, мамулечка!
        Маша грустно усмехнулась, у каждой свои проблемы, у меня желание выкарабкаться из тоски по ушедшему Денису, у дочки нереализованная мечта о симпатичном вампире из нашумевшего подросткового бестселлера, у Виктории… а что же у Виктории..?
        Дочка лишь на миг вырвала маму из узора, сотканного увлекательным повествованием пациентки. Вика терпеливо ждала ее возвращении.
        — Хорошая у Вас девочка… Любит Вас. Только перестаньте грызть себя изнутри за нечаянное проявление слабости… Кто знает, к чему привела скопившаяся внутри боль, а ныне лишь к небольшому следу на коже… И он пройдет…
        — Боже…  — только и смогла выдохнуть побледневшая Маша.
        — На следующий день он подарил мне муранского ангела, небольшую стеклянную фигурку- подвеску с шелковой ниточкой, закрепленной на спинке, нелепую, вылепленную собственными руками, о чем свидетельствовали отпечатки папиллярных линий на прозрачных крылышках и хитрая улыбка солнечного Арлекина, игравшая на губах Гая. Он пытался улучшить их форму, когда раскаленное стекло начало остывать, но я не понимала как? Каким образом? Стекло плавится при почти 2000 градусах, а остывает при комнатной температуре довольно продолжительное время, тот факт, что он оставил на горячей фигурке отпечатки, не укладывался в голове. Неужели Гай не чувствовал боли, касаясь нагретого стекла? Это невозможно.
        Ангелок, точнее его милое неуклюжее подобие, мой друг не отличался талантом стеклодува, странное создание, расправившее крылья задрожало в моих руках. Боясь уронить его на мостовую, я прижала драгоценность к сердцу.
        Гай отступил на шаг и затаил дыхание. Он наблюдал.
        Откуда он мог знать, что получить в подарок ангела подспудно означало для меня признание в любви, и так повелось с детства.
        Первого расписного ангелочка из керамики мне принесла мамочка. Мне и Иришке… Только свой подарок сестра давно потеряла, а я хранила как зеницу ока, как радостное воспоминание о рано ушедшей маме о ее нерастраченном тепле, нежности, о ее сказочном свечении… Знаете, Маша, как красиво светилась наша мамочка!!! Сколько бы я не желала услышать ее голос, увидеть образ, самый дорогой человек не разу не явился мне, подобно другим заблудшим и неуспокоенным духам. Это означало лишь одно, мама покинула наш грешный мир навсегда, исполнив предначертанное. Будучи ребенком, я не желала это понимать и горько плакала, любовно поглаживая быстро нагревающееся в руках глиняное чудо, ассоциируя его с ней. Потом, повзрослев, приняла неизбежность и смирилась.
        Второй ангел появился намного позже, Александр, будущий муж, привез желтую прозрачную подвеску из старого Таллина, случайно найдя его в маленькой, затерявшейся среди бесчисленных кривых переулочков стеклодувной мастерской. Даря его мне, он вдобавок предложил руку и сердце, и я не смогла отказаться. Последующие крылатые собратья находили меня уже по всему миру, во время праздных путешествий или деловых поездок.
        Я подняла благодарные, предательски налитые слезами глаза на притихшего Гая и смущенно улыбнулась, пряча за ними счастливые радостные искорки, стесняясь за переполнявший меня детский восторг, готовый выплеснуться наружу и утопить всех вокруг. Ангел в подарок — все, о чем я могу мечтать. Он угадал, чем порадовать.
        Как-то нелепо всплыл в памяти прошлогодний эпизод, когда Саша в день моего тридцатилетия совершил по его мнению царственный жест. Вскользь поздравив и чмокнув меня с раннего утра перед отъездом на переговоры, позже пополудни, отпросился с совещания, принудительно посадил в машину, где на заднем сидении самодовольно лежал огромный букет любимых белоснежных роз и отвез в первый попавшийся по дороге ювелирный магазин. Никогда не забуду унижения, позора, который ждал меня за дверью.
        Когда я услышала гордо прозвучавшие слова — Милая, выбери себе, что захочешь,  — то не поверила, что это происходит в действительности, я готова была провалиться сквозь землю, поймав взгляд самодовольного самца, реализовавшего за мой счет свои амбиции, пришедшего прилюдно покрасоваться, распетушиться и продемонстрировать наличие платиновой Визы. От пережитого ужаса в моей памяти сохранилось ощущение вмиг раскалившихся от стыда щек, пренебрежительно завистливые взгляды готовых услужить, корыстных продавщиц, гордое, чуть высокомерное, в тоже время глупое, плоское выражение лица моего мужа. И еще помню свой нелепый, неуклюжий побег. Спрятав глаза в пол, оттолкнув недоумевающего секьюрити на входе, я выскочила на волю и пошла куда глаза глядят, судорожно глотая свежий воздух… Муж ничего не спросил, неадекватная истеричная реакция не вписывалась в его железную логику покупки правильного подарка, это было выше его разумения… Хотел как лучше, Вик, а получилось… Какая сейчас разница? Просто он такой… как бы сказать, выструганный топором солдафон без душевных излишков… точнее — эмоциональный импотент,
грубый ремесленник…
        Другой же был гениальным ювелиром…
        Маленький Ангел, нагревшийся в моих ладонях, созданный собственными руками Гая, скромный и неуклюжий, слегка покосившийся набок, подаренный от души, сохранивший тепло и следы его пальцев… Нелепый чудак с тонкими, прозрачными на свету крылышками, с тельцем, состоящим из необычайно красивого сплава темного аквамарина, полупрозрачного сочетания голубого с белым с вкраплением искрящегося на солнце золотого песка, казался дороже всех вычурных украшений, планомерно даримых мужем, соблюдавшим негласное правило — с каждым годом изысканнее, дороже, взыскательнее и богаче. Чтобы не упасть лицом…Какой то другой мир… Я носила его холодные дары исключительно на приемы и бизнес пати, дабы не обидеть извечно мандражирующего супруга, не лишить его статуса удачника и отличного семьянина.
        По щекам Виктории медленными извивающимися змейками поползли слезы, не замечая их, она прикрыла глаза и продолжила рассказ.
        — Дорогая Мария Сергеевна, скоро закончится моя история, я не вправе использовать все Ваше время сегодня. Мы почти подошли к ее финалу, неожиданному и трагическому.
        — Венеция с высоты полета похожа на две змеиные головы, замершие в последнем укусе — поцелуе. Это весьма символично.
        Так сказал мне Гай в тот памятный вечер перед началом конца. Но трагического исхода пока ничего не предвещало. Мой вещий голос молчал, затуманенный сладкой пеленой влюбленности. Волшебный фонарик в горле ни разу не вспыхнул, ни ожил, предательски угаснув.
        После сумбурного ужина в маленькой пиццерии на Калле дель Меццо, прошедшем в скрытом томлении, в предвкушении неизбежности, в спешке, после совершенно не запомнившегося пятиминутного путешествия на катере в сопровождении консьержа до великолепных садов Джудекка, Гай распахнул дверь номера в Киприани, почтительно отошел на шаг и пропустил меня внутрь. Его сьют был довольно просторен, из гостиной открывался прекрасный вид на фиолетовую, тонущую в дымке сумрака лагуну и на город, над которым багровела в закатных лучах колокольня Святого Марка. Песочного цвета мебель, пастельные тона шелковой обивки на стенах, тяжелые гардины из шоколадного муслина с золотой вышивкой, старинная узорная мебель, напомнившую стилем ту, что стояла с моем скромном отеле, картины на стенах, изображавшие лучшие виды Венеции и неизвестных изящных красавиц прошлых веков, нежные белоснежные орхидеи, капризно изогнувшиеся в высокой прозрачной вазе, застывшие перед панорамным окном с выходом на небольшой, украшенный витой ковкой балкон… я машинально фиксировала детали роскошного интерьера, пока Гай Лендол наполнял мой бокал
холодным ламбруско, предварительно кинув на дно ягодку малины.
        Он повернулся ко мне с влажным бокалом и с неизменной обезоруживающей улыбкой солнечного клоуна. Его глаза, не отпускавшие меня весь сегодняшний вечер, читали подобно открытой книге. Я сама позволила ему проникнуть в душу, я пригласила его с желанием…
        Мы просидели почти весь вечер в уютных резных креслах напротив окна, любуясь изменяющейся на глазах палитрой водной глади. Закат смело путал краски, от сумеречного маренго, плавно перетекающего в насыщенный лиловый, до глубокого индиго, с неожиданными озорными всплесками перламутровой жемчужной лазури, разбегающейся по водной ряби при легком порыве ветра. Мы молчали, завороженные непрекращающимся цветовым интермеццо, думая каждый о своем. Я о том, что моя жизнь изменилась навсегда, предложив два пути. Каждая клеточка тела вибрировала от возбуждения и восторга, от испуга и предвкушения. Чувства, взаимно уничтожающие друг друга подобно обезумевшим мотылькам метались в душе, и я была не в силах вмешаться в естественный процесс рождения новой любви.
        О чем думал мой визави, было скрыто….
        — Знаешь ли ты, моя дорогая, что с высоты птичьего полета островная Венеция похожа на поцелуй двух смертельно влюбленных друг в друга змей?  — разорвал тишину его нежный вкрадчивый голос, громом прозвучавший в притихшей в ожидании неизбежного душе. Я вздрогнула и подняла на него влажные от томления глаза.
        Он не смотрел на меня, его задумчивый взгляд продолжал скользить по нескончаемой ряби волн уже полностью стемневшей лагуны, а губы замерли по краю высокого бокала с искрящимся напитком. Острая зависть к этому бокалу на мгновение пронзила сердце…
        Я не ответила, мне нечего было сказать. Гай продолжал удивлять.
        — Сегодняшний карнавал имеет особое значение для меня. В этом году он ориентирован на шесть человеческих чувств, соответственно шести основным районам города. Во воле судьбы остров Джудекка символизирует Осязание
        (легкая приятная дрожь пробежала по моему телу), а площадь Святого Марка Ум, но отцы города под этим скромным названием скрыли шестое чувство, то есть Интуицию. Наша встреча с тобой предопределена судьбой —
        прозвучали его слова, и на смену им вновь пришло молчание, становившееся все более мучительным.
        Я не сводила с него глаз, ловила каждое движение, каждый вздох. Я желала его.
        Гай приподнял уголок рта в легком намеке на улыбку и, выпив остатки вина одним глотком, поймав губами ягоду малины, медленно поставил бокал на столик у окна.
        — Помоги мне разгадать одну тайну. То, что происходит сейчас с нами, не случайно… Мы, точнее я шел к этому моменту долгие годы, и наконец наступил этот удивительный вечер, когда напротив меня сидит самая прекрасная женщина на свете, нет, лукавлю, женщина божественная. Твой особый Дар возвышает тебя над обычными людьми, и я смиренно склоняю колени перед его величием.
        Я слушала его в недоумении… Мой Дар… Способность, внезапно утраченная, что сделало меня обычным и одновременно самым счастливым человеком, я в тайне лелеяла слабую надежду, что она уже не вернется, и я проживу остаток жизни без многоголосого гомона в голове, без постоянного присутствия рядом навязчивой праздно шатающейся эктоплазмы, без периодически вспыхивающей тревожной лампы в горле.
        — Мне нужна твоя помощь. Позволь мне смиренно умолять о снисхождении, воспользоваться твоим особым видением.
        Гай не сводил с меня пристального взгляда. Его правый синий глаз мертвой хваткой вцепился в меня, не позволяя пойти на уловки. Странная ситуация, он просит о помощи, когда вот уже пять дней я живу свободно подобно миллионам других смертных, счастливо невидящих и неслышащих…
        — Я умоляю тебя, дорогая моя девочка, просто закрой глаза и расслабься. Доверься мне, можешь сесть глубже и удобно облокотиться на спинку кресла. Мне сейчас важно, чтобы ты полностью отвлеклась от внешнего мира и прислушалась к внутреннему голосу. Верни его!
        Я еще сомневалась, но он встал, подошел сзади к спинке моего кресла и опустился на пол на колени. Его обе руки аккуратно дотронулись моего лба, а дыхание жаркой волной коснулось щеки, в тот же момент приятная судорога настигла тело, моментально согрела его и одновременно сжало подобно пружине.
        — Лежи спокойно. Просто закрой глаза, расслабься и взлетай… Ты же умеешь летать, моя принцесса. Ничего не бойся — лети выше, моя белоснежная голубка…
        Его руки нежно гладили мой лоб, медленно спустились к шее, продолжили плавные круговые движения, захватывая плечи и грудь… Внутри меня постепенно разгорался огонь… Гай был искусен в ласке, он придерживал пламя на безопасном уровне, он позволил лишь вспыхнуть маленькой свече, спугнувшей морок, на время затянувший мой разум, пробудившей утраченную чувствительность, вернувшей хрустальную ясность сознания. Я вновь ощутила первопричину каждой мысли, рождающейся в голове, отправной пункт каждого явления, я стала прежней, вновь способной сканировать реальность вокруг за исключением человека, руки которого лежали на моих плечах драгоценным грузом. Он оставался для меня полностью закрытым. Тогда меня это не смутило… Скажу одно — я безумно боялась этого человека, боялась больше жизни ошибиться в нем, а еще больше — боялась его потерять…
        Он взял меня за руку, сплетая пальцы, создал контакт, и не прерывая его переместился на ковер у моих ног. Его глаза, точнее я видела лишь правый умоляющий глаз, я сконцентрировалась на его небесной глубине, сознательно избегая левое пустое, затянутое белой непроницаемой пленкой око, будто за ним притаилась неведомая опасность.
        Не сводя с меня глаз, Гай начал тихий рассказ.
        — Много минуло лет, пронеслись века, с того момента как Черная Регина, погибшая в пламени костра, передала свой преемнице, ребенку, принятому на свет от погибшей в родах матери особую вещь. Эта вещь принадлежала девочке до окончания ее земной жизни и проследовала дальше, передаваемая от матери к дочери. Последним владельцем медальона стала несчастная Анна Кляйнфогель, невинно казненная по обвинению в колдовстве, жительница затерянного в горах швейцарского Дизентиса. Бедная женщина, ухаживающая за больной женой местного старосты Иоганна Пруста, прислуживающая в его доме, была оговорена и признана ведьмой, пожелавшей извести весь род благородного и влиятельного члена общины с целью женить богача на себе, потому что понесла от него. После недолгого судебного разбирательства, скорее походящего на фарс, проходящего на волне неконтролируемого мракобесия членов общины, бедная женщина и ее народившийся ребенок были казнены на сельской площади в канун светлой Пасхи. Ирония в том, что гнусная экзекуция произошла уже в просвещенный век Гете и Вольтера, а не в далекое мрачное Средневековье. Несчастная Анна
Кляйнфогель вошла в историю как последняя казненная ведьма в Европе.
        Невинная душа покинула обезумевший мир смиренно, без слова проклятия, хотя присутствующие на казни обезумевшие ханжи были достойны самого страшного из них. Бедняга умерла, унеся в заоблачный мир тайну медальона. Определенно известно, на шее несчастной его не оказалось, что означает — подарок великой Ведьмы был спрятан и возможно еще…
        — Зачем тебе этот медальон, Гай?  — оборвала я его увлекательное повествование, приоткрыв на мгновение глаза.
        — Он нужен нам, нам с тобой. Потому что, меня одного уже давно не существует, все вокруг изменилось, в тот момент, когда я…спас невинного голубя от преждевременной смерти, заметив прекрасную убийцу, поднявшего невесть откуда взявшийся на площади засыпанной конфетти камень. Позволь мне быть рядом, быть кем угодно, смиренным слугой, невидимым спутником, тенью или просто другом, позволь мне надеяться на большее… Поверь, он нужен нам обеим, дорогая моя ведьма…
        Сладкий тихий голос шелестел над ухом, обволакивая нежным шелковым коконом, успокаивая, расслабляя, провоцируя безумные желания, мягко качая на волнах иллюзий, он звучал подобно самой красивой мелодии, пробуждая шаг за шагом мою темную половину.
        — Что спряталось в этом медальоне? Как он выглядел?
        — Две переплетенные в последнем укусе — поцелуе змеи, сцепившиеся хвостами и образовавшие собой цифру восемь. Две змеи, ставшие в последствии прототипом спирали ДНК, обозначающие вечную жизнь, бесконечное перерождение, для одного изобильный урожай, собираемый из года в год, достаток, процветание, благополучие семьи, для другого вечное стремление к совершенству, к спиральному поступательному развитию, к осознанию тайн Вселенной. Это был символ уснувшего в недолгой людской памяти шумерского бога Энке, прародителя человечества, ремесленника, создавшего символ спирали, как основу жизни, как бесконечность поиска пути развития.
        Две змеи, смертельно жалящие друг друга или бесконечно влюбленные… Каждый понимал символ по своему, как и рассматривал свою жизнь. Пессимизм — оптимизм. Черное и Белое. Свет и Тьма. Лед и Пламень…
        Маша, слушая рассказ, невольно содрогнулась, к горлу внезапно подступила тошнота… Перед ее глазами появились переплетенные змеи, потные, горячие, оживающие при каждом сокращении спинных мышц. Татуировка на спине Дениса, безумно привлекательная, возбуждающая, сексуальная. Манящая, не проходящая тоска вновь безжалостным холодным обручем сжала ее обескровленное сердце. Маша, скрипнув зубами, из последних сил отогнала от себя невольную иллюзию, навеянную рассказом Виктории, и постепенно восстановила дыхание…
        Всегда внимательная Виктория до такой степени была увлечена воспоминаниями, что не заметила напряженной внутренней борьбы своей слушательницы.
        — Ты думаешь, что душа ее не упокоилась? Ты же только что сказал, что она не прокляла своих палачей…
        — Да это так, или скорее хроника умалчивает об этом. История поколений участвовавших в казни свидетельствует об обратном. Все виновники смерти ее и невинного ребенка постепенно шаг за шагом расплачивались, кто физическим, кто душевным здоровьем, остальных постигло разорение или острог. Ушедшая ведьма нашла способ отомстить своим обидчикам, что для меня является доказательством ее периодического появления в реальном мире. Предвосхищу твой вопрос — потомки Пруста, главного обвинителя до сих пор проживают в Швейцарии и по моим последним сведениям неожиданное безумие настигло сорокалетнюю Урсулу Пруст, последнюю из рода так же неспроста.
        — Но присутствия покойной я не чувствую. Могла бы помочь любая вещь, принадлежащая несчастной, но по истечению столь долгого временя полагаю…
        — Тише, мой ангел, лежи, не волнуйся. Закрой глаза, просто слушай меня. Практичные швейцарцы даже из легенды о последней казненной ведьмы могут извлечь выгоду и заработать пару сантимов. Жадные до денег горные гномы организовали музей в бывшем доме старосты Пруста, развратника и гнусного доносчика, там даже есть небольшая экспозиция, посвященная несчастной Анне, с собранием некоторых вещей, якобы ей принадлежащих. Вот этот гребень по утверждению экскурсовода был снят с головы уже умершей женщины. Мне пришлось на время позаимствовать милое украшение. (Я не смотрела на Гая, но была уверенна, что в этот момент на его лице мелькнула озорная улыбка) Несмотря на безжалостное время он до сих пор прекрасен и достаточно ценен. Скорее всего украшение подарено Анне богатым вельможей или перешло по наследству…
        Продолжая расслабленно лежать в кресле, удерживаемая рукой Гая, я открыла глаза и взглянула на маленький резной предмет, который он держал в другой руке.
        Гребень из темной кости действительно был еще очень красив, несмотря на пронесшиеся над ним века. Он сохранял остатки изысканной перламутровой инкрустации с небольшим зеленым камнем, возможно изумрудом посередине, представлявшим собой тельце летящей птички, одно из крыльев которой по краю было отломано.
        — Милая, возьми его,  — услышала я просьбу и не раздумывая ни секунды протянула руку. Гай, затаив дыхание, аккуратно положил драгоценную безделицу на ладонь и немного отодвинулся в сторону.
        Я осторожно накрыла гребень сверху другой рукой, медленно встала с кресла и подошла к окну, за которым царила абсолютная Тьма, накрывшая город. В огромном стекле я видела лишь свое застывшее отражение и Гая, сидящего на полу, замершего в напряженном ожидании подобно античной статуе.
        Гребень молчал, я закрыла глаза, и вновь прислушиваясь к ощущениям. Ничего. Звенящая пустота подобно панцирю замкнулась вокруг меня. Тревожная кнопка молчала.
        Странно… Почему я не вижу хозяина этой вещи, возможно, потому, что в последствии она побывала во многих руках, оставивших на нем отпечатки?.. Да именно поэтому, вещь молчит., последним потенциальном его хозяином был Гай, он рядом, а если…
        Я интуитивно решила это сделать, подобрав волосы, закрепила их сбоку острым гребнем и… внезапная судорога скрутила мое тело, схватившись за горящее от невыносимой боли горло, я упала на пол и начала биться в конвульсиях. Гай в испуге подскочил ко мне, быстро выдернул гребень из волос и прижав меня свои телом к полу пытался остановить припадок. Постепенно страшная боль из горла ушла, дав возможность вздохнуть и я, открыв глаза, столкнулась с тревожным взглядом низко склонившегося надо мной Гая. Его жаркое дыхание касалось моих губ, забывшись, я потянулась и дотронулась их. Его ответная нежная ласка окончательно вернула меня к жизни. Наш первый поцелуй длился несколько мгновений, навсегда оставшихся в моей памяти.
        Он помог мне подняться на ноги и предложил сесть. Но я отказалась, продолжая стоять напротив черного зеркала окна, внимательно разглядывая наши отражения. Мой Дар вернулся вместе с незнакомкой, чей полупрозрачный абрис плыл в эфире легким мерцающим свечением.
        Появление гостя всегда вызывает легкую сердечную аритмию и незначительное расстройство сознания, выражающегося в диалоге, ведущимся со званным или незваным, порой навязчивым фантомом, присутствием чужих мыслей, сумбурных, перекликающихся, взаимоисключающих.
        Я медленно повернулась от окна к стоящему рядом и тревожно смотрящему на меня Гаю, готовому в любой момент снова прийти на помощь, лишь мельком скользнув взглядом по тому месту в комнате, где в стекле отражалось световое пятно. Кроме нас двоих никого более в номере не было. Но присутствие духа подтверждало трепещущее в груди сердце, хаотичный обрывочный ход мыслей и отпечаток минувшей боли в горле.
        — Ей отрубили голову перед всем селением на главной площади Дизентиса в канун страстной недели. Среди собравшихся было немало напуганных происходящим плачущих детей… Это так?  — вопрос предназначался Гаю. Он молчал.
        — Ты мне ни разу не говорил — каким образом она была казнена, почему?
        Ответ был очевиден, Гай проверял меня. Обиды на него я тогда не почувствовала. Ведь в фантастическую историю кольца я также верила лишь отчасти, он имел право сомневаться в моих способностях медиума.
        — Итак, чтобы ты хотел услышать от Анны Марии Кляйнфогель, последней ведьмы из Шварцвальда? Спрашивай….
        Самая счастливая и самая страшная ночь моей жизни казалась вечной, воспоминания о ней будут навсегда здесь (тонкая кисть Виктории легла на грудь) как незаживающий ожег, как шрам…
        Его ласковые руки исследовали мое тело сантиметр за сантиметром, раскрывая на нем дотоле неизвестные волшебные точки, от прикосновения к которым меня скручивала сладкая мука, прерываемая его поцелуями. Мы занимались любовью несколько часов, пока силы не иссякли и наконец, я, потная от удовлетворенной страсти, откинулась на прохладный шелк подушек предоставив разгоряченное тело легкому прохладному ветерку, веющему с канала.
        Голова Гая устало лежала у меня на груди, а его правая рука продолжала нежно поглаживать сосок. Я с улыбкой дотронулась до нее, желая отодвинуть в сторону и немного отдохнуть от непрекращающейся любовной гонки, и оторопела. Кольцо, одетое на безымянный палец его горячей потной руки было обжигающе ледяное, будто с мороза. От неожиданности я вскрикнула и отдернула пальцы. Застигнутая врасплох рука, сжатая в кулак, моментально исчезла за спиной приподнявшегося надо мной Гая. На его губах играла хитрая, немного зловещая улыбка нашкодившего ребенка. Он угрожающе навис надо мной, молча, сверля взглядом и хищно оскалив зубы.
        Мое недоумение, постепенно перерастающее в страх, продлилось несколько мгновений, пока он вдруг не чмокнул меня в нос и громко от души расхохотался.
        — Испугалась, малышка моя!?
        Я не могла сдержать смех, перевернувшись и усевшись на Гае верхом, поймала его руку и с опаской дотронулась губами до кольца. И удивилась вновь, кольцо на этот раз стало горячим, как и его нежные пальцы, которые требовательно заскользили по губам, проникая в рот.
        Что заставило меня попросить его об этом, не знаю. Возможно, мое тело подсознательно жаждало еще более острых ощущений, оно молило о запретном, о насилии и боли.
        — Можно я сниму его?  — и не дождавшись ответа, обильно намочив слюной палец, стянула зубами с него массивное кольцо.
        В следующий мгновение я уже лежала на спине, бездыханная, до смерти испуганная, придавленная, ставшим словно камень телом Гая. Не понимая, что происходит, я беспомощно постанывала, пытаясь освободиться, но его грудь быстро выжала своей тяжестью весь воздух из легких, а жадные губы, вцепившиеся в мои не давали шанса вздохнуть. В голове послышался нарастающий звон, в глазах замелькали разбегающиеся концентрические круги и быстро поплыли облака, сознание неумолимо уходило. Я не понимала, что происходит, и судорожно хваталась за разлетающиеся во все стороны последние обрывки мыслей. В тот момент, как я уже прощалась с жизнью, он освободил мой рот и дал возможность глотнуть воздух.
        Высвободившись из под его неподъемного тела, я села на кровати и долго не могла надышаться. Надсадный кашель разрывал легкие. Наконец, немного придя в себя, в недоумении повернулась к лежащему рядом Гаю, и вопрос замер на губах.
        Что-то изменилось в нем, он выглядел необычайно привлекательным, черты лица стали мягче и соблазнительнее, губы пухлее и ярче, острый кончик язык призывно скользил по ним, приглашая присоединиться к его плавным движениям. Но самое главное отличие было в глазах. Они горели вожделенным влажным огнем, призывая меня продолжить смертельную ласку, они жаждали. Подобно завороженному кролику я наклонилась над его прекрасным лицом и погрузилась в пламень очей, оставляя на задворках последнюю разумную мысль — они изменили свой цвет. Дрожа от возбуждения, с намерением идти дальше в мир боли и наслаждения я слилась в жадном поцелуе с незнакомым до толе существом, обжигающим меня антрацитово — черными глазами, без единого следа уродливой белой пленки. Рядом со мной был уже не Гай, а прекрасный и опасный незнакомец, занявший его роскошное тело. И это существо было смертельно желанно для меня.
        В ту ночь я впервые получила приглашение в его личный, персональный Ад…, оставивший на душе клеймо, не проходящий след раны, прочерченной ледяным когтем двойника… Вернувшись оттуда, я ищу теперь любую возможность, чтобы упасть в его бездну вновь… Лед и Пламень… Свет и Тьма…
        Маша тревожно нахмурила брови, рассказ пациентки постепенно превращался в несвязанный бред. Она была готова прервать ее и вызвать дежурную с успокоительным, как Виктория резко встала с дивана и преградила дверь, выставив вперед руку.
        Ее голос дрожал от волнения
        — Умоляю, дослушайте меня, Мария Сергеевна. Не уходите. Не надо аминазина. Уже очень скоро конец затянувшейся истории, напугавшей Вас и лишившей разума меня.
        — Звуком, вернувшим меня из приторного лабиринта страстей, был шум пылесоса. Правда, я не сразу его идентифицировала. Монотонный гул постепенно развеял темные иллюзии, страхи, надежды, неосуществленные желания, продолжавшие терзать меня на протяжении тяжелого забытья, в которое я погрузилась ближе к утру, обессиленная, обескровленная, полуживая. В первые мгновения пробуждения я не могла понять, что происходит, где я нахожусь, а когда память услужливо вернулась, с тихим стоном поднялась с давно остывшей постели. Чувство одиночества ледяными пальцами мгновенно сжало сердце. Тем не менее, испуганно, тихо, наивно надеясь на чудо, я позвала его по имени. Но безразличная тишина была мне ответом. Звук в соседней комнате, пробудивший меня, прекратился и девушка, в белоснежном переднике, испуганно заглянула в спальню. Она вскрикнула от неожиданности, ее лицо вытянулось и посерело. Нелепый жест рук, непонятные быстрые слова на итальянском с упоминанием девы Марии, горничная перекрестилась и продолжая произносить молитву, исчезла… Что происходит?
        Я постаралась подняться с кровати, но тело не слушалось, голова плыла в потоке несуразных обрывков мыслей. Сон или явь? Что это было? Обрывки кошмара, из которого не хочется возвращаться, оставившие в душе невыносимое чувство тоски… и желания падать все глубже и глубже.
        Что напугало прислугу? Где Гай?
        Постепенно головокружение утихло, и я смогла встать и, шатаясь подобно пьяной сделать несколько шагов по пустому номеру. Осознание реальности не наступало, я продолжала пребывать в спасительной полудреме. Которая моментально покинула меня перед зеркалом в ванной комнате, отразив обнаженное тело, сплошь покрытое кровоподтеками и ссадинами. В последний момент перед уходом сознания я схватилась за край раковины и опустив туда обе руки по локоть, успела открыть воду, которая обжигающим холодом постепенно возвратила мне разу
        Мое лицо пострадало меньше, над верхней, сильно распухшей губой отчетливо выступал кровавый засос. Смазанная тушь, образовала змеиные извилистые следы на обеих щеках, превратила меня в изможденного Пьеро, проплакавшего всю ночь от счастья и от боли одновременно… Тело было изувечено сильнее, на груди остались багровые отчетливые отпечатки его пальцев, соски раскалено горели, по животу и спине шли параллельные полосы от ногтей… Скорее когтей того существа, которое наслаждалось моей плотью минувшей ночью. Демона, дремавшего в человеке.
        Смертельная тоска и боль скрутили тело в клубок, лишив сил, и я беспомощно опустилась на прохладный мраморный пол ванной комнаты, открыв рот в беззвучном истошном крике. Впервые я молила о смерти, как об избавлении от будущей страшной муки по ушедшему, исчезнувшему из моей жизни навсегда Гаю.
        Я знала, чувствовала, что его нет нигде, ни в этом номере, ни в этом городе, ни в этой стране…нигде более в моем мире…
        Я почти не осознавала, что происходило дальше. Помню нескольких женщин, появившихся в ванной комнате, поднявших меня с пола, поспешно одевших и выведших из номера. Помню странное, виноватое выражение лица господина за стойкой отеля и его нелепые слова,  — Синьора, нашему отелю не нужна нежелательная огласка, мы уважаем приватность постоянных клиентов… Увы, синьора, господин Лендол был вынужден покинуть отель до завтрака и он не оставил Вам записки, как жаль, и все же… позвольте Джузеппе проводить Вас к катеру и доставить по требованию… если более ничего не желаете…
        Я почти не помню, как симпатичный высокий консьерж довез меня до пристани недалеко от площади Святого Марка, помню лишь его последние слова, когда он помогал мне сойти с катера на землю.  — Уезжайте быстрее из Венеции, поторопитесь…синьора,  — тихо шепнул он мне, низко наклонившись и бережно дотронувшись рукой до плеча. Этот дружеский жест на некоторое время придал сил и помог мне, полубезумной, до смерти испуганной, шарахаясь от навязчивых, неугомонных Арлекинов и Пульчинелл, праздно шатающихся зевак с фотоаппаратами, от беснующейся, взрывающей мозг музыки, оглушительного смеха, от визгливых криков веселой пестрой толпы, добраться до отеля и забыться во сне, не принесшего успокоения.
        Проснулась я ближе к вечеру и увидев за портьерами непроницаемую тьму, поняла, что пропала. Меня вновь окружила Пустота, притаившаяся за окнами, за дверьми отеля. Пустота, напуганная появлением Гая, и моментально вернувшаяся после его исчезновения. Она навалилась на меня подобно каменной надгробной плите, не давая дышать, не оставляя сил жить. Она пожирала тепло подобно щупальцам жуткого спрута, проникающих через малейшие щели и намертво присасывающихся к телу.
        Я медленно подошла к окну номера и, отдернув тяжелую занавесь, осторожно выглянула. На что я надеялась? Одна сияющая абсолютной безжизненной белизной маска, закутанная в плотный черный плащ подобно страшному посланцу из Ада, маячила на мосту, ведущему ко входу отеля, но появилась и другая, безмолвно стоящая на корме черной гондолы, качавшейся на водах маленького канала. Оба плоских непроницаемых лица пристально смотрели на меня пустыми глазницами. В голове зазвучал забытый тихий Голос — Выйди к нам… просто закончим начатое… продолжим веселье… ведь ты этого хочешь… И мы тоже. Иди к нам…
        Завороженная, возбужденная предвкушением последнего наслаждения, мечтая о смерти, жизнь без Гая жизнь теряла всяческий смысл, я протянула руку к пальто и торопливо, путаясь в рукавах, начала его одевать…
        …Я иду… Подождите…
        …Конечно, мы ждем тебя….
        Внезапно острая боль пронзила мой палец, вернув на мгновение разум. В недоумении я смотрела на каплю крови, скапливающуюся около маленькой круглой ранки. Поспешно сунув другую руку в карман я достала предмет, ранивший меня, отломанное крылышко маленькой птички на костяном гребне острым краем впилось в палец и… спасло…от чего? До сих пор не знаю, что ждало меня тогда на пороге отеля…Возможно — лучший удел, избавление, выйди я к ожидающим загадочным маскам…. Но тогда вид крови и боль отвлекли меня, вместе с ними вернулась и Она, Анна, чьи мысли, занявшие голову вытеснили из нее Зов с улицы.
        Из номера я более не выходила. Прилетевший через два дня из Лондона муж вытащил меня из кромешного ада, ожидающего за порогом отеля Де Конти… Возвращения домой я почти не помню… Вот пожалуй и все, Мария Сергеевна. Извините, что мой грустный рассказ занял столь долгое время… Хотя, постойте. Забыла завершающую деталь, весьма знаковую, так сказать — апофеоз момента.
        Разбирая после возвращения мои вещи, Саша протянул маленький конверт, его передал при отъезде менеджер на рецепции отеля. Он был забыт на время перелета, а сейчас случайно попался на глаза.
        Мои руки дрожали, я смогла его открыть только с третьей попытки, заблаговременно уйдя в спальню. Я знала, что это от Него, и не ошиблась. На маленькой изящной, сохранивший еле уловимый тонкий аромат греха открытке с видом на колокольню Святого Марка было написано два слова, точнее одно и заглавная буква.
        СПАСИБО. V
        Он знал все с самого начала. И мое имя тоже.
        Мария Фогель
        Сидя на полутемной кухне и едва притрагиваясь к уже давно остывшему травяному чаю, Маша постепенно восстановила в памяти рассказ Виктории, поразившей ее до глубины души. Начнем с того, что она не верила ни в телепатию, ни в загадочные совпадения, ни в подселения демонов. Все запредельное априори вызывало в ней протест и стремление к опровержению. А что в итоге? В итоге, скорее всего придется подтвердить диагноз уважаемого доктора Ипполитова, никаких шансов или теоретических лазеек бедная Виктория Лазарева себе, увы, не оставила.
        Подтвердить диагноз и продолжить интенсивную терапию, глуша мозг больной нейролептиками, превращая ее в ходячее растение… Исход предсказуем… А если допустить, что она Другая, допустить, что рассказанное ей — пусть частично, но правда. Помрачения сознания у больной не наблюдается, действительность она воспринимает не хуже каждого из персонала клиники, ступор присутствовал лишь после госпитализации, но и его можно объяснить тяжелой депрессией брошенной влюбленной женщины… Да наличествовала тревожность, путаность мыслей, экспансия, в процессе лечения начали наблюдаться колебания настроения, эйфория занимала место тревоги и наоборот. Но в дальнейшем симптоматика перестала динамично развиваться, состояние больной будто замерло на определенном этапе, непонятном, не поддающемуся диагностике, Галлюцинации, зрительные и слуховые ее более не преследовали, колебания настроения проходили в эутимном диапазоне, точнее стабилизировались. Теоретически вип пациентка перестала быть социально опасной и могла продолжить существование вовне, но под пристальным наблюдением врача. Хотя подозрение на начальную стадию
шизофрению Маша снять пока не могла.
        Вроде бы все ясно…
        Тогда что сейчас ее мучает, почему она ищет оправдания каждому безумному факту услышанной сегодня истории?? Потому что она сама до сих пор не может расстаться с любыми сказками, хотя ее дочь и та давно выкинула растрепанные, зачитанные до дыр книги из комнаты, поменяв их на плюшевых мишек и на бесчисленные вырезки из журналов с изображением одиозного набившего оскомину вампира.
        Маша бережно сохранила потрепанные зачитанные томики, сложив их в стопку под кроватью.
        Виктория читала мои мысли!! Как ей это удавалось?? Допуская, что можно интерпретировать эмоции и моторику, имея навыки в физиогномике, но дословно повторить то, что она мельком подумала…
        Далее еще хуже… Вызов духов… Это за пределом понимания как и… изменение цвета глаз ее любовника, хотя последний факт можно объяснить возникшей галлюцинацией. Возможно, в вино был подмешан опиумный препарат, вызвавший у больной видения и неудержимое сексуальное влечение… Наличие наркотического опьянения оправдывает многочисленные повреждения на теле… Потом… Бедная казненная ведьма, исподволь уберегшая Викторию от финального нервного срыва, подбросив сломанный гребень в карман плаща… Действительно, каким образом он там оказался? Его подложил ее пресловутый сбежавший Казанова? Смысл?
        Вопросы бесконечно вереницей рождались в голове и безнадежно отодвигались на потом. Усталость, копившаяся в течение всего дня, дала, наконец, о себе знать, Маша легла в кровать и блаженно улыбнулась,  — Какое счастье — завтра я выходная и могу валяться хоть до полудня.
        Медленно погружаясь в дрему, она не заметила, как в ее голове тревожной кнопкой замигал последний забытый вопрос — Почему она назвала меня Маленькой Птичкой?  — через секунду Маша уже спала и видела странный сон….
        Ирина Лазарева
        Научно исследовательский институт тепловых процессов на севере Москвы давно перестал быть режимным предприятием, точнее номинально он подчинялся предписаниям первого отдела, но по звонку на пост, можно было спокойно проехать на территорию. Днем того же дня, 11 сентября, Паджеро Ирины Лазаревой припарковался на стоянке около транспортного цеха, а его хозяйка уверенным шагом, зная дорогу, направилась в лабораторию по изучению сопротивления материалов в условиях космоса.
        В небольшом кабинете, забитом до допускаемого эргономикой предела комнатными растениями всех мастей и окрасок, перед свежезаваренным, чуть поостывшим чайником ее ожидал сухопарый, седой, невысокий мужчина пятидесяти с хвостиком лет. Услышав тихий вежливый стук в дверь, он поднялся из-за рабочего стола, мельком взглянул в чуть треснувшее зеркало, спрятавшееся за горшками с кактусами и настроив себя на улыбку, открыл дверь.
        — Ну здравствуй, Ирочка, с днем Рождения, дорогая моя — произнес он, нежно целую вошедшую женщину в щеку и предложив жестом занять кресло напротив рабочего стола.
        — Чаю? Только недавно заварил. Немного мелиссы, шепотка чабреца для улучшения дыхания, земляничный лист, смородиновый…
        — Да, Борис Михайлович, не откажусь. Жаль, что за рулем, иначе попросила бы что покрепче.
        — Так в чем дело? Оставляй машину у меня. Завтра заберешь, я не вижу проблемы, девочка… Тем более, праздник сегодня…
        — Зато я везде вижу одни проблемы, и скоро они меня задушат. Праздник этот мне уже давно поперек горла как рыбья кость… Ладно, налей мне своей фирменной настойки на рябине, право дело — отменю сегодняшний сеанс с очередной ополоумевшей ревнивицей… перебесится, возможно, к утру поумнеет, угомонится…
        — Не нравишься ты мне последнее время, Ириш, ой как не нравишься… Что то темное в душе у тебя накопилось, а избавиться от него не хочешь или уже не можешь? Давай-ка, солнышко, на чистоту, что Вика тебе сегодня сказала? Но в первую очередь ответь на другой вопрос — как она, возвращается?
        Ира молча достала сигарету из сумочки, неторопливо прикурила, жадно втянула ароматный дым и аккуратно выпустила на волю одно за другим несколько аккуратных колечек, рассеявшихся в воздухе.
        Возвращается ли ее сестра? Вопрос надо задать по-другому — хочет ли она вернуться? На данный момент вывод неутешительный — нет. Она до сих пор душевно мастурбирует, упиваясь неведомой мукой, постепенно разрушающей ее разум. Предпочитает заниматься любовью в одиночестве. С определенного момента. (Губы Ирины скривила кривая усмешка)
        Сделав маленький глоток сладкой жгучей настойки, Ира наслаждалась реакцией вкусовых рецепторов, моментально отреагировавших на поступления желанного и необходимого лекарства, побежавшего по кровотоку к переутомившемуся мозгу. Пять секунд, всего пять, и я все расскажу. Как же мне сейчас хорошо…
        Борис Михайлович терпеливо ждал, устроившись в рабочем кресле, пристально наблюдая за женщиной, он сканировал ее настроение, убеждаясь все более и более в неутешительном, Ирина выбрала не достойный ее путь. Выбрала давно, тщательно скрывая за вежливыми диалогами по телефону, за отменяемыми встречами, за ускользающими взглядами и сдерживаемыми улыбками. Когда он не заметил изменения, произошедшего с ней? Год назад, два? Увы…
        — Она до сих пор не желает говорить со мной, точнее, она отвечает на поставленные вопросы, но не задает своих. Она перестала интересоваться моей жизнью, Борис! Абсолютно… Такого никогда раньше не было, мы же, как одно целое…
        — Причина все та же, она обвиняет тебя в преднамеренном сговоре с Гаем?
        — Уже нет…Я попыталась убедить ее в обратном, рассказав правду, но… боюсь, она ее не удовлетворила…
        — А ты действительно поведала ей всю правду или что-то решила утаить?
        Ира, вздернула брови в недоумении, потом опустила голову, разглядывая вздувшийся финский линолеум, выстланный в кабинете Бориса Михайловича в доисторические советские времена. Ну уж нет, тебе, крестный, точно не позволю читать свои мысли, проехали!
        — Нет, я не привыкла скрывать правду от своей единоутробной сестры, тем более, когда ей требуется помощь…
        — Ира, позволь мне узнать истинную причину, по которой Виктория считает тебя виновной в своем безумии?
        Бла бла бла — началось. Мать твою…пытка правдой, истязание совестью, наказание милостью…
        — Я не знаю, почему она считает меня предательницей, не понимаю. Я сама должна была лететь в Венецию, я мечтала о карнавале всю жизнь, готовилась к участию в нем, заказывала для себя, не для нее костюм и разыскивала особого мастера, способного изготовить моретту… Для себя, не для нее!!!
        — Ирочка, девочка, не волнуйся, я верю тебе. Просто давай детально разберемся, возможно, где — то ты не заметила подвох, и именно он сыграл роковую роль.
        — Хорошо, давай пройдем все пункты от А до Я. Итак, начнем с главного, с основного фигуранта, рокового красавца — Гая Фердинанда… Увы. Я сама нашла его в сети, копаясь на открытом форуме по сновиденческим практикам. Хотя бы чем то одарил меня Господь, в отличие от облагодетельствованной им сестрицы, он научил меня видеть правильные сны. Именно этот человек под ником Dreamcatcher привлек мое внимание неординарным объяснением происходящего с нами и предложивший особый нелогичный путь развития способностей.
        Постепенно мы познакомились вне ников, оставаясь, невидимыми друг для друга в реале, длительное время общались как друзья, не скрывая друг от друга ничего, или почти ничего. То, что у меня талантливая сестра я написала ему из-за гордыни, из за желания выделиться за ее счет, впрочем, как всегда… Но мы действительно собирались встретиться в Венеции в феврале, даже оговорили место — с левой стороны от колокольни Святого Марка. На мне должен был быть алый костюм куртизанки и моретта… На нем… Он написал, что готовит сюрприз, уверяя что узнает меня по костюму и редкой маске. Вот и все!! Так в чем моя вина, Борис?
        — Постой, ты успела предупредить Гая, что вместо тебя летит Виктория? Вот где я вижу камень преткновения!
        Лицо Ирины помрачнело. Сколько можно? Она сама не раз задавала себе этот вопрос — как подвисший сервер успел доставить письмо вовремя? Почему оно, оставаясь в папке Неотправленные, и в то же время пошло по назначению..? И достигло адресата?
        Второй вопрос, на который ее умная сестрица не нашла ответа — почему она при встрече с Гаем назвалась ее именем, неужели в детстве не наигралась в путаницу? Вот и поплатилась…
        — Хорошо, Ира, давай оставим эту проблему как уже несущественную. Предначертанное — свершилось. Сейчас важно то, что он вновь нашел твою сестру, как ты говоришь во сне, из чего следует вывод — она до сих пор ему нужна, возможно потому, что не открыла все тайны, или он искал ее по другой причине, извини, но исключать человеческое в нем я не намерен…
        Неожиданно возникшее чувство зависти темным облаком промелькнуло по лицу Ирины и, испугавшись наказания, исчезло.
        — Да, он снится ей уже на протяжении недели. Или больше, так она сегодня дала мне понять. Это не кошмары, он проявляется второстепенным лицом, фоном или, выражаясь точнее — спрайтом. Вика ощущает его присутствие… И знаешь… по — моему она этому рада… Ее глаза, наконец, ожили…
        — Скажи, она, когда нибудь видела такие же сны, какие можешь видеть ты? Она хотя бы раз осознавалась?
        — Нет, слава Богу, она слепа как крот в этом мире… почему ты спрашиваешь?
        Борис Михайлович постарался спрятать эмоции за вежливой улыбкой. Он по старчески пожевал губами, подыскивая правильные слова…
        — Ириш, девочка моя, она сейчас вынужденно находится в ограниченном эмоциональном пространстве, ее Дух, ее разум уже ищет пути вырваться на свободу, а в сложившихся условиях клиники неограниченную свободу ему может предоставить только Сон. Скоро она начнет сновидеть не хуже тебя, тем более с ее способностями… А встретившись с ним Там, возможно именно этой встречи твой Ловец Снов и ждет, проецируясь последнее время в ее подсознании, она, неподготовленная, может попасть в еще большую беду, по сравнению с которой наведенные галлюцинации в Венеции покажутся обычным алкогольным бредом. В астральном мире я встречал чудовищ, рядом с которыми прото птицы апологета адовой муки незабвенного Босха казались райскими пичугами, а его апокалипсические несуразные создания на ходулях и крысиными ртами — продуктом детской фантазии в дошкольном альбоме. Творцом того мира является не человеческий мозг…
        — Я знаю, Борис Михайлович, кошмары и меня периодически посещают. Но страх моментально выносит меня в реал, не давая возможности насладиться апокалипсическим паноптикумом.
        Вопрос в другом — как ты расцениваешь ее утверждение, что Гай одержим? Это может быть правдой или моя сестра действительно с катушек слетела?
        — Ира, побойся Бога!  — в голосе мужчины зазвучали металлические нотки — мы оба прекрасно знаем, что Виктория не больна, она пережила личную трагедию, через которую проходит каждая вторая брошенная женщина. Некоторые заканчивают суицидом, другие сильнейшей депрессией, немногие берут себя в руки. Реакция Виктории вписывается в рамки посттравматического стресса. Ей необходимо немного времени, чтобы прийти в себя и вернуться к нормальной жизни, если таковую вообще можно назвать нормой. Забери ее из клиники, лично я не вижу необходимости продолжать лечения того, что изначально не лечится, ее способность глушат нейролептиками, пытаясь сделать из гения обычного человека. Не бери грех на душу!! Порой меня терзают сомнения, что ты положила ее в больницу, преследую определенную цель… Побойся Бога, девочка!
        Ирина покраснела, скрипнув зубами, она из последних сил боролась с подступающим гневом. Начинается, этот старик умеет запустить руку в душу и начать копаться там, вытаскивая наружу грязное белье.
        Борис Михайлович, не обращая на негативное отношение собеседницы, произнес
        — Проехали… Давай еще по одной за ваше с сестрой здоровье, особенно ее.
        Женщина послушно проглотила обжигающую настойку и поморщилась.
        — Итак, верю ли я в подселение? Почему нет? Но, тем не менее, придерживаюсь мнения, что видения могли быть вызваны нестандартной ситуацией. Женщина влюбилась, возможно, впервые, идеализировав до апогея предмет поклонения. Почему не допустить наличия опиумных составляющих, примененных Гаем для скорейшего достижения цели. Он желал получить от нее информацию как можно скорее и в полном объеме. Но, я так же не отрицаю, вмешательства потустороннего, точнее оставляю последнему один процент из ста более логичных объяснений. Известны факты взаимодействия спящего человека и низших астральных сущностей, но эти паразиты дальше привычной среды обитания не лезут. Нет у них способностей долго существовать в нашем тяжелом и плотном мире… если только в теле реципиента… Не мне тебе пояснять как наводятся проклятия, насылается порча и подсаживаются лярвы. Хорошо, что ты не занимаешься подобным знахарством, во всяком случае, надеюсь на это…
        — Нет, нет, даже не сомневайся, через черту я не перехожу. Грех на душу не возьму — быстро запричитала Ирина (почему я оправдываюсь??)
        — Верю тебе, успокойся… переступишь, я по глазам прочту. Не известно, как далеко продвинулся твой Ловец в изучении сонных миров, скольких проводников на пути повстречал. Кем они являлись? Какую цель преследовали, помогая ему идти дальше. Некоторым неуспокоенным душам, лишенным проявления физического мира, пресловутых пяти чувств, привычных греховных удовольствий, достаточно прицепившись как репей незаметно переползти рубеж и… Но от таких непрошенных гостей избавиться не доставит особого труда… Хуже, если Гай добровольно привел чужеродную сущность. Уже не заблудшую душу, а эманацию элементарного зла, темной стороны, пригласил по собственной воле, так сказать заключив особый договор — ты здесь мне, там я тебе… Нет ничего желаннее для Падших чем вновь пережить в теле человека оттенки всевозможных эмоций, апогеем которых всегда были любовь или наслаждение болью, мучением разбивающихся сердец, смертью родных… в своем смрадном мире они лишены такого удовольствия, там они будто шакалы или навозные мухи подлизывают уже заживающие раны и подсыхающие слезы, здесь они пьют кровь и слезы в захлеб, наслаждаясь
чистой эталонной энергией….
        Ирину передернуло от услышанных слов.
        Некоторое время они молчали, находясь под впечатлением. Она от услышанного, он от сказанного. Каким бы не было объяснение случившемуся, вывод напрашивался неутешительный. Гай представлял реальную опасность. Есть ли надежда, что он более не появится в жизни Виктории?
        Борис Михайлович тяжело вздохнув, с видимым усилием сменил тему разговора.
        — Ирочка, деточка, помнишь наш уже давнишний разговор про одну твою клиентку, пришедшую приворожить мужа. Ты упомянула тогда о Скользящих… Увы, я замотался, забегался, было не до твоей просьбы пощупать фото, но если сейчас оно по счастливой случайности с тобой, то милости прошу — выкладывай!
        Ира встряхнулась, в свете происходящих странных событий в ее семье, она совершенно забыла о влюбленных голубках, которых ей удалось разлучить, не приложив особых усилий. Самовлюбленная клиентка, впечатленная дешевой атрибутикой, специально подготовленной для нее декорацией и разыгранной сценой с благовониями и свечами ушла в полной уверенности о сотворенном ею страшном колдовстве, не догадываясь о том, что ее безжалостно развели на довольно крупную сумму денег, вместо взмаха волшебной палочки продав обычную лекцию по семейной терапии… Дураки всегда платят — такое кредо вполне устраивало Ирину и успокаивало ее совесть. А к ней последнее время они зачастили… Вроде двадцать первый век на дворе, а с суевериями даже нано технологии не справляются, люди рождаются, имея их в загашнике, намертво записанными в генетический код, сохранившем первобытную память предков…
        Недалеким быть удобнее…и спокойнее. Прочел заклинание, нашел уверенного в себе шарлатана, заплатил энную сумму и живи дальше счастливо.
        Все проблемы лишь от ума, от стремления сомневаться и думать…
        Фотография бывших влюбленных действительно нашлась во внутреннем кармане вместительной сумки и была немедленно выложена на стол перед сосредоточившимся Борисом Михайловичем, взявших под свою опеку обоих сестер после смерти Натальи, человеком, известного в особых посвященных кругах под именем Деметр.
        Он накрыл снимок обеими руками и закрыл на мгновение глаза, прислушиваясь. Через несколько секунд он удивленно взглянул на Ирину
        — Странно… Ты говорила, что тактильная отдача весьма заметна… но сейчас я ощущаю лишь слепок, почти стершийся след. Да, согласен — образы еще теплые, но скорее ее, он же просто аккумулирует любовь… Однако, факт бесспорен — они Скользящие, но идущие параллельно, линиям их жизней не суждено пересечься ни в прошлом ни в будущем, они словно сателлиты, уравновешивающие друг друга, одновременно отталкивающиеся и притягивающиеся… Задачу, которая возложена на них, им пока не удалось выполнить… ошибки прошлого не были учтены и переместились в настоящее, всего лишь поменяв полярность… но, как говорится — еще не вечер…
        Ты правильно сделала, что не вмешалась в их судьбу, послушалась моего совета. Не нами заговорено, не нам и отменять.
        Не гоже челяди, лезть в дела господские, лучше в сторонке постоять да уму разуму поучиться…
        Так то Ирина… ты постарайся найти этих райских птичек и проследить их дальнейшие телодвижения — в исследовательских целях…
        — Твоими устами да мед пить, уважаемый Борис Михайлович. Да что то вкривь стежка — дорожка пролегла…, не по правилам… Не сделала я ничего плохого, лишь уму разуму дуру самонадеянную поучила, так нет. Одна из райских птичек, известная как Мария Фогель, сама на меня сегодня утром вылетела — буквально — бедняга угодила под колеса машины — но это можно еще посчитать случайностью, а тот факт, что она назначена новым лечащим врачом Виктории — уже далеко не случайность… а циничный фатум… Не так ли??
        Борис Михайлович ответил не сразу. Его побледневшие губы дрогнули:
        — Знаешь, я думал, что удивить меня уже практически невозможно….
        Мария Фогель
        Почему эту ерунду надо обсуждать именно сейчас, на утренней летучке, пять условных минут на общий сбор и ритуального повторения политики партии всегда затягиваются на добрых полчаса. Неужели Любочка не могла отдельным пунктом отчитаться за нехватку канцелярских принадлежностей, а старшая медсестра о перерасходе перевязочных средств… действительно — куда она их дела?? На москитные сетки? Что за ерунду мы сейчас обсуждаем?
        Маша периодически отключалась во время утреннего совещания их отделения, безуспешно по очереди массируя то мочки ушей то волшебную точку между большим и указательным пальцем. Врут китайцы, аккупунктурная подзарядка дает сбой…
        Она боялась даже думать о том, что происходит с ней последние две недели, тем более классифицировать текущие симптомы. Не дающая покоя, утопическая теория, что сумасшествие заразно подобно простуде, преследует ее, не давая покоя ни днем ни ночью. Особенно ночью… Все началось с исповеди ее новой пациентки, и продолжается уже вторую неделю с небольшой передышкой на пару мертвых ночей, когда разум милостиво не видит сны. Маша заплутала в одном единственном повторяющемся кошмаре, который каждую ночь, подобно квесту дарит намек на разгадку, подкидывая подсказки и шаг за шагом приближая ее к финалу… Вот только к какому? Оказаться на соседней койке с Викторией? Хотя почему бы нет, уютная палата категории делюкс, возможность выспаться, а заодно и выслушать пару пояснений… именно об этом с легкой тоской и надеждой думала Мария Сергеевна, заканчивая утренний осмотр подопечных, оставив больную Лазареву на финал.
        Она постучала в ее палату и осторожно открыла дверь, не дождавшись привычного — Марья Сергевна, велкам!  — стараясь не шуметь, тихо вошла. Виктория спала сном младенца, счастливо улыбаясь утренним грезам, не смотря на осеннего солнечного зайчика, играющего в салки с тенью от дерева на ее кровати. Маша невольно позавидовала ее беззаботному сну и уже собралась покинуть палату, как услышала тихий голос, невнятный, сонный, путанный.
        — Зачем ты это делаешь?..
        Тихая вибрация мобильного в кармане отвлекла доктора от подслушивания чужих снов, она поспешно вышла в предбанник и нажала отбой.
        Виктория проснулась.
        — Мария Сергеевна, извините, я проспала обход… Проходите, сейчас я вернусь…
        Ее слово "вернусь" прозвучали обыденно, будто Вика делала привычный шаг между сном и реальностью, как между коридором клиники и собственной палатой.
        Пока пациентка умывалась, Маша устроилась в кресле, сосредотачиваясь на вопросах, которые полагалось задать намного раньше, но не хватало духу.
        От вернувшейся, посвежевшей, пахнувшей дорогим тоником Виктории исходила волна счастья, моментально передавшаяся Маше. Доктор бодро выпрямилась в кресле и с усилием улыбнулась.
        — И давно это с Вами, Мария Сергеевна? (Маша уже перестала удивляться факту, что Виктории не требовались вступления) Я ждала признания еще вчера, но Вашему упорству можно позавидовать… Так когда началось?
        — В ту же ночь… - выдохнула Маша., понимая, что именно так общаются умалишенные.
        — Она просто приходит и молчит или уже вступила в контакт?
        — Кто приходит? Вика, я никого не вижу! Точнее, один и тот же изматывающий кошмар. Я каждую ночь вижу себя запертой в темном подвале, в который через плотно заколоченное досками окно проникают лишь несколько тонких лучей света… Но ощущение темноты не самое страшное, хуже всего страх неизвестности, страх перед открытой дверью, за которой притаился дьявол, вселившийся в человека, которому я доверила жизнь, которого я боготворила, а теперь боюсь более смерти… И еще ребенок, комочек живой плоти внизу живота, его ребенок, того темного человека за дверью… Виктория, я схожу с ума, мне никогда ранее не виделись повторяющиеся сны…
        — Ну что же, все когда то бывает впервые… Не обижайтесь… Лучше поведайте детали видения, поменьше эмоций, эмоции нужны им для еды, а вот детали — это подсказки лично Вам…
        — Какие детали? Размер подвала? Время года? Не знаю… Пожалуй, единственная деталь, он все время зовет меня по имени — Анна… И просит покаяться…
        И еще волосы, длинные, черные, комок, смешанный с кривыми иглами, которые я, давясь и кашляя пытаюсь вытащить из своего рта перед пробуждением, но мне это никак не удается…
        Маша в недоумении взглянула на собеседницу в надежде получить ответ, но натолкнулась на пустое кресло, женщина стояла в дальнем углу палаты напротив окна, подставив лицо последним лучам осеннего солнца.
        — Маш,  — внезапно прозвучал ее тихий голос,  — он нашел меня.  — Сначала я испугалась, рассказала Ирине, глупая, а сейчас жду не дождусь каждого его появления. Правда он всегда молчит, будто ждет чего-то…Если можно было бы не просыпаться…
        Несколько минут в палате царила абсолютная тишина. Потом Виктория вернулась в незаметно покинутое кресло, села, привычно сложив ноги по-турецки, и произнесла обыденным тоном
        — Ее имя — Анна Мария Кляйнфогель, она уроженка Шварцвальда, дочь Кристины, изгнанной из родных мест по обвинению в ворожбе. Несчастная молодая беременная от собственного палача женщина, казненная в канун Пасхи на городской площади в затерянной в горах швейцарской деревне в конце восемнадцатого века.
        Вы ее далекий потомок, родившийся от спасшейся после казни старшей дочери Анны, которую приютили и сберегли у себя добрые самаритяне, не подхватившие суеверную заразу.
        Каков пасьянс, Марья Сергеевна?? Зов крови…, Маленькая Птичка.
        Виктория была в отличном настроении, она искрилась счастьем, что могло характеризовать ухудшения состояния, нарушение стабильности.
        Стараясь сейчас не думать о печальном, об ответственности врача, отбросив привычную действительность, Маша добровольно перешагнула порог в неведомое.
        — Виктория, умоляю, скажите, что ей надо…я не понимаю… И почему Вы меня называете…
        — Маша, давай договоримся так. Ты просто берешь себя в руки, слушаешь и не перебиваешь, как бы не хотелось… Просто веришь, как верила в детстве маме, читающей сказки и обещающей, что добро победит, как любимой учительнице в первом классе, доказывающей, что в учение свет, а неученых тьма, веришь безусловно… или, увы, могу похлопотать и выпросить у Сергея Михайловича импортную кровать с удобным ортопедическим матрасом, будем накоротке по-соседски ходить друг другу в гости и обмениваться призраками… Согласна? Тогда дай мне возможность объясниться. Там за порогом палаты — Твой мир, Маша, а здесь Мой, и по всей видимости — один ноль в пользу зеленых человечков, твой Мир проигрывает, трещит по швам… и молит о помощи…
        Задавай, наконец, вопросы, которые судорожно повторяла все утро, пока пыталась не уснуть на летучке.
        Совершать поспешные поступки, на эмоциональном подъеме, на изломе, прислушавшись лишь к невнятному внутреннему голосу не было характерно для Марии Сергеевны. Тем не менее, за прошедшую неделю она перевернула привычную и размеренную жизнь с ног на голову, нарушила зазубренные осточертевшие правила, изменила железным принципам — не высовываться и не грести против течения, сделала то, что всегда хотела, но боялась. Начав с того, что не смотря на нескрываемый скептицизм профессора Ипполитова и протесты глав врача, под свою ответственность приняла решение о выписке Лазаревой Виктории и переводе ее на амбулаторное лечение. Вторым ее неожиданным шагом была просьба об отпуске за свой счет на ближайший месяц. И, наконец, последний — самый странный — она только что закончила разговор со своей лучшей подругой, работающей в филиале крупного туристического холдинга в Цюрихе.
        Елена не имела возможности обсудить ее неожиданную просьбу подробнее, опаздывала на совещание, но клятвенно пообещала предложить как можно быстрее подходящие варианты посещения затерянного в горах, забытого Богом, практически неизвестного туристам Дизентиса в сопровождении профессионального гида.
        — Господи, что я творю???  — временами отголоски рационального холодного разума еще подавали признаки жизни… Но тем не менее молодая женщина не сворачивала с неведомого пути, шла по следу из заботливо рассыпанных сестрицей Гретхен хлебных крошек, ища пряничный домик, спрятавшийся в лесу, все глубже и глубже забираясь в мир любимых сказок и легенд, населенных злыми чудовищами и добрыми волшебницами, жадно слушая зов зачарованной дудочки, доносящейся из — за вековых деревьев во влажной сумеречной чаще.
        "Человек довольно часто стоит перед выбором, еще чаще он его делает неправильно, забыв об истинных желаниях, позволяя себе поблажку, надеясь, что судьба подарит ему вторую попытку, но обидчивая фортуна ускользает подобно миражу, унесенного ветром. Если только кто-то третий не вмешается в извечное противостояние разума и мечты. Пускай намеком, возможно прямым указанием, а порой насмешкой над несостоятельностью и незрелостью.
        — Если ты это не сделаешь, я не буду тебя винить, даже не буду вправе осмысливать твой поступок, потому что это личный выбор и тебе дальше с ним жить. Но порой линии судьбы сплетаются в столь замысловатый узел, который разрубить можешь лишь ты, лишь ты становишься последним звеном цепочки, которая ковалась несколько столетий. Ты являешься ее завершением. Просто надо это принять и смирится, положившись на мудрую судьбу. Надо сделать шаг.
        Первый шаг сделать невероятно трудно. И в этом тебе никто не поможет. После него чутко следи за ощущениями.."
        Виктория и на этот раз оказалась права, сжавшаяся внутренняя пружина, после каждого принятого решения, нелегкого, рискованного шага, ослаблялась, позволяя Маше свободнее дышать. И исчезла как по мановению волшебной палочки, когда она раскрыла паспорт с полугодовой шенгенской визой, незамысловатая наклейка с голограммой подарила ей долгожданную свободу, зажгла зеленый свет мечте.
        Бинго!! Ваши ставки, господа…Новая партия!
        " — Иди… Я защищу твой тыл, усмирю неспокойный дух, она оставит твой сон. Опасайся людей, над их волей я не властна. Молчи об истинной цели. Ищи союзников. Научись читать чужие намерения и подчинять их своей цели. Будь внимательна, любая оплошность ослабит тебя. Когда встанешь перед тяжелым выбором, и не будешь знать, как поступить, поступи по-ДРУГОМУ. И помни, билет в сказку выигрывают лишь избранные…ты одна из них…. Так не стань как те, кто самонадеянно отложил путешествие на следующий раз, который никогда не наступил. Лети, птичка! Лети, пока можешь…"
        Странная закономерность, наша жизнь подобна замысловатой игре- квесту, стоит сделать правильный шаг, как судьба поднимает тебя на новый уровень, буквально окрыляет, но и количество дальнейших вариантов выбора возрастает в геометрической прогрессии.
        Как по велению золотой рыбки, ее подруга в Цюрихе исполнила желание на следующий день и прислала Маше на почту подробный маршрут ее будущего путешествия, правда с небольшой оговоркой.
        — Машуль, в такую глушь без сопровождающего ехать нет смысла. Швейцария — страна цивилизованная. Но это касается в основном крупных городов. В маленьких селениях с академическим знанием хохдойч ты пропадешь, местные аборигены, забывшие немецкий сразу после окончания школы, предпочитают общаться на древнем как дерьмо мамонта ретороманском или свтицердютче. Последний, прислушавшись может понять лишь чистокровный немец, а еще скорее баварец. Такой гид у нас есть, но в ближайшую неделю он занят под группу московских туроператоров, сопровождает их по утвержденному маршруту, но, нет худа без добра, одна из участниц поездки внезапно отказалась, и чтобы не пропадать резервациям в отелях- я поменяла ее имя на твое. Подруга, тебе крупно повезло! Пять дней по интереснейшему маршруту, включая экстремальный спортивный отрыв и финальный гала ужин в старом замке (не забудь — дресс код — платье в пол!), так что ассимилируйся к нашей туристической братии… А потом, если выживешь, Макс полностью в твоем распоряжении, но не увлекайся., такого гида я днем с огнем не найду!! Верни мне его в целости и сохранности…
        Отличное напутствие, Лена как никто другой может запутать любую на вид простейшую ситуацию.
        Итак, туроператоры… Ассимилироваться… ну и выражение она подыскала….чем я от них отличаюсь? Набором устойчивых профессиональных выражений и крылатых фраз? Безусловно — они подобно кодовому слову необходимы для каждой профессии — логин — пароль — доступ разрешен. Входи, ты одна из нас. Окей, придумаю глупую легенду, прикинусь новичком, чайником, начну наблюдать и слушать, что может быть интереснее. Все люди, когда под вечер снимают маски, одинаковы, начиная с сантехника, заканчивая президентом. В чем отличие психотерапевта от туроператора? Возможно лишь в направлении движения, предлагаемого клиенту…
        Перед ранним утренним вылетом она не смогла заснуть. Одна половина ее сознания на автомате кидала в чемодан необходимые вещи, аккуратно складывала второпях приобретенное по интернету платье в пол для финального бала, другая часть подобно мантре твердила наизусть заученные фразы — " я должна найти Урсулу Пруст и поговорить с ней… Должна остановить зло"… Полный маразм…..
        Тем не менее, Виктория сдержала обещание — кошмары закончились. Анна ждала.
        Удобно расположившись у окна самолета, осознав, что вот — вот окажется над прошлой жизнью на высоте одиннадцати километров, Маша не дожидаясь взлета, имея за плечами бессонную ночь, блаженно улыбнулась и отключилась.
        Будь что будет. Господи, спаси и сохрани…
        Швейцария. Сказка в пути
        Швейцария… Маша никогда раньше не думала об этой стране с целью посещения. Маленькое независимое государство в центре Европы ассоциировалось у нее с аллегорическим чудесным островом из дырявого сыра Эмменталь, сплошь усеянного слитками золота и плитками шоколада. Оно казалась последним райским уголком мира и благоденствия, хладнокровно и гордо качающемся на волнах неспокойной европейской политики.
        Страной счастливых горных гоблинов не знавших последних мировых войн, не претендующей на большой кусок пирога, уже долгое время наслаждающихся его золотоносной начинкой.
        Тот факт, что лишь два года назад парламент тихой пасторальной страны решился на реабилитацию последней ведьмы, признав ее публичное убийство преступлением, а казненную женщину невинной и оговоренной, вызывал по крайней мере удивление. Верна притча, что в тихом омуте черти водятся, спокойные швейцарцы в который раз удивили мир инакомыслием и обособленностью.
        Аэропорт Цюриха поразил Машу своими масштабами, после самолета она еще долго шла по бесконечным стеклянным коридорам, увешанных светящимися щитами, где мировые знаменитости предлагали не обойти вниманием роскошные швейцарские часы и ювелирные украшения известных брендов.
        Стараясь не отстать от уверенно шагающей толпы, Маша села в прозрачные, похожие на капсулы вагончики, перевозящие пассажиров в главный терминал, и несколько минут наслаждалась мычанием коров, пасущихся на живописных горных пастбищах, голографических живых картинок, проецируемых на стены тоннеля метро.
        Его не заметить было просто невозможно. Двухметровая каланча в бейсбольной кепке, обвешанный профессиональными фотокамерами, держащий поверх голов ожидающих заветную табличку "In Swiss Trip" Молодой мужчина от силы лет тридцати пяти, худой, высокий коротко стриженный брюнет с шоколадно- карими глазами, немного сутулый, похожий издали на кузнечика встречал группу, вежливо здороваясь с каждым и делая отметку в блокноте. Бросающаяся в глаза красная футболка со стадом коров, запертых в стойло в виде швейцарского креста (надо отдать должное — глумятся над собственной символикой они с превеликим удовольствием), голубые крепко побитые джинсы в лучших традициях пролетарского гламура сразу выделяли его из толпы сдержанных благопристойных швейцарцев.
        Маша выходила последней, когда вся группа, человек десять, окружив лидера, одновременно оглянулись и удивленно посмотрели на незнакомку. Мелькнула невольная мысль — похожи на коллективно реагирующих муравьев… или на рой встревоженных пчел… Щелк — щелк глаза — сканеры, никто не знает, кто такая?
        Она осторожно, стараясь не смотреть на удивленные лица, подошла к встречающему молодому человеку в бейсболке и назвала имя… Имя прозвучало неизвестное, внешность оказалась не примечательна, пчелы моментально потеряли к Маше интерес и продолжили прерванное ее появлением жужжание.
        — Привет, а я Макс Краузе! Значит, ты и есть — мое особое поручение??  — прозвучали слова на русском с мягким шипящим акцентом, выдавшем жителя Баварии.
        Маша неожиданно покраснела и смущенно опустила глаза. "Поручение"  — так ее еще не называли… Парень широко, ободряюще улыбнулся и наклонился к ее уху — Лена предупредила, что ты новичок, держись меня, не пропадешь, на самом деле они хорошие и почти не кусаются — и весело рассмеялся, запрокинув назад голову.
        (Добрые пчелы)
        — Супер..  — Маша не нашлась, что ответить.
        Макс, сложив табличку, повернулся к остальной группе и громко произнес.
        — Дамы и господа, минуточку внимания, мы собраны и можем двигаться. Кто в курсе, идите вперед, наш поезд отправляется через тридцать минут с платформы номер 2. Кто первый раз в Цюрихе держитесь меня, но особо не спешите. Времени достаточно.
        И только сейчас Маша поняла, почему Макс напомнил издали неуклюжего кузнечика. У мужчины был небольшой и скорее врожденный вывих бедра, дисплазия тазобедренного сустава, вызывающая при ходьбе характерное раскачивание, неловкое подгибание колена и волочение стопы. Вместительный рюкзак на одном плече, две камеры и штатив на другом уравновешивали колебание тела, он передвигался на удивление быстро, несмотря на дефект.
        Невольная жалость к симпатичному парню предательски кольнула Машу в самое сердце, она отвела глаза, боясь, что гид прочтет в них невеселую мысль, сочувствие незнакомки ему вряд ли необходимо. Макс продолжал, как ни в чем не бывало бодро ковылять рядом, увлеченно рассказывая о сумасшедших сборах в дорогу и планируемых мероприятиях по программе. Он давно смирился со своим недостатком или старался не замечать его. Общительность, открытость, детская обезоруживающая улыбка, не сходившая с лица, теплые вечно смеющиеся карие глаза с лучиками гусиных лапок делали молодого человека необыкновенно привлекательным. Идя рядом с ним, Маша чувствовала как скованность уходит, стресс от встречи с незнакомыми людьми исчезает, она расслабилась, и уже с интересом разглядывала бесчисленные красочные витрины магазинов и идущих им навстречу пассажиров.
        Спустившись на нижний уровень аэропорта, где располагались железнодорожные пути, группа села в поезд, пришедший точно по расписанию и направляющийся в итальянскую часть страны, в кантон Тичино, где по программе были запланированы осмотры старых и вновь открывшихся после реновации отелей, увлекательная прогулка по озеру в аутентичную рыбацкую деревню и небольшой семинар.
        Макс уже в поезде представил Машу всем участникам, одаривших ее вежливыми улыбками и дежурным вопросами о профиле работы компании и буквально через минуту потерявших к ней всяческий интерес, занявшихся прерванным обсуждением последних туристических баек и сплетен. Маша не обиделась, она наоборот была рада, что ее оставили в покое и дали возможность заняться любимым делом — наблюдением за людьми.
        Макс занял отдельное кресло у окна, и, достав из объемного рюкзака ноутбук, увлеченно погрузился в сеть. На подвижном лице то и дело появлялась довольная улыбка, новости его определенно радовали.
        Маша устроилась в соседнем кресле наискосок рядом с молчаливой моложавой женщиной, в стильных металлических очках от Картье, дорого одетой, чуть надменным усталым взглядом провожающей идиллические пейзажи, пролетающие за окнами быстро мчащегося поезда. Она представилась как Нина из компании Модис, и, не заметив почтительной реакции, почему то обиделась и отвернулась к окну, натянуто улыбнувшись… Маша удивленно подняла бровь — однако, надо спросить у Макса, что это за фирма, не знать которую считается дурным тоном.
        В каждом монастыре — свои тараканы, в туризме они откормленные, красиво упакованные… и в основном женского пола…
        Основная часть группы сплотилась вокруг немногочисленных представителей сильного половины, хотя одного из двух молодых людей таковым назвать можно было с большой натяжкой. Его жеманные жесты и томное капризное растягивание слов выдавало в нем явно демонстрируемую на публику принадлежность к особой богемной касте. Тем не менее парень обладал невероятным достоинством — хорошим и тонким чувством юмора, две девушки, по дружески прижимающиеся к нему, покатывались со смеху с периодичностью в несколько минут, слушая его байки.
        Второй представитель мужеского пола казался явной противоположностью рафинированного и кокетливого собрата. Но и он, негласно соревнуясь, на протяжении всего пути старался перетянуть на себя внимание женской половины.
        Высокий, стройный, представительный, уверенный в себе брутальный брюнет с небрежной однодневной щетиной, одетый с иголочки, как бы невзначай, периодически приподнимая рукав пиджака демонстрирующий явно недешевые часы, лакомое сочетание элегантности и простоты, притягательное смешение стилей. Качества, всегда ценимые женщинами, которые порхали вокруг него подобно обезумевшим мотылькам, летящим на свет.
        Он наслаждался их обществом, самодовольно и снисходительно улыбаясь, подобно сытому мартовскому коту, измазанному по уши в сметане. Маша постоянно слышала его басистый голос, если красавец не рассказывал очередную интереснейшую историю из собственной жизни, где он безусловно исполнял роль героя, то точно отпускал комментарии по поводу чужого случая, уверенные и тяжеловесные. Если очистить щеголя от дорогой шелухи, то можно удивиться, увидев внутри затюканного мамой или бабушкой маленького мальчика, вечно доказывающего окружающим свою эфемерную значимость, пряча испуг и неуверенность под брендовыми костюмами, коллекционными часами и снисходительными репликами.
        По-моему, голубому клоуну досталось куда больше родительской любви… он хотя бы не носит маску.
        Поставив неутешительные диагнозы, Маша улыбнулась. "Который раз прихожу к выводу, что мужчины — класс вымирающий…"
        Подняв глаза, она столкнулась с пристальным взглядом Макса, наблюдавшим со стороны за ее попытками вербальной диагностики, он подмигнул и понимающе улыбнулся в ответ, вот видишь, они не страшные, добрые и пушистые.
        Первые дни пролетели незаметно, подчиняясь насыщенной программе, постоянным переездам из отеля в отель для осмотра, обедам с генеральными менеджерами, ужинам с маркетологами и представителями местного управления. Маша не забивала голову неизвестной терминологией и не участвовала в обсуждениях и семинарах, не запоминала представляемых ей сотрудников отелей, она стараясь быть ближе к Максу, который исполнял роль не только сопровождающего гида переводчика, но и хроникера программы, фиксируя все события на профессиональные камеры. Вспышки камер действовали на многочисленную женскую часть группы завораживающе, забыв о цели приезда дамы от мала до велика старались удачно позировать вездесущему прихрамывающему фотографу, одни поджимали живот, становясь в три четверти, другие недвусмысленно округляли грудь, кокетливо хихикая, и почти все умоляли переснять их еще и в другом ракурсе.
        Гламурный мальчик, не отставал от возбужденных подружек, позируя рядом с не меньшим рвением. Второй, брутальный мачо и строгая Нина из известной компании, снисходительно выдерживали паузу, всем внешним видом показывая, как им наскучили детские игры.
        Маша, так и не сошедшаяся близко ни с кем, старалась большую часть времени проводить в компании безотказного фотографа, он так же всегда занимал соседнее место в автобусе или в ресторанах, тем самым выполняя поручение Елены — опекать ее подругу. Внимание гида к неизвестной участнице группы, не могло не вызвать раздражения и не дать повода для сплетен. Интрижка значительно дополнила темы для обсуждения, а слежка разнообразила досуг шепчущихся по углам кумушек…
        Признаться, Маше льстило внимание симпатичного парня, и абсолютно не раздражали многозначительные, по большему счету завистливые взгляды, искусно скрываемые за саркастическими усмешками. Невольная ревность женской половины добавляла в ее застоявшуюся кровь куража и делала поездку пикантной.
        Шла вторая неделя октября, но погода баловала курортный город. Прогулка на теплоходе в Гандрию, колоритный рыбацкий поселок, сохраняющий свой первозданный лик на протяжении нескольких столетий, не обещала быть столь безмятежной. Утром свинцовые тучи, зацепившиеся за горы, окружающие со всех сторон Луганское озеро, грозили неминуемым дождем. Но к полудню случилось чудо, от унылых облаков не осталось и следа, солнце палило по летнему, западный промозглый ветер сменил направление на легкий южный бриз. Собравшийся на верхней палубе народ не теряя возможности поймать последние лучи, скинули осенние плащи и куртки и с наслаждением растянулись на деревянных скамейках.
        За бортом, проплывали оставленные позади пестрые кварталы странного города, плавно перешедшие в городской парк с опустевшим пляжем. За ним показались многочисленные виллы богатых швейцарцев, затерявшиеся на зеленных бархатных холмах среди пирамидальных кипарисов и взъерошенных пальм. Лугано — город — микс, город фьюжн, как и вся страна, поразительно точно, будто по линейке разделенная на несколько частей, говорящих на разных языках, имеющих различные обычаи, культурные традиции, архитектуру. Как на протяжении веков швейцарцам удалось совместить немецкую педантичность и аккуратность, французское легкомыслие и щедрость с итальянским шармом и безалаберностью??
        И все на территории страны, соизмеримой с площадью Московской области. Еще одна неразгаданная тайна.
        Маша стояла у поручней теплохода, умиротворено любуясь прозрачной глубиной озера, ослепительными бликами переливающейся на солнце воды, отражающимися на ее изумрудной поверхности величественными горами, следила за легкими белыми барашками волн, разбегающимися из под кормы и медленно исчезающими на зеркальной водной глади и ловила себя на мысли, что будучи в этой стране она слишком часто задумывалась о вечности.
        Макс появился неожиданно, буквально несколько мгновений назад Маша слышала его смех в компании щебечущих девушек, воспользовавшихся выглянувшим солнышком и занявшихся очередной фото сессией, как вдруг он по дружески толкнул ее в бок и обиженным голосом произнес.
        — По всей видимости, я бездарный фотограф, если одна из лучших модель избегает меня. Ты еще ни разу не попросила сделать отдельное фото, мне приходится исподтишка ловить моменты, чтобы запечатлеть твой ускользающий образ…
        Маша смущенно улыбнулась и с благодарностью взглянула на Макса,
        — Не обижайся, у тебя отбоя нет от несравненно более достойных моделей… А меня камера не любит, могу на пальцах пересчитать фото, которые мне понравились…
        — Это потому, что тебя снимали дилетанты. Мастер отличается от них тем, что в каждом человеке найдет изюминку, скрытую красоту и выведет ее на первый план.
        Например, когда мысли уносят тебя далеко, и ты, задумавшись, опускаешь голову, то в этот момент походишь на вдохновенную Мадонну Боттичелли, а потом, когда лицо вновь меняется, от грусти не остается и следа — то на место Мадонны приходит солнечная девушка Ренуара… Твой образ соткан из миллиона мельчайших частичек, удачно дополняющих друг друга, я пока не в силах собрать их воедино…
        Маша слушала Макса, облокотившегося рядом на перила и смотрящего в неведомую даль с нескрываемым удивлением
        — Ты следишь за мной? Зачем?
        Не сводя глаз с далекого берега, молодой человек широко и радостно улыбнулся.
        — Да. Представь себе. И это доставляет мне удовольствие…
        Маша смущенно вспыхнула
        — Ты художник?
        — Нет. Я всего лишь профессиональный фотограф. Это мой второй хлеб, и порой именно это увлечение обеспечивает меня куда лучше, чем такая работа как сейчас.
        — Я все время хотела спросить — где ты учил русский? Ты его знаешь практически в совершенстве, я порой забываю, что ты уроженец Баварии…
        Макс вновь улыбнулся.
        — Питерский политех сделал из меня человека. Потом, чтобы не забыть язык, я часто возвращался в город на Неве, сопровождал группы из Германии. Теперь подрабатываю в фирме твоей подруги. Я тоскую по Питеру, он отчасти напоминает мне самый прекрасный город на земле, Святлейшую хозяйку морей, Венецию. Я боготворю ее, восхищаюсь ей.
        Ты была в Венеции. Маша?
        " Ты была в Венеции Маша?
        — Не беда… Вы там обязательно побываете, поверьте. Любовь приводит каждого человека в свой город и распоряжается им потом по собственному усмотрению. Мне кажется, что ваш будущий избранник боготворит этот город…"
        Сердце девушки легким крылом коснулась бабочка и испуганно упорхнула…
        — Вечером самое мое любимое место — ступени, спускающиеся вниз от собора Санта Марии делла Салюте к плещущейся воде канала. Сидя на них я наслаждаюсь закатом солнца, погружающегося в потемневшие воды лагуны, окрашивающего в нежный розовый цвет Кампаниллу Святого Марка и узорчатый Дворец. Я заворожено слушаю тихо плещущуюся воду Гранд канале и думаю о том, что буду приезжать в этот мистический город до тех пор, пока жив, или пока Венеция не уйдет под воду… а пока этого не произошло —
        ты обязательно должна побывать в самом романтическом городе на земле. Считай, что уже приглашена мною на следующий карнавал, я каждый год делаю о нем фоторепортаж в своем блоге.
        — Макс, а у тебя есть девушка?  — неожиданно спросила Мария и сразу испугалась. Вопрос родился сам собой. Наступившее молчание еще более усугубило ситуацию. Маша, зардевшая от стыда, осторожно скосила глаза на застывшего в той же позе, облокотившегося на перила и смотрящего на воду молодого человека. На лице, которого медленно расплывалась широкая улыбка.
        — Что я такого спросила? Ладно, можешь не отвечать.
        — Да нет, ты не поняла.  — Макс повернулся к ней, его темно карие глаза смеялись.
        — Просто сегодня третий день программы, а на этот вопрос я отвечаю по крайний мере раз пятый… Вы женщины, народ любопытный…
        Маша совсем растерялась и если была бы возможность вежливо отойти, то она не преминула бы ей воспользоваться.
        Молодой человек понял, что допустил бестактность.
        — Не обижайся. У меня была девушка, сейчас нет, наши пути разошлись по банальной причине — она предпочитала бразильский карнавал, а я любил венецианский. Разлетелись в разные стороны. Утрирую! Все намного проще, она нашла парня поздоровее и побогаче… Извини, мы подходим к пристани, пойду поговорю с капитаном о времени отплытия назад. Не скучай!
        Группа готовилась к сходу на берег, самые нетерпеливые уже спустились на нижнюю палубу, Маша продолжала стоять неподвижно на том же месте, надеясь сойти с корабля последней и прогуляться по маленькой деревушке в одиночестве. Ей было необходимо разобраться со своими внезапно взбунтовавшими чувствами и мыслями, аккуратно разложить их по полочками и успокоиться.
        — Маша, извините, это конечно не мое дело, но Вы ему определенно нравитесь. Уж доверьтесь моему проверенному опыту.  — на ходу прошептала ей на ухо обычно надменная Нина и неожиданно тепло по дружески улыбнулась, позволив впервые заглянуть под неприветливую высокомерную маску.
        Маша с благодарностью взглянула на нее, но женщина уже повернулась к ней спиной и направилась к трапу.
        "Да, возможно…но только он не задал мне тот же вопрос…"
        Ложку дегтя неожиданно добавил разговор с подругой. Лена, улучив свободный момент, набрала на мобильный, интересуясь ее настроением и впечатлением от программы. Выслушав вежливые слова благодарности, она неожиданно спросила
        — Ну и как тебе мой протеже, хорошенький?
        Маша оторопела (это она о Максе?), не зная, что сказать. Лена продолжала
        — Зная твою слабость к малость ущербным, полагаю, что ты им уже увлеклась, не так ли?
        Молчание
        — Понятно, молчание — знак согласия, ну — ну дерзай, подруга!  — и, не попрощавшись — отключилась.
        Маша, ошеломленная странным разговором, некоторое время продолжала держать у уха пикающую трубку, ничего не понимая. Она застыла на верхней палубе, безучастно наблюдая, как весело щебечущая группа постепенно исчезла под аркой пристани. Желание сходить на берег пропало, в горле образовался колючий ком, в глазах предательски скапливались слезы. Мечтая найти укромный уголок на нижней палубе и отсидеться в одиночестве, она стала спускаться вниз и вдруг заметила Макса, который, проводив всех участников группы, терпеливо ждал ее у трапа.
        — Ну, наконец, я уже хотел идти тебя искать…
        — Лена звонила…
        Маша вымученно улыбнулась.
        Некоторое время они шли молча, Маша безуспешно пыталась разобраться в причинах, заставившей подругу невежливо положить трубку, и боролась с жестоким чувством вины не понятно за что, которое усугублялось невысказанной благодарностью за оказанную помощь в поездке. На душе безжалостно скребли кошки.
        Макс, делая по пути снимки старинных фасадов, на несколько минут остановился у святого лика Божьей Матери на старинной фреске, выложенной прямо на стене одного из домов. Молодые люди некоторое время молча разглядывали облупившийся от времени рисунок склонившейся над младенцем молодой женщины. Странное чувство потерянности во времени настигло Марию, святой образ напоминал ей о забытом эпизоде из жизни, который навсегда исчез из памяти, оставив лишь мимолетный след, слабый отпечаток. Она опустила голову и закрыла глаза, безуспешно пытаясь вспомнить. Скорее всего, это был сон… Макс осторожно дотронулся рукой до лица Мадонны и в тот же момент испуганно отдернул руку, словно обжегся. Нахмурившись, отошел на пару шагов назад, сделал несколько снимков фрески, потом повернулся к стоящей рядом Маше.
        — Как настроение? Хандра прошла? Знаешь, я довольно долго варюсь в туризме. Так правильно сказать по-русски? Большинство женщин пришли в этот бизнес с целью самореализации, что при желании происходит в этой области достаточно быстро и успешно. Они поднялись на руководящие должности, имеют постоянных богатых и влиятельных клиентов, невольно становясь их репликами, отражениями, имитаторами поведения. Можешь мне поверить — Нина, например, в кругу своих — мягкий, внимательный и отзывчивый человек. Но на публике, она намеренно натягивает маску, обеспечивающую ей иллюзию принадлежности к другой, весомой касте сильных мира сего, ее клиентов.
        Молодые девочки, которые не могут оторваться от волшебного мальчика или от самовлюбленного мачо, на самом деле просто весело проводят время, не делая ставки ни на первого, ни на второго. И обе стороны приняли правила игры.
        Большинство женщин, проработавших в сфере туризма более пяти лет, устают и жалуются на неблагодарный труд, на нервотрепку и бессонные ночи, но ни одна не уходит, или всегда возвращается, потому что, давно сидят на игле! Несколько раз в год прожить жизнь, которую никогда себе не позволишь. Многие одиноки или не имеют достаточно средств, чтобы за свой счет оценить отдых, который продают. Жить в великолепных отелях, ночь, в которой сравнима с их месячной зарплатой, обедать и ужинать в самых лучших ресторанах, ощущать себя избранными, на краткий миг уподобиться небожителям.
        Это коварный наркотик, на него подсаживаешься с первого раза, и отказаться от которого практически невозможно. Близость к чужой роскоши развращает, восприятие мира перестает быть адекватным. Большинство теряют старых друзей, а новых приобрести среди сестер по несчастью не получается… Если у тебя нет семьи, которая уравновешивает завышенную самооценку, то итогом становится тоскливые воспоминания и одиночество в старости…
        Что касается нас, мужчин, то разброс не особо велик, подавляющая часть — рефлектирующие мамины сыночки, постоянно нуждающиеся в женском внимании, часть которых составляют веселые невинные существа со слегка измененным набором хромосом, и лишь малая толика — это увлеченные с детства жаждой к странствиям романтики, привнесших мечту в жизнь и способные извлекать из нее выгоду.
        Маша не скрывая удивления, смотрела на Макса, он оказался не плохим психологом.
        Предвосхитив ее вопрос, он продолжил
        — Ты хочешь спросить — к какой категории я отношу себя? Я мамин сынок и романтик, всю жизнь мечтающий о путешествиях, осуществивший желаемое, но так и не сколотивший на нем состояния…
        Так что смотри на мир проще, дорогая Маша, и не суди людей! Они не ведают, что творят…
        И прекрати грустить! Хочешь, я научу тебя правильно кормить чаек, как умеют все дети в Гандрии?  — неожиданно сменил тему Макс и подарил ей одну из своих обезоруживающих улыбок.
        — Что?  — не поняла Маша.
        — Давай вернемся на пристань. В городе кроме пары сувенирных лавочек больше ничего интересного не осталось. До отплытия назад у нас около получаса. Я успею продемонстрировать смертельный трюк.
        Не слушая возражений Макс, схватил девушку за руку и потянул вниз по крутым ступенькам. Забежав на набережной в кафе, он вернулся с хлебным багетом. Они спустились к самой воде, где на заросших тиной валунах сидела птичья стая. Испугавшись людей чайки с пронзительными хриплыми стонами, нехотя взмыли вверх.
        Макс, хитро подмигнув, раскрошил багет и протянул, лежащие на ладони крупные хлебные куски в сторону кружащихся в воздухе птиц. Маша улыбнулась и затаила дыхание. Не прошло и нескольких минут, как вечно голодные чайки набрались смелости и налету начали склевывать угощение с вытянутой руки.
        — Видишь как просто!!  — Макс смеялся словно ребенок.  — Попробуй сама!
        Маша отрицательно мотнула головой. Она опасалась их острых коготков и клювов.
        — Маленькая трусиха! А теперь смертельный аттракцион…  — Макс, отломив кусок покрупнее, зажал его зубами и приподнял лицо навстречу птицам.
        — Осторожнее! Не делай этого, пожалуйста,  — взмолилась Маша.
        Не поворачивая к ней головы, он сделал успокаивающий жест рукой
        — Стой на месте…просто смотри.
        Стонущие чайки некоторое время кружили над его головой, то ли боясь приближаться, то ли примериваясь. Внезапно сверху на лицо Макса спикировала самая отважная и голодная птица и молниеносно вырвала их его губ хлеб.
        — Видела?  — его мальчишескому ликованию не было предела.
        — Сумасшедший…  — восхищенно прошептала Мария и, шагнув ближе, смахнула с его губ оставшиеся крошки. Кончики ее пальцев окрасились кровью.
        — Макс, она все-таки ранила тебя!
        Молодой человек, нахмурившись, быстро слизнул маленькую красную каплю и спрятал смущенный взгляд под длинными ресницами.
        — Вот так и передается птичий грипп…  — его голос трагически дрогнул, а на лице застыла мученическая гримаска.
        Маша рассмеялась от души. Следом за ней согнулся от хохота Макс.
        — Ты стал добровольной жертвой птичьего произвола. Сам виноват.
        — Мари, это детские, невинные шалости, видела бы ты произвол венецианских голубей… Одно дело…
        Перед глазами у Маши в тот же миг вспыхнуло красками буйство карнавала. Она смотрела на одинокую женскую фигуру в алом платье, сидящую на мокрой от дождя мостовой, старающуюся избавиться от облепившей ее голубиной стаи. Вдруг бамбуковая трость касается руки, зажавшей камень, и…..
        Оглушительный гудок приближающегося теплохода, прогнал наваждение, Мария вздрогнула и улыбнулась стоящему рядом Максу.
        — Пора?
        Сегодня ей впервые предстоял перелет на джете, маленьком четырнадцати местном элегантном самолете, ожидающем в аэропорту Лугано — Агно, зафрахтованным только под их группу.
        Целью был Дижон, а точнее город Вонна во французской Бургундии, еще два отеля для осмотра и долгожданный прощальный ужин в старинном замке — шато, ради которого несколько последних дней перед вылетом были посвящены поиску вечернего платья. Утомительная поездка завершалась и начиналась основная программа, ради которой она здесь. Неизвестная, долгожданная, и возможно опасная…
        — Ну что, Золушка, готова к балу?  — бодро спросил Макс, разместив аппаратуру в секции над ее креслом, привычно плюхнувшись рядом.
        — Перестань издеваться. Я после выпускного бала в школе еще ни разу не одевала платья в пол… Вот возьму и упаду всем на радость…
        — Я буду рядом, если позволишь, так что если упадем вместе — веселья будет в два раза больше.
        В салон вышла стройная стюардесса и произнеся приветственную на двух языках речь, скрылась в кабине пилотов.
        Маленький самолет взлетел молниеносно, свечой, вдавив притихших от неожиданности пассажиров в кресла. Маша от страха затаила дыхание и побледнела. В этот момент ее правая рука оказалась в теплых руках Макса, а сердце со страху выскочило из груди и покатилось под кожаное сидение. Он нежно гладил ее пальцы, не произнеся ни слова. Она же боялась взглянуть на него, просто закрыла глаза и ждала, затаив дыхание. Время остановилось. Единственным звуком, напоминающим о реальности — был непрекращающийся рев турбин за бортом.
        В голове бедняги метались взаимоисключающие мысли — Что он делает? А как же Денис? Другая, по детски наивная — вот бы сейчас он меня увидел! А потом на смену молниеносно пришла третья — как долго он будет держать мою руку? Хорошо, что никто не занял кресла напротив…Что я почувствую, когда он ее отпустит? Разочарование или облегчение?
        Она почувствовала разочарование… После набора высоты, Макс, не смотря ей в лицо, ни говоря ни слова, внезапно встал и неловко подтащив больную ногу, занял свободное кресло через проход. Продолжая прятать глаза, молодой человек невозмутимо уткнулся в иллюминатор.
        Всю дорогу от аэропорта до отеля фотограф продолжал хмуриться и молчать. Маша же находясь под впечатлением от его неожиданного поступка, боялась подать голос.
        Они словно стали абсолютно незнакомыми людьми. Маша перестала понимать, что происходит. Она терялась в догадках. В сердце вновь безжалостно вонзились острые кошачьи коготки.
        Приближался вечер, небо за окном ее номера окрасилось в нежные розовые тона, спустившиеся сумерки размыли краски, сгладили очертания, окутали маленький бургундский город таинственной дымкой, предвкушением чуда.
        К выходу она начала готовиться без малого за два часа. Приняла наполненную ароматной пеной ванну, пролежав в ней не менее получаса, вспоминая, анализируя шаг за шагом свои поступки и слова, а также странное поведения господина Краузе, в итоге так и не придя к определенному выводу, с тяжелым вздохом поднялась из воды и чуть не поскользнулась на мраморном полу ванной.
        " Ты малость падка на ущербных"  — молнией промелькнула мысль.
        Да, это так… только ты забыла добавить, что еще я падка на обаятельных, веселых и интересных собеседников…, в особенности на симпатичных художников, умеющих так отважно кормить чаек…
        Бал. Сказка стучится в дверь…
        Купленное впопыхах платье представляло собой плавный прямой силуэт из плотного сатина, украшенное поверху струящимся черным шифоном. Скромное, элегантное с приподнятым лифом, на тонких бретелях. К нему полагалось черное атласное болеро. Единственным украшением туалета стала темно серая перламутровая брошь, закрепленная на груди.
        Маша, надев платье, некоторое время колдовала перед зеркалом, экспериментируя с прической. Короткая ассиметричная стрижка не предполагая многообразия вариантов. Хотелось привычно растрепать затылок и уложить длинную светлую челку на один бок, но подобный вызывающий экзерсис противоречил бы идее романтического вечера. Девушка со вздохом достала из косметички набор заколок, украшенных стразами, и аккуратно уложила волосы в классическую гладкую прическу, полностью открыв лоб и ушки. И впервые за день, радостно улыбнулась отражению, незнакомой симпатичной молодой женщине с распахнутыми в ожидании чуда серыми глазами, нежной и трепетной. Пора на бал, Золушка!
        Осталось всего ничего — подобрав длинное платье, без потерь спуститься из номера отеля по узкой крутой лестнице в лобби и предстать на суд зрителя.
        Отель в Вонна, куда заехала сегодня их группа, представлял собой трехэтажное здание с мансардой и несколькими миниатюрными колоритными эркерами, постройки восемнадцатого века, демонстрирующий стиль фахверк с неизменным французским шармом. Отель, украшенный разноцветными расписными ставнями и горшками с пышно цветущей геранью под каждым окном, напомнил Маше кукольный пряничный домик из сказок братьев Гримм. Перед входом в немом приветствии замерла каменная фигура огромного петуха, символа не только отеля, но и всего города. Дух сказочного теремка, готовящийся бал, необычный наряд, невольно перенесли сознание Маши в мир тайн. Ее душа взволнованно трепетала в предвкушении появлении феи крестной.
        Время пришло, она осторожно открыла дверь и подхватив подол платья, стала спускаться, с тонким умыслом, что окажется первой, сядет в укромный уголок в холле и будет оттуда наблюдать за сбором остальных. Ее надежде почти удалось оправдаться, внизу, уютно расположившись на мягком диване, не волнуясь за складки роскошного темно вишневого платья ожидала Нина. Женщина удивила Машу необычайно, поприветствовав ее радостной отрытой улыбкой и предложив занять место рядом.
        — Мари, вы выглядите сегодня потрясающе! Чаще открывайте лицо, это украшает. Готовитесь к чудесам?
        Маша слегка покраснела от неожиданного искреннего комплимента преобразившейся высокомерной гордячки
        Невнятно прошептав в ответ благодарность, она осторожно опустилась рядом, стараясь не примять красивое платье коллеги.
        — Волнуетесь? Не стоит, все будет хорошо… Я специально пришла пораньше, чтобы понаблюдать за нашей разношерстной компанией. Как и ожидала, Вы будете первой. Весьма недурное начало. Посмотрим…
        Ее прервал тихий смех наверху и через мгновение к ним присоединился выводок пестрых щебечущих птичек, закутанных в облака шифона и струящегося шелка.
        Маша не успевала удивляться, как вечерние платья смогли в одно мгновение обычных девчонок в потертых джинсах, безразмерных куртках превратить в принцесс, привлекательных, томных, загадочных… Ее сердце сжалось в ожидании. Неужели и в его рюкзаке нашлось место для выходного костюма?
        Торжественно, степенно спустилась пара представителей противоположного пола, вызвав у сбившихся в разноцветную стаю болтушек возгласы удивления и восхищения.
        Элегантные, подобранные строго по фигуре смокинги, шелковые кушаки, подчеркивающие талию, до блеска начищенные ботинки. Маша не могла прийти в себя от потрясения. Молодые люди, нацепившие маски гордых и хладнокровных снобов, обойдя вниманием затаивших дыхание девушек, невозмутимо прошли вглубь холла и расположились в противоположных креслах, продолжая вести светскую беседу. Обособившись лишь на время, пока восхищенные возгласы и взгляды сполна не удовлетворят потребность в "поглаживаниях", вскоре они вновь присоединятся к призывно глядящим на них дамам и продолжат прерванную игру. Один рокового соблазнителя, другой задушевной подружки.
        Пока Маша наблюдала за их манерным передвижением и восторженной реакцией девушек, она не заметила, как держась за перила, на первый этаж осторожно спустился Макс и незаметно встал у стены, под черно- белыми фотографиями знаменитых гостей отеля.
        Когда их глаза встретились, слабый электрический разряд пробежал по телу. Она была не в силах отвести взгляда от высокого, стройного мужчины в темно сером элегантном костюме, небрежно прислонившегося к стене. Неожиданная бабочка вместо галстука, делала его похожим на музыканта джаз-банда прошлого века, а гладко зачесанные назад волнистые чуть влажные от геля волосы, огромные карие глаза, зацепившие ее, рисовали образ американского Жигало времен Великой Депрессии, безжалостного искусителя женских сердец.
        Макс, не отпуская ее взгляда, прихрамывая, безнадежно разрушая облик коварного соблазнителя, медленно подошел и предложил руку.
        — Пора на бал, Золушка!
        Маша, задохнувшись от волнения, краем глаза заметила довольную улыбку сидевшей рядом Нины.
        — Все будет хорошо!
        — " Спасибо, крестная!"
        Вместо волшебной кареты их ожидал маленький микроавтобус, буквально через пять минут доставивший празднично разодетую компанию в небольшой особняк на окраине Вонна. Шато Эпейссоль, сказочный замок, пригласивший новоиспеченных принцев и принцесс на ужин, представлял собой трехэтажное здание постройки семнадцатого века с небольшой башней с левой стороны фасада. От главного входа с дорическими колонами к кованым воротам ограды шла галечная дорожка, с обеих сторон украшенная спрятанной в газоне подсветкой, которая в наступившей темноте выглядела загадочно и торжественно. Гостей встречали в лучших традициях высоких приемов. Тоскующий блюз в исполнении чернокожего саксофониста, прищурившего от вдохновения глаза, меланхоличный проигрыш притаившегося внутри дома рояля, привносили атмосферу легкомысленно-загадочного Серебряного века. Вытянувшиеся по струнке официанты замерли с подносами, наполненным искрящимся шампанским. Маша не могла прийти в себя от удивления. Вечно хихикающая компания молодых людей затихла на задних рядах микроавтобуса, наслаждаясь необыкновенным зрелищем.
        Торжественный прием стал сюрпризом даже для искушенных и видавших виды работников туризма. Маша, не заметила, как спутник осторожно дотронулся до ее руки и неуверенно сжал пальцы. Само сбой разумеющееся присутствие Принца завершило в сознании композицию о чуде, о сбывшейся мечте. Ей пришлось несколько раз щипнуть себя, чтобы удостовериться в реальности происходящего, понять, что не грезит на Яву.
        В невольном молчании, ошеломленная публика, предусмотрительно подобрав вечерние платья, вышла из аллегорической кареты и столпилась в кружок, неуверенно замерев у входа. Официанты не дрогнули, оставаясь на своих местах, они ждали, подчинялись негласному распоряжению неизвестного распорядителя торжества.
        В этот момент двери главного входа распахнулась, и небольшая компания людей, четверо мужчин и две женщины, держащих полупустые высокие бокалы, вышли из шато, сияя улыбками и радостно приветствовали вновь прибывших.
        Удивлению Маши не был предела, когда в одной из незнакомок она узнала Елену, свою лучшую подругу, организовавшую ей чудесное путешествие. Высокая, идеально сложенная, царственная женщина с улыбкой направилась к ней. Ее длинное ярко красное платье, с глубоким вырезом, демонстрировало безупречную грудь, искусно убранные наверх темно русые волосы открывали тонкую шею и оттеняли нежный овал лица. Подруга всегда была помешанной на внешности, и теперь Маша поняла, что ее усилия приносят потрясающие плоды. Лена хитро улыбнулась, приподняв бокал в приветствии
        — Сюрприз удался??
        Безусловно, подруга умела удивлять. Всегда.
        Она подошла к ним вместе с предупредительным официантом, явно утомившимся держать полный поднос с напитками, и по очереди поцеловала обоих. Сначала Машу, нежно, по дружески, потом Макса, иронично улыбнувшись и прищурив глаза. Макс в ответ расплылся в открытой девственной улыбке. Маша со стороны с интересом наблюдала за происходящим.
        Потом, подхватив Машу под руку, Лена с трудом оторвала ее от спутника и повела знакомить с остальными.
        — Так начну по порядку, Мартин и Урс, мои коллеги, как и я присоединившиеся к завершающему галла — ужину, это рабочие лошадки, можешь им по-улыбаться, но не более. Прояви максимальное уважение вот к этим господам…
        В этот момент Елена заговорила на немецком, зная, что он не является проблемой для подруги.
        — Месье Боккар, Мадам Вивьен, позвольте представить вам мою подругу детства, Марию Фогель. Примите искреннюю благодарность за Ваше гостеприимство и прекрасно организованный вечер.
        Седовласый пожилой мужчина, небольшого роста, в черном смокинге, вежливо поклонился, и протянул руку для приветствия. Маша неуверенно ответила на рукопожатие, как вдруг господин еле уловимым движением поднес ее кисть к губам и запечатлел на ней легкий поцелуй. Хитрый прищур пронзительных глаз стареющего ловеласа завершил манипуляцию. Маша еле перевела дыхание от восхищения. О, Франция…
        Его спутница, сухонькая молодящаяся женщина, явно проигрывающая безжалостному времени, подруга или жена, натянуто и вежливо улыбнулась Маше, потом ее взгляд равнодушно заскользил по остальным гостям, позволяя без труда читать мысли… Сколько еще восхищенных молодых особ, старающихся очаровать моего спутника мне предстоит вынести?.. Быстрее бы закончилось это утомительное мероприятие…
        — И, наконец, особый гость господина Боккара, его молодой друг, уроженец Уэльса, господин Клайв Мортон.
        В голосе Елены зазвучали особые, теплые, почти трепещущие нотки, когда она представляла стоящего рядом с хозяином дома молодого мужчину, лет тридцати- тридцати пяти, чуть выше среднего роста, статного блондина, заключенного в плотно, до горла застегнутый короткого кроя темно синий сюртук с жемчужным переливом аксельбантов, открывающий изысканно декорированный пояс на стройных бедрах. Смысловая нагрузка необычного костюма, более соответствующего эпохе британских колониальных войн заключалась в демонстрации именно этого роскошного аксессуара.
        Переведя глаза с изучения замысловатой золотой вышивки на лицо Клайва, Маша, утонула в его широко распахнутых глазах необыкновенного цвета расплавленного сапфира. Первая ее мысль была о линзах, но приглядевшись внимательно, она поняла, что цвет глаз естественный, редкий оттенок небесной синевы, глубокий, насыщенный, оттененный по кругу темным ободком. Она восхищенно вздохнула тонкий аромат греха, исходивший от его гладкой кожи, на долю секунды представив, сколько сердец, успел за свою жизнь разбить симпатичный англичанин. Загорелое лицо, светлые волнистые волосы, стянутые в хвост, правильной формы нос, красиво очерченные губы завершали портрет идеального убийцы. Клайв, словно успев прочесть ее мысли — улыбнулся, легонько вздернув уголки губ.
        — Привет! Ты говоришь на английском?
        Маша немного смутилась, она понимала язык неплохо, но он не был приоритетным.
        Заметив ее замешательство, британец, не моргнув глазом, заговорил на — немецком, старательно подбирая фразы.
        — Язык Шиллера и Гете Вам более понятен? Я очень рад познакомится с лучшей подругой моей прекрасной Елены,  — и в тот же момент он недвусмысленно кончиками пальцев дотронулся до открытой спины стоящей рядом женщины. Лена вздрогнула от их прикосновения как от электрического разряда и невольно приблизилась к Клайву, почти коснувшись его бедром. Ее глаза слегка затуманились томной влагой, а потом недвусмысленно остро взглянули на подругу, давая понять — не тронь — это моя территория.
        Маша на миг стало неуютно, она поискала глазами потерявшегося Макса, но, увы, ее ждало разочарование, верного спутника не было поблизости. Надо как-то продолжить разговор…поговорить о разной ерунде, о погоде, о новостях экономики, о…
        — Знаете, Клайв, Вы тезка моего любимого английского актера — Клайва Оуена…
        Мужчина удивленно вскинул бровь и скорчил двусмысленную гримасу, сделавшую его лицо похожим на античную трагикомичную маску. Одна половинка рта вздернулась вверх, другая саркастически скривилась.
        — Ну…, я не нахожу это удивительным. Британия — родина большинства пожирателей женских сердец, начиная с сэра Коннери и заканчивая новоиспеченным мистером Паттинсоном. Разница в том, то Шону удалось выжить в мире, полном искушений, а вот Роб… увы, может пасть смертью храбрых. Если уж мы заговорили о звездах…, Мари, Вам никогда не говорили, что Вы очень похожи на кумира девяностых — Патрицию Аркетт? Те же глаза, форма губ…
        Маша смутилась, она не знала своего двойника. Далекой от звездных сплетен девушке разговор казался отчасти странным, она вновь потерянно оглянулась по сторонам, ища глазами поддержку. Сама виновата, могла завести разговор о финансовом кризисе вместо зыбкой темы шоубизнеса… Где же Макс?
        Лена, правильно поняв ее взгляд, тихо сказала, перейдя на русский
        — Никуда он не денется, просто готовит аппаратуру для панорамного финального снимка. Ты можешь не вертеться, а то мне неудобно перед хозяевами?
        А потом громко добавила, вернувшись к немецкому
        — Забыла добавить, что Клайв — писатель, он сейчас заканчивает очередной роман и планирует уже завтра отправиться к своему редактору в Базель. Так что вам по пути, если повезет, можете воспользоваться его услугами. Он довезет вас, допустим до Туна, дальше доберетесь сами. Макс прекрасно знает транспортную систему. Хочешь, я похлопочу?  — закончила она практически просьбой. Маша удивленно взглянула на подругу, какой смысл привлекать к их авантюрной затее совершенно незнакомого человека, но, поймав ее почти умоляющий взгляд, вежливо согласилась, полагая, что просьба Лены имеет большое значение для нее самой. Не важно какое. Маша до конца жизни будет благодарна Лене за это путешествие…
        Клайв расплылся, хитро прищурившись, всем видом показывая, что ему заранее приятно услужить подруге. Он повернулся к Елене, и, взяв ее за руки, наклонился к уху. Сказанное им вызвало радостную смущенную улыбку покрасневшей женщины и виновато скользнувший в сторону взгляд. Словно оправдываясь, она шепнула Маше
        — Извини, мне придется тебя оставить, надо распорядиться по поводу ужина. Клайв, не будешь так любезен, проводить меня?
        Англичанин понимающе кивнул головой и вежливо извинившись, неторопливо направился вслед за мелькнувшим в коридоре алым платьем.
        Вопрос вырвался сам собой и остановил Клава уже в дверях
        — Если не секрет — о чем Ваш роман?
        Мужчина на миг замер, обернулся, гуттаперчевая по детская открытая улыбка до ушей совершенно не соответствовала прозвучавшему следом ответу
        — Совершенно точно — не секрет — он о последней казненной ведьме из Шварцвальда…
        И исчез, оставив ошеломленную Машу наедине с бешено застучавшим сердцем. Несколько мгновений она стояла неподвижно, чутко прислушиваясь к глухим ударам, словно это был стук в запретную дверь, которая не замедлила со скрипом открыться. На смену удивлению неожиданно пришел страх, Перед глазами возник и быстро исчез образ Виктории, вспомнились недавние кошмары…Бедная Анна… Ледяная рука на мгновение сжала сердце. Маша беспомощно огляделась по сторонам.
        Никому не было до нее интереса. Веселые, расслабившиеся аперитивом гости окружили стайками хозяев дома и распорядителей торжества, то и дело раздавались радостные возгласы и комплименты, преимущественно на английском и слышался заискивающий смех. Нина, ее подруга по одиночеству, фея-крестная и та бесследно исчезла. В тот момент, когда Маша решила уже отправиться на поиски Макса, ее талию осторожно тронула рука, горячий вздох скользнул сзади по волосам, и легкие как крылья бабочки губы коснулись шеи, оставив на ней пылающий след.
        Маша вздрогнула, словно от электрического разряда, сладкая волна наслаждения согрела ее испуганное сердечко.
        Нежный голос, прошептал на ухо по-немецки.
        — Ты говорила, что знаешь язык, но не думал, что он так приятно звучит в твоем исполнении.
        Облегченно вздохнув, она моментально включилась в игру, не скрывая радость.
        — Где был мой верный рыцарь, почему заставил себя ждать?
        Макс сделал вид, что удивился
        — Ты скучала по мне, моя принцесса?  — но его теплые глаза говорили другое. Они шептали, что напротив он страшно соскучился по Маше, хотя не видел ее несколько минут, его руки скользнули по ее плечам вниз и нежно сжали кисти. Она не могла отвести взгляда от его плавящихся в дрожащих огнях свечей шоколадных глаз. Они бессовестно соблазняли ее, тащили в мир сладких карамельных фантазий, обещая остановить волшебные часы за пять минут до полуночи. Только многозначительное покашливание подошедшего гламурного мальчика с весело переглядывающейся группой поддержки, вернули мечтателей на землю. Поступило приглашение проследовать за праздничные столы.
        Маша с Максом сели за самый дальний от центра, намеренно отделившись от перевозбужденной шампанским и торжественной атмосферой публики. Появившаяся ниоткуда Нина, любезно попросила разрешения присоединиться к их уединенной компании. Женщина села напротив, как можно дальше, вежливым видом демонстрируя лояльность и невмешательство. Положа руку на сердце, Маше сейчас было безразлично мнение собравшихся, она впервые за долгое время чувствовала себя по детски счастливой, как много лет назад, когда мама привезла ее в волшебный магазин в центре Москвы и посадила на белую лошадку, катая на самой красивой в мире карусели. Девушка несколько раз невольно коснулась волшебного местечка на ложбинке шеи, где горел поцелуй Макса. Молодой человек отпустил ее руку, но это не имело значения, в мечтах, она уже нежилась в его объятиях.
        — Я ругаю себя со вчерашнего дня — она вновь услышала его родной язык, Макс надеялся, что Нина не сможет его понять.  — что первым не задал тебе ТОТ вопрос. На самом деле, в этом не было необходимости. Елена, когда просила сопроводить тебя в Богом забытый уголок, недвусмысленно дала понять, что ты сложный человек, любящий уединение, и, что после недавней трагической истории, практически потеряла интерес к противоположному полу.
        Удивлению Маши не было предела. Лена безусловно рассказала о ней правду, но в негативном контексте. Зачем? Может Макс что-то путает? Или у Сокольской были на него особые виды… Скорее всего я не вижу картинку в целом…
        Ее невеселые мысли прервали официанты, закружившие змейкой по залу и начавшие разносить блюда праздничного ужина.
        Маша поискала глазами Лену, но ни ее, ни симпатичного Клайва за соседними столами не было.
        Финалом сказочного вечера стал фейерверк в парке, принадлежащем шато. Довольная, сытая, веселая публика неторопливо направилась к веранде, громко обсуждая возможность смотреть салют на открытом воздухе, не боясь простудиться. Алкоголь сыграл коварную роль, все гости, несмотря на прохладный вечер, увидев первые залпы, выскочили на улицу, восторженно крича.
        Они остались на веранде одни, стоя за стеклом, двое молодых людей наслаждались огненным праздником, взявшись за руки. Она, затаила дыхание, боялась спугнуть сказку, поселившуюся в ее разбитом сердце, позволила себе сосредоточиться лишь на двух вещах, на наблюдении за расцветающими в небе огненными цветами и на тепле его ладони. Она молила, чтобы эти мгновения превратились в вечность.
        Бесчисленные разноцветные звезды, вспыхивающие в небесах, медленно опускались в воду небольшого пруда, разбитого посреди парка, за замком. Они многократно отражались на мерцающей глади и шипя умирали, погаснув в ее глубине.
        Скульптура ангела, расправившего крылья, возвышающаяся на небольшом искусственно островке посередине водоема, оживала, меняя цвет, каждый раз, когда огоньки, сгорая, падали на него. Происходящее выглядело нереальным, волшебным, казалось, что следующий залп салюта заставит несчастное крылатое создание испуганно взмыть в небеса и исчезнуть.
        — Знаешь, чем должна была закончиться история первого бала Золушки, но так и не закончилась?  — теплое дыхание у ее щеки заставило сердце бешено заколотиться.
        Маша повернулась, чтобы ответить, и этот момент его руки нежно прижали ее тело к себе, а теплые мягкие губы поймали не прозвучавший ответ.
        — Ты пахнешь теплым молоком…
        Никто из гостей не мог видеть их первый робкий поцелуй. Превратившиеся в восторженных детей, разодетые в пух и прах дамы и господа, не замечая никого вокруг радостно кричали, приветствуя аплодисментами каждый залп волшебного фейерверка.
        И лишь вспыхнувший в дальнем углу веранды огонек сигареты дал понять, что свидетель все-таки был.
        Они уехали с первой партией уставших гостей почти сразу после огненного шоу, оставив большинство веселиться на начавшейся дискотеке, продолжающейся до самого утра, вплоть до раннего трансфера, должного доставить вдоволь нагулявшихся пташек в аэропорт.
        Весь обратный путь до отеля они молчали, Макс не отпускал ее рук, временами поднимая к губам и нежно целуя кончики пальцев. Девушка молилась об одном, быстрее попасть в безопасное место, полагая, что за дверью номера ей ничего не угрожает.
        Ее тело сдавалось под натиском затуманившихся влагой карих вишен, от прикосновения к мягким губам, оно безжалостно плавилось от забытого желания, но сердце, покрытое шрамами и недремлющий разум напротив отчаянно молили о пощаде.
        Не произнося ни слова Макс проводил Машу до дверей комнаты и неловко замер в ожидании у порога. Но ничего не произошло.
        Она, с трудом оторвав взгляд от его полных невысказанной нежности шоколадных глаз, последний раз коснулась кончиками прохладных пальцев приоткрывшихся в нетерпении губ и шепнула
        — Извини.  — через мгновение перед лицом растерянного мужчины тихо закрылась дверь.
        — Конечно,  — только и смог он ответить.
        Закрыв дверь комнаты, Маша без сил сползла по ее обратной стороне на пол и беззвучно заплакала. Дура…
        Сон не приходил. Бедняга в течение нескольких часов металась на волнах полудремы, не имея возможности забыться. Ее мысли, мелькающие в складывающемся и рассыпающемся с бешеной скоростью калейдоскопе, не желали оставлять в покое утомленный разум.
        Новое чувство, постучавшее в душу, встретило испуганный отпор исстрадавшегося сердца. Но и отпустить его не было возможности, и тем более желания.
        Чертово колесо сомнений и надежд приостановило кружение лишь к раннему утру, когда Маша, наконец, забылась сном, постепенно перешедшим в кошмар.
        Ее подсознание не замедлило завершить начатое, превратив нереализованное желание близости с Максом в эротическое сновидение. Она занималась с ним любовью, лежа на изумрудной сочной траве небольшой округлой лужайки посреди девственного леса. Огромные пирамидальные ели окружили непроницаемой стеной их убежище. Ни одного звука, ни пения птиц, не жужжания пчел, ни дуновения ветерка не проникало через плотную стену Черного Леса. Лишь кудрявые верхушки елей беззвучно гнулись под невидимыми и неслышимыми порывами стихии. Опустившаяся тишина оглушала. Она чувствовала в своих объятиях его раскаленное влажное от страсти тело, его глаза, ставшие огромными темными дырами заслонили мир, сводили с ума, притягивали подобно магнитам. Его непривычный запах, тяжелый приторный запах цветущего мха, кружил голову, отменяя запреты. Тело сводит сладкая судорога от каждого его проникновения. Ее руки скользят по упругой напряженной спине и внезапно ощущают под кожей пульсирующее движение. Маша узнает двух переплетенных извивающихся змей, ожившую татуировку на спине ее бывшего любимого, потому что вместо Макса она видит
склоненное почти забытое лицо Дениса. Они снова вместе. Они вновь любят друг друга, как и раньше. Две змеи разорвавшие взаимный поцелуй и расплетшие объятия, показали свои головы, выползли качаясь из-за его загорелых играющих мускулами плеч, и медленно обвив горло мужчины начали спускаться к ее груди, поочередно сверкая одна ярко голубыми сапфирами, другая влажным отблеском оникса в глазах. Раскаленные раздвоенные языки коснулись ее сосков…
        Проснувшись от собственного крика, Маша некоторое время еще пыталась освободиться от прилипших лап темной грезы. Постепенно реальность вернулась. Взглянув на будильник телефона, девушка со стоном поднялась. Пришло время готовиться к отъезду.
        Когда она спускалась по лестнице к рецепции, таща за собой чемодан, стрелки на часах показывали половину девятого утра. Остальная группа давно покинула отель и регистрировалась на рейс.
        На том же месте, где вчера вечером сидела фея — крестная, Маша с удивлением заметила Елену.
        Она не ожидала встретить подругу сегодняшним утром, полагая, что та вместе с группой уже готовится к вылету.
        Женщина выглядела крайне уставшей и полностью разбитой. Похоже ей так же не удалось заснуть прошлой ночью.
        Спустившись ниже, Маша заметила темные круги под потухшими глазами, унылые складки на опавших щеках и на фоне их явно не гармонирующие со всем обликом ярко-пунцовые губы.
        Лена, невольно напомнившая ей изможденного голодного вампира, не предприняла ни малейшей попытки встать с дивана, безучастно наблюдая за подругой с трудом перетаскивающей со ступеньки на ступеньку чемодан.
        — Привет!  — раздался ее тихий голос.  — Ну что, готовы к путешествию в неизвестность?. Почему ты одна надрываешься? Макс одевается?
        Маша нахмурила брови.
        — Привет! Я думала, что ты уже уехала. Группа летит транзитом через Цюрих, вот я и решила, что ты с ними.
        — Нет, у меня были еще здесь дела. Тем более, я обещал твоему фотографу, что захвачу с собой аппаратуру, оставлю его налегке. Почему он еще не спустился?
        Маша смутилась
        — Откуда я знаю, почему… Давай наберем с рецепции его номер.
        — Так он не с тобой?… О, прости, я решила, что ты не станешь терять времени даром…
        Маша совсем растерялась, потом собралась с силами и спросила.
        — Лен, ты только не обижайся, но мне показалось, что тебе неприятно видеть нас вместе…
        Подруга подняла на нее опухшие от бессонной ночи мутные глаза, снисходительно и устало улыбнулась
        — Давай начистоту. Планов на подранка у меня нет. Но он мне дорог как сотрудник. Я заинтересована в его уравновешенном душевном состоянии. Метания несчастно влюбленного художника, выпадение из обоймы в продолжительную депрессию, как в прошлом году, жалобы туристов на вечно отвлекающегося и невнятно рассказывающего гида мне более не нужны. Он слишком хорош, профессионален, востребован.
        — Я не понимаю…а что я могу…
        — А ты можешь все испортить. Заморочить ему голову, что уже произошло, а потом убежать на первый зов спохватившегося Дениса. Только не говори мне, что ты забыла своего рокового избранника. Или он перестал быть наркотиком?
        (В глазах Маши вспыхнули воспоминания о двух качающихся змеиных головах, притаившихся за плечами ее возлюбленного, и по телу невольно пробежала дрожь)
        — Понимаешь, Машуль, (голос Елены смягчился)  — ты его типаж — маленькая, светлая, интеллигентная неврастеничка, с голубыми глазами, наивно и восторженно смотрящая на мир.
        Его бывшая девушка, фотопортретами которой были увешаны все стены его студио (Откуда ты это знаешь?  — невольно подумала Маша)  — эта девушка отличается от тебя лишь дальновидностью.
        Она заметила на горизонте более перспективного парня и не замедлила исчезнуть, оставив в душе униженного вечно рефлектирующего художника руины. Ему понадобился год, чтобы восстановиться. Теперь ты… Он вступил в ту же привычную реку. Впрочем, я это ожидала…
        — Лена, я обещаю не делать ему больно. И я еще ничего не решила, и ничего не было…
        — Хорошо, я должна была предупредить… Итак!!  — Ленка вдруг взбодрилась
        — готова к длительному переезду на борту комфортабельного автомобиля??
        Маша не верила ушам. Неужели вчерашнее предложение не было шуткой?
        — Лен, мне крайне неудобно доставлять неудобства твоему знакомому. Может, мы доедем, как и планировали — на поезде?
        — Конечно — и сделаем по пути миллион пересадок, потратим, по меньшей мере, около ста евро на дорогу!! Все — решено — Клайв подбросит вас до Туна, или Берна и не спорь. Тем более, он сам предложил свои услуги, когда услышал о цели вашей поездки.
        — О цели? В смысле? (Маша была уверена, что не обсуждала с подругой истинную причину посещения Дизентиса)
        — Я имею в виду затерянный в горах город, он лежит, конечно, в стороне от пути в Базель, но ваша компания развлечет его в пути.
        Маша раздумывала недолго. Идея сэкономить деньги, возможность переезда в комфортном автомобиле, в обществе с симпатичным водителем, а не прыгая из поезда в поезд… почему бы нет?
        Ленка внезапно взяла ее под руку, подсела ближе, и как раньше по дружески начала шептать на ухо
        — Машуль, я не могу в себя прийти… до сих пор все тело горит, стонет. У меня, кажется, никогда такого мужика не было. Глаза закрою, все плывет, просит. Сейчас он с вами на несколько дней уедет, а сердце мое уже в клочья разрывается. Прикинь, всю ночь напролет, почти до пяти утра… ни минуты покоя. Такое ощущение, что он вообще не уставал, будто на смену одного появлялся другой. Ты когда-нибудь такое чувствовала? Я словно через роту солдат прошла и не жалею…
        Маша оторопела от неожиданного откровения подруги.
        Ее сердце заколотилось от волнения. Зачем мне это знать? Важнее другое…
        — Я все хотела спросить — а кто он? Как ты с ним познакомилась?
        — Сама не знаю, как вышло, видимо судьба помогла встретить его здесь, хотя я знала ранее, что есть такой господин Мортон — один из акционеров международного холдинга, к которому принадлежит наша компания. Но то, что он близкий друг Дамьена Боккара, оказалось счастливой случайностью…
        Маша замерла и, затаив дыхание, смотрела на осторожно спускающегося по лестнице, под грузом аппаратуры прихрамывающего Макса. Острая жалость резанула ее сердце. А вслед за ней по телу растеклась жаркая патока воспоминаний.
        Он улыбнулся притихшим подругам и приветственно поднял руку — я скоро — только рассчитаюсь!
        Маша нехотя вернулась к расспросам.
        — Лена, ты хочешь сказать, что знаешь его от силы пару дней?
        — Да, и он очаровал меня с первой минуты, поймал в плен васильковыми как у ангела глазами. Ты сама видела… В них отражается небо.
        — Да, признаюсь, он потрясающе красив… словно сошел с рекламного плаката.
        Но я не могу избавиться от странного ощущения, что где то его видела, встречала… Но это невозможно… Говоришь он писатель? Может быть на обложке книги?..
        — Вряд ли, его романы не издаются в России… скорее всего он напоминает тебе какого — то актера или музыканта… Мне например его лицо не было раньше знакомо, зато сейчас… оно не выходит из памяти… А платье…Помнишь мое алое платье вчера?
        — Да, оно было великолепным. Идеально подходило тебе…
        — Он подарил. Перед выходом я нашла коробку в номере с запиской — Хочу видеть тебя в красном…. Ему невозможно отказать…
        За окном прошелестели шины, и мелькнуло ярко желтое пятно.
        — Это он — судорожно выдохнула Лена и почему-то сжалась.
        У выхода из отеля их ожидал редкого лимонного цвета Мерседес кабриолет, на капоте которого с невозмутимой улыбкой голливудского шерифа, театрально закинув ногу на ногу, устроился великолепный Клайв, глянцевый красавец, свежий, прекрасно выспавшийся, словно не он был с Еленой всю ночь. Британец небрежно выдохнул сигаретный дым, изобразив замысловатое колечко, спустился на землю и сказал
        — Добро пожаловать в мою райскую птичку, дамы и господа! Долетим быстрее ветра!
        Маша не могла отвести от него восхищенных глаз. Он очаровывал ее все больше.
        Елена загрузила обе камеры Макса в свою припаркованную рядом машину и подошла к Клайву, который не преминул заключить ее в объятия и подарить долгожданный поцелуй, подействовавший на женщину подобно допингу. Она заметно посвежела, взбодрилась и впервые за утро радостно улыбнулась.
        Спортивная машина, рассчитанная на двух с половиной людей немного разочаровала Марию. Она с недоумением рассматривала пространство салона, не имея понятия, как они там разместятся втроем.
        Но глаза у страха оказались велики. Клайв поднял крышу и, освободив место сзади, раздвинул сидения. Пока молодые люди укладывали немногочисленные вещи в багажник, женщины молча стояли рядом. Мария грустно размышляла о том, как внезапно изменилась ее подруга, стала нервной, жесткой, циничной… куда исчезла теплота, душевная чуткость? Украдкой взглянув на Елену, Маша оторопела. Та, словно верный пес следила за передвижением своего хозяина, прислушивалась к каждому слову. Был бы у нее хвост, она непременно завиляла бы им и подобострастно заскулила…. Что с ней происходит, черт возьми?
        Яркое осеннее солнце сияло над маленьким городком, обещая роскошный день, Маша незамедлительно надела защитные очки, спасаясь скорее не от его слепящих лучей, а от тоскливо-вопрошающего взгляда Макса.
        Парень выглядел уставшим, минувшая ночь не принесла ему покоя, как и ей. Он несколько раз пытался поймать глаза Маши, но, внимательно следя за его движениями, она заблаговременно отворачивалась в сторону. Стекла очков бережно сохраняли тайну, желание, родившееся во сне, которое до сих пор напоминало о себе легкой болью.
        — Let's go! Пора, господа!  — бодрым голосом произнес Клайв — Поехали. Назад забирается маленький или самый уставший. Самый маленький, безусловно — Мари, но Макс от бессонной ночи того гляди сейчас рухнет… Так что — парень — полезай ты назад. Жизненного пространства там сейчас достаточно, чтобы пережить четыре с половиной часа в пути. Доставь мне удовольствие наслаждаться обществом прекрасной девушки по соседству.
        Макс молча отклонил переднее сидение и неуклюже протиснулся в тесный салон, сложив ноги подобно гигантскому кузнечику. Поймав обеспокоенный взгляд Маши — уверенно сказал
        — Не переживай, мне действительно удобно. В моем состоянии — я готов заснуть даже сидя на табуретке…Пожалуйста, не надо видеть во мне убогого…
        В его последних словах прозвучала неприкрытая боль, отозвавшаяся эхом в сердце девушки.
        Подчинившись неожиданному порыву, она наклонилась и нежно поцеловала Макса в губы, шепча.
        — Я его и не вижу —
        Растроганный, удивленный до предела молодой человек подарил ей неуверенную детскую улыбку. Осчастливленный прикосновением губ, словно снявшем злое проклятие, он поерзал на кожаном сидении, устраиваясь удобнее, потом надвинул поглубже на глаза бейсбольную кепку и затих.
        Стараясь не смотреть на душераздирающую сцену прощания Клайва с Еленой, Маша заняла переднее сидение в ожидании отъезда.
        Со словами — До скорого, Ханни — Клайв изящно уселся за руль и, блеснув на солнце крупным золотым кольцом, решительно сдвинул рычаг коробки передач. Турбинный двигатель спорткара послушно взревел, и машина молниеносно тронулась с места. У Маши захватило от неожиданности дух. Несколько минут она не отрываясь смотрела в окно на быстро мелькающие дома, удивляясь способности Клайва столь виртуозно управлять автомобилем, лавируя по пустым узким улицам старинного городка. На счастье в столь утренний час воскресенья местные жители только просыпались.
        — Первый раз едешь в спортивной машине?  — сочувственно спросил англичанин. Девушка заворожено кивнула.
        Клайв довольно и широко улыбнулся, показав безупречные белые зубы. Он выглядел еще более привлекательным, чем вчера. Черная кожаная куртка, плотно облегающая стройное тело, светло голубая тенниска, идеально гармонирующая с цветом глаз, зеркальные очки капли, голливудская улыбка — Маша с восхищением смотрела на снизошедшего до общения со смертными полубога. Перенеся взгляд на дорогу, Клайв, продолжил, как ни в чем не бывало
        — Он втрескался в тебя по уши.
        Маша испуганно скосила взгляд на заднее сидение машины, где мирно посапывал, свернувшийся клубочком Макс.
        — Не волнуйся, он спит сном младенца и видит сладкие сны, в которых ты целуешь его, лежа рядом на зеленой лужайке. Вокруг шумят столетние ели…
        Девушка испуганно вздрогнула
        Небрежно, одной рукой ведущий машину красавец, отвернувшись от дороги, взглянув ей прямо в глаза и продолжил
        — Милое местечко вы выбрали для любовных утех… тихое…
        Маша взяла себя в руки и постаралась говорить как можно спокойнее.
        — Клайв, я тебя не понимаю…
        — Не бери в голову — это просто экспромт, сиюминутная фантазия. Скажи лучше — он тебе нравится? Ты увлечена им?
        Девушка смущенно промолчала. Она не понимала, что происходит.
        — Можешь не отвечать. Это заметно с первого взгляда. Дам тебе совет, Мари, когда он признается тебе в любви, а ждать осталось недолго, от силы день — два, подумай хорошо перед тем как отказать. Сделай генеральную уборку, выкини из шкафа запылившийся скелет, сколько можно возвращаться к мертвым воспоминаниям?
        Когда не знаешь — какой выбор сделать — правильнее всего — поступить по-другому
        У Маши поплыла голова, перед глазами моментально соткался забытый образ Виктории, произнесшей недавно те же слова. Совпадение?
        Клайв невозмутимо продолжал
        — Любовь — волшебная субстанция, неуловимая, капризная… Большой грех — пройти мимо и не заметить подарок небес, а не воспользоваться им — еще большая и непростительная глупость.
        У Маши вырвался невольный вопрос
        — А ты любил кого-нибудь?
        Теперь пришла пора задуматься Клайву. Довольно надолго. Несколько километров промелькнули за окном в абсолютной тишине. Потом он ответил.
        — Я любил каждую женщину, которая дарила мне ночь. Любил, как мог, как желала она. Отдавал всего себя без остатка, но и с благодарностью принимал ее страсть. Как я могу лишать себя удовольствия иметь свободу выбора? Как я могу лишить остальных женщин наслаждения?.. Пока я жив, буду дарить им чудо…
        — Таково было кредо великого Казановы… за что не раз был бит и практически изгнан из родного города. Ты его приемник?
        — Возможно…. ты была в Венеции, Мари?
        Господи! Очередной день сурка… сейчас он добавит, что мне суждено там побывать или…
        — Скучный город. Город — утопленник, полусгнивший, пропахший тиной… Куда веселее Рим!! Уютные кофейни на площади Навона. Гомон загадывающих желание чудаков у фонтана Треви…Базилика Святого Петра… вот где ощущаешь величие создателя. Я имею в виду Микеланджело. Полуразвалившийся символ старой веры — кровавая арена Колизея… Мой совет — при случае посиди несколько минут в тени сосен на мраморных скамьях над руинами Форума — подумай о Вечности. Там всегда приятно размышлять о высоком…
        А потом, он продолжил начатое
        — Ведь ты имеешь в виду совсем другое, не так ли? Ты имела в виду болезнь? Болел ли я любовью?… Долгое время мне казалось, что этот недуг обходит меня стороной. Что ежедневной профилактикой я выработал стойкий иммунитет. Но…. Увы, защита дала сбой… Зараза подкосила несколько месяцев назад, я пытался лечить ее известными методами, но пока бесполезно… Она периодически дает рецидивы…
        — Моя подруга — одно из противоядий?
        Клайв болезненно скривился.
        — Обещаю ей в этом признаться как можно скорее.
        — А кто та, другая?…хотя, если не хочешь — можешь не говорить.
        — Нет, почему же — воспоминания о ней подобны бальзаму — ты сама ответила на свой вопрос — она — Другая. Женщина — тайна — пришедшая в мой мир из Неверленда и вновь затаившаяся в нем.
        В мире, которого никогда не было, в мире волшебных снов, сладких иллюзий, говорящих глаз, в мире призраков и заблудших душ. В мире, куда запрещено входить обычному человеку… В котором я не единожды нарушал правила…
        На некоторое время вновь воцарилось молчание. Клайв сосредоточенно вел машину, не отрываясь, глядя перед собой, словно пытался отогнать грустные воспоминания. Его лицо напоминало застывшую скорбную маску.
        К Маше постепенно подбиралась усталость, мелькающий за окнами монотонный равнинный пейзаж навевал дрему, она незаметно клевала носом.
        Зазвучавший вновь голос Клайва заставил ее вздрогнуть и встряхнуться.
        — А что в Дизентисе? Единственный интересный факт, который прославил это захолустье — казнь несчастной полусумасшедшей женщины, лживо обвиненной в сношении с Дьяволом…
        Маша замерла в нерешительности. Он задал закономерный и логичный вопрос — требующий правдивого прямого ответа.
        "Опасайся людей, над их волей я не властна".
        — Меня заинтересовала эта история, о которой я узнала случайно, гуляя по сайтам. Я прочла, что там создан музей, посвященный казненной. Вот почему — Дизентис. Ни более и не менее.
        Клайв, недоумевая, наморщил лоб, но ответ, похоже, его удовлетворил.
        — Тем не менее, странное стечение обстоятельств, не находишь?? Я заканчиваю книгу о последней шварцвальдовской ведьме…. Еду в Базель к редактору и вдруг на моем пути попадаетесь вы, влюбленные голубки, идущие по следу той же пресловутой колдуньи…
        — Эта случайность повергла меня в шок не меньше твоего! А почему ты выбрал для сюжета историю о ней? Это твой первый роман?
        — Нет, уже третий… Первый был посвящен наследию викингов, рунным манускриптам, второй жизни и смерти несчастной Мадлен Бове, одной из главной героинь скандального Луденского дела о сношении изнемогающих от безделья монахинь с демонами, а точнее с собственными духовниками, и наконец последний, исследующий наследие легенд и сказаний Черного Леса.
        — Ты придерживаешься странной тематики… Тебя привлекает не только тайны, но и зло, притаившееся за ними?
        — Меня вечно влечет Темнота, где скрывается не одна загадка и хранится множество сюжетов, еще не написанных мною историй…Я давно привык находиться на границе Света и Тьмы, будучи ребенком всегда шел по краю тени от оград или домов, стараясь, чтобы лишь одна половина моего тела освещалась солнцем…так и сейчас… Во мне благополучно уживаются две различные сущности, в детстве смешливого любознательного мальчика, сейчас соблазнительного, любвеобильного мужчины и с другой противоположной стороны — древнего и мудрого ангела. Слышишь шелест плотно упакованных крыльев за моей спиной?
        — Клайв, прекрати смешить!
        — Если бы…
        Он вновь замолчал. Маша перевела глаза на мелькающий пейзаж. Они вновь проезжали маленький город название, которого она даже не успела прочесть. Большой зеленый щит, показавшийся вдали сообщал, что до Женевы осталось 50 километров. Треть пути осталась позади, а казалось, прошло не более получаса.
        Борясь с новым приступом дремы, Маша обратилась к все еще хранящему молчание англичанину.
        — Расскажи мне подробнее о своей книге. Почему ты едешь в Базель? Ты решил издать ее в Швейцарии?
        Клайв снисходительно улыбнулся.
        — Потому что мне выгоднее напечатать ее именно там. Предприимчивые гномы не упустят возможность при малейшем намеке на аутентичность истории заработать на ней деньги. Они боготворят свое прошлое, даже когда оно плохо пахнет. Почему я должен отказаться от выгодной сделки? Я издам ее в Базеле и еще ограниченным тиражом в небольшой печатне под Мюнхеном.
        — Понятно. А о чем собственно книга? Она хроникальная или художественное произведение?
        — Это далеко не хроника. Это история нечаянной и трагической любви нескольких людей. История жертвенности и самоотречения, мракобесия и тупости, алчности и неприкрытого разврата. И еще это притча о Холодном Сердце.
        — Как у Гауфа?
        — Почти. У меня есть пилотный экземпляр. В нем уже намечены сюжетные линии, прописаны диалоги, осталось подкорректировать фон и дописать эпилог, у которого может быть две версии. Так и быть — подарю с собственной подписью.
        — Спасибо. Я заранее наслаждаюсь…
        Клайв широко улыбнулся — не стоит преждевременной лести.
        — Хочешь, прочту тебе несколько глав? Начало я помню наизусть.
        — Ты сможешь его рассказать на- немецком? Постой, я понимаю английский на слух, проблема только с диалогами. Можешь говорить на родном, только не спеши…
        — Тогда утройся удобнее и послушай сказку, которая началась далекой ночью 8 апреля 1664 года.
        8 апреля 1664 года в семье краснодеревщика Вильгельма Кляйнфогель в селении Фогельбах, что в Южном Шварцвальде на земле Швабии родилась долгожданная дочь, крещенная в последствии именем Кристина-Мария, в честь бабушки по мужской линии. Но несколько лет Вильгельм не праздновал дни рождения малышки, потому что ее появление повлекло в тот же день преждевременную смерть горячо любимой жены, красавицы Иоланты, еще совсем молодой женщины, двадцати лет от роду. Начавшие в весеннюю полночь схватки, продлившиеся до полудня следующего дня, лишили несчастную женщину сил, ребенок не мог пробиться через узкий таз матери. Вернувшийся утром Вильгельм, побежавший за повитухой, застал измученную жену на пороге смерти, истерзанную не прекращающимися приступами боли, бледную, с блуждающим и отсутствующим взглядом. Воды давно отошли, бесполезные потуги продолжали сотрясать ее тело, несчастная почти лишилось разума от непрекращающейся ни на минуту боли. Регина, местная знахарка и повитуха, окинув цепким взглядом умирающую женщину, по мужски схватила обезумевшего от горя Вильгельма и решительно выставила его за дверь,
кивком головы приказав служанке, бросившейся вслед за хозяином, остаться.
        — Срочно подогрей воду и принеси пустой чан. И ветошь, чистую ветошь, как можно больше. Поспеши, девушка. Создатель отмерил твоей несчастной госпоже немного времени. Постараюсь спасти младенца, прости меня, Боже, на чудеса я не способна.
        Служанка метнулась из комнаты и через пять минут уже вернулась со всем необходимым. Вильгельм попытался прорваться в спальню жены, но Регина мигом подскочила к двери и сверкнула черным взглядом так, что бедняга сразу утих и смиренно отошел. Повитуха решительно закрыла дверь на засов и подошла к столу, где лежала ее котомка. Тяжело вздохнув, она достала из нее небольшую склянку, пучок засушенной травы и сверток из красной материи.
        Служанка, испуганно крестясь, забилась в угол, наблюдая за приготовлениями. Через считанные мгновения ее слух потряс страшный вой роженицы, нечеловеческий, звериный. Бедная женщина скрутилась в узел от сотрясающих ее потуг, от нечеловеческой боли, раздвигающей ее намертво застывшие тазовые кости. Она завыла по волчьи от безысходности, от предчувствия смерти. Ребенок просился жить, а плоть матери его не пускала. Повитуха метнулась к роженице и, положив одну руку ей на голову, вторую на живот, забормотала странную молитву более похожую на заклинание. Зажавшаяся в угол служанка не могла разобрать ни слова. Но через мгновение страждущая успокоилась, и ее живот перестал пульсировать, принося адскую боль.
        — Так, как там тебя?  — обратилась Регина к бледной как полотно девушке
        — С-с- София — еле вымолвила служанка, заикаясь от страха.
        — София, срочно наливай воду, положи ближе ко мне ветошь, и… иди отсюда… иди от греха. Не должно тебе все это видеть. Иначе или твой ребенок не найдет к тебе дороги!
        Девушка испуганно вскрикнула, поставив как можно быстрее перед кроватью чан с теплой водой и бросив чистое белье на край ложа, поспешила к двери. Но, помедлив на мгновение, она поддалась искушающему ее любопытству и обернулась.
        Регина, не видя служанку, развернула принесенный красный сверток и достала оттуда острый и длинный нож
        — О Господи!  — выдохнула испуганная девушка
        Регина быстро обернулась и сказала
        — Иди, ступай с Богом! Не надо тебе на это смотреть. И молись…, - а потом тихо добавила…
        — своему Богу.
        На этот раз испуганная прислужка не теряя ни минуты покинула покои умирающей хозяйки.
        Услышав, что дверь затворилась, Регина встала со смертного ложа и плотно задвинула засов, потом подожгла принесенный пучок сухоцветов и вдыхая сладкий дым, отошла на середину комнаты. Широко вытянув руки, она начала кружиться, сначала медленно, потом убыстряя темп.
        — Земная Богиня….всесильная Фрейя…. Помоги бедной душе, дай ей силы разрешиться от бремени. О, великий Гернуннос, рогатый Господин, приди ко мне, вложи свою силу в руки мои, помоги освободить несчастную от бремени. Ветры восточные, ветры западные, южные и северные, освободите Иоланту от боли на время, помогите выйти ребенку. Дайте дорогу новой жизни. Духи лесные, земные, духи горные и водные сплотитесь за моей спиной, дайте мне силу содействовать предрешенному, помогите сохранить хотя бы одну жизнь, если две отныне не суждено…
        Воздух в комнате сгустился от травяного аромата, масляные светильники начали потрескивать и чадить. На губах Регины заиграла улыбка. Ее помощники откликнулись и пришли на зов.
        Не теряя более не минуты, она достала приготовленную склянку, вытащив зубами пробку, влила несколько капель красного, словно кровь эликсира в приоткрытый рот полумертвой роженицы.
        Иоланта на мгновение открыла глаза, почувствовав, как волшебное снадобье проникло в нее, уменьшая боль, путая сознание. Она уже не видела, как Регина, решительно подняв ее мокрое от пота и утробных вод платье, обхватила обеими руками огромный пульсирующий живот и приложила к нему ухо, как бы прислушиваясь, потому что погрузилась в сладкий опиумный сон.
        Повитуха, приложив щеку к животу роженицы, гладила ее чрево и шептала
        — Не бойся, малышка, сейчас ты увидишь другой мир властью Великой Богини, ты придешь ко мне, моя красавица, моя девочка
        Потом Регина, нежно поцеловала натянутую кожу и быстро полоснула по ней остро наточенным ножом.
        Вильгельм, сидящий в соседней комнате на корточках, обхватив голову, чтобы не слышать душераздирающие крики жены, удивлялся внезапно воцарившейся тишине. Через мгновение ее словно клинок рассек резкий, истошный писк исстрадавшегося по белому свету младенца. Вильгельм вскочил на ноги и бросился в спальню жены, забыв, что дверь крепко закрыта на засов.
        — София! Иди ко мне!  — послышался спокойный голос повитухи из-за двери. Девушка нерешительно двинулась к двери, боясь поднять глаза на стоявшего рядом хозяина. Она знала, что ему предстоит увидеть через несколько мгновений и боялась выдать взглядом собственный страх.
        Стоило ей войти, как ждавшая за дверью Регина, сразу же плотно прикрыла дверь, не давая отцу заглянуть в покои.
        — О Боже, О Дева Мария и святые угодники…  — только и вымолвила посеревшая от ужаса служанка, взглянув на красные насквозь промокшие простыни. Она никогда еще не видела столько крови. Хозяйка, бледная как смерть, откинувшись на подушки в алой постели напоминала хрупкую сердцевину замысловатого цветка, покрытого страшной росой, непрерывно сочившейся на пол…
        Регина, решительно встряхнула ее
        — Так, девушка, бояться будешь потом, а сейчас слушай и помогай мне изо всех сил.
        — Первым делом- обмой младенца, пуповину я уже отрезала, смой пленки и кровь, проверь рот, чтобы там не осталось слизи. Искупай девочку, видишь, какая красавица у нас получилась, и заверни ее в теплое одеяло. Все. Делай. А я пока займусь мамой.
        Стараясь не обращать внимания на кровь и сдерживая подступающую рвоту, София осторожно взяла кричавшего младенца и на вытянутых руках поднесла его к чану с теплой водой. Она первый раз в жизни держала родившегося маленького человечка, он походил на гнома из ее детских сказок, только голого, покрытого бордовыми пятнами крови и запекшейся слизью. Но отвращения крошечное существо у нее не вызывало, лишь восторженное удивление и благоговение перед Создателем.
        Сделав все, что ей приказала повитуха, она повернулась к кровати, где та колдовала над еще живой роженицей.
        Иоланта, прикрытая теплым покрывалом, дрожала, словно осиновый лист на ветру от потери сил и крови, которая не переставала идти, быстро унося из нее жизнь. Регина сидела на краю кровати, держа одну руку под покрывалом на уровне ее живота, другой гладила несчастную по лицу.
        — Вот и все, милая, вот и все. Девочку ты родила, здоровую, сильную, красивую. Теперь отдыхай, не переживай, все будет хорошо, сестра
        Иоланта, мертвенно бледная, медленно подняла огромные воспаленные глаза, ища ребенка. Регина сделала незаметный знак Софии, служанка осторожно положила притихшего младенца на грудь умирающей.
        — Спасибо тебе, как имя твое, женщина — спросила она, еле ворочая языком.
        — Регина меня зовут. Только ты не говори много. Сил осталось у тебя, милая, на несколько мгновений. Сейчас мужа твоего позову. Простись с ним.
        Повитуха быстро подошла к двери и приподняла засов. Вильгельм ворвался в комнату и, поняв все, с горестным стоном бросился на колени пред кроватью Иоланты, схватив ее за руку.
        — Любовь моя! Милая моя, не покидай нас. Иоланта, радость моя…
        Горячие слезы текли по его щекам. Вильгельм иступлено прижал руку умирающей жены к губам и начал молиться, ни разу не взглянув на младенца…
        В этот момент девочка, испугавшись, вновь начала жалобно попискивать. Регина взяла ее на руки и нежно зашептав малышке на ушко, отвернулась к окну.
        Иоланта высвободилась из судорожных объятий мужа, погладила Вильгельма по щеке, ее рука бессильно повисла.
        — Любовь моя, Вильгельм, видимо Богу угодно, чтобы я перешла в его удел. Не плачь, мне уже не больно, мне легко и спокойно, видишь, я не одна ухожу, ангелы небесные сошли за мной. Вот они, стоят у кровати и ждут. Ты видишь?
        Вильгельм, быстро обернулся и, увидев лишь пустоту, снова начал умолять Иоланту не бросать его.
        — Стой Вильгельм, не перечь мне. Мне тяжело говорить. Я ухожу… Молю, береги нашу дочь, передай ей всю свою любовь и ласку. Люби ее, как любил бы меня… И ты…
        Несчастная женщина с трудом повернула голову и посмотрела на стоящую чуть поодаль Регину с ребенком на руках.
        — И ты… сестра… обещай мне, что позаботишься о моей девочке… Прошу.
        — Да, я обещаю, Иоланта. Я не оставлю твоего ребенка в беде. Иди с миром.
        Регина тяжело вздохнула и, пряча слезы, отвернулась к окну, где уже сгущались сумерки.
        Она сделала, все, что могла, одна жизнь спасена. Она успела, спасибо великой Богине и супругу ее. Но что-то неуловимое, неосязаемое, тайное не давало покоя ведунье. Она чувствовала, знала в душе, что теперь ее жизнь прочно, до самой кончины, связана с жизнью малышки, только что принятой ей на этот свет. И в жизни этой будет немало испытаний и бед.
        Последние слова Маша слышала уже в полудреме, через мгновение, она забылась сном.
        Сказка
        Когда полусон — полуявь потихоньку оставили ее, сквозь дрему с обрывками страшного рассказа о рождении девочки, Маша услышала голоса, раздающиеся прямо над ее ухом и казавшимся сначала продолжением грезы. Потом она узнала голос Макса, обсуждающего с Клайвом правильность выбираемого маршрута.
        — Послушай, я не хуже тебя знаю страну. У нас три варианта добраться до Дизентиса. Два из них лучше, последний можно забыть. Ты высаживаешь нас в Лозанне дальше поднимаешься по автобану в сторону Нойшателя и Базеля- тогда по плану у нас три пересадки. Это хуже всего. Второй, ты терпишь наше общество еще час и везешь до Берна, там и до Базеля рукой подать, и нам, хотя дольше, но всего одна пересадка. Что касается Люцерна, то…
        Клайв его перебил
        — Макс, стоп. Исходи из того, что я располагаю временем. К редактору в выходной день я точно не поеду — так что пара лишних часов у меня в запасе есть. Поэтому — воспользуйся мною как экстравагантной рикшей. Я довезу вас максимально близко.
        Маша лежала в кресле, боясь пошевелить затекшей рукой. Она всегда любила подслушивать.
        Молодые люди не заметив, что их стало трое, продолжали разговор.
        Снова заговорил Клайв, он задал все тот же актуальный вопрос, по всей видимости, прежний Машин ответ его не удовлетворил.
        — Ты едешь с ней в Дизентис как сопровождающий. Но она сама владеет языком. Какова тогда твоя роль? Мне интересно потому, что эта дыра далеко от проторенных маршрутов…
        — Ты сам себе отвечаешь. Маша хочет увидеть музей, а одну в глухую ретороманскую деревню, где от силы один захолустный отель — ее отпускать опасно. Не в смысле, что ее жизни что- то угрожает, а в смысле абсолютного языкового барьера. Там никто не знает хохдойч, ее запас — фикция. Этот кантон сохранил редкий романский язык, смесь древнего алеманского с латинским. Адский микс. Я как носитель немецкого и то смогу помочь лишь отчасти.
        (Мой умница. Все правильно. Откуда ему знать больше, когда я сама ничего не рассказывала..)
        — Понятно… Все равно странный визит для туристки, впервые попавшей в страну. Но это не мое дело. Хорошая она девочка, не правда ли? Привлекательная. Вижу, ты пропал, парень?
        (Маша старалась дышать равномерно, разговор становился все более захватывающим)
        Макс молчал. Через некоторое время послышалось довольное хихиканье Клайва и резкий взволнованный вздох на заднем сидении.
        — Не знаю — Маша услышала глухой голос Макса.  — не знаю.
        — Да что тут знать! Ты ей нравишься, поверь, я дока, что касается женского съема. Она запала на тебя. Так что — вперед! Кстати — вы отлично смотрелись вчера на фоне гаснущих звезд….. Стоп. Мари, тебе мама не говорила, что подслушивать, не только плохо, но порой и опасно???
        Девушка сдалась. Потянувшись и сладко зевнув, расправила, наконец затекшую руку. Она повернула к собеседникам хитрое лицо нашкодившей лисички и обезоруживающе улыбнулась. Глаза Макса счастливо просияли в ответ.
        Клайв притормозил на вокзальной площади Берна. Примерно через полчаса оттуда отправлялся скорый поезд до Брига. В этом маленьком городе искателям приключений предстояло сделать пересадку на региональную кукушку и долгожданная цель их путешествия к вечеру будет достигнута.
        Молодой англичанин помог Максу достать их немногочисленные вещи, потом извлек из внутреннего кармана куртки бумажник.
        — У меня осталась визитная карточка хранителя местного музея, почтенной фрау Ульрике Кунц.
        Я имел удовольствие пообщаться с этой милой дамой во время сбора материалов для книги. К сожалению, по некоторым вопросам мы так и не пришли к единому мнению, но возможно с вами она будет сговорчивей. Ее седая голова содержит информации куда больше, чем скудная экспозиция музея. На обратной стороне — адрес и телефон старой грымзы. Удачи!!
        О, чуть не забыл! Постой, сейчас распишусь на первом листе. Несколько последних глав рукописи еще в процессе редактирования, так что концовка может измениться. Но не существенно, возможно я даже воспользуюсь твоим советом.
        С этими словами Клайв протянул Маше небольшую мягкую брошюру с черновым вариантом своего последнего романа.
        Мужчины пожали на прощание друг другу руки с обычными дежурными фразами — Звони, если что. Номер сохранил?  — Хорошо тебе добраться!  — Взаимно!
        Потом Клайв наклонился к Маше и запечатлел на ее щеке невинный дружеский поцелуй.
        — Лети, птичка!  — напутствовал он ее с улыбкой- Береги себя!  — и повернулся к машине.
        Девушка машинально дотронулась до места, где горел след от его губ, и подумала.
        " Клайв, оказывается, был в Дизентисе… и признался в этом лишь минуту назад. Вот шельма…"
        Приобретя в автомате билеты, молодые люди, не теряя времени прошли на платформу, на которую уже прибыл транзитный двухэтажный поезд из Цюриха. Вещей у них было немного, поэтому Макс сразу потащил Машу на второй этаж, обещая роскошный вид.
        В вагоне второго класса было достаточно многолюдно, они с трудом отыскали свободное купе. Маша обратила внимание, что некоторые молодые люди имели горнолыжную экипировку и везут чехлы с лыжами.
        — Ничего удивительного — этот поезд идет в Бриг — а там и до ледников рукой подать.
        Снег лежит круглый год. Роскошь, мне, увы, не доступная!  — Макс грустно усмехнулся, доставая из рюкзака ноутбук.
        — Меня сейчас волнует другое, если не удастся забронировать номера в приличном отеле, то ночевать нам придется или в соседнем городе или в стогу сена… Летом этот вариант был бы самым лучшим… но не в октябре…
        Маша молчала, с интересом наблюдая за Максом. Она доверяла ему во всем, и с удовольствием провела бы ночь вместе, наблюдая за звездами.
        Его лицо, взволнованно вздрагивало, крупные темные глаза под нахмурившимися бровями быстро скользили по экрану, губы что-то беззвучно шептали. Наконец, он облегченно вздохнул, вытащил из кармана кредитку и улыбнулся.
        — Успел. Сейчас заведу номер. В такую глушь в октябре мало желающих….
        Забронировав номера, он расслабленно откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Маша продолжала его бесцеремонно разглядывать. Нервное тонкое лицо художника с высокими скулами, на прикрытых веках дрожат темные длинные ресницы, прямой нос, губы немного припухлые, красиво очерченные. Сердце девушки невольно сжалось от запретного желания вновь прикоснуться к ним кончиками пальцев прямо сейчас… Стоит только протянуть руку… Если бы не сидящая через проход парочка пенсионеров, божьих одуванчиков, не сводящая с них умиленных глаз….
        Внезапно Макс открыл глаза и тихо спросил
        — Скажи, сколько тебе понадобится времени?
        Маша удивилась. Он пояснил
        — Сколько тебе нужно времени, чтобы забыть его? Я терпеливый, подожду.
        Девушка нервно облизнула губы и отвернулась к окну.
        — Зачем тебе это? Ты живешь другой жизнью, в другой стране. Я всего лишь эпизод. У нас еще говорят — транзитный пассажир.
        Макс горько усмехнулся.
        — Интересная ассоциация, только она тебе не подходит.
        Больше он ничего не добавил, просто молча смотрел на нее. Этого было достаточно.
        — Спасибо тебе,  — прошептала растроганная Маша и вновь перевела глаза полные слез на проплывающий за окном идиллический вид предгорья. Поезд приближался к Альпам.
        С пересадкой им сказочно повезло, они успели на последний панорамный экспресс, идущий из Церматта в Давос и носящий гордое название — Ледниковый. В вагоне второго класса осталось достаточно мест, большинство туристов предпочли комфортабельные полностью застекленные вагоны первого.
        Заняв кресла рядом по ходу поезда, спиной к остальному вагону, Макс нежно прижал Машу к себе и позволил себя долгожданный поцелуй. Она прерывисто вздохнула и замерла, спрятав счастливое лицо на его груди. Поезд тронулся.
        "Кажется, можно всю жизнь просидеть в теплом кольце его рук, но как остановить упрямое время? Оно нагло ворует у меня мгновения радости… Ничего, не предлагая взамен. Оно словно злобный старик, обозлившийся на весь белый свет, дует в уши холодом и каркает — скоро поезд прибудет на забытую Богом станцию, Он разомкнет объятия, а завтра послезавтра вообще исчезнет…. Навсегда… Кхе- кхе мда уж поверь тик так тик так и будет "
        Будто потакая зловещим прогнозам, Маша освободилась от теплых рук блаженно улыбающегося Макса и пересела в кресло напротив. Он обеспокоено взглянул на нее — что случилось?
        — Неужели ты не хочешь у меня ничего спросить? На протяжении стольких дней ты рядом, и все время молчишь…
        Макс моментально посерьезнел, выпрямился в кресле
        — Меня не интересует твое прошлое, потому что его уже нет. Единственное, что меня волнует, лишь то, что ждет нас завтра. Останешься ли ты со мной или исчезнешь… Меня даже не интересует — почему ты тащишься в странный город, в котором от силы пара улиц, да обязательная кирха в придачу. Я только знаю, что сделаю все, что ты скажешь, и о чем попросишь.
        — Почему ты не спрашиваешь, что нужно мне в городе с парой улиц? Я провела несколько дней, совершая ненужные действия, знакомясь с людьми, которые мне глубоко безразличны, ожидая тебя, когда мы сможем отправиться в эту Тьму Таракань.
        Макс побледнел.
        — Мари, нет, не думай плохого. Просто я не из тех людей, кто лезет в душу. Ты сама мне все расскажешь, если захочешь. Ведь так? Иди ко мне, я уже соскучился, дай согрею твое маленькое обиженное тельце. Только учти, до места нам осталось минут сорок, начинай…
        Поезд медленно миновал перевал Фурка, и спустился в долину Андерматта, приближаясь к прославленным армией Суворова горным хребтам.
        Равнодушно наблюдая за хаотичными передвижениями по вагону возбужденных туристов с фотоаппаратами, Маша постепенно, шаг за шагом, скрыв лишь несколько темных эпизодов прошлой жизни, опустив предательство подруги и начинающийся алкоголизм, открыла Максу все причины, приведшие ее к настоящему моменту. Он не проронил ни слова, внимательно слушая ее взволнованный прерывистый рассказ, намешанный из русских и немецких фраз. Он ни разу не переспросил, ни разу не оспорил вопиющие нереальные факты, неслыханные доводы, и лишь когда Маша тяжело вздохнув — добавила — вот пожалуй и все. Что скажешь?-
        Ответил с непроницаемым каменным лицом
        — Что я могу сказать…? Ты только не обижайся, но вывод напрашивается неутешительный, теория о том, что сумасшествие заразно — очередной раз подтверждена из твоих милых уст. Но ты мне еще более дорога сейчас, моя Маленькая Птичка, ведь такое имя дала тебе любимая пациентка? Если бы ты еще несколько дней назад сказала, что работаешь в психушке — отбою бы не было от полоумных тружеников туризма… Упустила ты свой звездный час…
        Маша грустно рассмеялась и шутливо совсем незлобно ткнула его кулаком в бок
        — Я так и знала!! Ты примешь меня за помешанную!!
        Макс в ответ расхохотался и быстро чмокнул ее в нос.
        — Конечно, приму!! Итак, мы едем на поиски таинственного призрака? О таком приключении я мог только мечтать!
        Дизентис, маленький город с населением не более двух тысяч человек, вытянулся вдоль русла маленькой быстрой реки, спустившейся водопадом с окрестных гор и пересекающей долину — долгожданная цель их путешествия появившаяся синей надписью за окнами поезда.
        Сразу бросились в глаза, устремленные ввысь барочные луковицы возвышающегося на небольшом холме монастыря бенедиктинцев. Макс был прав — вторым заметным зданием была церковь, с большим римским циферблатом и куполом все в том же стиле барокко. Рекламные щиты на платформе приглашали посетить краеведческий музей на территории монастыря и заглянуть в музей флоры и фауны с новой экспозицией кристаллов. Указателя на дом Анны Кляйнфогель нигде не наблюдалось. Видимо ее последний приют не пользовался повышенным спросом у гостей городка.
        Молодые люди решили в первую очередь зарегистрироваться в отеле, чтобы налегке отправиться на поиски дома Анны. Симпатичное трехэтажное шале с просторными балконами и террасой, украшенной пока еще пышно цветущей геранью, образчик рустикального стиля носил не вполне альпийское название — отель Монтана. Маша, присев в холле, наблюдала как ее спутник обратился к полненькой розовощекой девушке в национальном костюме на рецепции, протянув паспорта. Служащая отеля зарумянилась еще больше, ответив на его улыбку, и попросив подождать у стойки, выскочила в соседнюю комнату. Вернувшись, она начала быстро говорить на столь неправильном немецком, что Мария с трудом улавила лишь смысл. Отель к сожалению продан под японскую группу, оставшиеся номера, что Макс взял в поезде по Интернету оказались ошибкой… ей безумно жаль, единственный выход из положения, если гости согласятся на апартаменты в мансарде, они из запаса хозяев для особых случаев. Нет — ничего доплачивать не придется — стоимости двух синглов равны проживанию в них…
        Макс обернулся к Маше, растерянный. Безусловно — искать другой отель в срочном порядке смысла не было. Маша улыбнулась и согласилась провести ночь в одном номере, стараясь унять внутреннюю дрожь от предвкушения неизбежного. Будь что будет… Ты же сама этого хочешь…
        Разрешив проблему, отдав паспорта на оформление, молодые люди поднялись под самую крышу и открыли дверь в уютное студио. Справа находился вход в освещенную послеполуденным солнцем спальню с двухместной кроватью под балдахином из расшитого гобелена, при виде которой Маша облизнула пересохшие губы и быстро отвернулась, опасаясь, что Макс прочтет ее фривольные мысли. По соседству располагалась гостиная, стены которой украшали резные деревянные панно. Посередине жилой комнаты стоял обеденный стол, а с у самого окна в небольшом эркере притаился маленький мягкий диванчик. Сбоку от гостиной виднелась ниша с компактным кухонным уголком. В воздухе витал запах смолистого дерева, хвои и корицы с медом, создавая ощущение домашнего тепла и уюта. Около небольшого камина в углу лежала приготовленная к ночи вязанка поленьев.
        Оставив вещи у входа, молодые люди с долей сожалением покинули гостеприимный отель, располагающий к немедленному отдыху…
        Найти дом Анны не доставило особого труда. По заранее распечатанной карте они дошли до нужного места минут за десять. Музей располагался практически на краю селения на небольшом холме, повернувшись фасадом к стоящему на возвышении напротив монастырю, как невольный вызов или насмешка. Трехэтажное миниатюрное здание со ставнями зеленого и красного цвета, выбеленное, украшенное вокруг окон и над дверью воздушным растительным орнаментом вперемешку с цитатами из библии на ретороманском. У главного входа лишь приблизившись можно было заметить латунную доску с надписью "Последний приют ведьмы Граубюндена", изготовленной недавно в целях привлечения туристов. Итак, первый этап пройден — подумала Маша и решительно направилась к деревянной двери, с кованым узором.
        — Подожди,  — услышала она голос Макса. Он стоял перед вывеской, закрепленной сбоку.
        — Черт! Непредвиденные осложнения. Посещение дома Анны возможно лишь по заблаговременной договоренности с фрау Кунц. Сегодня воскресенье — Бог знает, где нам искать хранительницу… Здесь ее домашний и мобильный телефон. Мари, зажми кулачки, чтобы фрау была дома и согласилась открыть музей.
        Сегодня был их счастливый день, через несколько секунд, Макс уже умолял женщину сделать исключение и открыть дом для туристки из далекой России, летевший в Дизентис только ради поразившей ее до глубины души истории об Анне Кляйнфогель. Их удивлению не было предела, когда через мгновение тяжелая деревянная дверь музея дрогнула и открылась изнутри. Фрау Ульрика Кунц явилась перед ними собственной персоной. Она квартировала на верхних этажах дома, заодно присматривая за экспозицией, расположившейся на первом.
        Маленькая пожилая женщина, от силы полтора метра ростом, легкая, будто перо птички, с белоснежными тонкими волосами, разлетевшимися по ветру подобно паутинкам одуванчика вежливо поприветствовала неожиданный гостей и жестом пригласила войти.
        Музей занимал от силы два небольших зала. В первом, более просторном на стене висел портрет несчастной, написанный позже по памяти свидетелем экзекуции, рядом с ним под стеклом находилось несколько ее личных вещей, мутное, треснувшее пополам зеркало, чепец, и потемневшее от времени кольцо с потерявшимся камушком, чуть подальше так же в застекленных витринах — оригинал доноса, показания свидетелей и, наконец, сам приговор, осуждающий жительницу города за сношения с демоном и приговариваемую судом магистрата к публичному усечению головы на ратушной площади перед Пасхальным воскресеньем. В отдельной витрине лежали неопровержимые покрывшиеся ржавчиной улики — кривые иглы и гвозди, которые женщина якобы запекла в хлеб и подложила в молоко, чтобы извести хозяйских детей. В соседнем помещении расположились орудия пыток, принудившие несчастную согласиться со страшным обвинением и тем подписать себе смертный приговор, не только чтобы избежать мучения, но и ради спасения жизни дочери, которую милосердные соседи укрыли у своих родственников в соседней деревне.
        Маше хватило получаса, чтобы осмотреть все экспонаты. Потом пришла пора удивляться Максу, потому то девушка попросила его помочь с переводом, она намеривалась говорить с хранительницей. Немец обратился к пожилой женщине с пожеланием продолжить беседу, на которое она не раздумывая дала согласие и пригласила их в свой небольшой кабинет, расположенный так же на нижнем этаже здания рядом с музейной экспозицией.
        В маленькой комнате с трудом уместилось бы трое человек, поэтому Макс предпочел остаться у входа, пропустив Машу вперед. Фрау Урсула села за письменный стол и указала Маше стул напротив.
        Удивлению Макса не было предела, когда девушка молча достала из своей сумки небольшой предмет и положила его на стол перед хранительницей. Это был изящный гребень из темной кости, украшенный зеленым камнем, ярко сверкнувшим на закатном солнце. Сохранившаяся инкрустация представляла собой тело летящей птицы, одно крыло которой было отколото.
        Увидев безделицу, Ульрика побледнела и вскочила на ноги. Достав дрожащими ручонками из кармана очки, она наклонилась над украшением, не осмеливаясь взять его в руки. Потом посмотрела на Машу с неподдельным удивлением и одновременно с благодарностью.
        — Откуда он у Вас?  — послышался ее прерывающийся от волнения голос.
        Маша ответила сама
        — Фрау Кунц, это слишком запутанная история. Вещица проделала на удивление длинный путь, прошла через многие руки, перед тем как один мой хороший знакомый решил передать ее Вам. Она вернулась туда, откуда была, когда то взята…
        — Невероятно… Я была бессильна что-либо предпринять, хотя подразумевала вора, обвинять же не поймав за руку было нельзя…. - женщина говорила со страшным акцентом, и Макс с готовностью пришел на выручку.
        Маша продолжала
        — Человек, что велел передать Вам гребень добавил — что возврат состоится лишь при одном условии…  — переводивший Макс удивлялся все сильнее — взамен мой компаньон попросил любую вещь, что придется мне по душе в Вашем доме и не будет представлять особой исторической ценности.
        Ульрика удивленно выслушала переводившего просьбу Маши молодого человека. Она несколько минут размышляла над странным предложением, взвешивая в уме ценность хранящихся в ее крошечном кабинете предметов и наконец согласно кивнула, приглашающим жестом обводя комнату — выбирайте!
        Что за трудную задачу придумала для меня Виктория — привези мне ТО, что придется по душе, хотя бы клубок ниток… Нитками на письменном идеально чистом столе старой дамы не пахло. Брать канцелярские принадлежности не хотелось. Взгляд Маши тихо заскользил по стенам. Старинная черно белая фотография молодой пары на фоне гор, эта память дорога хозяйке, она не посмеет покуситься на нее. Маленькая миниатюра написанная маслом с местным пейзажем. Засушенные эдельвейсы под стеклом… Маша приподнялась и протиснулась к окну, заставленному цветочными горшками. Так что это там? Ее рука потянулась и вытащила спрятавшуюся в самом дальнем углу пыльную, покрытую паутиной деревянную фигурку ангела с продольной трещиной идущей вдоль всего туловища. Одно крыло ангела было отломано, как у птички на гребне. Собратья по несчастью. Бедный, забытый всеми, заставленный горшками, пыльный, страшненький. Подарю тебя Вике для ее коллекции, уж такого покалеченного уродца у нее точно нет
        — Я возьму вот этого поломанного ангела — прозвучало ее решение.
        Глаза Ульрики удивленно распахнулись. Она не скрывала радости от удачной сделки.
        — Скажите — откуда он у Вас?  — спросила Маша, вертя в руках безделицу.
        Женщина нахмурила брови, вспоминая.
        — По моему, очень давно, на день Благодарения мне его принесла моя крестница — Урсула Пруст. Он валялся на чердаке их дома с давнего времени… Кто его выстругал- уже никто не помнит…
        — Так значит Урсула — Ваша крестница? Фрау Ульрихе, обмен состоялся, я возвращаю Вам похищенный музейный экспонат, но на этом мои поручения не закончились.
        Макс уже перестал удивляться происходящему, подобно беспристрастному синхронисту он переводил, не вдаваясь в смысл.
        Маша, собравшись с духом, выпалила
        — Мне необходимо встретиться с Урсулой и поговорить… Точнее передать очень важную для нее самой информацию, которая возможно поможет ей избавиться от недуга… Фрау Ульрике, тот человек, чье поручение я выполняю, знает, что госпожа Пруст душевно больна. Она так же знает, что ей можно и нужно помочь. Пожалуйста, позвольте мне встретиться с ней.
        Маша замолчала, слушая как Макс переводит ее просьбу
        Пожилая женщина онемела от удивления, ее нижняя губа опустилась и слегка задрожала.
        Несколько мгновений в маленькой комнате царило абсолютное молчание.
        Потом, Ульрике тяжело вздохнула и поднялась из-за стола.
        Маша больше всего боялась услышать отказ, но его не последовало.
        — Странные дела начали твориться на белом свете после казни Анны… Была ли она непогрешима на самом деле? Одному Богу теперь известно… Да только через месяц после ее смерти дотла сгорел монастырь, чей эпископ возглавлял судилище. Не проходило и года, как на город не наваливались невзгоды, будь то сошедший с гор селевой поток, камнепад уничтоживший пастбища, или эпидемия испанки, убившая треть города. Позвольте узнать, как она смогла проникнуть в наш затерянный в горах уголок из Европы, когда никто не покидал город и не возвращался оттуда? Не говоря уже об обычном море скота или неурожае. Только и разговоров было о мести Дьявола за казненную нами Анну. Но что эти несчастья по сравнению с несчастьями семьи Иоганна Пруста, соблазнителя, прелюбодея, отца ее невинного ребенка, казненного вместе с матерью. Мерзавца, которому удалось избежать наказания, спрятавшись за лжесвидетельством и оговором. Но кара настигла и его. Не прошло и года, как он спился и вздернулся в амбаре. Его греховная смерть положила начало родовому проклятью. В каждом поколении семьи Пруст кончал самоубийством один из мужчин или
сходила с ума одна из женщин… Вот и не верьте после всего в колдовство… Моя девочка последняя из их проклятого Анной рода. У бедной Урсулы с Вальтером нет детей, на которых падет далее проклятье.
        — Расскажите, что с ней произошло… На какой почве несчастная помешалась?  — в Маше заговорил врач
        — На почве совокупной вины за смерть несчастной, вины, которую она намеренно культивировала в собственном сознании. Считая себя последней жертвой, она добровольно отказалась от материнства, не желая своим детям подобной участи. Ей недавно исполнилось сорок лет, но на вид Урсуле уже больше пятидесяти. Чувство вины за содеянное ее далеким предком приняло гипертрофированные размеры… Оно затмило весь мир. Моя крестница сознательно идет на плаху во искупление надуманного греха, и не ей совершенного преступления… Чем Вы можете ей помочь?
        Маша посмотрела прямо в глаза недоумевающей женщине и повторила слово в слово, что велела Виктория
        — Я пришла передать ей привет из подлунного мира, где заблудились потерявшиеся во времени души.
        Макс постарался перевести чудовищную по смыслу фразу как можно ближе к тексту, с ужасом ожидая немедленной негативной реакции. Каково же было его удивление, когда фрау Ульрике, достала мобильный телефон и спокойным голосом произнесла.
        — Моя крестница лежит сейчас в кантональном госпитале в Куре. Попасть к ней можно лишь по согласию мужа, герра Вальтера Коппке. Сейчас я с ним договорюсь. Скорее всего, визит состоится только завтра, во второй половине дня. На сегодня прием посетителей уже закончился.
        Маша облегченно вздохнула… Пол дела сделано. Оставалось не менее сложное.
        Женщина довольно долго разговаривала на непонятном наречии. Макс, до сих пор не пришедший в себя от услышанного понять его был не в силах. По интонации временами просящей, порой требовательной, становилось понятно, что Вальтер не особо рад допустить к больной жене совершенно незнакомых людей. Но, закончив разговор на подъеме, Ульрике слегка подмигнула и продемонстрировала недвусмысленный жест из двух округлившихся пальцев — все ОК.
        — Он ждет вас завтра в два часа по полудни у входа к госпиталь. Будет на синем Опеле с гризонскими номерами. Желаю успеха! И…  — женщина замялась — постарайтесь помочь моей девочке… Бог Воздаст.
        Маша подтолкнула окаменевшего в проеме двери Макса к выходу — пора, дело сделано…
        Поблагодарив хранительницу еще раз, они уже собрались уйти, как женщина произнесла странную фразу, заставившую Машу задуматься.
        — Более полугода назад с той же просьбой — поговорить с Урсулой ко мне обратился симпатичный молодой человек, собиравший якобы материалы о последней казненной ведьме. Я ему ничего не сказала. До сих пор не пойму, что удержало меня… Возможно ощущение двуличия, его губы улыбались, а глаза светились холодом… Он не тот за кого себя выдает. Прощайте и берегите себя!
        Маша, идя к отелю анализировала услышанное о Клайве, это без сомнения был он, сознавшийся, что не сошелся во мнении со старенькой фрау…но зачем ему понадобилась помешавшаяся Урсула Пруст??
        Короткий октябрьский день быстро катился к концу. Как только солнце спряталось за зубчатыми очертаниями гор, город неумолимо быстро накрыла темнота. Накопившаяся за прошлую бессонную ночи усталость, несмотря на перехваченный час по дороге, давала о себе знать. Маша падала с ног, украдкой взглянув на Макса, она поняла, что ему так же приходится нелегко. По негласному обоюдному согласию, они направились в отель, чтобы, наконец, отдохнуть.
        — Если тебе неудобно, то я могу лечь рядом с кроватью на коврике, как преданный пес.  — тихо сказал он Маше, когда она приподняла покрывало.
        Она улыбнулась и ничего не ответила.
        Вернувшись из душа в длинной футболке, девушка с удивлением замерла в дверях, увидев как Макс, отодвинувшись на самый край кровати, закинув высоко вверх голову на подушке, спит невинным сном младенца. Маша тихонько на цыпочках подкралась поближе и заглянула ему в лицо.
        Он показался невероятно привлекательным, длинные темные ресницы, спрятавшие черные как ночь глаза тихо вздрагивали, пухлая верхняя губа немного приоткрыла полоску зубов…Маша, не справившись с долго сдерживаемым желанием осторожно нагнулась и слегка прикоснулась к ней губами.
        И в тот же момент была вероломно поймана в плен, захвачена в кольцо его стальными руками и повалена на кровать.
        — Ах, ты врун…., - он закрыл ее губы поцелуем…
        Душ смывал ее слезы счастья, раскаянья и боли, его нежные объятия, жадные поцелуи, его теплый ванильно-молочный аромат… Она была недостойна его… Она, плюнувшая в душу, предавшая дружбу, была недостойна любви самого необыкновенного, самого чувственного и ласкового человека на Земле… Потому что — Ничтожество и посредственность…
        Когда она вышла из ванной комнаты, Макс спал по настоящему, уткнувшись лицом в подушку. Некоторое время Маша молча рассматривала его двигающиеся под веками глазные яблоки, подрагивающие губы и непроизвольно сжимаемые пальцы на руке, бессовестно лежащей на ее подушке. Он видел сон. Маша улыбнулась.
        После пережитого счастья девушке совершенно расхотелось спать. Она тихо открыла молнию на сумке, достала подаренный экземпляр рукописи Клайва и, стараясь не шуметь, прошла в гостиную. Включив ночник над диванчиком, погрузилась в чтение.
        СКАЗКА ШВАРЦВАЛЬДА
        …Стоит сразу сказать, что девочка принятая на свет госпожой Региной, с первых мгновений жизни уже оказалась сиротой, родной отец полностью отказался от ее воспитания, исподволь обвиняя ребенка в смерти любимой жены. Не успела малышка появиться на свет, как он сразу же передал ее кормилице, жившей по соседству крестьянке Хильде, рожавшей почти каждый год по ребенку на радость своему мужу, лесорубу Урсу. Благо, что количество родившихся девочек не превышало количество мальчиков. Так у Кристины Кляйнфогель оказалось три молочных сестры и четыре брата. Но никакой любви и привязанности между ней и названными родственниками не наблюдалось и не могло быть. Кристина с самого рождения жила в другом мире, отличном от мира обычных людей. На то была воля Создателя, что маленькая девочка, с момента осознания сущего, видела другую реальность. Но никому из окружающих ее взрослым или детям было не под силу разгадать маленькую тайну странного ребенка. Малышка Кристина удивлялась, почему матушка Хильда не замечает притаившегося за молочным кувшином маленького проказника, мальчика величиной с мизинец в красном
кафтане и шляпке из лепестков жасмина, которому стоит лишь дунуть на молоко, как оно прокисает. Она огорчалась, что ее братья и сестры не видят красивых девушек в прозрачных, сотканных из паутинок летящих платьях, собирающихся на цветущей полянке за их домом, поющих песни и ткущих тончайшие кружева, вытягивая тончайшие нити из паучьего гнезда и украшая их жемчужными каплями росы. Первое время наивная разговорчивая малышка не давала прохода Хильде и ее детям, постоянно указывая пухленькими пальчиками то на темный угол сарая, где лежала обычная конская сбруя то на заросшую паутиной притолоку, то на клубки смотанной разноцветной шерсти, уверяя, что везде спрятались маленькие человечки. Они строят нам рожицы и зовут играть.
        Матушка Хильда жалела бедного благого ребенка, зато ее дети Кристину ненавидели, она стала всеобщим изгоем. Старшие, особенно Марта и Густав в отсутствие матери часто издевались и обижали доверчивую девочку. И, устав от бесконечных дразнилок, тумаков и щипков, бедняга научилась находить укромные уголки, куда никто из детей не смел сунуться, Одним из них стал темный, пыльный чулан, под лестницей, где фрау Хильда хранила ненужный и полузабытый хлам, куда сама, рассчитывая продать скарб кочующим цыганам, в поисках забытой вещи боялась сунуться, не рискуя ушибленной головой или подвернутой ногой. И лишь Кристина, как мотылек могла впорхнуть в сырую тьму и в полной безопасности проскользнуть в самый дальний закуток. Там у маленького слюдяного окошка девочка придумала свой сокровенный мир. Она отгородила угол чулана, освященного тусклым лучом солнца, пробивающегося через слюду, от темного страшного пыльного скарба старым дырявым покрывалом. Натаскала немного сухой соломы и устроила теплую уютную норку — убежище для себя и своих немногочисленных кукол. Из них лишь одна была подарена отцом, других она
сотворила сама из березовых поленьев, нарядив их в лоскуты и неумело, как получилось, нарисовав им большие глаза и смеющиеся рты. Они всегда улыбались маленькой девочке, даже когда ей было безутешно грустно и тоскливо, они всегда рассказывали ей только веселые истории.
        Один раз мерзкий Густав пытался вытащить ее из тайного убежища, но дальше полки, уставленной старой медной посудой, покрывшейся от старости зеленым ядовитым наростом, ему тогда пройти не удалось. Кристина, увидев в просвете двери его темный силуэт, от ужаса, что сейчас неминуемо получит несколько тумаков и болезненных щипков, зажмурилась, забившись в самый угол своего потаенного убежища, прикрыла голову руками и молила, молила только об одном — Испугайся! Испугайся, злобный карлик Густав!
        И в этот момент раздался нарастающий грохот падающей с полок на голову нечего не ожидающего Густава многочисленных буро-зеленных плошек, котлов, кастрюль, сковородок, а… потом, возможно это ей показалось, но нет, старые вилы сорвались с крюка и угрожающе надвинулись на обезумевшего от ужаса сводного братца.
        Густав пронзительно заверещал и заскулил как испуганная девчонка и стремглав бросился прочь из чулана, крича, что Домовой набросился на него с вилами, и маленькая Кристина, стояла за спиной у старика и зло посмеивалась! Ведьма!! Она, ведьма и дочь ведьмы!!
        Кристина, услышав тогда эти слова, впервые подумала, а почему бы нет? Если такова на тебя управа, мерзкий братец, то тогда я буду и впредь пугать тебя!
        С того самого дня, она впервые почувствовала связь с потаенным миром. Ей помогли ее друзья, кто как не Старик, будучи невидимым, для обитателей дома, но порой играющий в чулане с Кристиной в наперстки, поднял вилы на гадкого Густава? А разве не маленький модник в красном кафтане легким движением тросточки скинул с верхней полки тяжеленный медный казан, повлекший за собой лавину падающей посуды? Это были ее тайные защитники, только с ними бедная одинокая девочка могла разговаривать, жаловаться на обиды, слушать в ответ их сочувствия и многочисленные истории из другого Запредельного Мира, которые постепенно уводили ее из тревожного настоящего в прекрасную страну сказок, фантазий, волшебную страну гномов, альвов, троллей и фей. Но тайные друзья не всегда успевали прийти на помощь малышке и порой с ней случались настоящие неприятности.
        Последний раз это произошло в мае, когда Кристине исполнилось семь лет, и она вместе с сестрами играла за околицей в прятки. Марта, крупная девочка двенадцати лет вызвалась водить и спряталась за широким сосновым стволом. В круге оставались Кристина и две погодки Клара и Бертина. Стоило Марте начать считать, как дети бросились в рассыпную, сестры взявшись за руки побежали за поваленные деревья, а Кристина, вначале растерявшись, спохватилась и стремглав бросилась к ручью, чтобы спрятаться за высоким сухим тростником, густо растущим вдоль берега. Но стоило ей затаиться, как до острого слуха Кристины донесся хрустальный напев, девочка изумленно повертелась по сторонам, но не увидела, откуда раздается мелодия и лишь случайно проследив глазами за медленно плывущим по зеркальной поверхности воды упавшим кленовым листом, остановившимся у небольшого камня, заметила маленькую полупрозрачную фигурку странного существа, крошечной девушки, сидящей в тени на влажном камне и поющей красивую песнь, подобную нежному перезвону крошечных колокольчиков.
        Так она впервые встретила речную фею Гозель.
        Тогда, увидев ее в первые, Кристина долго не могла оторвать глаз от неземной красоты не выше локотка точеной фигурки, сверкающей перламутром на солнце, от длинных золотых волос, которые спустившись с валуна плыли по течению ручья, от прелестного лица, от сверкающими изумрудами глаз, от огромных ресниц, бросающих тень на полщеки. Ее остроконечных прозрачные, как у стрекозы крылья были сложены за спиной и сразу не бросались в глаза, лишь приглядевшись можно было различить их переливчатое сияние. Дивное создание, заметив, наконец, что за ней наблюдают, улыбнулась как ни в чем не бывало, сверкнув зелеными глазами.
        — Привет, Маленькая Птичка! Как поживаешь?
        Девочка слегка опешила, откуда эта красавица знает ее имя, но постеснялась спросить, она решила быть очень вежливой, приняв незнакомку, по меньшей мере, за лесную принцессу, если не королеву.
        — Здравствуйте, хорошо. И Вам того желательно. А кто Вы, красавица? И кто сказал Вам мое имя?
        — Меня зовут Гозель, я живу в этом ручье. Я слышала о тебе от Старика, но до сих пор ни разу не видела, боюсь отходить далеко от леса, хотя Он не раз приглашал меня в гости. Да и Стефан, ты же знаешь его, этот вечный модник, он уже не раз настраивал мелодию своей скрипки на мое свободное сердце, но напрасно — так ему и скажи, не заслуживает он такой красавицы как я, и никакими посулами и подарками он меня не смягчит.
        — Да. Вы настоящее очарование, я ничего более прекрасного не видела…
        — Постой Маленькая Птичка, не надо мне завидовать, у тебя все еще впереди, да и сейчас ты выглядишь прелестно, погляди в отражение.
        Маленькая фея, смеясь, коснулась острым кончиком крыла быстрых струй ручья, и вода вмиг замерла, образовав на поверхности зеркало, отразившее густой прибрежный тростник, шелестящий на ветку, плывущие кувшинки, потерявшегося испуганного мотылька, слишком далеко отлетевшего от цветущего луга и маленькую девочку, робко склонившуюся над водой.
        Кристина редко видела свое отражение. В доме матушки Хильды, как истинной христианки не было зеркал, которые добрая недалекая женщина считала источниками искушения. Лишь в бочке с водой или в оконном стекле она порой замечала свое лицо, но никогда не придавала значения тому, была ли она мила, как иногда говорили встречные люди или обычна, как многие. Это не имело никакого значения для семилетней Кристины, она еще не воспринимала себя отдельно от окружающего мира. А сейчас она впервые смотрела в глаза необыкновенно красивой девочке, так же склонившейся над водой. Смотрела в глаза, голубые словно бирюза, глубокие как небо над головой, на прелестные белокурые волосы, окружающие ее головку подобно венку или даже короне, на розовые нежные губы, приоткрывшие острые кромки белоснежных зубов. Она, не смея оторвать удивленного взгляда, смотрела в глаза девочке, внешность которой незаметно менялась, превращаясь в лицо не менее прекрасной девушки, ангела, затерявшегося в мире людей.
        Малышка, поддавшись магии превращения, боялась оторвать глаза от прекрасной улыбающейся ей из воды незнакомки. Она не замечала ничего вокруг себя, как вдруг резкий громкий хохот разрушил волшебные чары и в следующий миг, сильный удар в спину, скинул малышку в воду, прямо в центр заколдованного зеркала, которое мгновенно исчезло, вновь превратившись в струи быстро текущего ледяного ручья.
        — Что ты там увидела, маленькая дуреха? Опять разговариваешь сама с собой или нашла новых друзей, таких же одержимых как ты? Так иди — поплавай с ними вместе.
        Кристина, кубарем скатившись в стремительный ручей, на несколько секунд онемела от страха, задохнувшись от холодной горной воды. Она неуклюже бултыхалась, запутавшись в складках платья, свернувшихся в тугой кокон вокруг ее головы, ничего не видя вокруг и стараясь встать на корточки на дне ручья. Но обжигающе ледяная вода сталкивала ее ножки со скользких подводных валунов. Марта продолжала смеяться, подперев руками плотные бока, наблюдая за мучениями ребенка. Она забралась повыше на берег ручья, чтобы не пропустить самое интересное. Подбежавшие Клара с Бетиной, притихли, боясь спуститься вниз, чтобы помочь бедной девочке. Младшие сестры не были столь жестокосердны, но и не отличались храбростью и догадливостью, чтобы протянуть Кристине ветку дерева и помочь выбраться из воды. Малышке, наконец, удалось найти опору под ногами и она судорожно уцепилась обеими руками за склонившийся над водой тростник, но ее усилия были напрасны, хрупкая сухая трава порвалась и девочка опять с криком упала в воду.
        — Чертово отродье!! Каменная Душа, будь проклята твоя дурная голова, Марта!!  — внезапно послышался громкий хриплый голос. И младшие сестры с испуганными криками бросились в рассыпную. Марта же, прекратив смеяться, отпрыгнула в сторону от быстро приближающейся высокой женщины в развивающемся по ветру как вороньи крылья черном плаще. Незнакомка, отбросив в сторону свою поклажу, опираясь на толстую клюку, с невероятной скоростью, ловко подскочила к отвесному берегу ручья и замахнулась на побледневшую как полотно Марту.
        — Что ты натворила, маленькое злое чудовище??? Чем помешал тебе этот ребенок?? Пошла прочь отсюда, и моли Бога, чтобы с ней ничего не случилось, иначе на веки вечные запомнишь ты мои слова, глупая корявая свинья! Висеть тебе под потолком на крючьях!!
        По-поросячьи взвизгнув, не на шутку испуганная толстуха Марта, стремглав бросилась за давно скрывшимися за околицей младшими сестрами.
        Не теряя ни минуты, Регина осторожно ступила на осыпающийся под ее весом склон и тяжело дыша, протянула мокрому испуганному ребенку свой посох, громко сказала
        — Малышка, не бойся меня, цепляйся быстрее за эту палку и крепко держись. Сейчас я вытащу тебя.
        Когда Кристина открыла глаза, то сначала не поняла, где находится. Она не сразу вспомнила, что случилось. По всему тело разливалось блаженное тепло, а на ухо слышалось тихое мурлыканье песни на непонятном тягучем напеве. Она вздрогнула, почувствовав себя сидящей в объятьях совершенно незнакомой женщины, заботливо укутавшей ее теплым шерстяным плащом и поющей колыбельную. Кристина очень испугалась и побоялась шелохнуться, потому что признала незнакомку, спасшую ее. Это была Черная Регина, знахарка, ведовка, которую злые языки в Фогельбахе за глаза называли лесной колдуньей, летающей по ночам на помеле и ворующей маленьких детей для приготовления самых сильных колдовских эликсиров. Вот и я ей попалась, подумала бедная девочка, она меня отнесет в свое страшное каменное логово в глухой лесной чаще и сварит вместе с черными кошками в огромном котле, и никто не спасет меня…  — от страха малышка зажмурилась, сжалась в комочек и судорожно всхлипнула.
        — Ага. Наша крошка пришла в себя,  — резко прервав пение, произнесла женщина. Она немного отодвинулась от Кристины, чтобы взглянуть на нее.
        — Ой, а что это с нашей Маленькой Птичкой, почему у нее такое испуганное личико?. И слезы, готовые смыть меня в холодный ручей, вот- вот хлынут из ее прекрасных бирюзовых очей… Детка. что это с тобой?
        Продолжая всхлипывать и кутая голое тельце в плащ, девочка еле слышно пролепетала
        — Пожалуйста, во имя всего Святого, не варите меня в кипящем масле!! Можете просто подсушить на солнышке, как летучих мышей или ящериц…. а лучше. Отпустите меня пожалуйста домой, я никому не скажу, что видела Вас…
        Громкий раскатистый хохот прокатился по опушке леса. Регина откинулась назад, сотрясаемая не проходящими приступами смеха. Девочка изумленно и все еще испуганно смотрела на знахарку, продолжая сидеть у нее на коленях.
        — Ах ты глупышка!! Неужели ты подумала, что я, Великая Ведьма, сварю тебя в одном котле с вонючими дворовыми кошками и майскими жуками, да лучше я заброшу туда твою мерзкую сестрицу Марту. Там ей и место! Или дам тебе засохнуть на моей крыше, чтобы растереть в порошок для превращения в летучую мышь??? Нет, мое сокровище — ты достойна лучшей участи, ты достойна….Подарка!! Самого лучшего подарка от меня, от женщины, принявшей тебя на белый свет. Ба… конечно ты это не знала, но верь мне — это истинная правда. Вот эти самые руки первыми принесли тебя в этот неблагодарный мир. Смотри- вот мой тебе подарок!
        Регина бережно сняла девочку с колен и поставила на землю. Кристина увидела свою почти высохшую на жарком майском солнышке одежду, а рядом с ней лежащую на боку плетеную корзину, из которой, о ужас!! торчали маленькие ручки и свисали клоки волос. Малышка испугано опустилась на траву и закрыла ладошками глаза. Не обращая на нее ровно никакого внимания, Регина подняла корзину и, поправив содержимое — протянула ее девочке.
        — Выбирай, красавица! Это и будет тебе подарок от ведьмы. Каждую из них я сделала своими руками. Ничего не бойся, выбирай самую красивую, ту, что приглянется более всего.
        Кристина, раздвинув пальчики с изумлением увидела, что корзина была полна не отрезанными детскими руками и головками, а искусно сшитыми из разноцветного тряпья куклами. К мягким набитым соломой тельцам крепились изящно вырезанные из дерева или из обожженной глины ручки с колечками на тонких пальчиках и ножки в парчовых и кожаных башмачках. На глиняных головках, с приклеенной выбеленной на солнце и закрученной в локоны паклей, красовались замысловатые шляпки, украшенные сухими цветами и птичьими перьями. Девочка дрожащими руками брала одну куклу за другой, и не могла наглядеться на их красоту.
        — Ну, и какая тебе по душе, Кристина? Сделай свой выбор.  — услышала девочка высоко над собой голос Регины.
        — Не знаю, госпожа…
        — Выбери сердцем, а не глазами.
        Да как же можно было выбрать среди такого изобилия неземной красоты. Глаза бедного ребенка перебегали от одной куклы к другой. Никогда у нее не было ничего похожего. Папина кукла давно истрепалась, а березовые самоделки…. куда им до этого волшебства… Руки тянулись к каждой из красавиц, каждую хотелось взять с собой, прижать к сердцу и никогда уже не расставаться. Кристина в нерешительности брала одну игрушку за другой. Следующая казалась ей лучше прежней. У одной были невероятно красивые глаза из настоящего медового, переливающегося на солнце кристалла топаза, у другой наоборот, туфельки словно из жемчужной паутинки, скроены из тончайшей серебряной парчи, третья отличалась изящными тонко выструганными пальчиками с кольцом, сверкнувшим красивым зеленым камушком, еще одна так мило улыбалась и, кажется, подмигивала девочке, а последняя, что лежала на самом дне… а вот последняя была не такой красивой, как ее товарки, и изящных парчовых башмачков у нее не было в помине, лишь скромные ботиночки из латаной кожи, да и глаза у нее разного цвета, словно мастерице на последок не хватило одинаковых
кристаллов, один глаз сверкнул на солнце прозрачным сапфиром и другой потянул в ночь непроницаемым темным ониксом, но зато на тонкой шее последней куклы, обернутый несколько раз красовался странный кулон из потемневшего металла.
        Две змейки, обвивающие друг друга, казалось, слились в последнем смертельном поцелуе- укусе. Какой странный кулон, подумала маленькая девочка и дотронулась до него маленькими пальчиками, чтобы получше рассмотреть. Она вытащила куклу из корзинки и поднесла поближе к глазам. Регина молча наблюдала, возвышаясь над ребенком.
        — Какие красивые змейки!! Смотрите, кажется, они светлеют у меня на руке! А почему, госпожа?
        Регина продолжала смотреть в восторженные глаза ребенка и молчала. Не дождавшись ответа, девочка опять начала разглядывать куклу
        — И глазки у тебя разные, и туфелек парчовых нет. Тебя, наверное, все дразнят, Да? Подружки твои такие красивые… а ты по ночам плачешь, я знаю… ты, как и я — одна…
        Девочка робко подняла на Регину глаза
        — Госпожа — можно я возьму вот эту бедняжку?  — и, боясь, что женщина передумает, малышка испуганно прижала к груди выбранную куклу.
        Изогнув левую бровь, и слегка улыбнувшись, Регина присела на траву, чтобы ее лицо сравнялось с лицом ребенка. Она с трудом вытащила куклу из ее рук и посмотрев на свое произведение как будто впервые, весело рассмеялась.
        — Бери, Маленькая Птичка. Ты сделала правильный выбор. Если бы ты выбрала сначала не эту куклу, я бы тебя отговорила, но ты сама ее увидела, значит она действительно Твоя. Только скажи, почему именно ее ты хочешь забрать?
        — А Вы не будет смеяться?
        — Ну что ты такое говоришь? Конечно, не буду, говори как на духу.
        — Она мне прошептала свое имя, а другие молчали — тихо произнесла девочка, стыдливо потупив глаза.  — Хотите — скажу — как ее зовут??
        — Нет. Что ты!! Никому чужому никогда не говори Имя своей куклы, иначе, она перестанет быть твоей, станет обычной тряпицей. Запомни мои слова, Птичка! Запомнила? Повтори.
        — Никому не говорить имя, а почему? Почему нельзя называть имя, что такого страшного произойдет?
        Регина погладила девочку по светлым кудряшкам, уже полностью подсохшим и развивающимся на солнце подобно шлейфу от летящих зонтиков одуванчика.
        — Ничего страшного, если только ты потеряешь главное. Эта кукла будет тебе настоящей подругой, которой до сих пор не было, защитницей, собеседницей, но только при условии, что никто из людей и никогда не будет знать ее имени и слышать, как ты с ней разговариваешь. Скажи мне. Маленькая Птичка, ты часто слышишь странные голоса?
        — Голоса?
        — Я имею в виду, ты видишь или слышишь что-то, что не видят и не слышат твои сестры или взрослые вокруг?
        — Да, но только они мне не верят! Я сколько раз говорила им, что в чулане живет Старик, а в доме под притолокой — красавчик Модник. Но в последний раз поделом досталось от них гадкому Густаву, он то больше всего мне не верил и издевался!
        — Таак…  — протянула Регина.  — И что же натворили твои приятели?
        — Они наставили Густаву шишек! Столько сколько их на этой сосне! Он надолго меня запомнит и не будет больше издеваться!
        — Как бы не так глупая девочка. Теперь ты его еще больше разозлила и взбучки тебе не миновать… Ладно, пришло время охладить его пыл… Пришло мое время вмешаться. Не бойся, больше ничего худого, этот злобный гоблин тебе не сделает, обещаю.
        А теперь, ты мне пообещай, Маленькая Птичка, крепко накрепко пообещай. Повторяй за мной — слово в слово и ничего не бойся.
        Регина цепко взглянула в глаза девочки, взяла ее мягкие маленькие ручки в свои, и, полностью притянув внимание ребенка, начала говорить тихим грудным голосом.
        — Повторяй за мной. Я, Кристина Кляйнфогель, дочь Вильгельма и Иоланты, этим майским днем, перед лицом Черной Регины, перед водами горного ручья, перед шумящими надо мной соснами и елями, перед травой и цветами, птицами и тварями лесными клянусь, что более никто из рода людского не узнает моей тайны, а именно той, что слышу я голоса, вижу неведомых существ и вступаю с ними в беседы. Стоит мне нарушить клятву, грозит суровая кара, гореть мне в огне…..
        Да. Моя девочка — повторяй до конца, гореть мне в огне. Потому что я особенная. Рожденная от ведьмы и принятая на этот свет руками ведьмы. Услышьте слова моей клятвы, Лес и Ручей, птицы и звери, трава и цветы. Бог и Богиня, примите меня под защиту, помогите избежать зла людского. Да будет так!
        Не отводя взгляда от расширенных черных как сама ночь глаз Регины, девочка слово за слово повторяла странную и непонятную ей клятву, и лишь произнеся последнюю просьбу, испуганно сглотнула пересохшим от волнения ртом.
        Она быстро оглянулась по сторонам, боясь, что кто-то посторонний мог услышать ее, но нет, они были одни, и лишь легкий порыв теплого весеннего ветерка прошелестел по изумрудной траве, качнул еловые ветки, пробежался мягкой рябью по поверхности ручья и унес вдаль слова только что произнесенной клятвы. Через несколько мгновений лес вокруг тихо вздохнул в ответ, приняв обещанное, и пообещав испрошенное, и опять наступила звенящая тишина.
        Регина не торопясь, переодела девочку в высохшее платье.
        — Вот и все, малышка, забирай мой подарок и помни о сказанном.
        Будет скучно или грустно на душе — просто согрей кулон в руках и поговори со своей новой подружкой. А мне пора в путь, в Марцелль, на ярмарку, продавать своих красавиц таким же как ты умненьким девочкам. Прощай.
        Регина наклонилась и нежно поцеловала девочку в лоб.
        Кристина впервые шла в Марцелль одна. Пешком через лес. Время подошло, девочка выросла и Вильгельм скрепя сердце уступил просьбе, отпустить ее в соседний город одну.
        — Отец, мне уже пятнадцать, ну что со мной может произойти, Вы сами подумайте? Сколько раз мы вместе с Вами были в Марцелле, приезжали на Пасху и Вознесение, на рождественские ярмарки, я знаю там каждый дом, каждую ремесленную лавку, ничего со мной не случится. И в лесу обещаю быть осторожной, я не ступлю в сторону от обоза, обещаю, отец.
        Вильгельм грустно смотрел на Кристину, как быстро прошло время, пятнадцать лет пролетели незаметно, его малышка превратилась в необычайно привлекательную девушку, с белокурыми волосами и глазами, сверкающими, словно лесные озера. Как она похожа сейчас на его любимую Иоланту, на ту, которую давным- давно повстречал в Бамберге и потерял сердце навсегда. Все, что от нее осталось — малышка Кристина, родившаяся ценой жизни его любимой жены. Но время действительно пришло, маленькой птичке пора вылетать из родного гнезда, да спасет ее Бог от нечаянных опасностей и бед.
        Скрепя сердце, дав последние наставления и написав несколько строк знакомому в Марцелле трактирщику, Вильгельм вручил дочери деньги на покупку канифоли и закончившихся эмалей. Потом перекрестил Кристину на прощанье и сказал.
        — Слушай меня внимательно — если все успеешь купить засветло, то постарайся найти кого-нибудь из Фогельбаха, знаю, что наш кузнец вместе с сыном отправился в город пару дней назад, лавочница Гертруда должна так же вести галантерейные товары из Фрайбурга, она может заночевать в Марцелле, найди их, не возвращайся одна. Если никого не встретишь, прошу — останься у Дитриха, того трактирщика, где мы с тобой всегда обедали, он помнит тебя, скажи, что Вильгельм попросил дать ночлег и передай мое письмо… Только не смей возвращаться одна на ночь глядя. Завтра из Фрайбурга через Марцелль к нам пройдет обоз со скобяными товарами. Вернешься с ним. Ты все поняла, дочка?
        — Да. Отец, не беспокойтесь Вы так. Все будет хорошо. Обещаю.  — Кристина ласково посмотрела на осунувшегося Вильгельма. Отец сильно устал последнее время, выполняя заказ герцогини фон Бэрен. Осталось совсем немного, он скоро завершит прекрасный резной триптих для стоящейся в ее имении часовни. А пока необходимо пополнить запас закончившейся дорогой эмали для его отделки. (Кристина зажмурилась и замечталась) И тогда на обещанное вознаграждение отец купит мольберт и краски, ей не терпится начать рисовать, не угольком на обрывках бумаги или досках, а по настоящему, как именитые художники, в лавки которых она с благоговением заглядывает в Марцелле, и сегодня, обязательно, хоть на несколько минут, но забежит. Вдохнет волшебный запах сухих красок, лаков и свежих загрунтованных холстов и на миг почувствует себя волшебницей. Только где это видано, чтобы девушке доверили кисть и позволили рисовать, это удел мужчин. Кристине оставалось лишь надеяться, что сегодня в лавке будет работать Яков Циммерман, молодой портретист, учившийся живописи в самом Фрайбурге. Он порой разрешал девочке присутствовать при
работе и даже просил помыть мастихины, а порой, если повезет, растереть краски и смешать нужный оттенок. Это было первым большим секретом Кристины, ее отец ни в коем случае не должен был знать, где пропадаем дочь, когда он засиживается в трактире у Дитриха за галлоном доброго пшеничного пива.
        А вторым большим секретом Кристины Кляйнфогель, вернее сказать великой тайной от всех людей, скрепленной клятвой, данной лесной ведьме одним майским днем на опушке, было то, что она уже очень давно жила не одна в этом Мире. Только отца она не могла успокоить, что у нее много друзей и подруг. Вильгельм Кляйнфогель был обыкновенным человеком и не мог видеть того, что с самого рождения видела его маленькая дочь, рожденная весенним днем от Иоланты Шенборн, уроженце Бамберга, бежавшей из города вместе с матерью страшной ноябрьской ночью 1660 года, когда в нем запылали первые костры.
        Вот и сегодня, выйдя за окраину Фогельбаха, Кристина, присела на поваленное, все заросшее мягким как перина мхом дерево и оглядевшись по сторонам, тихо сказала
        — Петер, хватит прятаться, выходи. Я одна, и мы можем поболтать!
        Стройный молодой человек, одетый в зеленый, расшитый золотом сюртук, короткие штанишки болотного цвета и изумрудные туфли с загнутыми мысами, вышел из — за ближайший разлапистой елки и почтительно снял шляпу, длинное фазановое перо прочертило затейливый узор на земле.
        — Приветствую тебя, Маленькая Птичка!
        На тонком почти прозрачном лице паренька заиграла радостная улыбка, он, сверкнув золотом глаз, еще раз с почтением поклонился и нахлобучил головной убор, спрятав под ним длинные остроконечные уши.
        — И я приветствую тебя, Зеленый Петер. Почему так долго не приходил в гости?
        — Ой, сударыня, нижайше прошу прощения, но Ваш покорный слуга был занят подготовкой бала в честь Летнего Равноденствия, на который ты любезно приглашена, как всегда.
        — Не оправдывайся Петер, я знаю, чем заняты твои мысли сейчас, никак не муштрой музыкантов и не выращиванием декораций, признайся, неужели альва Элло так и не открыла тебе свое сердце?
        Зеленый человечек, понурив голову, молча стоял около Кристины, грустно смотря на свои сверкающие изумрудами, влажные от утренней росы туфли. Он был немного меньше ее ростом, еле доходил до плеча, поэтому растроганная девушка, прижала его к себе как младшего брата и пожурила
        — Петер, бедный мой дружок, имей терпение, если я встречу Элло, то обещаю замолвить за тебя словечко! Расскажу, какой ты бравый парень, мой защитник! Ведь никто из лесных больше не вызвался проводить меня в Марцелль, только ты, да Гозель… Кстати, где эта проныра? Вечно ее приходится ждать.
        В этот момент кто-то ущипнул Кристину за левое ухо и прошептал
        — Ах ты вредина! Я уже давно сижу у тебя на плече и подслушиваю. Но только мой тебе совет, Зеленый Петер- сказала появившаяся за спиной девушки знакомая нам полупрозрачная малышка с крыльями стрекозы — не теряй времени, я часто вижу Элло в компании горного Удольфа, он не скупится на дары для твоей несравненной, но корыстной избранницы.  — И проказница тонко захихикала, ее смех прозвучал в воздухе как маленький хрустальный колокольчик.
        — Гозель, малышка, не расстраивай Петера, а то если он заплачет, трава на пастбищах прогоркнет, молоко у наших коров испортится, и люди будут вновь подозревать, что в Фогельбахе поселилась ведьма.
        Тихо скрипнула дверь, и немного наклонив голову, Кристина с замиранием сердца заглянула в святую святых, в волшебный мир, знакомый ей с раннего детства, манящий, исполненный сказочных образов, запахами масел и лаков. Влажного ванильного аромата, исходящего от свежее выпиленных подрамников и сухого теплого от прогретых под солнцем холстов на старых, трескучих мольбертах… Мир, предвещающий рождение новых фантазий, отражающий полет воображения мастеров, творящих здесь, в маленьком одноэтажном домике, в центре Марцелля. Мастерская, искрящаяся волшебным светом, проникающим сквозь мозаичные витражи, стояла недалеко от рыночной площади, и принадлежала отцу ее старинного друга Якова, юного подмастерья, чьи краски она растирала, считая это великим благом, дарованным ей небесами.
        — Есть здесь кто? Яков, ты тут?  — тихо позвала Кристина, призывая темноту и глубоко вдыхая желанный, искушающий, знакомый с детства аромат, сопровождающий рождение чуда.
        — Это, я, Кристина. Яков, отзовись?
        Тихий звук скрипящих деревянных половиц и легкое прикосновение руки вызвало у нее неожиданный прилив крови и резкое сердцебиение.
        Он испугал ее, внезапно появившись их соседнего подсобного помещения.
        Молодой человек, одетый в темно-серую холщевую рубаху ремесленника, высокий, ссутулившийся, невольно старающийся скрыть свой рост, чтобы уместиться в невысоком помещении мастерской, осторожно дотронулся до ее плеча, скрывая счастливую улыбку.
        — Кристина, малышка, это ты?
        Кристина резко обернулась и на секунду потеряла дар речи, увидев своего старого приятеля.
        Да, слишком долго она не навещала Марцелль. Ее наставник, ее друг детства, юный подмастерье, слишком быстро повзрослел, незаметно превратившись в привлекательного молодого мужчину, взволнованного, зардевшегося, словно маковый цвет и готового сейчас провалиться сквозь землю по неизвестной для Кристины причине.
        Так странно…Он прячет от нее глаза, он боится взглянуть на нее как прежде и улыбнуться, что говорить о том, что он никак не осмелится как прежде щипнуть ее за бочок и пошутить насчет ее растрепанных разноцветных бантиков, которыми она не стеснялась украшать не только свои белокурые косы, но и одежду. Бантики, словно веселые летние бабочки дарили девочке иллюзию счастья и соприкосновения с тайной.
        Что стало с ее Яковом? Почему он прячет от нее лицо, как будто совсем не рад ее видеть.
        Она, несмотря на странность встречи как обычно обняла юного учителя, неуклюже уткнувшись носом в лямку его высокого кожаного фартука и с наслаждением вдохнула столь родной и знакомый аромат одежды и волос, казалось навечно впитавших в себя волшебные запахи красок. Яков всегда был для нее самым главным чародеем, умевшим создавать удивительные миры, образы легким движением кисти. Кристина боготворила его, но сейчас, по привычке прижавшись лицом к груди, испытала, неведомое и странное чувство отчуждения и испуга. Яков дрожал всем телом. Какое чародейство подействовало на ее доброго друга, превратив в совершенно незнакомого, пусть более привлекательного, но все же другого человека, который настораживал ее и вызывал недоумение? Что же произошло за то время, пока она не навещала Марцелль? Чьи злые заклинания изменили его? Или ее саму? Что случилось с ними, и почему нет прежнего беззаботного веселья при встрече? Дружеских ужимок, шуток, тумаков, нет беззаботных приветствий и поцелуев, невинных, легких, ничего не значащих? Словно между ними выросла стена, но то была не стена отчуждения, это была граница,
разделившая вдруг два мира, таинственных и интересных, безумно жаждущих друг друга.
        — Яков, милый, почему ты так странно смотришь на меня? Что в моем лице кажется тебе чудным? Или у меня выросли невидимые рожки?  — Кристина недоуменно ждала ответа от молодого мастера, который неоднократно останавливал на ней долгий удивленный взгляд, пока она по своему обыкновению, присев у его мольберта, растирала приготовленные для работы над портретом пигменты.
        Молодой человек смущенно потупил взор и внезапно покраснел, поникнув головой. Волнистые темно русые волосы в обеих сторон сомкнулись на его лице. Но лишь на миг, потом он поднял на Кристину теплые карие глаза и широко улыбнулся, рассеивая все опасения.
        — Кристина, прости. Ты изменилась, невероятно похорошела, что я теряюсь, ты ли та маленькая хрупкая девочка, вечно рассказывающая мне сказки и удивительные истории про Старика и маленького Модника? Где тот светловолосый ангелочек, чей мелодичный голос напоминал мне звуки небесных колокольчиков…
        — Яков, я тебя не понимаю, то ты говоришь мне, что я похорошела, то тоскуешь о потерянном ангеле, так кем я стала ныне? Почему ты продолжаешь прятать от меня взор?
        — Я теряюсь, госпожа…
        — Яков, что с тобой, ты ранее никогда не величал меня так… Брось, не пугай меня, скажи, что не так?
        Кристина отложила склянку с пестом в сторону и взяла молодого художника за руку, требовательно заглянула ему в лицо
        Бедняга от волнения покрылся пунцовыми пятнами, рука его задрожала, дыхание сбилось. Старательно пряча глаза от настойчивого взора Кристины, он с трудом выдавил
        — Госпожа… Простите… Кристина, почему ты так давно не приезжала в Марцелль? Я запомнил тебя нежным хрупким созданием, помнишь, я делал с тебя наброски для местной часовни? А ныне… Я преклоняю колени перед твоей божественной красотой, из ангела ты стала…..подобна Мадонне…
        Кристина испуганно приложила пальчики к его губам.
        — Тихо. Молчи!! Не дай Бог, услышит тебя лихой человек и обвинит в ереси… Не можно простому грешному, тем более женщине, уподобляться святой. Не смей даже в мыслях меня с ней сравнивать, иначе беды не избежать…
        — Но Крест Святой, любезная моя Кристина, что с тобой случилось за этот год? Ты расцвела подобно розе в мае, подобно нежному бутону пиона… Подобно…
        — Бедный мой друг. Ты слишком давно не видел меня, вот и позабыл…. но не беда. Теперь я буду чаще наведываться в Марцелль, отец, наконец, то смирился с тем, что его Птичка подросла, оперилась и может сама вылетать из гнездышка
        Кристина весело рассмеялась, быстро чмокнув все еще смущенного художника в пунцовую щеку.
        — Так что мой дорогой мастер, возьмете меня в подмастерья с небольшим вознаграждением за хорошо разведенные краски и вымытые кисти??
        Яков немного придя в себя, наконец, улыбнулся и по старой привычке легко ущипнул Кристину за локоток
        — Беру тебя в подмастерья, мои оперившийся Ангел. Ты надолго сегодня к нам залетела или лишь на мгновение? Смутить бедного художника, лишить его покоя и украсть навеки его сердце?
        Кристина все еще не могла взять в толк, что происходит между ней и ее давнишним приятелем, ее кумиром, человеком, мастерством и талантом которого она восхищалась с раннего детства, считая именно его ангелом сошедшим на грешную землю с небес, чтобы на простом холсте создавать сказочные пейзажи и изображать лица людей, подобно их отражению в зеркале или даже лучше. Ей даже показалось, что бедный Яков чем-то заболел, поэтому он так странно смотрит и говорит чужие слова. Может, немного подождать и хворь его как рукой снимет?
        Кристина внимательно взглянула на художника, склонившегося над холстом с изображением высокого господина в темно синем камзоле, держащего на руках хрупкую левретку.
        "Почему я никогда не замечала, что он хорош собой?  — невольно думала девушка, разглядывая живописца,  — у него приятное открытое лицо, кудри отливают на полуденном солнце бронзой, а глаза… У него глаза искрятся на солнце подобно кристаллам, нет, они словно налившиеся соком вишни в саду у матушки Хильды… Он строен, хорошо сложен. Наверное здесь в Марцелле во время святочных гуляний у него нет отбоя от девушек… Яков… И имя его звучит как…. Как перезвон колокольцев… Почему я не замечала всего этого раньше? Святая Дева, он красив, словно принц из сказки об Элизе и ее братьях, что рассказывала нам матушка Хильда…… И что же мне теперь с этим делать?
        Оставим на время погруженную в сердечные раздумья бедняжку, дадим ее мечущейся душе немного успокоиться и вспомнить, наконец, с какой целью она приехала в славный город Марцелль.
        Громкие крики, перемежающиеся с детским смехом, заставили вздрогнуть замечтавшуюся девушку, она резко приподнялась и, чуть не опрокинув на пол ступку с пигментом, стремительно бросилась к выходу из мастерской. Яков проводил ее удивленным взглядом и тяжело вздохнув, вернулся к работе. Заказчик должен был подойти с минуты на минуту.
        Сначала Кристина заметила лишь галдящую людскую толпу, окруженную любопытной стайкой детей, старающихся протиснуться через тела зевак. Некоторые маленькие хитрецы, опустившись на колени, успешно пробирались в центр между ног зазевавшихся взрослых.
        Не мешкая ни минуты, Кристина подскочила к кучке людей гудящей словно рой пчел и улучив возможность, подобно ужу проскользнула в ее центр.
        Там находился чудный пестрый шатер, возвышающийся над повозкой, игрушечный балаган странствующих кукольников, дающий чудное представление, приносящее столь много удовольствия окружившим его благодарным зрителям, большим и малым, с горящими от восторга глазами, радостно смеющимся и улюлюкающим.
        Артисты разыгрывали сценку про скупого священника, собирающего подати у своей паствы и не брезгующего похлопывать по круглому заду то аппетитную торговку, то наивную пастушку.
        Зрители радостно приветствовали смелые шутки бродячих артистов, не боясь вслух сравнивать кукольного сборщика податей с алчном прототипом — отцом Казимиром, протоиреем местной церкви, грустно прославившимся не только своей невероятной жадностью, но и похотливостью и чревоугодием. Люди смеялись от души над его нелепыми ужимками и причудами. Кристина не заметила сколько времени, она порой согнувшись до земли от хохота, вся мокрая от слез, простояла перед лоскутной пестрой сценой. И лишь, когда смешное представление закончилось, и кукольник, вежливо откланялся не желающим расходиться зрителям вместе со своими куклами, держа их на обеих руках и одновременно склоняя деревянные головки глупца священника и толстой грудастой торговки, девушка наконец, вспомнила, что так и не выполнила наказ Вильгельма и не купила закончившиеся у отца эмали. Вежливо раздвигая зевак, она выбралась из толпы и машинально протянула руку к поясу.
        И… похолодела… Ее кошелька не было на месте, оставался лишь небольшой лоскуток срезанной ткани, к которому он крепился на ремне. Кристина повернулась несколько раз вокруг, но нет, никого рядом уже не было. Удачливый воришка давно скрылся из глаз, довольный немалой добычей, украденной у наивной простушки, которая разинув рот, забыла обо всем на свете, любуясь представлением.
        От ужаса у Кристины все поплыло перед глазами. Что скажет отец? Он впервые доверил ей, одной отправится в Марцелль, он поверил, что она стала взрослой и ответственной. А что теперь? Как она скажет ему о краже?
        Горькие слезы обиды и раскаяния застили Кристине глаза и она, не обращая внимания на расходящуюся толпу зевак, обреченно опустилась на мостовую. Что теперь будет? У нее не осталось денег даже на обратную дорогу в Фогельбах, не говоря уже о ночлеге у Дитриха.
        Бедная девочка плакала от обиды и злости на саму себя. Никому вокруг не было до нее дела. Неизвестно сколько бы просидела она еще, обхватив колени, сжавшись в комочек на грубых камнях мостовой центральной площади Марцелля у подножья майского дерева, украшенного развивающимися по ветру разноцветными лентами… Как вдруг…
        — Что-то я не вижу приказа бургомистра об открытии нового фонтана посреди рыночной площади? А ты, Хассо? Эй, девушка, ты затопишь нас. Всех сейчас смоет в окружной ров.  — послышался насмешливый голос, прозвучавший казалось с небес.
        Кристина испуганно подняла голову и увидела нависшие над ней две темные фигуры. Черты лиц она не смогла разглядеть из-за слез, не прекращавших литься из ее глаз.
        — Ну-ка, красавица — вставай!
        Один из незнакомцев протянул ей руку, но она не спешила последовать его совету, с интересом разглядывая браслет на красивой смуглой кисти молодого мужчины. Две серебряных полоски браслета были скреплены друг с другом свившимися, будто обнимающими друг друга змейками, Змейки ненароком напомнили ей кулон, украшавший шею ее подружки куклы. Прищурив заплаканные глаза, она разглядела, что на самом деле змеиные тела заканчивались оскаленными волчьими головами. Браслет сделал свое дело, девушка заинтересованно посмотрела наверх и невольно улыбнулась, столкнулась с золотыми искорками, сверкнувшими в смеющихся глазах одного из незнакомцев. Опираясь на любезно предложенную руку, Кристина поднялась, смущенно растирая слезы по щекам, не имея сил отвести взгляда от улыбающегося молодого человека. Немногим старше ее самой. На голову выше, стройный, широкоплечий, он держался величаво, был богато, тем не менее небрежно одет. Кожаный с затейливым стеганым узором жакет надет поверх широкой распахнутой на груди сатиновой рубахи из тонкого тосканского полотна. Грудь незнакомца украшал замысловатый шелковый шнурок с
блеснувшим на солнце крупным прозрачным как слеза камнем. Широкий пояс на бедрах, отделанный серебряными вставками, изображавшими волков, такие обычно продают на ярмарке в Фрайбурге приезжие купцы из Аппенцеллера, был с обеих сторон утяжелен ножнами с торчащими из них в обе стороны кинжалами. Прямые темные волосы, поддавшись порыву ветра, закрыли на секунду его улыбающееся чистое лицо. Незнакомец небрежно и очень изящно убрал их, открыв большие золотисто-карие глаза, внимательно, уже без улыбки, и с большим интересом смотрящие на Кристину. Его нежный юношеский подбородок украшала аккуратно выстриженная на испанский манер бородка. Прямой точеный нос и красиво очерченные губы со слегка заметными пушком тонких усов завершали весьма соблазнительную картину молодого богатого красавца. Да, незнакомец был хорош собой. И Кристина, отметив это про себя, смущенно потупила покрасневшие от слез глаза, на миг позабыв о страшной потере. Лишь одна мысль сейчас терзала ее душу — наверное, я ужасно выгляжу, вся опухла от слез, как все неловко получается…Господи, о чем же я думаю?
        — Позвольте мне назвать свое имя, красавица, и осмелиться спросить Ваше. И потом узнать причину горьких слез.
        Кристина снова встретилась с теплым лучистым взглядом незнакомца и невольно улыбнулась.
        — Михаэль, по прозвищу Люстиг к Вашим услугам, маленькая госпожа!  — произнес молодой человек и нарочито низко поклонился, немного по шутовски, дотронувшись правой рукой камней на мостовой. Выразив свое почтение, он хитро взглянул на девушку исподлобья, и скрыв кривую усмешку, замер в ожидании ответа.
        Девушка смутилась и чувствуя, что краска заливает ее лицо, поспешила представиться
        — Кристина. Кристина Кляйнфогель, по прозвищу Маленькая птичка из Фогельбаха.
        — Ух ты! -
        Громкий смех сразу же прервал ее приветствие. Запрокинув назад голову и подперев бока, Михаэль от души рассмеялся.
        — Отлично, будем знакомы, Маленькая Птичка по имени Кристина. Вот не ожидал встретить Вас так скоро… Намного наслышан о твоей красоте. И слухи эти оказались правдивы.
        Люстиг отступил на шаг, с интересом разглядывая Кристину.
        Девушка оторопела. Странное чувство нахлынуло на нее. Душа взмыла в небеса, словно легкое перышко и закружилась на волнах ласкового южного ветра. Засияло солнце и все вокруг заискрилось радужными переливами. Новый знакомый бережно взял ее сердце в теплые руки и нежно прикоснулся к нему губами… Разве с вами так не бывало? С первого взгляда и навсегда…
        — А это мой брат — Хассо.
        Михаэль крепко обнял стоящего рядом с ним молчаливого паренька с светлыми коротко остриженными, торчащими словно ежовые иголки волосами, за плечи и шутя, подтолкнул вперед.
        Споткнувшись о булыжник мостовой, Хассо почти столкнулся с испугавшейся и отскочившей от него Кристиной, он смущенно закашлялся и поспешил отступить в сторону. Прозрачные голубые глаза его мрачно сверкнули и вмиг потухли. Грубоватое лицо хмурого парня, сохранившее следы недавно пережитой оспы побагровело от стыда…
        Хассо не любил выглядеть смешным, тем более в присутствии незнакомки.
        Спрятав смущенный и недовольный взгляд под кустистыми бровями, он глухо произнес:
        — Госпожа, посмотрите — это не ваша потеря?-
        и протянул Кристине завернутый в рваные тряпицы предмет.
        Кристина с опаской взглянула на странную находку и радостно вскрикнула, признав в ней свой несчастный, недавно срезанный с пояса кошелек. Она невольно протянула к нему руку и в тот же момент с ужасом отдернула ее, пальцы Хассо державшие его были местами покрыты следами запекшейся крови.
        Далеко от Марцелля, в лесной избушке, стоящей на берегу стремительно бегущего горного ручья, скрытой от любопытных людских глаз столетними елями и хранимой северными ветрами, Регина, склонившаяся над очагом, источающим ароматы готовящихся целебных снадобий на миг закрыла глаза, тяжело вздохнула и тихо, чуть слышно произнесла.
        — Свершилось, девочка моя. Судьба настигла тебя. Спаси и сохрани нас, Великая Богиня….
        Михаэль Люстиг, незаконнорожденный сын баронессы Магдалены фон Бэрен,
        пришел в мир людей при свете пятнадцатой июльской луны в небольшом
        крестьянском доме на краю Фогельбаха. В великой тайне от всех. Судьба распорядилась таким образом, что он смог вернуться в замок Шварцштайнфаль лишь после семнадцатой весны. Мальчик был выкормлен и поднят на ноги вместе с родным сыном старшей сестры Магдалены, жившей среди глухого леса в добровольном затворничестве от людей, и носящей имя Регины фон Берен. Известной в народе как Черная Регина.
        Баронесса осмелилась открыть двери замка сыну лишь после смерти мужа и старшего сына. А до этого редкие весточки и гостинцы приходили от нее в затерянный уголок Черного Леса, где на берегу маленького горного ручья, среди чащобы притаилась аккуратная избушка. Под ее крышей, покатой, спустившейся почти до земли, покрытой хвойным лапником, росли, не зная горя и человеческого зла два мальчугана, два брата- родной сын Регины Хассо и приемный — племянник Михаэль.
        Детей баюкали домовые служки, в солнечные погожие дня под аккомпанемент тончайших золотых свирелей им пели песни прекрасные феи, в дождь порывы ветра, гнущие до земли столетние ели, сменяли волшебные напевы маленького народа, а ночью под огромной луной зачарованную арию завершала дружным воем волчья стая, собравшаяся вокруг дома плотным кольцом.
        Мальчики росли в мире чудес, не придавая ему ровно никакого значения.
        Это был их мир, другого они не знали. Непоседы гонялись в салки с быстрокрылыми эльфами на освященных солнцем лужайках, ловили несчастных сачком, словно больших мотыльков. Отпускали их на волю, лишь, когда крылатые создания соглашались исполнять загаданные желания. В детстве желания мальчиков были просты и наивны, и их осуществление не доставляло большого труда волшебным существам. Когда же дети подросли, взрослые желания уже не представляли никакой опасности для эльфийского народа, потому что люди переставали видеть обитателей затаенного мира. Так всегда было. И будет.
        Для повзрослевших мальчиков нашлись куда более интересные занятия. Хассо, попробовав раз душистый травяной настой, что готовила для себя Регина из сбора белладонны, шалфея, мелиссы, вербены и корня мандрагоры, который тайком выкапывала из-под качающихся на ветру висельников, не преминул угостить волшебным варевом не менее любопытного брата. Странный сон сковал их, оба подростка без сил опустились на шелковую траву лужайки и оставили человеческие тела, перекинувшись в волков. Они метались по лесу, наслаждаясь обретенной свободой, невероятной скоростью и легкостью, неведомой силой, что кипела в них, вызывая щенячий восторг. А более всего радуясь приходу потаенного мира, который с недавнего времени закрыл двери, а сейчас вновь сверкал, рассыпая вокруг волшебные радужные краски. Они, повизгивая от восторга, катались кубарем по изумрудной траве, купались в росе, прыгали за порхающими бабочками, ловили собственный хвост. Они снова вернулись в детство. И лишь власть Регины смогла освободить неучей от волчьих чар, которые звали их оставить прошлое, навеки слиться с шепотом леса, спустившись по лунной
дорожке на дно озера. Найдя опьяневших от настоя подростков на лесной уже погрузившийся во влажный сумрак опушке, она растолкала их, влив в рот несколько капель эликсира, маленькую бутылочку с которым она всегда носила на кожаном шнурке у пояса. Наградив нерадивых тумаками, ведунья строго настрого запретила подбираться к ее травам без спроса, пригрозив, что когда они оба превратятся в мерзких жаб, то она и глазом не моргнет, чтобы их спасти. Но таинственная волчья кровь уже играла в жилах испуганных, но довольных мальчиков. Единожды познавшие свободу под светом луны никогда не возвращались назад. Они тоже не вернутся. Регина это знала и сделала все, что могла, чтобы обезопасить детей. С того дня на их руках красовались серебряные браслеты, дающие им власть над зовом Леса, две переплетенные змеи с волчьими головами, охраняли их человеческую суть, возвращали назад из затянувшегося волшебного сна.
        Лишь два условия поставила им Регина, перед тем как разрешить пользоваться настоем. И они поклялись их исполнять.
        Ни в коем случае не снимать браслетов перед сном и никогда не пить дурман в полнолуние.
        — Мой серебреные обереги не справятся с властью полной луны, ее холод зачарует вас и уведет по мертвой тропе за опасную грань, откуда вернуться могут только счастливчики, лишь те, кто познал вкус человеческой крови и плоти и нашел в себе силы отказаться от нее.
        И мальчики исправно следовали произнесенной клятве, до того самого дня, когда Хассо пропал в первый раз.
        Это произошло в ночь накануне полной луны.
        Он не вернулся из зачарованного сна, его тело лежало на кровати, не подавая признаков жизни. Михаэль, проснувшись, некоторое время не беспокоился за брата, полагая, что он досматривает пришедший на смену волчьему человеческий сон. Полуденное солнце уже слепило глаза, когда в его голову закрались первые подозрения. Михаэль вернулся в комнату к неподвижному телу Хассо и первым делом проверил его запястье. Браслета на нем не было. Проклиная глупца, парень бросился на поиски Регины.
        Мать, узнав о случившимся, помрачнела, словно туча перед грозой, и сквозь сжатые от бессильной злобы зубы прошептала — " Черная Кровь проявила себя"
        Чья кровь?  — хотел спросить Михаэль, но неосторожные слова замерли у него на губах, испугавшись разъяренного взгляда кормилицы. Она не теряя ни минуты, прошла в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь.
        — Не заходи сюда ради спасения своей души, сынок,  — услышал Михаэль ее глухой голос и послушно вышел на освященный солнцем двор.
        Они вернулись в свои тела лишь через два дня. Регина, мрачная, уставшая, заметно постаревшая. Хассо, возбужденный, бесноватый, с блуждающим взором, с резкими неуверенными движениями, словно он примерил тело, ранее не принадлежащее ему.
        Должно было пройти некоторое время, чтобы молочный брат стал походить на прежнего человека. Именно походить, потому что прежним он уже не был. В глубине его глубоко посаженных прозрачных глаз с той поры горели две красные точки, следы человеческой крови, которую он вкусил по собственной воле.
        Михаэль никогда не расспрашивал Регину, как ей удалось вырвать сына из-под власти полной Луны, она никогда сама не вспоминала. Но кроме оберега, который ведьма принудительно одела ему вновь на руку, она прочертила острым ногтем на груди Хассо рунический защитный знак, вспыхнувший синим огнем, проникающим под кожу и оставившим на ней след непреходящего ожога. Но по грустному лицу кормилицы, Михаэль понял, что зов человеческой крови уже не оставит его брата, а совершенные заклятия сдержат его до тех пор, пока жив человек, наведший их.
        Время шло. После этого трагического случая, молодые люди почти перестали использовать зачарованное зелье, позволяющее проснуться в волчьем теле.
        На смену одному увлечению пришло другое. Они открыли для себя мир соблазна, телесных удовольствий, они почувствовали другой Зов. Зов плоти.
        Потаенный Мир вновь захлопнул перед ними двери, но в этот миг распахнулись другие, приглашающие их вкусить радость любовных утех.
        Между братьями началось негласное соревнование, сколько женских сердец им удастся покорить. На шутовском рыцарском щите Михаэля красовалось уже не менее двадцати разбитых сердец, Хассо дышал ему в спину, не отставая. Наивные пастушки и красивые молодые пастухи, приводившие стада на залитые солнцем лужайки, стали их первыми добровольными, неопытными жертвами. Негласная слава о прекрасных лесных братьях быстро распространилась за пределы Черного Леса, перелетая по местным деревушкам от уха к уху осторожным и смущенным перешептыванием. Богопротивные слухи метались по ветру подобно верховому пожару и сводили с ума любопытных молодых крестьянок, чье наливное тело только и ждало запретных утех, волновали голодных вдовушек, изнывающих без мужской ласки и наконец добралось до вонзившихся в небеса каменных башен замка Шварцштайнфалль.
        Магдалена, услышав от камеристки очередную скабрезную историю, о похождениях лесных братьев, невольно улыбнулась, приближался срок, назначенный Богом ее мужу. Барон фон Берен доживал последние дни, мучаясь от горячки, иссушающей его немощное тело. По иронии судьбы смерть супруга откроет врата дома бедному изгою, незаконнорожденному выродку. Бастарду. Осталось недолго.
        Как она соскучилась по любимому мальчику. По его мягким темным кудрям, по золотым глазам, теплые оттенки которых играли словно сосновая смола на солнце, по нежным губам и соблазнительному румянцу на щеках.
        Как омерзительны ей прикосновения и ласки старшего сына, Витольда, копии своего угасающего тщедушного отца. Бледный призрак, Витольд фон Берен, ты отвечаешь данному тебе челядью негласному прозвищу Злобный дух, при встрече с которым горничные неистово крестятся и пытаются спрятаться, потому что ты одержим любовной горячкой не меньше своего красавца младшего брата. Но болезнь твоя совсем другого толка…
        Мать лишь могла догадываться о злобной страсти старшего сына, темные слухи о которой черными воронами кружили по окрестным деревням. Но она намеренно закрыла глаза на свидетельства похищения и истязания несчастных, преимущественно девственниц сворой богатых извращенцев, возглавляемых Витольдом.
        Магдалена, срок которой приближался к сорока, доживала свой век в постоянных молитвах, всенощных бдениях и самоистязаниях розгами, посвятив душу Всевышнему, преобразив свою патологическую плотскую страсть в страсть благодатную.
        Необходимо добавить так же, что Михаэль, получивший впоследствии прозвище Люстиг, за свой благодушный веселый, легкий нрав, не догадывался, что с Хассо его связывает не только молочное, но и кровное родство. Черная Регина исправно исполняла данное младшей сестре обещание — сохранить от мира в тайне их связь. Для Михаэля она оставалась любимой кормилицей, и лишь со стороны можно было увидеть, насколько внешне они походили друг на друга. Мальчик унаследовал от тетки густые темные волосы, правильные благородные черты лица, нежный рисунок губ, немного раскосый разрез крупных золотисто карамельных глаз.
        Хассо, напротив, ни в коей мере не напоминал родную мать. Небольшого роста кряжистый, словно дубовый ствол. Движения его в отличие от изящных размеренных жестов Михаэля, были резкими и порывистыми. Лицо, отмеченное следами оспы, с крупным носом и тонкими злыми губами выглядело, словно вытесанным из дерева неумелым плотником. Но стоило задержать взор на его небесно голубых глазах, прозрачных словно воды горного ручья, как грубые черты лица преображались под их волшебным блеском и глубиной и складывались в привлекательный образ. Возможно, он походил на своего таинственного отца, имя которого знала лишь Регина, и свято хранила в душе.
        Во второй раз Хассо пропал на исходе полной луны, спустя день, когда Михаэль впервые повстречал Маленькую Птичку.
        Регина более не отправлялась на поиски нерадивого ослушника. В полночь она вышла на берег озера, в водах которого переливалась мертвенными бликами хозяйка Ночи, и прочертив на ее отражении защитный знак произнесла заклинание, призывающее Хассо вернуться.
        Ближе к рассвету она заглянула в комнату к дремавшему Михаэлю и тихо произнесла.
        — Если к убыванию он не вернется, люди в деревнях откроют охоту на вервольфа. Я бессильна ему помочь. Защита моя содрогается под натиском жажды людской плоти.
        Михаэль испуганно молчал.
        — Сынок, чтобы не случилось, прошу не оставляй глупого Хассо, он сам не ведает, что творит. Рожденный от дьявола никогда не вознесется в светлые чертоги… Пообещай мне!
        Люстиг кивнул, соглашаясь с неведомым.
        В сладкий сон вкралось странное ощущение ползающей по телу гусеницы. Кристина видела себя, лежащей на облаке, плывущем высоко над землей, над сказочными замками, вонзившими острые шпили в бескрайнее лазурное небо, над голубыми зеркалами озер, сверкающих на солнце, над изумрудными пушистыми лесами, пронизанными хрустальными речными потоками. И надоедливая гусеница, переползающая с руки на шею, с шеи на щеку, мешала девушке наслаждаться медленно сменяющими друг друга чудесными пейзажами. Она несколько раз стряхивала надоедливое насекомое, но оно упрямо возвращалось и продолжало странствие по ее лицу, подбираясь к губам. Когда ее мохнатое тельце коснулось нижней губы, вскрикнув от омерзения, Кристина вырвалась из дремы.
        Перед ее глазами маячил стебелек большеголовника, который изображал во сне несчастную надоедливую гусеницу, а за ним мелькнули огоньками смеющиеся карамельные глаза ее нового знакомого, застигнувшего девушку на лесной, разогретой летним палящим солнцем опушке, во время полуденного сна. Его склонившееся лицо находилось столь близко от лица Кристины, что она с трепетом вдохнула чужой запах кожи и волос, заставивших маленькое сердечко в волнении забиться. Еще ни один мужчина не смел окутать ее своим дыханием, разбудив странные противоречивые желания, бежать сломя голову и в то же время остаться и дальше жадно вдыхать аромат его кожи.
        Первое желание возобладало, но девушка, готовая сорваться с места, была внезапно остановлена сильной рукой. Михаэль нежно взял ее кисть в обе руки и поднес к губам дрожащие от испуга пальчики.
        — Постой, не бойся. Я не причиню тебе зла, Птичка!
        Машу отвлек монотонный равномерный стук, разносящийся от окна. Отложив рукопись в сторону, она нехотя встала с уютного диванчика, пытаясь выяснить его источник. Выходить из очерченного ночником теплого круга света в притаившуюся за ним черноту гостиной совсем не хотелось. Сказка, переселившаяся из набросок романа в явь, подкарауливала бедную девушку на каждом шагу, стоило ей нырнуть из золотого круга в сумрак комнаты. Стараясь не поддаваться детскому страху, она прошла, зажмурившись на цыпочках в спальню, и несколько мгновений прислушалась к равномерному дыханию Макса. Ее друг спал сном праведника. Маша, тряхнула головой, отгоняя сладкие воспоминания…Ее колени свела мягкая судорога на миг вспыхнувшего желания, по телу разлилось тепло…Не сейчас…
        Снова этот странный стук. Он явно исходил от окна в гостиной. Маша медленно отодвинула тяжелую портьеру и выглянула на улицу. Кроме световой гирлянды, спрятанной в отцветающей герани, окружившей пустую террасу с поднятыми на столы стульями, никакого источника освящения не наблюдалось. Отель плотным кольцом окружила стена абсолютной тьмы, за которой прятались призраки прошлого. Маше стало не по себе, она робко поежилась. И в тот же момент в испуге отпрянула от стекла. Между рамами судорожно забилась запоздавшая бабочка, не успевшая заснуть, спасаясь от осенней стужи. Ее мохнатое тельце с потрепанными крылышками испуганно и устало трепыхалось в стеклянной ловушке. Пусти меня!!
        — Дурочка, как же ты сюда попала…  — Маша, недолго думая, открыла фрамугу и запустила несчастную внутрь комнаты, в тепло. Мелькнув перед глазами пестрыми крылышками, бабочка моментально исчезла в темноте гостиной.
        — Хотя бы умрешь не на холоде,  — прошептала Маша, вернувшись и удобнее устраиваясь в уголке дивана. Она перевернула страницу.
        В шапке следующей главы находилось несколько перечеркнутых и исправленных абзацев. Скорее всего, Клайв размышлял над течением сюжета, меняя его на ходу. Под последним абзацем виднелся стилизованный рисунок двух треугольников, совмещенных друг с другом двумя сторонами, под которыми стояли имена Кристина — Люстиг. От них в противоположные направления отходили лучи — Хассо и Яков. Клайв рассматривал развитие двух любовных треугольников, не зная, какому отдать предпочтение. Остановившись на Кристина, Люстиг, Яков, автор продолжил набросок сюжета.
        С той поры минуло два года.
        Барон Карл Витольд Первый фон Берен простился с миром, испустив последний дух на руках изнемогающей от слез супруги. Его родной сын, погрязший в мирских увеселениях, в пьянстве и разврате, был в момент смерти отца на охоте, и не нашел возможности прибыть к моменту погребения, чем немало порадовал мать, ненавидевшей старшего сына. Необдуманный поступок наследника вызвал немало кривотолков среди дворянства, присутствовавшего на отпевании покойного. Но это ни в коей мере не волновало баронессу. Магдалена давно закрыла глаза на грехопадение своего отпрыска, возложив последнюю надежду на Михаэля и Всевышнего. Однако смерть не собиралась покидать Шварцштайнфалль. Через месяц после погребения отца тихо угас от чахотки Бледный Призрак Витольд, его высохший покрытий кровавыми слюнями скорченный труп, найденный с утра камердинером, вызвал у последнего лишь вздох облегчения и испуганно произнесенную молитву об упокоении грешной души.
        После приличествующего времени, прошедшего после двойного траура, Михаэлю было дозволено вернуться в родной дом. Что он и сделал, но лишь ради удовлетворения любопытства и внезапно проснувшегося тщеславия. Лесного бродягу тяготила роскошь покоев, и не долго радовало золото убранства. Он не мог дышать полной грудью, стены замка давили подобно склепу. Молодой человек возвращался в свои покои лишь за сном, стараясь не обижать мать, которая души не чала в сыне. При свете солнца Люстиг пропадал среди привычных лесных просторов.
        Не было дня, чтобы он не виделся с Маленькой Птичкой, ставшей ему настоящим другом. Они встречались на опушке, находящейся у подножья скалы, с вершины которой устремились в небо зубчатые башни замка Шварцштайнфалль. Окна покоев Михаэля выходили прямо на нее. И разведенный на лесной поляне костер был тайным знаком, что маленькая Кристина ждет его. Если бы у Люстига были крылья, то он не преминул бы броситься вниз со скалы, лишь бы скорее окунуться в глубину ее лазурных глаз и дотронуться в приветствии до нежной щеки. То была дозволенная ласка. На большее он не надеялся. Михаэль боготворил Кристину и не смел мечтать о ней, как об обычной молодой девушке. Он возвел ее на пьедестал, создав образ сказочной феи, невинного божественного существа, особенного, и загадочного.
        Они могли говорить обо всем на свете, не уставая, придумывать себе все новые развлечения и забавы. Кристина пыталась познакомить Люстига со своими маленькими друзьями, но бедный парень так и не смог вернуть прежний волшебный дар, Старик, Зеленый Петер и Модник оставались невидимыми взору Михаэля.
        Кристина же покатывалась со смеху, слушая их похождения с Хассо в волчьих шкурах, она несколько раз просила принести ей тайком от Регины толику волшебного настоя, но всегда получала решительный отказ.
        Михаэль уберегал ее от опасности, связанной с оборотным настоем. Но как бы не были они близки и как бы доверительны не были их беседы, у Михаэля оставалась одна свято хранимая тайна — давний разговор, состоявшийся между ним и кормилицей.
        Вечером того дня, когда он впервые увидел Птичку, Михаэль влетел в избушку Регины словно на крыльях и был немедленно пригвожден к земле ее черным взглядом, мрачным, тяжелым, словно надгробная плита.
        Кормилица молча рассматривала Люстига, пытаясь прочесть его тайные мысли, а потом сказала
        — Запомни раз и навсегда, мой мальчик, ты и эта девочка пришли на белый свет через одни руки по воле Великой Богини. Береги ее пуще всех земных сокровищ, от зла людского, от глаза лихого, от слова гневного, от чарования, от искусов и ошибок. Она дитя природы, наивная и доверчивая, побежит за каждым, кто приласкает, кто добро посулит, даже затаив камень в сердце. Считай, что она лишь сестра тебе, так сохрани ее душу, потому что она светоч среди океана тьмы, моря злобы и насилия, который скоро поглотит нас…Поклянись в послушании, мальчик мой.
        Черные словно дыры глаза Регины заползли в душу притихшего Михаэля. Не отводя от них застывшего взора, он прошептал странную клятву, связавшую его отныне братскими узами с прекрасной девушкой. Ведьма, успокоившись, довольно потрепала его по щеке.
        — Вот так. Вот так… Держись данного слова, малыш!
        С того дня, Люстиг стал верным слугой и защитником повзрослевшей и расцветающей на глазах Маленькой Птички, не заметив, что за его спиной гневно мелькают злобные прозрачные глаза Хассо, не простившего своему молочному брату перемены. Пропасть, пролегшая между братьями разрасталась с каждым днем, постепенно став непреодолимой.
        Кристина, затаив дыхание, тихо открыла дверь заветной мастерской в Марцелле. Как давно она не была в городе, уже более года она не видела Якова. Здесь ли он или покинул Марцелль, отправившись за более легким хлебом во Фрайбург или еще дальше — в ганзейский Гессен?
        — Яков!  — она осторожно окликнула полутьму внутри ремесленной лавки — ты здесь?
        Ответом ей была тишина. Кристина поникла, неужели ее грустные предположения сбылись, и она более никогда не увидит красавца Якова… Они так и не успели попрощаться…
        Не теряя надежды, она прошла внутрь темной лавки и огляделась. Кроме сохнувших под потолком на сквозняке холстов, одиноких пустых мольбертов и безумного беспорядка, царящего на столах, в мастерской никого не было.
        Внезапно у входа раздался шум, и темная высокая фигура преградила девушке путь назад. Она испуганно вскрикнула.
        А человек от неожиданности припал к косяку двери и тихо прошептал
        — Не может быть…
        В следующий момент она вновь кружилась в его сильных руках как в детстве и с наслаждением вдыхала запахи эмалей, канифоли, лаков, исходящих от темных кудрей.
        Мгновения радости сменились любопытством
        — Милый Якоб, я соскучилась по тебе, как ты поживешь? Пришла плохая весть, будто твой отец болен…
        Обезумевший вначале от радости художник нахмурился. Его красивое лицо потемнело, глаза затуманились грустью.
        — Да. Верно, его суставы не дают покоя, не помогают ни притирки, ни мази, старик уже не может ходить. Мастерская теперь полностью принадлежит мне. Не знаю — радоваться этому или огорчаться.
        Кристина расстроилась.
        — Бедный герр Доминик, я ничего не знала о его напасти. Хочешь, я попрошу матушку Регину приготовить ему целебную мазь? Уверена, она поможет.
        Улыбка надежды осветила лицо Якова словно лучик солнца
        — Я буду тебе очень признателен, моя маленькая фея. А старику мы ничего не скажем, вряд ли он согласится принять снадобье от колдуньи.
        Кристина прошла в глубь мастерской, внимательно разглядывая наброски на скрученных в трубки пергаментах, приподнимая покрывала на холстах.
        — Чей заказ ты сейчас выполняешь? Можно ли мне глазком взглянуть на него?
        Яков смутился и густо покраснел. Его голос задрожал
        — Я сейчас пишу светлый образ Мадонны по заказу фрайбургского эпископального совета для их монастырской часовни. И он еще не готов… точнее, я никак не могу добиться сходства…
        — Сходства? С кем?
        Кристина подошла к мольберту, стоящему у окна в эркере и осторожно откинула кружевной покров. У девушки перехватило дыхание от увиденного наброска, изображавшего Марию склонившей голову над младенцем. В чертах лика божьей матери Кристина с удивлением узнавала свои черты. Кудряшки непослушных волос у висков, легкий изгиб губ, форма носа не оставляли сомнений.
        Она в волнении повернулась к Якову, но он предупредил ее вопрос.
        — Я скучал по тебе, Птичка. Теперь ты здесь и я смогу закончить работу. Не согласишься ли ты подарить мне немного времени?
        Кристина пристально смотрела на говорившего Якова, по обыкновению смущенно прячущего взгляд. Он скучал и… в минуту тоски творил ее образ…
        Забытое чувство проснулось в душе девушки, теплое, нежное, легкое, словно крылья мотылька, сладкое, словно плавящаяся на огне карамель, коснулось ее затрепетавшего в томлении сердца. Внезапно вернулось воспоминание о случившемся на лесной поляне, когда Михаэль впервые разбудил в ней желание, но так и не посмел его развить. Кристина поймала полный тоски взгляд Якова и добровольно отдалась в плен его теплых карих глаз. Поднявшись на цыпочки, провела руками по кудрявым волосам, дотронулась до сомкнутых век, спустилась по щекам к приоткрытому рту. Ее пальцы коснулись дрожащих в волнении губ. Она словно впервые видела его лицо, вновь знакомилась с ним.
        — Ты красив, мой дорогой Яков…
        — Не мучай меня, Кристина — услышала она глухой незнакомый голос. Под опущенными ресницами блеснула невольная слеза.
        Легкомысленный самодовольный чертенок овладел разумом девушки. Она внезапно осмелела и взяв в руки лицо Якова, тихо коснулась его губ своими любопытными губами.
        Ее первый неумелый, осторожный поцелуй прервал мучительный стон молодого человека, но через мгновение, Кристина была прижата к его груди и наслаждалась сладким продолжением ласки. Голова девушки закружилась от наслаждения, и она обмякла в сильных объятиях художника.
        Спустя несколько мгновений Яков аккуратно поставил ее на землю, отстранился и заглянул в блуждающие от неги глаза девушки.
        — Как ты?
        Кристина, вмиг зардевшаяся словно маковый цвет, чуть дыша пролепетала
        — Странно, незнакомо… все говорят, что поцелуи приятны, но я теперь знаю, что они… божественны. Я словно побывала на небесах и подслушала разговор ангелов…
        Яков нежно обнял девушку и снова прижал к себе. Он улыбался, счастливый словно ребенок.
        Потом, опомнившись, тяжело вздохнув, разомкнул объятия и отступил на шаг.
        Кристина удивленно приподняла брови.
        На лице Якова от волнения проступили пятна
        — В городе говорят, что тебя можно часто увидеть с богатым сынком баронессы. До меня доходили слухи, что ты помолвлена с Михаэлем. Еще говорят…
        Девушка отвернулась от взволнованного Якова, скрывая торжествующую улыбку. Она наслаждалась невольной властью над человеком, который ей был далеко не безразличен. Чувство обладания лишь обостряло наслаждение.
        — Яков, милый! Мы очень близки с Михаэлем, но пусть тебя это не тревожит, он друг, почти брат мне, не более… Ты же знаешь меня с детства и сразу поймешь, лукавлю я или нет. Мое сердце свободно, дорогой Яков!
        Радостная искорка блеснула в глазах встрепенувшегося художника, Кристина криво улыбнулась, хитрый чертик продолжал ей нашептывать пакости.
        — Но порой он так странно на меня смотрит… Разглядывает, думает, я не вижу… Что говорить… Он красив, увлекателен, теперь еще и богат. Чем не завидный жених?
        Обратилась она к растерявшемуся Якову. Художник, нахмурившись, молчал. Ее слова вскрыли незаживающую рану.
        Сердце Кристины сжалось от жалости. Она почувствовала, что заигралась. Опустив глаза в пол, прошептала заветные слова
        — Яков, приходи на святочной неделе в Фогельбах к Вильгельму, проси его моей руки, если сердечно желаешь, не бойся ничего — я буду ждать и отвечу тебе согласием.
        И вновь, уже сама, обвив руками его шею прижалась к груди и закрыв глаза, блаженно улыбнулась, слушая стук радостно забившегося сердца своего друга.
        Праздник Всех Святых принес в Черный лес не только первые заморозки. Студеный ветер с северных широт, укутавший молчаливый вековой лес в кружевное платье из инея, припорошивший потаенные лужайки, заковал озера и малые ручьи в ледяной панцирь. Он принес мертвую тишину, прогнав беспокойных птиц по следу ускользающего солнца, загнал зверей в норы, но в тот год 1681 он привел с собой лютый страх. Словно чумная напасть распространялись среди городов и деревушек леденящие кровь слухи о пропавших молодых и невинных девушках, об истерзанных бешеными волками младенцах и малых детях. О том свидетельствовали охотники и пастухи, находившие их изглоданные обескровленные обледеневшие трупики на запорошенных снегом лужайках. Одна странность наблюдалась повсеместно — вокруг детских тел не виделось ни одной капли крови. Снег или трава не были примяты. А пропавшие девушки редко, но возвращались, только они уже не были прежним. Глаза несчастных блуждали, они не узнавали родных, разговаривали сами с собой, истязая себя собственными руками, оставляя кровавые раны на теле, призывая самого Сатану забрать их души и
вернуть утраченную благосклонность. Многие несчастные во избежание преследования Святой инквизиции были незамедлительно отправлены в монастыри и канули в их мрачных кельях. Две несчастные из соседней с Фогельбахом деревни покончили с собой самым богопротивным образом. Отец одной из жертв нашел обеих грешниц в амбаре. Одержимая злым безумием девица, оголившись донага, нанизалась грудью на вилы, засунутые в солому, заготовленную на зиму для корма скота. Другая проткнула промежность, сев на осиновый кол. Бедняга, открывший страшное злодеяние в тот же миг лишился разума. Ни одной из грешниц не суждено было упокоиться с миром на церковном кладбище. Словно приблудившихся собак богохульниц закопали вблизи перекрестка в болотной топи.
        В тот страшный день Кристина развела костер на лужайке, призывая Люстига спуститься к ней с замковых стен. В Фогельбах пришла страшная беда, пропали две сестры — двойняшки, дочери мельника Ганса и молочная сестра Кристины — Марта, изводившая ее в детстве.
        Подруги отправились втроем в Марцелль за обновками к Рождеству и не вернулись к положенному сроку. Матушка Хильда посерела от горя, не находя себе места, горюя по старшей дочери, уже считая ее погибшей. Ужасную новость принес местный пастух, видевший на днях вереницу всадников, пронесшихся среди черных сумрачных елей в сторону господского замка. По его уверениям, через седло одной из лошадей была перекинута тяжелая ноша и, парню послышался женский крик.
        Постепенно смеркалось, Кристина посмотрела на небо, где закружились бесчисленные снежные хлопья, предвещавшие сильный снегопад. Подбрасывая в пламя костра сухие еловые ветви, она ежилась от подбирающейся сквозь плотный шерстяной плащ морозной стужи. Михаэль уже давно должен был бы появиться, если бы он был дома. А если нет… Пообещавши ждать верного друга еще с полчаса, Кристина прижала к груди любимую куклу и закутавшись в плащ посильнее, закрыла глаза и наконец, немного согревшись, замурлыкала под нос любимую песенку о веселом босоногом сапожнике.
        Хруст ветки заставил ее вернуться из полудремы. На краю поляны стоял Хассо. Прозрачные глаза пронзили ее ледяными стрелами злобы. Кристина испуганно вскочила на ноги, с надеждой оглядываясь вокруг в поисках Люстига, но ее верный друг так и не появился.
        — Зря ждешь его, Птичка. Он нежится в объятиях обольстительной камеристки, разве Михаэль не упоминал, что к его светлейшей персоне ныне приставлена челядь, готовая услужить господину во всем… А уютная теплая норка, где они веселятся, с другой стороны замка, сигнального огня твой верный Михаэль так не увидел. Ожидание напрасно.
        Кристина, почувствовав приближающуюся опасность, еще раз огляделась, ища пути к отступлению, но Хассо стоял на тропинке, преградив ей обратный путь в Фогельбах.
        — Думаешь сбежать… Зря. Я готов тебя разочаровать, все пути отрезаны. Пришло время расплаты.
        Кристина не верила происходящему.
        — О какой расплате ты говоришь? Что я сделала тебе? Чем навредила?
        Хассо злобно расхохотался и раскаты его смеха страшным эхом отразились от молчаливых елей.
        — Самую малость, Птичка. Ты лишила меня брата, друга, моей верной половины, украв любовь Люстига.
        Кристина затрясла головой, отгоняя наведенный мрак. Она только сейчас поняла, что не замечала за спиной смертельного врага, который дожидался своего часа.
        — Хватит понапрасну болтать, Хассо,  — раздался голос всадника, возникшего словно призрак на лесной поляне. Следом за ним, появилось еще двое незнакомцев, один из которых вел под уздцы лошадь, недовольно фыркающую от падающих на морду крупных снежных хлопьев.
        Плотным кольцом ухмыляющиеся всадники окружили испуганную насмерть девушку, шаг за шагом отодвигая ее к пытающему костру.
        — Надеюсь, что обещанный тобою подарок, придется по вкусу нашему господину! Ты головой клялся, что красавица не тронута мужской лаской, именно это благо драгоценно ему.
        — Да, я уверяю Вас, сударь, она девственна и невинна, как ангел — подобострастно уверил говорившего взволнованный Хассо.
        — Тогда не будем терять времени даром. Гюнтер, хватай сокровище, только не забудь завязать ей рот, чтобы красавица не всполошила всю округу- приказал первый всадник стальным голосом.
        Тот, кого он назвал Гюнтером, спешился и направился к Кристине, широко расставив руки.
        Она стояла спиной к костру. Отступать было некуда, языки пламени подбирались к подолу плаща. Кристина закричала во весь голос от бессилия и отчаяния и что было сил и вцепилась ногтями в осклабившееся рябое лицо Гюнтера, целясь в опухшие от браги мутные глаза.
        — Ах ты, волчица!  — по- бабьи взвизгнул раненный негодяй, схватившись за разодранные в кровь веки.
        В тот же момент страшный удар в висок лишил бедную девушку сознания, она замертво упала на заснеженную траву, мысленно прощаясь с жизнью.
        Услужливый Гюнтер перекинул бесчувственное тело через круп лошади всадника, отдававшего приказы. Тот крепко прижал к себе добычу, пришпорил лошадь и через мгновение исчез в потемневшем лесу.
        Другие незамедлительно последовали за ним. Хассо, оставшись один на опустевшей поляне, злорадно усмехнулся, потирая руки.
        — За все надо платить, красавица! Хассо никого никогда не прощает.
        Он уже вставил ногу стремя, как заметил странный предмет, темнеющий в снегу. Молодой человек поднял с земли старую потрепанную куклу и вновь рассмеялся.
        — Детство закончилось, Птичка!  — и не долго думая, бросил игрушку в огонь. Через мгновение лесная поляна с догорающим костром опустела.
        Его голова раскалывалась от невыносимой боли, но что та боль, на месте сердца пылал безжалостный костер, пожирающий разум. Михаэль сидел в хижине Регины, сокрушенно опустив голову на стол, за которым ведунья внимательно рассматривала выпавший рунный расклад.
        — Я предал ее, предал дружбу и…, моя вина в том, что я был отвлечен предательской лаской соблазнившей меня змеи, тайком прокравшейся в покои…
        — Молчи, глупец! Не мешай мне думать — зло прошелестела сквозь зубы Регина, блеснув антрацитовым взглядом.  — Кости начали говорить….
        Михаэль послушно затих, уткнувшись глазами в странный рисунок гадания.
        Регина осторожно поднимала каждую руну, внимательно прислушиваясь к внутреннему голосу. Ее глаза были закрыты, по лицу пробегали судороги, превращая временами красивые черты в ужасающую гримасу.
        — Да! Время пришло. Силы зла возобладали. Темный господин призвал своего верного слугу на жатву. Много людской крови потребуется ему, чтобы утолить вечный голод. Много жизней пожрет чудовище, пока не уснет… и то лишь на время…
        — Матушка, умоляю!  — попытался вмешаться Михаэль.
        Регина мрачно взглянула на него.
        — Наша девушка находится ближе, чем ты предполагаешь. Она в логове Зверя, притаившегося в стенах замка Шварцштайнфалль. Ты знал, что в подземельях твоего родного дома твориться Зло, но молчал! Так ли это?
        Михаэль смертельно побледнел. Он обреченно уронил голову на сложенные на столе руки и заплакал.
        — Зачем ты позволила мне уйти из леса? Вернувшись в каменные застенки, я словно потерял невинность, душу день за днем поедала ржа… И только Кристина спасала меня от притаившегося в каждом темном уголке замка греха. Она растапливала в маленьких ручках мое сердце, которое постепенно затягивала ледяная короста. Ты сама знала, что в крепости живет Тьма, почему позволила туда вернуться?
        Регина нежно посмотрела на Михаэля и как в детстве потрепала его по волосам.
        — Каждый идет своим путем, сынок. Пути Господа Вашего неисповедимы, так говорят церковники, а я добавлю, каждому властью Богини даются испытания, которые необходимо преодолеть. Иначе они будут преследовать его вечно.
        Михаэль вскочил на ноги
        — Мне нельзя терять ни минуты. Я возвращаюсь в замок.
        — Иди. Только молю тебя, берегись неожиданных врагов, не доверяй никому, кроме самого себя и собственного сердца. Береги свое сердце, Михаэль. Не позволь ему затвердеть.
        Молодой человек удивленно взглянул на кормилицу, но, не желая терять времени, он оставил вопросы на будущее.
        Уже в дверях он остановился и достал из ременной сумки слегка почерневшую куклу.
        — Регина, я нашел куклу Кристины, лежащую в самом центре догорающего костра, но случилось странное — игрушка не сгорела, она даже не обуглилась. Лишь оборки платья да башмачок пострадали. Оставлю ее тебе, прибереги до нашего возвращения.
        Регина изменилась в лице и молниеносным движением выхватила потемневшую от сажи куклу из рук Михаэля. Она приподняла ее растрепанные волосы, провела рукой по шее и облегченно вздохнула.
        — Иди, сын мой, торопись! Да прибудет над тобой защита Великой Богини! А платьице с башмачком мы тебе справим, не плачь — обратилась она уже к кукле, словно к живому существу.
        В висках пульсировала нарастающими раскатами боль. Она вернула ее из спасительного забытья, ввергнув в пучину адской муки. Кристина сжала руками раскалывающуюся от приступов голову, стараясь вспомнить, что с ней произошло. Когда глаза привыкли к темноте, девушка поняла, что лежит на куче влажной поддернутой инеем соломы в комнате, размеры которой неведомы, на расстоянии вытянутой руки очертания предполагаемых стен терялись в абсолютном мраке. Постепенно память вернулась к девушке, она испуганно закричала и вскочила на ноги. Новая волна невыносимой боли, сдавившая виски, заставила ее со стоном опуститься на колени. Слезы бессилия и обреченности заструились по щекам. Когда мучительные мгновения миновали, Кристина вновь медленно, боясь спугнуть утихшую боль, поднялась и попыталась, выставив вперед руки ощупать помещение. Склизкие холодные как лед стены, порытые лишайником от которых исходил омерзительный запах влажности и тления, повергли девушку в ужас. Она на мгновение замерла на месте, боясь сделать шаг. По ее ноге пробежали быстрые когтистые лапки, и послышался крысиный писк. Кристина собрала
последние силы, чтобы не закричать, и в это мгновение в одном из трех маленьких отверстий, служащих окошками в коморке, где она очутилась, мелькнул сине-зеленый тлеющий огонек. Затаив дыхание, девушка не сводила глаз с порхающего холодной осенней ночью светлячка, который уже давно- давно должен был затушить свой волшебный фонарик. Мерцающий призрачный свет, спустившийся от окошка, осветил ее темницу и подлетел к деревянной кованой двери, словно приглашая Кристину к выходу. Не веря глазам, девушка пошла по следу фонарика, вспоминая детскую веру в чудеса. В следующий момент в замке лязгнул ключ и под дверью мелькнули фалды красного кафтана.
        — Модник…  — прошептала ошеломленная Кристина..  — Но как??
        — Не теряй времени, маленькая глупышка,  — раздался из-за двери скрипучий голос Старика- Спасайся!
        Кристина толкнула тяжелую дверь, она поддалась, приоткрыв проход в освященный факелами коридор. Девушка, стараясь не шуметь, тихо выскользнула из камеры и обомлела от удивления. Балансируя, словно заправский акробат, на плечах Модника стоял отважный Старик, держащий в руках тяжелый ключ, только что спасший несчастную от заточения. Она опустилась перед верными друзьями на колени, чтобы сердечно отблагодарить каждого, как вдруг Старик отвлек ее внимание, протянув указательную руку в сторону потолка. Кристина подняла глаза вверх, но это была обычная уловка ее маленьких друзей. Через мгновение они бесследно исчезли.
        Девушка улыбнулась. Хитрые недотроги. Последнее время позволяют себя видеть лишь по собственному разумению.
        — Спасибо — запоздало прошептала она в тишину, и до ее слуха донесся легкий смешок.
        — Беги!
        Итак, птичка выпорхнула из клетки, но осталось не менее важное, выбраться на свободу из неизвестного подземелья, в котором она оказалась.
        Не теряя времени, стараясь не шуметь, девушка пошла по коридору, который поднимался круто вверх. Пройдя по спирали несколько ярусов мимо время от времени встречающихся в каменной кладке дверей, Кристина попала в более широкий проход, тянущийся под наклоном, по левой стороне которого, находились небольшие арочные окна, позволяющие видеть внизу просторный центральный зал, ярко освященный факелами. Пригнувшись почти до пола, Кристина притаилась перед одним из окон и осторожно заглянула вовнутрь.
        Сначала она ничего не поняла, но чем дольше она наблюдала за происходящим, тем сильнее увиденное овладевало ее чувствами, заставляя позабыть о желанной свободе.
        Зал, окруженный идущими по спирали окнами, за одним из которых притаилась любопытная пленница, представлял собой равнобедренный шестиугольник. В одном углу, которого возвышался мраморный алтарь, наполовину застеленный красным бархатом с вышитыми на нем золотом странными письменами. В центре зала Кристина заметила расчерченный темной краской пятиугольник, испещренный внутри незнакомыми символами, в центре которого красовалось изображение козлиной головы. Вокруг круга, опоясывающего пятиугольник стояли шесть человеческих фигур, одетых в длинные черные рясы с опущенными на лицо остроконечными капюшонами. Люди держали в вытянутых руках толстые темные свечи, направленные пылающими фитилями в центр пятиугольника. Запах горящих свечей и чадящих масляных светильников, закрепленных на стенах, был необычным, он сладковатыми волнами распространялся по залу, поднимаясь наверх. Кристина вдохнула приторный аромат, и у нее на мгновение закружилась голова. Тяжелый запах дурманил, приковывал к месту, лишал сил продолжать путь наверх, к спасению. Притаившись, она с нарастающим любопытством подсматривала за
происходящим внизу. Одна из стоящих в круге фигур отделилась от остальных и отойдя к мраморному алтарю, достала из под него мохнатую маску черного козла, которую, сняв капюшон мгновенно водрузила на голову. Человек в маске, вернулся в центр круга и начал произносить заклинания на непонятном Кристине наречии. Окружающие его темные фигуры, раскачиваясь из стороны в стороны медленно повторяли тягучие фразы. В воздухе нарастало напряжение. Оно, словно болотный туман, путало мысли, пульсировало в висках, в ожидании кульминации. Кристина не могла отвести глаз от творящегося внизу темного колдовства. Заклинания, произносящиеся речитативов, достигли своего апогея, люди сошли на возбужденный крик, и в этот момент человек в маске сорвал с себя темный покров, обнажив белоснежное нагое тело. Кристина, вцепившись зубами в сжатый кулак, еле сдержала испуганный крик, она впервые видела неприкрытый одеждой детородный орган, устремленный возбужденно вверх. По кругу собравшихся пронесся вожделенный стон. Дверь в зал распахнулась, и шесть женских фигур, облаченных в длинные желтые одеяния, подгоняемые надсмотрщиками,
были втолкнуты в зал. Глаза женщин были плотно завязаны, они спотыкались на неровном каменном полу зала и испуганно вскрикивали. Некоторые из них читали христианскую молитву. Только сейчас Кристина заметила шесть деревянных столбов, вкопанных в каждом угле зала, к которым подвели несчастных и приковав цепями подняли их руки вверх. Девушки без силы повисли на цепях, жалобно постанывая. Дыхание Кристины прервалось.
        Человек в рогатой маске, подходил к каждому из стоящих в кругу людей и срывал с них темные покровы, обнажая одно за другим возбужденные тела. Лица людей оставались скрытыми плотными кожаными масками. Осталась последняя затянутая в черную рясу фигура, небольшого роста, стоящая напротив алтаря. Ведущий церемонию человек неторопливо подошел к ней и вместо того, чтобы резким движением сорвать покров, приподнял его с низу и просунул руку между ног незнакомца. Тихие крики корчащихся в цепях испуганных жертв прервал громкий вожделенный стон. Фигура прогнулась дугой перед стоящим перед ней обнаженным мужчиной и сама сорвала с себя в нетерпении черную рясу. Кристина обомлела, последней оказалась немолодая женщина. Ее слегка обрюзгшее тело дрожало от возбуждения. Темная маска скрывала черты лица, открывая лишь ярко красные приоткрытые губы. Ее язык нетерпеливо скользил по ним, предвкушая наслаждение.
        Человек с рогами подвел женщину к алтарю и помог ей забраться на него. Потом, привязав цепями широко расставленные ноги и раскинутые руки, повернулся к остальным, делая им знак.
        Мужчины разошлись по углам, каждый к ожидающей его жертве, неся в руках кубок с напитком, который был незамедлительно влит несчастной в рот. Постепенно испуганные крики утихли и в зале воцарилась абсолютная тишина, прерываемая лишь потрескиванием факелов и тихими стонами наблюдающей за массовым действом прикованной к мрамору женщины. Голые мужчины, каждый по-своему начали истязать и насиловать опоенных дурманом девушек.
        Кристина в отвращении отвернулась и сглотнула накопившуюся во рту слюну, но в тот же миг ее глаза упрямо вернулись к созерцанию, а рука невольно потянулась к груди, нащупав набухший от возбуждения сосок. Внизу живота неумолимо разгорался огонь. Она уже до крови искусала кулак, сил подняться и уйти не оставалось. Ее неумолимо тянуло вниз, занять место одной из прикованных к столбу жертв и умереть от мучительного наслаждения…
        Один за другим мужчины в масках начали срывать повязки с лиц девушек. Первые три были ей незнакомы, но когда открылось лицо четвертой, Кристина не смогла сдержать испуганного крика, который в тот же миг замер, зажатый сильной рукой невесть откуда взявшегося Михаэля. Кристина узнала Марту, похищенную несколько дней из Фогельбаха, свою молочную сестру.
        Михаэль прервав в самый последний миг крик девушки, с силой отвернул ее голову от окна и прижал к себе.
        — Все, все позади, милая, нам надо спешить…Не смей смотреть туда…
        Но подчиняясь неведомой силе, воцарившейся в подземелье, глаза Михаэля вернулись к созерцанию страшной картины в нижнем зале.
        Мужчина, насладив свою ненасытную плоть со стонущей от удовольствия женщиной, прикованной к алтарю, усталым взором окинул картину вокруг. Его соратники, превратившись в животных, продолжали оргию, постепенно превращающуюся в кровавую. Именно кровь жертв как неизбежный финал завершала процесс удовлетворения постоянной жажды, издавна пожирающей их. Надругаться над телом девственницы давно стало недостаточным. Предсмертный хрип, последний вздох, конвульсии агонизирующего тела, чье горло затягивалось удавкой, возбуждали их отмирающие члены, вызывая долгожданную эрекцию. И только одной избраннице будет позволено уйти из подземелья живой с неизменным условием, она должна в следующий раз привести пять невинных девственниц для совершения нового жертвоприношения. Жизнь и тело избранной отныне навеки принадлежали Темному божеству. Яркое клеймо коленным железом пылало на ее плече, сохраняя память о страшном дне. Счастливица лежала на каменном полу, слушая предсмертные хрипы своих умирающих подруг. Двоим, подошедшие слуги перерезали горло, и измученные женщины захлебнулись собственной кровью. Другим повезло
меньше — их тела исходили от затянувшейся агонии, клинок вспорол несчастным живот от грудной клетки до промежности, выпустив наружу кишки. Двое мужчин, нагнувшись над их дрожащими телами, приподняв вновь накинутые на плечи черные балахоны, судорожно удовлетворяли свою плоть.
        Рвота подкатила к горлу Люстига, превознемогая себя, бедняга отвернулся от живой картины преисподние и оттащив Кристину от оконного отверстия, силой вытолкнул ее в коридор словно ватную куклу. Через несколько мгновений они были в относительной безопасности, крепко закрыв за собой на засов дверь в покои Михаэля.
        Молодой человек взял на руки обессилевшую Кристину и отнес ее на кровать. Ее жаркое дыхание на миг коснулось его уха, дрожащий голос зашептал
        — Не уходи, мой дорогой, мой спаситель. Михаэль, где ты был, я ждала тебя. Я замерзла в лесу. А сейчас я горю, странное пламя вокруг и огонь по всему телу сводят меня с ума.
        Кристина заворожено говорила, а ее руки судорожно срывали одежду с себя и Михаэля. Освободив из корсета пухлую грудь, она взяла его дрожащую руку и прижала к затвердевшему от желания соску. Неземное наслаждение заставило ее тихо застонать. В тот же момент его горячие губы прижали ее к шелковой подушке, а язык проник глубоко в рот. Голова девушки поплыла, и Кристина потеряла разум, подчинив тело лишь первородным инстинктам, широко раскинув ноги, позволила Михаэлю овладеть ею. Крик боли, прервавший ее невинность, сменился волной блаженства. Она мечтала сейчас лишь об одном, чтобы их слившиеся воедино тела более никогда не существовали друг без друга.
        — Славный финал, но чем дальше, тем сильнее жажда глупцов…  — с грустью прошептал стоящий в центре пятиконечной звезды мужчина. Его синие подобно сапфирам глаза влажно сверкнули в свете догорающих факелов.  — Как я устал…
        — Хассо!!  — раздался его резкий, словно щелчок кнута крик
        Мужчина, склонившийся над одной из умирающих жертв, ловя ее последний вздох, нехотя оторвался от наслаждения.
        — Где твой обещанный подарок?
        — Он ждет тебя, мой господин!! Позволишь привести?  — голос слуги подобострастно задрожал.
        Мужчина с синими глазами провел рукой по телу, словно проверяя его на прочность, но внезапно поменял решение
        — Нет, пока не стоит. Оставим лакомый кусочек на завтра.
        Кристина пришла в себя, когда за стрельчатыми окнами покоев Михаэля занялся хмурый рассвет. Память постепенно возвращалась к ужасам пережитой ночи. Рука девушки скользнула по телу, одежды не было, она лежала под покрывалом совершенно нагая. Кристина непроизвольно сжала бедра и легкая саднящая боль пронзила промежность. Откинув покров, с ужасом увидела капли крови, засохшие на внутренней поверхности ног.
        — О Боже!! Что случилось!!??  — прошептала она помертвевшим голосом. Спустя мгновение она вспомнила все.
        И мир навеки потерял краски, погрузившись во мрак.
        Она огляделась вокруг — Михаэля нигде не было видно. Звать его она не хотела.
        Смертельная тоска сжала в тиски ее несчастное испуганное сердце. Плоть затрепетала от беззвучных и бесполезных рыданий. Запоздалое раскаяние овладело ей.
        Яков… Яков… Что я натворила? Мой милый друг, я предала тебя, навсегда предала… нет мне прощения… Ты скоро придешь просить моей руки… я ждала этого дня всем сердцем. А теперь скажу, что поругана. Сама решилась на смертный грех…
        Кристина медленно поднялась с кровати, шатаясь подошла к столу и сняв с него тканную скатерть, прикрыла наготу. За слюдяными окнами занялся розовый тусклый рассвет, предвещая начало нового дня, который не должен был начаться для нее. Он и не начнется. Она с усилием толкнула раму окна, пытаясь открыть. Прекратить ставшую бессмысленной жизнь на камнях под замковыми стенами — единственное, о чем она сейчас мечтала. Темный лес, покрытый утренней изморозью, запорошенный выпавшим ночью снегом, напоминал сверху плывущие облака тумана. Недалеко от замка на лесной проталине, вдали от дороги, кружилось истошно каркающее воронье, предвкушая утренний пир… Кристина знала, чьи искалеченные тела будут терзать стервятники. Она должна быть там, рядом с невинными девушками, погибшими сегодняшней ночью.
        Крепкая деревянная рама не поддавалась ее слабым рукам. Кристина огляделась, дверь спальни открывала вид на соседнее помещение, откуда веяло холодом. Не теряя надежды, она прошла в небольшую гостиную, посреди которой стоял обеденный стол в окружение резных кресел. Одно, из которых было обращено к открытому окну. Кристина обрадовалась. Господу угодно ее решение уйти. Она быстрым шагом, придерживая на груди готовую упасть скатерть, прошла к окну и внезапно вскрикнула от испуга.
        На кресле с высокой спинкой, скрывавшей его от посторонних взоров, уставившись мертвым неподвижным взором на горизонт, где зарождался новый день, сидел Михаэль. Его скорбное лицо замерло, словно посмертная восковая маска.
        Услышав крик Кристины, он оторвал взгляд от розовой полоски солнечного света и посмотрел на нее глазами дряхлого утомившегося старца. Его голос прозвучал глухо, словно из могилы.
        — Я не знаю, как мне жить дальше, Птичка… Я боюсь. Весь мой мир провалился в адову пропасть вчерашним днем…
        Кристина, затаив дыхание, молча слушала своего друга.
        Он, отвернувшись от ее бледного как мел лица, продолжал
        — Два человека, которых я любил, вчера предали меня. Моя мать, святая женщина, была совращена исчадием Ада, развращена и уничтожена для Господа нашего. Теперь она во веки веков проклята людским и Высшим судом. Мой верный друг, почти брат не оставил ни капли сомнения в змеиных происках за спиной…
        Кристина молчала, зная, что Михаэль продолжит. Он сжал кулаки и что было силы ударил ими по резным деревянным поручням, которые не выдержав его злобы, раскрошились в мелкие щепки.
        — Та женщина, чье потерявшее сок тело терзали чудовища в человеческом обличии на алтаре — моя любимая матушка Могдалена фон Берен. А один из насильников, от жадной ласки которого она стонала как загулявшая потаскуха, как ненасытная волчица, был мой молочный брат и верный друг… Таковым он был…
        — Хассо — с отвращением выдохнула Кристина.
        — Да, когда то его звали Хассо… Не знаю, что за злобная тварь похитила его душу, и какое имя он предпочитает носить ныне…
        — Михаэль, я должна тебе сказать, что именно он вчера…
        — Не продолжай — голос Михаэля мучительно задрожал.
        — Я знаю все. Он подстроил, чтобы я не увидел вовремя твой знак, отвлек подкупленной прислугой. Когда же я прискакал на поляну, то кроме догорающих углей и снега сплошь затоптанного лошадиными копытами там ничего и никого не было. Я опоздал… Только кукла, что валялась посреди костра говорила о том, что моя девочка ждала меня. Я пытался преследовать негодяев по следу, но на проселочной дороге, сплошь изъезженной колесами телег от многочисленных обозов, ушедших в Марцелль, я потерял его. Регина помогла мне найти тебя в собственном доме… В моем родном доме… Я не знаю, как мне дальше жить, Кристина.
        Он уронил голову на руки и его плечи задрожали от рыданий. Кристина, поддавшись состраданию шагнула к плачущему Михаэлю, и прижала его голову к своему животу, гладя по растрепанным волосам. Он всхлипнув, как ребенок, неистово обхватил ее руками и зашептал.
        — Только ты, только ты одна — мой спасение. Мой ангел. Ради тебя я вытерплю все боль разочарования и предательства. Ты дашь мне силы противостоять врагам!!
        Он приподнял красные от слез глаза и, приоткрыв скрывающий ее тело покров, нежно поцеловал Кристину в низ живота
        — Спасибо тебе за подаренную ласку, моя любимая. Ты вытащила меня прошлой ночи из пылающей печи преисподнии.
        Внезапно по телу Кристины прошла горячая волна воспоминания пережитого безумия. Ее бедра невольно дрогнули в желании. Сдерживая себя из последних сил, она опустилась на колени рядом с креслом Михаэля и целомудренно поцеловала его в лоб.
        — Я всегда буду рядом, мой дорогой друг.
        Михаэль встрепенулся. Его глаза заискрились жидким золотом. Он жарко зашептал.
        — Мне мало быть другом. То время миновало. Я люблю тебя, Кристина. Я желаю тебя. Я всегда мечтал о близости с тобой. Сегодня ночью ты добровольно стала мне женой. Теперь я намерен просить твоей руки у Вильгельма.
        Кристина испуганно молчала. Уже ничего не исправишь. Она не сможет оставить Михаэля.
        Молодой человек решительно встал и подойдя к стенному шкафу достал с полки небольшой предмет. Вернувшись к сидящей на полу растерянной Кристине, он бережно поднял ее на ноги и осторожно воткнул в волосы изящный костяной гребень.
        — Это подарок тебе в память нашей первой ночи любви. Их будет еще очень много, поверь. Но пусть маленькая изумрудная птичка на незамысловатом украшении вечно напоминает тебе о моих чувствах.
        Его мягкие нежные губы коснулись губ Кристины, язык смело скользнул по краешку ее верхних зубов, призывая вернуть ласку. Девушка вздрогнула и закрыла в блаженстве глаза, откинув голову назад, открыла шею, приглашая мужчину продолжить.
        В начале декабря, затемно, далеко до рассвета, Кристина проснулась от кошмара, преследовавшего ее без малого вторую неделю. В самом низу ее живота пульсировал комочек плоти, живой плоти, просящей защиты от черных скользких рук, тянущихся со всех сторон. Их ледяные пальцы, трогающие живот девушки, выпустив железные когти, готовились проткнуть чрево, чтобы уничтожить самое дорогое, ее будущего ребенка.
        Перед сочельником Михаэль, а не Яков будет попросит у отца ее руки, и Вильгельм не посмеет ему отказать, как бы холодно он не относился к высокочтимой баронессе фон Берен. Он не откажет ему по одной веской причине, единственная дочь понесла от ее сына и теперь отец обязан скрыть позор внебрачного рождения… В ту роковую ночь в День Всех Святых, семя Михаэля зародило в ней новую жизнь.
        Тем не менее мысли о покинутом Якове не давали покоя Кристине, превратив ее жизнь в бесконечную пытку. Она более месяца не появлялась в Марцелле, избегая встречи с несчастным влюбленным художником. Сидя в заточении в Фогельбахе, она порою открывала дверь на острожный стук скучающего по ней Люстига, навешавшего любимую в отсутствие Вильгельма. По деревне уже давно ходили самые паскудные слухи, распускаемые внезапно нашедшейся Мартой, Она вернулась на исходе первой недели ноября, бледная, худая, в грязных отрепьях, бросилась в ноги обезумевшим о радости родителям, уверяя, что была увлечена посулами обесчестившего ее маркитанта, везущего товары во Фрайбург на осеннюю ярмарку.
        Наветы Марты не отличались новизной. Она уверяла односельчан, что в ночь Всех Святых видела во сне откровение о совокуплении Кристины с самим Сатаной, от которого блудница понесла сына — будущего Антихриста, пришедшего глумиться на человеческим родом.
        Кристина, не обращая внимания на змеиный яд, источаемый ее молочной сестрой, нежно гладила маленький набухающий комочек внизу живота и мечтала о неисполнимом, она мечтала, чтобы это был ребенок Якова. Ее душа горела от нескончаемой боли, прекращавшейся лишь на время страстными ласками влюбленного Михаэля, но к утру он исчезал, и чувство вины возвращалось и терзало несчастную пуще прежнего. Порой закрыв глаза, принимая в себе возбужденную от плоть будущего мужа, она представляла на его месте забытого художника. Боязнь невольно произнести его имя заставляла кусать руку до крови… Но стоило ей встретиться с зовущем на небеса янтарным взглядом склонившемся над ней Михаэля, тревоги чудесно рассеивались, и она предавалась неистовой страсти, забыв обо всем на свете. Порой ей думалось, что увиденное в подземелье страшное злодеяние оставило неизгладимый мрачный след на ее душе, что оно до сих пор властвует над разумом, искушая сладкой болью.
        На стук металлического кольца в дверь, как и в последний раз посещения мастерской в Марцелле никто не отвечал. Она шла к этой двери несколько долгих недель, полностью изменивших ее жизнь. Шла как на плаху, зная, что обязана в последний раз увидеть любимого человека.
        Не дождавшись ответа, она решительно вошла в лавку и направилась к окну, где обычно стоял рабочий мольберт Якова. Художник, нагнувшись на полотном, тщательно вырисовывая детали картины, ничего не замечая и не слыша вокруг, погрузившись в волшебство, он не существовал для окружающего мира. Кристина замерла, невольно любуясь своим другом.
        Закусив от напряжения губу, художник внимательно всматривался в холст. Отступив на шаг в сторону, позволив заиграть солнцу на мазках, придирчиво следил за соотношением света и сочетанием цветов. Недовольный жест, нахмуренные брови, и быстро снятый слой свежей краски позволял ему исправить оплошность.
        Невольные слезы заструились по щекам Кристины, она пришла в заветную мастерскую в последний раз. Пришла, чтобы разбить сердце человеку, которого боготворила. Которым восхищалась и искренне любила.
        Внезапно у нее закружилась голова, запахи красок и олифы встали комом в горле, вызывая рвоту. Сдерживая судорогу, она, не разбирая пути, стремглав выбежала на улицу, привлекая внимания Якова.
        Свежий морозный воздух остудил голову и ослабил приступ. Несколько раз глубоко вздохнув Кристина постепенно пришла в себя. Соскоблив комочек чистого снега с подоконника мастерской, положила в рот и с наслаждением проглотила.
        Яков замер у входа с кистью и доской для смешивания красок в руках без сил отвести от нее изумленных радостных глаз.
        — Любимая моя…  — выдохнул он наконец. Сердце Кристины пронзила острая боль.  — Как ты похорошела…  — он шагнул к девушке и не обращая внимания на ее испуганный возглас что было силы прижал к себе.
        Мгновение блаженного покоя, не дольше, вновь ощутила зажмурившая глаза Кристина.
        — Я почти закончил заказ для епископа фрайбургского. Я спешил и не мог навещать тебя, моя родная. Но теперь, получив обещанное вознаграждение я смогу просить у герра Вильгельма твоей руки…
        Прозвучавшее признание ударом молнии пронзило несчастную грешницу. Вздрогнув, от слов Якова как от пощечины, она резко освободилась из желанных объятий и, прячась от любопытных людских глаз столпившихся вокруг зевак вновь скрылась в мастерской. Яков нахмурившись, вошел за ней, плотно прикрыв дверь.
        Кристина вернулась к мольберту. Склонившаяся над мирно спящим младенцем мадонна нежно улыбалась ребенку ее губами. Ее глаза с любовью смотрели на Христа. Картина была великолепна. Яков, превзошел сам себя, вложив в ее образ всю любовь и восторженную страсть. Кристина тронула рукой еще влажную краску и тяжело вздохнув, отступила на шаг от полотна.
        Взволнованные глаза Якова сводили ее с ума. Он замер в молчании, ожидая объяснений, все еще держа в дрожащих руках палитру с красками.
        У Кристины от волнения пересохло горло, она судорожно сглотнула и на одном дыхании произнесла страшные слова, которые исступленно твердила весь день, сидя в повозке, везущей ее в Марцелль
        — Яков, я не смогу стать твоей женой. Отныне и навсегда я принадлежу другому. Я ношу под сердцем его ребенка. Прости меня, если сможешь. Будь счастлив. Прощай, Яков.
        Пробормотав несколько отрывистых словно безжалостные удары кнута фраз, каждая из которых исполосовала до крови сердце несчастного художника, Кристина развернулась и не оборачиваясь твердым шагом покинула ремесленную лавку. По ее щекам одна за другой катились слезы, кровавые слезы разорванного в клочья собственного сердца.
        Остолбеневший Яков некоторое время не мог дышать, жизнь покидала его с каждым шагом удалявшейся Кристины. Когда за ней захлопнулась дверь, первый судорожный вздох расправил легкие. На его лице не отразилось страдания, оно осталось непроницаемо спокойным и немного торжественным. Отойдя к столу, где смешивались пигменты, он достал склянку с угольной сажей, запустив в нее кисть, вернулся к почти законченному полотну и недрогнувшей рукой полностью закрасил лицо богоматери черным пигментом. Потом согнулся пополам на полу мастерской от подступившей с запозданием боли и беззвучно зарыдал.
        Прозрачные глаза за окном лавки пристально следили за происходящим. Тонкие губы наблюдателя зазмеились в усмешке
        — Богохульник… Снюхался с дочерью ведьмы, еретик… Гореть тебе отныне в аду, проклятый богомаз!!!
        Сказка
        Маша проснулась, когда поднявшееся из — за зубчатого края ущелья солнце осветило ее лицо. Она лежала, свернувшись калачиком на небольшом диванчике напротив окна, заботливо укрытая теплым клетчатым пледом. Вставший среди ночи Макс так же задернул занавески, чтобы рассвет не разбудил ее раньше времени…. Я его не достойна…, - подумала девушка и вновь нырнула в утреннюю негу, зарывшись в плед с головой.
        До столицы кантона Граубюнден города Кура поезд шел чуть более часа. Оставив основные вещи в камере хранения на вокзале, молодые люди не отходя далеко от вокзальной площади, поймали такси и попросили доставить их к кантональному госпиталю. Несмотря на то, что они прибыли на пятнадцать минут раньше назначенного срока, синий Опель уже стоял, припарковавшись у шлагбаума. Подойдя к машине, Макс нагнулся и осторожно постучал по стеклу. Дверь немедленно открылась и небольшого роста коренастый с заметным пивным животиком абсолютно лысый мужчина, голова которого блеснула на солнце подобно бильярдному шару, выскочил на улицу. Узкие очки в стальной оправе, джинсовый костюм, быстрый пытливый взгляд, выдавали его предположительный род занятий — технический эксперт или аудитор.
        Крепко пожав обеим руки, представился Вальтером Коппке.
        — Фрау Ульрихе просила помочь вам с визитом к моей несчастной Урсуле. Только из уважения к ней, как другу нашей семьи и крестной матери, я согласился на эту аферу, не имея понятия, почему вам понадобилось увидеть мою жену и что собираетесь ей сообщить. Учтите —
        я буду присутствовать при разговоре, и если замечу ухудшение ее состояния, попрошу вас немедленно уйти
        — Конечно, можете не беспокоиться. Мы не причиним ей вреда,  — ответил Макс, как можно увереннее.
        Миновав центральную проходную главного корпуса, посетители подошли к лифту.
        Макс обратился к Маше на немецком, чтобы не вызывать удивления у Вальтера
        — Дорогая, можешь совместить задуманное с полезным, поделиться профессиональным опытом со швейцарскими коллегами.
        Маша не ответила, лишь улыбнулась. Переступив порог клиники, она сжалась словно пружина перед предстоящим разговором, не имея понятия, как его начать и чем он может закончиться.
        Невольно подслушанная фраза о специальности Маши немного успокоила Вальтера. Черты его лица расслабились, швейцарец перестал хмуриться
        Поднявшись на седьмой этаж, мужчина оставил молодых людей и отправился на дежурный пост к медсестрам договориться о визите.
        Макс быстро зашептал на русском
        — Маша, скажи сразу — мне придется переводить ту же галиматью, что была в музее или еще хуже?
        — Предполагаю, что хуже… Макс, не волнуйся, просто переводи ближе к тексту, я потом тебе все объясню, клянусь…
        — Спасибо, успокоила… Тсс.
        Вальтер вернулся с медсестрой в форменном костюме нежного лавандового цвета с небольшим именным бейджем на груди… Молодая смуглая девушка с кудрявыми черными как смоль волосами, возможно итальянка, что подразумевало имя Сильвия на жетоне, жестом пригласила проследовать за ней по коридору. Перед палатой 17 она остановилась и обратившись к Вальтеру тихо сказала несколько фраз, указывая на часы, а потом на небольшую лампочку, закрепленную над дверью палаты. Он согласно кивал головой.
        Девушка открыла дверь и, войдя внутрь, обратилась, к находящейся в палате пациентке.
        — Фрау Урсула, Вы уже не спите? К Вам посетители, поднимайтесь. Не забудьте одеть тапочки, сегодня похолодало…
        Потом обернувшись к мужу больной — повторила.
        — Если начнет волноваться — немедленно вызывайте дежурного.
        Он послушно кивнул.
        Маша с интересом смотрела на необъятное, бесполое существо без возраста, с превеликим трудом, тяжело дыша и кряхтя поднимающееся с кровати. Безусловно, оно раньше было женщиной, возможно даже привлекательной, о чем свидетельствовал красивый немного раскосый разрез глаз. Но сами глаза были абсолютно больными. Маша за свою врачебную практику вдоволь насмотрелась на выражение человеческого безумия, отраженного в зеркалах души. Выпуклые, мутные, у кого блуждающие, у других замершие в одном положении, слезящиеся или напротив сверкающие возбужденным блеском, но одно их объединяло — все больные глаза были пустыми, мертвыми, переставшими адекватно анализировать зрительные образы и транслировать их в мозг.
        Глаза Урсулы, воспаленные, красные, с нависшими сверху тяжелыми веками, безжизненно смотрели на пришедших, не подавая признаков осознанности. Одутловатое лицо с гипертоническими сосудистыми звездочками на щеках, подбородок, двумя складками незаметно перешедший в необъятное тело, растекшееся под больничной пижамой. Неприглядный внешний вид свидетельствовал о серьезной степени ожирения. Постепенно остатки сна покинули больную, в ее глазах внезапно заискрился разум. Урсула приветственно улыбнулась мужу и начала машинально убирать всклоченные волосы за уши.
        Маша немного воспаряла духом.
        Больная находилась сейчас в переходном периоде от дремы к бодрствованию и наиболее восприимчива к внушению. Сделав Максу знак, Маша подошла к Урсуле и взяла ее пухлые теплые руки в свои. Она заметила краем глаза, как испуганно дернулся Вальтер, но девушка одобряюще ему улыбнулась и нахмурив брови, жестом попросила не вмешиваться.
        Урсула удивленно взглянула на незнакомку, но рук не убрала.
        Макс подошел ближе, готовый ко всему… но не к тому, что произошло в следующий момент.
        Маша, продолжая крепко сжимать кисти больной, внезапно задрожала всем телом, резко повела головой в сторону, закатила глаза и заговорила каркающим глухим голосом.
        Испуганный не на шутку Макс остолбенел от происходящего, боясь шевельнуть пальцем. Ему показалось, что воздух в палате стал разреженным, запахло озоном, словно после грозы. Все происходящее фиксировалось в его голове на замедленную пленку. Как в заштатном примитивном ужастике про живых мертвецов…
        Маша несколько минут говорила на совершенно незнакомом грубоватом языке, с множеством шипящих звуков, ее полузакрытые закатившиеся глаза, уткнулись страшными бельмами в пустоту, голова тихо подрагивала от легких конвульсий.
        Внезапно, девушку отбросило от пациентки как от удара током. Руки разомкнулись, и Маша упала бы на пол, если бы не подскочивший во время Макс. Он подхватил ее ватное полностью расслабленное тело и прижал к себе. Машу тошнило, ее били жестокие судороги, в уголках рта скопилась пена. Подведя к умывальнику, Макс умыл девушке лицо холодной водой и умолял успокоиться, не замечая, что перешел на русский.
        Вальтер не обращал на двоих ровно никакого внимания. Он, не мигая, смотрел на жену, которая впервые за несколько лет плакала навзрыд. Ее лицо замерло подобно восковой неподвижной маске, а по щекам ручьями текли слезы, нечеловеческие, неестественные, слезы, похожие на нескончаемые потоки воды. Они существовали отдельно от окаменевшего лица, жили своей собственной жизнью.
        Маша тем временем потихоньку пришла в себя, ее перестала бить дрожь, спазмы в желудке отступили. Но голова продолжала кружиться, перед глазами плыло бессмысленное марево, взгляд не фокусировался. Крепко обняв, Макс насильно вывел девушку в холл и усадил на стоявший в рекреации кожаный диван. Отдыхающие на нем пациенты испуганно шмыгнули в палаты, оставив их одних. Маша, с наслаждением вытянула ноги вдоль сидения, положила голову на колени Макса и устало прикрыла глаза. Зеленовато серое лицо девушки медленно обретало краски.
        Прошло около получаса, как дверь палаты тихо открылась, и оттуда выскользнул Вальтер.
        Он подошел к молодым людям и, подтащив кресло сел напротив. Маша потихоньку приподнялась с колен своего друга.
        — Что со мной было? Я упала в обморок? Совершенно ничего не помню — она сжала виски и прерывисто вздохнула…опасаясь возвращения тошноты
        — Я так и не успела ей ничего сказать, что собиралась…
        — Ошибаешься,  — тихим безжизненным голосом ответил Макс,  — тебе даже переводчик не понадобился…Вальтер,  — обратился он к сидевшему напротив мужчине, стараясь говорить как можно спокойнее.  — Вы поняли, что… Оно говорило.
        Маша испуганно повернула к нему лицо. Что он имеет в виду?
        Вальтер ответил
        — Ваша спутница говорила на старинном ретороманском наречии, очень редком, понятным лишь коренным жителям… Я пришлый, живу в Куре от силы лет десять, поэтому понял не все…
        — Я вовсе не местный, и, увы, не разобрал ни одной фразы. Вальтер, так что… она говорила?
        — Постараюсь вспомнить… что то похожее на " Нет вины твоей передо мной, не тяни чужие грехи, которые оплачены сполна. Отпусти меня… твоя боль заперла меня вновь в подвале"
        Соглашусь, подруга Ваша была явно не в себе… но то, что произошло с Урсулой… Когда вы вышли… В голове не укладывается
        Маша до крови впилась ногтями в руку Макса. Тот терпеливо молчал, потом разжав ее побелевшую кисть, обнял, и поцеловав в волосы, прошептал — Сиди тихо.
        Вальтер некоторое время боролся с волнением
        — Она не могла плакать уже долгие годы. Обращения к врачу начались именно с этой физиологической особенности. У нее вдруг высохли слезы, а следом неумолимо подкралось безумие. Просиживая днями и ночами на чердаке дома Иоганна Пруста, роясь в пыльных семейных хрониках, Урсула помешалась на семейном проклятии, решив принести себя в жертву на алтарь жестокой ведьмы, что преследовала их семью на протяжении столетии. Которая начала являться ей во снах. Она отказалась иметь детей, чтобы уберечь их от проклятия… Опустилась, превратив себя в обесформленную развалину. Хотя моей Урсуле всего сорок, и еще несколько лет назад друзья завидовали мне…
        А сейчас она плачет… плачет навзрыд, выплакивая слезы за все прожитые годы… И, возможно мне это кажется, возможно я вижу лишь желаемое, но ее лицо меняется… Фроляйн, я не знаю, какой смысл имели ваши слова, но они оказались эффективнее многолетней интенсивной терапии.
        Маша, не мигая, слушала признания Вальтера
        — Можно мне увидеть ее?
        — Думаю, да… только умоляю, больше ни слова… Не спугните надежду.
        Урсула Пруст продолжала сидеть в той же позе, на краю кровати, свесив вниз полные ноги. Ее руки безвольно лежали на коленях, а слезы извилистыми змейками продолжали ползти по щекам. Лицо больной было непроницаемо, торжественно спокойно. Выражение глаз действительно изменилось. Из них вместе со слезами вытекала пустота, болезнь, затаившееся безумие. Урсула, не пытаясь остановить рыдания, словно слезы действительно существовали отдельно от нее, благоговейно улыбаясь, взглянула на Машу. Спасибо — беззвучно прошептали ее губы.
        Внезапно, она вздрогнула, стряхнула с себя оцепенение и повернулась к мужу
        — Валли, а где Люси? Где моя кукла?
        Вальтер смертельно побледнел, его голос заметно задрожал
        — Ты же приказала… сжечь ее… Ты не хотела ее больше видеть…
        Лицо сорокалетней женщины страдальчески скривилось, она внезапно зарыдала в голос словно капризный раздосадованный малыш.
        Испуганный не на шутку мужчина метнулся к пульту у двери и нажал особую комбинацию цифр.
        Лавандовая медсестра, прибежавшая через пару минут, сделала рыдающей в голос женщине укол успокоительного, строго и требовательно взглянула на нежелательных гостей, приглашая их на выход.
        Вальтер стоявший у изголовья кровати, гладил пухленькую кисть Урсулы, пока лекарство не подействовало. Наконец, ее веки потяжелели, женщина успокоилась и уже сквозь сон тихо произнесла
        — В следующий раз обязательно принеси Люси….
        Весь обратный путь от корпуса до парковки Вальтер подавленно молчал. Он открыл дверь Опеля и жестом пригласил молодых людей садиться, любезно предложив подбросить их до вокзала.
        Маша тихо тронула его плечо
        — Вальтер, кто такая Люси? Почему просьба принести ее так Вас расстроила?
        — О Бог мой!!  — Вальтер в буквальном смысле схватился за голову, на его глаза навернулись слезы
        — я не знаю, что делать. Понятия не имею, где мне искать эту чертову Люси!! Сумасшествие Урсулы началось неожиданно именно с этой куклы… У нее возникла маниакальная идея, что несчастная керамическая игрушка, старинная, потрепанная, принадлежащая ранее ее матери, перешедшая к той еще раньше… Так вот — ей взбрело в голову, что глиняный истукан, следит за ней. Что глаза куклы двигаются и даже меняют цвет…. А потом она заговорила с Урсулой… Урсула утверждала, что в игрушку вселился неспокойный дух Анны и приказала сжечь ее. Я избавился от Люси самым простым способом — отправил ее в музей Ульрике в Дизентис… Но и там она пробыла не долго… Ульрике подарила ее заехавшему проведать дом Анны одному нашему известному художнику, прославившемуся на весь мир декорациями и созданием образов пришельцев в знаменитом голливудском триллере… Следы Люси затерялись окончательно… Ума не приложу, что мне сейчас делать… Как найти этого художника, я не имею понятия, где он живет… И жив ли вообще…
        — Вы сказали, что глаза куклы… были разные? Один голубой, а другой темный?  — неожиданно спросила Мария
        Глаза Вальтера округлились
        — Да, именно так, так Вы ее видели?? Где?? Ради Бога — скажите…
        — Нет, сожалею — это лишь фантазия… ассоциация возникла случайно… Просто Вы упомянули, что они меняли цвет…
        — Скажите, как зовут этого художника?  — сменил тему Макс
        — Не уверен, что помню его имя, надо спросить Ульрике… Подождите — я позвоню ей
        Он набрал номер мобильного
        Через пару минут разговора Вальтер обернулся к молодым людям, сидящим на заднем сидении его Опеля.
        — Говорит, что тоже плохо помнит — скорее всего герр Зиггер. Но можно найти информацию в сети… Только вряд ли там мы найдем адрес его обитания… Я пропал…Бедная Урсула… Я только начал надеяться…
        Прощаясь с окончательно расстроенным Вальтером у вокзала, Макс взял номер его мобильного и обещал держать в курсе поисков, которые он собирался предпринять в Интернете уже сегодня… Возможно художник немного наследил и оставил путеводные ниточки, ссылки на свои фан сайты или упоминания в средствах массовой информации.
        А пока пришло время найти очередной ночлег. Заглянув в туристический офис, расположенный в зале вокзала и сделав запрос молодому щупленькому служащему с внушительным кристаллом Сваровски в левом ухе, молодые люди, предварительно посовещавшись, решили проблему за пару минут.
        — Ты не будешь против, если я на этот раз сразу возьму один номер?  — заглянув в глаза девушки, спросил Макс
        Маша порозовела от смущения и согласилась. В душе вновь запорхали радостные бабочки, суля запретное наслаждение.
        Ее спутник с облегчением рассмеялся и продолжил
        — А то решишь вдруг поговорить на ретороманском… в одиночестве… Не могу лишать себя удовольствия послушать.
        Румянец исчез без следа. Расшалившихся мотыльков сдуло ветром. Маша почувствовала, как волна холода пробежалась по ее спине.
        — Макс, ты все видел, расскажи — что там произошло, умоляю. Не дай мне сойти с ума.
        Парень глубоко вздохнул и грустно взглянул на свою спутницу.
        — Знаешь, вынужден признать, что моя сугубо материалистическая картина мира трещит по швам.
        Когда ты взяла ее за руки, я не удивился, полагая, что это один из ваших профессиональных трюков, добиться лучшего контакта, но в следующее мгновение… Вначале подумал — ты разыгрываешь нас, да только такой жуткий птичий голос, шипящий, утробный подделать человек не может…это был словно голос существа с другой стороны, которое…
        — Которое на несколько мгновений воспользовалось моим телом… - тихо закончила Маша.
        — А сейчас?  — с тревогой спросил Макс.
        — Сейчас Анна ушла. Думаю, это была она. Урсула отпустила ее — несколько мгновений девушка молчала — я полагала, что призраки блуждают из-за чувства собственной вины, нереализованности предначертанного, но Анну наоборот задержали на земле мучения невинных… Умение прощать — дар Богов…
        — Фройляйн Фогель, боюсь, что скоро окончательно свихнусь рядом с Вами…, ну что же испить безумья чашу я готов до дна… - неожиданно закончил молодой человек, приложив руку к сердцу и низко поклонившись
        Мария не могла сдержать улыбки. Мальчишка!
        Уже засыпая, она услышала мелодию мобильного телефона Макса. Тот быстро поднялся с постели и, вытащив его из кармана джинсов, ушел в ванную комнату, чтобы будить девушку. Сквозь поступающую дрему послышался его тихий голос
        — Привет, да я оставлял сообщение, чтобы ты перезвонил… У нас небольшие проблемы…
        За завтраком, накрытом в скромном трехзвездочном отеле, приютившим их на прошлую ночь, Маша молчала, в задумчивости кроша в руках круасан. Что делать дальше? Ее виза действительна еще несколько месяцев, а билеты забронированы на послезавтра. Два дня рядом с ним. Еще одну ночь. И все. Пора возвращаться к исполнению профессиональных обязанностей, к покинутым больным, к дочке, которая уже соскучилась и ждет подарков. К своим родным скелетам в шкафу. Что грустить, цель ее поездки достигнута, душа Анны обрела покой, и не будет возвращаться в кошмарах. К Урсуле Пруст, ее последней невольной жертве возвращается разум. Будем надеяться, что жизнь несчастной вскоре наладится… Маше вдруг привиделся ребенок, которого счастливая Урсула укачивала на руках, и девушка, поверив на миг в чудо, загадала желание как в детстве, проглотив хлебный мякиш… Все будет хорошо.
        Вот только пропавшая кукла… Странно, как подробно Клайв описал ее внешний вид в истории про Кристину, будто сам присутствовал на лесной опушке, когда Регина дарила ее своей преемнице. Маша не могла избавиться от странного ощущения перекрещения реальностей, от приторно- вязкого присутствия тайны, возвращающей ее в детство, когда она в запой читала волшебные сказки вприкуску с плиткой шоколада Аленка. Тогда она была счастлива… Маша невольно оглянулась по сторонам, разыскивая в маленьком ресторане притаившегося за спинками стульев пересмешника в зеленом кафтане или мудрого старика, следящего за ней из — за мисок с попкорном и кувшинов с молоком.
        " Приветствуем тебя, Маленькая Птичка! Давно не виделись", послышался легкий шепот в ее голове… Мария вздрогнула, наваждение исчезло.
        Напротив нее сидел улыбающийся Макс, и показывал рукой на часы — Пора!
        Пора, но только куда? Макс с самого утра затаился, всем видом показывая, что подготовил сюрприз для нее. Все попытки выведать их дальнейший маршрут наталкивались на неприступную стену таинственного молчания и заканчивались шаловливым поцелуем в нос — Терпение!
        Разгадка ждала их перед входом в отель — лимонно желтый Мерседес полностью перегородил своим изящным корпусом узкую мостовую. На его капоте в неизменной позе хладнокровного шерифа, небрежно закинув ногу на ногу восседал великолепный Клайв Мортон
        — Хай Макс! Привет воробышек!  — англичанин ослепительно блеснул белоснежными зубами.
        Замерев у входа от удивления и восторга, Маша чувствовала как ее губы невольно растягиваются в ответную улыбку. Он как всегда потрясающ! Но что он тут делает?
        Макс радостно рассмеялся — Это и есть мой сюрприз! Приключения продолжаются!
        Все стало ясно, когда после восторженных объятий и поцелуев друзья расселись по привычным местам и Макс, обращаясь к Маше сказал
        — Малыш, я пытался порадовать тебя. Все дело в том, что мои попытки отследить пути герра Зиггера, а точнее Джорджа Зиггера в сети не увенчались успехом. Друзей, кто бы интересовался биографиями современных мастеров у меня нет, я сам лишь фотохудожник — дилетант, позволю себя так назвать, не особо углубляющийся в теорию искусства… В контактах мобильного оставался лишь Клайв и… неожиданно сработало!
        — Короче, поясню более доступно — вмешался Клайв — по счастливой случайности ДжиЗет мой приятель! Все просто и ясно — с Джо Зиггером я знаком без малого лет десять, задолго до того, как огромные инопланетные тараканы утащили с собой его ясный разум. У парня несколько домов, один здесь, в маленькой горной деревушке, пропахшей сыром, другой на Пхукете, еще пара в Калифорнии и Майорке… Но, я знаю, что он, как уроженец Швейцарии имеет единственное в мире место, хранящее его шедевры, эскизы и коллекцию особых вещей, это музей, находящийся на родине, а именно в шато Мерсье в городке Сьерре…
        Макс бросил на Машу взгляд победителя — Сюрприз стоил того???
        Маша ошеломленно молчала… Действительно, она рано закончила мечтать. Сказка пока не готова ее отпустить.
        — Итак, уважаемые господа, позвольте доставить вас в очередное Шато. На этот раз замок действительно оправдывает свое название. Если вы в детстве рисовали себе прибежище людоеда в сказке о Коте в сапогах, то добро пожаловать! К нему ведет пешеходная дорожка серпантин, для отважных, не боящихся переломать ноги и фуникулер для осторожных и немощных. Но тех, кто рискнет спуститься из замка в близлежащую деревушку на своих двоих ждет необыкновенных подарок, на одном повороте открывается вид на потаенный водопад, бьющий из подножья замка, катящий далее свои воды среди волшебного леса и вновь уходящий под землю, чтобы появиться на свет в виде неприметной реки в долине.
        — Клайв, ты сказал, что он твой приятель, но где ты с ним познакомился?  — спросила Маша.
        — Знаешь, придурков друг к другу притягивает! Богатых чудаков в особенности. Я пересекся с ним впервые в Каннах на кинофестивале в лохматом году, славно пощипав курочек в Мажестик мы заснули в одном номере, в одной кровати, навеки став молочными братьями… Наверное, не надо пояснять, что это означает?  — он криво усмехнулся, вскинув по-мефистофельски бровь и искоса посмотрел на недоумевающую Машу. Не дождавшись от нее согласного кивка, Клайв продолжал, как ни в чем не бывало
        — Потом наши пути разошлись. Начинающий, безумно талантливый художник был арранжирован под долгосрочный проект и улетел на Голливудские холмы, а я продолжил наслаждаться жизнью, в данное время путешествую по старушке Европе, собирая идеи для будущих романов.
        Отрывками доходили до меня сведения, что Джо, создав мир пришельцев, не захотел его покидать, его последующие работы все глубже и глубже погружали подсознание автора во тьму. Его произведения становились все более откровенными, выворачивая наизнанку низменные человеческие потребности в боли, в извращенном сексе под аккомпанемент самого Сатаны. Он стал его апологетом, единственным ныне живущим личным портретистом, которому Темный явился воочию. Так что предвкушаю удовольствие от знакомства с его творениями. А вы?
        Маша невольно поежилась. Сидящий на заднем сидении Макс тяжело дышал.
        — Почему ты решил, что кукла может быть в его музее?  — раздался его тихий голос.
        — ДжиЗет всегда тяготел к потустороннему, к тайнам и загадкам, к вещам, сохранившим слепок, отпечаток зла, изделиям, которые создавались умалишенными, самоубийцами, предметами, прошлое которых было связанно с болезнью и проклятиями. Разумеется, что в Дизентис он поехал с определенной целью, но зная железную леди Ульрику, от нее он вряд ли добился продажи музейного экспоната, как например дыба, на которой пытали несчастную Анну, но ему удалось купить не менее интересный предмет, куклу, которой по меньшей мере четыреста лет…
        — Клайв, извини, что перебиваю — вмешалась Маша — но ты описал ее внешний вид в романе практически с натуры. Как тебе это удалось?
        Англичанин снисходительно улыбнулся.
        — Помилуй, Мари! Каждое свое приобретение он выкладывает в галерее на фейсбуке. Мало того историю Анны я вместе с ним собирал по кирпичикам, дополняя художественными флешбеками. Скажи лучше, Мари, понравился тебе мой роман?
        Восхищенный взгляд девушки было ему ответом.
        — Я прочла пока одну треть, заснув на сцене расставания Кристины с художником. Какую страшную судьбу ты придумал для Птички. Родить ребенка от лучшего друга, а любимого оставить навеки с разбитым сердцем…
        Клайв повернулся к ней с улыбкой
        — Ты в праве все изменить. Отдайся фантазии, скажи, что случится с ней дальше? Останется она с Михаэлем или вернется к Якову?
        Макс, сидящий на заднем сидении недоуменно хмыкнул. Он совершенно не понимал, о чем шла речь.
        Маша ненадолго задумалась и вздохнула.
        — На мой взгляд, она должна быть с Михаэлем, отцом своего будущего ребенка.
        Клайв нахмурился, его губы сжались в тонкую линию
        — Допустим так… Но позже, спустя несколько лет, не чувствуя ее любви, Михаэль оставит Кристину с ребенком и подчиняясь требованию общества, найдет себе богатую партию. Наша несчастная героиня, сойдя с ума от горя, озлобится, превратится в мерзкую ведьму, утопив боль в вине. Вспомнив уроки Регины, она попытается приворожить чужого мужа и потерпит фиаско, вымещая злость и неудачи на родной дочери… Реальное развитие сюжета, только где то я уже об этом слышал…
        — Я тоже,  — мертвым голосом отозвалась Маша. (Вернусь домой — убью Ленку!)
        — Но у нашей незадачливой героини всегда остается выбор. И если она его не сделает, то вмешается судьба.
        Маша молчала. Ей нечего было добавить. Отклонившись на спинку сидения, отвернувшись к окну, она делала вид, что разглядывает проносившийся за стеклом горный пейзаж. На самом деле она боролась со слезами и злостью на болтливую подругу. Машина Клайва медленно поднималась по серпантину на вершину перевала Фурка.
        Руки Макса обняли ее сзади за плечи, словно защищая от грядущих бед. Не понимая, что сейчас твориться на ее душе, он интуитивно почувствовал потребность дорогой ему женщины в тепле. Не поворачиваясь к Клайву Маша украдкой слизнула предательски сползшую по щеке соленую каплю и закрыла глаза.
        — А где сейчас господин Зиггер?  — раздался с заднего сидения голос Макса. Он постарался вернуть разговор к прежней теме.
        Клайв усмехнулся.
        — Понятия не имею, куда повела его патологическая страсть. Последнее время он увлекся каталоголизацией пыточных механизмов. Если следовать тексту блоггов, которые он вел, то месяц назад парень путешествовал по бескрайним рисовым полям Лимы. Возможно, в скорости я увижу обновления на его странице.
        Несколько минут в машине царило молчание.
        Клайв заговорил, резко сменив тему.
        — А что касается тебя, Макс? Ты же родом из Баварии. Почти по соседству началась моя история про последнюю ведьму Шварцвальда. Знаешь, то, что мы сейчас все вместе, я нахожу символическим. Я — человек, пишущий историю о ведовских процессах в средневековой Швабии, точнее в городках, притаившихся в Черном Лесу, а это почти рукой подать до твоего родного Мюнхена. Экспрессивная девушка из России, начитавшаяся ссылок в Интернете и пожелавшая продолжить детство. И ты… что может привязать тебя к нашей компании?
        Макс задумался.
        — Если только тема экскурсии, которую я проводил с большим удовольствием, работая в Мюнхене. По следам Сказок Гауфа и братьев Гримм- так она значилась в рекламном каталоге.
        — Неплохо, продолжай! Ты почти в нашей команде!
        — Экскурсии имели немалый успех для семейных пар с малыми детьми, среди пенсионеров, вернувшихся в детство, порой для бизнесменов, уставших от железобетонной логики рыночных отношений, желающих отвлечься наивными воспоминаниями о временах, когда весь мир был заключен в стеклянный шар со снежинками… Но еще больший успех, они имели у меня лично… Я каждый раз с трепетом встречался с затаившимся среди корней деревьев, откапывающим клады хитрым Стеклянным Человечком, с коварным Голландцем Михелем, торгующимся за человеческую душу, вел детей по тропинке, усеянной хлебными крошками в поисках пряничного домика Ганса и Гретель, и пытался с ними разглядеть в башне замка несчастную Рапунцель, в надежде распустившую золотые косы…
        — Совсем горячо! Ты принят, парень! Добро пожаловать в команду Таинственных человечков.
        Нам с тобой по пути. Ты не против, Мари, если мы захватим с собой сказочника?
        Маша, так и не включившись в игру, нечаянно покраснела. Клайв от души расхохотался
        — Так у вас все отлично, ребята! Кто бы сомневался…
        Сьерре или Сидерс, маленький город, имеющий два названия, на французском и немецком, являлся форпостом на границе двуязычного кантона. Замок Мерсье, сказочное пристанище древнего Людоеда показался из-за поворота, вонзив три башни в пасмурное осеннее небо. Накрапывал мелкий дождь, порывы ветра предвещали дальнейшее ухудшение погоды.
        Следуя указателям, Клайв вел машину в направлении шато. За деревьями замелькали покатые черепичные крыши домиков как один украшенных навесными шпалерами с цветущей геранью. Красный большой плакат недвусмысленно намекал, что все желающие прогуляться по аутентичной деревне и подняться в замок должны оставить транспортное средство на специально предназначенной стоянке. Припарковавшись в небольшом ангаре, молодые люди не желая осматривать альпийские шале и небольшую сыроварню сразу отправились к зубчатому фуникулеру, поднимающих туристов в замок. Дорога наверх заняла около пятнадцати минут, с одной непродолжительной остановкой среди густого леса. Маша с удивлением отметила несколько пожилых пар, зашедших в вагон фуникулера, одетых по спортивному, держащих в руках фотоаппараты и альпенштоки. Они говорили на немецком и из обрывков разговора девушка поняла, что туристы не могут прийти в себя от восторга от увиденного сказочного водопада, бьющего из стен крепости. Через пять минут поезд остановился на верхнем ярусе, за стеклом вагона проплыла каменная стена замка. Добро пожаловать в Логово!
        Пройдя через ворота с закрепленным над ним гербом, изображающим летящего золотого грифона на голубом с красным поле, посетители проследовали в небольшой внутренний двор. Справа темнела вывеска "Галерея существ Зиггера", указывающая на небольшую двухэтажную пристройку, ко входу в которую вели несколько крутых ступенек с перилами, выкованных из переплетающихся змей. Маша невольно улыбнулась. Антураж достойный комнат ужаса в Луна — парке. Между пристройкой галереи и входом в замковые помещения был разбит живописный сад. Вычерченные как по линейке дорожки между клумбами с цветущих поздними растениями засыпаны меткой белоснежной галькой. Низкорослые пирамидальные и шаровидные туи, составляли вершины многоугольников, коротко стриженный самшитовый куст соединял их по периметру в замысловатый геометрический узор, состоящий из комбинации перекрещивающихся фигур с центром в виде замысловатой шпалерной композиции, сооруженной из кочанов конусообразной декоративной капусты ярко бордового цвета.
        Решив не терять времени и не осматривать основную экспозицию замка, молодые люди повернули вправо и поднялись по змеиным ступенькам к стеклянной двери галереи, которая при помощи фотоэлемента моментально открылась, пропуская их во внутрь. В холле, за стойкой с рекламными флаерами, плакатами, иллюстрированными каталогами и небольшой витриной с сувенирами сидел молодой человек, бритый на лысо, в черной безразмерной футболке с изображением козлиной головы. Продырявленные крупными шайбами уши, губы и нос украшенные пирсингом делали его похожим на первобытного аборигена острова Пасхи. Густо подведенные черными тенями глаза равнодушно взглянули на нас. Взяв с новых посетителей по двенадцать франков, он монотонным уставшим голосом пробубнил, что съемка на видео в галерее строго запрещена, любое появление вспышки фотоаппарата фиксируется камерами наблюдения и выставляется штраф. И снова спрятался за рецепцию, уткнувшись в экран монитора. Кроме них в музее почти никого не было, лишь из дальних залов слышался женский смех. Странно, что могло насмешить незнакомую женщину в столь мрачном месте. Общее
освящение в залах отсутствовало, висящие на стенах огромные в пол картины и инсталляции были подсвечены отдельными сфокусированными на них прожекторами. Попав в первый зал галереи, Маша от неожиданности вздрогнула, потому что на входящих, плотоядно раскрыв усеянную острыми клыками пасть гигантского богомола нападал закрепленный под потолком точный прототип голливудского Чужого. Справившись с волнением Маша обошла инсталляцию со всех сторон, разглядывая анатомические подробности существа, выполненные с потрясающей точностью. Картины на стенах демонстрировали эволюцию чудовища от зародыша во чреве до взрослой особи. По середине зала, стоял аллегорический стол, в окружении четырех огромных кресел, ножки стола и спинки кресел представляли собой оголенные позвоночники и распахнувшиеся в приветствии ребра грудных клеток. Маша не верила своим глазам, полагая, что попала в паноптикум ужаса, в кошмарный иллюзион. Клайв, видя ее расширившиеся от страха и удивления глаза, потащил в следующий зал, шепча на ухо
        — Вот здесь представлено его творчество уже после нашумевшего фильма.
        Приготовившуюся встряхнуться после увиденного девушку ждал еще больший сюрприз. Следующий зал был посвящен исследованию приисподни, изображенные на огромных панно существа могли обитать в бреду больного шизофрении в стадии обострения или в аду, куда он получил бесплатный членский абонемент. Маленькие горбатые уродцы, в фашистских касках и глубоководных очках, сидящие по росту на первом плане картины, рисующий Апокалипсис. Бородавчатые, изъеденные чумными язвами лысые карлики, выворачивающие наружу гниющие внутренности в компании с обнаженными женскими псевдо телами, плавно перетекающими в индустриальный пейзаж. Кроме картин в стеклянных витринах посреди зала, освященные сверху узконаправленным лучом, и казавшиеся от того еще более омерзительными, стояли препарированные тушки изображенных на стенах существ, выполненные из тончайшего металла, переливающиеся мрачным блеском под изменением угла зрения. Катастрофически красиво. Машу затошнило… Стараясь более не разглядывать уродов, она проскользнула в следующий зал и остолбенела. Потому что попала во владения самого Сатаны. Третий зал был огромен, в
центре его было пусто, никаких скульптур и инсталляций не наблюдалось. Середина помещения предназначалась для зрителей. Все внимание посетителей должно было быть сфокусировано на трех огромных картинах, занимающих стены. На самом крупном центральном полотне, выполненном в серо зеленных сумрачных тонах изображался сам Темный господин в виде лохматого черного козла с сидящими на его коленях бородавчатыми карликами, держащих свернувшихся восьмерками змей. Огромные угрожающие рога и дьяволица над головой, проткнутая насквозь эрегированным членом, выступающим из его макушки, раскинувшая руки представляли собой стилизованный пентакль.
        Маша опустив глаза, с трудом перевела дух.
        На следующем панно была изображено растянутое в четыре стороны за привязанные к рукам и ногам колючую проволоку женское существо с головой насекомого, пронзенное насквозь мужским половым органом, вышедшим из ее горла наружу. Третий заключительный шедевр извращенца представлял собой стилизованную плетенку, лесенку, узлами которой являлись разверзнутые ягодицы, с торчащими из них неизменными членами. Икона торжествующего гомосексуализма.
        Мужской детородный орган, распятая женщина и торжествующий Сатана были лейтмотивом всех трех полотен. Сначала от их количества во всевозможных интерпретациях становилось откровенно душно. Но не надолго.
        Маша была потрясена. Она не понимала, что с ней происходит. Поступившая к горлу тошнота прошла, вместо нее все тело охватил адский жар, она не могла отвести глаз от изучения деталей картин… Она открывала один за другим незамеченный ранее ракурс или сюжет. Казалось, что картины оживали, детали меняли расположение, существа позы. Ее рациональный разум был изгнан, она готова была вечно стоять в центре зала и без конца разглядывать каждое из трех панно по очереди. А потом в полном изнеможении подойти к первому с изображением козла и прильнуть к нему обнаженным телом. Ее глаза безумно блуждали от картины в картине, если бы не Клайв, подкравшийся сзади и закрывшей ей лицо руками, она бы окончательно сошла с ума.
        — Власть его неоспорима…. таким как ты сюда вход строго воспрещен. Впрочем, как и твоему другу. Пошли его спасать.
        Макс замер перед картиной с женщиной — насекомым и с наслаждением, с вожделенной страшной улыбкой исследовал подробности ее экзекуции. Крепко держа за руку приходящую в себя Машу, Клайв толкнул немца в бок и произнес — Партайгеноссе Геринг, пора освежиться! Цум Айсганг!
        Макс вздрогнул, пришел в себя, его обезумевший взгляд скользнул по спутникам, не узнавая их, потом он стремглав рванул к выходу из зала, где виднелся небольшой открытый балкон.
        Молодые люди несколько минут стояли на нем, положив уставшие от кошмара глаза на идиллические клумбы замкового парка. Маша с Максом прерывисто дышали, будто провели продолжительное время в помещении без кислорода, наслаждаясь свежим, пропитанным дождем воздухом. Клайв, отступивший в сторону, с иронией разглядывал бледную парочку.
        — Нормальная реакция душевно благополучного человека… Мы с вами еще не зашли в комнаты, где стоит предупреждающая табличка — Только для взрослых!
        Маша в недоумении обернулась к нему
        — Я не понимаю, как в эти залы ходят семьи с детьми, они же потом не смогут заснуть…
        — Ты ошибаешься, детям от увиденного не тепло ни холодно. Они рассматривают страшные картинки подобно комиксам с инопланетными уродами, не проецируя их на себя, на собственные ощущения. А вот подростки в пубертатном возрасте, те получают от просмотра истинное наслаждение. Их половые инстинкты обретают неимоверный импульс, картины возбуждают их фантазию, приближая к опасной грани перехода. Тьма затягивает. Вы сами это почувствовали, лишь внутренний стержень, защитная духовная оболочка спасает нормальных людей от искушения продлить сношение с демоном. Молодежь чаще соглашается познакомиться с ним поближе. Война, что никогда не заканчивается… И вы тому стали свидетелями.
        — Почему церковь не может запретить существование галереи. Это же…словно филиал приисподнии, портретная студия ее вечного врага?  — удивлению Марии не был предела.
        Клайв хитро улыбнулся
        — Помилуй, Мари, мы живем в свободной стране. Каждый из нас имеет право выбора. Вот ты — какой бы сделала? Сознайся, что ты ощущала до того момента, как я закрыл тебе глаза?
        Маша покраснела до ушей, но решила сказать правду.
        — Не знаю почему, но я чувствовала страшное сексуальное возбуждение, какой-то нечеловеческой силы, оно полностью затмило разум…
        — Я тоже, и это ужасно — понуро сознался Макс.
        — Он испытывал вас самым простым способом, иллюзией страдания, видом боли. Боль — чертовски сексуальна.
        Маша побледнела как полотно
        — Клайв, только не говори, что ты веришь тому, что говоришь. Кто Он? О ком ты?
        — Брось кривить душой, Мари! Нас всех привлекают человеческие страдания, да, мы содрогаемся, но глаза отвести порой не в силах. Человечество с молодых ногтей взросло на боли, на пытках, на казнях, на морями пролитой крови в бесчисленных войнах, на гари костров, дурманящим сладким запахом горящих тел невинных. Современный человек научился подавлять демона, мало на земле осталось мест, где он базируется и чувствует себя вольготно. Мы сейчас в одном из них.
        А в прошлом — он властвовал безраздельно, его сила была тем извращеннее, чем ближе к богу находились его адепты. Он смеялся над Создателем, извратив само понятие веры. Самые громкие инквизиторские процессы проходили в удаленных монастырях, где существовали целые секты идолопоклонников, развратников и сатанистов. Одни пыточные механизмы чего стоили, недаром их стилизованные подобия находят повышенный спрос у современных извращенцев.
        Дыба, колесо, знаменитая охрана колыбели, Нюрнбргская дева, обнаженные плачущие женщины, возбуждали не только своих палачей, но и неистовых следователей, инквизиторов, лишенных наслаждения плотью. Извращенцы самоудовлетворялись, отрывая несчастным соски и сажая их на кол…
        — Клайв!!!Умоляю!! Замолчи… Меня снова тошнит.
        — Мари! У тебя — здоровая реакция…
        — Уверена, со временем люди стали милосерднее, добрее…, - с надеждой вставила девушка.
        — Отнюдь! Они вынуждены были поумнеть в плане образования. Технический прогресс расставил точки над И, дав объяснения прежним тайнам, лишил фанатиков от веры манипулировать сознанием толпы. Но темная сторона позиций не сдала, она стала более изощренной и циничной. Еще более изобретательной в плане камуфляжа.
        Клайв, поймав потухший взгляд Марии, спохватился:
        — Простите, господа, я увлекся… А мы забыли — зачем мы здесь. На втором этаже представлена личная коллекция Джи Зет, надеюсь, что знаменитая кукла еще там.
        Молодые люди с сожалением покинули балкон и стараясь более не углубляться в осмотр оставшихся экспонатов направились к узкой витой лестнице, ведущей наверх. У первой ее ступени, их остановил голос Клайва
        — Одну минуту. Мимо этого экспоната пройти грех, посмотрите налево.
        Маша и Макс как по команде повернули головы и увидели странный портрет написанный на зеркале. Коренастый человек, с наметившимися пролысинами над шикарными пушистыми бакенбардами, среднего возраста, с жесткими чертами лица, плотно сжатыми губами и прищуренными, темными глазами, сканирующими душу, держал на уровне паха маленькое зеркало в виде разверзшейся пасти.
        — Разрешите представить- Джордж Зиггер — собственной персоной в компании с личным демоном, притаившемся в зеркале. Если опуститься на колени перед картиной… да да именно в недвусмысленную позу, и заглянуть в зеркало, то, говорят, можно увидеть собственного темного ангела. Но для взрослых такая коленно локтевая позиция в общественном месте не удобна, а для детей этот рискованный эксперимент не опасен — за их спинами стоит лишь хранитель. А вот мы могли бы увидеть много интересного. Не желаешь присесть, Мари, пока никто не видит?
        — О Боже!! В голове твоего знакомого не просто тараканы, а инопланетные мутанты, сожравшие его мозг без остатка…  — тихо сказал Макс и крепко взяв Машу за руку повел ее к лестнице.
        Клайв усмехнулся, глядя им вслед.
        Второй этаж, где находилась личная коллекция художника, представлял собой просторный светлый зал, с множеством окон, хаотично заставленный экспонатами. Клайв подобно молнии метался среди них, разыскивая куклу. Маша, стараясь более не углубляться в детальный осмотр скользила взглядом по небольшим корявым инсталляциям, мраморным бюстам с вживленными прутьями арматуры и колючей проволоки, удивившись паре изысканных скульптур руки самого Дали, смотрящихся как пришельцы среди царящего ада, среди кунсткамеры уродов.
        — Она здесь, нам повезло — послышался их угла зала дрожащий от возбуждения голос Клайва.
        Маша в удивлении обернулась на обычно хладнокровного и циничного англичанина.
        Он застыл перед невысоким подиумом, на котором, свесив вниз тряпичные ножки, в протертых до дыр кожаных ботиночках, сидела небольшая керамическая кукла, растрепанная пакля вместо волос, заплетена в косу, порванное, но заботливо заштопанное платье говорило о добрых руках ее бывших хозяев. Лицо красавицы пострадало чуть больше, от щеки откололся небольшой кусочек и пробежала трещинка до уха, краска на улыбающихся губах облупилась. Но глаза, сверкающие на дневном свете ярким голубым камнем и отливающие влажным черным, остались не подвластны времени. Маша подошла к кукле поближе, видя как Клайв медленно попятился, освобождая ей проход. Она не переставала удивляться происходящему.
        Ей вдруг нестерпимо захотелось взять куклу в руки и понянчить ее. Она воровато огляделась по сторонам, но кроме затаившегося сзади Клайва и Макса, замершего в восхищении около слона — насекомого Сальвадора Дали на этаже никого не было. И протянув руки, дотронулась до куклы.
        — Меня зовут Люси… - возник в голове Маши тихий голос — возьми меня, я твоя.
        От неожиданности Маша чуть не выронила заговорившую игрушку.
        В ее голове моментально соткалось воспоминание из детства, когда в один из самых счастливых дней мама, покатав ее на волшебной карусели, повела на второй этаж того сказочного магазина, а там… там продавщица наконец то сняла с верхней полки вожделенную куклу, умеющую говорить. Куклу, которой девочка заранее подарила имя Люся.
        Маша огляделась по сторонам. Макс не сдвинулся ни на шаг. Раскорячившийся членистоногий слон был великолепен. Клайв прерывисто дышал ей в затылок.
        Девушка, вновь протянула руки к кукле, и словно подчинившись ее приказу, быстро схватила и спрятала в рюкзачке.
        — Уходим!  — окликнула она очарованного слоном Макса и в сопровождении молодых людей торопливо спустилась к выходу. Кураж, охвативший ее, стиснул волю в пружину, готовую разжаться в любой момент. Если на этаже была камера наблюдения и воровство попало в объектив, то у порога ее должны остановить. Но толстый мальчик — гот, продающий билеты, не обращал ровно никакого внимания на экраны камер, все его внимание поглотила очередная страшная бродилка в компьютере. Выход был свободен.
        Она остановилась лишь за воротами замка, и несколько минут восстанавливала дыхание. Дело сделано, куклу можно вернуть Урсуле. Тот факс, что она только что совершила первую в жизни кражу, совершенно не взволновал Машу.
        — Ну вот и все, дорогие мои соучастники преступления, пора возвращаться — послышался прежний бодрый голос Клайва.  —
        Он подошел к расписанию фуникулера и несколько секунд вчитывался в текст-
        — Следующий поезд придет через семь минут, он изящно изогнул кисть с дорогими часами.
        Есть предложение воспользоваться моментом и взглянуть на знаменитый водопад, обидно не запечатлеть его, не правда ли, Мари?
        Находясь еще под воздействием выброса адреналина, Маша не задумываясь согласилась, с сомнением взглянув на Макса. Парень выглядел устало, спуск по серпантину с его больным бедром казался утопией. Макс грустно покачал головой — Нет извольте, я дождусь поезда и встречу вас внизу, не проблема.
        — Ну что же, дружище, тогда до скорого!! Обещаю, не соблазнить Мари в твое отсутствие — непринужденно засмеялся Клайв.
        Найдя в стороне от площадки фуникулера указатель на пешеходную тропу, Маша подошла к севшему на лавочку Максу и, наклонившись, поцеловала его в щеку
        — Будь осторожнее, малыш — тихо прошептал молодой человек — и улыбнулся Клайву — Вперед! А то мне придется вас долго ждать!
        Клайв шагнул в сторону и исчез за елками, Маша нырнула следом.
        Но не успели они спуститься на один поворот серпантина как рокочущий звук прокатился над верхушками елей и сильный порыв ветра нагнул их стволы.
        — Мари, подожди, давай возвращаться, приближается гроза,  — сказал Клайв как можно громче, стараясь перекричать ветер.
        Маша остановилась и в нерешительности оглянулась назад, представляя утомительный подъем.
        Глупый чертик в ее душе, отважный, неосмотрительный проказник, отчаянно замотал головой.
        — Нет, Клайв, просто пойдем быстрее, мы успеем до начала дождя до серединной станции. Я хочу сфотографировать водопад!
        — Как скажешь…, упрямица.
        Ветер, словно по приказу, послушно стих, от раскатов грома остались лишь воспоминания. Молодые люди продолжили спуск.
        Наконец впереди показался плакат, указывающий направление на смотровую площадку с видом на знаменитый водопад. Маша убыстрила шаг. Клайв еле успевал за ней.
        Небольшой скальный выступ, нависший над дорогой, огороженный со всех сторон металлическими перилами, был идеальным местом для съемки необыкновенного природного явления. Хрустальные струи горной реки, с силой бьющие из скалы, над которой возвышалась одна из трех башен замка, пролетев вертикально сотню метров падали, превращаясь в белоснежную пену в поросшей изумрудной травой ложбине и катились, бурля на порогах вниз, теряясь среди бесчисленных сосен и елей.
        Маша достала из рюкзака камеру и подошла к самому краю, немного наклонившись вперед через заграждение, чтобы захватить в экспозицию больше сверкающих струй.
        Клайв, заметив ее необдуманный поступок, сделал шаг вперед —
        — Мари, ханни, не наклоняйся!!
        Но налетевший страшный порыв ветра отнес его слова в сторону. Испугавшийся до смерти англичанин как в замедленной съемке наблюдал, как Маша перевернулась через перила и пропала из виду.
        — О Боже!! Мари!!  — через секунду он уже был на том месте, где стояла Маша и видел, что несчастная девушка висит на отвесной скале, уцепившись двумя руками за небольшой каменистый выступ.
        Клайв, со страху перешел на английский
        — Держись! Я сейчас!
        Он подполз под перилами как можно ближе к краю и протянул Маше руку.
        — Держи руку! Перехватись!!!.
        Маша, серая от страха, сделав нечеловеческое усилие, оторвала руку от скалы и вцепилась в протянутую кисть.
        — Молодец!
        В этот момент ее пальцы свела адская боль, золотое массивное кольцо, что носил на безымянном пальце Клайв, безжалостно впилось ей в кожу. Она вскрикнула от боли и от страха, взглянув в глаза склонившегося над ней англичанина. В его сапфирово голубых глазах клубилась тьма, заливающая зрачки. Клайв, переменившись в лице, заговорил спокойным холодным голосом, вернувшись к немецкому
        — Дай мне свой рюкзак, он мешает. Отцепи вторую руку, сними рюкзак и протяни его мне. Слышишь?
        — Да,  — заворожено произнесла Маша, не отрываясь смотрящая в его потемневшие глаза.
        Она послушно оторвала вторую руку от скалы и повисла над пропастью, сжав зубы от невыносимой боли, раскаленное кольцо Клайва обжигало пальцы. Потянувшись, сняла лямку, врезавшегося в плечо рюкзака…
        — Маша!! Родная!! Где ты? Клайв?  — сквозь морок, застивший ее разум, прорвался взволнованный голос Макса.
        В ту же секунду сильная рука перехватила ее вторую кисть и Маша, словно пушинка была поднята из пропасти. Перед тем как потерять сознание, она увидела приближающегося, спешащего изо всех сил, подпрыгивая на здоровой ноге подобно громадному неуклюжему кузнечику, бледного как смерть Макса Краузе. Что он тут делает?  — была ее последняя мысль.
        Она пришла в себя, когда за окном начали зажигаться звезды. Лежа на огромной кровати, в комнате, освященным тусклым ночником, стоящем на тумбочке рядом с изголовьем, Маша долго не могла понять, как она здесь очутилась. Последним ее кошмарным воспоминанием были огромные испуганные глаза Макса, его рот, застывший в немом крике. Еще железные тиски — руки Клайва, спасшие жизнь, в последний момент перехватившие ее за локти и вытащившие из пропасти. А сейчас она лежит на просторной кровати, согревшись под пуховым одеялом, буд-то и не было несчастного случая, словно ей пригрезился кошмар. Почему тогда она не знает, где сейчас находится?
        Постепенно до ее слуха начал доноситься разговор в соседей комнате, двое мужчин, стараясь говорить как можно тише, шепотом обсуждали произошедшее.
        — Клайв, у меня до сих пор все дрожит внутри. Что то не спасает твой Джон Уолкер.
        — Сейчас отойдешь, не спеши… все позади, скоро твоя принцесса придет в себя. Одного не пойму, как ты оказался у смотровой площадки? Ты же должен был ждать нас внизу?
        Маша внимательно прислушивалась к разговору. Макс некоторое время молчал, потом ответил
        — С того момента, как Мари вошла в мою жизнь, со мной начали происходить странные вещи. Мало того, что она произвела внутри полную ревизию, подарив надежду, она заставила меня вновь поверить в сказки, в существования потустороннего, она пробудила уснувший без надобности внутренний голос. Прости, что выражаюсь столь патетично… Я дождался фуникулера, как и собирался, но, подъезжая к промежуточной станции, расположенной вблизи смотровой площадки почувствовал вдруг смертельную тоску, холод сжал внутренности, мешая дышать, не осознавая, что делаю, я вышел на станции за глотком свежего воздуха и с намерением найти вас.
        — Понятно. Ты довольно глубоко запустил Мари в свое сердце, что будешь делать завтра? Если не ошибаюсь у нее вечерний вылет?
        — Да…  — послышался глухой ответ — Не знаю. Я попрошу ее вернуться.
        Маша грустно улыбнулась. Милый мальчик. Я не достойна тебя, мой чистый и светлый ангел.
        В этот момент до ее слуха донеслась тихая мелодия мобильного телефона. Она протянула руку к сумке, которая лежала у нее в ногах и ее руки задрожали. Звонил человек, который никогда не должен был это делать, или существовала лишь одна причина, позволившая Ирине Кушнир набрать ненавистный ей номер — с Денисом произошло несчастье.
        Похолодевшими от страха руками, Маша откинула крышку телефона
        — Маша?  — послышался вкрадчивый голос бывшей подруги — Маша, ты меня слышишь?
        По тембру ее голоса девушка сразу поняла, что все живы.
        — Да.
        — Почему не берешь трубку, звоню уже пятый раз?
        Маша молчала, с трудом совмещая реальности. Голос Ирины прорвался из прошлого, которое она старалась забыть, и ей почти удалось. Она не желала возвращаться.
        — Я спала, не слышала — медленно ответила Маша, стараясь прийти в себя от удивления.
        — Спала? Ты сейчас трезвая? Можешь говорить?  — три вылетевшие пулеметной очередью вопроса буквально отхлестали Машу по щекам. От недоумения, проснувшейся злости, обиды голос вмиг обрел твердость.
        — Здравствуй, Ира. Я не пьяна и могла бы выслушать тебя, но увы, продолжительный разговор влетит тебе в копеечку, я в роуминге.
        — Так ты не в Москве?  — разочарованно потянула Ирина — Где, если не секрет? Когда возвращаешься?
        — Не секрет. Я в Швейцарии… (Вот только где?? В каком городе находится отель, где я лежу на кровати?)
        Маша замкнулась в нерешительности.
        — Вернусь завтра ночью. Скажи мне, что случилось?
        — Ты в Швейцарии??  — в голосе Ирины прозвучало неподдельное изумление, граничащее с недоверием.  — Удивительно!! Во уж не ожидала, что… ладно… поберегу твои деньги.
        Ничего страшного не случилось. Просто мы с Денисом соскучились по тебе… Наберу послезавтра.
        И отключилась.
        Маша выронила трубку и со стоном откинулась на подушку. Ее сердце сжалось от давно забытой боли. Только этого мне не хватало… Он не должен по мне скучать. Это невозможно.
        Тихий стук в приоткрытую дверь нарушил ее мысли.
        — Мари, ты уже с нами?  — в щелку просунулась белобрысая кудрявая голова Клайва.
        Вставай, Соня! Подойди к окну, оцени сюрприз!
        Маша вымученно улыбнулась и послушно встала с кровати. Отодвинув в сторону тяжелую гардину, девушка вскрикнула от восторга. Под ней, находящейся на высоте птичьего полета, сверкал бесчисленными огнями сказочный город, расположенный в устье реки, которая несла свои воды в черное озеро, с извилистыми изрезанными берегами. Над городом уже нависли сумерки. В темном зеркале воды отражались величественные горы, чьи белоснежные снежные вершины терялись среди облаков.
        — Где мы?  — еле выдохнула девушка
        — Мы над Люцерном, в моем любимом отеле на холме. Отсюда открывается самый лучший вид на город и озеро Четырех Кантонов.
        — Невероятно… я еще не видела подобной красоты… - сдерживая бешено заколотившееся сердце прошептала Маша, любуясь городом, лежащим у ее ног. Освященные снизу прожекторами взмыли к небу позолоченные шпили церквей, остроконечные крыши шестигранных башен замерли по обоим берегам реки, между ними пролег соединяющий их ломанной линией крытый черепицей деревянный мост, украшенный по обеим сторонам шпалерами с цветущей геранью. Фигурные купола крыш с резными флюгерами возвышались над обычными современными зданиями. Мерцающие огни чудного города плыли, отраженные в темной воде озера. От пристани на другой его стороне отчалил небольшой колесный теплоход, сверкающий иллюминацией, подобный волшебной елочной игрушке.
        С высоты холма ночной Люцерн напоминал рождественскую карусель, искрящуюся разноцветными фонариками и фейерверками, сказочный пряничный городок из детских книжек.
        — Клайв.  — девушка с трудом оторвалась от магического зрелища —
        — Я должна поблагодарить тебя. Ты спас мне жизнь.
        Англичанин отступил в тень, пряча лицо. Потом отшутился, как ни в чем не бывало
        — На моем месте так поступил бы каждый разумный мужчина, разбирающийся в женской красоте. Грех бросать в пропасть такое сокровище…
        — Клайв!  — Маша ткнула его кулаком в живот. Они оба весело рассмеялись.
        — А где Макс?  — вдруг вспомнила девушка.
        — Наш художник спустился ненадолго в город. Возможно, готовит тебе сюрприз…
        Ее сердце больно кольнуло.
        — Не верится, что все закончилось и завтра ночью, я уже буду в нескольких тысячах километров от вас.
        — Увы, Птичка должна лететь… Но она может и вернуться, не правда ли?  — его вопрос прозвучал утверждением.  — тем более пережитые приключения навсегда останутся в ее памяти…
        Маша промолчала, не зная, что сказать.
        Клайв продолжал
        — Загадочная история о последней ведьме закончилась достаточно благополучно. Миссия выполнена, больная Урсула уверено идет на поправку…
        — Я чуть не забыла!  — Маша рванулась в сторону от окна и схватила с кровати рюкзак.
        — Клайв, умоляю, выручи меня. Я не успею передать несчастной ее потерянную куклу. Прошу тебя, если располагаешь временем, сопроводи Макса в Кур, верните Урсуле ее игрушку…
        Маша посмотрела умоляющими глазами на внезапно отступившего от нее на шаг Клайва.
        — Возьми ее — произнесла девушка и осторожно достала куклу.
        Клайв отошел еще на один шаг и уперся спиной в стену. Сумрак комнаты скрыл смертельную бледность его лица и обострившиеся черты.
        — Возьми куклу, пожалуйста — повторила удивлено Маша, протягивая безвольно повисшие тряпичное тельце.
        — Благодарю.  — послышался глухой незнакомый голос из темноты.  — Я выполню твою просьбу.
        Маша видела как дрожащие руки Клайва протянулись к игрушке, и через секунду прижали ее к груди как самое драгоценное на свете.
        Странный он какой-то… - мелькнула мысль
        — В ответ на проявленное доверие, я бы хотел дать тебе ценный совет, Мария.  — немного торжественно произнес англичанин.  — Давай поднимемся на крышу, в бар, любуясь городом и дегустируя потрясающие коктейли, что готовит мастер своего дела Отто Грюнберг, ты услышишь невеселую притчу о Холодном Сердце.
        — Легенду о Питере, выпросившем себе у Голландца Холодное Сердце в изложении Гауфа читали все дети, и ты в том числе. Но камень для души можно испросить не только по причине неуемной жажды денег, но и спасаясь от несчастной любви. Зарыть обескровленное страданием сердце между корней разлапистой ели, растущей в самом центре волшебного леса, или опустить его в омут ледяной горной реки… И продолжить жизнь богачом, самоуверенным красавцем, неподражаемым покорителем сердец, человеком, которому далеки страдания и тяготы, существом, вечно греющимся у чужих ярко горящих очагов, пожирающим тепло любящих его сердец…
        Маша заворожено смотрела на темную фигуру Клайва со стаканом, наполненным виски со льдом, замершего перед огромным в пол окном бара, на фоне мерцающих огней плывущего под ними города.
        — Это сердце не может согреть, его ответное чувство — иллюзия, оно лишь отражает аккумулированное тепло от находящегося рядом с ним любящего человека. Но стоит чувству иссякнуть, проклятое сердце подернется инеем.
        — Неужели не существует возможности вернуть несчастному его родное, оставленное за не надобностью живое сердце?  — включилась в игру, Маша
        Клайв повернулся от окна и сел напротив, внимательно и серьезно заглянув ей в глаза.
        — Выход всегда есть. Даже дьявол не нарушает правила, предоставляя выбор. Спасение глупца, пошедшего на сговор с темнотой, валяется у него пол ногами. Но не каждый им воспользуется.
        Лишь годы, наполненные разочарованием, пустотой, бессмысленностью укажут несчастному путь. Жертва…. Пожертвование собственной жизнью ради чужой, пожертвование добровольное и осознанное, смоет все грехи, накопившиеся за сотни лет его перевоплощений… Или, если по крайней мере — равнозначный обмен…
        Маша нахмурилась, она в недоумении посмотрела на Клайва, прося пояснений.
        Он сдержанно улыбнулся, слегка приподняв уголки рта. В его глазах отразилась смертельная усталость и вечная грусть.
        — Готова ли ты всю свою жизнь греть бездушный камень, выбросив за ненадобностью любящее тебя сердце? Стоит ли оплачивать уже закрытые долги? Глупость — один из непризнанных грехов, Мари. Подумай хорошо, перед тем как сделать выбор. И помни, когда не знаешь — в какую сторону шагнуть, выбирай третий путь.
        "Когда встанешь перед тяжелым выбором, и не будешь знать, как поступить, поступи по-ДРУГОМУ"  — невольно прозвучали в голове слова Виктории. Они оба говорили об одном.
        — А как же ты, Клайв? Надеешься ли ты на встречу с той, Другой женщиной?  — вдруг спросила Мария и испугалась. Слова, прозвучавшие сейчас, не принадлежали ее разуму. Она их словно транслировала извне. Они абсолютно не вписывались в контекст диалога.
        Клайв казалось не удивился. Он опустил голову и несколько мгновений обдумывал ответ. Красивое лицо англичанина помрачнело, глаза застила тьма.
        — Она сама должна сделать выбор. В свое время я грубо нарушил правила и теперь не в силах на него повлиять. Она знает, где меня найти.
        Несколько минут за столом царило мертвое молчание. Молодые люди притихли, думая каждый о своем. Наконец, Маша, не выдержав натиска мучавших ее вопросов, допив одним глотком Маргариту и аккуратно проглотив со шпажки маслину, осмелилась подать голос
        — Ты рассказал мне сейчас интересную притчу, зная, что она будет иметь для меня особое значение. Как тебе удалось узнать мое прошлое? Только не говори, что способен читать мысли… я допустила этот факт единожды с моей особой пациенткой…
        Непроницаемое лицо Клайва повернулось к окну, он устало опустил глаза на мерцающий огнями город.
        — Почувствовать разбитое сердце не составляет особого таланта, тем более для меня, знатока и коллекционера женских душ. Я позволил себе пофантазировать и без труда попал в яблочко. Кстати, я переспал с твоей лучшей подругой, не забыла?.. Мог узнать от нее… А о какой пациентке ты говоришь?  — задал он вопрос спокойным равнодушным тоном.
        — По идее, она уже таковой не является. Я подписала распоряжение о выписке Виктории перед отъездом… Поверь, если сейчас и существуют ведьмы, то она из их числа. Говоря современным языком, она гениальный экстрасенс, медиум. В прошлом, без сомненья закончила бы путь на костре…
        Маша не заметила, как дрогнула рука Клайва, опустившая пустой стакан с остатками не растаявшего льда на стол. Его пальцы судорожно распрямились, и в тот же момент сжались в кулак до белый костяшек. Он не проронил не слова.
        — По ее просьбе я направилась в Швейцарию, чтобы отыскать Урсулу Пруст. Если бы не начавшиеся лично у меня кошмары с участием Анны Кляйнфогель, то я бы продолжала пичкать бесполезными медикаментами несчастную Викторию, пытающуюся рассказать мне о присутствии рядом с ней не упокоенного духа…
        — Неисповедимы пути твои…  — рассеяно подвел итог Клайв — и все они приведут в качающийся на волнах вечно тонущий город!
        Маша удивленно взглянула на него, вновь начавшего говорить загадками.
        — Так что делай выводы, Птичка!  — бодрым голосом резюмировал поднявшийся с кресла Клайв. Он сделал жест рукой замершему у входа растерянному Максу Краузе.  — Мы здесь, парень!
        Вечер в баре отеля благополучно перетек в посещение ночного клуба в центре Люцерна. Прячась от мыслей о приближающейся разлуке, Маша смеялась весь вечер над нескончаемыми шутками Клайва. Макс так же чувствовал себя свободно и старался не думать о завтрашнем дне.
        Англичанин же напился в тот вечер в хлам
        Он шутил до слез, а когда шутки иссякали, начинал плакать, не стыдясь окружающих. Его красивое лицо выглядело аллегорическим слепком античной трагической маски. Маша недоумевала, она впервые видела обворожительного сердцееда в таком подавленном, экзальтированно-взвинченном состоянии, она не знала- в какой момент прежний Клайв вернется с новым спичем, а когда поникнет головой и начнет глотать слезы, шепча под нос на родном языке одну и туже фразу — Надо уметь проигрывать….
        Она пару раз порывалась спросить — в чем состоял его пресловутый проигрыш, но предупредительный жест Макса останавливал ее — Оставь его! Каждый человек имеет право побыть собой.
        Около трех часов ночи еле стоя на ногах веселая троица решила немного развеяться и прогуляться по набережной Ройсса пешком. Они шли по старому, совершенно пустому, полыхающему огнями реклам городу в поисках такси, но безуспешно. Законопослушные швейцарские водители, отработав положенные сверхурочные исчезли с улиц.
        Уставшие, но веселые молодые люди добрались наконец до лифта отеля, поднявшего их к рецепции и разошлись по номерам.
        На ее подушке лежали белоснежные восковые розы.
        В ту ночь они не занимались любовью. Макс прижал ее к себе из последних сил и лежал молча. Он больше всего на свете боялся получить отрицательный ответ, она не была готова сделать выбор.
        Они замерли в тишине, прислушиваясь к ударам сердца друг друга, мечтая каждый своем и даже не догадывались, какими одинаковыми были их мечты.
        Потом Маша, надолго замерла в объятиях уснувшего Макса, наблюдая, как на небе медленно гасли звезды, приближая рассвет ее последнего с ним дня. Ей безумно хотелось плакать, но было страшно разбудить мирно посапывающего утомившегося ангела — хранителя.
        Весь путь до аэропорта, занявший не более часа, прошел в тягостном молчании.
        Клайв сосредоточенно вел машину, стараясь исправно соблюдать правила движения и не попасться на глаза внимательным и придирчивым полицейским. Остатки буйной ночи еще не выветрились из его головы. Не проронив по дороге не слова, он припарковал машину на подземной стоянке аэропорта и жестом пригласил спутников выходить. Маша шла словно на автопилоте, гоняя в голове одну единственную фразу, позволяющую ей держаться. "Поплачу потом".
        Макс за все утро произнес от силы несколько дежурных вежливых фраз, за завтраком, попросив крепкого кофе и потом коротко поприветствовав смешного, всклоченного, похожего на подгулявшего клоуна, Клайва. Тот страшно закатил опухшие глаза и прижав руки к груди, изобразил искреннее раскаянье.
        Они приближались к паспортному контролю. Маша боялась смотреть на помертвевшее лицо своего спутника. Если бы их взгляды нечаянно пересеклись, то сдерживаемые с раннего утра слезы хлынули бы ручьем. Ей удавалось улыбаться, автоматически отвечая на реплики Клайва, поинтересовавшемся ее самочувствием и сейчас, желающего приятного полета и мягкой посадки.
        В момент расставания Маша шагнула к Максу и, прищурившись, сделала глубокий вдох, стараясь запомнить запах теплого молока с медом, что исходил от его кожи. Она не смотрела ему в глаза, она любовалась его красиво очерченными губами, которые робко шептали.
        — Когда ты решишь… если…ты решишь вернуться — поправился парень, и Маша физически почувствовала его боль,  — черкни мне пару фраз в фейсбуке. Где бы я ни был — найду тебя…
        Она молча кивнула, переведя сухой воспаленный взгляд на стоящего за его спиной улыбающегося и не протрезвевшего англичанина. Тот театральным жестом вырвал из своей груди трепещущееся в руках сердце, поднес к губам и нежно облизал… Паяц! Мне будет не хватать тебя…  — подумала она с горькой улыбкой.
        Потом все же осмелилась поднять глаза и на кратчайший миг коснулась заледеневшей души затаившего дыхание Макса, изо всех сил желая согреть ее своим теплом. Она подумала в последний раз дотронуться до его нежных губ кончиками пальцев, но не посмела.
        Я не достойна тебя…Прости.
        Повернувшись, не сказав ни слова, исчезла за стеклянной кабинкой пограничного поста.
        Макс обреченно поник головой и сгорбился, две глубокие складки навсегда прорезали его лоб. Мир вокруг окутал сумрак.
        …Регина молчала, услышав признание Михаэля и просьбу о благословении. Ее темные как ночь глаза грустно смотрели на сжавшуюся в комок, сгорбившуюся Кристину. На лице ведуньи не отражалось ровно никаких чувств. Михаэль взял ледяные пальцы своей любимой и начал греть в своих руках.
        Мучительное молчание прервал крик сойки, пронесшейся над лесной хижиной в поиске добычи.
        — Назови дочь Анной, в честь нашей матери, Маленькая Птичка.  — вдруг произнесла Регина и в продолжении фразы повернулась к Люстигу и тем же спокойным тоном закончила
        — Ты не можешь взять Кристину в жены. Когда просила тебя заботиться о ней как о сестре, я не кривила душой. Вы рождены от одного отца, краснодеревщика Вильгельма Кляйнфогель, что родом из Фогельбаха. Твоя мать Магдалена, поддавшись мимолетной девичьей страсти, понесла от него в великой тайне, и, разрешившись от бремени в стенах этого дома, была вынуждена оставить ребенка мне, опасаясь справедливого гнева барона. Ваш ребенок зачат от кровосмешения.
        Кристина, вскрикнув, лишилась чувств, ее ставшим ватным тело мягко сползло на земляной пол хижины.
        Михаэль вскочил на ноги и бросился ей на помощь. Он поднял безжизненное тело женщины и бережно отнес на кровать.
        Потом повернулся к кормилице, его глаза сверкали от ярости
        — Что такое ты говоришь, матушка!! Как это могло произойти? Ради чего ты хранила проклятую тайну?
        Регина была холодна и невозмутима
        — Молчи глупец!!! Ты нарушил клятву, данную мне!
        Красивое лицо ведьмы-отшельницы скривилось от боли.
        — Видно здесь не обошлось без усердия темных сил. Знаешь ли ты, мой мальчик, что ее сердце было обещано другому? И теперь тот покалечен, искровавлен, повержен ниц. Он стоит на грани между жизнью и смертью, и может в любой момент ее перешагнуть. Она не должна была остаться с тобой.
        Михаэль упал на стул и, сжав виски, пытался успокоить нечеловеческую боль, раскалывающую его голову на части.
        — Откуда ты знаешь, что Вильгельм мой отец?  — еле выдохнул он.
        — Мне ли не знать, от кого понесла моя слабая на передок младшая сестра!!!  — голос Регины словно раскат грома прокатился по темным углам хижины.
        — Сестра…  — только и смог вымолвить уничтоженный Михаэль.  — Это невозможно…
        — Отнюдь!!  — отрезала Регина.
        Она поднесла к лицу бледной как смерть Кристины небольшой пузырек и капнула несколько красных капель целебного зелья в ее полуоткрытый рот. Девушка прерывисто вздохнула, открыла пустые глаза, и в тот же момент вновь погрузилась в спасительный сон.
        — Ей нельзя возвращаться в Фогельбах. Отец не примет назад обесчещенную дочь. Он оголил свой разум, не оставив душе права сомневаться и сопереживать… Посвятил себя служению, забыв о главной благодати… До разрешения от бремени она останется у меня. Потом решим.
        Вцепившись взглядом в недоумевающего Михаэля — Регина твердо произнесла.
        — И не перечь. Я не заставляю тебя разлюбить ее. Над этим я не властна. Но побойся своего справедливого и доброго Бога, не веди под венец ту, которую обязался хранить как сестру.
        Голова Михаэля без сил опустилась на стол.
        Регина, тяжело вздохнув, тихо вышла из сеней, медленно прикрыв за собой дверь. Ее глаза, налитые долго сдерживаемыми слезами глянули на низкое свинцовое небо. В тот же миг она по волчьи оскалила зубы и бросила со злостью
        — Не сомневаюсь, что ты все слышал, ты, словно призрак скользишь за людьми, что-то вынюхивая и выискивая, шакал!
        — Матушка,  — осклабился выступивший из — за угла хижины Хассо — Вы несправедливы к своему родному сыну
        Регина усмехнулась.
        — Волчье сердце, что ты себе выменял той ночью, не дает тебе покоя. Оно вечно жаждет человеческой крови… Кто будет твоей следующей жертвой, злобный оборотень?
        Хассо весело рассмеялся
        — Ты, матушка! Я сожру тебя с потрохами, мерзкая ведьма, за то что лишила меня богатого дома, лишила знатного положения, уважения и почитания челяди. Вместо этого я, словно шавка бегаю на посылках и получаю жалкие крохи с барского стола.
        Регина не моргнула глазом
        — Ставший однажды шавкой, всегда будет угодливо скулить и вилять хвостом не перед этим так перед другим хозяином. Твой же новый господин, кто купил тебя с потрохами — не далек час — выкинет на свалку как плешивого бешенного пса.
        Водянистые глаза Хассо превратились в узкие щелки. В голосе зазвучала ледяная ненависть.
        — Посмотрим — за кем будет последнее слово.  — в то же мгновение серый призрак исчез среди черных елей.
        — Бедный мальчик… прости меня — прошептала Регина. Две крупные слезы скатились по ее щекам.
        От спасительного забытья, в которое погрузил девушку чудодейственный эликсир вернулась лишь ее половина. Вторая часть сознания так и осталась блуждать в сумрачных мирах забвения, наслаждаясь покоем. Ожившая же продолжала примитивное существование, не позволяя раненным чувствам одержать верх над дремлющим разумом.
        Кристина осталась жить в скромной лесной хижине. Она не нуждалась в роскоши. Чистая ключевая вода, душистый травяной чай, свежая зайчатина, приносимая с охоты не отходящим от беременной возлюбленной Михаэлем., плоды скромного сада и огорода, разбитого Региной среди лесной глуши. Много ли было надо, чтобы пережить зиму, которая по приметам не обещала быть суровой. Летом Кристина должна была разрешиться о бремени. К кануну Нового Года ее животик немного округлился, движения стали плавными и спокойными, щеки порозовели, но в глазах до сих пор таилась смертельная тоска.
        Девушка внимательно слушала наставления Регины по сбору, хранению и смешиванию трав, училась варить лекарственные настои, готовить втирания и выпаривать эликсиры. Она постепенно научилась чувствовать грань, когда польза растения переходит в смертельную опасность. Ее душу лелеяла мечта, что родив младенца, она пристроит его в добрые руки и прекратит, наконец, бессмысленное существование. Смерть от сильного яда белладонны в смеси с опиумным дурманом, притупляющим страх, казалась ей благой и достойной переносимых страданий. Оставалось лишь ждать.
        Михаэль видя сдерживаемые муки любимой, страдал еще больше, но не показывал виду. Его утешали все новые и новые служанки, приглашаемые заботливой матерью из ближайших селений. Не многие задерживались в замке. Видя каждый день новые лица и принимая новые ласки, Михаэль не задумывался, куда пропала вчерашняя Агнесса или позавчерашняя Гертруда. В то время он старался выжить любым способом. Тепло, щедро даримое прислугой красивому богатому наследнику не оскудевало. Отдав свое тело на откуп не греющей его страсти, он хранил сердце лишь для одной избранницы, которая смирено сносила выпавшие на ее долю испытания, готовилась родить ребенка от человека, которого никогда не любила. Лишь дорожила как другом и жалела. Жалела его, не себя.
        В последнюю неделю Старого Года она уговорила Михаэля отвезти ее в Марцелль. Кристина будучи ребенком всегда приезжала с отцом в это время в город, чтобы полюбоваться красочными рождественским убранством и незамысловатыми ремесленными украшениями, разложенными на торговых лотках, чтобы погулять по праздничной ярмарке, разбитой на центральной площади, что напротив кирхи, повеселиться с другими детьми над представлением заезжего кукольного театра и вдоволь накататься на традиционно заливаемом катке в пойме реки. Когда она просила Михаэля, впервые в ее глазах засветились прежние веселые огоньки, вселив в бедного парня надежду, что его любимая идет на поправку. Желая попасть в предпраздничный город, Кристина кроме детских радостей невольно преследовала еще одну цель, ей натерпелось хотя бы краешком глаза взглянуть на Якова, пройтись по улице мимо его мастерской, вдохнув желанный запах сохнущих полотен, погрузиться на единственный миг в счастливые воспоминания. Всего на миг! Запомнить их. Чтобы потом спокойно уйти в другой мир… Она мечтала об этом как об единственном подарке, который так и не получила
на минувшее Рождество.
        Запах яблок в сахарной глазури и жареного миндаля, покрытого карамельной крошкой, любимых детских лакомств, Кристина почувствовала уже на подъезде к городу. Беременность обострила ее обоняние. Город, переживший приход Рождества, готовился к встрече Нового Года, оставаясь в праздничном убранстве. Прибитые к дверям домов ветки омелы с дрожащими прозрачными плодами, рождественские хвойные венки, украшенные позолоченными сушенными яблоками и веточками остролиста, деревья с развешанными на них пестрыми лентами, развивающимися на ветру, устроенные в каждом дворике на свой лад и вкус ясли с новорожденным спасителем, окруженные маленькими деревянными фигурками волхвов, наряженные в незамысловатые детские самоделки елочки. Через слюдяные окошки виднелась выращенные в тепле ростки пшеницы на которых лежал младенец- спаситель. Все было, как прежде.
        Прибыв в Марцелль на небольшой крытой от ветра повозке, управляемой Михаэлем, Кристина попросила остановиться у церкви Святого Августина, куда Вильгельм часто приезжал на службы.
        — Она закрыта, маленькая моя — время обеда — постарался отговорить Люстиг, но словно в опровержение его слов тяжелая сводчатая дверь собора дрогнула и в приоткрытую щель выскользнула закутанная в черное женщина. Несколько раз неистово перекрестившись и отдав поклоны, она исчезла из глаз на узкой темной улице.
        — Видишь? Позволь мне посидеть в тиши, поезжай пока к кузнецу, а как справишь дела, возвращайся за мной. Я никуда не уйду с церковного двора. Обещаю — Кристина умоляюще взглянула на Михаэля.
        Несколько мгновений молодой человек раздумывал, но все же поддался просьбе. И заручившись ее обещанием ни в коем случае не покидать кирху, помог молодой женщине сойти с повозки.
        Нежно поцеловав любимую в лоб, он, не теряя времени, вскочил на козлы и пришпорив лошадь исчез за углом дома.
        Закутавшись в шерстяной плащ, ежась от пронизывающего декабрьского ветра, Кристина толкнула жалобно скрипнувшую кованную ограду, и старясь не поскользнуться на высоких обледенелых ступеньках медленно поднялась в храм.
        Церковь была погружена в полумрак, повисший над хорами и центральным нефом. Настоятель берег лампадное масло и свечи, не зажигая светильники между службами. Тусклый дневной свет проникал через стрельчатые мозаичные окна, создавая внутри ощущение склепа. Кристина ежась от страха, не решилась пройти вглубь темного зала. Обойдя купель со святой водой, она осторожно присела на первой к выходу скамье и огляделась. Постепенно ее глаза привыкли к темноте и смогли различать детали. В церкви она была не одна, сгорбленная скорбная фигура молящейся женщины виднелась вблизи пустой ризницы. Послышалась ее молитва, смешанная с рыданиями. Видимо, несчастная просила помощи или замаливала совершенный грех.
        А зачем ты здесь, Кристина? Спросила девушка сама себя.
        От отца она слышала, что Иисус милосердный к кающимся и справедливый к праведникам. Он Бог Света и Добра и всегда приходит на помощь истинно верующим.
        Веришь ли ты в него, Кристина? Прозвучал в голове новый вопрос.
        Кристина смутилась… Выросшая на лоне природы, среди свободы, среди красоты лесов, умеющая понимать язык птиц и зверей, способная видеть Маленький мир, она никогда не задумывалась о главном, кто создал то, что она осознает вокруг. Отец уверял, что Бог Отец сотворил мир за шесть дней, матушка Регина верила, что мир создан Великой Богиней плодородия в момент соития со Рогатым Богом. Сама же Кристина никогда не задавала ни себе, ни своим маленьким друзьям вопрос о первопричине сущего. Отец, ставший богобоязненным и благочестивым христианином после смерти жены, при любом удобном случае, приезжая в Марцелль на Троицу или Рождество, брал дочку с собой и приводил ее на службу. Бедной девочке было достаточно получаса, чтобы налюбоваться праздничным убранством храма, стоящими рядом наряженными горожанами, подслушать их разговоры и свежие сплетни вперемешку с молитвами и откровенно заскучать. Рисуя ноготком на деревянных скамьях, замысловатые узоры, она не раз была наказана отцом за непослушание. Что говорить — Всемогущий Господь не спешил осенить ее знамением и осознанием веры в него.
        Так и сейчас, ежась на холодной скамье, она мысленно перебирала причины, заставившие ее подняться в храм. Отец говорил, что в самые тяжелые минуты на молящегося человека снисходит благоговение и Всевышний помогает. Он много говорил о спасении души, но до сих пор, как узнал о беременности дочери, не прислал в хижину Регины ни одной весточки. Грязные наветы, разносимые по Фогельбаху Мартой обернулись несколькими разбитыми окнами в доме Вильгельма и измазанной конским навозом ограды. На большее паскудство соседи не решились. Заслуги и слава краснодеревщика, распространившаяся далеко за пределы селения, быстро заткнули рты сплетникам и недоброжелателям. Как бы то ни было, отец отказался от своей дочери и будущего внука, противореча насаждаемой вере во всепрощение. Всю жизнь скрывая в душе возложенную на нее вину за смерть любимой жены, он воспользовалась невольным грехопадением, чтобы отречься от единственного родного человека. Хотя нет, Кристина ошибалась, у него оставался сын, о существовании которого Вильгельм возможно даже не догадывался.
        Кристина зябко повела плечами, кутаясь в плащ. Что я здесь делаю? Вновь раздался в голове настырный голос. Бог не хочет говорить со мной. А я не знаю ни одной молитвы. Все бесполезно…
        Девушка осторожно встала со скамьи и, стараясь не шуметь, побрела к выходу.
        Дверь скрипнула и внезапный порыв студеного ветра, толкнувший ее снаружи, сорвал с головы Кристины капюшон, растрепав светлые волосы. Гребень, держащий их, выпал из пучка и покатился по каменному полу храма. Девушка нагнулась, чтобы его поднять и расстроилась, уголок крылышка летящей птички был отколот и в темноте отлетел неизвестно куда.
        Не беда, успокоила она себя, почти не заметно и закрутив волосы вновь закрепила в них украшение.
        Ждать на ветру Михаэля совсем не хотелось, и она решила обойти вокруг церкви, посмотреть ее внутренний двор. Пройдя по узкой вытоптанной тропке, петляющей среди засыпанных снегом надгробий, Кристина удивленно вскрикнула. В самом углу церковного двора притаилась небольшая ремесленная лавка, окна которой светились уютным теплом. Озябшая девушка поспешила к ней и осторожно постучалась в маленькую дверь, на которой красовался неизменный праздничный венок, украшенный рождественскими звездами. В домике раздался шорох и невысокий человек, в кожаном высоком переднике с белым стоячем воротничком, выдавшем в нем служителя церкви, просунул коротко остриженную голову в приоткрывшуюся щелку. Его пытливые голубые глаза окинули замерзшую девушку быстрым взглядом. Через мгновение дверь распахнулась и теплый воздух, пропахший сухим деревом, лаком, столярным клеем окутал Кристину ароматным облаком. Она невольно улыбнулась — так всегда пахло в мастерской ее отца.
        Маленький человек отступил во внутрь домика, приглашая ее войти. От тепла, у бедняжки заслезились глаза и она словно слепой котенок застыла у входа, пытаясь разглядеть место, где оказалась.
        Небольшая освященная дрожащими масляными светильниками комната, представляла собой своеобразную лавочку по изготовлению деревянных подделок и детских игрушек. Их автор сидя за широким столярным столом, выстругивал очередного забавного летящего ангела или пасхального зайца. Вокруг мастера паслись рождественские овечки, крутились карусельки и красовались ясли, украшенные фигурами коленопреклоненных волхвов, пришедших приветствовать новорожденного мессию.
        Его изделия были прекрасны и выполнены с величайшей точностью и тщательностью. А главное, с любовью.
        Кристина переводя глаза с одной на другую игрушку лишь вздыхала с восхищением и не могла вымолвить не слова.
        — Нравится тебе моя работа, милая?  — спросил мастер, лукаво прищуриваясь.  — Что бы ты для себя выбрала?
        Кристина растерялась. Она недоверчиво взглянула на хозяина мастерской и встретившись с его добрыми глазами, улыбнулась
        — Не знаю, божий отец… Я выбрала бы все. И этого зайчика и того ягненка… а скорее всего ангела, что сейчас лежит на Вашем верстаке. Но думаю, мне придется подождать.
        — Да, дитя мое, я только приступил к его созданию. И знаешь что, я назову его твоим именем и передам в подарок. Как зовут тебя, дитя мое и где мне найти тебя, когда ты покинешь мой кров?
        Кристина не могла понять, что привлекает ее в этом маленьком человеке. Добрые глаза светились домашним теплом, которого лишил ее отец. Мелкие морщинки вокруг глаз и губ говорили об искренности чувств. Она решила довериться ему.
        — Мое имя Кристина Кляйнфогель из Фогельбаха… Я дочь краснодеревщика Вильгельма.
        — Да, знаю, твой отец талантливый мастер. Я видел его работы и горд, что теперь знаком с его дочерью… Прихожане величают меня отец Иоахим.
        Кристина смущенно потупила взор.
        Настоятель подошел и осторожно взял ее за руку.
        — Неисповедимы пути Господа нашего и не даром этим пасмурным днем он направил твои стопы в сторону мою. Откройся дитя, что тебя мучает? Вижу, ты ожидаешь ребенка.
        Кристина вспыхнула.
        — Присядь, милая за мой стол. Сейчас налью тебе немного горячего охотничьего чаю, тебе надо взбодриться, и ребенку горячее не повредит.
        Кристина устало опустилась на предложенный стул и проводив глазами исчезнувшего в закутке священника, быстро смахнула набежавшие слезы. Она соскучилась по отцу.
        Настоятель вернулся с кружкой душистого травяного чая с каплей грушевой настойки и поставил ее перед разомлевшей от тепла девушкой.
        — Ты веруешь в Бога, дитя мое?  — неожиданно спросил он.
        Кристина подняла на него испуганные глаза. Некоторое время назад она задала себе тот же вопрос и не нашла на него ответ
        — Не знаю, святой отец… А Вы?
        Священник от души рассмеялся.
        — Конечно, девочка. Иначе бы я не был счастлив в своем пределе. Скажи, веришь ли ты в прощение после искреннего раскаяния?
        — Не знаю, Вы задаете слишком тяжелые вопросы.
        — Но ты пришла в храм в поисках понимания, и не нашла его, не так ли? Почему ты здесь?
        — Отец всегда говорил мне, что в трудную минуту лишь Господь способен помочь. Но я не знаю ни одной молитвы, чтобы попросить его об этом.
        Священник дотронулся до ее головы и погладил влажные от растаявшего снега волосы.
        — Ты можешь говорить с ним своими словами, не зачем заучивать молитвы, тем более, если не умеешь читать… Ведь так? Он услышит тебя и поймет.
        Кристина удивленно и недоверчиво взглянула на настоятеля.
        — Отец твердил совсем другое, он заставлял меня учить псалмы на слух. Я злилась и ничего не запоминала. Я боялась, когда он брал меня с собой в храм и внимательно следил, как я выговариваю слова. Увы, наказание не было редкостью…
        — Твой отец — праведный христианин, но даже он имел право ошибаться. Вера твоя должна была идти от сердца, а не звучать с языка.
        Кристина растерянно молчала, она впервые слушала столь мудреные речи. Она была готова слушать их вечность. Впервые в жизни в ее душе появилось смущение, зародилось семя нового знания, и она благоговейно желала, чтобы оно проросло.
        — Так что привело тебя ко мне, дитя мое,  — внимательно заглянув в ее глаза произнес священник,  — Знакома ли ты с таинством исповеди и отпущения грехов. Доверь мне свои страхи, расскажи о невзгодах, твоя тайна навсегда станется в моей душе.
        Кристина неожиданно кивнула. Прочтя молитву, настоятель осенил склонившуюся перед ним голову девушку крестом, взял ее за обе руки и приготовился внимательно слушать.
        Глотая слезы Маленькая Птичка начала свой нелегкий рассказ, сбивчивый, порой путанный и невозможный. Она рассказала все с самого начала, не умолчав о Маленьком народе, продолжила дружбой с Михаэлем и опекой матушки Регины.
        Лицо священника было спокойно, он внимательно слушал. Грустные события, произошедшие незадолго с Кристиной вызвали на нем болезненную судорогу, но святой отец быстро взял себя в руки и продолжил внимать.
        Кристина не утаила от него страшную оргию, увиденную в подвале замка. Она наблюдала каким напряженным стало лицо священника, как губы его сжимались в муке, а в глазах светилось искреннее сострадание.
        Отец Иоахим сделал жест рукой и задал короткий вопрос
        — Узнала ли ты кого то из негодяев, устроивших черную мессу? Видели ли она тебя?
        — Нет, ни то ни другое. Они были в масках. Меня они не видели.
        — Этим ты спасла свою жизнь… Продолжай.
        Кристина поведала о странном безумии, овладевшем ею позже, после увиденного насилия, приведшее к роковой ошибке. О странной тяге к Люстигу, появившейся у нее после потери невинности.
        Но стоило ей произнести имя Якова, как случилось неожиданное. Священник смертельно побледнел и вскочил с места. Некоторое время он стоял, отвернувшись к потемневшему окну и молчал. Потом, вернувшись к Кристине, положил ей обе руки на голову и тихо произнес.
        — Я отпускаю тебе все грехи, дитя мое. Ты не ведала, что творила, находясь под властью искуса дьявольского. Аминь.
        Кристина заплакала. Ее слезы очищали измученную болью душу, освобождали ее от скопившейся безысходности.
        — Плачь, если хочешь. Плачь, если будет тебе легче от этого. Потому что потребуются все силы, чтобы услышать, что я обязан сказать тебе — печально произнес Иоахим.
        Девушка затаила дыхание, слезы змейками продолжали катиться по ее щекам. Она не могла отвести глаз от белого как полотно лица священника.
        — Который раз убеждаюсь, что все предопределено. Знаешь ли ты женщину, что была в храме вместе с тобой? Слышала ли ты ее молитвы и видела ли нескончаемые слезы?
        Кристина отрицательно качнула головой, отвечая на первый вопрос и следом кивнула.
        — Ее зовут Мария — Каролина Циммерман, она вдова недавно преставившегося герра Доминика и мать несчастного Якова.
        Девушка онемела, она забыла как дышать. Святой отец скорбно продолжил
        — Его схватили по оговору в богоотступничестве, поругании святого образа Божьей Матери, богохульстве и эретизме. Яков заключен под стражу и доставлен в епископальное собрание во Фрейбурге, где ждет следствия и приговора Святой инквизиции. Его отец, услышав решение бургомистра, отправившего сына на высший суд церкви, через день предстал перед престолом Божьим от разрыва сердечного клапана. Имущество несчастных арестовано, но не передано пожелавшему остаться неизвестным свидетелю обвинения, а разделено по особому указанию среди глав городского совета. Несчастная мать, как праведная христианка не способная наложить на себя руки от горя, каждый день молит о несбыточном. Об освобождении сына. Не зная о том, что глупец сам собирает поленья для костра…
        — Что он натворил? Скажите мне ради Бога? В чем именно его обвиняют?  — голос Кристины задрожал от напряжения как струна. Более всего она боялась лишиться чувств. Стиснув кулаки до крови, она умоляюще смотрела на Иоахима.
        — Глупец уничтожил свое последнее творение, что готовил по заказу светлейшего для фрайбургского монастыря. Его картина, изображающая склоненную над младенцем Иисусом была им собственноручно замазана угольной сажей. Один лихой человек стал свидетелем надругательства и донес на него.
        Оставшаяся без сил, уничтоженная Кристина опустилась на стул и поникла головой.
        Она долго молчала, собираясь с мыслями.
        — Глупый Яков, что же ты натворил… Как ты мог уничтожить мой образ? Что же нам теперь делать? Как спасти тебя?
        Священник догадался.
        — Он писал божий лик с тебя, дитя мое?? А узнав, что вы не сможете быть вместе, он…. Безумец!
        — Да, так оно и было… Я пришла сказать, что выхожу замуж за другого. Лишь спустя время открылась страшная правда, что я не могу жить без Якова, но она не могла уже ничего изменить. Зачем нужна Якову нечестная спутница? Я не нашла сил вернуться и признаться, хотя мечтала об этом еженощно… Если бы я узнала раньше…
        — Это ничего не изменило бы. Маховик правосудия уже закрутился. Из лап инквизиции вырваться удается единицам. А твой друг отказывается говорить в свою защиту. Он скрывает правду, выгораживая тебя, потому что искренне любит… О Боже милостивый, помоги, просветли разум, подскажи, как помочь несчастному заблудшему глупцу!!  — священник вознес руки к небу в молитве.
        Ответ пришел быстрее, чем он рассчитывал.
        Кристина вскочила со стула и опустившись перед ним на колени, схватилась за полу черной сутаны.
        — Святой отец, умоляю, помогите мне добраться до Фрайбурга. Мне необходимо ехать, не теряя ни минуты, прямо сейчас. Прошу, помогите мне. Я буду свидетельствовать на суде, я сама открою правду. Судьи поверят и отпустят моего Якова.
        По щекам девушки текли слезы, она не сводила с растерянного священника молящего взгляда. Тот сокрушенно опустил голову.
        — Дитя мое, души судейские черствы и скаредны, они ищут выгоду и врагов на каждом шагу. Боюсь, что поехав во Фрайбург, ты сама попадешь в беду, а этого я допустить не в праве. Ведь зло имеет сотню обличий и самое коварное — спрятанное под ликом добродетели. Тебе никому нельзя будет доверять, надеяться только на себя…
        — Отец Иоахим, если вы сейчас не согласитесь мне помочь, я пешком отправлюсь в город. Мне безразлично, что случится со мной по пути, без Якова мне все равно не жить.
        Кристина решительно поднялась и не говоря более не слова направилась к двери. Священник остановил ее жестом.
        — Постой. Я помогу тебе. Видно сам Господь направил тебя ко мне, и я исполню свой долг. Эту ночь ты проведешь у моей сестры, сейчас отправлю ей весточку. Утром снаряжу повозку во Фрайбург. Только как быть с твоим спутником? Он вернется с минуты на минуту и начнет искать тебя??
        — Вы передадите ему письмо от меня. Михаэль поймет и отступится. Только могу ли я просить Вас об одолжении?
        Святой отец кивнул
        — Да, дитя мое. Что я могу еще для тебя сделать?
        Кристина густо покраснела
        — Как Вы уже поняли, я не обучена грамоте. Напишите несколько слов за меня.
        Иоахим улыбнулся и, не теряя времени сел за свой рабочий стол. Расчистив место от стружек, достал кусок пергамента, небольшую чернильницу и приготовился.
        Кристина тяжело вздохнула, подбирая правильные слова.
        Слезы покатились по ее щекам.
        — Милый мой Михаэль, прости меня, если найдешь силы. Я знаю, как много страданий принесла тебе, но еще больше мук сейчас терпит человек, чье сердце я разбила намеренно. Пока не поздно — я сделаю все возможное, чтобы спасти его. Не ищи меня. Я вернусь, если будет на то Божья воля. Прощай, мой друг. Если веруешь, помолись за меня. Твоя Маленькая Птичка.
        Окунув в чернильницу указательный пальчик, Кристина коснулась им листа, оставляя легкий отпечаток.
        — А теперь, святой отец, покажите мне путь к дому Вашей сестры.
        — Да, дитя мое. Я провожу тебя.
        Оставив пергамент сохнуть, он поднялся из-за стола.
        Когда они покидали ремесленную лавочку, на улицу уже упали сумерки, погрузив город в тайну. Крупные хлопья, кружась, опускались на землю. Ветер почти стих. Под ногами тихо поскрипывал свежевыпавший пушистый снег. Стоило им свернуть в ближайший переулок, как у ворот церкви остановилась повозка. Михаэль, спрыгнув вниз, быстрым шагом направился к входу в храм.
        Епископ Конрад Макленбургский, по прозвищу Справедливый, высокий худощавый мужчина перешагнувший сороковой рубеж, после утренней литургии удалился в свои покои при монастыре Святого Франциска во Фрайбурге. Следовавший за ним попятам внимательный служка помог снять митру и тяжелую расшитую казулу, оставив светлейшего в фиолетовой, соответствующей высокому сану сутане. Конрад, взявши в руки приготовленный список заключенных, при слушании дел которых он обязан пополудни присутствовать в муниципальном совете, устало махнул рукой, отсылая клирика проч. Ему хотелось оставшееся свободное время провести в одиночестве, размышляя над судьбами людей, имена которых друг под другом были прописаны на пергаменте. Не было большего удовольствия для святого отца, как размышлять в тиши над проступками заблудших агнцев. В самом конце списка с намеренным отступлением читались три имени выделенные двойным нажатием пера. В дознании преступления оных участвовала святая Инквизиция.
        Епископ брезгливо поморщился, на его высоких скулах пролегли глубокие продольные складки. Он предчувствовал занудливый и надоевший процесс переливания пустого в порожнее, периодически отягощяемое пытками и оканчивающееся привычным умерщвлением несчастных камнями или сожжением на городской площади. Смрад горящего человеческого тела, предвосхитив итог, проник в сознание епископа, заставив его болезненно скривиться.
        Он устал искать происки дьявола там, где их не могло быть. И не должно. Человеческая подлость, скаредность, жадность, зависть, алчность и корыстолюбие — были причинами обвинения несчастных, невинных жертв. Вот где притаился великий льстец и искуситель. Надобно судить и карать самих истцов… Но, нет, мир безумен и примитивен. А еще он предсказуем и скучен.
        "Свободный город Фрайбург против Стефана Кугелькопфа, обвиняемого в сношении с суккубом участии с ведьмами в шабаше и разврате", написанное ревнивой супругой бедного плотника, мечтающей отомстить изменившему ей мужу любым способом. Хитрая бестия таким способом пытается скрыть собственный грех прелюбодеяния.
        "Свободный горд Фрайбург против Иоганна Штамма, сапожника, обвиняемого в изготовлении золота колдовским путем", донос, подписанный внимательным завистником — соседом несчастного, в надежде на толику добра, положенного ему после осуждения доморощенного колдуна.
        Епископ поднял глаза к фрескам на потолке в усмешке. Ничего нового гнусная каста доносчиков не придумала… Где полет фантазии, где изобретательность, где доказательства присутствия вечного зла?
        "Свободный город Фрайбург против Якова Циммермана, живописца, обвиненного в поругании святого образа Божьей матери"…
        — Вот это уже интересно,  — епископ удивленно вздернул левую бровь, достав из кармана сутаны круглое стеклышко, вставил его в глаз и внимательно погрузился в чтении предварительного обвинения городского совета.
        "…обвиненного в богоотступничестве и еретических высказываниях в момент задержания, происходящего в присутствии многочисленных свидетелей". Донос не подписан. Отцы города в виде исключения приняли его от неизвестного лица, надеясь разделить доход от продажи мастерской между собой.
        Странно — прошептал Конрад, размышляя…Никакого дьявольского умысла у богомаза нет, но зачем клеветать против себя? Скорее всего, несчастный художник повредился умом и желает смерти по единственной причине. Он несчастен в любви… Надо искать даму, разбившему ему сердце… Все ясно наперед. Скучно….
        Он вновь разочарован.
        — Скучно мне — произнес он вслух, вынимая увеличительное стекло из голубого, словно расплавленный сапфир глаза. Подойдя к окнам опочивальни, облокотился обеими руками на каменный подоконник и выглянул в монастырский двор. Там кипела будничная жизнь
        Приставленные к кухни служки усердно ощипывали еще живых и треплющих крыльями кур (вот недоумки, вздохнул Конрад), двое крепких монахов повели за ворота на убой двух испуганно блеющих баранов. Несколько темных силуэтов метнулись наискосок от канцелярии, исполняя поручения.
        — Скучно — уныло повторил Конрад и, подойдя к письменному столу дернул за висящий в углу колокольчик. В ту же секунду в открытой двери возник молодой прислужник.
        Епископ одарил юношу нежным взглядом и произнес
        — Вели позвать мне ожидающего человека из гостевого покоя, сын мой!
        Монах, по девичьи покраснев, подобострастно поклонился и исчез.
        Конрад, вновь отошел к окну, наблюдая как его миловидный слуга стремглав пересек двор, направляясь в пристройку для гостей и вскоре появился в сопровождении крепкого кряжистого молодого человека, одетого в щегольской темно коричневый с золотой вышивкой камзол, придерживающего одной рукой длинный кинжал в ножнах, который от быстрого шага бил его по бедру.
        Епископ снисходительно улыбнулся — ему нравилось, когда приказы выполнялись быстро и беспрекословно.
        Через мгновение быстрые шаги раздались по коридору, после тихого стука и разрешения войти скрипнула дверь.
        — Ваше Святейшество…  — , раздался голос за спиной
        Эпископ медленно обернулся к вошедшему и направился навстречу, протянув руку для поцелуя.
        — Мир тебе, сын мой!
        Молодой человек отвесил низкий поклон и слегка коснулся тонкими холодными губами дарованной руки.
        Конрад невольно поморщился.
        — Хассо, пришло время выполнить одно важное поручение. Следуй за мной.
        Епископ, повернув ключ в замке кабинета, подошел к письменному столу, стоящему возле камина и нажав рукой потайной рычаг, спрятанной в одной из его массивных ножек, подождал, пока створка стены, на которой красовался выложенный голубым тосканским мрамором очаг с легким скрипом отъехала в сторону, открыв потайную лестницу, ведущую вниз.
        Один за другим мужчины спустились по темной винтовой лестнице в подвал. Хассо, недоумевая, замер у входа, боясь протиснуться в небольшое помещение тайной лаборатории, забитое колбами, ретортами, змеевиками, закрепленными в многочисленных штативах. Эпископ изящно для своего преклонного возраста проскользнув между столами, прошел в дальний угол подвала, и одев длинные кожаные перчатки и маску на лицо. Бросив такую же в сторону удивленного глядящего на него вассала, открыл медный чан и длинными металлическими щипцами вытащил из него мертвого облезлого грызуна. Хассо вскрикнул от страха и не теряя времени приложил подобранную с пола маску к лицу.
        — Сын мой, пришло время поразвлечься. Овцам в округе Марцелля не терпится узреть деяния врага рода человеческого, так исполним их невинное желание. Начнем ежегодную жатву во славу нашего Господина. Кинь эту уморенную чумой крысу в колодец в Фогельбахе. Мне не терпится прогреть старые кости у инквизиторского костра.
        — В Фогельбахе? Почему там?  — неожиданно спросил ошеломленный Хассо.
        Конрад удивленно вскинул брови. Слуга впервые посмел задать вопрос. Все его прежние поручения выполнялись беспрекословно.
        Постепенно черты лица священнослужителя смягчились и он произнес мягким голосом
        — Пора повидать старых знакомых… Думаю, тебе так же не терпится свести кое с кем счеты, сын мой?
        Смертельно побледневший Хассо не посмел перечить. Схватив валяющийся в углу холщевый мешок, поднес его на вытянутых руках и испуганно зажмурился. Крыса упала во внутрь.
        Синие глаза епископа самодовольно блеснули.
        — На несколько недель с моей скукой будет покончено,  — прошептали его красиво очерченные губы, а уголки рта вздернулись в легкой улыбке вверх.
        Михаэль молча положил развернутый пергамент на стол. Регина вздрогнула и скрестив руки на груди, в задумчивости откинулась на спинку стула. Увидев, что сын вернулся из города один, она догадалась, что рука Великой Богини направила девочку на зов сердца. Разве кто-то уходит от предначертанного? Знала она и то, что сердце ее приемного сына разбито. Ему жизненно необходим искренний совет, участие и поддержка.
        — Что там, Михаэль? Прочти! Глаза отказывают мне…  — прозвучал ее голос.
        — Матушка, я вернулся за ней в храм, а беглянки и след простыл. Она оставила меня, не открыв имени того, кто дорог ей более собственной жизни и жизни будущего ребенка…
        — Не вини ее сгоряча, мой мальчик. Тем более не упрекай жизнью нерожденного. Невольная она была в выборе любящего сердца и также не ведала, что ответит ему взаимностью. Так угодно Богине. Я открою тебе имя соперника — его называют Яков Циммерман, он живописец, ее давний друг.
        — Друг, о котором я не знал ничего. Кем же был тогда для нее я?  — Михаэль сжал от злости кулаки.
        — Разве не позволено иметь друзей много, а любовь только одну? Она полюбила его раньше, чем увидела тебя… Да и любить тебя ей не позволено… Лучше скажи, что написано в ее письме дальше?
        Михаэль, стуча зубами от волнения, вновь раскрыл скрученный пергамент и прочел его содержимое до конца.
        Регина побледнела
        — Значит те нелепые слухи об аресте Якова, что я утаила от Птички правда… Чем же он прогневил ваших святош?
        — Не знаю матушка. Священник, который помог ей уехать во Фрайбург лишь намекнул на содеянное… ходят слухи, что богомазом была осквернена икона с божьим ликом.
        Регина усмехнулась
        — О, глупость людская… Сотворили себе новых идолов и ради них готовы идти на смерть… Не осознавая, что прежние Боги никуда не делись.
        Она встала из-за стола и сровнявшись ростом с Михаэлем, взяла сына за руки.
        — Позволь дать тебе совет, любимый мой мальчик. Как бы не задерживали тебя просьбы родной матери, не теряй ни минуты, поезжай следом за Кристиной, потому что девочке нашей грозит беда. Не ведая того, она отправилась в логово Зверя, уютно притаившегося среди монастырских стен.
        Я никогда не открывала тайну, от кого был рожден Хассо. Теперь ты должен знать, Михаэль, каких врагов тебе стоит бояться. Твой молочный брат рожден от славного в прошлом человека, позволившего себе право властвовать над человеческими судьбами, изменившего нашей с ним нежной любви, посмевшего встать наравне с Богами. Но лишь на время его положение устойчиво, и он об этом знает. Поэтому спешит насладиться властью. Он менял имена, менял обличия, менял ритуальные одеяния, присягнул ныне новому Богу, но продав лишь раз душу Темному владыке, он никогда не выменяет ее назад. Лишь свое ледяное и каменное сердце он сможет вернуть и то, по доброй воле того, кто согласится на неравнозначный обмен. Но вернув его, предатель станет раним и слаб как новорожденное дитя, сотворенное им зло вмиг сотрет его с лица земли… Поэтому вряд ли он решится еще раз почувствовать в своей груди стук и тепло человеческого сердца…
        Последние слова Регина произнесла очень тихо и прерывисто вздохнула, думая о своем. Потом, решительно взглянула в лицо Михаэлю и приказала
        — Поезжай за ней. Если Кристина дорога тебе, прости и помоги… им, если это еще возможно. Обо мне не беспокойся… Я отжила свое.
        — Матушка!
        — Молчи! Я знаю, что говорю. А ты слушай внимательно… Избегай Хассо. Человек в нем умер, осталась лишь волчья суть. Стерегись высокого человека, с ярко голубыми глазами. Не знаю, чью личину он ныне избрал, но от него исходит смертельная опасность. Узнать его можно по широкому золотому кольцу, что он может носить на правой руке, на нем заметишь три рунических знака. Но хуже того, если этого человека ты встретишь без кольца. Слушайся своего сердца, мой сын, и береги его пуще зеницы ока.
        Михаэль не понял
        — Что беречь? Сердце?
        — Да, и это мой тебе последний завет! Не допусти туда холод. Пока оно горячее, ты живешь. Ты любишь. Ты есть. Стоит ему окаменеть, словно бешеная белка побежишь по замкнутому кругу. Как и ОН.
        Михаэль испуганно взглянул на Регину, решив, что она бредит.
        На длинных черных ресницах ведьмы дрожали слезы. Она впервые не прятала их от Михаэля.
        Почтовая повозка, в которой ехала Кристина, обогнув по широкой дуге величественную гору Фельдберг спустилась в долину Рейна. Перед уставшей девушкой отрылся захватывающий вид на огромный город, спрятанный под черепичными крышами с многочисленными остроконечными башенками из красного песчаника, рассеченный пополам извилистой рекой, водная поверхность которой сверкнула на солнце словно чешуя приготовившейся к нападению змеи. Кристина никогда не выезжала из Леса дальше Марцелля, и приближающийся город казался ей чудовищно огромным, пугающим. Уже к подъезде к городским воротам ее обостренное обоняние начало улавливать бесконечное количество незнакомых запахов, большинство из которых вызывали чувство отвращения и тошноту.
        Миновав южные городские ворота, повозка подпрыгивая на брусчатке медленно въехала в свободный город Фрайбург. Взгляд Кристины упал на небольшую вывеску с изображением красного ревущего медведя, приглашающего уставших путников в трактир. Пустой желудок бедняги сжала голодная судорога. Со вчерашнего дня в нем не было ни крошки. Ей удалось немного перекусить в гостевом доме, где она провела ночь. Быстро отвернувшись от соблазнительного пристанища, она обратилась к кучеру, прося остановиться недалеко от паломнического приюта у монастыря Святого Франциска.
        Старик, опекавший ее все дорогу по просьбе сестры Иоахима, согласно кивнул.
        Повозка еле протискивалась сквозь городские улицы, распугивая снующих прохожих.
        Кристина задыхалась от запаха помоев и отходов, которые текли по небольшим узким каналам, выдолбленных прямо в мостовой, собираясь в основной канализационный желоб, выведенный за пределы городских стен. Прикрыв нос и рот рукой она сдерживала подступающую рвоту. Кучер сочувственно улыбнулся и сделал знак
        — Хочешь я остановлюсь, дитя мое?
        Она отрицательно замотала головой и сжалась в три погибели.  — Надо спешить! Потерплю!
        Повозка приблизилась в величественному городскому собору, возведенного из красного песчаника. Его остроконечная башня, взметнувшаяся ввысь, затерялась среди низко опустившегося ненастного неба. Над стрельчатыми воротами главного входа внимание Кристины привлек искусно выполненный двойной барельеф, изображающий Всевышнего в момент сотворения мира с одной стороны и Сатану — соблазняющего женщин, одетого в лохматую козлиную шкуру с другой.
        Страшные воспоминания о пережитом с подвале замка кошмаре ледяным панцирем сковали ее маленькое сердце, а по непослушному телу вновь прокатилась жаркая волна желания. Что с ней происходит?
        Приют для паломников при францисканском монастыре находился недалеко от собора, напротив двух городских ратуш, соединенных в единое здание, увенчанное римскими часами на круглом циферблате,
        Простившись с добрым стариком, направившемся по своим делам, Кристина осторожно постучала в маленькое вырезанное в двери приюта окошко. Через мгновение, его створка откинулась и сморщенное старушечье лицо высунулось в отверстие. Беззубый рот невнятно прошамкал вопрос. Кристина протянула сложенную в трубочку записку, приготовленную Иоахимом для настоятеля монастыря, где он просил оказать приют своей родственнице, следовавшей по пути пилигримов в испанскую Кампостеллу. Схватив скрюченной птичьей лапкой послание, старушка, недовольно фыркнув, грубо захлопнула перед лицом девушки окошко и удалилась.
        Облокотившись спиной на высокие ворота монастыря, Кристина приготовилась ждать. Не прошло и пяти минут, как дверь вновь распахнулась и на этот раз молодая монахиня клариссинка в темной рясе и белоснежном головном уборе приветственно улыбнувшись, пригласила уставшую путницу пройти.
        Показав приготовленную небольшую светлую келью, где с трудом умещалась маленькая кровать, девушка провела ее в обеденный зал, накормив скоромным постным обедом. Долгожданная теплая еда сотворили чудо, в душе измученной Кристины вновь родилась надежда, глаза заискрились, а на бледных щеках проступил нежный румянец. Монашка из скромности, а возможно по велению настоятеля не допытывалась об истинных причинах, приведших Кристину во Фрайбург. Вряд ли беременная женщина в одиночестве решилась на утомительный путь в далекую Испанию. Сестра лишь пожелала ей покоя и благословила на исполнение задуманного во славу Господа.
        Вопрос о местонахождении городского суда и тюрьмы, где содержатся заключенные так же не вызвал у смиреной служительницы удивления. Рассказав подробно как добраться до здания городского совета, где проходят слушания, она с низким поклоном удалилась.
        Когда на ратушных часах стрелки перевалили за десять часов утра, за высоким кованным забором муниципального совета, украшенного зловещими остроконечными пиками уже собралась толпа праздных зевак, не пропускающих ни одно заседание инквизиционного суда. Для глупцов не находилось большего удовольствия как своими глазами следить за разыгрывающейся перед ними ежедневной человеческой трагедией, в дальнейшем подробно пересказываемой, приукрашенной и перевранной любопытным соседям на рынке или по столику в трактирах.
        Кристина, прикрыв живот руками, старалась протиснуться среди толкающихся в ожидании бесплатного зрелища бездельников. Постепенно, ей удалось пробраться к самой решетке, и что было силы вцепиться в железные прутья руками. Выставив в сторону локти, она изо всех сил старалась удержаться в первом ряду и защитить тело от толчков недовольных зевак.
        Им не пришлось долго ждать. Ворота подвала в здании совета со скрежетом распахнулись и подгоняемые вооруженными пиками охранников оттуда один за другим вышли около десятка осужденных. Медленным шагом, еле волоча ноги, на которых звенели кандалы, с закованными в цепи руками они проследовали гуськом в здание напротив, где проходили судебные слушания.
        Кристина, пряча от студеного ветра голову в капюшон плаща, внимательно всматривалась в лицо каждого проходящего мимо заключенного. Ее сердце пронзила немыслимая боль, когда в человеке, замыкающем скорбную цепочку, она наконец узнала своего любимого.
        Потерявшая на миг от охватившего ее волнения голос, она прохрипела
        — Яков…, - и судорожно закашлялась.
        Художника невозможно было узнать. Он шел, низко опустив голову, не желая смотреть по сторонам на радостно воющую толпу жестокосердных жителей, кидающихся в несчастных камнями и проклинающих их на чем свет стоит. На его бледном, осунувшемся лице виднелись кровоподтеки, небольшая рана на скуле воспалилась, две царапины на шее зияли багровыми полосами. Под распахнутым сюртуком по открытой груди гулял зимний ветер. Бедный парень словно не чувствовал пронизывающего холода, он загодя готовился к смерти. Он мечтал о ней.
        — Яков!!  — прохрипела Кристина, но ее голос вновь сорвался.
        Она не могла оторвать от любимого отчаянных покрасневших от слез глаз. Вцепившись руками в решетку, она собрала все оставшиеся силы и вновь крикнула что было мочи
        — Яков!  — но ее окрепший голос отнес в сторону внезапный порыв ветра. А саму вытеснила возбужденная толпа, пробирающаяся ко входу в зал суда. Стараясь не быть ею затоптанной, Кристина прикрыв тело руками, плача от бессилия, отскочила в сторону.
        Яков замер на мгновение и в недоумении взглянул на осклабившиеся от предвкушения бесплатного зрелища мерзкие глумливые лица, его глаза безнадежно поискали в толпе ангела, чей нежный голос только что позвал его по имени. Но бесполезно. Подоспевший охранник кольнул его острием копья, приказывая поторопиться. Художник, сгорбившись словно старик, продолжил скорбный путь.
        Синие пронзительные глаза человека, наблюдавшие с верхнего этажа городского совета за происходящим на площади, подернулись влажной дымкой. А на его губах промелькнула легкая довольная усмешка.
        — Забавные муравьи… Моя догадка о разбитом сердце оказалась истинной.
        Толпа, поспешившая занять немногочисленные скамьи для слушателей, оттеснила Кристину от входа на площадь. Когда ей вновь удалось протиснуться через много численных зевак, стоящие у входа в зал стражники преградили девушке путь, свободных мест на скамьях для простолюдин больше не осталось. Как ни умоляла несчастная их смилостивиться над ее горем, их черствые непроницаемые лица не дрогнули. Когда же один из солдат занес над ней для удара руку, Кристина смирилась и, глотая от бессилия слезы, отошла в сторону. Она осталась на площади, как и другие неудачники, жадно ловящие от сидящих в зале зрителей обрывочные новости о происходящем внутри.
        Сначала слушались гражданские дела о кражах и стяжательствах, разбирались случаи членовредительства и мелкого мошенничества. Выкрикиваемые имена не имели для Кристины ровно никакого значения. Она пропускала их, жадно ловя каждое следующее.
        Постепенно среди людей начало нарастать напряжение, близилась долгожданная часть разбирательств с участием инквизиции. Стоящая в возбужденной гудящей толпе Кристина, не смотря на усталость после долгого пути, в этот момент почувствовала невольный прилив сил. Она вся обратилась в слух, вытянула шею, надеясь в небольшой щели, открывающей переполненный зал заседаний увидеть любимого Якова.
        Над головами пронесся вздох разочарования, и послышались отдельные фразы
        — Глупый богомаз снова не хочет отвечать….
        — Он молчит…
        — Не кается, богохульник…
        — Сжечь недоумка, чтобы всем было уроком, как чернить светлый образ!!
        Кристина вскрикнула от ужаса. Она невольно бросилась к входу в зал, но тут же была грубо выкинута из толпы. Упав на мокрую от стаявшего снега брусчатку, бедняжка подвернула щиколотку и горько заплакала. Никому не было до нее дела, никто не обернулся, чтобы подать лежащей на земле женщине руку. Алчные налитые кровью глаза собравшихся были направлены к месту судилища.
        Сердце безумной толпы билось в унисон с ритмом солирующего в стенах церковного суда ее Вечного врага, торжествующего легкую победу.
        С наступлением сумерек в сопровождении монахини- клариссинки, согласившейся похлопотать за нее у охраны городской тюрьмы, Кристина подошла к подвалу, где томились осужденные. Ее испуганное сердце выскакивало из груди, надежда на чудо перемежалась с неминуемым разочарованием.
        Она видела как монашка отвела начальника охраны в сторону и что-то говоря, кивнула в ее сторону. Здоровенный детина с любопытством взглянул на затаившую дыхание Кристину и оскалился.
        — Ты его ненаглядная? Пришла пообжиматься с хахалем? А то день другой и мы переломаем ему все кости,  — охранник захохотал, довольно потирая руки
        Монашка смирено смолчала, лишь сделала определенный жест рукой. Кристина, не теряя времени, подошла ближе к охраннику и положила в его протянутую ладонь — лопату один золотой гульден. Рука не дрогнула. Девушка покраснела от волнения, в ее кошельке оставалось лишь три серебряных монеты, но она хотела сохранить их на обратный путь. Жадный охранник упрямо держал руку в ожидании добавки. Кристина тяжело вздохнул и положила еще одну монету. Страж осклабился
        — Одну мне, другую моему напарнику, следуй за мной, красавица.
        Сердечно поблагодарив монашку, Кристина шагнула в темень подвала. Зажженный факел в руках стража мелькал на влажных каменных стенах, быстро удаляясь. Подвернутая утром щиколотка доставляла девушке немалую боль, она еле успевала за широко шагающим мужчиной.
        — Подождите меня, умоляю, я повредила сегодня ногу и не могу идти быстро,  — взмолилась Кристина.
        Снизу винтовой лестницы раздался глухой смех. Цепляясь руками за скользкие камни, она спускалась на ощупь, рискуя размозжить голову в кромешной тьме. По ее ногам несколько раз пробегали быстрые колючие лапки, цепляющиеся за подол платья, и раздавался отвратительный мышиный писк. Запах тлена, пота, прокисшей капусты, мочи, человеческих испражнений сводил ее с ума. Боясь потерять сознание от невыносимой вони, она плотно закрыла рукой нос и дышала ртом. В конце лестницы забрезжил дрожащий свет факела. Охранник любезно отрабатывал золотой, ожидая ее.
        Кристина спустилась в небольшое, освященное тусклым светом чадящих светильников помещение, по обе стороны от которого находились камеры осужденных. Одна более просторная для обычных преступников. Другая, чуть дальше по отходившему в сторону коридору, в которой томились три человека, те, что осуждены инквизицией.
        Яков стоял у решетки, вглядываясь в сумрак подвала. Предупрежденный охранником о посетителе, он ожидал увидеть мать. Более ни одна человеческая душа не могла беспокоиться о нем. Кристина вышла в круг света от факела и похрамывая приблизилась к побледневшему словно полотно Якову. Он испуганно отстранился от нее, не веря глазам, полагая, что увидел призрак. Его руки судорожно стиснули толстые прутья камеры, словно пытались их разогнуть и вырваться на свободу.
        Кристина, не сводя с любимого залитых слезами радостных глаз, приблизилась к решетке и обхватив его белые от напряжения кисти своими маленькими ручками, прикоснулась к каждой по очереди губами.
        Когда она поняла на него глупый счастливый взор, увидела, что глаза Якова увлажнились и две крупные капли медленно сползли по его грязным впалым щекам.
        Некоторое время они молча смотрели друг на друга, сплетя пальцы рук, все понимая без слов.
        — Яков,  — наконец прошептала Кристина, вытерев ему слезы,  — что ты натворил, глупый?
        Она дрожащими пальцами коснулась бледных щек, поправила спутанные волосы, провела по нижней распухшей губе. Яков болезненно дернулся.
        — Почему ты здесь?  — раздался его глухой голос,  — Ты же должна была…
        — Я никому ничего не должна,  — нетерпеливо перебила его Кристина, нежно прикрыв его рот рукой
        — Молчи! Слушай! Я не могу жить без тебя, мой дорогой друг, поэтому я здесь. И еще, я не могу выйти за человека, которого не люблю. Мое сердце всегда было с тобой, даже когда я разбивала твое. Не искупить ошибки, что я совершила. Но сейчас… я пришла спасти тебя.
        — Ты ошибаешься, Птичка.  — голос Якова перешел на шепот,  — ты пришла сюда на свою собственную погибель. Они не пощадят тебя даже из-за ребенка. Умоляю, оставь меня, я уже мертвец. Здесь царит Ад, о котором мы и не знали! Спасайся сама, спаси невинное дитя. Уезжай завтра же из Фрайбурга. Пообещай, что сделаешь это!!!
        Над ними нависла зловещая фигура охранника.
        — Гульдены закончились, голубки. Отворковались!
        Кристина испуганно взглянула на алчного негодяя. Мучительно вспоминая, чем она еще может заплатить, потянулась к разбитому гребню с изумрудной птичкой. Но передумала, это украшение должно всю оставшуюся жизнь напоминать ей о совершенном грехе, избавиться от него таким способом негоже. Единственное ценное, что у нее оставалось, кроме монет, которые понадобятся завтра, это серебряное кольцо с бирюзой, переданное ей по наследству от матери. Девушка решительно сняла его с безымянного пальца и поцеловав на прощание, протянула охраннику. Он довольно усмехнулся и попробовав украшение на зуб, нырнул в темноту.
        Кристина встала на цыпочки и нагнув голову Якова впилась в его губы долгожданным поцелуем. Его губы дрогнули и она почувствовала солоноватый вкус крови из его разбитой нижней губы. В ту же секунду она испуганно отстранилась, боясь причинить ему боль, но Яков прижав ее руками к решетке, со всей страстью ответил на поцелуй, Они дарили друг другу дозволенную ласку не надеясь на завтрашний день. Они жили лишь этим самым счастливым моментом, который скорее всего станет последним. Голова Кристины закружилась от неземного наслаждения, от чистоты и невинности поцелуя своего избранника. Когда они со вздохом разомкнули уста, она прошептала
        — Я не могу обещать тебе то, что не намерена выполнить. Если суждено, я пойду за тобой на смерть, потому что жизнь без тебя не имеет смысла. Я давно хотела тебе сказать это. Но боялась…А теперь пока еще не поздно…
        Яков молча смотрел на нее. Он не находил слов.
        — Завтра, умолю, скажи судьям правду. Я же выступлю свидетелем защиты. Не захочешь ты, расскажу я. Они снимут с тебя осуждение в богоотступничестве.  — горячо зашептала Кристина
        Художник сокрушенно поник головой. Его лицо сковала скорбь.
        — Милая моя, глупая девочка. Никто никогда не был оправдан инквизицией. Попасть в их паучьи лапы значит закончить жизнь или на костре или в лучшем случае на виселице. Спасай себя, умоляю!
        В конце коридора вновь показался охранник и схватив Кристину за руку, грубо вытолкал в освещенный факелами коридор. Она жалобно и испуганно вскрикнув поймала в последний момент отчаянный взгляд Якова и тут же исчезла, влекомая наверх железной рукой стражника.
        — Благодари Бога, глупая курица, что никто более не слышал слова твоего гнусного еретика о священной инквизиции. Незаслуженного наказания — не бывает — запомни!!  — прогремели над ее головой грозные слова. И тяжелая дверь теремного подвала с лязгом захлопнулась.
        Кристина без сил опустилась на колени на холодную мостовую прямо перед закрытой дверью темницы и воздев глаза и руки к небу, впервые заговорила с Богом. Не зная ни одной молитвы она просила его о спасении самой дорогой для нее души, ее любимого Якова. Она говорила с ним простыми словами, идущими из глубины сердца, как учил ее мудрый Иоахим. Не чувствуя ни холода камня под ногами, ни порывистого ветра, принесшего с Рейна колючий снегопад, она погрузилась в странное состояние блаженства, распространившееся по всему телу теплой ласковой волной. Она потеряла счет времени.
        — Я не оставлю тебя, дитя мое,  — внезапно прошептал в ее голове ласковый голос, похожий на голос святого отца из Марцелля.  — Встань и иди, я благословляю тебя — услышала она его напутствие.
        Медленно поднявшись с ледяного камня, впервые исполнившись веры в Божественное присутствие Кристина направилась в сторону приюта. В ее сердце засветился маленький огонек надежды, которая как светоч вела ее через мир мрака и боли, в котором она неожиданно оказалась. Но усталость неумолимо овладевала ее телом.
        Конрад Макленбургский взглянул на ясное, полностью расчистившееся после вчерашней непогоды небо над свободным городом. Из окна его опочивальни открывался прекрасный вид на остроконечные черепичные шпили красного города и на долину реки Драйзам, спокойная водная гладь который блистала в восходящем солнце подобно чешуе извилистого змея…
        Прекрасный день, чтобы воспользоваться уникальным случаем и ущемить власть зарвавшейся, бесцеремонной испанской инквизиции, раскинувшей свои жадные щупальца по всем франко алеманским землям, дотянувшиеся до Швабии.
        Хозяином Фрайбурга был Конрад Справедливый, и лишь от него зависели судьбы и помыслы многочисленных жителей города. Лишь он решал — кому позволено жить, а кому гореть в гиене огненной. И этим правом Конрад не намерен делиться с посланником Римской католической церкви, иноземцем, не знающим швабского наречия и пользующегося услугами клирика шептальника.
        Эпископ заранее приготовил необходимые жертвы на престол Господень, ими оказались прелюбодей и недалекий хвастун сапожник, нашедший в лесу под корнями деревьев зарытый клад и разнесший радостную новость по округе. За удовольствие и глупость надобно платить. Для красавца художника была уготована участь кумира женских сердец, его разбитое несчастной любовью сердце станет шансом на спасение. Сердобольные женские особи, воспевающие страдания Изольды и Тристана, будут умолять суд простить влюбленного богомаза и тогда, он, Конрад вновь подтвердит свое прозвище — Справедливый, даровав Якову Циммерманну высочайшее прощение.
        На мгновение в голове епископа промелькнула еще одна удачная мысль, и он, проследив ее развитие и последствия реализации, довольно улыбнулся.
        — Да, неплохо — и это так же сыграем мне на руку. Ты сам, того не подозревая, заслужишь волну народного презрения, досточтимый синьор Баттиста дель Комо. Власть и авторитет ненавистной инквизиции пошатнется по твоей вине.
        Через несколько часов, сидя радом с выходцем из Толедо, синьором Баттистой, за спиной которого на небольшом табурете расположился переводчик, эпископ радушно делился с инквизитором новыми великосветскими сплетнями. За испанцем на другом краю стола зевал во весь рот, не выспавшийся бургомистр, обязанный председательствовать на гражданских судах.
        Испанец, высохший, морщинистый словно ствол столетней оливы, острыми звериными глазками ощупал каждого сидевшего в зале суда. Его тонкие губы несоизмеримо огромного на узком вытянутом лице рта жадно змеились в предвкушении пиршества. Высокий, скошенный назад яйце подобный лысый череп обтягивала тончайшая пергаментная кожа, сквозь которую просвечивали мельчайшие кровеносные сосуды. Конрад поморщился в отвращении, разглядывая анатомию возглавившего трибунал от лица церкви инквизитора и отвел взгляд.
        Среди собравшейся в зале суда публики его интересовало лишь одно существо — маленькая, закутанная в темный шерстяной плащ светловолосая женщина, просочившаяся внутрь ранее других зевак, предварительно умаслив охранника небольшим подношением. Она, пока слушались гражданские дела, тихо словно мышь сидела в углу и терпеливо ждала. Порой ее веки смыкались, и женщина погружалась в дрему, но громкие крики безумных соседей заставляли ее вздрогнуть и очнуться от забытья.
        После небольшого перерыва суд вернулся к дознанию по обвинению в колдовстве и богоотступничестве. Как только распахнулась боковая дверь и оттуда показался первый осужденный, женщина вскочила со скамьи и вытянувшись в струнку вся поддалась вперед.
        Потом вновь вернулась на свое место и на время затихла.
        Началось слушание по делу Стефана Кугелькопфа, обвиненного в соитии с суккубом.
        Конрад терпеливо вынес до оскомины надоевший ритуал допроса недалеких свидетелей, произносящих заведомо желанные для инквизиции речи, порой его веки тяжелели, и он незаметно от присутствующих погружался в собственные раздумья, уносившие его прочь от опостылевшего зала суда. Он вновь был молод, полон сил и несбыточных надежд, в его сердце пылал огонь, оно билось, оно прокачивало кровь. Оно любило. Он вновь шел по затаенным лесным тропам с любимой женщиной. Которая…
        — Свободный город против Стефана Кугелькопфа постановил привлечь подозреваемого в колдовстве к публичному испытанию водой, дабы он, наконец, сознался в предписываемых ему преступлениях — ворвался в его воспоминания занудный голос клирика- секретаря, оглашающего решения суда. Жадная до чужих страданий толпа восторженно взревела.
        Конрад вздрогнул и вернулся в реальность.
        Первого несчастного, жалобно стенающего и молящего о пощаде каменные сердца, стражники вытолкали из зала суда. Следом за ним проследовало несколько десятков любопытных глаз, желающих насладиться зрелищем. Пытка водой порой приносила неожиданные результаты.
        В тот момент, как стражники закрывали за уходящими двери, в них успел проскользнуть богато одетый вельможа. Протянув ближайшему стражнику небольшой кошелек, он приказал жестом расчистить ему место на скамье. Что было сделано незамедлительно. Но незнакомец не собирался садиться, заняв место, он, поднявшись на цыпочки, внимательно высматривал лица людей, оставшихся в судебном зале для дальнейших слушаний.
        Епископ, сидя довольно далеко от входа был вынужден прищурить глаза, но расстояние и тусклое освящение зала не позволило ему узнать вошедшего. По нетерпеливым жестам, он понял лишь, что незнакомец сильно взволнован, пристальный взгляд молодого мужчины сейчас направлен в тот угол зала, где сидит белокурая незнакомка. Но он не торопится протиснуться к ней, немного успокаивается и присаживается на свободное место на скамье. Так…
        — Интересно, о существовании любовного треугольника я и не мечтал,  — прошептал себе под нос епископ и довольно потянулся в предвкушении грядущего наслаждения.
        Вторым слушалось дело Якова Циммерманна. Объявивший об этом обыденным сонным голосом клирик прикрыл рот, чтобы подавить невольный зевок. Время заседаний близилось к обеду и уставшему послушнику требовался перерыв.
        Как все относительно,  — мелькнула в голове мысль у Конрада — стоило сейчас недалекого писаку заковать в кандалы и обвинить в нелепости, противоречащей священному писанию, как его стремления были бы о глотке свежего воздуха и об ясном небе, сияющем над нашей головой сегодняшним днем.
        Представив воочию эту картину, эпископ по детски засмеялся, но почувствовав на себе косой колючий инквизиторский взгляд, наигранно смутившись, вернулся к действительности.
        — Не откажите, святой отец принять мое искренне предложение разделить сегодняшнюю вечернюю трапезу в моем кабинете. Полагаю, что за приятным занятием мы не примнем обсудить несколько насущных злободневных проблем, касаемых наметившего еретического раскола в судебном праве, насаждаемых достопочтимым месье Кольбером.
        Длинные змеиные губы инквизитора двусмысленно сжались в тонкие линии. Бегающие жадные глазки на секунду замерли в нерешительности. Поразмыслив о последствиях отказа, он нехотя принял приглашение на ужин. Епископ довольно улыбнулся, манипулировать людьми доставляло ему не меньшее удовольствие как и отправлять из на виселицу.
        Но он невольно отвлекся, пока его разум восхищался относительностью восприятия действительности глупца клирика и наслаждался укрощением гордыни самовлюбленного слуги божьего, в зал ввели следующего осужденного.
        Стоило тому появится в соседнем от зала коридоре в сопровождении стражи, как белокурая красавица вскочила со скамьи и вцепившись руками в перила, загораживающие скамьи зрителей от арены происходящего, не сводила с него безумных от волнения глаз.
        Конрад мгновенно переведя взгляд на новоявленного вельможу и так же отметил его крайнее волнение. Молодой человек вновь поднявшись на цыпочки старался поверх голов рассмотреть приближающегося к столу для подсудимых мужчину.
        Яков шел, опустив голову в пол, словно стыдился происходящего. Встреченный глумливыми воплями оставшихся в зале зрителей, он нерешительно поднял прищуренные отвыкшие от света глаза и внимательно огляделся вокруг.
        — Яков!  — раздался из угла зала голос незнакомки, что ждала его с раннего утра. На лице молодого художника на короткий миг расцвела блаженная улыбка, моментально сменившаяся тревогой.
        Он недовольно взглянул на приветствующую его молодую женщину и, поникнув головой, опустился на скамью.
        Сидящий от него по правую сторону уставший клирик нехотя поднялся на ноги и начал новый процесс.
        — Третий день судебного заседания- свободный город против Якова Циммермана считается открытым.
        — Огласите причину обвинения осужденного Якова,  — перевел слова инквизитора появившийся из-за его спины прислужник- шептальник.
        Секретарь, достав длинный пергамент, вновь прочитал обвинение, следуя судебной процедуре.
        — Яков Циммерманн, уроженец города Марцелля, выполняя заказ фрайбургского епископата совершил смертный грех, уничтожив лик святой Девы Марии. При аресте обвиняемый оказал сопротивление и противодействие, продолжая богохульствовать и злословить, что является неоспоримым доказательством вселения бесов и сношения с дьяволом, позволившим несчастному надругаться над святыней.
        Прислужник инквизитора, выслушав своего господина, произнес
        — По происшествию двое суток после первого слушания по делу, есть ли что сказать самому обвиняемому?
        В зале воцарилась напряженная тишина. Кристина затаила дыхание, но, не выдержав, прошептала
        — Яков, умоляю тебя!
        Поникший головой художник вздрогнул всем телом и, повернув к ней перекошенное от страдания лицо, тяжело вздохнул. Через несколько мгновений он встал, и облокотив скованные цепями руки на стол,  — произнес глухим голосом
        — Господа судьи, Ваши святейшества, прошу принять мои показания. Я раскаиваюсь в сотворенном грехе, меня настигло внезапное безумие, я уничтожил самое любимое творение (Яков задохнулся от волнения), самое дорогое творение моей жизни и готов нести за содеянное самое суровое наказание.
        Не говоря более не слова, он рухнул на скамью.
        — Протестую!  — раздался звонкий женский крик. Вся зрительская толпа повернула головы к стоящей в углу зала женщине. Она сняла с головы темный покров, и ее пушистые белокурые волосы разметались по плечам.
        — Господа судьи! Ваше Святейшество!  — вновь раздался ее голос. Она смотрела на Конрада и обращалась к нему в единственном числе. Епископ почувствовал ее искренний взгляд, и легкая дрожь пробежала по его телу.
        — Я хочу выступить в защиту Якова Циммерманна, незаслуженно обвиненного в ереси.
        Эпископ видел краем глаза, как побагровело от злости пергаментное лицо инквизитора. Наступил краткий момент торжества. Конрад встал из — за стола и подняв руку дабы усмирить взволнованный зал громко произнес
        — Церковь готова выслушать свидетеля защиты. Говори, дитя мое, всю правду. И ничего не бойся, Господь защитит тебя!
        Сев на место, он с наслаждением услышал, как взбешенный испанец бессильно скрипнул зубами.
        Змея осталась без яда?
        — Пусть клянется на Библии!!  — раздался голос из толпы.
        Секретарь не мешкая, взяв со стола судебных заседателей увесистую книгу, подошел к Кристине, замершей в нерешительности.
        "Не обязательно знать молитвы, чтобы говорить с Богом",  — вновь раздался в ее голове тихий голос.
        Женщина положила дрожащую руку на священную книгу и произнесла первое, что пришло в голову
        — Клянусь Святым престолом и Божьей Матерью говорить истину,  — она испуганно посмотрела на молодого монашка, смотрящего нее с нескрываемым удивлением. В этот момент с кафедры вновь послышался властный голос епископа.
        — Твоя клятва услышана, продолжай!
        Зал затих в ожидании.
        Кристина от страха на короткое время лишилась дара речи. Повторяя, заучивая все утро слова, что она должна была произнести, сейчас растерялась и забыла все до единого.
        Среди притихших поначалу соседей на скамьях послышались смешки
        — Что красавица, молчишь? Или сказать нечего? Чего тогда полезла на рожон?
        Епископ, подняв руку, грозно взглянул на чрезмерно заносчивых зевак.
        Кристина откашлялась и заговорила. Ее дрожащий голос постепенно набрал силу.
        — Ваше Святейшество! Господа судьи! Я, Кристина Кляйнфогель из Фогельбаха стою перед вами, чтобы выступить в защиту Якова, которого грязным наветом обвинили в богоотступничестве. Вся его вина заключается лишь в том, что он… что он любит меня. Мы любим друг друга,  — поправилась девушка, и в этот миг по рядам жаждущих крови мужчин пронесся вздох глубокого разочарования, а среди немногих женщин, образовавших неугомонный островок в конце зала послышались грустные вздохи и шепот.
        — Говорила тебе, Агнесса, что красавчик до смерти влюблен… Он идет на плаху, потому что его сердце истекает кровью…Бедный художник…Красив словно Адонис, погляди только…
        Епископ вновь поднял руку, остановив шум.
        — Продолжай, дитя мое!
        Кристина, густо покраснев, снова заговорила
        — Заказ от фрайбургской епархии был почти готов, когда я сказала Якову, что не смогу стать его женой… Я разбила его сердце, даже не думая о последствиях…
        Прислужник инквизитора грубо прервал девушку
        — Какое отношение имеет разбитое сердце художника к поруганном образу?  — гневно прозвучал его голос.
        Епископ нахмурил брови. Действительно! Вопрос закономерен. Происходящее может выйти из под контроля. Он обязан взять ситуацию в свои руки.
        Кристина удивленно взглянула на судей и пояснила само собой разумеющееся
        — Яков писал образ Богоматери с меня, с женщины, которую он любит.
        В зале поднялся невообразимый шум. Взгляд епископа упал на молодого дворянина, стоящего в дверях и не сводящего взволнованных глаз с говорившей. Стоило ему услышать ее смелое признание, как расталкивая возбужденную толпу, перешагивая через скамьи, раздавая тумаки, он пробрался к женщине и властно схватил ее за руку, резко повернув к себе. Она дернулась, стараясь вырваться, но сильные руки мужчины, обнявшие ее, смирили волнение. Незнакомка покорно затихла и поникла головой.
        Художник, искоса наблюдавший за сценой, разыгравшейся за его спиной, обреченно сгорбился и отвернулся. Его лицо передернулось от мучительной судороги
        Удивлению Конрада, узнавшему Михаэля фон Берен не было предела. В его голове мгновенно сложились обрывки единой картины. Неисповедимы пути судьбы… Так значит вот какая ты Кристина Маленькая Птичка, фаворитка молодого баронета, наследника замка Шварцштайнфалль и прилегающих к нему земель, глупая девочка прилетевшая на пламя разгорающегося костра за ускользающей любовью, и угодившая в клетку, которая сегодня захлопнется. Кристина из Фогельбаха… воспитанница Черной Регины, его…
        — Как он посмел!!?  — послышался истошный истеричный крик — Божий образ сравнить с человеческим!! Еретик!!! Сжечь его!
        — Как грустно. Бедный влюбленный художник!! Он пострадает из-за неразделенной любви! Он достоин помилования…  — настаивали женские голоса…
        Епископ встал. Его поднятые руки вмиг успокоили толпу.
        — Дети мои, Господь велел нам не судить ближних своих за грехи, которые возможно совершить каждому. Да не судимы будете — проповедовал Иисус. Так не будем осуждать несчастного, подавшегося человеческой слабости. Поступок его непростителен, но сейчас мы видим, что причиной тому не были происки дьявола. Виной стала слабоволие и крайняя степень подавленности.
        В зале началось волнение. Половина собравшихся, разочарованная в снисходительном отношении епископа взволновано обсуждала происходящее. Женская часть восхищенными взглядами и репликами одарила занявшего свое место за судейским столом святого отца. Перешептываясь друг с другом, бросая завистливые взгляды на Кристину, они жужжали, словно возбужденные по весне пчелы.
        Яков, повернувшись к своей любимой, понуро стоящей рядом с другим, подарил ей благодарный полный любви взгляд, вызвавший среди женской половины новые восторженные вздохи.
        Епископ наслаждался адскими муками, которые испытывал сидящий рядом с ним испанский посланник, просчитывая наперед необходимые шаги, позволившие бы подстрелить двух зайцев разом.
        — Не верьте потаскухе!! Она с ним заодно! Посмотрите на ее живот! Она забрюхатела от идолопоклонника!  — визгливый женский голос, разнеся под сводами зала, отозвавшись многократным эхом.
        Неожиданно воцарилось мертвое молчание. Было слышно как стрелки часов, висящих над кафедрой судейского совета, неумолимо отсчитывали уходящее время. Все испугано ждали высочайшего решения. Оно не преминуло последовать.
        Помощник инквизитора значительно откашлявшись поднялся из-за спины святого отца и подобострастно вытянувшись в струнку визгливо произнес.
        — Суд святой инквизиции требует дознания о причастности свидетеля защиты к преступлению осужденного Якова Циммерманна.
        Епископ, потерев вспотевший от волнения лоб, скрыл довольную улыбку. Превосходно. Пока пешки следуют в правильном направлении.
        — Епархия просит судейскую коллегию выделить дознавателей, направляемых для снятия свидетельских показаний в город Фогельбах, родину свидетельницы Кристины Кляйнфогель, проходящей по делу Якова Циммермана. Им предписано собрать сведения об означенной особе в доказательство ее незаинтересованности введения процесса дознания в тупик.
        — А пока суд инквизиции не уверен в невинности свидетеля, то предписывается взять Кристину Кляйнфогель под стражу до выяснения обстоятельств…  — громко провозгласил переводчик с испанского.
        Яков, звеня цепями, вскочил со скамьи и срывая голос закричал
        — Не смейте, она не виновна. Она…
        Подскочивший охранник грубо толкнул несчастного тупым концом копья и заставил сесть.
        Михаэль Люстиг, крепко обнял Кристину, сдерживая ее, готовую броситься на помощь Якову, он прикрыл ее своим телом, всем видом показывая, что убьет каждого, кто посмеет прикоснуться к ним.
        Волнение в зале возрастало. Большинство требовало заключить женщину под стражу до выяснения обстоятельств. Сердобольные особы роняли слезы и громко вздыхали, умиленно наблюдая за страданиями влюбленных.
        Конрад вновь поднялся с кресла и властным голосом произнес
        — Суд полагает, что присутствующий в зале барон Михаэль фон Берен возьмет на себя ответственность за присутствие свидетельницы на будущих дознаниях и обязуется за необходимый залог присмотреть за ней. Мы не находим необходимости в ее немедленном задержании.
        Стоящие зеваки рядом с Михаэлем и Кристиной почтительно отошли на несколько шагов в сторону.
        Люстиг, поцеловав Кристину в лоб, не теряя ни минуты, отстегнул от пояса увесистый кошелек и подойдя к судьям высыпал из него золотые гульдены, которые, громко звеня, разбежались по столу. Очнувшийся от сна бургомистр привычно потянулся к золоту пухлыми короткими пальцами. Голый череп инквизитора покрыли возбужденные багровые пятна. Не желая смотреть на золото, он быстро закрыл прозрачные веки, его костлявые руки сложились на груди, а тонкие губы зашептали молитву о противостоянию злу. Сапфировые глаза епископа довольно сверкнули. Михаэль был ему всегда по нраву, не в пример покойному Витольду.
        Вставший клирик секретарь объявил очередной перерыв между слушаниями. Последним разбиралось дело злосчастного кладоискателя.
        Бросив напоследок тоскливый взгляд на Кристину, стоящую под защитой человека, который должен стать отцом ее ребенка, художник под свист и ругательства озлобленной и неудовлетворенной мужской половины под конвоем был выведен из зала.
        Захватив скромные пожитки Кристины из паломнического приюта Святого Франциска Михаэль перенес их в дом Торговой Гильдии, где остановился на время пребывания во Фрайбурге. Он очень надеялся, что оно не станет продолжительным. Гильдия находилась в красивом трехэтажном здании с расписными эркерами из обычного для города красного песчаника под высокой черепичной крышей, украшенной по обеим сторонам остроконечными башнями. Нижний этаж с круглыми арками служил складом товаров для приезжающих на ярмарку иноземных купцов. Этажи повыше предназначались для проживания самих негоциантов и их свиты.
        Заперев дверь комнаты на ключ, Михаэль резко повернулся к Кристине. Но его гневные слова замерли на языке.
        Женщина стояла в окружении резных башенных окон, поникшая, маленькая, жалкая, ее плечи сводили судорожные рыдания. Сдерживаемый с раннего утра страх, невыносимое напряжение вырвались наружу горькими слезами.
        Сердце Михаэля внезапно сжалось от сочувствия, он шагнул к ней и крепко обнял. Кристина зарыдала на его груди еще громче.
        Михаэль молча гладил ее плечи, успокаивая. Слов угасшего гнева у него не стало. Веры в успех тоже. Он знал одно, что будет бороться за жизнь Кристины и их ребенка до последнего вздоха.
        Он мог бы увезти ее силой еще вчера, но после выступления в защиту убогого богомаза это стало невозможным. Нет, он льстит себе, обманывается, он не смог бы по собственной прихоти сломить волю упрямицы. Так что оставалось молиться. Только вот кому? Михаэль никогда не задумывался о существовании Бога, он следовал привычным устоям, посещая службы по просьбе помешанной на спасении души матушки, каялся и причащался по ее указке, раздавал милостыни неимущим и убогим, но это была игра, порой занудная и непонятная. Его показная вера не трогала душу. Господь, наверное, существовал, но в мире, который не соприкасался с миром неприкаянного лесного бродяги.
        Михаэль не догадывался, что скорым временем привычная вольготная жизнь его затрещит по швам, что следом за молодым баловнем судьбы задержавшись всего на пару дней уже летит страшная весть.
        Появившийся во Фрайбурге Михаэль не знал, что в их родной город недавно пришла Черная смерть.
        Утром следующего дня над городом разразилось ненастье. Пронизывающий ветер, пришедший с Рейна, принес колючую снежную крошку. Ее острые безжалостно частицы ранили лица, забивали рот и нос, собирались под складками одежды. Непогода разогнала любопытных зевак, толпящихся в ожидании продолжения слушаний. Михаэль с Кристиной без труда заняли ближайшую к центру зала скамью и замерли в ожидании. Люстиг крепко держал девушку за руку, ее ледяная кисть мелко дрожала от волнения, на бледных щеках боговыми пятнами проступил болезненный румянец. Глаза несчастной лихорадочно блестели, выдавая крайнюю степень напряжения. Вздрагивая от каждого звука, Кристина то и дела смотрела на дверь, через которую стража выводит заключенных.
        Постепенно, зал заполнился знакомыми зеваками. Непогода не помешала прийти многочисленным представительницам женской половины города. Передаваемая из уст в уста романтически история несчастной и запретной любви, разнесшаяся по городу со скоростью ветра, привлекла в судебный зал много восторженных и истеричных кумушек.
        Стараясь занять места ближе к центру, они словно слетевшиеся на огонек любопытные мотыльки возбужденно перешептывались с нетерпением ожидая начала процесса, без стеснения тыча пальцами в направлении сидящих на первой скамьи вчерашних участников действа.
        На этот раз судейский стол заняли двое. Конрад Макленбургский уклонился от участия, не найдя возможным назвать причину. Говорили — он сам отправился в сопровождении двоих дознавателей в Фогельбах. На самом деле, он намеренно распустил этот слух, который подчинялся наперед продуманному коварному плану. Епископ намеревался присутствовать на заседании, сидя в тайной комнате, через окно которой, умело скрытое среди украшающих его стены гобеленов, наблюдал за присутствующими и слышал каждое слово.
        Спустя час томительного ожидания словно ужасающий ночной призрак к кафедре проскользнул инквизитор, одетый в черную сутану. Он занял место во главе стола, откинулся на спинку высокого резного кресла, смежив веки. Его узловатые птичьи лапки не прекращали перебирать бессменные четки, тонкие длинные губы слегка дрожали, творя неизвестную молитву… Высокий капюшон плаща скрывал наполовину мерзкий череп, увенчанный круглой черной ермолкой. Испанец предвкушал.
        Через минуту показался с трудом передвигающийся на подагрических ногах бургомистр и занял кресло по соседству.
        Судья были готовы.
        Синьор Баттиста, нагнувшись к шептальнику, некоторое время давал указания. Зал настороженно ждал. Отсутствие среди судей Конрада Справедливого не предвещало ничего хорошего.
        Клирик переводчик выпрямился и обращаясь к залу произнес.
        — Святая Римская Церковь позволяет начать следующий день дознания и для скорейшего достижения цели рекомендует подвергнуть заключенного Якова Циммермана допросу с пристрастием, который будет происходит в отдельном зале, дабы не внести нежелательные волнения. На допросе кроме судей дозволено присутствовать свидетелям со стороны обвинения и защиты.
        Бургомистр, кряхтя, поднялся из-за стола и, проклиная под нос произвол инквизиции, нехотя поплелся в соседнее с залом пыточное помещение. Испанец, окинув змеиным оком притихший от неожиданного распоряжения зал, вспорхнул с кресла, мелькнув черным покровом словно зловещий мотылек и безмолвно заскользил за отцом города.
        Догадавшаяся, что происходит Кристина, беспомощно оглядела растерянных и разочарованных зевак, но не смогла встать со скамьи. Ноги отказывались двигаться. Сердце замедлило бег, сознание начало тихо покидать несчастную. Люстиг, пришедший в себя быстрее, обхватил ее за округлившуюся талию и поднял на ноги
        — Держись, моя дорогая. Нам надо пройти через это. Следуй за мной.
        Кристина, не веря в происходящее, словно упрямый капризный ребенок замотала головой и жалобно застонала.
        — Не надо его пытать! Он же признал вину! Он раскаялся… Умоляю о снисхождении, Ваше…  — ее голос прервался, но стоило ему стихнуть., как зал взорвался от женских криков
        — Снисхождения! Снисхождения! Даровать прощение художнику! Конрад Справедливой обещал помилование! Будь проклята жестокость инквизиции! Прочь руки из свободного города!!
        Возбуждение зала росло. Женщины повыскакивали со скамей, потрясая кулаками
        — Прочь из Фрайбурга черное испанское воронье!!!
        Конрад, слышавший из тайного убежища каждое слово, довольно улыбался. Прекрасно.
        Сила испанца уже на исходе.
        Невозмутимости инквизитора можно было только позавидовать, не обращая внимания на сыплющиеся проклятия, он ужом проскользнул в пыточный зал и исчез. За ним скрылся клирик переводчик, оба секретаря и Михаэль, ведущий полуобморочную свидетельницу защиты. Сердце Люстига возбужденно билось, активно перекачивая кровь. Он готовился к любым неожиданностям, но предугадать грядущее оказался не в силах.
        Соседнее с залом заседания помещение было небольшим. Судейский стол, стоящий в правом углу, и два ряда стульев с одного края были отделены от общего пространства зала невысокой приступкой, у которой с пиками наперевес стояло трое стражников.
        Остальную часть занимали пыточные приспособления, в зале их было не много. Ближе к высокому и узкому словно бойница окну находилось широкое колесо диаметром около двух метров, закрепленное на подвижном ободе, по поверхности которого торчали железные прутья и кольца. По одной из сторон комнаты возвышался деревянный помост со стулом, напоминающим трон, сидения и подлокотники которого были испещрены гвоздями, вбитыми остриями вверх. Ближе в судейскому столу посередине зала располагалась дыба со всевозможными приспособлениями для растягивания и утяжеления конечностей, изобретенными извращенным человеческим мозгом для скорейшего покаяния преступников.
        Кристина, войдя в освященный факелами зал, и увидев мрачные механизмы в тот же миг тихо вскрикнув, лишилась чувств. Михаэль, успевший подхватить ее на руки, отнес к судейскому столу и опустил на самый дальний стул в углу. Подвинув свой как можно ближе и сев рядом, он постарался закрыть от нее своим телом происходящее.
        Стоило инквизитору занять положенное место, Люстиг обратился к нему с нижайшей просьбой позволить Кристине удалиться и не присутствовать на пытках по причине беременности. Переведший его просьбу шептальник, сочувственно взглянул на бледную как смерть женщину, лежащую в беспамятстве.
        Яйцевидный череп испанца прорезали гневные вертикальные морщины, его звериные глазки злобно блеснув, невозмутимо спрятались под прозрачными веками. Небрежный жест костлявой кисти заставил барона замолчать. Святой отец жадно вкушал источник вседозволенности и нескончаемой власти над чаяниями копошащейся под ногами черни, исполненной греховной скверны.
        Подошедший к Михаэлю секретарь протянул небольшую склянку с нюхательной солью и прошептал
        — Не забывайте давать ей соль. Свидетельница должна сохранять сознание и ясность ума, когда будет отвечать на вопросы его Святейшества.
        Михаэль стиснул от злости кулаки и, оскалившись, зашептал проклятия. Тем не менее, взяв из рук монаха склянку он поднес ее к носу Кристины… Девушка встрепенулась, ее голова, безжизненно лежащая на плече Михаэля приподнялась. Глаза бедняги блуждали.
        — Держись, моя любимая. Нам только выстоять этот день, и все будет хорошо,  — жарко зашептал ей в ухо Михаэль, сам не веря тому, что говорит.
        В этот момент за дверью, ведущей в подвал, лязгнули засовы и в открывшемся темном коридоре в сопровождении огромного стража, которому Кристина два дня назад пожертвовала кольцо, появился Яков. Увидев, незнакомое помещение, оглядев сначала собравшихся людей, потом переведя взгляд на пыточные устройства, художник побледнел и остановился как вкопанный. Его ноги подкосились и если бы не охранник, схвативший беднягу за локоть и подтолкнувший к предназначенной подсудимому скамье, то Яков лишился бы чувств, не переступив порога. Молодой человек словно ватный болванчик обреченно опустился на приготовленное ему место и закрыл голову руками.
        Его появление неожиданно придало Кристине сил, отперевшись на плечо Михаэля она приподнялась на дрожащих коленях и попыталась подойти к Якову. Но остановленная свирепым взглядом змеиных глаз осклабившегося в предвкушении желанной трапезы инквизитора, испуганно замерла на полпути.
        Яков поднял на любимую безумные от страха глаза и попытался улыбнуться.
        — Я люблю тебя.  — прошептали в ответ ее губы. Его глаза, очерченные темными кругами, на миг ожили и потеплели.
        — Умоляю, сядь на место — Люстиг требовательно потянул девушку за локоть. Она подчинилась. Села на место, более не отводя пристального взгляда от лица Якова. Ее губы шептали слова молитвы, которая невольно рождалась в ее голове. Она молила справедливого Бога о спасении. Всем сердцем. Как могла.
        Началась обычная церемония допроса, предваряющаяся вступительной речью клирика, зачитавшего сначала обвинение, потом записанные вслед речь свидетеля защиты и постановления епископа о назначении дополнительного дознания. Зачитав заготовленный текст, секретарь замолк, смотря на инквизитора в ожидании дальнейших приказаний.
        Синьор Баттиста встав из-за стола, проскользнул к сгорбленному Якову. Его костлявая, птичья лапка приподняла голову художника за волосы и хищные глазки внимательно всмотрелись в изможденное лицо. Яков, открыв уставшие глаза, следил за его пристальным взглядом, ощупывающим скулы, ввалившиеся щеки, распухшую нижнюю губу. Без того тонкие губы святого отца превратились в щелку, в отверстии которой промелькнул ярко красный язык. Вздрогнув от отвращения, Яков зажмурился, позволив голодным рукам инквизитора копаться у себя в волосах, отыскивая тайную отметину.
        Кристина, притаившись за широким плечом Михаэля, безотрывно следила за порхающими паучьими движениями испанца.
        Не найдя ничего интересного на голове художника, он приказал ему выйти на освещенное факелами место в центре зала и, пригласив жестом стражника, повелел раздеть Якова донага.
        Кристина, содрогнувшись от негодования, вцепилась ногтями в локоть Люстига, и застонав от бессилия, опустила глаза в пол, не желая видеть позора и унижения своего любимого.
        Стражник не скрывая удовольствия от происходящего, искренне глумясь над оторопевшим художником, сорвал с несчастного одежду.
        Оставшись нагим, вспыхнувший от стыда Яков быстро повернулся спиной к сидевшим в углу комнаты людям, прикрыв обеими руками низ живота. Словно изголодавшийся стервятник, взмахнув краями плаща, Баттиста дель Комо подлетел к молодому человеку и дрожащими от вожделения пальцами начал исследовать обнаженное тело жертвы.
        Прокаркав несколько слов на непонятном наречии, он взял из рук подоспевшего служки длинную металлическую иглу и повернувшись к записывающему действо секретарю через переводчика провозгласил.
        — Святая церковь подозревает Якова Циммерманна в сговоре с дьяволом. Следствие ищет особое место, оставленное врагом на теле оного, нечувствительное к боли. Не найдя особых отметин на голове, мы определим подозрительные на его теле.
        Кристина не смела поднять глаза, она мечтала о слезах, чтобы они застили их, чтобы она не могла видеть позора Якова. Но слез не было. Воспаленные глаза горели огнем.
        Старясь равномерно дышать и не смотреть на происходящее, она, тем не менее, все чувствовала.
        Испытываемый Яковом стыд стоять обнаженным превышал его страх перед болью от иглы, глубоко погружаемой в тело. Инквизитор, жадно вдыхая запах молодой кожи, тщательно ощупывал каждый сантиметр влажными от волнения пальцами. Змеиный язык извращенца скользил между тонкими губами вслед за его ненасытными руками. Найдя родинку, он с наслаждением погружал в нее иглу, следя за реакцией Якова. Когда несчастный вскрикивал от боли, губы испанца растягивались в довольной улыбке, а внимательные пальцы жадно ползли дальше. Яков с ужасом ожидал, когда мерзавец доберется до его мошонки. Он не сможет выдержать подобного позора. По щекам художника от бессилия змейками ползли слезы, тело сотрясали судороги.
        На некоторое время его мучениям пришел конец. Лишь коснувшись ледяными мертвыми руками крайней плоти обвиняемого, священник, гортанно вскрикнув, испуганно отпрянул в сторону. Его пергаментное лицо покрыли багровые пятна, он начал неистово креститься, и несколько раз плюнув с омерзением в левую сторону, вернулся в свое кресло. Тщедушное тело больного старца били судороги, птичьи лапки намертво вцепились в подлокотники. Когда приступ непроизвольной эрекции миновал, испанец, вернувший прежнее невозмутимо высокомерное лицо, требовательным жестом приказал сжечь старую одежду Якова и обрядить его в приготовленный короткий балахон грязно желтого цвета, предназначенный для пыток еретиков.
        Кристина заставила себя поднять глаза и следить за происходящим. Изможденное грязное тело Якова, покрытое многочисленными кровоподтеками, ярко освященное факелами, обнаженное, неизведанное, должное принадлежать только ей, сейчас подвергнется дальнейшему истязанию. Его широкие мускулистые плечи, красивая гладкая грудь, к которой она не прикоснется, сильные руки, которые более не обнимут ее…
        Безумие, зародившееся в ней, росло с каждой секундой. Была бы в ней хотя бы часть темного знания матушки Регины, она бы уничтожила каждого, кто причинит боль ее любимому… Сожгла, испепелила бы взглядом…
        Михаэль, отвлекшись на невольно притягивающее глаза истязание соперника, не обращал внимания, что происходит с Кристиной.
        Появившиеся тем временем двое стражников скрутив переодетому в желтый балахон Якову за спиной руки, следуя приказу инквизитора повели его к возвышающемуся у окна колесу.
        Секретарь, поднявшись из-за стола, пояснил происходящее.
        — Не найдя при телесном осмотре явных признаков одержимости, Светлейший повелевает испытать подозреваемого в сговоре с нечистым колесом. До того, как руки Якова будут проткнуты металлическими прутьями, а тело его растянуто грузами, мы предлагаем обвиняемому сознаться и признать присутствие дьявольского умысла при поругании святого образа Девы Марии.
        Яков, услышав слова секретаря, рухнул на колени, и, протянув к суду руки, умолял не подвергать его уготованному испытанию. По обезумевшему от страха лицу его текли слезы, он вновь раскаивался в содеянном, прося лишь не уродовать ему руки. Но власти Дьявола в содеянном он не признавал.
        Каменное сердце змея, вцепившегося побелевшими пальцами в подлокотники кресла, оставалось глухо к мольбам несчастного.
        Михаэль не верил своим ушам. Происходящее в зале казалось ему продолжением, слепком привидевшегося ночного кошмара. Обхватив руками голову, зажав уши, он раскачивался из стороны в сторону, пытаясь вырваться из цепких лап леденящего кровь ужаса. Он не заметил, как Кристина встала и не обращая внимания на судей и охранников, возбужденных, словно шакалы предстоящим кровопролитием, вышла на середину зала. Под действием внезапного транса, она направилась к Якову, не отводя от него горящих глаз. Ошеломленные ее странным видом охранники, держащие наготове металлические шкворни, предназначенные для рук несчастного, позволили ей беспрепятственно подойти к привязанному к колесу Якову. Кристина, протянула руку и, погладив его по заросшей щетиной щеке, слегка приоткрыла губы в немом прощальном поцелуе. Потом, гневно сверкнув глазами повернулась к собравшимся и собрав оставшиеся силы закричала хриплым страшным голосом.
        — Я, Кристина Кляйнфогель, потомственная ведьма из Фогельбаха, рожденная и принятая
        на этот свет ведьмами, проклинаю до скончания веков тех, кто готов карать невиновного!!!
        Я и только я виновата в содеянном!! Мои руки осквернили чистый образ…вашего идола! Я сознаюсь в преступлении, в котором обвиняют несчастного Якова, потому что он чист словно ангел. Я совращала его, губила его душу, но он не поддался искусам. Как истинный христианин он желал приобщить меня к своей вере… Но видя, каким способом вы ее насаждаете, я проклинаю вас во веки веков!! Вы не достойны своего справедливого Бога. Так судите только меня, и отпустите невинного!!  — голос Кристины подобно грому оглушил сбившихся в угол испуганных стражников и бургомистра. Вжав в плечи скошенный уродливый череп, инквизитор, застыл в кресле подобно горбатой мраморной горгулье и сверлил ее ненавидящим взглядом.
        Замолчав, девушка повернулась к помертвевшему от удивления Якову и тихо добавила — Вот и все. Помни, что я всегда буду любить тебя…
        Его бледные губы безмолвно прошептали ответ.
        Несколько минут в зале царила абсолютная тишина. Человек, осторожно открывший дверь на верхней балюстраде зала появился перед изумленной публикой. Его синие глаза пылали. Голос Конрада, а это был он, внимательно следящий за происходящим, дрожал от волнения.
        — Фрайбургская епархия в свете открывшихся в процессе дознания фактов следуя свободной воле народа приостанавливает дознание по делу Якова Циммерманна.
        Признавшаяся суду девица Кристина Кляйнфогель обязана быть без промедления взята под стражу до окончания следствия.
        Кристина безучастно наблюдала, как вскочившего и бросившегося к ней Михаэля в один момент скрутили и вывели из зала охранники. Она уже не слышала, что он кричал… Она видела, как руки Якова были сняты с колеса, а его самого в сопровождении стражи увели. Она, не проронив более не слова, покорно пошла вперед, подгоняемая острым наконечником копья. Слез так и не было. Ее глаза, словно засыпанные песком горели от невыносимой боли. Странное ощущение оторванности от мира, возвышенное чувство полета над человеческими чаяниями. Словно, произнеся страшные слова, она перешла в другой мир. Мир покоя и безмятежности. Словно она вернулась домой.
        Большие карие глаза, сияющие над ее лицом, зовущие в сладкую негу губы, ласкающие ее тело. Его волнистые волосы шелковой волной падают на ее плечи. Сплетенные в страсти руки раскинуты на земле.
        Они лежат на изумрудной густой траве, мягкой как шелк, на знакомой лесной лужайке в окружении столетних сосен и елей, замерших в безмолвии, обещавшие на века сохранить их секрет. Они на той самой лужайке, где Кристина раньше встречалась с Михаэлем. Но на этот раз с ней рядом ее любимый, ненаглядный Яков.
        Его прекрасное тело, белоснежное, сияющее, словно свежий декабрьский снег, выпавший на верхушки деревьев. Она проводит рукой по безупречной коже, не сохранившей ни одной ссадины, ни одной царапины от пыток, ни одного кровоподтека от вчерашнего жестокого испытания иглой.
        Не может быть — рождается в ее голове мысль…
        — Мы с тобой во сне, моя родная. Мы оба спим и видим один и тот же сон.  — слышит она его нежный голос. И закрыв глаза, вновь отдается неземной ласке.
        Внезапно коричневые глаза Якова подергиваются золотом. Его волнистые волосы вытягиваются и темнеют, черты лица медленно меняются. Его место занимает Михаэль. Движения его тела становятся порывистыми, настойчивыми, властными.
        Испуганная Кристина старается освободиться от его объятий и в ужасе замечает, как из его сердца, разрывая кожу, выползают две переплетенные в кольца змеи. Один из гадов, сверкнув холодными синими очами, выпускает длинный раздвоенный язык, тянущийся к губам смертельно напуганной Кристины…
        Маша закрыла рукопись. Ее сердце отчаянно билось.
        — Не может быть….Клайв описал в своей истории почти тот же сон, который видела я после бала в Вонна… Правда действующие лица были другими…Откуда он знал? Или знала я?…
        Стюардесса объявила по радио о предстоящем снижении самолета. Не позднее чем через полчаса, Маша будет в Москве и все закончится… или только начнется?…Сказка не отпускала.
        Внезапно перед ее глазами появился портрет незнакомой светловолосой женщины, на последних сроках беременности, стоящей у распахнутого окна и смотрящей вдаль. Ее длинные волосы развиваются от дуновения ветерка, веющем с лагуны, на губах скользит улыбка… Почему то Маша уверена, что портрет, висит в ее доме… в какой то другой жизни.
        Неуловимое ускользающее, безумно болезненное чувство невозможности вспомнить — где этот дом…
        — Яков написал мамин портрет — прошелестел знакомый голос, уже забытое ощущение присутствия призрака резким всполохом сердца отозвалось в душе.
        Боже!! Только не это! Мария в испуге схватилась обеими руками за голову, стараясь избавиться от голоса Анны. Пассажир в соседнем кресле испуганно отодвинулся от нее.
        Девушка, покраснев до ушей, смущенно оправдываясь, жалобно залепетала извинения, ссылаясь на вынужденную аэрофобию. Мужчина недоверчиво смерив ее с головы до ног, снисходительно фыркнул и предложил вызвать стюардессу. Получив смущенный отказ, отвернулся демонстративно в сторону, откинулся на воздушную подушку и засопел. Маша некоторое время смотрела в иллюминатор на огни большой страны, плывущей внизу, потом вновь открыла рукопись и продолжила чтение
        …Крик вырвал Кристину из лап кошмара. Находясь в пограничном состоянии полудремы, она увидела своих старых приятелей, пристроившихся у изголовья ее кровати. Изысканный Модник, сидя на уголке подушки шелковым кружевным платком начищал сияющие на солнце золотые пуговицы. Старик, недовольно кряхтя, расхаживал взад вперед по комнате, опираясь на узловатую трость. Эльф, заметив, что Кристина приоткрыла глаза, спрятал платок в карман и, толкнув Старика в бок, обратился к ней.
        — Маленькая Птичка, у нас грустная новость, мы пришли попрощаться с тобой.
        — Мы покидаем Лес, Кристина. Мы уходим далеко на север,  — проскрипел Старик
        Девушка продолжая находиться в плену дремы, не поднимая головы, спросила
        — Что случилось, почему вы должны покинуть родной лес.
        — К нам пришла беда, девочка. Человек с волчьим сердцем принес в твой родной город Черную смерть. Вместе с ней из подземных темниц поднялись древние духи, пожиратели жизни… Нам надо спешить, Птичка. Берегись человека с сердцем, заросшим волчьей шерстью. Один раз мы спасли тебя от него. Но то время ушло…
        Бросив на Кристину прощальный взгляд полный грусти, маленькие существа растворились в воздухе, оставив после себя запах свежей скошенной травы и полевых цветов.
        Несколько минут, Кристина лежала, прощаясь с дремой, потихоньку возвращаясь. Наконец, страшная реальность ворвалась в ее воспоминания, и еле сдерживая крик, девушка вскочила на ноги и огляделась.
        Узкая длинная келья, темная, унылая, каменные стены которой давили подобно склепу. Тусклый дневной свет проникал в маленькое, словно бойница отверстие, укрепленное массивной решеткой. Дрожащие языки факела, горящего у входа плясали на стенах, порождая чудовищные тени…
        Кристина стояла возле грубо сколоченной кровати, покрытой соломой и застланной холщевым одеялом. Никакой пригрезившейся подушки, на которой восседал маленький человечек, не было в помине, вместо нее лежала сложенная в несколько слоев коровья шкура.
        Стараясь вспомнить сон, Кристина на миг закрыла глаза. Что такое Черная Смерть?  — о которой говорит Модник. Как я могу остерегаться человека с волчьим сердцем, если я не знаю, кто он…
        Что то случилось в Фогельбахе? Вопросы возникали один за другим и растворялись в неизвестности.
        Тихий стук в дверь прервал ее бесплодные попытки осознать сон. Унесенная ветром утренняя греза моментально исчезла из памяти…
        Дверь приоткрылась и высокий человек, нагнувшись, шагнул в ее келью. Держа в руке факел, он подошел к Кристине. Добрые ясные как летнее небо глаза лучились морщинками, на губах играла искренняя улыбка.
        — Как спалось, дитя мое?  — тихий вкрадчивый голос Конрада, заставил девушку вздрогнуть. Она не могла ожидать прихода столь высокого гостя.
        Испугавшись, она почтительно поклонилась присевшему на край ее кровати епископу.
        — Не бойся меня, Кристина. Подойди ближе. Как ты себя чувствуешь? Ты голодна?
        Кристина, не веря ушам, неслышно прошептала — Хорошо и следом отрицательно мотнула головой, стараясь ответить на два вопроса сразу. Почему он столь любезен?
        Конрад недоверчиво взглянул не нее.
        — Ты лукавишь или боишься. Сейчас необходимо восстановить силы, которые важны не только для тебя, но и для малыша, что ты носишь… Я прикажу накормить тебя…
        Кристина опустилась перед священником на колени и, схватившись за край его фиолетовой сутаны, подняла на него умоляющие глаза.
        — Ваше Святейшество, скажите, что с Яковом. Он спасен??
        Лицо Конрада омрачилось. Ясные глаза потемнели как небо перед грозой.
        — Мне жаль огорчать, бедное мое дитя, но твоя опрометчивая жертва была бесполезна…Оболгав и отправив себя на костер, ты только оттянула мучения своего любимого. Но не спасла его.
        Кристина без сил опустилась на холодный каменный пол. У нее не оставалось желания продолжать бессмысленное существование.
        Конрад нагнулся, поднял беднягу, и усадив ее рядом, продолжил.
        — Видела ли ты хотя бы раз, чтобы паук, запустив жало в свою жертву, выпустит ее из паутины. Инквизитор, испробовав сладкого тела твоего возлюбленного, тайком слизнув в иглы каплю его крови, завершит начатое. В тайне от следствия, медленно истязая его душу на аутодафе, будет получать несравнимое ни с чем удовольствие и постепенно высосет из него жизнь.
        Сердце бедной девушки еле билось.
        — Но, надежда остается всегда…Не находишь ли ты странности в том, что проснулась не в темном подземелье, кишащим крысами и тараканами, где в общих камерах сидят обвиненные в колдовстве, а в тайной камере, принадлежащей епархии. Да, на твоем окне крепкая решетка, ты спишь на соломе., но признай разницу…
        — Почему я здесь?  — еле слышно промолвила Кристина.
        Епископ вновь улыбнулся.
        — У тебя богатый покровитель, глупышка. Барон фон Берен заплатил немалую сумму, чтобы уберечь мать своего ребенка от промозглой темницы. Ведь ты беременна от него, дитя мое?
        Хотя сердце обещала другому?
        Голос епископа задрожал от еле скрываемой насмешки.
        Кристина готова была сгореть от стыда, она смиренно опустилась перед священником на колени, умоляя отпустить грех прелюбодеяния…
        Конрад снисходительно улыбнулся и подал ей руку для поцелуя. Крупный рубин на его перстне налился кровью, блеснув в свете факела. Кристина благоговейно коснулась теплого камня губами.
        — Людям свойственно совершать ошибки. Хорошо, когда мы имеем возможность их исправить.
        Бедный Михаэль, его сердце разрывалось на части, когда ты лжесвидетельствовала, обрекая себя и его будущего сына или дочь на погибель.
        Но участия бескорыстного богатого вельможи в твоем деле было бы маловато. Мне безразличен его залог, выложенный за твою сохранность. Деньги очень давно перестали играть в моей жизни привычную роль. Ты сейчас в относительной безопасности, только потому, что нужна лично мне. А я, напротив — очень нужен тебе и твоему Якову.
        Кристина жадно слушала. Не вдаваясь в смысл, вкладываемый святым отцом в произносимые слова, она была рада даже крошечной надежде, обещанной ей.
        — Я спасу тебя от костра, а твоего любимого от лап извращенца, который ходит вокруг сужая круги, мечтая прикоснуться к молодому телу и насладиться его мучениями, но взамен потребую услугу, которую ты мне пообещаешь оказать…
        — Любую, клянусь! Я сделаю все, чтобы спасти его!!
        — Не торопись с клятвами, дитя мое. А если я потребую взамен твою невинную душу?
        Кристина удивлено взглянула на епископа, скрестившего руки на груди и облокотившегося на каменную стену. Его скрытые в сумраке глаза казались черными дырами…
        — Кто вы?  — раздался ее робкий вопрос.
        — Ты умна. Но вопрос твой не уместен. Я Конрад Макленбургский, глава фрайбургской епархии, ведущий процесс дознания по делу Кристины уроженцы Фогельбаха… или ты видишь во мне другого человека?
        Не дождавшись ответа, священник продолжил.
        — Я попытаюсь вырвать несчастного художника из цепких лап синьора Баттисты, но, когда мне понадобится твоя услуга… я не премину напомнить о долге. Согласна ли ты на столь неравнозначную сделку?
        Кристина, зачарованная бархатным голосом Конрада послушно кивнула. Конечно.
        Епископ, довольно улыбнувшись, поднялся с ее кровати и, направляясь к выходу, бросил на ходу
        — И не потребую скрепить договор кровью…
        Увидев, что девушка отшатнулась от него, улыбнулся и проведя рукой по воздуху, отгоняя морок, добавил
        — Прикажу сейчас принести немного еды. Набирайся сил, Кристина. На днях начинается процесс по обвинению тебя в сношении с дьяволом и сотворения зла против рода людского. Как впечатляюще звучит…  — он усмехнулся,  — Но ты сама себе выбрала незавидную участь… Увы…
        С этими словами тяжелая дверь за ним закрылась. Кристина, боясь дышать, присела на кровать. Надежда, родившаяся в ее маленьком сердце, словно лучик солнца освещала крошечную мрачную каморку, даря возможность жить.
        Конрад выполнил свою часть обещания с дьявольской точностью. Он спас жизнь несчастного, не пощадив его тела. Решил проблему с максимальной для себя пользой. Пристально следя за сжимающимся кольцом болезненной инквизиторской страсти, точно рассчитав время, епископ послал за Яковом, когда роковой произвол синьора Баттисты стал на лицо. После последней тайной экзекуции художника бросили в подземную камеру полуживого, изнуренного от многочасовых бдений на инквизиторском троне, оставившем многочисленные раны на коже рук и задней поверхности ног. Не смотря на прозвучавшее прилюдно признание Кристины, не обращая внимание на покаяния измученного Якова, вновь и вновь сознававшегося в несуществующей вине, дабы избежать пыток, его истязания не прекращались в течении нескольких дней. Упырь в человеческом обличии свято обходил грань, перейдя которую, он вызовет физическую смерть. Его плоть само удовлетворялась не единожды, пока звучали вопли несчастного. Но пришло время и слезы истязаемого иссякли. Яков смирился с неминуемой смертью и впал в бесчувственный транс. Это стало сигналом для инквизитора, что пора
переходить на новый уровень боли.
        Пришедшие следующим утром за художником слуги епископа, нашли полуживой труп, валяющийся в куче мокрой, гниющей соломы. Погрузив на телегу, Якова некоторое время намеренно держали у входа в подземную тюрьму на виду у толпы зевак, потом провезли ничем не прикрытое истерзанное тело, окоченевшее от январского холода через весь город, направляясь в поместье епископа. Где по приказу светлейшего несчастному, невинно пострадавшему от произвола инквизиции калеке была немедленно оказана помощь. Весть о бедном художнике, чуть не погибшего от любви к прекрасной ведьме мгновенно разнеслась по городу, через день о нем уже слагали сонеты и пели песни. Экзальтированные кумушки приукрашивали историю, добавляя новые душещипательные подробности страдания влюбленных. Но с еще большей скоростью город охватила ненависть к посланцу Римской католической церкви, подвергшего невинного, оправданного самим Конрадом Справедливым Якова смертельным пыткам.
        Следуя распоряжению свыше, поступившему через несколько дней с тайным курьером из Рима, с прямым указанием любыми средствами приостановить народные волнения, синьор Баттиста дель Комо в сопровождении немногочисленной свиты в спешке покинул Свободный город.
        Его хозяин вздохнул свободно и приступил к завершающей части хорошо рассчитанного плана, не догадываясь, что сегодняшним солнечным утром через ворота Святого Мартина в город пришел человек, способный ему помешать. Не теряя времени, незнакомец проследовал в приют для паломников при монастыре Святого Франциска и попросил несколько ночей приюта. В чем ему не было отказано.
        Был и еще один человек, который не знал, что происходит в городе. Сидя в маленькой, освященной лишь светом периодически меняемых стражей факелов, отрезанная от белого света, от любимых людей, Кристина погрузилась в привычный мир иллюзий и снов. Ее сознанию, отрешившегося от тела, были не страшны толстые стены и крепкие замки, пройдя ворота сна, оно уносилось вдаль, покоряя все новые и новые пространства и миры. В одном из них, тайном, заветном, она вновь была маленькой девочкой, играющей в салки с Зеленым Питером и Модником. А мудрый Старик и капризная фея Элло наперебой рассказывали ей последние новости о великом переселении маленького народа.
        Кристина запрещала себе страдать по Якову, беззаветно поверившая Конраду, она с надеждой ждала новостей о нем. Наверное, ее любимый уже далеко от Фрайбурга, он вернулся в свою художественную лавку и вновь пишет ее портрет. Ей хотелось думать именно так.
        И когда одним днем ее навестил Михаэль, нерешительно замерший на пороге, потому что его глаза, привыкшие к свету, не сразу разглядели в полутьме коморки свернувшуюся комочком на кровати Кристину, она встретила его веселым жизнерадостным смехом, говорящим о ее безмятежном настроении.
        Люстиг недоверчиво оглядел подругу, внезапно испугавшись, что от горя и одиночества та тронулась умом, потом нежно обнял и по братски поцеловал в лоб. Новости, что он принес, были одна чернее другой, и Михаэль мучительно размышлял, с которой следует начать.
        Но Маленькая Птичка сама приняла за него решение. Усадив его рядом на край кровати и как прежде доверчиво взяв за руки, задала единственный вопрос, отвечать на который Михаэль боялся более всего.
        — Скажи мне милый, давно ли ты видел Якова. Где он сейчас? Вернулся ли в Марцелль?
        Люстиг молчал. Его руки сжали кисти Кристины, а ресницы, прикрыв глаза, мелко задрожали от волнения. Он мучительно подбирал слова, опасаясь, что страшная правда навредит матери его ребенка.
        — Ты спросила про Якова… Да, я видел его несколько дней назад. Говорят, у него все хорошо. Но… в Марцелль он так и не вернулся… Он неподалеку отсюда. В часе езды верхом… В поместье епископа за ним хороший уход…
        Его голос задрожал и сорвался. Руки Кристины заледенели, а глаза налились слезами.
        — Продолжай…, - ее лицо окаменело,  — Умоляю, скажи мне все.
        Михаэль, тяжело вздохнув, произнес неизбежное.
        — Твой художник более не сможет держать кисть. Старательные палачи инквизитора раздробили ему три пальца на правой руке…пытаясь вытянуть признание.
        Кристина не заметила, как перестала дышать. Ее глаза поедали Михаэля, а губы требовательно шептали
        — Продолжай…
        — Лицо в нескольких местах покрывают ожоги от раскаленного пыточного прута… Думаю, ненавидящий молодость испанский кровосос намеренно уродовал его… И…еще. Я не знаю, как сказать тебе об этом… - он вновь замолчал в нерешительности.
        — Ты только не волнуйся…  — Михаэль взял ледяные руки подруги и прижал к груди.
        В голосе Люстига зазвучало нескрываемое сочувствие. Кристина послушно закивала головой —- Говори, я слушаю!
        — Яков более не может ходить без костылей. Палач, растягивающий его на дыбе, ненароком вывернул несчастному бедро.
        Девушка, вытащила дрожащие пальцы из рук Михаэля и закрыла глаза. Ей хотелось плакать, но слез не было. Ей хотелось кричать, но не было сил. Она неожиданно улыбнулась и спокойно произнесла.
        — Главное, он жив. Остальное не важно…
        Михаэль закрыл глаза, скрывая под веками набежавшие от обиды слезы. Он нещадно завидовал богомазу, бедному уродцу, колченогому калеке, которого более жизни любила самая дорогая ему женщина, та что к середине следующего лета станет матерью ребенка…, которого он никогда не сможет носить на руках, потому что уступит Кристину другому…Разум Михаэля отказывался подчиняться происходящему.
        Кристина поднялась на ноги, и привычно прикрыв округлившийся живот руками, прошла к маленькому окну в стене.
        — Это еще не все новости, не правда ли? Продолжай… - повторил она глухим голосом.
        Опустив голову, Михаэль выдохнул
        — В Фогельбах пришла чума… До меня дошли слухи, что власти Марцелля оцепили деревню, не позволяя ее жителям выходить из домов. Уже есть умершие. Твой молочный брат Ганс и Берта… Матушка Хилда, ухаживавшая за детьми сейчас тоже при смерти… Точнее, пока шло известие, она, скорее всего, представилась…
        — Отец! Что с ним??  — голос Кристины сорвался
        — Вильгельм жив. (Михаэль намеренно назвал его именно так) Его организм был крепок, он пережил болезнь. Моя матушка позволила твоему отцу переехать в замок и сейчас за ним хороший уход…
        Кристина облегченно выдохнула…
        — Но это еще не все? Ведь так?  — ее блестящие от волнения глаза смотрели на Михаэля.
        — Да…, - он в бессилии сжал кулаки — Регина арестована по подозрению в колдовстве и по распоряжению эпископа Фрайбургского направлена по этапу в город. Она уже здесь, помещена в отдельную тюремную камеру. Конрад, не смотря на посулы, отказал мне в возможности увидеть ее., - молодой человек вздохнул,  — Вот теперь все мои черные новости закончились.
        Кристина повернулась от окна и, подойдя к Михаэлю, неожиданно положила руки ему на плечи.
        — Помнишь в детстве, мы с тобой поклялись, что никто не сможет разлучить нас, мы всегда придем друг другу на помощь…
        Михаэль послушно кивнул, не понимая, куда она клонит.
        — И так будет, наши души будут вечно идти рядом, порой пути их будут соприкасаться, но никогда не пересекутся. Из века в век, из одного времени в другое, ты будешь искать меня, а, найдя — пойдешь рядом. Но нам никогда не быть вместе, потому что с другой стороны от меня всегда будет стоять Яков. Его назовут по-другому, и меня тоже. Да и ты сменишь сотню имен, и лишь кусочки наших душ будут вечно складываться в один и тот же узор, потому что они принадлежат одному великому полотну, мозаике, сотканную их множества оттенков человеческих душ, увидеть которую в целом никому не по силам. И если бы ты или он попросили меня сделать выбор, то я бы скрылась из глаз, исчезла, потому что не смогла бы решить, кто из вас дорог мне более, потому что…я люблю обоих.
        Она положила ему голову на грудь и зашептала песенку о веселых лесных разбойниках, которую они всегда пели вместе, сидя на стволе поваленной дровосеками столетней ели, болтая ногами и представляя себя храбрым Робин Гудом и его верной невестой. Люстиг осторожно прижал Кристину к себе, и незаметно уронив долгожданные слезы, подхватил второй куплет…
        ПРОЗА ЖИЗНИ
        Ирина Кушнир
        Ирина Кушнир довольно давно собиралась набрать Маше, но сначала ее сдерживала гордыня, потом появившиеся сомнения, следом мешали обстоятельства на работе, не дающие сосредоточиться на нужной интонации для важного разговора. Но сегодня недосягаемый еще месяц назад Рубикон перейден, Ирина снизошла до общения с бывшей любовницей мужа и успела намекнуть, что Денис к ней не остыл. Памятуя романтический склад характера соперницы, посеяв в ее разбитом сердце надежду, можно ожидать скорых всходов. Так бы посоветовала великая и ужасная Ирина Лазарева, знакомая ведьма из Текстильщиков.
        Поэтому именно к ней сначала обратилась с появившейся проблемой Ирина Владимировна Кушнир.
        Не желая вновь посещать пропахший кошками обшарпанный подъезд, она набрала номер телефона ведуньи и недолго думая, выложила все карты.
        — Хочу разорвать наш договор в одностороннем порядке, не требуя морального возмещения — начала она нахрапом. Уверенный тон, жесткие выражения всегда сбивали противника с толку и предоставляли преимущество в самом начале беседы. Блицкриг никто не отменял.
        На другой стороне провода послышались короткие гудки. Ирина изумленно отвела трубку от уха, понимая, что ею пренебрегли. Несколько минут поливая грязными словами зарвавшуюся гадалку, она отрепетировала вежливую улыбку перед зеркалом и вновь набрала номер. После долгих продолжительных годков, в трубке послышался тихий голос
        — Успокоилась? Говори теперь, что случилось.
        Ирина отчаянно закашлялась, подыскивая слова.
        — Я прошу приостановить действие приворота, сделанного на моего мужа…
        В ответ послышался смех, резанувший слух словно бритва и запоздавшая мысль — Черт меня дернул связаться с этой сумасшедшей!
        — Ирина Владимировна,  — голос ее тезки стал серьезным.
        Открою Вам страшную тайну — никакого приворота и тем более отворота от несчастной девушки я не делала. Хмм… Я дилетант, шарлатан, и развела Вас как обычного лоха на рынке. А деньги, потраченные на меня не жалейте — за глупость всегда надо платить звонкой монетой.
        Ирина задохнулась от возмущения. Она будто выброшенная на берег рыба беспомощно хватала ртом воздух, пытаясь совладать с нахлынувшей на нее бурей эмоций.
        Гадалка терпеливо ждала на противоположном конце трубки.
        Ирина не сомневалась, что на губах обманщицы играет наглая насмешливая улыбка. Торжествующая и снисходительная.
        Наконец, оскорбленная красавица обрела способность говорить
        — Но как же тогда объяснить его неистовую страсть ко мне, которая разгорелась после нашей с вами последней встречи, и его брезгливое отношение, полное охлаждение к бывшей любовнице…? Я могла поливать ее грязью в присутствии общих знакомых, а он молчал…
        Ирина Лазарева хмыкнула в трубку
        — Сами подумайте…на каких задворках он бы оказался, если бы Вы указали ему на дверь? Теплый сытый угол стоит потраченных усилий. Тем более он был уверен, что по своему любит Вас… Когда на одной чаше весов находится безбедное существование, а на другой эфемерная субстанция, недолговечная, а значит не практичная- лишь один из десяти пойдет по велению сердца. Не было никакого чуда! Была простая Нелюбовь! Так что Вы хотите сейчас от меня? Денег я не верну, можете не настаивать. Иначе проблем не оберетесь.
        Расстроенная, обескураженная Ирина несколько мгновений молчала, обираясь с мыслями.
        — Я хочу, чтобы он оставил меня в покое… не контролировал мою жизнь, не выслеживал… Я была уверена, что это результат манипуляций… Сейчас даже не знаю…
        — Холодно пока, изъясняйтесь точнее.
        — Я два месяца назад познакомилась с прекрасным человеком, недавно он предложил мне руку и сердце…переехать в его дом
        — И несколько миллионов на счету, не так ли?
        — Нет, не так. Точнее, но не деньгах дело…
        — Ой!! Я ослышалась?
        — Не перебивайте меня! Он любит меня, и я впервые, чувствую необычайный подъем, воодушевление. Я не хочу, чтобы Денис страдал. Если бы он спокойно отпустил меня…
        — Горячо. Теперь горячо! Вы забрали его у женщины, которая искренне любила глупца, не требуя взамен ничего. Так верните ей своего ненаглядного, возможно он ей еще нужен. Попытка не пытка! А не повезет — вспомните мое предупреждение, что за все надо платить. Тем более за удовольствие быть Богом.
        Прощайте, Ирина Владимировна. В моей помощи вы более не нуждаетесь
        Через мгновение телефонная трубка умерла.
        Мария Фогель.
        Свинцовое ноябрьские тучи обложили все небо без малейшей надежды на прояснение. Самый скучный месяц года разлился над Москвой бесконечным дождем. Сердце Маши плакало под его грустный аккомпанемент с того самого момента, как девушка вновь вступила на родную землю.
        Она прожила без Макса уже целую неделю, ни разу не навестив его страничку в Фейсбуке, не отвечая на звонки и робкие СМС. Она не должна портить ему жизнь. Он скоро сам поймет, что ошибся и больше не вернется во сне.
        Когда она бросала курить, то просто зачеркивала крестиками дни, прожитые без отравы. Ей удалось вырваться.
        Когда ее бросил Денис, то маркером закрашивала дни в черный. Она выжила.
        Когда она сама оставила Макса, то просто перестала смотреть на календарь. Длился все тот же дождливый мрачный день, когда она в последний раз вдохнула запах сладкого и теплого молока.
        Работа немного отвлекала от воспоминаний, возвращая к забытым на время проблемам. Марии дали несколько новых больных, но их анамнезы не были критическими. Две женщины переживали посттравматический шок, одна после развода, другая, сбив пьяного человека на дороге. Мужчина, его настоящее имя было скрыто под номером, безусловно высокопоставленный чиновник лег на очередной курс детоксикации. Тяжелая жизнь у слуг народа, вредная.
        После выписки Виктории прошло больше трех недель, молодая женщина, узнав, что Маша вернулась, задала по телефону только два вопроса — Тебе удалось? Везешь мне сувенир из Швейцарии?
        Получив утвердительные ответы, обрадовалась и обещала заглянуть в клинику на днях — Проведать!
        И вот:
        — Мария Сергеевна — послышался из монитора Любочкин голос,  — спуститесь в холл, к Вам посетитель.
        Это была она. На грустном бледном лице Маши впервые за несколько дней расцвела искренняя улыбка, немного порозовели щеки и в душе взмахнул крыльями проснувшийся мотылек. Спрятав в шкаф личные дела пациентов, она достала из нижнего ящика небольшой сверток и пошла к лифту. Изголодавшаяся по тайнам, она дрожала словно наркоман, спешащий на встречу с долгожданной дозой. Расстаться со сказкой бывает очень сложно, а некоторым вообще не по силам.
        Маша каждый день искала намек на чудо, ждала особых знаков, старалась вспомнить сны, но бесполезно. Дождливая промозглая действительность стала ее единственной и верной подругой. Серые будни безжалостно стирали недавние радужные воспоминания, наполняя душу безразличием и пустотой.
        Встреча с Викторией обещала глоток свежего солнечного воздуха, клочок ясного голубого неба среди ненавистных туч.
        Как и тогда она стояла напротив окна спиной к ней, устремив взгляд на мокрый от дождя парк. Зонт тросточка отдыхал, уткнувшись в угол. Темная широкополая шляпа, черный плотно облегающий плащ делали Викторию похожей на томных моделей Серебряного Века. Высокая, изящно изогнувшая спину, словно фарфоровая статуэтка, женщина медленно и грациозно повернулась и внезапно рассмеялась. Ее хрустальный смех прокатился эхом по пустому холлу и замер в вышине.
        — Удивительная картина предстала моим глазам! Мария Сергеевна, а зачем Вам два сердца?
        И оба больные? Верните одно хозяину и поспешите, иначе он превратиться в ледяную скорбную статую и разобьется на множество осколков!
        Не обращая внимания на оригинальное приветствие, Маша искренне улыбнулась, и раскрыв объятия поспешила навстречу Виктории. Как она соскучилась по загадкам!
        — Я скучала!  — смущенно сказала она, обняв бывшую пациентку.
        — Да — вижу, но я вся вымокла. Погоди, сниму плащ.  — Вика накинула одежду на кресло и вернулась.
        — Я тоже скучала по тебе. Маленькая Птичка. И верила в успех! Покажи мне скорее подарок.
        Маша протянула ей сверток
        — Ты сказала брать, что приглянется. Но, увы, среди нехитрого личного скарба фрау Кунц, была одна вещица, которая доставит тебе удовольствие и пополнит коллекцию — держи!
        Виктория осторожно разорвала подарочную упаковку и достала треснувшего деревянного ангелочка со сломанным крылом. Она неуверенно повертела его в руках, потрясла, прислушиваясь, постучала по основанию длинным ноготком.
        — Я не ошиблась в тебе,  — ее голос задрожал от волнения.  — Благодарю.
        Маша привычно не удивилась.
        Виктория бережно завернула ангела и убрала глубже в сумку. Потом уселась напротив Маши, сложила руки на груди в замок и улыбнулась.
        — Спрашивай.
        Мария растерялась. Она рассчитывала, что Вика сама попросит подробного рассказа, но с ведьмой всегда надо быть готовой к неожиданностям.
        — Я не знаю, что спросить… все прошло по плану, кроме, пожалуй, встречи с Урсулой. Я потеряла контроль над собой и…
        — Анна не выдержала и вмешалась. Я ожидала подобного, но предупредить — Маша, не пугайся, когда в тебя вселится покойница!! - глупее не придумаешь. В любом опасном мероприятии важен экспромт.
        Женщины несколько мгновений молчали. Потом Маша сказала
        — Меня удивило, что стоило женщине избавиться от многовекового проклятия, как она вспомнила о потерянной кукле. Не поверишь, Вика, сколько нам пришлось пережить, чтобы отыскать старинную игрушку. Если бы не Клайв, то мы бы сейчас не разговаривали, он в последний момент вытащил меня из пропасти…
        — Клайв? Кто это?
        — Молодой англичанин, близкий знакомый моей подруги, организовавшей мне поездку в Дизентис. Он, будучи еще в Вонна, узнав, что нам по пути, предложил свои услуги. Подвез нас сначала до Берна. А потом помог найти куклу…
        Пока Маша говорила, лицо Виктории бледнело, она стала словно мел и судорожно схватилась за горло. Будто почувствовала удушье.
        — Каким было его имя?  — произнесла она сиплым голосом.
        Машу испугала резкая перемена ее состояния
        — Что случилось, Вика? Разве ты знакома с Клайвом Мортоном?
        — Нет. Это имя слышу впервые. Опиши мне его внешность, пожалуйста!
        — Среднего роста блондин с волнистыми волосами. Прямой нос. Красиво очерченные губы. Открытая улыбка, располагающая к себе. Безумно нравился женщинам. Глаза… Глаза — это отдельная песня. Расплавленный сапфир, небесная лазурь, аквамарин… я сначала решила, что он носит линзы. Нет, это был его родной цвет. Он красавец. К тому же писатель…
        — Значит, операция прошла успешно,  — задумчиво проговорила Виктория, и ее глаза подернулись влагой.
        Она опустила лицо, пряча под длинными ресницами набежавшие слезы, и тихо сказала
        — Клайв — очередная маска Гая. Интересно, сколько их еще припасено?
        Маша онемела от изумления. Вика продолжала.
        — Не пугайся, Гай Лендол, мой роковой искуситель и твой веселый спутник Клайв — одно и то же лицо. Перед тобой он исполнял совершенно другую роль, приятеля, готового в любой момент прийти на помощь. Но ты ему нужна была для достижения определенной цели. Возможно — он искал старую куклу, решив, что Анна спрятала медальон в ней…
        — Какой медальон? Среди штопаных лохмотьев, что были на кукле, я ничего не заметила. Хотя… У нее на шее в несколько витков был намотан тонкий кожаный шнурок…
        Так там был..?
        Виктория хищно оскалила ровные зубки словно довольная сытая кошка
        — Нет. Никакого медальона там не могло быть. Потому что уже долгое время он находился совсем в другом месте. Вот что так и не выведал у меня Гай… в ту страшную ночь. Амулет с изображением переплетенных целующихся змей, символ шумерского божества плодородия, устроителя мирового порядка, обещающего вечную жизнь — вот финал, к которому он шел, используя новое обличие. Но проиграл… который раз… Правила нарушать никому не позволено…
        Маша ничего не понимала
        — Но, если он думал, что медальон на кукле, то что ему мешало самому забрать ее из музея Зиггера. Нет, он дождался, когда мы с грехом пополам узнаем имя ее нового владельца, Макс будет вынужден обратиться к нему за помощью и только тогда Клайв присоединится к нам.
        — Не ищи прямых и логичных путей в тонком мире. Там существуют свои, хотя и похожие на физические, законы — отражения, подобия или конгруэнтности, сохранения энергии, противодействия и направления силы. Но методы их приложения зависят от воли производящего заклятие. Завещанное должно быть взято приемником лично и лишь добровольно переданное третьему лицу сохранит силу. Медальон должен быть пройти через твои руки, Маленькая Птичка, ты — последняя из их рода. Эту тайну вытащил из меня Гай. Ваша встреча не стала случайной.
        — О Господи! Я уже ничего не понимаю…  — Маша вздохнула — Значит, он словно паук — плел паутину, завлекая туда нужных ему людей, чтобы привести нас в замок Зиггера… И я сама передала ему Люси…
        — Да, он мастер иллюзий. Я восхищаюсь его умением сложить искусную головоломку. Он забавлялся, используя вас как пешек. И если бы на кукле остался медальон — то его многострадальная цель была бы достигнута… Но, увы… Говоришь, он еще и писатель? Об этой тайной страсти я не догадывалась… О чем же он пишет?
        Растерянная Маша тяжело вздохнув, ответила.
        — Выбранная тематика меня сперва обескуражила. Он описывает любовную историю бедной девушки и богатого дворянина, начавшуюся в средние века в затерянной среди Шварцвальда лесной деревушке на фоне разгорающейся охоты на ведьм…
        Виктория закрыла глаза и опустив голову, погрузилась в раздумья.
        — Подожди, я сама догадаюсь…, - раздался ее тихий голос,  — история, начавшаяся несколько сотен лет назад в Черном Лесу, получившая продолжение сегодня…, соединив воедино несколько человеческих судеб…, собрав вместе людей доныне не подозревавших, что связаны навеки кто проклятьем, а кто предательством… до тех пор, пока не замкнется круг…
        Виктория подняла бледное осунувшееся лицо к свету, и Мария видела как напряжены его черты, как тяжело приходят видения, сколько внутренних сил они пожирают… Перебить грезящую наяву ведьму Маша не решилась, терпеливо ожидая пояснений.
        Но их не последовало.
        Виктория внезапно замолчала, простившись с наитием, напряженная сосредоточенность словно невидимая маска упала с ее прекрасного лица. Она блеснула изумрудным взглядом, подернутым грустной дымкой и улыбнулась.
        — Он все знал наперед, мой несравненный гений. Просчитывая ходы, манипулируя людьми…
        — А мой Макс…?  — Маша осеклась, покраснев от смущения, что перебила Викторию.
        — Твой избранник — такая же пешка как и ты. Он выполнил возложенную на него роль Хранителя. И покорно, по привычке, отошел в сторону — навсегда потеряв свое горячее и любящее сердце. Верни ему его, Мари!  — неожиданно закончила Виктория.
        — Я не могу… Я ничтожество, недостойное его любви, калечащее жизнь всем, включая себя…
        Вика вскочила на ноги, возвысившись над сгорбившейся от душевной муки Машей и задохнувшись от внезапно нахлынувшей на нее гнева произнесла.
        — Ты его об этом спросила? Перед тем как вырвать трепещущее сердце из груди? Предупредила, что ты ичтожество? Сколько можно возвращать уже давно оплаченные долги? Помни — глупость — один из основных человеческих пороков.
        Молодая женщина, накинув подсохший плащ, решительно направилась к выходу.
        Неожиданно для самой себя, Маша тихо произнесла.
        — Он сожалеет. Я видела его слезы. Разве демоны плачут?
        Виктория остановилась как вкопанная и медленно повернулась на каблуках, продолжая внимательно слушать.
        — Он сказал, что нарушил правила и теперь не может повлиять на твой выбор. Он ждет.
        …Фрайбург взорвался от предстоящего скандального процесса над самой известной шварцвальдовской ведьмой. О Черной Регине в народе всегда ходили легенды, приписавшие ей невероятные целительские способности, но порой злые завистливые языки шептали о ее тайной связи с потусторонним миром, с могущественными духами леса, с властителями водопадов и хозяевами горных ручьев, несущих хрустальные воды вдоль изумрудных лесных лужаек. Говорили о ее силе над подземными цвергами, хранящими несметные сокровища. За снадобьями от многих недугов в затерянный среди Черной чащи Фогельбах ехали из самых дальних мест. Слава о ней добралась до Бамберга и красавицы Саксонии. С далеких гор Гарца в обход доморощенных ведьм, варящих зелья на вершине горы Броккен и из гордого ганзейского Гамбурга приезжали утомленные посланцы за целительными настоями и эликсирами. Хотя все ее добрые дела умалчивались, ни одна душа до сих пор не смела публично оклеветать Регину и тем более обвинить с черном колдовстве.
        Внезапно начавшаяся в канун Нового года эпидемия чумы повергла жителей Фогельбаха в ужас. Отпраздновав Рождество, начавши покаянный пост, они не могли ожидать, какие беды им уготованы. Необразованные, полные предрассудков и постоянных страхов перед необъяснимыми силами природы, они быстро забыли о добре, совершенной для них отшельницей. Черная смерть, пришедшая с колодезной водой отравленной чумной крысой лишила их разума. Прибывшие по приказу бургомистра добровольцы из Марцелля и посланные Конрадом Макленбургским военные еле отбили Регину от рук разъяренных поселян, учинивших над ней самосуд.
        Обезумевшие матери, чьи дети умирали от покрывающих их тела зловонных волдырей, разбили окна в лесной хижине, вытоптали гряды с озимыми и разогнали животных из хлева, мужчины, выломали дверь и выволокли несчастную Регину из дома за ноги. В тот момент, когда ее собирались забить камнями, появились солдаты с приказом фрайбургского эпископа об аресте по подозрению в колдовстве.
        Жаждавшие крови зараженные чумой жители Фогельбаха, были словно скот согнаны в оцепленную стражей деревню до окончания эпидемии, точнее в ожидании неминуемой смерти.
        Лишь появившийся среди ночи посланец от баронессы фон Берен, подкупив начальника караула смог вывезти тайком краснодеревщика Вильгельма. Мастер, чудесным образом перенес заболевание в легкой форме, затаившись дома, он смело вскрывая ланцетом появляющиеся бубонные волдыри и перевязывая их смоченными в целебных травах холстом, неистово молился. Безусловная вера спасла его от жестокой участи, которая постигала других. Словно верховое пламя чума распространялась по Фогельбаху, не обойдя ни одного дома. К концу февраля из живых осталось лишь несколько человек, не захотевших оставаться в мертвой деревне и покинувших ее. С приходом лета обезлюдившая деревушка постепенно исчезла с лица земли. Ее поглотил Черный Лес.
        После ухода Михаэля, принесшего страшные известия, Кристина размышляла о том, почему Конрад позволил палачам инквизитора надругаться над Яковом, и сдержал свое обещание лишь частично? Преследовал ли он какую то невидимую цель? Сейчас уже не важно… Главное — ее любимый жив и находится в безопасности.
        Ей надо думать о завтрашнем заседании суда, где будет присутствовать женщина, принявшая ее на белый свет. Несчастная знахарка, беззаветно помогавшая людям, отплатившим ей черной неблагодарностью. Михаэль, сильно подавленный известием об ее аресте, вынужден отныне бороться еще за одну жизнь.
        Странно, но весть об эпидемии в родной деревне в наименьшей мере беспокоила девушку. Престав думать об отце, зная, что за ним хороший уход, она порой возвращалась в мыслях к матушке Хильде, но переживания о ней были недолгими.
        Собственная судьба и здоровье Якова волновали Кристину куда больше.
        Она знала, что не сможет выдержать пыток, ни одной, потому что совершенно не переносит боли, кровь сразу отливает от мозга, лишая ее сознания. По слухам, именно так Дьявол защищает своих приверженцев, спасая от безжалостных пыток. Часто подобное свойство вело подозреваемых прямиком на костер, являя собой неопровержимый факт одержимости.
        Если огня не миновать, то Кристина надеялась, что силы и жизнь оставят ее раньше, чем адская боль от трескающейся раскаленной кожи сведет с ума.
        Ведомая стражниками, что охраняли ее келью в течении нескольких прошедших дней, Кристина появилась под римскими сводами знакомого ей зала судебных заседаний. Зрительские скамьи были все заняты, любопытных зевак, мечтающих поглазеть на знаменитую ведьму из Шварцвальда, собралось несколькими десятками больше, чем обычно. Регины в зале пока не было. Скамья, предназначенная для осужденных, пустовала.
        Увидев первую ответчицу, утомленная ожиданием толпа взревела, женские визгливые голоса оглушили Кристину
        — Вот по чьей вине пытали несчастного!! Это она совратила бедного художника! Если бы не великодушие епископа, черный испанский стервятник выклевал бы ему сердце! Проклятая ведьма — тебе надо переломать пальцы и вывернуть ноги, как поступили с твоим невинным любовником!
        У Кристины дрогнули и обмякли колени, еле сдерживая рыдания, она отвернулась от злобной толпы и сев на скамью, поникла головой. Через закрытые руками уши она все равно слышала несущиеся проклятия.
        Горячие слезы одна за другой падали на грубо струганную поверхность стола.
        Внезапно истошные крики затихли, чтобы взорваться с новой неистовой силой. Кристина испугано оглянулась на беснующихся людей, обезумевшими глазами, следящими за входившей в окружении нескольких стражей знаменитой колдуньей.
        Регина шла, гордо подняв голову, не обращая ровно никакого внимания на восторженный и испуганный визг вскочивших на ноги зрителей. Некоторые любопытные забрались на скамейки, вытянув шеи, они пытались разглядеть происходящее за головами и спинами счастливчиков в первых рядах.
        Кристина не могла отвести глаз от спокойного непроницаемого лица появившейся женщины, Ее гладко зачесанные в пучок волосы цвета вороного крыла, отливали серебристым блеском в свете факелов, ярко освещающих огромный зал. Большие черные как спелые вишни глаза насмешливо разглядывали толпу. На бледных щеках играл пятнами румянец. Губы женщины были крепко сжаты, надежно скрывая ее чувства. Странная одежда не ней, местами порванная, выглядела чистой и опрятной.
        Скорее всего, ей принесли платье с чужого плеча, потому что Кристина не помнила, чтобы Регина появлялась в швабском наряде, который горожанки Марцелля предпочитали одевать на праздничные ярмарки или на церковную службу в канун Пасхи…
        Опустившись на скамью рядом с Кристиной, ведунья прошептала
        — Приветствую тебя, Маленькая птичка. Как видишь, наши тропки вновь идут рядом.
        — Молчать!!  — раздался грубый оклик, направившего на нее острие копья стражника.
        Губы Регины насмешливо изогнулись, ее брови взлетели от негодования, но, сдержавшись, она послушно затихла, подняв вверх указательный палец. Эти жестом она призывала свою воспитанницу сохранять выдержку.
        Постепенно уверенность Регины передалась Маленькой Птичке. Руки девушки прекратили предательски дрожать, восстановилось дыхание. Кристина перестала воспринимать галдящую толпу за спиной, закрыла глаза и предалась мечтам. Они унесли несчастную за тридевять земель…Она видела себя, стоящую у распахнутого узорчатого окна и смотрящую на площадь незнакомого города, узкие улочки которого путались, словно нитки в клубке, сплетаясь в замысловатые узелки. Его небольшие площади пересекали каналы, наполненные изумрудной морской водой. По водной глади одного из них скользила странная изогнутая лодка, черная как смоль, слышалась тягучая грустная песня, которую пел мужчина, стоящий на корме и держащий длинное весло. Запах морской воды, водорослей и протяжные крики чаек, которых дети кормят хлебными крошками, подбрасывая их вверх, нежный бриз развивает волосы… а любимый художник, стоя рядом, пишет ее портрет…
        — Прошу всех встать!  — раздался резкий, словно выстрел из аркебузы голос незаметно появившегося секретаря. Кристина испуганно вздрогнула.
        Зал затих и все до единого замерли в приветствии судей, один за другим прошествовавших к столу, стоящему на возвышенности. Подагрический бургомистр проковылял в начале процессии, с трудом таща впереди себя раздувшиеся от хорошей жизни ненасытное брюхо, за ним, звеня шпорами прошагал неизвестный Кристине статный военный, и наконец под восторженные крики зала у судебного стола появился Конрад Справедливый.
        Краем глаза девушка заметила, как сжались кулаки стоящей рядом Регины. Она удивленно взглянула на нее и оторопела. От румянца на лице знахарки не осталось и следа. Щеки заливала смертельная бледность, на скулах сжимались желваки, губы превратились в тонкую линию. В черных глазах клубилась нескрываемая ненависть, смешанная с презрением и страхом.
        Не решаясь задать вопрос — Кристина взглянула на рассевшихся напротив судей.
        Конрад не сводил с них обеих лаз. Он спокойно оглядел Кристину, и уголок его рта дрогнул и на мгновение приподнялся, в глазах мелькнул намек — Будь внимательна!
        Переведя взгляд на Регину, руки которой выдавали крайнюю степень волнения, епископ долго разглядывал ее с совершенно непроницаемым лицом. И лишь глаза, в которых сквозила смертельная грусть, выдали Кристине главное. Они знали друг друга.
        Конрад поднялся из-за кафедры и начал привычную процедуру судебного заседания.
        Он провозгласил два дня облегченных допросов и обсуждений, день перерыва и в случае не признания обвиняемыми вины начала допроса с пристрастием.
        Заняв свое место, подал рукой знак секретарю, чтобы тот приступал к исполнению своих обязанностей
        Кристина, услышав порядок проведения суда, испуганно сжалась. В лучшем случае в запасе только три дня. Потом, если епископ не выполнит обещанного, ей грозит неминуемая смерть. Пыток она не выдержит.
        Регина, не смотря на внутреннюю борьбу, продолжала сохранять внешнее спокойствие. Сидевшая рядом Кристина чувствовала, как тяжело ей дается не смотреть в глаза сидящему напротив нее священнику, когда тот, то и дело останавливал на ней свой внимательный взгляд.
        Клирик, зачитав выдвинутое свободным городом против обоих женщин обвинение, приступил к прочтению отчета дознавателей, отправленных неделей назад в Марцелль и Фогельбах для опроса свидетелей.
        Кристина, слушая его гнусавый голос вещающий о событиях и явлениях, которые никогда не происходили в действительности, не понимала, что происходит. Каждое приведенное в доказательство свидетельство неизвестных ей людей было заведомо лживым. Некто Николас из Марцелля утверждал, что придя в хижину к Регине за настоем от желудочной колики был свидетелем приготовления колдовского варева из мышиного помета, который ведьма смешивала с пометом маленьких ящерок и сдабривала толчеными костями по форме напоминающих человечьи. Вокруг дома виднелось много плетеных корзин, наполненных собачьими и волчьими экскрементами, смешанными с шерстью. От них шла невыносимая вонь. Но ведьма словно не чувствовала ее… Маргарет, белошвейка из Марцелля, попросившая у Регины притирания от больных коленей, получила взамен черный порошок смешанный с ее колдовской слюной, от которого ноги несчастной распухли до невозможного. Генрих, водовоз из Фогельбаха уверял, что несколько раз видел, как обвиняемая оборачивалась черным котом и качала колыбель с его новорожденным сыном. А потом унесла двух курей…Пастух, недалекий Петерхен,
пася деревенских коз, часто замечал, что Регина вылетает из трубы в виде клубов темного зловонного дыма и растворяется в воздухе…
        Кристина, слушая похожие друг на друга как близнецы лжесвидетельства и гнусные оговоры под монотонное бубнение клирика — секретаря начала клевать носом. Как только ее голова склонилась на грудь — острие копья бдительного охранника требовательно ткнуло ее в бок, призывая к вниманию
        — Клаус и Вениамин Копп из Марцеля уверяют, что часто принимали красных улиток, взваренных на корнях белладонны, чтобы увеличить мужскую силу, но в последний раз ведьма приготовила им колдовской настой, предполагая извести несчастных до смерти, после которого они не могли успокоить свою плоть в течение многих дней и ночей.
        Кристина невольно прыснула от смеха. Ах мерзавцы, они чуть ли не каждый день прибегали к Регине, горя от желания заполучить волшебные капли, а теперь вывернули свое неуемную телесную сухотку наизнанку, обвинив несчастную… Славно мы их тогда проучили, отвадили, приготовив раствор, готовый поднять на подвиг элефанта… кто бы знал, что развратники и гулены затаят зло…
        Секретарь осуждающе посмотрел на девушку и, не сказав ни слова, продолжил дальше по списку.
        Разведенные семьи…. Разоренные дома… Уморение младенца в утробе матери… Доведение до смерти прикосновением и взглядом…И, наконец, налетевшая Черная Смерть…
        Чем дальше клирик зачитывал обвинения опрошенных лжецов, тем сильнее давила тишина. Зал примолк под грузом страшных обвинений, каждый из зрителей боялся, что Регина обернется и огненным взглядом проклянет его навеки.
        Чем дальше секретарь лез в дебри несуразной лжи и нелепых наговоров, погружаясь в пучину зла, тем меньше надежды на собственное спасение оставалось у Кристины. При желании все то же самое можно рассказать и о ней. Приписать несуществующие прегрешения…
        — Мы выслушали показания допрошенных жителей Марцелля и Фогельбаха,  — раздался голос епископа. Регина вздрогнула и подняла на Конрада уставшие глаза.
        — Но эти показания бездоказательны и многие даны впопыхах или под давлением дознавателей, о чем свидетельствуют несвязанная речь, неясность и фантастичность суждений. Располагает ли следствие показанием живых, присутствующих на суде свидетелей?  — спросил епископ опешившего секретаря.
        Молодой монах поперхнулся от неожиданности высокого выпада и побагровел от смущения. В зале раздались облегченные смешки. Нависший над зрителями образ ужасной ведьмы слегка развеялся.
        Сложив ставшие ненужными многочисленные листы за документированной галиматьи, клирик отошел к стражнику, стоящего у входа в пыточный зал и шепнул ему на ухо несколько слов. Военный исчез. Через несколько мгновений он вернулся в сопровождении женской фигуры, плотно замотанной в длинную шерстяную накидку с капюшоном, плотно закрывающую лицо неизвестной.
        Секретарь суда, увидев вошедшую, вскинув гордо голову — провозгласил
        — Уважаемые судьи, мы имеем возможность допросить единственного свидетеля, оставшегося в живых, после шабаша, утроенного потерянными душами на вершине Фельдберга в Ночь всех Святых.
        Брови Регины удивленно поползли вверх. Расширив глаза, она пыталась узнать закутанную в плащ женскую фигуру.
        Незнакомка, подчинившись согласному жесту епископа вышла на середину зала и, встав перед кафедрой, сняла капюшон.
        — Объяви, свое имя, дитя мое.
        — Мое имя Марта, дочь Урса и Хильды Цубригген из Фогельбаха,  — громко сказала девушка и обернувшись к Кристине, подарила ей злорадную улыбку.
        Девушка похолодела. Страх протянул к ней зловещие паучьи лапы. Марта, ненавидящая ее с раннего детства дождалась своего часа, чтобы отомстить, правда — не известно за что…
        — Что ты хотела открыть нам, Марта Цубригген?  — подал голос, очнувшийся от полудремы, осоловевший бургомистр.
        — Ваше Святейшество, уважаемые господа судьи, я нахожусь перед вами, чтобы свидетельствовать о принадлежности Регины из Фогельбаха и девицы Кристины Кляйнфогель к прислужницам сатаны…
        Епископ недовольно изогнул бровь, появление девицы стало для него неожиданностью, он хотел вмешаться, но решил немного подождать.
        Марта, заметив его молчаливое согласие, продолжила
        — Я утверждаю, что была насильно принуждена к участию в шабаше, проводимом в ночь на первое ноября на каменном алтаре, что сооружен на вершине горы Фельдберг. Сидящие в зале обе женщины главенствовали на богопротивном сборище, стоя в первых рядах к явившемуся пред их глазами князю тьмы, в облике Черного козла.
        Зал затих от недоумения. Самые тревожные подозрения испуганных кумушек сбывались, как и чаяния желающих погреться у костров с корчащимися на них грешниками.
        Конрад предупредил.
        — Перед тем как продолжить, прошу тебя произнести клятву на Священном писании, дитя мое. Отныне ты говоришь только правду, иначе Господь покарает тебя за злонамеренную ложь…
        Марта не моргнув глазом, возложила руку на Библию и произнесла необходимые слова.
        Кристина не верила своим глазам… Где обещанное наказание свыше? Где молния, готовая поразить лгуна и клятвопреступника на месте? Где справедливая кара?
        Она разочарованно вздохнула и закрыла глаза.
        Отец Иоахим говорил, что каждому по вере его… Что Бог живет в душах, но не проявляет себя, и лишь в самые важные моменты жизни, когда человеку грозит опасность, он говорит с ним… Почему тогда он не подсказал Марте, что она совершает самый гнусный поступок из всех, что творила раньше…?
        Голос Марты, набирающий силу, твердо звучал под римскими сводами зала суда, не вызывая ни капли сомнения в искренности.
        — Моя молочная сестра Кристина, с которой мы с раннего детства были очень близки, воспитываясь под одной крышей, опоила меня колдовским сонным настоем, чтобы против воли унести на шабаш. Стоило мне погрузиться в легкий сон, сквозь который я могла наблюдать за происходящим, но не воспрепятствовать, как Кристина по просьбе своей наставницы, что сидит сейчас рядом, прошептав зачарованные слова, вскочила на маленькую палочку, чуть более локтя и держа меня за руку, словно я стала легче воздуха, взмыла в воздух…
        — Охххх — пронеслось по залу среди женской половины.
        — Когда мы опустились на вершину горы, то шабаш был в полном разгаре. Стоящие спина к спине нечестивцы, все до единого ведьмаки и ведьмы танцевали вокруг высокого костра под звуки свирели, раздававшейся ниоткуда. Среди богоотступников было много хромых, одноглазых, кривых и разбитых параличом, но, тем не менее, их тела извивались в такт дьявольской музыки без усилий. Когда появился высокий человек, одетый во все черное с козлиной головой за место человеческой, все грешники упали ниц перед своим господином, начавшим черную мессу.
        — Позволь прервать тебя, дитя мое,  — раздался вкрадчивый голос епископа.  — Был ли человеком тот, кого ты приняла за самого Сатану, если да, то смогла бы ты описать его?
        — Нет! - испуганно вскричала Марта., - хотя я и находилась далеко в стороне от происходящего,  — это не мог быть человек, у явившегося существа были козлиные кривые ноги и сверкающие при свете пылающего костра золотом копыта…
        — Ага!! Как же! Ты забыла добавить, что у дьявола между ног болтался длинный обезьяний хвост! Я еще не такое вижу, когда возвращаюсь ночью из трактира под Красным Медведем…  — раздался насмешливый мужской голос из зала, мгновенно замолчавший, когда Марта обернулась к насмешнику и грозно цыкнув на него, продолжила.
        — Чтобы сотворить святую воду пришедший помочился в ямку, выбитую копытом в земле. Вместо облатки он клал в рот всем собравшимся вокруг него отступникам кругляшки репки, читая святое писание наоборот…
        — Марта Цубригген, прошу тебя не отвлекаться описанием грешного действа… скажи нам, какое участие принимали в шабаше находящиеся в зале обвиняемые,  — поправил ее епископ
        — Мой господин (Конрад поморщился), Ваше Святейшество,  — быстро исправилась Марта.
        Старшая женщина прислуживала сатане во время службы, окропляя собравшихся его мерзкой мочой и вкладывала в рот облатки из репы вместо причастия. Младшая же во время оргии, начавшейся после мессы, имела с Падшим сношение. Ребенок, что носит она в своем чреве, будет рожден от врага рода человеческого!!  — гневно прозвучавшие слова страшным эхом отразились от сводчатого потолка и колон зала.
        В зале воцарилось тревожное молчание. Произнесенное обвинение было столь грозным и не допускающим возражения, что отъявленные шутники предпочли держать язык за зубами.
        Испуганные женщины неистово крестились и беззвучно шептали Отче наш.
        Кристина схватилась за живот, стараясь защитить невинную душу от неожиданной опасности.
        Епископ молчал, внимательно следя за происходящим.
        Регина не отрываясь, смотрела на Конрада. Ее лицо скривилось от гнева, черные глаза пылали.
        — Она лжет!!  — прорезал мертвую тишину громкий мужской голос. Епископ вздрогнул всем телом и с удивлением взглянул на Михаэля, пробирающегося через остолбеневшую толпу к центру зала
        — Она лжесвидетельствовала на Священном писании, и по закону я требую для этой женщины строгого наказания!  — твердым уверенным голосом повторил барон фон Берен.
        В зале началось что-то невообразимое. Испуганные крики, истошные вопли, оглушительный свист и громкий истеричный смех. Чтобы подавить волнение, епископ встал со своего места и подняв обе руки прокричал.
        — Если не восстановится спокойствие, стража выгонит всех на улицу. Слушание продолжится закрыто.
        Подошедшая к скамьям с пиками наперевес охрана охладила пыл обезумевших и возмущенных зрителей.
        Постепенно в зале вновь воцарилась тишина. Кристина слышала тяжелые удары своего сердца, она, не отрываясь, смотрела на застывшее лицо Михаэля, вышедшего к кафедре, и боялась продолжения.
        — Я барон Михаэль фон Берен, клянусь на Библии, что именно мои слова будут являться правдой, а не та омерзительная ложь, что бессовестно лилась изо рта якобы свидетельницы…
        Ребенок, что носит под сердцем Кристина Клайнфогель, мой!
        Зал затаил дыхание
        — Ребенок в ее чреве — мой, я обладал своей… служанкой, и она понесла от меня. Грех прелюбодеяния лежит целиком на мне, потому что девушка препятствовала нашей связи. Скажу больше — она была изнасилована против собственной воли. Как бы то ни было — я прилюдно признаю этого ребенка.
        Люстиг перевел дух.
        — Надеюсь, у суда более нет вопросов касательно обвинения Кристины в сношении с дьяволом?
        Судьи ошеломленно молчали. Конрад так же не проронил ни слова, не сводя восхищенных глаз с Михаэля.
        Бургомистр, придя в себя после скандального признания знатного вельможи, нервно потер руки, и, хрустнув пальцами, робко спросил.
        — Высокоуважаемый господин фон Берен, Вы сняли подозрение с несчастной по обвинению в… хм… так сказать телесной связи с нечистым, но остается свидетельство об ее участии в шабаше…
        — Да, я знаю, и поверьте, мне есть, что сказать уважаемому суду. Девица из Фогельбаха намеренно оболгала Кристину и почтенную Регину с целью замести собственные следы.
        Я в ответ обвиняю Марту Цубригген в причастности к черной мессе, проводимой в тайном месте, как принимавшей в ней самое непосредственное участие, о чем свидетельствует дьявольское клеймо на ее предплечье!!!
        Марта взвыла словно безумная. Она рванулась прочь из зала, но была задержана на входе охранником, грубо скрутившем ее и бросившем в ноги членам суда.
        Голося и изрыгая гнусные проклятия, она словно бесноватая начала кататься по каменному полу зала, в беспамятстве рвя на себе одежду и волосы.
        Следуя приказу бургомистра, два охранники сжав ей руки, сорвали верх платья, обнажив на плече начавший заживать страшный ожег с изображением козлиной головы.
        Крик ужаса пронесся по залу. Богобоязненные овцы испуганно прикрыли глаза руками, не желая смотреть на дьявольскую метку. Самые жестокосердные напротив неистовствовали в предвкушении зрелища. На горизонте у бездельников замаячил еще один костер.
        Кристина, взглянув на Регину, в то же мгновение перевела глаз на Конрада. Между двумя продолжался немой диалог. Бледный вспотевший лоб Конрада прорезали вертикальные морщины. Он выглядел смертельно напуганным.
        Не проронив ни слова, он молча наблюдал за конвульсиями обезумевшей от страха лгуньи, потом сделал незаметный знак рукой, предназначавшийся охране. Два мужлана, подойдя к мерзавке, подхватили ее с пола, словно войлочный тюк, немедля выволокли в соседний пыточный зал, надеясь изрядно повеселиться.
        Конрад тяжело вздохнул, и устало закрыл глаза.
        Не было дня, чтобы он не мечтал о долгожданном покое, порой о смерти, которая закончит его бессмысленное существование и подарит надежду на реванш.
        Страх разоблачения миновал, святой отец, почувствовавший скрытую угрозу в словах Михаэля, быстро пришел в себя, вспомнив, что молодой человек, мог видеть что угодно во время прошлого жертвоприношения, кроме главного — он не видел лиц. Никто из участников мессы не снял с себя масок. Господин защитил их.
        Пора объявить перерыв между заседаниями бессмысленного суда, чтобы побыть одному, на время забыть набившую оскомины роль праведника…снять надоевшую тесную личину.
        — Господа судьи, следствие располагает еще одним свидетелем обвинения. Позвольте дать ему слово?
        Размякшие от скуки судьи оживились. Конрад удивленно приоткрыл глаза и, превозмогая неудовольствие, кивнул.
        Через несколько мгновений место Михаэля, пересевшего на зрительскую скамью, занял мрачный как грозовая туча Хассо.
        — Господа судьи, Ваше святейшество, благодарю, что позволили говорить. А сказать мне есть что.
        — Назови свое имя, сын мой!  — произнес Конрад, удачно скрыв волнение зевком. Появление этого свидетеля не вписывалось в его планы.
        — Меня зовут Хассо из… Шварцвальда. Имя отца мне не известно, мать скрыла его, как и наше происхождение. Я вассал барона фон Берен, которому на протяжении многих лет служил верой и правдой. Но мое христианское терпение на исходе. Услышав как он выгораживает свою фаворитку, спасая богоотступницу от костра, я как праведный слуга Господа нашего считаю своим долгом вмешаться. И не опасаясь потерять его покровительство, святая истина дороже куска хлеба и места для ночлега, утверждаю, что Михаэль фон Берен скрыл часть правды от уважаемого суда. Именно ту часть, которая наиболее важна для расследования святой католической церковью.
        Конрад помрачнел, его губы сжались от злобы. Он коротко взглянул на взбешенную Регину, которая не сводила горящих от гнева глаз со стоящего напротив нее Хассо.
        Не обращая никакого внимания на мать, тот продолжил
        — Он скрыл самую важную часть правды… Ту, что ребенок, который будет рожден его потаскухой был зачат в результате…
        — Я, как мать, приказываю тебе замолчать!!!  — Регина вскочила со своего места, сверкая глазами.  — Остановись, или я прокляну тебя!
        — Я уничтожу тебя, мерзавец!  — голос Михаэля задрожал от ярости.  — Еще одно слово и ты простишься со своей никчемной жизнью!
        Губы Хассо скривила ехидная улыбка. Он торжествовал. Наступил час его превосходства над ненавистными людьми. Час мести.
        Кристина, вжавшись от страха в скамью, заметила быстрый умоляющий взгляд, который Регина бросила в сторону Конрада.
        Бледный как мел священник в ту же секунду резко поднялся из-за стола. Его тяжелое кресло со скрежетом отъехало в сторону.
        — Суд удаляется на совещание! Показание свидетеля по причине его особой важности для католической церкви мы считаем нужным выслушать на личном дознании, исключая его обсуждение прилюдно.
        Хассо обмер, его изъеденное оспой лицо побагровело, кулаки судорожно сжались от бессильной злобы. Бросив на мать испепеляющий ненавистью взгляд, он вышел следом за Конрадом, который не вызывающим сомнения жестом указал ему на дверь.
        Когда члены суда один за другим покинули зал, через толпу зевак, наперебой обсуждающих друг с другом услышанные разоблачения и предвкушающим еще более интересное развитие событий, протиснулся небольшого роста тщедушный пожилой человек в черной сутане. Он подошел к секретарю и наклонившись некоторое время что-то шептал на ухо.
        Недоверчивые глаза клирика и кислое выражение лица говорили о том, что он не сильно рад появлению незнакомца. Но, тем не менее, немного подумав, он согласно кивнул и указал мужчине рукой на переднюю скамью, где располагались мест для свидетелей.
        Кристина, наблюдая эту немую сцену, не могла прийти в себя от удивления.
        Отец Иоахим из Марцелля, только что попросивший слово, сел напротив и тепло ей улыбнулся.
        — Мой господин, почему Вы не позволили мне уничтожить его??  — голос Хассо дрожал от негодования.  — Известие о том, что ребенок зачат в результате кровосмешения, дало бы мне бесценный козырь. Я смогу путем подкупа свидетелей доказать, что Михаэль так же участвовал в дьявольском сборище. Его поместье и земли отойдут церкви и мне…
        — Они и так отойдут, сын мой!  — Конрад еле сдерживался, стараясь говорить как можно тише. У стен всегда были уши. Епископ нутром чуял опасность. Нюх хищного зверя никогда не подводил его и нередко спасал жизнь.
        Сейчас реальная опасность исходила от его верного слуги, раба, позволившего себе неслыханную наглость — поднять голову и вмешаться в планы хозяина.
        В одну секунду, скользнув словно призрак, Конрад оказался рядом с Хассо и мертвой хваткой вцепился в его горло, мечтая вырвать кадык. Испуганный холоп захрипел и безуспешно постарался вырваться. Стальные пальцы сжимались все сильнее, перекрывая доступ воздуха. Сапфировые глаза подернулись ледяной пленкой и внутри зрачка заклубилась тьма. Голос Конрада зашипел
        — Если ты еще раз позволишь ослушаться, чернь, я вот этими самыми руками вырву твое волчье сердце, и скормлю его псам!… Ты слышал?
        Прозрачные глаза с поволокой остекленели. Хассо, задыхаясь, успел качнуть головой, спасая жизнь.
        Епископ в тот же миг отпустил его и, отвернувшись к окну — молвил
        — Пошел прочь!
        Неистово кашляя, красный, словно вареный рак Хассо согнулся пополам. Придя в себя, он осмелился прошептать.
        — Господин, он опасен. Он видел нас в замке. А та, чье жизнь он сейчас спасает- была тебе моим подарком.
        Епископ оскалился.
        — Глупец! Зачем твои пояснения? Я догадался об этом в тот момент, когда он появился в зале суда и начал искать ее глазами. Запомни, в ту ночь, он мог видеть только тебя, ненасытный и недальновидный безумец! А сейчас пошел прочь! Появишься передо мной, когда я лично призову!
        Хассо, скрипнув от еле сдерживаемой злобы зубами, вышел из кабинета епископа.
        Некоторое время Конрад стоял перед окном, наблюдая за собравшимся на площади народом. Перед его глазами волновалось море человеческих голов, а любопытные зеваки, услышавшие о скандальном процессе все прибывали, стекаясь по переулкам, ведущим к зданию муниципалитета. Конрад всеми легкими глубоко вдохнул скопившуюся в воздухе искрящуюся живительную энергию возбужденных, взволнованных, обезумевших от предвкушения крови глупых овец, власть над которыми была безгранична. Да только он уже долгие годы не насыщается этой властью. Она не способна согреть его сердце, превратившееся в осколок вечного льда. С каким наслаждением он нынче ловит живительные волны искренней любви, источаемые куклами — марионетками, которые вынуждены играть навязанные им роли, не подозревая, что он, и есть их Великий Кукольник, хозяин, дергающий за нитки и принуждающий совершать заранее угодные ему шаги. Несчастный искалеченный художник, исполненный ревности и врожденного благородства влюбленный дворянин и невинное запутавшееся в своих чувствах дитя, прошедшее по лезвию греха и навеки несущее печать искушения…
        Перерыв в слушании заканчивался. Время клонилось к трем часам пополудни.
        Тихий, настойчивый стук в дверь прервал грустные мысли епископа.
        Судейский секретарь посчитал необходимым доложить, что разрешил свидетельствовать на стороне защиты настоятелю церкви Святого Августина в Марцелле, отцу Иоахиму.
        Черные брови Конрада насмешливо взлетели — Однако! Что нам может рассказать почтенный святой отец??
        О его грусти не осталось ни следа. Взбодрившись, словно перед новым увлекательным приключением, он посвежел, подернувшиеся усталой поволокой глаза вновь заискрились влажными сапфирами, а рот налился ядовитой слюной.
        Его хищное нутро возбужденно затрепетало в предвкушении новой жертвы.
        Новый этап заседания начался. Зал, набитый до отказа праздными зеваками притих, как только маленький священник был вызван к судейскому столу для дачи показаний.
        Неловко споткнувшись перед кафедрой, он смущенно извинился и, не обращая внимания на раздавшиеся смешки зрителей, повернулся к сидящим за столом троим судьям, и приветствовал каждого в отдельности.
        В тот момент, когда его спокойные серые глаза пересеклись с сияющим синим взором Его Святейшества, невольная дрожь пробежала по спине отца Иоахима. Ясная как день мысль родилась в голове, и заставила содрогнуться от своей истинности и простоты.
        Он уже никогда не вернется в Марцелль. Человек, сидящий напротив и внимательно разглядывающий его, прочитывающий мысли и предугадывающий намерения, не допустит этого. Молчаливый визуальный контакт длился от силы несколько мгновений, и когда глаза епископа разорвали его первым, отец Иоахим обреченно поник головой. Если бы он мог читать мысли своего визави, то с удивлением заметил бы неожиданный испуг, перемешанный с восхищением и уважением. Но епископ, опытный мистификатор, умело скрыл за вежливой улыбкой крайнюю степень волнения. Любезным жестом он предоставил слово новому свидетелю и откинувшись в кресле, сохраняя невозмутимое выражение лица, прикрыл глаза, весь обратившись в слух.
        Маленький священник, поблагодарив судей за возможность выступить, повернулся лицом к осужденным женщинам и доверительно улыбнулся каждой. Его встретила ответная радостная улыбка Кристины и настороженные, внимательные черные глаза знахарки, слышавшей о нем от Михаэля, но никогда прежде не встречавшей.
        — Уважаемые судьи, почтенная публика, я собираюсь выступить на стороне защиты и предупредить вас не торопиться с поспешным осуждением невинных. Ибо они действительно невинны в своих заблуждениях. Перед вами дети природы, родившиеся на ее лоне и впитавшие с молоком матери ее тайны. Которые нам, городским жителям кажутся непостижимыми и лишь по этому опасными. Неизвестность — априори означает опасность. Опасность подразумевает страх. Вы боитесь их, потому что не хотите понять… и потому, что не ведаете того, что знают они…
        Зал притих. Люди не ожидали услышать подобное из уст священника, которому положено саном клеймить иноверцев и отступников.
        На губах епископа играла довольная улыбка. Глупец начал добровольно строить себе эшафот.
        — Вина Регины в том, что она лечила больных не молитвами, восславляющих Господа нашего, как праведная христианка. Она использовала для доброго дела знания, полученные из рук самой матери природы, используя древние тайны ушедших поколений о целебной силе трав и минералов. Разве ее вина в том, что она знала более, чем знаете вы? И свое умение посвятила оказанию помощи нуждающимся?
        И она, и христианские молитвы делают одно и тоже. Ее травы лечат тело, а благостные слова сначала душу, которая в свою очередь, окрыленная верой, врачует немощное тело.
        Среди зрителей пролетела волна недоумения. Бедные необразованные люди чувствовали, что отец Иоахим говорит истину, но слова и выражения, что он использует, не понятны, не знакомы и уже потому опасны. Люди в недоумении смотрели на епископа, продолжавшего хранить терпеливое молчание.
        Иоахим уверенно продолжал.
        — Вы обвиняете ее в пособничестве Дьяволу, но свидетельства доносчиков ложные и далеки от правды. Они собирались путем подкупа. Я сам был тому свидетелем, когда присланные из Фрайбурга военные, дабы не терять времени даром, за пару гульденов записывали нелепые сказки в допросный лист, планируя выдать их за истину. Большинство имен свидетелей вымышлены, таких людей не существует…
        Зад взорвался от негодования. Разочарованные возгласы жаждущих смертельного приговора растворились в возмущенных криках поборников справедливости.
        Бургомистр нервно заерзал в кресле, опасаясь беспорядков. Бросив встревоженный взгляд на Конрада, он от неожиданности поперхнулся и закашлялся. Епископ превратился в неподвижную статую, лишь уголки рта его приподнялись вверх, изобразив гротескную улыбку на непроницаемом восковом лице.
        Отец Иоахим, приподнял вверх руку, призывая зрителей к тишине.
        — Вы обвиняете этих несчастных женщин в пособничестве сатане. Я же отвечаю — нет!!! Нет в их действиях ничего, что могло бы их очернить. Древние восточные мудрецы, арабы, китайцы писали бесконечные трактаты, классифицируя лечебные свойства трав и камней. Безусловно, обладая ценными знаниями у человека всегда есть выбор, каким путем идти, с какой целью их использовать, на благо или во вред… У меня бесконечное количество свидетелей, живущих в Швабии, в Тюрингии, далекой Саксонии и Померании, что рецепты Регины использовались лишь на благое дело… а если больные умирали, то на то была воля Господа. Лишь ему дано произнести последнее слово. Я утверждаю, что это истина, потому что гонцы, отправляемые за снадобьями в Черный лес в поисках затерянной избушки, обращались именно ко мне с просьбой указать правильную дорогу!
        Что же касается невинной девочки, которая испытывает страдания, просиживая на неудобной скамье в течении уже нескольких часов, то несколькими неделями ранее я имел возможность выслушать ее исповедь и с радостью отпустил все ее детские прегрешения. Она чиста словно агнец на фоне того зла, что ей довелось испытать и того, что я вижу в этом зале…
        Веки епископа дрогнули и в прорези глаз сверкнули синие отблески. Через мгновение он снова сомкнул очи и отрешился от происходящего.
        — Позвольте уточнить, святой отец!  — раздался голос встрепенувшегося бургомистра,  — о каком именно зле вы сейчас говорите?
        Кристина переглянулась с грустной Региной. Странно, но слова святого отца не произвели на нее ровно никакого впечатления. Она выглядела еще более подавленной, чем во время выступления Марты Цубригген.
        Отец Иоахим оглядев сбитый с толку народ, сидевший тихо словно мыши, поднял руки в благословении
        — Дети мои, Сатана не столь наивен и прост, чтобы проявлять свое присутствие в лице одиноких несчастных женщин, ведущих затворническую жизнь среди лесов, и могущих легко попасть под подозрение. Вы, не видя сути, ищите легких решений, выбирая тех, кто немногим отличается от общей массы. Тех, кто больше знает, или дальше видит, кто имеет свое собственное мнение о сути вещей и не боится в этом признаться. Наш враг притаился куда ближе. Он изворотлив и лука. Он ловко проник в дом каждого, превратившись в золотые монеты, он пробрался к вам в голову, призвав насмехаться над убогими, преклоняться перед высокомерными, наслаждаться мучениями невиновных… Он живет в каждом из нас наравне с Богом и не проходит мгновения, чтобы он не испытывал нас, не предлагал выбрать его сторону. И многие из сидящих в зале, не заметив, давно являются его невольными слугами…
        Люди обмерли. Они подавленно молчали, боясь шелохнуться. Затаили дыхание, стараясь уловить каждое слово маленького тщедушного оратора.
        Михаэль, терпеливо ожидающий конца судебного заседания, не отрывал взволнованных глаз от отца Иоахима, своего духовника, стараясь предугадать, во что выльется произносимая им пламенная речь. Темные предчувствия скребли его душу, словно волчьи когти.
        — В этом здании концентрация зла приобрела зловещий характер. Место унижения и мучения людей, место кровопролития, пыток, издевательств, место восхваления Бога устами, присягнувших Сатане! Ищите его в своих душах, найдя, изгоните его добрыми делами.
        Не судите, да не судимы будете,  — завещал нам отец наш.
        Перед тем как судить других, дети мои, отмойте собственные души от тьмы, скопившейся в них!!
        — ОН СУМАСШЕДШИЙ!!  — взвизгнул пронзительный женский голос. И этот крик стал началом кошмара. Обезумевшие, испуганные до смерти люди повыскакивали со своих мест и покрывая святого отца ругательствами и плевками, бросились на него. Оторопевшая стража не сразу отреагировала на беспорядок в зале. Двое мужчин успели добраться до маленького священника и повалили его на землю, топча ногами. Отец Иоахим, не прося пощады, свернулся в комок, прикрыв руками голову. Михаэль подбежал к Кристине и закрыл ее своим телом от тянущихся со всех сторон дрожащих от злобы рук. Одна из женщин вцепилась в волосы Регине и с диким восторгом вырвала целый клок. Ведунья не проронила не слова. Ее лицо не дрогнуло. Регина, не отрываясь, смотрела на смеющегося Конрада и ее била крупная дрожь.
        Темный Бог обрел плоть.
        Епископ поднялся со своего места, простер над человеческим безумием руки и, закрыв глаза начал читать известную лишь ему молитву.
        Наконец, прибывшее подкрепление навело порядок, грубо оттесняя обнаженными остриями пик омраченных сумасшествием людей к выходу.
        — Священная католическая церковь выносит обвинение отцу Иоахиму в богоотступничестве, как позволившему сомневаться в чистоте помыслов ее членов, как вознесшего хулу на ее святость, и повелевает немедленно взять его под стражу. Выдвинутое ему в результате закрытого слушания обвинение будет публично оглашено на городской площади.  — прозвучал стальной голос Конрада Справедливого, отразившись многоголосым эхом под сводами зала.
        — Первый день судебного заседания по делу Кристины Кляйнфогель и Регины по прозвищу Черная считаю закрытым. Обвиняемым дается день на раздумья и покаяния в приписанных им грехах. Если таковое не последует, третий день начнется в ограниченном составе с применением пыток.  — с этими словами епископ быстро покинул зал.
        Подоспевшая стража вытолкала несчастных женщин из общего зала в соседнее помещение, где располагались пыточные инструменты и где неделю назад на глазах Кристины истязали ее любимого Якова.
        Полутемный зал был почти пуст, и только небольшая группа из трех стражников стояла под подвешенной за руки и за ноги к железным крюкам в потолке обнаженной женщиной. Рот ее был закрыт кляпом, чтобы крики несчастной не мешали происходящему по соседству процессу установления истины. Голова безжизненно болталась внизу как у набитой ветошью куклы. Стражники развлекались тем, что протыкали полное дебелое тело крючками и подвешивали на цепи различные по величине грузы, оттягивающие кожу несчастной вниз. Когда женщина теряла сознание от невыносимой боли, один из палачей подносил к низу ее живота факел и безжалостно палил кожу. Из закрытого повязкой рта доносились хриплые булькающие звуки.
        Конвой намеренно остановился перед истязаемой женщиной. Перед тем как потерять сознание от ужаса, Кристина заметила на ее предплечье клейменую козлиную голову. Марта, приподняв голову и безумно вращая выпученными налитыми кровью глазами умоляла о смерти. Регина, не выдержав, согнулась пополам и ее вытошнило на каменный пол.
        Стражники, хохоча во весь голос, подхватив бесчувственную Кристину, вытолкали позеленевшую от страха знахарку из пыточной комнаты.
        Зайдя в темную клетушку, служившей ей последним приютом, после освященного факелами коридора, Регина на несколько мгновений потеряла возможность видеть. Пробираясь на ощупь по стене, она дошла до кровати и без сил рухнула на подстилку из влажного сена.
        — Ты заставила себя ждать — прошелестел над ее ухом голос, от которого она испуганно вскрикнула и рывком поднявшись, села на кровати, выставив вперед руки, защищаясь от тьмы.
        — Милая, не надо меня бояться…  — вновь зазвучал голос, становясь все мягче и нежнее., - я столько долгих лет провел вдали от тебя, живя воспоминаниями о нашей любви. Мое сердце окаменело от боли, лед заковал его в непроницаемый панцирь, не позволяя лучам солнца растопить холод, поселившийся внутри. Но всему приходит конец, любовь моя. Я устал жить без надежды. Я устал жить в пустыне, где единственным проявлением человеческих эмоций является лишь страдание и боль….устал быть ее источником…
        Регина сглотнула тяжелый ком, подступивший к ее горлу. Нежный шелестящий голос Конрада не потерял над ней власти, он и сейчас проник в самое сердце, заставил кровь стремительно бежать по жилам, а телу сжаться в невольном ожидании прикосновения.
        — Что ты хочешь от меня, двуликий?  — ее голос дрожал от волнения.
        Начав привыкать к темноте, Регина увидела улыбку на лице Конрада.
        — Двуликий… да, ты права. Янус перевертыш, бог дверей и тайных проходов…
        — Нет, ты двулик, потому что пытаешься служить двум богам одновременно.
        Конрад весело рассмеялся
        — Ты не права, моя любимая, Я присягнул навеки одному Богу, и сделал это вместе с тобой. Но в отличие от тебя избрал его сильную, темную сторону. Маска Христа мне нужна, чтобы прославлять великую силу Гернуноса…
        — Путем избиения невинных людей? Немыслимых извращенных пыток и жестоких казней? Путем совращения душ и пожирания жизней? Разве в этом сила великого?
        — Только так жизнь приобретает смысл, которого ты ее лишила, отвергнув мою страсть!
        Да, признаю, его сила в созидании, но путем разрушения. Я выполнял первую задачу, ты же всегда заканчивала начатое мною, восстанавливая равновесие. Ты — моя половина, смысл моей жизни, которого я был лишен долгие годы.
        Регина смягчилась
        — Конрад, ты сам выбрал этот путь. Власть над человеческими умами показалась тебе слаще, чем моя любовь.
        Епископ долго молчал, застыв на месте. Регина слышала в воцарившейся тишине, как в углу ее камеры копошатся мыши, она слышала частые удары своего сердца и спокойное дыхание возвышающегося над ней мужчины.
        — Перейдем к делу, моя дорогая. Власть, что я имею над тобой не радует, она тяжела и прискорбна. И я бы хотел побыстрее покончить с разыгравшейся трагикомедией.
        — Вот как ты это видишь… Игра… Кровавый, смертельный трюк… Сколько жизней ты уже сожрал, невинных душ и незавершенных судеб присвоил? Черная смерть, пришедшая в Фогельбах твоих рук дело, я не сомневалась ни мгновения.
        — Регина, на моих руках нет крови. Я использовал других для достижения целей, не забывая всегда о свободе их выбора. Каждый имел право отказаться, но следуя собственной порочности, всегда шел по пути зла. Так и твой сын Хассо, получив в руки зараженного грызуна, не выкинул его по дороге, а привез в деревню, среди жителей которой вырос. Он бросил ее в единственный колодец и отравил близких… Это был твой сын!!
        — Как и твой!!  — загремел возмущенный голос Регины. Ты послал собственного сына на убийство невинных. Чудовище!!
        Конрад опустился на кровать рядом с Региной и, скрестив на груди руки, снисходительно улыбнулся.
        — Зато мать не уберегла его от зова полной луны. У мальчика уж много лет назад сердце поросло волчьей шерстью, а ты не придала этому значения, сосредоточив все оставшееся тепло на Михаэле, забыв, что лишь преданная материнская любовь способна разрушить любое колдовство. Ты, мать, оставила сына погибать в шкуре волка… Вот теперь ты молчишь…
        Регина сжалась. Конрад говорил жестокую правду. Всю обиду и боль за поруганную любовь, несчастная женщина перенесла на невинное дитя, рожденное от предателя.
        Она не любила Хассо с момента его появления на свет, и на протяжении всей жизни, вспоминая как больно волчонок кусал ее грудь, исходил в постоянном крике, не давая покоя ни днем, ни ночью. Лишь маленький подкидыш, доставшийся от сестры был ее отдушиной, лишь в Михаэле она всегда видела родную кровинку.
        — Так почему ты сейчас обвиняешь меня, что я сделал из него чудовище? Я дал ему право выбора, ты же такового не оставила!!
        Регина почувствовала, как слезы одна за другой ползут по щекам, падая на грудь. Ей нечего было сказать в свою защиту. Конрад только что вынес справедливый приговор.
        Быстро вытерев щеки, она встала с кровати и отошла в угол камеры. Повернувшись лицом к епископу, постаралась говорить спокойно
        — Чума была лишь предлогом, чтобы выманить меня из леса, где твои силы слабы… где ты не способен совладать со мной… Ведь так? Поэтому я здесь…Зачем ты пришел?
        Конрад тяжело вздохнул. Его наигранная тревога сменилась нескрываемым восторгом от осознания власти.
        — Отдай вещь, что принадлежит мне. Ее не нашли в твоей хижине мои солдаты, ее не было в одежде и вещах, что позволено было взять с собой. Где она?
        Регина, забившись в темный угол кельи, молчала.
        Конрад, медленно подошел к женщине и протянул руку.
        — Отдай! И уже завтра ты будешь в пригороде Марцелля на пути к своему лесном дому… Он остался нетронутым. Слуги не позволили безумным соседям из Фогельбаха спалить его. Так, где медальон?
        Регина, ответила вопросом на вопрос.
        — Я не вижу у тебя на руке моего дара. Когда ты в последний раз одевал кольцо?
        Конрад смутился, он тряхнул головой, словно отгонял ненужные воспоминания.
        — Одень его сейчас, мой дорогой друг,  — зашелестел ее тихий вкрадчивый голос,  — и мы сможем говорить как прежде, слыша мысли друг друга, чувствуя биения сердец…
        — Замолчи!!!  — голос Конрада неожиданно сорвался в крик.  — замолчи… Отдай мне мою вещь, и ты сможешь избежать костра!!
        Регина рассмеялась ему в лицо.
        — Я не боюсь смерти, глупец! Неужели ты подумал, что я позволила бы себя схватить твоим солдафонам?? После первого смертельного случая в Фогельбахе я уже знала, что кольцо вокруг меня неумолимо сжимается. Знаешь, почему я сейчас здесь?
        Конрад отступил от нее на шаг и прищурил глаза.
        — Не потому что ты принудил меня. Не льсти своему болезненному самолюбию. Я устала, мой бывший друг. Устала смертельно. Мой путь заканчивается на городской площади через несколько дней, и часы неумолимо отсчитывают оставшиеся мгновения до освобождения. И лишь от тебя сейчас зависит, сможет ли мы продолжить существование вне времени.
        Лицо епископа вспыхнуло от негодования. Он оскалился подобно хищному зверю.
        — Ты меня не проведешь!! Когда твоя кожа начнет дымиться и трескаться от неминуемо приближающегося праведного огня, а голос визгливо молить о пощаде, то клянусь жизнью своей — я лишь рассмеюсь от наслаждения. Видя как твоя пресыщенная гордыня горит синим пламенем. Отдай мне вещь, и я отпущу тебя, хочешь умирать — бросайся вниз головой с городских стен, ты не поймаешь меня в ловушку предопределенности.
        Регина равнодушно вздернула брови
        — Думай, как хочешь. Прошу тебя лишь об одном, в тот момент, когда палач поднесет факел к костру, будь на площади. И ради нашей любви, что давно умерла, одень на правую руку мой подарок. Уходя, я мечтаю вновь увидеть твои глаза и услышать биение теплого сердца.
        — Ты просишь невозможное! Нельзя вернуть то, что иссякло, моя душа высохла дотла, она подобна безжизненной пустыне…по которой носится призрачный хамсин, пыльный ветер. Но я не премину доставить себе радость — напротив твоего запылает костер богоотступника, посмевшего сомневаться в величии церкви, безумного глупца Иоахима из Марцелля.
        Регина зашипела, словно разъяренная кошка. Ее высокое тело изогнулось дугой, а руки угрожающе сжались, выпустив несуществующие когти. Черные глаза блеснули из угла.
        — Глупца говоришь? Именно в его стойкости и искренности люди увидят доказательства величия своего Бога и будут правы. Ты сотворишь из несчастного, верящего в справедливость священника желанную жертву, возможно в будущем его образ будет канонизирован, как невинно погибшего за веру. Каждое слово Иоахима перейдет из уст в уста и останется в людской памяти. Имя его навеки сохранится в летописях и обретет бессмертие, когда твое — покроет проклятие. Он способен видеть зло в каждом его проявлении, потому что душа его чиста от скверны и принадлежит молодому христианскому Богу. Достаточно было одного пристального взгляда, чтобы святой отец почувствовал твою звериную суть… Погубишь его — погубишь себя, путь назад уже не отыщется. Спасешь его, и надежда на нашу встречу останется…
        Продолжительное молчание стало ей ответом. Наконец, епископ встал с кровати и сделал шаг к замершей в ожидании Регине.
        — Хорошо, любовь моя., - красивые губы Конрада изогнулись в улыбке,  — Тогда я посмею предложить сделку — Я загашу под ним пламя, но и ты скажешь, где находится моя вещь…
        — Клянись, хитроумный лжец! Клянись именем Гернуноса, ради которого пролил реки невинной крови!!
        Епископ, обжег Регину холодным сапфиром и выйдя на середину кельи, очертил вокруг себя воображаемый круг, Сотворив заклятие, призывающее его господина, он достал из ременной сумки небольшой стилет и молниеносным движением, проткнул его острием безымянный палец. Крупная капля, упавшая в центр круга, шипя, испарилась. Клятва была принята.
        Регина, успокоившись, вышла из темноты и поравнялась с Конрадом.
        — Я обещаю тебе, что святой отец вернется в Марцелль жив и невредим,  — твердо прозвучал его голос.
        Епископ в ожидании наклонил голову
        Регина улыбнулась. Ее глаза с нежностью окунулись в синеву глаз стоящего в шаге от нее человека.
        — Твой медальон сейчас обрел другого хозяина. Моя преемница является его хранителем. Но взять его просто так невозможно. Охранное заклятие лишит вещицу силы в случае его поимки или похищения. Лишь добровольно переданный или преподнесенный в дар амулет сохранит власть… И, не радуйся раньше времени, хитроумный обольститель! Она сама должна захотеть его отдать, сама, а не сделать это по твоей просьбе…
        — Будь ты проклята, лгунья!! Ты снова обвела меня вокруг пальца!!!!
        Регина, сложив руки на груди, хладнокровно ответила.
        — Он принял твою клятву. А сейчас — оставь меня. Позволь мне напоследок предаться сладким воспоминаниям…
        Конрад, сжав в бессилии кулаки, повернулся и направился к выходу, сыпля проклятия. Дотронувшись рукой ручки, он замешкался на миг и повернулся к женщине, замершей в центре символического круга.
        — Ты услышишь стук моего сердца, Регина. Обещаю.
        — Ты подыскал себе замену, хладнотелый? Нашел того, кто поменяется с тобой местами, добровольно остудит сердце?  — голос Регины смеялся.
        Конрад снисходительно прикрыл глаза. Он еще не выбыл из игры.
        — Невелика заслуга остудить поросшее шерстью сердце…  — продолжала издеваться ведьма
        — Посмотрим…  — улыбнулся Конрад и не дожидаясь продолжения, закрыл за собой тяжелую дверь.  — Зачем мне бесполезное волчье сердце, когда два других добровольно лягут на блюдо, горячих, живых, любящих. Бесценных.  — прошептал он удаляясь по коридору.
        Итак, она вновь смогла перехитрить его. Изящно обвела вокруг пальца. Предвосхитила грядущее. Умело просчитав его ходы, она сотворила невозможное — амулет, перешедший ему от последнего шумерского жреца, символ забытого бога — отца, породившего землю и сделавшего ее плодородной, символизирующий вечное перерождение, мудрость и тайное знание, знак бесконечности и гармонии, заключенный в фигурках двух поплетенных змей, кусающих друг друга — стал недостижим. Месть покинутой им женщины заключалась в том, что он мог бы видеть его, трогать руками, как и прежде носить на шее, но не ощущать его тайную силу и власть. Защитный наговор сделал амулет бесполезным. Уже за это проклятая лгунья заслуживает мучительной смерти.
        Епископ, сидящий в своем кабинете перевел глаза на кроваво красный закат над рейнской долиной. Небо, нависшее над городом тяжелыми снежными тучами, подернутое багровым зловещим заревом словно кровеносные сосуды пронизывали грозовые всполохи. С реки приближалась непогода. Конраду нестерпимо захотелось закрыть глаза и забыться сном. Дернув за шелковый шнур в углу кабинета, он вызвал секретаря. Приказав заложить карету для возвращения в поместье через полчаса, он покинул свой кабинет, направляясь по тайному узкому коридору в отдельное крыло тюремного корпуса. Спустя пять минут, он тихонько постучался в дверь маленькой камеры и тихо произнес.
        — Могу ли я пройти, фроляйн? Пришло время вспомнить о Вашем маленьком долге.
        Нависший над свободным городом кровавый закат выгнал из дома Михаэля. Его проторенный путь лежал к таверне Под Красным Медведем, на окраину города к Южным воротам. Именно там заканчивались все его вечера, в темном уютном углу, под гирляндой оленьих и косульих рогов, что уже было весьма символично. Половина галлона тяжелого темного пива спасали разум от невыносимых мук, терзающих несчастного влюбленного на протяжении бесконечного времени. С того момента как он высадил Кристину у церковных ворот в Марцелле, жизнь его неожиданно закончилась. Он периодически дышал, когда увидел ее, сначала в суде, потом, когда смог уговорить перебраться к нему в Дом торговой гильдии. Но дыхание прервалось навсегда, с того момента как Кристина была помещена под стражу по обвинению в колдовстве.
        Разум Михаэля отказывался принимать истину, что возможно через несколько дней его любимая и невинное народившееся дитя сгорят на костре во имя Бога. Какого? Чьего? Того, чью справедливость и благость проповедовал Иоахим на воскресных службах и заставил Михаэля поверить в его милость и всепрощение, или черного подземного божества, заразившего весь мир вокруг смертоносным ядом ненависти друг к другу? Полностью лишившего людей разума, подчинивших их служению своим кровавым целям?
        Загадочным образом сменившим свою личину на невинную маску святости и назвавший себя чужим именем? Во имя которого нынче губят ни в чем невинных людей…Христос плачет на небесах, видя что творят его обезумевшие сыны. Сумерки духа вызвали сон разума, породивший немыслимых чудовищ… Глупцы боролись с Дьяволом, не понимая, что они сами и есть его многоликое воплощение.
        Михаэль неоднократно просил аудиенции у епископа в надежде умолять его о прощении своей любимой и кормилицы. Но, несмотря на упорство, молодой смазливый прислужник Конрада оставался непреклонен. Вежливо отказывая в визите, монашек, доверительно касался плеча дрожащими тонкими пальцами и не лишал его надежды на возможную благосклонность святого отца.
        Но время шло, боль сжигающая его сердце и душу, становилась все невыносимее.
        Она часто подкидывала воспоминания о сладких губах любимой, о ее тонком, маленьком тельце, послушно изгибающемся в объятиях. Руки Михаэля до сих пор помнят упругость ее налившихся соком материнства грудей. Она отвечала на его ласку, бережно храня в душе образ другого, нареченного. Но у Михаэля не было зла, муки ревности он воспринимал как заслуженное наказание за нарушенное обещание, данное Регине. Они не должны были принадлежать друг другу, а он самонадеянно решил восстать против предначертанного.
        Ее самоотверженность в борьбе за спасение недалекого художника вызывала в Михаэле невыносимое страдание и восхищение одновременно. Интересно, будь сам Михаэль заключен под стражу — вызвалась ли она его защищать?? Его сердце в этот момент болезненно сжалось, потому что он услышал ответ, пришедший извне — Не сомневайся, она бы встала на твою сторону, потому что вы одной крови…ты и она… Волна стыда за недостойные мысли заставила молодого человека покраснеть.
        Регина, женщина, выкормившая его и заменившая мать, еще один источник его ежедневных страданий. Темные предчувствия не оставляли его с того момента, как он узнал о пришедшей в их родные края Черной Смерти. Он понимал, что болезнь, разыгравшаяся среди зимы, когда все грызуны, виновники ее распространения спят в норах, могла быть лишь занесена извне с единственной целью, отомстить его кормилице. Погибшие в страшных мучениях жители Фогельбаха, успев ее проклясть, вернутся за душой Регины. Надежд на спасение почти не оставалось.
        Михаэль постепенно сходил с ума от безысходности, от иссушающего душу бессилия. Если даже ему удастся путем денежного посула вызволить несчастных, то куда возвращаться? Хижина Регины сожжена дотла, Фогельфах обезлюдел и скоро вымрет окончательно.
        У Михаэля более не было дома, куда бы он захотел вернуться. Проклятый Шварцштайнфалль, где любвеобильная матушка, преследовавшая последнее время его по пятам с грязным намерением под видом невинной родительской ласки прикоснуться к телу, скользнуть теплым шершавым языком по щеке, вызывая волну омерзения….Родовой замок, где Магдалена теперь приютила своего бывшего любовника, их с Кристиной отца, стал для Михаэля проклятым местом. Оплотом дьявольского торжества и вседозволенности. Он вернется туда лишь с одной целью — выставить Вильгельма, отказавшегося от дочери во имя эфемерного благочестия, во имя своей лживой веры, за порог. Он погонит его прочь, как приблудившегося пса, испоганившего им обоим жизнь. Если вернется…
        А пока ему надо победить чудовище, поселившееся в теле, пожирающие изнутри, превращающее в комок боли и страха перед каждым завтрашним днем.
        Чтобы умилостивить проклятого монстра молодой барон, стоило солнцу перевалить за полуденную отметку, отправлялся по привычному извилистому переулку, в обход центральной площади к желанной уютной таверне, где его ждало быстрое лекарство от всевозможных скорбей.
        Так и сейчас путь его пролегал к Медведю.
        Закат властвовал над городом, окрасив стены домов из красного песчаника в угрожающие кровавые тона. Стараясь не выходить на главную площадь, на которой находилось здание суда, а под ним тюремные казематы, где лишь толща земли и толстая каменная кладка отделяли бы его от любимых сердец, Михаэль шел по темным окольным переулкам, с омерзением перешагивая через потоки помоев, текущие по водоотводным каналам в толще брусчатки. На город постепенно опускались тяжелые отвратительно пахнувшие сумерки, а вместе с ними, словно по велению гнусного подземного монстра на поверхность выползала всяческая мерзость, старающаяся держаться в тени при дневном свете.
        Дорогу Михаэлю преградила толпа грязных вонючих бродяг, вожделенно хрюкающих, словно возбужденные течкой боровы. Зажав в арке приблудную шлюху, они один за другим насиловали измученную женщину. Первая мысль вмешаться и помочь бедняге, моментально покинула Михаэля, стоило ему увидеть беззубый рот, растянутый в подобие улыбки, и довольные постанывания блудницы.
        Тьфу — плюнул с отвращением в ее сторону молодой человек и вынужденно свернув из проулка, попав таки на ратушную площадь.
        Она почти опустела, лишь несколько зевак продолжали исступленно наблюдать за мучениями колесованного сегодня вора. Его тело, распятое на огромном круге, было поднято высоко вверх на растерзание крылатым каркающим палачам, сужающим круги и бросающимся за очередным куском мяса, вырываемого из еще трепещущего живого тела. Несчастный пока сохранял признаки жизни, каждое падение птицы на его печень вызывало глухие стоны и мольбы о пощаде.
        Глупец!!! У кого ты просил милости? У обезумевших от радости наблюдать твою кончину двуногих существ?
        Михаэль с омерзением ответ глаза от пары влюбленных молодых людей, стоящих в обнимку и не отрываясь смотрящих вверх. Глаза девушки налились кровью от предвкушения скорой смерти колесованного, а рука ее сопровождающего невольно потянулась к паху, стараясь скрыть признаки возбуждения.
        Подступившая тошнота заставила Михаэля согнуться и присесть прямо на мостовую. Восстановив дыхание, направился в ближайший переулок, могущий вывести на окраину города, как внимание его привлек следующий персонаж человеческого апокалипсиса.
        Повешенный за одну ногу бродяга, уже потерявший сознание, а возможно жизнь из — за разрыва кровеносных сосудов, отчего его раздувшаяся голова напоминала распухший синюшный бурдюк, болтался на виселице, раскинув руки, напоминая, издали чудовищное насекомое. Скорее всего он был уже мертв, потому что ворон, сидевший на его груди, изогнув шею, одним мощным ударом клюва достал из глазницы кровавый глаз и с утробным клекотом немедля проглотил. Повешенный не дернулся.
        Михаэль, не выдержав, изверг на камни мостовой свой незамысловатый ужин. Вытершись платком, под издевательский смех зевак, он трусливо шмыгнул в переулок и не разбирая пути бросился прочь.
        Постепенно холодный вечерний воздух придал ему сил, вернув к жизни. Не помня, как добрался до городских ворот, он с облегчением взглянул на освященный факелами желанный трактир с медвежьим чучелом на крыше. У его ворот лежали подгулявшие бродяги и несколько нищих, рассчитывающих на милостыню, терпеливо терлись у окон заведения, подглядывая за выходившими на улицу.
        Михаэль, шатаясь, словно пьяный направился к входу.
        В этот момент яркая вспышка ослепила его, невольно зажмурив глаза, он сжался от страха. До его слуха донесся глухой раскатистый звук приближающейся грозы, рокочущий звук грома пронесся по небесам, заставивший Михаэля испуганно поднять глаза вверх. Мальчиком он безумно боялся молний и грохочущих небес, полагая, что именно так великий и справедливый Бог наказывает провинившихся грешников.
        Отчаянные, истошные крики заставили его оглянуться. Несколько человек стояли к нему спиной и показывали пальцами в небо. Михаэль поднял в указанном направлении глаза и ужаснулся.
        Молния попала в башню Южных ворот, вызвав на сторожевом пункте пожар. Стражники, отталкивая друг друга, в спешке покидали форпост. По каменной стене здания змеей пробежала трещина и одна из половин башни медленно поползла вниз.
        Старясь не слышать крики обезумевших о страха людей, под ногами которых разверзлась пропасть, Михаэль стремглав бросился к зазывающим уютным огням трактира и скрылся внутри.
        Его место, свято охраняемое толстушкой Магдой, ждало вместе с добродушной и глупой хозяйской дочерью. Девушка с одобрения отца, хозяина заведения была приставлена для увеселения богатого и важного гостя. Вот и сейчас румяная красавица, улыбнувшись ямочками на аппетитных щеках, расцвела при виде влетевшего в трактир испуганного Михаэля.
        Усадив его в уютный уголок, отгороженный от общего зала небольшой занавесью, расторопная трактирщица бросилась за любимым напитком завсегдатая.
        Через полчаса Михаэль, наслаждаясь согревающим его кровь хмелем смотрел на царящий в кабачке разгул полусонными глазами. Услужливая Магда, подливая пенную бражку, нескромно прижавшись к плечу не давала усомниться в своих намерениях. Ее пухлая наливная грудь, предусмотрительно выскользнувшая наружу из слегка расшнурованного корсета, жадно прикасалась к локтю Михаэля, вызывая в нем неясное томление. Эта девушка была нежеланна, но его тело имело другое мнение. Низ живота налился кровью и пульсировал от жажды пронзить доступную наливную плоть, высосать из нее жизнь. Он ненавидел и жаждал ее одновременно. Магда, исподволь почувствовав его расположение, стала еще более смелой. Ее рука, ненароком легла на его пах и мягко сжала его. Михаэль закрыл глаза и прикусил нижнюю губу от невольного наслаждения. Перед глазами змейкой замелькали отпечатки воспоминаний: налившаяся молоком грудь Кристины, сжимаемая в руке, влажный полуоткрытый манящий рот, следом протяжные стоны умирающего на колесе бродяги, торчащая возбужденная плоть зеваки, клекот насытившейся птицы… В тоже мгновение разум покинул его. Он злобно
впился в красные пухлые губы Магды, его рука требовательно разорвала шнурок на корсете и стиснула набухшую от бесстыдного желания грудь. Появившийся невесть откуда хозяин трактира предусмотрительно задернул занавесь, скрывая наслаждающихся страстью людей от чужих похотливых взглядов.
        Удовлетворив взбунтовавшуюся плоть на том же столе, где только что пил и ел, Михаэль довольно откинулся спиной к стене и зашнуровал гульфик. Изматывающая боль отпустила, но на место ее пришла пустота, верная подруга смерти. Дочь трактирщика, которую от только что под властью безумия и хмеля лишил невинности, тихонько постанывала в уголке, не сводя с него преданных собачьих глаз, продолжая поглаживать пухлыми пальцами розовый сосок. Она могла отныне рассчитывать на милость вельможи, которому подарила девственность. Михаэль воспринял это как должное. Ему внезапно стало все безразлично. Осознание истины настигло его, расставив все по местам и дав ответы на мучавшие вопросы.
        Смерть. Его смерть решит все. Поставит последнюю точку. Разрубил запутанные узлы.
        Ему внезапно стало легко на душе. Единственное правильное решение позволило его сердцу забиться с прежней силой, вернуло силы.
        Поднявшись из-за стола, не обращая внимания на мольбу томящейся от желания девицы, Михаэль, шатаясь, прошел к выходу, потом, словно опомнившись вернулся к стойке хозяина, и отрезав ножом кошелек, набитый золотыми гульденами, положил его перед ним. Это была достойная плата за поруганную честь его дочери. И через мгновение он уже стоял под зимними звездами и наслаждался январским ветром, трепавшим волосы.
        Пожелать умереть легче, чем это осуществить. Михаэль мучительно перебирал в голове способы лишить себя жизни.
        Самый лучший, испить чудесного настоя Регины, и обернувшись, в последний раз в восторге повыть на полную луну, отдаться свободе сильного волчьего тела. А потом, вдоволь навалявшись в снегу, выбежать навстречу охотникам и умереть под пулями их аркебуз.
        Но все эликсиры, настои, отвары, превращающие и врачующие безвозвратно погибли в огне.
        Что сейчас? Повеситься на собственном кушаке? Утопиться в проруби в Драйцене? Купить в лавке яду для травли крыс и испить его?
        Нет… Мучительная смерть не входила в планы Михаэля. Оставался шанс умереть в драке. Ничего не стоит найти подвыпивших горожан и нагло задрав, вызвать их на рукопашную.
        В поиске собственных палачей Михаэль прошел через городские ворота. За городской стеной царила кромешная тьма, обступившая его плотной стеной, через которую пробирались лишь раскаты и всполохи удаляющейся грозы. Постепенно глаза привыкли к темноте и стали различать окружающие предметы. Он дотянулся рукой до темнеющего вблизи толстого ствола дерева, крона которого терялась среди зубцов городской стены. Он обошел его на ощупь и без сил опустился на корточки.
        — Осторожнее, сынок! Не дотронься до меня… - хриплый шамкающий голос из темноты заставил Михаэля вздрогнуть от неожиданности.
        Отпрянув в сторону он спрятался за стволом и оттуда разглядывал странную сгорбленную фигуру, которую он вначале принял за обычный валун. Камень внезапно подал признаки жизни. Одетый в отрепья, полностью закрывающий тело и лицо человек, страшным каркающим голосом продолжил.
        — Искать смерти должен я, ведь ее мерзкие следы расползлись по моему телу синими бесчувственными пятнами, но страх совершить непоправимое лишает меня свободы выбора.
        Что говорить о молодом человеке, у которого всего то побаливает сердце, пронзенное несчастной любовью…
        Немного придя в себя, Михаэль осмелился приблизиться к прокаженному. Мысль дотронуться до его больных рук и получив смертельную заразу, отойти в мир иной — разве не выход? Но медленно умирать, теряя по очереди пальцы, увольте!
        — Искать смерть, разве не грех? Зачем? Сынок, когда она захочет, то сама тебя найдет. Я то знаю… Она моя верная подружка, доверяет все свои секреты, она мой единственный собеседник, после того страшного дня как первая синяя точка появилась на моем теле… Я знаю о ней все… Или почти все… А вот о тебе я узнаю сейчас. Подойди еще на шаг, не бойся, это безопасно… Вот здесь лежит затушенный факел, держи огниво — подожги огонь. Посвяти, я погадаю тебе. Стой!!! Спусти рукава, или одень перчатки, не бери огниво и древко голыми руками, я держал их…
        Михаэль испуганно отпрянул в сторону. Раскатав рукава шелковой сорочки, он разжег искрой трут, потом осторожно взял факел и развел огонь, освятивший несчастного калеку.
        Его холщевая хламида, грязная, превратившаяся в лохмотья полностью скрывала страждущее тело, лицо пряталось в глубоко надвинутом капюшоне. Михаэль видел лишь покрытые язвами губы, изогнувшиеся в нелепой страшной гримасе, должной служить улыбкой.
        Руки несчастного, были замотаны узкими болтающимися на ветру полосками ткани, которые скрывали искореженные проказой пальцы.
        Незнакомец восседал на стволе огромного срубленного дерева, ствол которого лежал вдоль городской стены, напоминая сказочного уснувшего дракона. Холод был недоступен больному телу. Сгорбленный человек не дрожал, несмотря на стужу и ледяной ветер, развивающую во все стороны его жалкие лохмотья.
        Прокаженный достал из складок хламиды засаленную колоду и, пошептавшись с ней, положил на ствол дерева.
        — Возьми прут, сын мой, и сдвинь им карты.
        Михаэль, воткнув факел в снег, послушно отломил от поваленного дерева ветку осторожно подцепил ею несколько карт и отодвинул их.
        — Хорошо… Посмотрим, каким именем назвала тебя судьба…. Выпал Маг. Карты мне не соврали. Передо мной действительно молодой полный энергии человек, решительный. Добивающийся желаемого, достигающего своей мечты… Почему ты смеешься?
        — Потому что таким я был еще месяц назад. Твои карты врут, незнакомец…
        — Погоди немного, гадание еще не закончилось. Сдвинь еще раз колоду.
        Михаэль снисходительно вздохнув, позволил калеке развлекаться. Толкнув палочкой карты, он с интересом ждал продолжения его нелепых фантазий.
        — Итак, история меняется… Колесо судьбы появилось на твоем пути, предвещающее суровые перемены, ведущие в темноту, полную опасностей, но не стоит беспокоиться. Знак колеса имеет важное значение, оно говорит о том что все вокруг в постоянном движении, что-то начинается, а что — то заканчивается… Пройдет и настигнувшая тебя беда… Колесо совершит оборот и все изменится… Сдвигай следующую карту…
        Михаэль неуверенно тронул веточкой колоду. Только что услышанное заставило его усомниться в легкомысленности происходящего.
        — Повешенный человек (Михаэль вздрогнул)… Сударь, у Вас много врагов?  — послышался неожиданный вопрос прокаженного.
        Михаэль молча разглядывал странную фигурку, висящую на одной ноге и раскинув руки в виде креста. Карканье голодного ворона, заглотавшего глаз казненного прозвучало в его голове, вызвав ледяную дрожь.
        — Эта невеселая карта предвещает Вам, любезный, отказ от части богатства, но если бы только это. Весь привычный мир перевернется с ног на голову, заставив Вас по другому взглянуть на него, и…
        — И что?
        — И пережить смерть души… - глухой голос калеки затерялся в складках капюшона
        — О Господи! Я не понимаю…
        — Сдвинь следующую карту, господин. Посмотрим, что далее ждет тебя… Разрушенная Башня, Бог мой…
        Михаэль перестал удивляться происходящему… Он поплыл по волнам судьбы, поняв что его настиг тот редкий случай, когда окружающий Мир начинает вещать устами встречного… Когда ты уже не властен что — либо изменить, когда остается лишь слушать…
        — Башня, разваливающаяся у тебя на глазах говорит лишь о том, что твоя старая жизнь закончена. Но вместо старой башни уже строится другая, более крепкая, а воздвигает ее для тебя…
        Михаэль, подчиняясь требовательному жесту замотанной в лохмотья руки, и вновь тронул колоду
        — А воздвигает ее для тебя… сам Сатана!  — внезапно прокаженный зашелся в смехе, похожим на куриное кудахтанье.
        Молодой человек покрылся холодным потом, наблюдая за судорогами больного.
        — Он начнет искушать тебя, несчастный молодой господин. И ты поддашься на его уловки, преследуя какую то очень важную цель… Сдвигай! Отшельник… Все просто, это я на твоем пути… Человек, способный дать мудрый совет и предостеречь от беды… Вот только послушаешься ты его? Еще одну открой.
        Михаэль послушно тронул колоду
        — Тебе выпала Смерть, мой господин. Но не стоит пугаться… Ведь это то, что ты малодушно ищешь… Почему тогда твое лицо побледнело? Карта означает лишь конец проклятия, освобождение от долгого безрадостного бесполезного пути, которым ты пойдешь, стоит лишь принять условия Темного господина. Очень редко карта означает смерть человеческую, но были и такие случаи… И наконец, эту карту я вытащу для тебя сам, позволишь?
        Михаэль быстро кивнул. Его сердце от волнения рвалось из груди.
        — Я вытащил для тебя самую счастливую карту, в конце испытаний, что уготованы судьбой, тебя ожидает Мир, исполнение всех заветных желаний, освобождение от скверны, выход из Тьмы…
        Все. Я закончил, господин… Не отблагодаришь ли меня?
        Михаэль потянулся к поясу, но вспомнив, что отдал кошелек трактирщику, смутился. Потом, не долго думая снял с пальца золотое кольцо, подаренное ему матерью и кинул прокаженному в подол. Тот быстро схватил его и привычным жестом поднес ко рту, куснув мягкий металл оставшимся зубом.
        — Спасибо за щедрое подаяние, господин. Теперь моя очередь дать тебе обещанный совет, в котором ты нуждаешься, не правда ли? Недаром, ты вышел за ворота без гульдена в кармане, надеясь на избавление от боли, что сжигает тебя изнутри подобно адскому факелу…
        Михаэль не верил свои ушам. Несчастный калека, не поднимая на него глаз, читал душу насквозь.
        — Я чувствую страдание, что ты испытываешь. Оно подобно моей проказе пожирает твое тело, не оставляя шанса на спасение… а спасение есть, мой щедрый господин… Только скажи, что за напасть стряслась с тобой… А я дам тебе совет, как от нее избавиться.
        Михаэль долго думал, как ему обрисовать свою боль. Его руки то сжимались в кулаки, то начинали судорожно крутить застежки на камзоле, бледное лицо исказила судорога. Наконец, его правая рука легла на уровень сердца, а изо рта вырвался стон.
        — Ооо! Не говори не слова. Молчи, несчастный! Твое тело, твои руки, безмолвные губы и безнадежный взгляд сказали главное. Твое сердце умирает от неразделенной любви… Так?
        Михаэль кивнул и устало закрыл глаза. Что ты можешь посоветовать мне, сумасшедший старик? Заставить Кристину полюбить меня?  — подумал он.
        — Нет, господин, я не смогу заставить ее полюбить Вас… Но помогу забыть ее… Желаешь?
        Михаэль рассмеялся.
        — Как ты остудишь мою любовь? Как ты охладишь сжигающую сердце страсть? Ты, полу мертвец?
        — Я только даю совет. все остальное сотворишь ты… Знаешь ли ты легенду, живущую среди жителей Шварцвальда о дровосеке Мунке, выменявшим у Голландца свое живое сердце на каменное и бездонный мешок с золотом придачу? Так вот — не все в этой притче вымысел, я знаю, что можно заключить особый договор с Темным человеком, живущем в этих местах, по которому он спасет твое умирающее от страдания сердце, он остудит его, сделает каменным. Желаешь?  — прошамкал беззубым ртом мудрец.
        — Да!  — вылетело из Михаэля судьбоносное решение,  — Да! Только где мне найти этого Темного человека, чтобы просить его о милости.
        Прокаженный опять радостно закудахтал по-птичьи.
        — А его искать не надо. Он сам найдет тебя, потому что уже давно ищет себе замену, уже давно идет по кровавому следу, оставленному твоим раненным сердцем…
        Но только мой тебе обещанный совет — не торопись, пожалеешь, равнодушие и холод заключат тебя в каменный мешок…, выбраться из которого позволит лишь…
        Истошное воронье карканье заглушило последние слова калеки.
        Ярко вспыхнув, факел внезапно погас, погрузив собеседников во тьму. Опустившись на корточки, Михаэль поднял огниво и щелкнув им снова поджег паклю.
        Его удивлению не было предела. Он стоял совершенно один. Прокаженного след простыл. Но Михаэля более напугало то, что на стволе дерева, где только что сидел калека, лежал нетронутый снежный сугроб. Ледяные щупальца страха безжалостно поймали Михаэля в ловушку. Отбросив в сторону факел, который зашипев, моментально погас, он стремглав бросился к освященным городским воротам и скрылся под их защитой.
        — Влюбленные самые скучные и самые предсказуемые существа на свете, они без труда позволяют управлять собой, инстинктивно преследуя лишь одну слепую цель — остаться вместе. Какое наслаждение пользоваться чужим даром небес, осторожно дергая за ниточки, направляя его по своему усмотрению, добиваясь поставленной цели…  — уголки губ Конрада вздернулись в довольной улыбке. Он приоткрыл окно крытой повозки., приближающейся к поместью и выглянул наружу. Зимний слякотный город остался позади. Все вокруг окутали тяжелые влажные сумерки, опустившиеся на аллеи парка и садовые лужайки поместья плотным лилово — дымчатым саваном. Мелькающие расплывчатые огоньки факелов у ограды означали, что слуги поспешили ему навстречу, стараясь выразить глубокое почтение.
        — Мои заблудшие овцы…  — снисходительная улыбка вновь коснулась губ.
        День епископа закончился на редкость удачно.
        Он смог добиться у Кристины обещания свидетельствовать против Регины, или по крайней мере своим молчанием подтвердить ранее вынесенные обвинения несчастной в колдовстве. Нельзя сказать, что это решение далось загнанной в угол кознями епископа девушке легко.
        Но на разные чаши весов им были помещены жизнь ведьмы и ее ненаглядного Якова, до сих пор томящегося в секретных покоях поместья. Заботливый уход поставил парня на ноги, от ожогов на лице практически не осталось и следа, придворный костоправ вылечил вывих бедра. Отныне художник мог передвигаться без посторонней помощи, лишь опираясь на костыль. Куда более несчастного волновала изувеченная рука, которой он не мог держать кисть, не испытывая боли. Яков находился в полной власти эпископа, мог быть лишен жизни и стерт с лица земли небрежным жестом его руки. По щелчку пальцев.
        Кристина, услышав требования святого отца, сначала не могла взять в толк, почему тот вероломно ее обманывает, пообещав единожды спасти Якова от пыток, он тем не менее сделал его разменной монетой в куда более жестокой ставке. Девушке пришлось выбирать между самыми дорогими ей людьми. Зародившаяся в ней новая жизнь не оставила ей шанса достойно отказаться от тяжелого испытания. Будь она одна, то презрела бы угрозы Конрада и, если бы он погубил художника, то немедля взошла бы на костер.
        Невинное дитя, ждущее появление на свет, не оставило ей смелости ответить на иезуитское предложение немедленным отказом. Она будет вынуждена предать женщину, чьи руки приняли ее на свет, тем самым спасая свою любовь и надежду на будущее.
        Епископ торжествовал, видя бездонную пропасть, что разверзлась перед несчастной, лакомясь безжалостно терзающими ее душевными муками.
        Когда он, заручившись ее согласием лжесвидетельствовать, покидал келью, Кристина, упав на колени в мольбе протянула к нему руки. Она просила дать ей возможность покаяться перед Региной, до того момента, как начнется последнее заседание.
        — Я позволяю тебе, дитя мое, испросить ее прощения, если сможешь, но помни, изменишь данному слову, я велю твоему Якову заново перемолоть все кости одну за другой. Можешь не сомневаться.  — в голосе эпископа проскрежетали злобные металлические нотки.
        — Обычно я не оставляю свидетелей своей слабости. То, что тебе удалось однажды вырваться из моих цепкий когтей, непозволительная удача!
        Кристина удивленно подняла на него красные от слез глаза.
        Конрад невозмутимо продолжил.
        — Один раз ты увидела, вместо того, чтобы почувствовать. Уверен, что порой мучаешься от сожаления, что не спустилась тогда вниз с галереи…Он отметил тебя, боль отныне предвосхитит желание…
        Девушка, громко вскрикнув, упала на каменный пол без чувств.
        Досыта наевшись ее страдания и страха, святой отец, довольно ухмыляясь, крепко закрыл дверь кельи.
        — Глупцы!! Слепые котята!  — прошипел его голос в темноте коридора.
        Светлая половинка души немедленно возразила — И тем не менее, ты восхищен и завидуешь им…
        — Чему? Роковой ошибке, что она готова совершить?  — опровергла темная сторона.
        — Нет, ее горячему любящему сердцу… в отличии от твоего проклятого застывшего камня!
        — Отнюдь, лукавый ангел! Я уже близок к освобождению…
        — Тогда постарайся найти неоспоримые доводы, которые убедят новоиспеченного глупца, которого ты наметил в свои преемники!!
        Темная сущность эпископа снисходительно усмехнулась
        — Ты меня недооцениваешь! Убеждать я умею.
        Спустя полчаса Конрад, вернувшийся в поместье, приоткрыл дверь в небольшие скромно убранные покои. Дрожащий свет масляных светильников, закрепленных на стенах, создавал ощущение спокойствия и уюта. За небольшим столом, на котором потрескивала чадящая смолой лучина, согнувшись над холстом, сидел Яков, его перевязанная правая рука держала кусок угля, неумело сжимая его двумя пальцами искалеченной руки. Привычные движения вызывали в его раздробленной кисти невыносимую боль. Стиснув зубы, художник пытался вновь учиться рисовать. Но уголь неумолимо падал вниз.
        Конрад некоторое время следил за безуспешными попытками. Разум его на мгновение тронуло сочувствие, но эпископ подавил непривычное чувство. Уже второй раз за день, как он испытывает забытую слабость к низшим существам. Восхищение их стойкостью и готовностью к самопожертвованию.
        Его ставшей огромной тень бесшумно прокралась и вызвав испуг художника послушно замерла за спиной хозяина…
        Сегодня Конрад принес художнику радостную весть, даровав надежду на скорую встречу с любимой.
        — Будь готов Яков, к вечеру второго дня. Последуешь за доверенным человеком, не спрашивая ни о чем, не молви ни слова, сядешь в повозку и, плотно зашторив окна, сохраняя молчание и выдержку, будешь ждать. Терпеливо ждать столь долго, сколь необходимо… Стоит тебе ослушаться, заговорить с кем — либо или показать лицо, не видать тебе Кристины как своих ушей. Внял ли ты, сын мой?
        Взволнованный Яков исполненный благоговения схватился со стоном за больное бедро и медленно опустился перед Конрадом на колени. Глотая слезы благодарности, дрожащими губами коснулся полы его фиолетовой мантии.
        Конрад великодушно протянул ему кровавый рубин для поцелуя
        — Полноте, полноте… Сын мой. Оставь свои слова благодарности Всевышнему. С его соизволения я спасаю жизнь тебе и твоей любимой. Во истину неисповедимы пути твои, Господи… Веди нас подобно пастырь своих заблудших овец в царствие Божие… Аминь.
        Яков, с трудом приподнявшись, троекратно перекрестился и закатив глаза ввысь, сотворил благодарственную молитву.
        Холодный сапфировый глаз снисходительно прищурился.
        — Восторженный влюбленный глупец… на твое сердце я бы точно не польстился…оно приторно от любовной патоки… Того и гляди засахарится, словно святочная карамель…. А вот другое, где сладость перемешана с полынной горечью разлуки, которое изъедено червоточинами ревности и кавернами разочарования, покрыто шрамами безысходности, оно во сто крат изысканнее, вкуснее и желаннее. Конрад зажмурился и нарисовав желанный образ, с наслаждением облизал кровоточащее сердце, трепещущее в его руке.
        Следующим утром, под дверь комнаты барона фон Берен была подсунута записка с разрешением предстать перед Его Святейшеством, Конрадом Макленбургским.
        Михаэль, прочтя послание, прижал его к груди и робко улыбнулся. В кромешной тьме впервые забрезжил лучик слабой надежды.
        Молодой клирик, вспыхнувший словно маковый цвет при виде Михаэля почтенно наклонивши голову и потупив взор, открыл перед ним дверь в покои своего господина.
        Михаэль, вскинув бровь, скользнул по зардевшему лицу паренька удивленным взглядом — Смущается, словно девица… и, сняв шляпу, переступил порог в покои Светлейшего.
        Конрад, восседающий за необъятным письменным столом из красного дерева, приветствовал вошедшего радостной улыбкой, позволившей зародившейся в сердце Михаэля надежде вспыхнуть с новой силой.
        — Присаживайся, сын мой, располагайся удобнее и говори, что за дело привело тебя ко мне. Хотя, я безусловно догадываюсь о цели твоего визита.
        Михаэль, сев напротив эпископа, положил шляпу на колени, аккуратно расправив фазанье перо.
        Его пальцы дрожали от волнения, мысли путались. Холодный пот струился по спине. Некоторое время он боролся с нерешительностью, но подняв глаза на доброе приветливое лицо собеседника, взял себя в руки и, придав голосу твердость, быстро произнес:
        — Ваше Святейшество, я просил Вас об аудиенции по одной единственной причине… Умоляю смягчить приговор, который собирается вынести церковный совет моей кормилице и женщине, что носит под сердцем мое дитя. Я готов отдать жизнь за их спасение, готов пожертвовать в пользу церкви значительную часть моего будущего состояния, готов на все, что бы смогло спасти невинных от костра.
        — Нет наказания без вины, помни это и не торопись с обещаниями, сын мой… Ты сулишь слишком много…  — голова эпископа опустилась в тень, он не мог скрыть торжествующей улыбки (как все предсказуемо).  — Чтобы восторжествовала справедливость, не надобно многого. Правда всегда найдет путь сквозь смрад лжи… Но порой путь ее долог. А ждать ты не намерен…
        — Ваше Святейшество, умоляю, принять от меня денежное или любое другое подношение, это все, что я могу дать. Если ценой своей собственной жизни я могу помочь любимым людям, то, не сомневаясь ни секунды, вырвал бы из груди сердце…
        Епископ от неожиданности вздрогнул и заметно побледнел. Его синие глаза жадно сверкнули и налились кровью.
        — Сердце говоришь… Дойдет и до него очередь, не спеши,  — сквозь зубы прошептал он. И громко добавил
        — Ежели ты по искреннему велению душевному согласен перечислить нашей епархии небольшой земельный удел, который отойдет тебе после смерти баронессы фон Берен, а точнее треть ее доли, то я клянусь посодействовать освобождению дорогих твоему сердцу людей.
        Твоя матушка может предстать перед Святым престолом в любой момент, как это не прискорбно, все мы смертны, и мне хотелось бы верить, что ее будущее пожертвование во благо католической церкви станет пропуском благочестивой прихожанки на небеса.
        Михаэль не верил своим ушам. Он не мог рассчитывать на столь легкое согласие эпископа. Треть земельного удела, переходящего ему по наследству, не представляло особой ценности.
        Определение же, данное Магдалене — благочестивая прихожанка — вызвало его саркастическую усмешку. Возможно его жертва хотя бы немного смоет грехи, совершенные матерью последнее время. Магдалена лишилась остатков разума, поддавшись роковой жажде нескончаемых плотских утех, Михаэль потерял счет поменявшейся в ее замке челяди, в значительной степени юных мальчиков и невинных девушек, набираемых ее услужливыми соглядатаями среди жителей, принадлежащим им земель. Магдалена упивалась девственностью, что бессовестно крала у робких безответных детей. Лакомилась их совращением и неминуемым раскаянием.
        Видя молчаливое согласие молодого собеседника, Конрад не мешкая, составил доверительную грамоту, вписав в нее свое имя как получателя, а имя молодого барона как дарителя.
        Михаэль, не дрогнув, незамедлительно поставил подпись под соглашением.
        — Прекрасно, сын мой. Святая Церковь никогда не забудет твоего искреннего дара. Я же клянусь, что спасу двоих знакомых тебе людей от неминуемого костра.
        Довольный Михаэль откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он не заметил, какой змеиной радостью осветилось лицо Конрада. Перемена с тем произошла лишь на мгновение, когда Михаэль взглянул на эпископа, то вновь увидел обеспокоенного, готового помочь советом и делом священнослужителя.
        — А теперь скажи мне, дорогой мальчик, как часто приходила к тебе мысль о самоубийстве?
        Михаэль вздрогнул всем телом и напряженно выпрямился в кресле.
        — Простите?
        — Не бойся меня, открой душу, расскажи о вещах, беспокоящих тебя кроме судьбы двух женщин.
        Во мне ты найдешь внимательного и чуткого слушателя и получишь дельный совет.
        Виски Михаэля сжались от неожиданной боли, разум затуманил морок, и робкий внутренний голос шепнул — Берегись…
        Истошные крики ворон, круживших над городскими воротами зловещим эхом, коснулись границы его воспоминаний….
        Ласковые ясные, словно безоблачное майское небо глаза Конрада успокоили его странные волнения, они призывали довериться и открыть сердце, исповедаться в боли.
        — Я вижу, что душа твоя светла и безгрешна, дитя мое,  — продолжал увещевать Конрад,  — но сердце принадлежит столетнему старику, сокрушенного смертельным горем, похоронившем всех своих близких. Доверь мне печаль… и благодать Господня коснется тебя крылом ангельским.
        Разум Михаэля поплыл по волнам тихого проникновенного голоса. Баюкающего, успокаивающего, безмятежного…
        По щекам поползли невольные слезы.
        — Если хочешь плакать, плач, освободи душу, страдающую по чьей то вине…
        — Вы правы, святой отец,  — Михаэль всхлипнул, словно маленький обиженный ребенок,  — я уже несколько раз задумывался о смертном грехе, я мечтал о смерти и искал ее…
        Епископ терпеливо ждал. Лед тронулся.
        — Мое сердце разрывается в клочья от неразделенной любви. Я спасаю самое дорогое, чтобы немедля ни минуты отдать другому. И мой ребенок родится вдали, не зная имени родного отца…
        — Ах ты о Кристине?  — сделал удивленное лицо Конрад., - Бедный мальчик… поистине мука твоя нестерпима… Но Христос проповедовал нам о бескорыстной любви к ближним. Позволь ей стать счастливой и возрадуйся!
        Михаэль сжал от бессильной злобы кулаки.
        — Не могу… Я пытаюсь, но не в моих силах принять веление Сына Божьего… Я слаб и грешен… Я ничтожен.
        — Не кори и не унижай себя… У человека всегда есть выбор. Один путь ведет к светлой жертвенной любви, другой открывает дверь в мир безмолвия, вечного льда, равнодушия, силы и стойкости…
        Михаэль поднял на Конрада красные от слез глаза. Он ждал пояснения.
        Голос епископа вновь зажурчал подобно горному ручью, погружая его в легкую дрему. Веки Михаэля потяжелели, он боролся с неожиданным сном, но тихий голос собеседника продолжал звать в мир грез. Тело оцепенело, оставался живым лишь разум.
        Молодой человек с удивлением заметил, как меняется окружающая обстановка, исчезли затканные узорным шелком стены епископских покоев, бесследно пропал стол и кресла, за которыми они сидели. Свежий ветер принес запах хвои и луговых цветов. Вокруг шумели столетние ели, сплетаясь кудрявыми верхушками, а высоко в небе сужая круги, летали крикливые черные вороны.
        Неожиданный запах жаренного на углях миндаля, что обычно продают детям в вощеных кулечках в святочную неделю на главной площади Марцелля, защипал у него в носу. Михаэль недоуменно повертел головой в поисках шарманщика, торгующего лакомством, но кроме еловой чащи, окружившей лесную полянку плотной стеной, их двоих и кружащегося стонущего воронья в странном сотканном иллюзией мире не существовало.
        Вместо привычной фиолетовой сутаны и ермолки на Конраде оказался щегольской шитый золотом бархатный камзол с кружевным высоким испанским воротником, его седые волосы потемнели, морщины разгладились, бледная кожа налилась румянцем. Сапфировые глаза переливались чарующим блеском. Перед изумленным Михаэлем среди мягкой изумрудной травы сидел на корточках необыкновенной красоты мужчина, держащий в руках небольшой прозрачный камень округлой формы.
        — Когда-то я заключил очень выгодную сделку с таинственным другом, а сейчас предлагаю тебе, Михаэль, пройти моим путем, наполненным радостью и спокойствием, стойкостью и смелостью, невозмутимостью и беспристрастностью, справедливостью и ясностью.
        Молодой человек, находясь под влиянием чар, не сводил восхищенных глаз с собеседника. Еле ворочая языком, он произнес
        — Что за сделка?
        — О! Пустяк, я заменил окровавленное израненное болью и ревностью сердце на вот этот необыкновенной красоты горный кварц. Посмотри, как искрятся и переливаются в лучах солнца его бесчисленные грани! Поистине — он прекрасен, божественен!
        Михаэль открыв от изумления рот, восторженно кивнул — он никогда раньше не видел подобной красоты. Его рука непроизвольно потянулась к кристаллу.
        Молодой Конрад отвел камень в сторону.
        — Попробуй открыть для себя новый мир, где нет места боли и страданиям, нет места слезам и обидам, зависти и ревности. В мире — где ты Великий Господин всего сущего, хозяин собственной жизни. Все богатства, скрытые от глаз отныне видны тебе. Тайные мысли людей читаемы подобно открытой книге. Они пойдут за тобой подобно овцам и вложат ключи от собственных душ в твои руки. Согласен ли ты на столь выгодный обмен, сын мой?
        Или тебе по вкусу другая жизнь?
        Конрад щелкнул пальцами, и перед глазами Михаэля возникло брачное ложе, где стонущая от наслаждения Кристина, прикрыв круглый живот руками, принимала в себя ласки ненавистного Якова.
        Михаэль согнулся пополам от невыносимой боли.
        — Да! Я согласен. Не мучай меня, молю!
        Как по мановению волшебной палочки на коленях Конрада появился скрученный в трубочку пергамент с заранее написанным договором обмена. Выкопав ногтем в земле небольшую ямку, преобразившийся епископ макнул с нее невесть откуда взявшееся перо и протянул Михаэлю.
        — Вот здесь, поставь свою подпись, сын мой!
        Рука молодого человека неуверенно дрогнула, но стоило ему закрыть глаза, как перед ними вновь возник образ возлюбленной, улыбающейся рожденному младенцу, имя которого ему неизвестно.
        Отогнав усилием воли наведенный кошмар, Михаэль быстро поставил темный росчерк.
        — Нужно ли нам скреплять договор кровью?  — невольно вырвался у него вопрос
        — Конечно, как же без крови…  — Конрад ослепительно улыбнулся — ты его обязательно скрепишь кровью, но только не своей. А кровью врага и предателя… Иначе, задуманное не свершится.
        Михаэль хотел подробнее расспросить епископа, кого он имеет в виду, но тот предупредительно поднял руку, приказывая молчать, и сделал странный резкий зигзагообразный жест, словно отодвигая невидимый занавес.
        Переливающийся радужными красками сказочный мир померк и Михаэль провалился в недолгое забытье.
        Когда спустя несколько мгновений сознание вернулось, то молодой человек увидел себя сидевшим в кресле напротив эпископа, склонившемся над столом и подписывающем бумаги, принесенным служкой, подобострастно изогнувшимся за спиной своего хозяина. Михаэль тряхнул головой, отгоняя наведенный морок. Он ничего не помнил из случившегося. Привидевшаяся в лесу чудная история показалось ему сном.
        Закончив с бумагами, епископ поднял на него глаза, спрятанные за круглыми стеклами очков.
        — Я утомил тебя, сын мой. Пока ты дремал, я позволил себе немного поработать. Мною только что подписан указ об освобождении твоей любимой из под стражи. Как видишь, половина данного обещания выполнена.
        Михаэль воспарял духом.
        — Только она должна присутствовать на заключительном заседании суда. Лишь после оглашения приговора, ты вправе забрать Кристину,  — твердым голосом добавил Конрад и отложил в сторону перо.
        Епископ поднялся из-за стола, давая понять, что аудиенция закончена.
        Конрад Справедливый всегда выполнял данные обещания. Кристина, получившая возможность встретиться с Региной только что закончила прерываемый слезами рассказ о ее последнем разговоре с Его Святейшеством.
        Не скрывая ничего, признавшись в грядущем предательстве, Маленькая Птичка, сидя на табуретке в уголке камеры, сжалась от страха в предчувствии неминуемого гнева своей наставницы. Но Регина молчала. Она смотрела на загнанную в угол несчастную с искренним сочувствием и думала о своем.
        " Он не мог не воспользоваться ловушкой, куда сам заманил тебя, глупая девочка. Искусно расставленными силками, куда ты залетела… И напившись сполна твоей боли, он вынудил пойти на бессмысленное предательство, которое изменит жизнь навсегда.."
        Кристина осмелилась, наконец поднять на нее глаза и вскрикнула от удивления. Регина грустно улыбалась. Потом заговорила.
        — Я хочу рассказать тебе небольшую сказку о белой голубке и черном вороне. А потом, дам последний совет.
        ….В одном сказочном лесу, где сосны и ели своим верхушками касаются бескрайнего неба, где хрустальные воды горных ручьев текут по затаенным тенистым просекам, где на лесных лужайках растут необыкновенной красоты цветы и шумят душистые травы, жила свободная как ветер, прекрасная как чудесный сон, белоснежная словно горные вершины, искрящиеся под солнцем гордая и свободолюбивая голубка.
        Одним днем хищная воронья стая налетела на уставшую птицу, но могучий черный ворон — одиночка, рискнув собственной жизнью отбил ее от своих голодных сородичей.
        С того самого дня они были неразлучны и делили небо пополам. Они любили друг друга беззаветно, но приближалась зима, и голубка была вынуждена покинуть Черный Лес до наступления холодов. Стоило первому снегу запорошить верхушки елей, как она исчезла.
        Сколько бы не искал ее печальный ворон, сколько бы не кружил над лесом, видел он лишь сверкающий снег, так похожий на ее оперенье. Его любимая исчезла без следа.
        И тогда, не помня себя от горя, он опустился на лесную поляну, белую от выпавшего снега и мощным клювом выклевал свое живое сердце, а вместо него вложил в грудь кусочек горного кварца, сверкнувший на солнце.
        Когда с приходом весны его любимая вернулась из теплых стран, ворон уже не мог подняться в небо. Камень в груди тянул его к земле, не позволяя взлететь. Напрасно кружила над ним грустная голубка, напрасно звала ввысь. Ставший подобно ящерице, ворон мог лишь ползать по земле и питаться падалью….
        Последнюю каплю пролитой крови из вырванного сердца, ставшей огромным рубином он подобрал с земли и вставил в оправу.
        — Он стал человеком?  — в недоумении спросила Кристина.
        — Он всегда был им, так же как и она.
        — Не понимаю…, а как же птицы?
        — Это были их свободные души.
        Кристина нахмурилась
        — Я видела кольцо с огромным рубином на пальце у Его Святейшества…
        Регина встала с кровати и отошла к окну, повернувшись к Кристине спиной.
        — Так оно и есть…
        — А кем была она?  — робко спросила девушка и осеклась, ответ стал очевиден.
        — Я рассказала тебе эту притчу, чтобы снять часть вины за невольное предательство, которое совершится не по твоему злому умыслу.
        Голубка устала жить без любви вдали от того, кому навсегда отдала свое сердце. Уже долгое время меня мучает смертельный недуг. Врачуя тела страждущих, я забыла о себе. Если бы ты отказалась от предложения Конрада и не стала лгать, то все равно не смогла бы спасти меня от неминуемой смерти.
        Кристина молча плакала, постигая страшную истину.
        — Но, милое мое дитя, епископ знал, что я добровольно сдалась в руки его стражников, он знал, что я готова к смерти, что сама пришла за ней, но тем не менее вынудил тебя дать страшное обещание. Его каменное сердце безжалостно и ненасытно. Загнав тебя в угол, он навлек кару, которая будет преследовать тебя в следующих воплощениях.
        Кристина взмолилась
        — Матушка! Я ничего не понимаю!
        — Неминуемое предательство, что ты совершишь, темным отпечатком останется с тобою навсегда. Из века в век ты отныне будешь предавать близких людей, невольно, не желая им зла. Скорее так будут складываться ваши пути, что преступление станет неизбежным. Вечное раскаяние и покаяние, постоянный поиск любви. Вот чего добился жестокосердный ворон. Он заключил тебя в колесо, словно обезумевшую белку, но и не тебя одну. Отныне ваши судьбы станут неразделимы. Вас троих, тебя, Якова и Михаэля. Рождаясь снова, вдали или вблизи, возможно изменив внешность, забыв о прошлом, вы будете словно магниты тянуться друг к другу с единственной целью — завершить круг. Заскользите по реке времени. Поплывете по ней словно упавшие кленовые листья… Как и мы…
        — Свидимся ли мы еще, дорогая Регина?
        — Не сомневайся, Маленькая Птичка. Возможно, ты меня не узнаешь. Но стоит тебе лишь перешагнуть порог, как я вспомню твое имя.
        Глаза Кристины залились слезами
        — Матушка, я боюсь.
        Регина подошла к сжавшейся в комочек молодой женщине и положила ей на голову руку. Несколько мгновений она беззвучно шептала только ей известные слова, потом нагнулась и поцеловала Кристину в лоб
        — Я прощаю тебе дитя мое, что случится завтра. Люби и будь любима, соверши то, что стало не под силу нам с Конрадом, наслаждайся жизнью и не забывай мечтать. Человек умирает вслед за своей последней мечтой.
        Кристина улыбнулась и поймав руку Регину, прикоснулась к ней губами.
        Ведунья вздрогнула от ее искреннего чистосердечного признания и смущенно опустила глаза. Сев на кровать напротив Маленькой Птички, она цепко поймала ее взгляд и сказала
        — А теперь самое главное. Мое завещание.
        Девушка побледнела словно полотно, но глаз не отвела.
        — Вспомни мой подарок, девочка. Кукла, что заговорила с тобой. Ты с ней никогда не расставалась…
        — Да, она здесь… Я оставила ее в своей келье. Она нужна тебе?
        — Нет. Не перебивай. И внимательно слушай…На ее шее на кожаном шнурке висит странный знак, изображающий двух переплетенных змей…
        — Да, это так! - Кристина нетерпеливо подала голос.
        Регина улыбнулась.
        — Девочка, запомни мои слова, как бы не попросил у тебя его Конрад, что бы не сулил, горы золота или серебра, власть над людьми, бессмертную любовь, не верь лжецу! Умоляю тебя, моя дорогая — не отдавай ему эту вещь никогда. Он не может и не должен владеть тем, чего не достоин. Иди пока не достоин. Помни, кто бы еще из смертных не просил у тебя подвеску, откажи. Отныне она принадлежит только тебе и мне. Когда-нибудь, не теперь… я приду за ней. И ты ее вернешь. А пока сбереги, спрячь, утаи. Обещаешь?
        — Да,  — выдохнула Кристина. Не поняв деталей, она смогла уловить смысл., - Клянусь, что она останется со мной до конца жизни.
        Регина грустно улыбнулась, и низко опустив голову, прошептала
        — Надеюсь, у него хватит силы отпустить тебя раньше, чем все случится. А теперь обними меня, дитя, ибо более мы не сможем быть столь близки. Прощай, как я прощаю тебя. Ступай. И постарайся этой ночью выспаться, завтра будет тяжелый день…
        Буквально на следующий день погода смилостивилась над москвичами. Ненавистный дождь выплакал слезы, мрачные тучи исчезли без следа. У утра субботы на лазурном осеннем небе не было ни облачка. Солнце сияло над городом, возвращая смытую дождем радость. Настроение Маши напрямую зависело от метеосводок, и сегодня ей определенно понадобятся силы для разговора с Ириной, тема которого представляла собой абсолютную загадку.
        Она пришла ближе к вечеру, основательно подготовившись, одетая с иголочки, отгородившаяся с порога холодным стальным взглядом, усиленным хищным мейк апом. Сев на привычное места кухонного уголка, сложила руки на груди, подсознательно продолжая обороняться. Ухоженная, стильная, стройная как газель, холодная Снежная Королева… Она стала еще более привлекательной, она ослепляла особым блеском в глазах, который появляется лишь в определенные периоды жизни.
        Маша заинтриговано наблюдала за Ириной, потом спохватилась и предложила чаю.
        Ира удивленно вскинула красивые темные брови и снисходительно улыбнулась.
        — Если я пришла к тебе в дом, это совсем не значит, что наши отношения наладились.
        Маша тихо опустилась на место и замерла в ожидании, предвкушая.
        Ирина долгим оценивающим взглядом ощупала бывшую соперницу, пересчитав все видимые дефекты и морщинки, перевела глаза на старый кухонный гарнитур, на занавески, небрежно скользнула по горке вымытых тарелок…
        — Нда… Слышала, что ты к Смирнову ушла? Неужели в частной клинике не достаточно платят, чтобы, по крайней мере, сменить закопченные гардины? Или купить новую мебель? Посмотри на углы!
        Маша терпеливо молчала, пока закончится обычная прелюдия, и собеседница отплюется ядом.
        — Или все на бухло уходит? Мне говорили, ты круто взялась…
        Девушка встала и, отвернувшись от Ирины, спрятала перекосившееся от злости лицо. Пока заваривала себе чай, приступ гнева миновал. Маша вернулась на прежнее место с ангельской улыбкой.
        — Ира, позволь напомнить — ты сейчас на моей территории. И не я попросила о встрече. Так что ближе к делу.
        Ира удивленно округлила глаза и довольно ухмыльнулась.
        — Оу! У овечки успели отрасти зубы. Хорошо, не буду терять время. Я хочу сделать предложение, от которого ты вряд ли откажешься. А если начнешь цену набивать, то я напомню что за тобой моральный должок…
        — Что ты хочешь?
        — Возьми Дениса к себе, в придачу получишь небольшой уютный загородный дом в Блекфоресте.
        Маша не верила своим ушам. Она онемела от изумления. Могла предположить все, что угодно, но то, что Денис стал разменной монетой…вещью… Хотя именно такой он всегда и являлся…
        Вырванной из рук другой женщины, забывший собственного ребенка, сытый, пьяный, красиво упакованный презент.
        — Наигралась? Надоел? Бывает…  — спокойно ответила Маша., - только почему ты ко мне пришла?
        Кстати — где ты сказала домик находится, что в придачу к бывшему отдашь?
        — В Блекфоресте — в одном из экологически чистых районов Клязьминского водохранилища. Мы тогда выбирали между этим коттеджным поселком и Голубым Заливом, и хотя Форест только коммуникации прокладывал — Динька выбрал именно его. Больно ему название приглянулось.
        Маша философски улыбнулась — Что за чертовщина творится с Черным Лесом, почему он преследует ее в различных интерпретациях? Или это знак…
        Ирина внимательно следила за реакцией хозяйки квартиры, просчитывая дальнейшие шаги.
        Заметив ее рассеянную улыбку, решила пойти обходным путем
        — Маш, ты же любила его? И до сих пор любишь… Я вижу.
        Девушка молчала, отчаянно стиснув под столом кулаки.
        Ирина, посчитав ее молчание согласием, взбодрившись, продолжила
        — У меня немного изменились обстоятельства. Я выхожу замуж, точнее я выйду замуж при условии, что Денис будет пристроен (Почти сказала — в добрые руки).
        Иначе муки совести сна лишат. Тебе не отдала, и самой стал не нужен. Словно собака на сене. Я последнее время все чаще о душе думаю. Как то гадко у меня там… Маш, у тебя коньяка не найдется?
        Девушка отрицательно покачала головой.
        — Ладно. Мне идти пора. Подумай о моем предложении на досуге.
        Ира попыталась встать, но Маша жестом остановила бывшую подругу.
        — Присядь! Он знает, что у тебя другой?
        Ирина послушно опустилась на уголок
        — Догадывается. Он извел меня допросами, слежкой, подслушиванием разговоров. В доме нет компьютера, вся переписка с Бруно у меня в офисном. Мне жаль его, Маш!
        Внезапно лицо Снежной Королевы поплыло, начало таять, в уголках глаз навернулись слезы, а на карминных губах неожиданно заиграла робкая улыбка.
        — Если бы ты знала, как я сейчас счастлива. Я познакомилась с Бруно на отраслевой конференции в Гессене и с того моменты мы больше не расставались. Постоянно поддерживали связь по мейлу, по телефону, Скайпу, как угодно. Он уже приезжал в Москву, я летала в Германию знакомиться с его мамой… Все решено.
        Ирина вмиг помолодела. Ее глаза сверкали счастливым блеском впервые влюбленной женщины.
        — Как я мечтаю пожить другой жизнью, не думать о завтрашнем дне, не подсчитывать расходы, не сводить баланс, не грызть своих подчиненных только из — за того, что они моложе и перспективнее. Я устала быть бабой с яйцами!! Понимаешь? Я хочу быть как все — слабой, зависимой, нежной, скучной, смешной, наивной, восторженной, просто Женщиной… Такой как ты!
        Маша все понимала. Понимала она так же и то, что согласится встретиться с Денисом при одном условии — Ирина должна ему во всем признаться и как можно скорее.
        Она ничего не обещала, она согласилась лишь увидеться с ним. А потом будет решать сердце.
        Маша была уверена, что оно ее не подведет. Оно никогда не подводило.
        Завершенность действия, один из принципов гештальт терапии, подразумевающий стремление к абсолютной целостности личности, избавление от фантомных болей, спровоцированных недосказанностью и неопределенностью.
        В большинстве ситуаций люди по-настоящему хотят и стремятся к завершенным переживаниям, им нравится чувство уверенности и полноты. Точнее — Законченности отношений.
        Исходя лишь из терапевтических целей, Мария уже битый час сидела рядом с молчавшей Ириной на переднем сидении ее Опеля. Они ехали навестить Дениса в Блекфорест.
        Он всегда любил розы, интересовался их разведением. Теперь его увлечению ничего не мешало. Последнее время в Москве Денис Морозов даже не появлялся
        Бывшие подруги перебросились от силы парой слов приветствия. На вопрос — рассказала? Ирина мрачно кивнула и не продолжила тему. Маша уже несколько раз пожалела о принятом решении. Вмешиваться в семейный конфликт во второй раз казалось безумием. Но, тем не менее, она рискнула на шоковую терапию исключительно ради себя, ради пресловутой завершенности и целостности.
        "Через несколько минут я увижу Дениса. Пришло время закончить прерванный почти на целый год разговор."
        Красный Опель притормозил у высокого кирпичного забора. Нажав на потайную кнопку, Ирина подождала, когда металлические ворота раскроются, и въехала во двор.
        Одноэтажный панельный дом, с входом посередине, увитый диким виноградом и усаженный по периметру розовыми кустами являл собой последнее пристанище Дениса Морозова Маша с любопытством огляделась вокруг. В саду никого не видно, возможно хозяин был занят делами внутри.
        Маша ловила себя на мысли, что совершенно не волнуется предстоящей встрече. Иссушающая, казавшейся непреодолимой и вечной, боль миновала. Незаметно…предсказуемо прошло…иссякло волшебное чувство…Осталось лишь стремление закончить недосказанную фразу, не более…
        Ирина жестом пригласила следовать за ней и поднявшись к двери, открыла ее.
        Денис неподвижно сидел в кожаном кресле напротив входа с сигаретой в руках. Он словно ждал их.
        Его лицо замерло непроницаемой холодной маской, он жестким цепким взглядом оглядел входящих женщин, сделал глубокую затяжку и выдохнул вверх клуб дыма.
        — Что ты тут делаешь?  — раздался его мрачный голос.
        Маша в нерешительности остановилась, приняв эти слова на свой счет. Но в тот же момент, Ирина жалобно пискнула, извиняясь, и повернувшись к Марии, зашептала ей на ухо — Оставлю вас наедине, чтобы не мешать. Заеду за тобой примерно через пару часиков, не переживай, предварительно наберу, чтобы не спугнуть. Чувствуй себя… как дома.
        Через секунду ее уже не было, послышался шум заведенного двигателя и шелест шин отъезжающего автомобиля.
        Они молча смотрели друг на друга. Он не предложил ей сесть, вальяжно развалившись в кресле и дымя в лицо. Она с интересом разглядывала человека, который еще год назад был для нее Богом. Не нуждаясь в приглашения, она приблизилась к Денису и села на диван рядом, не сводя с него глаз. Они молчали.
        "Как я раньше не замечала, что он невысокого роста, полноват. За этот год его лицо изменилось, стало жестким, словно вырубленным из камня, губы сейчас сложены с саркастическую надменную усмешку. Раньше он так не улыбался…Прищуренные глаза видавшего виды старика. Пустые и циничные. Это уже не он…"
        — Соскучилась?  — был его первый вопрос.
        Маша поперхнулась от неожиданности, но решила не кривить душой.
        — В общем да. Как ты?
        Денис не соизволил ответить на ее вопрос
        — Доступ к телу, как я понимаю, разрешен?  — продолжал скабрезничать Денис
        Теперь Маша проигнорировала его.
        Денис жестко затушил сигарету в хрустальной пепельнице и встал.
        — Ну, давай отметим встречу, подруга! Виски, коньяк, или ты предпочитаешь русскую?
        Маша отрицательно покачала головой.
        — Как хочешь, я себе налью. А то гляди, распереживаюсь на радостях.
        (Что я здесь делаю??  — кричало ее подсознание)
        Денис вернулся со стаканом, наполненным наполовину крошеным льдом с виски.
        — Ты долго собираешься в предбаннике сидеть? Чувствуй себя как дома, тебе так сказали?
        Пойдем в гостиную
        Устроившись перед огромной плазмой во всю стену, Денис нажал кнопку на пульте, выбрав MTV. Маша подошла к окну и выглянула в сад
        — Разводишь розы… Это была твоя мечта, я помню
        Денис молчал
        — Еще была у тебя мечта построить дом для себя и друзей, которые бы часто навещали вас. Дом ты построил, а друзья приезжают?
        Он продолжал молча разглядывать Машу.
        — Ты почти не изменилась. Точно не похорошела внешне, а вот внутри у тебя появилось то, что мне всегда нравилось в женщинах — стержень. И глаза твои перестали быть овечьими.
        Наше расставание пошло на пользу. У тебя есть мужчина?
        Вопрос застал Машу врасплох. Есть ли у нее мужчина? Может ли она так величать оставленного за несколько тысяч километров Макса?
        — Нет.  — словно стараясь сама в это поверить твердо ответила Маша и погрустнела.
        Денис расплылся в улыбке, которая раньше сводила ее с ума, и протянул руку.
        — Ну что мы время зря теряем? Садись поближе, верная подружка, согрей мое заледеневшее сердце.
        Маша с удивлением прислушивалась к своим ощущением. Тело молчало. Еще несколько месяцев назад она жаждала бы услышать эти слова, вновь погрузиться в медовые глаза и испить забытую страсть… Как все изменилось. Нежные поцелуи Макса, его теплые руки и объятия реанимировали простреленное на вылет, разорванное в клочья сердце, залатали душу, вдохнули новую жизнь. Даже исчезнув, Хранитель продолжал ее защищать.
        Денис, не привыкший к отказам встал и подошел к Маше, продолжая держать в руке стакан с виски, другой по- хозяйски притянул ее к себе.
        — Как мне нравятся неприступные женщины. Ты изменилась, Машуль. В лучшую сторону.
        Маша почувствовала на щеке влажное горячее дыхание, наполненное парами свежего и переработанного с ночи алкоголя. К горлу подкатил рвотный спазм и она, оттолкнув Дениса, отошла в сторону.
        Внезапно его глаза злобно сузились, превратившись в две хищные щелки. Сквозь сжатые в бессилии зубы он процедил
        — Пошла вон отсюда, блаженная щипаная курица!
        (Щипаная курица — это он о моей прическе — невольно подумала Маша, не испытав ни капли огорчения. Точно — похожа на взъерошенную птицу. Бедный!)
        Воспользовавшись моментом, Маша, направилась к выходу.
        Потом о чем-то вспомнила и, повернувшись у самой двери, сказала
        — Странный ты себе дом построил. Одноэтажный, длинный, словно барак.
        Мне казалось раньше, что ты умел мечтать…
        И повернувшись, вышла на улицу.
        На воле снова накрапывал дождь, порывы ветра гнули в вышине верхушки лохматых елей, окруживших плотной стеной коттеджный поселок. Царила абсолютная тишина. Птицы и звери притаились перед ненастьем. Подняв лицо к небу Маша плакала, ее слезы смешивались с каплями дождя, девушка впервые плакала от счастья.
        Свободна!
        Внезапно на ее мокрую щеку опустился и прилип запоздавший маленький листок клена. Она взяла его в руки, и крошка заиграл всеми красками минувшего лета, он — словно обратный билет в сказку был послан ей Черным Лесом.
        Пора возвращаться, Маленькая Птичка!
        Когда не знаешь — как поступить — поступи по ДРУГОМУ.
        Вернувшись на попутке домой, Маша вышла в Интернет, нашла страничку Макса и написала на его стене
        "Спорим, что послезавтра на закате ты не сможешь любоваться розовой Компаниллой? Тебе будет достаточно видеть ее отражение в моих глазах"
        Потом вышла на сайт Аэрофлота и купила себе билет до Венеции.
        …Михаэль, идя по коридору к келье Кристины, считал шаги до того момента, как взглянет в глаза женщины, которую боготворил, которой дышал, ради которой был готов день назад лишить себя жизни. Ничего не изменилось со вчерашнего вчера, или почти ничего. Он боялся увидеть человека, своим молчаливым согласием позволившем совершиться непоправимому. Казнь Регины на городской площади уже назначена на полдень завтрашнего дня. Апелляция в Ватикан была отвергнута Конрадом Справедливым за недостаточностью свидетельств о ее невиновности. Гневный возглас Михаэля воспринят судом как реплика заинтересованного в исходе слушания лица. Показания Кристины, а точнее ее молчаливое потакание немыслимым наветам навсегда лишили Регину надежды на помилование.
        Тем не менее, искренне расстроенный и подавленный произошедшим епископ выполнял ранее обещанное.
        По окончанию судебного процесса, когда растерянную Кристину, бледную, будто сама смерть и приговоренную ведьму увели под усиленной охраной, защищая от обезумевших в предчувствии крови публики, Михаэль получил разрешение забрать любимую и проводить ее в крытую повозку, которая заблаговременно прибыла к потайным воротам судебного совета. Он заставлял себя не думать, кто мог ожидать ее в поданном экипаже, просто исполнял свой долг.
        Стражник со скрежетом отодвинул засов и распахнул перед ним дверь. Михаэль, не входя вовнутрь, стараясь сохранять спокойствие, произнес
        — Кристина. Время пришло. Ты свободна.
        Он опустил глаза в пол, стараясь не смотреть на появившуюся из темноты женщину. Силы были на исходе. Он умолял себя не поддаться в последний момент ее чарам, не взглянуть в голубые, словно небо перед грозой глаза, не почувствовать себя безумно влюбленным мальчишкой.
        — Михаэль,  — голос Кристины дрожал,  — я не могла поступить по-другому. Я знаю, что ты не простишь мне…
        — Ничего не говори, просто следуй за мной. Времени не столь много, чтобы переливать пустое в порожнее.
        Кристина обреченно поникла головой.
        До выхода на задний двор, они шли молча. Кристина, спеша за Михаэлем, несколько раз спотыкалась в темном коридоре, крепко прижимая к себе куклу, но не проронила ни слова, боясь разозлить спутника. Ночной холод заставил ее сжаться от холода. Михаэль по привычке шагнул к ней и укутал потеплее плащом, а потом внезапно поцеловал в лоб. Он дрожал, как осиновый лист, но не от пронизывающего ветра. Он дрожал, прощаясь с жизнью, которая закончится через несколько мгновений, когда его Кристина сядет в повозку и исчезнет навсегда.
        — Слушай меня, Птичка. Чтобы сегодня не случилось, кто бы не нес вину за смерть кормилицы, запомни, ты обязана спасти нашего ребенка. Вот здесь деньги на первое время, как устроишься… Точнее устроитесь, тогда дай мне немедленно знать. Я передам с посланцем еще. Мой ребенок не должен ни в чем нуждаться.
        Голос Михаэля окреп, он продолжил
        — Как бы не был благосклонен к тебе епископ, я не могу доверять ему. Не знаю, почему мой внутренний голос постоянно твердит, что этот человек опасен… Молчи! Не перебивай меня! Он отпустил тебя сегодня, но нет уверенности, что завтра его цели не изменятся.
        Поэтому, доехав до Марцелля, до дома трактирщика, куда сейчас привезет тебя его экипаж, ты не ночуя там, сразу же пересядешь в приготовленную Дитрихом повозку.
        Более не останавливаясь на отдых, гоните лошадей до Базеля. В городе купите новых, наймете нового возничего, денег у тебя достаточно. Лишь добравшись до центра Хельвеции, до города, стоящего на берегу центрального озера, можете дать себе короткое время для отдыха… Потом затеряйся среди альпийских горных селений, куда не дотянется рука всесильного Конрада.
        — Михаэль, а как же ты?  — задала Кристина вопрос, который он боялся услышать более всего.
        Люстиг злобно оскалился, его глаза сверкнули волчьим голодным блеском.
        — А что я? Я богат и свободен! Не беспокойся о моем сердце. Во веки веков его более не тронет любовь к тебе. А эту я вырву с корнем….
        Внезапное эхо несколько раз повторило его пророческие слова, холодный январский ветер подхватил их и сберег навеки вечные…
        Смертельно побледневшая испуганная Кристина содрогнулась от зловещего эхо всем телом и протянув руку к Михаэлю, желая последний раз дотронуться до него, замерла в нерешительности.
        — Прощай!  — прозвучали его последние слова.  — И более не встречайся в моей жизни!
        Девушка, отшатнувшись в сторону, словно от пощечины, сжалась в комок от невыносимой боли. Сдерживая изо всех сил рыдания, отвернулась и поддерживаемая возничим шагнула в тьму повозки, где спустя мгновение исчезла.
        Теплые руки прижали ее полумертвое тело к себе.
        — Любимая… Как долго я ждал тебя…
        Яков, мой милый… хотела сказать Кристина, но ее губы шептали совсем другое.
        Расставшись с Кристиной, Михаэль внезапно почувствовал прилив сил. Словно слова, отозвавшиеся в его сознании эхом, сняли тяжесть с души, открыли путь к новой жизни. Ясной и спокойной. Правильной, разумной, предсказуемой. Желанной.
        Осталось последнее поручение Конрада, и он покинет проклятый город, не дожидаясь завтрашней казни. Он хочет запомнить Регину живой, а не корчащейся в пламени инквизиторского костра под непристойные крики обезумевшей от животной страсти толпы негодяев.
        Епископ подписал указ об освобождении святого отца Иоахима, настоятеля Марцелльской церкви Святого Августина с указанием последнему, немедленно покинуть родной город и отправится с семьей в дальнюю епархию, затерявшуюся на границе с Померанией. На словах он велел передать Иоахиму, что христианское сочувствие и прощение иссякнут, ежели еще раз их жизненные пути пересекутся.
        Михаэль, освободив настоятеля, намеревался немедля ни минуты отправиться с ним в родной город, подальше от преисподние, готовившей раскрыть свои врата с восходом солнца посреди главной площади.
        Иоахим, ожидая следующего слушания церковной комиссии, надеясь на положительное решение его апелляции, посланной в высший совет римской католической церкви, был искренне удивлен прозвучавшему из уст Михаэля решению Его Святейшества. Сотворив благодарственное моление, он упал на колени и трижды перекрестился. Михаэль терпеливо ожидал окончания ритуала. Шагая за молодым человеком по темному коридору, стараясь не отстать от яркого дрожащего пятна горящего факела, Иоахим, не прекращая благословлять Христа, пытался угадать, чье вмешательство смогло повлиять столь скоро на его судьбу.
        До выхода из подземной тюрьмы оставалось несколько шагов, как вдруг темная фигура преградила им путь. Михаэль впереди замер, и угрожающе опустив факел, освятил им невысокого крепкого молодого человека с прозрачными и бессмысленными как у рыбы глазами. Лицо неизвестного издевательски скривилось, руки потянулись к рукояти кинжала.
        — Прочь с дороги, Хассо! Иначе…  — угрожающе начал Михаэль
        — Иначе, что?  — глухой голос перебил его
        — Иначе, я с небывалым удовольствием проткну твое поганое волчье сердце.
        Хассо цинично расхохотался, его рука легла на рукоять кинжала, а глаза плотоядно сверкнули.
        Потеряв на мгновение контроль, подчиняясь долго сдерживаемой злобе и невыносимой жажде крови, Михаэль, вложил всю силу тела в удар ножом, который словно по волшебству оказался в его руке. Лезвие проткнуло камзол Хассо и скрипнув попавшимся ребром, погрузилось до рукоятки в сердце молочного брата.
        Стекленеющие рыбьи глаза укоризненно и удивленно смотрели на Михаэля, надеясь получить ответ на последний вопрос — за что?
        — Это тебе за мать, которую ты сегодня убил. Разве этого не достаточно?  — спокойно ответил Михаэль, с усилием, выдергивая клинок из ненавистного сердца.
        Резкий запах горького миндаля, подогреваемого на углях затуманил его разум, но карканье, почувствовавших пир падальщиков, резкое, оглушительное, вернуло Михаэлю к осознанию произошедшего.
        Иоахим, испуганный до смерти, опустился на колени и неистово молился.
        — Отец, на данный момент — единственный ваш спаситель — стоит перед Вами. Поспешим. Когда будете в безопасности — продолжите свою бессмысленную молитву.
        Не сказав ни слова, испуганный святой отец бросился за исчезающем в коридоре Михаэлем.
        Кровь, оставшаяся на кинжале немедленно впиталась в его костяную рукоять, не оставляя следов.
        Не замечая перемен, начавших происходить с ним, молодой человек, появился во внутреннем дворе суда и нетерпеливым жестом поманил ожидавшую повозку, приказав приблизиться.
        — Не теряйте времени, святой отец! Уезжаем!
        Иоахим, подняв глаза к небу, продолжая возносить благодарственную молитву, шагнул внутрь за Михаэлем и плотно захлопнул за собой дверь экипажа.
        Лежащий на диване Конрад, почувствовав странное жжение в груди, отшатнулся от молодого секретаря, стоящего перед ним на коленях, чью пунцовую щеку покрытую легким юношеским пушком он украдкой ласкал, подписывая принесенные красивым клириком бумаги. Эпископ откинувшись на подушки, закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям… Жжение усиливалось… Вслед за ним в носу неожиданно защипало и давно забытые слезы скопились в углах глаз. Свершилось…
        — Свободен!!!  — его ожившее сердце зашлось от радости.
        Грудь Михаэля внезапно пронзила страшная режущая боль, словно огромный нож погрузился под ребра и вырезал его сердце. Согнувшись в смертной судороге, он упал на пол повозки под ноги испуганного Иоахима и забился в конвульсиях. Священник подскочил к умирающему Михаэлю, и развернул его лицо к свету. Крепко сжатые синие губы, застывшая страдающая маска вместо лица, закатившиеся глаза. Михаэль мучительно стонал, держась рукой за сердце. Постепенно судороги, сотрясающие его тело пошли на убыль. Он внезапно затих в руках Иоахима и обмяк. Святой отец испугано дотронулся до его горла, чтобы прослушать пульс и закричал. Пульса не стало.
        Иоахим опустил безжизненное тело на пол и начал неистово молиться за душу новопреставленного.
        — Святой отец, не рановато ли Вы меня хороните?  — раздался из темноты спокойный голос пришедшего в себя Михаэля. Молодой человек с усилием поднялся и пересел на сидения, отряхивая запылившийся полы камзола.
        Его красивое бледное лицо выделялось в темноте повозки, а широко открытые глаза сверкнули оттенком античного золота.
        Изумленный Иоахим потерял дар речи. Лишь его руки продолжали совершать крестные знамения.
        — Упаси нас от зла….. помоги и избавь нас от злого очарования, творимого нечистивыми, в пагубу нам. Освободи нас от омрачения страстями, из сетей похоти извлеки, огради нас от коварства злых людей и отгони от нас ненавидящего добро, удовлевающего нас диявола, чтобы в мире, покое и тишине прожить нам остаток жизни нашей, благодаря ежедневного Господа Бога. Аминь.
        Михаэль снисходительно ухмыльнулся. Телодвижения глупого священника, его бесполезные слова вызывали в нем раздражение. Но он смог его подавить.
        Утро воскресения января 28 числа выдалось на редкость ясным и морозным. Бескрайнее голубое небо царило над Фрайбургом.
        К центральной площади уже с рассветом стали стягиваться жители города и ближайших окрестностей, чтобы присутствовать на казни знаменитой шварвальдовской ведьмы.
        Ствол свежеспиленной лиственницы установленный напротив здания суда, услужливые стражники заблаговременно обложили охапками с хворостом, предвкушая долгожданное развлечение.
        Ближе к полудню на площади не было места, куда яблоку упасть. Разноперый народ, запрудивший площадь, возбужденно жужжал, пересказывая но нескольку раз сплетни вчерашнего дня о вынесении смертельного приговора страшной колдунье, которая покинула зал суда ни на секунду не раскаиваясь в смертельных грехах. Говорят, что глаза нечестивицы горели адовым пламенем, и стоило ей бросить взгляд на присутствующих в зале, как их охватывали судороги, нескончаемые до вечера. Что же грозит несчастным сегодня, ежели она начнет напоследок колдовать. Чур нас, Чур нас!! Спаси и сохрани нас!!!
        Стращая друг друга, пришедшие с самого утра и занявшие выгодные места зеваки словно гвозди упрямо стояли на заледеневшей за ночь мостовой, отталкивая прибывающих вновь.
        Регина появилась на площади пополудни. На мгновение над гудящим, болезненно возбужденным людским морем воцарилось гробовое молчание, в следующий момент сменившееся восторженными криками, оглушительным залихватским свистом, гнусными улюлюканьями и страшными проклятиями.
        Так люди подавляли свой первобытный страх перед женщиной, гордо вскинувши голову, твердой поступью прошествовавшей к месту казни. Обряженная в нелепый бесформенный балахон грязно желтого цвета, Великая и ужасная ведьма Шварцвальда, смотрела сквозь толпу, не замечая ее. Ее прекрасное лицо было светло и спокойно. Темно карие глаза искрились на ярком полуденном солнце.
        Она не видел ничего вокруг себя, она давно вернулась в прошлое, где любимый подарил ей полнеба. Где она любила и была любима, где оба были свободны. Ее тело послушно подчинялось приказам палача, связавшего руки за шестом. Ее разум отказался подчиниться просьбе появившегося священника покаяться и принять Христа. Какой смысл менять перед уходом Бога? Только он, двуликий Янус, умудрился служить обоим тельцам.
        Регина подняла глаза к открытому окну его кабинета. Она знала, что он стоит недалеко от окна, боясь показаться публике. Он подойдет ближе, лишь когда займется пламя.
        Ее душа дрожала в предчувствии конца. Перед порогом, ведущим в тайну, перед неизбежным превращением. Перед освобождением от уставшего страждущего тела. Душа ее боялась лишь боли.
        И когда вспыхнуло пламя, охватившее пока далекие от нее пучки хвороста, сущность Регины, собрав оставшиеся силы, взмолилась
        — Конрад, останови мое сердце! Убей меня, пока это не сделал огонь. Ради нашей любви, которая еще жива — умоляю, останови его!
        Фиолетовая тень возникла в проеме окна напротив. Никто из зевак не поднял голову, никто не видел эпископа, бледного словно смерть. Никто не видел его умирающих глаз, его дрожащих губ, его рук, судорожно вцепившихся в подоконник. Никто не слышал слов, который вслед за Региной начал повторять он.
        Глаза ликующих глупцов били устремлены на разгорающийся костер, на застывшее тело ведьмы, на лице которой жили лишь губы, творящие последнее колдовство.
        Все видели, как дернулась она в страшной судороге, выгнувшей ее колесом, как конвульсии несколько раз прошлись по телу волной, и пена скопилась в уголке скривившегося от боли рта. Регина упала на колени словно марионетка, отпущенная на волю хозяином, разорвавшем ненужные нити и безжизненно поникла головой. Огонь, подобравшийся ближе, вспыхнул на ее распущенных волосах, превратив их в пылающий факел. И через мгновение, до собравшихся долетел вожделенный запах горящей плоти. Среди двуногих животных, издали похожих на людей, началось безумное пиршество.
        Конрад, обессилев, упал в кресло напротив открытого окна. Белоснежная голубка опустилась на подоконник и начала чистить перышки перед долгим полетом. Сверкая черными бусинками глаз, она радостно и благодарно ворковала.
        Он не сводил с птицы удивленных восхищенных глаз. Она знала, все знала наперед, то, что должно было свершиться. Но риск был огромен. Если бы он не обрел человеческое сердце, то не услышал бы ее мольбу, и не смог избавить от мучений. Она шла на смертельный риск, отдаваясь в его руки, надеясь лишь на чудо. Ее любовь сотворила последнее волшебство. Он вернул себе то, что потерял, отчасти по ее вине.
        Внезапный порыв ветра сорвал с подоконника белоснежную птицу. Призывно крикнув, голубка покружив недолго перед его окном, полетела к долине Рейна, теряясь в лучах полуденного солнца.
        Пришло его время. Конрад, подойдя к столу, вытащил из верхнего ящика небольшую шкатулку из змеевика. Раскрыв ее, он достал золотое кольцо, и сняв оправу с рубином, одел его на безымянный палец правой руки. Ожившие руны сверкнули на солнце угловатым узором.
        — Я готов, любовь моя!
        Не медля ни минуты, человек, носивший имя Конрада Справедливого, епископа Макленбургского, опустился в кресло напротив окна, выходящего на главную площадь, где догорала плоть женщины, которую он всегда любил больше собственной жизни, и закрыв глаза, возносясь в небо мечтой, усилием воли и по милости Темного Бога остановил биение собственного ново обретенного сердца.
        Черный ворон, сидя на подоконнике кабинета епископа, расправив мощные крылья, смотрел на волнующееся под ним пьяное человеческое море. Наивные доверчивые глупцы, безумные овцы, как легко было вами управлять тому господину, чье тело безжизненно сползло на пол с высокого резного кресла. Который когда то был им. Только был, короткий период времени. Впереди его ждет следующее превращение. И новая попытка добиться реванша.
        Пронзительно и восторженно крикнув, ворон сорвался в небо, догоняя исчезнувшую за линией горизонта белоснежную подругу.
        To be continued….
        Виктория, въехав на территорию научно — исследовательского института, припарковалась точно на том же месте, где предпочитала ставить машину ее сестра. Борис Михайлович, наблюдая из окна кабинета за ее маневрами, усмехнулся — непостижимая тайна — дуальное сознание близнецов.
        Лишь последнее время девушки старались не походить друг на друга. Ирина выбирала яркие, кричащие, эпатирующие цвета одежды, она любила привлекать внимание и купаться в восхищении, в громе оваций. Вика наоборот предпочитала притаиться в темную норке, уединиться, в одежде неизменно останавливалась на пастельном верхе и классическом черном низе. Носила преимущественно широкополые шляпы, узкие манто, высокие перчатки. Идеальным завершающим штрихом идола серебряного декаданса, женщины вамп стала бы дымящаяся сигарета с длинным мундштуком, но девушка не курила. Так и сейчас — стройная фигурка, сошедшая с картины Альфонса Мухи, проскользнула мимо вышедших на перекур остолбеневших младших и старших научных сотрудников и скрылась в подъезде. Через мгновение раздался осторожный стук в дверь
        — Дядя Боря, можно?
        Вот еще одно отличие — с раннего детства, после смерти их мамы, повелось, что Вика приняла его ближе, чем сестра. Ирина напротив дистанцировалась и величала его по имени отчеству.
        — Входи, девочка! Я соскучился по тебе,  — Борис Михайлович слегка прикоснулся губами к ее прохладной щеке.  — Садись. Будешь чай с брусничным вареньем?
        Виктория согласилась. Пока крестный колдовал над чайником, собирая определенный состав трав, она обдумывала будущий разговор.
        Деметр имел огромное влияние и авторитет среди тайных, он слыл видящим от Бога, его талант, превосходящий дар Виктории распространялся на мир живых в отличии от нее, работающей с мертвой материей.
        После возвращения из Венеции, это был первый раз, когда они могли обсудить все произошедшее более подробно. До этого их разговор состоялся лишь по телефону, когда Вика немного пришла в себя от пережитого.
        Борис Михайлович поставив на стол ароматный напиток, закрыл дверь в кабинет на ключ, удобно устроился за рабочим столом и приготовился внимательно слушать.
        — Итак, начнем с самого начала, с первых шагов на венецианской земле. С того момента, как ты почувствовала присутствие. Ощущения были знакомыми или имели какую-то особенность?
        — Они отличались и существенно. Зло, что я чувствовала раньше, персонализировалось с носителем, с человеком. Вместе с давлением в горле у меня в голове присутствовали реплики его мыслей. В тот раз, кроме боли в горле и затылке меня ничего не тронуло. Я была словно замкнута в вакуум. Никаких человеческих вибраций не присутствовало.
        — Дальше, когда ты услышала Голос, что-то прибавилось?
        — Нет, в пустой комнате зазвучал безликий голос…
        — Ты сказала, что присутствие… твоего знакомого лишило тебя не только способности слышать приказы Голоса, но и на время полностью блокировало сенситивные ощущения…
        — Да, именно так. Я прошу тебя помочь мне понять — кем был Гай, кто он сейчас?
        Крестный задумался. Она задала тяжелый вопрос, на который найти ответ крайне сложно. Увидеть человека не видя его… Он пытался, пока Вика лежала в больнице, но вектор его сознания упирался в выстроенную непроницаемую стену. Гай был под защитой. Только чьей?
        — Тот факт, что он имеет успех у женщин, неутомим в постели, соблазнителен, может подразумевать симбиоз с примитивным инкубом, но не все так просто. Эти духи не охотятся за артефактами, не пытаются продвинуть сознание на более высокий уровень, они соседствуют, наслаждаясь плотской жизнью. Паразитируют на коренной чакре.
        Если принимать за данность, что твой знакомый не один в теле, то я ставлю на более иерархически развитого духа. Это не бывший мытарь, повесившийся с горя в амбаре, или нимфоман, почивший в борделе от сифилиса, это существо не человеческой расы, скорее из когорты провинившихся ангелов. Если бы знать его имя…
        — Как узнать его?
        — Можно узнать во сне, но сон хрупкая и опасная субстанция, можно увязнуть и возможно как и твой знакомый вытащить на свет другого паразита. В астрале двойник твоего знакомого имеет во сто крат больше власти, чем в реальности. Но попытаться все же можно. Для начала мы с тобой научимся управлять своими снами, я стану твоим поводырем, а когда ты окрепнешь и сможешь самостоятельно сновидеть, мы сможем вместе нащупать ходы к нему… Если ты конечно этого хочешь…
        — Да, я хочу знать, с кем провела лучшую ночь в своей жизни. И почему меня не покидает ощущение, что знаю его вечность…
        Борис Михайлович тяжело вздохнул. Наташа, рано ушедшая мать девочек, оказалась права, когда просила его стать их опорой.
        Береги Иришку от самонадеянности, она может совершить много глупостей, но вряд ли причинит вред окружающим. Ей бы стать детским врачом или психологом, она читает лица, но не видит души.
        Берегись Виктории, она тихим сапом сведет с ума, медленным шагом доведет до пропасти, в которую ты сам прыгнешь или свалится она. Никто не знает глубины ее знания, которое может обратиться против нее самой. За такой силой всегда охотятся. Не спускай с нее глаз.
        Легко сказать, не спускай глаз с женщины, которая свободно передвигается по миру и в данный момент сгорает от любви к полу-демону.
        — Дядя Боря, а что ты думаешь о кольце, что он столь ревностно охраняет? Может ли история, рассказанная им о его происхождении быть правдой?
        — А как ты сама считаешь? Почему нет? Легенды и реальность тесно переплелись в нашей жизни.
        Скорее всего, кольцо — его оберег, оно сдерживает подселившуюся сущность. Есть легенда о кузнеце колдуне Регине, который ковал такие обереги для древних скандинавских воинов — берсерков, усмирявших их тотемных волков.
        Подселение, скорее всего, произошло по обоюдному согласию. Иначе бы столь опытный маг, который нейтрализовал на время твою собственную силу, давно избавился бы от непрошенного гостя. Значит — они нужны друг другу, но мне не понятно с какой целью… Увы, это можно понять, лишь вновь начав с ним общаться…
        Виктория задумчиво молчала. Голос говорившего крестного стих. В ее опущенных глазах туманилась влага, уголки губ дрожали.
        …." Это любовная история бедной девушки и богатого дворянина, начавшаяся в средние века в затерянной среди Шварцвальда лесной деревушке на фоне разгорающейся охоты на ведьм…"
        — Что ты намерена делать, девочка? Только не предпринимай ничего рискованного, не посовещавшись со мной…, - обеспокоено спросил крестный, заметив перемену.
        — Да, конечно… - ответила девушка с отсутствующим взглядом
        Приняв решение, она допила последний глоток чая и аккуратно поставила фарфоровую чашку на стол.
        Встала, ее серо — зеленые глаза искрились, на до толе бледных щеках заиграл румянец, движении стали порывистыми.
        — Ты что-то задумала, шалунья?  — удивлено спросил Борис Михайлович.
        Девушка широко улыбнулась
        — Прощай, дядя Боря. Мне пора…Боюсь, я задержалась не несколько сотен лет…
        И не дожидаясь ответа, вышла из кабинета, оставив крестного в полном замешательстве.
        Он выглянул в окно, провожая точеную фигурку взглядом, потом привычно закрыл глаза, сканируя ее ауру, и испуганно вскрикнул. На золотисто- голубом свечении оболочки, словно рваная рана зияла зигзагообразная черная полоса от следа ледяного когтя неизвестного существа, пометившего свою жертву.
        Странная греза, точная реплика минувшего дня настигла спящую Машу. Она вновь стоит у самой кромки черной воды Гранд Канале, на нижней ступеньки лестницы, ведущей от дверей собора Санта Мария дела Салюте и ждет Макса. Купив билет на самолет, вернувший ее в сказку, она не позаботилась о ночевке, полностью доверившись судьбе. Поступила ПО ДРУГОМУ. Ее друг обязательно появится и позаботится о ней. В этом мире именно такие правила. Переехав на островную часть города, она немедля ни минуты, воспользовавшись услугами ваппорето, вышла у подножия величественного собора. Солнце медленно катилось к закату, окрасив горизонт золотыми бликами. Маша, затаив от восторга дыхание, наслаждалась видом, открывающимся на залитую его прощальными лучами площадь перед кружевным дворцом, на восточные купола Собора Святого Петра и вознесшуюся ввысь колокольню.
        Девушка спустилась к самой кромке воды, вдохнула свежесть морского бриза, пронизанного солнечным светом и наполненного радостными криками чаек.
        Внезапно холодный порыв ноябрьского ветра приподнял фалды длинного бархатного плаща, пробираясь ледяными пальцами между шнурками украшенного вышивкой корсета, под платье. Маша с удивлением разглядывает свой странный наряд, ощупывая дрожащими руками тело, голову, волосы. Невероятно, ее короткую ассиметричную стрижку грандж сменили длинные золотистые локоны, сколотые на затылке костяным гребнем с летящей изумрудной птичкой.
        Мимо нее, плавно и бесшумно словно призраки, скользят по зеркальным водам бесчисленные изящные гондолы, на корме которых сладкоголосые певцы затягивают балладу о вечной любви, пережившей века. Во сне Маша, не зная итальянского, понимает каждое слово.
        И вот закатные лучи окрасили Компаниллу Святого Марка в золотисто — розовый цвет. Город начал неизбежно погружаться в лиловые сумерки. Время пришло.
        — Кристина!  — слышит она за спиной долгожданный голос и оборачивается.
        Ловко перепрыгивая через ступеньки, к ней спускается Яков, радостно раскрывший объятия.
        Во сне Маша не удивляется, что Макс совершенно здоров. Его больная нога более не причиняет ему неудобств. Ее так же не удивляет странный внешний вид Якова. На его лице не осталось ни одного шрама от ожогов. Белоснежный костюм Пьеро, приподнятая на лоб полумаска. Глаза, обведенные черной тушью со стилизованной печальной слезой, светятся от радости. Скоро карнавал, ей самой пора позаботиться о новом образе. Маска Коломбины ждет ее!
        Прижавшись к груди Макса, Маша вновь с наслаждением вдыхает аромат теплого медового молока, а Кристина запах выбеленных холстов и масляных красок, исходящие от волнистых волос, упавших Якову на щеки. Она смотрит в его наполненные слезами глаза и смеется.
        — Маленькая Птичка, ну-ка встань лицом к площади. Неужели я действительно увижу в твоих глазах розовую Компаниллу?
        Маша снова смеется и прячет счастливое лицо на его груди. Безвременье настигает ее.
        Яков достает из бокового кармана костюма Пьеро небольшой предмет и протягивает Кристине.
        Она с удивлением узнает выточенного из дерева ангела, широко раскинувшего крылья, и в недоумении поднимает на любимого глаза.
        — Перед тем, как покинуть Фрайбург, я тайно посетил Иоахима, моего духовного отца. Еще не зная, что будет помилован, священник передал обещанного тебе давным давно, еще в Марцелле ангела. Правда, с небольшим поручением. Внутри него существует тайник, куда Иоахим вложил прощальное письмо к родной сестре. Вот здесь, смотри.
        Макс, подцепив ногтем основание деревянной фигурки, вытащил из него небольшую щепочку и вытряхнул на ладонь сложенную в четверо записку.
        — В этом грустном письме уже нет смысла, отец Иоахим спасен, пусть теперь его трогательное прощание плывет по воле волн,  — сказал Яков и бросил пергамент в канал., - держи ангелочка, и не забудь, что в нем можно спрятать какую- нибудь очень важную вещь… очень важную…
        Резанувший слух истошный крик чайки вытолкнул Машу из волшебного сна. Открыв глаза, она несколько минут лежала, глядя в потолок, постепенно возвращаясь в реальность, вспоминая минувший день. Яркая вспышка заставила ее повернуть голову на бок, и счастливо улыбнуться.
        Макс бессовестно воспользовавшись половиной ее подушки, тихо посапывал, наслаждаясь утренней грезой. Его нежные губы, вернувшие ее вчера в сказку, улыбались во сне.
        — О Боже!  — прошептала Маша.  — Значит, это все, правда…
        Стараясь не шуметь, она осторожно приподнялась с кровати и подошла к узорчатому окну. Стая крикливых птиц кружилась над маленькой площадью перед отелем Анастасия. Двое детей, стоящих у круглого колодца, кормили птиц хлебными крошками, подкидывая их вверх.
        Маша дотронулась руками оконной рамы и прильнула щекой к его прохладному стеклу. Среди разноцветных крыш домов сияло ясное голубое небо, раскинувшееся без конца и края над Светлейшей Венецией, отраженное в бесчисленных каналах, словно кровеносная система прорезавших город…
        Наступило утро новой жизни.
        — На тебя удачно упал свет, любовь моя!  — послышался голос проснувшегося Макса. Он лежал на кровати, подложив под голову локоть, и счастливо улыбался.
        — И как обычно мне не хватает камеры, чтобы запечатлеть на века твой ускользающий образ…
        Маша, отвернувшись от окна, направилась к нему.
        — Милый, у нас в запасе целая жизнь. И я проведу ее рядом с тобой. И ты вновь напишешь мой портрет…
        Странный сегодня день. Абсолютного покоя и абсолютного знания. Сверхъестественной чистоты и ясности. Лупящий по ветровому стеклу дождь не мешает думать. Думать о собственной непригодности, не значимости, о бессмысленности существования. Именно существования, не жизни. Потому что жизни давно нет. Она скользнула фоном, красивой декорацией, не дав сыграть в ней главную роль. Он все время рассчитывал, что завтра, послезавтра станет ее хозяином, но она воспользовалась им как заштатным статистом. Она его поимела…
        Обе женщины оставили его практически в один и тот же день. Одна, которую боготворил, другая, которой пренебрег. Славно у них получилось. Видимо, он заслужил. Или скорее они заслужили стать счастливыми.
        Она сказала, что его дом похож на барак… Он смеялся до слез после ее ухода… Всю жизнь бежал из барака, но от судьбы не уйдешь, построил еще один, украсил розами и решил, что избавился!
        Нет, он все тот же напуганный, одинокий мальчик, наигравшийся жизнью одной и позволивший другой превратить свою собственную в садомазохистский цирк. Не любил не одну, греясь у очага каждой.
        Можно взглянуть на себя в зеркало и увидеть истинное лицо человека, готовящегося подохнуть в полном одиночестве. Так важно, чтобы кто- то держал тебя за руку…
        Все чего боялся, свершилось. Правда, зачем ждать старости?
        Выбор есть всегда….
        Дождь — верный спутник, плакал за него, разучившегося это делать. Как хорошо, когда в твоей груди бьется беспристрастное расчетливое сердце, прохладное и надежное. Оно не подводит в опасный момент. Не дает сбоев…
        Денис приближался к садовому — строительному рынку, где его измученный мозг на время отвлечется на поиск новых черенков и рассады.
        Над воротами склада кружила с пронзительными криками огромная воронья стая, облюбовавшая стихийную свалку, организованную нерадивыми продавцами прямо у входа.
        Начиная с последнего поворота до рынка, вдоль шоссе растянулись маленькими группками таджики, ищущие временного заработка. Денис брезгливо скривил губы, он презирал перебивающихся копеечными доходами, пропахших потом, сальными тельниками и дошираком чернорабочих.
        Мужчина вдавил педаль газ в пол, чтобы быстрее миновать попрошаек, с надеждой смотрящих на его джип.
        Неизвестно откуда проникший в салон запах печенного на углях миндаля, невольно напомнил ему о детстве, о новогодних подарках под елкой, о маме, которая всегда была с ним в этот день. Ставшие оглушительными крики кружившихся над дорогой ворон отвлекли внимание.
        В последний момент яркий красно- желтый мяч выскочил на дорогу перед приближающейся на большой скорости машиной, и следом за ним, спасая единственную игрушку неуклюже бросился смуглый мальчуган, одетый в куртку на вырост и огромные хлюпающие по лужам резиновые сапоги.
        Денис принял решение мгновенно, он резко вывернул руль на мокрой дороге и, закрыв глаза, полетел в кювет, пьянея от восторга.
        Свободен!  — ликовало забившееся сердце.
        Выбор есть всегда.
        Женщина прошла регистрацию на рейс Шереметьево, Москва — Марко Поло, Венеция. Сдав многочисленный багаж, направилась в салоны Дьюти фри в поисках особого аромата. Аромата отложенного на долгий срок желания, жажды, граничащей с болью. Нашла и не теряя времени после расчета вскрыла упаковку.
        По прилету ее ожидал дворецкий в щегольском камзоле с перламутровыми эполетами. Женщина присвистнула от удивления — вот это да! Сколько пафоса! Но отель Даниэли, точнее Палаццо Дандоло заслужил право позерствовать.
        Катер отеля доставил ее к рецепции. Номер, забронированный за месяц вперед, распахнул перед ней двери, открыв прекрасный вид на лагуну и остров Джедукка. Портье доставил оставленный по прилету багаж. Женщина, налив в бокал охлажденное во льду розовое ламбруско, кинула на дно ягоду малины. Вышла на небольшой балкон отеля и отпив глоток, коснулась пальцами шипящего напитка. Несколько капель упали на мраморный пол — Viva Venezia! Я вернулась.
        Открыв один из чемоданов, бережно достала роскошное платье с высоким острым воротником, костюм Белой Королевы. Наполовину закрывающая лицо маска, расписанная серебром и усеянная кристаллами Сваровски, взглянула на нее пустыми глазницами, приглашая прикоснуться к долгожданной тайне.
        Да, я готова,  — прошептала женщина и блаженно закрыла глаза, глубоко вдохнув прохладный морской бриз.
        Глаза Древнего устало смотрели на качающийся на волнах город. Он помнил его начало, он видел его конец. Все предсказуемо. Все предначертано и только ждет своего часа.
        Глаза мужчины, сидящего на стрелке острова Сан Джорджио Маджоре внимательно следили за площадью, заполняющуюся людьми, надеясь уловить алый всполох знакомого костюма. Его Величество Карнавал вновь оживал. Возрождался после каждой зимы как бессмертный Феникс, даря радость, безрассудство, полет мечты и бесконечной фантазии. Очередную Тайну и…несбыточную надежду.
        Ежегодный бал Серениссима проводимый во дворце Папафава вновь взорвал город торжеством красок, пышностью диковинных костюмов и загадочностью масок.
        Она узнала бы Его из тысячи, из миллиона незнакомых обличий, ведь она шла к нему издалека, через время по путеводной нити, оставленной ледяным росчерком на теле.
        Он стоял в окружении восторженных красавиц в полумасках, по очереди кокетливо открывающих лица в надежде на его благосклонность…
        Женщина в белом легонько коснулась кисти незнакомца, которая вздрогнула от ее прикосновения, блеснув в пламени свечей золотым кольцом.
        — Позволь мне снять его сегодня ночью — прошептала она, нежно прижавшись губами к мочке уха мужчины, и в следующий момент уже затерялась в толпе масок, оставив после себя легкий флер греха и желания, смешанного с предвкушением боли.
        Мужчина, закутанный в черный атласный плащ в позолоченной бауте слегка приподнял уголки рта и облегченно вздохнув, прошептал вслед сладкому аромату
        — Ты заставила себя ждать…
        To be continued………
        06 ноября 2010
        Мюнхен, Бавария.